   Врата богов. Мой верный Конь
   Зеркало Пророка. Третья и четвертая книги
   Валерий Михайлов

Врата богов

Я получил эту роль.
Мне выпал счастливый билет.
ДДТ. «Я получил эту роль».

1

   Роман Кривцов был высоким, спортивным молодым человеком. Лицо у него было приятное, но не слащавое. Волосы – черные, густые, коротко стриженные. Он успешно окончил школу и поступил в институт сельхозмашиностроения не столько для того, чтобы получить специальность, сколько ради отмазки от армии, куда он, будучи адекватным молодым человеком, совсем не стремился попасть.
   Его мать, Зинаида Степановна, работала стоматологом. Отец – диспетчером в аэропорту. Доступ к закромам Родины позволял ему жить более чем сносно по меркам советской жизни. При этом он не кичился ни модным шмотьем, наличие которого воспринимал, как данность, ни полнотой холодильника, в котором среди дефицитных сыров-колбас нередко обитала и черная икра.
   Несмотря на почти отличную учебу и начитанность, а он много читал (в основном фантастику и приключения), Роман рос уличным мальчишкой. Не шпаной, но и не зубрилой-отличником. (Слово «ботаник» тогда еще не использовалось для обозначения маменькиных сынков). Кроме одежно-пищевого изобилия его жизнь ничем не отличалась от жизни большинства сверстников. Единственной мучившей его проблемой было отсутствие полноценного сексуального опыта. Разумеется, подружки у него были, но дальше обнимашек дело не заходило. Из-за этого он чувствовал себя неудачником и мечтал, как можно быстрей избавиться от девственности, считая ее настоящим проклятием и признаком мужской неполноценности. Такая озабоченность тоже была вполне распространенным явлением, заставляющим мальчишек хвалиться несуществующими любовными победами.
   Все изменилось теплым тихим днем 17 августа 1983 года.
   Обычно Роману не снилось ничего интересного. По крайней мере, ничего интересного он не вспоминал. Стоило ему открыть глаза, как в голове оставались лишь смутные обрывки сновидений, и те улетучивались из памяти за несколько секунд.
   Этот же сон был необычайно ярким и реалистичным, более того, Роман прекрасно понимал, что спит и видит сон, в котором была темная безлунная и совершенно безветренная ночь – прекрасный фон для пылающего старинного дома. Перед домом около дюжины человек танцевали демонический танец. Это были мужчины, женщины, дети, одетые в костюмы разных эпох. Их лица скрывали маски. В голове Романа хорошо поставленный мужской голос читал стихи:

     Это случилось ночью.
     Может быть, перед рассветом.
     Это случилось, и точка.
     Там, где случилось это.

   – Вы точно уверены, что это он? – спросил властный женский голос опять же в голове Романа.
   – На все сто, – ответил другой, хрипло прокуренный мужской.
   – Тогда пора начинать, – решила женщина.
   – Пора, – согласился с ней хриплый.
   – Пора, – подытожил читавший стихи, и Романа выбросило из сна.
   Часы показывали начало первого дня. Надо было вставать.
   На кухонном столе лежала записка: «Купи, пожалуйста, хлеб». Родителям нравились батоны, сам же он предпочитал серый хлеб по 16 копеек. Поэтому на записке лежал полтинник. В хлебнице было пусто, и Роман решил сначала сходить в магазин, а потом уже завтракать. Благо, до магазина было рукой подать.
   Выйдя на улицу, он подумал, что не плохо было бы пойти после завтрака на Дон. С этими мыслями он завернул за угол дома. Еще пару лет назад там был пустырь, на котором летом вырастал бурьян в человеческий рост. Позже одинокий пенсионер из соседнего дома посадил там фруктовые деревья. В результате на месте пустыря образовалось тихое, почти безлюдное место, скрытое деревьями от посторонних глаз. Настоящий рай для живущих неподалеку собачников.
   Завернув за угол, Алексей чуть не наскочил на мужчину средних лет, который, увидев его, выхватил спрятанный под футболкой пистолет с глушителем и направил его Роману в голову. Выстрел прогремел сзади, и голова, но не Романа, а нападавшего брызнула кровью. Прежде, чем тот упал, сзади к Роману подскочил мужчина.
   – Давай быстрее, – сказал он, схватив Романа за руку, и потащил его к припаркованной неподалеку черной «Волге» ГАЗ-3102 с государственными номерами.
   На вид спасителю было лет 50. Рост средний, сложение среднее, внешность средняя. Одет он был в джинсы, футболку и кроссовки.
   Когда они сели в машину, он рванул с места и понесся по улицам, прямо как в кино. Выехав из Ростова, они проехали пару километров в сторону Батайска, затем свернули на грунтовую дорогу, которая привела их к небольшому живописному пруду. С трех сторон он был окружен лесополосами. С четвертой за ним был пожелтевший от высохшей травы луг. На удивление там не было ни души.
   – Рассказывай, – сказал спаситель, заглушив двигатель.
   – Что? – спросил Роман, который после произошедшего туго соображал.
   – За что тебя хотят убить?
   – Не знаю. Честно. Даже не представляю.
   – Надеюсь, ты понимаешь, что я не добрый самаритянин, и спасаю тебя ради собственных интересов?
   – Конечно. Но я, правда, не знаю.
   – Скорее всего, ты только думаешь, что не знаешь. Ты мог что-то увидеть и забыть, а мог не придать значение. В любом случае просто так тот человек не стал бы на тебя охотиться.
   – А кто он?
   – Профессиональный убийца экстра класса. Поэтому подумай сейчас хорошенько. Постарайся вспомнить. Короче говоря, дай мне повод тебя защищать.
   – Я постараюсь.
   – Постарайся. Это может спасти тебе жизнь. На раздумья у тебя час.
   – А можно сигарету?
   – Ты разве куришь?
   – В перестрелках я тоже не участвую.
   – Держи.
   Спаситель положил на панель пачку сигарет и зажигалку.
   – Спасибо.
   Когда Роман вышел из машины, спаситель уснул сном младенца.
   Прямо, как Штирлиц, – подумал Роман.
   Сев на глинистый берег, он попытался закурить, но сломал пару сигарет, и прикурил лишь третью. Он несколько раз затянулся, мешая дым с воздухом. Нервы от этого не успокоились, только голова закружилась, и затошнило. А еще стало противно во рту. Выбросив сигарету, Роман уставился в воду. Там плескались рыбы, у которых было полно своих забот.
   – Ну что? – спросил ровно через час спаситель, словно в него были встроены часы.
   – Ничего, – ответил Роман. – Даже не знаю…
   – Тогда, может, в последнее время произошло что-нибудь необычное?
   – Ничего.
   – Ладно, садись, поехали.
   – Куда?
   Спаситель не ответил.
   Роману было не до того, чтобы следить за дорогой.
   Остановившись перед высокими железными воротами, спаситель посигналил. Ворота открыли двое солдат. Когда машина проезжала мимо, они вытянулись по стойке смирно.
   Территория за воротами напомнила Роману блатной санаторий, где три года назад отдыхала его мать. Они с отцом ездили на машине ее забирать. Только вместо пальм здесь росли сосны, среди которых затерялся трехэтажный деревянный дом. В цветнике у дома работала женщина средних лет. Висящий мешком комбинезон и повязанный на крестьянский манер платок на голове не позволяли ее толком разглядеть.
   – Это Софья Сергеевна, моя начальница, – сказал спаситель. – Меня, кстати, зовут Максим Харитонович. Я майор особого отдела КГБ.
   – Очень приятно, – ответил Роман и покраснел, решив, что сморозил глупость.
   – Веди себя естественно, но помни: с этого момента твоя жизнь зависит от каждого твоего поступка. От каждого. Даже от самого незначительного. Тебе понятно?
   – Понятно, – ответил Роман, которому совершенно ничего не было понятно.
   – Вот и отлично. Пойдем.
   – Здравствуйте, Софья Сергеевна. Не помешали? – спросил Максим Харитонович, когда они подошли к ней. Роман тоже поздоровался.
   – Я как раз собиралась пить чай. Присоединитесь? – предложила она, ответив на приветствие.
   – С удовольствием.
   – Тогда проходите в беседку. Я сейчас подойду.
   Беседка находилась с обратной стороны дома. На расстоянии она выглядела так, словно была вырезана из монолитного куска мрамора. Разумеется, это было иллюзией, но иллюзией прекрасной. Там уже барышня лет 30 накрывала на стол. Ничего особенного: чай, пирожные, фрукты. Половину фруктов, правда, Роман ни разу еще не видел. Вскоре подошла Софья Сергеевна. Она причесалась и переоделась в простой, но изящный сарафан. На красивых ногах были босоножки на высоких каблуках. В этой одежде она выглядела значительно моложе, чем в комбинезоне, и гораздо привлекательней. Красавицей она не была, но симпатичной ее вполне можно было назвать. Стриженные под каре черные волосы, живые, карие глаза, милое лицо.
   Сев за стол, она налила в чашки из заварного чайника практически прозрачную воду. Романа еще ни разу не угощали чаем без заварки и сахара. Видя недоумение на его лице, Софья Сергеевна улыбнулась и пояснила:
   – Это белый китайский чай. Очень высокого сорта. Попробуй, тебе понравится.
   – А разве в Китае есть чай? – удивился Роман. Он еще ни разу не пил чай из Китая.
   – Китай – родина чая. Там его выращивают уже несколько тысяч лет.
   – А я думал, что родина чая Индия.
   – Ну нет, туда его завезли англичане. После китайцев чай начали пить японцы несколько веков назад. А все остальные – относительно недавно.
   – Никогда бы не подумал.
   – Ты ешь и пей. Не смотри, что пирожные на вид неказистые. На вкус они, что надо. Попробуй.
   Чай имел своеобразный, непохожий на знакомый «чайный» вкус. Роману он понравился. На счет пирожных Софья Сергеевна тоже не обманула.
   Когда чаепитие подошло к концу, она спросила у Максима Харитоновича:
   – Ты действительно уверен, что этот молодой человек тот, кто нам нужен?
   – Они в этом уверены, – ответил он.
   – Что ж… – немного задумчиво сказала она, затем, глядя в глаза Роману, добавила, – мы им поверим.
   На этом аудиенция была закончена, и гости встали из-за стола.
   – Поздравляю, – торжественно произнес Максим Харитонович, когда они вернулись в машину. – С этого момента ты служишь у нас.
   – В смысле? – не понял Роман.
   – В прямом.
   – А как же институт?
   – Без нас ты до него вряд ли доживешь. А с нами… Переведись для начала на заочное отделение, а потом мы поможем перевестись в любой ВУЗ страны. К тому же служба у нас зачтется, как армейская. Короче говоря, завтра в 9 утра жду тебя в военкомате в кабинете военкома. И еще, о том, что случилось, никому не слова.
   – Ты что, за хлебом через Батайск ходил? – спросил отец, когда Роман вернулся домой.
   – Меня в КГБ вызывали.
   – О господи! – испугалась мать.
   – Да нет, мне предложили службу у них.
   – И что ты? – спросил отец, который, как и многие советские граждане, не сильно любил эту контору.
   – А что я? Можно подумать, у меня был выбор.
   – Может, оно и к лучшему, – решила мать. – Так хоть точно в армию не загремит.

   Часы показывали 7:47. До подъема оставалось 13 минут. Понятно, что за это время не довыспишься, но даже просто поваляться в постели… Вот только у мочевого пузыря было свое мнение на этот счет, и мнение весомое. Облегчив душу в туалете, Роман сделал короткую зарядку, затем принял холодный душ и отправился на кухню, где его ждал завтрак: залитая яйцами жареная картошка и печеночный паштет в банке. Раньше мать оставляла ему и чай, но он остывал, поэтому Роман настоял на том, чтобы заваривать чай самому. Тем более что он никогда не спешил, и лишние 10 минут погоды не делали.
   Поев и помыв посуду, Роман приступил к одеванию: белая рубашка «Мистер Д», черные брюки, пошитые у знакомого портного, новые носки и парадные черные туфли.
   До военкомата было 3 остановки на автобусе, но время позволяло, и Роман решил пройтись пешком. Путь лежал мимо смотревшихся голыми новостроек, так как посаженные вокруг них деревья были еще маленькими.
   Подойдя к военкомату, Роман увидел знакомую «Волгу». Она стояла прямо под знаком «остановка запрещена». Прежде, чем войти, он посмотрел на часы. Было 8—57.
   – Молодой человек, вы к кому? – строго спросил дежурный офицер, когда Роман попытался преодолеть турникет.
   – Мне к военкому. Он ждет.
   – Это на втором этаже. Последний кабинет справа по коридору.
   – Спасибо.
   На фоне других, обитых окрашенным белой краской ДВП дверей, дверь в кабинет военкома выглядела солидно. Она была массивной железной (в то время моды на железные двери еще не было), а сверху обитой деревянной рейкой. Услышав «войдите» в ответ на стук, Роман вошел.
   Кабинет был большим, дорого обставленным и отделанным деревом. На полу лежал ковер. На стене позади стола военкома висели портреты Ленина и Андропова.
   Сам же военком был маленьким и настолько тощим, что полковничьи звезды на его погонах казались генеральскими. Роскошь обстановки только подчеркивала его внешнюю убогость, делая военкома похожим на мультяшного злодея. Сбоку от него на стуле для посетителей сидел Максим Харитонович. Перед ним лежала папка с документами Романа.
   – Приписное принес? – спросил Максим Харитонович.
   – Конечно, – ответил Роман.
   – Давай.
   Он внимательно просмотрел приписное свидетельство Романа, затем передал его военкому. Тот тоже внимательно его просмотрел и положил в папку.
   – Подпиши, – сказал после этого Максим Харитонович, и, достав из другой, лежавшей под делом Романа дорогой папки из красной кожи, положил на стол несколько напечатанных на машинке листов бумаги и ручку.
   – Что это? – спросил Роман.
   – Твое заявление с просьбой принять тебя в наши ряды. Ты ведь хочешь служить Родине в наших рядах?
   – Да, конечно, – ответил Роман и, не читая, подписал заявление.
   – Поздравляю, – сказал Максим Харитонович, вставая, и протянул Роману руку.
   Затем было торжественное рукопожатие с военкомом.
   – Это большая честь для тебя. Не подведи, – напутствовал он.
   Романа так и подмывало ляпнуть «всегда готов», но вместо этого он, сделав рожу кирпичом, сказал:
   – Служу Советскому Союзу.
   После этой небольшой торжественной части Максим Харитонович объяснил Роману, куда и с какими фотографиями тому надлежит прибыть завтра утром. На этом «прием в пионеры» закончился.
   Забежав домой за пиджаком и галстуком, Роман помчался в фотоателье.
   – Как будем фотографироваться? – спросил фотограф.
   Роман объяснил.
   – Послезавтра будут готовы, – сообщил фотограф после поистине ритуального процесса фотографирования.
   – Мне надо сегодня, – попросил Роман. – Это в КГБ, – на всякий случай добавил он.
   – Хорошо. Подходи к четырем.
   Затем он съездил в институт, где решил вопрос с переводом на заочное отделение.
   Утром Роман был у Максима Харитоновича, который обитал в тесном кабинете в подвале районного отделения почты.
   – Докладывай, – сказал он, едва Роман вошел.
   – Вот фотографии.
   – Хорошо. Пока можешь быть свободным. Жду к двум часам за пропуском. Не опаздывай.
   – Так точно, – ответил Роман.
   – Давай только без военщины, – поморщился Максим Харитонович.

   – Вот держи, – сказал Максим Харитонович, кладя на стол красную книжку. Открыв ее, Роман прочитал под фотографией:
   «НИЦ „Лабиринт“. Младший научный сотрудник».
   – Надеюсь, ты не думал, что мы тебя сразу в генералы произведем? – строго спросил Максим Харитонович, увидев разочарование на его лице.
   – Нет, но почему младший научный сотрудник?
   – Легенда. Книжки про разведку читал?
   – Читал, конечно.
   – Тогда разговор окончен. Завтра в 9 утра ты должен приступить к своим обязанностям.
   Улица Михельсона, на которой в корпусе 4 дома 23 и находился НИЦ, сама была еще тем лабиринтом. Она уходила на пару кварталов, как вверх, так и вниз от улицы, как таковой. При этом дома на ней номеровались в совершенно немыслимом порядке. Они были все однотипными, панельными. В них наверняка проживали однотипные панельные люди, в большинстве своем пролетариат. Всеобщая обшарпанность и замусоренность территории нагоняла на Романа тоску. Спрашивать дорогу у местного населения было бесполезно. Оно само толком не ориентировалось в нумерации домов, а про НИЦ «Лабиринт» вообще никто никогда не слышал. Наконец, окончательно заблудившись, Роман уткнулся носом в искомый дом. Вход, как и говорил Максим Харитонович, был с торца здания, и вел прямиком в подвал. О том, что это действительно НИЦ «Лабиринт», говорила лишь напечатанная на машинке надпись на приклеенной к облупившейся зеленой двери бумажке, которую похабно оторвали от листа 11 (а 4) формата.
   За входной дверью было поистине царство развитого убожества. Стены и потолок из бетонных блоков и плит никто не удосужился даже покрасить. На полу прямо на голый бетон был неряшливо брошен линолеум депрессивно зеленого цвета. Куда ни глянь, везде ржавели водопроводные и канализационные трубы. Освещалось это великолепие свисающими на проводах лампочками без плафонов.
   «Если бы у Минотавра был такой лабиринт, он повесился бы от тоски, – подумал Роман.
   Охранял этот чудесный уголок одетый в дырявый спортивный костюм мужчина давно уже пенсионного возраста. Он сидел за столом, который стоял в проходе почти сразу же за входной дверью. Сторож увлеченно читал газету.
   – Молодой человек, вы к кому? – спросил он, даже не пытаясь скрыть недовольство по поводу того, что его оторвали от чтения.
   Роман показал пропуск.
   – Первая дверь направо, – буркнул сторож и вернулся к газете.
   На серой от грязи первой двери направо висела табличка: «Колесник. И П». Роман постучал.
   – Да, – отозвалось задверье слегка визгливым мужским голосом.
   Войдя, Роман очутился в относительно приличном кабинете. Потолок был побелен. Стены отштукатурены и оклеены обоями в цветочек. Вдоль противоположной от двери стены стояла стенка из шифоньера и шкафов с папками. На полу лежал все тот же линолеум, но здесь он, по крайней мере, не бугрился на каждом шагу. Посреди кабинета стоял письменный стол с телефоном. Перед столом примостились целых 3 стула со спинками.
   Сам Колесник оказался презабавным типом. Маленький, толстый, почти без шеи. Мордочка круглая. Голова лысая. Один глаз смотрел в переносицу, второй беспорядочно рыскал по пространству. Говорил он, шепелявя и повизгивая. Когда Роман вошел, Колесник ел бутерброд с сыром и копченой колбасой. Своей очереди на столе ждала огромная чашка с жидким кофе.
   – Кофе будешь? – спросил он, пригласив Романа сесть.
   – Спасибо. Я недавно позавтракал.
   – Настоящий. Растворимый. А не какая-нибудь бурда.
   – Спасибо.
   – Тогда заполняй. Он вынул из ящика и положил на стол несколько машинописных листков бумаги. Назывался этот труд «Анкета испытуемого номер…»
   – А почему анкета испытуемого? – спросил Роман.
   – Ты название нашей шарашки на двери видел?
   – Ну да, только я не понял, что такое НИЦ.
   – Научно исследовательский центр. А знаешь, почему наш центр назван «Лабиринтом?»
   – Ну…
   – А потому, что он и есть лабиринт. А мы в этом лабиринте крысы. Особенно ты.
   – Почему?
   – Потому что тебя сюда сдали, как в поликлинику, для опытов. О чем нас вчера предупредили по телефону.
   – Но почему? – обиженно спросил Роман, которого совершенно не устраивала роль лабораторной крысы.
   – По воле партии и народа. Но ты не расстраивайся. Вивисекцию мы не практикуем по причине отсутствия необходимого оборудования, – сказал Колесник и захрюкал от удовольствия.
   – Заполнил? Красава! – обрадовался он, когда Роман протянул ему анкету. Он, не читая, отправил ее в ящик стола. – Теперь иди к Жабе… Жанне Петровне. Это в следующий кабинет.
   Жанна Петровна оказалась редкостным страшилищем. Лет сорок. Высоченная, тощая, но мосластая. Жабьими у нее были только выпученные глаза, что подчеркивали очки с сильными линзами в дешевой оправе. Ее зубы были зубами кролика-людоеда, а уши, как у прямого потомка Чебурашки.
   Не удивительно, что с такой внешностью Жаба Петровна (ее только так и называли за глаза) была совершенно далекой от мира сего, духовной женщиной.
   Что же до кабинета, то он был практически таким же, как и у Колесника.
   – То, что я вам сообщу, молодой человек, официально в нашей стране отрицается, однако, очень пристально изучается в секретных институтах вроде нашего, – сообщила заговорщическим тоном она. Затем прочла многочасовую лекцию о биоэнергетике, семеричном теле, чакрах, Рерихах, Блавацкой, Джуне, Мессинге и Тибете. Многое было интересно, но большую часть времени Роману пришлось сдерживаться, чтобы не рассмеяться ей в лицо.
   – К практической части нашей работы мы перейдем завтра, – сообщила она, закончив ликбез к несказанной радости Романа.
   Едва он вышел в коридор, из кабинета выскочил Колесник.
   – Зайди ко мне, – попросил он. – Надо подписать подписку о неразглашении.
   – Неразглашении чего? – спросил Роман.
   – Неразглашении всего. Ты в секретном научно-исследовательском центре особого отдела КГБ, парень. А это, между прочим, не член собачий.
   – А выглядит дырой.
   – Ну так… Внешняя убогость – лучшая маскировка.
   – Должен заметить, что маскировка здесь на высшем уровне.
   – А ты как думал. Хочешь анекдот?
   – Конечно.
   – Знаешь, почему камбала плоская?
   – Нет.
   – Ее кит шпилил. А знаешь, почему у Жабы Петровны глаза навыкате?
   – С щитовидкой проблемы?
   – Да нет, просто она случайно увидела, как кит камбалу шпилил.
   Слово «трахаться» появилось значительно позже, во времена видеосалонов.
   – Теперь прямо по коридору. Там будет Рада Георгиевна, – сообщил Колесник, когда они отсмеялись.
   Судя по ее кабинету, Рада Георгиевна была царицей полей в этом царстве убогости. Во-первых, сам кабинет был значительно больше, чем у Жабы и Колесника. Во-вторых, на полу лежал не линолеум, а палас. Вместо стульев для посетителей стояли удобное кресло и диван. Стенка (мебель) была настоящей, югославской. А на одной из полок краовался кассетный «АКАЙ», который хоть и стоил значительно дешевле бобинного, но никак не меньше 2 тысяч рублей.
   На вид Раде Георгиевне было лет 20. Среднего роста, худая. Волосы соломенные, собранные в хвост. Немного курносый нос. На лице веснушки. Одета в джинсы, и футболку. На ногах сланцы. Несмотря на внешнюю обыкновенность, Роману она показалась настолько притягательной, что он обмер, едва вошел. Глядя на нее, он видел умопомрачительную женщину с посредственной внешностью. Эта некрасивая красота выбивала из колеи, так как до этого момента он был уверен, что можно быть либо красивым, либо нет.
   – Проходите, садитесь, – пригласила она.
   – Куда?
   – Куда хотите.
   – Тогда я в кресло, ели можно.
   – Конечно можно, – улыбнулась она, заставив Романа покраснеть, так как он из-за возникшей нелепой робости влюбляющегося юноши почувствовал себя идиотом.
   – Я хочу провести гипнотическую сессию. Надеюсь, вы не против? – спросила Рада Георгиевна, когда он сел в кресло. – Вы уже слышали о гипнозе? Или, может быть, были у кого-нибудь на сеансе.
   Роман читал о гипнозе в фантастических романах. Там им, правда, владели только инопланетяне. Они, как и Мессинг, о котором только что рассказала Жаба, подавляли своей волей волю других людей, после чего могли делать с ними все, что угодно. Чаще всего для этого они должны были смотреть своим жертвам в глаза.
   – Боюсь вас разочаровать, молодой человек, но к настоящему гипнозу это не имеет никакого отношения, как, собственно, и гипноз к человеческой воле, – сказала она, выслушав рассказ Романа.
   – Тогда что это такое? – немного растерялся он.
   – Похожее на сон совершенно естественное состояние человека. Вы наверняка испытывали его много раз, только не знали, что это и есть гипноз. Думаю, ты сам сейчас в этом убедишься. Приступим?
   – Что нужно делать?
   – Ничего особенного. Просто спокойно сидите, слушайте, что я говорю… Выполняйте мои просьбы. Попробуем?
   – Давайте.
   – Тогда садитесь удобно. Сейчас включу музыку, и приступим. Она включила магнитофон. Заиграло что-то похожее на Жана Мишель Жаре, но более нежное и воздушное.
   – Что это? – спросил Роман.
   – Китаро, – ответила Рада Георгиевна. – Если хотите, потом перепишете. А сейчас давайте к делу.
   – Я готов.
   – Закройте глаза. Расслабьте руки…
   – Как вы себя чувствуете? – спросила она, когда Роман вынырнул из гипноза.
   – Это было что-то. Все такое яркое, как в сказке.
   – Отдохнули?
   – Великолепно. Только немного голова кружится.
   – Это вы не совсем вышли из гипноза. Разбудить?
   – Не надо. Это так кайфово.
   – Если захотите, я вас научу самостоятельно погружаться в гипноз.
   – Конечно, хочу.
   – Тогда завтра начнем.

   За время пребывания в «Лабиринте» Роман так и не смог понять, зачем такой серьезной организации, как КГБ понадобилась эта шарашка, и для чего Максим Харитонович сплавил его туда.
   «Лабиринт» был похож на кружок для психов.
   Иван Павлович Коленик считал себя искателем. Всю жизнь он гонялся за летающими тарелками, снежным человеком и прочей подобной хренью. Одновременно с этим он искал окно в параллельный мир, которое, по его мнению, находилось в ростовских катакомбах. Если верить Жабе Петровне, раньше он был относительно нормальным, симпатичным мужчиной. Лет пять назад его мечты сбылись, и он встретил что-то или кого-то из того, что искал. Как гласит легенда, он пропал в катакомбах чуть ли не на глазах у друзей-приятелей. Нашли его через неделю на Комсомольском острове в состоянии острого психоза. В бреду он твердил про сжигающие мозг руки, а когда слегка оклемался, заявил, что ничего не помнит с момента входа в катакомбы. В результате мнения его коллег разделились. Одни считали, что он попросту перебрал алкогольно-наркотического пойла, которое они прихватили с собой с целью активизации астрального восприятия. Более эзотерически задвинутая публика полагала, что он стал жертвой хранителя, который, чтобы сохранить в тайне доверенное ему знание, стер Колескнику память, так как тот слишком близко подошел к опасным для человечества тайнам. После выхода Колесника из психушки его сначала долго допрашивали в КГБ, затем завербовали и назначили директором созданного примерно в то же время «Лабиринта».
   Колесник Романом не занимался, поэтому они общались лишь во время кофейных перерывов, на которые он буквально вырывал Романа из цепких когтей Жабы Петровны. В результате Роман попадал из огня да в полымя, так как во время кофепития воодушевленный наличием свободных ушей Колесник нес совершенно невообразимый бред.
   – Надеюсь, ты по церквям не шляешься? – спросил он во время одной из первых закофейных бесед.
   – Да нет, – ответил Роман. Этот вопрос заставил его слегка растеряться.
   – И правильно. Потому что храмы – это жертвенники богам. Не все, а только те, которые создавались по оригинальному плану богов.
   – Вы верите в бога? – удивился Роман.
   – Не в бога. В богов. Бог – это выдумка предприимчивых негодяев, благодаря которой они уже многие тысячелетия управляют двуногими жабами, позволяя им в качестве награды мнить себя царевнами. Другое дело – периодически спускающиеся на землю с небес в своих огненных колесницах боги. Узнаваемый образ?
   – Ну да. Похоже на инопланетян.
   – Об инопланетном вторжении на Землю рассказывается в мифах практически всех народов.
   – Ну… Мифы могли быть позаимствованы…
   – А это? – перебил Романа Колесник и с торжествующим видом положил на стол пачку фотографий.
   – Это геоглифы Наска обнаруженные на плато Наска в южном Перу, – рассказывал он, показывая серию фотографий с изображением огромных рисунков на местности, созданных путем рытья неглубоких траншей шириной до 135 сантиметров. – Колибри имеет длину 50 метров, паук – 46, кондор простирается от клюва до перьев хвоста почти на 120 метров, а ящерица имеет длину до 188 метров. И все это сделано с такой точностью, что сегодня, с нашими современными технологиями, невозможно повторить.
   А это – развалины древних сооружений в Перу, – показывал он на выложенные из идеально подогнанных друг к другу, причем зачастую весьма причудливым способом многотонных камней стены. – Построено это было высоко в горах из камней, которые доставляли туда хрен знает откуда. Да взять хотя бы пирамиды. Только конченый гуманитарий, неспособный забить гвоздь, может верить в сказку про толпы рабов с примитивными орудиями труда. Любой же более или менее толковый технолог скажет, что для производства предметов с той или иной точностью необходимы, как минимум, на порядок более точное производственное оборудование и измерительный инструмент. И опять же, если цивилизация Египта не была связана с китайской, европейской и американской, почему тогда там тоже полно пирамид?
   – А разве пирамиды есть не только в Египте? – удивился Роман.
   – Представь себе! Они повсюду. Похоже, в те времена это были типовые сооружения, как у нас сейчас «хрущевки». А раз так, то в те далекие времена существовали не отдельные племена с примитивным развитием техники, а намного более развитая технически, чем наша, цивилизация, покорившая всю планету. Вот только цивилизация эта не была цивилизацией людей, а цивилизацией существ, которые разводили наших предков, как скот. Разумеется, они не использовали людей, как рабов. Зачем, если роботизированный комплекс намного эффективнее? Мясо людей они тоже вряд ли ели, так как в этом случае бойни, а именно бойнями изначально были храмы богов, выглядели бы иначе.
   На примере тех же пирамид или русских церквей мы видим строения, которые больше всего похожи на генераторы с излучателями, причем излучатели направлены вверх, в небо, а не в сторону земли. Отсюда напрашивается один единственный вывод: боги сгоняли людей в храмы, где выделяли из них нечто полезное, что потом передавалось на принимающую станцию на орбите. Этим продуктом были наши биологические энергетические поля или тела, после потери которых человек перестает быть человеком. Фактически, от него остается лишь живой труп. Более ценная составляющая человека, или его душа навсегда исчезает в чреве принимающей станции. Отсюда, кстати, и легенда о продаже души дьяволу, который сначала помогает своей жертве в ее земной жизни, а потом забирает навечно ее душу в ад.
   Потом с богами что-то произошло, и они покинули землю. Оставшись одни, люди перебрались в постройки богов и уже сами начали пытаться угодить покинувшим их богам. А так как они в этом деле ничего не понимали, вместо отъема биоэнергетической души они стали отнимать у людей жизнь. Так появился обряд жертвоприношений. В принципе то же самое сделали создавшие карго-культ дикари. Слышал про карго-культ?
   Его создали дикари с тихоокеанских островов. Во время войны с японцами американцы понастроили на тех островах военные базы с аэродромами. Самолеты привозили провизию, оружие обмундирование и прочую хренотень. Кое-что перепадало и туземцам. Потом война закончилась. Американцы с островов ушли, а любовь к халяве осталась. И дикари решили привлечь внимание железных птиц. Они начали имитировать деятельность солдат. Построили самолеты из веток. Стали зажигать посадочные костры. Посадили дикаря с деревяшками у уха на вышку, как радиста. Так вот, – продолжил он после смеха. – Некоторые храмы такие же беспонтовые, как самолеты из веток, а некоторые еще работают. Поэтому от греха подальше…
   А вот Жаба Петровна чуть ли не силой гнала Романа в храм для очищения ауры и кармы. Кроме этого она требовала, чтобы Роман развернул кровать в соответствии с биомагнитной сеткой земли; ел только растительную пищу, а минимум раз в неделю не ел и не пил вообще; вставал в 4 утра и медитировал и молился до восхода солнца. Сначала он пытался отнекиваться, но она была глуха к доводам здравого смысла. В конце концов, Колесник подсказал Роману выход и положения:
   – А нафига ты с ней споришь? – спросил он во время очередной беседы за кофе. – Ты соглашайся, говори, что все выполняешь, а сам живи, как живется.
   Это был весьма своевременный, полезный совет, так как Жаба Петровна терзала Романа до 13 часов, то есть с утра и до обеда. И что-то доказывать маловменяемому человеку каждый день по полдня было для Романа не самым приятным занятием. Решив, что она победила его тамастическое упрямство, Жаба Петровна переключилась на выявляющие паранормальные способности тесты, во время которых Роман демонстрировал исключительно среднестатистическую нормальность.
   Возможно, Жаба Петровна доставала бы его целый день, но после обеда она отправлялась в астрал, где выполняла для Родины настолько секретное задание, что наверняка кроме нее о нем никто не догадывался. Несмотря на ее подробные объяснения, Роман так и не понял, чем является этот астрал. Скорее всего, потому, что «астрал, где кто-то насрал», его не интересовал.
   Зато после обеда он попадал из эзотерического ада в рай: вторая половина дня принадлежала Раде.
   Сначала она проверяла домашнее задание: Роман осваивал аутогенную тренировку, и каждый шаг сначала прорабатывался под руководством Рады, затем должен был повторяться дома перед сном, но Романа интересовала больше сама Рада, чем ее наставления, поэтому выполнял он их по большей части на словах, докладывая на следующий день о ходе воображаемого выполнения задания с акцентом на возникающие трудности. После этого Рада рассказывала что-нибудь интересное о возможностях гипноза. Затем проводила очередной сеанс, во время которого Роман отправлялся в чудесный мир грез.
   При этом притяжение Рады с каждым днем росло по экспоненте, и уже через неделю он не мог представить себе жизнь без нее. Она же не замечала его чувств. Зато от косящего лиловым глазом Колесника ничего нельзя было утаить.
   – Я бы стал целовать песок, по которому ты ходила, – пропел он нарочито противным голосом, увидев, как Роман смотрит вслед Раде.
   К тому времени Роман действительно был готов целовать ее следы, и, пойманный хоть и не на столь радикальном проявлении своих чувств, он густо покраснел, что заставило его не на шутку разозлиться на Колесника.
   – Да ты не бычься, – миролюбиво сказал тот, видя, что происходит с Романом. – Я ведь и сам в твои годы вот так с обожанием смотрел вслед одной. Так что для меня это, как привет из юности. Так что ты извини, если я позволил себе чего лишнее.
   – Ну что вы… это я… как-то так… – растерялся Роман.
   – Пошли лучше попьем кофе.
   – Любовь, – вернулся к теме Колесник во время кофепития, – близкая родственница насекомых. Сначала она появляется в виде томления, постоянной мечты, которую ты не знаешь, как воплотить в жизнь, отчего чувствуешь себя неудачником и полным идиотом, а свою девственность воспринимаешь, как уродство. Затем, пробив девственность, как скорлупу яйца, любовь вырывается в мир, где начинает поглощать все твое свободное время и силы, так как ты либо думаешь о любви, либо занимаешься ею, неважно, с кем-то или сам. С годами эта одержимость проходит, и любовь обретает свою окончательную форму, становясь темой для разговора и не всегда приятными воспоминаниями.

