-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Петр Петрович Котельников
|
| Что такое любовь?
-------
Что такое любовь?
Петр Петрович Котельников
© Петр Петрович Котельников, 2016
Редактор Олег Петрович Котельников
ISBN 978-5-4483-6066-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
//-- *** --//
Весна. Царство красок с преобладанием зелени. Лес наполнен птичьими голосами. Обновляются старые и строятся новые гнёзда, Под деревьями постоянное движение насекомых и крупной живности. Обживается всё, в том числе и трухлявые пни. На лугу близ реки сплошной ковёр из трав и цветов. Благоухание ароматов их, заставляющее глубже втягивать в себя тёплый пряный воздух. Отдельно лежащие валуны в обрамлении трав и цветов кажутся драгоценными камнями в оправе, И на их поверхности бурлит жизнь. Началось главнейшее таинство жизни – размножение. Оно сопровождается не умолкающими ни днем, ни ночью птичьими концертами.
Весна пришла тревожны стали сны,
Шум в голове такой, как от похмелья.
Милы мне облака пушистые весны
В восторге я от зелени апреля.
Зароюсь головой в высокую траву,
Ласкает солнце голову и руки,
Краса весны предстала наяву —
Нет повода скорбеть от серости и скуки!
Чтоб описать мне не хватает слов.
Кругом цветы. От умиленья млею.
Приятен вид пасущихся коров,
Гладь озера большим пятном синеет.
В истоме тело… Мир готов обнять.
Весною Купидон запарился в работе….
Меня он начинает донимать,
Рисуя линии бессмертной женской плоти»!
С голубых небес на всю эту мирскую суету ласково смотрит ясное, словно умытое, г реющее, но не жалящее солнышко. Забывают люди о том, что сама весна является подарком солнца, но хорошо помнят, что весна является олицетворением любви, с именем которой связано само понятие – жизнь.
«Что такое любовь? Юность ищет ответ…»
«Что такое любовь? Юность ищет ответ…
Сам вопрос непростой и не новый…
И ответ не нашли ни отец и ни дед,
Ведь любовь – это жизни основа!
Хоть и схожи, но каждому доля своя:.
Повороты, углы и преграды…
Страстью чувств обольщают, порою пьянят.
Но для многих не станут наградой…
Испытаний немало, страданий и слез,
Тот пройдёт, а кого-то сломает…
Ведь дорога любви из колючек и роз,
Тот порхает по ней, тот – хромает…
Хоть любовь и является основой жизни, но никаким законам не подчиняется, в то время, когда жизнь им обязательно следует.
«Любовь не признает законов…»
Любовь не признает законов.
Попыток много – обуздать!
Благословение с иконой —
Ещё не значит, благодать…
И можно ожидать напасти,
Когда для ней условий нет…
Еще в душе бушуют страсти,
Повсюду оставляя след.
Душа от радости поёт,
(Ничто беды не предвещает),
Внезапно пал на сердце лед —
И свет любовь не освещает…
И послесловие знакомо:
Окончит кто-то путь земной…
Там дева прыгнула с балкона,
А та избрала путь иной…
Подавит бунт своей крови,
Поищет там, отыщет там…
И на развалинах любви
Создаст, возможно новый храм?
Необходимо ещё условиться, что любовь бывает и безрассудной…
«Любовь бывает без рассудка …»
Любовь бывает без рассудка —
Теряют голову тогда.
Любовь бывает злою шуткой —
Так любят бедных господа…
Любовь бывает меда слаще —
В ней растворяется душа…
Средь тех она бывает чаще,
Где за душою нет гроша.
Чиста она, когда свободна,
Не ограждает ее тын….
Не ведома любви и сводне…
Горька бывает, как полынь.
«Безумие любви понятно мне …»
Безумие любви понятно мне —
В огне его сгорает разум!
Того огня достаточно вполне,
Чтобы сгореть в нем с милой разом!
О том, что рассудок от любви теряют, знали и в глубоко древности…
Рассудок в любовном угаре теряют и те, кто и по возрасту, и по самому определению, делать этого не должны.
Иудейский царь Давид в жизни своей допускал некоторую роскошь, несвойственную его предшественникам. Жил в Иерусалиме, в красивом дворце. Окружил себя наемными телохранителями. По восточному обычаю у него было много жен. Однажды, прогуливаясь по плоской крыше своего дворца, Давид увидел купающуюся женщину небывалой красоты и воспылал к ней страстью. Пытаясь завладеть ею, он обрек ее мужа на гибель. Этот поступок нашел осуждение со стороны наставника царя Давида, пророка Натана. «За твой поступок Бог поднимет на тебя беду из собственной семьи твоей!» – сказал царю Давиду пророк. Это предсказание пророка исполнилось. Сын Давида Авесалом поднял восстание против отца, перед этим обагрив руки свои кровью брата своего Амнона. Войско мятежного сына было многочисленно, но слабо. Военачальник царя Давида Иоав преследовал бежавшего царевича после поражения. Авесалому не повезло, он запутался волосами в ветвях дерева, лошадь из-под него бежала. Повисшего царевича Иоав поразил стрелами из лука. Смерть сыновей не охладила любовной страсти царя Давида к чужой жене
Медоточивые уста чужой жены,
И речь её мягка и нежна,
Плоть и душа твои истощены,
Искать в них добродетель бесполезно.
Не возжелай душой красы ее,
Не увлечёт ресницами своими!
Из своего колодца каждый воду
пьёт,
Не ощущая горечи полыни.
На кровле дома царь Давид,
В пруду купалась нежная Вирсавия,
Он возжелал с ней ложе разделить
Замужней оказалась та красавица.
Забыв про сан, забыв про стыд,
Забыв про Божеский ковчег, скрижали,
Страдает вожделением Давид,
И хочет видеть близ себя Вирсавию.
Что тяжесть ему плотского греха,
С чужой женой, в замужестве?
Любимцу Бога кара – чепуха!
Он дух свой утерял и мужество.
Давид послал за нею слуг, —
Что оставалось делать той?
Интимных царь потребовал услуг
От женщины незнатной, а простой.
Она пришла, с Давидом спала,
Прошло немного времени,
Вирсавия царю призналась и сказала,
Что ходит от него беременной.
Что скажет муж, Урия – Хаттеянин?
(Душою прост, он не прославлен),
И не слуга он, не крестьянин,
Главою дома не поставлен…
По виду, горожанин рядовой,
Его призвал к себе Давид,
Подробно расспросил и отослал
домой,
Велев его досыта накормить.
Но, Урия не клюнул на приманку,
Домой не шёл, остался у ворот,
Давиду донесли об этом спозаранку,
Он Урию опять к себе зовёт.
«Не стал я пить и спать с женой,
Израиль весь воюет в поле,
Ты поступай, как хочется, со мной,
В твоей, о, царь, я полной воле!»
Царь Урию с улыбкой похвалил,
И усадил с собой за стол,
И много ел тот, много пил,
Но снова в дом свой не пошёл.
Чем руководствовался Урия, не знаю?
Об этом дважды сказано в Завете.
Пусть многого не понимаю,
Но что-то тайное скрывается за этим?
Всё стало явным, а не тайным.
Мне из письма Давида к Иоаву:
«Пусть будет гибель Урии «случайной»,
Поставить в строй у самого провала.
Пусть будет сильное сражение,
В разгар его всем нужно отступить,
Поставив Урию в такое положение,
Чтоб был тот обязательно убит!»
И Урия на смерть был обречён,
Вирсавия женой Давида стала,
Рождён был ею мудрый Соломон,
О ком по миру прокатилась слава.
Слава, она, конечно, персона приятная во всех отношениях, но не следует забывать и о том, что великий мудрец, проповедник Экклезиаст и он же – царь Соломон создал все условия для развала единого древнего еврейского государства. Да и в сексуальном плане он не может служить образцом порядочности!
Бес в ребро
Построив божий храм, Соломон приступил к строительству своего дворца. Дворец получился великолепным, он состоял из нескольких зданий, соединенных между собой. Ко дворцу вела аллея из длинного ряда кедровых столбов, прозванная «ливанским лесом». Здесь стояла царская стража с мечами и золотыми щитами. Кроме этого дворца было в Иерусалиме великое множество красивых зданий, построенных израильской знатью. Богатство поражало воображение. Но дорого стоил народу этот внешний блеск. Огромные богатства расходовались на содержание многочисленной царской семьи и чиновников. Мудрый Соломон должен бы разумнее управлять государством, а он жил с пышностью восточного властелина. В Иерусалиме усиливалось влияние финикийцев и других иноземцев, строящих свои храмы. Строились языческие храмы и самим Соломоном для своих иноверующих жен. Пророк Ахия упрекал царя за его дурное поведение и предсказывал скорый распад его царства.
Царь Соломон построил божий храм,
В нем помещен Ковчег Завета.
Сам Бог начертал храма план,
В Завете сказано об этом.
Израиль был в зените славы,
Везли богатства из страны Офир,
Слыл Соломон и мудрым и лукавым,
До царства пирамид царил покой и мир.
Но время шло, и дух царя слабел,
И похоть Соломоном завладела,
Он трепетал при виде женских тел,
И ночи проводил в объятьях юной девы.
Да не одной, везли из многих стран:
Моавитянки, ассирийки, эфиопки,
У каждой чудо стройный стан,
Красивы ножки, груди, попки.
Не жилище царя, а храм любви,
Царь Соломон любовью упивался,
Он бурно отвечал на зов крови,
Владыка деве, словно дева, отдавался.
Построил храм богине сладострастья
Астарте храм и храм Ваалу,
Объятье девы стало дивным счастьем,
Оно звало, манило, завлекало.
Седая голова, припав к коленам девы,
Их находила мягче, чем подушки,
Он целовал божественное тело,
И лепетал слова любви на ушко.
Не служат Соломону жены Иудеи,
Воспитаны они в условиях иных,
Условностей всех преступить не смеют,
Не могут стать орудьем Сатаны.
Язычницы разнузданны, коварны,
Знакомый им Астарты ритуал,
Царь строил храмы в благодарность,
В объятиях преступных умирал.
Он царь Израиля и грешными устами
Он тело женское лелеял и ласкал,
Язык владыки притчами прославлен,
Но в грешные места его он погружал.
Странно всё же, левиты, из которых избираются первосвященники, как в рот воды набрав, молчали…
А где были в это время левиты?
А где левиты, почему молчали?
Иль Соломон нашел на них управу,
Что действия царя не замечали?
Хоть противоречили они закону, праву.
Беда, коль молятся не Богу, а тельцу,
От Бога отворачивают лики,
И ясно, Израиль приблизился к концу,
И станут беды – страшны, многолики.
Вот, если бы Соломон и дальше продолжал так служить Богу! Но, могущество и процветание породили гордость, и привела та гордость к отступничеству Соломона от Бога.
Превыше благ земных —
Есть мудрость, данная от Бога,
Так мало к ней дорог прямых,
Зато кривых невероятно много!
