Текст книги "Незримые старцы"

Спор об имени Божием. Отступление

В декабре 1912 года имябожники провели здесь собор, на котором были анафематствованы архиепископ Антоний Волынский и все, не принявшие нового учения. Между прочим, в списке «хулителей имени Божия Иисус», который сохранился до наших дней, значится будущий преподобный старец Силуан. Известен случай, кстати, как двое имябожников преследовали отца Силуана с целью убить его. Тому, с Божией помощью, удалось скрыться в лесу. Это так, штрих. Но он убедительно говорит о вспыхнувшем тогда возбуждении. Даже разгорячении – в прямом смысле слова. Некоторые из прельщенных монахов (как впоследствии – известный Порфирий Иванов) ходили босиком по снегу и гордились этим. Разгорячение было революционным по своему накалу. В канун революции в России грядущие события были как бы отрепетированы в русской обители.

Я не способен разобрать глубинную суть противоречий того страшного спора. Тем более – обе стороны приводили в свою пользу высказывания высоких духовных авторитетов. Но могу сказать то, что мне ясно. Истина – не там, где революционный стиль, попытки убийств и истерика.

Много позже, в 1960 году, в опустевшем скиту разрешили поселиться грекам – братии из двадцати пяти иконописцев. Вдруг они сорвались с места, прошли через весь Афон, штурмом захватили небольшой монастырь Каракалл и заперли ворота. Ни на какие переговоры не шли – словно дух противления вселился. Для «военных действий» властям пришлось набрать монахов, служивших прежде в армии. С зависших над обителью вертолётов они спустились на верёвках и отбили монастырь. Странная история… Да про Афон ли она? Про Афон!

Впервые я оказался на Новой Фиваиде, когда там подвизалась братия отца Рафаила. Трудно мы туда добирались!

…На пароме, идущем вдоль берегов Афона, нам в очередной раз сказали «охи-охи» – причалить к пристани Новой Фиваиды не разрешается. Теперь от сербской арсаны Иванница предстоит идти берегом моря. А это – часа четыре. Поначалу вроде бы ничего – приятный, ровный берег, покрытый галькой. Идём быстро, на душе тихо и светло. Вскоре начинаются все более крупные валуны и, наконец, мы упираемся в первую небольшую скалу. Обойти вброд? Длинная палка, предусмотрительно взятая с собой, уходит, не достигнув дна. Глубоко уже у самого берега. Да ещё волны. С фотоаппаратурой не переплывём. Надо лезть вверх. Тропинка здесь, видимо, была, но недавние ливни размыли её полностью. Чем выше забираешься на скалу (снизу она казалась такой маленькой!), тем опаснее скользят под ногами мелкие камушки. Не дай Бог – покатиться с этой кручи!

Потом подобные скалы пришлось преодолевать ещё три раза. Последняя оказалась самой серьёзной. Поднимаемся все выше и выше, а мало-мальски удобного спуска к морю не видно. Мелькают раздраженные мысли: у нас дома дети, куда мы лезем! Здесь же шею себе свернуть можно! Запросто! Наконец, так и не найдя подходящего места, решаемся спускаться наудачу. Сначала сползаем, потом – все быстрее и быстрее – скатываемся вниз. Буквально врезаемся в густые заросли. Ныряем в темное, прохладное и сырое пространство. Мелькает мысль: в этих джунглях змей, наверное, полно! Склон по-прежнему крутой. Но наше движение вниз тормозят необычайно прочные лианы. Они усыпаны шипами. Как колючая проволока. Рубим их ножами. Зато здесь хоть можно хвататься руками за стволы деревьев и кусты. Наконец впереди – просвет. Уже видим голубое пятно морской воды, слышим шум прибоя! Всё! Выскакиваем на солнечный берег… Боже мой! На кого мы похожи! Одежда потрёпана, руки, щёки в крови – расцарапаны колючками! Скорее в воду! Раздеваемся и – о, блаженство! – оказываемся в ласкающей водной стихии.

При выходе из моря – ещё один сюрприз. Сумка моего друга расстёгнута и пуста. Дорогостоящие профессиональные фотообъективы высыпались где-то по дороге. Видимо, во время одного из наших скальных восхождений. Кошмар! Поднимаемся на поиски не без тревоги: неужели это произошло на одной из предыдущих скал и нам придется туда возвращаться! Слава Богу, находим оптику поблизости. Она выпала из растерзанной лианами сумки и чудесным образом застряла на крутом склоне. Остаток пути уже не приносит никаких приключений.

