Михаил Гершензон
На солнышке

Светлячки

   Летом жили дети в теплых краях, на берегу моря. Не на самом берегу, а все-таки близко. Перед домом сад. А в саду – ручеек по камням течет. И песок у ручейка – желтый, будто на солнце загорел.
   Вечером, когда спускалась темнота, песок был еще совсем-совсем горячий. Деревья в саду становились выше и начинали между собой разговаривать. Шу-шу – говорит одно. Шу-шу – отвечает другое.
   Откуда ни возьмись – вылетают жучки-светлячки. С дерева на дерево перелетают, ясные, как фонарики. Жучка совсем не видно, только видно, как летит фонарик.
   Сенька, Мышонок и Степа до поздней ночи бегают с пузырьками по саду, ловят светляков. Поймают – и в пузырек. Поймают – и в пузырек.

   – Смотрите, – кричит Степа, – какое у меня электричество!
   Нюша на мальчиков за этих светляков сердится. Она Мышонку сказала:
   – Ты все ловишь, ловишь, а потом светлячков не будет.
   – Почему не будет?
   – Очень просто, почему. У тебя удерет один, полетит – другому расскажет. Тот полетит – другому расскажет. Вот и не станут они к нам в сад летать.
   – А тебе жалко?
   – Ну да, жалко.
   Не послушался Мишка, побежал ловить светляков. Пошла Нюша к Степе.
   – Будет, – говорит, – тебе ловить светлячков. Ловишь, ловишь, а потом не будет.
   – Почему вдруг не будет?
   – Очень просто, почему. Один полетит – другому расскажет, тот полетит – другому расскажет. Вот и не станут к нам летать.
   Отмахнулся от нее Степа, побежал светляков ловить. Пошла Нюша к Сеньке.
   Сидит Сенька на террасе, сетку на светляков мастерит.
   – Сенька, – говорит Нюша, – не жалко тебе, что светляков не станет?
   – Почему так, не станет?
   – Очень просто, почему. У тебя удерет светляк – он полетит, другому расскажет. Тот полетит – другому расскажет. Они и не будут к нам в сад летать.
   Сенька засмеялся:
   – Ну, и глупая же ты, Конопушка! Подскочил, сеткой махнул, поймал фонарик и в склянку.
   Проснулась тетя Лена ночью, слышит, – кто-то тихонько плачет. Смотрит, – Нюшка на кровати сидит.
   – Нюшка, что с тобой?
   – Мне… мне… светлячков жалко, – сказала Нюшка.

Камешки

   Нюшка давно об этом думает и всех спрашивает, а никто не скажет, почему. Почему на море камешки разноцветные? Одни – белые, другие – желтые, одни – красные, другие – черные. Никто не знает. Степка думал, думал – не придумал. Мурка думала, думала – не придумала.
   – Наверное их кто-нибудь красит, – решила Нюшка. – Верно, такой маляр есть, ходит, когда никого нет, и красит. Краски у него разные и кисточки.
   – Это глупости, – сказала Мурка. – Никакого маляра нету.
   – Нет есть, – говорит Нюша. – Смотри, я какой камешек нашла, – половина красная, половина желтая.
   Весь вечер Нюшка про маляра думала и все утро.
   Наверно маляр приходит в обед, когда никого на берегу нету. В другое время не может, его бы мальчики непременно увидали, – они целый день на море крабов ловят. И ночью не может, потому что темно, красок не видно, какая черная, какая белая.
   Пришел обед, сели все за стол, а Нюши нету. Тарелка стоит, суп стынет, а мясо из супа Сенька выловил.
   Тетя Лена спрашивает:
   – Девочки, никто не видал Нюшу?
   Никто не видал.
   Стали второе есть.
   Тарелка стоит, каша стынет, а подливку Сенька вылизал. Нет Нюшки.
   Тетя Лена говорит Мурке:
   – Мурка, кончай скорей обедать, беги к Пане. Наверно Нюшка там сидит.
   Принесли дежурные компот, стали ребята есть. У Нюшки в блюдце одни сливы остались. Абрикосы Сенька съел и косточки разгрыз.