А в них – деянья Сатаны,
Чтоб Бога мы оставили
В Коляску-ложь запряжены —
Бесчестье, зависть и тщеславие.
И эти три коня, из века в век,
Коляску катят ту по бездорожью,
Становится понять, – человек
Пытается идти к безбожию
Предупреждал Господь царя: «Не умножай себе жен, дабы не развратилось сердце твое, не умножай золота и серебра безмерно!»
Когда освящался построенный храм Божий, с неба сошел огонь на жертвенник, что свидетельствовало о том, что молитва Соломона была услышана Богом. Свидетелями этого факта было множество людей. Как же можно было досаждать Богу богомерзкими поступками, как можно было создавать кумиры чуждых богов, устраивать им жертвенники в дубравах и рощах, как можно было молиться, наконец?..
Ведь видел Соломон, как дух святой
С небес огнем сошел и жертв коснулся.
Создал Астарты Идол золотой,
Молился ей, от веры отвернулся.
Что, память потерял? Иль телеса
От похоти тряслись, сгорал от страсти?
Свой взор, не устремляя к небесам,
Служил любви, ее огромной власти.
Бог разум дал ему великий,
Но, видно, к старости его он растерял!..
Чужих богов повсюду видны лики
Ягхве оставлен им, Астарта – идеал!
Откуда дети берутся?
Дети и в прошлом, и сейчас спрашивают взрослых о своём появлении на свет. Ответы – самые различные и все крайне далёкие от истины. Это в своё время породило анекдот…
Двое детей, четырёх и пяти лет, обращаются к бабушке. Коля, как более старший, задаёт вопрос:
– Бабушка, откуда мы с Машей появились?
Бабушка отвечает: – Тебя аист принёс, а Машеньку под листом капусты нашли.
Девочка отзывает брата в сторону и шепчет ему на ухо: – Коля, скажи старой, а то умрёт и знать не будет, откуда дети берутся!
Услуги аиста не нужны
От взрослых слышал в детстве,
Что аисты детей приносят
Куда крестьянину от птицы этой деться?
Несёт тогда, когда её не просят!
Стоят у хижин жерди с колесом
(От деда своего я в детстве слышал),
Чтоб аиста на колесо несло,
А не бросал ребёночка на крышу!
В российских селах – тьма детей!
(под лопухами их не находили)
Никто из нас не видел, хоть убей,,
Чтоб в клювах аисты детей носили…
Оравы птичьей на селе не счесть:
Индюшки, куры, гуси, утки были
Цесарки и павлины даже есть,
Но аисты село сторонкой обходили.
Привыкли все, здесь так уж повелось,
Лишь опускались на село потемки,
В какой то дом пернатое неслось,
Неся с собой горластого ребенка.
Сияют над селом гирлянды звезд
В безлунной черной глубине ночей.
Хоть аисты в селе не вили гнезд,
Но в избах наших – множество детей.
Всех возрастов, размеров, пола,
У всех, до одного – прожорливые рты,
Что можно есть, сожрать готовы,
Какой там разносол у бедноты?..
Село росло людьми, плодилось,
Забыли все про лопухи, капусту.
И аистов, как прежде, не водилось,
Но население необычайно густо….
Наверное, знаком был путь иной,
И постепенно все о нем узнали,
В нем была власть любви земной,
И аисты, узнав о том, село упрямо
облетали.
Намного способ тот надежнее,
(Изобретён ещё Адамом, Евой):
Не нужно ставить жерди и колеса
А следует самим заняться этим делом!
Время идёт. Дети растут, ума набираясь, Во сне к ним приходят те, кто заставляет чаще сердце биться, отодвигая на задний план всё остальное…
«Время незаметно подступило…»
Время незаметно подступило,
Никуда не спрятаться, не деться…
Тело наливалось зрелой силой,
Но куда-то уходило детство.
То ушло, что составляло суть.
Появились новые желанья,
Может огорченья принесут,
Но к девчонке тянет на свидание.
Лучше, красивее ее нет,
Хорошо, когда с тобою рядом,
Расцвела она, как маков цвет,
Так к лицу идут ее наряды.
Дальше больше, появляются невесть откуда такие желания, которые в прошлом влюбленному казались противоестественными.
Любовь сигналы подает
Он, вроде бы, не робким был,
Но чувства высказать не смея,
Холодный мрамор полюбил,
Пленившись статуей Психеи,
Своих ровесниц не терпел
Жеманство, болтовню пустую,
И в мыслях глаз поднять не смел,
Чтоб видеть наготу живую…
Что взрослой женщине сказать?
Ну, как в любви своей признаться?
Готов ей ноги целовать,
Ему исполнилось пятнадцать…
Вся гамма влечения к предмету необъятных желаний получило название – «Первая любовь» А это название свидетельствовало о том, что её должно сменить что-то иное…
Первая любовь
Как первая любовь ранима!
Влечение неодолимо…
Любви божественен предмет!
Но, что поделать, поздно ль рано,
Душевные наносит раны.
Когда её познанья нет.
Как первая любовь коротка:
Не видно, что за поворотом,
Какие испытанья ждут?..
Вокруг неё недобрых много,
И все от беса, а не Бога —
Советы «дельные» дают!
Как первая любовь красива!
Не наберется зрелой силы,
Поскольку взгляд её таков:
Все в розовом мелькает свете,
И все влюбленные на свете
Пребудут в сане дураков!
Плата за первую любовь может быть очень высокой
Всю гамму чувств изведает любовь.
Все в ней, возможно, все бывает,
Жизнь отдают и проливают кровь,
И часто голову теряют!
Каждый уникален, для всех остальных – он один из многих, но для одного он – прекрасен, бесподобен! К сожалению, любовь – это чувство, оценить которое по достоинству почти всегда можно лишь, когда оно пережито. Некоторым, правда, удается оценить его и при жизни, но так редко… Прежде было так, что к предмету устремлений шли долгим путем, оказывая знаки внимания -«ухаживали». Если посмотреть на окружающий мир, то редко встречаются в нем представители, которые не ухаживают за самкой, демонстрируя ей свое внимание. Выражается оно в танцах, пении и так далее. Мы же люди – неужели разум сыграл с нами грубую шутку, сделав нас эмоционально ниже животных?
Свидание
На скамейке ворковала пара,
С улицы чуть слышны голоса.
Нищий прикорнул на тротуаре
В позе отдыхающего пса.
Вопреки всем замыслам природы,
Вдоль дорожки небольшого дома,
Как морковь на грядках огорода,
Пальмы тянут ветви из бетона.
Кашей облаков покрыто небо,
Где-то далеко громы грохочут.
Долбят воробьи краюшку хлеба,
Море глухо ухает, рокочет.
Пузырится, пенится вода,
Языками камни, берег лижет.
Ветер напевает в проводах,
Ласточки, стрижи летают ниже.
Резкою прохладой потянуло,
Тучи серой двинулись громадой,
И деревца тонкие согнуло,
По листве, ударив крупным градом.
Град прошёл, дождём зашелестело,
Громов отдалённее удары.
В лужи, попадая то и дело,
За руки, держась, бежала пара.
Заскочили в дверь, остановились.
Девушка от холода дрожала,
Капельки по плечикам катились,
Юбка к стройным ножкам прилипала.
Веселились, фыркали, как дети.
Взгляд его к ногам её упал —
След воды от ступней на паркете.
Он склонился к ним, поцеловал.
Удивленье… губку закусила,
не меняла позы, не мешала…
Что в душе её происходило,
Кажется, не всё и понимала?..
Редко встречается женщина, которой не нравились бы цветы. Из цветов особенно нравятся розы
Война роз
История печальна и проста —
Плантагенетов нет, их имена в потемках.
Когда-то розу белую сорвав с куста,
Воскликнул дерзко Ричард из Йорка:
«Трон только мой и приговор суров —
Йоркский дом покрою вечной славой!
От крови пролитой Ланкастеров
Вот эта роза станет алой!»
Сраженья длились тридцать лет,
За этот срок Ланкастеров убили.
За тридцать лет – Йорков тоже нет,
Ланкастеры Йорков истребили.
Прошли века, историю тех лет,
Похоже, садоводы не забыли.
И розу, у которой ало-белый цвет,
Ланкастером-йоркским окрестили.
Букет из роз любимой подбирал,
Нежны цветы, но острые иголки.
Такого сочетанья не встречал,
Как у цветов Ланкастера-Йорка.
Их милой деве я принес,
Та оценила цвет неповторимый
И лепестки чудесных роз
Коснулись алых губ любимой
В народе говорят, что мужчины любят глазами, а женщины – ушами. Не ведомо, какие доказательства для этого приводятся, но точно знаю, что женщина расцветает от того, что красой её вслух восхищаются и она никогда не устает от того, что ей часто говорят о то, как её сильно любят
«Слова любви, как звёзды, стары…»
Слова любви, как звёзды, стары,
Но человечеством хранимы.
Любовь приходит божьим даром —
Она робка и так ранима.
Тому изведать не дано,
Кто превратил в доход и дело.
Любовь. Замечено давно,
Нужна душа, не только тело.
В житейской, мудрой простоте,
Трем божествам все поклонялись —
Огню, воде и красоте.
Владыки головы склоняли.
Сама природа становилась на сторону влюбленных, даря красноречие даже косноязычным.
Все влюбленные поэты
Любовь, как ты прекрасна!
Влюбленные – всегда поэты!
Но ожидать стихов напрасно,
Когда весну любви сменило лето.
Удивляться приходится тому, что на чёрном, как сажа, плаще царицы ночи ещё как-то сумели сохраниться звезды….
Звезды для любимых
Влюбленных вечно тянет в небеса,
Не достает земных просторов.
Им надоели птичьи голоса,
Земных красот уже не ищут взоры.
Их тянет даль небес, единственно она
Лишь может остудить пылающие души.
Беги от взора их полнощная луна,
И звездам лучше спрятаться за тучи.
Влюбленного подзуживает бес,
Задача для людей не выполнима:
Сорвать звезду прекрасную с небес,
И положить ее в ладони милой.
Взлететь бы ввысь, где мириады звезд,
Но не даны божественные крылья,
И не жалеют слов, и не скрывают слез,
Подружек обсыпая звездной пылью.
Вот был бы, думаю, курьез —
Влюбленные все звезды разобрали,
И небеса остались бы без звезд,
И не манили бы заоблачные дали!
Известен случай, когда грозная, наводящая на жителей Европы смертельный ужас чума. Уступила перед любовью юноши и девушки.
Любовь и чума
Обычный городок, весь в зелени садов.
Воркуют голуби у ратуши, на крыше.
Зовет к молитве звон колоколов,
Но юные влюблённые не слышат…
Тайком от взрослых встретиться бегут,
(Так долог путь от дома и до дома)
Препятствия повсюду юных ждут,
Хотя дорога им до мелочей знакома.
Так продолжалось много дней,
Промчались лето, осень и зима…
Весною мор вдруг поразил людей —
Ворвалась в городок зловещая чума!
Тревожно о беде забил тогда набат.,
Оделся в траур мирный городок.
