Текст книги "Великие тайны океанов. Атлантический океан. Индийский океан"

Понадобился бы целый том, чтобы вспомнить обо всех воздушных покорителях Атлантики и о тех, кто погиб, предпринимая эту попытку и унеся свою тайну в пучину вод. Первый экипаж, который пролетел над этим океаном с востока на запад, состоял из трех человек, один из которых знал, что обречен на скорую смерть от рака. Его звали Гюнтер фон Гунефельд – чопорный человек в монокле. Он был очень богат и финансировал полет. Два пилота-штурмана: капитан Коль, начальник службы ночных полетов «Люфтганзы», и ирландец Джеймс Фицморис. Их одномоторный «юнкерс» с двигателем мощностью 350 лошадиных сил стартовал из Балдоннела (Ирландия) 12 апреля 1928 года. Взлет оказался трудным, но сам полет прошел без серьезных происшествий. Джеймс Фицморис, провозглашенный «героем Ирландии», был торжественно награжден президентом Ирландской республики. Барон фон Гунефельд некоторое время спустя умер в немецком госпитале, где ему сделали рискованную операцию.

Чествование Линдберга в Париже. 1927

16 июня 1929 года распространилась новость, что три француза взлетели из Олд-Орчарда, неподалеку от Бостона, на моноплане «Бернар» с двигателем «Испано-сюиза» и пересекли Северную Атлантику. После двух вынужденных посадок в Испании и в Мимизане (Ланды) они сели в Бурже.

Перед этим самолет совершил полет в Америку – тайно, небольшими этапами, потому что ему не дали разрешения на трансатлантический перелет из Франции. Самолет назывался «Канарейка» и был окрашен в желтый цвет. Трех новоявленных героев звали Ассолан, Лефевр и Лотти.

Французские авиаторы Морис Беллонт и Дьёдонне Кост. 1929

Менее чем через месяц после приземления «Канарейки» стало известно, что 13 июля в 9:30 утра с аэродрома Бурже вылетели два других французских авиатора – Кост и Беллонт. Они направились в Нью-Йорк на самолете фирмы «Бреге» с двигателем «Испано-сюиза». Их самолет назывался «Знак вопроса». В первых сообщениях, отправленных с борта, летящего над океаном, повторялось примерно одно и то же: «Все идет хорошо». Потом в 18:15 поступило сообщение: «Мы возвращаемся в Бурже». «Знак вопроса» попал в полосу встречных ветров необычайной силы. Остатки бензина не позволяли добраться до Нью-Йорка.

– Я хочу совершить наш полет в нормальных условиях, – сказал Кост после приземления в Бурже. – Буду ждать благоприятной метеосводки. Мы будем ждать сколько понадобится.

Люди говорили: «Он прав». Французы еще помнили об исчезновении «Белой птицы» Нунжессера и Коли, а Кост внушал доверие. Тридцать восемь лет, монбланец, он героически сражался в авиации во время Первой мировой войны. А главное – сумел осенью 1927 года вместе с капитан-лейтенантом Лебри совершить беспосадочный полет в Южную Америку, вылетев из Сен-Луи (Сенегал) и приземлившись в Натале (Бразилия). И сделал это на самолете, названном «Нунжессер и Коли», наплевав на предрассудки.

После неудачи первой попытки полета над Северной Атлантикой Кост поменял двигатель, поставив мотор мощностью в 780 лошадиных сил. Топливный бак на 5200 литров бензина обеспечивал дальность полета в 9 тысяч километров, то есть почти вдвое больше, чем расстояние от Парижа до Нью-Йорка. Дважды в день осторожный пилот осведомлялся о метеопрогнозах. 31 июля 1930 года он перегнал «Знак вопроса» в Бурже. Атлантика радовала хорошей погодой, но небо над Францией было закрыто облаками. Кост и Беллонт взлетели 1 сентября на рассвете.

