Текст книги "Спящие красавицы"

30. В гости к Богу не бывает опозданий

Престранными нарядами увлеклась Рита в последние дни, престранными! Нынче на ней бедная невзрачная старушечья юбка, стираная блуза. На ногах – дерматиновые тапочки. С чего бы это?

Мы просто забыли, что ее гардеробом заведует Козырев! А он считает, что на свидание к Богу женщина должна одеться более чем скромно. Вот и весь секрет.

Вместе с тем Рита не лишена духовного наслаждения: музыки и романтических грез. Два раза в неделю для нее звучит живая скрипичная музыка. Гуманитарные комиссии из Европы бдительно следят за тем, чтобы культурные потребности летаргиков удовлетворялись в полном объеме. Поэтому нынче в палате играет скрипач – аккуратный седой старичок.

За маленьким передвижным столиком с закусками и напитками дремлют Пушкин и Козырев. Вера держит сценарий, Козырев может потребовать читки в любое время дня и ночи.

Переводчица говорит:

– Рита опять спрашивает про скрипача – он вылитый итальянец? Сказать итальянец?

– Да, вылитый, – роняет Вера.

Переводчица переводит синхронно:

– Если б он еще понимал так глубоко музыку, как я! Сколько раз Рафаэль посмотрел на меня?

– Трижды… А вот снова… в четвертый раз…

Пушкин открывает глаза:

– Какие на даме ужасные тапочки.

Вера надменно замечает:

– Тише, дайте послушать музыку.

Потом говорит после паузы:

– В самом деле, зачем на ней эти ужасные тапочки? Она молодая, красивая…

Она холодно обращается к Козыреву:

– Чудовище! Вы понимаете, что женщина хотя бы после смерти имеет право одеваться красиво?

Переводчица синхронно спрашивает:

– Вы не открывали мне глаза? Откройте. Пусть он увидит, что у меня мальвиньи глаза…

Переводчица ближе подкатывает кресло к скрипачу и открывает глаза Риты.

Старичок напуган бельмами глаз Риты, на которые упал его взгляд. От неожиданности он выронил смычок.

– Не беспокойтесь, – успокаивает старичка Рита. – Так она лучше слышит. – После паузы она добавляет. – Вы заметили, что у нее синие глаза как у куклы Мальвины?

Она обращается к Козыреву:

– Я не могу обманывать ее! Я раскаиваюсь, что с самого начала не сказала ей правду. Мне надоел этот дурдом.

Козырев отмахнулся.

– Что сказал господин Пушкин? «Тьмы низких истин нам дороже Нас возвышающий обман»… Егор Кузьмич, Вы говорили?

– Да…

– А что у нас там Петряева? Родила-не родила?

Пушкин открывает второй экземпляр сценария.

– Вот здесь она у нас бежит…

Входит декламатор. Он воет как Качалов.

– Но в горло я успел воткнуть, И там два раза провернуть Оружие мое… Декламатора вызывали?

Переводчица сухо отвечает:

– Не «провернуть», а «повернуть». Проворачивают делишки.

– Так нужен?

– Вы что не видите, что сегодня у нас скрипичная музыка?

Козырев засыпает:

– Куда Петряева бежит?

Бормочет:

– А хрен его знает, куда бежит…

Вера надменно отвечает по слогам:

– Она бежит вдаль под музыку!

Козырев вдруг открывает глаза; из них катятся скупые пьяные слезы.

– Откуда мне взять ощущение счастья, Лиза? Иногда кажется, вот оно… вот придет это ощущение… Но открываешь глаза – и стоишь в этом мире тупой и одинокий… Одинокий и тупой… Так, Лиза?

В голосе Веры вызов:

– Я не Лиза!

– Сценарий!

Он тупо тычет в листы:

– Петряеву того… дети до 16… Понятно?

Показывает неприличный жест:

– Хватит ей бегать вдаль! Нужна обнаженка.

Пушкин возмущен:

– Ее только что! И минуты не прошло! Как мы художественно оправдаем?

Он получает от Козырева меткий тычок в живот; сгибается.

– Что Вы все время деретесь? Мы же взрослые люди…

Вера холодна и аналитична:

– Ее и так уже все!

Козырев горяч и порывист:

– Там был какой-то старик на печи… Еще Кузя какой-то был… Кузю можно подписать под это дело?