От обновлённой пристани, рядом с которой – четырёхэтажное, хорошо сохранившееся здание, построенное, видимо, в начале XX века, идём вверх. Человеческая рука только недавно начала усмирять здесь буйную растительность. Прямо на мощёной дорожке – свежие пни от огромных одеревеневших кактусов. Наконец, усталые, доходим до цели.

Главный храм обители стоит без крыши, зияет пустыми окнами. А когда-то и отсюда плыл русский малиновый звон. После того, как Новая Фиваида опустела, все колокола вывезли. Теперь они в Салониках, в храме св. Димитрия Солунского. Поднимаемся ещё чуть выше в гору. Вдоль дороги – заросшие джунглями остовы единообразных добротных келий, которыми наделялись здесь не имеющие крова монахи. Видно, что всё строилось по единому плану. Сохранились остатки декоративной растительности. Рядом с келиями – огромные, едва ли не в человеческий рост растения, напоминающие алоэ. А, может, это алоэ и есть?

Ещё выше – гигантское подземное водохранилище со сложнейшей системой задвижек, коммуникаций. Этих бетонных сооружений время как будто и не коснулось – с таким запасом прочности всё делалось. На рубеже XIX – XX веков строили здесь по последнему слову тогдашней техники.

Заходим в Троицкий храм, где кирпичи, того и гляди, посыплются на голову с купола. Но наше внимание сразу привлекает другое. Обилие пентаграмм, рассыпанных по росписям. Странное изображение тельца с пятачком свиньи и крыльями – словно гигантская летучая мышь нарисована. Видя моё недоумение, отец Рафаил коротко говорит: «каменщики» в своё время постарались.

Выходишь из этих руин на солнышко, и глаз радуется. Красота! Курорт! Относительно ровный рельеф, леса. Скит и создавался как место, где на покое могли бы пожить старые монахи, а также бесприютные сиромахи. Кроме того, земля здесь плодородная. В голодные времена Второй мировой и гражданской войн в Греции на скитских огородах кормилось множество народа из соседних с Афоном селений. Благо, что Новая Фиваида находится недалеко от святогорской границы.

«Но при всём этом, – рассказывает отец Рафаил, – странное ощущение какого-то постороннего присутствия было у нас здесь с самого начала. Вдруг днем – какой-то рык. Мы – в недоумении. Потом пугающие звуки – ночью. Вроде зверей на Афоне, могущих издавать такое рычание, не водится…

Наступала одна из первых наших «фиваидских» ночей. Я попытался кое-как запереть хлипкую дверь своей кельи: примотал проволокой ручку к скобе, прибитой к косяку. Средь ночи слышу какое-то пыхтение под дверью. Она скрипит, видно кто-то сильно надавливает на нее. Плотно замотанная проволока постепенно разъезжается. Начинаю читать: «Да воскреснет Бог»… Но атака продолжается. Вот-вот, сейчас распахнется дверь. Охватывает неописуемый ужас: а-аа! – вырывается у меня крик, – отец Рафаил показывает своим тоненьким голоском, как кричал тогда. – Тут же слышу топот ног по коридору. Голоса наших. Отпираю дверь. Они, взволнованные, вопросительно смотрят на меня.

– Никого не видели?

Отвечают: Нет!

Может быть, пытался ворваться какой-то недобрый человек, которого мы потревожили в этих развалинах? Но выход из коридора один – и братия не могла бы с ним разминуться». (1).

Отец Рафаил, аввочка, как ласково называют его послушники, считает, что в давние времена, когда Афон был центром языческих культов, где-то здесь находился престол князя бесовского. Вот в чем ответ на все возникающие недоумения.

Когда в очередной раз мы увиделись с отцом Рафаилом, теперь уже в урочище Трех Братьев, я вспомнил эту историю.

«– Да, таких случаев было на Новой Фиваиде немало, – говорит батюшка. – Как-то ночью раздался рык. Звуки мощных ударов. В углу печка, и кто-то снаружи выбивает из неё кирпичи. И вот в отверстие я уже вижу свирепые глаза, клыки тигра. Еще немного, и он разрушит печку совсем, прорвётся внутрь. Я понимаю, что тигры здесь не водятся, и что это зверь духовный.