Радиосвязь между самолетом и Парижем была постоянной благодаря кораблям, которые служили промежуточными станциями. На заре 2 сентября стало известно, что «Знак вопроса» летит к юго-востоку от Ньюфаундленда, потом к югу от территории Сен-Пьер-и-Микелон. В 12:30 позывные прекратились, связь оборвалась. Во Франции пытались сохранять спокойствие, основываясь на сообщениях американских береговых станций, которые уверяли, что якобы замечали «Знак вопроса», но сообщения были противоречивыми и недостоверными. Вновь появился призрак «Белой птицы», навевавший тоскливые предчувствия. Наконец красный самолет безошибочно опознали в 250 километрах от Нью-Йорка. Его сопровождали семь американских самолетов.

Открытка с изображением перелета Коста и Беллонта на самолете «Знак вопроса». 1930

Толпа в Париже запрудила площадь Согласия. В 23:30 громкоговорители объявили: установлена прямая телефонная связь с американским аэродромом «Кертис». В те времена подобное сообщение было просто сенсационным. В странной тишине, воцарившейся на площади, из громкоговорителей доносился возрастающий шум на американском аэродроме. И вдруг рев двигателя, крики, вопли радости. Потом послышались голоса Коста и Беллонта, которые обращались к своим соотечественникам на расстоянии в 5 тысяч километров. Затем зазвучала «Марсельеза», подхваченная сотнями голосов на «Кертисе» и тысячами голосов на площади Согласия.

В 1927 году апофеоз Линдберга до предела разогрел авиационный энтузиазм в Соединенных Штатах. Богатая американка, супруга высокопоставленного британского чиновника из Министерства авиации, решила, что станет первой женщиной, которая пересечет Атлантику. Ничего не сказав родным, миссис Гест приобрела трехмоторный «фоккер», наняла пилота и механика и начала подготовку. Родные, узнав о ее замыслах, категорически воспротивились, так что от полета ей пришлось отказаться.

– Но, – сказала она, – при одном условии: мой «фоккер» перелетит через Атлантику, а на борту будет женщина, американка. Я поговорю с Патнемом.

Самолет «Знак вопроса» в Бостоне. 1930

Джордж Палмер Патнем был издателем. Убедив Линдберга описать свои «ощущения», он уже подготовил договор для миссис Гест, «первой женщины, которая померится силами с Атлантикой». Когда, отказавшись, она попросила найти ей замену, его осенила идея:

– Я как-то обедал у друзей, где была девушка, увлеченная авиацией. Она – настоящий двойник Линдберга.

Высокая и худенькая, короткая стрижка, серо-голубые глаза. Амелия Эрхарт действительно до странности напоминала героя перелета Нью-Йорк – Париж в женском варианте. Она родилась в Канзасе 24 июля 1897 года. В 1917 году стала медсестрой в военном госпитале, начала учиться на подготовительных медицинских курсах в Нью-Йорке, потом забросила учебу, чтобы стать социальным работником. Как и Линдберг, Амелия увлекалась авиационными представлениями. Как и он, она из простой зрительницы стала их участницей. Ей исполнилось двадцать три года, когда она впервые пилотировала самолет. Через год она побила рекорд высоты, поднявшись выше 4600 метров.

Амелия Эрхарт с энтузиазмом восприняла идею пересечь Атлантику на борту «фоккера» миссис Гест и, не читая, подписала все рекламные контракты, которые предложил ей Джордж Патнем. Когда она поняла, что вопрос о пилотировании самолета ею самою не стоит, что ее просто отправят пассажиром, она взъярилась, но было слишком поздно, чтобы отказываться. Самолет миссис Гест, который вел Штульц и на борту которого также находились механик Гордон и пассажирка Амелия Эрхарт, взлетел с Ньюфаундленда, без всяких происшествий пересек Атлантику и приземлился в Берри-Порте 18 июня 1928 года.

– Я путешествовала, как мешок картофеля, – заявила Амелия.

Однако все, забыв о пилоте, смотрели только на пассажирку, которой радио, газеты и кино сулили золотые горы.

Амелия Эрхарт с мужем Джорджем Патнемом. 1931

Но сначала надо было исполнить контракты Патнема. Расположившись в доме издателя, Амелия написала «Двадцать часов сорок минут», рассказ о «своем полете», и посвятила его миссис Патнем. Она еще не знала, что издатель уже затеял бракоразводный процесс, чтобы предложить Амелии стать его женой.