У девушки скончались мать и брат,
И в мире юноша остался одинок,
Но, как и прежде, каждый вечер,
Минуя факелов чадящий свет,
Бежали юноша и девушка на встречу,
Вокруг себя, не замечая бед.
Нет птиц, животных, город умирал,
И тяжкий трупный смрад струился.
Лежали мертвецы, никто не убирал,
Перед чумою всяк живой смирился.
Великое людей тогда постигло горе
(Да тяжкое для мира наказание) …:
Влюблённые, минуя трупов горы,
Как прежде, приходили на свидание.
Завидев девушку, к ней юноша бежал,
Подхватывал её, бегущую, на руки:
– Я так боялся за тебя… дрожал…
– Я, милый, за тебя испытывала муки…
Ночь звездная плащом укутала округу.
Влюбленные часов не замечали,
Не в силах оторваться друг от друга,
С тоскою солнца свет встречали.
(Так медленно текут минуты ожидания)
И снова только вечер день сменял,
Сквозь смерть спешили на свидание.
Чума, вздохнувши тяжко, отступила.
Не в силах справиться с любовью ей.
Влюблённые в любви черпали силы,
И выжили тогда одни из всех людей.
Опасность потерять любимого человека вследствие того, что его или её «уведут», поражает души ревностью. Слова самоуспокоения, попытки примирения с утратой путем приуменьшения значимости утраты, при этом не помогают.
Душа мягче воска
Душа мягче воска того, кто влюблен,
Он чарами женщины связан.
От ревности стал, словно желтый лимон —
Окраскою сердцу обязан.
Монолог влюбленного
Волю я собрал в кулак,
Только пальцы слабы.
Сам себя ругаю так:
«Не мужик ты – баба!
Что в ней милого нашел?
Тощая, как вобла,
Обернула тело в шелк,
Выпирают ребра»
Ну, а кто-то, как назло,
Мне противоречит:
«Что несешь ты, пустослов,
Посмотри на плечи!
Как прекрасны и круглы,
Шея горделива.
Где увидел ты мослы?
Девушка – красива!
Не бросай на деву тень,
Не ищи изъяны!
Хороша, как ясный день,
Признавайся прямо,
Ведь она милее всех:
Пухленькие губки,
Серебристый звонкий смех,
Перламутром зубки»
Я сегодня не в себе —
Одолел лукавый!..
Снова я плетусь к тебе,
Повернув направо,
Укорачиваю путь,
Не гляжу под ноги,
Только б шею не свернуть,
Сделаться убогим.
Что-то шепчет, говорит
Прямо мне на ушко:
«У нее огонь горит,
Собрались подружки».
Принял стойку, как сурок,
Замер на мгновенье.
Слышу звонкий голосок,
Принято решенье:
Я вошел в девичий круг —
Под гармошку танцы…
Раскраснелись все вокруг,
Залиты румянцем.
Ну, а ты в расцвете лет,
В вышитой сорочке;
Личико, как маков цвет,
Я мочки на щечках.
Что за бедра, что за грудь!..
А какие ножки!
Не танцуют, а плывут
В беленьких сапожках.
Не спускаю с них я глаз,
Словно взгляд прикован,
Хоть их видел много раз,
Но хочу их снова…
Я, конечно, не монах,
(И устав нестрогий.,
Только все мои слова
Превратились в слоги.
Не могу я их собрать,
Ты – не помогаешь…
Можешь ты меня понять:
Я – изнемогаю!
Я свободу потерял,
Но, и не жалею…
Я б на руки тебя взял —
Обними за шею…
Я сегодня уведу,
Ну, а там, что будет…
Пусть накличу я беду,
Но любовь добуду!
Часто случается так, что иной раз не замечаешь красы человека и вдруг, приглядевшись, понимаешь, как здорово ошибался…
Дурнушкой показалась
Показалась вначале дурнушкой,
А потом он ее разглядел…
И колечки за девичьим ушком,
И как взгляд ее светел, несмел,
Лоб высокий и линии чисты
Очертания носа и губ,
Синих глаз, огромных лучистых,
Голос нежный, ласкающий слух.
Возможно любовное приключение, когда предмет интереса оказывается слишком контрастным с окружающими, оставляет по себе память на долгое время
Гостья
Все было, как всегда: такой же скучный день,
Улиткой время двигалось к обеду,
Под солнцем съеживалась тень
И выцветал свод голубого неба.
Как хлопья белой ваты облака
В оковах зелени холмы и долы.
Листва дерев колышется слегка.
Между цветов жужжа, летали пчелы
Все было, как всегда: я умирал от скуки,
(Мне кажется, в деревне жизни нет!)
Кусают комары… назойливые мухи
И это все в мои семнадцать лет…
Всё, как всегда, в душе бывает злость,
Но слишком поздно говорить об этом…
В деревне я случайный гость,
Приехал к деду, бабушке на лето.
В деревне летом люди все при деле,
Здесь с раннего утра все заняты работой,
Крестьяне не заботятся о теле,
Здесь всё пропитано рабочим потом
И вдруг приезд к нам женщины «чужой»,
Такой здесь прежде не бывало,
Высокой, стройной, молодой,
Лицо красивое, чудесного овала…
С неё, оторопев, я глаз не отвожу,
Не в силах от «виденья» оторваться.
Как на верёвочке привязанный хожу.
Стараюсь ей приятным показаться.
Ворвалась в сонный быт кометою она,
Заставив учащенно сердце биться…
Вступила ночь в права, мне не до сна
Пришла любовь, заставив покориться.
Глухая ночь. Я встал и к ней иду.
Как будто совершаю преступление…
Чу, шорох – тут же замираю на ходу,
Готовый спрятаться в единое мгновение!
Чуть-чуть дыша, приоткрываю дверь,
От страха мое сердце замирает.
Я вижу белую примятую постель
И ножку дивную, свисающую с края.
Все скрыто остальное покрывалом —
Под ним я контуры угадываю тела
И блики серебра луны мне открывали
Черты лица ее. Душа обнять её хотела…
Вдруг вздох глубокий спящую потряс,
Глаза открыла, на меня взглянула-
Как в сетке птица, в чувствах я увяз.
Она с улыбкой руку протянула:
Звук мягкий голоса ее заворковал:
– Ты, друг мой юн, но дерзок и отважен…
Наверно бог любви тебя сюда послал?
Ты здесь давно один стоишь на страже?
Но, коль пришел, иди сюда… не съем…
Непрошенным сюда прийти ты мог…
Поняв, что взят я женщиною в плен.
Я подошел к постели, сел у ног.
Тут взгляд на пол нечаянно упал,
Там, на полу лежало её платье
Поднял его… Вихрь рук и поцелуев вал.
Я задыхался, умирал в объятьях
С тех пор прошло немало долгих лет,
но помню каждое мгновение
Ведь на земле иного счастья нет
Служение любовному влечению!.
Любовь может близких людей превратить в смертельных врагов…
Она не любит дележа сердечных мук! Кто-то должен обязательно уступить… Добиваются своего даже путём физического устранения.
Третий-лишний
Приветлива, тиха зеленая долина.
Неторопливо катит воды Лон,
Пасутся на лугах и гуси, и скотина,
Оградой каждый домик окружен.
Но не всегда здесь тихо и спокойно —
Разносятся повсюду дым и смрад…
Междоусобные бывают часто войны,
И хижины крестьянские горят.
Бегут тогда и стар, и млад
Под стены грозной цитадели.
Построен много лет назад
Был замок для подобной цели.
Там, на скале, где Лон впадает в море,
Стоит высокий замок феодала,
Со временем, и непогодой споря,
И постарел, и очень пострадал он.
Там камень ноздреват, покрылся мохом,
Там трещина глубокая видна,
Там тянутся кусты чертополоха,
Ну, что сказать, – седая старина!
Сегодня замок кажется безлюдным:
На главной башне флаг обмяк, повис,
Настала череда дней пасмурных и
трудных,
Чуть теплится в старинном замке жизнь.
Хоть всходят караульные на стены,
Их перекличка слышна голосов,
Но так заметны в замке перемены,
Обителью он стал и филинов, и сов.
Так редко открываются ворота,
(Из дуба тесаны, окованы металлом),
Вокруг непроходимые болота,
Обходят стороною их недаром.
Чуть пошатнулся, в сторону ступил,
Уцепится зловонная трясина,
Не одолеть ее, не хватит просто сил,
Сомкнется, чавкая и пузырясь, пучина.
Суровый век, суровые сердца,
Но прежде в замке были смех, веселье,
Пирам, забавам не было конца,
Звучали песни бардов, менестрелей.
Нет баронессы, горлицы нет той,
Которую все знали и любили,
Что была замку сердцем и душой,
Легенды, про которую сложили.
Муж, старый лорд, барон
Одной ей покорялся, слушал,
Когда свирепым становился он,
Она одна смягчала ему душу.
Добра, нежна и не спесива —
Ну, сущий ангел на земле,
А до чего ж умна была, красива,
Хозяйкой была в замке, и в седле!
Ушла из жизни быстро, как сгорела,
И замок от печали постарел,
Надежность замка с нею отлетела,
Барон не совершает ратных дел.
Друзья барона редко навещали,
На службу королю отправлен сын,
И в замке тяжкой юдоли, печали
Остался одиноким господин.
Минует год, вот и прошел второй…
Ворота подняты, подъемный мост опущен,
И ранней, утренней порой,
Барон на жеребце, одном из лучших,
С отрядом всадников, пехотой,
Из замка выехал, отправился на юг,
С ним нет собак, ну, значит, не охота…
И маркитантки рядом не снуют…
Готовится набег, о том все говорит,
Так торопливы были эти сборы…
Кто станет победителя судить?
А осуждение – пустые разговоры.
Ведь только сильному служил тогда
закон,
А слабому – стенания и беды,
Продумал все и рассчитал барон,
Внезапность – вот условие победы!
Недели две отсутствовал барон,
Внезапно также, быстро возвратился
С красавицей вернулся в замок он,
Трофей богатый, им хвалился…
Шлет приглашенье в Лондон, королю,
Расцвечен замок, съехалась округа,
Он в замке свадьбу празднует свою,
Гостей знакомит с новою супругой.
Красавица послушна и тиха,
Король, не торопясь, осматривает деву:
«Под видом ручейка – здесь бурная река,
Лик не опущен, смотрит смело!
За нею нужен глаз, да глаз,
И то не усмотреть, она – южанка.
Муж ожидай измены и проказ,
Нет, лучше бы тон выбрал англичанку!».
За свадебным столом присутствовал
и сын,
В глазах его нет искорки веселья,
Он был печальным здесь один,
Залить печаль не помогает зелье.
Окончен пир, отец его позвал,
(И новая жена с ним рядышком стояла),
«Вот видишь, сын, – барон ему сказал, —
Судьба мне путь решений подсказала…
Моя жена хоть слишком молода,
Тебе в ровесницы годится,
Но будешь к ней почтительным всегда,
Как к матери родной к ней должен
относиться.