   Смотрит тетя Лена, а по саду, от ворот, идет Нюшка. Тетя Лена встретила ее на лестнице.
   – Ты где была?
   – На море, – говорит Нюшка.
   Лицо у нее красное, нос горит. Ей даже отвечать трудно, – так устала. Сильно на солнце пережглась – как вареная. Стоит, руки врозь, ни на кого не смотрит. Спать хочется, и есть хочется, и плакать хочется.
   – Мышонок, принеси вазелин, – сказала тетя Лена, а потом взяла Нюшу за плечи и повернула к себе лицом.
   – Зачем ты была так долго на море?
   – Я думала, маляр придет.
   – Какой маляр?
   – Который камешки красит.
   Тетя Лена засмеялась, погладила Нюшку и стала мазать ей вазелином шею и руки.

Нитки

   Нюша порезала палец и заплакала.
   А Мурка ей говорит:
   – Не плачь, Нюшка! Подумаешь, беда какая! Я один раз себе вовсе руку отрезала, а не плакала.
   Нюшка не поверила. Глянула Мурке на руки – обе целые. И эта целая, и та целая. Рассердилась Нюшка.
   – Как, – говорит, – отрезала? У тебя обе руки на месте.
   – А я пришила, – засмеялась Мурка, – оттого и на месте.
   – Как так пришила?
   – А я людейной ниткой. Вот тут, посмотри. Мурка вытянула руку, рукав подобрала и показала – сзади, повыше локтя.
   Нюшка даже нос сморщила, так разглядеть старалась. Все у нее веснушки вместе сошлись.
   Согнулась, Мурке под руку подлезла. Ничего не разглядела – царапину только.
   – Вот и неправда, ничего тут не видно. Царапина только, маленькая совсем. А нитки никакой нету.
   Мурка фыркнула.
   – Нету! Потому нету, что это не простая, а людейная нитка. Я белая, нитка белая – вот и не видно.
   Нюшка всхлипнула в последний раз и засмеялась. Побежала в спальню, взяла свою куклу – и опять к Мурке.
   – Мурка, – говорит, – Тане тоже руку пришей, как себе пришила. А то Сенька ей совсем оторвал, видишь!
   Мурка взяла куклу, приложила руку, как надо, и сказала:
   – Ведь то людейные нитки были, а не куклячьи. У меня куклячьих ниток нет. Пойди к тете Лене, она пришьет.
   – А у нее разве есть куклячьи?
   – У тети Лены все есть.
   Побежала Нюшка к тете Лене.
   – Тетя Лена, есть у тебя куклячьи нитки?
   – Конечно есть, – сказала тетя Лена.
   Взяла катушку ниток, иголку и наперсток. Стала пришивать кукле руку. Кукла белая, нитка белая – вот и не видно.
   – Что, хорошо так будет?
   – Ну да, хорошо.
   Нюшка стоит, смотрит, а про палец и думать забыла.