Реклама сигарет с изображением Амелии Эрхарт

Амелия согласилась на брак, который многие называли фиктивным, но поставила свои условия: она продолжит летать, а муж будет ей во всем помогать. Так Джордж Палмер Патнем – он любил, чтобы его называли Дж. П., – стал менеджером своей жены. На специальных облегченных чемоданах авиапассажиров красовались этикетки «Амелия Эрхарт». Производители сигарет печатали виньетки, на которых изображали звезду авиации в спортивной одежде и с сигаретой в зубах (известно, что она не курила). Но Амелия желала доказать, что она не просто рекламная кукла, – и установила новый рекорд высоты для женщин, поднявшись на 6 тысяч метров. 20 мая 1932 года она вылетела в одиночку – наконец-то – с Ньюфаундленда в Европу на борту красного моноплана «Локхид Вега».

Амелия Эрхарт в кабине аэроплана «Стирман-Хэммонд». 1936

В полете ее сопровождали громы и молнии. Когда лед слишком утяжелял крылья, Амелия спускалась, едва не касаясь пены волн. Самым трудным было сохранить равновесие самолета. «Мне казалось, что меня посадили в банку, куда постоянно лили воду, и что я сражаюсь со слонами». Она очень редко летала ночью, и ее пугало пламя, вырывающееся из выхлопных труб, поблекшее с зарей. «Наставший день только обострил мои страхи. Я с удовольствием наблюдала, как океан стал розовым, потом светло-синим. Но слабый дневной свет заставлял мое сердце сжиматься. Я заметила на крыле следы подтеков бензина. Ручеек вблизи выхлопной трубы. Пламени я уже не видела, но знала, что оно никуда не исчезло. Я спрашивала себя, чем все это закончится…» Это закончилось в Ирландии. Париж – истинная цель полета – оказался недосягаем для «локхида»: кончилось горючее.

«Вдруг я увидела поле. На нем паслись коровы. Я принялась летать над полем. Испуганные коровы бросались в разные стороны. Боже, повторяла я себе, если одна из них сломает ногу, то при приземлении меня встретит фермер с ружьем!»

Самолет приземлился, коровы перестали носиться по полю, а фермер только спросил:

– Откуда вы прилетели?

– Из Америки.

Он удалился, пожав плечами. Другие фермеры проявили больше любопытства, а две старые девы, хотя и шокированные одеянием иностранки в бриджах, оказали гостеприимство и угостили традиционной чашечкой чая.

Амелия Эрхарт у самолета «Локхид Электра», на котором она бесследно исчезла в 1937 г., совершая перелет над Тихим океаном. 1937

Телеграмма, которую Амелии удалось отправить в тот же день в газету «Нью-Йорк таймс», финансировавшую полет, имела неожиданные последствия. Утром коровий луг превратился в настоящий аэродром. Специальные корреспонденты английских газет прилетели на множестве самолетов. Но это было лишь начало. В Париже новую звезду водили с банкета на банкет. Художница-модельер Жанна Ланвен подарила ей роскошные вечерние платья. Сенат устроил в честь ее празднество. Единственное, чего она не дождалась, как, впрочем, Олкок и Браун, так это упоминания в «Ларуссе».

Жан Мермоз. 1930-е

В Белом доме президент Гувер ждал Амелию Эрхарт на обед – первый случай в истории Соединенных Штатов. Крест за заслуги в воздухоплавании впервые украсил женскую грудь.

А Амелия уже думала о другом океане – океане, который станет ее могилой.

– Моя работа – почта. Я – почтарь. Пересечение Атлантического океана не может быть только спортивным достижением. Должна летать почта.

Человек, произнесший эти слова, был французским летчиком, уже известным в Бразилии. Его звали Жан Мермоз. Бывший превосходный военный летчик, потом пилот авиалинии «Латекоера», Мермоз открыл вместе с Гийоме линию Рио-де-Жанейро – Сантьяго (Чили), проходившую над опасной горной цепью Анд. Потерпев аварию и упав в этих горах, он выжил благодаря нечеловеческому мужеству и занялся организацией воздушной почты в Южной Америке. Как и другие, Мермоз мечтал о полете Париж – Нью-Йорк, но так и не сумел получить нужный самолет. Пришлось довольствоваться почтой.