Она теперь и госпожа, и мать…
Пред нею преклони своё колено.
Ты ручку всякий раз ей должен
Целовать,
Как сын, и нежно, и почтенно».
К ногам, склонившись юной девы,
Ей ручку нежную целуя,
Сын слышал её голос, звонкий смелый:
«Как сына, Питер, вас люблю я!»
Могуч барон, да лик не светел,
Хоть хрупок сын, но ясен, словно день.
Отец на сына поглядел, заметил,
Как на лицо того упала тень.
Сказал барон: «Ты еще молод,
И время для тебя так медленно течет,
Ты, знаешь ли, что значит лютый холод?
Не тот, что север к нам сюда несет…
А тот, что сердце леденит,
Который не прогнать вязанкой дров.
Тепло любви ничто не заменит,
Она одна отогревает кровь.
Опять напомню, молод ты,
И кровь по чувствам бьет, как молот,
И неизвестно чувство пустоты,
Съедающий тебя, как ненасытный голод.
Я испытал и радость, и любовь,
Без матери твоей был замок этот пуст,
Остыла и замерзла моя кровь,
В душе моей обосновалась грусть.
Так не суди меня за то, что так решил,
Ты должен хорошо меня понять:
Два года я, по сути, и не жил,
Пока не подыскал жену, а тебе – мать!
Отпущенный отцом и мачехой, ушел,
И долго размышленьям предавался.
Что в доме он родительском нашел,
В нем быт таким же, прежним, оставался.
Все те же люди, воины, друзья,
С которыми гулял он в раннем детстве.
Но и того забыть совсем нельзя,
Что все исчезло с детством вместе.
Потом, двор королевский, шум и гам,
Пиры, приемы, псовая охота…
А сколько там таких красивых дам?
Для глаз и рук приятная работа!
И все ж, теперь он не юнец,
Чтоб с ним по-детски обходиться…
Не мог ли господин и мой отец,
Иначе радостью своею поделиться…
Ведь новая жена отца так молода,
Могла бы быть мне младшею сестрою,
Но, не по возрасту спесива, холодна,
Да, что и говорить, обижен я судьбою.
Ее мне матерью придется называть,
Оказывать сыновне послушанье,
Закрыть на все глаза бы, да бежать,
Не жизнь – сплошное наказанье.
И все же следует признаться, так свежа,
Так ослепительно она красива,
Чтоб от такой скрываться и бежать?
Не оторвать иного даже силой!
К тому же, время лучший врач для нас:
Все острые углы сотрутся, все притрется,
Все в божьей руце. Придет час,
И все иначе может, обернется?..
Хоть телом и могуч, но смертен мой отец,
А я – наследник замка и угодий,
Кто знает, где, когда, какой нас ждет конец?
Мне говорили, что отец – бесплоден…
С такими мыслями, наш юноша уснул,
Душа его в объятиях Морфея,
О, сколько раз во сне в грехах тонул,
И сколько целовал, я передать не смею?
Полученный весь опыт при дворе,
Во сне представлен эротической картиной,
Не пуританский нрав царил при короле,
Прославился скандалами своими.
У девы первая супружеская ночь.
Мигает свет свечи, танцуют тени.
Пришли прислужницы раздеться ей
помочь,
Дрожат у девушки чуть пухлые колени.
Постель холодная, дрожит невеста,
Барон с ней откровенно груб,
Ласкал рукой он потайное место,
Мозолиста рука, тверда, как дуб.
Ей это неприятно, больно,
Старается молчать, прорвется редко стон,
Ей крикнуть бы ему: «Ну, хватит же,
довольно!»
Невольницу-жену насилует барон.
Не подготовленною девой овладел,
Ну, словно она кукла, неживая,
Потом спиною отвернулся, захрапел,
Отвергнута жена, страдает молодая…
«Как, это – все? – в слезах она,
Такие унижения и боль!
И все это терпеть я каждый день должна,
И это издевательство – любовь?»
Вот все, что о любви бедняжечка узнала.
Живя средь стен отцовского дворца,
Ей прежде ласки матери хватало,
Хоть о замужестве твердили без конца.
Готовили к нему, немногому учили;
Игра на лютне, вышивание, псалтырь,
Писать, читать. Две книги у ней были —
Вот весь ее и кругозор, и мир.
А главное – послушной быть мужчине,
(Коль будет замужем она).
Раздора избегать без повода, причины,
Быть преданной обязана жена.
Всегда средь серых, мрачных стен,
Где жизнь размеренна и строга,
Где редко ожидают перемен,
Где все надежды лишь на Бога.
Родители ее не вывозили в свет,
Но слышала о рыцарских турнирах,
Увеселений в замке почти нет,
Готовились к войне, не думая о мире.
Подруги детства из простых семей,
Всегда приветливы, послушны,
Подобие живых и сдержанных теней,
Скромны, тихи, скучны и все же нужны!
Ей минуло пятнадцать, ровно в срок,
И зачастили в замок женихи,
Но жизнь преподнесла суровевший урок:
Как ни были те женихи плохи,
Но был хоть выбор предоставлен,
(Теперь от выбора остался только след),
Пришел чужак, набегами прославлен,
Везет её к себе, где близких просто нет.
Она – его трофей, его почетный приз —
Отец сражался, побежден и сдался.
Чтоб сохранить владения и жизнь,
Он победителю отдать ее поклялся!
Муж будет у нее и славен, и богат,
Вот только стар, и к ней суров,
Со страхом ехала, здесь ожидая ад,
Обитель ведем, колдунов, и сов.
Но, что увидела? Поля, сады, деревья,
Такие ж замки, такие ж города,
Такие ж тихие и жалкие деревни,
И, кажется, такая ж и беда…
Вот только часты здесь дожди, туманы,
Вокруг болота, топи, вереск, хмель,
Обычаи немного странны,
Не пьют вина, но пьют невкусный эль.
В честь юных дев не бьются на турнирах,
Закон такой им кем-то дан,
А за замужних, часто некрасивых
Сражаются, за благосклонность дам…
Ночь Питера была совсем иная,
Расслабилась мятежная душа,
В аду он побывал, а кончил – раем,
О, как прекрасна дева, хороша!
Проснулся он иным, перерожденным,
О, сколько планов в юной голове!..
На мачеху он смотрит не смущенно, —
Чему-то ж научился при дворе?..
Жизнь нанесла последние штрихи.
И понял он, что в мачеху влюбился!
И ранним утром за свои грехи
Он в церкви Богу истово молился.
Им начата осада «цитадели»,
Невидима пока для посторонних глаз.
Упорно Питер добивался цели,
Но сам, как птица, по коготок увяз.
Ему казалось, он ведет осаду,
Но под него подведен был подкоп,
Оплошности воспринимал с досадой,
По-сути и ослеп. По-сути и оглох!.
Близ мачехи торчать – так вызвать
Подозренья…
Вдали – не проявить к ней чувств,
Но та сама, не тратя ни мгновенья,
Порабощала сына по чуть-чуть.
То взгляд метнет, лукавый, яркий,
Улыбкой нежной озариться рот,
В душе надежда вспыхнет жарко,
По телу холодок, на лбу проступит пот.
То изогнет свой гибкий юный стан —
Так обольстительна, чудесна поза,
И тут же взгляд усталым ее стал,
Поникла, словно обожглась морозом.
Бледнеют щеки, взгляд суров, колюч,
Отрывисто цедятся ею фразы.
Скользнул по Питеру надежды луч,
И угасает без причины, разом.
Иные отношения с бароном,
Она – его послушная раба.
Пред Богом и людьми, перед законом,
Не преступить закон, для этого слаба.
Нет власти у нее над ним,
Быть может, отгорел, став старым,
Он – муж ее, ее он господин,
Он не доступен женским чарам.
Не ласков с нею, грубо брал,
Лишь только б похоть овладела,
И место для любви барон не выбирал,
И способ тот, каким ему хотелось.
Нередко осквернял ланиты, рот,
Плеваться и рыдать хотелось…
Да, грубый, неотесанный народ,
Война, одна, казалась ему делом.
А, впрочем, в те, былые времена,
Любая женщина насилие терпела,
Какая б ни была красивая страна,
Бесправье женщины было ее уделом.
А внешне все казалось так красиво,
Сражались рыцари во славу дам,
Ее достоинства, хваля велеречиво,
Был каждый неотесанный чурбан,
Цвета ее на шлеме, на плюмаже,
Он самой добродетельною звал,
С избранницей не встретившись ни разу,
Он образ облачный и неживой создал.
Живую женщину, о чем тут говорить,
Пусть мусульманка, христианской веры,
Мужчина мог насиловать, убить,
О том в истории немало есть примеров.
Нет женщины, не испытавшей боль,
Пусть был он избранным мужчиной,
Какою же была тогда любовь,
Коль поведением не уступал скотине?
Невольно шло сравнение мужчин,
Один могуч, другой так мягок, слаб,
Один – ее законный господин,
Другой приемный сын, послушный раб.
Борьба в душе у Питера бурлит,
Любовь и долг соединились вместе,
Не в силах он хоть что-то изменить,
Отсюда – не находит себе места.
При выборе любом, любовь неодолима,
Во всеуслышане готов о ней кричать,
Во сне он постоянно шепчет ее имя,
А днем, приходится сжать сердце
и молчать.
Нет родственной души, чтоб подала совет,
Он, как в лесу, густом и незнакомом,
Кроме отца, родных и близких нет,
Он мечется в стенах родного дома.
Безвыходность отлично понимая,
Но, не желая с нею примириться,
В тисках самим им созданного рая,
Он бьется, словно пойманная птица.
«Ну, облегчи страдания мои, —
Молил он молчаливыми устами,
Подай мне знак хоть крохотной любви,
И буду, счастлив я под небесами…
Не вижу пред собой преград,
И узы брачные твои с моим отцом…
За все грехи ответить буду рад,
Когда предстать придется пред творцом.
Переступить через родную кровь,
Предательства познать искусство,
За всю, пусть безответную любовь,
Готов я совершить любое безрассудство.
Вниманье дорого не мачехи, а девы,
Но как тебе любовь мою излить?
Всё высказать открыто, честно, смело?
Нет, путь такой и при дворе изжит!
Ухаживанье, флирт так долго длятся там,
Хоть мнимые, но ценятся страдания,
Там приступом не добывают дам,
Не просто приковать к себе внимание»…
Он жаркие бросает деве взоры,
Но мачеха по-прежнему строга,
Любовь к наследнику ведет ее к позору,
Ведь честь барона слишком дорога,
Чтоб ею пренебречь, преступно и опасно.
Конечно, юноша душой открыт, красив,
Но все старанья Питера напрасны,
Ему противостоять еще ей хватит сил.
Он сердце вырвать из груди готов,
И в ноги бросить чудной Леоноре,
Нет, не найти таких красивых слов,
Чтоб передать любовь его и горе.
Возникла ревность, ненависть к отцу,
Она росла, всего заполонила,
Не замечал, что движется к концу,
Кровь юная играла и бурлила.
