Текст книги "Мегрэ"

– Вы что, рехнулись?

Учинить драку в коридоре уголовной полиции! Только этого не хватало.

– Что здесь происходит? – раздался окрик Амадье, распахнувшего дверь.

Не понять, что случилось, при виде трех задыхающихся мужчин было просто немыслимо, но комиссар, как ни в чем не бывало, спокойно пригласил:

– Входите, Кажо.

Остальных свидетелей опять препроводили в соседнее помещение.

– Садитесь.

Мегрэ вошел в свой черед и встал у двери.

– Я вызвал вас, потому что ваше присутствие необходимо для опознания некоторых личностей.

Амадье нажал на звонок. Ввели Одиа.

– Знаете этого человека?

И тут Мегрэ вскочил, хлопнув дверью и оглушительно выругавшись. Он чуть не плакал. Его тошнило от этой комедии.

Одиа не знал Кажо. Кажо не знал Одиа. Ни тот, ни другой не знает Эжена. И так будет до самого конца. Что касается Луи, тот вообще никого и ничего не знает.

Амадье, допрашивая их, добавляет себе очко при каждом новом препирательстве. А! Кое-кто позволяет себе не считаться с его привычками! Кое-кто пытается учить его, Амадье, ремеслу полицейского! Он, конечно, остается до конца вежлив, потому что он воспитанный человек. Но все увидят всё сами.

Мегрэ мрачно спустился по лестнице, пересек двор, прошел мимо могучей машины Эжена.

Париж, Сена, сверкающий Новый мост – все было залито солнцем. Когда на небо наползла туча, теплый воздух неожиданно посвежел.

Через четверть часа, через час допросы закончатся. Эжен сядет за баранку рядом с марсельцем. Кажо подзовет такси. Все обменяются взглядами и отправятся восвояси.

– Экая скотина этот Филипп!

Мегрэ рассуждал сам с собой. Мостовая звенела под его подошвами. Он не знал, куда идет. Неожиданно ему показалось, что женщина, с которой он разминулся, отвернулась, словно для того, чтобы он ее не узнал. Он остановился и заметил заторопившуюся прочь Фернанду. Через несколько метров нагнал ее и грубо, хоть и не нарочно, схватил за руку.

– Куда это вы?

Явно испуганная, она промолчала.

– Когда вас выпустили?

– Вчера вечером.

Мегрэ понял: доверию, возникшему между ними, пришел конец. Фернанда боится его. Думает только об одном: как бы поскорее уйти своей дорогой.

– Вас тоже вызывали? – спросил он, бросив взгляд на здание уголовной полиции.

Сегодня утром на Фернанде был голубой английский костюм, придававший ей вид мелкой буржуазки. Мегрэ особенно нервничал потому, что у него не было никаких оснований задерживать ее.

– Что вы собираетесь делать?

Он перехватил взгляд Фернанды, остановившийся на голубой машине Эжена.

Он все понял. И почувствовал ревнивую обиду.

– Вам известно, что ночью меня пытались убить?

– Кто?

– Эжен.

Она чуть было что-то не ляпнула, но вовремя прикусила язык.

– Что вы собирались мне ответить?

– Ничего.

Дежурный поглядывал на них. Наверху, за высоким окном, Амадье по-прежнему фиксировал срепетированные показания пяти свидетелей. Автомобиль, подтянутый и щеголеватый, как его владелец, ждал, и Фернанда с непроницаемым лицом выжидала момента, когда сможет уйти.

– Вы считаете, что вас посадил я? – настаивал Мегрэ.

Она не ответила и отвернулась.

– Кто вам сказал, что Эжен здесь? – бесцельно упорствовал Мегрэ.

Она же влюблена! Влюблена в Эжена, с которым переспала в угоду ему, Мегрэ!

– Тем хуже! – проворчал наконец комиссар. – Ступай, старушка.

Фернанда заторопилась к машине и встала около дверцы.