– Кузя – собачка!

Переводчица синхронно переводит Риту:

– Он видит мои глаза?

– Да, – отмахивается Вера. – Ответьте ей «да».

Переводчица синхронно:

– Интересно, что он думает? Он еще совсем неопытный мальчик.

Отвечает:

– Да, неопытный… Мальчик…

Старичок опять роняет смычок.

Переводчица синхронно переводит:

– Это ничего, что так близко и внезапно перед молодым мужчиной открылось так много красоты? Впрочем, это всего лишь легкий флирт…

Старичок закончил игру, положил скрипку в футляр, откланялся и вышел.

Вера приказывает:

– Скажите ей, что она была перед ним в дерматиновых тапочках за 18 рублей из секонд-хенда! Мы не имеем права ее обманывать! Это безнравственно!

Переводчица нервно переводит:

– Вы были перед ним в дерматиновых тапочках за 18 рублей из секонд-хенда? Так захотел Роман Григорьевич!

31. Наши зомби не чета вашим трупикам!

В Клинике Сна профессора Майера исключительно Зоя Борисовна Иванова (педагог-организатор) до конца верит, что образовательные гранты для зомби нужны. Практически каждый день ей приходится работать с европейскими делегациями и убеждать в своей правоте. Сегодня на очереди очень упитанный профессор-гуманитарий с сухопарой дамой-коллегой. Они в окружении зомби бредут по алее, а Зоя Борисовна поясняет иногда на плохом французском, иногда через переводчицу.

– Это только на первый взгляд кажется, что они бессмысленные существа…

Она подтягивает чулок одной даме.

– Каждый из них полон тайн и загадок. Если б вы слышали как они прекрасно воют на луну в полнолуние! Хоть фильм снимай!

Она свирепо накручивает ухо молоденькой девушке:

– Нина, скажи «у» нашим гостям…

Тут же Лиза.

Лиза добродушно тычет стейком в тех зомби, которые пытаются свернуть с аллеи в глубину парка. В особых случаях нажимает кнопочку на стейке – вылетает электрический разряд с сильным шорохом. Зомби боятся разряда.

Нина мычит:

– Ыыыы…Ыы…

– Дорогая, ы» мы без тебя знаем! Какая наглая и развратная девица, между нами! В голове только мальчики и ночные клубы!

Переводчица переводит профессора:

– Профессор говорит, что в гуманитарной комиссии по восточным странам сейчас на рассмотрении восемь образовательных грантов для людей с ограниченными возможностями. Как вы думаете, кто из Ваших подопечных наиболее перспективен?

Сзади к профессору подходит девочка-зомби и наносит удар, как это делают зомби в хоррорах.

Зоя Борисовна поясняет:

– Знакомьтесь, Катя. Это она Вас превратила в зомби. Пожалуйста, превратитесь в зомби и походите с ней. Они имеют право на маленькие удовольствия в виде ролевых игр.

Профессор пытается превратиться – делает бессмысленное лицо и шагает, за ним Катя. Настигает и снова бьет.

– Катенька, ты чего? – удивляется Зоя Борисовна. – Что-то не так Вы делаете… Смотрите…

Сама «превращается» в зомби и шагает, под аплодисменты профессора и его коллеги…

Толпа удаляется все дальше…

Профессор с коллегой понимают – что-то пошло не так. Торопятся к Зое Борисовне, профессор тянет ее за рукав.

– Госпожа Зоя… Коллега… Вы в порядке?

Зоя Борисовна бьет его рукой по лицу, лицо профессора от испуга принимает выражение зомби. Он тащится рядом с Зоей Борисовной.

Автоматически и дама-коллега принимает мертвяцкое выражение лица. Коллега тянет за рукав профессора.

– Роберт, ты в порядке?

Тишина, только шорох шагов…

Тем временем из подъезда Клиники торопливо выскакивают Любовь Семеновна, два молодых врача, профессор Майер, Хильда.

Молодые врачи настигают Зою Борисовну и хорошенько ее трясут. Заодно трясут профессора и даму-коллегу. Лиза пускает разряды. Потом подходит к профессору и достает фото мужской задницы.

– Мне кажется, этого мужчину я где-то уже видела.

Профессор кивает:

– О, да! Крайне запоминающаяся внешность.