Сыновний долг и рода честь,
Что без нее? Одни слова пустые!
Как долго на себе страданья несть,
Лишь только для того, чтоб
опозорить имя?
Исход один – он заточен в подвал,
Суд королевский, скорый приговор,
Не понаслышке, видел это, знал,
Ждет дворянина плаха и топор.
Но постоянно повода искал,
Хоть как-то к деве прикоснуться,
Сиденье, где она сидела, целовал,
От чувств любви готовый задохнуться.
Его любовь заметной многим стала,
Ее не замечал пока отец,
И мачеха сражаться с ним устала,
Но, сдаться, означало бы конец!.
Собравшись с духом, Питеру сказала:
«Любовь погубит, ты – безумен!
Нас жизнь и так жестоко наказала,
Так будь же, наконец, благоразумен!
Коня седлай, тебе уже пора,
Наверно, при дворе тебя заждались!
Пусть не любимец короля, двора,
Но, правила какие-то остались?
Не будь жестоким, пожалей меня,
Твой лекарь – ожиданье, время!
Пришла твоя пора, седлай коня,
Смелее Питер, ногу в стремя!»
Ты видишь сам, живу, как в клетке,
Несчастней нет, наверное, меня,
Частицы счастья выпадают редко,
Не мучь меня, седлай скорей коня!»
Такая ж мысль пришла барону:
«Король не терпит вольностей вассала,
Обязан подданный служить его короне,
И точно выполнять, что приказал он.
А Питер не спешит, чему-то даже рад,
Что долго в замке пребывает,
Да столько дней уже подряд,
Нет, что-то мой сыночек затевает…
Почтителен, и честь мою блюдет,
Пока я Питером доволен…
Но время в замке медленно идет,
Пора бы молодцу и погулять на воле
Домой он прежде не спешил,
Двор королевский создан не для скуки,
И я когда-то королю служил,
Прошел при нём хорошую науку.
С приходом баронессы юной,
Жизнь снова в замке бьет ключом,
И песни часто слышны ночью лунной,
Но, Питер здесь как будто ни причем»?…
Лорд старый не умеет притворяться,
Привык, открыто все решать,
Еще он может на мечах сражаться,
И правду божьим судом доказать.
«Через неделю, может, через две, —
Наполнится дукатами кошель, —
И Питер будет вновь служить при короле, —
Я так решил!» И сын повеселел.
Мир мятежей и частых смут,
Набегов мир и мир скандалов,
Когда не в битвах люди мрут,
А мрут от яда и кинжала.
Мир грубой силы и страстей
Характер выковал особый:
Ждать нападения гостей,
И за улыбкой видеть злобу.
Ладонь открытой показать,
Не значит – чисты намеренья,
И клятву давши, не сдержать,
Обычное тогда явленье.
Победа – трезвость и расчет,
Ложь, недоверие – победа,
Ошибки мелкие не в счет —
От них не остается следа.
Какой комфорт, какой уют?
Потолще б, да повыше стены!
Кидают камни, смолы льют…
Всего опаснее – измена.
Один из страха изменил,
Другой из корысти и мести,
Ворота тот врагу открыл,
Тот ложью усыпил и лестью.
А результат всегда один,
И предсказать его не сложно,
Погиб не только господин,
Предателя убьют, возможно.
Над замком вьется дым и смрад,
В огнях и заревах округа,
И убивают всех подряд,
И режут «преданного друга»
Всей кожей чувствует барон,
Вокруг него сгустились тени.
Где допустил ошибку он,
Интриг и нападений – гений?
Пока еще не видима беда,
Неведомы пока ее размеры,
Не видно даже тонкого следа,
Но опасенья – не химера.
Удвоить нужно осторожность,
Чтоб враг достать его не мог,
Тогда появиться возможность
Врага поймать, застав врасплох.
Сверлящий проникает взгляд,
Неведомый, но полон злобы
лютой!
Что ожидать: кинжал, иль яд…
Средь ночи? Каждую минуту?
Средь мира, отдыха, покоя?
Охота ли идет на лис?
Взгляд постоянно беспокоит,
К тому ж средь дружественных лиц.
Барона чувства не подводят,
Так беспокойны стали сны…
Предатель где-то, рядом, ходит
Есть связь, с поступками жены…
«Пока чиста она, невинна,
Издалека сюда её привез;
Пусть взята мною и насильно,
Но, где-то? Что-то? Вот вопрос?
Пока сильна, крепка десница,
Душа без боя не уйдет,
Но с мыслью нужно согласиться,
Что враг не дремлет, где-то ждет!
И время проявит, возможно,
Пусть враг свой приоткроет лик…
А может, ощущенья ложны?
Быть может, от людей отвык?
«Нет рядом той, Елизаветы,
Та была всем, душой и телом,
Мне украшеньем служит эта,
И я люблю ее меж делом.
К тому же, что могу я дать,
Коль десять лет, как я бесплоден?
В душе не обитает благодать…
Я женщин ем, когда голоден,
Элеонора чувствует беду,
Она повсюду между дел!
У глупости идти на поводу?..
Терпение —пока ее удел»
Почтение служанок, слуг,
Два пажа юных верно служат,
Каких еще ей требовать услуг,
Когда она под властью мужа?
Но все же не слепа она,
И видит Питера страданья,
Вниманием его окружена,
И в мире чудных ожиданий…
Вот-вот, опять произойдет?
Иль нет, такое завтра будет,
Как время тягостно течет…,
Но вряд ли женщина забудет…
На краткий срок умчался муж,
А Питер в замке оставался,
Какое счастье быть без уз…
Он мачехою любовался
Пред нею на колени стал,
Он, как богине, ей молился,
Он запах женщины вдыхал,
И линий чистоты ее дивился…
Лицом он зарывался в шелк,
В движеньях ласки руки, губы,
Земного ангела нашел,
Он мягким с нею был, не грубым.
Забыты Лондон, и король,
Забыты пиршества, забавы…
Сдержать бунтующую кровь?
На чувства не найти управы!
Сдержаться, коль любовь пришла?
Не видишь – солнышко не светит…
Заброшены им все дела,
Одна она – на белом свете.
Как нежно руки обнимали,
Как тело гладили ее,
Уста так крепко целовали,
На сердце сладко у нее,
Горели жаром поцелуи
На коже розовых ланит,
Лились слова, как пенны струи,
Он как вино ее пьянит.
Он целовал ей ноги, руки
Он целовал ее меж ног,
Бессчетно раз, блаженны муки,
Дарил себя он, видит Бог!
За сцен подобных повторенье,
Готова жизнь свою отдать,
На смерть готова, на мученье,
Лишь вновь все это испытать!.
Что может дать барон, мужлан?
Любовь во Франции иная…
Там будут даму ублажать,
Здесь кавалеров ублажают!
И в меру грубость в мире тех,
Любовь там – просто праздник.
Коль муж суров, не до утех,
Зато любовник, вот – проказник!
Но и барон, хоть стар, не слеп,
В соперники – родного сына,
Чтоб стать свидетелем утех?
На роль слепого господина?
Он стал следить и замечать,
Что между мачехой и сыном —
Снята молчания печать…
Что происходит? В чем причина?
Меж сыном и женою блуд?
Под крышей замка родового?
Пусть будет справедливым суд!,
Судимы королем и Богом!.
Прелюбодейство ждет расплата,
Суровый приговор и скор,
Пусть сына ожидает плаха,
Жену– изменницу костер!
И тут же мысль, какой позор?
Видна французская порода!
Пусть сын его и подлый вор, —
Единый продолжатель рода.
Казнят его, и род угас,
За что сражались наши предки?
Наверное, и среди нас,
В любви предательства нередки?.
С ней рассчитаться мне легко,
Казню, и вскоре все забудут!
Прольется кровь, как молоко,
Ведь поймана она на блуде.
Взять грех на голову свою?..
А с сыном как? Швырнуть перчатку?
Родную кровь пустить в бою?
Да месть моя не сладка!
Была б жива Елизавета,
Она б сказала, как тут быть?
Чтоб не страдать потом за это,
Ведь сына просто не убить?
И снова закипает злость,
Он в блуде представляет сына,
Мужская ревность – в горле кость,
Отца, барона, господина!
Глухая ночь, сон не идет,
Запятнана его гордыня,
Сомненья прочь, возмездье ждет
Увязшего во блуде сына.
Рассвет чуть брезжит, звон мечей…
Скрипят под тяжестью ворота…
Барон при свете двух свечей
Оделся в панцирь. Ждет работа!.
Рубились тяжко, враг бежит!
Ворота вновь на брус заперты.
Барон сражен, в крови лежит.
Есть с двух сторон большие жертвы.
Все б ничего, да вот дела?…
Ведь на спине барона рана?
…И з замка пущена стрела!
А это – как ни как, но странно?..
Белый цвет! Цвет света, целомудренности и чистоты. В белый цвет наряжаются деревья весной, подвенечное платье невесты – белое!
Белый цвет
Открыл окно и сдвинул занавеску,
Ворвались в комнату прохлада, аромат.
У самого окна колышет ветер ветку,
И ярко солнце освещает сад.
Белым-бело, как будто выпал снег.
Такая тьма цветов – усыпаны все ветки.
Кричу весне: «Не торопи свой бег,
Не отпускай своих объятий крепких!
Пусть много-много дней ещё подряд
Из лепестков цветов метель кружится.
Прошу тебя, не сбрасывай наряд,
Дай время мне тобою насладиться!»
Безмолвною мольбой рождаются слова,
Их чувства связывают в фразы.
От запаха цветов кружится голова,
Весной любовь ко всем приходит разом.
С надеждою смотрю в заветное окно,
Мелькнёт ли в нём фигурка девы милой?
Быть может, мне сегодня суждено
Прервать страданья дней унылых?
Чу, стук! Выходит на крыльцо
Она в воздушном платье белом,
Улыбкой светится прекрасное лицо,
И к солнцу тянет руки свои дева.
Промчался садом ветерка порыв,
И лепестки, как мотыльки, мелькают,
Ей платье приподнял и бедра заголил,
Я взгляд не оторву, от восхищенья таю.
Завидую я ветру, может он
Свободно заключить красавицу в объятья.
А для меня неисполнимый сон —
Лицом зарыться в складки её платья.
Прежде властвующий пуританский взгляд на любовь сменился последствиями сексуальной революции. И что поделать, если следствия этой революции принимают такой жесткий, откровенно бесчувственный характер?
Бесчувственность
Мы бесчувственность свою
Называем силой,
И жестокость, не таю,
Предлагаем милой.
Нежность, мягкость не для нас,
Нас не приучали,
Грубость нашу, без прикрас,
Мужеством назвали.
Перед женщиной такой
Не уверен, робок,
Не притронется рукой,
Не возьмет на пробу.
Словно нет ни рук, ни рта,
И закрыты очи,
Помогает темнота,
Ждет глубокой ночи.
И учиться лень ему,
У матушки природы,
Не доступен и уму
Парень из народа.