Читаю «Да воскреснет Бог», включаю свет и вижу: печка цела, ни одного кирпича из неё не упало».

«– Батюшка, а вы знаете, что ваша догадка относительно престола князя бесовского оказалась верна. Цитирую епископа Порфирия (Успенского): «Вся эта сторона весьма лесиста. От хребта названного Зига стелются к морю многие горные отроги, и между ними глубятся юдоли, более—менее широкие. В устье первой юдоли стояла хозяйственная келья Хилендарского монастыря: юдоль эту мне назвали Гади. Ежели это название древне-Еллинское, то, надобно полагать, что тут стояло капище, посвященное подземному божку Аду, или Аиду, судье усопших, которому Еллины воздавали божеское почтение».

Да, похоже, что присутствие на Святой Горе таких капищ и порождает иногда необычные случаи, которые я объединяю темой «неожиданный Афон».

Скуфья как шапка-невидимка

Однако вернёмся к нагим старцам. Вот рассказ о молодом монахе отце Серафиме: «Когда он услышал о подвижниках, живущих на вершине горы Афон, в нём загорелось непреодолимое желание подражать им. Он испросил благословение отца Неофита вступить в его общину (в Новом Скиту – Ю.В.), принять монашество, а затем отправиться подвизаться высоко на гору Афон. Отец Неофит, увидев в нем смирение и благоговение, принял его, однако не постригал пять лет, приуготовляя его духовно таким образом, чтобы никто так и не узнал о священной цели юноши. Юноша же, в свою очередь, избегал встреч даже с отцами скита. Когда он прошел свое духовное обучение, старец постриг его в монахи с именем Серафим и дал ему благословение подвизаться высоко на Афоне, чтобы никого не видеть.

Однажды, спустя три года, он пришел в каливу святого Димитрия.., и поведал отцам об искушениях, с которыми столкнулся вначале, когда бесы постоянно угрожали ему. Однажды ночью, например, они отбросили от входа в его пещеру лист железа, который служил ему защитой от сильного ветра и дождя. Отец Серафим не только не смутился, но, улыбаясь, сказал бесам: «Бог да простит вас – это вы хорошо сделали, потому что этим железом я только испортил вид пещеры».

В следующий раз монах Серафим появился через пять лет. Тогда отец Неофит дал ему дароносицу со Святыми Дарами. Удалившись вновь на вершину Афона, он больше уже никогда не появлялся». [43, с. 61, 62]. Может быть, его забрало к себе загадочное братство?

Но – горе тому, кто переоценил свои силы в этой борьбе. Вот какой случай описывает лаврский монах Власий: «Эта местность – Афон, Антиафон, Скит Ямы, вплоть до Апфасалийской башни – ненаселен, безлюден из-за своей дикости… Поскольку в других частях Горы служатся литургии и бывает освящение воды, а путешествующие по горе монахи и миряне часто молятся, бесы не находят себе покоя и уходят в эти непроходимые места и оттуда ведут духовную войну против своих лютых врагов – монахов…

В 1984 году рясофорный послушник Дамаскин из скита святой Анны пожелал стать схимником, но так, чтобы его старец-восприемник разрешил бы ему поститься и подвизаться на горе Афон. Восприемники, согласные принять ответственность за его душу, нашлись, но они не хотели отпускать его одного, тем более так далеко от них, поскольку он мог впасть в прелесть или с ним могло что-то случиться по зависти бесовской. Тогда Дамаскин решил уйти на Афон так, как был, рясофором, чтобы в одиночестве наслаждаться молитвой и постом. Так желал безмолвия сей приснопамятный! Спустя много дней по его отшествии из скита святой Анны иностранные туристы нашли его мертвым в непроходимой местности рядом с тропинкой, ведущей от церкви Богородицы к вершине Афона…

Все эти загадочные смерти случились не только по естественным причинам – из-за того, что человек поскользнулся, случился обвал, от невнимательности и т.д., но они имеют и таинственные духовные причины – действо бесовское, зависть и злобу противников человеков…». [8, с. 164—166].