Майер горячо лопочет по-русски:

– Залипание… Клинч…

Любовь Семеновна разводит руками:

– К сожалению у Зои Борисовны происходят «залипания», бывает уйдет в роль и долго не может выйти…

Хильда переводит профессора:

– Господин Майер говорит, что иногда зомби бывают биометрически заразны как насморк. Это заражение мы нейтрализуем в лаборатории…

Любовь Семеновна широко улыбается:

– Наша Зоя Борисовна – герой.

Подумав, добавляет:

– А что делать? Где других людей взять? Никто кроме Зои Борисовны не соглашается больше работать с такими трудными пациентами.

Гости вежливо кивают.

Зоя Борисовна открывает глаза:

– Итак, коллеги на чем мы остановились? Кто из них заслуживает персонального гранта на дальнейшее образование… Ну, во-первых, я сама…

Не договорив, она опять «залипает».

Глаза ее закатывается, она делает первый зомбацкий шаг в сторону, второй… Профессор неожиданно тоже «залипает». Делает первый шаг, второй…

Майер заполошно что-то говорит, жестикулируя.

Хильда в тревоге:

– Немедленно на биометрическую нейтрализацию! Это приказ профессора!

Любовь Семеновна громко зовет:

– Старшина! Срочно ко мне!

Из хозблока выбегают Леха Богатырев и Старшина.

– В лабораторию! На нейтрализацию!

Старшина, дико взревев «Ротабля! Подъем!», трясет Зою Борисовну.

– Зойка! Зойка, не спи, сука!

Любовь Семеновна сокрушается:

– Нет, милый, сегодня это уже не поможет! Срочно в лабораторию!

Старшина торопливо забрасывает на себя Зою Борисовну и семенит вперед.

Любовь Семеновна указывает на профессора:

– Этого тоже! Богатырев!

Щуплый Леха забрасывает профессора на себя, делает несколько шагов и, петляя, валится на землю. Огромная туша упитанного профессора накрывает его.

Леха верещит от боли:

– Руку прищемил, урод! Руку отдай!

Любовь Семеновна успокаивает:

– Богатырев, что Вы кричите, он все равно по-русски не понимает!

Леха верещит:

– А по-зомбацки как я ему скажу? По зомбацки я дуб-дубом!

Старшина возвращается, забрасывает на себя еще и профессора и ковыляет вперед. За ним – Леха.

32. Портрет экзистенциальной любовницы

У кого-то рано или поздно возникнет вопрос: а кто она такая вездесущая Лиза? Откуда она вообще взялась?

Идентификация Лизы произошла однажды в полдень, – и вот при каких обстоятельствах. Как всегда за Артуровым и Козиным спешат журналисты.

Артуров отмахивается от акул пера:

– Всё, господа, всё! Все новые вопросы в следующий раз!

Козин и Артуров выходят из дверей, торопливо направляются к машинам.

Артуров еще раз проясняет позицию Козина:

– Коллега, так Вы не допускаете, что если этого носителя бреши мы уничтожим физически, то все эти безобразия прекратятся?

– Этот молодой человек ни в чем не виноват, – отвечает Козин. – Он не виноват в своей дьявольской красоте, которая привлекает женщин и будоражит их!

Они оборачиваются. За ними ковыляет Лиза, делая пальцами ОК.

Артуров задумчиво произносит:

– Красота будоражит…

Он рассеянно и мельком бросает взгляд на Лизу:

– Да, красота – страшная сила. Кто эта женщина?

– Так просто… Прибилась сюда по социальной квоте. Она слушает социальные лекции для населения: «Как обезопасить себя от летаргического засыпания под воздействием Алексея Синицы?»

Мужчины останавливаются у машины.

Козин спрашивает:

– Скажите откровенно, вы хотите его убить? Убийство запрещено законом.

Артуров открывает дверь, берет маленькую пластиковую бутылку с водой, полощет рот и выплевывает.

– Извините, коллега, мне пора. Вы слишком сентиментальны в некоторых вопросах, когда речь идет о спасении человечества.

33. Кровавый зуб Шапы

Вечером в квартире Шапы довольно душно. Во всяком случае со Старшины и Лехи, которые сидят на диване пот катится градом. И совсем не спасает от духоты пластиковый пузатый жбан пива о 5 литрах, который стоит у них в ногах. У молодежи нынче все понятно: где пиво, там и секс.