Как не вступить дважды в пенящиеся струи текущей воды, так невозможно вернуть сладость и нежность утраченной любви!
Без права на дубль
Чуть-чуть касаясь уст устами,
В глаза глядя любимые,
Они ещё не понимали сами,
Что это всё – неповторимое.
Ведь не было ещё душевной боли,
Раздумий, тягостных страданий
Ни гнева, раздражения тем более,
Царили нежность, воркование.
Друг другу нежно улыбались,
Спеша прекрасным насладиться,
И робко, неумело целовались,
Пытаясь слиться, раствориться.
Потом, за руки взявшись, побежали,
Резвились, прыгали, как дети.
Они друг друга просто обожали,
Любили, как никто еще на свете.
Нет дублей у любви большой —
Нежна, чиста и непорочна,
Единой плотью и душой
Не стать. Прекрасна, но непрочна.
Настоящая, временем проверенная любовь не утрачивает нежности и привлекательности своей!
Благородный закат
Любуюсь благороднейшим закатом
Такой редчайшей тонкой красоты.
Какими были, представляю я, когда-то
Её лица точёные черты.
Хоть время снегом голову покрыло,
Не потушило блеска тёмных глаз,
Её фигуры стройной не сгорбило,
Пытаясь сделать это много раз.
Какой красивой оказалась старость,
И матовость лица, без признаков морщин.
Улыбка нежная и милая осталась,
И взгляды восхищенные мужчин.
Держалась строго, мило, бесподобно,
Как будто только тридцать ей пробило.
И время поступило благородно,
Ей мелодичность голоса хранило.
Рассчитывать на постоянную благосклонность Эрота не следует – слишком резв и непредсказуем любимец богов, носящийся по миру с луком и колчаном стрел в поисках жертвы…,
Благосклонность Эрота
К кому-то Эрот повернулся спиной
В минуту безмерного счастья?
И тень недоверия стала стеной,
Любовь поделивши на части..
К другим благосклонным бывает Эрот —
Крылом от беды защищает.
И долго потом вспоминает народ,
Поэмы любви посвящает
В броде – серебро
Что поделать, если подобное в нашей жизни встречается довольно часто и,к тому же, подкреплено достаточно объемным содержимым кошелька!
Бес в ребро, – говорят, – бес в ребро!
Старика к молодой потянуло,
На висках, в бороде – серебро,
Сквозняком в голове протянуло
Сам – не гам, и другому не дам,
Под замок, за решетку стальную!
Сам страдает от ревностных ран,
Заставляет страдать молодую
Амур устал
Амур устал и крылышки сложил,
Хотя в его колчане много стрел,
Он много пар сегодня обслужил,
И отдохнуть немного захотел.
Уж близок вечер, фонари зажглись,
Приходит время не любви, а блуда,
Порочная в ночи начнется жизнь,
И бог любви уносится отсюда.
Чтоб крылышки свои не замарать,
К тому же, блуду – не свидетель,
Когда невинность станут совращать,
У ног порока будет добродетель.
Апрель
Цветет фруктовый старый сад,
Обласкан ранним утренним лучом,
Земля оделась в праздничный наряд,
И носятся стрекозы над ручьем.
Небесный купол ярко голубой,
Ленивы неподвижны облака,
Деревья шелестят зеленою листвой
Прохлада утра, свежесть ветерка.
Природа буйствует, цветет,
Апрель все напрочь гонит сны.
«Любовь идет, любовь не ждет!» —
Поют деревья песнь весны.
На голубятне голуби воркуют,
И гомон слышен голосов повсюду…
Я ночь, волшебную такую
Провел на мельничной запруде.
Скрипело мерно колесо во мраке,
Дивился я конструкций простоте,
Исчезли все мои ночные страхи,
И звезды созревали в темноте,
То видел россыпь яблок золотых,
То гроздья золотого винограда,
И запахи полей моих родных,
И ночи дивная прохлада
Расслабили. Улегся на скамейке,
Мне не хотелось утро торопить,
Поила девушка цветы из лейки,
Раскрыли рыльца те, желая пить,
У стройных ног ковер цветов,
Он деве дарит сотни поцелуев,
Я сам цветочком стать готов
И жадно пить из лейки струи.
К девушкам, с искрящимся весельем характером всегда относились, как к потенциальным соперницам в любви. Поэтому их жизнь всегда находилась под контролем общества в сочетании сплетен.
В меру бойка
В меру бойка, весела,
(Грустной не видали),
Раскрасавицей была
И в дешёвой шали.
Меж соперницами гул:
В чём секрет могущества?
Ложки, чашки, стол да стул —
Вот и всё имущество.
И откуда гордость, спесь?
Всё летает в выси.
В доме нечего поесть
И церковной крысе.
Тряпки модной нет на ней,
А туда же… принцип…
Сколько стоящих парней —
Подавай ей принцев.
Была тут одна такая ж,
Книжек начиталась.
И любовь была большая,
Что от ней осталось?
Потерпел мужик немного
Да нашел другую.
Не гордячку, слава богу,
Женщину простую.
А она кусала локоть,
(Поделом гордячке!)
Заливала водкой похоть,
До белой горячки…
Так и с этой, ни гроша,
А за ней волочатся…
Что поделать – хороша,
В душу так и просится,
Ревность позабыв, боязнь,
За её улыбку
Всяк готов пойти на казнь,
На любую пытку.
Вкус сладкий страсти
Вкус сладкий у страсти, но муки таят;
Дни, ночи проходят в томленье.
Я не знаю на свете иного огня,
Готового вспыхнуть в мгновенье.
Девушки всегда настороженно относились к символу любви – колечку.
Его дарили ей, предлагая руку и сердце. Потеря кольца по представлению «знающих» людей – грозила бедой.
Колечко
Подарил кольцо, колечко,
С камушком зелёным.
Молвил сладкое словечко
Милый мой, сужёный.
Я подарочек приняла,
Долго любовалась,
Да оно с руки упало,
Где-то затерялось.
Он искал, и я искала
По траве, у дома.
Уходя, ему сказала,
А обида комом:
«Знать, дарил ты не с душою,
Коль кольцо упало,
Плохо было, хорошо ли,
Да любовь пропала».
Осталась любовь незнакомой
Она ожидала – любовь не пришла.
(Тому не известна причина?..)
И с женщиной радость она не нашла,
И каждый противен мужчина…
Уснувшие чувства пытались будить,
Но спят глубоко, словно в коме…
Достался удел – одинокою жить.
Осталась любовь незнакомой.
Выбор наказания
Что значит жизненные муки?
Что значит пролитая кровь?
Есть наказание разлукой!
Есть тень на крепкую любовь!
Да! Выбор кажется широким —
Добавим к ним свободу, честь,
Есть наказание пороку,
И без вины страданье есть.
Важнее всего
Да! С юных лет я был уверен,
Что без надежды не прожить.
Потом я к ней добавил веру,
Решив, что буду ей служить!
Затем служение Венере —
Бурлила в теле юном кровь!
Отставил прочь надежду, веру —
На пьедестал взошла любовь!
А время шло, старело тело,
Приходится все чаще слышать:
«Утратишь жизнь, утратишь дело
Найти всего важнее «крышу»…
Без фантазии
Что убивает жизнь?
Окраска – тусклость, серость…
Где день от дня не отделишь.
Хоть изменить бы каждому хотелось,
Но, не дано, – в тисках железных жизнь!
Что значит вкус,
Коль к пище нет приправы?
Все пресное, нет соли, остроты…
Коль выбора лишенный права,
Ее, не прожевав, с трудом глотаешь ты!
Что убивает нежную любовь?
В ней жизни нет, ни запаха, ни вкуса…
И если не бунтует в жилах кровь,
То не вина в том Господа Иисуса!
И вера наша тоже умирает,
Коль нет добра и цели нет.
Бездушному врата не нужны рая,
Как и незрячему совсем не нужен свет!
Любому человечное не чуждо.
Мир ласки, неги, яркой красоты.
Лишенному чего-то, право, нужно
Хотя бы мир фантазий и мечты!
С подрезанными крыльями мечта?..
Фантазии, лишенные полета?..
Не значит ли, что где-то пустота?
И в том заложена великая вина кого-то!
Тогда запреты, полагаю, хороши,
Когда воспеты жертвы и насилие,
Чтоб детской не затрагивать души.
Все прочее – плод злобы и бессилия!
В шалаше
Нет дороже свободы, когда ты в тюрьме,
И вкуснее нет вишни зимою.
И нет большего счастья на этой земле,
Когда милая рядом со мною.
Говорят: «В шалаше с милой рай,
Ад в дворце, если нет её рядом».
Я свидания с нею, как праздника, ждал,
Для меня оно было наградой.
Нет дворца у меня, как и нет шалаша,
Без удобств я имею квартиру.
Есть надёжная в горе и бедах душа,
Только их предлагаю я милой.
Взгляд в небо голубое
Взгляд брошен в небо голубое,
Такой прекрасный светлый день!
Мир созерцания, покоя,
Не потревожит память тень
И мудрость охватила лень.
Совсем иное дело – ночь,
Пора тревог, растут угрозы.
И, если леность превозмочь,
То глупость убегает прочь,
И не уйти от мудрой прозы…
Гимн женщине
Зачем мне вселенная, звёзды, земля,
Коль нет тебя в них изначально?
Ни чернь тёмной ночи, ни свет яркий дня
Развеять не могут печали.
И ты – не услада, а жизнь и судьба.
Я ждал тебя каждой весною.
Мучительно ждал, но не ведал, когда
Ворвёшься ты яркой звездою?..
Глаза твои душу мою обожгли.
К ней пальцы твои прикасались,
Для слуха приятны признанья в любви
И негой во мне растворялись.
Движения губ твоих – шелест листвы,
Серебряных струй переливы.
Свидания жду, как прихода весны,
Томительно жду, терпеливо….
Слова твои нежные, словно бальзам,
Струями вливаются в душу.
Чудесная песня рождается там
И вырваться хочет наружу!
Проснулось и тело, с недугом борясь,
И прочь отлетает усталость.
Мелодии звуков, пьянящая страсть
В глубинах сознанья рождалась.
Мы слились телами и души сплелись,
Восторг твой приливу подобен.
Мы вместе восславим прекрасную жизнь,
Восславим любовь и свободу!
Я каждую клеточку тела люблю
И к ней припадаю, ликуя!.
Дыхание нежное девы ловлю
И прелесть её поцелуев.
О чём ещё думать? Ты есть у меня,
И тело с душой к тебе рвётся!
Натянуты нервы, как струны звенят,
Вот-вот что-то лопнет, порвётся!
Величье времён и небесная даль,
Созвездий далеких сиянье!
Ты бурная радость, ты грусть и печаль!
Ты счастье моё и страданье!
Греховно все
Слились в едино, я и грех.
Свершаю тайно, всё – нормально,
Но, если на виду у всех,
Считают это аморальным!
А где граница та идет?..
Законы составляли люди,
Гимн кто-то Господу поёт.
