Константин Эдуардович Циолковский
Космическая философия

   Константин Эдуардович Циолковский
   (1857–1935)

   © Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2019
//-- * * * --//

Черты из моей жизни

//-- ПРЕДИСЛОВИЕ --//
   По природе или по характеру я революционер и коммунист. Доказательством тому служит моя работа «Горе и Гений», изданная в 1916 году, еще при царе. В ней совершенно определенно и исключительно проповедуются выгоды коммун в широком значении этого слова.
   Почему же из меня не вышел активный революционер?
   Причины в следующем.
   1. Глухота с десяти лет, сделавшая меня слабым и изгоем.
   2. Отсутствие, вследствие этого, товарищей, друзей и общественных связей.
   3. По этой же причине: незнание жизни и материальная беспомощность.
   Исход моим реформаторским стремлениям был один: техника, наука, изобретательство и естественная философия. Сначала все это было в области мечтаний, а потом мое новаторство стало выползать наружу и было причиной, отталкивающей от меня правоверных несомневающихся ученых. Я был выскочка, реформатор и как таковой не признавался. Кто мог согласиться с человеком, который осмеливался колебать самые основы наук? Как можно отрицать Лобачевского, Эйнштейна и их последователей в Германии и России? Однако у меня были сторонники даже на континенте.
   Как можно не согласиться с ходячими теориями образования солнечных систем (Лаплас, Дарвин, Джинс)?
   Возможно ли опровергать второе начало термодинамики (Клаузиус, Томсон)? Кто может сомневаться, что газовый воздушный корабль (дирижабль) должен навсегда остаться игрушкой ветров (мнение VII отдела бывшего Императорского технического общества)?
   Можно ли придумать что-нибудь безумнее металлического дирижабля (дирижабли хуже аэропланов, а металлический дирижабль никуда не годится: профессор Ветчинкин, Жуковский и другие почтенные ученые)?
   Как можно отрицать целесообразность всех азбук и орфографий (все филологи мира)?
   Что может быть нелепее, чем доказывать возможность заатмосферных полетов (все академики и все «серьезные» ученые)?
   Можно ли стоять за дирижабли, когда они давно сданы в архив (общее мнение до Цеппелинов)?
   И так далее – без конца.
   …Моя биография поневоле состоит из мелочей жизни и работ. Последние все поглотили, остальное – пустячки, всем обычные. Кроме того, в силу ограниченности житейских впечатлений, моя биография не может быть такой же красочной, как людей нормальных, без физических недостатков.
   Существует несколько моих биографий: в журналах, отдельными книжками или в виде предисловий к моим сочинениям.
   Они недурны, но несколько пристрастны – в ту или другую сторону. Видеть в них ошибки можно только сличая их с моей автобиографией. Поэтому, как она ни плоха, а все же она полезный источник для освещения моей жизни и деятельности, с любой точки зрения.
//-- НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ --//
   В деле прогресса человечества мы редко замечаем влияние наследственности. Все эти фарадеи, эдиссоны, форды, граммы, колумбы, ватты, стефенсоны, ньютоны, лапласы, франклины и прочие вышли из народа и не имели талантливых предков. Никаких следов наследственности мы тут не видим. Ясно, что гений более создается условиями, чем передается от родителей или других предков. Таланты у предков, может быть, и были, но, очевидно, на весь мир не проявлялись: они выражались мелочно.
   Только в очень редких случаях сказывается явно наследственность дарований. Так, Гершель-сын и Дарвин-сын были знамениты, хотя далеко не так, как их отцы. Примеров таких в истории гораздо меньше, чем обратных. Вывод такой: гений создается неизвестными нам условиями и подходящей средой.
   Все же нельзя целиком отрицать и влияние наследственности. Поэтому я прежде всего расскажу то немногое, что я знаю о моих родителях и их роде. В детстве и молодости меня это нисколько не интересовало и я ничего о том не узнавал. Потом еще и глухота тому помешала. Мать имела татарских предков и носила в девичестве татарскую фамилию. Значение наследственности я прежде и не понимал. Как будто у отца была родственная связь с известным Наливайко, и род отца даже носил прежде эту фамилию.
   По семейным преданиям предок Циолковских был известный бунтарь Наливайко. Вот что о нем сказано в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона: Наливайко был казацким предводителем конца XVI века, борец против польской аристократии, уроженец города Острога. Смерть отца, погибшего от произвола владетеля местечка Гусятина, оттолкнула Наливайко от шляхты и побудила перейти к казакам. Подняв восстание, он истреблял шляхтичей и ксендзов. Сначала восстание сосредоточивалось на Волыни, потом перешло в Белоруссию. Сначала победа была на его стороне, и он писал королю Сигизмунду III, чтобы тот отдал свободные земли между Бугом и Днестром казакам, за что казаки будут помогать Речи Посполитой против ее врагов. Король вместо ответа послал на него войска. В 1596 году близ Лубен казакам пришлось сдаться. Они выдали Наливайко и других начальников. Наливайко отправили в Варшаву и отрубили голову. Слухи о том, что его сожгли в медном баке, новейшими данными не подтверждаются.
   Характер отца был близок к холерическому. Он всегда был холоден, сдержан, с моей матерью не ссорился. Во всю жизнь я был свидетелем только одной ссоры его с моей матерью. И то виновата была она. Он не отвечал на ее дерзости, но хотел разойтись с нею. Она вымолила прощение. Это было примерно в [18]66 году. Мне было тогда лет девять. Среди знакомых слыл умным человеком и оратором, среди чиновников – красным и нетерпимым по своей идеальной честности. Много курил, даже временно ослеп и всю жизнь имел зрение не сильное. Я помню его дальнозорким. При чтении надевал очки. В молодости умеренно выпивал. При мне уже оставил это. Вид имел мрачный. Редко смеялся. Был страшный критикан и спорщик. Ни с кем не соглашался, но, кажется, не горячился. Отличался сильным и тяжелым для окружающих характером. Никого не трогал и не обижал, но все при нем стеснялись. Мы его боялись, хотя он никогда не позволял себе ни язвить, ни ругаться, ни тем более драться. Придерживался польского общества и сочувствовал бунтовщикам – полякам, которые у нас в доме всегда находили приют. Кто-нибудь у нас в доме постоянно ютился.
   Был ли отец знающ? По тому времени его образование было не ниже [образования] окружающего общества, хотя, как сын бедняка, он почти не знал языков и читал только польские газеты. В молодости он был атеистом, но под старость иногда с моей сестрой посещал костел. Был, однако, далек от всякого духовенства. В доме я никогда не видел у нас ксендза или православного духовенства. Польским патриотом особенно не был. Говорил он всегда по-русски, и мы не знали польского языка, – даже мать. По-польски и с поляками говорил редко. Перед смертью (в 1880 году) увлекался русским Евангелием, что было, очевидно, влиянием толстовщины.
   Пристрастие у него было к изобретательству и строительству. Меня еще не было на свете, когда он придумал и устроил молотилку, увы, неудачно! Старшие братья рассказывали, что он с ними строил модели домов и дворцов. Всякий физический труд он поощрял в нас и вообще самодеятельность. Мы почти все делали всегда сами.
   Мать была совершенно другого характера: натура сангвиническая, горячка, хохотунья, насмешница и даровитая. В отце преобладал характер, сила воли, в матери же – талантливость. Ее пение мне очень нравилось. Темперамент отца умерял природную пылкость и легкомыслие матери. В молодости, до женитьбы, отец, как и все, в половом отношении был несдержан, как он сам говорил. Но со времени женитьбы вел строго семейную жизнь. Мать вышла замуж в 16 лет, и романов до замужества у ней, очевидно, не было. Не было их и после. Отец был старше ее лет на 10. Родители мои очень любили друг друга, но этого не высказывали. Однако это не мешало им слегка увлекаться, особенно отцу, который нравился женщинам. До измены ни с какой стороны не доходило. У отца, как и у меня, было инстинктивное и отчасти сознательное стремление к воздержанию. Вероятно, и он видел в этом источник умственной силы и энергии. Я никогда не видел у нас двуспальной кровати, хотя сначала, может быть, она и была. Напротив, при мне было обратное: отец спал через сени со старшими мальчиками, а мать – с маленькими детьми. Может быть, это и способствовало обильному деторождению.
   У родителей было пренебрежение к одежде, к наружности и уважение к чистоте и скромности. Особенно у отца. Зимой мы ходили в дешевых полушубках, а летом и дома – в рубашках. Иной одежды, кажется, не было. Я даже на учительскую должность ехал в полушубке, прикрытом дешевым балахоном. Исключение было для учащихся в школах. По крайней мере были сюртуки (тогда в школах блуз не носили).
   Отношение к русскому правительству было скрытно-враждебное, но, кажется, тут была значительная примесь польского патриотизма. Когда в доме собирались знакомые поляки и либералы, то порядочно доставалось высшему начальству и государственному строю.
   И мать, и отец все же были склонны к космополитизму: видели человека, но не видели государств, правительств и вероисповеданий.
   Отец не сидел в тюрьме, но [ему] приходилось дело иметь с жандармерией и иметь много неприятностей с начальством.
   Из казенных лесничих его скоро высадили. Прослужил он в этой должности, должно быть, лет пять. Был учителем естественных наук в таксаторских классах [1 - Таксаторские классы – школа, подготавлявшая средний технический персонал лесного дела; учебное заведение, соответствовавшее лесному техникуму. (Прим. ред.)]. И тут пробыл лишь год. Потом где-то маленьким чиновником, управляющим делами. Вообще не повышался, а понижался в своей карьере. Потом губернское начальство представило его к должности лесничего, но министр не утвердил, и отец пробыл вторично лесничим только несколько месяцев. Опять пришлось терпеть крайнюю нужду.
   Отец был здоров: я не помню его больным. Только после смерти матери у него сделались приливы крови к мозгу (50 лет), и он всю остальную жизнь носил на голове компресс. Это было, мне кажется, результатом полового аскетизма. Жениться он стыдился, хотя эти годы нравился женщинам: в него влюблена была хорошенькая и молодая гувернантка соседей. Лично я считал его некрасивым, но что-то в нем было нравящееся. В пище он был очень умерен и никогда не был толстым. Фигура – коренастая, без живота, среднего роста. Лысины не было и следов, но волосы стриженые, седые (был брюнет), умеренно мускулист. Под конец жизни упал духом (хотя никогда не жаловался) и никуда не выходил из дома. Помер внезапно, без болезни – мне сдается – от уныния и полового воздержания. Тетка рассказывала: поднялся утром, сел, несколько раз вздохнул и был готов. Я тогда только что поступил на учительское место. Отец умер 61 года.
   Мать тоже была хорошего здоровья. Никогда не видел ее в постели, никогда не видел прыщика на ее лице. Но она очень мучилась родами. У нее было человек 13 детей. Последний мой брат умер лет 20 тому назад, а последняя сестра – лет 15. От нее осталась дочь, моя племянница, и сейчас живая. Еще есть дети от другого брата. Мать была выше среднего роста, шатенка, с правильными, хотя немного татарскими чертами лица. Тоже нравилась мужчинам, но меньше, чем отец. Под конец жизни стала избегать деторождения и умерла 38 лет, как мне кажется, жертвой неудачного аборта. Хотя прямых доказательств последнего у меня нет.
   Как же сказались на мне свойства родителей? Я думаю, что получил соединение сильной воли отца с талантливостью матери. Почему же не сказалось то же у братьев и сестер? А потому, что они были нормальными и счастливыми. Меня же унижала все время глухота, бедная жизнь и неудовлетворенность. Она подгоняла мою волю, заставляла работать, искать.
   Возможно, что умственные задатки у меня слабее, чем у братьев: я же был моложе всех и потому поневоле должен быть слабее умственно и физически. Только крайнее напряжение сил сделало меня тем, что я есть. Глухота – ужасное несчастье, и я никому ее не желаю. Но сам теперь признаю ее великое значение в моей деятельности в связи, конечно, с другими условиями. Глухих множество. Это незначительные люди. Отчего же у меня она сослужила службу? Конечно, причин еще множество: например, наследственность, удачное сочетание родителей… гнет судьбы. Но всего предвидеть и понять невозможно. Человек, выходит, ни в отца, ни в мать, а в одного из своих предков.
//-- РОЖДЕНИЕ --//
//-- 1857 год --//
   Настроение родителей перед моим рождением было бодрое. Дело было в [18]57 году, перед освобождением крестьян. Замечалось общее оживление общества (на безрыбье и рак рыба). Отец же был поляк-патриот и свободомыслящий. Мать, кажется, относилась равнодушнее к перемене политики. У ней было много семейных забот. Родила часто и сильно мучилась, следствие обычного тогда несоблюдения гигиены. У ней уже было много ребят, живых же оставалось трое.
   4 сентября 1857 года была хорошая, но холодная погода. Мать взяла двух старших моих братьев 6 и 5 лет и пошла с ними прогуляться. Когда вернулась, начались родовые боли, и на следующий день появился новый гражданин Вселенной Константин Циолковский.
//-- ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ --//
//-- От 1 до 10 лет, 1857–1866 год --//
   Как сон, мне представляется, что великан ведет меня за руку. Мы спускаемся по лестнице в цветник. Я со страхом поглядываю на великана. Думаю, что это был мой отец.
   От трех до четырех лет. Матери привозят письмо. Умер мой дедушка, ее отец. Мать рыдает. Я, глядя на нее, начинаю реветь. Меня шлепают и кладут спать. Дело было днем.
   Я рассматриваю животных в книге Дарагана. Фигура моржа почему-то меня устрашает, и я прячусь от этого под стол.
   Смотрю, как пишет отец. Нахожу это очень просто и объявляю всем, что писать я умею.
   Пять-шесть лет. Не помню, кто показывал мне буквы. За изучение каждой буквы от матери я получал копейку.
   Изумляла тележка на колесах, потому что от малейшего усилия приходила в движение. Ощущение радостное.
   Такое же радостное ощущение я не мог забыть, когда в первый раз увидел много воды в пруде. Занимало также жужжание вертушки в форточке. Отец берет меня на руки, пляшет и припевает: тра-та-та. Никакого удовольствия при этом не чувствовал.
   Игрушки были недорогие, но я обязательно их ломал, чтобы посмотреть, что было внутри их.
   Семи-восьми лет. Попались сказки Афанасьева. Начал разбирать их, заинтересовался и так выучился бегло читать.
   Была корь. Была весна. Чувствовал восторг при выздоравливании.
   Маленького меня очень любили – родители и гости. Отец сажал на колена, тряс на них меня и приговаривал: «Еде пан, пан, пан, а за паном хлоп, хлоп, хлоп, на конике гоп, гоп, гоп». Потом я часто то же повторял со своими детьми. Прозвища я получал разные: птица, блаженный, девочка.
   Однажды стащил медную монету со стола. Оставили без чаю. Долго рыдал и приходил в отчаяние.
   Кололи с мамой на полу сахар. Я незаметно его кусочки подкладывал под подол рубашки, надеясь при благоприятном моменте унести его и съесть. Благоприятного момента не случилось. Разочарование.
   Матери мы не боялись, хотя она иногда и потреплет небольно. Но отец внушал страх, хотя никогда маленьких не бил и не ругал. Никогда даже не горячился и не кричал.
   Брат (старше меня на два года) показывает фокус: открывает рюмочку, в ней шарик. Закрывает рюмочку и опять открывает. Шарик исчезает. Изумление.
   Восьми-девяти лет. Бабушка умерла. Мама уезжает в деревню на похороны. Мы остаемся одни. Я скучаю, даже тоскую.
   Старший брат меня дразнит. Гоняюсь за ним и швыряю камнями. Случился отец. «Что такое?» – «Попал мне в висок», – говорит брат Митя. Выпороли. Дали две розги, но пребольно. Розог этих я боялся как огня, хотя никогда не получал больше двух-трех ударов. Отец был справедливый и гуманный человек. Как же это примирить с поркой? Время было такое. Отца в какой-то иезуитской школе (в Волыни) пороли чуть не каждый день, а случалось и два раза в сутки. Меня же выпороли всего раз пять во всю жизнь – не больше. Разве это не прогресс! Выходим со старшим братом на улицу. За что-то я рассердился на него и ударил. Услыхал отец… Что за шум! Брат объяснил. Повели пороть. Заявил, что пощусь. Не помогло. Получил две розги. Негодования не только против матери, но и против отца не осталось ни малейшего. И тогда не было. Думаю даже, что эти наказания повлияли на меня благодетельно, как действие природы: ушиб, горе, несчастие и прочее. Случалось, пороли и за разбитое стекло. Это приучило меня к осторожности.
   Конечно, я не сторонник наказаний, тем более розог, но надо принять во внимание время, когда даже царей пороли. Притом шалуны часто ушибаются, бьют друг друга и даже уродуют себя: не так уж это вредно…
   За разбитое стекло однажды спасла меня тетка, сестра матери. Мне очень было любопытно смотреть, как лопаются лампочные стекла, если их помажешь слюной. Сначала прощали, а потом обещали порку. Но я опять за свое. Спасла тетка, купившая стекло.
   Копали колодезь. Пока не появилась вода, мы – дети – спускались в колодезь. Очень было любопытно. Навалили гору песку. Зимой образовалась прекрасная гора. Впервые испытал восторг катания на санках (самокатом).
   Летом строили шалаши. Было приятно вести свое хозяйство. Иногда устраивали и печи. Осенью топили и грелись. Свой камелек.
   Ученье шло туго и мучительно, хотя я и был способен. Занималась с нами мать. Отец тоже делал педагогические попытки, но был нетерпелив и портил тем дело. Помню, принесли яблоко, проткнули спицей. Это был земной шар с осью. Рассердился учитель, назвал всех болванами и ушел. Кто-то из нас съел яблоко.
   Зададут на маленькой грифельной доске написать страничку, две. Даже тошнило от напряжения. Зато когда кончишь это учение, какое удовольствие чувствуешь от свободы.
   Однажды мать объясняла мне деление целых чисел. Не мог понять и слушал безучастно. Рассердилась мать, отшлепала меня тут же. Заплакал, но сейчас же понял. Опять из этого не следует, что надо бить детей. Следует искать лучших способов возбуждать внимание.
   Читать я страстно любил и читал все, что было и что можно было достать. От чтения Загоскина трепала лихорадка.
   Любил мечтать и даже платил младшему брату, чтобы он слушал мои бредни. Мы были маленькие, и мне хотелось, чтобы дома, люди и животные – все было тоже маленькое. Потом я мечтал о физической силе. Я, мысленно, высоко прыгал, взбирался как кошка на шесты, по веревкам. Мечтал и о полном отсутствии тяжести.
   Любил лазить на заборы, крыши и деревья. Прыгал с забора, чтобы полетать. Любил бегать и играть в мяч, лапту, городки, жмурки и прочее. Запускал змеи и отправлял на высоту по нитке коробочку с тараканом.
   На дворе у нас во время дождей и осенью была огромнейшая лужа. И вода, и лед приводили меня в мечтательное настроение. Пробовали плавать в корыте и делать зимой из проволоки коньки. Их я делал, но расшибался на льду так, что искры из глаз сыпались. Наконец, откуда-то достали испорченные настоящие коньки. Поправили их. Кататься выучился в один день. Даже съездили на них в тот же день за чем-то в аптеку.
   Вот период моего нормального существования до глухоты (10 лет). Он ничем особенным не отличается от жизни обыкновенных детей. Предыдущим я и хотел это подчеркнуть. Вывод интересный, но, пожалуй, не новый: нельзя угадать, что из человека выйдет.
   Мы любим разукрашивать детство великих людей, но едва ли это не искусственно, в силу предвзятого мнения.
   Однако бывает и так, что будущие знаменитые люди проявляют свои способности очень рано, и их современники предугадывают их великую судьбу. Но в огромном большинстве случаев этого не бывает. Такова истина, подтвержденная бесчисленными историческими примерами. Я, впрочем, лично думаю, что будущее ребенка никогда не предугадывается. Таланты же у многих проявляются в детстве, не давая впоследствии никаких результатов.
//-- ГЛУХОТА --//
//-- От 10 до 11 лет, 1866–1868 годы --//
   Теперь уже пойдет биография ненормального человека, полуглухого. Она не может быть яркой, так как необильна внешними впечатлениями. Этому способствовали также бедность, изолированность и замкнутость.
   Лет 10–11-ти, в начале зимы, я катался на салазках. Простудился. Простуда вызвала скарлатину. Заболел, бредил. Думали, умру, но я выздоровел, только сильно оглох, и глухота не проходила. Она очень мучила меня. Я ковырял в ушах, вытягивал пальцем воздух, как насосом, и, думаю, сильно себе этим повредил, потому что однажды показалась из ушей кровь.
   Последствия болезни, отсутствие ясных звуков, ощущений, разобщение с людьми, унижение калечества – сильно меня отупили. Братья учились, я не мог. Было ли это последствием отупления или временной несознательности, свойственной моему возрасту и темпераменту, я до сих пор не знаю.
   Известно, что и глухие прекрасно учатся: по учебникам, не слушая учителей. Отец рассказывал про себя, что он стал умственно развиваться с 15 лет. Может быть, и у меня отчасти сказалась эта черта позднего развития. У матери ее не было. У некоторых детей развитие начинается с половой зрелости, т. е. после 13–14 лет. Этим тоже можно объяснить мою несознательность до 14 лет. Все же я помню, еще до глухоты, следующее. Мать делала мне и старшему брату диктант. Брат на 2 года был старше меня и делал множество ошибок, я же очень мало. На основании подобных фактов я более склоняюсь к тому, что отупение скорее было от глухоты и болезни, чем от упомянутой наследственности.
//-- ПЕРИОД НЕСОЗНАТЕЛЬНОСТИ --//
//-- От 11 до 14 лет, 1868–1871 годы --//
   Глухота делает в дальнейшем мою биографию малоинтересной, так как лишает меня общения с людьми, наблюдения и заимствования. Она бедна лицами и столкновениями, она исключительна. Это биография калеки. Я буду приводить разговоры и описывать мои скудные сношения с людьми, но они не могут быть ни полными, ни верными. Порою я слышал лучше, и вот эти-то моменты, может быть, более запомнились.
   Привожу одну черту характера, может быть, и слабости. Встретился в Рязани на улице с мальчиком постарше меня и посильнее. Известно, что мальчики вроде петухов. Сейчас же мы стали в позу, готовые к бою. Случилось так, что в это время проходил мой двоюродный брат, здоровенный малый. «Что с ним сделать, Костя?» – говорит. «Не тронь его», – отвечаю. Мальчик испарился. Вообще я никогда не замечал в себе чувства мстительности. Но мне казалось, что я был немного трусоват. Очень боялся уличных нападений и даже разбойников. Боялся и темноты, в особенности после страшных рассказов тетки. Мать их не рассказывала. Отец считал все это вздором, да и не говорил с нами. И тетка при родителях не говорила своей чепухи. Впрочем, нас приводили в ужас также рассказы о холере, войне и других бедствиях. Конечно, это чисто детская черта: храбрость растет с годами. Недаром же она называется мужеством.
   У меня была склонность к лунатизму. Иногда ночью я вставал и долго что-нибудь бормотал (без сознания). Иногда сходил с постели, блуждал по комнатам и прятался где-нибудь под диваном. Однажды пришли откуда-то ночью родители и не нашли меня в кровати. Я оказался спящим на полу в другой комнате. У брата, Мити, это было еще сильнее.
   Еще маленький, после глухоты: в какой-то хрестоматии я узнал расстояние до Солнца. Очень удивился и всем о том сообщал.
   Часто читал книгу «Мир Божий». Там русский народ выставлялся как самый лучший в мире. Странно, что я даже тогда этому не верил.
   Играли в домино и карты. Мне это нравилось, теперь же я не могу видеть без отвращения игральных карт, шашек, шахмат и всяких подобных игр.
   Благодаря добрым знакомым отец был определен на какую-то маленькую должность по лесному ведомству в город Вятку. Там была прекрасная многоводная река. Летом купались. Тут я выучился плавать. Мы пользовались свободой, ходили, куда хотели. Меня удивляет, как я не утонул в этой реке. Однажды это чуть не случилось, хотя и не во время купания. Было половодье. Лед шел, потом остановился. День был прекрасный, солнечный. Мне захотелось покататься на льдинах. Они приперли к самому берегу, и перейти на них ничего не стоило. Спускаемся с товарищем с горы вниз на берег. Скачем по льдинам. Между льдинами сильно засоренная вода, которую я принял за грязную льдину. В эту воду я и провалился. От холода разинул рот. Ко мне спешит на помощь товарищ, попадает в ту же ледяную ванну и тоже раскрывает рот. Эта маленькая неудача и спасла нас. Лед еще стоял. Мы выкарабкались из воды и побежали домой сушиться. Не будь этого купания, мы дождались бы движения льда и наверняка после катания утонули бы.
   В городе был хороший сад. В нем громадные качели на 10 человек: очень тяжелый ящик на веревках со скамьями. Вздумал я этот ящик покачать. Раскачал, а удержать не мог. Перегнул он меня в дугу, но спинной хребет все же не сломал. Несколько времени я лежал, корчась от боли. Думал, умираю. Но все же скоро оправился и пошел с братом домой. Последствий не было. Но ящик сняли, хотя даже я родителям о происшествии ничего не говорил – боялся.
   На 13-м году мы потеряли мать, которой не было и 40 лет. Дело было так. Однажды за утренним чаем мать говорит мне и младшему брату (умер в юности): «Будете ли вы плакать, если я умру?» Ответом были горькие слезы. Вскоре после этого мать заболела, прохворала очень недолго и умерла. Перед концом нас позвали проститься. Мать лежала уже без сознания, и слезы текли у нее из глаз. Я утирал их платком и плакал. Но горе детей не бывает глубоким и разрушительным. Через неделю я уже лазил на черемуху и качался с удовольствием на качелях. Мать, конечно, ничего не предчувствовала, а вероятно, сделала неудачный аборт.
   После матери хозяйство вела младшая сестра матери, которую мы не особенно любили и уважали. Но она все же была очень кротка и никогда нас не обижала: ни криком, ни толчком. Она имела склонность все преувеличивать и даже врать. Ну и преклонение ее перед барством нам не нравилось. За год до смерти матери родители, и в особенности мать, были поражены неожиданной гибелью 17-летнего моего брата. Два моих старших брата учились тогда в Петербурге, и младший из них умер от белой горячки. Немного он выпивал, но все-таки странно. Горе матери было так неописуемо, что нас, малышей, это более огорчило, чем самая смерть брата.
   Была у нас в городе старинная, но довольно высокая церковь. Наверху ее была башня с балкончиком, как каланча. Может быть, она и служила раньше пожарной каланчой. На святую Пасху мальчики лазали на ее колокольню звонить. Увязывался и я, но не звонил, а взбирался выше на самый балкончик. Вид оттуда был прекрасный. Я был один. Никто не дерзал туда лазить. Мне же это доставляло громадное удовольствие: все было под ногами. Я то садился, то стоял, то ходил кругом. Вздумал однажды покачать кирпичную ограду. Не только она, но и вся верхушка закачалась. Я пришел в ужас, представив себе мое падение со страшной высоты. Всю жизнь потом мне иногда снилась эта качающаяся башня. Все же я жалел, что ход на башню был потом заделан.
   Ни гувернанток, ни бонн, ни нянек, конечно, у нас быть не могло. Близкие сокрушались о моем положении, но сделать ничего не могли: мать умерла, отец поглощен был добыванием средств к жизни, тетка сама была и малограмотна, и бессильна.
   Этот трехлетний промежуток, по моей несознательности, был самым грустным, самым темным временем моей жизни. Я стараюсь восстановить в своей памяти, но ничего сейчас не могу больше вспомнить. Нечем даже помянуть это время. Припоминается только катание по улицам на коньках, санках и ледянках.
//-- ПРОБЛЕСКИ СОЗНАНИЯ --//
//-- От 14 до 16 лет, 1871–1873 годы --//
   Еще 11 лет в Рязани мне нравилось делать кукольные коньки, домики, санки, часы с гирями и прочее. Все это было из бумаги и картона и соединялось сургучом. Наклонность к мастерству и художеству сказалась рано. У старших братьев она была еще сильней.
   К 14–16-ти годам потребность к строительству проявилась у меня в высшей форме. Я делал самодвижущиеся коляски и локомотивы. Приводились они в движение спиральной пружиной. Сталь я выдергивал из кринолинов, которые покупал на толкучке. Особенно изумлялась тетка и ставила меня в пример братьям. Я также увлекался фокусами и делал столики и коробки, в которых вещи то появлялись, то исчезали.
   Увидал однажды токарный станок. Стал делать собственный. Сделал и точил на нем дерево, хотя знакомые отца и говорили, что из этого ничего не выйдет, множество разного рода ветряных мельниц. Затем коляску с ветряной мельницей, которая ходила против ветра и по всякому направлению. Тут даже отец был тронут и возмечтал обо мне. После этого последовал музыкальный инструмент с одной струной, клавиатурой и коротким смычком, быстро движущимся по струне. Он приводился в движение колесами, а колеса – педалью. Хотел даже сделать большую ветряную коляску для катанья (по образцу модели) и даже начал, но скоро бросил, поняв малосильность и непостоянство ветра.
   Все это были игрушки, производившиеся самостоятельно, независимо от чтения научных и технических книг.
   Проблески серьезного умственного сознания проявились при чтении. Лет 14-ти я вздумал почитать арифметику, и мне показалось все там совершенно ясным и понятным. С этого времени я понял, что книги – вещь не мудреная и вполне мне доступная. Я разбирал с любопытством и пониманием несколько отцовских книг по естественным и математическим наукам (отец некоторое время был преподавателем этих наук в таксаторских классах). И вот меня увлекает астролябия, измерение расстояния до недоступных предметов, снятие планов, определение высот. Я устраиваю высотомер. С помощью астролябии, не выходя из дома, я определяю расстояние до пожарной каланчи. Нахожу 400 аршин. Иду и проверяю. Оказывается – верно. Так я поверил теоретическому знанию. Чтение физики толкнуло меня на устройство других приборов: автомобиля, двигающегося струей пара, и бумажного аэростата с водородом, который, понятно, не удался. Далее я составлял проект машины с крыльями.
   В конце этого периода припоминаю один случай. У отца был товарищ-изобретатель (образованный лесничий). Он придумал вечный мотор, не уяснив себе законов гидростатики. Я говорил с ним и тотчас же понял его ошибку, хотя и не мог его разубедить. Верил ему и отец. Потом, в Питере, писали о его «успешном» изобретении в газетах. Отец советовал мне смириться, но я оставался при своем мнении. Это пример проницательности и твердости, который меня и потом радовал.
   В сущности ничего необыкновенного и в этой моей поре детства не замечается. Но я пишу, что было. Истина, хотя бы и не блестящая, всего выше.
//-- В МОСКВЕ --//
//-- От 16 до 19 лет, 1873–1876 годы --//
   Отец вообразил, что у меня технические способности, и меня отправили в Москву. Но что я мог там сделать со своей глухотой! Какие связи завязать? Без знания жизни я был слепой в отношении карьеры и заработка. Я получал из дома 10–15 рублей в месяц. Питался одним черным хлебом, не имел даже картошки и чаю. Зато покупал книги, трубки, ртуть, серную кислоту и прочее.
   Я помню отлично, что, кроме воды и черного хлеба, ничего не было. Каждые три дня я ходил в булочную и покупал там на 9 копеек хлеба. Таким образом, я проживал 90 копеек в месяц.
   Тетка сама навязала мне уйму чулок и прислала в Москву. Я решил, что можно отлично ходить без чулок (как я ошибся!). Продал их за бесценок и купил на полученные деньги спирту, цинку, серной кислоты, ртути и прочего. Благодаря, главным образом, кислотам я ходил в штанах с желтыми пятнами и дырами. Мальчики на улице замечали мне: «Что это мыши, что ли, изъели ваши брюки?» Ходил я с длинными волосами просто оттого, что некогда стричь волосы. Смешон был, должно быть, страшно. Я был все же счастлив своими идеями, и черный хлеб меня нисколько не огорчал. Мне даже в голову не приходило, что я голодаю и истощаю себя. Но что же, собственно, я делал в Москве? Неужели ограничился одними жалкими физическими и химическими опытами?!
   Я проходил первый год тщательно и систематически курс начальной математики и физики. Часто, читая какую-нибудь теорему, я сам находил доказательство. И это мне более нравилось и было легче, чем проследить объяснение в книге. Только не всегда мне это удавалось. Все же из этого видна была моя наклонность к самостоятельному мышлению.
   На второй же год занимался высшей математикой. Прочел курс высшей алгебры, дифференциального и интегрального исчисления, аналитическую геометрию, сферическую тригонометрию и прочее. Но меня страшно занимали разные вопросы, и я старался сейчас же применить приобретенные знания к решению этих вопросов. Так, я почти самостоятельно проходил аналитическую механику. Вот, например, вопросы, которые меня занимали:
   1. Нельзя ли практически воспользоваться энергией движения Земли? Решение было правильное: отрицательное.
   2. Какую форму принимает поверхность жидкости в сосуде, вращающемся вокруг отвесной оси? Ответ верный: поверхность параболоида вращения. А так как телескопические зеркала имеют такую форму, то я мечтал устраивать гигантские телескопы с такими подвижными зеркалами (из ртути).
   3. Нельзя ли устроить поезд вокруг экватора, в котором не было бы тяжести от центробежной силы? Ответ отрицательный: мешает сопротивление воздуха и многое другое.
   4. Нельзя ли строить металлические аэростаты, не пропускающие газа и вечно носящиеся в воздухе? Ответ: можно.
   5. Нельзя ли эксплуатировать в паровых машинах высокого давления мятый пар? Ответ мой: можно.
   Конечно, многие вопросы возникали и решались раньше усвоения высшей математики, и притом давно были решены другими.
   6. Нельзя ли применить центробежную силу к поднятию за атмосферу, в небесные пространства? И я придумал такую машину. Она состояла из закрытой камеры или ящика, в котором вибрировали кверху ногами два твердых эластичных маятника, с шарами в верхних вибрирующих концах. Они описывали дуги, и центробежная сила шаров должна была поднимать кабину и нести ее в небесное пространство. Я был в таком восторге от этого изобретения, что не мог усидеть на месте и пошел развеять душившую меня радость на улицу. Бродил ночью час-два по Москве, размышляя и проверяя свое открытие. Но, увы, еще дорогой я понял, что я заблуждаюсь: будет трясение машины и только. Ни на один грамм ее вес не уменьшится. Однако недолгий восторг был так силен, что я всю жизнь видел этот прибор во сне: я поднимаюсь на нем с великим очарованием.
   Но неужели у меня в Москве не было совсем знакомых? Были случайные знакомые. Так, в Публичной библиотеке («Чертковской») мною заинтересовался кончающий по математическому факультету студент Б. Он раза два был у меня и посоветовал прочесть Шекспира. Шекспир мне очень тогда понравился. Но когда я, уже стариком, вздумал его перечитывать, то бросил, как непроизводительный труд. (То же рассказывал про себя и Л. Толстой.)
   Другой случайный приятель предложил познакомить меня с одной девицей. Но до того ли мне было, когда живот был набит одним черным хлебом, а голова – обворожительными мечтами! Все же и при этих условиях я не избежал сверхплатонической любви. Произошло это так. Моя хозяйка стирала на богатый дом известного миллионера Ц. Там она говорила и обо мне. Заинтересовалась дочь Ц. Результатом была ее длинная переписка со мной. Наконец, она прекратилась по независящим обстоятельствам. Родители нашли переписку подозрительной, и я получил тогда последнее письмо. Корреспондентку я ни разу не видел, но это не мешало мне влюбиться и недолгое время страдать.
   Интересно, что в одном из писем к ней я уверял свой предмет, что я такой великий человек, которого еще не было, да и не будет. Даже моя девица в своем письме смеялась над этим. И теперь мне совестно вспомнить об этих словах. Но какова самоуверенность, какова храбрость, имея в виду те жалкие данные, которые я совмещал в себе! Правда, и тогда я уже думал о завоевании Вселенной. Припоминается невольно афоризм: плохой тот солдат, который не надеется быть генералом. Однако сколько таких надеющихся прошли в жизни бесследно.
   Теперь, наоборот, меня мучает мысль: окупил ли я своими трудами тот хлеб, который я ел в течение 75-ти лет? Поэтому я всю жизнь стремился к крестьянскому земледелию, чтобы буквально есть свой хлеб. Осуществлению этого мешало [мое] незнание жизни.
   Что я читал в Москве и чем увлекался? Прежде всего – точными науками. Всякой неопределенности и «философии» я избегал. На этом основании и сейчас я не признаю ни Эйнштейна, ни Лобачевского, ни Минковского с их последователями. Трудности мы находим во всех науках, но я не считаю их туманными. И сейчас мой ум многого не может преодолеть, но я понимаю, что это результат недосуга, слабость ума, трудности предмета, а никак не следствие туманности. Я сейчас отверг, например, Минковского, назвавшего время четвертым измерением. Назвать-то можно, но слово это нам ничего не открывает и не прибавляет к сокровищнице знаний. Я остался сторонником механистических воззрений XIX столетия и думаю и знаю, что можно объяснить, например, спектральные линии (пока только водорода) без теории Бора, одной ньютоновской механикой. Вообще я еще не вижу надобности уклоняться от механики Ньютона, за исключением его ошибок. Прав ли я, не знаю. Под точной наукой, или, вернее, истинной наукой, я подразумевал единую науку о веществе или о Вселенной. Даже математику я причислял и причисляю сюда же. Монизм – единство – на всю жизнь остался моим принципом.
   Известный молодой публицист Писарев заставлял меня дрожать от радости и счастья. В нем я видел тогда второе «Я». Уже в зрелом возрасте я смотрел на него иначе и увидел его ошибки. Все же это один из самых уважаемых мною моих учителей. Увлекался я также и другими изданиями Павленкова. В беллетристике наибольшее впечатление произвел на меня Тургенев и в особенности его «Отцы и дети». На старости и это я потом переоценил и понизил.
   В Чертковской библиотеке много читал «Араго» и другие книги по точным наукам.
   Кстати, в Чертковской библиотеке я заметил одного служащего с необыкновенно добрым лицом. Никогда я потом не встречал ничего подобного. Видно, правда, что лицо есть зеркало души. Когда усталые и бесприютные люди засыпали в библиотеке, то он не обращал на это никакого внимания. Другой библиотекарь сейчас же сурово будил.
   Он же давал мне запрещенные книги. Потом оказалось, что это известный аскет Федоров – друг Толстого и изумительный философ и скромник. Он раздавал все свое крохотное жалованье беднякам. Теперь я вижу, что он и меня хотел сделать своим пенсионером, но это ему не удалось: я чересчур дичился.
   Потом я еще узнал, что он был некоторое время учителем в Боровске, где служил много позднее и я. Помню благообразного брюнета, среднего роста, с лысиной, но довольно прилично одетого. Федоров был незаконный сын какого-то вельможи и крепостной. По своей скромности он не хотел печатать свои труды, несмотря на полную к тому возможность и уговоры друзей. Получил образование он в лицее. Однажды Л. Толстой сказал ему: «Я оставил бы во всей этой библиотеке лишь несколько десятков книг, а остальные выбросил». Федоров ответил: «Видал я много дураков, но такого еще не видывал».
//-- ОПЯТЬ В ГОРОДЕ П. --//
//-- От 19 до 21 года, 1876–1878 годы --//
   Вел с отцом переписку, был счастлив своими мечтами и никогда не жаловался. Все же отец видел, что такая жизнь в Москве должна изнурить меня и привести к гибели. Пригласили меня под благовидным предлогом в П.
   Дома обрадовались, только изумились моей черноте. Очень просто – я съел весь свой жир.
   В либеральной части общества отец пользовался уважением и имел много знакомых. Благодаря этому я получил частный урок. Я имел успех, и меня скоро засыпали этими уроками. Гимназисты распространяли про меня славу, будто я понятно объясняю алгебру. Никогда не торговался и не считал часов. Брал, что давали – от четвертака до рубля за час. Вспоминаю один урок по физике. За него платили щедро – по рублю. Ученик был очень способный. Когда в геометрии дошли до правильных многогранников, я великолепно склеил их все из картона, навязал на одну нитку и с этим крупным ожерельем отправился по городу на урок.
   Когда мы в физике дошли до аэростатов, то я склеил из папиросной бумаги аршинный шар и пошел с ним к ученику. Летающий монгольфьер очаровал мальчика.
   Только в П. я случайно узнал, что я близорук. Сидели мы с младшим братом на берегу реки и смотрели на пароход. Какой пароход – я прочесть не мог, брат же в очках прочел. Взял его очки и тоже прочел. С этих пор я носил очки с вогнутыми стеклами и до сих пор ношу, но читаю всегда и даже сейчас без очков, хотя книгу приходится теперь удалять. Редко прибегаю к большому двояковыпуклому стеклу или к лупе.
   Случилось, что оглобли очков оказались длинны. Я перевернул очки вверх ногами и так носил их. Все смеялись, но я пренебрегал насмешками. Вот черты моего позитивизма, независимости и пренебрежения к общественному мнению.
   Раньше была некоторая хлыщеватость, и чем больше назад, тем ее было больше. Там, в Москве, я ходил зимой в пальто старшего брата, перешитом из теткиного бурнуса. Оно было мне велико, и я, чтобы скрыть это, носил его внакидку, несмотря на адский иногда холод. Пальто было из очень прочного драпа, хотя без подкладки и воротника. Но и его я скоро лишился: проходил однажды близ Апраксина рынка. Выскакивают молодцы и почти насильно ведут меня в магазин. Соблазнили: дали предрянное пальто, а мое взяли. Прибавил я еще рублей 10.
   Также неудачна была моя покупка сапог на Сухаревке. Лишился старых и пришел домой в новых без подметок.
   И в городе П. я было принялся за станки особого устройства и разные машины. Даже нанял особую для мастерской квартиру.
   Между прочим, устроил нечто вроде водяных лыж, с высоким помостом, сложного устройства веслами и центробежным насосом. Переплыл благополучно речку. Думал получить большую скорость, но сделал грубую ошибку: у лыж была тупая корма, и потому большой скорости не получилось.
   Простудился и захворал мой брат, на год моложе меня, с которым я был особенно близок с самого детства. Зимы в П. холодные. У брата пропал аппетит, образовались язвы в кишках, и он помер.
   Товарищи-гимназисты его провожали. Я же отказался, говоря, что мертвому ничего не нужно. Этот поступок не был результатом холодности: я очень горевал. Потом я уже понял, что провожают мертвых ради родных и друзей.
   Из публичной библиотеки таскал научные книги и журналы. Помню механику Вейсбаха и Брашмана, ньютоновские «Принципы» и другие. Из журналов за все годы перечитал «Современник», «Дело», «Отечественные записки». Влияние этих журналов на меня имело громадное. Так, читая статьи против табаку, всю жизнь не курил. К латинской кухне также возникло сомнение. Всю жизнь я болел, но не помню, чтобы лечился. Уже позже я понял великое будущее медицины. Гигиенические статьи производили глубокое впечатление. Отвращение к орфографии всех стран возникло тоже от чтения. Тогда же я был (из книг) очень напуган половыми болезнями, что очень способствовало моему целомудрию. Все же трудно было бы удержаться от соблазна, если бы не мое увлечение науками и планами великих достижений. Так, знакомый однажды повел меня в одно злачное место. Но было холодно, я прозяб в моем пальтишке на рыбьем меху и вернулся домой. Уроками я зарабатывал много, и не в деньгах было препятствие: как-то и судьба мне помогала, а может быть, и глухота.
   Но все же я был страстен и постоянно влюблялся. В П. был один случай сверхплатонического чувства. Я полюбил семилетнюю дочку наших знакомых. Я мечтал о ней, мечтал даже о доме, где она жила, и с радостью проходил мимо этого дома. Более чистой любви трудно себе что-нибудь представить.
//-- ПЕРЕСЕЛЕНИЕ В РЯЗАНЬ --//
//-- От 21 до 22 лет, 1878–1879 годы --//
   Отец стал прихварывать. Смерть его жены, детей, жизненные неудачи много этому способствовали. Отец вышел в отставку с маленькой пенсией, и все мы решили переселиться в Рязань, на родину. Ехали весной на пароходе до самого места. С нами была и та девочка. По приезде в Рязань она должна была отправиться к ее родителям. Я захотел с ней проститься. Она маленькая, но вскочила на стол, чтобы я мог ее поцеловать. Это был единственный поцелуй, который мне от нее достался. Больше я с ней никогда не виделся.
   В Рязани побывал в местах, где прежде жил. Все показалось очень маленьким, жалким, загрязненным. Знакомые – приземистыми и сильно постаревшими. Сады, дворы и дома уже не казались такими интересными, как прежде: обычное разочарование от старых мест. Я еще не был учителем (1878 год), когда меня притянули к исполнению недавно введенной воинской повинности. Я отрицательно и с негодованием относился к войне, но понимал, что против рожна трудно пойти. Никто не догадался меня проводить в воинское присутствие. Благодаря глухоте получился неизбежный ряд комических сцен.
   Раздели догола, кто-то держал рубашку. Грудь не вышла. Заявил о глухоте: «Воздух продувается сквозь барабанные перепонки». Послушал доктор, как шумит в ухе воздух от продувания.
   Не помню хорошо, освободили меня сразу или отложили на год. Помню только, что губернатор остался недоволен приемной комиссией и захотел всех освобожденных переосвидетельствовать.
   Он спросил меня: «Чем занимаетесь?» Мой ответ «Математикой» возбудил ироническое пожимание плеч. Все же мою негодность подтвердил. Помню, около этого времени я делал опыты с цыплятами. На центробежной машине я усиливал их вес в 5 раз. Ни малейшего вреда они не получили. Такие же опыты еще ранее в Вятке я производил и с насекомыми. Подвергал и себя экспериментам: по нескольку дней ничего не ел и не пил. Лишение воды мог выдержать только в течение двух дней. По истечении их я на несколько минут потерял зрение.
   На следующий год я сдавал экзамен на учителя, так как в Рязани не имел уроков и жил оставшимся скудным запасом денег. В это время я занимал комнату у служащего Палкина. Это был ранее сосланный в Сибирь поляк, теперь освобожденный.
   На экзамен я боялся опоздать. Спрашиваю сторожа: «Экзаменуют?» Насмешливый ответ: «Только вас дожидаются».
   Первый устный экзамен был по Закону Божию. Растерялся и не мог выговорить ни одного слова. Увели и посадили в сторонке на диванчик. Через пять минут очухался и отвечал без запинки. Далее со мной уже этой растерянности не было. Главное – глухота меня стесняла. Совестно было отвечать невпопад и переспрашивать – тоже. Письменный экзамен был в комнате директора и в его одноличном присутствии. Через несколько минут я написал сочинение, ввернув доказательства совершенно новые. Подаю директору. Его вопрос: «Это черновая?» «Нет, беловая», – отвечаю.
   Хорошо, что попался мыслящий молодой экзаменатор. Он понял меня и поставил хороший балл, не сделав ни одного замечания. Отметок их я не видел. Знаю только, что меньше 4 получать на экзамене было нельзя. Так сошли и другие экзамены.
   Пробный урок давался в перемену, без учеников. Выслушивал один математик.
   На устном экзамене один из учителей ковырял в носу. Другой, экзаменующий по русской словесности, все время что-то писал, и это не мешало ему выслушивать мои ответы.
   Отец был очень доволен. Решили помочь мне в снаряжении на предполагаемое место. На экзамене я был в серой заплатанной блузе. Пальто и прочее – все это было в жалком состоянии, а денег почти не оставалось. Сшили вицмундир, брюки и жилет, всего за 25 рублей. Кстати сказать, что все сорок лет моего последующего учительства я больше мундира не шил. Кокарды не носил. Ходил в чем придется. Крахмальных воротников не употреблял. Сшили и дешевое пальто за 7 рублей. Пришили к шапке наушники, и все было готово. Истраченное я потом возвратил отцу, который за это немного обиделся.
   Был у меня еще коротенький полушубок (куплен за 2 рубля). Под холодное пальто без ваты он очень пригодился зимой: тепло и прилично.
   Однако, несмотря на прошение, назначен был на место учителя только месяца через четыре.
   Этот промежуток ожидания я проводил в деревне у помещика М. Занимался с его малыми детьми, учил их грамоте. Мальчик спрашивает: «Зачем ставится в конце слов ер (ъ)?» «Это, – отвечаю, – по глупости». Также я раскритиковал и всю грамматику. Когда ребенок встречал ер, то сначала становился в тупик, а потом замечал: «Знаю, это по глупости». До меня у этого помещика жил какой-то бесприютный чудак. Про него рассказывали, что он зимой, через двойные рамы, со двора, всячески ругал хозяина, чем очень потешал собравшуюся публику. Помещик об этом не знал и ничего не слышал.
   Педагогия была для меня забавой. Главным же образом я погружался в законы отношения тел разной формы и изучал разного рода движения, которые вызывали относительную тяжесть. Лет через 30 я послал остатки этих впечатлений и чертежей известному Перельману как исторический документ. Он недавно упоминал о нем в своей книге обо мне (1932 год). Каждый день я гулял довольно далеко от дома и мечтал об этих своих работах и о дирижабле. Меня предупреждали, что тут много волков, указывали на следы и даже на перья растерзанных кур. Но мне как-то не приходила мысль об опасности, и я продолжал свои прогулки. Вздумал я тут же заниматься с одной крестьянской девушкой. Заметил, что увлекаюсь – бросил. Какой-то инстинкт отталкивал меня от женщин, хотя я был очень слаб к ним. Может быть, это было результатом крайне страстного увлечения идеями, которое пересиливало животные стремления. В простых людях, привыкших к барской разнузданности, это возбуждало сочувствие, и мне это было приятно.
//-- В БОРОВСКЕ УЧИТЕЛЕМ --//
//-- От 23 до 35 лет, 1880–1892 годы --//
   Наконец, после Рождества (1880 год) я получил известие о назначении меня на должность учителя арифметики и геометрии в Боровское уездное училище.
   Надел свои наушники, полушубок, пальто, валенки и отправился в путь.
   В городе Боровске остановился в номерах. Потом стал искать квартиру. Город был раскольнический. Пускали неохотно щепотников и табашников, хотя я не был ни тем, ни другим.
   Дома стояли пустыми, и все же не пускали.
   В одном месте нанял огромный пустой бельэтаж. Взял в нем одну комнату и в первую же ночь страшно угорел.
   Бельэтаж отдали под свадьбу, меня же переселили в темную каморку, что мне не понравилось. Стал искать другую квартиру. По указанию жителей попал на хлеба к одному вдовцу с дочерью, жившему на окраине города, поблизости реки. Дали две комнаты и стол из супа и каши. Был доволен и жил тут долго. Хозяин – человек прекрасный, но жестоко выпивал.
   Часто беседовали за чаем, обедом или ужином с его дочерью. Поражен был ее пониманием евангелия. Она соглашалась со мной, что галилейский плотник был человеком необыкновенного ума, и что звали его все люди хозяином, а не богом.
   Пора было жениться, и я женился на ней без любви, надеясь, что такая жена не будет мною вертеть, будет работать и не помешает мне делать то же. Эта надежда вполне оправдалась. Такая подруга не могла истощить и мои силы: во-первых, не привлекала меня, во-вторых, и сама была равнодушна и бесстрастна. У меня был врожденный аскетизм, и я ему всячески помогал. С женой мы всегда и всю жизнь спали в отдельных комнатах, иногда и через сени. Так и она до глубокой старости сохранила силы и способность к умственной деятельности. Она и сейчас (77 лет) много читает.
   Хорошо ли это было: брачная жизнь без любви? Довольно ли в браке одного уважения?
   Кто отдал себя высшим целям, для того это хорошо. Но он жертвует своим счастьем и даже счастьем семьи. Последнего я тогда не понимал. Но потом это обнаружилось. От таких браков дети не бывают здоровы, удачны и радостны, и я всю жизнь сокрушался о трагической судьбе детей. Помимо этого, брак без страсти – неустойчив. Жена его удовлетворяется детьми и кое-как сохраняет равновесие. Муж же не может так поглотиться семьей. Неудовлетворенное сердце вечно тянет в сторону. Жалость к детям и к невинной жене все же некоторых удерживает от губительного для них разрыва. То же было и со мной. Имейте это в виду, молодые люди! Академический брак едва ли сделает вас великими, а несчастными сделает, наверное.
   Венчаться мы ходили за четыре версты, пешком, не наряжались, в церковь никого не пускали. Вернулись – и никто о нашем браке ничего не знал.
   До брака и после него я не знал ни одной женщины, кроме жены.
   Мне совестно интимничать, но не могу же я лгать. Говорю про дурное и хорошее.
   Браку я придавал только практическое значение: уже давно, чуть не с 16 лет, разорвал теоретически со всеми нелепостями вероисповеданий.
   В день венчания купил у соседа токарный станок и резал стекла для электрических машин. Все же про свадьбу пронюхали как-то музыканты. Насилу их выпроводили. Напился только венчавший поп. И то угощал его не я, а хозяин.
   Я очень увлекался натуральной философией. Доказывал товарищам, что Христос был только добрый и умный человек, иначе он не говорил бы такие вещи: «Понимающий меня может делать то же, что и я, и даже больше». Главное – не его заклинания, лечение и «чудеса», а его философия.
   Донесли в Калугу директору. Директор вызывает к себе для объяснений. Занял деньги, поехал. Начальник оказался на даче. Отправился на дачу. Вышел добродушный старичок и попросил меня подождать, пока он выкупается. «Возница не хочет ждать», – сказал я. Омрачился директор, и произошел такой между нами диалог.
   – Вы меня вызываете, а средств на поездку у меня нет…
   – Куда же вы деваете свое жалование?
   – Я большую часть его трачу на физические и химические приборы, покупаю книги, делаю опыты…
   – Ничего этого вам не нужно… Правда ли, что вы при свидетелях говорили про Христа то-то и то-то?
   – Правда, но ведь это есть в Евангелии Ивана.
   – Вздор, такого текста нет и быть не может!.. Имеете ли вы состояние?
   – Ничего не имею.
   – Как же вы – нищий – решаетесь говорить такие вещи!..
   Я должен был обещать не повторять моих «ошибок» и только благодаря этому остался на месте… чтобы работать. Выхода другого, по моему незнанию жизни, никакого не было. Это незнание прошло через всю мою жизнь и заставило меня делать не то, что я хотел, много терпеть и унижаться. Итак, я возвратился целым к своим физическим забавам и к серьезным математическим работам. У меня сверкали электрические молнии, гремели громы, звонили колокольчики, плясали бумажные куколки, пробивались молнией дыры, загорались огни, вертелись колеса, блистали иллюминации и светились вензеля. Толпа одновременно поражалась громовым ударам. Между прочим, я предлагал желающим попробовать ложкой невидимого варенья. Соблазнившиеся угощением получали электрический удар. Любовались и дивились на электрического осьминога, который хватал всякого своими ногами за нос или за пальцы. Волосы становились дыбом, и выскакивали искры из всякой части тела. Кошка и насекомые также избегали моих экспериментов.
   Надувался водородом резиновый мешок и тщательно уравновешивался посредством бумажной лодочки с песком. Как живой, он бродил из комнаты в комнату, следуя воздушным течениям, поднимаясь и опускаясь.
   В училище товарищи называли меня Желябкой (1882 год) и подозревали, чего не было. Но я бронировал себя хождением по царским дням в собор и говением каждые четыре года.
   В то же время я разработал совершенно самостоятельно теорию газов. У меня был университетский курс физики Петрушевского, но там были только намеки на кинетическую теорию газов, и вся она рекомендовалась как сомнительная гипотеза.
   Послал работу в столичное Физико-химическое общество. Единогласно был избран его членом. Но я не поблагодарил и ничего на это не ответил (наивная дикость и неопытность).
   Ломал голову над источниками солнечной энергии и пришел самостоятельно к выводам Гельмгольца. О радиоактивности элементов тогда не было ни слуху, ни духу. Потом эти работы были напечатаны в разных журналах.
   Река была близко, но на плоскодонке плавать было противно, а иных лодок у нас не было.
   Придумал особую, быстроходную. Катался на ней с женой, которая сидела у руля и правила. Знакомый столяр даже выиграл через нее пари у богатого купца, который говорил, что я лодку сделать не сумею. Но когда я проехал на ней мимо его окон, то пришлось заплатить проигрыш. Потом я делал такие же лодки на 15 человек. Нашлись и подражатели.
   С помощью своей лодки забрасывал верши и ловил так рыбу. Увлекся этим и ранней весной схватил тиф.
   Моя лодка была поверхностью вращения, которая в продольном сечении имела синусоидную кривую. Доски плотно смыкались проникающей их проволокой. Много катался и с парусом. Наезжали на подводные острые сваи (остатки старых мостов), но ни разу не опрокидывались. Все же она [лодка] была очень валкая, особенно первая – маленькая. Вот – трагикомическое происшествие. Тесть нарядился и собрался в гости. Надо было перевезти его на другой берег. Предупреждал, чтобы не хватался за борта лодки. Лодка закачалась, он испугался, схватился за края и сейчас же кувырнулся в воду. Я стою на берегу, помираю со смеху, а он барахтается в холодной весенней воде в своем наряде и во всю мочь ругается. Вылез и не простудился. Такое же горе было и с другими. Лодку назвали душегубкой. Большие лодки не были валкими.
   В теплую погоду ребята вытаскивали кол и катали на ней друг друга. Приходишь к берегу – нет лодки, а лежит какая-то черная рыба, высунув спину. Это была моя перевернутая «душегубка», не загубившая, впрочем, ни одной души.
   Зимой с знакомыми катался по реке на коньках. Был такой случай. Вода только что замерзла, и лед был тонкий. Поехали на коньках втроем. Я впереди. Говорю товарищам: «Первый провалюсь я, а вы катитесь тогда назад». Лед подо мной затрещал, показалась вода. Я скорей повалился и лежа полз назад. Так спасся. Что это – отважность или безумие? Я думаю, что и то, и другое.
   Приятели ускакали в деревню за помощью, но я выкарабкался самостоятельно.
   Сколько раз в бурю (с зонтом) я мчался по льду силою ветра! Это было восхитительно.
   Всегда я что-нибудь затевал. Поблизости была река. Вздумал я сделать сани с колесом. Все сидели и качали рычаги. Сани должны были мчаться по льду. Все было закончено, но испытание машины почему-то не состоялось. Я усомнился в целесообразности ее конструкции.
   Потом я заменил это сооружение особым парусным креслом. По реке ездили крестьяне. Лошади пугались мчащегося паруса, проезжие ругали [меня] матерным гласом. Но по глухоте я долго об этом не догадывался. Потом уже, завидя лошадь, заранее поспешно снимал парус.
   Катался на коньках, пока был чистый лед. Попадал и в прорубь. Однажды при этом сильно замочился, а мороз был трескучий. С пальто текло, и образовалось множество сосулек. Шел по улице, а сосульки, ударяясь друг об друга, звонили, как колокольчики. Ничего – проходило безнаказанно.
   Реку любил. Каждый день в хорошую погоду ездил с женой кататься [на лодке]; жена правила рулем, я работал веслами. Потом пошли дети, и я ездил уже один или (редко) с кем-нибудь из знакомых. Осенью вода очищается от водорослей, которые падают на дно, и вода становится очень прозрачной. Видны все камешки, растения и водное население. Бывало, плывешь по течению и рассматриваешь все это с большим удовольствием.
   По берегам, в недоступных местах, по обрывам росла ежевика. Местность была красивая, летом река запружена, и катанье на протяжении трех-пяти верст восхитительное.
   Педагогический персонал был далеко не идеальный. Жалованье было маленькое, город прижимистый, и уроки добывались (не совсем чистой) хитростью: [учителями] выставлялась двойка за четверть или наушничали богатеньким родителям о непонятливости ученика.
   Я никогда не угощал, не праздновал, сам никуда не ходил, и мне моего жалованья хватало. Одевались мы просто, в сущности, очень бедно, но в заплатах не ходили и никогда не голодали.
   Другое дело мои товарищи. Это большей частью семинаристы, кончившие курсы и выдержавшие, кроме того, особый экзамен на учителя. Им не хотелось поступать в попы. Они привыкли к лучшей жизни, к гостям, праздникам, суете и выпивке. Им не хватало жалованья. Брали взятки, продавали учительские дипломы сельским учителям. Я ничего не знал [об этом] по своей глухоте и никакого участия в этих вакханалиях не принимал. Но все же по мере возможности препятствовал нечестным поступкам. Мечта товарищей – сбыть меня с рук, что и совершилось со временем.
   Сам я всегда отказывался от уроков со своими учениками, а другие [чужие] редко попадались.
   Товарищи – студенты университета – были приличней.
   Возвращаюсь назад. По приезде в Боровск мне нужно было побывать у смотрителя моего училища. Он мне очень понравился, а семья его в особенности. Смотритель через несколько месяцев внезапно помер, а мои связи с семьей остались и даже укрепились. Семья состояла из двух молодых девушек и трех молодых людей. Один был уже учителем в приходской школе.
   Я сначала влюбился в младшую девушку, но ее вскоре перевели учительницей в женскую учительскую семинарию. Тогда я влюбился в другую.
   Это была чудесная семья. По субботам у меня мало было уроков, и я рано, прямо из училища, заходил к Толмачевым.
   Помню один момент, который не могу и теперь забыть. Было холодно, я прозяб и, по обыкновению, в субботу зашел к Толмачевым. Никого не было дома, кроме девушки. Она пожалела меня и предложила погреться на лежанке, которая была в ее комнате. Через пять минут я обогрелся, но обаяние близости молодого существа осталось до сих пор. Видно, предвкушение любви не слабее ее продолжения.
   Чем все это кончилось, и была ли взаимность во всех моих увлечениях? Я не могу этого сказать, потому что никогда не объяснялся в своих чувствах. И как было это сделать, раз на моей ответственности была семья! Ни к чему бы это не повело при моем бессилии и незнании жизни.
   Девушка скоро ослепла и уехала в Москву лечиться, где и умерла. Семья Толмачевых также рассеялась, и никого из них уже не было в Боровске. Разлука с друзьями угнетала меня до нервного расстройства. Оно выражалось в непонятном страхе даже днем при солнечном свете.
   Несмотря на глухоту, мне нравилось учительство. Большую часть времени мы отдавали решению задач. Это лучше возбуждало мозги и самодеятельность [учащихся] и не так было для детей скучно.
   С учениками старшего класса летом катались на моей большой лодке, купались и практиковались в геометрии.
   Я своими руками сделал две жестяных астролябии и другие приборы. С ними мы и ездили. Я показывал, как снимать планы, определять величину и форму недоступных предметов и местностей, и обратно, по плану местности, восстановлять ее в натуре в любом пустом поле. Впрочем, больше было веселости и шалостей, чем дела. Через Толмачевых я познакомился с другим домом. Тут я давал урок одной девице. В этой семье я встретил очень молодую замужнюю женщину, в которую после отъезда Толмачевых я влюбился без ума. Ее семья заменяла мне семью Толмачевых. Разумеется, и она никогда не узнала о моих чувствах. Я только раз ее поцеловал под предлогом христосования.
   – Можно с вами похристосоваться?
   – Можно…
   Я едва коснулся ее губ.
   – Что же вы не сказали: «Воистину воскресе»? – заметил муж.
   Как же ко всем этим невинным романам относилась жена? Она была занята хозяйством и детьми, и потому я путешествовал по знакомым один. Сначала я рассказывал ей о своих наивных приключениях, и она даже не морщилась. Но потом она стала оскорбляться ими – и я уже ничего ей после этого не передавал. Зачем возбуждать ревность? Это такое мучительное чувство! Я инстинктивно поступал хорошо. Она была спокойна, и мы жили мирно. Иногда я помогал жене по хозяйству, даже шил ей рубашки на машине. Теперь уже забыл про это, но она недавно мне напомнила.
   Были маленькие семейные сцены и ссоры, но я сознавал себя всегда виновным и просил прошения. Так мир восстанавливался. Преобладали все же работы: я писал, вычислял, паял, стругал, плавил и прочее. Делал хорошие поршневые воздушные насосы, паровые машины и разные опыты. Приходил гость и просил показать паровую машину. Я соглашался, но только предлагал гостю наколоть лучины для отопления паровика. Я любил пошутить. У меня был большой воздушный насос, который отлично воспроизводил неприличные звуки. Через перегородку жили хозяева и слышали эти звуки. Жаловались жене: «Только что соберется хорошая компания, а он начнет орудовать своей поганой машиной».
   Летом я еще нашел другую забаву для учеников. Сделал огромный шар из бумаги. Спирту не было. Поэтому внизу шара была сетка из тонкой проволоки, на которую я клал несколько горящих лучинок. Монгольфьер, имеющий иногда причудливую форму, подымался, насколько позволяла привязанная к нему нитка. Но однажды нитка нечаянно внизу перегорела, и шар мой умчался в город, роняя искры и горящую лучину. Попал на крышу к сапожнику. Сапожник заарестовал шар. Хотел привлечь меня к ответственности. Потом смотритель моего училища рассказывал, что я пустил шар, который упал на дом и со страшной силой разорвался. Так из мухи делают слона.
   Потом уже я свой монгольфьер только подогревал, огонь же устранял, и он летел без огня. Поэтому скоро опускался. Ребята гнались за ним и приносили обратно, чтобы снова пустить в воздух.
   32–33 лет я увлекся опытами по сопротивлению воздуха. Потом занялся вычислением и нашел, что закон Ньютона о давлении ветра на наклонную пластину неверен. Пришел и к другим, менее известным тогда выводам. Помню, на рождественские праздники сидел непрерывно за этой работой недели две. Наконец, страшно закружилась голова, и я скорей побежал кататься на коньках.
   Написанная рукопись и сейчас у меня цела. Потом часть ее была издана в журнале при помощи профессора А. Г. Столетова.
   Кстати сказать, у меня до сих пор сохранился учебник аналитической геометрии Врио и Буке, купленный мной в Москве еще в юности. Кажется, сохранились и другие книги этого времени.
   С самого приезда в Боровск я занимался усердно теорией дирижабля. Работал и на каникулах. Праздников у меня не было. Как и теперь – пока здоров и не оставили силы – я работаю.
   Еще в 1887 году я познакомился с Голубицким. У него гостила известная Ковалевская (женщина-профессор в Швеции), давно умершая. Он приехал в Боровск, чтобы везти меня к Ковалевской, которая желала со мной познакомиться. Мое убожество и происходящая от этого дикость помешали мне в этом. Я не поехал. Может быть, это к лучшему.
   Голубицкий предложил мне съездить в Москву к Столетову (известный ученый) и сделать в обществе доклад о своем дирижабле. Поехал, плутал по городу, наконец, попал к профессору. Оттуда поехал делать сообщение в Политехнический музей. Читать рукопись не пришлось. Я только кратко объяснил сущность. Никто не возражал. Делал доклад и доктор Репман. На черной доске он что-то напутал, и я с изумлением рассматривал его чертеж на доске. Слышу громкий голос Михельсона (будущего профессора): «Полюбуйтесь – у вас положительное электричество соединяется с положительным».
   Я поспешил отойти от черной доски.
   Хотели меня устроить в Москве, но не устроили.
   В Боровске я жил на окраине, и меня постигло наводнение. Поднялись половицы в доме, посуда плавала. Мы сделали мосты из стульев и кроватей и по ним передвигались. Льдины звенели о железные болты и ставни. Лодки подъезжали к окнам, но спасаться мы не захотели.
   В другой раз более серьезно претерпели от пожара. Все было растаскано или сгорело. Загорелось у соседей от склада неостывшего угля…
   Однажды я поздно возвращался от знакомого. Это было накануне солнечного затмения, в 1887 году. На улице был колодезь. У него что-то блестело. Подхожу и вижу в первый раз ярко светящиеся большие гнилушки. Набрал их полный подол и пошел домой. Раздробил гнилушки на кусочки и разбросал их по комнате. В темноте было впечатление звездного неба. Позвал кого можно, и все любовались. Утром должно быть солнечное затмение. Оно и было, но случился дождь. Ищу зонтик, чтобы выйти на улицу. Зонта нет. Потом уж вспомнил, что зонт оставил у колодца. Так и пропал мой новенький, только что купленный зонтик. За это получил гнилушки и звездное небо.
   Если я не читал и не писал, то ходил. Всегда был на ногах.
   Когда же не был занят, особенно во время прогулок, всегда пел. И пел не песни, а как птица, без слов. Слова бы дали понятие о моих мыслях, а я этого не хотел. Пел и утром, и ночью. Это было отдыхом для ума. Мотивы зависели от настроения. Настроение же вызывалось чувствами, впечатлениями, природой и часто чтением. И сейчас я почти каждый день пою и утром, и перед сном, хотя уже и голос охрип, и мелодии стали однообразней. Ни для кого я этого не делал, и никто меня не слышал. Я это делаю сам для себя. Это была какая-то потребность. Неясные мысли и ощущения вызывали звуки. Помнится, певческое настроение у меня появилось с 19 лет.
   В Москве мне пришлось познакомиться с известным педагогом Малининым. Его учебники я считал превосходными и очень ему обязан. Говорил с ним о дирижабле. Но он сказал: «Вот такой-то математик доказал, что аэростат не может бороться с ветром». Возражать было бесполезно, так как авторитет мой был незначителен. Вскоре умер и он, и Столетов.
   Одно время в Боровске я жил на краю города, где была близка река. Наша улица была безлюдна, покрыта травой и очень удобна для игр. Однажды увидел я у соседей маленького ястреба – японскую игрушку, сделанную из камыша и папиросной бумаги. Она была испорчена и не летала. С помощью пантографа я увеличил все ее размеры в несколько раз, так что размах крыльев был около аршина. Мой раскрашенный чернилами ястреб прекрасно летал. Можно было даже прикреплять к нему небольшие грузы. Нитка не была видна, и игрушку часто принимали за живую птицу. Особенно была велика иллюзия, когда я подергивал за нитку. Тогда ее крылья колебались, и было очень похоже на летящую птицу. Я много раз замечал, как большие белые птицы (вроде цапель) подлетали на некоторое расстояние к игрушке, а затем, разочаровавшись, поворачивали и улетали. Дети и взрослые толпой шли поглядеть, как я запускал на нашей Молчановской улице своего ястреба. Движение толпы даже обеспокоило квартального. Он полюбопытствовал, куда это бежит народ. Когда же приблизился и увидел не только игрушку, но и нитку, с досадой сказал: «Ну, кому придет в голову, что это не настоящая птица!» Другие думали, что я на нитке пускал прирученную птицу, и спрашивали: «Небось мясом кормишь ястреба?»
   Ночью я его запускал с фонарем. Тогда с местного бульвара видели звезду и спорили: что это – Венера или чудак-учитель пускает свою птицу с огнем? Бились даже об заклад. Я уже тогда был не совсем здоров и совсем разучился бегать. Но эта забава заставила меня двигаться, и я заметил, что поправился и вновь приобрел эту детскую способность. Мне в то время было около 30 лет.
//-- В КАЛУГЕ --//
//-- От 35 до 77 лет, 1892–1934 годы --//
   Тут я сошелся с семьей В. И. Ассонова, а потом с П. П. Каннингом. Семья Ассонова была видная в городе. Ассонов помог мне связаться с Нижегородским (ныне Горьковским) кружком любителей физики, председателем которого был недавно умерший в Калуге С. В. Щербаков. Сначала с помощью кружка, а потом самостоятельно я стал печатать свои работы о Солнце, о летательных приборах и другие в журналах «Наука и жизнь», «Научное обозрение», «Вестник опытной физики», «Вокруг света» и прочие. Теоретические работы профессоров дали очень большое [аэродинамическое] сопротивление [тел] даже для самых лучших форм. Желая это опровергнуть, я производил много опытов по сопротивлению воздуха и воды. Приборы устраивал сам – сначала маленькие, потом большие, которые занимали почти всю залу в моей квартире. Бывало, запрешься на крючок, чтобы не отрывали и не нарушали правильность воздушных течений. Стучится письмоносец, а открыть дверь нельзя до окончания наблюдения. Письмоносец слышит мерный звон метронома и счет 15, 14, 15, 15, 14 и т. д. Наконец, отворяют дверь ворчащему письмоносцу. Одна родственница, увидавшая в квартире чудовище (аппарат), сказала моей жене: «Когда он уберет этого черта?!» Некий батюшка заметил, что загажен святой угол.
   Тела разной формы клеились из толстой рисовальной бумаги. Но нужны были иногда для этого тяжелые деревянные болванки. Их приготовлял для меня преподаватель железнодорожного училища инженер Литвинов. Никогда не забуду этой бескорыстной услуги! Он помер, а сын [его] сейчас [живет] в Ленинграде. Мы переписывались, и я вторично благодарил его за отца. Впрочем, и отец ушел из училища и работал при Академии.
   Еще в Боровске был сделан заказ в Московскую типографию об издании моего «Аэростата». Половину денег дал я, остальные – знакомые. Вел дело Чертков (умерший теперь). В его руках были изданные книги, а я материально ничем не воспользовался. Впрочем, книги плохо продавались, и едва ли компаньоны получили барыши. Тем не менее, когда я уже в Калуге получил эту брошюру, то чувствовал себя на седьмом небе. Незапамятное время!
   В Калуге издали и второй томик моего «Аэростата». Все же, как и в Боровске, меня тянуло к реке, выстроили двойную лодку моей системы. Работал, главным образом, я. Лодка имела кабину и большое гребное колесо. Все сидящие на лавочках и без всякого уменья могли вращать это колесо, сидя удобно в тени и в защите от дождя и ветра. Лодка годилась даже для танцев – так была устойчива (двойняшка) и легко шла против течения. Были частые и интересные прогулки, фотографии с нее, кажется, хранятся у одного из местных педагогов. У Каннинга была мать, тетка и его двоюродная сестра, молодая, хорошенькая девушка. По обыкновению, втюрился. Опять – как бы невинный роман.
   Но так ли все эти романы невинны, как кажется с первого раза? Мне, например, с ней не пришлось даже поцеловаться. А объясняться с ней я, конечно, не смел, да и не желал.
   Не знаю, были ли эти увлечения и привязанности взаимны. Но, допустим, что они скрыто взаимны. Разве и из этого не выходит зло? Ну, от жены вы скроете. Она не знает, не ревнует и не страдает. Но неудовлетворенная девушка мучается, родственники озлобляются против вас и ссорятся между собою. Среди супругов возникают тяжелые сцены, ревность и прочее.
   Все это из приличия или самолюбия скрываете. Поводы к ссорам, якобы, другие: одни неясные намеки.
   Вот почему, положа руку на сердце, я не могу утверждать, что этими своими как бы наивными и платоническими привязанностями я не наделал людям горя. Меня немного извиняет моя неудовлетворенность и могучая потребность в особой рыцарской идеальной любви. Я делал что мог: не мучил жену, не оставлял детей и не доводил дело до явного адюльтера, или распутства.
   Кстати, о наших детях. Все они учились в средних школах. Все три дочери кончили гимназию. Старшая была на высших курсах. Мальчики учились особенно хорошо, кроме больного от рождения Вани. Он все же прошел бухгалтерские курсы. Один сын умер студентом, другой не вынес столичной нужды, сдал экзамен, как я [экстерном], и был учителем высшего начального училища. Но вскоре тоже помер. Теперь осталось только две дочери, которые и живут при мне, в одном доме. Шесть внучат при мне, седьмой в Москве при отце, но он тоже почти все время жил у меня, а сейчас приезжает летом. Не знаю, может быть, я и невинен, так как взаимности могло и не быть, но примером служить в брачном отношении не могу.
   Если бы я не был глух, знал жизнь и не был бы поглощен высшими целями, то, возможно, исправил бы свою ошибку своевременно и без особенного горя для семьи, но условия жизни не дали мне этого выхода. Однако, возможно, что судьба и не ошиблась, и что случилось, то было нужно.
   В городском саду летом часто была музыка, и я с увлечением не пропускал ни одного концерта. Становился у самого павильона и так только улавливал все нюансы. Музыкальный слух у меня был, и я, что бы ни слышал, через некоторое время воспроизводил своим бессловесным птичьим пением. Но возникали и самостоятельные мотивы. Я помню, что после чтения «Борьбы миров» Уэллса у меня возник никогда не слышанный мною мотив, соответствующий гибели человечества и полной безнадежности.
   Свои электрические занятия я продолжал, присоединив к статическому электричеству гальваническое. Делал машины всех систем, кончая самой сложной, индуктивной с двумя вращающимися колесами (Вимсттерста). Главное угощение для моих немногих знакомых состояло в электрическом представлении. Уходили довольные, как после хорошего обеда. Теперь-то я сократил свое личное знакомство до нуля и принимаю только по делу или ради научной беседы. Обывательской болтовни и обывательского проведения времени теперь совершенно не выношу.
   В 1897 году мне дали уроки математики в казенном реальном училище. Там были недовольны тем, что у меня не вышло ни одной годовой двойки. Кроме того, приехал новый директор и отобрал у меня уроки для себя.
   В это время я сильно утомлялся. Из своего училища шел в реальное, оттуда – в третье училище точить свои болванки для моделей! Другому бы ничего, а я со своим слабым здоровьем не вынес – заболел воспалением брюшины. Я думал, что помру. Тут я в первый раз узнал, что такое обморок. Во время приступа ужасных болей потерял сознание. Жена испугалась и стала звать на помощь, а я очнулся и, как ни в чем не бывало, спрашиваю: «Что ты кричишь?» Тогда она мне все объяснила, и я узнал, что пробыл некоторое время в «небытии». Результаты перитонита сказались не сразу… После него я постоянно чувствовал тяжесть в пищеварительной области, но грыжа появилась позднее, под влиянием еще и физического труда; паховая – примерно в 1906 году, а пупочная еще лет через 20. Носил бандажи.
   В 1898 году мне предложили уроки физики в местном женском епархиальном училище. Я согласился, а через год ушел совсем из уездного училища. Уроков сначала было мало, но потом я получил еще уроки математики. Приходилось заниматься почти со взрослыми девушками, а это было гораздо легче, тем более, что девочки раньше зреют, чем мальчики. Здесь не преследовали за мои хорошие отметки и не требовали двоек.
   Однажды одной слабой девице, по ошибке, я поставил пять, но не стал ее огорчать и не зачеркивал балл. Спрашиваю урок в другой раз. Отвечает на пять. Заметил, что дурные баллы уменьшают силу учащихся и вредны во всех отношениях. В этом училище мне, калеке, было очень хорошо, так как во время урока был особый надзор. Только после 1905 года он был почти уничтожен, но и тогда я справлялся благополучно.
   Поблизости моей квартиры был Загородный сад. Я часто ходил туда думать или отдыхать – и зимой, и летом. Однажды встретил там знакомого велосипедиста. Он предложил мне поучиться ездить на велосипеде. Попробовал, но безуспешно – все падаю. Тогда я заявил: «Нет, никогда я не выучусь кататься на двухколеске». На другой год (в 1902 году) купил старый велосипед и в два дня научился. Было мне 45 лет. Теперь можно отпраздновать 30-летие моей езды на велосипеде. Выучились и все мои дети, даже девушки (кроме старшей).
   Велосипед был для моего здоровья чрезвычайно полезен: улучшил легкие и развил мускулы ног, в особенности икряные. Я стал меньше задыхаться при восхождении на гору, но ослабился интерес к конькам и водному спорту.
   Благодаря этой машине, я мог каждый день, летом, в хорошую погоду ездить за город в лес. Это облегчило и купанье, так как Ока была далеко. В училище надо было ходить за три версты, и все стало нетрудно. По городу же на велосипеде я редко ездил. Мои средства производства опытов по сопротивлению воздуха были истощены, и я обратился к председателю Физико-химического общества, профессору Петрушевскому. Он очень любезно ответил. Но средства общества были израсходованы на издание учебника этого профессора. Помогла Академия наук, выдав около 470 рублей. Огромный отчет об этих опытах с таблицами и чертежами хранится у меня до сих пор. В трудах Академии он не был напечатан отчасти по моему упрямству. Но извлечения из опытов появились во многих журналах.
   Между тем я продолжал педагогическую деятельность в женском училище. Благодаря общественному надзору, оно было самым гуманным и очень многочисленным. В каждом классе (в двух отделениях) было около 100 человек. В первых столько же, сколько и в последних. Не было этого ужаса, что я видел в казенном реальном училище: в первом классе – 100, а в пятом – четыре ученика. Училище как раз подходило к моему калечеству, ибо надзор был превосходный. Сам по глухоте я не мог следить за порядком. Больше объяснял, чем спрашивал, а спрашивал стоя. Девица становилась рядом со мной у левого уха. Голоса молодые, звонкие, и я добросовестно мог выслушивать и оценивать знание. Впоследствии я устроил себе особую слуховую трубу, но тогда ее не было. Микрофонные приборы высылались плохие, и я ими не пользовался. Большого значения школьному просвещению я не придавал, но все же оставался кое-какой след. Ученицы иногда выходили замуж за собственных учителей. Были споры у супругов по физике, и жены побеждали. Однажды у меня ассистенткой на экзамене была женщина-врач. Слушая ответы учениц, она заметила потом мне: «Только теперь я начинаю понимать физику».
   Преподавал я всегда стоя. Делал попытку ставить балл по согласию с отвечающей, но это мне ввести не удалось. Спрашиваешь: «Сколько вам поставить?» Самолюбие и стыдливость мешали ей прибавить себе балл, а хотелось бы. Поэтому ответ был такой: «Ставьте, сколько заслуживаю». Сказывалась полная надежда на снисходительность учителя. В каждом классе было две-три хорошеньких. Но на меня никогда не жаловались и не говорили: «Он ставит балл за красоту, а не за знание!»
   Глядеть на девиц было некогда, да и стыдно было бы оказать малейшее предпочтение. Я даже прибавлял дурнушкам, чтобы не вызывать ни малейшего подозрения в пристрастии. Опыты показывались раза два в месяц, ибо на них не хватало времени. Более других нравились опыты с паром, воздухом и электричеством.
   Перед роспуском [на каникулы] дети волновались и не учили уроки. Вот тут-то часто я забавлял их опытами. Например, предлагал вынуть серебряный рубль из таза с водой. Многие перепробовали, но никому это не удавалось. Иные же страшились, видя корчи и бессилие товарок. Наконец, классная воспитательница захотела отличиться. Однако не отличилась. Разливалась вода, даже били посуду, но вытащить монету никто не мог. Много было смеха и веселья, тем более что радостно собирались домой (большинство жило при училище на полном пенсионе).
   Физический кабинет был полуразрушен. Мне приходилось, что можно, поправлять. Но я и сам много приборов производил заново. Делал, например, простые и сложные блоки разных сортов, сухие гальванические элементы и батареи и электродвигатели. Химические опыты тоже производились моим иждивением: добывание газов, сжигание железа в кислороде и прочее.
   Зажженный водород у меня свистел и дудел на разные голоса. В пятом классе [я] всегда показывал монгольфьер. Он летал по классу на ниточке, и я давал держать эту ниточку желающим. Большой летающий шар, особенно с легкой куклой, производил всеобщее оживление и радость. Склеенный мною бумажный шар, весь в ранах и заплатах, служил более 15 лет.
   Комбинировал разные опыты с воздушным насосом.
   Давление воздуха испытывалось всем классом: я предлагал оторвать колокол (магдебургские полушария были испорчены) всем желающим и сомневающимся. Класс видел, как несколько человек, несмотря на все усилия, не могли оторвать стеклянный колпак от тарелки насоса. Паровая машина была со свистком. Девицы самолично орудовали со свистком, и это доставляло им большое удовольствие. С этим свистком машины вышел анекдот. Прихожу в учительскую. «Что это был за свист?» – спрашивает один из педагогов. Я объясняю. «Нет, это освистали тебя девицы, Сережа», – шутит другой учитель.
   Был я аккуратен и входил до звонка. Дело в том, что мне скучно в учительской, так как слышал звуки, но разговоров не разбирал и из 10 слов усваивал не более одного…
   Работы мои печатались в журналах, но проходили незамеченными. Только в душе моей они оставляли след, и я, благодаря им, стремился все выше и дальше. Около этого времени я писал и печатал свою работу «Аэростат и аэроплан», ныне переизданную («Цельнометаллический дирижабль»).
   Учение о реактивном звездолете только тогда было замечено, когда начало печататься вторично, в 1911–1912 годах, в известном распространенном и богато издающемся столичном журнале «Вестник воздухоплавания». Тогда многие ученые и инженеры (за границей) заявили о своем приоритете. Но они не знали о моей первой работе 1903 года, и потому их претензии были потом изобличены. Неизвестность работы 1903 года о звездолете спасла мой приоритет. Подобное было и с Д. Менделеевым и многими другими.
   В 1914 году, весной, до войны, меня пригласили в Петроград на воздухоплавательный съезд. Взял с собой ящик моделей в два метра длиной и делал доклад с помощью этих моделей и диапозитивов. Сопровождал меня мой друг – Каннинг. Профессор Жуковский был оппонентом и не одобрял проект. Его ученики продолжают до сего времени тормозить дело. Что же, может быть, они и правы. Я сам не поверю, пока не увижу.
   Студенты, осматривая мою выставку, говорили, что только по моделям они ясно представили себе новый тип дирижабля. Мои книги же этого им не давали. Вот как трудно усваивается все новое!
   Революцию все встретили радостно. Надеялись на конец войны, на свободу. Я относился, по моим годам, ко всему сдержанно, не придавал значения побрякушкам и ни разу не надевал красных ленточек. Поэтому в одном училище (где я также давал уроки) вообразили, что я ретроград. Но я им показал книгу, изданную мною при царе, чисто коммунистического направления. В епархиальном училище на меня давно косились, теперь – в особенности и называли большевиком. Мое явное сочувствие революции очень не понравилось.
   С Октябрьской революцией преобразовали школу, изгнали отметки и экзамены, вводили общий для всех паек и всеобщее право на труд. Одним словом, вводили самые идеальные коммунистические начала. Учреждена была в Москве Социалистическая (названа потом Коммунистической) академия. Я заявил ей о себе и послал свою печатную автобиографию. Был избран членом. Но я уже был развалиной, помимо глухоты, и не мог выполнить желание академии переехать в Москву. Поэтому через год должен был оставить академию. Вышел даже в отставку (1920 год) и совсем оставил учительскую деятельность. Получил академический паек, потом помощь от ЦЕКУБУ, затем пенсию, которую я получаю до сих пор.
   Но я не оставил своих работ, напротив, никогда так усердно и много не трудился, как после оставления училищ (в 1920 году). Таким образом, мой учительский стаж составлял 40 лет. В течение [этого времени] через мои руки прошло полторы тысячи учениц, кончивших среднюю школу, и около 500 мальчиков, кончивших высшую начальную.
   Меня особенно увлекали социалистические работы и натурфилософские.
   Некоторые из них были напечатаны, большинство же и сейчас лежит в рукописях.
   Основанием моей естественной философии было полное отречение от рутины и познание Вселенной, какое дает современная наука. Наука будущего, конечно, опередит науку настоящего, но пока и современная наука – наиболее почтенный и даже единственный источник философии. Наука, наблюдение, опыт и математика были основой моей философии.
   Все предвзятые идеи и учения были выброшены из моего сознания, и я начал все снова – с естественных наук и математики. Единая вселенская наука о веществе или материи была базисом моих философских мыслей. Астрономия, разумеется, играла первенствующую роль, так как давала [мне] широкий кругозор. Не одни земные явления были материалом для выводов, но и космические: все эти бесчисленные солнца и планеты.
   Земные явления, несовершенство Земли и человечества, как результат младенческого их возраста, вводили почти всех мыслителей в заблуждение (пессимизм).
   При Советском правительстве, обеспеченный пенсией, я мог свободнее отдаться своим трудам, и почти незамеченный прежде, я возбудил теперь внимание к своим работам. Мой дирижабль признан особенно важным изобретением. Для исследования реактивного движения образовались ГИРДы и институт. О моих трудах и достижениях появлялось много статей в газетах и журналах. Мое семидесятилетие было отмечено прессой. Через 5 лет мой юбилей даже торжественно отпраздновали в Калуге и Москве. Я награжден был орденом Трудового Красного Знамени и значком активиста от Осоавиахима. Пенсия увеличена.
   СССР идет усиленно, напряженно по великому пути коммунизма и индустриализации страны, и я не могу этому не сочувствовать глубоко.