Веснушки

   У садовника живет садовникова жена, Паня. А у Пани есть маленький ребеночек – Левка. Он еще не умеет ходить, только ползает. Он совсем беленький.
   – Паня, а Паня, – отчего я не беленькая? Отчего у меня веснушки? – спрашивает Нюшка.
   – Отойди от кроватки, разбудишь его, – говорит Паня. Она гладит пеленки, и на солнышке видно, как из утюга подымается воздух – как сахар в горячей воде, если помешать ложечкой.
   – Ну, Паня! Отчего я не беленькая? – пристает Нюшка.
   – Оттого, что плохо моешься, – смеется Паня. – Ты покрепче лицо три, вот и будешь беленькая.
   – И веснушки сойдут?
   – Конечно сойдут, – говорит Паня и дует в утюг, чтобы лучше горели угли.
   Нюшке хочется, чтобы веснушки сошли. А то Сенька все пристает, – говорит: «конопушки продай».
   «Вот и смою, – думает Нюшка, – хорошенько потру и смою».
   – Ты куда? – спрашивает Паня.
   – Я к ручейку, веснушки мыть.
   – Ну, как смоешь, поможешь мне простыни тянуть, – смеется Паня.
   Паня насыпает в утюг еще угля и ставит утюг на кирпич у водосточной трубы, чтобы уголь скорей разгорелся. Огонь так и рвется в трубу, даже слышно, как. ветер через утюг гудит. Паня стоит, утюга дожидается, а Нюшка уже тут как тут.
   – Ну, что, смылись? – спрашивает Нюшка.
   Паня смотрит на мокрую Нюшкину мордочку и удивляется, – сколько у одной девочки на лице помещается веснушек!
   – Смылись, – говорит Паня, – только не все.
   – А еще много осталось?
   – Самая чуточка, – смеется Паня.
   – Где?
   – Вот тут, на кнопке. – Паня трогает пальцем Нюшкин нос.
   Нюшка старается посмотреть на кончик своего носа. Морщится, щурится, опустит голову, задерет, – плохо видно, глаза слишком крепко на месте сидят. Что-то смешное, большое, немножко прозрачное, – гора какая-то, а не нос. Подошла к окну – на цыпочки встала, – в стекле видно, что нос. И весь в конопушках.
   – Я пойду, сильней потру, – сказала Нюшка. – Все-таки еще много осталось.
   И убежала опять к ручейку.
   А Паня передвинула Левушкину кровать в тень и опять взялась за утюг.
   А солнышко опять стало потихоньку подбираться к Левушкиной кровати.

Санитарная комиссия

   Всю террасу густо оплел дикий виноград.
   Тетя Лена и Мишка сидели в тени, – у них за спиной листья были темные.
   А Степа сидел на солнце, прямо на перилах. У него за спиной листья были прозрачные словно занавеска. Сквозь занавеску продувал ветерок, и на террасе было зелено и прохладно.
   – Санитарной комиссии очень трудно, – говорил Степа. – Мишка маленький, его ребята не слушают.
   – Правда, не слушают, – кивнул головой Мышонок. – Меня вчера Мурка даже побила. Я у нее… я у нее…
   У Мышонка губы вдруг собрались в узелок, и он стал тереть глаза кулаком.
   – Я у нее… я у нее под подушкой…
   – Что под подушкой?
   – Я у нее под подушкой летучего мыша нашел, дохлого, – выговорил, наконец, Мышонок. – И уже протух весь. Я его выбросить хотел, а она увидала.
   – Правильно, – говорит тетя Лена. – Вам вдвоем трудно. Нужно выбрать еще кого-нибудь.
   – Некого больше, все заняты, – сказал Степа. – Я уже по расписанию смотрел. Валя – в хозяйственной, Петя – по огороду, Саня – по кухне.
   Мишка на Степу не смотрит, и на тетю Лену не смотрит. На клеенке след остался от стакана – на этот кружок смотрит и воду пальцем по столу развозит. Кого бы, в самом деле, выбрать?
   – Выберите меня, – говорит Мишка.
   – Тебя нельзя, ты уже выбран, – смеется тетя Лена; вдруг она встает и подбегает к перилам.
   Внизу, от ручья идет Нюшка и плачет. «Наверно в ручей свалилась», – думает тетя Лена, потому что у Нюшки все платье мокрое.
   Нюшка плачет на разные голоса, то тоненьким голосочком – и-и-и, а то вдруг заревет – у-у-у-у. Подошла к лестнице и стала на террасу подниматься. Одной рукой слезы по лицу размазывает, другой за перила держится.
   – Что с тобой, Нюша?
   – Не сходят, – отвечает Нюша, – у-у, не сходят…
   – Кто не сходит?
   – Конопушки не сходят… И от воды не сходят, и от песочка не сходят…
   – От какого песочка?
   – От желтенького. Терла, терла, а они все тут.
   – Ах, ты, глупышка! – засмеялась тетя Лена. – Оттого у тебя нос красный?
   Больно Нюшке и обидно. Отчего Левка беленький, а она нет?
   – Тетя Лена, носик болит, и конопушки не сходят.
   Не знает тетя Лена, как Нюшку успокоить. Обернулась она к Степе и к Мишке и говорит:
   – Видите, чистёха какая – песком нос терла. Давайте мы ее в комиссию выберем.
   – От нее пользы мало, – сказал Степа. – А ты, тетя Лена, будешь нам помогать?
   – Конечно, буду.
   – Ну, тогда хорошо. Выберем, – согласился Степа.
   Мышонок тоже головой кивнул. Стала Нюшка членом санитарной комиссии.