– Теперь мы должны обеспечить еженедельные почтовые рейсы между Сенегалом и Бразилией.

12 мая 1930 года он вылетел из Сен-Луи (Сенегал) на борту гидросамолета «Лате-28», названном «Граф де ла Во». Вместе с ним в полет отправились штурман Дабри и радист Жимье. «Граф де ла Во» встретился с «черным котлом» – скоплением грозовых туч в виде отвесной скалы высотой 5 тысяч метров: непроглядная тьма, прошиваемая зигзагами молний.

– Гидросамолет никогда не поднимется на такую высоту. Надо обойти препятствие снизу.

Этот проход под «черным котлом», почти у самой воды, в полной темноте, разрываемой молниями, под проливным дождем, был в равной мере и воздушным, и морским достижением. Авиаторы сидели, обнаженные по пояс, и с тоской прислушивались к чиханию затапливаемого двигателя. Океан походил на гигантскую чернильницу.

Мермозу удалось выбраться из-под «черного котла», не коснувшись его. Самолет вынырнул в залитое лунным светом пространство над серебристыми просторами. 3173 километра пути были преодолены за 21 час. Рекорд дальности полета по прямой для гидросамолета был побит. И мешки с почтой пересекли Южную Атлантику.

Менее чем через месяц Мермоз снова сел за штурвал, чтобы выполнить обратный полет. Тяжело нагруженный гидросамолет, низко сидевший в неудачно ориентированном водном потоке – это была бразильская река Потенжи, – отказался взлетать. Он не взлетел после шестнадцати попыток в этот день и двенадцати на следующий. Мермоз снял часть груза, отвел самолет на другую водную поверхность, с другой ориентировкой, в 50 километрах от Натала. Но изменился ветер, и самолет вновь оказался неправильно ориентированным. После пятидесяти двух попыток Мермозу удалось оторвать его от воды.

– Почту доставим.

Южную Атлантику штормило, шел сильный дождь с градом, но все это было не столь опасно, как бесчинства погоды в предыдущем полете. Радист поддерживал постоянный контакт с кораблями. На полпути ветровое стекло залепили жирные капли.

– Избыток масла.

Это была течь. В 500 километрах от Дакара масляный индикатор стоял на нуле, двигатель перегревался. Мермоз посадил «Графа де ла Во» около «Фокеи» – судна, которое следовало по тому же маршруту. Пересадка на борт корабля была долгой и опасной из-за состояния моря. Под ударами громадных волн гидросамолет затонул.

Почта была доставлена, но о том, чтобы рисковать самолетом в каждом полете, не могло быть и речи.

– Опыт показывает, – сказал Мермоз, – что гидросамолет, севший на бурное море, столь же уязвим, как и обычный самолет. Поскольку обычные самолеты с тем же грузом взлетают легче, то их и надо использовать.

Открытка с изображением самолета Жана Мермоза «Южный Крест». 1920-е

В 1933 году «Радуга», деревянный трехмоторный самолет, творение тридцатилетнего инженера Рене Кузине, был поставлен на обслуживание линии почтовой связи вместе с конкурирующим гидросамолетом «Южный Крест». В 1934 и 1935 годах эти два самолета выполнили 47 рейсов. Южная Атлантика была не только покорена, но и стала территорией коммерческих полетов.

Мермоз, назначенный генеральным инспектором «Эр Франс», не мог устоять перед соблазном изредка сесть за штурвал одного из этих почтовых самолетов. Так он и поступил 7 декабря 1936 года, когда пилотировал «Южный Крест» в направлении Бразилии. Полеты давно уже стали рутинными. На полпути с борта гидросамолета поступило короткое сообщение: «Отключаем задний правый двигатель». И больше ничего. Никогда. Самолеты и корабли тщетно бороздили Атлантику. В первый и последний раз почта не дошла по назначению.

В 1928 году в Веллингтоне (Новая Зеландия) хрупкая девушка девятнадцати лет повторяла фортепианные экзерсисы в гостиной. Внезапно она вскочила, захлопнула ноты.