Космическая философия

Предисловие ко всем моим трудам

1932 год

   В своих трудах я избегаю упоминать о других подобных работах. Но это вовсе не значит, что я ценю только собственные труды и не ценю иных тружеников науки. Все что я пишу, конечно, навеяно чтением книг и работами других авторов. Мое поведение объясняется не эгоизмом, не чрезмерною самонадеянностью, а желанием облегчить себя и читателя, не нагромождая имен и ссылок.
   Что это так, видно из того, что я готов отречься от приоритета всего, что ни сообщал. Пускай считают все заимствованием – я не буду в претензии, и я даже уже не прибегаю к патентованию или утверждению своего приоритета.
   Пускай я последний из людей науки, меня это не обижает.

Сомнительность всякой философии

//-- Из сборника «Очерки о Вселенной» --//
   Мои идеи о Вселенной мне кажутся единственно научными. Это, конечно, субъективно.
   Допустим, что я мудрец. Но было множество мудрецов иных эпох. И все они заблуждались и не обладали полной истиной.
   То же я думаю и про себя на основании этой исторической истины. Я в одном уверен, что идеи мои не вредны для людей: для верующих и неверующих (то есть людей чистой науки). В самом деле:
   1. Бессмертие теософов, оккультистов и прочих состоит в том, что свинья остается свиньей, волк – волком, вор – вором или немного лучше (логическое понятие о душе).
   2. Бессмертие же научное в следующем: всякое животное, несовершенный человек и всякая материя могут возродиться только в образе совершенного существа или в образе растений и подобных не испытывающих боли организмов.
   Что же лучше? Ответ ясен. Если и поверят мне, то на пользу. Радость же удлинит жизнь.
   12 августа 1934 года

Монизм Вселенной

1925 год

//-- ПРЕДИСЛОВИЕ --//
   В мои годы умирают, и я боюсь, что вы уйдете из этой жизни с горестью в сердце, не узнав от меня (из чистого источника знания), что вас ожидает непрерывная радость.
   Вот почему я пишу это резюме, не окончив еще многочисленные основные работы.
   Мне хочется, чтобы эта жизнь ваша была светлой мечтой будущего, никогда не кончающегося счастья.
   Моя проповедь, в моих глазах, даже не мечта, а строго математический вывод из точного знания.
   Я хочу привести вас в восторг от созерцания Вселенной, от ожидающей всех судьбы, от чудесной истории прошедшего и будущего каждого атома. Это увеличит ваше здоровье, удлинит жизнь и даст силу терпеть превратности судьбы. Вы будете умирать с радостью и в убеждении, что вас ожидает счастье, совершенство, беспредельность и субъективная непрерывность богатой органической жизни.
   Мои выводы более утешительны, чем обещания самых жизнерадостных религий.
   Ни один позитивист не может быть трезвее меня. Даже Спиноза, в сравнении со мной, мистик. Если и опьяняет мое вино, то все же оно натуральное.
   Чтобы понять меня, вы должны совершенно отрешиться от всего неясного, вроде оккультизма, спиритизма, темных философий, от всех авторитетов, кроме авторитета точной науки, т. е. математики, геометрии, механики, физики, химии, биологии и их приложений. <…>
//-- ПАНПСИХИЗМ, ИЛИ ВСЕ ЧУВСТВУЕТ --//
   Я – чистейший материалист. Ничего не признаю, кроме материи. В физике, химии и биологии я вижу одну механику.
   Весь космос только бесконечный и сложный механизм. Сложность его так велика, что граничит с произволом, неожиданностью и случайностью, она дает иллюзию свободной воли сознательных существ. Хотя, как мы увидим, все периодично, но ничто и никогда строго не повторяется.
   Способность организмов ощущать приятное и неприятное я называю чувствительностью. Заметим это, так как под этим словом часто подразумевают отзывчивость (в живом – рефлексы). Отзывчивость – совсем другое. Отзывчивы все тела космоса. Так все тела изменяются в объеме, форме, цвете, крепости, прозрачности и всех других свойствах в зависимости от температуры, давления, освещения и вообще воздействия других тел.
   Мертвые тела даже иногда отзывчивее живых. Так термометр, барометр, гигроскоп и другие научные приборы гораздо отзывчивее человека.
   Отзывчива всякая частица Вселенной. Мы думаем, что она также чувствительна. Объяснимся.
   Из известных нам животных чувствительнее всех человек. Остальные известные животные тем менее чувствительны, чем организация их ниже. Растения чувствительны еще менее. Это – непрерывная лестница. Она не кончается и на границе живой материи, потому что этой границы нет. Она искусственна, как и все границы.
   Чувствительность высших животных мы можем назвать радостью и горем, страданием и восторгом, приятностью и неприятностью. Ощущения низших животных не так сильны. Мы не знаем их названия и не имеем о них представления. Тем более непонятны нам чувства растений и неорганических тел. Сила их чувствительности близка к нулю. Говорю на том основании, что со смертью, или переходом органического в неорганическое, чувствительность прекращается. Если она прекращается в обмороке, благодаря остановке сердца, то тем более она исчезает при полной разрухе живого.
   Чувство исчезает, но отзывчивость остается и у мертвого тела, только она становится менее интенсивной и доступной более для ученого, чем для среднего человека.
   Человек может описать свои радости и муки. Мы ему верим, что он чувствует, как и мы (хотя на то нет точных доказательств. Интересный пример веры в ненаучное). Высшие животные своим криком и движениями заставляют нас догадываться, что их чувства подобны нашим. Но низшие существа и того не могут сделать. Они только бегут от того, что им вредно. (Тропизм.) Растения же часто и того не могут совершить. Значит ли из этого, что они ничего не ощущают? Неорганический мир тоже ничего о себе не в силах сообщить, но и это еще не означает, что он не обладает низшею формою чувствительности.
   Только степень чувствительности разных частей Вселенной различная и непрерывно меняется от нуля до неопределенно большой величины (в высших существах, т. е. более совершенных, чем люди. Они получаются от людей же или находятся на других планетах).
   Все непрерывно и все едино. Материя едина, также ее отзывчивость и чувствительность. Степень же чувствительности зависит от материальных сочетаний. Как живой мир по своей сложности и совершенству представляет непрерывную лестницу, нисходящую до «мертвой» материи, так и сила чувства представляет такую же лестницу, не исчезающую даже на границе живого. Если не прекращается отзывчивость, явление механическое, то почему прекратится чувствительность – явление, неправильно называемое психическим, т. е. ничего общего с материею не имеющим? (Мы этому слову придаем материальность.) И те, и другие явления идут параллельно, согласно и никогда не оставляют ни живое, ни мертвое. Хотя, с другой стороны, количество ощущения у мертвого так мало, что мы условно или приблизительно можем считать его отсутствующим. Если на черную бумагу упадет белая пылинка, то это еще не будет основанием называть ее белой. Белая пылинка и есть эта чувствительность «мертвого».
   В математическом же смысле вся Вселенная жива, но сила чувствительности проявляется во всем блеске только у высших животных. Всякий атом материи чувствует сообразно окружающей обстановке. Попадая в высоко организованные существа, он живет их жизнью и чувствует приятное и неприятное, попадая в мир неорганический, он как спит, находится в глубоком обмороке, в небытии.
   Даже в одном животном, блуждая по телу, он живет то жизнью мозга, то жизнью кости, волоса, ногтя, эпителия и т. д. Значит, он то мыслит, то живет подобно атому, заключенному в камне, воде или воздухе. То он спит, не сознавая времени, то живет моментом, как низшие существа, то сознает прошедшее и рисует картину будущего. Чем выше организация существа, тем это представление о будущем и прошедшем простирается дальше.
   Я не только материалист, но и панпсихист, признающий чувствительность всей Вселенной. Это свойство я считаю неотделимым от материи. Все живо, но условно мы считаем живым только то, что достаточно сильно чувствует. Так как всякая материя всегда, при благоприятных условиях, может перейти в органическое состояние, то мы можем условно сказать, что неорганическая материя в зачатке (потенциально) жива.
//-- ТРИ ОСНОВЫ СУЖДЕНИЙ --//
   Для своих рассуждений мы имеем три начала, или три элемента: время, пространство и силу. Все остальное вытекает из них – даже чувствительность. Эти три понятия свойственны только высшему разуму и есть его результаты (т. е. устройство мозга).
   Самое простое понятие – время. Оно имеет два направления – прошедшее и будущее и определенную величину, т. е. измеримо, как и всякая величина. Как и всякая величина, она бесконечна, т. е. не имеет ни начала, ни конца. Я хочу сказать, что во Вселенной времени сколько угодно. Всякий атом щедро одарен временем. Всякие громадные времена известные и воображаемые – совершенный нуль в сравнении с его запасом в природе. Величайший дар космоса для всякой его части, значит, и для человека, нескончаемое время.
   Более сложно представление о пространстве. Оно имеет не только множество направлений, но мы приписываем ему еще разные формы, объемы и т. д.
   В природе пространство не имеет границ. Его такое же обилие, как и времени.
   Значит, атом одарен еще и неистощимым и беспредельным пространством.
   Еще сложнее представление о силе. Оно вытекает из понятий о времени и пространстве.
   Эти три элемента суждений отвлечены (абстрактны), т. е. не существуют во Вселенной отдельно. Но все они сливаются в представлении о материи. Они же ее определяют. Без материи не существует ни время, ни пространство, ни сила. И обратно, где есть одно из этих понятий, там есть и материя. Она определяется тремя этими понятиями. Они, конечно, вполне субъективны. В сущность их входить мы считаем мало полезным.
//-- ЗАКОН ПОВТОРЯЕМОСТИ --//
   Некоторые вообще отрицают бесконечность. Но ведь одно из двух: конечность или бесконечность. Среднего мнения быть не может. Ограниченность никакой величины допустить нельзя. Значит, остается принять только одно – бесконечность.
   Прежде думали, что Земля единственна. Все остальное составляло небо, ничего общего не имеющее с Землей. Звезды, Луна и Солнце – все это были боги.
   Потом наука выяснила, что при одном нашем Солнце ютится более тысячи планет, подобных Земле. Также и Солнце считали единственным. Оно, большею частью, сходило за главного бога. Но и солнц нашли несколько тысяч миллионов, ничуть не хуже нашего. А так как они окружены сотнями планет, как и наше Солнце, то число земель возрастает уже до сотен миллиардов. Группа солнц со своими свитами планет называется Млечным Путем и составляет так называемую спиральную туманность. Из достаточного далека эта совокупность солнц должна, действительно, представиться нам в виде едва заметного туманного пятнышка.
   В настоящее время насчитывают около миллиона таких туманностей.
   Отсюда ясно, что число планет в космосе еще увеличивается в миллион раз и уже доходит до сотен миллионов миллиардов (10 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). На каждого человека земли пришлось бы их 100 миллионов штук.
   Далее этого факты не идут. Но воображение и ум подскажут нам, что открытый миллион спиральных туманностей или млечных путей составляет также одну группу, одну астрономическую единицу 4-го разряда. Я имею основание называть ее Эфирным Островом. Но возможно ли, чтобы она была единственной в природе? Ведь она же занимает бесконечно малую часть всего пространства. Остальная-то бесконечная часть его неужели пуста? Где есть пространство, там должна быть и материя. А раз пространство беспредельно, то и распространение материи тоже не ограничено.
   Мы приходим к выводу, что и эфирных островов без конца. Их группа составляет единицу 5-го порядка. Число разрядов астрономических единиц, вероятно, также беспредельно, как время и пространство, т. е. существует и 6-й, и 7-й разряд – без конца.
//-- ЯВЛЕНИЯ КОСМОСА ПЕРИОДИЧНЫ. В ОБЩЕМ, ВСЕЛЕННАЯ ВСЕГДА ИМЕЛА ОДИН ВИД --//
   Люди склонны думать, что все умирает, как умирают они сами. Под смертью они подразумевают вечное погасание жизни или состояния. Это одна из иллюзий ума, называемая антропоморфизмом, или уподоблением окружающего явления жизни человека. Антропоморфист думает, что какая-нибудь палка, гора, травка, насекомое думает и делает, как он сам. Например, камень родится, растет, умирает, гора размышляет, бактерия соображает, амеба хитрит и т. д.
   Но нельзя не верить и в обратный процесс – восстановления. Разве рождение растений, животных и человека не есть процесс, обратный умиранию? Разве мы видим только одно разрушение организма? В равной мере царствует и созидание – явление обратное. Оно даже сильнее умирания, так как число организмов на земле непрерывно возрастает. Население земли может увеличиться, при сохранении величайшего благосостояния, в тысячу раз. Если бы не ограниченность солнечной энергии, приходящейся на долю земли, то вся она могла бы превратиться в живое. Вся планета до самых недр могла бы тогда ожить. Можно ли после этой картины сомневаться в жизненности материи! Мозг и душа смертны. Они разрушаются при конце. Но атомы или части их бессмертны, и потому сгнившая материя опять восстанавливается и опять дает жизнь, по закону прогресса, еще более совершенную.
   Планеты были сияющими солнцами и погасли. То же ожидает и все солнца. Они должны погаснуть. Прекратится их лучеиспускание – источник жизни – и живой мир на планетах умрет. Вселенная станет подобна темнице без окон и дверей. Но возможно ли это? Навсегда ли это? Вселенная прожила бесконечность времени, и если бы солнца угасали, то не было бы тысяч миллиардов солнц, которые мы сейчас видим в млечных путях.
   Редко астрономы наблюдают угасание солнц, гораздо чаще возникают новые солнца. В каждое столетие появляется их в Млечном Пути несколько штук. Это справедливо и относительно иных спиральных туманностей; там тоже возникают вспышки зарождающихся солнц.
   Вот и разгадка вечного сияния Млечного Пути и миллиона других таких же спиральных туманностей; хотя и гаснут солнца, но на место их возгораются новые.
   Итак, солнце светит миллиарды лет, оживляя на остывших планетах материю. Затем они остывают с поверхности и не дают лучей. Но атомный процесс внутри их не останавливается, они накопляют радиоактивную материю, которая дает вещество элементарное и очень упругое. Все это кончается взрывом, т. е. появлением временной звезды и образованием разреженной газовой массы, которая и дает через биллионы лет солнце с планетами и их спутниками.
   Умирают и спиральные туманности (страшно отдаленные группы солнц, или млечные пути), т. е. их солнца сливаются и превращаются в очень разреженную материю.
   Слияние звезд каждого млечного пути неизбежно, по теории вероятности, но оно требует громадного времени, которое можно вычислить. Оно в миллиарды раз больше периода жизни одной солнечной системы. За слиянием следует период блеска, за ним – остывание, а далее взрыв, образование туманности, т. е. зачаточного млечного пути. Но и он воскресает, или снова дает млечный путь, состоящий из группы солнц. Доказательством этого возникновения служат те сотни тысяч спиральных туманностей, которые не выходят из поля зрения гигантских телескопов. Если одни из них угасают, то другие восстанавливаются из угасших невидимых. Также и группе млечных путей, т. е. Эфирному Острову должен быть временный конец. Но и эфирных островов множество. Если один из них преобразовывается в элементарную материю, то другой из подобной же возникает. Все астрономические единицы живут и умирают, чтобы снова возникнуть. Вернее, только преобразовываются, образуя то сложное, то более элементарное вещество и давая нам то вид звездного неба, то вид разреженного большею частью невидимого газа.
   Если период солнечной системы составляет биллионы (10 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

) лет, то период Млечного Пути (астроном. единица 3-го класса) продолжается квадриллионы (10 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