На тротуаре остался только Мегрэ, набивавший трубку. Она не разгоралась: он слишком плотно умял табак.

Глава 8

Пересекая вестибюль гостиницы, Мегрэ прямо-таки почернел: с плетеного кресла вскочила и бросилась ему навстречу женщина, облобызавшая его в обе щеки и завладевшая его рукой, которую больше не выпустила из своей.

– Это ужасно, – простонала она. – Я приехала нынче утром и столько набегалась, что не знаю уж, на каком я свете.

Мегрэ смотрел на свояченицу, свалившуюся на него из Эльзаса, и ему потребовалось время, чтобы привыкнуть к ней, настолько резко облик ее отличался от действующих лиц последних дней и сегодняшнего утра, в крутой атмосфере которых барахтался комиссар.

Мать Филиппа походила на г-жу Мегрэ, но в большей мере, нежели сестра, сохранила провинциальную свежесть. Была она не толстая, но пухленькая, личико розовое, волосы тщательно уложены, и все в ней излучало чистоту – черно-белый туалет, глаза, улыбка.

Свояченица привезла с собой тамошнюю атмосферу, и Мегрэ казалось, что он слышит запах дома, где стенные шкафы набиты вареньями, всяческими лакомствами и кремами, которые она так любит готовить.

– Как ты считаешь, он найдет себе место после того, что случилось?

Комиссар взял багаж свояченицы, еще более провинциальный, чем она сама.

– Переночуешь в гостинице?

– Если это не слишком дорого…

Мегрэ отвел ее в столовую, где ноги его не бывало, когда он останавливался здесь один: вид у помещения был чересчур суровый, и говорить там полагалось вполголоса.

– Как ты разыскала мой адрес?

– Сходила во Дворец правосудия и повидалась со следователем. Он не знал, что ты тоже занимаешься этим делом.

Мегрэ ничего не сказал, но гримасу скорчил. Он представил себе бесконечное нытье свояченицы: «Вы же понимаете, господин следователь. Дядя моего сына, дивизионный комиссар Мегрэ…»

– Ну, и что же он? – потерял терпение Мегрэ.

– Он дал мне адрес адвоката на улице Гренель. Я съездила и туда.

– И всюду таскала с собой багаж?

– Нет, оставила в камере хранения.

Это ужасно! Она выложила свою историю всем, с кем общалась.

– Поверишь ли? Когда фотографию поместили в газетах, Эмиль не осмелился пойти к себе на службу.

Эмиль – это ее муж, такой же близорукий, как Филипп.

– У нас ведь не как в Париже: тюрьма – это тюрьма. Люди говорят: нет дыма без огня… А у Филиппа постель-то хоть с бельем?

Они ели сардины с кружочками свеклы, запивая все это легким красным вином из графина, и время от времени Мегрэ делал над собой усилие, чтобы стряхнуть с себя наваждение этого мирного завтрака.

– Ты знаешь Эмиля. Он очень настроен против тебя. Считает, что это по твоей вине Филипп поступил в полицию, вместо того чтобы поискать хорошее место в банке. Я ответила ему: чему быть, того не миновать. Кстати, у сестры все хорошо? Не слишком она много возится со своей живностью?

Завтрак отнял час с лишним, потому что после него потребовалось выпить кофе, а матери Филиппа захотелось точно узнать, как устроена тюрьма и как в ней обращаются с заключенными. Они вдвоем сидели в гостиной, когда явился портье и объявил, что с Мегрэ хочет говорить какой-то господин.

– Пригласите его.

Комиссар недоумевал, кто бы это мог быть, и совсем уж изумился, увидев комиссара Амадье, смущенно поздоровавшегося с г-жой Лауэр.

– Это матушка Филиппа, – представил ее Мегрэ. – Не подняться ли нам ко мне в номер?

Они молча вскарабкались по лестнице. Оказавшись в комнате, Амадье откашлялся, снял шляпу и отложил зонтик, с которым никогда не расставался.