Перед ними, прихрамывая, возмущенно расхаживает Шапа. Опять ее голова перебинтована, под левым глазам фингал.

– Миха, ну ты сам посмотри на меня – вылитый гадкий утенок! Чисто синюга!

– Шапа, прости, – говорит Старшина.

– Всю избил позавчера, всю! Как еще ноги не вырвал, урод! Посмотри на эту ногу!

– Шапа, ну прости… Все равно скоро свадьба.

– Я в ЗАГС без ноги пойду? Нет, мальчики – к психиатру! Или другую девчонку найдите!

Леха после доброго глотка выдвигает новые аргументы:

– Шапа, ты же знаешь! Ему нельзя другую девчонку, ты проверенная. А другая девчонка может помереть со страху… Или прикончит он ее в угаре – тогда что? На нары?

– Их нельзя, а меня можно? А если меня прикончит?

– Нам еще жениться надо, ты забыла?

Леха канючит:

– Шап, ну ты же проверенная…

Шапа пока не сгибается:

– Но он же контуженный! Коматозный! Он за себя не отвечает.

– Я за него отвечаю, клянусь! – горячится Леха.

В конце концов Шапа и Старшина удаляются в отдельную комнату. Шапа тут же выглядывает из-за двери.

– Лех, скалку!

Леха приносит скалочку-выручалочку, радостно напевая: «Ты беременна, это временно».

– Да не бойся, я если что, прямо за дверями… Сразу услышу, если начнет коматозить.

Шапа со скалкой и Старшиной закрывается на ключ в своей комнате. Леха садится рядом с дверями, блаженно вытягивает ноги и вытаскивает книжицу кроссвордов. Под кроссвордик пиво само течет в горло: бульк-бульк.

Вскоре Леха накрывает лицо журналом и блаженно дремлет.

Разбужен он грохотом и воплями Старшины:

– Ротабля, подъем! Ассильбеков, сучара!

– Ё-моё!

Леха спросонья торкается в дверь, но она закрыта.

Он мечется по квартире, прибегает из кухни с разделочной доской.

Вопит:

– Шапа, дура, открывай! Зачем ты закрылась?

Из дверей вываливается споткнувшийся Старшина с воплями:

– Ротабля!

За ним лысая и голая Шапа со скалкой.

– Все, Леха, приплыли! Достал контуженный твой! Еще один зуб выбил! Засунь такой секс знаешь куда? Подсказать?

– Шапа, Шапа, ну чего ты… – бормочет Леха, вертя в руках кровавый зуб, который ему сунула Шапа.

34. Осторожно, это похоть!

Сегодня снова радостный день – Романа Григорьевича привезли к жене Валерии! Вера тащит Романа Григрорьевича на плече, за ними Лиза катит кресло, ожидая, когда Козырев соизволит в него бухнуться. В отдалении – чайный стол, за ним – Валерия с Майей.

Вера бухтит с затаенной злобой, которая не предвещает ничего хорошего:

– Значит, Михайлов хорошо стонет, а Михайлова лежит как бревно…

– М-да… Возможно… – невпопад бормочет Козырев. – Пушкин пьян? Ну не скотина, а?

Вера закатывает глаза к небу:

– Хорошо стонет… Лежит как бревно… Ну и дела, мамочка!

– Да если б я знал раньше, Вера, что Михайлов Вам нравится!

Вера, вцепившись в волосы Козырева, гневно теребит:

– Вот Вам за Максима! За то, что он хорошо стонет!

– Вера… Ээ…

– Это не любовь, неужели Вы не понимаете! Это похоть! Михайлов не любит Вас! И Михайлову не любит!

Лиза подставляет коляску и помогает Козыреву погрузиться в нее.

Из кресла он вскрикивает:

– К черту Михайлова! Он мне не жена! И Михайлову к черту! И Турмамедову! И Каплан! И Цыбину вместе с тетей! И… всех… Всех!

Вера потрясена:

– Так Вы и Турмамедову? И Каплан? И Цыбину!

– Да. Вместе с тетей.

– И тетю?!

Лиза тоже потрясена:

– И тетю? Вся на нервах, Господи…

Вера совсем в ярости:

– А может и дядю? Дядя хорошо стонет?

Козырев ласково говорит Лизе:

– Ах, ты моя мадонна… Ну иди сюда, поглажу твои волосы…

– Не подходи к нему Лиза! Вы и Лизу хотите?