) лет, а жизнь Эфирного Острова – секстиллионы (10 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). Чем сложнее астрономическая единица, чем выше ее класс, тем ее повторяющийся период длиннее. Какой же результат? Вывод тот, что Вселенная, в общем, всегда представляла одну и ту же картину. Хотя бы наша планетная система и была биллионы лет тому назад туманностью, но вид Млечного Пути в течение квадриллионов лет остался тот же. Это было скопление сотен миллионов солнц в разном возрасте – от планетарных туманностей до застывших с поверхности темных солнц. Хотя и Млечный Путь квадриллионы лет тому назад был единой чрезвычайно разреженной материей, но существовали другие млечные пути в Эфирном Острове, состоящие из собрания солнц, и картина его, в среднем, почти не изменялась в продолжение секстиллионов лет. Также Эфирный Остров был временно разрушен, но группа их, или единиц 5-го класса, жила по-прежнему, состоя из множества уцелевших эфирных островов. Каждый содержал миллионы млечных путей, каждый из последних, в свою очередь, состоял из сотен миллионов солнечных систем, а каждая солнечная система из сотен планет.
   Итак, всегда Вселенная содержала множество планет, освещаемых солнечными лучами.
   Всю бесконечность космоса не может объять ограниченный человеческий ум. Но вообразим, что мы можем наблюдать один наш Эфирный Остров в течение секстиллионов лет. Что мы тогда увидим? В каждом млечном пути, из которых он состоит, множество раз погасают солнца, возникают туманности, превращаясь в гигантские солнца и затем в планетные системы. И наша Солнечная система много раз должна умереть и возникнуть.
   Проходят еще многие биллионы лет, и мы видим, как сливаются постепенно солнца в любом млечном пути. Они близятся к единению и через многие триллионы лет к погасанию – пройдя предварительно период невообразимого блеска от столкновения и слияния солнц. Итак, мы видим через квадриллионы лет погасание млечных путей, их обращение в туманности и новое возникновение в форме собрания солнечных систем.
   Секстиллионы лет держится Эфирный Остров, млечные пути которого множество раз разрушаются и возникают. Но, наконец, и млечные пути сливаются; разрушается сам эфирный остров, чтобы возникнуть снова во всем блеске его жизни.
   Что же считать за начало Вселенной? Если ограничиться эфирным островом, то за начало Вселенной можно принять состояние «острова» в виде аморфной материи. Но не надо забывать, что это «начало» есть только начало периода и повторяется бесконечное число раз.
   Если млечный путь считать космосом, то началом Вселенной будет его газообразное состояние. И это «начало», конечно, – есть только начало одного из бесконечно повторяющихся периодов.
   Наконец, если мир ограничить солнечной системой, то началом космоса будет состояние ее в форме очень разреженной материи.
//-- ПЕРИОДИЧНОСТЬ СТРОЕНИЯ АТОМОВ И ИХ ПОЛОЖЕНИЯ В НЕБЕСНЫХ ТЕЛАХ --//
   Вселенная составлена из простых и сложных тел. Простых тел известно около 90. Вероятно, их гораздо больше. Сложных тел миллиарды, собственно, их невообразимое количество. Они составлены из простых. Но и простые на наших глазах преобразовываются в еще более простые, т. е. с меньшим атомным весом. Теперь в науке много оснований считать 90 известных химических элементов состоящими из водорода. То же подтверждает и астрономия. Зачаточные солнца, т. е. планетарные туманности, содержат очень немного самых простейших элементов. Потом уже они дают солнца, содержащие известные и неизвестные нам простые тела. Таким образом, что человек на земле увидал с величайшим усилием только в последнее время, то природа делает непрерывно испокон века, хотя и медленно.
   Из более простой, вероятно, единой материи (субстанция – сущность – начало) получается все разнообразие так называемых химических элементов и их соединений. И обратно, при взрыве погасших солнц и образовании планетарных туманностей получается простая материя из сложной. Впрочем, оба процесса всегда идут одновременно, но то один преобладает, то другой. Разложение (анализ) преобладает в сложном веществе, в солнцах, а соединение (синтез) в начальной, простой материи.
   При описанных нами преобразованиях астрономических единиц вся материя не только перемещается (или перемешивается), но непрерывно простые тела превращаются в сложные и обратно. Я хочу сказать, что золото, свинец и другие элементы превращаются в водород и гелий, и обратно – водород, гелий и другие простые тела с малым атомным весом – в золото, серебро, железо, алюминий и т. д. Я хочу также выразить, что центральные части небесных тел попадают на поверхность их и обратно. Одним словом, все непрерывно и периодически перемещается и преобразуется. Этот процесс обмена и преобразования элементов совершается всегда, помимо катастрофических явлений. Все солнца испускают и теряют материю. Они же ее и получают. Светящиеся более теряют, чем получают, а темные – наоборот. Не исключены отсюда, конечно, и планеты, которые всегда обладают хотя [бы] малой степенью радиоактивности.
//-- МОНИЗМ --//
   Мы проповедуем монизм во Вселенной – не более. Весь процесс науки состоит в этом стремлении к монизму, к единству, к элементарному началу. Ее успех определяется степенью достижения единства. Монизм в науке обусловлен строением космоса. Разве Дарвин и Ламарк не стремились к монизму в биологии? Разве того же не желают геологи? Физика и химия влечет нас по тому же направлению. Астрономия и астрофизика доказали единство образования небесных тел, сходство земли и неба, однообразие их вещества и лучистой энергии. Даже исторические науки стремятся к монизму.
   В биологии объединяются клеточки низших существ, образуя животных с единым управлением (мозг – душа), объединяются люди в общества, стремясь слиться в одно могущественное тело. Скоро должна объединиться так и вся Земля. Это объединение на иных планетах должно достигнуть высшего результата.
   Я прибавлю к известным уже видам единства и всеобщую чувствительность материи, потенциальную способность каждого атома при сложной обстановке жить. Мыслит мозг, но чувствуют атомы, его составляющие. Разрушен мозг – исчезло и напряженное чувство атомов, заменившись ощущением небытия, близким к нулю.
   Невозможно отрицать своевременное появление органической жизни на таких крупных планетах, как Земля.
   Много общего между планетами разных солнечных систем: они составлены из одних и тех же веществ, при достаточной величине имеют моря и атмосферы, освещены лучами солнц, подвержены силе тяжести, имеют сутки и времена года.
   Почему бы на них не зародиться жизни, как она зародилась на Земле! Правда, на отдаленных от светящегося светила планетах холодно, а на близких к солнцу – жарко. По планет у каждого солнца множество. Некоторые из них должны находиться, подобно Земле, на благоприятном расстоянии от светила и потому должны быть пригодны к жизни. Потом теории показывают, что все планеты отделились от солнца, сначала касаясь его, и только потом постепенно удалились. Так что любая планета некоторый промежуток времени находилась в условиях температуры, подходящей для самозарождения и развития жизни. Наоборот, каждая планета, и в том числе Земля, когда-то не была в этих условиях. Так же каждая планета, имеющая сейчас благоприятную степень тепла, со временем лишится ее, так как удалится от светила. Кроме того, самое это центральное светило, разгораясь или угасая, также дает всем планетам удобные моменты для развития жизни, независимо от изменения их расстояния от солнца.
   Некоторые планеты малы и потому без жидкостей и атмосфер. Другие велики и потому еще не остыли. А когда остыли, то уже далеко ушли от своего солнца и не стали получать достаточно его лучей. Потому ни малые, ни большие планеты жизни не дали.
   Заметим, впрочем, что эти «моменты» могут продолжаться миллиарды лет, чего достаточно для зачатия и развития организмов.
   Зачавшаяся в удобный момент жизнь не погибает и при изменении условий, так как эти изменения происходят постепенно и жизнь успевает к ним приспособиться.
   На малых планетах нет атмосфер. Это как будто мешает образованию живого.
   Не будем сейчас спорить. Все же вывод такой: большинство крупных планет или, вернее, планет с газовыми оболочками или есть, или было, или будет обитаемо.
   Чего можно ждать от человечества?
   Трудно себе представить, как идет процесс развития жизни на какой-нибудь планете, не обратившись к Земле. Чего мы можем ожидать от населения Земного шара?
   Человек сделал великий путь от «мертвой» материи к одноклеточным существам, а отсюда к своему теперешнему полуживотному состоянию. Остановится ли он на этом пути? Если и остановится, то не сейчас, ибо мы видим, какими гигантскими шагами прогрессирует в настоящее время наука, техника, обстановка жизни и социальное устройство человечества. Это указывает и на перемены в нем самом. Во всяком случае эти перемены должны произойти.
   Правда, пока сам человек мало изменяется. Те же остатки животных страстей, инстинктов, слабость ума, рутинность. В отношении общественного развития он даже уступает муравьям и пчелам. Но, в общем, он опередил животных и, следовательно, сильно прогрессировал. Ничто сразу не останавливается. Не остановится и человек в своем развитии, тем более, что ум давно уже ему подсказывает его нравственное несовершенство, но пока животные наклонности сильнее, и ум не может их одолеть.
   Можно вскоре ожидать наступления разумного и умеренного общественного устройства на Земле, которое будет соответствовать его свойствам и его ограниченности. Наступит объединение, прекратятся вследствие этого войны, так как не с кем будет воевать. Счастливое общественное устройство, подсказанное гениями, заставит технику и науку идти вперед с невообразимой быстротою и с такою же быстротой улучшать человеческий быт. Это повлечет за собою усиленное размножение. Население возрастет в 1000 раз, отчего человек сделается истинным хозяином Земли. Он будет преобразовывать сушу, изменять состав атмосферы и широко эксплуатировать океаны. Климат будет изменяться по желанию или надобности. Вся земля сделается обитаемой и приносящей великие плоды. <…>
   Будет полный простор для развития как общественных, так и индивидуальных свойств человека, не вредящих людям.
   Картину душевного мира будущего человека, его обеспеченности, комфорта, понимания Вселенной, спокойной радости и уверенности в безоблачном и нескончаемом счастье – трудно себе представить. Ничего подобного ни один миллиардер сейчас не может иметь.
//-- ЗАСЕЛЕНИЕ СОЛНЕЧНОЙ СИСТЕМЫ И МЛЕЧНОГО ПУТИ, ТО ЕСТЬ НАШЕЙ СПИРАЛЬНОЙ ТУМАННОСТИ --//
   Техника будущего даст возможность одолеть земную тяжесть и путешествовать по всей Солнечной системе. Посетят и изучат все ее планеты. Несовершенные миры ликвидируют и заменят собственным населением. Окружат Солнце искусственными жилищами, заимствуя материал от астероидов, планет и их спутников. Это даст возможность существовать населению в два миллиарда раз более многочисленному, чем население Земли. Отчасти она будет отдавать небесным колониям свой избыток людей, отчасти переселенные кадры сами будут размножаться. Это размножение будет страшно быстро, так как огромная часть яичек (яйцеклеток) и сперматозоидов пойдет в дело.
   Кругом Солнца, по близости астероидов, будут расти и совершенствоваться миллиарды миллиардов существ. Получатся очень разнообразные породы совершенных: пригодные для жизни в разных атмосферах, при разной тяжести, на разных планетах, пригодные для существования в пустоте или в разреженном газе, живущие пищей и живущие без нее – одними солнечными лучами, существа, переносящие жар, существа, переносящие холод, переносящие резкие и значительные изменения температуры.
   Впрочем, будет господствующий наиболее совершенный тип организма, живущего в эфире и питающегося непосредственно Солнечной энергией (как растение).
   После заселения нашей Солнечной системы начнут заселяться иные солнечные системы нашего Млечного Пути. С трудом отделится человек от Земли. Гораздо легче было одолеть солнечное притяжение, ввиду свободы движений в эфире и громадности лучистой энергии всего Солнца, которой мог воспользоваться человек. Земля оказывается исходным пунктом расселения совершенных в Млечном Пути. Где на планетах встретят пустыню или недоразвившийся уродливый мир, там безболезненно ликвидируют его, заменив своим миром. Где можно ожидать хороших плодов, там оставят его доразвиваться. Тяжкую дорогу прошло население Земли. Страдальческий и длинный был путь. И еще осталось много времени для мучительного развития. Нежелателен этот путь. Но Земля, расселяясь в своей спиральной туманности (т. е. в Млечном Пути), устраняет эту тяжелую дорогу для других и заменяет ее легкой, исключающей страдания и не отнимающей миллиарды лет, необходимых для самозарождения.
//-- ЗАСЕЛЕНИЕ ВСЕЛЕННОЙ --//
   Что мы имеем право ожидать от нашей планеты, то с таким же правом можем ждать и от других.
   На всех планетах с атмосферами в свое время проявились зачатки жизни. Но на некоторых из них, в силу старшего возраста и условий, она пышнее и быстрее расцвела, дала существам техническое и умственное могущество и стала источником высшей жизни для других планет Вселенной. Они стали центрами распространения совершенной жизни. Эти потоки встречались между собой, не тормозя друг друга, и заселяли Млечный Путь. У всех была одна цель: заселить Вселенную совершенным миром для общей выгоды. Какое же может быть несогласие? Они встречали на пути и зачаточные культуры, и уродливые, и отставшие, и нормально развивающиеся. Где ликвидировали жизнь, а где оставляли ее для развития и собственного обновления. В огромном большинстве случаев они заставали жизнь отставшую, в форме мягкотелых, червей, одноклеточных или еще более низкой.
   Не было никакого смысла дожидаться от нее миллиарды лет мучительного развития и получения сознательных и разумных существ. Гораздо скорее, проще и безболезненнее размножить уже готовые, более совершенные породы. Я думаю, мы на Земле не будем дожидаться, когда из волков или бактерий получится человек, а лучше размножим наиболее удачных его представителей.
   Также рассуждали и сеятели высшей жизни. Кое-где уничтожали зачатки примитивной жизни или уродливо развившейся, кое-где ждали хороших плодов и обновления жизни космоса.
   Так без страданий заселялись и другие млечные пути (группы солнц или спиральные туманности). То же происходило и во всех эфирных островах и во всей беспредельной Вселенной. Из счастливых наиболее благоприятствуемых пунктов она, без мучительного процесса самозарождения, распространялась по окрестности соседних солнц и быстро заполняла бесконечные пустыни.
   Во Вселенной господствовал, господствует и будет господствовать разум и высшие общественные организации. Разум есть то, что ведет к вечному благосостоянию каждого атома. Разум есть высший или истинный эгоизм.
   Миры в младенческом состоянии, как Земля, в космосе составляют редкое исключение. Много ли однодневных людей на Земле! Еще меньше только что родившихся. Именно секундного возраста младенцев только один на полтора миллиарда населения Земли. Также мало и миров в младенческом возрасте. Там во Вселенной их особенно мало ввиду того, что большинство заселений совершается через посредство эмиграции (перемещений). Уже готовое, совершенное подобие человечества заселяло космос.
   Какие же выводы? Видим беспредельную Вселенную с бесконечным числом дециллионов совершенных существ, получившихся безболезненным размножением и расселением. Такие очаги жизни, как Земля, составляют чрезвычайно редкое исключение – как младенец, имеющий одну терцию возраста [2 - Терция – 1/60 часть секунды.]. Потому мучительная жизнь Земли редкость, что она получилась самозарождением, а не заселением. В космосе господствует заселение как процесс более выгодный. Ведь человек разводит морковь и яблоки от готовых организмов. Какое было бы безумие, если бы он захотел получить их самозарождением (автогония)!
   Это возможно, только пришлось бы дожидаться моркови миллион лет.
   Но в космосе самозарождение допускается, хотя и чрезвычайно редко, в силу необходимости обновления или пополнения совершенных. Кое-где они вырождаются и ликвидируются ввиду встречающегося местами регресса. Необходим свежий приток, иначе может погаснуть и совершенная жизнь или вытеснится уродливой.
   Роль Земли и подобных немногих планет хотя и страдальческая, но почетная. Земному усовершенствованному потоку жизни предназначено пополнить убыль регрессирующих пород космоса.
   На долю земного населения выпал тяжелый жребий, высокий подвиг. Немногие планеты его получают. Едва ли одна на биллион. Иначе быть не может. В противном случае это противоречило бы разуму совершенных, т. е. высшему эгоизму. Не могут же они работать во вред самим себе.
   Некоторая доля страданий в космосе есть горькая необходимость, ввиду возможности обратного развития существ (регресса, попятного хода).
   Но можно сказать, что органическая жизнь Вселенной находится в блестящем состоянии. Все живущие счастливы, и это счастье даже трудно человеку попять.
   Подавленные намозолившей глаза картиной земных неустройств, вы, может быть, возразите: как же это так, если столько несчастных на Земле?
   Назовем ли мы снег черным на том основании, что на его поверхности находится несколько микроскопически малых темных пылинок? Ведь снег блестит так, что больно глазам! Боимся ли проиграть, если на триллион выигрышей один билет пустой? Мы даже не боимся в этом году умереть, хотя вероятность смерти составляет не менее 2–3 %.
//-- ЧУВСТВО АТОМА ИЛИ ЕГО ЧАСТЕЙ --//
   Мы видели, что каждый атом, т. е. каждая составляющая часть космоса, во время переворотов, в течение бесконечно повторяющихся больших и малых периодов всех астрономических единиц, в течение их распадения и восстановления, – и сам преобразуется. Атом то разлагается и вес его или масса уменьшается, то созидается, причем атомный вес его увеличивается. Тяжелые (массивные) элементы превращаются в легкие и обратно. Это даже необходимое условие периодичности солнц, млечных путей и других астрономических единиц. Одно связано с другим. Если бы не было превращения элементов, то не было бы периодичности астрономических единиц и обратно.
   Кроме того, атом перемещается. Например, из центральных частей небесного тела попадает в краевые, от солнц перемещается на планеты и обратно. И это повторяется без конца.
   Отсюда видно, что нет ни одного атома, который не принимал бы бесчисленное число раз участие в высшей животной жизни.
   Так, входя в атмосферу или почву планет, он порою поступает в состав мозга высших существ. Тогда он живет их жизнью и чувствует радость сознательного и безоблачного бытия.
   Пусть для этого случая воплощения потребуются миллиарды лет. Все же атом участвует в жизни бесчисленное множество раз. Время бесконечно, и на какие бы мы его колоссальные промежутки ни делили, число этих промежутков неограниченно велико. Иначе сказать – время участия атома в высшей жизни (а иной, в общем, нет), в абсолютном смысле, бесконечно. Это участие никогда не прекращается.
   Но, скажете вы, – в относительном смысле оно мало, так как краткие периоды жизни разделяются миллиардами лет небытия. Но небытие не идет в счет субъективного времени, его как бы не существует. Существует как бы одна высшая сознательная и никогда не прекращающаяся счастливая жизнь. Чтобы получше понять это, поговорим об абсолютном и субъективном времени и его течении.
   Абсолютное время – это то, которое наблюдается давно живущим, не умирающим и не спящим существом. Существо это, конечно, воображаемое. Абсолютное время определяется часами, вращением небесных тел и другими естественными или искусственными хронометрами.
   Субъективное время – нечто совсем иное. Это кажущееся время, испытываемое организмами. У одного и того же существа оно протекает с разною скоростью. Оно идет то быстро, то медленно – в зависимости от окружающих впечатлений, душевного состояния или состава мыслей. Оно зависит от характера деятельности мозга. Во сне оно протекает быстрее. Но и тут его ход зависит от обилия сонных видений. В крепком усыплении, без сновидений, субъективное время почти незаметно. Еще незаметней оно в обмороке. Но часто и при обилии впечатлений в счастии время протекает незаметно (счастливые часов не замечают).
   Мы не будем говорить о субъективном времени разных животных. У высших его течение, вероятно, подобно его течению у человека, а у низших его трудно представить. Возможно, что жизнь их – подобие сна человеческого. Понятие о времени у них слабо. Нет ни прошедшего, ни будущего, а есть только текущий момент.
   Нам и не так интересно субъективное время низших существ, так как космос, в общем, переполнен жизнью даже высшею, чем человеческая.
   Для низшей жизни места почти не остается. И человеческое состояние, как мы видели, есть полуживотное, переходное, младенческое и занимает незаметное место в космосе.
   Господствует зрелая жизнь, и она-то нас более всего интересует.
   Также интересно представление о субъективном времени умерших, т. е. атома в неорганическом теле, атома в воздухе, воде, почве. Это еще более преобладающее состояние материи.
   Тут мы видим более, чем обморок, и потому течение времени тут совсем почти незаметно. Не только годы, но и миллиарды миллиардов лет пролетают как секунда живого существа. Можем ли мы после этого страшиться такого «неорганического» времени или считать его!
   Итак, громадные периоды небытия как бы не существуют для атома, а существуют только периоды пребывания его в живой органической материи, главным образом – в мозгу высших существ.
   Как бы ни были коротки периоды жизни, – повторяясь бесконечное число раз, они в сумме составляют бесконечное субъективное и абсолютное время. Оно никогда не прекращается и не прекращалось. Прошедшее также беспредельно, как и будущее.
   Поэтому течение высшей жизни любого атома не только неограничено по времени, но и субъективно непрерывно. Оно непрерывно и в смысле того, что чувство жизни никогда не прекращается, хотя с каждой смертью или рождением испытывает резкую перемену. Атом всегда жив и всегда счастлив, несмотря на абсолютно громадные промежутки небытия или состояния в неорганическом веществе. Для мертвых нет времени, и нельзя его считать. А так как воплощение неизбежно, ввиду всего сказанного и ввиду бесконечности времен, то все эти воплощения субъективно сливаются в одну субъективно-непрерывную прекрасную и нескончаемую жизнь.
   Какой же вывод в применении к человеку, животному и всякому атому, в какой бы обстановке он ни находился?
   С разрушением организма атом человека, его мозга или других частей тела (также со времени выхода атома из организма, что совершается много раз еще при его жизни) попадает сначала в неорганическую обстановку. Вычисление показывает, что в среднем надо сотни миллионов лет, чтобы он снова воплотился. Это время проходит для него как нуль. Его субъективно нет. Но население Земли в такой промежуток времени совершенно преобразуется. Земной шар будет покрыт тогда только высшими формами жизни, и наш атом будет пользоваться только ими.
   Значит, смерть прекращает все страдания и дает, субъективно, немедленно счастье.
   Если времени, случайно, протекло гораздо больше – биллионы биллионов лет, то и это нисколько не хуже для атома. Земли уже нет, атом воплотился на другой планете или других обителях жизни, не менее прекрасных.
   Чрезвычайно мало вероятия, что атом воплотится на Земле через несколько сотен лет и потому войдет в состав еще не уничтоженных животных или несовершенного человека. Жизнь в растениях и низших существах не идет в счет как почти неощутимая. Жизнь в более высоких организмах подобна сну, а жизнь в высших животных, хотя и ужасна (с точки зрения человека), но субъективно несознательна. Корова, овца, лошадь или обезьяна не чувствует ее унижения, как не чувствует сейчас и человек унижения своей жизни. Но высшие существа смотрят на человека с сожалением, как мы на собак или крыс.
   Когда люди поверят в возможность, хотя и малую, жить в образе животных, то они более будут стараться ликвидировать мир животных. Это есть легкая угроза нам за нашу жестокость к низшим земным существам.
   Также редко возможное существование атома в форме современного человека служит побуждением к его усовершенствованию и ликвидированию всех отставших родов.
//-- КАРТИННОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ ЧУВСТВЕННОЙ ЖИЗНИ АТОМА --//
   Кто не думал всю жизнь над излагаемым, тому трудно ясно представить чувственные приключения атома. Но мы предложим сравнение, чтобы понять и оценить непрерывную и беспредельную жизнь атома.
   Пренебрежем только младенческим периодом развития органической материи, прок которого и значение незаметны в космосе, как незаметна грязная микроскопическая пылинка на зеркале или на снежно-белом листе бумаги.
   Представьте себе, что вся наша жизнь состоит из ряда радостных снов. Проснулся человек, подумал секунду о прекрасном сне и поспешил опять уснуть, чтобы снова погрузиться в блаженство. В каждом сне он забывает, кто он, и в каждом сне он новое лицо. То он воображал себя Ивановым, то Васильевым, то еще кем-нибудь. Второй сон не есть продолжение первого, и третий не есть продолжение второго. Также ни один сон не связан с предыдущим.
   Но счастье налицо. Все сны прекрасны, они доставляют только радость и никогда не прекращаются. Всегда были, есть и будут.
   Чего же вам надо? Вы непрерывно счастливы! Эта легко воображаемая картина даст некоторое понятие о жизни каждого атома Вселенной, где бы он ни находился. Мы дали грубое представление о чувственной судьбе всего и всякого.
   Когда говоришь об этом людям, то они оказываются недовольны. Они непременно хотят, чтобы вторая жизнь была продолжением предыдущей. Они хотят видеться с родственниками, друзьями, они хотят и пережитого. «Неужели я никогда не увижу жены, сына, матери, отца, – горестно восклицают они, – тогда лучше не жить совсем. Одним словом, ваша теория меня не утешает».
   Но как же вы можете видеть своих друзей, когда представление о них – создание вашего мозга, который будет обязательно разрушен. Ни собака, ни слон, ни муха не увидят своего рода по той же причине. Не составляет исключения и человек. Умирающий прощается навсегда со своей обстановкой. Ведь она у него в мозгу, а он расстраивается. Она возникает, когда атом снова попадет в иной мозг. Он даст и обстановку, но другую, не имеющую связи с первой.
   Ведь вы счастливы вашими очаровательными снами, просыпаетесь каждый раз с радостью, чтобы снова погрузиться в нее. Чего же вам надо? Сейчас вы желаете свидания с умершими, но смерть истребит и эти желания. Недовольство ваше только при жизни. Уйдет жизнь – уйдет и оно.
   Мы в предыдущей жизни имели друзей, но видим ли их в этой жизни! Говорим ли мы: «Вот человек, который мне хорошо известен, хотя я его никогда не видал и ничего про него не слыхал».
   В новой жизни останется только счастье и довольство.
   Как трудно отрешиться от рутины и сознать истину. Также трудно, как почувствовать движение Земли!
   Но есть и разница между рядом прекрасных, но не связанных между собою в одно целое снов и рядом действительных жизней атома.
   Жизни эти сознательны, как жизни мудрецов, а не смутны и бестолковы, как сны. В промежутках между снами мы кое-что, хотя и недолго, чувствуем: именно единую жизнь.
   В промежутках же между жизнями атома мы ничего не чувствуем, несмотря на их огромность. Они для нас не существуют. Жизнь атома субъективна, непрерывна, безначальна и бесконечна, так как все его частные жизни сливаются в одну. Каждая из частных жизней представляется в виде волны в бесконечном ряде волн.
   Действительная жизнь – волна – имеет начало и конец, и есть один период из множества их. Все эти периоды, в сущности, довольно однообразны: счастье, довольство, сознание Вселенной, сознание своей нескончаемой судьбы, понимание истины, которая есть верный путь к поддержке космоса в блестящем состоянии совершенства.
   Но каждая волна имеет начало и конец. Это – зарождение и угасание, зачатие и распадение. В последующей волне они повторяются. Однако никак нельзя считать эти волны тождественными. Волны могут быть очень длинны, т. е. период одной жизни может быть очень велик – продолжаться сотни и тысячи лет, но это для атома решительно все равно, так как и короткие волны жизни, сливаясь в одну, дают бесконечность. Смертных же мук не будет. Только жизнь организма, несмотря на это, не должна быть короткой, чтобы существо в течение ее могло достичь высокого развития и принести обильные плоды. Что толку в дорогой машинке, которая портится и бросается через два часа!
//-- КРАТКОЕ ПОВТОРЕНИЕ (РЕЗЮМЕ) --//
   Любая планета Вселенной со своими лунами составляет астрономическую единицу 1-го порядка. Например, наша Земля, Юпитер и прочие.
   Всякая солнечная система космоса, например, наша планетная система, есть астрономическая единица 2-го порядка (астрономическая мера – другое).
   Любая спиральная туманность, состоящая из сотен миллионов солнечных систем, составляет единицу 3-го разряда. Такова наша спиральная туманность, т. е. Млечный Путь.
   «Эфирный Остров», состоящий из сотен тысяч спиральных туманностей, назовем астрономической единицей 4-го порядка. Нам известен один наш Эфирный Остров. Но, по закону повторяемости единиц, их должно быть множество, и совокупность их должна составлять единицу 5-го порядка.
   По тому же закону разных разрядов, как разных классов в арифметике, должно быть без конца.
   Далее повторим кратко то, что нам кажется несомненным:
   1) Нельзя отрицать единство или некоторое однообразие в строении и образовании Вселенной: единство материи, света, тяжести жизни и т. д.
   2) Нельзя отрицать общее постоянство Вселенной, потому что вместо погасших солнц возникают новые.
   3) Нельзя отрицать, что число планет бесконечно, потому что бесконечно время и пространство; где же есть они, там должна быть и материя.
   4) Нельзя отрицать, что часть планет находится в условиях, благоприятных для развития жизни. Число таких бесконечно, потому что часть бесконечности тоже бесконечность.
   5) Нельзя отрицать, что на некоторых планетах животная жизнь достигает высшего развития, превосходящего человеческое, что она опережает развитие жизни на остальных планетах.
   6) Нельзя отрицать, что эта высшая органическая жизнь достигает великого научного и технического могущества, которое дозволит населению распространяться не только в своей солнечной системе, но и в соседних, отставших. (Мои сочинения об аэропланах, дирижаблях, реактивных приборах, о богатстве Вселенной, о солнечной энергии и другие.)
   7) Нельзя отрицать, что высшая жизнь распространяется в громадном большинстве случаев путем размножения и расселения, а не путем самозарождения, как на Земле, потому что это избавляет от проволочки и мук постепенного развития, потому что разум сознательных существ понимает выгоду этого способа заселения космоса. Так Земля заселяется не преобразованием волков или обезьян в человека, а размножением самого человека. Мы получаем овощи и фрукты не развитием бактерий, а от готовых совершенных растений.
   8) Нельзя, таким образом, отрицать, что Вселенная заполнена высшей сознательной и совершенной жизнью.
   9) Нельзя отрицать, что атом то упрощается, то усложняется, периодически принимая вид всех химических элементов.
   10) Нельзя отрицать, что астрономические единицы периодичны, например, солнце остывает, потом взрывается, обращается в разреженную массу, которая снова дает блестящее солнце с планетами. Далее повторяется то же. При этом материя перемешивается, а химические элементы переходят друг в друга.
   11) Нельзя отрицать, что атому присуща способность ощущать жизнь, когда он входит в состав мозга животного. Таким образом, он должен жить последовательно жизнью разных существ.
   12) Нельзя отрицать, что ощущение атома не исчезает и в неорганической материи, но близко к нулю и может быть названо небытием.
   13) Нельзя отрицать, в силу перемешивания вещества и преобразования химических элементов, что нет атома, который не принимал бы периодического участия в органической жизни, т. е. не попадал бы изредка через промежутки в биллионы лет, в мозг высших существ.
   14) Нельзя отрицать, что время для атома в неорганическом веществе почти не существует, что время в таком состоянии для него ничто – небытие (вроде обморока). Субъективно этого громадного времени нет.
   15) Нельзя отрицать, что субъективно все сравнительно короткие моменты жизни атома в мозгах существ сливаются в одну непрерывную жизнь.
   16) Нельзя отрицать, что атому невыгодно существование в космосе несовершенных животных, вроде наших обезьян, коров, волков, оленей, зайцев, крыс и проч. А также невыгодно существование несовершенных людей или подобных им существ во Вселенной.
   17) Нельзя отрицать, что все разумные существа дойдут до сознания этой мысли, не допускающей несовершенства в космосе.
   18) Нельзя отрицать, что совершенное сильнее несовершенного и поэтому, побуждаемое истинным эгоизмом, ликвидирует безболезненно все несовершенное и страдальческое. Самозарождение же будет допускаться очень редко для обновления и пополнения регрессирующей высшей жизни. Такова может быть мученическая и почетная роль Земли.
   19) Нельзя отрицать, что болезненное пресечение жизни несовершенных родов выгодно атому, т. е. всему живому и мертвому.
   20) Нельзя отрицать, что вследствие этого атом может попасть только в высшее существо. Иных ведь вообще нет. Следовательно, его бесконечное существование может быть только безоблачным, разумным, сознательным и счастливым.
   Мы не замечаем серую пылинку на белоснежном поле. Так можно не замечать и немногочисленные планеты, обреченные мукам самозарождения…
   Повторим то же иными словами.
   1. Разве можно сомневаться в том, что бесчисленное множество планет периодически освещается солнцами?
   2. Разве можно сомневаться, что на одной из планет жизнь достигает такого могущества и совершенства, которое нам, людям, трудно представить? Оно позволяет им одолевать силу тяжести и расселяться по Вселенной.
   3. Результатом этого будет распространение совершенства и господства разума по всему космосу.
   4. Разве можно сомневаться, что это бесконечно давно уже совершилось и есть всегдашнее естественное состояние Вселенной? Самозарождение же с его муками – только редкое исключение.
   5. Разве можно сомневаться, что любой атом, попадая в мозг, живет? Он не распоряжается, не царствует, а только чувствует жизнь, как пластинка воспринимает колебания воздуха в трубе фонографа. Только записи на атоме не остается.
   6. Разве можно сомневаться, что материя перемешивается, периодически преобразуется, всякий атом бесчисленное множество раз, хоть и через громадные промежутки времени, принимает участие в жизни?
   7. Разве можно сомневаться, что время пребывания атома в неорганической материи проходит, как крепкий обморок, и потому не существует для него?
   8. Разве можно сомневаться, что периоды жизни субъективно сливаются в одну, как бы непрерывную, сознательную счастливую и бесконечную жизнь?
   Итак, в космосе существует только истина, совершенство, могущество и удовлетворение, оставляя для остального так мало, что его можно считать как черную пылинку на белом листе бумаги.
   Все мои многочисленные труды – конченые и неконченые, изданные и неизданные – направлены к одной цели – доказать излагаемые тут кратко мысли, или сделать конечный вывод: в общем, космос содержит только радость, довольство, совершенство и истину. Противоположное во Вселенной, по своей малости, незаметно, нас же ослепляет близость Земли.

   N. B. Я готов допустить межпланетные сообщения в пределах каждой солнечной системы, но ни у кого не хватит смелости допустить сношения между солнцами.
   Ведь до ближайшего солнца надо лететь 400 00 лет со скоростью 30 километров в секунду. А если это невозможно, то каждая планетная система осуждена заранее мукам самозарождения.
   Хотя этот период автогонии (т. е. мук эволюции) сравнительно (по времени) невелик, но все же ваши выводы о повсеместном космическом довольстве значительно умаляются.
   Ответ. Аррениус допускает вселенское распространение жизни посредством микроскопических зародышей, переносимых какою-либо силою (например, давлением света) от одной планеты к другой.
   Если несознательная природа устанавливает живое сношение между звездами, то каково же ее могущество, если она освещена светом высочайшего разума! Я не сторонник авторитетов и даже против мысли Аррениуса, но я не могу устоять против силы избранного космического мозга.
   Не верьте разуму и могуществу нашей планеты, но невозможно усомниться в силе одной из планет Млечного Пути. Их сотни миллиардов! Неужели ни одна из них не превысила безмерно Землю.
   Я даже верю близкому могуществу нашей планеты, даже собственному разуму.
   Скорость межсолнечного путешествия может быть еще увеличена во сто раз. Тогда время его сократится до 500 лет. Время жизни будущего человека также может увеличиться в 5 раз. В таком случае будет довольно одной жизни, чтобы переселиться к другому солнцу. Но как же достигнуть секундной скорости в 3 тысячи километров, то есть в 100 раз меньшой, чем скорость света?
   Скорость атомов гелия, вылетающих из радиоактивных веществ, а также частиц положительного электричества превосходит эту величину в несколько раз. Скорость же электронов, при тех же явлениях, приближается к скорости света, т. е. в 10–50 раз больше трех тысяч. Если на дорогу мы запасемся скрытой (потенциальной) электрической энергией или особыми быстро разлагающимися радиоактивными материалами, то вот вам и средство получить большую скорость. Тогда, чтобы отправить снаряд с человеком весом в тонну к иному солнцу, понадобится около тонны же радиоактивного вещества или соответствующее количество электрической энергии. Через 500 лет мы достигнем ближайшего солнца. Радий для этого не годится. Его разложение в 4 раза медленнее, чем нужно. Неужели не найдется хотя бы через тысячи лет вещества, которое разлагается в десятки раз быстрое радия? И теперь уже есть такие вещества, но они не годятся по другим причинам. Сосредоточенные солнечные лучи также могут дать большое давление и огромную скорость телам, хотя пока это не применимо.
   Если бы скорость межзвездного корабля была небольшая, то что же мешает пробыть нам в путешествии и 5 тысяч лет! Если не я, то мое потомство достигнет иной планетной системы. С другой стороны, серьезные ученые ищут продолжения жизни и даже надеются достигнуть физического бессмертия. Мы не согласны с этим, но все же неопределенного удлинения жизни наука рано или поздно достигнет. Тогда и тысячи лет путешествия нам не покажутся страшными.
   Еще есть тысячи возможностей даже при нашем (сравнительно) полнейшем невежестве и техническом бессилии!
   Как же мы будем думать, когда приобретем множество знаний, когда высочайшие из людей примут участие в научных изысканиях, когда самая природа людей будет неузнаваемо высока, когда мы вообразим лучшую планету в Млечном Пути!
   Мы не имеем сейчас ни малейшего понятия о пределах могущества разума и познания, как наши предки не представляли себе технического могущества современного поколения. Кто верил 200 лет тому назад в железные дороги, пароходы, аэропланы, телеграфы, фонографы, радио, машины разного сорта и т. д.! Даже передовые люди, гении того времени, отчаянно смелые, не могли вообразить себе современных достижений. Пушкин менее 100 лет тому назад едва надеялся в отдаленном будущем на проведение в России шоссейных дорог. <…>

Причина космоса

   Последующее не есть чистое знание, а помесь точной науки с философскими рассуждениями. Они могут быть приняты и не приняты. Лучше это, чем блуждание в потемках оккультизма и спиритизма.
   Космос подобен кинематографической сцене, где развивается ряд картин совершенно автоматически. Он подобен также сочетанию звуков, которое дает нам граммофонный кружок. Он похож на будущий автомат, который будет соединять световые явления с звуковыми и другими – даже явлениями мышления, как в счетной машинке.
   Мы знаем, что есть и причина всех этих автоматических действий. Она заключается в человеке-творце. Он сам есть нечто высшее сравнительно со своими произведениями.
   Не можем ли мы также говорить о причине Вселенной, как говорим о причине искусственных вещей?
   Но автоматические приборы человека, с точки зрения положительной науки, тождественны с человеком. Отличие только количественное, но не качественное. Та же материя и там и сям, те же законы природы. Конечно, ощущение этих приборов близко к небытию, но не абсолютный нуль. Примерно, тут такая же разница, как между микробом и человеком.
   Напротив, трудно считать причину Вселенной тождественной с нею самой. В самом деле, человек в своей деятельности не может создать ни одной крохи вещества, ни одной капли работы (по закону сохранения вещества и энергии). Причина же дала их целую бесконечность в виде безбрежного космоса.
   Значит, первое, что мы можем сказать о причине, это то, что она не только нечто высшее Вселенной, но и то, что она не имеет ничего общего с веществом.
   В разные времена, при разном уровне развития и знаний, люди принимали и разные причины их существования и возможного благоденствия.
   Все полезное или угрожающее принималось порою за причину и предмет поклонения. То красота, дающая наслаждение или более совершенную жизнь, то река, оплодотворяющая страну своими разливами, то страшные звери и воображаемые злые чудовища, которые могли все уничтожить, то полезные домашние животные и фантастические добрые существа, от которых, казалось, зависело довольство, сытость и здоровье людей, то люди-герои, то небесные тела.
   Наиболее проницательные мыслители поняли, что все их благосостояние обусловливается Солнцем. Оно дает травы, овощи, фрукты, хлеб. Без него невозможно было бы существование животных. Оно дает радостный свет, тепло и множество других благ. Солнце стало началом жизни, причиною всего. Оно было благотворящею причиною.
   Но другие, еще более разумные, поняли, что светило не имеет ума и если бы могло, то делало бы зло так же равнодушно, как и добро. Не оно ли палит урожаи в засуху и производит солнечные удары!
   Не было смысла и считаться с бездушной причиной.
   Кроме того, астрономия открыла бесчисленное множество иных солнц, не менее могущественных, чем наше, хотя и не имеющих по своей отдаленности такого значения для Земли.
   Тем не менее авторитет Солнца был подорван наукой, в особенности тогда, когда Земля оказалась частью Солнца одного с ним состава. Была, очевидно, более важная причина (или более серьезный источник) всех солнц и всего нашего благосостояния.
   Прежде всего ошибка была в том, что только часть Вселенной принималась за причину явлений (например, Солнце, Земля, человек и т. п.), между тем как ясно, что весь космос обусловливает нашу жизнь. Трудно предположить, чтобы какая-нибудь его часть не имела рано или поздно на нас влияния. Это сознание привело к пантеизму. За причину всего совершающегося принята сама Вселенная. Дальнейшие изыскания о причине космоса, думают пантеисты, бесплодны.
   Все зависит от вещества в своей совокупности. Оно родило бесчисленные солнца, еще более бесчисленные планеты и жизнь на них. Оно произвело совершенство органических существ, устранило страдания и сделало каждый атом счастливым! Довольно изучения материи. Мы находимся в ее руках. Она наша мать и повелительница, она и есть причина.
   Но тут возникают вопросы. Отчего же Вселенная дала добро, а не зло, отчего она такая, а не другая! Ведь можно же вообразить другой порядок, другое строение, другие законы природы!
   Кроме того, какая польза почитать Вселенную: ведь это просто бесконечно сложный механизм. Почтение требует жертв. К чему же эти жертвы природе! Ни ей, ни нам толку от этого никакого. Это то же, что и поклоняться Солнцу или огню. Надо, чтобы жертвы или наша деятельность были полезны нам самим.
   Поэтому самые мудрейшие из людей сочли за нашего властителя и повелителя то, что ведет всех людей и всех других существ к счастью, довольству, сознанию и вечности.
   Мы говорим про мысли, правила и законы, ведущие все живое (а все ведь живо) к прочному и нескончаемому удовлетворению. Одни принимали за такую основную идею любовь к человечеству, другие – любовь и милосердие ко всему живому на земле, третьи – милосердие ко всему земному и небесному, к каждому атому или его части. Вера в эту идею, в ее спасительность, воплощение ее в жизнь, ее распространение, подчинение ей – уже не было бесплодной жертвой. Оно могло приносить великие плоды.
   Итак, всеобщая высшая любовь к атому, в глазах мудрейших, была достойна поклонения, т. е. исполнения законов, которые выражали эту любовь.
   Но ведь милосердие и законы выходят от людей и других более высоких существ. Значит, мы приходим к почитанию избранных умнейших людей и иных существ с высшими свойствами.
   Им послушание, внимание и уважение. Хотя существа эти – дети Вселенной, но все же почитание самой Вселенной бесплодно. Полезно для нас, ограниченных и слабых, исполнение воли избранных высших. На этом приходится остановиться, этого, кажется, достаточно. При чем же тут причина космоса!
   Покажем, что есть смысл допускать сосуществование причины, разбирать ее свойства и иметь к ней некоторые чувства. Бежала в пустынном лесу собака и обрезала об острый осколок больно ногу. Она повизжала и побежала дальше по своим делам. Мозг ее не заработал от укола и на осколок она не обратила никакого внимания.
   По тому же месту шел голодный заблудившийся человек. Увидав осколок, которым животное порезало ногу, он поднял его и внимательно осмотрел.
   Остатки посуды навели его на мысль об обитаемости места. Он умирал от истощения и стал искать жилища. Скоро он его нашел и был спасен.
   Кто же поступил благоразумнее – животное или человек?
   Археолог, откапывая, собирая и изучая остатки прошедшей жизни организмов, делает заключение об их существовании, строении, развитии, свойствах, обычаях, вкусах, образе жизни и т. д. Так составляется история наших предков и история эволюции животных. Неразумный же или дикий по своему незнанию человек (их большинство) разбивает старую вазу, бросает найденные случайно несовершенные орудия родичей и пренебрегает всеми полуистлевшими следами их былого существования.
   Так и мы не будем подобны неразумным животным или ограниченным и невежественным людям и разберем, насколько хватит нашего ума и знаний, свойства причины. Она есть, потому что существует Вселенная. Нам, может быть, скажут: если мы ищем причину космоса, то ведь у этой причины есть новая причина. Так мы никогда не кончим. Да, я скажу, есть, но ум ограничен и потому будет хорошо, если мы что-нибудь узнаем хотя [бы] о первой причине. Было время, когда и космос, как причина, был пределом наших рассуждении. А еще раньше ограничивались даже одним солнцем, даже одной Землей или ее предметами. Все же мы делаем шаг вперед, ища первую причину Вселенной. Как по существованию разных искусственных предметов мы заключаем о настоящем или прошедшем бытии человека, как по гнездам, норам и костям узнаем животных, так и Вселенная непрерывно кричит нам о существовании причины.
   Как по остатку старинной вазы мы судим о свойствах, искусстве и орудиях ваятеля, так по космосу и его свойствам мы судим о качествах и целях причины.
   Не может, например, эта причина быть чем-то злым, раз в общем мир прекрасен и дает своим составным частям почти чистое и субъективно-непрерывное счастье (См. мой «Монизм Вселенной»). Не может она быть ничтожной, раз мир так беспределен и вечен, не имея ни начала, ни конца.
   Когда мы видим хорошо сделанную статую или куклу, то нам приходит в голову, что сам мастер все же выше своего произведения: кукла не говорит, не ходит, не мыслит. Она не может даже сделать свое уродливое подобие. Ясно, что она ниже своего творца. Так, при изучении Вселенной мы должны прийти к выводу, что причина безмерно выше космоса. Что для человека могущественно, то для причины может быть незначительно (как игрушка для мастера). Что для сознательного животного безначально и бесконечно, то для причины может быть ограничено, потому что сама она не соизмерима с ее изделием, как жалкий горшок или статуя не сравнимы с человеком.
   Может быть, скажут: какое нам дело до свойств причины, если мы зависим только от Вселенной? Довольно изучения ее самой. Но в том-то и дело, что проникновение в свойства причины даст неожиданные и новые выводы, которые не может дать одно изучение природы и которые не могут не иметь благотворного влияния на поступки человека и других сознательных.
//-- СВОЙСТВА ПРИЧИНЫ --//
   Космос бесконечен и безначален по времени и протяжению. Это поражает. Насколько же поразительна причина, раз она произвела бесконечное! Но из этого еще не следует, что и для причины космос – диво. Бесконечность есть продукт мозга или, что то же, – порождение самой Вселенной. Это нечто субъективное. Что для нас беспредельно, то для причины может быть ограниченной величиной. Но мы никогда этого не поймем. Можем привести только пример, который поясняет нашу мысль, но ничего не доказывает: червяк двигается по яблоку и не видит ни конца его, ни начала, оно ему кажется бесконечным. Так и космос нам представляется неограниченным.
   Бесконечность времени и пространства есть акт высшего творчества. Как мы производим какую-нибудь вещь, так причина создала бесконечности всех родов. Вселенная есть просто вещь, не соизмеримая с нашими предметами (т. е. с частями космоса). Вселенная безгранична по веществу. И тут можем повторить те же рассуждения касательно материи, т. е. распространенности эфира, солнц, планет и других небесных тел.
   Космос обладает беспредельной запасной работой (потенциальной энергией). Примером могут служить вечно горящие солнца. Хотя они и тухнут, но те же или другие возгораются. Она так обильна, что даже в ограниченном кусочке материи или эфира никогда не может истощиться. Эта третья бесконечность такое же порождение человеческого ума, как и все прочие. Для причины же и эта бесконечность, вероятно, очень незначительна, как вещь для человека. Но какова же сама причина, которая производит все эти чудесные для людей отвлеченности! Она примерно так же могущественна, как мастер в сравнении с незаметным прахом, падающим с его одежды. Надо заметить, что все наши сравнения негодны в количественном отношении, т. е. причина неизмеримо выше.
   Вселенная ничего не содержит, кроме атомов с их частями. Эти атомы каждую минуту готовы возникнуть к жизни. Нет атома, который бы периодически не принимал участия в высшей жизненной организации (существ, подобных человеку и выше). Математически, т. е. если принимать и незаметно малые ощущения за количества, все атомы всегда живы. Итак, весь космос, до последних его пределов (которых, впрочем, нет), всегда жив в абсолютном смысле. Он всегда чувствует. Какова же степень жизнечувствительности причины! Мы рискованно сравниваем ее с жизнечувствительностью высшего потомка человека по отношению к чувствительности травы или бактерии.
   Части космоса – атомы – живут миллиарды лет, но все же они разлагаются. Однако мельчайшие их доли, продукты разложения, вечны. Периодически они снова соединяются и дают те же атомы. Таким образом, космос постоянен. Он только играет, как волны в море. Каково же постоянство причины и какова ее личная игра?
   Что всегда было (Вселенная, например), то не может быть создано. Но ведь это рассуждение субъективно, оно есть продукт мозга. Мир создан, но это непонятно для человеческого ума. Что для нас безначально, то для причины имеет начало. Так нельзя отыскать начало в кольце. Насекомое поденка живет день. Если бы она имела разум, то жизнь человека ей тоже казалась бы безначальной и бесконечной. Мы повторяем: мир сотворен. Все космические бесконечности только составные части изделия, которое желательно было создать причине. Но каково же ее могущество, если Вселенная только одна из вещей причины.
   Мы должны за ней допустить силу не только создавать, но и уничтожать. Также делать то и другое многократно, неограниченное число раз. Причина должна иметь способность ликвидировать и производить материю. Правда, ограниченное пока наблюдение человека не замечает, чтобы причина вмешивалась в дела Вселенной или перестраивала ее. Ни творения, ни уничтожения материи не заметно. Космос развивается машинально, но право созидать и уничтожать нельзя отнять от причины.
   Так, если бы весь космос внезапно исчез, то это было бы только проявлением высшей воли. Если бы народился миллион новых вселенных, не имеющих ничего общего ни между собой, ни с нашим миром, то в этом не было бы ничего удивительного. Разве удивительно, что горшечник разбил свой воз с горшками и сделал еще в десять раз больше посуды! Сравнение, конечно, жалкое, как и все другие.
   Обдуманность космоса изумительна, он построен так, чтобы давать себе только счастье. Какова же мудрость причины, если и ее изделие – Вселенная – поражает нас до обморока!
   Мы доказали в «Монизме Вселенной», что космос управляется разумом (своим собственным), что благодаря этому в общей картине мы ничего не видим, кроме совершенного. Порожденная им жизнь выше человеческой. Последняя же и животная есть исключение – необходимый рассадник обновления. Такие планеты, как Земля, так редки, что их можно не считать, как не замечают пылинку на белом листе бумаги. Итак, Вселенная, в общем, не содержит горести и безумия. Ее радость и совершенство производятся ею самою. Они вполне естественны и неизбежны, как неизбежно, чтобы каждое животное сторонилось боли и других страданий. Только на Земле у низших животных и даже человека пока не хватает для этого ни сил, ни уменья, а в космосе их достаточно. Со временем будет достаточно и у будущих далеких потомков человечества. Одним словом, живая Вселенная, сама по себе, довольна и разумна. Но если таково чувство мира, то каково же самочувствие его причины!
   Цель ее дать безмерное, никогда не прерывающееся благо. Безмерно оно не только потому, что оно по времени не имеет ни начала, ни конца, но и потому, что оно бесконечно по распространению в пространстве, – даже, может быть, и в силе, так как все будет возрастать. Причина, создавая свою игрушку, дала ей не мучение, а радость. Мы знаем, как она велика (см. «Монизм»). Какова же доброта причины, если даже одной из своих игрушек она дала такое счастье, которое и объять не может человеческий ум! <…>

Воля Вселенной

Калуга, 1928 год

   Как будто все зависит от воли разумного существа, подобного человеку. Наш труд, мысль побеждают природу и направляют ее по желаемому руслу. Например, обрабатываем землю и получаем обильную пищу; приручаем животных, преобразовываем их и растения; строим дома, дороги, машины, облегчаем ими труд; заставляем работать силы природы, и они увеличивают наши силы в 10, 100, 1000 раз. Если бы ленились, не проявляли свою волю, то ничего бы не было и мы погибли бы от голода, холода, болезней, бесплодия и т. п.
   Это условная воля. Она есть, и проявление ее благодетельно. Сейчас еще она невелика, ограничена, но можно надеяться, что будет расти и проявит себя еще много сильнее. Условная воля есть воплощение наших мыслей и желаний в жизнь. Например, я хочу построить дом – и строю; хочу изобрести какую-либо машину – и изобретаю; хочу осуществить ее – и осуществляю. Хочу вступить в брак с такой-то женщиной – и вступаю. Хочу иметь детей – и имею. В большинстве случаев наши замыслы не удаются, особенно трудные, но теоретически можно допустить, что есть сильная воля, которая осуществляет все разумные желания. Если не теперь, то в будущем, если не нами, то иными, более совершенными существами или даже нашими потомками. Нет ничего выше сильной и разумной воли. Один разум без воли – ничто, и одна воля без разума – тоже ничто. Каждое существо должно жить и думать так, как будто оно всего может добиться рано или поздно. Откуда же источник этой благодетельной воли? Воля зависит от устройства головного мозга. Высший мозг получился от развития мозга низших животных. Все животные и растения произошли от сложной органической материи, каковы бактерии, амебы, протоплазма. Последние – от неорганической природы. Развитие же органического мира невозможно без какой-либо энергии, например энергии Солнца.
   Ясно, что жизнь, разум и волю породила постепенно природа. Человек рожден Землей, Земля – Солнцем, Солнце произошло от сгущения разреженной газообразной массы. Это – от еще более разреженной материи, например от эфира.
   Итак, все порождено Вселенной. Она – начало всех вещей, от нее все и зависит. Человек или другое высшее существо и его воля есть только проявление воли Вселенной.
   Ни одно существо не может проявить абсолютной воли, как не могут проявить ее часы или какой-нибудь сложный автомат, например говорящее кино. Тени кино говорят, ходят, делают, исполняют свою волю, согласуют слова с действиями, но всякий знает, что их воля только кажущаяся, не абсолютная, все их движения и речи зависят от киноленты, вообще от человека, создавшего кино. Так и самое разумное существо исполняет только волю Вселенной. Она дала ему разум и ограниченную волю. Ограниченную потому, что эта воля, зависящая от разума, не может быть единственным источником поступков: всегда может вмешаться громада Вселенной, исказить, нарушить и не исполнить волю одного разума. Мы говорим: все от нас зависит, но ведь мы сами – создание Вселенной. Поэтому вернее думать и говорить, что все зависит от Вселенной. Мы предполагаем, а Вселенная распоряжается как хочет, без церемонии разрушая наши планы и даже разрушая всю планету со всеми ее разумными существами.
   Если нам удается исполнить свою волю, то только потому, что нам это позволила Вселенная. Она всегда имеет множество способов и причин затормозить нашу деятельность и проявить иную, высшую, волю, хотя и наша воля – только воля Вселенной.
   Возьмем хоть события этого 1928 года. Ясно, что они суть следствия событий 1927 года, а последние – результат 1926 года и т. д. В конце концов, все, что ни совершается, имеет источником давно прошедшие времена, когда не было даже и следа животных. Наша воля, наши поступки, настоящие и будущие – результат давно прошедших времен. А эти родились от времен еще более ранних. Дециллионы лет тому назад, дециллионы дециллионов лет, дециллионы в дециллионной степени – вот времена, вот состояние мира, послужившее причиной современных и будущих явлений.
   Нас интересует не столько проявление воли человека (хотя и она произведена космосом), сколько общее проявление воли Вселенной.
   Имеем ли мы право говорить о воле Вселенной? Можно говорить о воле разумного существа, даже о воле глупого животного, но можно ли говорить о воле космоса? Можно ли уподобить его хотя бы глупому животному? Но раз все зависит от устройства Вселенной (в настоящий или давно прошедший момент), то, значит, она или ее неизвестная причина имеют волю. Эта воля обусловливает все, что мы сейчас видим или что указывает нам наш разум. Вопрос только в том, какова эта воля. Качество воли укажет нам и на качество Вселенной или ее причины.
   Если говорить о современном состоянии Земли, то воля космоса проявляется именно как воля неразумного существа. В самом деле, в делах Земли, в делах человечества мы видим смесь разумного с глупым, доброго с жестоким. Зачем нищета, болезни, тюрьмы, злоба, войны, смерть, глупости, невежество, ограниченность науки, землетрясения, ураганы, неурожаи, засухи, наводнения, вредные насекомые и животные, ужасный климат и т. п.?
   Смотря лишь на Землю, мы должны бы волю космоса сравнить с волей ограниченного существа. Но всегда ли будут Земля и человек в таком состоянии? Вселенная породила человека, его слабый ум и волю. Но ведь они были раньше еще слабее, они потом развивались до теперешней силы и, можно надеяться, будут продолжать свое развитие. Какой степени оно достигнет, какие плоды даст, это теперь даже трудно себе вообразить (см. мою книгу «Будущее Земли и человечества»). Итак, есть полное вероятие того, что воля космоса и на Земле проявится во всем блеске высочайшего разума.
   Совершенное состояние Земли продолжится очень долго, в сравнении с горестным ее положением, каково настоящее. И тогда в счастье, в блаженстве высший потомок человека скажет: воля космоса проявляется как воля мудрейшего и всесильного существа. Наш потомок только может обвинить эту волю в некоторой медлительности: почему космос не сразу создал счастье, а заставил часть материи испытывать прежде сумбур мук и страданий? Хотя и недолгими сравнительно были мучения, однако были. Они ни в коем случае не составят более тысячной доли счастливого состояния людей. Мы увидим потом, что и это обвинение отпадает.
   В нашей Солнечной системе более тысячи планет, и хоть одна из них находится в условиях, благоприятных для развития высшей сознательной жизни. В нашем Млечном Пути более миллиарда солнечных систем, подобных нашей. В нашем Эфирном Острове около миллиона млечных путей. Мы могли бы так продолжать до бесконечности, но ограничимся одним нашим Эфирным Островом. В нем насчитываем миллион миллиардов солнечных систем и, по крайней мере, столько же планет, пригодных для развития совершенной жизни. На всех планетах зародилась жизнь, но на этих она должна пышно расцвести.
   Спрашивается: равны ли были эти миллионы миллиардов планет? Без сомнения, на некоторых расцвет был раньше, чем на других, и совсем необыкновенный – по прекрасным результатам. Там жизнь опередила все возможное, все самое лучшее, что может себе только представить человек.
   Он же мечтает завоевать не только свою солнечную систему, но и посетить другие. Цель – ликвидировать безболезненно все несовершенное (зачаточное) и заселить планеты своим совершенным поколением.
   Человек будущего думает: какой тяжелый путь прошла органическая жизнь Земли, сколько страданий претерпели ее существа. Теперь у нас их нет. Кроме разумного, ничто не осеняет нашу планету. Но какой ужас в прошлом! Не лучше ли было бы, если бы Земля прямо была заселена сознательными существами? Тогда не было бы этого хвоста страданий и безумий.
   Если человек так может думать, то тем более думало так высшее существо нашей высшей планеты. И не только думало, но нашло тысячу возможностей осуществить свои разумные желания.
   Итак, разум и могущество высших существ, зародившихся на высших планетах, ликвидируют зачаточную жизнь на иных планетах и заселяют их своим потомством. Подобно этому огородник выпалывает на своем огороде сорные травы и сажает на нем полезные овощи.
   Выходит, что Вселенная заполнена только совершенными существами. На бесконечном большинстве планет совершенная жизнь прямо стала на ноги без долгих тысячелетий предварительных мук самозарождения. Из миллионов миллиардов планет только немногие претерпели чашу страданий, так как жизнь на них началась самозарождением.
   Если вы в течение всей своей счастливой жизни мучились только одну секунду, то можно ли вашу жизнь считать неудачной? Так и Вселенную нельзя считать несчастной на том основании, что какая-то планета из миллиардов их должна претерпеть сравнительно ничтожное время муки самозарождения.
   Если же космос дал, в общем, только счастье для своих существ, то можно считать его волю безукоризненной.
   Космос породил не зло и заблуждение, а разум и счастье всего сущего.
   Чтобы понять это, надо только стать на высшую точку зрения: вообразить будущее Земли и обнять разумом бесконечность Вселенной или хоть один наш Млечный Путь. Тогда мы увидим, что космос подобен добрейшему и разумнейшему животному.
   Вы, может быть, скажете: ну хорошо, везде разлито счастье и разум, но разве нет стихийных бедствий, которые это счастье в один момент сметают, как метлой сметают негодный сор.
   Планеты и солнца взрываются подобно бомбам. Какая жизнь при этом устоит! Светила остывают и лишают планеты своего живительного света. Куда тогда денутся их жители? Множество катастроф всегда подстерегают разумных существ.
   Дело в том, что мы о разуме высших существ имеем очень неверное понятие. Если люди уже теперь предвидят некоторые бедствия и принимают меры против них и иногда успешно борются с ними, то какую же силу сопротивления могут выказать высшие существа Вселенной.
   Они предвидят взрывы планет за много сотен лет до этого явления и удаляются с них в безопасные места космоса. Они предвидят и взрывы солнц, также их погасание – и уходят своевременно от ослабленных.
   Вы еще скажете: рано или поздно все солнца погаснут, жизнь прекратится, вот вам и благодеяние космоса. Этого не может быть. Солнца непрерывно возгораются, и это даже чаще, чем их угасание. Одним словом, темных солнц воскресает не менее, чем угасает блестящих. Вселенная всегда была и будет, в среднем, в том виде, в каком мы наблюдаем ее сейчас. Жизнь каждого светила периодична и повторяется множество раз. Так же и жизнь группы светил, например Млечного Пути.
   А смерть и ее муки, скажете вы. Разве это может когда-нибудь исчезнуть?
   Жизнь не имеет определенного размера и может быть удлинена до тысяч лет. Смерть не может быть безболезненной, как смерть дерева или какого-нибудь насекомого.
   Кроме того, я много раз доказывал, что как жизнь светила периодична и восстанавливается бесчисленное множество раз, так и жизнь существа или составляющих его атомов возникает множество раз, вернее, всегда возникала и будет возникать без конца. Ни один атом Вселенной не избегнет ощущений высшей разумной жизни. Мало того, только такая жизнь и возможна.
   Смерть есть одна из иллюзий слабого человеческого разума. Ее нет, потому что существование атома в неорганической материи не отмечается памятью и временем – последнего как бы нет. Множество же существований атома в органической форме сливаются в одну субъективно непрерывную и счастливую жизнь – счастливую, так как иной нет. Ее не допускают разум и сила высших животных.
   Вселенная так устроена, что не только сама она бессмертна, но бессмертны и ее части в виде живых блаженных существ. Нет начала и конца Вселенной, нет начала и конца также жизни и ее блаженству.
   Мы доказываем, что воля Вселенной прекрасна, потому что в общей картине космоса мы ничего не видим, кроме блага, разума, совершенства и их субъективной непрерывности, безначальности и бесконечности.
   Если космос имеет причину, то и причине этой мы должны приписать такие же ее свойства – всеобщей любви.
   Мы уверены, что зрелые существа Вселенной имеют средства переноситься с планеты на планету, вмешиваться в жизнь отставших планет и сноситься с такими же зрелыми, как они. Люди Земли когда-нибудь объединятся и всеми ими будет управлять один избранный совет под руководством президента, избранного советом.
   Это случится сравнительно скоро. Через более значительный промежуток времени заселится обильно и вся наша Солнечная система. Ею также будет управлять избранный совет со своим председателем. Иначе быть не может, так как этого требует разум.
   Также объединятся и все другие планеты и солнечные системы. Разница только та, что большинство их быстро заселяется зрелым, уже готовым поколением и сразу устанавливает свое управление. У Земли же и нашей Солнечной системы был длинный путь постепенного страдальческого развития.
   Объединение должно быть, ибо этого требуют выгоды существ. Если они зрелы, то разумны, а если разумны, то не станут сами себе делать зла. Анархия есть несовершенство и зло.
   Объединяются президентами и группы солнц (звездные кучи), и весь Млечный Путь. На этом остановимся.
   Какая же это должна быть могущественная и мудрая организация!
   Мы говорим про существа, подобные людям, только более совершенные. Между ними могут быть всевозможные породы, приспособленные к жизни на всех планетах, например на Земле. Однако большинство их однообразно и приноровлено к жизни в эфире. Но нужны и такие, которые могли бы водворить порядок и на всех планетах. Порядок этот состоит в том, что на небесных телах устраняются все страдания. Значит, можно ожидать, что эта могущественная организация может проникнуть на любую планету, например на Землю.
   Отчего же мы не замечаем до сих пор следов ее деятельности? Наука точна, по крайней мере, ни одна отрасль ума не отличается такой трезвостью, но воображение наше слабо. Оно столько раз обманывало людей, что в настоящее время кредит его сильно упал. «Трезвость» науки не допускала до сих пор межпланетных сношений. Теперь это мнение поколеблено даже учеными, но большинство их еще не задето новыми идеями и относится к ним или равнодушно, или враждебно. Несколько ранее кроме очевидных фантазеров никто не допускал возможности небесных сношений, в особенности путешествий вне Земли. Поэтому установилось мнение, что они невозможны. А если так, то все факты, доказывающие эти сношения, если они были, беспощадно отрицались людьми науки. Также ими отрицалось и падение небесных камней на Землю (метеоритов), также долго не видели они и солнечных пятен. Такова сила предубеждения.
   Между тем отмечено в истории и литературе множество необъяснимых явлений. Большинство их, без сомнения, можно отнести к галлюцинациям и другого рода заблуждениям, но все ли? Теперь, ввиду доказанной возможности межпланетных сообщений, следует относиться к таким «непонятным» явлениям внимательнее. Мы не имеем в этом отношении ничего достоверного и потому умолкаем.
   Может быть, вмешательство иных существ в жизнь Земли еще не подготовлено развитием большинства людей. А может быть, оно бы повредило человечеству в настоящее время. Большинство людей совершенно невежественно и смотрит на Вселенную почти так же, как животные. Религиозные взгляды – сплошное суеверие. Если бы они увидели вмешательство иных существ в земные дела, то сейчас бы поняли это с точки зрения своей веры. Проявился бы фанатизм с его преступлениями и больше ничего.
   Положим, силы иных миров остановили бы войну 1914 года. Войны бы не было. Много людей избавилось бы от страданий и смерти. Но человечество так грубо, что только эти страдания могли возбудить в нем отвращение к войне. Только они оказались «наукой», заставившей людей думать иначе, способствовали движению их мысли. Что делать, люди таковы, что только тяжкие страдания могут их переделать и вести к лучшему. Так, может быть, хулигана ничем не уймешь, кроме грубого наказания, пьяного буяна приходится связывать, на сумасшедшего надевать смирительную рубашку.
   Есть еще ряд явлений, правда, в большинстве случаев столь же сомнительных, как и предыдущие. Они говорят нам о проникновении каких-то разумных сил в наш мозг и вмешательстве их в человеческие дела.
   Я сам два раза в жизни был свидетелем таких явлений и потому не могу их отрицать. Если же они со мной были, то почему не могли быть и с другими. На этом основании я допускаю, что некоторая часть такого рода явлений – не иллюзия, а действительное доказательство пребывания в космосе неизвестных разумных сил, каких-то существ, устроенных не так, как мы, по крайней мере, из несравненно более разреженной материи. Может быть, это наследие убежавших дециллионов лет прошедшего времени, создавших эти существа. Последние, как видно, сохранились до сих пор.
   Они также проявляют себя добрыми поступками. Это понятно, потому что разум и выгода всех существ космоса и всех времен состоят в том, чтобы не было ничего несовершенного, никаких страданий. Ведь если будут страдания, то не избежать их и атому. Нет страданий – не будет мучиться и атом (или более мелкая его составная часть, вообще неизвестная сущность материи).
   Прошедшее – беспредельно. Что это значит? Не думайте, что это легко вообразить. Можно привести пример. Вот числа 2 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