– Я рассчитывал отыскать вас после утреннего допроса, – начал он. – Но вы ушли, никому ничего не сказав.

Мегрэ молча наблюдал за ним: он понимал, что Амадье пришел заключить мир, но у него не хватало героизма облегчить коллеге первые шаги.

– Знаете, нам попались крутые ребята. Я убедился в этом, когда свел их всех вместе.

Амадье сел и – так ему было удобнее – закинул ногу на ногу.

– Послушайте, Мегрэ, я пришел сказать вам, что начинаю склоняться к вашей точке зрения. Как видите, я откровенен с вами и зла на вас не держу.

Голос, однако, звучал у него не совсем натурально, и Мегрэ почувствовал, что коллега говорит с чужих слов и пришел к нему не по своей охоте. После утренних допросов начальник полиции и комиссар, несомненно, посовещались, и начальник склонился к точке зрения Мегрэ.

– Вот я и спрашиваю вас: что будем делать? – торжественно отчеканил Амадье.

– Вот уж не знаю.

– Вам не понадобятся мои люди? – И тут же, став неожиданно словоохотливым, Амадье добавил: – Изложу вам свое мнение: я ведь многое передумал, пока допрашивал наших хватов. Известно ли вам, что в момент убийства Пепито на него уже было выдано постановление об аресте? Мы узнали, что во «Флории» хранится довольно много наркотиков. С целью не дать вывезти их я и отрядил туда инспектора, приказав ему находиться там до момента ареста, который будет произведен на рассвете. Так вот, товар исчез.

Мегрэ, казалось, не слушает собеседника.

– Из этого я заключаю, что когда мы наложим руку на товар, то одновременно возьмем убийцу. Мне очень хочется испросить у следователя постановление на обыск у нашего Кажо.

– Не стоит труда, – вздохнул Мегрэ. – Человек, сумевший предусмотреть все детали утренних очных ставок, не станет хранить у себя столь компрометирующий груз. Снежка нет ни у Кажо, ни у Эжена, ни у любого другого из наших приятелей. Кстати, что показал Луи насчет своих клиентов?

– Клянется, что в жизни не видел Эжена и уж подавно никогда не играл с ним в карты. Припоминает, что Одиа не раз заходил к нему купить сигарет, но в разговоры с ним не вступал. Что касается Кажо, то фамилию слышал, как все на Монмартре, но в лицо его не знает.

– Друг с другом они, разумеется, не сталкивались?

– Ни разу. Они даже весело переглядывались, как если бы допрос был своего рода развлечением. Шеф был просто взбешен.

Мегрэ не сумел скрыть легкой улыбки: Амадье тем самым признал, что догадка правильна, – поворот событий произошел благодаря начальнику полиции.

– Конечно, пустить топтуна за Кажо всегда можно, – продолжал Амадье, болезненно реагировавший на молчание собеседника. – Но Кажо запросто оторвется от любого инспектора, не говоря о том, что у него серьезные связи и он способен нажаловаться на нас.

Мегрэ вытащил часы и пристально уставился на них.

– У вас встреча?

– Да, вскоре. Если не возражаете, спустимся вместе.

Проходя мимо портье, Мегрэ осведомился насчет свояченицы.

– Эта дама только что уехала. Справилась у меня, на каком автобусе добраться до улицы Фонтен.

Очень на нее похоже! Ей обязательно нужно своими глазами увидеть место, где ее сына заподозрили в убийстве Пепито. И ведь она зайдет в кабаре! Вывалит свою историю официантам!

– Завернем по пути выпить по рюмочке? – предложил Мегрэ.

Они уселись в уголке пивной «У Нового моста» и заказали старый арманьяк.

– Согласитесь, – отважился наконец Амадье, подергивая кончики усов, – что в данном случае ваш метод неприменим. Мы с начальником только что говорили об этом.