– Но это в прошлом, Вера. В настоящем – только Вы!

– Так Вы его не любите?

– Михайлова? Да вы что, Вера?

– А он Вас? Он сделал Вам признание?

– Не помню.

Плечи Веры трясутся от слез:

– Тогда за что Вы его? Без признания! Без слов! Без отношений!

В самом деле…

А вот и чайный стол на лужайке. Вера садится за стол, переводчица Майя продолжает набивать текст в ноутбук. Преданный боксер Кархан спит, тяжело придавив ноги Валерии и храпя как мужик на конюшне.

Майя повторяет вслух текст очередного романа, который надиктовывает Валерия:

– …слезы катились из прекрасных глаз Анжелы как россыпь чистейших бриллиантов. Ромуальд протянул Анжеле прекрасный букет благоуханных прекрасных утренних роз…

Козырев слегка выползает из дремы:

– Вера, когда мы пойдем за куст сисяко-писяко?

Губы Веры сжимаются еще надменнее. Она клятвенно молчит как партизан на допросе.

– Где Пушкин? Он опять пьян? Почему я в работе, а он пьян?

Майя в ужасе:

– Ромуальд застрелится, Валерия Николаевна? Застрелится? Какой прекрасный роман Вы пишите!

Кархан совсем оскотинел: не только храпит, а еще и перевалился на спину, разбросал ноги и явил дамам тяжесть пудовых яиц.

Вера достает фотографию Максима Михайлова и долго вглядывается в милые черты. Лицо ее светлеет…

Майя нервно говорит боксеру:

– А ну заткнись! Надоел!

Украдкой пинает Кархана в бок. Пес обиженно отходит.

Мимо проезжает на шикарной двухместной электроколяске Перепечкин. На плече – Иннокентий. Любаша и сиделка Света стоят сзади на подножке.

Коляска останавливается, сиделка всем раздает цветы.

– От Ивана Михайловича… – говорит Света. – С наступлением прекрасного полдня!

Лиза пытается утянуть с шеи Валерии шарфик.

– Лиза, оставь! – предупреждает Майя. – Кому я сказала!

– Где она брала? – не может понять Лиза секретов современного шоппинга. – Почем?

35. Предатель Иннокентий

Ах, свадьба!

Этот чудный день приближается час за часом! Какие грандиозные перемены он сулит в судьбе жениха! А в судьбе невесты?!

Все утро девушки (под управлением пожилой дамы) одевали Перепечкина в изысканный брачный костюм. Сегодня – последняя примерка.

Фотограф, подчиняясь негромким командам адвоката, щелкает г-на Перепечкинав с разных ракурсов. Тут же представитель свадебного салона Смирнов.

– Сбоку он импозантнее смотрится… – убеждает адвокат фотографа. – Как задремавший орел, не правда ли?

Но Любаше, Ксении Михайловне и Любови Семеновне сейчас не до грандиозных перемен в судьбе влюбленных. Надо утрясти последний вопрос. Они горячо спорят. Анжела всхлипывает:

– Было, было незабываемое удовольствие, я сама видела! Скажи, мама?

Любовь Семеновна замахивается на Перепечкина:

– У, старый пень! Так бы и двинула! Получил неземное наслаждение – и в кусты! Анжелочка ему и так, и сяк… Тридцать три удовольствия!

Любаша гнет свое:

– Да не было, он говорит, не было незабываемого наслаждения! Ничего он не чувствовал!

– Ну, сделайте что-нибудь, Любаша! – умоляет Ксения Михайловна.

– А я что сделаю? Я ему рожу, что ли, этот сраный отсос?

Адвокат уточняет:

– Во-первых, нижний поцелуй. Во-вторых…

Но его не слушают, даже замахиваются.

Ксения Михайловна законным образом кипятятся:

– Спал как сивый мерин, вот и не чувствовал! А люди-то видели! Да вот хоть ты, Любаша!

– Я же ушла, Вы сами меня отправили! Как я могу теперь подтвердить? Это по совести против трупака-то?

– Во-первых, не трупака…

На умницу-адвоката опять замахиваются.

Ксения Михайловна, вспомнив, указывает на Иннокентия:

– Он! Вот он все видел! Еще орал: «Не забудь застегнуть ширинку!»