– Я топчусь на месте, – заявила она отцу. – Я никогда ничего не добьюсь, если не отправлюсь учиться в Лондон. Только там можно найти хороших учителей.

Мистер Баттен был богат, дочь вертела им как хотела, а он желал сделать из нее великую музыкантшу. Несмотря на боль разлуки, он отпустил Джин и три года посылал ей деньги в Лондон, чтобы оплачивать гонорары профессорам. Но Джин не встречалась ни с какими преподавателями музыки. Она фанатично полюбила авиацию. Отцовские деньги шли на уроки пилотирования. Она даже купила небольшой туристский самолет.

– Я вернусь домой только на самолете, – говорила она друзьям. – Женский перелет Англия – Новая Зеландия наделает шуму. Но у меня нет денег. Надо искать мецената.

В 1934 году она встретилась с лордом Уэйкфилдом, которого очаровала так же, как в свое время очаровывала отца. Лорд финансировал полет. Джин Баттен вылетела из Англии в мае и приземлилась в Порт-Дарвине, проделав путешествие за 14 дней и 22 часа. Австралийские газеты превратили ее в звезду: «Наша прелестная Джин против континентов и океанов». Джин вернулась в Англию и купила самолет «Чайка-Персиваль» с двигателем мощностью в 220 лошадиных сил.

– Перелечу Южную Атлантику без посадки.

Ей было двадцать пять лет. Она серьезно относилась к перелету и готовилась не один месяц. Она вылетела из Лондона 11 ноября 1935 года в шесть часов утра, пролетела над Францией и Испанией и приземлилась к Касабланке, где позволила себе несколько часов сна, и вновь взлетела.

Женщина-авиатор Джин Баттен у самолета. 1934

2 сентября: Сен-Луи (Сенегал). «Здесь меня встретила ужасная погода. Французские военные были очень любезны». Они окружили заботой хрупкую девушку-летчицу, которая выглядела моложе своих лет: «Почти ребенок».

– Поспешим, я вылетаю через два часа.

– Глубокая ночь! Это безумие!

– Вовсе нет. Поменяйте свечи и масло. Я полечу.

Она так и сделала – не без проблем. Маленький самолет с трудом оторвался от покрытой лужами взлетно-посадочной полосы. Он покружился над деревьями, словно в нерешительности. Потом резко рванул в сторону моря.

«Там я ощутила ужас, поскольку всегда думала, что отправлюсь в полет в хорошую погоду, в ночь, сверкающую звездами. Я считала, что Южный Крест имеет форму креста». Ночь вовсе не выдалась прекрасной. Ни одной звезды на небе, а в нескольких кабельтовых от берега на самолет обрушился дождь. На подходе к «черному котлу» дождь превратился в ливень, из-за магнитной бури компас сошел с ума. Буря, час затишья и снова буря. Джин удерживает самолетик среди разъяренной стихии только с помощью худеньких рук – и юной необоримой воли. 13 часов 15 минут после взлета. Она садится в Натале. Когда техники, обслуживающие аэродром, подбежали к самолету, она уже спрыгнула на землю. Похлопывая по корпусу самолета, она припевала:

– Славная лошадка! Лошадка моя!

Женщина-авиатор Мариз Бастье. 1930-е

Первая женщина, которая пересекла Южную Атлантику, побила все мужские рекорды, в том числе и достижение Джима Моллисона, установленное всего два года назад. 30 декабря 1936 года француженка Мариз Бастье довела этот рекорд до 12 часов 5 минут. Главы международных аэроклубов отныне убрали свои хронометры и перестали регистрировать воздушные достижения над Северной и Южной Атлантикой. Рекордов больше не будет, они ушли в прошлое, осталась регулярная связь. Океан, который бороздили больше всего, который исследовали больше всего, который использовали больше всего, стал океаном, над которым больше всего летают. Эти водные просторы всегда играли важную роль в истории человека.