   – С завтрашнего дня будешь рассказывать мне все свои сны, – сказала Рада через неделю совместной работы.
   На «ты» они перешли на второй день знакомства.
   – Мне ничего не снится, – признался Роман.
   – Теперь будет, – пообещала Рада.
   Той же ночью он увидел во сне яркий фантастический фильм с собой в главной роли:

   Планета сразу показалась мне подозрительной, да и как иначе, если температурные условия там, как на Земле; воздух пригодный для дыхания; реки, озера, моря, океаны полны жидкой воды, – рассказывал он Раде на следующий день. – В атмосфере 20% кислорода. Никаких опасных излучений… Не планета, а рай, но только совершенно безжизненный. Без малейших признаков зарождающейся или погибшей жизни. Как показывала практика, просто так необитаемыми подобные планеты быть не могут.
   Решив не искушать судьбу, я активировал протокол безопасности высшего уровня, благодаря чему стал врагом персонала нашей геолого-разведывательной станции, состоящего из 8 геологов, врача и биолога в одном флаконе, инженера, он же начальник станции, и меня, начальника службы безопасности.
   Людей можно было понять. Они уже настроились работать налегке, а в свободное время отдыхать на пляже, благо, на планете их было пруд пруди, но вместо этого по моей милости им предстояло таскать на себе скафандры, а все свободное время проводить на борту станции. И это без намека на потенциальную опасность! Скорее всего, меня заставили бы передумать, если бы не вмешался неожиданно Сергей Владимирович, врач-биолог.
   Был он высоким, тощим мужчиной кавказской наружности. На станцию был сослан в наказание за то, что выставил из своей лаборатории менеджера по связям с общественностью и по совместительству любовницу начальника за то, что она попыталась учить его работать. До пенсии ему оставался год, поэтому отказаться от назначения на станцию он не мог.
   – Кривцов прав, – сказал он, когда я уже готов был капитулировать. – Здесь просто обязана кипеть жизнь, а раз этого не происходит, то либо ее что-то уничтожило, причем со всеми следами, либо что-то, не дает ей закрепиться. Опять же, 20% кислорода на пустынной планете – нонсенс. Так что, пока мы не поймем, что здесь происходит, нам лучше не расслабляться.
   В результате рекомендованный мной протокол был утвержден, а у персонала появился второй враг народа.
   ЧП случилось на четвертый день нашего базирования. Я составлял отчет, когда в геологической лаборатории завизжала Лиза, трагически одинокая, бесцветная дамочка средних лет. Часы показывали 12—45 – прежде, чем отправиться туда, я автоматически посмотрел на циферблат. Эту привычку выработали у меня вереницы отчетов, в которых требовалось указывать точное время всех событий.
   Когда я прибыл на место, Лиза уже не кричала. Она с безумным видом сидела за своим столом, по которому невозмутимо прохаживалось похожее на мультяшного хамелеона существо. При виде его я с превеликим трудом удержался от крика. Мой разум отказывался принимать происходящее.
   Правила запрещают держать на станции каких-либо животных. Нарушение чревато увольнением с занесением в черный список, а это хуже расстрела. Поэтому вряд ли кто рискнул бы держать здесь кого-нибудь контрабандой. К тому же лично я проводил предстартовый досмотр станции, и приборы наверняка бы зафиксировали безбилетного пассажира.
   Прийти к нам с безжизненной планеты это существо тоже не могло минимум по 2 причинам: Даже если его каким-то образом завезли на планету, ему надо было бы чем-то питаться, причем не один год. И если даже допустить, что оно каким-то чудом здесь выжило, проникнуть на борт станции с принятыми мерами безопасности оно не смогло бы ни при каких обстоятельствах. Проще было бы попасть пешком с Земли на Марс.
   Как я и предполагал, в контрабанде никто не признался.
   Вскоре Фантом, так назвали гостя, стал любимцем коллектива. Когда он это понял, мы испытали еще один заставивший нас усомниться в своем психическом здоровье шок. За одну ночь планета ожила, и когда взошло солнце, перед нами предстало буйство растений, а также ползающих, бегающих и летающих созданий. При этом все они были милыми, как на подбор.
   – У меня есть только одно объяснение, – сказал на экстренном утреннем собрании биолог, и оно меня не радует, так как мы могли никого из них не замечать только в результате сверх развитой у этих созданий мимикрии. А так как природа крайне ленива, любое качество появляется и развивается только в случае необходимости и только до необходимого уровня. А раз так, то кто-то чертовски опасный заставил здешних обитателей настолько хорошо освоить искусство прятаться. И то, что мы не видим этих сверх хищников, мне не нравится больше всего.
   – Но как они обманули приборы? – спросил начальник станции.
   – Не знаю, – ответил биолог. – Техника не моя стихия.
   А еще через 2 дня мы начали натыкаться на местных жителей на станции в самых неожиданных местах.
   – Я отменяю ваш протокол безопасности, – сообщил мне начальник станции на следующий день после этого. – Во-первых, здесь нет никакой опасности, а во-вторых, здесь он все равно не работает.
   К сожалению, я не нашел, что ответить.
   В тот же день станция превратилась в курорт. Наплевав на свои обязанности, люди до глубокой ночи резвились с местной живностью, которая поголовно оказалась ручной, игривой и безобидной. И только мы с бортовым врачом продолжали соблюдать правила безопасности.
   – Не нравится мне это, – сказал он, глядя на разошедшихся геологов. – Мало того, что здесь слишком идеально, чтобы это было правдой, так еще и люди…
   – А чем вам не нравятся люди? – спросил я.
   – Они какие-то не такие. Кто-то иначе держит вилку за столом, кто-то стал по-другому говорить. Возможно, это моя паранойя, а может…
   – Вы чего-то опасаетесь?
   – Мне нужно еще кое-что проверить прежде, чем делать окончательные выводы, – сказал он.
   Я хотел его разговорить, но меня вызвал начальник станции. При виде его счастливого, как у данов на рекламных плакатах, лица, я понял, что имел в виду доктор.
   – В связи с изменением обстоятельств я планирую рекомендовать дирекции пересмотреть планы и выслать сюда несколько бригад для скорейшего переоборудования этого рая в курортную зону, – сообщил он и глупо хихикнул.
   – Отличная идея, – ответил я.
   – В таком случае, мне нужен ваш рапорт об уровне безопасности.
   – Для этого мне нужно пару дней полетать вокруг планеты. Сделать по новой замеры и все такое.
   – Может приступать.
   Как и предполагалось, облик планеты изменился повсеместно, и везде я мог наблюдать лишь идиллию, как будто все здешние обитатели из кожи вон лезли, чтобы нам понравиться. Вернувшись, я увидел на улице доктора, который, как юноша, носился за мячом – они играли в волейбол.
   А еще через 2 дня…
   Сначала меня срочно вызвал начальник станции, а когда я отказался прийти, сославшись на боль в спине, он пришел ко мне с врачом.
   – Нам нужен ваш аварийный код, – сказал начальник станции, решив не ходить вокруг да около.
   – Зачем? – удивился я.
   – Кто-то сменил коды доступа в бортовом компьютере, – сообщил он.
   – Не может быть! Кто и зачем?
   – Не дури. Мы знаем, что это ты, – зло ответил врач.
   – Откуда такая уверенность? И потом, зачем мне это?
   – Ты единственный, кто мог это сделать, – сказал начальник станции, и они с доктором превратились в двуногих монстров с огромными клыками и когтями.
   – Дай нам аварийный код, и мы сохраним тебе жизнь, – сказали они. – Все равно отдашь, но тебе будет больно. Очень больно.
   В ответ я рассмеялся. Тогда они бросились на меня, но я исчез до того, как они смогли ко мне приблизиться.
   Забавно, но меня спасло то, что создавалось, как средство для нашего уничтожения, а именно Фантом. Для меня его появление стало личным вызовом, и все свои силы я направил на разгадку его появления. К сожалению, я слишком поздно понял, что он появился на станции потому, что не мог на нее проникнуть. Какой бы ни была способность этих существ к мимикрии, они не смогли бы обмануть следящую за безопасностью автоматику, а раз так, единственным слабым звеном были люди, причем подобраться к ним можно было лишь за пределами станции и крайне деликатно, так как их охраняла все та же автоматика, следящая, ко всему прочему за биологическими показателями людей.
   Единственной брешью в нашей охране было сознание. Я это понял, когда случайно вспомнил прочитанный в детстве рассказ о планете, обитатели которой ориентировались, читая мысли друг друга. А там, где есть приемник, должен быть и передатчик, причем достаточно мощный для того, чтобы достать нас на орбите. Таким передатчиком была биосфера, каждый составляющий организм которой веками транслировал только один сигнал: Меня нет! Не знаю, как они находили друг друга при спаривании, мне это было не важно.
   Когда мы легли на орбиту, приборы показали, что планета населена, но попавшие под ментальное излучение сознания увидели совсем иную картину, а именно пустую планету с идеальными условиями для жизни.
   Когда, прощупав наши сознания, аборигены поняли, что из нас получится отличная еда, они заменили одну галлюцинацию другой, так как мир всеобщего счастья и благоденствия тоже существовал лишь в нашем сознании. Фантом был пробным камнем, позволившим, кстати, аборигенам проникнуть на территорию станции благодаря отмене режима безопасности. После этого им не составило труда заменить собой людей. Надо отдать должное сообразительности этих тварей, идея планеты-курорта была просто великолепной, так как благодаря ее реализации они бы не только получили регулярные поставки еды, но и способ расселения в освоенной людьми части космоса.
   К счастью, их способность читать чужие мысли не была совершенной, поэтому доктору и бросились в глаза перемены в поведении подмененных аборигенами людей. Не имея возможности считать мой персональный код доступа к системе, они были вынуждены временно сохранить мне жизнь. Воспользовавшись этим, я свалил со станции. Пока меня не было, я выделил их ментальную составляющую, поймав их, тем самым, в их же ловушку.
   В результате, когда они пришли ко мне за кодом, в каюте их ждал мой фантом. Я же летел в спасательной капсуле подальше от погубившей моих коллег планеты. Когда капсула покинула зону их влияния, я отправил на Землю подробный отчет.

   – Любишь фантастику? – спросила Рада, когда Роман закончил рассказ.
   – Обожаю. А ты?
   – Только если она правильная.
   – А какая фантастика правильная?
   – Фантастику пишут по двум причинам. Первая из них – бедность воображения автора и отсутствие знаний для описания реальных или реалистичных событий. Так для написания детектива нужно знать, как работает милиция, прокуратура, суд. Для исторического романа необходимо чувствовать описываемую эпоху. Поэтому, решив, что описать полет к звездам намного проще, чем выучить историю космонавтики, нерадивые писатели начинают клепать всякую чушь, на которую нормальному человеку попросту жаль тратить время.
   Вторая причина – богатство воображения и жизненного опыта писателя, в результате ему становится тесно в реалистичных жанрах. Такая фантастика расширяет горизонты и готовит читателя к встрече с неведомым.
   Следующей ночью Роману приснился еще более удивительный сон.

   Я был волком из племени волков, – рассказывал он. – Мы охотились на сны. О своей добыче мы знали все или почти все. Мы чувствовали сон еще до его появления, знали, каков он на вкус, и как будет себя вести.
   Нашими врагами и конкурентами были огромные черные птиц с мощными клювами и сильными когтистыми лапами. Их возглавляла подстать им крыса, такая же мерзкая и огромная.
   Мы делили равнину, где рождаются сны. Два народа, два племени… Мы зорко следили друг за другом. Иногда переругивались. Но нарушить границу не пытался никто, так как слишком много тогда пролилось бы крови.
   Сны приносил слепой человек, пахнущий презрением и подлостью. Как обычно, он возник перед нами прямо из воздуха. В руках у него трепыхался сон. Он кричал, пытался вырваться, но у слепого человека крепкие руки. Несколько секунд слепец стоял неподвижно, словно окидывая нас взглядом своих невидящих глаз. Он упивался своей властью над нами, так как без него мы были никем. Понимая это, он не скрывал своей ненависти к нам. Более того, у него был целый арсенал подлостей, при помощи которых он портил нам жизнь.
   Он мог измазать сон чем-то мерзко-вонючим или надеть на него железный ошейник, о который мы ломали зубы. Каждый раз он придумывал что-то новое, и нам приходилось быть начеку.
   Наконец он подбросил сон вверх. Почуяв свободу, тот начал изо всех сил махать своими слабенькими крылышками, но неспособный далеко улететь, он обречен был погибнуть в чьих-либо зубах или клюве.

   Я сидел с удочкой на берегу пруда, – рассказывал Роман в следующий раз. – Была ночь. В небе светила огромная, в несколько раз больше, чем обычно, полная луна, поэтому все было отлично видно. Вдруг лунная дорожка превратилась в широкую мраморную лестницу, по которой с неба на берег пруда сошел Иисус Христос.
   Подойдя ко мне, он улыбнулся, обнажив вампирские клыки, и я чуть не умер от страха.
   – Знаешь, кто я? – спросил он.
   Я кивнул, не имея сил даже бежать, так как мои ноги словно вросли в землю. Иисус не набросился на меня. Вместо этого он вскрыл похожим на коготь ногтем себе вену на руке.
   – Пей кровь мою, – приказал он, и я проснулся от страха.

   – Интересный сон, – решила Рада. – Интересный и знаковый. Он говорит о том, что ты уже достаточно глубоко проник в свое подсознание.
   – Он что-нибудь значит? – спросил Роман, все еще находясь под впечатлением от этого сна.
   – Образ вампира прекрасно подходит для метафорического описания человека, вставшего на путь познания. Во время встречи с тем, кто уже на пути, происходит инициация в виде метафорического обмена кровью, в которой, как считали древние маги, содержится душа животного или человека. Отсюда, кстати, берет начало запрет на употребление крови в пищу в ряде религий. Для человека знания кровь, она же вино, это, с одной стороны, состояние знания в его чистом виде; с другой – знание, которое уже есть у человека. Отсюда библейский призыв Иисуса означает приглашение вкусить кровь пробужденного или познавшего. Так вот, обмен кровью вызывает у вновь обращенного искателя знания голод познания, который по мере утоления лишь усиливается до бесконечности.
   – Я так понял, что под знанием ты подразумеваешь просветление?
   – Так его тоже называют.
   – Но разве просветление совместимо с голодом?
   – Просветление и есть голод, но голод иного уровня, который мы в своем нынешнем состоянии не можем себе даже представить.
   – Тогда почему все говорят о просветлении, как о блаженстве?
   – А еще о нем говорят, как о тотальной пустоте, которая и есть голод. Тебе это кажется противоречивым, потому что тебе знаком лишь голод тела и голод спящего ума. При этом голод спящего ума есть лишь приносящая страдание тоска по истинному голоду. В отличие от нее голод в чистом виде – это являющаяся предельной наполненностью собой пустота, сияющая внутренним светом. Об этих вещах крайне трудно говорить, так как наш язык очень плохо приспособлен для описания подобных переживаний.
   Несколько недель Роман не видел сны, а потом ему вновь приснился пылающий дом с пляшущими перед ним людьми. На этот раз он танцевал с другими.
   К нему подошла женщина в длинном платье цвета лунного света. Ее лицо скрывала серебреная маска.
   – Знаешь, кто я? – спросила она.
   – Ты та, кого я ищу, – ответил Роман. – Ты алая женщина. Моя алая женщина.
   – Угадал, – рассмеялась она и сняла маску. Это была Рада.
   Она оскалила вампирские зубы и вонзила их Роману в шею. Но вместо того, чтобы пить его кровь, она влила в него свою.
   – Свершилось, – торжественно произнес мужской голос, и Романа выбросило из сна.

   – Надеюсь, вы с хорошими новостями? – спросила Софья Сергеевна, разливая по чашкам «Большой красный халат» (сорт чая).
   – Думаю, что да, – ответил Максим Харитонович, беря пирожок с луком и яйцами.
   Шел дождь, и они пили чай на веранде. На Софье Сергеевне был темно-серый летний брючный костюм и черные туфли на высоких каблуках. Максим Харитонович был в джинсах, футболке «Кисс», ветровке и болгарских кроссовках.
   – Наш друг оказался темной лошадкой, – приступил он к докладу. – Глубоко в подсознании он связан с неким Зеркалом Пророка. И как гласит легенда…

   Юный принц Грей ехал по лесной дороге на своем коне, напевая веселую песню. Он был счастлив. Еще бы! Сегодня на балу должны были объявить о его помолвке с Мартой – дочерью старинного друга отца, великого герцога Грэма. Этот брак был одним из тех редких исключений, когда расчет не противоречит любви. Принц Грей и Марта давно уже испытывали друг к другу нежные чувства, которые со временем становились только сильней.
   Из мечтаний его вывели крики о помощи, доносившиеся из леса. Не долго думая, принц пришпорил коня и помчался на крик. Вскоре он увидел ужасную картину. К дереву был привязан монах – аскетического вида мужчина преклонного возраста. Вокруг него суетились трое крепких, высоких парней в длинных, черных одеждах с капюшонами, скрывающими их лица. Они пытали монаха, прижигая его худое тело огнем. Монах истошно кричал и звал на помощь.
   Принц Грей выхватил меч.
   – Именем короля приказываю вам прекратить! – приказал он.
   – Не вмешивайтесь, принц, это дело вас не касается, – сказал один из молодчиков.
   – Меня касается все, что происходит на земле моего отца, – ответил ему принц.
   – Вы не понимаете, во что ввязываетесь. Езжайте своей дорогой. Вас ведь ждет возлюбленная, не так ли?
   Принца удивило, насколько эти люди осведомлены о его делах, но он не подал вида.
   – Вы либо добровольно последуете со мной на суд моего отца, либо я отведу вас туда силой.
   Молодчики выхватили мечи, которые были у них под одеждой. Начался бой. К счастью, принц был прекрасным фехтовальщиком, способным постоять за себя и перед более сильным противником. Вскоре один из нападавших был убит, а остальные бросились бежать.
   – Благодарю тебя, храбрый принц, – сказал монах, когда тот отвязал его от дерева и помог перевязать раны.
   Затем принц снял капюшон с головы убитого. Это был незнакомый мужчина явно знатного происхождения.
   – Кто эти люди, и чего они от тебя хотели? – спросил монаха принц, – на разбойников они не похожи, да и ты не из тех, кем могут заинтересоваться грабители.
   – Эти люди – служители сил тьмы. А хотели они узнать, где хранится Зеркало Пророка, и кто тот избранный, для кого Пророк его сделал.
   – Это Зеркало дарует силу и власть? Наделяет здоровьем и долголетием? Защищает от смерти, ранений и колдовства? Или позволяет находить спрятанные под землей сокровища?
   – Оно не делает ничего из того, о чем ты сейчас говорил, принц, – ответил монах, – это Зеркало позволяет заглянуть в самую суть себя и увидеть свое внутреннее лицо, которое есть Лицо Господа. Это то, о чем мечтали и мечтают лучшие из мудрецов, как древних, так и тех, кто ныне живет среди нас.
   – И что это дает? – спросил принц, не понимая, о каком лице говорит этот странный монах.
   – В обычной практической жизни ровным счетом ничего.
   – Тогда я тем более не понимаю, зачем оно нужно?
   – Есть и другая жизнь, принц.
   – Другая жизнь меня не интересует.
   – Кто знает, принц. То, что не интересует сейчас, становится наваждением завтра, и наоборот. Так что, если захочешь, ты сможешь меня найти на берегу озера под Древним дубом.
   Дома принц рассказал обо всем отцу.
   – Ты действительно зря ввязался в эту историю. Я слышал об этих людях. Они не из тех, кто любит шутить, а в бою им нет равных. И то, что ты в одиночку одолел троих, говорит лишь о том, что они сами того захотели. О том же монахе давно ходят нехорошие слухи. Говорят, он отрекся от служения Богу ради могущества колдовства. Однажды, когда был особенный неурожай, крестьяне решили, что это дело его рук. Они отправились в лес, чтобы проучить монаха, но так и не смогли к нему подойти. Монах наслал на них такой ужас, что они в панике бросились бежать. И это те люди, что с ножом смело идут на медведя.
   – Послушай, отец, разве не ты всю жизнь учил меня жить по законам чести, быть справедливым и всегда защищать слабых?
   – Ты прав, сын мой. Ты действительно не мог проехать мимо, но тебе совершенно не нужно было слушать монаха. Ну да что теперь об этом говорить. Дело сделано. Будем надеяться, что все обойдется.
   – Неужели ты боишься мести этих людей? – спросил принц, видя, как встревожен его отец.
   – Эти люди не опускаются до обычной мести. Но в одном монах прав. Этот мир – далеко не единственный, и есть невидимые, но очень могущественные силы, и не дай бог неподготовленному человеку с ними столкнуться.
   Слова отца заставили принца задуматься, но не надолго. Вскоре начали съезжаться гости. Всех надо было встретить, уделить внимание… На мысли времени не было.
   На балу, который начался сразу же после грандиозного ужина принц торжественно попросил руки своей возлюбленной Марты у ее отца.
   – Как ты собираешься доказать моей дочери свою любовь? – спросил великий герцог Грэм.
   Предполагалось, что доказательством любви будет участие принца в турнире, но, сам не ведая почему, он вдруг сказал:
   – В доказательство своей любви я готов отыскать и положить к ногам Марты Зеркало Пророка – реликвию, которую, как говорится в легенде, Пророк сделал своими руками.
   – О каком зеркале ты говоришь? – удивленно спросил великий герцог.
   Принц ничего не оставалось, как рассказать о своей встрече с монахом.
   – Думаю, это будет королевским подарком, – согласился с принцем великий герцог, – и даже если твой поход по независящим от тебя причинам окажется неудачным, я приму его как доказательство любви, если ты покажешь себя в нем достойным человеком. В чем я, разумеется, ничуть не сомневаюсь.
   – Именно этого я и боялся, – тихо прошептал король.
   Но решение принца взволновало не только его. Марта тоже была категорически против этой затеи.
   – Ради нашей любви, ради всего святого, откажись! – умоляла она принца, когда они выкроили несколько минут, чтобы побыть наедине, – Ты не должен за ним идти!
   – Я не могу этого сделать, – ответил принц, – я поклялся честью, и не могу отступить от своей клятвы.
   – Но ты же можешь сказать, что Зеркала нет, что это только легенда. Сошлись на монаха. Только рада бога оставь это проклятое Зеркало в покое!
   – Как ты можешь просить меня сделать такое?!
   – Я чувствую, что с этим Зеркалом ты потеряешь все! Потеряешь меня, потеряешь себя, потеряешь нашу любовь. Ты не вернешься больше никогда! И ради чего? Ради какого-то Зеркала, которого, может, и нет вовсе. Мне не нужен этот подарок. Мне нужен ты!
   – Я делаю это ради чести и достоинства. Ты – самая прекрасная девушка на Земле, и я должен доказать, что достоин тебя.
   На следующий день принц был в келье монаха.
   – Расскажи, как мне найти Зеркало? – выпалил он буквально с порога.
   – Твоя горячность говорит о том, что я действительно не ошибся, и ты тот самый рыцарь, которому суждено отыскать эту святыню. Зеркало находится в башне замка. Стоит тот замок на краю утеса в городе, над которым солнце движется с запада на восток.
   – Но как я найду это место?
   – Путь подробно описан в Книге Снов. Сядь, я прочту тебе нужное место.
   Принц сел на грубо сколоченный табурет, а монах достал из тайника очень древнюю книгу. Открыв ее, он начал медленно читать нараспев на странном, совершенно незнакомом принцу (а принц был известен хорошим образованием) языке.
   По мере чтения слова начали превращаться в руны, которые, вспыхивая золотым пламенем, проникали прямо в мозг принца.
   – Теперь дорога навсегда запечатана в твоей голове, – сказал монах, давая понять, что разговор окончен.
   Одновременно с этим принц понял, что он не в силах отказаться от поиска зеркала, что они теперь навсегда связаны друг с другом.
   Менее чем через месяц принц отправился в путь с небольшой дружиной. Он взял только самых лучших воинов из самых преданных друзей.
   – Иногда судьба не дает нам выбора, – сказал, смирившись, отец, благословляя принца в дорогу.
   – Пусть эта вещь напоминает тебе обо мне, – Марта подарила на прощанье принцу медальон со своим портретом.
   Она хотела еще что-то сказать, но передумала.
   – Прощай, – прошептала она, глотая слезы, когда он достаточно далеко отошел, чтобы ее не слышать. Она знала, что ему не суждено будет вернуться.
   Поиски затянулись на долгие годы. Это был трудный, наполненный опасностями, лишениями и страданием путь. Всю дорогу за дружиной принца следовала смерть, забирая положенную ей дань. Были чужие войны, в которых, тем не менее, приходилось принимать участие, было отчаяние, была боль утраты друзей, которые буквально на глазах погибали в тяжелых мучениях, и которым нельзя было помочь. Были подвиги, но были и предательство, унижения и позор. А некоторые события принц предпочел бы не вспоминать никогда.
   Поход полностью перековал принца. Он больше не был тем благородным юношей, который ради чести и любви отправился в поход. Теперь это был уставший, отчаявшийся и разочаровавшийся во всем человек. Он лишился руки и глаза, а из тех, кто отправился с ним, в живых оставалось только трое. Еще несколько человек примкнули к ним по дороге.
   Потеряв все, что только можно было потерять, они принесли множество страданий и другим людям; очень часто тем, кто не сделал им ничего плохого. Всюду, где появлялся отряд принца, были кровь и разрушения. Сначала это происходило как бы против его воли, но позже принц понял, что таким образом мстит всем и вся за потерянную в бесконечных поисках душу. Принц потерял дом, потерял любовь, потерял себя, потерял все, ради какого-то Зеркала, которое он теперь проклинал каждое утро. Зеркало было единственной оставшейся у него вещью, заставляющей его жить. Принц поклялся его найти, чего бы это ему ни стоило.
   И вот однажды, больше похожие на группу оборванцев, чем на боевой отряд, принц вместе с дюжиной чудом оставшихся в живых бойцов вышел к городу, над которым солнце движется с запада на восток, к городу, где хранилось заветное Зеркало.
   Город поразил его своим величием. По сравнению с ним столица отца выглядела как бедная деревня. Город стоял на горе, подножие которой с трех сторон было окружено высокими крепостными стенами. С четвертой стороны была отвесная скала, сразу за ней начиналось бескрайнее море. На самой вершине скалы была башня, где в ларце из редкого дерева хранилось Зеркало. Оно ждало принца, и в этом его ожидании принц увидел дьявольскую усмешку.
   Вдруг городские ворота отворились, и навстречу принцу вышел весь гарнизон города. Огромная армия построилась перед городской стеной. Пехота в легких, но, тем не менее, прочных доспехах, лучники, кавалерия, боевые слоны…
   Эта армия была непобедима, но отступить принц уже не мог. Для него приближающаяся смерть была избавлением.
   – За мной, друзья, – закричал он остаткам своей дружины, всем тем, кто, как и он предпочитал смерть позору.
   Во главе своего отряда принц помчался на врага, но, о чудо! Вместо того чтобы вступить в бой армия приветствовала принца! Войска расступились перед ним, позволив беспрепятственно войти в город.
   Принц не замечал ни прекрасных дворцов, ни удивительных храмов, ни красивейших садов, полных экзотических животных, с которыми совершенно безбоязненно, даже с хищниками, играли дети. Он не видел ничего, кроме дороги к башне, где лежало проклятое Зеркало.
   Конь не выдержал и упал перед входом в башню. Принц даже не стал его добивать. Он мчался вперед, к Зеркалу, уничтожившему его жизнь.
   Наконец, последние ступени были преодолены, и принц увидел Зеркало. Оно лежало в потемневшем от времени деревянном ларце на высеченном из глыбы прозрачного камня алтаре.
   Единственная рука принца тряслась так, что он не смог даже открыть замки, на которые был закрыт ларец. Устав от безрезультатных попыток, принц разрубил его мечом.
   Зеркало разочаровало принца. Это была небольшая прямоугольная пластина из серого, местами почерневшего от времени металла размером 10 на 15 сантиметров. Ни оправы, ни украшений на нем не было.
   Посмотрев в Зеркало, он не увидел там ничего. Даже тень не отразилась в его поверхности.
   – Будь ты проклято! – закричал принц, – а вместе с тобой будь проклят и я!
   Он схватил Зеркало и бросился вместе с ним со скалы в море. Но ему не суждено было погибнуть. Перед ним расступилось само время, и он услышал голос Пророка.
   – Ты потерял себя, потерял свою душу, потерял лицо, потерял все, вместо того, чтобы найти. И теперь ты будешь идти от жизни к жизни, в вечном поиске Зеркала и собственного лица. Лишь тогда, когда ты вновь обретешь лицо, и оно в мельчайших подробностях отразится в Зеркале, ты обретешь то, что обрел бы уже сейчас, если бы сумел сохранить хоть маленькую частицу себя. Да будет так!
   Время сомкнулось над головой принца.

   – Кроме этой легенды ни о Зеркале, ни о Пророке практически нет никакой информации. Известно лишь, что Пророк был непревзойденным мастером времен працивилизации. Он сотворил Зеркало, как ритуальный подарок богине.
   – Какой богине?
   – До нас не дошло ее имя. Как считает Колесник, отсутствие имени символизировало то, что она единственная богиня. Перемещаясь из века в век, Зеркало воскрешает связанных с ним персонажей, которые разыгрывают написанную Пророком пьесу. При этом у Зеркала есть весьма существенный побочный эффект. Оно настроено на одного единственного оператора. И если к нему прикасается кто-то другой, оно буквально выворачивает его наизнанку. Сначала мы решили, что это – очередная выдумка вроде Копья Судьбы, но позже в архивах были обнаружены свидетельства того, что зеркало существует. По крайней мере, из века в век люди погибали именно так, как должно убивать Зеркало.
   – И оператор? – спросила Софья Сергеевна, предвкушая ответ.
   – Похоже, им является наш друг. Более того, после активации связь с Зеркалом должна его к нему привести. Отсюда следует, что покушаться на нашего друга могли не только для того, чтобы сохранить в тайне местоположение Зеркала, но и для того, чтобы активизировать при помощи стресса его связь с Зеркалом, начав тем самым новый виток игры.
   – Какие будут предложения?
   – Думаю, стоит дать ему привести нас к Зеркалу, а там…
   – Хорошо. Приступайте к организации утечки информации, а заодно и обработайте нашего парня.

   В том, что в «Лабиринте» далеко не все так мило и безобидно, как ему казалось, Роман убедился на первом же собрании коллектива, которое состоялось 22 сентября.
   Не успел он поздороваться с Жабой Петровной, в ее кабинет влетел Колесник.
   – Все срочно ко мне, – приказал он.
   – Что случилось? – спросил Роман.
   – Общее собрание коллектива. Раньше сядем…
   – Он всегда перед собранием, как в жопу клюнутый, – сообщила Роману Жанна Петровна, когда за Колесником закрылась дверь. – Пошли. И захвати для нас стулья.
   Кроме известных уже персонажей в кабинете присутствовали еще двое: маленький, толстый, лысый тип 50 лет в застиранной рубашке, мятом костюме и дешевых туфлях отечественного производства; и дама средних лет, похожая злобным надзорно-педагогическим взглядом на проверяющую из районо. На ней был сарафан, ветровка и туфли на небольшом каблуке. Роману эти люди не были знакомы.
   – Дамы и господа, а также товарищи и товарищи, – начал свою речь Колесник, когда все собрались. – Социалистическое Отечество вновь требует жертв. В частности от нас требуется предоставить 5 человек. Какие будут предложения?
   Все, как это обычно и бывает, молча уставились на докладчика.
   – Я предлагаю Гришку Масона, – сообщил Колесник, выдержав паузу.
   – А его разве выписали? – спросил толстяк, которого Алексей мысленно прозвал инженером.
   – Одно другому не мешает, – решила «проверяющая». Возражать никто не стал.
   – Жанна Петровна, а вы что скажете? – спросил Колесник.
   – Даже и не знаю. Кружок Ничепуренко. Разве что только.
   – Жанна Петровна, – произнес Колесник таким тоном, словно она была сделавшей на ковре лужу собакой, – Вы до пяти считать умеете?
   – Ну да, там больше 20 человек, – поддержала его «проверяющая».
   – Тогда Эзольду Марченко и обоих ее хахалей. Нечего тут бордель разводить, – как-то слишком уж эмоционально сказала Жанна Петровна, а потом покраснела.
   – И того четыре, – подытожил Колесник. – Последний голос за вами, – сказал он Раде.
   – Мне некого предложить.
   – В таком случае пусть это будет Жека Китос, – предложила «проверяющая».
   – Отлично, – обрадовался Колесник. – Вопросы есть? Нет? В таком случае предлагаю перейти к подготовке к спиритическому сеансу. Свои обязанности все знают? Приступайте. Роман пойдет со мной за духовной пищей.
   – Куда идем? – спросил Роман, – когда они вышли на улицу.
   – Вестимо куда. В магазин за водкой.
   – Понятно. Духовная пища.
   – А ты не ерничай. Знаешь, как по-латыни будет спирт?
   – Как?
   – Спиритус. Как душа или дух. Отсюда, кстати, неразрывность нашей русской духовности и употребления спирта. А знаешь почему?
   – Откуда ж?
   – Спирт – топливо для духа. Его использовали для окрыления сознания.
   Роман улыбнулся, представив себе окрыленного сознанием алкаша.
   – А ты не лыбься. Спирт надо принимать в малых дозах на подготовленное сознание. А если им залить тупую башку… – сказал Колесник уже на пороге магазина.
   Немного подумав, он взял 2 бутылки водки и 3 вина «Российское».
   – Помоги, – попросил он Романа, доставая из кармана брюк авоську.
   Пока Роман складывал туда бутылки, в магазин вошли двое строгого вида мужчин.
   – Вы почему это в рабочее время?.. – начал укоризненно один из них, но Колесник не дал ему договорить.
   – Спокойно, товарищи, – сказал он, сунув им под нос удостоверение.
   – Служим Советскому Союзу, – от неожиданности выдали они.
   – Вольно, – скомандовал Колесник, и они с Романом вышли из магазина.
   – Давай присядем. Разговор есть, – сказал Колесник, когда им попалась свободная лавочка.
   – Что ты вынес из сегодняшнего собрания? – спросил он после того, как они уселись.
   – Если честно, я ничего не понял, – признался Роман.
   – А должен понимать следующее: Мы живем в стране с плановым укладом жизни. Так?
   – Так.
   – А раз так, то у нас все носит плановый характер, включая борьбу с врагами Отчизны и прочими несознательными элементами.
   – А это как? – удивился Роман.
   – А это так, что существует негласная разнарядка на выявление товарищей, которые нам совсем не товарищи. При этом чревато как недовыполнение, так и перевыполнение этого плана. С недовыполнением плана, думаю, все понятно. Перевыполнение чревато двумя вещами: с одной стороны, оно может стать поводом для увеличения плана; с другой, – чрезмерный разгул антисоветизма попахивает обвинением в халатности: дескать, с чего это вы развели тут анархию под носом? Как курирующие нас товарищи, которые нам более чем товарищи, решают проблему с перевыполнением плана, нас не касается. Зато когда у них бывает нехватка негодяев, они обращаются к нам за помощью. Как сегодня, – говоря это, Колесник с откровенно наигранным пафосом произносил слово «товарищи», явно издеваясь над всем тем, что стояло за этим понятием.
   – И вы сдаете своих? – дошло до Романа, отчего ему стало противно.
   – Ну, совсем своих мы, понятное дело, не сдаем, но регулярно указываем курирующим нас товарищам на тех заблудших псевдотоварищей, которые в своем эзотеризме заходят за грань советской идеологии, ставя тем самым под сомнения идеи Ленина, Маркса и Энгельса.
   – И что с ними потом бывает?
   – Ну, сейчас не 37-й год. Расстреливать никого не расстреливают. Чаще кладут в больницу. Иногда сажают. А в некоторых случаях ограничиваются парой-тройкой бесед. И тут ничего не поделаешь, так как служим мы с тобой в КГБ, а КГБ – это комитет гнобления ближнего. И здесь либо ты помогаешь Родине в этом гноблении, либо сгнобят тебя. Третьего не дано. Конечно, если ты готов принести себя и своих близких в жертву каким-нибудь одеялам, только скажи, и мы тебя тут же внесем в очередной паек для Минотавра. А если нет, научись корчить рожу так, чтобы никто не усомнился в твоей лояльности Родине и комитету, а, сдавая людей, старайся скармливать Родине наиболее бесполезных.
   – Но я никого не знаю.
   – Это пока. Когда-то мы все никого не знали. И ты не думай, тут бесполезных не держат, поэтому к тому моменту, когда ты перестанешь быть интересным в качестве подопытного, постарайся найти, чем ты можешь быть полезен.
   – Спасибо. Я подумаю над вашими словами, – сказал Роман, у которого от этого разговора стало окончательно скверно на душе. Разумеется, он ни в чем таком не хотел участвовать, вот только Колесник был прав.
   – Это, конечно, слабое утешение, но Родина и без твоей помощи будет пожирать людей, а так ты сможешь спасти от ее пасти хоть кого-то достойного. Ладно, пошли, а то водка стынет.
   Когда они вернулись, стол был уже накрыт в помещении с надписью «Архив» на двери. Это была просторная комната, расположенная между кабинетами Жанны Петровны и Рады.
   С первого же взгляда Роман понял, что «Архив» никогда не использовали в качестве архива, так как вместо стеллажей с папками там стоял старый, но еще живой сервант с посудой, а основную площадь помещения занимал раздвинутый стол, накрытый клеенкой. На столе присутствовали колбаса, сыр, соленья, бутерброды с икрой, бутерброды с печеночным паштетом, салат из помидоров, огурцов и репчатого лука, заправленный подсолнечным маслом, и хрустальная «лодка» со шпротами, которых туда выложили банки три.
   – За чистоту междурядий наших рядов, – произнес Колесник первый тост, и пьянка началась.
   В роли тамады выступал Колесник. Он выдавал один язвительный тост за другим, причем делал это по мере появления очередной «гениальной» идеи, а они в тот день чуть ли не стояли в очереди у входа в его сознание. Колесник частил, но, будучи крепкими спиритуалистами, его подчиненные достойно держали темп. Все кроме Романа.
   К тому моменту, когда Колесник выдал: «Мы рождены, обратно не засунешь», – у него уже плыло перед глазами. Сказались плохое настроение и малый спиритический опыт. Его родители не были маниакальными сторонниками трезвости, и во время праздников позволяли выпить немного вина лет, наверно, с пяти. Сам же он успел напиться только однажды, на выпускном вечере в школе.
   – Ты как, нормально? – участливо спросила сидевшая рядом Жанна Петровна.
   – Пожалуй, не очень, – признался Роман. – Пойду подышу воздухом.
   – Тебя сопроводить?
   – Спасибо. Я сам.
   Опьянение нарастало, и уже на полпути к остановке Роману приходилось держаться изо всех сил, чтобы не отключиться прямо на тротуаре. К тому моменту, как кто-то взял его под руки и куда-то повел, он уже не осознавал, что происходит.