, 3 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

и т. д., и условно х -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

. Если (х) равен двум, то это число составит только 4, если же 3, то уже получим более 7,5 биллионов (10 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). Если же x = 4, то получим больше, чем число, выраженное единицей с таким множеством нулей, которое не вместит вся известная Вселенная, если даже эти нули будут меньше 1 кубического микрона.
   Действительно, объем всей известной Вселенной (принимая Эфирный Остров, содержащий миллион млечных путей, протяжением в 100 миллионов световых лет) составляет менее 10 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

кубических микронов, между тем как число наше выражается 10 с показателем не 90, а единицей со 100 нулями с лишком. Очевидно, известный объем космоса – совершенный нуль по сравнению с этим числом. Я должен сознаться, что с большим трудом мог сообразить величину этого числа (когда x = 4). Если же x = 5, то решительно отказываюсь себе представить. Что же, если x = 10 и более! Если же x = дециллиону, то и тогда наша функция выразит число, равное нулю по отношению к фактической бесконечности.
   Какова же она?
   Сложим наши функции сколько угодно раз и все-таки в сумме получим нуль в сравнении с истинной бесконечностью.
   Что же могли эти бесконечные времена (истекших лет) произвести? Если время на коротком промежутке создает разум и другие чудеса, то что же оно может создать в указанные времена (x -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

)?
   Мир всегда существовал. Настоящая материя и ее атомы есть беспредельно сложный продукт другой, более простой материи. Были прошедшие времена, когда материя была в дециллионы раз легче, чем теперь самая легкая. Были эпохи, когда она еще в дециллионы дециллионов раз была легче, и т. д. И все эти миры были и породили существ разумных, но почти невещественных – по их малой плотности. То, что я говорю, я давно теоретически предполагал, но не было никаких фактических подтверждений, которым я мог бы поверить. Когда я сам увидал подтверждение, то сделался склонным верить и другим.

Неизвестные разумные силы

Калуга, 1928 год

   Современная наука сильно склоняется к тому, чтобы признать механичность Вселенной. Последняя подобна часам, автомату, кино – молчаливому или говорящему. С точки зрения разума, стоящего вне космоса (независимо от него), все идет определенным порядком, как заведенная машина, и идти иначе не может. Наука сначала приняла механичность для мертвой природы, например для небесных тел, потом – для низших организмов, далее – для высших и наконец – для человека. Я думаю, можно принять ее и для всего космоса (то есть и для высших существ космоса). Воля существа зависит от устройства его мозга, воспринятых с рождения впечатлений и сейчас действующих влияний. Поэтому она, с точки зрения внемировой, так же автоматична, как часы или любой автомат. Восточный человек давно это осознал и проникся вредным фатализмом, верою в судьбу, в неизбежную будущность. Он стал равнодушным к своей личной деятельности, опустил руки и не шевелил мозгами. «Чему быть, того не миновать», – говорим и мы, культурные люди. Я думаю, что механичность мира несомненна, хотя она и чрезвычайно сложна. Возьмем хоть человека и его поступки. Они зависят от очень многих вещей.
   Предвидеть их почти невозможно. На жизнь человечества, например, имеют влияние бесчисленные не известные нам законы природы. Разве разгадано строение атома и его частей? Ряд противоречащих друг другу гипотез еще не есть истина. Мы не знаем также обстоятельно строения, размеров, динамики и органической жизни космоса. Очень возможно влияние на нас живых существ, подобных нам, только более совершенных. Если его теперь нет, то оно может еще проявиться. Бесчисленные планеты Вселенной, несомненно, кишат ими.
   Наконец, материя не сразу появилась такой плотности, как сейчас. Были стадии несравненно более разреженной материи. Она могла создать существ, нам сейчас недоступных, невидимых. Сзади нас тянется бесконечность времен. Сколько было эпох, сколько случаев для образования разумных существ, непостижимых для нас! Каково их влияние на нас, каковы их отношения между собой – мы не знаем. Есть факты, которым мы не верим, пока они не коснутся нас самих. Они говорят за вмешательство каких-то непонятных сил в человеческие поступки. Я подчеркиваю тут только сложность мира, но не отрицаю его автоматичность и его единое начало – материю. Воля человека и всяких других существ – высших и низших – есть только проявление воли Вселенной. Голос человека, его мысли, открытия, понятия, истины и заблуждения – есть только голос Вселенной. Все от нее. Но прежде чем дать истину, она колеблется в нас между правдой и заблуждением. Приходит, однако, время, когда истина устанавливается, как она, наверно, установилась в достаточно (давно) живших мирах, то есть почти во всей Вселенной.
   Ни у одного существа ее, хотя бы превосходящего разумом человека в миллионы раз, нет воли и свободы действий с точки зрения внекосмической.
   Но есть другого сорта воля – условная, человеческая и выше, которая отрицает фанатизм и сопряженную с ним бездеятельность. Под условной волей мы подразумеваем согласие желаний и намерений существа с его поступками или с его работами. Такая воля есть. Ее существование нисколько не противоречит механичности Вселенной. В говорящем кино мы видим людей, которые вполне согласуют свои мысли и намерения со своими поступками. Разве такое кино не может быть – кино, изображающее людей с сильной, даже безукоризненной волей. Тем не менее, мы отлично знаем его автоматичность и зависимость от человека.
   Такова же и воля последнего, вполне зависящая от Вселенной с ее атомами.
   Есть люди с сильной волей и без воли, как есть больные и здоровые. Для человечества нужны люди с волей, как нужны здоровые, а не больные. Фаталист есть больной. Он должен вылечиться или остановиться в размножении, чтобы не дать безвольное потомство.
   Ложь и заблуждение – такое же проявление Вселенной, как и правда. Это выражает только процесс развития существ, который происходит постепенно. Но он должен кончиться. Наступит правда на земле, и тогда мы услышим из уст выросшего сознательного существа установившийся голос Вселенной. Этот голос давно шумит во всем космосе и есть преобладающий знак истины. Земля сейчас еще до нее не доросла вследствие ее младенческого возраста.
   Наша условная воля создана Вселенной. Истинная же абсолютная воля и власть принадлежат космосу – и только ему одному. Он единый наш владыка. Но мы должны жить так, как будто тоже имеем волю и самостоятельность, хотя и то и другое не наше. В противном случае получится лень, фанатизм, бессилие и ничтожество. Но мы должны помнить, что помимо нашей условной воли есть высшая власть Вселенной. Потому-то наша воля, стремления, желания, как бы они прекрасны ни были с нашей точки зрения, частенько не осуществляются. Они натыкаются на препятствия, которые мы не в силах одолеть. Это препоны со стороны космоса. В таком случае не нужно унывать, а следует утешать себя тем, что не настало еще время для исполнения наших желаний, что надо еще бороться, что самые наши желания могут быть ошибочны с высшей точки зрения и что надо еще их проверить.
   Власть Вселенной проявляется ярче всего организацией живых разумных существ. Но и она ограниченна, как бы ни была высока и могущественна. На Земле мы имеем власть человека. Но как она еще слаба! Космос то и дело ставит ему преграды. Это и понятно, потому что происходит по ее несовершенству, по ее младенческому состоянию. Мать не дает младенцу утонуть, упасть с крыши, гореть, погибнуть. Но она позволяет ему слегка ушибиться или обжечься, чтобы он выучился ловкости, приобрел знание и осторожность, необходимые для существования. Так поступает и космос с человечеством. Воля последнего не исполняется и ограничивается, пока оно еще не выросло и не достигло высшего разума.
   На других созревших планетах больше свободы, больше воли. Там космос проявляет себя ярче. Миллионы миллиардов (10 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

) планет достигли полного развития и пользуются свободой. Их воля почти согласуется с абсолютной волей Вселенной. Их техническое могущество в связи с их общественной организацией сделало их владыками мира. Через них космос и проявляет свою власть.
   На каждой совершенной планете один выборный президент, выражающий волю народа. Каждая солнечная система – а их миллиарды миллионов – также имеет своего верховного представителя. Группы солнц объединяются своим президентом. Каждый млечный путь (миллиарды солнечных систем) – тоже. Может быть, имеет объединение и Эфирный Остров (собрание млечных путей).
   Что же видим? Власть сознательных существ объединяется председателями планет, солнечных систем, звездных групп, млечных путей, эфирных островов и т. п. Какая это могущественная сила, мы и представить себе не можем! Невероятно, чтобы она не имела влияния на жалкую земную жизнь. Невозможно, чтобы мать не поддерживала, не хранила младенца. Так и Земля не может быть предоставлена вполне самой себе. Некоторая степень самостоятельности ей оставлена только для приобретения опыта, для достижения совершенства (только не для гибели).
   Но кроме миров, подобных человеческим, возможны миры из вещественных плотностей и иных размеров. Про размеры говорил Фурнье д’Альба. Сущность его мыслей в том, что каждый атом или его часть может быть таким же сложным миром, как Земля с ее жителями или как любая солнечная система. Так же каждый млечный путь или их группа, то есть эфирный остров, может быть не более как атом какого-нибудь гигантского существа или мертвого предмета (например, орудия существа, атом гигантской планеты, солнца и т. д.). Проверить фактически эти мысли нельзя, но они не составляют нелепости и, может быть, согласуются с истиной, которая, однако, никогда не может быть подтверждена нами. Все же эти мысли утешительны, ибо говорят о всюду распространенной жизни (и касаются нашего будущего). Еще ребенком я думал, что звезды суть атомы какого-то гигантского существа. Да и кто из нас этого не думал.
   Перейдем к другим идеям, проверка которых более возможна. Сейчас нам известны 90 простых тел, из которых составлены все предметы космоса: от Солнца и планет до живых существ. Но наука непрерывно подходит ко все большей и большей сложности атома. Прежде, например, вода считалась элементарным телом, состоящим из целых частиц. Но век тому назад оказалось, что частицы ее составлены из атомов. Теперь нашли, что и атомы делимы и составлены из меньших частиц – протонов и электронов. Есть уже намек на то, что и последние составлены из еще меньших частиц – эфирных. Делимость материи, вероятно, беспредельна. Теперешняя материя была когда-то проще и состояла из других, более легких условных элементов. Дециллионы дециллионов лет тому назад – еще проще и т. д. – без предела.
   Все бесконечное время мысленно разделяем на периоды, каждый из которых занимает дециллионы дециллионов лет и содержит свою материю – чем дальше назад, тем более разреженную, и свои живые существа – чем дальше назад, тем менее плотные.
   Вот извлечение из моей рукописной «Этики» 1902 года о возможности разумных существ (далеких от человека, хотя и подобных ему по разуму) менее плотных, составленных из древней материи, которая, развиваясь, дала только теперь известных 92 простых тела (глава «Миры в мирах»).
//-- СУЩЕСТВА РАЗНЫХ ПЕРИОДОВ ЭВОЛЮЦИИ --//
   Молекула, по нашей гипотезе, бесконечно сложное вещество. Известные нам существа и те предполагаемые, которые живут поблизости от солнц и на планетах, составлены, или построены, из молекул разного рода (кислород, водород, железо, углерод и т. д.). Обратимся к прошедшему и представим себе Вселенную биллион дециллионов или сколько угодно лет тому назад. Тогда молекулы были менее сложны, были другие планеты, другие солнца и другие существа, составленные из этих более простых молекул. При химическом соединении их они испускали другой свет, не видимый нами теперь, не чувствуемый нашими органами зрения, потому что величина эфирных волн была меньше и эфирная среда другая, более разреженная и упругая, чем теперь. Тогдашние существа были менее плотны, но и они подвержены были эволюции, и между ними была борьба за существование, и они достигли в свое давно прошедшее время венца совершенства, какого достигнут люди и какого уже достигли родственные нам жители небес, и они стали бессмертными владыками мира, и они получили блаженство.
   Умели ли они сохраниться до настоящего времени и живут ли они среди нас, будучи не видимы нами? Или они разложились, чтобы дать начало другим существам видимого нами мира? Это вопрос, решить который довольно трудно. Философ скажет, что начало материи одно и то же; но это не мешает при непрерывной и как будто одновременной эволюции материи существовать ей во множестве видов: от плотных металлов до эфира, в триллионы раз менее плотного. Если старые виды неорганизованной материи сумели сохраниться, не имея разума, то тем более могли сохраниться существа разумные.
   Бактерии и другие одноклеточные существуют испокон века, но они же дали начало и человеку. Не окружают ли нас невидимые солнца, планеты и существа, подобно бактериям, которых разглядел человек только теперь? Где живут эти высшие? Населяют ли только определенные уголки Вселенной или рассеяны всюду и могут быть где хотят? Каковы их свойства? Не имеют ли они связи с теперешними существами? Не составляют ли начало жизни людей и родственных им, хотя и совершенных, небесных существ? Не составляют ли они их душу (их часть)? Не вселяются ли с какой-нибудь целью в животное или человека при его зачатии? Странные вопросы, и ответа на них нет. Все-таки попытаемся ответить на последний вопрос, то есть не служат ли эти прошедшие существа основанием человека, не входят ли они в его тело при рождении и не составляют ли его душу с ее свойствами?
   Но, во-первых, все свойства тела и души человека находят объяснение в устройстве его тела и мозга. А если и не все находят, то можно надеяться, что с течением времени – найдут. Во-вторых, если эти существа оживляют человека, то трудно отказать в том же животным. Все они должны при зарождении заселяться духами давно прошедших времен. Выходит довольно странно! Зачем им понадобилось мучиться в телах животных и человека? Почему, наконец, тогда человек или животное не сразу делаются совершенными (в своем роде), если дух поселяется при рождении? Почему младенец не так умен, как взрослый? Почему мы приобретаем разум учением и трудом? Каким образом совершенство духа всегда зависит от рода животных и совершенства их органов? (Для объяснения этого существует дрянная гипотеза о предустановленной гармонии.) Почему с разрушением органов и дух слабеет? Почему высший дух не поселится в какой-нибудь мухе и не сделает ее Ньютоном?
   Мне кажется, я даже почти твердо верю, по крайней мере, моя философия указывает мне на это, что особые, непостижимые для нас существа есть, но они не живут в наших телах, как не живут в телах растений и животных. Только первобытное невежество могло составить такую гипотезу, чтобы объяснить явления жизни, когда устройство живого было совершенно не изучено…
   Итак, в отношении нашего мира мы возвращаемся к атомизму с его потенциальной способностью к жизни… Вот «мертвая» планета; она только что покрылась твердой корой; на ней зарождается жизнь. Она развивается, распространяется и покрывает поверхность небесного тела. Так было на всех планетах, число которых беспредельно. Вот еще светящаяся, как солнце накаленная планета. Она состоит из смеси разреженных газов. Что в ней?! Какая тут жизнь?! Как будто нет ее. Но остывает наше маленькое Солнце и неизбежно заполняется жизнью. Если она появляется, то и раньше была, но в иной, более простой форме. Все живо, но по-своему. Нам не все может быть понятно. Жизнь непрерывна, как и все. Она иногда делает резкие скачки (явление «смерти»), но и только. Ведь и государство гибнет иногда внезапно. Иногда принимает высшую форму, а иногда совсем расстраивается: члены его избиваются, отводятся в плен и т. д. Не может быть, чтобы не было где-нибудь материи, времени и пространства. Они бесконечны, непрерывны и вечны. Также не может быть, чтобы не было где-нибудь жизни. Она тоже вечна, непрерывна и вездесуща…
   Сделав сейчас шаг назад, заглянув умственным взором за дециллионы лет до нашего времени, почему бы нам не сделать еще такой же или гораздо более длинный задний ход! Тогда материя и молекулы были еще проще и существа были еще менее плотны. Они составляли третий мир, невидимый даже второму, который, конечно, еще не может быть постигнут нашими органами чувств.
   Сколько бы мы ни делали таких шагов, сколько бы мы ни скакали через дециллионы лет к началу мира, мы никогда к нему не подойдем и будем от него так же далеки, как и были. Это следует из нашей гипотезы о безначальности времени и бесконечной делимости материи. Подаваясь назад гигантскими шагами времен, мы встречаем все новые и новые миры живых и разумных существ, бесконечные градации поколений, все более и более эфирных. Нет конца этим кадрам, как нет конца временам – ни прошедшим, ни будущим.
   Неужели все эти существа преобразились, как преображается материя менее плотная в более плотную? Неужели разумные существа оказались бессильнее неорганизованного вещества, сохранившегося, как я говорил, в разных плотностях?
   Если часть их осталась, то не проще ли те существа, как проще бактерии сравнительно с высшими животными и человеком? И на то нельзя дать ответа. Думаю, что могут остаться и простые и сложные, более совершенные, чем человек и даже его совершенные потомки. Допуская преобразование или разрушение некоторых, трудно допустить преображение или разрушение всех, раз их бесчисленное множество категорий!
   Если они сохранились, то не имеют ли между собой связи? Не служат ли одни, как мы говорили, основанием последующих по времени? Темные трудные вопросы, но все возможно. Не слуги ли космоса – эти существа, какими и мы должны быть? Какую организацию представляет общество каждой категории? Есть ли между ними высшие и низшие?

   Такова выдержка из моей «Этики». Как бы в подтверждение этих мыслей мы имеем множество фактов, собранных достойными доверия людьми. Факты эти указывают на присутствие каких-то сил, каких-то разумных существ, вмешивающихся в нашу человеческую жизнь. С точки зрения современной науки, известными нам силами природы их не всегда можно выяснить, не предположив существования особой разумной силы. Скажу откровенно, до последнего времени, пораженный ярким светом науки, я отрицал все таинственные явления и объяснял их то известными законами природы, то галлюцинациями, обманом, фокусничеством, забывчивостью, невежеством, болезненностью и т. д. И теперь я думаю, что более 99 % этих явлений именно таковы. Но не все. Какая-то очень малая часть их хоть и естественна, но не может быть объяснена без вмешательства разумных сил, исходящих от сознательных и неизвестных нам существ. Одни из этих существ подобны нам (мой монизм), только более совершенны, какими и мы будем (эволюция), другие составлены из более легких элементов, господствовавших дециллионы дециллионов лет тому назад. Какие из этих существ вмешиваются в нашу жизнь, решить трудно. Проще предположить участие подобных нам, развившихся из таких же несовершенных, как мы.
   Конечно, это нисколько не противоречит известным силам природы, но мы до сих пор не допускали возможность участия иных существ в земной жизни.
   Представление о ней было такое. Человечество приковано к Земле. Удел его – оставаться на ней вечно. Таков же удел и других существ на других планетах. Было ограниченное представление о развитии человека и его могущества. Мы с трудом представляем себе что-нибудь выше земных существ по своим качествам и техническим средствам. Вот почему при таком узком кругозоре мы не допускаем и не представляем возможности вмешательства иных существ в земные дела. Ошибка небольшая. Она не в недостатках науки, а только в ограниченности выводов из нее. Масса явлений с этой узкой точки зрения остается необъяснимой.
   Вот что случилось со мной 31 мая 1928 года, вечером, часов в 8. После чтения или какой-то другой работы я вышел по обыкновению освежиться на крытый застекленный балкон. Он обращен был на северо-запад. В эту сторону я смотрел на закат солнца. Погода была полуоблачная, и солнце было закрыто облаками. Почти у самого горизонта я увидел без всяких недостатков как бы напечатанные горизонтально расположенные рядом три буквы: «rАу». Ясно, что они составлены из облаков и были на расстоянии верст 20–30 (потому что близко к горизонту). Пока я смотрел на них, они не изменяли свою форму. Меня очень удивила правильность букв, но что значит «rАу»? Ни на каком известном мне языке это не имеет смысла. Через минуту я вошел в комнату, чтобы записать дату и самое слово, как оно было начертано облаками. Тут же мне пришло в голову принять буквы за латинские. Тогда я прочел: «Рай». Это уже имело смысл. Слово было довольно пошло, но что делать: бери что дают. Под облачным словом было что-то вроде плиты или гробницы (я не обратил внимания).
   Я понял все это так: после смерти конец всем нашим мукам, то есть то, что я доказывал в «Монизме». Таким образом, говоря высоким слогом, само небо подтвердило мои предположения. В сущности, это – облака. Но какие силы придали им форму, имеющую определенный и подходящий смысл! В течение 70 лет я ни разу не страдал галлюцинациями, вина никогда не пил и возбуждающих средств никогда не принимал (даже не курил).
   Проекционный фонарь не мог дать этих изображений при ярком дневном свете, притом при большом расстоянии эти изображения были бы не видны и искажены, так же и дымовые фигуры (производимые с аэроплана). Если бы кто захотел подшутить надо мной, то написал бы по-русски «Рай». По латыни тоже было бы написано «Ray», а не «rАу», как я видел – почему-то с заглавной печатной буквой посередине и строчными по краям.
   Когда я вернулся на балкон, слова уже не было. Моя комната – во втором этаже, и позвать я никого не успел, тем более что видел вначале тут только курьез, так как прочел по-русски бессмыслицу «чау».
   Ray по-английски означает «луч» и «скат» и читается «рэй». Можно подумать, хотя и натянуто, что закат (скат) жизни (смерть) дает свет (луч) познания.
   О случае, бывшем со мной 40 лет тому назад, сообщить пока не могу. Он был не менее удивителен и был записан мною, хотя и без точной даты. Только 40 лет затерли впечатление от него.

Горе и гений

1916 год

   Нет ничего важнее, как наше счастье и счастье всего живого в настоящем и в будущем. Как устранить горести? Этот животрепещущий вопрос и будет предметом настоящей статьи.
   Есть горе как будто неустранимое: мы должны болеть, умереть, потерять близких. Жизнь невозможна без страданий. Но много горя более или менее устранимого. Почему мы терпим материальную нужду, не пользуемся комфортом, когда богатства и силы природы неисчерпаемы? Почему на старости лет мы остаемся без крова и умираем от лишений? Зачем отец семейства надрывается один для прокормления своего многочисленного семейства? Почему, умирая, множество людей оставляют свои семьи беспомощными? Почему всю жизнь мы должны дрожать за судьбу близких? Почему всякого человека, не исключая богатых, сильных и властных, подстерегают бедность, горести и всякие несчастья? Избави, Боже, нас винить за это кого-нибудь, кроме нашего неразумия, кроме скудости мира наших идей. Если бы были отысканы гении, то самые ужасные несчастья и горести, которые даже кажутся нам сейчас неизбежными, были бы устранены! Гении совершали и совершают чудеса. Кому же это неизвестно!
   Но где они, наиболее способные и добрые люди? Они нам нужны, они бесценны, но мы не можем или не умеем их найти. Где Ломоносовы, Ньютоны, Лапласы, Гаусы, апостолы ума и нравственности? Знания открываются и распространяются гениями. Важность знания очевидна: сальварсан [3 - Сальварсан – лекарство от сифилиса на основе мышьяка, созданное в начале XX века немецким химиком Паулем Эрлихом. (Прим. ред.)] уничтожает неуничтожимый прежде луес [4 - Или люэс. Устаревшее название сифилиса. (Прим. ред.)]. Многие лекарства устраняют болезни. Гигиена дает здоровье и продолжает жизнь. Хирургия оживляет умирающего, исцеляет калеку, дает зрение, слух и прочее. Целомудрие сохраняет умственные силы, бодрость и здоровье. Техника делает человека сильнее тигра, быстрее лани. Она дает ему крылья и дворцы, заставляет природу работать как раба. Знание дает прекрасные съедобные продукты, способ сохранять их и улучшать – высокие урожаи, неистощимость почвы. Размышление под руководством гениев дает людям кротость, мир и любовь. Но гении нужны не только для распространения и усвоения уже открытых давно истин, хотя и не использованных людьми, но и для добывания новых. Нравственный и всяческий свет исходит от гениев.
   Как же определить, узнать, выделить гения того или другого порядка, то есть той или другой степени? Как определить цену человека? Какой-нибудь усердный земледелец или рабочий всю жизнь усердно трудился и доставил столько-то полезных продуктов. Его оценка такая-то. Другой человек изобрел швейную машину. Он сократил и продолжает сокращать после своей смерти труд множества людей. Экономия времени, труда и здоровья этих людей дает также множество очевидно необходимых продуктов. Сосчитайте-ка цену этих продуктов от времени применения машины хотя [бы] до настоящего времени! Получим колоссальное число. Выходит, что один человек даже при грубой и далеко не полной оценке может дать в биллионы раз больше другого, тоже очень полезного и почтенного труженика. Изобретатели паровой машины, ветряной и водяной мельницы заставили работать природу на пользу человека, результатом чего явились неисчислимые и неоспоримые выгоды в виде, например, целых гор жизненных продуктов. В самом деле, экономия времени благодаря машинам дала возможность людям произвести много хлеба, фруктов и изделий, которых не было бы, если бы не осталось свободного времени. Мысли гениев бессмертны так же, как и дела их, потому что и после смерти они продолжаются и дают бесконечный и беспредельный плод. Итак, высокая мысль бессмертна и служит неисчерпаемым источником благ! Кто более мыслителей благодетельствует человечеству?! Гуманисты научают нас мирно жить между собою, устраняют бесплодную борьбу, взаимное уничтожение сил и жизней и сохраняют их для борьбы с природой. Сколько они устраняют увечий, убийств, ограблений, ругани, страха, сколько сохраняют сил для производства продуктов! Правители народов, устраивающие порядок и обеспечивающие странам жизнь, свободу и труд, также бесценны.
   Где же они – эти высочайшие? Не можем ли мы их отыскать? Как бы хорошо, если бы сильные мира сего имели к своим услугам этих необыкновенных людей. Но может быть, их и совсем нет в настоящий момент – не намолотила еще природа. Допустим, что я человек средний и потому могу познать или отличить человека, только немного выше меня стоящего. Если он чрезмерно умен, знающ, нравственно высок, полон гениальных идей, то он не только не может быть мною в надлежащей мере понят и оценен, но может быть даже принят мною за преступника или безумного. Значит, гения я отыскать не могу, а если бы и мог, то могу ли я перебрать или изучить все человечество? Для изучения одного человека нужно съесть с ним пуд соли; как же может хватить моей жизни на изучение полутора миллиарда людей! Для этого нужно минимум миллион лет, да и не хватит никакой памяти и никаких умственных способностей.
   Ясно, что не очень-то легко найти гения, и нет ничего удивительного в том, что мы его не видим, хотя бы он и был. Вы скажете, что он сам должен проявить себя, выплыть на свет Божий, показать себя людям своими великими делами. Правда, это иногда возможно, но не всегда. История учит нас, сколько гениев было не оценено и погублено в зачатке – жизнью и ограниченностью окружающих средних, совершенно невинных людей. Как будто наша обязанность поддержать лучших, возвысить, облегчить их высокий путь! Ведь они наши благодетели и благодетели бесконечного ряда будущих поколений!
   Но как мы им поможем, если мы не знаем, где они?! Наши попытки поддержать гения оказываются обыкновенно плачевными. Мы поддерживаем малое, слабое, ничтожное; мы ошибаемся по своему незнанию, по своей собственной микроскопичности.
   Не поручить ли гению отыскивать гениев? Но, с одной стороны, известных нам гениев мало, с другой же, как мы видели, на это и многим гениям мало миллиона лет. Очевидно, и гении тут бессильны.
   Несмотря на все сказанное, задача наша может быть решена. Решение основывается на особом приеме изучения людей. Глубокое изучение людей возможно только при совместной жизни нескольких сотен человек. Больше не нужно, потому что изучение большого числа людей будет не под силу среднему человеку со средней памятью и умом. Жизнь должна быть очень тесной, вернее близкой, доступной для наблюдения, открытой. Она должна протекать в одном большом здании, что по математическим соображениям весьма выгодно и в материальном отношении. Сохранение тепла, чистый без пыли и бактерий воздух, поддержание гигиенических условий, бани, кухни, столовые, библиотеки, мастерские, говорильные и молчальные залы, детские, школы, орудия производства, прачечные и т. д. – все это доступно в совершенном виде только при артельной жизни. Для получения всех этих удобств число сожителей должно быть даже много более, чем сколько можно взять для взаимного и успешного их изучения. Поэтому или составляется союз из нескольких близко стоящих общежитий для использования ими общих учреждений, или одно огромное общежитие делится на части, каждая из которых изучает только самою себя.
   Но вот беда: немногие способны к такой жизни. Именно, как это показали известные исторические опыты и попытки, сейчас передерутся, переленятся, перессорятся, переругаются и разбегутся. Каждый хорош и сохраняет нравственное равновесие, пока живет со своей семьей в особом доме – почти по-звериному.
   Помимо того, что эту совместную жизнь нужно обставить так, чтобы удовлетворить всем естественным потребностям членов, – это сравнительно легко сделать: всякий получит даже то, о чем он и не мечтал ранее: много свободного времени, короткий обязательный труд, чистый воздух, здоровую пищу, гигиеническую и красивую одежду, обеспеченность детей, сколько бы их не было и т. д. Нет, этого мало! Надо, чтобы члены были подходящие друг к другу и к новой форме жизни, чтобы не умерло, не распалось общество, чтобы они умели согласно работать и мирно жить. Надо, чтобы при свободе они умели сами себя держать в руках, – одним словом, нужны люди с особыми свойствами. Где же найти таких членов? Вознаграждены за свои качества они будут прекрасно, но как заполучить их, да и есть ли они вообще на Земле?
   Пусть путем печати или другим способом будут всем известны высказанные здесь идеи, и пусть после этого каждый поселок с разрешения и одобрения правительства порекомендует несколько человек, наиболее способных к такой жизни, – наиболее общественных, умных, честных, кротких, трудолюбивых, искусных. Иное селение, может быть, ничего не даст, иное же даст нескольких. В общем, наверное, наберется несколько миллионов таких субъектов. Если из тысячи человек населения выберется один подходящий, то уже вот вам полтора миллиона годных для общественной жизни людей. Если даже на миллион средних людей найдется только один годный, и того будет достаточно, чтобы начать дело. Могут выбираться и женатые, если и жены мало-мальски подходят к мужьям. Тогда отправляют целые семьи. Но преимущество следует отдавать молодым людям, еще не связанным браками. Вот ими-то и нужно населить наше общежитие. Каждое правительство в виде опыта будет делать это на свой или общественный счет. Но очень скоро такое общество не только не будет нуждаться в поддержке, но и само будет нести государству избыток своих трудов. Понятно, нашему обществу следует предоставить некоторую автономию (самоуправление), в силу которой, например, неподходящих членов оно будет исключать, водворяя их с семействами на прежние гнезда, или возвращая им прежнее положение. Общественные же элементы нашего дома будут пополняться размножением и притоком новых членов, рекомендованных местечками или участками. Дети, выросшие и оказавшиеся неподходящими к новой жизни, исключаются из общежития: за ними могут свободно следовать родители, как и все желающие уйти. Могут и возвратиться, если годны и есть место [5 - Избранный может потерять свое право только через то общество, которое его избрало. Так что общество может понизить своего члена только на короткое время к избравшим, которые могут опять его избрать и поместить снова на высшее место. Дети, достигшие совершеннолетия, все спускаются вниз и только после избрания своего низшим обществом могут попасть к своим родителям, то есть в высшую среду. (Здесь и далее прим. авт.)].
   Если бы опыт удался, то его нужно продолжать и совершенствовать, если нет – сделать другую попытку при иных условиях.
   Понемногу Земля покроется этими общественными домами, так как члены их при благоприятных материальных и моральных условиях будут усиленно размножаться и выделять новые подобные общества, так как по наследству будет хоть отчасти передавать свои добрые свойства детям. С течением времени члены их своею численностью могут даже затмить своих менее общественных родичей, живущих при обыкновенных условиях, при которых мы сейчас живем. Эта организация жизни на Земле облегчит выбор наиболее совершенных. Каждое маленькое общество, живущее в одном здании или его отделении, взаимно изучая друг друга в течение нескольких лет, может отделить из своих членов наиболее великодушных, общественных, талантливых, здоровых, долголетних, плодовитых и красивых людей. Но не думайте, что это гении, что это высочайшие! Средний человек только немного может возвыситься над общим уровнем. Вероятно, при общих выборах гения они поставят рядом с человеком лишь немного выше их самих, эти избранные первого порядка составят высшее общество второго порядка. Сначала число членов второго порядка будет незначительно, но по мере возрастания числа обществ первого порядка и число членов второго порядка будет тоже увеличиваться, пока не достигнет комплекта, состоящего из нескольких сотен человек. Также образуется с течением веков второе высшее общество и т. д. Число их тоже может дойти до нескольких сотен. Каждое из них будет жить тесной общественной жизнью, как и общество низшего порядка. Оно будет обладать автономией и будет тщательно изучать себя. Члены должны трудиться недолгим обязательным трудом. Остальное время предоставляется отдыху, свободной деятельности, развлечениям, удовлетворению физических и нравственных потребностей. Понятно, что каждое общество второго порядка также может выделить из своей среды лучших особей для составления обществ третьего порядка, которые дадут материал для обществ четвертого порядка, и т. д., пока не дойдем до предела выборов и не доберемся до самых высочайших. Могут быть и даже неизбежны ошибки, но при всяких других выборах ошибки еще возможнее, еще неизбежнее. Мы тут предлагаем выбирать только то, что тщательно изучено в течение многих лет. К работе этой привлечены все силы страны. В современной же практике выбирают в сущности совершенно неизвестных или малоизученных, далеких людей, выбирают по слухам, по газетным статьям, по саморекламе и т. д. Да и может ли средний человек, если бы и знал всех великолепно, указать на величайших?!
   Число последовательных выборов зависит от числа членов первого порядка и числа членов в каждом обществе. Если, например, население даст нам для первых обществ миллион членов, то, полагая на каждое общество по сотне членов, получим десять тысяч обществ первого порядка. Они дадут при отборе сто обществ второго порядка. Наконец, последние дадут одно общество третьего порядка. Это может еще избирать третий и последний раз. Чем меньше число членов в каждом обществе, тем тщательнее будет взаимное изучение и основательнее отбор одаренных особей. С другой стороны, увеличивается при этом число ступеней выборов. Это также благоприятствует отбору лучших. Но малое число членов неблагоприятно в другом, экономическом отношении. Число членов общества наиболее выгодное определить не так-то легко. Чем больше население Земли, тем больше будет выборов и совершеннее отбор. В течение тысяч лет число людей вне обществ дойдет до очень незначительной величины, а число членов обществ достигнет по крайней мере 10 миллиардов. Они дадут пять выборов при обществах в сто членов каждое. Этого достаточно для отбора наиболее совершенных.
   Что дают нам современные поселения? Возьмем хоть какой-либо уездный городок или деревню. Летом в хорошую погоду – пыль, в плохую – непролазную грязь. Дома грязны, пыльны, полны насекомых, бактерий, миазмов, кухонного чада, тяжкой суеты людей для приготовления пищи и поддержания хотя бы мало-мальской чистоты: изнуряют возня со скотиной, мучительные заботы о детях, отсутствие врачебной помощи, трудность обучения, непроизводительный труд и т. п.
   Общественный дом на несколько сот человек, составляющий население нескольких обществ, окружен научно возделанными полями и садами: устроен он согласно последнему слову науки. Он устроен главным образом из металла, искусственного камня и стекла. Он не сгораем и почти вечен. Он недоступен для паразитов и бактерий. Дезинфекция производится почти моментально посредством нагревания внутренности дома воздухом при ста градусах Цельсия. Температура – по желанию. Воздух абсолютно чист: без пыли и бактерий – чище, чем наружи. Каждая семья имеет свое светлое помещение. Постоянные омовения – особые для мужчин, женщин и детей. Одежда легкая: только прикрывает наготу. Громадная экономия в одежде с соединением гигиенических выгод. Общие залы для каждого пола, возраста и разных занятий. Общие столовые, мастерские, больницы, школы.
   Вот описание дня в доме.
   Я неженатый молодой человек. Сплю в общей холостяцкой. Так там тепло, что спать можно раздетым или в дневном чуть измененном покрове. Тюфяком служит натянутая холстина. Просыпаюсь рано: бегу в ванную. Воды теплой и холодной сколько угодно. Сбрасываю свой легкий покров и делаю омовение всего тела. Вместе с другими в определенный час отправляюсь на обязательную работу: в данном случае на земледельческую. Мне приходится сидеть на автоплуге (самоходная машина), который, двигаясь, взрывает и разрыхляет почву. Надо следить за правильным ходом работы. Шесть часов обязательного труда, и все кончено. Теперь я сам себе хозяин: могу делать, что хочу. В определенные промежутки времени я получаю подкрепление в виде растительной пищи – вареной, сырой или жареной, – приготовленной весьма искусно, в особых печах, на основании научных исследований и многолетних опытов. Она состоит из обработанных овощей, фруктов, зерен, сахару и т. д. Выбор пищи свободен и весьма разнообразен. Другие занимаются садом, воспитанием, преподаванием наук, искусств, ремесел, технологий. Третьи наблюдают за малютками, больными; приготовляют пищу, наблюдают чистоту, порядок. Четвертые отправляются на более или менее удаленные фабрики, чтобы провести в них тем меньшее число часов обязательного труда, чем работа тяжелее.
   В теплое время преобладают земледельческие хлопоты, в холодное – фабричные. Девушки живут и работают также: но их труды, как и труды всех, кто может быть чем-нибудь полезен обществу, по возможности соответствуют их полу, свойствам, возрасту и наклонностям. Свободное время посвящают обязательным, но желательным трудам, изобретениям, опытам, размышлениям, чтению, лекциям, разговорам или просто наблюдению общей жизни дома и изучению людей. Для многих занятий есть приспособленные для того помещения. Например, для размышления иным нравится зала, где обязательно молчание и самый слабый свет, чтобы только отыскать свое место и не столкнуться с соседом. Многие гуляют по прекрасным садам и полям, смотря по погоде. То в густой тени величественных деревьев, то на полянках и по дорожкам – между стенами колышащейся от ветра пшеницы, ржи и т. д. Свежесть деревьев, обвешанных разнообразными плодами, прохлада тени, приятная теплота солнечных лучей, красота видов располагают к беседам, к движению, к радости. Спокойствие духа, не страдающего печальными думами о близких, о горестях, пыли, грязи, нечистоте и бесцельности жизни, способствует свободной работе мысли, возникновению творчества и чувств благодарности к Богу.
   Для прогулок и игр в дурную погоду есть светлые, закрытые сверху, а иногда и с боков помещения. Впрочем, больше находится охотников гулять на свежем воздухе, несмотря на дождь, снег и холод. В своей легкой одежде, кто может, закаляет свое тело, приучает его понемножку ко всем случайностям жизни.
   Общие собрания бывают в свободное время периодически, в определенный день и час. Экстренные собрания редки и могут быть во всякое время, если для того члены сошлись в залу собрания. Председатель распоряжается: желающие что-нибудь говорить обсуждают, решают, судят, предлагают, молятся. Но последнее слово, самое решение остается за избранным единым. Царит абсолютизм. Зато нет нерешительности, ни малейшего промедления в делах всякого рода. Прогресс идет безостановочно. Повиновение решению одного – беспрекословное. Но если избранный выказывает деспотизм, нарушает свободу, законы, выказывает слабость ума, делает ошибки и их довольно много или они крупны, то он меняется сейчас же на другого в экстренном собрании. Кроме того, чтобы не вышло беспорядков, каждые 10 дней или менее в определенный час все собираются по установленному закону и выбирают того же или иного председателя. Законов немного: они непрерывно меняются и совершенствуются председателями же. Число законов и объем их не затрудняют памяти самого слабого из членов. Более царит дух закона, а не буква его – дух высшей правды.
   Целомудрие сохраняется так же тщательно, как и жизнь. Но молодые люди обоего пола сближаются без всякого препятствия и по взаимному согласию предполагают брак. Общество брак этот обсуждает. Председатель же его разрешает с правом произведения потомства более или менее многочисленного. Иногда утверждают брак, но не утверждают деторождение, если боятся плохого в каком-либо отношении потомства. Также по согласию разводятся, но и развод утверждается председателем.
   Общество исключает [6 - Исключение временное.] и принимает новых членов, обучает их законам, ремеслам, наукам, убеждает в бессмертии, в непрерывном существовании, исправляет, предупреждает и т. д.; но последнее слово остается за избранным, так что устраняются колебание и волокита. Все решения основываются на взаимном изучении друг друга, что возможно при совместной жизни и небольшом числе членов. На собрании, при решении дел и т. д., высказывают разные мнения о лицах и их делах. На основании этого председатель безапелляционно постановляет решение. Женщины и даже дети имеют при этом право голоса и значение.
   Для счастливого заключения браков женихи и невесты путешествуют и знакомятся с другими обществами и несемейными их членами. В таком случае брак обсуждается двумя обществами и двумя председателями, но чтобы не было промедления (или «мертвой» точки), одному из председателей дают преимущество, и решает он. Некоторая часть членов общества, обыкновенно один– два процента, назначается в общество второго высшего порядка. Их избирает непременно общество. Это и есть председатели. Но часть времени каждый из них проводит в избравшем его обществе, ведая дела его, как правитель, а часть – в высшем слое. Одним словом, они чередуются, управляя по порядку, но монархически. Не связанные управлением, правители отправляются в высшие общества в качестве равноправных членов. Там они набираются высшей мудрости и тогда переходят по очереди в свое низшее общество: председатели передают ее настолько, насколько могут воспринять эту мудрость, знание, опытность, избравшему его низшему обществу. Также живет и общество второго порядка, только там сообразно высшему составу и дела сложнее и промахов меньше. Каждый член каждого общества получает приблизительно одно и то же сообразно своей индивидуальности (личным свойствам): именно то, что необходимо для здорового существования, для развития тела и духа и для обеспечения того же для его потомства. Никто не привлекается к повышению грубыми материальными благами, роскошью, лакомствами и т. д. Председатель отличается от других членов только своей специальностью: один больше пишет, другой больше работает на фабрике, а председатель больше управляет; устранили его – и он делает то же, что и другие. Опять избрали – он решает дела. Не только высокоразвитая совесть и разум заставляют каждого стремиться к доброму, но и страх исключения из общества и водворения в низшее или даже в мир. Но низшее общество может его опять избрать и водворить в высшее, и последнее опять его может исключить только на время. Одним словом – избранного могут исключить совсем только избравшие его.
   Улучшение породы человека идет быстрыми шагами вперед. В брак вступают все желающие по взаимному соглашению, но каждый имеет тем меньше детей, чем общественная его оценка ниже, чем менее он способен вести общественную жизнь. Иногда после нескольких рождений дальнейшее размножение воспрещается, но это не сопровождается прекращением брачных сношений. Только в исключительных случаях, при особенных громадных талантах, необыкновенном долголетии, высоком здоровье, красоте будут терпимы люди с нравственными или противообщественными недостатками, например лживые, сварливые, неуживчивые и т. д.; и тогда им строят отдельные домики, предоставляют отдельное хозяйство, вообще, ставят в такие условия, при которых они становятся более терпимы. Их потомство стараются улучшить браками. Большею же частью неподходящие члены или исключаются, или же, вступая в брак, лишаются права производить потомство. Впрочем и всякие решения делаются обществом не столько по правилам, сколько по духу, который дает для каждого случая свое постановление.
   Главное условие вступления в брак, конечно, – взаимная склонность, и это более всего принимается во внимание при разрешении брака. Но дети – это щекотливое дело. Положим, я родился слабым физически и умственно – некрасивым, больным, отвратительным, несчастным, злым, жестоким, ничтожным. Я кляну моих родителей: зачем они произвели меня на свет? Я – бремя для общества, и общество клянет меня, не зная, что со мной делать. Я презренный, опасный, глубоко несчастный человек и в своих собственных глазах, и, в особенности, в глазах людей. Кто же тут виноват? Неужели я сам? Но ведь я только мученик, получивший дурное наследство.
   Менее всего виноват я сам. Виновато общество и родители. Но более всего общество, которое и несет заслуженную им кару. Родители же не ведают, что творят; научите их и тогда взыскивайте.
   Произвести несчастного – значит сделать величайшее зло невинной душе, равное примерно убийству или еще хуже. Так пускай же его не будет. Пусть общество, не препятствуя бракам, решительно воспротивится неудачному деторождению. Не преступник виноват в своих злодеяниях, не несчастный – причина своих горестей, а то общество, которое допустило в своей среде жалкое потомство. Поэтому неодобренное деторождение – ужасное преступление против людей, родителей и невинной души. Все общества, в особенности высшие, зорко следят за благоприятным деторождением. Насколько они и сами просвещенные родители мешают произведению слабых особей, настолько они всячески способствуют многочисленному и здоровому деторождению. Право родить не должно быть предоставлено мне, но обществу, на которое и ложатся все последствия. Самая же большая ответственность общества и родителей – по отношению к самому неудачнику, который неизвестно за что обречен на мучения. Его ужас, недовольство и горе невыносимы даже для посторонних и в особенности тяжки для родителей. Высшие общества дают больший процент рождений, чем низшие. Это очень способствует улучшению пород. То, что было самым высшим, таким образом распространяется до самого низа и наполняет его высшим элементом.
//-- * * * --//
   На Земле образуется два мира. Человечество разделяется на две части, ясно сознающие все совершающееся. Один мир, сначала очень малочисленный, состоит из избранных. Они населяют общественные дома и дают описанную мною организацию. Другая часть – вне этой организации – живет той жизнью, которая ей доступна по нравственным ее свойствам. И она стремится туда, к счастливцам, и ясно сознает все прелести новой жизни, но не может устоять там, не может вынести тамошней жизни. Если кто и попадет туда по ошибке, будет вытолкнут или сам уйдет – не выдержит.
   Вы мудрец, вы страстно желаете проникнуть в счастливый мир. Вы создаете его и понимаете его лучше, чем сами его обитатели, но из этого еще не следует, что вы для нового мира годны. Наоборот, кто-нибудь во многом ограничен и сейчас еще не думает о лучшем мире, не имеет даже о нем представления, не пылок, слаб и все-таки годится для него, потому что уживается в нем, не тяготится им, составляет маленький и полезный винтик нового строя. Хорошо золото, но для швейной машины или для локомотива не идет… Крохотный мир, созданный мыслящим человечеством [7 - Без нарушения законов и прав правителей.], постепенно разрастается, усиленно размножается благодаря хорошим условиям жизни. Напротив, внешний мир, сознавая свою малую пригодность, удаляется все более и более, размножается сознательно или благодаря дурным условиям все слабее и слабее. Он понемногу вымирает, чтобы уступить место высшему. Но те уступившие, сошедшие со сцены, таинственным образом переселяются в новый мир и, таким образом содействуя созданию нового порядка, жертвуя как будто собою, делают в сущности все это для самих себя.