Как Левка Нюшу обидел

   Нюша с Муркой часто приходят к Пане и возятся с Левкой. На руках у Левки ниточки – перетяжки. Нюше смешно: все у него как у настоящих людей – руки, ноги, пупок, уши, нос. Ну, нос еще не настоящий, а глаза – те совсем настоящие, только очень синие.
   Мурка его спросит: как корова делает?
   А он пальчик выставит, будто рога и говорит: «Му!»
   Мурка спросит: как собака делает? – А он: «Ав-ав, ав-ав, ав-ав!» – думает, что страшно.
   Мурка спросит: как кошка делает? А он тихонечко, тихонечко пискнет: «Кс-кс!» Мурка учит его говорить «мяу», а он не научается.
   Один раз у Нюшки был насморк, она все чихала.
   Мурка и говорит Левушке:
   – Скажи, как Нюшка делает?
   Левка обрадовался, глаза у него заблестели. «Чхи, чхи!» – говорит.
   Сидит, ноги раскинул и пищит: «Чхи, чхи, чхи!»
   На другой день пришла Нюша малыша проведать, а он как увидел ее, – опять: «Чхи, чхи, чхи!» Так у Пани с рук и рвется.
   День прошел, два дня прошли, а Левушка все Нюшку зовет: «Чхи!»
   Как увидит, сейчас: «Чхи, чхи, чхи!» Огорчилась Нюша, нос повесила. Говорит Мурке:
   – Что ж, это он меня всегда будет «чхи» звать? И вырастет – тоже «чхи»?
   Левушка услышал, как Нюша с Муркой про «чхи» говорят, обрадовался – и ну пищать: «Чхи, чхи, чхи!» Нюшка – в слезы, а Мурка смеется.
   – Ты, – говорит, – Нюшка, глупая. Что на него обижаться, он еще маленький.