Ясно: начальник решительно заинтересовался делом!

– Что вы называете моим методом?

– Вы это знаете лучше, чем я. Обычно вы вживаетесь в шкуру людей, больше интересуетесь их психологией и тем, что с ними произошло лет двадцать назад, чем конкретными уликами. В данном же случае перед нами типы, о которых мы знаем почти все. Они даже не пытаются притворяться. С глазу на глаз Кажо станет отрицать разве что факт убийства.

– А он и не отрицал.

– Как же вы поступите?

– А вы?

– Я, разумеется, начну с того, что раскину вокруг них сеть. Уже с сегодняшнего вечера за каждым будет установлена слежка. Им же придется куда-то ходить, с кем-то общаться. Тех, кто выйдет на контакт с ними, допросят, в свою очередь, и…

– И через полгода Филипп все еще будет в тюрьме.

– Его адвокат намерен ходатайствовать об изменении меры пресечения. А поскольку Лауэру вменяется всего лишь убийство по неосторожности, добиться этого будет нетрудно.

Усталости Мегрэ как не бывало!

– Не повторить ли? – предложил Амадье, указывая на рюмки.

– С удовольствием.

Бедняга Амадье! До чего ж ему муторно входить в гостиную «Альсины». Сейчас-то он успел справиться с собой и, выказывая уверенность в себе, которой у него раньше не было, рассуждает о деле с известной непринужденностью.

– Кстати, я все думаю, – добавил он, отхлебнув арманьяка, – сам ли Кажо совершил убийство? Я много размышлял над вашей версией. Почему ему было не поручить убийство Пепито кому-нибудь другому? Сам он мог спрятаться на улице…

– В таком случае Одиа не вернулся бы, чтобы толкнуть моего племянника и поднять тревогу. Он скисает так же быстро, как заводится. Это грязный мелкий негодяй без размаха.

– А Эжен?

Мегрэ пожал плечами: он не то чтобы считал Эжена невиновным, но и обвинять его не решался. Все это было как-то расплывчато. Отчасти – из-за Фернанды.

К тому же Мегрэ почти не поддерживал разговор, а карандашом рисовал на мраморе столика какие-то непонятные черточки. Было жарко. Арманьяк вызывал сладостное ощущение благодушия и как бы постепенно снимал груз навалившейся на комиссара усталости.

Люка, появившийся в компании какого-то молодого коллеги, чуть не подскочил, увидев обоих комиссаров за одним столиком, и Мегрэ через весь зал выразительно глянул на него.

– Вам не в «контору»? – полюбопытствовал Амадье. – Я показал бы вам протоколы допросов.

– Зачем?

– Что вы собираетесь делать?

Любопытство не давало Амадье покоя. Какая тайна прячется за набыченным Мегрэ? Сердечности у него тоже поубавилось.

– Нельзя, чтобы наши усилия взаимно уничтожались. Начальник того же мнения. Это он посоветовал мне договориться с вами.

– Так мы же и договорились.

– О чем?

– О том, что это Кажо убил Пепито, и, видимо, он же двумя неделями раньше прикончил Барнабе.

– Этого не достаточно, чтобы мы оба согласились его арестовать.

– Ясное дело.

– И что же тогда?

– А ничего. Вернее, у меня к вам одна просьба. Думаю, что вы без труда получите у следователя Гастамбида постановление о задержании Кажо?

– А дальше?

– А дальше я хочу, чтобы на набережной Орфевр постоянно дежурил инспектор с этим постановлением в кармане. Как только я ему позвоню, пусть приедет ко мне, и все.

– Куда приедет?

– Туда, где я буду. Еще лучше, если он запасется не одним, а несколькими постановлениями. Никогда ведь не угадаешь.

Хмурое лицо Амадье вытянулось.

– Отлично, – сухо заключил он. – Я переговорю с начальником.

Он позвал официанта, уплатил свою долю. Затем долго застегивал и расстегивал пальто в надежде, что Мегрэ наконец заговорит.