Гений среди людей

1918 год

   Гений придумал молоток, нож, пилу, ворот, блок, насос, лодку, мельницу, лук со стрелами, удочку, сети, одежду, обувь, дом. Он приручил животных, научил людей земледелию. Гений изобрел машины, которые облегчили труд человека в десятки, тысячи и миллионы раз. Например, швейная машина облегчает, улучшает и ускоряет шитье в десятки раз. Сколько людей она избавила от слепоты, от чахотки, сколько людей обула и одела. Изобретение книгопечатания сделало книги в несколько тысяч раз дешевле, сравнительно с тем, когда они писались.
   Гений открыл железо, сталь и разные металлы. Он показал возможность того, что прежде казалось совсем невозможным. Железо не умели добывать из руд (камней) сотни тысяч лет и пользовались тем, которое падало с неба в виде аэролитов. Гений открыл драгоценные свойства веществ, свойства газов, пара, жидкостей и твердых тел. Он сократил в сотни раз расстояние. Он заставил силы природы работать вместо животных и возить человека, грузы и самих животных по земле, воде и воздуху.
   Гений научил людей разговаривать на расстоянии тысяч верст и передавать мысли из одной части света в другую со скоростью молнии (даже без проводов). Он заставил говорить, петь, играть и подражать звукам всех животных мертвое тело, неодушевленную материю. Он устроил автоматы, подобные человеку, придумал счислительные машины, которые работают безошибочно и в сотни раз быстрее самого ловкого счетчика. Гений превзошел самого себя…
   Гений придумал наседку для вывода яиц без участия теплокровных. Он победил невидимые смертоносные бактерии, производящие дифтерит, оспу, сифилис, бешенство и много других. Он увидел то, что ранее никто не видел. Микроскоп показал ему строение невидимых клеточек, этих основ живой материи, механизм существ и их мельчайших органов, огромный мир бесконечно малых животных и растений.
   Гений определил форму Земли, измерил ее, а также Луну, Солнце и другие небесные тела. Он узнал их взаимные расстояния. С помощью телескопов он приблизил к себе небо в тысячу раз. Люди увидали в миллион раз больше звезд, или солнц, чем видели раньше. Каждая звезда оказалась удаленным от нас солнцем, более могущественным, чем то, которое оживляет Землю. Обнаружилось существование биллионов солнц со многими биллионами планет, подобных Земле.
   Нашли один и тот же свет, одно и то же тяготение, одни и те же силы природы и одно и то же вещество во всей Вселенной. Одним словом – единство Земли и Неба, а следовательно, и единство их первопричины.
   Только о существовании вне Земли разумных или хоть каких-нибудь существ ровно ничего не известно. Но голос разума, голос гения кричит во все горло, что не только Вселенная битком набита ими, но что даже огромный процент этих существ достиг совершенства, непостижимого пока для ограниченного человечества, находящегося еще в младенческом фазисе своего бытия.
   Гений нашел цель существования. Это – познание, совершенствование, устранение зла и всякого страдания, распространение высшей жизни.
   Сначала благодеяния гениев распространялись среди небольшой группы сильных, ученых, знатных и богатых. Но потом они проникали вниз и делались достоянием всех людей.
   Не было бы гениев, не было бы движения человечества вперед по пути истины – к прогрессу, единению, счастию, бессмертию и совершенствованию. И это еще начало, что будет дальше, что ожидает человечество – это трудно себе и представить.
   Есть разница между трудом средних людей и творчеством мыслителей. Творчество последних переживает своих творцов и нередко бывает бессмертно. Разве не бессмертно изобретение Гуттенберга? Сотни лет прошли со времени его смерти, но разве перестанут когда-нибудь пользоваться книгопечатанием в том или другом образе и благословлять его изобретателя? Разве перестанут когда-нибудь расходиться этим путем высокие идеи, распространяя свет знания, истины и радости?
   Как бы ни казались дары гения духовными, они всегда сводятся к материальному. Положим, гений научит людей сдерживать свои дурные страсти. Что духовнее этих даров? Однако результатом их будет усиленная производительность народов – множество избыточных продуктов труда. Действительно, силы, не истраченные на взаимную бесплодную борьбу, идут на производство продуктов, вследствие чего и является улучшение жизни и устранение нужды. Разве это не материально, не ощутимо?
   Разница только в том, что рабочий, земледелец полезен, пока жив. Его труд смертен и сравнительно не велик по количеству. А гений живет и после смерти: иной 100 лет, иной тысячу, а некоторые из них миллионы лет и даже бесконечность веков.
//-- ГЕНИЙ И СЕМЬЯ --//
   Как же мы, простые смертные, относимся к гению, каков он сам в других отношениях, как он относится к себе подобным и каковы его недостатки?
   Прежде всего, гений родится и живет в семье. Как же его тут принимают, как поддерживают, укрепляют и развивают?
   Предки и потомки гениев в большей или меньшей степени должны быть замечательны. Однако, большею частию не отмечаются историей и нам неизвестны. Это так. Но есть другой практический закон, который гласит: гений обирает свое потомство. Это значит, что за высшей точкой рода (кульминационный пункт) следует понижение, и иногда весьма сильное. Проще сказать, хотя род даровитых при благоприятных условиях и продолжает производить порою необыкновенных людей, но делает это периодически.
   Не надо еще забывать, что гении всего чаще бывают счастливой комбинациею супругов, которые сами по себе не очень высоки и совсем не гениальны. Подобно этому алюминий с магнием дают крепкий дюралюминий, ядовитый хлор и натрий дают необходимую для жизни соль, мягкое железо и уголь – сталь. Кроме того, гений развивается и под давлением жизненных условий, часто непонятных и как бы отрицательных. Так, сиротство, нищета, презрение людей за какой-нибудь физический недостаток и т. д. возбуждают силы, мысль и деятельность.
   Отсюда видно, что, рождая необычное, семья сама может стоять невысоко, она только таит в своих недрах великое, и когда производит его, то, возможно, что сама находится на умеренной степени развития и природного дарования.
   Так, братья Галилейского учителя, Иисуса Христа, приходили к нему издалека, чтобы унять его пыл. «Он вышел из границ», – говорили они окружающим, оправдывая свое вмешательство в дела взрослого родственника. Только после смерти отца он, вероятно, мог отдаться всецело своей проповеди. Жена Сократа, Ксантиппа, была, кажется, недовольна мужем и, по преданию, обливала его в досаде помоями. Слово «Ксантиппа» недаром стало синонимом злой жены. Мать Чехова не знала хорошо, чем занимается ее сын, и говорила окружающим, что Антоша пишет стихи. Отец его читал вслух «Запечатленного Ангела» и мешал сыну работать над тем, что повыше.
   Жены, семьи, братья, родственники всего менее верят в своего гениального члена и судят о нем обыкновенно по внешним успехам, которые сначала бывают очень сомнительны и даже отрицательны. Но домашние, по крайней мере, снисходительны, любовны, хотя и делают сцены и устраивают жизнь невыносимой для отмеченного роком. Так, Лев Толстой бежал от жены. В одном из Евангелий упоминается, что даже братья Галилейского учителя не верили ему. Они говорили: «Если действительно ты делаешь такие дела, то открыто объяви о себе народу… Тебе нечего опасаться: и само правительство примет твою сторону».
   Итак, в семье – любовь, заботы, снисхождение, слезы, но полное непонимание, страх за судьбу любимого, обуздание, а иногда невыносимая жизнь. Вот почему гений бежит от семьи, оставляет отца и мать, оставляет родню и близких, чтобы найти друзей по духу, которые и идут с ним на муки, на посмеяние, на костер и на казнь. Семья тормозит истинного гения, и только в виде исключения он иногда находит сочувствие или поддержку родни. Так, жена и близкие Магомета даже поверили ему. Но это потому, что он сам не стоял чересчур далеко от них и не был первоклассным гением. Жены же часто, по слабости к мужьям, соглашаются и с дурным, и с хорошим, лишь бы оно шло от возлюбленного. Рассудок тут принимает очень незначительное участие.
//-- ГЕНИЙ И ЗЕМЛЯКИ --//
   Земляки и товарищи гения в отношении понимания относятся к нему как и родственники, недостает только любви и снисхождения (родственного пристрастия) да прибавляется зависть и недоброжелательство.
   Так, Колумб, уверивший земляков, что Земля похожа на шар, возбудил такое в них негодование, что должен был спасать свою жизнь бегством в другой город. Были подвергнуты осмеянию Гальвани и Ламарк. И этим историям нет конца.
   Галилейский учитель везде имел успех, пока не попал в родной Назарет. Под влиянием недоверия он так там обессилел, что не мог проявить ни исцелений внушением, ни блестящей проповеди. Подозрительность земляков, хорошо знавших его с детства и ничего тогда не заметивших, убила все его силы. Любезные граждане, обидевшись на его космополитизм, даже схватили было его, чтобы увлечь к обрыву и свергнуть в пропасть. Но он как-то вырвался из их рук и избегнул этой несвоевременной казни.
   Как им было поверить ему, когда ранее ничего замечательного в его жизни они не видели. Были у него отец, мать, родня, с которыми шутили его земляки, пили, ели, праздновали, роднились, гуляли, говорили, обижали и благотворили. Знали они мальчика, который делал то же, что их ребята – играл на улице с их детьми, ссорился, молил. Его поколачивали: то сверстники, то товарищи, то родители, то старики. Что тут высшего, что тут гениального? Высшее было, начиналось, но было в зачаточном состоянии. Его проглядели близорукие товарищи. Они видели в нем только гордость, стремление выделиться, критиковать, превзойти их и их детей, и потому он только возбуждал их зависть и негодование. Истины, произносимые им еще неуверенно и несовершенно, их оскорбляли, так как сами они блуждали во лжи и самообольщении…
   Гения озаряет великая мысль. Он передает ее близким, товарищам, ученым и обыкновенно не находит сочувствия. Причина простая. Ученые и так утомлены своей наукой и обязанностями. Даже всякое уже прогремевшее открытие для них – горе и досада, так как заставляет их утомляться для усвоения новых идей. Но избежать этого нельзя. Скрепя сердце приходится работать, так как нельзя отставать от века и не знать то, что уже увлекло большинство.
   Но когда какая-нибудь ничтожность, маленький человечек делает открытие, то это не только заставляет их без серьезного разбора и рассмотрения отрицать, но и завидовать. И отрицание превращается в преследование и глумление. Они чувствуют личное оскорбление от ненавистного гения, так как открытие сделано не ими.
   С целью поскорей отделаться от маленького человечка бывает иногда недобросовестный разбор. Критик извлекает мелкие ошибки, недосмотры, неполноту и все это выставляет на вид, упуская главное. Приблизительный расчет они выставляют как неверный. А то случается коварная похвала, которая возбуждает недоверие к изобретателю и доверие к доброте критика. Мешает признанию истины и самолюбие.
   Не все, конечно, ученые таковы. Много молодых, великодушных, которых наука искренне увлекает, которые и сами на пути к новым открытиям и сочувствуют им, откуда бы они ни приходили.
   Отрицательное отношение окружающих заставляет новатора замыкаться в самом себе. Следующая его гениальная идея уже не высказывается никому. Он размышляет уединенно. Мир необычных идей в нем растет, усиливается, приводит его в восторг, дает ему жизнь, утешение, радость, поддержку в житейских печалях.
   От семьи, земляков и толпы он почти уходит. Связь чересчур мала и сближение сопровождается катастрофами вроде избиения и даже покушения на жизнь мыслителя.
   Галилейского учителя много раз пытались забросать каменьями. Его называли полоумным, бесовским сыном, помощником дьявола и другом негодяев. Намекали на незаконность его рождения. В конце концов пригвоздили к столбу с перекладиной. Сократа заставили выпить яд. Лавуазье замучили пытками, нравственно унизили и лишили свободы. Колумба заковали в кандалы.
   Слабость людская более склонна почитать и возвышать умерших. Полезнее поддерживать живых гениев.
//-- ГЕНИЙ И СПЕЦИАЛИСТЫ --//
   Еще печальнее отношения гения к специалистам. Положим, мыслитель вводит железные дороги. До них были шоссейные, водные пути и другие, еще более примитивные. От осуществления идей мыслителя должны пострадать ямщики, содержатели дорог, служащие, хозяева парусных судов, трактирщики, некоторые рабочие и т. д. Общее недовольство задетых за живое людей поддерживается учеными и специалистами, так как отражается и на них. Косность мысли и пошлые идеи окружающих мешают им вникнуть в новые течения и сделать беспристрастную им оценку. Страдает и самолюбие: кто-то хочет быть выше их, умнее.
   Знаменитый Араго доказывал во Франции, что введение железных путей принесет стране одни убытки. Гигиенисты и врачи указывали на вред быстрого передвижения не только для пассажиров, но и для зрителей, почему считали необходимым отгородить железные дороги заборами от любопытных взглядов.
   Механики и фабриканты находили другие препятствия. Так, думали, что колеса локомотива будут скользить по рельсам и не повезут поезд…
   Профессиональную зависть устранить трудно, но можно было устранить бедствия, причиненные всяким нововведением. Надо пристраивать всех трудящихся, оставшихся без работы, всех служащих, оставшихся за штатом, разорившихся хозяев и т. д. Это легко сделать государству, которое получает, в общем, в сотни раз более выгод от изобретения, чем убытков. Всякий работник полезен и не может остаться без дела, если за это возьмется государство, которому со своей высоты все видно. Для этого, конечно, нужно, чтобы во главе его были мудрецы, люди с особенными свойствами, что возможно только при научном устройстве общества.
   Обыкновенно капиталисты поручают суждение об изобретении специалистам или ученым. Они сильны в науках и технике, они сдали соответствующие испытания и доказали свою авторитетность своими полезными трудами и даже открытиями. Но те же специалисты никогда не сдают экзамена в добросовестности, в беспристрастии, в бескорыстии, в высшем благородстве образа мыслей.
   Сдавать такие экзамены пока не принято. Напротив, эти выдвинувшиеся люди должны отличаться особенным честолюбием, завистливостью, корыстолюбием и другими нравственными недостатками. Эти страсти играли немалую роль в их карьере. Таким людям как раз и нельзя поручать суда…
   Все знают, что великий Галилейский учитель был унижен, оплеван, бит духовенством своего народа – лучшими, отборнейшими и почтеннейшими людьми.
   Также Л. Толстой был отлучен от церкви Синодом, и только политические соображения спасли его от каменного мешка.
   Первые изобретатели паровых машин были отвергнуты, не поддержаны и между ними забыт один русский рабочий Ползунов, построивший действующую паровую машину раньше Уатта.
   Мейера, основателя механической теории теплоты, осмеяли ученые. Расстроенный, огорченный, он покушался на самоубийство и был посажен в сумасшедший дом.
   Колумб возбуждал веселый хохот среди передовых людей своего времени, был в цепях, и даже открытая им Америка была названа не его именем.
   Великий Лавуазье был казнен революционными партиями как взяточник.
   Галилей был приговорен к сожжению, но по старости и смирению освобожден от казни и только лишен свободы и умер в неволе.
   Гус был сожжен духовным судом так же, как и Джордано Бруно, указавший на существование в небесах множества миров, кроме Земли.
   Когда Наполеону указали на пароход, он отказал изобретателю в поддержке и назвал паровое судно игрушкой.
   Железные дороги отрицал академик Арго. Отрицали их также техники и медики, как вредное для здоровья нововведение, неосуществимое и убыточное.
   Паллиси, изобретатель фаянса, сжег крышу своего дома, чтобы закончить опыты. Но никто не догадался дать ему дров. Академии наук отрицали падение болидов и возможность аэропланов и дирижаблей.
   Пифагорская школа была осмеяна за то, что считала Землю движущейся пылинкой во Вселенной. Этого не могли переварить даже такие гении, как Платон, Архимед и Птолемей. Последний открыто объявил мысль о движении Земли вздором и глупой болтовней.
   Анаксагор за естественное объяснение лунного затмения влиянием Земли приговорен был (вместе с семьей) народным судом к смертной казни. Только красноречие Перикла заставило заменить смертную казнь изгнанием.
   Кеплер сидел в тюрьме, тетка его была сожжена, мать отпустили, но она умерла с горя после тюрьмы.
   Коперник дождался издания своего сочинения только на смертном одре.
   Сократа заставили выпить яд за отрицание мифологии, т. е. за непокорность суевериям.
   Французский академик Буало звуки фонографа объяснил чревовещанием. Чтобы доказать это, он схватил за горло демонстратора.
   Гальвани подвергался осмеянию глупых и умных. Его называли лягушачьим танцмейстером, так как он производил опыты с лягушками.
   Медицинский факультет Сорбонны глумился над Гарвеем, открывшим кровообращение.
   Лебен открыл газовое освещение, но так и умер, не дождавшись его применения. Ему доказывали, что огонь не может существовать без фитиля.
   Ома немецкие ученые называли дураком.
   Английское Королевское общество отвергло опыты Джоуля.
   Огюст Конт, этот идеал позитивистов, считал совершенно невозможным узнать химический состав небесных тел.
   Изобретателей множества драгоценных орудий и машин мы не знаем даже по имени. Кто изобрел ножницы, компас, иголку, мельницу и т. п.? Вознаграждены ли эти благодетели человечества или замучены?
   Примеры эти бесчисленны.
   Из предыдущего также видим, что даже отношения ученых, мыслителей и гениев к своим непрославленным еще собратьям нередко ошибочны, несправедливы, безжалостны и жестоки.
   Чего же ждать от средних людей, не умеющих отличить правой руки от левой, пребывающих в святой (но преступной) простоте? Они способны сжигать и истреблять своих благодетелей и спасителей, совершенно того не сознавая. Нам это показали холерные бунты, народные восстания, рабочие волнения, фабричные погромы, избиения евреев и т. д.
   Что же делать? Каким образом не топтать жемчуг, не сжигать святыни, не уничтожать корней растений, на которых растут питающие нас плоды? Как не уподобиться свинье, подрывающей корни дуба, желудями которого она питается, и петуху, не признающему жемчуга и драгоценных каменьев?
   Спасение – в особенном народном устройстве, основа которого все же сам народ…
   Если гении в своих суждениях о собратьях ошибаются, то это отчасти потому, что они все же остаются людьми со всеми нравственными недостатками: завистью, ревнивостью, эгоизмом всякого рода (личным, семейным, родственным и т. д.).
   Гении большею частью развиваются односторонне, даже в ущерб другим своим свойствам. Их нравственные недостатки нередко бывают гораздо сильнее, чем у средних людей…
   Нет большего заблуждения, как думать, что гении и мыслители, двигающие науку и прогресс, выходят из дипломированных ученых и специалистов своего дела, великие выдвигаются большею частью из всего человечества, из всевозможных его слоев, не имея при себе дипломов, свидетельствующих о принадлежности их к ученой корпорации.
   Так, всеобъемлющий гений Леонардо да Винчи был художником. Астроном Вильям Гершель – музыкантом. Физик Франклин – тряпичником, типографом, вообще грубым тружеником. Кулибин – мещанином-самоучкой. Ботаник Мендель – монахом. Астроном Коперник – каноником, т. е. псаломщиком, дьячком. Натуралист Ламарк – военным. Чарльз Дарвин – фермером (или помещиком). Лавуазье – откупщиком. Ньютон – чиновником, смотрителем монетного двора. Пристли – богословом. Физиолог Найт – садовником. Фрауэнгофер – стекольным фабрикантом. Ботаник Шпренгель – школьным учителем. Физиолог Буссенго – горным служащим. Уатт – слесарем. Фабр – учителем. Физиолог Пастер – химиком. Эдисон из самоучек, как и Фарадей (сын кузнеца). Менделеев – педагогом.
   Эти и подобные им люди дали науке и человечеству безмерно больше, чем все официальные ученые вместе.
   Но как же к ним отнеслись, что они должны были претерпеть, прежде чем заслужить внимание? На гробнице Ламарка его дочь сделала надпись: «Ты будешь отомщен». Как много говорят эти слова.
   Профессора заставили знаменитого Ньютона сбежать в чиновники. То же случилось и с нашим Менделеевым: он ушел из университета еще в силах. Кювье преследовал Ламарка и провозгласил его со своими собратьями-академиками идиотом. Великая рукопись Ньютона валялась без внимания и была напечатана много лет спустя после ее написания. Эдисон долго скитался в бедности, не находя приложения скрытым в нем силам. То же было и со знаменитым Бербанком.
   Великие дела творили не присяжные ученые, а люди, в общепринятом смысле, маленькие. Таковы, например, артиллерист Энгельгардт и великий Либих, не кончивший среднюю школу и попавший в профессора только благодаря протекции и связям Гумбольдта.
   Итак, чтобы быть судьею человека выдающегося, недостаточно быть самому изобретателем или мыслителем. И тот, и другой могут не только не понять чуждый им мир или чуждую идею, но могут быть просто несправедливы, пристрастны в силу общей человеческой слабости, и слабости профессионалов (ревность, зависть) в особенности.
//-- СЛАБОСТИ ГЕНИЕВ --//
   Таланты и гении большею частью бывают односторонни: одни их способности развиваются за счет умаления других. В жизни они иногда слабее и ограниченнее всех.
   «Только великие люди обладают великими недостатками», – говорил Ларошфуко. Жорж Санд выражалась в таком духе: «Вот где сидят у меня эти великие люди. Хорошо читать их жизнеописания, приятно посмотреть на них, отлитых из бронзы или высеченных из мрамора, но плохо иметь с ними дело. Они злы, взбалмошны, деспотичны, желчны, подозрительны».
   Шопенгауэр говорил: «Гении не только невыносимы в жизни, но безнравственны и жестоки, трудно этим людям иметь друзей. На высотах мысли царит одиночество». Прибавим, что сам Шопенгауэр избил одну старуху и должен был по суду платить ей всю жизнь пенсию.
   Кроме обыденных недостатков, свойственных всем людям, гении, в силу своего сосредоточения и своего таланта, имеют еще особенные специальные недостатки. Они рассеянны. Увлеченные своей идеей, они пренебрегают приличиями, ближними и жертвуют всем, лишь бы восторжествовала их мысль. Их часто не останавливают преступление, гибель множества, когда дело идет об исполнении их любимой идеи. Они отвратительные мужья. Лаплас был позорно скуп. Другие расточительны. Иные холодны сердцем, а иные слишком женолюбивы и легкомысленны. Так, Салюстий, Сафо и Аристип были распущены до разврата. Карлейль и Некрасов истязали жен. Мюссе и Л. Толстой были ревнивцами. Доницетти мучил всю семью. Руссо бросал своих детей в воспитательные дома. Аристотель был низко льстив. Микеланджело – труслив. Гейне и Лермонтов были невыносимы своими насмешками и сварливостью. Бэкон продавал правду. Парацельс был до смешного хвастлив. Он говорил, что в его колпаке и бороде больше учености, чем во всех академиях. Что он настолько восторжествует, что Аристотеля назовут Аристотелишкой. Он же не считал американских туземцев за людей, так как они-де произошли не от Адама, а потому не имеют души.
   Даровитые люди не свободны от самых грубых суеверий. Они склонны к употреблению возбуждающих веществ: спирта, гашиша, морфия и нередко преждевременно губят себя и свой талант. Таковы Эдгар По, Помяловский, Николай Успенский и множество других.
   В то же время гении умиляют нас бескорыстием, сосредоточенностью и преданностью своей идее. Гении до того сосредотачиваются, что не сознают окружающего мира и слывут сумасшедшими или больными. Когда Ньютон писал свои «Принципы», то он, поглощенный своими мыслями, забывал одеваться и есть. Однажды он пообедал, но не заметил этого. И когда пошел по ошибке обедать в другой раз, то очень удивился, что кто-то съел его кушанья. Лейбниц был целыми месяцами как бы прикован к письменному столу. Кюри был раздавлен насмерть в таком состоянии ломовым. То же было с Костомаровым, но его раздавили не до смерти. Дидро забывал дни, месяцы, годы и имена близких людей. Гоголь, Гете, Сократ, Архимед не замечали смертельной опасности во время своей работы. Ампер, уходя из своей квартиры, написал мелом у себя на дверях: «Ампер будет дома только вечером». Но он случайно возвращается домой еще днем. Читает надпись на своих дверях и уходит обратно, так как забыл, что он сам и есть Ампер. Он же сморкался в тряпку, которой стирал мел во время лекций, и, намазанный мелом, возбуждал веселость студентов. Другие писали на карете вычисления и гонялись за ней, когда она уходила. Садились на тумбу вместо экипажа. Архимед в бане, полоскаясь, наведен был на открытие своего гидростатического закона. Забыв, что раздет, он выскакивает голый на улицу и, радуясь, кричит неистово: «Теперь понял, понял!»
   Гении развиваются рано, но они не выделяются официально своими успехами в школе. Освальд в своем исследовании говорит о гениях, что это плохие ученики. Так, Либих лишь по протекции Гумбольдта попал в профессора. Также и наш Гоголь получил кафедру. Гоголь был аттестован в школе, в которой некоторое время учился, как тупица и шалопай. Пушкин очень слабо успевал в Лицее и плакал на уроках арифметики. Л. Толстой на экзаменах в университете наполучал единиц. Чехов два раза в гимназии оставался на второй год.
//-- СУДЬБА ИЗОБРЕТАТЕЛЯ --//
   Представим себе общую картину жизни гения, ну, хоть изобретателя.
   Есть разного рода изобретения. Одни легко осуществляются средствами самого бедного изобретателя, каковы разные усовершенствования: булавки, пряжки, иголки, запонки, пуговицы, простые инструменты и предметы домашнего обихода. Такой изобретатель находится в лучших условиях. Но и в этом случае тормозом служат расходы на патенты и незнакомство изобретателей с юридическими законами. Многие думают (даже юристы тут часто несведущи), что стоит только доказать несомненность изобретения его автором, и дело в шляпе – патенты обеспечены. Но оказывается, что о своем открытии надо абсолютно молчать до тех пор, пока не получено от патентного учреждения заявочного свидетельства. Результатом незнания этого закона бывает нередко похищение изобретения и патентование его людьми, хотя и не изобретательными, но лукавыми, честолюбивыми или жадными…
   Другие изобретения, более сложные, менее очевидные, требуют капиталов и талантов для своего увенчания. Тут покупатель или меценат еще более остерегается. Сами они не могут оценить изобретение. Обращаются к специалистам. Те большею частью дают небрежный отзыв, видят трудности и не берут на себя ответственности из боязни потерять авторитет.
   Так как на тысячу попыток и высшему только одна чего-нибудь стоит, то составляется общее представление об изобретателях, как о ненормальных, сумасшедших, бездарных и ограниченных людях. Их избегают как чумы, стыдятся их. Поддерживать и помогать им считается таким же невежеством, как покровительствовать знахарям, блаженным, странникам и тунеядцам.
   Мыслителей, начинающих писателей и талантов ожидает та же судьба. Уж очень много между ними посредственностей, людей зачаточных. А разобраться, кто из них чего заслуживает, кого ждет блестящая фортуна, хоть убей, не отгадает ни один специалист, ни один мыслитель. Только одно истинно прекрасное общественное устройство может решить эти задачи. Но его нет и его надо вводить…
//-- СУДЬБА --//
   Есть ли высшие силы, есть ли первопричина всех вещей и явлений? Конечно, последняя не может не быть, и она-то распоряжается судьбою мира и, в частности, земного человечества. В сущности, это сама Вселенная.
   Как же относится она к человеку? Как относится к своим избранным, отмеченным печатью гения?
   Странно, но это отношение кажется с первого раза как будто безучастно, даже жестоко. Что человечество несчастно, несовершенно, что оно страдает и безумствует – очевидно. Но это можно объяснить младенческим его возрастом, первоначальною стадией развития. Пройдет она, и тогда наступит совершенство, блаженство и бессмертие, как у большинства бесчисленных миров Вселенной.
   Но как объяснить, как оправдать жестокость фортуны (судьбы) к своим избранным, любимцам, гениям?.. Одного она убивает в расцвете сил и плодотворной деятельности, другому болезнь или старость не дает закончить работы, третьего уничтожает простой случай. Зачем убиты на глупых дуэлях Пушкин и Лермонтов? Зачем в таких же цветущих годах распят Галилейский учитель? Зачем раздавлен ломовым извозчиком Кюри, а Мосли убит шальною пулей? Чем оправдать, чем объяснить гибель множества гениев?
   Отчасти эти явления есть результат несовершенства человеческой толпы, человеческих обычаев, учреждений и законов. Вопиющий факт казни гения, праведника, благодетеля людей производит на них глубокое, продолжительное, многовековое впечатление и предостерегает их от ошибок. Гибель немногих невинных спасает множество других таких же или хоть пониже рангом.
   Есть и другой повод допускать гибель великих в расцвете их силы. Гений уже сделал много, достиг апогея своего развития. За ним должен наступить практический успех, торжество избранного. Он получает власть. Власть портит несовершенную природу человека, развращает его очень скоро. Наш сохранившийся гений идет обратным ходом. В нем разочаровываются окружающие. Он уже не может служить вечным образчиком истины и величия. При сохранении гениев не было бы живых идеалов.
   Но идем дальше. Забрав силу и испортившись, гений долго может ее удерживать. Не выпускают ее и его наследники. В результате много зла. Оно может во много раз превысить сделанное ранее добро.
   В том-то и штука, что несчастия возвышают человека (если, конечно, они в меру, по силе избранного), а счастье, успех, удовлетворение страстей – развращают, обезличивают и расслабляют. Такова пока жалкая природа человека, даже отмеченного дарованиями.

Нирвана [8 - На жизнь я смотрю, как на сон. С прекращением его начинается непостижимая жизнь. Она и сейчас есть, но как днем свет звезд заглушается ярким светом Солнца, так и эта вторая непостижимая жизнь может открыться только с превращением грубого материального света нашей жизни. Вот этот-то грубый свет я и пытаюсь разобрать и понять в настоящей статье. (Прим. авт.)]

   В течение жизни человек испытывает разного рода ощущения – то приятные, то неприятные, то безразличные.
   Приятные и неприятные ощущения могут иметь самое разнообразное напряжение. Например, не принимая пищи, мы испытываем все возрастающее чувство голода; после огорчения мы испытываем постепенно ослабляющееся неприятное ощущение, которое может даже перейти в полное успокоение или безразличное ощущение; это значит, что мы забыли наше горе, время нас исцелило. Приятные, или положительные, ощущения, судя по их силе, мы называем: блаженством, неземным ощущением, великою радостью, радостью, приятностью, счастьем, чувством довольства, хорошим самочувствием и т. д. Все эти ощущения имеют нечто общее, что мы называем желательным, приятным.
   Неприятные, или отрицательные, ощущения тоже, судя по их силе, мы называем: нечеловеческим страданием, агонией, адской мукой, просто мукой, страданием, болью, неприятностью, дурным самочувствием и т. д., и эти ощущения, несмотря на их разнородность, также имеют между собой нечто общее, что мы называем неприятным, нежелательным чувством.
   Если ощущение нельзя или затруднительно назвать положительным или отрицательным, то оно есть безразличное, или нулевое. Нулевые ощущения также бесконечно разнообразны. В идеальном виде это есть небытие. Не смерть, а именно – небытие.
   Положим, вы увидели картину, затем отвернулись и услыхали музыку. Вот два, допустим, приятных ощущения, совсем как будто несходных. Но в них есть и общее – приятность. Кроме того, они могут быть равны и неравны. Вас могут спросить: что вам доставило больше удовольствия – музыка или картина? Если вы колеблетесь ответить, то оба ощущения по силе одинаковы. В противном случае то или другое ощущение сильнее, и часто это чересчур очевидно.
   Положительные и отрицательные ощущения могут быть, значит, равновелики, несмотря на их разнородность, если они доставляют одинаковое удовольствие или неудовольствие. Подобно этому, круг и квадрат будут равновелики, если имеют одну площадь. Также из данного куска глины можно вылепить шар, потом из шара – пирамиду, из пирамиды – человека, из него лошадку и т. д.; но все эти тела имеют один объем; они равновелики, то есть по отношению к объему они равны. Так и ощущения по отношению к величине полученного наслаждения или горести могут быть равны.
   Что вам было тяжелее вынести – зубную боль или головную? Тут также может быть три ответа, а потому и отрицательные ощущения могут быть также равны и неравны. Не только геометрические, но и все другие величины могут быть равны, имея, так сказать, разную форму, или вид. Так, две равнодействующих силы могут быть равны, между тем как составляющие их ничего общего между собой не имеют. Сила электромагнита может быть равна силе руки человека и т. д.
   Сила ощущения, подобно другим величинам, может быть выражена бесконечным рядом чисел, центр которого занят нулем; по правую его сторону – непрерывно возрастающие положительные числа, а по левую – непрерывно возрастающие числа отрицательные.
   Положительная единица какой-либо величины, соединенная с отрицательной единицей той же величины, дает в результате нуль. То же свойство имеет и величина ощущения. Положительное ощущение, сложенное с отрицательным ощущением такой же абсолютной величины, дает ощущение безразличное, выражаемое нулем.
   Положим, вы чем-нибудь не очень сильно огорчены. Близкие вам люди предлагают вам разные способы получить приятные положительные ощущения. И вот вы утешены: ваше ощущение понемногу ослабляется, делается безразличным и даже положительным, вы улыбаетесь.
   Предложенный бесконечный ряд чисел для выражения величины ощущения, по-видимому, не бесконечен. В самом деле, и страдания, и радости человека имеют пределы. Эти пределы еще ограниченнее у животных. Чем ниже организация существа, тем пределы эти теснее. Но, с одной стороны, можно вообразить себе организмы с более высокой, чем человеческая, организацией, с другой же стороны – на заре человеческого развития все величины казались человеку ограниченными. Мы знаем, что было ограниченно и пространство, и время. Предполагалось, что Вселенная, как и время, имеет начало и конец. При беспредельности пространства, времени и миров и организмы должны быть невообразимо разнообразны по силе и качеству.
   Мы еще не умеем измерять величину ощущения. Мы только пока знаем, что есть ощущения положительные, отрицательные и нулевые. Мы знаем также, что соединенные положительные и отрицательные ощущения имеют свойство ослаблять себя как противоположные силы. В таком же положении были многие величины в недавнее еще время; и сейчас еще множество величин измерять не умеют. Например, полезные качества человека, стоимость мыслей, поступков. В этом великое несчастье для общества. Животные, кажется, не имеют понятия об измерении. Австралийцы считали только до пяти. Измерение площадей и объемов возникло в историческом периоде. Крестьяне пользуются землемерами. Множество величин измеряется только учеными. Спросите дикаря, можно ли измерить силу света, электричества, теплоты – и вы наверно получите ответ отрицательный. Да и давно ли мы научились их измерять!
   В настоящее время сделано множество измерений, касающихся живых существ; например, известна скорость распространения впечатления по нервному волокну, время восприятия той или другой идеи в головном мозгу субъекта и т. д.
   Ощущение человека находится в зависимости от времени, или, как говорят математики, есть функция времени.
   Откладывая времена на оси абсцисс и восстанавливая перпендикуляры в этих точках, пропорциональные по длине силе ощущения, получим непрерывный ряд точек, или кривую, которая выражает силу ощущения в зависимости от времени. Если бы мы умели точно измерять ощущения, то для каждого существа могли бы получить кривую его ощущений от зачатия до смерти. Часть этой кривой, выражающая неприятные ощущения, будет находиться по другую сторону оси. Если бы существо в течение жизни испытывало одно непрерывное и неизменное по величине удовольствие, то сущность его жизни выразилась бы прямой, параллельной оси абсцисс. При неизменном неприятном ощущении кривая жизни находилась бы по другую сторону оси и тем дальше от нее, чем горечь жизни сильнее. Вообще кривая жизни организма тем сложнее, чем сложнее самый организм. Но бывает в жизни человека несколько часов спокойствия, ровного настроения, которое тогда выразится прямой, параллельной оси абсцисс. В этом случае легко измерить количество (Q) ощущения в течение известного времени (t). Очевидно, оно равно силе ощущения (s), умноженной на время. Например, если сила ощущения равна 8, а время этого неизменного ощущения равно 5 часам, то количество ощущений будет 40. Вообще Q = s * t.
   Количество ощущений будет отрицательно, если само ощущение будет отрицательно, то есть неприятно, нежелательно. В очень малый промежуток времени (dt) ощущение можно считать приблизительно постоянным, поэтому за этот промежуток времени мы можем также получить количество ощущения. Сумма произведений разнообразной силы ощущений на соответствующие малые промежутки времени составит полное количество ощущений. Математик выразил бы это количество интегралом так: Q = ∫s * dt, где (Q) есть количество ощущений, (s) – сила его, a (t) – время его; (dt) выражает бесконечно малый промежуток времени, в течение которого силу ощущения можно считать неизменной; знак (∫) означает сумму всех малых произведений.
   Если мы желаем определить количество ощущений существа от такого-то времени (t -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

) до такого-то (t -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

), то для количества ощущений найдем определенный интеграл:

   Он выражает разность между суммою положительных площадей, лежащих в стороне приятных ощущений, и суммою отрицательных площадей, лежащих по другую сторону оси, в области неприятных ощущений. Интересны соображения о количестве ощущений в течение молодости человека и в течение его старости. В особенности интересен вопрос о полном количестве ощущений в течение всей жизни организма – от зачатия до превращения в «землю». Если количество положительных ощущений больше количества отрицательных, то и общее количество ощущений будет положительно. В противном случае оно будет отрицательно. Оптимисты должны утверждать, что эта сумма положительна, а пессимисты – отрицательна.
   Жизнь человека, как, вероятно, и всех других существ, состоит из бесчисленного ряда положительных и отрицательных ощущений. В течение даже одного дня вы испытываете сложную гамму ощущений. Возьмем среднего человека, среднего возраста и проследим его чувства с пробуждения. Пробуждение, вставание, одевание не совсем приятны. Стакан чаю или кофе, завтрак и разговоры успокаивают нервы; пробуждаются силы для работы: приятное чувство бодрости и здоровья побуждают вас к труду, и самый труд приятен, пока вы не устали. Возникает неприятное ощущение усталости; рой неясных желаний, чувство аппетита, голод, влечение к мыслям, удаляющим от определенной работы, дают о себе знать все более и более возрастающим отрицательным ощущением. Обед здорового человека сопровождается гаммой приятных ощущений.
   После тяжелого труда приятен послеобеденный отдых. К вечеру удовлетворяются другие потребности человека, но самочувствие непрерывно падает. Тяжесть жизни к ночи все ощутительнее. Сон сопровождается тоже рядом ощущений, в зависимости от возраста и ощущений предыдущих дней.
   Почти каждому приятному ощущению соответствует неприятное отрицательное. Жизнь как будто не может состоять из одних ощущений положительных: нельзя сделать жизнь ни исключительно страдальческой, ни исключительно блаженной. Приятному аппетиту соответствует голод. Недаром говорится, что лучшая приправа к кушаньям есть голод.
   Эти противоположные величины до известного предела прямо пропорциональны, то есть чем больше голод, тем приятнее чувство насыщения. Исполнение желания тем приятнее, чем сильнее было это желание, то есть чем больше мучений оно доставляло. Поэтическое чувство детства и молодости сопровождается тяжелым чувством старости. Приятность молодых впечатлений с возрастом делается безразличной, ослабляется и переходит даже в отрицательное ощущение тоски и ужаса.
   Вы скажете: сколько в молодости радостей, и только радостей; но не забывайте, что вы еще не состарились, не заболели и не померли и потому судить об итоге жизни еще не можете.
   Приходит в голову: а не обусловливается ли радость исключительно страданием и не равно ли поэтому количество радостей количеству страданий, то есть не равны ли количества положительных и отрицательных ощущений? Если так, то алгебраическая сумма количеств всех ощущений жизни, от зачатия до смерти, равна нулю. Не есть ли жизнь только взбаламученный нуль?
   В таком случае, в некотором отношении судьба всех людей и других живых существ одинакова: они получают такое же количество приятных ощущений, как и неприятных. В результате все получают нуль. Наиболее солидное возражение против этого заключается в следующем. Ваша жизнь счастлива, вы молоды; несомненно, что вы получили более положительных, чем отрицательных ощущений. Определенный интеграл, или алгебраическая сумма количеств испытанных вами ощущений, более нуля. Если прекратить эту молодую жизнь каким-нибудь безболезненным способом, то моя гипотеза теряет под собою всякую почву. Но возможно ли это? Вы скажете: грозовой удар, сильный электрический разряд, морфий, опиум, гильотина и т. д. могут моментально или безболезненно покончить счеты с жизнью. Но знаем ли мы, что испытывает человек, умирая?! Бывает перед концом полоса, когда человек теряет сознание, то есть, вернее, лишается способности давать отчет о своих ощущениях. Агония иногда продолжается несколько дней. Почти бессознательно, но мы не можем без ужаса говорить об агонии. Не скрывается ли тут истина в неясной форме?
   Отчего большинство предпочитает естественную смерть, с продолжительной агонией – искусственной, хотя и краткой. Может быть, продолжительное угасание сопровождается менее сильным страданием, чем быстрое. Только (к сожалению) с животными и преступниками не церемонятся, якобы заботясь о минимальном мучении.
   Положим, мы укоротим агонию вдвое; но кто нам докажет, что сила неприятного ощущения не увеличилась так же вдвое. Тогда количество ощущений не изменится. Если время страданий мы уменьшаем в тысячу раз, то во столько же раз, может быть, увеличивается мука, или отрицательная сила ощущения.
   Как бы ни была тяжела истина, но лучше истина, чем ложь. Лучше знать, чем не знать. Кроме того, гипотеза эта нам поможет сделать полезные для человека и животных выводы. Выходит, что, «сокращая» страдания животных быстрым прекращением их жизни, мы только сокращаем свою собственную горечь сострадания, свойственного человеку. Мы обманываем самих себя, так же как и тогда, когда решаемся на самоубийство «наилучшим безболезненным способом».
   Гипотезу сейчас опровергнуть нельзя, но множество возражений можно сделать.
   Стало быть, все живые существа в конце концов получают одно и то же, то есть ничего (нуль), как камень, железо и т. д. Какой же смысл жизни?! Значит, нет ни счастливой, ни несчастливой жизни, а есть только волнующееся ничто.
   Нет! Есть счастливая и несчастливая жизнь. А если это так, то и жизнь имеет значение. Значение ее состоит в том, чтобы управлять жизнью и природой и делать жизнь счастливой для всего чувствующего.
   Счастливая жизнь состоит в постепенном развитии организма без резких колебаний в отрицательную и положительную сторону, ибо эти колебания преждевременно подрывают нравственные и физические силы.
   Например: голодание, чрезмерный труд, унижение, болезни, холод, лишения разного рода, созерцание чужих несчастий и мук, муки за родных, детей и т. д. Но не забудем, что эти страдания сопровождаются и резкими ощущениями радости. В самом деле, кто чувствует себя лучше выздоравливающего, кто больше несчастных мечтает и надеется, кто больше униженных возвышается и торжествует – даже от малейшего призрака успеха и почета?!
   Кому слаще отдых, сон, пища, малейший намек на удобства, на теплоту, как не нуждающимся!
   Колебания эти все-таки разрушают жизнь, и мы справедливо такую жизнь считаем несчастной и нежелательной. Она же приводит иногда и к преждевременному резкому концу, то есть агонии – не продолжительной, но мучительной. Такой человек не может быть и победителем природы. Вот почему такая жизнь недопустима. Она должна возмущать нас, пока мы не упорядочим ее для себя и для других.
   Счастливая жизнь, конечно, прямо противоположна. Это тихое, постепенное, гармоническое развитие всех человеческих сил, без напряженного, мучительного труда, на пользу всего живого; это победа человека над природой; избавление всего страдающего от мук. До известного возраста такая жизнь должна сопровождаться тихим счастьем и полным удовлетворением. За пределом этого возраста начинается такое же медленное угасание, ряд отрицательных ощущений, но настолько слабых, что они не мешают даже более плодотворной деятельности, сопровождаемой лишь слабой грустью и пресыщением жизнью.
   Тихое, продолжительное умирание требует некоторого терпения, но не ужасает, не мучит, не страшит заранее.
   Естественный и искусственный подбор, стремясь к этому условному счастью, делая жизнь все более и более сложной, в течение тысячелетий может выработать очень совершенные организмы, малочувствительные к радостям и страданиям. Молодость их не очень восторгает, и старость их не очень мучает. Получается философское равнодушие, равнодушие Будды, величие нирваны. Не смертный покой, но жизнь, богатая делами, великими поступками, только философски спокойная. Она стоит на страже нашей планеты и распоряжается мудро жизнью и природой. Не позволяет она возникновения несчастий, горя, болезней, смертных агоний, грубых резких радостей, наслаждений и неизбежно сопутствующих им мучений. Не человек один будет застрахован от этих низких животных чувств, но и все живое. Итак, да здравствует деятельная нирвана, нирвана бесполезных чувств, но не поступков!
   С точки зрения нашей гипотезы сделаем ряд практических выводов о жизни людей и животных.
   Но прежде попытаемся объяснить причину положительных и отрицательных ощущений живых существ.
   Деятельность мозга – вот причина тех живых ощущений, о которых разумное существо более или менее дает себе отчет. Химические реакции происходят в каждой точке существа, но с особенной силой они проявляются в нервной ткани [9 - Известно, что мысли, внимание, вообще всякая психическая работа сопровождается повышением температуры мозга, что указывает на усиленную химическую его деятельность. (Прим. авт.)]. Деятельность эта бывает двух родов: сознательная, во время бодрствования, и бессознательная – во время сна и в обмороке. Поэтому, конечно, все части тела, даже любая клеточка, живут своей жизнью и не лишены чувствительности, но мы имеем в виду центральный орган, или «я», деятельность и чувствительность которого в конце концов обусловливается состоянием головного мозга.
   Малые «я» мы не разбираем, да мы ничего о них практически и не знаем. Далеко не точный отчет о своей деятельности и состоянии может дать только центральный нервный орган человека.
   Самочувствие, то есть приятное, равнодушное или печальное настроение, зависит от силы деятельности центрального нервного органа.
   Если эта деятельность повышается, то самочувствие положительно, то есть оно, смотря по «ускорению» этой деятельности, может быть приятно-спокойным, радостным, сладостным, блаженным и т. д.
   Если эта деятельность не возрастает и не убывает, то есть «ускорение» равно нулю, то мы равнодушно покойны; несмотря на сложные мысли и деятельность органов, мы погружены в нирвану, но нирвану живую, деятельную, желательную. Наконец, если ускорение деятельности центрального органа отрицательно, то есть нервная деятельность мозга ослабляется, угасает, то существо чувствует себя нехорошо: самочувствие плохое. Судя по величине отрицательного ускорения, мы можем себя чувствовать не совсем хорошо, плохо, дурно, гадко, отвратительно, ужасно, мучительно и т. д.
   В детстве и юности деятельность мозга, очевидно, усиливается до известных лет. В самом деле, количество идей, способностей, знаний и т. д. понемногу возрастает. И вот почему детство и молодость прекрасны. Этот период сменяется безразличием и равнодушием, потому что в общем деятельность мозга перестает возрастать: организм становится менее восприимчивым, все впечатления уже знакомы, все старо, надоело. Центральный нервный орган получает столько же, сколько и теряет. На старости лет изменяет память, восприимчивость к внешним впечатлениям очень ослабляется, мозг теряет из запаса идей гораздо больше, чем приобретает. Жизнь умственная, или деятельность мозга, угасает. Происходит кое-где разрушение, потери все более и более, пока существо в глубокой старости не перейдет к младенческому состоянию и даже к идиотизму.
   Это угасание химической энергии сопровождается тяжестью жизни, тоскою, стремлением к самоубийству и другими страданиями. Все животные, даже самые низшие, в качественном отношении испытывают тот же порядок явлений в течение своей жизни. То есть имеют радостную молодость, спокойный зрелый возраст и мучительное угасание жизни – старость и смерть.
   Но максимум жизненной деятельности различных существ зависит от сложности мозга, или от количества нервных клеток этого органа. Чем их больше, тем жизнь сложнее и богаче ощущениями. Величина одной клетки у разных существ не пропорциональна их величине, а почти одинакова. Поэтому число нервных клеток существ приблизительно пропорционально объему мозга.
   Понятно после этого, что не может быть количественного сходства в умственной и чувственной жизни разных организмов: у маленьких организмов и ощущения маленькие и, в общем, тем меньше, чем сами они меньше.
   Мы даже не можем себе представить простоту душевной жизни и слабость соответствующих ощущений существ, стоящих на самой низкой ступени чувствующего, живого мира. Некоторую аналогию еще можно видеть между позвоночными и человеком.
   Итак, жизнь иных существ не только не сознательна, но и не богата ощущениями. Максимум и минимум лежат весьма низко. Недаром Декарт считал животных нечувствующими механизмами; для самых низших существ это почти верно, но, конечно, это далеко от истины для собак, лошадей, овец, мышей и т. д.
   Мы истребляем насекомых, не чувствуя угрызения совести. И инстинкт нас, вероятно, не обманывает. Смешно было бы плакать и мучиться при виде издыхающей мухи или раздавленного клопа. Их слабые ощущения не стоят слез; но нельзя того же сказать о жестоком истреблении крыс, мышей и других высших паразитов. Оно неизбежно, но мыслящего оно не может не огорчать.
   Со временем жилища будут так устраиваться, что паразитам не будет места, не будет возможно проникнуть в жилище и размножаться. Тогда человеку нечего будет и истреблять. Гуманнейший способ уничтожения – лишение животного способности производить потомство, не мучительное воздержание, не грубое оскопление, а что-то более тонкое, не совсем еще сейчас достигнутое ни в отношении человека, ни в отношении животных.
   День несколько подобен целой жизни. Утренняя бодрость, сила, восприимчивость, радость – соответствуют молодости жизни; вечерняя усталость, упадок сил, стремление к ночному отдыху – соответствуют старости. Дети плачут перед сном; взрослый возмущается, если что-нибудь мешает сну. В молодом возрасте, при силах, в течение обычного дневного бодрствования самочувствие только понижается, не переходя в отрицательную величину. Поэтому-то детей трудно укладывать спать, пока они сами не засыпают: день для них радость, пока не сомкнутся глаза. У глубоких стариков, напротив, даже утро не дает положительного ощущения.
   Перейдем к объяснению чувства боли. Вы мне режете или колете руку. Откуда рождается боль? При этом действии все мои мысли сосредоточиваются на руке. Я думаю о том, как устранить эту боль, делаю соответствующие движения; я ни о чем не могу думать, кроме как о моей страдающей руке; не могу ничем заниматься, ничем отвлечься. Ясно, что общая деятельность мозга падает, и это падение-то и служит причиною страдания.
   Не боль вызывает целесообразные движения, необходимые для устранения боли, – они сложно-механичны, рефлексивны, – а, напротив, механическое, невольное сосредоточение мысли, вызванное раздражением чувствительных нервов, невольная узость мысли вызывает страдание. Ни страдания, ни радости не могут быть двигателями: они составляют побочный продукт, хотя и сложной, но чисто механической деятельности. Разрушение передаточного нерва или наркотик (например кокаин, хлороформ и прочие), прекращающий на время эту передаточную способность, оставляют деятельность мозга неизменной, а потому тогда мы страданий и не испытываем.
   Также легко объяснить и причину душевных мук. Возьмем очень грубый пример. Я потерял состояние. В моем уме сейчас начинают ослаблять свою деятельность многие нервные узлы, соответствующие идеям моего благосостояния, которое теперь невозможно. Не одна счастливая жизнь только хороша, но и самые мысли о счастье.
   Но как раз эти мысли о собственном счастье и счастье близких начинают меркнуть. И вот причина отрицательного ощущения. Умирает ваш сын, брат, отец; от этого ряд мыслей, касающихся этих лиц, начинает стушевываться, что и причиняет, как отрицательное ускорение нервной деятельности, муку и ужас.
   Чем ближе нам эти лица, тем больше в нашем уме идей, связанных с существованием этих лиц, и тем выше от ослабления этих мыслей причиняемое нам страдание.
   Цель ослабления известного круга идей при физическом страдании очевидна. Природа заставляет нервный механизм заняться исключительно причиняемой раной или болезнью органа: конечно, чтобы спасти или защитить этот орган. Но какая цель того же ограничения при душевном страдании? Может быть, затем, чтобы очистить место для живых, так как мертвые не нуждаются в наших мыслях о них и заботах [10 - Конечно, в земных заботах.].
   Артерии малого и среднего калибра снабжены особыми мускулами. Они кольцом окружают в некоторых местах кровеносные сосуды. Мускулы эти под влиянием раздраженных вазомоторных (сосудодвигательных) нервов сжимаются и ослабляют или прекращают приток крови к органу. Может быть, эти мускулы и служат причиною ослабления идей и даже полного их атрофирования. Действительно, тогда приток крови, а следовательно, кислорода и питательных материалов к определенной группе нервных клеток уменьшается. Результат – ослабление или даже прекращение жизни соответствующих идей. Это сложный и малоизученный механизм, выработанный естественным подбором ради сохранения вида.
   Мучения голода есть результат закрытия множества идей, кроме идеи о пище и способе ее добывания.
   Конечно, есть и другие причины этого мучения и множества других страданий, то есть я хочу сказать о причинах, совсем нецелесообразных. Например, при дурном питании, дыхании, расстройстве органов происходит ослабление умственной деятельности вследствие плохого и недостаточного «подвоза» материалов, необходимых для питания мозга. Смертное страдание происходит от неизбежного разрушения всего организма, а следовательно, и целого мира идей.
   Высочайшая радость жизни есть радость любви; но, Боже мой, как страшна, как опасна для психолога эта радость!
   Вы увидели человека другого пола, довольно сходного с вами, способного произвести здоровое потомство и, главное, бороться за существование рода: долголетием, красотою, силою, умом, здоровьем, трудолюбием, богатством, непонятною привлекательностью и т. д.
   Природа сейчас же старается связать вас с этим субъектом противоположного пола.
   Пока вы видите и слышите его, деятельность всего вашего физического и нравственного мира усиленно подымается, вы радуетесь, вы блаженствуете. Даже наедине некоторое время вы продолжаете чувствовать то же очарование. Откуда только взялись силы умственные и физические! Вы как бы опьянены тончайшим напитком. Но этот подъем понемногу ослабевает, причиняя вам все бóльшие и бóльшие муки. Хорошо, если вы имеете возможность опять видеть и слышать ваш «предмет». Причина мучений понятна: ваши мысли сосредоточиваются на ней или на нем. Все в вашей душе гаснет, кроме идей, влекущих вас к «ней»; и цель природы, и причина страданий очевидны.
   Так природа при каждом свидании все более и более связывает два сходных организма противоположного пола. Буквально они уже не могут друг без друга жить.
   Причина радости при свидании – прилив крови к центральному органу вследствие действия сердца и вазомоторных нервов с соответствующими мускулами, пробужденными, в свою очередь, зрительными и слуховыми впечатлениями, исходящими из «предмета».
   При отсутствии взаимности или при каких-либо препятствиях к браку одно лицо или оба близки к гибели. Ослабляется кровообращение, дыхание, пищеварение, погасают все мысли, кроме одной: друг о друге и о средствах соединения. В «чистом» случае – результат: смертная тоска и гибель. Это оправдывается иногда и на высших животных.
   Чем более организмы подходят друг к другу по физической и нравственной природе, чем более также они дополняют друг друга, чем выше их порода и способность произвести сильное во всех отношениях потомство, тем страдания и радости любви могущественнее…
   Есть опасные и не совсем понятные источники радостей и страданий. Это разврат, наркотики и неестественно сильное возбуждение.
   Разберем действие хоть винного спирта. Вслед за принятием водки следует возбуждение мозга, чрезвычайно приятное, если организм еще не израсходован. Все кажется ярким, природа – прекрасной, мысли – живыми и красивыми, собственный ум – могущественным, сил физических хоть отбавляй, ничего не страшно, все возможно, для старости возвращаются дни юности.
   Но этот непроизводительный расход запаса радостей через некоторое время сопровождается обратными явлениями: доброе чувство заменяется злобой, веселость – скукой, смех – слезами, бодрость – унынием, яркость мыслей – темнотою, храбрость – трусостью. Человек так же бесплодно страдает, как бесплодно наслаждался, кроме того, он с избытком расплачивается за израсходованные силы – с избытком, потому что организм разрушается с каждым приемом алкоголя все более и более и приближается к смерти преждевременно. Расплата за общий долг (то есть за жизнь) организма ускоряется.
   Другие наркотики действуют еще сильнее, доставляют еще большее блаженство, с обязательной тяжкою расплатою и более быстрым приближением к концу. Сильный прием наркотика так может израсходовать организм, что нервные клеточки отказываются после отрезвления субъекта служить: человек погибает или сходит с ума, в лучшем случае – нервная система его расшатана, он психически больной.
   Заболело близкое мне лицо. Я страдаю, потому что нервная деятельность суживается, потому что она сосредоточивается на больном. Тут целесообразность понятна: заботы близких больному лиц спасают его и способствуют сохранению рода. Так объясняется чувство сострадания, которое тем сильнее, чем предмет сострадания ближе нам по роду или свойству. Страдание при смерти близкого хотя как будто и нецелесообразно, но неизбежно как побочный продукт страданий целесообразных. В самом деле, при болезни близкого нам лица или опасности для него мы должны страдать для сохранения рода; тут страдание зависит от угасания общих идей, ради усиления немногих специальных, на пользу находящегося в опасности. Но финалом всяких опасностей и болезней иногда бывает смерть, которая и причиняет нам наибольшее сокрушение по инерции. Самая мысль о смерти близких мучительна, но целесообразна, так как предупреждает, по возможности, это печальное явление и, следовательно, способствует сохранению рода.
   Сострадание к мукам животных есть также побочный продукт. Смерть животного аналогична смерти человека, и чем ближе поэтому существо к человеку по своей организации, тем, в общем, сильнее чувство сострадания. Смерть всякого существа напоминает нам неизбежность и нашего конца, а потому сосредоточивает идеи о смерти: такое же сужение идей вызывает страдание. Говорят еще про «муки творчества». Что же это за муки и каково их происхождение? Творчество требует сосредоточения на определенной группе идей. Остальные должны быть забыты. Поэтому, чем уже пределы нашего творчества, чем они отвлеченнее, чем дальше от обыденной жизни, тем сильнее муки этого процесса; хотя, с другой стороны, они вознаграждаются отчасти усиленной деятельностью частной группы мыслей. Наоборот, чем ближе к окружающей нас жизни наша работа, чем она ближе к земле, чем бóльшую сумму обыденных мыслей захватывает, тем «муки» слабее и даже во многих случаях превращаются в радостное чувство.
   Творчество вообще свойственно человеку, и если оно совершается в обычной форме и в определенной количественной пропорции, то оно – радость. Уклонение – рождает большею частью отрицательное чувство. Высшее творчество почти всегда изнурительно, если не сопровождается достаточным отдыхом. Сколько людей погибло благодаря чрезмерному творчеству!
   Мы видели, что всякое положительное ощущение рано или поздно сопровождается равным количеством отрицательного ощущения. Поэтому богатая радостями молодая часть жизни должна сопровождаться мучительной старостью и смертью. Вы радовались своим богатству, силе, красоте, потомству; вы радовались и радостью близких. Но вот проходят годы, благо уходит, дети болеют, умирают, ум угасает. Если и богатство, и дети, и силы, и здоровье сохраняются, то ведь они все равно уходят при последнем расчете. Вывод: не сокрушайтесь о том, что не досталось вам в удел счастье, ибо, умирая, легче расквитаетесь с жизнью. Не гоняйтесь за наслаждениями и не горюйте о том, что они прошли мимо вас или недоступны вам, так как вам пришлось бы за них расплачиваться. Могущие удовлетворить все свои желания и с избытком удовлетворяющие их не знают, в конце концов, куда деваться от скуки и ужаса; жизнь для них теряет всякий интерес, они кандидаты на самоубийство и преждевременную смерть. Бегите от искусственных наслаждений; тогда тихие радости вас не оставят и жизнь не потеряет интерес; вы проживете до глубокой старости, и жизнь погаснет не очень мучительно.
   Запас радостей следует расходовать при полезной деятельности как награду за труд и как поддержку труда. Что толку, если, слушая музыку, я испытываю желание подвига, благие порывы, жажду правды и всего высокого! Эти чувства радости истекают в короткое время, испаряются бесплодно в воздухе и лишают меня сил в последующее время, когда надо действительно кое-что сделать.
   После этого высокого подъема чувств откуда-то приходит тоска, мешающая работать, делающая меня бессильным. Надо несколько дней, чтобы оправиться от похмелья наслаждений и приняться за дело.
   Музыка, как и другие искусства, – потребность человека. Потребности эти должны быть удовлетворены, но в определенной степени неизвестным, мало исследованным способом. Если человек не слышит прекрасных голосов, гармонического пения, обворожительных, но естественных звуков, если он не видит чудных форм и движений, то потребности в этом должны быть удовлетворены чем-нибудь, хотя бы суррогатом. Не злоупотребляем ли мы этим суррогатом?!
   Мы знаем, что и естественные формы, звуки и движения бывают обманчивы. А если так, то про суррогаты (то есть подделки) и говорить нечего. Хорошее виноградное вино и для здоровья полезно при употреблении в умеренной степени; но что же сказать про водку, эфир, древесный спирт, опиум, гашиш, морфий и т. д. Между тем действие их только в количественном отношении различно. Наука, строгие беспристрастные исследования мудрецов должны указать нам путь.
   По нашей теории выходит, что в общем жизнь нельзя сделать ни страдальческой, ни счастливой.
   В математическом смысле это верно. Определенный интеграл