Глава восьмая
Погибшие в пучине

Некоторые цифры поражают воображение. Еще недавно примерно 30 тысяч человек ежегодно погибали в спасательных плавучих средствах, не считая тех, кто не выживал в самих кораблекрушениях. По крайней мере, такие данные считались достоверными в 60-е годы. Похоже, статистика жертв не ведется для каждого океана отдельно, но, очевидно, Атлантика, где самое оживленное судоходство, занимает высокое, если не первое место.

Наиболее давнее кораблекрушение, о котором есть упоминания в анналах французского мореходства, произошло в 1119 году. Погибло судно «Бланш Неф». Ни один человек не спасся. Очевидно, что наибольшее количество кораблекрушений приходится на годы войн. Описать или хотя бы упомянуть все морские бедствия – задача невыполнимая. Читатели этой книги знают, что мы хотим прежде всего поведать о людях, рискнувших испытать свою судьбу на море, и о сопряженных с этим опасностях. Но огромное число морских катастроф, случившихся за многие века, нам неизвестно.

Что касается свидетельств спасшихся, то лишь с XVIII века они становятся достаточно обстоятельными, чтобы воссоздать картину бедствия. В большинстве случаев свидетельства тех эпох весьма драматичны. Мы вспомним о нескольких кораблекрушениях, в которых общим знаменателем были страх, голод, жажда, сменяющие друг друга надежда и отчаяние.

Капитан Филип Энтин в деталях поведал о трагедии своего шлюпа (одномачтовый парусник) грузоподъемностью 80 тонн. Шлюп «Бетси», командование которым он принял на Барбадосе, владении англичан на Антильских островах, отплыл 1 августа 1756 года в Суринам (Нидерландская Гвиана) с довольно тяжелым грузом, включавшим лошадей. На борту находилось тринадцать человек, моряки и пассажиры.

Питер Брейгель Старший. Три каравеллы в надвигающемся шторме. Ок. 1561–1565

Ночью 4 августа поднялся ветер и, как часто бывает в этих местах, быстро усилился. Маленький парусник выбросило на рифы. Девять человек, спавшие в гамаках, погибли сразу. «Бетси» перевернулась и увлекла за собой шлюпку. Удалось спастись лишь капитану, его первому помощнику Уильямсу и двум морякам, которые цеплялись за потерпевшее крушение судно и «взывали к Небесам». Лошади попытались плыть, но волны бросали их на рифы. Слышалось их печальное ржание. Более ловкая собака капитана колотила по воде четырьмя лапами среди погибающих людей.

Уильям Миллер. Кораблекрушение. 1875

Наступил день, и люди увидели шлюпку, которая сорвалась с судна. Четыре оставшихся в живых человека сумели поймать ее и влезть внутрь, подобрав собаку. Обломок рангоутного дерева послужил рулевым веслом. С помощью ножа матрос Джон Каммингс отделил несколько досок от бортов шлюпки, грубо обтесал, изготовив подобие мачты и рей. Его штаны и рубашка пошли на крохотный самодельный парус. Лучше, чем ничего.

Рядом плавал ящик. Люди знали, что в нем провизия и бутылки с лимонадом. Увы, маленькая шлюпка не сумела подойти к ящику, и тот уплыл. День разгорался. Первые лучи солнца осветили золотистые шарики – плясавшие на волнах луковицы. Люди подобрали тринадцать штук. Суша находилась не менее чем в 50 милях.

На второй день съели лук, но не было воды, чтобы утолить жажду. Под жгучим солнцем кожа быстро покраснела и покрылась волдырями. На третий день жажда стала невыносимой.

– Зарежем собаку, – предложил Каммингс.

Взгляд бедного животного до последней минуты светился доверием. Моряки утолили жажду кровью, не испытывая угрызений совести. На четвертый день ветер вновь посвежел и лодка едва не перевернулась. Около полудня Уильямс закричал:

– Шлюп! Шлюп, вон там!

Шлюп вскоре подошел так близко, что Энтин узнал его: он шел с Барбадоса и им командовал один из его друзей, капитан Саути. Каммингс и второй матрос Симпсон разглядели знакомых на палубе. Люди обрадовались, замахали руками. Но, по-видимому, шлюпка была неразличима среди волн и в ярких блестках солнца. Шлюп удалился.

– Бог нас наказывает, – прошептал Каммингс.