   Роман медленно выныривал из небытия. В каждой клеточке его тела царило похмелье. Тошнило сильно, но без позывов к рвоте. В первые несколько секунд после пробуждения он был настолько дезориентирован, что не смог бы назвать и свое имя, но постепенно сознание начало включаться, и он с удивлением понял, что находится в незнакомой комнате, и что на нем надета чужая пижама.
   Комната была, как комната. Белый потолок. На стенах обои в цветочек. На окне достаточно прозрачные шторы, чтобы в комнате, несмотря на них, было светло. Кроме разложенного дивана у окна, на котором и спал Роман, там был шифоньер, комод и тумбочка возле кровати. На полу лежал ковер, за границами которого виднелся пол: крашенное в абрикосовый цвет ДВП.
   Роман совершенно не помнил, где он, и как сюда попал, так как последним его воспоминанием была дверь в «Лабиринт». «Увидел на миг ослепительный свет», – вспомнились слова песни.
   Попытка сесть, поставив ноги на пол, принесла приступ головной боли и головокружения. Дождавшись, когда комната перестала крутиться перед глазами, Роман встал, но, сделав несколько неловких шагов, упал, ударившись плечом о шкаф. Через несколько секунд в комнату вошел мужчина средних лет. Это был высокий, спортивно сложенный человек с красивым, породистым лицом, одетый в спортивные брюки и футболку. Его густые черные волосы были коротко острижены.
   – Ты как, живой? – участливо спросил он, увидев Романа, лежащим посреди комнаты.
   – Не знаю, – ответил Роман, которому было стыдно за это падение.
   – Помочь встать?
   – Не знаю, – повторил Роман, чувствуя себя идиотом.
   – Тогда, может, помочь тебе вернуться в постель?
   – Мне бы в туалет, – признался Роман, превозмогая стеснительность.
   – Тогда пойдем. Я помогу.
   – Я лучше так, – ответил Роман, становясь на четвереньки.
   – А что, тоже выход, – оценил незнакомец, который, судя по всему, был хозяином квартиры. К счастью для Романа он не засмеялся, а то тот бы от стыда провалился сквозь землю.
   – Иди сюда, – пригласил незнакомец на кухню, когда Роман выбрался из туалета.
   – Выпей, – сказал он, поставив на стол перед Романом чашку с мутно-коричневой жидкостью, когда тот забрался на табурет.
   – Что это?
   – Крепкий чай с молоком и сахаром. То, что тебе нужно.
   Пить хотелось страшно, но Роман испугался, что не добежит до сортира, пригуби он это пойло.
   – Пей. Такой чай не то, что с удовольствием станешь пить на трезвую голову. Но после перепоя каждый глоток воспринимается, как капля дождя, упавшая на иссушенную почву пустыни.
   Это сравнение придало Роману смелости, и он осторожно пригубил чай, который действительно показался напитком богов. К тому моменту, как он допил чай, в голове прояснилось. Не то, чтобы он полностью пришел в себя, но мозги уже начали работать, а тело обрело прямо хождение.
   – Ну как, ожил? – спросил хозяин квартиры.
   – Вроде того.
   – Еще будешь?
   – Может, позже.
   – В таком случае пришло время серьезно поговорить.
   – Я не помню, как я и что… – поспешил заверить Роман.
   – Об этом тоже, но я начну о другом, – перебил его хозяин квартиры. – Мое имя Игнат Валерьевич. Кто ты, я знаю, так как о тебе рассказывала Рада.
   – Так вы?.. – обрадовался Роман, решив, что перед ним ее отец.
   – Ее друг и коллега в одном важном деле, профанация которого превратила его для непосвященных в посмешище, – вновь перебил он Романа. – Я говорю о религии.
   – Вы сектант? – насторожился Роман, который наслушался о сектантах немало ужасных вещей.
   – Ответ на этот вопрос зависит от того, что понимать под словом «секта». Что ты скажешь, если я скажу, что Советский Союз является огромной тоталитарной сектой. Причем именно религиозной?
   – Даже не знаю, – растерялся Роман.
   – А ты сам подумай: Непогрешимым авторитетом для членов этой секты является святая троица: Маркс, Энгельс и Ленин. Причем Ленин канонизирован чуть ли не как бог. Руководящим всеми сторонами жизни сектантов сводом законов является святое писание в виде сочинений Ленина и классиков марксизма. При этом сочинения Ленина играют роль Нового Завета, более правильного и непогрешимого, чем Завет Ветхий, состоящий из трудов Маркса. От лица непогрешимых авторитетов, руководствуясь непогрешимым Писанием, основной массой сектантов руководит организация, состоящая из номинально наиболее достойных и наиболее верующих в непогрешимость канонизированный сектой догмат, а именно КПСС, которая, в свою очередь, официально является непогрешимым и непререкаемым авторитетом для всех участников секты. Глава партии является наместником и непогрешимым представителем этих авторитетов на Земле, как тот же папа римский в католическом мире.
   После этого он, не дав опомниться Роману, резко сменил тему:
   – Так вот, все религии можно разделить на 3 группы. Первая и самая распространенная религия – это религия рабов. Она наиболее незатейливая и инфантильная. Ее задача – штамповать покорных воле жрецов рабов. Кстати, глупости являются неотъемлемой необходимой частью как религии для рабов, так и службы в армии, так как глупости – это первый шаг на пути к мерзостям, которые и солдаты и рабы должны быть готовы творить по приказу господина, так как приучение к глупостям заставляет нас не замечать всю нелепость нашего поведения, так как, обучаясь постоянно делать глупости, мы обучаемся их с легкостью оправдывать, и они уже перестают нам казаться глупостями, превращаясь в традиции, святыни, дань чему-то там и так далее. Поэтому, когда перед нами встает выбор: сделать гадость или лишиться всего, мы легко ее делаем и даже гордимся этим, находя для нее оправдание, так как именно это мы умеем делать лучше всего.
   Второй тип религии – это религия господ. Раньше это были особые культы, к которым допускались лишь представители правящих сословий. Потом их сменили тайные общества. Для этой религии характерны иерархичность и стремление к абсолютному контролю и порядку.
   Эти две религии прекрасно дополняют друг друга, но есть еще третья религия: религия свободных одиночек. Она не организована. Исповедующие ее люди объединяются лишь в относительно небольшие группы, когда им по пути. Главная их задача – трансформация собственного сознания. Эта задача требует полной самоотдачи, но игра стоит свеч, так как в случае успеха преображенное сознание приобретает способность вмещать в себя всю вселенную, и даже больше, чем вселенную.
   Во все времена сторонники этой религии подвергались гонениям, как со стороны господ, так и со стороны рабов. Дело в том, что по иронии судьбы институт рабства кажется рабам священным даже больше, чем их господам. Поэтому раб никогда не мечтает о свободе. Рабу нужен свой раб. Свобода ему ненавистна, так как она обесценивает все то, ради чего он живет и чем гордится.
   Это как в сказке про Данко, которую Горький переделал в угоду большевикам. Изначально, когда Данко вырвал свое сердце, и оно осветило ночь, люди увидели все свое уродство, грязь, бескрайнее болото, из которого, казалось, не было выхода. Увидев это, возненавидели они Данко и забили его до смерти, заставив сердце погаснуть. И лишь когда наступила тьма, они вновь почувствовали себя спокойно.
   Точно также ненавидят они каждого просветленного человека, так как рядом с ним они видят свое уродство и убожество, поэтому никому не позволено открыто привносить свет в этот мир.
   Ненависть к третьей религии со стороны господ тоже понятна: принадлежащие к ней люди бросают вызов столь любимой господами пирамиде власти, и их стремлению любой ценой оказаться как можно ближе к вершине. На фоне просветления их деятельность выглядит мелкой и глупой, а этого они не могут позволить ни под каким видом.
   Не удивительно, что представители третьей религии на протяжении тысячелетий держат свою деятельность в тайне.
   Мы относимся к третьей религии, но мы хотим сделать для нее то, чего еще никто не делал раньше: мы пытаемся подойти к ней с позиции современной науки, сделав процесс обретения просветления настолько простым и доступным, насколько это возможно. Думаю, теперь ты понимаешь, насколько нам важно сохранить в тайне факт нашего существования?
   – Тогда почему вы мне это рассказываете? – насторожился Роман, интуитивно чувствуя, что его хотят втянуть во что-то нехорошее.
   – Видишь ли, Роман… Ты хороший, способный, умный парень. Ты мне нравишься. Ты заставляешь себя уважать. При других обстоятельствах я многое отдал бы за возможность видеть тебя среди нас. Но ты засветился. Сначала тебя вычислили какие-то радикалы, а потом на тебя обратил внимание КГБ, резонно решив, что раз тебя пытались убить, значит, ты достаточно для этого серьезен. Они оказались правы, и ты легко вычислил Раду. Ты фактически ее сдал, благо, никто не обратил на твои слова должного внимания.
   – Я не знал. А так бы я ни за что бы ее не предал! – слишком уж горячо сказал Роман и, смутившись, покраснел.
   – Не стоит переоценивать свои силы. Эти люди умеют читать таких, как ты, и пока ты о нас знаешь, мы все находимся в опасности. И согласись, наше дело слишком важно, чтобы позволить себе так рисковать.
   – Вы что, хотите меня… – прошептал побелевший от страха Роман.
   – Ну что ты. Если бы мы хотели тебя убить, мы бы устроили тебе несчастный случай еще вчера, когда ты был достаточно пьян, чтобы твоя смерть от падения с лестницы в подъезде дома не вызвала подозрения. Я лишь закрою для тебя дверь в мир высших состояний. Ты забудешь все, что знал про меня, потеряешь способность узнавать людей силы, перестанешь быть интересным для своих хозяев. Ты будешь жить обычной жизнью обычного человека, о которой мечтал всю свою жизнь. Так что тебе нечего бояться.
   – Вы не обманываете?
   – А смысл? Мы бы могли все сделать вчера, и ты бы сейчас проснулся после обработки на каком-нибудь пустыре. Но я пригласил тебя сюда и рассказываю все это из чувства уважения, так как я хочу, чтобы ты понял, что у меня нет другого выбора. Потому что иначе, когда ты выдашь Раду, а рано или поздно ты это сделаешь, ее будут сначала пытать, и только потом убьют.
   – Хорошо. Что надо делать? – спросил Роман, для которого сама мысль о том, чтобы причинить Раде боль была невыносима.
   – Ничего особенного. Просто посидишь с закрытыми глазами в кресле. Как во время гипноза. Пойдем в зал.
   Квартира Игната Валерьевича оказалась хрущевской трешкой с двумя изолированными спальнями и одной проходной комнатой или залом. Большую часть зала занимал угловой диван, рядом с которым стояло кресло. На стене за диваном и на полу были ковры. Напротив дивана стояла стенка. Большая часть шкафов в ней была забита книгами. На небольшом столике у стола стоял телевизор, на котором стоял двухкассетный «Шарп».
   – Присаживайся, – пригласил Игнат Валерьевич, указав рукой на кресло. – Теперь закрой глаза и просто слушай, что я буду говорить, – продолжил он, когда Роман сел.
   Сначала Роман почувствовал приятное расслабление. Затем он начал проваливаться в глубокий туман, из которого со временем сгустились опутавшие его сознание похожие на корни растений щупальца. По спине побежали электрические мурашки. Такие же, как в «Туманности Андромеды» Ивана Ефремова.
   Неужели он знал? – подумал Роман, и в следующую секунду эта мысль растворилась в тумане, который начал пожирать его сознание, отнимая одно воспоминание за другим.
   Потом появились какие-то голоса. Один был голосом Рады. Другой мужским и до боли знакомым.
   Потом его куда-то вели, затем везли…
   Проснулся он дома. В своей постели. Самочувствие было нормальным, только немного болела голова.
   Кто-то настойчиво звонил в дверь.
   – Сейчас! – крикнул Роман, вскочил с кровати и побежал открывать дверь.
   – Ты? – удивился он, увидев за дверью Раду.
   На ней было легкое короткое платье, джинсовая куртка и туфли на высоком каблуке.
   – Я могу войти? – спросила она.
   – Но разве я не должен был тебя забыть? – спросил он, впуская ее в квартиру.
   – Это долгая история, которую лучше рассказывать за чаем, если ты меня им угостишь.
   – Да, конечно, проходи на кухню.
   – Можно не разуваться? А то туфли потом хрен застегнешь.
   – Конечно можно, проходи.
   – Ты не хочешь одеться? – спросила она, видя, что он идет следом на кухню, как был, в одних семейных трусах, в которых заметно топорщился его член.
   – Да, конечно, – смутился Роман, который только после ее слов вспомнил о своем внешнем виде.
   – Не знаю, повезло тебе или нет, но тобой заинтересовался хранитель, который и заставил Игната остановиться.
   – Так они не вымысел? – удивился Роман, считавший хранителей частью эзотерического фольклора.
   – И да, и нет, учитывая, сколько про них повыдумывали эзотерики, начиная с Блавацкой и Рерихов. На самом деле они не правят миром и не являются учителями. Они лишь следят за тем, чтобы кое-какие вещи случались своим чередом, и горе тем, кто встает у них на пути. Так что Игнату пришлось тебя отпустить, но он не остался в накладе, так как выторговал за тебя защиту хранителя, и теперь ему сам черт не страшен. Правда, кроме тебя ему пришлось лишиться и меня, так как я, по словам хранителя, связана с тобой, поэтому ты и назвал меня своей алой женщиной.
   – Ты так и не объяснила, что это значит.
   – Для этого я и пришла, так как хранитель приказал рассказать тебе все.
   – Если хочешь, можешь этого не делать.
   – Никогда не спорь с хранителем, иначе можешь стать таким, как Колесник.
   – Так это он его так?
   – Не знаю, но хранитель способен и не на такое. Так что нравится тебе это или нет, но мне придется тебе все рассказать, а тебе выслушать.

2

   Они познакомились в пятый день ее рождения. Отмечать было решено в субботу. В тот же день, поздравив ее с праздником и подарив подарки, родители сказали, что вечером к ней в гости придет очень важный человек, и что она должна будет при нем вести себя очень хорошо. Они повторили ей это несколько раз, заставив ее заранее невзлюбить особого гостя. Да и как можно любить того, кто нагнал страх даже на папу и маму? Ее родители были не последними людьми в городе. Папа был начальником в исполкоме, а мама занимала высокий пост в облздравотделе, и Рада привыкла к лестно-подобострастному отношению окружающих.
   К приходу гостя накрыли в зале стол, сервировав его любимой маминой посудой, а перед самым его приходом родители оделись, как на парад. Папа надел свой праздничный темно-синий австрийский костюм в полоску, французский галстук и немецкие черные туфли, а мама – пошитое у модной портнихи небесно-голубое платье и под цвет ему туфли на высоких каблуках. Раду тоже заставили надеть похожее на свадебное, жутко неудобное бежевое платье и новые белые туфельки.
   Несмотря на дождь, открывшая гостю дверь мама категорически запретила ему разуваться, хоть у них, как и у большинства ростовчан, было принято снимать обувь у входа, а перед коврами снимать и тапочки.
   Гость оказался высоким, красивым 35 летним мужчиной. Одет он был тоже в костюм, но без галстука. В подарок он принес большущую, ростом с Раду куклу, похожую на настоящую девочку, прямо, как в фильме «Три толстяка».
   Сели за стол. Открыли шампанское. Раде тоже налили немного в бокал. Выпили за ее здоровье, и за то, что она уже совсем большая и красивая. После этого начали есть.
   Игнат Валерьевич, так звали гостя, оказался совсем не важным, а добрым и смешным. Он много шутил, но не выпячивал себя за столом. Когда Рада наелась, ей разрешили уйти в свою комнату поиграть с новой куклой – у них была трехкомнатная квартира, и у Рады была своя комната.
   Через какое-то время в дверь постучали.
   – Можно войти? – послышался голос Игната Валерьевича.
   – Входите, – ответила она и села на диван.
   Он сел не рядом, а на пол у ее ног.
   – Мне пора домой, – сказал он, – но перед уходом я хочу рассказать тебе сказку, если позволишь.
   Почувствовав себя от такого обращения маленькой принцессой, Рада засмущалась.
   – Рассказать я тебе хочу сказку о молодом драконе и музыке. Драконы – очень древние существа. Они появились очень давно, миллиарды лет назад, возможно даже раньше, чем сама вселенная.
   – А разве так бывает? – удивилась Рада.
   – В сказках бывает всякое.

   Живут драконы очень долго, и чтобы им не стало тесно во вселенной, они решили сохранять свое количество постоянным, поэтому, когда погибает один из них, они выбирают родителей будущего ребенка, который вскоре появляется на свет и через пару-тройку тысяч лет становится взрослым.
   В первые миллиарды лет своего существования драконы были очень любознательными существами, но со временем, когда они узнали практически все, что только можно узнать, их интерес к познанию угас. С тех пор они лишь хранили полученные когда-то давно знания, а время старались проводить в веселье.
   Несмотря на величайший ум, чувства их были заметно беднее, чем у нас. Сильных страстей у них не было, любви тоже. Поэтому искусства, как таковое их не интересовало. А вот игры они уважали, поэтому, когда на Земле появились люди, драконы начали с ними играть, как с забавными игрушками. При этом драконы презирали людей не столько за мимолетность их жизни, сколько за ту глупость, с которой они растрачивают отведенное им время. Поэтому многие игры драконов были настоящим кошмаром для людей. Не удивительно, что люди не любили и боялись драконов. Особенно их пугала способность тех сначала являться в человеческом обличии, а потом мгновенно становиться крылатыми гигантами, стирающими с лица земли целые города, если им было что-то не по нраву.
   Был среди драконов один совсем еще юный, не более трех тысяч лет отроду. Собраться считали его не то, чтобы совсем дураком… скорее странным типом. Знаниями он не интересовался – что толку хранить то, чем никогда не воспользуешься, – а обычные драконьи удовольствия нагоняли на него скуку. Тосковала его душа по чему-то такому, что словами не выразишь. Только в уединении переставал он тяготиться своей необычностью, и вскоре совсем ушел от собратьев в лес, где затихала его тоска.
   Гуляя однажды по лесу, он вышел к поляне, на которой сидел человек и играл на бамбуковой дудочке очень простую и в то же время проникающую в самую глубину души музыку. От этой музыки с новой силой проснулась тоска дракона. С новой силой начало рваться на свободу нечто из его бездонной холодной души, но благодаря музыке появилось в томлении и тоске нечто необычайно приятное. Заслушался дракон, и сам не заметил, как сначала исчезло время, потом лес, потом и сам он растворился в музыке. Долго еще играл человек на своей дудочке, а когда закончил, пригласил жестом дракона подойти.
   – Садись поближе. Сегодня ты мой гость, – сказал он.
   – Как ты узнал, что я здесь? – удивился дракон, умевший при желании быть невидимым для людских глаз.
   – Мне поведала о тебе музыка.
   – Ты что, смеешься надо мной? – разозлился дракон. – Музыка – это шум для дураков. Она потакает вашим желаниям и страстишкам. Она там, где много людей, готовых расстаться со своими деньгами, желая посмотреть, как кривляются их собратья, ряженые в дурацкие одежды.
   – Моя музыка совсем другая. Она только для меня и леса. Иногда она льется из моей флейты, иногда флейта молчит, и тогда мы играем тишину. Эта музыка живет помимо моей воли, и когда она появляется, я исчезаю.
   – Откуда твоя музыка меня знает?
   – Она была в лесу и была в твоем сердце, а лес хорошо тебя знает. Поэтому он много поведал ей о тебе, а она рассказал все мне.
   – Да? И что же она обо мне рассказала?
   – Ты между небом и землей.
   – Это как?
   – Земля – это все человеческое. Это власть, деньги, страсти, нищета, болезни и много-много способов убивать. Земля – это зависть, жадность и множество других страстей, подобно червям разъедающих душу. Но это еще и красота, любовь, дружба. Любовь подобна молнии, и, попав однажды в сердце, она способна перевернуть весь Мир. Небо принадлежит вам, драконам. Драконы – это вечность, бессмертие, знания, мудрость, сила и бескорыстие, но это еще и бездушие. Многие люди, продавшись вам, мечтали обрести власть, но вместо этого обретали смерть, многие шли к вам за мудростью, но получали лишь зло.
   Есть среди нас отшельники, подобные мне. Мы ушли от страстей человеческих, пытаясь познать мудрость. Мы бежали с земли, но не еще доросли до неба. Сегодня ты открыл мне глаза. Холодная мудрость тоже бедна! Играя, я слушал твое сердце. В тебе есть то, что заставляет тебя бежать от таких, как ты. Ты бежал с неба, но так и не обрел землю, а это значит, что нет тебе места ни на небе, ни на земле, как и мне, как и другим ищущим нечто такое, о чем знает лишь душа, и куда она рвется. К счастью, для таких, как мы, существует путь, который проходит между землей и небом, и рано или поздно музыка покажет мне его.
   – Научи меня музыке, – попросил дракон.
   – Я могу познакомить тебя только с флейтой, а придет ли к тебе музыка… Это ведомо только ей. К тому же в процессе обучения тебе придется делать все, что я скажу. Готов ли дракон подчиниться человеку?
   – Я готов к этому.
   Дракон оказался прекрасным учеником. Буквально за какой-то год он научился виртуозно играть на флейте.
   – Теперь, когда ты достаточно хорошо познакомился с инструментом, пришло время для главного испытания. Забудь все, чему я тебя учил. Просто сядь и слушай свое сердце.
   – Учитель, ты же знаешь, какое у драконов сердце! – попытался возразить дракон.
   – Музыке на это плевать, поэтому и ты не думай об этом. Просто сиди и слушай. Когда в нем родится музыка, сыграй ее, не привнося ничего в то, что родится в твоем сердце.
   – А если там ничего не родится?
   – Играй тишину. Тишина – это тоже музыка.
   Драконы – существа терпеливые. Наш дракон сел на землю, прислонившись спиной к дереву. Он решил не сходить с этого места, пока не родится музыка, или пока он не умрет. Дни сменялись ночами, пришла зима, затем вновь стало тепло, а он сидел и ждал, все глубже погружаясь в свое сердце, туда, где рождалась его странная тоска. И вот однажды, прекрасным весенним днем уже перед самым закатом его сердце проснулось. Сначала это была одна робкая трель. Затем другая. И вдруг хлынуло. Тоска превратилась в удивительной красоты мелодию.

   – В следующий раз я расскажу продолжение сказки, а теперь мне пора идти, – сказал Игнат Валерьевич.
   – А когда ты еще придешь? – спросила Рада, которой понравилась эта во многом непонятная сказка.
   – Когда придет время. До свиданья.
   Перед тем, как уйти, он поцеловал ей руку, как настоящей даме.
   После ухода Игната Валерьевича к Раде примчалась радостно взволнованная мама.
   – Я хочу тебе что-то сказать, – сообщила она, – но ты должна держать это в секрете и никому-никому не рассказывать.
   – Никому-никому?
   – Никому-никому.
   – Даже Наташе?
   Наташа была ее лучшей подругой.
   – Особенно Наташе и другим друзьям.
   – А если я захочу рассказать кому-нибудь секрет?
   – А ты представь, например, что твой секрет, как ты с папой разбила вазу, и когда захочешь рассказать кому-нибудь что-нибудь тайное, расскажи об этом. Договорились?
   – Договорились.
   – Игнат Валерьевич подтвердил, что ты – особенная девочка.
   – И что это значит?
   – Узнаешь, когда придет время.
   После этого любимой игрой родителей стала игра в шпионы, во время которой Раду учили, как нужно себя вести, будучи шпионкой в тылу врага, чтобы тебя не вычислили. Помог в этом деле и мамин совет. В результате она прослыла среди подруг легкомысленной девочкой, легко выбалтывающей свои тайны. Выбалтывала она, правда, только ерундовые секреты, благодаря чему никто не подозревал, что у нее есть настоящая тайна, смысл которой она и сама не понимала.
   В чем заключалась ее особенность, Рада узнала в 13 лет, в день, когда у нее началась первая менструация.
   – Это важный день в жизни женщины, знаменующий ее превращение из девочки в девушку. Это надо отметить. Игнат Валерьевич нас ждет сегодня вечером, – сообщила мать.
   – А он тут причем? – недовольно спросила Рада, которой совсем не понравилось то, что в ее интимную жизнь посвящен посторонний.
   – Сегодня он откроет тебе, в чем состоит твое предназначение.
   И вновь родители прожужжали ей все уши о том, что она не должна их подвести.
   Как и в прошлую встречу, они вырядились, как на парад. Мать надела сшитое специально для этого дня платье и новые, купленные под него туфли. Отец облачился в свой лучший серый английский костюм, к которому прилагались новая белоснежная сорочка, черный галстук и черные парадные туфли. Раду заставили надеть бардовое платье и «взрослые» хоть и не на высоком каблуке, парадные югославские туфли.
   Игнат Валерьевич жил один в трехкомнатной квартире, обставленной не бедно, но и без лишнего нагромождения вещей, которое у советских обывателей считалось признаком богатства. Гостей он встретил в черных вельветовых брюках и темно-серой водолазке. На ногах у него были удобные черные мокасины.
   В свои за 40 он выглядел отлично. Моложавый, спортивный, подтянутый. Только в волосах появилась заметная седина.
   Гостей он пригласил в зал, сопроводив приглашение словами:
   – Ни в коме случае не разувайтесь.
   – Помнишь меня? – спросил он Раду, когда они сели за стол.
   – Не очень, – призналась она, – но я знаю, что вы тот, кто подарил мне куклу.
   – Ну хоть это помнишь.
   За столом шла непринужденная беседа ни о чем, потом Игнат Валерьевич подал чуть заметный знак, скрестив определенным образом пальцы на левой руке, и родители засобирались домой. Рада тоже встала, но Игнат Валентинович ей сказал:
   – А вас, Штирлиц, я попрошу остаться.
   – У вас будет серьезный разговор, – пояснил отец.
   – Будешь кофе? – спросил Игнат Валентинович, когда они остались одни.
   – А я потом усну? – спросила Рада.
   – Когда-нибудь точно, – ответил он.
   – Тогда давайте.
   – Составишь мне компанию на кухне?
   – Пойдемте.
   – Что надо делать? – спросила она, когда они оказались на месте.
   – Садись за стол и жди, когда обслужат.
   – Я могу и помочь.
   – Не надо. Я уже достаточно большой, и не настолько старый, чтобы гости ухаживали за мной в моем же доме.
   – Если ты помнишь, я задолжал тебе сказку, – сказал он, когда кофе был разлит в чашки.
   – Не опоздали? Я уже выросла из того возраста.
   – Это сказки для глубин души. Из них не вырастают. И потом, я должен с нее начать нашу беседу, так что послушай, пожалуйста.
   – Только если от этого никак не спастись…
   – Никак.
   – Тогда рассказывайте.

   Когда-то давно жили на краю леса волшебник с молодой дочкой. Жители близлежащих деревень волшебника побаивались, поэтому дочки его тоже сторонились. На всякий случай. Предоставленная сама себе, она росла немного диковатой, зато в лесу ориентировалась не хуже любого зверя. Толкало ее в лес томление души. Казалось, что ждет ее там нечто прекрасное, без чего не стоит и жить. Настолько это томление было сильным, что все свободное время проводила она в поисках неизвестно чего. Она считала лес своим домом, и это не нравилось ее отцу.
   – Не увлекалась бы ты так лесом, – каждый раз ворчал он, когда она подолгу там пропадала.
   – Не смеши, отец. Зря я, что ли дочь волшебника? Я к каждому зверю слово знаю, – отмахивалась она от опасений отца.
   – Не зверем лес страшен.
   – Людей мне тем более смешно бояться.
   – Ты забываешь о Колдуне.
   Как говорил когда-то волшебнику отец, живет в их лесу некий Колдун, с чьей магией не сравнится ни одна другая. Живет он очень давно. Отцу про него говорил дед, а тому его дед. Играет Колдун колдовскую музыку, и горе тому, кто ее услышит. Забирает колдун душу того несчастного, и становится он сам не свой, а вскоре умирает в муках.
   – Да сказки все это, – отмахивалась дочка.
   На этом их спор обычно заканчивался.
   Вот только Колдун не был выдумкой, и, гуляя как-то по лесу, вышла дочка волшебника к его дому. Колдун сидел на крыльце и играл на флейте простую и в то же время завораживающую мелодию, возникающую, казалось, в той пустоте, что была до начала времен, и уносившую в пустоту, которая будет после их окончания.
   – Так вот как ты крадешь наши души, Колдун, – сказала дочь волшебника, подойдя к музыканту.
   – Я не колдун. Колдовство – это бредни ваших дураков. А души… Вы с ними слишком носитесь. У любой травинки душа ничем не отличается от вашей.
   – В таком случае кто ты?
   – Вы называете нас драконами.
   – Так ты все знаешь!
   – Опять нет. Наши знания мертвы, как и мы сами. Драконы все знают, во всем уверены, для них нет ничего нового. Мы слишком правильные, слишком разумные и совершенно бездушные. Я отказался от таких знаний.
   – Я так надеялась на твою помощь! Меня все время зовет жизнь иная, неведомая, совсем непохожая на нашу. Я не могу жить среди людей. Всю жизнь я ищу, а чего – сама не знаю.
   – Это потому, что ты между небом и землей. Когда-то этот зов заставил меня покинуть братьев моих и бродить в лесу. Там я встретил человека, который поразил меня своей музыкой и научил играть на флейте. Он был великим учителем. Драконы не любят музыку. Они презирают ее за бесполезность. Им недоступны искусства. Ты слышала душу дракона, пустую и вечную, как сама смерть. Из самой глубокой бездны льется моя музыка. Когда-нибудь она откроет мне последнюю тайну.
   – А ты можешь научить меня музыке?
   – Не знаю. У меня был великий учитель, а я все еще ученик. И потом, ты не представляешь себе, насколько мы разные. Мы совсем не похожи.
   – Может, попробуешь?
   – Я постараюсь познакомить тебя с флейтой, но я не уверен, что у меня это получится.
   – Получится. Потому что ты – моя последняя надежда.
   Она училась легко. И хоть играла не так виртуозно, как он, ее музыка была переполнена жизнью и лилась через край. Часто они играли вместе. Тогда их сердца сливались в одной мелодии.
   А однажды она сквозь слезы призналась ему в любви.
   – Ты же знаешь, мне незнакомы чувства, – ответил он.
   – А мне знакомы! Я люблю тебя! Не понимаешь? Люблю! Я с ума схожу… Вам же нравятся земные женщины? Возьми меня, будь со мной. Не можешь любить?… Моей любви хватит обоим. Я так хочу быть твоей!
   – Ты не знаешь, чего просишь. Я отравлю тебя. Ты умрешь очень тяжелой смертью.
   – Ну и путь! Мне все равно, что будет потом.
   – Ты готова умереть, но ради чего?
   – Я люблю тебя! Люблю! Люблю! Люблю!
   – Так нельзя. Должен быть другой выход. Дай мне немного подумать.
   Несколько дней просидел дракон без движения, ничего не видя и не слыша.
   – Нам нужен Сказочник, – сказал он, выйдя из этого оцепенения. – Он самый древний дракон. Говорят, он древнее времени. Драконы считают его чудаком за то, что он хранит бесполезные знания.
   Они нашли Сказочника не вершине непреступной скалы, где он наслаждался уединением.
   – Извини за вторжение, но нам нужна твоя помощь, – сказал ему дракон, почтительно поздоровавшись
   – Нам? С тобой точно что-то не в порядке, – ответил Сказочник.
   – Ты не прав, но тебе этого не понять. Она…
   – Она умрет раньше, чем я ее замечу, так какое мне до нее дело?
   – Тебе никакого, но я… Пойми, Сказочник, все это не случайно. Сначала была музыка, теперь она. Она готова умереть ради любви, а ты и представить себе не можешь, с какой силой они цепляются за свои жизни.
   – Скажи прямо, чего ты хочешь, и избавь от прочей болтовни.
   – Я хочу научиться любви.
   – Ты еще более сумасшедший, чем кажешься.
   – Это мой путь. К тому же, ты ведь тоже не такой, как все. Эти твои сказки…
   – Я старше всех на целую вечность, и видел слишком многое, чтобы быть похожим на других, а ты и жить-то еще не начал.
   – Пойми, сказочник. Это нечто большее, чем мы и они, я чувствую это, а сейчас помоги мне.
   – Есть несколько строк:

     Открыв однажды тайну смерти,
     Дракон зароет в землю голос,
     Откроются врата на небе,
     И круг порвется на земле.
     Они найдут свою дорогу,
     Что между небом и землею,
     Свой путь найдут они в любви.

   – Правда, я сам их до конца не понимаю. В первой строчке говорится, что ты должен стать смертным.
   – Как это сделать?
   – Ты что, настолько дурак?
   – Я буду дураком, если откажусь. Мы такие умные, такие правильные, такие вечные. Живые такими не бывают. Мы мертвы, а я хочу жить. Может, со смертью я обрету жизнь? Не зря же ждали меня эти стихи.
   – Как стать смертным, я знаю, а вот дальше…
   – Дальше я понял.
   – Обратной дороги не будет, а ты даже не знаешь, для чего…
   – Посмотри на нее. Она за этот день прожила больше, чем я за всю свою жизнь. Ради этого я готов, – сказал дракон, полный решимости обменять вечную жизнь на любовь.