Несчастье

   В одной руке Нюшка несет пузырек иода с бумажной шапочкой на головке. В другой – пять копеек сдачи. Пятак горячий стал, вся ладошка мокрая.
   Очень жарко, от каждого камешка жар идет, как от печки. Мошкара над дорогой вьется, прямо звон в ушах стоит. Еще жарче от этого звона.
   Остановилась; Нюшка около палатки, где воду и квас продают. Серебряных шоколадок много лежит на полочке. Стоит у палатки дяденька, велосипедист. Велосипед пыльный-пыльный. А сам он голый, в одних трусах, и тоже пыльный.
   – Дайте мне сельтерской воды, – сказал дяденька. Оперся нечаянно на резиновый гудок, а гудок загудел.
   – Холодная у вас вода? – спросил велосипедист.
   – Как же, у нас все воды на льду, – ответил ему продавец.
   Нажал какой-то крантик, вода в стакан ударила. Шипит.
   Нюшка близко подошла, пузырьки в стакане увидала. Стакан вдруг вспотел, шершавым стал даже – такой холодный. Дяденька воду маленькими глоточками пьет, а Нюшка смотрит и тоже глотает. Только трудно глотать – во рту пересохло.
   Пятак горячий-горячий. Переложила его Нюшка в другую руку, и ладошку о платье вытерла.
   Дяденька сел на велосипед и уехал. А Нюшка вдруг красная стала, протянула пятак продавцу, положила на краешек стойки.
   – Тебе что? – спросил продавец, а сам руку к шоколадкам тянет.
   – Нет, мне не шоколадку, мне воды… шипучей, – сказала Нюшка.
   Никогда еще Нюшка такой воды не пила.
   Даже немножко страшно. Шипит, жужжит, в лицо брызжет.
   Откуда пузырьки берутся? Нет, нет пузырька, а вдруг побежит вверх. Стакан холодный, пальцы жжет.
   Сперва Нюшка медленно пила, чтобы надолго хватило.
   А потом не допила – больно горлу стало.
   Зато жары, как будто и нет совсем. Итти легче, и пятак руку не жжет.
   Вот и дом на пригорке видать, кто-то из мальчиков по крыше лазит, а не разобрать кто.
   Задумалась Нюшка – как про пятак сказать.
   – Я тете Лене скажу, она сердиться не будет.
   Вошла в сад, а навстречу Степа с Сенькой.
   … – Купила йод? – спрашивает Степа. – Покажи.
   Взял пузырек, красную шапочку снял, а под ней другая, беленькая.
   – Сколько стоит? – спросил Степа.
   – Двадцать копеек, – говорит Нюша.
   – А где сдача?
   Нехорошо стало Нюше. Сенька стоит, в руки смотрит, и Степа тоже.
   – Я-я…
   Не поворачивается язык во рту. Никак Нюшка про воду не скажет.
   – Я-я… потеряла, – сказала Нюша и сама испугалась, – как это вышло, что неправду сказала. Степка сердито так смотрит, а Сенька смеется.
   – Идем к тете Лене, – строго сказал Степа и взял Нюшу за руку.
   Идет Нюша, дороги не видит, в глазах слезы стоят.
   Сенька с боку прыгает и дразнит:

     Вот так-так, вот так-так,
     потеряла пятак!

   Тетя Лена в изоляторе окно мыла. Руки у нее в мыле. Она рукавом волосы со лба откинула.
   – Что у вас там?
   Степка Нюшу к ней подвел и поставил, как деревянную.
   – Она пятак потеряла, тетя Лена, – сердито сказал Степа.
   Подняла Нюша глаза прямо на Сеньку.
   – Вот так-так, вот так-так! – смеется Сенька.
   А из спальни Мурка и Мышонок выглядывают.
   Нюшка хочет на тетю Лену посмотреть и не может, стыдно.
   – Не беда, со всяким случается, – сказала тетя Лена. – Перестань, Сенька. Верно, быстро бежала?
   – Я… я…
   Заплакала Нюшка и убежала в спальню.