   равен нулю, то есть алгебраическая сумма всех ощущений от зачатия до смерти, по всей вероятности, равна нулю, несмотря на род существа и на всевозможные естественные или искусственные воздействия на жизнь этого существа.
   Я уже разъяснял, что в практическом смысле, несмотря на эту теорию, может быть жизнь счастливая и несчастливая. Также она может быть искусственно мучительной и спокойной, как и смерть.
   Пусть каким-нибудь орудием мы причиняем животному муки.
   Если мы повреждаем настолько органы, что происходит смерть, то животное только расплачивается за полученные им радости жизни – расплачивается тем более мучительно, чем скорее эта расплата происходит.
   Но если мы органы не повреждаем или повреждаем незначительно, притом даем время поврежденным органам и нервной системе успокоиться и исцелиться, то животное при этом исцелении, как при выздоровлении, приобретает вновь ту сумму ощущений, которую оно получило при страдании, только с обратным знаком. Проще сказать: животное мучилось минуту; количество неприятных ощущений, положим, равно 100. Животное после этого отдыхает и исцеляется месяц; оно при этом процессе получает едва заметное, но продолжительное приятное ощущение – восстановление сил, количество ощущений приятных выразится тем же числом (100). Мы можем повторять это множество раз. В смысле математическом сумму ощущений мы не изменяем, но жизнь существа делаем адской. Да спасет нас Господь и от такой жизни, и от таких опытов.
   Так жизнь, несмотря на предполагаемый закон жизни, может быть невыносимо мучительной, приближающей конец. Также она может быть и сладостной. Сладостная жизнь состоит в ряде удовлетворений естественных и неестественных, которые дают блаженные минуты, за которые человек платит здоровьем и долгими днями страдания, ужаса, бессилия и тоски. Да избавит нас Бог и от такого «блаженства».
   Пусть же хоть через тысячелетия придет нирвана, но нирвана могучая, царственная, богатая добрыми плодами; и да стоит она на страже нашей планеты, не давая возродиться мукам ни на поверхности земли, ни в глубине морской, ни в воздухе.

Ум и страсти

   Под словом «ощущение» я буду тут подразумевать степень приятности или неприятности какого-либо впечатления, независимо от его формы. Ощущения, в этом смысле, можно разделить на приятные, неприятные и безразличные. Иных нет. Их можно назвать также положительными, отрицательными и нулевыми.
   Примеры положительных ощущений: хорошее самочувствие, радость от какой-нибудь причины, удовлетворение жажды, голода или какого-либо другого желания или страсти. Примеры неприятных ощущений: дурное самочувствие, тоска, горе, боль и т. п. Когда мы не можем назвать ощущение ни приятным, ни неприятным, то оно относится к безразличным, как бы сложно ни было. Значительная часть нашей жизни проходит в ощущениях безразличных, близких к нулю.
   Вставая утром, не в старые годы, мы испытываем бодрость, желание жить, которое можно отнести к положительным ощущениям. С течением дня мы утомляемся и приятное ощущение (к вечеру или ранее) постепенно переходит в неприятное, хотя и в слабой степени. Очевидно, есть промежуток между тем и другим, который сопровождается безразличным, или нулевым, ощущением (когда мы не знаем, хорошо нам или дурно).
   Ощущение можно отнести к величинам. Действительно, как все величины, оно может быть положительным, отрицательным и нулевым. Оно имеет разную силу, от очень малой величины до очень большой, теоретически, бесконечной, хотя в жизни мы таких не знаем (ибо всякая радость и страдания ограниченны). Но силу ощущения пока мы измерять не умеем. Со временем научимся. Прежде не умели измерять площади, объемы, работу, время, силу света, количество тепла, электричества и т. д. Однако научились. И теперь еще большинство людей не умеет измерять величины.
   Высшая степень положительного ощущения носит название блаженства, высшая степень отрицательного чувства – муки, агонии. Чем сложнее существо, тем размах (амплитуда) колебания чувств сильнее: как приятные, так и неприятные ощущения могут достигать высшей силы. Воображаемые высшие существа иных миров имеют, может быть, больший размах чувств, чем человек. Напротив, низшие животные земли имеют меньшую силу как положительных, так и отрицательных ощущений. На границе органического мира амплитуда близка к нулю.
   Ощущения могут быть различны по форме, но одинаковы по величине. Например, приятность от созерцания хорошей картины или ландшафта может равняться по приятности какому-либо звуковому ощущению (музыке, пению и т. п.). В другом отношении эти ощущения несравнимы, в отношении же приятности могут быть равны и выражаться одним и тем же числом. Так, в геометрии равные площади или равные объемы при совершенно различной фигуре называются равновеликими. Квадрат и круг не похожи, но площади их могут быть одинаковы. Фигуры волка и обезьяны несходны, а объемы могут быть равны. Также и отрицательные непохожие ощущения могут по силе быть сходны. Например, боль от ожога может сравняться с болью от пореза. Сила душевного страдания может не уступать по степени силе физической муки. Как два равных числа с разными знаками дают при соединении нуль, так шаг вперед и шаг назад не делают перемещения, так положительное ощущение, соединенное с такой же силой отрицательного, дает в результате нуль, то есть ощущение безразличное. Положим, у меня небольшое горе. Во время удовлетворения какой-нибудь страсти, например голода, ощущение горя ослабляется и даже может перейти в положительное ощущение. Когда же оно переходит в безразличное, то это означает, что оба борющиеся между собой чувства равны по силе. На этом основано действие, называемое утешением.
   Положим, что мы испытываем радостное ощущение постоянной силы. Количество его, очевидно, пропорционально времени и будет величиною положительной. При постоянном болевом или вообще неприятном ощущении также получим отрицательное количество ощущений. На практике сила ощущений непрерывно меняется, делаясь то положительной, то отрицательной. Ход ощущений животного хорошо выражать кривой, у которой абсциссы (горизонтали) выражают время, а ординаты (отвесы) – силу ощущения. Начало координат есть текущий момент, правая сторона кривой от оси ординат – будущее время, левая – прошедшее. Кривая сверху относится к положительному ощущению, снизу – к отрицательному (см. чертеж ниже).
   Сила (Со) ощущения зависит от времени (Вр) или есть функция времени: Со = F(Bp). За очень малый промежуток времени (dBp) можно ощущение считать постоянным и потому малое количество ощущения в течение этого малого времени (dBp) будет F(Bp)dBp. Количество ощущений (Ко) от времени (Вр -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

) до времени (Вр -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

) будет выражаться суммою произведений этих количеств за все время, то есть определенным интегралом. Именно:

Например, от зачатия (В = 0) до смерти (В = Д = = долгота жизни) будет

Ощущение меняется в течение дня, в течение года и в течение жизни. Это общие периодические (то есть повторяющиеся) ощущения. Они различны у детей, взрослых и стариков. Пока исключаю действие страстей, желаний и разных влияний. Утро ребенка вообще самая радостная часть дня.

   Но сила ощущения ослабляется и может перейти в отрицательную, если что-нибудь препятствует ребячьему сну. Сон также счастлив, особенно к утру, и сопровождается приятными снами. Сумма ощущений (интеграл) у ребенка или юноши до известного возраста много больше нуля. С некоторого же возраста у разных людей и различных животных утро остается приятным, но к вечеру чувствуется тягость жизни. Сон сопровождается сначала отрицательным ощущением, потом переходит в положительное. Сумма ощущений за сутки уменьшается, но все же она еще положительна. С прибавкою лет она доходит до нуля. За этим безразличным периодом идет период угасания, когда количество ощущений выражается отрицательным числом. В его конце и утро начинается ощущением отрицательным, которое усиливается к вечеру и продолжается во сне. Сон сопровождается тяжелым чувством или неприятными сновидениями.
   Причина сравнительной утренней бодрости и счастья заключается в усиленной деятельности мозга вследствие ночного отдыха. Если бы у нас не было ночи, то расход сил был бы постоянным, как и деятельность мозга. Человек бы не спал, и не было различия в ощущениях в течение непрерывного светлого дня (искусственное освещение ведет к этому людей). Но ночь, темнота принуждала древнего человека к бездействию, результатом которого был сон и накопление сил. Деятельность поневоле была неравномерна, что и вызвало неравномерность ощущения.
   Годовая периодичность больше относится к умеренным странам. Весна и лето вызывают своим теплом, обилием впечатлений и пищи усиление нервной и всякой деятельности и потому сопровождаются избытком приятных ощущений.
   Периодичности в течение большого времени жизни, по-видимому, нельзя ждать, потому что жизнь не повторяется. Тут как будто имеем одну волну: молодость, старость, а затем вечный покой. Какова же эта единая волна? Детство, юность и возмужалость до некоторого предела, как известно, в общем приятны. Тут сумма ощущений положительна, почему и придает некоторую цену жизни. «Старость – не радость» (как тоже всем известно). Она, в общем, дает отрицательную сумму ощущений. Смерть обыкновенно сопровождается мучительной агонией, что еще больше увеличивает отрицательный интеграл второй половины жизни. Причина этих явлений понятна. Молодость сопровождается непрерывным усилением мозговой деятельности вследствие восприятия новых идей, запас которых накапливается до некоторого среднего возраста. За ним следует ослабление нервной работы по причине ослабления всего организма, уменьшения восприимчивости и неизбежного постепенного угасания мозга (разрушения).
   Все сказанное относится не к одному человеку, но и ко всем смертным существам Земли и Неба. Действительно, кому не известна радость молодых животных, равнодушие зрелых и сумрачность старых.
   Высота жизненной волны, высшая степень радости, страдания, наибольшая сумма положительных ощущений молодости и отрицательных – старости, так сказать, размах (амплитуда) жизни зависит от способности мозга вбирать то или другое количество идей. Чем эта способность больше, тем и жизненный размах существа значительней. Но эта способность, в свою очередь, зависит от устройства мозга и его величины. Устройство мозга мы оставим в стороне как мало известное и обратимся только к величине его. Мы указали на величину, потому что объем обусловливает число нервных узлов, а следовательно, и способность вбирать впечатления, превращающиеся в идеи (память, мысль, представление и т. д.). У самых низших существ органического мира совсем не находим явной нервной системы (растения, бактерии, инфузории и прочие), у других видим два, три и более узлов (черви, насекомые), у третьих уже имеется центральная нервная система с большим количеством узлов. Еще больше их видим у животных с головным мозгом, число узлов которого измеряется тысячами и даже миллионами. Размах жизни, способность к страданию и радости, очевидно, пропорциональны сложности мозга и его величине. На границе бытия, в самом зачатке органической жизни, этот размах близок к небытию, почти как у неорганической природы. Затем он все больше и больше. У человека он достигает высшей степени. Но на этом дело не останавливается. В иных мирах (или даже со временем на Земле) могут быть существа еще сложнее. Там размах жизни еще значительнее, волна еще выше и длиннее.
   У животных с недоразвитой нервной системой малы радости, но зато малы и страдания. На низшей ступени органического мира и то и другое близко к нулю. В мертвой природе получается почти абсолютный нуль.
   Приходит в голову: сумма радостей у всякого существа (за все время его жизни) не равна ли сумме страданий за то же время? Тогда полное количество ощущений, или интеграл всякой жизни, как бы она сложна или проста ни была, всегда равен нулю. Действительно, А – А = 0. Если так, то выходит, что жизнь, то есть ее ощущение, есть только взбаламученный нуль, небытие, приведенное в колебание, спокойствие, выведенное из равновесия. Возможно, что мы ошибаемся. Однако почему же нет веселой старости и приятной смерти? Обратное редко и может быть результатом ошибки. У веселящейся старости скребут на сердце кошки. Человек и то не всегда может сообщить о своих ощущениях и муках, тем более бессловесное животное.
   Едва ли можно верить в возможность немучительной смерти. Недаром все люди с воображением так боятся смертных мук. В общем, никто никого не может уверить в радостной смерти от разных видов казней. Смерть через электричество возбуждает больше ужаса, чем повешение, отрубание головы или отравление морфием и другими ядами (говорю про ощущение смерти, а не про страх небытия).
   Понятие об этих смертях неверно и есть только результат фантазии и нашего неведения. Если возникновение мозга и сопряженных с ним идей радостно и дает столько, то разрушение его (смерть), по-видимому, должно сопровождаться количеством страданий, равным по величине возникших из ничего радостей. Жизнь представляет полный цикл: возникновение из праха и обращение в него же. Что было дано, то и отнимается.
   Пусть эта гипотеза рискованна. Я и сам ей не смею верить, все же мы можем сделать из предыдущего много полезных для разумной жизни выводов.
   В неорганической природе царствует покой, небытие, хотя в математическом (то есть точном) смысле его и там быть не может: атом есть один из этапов простейшей жизни. Растения и низшие существа, как бактерии, инфузории, черви, насекомые, наливочные мягкотелые, также близки к покою, и даже смертные явления они едва чувствуют. Слабы ощущения жизни маленьких позвоночных. Но чем больше размеры их мозга, тем сильнее и их ощущения. Жизнь их не только не сознательна, но и проходит как бы во сне.
   Смертные муки таких существ, как собаки, лошади, коровы, свиньи, и их диких родичей во много раз слабее человеческих, сообразно размерам мозга и скудости идей. Но они уже заслуживают людского сострадания, когда-нибудь, в бесконечной жизни (блуждание атома из мозга в мозг), и человек их неизбежно испытает. Чтобы этого не случилось, не должно быть в мире несознательных существ с таким размером мозга, разрушение которого заставляет их серьезно страдать. Мелкие же существа можно уподобить хорошеньким машинкам-автоматам, ощущения которых не превышают боли от укола или от обреза человеческой кожи.
   Время сделает человека когда-нибудь хозяином Земли. Он будет распоряжаться жизнью растений и животных, даже собственной судьбой. Он будет преобразовывать не только Землю, но и существа, не исключая самого себя.
   Основываясь на сказанном, он может без церемонии относиться к низшим существам, истребляя вредные для себя и размножая полезные. Сердце наше, совесть могут быть покойны. Эти существа почти не страдают.
   Роды существ несознательных, с большим мозгом, должны быть милосердно уничтожены разлучением полов или соответствующей операцией. Их прямое уничтожение было бы жестокостью. Она будет допущена только для хищных, таких как волк, тигр и прочих (если не найдут другой возможности).
   Но как преобразить человека? Каким он должен быть? Сознательность требует не только особого строения мозга, но и значительного его объема. Таковой же неизбежно сопровождается большим размахом чувств, значительными смертными муками, что нежелательно. Малый мозг также невозможен, так как погружает существо в несознательное состояние, потому что дает мало ума и знаний. Тогда оно делается источником страдания для себя и других, как это мы видим в мире животных и, увы, человека, который еще и сейчас не получил нужную дозу сознательности.
   Требуется усовершенствование человеческого мозга без умаления сознательности. При этом может произойти и увеличение объема мозга, и уменьшение.
   Последнее возможно, так как большая часть теперешнего человеческого мозга занята ненужными и даже вредными людям свойствами, например страстями. Оно как будто и выгоднее, так как уменьшает смертные муки и вообще размах жизни.
   Смертные муки можно в желательной степени уменьшить, увеличив период угасания. При постепенном, ровном, очень длинном угасании смертная агония заменяется печальным, но не мучительным периодом.
   Во всяком возрасте, даже в течение дня, мы испытываем то бодрость, то тяжесть жизни, то радость, то печаль. Радость, конечно, желательна, но от чего зависит печаль, уныние, дурное настроение и тяжесть жизни? Нельзя ли их устранить?
   Мы видели, что есть вероятие считать общее количество ощущений всего живого в течение одного жизненного периода равным нулю. Иначе говоря, радостей столько же, сколько и страданий. Отсюда видно, что наши печали и тяжелое чувство жизни имеют источник в наших радостях или происходят от них же. Они – причина нашей печали. Действительно, если мы много радуемся в жизни, то, в общем, должны столько же и страдать. Если радостей мало, то и страданий мало. У мертвого нет радостей, зато нет и печали. Но в частности это не совсем ясно. Действительно, жизнь как будто дает нам много радостей, за которые мы ничего не платим: аппетит, пол и другие. Но в том-то и дело, что всякому удовлетворению страсти предшествуют муки желаний, то есть тяжелое чувство.
   Источники тяжелого чувства бывают двух сортов: естественные, которых избежать пока человек не может, и неестественные, или искусственные, которых человек может избежать силою своей или чужой воли.
   Первые источники страданий – наши страсти. Радостному утолению голода, жажды, полового чувства и множества других желаний предшествует долгое, хотя и мало напряженное тяжелое чувство: томление, тяжесть, скука, недовольство. Организм как бы заряжается незаметно, но долго для получения сильного удовольствия. Без этого заряжания нет радости и в удовлетворении страсти. Нет и самой страсти.
   Все эти не бросающиеся в глаза по своей (вообще) незначительной напряженности отрицательные ощущения носят разные названия и составляют в совокупности тяжесть жизни. Только своевременное удовлетворение страстей не доводит это ощущение до большой величины. В противном случае томление доходит до бешенства, до невыносимых мук или безумных поступков. Впрочем, замечено, что неудовлетворение хотя вызывает муки, но они растут только до известного предела, а затем ослабляются и могут даже исчезнуть.
   Опишем, например, страсть от голода, предполагая отсутствие других страстей. Сытый находится в состоянии равновесия, его ощущение безразлично, оно нулевое (впрочем, у многих начало сытости бывает приятно). Но проходит несколько часов, и в сердце забирается желание. Сначала оно слабо, причиняет едва ощутимое недовольство, затем усиливается и становится все более и более томительным. Если удовлетворение почему-либо задерживается, то возрастающее непрерывно тяжелое ощущение переходит в муки голода.
   Обыкновенно страсть удовлетворяется прежде, чем достигнет заметной силы. Все же человек с хорошим аппетитом неизбежно предварительно страдает. Если томление слабо, то только потому, что оно продолжительно. Человек удовлетворяет аппетит в несколько минут. Ему же предшествуют примерно 8 часов ожидания. Если, например, голод удовлетворяется в полчаса, то ожидание продолжительнее в 16 раз. Во столько же раз и томление слабее удовольствия еды. Собака проглатывает корм иногда в 2 минуты. Как же она наслаждается? Ее томление в сотни раз слабее удовольствия насыщения. Чем дольше мы мучаемся ожиданием, чем больше терпим, тем и сильнее наслаждение от удовлетворения страсти (какова бы она ни была). После насыщения здоровое животное испытывает некоторое удовольствие. Но оно проходит, заменяется нулевым ощущением, переходит в отрицательное той или другой силы, смотря по величине добровольной или невольной задержки.
   Так удовлетворяются и все естественные страсти. Но у многих существ нет задержки или препятствия для их утоления. Поэтому они не достигают большой силы и как их погасание, так и предшествующий период страдания не велики и не замечаются.
   Тут избежать томления жизни можно именно беспрепятственным удовлетворением страстей. Жизнь становится спокойной, довольной и счастливой: нет больших радостей, но нет и тяжелого томления. Такая жизнь желательна для большинства, и она должна быть дана ему. Это право всех трудящихся и не способных к труду, несовершенных или ослабленных существ.
   Но все же тяжести жизни (даже при скором удовлетворении страстей) на практике почти ни один человек не может избежать. Действительно, какое множество страстей надо для этого непрерывно насыщать. Но непрерывность тут невозможна. Человек так устроен и так живет, что погашает свои желания скачками через некоторые промежутки времени. В течение их происходит «заряжение» с последующим приятным и быстрым «разряжением». Одним словом, промежутки между краткими моментами погасания страстей заполнены «тяжестью» жизни (томлением «духа»).
   В детском возрасте эти томления сноснее, в старости или болезненном состоянии – сильнее. У детей томление ослабляется их восприимчивостью к созданию новых идей, у стариков усиливается погасанием идей или медленным умиранием мозга.
   Можно объяснить и механизм этого явления, то есть причину короткой радости и предварительного длинного томления.
   Допустим, что тело животного нуждается в питье. Но мозг содержит обыкновенно, по своей сложности, множество желаний, множество мыслей, то есть стимулов деятельности разных мускулов. Как же заставить человеческий автомат наполнить свой желудок водой? Ведь кто не имел этой способности, тот умирал и не оставлял рода.
   Густота кровяных растворов действует на вазомоторные нервы (сосудосуживающие, при посредстве кольцевых мускулов), которые сужают большинство кровеносных трубок, питающих мозг, и уменьшают тем его питание и деятельность, кроме других трубок, относящихся до идей удовлетворения возникающей страсти. Возможно, что они даже расширяются под влиянием бездеятельности тех же нервов. Оттого эти идеи начинают усиленно работать без препятствия и отвлечения со стороны других, получающих менее крови. Нервные стимулы головного мозга приводят при этом в действие именно только те мускулы и те силы, которые нужны для утоления жажды.
   Когда она удовлетворена и кровь насыщена водой, действие ее на вазомоторные нервы прекращается, и весь мозг получает равномерное питание. Первый акт сопровождается, в общем, ослаблением деятельности мозга, то есть страданием, а второй – восстановлением ее, то есть радостью. Восстановление быстро, и потому ощущение сильно по приятности, а ослабление постепенно и продолжительно и потому не интенсивно. Впрочем, все зависит от условий. Оба ощущения вследствие препятствий могут дойти до такой силы, которая носит название страсти. Тогда за глоток воды человек готов на всякое преступление.
   Кроме того, томление жажды сопровождается невозможностью сосредоточить мысли по желанию, неспособностью работать, беспокойством и отвращением ко всякого рода труду, не ведущему к удовлетворению страсти. Это и понятно, так как хорошее питание получают только части мозга, ведущие к исполнению всевозрастающего желания. Отсюда видно, что спокойная обычная работа невозможна без своевременного удовлетворения страстей. С другой стороны, их беспрепятственное и полное удовлетворение хотя и доставляет равновесие с шаблонной работой, но не способствует особенному гениальному развитию мозга.
   В самом деле, неудовлетворенные желания и разные препятствия заставляют работать усиленно то те, то другие части мозга, отыскивать выходы, которые никто ранее не находил. В общем, развиваются части мозга, ранее атрофированные или неразвитые и зачаточные. Человек получает особенное его строение. Он получает понятие о том, что такое голод, холод и разные другие лишения, он находит их причины и средства устранения. Он становится особенным полезным деятелем, а не заурядным работником. Не всякого лишения приводят к социальным знаниям, а только богатую умственную натуру. Но такие большею частью хорошо устраиваются материально, не нуждаются и остаются с недоразвитыми частями головного мозга. Им надо добровольно устроить эти лишения, чтобы их мозг получил драгоценные для человечества свойства. Бедняки их получают, но помочь человечеству они не в силах по своей слабости и неимению власти. Более всего нужно испытать лишения сильным и обеспеченным. Из этого бы вышел толк. Но всему есть предел. Беспечальная жизнь есть гибель, и чрезмерное терпение и муки ведут к тому же. Дело в том, что при чрезмерном задержании удовлетворения страсти задерживается не только общая суетная деятельность головного мозга, но и работа всех частей и органов тела: кровообращения, дыхания, пищеварения и т. д. Организм явно разрушается и приходит нередко к печальному концу (при чрезмерном задержании страстей). Так умирают девушки и юноши от неудовлетворения половых потребностей, потребностей любви и счастья. Они же гибнут от обильного их удовлетворения. Не все пропадают, но все страдают и ослабляются. На все число и мера! И мало – плохо, и много – плохо. Где-то в середине истина.
   Итак, не ощущение жажды вызывает деятельность, клонящуюся к удовлетворению желания, а нервный механизм животного. Ощущения радости и страдания есть побочный продукт жизни или ее механизма. Не чувство двигает тело, а нервный аппарат.
   Если бы атомы не обладали зачаточной чувствительностью, то жизнь бы шла по-прежнему, но не имела бы смысла, была мертва, как в автомате. Впрочем, разница между автоматом-куклой и животным, в отношении ощущения, только количественная. Но простые автоматы растений, низших существ и изделий мастера так мало чувствуют, что почти сравниваются.
   Механизм страстей заставляет человека и животное делать то, что сохраняет его жизнь и продолжает род. Иного сорта механизмы невозможны, потому что они погибли бы сами (лично) или не оставили потомства. Но при постепенном развитии животного мира в течение миллионов лет механизм становился все сложнее и сложнее, так как к нему присоединился разум и воля, все более и более сильные (головной мозг). Разум настолько вырос, что теперь человек мог бы, по-видимому, существовать без низших средств бытия, то есть и без животных страстей, или инстинктов.
   Вообразим такого человека. Положим, его тело истощено недостатком воды. Он это видит, но страданий не испытывает. Сознание близкой смерти или усталость мозга могут побудить его достать воды и напиться, хотя удовольствия от того он не почувствует.
   У него нет женщины. Он знает, что род его от этого должен угаснуть. Но он не страдает, организм его не ослабляется от аскетизма, а, напротив, работает еще сильнее. Однако мысль о том, что население земли и Вселенной без размножения погибнет, потому что жизнь перейдет к несознательным существам, заставит его подумать о детях. Так же может рассуждать и женщина. Вот и повод продолжить род без участия страстей.
   Огонь разрушает кожу и повреждает тело. Но и разум может предохранить человека от огня и всяких вредителей.
   Понятно, что мог бы существовать человек без страстей, но с высоким разумом. Он мог бы жить, размножаться и быть счастливым без участия страстей. Не было бы тяжести жизни, но зато не было бы и жгучих радостей, коротких моментов насыщения и удовлетворения желаний.
   Низшие животные имеют слабый разум или совсем его не имеют. Им необходимы страсти, хотя они слабы и едва ли заслуживают это название. Скорее, это простота механизма, грубая автоматичность. И сейчас многие люди не могли бы обойтись без страстей, потому что разум и воля их слабы. Но со временем путем искусственного подбора может быть произведено существо без страстей, но с высоким разумом.
   Какие же от того произошли бы выгоды? А вот какие. Ровность настроения, отсутствие тяжести жизни и более производительная работа. Кроме того, страсти несовершенны и часто служат причиною очень дурных поступков. Разум же избежит их, предполагая его выше человеческого.
   Это воображаемое существо в отношении чувств будет иметь только два периода: период молодости и развития, когда число идей и деятельность мозга возрастают, и период старости, когда то и другое постепенно угасает. Первый период будет сопровождаться тихой радостью, которую, скорее, можно назвать бодростью, трудоспособностью. Второй – тихою печалью, но не уничтожающей способности к работе, а только ослабляющей ее. Постепенное и продолжительное угасание мозга избавит существо от смертных мук. Притом жизнь так удлинится, что угасание и соответствующее отрицательное чувство будет почти незаметно. И человека неизбежно ждет эта судьба, это преобразование. Другие миры давно произвели существо с такими свойствами. Вселенная полна ими. Земля исключение, потому что возраст ее младенческий.
   Красота природы, растений, животных, пока мы их видим и слышим, погружает нас в мир впечатлений, служит источником образования новых идей (в молодости) или усиление погасающих (в старости) – и бывает приятна. Если мы эту красоту не видим и не слышим, лишаемся вполне или отчасти (зимой в неволе, от потери зрения и прочее), то испытываем отрицательное ощущение.
   При нормально устроенной жизни эта тягость не опасна, так как человек всегда ее может устранить, особенно живя в теплом климате или распоряжаясь природой по желанию – светом, теплом, воздухом и прочим.
   Возбуждают и очень приятные формы, движения и звуки людей, в особенности некоторых и другого пола. Когда их нет, человек страдает. Вот еще источник мук. Но и их избегают при хорошем устройстве общества.
   Есть комбинация движений и звуков (музыка), способных возбудить необыкновенно сильные ощущения («вынул душу своей игрой»), большею частью радостные и даже жгуче-приятные. Они могут вызвать и печаль, и слезы, но это сладкие слезы и сладкая печаль. После такой игры наступает похмелье, слабость, неспособность к труду и мука. Это уже относится к искусственным причинам жизненной тяжести. Подобная музыка опасна, как вино или наркотик. Она дает без толку блаженство, расходует нравственные силы, а потом надолго расслабляет. Но есть здоровая музыка (такова и обычная), которая только удовлетворяет накопившуюся и неудовлетворенную страсть к звукам. Мы восхищаемся голосами и пением женщин и мужчин. Но все ли могут слышать их! Музыка доступнее, хотя лучше бы было, если бы она заменилась естественными призывными звуками пола, достигающими сближения и размножения полов (как пение птиц). Впрочем, практика требует уступок. Музыка разряжает страсти, не имеющие выхода. А они часто в силу печальных условий не имеют выхода.
   Другие неестественные возбудители нервов и причина их последующего ослабления, сопровождающегося упадком сил и тяжестью жизни, – наркотики. Таковы спирт (этиловый), морфий, кокаин, теин, кофеин, мышьяк и множество других. Это, в сущности, яды-лекарства и исключительные средства возбуждения, которые в малом количестве полезны только в немногих случаях жизни или при некоторых болезнях. Употребляемые без толку, для удовольствия, они не только служат причиною последующих мук, но и причиною разрушения здоровья, преждевременной старости и смерти. Мы пьем чай, кофе, виноградное вино, но и они вредны и составляют причину простуд, нездоровья и горячих неразумных поступков. Какое несчастие – курение, уже своей нечистотой, противным запахом во рту, порчею воздуха квартир (помимо расслабления мозга). Не надо никогда касаться и пробовать этих вещей. Только тогда легко от них воздержаться, несмотря на похвалы им людей ограниченных. Не следует ходить по краю пропасти. Человек, попробовавший вина и испытавший возбуждение от одной рюмки водки, захочет повторить это удовольствие. Но второй раз для того же ощущения требуется уже две рюмки. Человек падает в яму все ниже и ниже, пока не разобьется или не искалечит себя. Положим, я напился вина. Все чувствуют сначала удовольствие, но последствия его проявляются разно как при возбуждении, так и после него (похмелье, страдание). Большинство делается храбрым («пьяному море по колено»), самоуверенным, распутным, дерзким, хвастливым – вообще составляет о себе и своих силах ложное понятие. Сколько зла оно при этом может принести. Затем следуют упадок духа и чувства обратного свойства, которые сопровождаются злобой, руганью, несправедливостью и разными безумными поступками. Сколько страданий и вреда это причиняет окружающим, особенно зависимым от пьяницы людям! И зачем возбуждающее, если после радости приходится расплачиваться совершенно таким же страданием с прибавкою безрассудных поступков, упадка деятельности и потери здоровья.
   Исцелиться от такой привычной страсти можно только путем страдания и не по силам большинству несчастных. Тут может оказать помощь только внушение (против вина) или врачебное насилие (против морфия, кокаина и прочего). Но оно должно быть в высшей степени осторожно, то есть постепенно и продолжительно. Поспешность может погубить больного или побудить его к самоубийству.
   Но есть еще причины страданий, мы их еще не касались. Это болезни, боль, вообще разрушение тела, смерть, потери близких.
   Все знают про них. Вопрос только в том, какова их причина, смысл и возможно ли их устранить.
   Положим, колют, режут, давят или жгут нашу кожу. Мы испытываем страдание, которое (как нам кажется) заставляет нас устранить вредителя. В сущности, действует не страдание, а механизм нервной системы: у низших существ – инстинкт, у высших прибавляется действие головного мозга. Чем ниже существо по строению нервной системы, тем страдание будет меньше, и вот почему. У человека, например, при раздражении кожи замедляется питание мозга (как мы объясняли), от чего деятельность его ослабляется, и это (совершенно побочно) причиняет нам страдания. Но зато усиленно питается небольшая часть мозга, от которой зависит устранение вредителя. Как только он устранен (движение мускулов или иначе), питание и деятельность головного мозга восстановится и мы испытываем оттого приятное успокоение. Если бы общая деятельность мозга не прекращалась, то она бы помешала телу устранить вредителя. Напротив, усиленное питание малейшего кусочка мозга заставило мускулы энергично и немедленно избавиться от вредителя. Это так. И видно из того, что при болезненном раздражении кожи или другой части тела человек не может спокойно работать ни головным мозгом, ни мускулами. Значит, деятельность и питание их приостанавливается. Работает и питается только та часть нервной системы, которая нужна для охранения кожи или другого органа.
   Болезнь тела или его травматическое повреждение (раны, ушибы и прочее) требуют для заживления его полного спокойствия и даже бездеятельности животного. Тогда его силы могут сосредоточиться на одном – на усиленном питании больного или поврежденного органа, то есть на его быстром исцелении. Понятно, что болезнь должна сопровождаться ослаблением всех сил организма, кроме больной части (еще и потому, что движение тела может разорвать заживляющиеся части).
   Пока человек таков, как он есть, устранить причину этих страданий нельзя. Но воображаемое существо, выработанное тысячами лет искусственного подбора (как сахарная свекла), с одним головным мозгом и его проводами, не будет так сильно страдать, как теперешние люди. В самом деле, и один разум говорит нам, чтобы мы берегли тело от повреждений и болезней, и он один нас может сохранить (без низшей самостоятельной деятельности спинного мозга, симпатической нервной системы и прочее). Он тоже заставит нас (без чувства боли) устранить вредителей или лечь в постель и прекратить временно, до выздоровления, расход умственных и мускульных сил и дать покой больному органу. Придется лишь немного поскучать.
   Потери близких или даже их страдания, неудачи также заставляют нас мучиться. Причина в том, что наши мысли сосредоточиваются на страдающем близком («забываем самих себя»). Цель – каким-нибудь способом спасти близкого. Следовательно, мозг, в общем, сокращает свою деятельность. Кроме того, если близкий умер, целый ряд мыслей о нем угасает и мы от того испытываем отрицательные ощущения вследствие ослабленной работы головного мозга. Пока он был жив, мы беспокоились о нем, то есть сосредоточивали мысли на том, как бы ему помочь. Тут была хоть какая-нибудь деятельность. Когда же человек сошел с земной сцены, мы теряем всякие надежды и все-таки не оставляем о нем мысли, которые становятся еще уже: вследствие невозможности помочь заходим в тупик. Это причиняет нам наибольшие страдания. Сила их зависит от степени близости умершего, то есть от количества мыслей (в центре головного мозга), касающихся близкого.
   Есть множество других причин наших радостей и страданий. Но пока довольно и этого. Читатель теперь сам будет додумываться до того, о чем здесь не сказано.

Теоремы жизни

//-- ПРЕДИСЛОВИЕ --//
   Я не перестаю и не перестану делать попытки уяснить самое важное для сознательного существа:
   1) субъективную непрерывность жизни,
   2) ее беспредельность – в ту и другую сторону – и
   3) ее блаженство. Все это как бы опровергается биологическою жизнью Земли. Чтобы не впасть в это заблуждение, надо смотреть на жизнь с высоты космоса. Тут я даю только 16 теорем жизни.
   Первая истина: вся материя в зачатке жива.
   Все животные и растения чувствуют. Могу ли я сомневаться, что чувствует мой брат или товарищ. Высшие животные выражают боль и радость криками и своим языком, непонятным человеку (язык некоторых обезьян разгадан. Куроводы понимают язык этих птиц и т. д.). Низшие – движениями тела. Ввиду того, что это непрерывная лестница, нельзя сомневаться вообще в чувствах животных и растений вплоть до одноклеточных. Обозначим условно ту часть мира или то тело, которое может чувствовать радость и горе, духом. Тогда мы можем сказать: где животное или человек, там находится и дух. Выходит, что духов очень много и может быть еще больше, потому что число существ на Земле может неопределенно возрастать. Мало того, так как материя с помощью зародыша (яйцеклетки) обращается в животное, то вся материя в зачатке жива – лишь было бы достаточно оживляющей ее энергии (например, солнечных лучей или химической энергии пищи). Но нам могут возразить, что в состав земных животных входит только 20–30 веществ, а не все. Значит, не все части материи могут ожить. На это можем мы ответить, что при других условиях температуры, лучистой энергии, состава среды и проч. остальные элементы также успешно пойдут на стройку организмов, как и те 20–30. Притом известно, что во Вселенной элементы переходят один в другой, и потому из атомов золота, иридия и проч. могут получиться атомы азота, углерода и пр.
   Вторая истина: ни один атом Вселенной не может избегнуть сложной жизни.
   Планеты и солнца разрушаются, перемешиваются, возникают вновь, материя, т. е. элементы, преобразуется. И потому не может быть ни одной частицы материи, которая бы бесчисленное число раз не вошла в состав животного и не приняла бы участия в жизни. Уже теперь за начало или источник всех элементов принимают электроны или протоны, а с развитием науки найдут, наверно, одно начало для всех видов материи. Отсюда также видно, что вся материя в зачатке жива, потому что едина или имеет один источник (хотя наука допускает пока два источника: протоны и электроны, т. е. электричество положительное и отрицательное. Но вывод от этого не изменяется).
   Третья истина: масса всякой величины может дать духа.
   Природа создает и огромных животных, каковы слон и кит, и малых, как инфузории, насекомые и проч. Все они ощущают радость и горе, и потому все они духи. Из этого следует, что существование духа не ограничивается определенной минимальной массой вещества. Как большая, так и малая масса может дать духа. Из этого следует четвертая истина: простейший минимальный дух есть отдельный элемент материи: атом, электрон, эфир или другая неизвестная и единая сущность материи. Тут делают часто ложный вывод: атому приписывают свойства того или другого мозга, т. е. наделяют его очень сложными свойствами животного: памятью, соображением, сознанием, физическими силами и т. д. Это глубокое заблуждение.
   Атом, только атом со всеми его известными и неизвестными науке чисто механическими свойствами. Его можно уподобить солнечной системе. Тождества и подобия тут нет, но я хочу указать на его механичность. Атом вполне пассивен и отражает только влияние окружающей его среды. Когда он в среде неорганической, то его можно еще уподобить спокойной пластинке. Когда же он в среде органической, то – колеблющейся, т. е. звучащей. Таков он в головном мозгу. Пластинка так же пассивна, как атом. Когда пластинка колеблется под влиянием каких-либо сил, например, воздушных вибраций, то она говорит, смеется, поет, лает, заменяет оркестр и т. д. Также и атом в мозгу животного испытывает воздействие окружающих его в мозгу эфирных колебаний (под влиянием деятельности мозга), которое проявляется в пассивном чувстве жизни. Но и в мозгу атом не есть дух-распорядитель: он остается пассивным. Он кирпич здания или частица стали в работающей машине. Распоряжается телом и мыслит механизм существа – сложная машина его тела.
   Пятая истина: вся Вселенная состоит из элементарных и сложных духов.
   Например, любое солнце, туманность состоит из одних элементарных духов. Планеты же на своих поверхностях образовали растения и животных, т. е. сложных духов.
   Шестая истина: живой организм составлен из группы определенным образом комбинированных духов.
   Из этого следует седьмая истина: каждое животное или сложный дух состоит из множества разной сложности духов (атом, молекула, клеточка, их совокупность и все животное), чувствующих своеобразно отдельно.
   Восьмая истина: смерть животного или растения есть распадение сложного духа на более простые или элементарные.
   После остановки общей жизни тела живут еще немного его клеточки и даже размножаются. После же разрушения клеток остается только молекулярная и атомная жизнь.
   Девятая истина: рождение есть сочетание разных духов в одно целое.
   Это союз или ассоциация элементарных и сложных духов в более или менее сложное объединение. Рождение начинается тотчас после смерти в виде размножения бактерий и других более сложных организмов, в которые переходит вещество тела, т. е. атомы или примитивные духи. В некоторых случаях они скоро разрушаются, оставляя одну атомную жизнь. Эти примитивные духи – молекулы и атомы – выходят на поверхность земли и в атмосферу или еще ранее входят в состав клеточек растений и начинают клеточную жизнь, затем из травы и других растений переходят в тела более сложных существ и живут уже жизнью объединенных клеток, т. е. переходят в состав млекопитающих и человека.
   Десятая истина: сила духа, или богатство духа, зависит от массы его и устройства.
   Например, в нисходящем порядке, по сложности, духи будут: высший потомок человека, человек, обезьяна, собака, насекомое, инфузория, бактерия.
   Одиннадцатая истина: чем больше масса животного, тем (в общем, в среднем) сложнее дух.
   Чем сложнее машина, тем больше и требуется на нее вещества, хотя бывает обратное: так, часы сложнее многих массивных машин. Но если мы добиваемся высшей сложности, то, в общем, она получится тем выше, чем нам дано больше на машину материала. Природа также добивается высшего совершенства, которое возможно только при высшей сложности организма для данной его массы. Сложность машин очень ограничивается массой благодаря громадным рукам человека и его большим орудиям. Но творчество природы идет гораздо дальше в отношении малости. Оно вообще микроскопично мало. Однако и оно имеет пределы вследствие определенных размеров атома и в особенности сложных молекул. Поэтому самая ничтожная живая клетка имеет вещество более сложное, чем все, производимое человеком, поэтому же любой комарик сложнее наших самых хитрых машин.
   Понятно поэтому, что чем масса животного больше, тем оно имеет возможность быть сложнее и совершеннее. Конечно, есть исключения, как и для человеческих изделий: например, слон и кит устроены проще человека и потому глупее его. Множество массивных животных (например рыб) – также. Но ум имеет органом не все тело, а головной мозг. Величина его более соответствует совершенству мысли, хотя и тут множество исключений. Так, гениальные люди часто имеют среднюю величину мозга. Здесь причина заключается в форме, в строении органа мысли, так сказать, в качестве мозга. Но уклонений в мире животных от приводимого закона все же меньше, чем в области человеческих изделий. Так, слон – одно из умнейших животных. Если же он глупее человека, то только потому, что мозг его проще.
   Величина животных, конечно, кидается в глаза как причина сложности тела и развития мозга. Но, чтобы не ошибиться, надо, главным образом, обращать внимание на число нервных узлов (ганглий) в мозгу, заведующих памятью и соображением; мозг слона по его величине, может быть, и больше человеческого, но устройство его все же проще (человеческого). Обширное тело, его центральное управление, конечно, тоже увеличивает объем головного мозга. Но главная часть его идет, по-видимому, на разум и его элементы: память, соображение, творчество и проч.
   Размах ощущений животного, т. е. способность страдать и радоваться, также находится в зависимости от числа нервных узлов. Мы это много раз выясняли. Одноклеточные представляют почти один химический завод с полным душевным покоем (сравнительно с человеком). У них нервной системы совсем нет. Насекомые уже чувствуют легкие уколы жизни. Рыбы способны еще более страдать и радоваться. Вообще, чем более мозг животного, тем амплитуда жизненных колебаний больше. Человек в этом отношении, как и во многом другом, представляет как будто максимум. Но много имеют влияния на колебания самочувствия особенности (индивидуальность) вида.
   Двенадцатая истина: в математическом смысле всякая частица материи, в неорганическом и органическом виде, чувствует.
   Действительно, во Вселенной мы видим: 1) млекопитающих (например человека, собаку, крысу, льва), начиная со сложных (человек) и кончая самыми простыми (мышь и проч.), 2) птиц, 3) ящериц, 4) водоземных, 5) рыб, 6) мягкотелых, 7) насекомых, 8) червей, 9) одноклеточных, 10) бактерии, 11) растения, 12) органические вещества, 13) неорганические, 14) 92 элементарных вещества, 15) протоны и электроны и, наконец, 16) гипотетическое единое начало материи (условно – эфир). Где в этом ряду начинается и кончается чувство жизни, способность мыслить, чувствовать радость и горе, отзываться на воздействие природы? Способен ли мыслить один человек или эта способность ограничивается собакой, крысой? Кто же может отрицать, что в природе мы имеем непрерывную цепь, звенья которой отличаются только количественно. Также – можно ли указать на границу чувства жизни, радости и горя? И тут у разнообразных существ разница только количественная. Наконец, отзывчивость «мертвой» природы совершенно такая же, как и живой. Температура, давление, движение, электричество, химическое влияние среды и т. д. – все это в качественном отношении влияет совершенно одинаково как на мертвую, так и на живую материю. Относительно таких явлений скопился громадный материал, неоспоримо подтверждающий, что внешние проявления «мертвого» вещества сходны с проявлениями «живого».
   Тринадцатая истина: химические, физические и механические явления (в связи с механизмом тела) производят жизнь с ее свойствами – чувствовать приятное и неприятное, помнить, соображать и двигаться. Пожалуй, мне скажут: химические, физические и механические явления существуют везде. Значит, по-вашему, и жизнь везде! Да так оно и есть, но какая жизнь! Где нет сложного механизма (как у солнца), там и жизнь не организована, примитивна и представляет только жизнь простейших духов – атомов, которая очень проста без влияния мозга. В химической реторте такая же жизнь отдельных атомов. В куске камня или металла – также примитивная раздельная жизнь. В какой-нибудь сложной машине, например, счетной, недостает химической реакции, а в бактерии или реторте недостает мозга и его тонкой деятельности. Животное есть сочетание механизма с химическими действиями. В простейших существах – сложная химическая жизнь, но механизм прост. Чем выше животное на биологической лестнице, тем химизм его обильнее, механизм замысловатее. То и другое обнаруживается чувством радости и горя и сложными явлениями памяти, соображения, мысли и мускульных действий. Итак, сложное животное есть соединение механизма с химизмом. Последнее производит чувство, а механизм нам о нем говорит. У простейших существ механизм так прост, что ничего нам не в силах сказать о чувстве клеточки. Тем более не может о себе ничего сообщить атом. В самых наших сложных машинах химизм прост, а механизм не сравнится с механизмом какой-нибудь мухи. Настолько же и жизнь машины слаба. Один механизм не может дать заметной жизни, а один химизм не может нам сказать о ней.
   Четырнадцатая истина: где материя, там и чувство.
   Мы видели, что простейший дух есть атом или его часть. Жизнь его невообразимо проста и пассивна (т. е. механична, завися более всего не от него самого, а от окружающей среды и ее воздействия). Где атом, там и чувство. Блуждает в пространстве атом – блуждает с ним и его чувство жизни. То же относится и к сложному духу: его объединенное чувство там, где находится животное. Бродит животное – следует за ним и его чувство горя и радости. Летит птица – летит и место ее ощущений. Относительно атома это ясно, но не ясно по отношению к животному. Все же обратимся прежде к атому. Как бродит во Вселенной атом, или первобытный дух? Вследствие известного и никогда не прекращающегося движения атома, вернее, сущности материи, атом попадает на солнца, на планеты, в их центры, на все небесные тела, в эфирную среду, в другие млечные пути, в животных, в растения, в высшие существа и т. д. В неорганических телах он подобен страннику, блуждающему сонно, без всяких впечатлений в однообразной бесконечной пустыне, подобной морю. Он находится тут в небытии. Попадая в тела животных, он как бы отдыхает в гостиницах самых разнообразных свойств. Тут он переходит в бытие и ощущает то, что ощущают животные. Труднее понять животное. Вещество в нем перемещается в течение его жизни, как вода в реке. Река остается Волгой, но жидкость в ней каждый год другая. Животное уподобляется зданию, устроенному из простейших духов-атомов. Но атомы эти непрерывно уходят из здания наружу, заменяясь новыми, пришедшими из окружающей животное среды. Одни оживают, приходя в организм, другие, удаляясь из него, переходят в небытие, вернее, в простейшее состояние. Организм обновляется сотни раз в течение жизни существа, т. е. атомы в нем сотни раз меняются. Пожив несколько дней, они уходят, заменяясь новыми (обмен веществ).
   Пятнадцатая истина: иллюзия пребывания в теле от рождения до смерти.
   Если чувство там, где материя, то как же всякое животное, по крайней мере человек, считает свое чувство пребывающим в своем теле в течение всей своей жизни. Он говорит: «Я помню себя с двух лет и, конечно, останусь (т. е. буду жить в теле) до разрушения тела». Но как это может быть, если материя убегает из тела сотни раз, заменяясь иной. Должно бы убегать и чувство. Это одна из иллюзий, подобной, например, кажущемуся движению небесного свода с его звездами. Когда мои атомы уходят из тела, то ведь я не могу сообщить о том. Также и тот, кто говорит мне о своем непрерывном пребывании в теле. Память состоит из части головного мозга, построенного под влиянием событий жизни. Когда чуждые атомы-духи попадают в мозг, то они испытывают действие этого кусочка мозга и вспоминают о том, чего они не испытали, но что испытало когда-то тело или входившие тогда в его состав и давно ушедшие атомы – примитивные духи. От этого заблуждения человеку так же трудно отрешиться, как и от представления о небесном своде, движении звезд и неподвижности Земли.
   Шестнадцатая истина: нам кажется, что в каждом теле одно существо.
   Целесообразное устройство животного требует, как и хорошая организация государства единого управления, единой воли, которой и подчиняется животное или общество. Последнее управляется единым законом, животное же единым мозгом… Если бы у животного было две воли, то они противоречили бы друг другу и ослабляли бы силу существа, как это бывает с нерешительными людьми. Они не знают, как поступить, в результате чего – бездеятельность и слабость. Также и два правительства не могут управлять успешно страной, так как будут не вполне согласны и ослабят друг друга. Бедствие человечества также в том, что оно управляется не одной волей, а многими, благодаря чему происходят войны и другого рода самоистребление. Вот почему животному, имеющему единое управление, единую волю, и представляется, что оно нечто единое, как французскому королю представлялось, что государство – это он.