Но откуда ревность такая? Откуда мужество? Наверное, от понимания того, что сказал старец Иосиф Ватопедский: монах виновен, если не стяжал святость…

Кто всем сердцем чувствует это, тому на помощь приходит благодать. И в исключительных случаях она даже превращает монашескую скуфью в шапку-невидимку.

«Я знаю только четверых…»

Про тайных афонских подвижников писал и врач Великой лавры отец Афанасий (Камбанос); его тексты опубликованы в журнале «Святогорская библиотека», который издавался на Афоне с 1930-го по 1938 год. Местом их обитания автор называл обширные, малонаселенные и покрытые густым лесом, пространства между скитами Малая святая Анна и Глоссия. Немногие, кто сподобились видеть этих пустынников, описывают их как благолепных, почти лишенных плоти аскетов, совершенно обнаженных, но сияющих одеянием Божественной благодати. Подтверждая истинность напечатанного в журнале, отец Афанасий сослался на свидетельство старца Антония из Святого Петра, который пришел в лавру, чтобы выполнить поручение, данное ему этими невидимыми подвижниками: «Пойди и скажи лаврскому врачу, что он скоро заболеет и умрёт и поэтому должен приготовиться».

И действительно, пишет в своем «Святогорском патерике» отец Андрей, «спустя короткий промежуток времени отец Афанасий занемог и без какой-либо тяжкой болезни уснул вечным сном, обнародовав перед кончиной сведения о том, что существуют и странствуют в пустынях Афона эти святые аскеты – во славу Божию и для душевной пользы насельников Святой Горы»». [64, с. 263, 264].

Недавно была сделана поразившая меня видеозапись. Ученик геронты Паисия иеромонах Афанасий Симонопетрис рассказывает, как пришел однажды на келью Честного Креста с тем же самым вопросом – о незримых старцах.

«Отец Паисий был один. Я очень обрадовался этому. Была Великая Пятница, 1978 года.

– Геронда, давно хотел спросить: существуют ли нагие старцы?

Он взял меня за левую руку, как он это обычно делал, а другую руку положил мне на спину. Прострелил взглядом и спросил: «А ты, блаженная душа, что об этом думаешь?»

– Если Святой Дух благословил им быть в старину, почему им не быть теперь?

– Если тебя спросят, то говори, что они существуют…

– Рассказывали, как в Святой Анне видели двенадцать «невидимых» нагих старцев, в Малой Анне говорили, что их девять.

– Нет, их не двенадцать и не девять, а их семеро отшельников. Ну, ладно, давай, иди. Аде-аде, иди-ка отсюда…

– А где они?

– Они скитаются возле вершины Горы.

– А как они поддерживают свое число?

– Когда кто-то из них умирает, они знают, где находится подходящий человек, способный выдержать суровую аскезу, и призывают его пополнить их число.

– Кто-то их видел?

– Они имеют особый дар от Бога и молитву такую, что их никто не видит. Они могут быть рядом с тобой, но ты их не увидишь. Поэтому их называют невидимые. Это не аллегория… Но, все – уходи!

– А что они едят зимой?

– Если они совершенно нагие зимой, без одежды, то что за проблема им пропитаться чем-то?! Ладно, иди – иди, всё уже!

Следы босых ног на снегу. Отступление

Свойства человеческой плоти и ее физические потребности изменяются под воздействием благодати. На сей счёт в книге монаха Иосифа Дионисиатиса «Старец Арсений Пещерник, сподвижник старца Иосифа Исихаста» есть интересные воспоминания. «Как-то ночью, – рассказывает старец Арсений, – из Святой Анны мы босые пошли по снегу к своей каливе. Как только отцы скита увидели следы, тотчас ударили в колокола кириакона. Поскольку не было никакого праздника, скитяне прибежали в храм узнать, что случилось и почему звонили в колокола. Тогда какой-то монах говорит им:

– Наконец-то мы нашли нагих подвижников. Вот их следы. Пойдемте по их стопам, чтобы узнать, где они живут.

Они поднялись и пришли к нашей пещере. Повелительным тоном спрашивают нас:

– Где скрылись нагие подвижники?)

Отец Арсений со своей добродушной простотой ответил им:

«– Какие нагие подвижники?

– Вот они дошли до этого места, вот следы их ног!