– Ну ладно. Желаю успеха.

– Благодарю, вы очень любезны.

– Когда, по-вашему, все произойдет?

– Может быть, с минуты на минуту. Может быть, завтра утром. Кстати, я предпочел бы второй вариант.

Когда спутник его уже двинулся к выходу, Мегрэ спохватился:

– Спасибо, что заглянули ко мне.

– Это же так естественно.

Оставшись один, Мегрэ расплатился за себя и на минуту задержался у столика, где сидели Люка и его молодой коллега.

– Что-нибудь новенькое, шеф?

– В общем, да. Где мне найти тебя завтра, около восьми утра?

– Я буду на Набережной. Если предпочитаете, могу прийти сюда.

– До завтра, здесь!

Выйдя из пивной, Мегрэ остановил такси и велел везти себя на улицу Фонтен. Спускалась ночь. Загорались витрины. Проезжая мимо «Табака», комиссар попросил притормозить.

В маленьком баре вялая девица сидела за кассой, хозяин пребывал за стойкой, официант вытирал столики. Однако ни Одиа, ни Эжена, ни марсельца не было.

«Вот уж побесятся они нынче вечером из-за того, что не смогут сесть за белот!»

Еще через несколько секунд такси остановилось перед «Флорией». Велев шоферу ждать, Мегрэ распахнул полуоткрытую дверь заведения.

Был час уборки. В зале горела всего одна лампа, бросавшая тусклый свет на панели и красно-зеленую роспись стен. Столики из нелакированного дерева еще не были прикрыты скатертями, с музыкальных инструментов на эстраде – не сняты чехлы.

Ансамбль в целом производил бедное, убогое впечатление. Дверь кабинета в глубине зала была распахнута, и Мегрэ, заметив там женскую фигуру, проследовал мимо подметавшего пол официанта и внезапно вышел из полутьмы.

– Ты? – изумилась свояченица.

Она покраснела, растерялась.

– Мне хотелось посмотреть, где… как…

У стены, покуривая сигарету, стоял молодой человек. Это был г-н Анри, новый владелец «Флории», или, вернее сказать, новое подставное лицо на службе у Кажо.

– Этот господин был так любезен… – залепетала г-жа Лауэр.

– Был бы счастлив сделать больше, – вмешался молодой человек. – Мадам сказала, что она мать полицейского, который убил… я хочу сказать, который обвиняется в убийстве Пепито. Лично я ничего не знаю. Я вступил во владение домом на следующий день.

– Еще раз признательна, сударь. Я вижу, вы понимаете, что такое материнское сердце.

Она ждала, что Мегрэ закатит ей сцену. Когда он усадил ее в дожидавшееся такси, она заговорила только для того, чтобы не молчать.

– Зачем ты взял машину? У вас же такие удобные автобусы. Можешь курить свою трубку – я привыкла.

Мегрэ дал адрес гостиницы и по дороге предложил каким-то особенным голосом:

– Вот что мы сделаем. Впереди долгий вечер. Завтра мы должны быть в форме: нам понадобятся спокойные нервы и свежая голова. Если не возражаешь, пойдем в театр.

– В театр, когда Филипп в тюрьме?

– Ба! Это ж последняя его ночь в ней.

– Ты до чего-то докопался?

– Еще нет. В общем, положись на меня. В гостиной уныло. Делать нам нечего.

– А я-то хотела воспользоваться случаем и съездить навести порядок в комнате у Филиппа!

– Он взбесится. Молодые люди не любят, когда матери роются в их вещах.

– Ты считаешь, что у Филиппа роман?

Вся провинциальность г-жи Лауэр нашла выход в этих словах, и Мегрэ расцеловал родственницу в щеки.

– Да нет, старая ты дурочка! К сожалению, нет у Филиппа романа. Он – вылитый портрет своего папочки.