Наука и вера

1917 год

   Основу как элемент материи я признаю за вечный бессмертный, нетленный дух. Его будущее прекрасно. Но мое представление о душе животного или человека совсем не сходно с таким же понятием среднего верующего человека. Какое представление приятнее, лучше для человека и животных, мы постараемся тут решить.
   Человек умирает! Что думает при этом средний верующий идеалист? Он не считает свою веру несомненной, но выражает ею свои задушевные желания: самое отрадное, по его мнению, что только можно вообразить.
   Кто не имеет такой веры? Она внушена нам с детства, она передана нам поколениями наших предков.
   Они уже мечтали о душе, со всеми ее человеческими свойствами, как о чем-то не разрушаемом. Откуда же взялась эта уверенность?
   Средний человек и сейчас не понимает, что душевные, умственные и физические свойства есть результат устройства тела и мозга. Каждому, положим, душевному качеству соответствует несколько известным образом расположенных нервных узлов и соединяющих их нервных волокон. В этом уверены многие, изучавшие физиологию и, вообще, знакомые с биологическими и другими естественными науками, – например, врачи, учителя естественных наук, ученые, натуралисты. Они знают, что с разрушением мозга разрушаются и душевные качества: добродетели, страсти, способности всякого рода, речь, память, воля и т. д. И это относится одинаково к человеку и животным. Также всем известна зависимость между объемом головного мозга у разных животных и богатством их душевных качеств. Отсюда категорическое отрицание учеными обыденной веры.
   У среднего, хотя и образованного, человека эти идеи смутны и потому рождают полу-веру, колебание. Они думают и так, и этак, меняют настроение, смотря по обстоятельствам, по внушению, под влиянием книг, разговоров: сегодня так, завтра этак. У простых людей, которым некогда даже думать, не только что углубиться в науку, эта обыденная вера бывает часто даже несокрушима и служит им утешением в трудные минуты жизни. И благо им: лучше что-нибудь, чем ничего. Самообман этот бодрит и дает силы.
   Понятно, как мог он возникнуть даже у мыслящего человека теперь и в особенности в средние или древние века, когда и ученейшие не имели представления о механизме человека и животных.
   Человек мыслящий тогда невольно приходил к идее о независимом от тела существовании души. Говорили ему об этом всем известные факты: смерть, душевные болезни, галлюцинации, сны. Познание же физиологии этому заблуждению не противоречило.
   Человек ходил, думал, помнил, любил, работал. Смерть же внезапно разрушала все эти способности. Куда же они девались? Тело цело, мозг такой же, все органы в порядке, но все остановилось. Значит, было что-нибудь такое, что приводило животное в движение. Это что-то исчезло.
   Видеть исчезнувшее нельзя. Значит, оно невидимо. Ясно, что оно ушло с последним дыханием. Оно не составляет тело, потому что тело осталось, каким было. Но составляет то, что живит тело, что существует отдельно.
   Оно существует то в теле, то без тела. Приходит и уходит, когда хочет и куда хочет. Придет в тело, и оно оживает, уйдет из него, и оно умирает: становится неподвижным, бессильным, неодушевленным, не чувствующим.
   Вот как думало мыслящее, хотя и незнакомое с физиологией существо. По его мнению, во время сна душа более или менее уходит из тела, также во время обморока, летаргии. Если возвратится, тело оживет, восстанет. Не вернется – и тело умрет.
   Во время сна, думает первобытный философ, душа блуждает, посещает знакомые и незнакомые места, видит известных или неизвестных людей. При пробуждении она возвращается в тело. Поэтому, по его мнению, сны могли говорить о неизвестном, далеком, о мире духов.
   Удивительные, яркие, осмысленные сны некоторых людей смешивались с действительностью и еще более укрепляли эту веру.
   Галлюцинации слуха, зрения и обоняния также говорили об отдельном, посмертном существовании души с сохранением ее наружного телесного вида. Психически больные, с расстроенным мозгом люди видели умерших знакомых, родственников. Они сообщали об этом с полною уверенностью в реальности явлений, так как не могли не верить своим чувствам, которые играли, под влиянием больного мозга, с поразительною яркостью. Понимать же явление они не могли по незнанию биологии.
   К этим явлениям особенно здраво и равнодушно относятся врачи-психиатры, так как часто имеют с ними дело.
   Иногда те же галлюцинации повторяются у члена семьи. Тогда к ним относятся нередко очень серьезно, как к явлениям сверхъестественным, как к проявлению особо существующей души.
   Не у сумасшедших только бывает видения, но и у здоровых, под влиянием каких-нибудь неосознанных условий, напряжения мозга, временного его расстройства, – как бывают болезненные припадки, проходящие без последствий и неповторяющиеся.
   Случайные совпадения снов и галлюцинаций с действительностью, пророческие галлюцинации распространяются по всему миру с быстротою молнии и утверждают суеверия. Напротив, не оправдавшиеся видения и сны молчат о себе. Никто не хочет о них говорить как о явлениях, не подтверждающих наши затаенные мечты. Если сотая, тысячная доля иллюзий случайно совпала с последующей жизнью, то уж вот вам источник веры. 99 % не оправдавшихся предсказаний скромно о себе молчат. И чего же говорить о них, если это так обычно! Как бы было замечательно… тогда другое тело!..
   Когда наука говорит, что мысль, разум, знания зависят от мозга, то несведущие, а часто и односторонне образованные люди отвечают: мозги и у барана, и у теленка, и у трупа есть, однако…
   Допустим, что это знакомство с биологическими науками ведет только к заблуждению, и что душа существует отдельно от тела. Пусть после его смерти она сохраняет многие свойства, которые имела в теле ранее. Пусть приобретает даже в посмертной жизни еще другие, например – перемещаться с быстротою молнии во всех направлениях (о чем говорят сны и видения), одолевать тяжесть, не иметь грешных страстей, видеть души умерших родных и знакомых, видеть Бога, ангелов и т. д. Если мы это допустим, то должны уже не по науке, а по здравому смыслу допустить то же, хотя и в меньшей степени, для животных. Ведь они, по самому грубому представлению, подобны людям. Биология же еще больше говорит нам об этом подобии, чуть не тождестве.
   По странному противоречию, верующие вообще совершенно отрицают отдельно существующую душу животного. Между тем, выходит, что и собачья душа, когда оставляет тело, видится с другими собачьими душами, играет с ними, обнюхивается, выражает приязнь и неприязнь к умершему хозяину и его умершим гостям и т. д. Да это просто смешно!
   По той же логике существует отдельно душа мушиная, клопиная, тараканья… Первобытный человек как раз все это допускал и считал несомненным. Да и сейчас тому же верят дикари.
   Но положим, все-таки, что душа человека, со всеми своими свойствами, существует отдельно и после смерти, несмотря на все противоречия. Желательно ли это? Продолжение нашей животной, ничтожной, полной заблуждений жизни неужели привлекает вас? Тяжкие воспоминания минувших горестей, утрат, раскаяние, угрызения совести – неужели нам нужны? Неужели это должно составлять основу нашего загробного благополучия? Ведь мы же больше делали зла, больше ошибок, нелепостей и ничтожностей, чем хорошего и доброго! Больше всего было самого узкого эгоизма… Разве только для праведников продолжение их жизни приятно! Но много ли их?
   Значит, большинству людей жизнь, подобная земной, совсем не может быть желательной. Мне непонятно, почему некоторые так жадно цепляются за нее? Разве, может быть, притягивают свидания с ранее умершими близкими: женой, мужем, детьми, родителями, хорошими друзьями. Человек к старости все теряет, и так сладко все опять получить! Может быть, люди не могут представить себе лучшую жизнь и потому рады взять хоть прежнюю. А суд, а вера в возмездие, в вечные муки! Это к чему? Неужели – потребность человека? Или это высокое стремление к вечной правде, вопль обиженных о мести, о наказании! Эта вера ничего не сулит большинству, кроме геенны огненной. Приятно ли умирать с такими мыслями.
   И праведники мало надеются на прощение, и их устрашают вечные муки, неугасающий огонь и гнилостный не умирающий червь. И понимается все это чуть не буквально. Мыслители, говорившие об этом, подразумевали другое разумное, верное, непреложное (но о том не может быть теперь речи). Согласуется ли эта идея возмездия сколько-нибудь со здравым смыслом, с правдою добрых, разумных и знающих людей?
   Положим, вы величайший преступник, убийца, прелюбодей, вор и насильник, разрушающий и свое счастье, и благополучие других людей. Положим, вы безрассудный монарх, послуживший причиною гибели миллионов людей, их ужасных мучений, уродства, разорения и т. д. Заслуживаете ли вы вечной муки?
   Тело и его деятельность есть результат устройства его тела и души (мозга). Свою же порочную волю, ум, нравственность, тело, его болезни и недостатки – он наследует от родителей, получает невольно и не может от них отделаться. Сила обстоятельств, которые еще ухудшили эти злые дары родителей, также не преступником создаются, и он не может их избежать. Прочтенные книги, слышанные речи, выделанные дела, развратившие его, не могли его миновать. Он не был в силах их изменить или устранить с дороги. В чем же он виноват? За что эти вечные муки? Не есть ли это только невежество и выражение наклонности людей к мести, беспощадности, отсутствие великодушия: отсюда ушел без наказания, так там его получишь в избытке, в невообразимом ужасе!
   Но есть ли это также желание как-нибудь устранить негодных людей, предохранить колеблющихся от зла и охранить добрых и невинных?.. И зачем взваливать совершения этого наказания на высшее существо! Добрый человек способен простить. Неужели высочайший к тому же неспособен!
   Мы приходим к заключению, на основании знания и добрых чувств, что нет виновных, а есть опасные душевнобольные или несчастные преступники, которых нужно исправить или, если нельзя, то устранить и сделать безвредными для общества (а не убивая и не мстя им)… Неужели Высший не в силах прийти к тому же выводу? Не обида ли это для него? Какое презрение нашей странной верой о вечном возмездии мы выражаем Тому, которого мы считаем первопричиной, высшим существом, высшим выражением знания, совершенства и доброты!
   Буду стараться в последующем изложении бессмертную сущность вещества (материю) называть духом. Душа же, в отличие от духа, есть совокупность свойств тела, которые с разрушением животного бесследно исчезают. (Мы признаем существование первопричины. От нее, бесконечно удаленной по времени, происходит все, что мы познаем в природе и что не можем познать – ни чувствами, ни умом. Она есть причина и появления Вселенной. В сравнении с нею – мир ничто: прах, мимолетная мысль. Для нас, частичек космоса, велик и бесконечен мир – во времени, пространстве, веществе, энергии и чувстве, – но не для нее.)
   Представление о первопричине во всех религиях не ясно. Но разве то, что мы даем, туманно? Оно, во всяком случае, грандиозно, как ни в одном учении. Пантеизм не дает места особой первопричине, т. е. отрицает что-либо высшее самого мира. Только представление Галилейского учителя о причине согласуется или близко к нашему о ней понятию. Первопричина милосердна. Это видно из того, что мы ожидаем от предстоящей жизни совершенства. Первопричина настолько же заслуживает название любви, как и мать. Создание ее все живо, так как весь мир есть совокупность бессмертных нетленных духов (атомов). Кроме них ничего нет.
   Свойства материи есть результат их комбинации и взаимодействия. Что мир весь жив, даже и к науке прибегать излишне: довольно семени, чтобы любая материя образовала из себя бесчисленное множество таких же семян и живых существ. Участь каждой частицы природа одна и та же: или нирвана, более или менее близкая к небытию, к обморочному состоянию, – или жизнь, при соблюдении подходящих условий. Нирвана проходит незаметно для духа. Остается, следовательно, одна жизнь.
   Итак, участь каждого атома есть жизнь вечная. Мы доказывали, что жизнь быстро совершенствуется: во всех уголках мира, на всех планетах после возникновения несовершенной и неприглядной жизни наступает высшая прекрасная жизнь. Она продолжается бесконечно долго в сравнении с жизнью неудачной, страдальческой. Поэтому последнюю и считать нечего, так, одно мгновение! Значит судьба всего созданного, всякой материальной точки одна и та же – жизнь вечная, непрерывная и блаженная. Небытия, как будто, гораздо больше, чем бытия, но первое субъективно не существует, т. е. для духа его нет, так как небытие для духа проходит незаметно, сколько бы миллионов лет оно не продолжалось. Также есть и страдание, но оно, в общем, составляет ничтожную долю бесконечности и потому может не считаться, оно как бы незаметно.
   У нас выходит, что и животные, и «мертвая материя» получат то же, что и человек, т. е. судьба их одна и та же. И преступник, и добрый, и умный, и неразумный сравниваются и получают одно и то же. Не обидно ли это? Наконец, плодотворна ли такая идея? Не ведет ли она к распущенности воли, к разврату и преступлению? Не поощряет ли халатности, лени, бездеятельности, как магометанский фанатизм?
   Но мы не отрицаем естественного возмездия. Оно, очевидно, есть в настоящей и следующей за ней жизни. Действительно, каждый дурной поступок влечет неизбежно наказание в этой жизни. Дурное, грешное есть заблуждение, ошибка. Но каждая ошибка несет дурные следствия, которые и обрушиваются на заблудшего и его близких. Убийцу убивают или лишают свободы. Обманщику не верят и наказывают или презирают. Ленивый голодает. Нарушителя целомудрия убивают или лишают свободы.
   Очень часто ограниченный преступник не видит даже ясной связи между его поступком и его натуральным следствием, и приписывает свое наказание чему-нибудь постороннему (например действию высших существ). В будущей жизни неверные шаги настоящей жизни сказываются отдалением совершенства, царства истины, замедлением прогресса, остановкой его, даже движением жизни вспять к первобытному или животному состоянию.
   Что же, разве не получает наказания заблуждающийся и в будущей жизни, в которой ему придется возникнуть! Правда, это не то, что «суд» верующих. Определенности такой наша этика не дает. Но может быть есть и многое другое, что мы не предвидим.
   Если я даю хоть что-нибудь мало-мальски утешительное, хоть немногое, приближающееся к лучшим мечтам человечества, то и то не плохо. И такие идеи можно пустить в оборот, не боясь ими натворить бед. Все же это научный шаг вперед. Ведь современная наука не делает моих выводов. Будущий прогресс знания даст больше. Даже это несомненно. Смешно было бы и безумно считать свои выводы безусловно верными и полными. Наука существует еще только одно мгновение, разум ограничен и ничтожен (вследствие малости мозга) и выводы его, понятно, несовершенны, неполны и, может быть, ложны.
   С другой стороны – ведь и религии так противоречивы! Несомненно, что и симпатичнейшие книги христиан содержат противоречия, несовершенства и невозможности. Такова Библия, т. е. книги Ветхого завета. Очевидно не все там заслуживает доверия. Евангелие тоже можно объяснить и так и этак. Например, – под огнем неугасимым можно подразумевать непрерывное уничтожение преступных и необщественных элементов, так как род их естественно или искусственно прекращается. А в будущем «огонь вечный» есть только строгий подбор, лишающий такие элементы возможности размножаться. Непрерывное погашение необщественных элементов не есть ли «огонь неугасимый» и «червь неумирающий»?
   Итак, не забудем, что вера научная неполна: она дает только то, что позволяет современный уровень знаний. Но каков он будет через тысячи, миллионы лет существования человечества и его мысли! Лишь сотни лет наука прогрессирует, большую же часть времени человечество проспало. Если оно вперед не будет проводить тысячелетия в усыплении, то достигнет того, что превысит все мечты самого пылкого воображения, выражаемые наивной верой народов: верой в чудеса, в сверхъестественное, в Бога, ангелов, в духов, в таинственные силы природы и т. д. Но каково все это неведомое – ни наука, ни вера, ни мечты теперь открыть не могут. Пока наша научная вера также поневоле узка и ограничена, как и сама наука. Все же научная вера, как она ни слаба, бесконечно выше разнузданности воображения.

Происхождение музыки и ее сущность

1931 год

   Мы подразумеваем пение и игру на музыкальных инструментах. Последнее есть только копировка, расширение и дополнение пения, и потому вопрос сводится к происхождению одного пения.
   Человек наследовал свои качества от предков, т. е. от животных. Пение – от певчих птиц, членораздельную речь – от попугаев и ворон, руки – от обезьян, ум – от слона и собаки, строительное искусство – от строителей гнезд и нор, танцы – от глухарей и других птиц, коварство и жестокость – от хищных зверей, общественную любовь – от стадных животных, семейную – от целомудренных и заботливых птиц, любовь к украшениям, к вещам, золоту и вообще красивому – от сорок и подобных птиц, делающих шалаши и украшающие их при брачных торжествах. Экономность, предусмотрительность – от зимующих и запасливых животных и т. д.
   Кто склонен к пению, тот заметил, что разные чувства возбуждают разные музыкальные фразы. Сколько чувств, столько и этих фраз. Каждому чувству соответствует определенное сочетание звуков разной высоты. Отчаяние, радость разных сортов, любовь множества видов, безнадежность, торжество в любви и в победе, удачи, неудачи, природа, ее красоты и т. д., все это служит причиною пения с определенной физиономией, или характером.
   Сколько же этих сочетаний звуков? Положим, их сто. Каждое из них рождается от одного и того же чувства.
   Наоборот, музыкальная фраза возбуждает одно определенное чувство. Иногда неприятное, но большею частью приятное.
   Нагревание или охлаждение спая двух тел сопровождается электрическим током и обратно – ток возбуждает нагревание или охлаждение спая. В науке мы на каждом шагу видим, что причина возбуждает следствие и обратно – следствие возбуждает причину. Например, электрический ток рождает работу, но и работа рождает ток. Точно так же пение возбуждает определенное чувство и обратно. Вот почему эти сочетания звуков могут заставить людей плакать, стонать, радоваться, блаженствовать, гордиться, храбриться, впадать в отчаяние, любить и т. д.
   Музыкант или певец играет на человеческих чувствах, как хочет. Чтение литературных произведений или рассказы людей также могут возбудить известные чувства и склонность к произведению музыкальных фраз.
   Это забытый язык. Ему научаются, слушая музыку или пение. Но он может возникнуть и самостоятельно, хотя не всегда и с некоторою трудностью и ограниченностью. Человек, никогда не слыхавший музыки и пения, все-таки может запеть под влиянием ощущений. Так, не обучающийся наукам и искусствам все-таки может проявить их в некоторой степени.
   Сократ говорил, что знание есть воспоминание ранее известного. Отчасти это так. Переменяются ощущения, мысли – под влиянием разного чтения, речей или других внешних влияний – изменяются и музыкальные фразы. Человек поет или играет сообразно действию внешнего или внутреннего мира. Тогда получается сложная музыка, вызываемая сумбуром чувств. Обратно музыка служит причиною различных ощущений. Впрочем, способность воспринимать и воспроизводить музыку крайне разнообразна: от нуля до степени болезненности. Иные к музыке относятся как к шуму, но большинство как будто ее действию подвергаются. Однако и при одних чувствах музыкальные фразы у разных людей различны, и число их или богатство разнообразно. Иной народ или лицо имеет немного музыкальных фраз, другой много. Также влияет и возраст. Дети не понимают музыки. Обыкновенно сначала выучиваются говорить, а потом уже возникает чувствительность к музыке.
   Когда возникла музыкальность, как возникла и какое значение имела? Было ли это прежде возникновения языка или после? Я думаю, что скорее это было одновременно: т. е. постепенное развитие языка и пения. Музыка явилась как бы результатом избытка сил при половом созревании. Действительно, около этого времени у детей пропадает и равнодушие к музыкальным звукам. Мы знаем, что музыкальные фразы известного сорта возбуждают стремление любить. Кто их умел производить, тот притягивал к себе противоположный пол и производил потомство.
   В мире животных привлекательные черты большею частью оказываются у самцов. Но человек далеко ушел от своих предков и потому привлекательные признаки в его роде обнаруживаются и у самок. Созревшие девушки охотно поют, особенно некоторые. Но все же пение и потребность к нему преобладает у мужчин. Вот и польза от пения в отношении продолжения рода. Певший мужчина привлекал не певшую женщину, а певшая женщина – не певшего мужчину. Так притягивают известным порядком звуков многие высшие животные своих самок. Пение птиц – яркий этому пример.
   Конечно, подобное привлечение совершается и иными способами: движением (танцами) и красотою (оперением, нарядом, светом, запахом, формою и т. д.). Пение – одно из них.
   Но почему же получило значение пение, если были другие способы привлечения пола, например, словом, речью, т. е. сочетанием мыслей. Дело в том, что речью труднее выразить чувства. У первобытного человека речь была слаба, слов немного, мыслей мало, разум плох. Пение преобладало у первых людей, как теперь преобладает у птиц. Впрочем, оно явилось естественным следствием созревания, остановки роста и происходящим отсюда избытком сил – в виде танцев и громких музыкальных звуков. Так что позднее проявление чувства музыки у детей не указывает еще на то, что музыка возникла у людей позднее речи. Любовная музыка понятна, но какая польза от других музыкальных фраз. Например, есть сочетание звуков, вызванных отчаянием в любви. Такое сочетание влияет на отвергнутый пол и может привлечь его. Польза очевидна.
   Но, положим, музыкальная фраза выражает торжество победы. Зачем она? Она возбуждает уважение к силе победителя и так предохраняет его от нападения, внушает страх, покорность, дары.
   Но, допустим, пение выражает отчаяние, унижение, горе. Зачем это? Такое может привлечь друзей, возбудить их сочувствие, сострадание, помощь. Это тоже может способствовать сохранению рода. Не поющий угасает беспомощным. Однако пение вызывается больше всего полным созреванием, избытком сил созревшего тела, сопутствует половой деятельности и потому более всего относится к половой сфере. Поэтому и проявляется с половым созреванием.
   Естественное пение, вызываемое разного рода чувствами, если и не достигает цели, то облегчает человека. Также полезна и посторонняя музыка, если соответствует душевному настроению. Она разряжает напряженное состояние чувств. В противном случае она – непроизводительный расход душевных сил. Она доставляет наслаждение, но ослабляет трудоспособность. Этот непроизводительный расход может расстроить нервы и даже довести слушателя до потери рассудка.
   Музыка есть сильное, возбуждающее, могучее орудие, подобное медикаментам. Она может и отравлять, и исцелять. Как медикаменты должны быть во власти специалистов, так и музыка. Давно известно, когда сочетание простых звуков дает приятное впечатление (аккорд) и когда неприятное (диссонанс). Простой музыкальный звук или тон происходит от равномерного определенного числа колебаний в секунду. Для краткости будем это число, определяющее высоту звука, называть просто тоном. Для получения приятного сочетания, одновременного производимого, нужно, чтобы отношение тонов было самое простое (1: 2: 3: 4: 5). Чем оно проще, тем впечатление от этого сложного звука приятнее и обратно: при отношении тонов от шести и более получается диссонанс.
   Но ведь этого знания мало. Все знают, что музыкальные фразы вызывают определенные ощущения, что видно из названий некоторых музыкальных сочинений. Но все это довольно смутно и большею частью вызываемые музыкой чувства не соответствуют названиям пьес. Кроме того, одна и та же музыкальная вещь вызывает разнообразные чувства: то беспечность, то горе, то радость, то движение. Это – окрошка самого неожиданного содержания. Музыка вступит в новую фазу тогда, когда мы произведем строгую сортировку музыкальных фраз и против каждой из них, выраженной нотами той или иной длины и содержания, поставим название вызываемого ей чувства. Уже из этих фраз составляется музыка, или звуковая иллюстрация, какого-либо литературного произведения, живописи, скульптуры, картин природы и проч. Кроме того, каждая музыкальная фраза будет иметь определенное значение, как медицинское средство при лечении душевнобольных и в других случаях.
   Музыка есть подражание пению. Но поющий может за раз произвести только один тон. Следовательно, и музыка должна бы быть сочетанием тонов, следующих друг за другом, а не звучащих одновременно по 2, по 3 и т. д. (аккорды и диссонансы). Как же объяснить существование в музыке одновременно звучащих тонов, т. е. аккордов и диссонансов? Во-первых, каждый простой тон почти всех музыкальных инструментов и производителей звуков сопровождается одновременно второстепенными тонами иной высоты (гармониками), во-вторых, существует хоровое пение (например, мужа и жены) и пение с участием музыкальных инструментов (аккомпанемент).
   Заметим еще, что музыка из аккордов и диссонансов получилась позднее пения из ряда последовательных (отдельных) тонов, получаемых пением одного человека. Действительно, мы говорили, что аккорд требует сочетания простейших тонов. Того же требуют и последовательные простые тона, если мы хотим от них благоприятного впечатления (при пении). Аккорд и диссонанс есть только одновременное слияние звуков, которые ранее один за другим и производили то же впечатление. Это родилось потом от одиночного (соло) пения… Прежде всего, должно быть исследовано влияние на человека музыкальных фраз, состоящих из последовательного ряда одиночных и простых (чистых, без гармоник) звуков. Потом уже можно заняться действием ряда сложных, т. е. аккордов и диссонансов. Более полная музыка будет состоять из сочетания таких музыкальных фраз, каждая из которых составлена не из одних одиночных звуков, но из их сочетаний (аккордов и диссонансов).

Космос есть животное

15 апреля 1932 года

   Качественно космос ничем не отличается от животного. В самом деле, у космоса часть материи – органическая, часть – неорганическая. У животного то же самое: часть тела чувствительна, часть – нет (например, волосы, ногти). У Вселенной чувствительные части рассеяны и независимы друг от друга. У животного – то же самое (независимые нервные центры). У животного только больше централизации (есть животные, впрочем, и без централизации). Но что мы знаем про централизацию космоса? Может быть, и у него она есть. Могут во Вселенной существовать президенты: планет, солнечных систем, звездных групп и т. д. – вплоть до управителя всего космоса.
   Космос преобразуется, но и животное вечно преобразуется. Младенец, дитя, юноша, старик – разве одно и то же? Смерть же не есть уничтожение, а только преобразование. При умирании форма резко изменяется, делает скачок и только. Космос тоже делает скачки, например, погасание солнц или их взрывы и рассеяние.
   У космоса хоть некоторые части всегда живы в обычном смысле. А у животного? И у животного также после смерти тело его полно бактериями. Они распространяются в почве, воздухе и воде. Хоть часть их всегда жива. Остальные неорганические составные части покойника входят в состав других растений и животных.
   Мы не знаем, может ли исчезнуть вся органическая жизнь Вселенной, но в отделах ее это может случиться. Например, на планете, в одной или нескольких солнечных системах жизнь может погаснуть. Думаем, что во всей Вселенной это совершенно невозможно.
   С другой стороны, могут быть и такие животные, жизнь которых не прекращается. Долгота жизни нечто неопределенное. Не может ли она зависеть от нас самих? Собственно, бактерии, одноклеточные и растения не умирают, если находят достаточное питание. Простейшие только делятся на живые части, не оставляя трупа.
   Во Вселенной вечно циркулирует одно и то же вещество. Мы можем привести в пример мирок такой же бессмертный, как Вселенная, с таким же определенным количеством вещества, как и она (подразумевается известная Вселенная).
   Вообразим планету в виде прочного кварцевого прозрачного и непроницаемого для света шара. Пусть в нем будет несколько животных, растений, газов, почвы, воды и других жидкостей. Животные поедают растения, растения размножаются и умирают. Растения пользуются выделениями животных, и также размножаются и умирают. Равновесие может не нарушаться, и наш мирок может быть принят за вечно живое существо. Ведь и Земля с ее животными и растениями может быть принята за вечно живое существо.
   В сущности, в математическом смысле, как нельзя принять в животном ни одной его части мертвой, так и во Вселенной нет мертвых частей.
   Наука приходит к тому, что все вещества состоят из атомов водорода. Итак, Вселенная состоит из этих атомов. Они образуют между собой тесные связи – условные атомы девяноста простых веществ. Они тоже образуют связи – молекулы. Из соединения молекул образуются все растения и животные.
   Что же мы видим? Лишь кучки водорода (аггрегаты). Они отличаются между собой не качественно, а только количественно. Поэтому все их свойства также должны иметь только количественные отличия. Например, животные ощущают, испытывают приятное и неприятное. То же самое свойство нельзя отнять у растений и у всех неорганических тел. Лишь количественно эти ощущения различны. Их можно выразить числами – от нуля до бесконечности. В сущности, и атом водорода – гражданин Вселенной. Конечно, он не имеет огромной суммы свойств растений и животных даже самых низших, но что-то общее с животными в бесконечно малой степени есть и в нем. Вода и необработанные руды не имеют свойств множества разнообразных машин. Насколько отличаются машины из материалов, настолько же отличаются организованные или живые тела от неорганизованных, или «мертвых»!
   Живая часть Земли или всего космоса, в численном отношении, есть нечто крайне неопределенное. Масса животных какой-нибудь планеты может изменяться от нуля до некоторого максимума, зависящего от солнечной энергии. Если бы можно было народившихся существ удалять для питания туда, где обилие солнечной энергии, то вся масса Земли могла 6ы перейти в живое состояние. Атомы, не входящие теперь в состав органического мира, мы медленно разложим на водород и мысленно же образуем из него те 20 элементов (биоэлементы), которые на Земле входят в состав животных и растений.
   Из неорганического вещества всякого остывшего с поверхности небесного тела непрерывно выходит поток жизни в виде сознательных или бессознательных существ. Теоретически нет предела этому потоку. Обилие (интенсивность) и длина его зависят от условий питания. Каждое небесное тело все оживает при подходящих условиях и снова обращается в мертвую планету при неблагоприятных условиях.
   Итак, Вселенная, в математическом смысле, вся целиком жива, а в обычном смысле ничем не отличается от животного. Но если она животное всегда живущее, то как же мы, ее части, можем исчезнуть или навсегда лишиться жизни!
//-- СХОДСТВА КОСМОСА И ЖИВОТНОГО --//
   1. Часть материи жива, часть мертва.
   2. Непрерывное преобразование.
   3. Организация или объединение.
   4. Отсутствие организации (?). У животных это бывает, у космоса – едва ли.
   5. Скачки (смерть, рождение). Взрывы солнц.
   6. Непрерывность жизни (человек, труп, черви, бактерии, переход атомов в растения и животные).
   7. Циркуляция одного и того же вещества в изолированном животном и ограниченной Вселенной.
   8. Обмен веществ для обычного организма и бесконечной Вселенной.
   9. Неопределенный рецепт высшей жизни.
   10. Космос вечен и всегда молод. Таково же может быть и животное. Общий распространенный тип животного подобен самому космосу.
   11. Общее могущество.
   12. Разумность.
   13. Счастье.

Непротивление или борьба?

1935 год

   Мы боремся с вредными бактериями, растениями, насекомыми, грызунами, хищниками. Не бороться – значит погибнуть. Неужели вы отдадите себя на съедение волку или вшам? Ответ ясен. Но некоторые люди хуже волков. Что же, вы им покоритесь, сделаетесь их рабами или съедобным мясом? Мы боремся со всеми насильниками, покушающимися на наш труд или свободу. Разве можно иначе? Распустите людей, склонных к насилию, и они снимут с вас последнюю рубашку. Для устрашения насильников их даже наказывают. Но это все более и более выходит из моды. Почему? Да потому, что между насильниками могут оказаться и наши близкие, и мы сами не застрахованы от того же. Общество старается только охранить себя от насильников, но не хочет им мстить. Ограничивают свободу насильника настолько, насколько нужно, чтобы сделать его безвредным: одним внушение и учение, другим ссылка на удельный клочок почвы, третьих отсылают на изолированный остров, четвертых нельзя и допускать к себе подобным. Но никого не бьют, не унижают и не причиняют, по возможности, никакого зла ради возмездия. Суд состоит в уничтожении опасности от насильников для ограждения нашего счастья и свободы. Также в погашении потомства необщественных людей и в улучшении природы человека.
   Идет борьба классов, когда один класс, насильничая, эксплуатирует другой. Это тоже неизбежно. Класс еще опаснее, чем одна личность. Он порабощает большинство. Как один человек, так и большинство никогда не согласится стать на уровень овец или другого домашнего скота. Домашние животные были когда-то свободны, но потеряли эту свободу, покорясь и не осилив противников. То же будет и с классом людей, не отстаивающих свои права. Наше отношение к животным говорит о том, что сильнейший класс может и с людьми поступить, как с животными.
   Угнетенное большинство должно судить преступное меньшинство, как оно судит отдельного насильника.
   Если Толстой был непротивленцем, то только потому, что его от нахальства людей защищали бесчисленные его друзья. Один человек может быть непротивленцем, потому что его охранят противленцы. Без противленцев не обойдетесь. Иногда не хватит сил противиться злому. Тогда поневоле попадешь в когти к медведю, под нож убийцы или в лапы сильного. Противься или нет – результат один. В некоторых случаях непротивление разумно. Когда не можешь победить противника-человека, потому что он многократно сильнее тебя, то лучше уступить и покориться. Ты спасешь свою жизнь и силы. Придет время, изменятся условия, и, может быть, победишь и восстановишь свою свободу. Есть борьба, печальный исход которой очевиден. Зачем же тогда противление?
   Есть и еще случаи, когда непротивление разумно. Положим, что сильный нападает на тебя не по злобе, а по недоразумению. Тогда непротивление смягчит его, между тем как недоразумение объяснится, и противник же у тебя попросит извинения.
   Жизнь так сложна, что каждый случай требует особого решения. Но общее верно: вечная непримиримая война со злом. Иногда представляется, что нам делают зло. На самом же деле мы сами его делаем. Если человек знает эту свою слабость, то удерживает также себя от борьбы. Тут борьба есть заблуждение и несчастие для обеих сторон. И это часто бывает.

Ложная мудрость

7 января 1933 год

   Мои основные нравственные убеждения состоят в том, чтобы не было нигде никаких страданий – ни в настоящем, ни в будущем. Все стремления сознательных существ и вся деятельность их должна клониться к этой цели. Мы не исключаем из этого круга и животных.
   Как достигнуть этой цели – другой вопрос. Я хочу только предупредить, что излагаемая софистика не есть мои убеждения или чистая истина, но она дает повод уклоняться как в сторону добра, так и в сторону зла. Больше к последнему. Но с другой стороны уступки заблуждению необходимы до тех пор, пока они не рассеются. Тогда все поневоле будут добрыми ради собственной выгоды (ибо они это поймут).
   Равенство людей в отношении их целости, свободы и прав на Землю и естественные ее богатства.
   Все животные и растения составляет нечто целое. Это единый органический мир Земли. Можно ли их права на сушу и море считать равными? Ведь если предоставить растениям свободу, то репейник и разные негодные травы и деревья заполнят Землю. Нечем будет человеку питаться, не будет разума на планете и его влияния. Также могли бы завладеть высшими существами и их уничтожить бактерии или низшие животные.
   Равенства в мире органическом, очевидно, быть не может. Человек уничтожает вредные и ненужные ему растения, хищных или ядовитых и бесполезных животных. Полезных животных он лишил свободы, превратил в рабов и беспощадно их убивает, когда это ему нужно. Диких же и вредных уничтожает без всяких церемоний во всякое время, и чем успешнее он их уничтожает, тем это лучше. Даже беда в том, что он не может вполне обезопасить себя от них. В особенности трудна борьба с растениями, насекомыми и бактериями.
   Отчего же такая жестокость? Ясно, что от неравенства устройства тел, от неравенства органических существ. Человек сильнее и уничтожает своих неразумных и слабых врагов. Но такое же неравенство существует и между людьми, громадно неравенство рас.
   Но нет равенства и между чинами одной человеческой расы. На вид, по форме тела, они как будто сходны, но мозги совсем различны. И не столько по объему, сколько по устройству. Поэтому нравственные и умственные качества людей безмерно различны. Один ленив, другой умирает в труде. Один туп до того, что не умеет считать и не может одолеть грамоту, другой изобретает высшую математику, открывает устройство мира и его законы. Один всегда лжет и лукавит, другой правдив. Один жесток, другой добр. Один заботится о семье и близких, другой – только о самом себе. Один силен, другой калека. Один красив, другой безобразен. Один долголетен, другой нет.
   В сущности, разница между ограниченным человеком и умным животным гораздо меньше, чем между этим ограниченным существом и каким-нибудь Ньютоном. Может быть, скажут, что это зависит от развития. Если развить ограниченного человека, то и из него выйдет гений. Педагоги стараются о том, но до сих пор еще не умеют творить гениев.
   Возможно, что не хватает уменья. Однако сомнительно, чтобы можно достичь этого уменья. Все же пределы воспитательного влияния нам неизвестны. Оно, вероятно, очень сильно, но наследственность еще сильнее. Наследственность создавалась тысячелетиями, а воспитание ограничивается годами. Были устроены университеты для обезьян, но успехи их не оказывались значительными. Попытки спасения вымирающих рас также не достигли цели.
   Вот повод к разного рода насилиям одних людей над другими. Одаренные завладевают землями, лесами и всеми богатствами Земли. Самих людей стараются, и небезуспешно, обратить в рабство, сделать вьючными животными, машинами для производства изделий.
   Рабы дают отпор, какой дать в силах, кое-где они освобождаются, но борьба беспощадная продолжается. Если не вмешается в это дело разум, то неизвестно, за кем останется победа. Победили же люди животных. Без стыда их эксплуатируют, бьют, мучают и жестоко убивают. Не может ли то же случиться и с некоторою частью людей? Только разум высших и борьба низших мешают сейчас порабощению. К счастью, завладевают людьми и душат их не самые даровитые. И потому разница между господами и рабами не настолько велика, чтобы могла быть одержана победа. Притом победители развращаются, а побежденные улучшаются, от горя, от нужды и труда.
   Далее, ум победителей заставляет их обратить внимание на силы природы. Он же находит порабощение и борьбу невыгодной и останавливает насилие. Если успешно порабощены животные, то это случилось тогда, когда человек не был еще знаком с науками и сам не далек был от побежденных.

Какое правительство я считаю лучшим

24 марта 1934 года

   Оно не устраивает дорогих пиров, но и не истощает себя воздержанием.
   Оно не украшает себя золотом, серебром и драгоценными камнями, не имеет сотни дорогих и разнообразных костюмов, но одевается просто, тепло и гигиенично.
   Оно не занимает дворцов, в которых поместилось бы в сто раз больше народу, но и не лишает себя гигиенического простора и удобства.
   Оно не окружает себя красавицами, которые верят им, как хотят. Их жены живут так же скромно, как и их мужья.
   Оно любит своих жен и детей и не обижает их, но не выдвигает их в правители, а ценит по их качеству и заслугам.
   Оно не окружает себя сотнями слуг, а старается обойтись совсем без них.
   Оно не боится слова и слушает все (насколько хватает времени и сил), как бы оно горько и обидно не было.
   Оно признает за каждым человеком, каков бы он не был, одинаковое право на землю.
   Оно ограничивает свободу насильников и делает их безвредными, но не мстит им.
   Основою всего оно считает мысль, руководимою мировым знанием и опытом, т. е. наукой.
   Всякая мысль и слово свободны, пока не сопровождаются насилием.
   Оно распространяет знания.
   Оно отыскивает даровитых людей и использует их на общее благо.
   Оно исследует недра Земли и ищет в них богатств.
   Оно использует всевозможные силы природы.
   Оно всячески способствует развитию промышленности.
   Оно земледелие считает одной из отраслей промышленности.

Из сборника «Очерки о Вселенной»

Вместо злорадства – ужас и самоотвержение. Ликвидация несовершенного и эгоистическое сострадание

6 февраля 1934 года

   Несомненна вечная повторяемость жизни данного кусочка материи. Действительно, каждое живое существо до своего рождения было рассеяно во Вселенной. Его части находились в воде, воздухе, земле и вне Земли. Но это нисколько не помешало ему возникнуть для жизни. После смерти существа с его телом случится то же, что было перед рождением, то есть оно опять рассеется по всему земному шару и будет совершенно в том же состоянии, в каком было до своего рождения.
   Но как первое рассеяние не помешало оживлению, так и второе не должно ему помешать: существо рано или поздно обязательно должно принять органическую форму.
   После этого второго рождения опять получим смерть и рассеяние. После каждой смерти получается одно и то же. Стало быть, если однажды получилось рождение, то оно и будет повторяться вечно.
   Органической материи на нашей планете очень мало в сравнении с неорганической, и потому вероятность рождения определяется многими миллионами лет после разрушения. Тогда уже на Земле не будет ничего несовершенного и мы можем возникнуть только в образе высших зрелых существ.
   Но нельзя на это твердо рассчитывать. Есть малая доля вероятности возникнуть для жизни и через несколько лет, дней и даже секунд. В каком же образе мы возникнем? Каждого это должно интересовать.
   Сейчас я счастлив, доволен, сознателен. Но вот я умираю. Тело рассеивается. В каком же образе я возникну снова, если оживу вскоре, а не через миллионы лет?
   Мне не хочется ожить в форме человека низшей расы, в форме насильника, в образе слабого, несчастного, глупого, больного, искалеченного человека. А это вполне возможно. Меня не прельщает также образ современной женщины. Но и женщиной я могу быть.
   Ужасает меня образ домашних животных, которых так мучает человек и которые так мучают друг друга. Форма зайца для меня противна так же, как и форма тигра или волка.
   Прежде я смотрел на несовершенных людей, на калек и несчастных, на животных и больных, на женщин и детей – и думал, что это меня совсем не касается. Я думал, хотя и бессознательно, что глупые делают меня умным, что несчастные оттеняют мое счастье, что слабые – мои конкуренты, и что хорошо, что кругом меня слабость, глупость, рабство, страдание, болезни и прочее. Все это делает меня сильнее и почетнее, так как я выделяюсь из других: будь они сильнее и счастливее меня – я был бы рабом их. Мы в таких мыслях не признаемся, но хоть отчасти они есть. Теперь же, убедившись в том, что все несовершенство мира, все его пороки и зло будут также и моим уделом, – теперь я смотрю на все окружающее несовершенство с ужасом. Их судьба – моя судьба после смерти. Сейчас мне не смешно уже смотреть на людей, у меня нет скрытого злорадства и лицемерного сострадания, а есть один ужас. Ужас и забота: как бы устранить на Земле все дурное, все несчастное, все жалкое, все страдания и все горести. Тогда и я не буду бояться рождения в образе мучительно убиваемого и терзаемого животного, в образе человека жалкой расы, в образе больного, калеки, идиота.
   Вот забота, вот цель жизни – устранять всякое зло на Земле. Теперь для меня это не сантименты, не добродетель, а эгоистическое стремление, которое я всеми силами стараюсь осуществить. Разум, наука и эгоизм заставляют меня стремиться к святости в самом высоком смысле слова. Без нее я несчастен, так как страшусь родиться несчастным и несознательным существом.
   Теперь, смотря на страдания, я вижу самого себя, испытывающего эти страдания при следующих после моей смерти рождениях.

Высшая истина

27 августа 1932 года

   Наряду со смертью и разрушением мы видим оживление и созидание. В телах животных возникают новые жизни за счет той пищи, которую они поглощают. Буквально то же происходит и в растениях: неорганические вещества земли переходят в органические. Земля, мертвая материя, оживляется растениями и животными в неограниченном количестве. Только недостаток солнечной энергии останавливает переход мертвого в живое.
   Часть органической материи приобретает разум. Сначала слабый, потом сильнее. Он делается сознательным, проникается познанием Вселенной и ее законов. Он уже различает добро и зло, то есть то, что ему полезно и вредно. Каждая данная масса материи блуждает по всей Вселенной, принимая последовательно все формы органического и неорганического бытия. То она камень, то вода, то растение, то животное, то высшее существо (например, человек). Жизнь эта всегда была и будет.
   Спросим теперь сознательный кусочек материи, то есть разум: что ему нужно, к чему он стремится?
   Он ответит:
   Я хочу вечно быть счастливым.
   Ему скажут:
   Не хочешь ли быть счастливым в этой жизни?
   – Хочу, но мне нужно счастье и в последующих жизнях. А для этого я не должен воплощаться в несознательные и несчастные существа.
   – Значит, таких совсем не должно быть во Вселенной?
   – Да, но как же это сделать?
   – Это очень просто: надо, чтобы вокруг сознательных и действующих существ не было никакого зла, никакого горя. А для этого не надо допускать рождения несознательных, несчастных, глупых и калек. А пока они есть, заботиться о них, не допуская только их размножения. Тогда их поколения скоро вымрут в возможном для них счастье.
   Вся сознательная Вселенная должна держаться этого правила. Я должен внушать его другим и сам не изменять ему. Тогда не будет во Вселенной страданий и несовершенства. Стало быть, никто его никогда не испытает.
   – Кто же из сознательных существ откажется от вечного блага? Может быть, найдется человек, который объявит: желаю счастья только в этой жизни, до предстоящей же бесконечной жизни мне нет дела.
   – Как же нет тебе дела, когда ты будешь мучиться, если в космосе будут муки, и будешь радоваться, если во Вселенной будет всюду радость! Будешь в темноте и безумии, если такова будет Вселенная, и в разуме, если в космосе будет только разум?
   Лишь неразумный, не проникший в законы Вселенной станет распространять зло и ограничится счастьем одной жизни, одного рождения.
   Нет сознательного существа, которое бы не пожелало счастья всему космосу, то есть себе. Счастье, совершенство и могущество космоса – вот цель всякого существа, вот предмет наших стремлений, деятельности и осуществлений. Если не будут разумны, сознательны, счастливы и могущественны существа космоса, то и мы не будем таковыми в бесконечной жизни. Как же мы можем допустить где бы то ни было зло, то есть страдание! Этим мы будем вредить самим себе. И конечно, это безумие, знак несознательности. Не должно быть насилий, жестокой неестественной смерти, неразумных животных, мучающих друг друга, войн, казней, болезней, смерти. Природа заставляет нас болеть и умирать. Будем бороться и с природой. Если не избавимся от временного разрушения, то избавимся хоть от смертных мук.
   Итак, наше желание, одинаковое у всех людей, состоящее в том, чтобы каждому чувствующему существу было всегда хорошо, есть несомненная, или абсолютная, истина. Она требует исполнения другой истины: ни себе, ни другим нельзя делать зла. Уничтожение же размножения несовершенных есть добро, потому что так мы избавляем Вселенную от вечных мук.

Долголетие

12 марта 1934 года

   Атом (по определению) есть простейшее существо. Он неделим и потому бессмертен. Жизнь его бесконечно разнообразна и по силе ощущения находится в пределах от нуля до бесконечности – в зависимости от его обстановки.
   Но только условно водород можно считать атомом. 92 или более элементов уже разрушимы, то есть смертны, потому что могут образовать водород. Отсюда видно, что смерть есть только преобразование, или превращение, в простейшее существо. Получается при этом водород, молекула, клеточка или еще более сложная комбинация (но проще распавшейся).
   Наоборот, усложнение связи атомов есть, условно, жизнь (рождение).
   Так, 92 элемента умирают, когда они распадаются на водород. Образование же их из водорода есть их воскресение. Элементы эти, в общем, существуют биллионы лет, но они не бессмертны.
   Неорганические молекулы еще недолговечнее, но и они могут жить миллиарды лет. Их условная смерть есть, в сущности, только более простая жизнь.
   Органические молекулы еще неустойчивее.
   Вообще, по долголетию мы можем группы известных атомов располагать в таком порядке. Водород, 92 элементарных атома, неорганическая молекула, органическая молекула. Чем сложнее, тем жизнь ее короче. Относительно очень сложных живых групп дело гораздо запутаннее, сложнее. Тут много значит хитрый механизм животного. Так, одноклеточные существа при благоприятных условиях только делятся на совершенно одинаковые и в то же время бессмертные клеточки: мать и дочь ничем друг от друга не отличаются и одна не старше другой.
   Сущность – тут сложнее. Всякое животное и растение непрерывно умирает, хотя это не принято называть смертью, так как его граждане – атомы – непрерывно уходят из тела, заменяясь вновь приходящими: подобие реки, в которой вода вечно меняется. Возможно, что такой обмен материи происходит и в простейших группах, каковы 92 элемента.
   Однако этот обмен материи группы с материей внешней природы не принято называть смертью.
   Применим это к человеку. Материя внешнего мира течет через мое тело, как вода в русле берегов. Сейчас чувствует та материя, которая находится во мне. Но проходит несколько дней или месяцев, и в моем теле уже другие жильцы – чувствует другая материя, бывшая ранее в неорганическом мире, в растениях, животных и других людях. Она жила и чувствовала иначе, чем жильцы моего тела. Наоборот, бывшая во мне материя блуждает по миру и испытывает жизнь, сообразную своей организации: то жизнь минералов, воды и воздуха, то жизнь растений, животных, человека или высших существ. Трудно этому поверить, но это так: несколько времени тому назад, даже несколько секунд назад, моя материя, возможно, была в другом существе. А через несколько секунд или лет она уйдет из тела и будет чувствовать иначе. Мы не знаем об этом и можем понять это только мыслью. Тело наше уведомляет лишь о своем собственном состоянии, о его прошедшем и будущем, но не о жильцах этого тела.
   Они постоянно меняются, как меняются граждане государства. Уведомление относится к жильцам момента. Ни один организм не приспособлен давать отчет о своих гостях, то есть об атомах материи. Данный объем материи недолго существует и чувствует в животном и многократно уходит из его тела прежде разрушения последнего. Однако, может быть, есть в организме части, которые сохраняются всю жизнь. Возможно, что это кости, мозговые жидкости (в мозговых желудочках), которым нет надобности меняться. Если это так, то в таких животных от рождения до смерти ощущение принадлежит одной и той же материи: жильцы одни и те же. Во всяком случае, такие животные теоретически возможны, хотя, в общем, они ничего не выигрывают. О них мы писали ранее (с 1895 года). Трудно поверить, что смертные муки будет испытывать другая материя, то есть не я (атом), или что радости детства и юности испытал не я (атом был другим тогда), я же где-то еще был.

Радость смерти

1933–1934 годы

   Этой радости на Земле в настоящее время не имеют ни животные, ни люди. Между тем как она должна быть, но сознается лишь немногими мудрецами.
   Животные не знают о своем рождении и не ожидают смерти: ни начала, ни конца своего они не сознают. Они стараются, однако, избегать разрушения, но инстинктивно, механически, не зная про смерть. В этом их преимущество, в этом их счастье, то есть в неведении смерти. Всякий страх у них есть, но нет страха вечной гибели. Такой страх достался в удел человеку. Люди знают о своем зарождении и неизбежном конце, и это составляет кошмар их жизни, в особенности под старость или при болезнях. Воображение заставляет их предполагать разные ужасы: слепоту, глухоту, бесчувствие, одиночество, страшную могилу, давление земли. Ничего этого, конечно, нет, и многие это понимают, но не все еще отрешились от этих заблуждений (иллюзий). Под влиянием подобных ложных представлений некоторые восточные народы погребают своих умерших без гробов в искусственных или естественных склепах. Страх смерти и ложное воображение убивает людей прежде времени. Он сокращает жизнь, потому что ослабляет все ее процессы. Давно известно, что большинство людей умирает преждевременно от горя или от смертного страха. Как происходит это убийство или сокращение жизни? Горе, в данном случае страх смерти, заставляет сосредоточивать на нем все силы. Остальные органы получают недостаточно крови, и организм сам себя убивает. Берегитесь горя! Горе личное – самое ужасное.
   Верующие под влиянием науки потеряли свою веру: души нет, есть только тело, оно разрушается, значит, разрушается все. Посмертное ужасно еще и своей неизвестностью (Тургенев, «Вешние воды»).
   Но большинство людей невежественно, научных знаний у них или совсем нет, или они поверхностны. Поэтому преобладает вера с ее предрассудками. Она слаба, но все же утешительна: душа есть – вечная, неразрушимая, была всегда и всегда будет. Однако страшит ужас наказаний, ужас вечных мук, где огонь не погасает и червь не умирает. Недостаточная вера, сомнение в будущей жизни и страсти заставляют дорожить земной жизнью и для достижения счастья – грешить. Избежать греха невозможно. Значит, посмертное будущее темно и угрожает вечными муками. Страх их заставляет лишь очень немногих вести изуверскую, аскетическую жизнь в надежде на помилование. Но некрепка и эта надежда единиц. Итак, почти все 100 % остальных верующих не избегают ужасов будущего возмездия.
   Значит, и верующие и неверующие мучаются в этой жизни, хотя мучения их разного рода. Как будто сильнее мучения неверующих. Страх вечного уничтожения хуже вечных мук (Куприн). Тем более что часть более разумных верующих сомневается в них и надеется на милосердие. Они основательно говорят: если человек способен прощать, то еще скорее простят высшие существа. Иные считают вечные мучения нравственными, вроде стыда или раскаяния. Это все же легче вечного исчезновения.
   Что заставляет одних людей верить в существование души, а других не верить в это?
   У тех и других весьма разумные и солидные основания.
   Возьмем сначала верующих. К сожалению, они мало знакомы с естественными науками, но между ними все же масса философов, глубоких ученых и даже мудрецов…
   Человек умирает. Мозг и все части тела при поверхностном обозрении кажутся такими же, какими были при жизни. Куда же девались жизнь, движение, речь, мысль, чувство? Полное опустошение! Иногда разрушение некоторых частей тела очевидно. Но можно найти много случаев, когда в теле умершего не видно никаких повреждений. Неспециалист не заметит разрушения нервов, разрыв мелких кровеносных сосудов, порчу сердца, печени и других органов. Простой человек не видит причины смерти и даже болезнь приписывает ослаблению чего-то, что он называет душой. Уходит душа, и тело становится беспомощным – некому его оживлять.
   Эту гипотезу обывателя подтверждают обморок и летаргия, которые продолжаются иногда довольно долго, причем даже сердце не останавливается. Куда делась жизнь и почему она опять возвратилась? Очень просто: ушла душа – и тело стало неподвижным и бесчувственным, пришла она – и жизнь возобновилась. Допускают даже в сомнительных случаях, что душа только наполовину вышла из тела и потому человек ни жив, ни мертв.
   Больные, лихорадочные, нервные видят умерших, говорят с ними, а здоровые все это мотают на ус и еще раз убеждаются, что душа есть и может существовать отдельно от тела. Даже здоровые видят под влиянием возбуждающих средств или душевного возбуждения то, чего никто не видит: умерших, отсутствующих, странных существ (чертей) и животных (слонов и прочих). Они иногда бывают так ярки, что принимаются за действительность. Как легко впасть в заблуждение, не зная тонкостей физиологии! Древние ее не знали, и даже мудрецы пришли к мысли о существовании души. Они передали нам это наследство. И мы – слабые – не можем отрешиться от него. Вера эта есть наследство предков.
   Обманы спиритов, а иногда их увлечение, легкомыслие и доверчивость побуждают также людей верить в души умерших и живых.
   Есть и натуралисты верующие. Как понять их заблуждения? Кроме обманных спиритических опытов, иллюзий и обмана у них еще есть серьезное основание для веры в душу. Материя в животном непрерывно меняется, как вода в реке. И это совершается примерно каждые полгода. Если человек прожил 50 лет, то, значит, материя в нем возобновилась 100 раз в течение его жизни. Между тем как «Я» хотя и изменяло свою форму, но оставалось в теле одно и то же. Значит, «Я» не материя, которая уходит, а нечто постоянное, которое всегда пребывает в теле. Это «Я» и есть душа. Тело разрушится, а душа останется: была и вечно будет.
   Слабость физиологии, неполнота и необъяснимость многих биологических явлений побуждала даже глубоких специалистов и выдающихся ученых признавать необходимость особой жизненной силы, близкой к понятию о душе. Чтобы быть последовательными, они признавали душу и в животных, даже в простейших одноклеточных и растениях.
   Чему же верить? Есть душа или нет, есть возмездие и вечные муки, или это наша иллюзия?
   В других трудах я доказываю, что души хотя и нет, но жизнь непрерывна, счастлива, могущественна, никогда не прекращалась и никогда не прекратится.
   Какая это радость – знать и быть совершенно уверенным, что смерть сливается с рождением, что новая жизнь прекрасна, что она хотя и разрушима, но новое разрушение сольется с новым совершенным рождением, что разрушения или «смерти» будут повторяться вечно, бесчисленное число раз, но все эти разрушения не есть исчезновения, а возникновения. Изменяется форма, а сущность остается, потому что сущность есть материя, которая вечна.
   Все прошедшие и будущие смерти суть иллюзии, смертей нет, а есть только рождения. Уничтожения нет, а есть только преобразование. Тяжелая и дурная земная жизнь есть случайность, очень редкая во Вселенной. В общем, все рождения и жизни прекрасны. И ничего кроме этого нас не ожидает. Смерть есть радость, награда, неизмеримое счастье, хотя и сопровождается на Земле болью. Будущие смерти не будут сопровождаться страданием.
   Как это убеждение должно ободрить живое существо, какие силы оно ему должно дать, сколько здоровья и радости прибавить! Сколько смелости, умеренности, воздержания, правдивости и добрых дел! Чего мы можем бояться, если самое худшее на Земле есть невообразимая радость!