А кто-то посвящает блуду.
Услышит Бог меня, поймёт?
Не часто я его прошу.
Вот если бы грешить не мог,
Но, что поделать, я грешу….
Джоконда
Свет прыгал, словно ошалелый,
Причудливо менялось освещение…
Напротив окон, на шпалере,
Явилось вдруг прекрасное видение.
Сошла, её дыханье слышу рядом,
Красивой женщины могу коснуться…
Детали чёткие старинного наряда —
Я руку ущипнул, чтобы проснуться,
Боль настоящая – о чем идёт тут речь,
Хоть случай кажется и странным!..
Мне сгусток жизни удалось извлечь
Из красок полотна за золочёной рамой.
Да, женщина жива. Колышется наряд.
Не смущена моим осмотром грубым.
Чуть искоса направлен её взгляд,
Улыбкой легкой тронутые губы.
Рождают шепот женские уста:
«Любовь не может быть преступной,
Душой и телом невинна я, чиста,
Хоть взорам каждого доступна».
Заныло чудной сладостью в груди,
Восторг потряс от головы до низа…
«Целуй меня, желанная, люби,
Я твой навеки, донна Лиза!»
Домашняя женщина
Она приятная на вид,
На ней футболка, брюки.
И очень много говорит,
Послушав, терпишь муки.
Не носит нижнего белья,
Но очень чистоплотна.
Большая цель ее – семья,
Знакомится охотно.
Но, почему-то не везет?
Она их обожала, —
С неделю милый поживет,
Уходит без скандала.
Мечта: о домике своем,
(Кругом ковры, цветочки),
По вечерам они вдвоем,
Вокруг сыночки, дочки,
До мелочей отлажен быт,
Не домик, а картинка!
ПорядоК: все вокруг блестит,
На меблях ни соринки.
Фантазий много у нее,
В них женщина покорна,
Служенье – существо ее…
А поставляет – «порно».
А наяву все претворить,
Брезгливость так зажала,
Мужчину, что тут говорить,
В суровости держала.
Ей скоро стукнет тридцать лет,
(Признаться бы ей честно),
Изюминки в ней просто нЕт,
Секс пуританский, пресный…
Рубеж еще не перешла,
Ну, до чего ж обидно…
Чего искала, не нашла,
И это – очевидно!
Дар богини любви
Богиня славная любви,
Тебе подвластны боги!
Ты разжигаешь жар крови
И прочь бегут невзгоды!
Коснутся руки твои век —
Всё видно в новом свете.
Все забывает человек
В мозгу гуляет ветер!.
Все исчезает, кроме чувств,
Иною деву видно.
В любви не может по чуть-чуть,
Так проще …очевидно!
Краса земная
Передо мной краса земная,
Мне говорят о неземной.
Моя – колючая, живая,
И я молюсь лишь ей одной.
Когда смотрю на небеса,
Пытаясь видеть неземную,
В моих глазах твоя краса,
Земную вижу я, живую.
А неземная и не снится,
Её не ощущаю я,
С земною я желаю слиться,
В ней существо, душа моя.
Пока душа не охладела,
Я от себя гоню покой,
И наслаждаюсь дивным телом
Красы желанной мне, земной.
Хочу, чтобы в чертогах рая,
А коль желаешь, может быть,
Со мной была краса земная,
Чтоб продолжал её любить.
Краса
Красота доступна детям и влюбленным,
Тянутся к искусству кисть, перо, резец.
Красота не нужна хворым и голодным,
Всем,, которых смертный ждет конец.
С красотою рядом ходит восхищенье,
Пусть оно не долго, коротко, как миг
И поэту нужно уловить мгновенье,
Чтоб красой рожденный появился стих.
У весны все краски свежестью искрятся,
К ним еще добавить нужно аромат
Так весною хочется бегать и смеяться
Мир весною красками чудными богат!
Моей жене
На свете мне немного надо:
Глоток воды и ты, моя отрада.
Твою улыбку, светлый взгляд
Ловлю я много лет подряд.
Жизнь наша не простая,
Но дети поднялись, и
Внуки подрастают,
Как птицы улетели, и нас – двое,
А ты, по-прежнему, не ведаешь
покоя,
Тот заболел, и у того – беда,
Не спишь ночами и всегда
Ты молишь слезно бога,
Чтоб не оставил их в беде,
Помог и вразумил немного,
Почти ни слова о себе,
И крест нести за всех готова.
Не хватит слов,
чтоб описать
Тебя страдалицу и мать.
Мне нужна…
Мне нужна просто женщина, и все!
Без крупных габаритов, веса.
Все то, что за пределами «еще» —
К любви не проявляет интереса.
Не нужна та, что с силою быка,
Что выпивает водку без закуски,
Что матерится хуже мужика,
И далека от всех традиций русских.
Не нужна та, чей пол похож на мой,
С повадками развязного мужчины.
Встречаться мне не хочется с такой,
К тому не вижу я достаточной
причины.
Не нужна, предающая любовь,
Не нужна та, что делает успех,
Не нужна проливающая кровь,
Не нужна мне красотка для утех.
Мне нужна женщина попроще,
Любовь, которой ярка и чиста,
Чей пылью лик не запорошен…
Нужна мне женщина от Бога, от Христа!
Нет, ни монашка, ни ханжа,
Тех сторонюсь, кто Богу дал обет.
Мне нужна та, чья светлая душа,
Светить мне будет много, много лет.
Мне нужна женщина, чтоб душу
ей отдать,
Чтоб, овладев, она ее хранила,
Чтобы по ней, коль буду умирать,
Хотя бы три слезинки уронила.
Мне нужна женщина, не манекен!
Мне все равно, в какой она одежде…
Чтобы, попавши в женский плен,
Покинуть не возникло бы надежды.
Мне нужна та, что долго будет ждать,
Пока телами мы сольемся.
Любовь для нас – большая благодать,
«Не трахаемся с нею и не бьемся».
Каких только в любовь не набросали
слов?
Я тут уверен, без сомнений,
Сегодня уверять я и других готов:
Мы в свистопляске извращений.
Мой сон бежит
Мой сон бежит, летя от глаз моих,
Все кажется мне серым и унылым.
Я сердце положить готов у ног твоих,
Чтоб рядом быть с созиданьем милым.
Блаженство видеть локоны твои,
Мечтаю заключить твой стан в объятья.,
Чтобы коснулись губы грешные мои.
Того, что прячет под собою платье.
Мираж любви
Любовь, она и есть любовь,
В рекламе не нуждается,
Из века в век, все вновь и вновь,
В душе людей рождается.
Она – причина многих бед,
Хотя нежна, прекрасна,
Не нужно ей давать обет,
Препятствовать напрасно.
И у нее враг лютый есть —
Старинные обычаи,
Как частокол – мужская честь
И прочие приличия.
Видна причина, не видна,
Но властвуют законы,
Свободен муж, а не жена,
Вина – на кротких женах.
У женщины свободы нет,
Во власти – принуждение,
Любовь ей дарит много лет
Мираж, воображение.
Цепями скована любовь,
Находится под судом,
От страсти заструится кровь,
Тотчас объявят блудом.
Ночь любви
Под бой часов катилась стрелка.
Пал покрывалом наземь вечер.
И серп луны, похож на край тарелки —
Свидетель нашей долгожданной
встречи.
Сжигаем буйной ревностью, тоской
Готов был бесконечно ждать тебя
Случайной грубостью нарушить твой покой
Боялся, сердцем искренно любя.
Изучены твои привычки, недостатки:
Мягка, нежна,.. порою бессердечна,
Но жизнь отдам свою я, без остатка,
Служа тебе и преданно, и вечно.
Я помню взгляд твой удивленный,
(Смешались в нём и гнев, и стыд).
Твои слова я слушал изумленно:
«Пусти меня, прошу тебя, пусти!»
Я проклинал себя, что не хватило сил,
Сдержать себя… Такие мысли были…
Я так тебя неистово любил,
Что разум мой желанья ослепили
С тех пор немало времени прошло
Молил тебя я долго о прощенье
До сердца твоего моление дошло
Ты приняла желанное решенье.
Когда любовь перерастает в страсть,
Как трудно ей сопротивляться —
У чувств любви – неоспорима власть,
Не вырваться из пут, не оторваться.
Мы в доме. Все предметы различимы.
Молю, чтоб только время не летело.
Быть без любимой женщины мужчине,
Как голове без собственного тела.
Свет ночника, пусть освещает скромно
Глазами созерцать я не устану,
Всю глубину очей твоих огромных
Округлость бедер, стройность стана,
Лицом зарылся в локоны волос твоих,
Вдыхая аромат их нежный, тонкий,
И тотчас кожу пальцев рук моих,
Покалывает, словно от иголки.
Как с розы кипами слетают лепестки,
Так шелк одежд у ног твоих ложится…
Движенья плавны, гибки и легки,
Взор оторвать нет сил, пошевелиться.
К груди твоей приник нетерпеливо, —
Округла и тверда, и бархатиста кожа
Ответный поцелуй неторопливый…
Дыханием твоим я наслаждаюсь тоже.
Минуты и часы стремительно летели,
Мы трепетали в предвкушенье рая,
Тела истосковались по постели,
Та приняла их, в негу погружая.
Сто крат я в рай летел и замирал
От мне подаренного счастья.
Твой поцелуй ответный принимал,
Как принимает умирающий причастье.
Я тело целовал, от головы, до ног,
Обнажено, раскинуто на ложе…
И если бы я только мог,
Хоть родинкою стать на обнаженной
коже.
На вкус хотел тебя попробовать язык,
Намного ты казалась слаще меда.
Я к твоему источнику приник
И мне мгновенья показались годом.
Я пил желание и нежно целовал,
А ты стонала тихо и металась,
Из поцелуев я дорожки создавал,
Подругою своею наслаждаясь.
Не выбираться бы из бархатного
плена…
Готов во всеуслышанье сказать:
«За женское, чуть пухлое колено
Готов и кровь, и жизнь свою отдать!»
И руки беспрепятственно блуждали, —
Едва ли устыжусь сравнений грубых, —
И постоянно губ твоих искали
Мои припухшие от поцелуев губы.
За ночь такой божественной любви, —
(Мне стыдно слов моих убогих)
Все отдавали только, что могли,
И гении, и короли, и боги…
И, если б вы, как я, могли,
Любовь воспринимать как сказку,
То знали бы: недаром короли
Гордились орденом подвязки.
Ночной портрет
Ночь летняя пугающе темна.
Звёзд хоровод уселся на деревья.
Полоска света тонкая видна,
Что сочится из приоткрытой двери.
Дом нежилой уж много лет…
(Во власти я нелепых суеверий)
Откуда появился этот свет
В широкой полосе полуоткрытой
двери?
Открыта дверь – сомнений нет!
Смотрю, глазам своим не веря:
Потоком ярким льётся свет
Из настежь распахнутой двери.
В дверном проёме том,
Как в раму вставлена картина —
Фигурка девы в платье голубом
На общем фоне чёрно-синем.