– Я не убеждена, что Эмиль до брака не…

Ну разве это не омовение в чистом проточном ключе? Приехав в гостиницу, Мегрэ заказал места в «Пале Ройяль», затем, в ожидании обеда, написал письмо жене. Об убийстве Пепито и аресте племянника упомянуть он забыл.

– Сегодня мы с тобой кутнем! – объявил он свояченице. – Если будешь умницей, покажу тебе «Флорию» в самый разгар вечера.

– Но у меня же нет подходящего туалета!

Мегрэ сдержал слово. После изысканного обеда на Бульварах – в гостинице комиссар есть не пожелал – он повел свояченицу в театр и с удовольствием понаблюдал, как она невольно хохочет над водевильными кви-про-кво.[8]8
  Qui-pro-quo – кви-про-кво (лат.) – один за другого (о недоразумении); здесь: «водевильные каламбуры».


[Закрыть]

– И все-таки я стыжусь того, что ты заставляешь меня делать, – вздохнула она в антракте. – Знал бы Филипп, чем занимается сейчас его мать!

– Ты забыла Эмиля. Если, конечно, он не приударяет в это время за вашей прислугой.

– Но ей же, бедняжке, давно за пятьдесят.

Труднее оказалось уговорить ее заглянуть во «Флорию»; освещенный неоном вход в кабаре и тот уже внушал ей робость. Мегрэ усадил ее за столик у самого бара, задев на ходу Фернанду, расположившуюся у стойки в обществе Эжена и марсельца.

Как и следовало ожидать, появление добропорядочной провинциалки в сопровождении бывшего комиссара вызвало улыбки.

Мегрэ был в восторге. Казалось, именно этого он и добивался. Как бравый подгулявший провинциал, заказал шампанского.

– Я же опьянею! – зажеманилась г-жа Лауэр.

– Тем лучше.

– Знаешь, я ведь впервые в таком месте.

От нее в полном смысле слова пахло пирогами. Вот уж чудо нравственного и физического здоровья!

– Кто эта женщина, которая не сводит с тебя глаз?

– Фернанда, моя приятельница.

– На месте сестры я забеспокоилась бы: у этой особы влюбленный вид.

Это было верно и неверно. Фернанда в самом деле посматривала на Мегрэ так, словно сожалела об утраченной доверительности. В то же время она буквально висела на Эжене, подчеркнуто вызывающе цепляясь за него.

– С ней очень красивый парень.

– Беда только, что завтра этот красивый парень сядет в тюрьму.

– Что он натворил?

– Он один из бандитов, по вине которых арестован Филипп.

– Он?

Г-жа Лауэр долго не могла прийти в себя. Еще хуже получилось, когда Кажо, как он делал это каждый вечер, высунул голову из-за занавеса, любопытствуя, хорошо ли идут дела.

– Видишь вон того господина, похожего на адвоката?

– Седого?

– Да. Так вот, внимание. Постарайся не вскрикнуть. Это убийца.

Глаза у Мегрэ смеялись, как будто Кажо и остальные были уже в его власти. Это выглядело так странно, что Фернанда удивленно обернулась и неожиданно нахмурилась с озабоченным и встревоженным видом.

Чуть позже она направилась в туалет и по пути метнула взгляд на Мегрэ, который, в свою очередь, встал и нагнал ее.

– Есть что-нибудь новое? – почти злобно спросила она.

– А у тебя?

– Ничего. Да вы и сами видите. Мы скоро уйдем.

Она наблюдала за Мегрэ. Помолчав, спросила:

– Его возьмут?

– Не сразу.

Она нетерпеливо стукнула об пол высоким каблуком.

– Большая любовь?

Но Фернанда уже пошла прочь, бросив на ходу:

– Еще не знаю.

Г-жа Лауэр, к стыду своему, легла спать в третьем часу утра; Мегрэ, едва добравшись до постели, уснул глубоким сном и храпел так, как не храпел уже несколько дней.