Есть ли Бог? (Первый вариант)

1932 год

   И вы, и многие другие спрашивают меня, есть ли бог? Прежде чем ответить на этот вопрос, надо знать, что вы подразумеваете под этим словом.
   Сколько народов, сколько людей – столько и различных представлений о боге. Какое же из них соответствует научной истине, и есть ли еще таковое?
   И сейчас у французов дни недели носят название 5 планет, Луны и Солнца, которые считались за богов.
   Такие боги, разумеется, есть, потому что нельзя отрицать существование планет и Солнца, но только понятие о них у древних было неверное.
   Если вы имеете в виду евреев и христиан разных вероисповеданий (православных, католиков, протестантов и прочих), то их учение представляет только смутные намеки на истину со множеством вредных заблуждений, нелепых басен и суеверий.
   Древние мудрецы, создатели религий, основывались, конечно, на созерцании природы. Но их познание космоса было очень слабо, так как наук (записанного скопления знаний всех времен и народов) тогда почти не существовало. Понятно, что их выводы, их мировоззрение не могли быть ни полными, ни верными. Последователи мудрецов еще более искажали учения древних.
   Могли ли быть, например, истинными представления о происхождении Вселенной, когда даже Земля представлялась людям плоской и неопределенной величины, когда Земля была центром Вселенной, а все другое существовало только для услуг Земле!
   Незнание физиологии заставляло предполагать в человеке особую штучку (душу), которая его оживляла. Когда она уходила из тела, то и тело становилось мертвым или безжизненным. Некоторые позднейшие мыслители предполагали такую же штуку и у животных, а иные, напротив, даже очень гениальные (Декарт), считали животных без души, то есть нечувствующими автоматами.
   Загадка существования и появления человека (разрешенная теперь) побуждала принимать гипотезу о бытии всемогущего существа, создавшего сразу человека из глины (подобно скульптору) с прибавкой духа.
   Надо создать научное определение бога, если мы не хотим расстаться с этим словом.
   Нет ли чего-нибудь такого, что нами распоряжается, от чего мы зависим, что нас создало, что дало нам разум и познание Вселенной, что благосклонно относится к своему созданию, дает ему вечность и счастье?
   Если мы это нечто условно назовем богом, то найдем и ответ на наш вопрос.
   Нами распоряжается Вселенная; ее разреженные газы образовали солнца, от солнц отделились планеты, на планетах зачалась жизнь, которая, развиваясь и совершенствуясь, создала человека и существа выше его. Мы сами, наши мысли, наши дела есть творение Вселенной. Также все наше бесконечное прошедшее и такое же будущее образуется ее волей. Наша же воля есть только проявление воли космоса.
   Итак, мы видим, что к нашему определению бога уже отчасти подходит Вселенная с ее миллионом миллиардов солнц и еще большим множеством планет с их обитателями.
   Мы имеем даже право наделить нашего условного бога такими свойствами, которыми обладает Вселенная по современным научным данным.
   Вся она состоит из неизменного числа вечных атомов водорода (условно, потому что водород тоже сложен). Из них состоят и солнца, и планеты, и люди, и более зрелые существа иных планет.
   В силу этого если часть Вселенной (организмы) чувствует, то и вся Вселенная способна к тому же. Отсюда вывод: наш бог (космос) есть вечный, неизменяемый, живой, а мы его части и, значит, подобны ему. Можем ли мы перестать жить, если целое всегда живо!
   Смерть есть только переход одного состояния материи в другое, от одного чувства к другому иного напряжения. Это есть новая группировка атомов водорода. Простое переходит в сложное, сложное – в простое. И это повторяется бесчисленное множество раз, так как время не имеет конца, как оно не имеет и начала.
   Наш бог (космос), как и мы, его части, всегда были и будем.
   Общий вид Вселенной всегда одинаков. Если одни солнца потухают, то другие возгораются.
   Отсюда видно, что наш бог (космос) имеет, в целом, постоянную фигуру.
   Одни части Вселенной имеют интенсивную жизнь (существа), другие – очень слабую, незаметную, без памяти, сознания и разума.
   Но так как материя (вещество, состоящее из атомов водорода) непрерывно перемешивается (взрывы солнц, планет, создание новых и т. п.), то нет ни одного атома водорода, который не принимал бы бесчисленное множество раз участия в органической жизни. Все эти жизни как бы сливаются в одну бесконечную жизнь, так как огромные промежутки пребывания в неорганической материи (условное небытие) не отмечаются памятью и как бы не существуют. Следовательно, каждый атом нашего бога, а значит, и мы сами, его части, как бы живем непрерывно интенсивною органическою жизнью. Это еще подтверждает, что бог и мы не только прозябаем в жизни, но и живем (субъективно) непрерывно органическою жизнью.
   Какова же эта жизнь бога, то есть его частей – животных и растений? Мы знаем, что на Земле животные и люди мучаются, уничтожая жестоко друг друга, болея, умирая, нуждаясь, подвергаясь катастрофам и т. д. Такова ли общая жизнь Вселенной или другая?
   Миллионы миллиардов планет существуют давно, и потому их животные достигли зрелости, которой достигнем и мы через миллионы лет ожидающей нас жизни на Земле.
   Зрелость эта проявляется в совершенном разуме, глубоком познании природы и техническом могуществе, делающем для обитателей космоса доступными иные небесные тела.
   Разум говорит этим существам: не должно быть несовершенства и страданий во Вселенной, иначе мы сами будем страдать и подвергаться этому несовершенству и злу. И вот зрелые существа на всех планетах, благодаря своему техническому могуществу, водворяют всюду истину, знание, радость и силу. Они не дают мучиться сотни тысяч лет материи, чтобы постепенно достигнуть зрелости в образе высших существ. Эволюция отвергается как длинный страдальческий путь и заменяется размножением уже готовых совершенных организмов и распространением их на планетах.
   Отсюда вывод: бог (космос) не заключает в себе мучений и несовершенства, а добр к самому себе, а стало быть, и к нам – его частям. Поистине его (космос) можно назвать отцом, и он подходит к нашему определению бога. Такой бог действительно существует, так как нельзя же отрицать бытие Вселенной, ее владычество, доброту и совершенство.

Есть ли Бог? (Второй вариант)

Март 1932 года

   Ответ на вопрос зависит от того, что мы будем подразумевать под этим словом.
   Почитали за бога Солнце. Оно есть источник всей органической жизни Земли и человечества. Без Солнца все бы погибло. При таком определении слова «бог» ясно, что он существует. Можем только сказать, что этот бог не имеет разума и древние ошибались, приписывая ему сознание.
   Платон и христиане определяют слово «бог» иначе. Они говорят, что бог есть любовь, точнее – те идеи, которые ведут людей и даже все живое к благу. Если эти идеи сейчас и неизвестны, то теоретически они существуют. Значит, существует и бог.
   С этой точки зрения, когда среди людей нет любви, то нет между ними и бога, если есть, то бог у них царствует. Значит, на одних планетах есть бог, на других – нет его.
   Можно сделать другое определение слова «бог». Бог есть то, что распоряжается всеми нами, от чего зависит и судьба людей, жизнь и счастье всего существующего, судьба солнц и планет, судьба всего живого и мертвого.
   И такой бог есть, потому что это Вселенная. Она всем распоряжается и определяет судьбу всего, что в ней находится.
   Во власти и могуществе космоса сомневаться нельзя. Солнце родилось от газообразной разреженной простейшей материи. Земля произошла от одного из этих солнц. От земли произошли растения. От растений – животные, от них – человек. В конце концов, все имеет начало в бесконечном прошлом: от расположения и свойств атомов до управляющих ими законов. Но ведь все это зависит не от нас, напротив, мы зависим от них. У человека есть разум, воля. Но ведь они получены от животных, животные получили все от растений и т. д. Все это не наше, а дано нам Вселенной и ее законами.
   Нами распоряжается, над нами господствует космос. Абсолютной воли нет, мы – марионетки, механические куклы, автоматы, герои кино.
   Если считать богом некое разумное существо, подобное человеку, но несравненно более могущественное и совершенное, то тогда уже речь пойдет о богах, ибо этих необыкновенных, высоких животных во Вселенной много, притом самых разнообразных рангов.
   Например, на Земле есть необыкновенные люди, так называемые мудрецы, гении, ученые. Они были и в прошедшие времена. История указывает нам на них. Сравнить со средними людьми их невозможно, так как их дела были необычайно велики. Дела их были бессмертны и приносили неумирающие, вечные, нескончаемые плоды. Возьмем, к примеру, Ньютона, открывшего всемирное тяготение, Лапласа, объяснившего систему мира, изобретателей паровых машин, дизелей, турбин и т. д. Разве они не оставили неугасимый след, не живут среди нас, и не пользуемся мы их не иссякающим никогда гением?
   Но человечество идет вперед. Из мертвой материи получились одноклеточные существа, из них – растения, из растений – животные все более и более сложные, все более и более хитрые. Так дошло до человека. На нем, однако, природа не остановится, как не остановилась, например, на рыбах. От рыб произошел путем постепенного развития человек. От него же произойдут более совершенные существа. Где конец их развитию и есть ли он, никто не знает.
   Высший человек может получить более крепкое здоровье, долголетие, совершенный ум, техническое могущество и прочее, всего ни предвидеть, ни вообразить нам нельзя.
   Вот вам бог с этой точки зрения.
   Множество планет старше Земли. Они успели уже выработать эти высшие существа, о которых мы только мечтаем. Таким образом, Вселенная полна ими. Они в космосе не представляют диковинки, а, напротив, явление заурядное. Малый возраст Земли и подобных планет с незрелым населением – исключение. Мир битком набит такими богами.
   Можно идти дальше. Каждая зрелая планета объединяется, то есть ее разумное население. Оно управляется единым избранным, самым лучшим, самым совершенным на планете существом.
   «Президенты» планет – это уже боги высшего порядка.
   Объединяются и все планеты каждого солнца. Вот уже основание для существования правителей солнечных систем – богов третьего ранга.
   Объединение может идти далее: для групп солнц, звездной кучи, млечного пути, эфирного острова и так бесконечно, пока не дойдет до объединения всего космоса. Этот высший бог порожден Вселенной и, может быть, и есть сам космос.
   Итак, мы должны признать существование множества богов самых разных рангов. Чем они выше, тем дальше от человека, тем непостижимее для него.
   Если мы не можем себе представить будущего высшего человека, первичного бога, то как же мы можем понять устройство и качество богов высших рангов, тем более последнего, самого высочайшего правителя.
   Есть ли он сам космос или некое выделение из него, так сказать, личный бог (некое отдаленное подобие высшего воображаемого человека), сказать трудно.
   Формы его, размеры, органы, свойства и т. д. – все это совершенно для нашего сведения недоступно.
   Однако если принять Вселенную бесконечной, что весьма вероятно, не будет конца рангам божеств.
   Но можно так это понимать. Возьмем хоть, к примеру, объединенную планету какой-либо солнечной системы. Ее ближайший бог, имеющий наибольшее для нее значение, – президент планеты. Реже она имеет дело с правителем солнечной системы, еще реже – с президентом солнечной группы и т. д. без конца.

Демократия и иерархия

Январь 1934 года

   Спросим себя, как в человеческом обществе устанавливается организация, без которой немыслимо могущество и счастье человечества? Как простое и раздельное превращается в единый общественный организм: в деспотию, монархию, олигархию, республику, демократию и прочее?
   Это очень важно – образование общественного организма, так как таковой приобретает особую высшую силу, которой человеческое стадо иметь не может. Как клеточки животного, отдельно живущие, не имеют силы и незаметны по своей слабости, так и члены общества в отдельности ничтожны в борьбе с природой и разными враждебными элементами. Как клеточки, соединившись в одном животном, приобретают могущество по сравнению с отдельной клеточкой, так и общество, соединившись в одно государство под управлением одного человека или совета, становится могущественным в сравнении с отдельною личностью. Как же происходит это объединение? Происходит это разными способами. Укажем на некоторые.
   Среди общества находятся более сильные в отношении мускулов, хитрости и ума. Это не высший ум, основанный на познании природы, а ум ограниченный, животный, который, в сущности, есть заблуждение и только первый опыт природы, первые ее попытки образования разума. Такие субъекты находят выгодным отнимать у более слабых соседей пищу и разные вещи. Это избавляет их от работы, делает всегда сытыми и бодрыми. Их боятся, им уступают, они делаются царьками окружающих. Им – почет и самое лучшее.
   Однако появляются протесты. Слабые тайно собираются, объединяются и сообща преследуют воров и разбойников. Сильные тоже не дремлют. Они также организуются, выбирая предводителя. Если нравственные качества этого общества деспотов не очень низки, если члены этого общества не убивают друг друга, если сумеют повиноваться избранному, то побеждают толпу и образуют даже иерархию. Избранный распоряжается, как в деспотии. Своих детей назначает правителями еще при жизни. Они остаются и после его смерти, если не очень плохи и могут удержаться на высокой позиции.
   Но возможно иное начало иерархии. Какой-нибудь человек выделяется не только физической силой и искусством, но и другими полезными для общества качествами. К нему все лезут за помощью, судом, советом. Он приобретает большое значение, окружает себя единомышленниками и поневоле становится во главе общественной группы. Он утверждает совет из избранных им людей или по указанию общества. Оно по привычке и уважению желает, чтобы после смерти любимого правителя власть приняли его дети. Но дети не повторяют родителей. Брак ухудшает свойства детей сравнительно с отцом: правитель выбирает супругу красивую, здоровую и плодовитую, но без высших свойств, какие есть у него. Поэтому дети не повторяют отца. Избалованные, испорченные лестью и всякого рода избытками, они скоро отталкивают от себя население. Но все же по инерции, по доверию, по богатству и силе сотрудников, по наследованию – некоторое время держатся. Иногда несколько поколений первого правителя сохраняют власть.
   Разрушению организации способствуют и враждующие между собою дети, которые считают себя равными и раздробляют власть.
   Выдающиеся люди, соединившись, грабят народ, используя его как стадо. Но когда на это стадо покушаются другие группы насильников, то они защищают общество как свое достояние, которым они живут. С одной стороны, насильники угрожают обществу, хотя и объединяют его сколько-нибудь, с другой – избранные, с высшими качествами, организуют общество. Между теми и другими множество промежуточных стадий. Первые образуют деспотию, вторые – демократию. И то и другое до некоторой степени нужно, потому что объединяет общество: то насилием и жестокостью, то любовью и добром. Понятно, последнее нужнее и желательнее для общества. Это – демократия, власть народа, избирающего простым или сложным способом своих правителей и учителей. Разумеется, последнее лучше, крепче, плодотворнее и более живуче.
   Идет вечная борьба между насильниками (богато одаренными людьми) и народом, между деспотией и демократией. То одолевают даровитые и могущественные представители насильников, то избранные народом. В сущности, и те и другие избраны людьми. Даже насильник, не имея товарищей и сочувствия хоть некоторых, не может завладеть властью.
   Вопрос в том, чтобы как можно больше людей участвовало в избрании и чтобы все знали, кого они избирают. А для этого нужно соблюдение особых законов и понимание своих выгод. И то и другое, к сожалению, в зачатке.
   Пока же нет совершенного социального строя, индивидуализм и его гений будут играть значительную роль в устройстве общества (Солон). Но чем совершеннее будет социальный строй, чем глубже его понимание и сила выборов, тем менее будет иметь значение самостийность и ее взрыв здесь или там.
   Укажем на одну из промежуточных стадий объединения людей, играющую, может быть, и чрезвычайно важную роль в общественном прогрессе.
   Допустим, что в стране возникает необыкновенный гений, который не может быть понят большинством вследствие своей необычайной высоты. Этот гений – как человек среди обезьян. Целая бездна отделяет его от толпы. Он невидим для народа и потому не может быть им избран. Но его понимают немногие. Они убеждены в его спасительности для людей. Эта кучка завладевает небольшою страной, затем несколькими. Она жестокая, проявляет себя всякого рода насилием; но, будучи убеждена в своей правоте и благости, не стесняется нарушать обычные законы и шаблонную нравственность. 90 % населения ее не понимает и потому терпит насилие, идет вперед не добровольно, а путем страха, угроз и страданий. Возможно ли подобное в жизни? Возможно, хотя и может окончиться крахом, если меньшинство не сумеет возвысить большинство и перевести его на свою сторону. Возможно и продолжительное существование такой организации. Бьет же пастух кнутом стадо и спасает его от голода, холода и хищных зверей. Стадо не может свергнуть пастуха.
   Все же это не может длиться вечно: принуждение есть зло и страдание, и, по естественной этике, его не должно быть, так как оно угрожает бедствиями материи и обрушится на будущие поколения. Лучше медленный прогресс, с возможным ограничением страданий и насилия, чем бешеный, но с большими муками. Все бывает и даже иногда необходимо, но возможное ослабление насилия – надежнее. Всему мера, на все расчет. Отношения между количеством насилия и свободы также подвержены математическому учету, но делать его мы не умеем.

Оценка людей

25 февраля 1934 года

   Начнем с самых высоких. Только история служит нам для этого указателем.
   Распределим людей по порядку их ценности, начиная с высшей.
   Любовь немногих, ненависть многих и равнодушие большинства. Судьба их – сделавши дело, погибнуть в молодости от сильных мира. Крест, гильотина, виселица, расстрел, всякие муки – вот их участь. Ни жен, ни потомства не оставляют.
   Проходят сотни, тысячи лет – слава замученных растет, их влияние продолжается и после их смерти. Оно приносит величайшие благодетельные плоды. Человечество возводит их в сан богов.
   Вот гении пониже рангом. Они не убиты, не замучены до смерти, но забыты. Их труды отвержены или гниют в подвалах. Через сотни лет после смерти случайно их открывают. Достоинство забытого гения восстановлено. Оно также растет с веками. Потомства не оставляют.
   А вот третья ступень необыкновенных людей. Такие имеют некоторую славу в конце жизни. Молодость провели в муках, разочаровании, бедности, по тюрьмам. Но умирают естественной смертью, хотя лишения, изнурение, унижение и голодовки значительно сокращают их жизнь. Потомства не оставляют.
   Примеры: Кеплер, Коперник, Галилей, Менделеев, Ламарк. Их слава гораздо выше после смерти. Она растет с веками. Имеем и таких людей, которым успех улыбается в среднем возрасте. Они тоже многое терпят, но слава и правильная оценка приходят раньше. Они хоть в старости утешаются и вознаграждаются этим. Нередко в конце жизни они достигают богатства и власти. Род их редко продолжается.
   В пятом ранге выдающихся людей мы видим быстрый успех в молодости, почет и богатство. Труды весьма ценятся и после смерти, но не живут сотни лет. Потомство если и есть, то жалкое.
   Шестой ранг: громкий практический успех, карьера, завоевания, престол. Оценка высока только при жизни. Оценка колеблется. После смерти падает и доходит до отрицательной величины.
   Седьмой ранг: небольшой успех, но полезные, хотя и умеренные дела. После смерти забываются. Потомство оставляют.
   Восьмой ранг: мнимый успех. Слава писателя, изобретателя, художника, ученого. Но, увы, еще при жизни современники разочаровываются. Несчастные переживают свою славу. Это – мыльные пузыри.

Права материи и низших существ и обязанности высших

   Право на целость тела. Нельзя неволить, мешать передвижению, бить, калечить и убивать людей. Кто это нарушает, то есть производит насилие, тот сам подвергается насилию, то есть лишается свободы настолько, насколько это нужно, чтобы обезопасить от насильника общество: ссылка на надельную землю, а в случае непослушания – на изолированное пространство, например на остров. Всякое слово не считается насилием, а только дрожанием воздуха. Поэтому все выражения мысли совершенно свободны. Мести нет, ибо нарушился бы тогда закон устранения мук. Это милосердие к преступникам есть и милосердие к нам самим в посмертной жизни. Радость всего мира будет состоять в том, что никто не будет бояться мести.
   Закон милосердия только изолирует, насколько нужно, насильника. Насильники удаляются, не производят обильного потомства и живут счастливо. Талантливые насильники даже размножаются, но свобода их ограничивается для безопасности общества. Так, они приносят добро, но не могут приносить зла. Всякий появившийся в мир, всякий рожденный, всякая ожившая материя уже не будет погружена в страдание, как бы она случайно ни была плоха, то есть несовершенна.
   Когда одна часть общества эксплуатирует, насилует другую, то это повод к революции. Угнетенный класс стремится освободиться, обезопасить себя от сильнейшего класса-насильника.
   Свобода образования всяких обществ и промышленных предприятий, имеющих целью не насилие, а только производство продуктов или вещей. На обработку почвы при технических средствах потребуется очень немного людей. Например, 10 % всех работников. Куда же денут свой труд остальные 90 %? Они войдут работниками в промышленные предприятия. Будут добывать уголь, руды и другие богатства недр. Будут работать на фабриках, заводах и других учреждениях. Это увеличит их арендный доход. Нежелающие могут ничего не делать. Но едва ли найдется много таких.
   Как прекрасна и отрадна будет для человечества эта высшая степень свободы! Не страшно будет и родиться. Не будут осуждать и дети своих родителей за свое рождение.
   Свобода передвижения. Только насильники могут препятствовать человеку передвигаться по всему земному шару. Конечно, надо иметь для этого ноги или деньги для оплаты пути разными средствами сообщения. Лишь ограниченность аренды или заработка могут ограничить передвижение человека. Всякие границы и паспорта есть насильнические и недопустимые действия.
   Свобода обмена или торговли. Кто мне может помешать обменять мой заработок на какую-либо вещь. Это может сделать только насильник. Результат: свобода организованной торговли обществ и частных лиц. Ведь торговля есть такое же промышленное предприятие, как и всякие другие. Только удельный клочок почвы – вещь непродажная.
   Свобода единобрачия. Не может мужчина взять насильно женщину или женщина мужчину. Единобрачие должно быть согласным и в видах здоровья, по возможности, продолжительным.
   Свобода общества ограничивать деторождение ввиду усовершенствования человека, избавления человечества от калек, уродов, больных, слабоумных, недолголетних. Здесь речь идет о правах материи и существ не принимать мученическую несовершенную форму. Мы – материя, и эти права принадлежат и нам.
   Свобода управляться избранным лицом. Некоторые ради единения и силы выбирают лицо, которое ими руководит. Они добровольно ему повинуются, но имеют право и не повиноваться, уйти из общества, вступить в другое и даже жить без всякого руководства и управления, не совершая при этом только насилия.
   Часть аренды уделяется избранному низшему и высшему правительству для его пропитания и государственных сооружений, каковы: дороги, больницы, школы, институты и прочее. Это, в сущности, есть свобода распоряжения своим имуществом для общего блага.

В каком порядке происходит открытие или изобретение

29 марта 1934 года

   В открытии нередко участвует несколько человек. Прежде чем получить окончательную форму, оно питается такими предшественниками:
   1. Фантазер, возбуждающий мысль и желание осуществить ее. Таковы талантливые сказочники без всякого образования и с образованием.
   2. То же, но с более умеренной фантазией. Примеры: Жюль Верн, Уэллс, Эдгар По, Фламмарион.
   3. Даровитый мыслитель, независимо от своего образования.
   4. Составитель планов и рисунков.
   5. Моделисты.
   6. Первые неудачные исполнители.
   7. Осуществление.
   Иногда одно лицо проходит несколько этапов, и даже все. Но такое явление не часто.
   Все эти выдающиеся люди не объединены ни временем, ни местом.
   Для успешного хода изобретений и открытий хорошо бы их соединить для коллективной работы.
   Ведь все таланты, необходимые для открытия, так редко объединяются в одном человеке!
   Общество, двигающее вперед человечество, должно жить вместе или часто собираться для совещаний. Верхний этап, то есть этап фантазеров, выбирает из своей среды фантазии, которые сами фантазеры по своей пылкости считают наиболее основательными. Они в форме доклада отправляются в общества второго разряда, состоящие из людей менее увлекающихся. Они обсуждают все поступившие к ним сказки и некоторые из них, которые покажутся им наиболее исполнимыми, отправляют на рассмотрение обществ третьего разряда, где уже сидят люди более знающие. Они выбирают несколько лучших проектов и отправляют их на просмотр следующим обществам, имеющим всякого рода специалистов, которые выбирают годное, по их мнению, и составляют точные расчеты и чертежи. Наконец, то и другое переходит к талантливым исполнителям, которые успешно осуществляют часть этих проектов, остальные же считают или неисполнимыми, или откладывают их исполнение на будущее время.
   Как же это осуществить на деле?
   Неосновательных изобретателей и открывателей всего больше.
   Пусть каждое небольшое местечко укажет на своих выдающихся людей. Число их будет пропорционально населению, например, на каждую его сотню или тысячу выбирают одного человека.
   Фантазеры эти, между которыми могут быть и дельные люди, собираются в группы человек по сто, по тысяче. Они живут в особых деревнях или во дворцах, как и другие, но каждая группа живет в одной деревне. Таких деревень или местечек может быть множество. Каждое из них отбирает из своей среды наиболее талантливых представителей. Их гораздо меньше, но они тоже составят много местечек, рассеянных по стране далеко друг от друга. Так, идем далее. Последняя избранная группа составит один городок и будет уже реализовывать все изобретения и проверять все открытия. Им на помощь пойдет вся страна своими силами и средствами.
   Основные законы всех групп следующие:
   1. Выборные половину своего времени проводят среди выборщиков (для испытания и проверки), а половину – в сообществе себе подобных, то есть в своем селении, где собираются выбранные определенной категории.
   2. Выборного не может изгнать общество равных ему. Но его может не выбрать вторично селение, куда он возвратился по окончании срока. Цель этого закона – препятствовать исполнению пословицы «рука руку моет».
   3. Ни одна группа не может выбирать себе равных или исключать их. Ее право выбирать высших для высшей следующей группы.
   Общая цель этих законов – выборное начало, или право иметь своих руководителей по выбору, то есть по желанию. Ведь и всякий талант или сила приобретают авторитет хотя бы согласием немногих. Еще будет лучше, если авторитет будет выбираться согласно общему желанию всего человечества.

Условная истина

1932 год

   Настоящей (абсолютной) истины нет, потому что она основывается на полном познании космоса. Но такого полного познания нет и никогда не будет. Наука, которая дает знание, непрерывно идет вперед, отвергает или утверждает старое и находит новое. Каждое столетие меняет науку. Не отвергает, а именно изменяет более или менее ее содержание, вычеркивая одно и прибавляя другое. Конца этому не будет, как нет конца векам и развитию мозга.
   Значит, истина может быть только условная, временная и переменная.
   Религиозные веры называют свои догматы истиной. Но может ли какая-либо вера быть истиной? Число вер выражается тысячами. Они противоречат друг другу, часто опровергаются наукой и потому не могут быть приняты даже за условную истину. Политические убеждения также более или менее несогласны. Поэтому и про них мы скажем то же. Философские размышления создавали мировоззрения. Несогласие их также заставляет смотреть на них как на личное мнение.
   Некоторые философы не принимали ничего для своих выводов, кроме точного научного знания. Но и их выводы не достойны названия условной истины, так как не были согласны между собой. Наконец, нет человека, который бы не понимал истину по-своему. Сколько людей, столько и истин. Какая же это истина?!
   Однако мы должны сначала условиться о том, что мы хотим подразумевать под условной истиной.
   Философы, мудрецы и ученые, конечно, способствуют распространению познаний о Вселенной и потому совершенствуют представление людей об условной истине.
   Условная истина может быть земная, народная, городская, волостная, сельская, деревенская, семейная и личная.
   Личная – это та, которую приобретает человек разными путями и считает за самое лучшее, самое верное и самое справедливое. В среднем это есть наиболее низший сорт условной истины. Она изменяется с возрастом и познанием человека. Истина деревенская есть та, которую готова принять деревня и подчиниться ей.
   Как это может быть? Деревня значительным большинством (0,6, 0,7, 0,8 и т. д.) голосов выбирает из своей среды человека, которого она считает во всех отношениях самым высоким. Она поручает ему выработать кодекс истины, как он умеет. Принятый кодекс будет условной деревенской истиной. Разумеется, она меняется с изменением выборного лица. Все же эта истина несколько выше личных взглядов заурядных членов деревни. Подразумеваю средние величины.
   Выборные из нескольких деревень, живущие вместе, знающие друг друга, поручают отыскивать истину особому лицу из их же среды, которого они считают за самого умного. Так получается истина сельская.
   Теперь понятно, как создать условную истину: городскую, национальную и земную.
   Все эти истины будут условны, потому что несогласны, переменны и несовершенны. Высшая истина, понятно, будет земной, полученной человеком, избранным от всех людей, то есть всеми народностями.
   Может быть, некоторые личные истины (в общем, самого низкого сорта) на деле окажутся выше самой высшей избранной. Но утверждать и доказать этого никто не может. И потому для людей истина будет та, которая выбрана их представителем.
   Человек принимает то, что постигает. Остальное, навязанное ему, в глазах его есть заблуждение и насилие, хотя бы он тысячу раз ошибался.
   В самом деле, мы не имеем права навязывать ему нашу личную истину, даже истину города или страны. Он требует истины всего мира, даже от всей Вселенной, если бы это только было возможно.
   Навязанная истина нарушит мир, возбудит несогласие и недовольство.
   Итак, условная высшая истина есть та, которая вырабатывается деревней, потом селом, уездом, городом, округом, нацией и, наконец, выборным от всех наций.
   Как я могу выдавать свои убеждения за истину и на основании их насиловать, если эта истина не утверждена всем миром.
   Так действовали и заблуждались вожди, императоры, завоеватели и прочие. Мы должны не подражать им, а смиренно отступить и предоставить выборы и определение истины всему человечеству.
   Нужно только, чтобы каждая община, выбирая лучшее лицо, имела его периодически перед глазами и делала ему непрерывную оценку: изменился к худшему – и вон его. Чтобы это лицо было всегда на виду, надо, чтобы выборных и в одном обществе было несколько: одни управляют общиной, а другие идут на выборы в высшее общество. Каждый выборный половину времени проводит в своем обществе, а половину – в высшем.
   Еще надо, чтобы высшее общество не могло его исключать без согласия низшего. Да, нужно, чтобы число членов в каждой общине было невелико. Тогда члены могут изучить друг друга, определить взаимные достоинства и сделать верный выбор. С этой точки зрения, чем меньше число членов, тем лучше. Но все же их не должно быть меньше 100–1000. На это хватит средней человеческой памяти и наблюдательности. Разумных выборов нет нигде в целом мире. Но если бы они и были, то едва ли и наша планетная истина была бы высшей. На практике пока овладевает человечеством индивидуальная истина. Отсюда – источник насилия над человечеством. Эта истина в некоторых случаях может быть много выше общей планетной и потому как будто может быть оправдана. Тут как бы высший человек насильно спасает остальное человечество. Так пастух управляет стадом и спасает его от хищных зверей. Теоретически это можно допустить, и в истории нечто подобное бывает.

Космическая философия

8 мая 1935 года

   1. Мы сомневаемся в повсюду распространенной жизни. Конечно, на планетах нашей системы возможно если не отсутствие жизни, то ее примитивность, слабость, может быть, уродливость и, во всяком случае, отсталость от земной, как находящейся в особенно благоприятных условиях температуры и вещества. Но млечные пути, или спиральные туманности, имеют миллиарды солнц. Группа же их заключает миллионы миллиардов светил. У каждого из них множество планет, и хотя [бы] одна из них имеет планету в благоприятных условиях. Значит, по крайней мере миллион миллиардов планет имеют жизнь и разум не менее совершенные, чем наша планета. Мы ограничились группой спиральных туманностей, то есть доступной нам Вселенной. Но ведь она безгранична. Как же в этой безграничности отрицать жизнь?
   Какой бы смысл имела Вселенная, если бы не была заполнена органическим, разумным, чувствующим миром? Зачем были бы бесконечные пылающие солнца? К чему их энергия? Зачем она пропадает даром? Неужели звезды сияют для украшения неба, для услаждения человека, как думали в Средние века, времена инквизиции и религиозного безумия?
   2. Мы склонны думать также, что наиболее высокое развитие жизни принадлежит Земле. Но животные ее и человек сравнительно недавно зародились и пребывают сейчас в периоде развития. Солнце еще просуществует как источник жизни биллионы лет, и человечеству предстоит в этот невообразимый период идти вперед и прогрессировать – в отношении тела, ума, нравственности, познания и технического могущества. Впереди его ждет нечто блестящее, невообразимое. По истечении тысячи миллионов лет ничего несовершенного, вроде современных растений, животных и человека, на Земле уже не будет. Останется одно хорошее, к чему неизбежно приведет нас разум и его сила.
   Но все ли планеты космоса имеют такой же малый возраст, как Земля? Все ли они находятся в периоде развития, в периоде несовершенства? Как знаем из астрономии, возраст солнц самый разнообразный: от только что родившихся разреженных гигантских светил до погасших черных карликов. Старики имеют многие биллионы лет, молодые солнца даже еще не родили своих планет.
   Какой же вывод? Выходит, что должны быть и планеты всех возрастов: от пылающих, подобно солнцам, до омертвевших, благодаря угасанию своих солнц. Одни планеты, значит, еще не остыли, другие имеют примитивную жизнь, третьи доросли до развития на них низших животных, четвертые имеют уже разум, подобный человеческому, пятые еще шагнули вперед и т. д. Отсюда видно, что мы должны отречься от мнения, будто наиболее совершенная жизнь принадлежит нашей планете.
   Все же мы приходим к выводу не совсем утешительному: во Вселенной несовершенная, неразумная и мучительная жизнь распространена в такой же степени, как и высшая, разумная, могущественная и прекрасная.
   3. Но верен ли этот вывод? Нет, он неверен, и мы сейчас это выясним. Мы нашли, что возраст планет самый разнообразный. Из этого следует, что есть планеты, которые по развитию разума и могущества достигли высшей степени и опередили все планеты. Они, пройдя все муки эволюции, зная свое печальное прошедшее, свое былое несовершенство, захотели другие планеты избавить от мук развития.
   Если мы, земные жители, уже мечтаем о межпланетных путешествиях, то чего же достигли в этом отношении планеты, которые на миллиарды лет старше нас! Для них это путешествие так же просто и легко, как для нас проезд по железной дороге из одного города в другой.
   На этих передовых зрелых планетах размножение идет в миллионы раз быстрее, чем на Земле. Впрочем, оно регулируется по желанию: нужно совершенное население – его нарождают быстро и в каком угодно числе.
   Посещая окружающие их незрелые миры с примитивной животной жизнью, они уничтожают ее по возможности без мучений и заменяют своей совершенной породой. Хорошо ли это, не жестоко ли? Если бы не было их вмешательства, то мучительное самоистребление животных продолжалось бы миллионы лет, как оно и сейчас продолжается на Земле. Их же вмешательство в немногие годы, даже дни, уничтожает все страдания и ставит вместо них разумную, могущественную и счастливую жизнь. Ясно, что последнее в миллионы раз лучше первого.
   Что же из этого следует? А то, что в космосе нет несовершенной и страдальческой жизни: ее устраняет разум и могущество передовых планет. Если она и есть, то на немногих планетах. В общей гармонии Вселенной она незаметна, как незаметна пылинка на белоснежном поле.
   Но как же понять присутствие страданий на Земле? Почему высшие планеты не ликвидируют нашу несчастную жизнь, не прекратят ее и не заменят своей прекрасной? Есть и другие планеты, подобные Земле. Зачем они страдают? В мире совершенном кроме преобладающего прогресса есть и регресс, попятный ход. Помимо того, цветы жизни так прекрасны, так разнообразны, что лучшие из них нужно вырастить, дождаться семян и плодов. Хотя передовые планеты и опередили другие, но ведь это, может быть, объясняется их старым возрастом. Могут быть поздние планеты с лучшими плодами. Необходимо исправлять регресс Вселенной этими ее запоздавшими плодами. Вот почему оставлено без вмешательства небольшое число планет, обещающих дать необыкновенные результаты. Между ними и Земля. Она страдает, но недаром. Плоды ее должны быть высокими, если ее предоставили самостоятельному развитию и неизбежным мучениям. Опять скажу, что сумма этих страданий незаметна в океане счастья всего космоса.
   4. Иные думают: мы имеем годы жизни и дециллионы лет небытия! Не есть ли это, в сущности, небытие, так как бытие в массе небытия незаметно и то же, что капля в океане воды?
   Но дело в том, что небытие не отмечается временем и ощущением. Поэтому оно как бы не существует, а существует одна жизнь. Кусочек материи подвержен бесчисленному ряду жизней, хотя и разделенных громадными промежутками времени, но сливающимися субъективно в одну непрерывную и, как мы доказали, прекрасную жизнь.
   Что же выходит? А то, что общая биологическая жизнь Вселенной не только высока, но и кажется непрерывной. Всякий кусочек материи непрерывно живет этой жизнью, так как промежутки долгого небытия проходят для него незаметно: мертвые не имеют времени и получают его только тогда, когда оживают, то есть принимают высшую органическую форму сознательного животного.
   Может быть, скажут: разве доступна органическая жизнь центрам солнц, планет, газовых туманностей и комет? Не обречена ли их материя на вечную смерть, то есть небытие?.. И Земля, и мы, и все люди, и вся органическая современная жизнь Земли были когда-то веществом Солнца. Однако это не помешало нам выбраться оттуда и получить жизнь. Материя непрерывно перемешивается: одни ее части уходят в солнца, а другие выходят из них. Всякой капле вещества, где бы она ни находилась, неизбежно придет очередь жить. Ждать ее придется долго. Но это ожидание и огромное время существуют только для живого и есть их иллюзия. Наша же капля не испытает мучительного ожидания и не заметит миллионов лет.
   Опять говорят: я умру, вещество мое рассеется по всему земному шару, как же я могу ожить?
   До вашего зарождения вещество ваше тоже было рассеяно, однако это не помешало вам родиться. После каждой смерти получается одно и то же – рассеяние. Но, как мы видим, оно не препятствует оживлению. Конечно, каждое оживление имеет свою форму, не сходную с предыдущими. Мы всегда жили и всегда будем жить, но каждый раз в новой форме и, разумеется, без памяти о прошедшем.
   5. Грядущие тысячи и миллионы лет усовершенствуют природу человека и его общественную организацию. Человечество обратится как бы в одно могущественное существо под управлением своего президента. Это самый лучший из всех людей в физическом и умственном отношении. Но если члены общества высоки по своим качествам, то как же высок высший, научно избранный из них!
   Так организуются неизбежно населения и других планет. Могущественному населению высшей планеты каждой солнечной системы будут доступны не только планеты этой системы, но и все околосолнечное пространство. Оно эксплуатируется на пользу населения, как и вся солнечная энергия. Ясно, что одна планета есть кроха в солнечной системе. Она не составляет центра. Население рассеивается по всему околосолнечному пространству. Объединению подлежит не только каждая планета, но и вся их совокупность и все эфирное население, живущее вне планет в искусственных жилищах. Итак, после объединения каждой планеты неизбежно настанет объединение каждой солнечной системы.
   Могущество их так велико, что они сносятся между собою не только особыми телеграммами, но и лично, непосредственно, как знакомые. Тысячи лет требуется для этого путешествия, но и тысячи лет живут иные жители солнечных систем, ибо миллиарды лет грядущего развития любой планеты дадут населению каждой и неопределенно долгую жизнь. Катастрофы солнц, их взрывы, повышения и понижения температур заставляют население все предвидеть и все знать о соседних солнцах, чтобы заранее удаляться от угрожающей опасности.
   Образуется союз ближайших солнц, союз союзов и т. д. Где предел этим союзам – трудно сказать, так как Вселенная бесконечна.
   Мы видим бесчисленное множество президентов разной степени совершенства. А так как этим категориям нет конца, то нет и пределов совершенству личному – индивидуальному…
   6. Мы говорили пока только о вещах и существах из обычной материи. Она содержит 92 или более элементов, а последние составлены из соединения водородных атомов.
   Итак, мы говорили про водородные существа, про водородный мир.
   Но нет ли еще какого-нибудь другого вещества? Есть у нас такое вещество – малопостижимый светоносный эфир, заполняющий все пространство между солнцами и делающий материю и Вселенную непрерывной.
   Есть основания предполагать, что солнца и вообще все тела теряют материю тем сильнее, чем они горячее. Куда девается эта материя? Мы думаем, что она разлагается на более простую и упругую, которая и распространяется в космосе. Может быть, это и есть эфир или другое неводородное вещество.
   Но откуда же появились солнца, газообразные туманности и весь водородный мир? Если материя разлагается, то должен быть и обратный процесс – ее синтез, то есть образования вновь из ее обломков известной нам водородной материи 92 сортов.
   Обратимость мы наблюдаем во всех механических, физических и биологических явлениях. Нужно ли об этом говорить? Кому не известны явления обратимости кругового процесса, когда разрушенное вновь возникает? Подразумеваю это явление в широком значении, в приблизительном, а не точно математическом, потому что точно ничего не повторяется. При этих явлениях, однако, соблюдается закон сохранения энергии. Но тут вмешивается скрытая потенциальная внутриатомная энергия вещества, и явление иногда запутывается. Так, радиоактивность на первых порах запутала ученых. Приведем простейшие приметы обратимости. Большая скорость тел переходит в малую и обратно. Из жидкости получается пар и обратно. Происходит химическое соединение и обратно. Все 92 элемента разлагаются на водород, а из последнего получается 92 элемента. Органическая материя переходит в неорганическую (разрушение, смерть), а неорганическая – в органическую.
   Так, вероятно, и разложение солнц в одном месте сопровождается образованием их в другом.
   Раз обратимость так обычна, то почему не допустить ее и в деле разрушения водородной материи?
   Она обращается в энергию, но надо думать, что энергия – особый вид простейшей материи, которая рано или поздно опять даст известную нам водородную материю.
   Что же такое есть самый атом водорода – начало всего известного вещественного мира?
   Он создан прошедшим временем, а оно бесконечно велико. Следовательно, и атом бесконечно сложен. У водорода были более простые родители, еще более простые деды и т. д.
   Не подобно ли этому происхождение человека? Не были ли его предки все более и более простыми по мере удаления от нашего времени? Родоначальник человека – водород, а более близкие предки – 92 элемента. Но человек отдален от этих предков всего на несколько сотен миллионов или миллиардов лет. Это так мало в сравнении с бесконечностью! Каковы же были предки водорода несколько дециллионов лет назад?
   Одним словом, если разделить бесконечное время на ряд бесконечностей, то каждой из этих бесконечностей будет соответствовать своя материя, свои солнца, свои планеты и свои существа.
   «Каждая эпоха по отношению ко всем предыдущим грубоматериальна, и та же эпоха по отношению к последующим – эфемерна. Все они материальны, но условно, в силу чрезвычайного различия в плотностях этих миров, одни можно назвать духовными, другие – материальными. В отношении нашего водородного мира все предыдущие эпохи духовны. И наша, когда пройдет бесконечность времени и наступит эпоха более плотного вещества, сделается духовной. Она та же, но это относительно».
   Осталось ли что-нибудь от прежних эпох: более простая материя, легкие эфирные существа и т. д.? Мы видим световой эфир. Не есть ли это один из осколков первобытной материи? Мы видим порою необыкновенные явления. Не есть ли они результат деятельности уцелевших разумных существ иных эпох?
   Возможно ли, чтобы остались следы их? Приведем пример. Наши земные существа стали возникать со времени остывания земной коры. Но одни из них доросли до высших животных, а другие остались теми же инфузориями и бактериями, какими и были. Время-то прошло одно и то же, но какое различие в достижениях! Так, может быть, часть вещества каждой эпохи оставила некоторое количество и свойственной ей материи, и свойственных ей живых существ?
   Выходит, что существует бесчисленное множество иных космосов, иных существ, которых условно мы можем назвать нематериальными, или духами.
   Каковы они: совершенны или представляют уродливые явления вроде наших несчастных земных животных?
   Мы уже доказывали, что зрелый разум нашей эпохи, выделяемый космосом, ликвидирует все несовершенное. Так что наша водородная эпоха заключает в себе прекрасное, сильное, могущественное, разумное и счастливое. Говорю про общее состояние эпохи. Также разум иных эпох выделил одно хорошее. Стало быть, мы окружены совершенными духами.
   Еще вопрос: имеют ли они влияние на нас и друг на друга? В сущности, духи разных бесконечностей все материальны. Но материя не может не влиять на материю. Следовательно, влияние духов на нас и друг на друга весьма возможно. Грубый пример: ветер волнует воду, океаны изменяют сушу.
   Можем ли мы превратиться в этих духов и жить их жизнью? Материя то усложняется, то разлагается. И то и другое происходит одновременно и всегда. Чем больше пройдет времени, тем больше шансов получиться иной материи: более простой или более сложной. В первом случае из нашего вещества могут возникнуть духи, во втором – более плотные вещества, чем водородные. Конечно, наиболее возможное и близкое есть возникновение из 92 элементов. Второе – возникновение в элементах ближайшей бесконечности.
   Еще больше надо времени для возникновения в элементах бесконечности второго порядка, более отдаленной и т. д.
   7. Резюмируем изложенное:
   А. По всей Вселенной распространена органическая жизнь.
   Б. Наиболее сильное развитие жизни принадлежит не Земле.
   В. Разум и могущество передовых планет Вселенной заставляют ее утопать в совершенстве. Короче, органическая жизнь ее, за незаметными исключениями, зрела, а потому могущественна и прекрасна.
   Г. Эта жизнь для каждого существа кажется непрерывной, так как небытие не ощущается.
   Д. Всюду в космосе распространены общественные организации, которые управляются президентами разного достоинства. Один выше другого, и, таким образом, нет предела личному или индивидуальному развитию. Если нам непонятно высок каждый зрелый член космоса, то как же непостижим президент первого, второго, десятого, сотого ранга?
   Е. Бесконечность истекшего времени заставляет предполагать существование еще ряда своеобразных миров, разделенных бесконечностями низшего порядка. Эти миры, усложняясь, оставили часть своего вещества и часть своих животных в первобытном виде.
   Они совершенны в своем роде и могут быть названы условно, вследствие своей малой плотности, духами. Мы окружены сонмами духов разных эпох и можем превратиться также и в них, хотя бесконечно вероятнее возникновение в образе плотной современной материи. И все же от превращения в условный дух мы не гарантированы, а рано или поздно это неизбежно.
   8. Отсюда видна бесконечная сложность явлений космоса, которую, конечно, мы не можем постигнуть в должной мере, так как она еще выше, чем мы думаем. По мере расширения ума увеличиваются знания и раскрывается для него Вселенная все более и более.
//-- СОМНЕНИЯ И КОЛЕБАНИЯ --//
   Есть явления, которые можно объяснить только вмешательством иных существ. Например, разумное и умеренное обращение к высшим силам исполняется кем-то, в особенности когда просящий получил их расположение и действительно нуждается в поддержке. С нашей точки зрения, это если не совсем ясно и фактически не доказано, то возможно.
   Но вот как понять помощь от умерших родственников и ушедших из нашей жизни высоких людей, когда вы к ним обращаетесь, измученные несчастьями и несправедливостью? По нашей теории, они живут блаженною жизнью, но теряют все свое прошлое и вас в том числе. Следовательно, тут обращение к ним бессмысленно.
   Как же они нам могут помочь?
   Возможно, что они, принимая другой образ, остаются наблюдателями нашей жизни. Но кто им может указать на их родство, если сами они, как и все другие, свое прошедшее потеряли?
   Да и само родство за гробом уже не имеет смысла.
   Один человек, очень доброй жизни, рассказывал, что всегда получал помощь в своих страданиях от умерших родственников. Но когда он хотел убедиться в этом без нужды, производя эксперименты, то тотчас же потерял поддержку, то есть не получил отклика.
   Вполне ли верны наши утешительные выводы (монизм)? Не остается ли после смерти что-нибудь от человека, какая-нибудь часть его земной нервной жизни? Но тогда мы то же должны допустить и для всех животных, хотя в самой разнообразной и низшей степени. Современная наука не может признать возможность таких остатков, то есть остатков памяти от какого-либо существования. Наконец, если бы это было возможно, то и в настоящей жизни у нас осталось бы воспоминание о бесчисленном количестве прошедших существований. Это немыслимо уже потому, что ни одна память не вместит бесконечности прошедших ощущений.
   Возможно, что помощь дают не родственники (в чем нет научного смысла), а другие существа, видя наши страдания. Это вполне допустимо. Мы только думаем на родственников, а дело-то не в них.
   Я много работал над целесообразностью природы и пришел к положительному выводу. Это длинная тема и заслуживает особых исследований. Когда-нибудь поделюсь своими работами.
   Но если Вселенная целесообразна, то почему не допустить хотя и совершенно непонятные для нас вещи, но полезные для человечества?
   Так, на Земле дурные поступки находят возмездие, выходящее естественно из них самих. Но ведь есть и преступления, которые проходят безнаказанными до самой смерти. Все это знают и потому не воздерживаются от дурного. Целесообразность и общее благо требуют, чтобы человек страшился малейшего уклонения от истины. Хорошо, если бы он был уверен в возмездии после смерти, в возмездии неуклонном, во что бы то ни стало. Это удержало бы многих от преступлений. Это хорошо, полезно, целесообразно. Но раз оно так, то почему бы этому не быть! Мы только не понимаем, как это происходит.
   С научной точки зрения, возмездие нам кажется невозможным, с этической же – другое дело.
   Также полезны были бы награды за подвиги – во что бы то ни стало: если не в этой жизни, то в следующей. С нашей научной точки зрения, наказаний нет, но награды есть (монизм). Неприятно только, что эти награды без различия получают и преступник, и самоотверженный полезный деятель.
   Как допустить, например, что виновники империалистических войн получают ту же награду, что и Галилей, Коперник, Джордано Бруно, Гус и прочие. Сколько жертв и палачей… и в результате всем одно: счастье и совершенная жизнь после смерти. Идея об индивидуальных наградах полезна, но ненаучна. С точки же зрения целесообразности допустима.
   Разные вероисповедания распространяли идею о наградах и наказаниях. Многие верили в них, и потому эта идея, если и ошибочная, была в свое время полезна.
   И теперь массы им верят. Однако наука не может их подтвердить. Возможно, что они, сыграв свою целесообразную роль, рассеются знанием и заменятся какими-нибудь другими убеждениями, действующими также в пользу доброй жизни. Например, благодарностью к природе, обещающей высшее блаженство. Благодарность и восторг будущего посмертного жития могут так же послужить воздержанию от зла, как и страх наказаний.
   Многие умоляют высшие силы о прощении и лучшей посмертной судьбе своих близких: родителей, супругов, детей, друзей. Они не очень верят, но любовь к родственникам заставляет их тревожить высшие силы. Многие рационалисты не могут отрешиться от таких молений. Наука считает это бессмысленным, так как все умершие без различия должны погрузиться в совершенство Вселенной (и не к чему просить).
   Мы сомневаемся и в науке. Какой-то врожденный инстинкт заставляет нас, хотя и смутно, не крепко, с колебаниями – верить в разумность наших молитв. Конечно, наука непрерывно развивается, не стоит на одном месте, не сказала последнего слова. На всякий случай люди делают как бы несообразное, не веря и в науку: в ее непогрешимость и окончательность. Во всяком случае, если мы и ошибаемся, то большого вреда от подобных ошибок нет.

Константин Эдуардович Циолковский Космическая философия

Черты из моей жизни

Космическая философия

Предисловие ко всем моим трудам

Сомнительность всякой философии

Монизм Вселенной

Причина космоса

Воля Вселенной

Неизвестные разумные силы

Горе и гений

Гений среди людей

Ум и страсти

Теоремы жизни

Наука и вера

Происхождение музыки и ее сущность

Космос есть животное

Непротивление или борьба?

Ложная мудрость

Какое правительство я считаю лучшим

Из сборника «Очерки о Вселенной»

Вместо злорадства – ужас и самоотвержение. Ликвидация несовершенного и эгоистическое сострадание

Высшая истина

Долголетие

Радость смерти

Есть ли Бог? (Первый вариант)

Есть ли Бог? (Второй вариант)

Демократия и иерархия

Оценка людей

Права материи и низших существ и обязанности высших

В каком порядке происходит открытие или изобретение

Условная истина

Космическая философия

Константин Эдуардович Циолковский
Космическая философия