Он вспомнил глаза собаки, сначала ласковые, потом умоляющие. Он отвернулся от товарищей по несчастью, пережевывая мясо бедного животного, переложенное луковыми кружками.

На следующее утро стухшее мясо пришлось выбросить. Тогда Уильямс предложил:

– Отрежьте кусок моей ягодицы. Я от этого не умру, а мы сможем продержаться.

Каммингс даже не нашел слов, чтобы отказаться от чудовищной жертвы, Симпсон отрицательно покачал головой, а капитан возмутился. Пошел дождь, наступила ночь. Раскрыв рот, люди ловили капли пресной воды. Попытались собрать воду, отжимая самодельный парус, но он уже пропитался солью, и рассол был солонее морской воды. Именно ее матросы решились пить, сначала понемногу, а затем уже не могли оторваться. Двое суток они провели в бреду, потом умерли. Потерпи они еще несколько часов – и надежда, быть может, излечила бы их от безумия: показался берег.

Капитан Энтин и его первый помощник собрались с последними силами, чтобы выполнить решающий маневр. Пробыв девять суток в море, они добрались до суши. Это был остров Тобаго. Им оказали помощь карибские туземцы. Несколько недель заботливого ухода – и Энтин смог вернуться на родину. В Англии он написал рассказ о кораблекрушении, который завершался следующими словами: «Я наконец могу вновь заняться своим делом, но здоровье мое пошатнулось, а желудок совсем плох».

17 июня 1816 года. Жан Дюруа де Шомарэ считал, что жизнь прекрасна. Ему исполнилось пятьдесят лет, и его назначили капитаном фрегата, одного из лучших кораблей французского флота. Справедливое вознаграждение, полагал он, за двадцать пять лет верной службы монархии. Капитан-лейтенант, в 1791 году он эмигрировал. Участвуя в Киберонской экспедиции, попал в плен к «синим» (революционерам-республиканцам), но сумел бежать. Людовик XVIII вернул его на море, присвоив звание капитана первого ранга.

Первым заданием было отвезти в Сенегал, возвращенный Франции, нового губернатора Шмальца и экспедиционный корпус, которым командовал Пуансиньон. Для перевозки фрегату были приданы и другие суда: корвет «Эхо», габара «Лаура» и бриг «Аргус».

Гюстав Доре. Шторм. Иллюстрация к поэме Колриджа «Старый моряк». 1850-е

Единственной тенью, омрачавшей хорошее настроение капитана Шомарэ, был состав экспедиционного корпуса.

– Это, – говорил он, – сборище иностранцев, негров и французских каторжников, – короче, висельники.

Он совсем не думал о том, что за двадцать пять лет бездействия мог подрастерять опыт мореплавателя. Море было спокойным, ветер попутным. «Медуза», отплывшая с острова Иль-д’Экс, имела на борту 450 пассажиров обоего пола. Она возглавляла конвой, немного опережая более медленные суда отряда. Миновав испанский мыс Финистерре, «Медуза» потеряла их из виду. Вдруг раздался крик: «Человек за бортом!» Это был юнга. Пришлось разворачиваться, возвращаться, заниматься поисками – тщетно. Показались паруса, «Медузу» нагнал корвет «Эхо». Путь продолжили вместе, миновали мыс Кабо-Бланко. Предположительно они оказались вблизи отмели Банк-д’Арген. Шомарэ приказал проводить замер глубин. Капитан корвета «Эхо» сигналами предложил изменить курс и повернуть к западу. Но «Медуза» продолжала идти на юг. Наступила ночь, и «Эхо» исчез из виду.

Замеры глубин на «Медузе» проводились каждые два часа. 2 июля небо было чистым, стояла привычная тропическая жара. Около 15 часов вахтенный лейтенант Нодэ прокричал результат последнего замера: «Восемнадцать саженей!» Шомарэ приказал стать по ветру и подобрать паруса. «Медуза» не успела выполнить маневр и села на мель.

Море было неспокойным. Чтобы корабль не накренился, Шомарэ отдает приказ подпереть его с помощью двух мощных деревянных брусов. Потом вызвал боцмана:

– Сбросьте за борт лишний груз. Пушки.