   – Как ты себя чувствуешь? – спросил Игнат Валерьевич.
   – Прикольно, – ответила Рада, осознавшая только после этого вопроса, насколько сильно изменилось ее состояние.
   Ее тело стало каким-то далеким и расслабленным, а еще оно словно бы увеличилось в размерах, покрывшись невидимой оболочкой толщиной от 2 до 5 сантиметров. Оболочка гудела, как трансформатор, и от этого гула Раде было спокойно и хорошо. В голове стало светло и пусто. Мыслей почти не было. Эмоций тоже. Вместо них было состояние ясности и понимания. Зрение тоже изменилось. Рада отчетливо видела лицо Игната Валерьевича, но остальная часть окружающего пространства перестала для нее существовать.
   – Теперь ты готова к серьезному разговору, – решил Игнат Валерьевич, оценив глубину транса, в который она погрузилась, пока слушала сказку.
   – Не знаю, – сказала она, и ее голос донесся до нее откуда-то издалека.
   – Зато я знаю. И еще, в твоем состоянии легко слушать и понимать, но трудно действовать и говорить. Поэтому пока просто послушай. Думаю, ты заметила, с каким уважением ко мне относятся твои родители. Дело в том, что они входят в небольшую группу, которой я руковожу. Я не бог весть какой лидер, но у меня чуть больше необходимых знаний, чем у других. Ты уже, наверно, слышала, что мы используем наш мозг всего лишь на несколько процентов. Однако с древних времен были люди, которым удавалось включить его на полную катушку. Большинство из них не удосужилось поделиться своим секретом с Миром, но были и те, кто оставил нам инструкции для достижения этого результата. Некоторые из инструкций могут показаться глупыми. Другие же просто шокируют неподготовленного человека, так как необходимые для их выполнения действия в корне противоречат сегодняшним понятиям о том, что можно, а чего нельзя, хотя и не приносят никому вреда. Используя эти инструкции, мы пытаемся добиться того же, а именно просветления или полной трансформации сознания.
   В силу целого рядя причин нам приходится держать свою деятельность в тайне. Поэтому мы тщательно отбираем будущих кандидатов в соратники, и как ты, наверно, уже поняла, одним из таких кандидатов мы видим тебя. Поэтому сегодня, в тот переломный день, когда девочка превращается в девушку, тебе предстоит сделать свой выбор.
   Я прошу тебя стать моей алой женщиной. Это очень древний, существующий тысячелетия способ приготовления эликсира бессмертия, основой для которого послужит твоя кровь.
   – Вы хотите моей крови? – испугалась Рада, но ее испуг был где-то далеко и казался чужим.
   – Не бойся этого. Мне нужна лишь та кровь, которая теперь будет идти у тебя каждый месяц. Надеюсь, тебе ее не жалко?
   – Нет, но…
   – Но главное то, что я должен ее вкушать непосредственно оттуда.
   Для Рады эта мысль была настолько дикой, что будь она в другом состоянии, она бы послала его ко всем чертям и умчалась домой. Тогда же она могла лишь бесстрастно его слушать.
   – Поверь, это не извращение, не секс, не любовь. Это настоящая магия, ритуал, согласившись на который, ты окажешь мне большую честь и огромную услугу. Тебе нужно просто сказать «да», и мы перейдем в другую комнату, где совершим это таинство. И тогда я возьму тебя в путешествие к звездам, которые засияют у тебя внутри. А если ты откажешься, ты забудешь этот разговор, и мы больше никогда не увидимся. Так что скажи «да».
   – Да, – механически повторила Рада.
   – Умница. Давай я тебе помогу.
   Тело Рады не слушалось, поэтому Игнат Валерьевич взял ее на руки и отнес в спальню, где положил на застеленную белоснежной, пахнущей свежестью простыней кровать.
   – Пожалуй, так мы выпачкаем платье, – решил он.
   С платьем пришлось повозиться, так как Рада была не в состоянии ни помогать, ни сопротивляться. Наконец, оно было побеждено и аккуратно положено рядом с девочкой на кровать. Затем Игнат Валентинович снял с нее трусики и положил их рядом с платьем. Затем он стал перед ней на колени, раздвинул ей ноги и начал осторожно слизывать кровь. Рада плохо понимала что происходит, и кроме чуть слышной щекотки не чувствовала ничего.
   Процедура заняла минут 10. После чего Игнат Валерьевич одел Раду. Затем быстро провел перед ее лицом несколько раз рукой снизу вверх, в результате она пришла в себя настолько, что смогла сама выйти из квартиры, спуститься по лестнице и сесть в машину. Там она опять поплыла, и Игнату Валерьевичу пришлось чуть ли не на руках нести ее до ее квартиры.
   – Ну как она? – спросила открывшая дверь мать.
   – Не хочу сглазить, – ответил Игнат Валерьевич.
   Оставшихся сил Раде хватило только на то, чтобы дойти до кровати, на которую она и свалилась, как была в одежде и туфлях. Не прошло и секунды, а Рада уже крепко спала. Через пару минут, закрыв за гостем дверь, к ней в комнату вошла мать. Она осторожно, чтобы не разбудить раду, сняла с нее туфли.
   – Все хорошо, девочка, – прошептала она, целуя Раду в лоб. – У тебя получится. У тебя все получится.
   Проснулась Рада, когда уже начало светать. К этому времени действие транса закончилось, и ее сознание разделилось на 2 половины. Одна из них была в шоке. Она хотела покончить с собой, бежать из дома, подальше от отдавших ее на такое родителей, а еще лучше рассказать все в милиции. Вторая же часть была спокойной. Она знала, что произошло лишь то, что должно было произойти, что все нормально, все хорошо, все прекрасно. Что нет повода для беспокойства. И после непродолжительной борьбы вторая часть победила первую. В результате Рада встала с постели, вытерла слезы, разделась, сходила в туалет и вернулась в постель, не забыв поменять марлю в трусах. Специальные гигиенические средства появились в нашей стране во время перестройки.
   Уже утром она вела себя так, словно ничего не произошло, и даже сделала вид, что не замечает изучающего взгляда родителей. А когда началась следующая менструация, она почувствовала настолько непреодолимое желание увидеться с Игнатом Валерьевичем, что сама позвонила ему по телефону.
   – Конечно, приходи, – ответил он.
   На этот раз обошлось без лишней помпезности. Рада пришла в любимых стареньких джинсах и футболке (было начало лета). Игнат Валерьевич встретил ее в спортивном костюме и тапочках.
   – Чай? Кофе? – предложил он.
   – Потом, – ответила она.
   – Я вижу, ты еще не совсем освоилась со своей мистической ролью, – сказал Игнат Валерьевич, видя ее нервозность.
   – Вы правы. Поэтому давайте закончим все побыстрее.
   – Как скажешь.
   После этих слов он проводил ее в спальню. Кровать снова была застелена новой белоснежной простыней.
   – Я же выпачкаю, – смутилась Рада.
   – Выпачкаешь, – согласился он.
   – Тогда зачем?
   – Это лучшее, что у меня есть, а все лучшее должно быть твоим.
   – Как скажете.
   Рада сняла кроссовки, не развязывая шнурки, стянула джинсы, трусы и легла на спину, удивляясь тому, с какой легкостью она это делает.
   На этот раз каждое прикосновение Игната Валерьевича приносило ей наслаждение, и когда он попытался прекратить процедуру, она схватила его за голову и еще несколько минут прижимала лицом к вагине.
   Пока она после этого одевала джинсы, Игнат Валерьевич развязал шнурки на кроссовках. Затем встав перед ней на колени, надел их ей на ноги.
   – Я, блин, прямо как принцесса, – смутилась она.
   – Привыкай, – сказал он и поцеловал нос кроссовки, заставив Раду покраснеть.
   После этого был чай с конфетами «Вечерний звон», которые она обожала с детства.
   – Ты должна понимать, – рассказывал он за чаем, – что роль алой женщины накладывает на тебя определенные обязательства. Разумеется, я не берусь указывать тебе, как жить – ты вольна сама принимать решения, но если ты хочешь идти и дальше со мной по мистическому пути, ты должна знать, что отныне между нами существует хрупкая связь, для сохранения которой мы не должны иметь никаких отношений на стороне. Так что отныне ты либо всецело моя, а я всецело твой, либо мы расстаемся. Третьего не дано.
   И еще: С сегодняшнего дня тебе предстоит начать работу над собой сразу в нескольких направлениях: Тебе придется работать с телом так, чтобы оно было в наилучшей форме; работать с сознанием, тренируя его и подготавливая к решающей трансформации; работать с энергетикой, что это такое, я скажу в свое время; и работать с намерением, об этом у нас тоже будет отдельный разговор. К следующему разу постарайся освоить упражнение, которое получило название шавасана или мертвая поза. Выполняется оно следующим образом…

   Они встречались раз в цикл, в один из наиболее кровавых дней. Игнат Валерьевич относился к Раде подчеркнуто почтительно, так как для него в эти дни она была воплощенной божественностью. Первым делом они шли в спальню, где уже ждала застеленная новым дорогим бельем постель. Раду так и подмывало спросить, куда он девает использованные простыни, но она почему-то не решалась. Игнат Валерьевич помогал ей раздеться, после чего вкушал свой коктейль, стараясь не вносить в этот ритуал лишний эротизм. Затем он помогал ей одеться, благодарил за оказанную честь, иногда целуя ей почтительно ноги, затем они перебирались на кухню, где он превращался в забавного доброго дядьку, а она – в зашедшую по поручению родителей дочь друзей.
   Так продолжалось до тех пор, пока она не выросла из этих отношений, и когда ее терпение лопнуло, она пришла к нему в «неурочный» день, позвонив предварительно по телефону.
   Игнат Валентинович пригласил ее на кухню, налил кофе и только после этого спросил:
   – Так о чем ты хотела поговорить?
   – О том, что мне это все надоело. Я не хочу… не могу больше так, – нервно ответила она.
   – Ладно, чего ты хочешь?
   – Того же, чего хочет любая нормальная женщина от мужчины.
   Выпалив это, Рада покраснела, почувствовав себя дурой.
   – Тебе же всего 16, а мне… – растерялся Игнат Валерьевич. Видя волнение Рады, он решил, что у нее, или у ее родителей серьезные проблемы, и совсем не ожидал такого развития событий.
   – Ты прав, – они уже были на «ты», – мне уже 16. Я не ребенок, а если учесть, что ты со мной вытворяешь с 13 лет, я давно уже не невинный ребенок. Так что давай быть честными друг с другом. Я хочу нормальных отношений. И если я не получу их с тобой, я найду другого. Обещаю, – выдала она, стараясь говорить, «как взрослая», и оттого чувствуя себя еще глупее.
   – Ладно. Пусть будет по-твоему, – ответил он, а потом взял ее прямо на кухонном столе, практически не причинив боли.
   С того дня они начали встречаться, как любовники, два раза в неделю, а когда наступали «те дни» ритуальное вкушение эликсира начиналось сразу после совокупления, так как в состав полноценного эликсира входила не только кровь, но и детородное семя.
   – Кровь и плоть… – сказал он как-то за кофе. – Знали бы они, что вкушают.
   – А ты не думал, что это – ритуализированное извращение вроде содомии тамплиеров? – спросила Рада, которая к тому времени уже прекрасно разбиралась в истории магии и тайных обществ.
   – Эликсир стыда слишком древний для этого. Ему более двух с половиной тысяч лет. К тому же это совершенно ядовая смесь гормонов и энергий. Поэтому его еще прозвали эликсиром вечной жизни. Думаю, именно отсюда растут корни историй про вампиров, которых стыдливая мораль заставила убивать свои жертвы, вкушая кровь из вен на шее.
   Тогда же, после первого секса, который принес Раде, скорее, моральное, чем физическое удовлетворение, (так как Игнат Валерьевич больше думал о боли, чем об удовольствии), он сказал с серьезным видом, едва они оделись и привели себя в порядок:
   – Теперь мне надо с тобой серьезно поговорить.
   – О чем? – спросила она, улыбнувшись улыбкой победительницы.
   – То, что мы с тобой сделали, подразумевает, что ты достаточно повзрослела для следующего этапа посвящения.
   – Не думаю, что я готова к этому прямо сейчас.
   – Любое действие имеет свои последствия, которые надо уметь принимать.
   – Тогда давай побыстрее. Мне еще уроки учить.
   – Знаешь анекдот про Леху?
   – Про какого?
   – Комиссия в интернате для несовершеннолетних дураков. Поймали одного из пациентов и спрашивают:
   «Как тебя звать?»
   Он:
   «Не знаю».
   «А сколько тебе лет?»
   Он:
   «Не знаю».
   И так на все их вопросы.
   «Это ж почему вы так плохо работаете, что ваши пациенты ничего не знают? – набросились проверяющие на главного врача. – Через месяц приедем – чтобы знал все ответы».
   Приехали они через месяц. Нашли того самого дурака и спрашивают:
   «Мальчик, как тебя зовут?»
   Он:
   «Леха!».
   «А кем ты хочешь быть?»
   «Летчиком!».
   «Кем-кем?»
   «Леха!».
   – Самое смешное здесь то, – продолжил Игнат Валерьевич, когда они отсмеялись, – что большинство родителей сами превращают своих детей в таких вот Лех. У кого ни спроси, все хотят быть летчиками, моряками или еще кем-то в том же духе. Окружающие умиляются: Какой чудесный ребенок! Вот только ничего чудесного в этом нет, так как, когда приходит время выбирать настоящую профессию, эти еще пять минут назад летчики, почувствовав себя Лехами, выбирают первую попавшуюся на глаза профессию. Наиболее сообразительные из них со временем переучиваются, а остальные так и остаются на всю жизнь сидящими на чужих стульях неудачниками. При этом выигрывают все, кроме самих Лех. Государство получает работников там, где они наиболее необходимы; умиляющиеся взрослые, которые тоже когда-то хотели быть летчиками или аналогами таковых, не чувствуют себя идиотами. А Лехи находят таких же жен и плодят таких же детей, которые до последнего тоже будут мечтать стать летчиками.
   – А как же летчики? – спросила Рада.
   – Какие летчики? – сбился с мысли Игнат Валерьевич.
   – Ну те, которые действительно летчики.
   – А… с теми летчиками все в порядке, так как они не Лехи, а люди, которые шли к реальной цели.
   Другой способ превратить нас в удобных в эксплуатации болванов, (а обществу, что бы ни писали на транспарантах, нужны именно такие болваны), заключается в том, чтобы заставить нас с детства подспудно воспринимать себя бесплатным приложением к чему-то гораздо более важному, чем мы и наши интересы.
   Используют для этого, казалось бы, безобидные вопросы: Для чего ты живешь? Какова цель твоей жизни? И хоть ты не настолько глупая, чтобы жить ради победы коммунизма или еще какой такой же ерунды, сама эта постановка вопроса превращает тебя в довесок к цели, а твоя ценность определяется даже не столько самой целью, сколько тем, насколько ты полезна для ее достижения. Остается добавить контрольный выстрел в виде взгляда на жизнь в масштабе общества… Вот что ты можешь изменить на уровне планеты? Страны? Да даже родного города? В результате у тебя появляется стойкое отношение к себе, как к неспособной ни на что козявке, которая может лишь делать свое маленькое дело, будучи одной из множества таких же безликих козявок.
   Такое отношение к роли человека приветствуется и всячески культивируется обществом потому, что оно не только усредняет людей, но и превращает их в безропотные, удобные в эксплуатации механизмы… В трамваи, задача которых заключается в движении по проложенным обществом рельсам с остановками «Детский сад», «Школа», «Институт», «Работа», «Семья», «Пенсия», «Кладбище».
   Большинство движется по этим рельсам поколение за поколением, но есть и те, кто догадывается, что достаточно изменить направление взгляда на Мир, и весь Мир насилья оказывается для тебя разрушенным, а ты из никого превращаешься во все. Для этого достаточно сделать себя центром своей вселенной или той печкой, от которой стоит начинать любой танец.
   Теперь смотри: Ты – главная фигура своей вселенной, вершина пирамиды собственного бытия. В этом случае ты – сама себе царица, так как можешь в рамках дозволенного, (а дозволено все, что не наказуемо), творить, что пожелаешь. Ты можешь выстраивать свою жизнь, отталкиваясь от своих нужд и желаний. Конечно, совсем вольной птицей тебе не стать, но превращение из трамвая в машину – это уже серьезный шаг к свободе. Дальше идут близкие к тебе люди. Те, кто действительно тебе важен. Для них ты тоже можешь сделать многое. А если учесть, что все мы живем не на планете Земля, не в СССР и даже не в Ростове, а там, где мы реально бываем; и окружает нас не советский народ и даже не все население Ростова, а только те люди, кого мы впускаем в свою жизнь, то все те, на чью судьбу ты уже никак повлиять не можешь, находятся фактически за границей твоего мира. И чем больше ты будешь уделять внимание тому, что тебе действительно важно, и на что ты можешь серьезно повлиять, чем меньше будешь отвлекаться на все прочее, тем эффективней ты будешь в своем поведении. Тем быстрее ты будешь получать свое, тем ближе будет твоя цель.
   При этом единственной стратегической целью будешь сама ты. В результате из безликого довеска ты превратишься в ту, для кого все остальное, включая твою жизнь. Теперь это твое имущество, твоя собственность, твое богатство. И именно тебе надлежит решать, для чего ты ее используешь. То есть теперь ты становишься фигурой, а твоя жизнь превращается в инструмент или средство. Ты можешь использовать ее для наиболее полного обретения себя с последующим растворением в существовании, которое чаще всего называют просветлением; можешь обрести более земные радости жизни; а можешь все тупо просрать – решать тебе, так как только ты в этом случае являешься хозяйкой своей жизни, а все остальные имеют право лишь на совещательный голос.
   Для того чтобы начать распоряжаться следующими своими шагами, необходимо сделать этот первый, шаг, который, по сути, является шагом твоего рождения в качестве субъекта, а не жалкой тени навязанных тебе химер.
   В тот момент, когда ты перестаешь бежать к указанным торговцами целями горизонтам, и начинаешь искать свой собственный путь, важное значение приобретает такая вещь, как намерение. Его очень трудно описать словами, но легко с ним работать на практике. Ты слышала о Мессинге?
   – Если честно, то нет.
   – Талантливейший был человек, которому повезло родиться настоящим мастером намерения и не повезло найти того, кто смог бы его направить в нужное русло.
   Он родился в 1899 году в дыре под Варшавой, которую населяла еврейская беднота. Тогда среди евреев тоже были бедные. Отец хотел отдать его в раввины, но сам Вольф мечтал быть циркачом, не понимая, что это, в принципе, одно и то же. Устав от отцовских побоев, он в 11 лет сбежал из дома, сев в первый попавшийся поезд. Там он впервые проявил свои способности. Он подсунул контролеру найденный на полу кусок газеты вместо билета, и контролер увидел в нем билет.
   Приехав в Германию, Мессинг кое-как перебивался, пока не упал на улице в голодный обморок. В результате он попал к знаменитому тогда психиатру Абелю, который начал изучать и развивать его способности. После этого он 3 дня в неделю работал «живым трупом» в цирке, погружаясь в каталептическое состояния. В остальное время учился, благо, в его распоряжении были лучшие специалисты в области психологии. Тогда же он начал тренироваться читать мысли людей и, говорят, у него это здорово получалось.
   В 1915 году он встречался в Вене одновременно с Эйнштейном и Фрейдом. В результате знакомства с этими людьми он бросил цирк и занялся «психическими опытами».
   Когда Вторая Мировая война только началась, он точно предсказал ее исход. Это было в захваченной немцами Польше. Мессинг был схвачен, но благодаря своему дару он вышел из тюрьмы и перебрался через линию фронта в СССР, где и прожил, можно сказать, до наших дней, работая эстрадным артистом.
   Вскоре после появления в СССР Мессинг был представлен Сталину. В доказательство своих способностей он сумел пройти к нему в кабинет мимо охраны. В другой раз он в качестве эксперимента получил в банке по чистому листу огромную сумму денег.
   Во время своих выступлений на сцене он поражал людей необычайными способностями. Он читал мысли, предсказывал будущее и делал еще много всего. Также он предсказал смерть своей жены, да и свою собственную.
   Махровые материалисты считают его ловким фокусником и шарлатаном. Менее махровые – гениальным гипнотизером. Но то, что он делал, было результатом врожденного таланта к искусству намерения.
   Мы все в той или иной степени пользуемся намерением. Так, например, для того, чтобы встать со стула, тебе нужно сначала вознамериться встать со стула, то есть придать своему телу необходимые импульс и направление. Намерение очень похоже на желание, но в нем нет характерных для желания эмоций. Причем намерение – это не только посыл к действию, но и способ влиять на ситуацию. Так людям с сильным, четко направленным намерением все словно само идет в руки. А для того, чтобы трансформировать сознание необходимо очень сильное намерение.
   Представь себе лучника, готового выстрелить в мишень. Он натянул лук, прицелился и вот-вот отпустит тетиву. Объединяющий лучника, лук, стрелу и мишень порыв и есть намерение. Так вот, для того, чтобы обрести свободу, тебе придется стать направившим точно в центр своей мишени стрелу лучником, который в момент стрельбы сам превратится в стрелу, которая в этом случае и поразит цель. А раз так, то наипервейшая наша задача – заточить твое намерение так, чтобы оно стало подобно стреле, а потом направить его в центр мишени. Возможно, над этим придется работать несколько лет, но иначе нельзя, так как наш путь буквально напичкан отвлекающими от мишени ловушками-обманками.
   На следующий день он потащил ее в парк. Был отличный зимний день. Легкий мороз, солнце, безветрие. Не удивительно, что там было полно народу.
   – Посмотри на них, – сказал Игнат Валерьевич, – когда они увидели милую пару, старичка и старушку примерно 80 лет. Они неторопливо шли по аллее, держа друг друга за руки, и буквально светились счастьем.
   – Запомни этих людей, – продолжил он в кафе, куда они зашли погреться за чашкой кофе. – Они прожили жизнь вместе, душа в душу, долгую жизнь и сохранили любовь. Не привычку, не взаимотерпение из-за страха одиночества или нежелания заново обустраивать жизнь, а именно любовь. Они давно уже немолоды, физически некрасивы, небогаты. У них несколько лет уже нет секса. И, тем не менее, они любят друг друга. Они по-настоящему любят друг друга, и более того, только про таких людей можно сказать, что они любят, причем любят именно друг друга. Только реализовавшиеся в любви люди, сумевшие нечто понять и сохранить, остаются такими вот влюбленными стариками.
   Подобные пары – большая редкость. Обычно люди влюбляются, женятся, заводят детей, а потом, когда любовь проходит, живут мирно вместе, оставаясь хорошими друзьями. Таких людей считают счастливцами, потому что намного чаще люди встречаются, влюбляются, вступают в отношения, заводят или не заводят детей, а потом разбегаются, Нередко ненавидя друг друга. Многие, познав эту изнанку любви, зарекаются больше не любить, но разве ж мы властны над чувствами! А если даже у нас и получится наступить на горло собственной любви и задушить ее в зародыше, разве это сделает нас счастливыми? Ведь на месте задушенной любви образуется пустота, которая настолько невыносима, что мы готовы затыкать ее кем угодно, лишь бы не оставаться с ней наедине.
   – Да ты прямо поэт! – съязвила, чтобы скрыть свое восхищение Рада.
   – Я мистик, а это больше чем поэт, так как я в своих трансовых путешествиях захожу намного дальше, чем позволяет поэтам обычное вдохновение.
   Чаще же бывает еще проще, – вернулся он к теме монолога. – Люди встречаются, находят друг друга привлекательными для «просто секса» без малейшего намека на любовь, а потом, насытившись друг другом, разбегаются. В таких отношениях почти не бывает боли, если, конечно, случайно не подцепишь любовь, но и удовлетворить они могут разве что на уровне тела. Разумеется, в этом нет ничего плохого, и от сексуального удовлетворения кроме пользы не бывает никакого вреда. Проблемы начинаются, когда, пресытившись «просто сексом», человек начинает хотеть чего-то большего, а из большего ему доступно только то, что обычно называют любовью, которая не может не разочаровывать по той простой причине, что такая любовь – чисто физиологический процесс с ограниченным сроком протекания.
   Когда человек встречает подходящего партнера, у него начинается биохимическое опьянение, которое мы и называем любовью. Длится оно несколько лет: ровно столько, сколько требуется на совместное воспитание ребенка. Потом человек биологически заряжается на новую любовь, и когда он встречает другого потенциально подходящего партнера, он вновь пьянеет. В результате – измена или развод. Такова природа физиологической или нижнечакровой любви.
   Главные убийцы любви – это сторонники антисексуальной морали, которая по своей сути является инструментом отупления и уродования людей, так как рожденные в результате унылого зачатия унылые дети, обработанные в последствии подавляющей секс моралью, вырастают в невротично-инфантильных карликов, неспособных и нежелающих думать своей головой. Такие люди – идеальный объект для порабощения политиками и священниками. Другим продуктом подобной морали являются любители беспорядочного секса со всеми подряд. Точно также спущенная с цепи собака поначалу будет носиться, как угорелая. А вот действительно сексуально свободному человеку одинаково чужды, как сексуальная аскеза, так и секс со всеми без разбора. Не бросается же никто жадно пожирать все съедобное в радиусе доступности, кроме сорвавшихся с диеты пищевых мазохистов.
   Не отстают от моралистов и так называемые романтики со своей чистой романтической любовью.
   Не имея реальных любовных отношений, люди создают их в своем воображении, а заодно и рисуют себе образ идеального партнера. У совсем же неудачников все воображением и заканчивается, при этом особо творческие из них подобно тому же Петрарке пишут романтические стихи и романы, снимают романтические фильмы или несут в массы прочую романтику, отравляя сознания людей. Отравляя потому, что в основе романтической «красивости» лежит невозможность создания адекватных живых отношений, поэтому реальная жизнь никогда не будет такой, как эти картинки, уже хотя бы потому, что живые люди – это существа из плоти и крови, а не эфемерные выкидыши воображения, живущие исключительно за счет несостоятельности порождающих их романтиков.
   Эти выкидыши оказываются чертовски живучими, и строя с кем-нибудь реальные отношения, люди сверяют друг друга с плодами своей фантазии, а заодно и, уподобляясь Прокрусту, начинают подгонять их под образ, не забывая ломать себе при этом голову над вопросом: любовь это или не любовь?
   В результате люди в лучшем случае расстаются, потому что иначе наступает разочарование, так как приходит понимание того, что находящийся рядом живой человек совсем не такой, как в мечтах. Затем на него напяливается такой же нелепый образ антимечты, благодаря чему он вдруг оказывается виновным во всех грехах только потому, что оказался лишь самим собой. Остается добавить к этому обобщение, и все мужики превращаются в козлов, а бабы – в сук.
   С другой стороны… Представь себе кафе, стол, за столом он и она. У них свидание. Одно из тех первых, когда люди еще толком не знают друг друга, но между ними уже зародилась страсть. Они держатся за руки, пожирают друг друга глазами… Еще немного, и будут произнесены слова о любви.
   Вот только кто и кого любит в данный момент? Они же делают все, чтобы понравиться друг другу, то есть безбожно врут, выставляя себя не теми, кто они есть. В результате в кафе сидят два персонажа, и когда приходит понимание, что на самом деле они далеко не такие…
   Но если даже между ними все честно. К кому они испытывают чувства? С кем хотят быть рядом не меньше, чем вечность? А они хотят именно этого! Вот только вряд ли они понимают, что они не застывшие во времени образы, а живые люди. Живой же человек – это болезни, старение, неприятный запах, если не принять душ. Живой человек – это временами плохое настроение. А в совместной жизни это тот, с чьим присутствием постоянно надо считаться. Вряд ли они осознают, что человек напротив станет старым и страшным, а потом умрет. И если нет, то их любовь – обычный самообман, ведь предмет любви в таком случае – лишь миг за столом в кафе, так как буквально завтра они будут уже другими, постаревшими на один день. Мелочь? Но сколько таких дней надо, чтобы она располнела, или, не дай бог, поплохела из-за болезни? И что тогда? Разочарование?
   Ладно, пойдем, а то уже много времени, – спохватился Игнат Валерьевич.
   – Ты когда-нибудь думала, поему люди любят убивать время в компании себе подобных? – спросил он во время следующей встречи, когда после страстной любви они сели пить чай.
   – Потому что это весело, – ответила Рада.
   – Всегда? – с ехидством в голосе спросил он.
   – Ну не знаю, – растерялась она.
   Обычно после заданного таким тоном вопроса Игнат Валерьевич разносил в пух и прах ее представление о предмете разговора.
   – На самом деле, и ты сама можешь убедиться, понаблюдав за любителями тусоваться, в том, что людям, за редким исключением, не столько хорошо вместе, сколько невыносимо наедине с собой. Именно отсюда растет тяга к общению, тусовки, вечно работающий телевизор и алкоголь. Отсюда же потребность человека в том, чтобы хоть кто-то был рядом. Отсюда же и львиная доля боли от расставания. Отсюда и кладбищенский вопль: «Да на кого ж ты нас оставил?!!».
   Не выносят себя люди потому, что в личностном плане в большинстве своем они – уродцы и карлики. Становятся они такими потому, что сначала их на это толкают семья и школа, а потом уже и они сами пытаются стать кем угодно, но не собой. Ведь чем большими карликами являются родители, тем сильнее их уверенность в том, что они знают, как их детям нужно жить. В основе этого «знания» лежит потребность в компенсации собственной несостоятельности. Или же, основываясь на внешних проявлениях социального успеха, родители стараются впихнуть детей в мир престижных людей. Вот только каким бы человек ни был богатым, имеющим власть и знаменитым, но если он добился этого, занимаясь не своим делом, он вряд ли будет счастливым. Не говоря уже о тех, кто, живя чужой жизнью, не может вообще ничего добиться.
   Дело в том, что мы появляемся на свет с определенным талантом и всем необходимым для его развития. Вот только наш мир – это мир торжества прокрустизации в котором еще до рождения ребенка родители создают образ того, каким он должен быть, а потом всеми силами стараются принести его в жертву этому образу. И бог в последний момент остановил разве что одного Авраама, да и то исключительно потому, что оба – литературные, то есть выдуманные персонажи. На деле же никто не мешает родителям уродовать детей по своему образу и подобию, и вместо того, чтобы помогать маленькому человеку осознать и развить свой потенциал, они заставляют его расти кем угодно, но только не собой. Потом к ним присоединяются детский сад и школа, которые по своей сути являются машинами деиндивидуализации и усреднения. Отсюда, кстати, и любовь чиновников от образования к школьной форме, которая не дает детям проявлять свою индивидуальность даже во внешнем виде.
   Индивидуальности неудобны. Они могут быть непредсказуемыми и опасными. К тому же к каждой индивидуальности нужен свой, особый подход. Совсем другое дело – стандартизированные человеческие единицы, винтики и шпунтики государственной машины. Они предсказуемы и легко взаимозаменяемы. К тому же их потребности носят массовый характер, и их легко удовлетворить. В результате мы имеем два конвейера: один штампует усредненных карликов, а другой – наборы товаров и услуг для удовлетворения их потребностей. И каждая индивидуальность – потенциальная проблема. Ведь ей нужны выходящие за рамки ГОСТов вещи. И если с одеждой, жильем едой, автомобилем и прочими материальными составляющими человеческого счастья особых трудностей не возникает, то в более тонких вещах, таких как музыка, литература, кино, дружба, любовь ее потребности удовлетворить стандартной продукцией невозможно. К тому же индивидуальность уникальна, а это значит, что с ней необходимо считаться, а считаться с кем-то кроме начальства у нас не любит никто.
   Поэтому стандартизированное общество штампует усредненных людей, а те, в свою очередь, по своему образу и подобию усредняют детей. Отсюда, кстати, и подростковый бунт, как тщетная попытка вырваться из прокрустовых лап общества.
   Усреднение не проходит даром для человека. Ведь его потенциал требует развития; и если это развитие протекает правильно и гармонично, человек счастлив и наполнен собой. Такой человек самодостаточен, он легко и с удовольствием выносит общество самого себя. Более того, пустое, отнимающее время общение или существующие с той же целью развлечения для него – пустая трата времени. Поэтому таких людей практически невозможно встретить на каких-нибудь тусовках, если, конечно, их не приводят туда дела.
   В отличие от такого, усредненный человек по понятным причинам до себя не дорастает. В результате между его потенциалом и недоразвитой реальностью образуется пустота, и эта пустота невыносима. Поэтому человек стремится всеми силами ее чем-нибудь заткнуть: тусовками, телевизором, друзьями, развлечениями, алкоголем… В результате, эта поистине черная дыра только растет. И если космическая черная дыра способна пожрать все, то ставшие черными дырами усредненные люди способны пожирать лишь друг друга.
   И если за столиком в кафе сидят две черные дыры, – вернулся он к прошлому разговору, – их любовью будет отчаянная попытка заполнить друг другом собственную пустоту. Вот только пустота эта заполняется лишь собой.
   Более того, в отличие от космической черной дыры, человек-дыра – это не сверхприсутствие сверхплотной массы, а сверхотстутствие себя, а раз нет ни его, ни ее, их любовь – это любовь никого к никому, то есть фикция. Поэтому им доступна лишь физиологическая составляющая любви с ее гормональным опьянением и более или менее нелепыми телодвижениями ради кратковременного электромагнитного сигнала в центре удовольствия мозга.
   Лишь идя по жизни путем с сердцем, в один прекрасный момент осознаешь, что тебе не нужны больше тусовки или общество черных дыр. Тебе хорошо и без них, наедине с собой, так как в этом случае можно отдаться любимому делу. Ты по большому счету счастлив, так как в тебе больше нет пустоты. Наоборот, ты переполнен собой и хочешь поделиться с другими своей наполненностью. Ты стал похож на цветок, излучающий аромат. Когда ты это почувствуешь, ты становишься готовым к качественно новой любви: любви наполненного собой человека.
   И тогда в кафе за столом напротив будет сидеть, изливая на тебя собственную полноту, такая же наполненная собой личность, а иначе и быть не может, ведь наполненные собой люди ищут таких же. Черные дыры им не нужны, потому что попросту неинтересны. Да и как может быть интересен кому-то тот, кого тошнит от общества самого себя?
   И так, они в кафе. Они говорят о любви, и теперь их любовь имеет и отправителя и получателя. И как бы они ни менялись с годами, если они будут идти по жизни путем с сердцем, они останутся яркими, благоухающими личностями; и, дожив до преклонных лет, будут любить друг друга, видя только красоту этой наполненности, так как все остальное попросту не будет иметь значения.
   Такова вершина любви человеческой, которая в свою очередь является стартовой площадкой для любви мистической или эротического потока.
   Эротический поток, это спонтанный танец двух тел, который является следствием слияния в единое целое энергии двух людей в момент их предельной близости. Для ее достижения необходимо быть абсолютно открытыми друг для друга и предельно честными в смысле полного отсутствия лицемерия людьми. В этом случае становится возможным слияние на тонком, энергетическом уровне, в результате пара вновь обретает целостность андрогена, разделенного по легенде на две половины богами.
   – Может, чем болтать, давай лучше займемся делом? – предложил он, прервав свой монолог.
   – Чем?
   – Объясню в спальне. Пойдем.
   Там они сняли халаты (другой одежды на них не было), после чего Игнат Валентинович сел на кровати, скрестив ноги.
   – Садись на меня, лицом ко мне и обними меня ногами, – сказал он Раде.
   Пока она устраивалась по удобнее, у Игната Валерьевича встал, и он вставил член в ее влагалище. Она начала двигаться, но он ее остановил:
   – Нужно сидеть спокойно и неподвижно. Сейчас давай синхронизируем дыхание. Мой вдох должен совпасть с твоим выдохом и наоборот.
   На это ушло несколько минут. Лишенный внимания член обмяк.
   – Мы его теряем? – спросила Рада.
   – Пустяки. Здесь не он играет первую скрипку. Дыхание намного важнее.
   – Теперь нужно смотреть друг другу в глаза, но не пялиться, как в гляделки, а пытаться впустить в себя взгляд друг друга, – продолжил он объяснять, когда с дыханием они разобрались. – Для этого как бы обхвати мой взгляд своим взглядом, а затем направь свой взор внутрь себя, но глаза не закрывай.
   Несмотря на мудреность инструкции, у Рады довольно-таки быстро получилось впустить в себя взгляд Игната Валерьевича. Скорее всего, благодаря уже достаточно долгой медитативной практики.
   – Мигать можно? – спросила она.
   – Конечно. Это же не «гляделки». Теперь представь, как во время вдоха ты впитываешь мою энергию своим влагалищем, а во время выдоха отдаешь мне свою через груди.
   Мужчина при этом должен представлять себе, как он вдыхает энергию через грудь, а выдыхает ее через член.
   Сидеть так было неудобно, и очень скоро у Рады разболелась спина.
   – Потрепи, – попросил ее Игнат Валерьевич. – Эта игра стоит того.
   И точно, через какое-то, показавшееся Раде вечностью время они хлынули друг в друга, став на несколько минут единым целым.
   Благодаря йоге, им потребовалось всего несколько занятий, чтобы приноровиться к этой позе, после чего слияние стало их любимой прелюдией к сексу.
   После совокупления они шли на кухню пить чай, и каждое чаепитие превращалось в небольшую лекцию о суфизме, ведах, учении дона Хуана, дзен… Иногда он рассказывал русские народные сказки. Те из них, которые по своей сути являются спрятанными за сказочной формой откровениями. Игнат Валерьевич вполне резонно считал, что достаточно полностью понять одну из них, чтобы трансформировать сознание.
   Как-то раз, поставив чайник, он включил «Come together». Раде не нравились Битлы. Для нее они были попсово-слащавым порожняком вроде отечественных ВИА, которые она терпеть не могла, предпочитая слушать рок.
   – Эту песню написал выдающийся ученый, доктор Тимоти Лири, который в свое время был ведущим специалистом в области изучения измененных состояний сознания. Он создал восьмиконтурную модель сознания, согласно которой наша нервная система содержит восемь потенциальных контуров, или ступеней развития сознания, – сообщил Игнат Валерьевич. – Первый или биовыживательный контур появился пару-тройку миллиардов лет назад. Он отвечает за разделение мира на питательно-полезную и опасно-вредную часть. У человека включается в младенческом состоянии. И здесь очень важно, получит ли ребенок достаточное количество материнской любви и ласки, так как именно от этого напрямую зависит, будет ли он впоследствии бесстрашно открытым Миру человеком, либо же станет боящимся всего неудачником. Так что ключ к жизненному успеху мы, можно сказать, получаем с молоком матери.
   Второй эмоциональный или территориальный контур появился примерно полмиллиарда лет назад, одновременно с появлением позвоночных. У людей он запускается, когда ребенок начинает учиться ходить. Этот контур отвечает за патриотизм (привязка к своей территории) и за доминирование-подчинение, то есть именно он определяет, на какое место в последствии человек будет претендовать среди себе подобных.
   Третий контур получил название манипулятивно-символьный. Он появился около 4—5 миллионов лет назад, когда начали появляться человекообразные существа. У нас он активизируется, когда человек учится говорить. Этот контур отвечает за смышленость-тупость ребенка, то есть за его ум.
   Четвертый контур – социально-половой. Он возник около 30000 лет назад в эпоху разделения труда, когда у людей начали появляться конкретные социальные и половые роли. У нас он включается в период полового созревания. При этом он определяет не только наши сексуальные пристрастия и запреты, но и общественную мораль, как таковую.
   Естественное развитие человека на поверхности земли ограничивается этими 4 контурами. Доктор Лири считает, что следующие 4 контура активизируются, когда человечество покинет Землю и переселится в космическое пространство. Однако существуют методы их активации и здесь, на Земле.
   Пятый контур получил название нейросоматический. Он появился около 4 000 лет назад, когда возник класс людей, способных позволить себе такую роскошь, как праздность. Он включается во время йоги, медитации, мистического секса, дыхательных практик, в условиях сенсорной депревации. Его симптомом является ощущение эйфории или несвойственного в обычной жизни телесного кайфа. Это то состояние кайфа в глобальном расслаблении, которое ты испытываешь во время аутогенных и медитативных погружений.
   Следующий контур – нейроэлектрический. Ему около 2500 тысяч лет. Его достигают на высших ступенях раджа-йоги и других подобных мистических школ. Во время его активации сознание освобождается от пут тела. Это состояние психоделического откровения, божественного экстаза, сверхспособностей. Описать это состояние невозможно, но можно его достичь правильной работой над собой.
   Нейрогенетический контур является седьмым. Во время его активации сознание человека, если его еще можно так назвать, получает доступ в коллективное бессознательное или в архив ДНК. В результате человек вспоминает линию времени от зарождения жизни и до наших дней. Это контур бессмертия, причем не в философском, а в ощутимом значении.
   И, наконец, восьмой, нейроатомный контур, включение которого позволяет сознанию начать функционировать на квантовом уровне и вмещать в себя всю вселенную.
   Согласись, от этого можно сойти с ума.
   Конечно, до доктора Лири и западные, и восточные мистики уже описывали все эти ступени сознания, но доктор Лири систематизировал их и сформулировал современным научным языком, благодаря чему мы можем более или менее понятно об этом говорить.
   8 контуров – это 8 вех эволюции индивидуального сознания, для прохождения через которое необходимо правильно настроенное намерение.