Она наступает на попугая:

– Орал? А ну говори быстро!

В атаку на попугая идет и Любовь Семеновна:

– Ты слышал? Ты видел?

Любаша ничего не понимает:

– Да что вы к птице пристали? Совсем облысели?

Дамы в голос отвечают:

– А как же? Свидетель!

Иннокентий испуганно удирает:

– Поправь манишку!

Любовь Семеновна командует:

– Тебя не про манишку спрашивают, дурак! Говори по делу!

– А как птица сказать может? Вы совсем, что ли?

Любовь Семеновна:

– Может! Когда не надо – поет соловьем… А когда надо… Ты хоть посмотри, какую красавицу отгрохали папашке твоему!

Смирнов любуется господином Перепечкиным:

– Да, жених что надо. Эти перстни доставлены из Гамбурга вчера самолетом…

Любаша встревожено сообщает снова:

– Иван Михайлович говорит, что он по-прежнему сомневается в правильности выбора.

Адвокат заламывает руки:

– Почему? Ну, почему, Иван Михайлович? Так хорошо сидит костюмчик…

Он умоляет:

– Ну что ж Вы, голубчик! Мы уже с ног сбились, дорогой мой! Ну почему Вы не торопитесь к своему счастью?

– Он говорит, что этап романтики закончился слишком быстро… – сообщает Любаша. – Он говорит, что нижний поцелуй возможно пришел несвоевременно от… развратной молодежи. Если он, конечно, был.

– Был! – категорично заявляет Любовь Семеновна. – Было неземное наслаждение как пить дать…

Любаша в сомнении:

– Доказательств по-прежнему нет.

– Какие еще нужны доказательства трупу? – возмущена Любовь Семеновна.

– Ну, ну, Любовь Семеновна… – урезонивает ее адвокат.

Любаша переводит:

– Он требует найти ему новую девушку… С более выраженной романтической мотивацией…

– Опять заладил свое! Какая тебе мотивация, старый дурак? Хватай пока горячо!

– Ну, ну… – мнется адвокат.

– Да что Вы нукаете все время? – не понимает Любовь Семеновна.

– Вообще, он имеет право на любую девушку… – кисло заявляет адвокат.

– Кто? Он? Между нами, он имеет право только на гроб! Ишь ты: сказочно богат… престиж… статус… А вот как мужчина каков?

Она сдергивает с Перепечкина парик.

– Полюбуйтесь!

Смирнов отшатывается от страшной картины живого мертвеца.

Любовь Семеновна надевает парик снова.

– Да если бы не парик – и смотреть не на что!

Адвокат не знает что сказать:

– Вы причиняете моему подопечному боль! Если он такой плохой, то почему вы за него выходите замуж?

– Любовь зла! – говорит Ксения Михайловна. – А Вы как думали, дружок?

Перепечкин тем временем вдруг начинает синеть и хрипеть. В какой-то момент открывает глаза, почему-то находит взглядом Любовь Семеновну и останавливает взгляд на ее большой груди. Любовь Семеновна торопливо крестится.

– Ой, страшный! Как черт из табакерки!

Но спохватилась и грозно приказывает:

– А ну закрой глаза! Закрой, я сказала!

– Ну, ну… Любовь Семеновна… – мямлит адвокат.

– Да что Вы нукаете все время? А ну закрой глаза!

Сплевывает в сторону:

– Ну чисто Вий, мамочка…

Любаша торопливо хлещет Перепечкина по щекам:

– Ну зачем ему столько эмоций? Вы же видите, что он элементарно не справляется с ними!

Побледневший Смирнов перехватывает взгляд жениха.

– Вы знаете, куда он смотрит?

Любовь Семеновна откликается:

– А то!

Она прикрывает бюст руками:

– А ну закрой глаза, живо! Видите, мертвяк – а туда же! Ему порно подавай, а вы говорите романтика!

Иннокентий тоже потрясен:

– Господибожемой…

Любовь Семеновна обескуражена явлением попугая:

– Вот еще один дурак – в любую щель лезет…

Она замахивается на предателя интересов:

– А ну!

Иннокентий отскакивает:

– Спасибо, блядь! Поправь манишку.

Терпение Любовь Семеновны лопнуло. Она выглядывает в коридор:

– Старшина! Быстро этого на нейтрализацию! Хватит кошмарить людей! Хватит я сказала!