Пушек было девятнадцать, и они были бесполезным грузом. Но их нельзя было сбросить через борт без риска повредить обшивку. Пришлось признать очевидное: «Медузу» невозможно снять с мели. Оставалось единственное решение – эвакуация.

Четыреста человек, в том числе женщины и дети. И только шесть шлюпок, из которых две – легкие лодки.

– Надо построить плот.

Человек, предложивший это, – Шмальц, губернатор Сенегала, пассажир. В это время произошло событие, невиданное в анналах французского флота: капитан Шомарэ сложил с себя полномочия. Он уже не хочет ничем командовать. Он снимает с себя всю ответственность. Губернатор Шмальц рисует чертеж плота. И следит за поспешным его строительством. Используются мачты, реи и тросы «Медузы» – короче говоря, все подручные средства.

Люди готовы признать власть нового начальника. Увы, после окончания строительства плота Шмальц не занимает на нем места. Вместе с семьей и слугами он садится в самую большую шлюпку. В других шлюпках размещаются в беспорядке чиновники, их слуги, Пуансиньон, Шомарэ и несколько младших офицеров. Женщины и дети садятся в легкие лодки. Плот – 20 метров в длину, 7 метров в ширину – уже на плаву. Когда солдаты сообразили, что им придется сесть на плот, они возмутились, схватились за оружие.

– Вы не понимаете, – крикнул им губернатор Шмальц. – Шлюпки и лодки поведут плот на буксире. Вы будете в безопасности.

После двух часов маневров, споров, перебранок, ругани – раздался даже выстрел, но он никому не причинил вреда – плавучие средства выстроились в цепочку, связанную тросами, на передних шлюпках подняли паруса, и они потащили за собой плот. Тот идет, погрузившись в воду на целый метр, поскольку никто не догадался установить под него пустые бочонки, помогающие держать его на плаву. Семнадцать человек, увидев, как мало плот пригоден для плавания, предпочли остаться на борту «Медузы».

Утром 5 июля море совершенно успокоилось, но стих и ветер. Вереница еле-еле движется. Между первой шлюпкой, где находится губернатор, и второй, с капитаном Шомарэ, проводятся своеобразные переговоры. На шлюпках приходят к выводу, что лучше всего придерживаться формулировки «Каждый за себя, и Бог за всех». Другими словами, люди, сидящие в первых двух шлюпках, обрубают тросы, которые связывали их с остальными шлюпками и плотом. Этот остаток конвоя, лишившись лучших парусов, практически застыл на месте.

– Если бы мы не тащили за собой этот плот…

В конце концов все тросы были обрублены. Плот оставили в руках Провидения. Первые две шлюпки добрались до Сен-Луи (Сенегал) 8 июля. Остальные через несколько дней подошли к пустынному берегу. Потерпевшим кораблекрушение пришлось долго идти пешком. Их преследовали мавры, а питались они черепашьими яйцами и мидиями. Когда они дошли до Сен-Луи, в их рядах недоставало пяти мужчин и одной женщины, умерших от истощения.

На плоту осталось сто сорок семь человек. Одна женщина, бывшая маркитантка Великой армии, жена солдата экспедиционного корпуса, решила разделить участь мужа. Солдаты оказались вместе с тридцатью матросами. Офицеры – горстка – были «добровольцами», которые отказались садиться в шлюпки, сочтя, что их долг находиться с самыми обездоленными. Среди них был гардемарин Куден. Он серьезно повредил ногу, когда корабль сел на мель, но отказался спуститься в шлюпку капитана. Посаженный на бочонок, чтобы ногу не мочила вода, он стал «капитаном» плота. Инженер-географ Корреар, гражданское лицо, держался рядом с ним, как и Савиньи, ученик корабельного хирурга.

После того как прошло потрясение, сменившись чувством ненависти и горечи, был составлен список продуктов: два «сосуда с пресной водой», пять бочонков вина, ящик галет, вымокших в морской воде, – больше ничего. Этого явно было мало. Ни морской карты, ни якоря, ни компаса, предусмотренных во время строительства плота, не оказалось. Кашица из подмоченных галет была съедена в первый же день. Остались только вино и вода.