   – Ты так рассказываешь, как будто кроме него у тебя и жизни не было, – не выдержал Роман, которого терзала ревность.
   – А у меня ее и не было, – ответила Рада. – Все настоящее связано с ним. Ну и немного с домом. Все остальное было необходимым для того, чтобы казаться обычной, убийством времени.
   Говоря это, она не лукавила, так как Игнат Валерьевич заставил ее слишком быстро повзрослеть. В результате она потеряла интерес к общению с ровесниками, которые казались ей не только глупыми, но и смешными. Заставляющие их рыдать проблемы в большинстве своем не стоили и выеденного яйца. Их правила поведения, эти неписанные законы, казавшиеся всем остальным непререкаемыми истинами, были до нелепости глупы и до глупости нелепы. А робкие попытки ухаживания и полагающиеся ответные реакции на них напоминали Раде брачные танцы птиц. В результате все, что для ее ровесников было свято и серьезно, для нее было глупым и смешным.
   Как же тяжело ей было казаться такой же, как все!
   Зато с Игнатом Валерьевичем все было иначе. С ним было просто и легко. С ним не надо было притворяться. К тому же, чего греха таить, Раде безумно нравилось то почтение, с которым он к ней относился. Рядом с ним она была не странным ребенком, а олицетворяющей женское начало жрицей, и это ей льстило. А еще с ним было интересно. Он не только знал целую кучу всего, но и умел прекрасно рассказывать. Поэтому, слушая его, Рада каждый раз оказывалась в волшебном мире магии и особых состояний сознания, от которых у нее захватывало дух.
   Не удивительно, что в старших классах она стала играть роль зубрилы, спасающую ее от пьянок-перекуров и зажиманий с повизгиванием на лавочках. Рассказав подружкам, что она хочет поступить в московский мед, Рада каждый раз, когда ее приглашали на очередную тусовку, грустно отвечала:
   – Я бы с удовольствием, но у меня репетитор.
   При этом никакие репетиторы ей были не нужны, так как благодаря нескольким довольно-таки простым постгипнотическим техникам она легко училась на отлично, успевая делать большую часть домашних заданий прямо в школе. Поэтому дома она в основном читала, занималась йогой и выполняла развивающие сознание упражнения.
   – Ты уже решила, кем хочешь стать? – спросил Игнат Валерьевич, когда до окончания школы оставалось чуть больше 6 месяцев.
   – Я и так уже жрица и ученица волшебника, – ответила Рада.
   – То, чем мы занимаемся – это роскошь, а право пользоваться роскошью еще надо завоевать. После школы ты уже не сможешь игнорировать ту жизнь, а посему тебе предстоит устроиться в ней наилучшим образом. Поэтому постарайся найти то, к чему у тебя лежит душа, и что позволит тебе занять достойное положение в обществе.
   Этот разговор заставил Раду растеряться, так как, витая в магических облаках, она совсем не хотела возвращаться на землю. Ни одна из престижных в те времена профессий ее не прельщала, так как любая работа отвлекала бы ее от полюбившейся работы над телом и сознанием. В конце концов, она остановилась на факультете психологии ростовского университета, резонно решив, что овладение научным знанием устройства своего сознания ей не повредит.
   В институте она с первого же дня зарекомендовала себя зубрилой и занудой, что позволило ей не только окончить университет с красным дипломом, но и с первых же дней попасть в черный список любителей водки-секса. В результате ее особо не приглашали на студенческие посиделки с последующими полежалками, а сама она на них не напрашивалась.
   Предполагалось, что после университета Рада будет поступать в аспирантуру, но Игнат Валерьевич спутал ее карты.
   – Пора рассказать тебе о главных наших врагах, – решил он незадолго до ее защиты диплома. – Это очень древняя каста жрецов, считающая технологию развития сознания собственной монополией. Это всегда люди из тени, которые действуют исключительно чужими руками. Они настолько хорошо заметаю следы, что практически нет никаких доказательств их существования. При этом они наверняка стояли за всеми более или менее значимыми тайными обществами во всех частях света. Главная их цель – власть и контроль. При этом в области развития сверх способностей они либо переманивают на свою сторону всех потенциально перспективных людей, либо убивают.
   В нашей стране они резонно прячутся за такой организацией, как КГБ.
   Так вот, я хочу, чтобы ты получила у них работу. Во-первых, как ты уже знаешь, лучший способ уйти от погони – возглавить ее. В крайнем случае, принять в ней участие. Во-вторых, у них ты сможешь получить доступ к весьма полезным знаниям. К тому же свой человек в тылу врага…
   Если мы все сделаем правильно, они сами на тебя выйдут.
   И точно, после того, как Рада показала на ежегодной конференции студентов пару «тайных» техник работы с гипнозом, к ней в перерыве подошел Максим Харитонович.
   – Мы могли бы поговорить? – спросил он, представившись.
   – А разве есть варианты? – спросила Рада
   – Наша беседа может быть в разной степени дружеской, – пошутил он с очень явной долей правды.
   – Я к вашим услугам. Но если честно, мне бы не хотелось пропускать выступления других участников.
   – Тогда к делу. Я впечатлен вашим выступлением и хочу предложить вам работу у нас.
   – Что я должна буду делать?
   – Заниматься исследованиями. Доступ к закрытой информации и карьерный рост гарантирую. Опять же квартира, доступ к закромам Родины…
   – Честно говоря, ваше предложение слишком неожиданно.
   – Так я и не требую ответ немедленно. Подумайте. Посоветуйтесь с родителями. А завтра-послезавтра позвоните мне в любом случае. – Он протянул ей карточку с номером телефона.
   – Отлично, – обрадовался Игнат Валерьевич, когда Рада сообщила ему о начале вербовки. – Теперь тебя отправят сначала в какую-нибудь дыру с клоунами. И пока ты будешь гадать, какого черта ты там делаешь, тебя будут тщательно проверять. Причем те, на кого ты даже не подумаешь, поэтому держи себя в руках даже наедине с собой. С клоунами тоже не сильно расслабляйся, так как они только выглядят дураками. На деле они четко чувствуют слабину. Потом, если тебя посчитают пригодной, тебе устроят смотрины. Скорее всего, пригласят куда-нибудь для беседы. И если там ты покажешь себя с лучшей стороны, тебе сделают настоящее предложение. Так что будь готова всегда и ко всему, но старайся быть естественной.
   Теперь о нас. Нашу связь они вычислят. Поэтому отнекивайся до последнего. А когда припрут, нехотя признайся, что я – твой папик, покровительствующий тебе в обмен на любовь.
   Как и предсказывал Игнат Валерьевич, работа на органы началась у Рады в «Лабиринте».
   – Вы не думайте… Это временно, – оправдывался, направляя ее туда, Максим Харитонович. – Вы же понимаете, у нас все через Москву, и пока утрясут все формальности.
   – Конечно, – ответила Рада, стараясь изо всех сил скрыть свое разочарование.
   Смотрины состоялись через месяц.
   – Ваши документы пришли, – сообщила ей Софья Сергеевна во время чаепития в беседке во дворе. – Но у меня к вам просьба. Как вы уже поняли, Лабиринт служит нам своего рода буфером, и завтра там появится один весьма интересный молодой человек.
   – Что от меня требуется?
   – Этот парень – китайская шкатулка с секретом, и нам нужен этот секрет. Постарайтесь его из него вытащить.
   – Какого рода этот секрет?
   – К сожалению, мы не знаем. Как не знает и сам молодой человек, так что…
   – Сколько у нас времени?
   – Четких границ нет, но чем раньше мы получим результат, тем лучше.
   – Понятно. Ничего обещать не могу, но сделаю все возможное.
   – Не хочешь запить чай чем-нибудь покрепче? – спросил Максим Харитонович на обратном пути.
   – К сожалению, вынуждена отказаться.
   – Почему?
   – Потому что ваше предложение предполагает продолжение, которое для меня – непозволительная роскошь.
   – И чем я хуже твоего папика?
   – Хотя бы тем, что он не является моим начальником. Я же хочу пробиваться за счет других способностей.
   – Гордая?
   – Видите ли, карьерный секс может поднять тебя на незаслуженную высоту, с которой потом очень больно падать, а падение неминуемо практически сразу после того, как к тебе пропадает интерес благодетеля. Поэтому было бы глупо делать свою судьбу зависимой от столь непостоянной вещи, как мужская любовь.
   – Умная барышня. Далеко пойдешь, – закончил разговор Максим Харитонович.
   К Роману Рада отнеслась настороженно, так как он вполне мог появиться в «Лабиринте» с целью разобраться с ней. Поэтому, когда он рассказал ей сон про «алую женщину», она немедленно связалась с Игнатом Валерьевичем. К счастью, вскоре после этого разговора Роман напился до чертиков, и его без труда удалось похитить, когда он вышел подышать. Покопавшись в его сознании, Игнат Валерьевич понял, что тот не шпион, а жертва таинственных обстоятельств. Поэтому и состоялся спасший сознание Романа, а заодно и Игната Валерьевича с Радой, разговор. Опоздай тогда хранитель, им бы не поздоровилось.

   Рада спешила на автобусную остановку, когда возле нее остановился старенький, похожий на «Победу» «Москвич».
   – Садись, – услышала она властный мужской голос, от которого по ее спине пробежала холодная, электрическая волна, заставившая ее покорно сесть на пассажирское сиденье.
   Водительское кресло занимал невзрачный мужчина средних лет. Брюки, рубашка и пиджак отечественного производства, плохая стрижка, дешевые очки и сандалии на носки делали его похожим на какого-нибудь инженера. Вот только излучаемые им уверенность в себе и сила совсем не вязалась с этим образом.
   – Ключ взяла? – спросил водитель.
   Рада сразу поняла, о каком ключе идет речь.
   – Вяла, – ответила она, найдя его в сумочке.
   – Вот и отлично, – оскалился он в улыбке.
   Дальше ехали молча. Водитель, судя по всему, не отличался особой разговорчивостью, а Рада пребывала в состоянии оцепенения, словно он выключил ее сознание и взял на себя контроль над ее телом.
   Лифт не работал, и им пришлось подниматься пешком на 8 этаж. Когда, запыхавшиеся, они ворвались в квартиру, Игнат Валерьевич только-только приступил к очистке памяти Романа.
   – Отставить! – рявкнул водитель, и Раду передернуло от холодной электрической волны, которая на этот раз была значительно ощутимей.
   От этого окрика Игнат Валерьевич чуть не подпрыгнул на месте, затем, повернувшись, ошалело уставился на вошедших.
   – Что ты здесь делаешь? – спросил он.
   – Этот парень под моей защитой, – ответил водитель, с которым Игнат Валерьевич, судя по всему, был хорошо знаком.
   – Он угрожает нашей безопасности.
   – Это я беру на себя.
   – Договорились, – поспешил согласиться Игнат Валерьевич.
   – И еще… барышня с ним связана, так что пока они не решат свою задачу…
   – Ты уверен?
   – Ты же знаешь, – сочувственно вздохнул водитель.
   – Знаете что, – пришла в себя Рада, – я не знаю, кто вы такой, но я не вещь, чтобы меня вот так вот делить.
   – А все уже разделено и определено той силой, что правит нашими судьбами. Я лишь довожу это до сведения, – ответил ей водитель.
   Игнат Валерьевич много раз рассказывал Раде о силе, но она (Рада) так и не смога понять, что это такое. По рассказам Игната Валерьевича сила была настолько безликой, что в ней не было даже пустоты. Нечто, не имеющее ни формы, ни содержания, но включающее в себя все формы и содержания. Нечто, не имеющее ни цели, ни желания, ни воли, ни разума, но одновременно направляющее каждый атом, каждый квант, каждую мысль, наполняя при этом Мир случайностями и хаосом. Несмотря на далеко не кажущуюся свободу в выборе вариантов, предназначению силы нельзя противостоять, так как в этом случае она до предела увеличивает давление на строптивый объект, пока он не займет уготованное ему место в невообразимо странной картине Мира, направлением изменения которой и является сила, не являясь при этом ничем из того, что можно описать словами.
   – Увы, девочка моя… – развел руками Игнат Валерьевич, превратившийся в миг в растерянного обывателя. – Хранитель не станет зря вмешиваться, и ему бесполезно перечить, так как он действительно лишь глашатай воли силы.
   – Так вы хранитель? – удивилась Рада.
   Разумеется, она слышала о хранителях кучу всяких небылиц и считала их чем-то вроде эзотерических супергероев вроде союза девяти. Поэтому столкнуться с одним из них для нее было столь же вероятно, как встретить торгующую семечками бабу Ягу.
   – Имею несчастье им быть, барышня. И чем раньше вы поймете, что сила все равно заставит вас выполнить предназначенное, тем будет лучше для всех.
   – Я это понимаю, – ответила Рада. – Что я должна сделать?
   – Вы связаны крепкой связью, длящейся веками, если не тысячелетиями. Эту связь обеспечивает некий артефакт, дошедший до нас под названием «Зеркало Пророка». Тебе необходимо помочь парню его найти.
   – А потом?
   – Боюсь, для меня это слишком сложный вопрос. Сейчас я отвезу парня домой. До завтра он будет отлеживаться. Утром вместо работы ты придешь к нему. Прежде, чем вы приступите к поискам Зеркала, тебе придется рассказать ему все.
   – Это обязательно? – спросила Рада, которая ни с кем не хотела делить то, что связывало ее с Игнатом Валерьевичем.
   – К сожалению, обязательно.
   – Для него не должно быть сюрпризов с твоей стороны, чтобы он не сглупил в самый неподходящий момент, – поддержал хранителя Игнат Валерьевич. – Поэтому он должен знать все.
   – Главное, не делайте ничего, пока я с вами не свяжусь, – предупредил хранитель, затем щелкнул пальцами, и Роман, не приходя в сознание, встал с дивана и пошел к входной двери.
   – До встречи, – попрощался хранитель.
   Когда они ушли, на Раду напала настолько сильная тоска, словно только что умер самый близкий для нее человек. Игнат Валерьевич чувствовал себя не лучше. Всегда излучающий силу и уверенность в себе, он выглядел растерянным, беспомощным человеком. Он был раздавлен.
   Видя это, Рада вдруг обнаружила, что в глубине души она стала свободной. Она больше не была ни жрицей, ни ученицей мистика, а он больше не был ее учителем. Учеба закончилась, и от этого ей стало еще грустнее. Он вдруг почувствовала, что еще немного, и она потеряет его навсегда в любом качестве. Тогда она бросилась к нему на шею, вцепилась в него, как испуганный ребенок и начала нести ту чушь, которую обычно несут влюбленные. Он тоже расплакался. Слова перешли в поцелуи, и вскоре они, не раздеваясь, занялись любовью прямо на полу комнаты. Они делали это с каким-то надрывом, словно старались вместить в этот акт все еще невыраженные чувства.
   – Как в последний раз, – прошептала Рада, когда они кончили.
   – Хочешь чаю? – спросил, вставая, Игнат Валерьевич.
   – Куда ж без него, – усмехнулась Рада. – Это наш супружеский долг.
   – Пришло время рассказать тебе третью сказку, – решил Игнат Валерьевич, когда они немного успокоились.

   Только отогревшись у костра отшельника, он понял, что потерял все. Абсолютно все. Еще несколько дней назад он был вполне преуспевающим царем небольшого, но довольно-таки богатого царства. У него была красавица жена, с которой они планировали завести наследника. И тут, как гром среди ясного неба, заговор, возглавляемый родным братом и любимой женой. К счастью, верный слуга успел предупредить его об опасности, и ему словно вору пришлось бежать, сначала по крышам, затем по узким улицам бедняцкого района, прочь из города, в лес, как можно дальше.
   Несколько дней он бродил по лесу, отказываясь понимать и принимать происходящее. А потом судьба вывела его к костру отшельника, живущего в маленькой хижине недалеко от океана.
   Когда он подошел к костру, отшельник помог ему сесть, затем дал чашку с пахучим травяным чаем, который, возможно, и привел его в чувства.
   Какое-то время они сидели молча. Отшельник колдовал над чем-то вкусным в котелке над огнем, а он упивался своим горем. Потом он сказал:
   – Ты даже имени моего не спрашиваешь.
   – А зачем оно мне? – ответил отшельник. – Я и без своего прекрасно обхожусь. А вот хорошая еда тебе сейчас не повредит.
   – Спасибо тебе, добрый человек. И за еду, и за то, что ни о чем меня не спрашивая, принял, как старого друга.
   – Ночь длинная. Захочешь – сам расскажешь, а нет, так и не надо. Я не из любопытных.
   Несмотря на голод, он ел, стараясь сохранить достоинство, а когда насытился, рассказал отшельнику все, что с ним приключилось.
   – Ложись спать. Теперь тебе нужен отдых, – только и сказал тот.
   Утром, едва рассвело, отшельник разбудил своего гостя.
   – Пойдем, – сказал он, – ты должен кое-что увидеть.
   Гость чувствовал себя разбитым и смертельно уставшим, но, несмотря на это, не стал перечить отшельнику. Тот привел его на берег океана.
   – Каждый раз вода что-то выбрасывает на берег, что-то смывает, что-то заносит песком, – рассказывал отшельник. – Океан – это сама жизнь. Смотри внимательно. Где-то здесь ты, твой трон, подданные, дворец. Накатила волна, и все это оказалось под мусором песком. Ты думаешь, что все потерял, но что ты потерял в действительности? Только свои заблуждения. Женщина, предавшая тебя, брат… У королей не бывает братьев и любимых. Трон? Сидеть на нем, что скакать на бешеной лошади. Смотри на весь этот мусор. Когда-то он тоже поднимался наверх, чтобы потом оказаться засыпанным песком. Такова причуда волн. Невозможно потерять то, чего не было, как невозможно потерять и то, что в действительности принадлежит тебе.
   Тебя выбросило на берег, и ты можешь, как выброшенные на берег крабы, испуганно бежать в океан, но рано или поздно волна разобьет тебя о прибрежные камни, и ты, в конечном счете, окажешься под песком. Сейчас ты выброшен налегке. А это значит, что тебе дан шанс самому выбрать свой путь. Твое проклятие – это великий дар, если ты только сможешь им воспользоваться.
   – Что ты имеешь ввиду? – растерялся бывший царь.
   – Жизнь не ограничивается берегом океана. Есть еще земля и небо, а между ними пролегает путь. Когда-то давно небо принадлежало драконам. Был среди них один, совсем еще юный, который ради любви отказался от бессмертия. Любовь открыла ему путь. Теперь он может открыться тебе. Путь нигде и повсюду. Он не место и не время. Его невозможно найти или потерять. Более того, он совсем не путь, и по нему невозможно идти.
   – Ты совсем меня запутал, – окончательно растерялся царь.
   – Ты всегда был запутанным. Только раньше этого не понимал.
   – Хорошо, что я должен делать?
   – Ничего. Просто будь. Пусть жизнь идет сама по себе. Не напрягайся, будь вместе с жизнью. И путь сам тебя найдет.
   – Скажи мне, а сам ты видел путь, знаешь его?
   – Его нельзя знать. Пока ты есть, пока есть «знаешь», пути нет. Он во мне, и за пределами всего вокруг, он везде и нигде. Есть он и в тебе. Тебе нужно услышать его, позволить ему быть.
   – Просто так убивая время?
   – Ты всю жизнь только этим и занимаешься. Ты планируешь, мечтаешь, думаешь. Ты всегда где-то далеко в мечтах или в прошлом, но нет ни того, ни другого. Ты живешь придуманной жизнью в придуманном мире. Посмотри на себя: океан и ветер. Ты барахтаешься, пускаешь пузыри, а волна несет тебя на камни. Ты бежишь от своего «вчера» к своему «завтра», а где твое «сегодня»? Вспомни, сколько мгновений ты жил по-настоящему? Ты никто и нигде. Ты ничему не научился, ничего не понял. Ты опять готов бежать теперь уже за новой целью, а любая цель – это горизонт, будь то путь, трон, или еще какая химера. Чем быстрее ты бежишь, тем быстрее цель убегает от тебя. Хватит бежать! Остановись! Позволь жизни быть, побудь с нею. Забудь про путь. Жизнь прекрасна, когда она протекает сама по себе.
   На этом их разговор закончился. Шли дни, и с каждым новым днем бывший царь становился все печальней и раздражительней. Только благодаря воле и воспитанию ему удавалось держать себя в руках, но с каждым днем это становилось труднее. Он был на пределе, когда отшельник заговорил с ним:
   – Тебе пора пролиться дождем. Ты самая черная туча из всех, что я видел.
   – Я сижу тут, ничего не делая, а жизнь идет. Я чувствую себя дураком, растрачивающим время.
   – Ты прав. Ты не живешь. Ты полон всяких глупостей, и они мешают тебе. В твоей голове гудит целый рой всяких мыслей, а жизнь открывается в тишине, в расслаблении. Ты же напряжен, и все, что пришло к тебе, это раздражение, но и его ты не хочешь выпустить, а продолжаешь копить в себе.
   – Покажи мне путь. Ты все время говорил о новой жизни, будто готов был показать мне ее в любой момент.
   – Не бывает новой жизни. Жизнь одна. Как она может быть новой или старой? Она всегда здесь, сейчас, с тобой. Это ты убежал от нее в сои мысли, а в мыслях жизни нет.
   – Ты все время меня обманываешь, запутываешь.
   – Ты сам себя обманываешь. Ты наделяешь все и всех качествами, которых нет. Ты грезишь и живешь в своих грезах. Ты возомнил обо мне, бог знает что. Теперь ты разочарован. А я такой, какой я есть и другим я не стану, да и не хочу. Ты сам придумал себе мир по вкусу, закрывая глаза на реальность, а когда она прорывается к тебе, тебе становится обидно. Ты думал, я приведу тебя за ручку в рай? Ты не только слеп, но и глух. Ты не видишь меня и не слышишь.
   – Я слушал тебя и делал все, что ты говорил.
   – Ты слышал только свой сон, а когда я пытаюсь тебя растолкать, ты закипаешь, но даже пар держишь в себе. Ты стал бомбой, готовой взорваться в любой момент. Твоя беда в том, что ты готов к всевозможным трудностям, а путь легок. Но в одном ты прав, тебе нужен другой учитель.
   – Где мне его искать?
   – На другом конце леса есть гора. На ее вершине ты найдешь гнездо дракона. Там хранится книга, в которой описаны все пути. Только труден путь на ту гору, и лишь смерть будет твоим попутчиком.
   Долго шел он за книгой. Так долго, что забыл, когда потерял счет дням. Он уже знал каждую морщинку на лице смерти, так часто она вставала у него на пути. Он настолько привык к ней, что коротал вечера, беседуя с ней о разной чепухе. Часто еда была праздником, а сон казался несбыточной мечтой. Но он добрался! Дошел исключительно на волевом пределе. Он так обессилил, что упал в двух шагах от книги, не в силах даже протянуть к ней руку. Сколько раз во время пути надежда сменялась отчаянием! Сколько раз он был готов бросить все, сесть и умереть, но воля была сильней.
   Вот она – книга дракона! Заперта – ерунда. Сбивая пальцы в кровь, он принялся ломать замок. Наконец! Но что это? Страницы были чистыми. А это означало, что нет и никогда не было никакого пути. От понимания этого жизнь потеряла для него смысл. Ему оставалось лишь умереть, поэтому он лег на спину и стал ждать, когда смерть укажет ему последнюю дорогу.
   Но на рассвете следующего дня гнездо дракона наполнилось смехом.
   – Старый плут, ты обманул меня! – закричал, танцуя от счастья, бывший царь.
   Он понял… это так просто… море, небо, берег… нет никакой разницы! Нет никакого пути и в этом суть пути! Между жизнью и смертью, между небом и землей…
   – Я есть земля и небо! Я есть путь! Я…! – кричал он
   Гулкое эхо разносилось по лесу, а вслед за ним и его «Я» подобно ветру унеслось в лес, в небо, в горы… Его больше не было. Была лишь всенаполняющая жизнь.

   – Это наша последняя сказка, – закончил рассказ Игнат Валерьевич.
   После этого они снова обнялись и разревелись.
   – Все, иди, – прошептал он. – Будь умницей, и все будет хорошо.

3

   Около полудня возле входа в «Лабиринт» остановился уже знакомый нам «Москвич». Вскоре из подвала вышел Колесник и, матерясь на ходу, пошел быстрым шагом к автобусной остановке. То был явно не его день. Сначала без всякой на то причины под ним развалился унитаз. К счастью, он автоматически схватился за дверную ручку, благодаря чему не распанахал себе задницу или, еще хуже, бедренную артерию.
   До этого он любил упоминать, что одними из наиболее опасных мест являются туалеты, так как попытки дуться при запоре нередко приводят к кровоизлияниям в мозг. И вот теперь сам чудом избежал участи Екатерины второй.
   На то, чтобы достать приличный компакт (так тогда назывались унитазы с прикрученными к ним, а не торчащими под потолком туалета бачками) и договориться с сантехником ушла половина дня.
   Прибыв перед самым обедом на службу, он узнал, что сразу два сотрудника, за которыми он должен внимательно присматривать, а именно Роман Кривцов и Рада Приходько не вышли на работу. Об этом он должен был доложить Максиму Харитоновичу в начале рабочего дня. Опоздание с докладом на три часа было непростительной халатностью, за которую, случись что с ребятами, Колесника ждала бы участь унитаза. Поэтому прежде чем ехать к руководству на явку с повинной, он решил наведаться домой к прогульщикам. Мысль позвонить им по телефону Колесник отогнал, едва она пришла к нему в голову, так как телефон наверняка прослушивался, и такой звонок вполне мог бы стать причиной увольнения или, того хуже, отправки на лесозаготовку.
   Поэтому, когда водитель поравнявшегося с ним «Москвича» предложил подвезти, Колесник сначала непонимающе на него посмотрел, а, узнав в нем хранителя, в ужасе отпрыгнул. Первым его побуждением было бежать, но бежать было нельзя, так как подобное поведение хранители не прощают. Поэтому, отпрыгнув, он замер, побелев от ужаса. По сравнению с этой встречей еще мгновение назад казавшиеся ему концом света проблемы превратились в не заслуживающую внимания ерунду. Его реакция заставила хранителя рассмеяться.
   – Садись, не бойся, – сказал он сквозь смех.
   Колесник на негнущихся ногах обошел машину и сел на переднее пассажирское сиденье.
   – Ты так отреагировал на меня, как монашка на Сатану. А я, между прочим, спасаю тебя от неприятностей.
   – Это как? – недоверчиво спросил Колесник.
   – Во-первых, я уберег твоих подопечных от весьма серьезных проблем, и сейчас они ждут меня у Романа дома. Во-вторых, у меня для тебя сообщение, как минимум, на медаль. Но прежде, чем тебе его передать, я должен знать, что ты уже рассказал начальству о Зеркале Пророка.
   – Совсем немного. Только легенду о принце Грее и то, что оно убивает любого, кроме хозяина, которым вполне может быть Роман.
   – Вот и отлично. Сегодня ты сообщишь, что у тебя был контакт со мной, во время которого я рассказал тебе следующее: Зеркало Пророка – очень древний, многофункциональный артефакт, управлять которым действительно может только один человек. После смерти каждого предыдущего оператора оно само находит следующего, который в качестве экзамена на право им управлять, должен суметь его отыскать. Кандидатом в новые операторы действительно является Роман, и мы заинтересованы в том, чтобы он нашел Зеркало. Будет он после этого сотрудничать с органами или нет, нас не касается. Поэтому твое начальство тоже заинтересовано в том, чтобы помочь ему справиться с задачей. В связи с чем я, а если ты постараешься, а я уверен, что ты постараешься, то и начальство поставит перед тобой задачу оказывать всяческую помощь в обнаружении этого наиценнейшего для народного хозяйства и построения коммунизма предмета. Говоря человеческим языком, ты сделаешь все, чтобы Роман нашел Зеркало, но инициатива должна исходить от него. То есть твоя задача – помогать, но не делать за него всю работу.
   Что же до Рады, то здесь твоему начальству следует понимать, что раз он от нее без ума, лучше всего управлять им через нее. А так как она любит родителей и папика, то ради их безопасности она сделает все, что необходимо. Кстати, их безопасность не обсуждается, так как они находятся под нашей охраной, чего твоему начальству знать не нужно.
   Еще сообщи, что я намекнул тебе на то, что Зеркало сейчас находится в руках крайне подозрительных людей, которые, обнаружив наблюдение или иной интерес КГБ к своей деятельности, тут же залягут на дно, и тогда вы их точно не найдете. Это, кстати, сущая правда. Понятно?
   – Понятно, – ответил осмелевший Колесник.
   – Тогда поехали.
   – Куда?
   – Докладывать о контакте. Разве ты не должен докладывать немедленно о подобных вещах?