– Эх, отцы, это мы прошли. Здесь нет никаких нагих.

– Да это не вы! Здесь есть нагие подвижники!

И действительно, это было совершенно невероятно, потому что, как известно, ноги на холодном снегу неизбежно будут обморожены. Но двое подвижников, один верой в Бога, а другой послушанием Старцу, жили превыше законов естества».

Этот рассказ можно было бы считать просто описанием любопытного недоразумения, если бы не сам факт святой веры агиоритов в существование нагих подвижников.

– Нет, еще один вопрос… – взмолился отец Афанасий.

– Эх, благословенный, что за любопытство такое? Бог не желает их явить миру…

– Я не уйду, пока вы не скажите что-то поточнее…

– Хорошо… Вот тайна. Я знаю только четверых… Каждые пять лет я вижу одного из них, отца Серафима и мы беседуем… Он приходит сюда как раз в это время, на Пасху… А ты где? (Он наклонился немного вперед, как бы к кому-то присутствующему). Где ты, блаженный мой?

И, обращаясь к отцу Афанасию:

– Ты не так уж сильно удивляйся обнажённым аскетам.

– Почему, отче?

– Потому что на Святой Горе существует состояние большей святости.

– Насколько большей?

– Хочешь, я скажу тебе сейчас? Но ты сойдешь с ума и, если пойдешь в Симонопетра, попадёшь в невралогическую клинику Салоник. Приходи перед моей смертью, и я тебе открою больше о них…

Я пришел за месяц до его смерти, в день, когда ему стали давать кислород, и мы не смогли побеседовать о старцах. Может, он рассказал о них кому-то другому? Или Бог не захотел, чтобы они объявились»? – так завершает свой рассказ о. Афанасий.

Явленный Старец

Кажется, по мере того как одежда отшельника рвётся, душа всё сильнее освобождается от уз плоти и соединяется с Богом. Нагие старцы обнажаются как бы во образ избавления от грубой плотскости, от «кожаных риз». Во образ избавления от одеяния смертности, которым Господь покрыл падшее человеческое естество.

Сам старец Паисий писал, как заблудившись по дороге к скиту Святой Анны, он встретил отшельника, лицо которого буквально сияло: на вид лет семидесяти, на нем был подрясник из материала, похожего на парусину или брезент, весь выцветший и изорванный. Видимо, он немало лет не имел контактов с человеческим миром, но не настолько давно, чтобы одежда на нём полностью истлела. Дыры в этом одеянии зашпилены острыми щепками. На его шее висела толстая цепь, державшая на уровне груди шкатулку. В ней, по-видимому, находилась какая-то святыня!

Прежде чем я успел задать вопрос, отшельник сказал:

– Дитя мое, эта дорога не ведёт к Святой Анне, – и показал мне другую тропинку.

Внешний вид его был как у святого!

– Где ты живешь, старче, – спросил я пустынника.

– Там где-то, – показал он рукой на вершину Афона…

Конечно, тут дело не в поиске тропинки. Само явление святого старца – немногословное и чудесное наставление на путь истинный.

Судя по словам геронды Паисия, сей удивительный отшельник повстречался ему именно тогда, когда он искал духовного наставления. В своих поисках молодой монах так долго ходил неприметными тропами, что сбился со счету – какой сегодня день. На этот вопрос анахорет ответил ему, достав из своей сумки палочки с зарубками.

Старец вспоминал ещё и о таком эпизоде: «Я сидел здесь, где сейчас стоят пни, и беседовал с паломниками. В то время пришел какой-то монах и, чтобы меня не перебивать и не показываться людям, сел на склоне и стал ждать. Когда народ ушёл, и я остался один, он подошёл ко мне и обнял меня. Я его тоже обнял, и мы обменялись целованием о Господе. Я увидел, что лицо его осветилось, и понял, что этот брат имеет благодать. Тогда он говорит мне: „Отец Паисий, я очень голоден. Я хожу по пещерам и занят только молитвой. Ничего другого не делаю. Иногда захожу в монастыри и беру немного еды, немного хлеба. Однако сейчас я голоден. Я уже много дней не ел и прошу тебя дать мне что-нибудь“. Я приготовил ему то, что у меня было под рукой. Когда он поел, мы поговорили о его жизни, и я понял, что он достиг великих высот в умной молитве». Старец Паисий заключил: «Есть некоторые монахи, которых не видно. Никто их не знает…»