Шипучая вода

   Вечером тетя Лена читала книжку. Очень интересная была книжка, про водолазов. Как один дяденька под воду спускался, на самое дно. И вдруг к нему рыбка в штаны попала. Кругом вода зеленая, как у кошки глаза. Всякие крабы ползают, осьминоги, а у каждого осьминога восемь ног. А глаза страшные, будто на прутиках торчат. Нюшка даже дышать боится.
   Кончила тетя Лена читать, все встали, а Нюшка не может. Что-то у нее с ногой сделалось. Шипит что-то в ноге, пузырьки идут, слышно, как холодная вода переливается.
   От пятки началось. А там – больше. Выше вода поднимается, ледяная, шипучая. К коленке подошла и остановилась, только сильнее жужжит.
   Обхватила Нюша ногу – рукой чувствует, как под кожей пузырьки брызжут. Снизу вверх, снизу вверх. Что теперь будет!
   Дрожит Нюша, думает, смерть пришла. Шипучая вода в ногу попала. Сейчас по всему телу разольется. Нюша сидит и слушает: разливается вода по телу, или нет. Кажется, разливается. Ну да, разлилась, – вот уже в спине холодок прошел, как мурашки забегали.
   Тетя Лена подошла, за руку взяла.
   – Ты что не встаешь, Нюшка? Иди чай пить.
   У Нюши глаза стали большие, круглые, как у курицы. Голоса у нее нет, шопотом сказала:
   – Я не могу. У меня шипучая вода разлилась.
   – Какая вода?
   – Которую я выпила.
   Нюшка на тетю Лену посмотрела и вся затряслась от страха. Потом ее за руку схватила.
   – Ой, шипит, ой, шипит!.. Я наверно умру, тетя Леночка.
   – Отчего, дурочка?
   – Ты ничего не знаешь, тетя Лена. Я сдачу не потеряла. Это я так мальчикам сказала. Я шипучую воду выпила.
   – Какую шипучую воду, что ты выдумала, Нюша?
   – Ледяную, тетя Лена, в палатке. Она у меня по ноге разлилась, а сейчас по всему телу разольется.
   Засмеялась тетя Лена, даже косынка на бок сползла.
   – Ух, ты, моя глупенькая!
   Взяла ногу и давай тереть. И сейчас все прошло.
   – Ну-ка, наступи…
   Нюшка боится наступить – вдруг опять зашипит. Нет, не зашипело.
   – Прошло?
   – Прошло. Отчего это, тетя Лена? От воды?
   – Нет, Нюша, это ты просто ногу отсидела.
   Взяла тетя Лена Нюшу за руку и пошла с ней чай пить.

Подсолнушки

   Октябрятам нельзя есть подсолнушки, потому что подсолнушки пыльные и нечистые. Санитарная комиссия должна смотреть, чтоб никто, никто не грыз подсолнушков.
   Нюшка смотрит. Чаще всего Сенька семечки грызет.
   Но с Сенькой Нюшка ничего не может поделать, – не слушается да и только.
   Прибежала раз Машутка и говорит:
   – Нюшка, что за тетеньки сидят на скамейке?
   Посмотрела Нюша, – не знает. Что за тетеньки такие, пришли и сели, а жить не живут. Ни здесь, ни по соседству не живут, – а подсолнушки лущат.
   Пошли Маша с Нюшей и сели рядом с ними на лавку.
   Так, будто в куклы играют, а сами нет-нет и посмотрят на тетенек.
   Тетеньки обе толстые, одна в одну, – верно сестры родные.
   У той платье синее, и у этой синее.
   Та смеется и подсолнушки лущит, и эта лущит.
   Набралась Нюша храбрости и спросила:
   – Вы, тетеньки, откуда будете?
   – Мы из города, – ответила тетенька. – А ты подсолнушков хочешь?
   Нюшке семечек страсть как хочется. Но она сразу сказала:
   – Нам нельзя подсолнушков. Мы – октябрята.
   А потом посмотрела на Машу.
   И Маша головой кивнула.
   Тетеньки засмеялись, и та засмеялась, и эта. Стали они разговаривать, не понять о чем. И все подсолнушки грызут, и та грызет, и эта.
   У Нюшки изо рта слюнки текут – беда!
   И у Маши тоже.
   Пошушукались Маша с Нюшей, потом Нюша обернулась к тетенькам и говорит:
   – Тетенька, а белые подсолнушки нам можно!
   Стали обе тетеньки из кулька выбирать тыквенные семечки.
   Нюша горстку подставила, ждет, пока наберется полная горстка.
   И Маша тоже.
   – Белые подсолнушки всех лучше, – сказала Маша.
   – Тыквенные семечки всех слаще, – сказала Нюша.