   Хранитель позвонил в дверь через несколько минут после исповеди Рады. Она сидела в зале и смотрела телевизор, Роман возился на кухне с чаем. Каждому из них нужно было переварить беседу.
   Роман был шокирован. Конечно, он понимал, что Рада не ангел, а живой человек, но то, что они вытворяли с Игнатом Валерьевичем, не лезло, по его мнению, ни в какие ворота. Конечно, в 13 лет особо не взбунтуешься, особенно если тебя перед этим заколдовали гипнозом, и выскажи она сожаление, обиду или осуждение, он бы понял, принял, пожалел ее, как жертву. Но она даже не попыталась выставить себя жертвой и рассказывала так, словно говорила о чем-то хоть и чрезвычайно личном, но абсолютно нормальном. Он же, как и большинство мужчин, воспринимал женщин с позиции, которую психологи называют комплексом мадонны-блудницы.
   Суть его заключается в том, что одних женщин (мадонн) такой мужчина возводит на пьедестал чистоты и добродетели. Предназначение «мадонны» – быть женой и матерью. Она никогда не опускается до блуда, поэтому, если ты на ней не женат, ее можно любить лишь на расстоянии, поклоняясь ей, чуть ли не как божеству. Для любовных утех существуют «развратные» «блудницы», с которыми можно творить все, что угодно, кроме женитьбы на них.
   До этого разговора Рада была для Романа «мадонной», которая теперь в его глазах падала с пьедестала, превращаясь в «шалаву». В результате он чувствовал боль, разочарование, злость и обиду, за которыми пряталась радость оттого, что вместе с ее падением рухнули и его внутренние табу, запрещающие ему делать даже малейшие попытки для сближения с ней. Теперь его руки были развязаны, и он мог приступить к ее соблазнению.
   Раде тоже было не по себе. Разумеется, она, как и подавляющее большинство женщин, не была ни мадонной, ни шлюхой, а обычным живым человеком со своими достоинствами и недостатками, которой пришлось рассказать нечто крайне личное совершенно не готовому это услышать постороннему человеку, который осудил ее, (она увидела это в его глазах), даже не попытавшись понять или принять. И теперь ей предстояло работать с ним бок о бок неопределенное время.
   – Надеюсь, вы успели уже подружиться? – спросил хранитель, решив не замечать натянутости отношений между молодыми людьми. – С завтрашнего утра вы вплотную приступаете к поиску Зеркала. Теперь это ваша приоритетная задача. Можно даже сказать, цель жизни.
   – А как же работа? – спросила Рада. Ей совсем не хотелось искать Зеркало. По крайней мере, вместе с Романом.
   – Сейчас Колесник как раз утрясает этот вопрос с начальством, которое тоже весьма будет заинтересовано в вашем успехе. Надеюсь, именно он возглавит ваш поиск.
   После этих слов Роман скривился.
   – Зря кривишься, – тут же отреагировал хранитель. – Он только выглядит клоуном в несмываемом гриме. На деле он – прекрасная ищейка, способная найти все, что угодно. Из-за этого дара он и пострадал, сумев забраться туда, куда ему совсем не нужно было забираться. К тому же начальником он будет только номинальным, так как непосредственно с зеркалом связан только ты, и это мне совсем не нравится.
   – Мне тоже, – буркнул Роман.
   – Дело в том, что поиск должна была инициировать именно твоя связь с Зеркалом, – проигнорировал он слова парня. – Она должна была проснуться и заставить тебя искать Зеркало с одержимостью первопроходцев. Но Рыцари Ордена Пророка решили не ждать милости от природы, а искусственно разбудить в тебе эту связь, организовав на тебя неудачное покушение. Вот только исполнитель оказался под колпаком у КГБ, со всеми вытекающими отсюда последствиями. И теперь мы фактически принуждаем тебя начать поиск, успех которого зависит в первую очередь от степени твоей концентрации на этой задаче. У тебя же голова забита всякой херней.
   – Может, тогда ну его нафиг? – спросил Роман.
   – Ты забыл, что силе нельзя противостоять? Заруби себе на носу: поиск Зеркала – твоя судьбоносная задача. Ты рожден, чтобы его найти. И Рыцари Ордена Пророка заставят тебя это сделать, а КГБ им поможет. Поверь, тебе лучше не испытывать на себе их способы убеждения. Знай лишь, что они без колебаний уберут любую помеху на твоем пути к Зеркалу.
   Теперь ты, дорогая, – перешел он к Раде. – Твоя задача – помогать и вдохновлять. Ты тоже повязана с Зеркалом. К тому же, только эта связь обеспечивает безопасность твоих близких, включая любовника-гуру. Так что их жизнь в твоих руках. Поэтому засунь себе в задницу все свои личные переживания и приступай к работе. На тебе, прежде всего, контроль за Романом во время его погружений в глубинные слои психики, а они, скорее всего, будут учащаться по времени и усиливаться по глубине воздействия по мере приближения к Зеркалу.
   Так что, парень, – вновь обратился к Роману хранитель, – с сегодняшнего дня ты будешь рассказывать Раде обо всех своих снах, видениях или странных мыслях, не утаивая ничего. И помни, от этого зависит не только твоя судьба, но и жизнь твоих близких. А теперь, Рада, извини, но я должен сказать несколько слов Роману наедине. Так что поскучай тут пару минут, а мы выйдем на балкон.
   – Я хочу, чтобы ты кое-что понял. Я знаю, как ты относишься к Раде, и вижу, что ее рассказ выбил тебя из колеи, – сказал он на балконе.
   – Не то слово.
   – Так вот, фактически она жила и воспитывалась в другом, мистическом мире. Там свои законы и правила, и то, что невообразимо здесь, является нормой там и наоборот. Поэтому постарайся быть к ней терпимей. К тому же, уже только за то, что она нашла в себе силы все тебе рассказать, причем ради твоего успеха в твоем деле, Рада заслуживает благодарности и уважения.
   – Я это понимаю, но мне нужно время, чтобы все это проглотить.
   – Это само собой, а пока будь с ней помягче.
   – Я попытаюсь.
   – Очень хорошо попытайся, потому что от этого зависит твой успех.
   Ночью, как это часто бывает в Ростове перед бабьим летом, внезапно, без объявления войны, испортилась погода. Похолодание сопровождалось дождем и пробирающим до костей ветром. Несмотря на это, утром следующего дня у Колесника, Рады и Романа посвященное поискам Зеркала совещание проходило во дворе одного из соседних с «Лабиринтом» домов, под высоким, выше пятого этажа ростом, каштаном, служившим природным навесом для самодельного стола и двух скамеек. Верхняя поверхность столешницы имела заметно вогнутую форму – результат несчетного множества баталий в «козла», а сбитые из некрашеных досок лавки были вытерты задницами игроков до блеска. Проводить совещание у себя в кабинете Колесник побоялся – мало ли какие уши могут быть у тех стен.
   – Вчера, как вы уже знаете, у меня состоялся разговор с вашим влиятельным другом, – сообщил он, когда они сели за стол. Рада предпочла сесть рядом с Колесником, и в распоряжении Романа была вся лавка напротив. Чтобы не намочить задницы Колесник предусмотрительно прихватил с собой несколько журналов, на которых они теперь и сидели.
   – Он нам такой же друг, как и тебе, – огрызнулась Рада.
   – Не важно, – отмахнулся от ее слов Колесник. – Главное, что после этой беседы начальство официально присвоило поиску Зеркала наивысший приоритет, так что теперь это наше единственное задание. Положительной стороной такого интереса со стороны руководства является возможность максимально использовать имеющийся в его распоряжении ресурс. Только для нас это ложка меда, которую портит офигенная бочка дегтя в виде необходимости регулярно отчитываться о проделанной работе. Короче говоря, начальству нужен результат, причем нужен еще вчера. Так что запасайте побольше вазелина и тщательно мойте задницы, так как первые результаты с нас спросят уже сегодня.
   Как ты планируешь начать поиск? – спросил он у Романа после этого небольшого вступления.
   – Понятия не имею, – признался Роман.
   – А ты?
   – А я тем более, – ответила Рада.
   – Понятно, – сказал Колесник.
   – Что вам понятно? – огрызнулся Роман. – Это ж вы у нас гениальный сыщик. А я никогда ничего не искал, и искать не учился.
   – Ты лучше не нервничай. Нервные клетки не восстанавливаются.
   – Ну так чего вы от нас хотите?
   – Я хочу… – он хмыкнул. – Я хочу жить там, где море, солнце и 20 сортов пива, а не заниматься тут черти чем с двумя дилетантами. Тебя же хранитель назначил главным, вот ты и решай. А то я, правда, не своим делом занялся, – выдал он, ехидно улыбаясь, и уставился на Романа.
   – А вы бы с чего начали? – спросил Роман.
   – Со сбора информации, конечно.
   – Ты так говоришь, как будто она лежит в той песочнике, – заметила Рада.
   – Предлагаю для начала трухнуть Мишу Спектра, – решил после небольшой паузы Колесник. – Возражений нет?
   Возражений ни у кого не было, тем более что кроме Колесника никто из них Спектра не знал.
   – Тогда встречаемся в субботу в 9 утра у памятника Пушкину, – подытожил он.
   – Где? – не понял Роман.
   – На Пушкинской улице. Ее ты хоть знаешь? А теперь отдыхайте. На работу можете не выходить.
   До субботы было 2 дня, и лишняя пара выходных оказалась для всех хорошим подарком. Особенно для Рады, которая после совещания прямиком отправилась к Игнату Валерьевичу.
   – Что-то случилось? – испугался он, увидев ее за дверью. До этого она никогда не приходила без предварительного звонка.
   Вместо ответа она бросилась к нему на шею и осыпала его лицо поцелуями.
   – Я навел справки. Это Зеркало действительно нездоровая херня, – сообщил он за чаем, к которому они традиционно перешли после бурного и продолжительного проявления страсти.
   – Я это уже поняла, – ответила Рада.
   – Оно, как черная дыра, не выпускает никого, кто попал в его сети. В результате его пленники раз за разом возвращаются в этот мир, чтобы воплотить в жизнь замысел его создателя. Поэтому, если у тебя получится соскочить с этого дела без особых проблем, соскакивай немедля, потому что иначе ты окажешься привязанной к нему на неопределенный срок. А это недопустимо для того, кто ищет свободу. Поэтому, пока ты ищешь Зеркало, мы с тобой просто друзья и любовники, если ты не против.
   По субботам на Пушкинской возле магазина «Мелодия» собиралась окловиниловая публика: спекулянты, коллекционеры и просто любители меняться пластинками. Эти покупали пару дисков, переписывали их на кассеты или бобины, затем на следующей сходке меняли на что-то другое. В результате они пополняли фонотеки, тратя деньги лишь на чистые магнитофонные пленки.
   Среди друзей Роман считался знатоком музыки. В его фонотеке было около 200 бобин. В основном тяжелый рок. Техника у него тоже была серьезная: магнитофоны «Ростов 102» и «Нота», усилитель «Амфитон» и колонки «С-90». Коллекцию он пополнял в студии звукозаписи, где оставлял практически все сэкономленные карманные деньги, и за счет переписывания музыки у друзей. Пластинками он не интересовался, так как в магазинах ничего нормального найти было нельзя, а про черный рынок или сходку он не знал до того самого дня.
   – Мишу Спектра не зря называют санитаром сходки, – рассказывал Колесник. – Что-либо действительно ценное его не интересует. Зато всякий хлам он скупает на корню. За бесценок. Его обмены вообще грандиозны. Так однажды он умудрился поменять 20 пластов Бюль-Бюль Оглы на 15 «Верасов», а в другой раз коробку только что купленного по 10 копеек за пластинку Кобзона на коробку Мигули. Я как-то спросил, нахрена ему этот хлам, на что он ответил, что даже у самого говневого говна есть свой покупатель. Надо только уметь его найти. И он каким-то чудом умудряется таких покупателей находить.
   – А как он может помочь в поисках Зеркала? – спросила Рада, которой надоел этот Треп. Алексей Колесника не слушал, так как его глаза разбегались при виде предлагаемого великолепия.
   – У него есть родственник. Если я не ошибаюсь, дядька по какой-то там линии, получивший за свои способности прозвище Профессор Артефак.
   – А почему Артефак? – спросил Роман.
   – Как у тебя с английским? – вместо ответа поинтересовался Колесник.
   – На уровне май нейм из Рома и лютой зависти к Лене Стоговой.
   – Понятно. Ну ничего, это лечится. А вот и Спектр! – воскликнул Колесник, увидев торгующегося с каким-то старичком чудака.
   Старик был, как старик, этакий пенисонер-маразматик, какие есть, наверное, в каждом дворе. Спектр же оказался еще тем чудом. Такой же косой и нелепый, как Колесник, он в довершении ко всему прочему смотрел на собеседника, как рыба из аквариума, по крайней мере, у Романа при виде его возникла именно эта ассоциация. А еще он подумал, что такое чудо могло появиться на свет лишь в результате скрещивания с Колесником какого-нибудь сома. Предметом торга была пачка допотопных пластинок Пугачевой. При этом Спектр хотел не столько их купить, сколько вволю поездить по ушам незадачливого продавца, так что появление ищущей его компании стало для проклявшего уже все на свете старичка поистине чудесным спасением. Едва Колесник отвлек Спектра, старик поспешил исчезнуть.
   – Ну вот, – обиженно произнес Спектр, – ты мне сделку сорвал.
   – Извини, но у нас к тебе дело, – сообщил Колесник.
   – Мне работать надо.
   – С меня мороженое.
   – Два.
   – Идет.
   Глядя на их торг, Роман с Радой еле удерживались от смеха.
   – Так что ты хотел? – спросил Спектр, когда Колесник всучил ему два пломбира в шоколаде.
   Остальные от мороженого отказались, так как им было холодно и без него. К счастью, готовый начаться в любую минуту дождь откладывал свое появление, а иначе сходка могла бы разбежаться, и охоту на Спектра пришлось бы отложить до следующих выходных.
   – Мне нужен Артефак.
   – Я с ним не вижусь, – поспешил заверить Спектр.
   – Я понимаю, но если вдруг ты случайно его увидишь, скажи, что я его ищу.
   – Я его не увижу.
   – Но если вдруг. Случайно. Хорошо?
   – Хорошо, – буркнул Спектр.
   На этом разговор был окончен. Спектр полетел дальше собирать виниловую падаль. Колесник посмотрел на часы, после чего предложил:
   – Тут недалеко готовят замечательное мясо в горшочках. Пойдем поедим за казенный счет?
   Возражений ни у кого не было.
   – Этот Артефак еще тот уникум, – рассказывал по дороге Колесник. – На самом деле он никакой не профессор, а обычный ПТУ-шник. Маляр. Причем маляр неплохой. Никто на него не жаловался. А потом он вдруг подвязался найти какую-то безделушку для одного коллекционера, и у него открылся талант находить даже те предметы, которых вроде и в природе быть не должно. Деньги за свои услуги он брал о-го-го какие, но оно того стоило. А пару лет назад он чуть не сел – что-то там не поделил с ментами. После этого залег на дно. Скорее всего, работает только с проверенными клиентами. Тогда я ему помог, так что теперь он вроде мне, как должен. Короче говоря, ждем звонка.
   Артефак позвонил Колеснику в районе 3 часов дня.
   – Чем могу? – спросил он, после пары минут трепа о «делах».
   – Мне очень нужна твоя помощь, но это не телефонный разговор.
   – Тогда встречаемся в нашем кафе.
   – Когда?
   – Через час.
   – Идет.
   Выглядел Артефак Ангелочком. Маленький, тощий, благородно седой. Одет он был в кремового цвета костюм, белую рубашку и светлые туфли. Дополняли образ большие старомодные темные очки и летняя белая шляпа. В свое время многие погорели, купившись на его внешнюю чудаковатую безобидность, за которой скрывались сильный характер и железная хватка, позволяющие ему в любой момент превратиться в способную перекусить пополам любого противника акулу.
   В кафе он пришел на несколько минут раньше Колесника, и когда тот появился, уже самозабвенно уплетал поистине гомерическую порцию мороженого.
   Колесник ограничился кофе.
   – Чутье подсказывает мне, что в это дело лучше не лезть, – задумчиво произнес Артефак, внимательно выслушав рассказ Колесника.
   – Ты прав, – не стал тот юлить. – Я бы сам ни за что не полез, но приходится.
   – То есть ты это понимаешь, но, все равно, пытаешься меня втянуть? Разве друзья так поступают?
   – У меня нет выхода. Кто еще кроме тебя сможет в этом деле помочь?
   – Ты прав. Другого такого дурака ты вряд ли найдешь. Ладно, а что я с этого буду иметь?
   – Я буду тебе должен.
   – Ладно, – вздохнул Артефак, – я посмотрю, что смогу сделать.
   – Жду твоего звонка.
   Сказав это, Колесник залпом допил кофе и встал из-за стола. Артефак остался доедать мороженое.
   Он позвонил через 3 дня.
   – Сегодня в пять. Только приводи всю группу, – Выпалил он, едва поздоровавшись.
   – Зачем? – насторожился Колесник.
   – Затем, что я так хочу.
   – А если серьезно?
   – А если серьезно, то я не могу отказать себе в удовольствии увидеть живой древний артефакт из плоти и крови. Неужели это надо объяснять?
   Когда наша троица вошла в кафе, Артефак уже был там. Он сидел на том же стуле в той же одежде и ел такую же порцию мороженого.
   – Ваше Зеркало – чертовски интересная вещь, – начал он свой рассказ, когда все были друг другу представлены, и все заказали еду и напитки. – По легенде ему более 30 000 лет. Его сделал один древний гений в качестве подарка для пленившей его сердце богини. Причем, само Зеркало – лишь незначительная часть подарка, этакий заводной ключик для музыкальной шкатулки, которой, по сути, является весь наш Мир. Представляете масштаб этой игрушки?
   – Если честно, не очень, – ответил Роман. Рассказывая, Артефак смотрел на него.
   – Вы совершенно правы, так как этот проект грандиозен не только в пространстве, но и во времени. С давних пор, стоило Зеркалу повернуться в замочной скважине этой шкатулки, и группа людей немедленно вступала в игру, полную опасностей, приключений и откровений. По легенде, для этого в наш Мир постоянно возвращаются одни и те же люди, которым суждено возвращаться до тех пор, пока не исполнится замысел сотворившего все это Пророка. Считается, что, проходя каждый раз через уготованные им испытания, они совершенствуются, и рано или поздно с помощью Зеркала смогут попасть в мир богов или в пространство вариантов, то есть в некую невообразимую область, в которой нет ни времени, ни пространства, но в которой путем генерации случайных решений или же в результате деятельности сверхразума, кому что больше нравится, определяется будущее вселенной.
   Так что вы должны понимать, что Зеркало – крайне высокотехнологичный многофункциональный и потенциально опасный предмет, который теперь фактически управляет вашей судьбой.
   – И где нам его искать? – спросил подуставший от этой болтовни Колесник.
   – Для того чтобы его найти, вам надо изменить сам подход к решению задачи, так как именно найти его невозможно, ибо оно защищено от попадания в чужие руки. Но вы, вернее, его владелец, может, настроившись на него с достаточной силой, притянуть Зеркало к себе.
   – Не густо, – подытожил Колесник.
   – Если еще что-то узнаю, позвоню, – пообещал Артефак.
   Он позвонил через 2 дня.
   – Ты не поверишь, что я тебе скажу! – выдал он взволнованным голосом. – Срочно приходи в кафе. И еще, у тебя есть пистолет?
   – Зачем тебе?
   – Мне кажется, за мной следят. Хотя, возможно, это всего лишь игра воспаленного воображения. После того, что я узнал… Но это не по телефону.
   Прождав безрезультатно около часа, Колесник поднял тревогу. И не зря. Артефака нашли в ванне с перерезанными на руках венами. На его губах застыла торжествующе-загадочная улыбка.
   Когда Колеснику сообщили об этом по телефону, он тут же вызвал к себе Раду с Романом.
   – Предлагаю помянуть старого друга и соратника, – закончил он сообщение о смерти Артефака.
   От этого известия у Романа засосало под ложечкой. Ноги стали ватными, а ладони вспотели холодно-липким потом. Ему захотелось послать все подальше, залечь на дно и не высовываться до тех пор, пока все не уляжется. При этом он не мог себе позволить показаться трусом перед Радой, которая восприняла это известие на удивление спокойно.
   – Не парься, – сказал Колесник, поняв, что происходит в душе Романа, – если бы тебя хотели убить, ты был бы уже мертв, так как выследить нас проще пареной репы. К тому же ты единственный наследник, необходимое приложение к Зеркалу, так что тебя никто трогать не станет. Мы с Радой не настолько важные персоны, чтобы нас убирать. К тому же мы под защитой хранителя.
   – А Артефак? – спросил Роман, чувствуя, что краснеет от этого разоблачения.
   – На него защита не распространялась. Ладно, хватит болтать. Лучше почтим должным образом его память.
   Выбор Колесника пал на милый подвальчик на Ворошиловском проспекте недалеко от моста через Дон. Заведение было небольшим и довольно-таки милым и чистым, рассчитанным на приличную публику. Романа приятно удивила музыка. Пока они там сидели, играл приятный хард-рок, причем, большая его часть была Роману незнакома.
   Колесник заказал бутылку десятилетнего «Актамара» и лимон, посыпанный сахаром и мелко молотым кофе.
   Первые 3 рюмки пили, как положено, не чокаясь, и Роману удалось не показать сильную дрожь в руках, которая прошла после второй рюмки. Страх тоже отступил на задний план и стал вполне терпимым. В конце концов, Роман себя утешил тем, что если бы хотели, его действительно легко бы убили, так как он был довольно-таки простой мишенью.
   – Ладно, – решил Колесник после третьей рюмки, – раз нам отрезали этот путь, пойдем, как говорил великий Ленин, другими. Ты, – Роману, – полностью сосредотачивайся на Зеркале. Ты, – Раде, – долби изо всех сил его в мозг. А я попытаюсь пробиться через задницу.
   – Это как? – спросил Роман.
   – Возьму большое сито и буду просеивать информацию. А ты что подумал, извращенец?
   – Ничего я не подумал, – огрызнулся Роман.
   В те не столь далекие времена для большей части населения страны слово «голубой» обозначало лишь определенный оттенок синего, а гомосексуализм был частью устного народного творчества в виде темы для анекдотов. Даже слово «пидораз» у не сидевшей части населения крайне редко ассоциировалось с этим явлением. Так что принадлежащий к этому большинству Роман действительно ничего не подумал.
   – И еще, – продолжил Колесник, – вам нужно найти базу для работы, так как в «Лабиринте» вам лучше не появляться.
   – Почему? – спросил Роман.
   – Потому что, – резко ответил Колесник. – Раз я говорю, значит, так надо.
   – Там слишком много лишних глаз и ушей, – поддержала его Рада.
   – Но обо мне и так уже знают, раз пытались убить, – попытался возразить Роман, но Колесник его оборвал.
   – Знают. Пока что лишь те, кому надо, а будешь об этом трепаться в «Лабиринте», узнают и те, кому об этом знать вообще не стоит ни под каким видом. Теперь понятно?
   Это объяснение показалось Роману глупым до идиотизма, но спорить он не стал.
   – Какие будут предложения? – спросил Колесник, и, не дождавшись ни одного, решил, – думаю, надо снять квартиру.
   – А если у меня дома? – спросил Роман.
   – А как же родители, коши, собаки? – поинтересовался Колесник.
   – Родители днем на работе. А кошек и собак у меня нет.
   – Ты что скажешь? – спросил Колесник у Рады.
   – Мне без разницы.
   – Тогда решено. Завтра утром приступайте к работе. А пока продолжаем прения, – подытожил он и вновь разлил коньяк по рюмкам.

   Несмотря на то, что Рада должна была прийти в 10, Роман подскочил уже в 7. Первым делом он навел в своей комнате порядок, чего до этого толком не делал ни разу. Затем сбегал в хитрое кафе в двух кварталах от дома, где накупил всяких пирожков. Там они были почти как домашние. После этого он тщательно побрился, принял душ, надел новую рубашку и парадные джинсы. В довершение картины он надушился отцовским французским одеколоном. Разумеется, все это было сделано для того, чтобы произвести на Раду приятное впечатление.
   Смирившись за это время с тем, что она не ангел небесный, а ходящая по земле женщина из плоти и крови, Роман понял, что может и должен попытаться завладеть ею, и что их совместная работа без посторонних заметно повышает его шанс оказаться с ней в одной постели. В результате его охватил азарт, который еще сильнее разогрел страсть к Раде.
   Она пришла ровно в 10. В предпенсионного возраста джинсовой куртке на водолазку, потертых джинсах и кроссовках, не накрашенная, с усталым лицом, опухшими веками и потухшими глазами Рада выглядела ужасно.
   – Ты как, живая? – спросил Роман, открыв дверь.
   – Если честно, не очень, – призналась она.
   – Тогда, может, начнем с чая?
   – С удовольствием.
   – Тогда проходи на кухню. Не разувайся.
   – Вы что, так ходите?
   – Нет, но для тебя можно сделать исключение.
   – Как скажешь, – не стала спорить она.
   За чаем Роман из кожи вон лез, чтобы показать себя галантным и остроумным, но Рада почти не замечала его стараний. Она была погружена в свои мысли, и мысли эти были нерадостными.
   После вчерашней пьянки она отправилась к Игнату Валерьевичу. Захотела сделать сюрприз. Обычно приветствием им служил страстный поцелуй прямо у порога, но в этот раз, увидев ее за дверью, он побледнел, затем испуганным голосом спросил:
   – Что-то случилось?
   – Убили Артефака, – сообщила она, войдя в квартиру и закрыв за собой дверь.
   – Кто?
   – Пока не известно, но мы уверены, что это из-за Зеркала. Я могу войти? – спросила Рада, так как Игнат Валерьевич встал перед ней посреди коридора, закрыв собой проход.
   – Извини, ты не позвонила.
   – И что?
   – Я не готов… не могу тебя впустить. У меня беспорядок и срочные дела, – промямлил он.
   – Ладно, – ответила она, разворачиваясь лицом к входной двери.
   – Я бы с удовольствием, – продолжал мямлить Игнат Валерьевич, – но я, правда, не могу. Извини. Надо было позвонить.
   Но Рада его уже не слушала. Она поняла, что он просто не хочет ее видеть. Ее душила обида, и все ее силы были направлены на то, чтобы дойти до лифта, не заплакав. Уже внутри кабины, когда закрылись двери, она позволила себе разреветься.
   – Господи, что случилось! – воскликнула мать, увидев, в каком виде Рада пришла домой.
   – Погиб наш коллега, – ответила она и поспешила укрыться от дальнейших расспросов у себя в комнате.
   Там она завалилась в постель и проплакала тихо в подушку почти всю ночь. Не удивительно, что утром она была, как говорится, никакой.
   Крепкий чай, а Роман не пожалел заварки, привел ее немного в чувство.
   Во время сеанса Рада пыталась заставить Романа представить или увидеть Зеркало, а потом почувствовать с ним связь в виде связующего их жгута, но у них ничего не получилось, так как и ей, и ему было не до того.
   – Ладно, хватит тебя терзать, – решила Рада, выведя Романа из транса. – Завтра попробуем поработать немного по-другому.
   Роман посмотрел на часы. Было чуть больше полудня.
   – Тебя проводить? – предложил он.
   – Не стоит, – ответила она.
   – Мне не трудно.
   – А мне трудно. Не обижайся, но у меня есть и свои личные дела, – резче, чем хотелось, выдала Рада и вышла из квартиры.
   Ее путь лежал к ближайшему телефону автомату. С каждым шагом нарастала мучившая ее с утра жующая в районе солнечного сплетения тоска. Хотелось бросить все и пойти домой, но Рада твердо решила расставить все точки над «и». Двух копеек в кошельке не нашлось. Пришлось просить монету у прохожих. Повезло с третьего раза. Расщедрился кавказец средних лет. Поблагодарив его, Рада рванула в телефонную будку. Телефон работал.
   – Нам надо поговорить, – сказала она, услышав «алло» Игната Валерьевича.
   – Когда? – спросил он.
   – Сейчас.
   – Сейчас не лучшее время.
   – Знаешь что, – разозлилась она, – все эти годы ты учил меня быть взрослой, а сам ведешь себя, как ребенок. Я еду к тебе, и мне плевать, какие у тебя там дела.
   Ей на удивление легко удалось поймать такси, и вскоре она была на месте. Глядя на Игната Валерьевича, можно было подумать, что он прячет любовницу, настолько он был испуган и растерян.
   – Проходи на кухню, – пригласил он. – Сейчас поставлю чайник.
   Он терпеть не мог разговаривать во время суеты, и Раде пришлось подождать, пока он заварит чай и накроет на стол. Он же словно нарочно действовал медленно и неловко. Когда он разливал чай по чашкам, она заметила, что у него сильно трясутся руки.
   – Почему ты меня избегаешь? – спросила Рада. – Ты больше не хочешь меня видеть?
   – Ну что ты, очень хочу. Ты же знаешь, мы созданы друг для друга, но это Зеркало… И убийство. Пойми, будучи руководителем нашей группы, я не могу себе позволить рисковать, а ты…
   – Понятно, – оборвала его Рада. – А нельзя было просто сказать, чтобы я не приходила?
   – Ты не понимаешь, все не так просто.
   – А мне кажется, все проще некуда. Просто ты трус. Но ты можешь больше не бояться, так как я не стану подвергать тебя мнимой или реальной опасности. Живи своей жизнью и будь счастлив.
   Сказав это, она встала из-за стола и поспешила к выходу. Он хотел ее остановить, но она его оттолкнула и выскочила из квартиры. Ее опять душили слезы, так что в лифте она разревелась.
   «Это уже становится традицией», – промелькнуло у нее в голове. Эта мысль заставила ее улыбнуться сквозь слезы.
   Выйдя из лифта, она привела себя, как смогла в порядок, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, затем с гордо поднятой головой вышла из дома. Она отправилась в парк Горького, где съела в кафе целых 250 грамм мороженого и выпила две чашки черного кофе. Полегчало настолько, что острая душевная боль ушла, оставив после себя не столько обиду, сколько разочарование, в первую очередь в себе. «Это ж какой надо быть дурой, чтобы считать столько лет это ничтожество чуть ли не эталонным мужчиной!» – думала она. А в том, что он трусливое ничтожество, слизняк-бесхребетник, она больше не сомневалась. Погуляв после этого по парку, она уже в относительно нормальном состоянии вернулась домой. За ужином она ни о чем поболтала с родителями, затем, сославшись на необходимость готовиться к работе, закрылась в своей комнате.
   Там она мысленно нарисовала на полу посреди комнаты черту, разделяющее прошлое с ним и будущее без него, уверенно ее переступила, представив после этого, что между прошлым и ее дальнейшей жизнью вырастает непреодолимая стена. Затем погрузилась в самогипноз, представила его образ в сердце, вырвала его и бросила в воображаемый огонь. После этого в сердце осталась саднящая рана, из которой несло подвальным холодом. С дырой уже можно было жить, так как в ближайшее время она должна была затянуться не без помощи соответствующих визуализаций и самовнушений.
   Ночью Рада спала великолепно. В результате на следующий день она пришла к Роману возродившейся, как птица Феникс. Ее глаза вновь светились, правда, немного истеричным светом. Лицо было идеально накрашено. Одета она была в легкую темно-синюю куртку, пастельно-голубое короткое платье и под цвет ему туфли на каблуках. Роман встречал ее в тех же джинсах и в почти новой футболке.
   – Чудесно выглядишь! – обалдел он при виде ее. – Чаю?
   – С удовольствием, – отвела она и, не разуваясь, пошла на кухню.
   За чаем они проболтали ни о чем почти до полудня. Затем, спохватившись, приступили к сеансу гипноза. На этот раз Рада сначала пыталась заставить Романа самого отыскать дорогу к зеркалу, а затем с визуализированным проводником, но результата не было.
   Вскоре их работа превратилась в приятельские посиделки. Не понимая, что Раду сейчас лучше оставить в покое и действительно уйти в работу, Роман из кожи вон лез, чтобы ей угодить и разве что тапочки не приносил в зубах. Злую на весь мужской род Раду это забавляло. Когда же он становился слишком навязчивым, она бесцеремонно ставила его на место, чувствуя себя дрессировщицей этого, по сути, еще ребенка. В иные дни о Зеркале они практически не думали.

   Огонь был всем: альфой и омегой, первопричиной и первоследствием, первохаосом и первокосмосом и одновременно ничем. Это был огонь без топлива, огонь, рождающийся в себе, расцветающий несчетным количеством языков пламени и уходящий вновь в себя, чтобы тут же возродиться. Он был нигде и повсюду, так как горел за пределами любых пространств. Он горел уже вечность и одновременно не больше мгновения, так как время не властвовало над ним. Это был огонь, превращающий ничто в золото, чтобы вновь превратить золото в ничто.
   По преданию лишь его отголосок, тень от множества теней, горел у богов и был огнем мистической мудрости и трансформирующего навсегда сознание понимания. Но даже этот отголосок, дарованный людям Прометеем или Люцифером, обладал настолько великой силой, что люди в большинстве своем прокляли его дарителя, записав его в свиту врага рода человеческого, а сам огонь поместили в геенну огненную, куда больше всего на свете страшились попасть. И лишь редкие смельчаки готовы были класть одну жизнь за другой в поисках возможности окунуться в этот огонь, чтобы, сгорев в качестве свинца, возродиться в виде золота, которое тоже было лишь тенью теней того золота, что непрерывно появлялось и исчезало в первоогне.
   Танец языков первопламени был истинной жизнью, а тени их теней – тем, что стало нашей материальной вселенной во всем ее великолепии, созданной в качестве зрителя, глазами которого огонь мог наслаждаться зрелищем собственного танца, так как подобно пирамиде с всевидящем оком он мог видеть все кроме себя. Танец был наивысшим порождением творческого начала огня, и как любому другому исполнителю ему нужен был зритель, роль которого играл настолько завороженный этим зрелищем Роман, что он даже не понимал, что во время созерцания является олицетворением самой вселенной.
   Он мог легко менять масштаб наблюдаемой картины от созерцания всего пламени в целом до любования танцем отдельных фотонов. Для этого ему было достаточно изменить фокусировку взгляда.
   Его внимание привлек один из языков пламени, начавший приобретать очертания женской фигуры. Когда Роман узнал в ней Раду, тени пламени приобрели форму старинного дворца, в одном из залов которого шел пир. Рада танцевала перед гостями завораживающий, гипнотический танец. Ее огненные одежды не столько скрывали, сколько привлекали внимание к телу. Когда после танца ей принесли на блюде голову Крестителя, она с торжествующей улыбкой на лице обошла с этим блюдом всех присутствующих. Затем она повернулась к Роману, и голова Крестителя начала превращаться по очереди в головы Артефака, Колесника и Романа. После нескольких циклов этих трансформаций на подносе появился простой деревянный ларец с Зеркалом Пророка. Рада тоже преобразилась. Теперь это была сама богиня, одетая в белые, простые одежды. На ее шее было ожерелье из звезд, а голову украшала диадема с полумесяцем. Удивительнее всего были ее глаза, радужная оболочка которых состояла из галактик, а роль зрачков играли черные дыры.
   – Держи, оно твое по праву, – произнесла она, обращаясь к Роману.
   Когда же он протянул руки, чтобы взять Зеркало, картина изменилась.
   Теперь он стоял на одной из ростовских центральных улиц, похожей на любую из них и ни на какую конкретно. На противоположной стороне улицы у самой дороги стоял поистине колоритный старик с длинными совершенно седыми волосами и подстать им длинной густой белой бородой. Одет он был в черные брюки, черные сапоги и мешочного цвета сюртук, надетый на русско-народную рубаху с вышитыми по подолу и воротнику красными свастиками. Рядом с ним вертелся одетый в застиранную и давно уже потерявшую всякий вид фланелевую рубашку и спортивные штаны с вытянутыми коленками то и дело пускающий слюни идиот. В руках у идиота был ларец с Зеркалом.
   Старика Роман видел в первый раз, иначе бы он его не забыл, настолько тот был запоминающимся, а вот идиот показался ему знакомым.
   Идиот то и дело скалил в совершенно невообразимой улыбке зубы, произнося при этом что-то типа «гыыыы» и пускал слюни с соплями. При этом он все время прижимал к груди тряпичную куклу с оторванной ногой, и слюна с соплями обильно проливалась на эту игрушку, которую, судя по ее виду, ни разу в жизни не удосужились постирать.
   – Долго мне еще ждать?! – раздраженно спросил старик и нетерпеливо топнул ногой. Это заставило идиота рассмеяться похожим на крик гиены смехом.
   Роман вдруг понял, что уже целую вечность топчется у дороги, по которой сплошным потоком на огромной скорости проносятся мимо машины.
   – Ну чего ты там застрял? – поторапливал его старик.
   Больше ждать было нельзя, тем более что машины шли сплошным потоком, без малейшего просвета, позволившего бы безопасно перейти через дорогу. Роман уже решил, что называется, броситься с закрытыми глазами в омут, надеясь лишь на авось, как вдруг в нескольких шагах от него, на его стороне улицы появилась Рада. Она была в коротеньком сарафане и туфельках на высоких каблуках. Рада медленно удалялась от Романа. Почувствовав каким-то образом, что он на нее смотрит (она ни разу не взглянула в его сторону), она чуть заметно ударила левой ладонью себя по ноге.
   В следующий миг Роман, превратившись в здоровенного лохматого пса, виляя хвостом, побежал к хозяйке. Поравнявшись с ней, он ткнулся носом в ее ладонь, затем лизнул руку. Для него это был миг наивысшего счастья.
   – Ну что ж, ты сделал свой выбор, – услышал он слова старика, и его выбросило из сна.
   Роман вскочил с кровати и начал возбужденно ходить по комнате. Находясь в предельно экзальтированном состоянии, он не замечал текущих по щекам слез счастья. А он был счастлив, как никогда раньше. Без нескольких дней полная луна прекрасно освещала комнату. Лунный свет добавлял масла в огонь его чувств, создавая атмосферу волшебства. Это было знакомое Роману с детства чувство, когда кажется, что стирается грань между реальностью и сказкой, и может произойти любое чудо.
   Когда-то давно, когда оно еще не ходил в школу, ощущение волшебства появлялось в их доме вместе с новогодней елкой. Ее ставили и наряжали в зале в словно специально предназначенном для нее уголке у окна между тумбочкой с телевизором «Рекорд» и покрашенной светло зеленой водоэмульсионкой стеной. Елку ставили так, что ее можно было обойти, в результате за елкой получалось прекрасное место для засады.
   Проснувшись в такие дни ночью, Роман тихонечко, чтобы не разбудить родителей, – дверь в их спальню почти всегда оставалась открытой, – прокрадывался в зал и прятался за елкой… нет, не в ожидании деда Мороза, который, надо сказать, приходил к нему каждый день, начиная с конца декабря и до самого Старого Нового года.
   Нередко, принося очередной подарок под елку, родители находили его спящим в засаде. Тогда они тихонько клали подарок и уходили, чтобы его не разбудить.
   – Я опять проспал деда Мороза, – с досадой в голосе сообщал он за завтраком.
   – Конечно, проспал, – соглашался с ним отец. – Перед тем, как прийти, дед Мороз насылает на людей сон, а потом уже смело приходит, не боясь кого-нибудь разбудить.
   – А почему он так делает?
   – Потому что он приходит из волшебного царства, и если его будут часто здесь видеть, он растеряет свое волшебство и больше не сможет приносить подарки, – объясняла мать.
   Надо отдать Роману должное, он сам вычислил деда Мороза. Однажды в канун Нового года он нашел в шкафу под простынями пачку фломастеров. Тогда они, как и почти все хорошие вещи, свободно не продавались, и мама достала их ему по великому блату. Оставив их на месте, он не стал рассказывать родителям о своей находке. Через несколько дней он нашел фломастеры под елкой. Этого было достаточно, чтобы он смог понять, кто на самом деле дед Мороз. Роман тут же включился в игру. Он начал класть под елку фрукты и конфеты (за ними труднее всего уследить), потом находил и радостно бежал к родителям сообщить об очередной щедрости деда Мороза.
   Истинным посланником волшебства для Романа был зайчик, так как именно он всегда приносил то игрушку, то что-нибудь вкусненькое. В зайчика Роман верил всей душой и мечтал с ним познакомиться и поговорить, так как зайчик, конечно же, был говорящим.
   И вот теперь, когда Роман уже полностью разуверился в чудесах, волшебный мир, можно сказать, позвонил ему по телефону, пообещав в ближайшее время нагрянуть в гости.
   Роману настолько не терпелось рассказать кому-нибудь про свой сон, что он готов был немедленно позвонить Колеснику, несмотря на то, что часы показывали только начало пятого. Он бы и позвонил, но родители спали рядом с телефонным аппаратом, и ему пришлось бы рассказывать им про Зеркало Пророка, чего Роману совсем не хотелось, так как он понимал, что для них эта информация может стать опасной. Надо было дождаться, когда они уйдут на работу.
   Сходив в туалет, Роман вернулся в постель. Разумеется, ни о каком сне не могло быть и речи. От нечего делать он решил погрузиться в самогипноз, но так и не смог расслабить тело. Тогда он начал мечтать о Раде. Незаметно для себя он погрузился в то состояние полусна, когда мысли уже превращаются в образы и ощущения, но ты еще остаешься властен над сюжетом видения.

   Они шли с Радой по цветущему лугу. На ней было светло-голубое легкое платье в горошек и босоножки на низком каблуке. Собственная фигура воспринималась Романом не настолько отчетливо, чтобы замечать такие детали, как своя одежда. Роман взял ее за руку и какое-то время наслаждался этим детским проявлением чувств. Затем они остановились. Рада повернулась к нему лицом. Она была прекрасна, как никогда.
   Прочтя в ее глазах ожидание, он начал говорить. Он рассказывал, что безумно любит ее с самой первой встречи. Что она – единственная, прекрасная, неповторимая. Что для него она вмещает в себя всю вселенную, так как, глядя в ее глаза, он забывает обо всем остальном, а когда ее нет рядом, то все его мысли и чувства направлены на нее. Он говорил так несколько минут. Она внимательно слушала. Затем чуть слышно прошептала:
   – Я тоже тебя люблю.
   Сердце Романа запрыгало от счастья. В голове закружилось. Получив согласие, он нежно коснулся губами ее губ. Она ответила на его робкий поцелуй. Это придало Роману смелости, и он вложил в следующий поцелуй всего себя, всю свою любовь, все свои чувства. Но когда его язык оказался у Рады во рту, она превратилась в идиота из предыдущего видения. Роман отпрянул с ужасом и отвращением, а идиот, явно обрадованный его реакцией, оскалил лицо в улыбке, пустив сопли из обеих ноздрей и радостно сказал:
   – Гыыыыыыыыы.
   В следующее мгновение в паху у Романа появилось то самое ни с чем не сравнимое ощущение, и его трусы стали мокрыми от липкой, густой спермы. Романа чуть не стошнило прямо в кровати. Не понимая еще, что это был всего лишь сон, он вскочил на ноги и, матерясь на чем свет стоит, начал плеваться, стараясь избавиться от навязчивого ощущения присутствия слюны идиота во рту. Через пару секунд он окончательно проснулся. Было 15 минут девятого. Родители были уже на работе, и это заставило его облегченно вздохнуть, так как у него и так уже было впечатлений выше крыши, и объясняться по поводу столь бурного пробуждения ему совсем не хотелось.
   Дав себе несколько минут отдышаться, Роман поменял простыню, которую вместе с испачканными трусами бросил в корзину для грязного белья. Затем он долго и остервенело мылся под душем, словно стараясь смыть с себя остатки кошмара. После третьей чистки зубов он почувствовал себя вполне терпимо и, умывшись, выключил воду. Одевшись, он отправился на кухню, посмотреть, что оставила на завтрак мама.
   Похоже, ей тоже не спалось, так как посреди стола стояла тарелка с внушительной стопкой блинов. К блинам была семга, браконьерского посола черная икра и настоящий пчелиный мед, который родители брали у знакомого пасечника. Решив, что по поводу завтрака можно не заморачиваться, Роман вернулся в свою комнату и, устроившись на диване с томиком Лемма, начал ждать Раду. О ночных видениях он решил никому не рассказывать, так как они могли помешать очаровывать возлюбленную.
   – Что случилось? – спросила Рада, едва Роман открыл дверь. Похоже, он не настолько хорошо пришел в себя, как ему казалось.
   – Да ничего, а что?
   – Такое впечатление, что тебя пропустили через центрифугу.
   – А, это кошмар приснился.
   – Какой?
   – Так, ерунда. Толком не расскажешь. Пошли лучше завтракать.
   – У меня так скоро талия будет на выпуск, – кокетливо сказала Рада, когда Роман выставил на стол все деликатесы и чайник со свежим чаем.
   – Перейдем на кабачковую икру.
   – А знаешь, я в детстве ее обожала. Особенно летом. Уйдешь так с друзьями на целый день на пляж. Проголодаешься. Не домой же идти. Вот мы и скидывались на банку кабачковой икры и булку свежего серого хлеба за 16 копеек, часто он был еще горячим, а если кто-то был богатым, то и баллон сока. Чаще всего томатного. Банки мы открывали, надавливая на крышку локтем или коленкой. А потом отламывали куски хлеба и по очереди их макали в банку с икрой. А потом пускали по кругу баллон с соком. Не поверишь, ничего вкуснее не ела.
   – Поверю, мы также делали.
   – Правда?
   – Только вместо сока упивались по пути домой газировкой из автоматов или в нашем магазине брали лимонад на розлив. А чтобы не облизывать стакан, пили, сунув в него и нижнюю губу. Правда, так легко облиться. А еще я до сих пор обожаю майонез. Могу его есть если не ложками, то, как бутерброд, намазывая на хлеб.
   – Не, майонез я люблю только в салатах и с жареной картошкой.
   – Может, устроим тогда как-нибудь ностальгический завтрак?
   – Я с удовольствием.
   – Решено.
   – Мне что принести?
   – Себя.
   – Слушай, мне так не удобно. Ты меня все время кормишь, а я…
   – А ты радуешь меня своими приходами. Мне давно уже ни с кем не было так легко и хорошо.
   – Вот это и плохо.
   – Почему?
   – Потому что мы вместо того, чтобы заниматься делами, устроили с тобой черт знает что.
   – Работа не волк.
   – Как знать.