В жизнеописании самого Старца есть такой эпизод. Сидит он на обочине тропинки и беседует с одним паломником. К ним приближается большая группа, которая явно направляется к келье старца, – и что же? Все проходят буквально в двух местрах, не замечая сидящих. Собеседник отца Паисия свидетельствует, что в тот момент они были незримы для остальных. Старец сказал даже паломнику, чтобы тот перестал шептать – из опасения, что их услышат, подойдут и помешают довести разговор до конца. Тот стал говорить нормальным голосом, но идущие не только не увидели, но и не услышали их.

Один паломник свидетельствует: «В феврале 1979 года я посетил старца Паисия в каливе Честного Креста. Калитка во двор была открыта. Я кричал, кричал, стоя за калиткой, но никакого ответа не получил. Было восемь часов утра, и я остался ждать. Вдруг я увидел старца Паисия прямо перед собой и очень растерялся. «Я был здесь, Георгий», – тихо сказал он мне. Потом я рассказал двум духовникам о том, как он ко мне явился, и они объяснили мне: «Он был перед тобою и появился, когда захотел сам».

Другой паломник рассказывает нечто подобное. Не застав Старца, он уже хотел уходить, хотя очень нуждался в совете. Отошел от кельи и в нерешительности стоял на берегу водного потока. «Вдруг прямо над ухом я услышал: „Елевферий!“ Я обернулся и увидел Старца в трех метрах от себя. У меня волосы поднялись дыбом, ведь я был на берегу абсолютно один, не слышал ни шагов, ни звуков – совершенно ничего – и не заметил никакого движения». [30, с.545].

Видимо, и геронта обладал таким удивительным даром, но редко пользовался им. Господь открыл его для утешения людям. Сделал ЯВНЫМ старцем. Явленным миру.

Его можно было бы назвать и вернувшимся. Возвратившимся для человечества из того молитвенно-вневременного пространства, о котором среди других писал и схиархимандрит Софроний (Сахаров): «Для Старца Силуана было особенно характерно молиться за умерших, томящихся во аде, но он молился также и за живых и за грядущих». Он свидетельствует, что молитва преподобного выходила за пределы времени. Она была в вечности, которая является как бы всегда настоящим; прошлым настоящего и будущим настоящего. В молитве, когда подвижник бывает восхищен в иное пространство, то по возвращении он с удивлением видит, сколько много времени прошло, пока его «не было». Так человек на время становится вечным. [50, c. 197, 204]. Из этой вечности и приходит всё «необычное»: сверхчеловеческие силы аскетов, данная им власть над пространством и способность заглянуть в «будущее настоящего». Бог весть, но, когда перед тобой стоит монах, а ты его не видишь, возможно, в это время он и находится в вечности?

Отсюда проистекает светлое понимание «апокалиптических времён»: «Падший мир стремительно утрачивает связь с вечностью и через это лишается своих жизненных сил. Ведь жизнь пребывает в вечности. Немощные обретают силы в единстве с нею… Когда Церковь достигнет полноты своего роста, установленного волею Божией, внешний мир, истощив свои жизненные силы, умрёт, и Церковь явится тогда в своей вечной славе Царствием Божиим». [32, с. 260].

Благодатные лучи

Вершина, вершина! Видимо, те лучи, которые исходят от нее на старинной гравюре, – не просто образ.

Итак, предание связывает незримых старцев с афонским пиком. Именно туда, получив повеление от Матери Божией, направил свои стопы и святой Максим Кавсокаливит. Дважды – босой, с молитвой, вопреки страхованиям со стороны мириадов демонов, которые собирались у него на пути чуть ли не со всей Вселенной, – поднимался он на вершину. И, наконец, получил от Матери Божией хлеб, вкушение которого тут же наполнило его сердце бурным кипением умной молитвы. «Потому, просветившись, он своими просветленными очами видел в облачное и тёмное ночное время так же хорошо, как будто сияло яркое солнце. И, подобно, крылатому орлу, он часто летал телом по воздуху». [35, с. 82, 85].

Не от них ли, от этих семи, принявших ангельский образ, пришло откровение, которое посетило и будущего геронту Иосифа Исихаста?!