Нюшкина победа

   Изолятор – это комната для больных. Никому сюда ходить не полагается, только членам санитарной комиссии полагается. В изоляторе должно быть очень чисто. Больных нет, а все равно должно быть чисто. Самое главное – чтобы пыли не было.
   Сегодня Нюшка дежурная, – ей пыль вытирать.
   Пыль вытереть очень трудно.
   Думала Нюшка, что кончила уже. Всюду чисто. На столе чисто, на подоконнике чисто, табуретки блестят, койка застлана. Стала Нюшка закрывать ставни, чтобы в комнате было прохладно. Солнце в щель ударило. Протянулось солнышко через всю комнату столбом и уперлось в одеяло. А в столбе – пылинки кувыркаются, – да сколько!
   «Плохо я пыль вытерла, – подумала Нюшка. – Сколько пылинок осталось, целая куча. Это самая зараза и есть.»
   Открыла ставни, снова принялась за работу. Под кровать залезла, там вытерла. Стала на табуретку, дверь обмахнула. Стеклянный ящик с бабочками на стене висел, чтобы никто не разбил его. Нюшка и в нем стекло протерла.
   – Ну, теперь уже чисто.
   Закрыла ставни, а пыль опять кувыркается.
   – Ну тебя совсем! – рассердилась Нюшка. – Кувыркайся, сколько хочешь. Я гулять пойду.
//-- * * * --//
   – Я гулять пойду, – сказала Нюшка. Повернулась к двери, а в дверях козел стоит – Бодун. Бородой трясет, веточку дожевывает. На шее у него веревка. Постоял на пороге, почесал о косяк голову, – то место, где рога растут. И вошел в комнату.
   Вскрикнула Нюшка и мимо козла – в коридор.
   – Бодун оторвался! Бодун оторвался! Выбежали из столовой Сенька и Мурка.
   – Где, где Бодун?
   – Там, в изоляторе. Скорее! Где тетя Лена?
   – Они все на море ушли.
   Осторожно подкрался Сенька к изолятору, Стал у двери, а заглянуть боится.
   Мурка его толкает:
   – Иди, иди. Ты не бойся.
   – Да, не бойся. Сама попробуй, какие у него рога. – А все-таки заглянул.
   – Одеяло жует!
   Нюшка и Мурка пододвинулись ближе и стали за Сенькой.
   – Правда, жует!
   – Беги за Паней, – сказала Нюшка, и Мурка пустилась во всю прыть по коридору.
   Нюшка. чуть не плакала.
   – Он все изгадит! У, противный!
   Бодун долго жевал одеяло, – как раз тот угол, на который солнышко падало. А потом подошел к шкапчику с лекарствами и стал о него тереться. Сперва только слышно было как зазвенели склянки.
   – Пошел вон! Пошел вон! – кричала Нюшка. – Сенька, прогони его!
   Но Сенька боялся, потому что Бодун был сердитый козел.
   Сначала склянки звенели тихо, а потом громче.
   Шкапчик заходил ходуном, а Бодун все терся и терся о него боками. Что-то упало в шкапчике, и из него посыпался белый порошок.
   – Это тальк! Он весь тальк рассыпал! – закричала Нюшка и стала впереди Сеньки.
   А потом у шкапчика начала открываться дверка. Она открывалась тихонько, понемножку, а Бодун стоял, нагнувши голову, и все терся об угол шкапчика. И вдруг дверка открылась совсем, и пузырек с касторкой покатился по полочке. Нюшка увидела, что пузырек сейчас упадет, и кинулась к Бодуну. Она схватила его за обрывок веревки.
   – Пошел вон, Бодун! Убирайся! Козел мотнул головой и шлепнул губами. Он не хотел уходить. Тогда Нюшка ударила его ногой.
   Бодун прыгнул в сторону и свалил табуретку. Табуретка упала – бух! А козел испугался, – скок, прямо в дверь. Сенька едва успел отскочить. А Нюшка выпустила веревку и хлопнулась на пол.
   – Пошел вон, Бодун! – кричал теперь Сенька, но Бодун скакал уже вниз, по деревянной лестнице, во двор.
   Тут и Паня пришла с Муркой. Сенька им все рассказал.
   – Я думала, он все перебьет, – сказала Нюшка.
   – А ничего не разбилось. Только просыпался тальк.
   – Ты не боялась? – спросила Паня.
   – Боялась. Только я дежурная, – ответила Нюшка.

Михаил Гершензон На солнышке