   Романа разбудил настойчивый звонок в дверь. Часы показывали половину девятого. В это время он не ждал гостей, поэтому первым его побуждением было сыграть в «никого нет дома», но звонящий был слишком настойчивым. Матеря незваного гостя, Роман выполз из-под теплого одеяла и пошел открывать.
   Роману было нехорошо, так как весь вчерашний день был днем имени Бахуса. Сначала они с Радой выпили бутылку «Российского» и бутылку «Степной розы». «Российское» купил Роман. Ему нравилось это легкое, чуть сладковатое вино, которое, несмотря на копеечную цену, было очень даже хорошего качества. «Степную розу» подарили матери в качестве магарыча, у которой и выклянчил ее Роман.
   Вторая половина дня была отдана друзьям, преферансу и пиву. Не ведая, что творят, они решили расписать полтинничек, и закончили игру уже глубоко за полночь. Роман надеялся отоспаться утром, так как завтрак Рада взяла на себя, пообещав Роману сюрприз. Раньше 10 она не приходила, поэтому он смело поставил будильник на 9—30. Не удивительно, что Роман не был расположен к гостеприимству.
   – Кто там? – спросил он через дверь.
   – КГБ. Откройте, – ответил мужской голос.
   КГБ оказался целый отряд из пяти человек. У всех в руках было оружие.
   – Майор Табаков, – представился один из них, показав Роману открытое удостоверение.
   Это был мужчина 30 с копейками лет. Блондин, волосы короткие. Рост средний. Лицо и фигура обычные, не запоминающиеся.
   – Почему так долго не открывали? – строго спросил майор.
   – Спал.
   – Крепко же вы спите. Мы уже собирались дверь ломать. Мы можем войти?
   – Конечно. А что случилось?
   Майор не ответил. А остальные, получив разрешение, с оружием на изготовку ворвались в квартиру и обыскали все углы, где только мог спрятаться человек.
   – Вы, как я понимаю, Роман Николаевич Кривцов? – спросил майор, после того, как его коллеги убедились, что Роман в квартире один.
   – Ну да, – ответил Роман.
   – Можете предъявить удостоверяющий личность документ?
   – Это пойдет? – спросил он, показывая удостоверение сотрудника «Лабиринта».
   – Вполне, ответил майор.
   После этого он кивнул коллегам, и те ушли.
   – Роман Николаевич, нам надо серьезно поговорить, – сообщил майор, когда они остались одни.
   – Конечно. Хотите чаю?
   – Не откажусь.
   – Тогда пойдемте на кухню. И можно я оденусь?
   – Конечно.
   – Роман Николаевич, вы разве не должны быть на рабочем месте? – спросил майор, когда Роман прибыл на кухню, надев перед этим джинсы и футболку.
   – Не должен. А вы теперь так прогульщиков ловите?
   Майор криво улыбнулся.
   – Почему не должны? Объясните, пожалуйста, – попросил он.
   – Мы с Радой работаем здесь.
   – Почему?
   – По распоряжению Колесника. Он запретил нам появляться в «Лабиринте», так как боялся каких-то чужих ушей.
   – Каких?
   – Не знаю. Он мне не объяснял. Так что вам это лучше у него спросить.
   – В данный момент меня интересуют ваши ответы, – подчеркнуто строго сказал майор.
   – Да я бы с удовольствием, но у меня их практически нет.
   – Чем вы занимались с гражданкой Приходько?
   – С кем?
   – С Радой Георгиевной. Вы что, не знаете фамилии своих коллег?
   – Да как-то знаете… Ваше столь бурное появление выбило меня из колеи.
   – Ладно, чем вы с ней занимались?
   – Извините, но я не уверен, что могу обсуждать это с вами без разрешения начальства.
   – Сейчас я ваше начальство, и я настоятельно рекомендую рассказать все без утайки.
   – Да дело не в утайке и не в утаивании… Просто все это… не знаю, как объяснить.
   – Вы, главное, начните, а я, если надо будет, помогу.
   – Все началось с покушения на меня во время которого Максим Харитонович спас мне жизнь, застрелив убийцу. По его словам я стал мишенью потому, что во мне спят какие-то способности, поэтому меня посчитала опасным некая неизвестная мне оккультная группа. Для того чтобы выяснить, какие именно способности во мне спрятаны, он и предложил мне потупить на службу в КГД. Сначала мной занимались в «Лабиринте», а потом Колесник решил, что там за нами кто-то может следить или наблюдать… Короче говоря, с тех пор мы занимаемся здесь. Рада погружает меня в гипноз, благодаря которому надеется раскрыть мой потенциал. О результатах работы мне ничего не сообщалось. Так что я и при желании никому ничего секретного не смог бы сообщить, – сказал Роман, инстинктивно понимая, что о Зеркале лучше не заикаться.
   – Скажите, а Лев Петрович Мых имел отношение к вашей работе?
   – Колесник знакомил меня с человеком по прозвищу Профессор Артефак. Не знаю, о нем вы меня спрашиваете, или нет. Тот должен был найти какой-то ритуально-оккультный предмет, название я не запомнил. Скорее всего, из-за этого его и убили. Кстати, именно после убийства Артефака мы начали работать здесь.
   – Ладно, а что-нибудь необычное или подозрительное вы не замечали?
   – Да вроде нет. А что все-таки произошло?
   – А произошло то, Роман Николаевич, что в течение последних 24 часов вся ваша рабочая группа кроме вас, включая всех сотрудников «Лабиринта» и курирующих их Максима Харитоновича Моисеева и Софью Сергеевну Михееву, была убита.
   – Как?!
   – Их застрелили.
   – А Рада? – спросил он, моля бога о том, чтобы она выжила.
   – Увы. Она была убита утром у себя дома.
   Внутри Романа что-то щелкнуло. Голова наполнилась отупляющим звоном, а мир, потеряв цвета, стал даже не черно-белым, а уныло серым.
   – И что теперь? – потерянно спросил он.
   – Будьте осторожны и не покидайте город. Как только что-то прояснится относительно вас, я сообщу.
   Закрыв за следователем дверь, Роман сел возле нее на пол. Его лицо перекосилось, из приоткрытого рта потекла струйкой слюна, и он тихо завыл. Минут через десять приступ прошел, и его сменила вполне терпимая пустота. Часа через полтора накатило снова. Чтобы как-то себя отвлечь, Роман взялся навести порядок в своих вещах. От монотонной работы немного полегчало, но лишь самую малость. Когда родители вернулись с работы, он сам выглядел не лучше покойника.
   – Убили моего лучшего друга, – сказал он матери в ответ на ее расспросы, решив, что всей правды ей лучше не знать.
   Она пыталась его утешать, но от этого стало еще гаже, и он закрылся в своей комнате. Тишина раздражала, поэтому Роман включил музыку. Не раздеваясь, он лег на диван с первой попавшейся книгой. Он смотрел на текст, не понимающим взглядом, пока его не сморил сон.
   На следующий день Роман позвонил майору Табакову.
   – Что-то вспомнили? – спросил он, когда Роман себя назвал.
   – К сожалению нет. Я звоню спросить, когда и где похороны. Извините, что отвлекаю от работы.
   – Вы же понимаете, что мы не можем допустить огласки по поводу столь вопиющего ЧП, поэтому решили всех хоронить отдельно. По-домашнему.
   – Тогда подскажите, пожалуйста, адрес Рады.
   Оказывается, она жила в какой-то паре остановок от него. Погода была хорошая, и Роман решил пройтись пешком. По дороге он зашел на «хитрый» базар, где купил две темно-красные розы. Когда он подошел к ее дому, гроб с телом уже стоял у подъезда на двух табуретках. Рада выглядела растерянной, словно ей самой не верилось в происходящее. Роман положил цветы у изголовья гроба, затем сказал слова соболезнования ее родителям. Мать, скорее всего, накачали успокоительным, потому что она стояла бездушным, не понимающим, что происходит, болваном. Отец же был растерян и показался Роману похожим на подбитую птицу. После этого он отошел в сторонку и внимательно присмотрелся к людям. Они вели себя, как обычно на похоронах, то есть, разговаривали ни о чем, стараясь сохранять полагающееся по протоколу скорбное выражение лица. Никого, кого можно было бы принять за Игната Валерьевича, Роман не заметил. Это стало причиной минутного злорадства, которое Роман немедленно в себе подавил. На какое-то мгновение после этого ему стало стыдно, но чувства были вялыми. Он словно был отключен, благодаря чему почти ничего не чувствовал. От отсутствия чувств ему стало не по себе, и он поспешил уйти. После этого он прошел чуть больше 10 километров в максимально быстром темпе и вернулся домой в изнеможении. Помогло. Физическая усталость позволяла не так остро чувствовать горе во время его приступов.
   На следующий день ближе к обеду позвонил Табаков.
   – На время следствия вас решено отправить в отпуск без содержания. Надеюсь, вы не против? – спросил он.
   – Нет, я даже рад, – ответил Роман совершенно безрадостным голосом.
   – И еще, подписку мы брать не будем, но если решите выехать из города, позвоните заранее, а лучше не покидайте Ростов, так как можете понадобиться в любой момент.
   – Хорошо, – пообещал Роман.
   На этом их разговор закончился.
   Через пару недель приступы горя практически сошли на нет, но началась новая напасть. Роман стал постоянно нарываться на отсутствие Рады. И если приступы горя можно было сравнить с попытками взять его штурмом, то пустота на месте Рады вполне могла сравниться с осадой крепости. Это выматывало невероятно, но кроме терпения и понимания того, что это тоже пройдет, у него не было ничего.
   Примерно через месяц после похорон… он лег спать и только начал проваливаться в дрему, когда отчетливо услышал ее радостный голос:
   – Ну все, Ромочка, мне пора.
   Проснувшись, он заплакал, но это были совершенно другие, чем раньше слезы. Этими слезами Рада отпускала его жить дальше. Это была черта, преступив через которую, он почувствовал себя выздоравливающим после тяжелой болезни. Тоска по Раде, разумеется, не прошла, но пик горя он уже преодолел.
   Через пару дней после этого разговора к Роману заявился хранитель. Было около полудня.
   – Надеюсь, не помешал? – спросил он, улыбнувшись во весь рот голливудской улыбкой.
   – Вот именно, не помешал. Вы же гарантировали… – набросился на него с упреками Роман.
   – Я? – удивленно воскликнул хранитель. – Не может такого быть! Ты меня с кем-то путаешь, парень. Так что, пока ты не наговорил на увесистый подзатыльник с последующими объяснениями ногами в живот, дуй на кухню и ставь чайник.
   Почувствовав нутром, что угрозы хранителя не пустой звук, Роман, мысленно проклиная себя за трусость, тут же заткнулся и пошел накрывать стол к чаю.
   – Давай расставим «ё» перед «б», – предложил хранитель, сев за стол. – Я не добрая фея и не воспитатель детского сада. Моя задача в твоем случае следить за тем, чтобы игра не сорвалась из-за непредвиденных внешних обстоятельств, но ни в коем случае не вмешиваться в саму игру. Так что я как мент на шахматном турнире должен смотреть за порядком и не лезть на доску.
   – Тогда почему вы вмешиваетесь?
   – Хороший вопрос. Дело в том, что кое-кто совершил роковую ошибку, не дав тебе самому созреть для поиска Зеркала. В результате этого то, что должно было стать делом твоей жизни, воспринимается тобой, как досадная обуза. Ты ведь думаешь, что тебе это Зеркало триста лет не нужно?
   – Вы правы. Я бы многое отдал, чтобы никогда о нем не услышать.
   – И вот тут ты не прав. Дело в том, что в отличие от большинства людей ты и все те, кто повязан с Зеркалом – люди судьбы. Вы рождены с определенной задачей, причем первостепенное значение имеет именно она, а не вы, как таковые.
   – Мы что, рабы лапы?
   – В принципе, да. Дело в том, что своей настоящей, принадлежащей вам в той мере, в какой она принадлежит обычным людям, жизнью вы жили много веков назад. Столкнувшись с Зеркалом, вы были захвачены им, и с тех пор вертитесь вокруг него, как луна вокруг земли. Из-за Зеркала вы застряли между жизнью и смертью. Вы не можете умереть, как обычные люди. Вместо этого вы отправляетесь в своего рода переплавку, чтобы родиться заново и продолжить игру. Так что в этом плане данная смерть Рады и других людей не является чем-то особенным или непоправимым. Это всего лишь еще один шаг в одной из множества партий игры.
   – Тогда зачем вообще нам что-то делать, если все равно в следующий раз придется начинать сначала?
   – А вот тут ты не прав. Во-первых, потому, что эта, как и любая другая игра, имеет цель, к которой вы и должны стремиться по замыслу ее создателя.
   – Напоминает идею реинкарнации.
   – Ты прав. Именно она и легла в основу этой игры. Так вот, вторая причина поторопиться заключается в том, что на игру отведен хоть и кажущийся огромным по сравнению с человеческой жизнью, но конечный отрезок времени, и если ты схалявишь и не выполнишь урок, в следующей жизни ты будешь отброшен назад, и тебе в очень сжатый срок придется вспоминать пройденный материал. А так как основным инструментом обучения является кнут или страдание, то представь себе жизнь, в которой вам всем придется страдать за несколько жизней сразу.
   – Но почему обязательно страдать?
   – Потому что за редким исключением человек не чувствителен к другим видам стимулирования. Взять хотя бы тебя. Только получив хорошенько по голове, ты стал способен слушать, что тебе говорят. И если ты не зашевелишься в нужном направлении, тебе придется испытать такой пинок судьбы, по сравнению с которым твое нынешнее горе покажется легким испытанием.
   – Хорошо. Что я должен делать?
   – Тебе это уже говорили.
   – Разве повторение не мать учения?
   – Это твоя игра, и ты сам должен найти решение. А теперь, если у тебя нет вопросов по существу, я пойду.
   – У меня есть вопрос: Это вы их убили? – решился спросить Роман.
   – Ну что ты, это было бы чрезмерным вмешательством в игру.
   – Тогда кто?
   – Найди Зеркало, и все узнаешь.

4

   Разговор с хранителем оставил в душе Романа смешанные чувства. С одной стороны, он принес частичное успокоение. Ведь если все действительно так, и эта смерть Рады – одна из многих ее смертей, то ничего непоправимого не произошло, и его вина не столь ужасна. С другой стороны, из значимых людей у него остались только родители, и если хранитель прав, то жертвами следующего удара вероятнее всего станут они. И неизвестно, связаны они с Зеркалом или нет, то есть их смерть может стать окончательной и бесповоротной. От мысли об этом Романа охватывал страх, который заставил его действовать, едва он закрыл за хранителем дверь. В правоте слов хранителя Роман не сомневался, так как они не только успокаивали терзающую его все это время совесть, но и возвращали твердую почву, на которую он мог опереться.
   Первым делом надо было привести мысли в порядок и наметить план работы. Для этого Роман взял ручку, оставшуюся со школы тетрадь по математике, открыл ее на чистой странице и приготовился записывать все, что он вспомнит о поисках Зеркала. Как оказалось, в одном хранитель был точно прав: все это время Роман не столько слушал людей, сколько был занят мыслями о Раде. Поэтому ему удалось вспомнить лишь о существующей с Зеркалом связи, которую необходимо каким-то образом разбудить. Для этого он вроде бы должен день и ночь быть настроенным на Зеркало.
   Так как других вариантов решения этой задачи все равно не было, он решил начать с того, что они делали с Радой. И здесь ему тоже пришлось проклинать себя за халатное отношение к своим обязанностям, благодаря которому он проигнорировал уроки по аутотренингу. К счастью, в общих чертах он помнил, что надо делать.
   Устроившись в кресле, он попытался расслабиться, но из-за страха и нервозности у него ничего не получалось. Пришлось около 10 минут медленно, глубоко дышать, а потом еще столько же пытаться максимально отчетливо почувствовать различные участки тела, чтобы вернуться в «здесь и сейчас». Успокоившись, он достаточно быстро расслабился и вызвал ощущения тепла и тяжести в теле. Для начала он решил воспользоваться «дорогой к зеркалу», но как ни пытался, не смог представить даже открывающую дорогу дверь. Уже решив прекратить явно неудачный сеанс, он вспомнил метод проглатывания вопроса. Сформулировав, «Как мне настроиться на зеркало?», он как бы проглотил этот вопрос, мысленно направив его в глубь подсознания. Затем он расслабился, отпустив себя. Минут через 5 перед глазами возникла картинка из какого-то фильма про войну: радист в окопе вызывает «Сокола».
   Решив, что это подсказка, Роман представил себя живой радиостанцией и начал на всех частотах вызывать «Зеркало». Одновременно он вслушивался в «эфир», чтобы не пропустить ответ. Его хватило минут на пятнадцать. Затем усталость заставила его превратить сеанс.
   – Я уже делаю, что могу, – сказал он на всякий случай, обращаясь непонятно к кому. – Если что не так – подскажите. Я уже все понял.
   Вечером, когда семья села ужинать, пришел Табаков.
   – Я могу войти? – спросил он у открывшего дверь Романа.
   – Конечно, – ответил тот, проходите в мою комнату.
   – Надеюсь, больше ничего не случилось? – спросил Роман, когда они сели на диван.
   – У меня для вас приятные новости. С вас не только сняты все подозрения в связи с убийством наших сотрудников, но и подписанным начальником Управления приказом вам присвоено звание лейтенанта КГБ СССР и должность младший уполномоченный КГБ СССР. Так что примите мои поздравления.
   – Служу Советскому Союзу, – выдал в ответ ошарашенный Роман.
   Несмотря на отработанный за годы службы казенный тон и соответствующее ему выражение лица, по Табакову тоже было видно, что происходящее и для него является чем-то из области чудес. После рукопожатия Табаков подробно объяснил Роману, куда и с чем ему прибыть для получения удостоверения, затем добавил:
   – Вам приказано продолжать свои исследования, а мне всячески содействовать вам в этом, так что, если что будет нужно, обращайтесь в любое время суток.
   Роман поблагодарил его еще раз. На этом их разговор был окончен.

   Повышение по службе Роман воспринял, как знак того, что он на верном пути. Это его воодушевило, и он начал по несколько раз в день вызывать Зеркало. Через 2 недели «радиопоиск» перешел в автоматический режим, то есть трансляция намерения обрести связь с Зеркалом осуществлялась уже сама, без его активного участия. На службе Романа не трогали. Жалование платили регулярно. С сессией у него тоже проблем не возникло, так как в отличие от собратьев по заочной учебе, у него была куча времени.
   – Что у тебя за служба такая? – спросил как-то отец. – Сидишь целыми днями дома или шляешься по друзьям.
   – А это, как в песне, – ответил Роман. – Наша служба и опасна и трудна и на первый взгляд как будто не видна.
   – Знал бы, что вы так служите, сам подался бы в органы.
   Вот только Зеркало молчало. Постепенно воодушевление сменилось растерянностью. За ней пришла тревога с периодическими приступами отчаяния, во время которых Романа накрывал страх за близких. Несмотря на это, он продолжал постоянно вызывать Зеркало, надеясь на то, что судьба или сила в случае чего сначала подаст ему знак.
   Откликнулось Зеркало в прекрасный мартовский день. Несмотря на то, что снег сошел за неделю до этого, в тот день впервые по-настоящему запахло весной. Разумеется, Роману не сиделось дома, и он отправился гулять сначала на Пушкинскую, а потом в парк Горького, где он зашел к кафе выпить кофе с пирожным. Там его и накрыло.
   Сначала у него появилось довольно-таки своеобразное ощущение в районе пупка, словно к нему была приделана веревочка, за которую кто-то потянул. Ощущение было не сильным, и сначала Роман не придал ему особого значения, но потом за «веревку» в очередной раз «дернули» и перед глазами Романа возник ларец с Зеркалом. От неожиданности он подпрыгнул, уронив чашку себе на брюки. К счастью, кофе в ней уже не было. Чашка не разбилась, и Роман, поставив ее на стол, выбежал на улицу, благо, в кафе было самообслуживание, и за еду он заплатил заранее. От счастья ему захотелось сделать до идиотизма что-то хорошее.
   Неподалеку старушка продавала подснежники, и Роман купил у нее здоровенный букет. Заметив на остановке женщину средних лет с хронически уставшим лицом, он подошел к ней и со словами: «Это вам. Просто так. В четь хорошего дня», – вручил цветы и помчался дальше. Несколько следующих дней возбуждение не давало Роману толком настроиться на Зеркало. Зато когда он успокоился, «веревочка» в районе пупка стала ощущаться еще сильней. Теперь оставалось ждать, пока она станет достаточно крепкой путеводной нитью, чтобы не порваться в средине пути.

   Роман стоял у преградившей ему путь стены. Был жаркий летний полдень, и солнце палило так нещадно, словно хотело уничтожить последние остатки жизни на этой и без того почти безжизненной земле. Кажущаяся монолитной стена из коричневого камня (или, скорее, очень прочного бетона, так как камни невозможно подогнать друг к другу так, чтобы не было и следа от шва между ними), тянулась от горизонта до горизонта и была высотой с многоэтажный дом. С той стороны стены находилось Зеркало. С этой – бескрайняя равнина, покрытая низкой, настолько высушенной солнцем, что она рассыпалась под ногами в пыль, травой. Преодолеть стену у Романа не было ни малейшего шанса. Возвращаться назад не имело смысла, так как без воды и пищи он был обречен на смерть в этой негостеприимной местности. Воды и еды у него не было вообще. Отчаявшись, Роман решил сесть на землю и, прислонившись спиной к стене, ждать прихода смерти, но красно-коричневая земля оказалась слишком горячей для этого. Выматерившись, он вскочил на ноги.
   – На самом деле не все так плохо, – услышал он приятный женский голос.
   От неожиданности Роман отпрянул, а потом удивленно уставился на его хозяйку. Выглядела она непривычно. Прекрасное, немного хищное лицо. Зеленая, покрытая мелкими коричневыми веснушками кожа. Черные перья вместо волос. Глаза янтарного цвета с вертикальными, как у кошек зрачками. Одета в подчеркивающий совершенство ее фигуры комбинезон из светлой ткани и такого же цвета ковбойские сапожки на невысоком каблуке.
   – Ты кто? – спросил Роман.
   – Я Тайна с острова Тайн. Ты что, меня не помнишь?
   – А мы разве виделись?
   – Ну да. Несколько раз ты побывал у нас в гостях.
   – Извини, но я этого не помню.
   – Это потому, что ты помнишь только нынешнюю жизнь. Ничего. Зеркало покажет тебе все остальные.
   – Вот только боюсь, в этой жизни я до него не доберусь.
   – На самом деле все не так безнадежно. Просто твои органы чувств не приспособлены для этих мест.
   – Других у меня нет.
   – Если хочешь, я одолжу тебе свои глаза.
   – А ты?
   – Это ж только на время. Потом ты их мне вернешь. Не бойся, это совсем не сложная процедура. К тому же, для тебя это единственный выход.
   – Хорошо. Что нужно делать?
   – Стой спокойно, пока я не скажу.
   После этих слов она подошла к Роману сзади, легко вынула руками глаза и поднесла их к затылку Романа. Буквально через пару секунд на его затылке появились глазницы. Она вставила в них глаза. После этого Роман несколько раз моргнул всеми четырьмя глазами. Видеть мир на 360 градусов было так непривычно, что у него закружилась голова. К тому же новые глаза видели иначе, и задняя часть мира выглядела в кислотных тонах.
   Затем глаза Тайны повернулись так, что начали смотреть из затылка вперед через глаза Романа. После этого сначала пропала резкость, затем он увидел вместо стены красивый кованый забор, увитый цветущим плющом, и прямо перед собой калитку, за которой начинался удивительной красоты сад. А еще он увидел луч света, исходящий из его пупка и словно путеводная нить, уходящий в глубь сада. Он хотел броситься туда, но Тайна его остановила.
   – Не спеши, – сказала она. – Перед тобой коварный, наполненный ловушками и самыми невообразимыми хищниками лабиринт, где все выглядит не тем, что есть на самом деле. Так что первый неверный шаг станет для тебя последним.
   В ответ Роман выругался.
   – Я могу тебе помочь, но для этого мы должны соединиться, – сказала Тайна.
   – Как?
   – Так же, как ты соединился с моими глазами.
   – Хорошо. Что нужно делать?
   – Для этого ты должен передать себя в мои руки.
   – Как?
   – Просто заяви об этом вслух.
   – Я в твоих руках.
   – Теперь стой спокойно и постарайся не дергаться, пока я в тебя войду.
   – Хорошо.
   Прежде, чем войти, она прикоснулась руками к его затылку, и ее глаза вышли из его головы. Он вставила их себе в глазницы, затем она прижалась к Роману. Ее прикосновение вызвало у него сильное сексуальное желание. Тайна с легкой «электрической щекоткой», – других слов для описания этого ощущения у Романа не нашлось, – начала входить в его тело, надевая Романа, как костюм.
   – Теперь, – услышал он в своей голове, – постарайся расслабиться и позволь мне управлять твоим телом.
   – Хорошо.
   – Для начала походим вдоль стены.
   Первые шаги чуть не закончились падением, но уже через несколько минут Тайна достаточно свободно управляла телом Романа. Удостоверившись в этом, она направила их совместное тело в калитку.
   Стоило им войти, забор с калиткой исчезли, а сад превратился в окружающий их со всех сторон лабиринт с множеством одинаковых расходящихся тропинок. К счастью для нашего тандема правильный путь был помечен достаточно хорошо видной светящейся нитью. Стенами этого лабиринта служила живая изгородь из кустов с настолько бархатисто-нежными листьями, что Роману захотелось их погладить, словно это было домашнее животное.
   – Одно прикосновение, и куст высосет тебя до нитки. Смотри:
   Глаза немного изменили фокусировку, и Роман увидел замурованные в зеленой толще скелеты животных и людей.
   – Ты что, читаешь мои мысли? – спросил Роман.
   – Надеюсь, ты не против? – ответила она.
   – Ну как тебе сказать, – смутился он.
   – Нет, так глубоко в твою душу я не лезу. С меня хватает необходимости следить за лабиринтом.
   Через несколько минут Роман услышал поистине пьянящий запах, исходящий из совсем крошечных цветов, растущих между кустами. Роман почувствовал необыкновенную легкость и свободу. Его потянуло на безрассудство.
   – Держи себя в руках! – прикрикнула на него Тайна. Лабиринт нас заметил и теперь пытается сбить с правильного пути своими чарами. Смотри внимательно под ноги.
   Под ногами была обычная щебенка из белого гравия. Везде одинаковая.
   – Я ничего не вижу, – сообщил Роман, которому было совсем не интересно пялиться себе под ноги.
   – Какой ты нетерпеливый, – ответила Тайна.
   Прошло минут 10 прежде, чем Роман заметил на гравии почти такого же цвета жука, похожего на скарабея.
   – Его надо поймать, – сообщила Тайна, и они принялись неуклюже его ловить, стараясь избегать контакта с кустарником. Наконец, их рука накрыла его, и ладонь пронзила боль, от которой Роман не только закричал, но и вспотел.
   – Отлично, – прокомментировала это Тайна, – теперь боль заставит тебя сохранить голову на плечах.
   – А без этого никак нельзя было? – обиженно спросил Роман, вытирая выступившие на глазах слезы.
   – Поверь, то, что ты сейчас чувствуешь, сущая ерунда по сравнению с тем, что тебя ждет, попадись ты на обед местным обитателям.
   – Отличное место для прогулок, – проворчал в ответ Роман.
   После очередного поворота перед ними прямо посреди тропинки появилось дерево, ветви которого были усеяны яркими пахнущими не хуже цветов плодами.
   – Надеюсь, это съедобно? – спросил Роман.
   – Для этого съедобны мы, – ответила Тайна. – То, что тебе кажется плодами, является крайне коварным хищником. Он привлекает жертву своим видом, а когда она его съедает, его разрозненные в процессе пережевывания части вновь срастаются в единое целое, и он сам начинает есть жертву заживо изнутри, пока не съедает ее целиком. Тебя ему хватит часа на три.
   – А обойти это никак нельзя?
   – Ты, главное их не трогай. Сами они ничем не смогут тебе повредить. Зато живущий неподалеку от них ходячий гриб – настоящая чума. Он испускает нити-ловушки, одного прикосновения к которым достаточно, чтобы нас парализовало. Затем появляется сам гриб и покрывает жертву спорами. Они впрыскивают в тело жертвы консервирующие вещества, и жертва остается живой до тех пор, пока питающейся ей выводок не созревает и не вылетает из ее глаз.
   – Мы что, в адском детском парке?
   – Если бы.
   – Стоп! – приказала Тайна, увидев чуть заметную паутинку на высоте чуть больше 40 сантиметров от земли, и они тут же замерли.
   – Это оно? – спросил Роман.
   – Оней не бывает. И даже не вздумай перешагивать, так как отброшенная нами тень заставит ее атаковать.
   – И что теперь делать?
   – Ползи под ним, не задирая ни головы, ни задницы. Надеюсь, тебя этому учили?
   – Учили. На «Зарнице».
   – Вот и отлично. Тогда ползи.
   Ползти пришлось метров 200, пока перед ними не появилась здоровенная лужа с похожей на понос жижей. К этому моменту Роман чувствовал себя так, словно с его рук, ног и живота заживо содрали кожу. Лужа заставила его выругаться, зато Тайну она привела в полный восторг.
   – Теперь надо хорошенько в этом вываляться, и мы спасены, – сообщила она.
   – Ты серьезно? – спросил Роман.
   – Более чем. Эту лужу оставили наиболее страшные для местных обитателей существа, так что запах их экскрементов отобьет у любого охоту на нас нападать.
   Матерясь на чем свет стоит, Роман принялся барахтаться в какашках неизвестного монстра. Его реакция рассмешила Тайну, в результате они не только вымазались, но и наглотались дерьма.
   – Теперь можно спокойно идти дальше, – решила Тайна, когда они по ее мнению достаточно хорошо вымазались.
   – Найти бы еще силы встать.
   – Ничего. Скоро будет мувр.
   – Кто?
   – Увидишь.
   Мувром оказалась похожая на сопли и пахнущая подстать дерьму из лужи свисающая с кустов субстанция.
   – Ну и дрянь! – оценил мувра Роман.
   – Надеюсь, его вкус тебе покажется более привлекательным.
   – Что? Это шутка?
   – Помнишь запах цветов?
   – И что?
   – Вместе с ним ты вдохнул яйца пожирающих плоть червей. Мувр является единственным лекарством от них. Так что либо он, либо смерть. Хочешь, просто расслабься и закрой глаза, а я все сделаю сама.
   – Ну уж нет! Такое дерьмо надо есть вместе.
   Вкус у мувра оказался таким же, как у обычных соплей. Это немного даже разочаровало Романа, который уже начал ждать подвоха отовсюду.
   – Так это и есть сопли, – сообщила Тайна в ответ на его мысли.
   – Вот же блядь! – не выдержал Роман.
   – В них много антител Каргола.
   – Это та дрянь, которая тут чихала?
   – Она самая.
   Разговор прервала дикая, заставившая их согнуться пополам резкая боль в животе, затем их вырвало и одновременно пронесло, да так быстро, что они не успели снять штаны. Но текущее по ногам дерьмо показалось Роману мелочью по сравнению со зрелищем в виде кишащих в блевотине червей, размером с крупных опарышей.
   Роман хотел раздеться, но Тайна не дала это сделать.
   – Иди так, – сказала она. – Это отпугнет гамилий.
   – Кого? – спросил Роман?
   – Миниатюрных мошек, которые проникают в тело через анус.
   – Твою ж мать! – выдал окончательно охреневший от всего этого Роман. – Здесь вообще есть кто-нибудь безобидный?
   – Только мы с тобой. Поэтому для остальных мы самая легкая добыча.
   Роман уже думал, что лабиринту не будет конца и края, когда они вышли на небольшую мощеную камнем круглую площадь, в центре которой на постаменте лежал ларец с Зеркалом.
   – Наконец-то! – обрадовался Роман. – Надеюсь, тут нет никаких подвохов?
   – Больше нет. Ты справился со всеми испытаниями. Теперь дай мне из тебя выйти и иди к Зеркалу. Дальше все сделает оно.
   Стоило Тайне уйти, как декорации тут же переменились. Теперь Роман был в жуткой пещере, освещенной светящейся зеленоватым свечением паутиной. В ее центре в каких-то двух шагах от него сидел паук размером с бульдога. Его лохматая морда с дюжиной злобных глаз лежала на ларце. Паук питался временем, и в его паутине виднелись остатки былых времен. Роман, как таковой ему был не интересен, но попытка забрать Зеркало наверняка была бы воспринята им, как атака, для защиты от которой у этой твари были два десятисантиметровых клыка, связанных с капсулами, наполненными концентрированным забвением.
   Шансы Романа на успех были близки к нулю, но пути для отступления тоже не было. Обматерив мысленно все на свете, он прыгнул на Зеркало.
   – Уже скоро, – произнес похожий на воронье карканье голос, и Роман проснулся.