Стройна, красива, спору нет.
Сомнения следы уходят прочь.
Любимой женщины портрет
Безлунная нарисовала ночь.
Ни звука в чуткой тишине.
Все очертания четки и сочны.
Душою понял: это мне
Подарок послан тёмной ночью.
Надежды не лишай
Тобою я сражён, любовью болен,
Удел мой – ожидание, страдание.
А ты так равнодушна к моей боли,
Упрямое, милейшее создание.
Мне кажется, что никогда Творец
Не создавал такого совершенства.
Благодарю его за этот образец,
Искать в любви его блаженство.
Не скрою, боль не раз переносил,
Экстаза боль и боль очарований.
Из губ твоих нектар любви я пил
И трепетал при каждом расставании.
Такою же была в мечтах моих,
Вся соткана из солнечного света.
Из ловких сумасшедших рук твоих
Я истину лакал до самого рассвета.
Мечта, реальность – всё переплелось…
Хочу, чтоб вся ты солнцем пламенела,
Чтоб нежное лицо и золото волос
От охлажденья чувств не потускнело.
Надежды не лишай, она мне так нужна!
Кем будешь ты – любовницей, женою?
Холодна, горяча, ты так всегда нежна…
Молю, чтобы всегда была со мною.
Насильно любить невозможно
Я знаю мелодию, знаю слова,
Но только их петь слишком сложно.
Пускай, что угодно глаголет молва,
Насильно любить невозможно.
Не нужен Аполлон
О, мне не нужен Аполлон,
И мускулы литые!
Пускай не мудрым будет он,
И мысли не святые…
Пусть будет мой, и только мой,
Иных не допускает!
Несут нам ночи не покой,
А все блаженства рая.
За это все я жизнь отдам
Решительно и смело,
Зовут любовника – Адам,
Но я – Лилит, не Ева!
Примечание: Лилит – порождение ночи, прародительница страстной любви,
Ненастная
Пусть я ненасытна, пусть я и развратна,
Но случай обычный такой,
Минуло то время, ушло безвозвратно,
Когда была нежной, простой.
Раба я по дому, готовлю, стираю,
В квартире порядок и лад,
Придет муж с работы, его ублажаю,
А он нос воротит, не рад.
Должна я, как белка, вращаться в постели,
А он, как колода лежит,
Нет он не горит, а чуть-чуточку тлеет,
Да только чуть громче сопит.
Чуть-чуть разогрелась, а он уже кончил,
К стене отвернулся, храпит,
Его тормошу, пробудиться не хочет,
Хоть с пушки стреляй, а он – спит.
Я долго терпела, мужчина мне нужен,
Здоровый, и к бабе живой,
Я с ним развелась, поменяла три мужа,
Но, нет, не нашелся такой.
Но, как-то один мне случайно попался,
Работает ртом, языком,
Его приняла, он довольным остался,
Я б съела его целиком.
Пускай некрасив, для меня он прекрасен,
В постели, как масло, я таю,
И вечера каждого жду не напрасно,
Я в рай от него улетаю.
Ну, пожалей
Ну, пожалей меня родной,
Ну, поцелуй меня, родимый.
Как тяжко быть всегда одной,
Все парами проходят мимо.
Я слышу смех их, голоса,
Я слышу поцелуев звуки…
Моя увядшая краса,
Любовь и сердце – мои муки.
Я – одинокая кукушка,
Ни мужа нет, и нет детей.
Постель холодная, подушка,
Бедой делюсь я только с ней.
Как тело буйное унять,
Когда трясется от желаний.
На Бога, дьявола пенять,
Что я вдовой осталась ранней.
Печаль и траур я ношу,
А ночью он ко мне приходит…
Дитя в себе его ношу,
Приходит утро – все уходит.
Я чую, что сойду с ума!
За что несу я тяжкий крест?
Я одинока, я сама,
Когда все веселы окрест.
Ну, пожалей меня, родной!
Тебя так долго ожидала,
Побудь мгновение со мной…
О, Господи, как я устала!..
Слились тела
Слились тела, бушует страсть,
Любви прекрасной я слуга.
Ее пленительная власть
Мне бесконечно дорога.
Она моя, я с нею рядом,
Бог дал ее… благодарю.
Жена моя, моя – услада,
Я женщину – боготворю.
В любви не может быть
гордыни,
Я раб ее на эту ночь.
Избранницы я славлю имя,
Сомнения уходят прочь.
Я для нее не юный Лель,
Она сегодня моя Лада,
Цветами наша убрана постель,
Она и жизнь моя, она моя
награда.
Любовь моя пусть будет вечной,
Страстей уляжется порыв,
Любовь я мыслю человечной,
Не болью тяжкой, как нарыв.
И в миг последний содроганий,
Пусть осуждают все меня,
Она есть цель моих желаний,
Пусть чары женщины манят.
Постель истерзана и смята,
Расслабился, еще дрожу,
Не разжимаю я объятий,
Подруге нежной я служу.
С мольбой
Тебя, о, Боже, я молю:
Ты не казни жену мою,
Пусть даже и грехи ее велики!
Казни вместо нее меня,
Я совершил ее, маня
В мир бурной страсти, многоликой.
Я разбудил ее, иль нет
В душе ее, оставив след,
Посулами одаривал и ложью.
Она душой меня любя,
Под бой поставила себя,
И в жизни будущей, возможно…
О, Боже, как она страдала,
Глухою ночью ожидала,
Трясясь за жизнь мою, наверное…
А я с друзьями водку пил,
Или интрижку заводил
С иною женщиной, неверный.
Когда под утро возвращаясь,
И в солнечных лучах купаясь,
Помятый, серый приходил домой,
Она вздыхала и ворчала,
Но, покормив меня сначала,
Потом я отправлялся на покой.
Печали, сколько слез,
И сколько мук я ей принес
И сосчитать, пожалуй, невозможно?..
И много, много лет подряд,
Я создавал не рай, а ад,
Мир радостей даря ей ложных.
О. Боже, осуди меня,
В ее грехах вина моя,
К твоей я справедливости взываю!
Ее душа чиста, прекрасна,
Не осуждай ее напрасно,
Душа жены моей достойна рая.
Ссора
Глаза в меня метают молнии,
Твоё лицо надменно, грозно,
Я слушаю тебя, безвольная,
Сами собою выступают слезы.
Такого не ждала обмана,
Ничьих не слушала пророчеств,
Но ты нанёс такую рану,
Что дальше жить нет мочи.
Когда-то, может, зарастёт,
Окрепну, сжав в комок все нервы.
Быть может, и любовь придёт,
Но что случилось с моей первой?
Пусть первая любовь невечна,
Так говорят, но я не верю.
Скорее, люди бессердечны,
Отсюда между нами недоверье.
Советуют его мне все забыть,
Ну, словно только я и виновата,
Что следует с достоинством уйти,
Что нету к прошлому возврата…
Усвоить это я не в состоянии,
Галдеж такой, заткнуть бы уши.
Одно осталось у меня желание —
В подушку головой и ничего не слушать!
Неистовство
Пылающий костёр страстей —
Моя в нём полыхает суть.
Сгорю – и не собрать костей,
Лохмотья сажи – ветры унесут.
Огнём охвачены душа и тело,
Рассудок и неистовство – едины.
Я не хочу, чтоб пламя ослабело
И не хочу, чтоб много было дыма.
Я исступлённо отдаюсь любви,
Сознание теряя и рассудок.
Я чую бег бунтующей крови
Металлом раскалённым по сосудам.
Суть созидания
Есть то, что с кровью нам дано,
Что мы несем, но не уносим,
О чем желанную мы просим, —
Суть созидания оно.
Не уничтожат казни, пытки,
Хотя знакома ей и боль,
Ценней, чем золотые слитки
Мужская, женская любовь.
И смерть ужасная Христа,
Хоть он – Бог, но боль знакома,
Он был поставлен вне закона,
Душа его была чиста.
Жизнь покидала его тело,
Из ран сочилась его кровь,
Когда проклятья слать хотелось,
Бог проповедовал любовь.
В любви не может быть насилья,
Пусть и пьянящей будет страсть,
Присутствует в любви и власть,
Но лучше – нежных слов обилье.
Есть похоть тела, похоть духа,
Есть зов бунтующей крови.
Но нет приятнее для слуха,
Чем слов признания в любви.
Рок
Время меняет в нас многое, хотя и не все. Возьмите, к примеру, половые различия. Физически они еще различимы. Говорят, что имеется два стиля жизни: мужской и женский. Для мужчины на первом плане были и остаются профессия, работа. Для женщины – семья. Но сегодня значимость карьеры, социального статуса для женского пола возросла. Есть немало женщин, готовых пожертвовать интересами семьи ради профессиональных. Напротив, изменения сказались и на ориентации мужчин. На работу предпочитает выходит тот из супругов, чьи профессиональные успехи и квалификация выше. И не всегда это бывает мужчина. В таком случае муж сидит дома и получает пособие по воспитанию ребенка.
Все беды начались мои
С рождения.
В какой-то пляске ночи, дни,
Как наваждение.
Крестил младенцев на селе
Расстрига поп,
Под мухой был, навеселе,
И перепутал пол.
По записям Светлана я,
А в доме – Свет,
С ним неудобства у меня,
Числа им нет.
Терпеть приходится за двух,
Себя, Светлану,
Вкус на двоих, глаза и слух,
Мы оба – странны.
Меж нами вечная борьба,
Противоречия.
Светлана нежна и слаба,
С прекрасной речью.
А я силен, к тому ж, упрям,
Косноязычен.
А беды делим пополам.
Здесь нет отличий.
Избу я строил много лет,
Но зря старался.
Вошел в неё, не чуя бед,
И растерялся.
Какой порядок и простор,
Её – судьба.
Моя – горела, как костёр,
А с ней – изба.
Расстался со Светланой я,
Мы разругались,
Но всё же беды у меня
Её остались.
Я оторвался от корней
И в мир пошёл.
Кусок хотелось пожирней,
Он в рот не шёл
Вот, кажется, уже во рту,
Я чую вкус,
Но ртом хватаю пустоту
И слышу хруст.
Сопенье, чавканье, глоток,
И так – всегда.
Я без Светланы одинок,
Вот в чём беда.
Злой рок преследует меня,
Я с ним устал.
Приобретаю я коня,
Он тут же пал.
Меня рок просто доконал,
Ну, бестия.
Я руки, ноги поломал
На ровном месте.
По долам шастал, по морям,
Ох, глубоки!
Там клок оставил свой и там,
В близи реки.
Плыву на лодке, без руля,
И вёсел нет.
Мне не добраться до жилья
За много лет.
Куда несёт меня поток,
Неведом путь,
На запад ли, иль на восток —
Куда-нибудь.
От рока, может, оторвусь,
Себя б найти?
Велика матушка ты, Русь,
Да нет пути.
Женское непостоянство
Без видимых причин
биться,
Вам, кажется, она голубкой
В то время как она – орлица.
Котельников Петр Петрович Керчь 2016 год.