   Был отличный майский день. Погода стояла летняя, а свежая, еще не запыленная и не выгоревшая на солнце зелень радовала глаз. Народ уже полным ходом купался в Дону, и Роман тоже собирался на пляж, но сначала надо было сходить в магазин за хлебом и хорошенько позавтракать, чтобы до вечера не думать о еде. Последние несколько месяцев он был счастлив. Скорбь по погибшим товарищам практически сошла на нет. С родителями тоже ничего не происходило ужасного. Весь день он был предоставлен себе, за что получал спецпаек и неплохие деньги. О таком можно было только мечтать. Чтобы сохранить это положение дел он регулярно старательно вызывал Зеркало, но со времен сновидения о лабиринте оно не подало ни единого сигнала.
   На полпути в магазин Роман засмотрелся на хорошенькую девочку (а Ростов славен красивыми женщинами) в коротком сарафане. Видя его восхищенный взгляд, она не смутилась и не сделала «рожу тяпкой», а мило улыбнулась в ответ. Роман хотел уже было с ней заговорить, как вдруг в его голове что-то щелкнуло, затем по всему телу прошла волна электрической щекотки, после чего он ощутил уже знакомое по тому сну присутствие Тайны.
   – Ты?! – удивленно воскликнул он. Это восклицание было достаточно громким, чтобы заставить улыбнувшуюся барышню в страхе прибавить шаг.
   Тайна не ответила, но через несколько секунд Роман ощутил диктуемое ей желание сесть на идущий в центр города автобус. Выйдя на перекрестке Будденовский-Энгельса, он немного попетлял по Центральному рынку, пока не наткнулся на жующего чебурек знакомого по снам идиота.
   При виде Романа тот радостно запрыгал и замахал руками, точно обезьяна. Затем, убедившись, что его заметили, быстро запрыгал боком на полусогнутых ногах в сторону набережной. Роман побежал следом, едва поспевая за ним. Погоню осложняло то, что идиот перебегал дорогу, казалось, не замечая потока машин, умудряясь настолько ловко их обходить, словно с детства был обучен этому трюку. Чтобы не потерять его из виду Роману тоже приходилось пересекать проезжую часть, не обращая внимания на светофоры. В результате он несколько раз чуть не попал под машину.
   Наконец, они добежали до набережной, и идиот уселся на скамейку, на которой сидел идущий с ним в комплекте дед. Наяву он выглядел не так экстравагантно, как во сне. Его волосы и борода имели вполне современный, цивилизованный вид. Да и одет он был в обычные старческие серые брюки, отечественную когда-то белую, а теперь серую в мелкую синюю клетку шведку и «скороходовские» туфли.
   – Наконец-то, – пробурчал он, – а то я думал, что мы уже и эту «Ракету» пропустим.
   – Летите на Марс? – спросил Роман.
   – Размечтался. В станицу Старочеркасскую. Бывшую, кстати, столицу донского казачества. И не летите, а летим. Ты едешь с нами.
   – Мне надо родителей предупредить, чтобы не волновались.
   – Телефон дома есть?
   – Конечно.
   – Тогда оттуда позвонишь. Пошли, а то опоздаем.
   «Ракетой» оказался катер на подводных крыльях «Метеор». Был будний день, поэтому людей было немного. Взойдя на катер, идиот тут же ломанулся в передний салон, откуда открывался наилучший вид.
   – Он больше любит «Ракеты», – сообщил Роману дед. – Там есть открытая палуба.
   До остановки в Аксае видов, как таковых, за окном или за иллюминатором не было. Справа сначала была достаточно обшарпанная урбанизированная часть центрального Ростова, которую сменил частный сектор Александровки. С лева были запущенного вида базы отдыха, и какая-то промышленна хрень перед аксайским мостом через Дон. Зато за Аксаем начался продолжающийся почти до самой станицы Старочеркасской уголок почти дикой природы, который портили торчащие на расстоянии нескольких шагов друг от друга рыбаки.
   – Когда-то тут такие сазаны ловились, – мечтательно произнес дед.
   – А сейчас? – спросил Роман.
   – Так сам посмотри, сколько этих расплодилось! Где ж на всех рыбы найти?
   Бывшая казачья столица оказалась обычной деревней с казачьими хатками-мацанками, бездорожьем и отсутствием удобств. О бывшей столичности говорили разве что развалины некогда слишком помпезных для такого села церквей.
   Путь лежал в глубь деревни. К счастью, было сухо, и, глядя под ноги, можно было довольно-таки нормально идти по играющему роль дорожного покрытия укатанному колесами машин и тракторов бытовому мусору. Похоже, то, что нельзя было использовать, как корм или сжечь, здесь веками валили прямо на дорогу.
   Пока они шли, старик рассказывал о том, что из-за постоянных наводнений столицу казачества сначала хотели перенести в Аксай, но жившие в Нахичевани армяне дали курирующему это дело генерал-лейтенанту Деволану охренительную взятку, в результате столицу перенесли на гору, в урочище «Волчий кут». Основанный там 18 мая по старому стилю 1805 года город назвали Новочеркасском. Бывший в ту пору атаманом Матвей Платов Новочеркасск невзлюбил, и, несмотря на то, что у него там был хороший дом, появлялся в Новочеркасске лишь в случае необходимости.
   – А знаешь историю печати войска донского? – спросил дед, закончив рассказ о переносе столицы.
   – Честно говоря, никогда этим не интересовался, – признался Роман.
   – Эх, ты! А еще на Дону живешь. Однажды, во время приезда сюда Петра первого…
   – А он сюда приезжал? – удивился Роман.
   – Ну да. И даже принял участие в строительстве церкви Петра и Павла. Так вот, увидел он на улице совершенно голого пьяного в сракотень казака, который, волоча шашку, брел на автопилоте домой. Петр остановил казака и спросил, почему тот голый, на что казак признался, что все пропил, что было. «А чего шашку не пропил?» – спросил Петр. «А как я без шашки? – ответил казак. – Без шашки я никто, а с шашкой в следующем походе добуду у турков все, что мне нужно». Ответ казака настолько понравится Петру, что он в 1704 году учредил официальную печать войска донского с изображением сидящего на бочке с вином голого казака с шашкой.
   Минут за 20 неторопливым шагом они пересекли всю станицу, не встретив ни одной живой души.
   – А где все? – спросил Роман.
   – Как где, на работе. Не всем так повезло с работой, как тебе.
   Старик жил в хорошем на общем фоне деревянном казацком доме на сваях, стоящем недалеко от кладбища, возле которого возвышались развалины церкви.
   – В свое время это была самая красивая церковь в станице, – сообщил дед. – Называется она Ратной, так как казаки всегда здесь молились, идя на рать.
   – Сейчас о ней, скорее всего, вспоминают, когда идут срати, – сострил Роман. В ответ старик недовольно на него посмотрел и что-то пробурчал себе под нос про молодежь.
   Старик жил один. Несмотря на это, двор у него был в полном порядке. В доме тоже было чисто, и все лежало на своих местах.
   – Переодевайся, – сказал старик, доставая из шкафа рабочую одежду.
   – Зачем? – спросил Роман.
   – Помидоры сажать.
   – Какие еще помидоры?
   – Разные. Мы здесь в станице живем помидорами. А в грунт их сажают аккурат после 9 мая, так как между 1 и 9 у нас обычно бывают ночные заморозки на почве.
   – Но разве мы здесь не ради Зеркала?
   – Всему свое время.
   – Тогда, может, сначала чего-нибудь поедим, а то я еще даже не завтракал.
   – Размечтался. Еду надо еще заработать. Переодевайся давай, хотя можешь работать и в своем шмотье, мне без разницы.
   – Нет, правда, здесь есть поблизости магазин? – спросил Роман, решив, что у старика попросту нечего есть.
   – Ты что это, решил, что мне для тебя куска хлебе жалко? – разозлился старик. – Мне надо, чтобы ты до вечера не ел, так что терпи. А еще нужно с тебя семь потов согнать, так что работай изо всех сил, а иначе потом будет худо.
   – Понятно, – ответил Роман и начала одевать спецовочные серые штаны с веревочкой вместо пояса, драную рубашку с длинным рукавом… Когда дошло до белого платка на голову, Роман остановился, не зная, что с ним делать.
   – Дай помогу, – предложил старик и по-мужски повязал Роману платок.
   Перед тем, как выйти из дома, дед надел резиновые калоши и дал Роману другие.
   Увидев, что дело пахнет работой, идиот, не будучи дураком, поспешил убраться со двора.
   – Он не заблудится? – спросил Роман.
   – Не знаю, – отмахнулся дед, и, видя недоумение на его лице, добавил, – это не мой дурак.
   – А чей?
   – Не знаю. Он давно уже шляется по округе, прибиваясь то ко мне, то еще к кому. Так что вполне может быть, что он вообще бесхозный.
   Родители Романа никогда не были огородниками, так что он всего лишь раз в жизни наблюдал за посадкой помидоров, когда был в гостях на даче у друга. Тогда сначала вскопали землю, затем ее тщательно разровняли граблями, одновременно выбрав из нее все сорняки. Затем разметили грядку, после чего деревянным колышком сделали лунки, куда осторожно опустили кусты помидоров. После этого их полили и засыпали землей. В результате посадка 20 кутов заняла половину дня. Теперь же им предстояло засадить кучу соток огорода, на что, по мнению Романа, должна была уйти целая вечность.
   Разумеется, у выращивающих по несколько тысяч кустов помидоров людей была совершенно иная технология посадки. Сначала старик с Романом наметили край грядки, растянув веревку, привязанную к 2 колышкам. Затем они взяли по тяпке с полукруглой рабочей стороной и начали бить ямки по 5 в ряду. Закончив ряд, они передвинули веревку, не забыв оставить между рядами дорожку.
   Когда с ямками было покончено, старик принялся настраивать полив. Воду надо было качать из скважины, а для этого нужно было подключить насос.
   – Воткнешь вилку в розетку, как я скажу, – распорядился дед, и начал быстро вверх вниз цмыкать насос.
   – Включай, – сказал он, когда из выходного отверстия начала литься вода.
   Подсоединив к насосу шланг, старик вручил его Роману.
   – Лей до упора, – проинструктировал он и начал раскладывать рассаду рядом с заполненными водой лунками.
   Разложив помидоры, он вытащил из сарая банку с перловой кашей и начал класть по ложке в каждую лунку.
   – Что это? – спросил Роман.
   – Яд от медведки. Так она все помидоры поест.
   После всех приготовлений они приступили непосредственно к посадке, процедура которой оказалась предельно проста. Куст засовывался корнями в жижу и сверху присыпался землей. К концу дня они посадили несколько сот кустов помидоров. С непривычки ноги и спина у Романа отваливались.
   – Тебе же надо позвонить родителям! – спохватился дед. – Переодевайся, пойдем.
   Раздевшись, Роман вымылся кое-как под шлангом, (вода была слишком холодной для нормального мыться), затем надел свои вещи.
   – Звонить пойдем к соседке, – сообщил дед. – Для нее ты мой внучатый племянник. Приехал помочь с огородом. Меня звать Иван Егорович, но лучше называй меня просто дедом.
   – Понял.
   Соседка оказалась презабавной. Лет 70 на вид. Небольшого роста, среднего сложения, бойкая. Звали ее Еленой Петровной
   Когда Иван Егорович представил ей Романа, она сначала повернулась к нему боком, внимательно осмотрела одним глазом, наклонив голову, как обычно делают курицы, затем кинулась троекратно целоваться. К счастью, не по-Брежневски, а в щеки. В доме у нее было бедно, но чисто. А еще приятно пахло свежей выпечкой.
   – Это ж чей сын, Славика или Николая? – спросила она.
   – Троюродного брата. Приехал в Ростов поступать.
   – Так что, уже школа закончилась? – удивилась она.
   – Еще нет, – ответил Роман, – но сначала все надо узнать.
   – А куда поступаешь?
   – В мед.
   – В мед… – уважительно повторила она и снова окинула Романа куриным взглядом.
   – Мне позвонить в Ростов надо, – сообщил Роман, решив напомнить причину визита.
   – Звони, конечно, – разрешила она. – Телефон в комнате. А я пока чай запарю.
   – Извини, Петровна, но чай нам гонять некогда.
   – Ты что, Ваня, меня брезгуешь? – обиделась она. – В кои веки пришел с племянником, и говоришь такое.
   – Нам, правда, некогда. Нужно еще вещи кое-какие разобрать. Давай мы лучше завтра придем.
   – Только смотри, а то я тебя в упор видеть не буду.
   Трубку взял отец.
   – Привет, это я, – сообщил Роман.
   – Ты где?
   – В гостях. У меня все нормально. Сегодня не вернусь.
   – Спасибо, что позвонил.
   – Раньше возможности не было. Работал.
   – Хорошо. Спокойной тебе ночи.
   – Тебе с мамой тоже.
   – Вы ж смотрите, завтра жду, – недовольно сказала Елена Петровна на прощанье.
   Вернувшись домой, они соорудили из веток и прочего горящего мусора костер за двором. Затем притащили 2 деревянных ящика, чтобы было на чем сидеть. Пока Роман разводил огонь, Иван Егорович сходил домой, откуда вернулся с бутылкой из-под лимонада, заткнутой свернутой плотной трубочкой газетой. В бутылке было грамм 100 темной, серо-зеленой жидкости.
   – Пей, – сказал Иван Егорович, протягивая Роману бутылку.
   Роман осторожно понюхал. Напиток приятно пах травами.
   – Я тебе разве нюхать сказал? – прикрикнул Иван Егорович, и Роман залпом выпил содержимое бутылки. На вкус отвар оказался похожим на грудной сбор, которым после простуды обычно его отпаивала мать.
   – Что дальше? – спросил Роман.
   – Ничего. Сиди у костра грейся.
   – Я имею в виду…
   – Сиди только молча, – оборвал его Иван Егорович.
   До этого момента у Романа было только шапашное знакомство с алкоголем, и пара выкуренных в 14 лет сигарет, да еще одна после покушения. Ничего более серьезного он не употреблял, но слышал, что наркотики вызывают такой кайф, что нельзя потом отказаться, в результате ломка и скорый кирдык. Поэтому лучше ничего такого не пробовать, чтобы не стать очередным наркоманом. Живых наркоманов он никогда не видел, и все его знания об этом «зле» основывались на книгах и рассказах матери. Также он читал о шаманах, которые для своих ритуалов что-то там употребляли, после чего отправлялись в мир видений и духов. Поэтому он ждал от выпитого зелья чего-то совершенно необыкновенного. На деле же с ним не происходило ровным счетом ничего. Ни кайфа, ни видений. Единственной объективной реальностью, данной в ощущения Роману было чувство голода. А вот спать не хотелось совершенно.
   Когда начало холодать, Иван Егорович принес два ватных жилета, похожих на фуфайки-безрукавки.
   Тем временем костер прогорел, оставив после себя отличную кучу углей, чтобы испечь в них картошку. К огромному сожалению Романа запекание картошки не предусматривалось, и угли остывали без всякой пользы.
   От нечего делать Роман ушел в наблюдение за абстрактными картинами, которые рисовал легкий ветерок, играя с углями. Постепенно эти картины начали приобретать глубину, а вскоре кострище превратилось в черную дыру в земле в обрамлении красных углей. Первым это обнаружил идиот. Роман так и не заметил, когда он пришел и лег у костра на землю.
   Радостно гыгыкнув, идиот буквально нырнул вниз головой в образовавшуюся дыру, и Роман, не долго думая, последовал за ним. «Как Алиса за белым кроликом», – промелькнуло у него в голове. Вот только в отличие от Алисы долго падать ему не пришлось.
   Декорации поменялись мгновенно.
   Роман стоял на поляне у горящего дома, который видел когда-то во сне. Непонятно откуда звучала совершенно сумасшедшая музыка, от которой Роману захотелось покуражиться всласть. Перед домом люди в карнавальных масках и костюмах всевозможных эпох отплясывали подстать музыке танец. Похоже, пожар для них был праздником.
   Роман хотел уже присоединиться к ним, но к нему подошел высокий худой мужчина примерно 40 лет. Благородное, умное лицо, короткая стрижка. Одет он был в идеально белую рубашку, в рукавах которой были видны простые и одновременно необычайно стильные золотые запонки. Черный костюм сидел на нем безупречно, а стильные черные туфли были начищены до блеска. Довершал картину образцово завязанный на тонкий узел черный шелковый галстук.
   – Вас ждут, сэр, – сказал подошедший.
   – Да, конечно, – ответил Роман, чувствуя, что нельзя заставлять ждать.
   – Прошу вас следовать за мной.
   Сказав это, дворецкий (а кем еще мог быть этот человек?) повернулся и направился к дому. Роман последовал за ним, преодолевая страх перед приближением к огню.
   Подойдя к дому, Роман с удивлением обнаружил, то тот не горит, а, скорее, излучает огонь, так как сам по себе он был совершенно целым и даже не закопченным, а огонь стал казаться, скорее, дружественным, чем опасным.
   – Прошу, – сказал дворецкий, открыв входную дверь.
   – Спасибо, – ответил Роман и вошел в дом.
   Внутри огонь был необычайно ярким, бело-голубым и обжигающе холодным.
   Роману пришлось на какое-то время зажмуриться и подождать, пока глаза привыкнут к яркому свету. За это время он успел промерзнуть чуть ли не до костей.
   «Вот только заболеть мне еще не хватало, – подумал Роман.
   В ответ на эту мысль к нему пришла уверенность в том, что он не заболеет, затем он понял, что огонь его ждет в большой гостиной, а заодно и как туда пройти из довольно-таки милой прихожей. Путь лежал через 2 комнаты, похожих обилием картин, старинной мебелью и высоко художественной отделкой пола, стен и потолков на залы Эрмитажа, но из-за нестерпимого холода Роману было не до этих красот.
   В гостиной его ждал не столько источник, сколько эпицентр огня, так как не было ничего, что сгорало бы, образуя пламя. Стоило Роману войти в эту комнату, как огонь сразу же завертелся вихрем, увлекая его в центр воронки. Проходя через нее, он словно распался на атомы. Собрался вновь он на песчаном морском берегу.
   Была безлунная тихая летняя ночь. В небе светили огромные, кажущиеся лохматыми звезды. Почти спокойное море чуть слышно шептало что-то накатывающимися на берег волнами. В воздухе приятно пахло цветами и еще чем-то еле уловимым.
   Роман был голым. Поблизости одежды тоже не было.
   Невдалеке послышался девичий смех. Затем ближе и еще ближе. Когда из темноты появилось несколько человеческих фигур, Роман поспешил зайти в воду, стесняясь своей наготы. Заметив его, пришедшие, радостно закричав и замахав руками, бросились к нему. Это были юные, как на подбор, красавицы. Многие выглядели настолько необычно, что казались пришельцами с других миров. Они накинулись на Романа с объятиями-поцелуями, как будто он был их хорошим другом, в результате чуть его не утопили. Когда девчата немного угомонились, к Роману подошла Тайна.
   – Привет, – сказала она. – С возвращением. Давненько тебя здесь не было.
   – Ты? – обрадовался Роман.
   – Собственной персоной.
   – Ты сказала «с возвращением?»
   – Ну да. Ты уже бывал здесь много раз. Ты этого не помнишь, так как твои воспоминания о прошлых жизнях пока еще заблокированы. Но ничего, мы поможем тебе все вспомнить. Так что добро пожаловать на остров Тайн.
   – Так вы все Тайны? – догадался Роман.
   – Ты прав. Каждая из нас является идеальным воплощением своей расы, некоторые из которых давно уже исчезли с лица земли, другим суждено появиться лишь в далеком будущем, так что многие из нас уникальны и неповторимы. Сейчас нас 15, и каждая тем или иным образом связана с тобой, так что в какой-то степени мы – твоя семья.
   – Будем дальше купаться или пойдем уже домой? – спросила барышня славянской наружности, настоящая русская красавица с полагающейся данному образу длинной, толстой косой русых волос.
   – Я бы чего-нибудь поел, если можно, – сказал Роман.
   – Конечно можно, глупенький, – ответила очаровательная негритянка.
   Все рассмеялись. Роман почувствовал, как его щеки начали гореть.
   – Девчонки, да он покраснел! – тут же заметила, несмотря на темноту, темнокожая красавица с необычайно большими, светящимися янтарным светом глазами.
   Тайны вновь рассмеялись.
   – Пойдем, – сказала знакомая по лабиринту Тайна. – И не сердись на девочек. В отличие от тебя они все прекрасно помнят, и рады тебя видеть.
   – У меня нет одежды, – признался Роман.
   – У нас тоже. Здесь она запрещена.
   После этих слов Тайны схватили Романа за руки и буквально потащили к берегу.
   До их жилища была пара минут ходьбы. Это был большой, построенный буквой «п» двухэтажный дом, похожий на те, что показывают в кино про английскую аристократию. Двор утопал в цветах, а свободное от клумб место покрывал ковер из мягкой, густой травы.
   Во дворе дома стояла достаточно большая, чтобы в ней поместился громадный обеденный стол, беседка. Стол был богатым во всех смыслах. Во-первых, сам стол со стульями мог бы стать гордостью любого музея или частной коллекции. Во-вторых, посуда и приборы поистине были произведениями искусства. Что же до еды и напитков, то они своим великолепием ничуть не уступали ни мебели, ни посуде. Освещалось это царство роскоши дюжиной факелов, вставленных в специальные кольца на поддерживающих крышу столбах беседки.
   Несмотря на его возражения, Романа посадили в похожее на трон кресло во главе стола. Затем барышни все, как одна, принялись за ним ухаживать, точно он был их вернувшимся из долгого путешествия султаном.
   После того, как бокалы и тарелки были наполнены, Тайны по очереди представились. Имена некоторых девушек были совершенно непроизносимыми, поэтому они разрешили Роману называть себя просто Тайнами.
   – А как вы поймете, кого я при этом буду иметь в виду?
   – Об этом не волнуйся, – ответила знакомая Тайна по имени Ана.
   Первое время Роман жутко смущался всеобщей наготы, но после пары бокалов вина успокоился и начал наслаждаться происходящим. Дорвавшись до пищи после вынужденной голодовки, он наелся до состояния одышки. Барышни, судя по их аппетиту, тоже не боялись испортить фигуру.
   Решив пить чай в доме, Тайны, словно стая птиц, тут же вспорхнули со своих мест и легко переместились на порог дома. Тяжело дышащий от обжорства Роман еле поспевал за ними. Вошедшая первой Тайна нажала на выключатель, и в находящейся сразу за входной дверью просторной комнате вспыхнул яркий свет. Это заставило Романа на мгновение остолбенеть.
   – У вас и электричество есть? – удивленно спросил он.
   – Конечно, – ответила синекожая красавица по имени Зайра. Мы же не дикарки какие-то. Вопрос Романа и ее ответ вновь вызвали у девчат смех. Роман же почувствовал себя впервые попавшим к цивилизованным людям дикарем.
   Что же до комнаты, то простота в ней соседствовала с роскошью. Пол был деревянным, из хорошо подогнанных друг к другу вскрытых лаком досок. Стены и потолок покрашены бежевой эмульсионкой. Зато люстры, мебель и заполняющие ее безделушки прекрасно смотрелись бы и в каком-нибудь королевском дворце. Функционально она была разделена на столовую с таким же почти столом, как в беседке, и стульями и гостиную с несколькими диванами, ковром на полу и примерно дюжиной кресел.
   На столе уже стояло несколько чайников с чаем, чашки и несколько тарелок с конфетами, фруктами и пирожными. Чашки были настолько тонкими, что через них просвечивался свет. И это притом, что они были не слеплены из глины, а мастерски вырезаны из полудрагоценного камня.
   Чай был необычный, красно-синего цвета и с терпким, насыщенным до боли знакомым запахом, узнать который Роману так и не удалось за все время пребывания в гостях у Тайн.
   – Так он совсем остынет, – сказала черная, как сама тьма Ава, заметив, что Роман не сделал ни одного глотка.
   – Боюсь, еще один глоток, и я лопну, – признался он.
   – Не лопнешь. Этот чай значительно улучшает работу желудка, позволяя нам наедаться до отвала и оставаться стройными. К тому же он содержит полезные вещества для мозга, которые тебе сейчас крайне необходимы.
   И точно. Уже после первых глотков ощущение в желудке стало значительно более комфортным. А распирание и одышка исчезли без следа. Да и на душе стало настолько спокойно и весело, что Роман начал вместе со всеми смеяться над отпущенными в его адрес шутками. Он спокойно отнесся даже к тому, что Тайны не только бесстыдно на него пялились, не стесняясь детально рассматривать, но и обсуждали его тело, словно это был надетый с целью похвастаться новый костюм. Чуть позже до него дошло, что, коль он появлялся здесь каждый раз в новом теле, тела и были его костюмами.
   – Что ж, теперь, когда все сыты и довольны, а наш долгожданный гость достаточно пришел в себя, можно и поговорить серьезно, – сказала Ана, когда все перебрались в гостиную. Затем, обращаясь к Роману, она продолжила: – В первый раз ты удостоил нас чести своим присутствием, когда был ранен во время сражения с мавританским отрядом. В той жизни ты был принцем Греем. С тех пор ты заглядываешь к нам каждую жизнь. Тебе всегда нужна была одна из нас, чтобы с ее помощью разобраться с загадкой, которую тебе загадывала душа, этот поистине наш персональный сфинкс. Так продолжалось много веков, но сегодня все иначе. Сегодня ты прибыл, в последний раз, чтобы вспомнить все, а заодно и отпустить нас, оборвав возникшую между нами связь. Мы поможем тебе в этом, отдав воспоминания на пике любви.
   – Это как? – не понял Роман.
   – Во время занятия любовью, – ответила зеленокожая из-за высокого содержания хлорофилла Тайна. Ее имя состояло из 15 согласных звуков, что я принципе не произносимо ни на одном из ныне существующих языков. Люди этой расы появятся лишь через несколько сот тысяч лет на одной из колонизированных планет в далеко галактике.
   – Что?! – испуганно спросил Роман, представив себе, как эти женщины разом набрасываются на него.
   Его испуг вызвал приступ поистине гомерического хохота.
   – Смотрите, он боится!
   – Еще бы! Он же девственник.
   Каждая Тайна пыталась сострить по этому поводу, заставляя Романа чувствовать одновременно гнев, обиду, стыд и массу других неприятных эмоций.
   – Ну хватит! – прикрикнула на подруг Ана, когда Роман уже готов был бежать от них на край света. – А то он вас не то, что любить, видеть не захочет. Прости их, – обратилась она к Роману, – просто никто не хочет тебя делить с другими, но все стесняются это признать, вот и вымещают на тебе свою ревность. А дурачимся мы от радости, так как у нас не часто бывают такие гости. Кто претендует на первую ночь? – спросила она.
   – Мы уступаем это право тебе, – ответила Зайра. – Ты была его первой. Тебе и начинать замыкание круга, – выразила она общее мнение.
   – Надеюсь, ты не против? – спросила Ана Романа, беря его за руку.
   – Конечно, нет, – поспешил заверить ее он не столько уже из желания провести с ней ночь, сколько из желания убраться подальше от остальных.
   По дроге в спальню Роман разнервничался даже сильнее, чем перед экзаменом по английскому, а по-английски он даже молчал с акцентом. Здесь же ему предстояло не просто познать некий потенциально приятный опыт, но и пройти инициализацию превращения в мужчину из непонятно кого. Именно так он, да и многие другие мальчишки относились, и относятся сейчас к лишению девственности. И от того, как он покажет себя во время этой инициализации, будет зависеть, чего он стоит, как мужчина. Другими словами, провал означал для него чуть ли не конец света.
   Как-то один из его приятелей рассказывал, что если с бабой переторчать или сильно разнервничаться, то вообще может не встать. Эта мысль заставляла его нервничать еще сильнее. А мысль о последующих за провалом насмешках острых на язычок Тайн вообще отбивала охоту заниматься чем-либо таким. От всего этого его член к тому моменту, как они пришли в спальню, сморщился до чуть заметного размера, как в очень холодной воде или даже сильнее.
   – Я не уверен… – попытался он объяснить свое состояние, но Ана не дала ему сказать больше ни слова.
   – Успокойся, милый, – сказала она, нежно прижав указательный палец правой руки к его губам. – Это не экзамен, и ты ничего не обязан доказывать или делать, так что тебе не к чему быть готовым. Эта ночь наша, и мы проведем ее вместе, но никто не требует от нас делать то, что мы не захотим, и к чему не готовы. Хорошо?
   Она говорила так нежно, убедительно, успокаивающе, что Роман почувствовал к ней незнакомую ему до этого нежность. Еще никто и никогда не был столь понимающе близким ему человеком, как она в эту минуту.
   После ее «хорошо» он чуть кивнул и поцеловал ее палец.
   – Отлично. Тогда иди в душ. Надо смыть с себя морскую воду.
   Под душем Роман практически расслабился, и пока Ана мылась, он разглядывал ее спальню. Она показалась Роману очень даже милой. Большая удобная в меру твердая кровать, застеленная мягким, но не скользким постельным бельем. Встроенный шкаф. Комод. Туалетный столик с зеркалом, на котором стояли женские принадлежности. И пара красивых стульев. Расположенная рядом ванная комната с ванной, унитазом и биде принадлежал только Ане, так как к каждой спальне примыкала своя ванная комната.
   Роман ждал ее, лежа на кровати. Она же вместо того, чтобы лечь рядом, остановилась посреди комнаты и попросила его подойти.
   – Стой, – сказала она, когда между ними было около 2 метров.
   – Что-то не так? – спросил Роман.
   – Ну что ты, милый. Просто любовную игру начинают глаза. Позволь себе меня увидеть, так как любовное созерцание партнера является необходимой пищей для Эроса. Рассмотри мое лицо, волосы, руки, грудь, живот, ноги… Позволь мне рассмотреть тебя. Теперь подойди, – разрешила она через какое-то время. Прикоснись ко мне. Обними, только нежно. Не пытайся выглядеть страстным. Дай ей в тебе созреть.
   Прикосновения Тайны были приятны. Каждое из них вызывало волну наслаждения в центре живота, которая распространялась потом на все тело. Когда Роман уже готов был замурлыкать от удовольствия, она нежно поцеловала его в губы, едва коснувшись губами. В ответ Роман попытался поцеловать ее «по взрослому», с языком, но она отстранившись, сказала:
   – Не спеши. До этого мы еще дойдем, – и стала медленно, чуть касаясь губами, целовать его лицо, плечи и грудь. Несмотря на их простоту, эти ласки были необычайно приятными. Постепенно они становились более страстными, и вскоре Тайна впилась Роману в рот «взрослым» или французским поцелуем.
   После этого она взяла его за руку и подвела к кровати, на которую они тут же легли. С Аной было настолько легко и приятно, что Роман, отдаваясь непосредственно происходящему в данный момент, не только позабыл про все свои страхи, но и про эрекцию вместе с необходимостью что-то правильно делать в процессе «того самого». Ана разбудила его естественность, и его ласки рождали в самой глубине его души.
   Совокупление, как таковое произошло естественным путем. Переходя к нему, Ана села сверху и, сев на член Романа, принялась медленно двигаться, не забывая одновременно искусно работать мышцами влагалища. Лежа на спине, Роман ласкал руками ее тело. Периодически она нагибалась для страстного поцелуя.
   Пик наслаждения стал для Романа настоящим кошмаром, так как вместе с удовольствием в его сознание хлынули воспоминания принца Грея, и он за какие-то доли секунды прожил его жизнь. От обилия крови, жестокости и страдания Роман чуть не сошел с ума. Он закричал и схватился за голову. Ему захотелось покончить с собой. Возможно, если бы не Ана, он бы так и сделал.
   Понимая, что с ним творится, она крепко прижала его к себе и принялась укачивать, как ребенка, напевая мелодичную песню на незнакомом ему языке. Он плакал и повторял, как заклинание:
   – Как можно так жить?
   Через какое-то время он уснул. Тогда Ана осторожно положила его головой на подушку и легла рядом.
   Всю ночь Роману снились кровавые сцены из жизни принца. Не удивительно, что он проснулся разбитым и в состоянии настолько жуткой депрессии, что ему хотелось лишь умереть, не вставая с кровати.
   – Держи, – сказала Ана, протягивая ему чашку с горячим чаем.
   – Не хочу.
   – Выпей. Это позволит тебе прийти в себя.
   – Думаешь, я смогу когда-либо прийти в себя после такого? – с отчаянием в голосе спросил он, и его глаза заблестели от слез.
   – Я понимаю, тебе сейчас кажется, что принц был чудовищем…
   – Да что ты можешь понимать в этом?
   – Поверь, я понимаю и знаю об этом намного больше, чем ты. Тогда были другие времена и другие нравы. И то, что теперь тебе кажется ужасным, было жестокой необходимостью. И хоть он и натворил глупостей, его жизнь, обретенные им в борьбе качества стали тем несгибаемым скелетом духа, благодаря которому ты не только справился со всеми испытаниями, но и стал тем, кто ты сейчас. Принц – необходимая составляющая твоей души, и чем раньше ты сможешь его принять, тем будет лучше для всех нас. Пей. Это поможет тебе справиться.
   Чай действительно помог, и тоска сменилась апатией. Голова стала настолько пустой, что в ней даже появился какой-то гул. К телу вернулись силы. А еще через какое-то время Роман почувствовал голод. Все это время Ана была рядом с ним. Они молча лежали, обнявшись. Она нежно гладила его по голове, играя с волосами.
   С постели они встали уже во второй половине дня.
   – Подожди, – остановила Романа Ана, когда он направился к выходу из спальни. – Ты же не собираешься шляться по всему дому в таком виде?
   – А что тебе в нем не нравится? – растерялся он.
   – Оденься. Держи.
   Она достала из комода семейные мужские трусы, футболку, шорты и сланцы.
   – Ты же говорила, что у вас одежда запрещена.
   – Это был милый розыгрыш. Девчатам не терпелось взглянуть на твой нынешний облик во всех, так сказать, деталях.
   Сама она надела легкий короткий сарафан и римские сандалии на низком каблуке.
   В столовой их ждал завтрак: чайник с горячим чаем и еще теплые пирожки с разной начинкой.
   – А где все? – спросил Роман.
   – Скорее всего, на пляже, – ответила Ана. – Предлагаю после завтрака присоединиться к ним.
   Девчата действительно были на пляже. Они играли в вариацию волейбола без сетки. Разумеется, одежды на них не было. Роман в начале попытался тоже играть голышом, но член и яйца неприятно мотылялись и бились об живот и промежность, поэтому он надел трусы, чем тут же вызвал серию шуток в свой адрес.
   – Вам этого не понять за отсутствие предметов понимания, – сострил он в ответ.
   Чай и купание с активными играми на берегу моря помогли Роману прийти в себя, и когда они вернулись домой ужинать, он чувствовал себя вполне сносно. Как и вчера, дома их ждал только что накрытый стол.
   – А кто это делает? – спросил Роман. Кроме Тайн он не встретил на острове ни одного человека.
   – Это трудно объяснить. Просто принимай все так, как есть, – ответила Ана.
   Ее слова только разбудили любопытство Романа, но продолжать расспросы было бесполезно.
   – Кто теперь пойдет с ним? – спросила за чаем белокурая голубоглазая красавица Хельга.
   – А давайте бросим жребий, – предложила Ава.
   – Как?
   – На картах. Бубновый король будет нашим гостем.
   – А вам не кажется, что это унизительно? – спросил Роман, которому было неприятно от мысли о том, что ночь с ним разыгрывают в карты, словно он дешевая шлюха.
   – Что за мещанские предрассудки, – отмахнулась от его слов зеленая.
   Больше возражений ни у кого не было, и Ава принесла карты. Чтобы ни у кого не было сомнения в пристрастности, раздавать поручили больше не претендующей на Романа Ане. Бубновый король, а вместе с ним и Роман достался миниатюрной очаровательной азиатке с длинными, черными волосами, заплетенными в разные по толщине и длине косички. Звали ее Ю.
   Спальни у Тайн были все однотипные, и если бы не слегка другие обои и личные вещи Ю, Роман решил бы, что его привели в ту же комнату, что и вчера.
   Оставшись наедине с ней, Роман разнервничался, думая о том, какая ему достанется жизнь в довесок к оргазму.
   – Ну что ты, милый, я не кусаюсь, – сказала она, видя его волнение.
   – Знаешь, еще одно такое воспоминание, как вчера, и я всю оставшуюся жизнь буду избегать женщин.
   – Не бойся. Первый раз самый трудный, так как перед ним твое сознание еще не знает, что ему ждать.
   – Хотелось бы в это верить.
   – Подожди немного, и сам в этом убедишься.
   После душа Ю попросила Романа лечь на кровать с краю. Сама она села на пол и начала медленно водить волосами по его телу. Благодаря ее прическе эта вариация массажа вызывала целый букет приятных ощущений, и вскоре Роман забыл о своих страхах. Он готов был так кайфовать до конца своих дней, но, видя, что он расслабился, Ю встала и включила магнитофон.
   Музыка была медленной, тягучей, бездонной и завораживающей. Пела женщина прекрасным оперным голосом, который становился то низким, грудным, то поднимался до меццо-сопрано. Роману еще не доводилось слышать ничего подобного. С первыми аккордами Ю начала танцевать. Ее движения были подстать музыке. Они гипнотизировали, и уже через пару минут Роман ничего не видел кроме танцующей Ю. Когда он достиг этого состояния, она заговорила, и ее слова, казалось, рождались в голове Романа:
   – Ты пришел к нам из мира, которым правит даже не тьма, а серость. Полуслепота, позволяющая вам считать себя зрячими и не замечать того, что в основе вашего мира лежит ежеминутное отречение от освобождающего сознание огня. Большинство населяющих его людей настолько жалки, что готовы убить любого, кто попытается открыть им глаза на реальное положение дел. Поэтому не кто-то другой, не какой-то злодей или враг, а они сами, каждый член общества, каждая овца из этой отары зорко следит за тем, чтобы никто даже не помышлял о пробуждении, а те заблудшие овцы, которые вопреки всему сумели зажечь в себе превращающий свинец в золото огонь, чувствовали себя жалким меньшинством, изгоями, исключениями из правила, которыми можно пренебречь. Так большинство защищает свое право из прав, а именно право оставаться уродами и уродовать своих детей, и они с легкостью растерзают любого, кто попытается на это право посягнуть.
   Уродство своей души они вымещают на теле, низводя его в ранг чего-то низкого или недостойного либо целиком, либо наиболее значимые его части. И даже те, кто якобы восхищается силой и красотой плоти, воспринимают ее лишь как средство для удовлетворения эго.
   В своей извращенной логике они правы, так как наши тела и есть, говоря метафорически, теми деревьями, плоды которых способны сделать человека существом, подобным богу. Вот только прежде они показывают ему всю глубину уродства его души. Поэтому даже якобы стремящиеся к свету мистики непрерывно твердят: «Я не мое тело» и «тело – это храм для души», низводя его тем самым до уровня обертки или упаковки.
   На самом же деле тело – это не только достойный восхищения совершенный механизм, созданный природой шедевр, по сравнению с которым любые творения человека выглядят жалко, но и тайна-тайн, содержащая не только ключ, но и путь достижения своего высшего «Я», путь к превращению собственного сознания в сопоставимое с самой вселенной явление.
   Разумеется, не в моей власти разбудить твое сознание, но я хочу, чтобы через мое тело ты пришел к своему.
   Тебе нравится мое тело?
   – Оно прекрасно, – ответил Роман, для которого ее тело в тот момент было всем Миром, всей вселенной.
   – Тогда подойди и дотронься до него… Почувствуй отклик в своем теле на каждое твое прикосновение. Тебе нравится?
   – Это чудесно, – ответил Роман, которого от каждого прикосновения к Ю била блаженная дрожь.
   – Тебя нравятся мои груди? Поцелуй их… Насладись прикосновением губ к моей коже. Теперь живот… теперь бедра… колени… ступни… пальчики на моих ногах…
   – Они похожи на конфеты.
   – Так целуй, облизывай, ласкай…
   А теперь подними голову вверх. Посмотри… – она провела рукой по своей промежности, привлекая взгляд сидящего у ее ног Романа. – Смотри… Если бы Адам и Ева действительно обрели бы познание добра и зла, они ни за что бы не стали стыдливо прикрывать свои святая святых. И они не стали этого делать, а вкусили нектар из цветов друг друга, чем и испугали того, кого только из-за слепоты души можно почитать, как бога.
   – Желаешь ли ты вкусить моего нектара?
   – С нетерпением.
   – В таком случае он твой.
   Сказав это, она легла на пол и раздвинула ноги, чтобы Роману было удобно ласкать ртом ее промежность. Несмотря на свою неопытность в этом деле, он был настолько нежным, что ей пришлось совсем немного корректировать его ласки. Он же, что называется, вошел во вкус, получая не меньшее удовольствие, чем она, и когда Ю прошептала:
   – А теперь позволь мне вкусить от плода твоего, – нехотя оторвался от ее вагины и лег на спину.
   Она принялась ласкать его член, не забывая про мошонку. Одновременно с этим она гладила пальчиками руки его промежность и анус, иногда пуская в дело коготки, отчего он улетел на седьмое небо. Когда он готов был кончить, она села сверху и после нескольких сильных движений они одновременно кончили, и в сознание Романа влилась еще одна жизнь. На этот раз все действительно было не столь ужасно, и, перебравшись на кровать, они погрузились в глубокий посткоитальный сон, во время которого Роману снился пожирающий время паук. Он плел паутину, и это было его способом выразить неповторимую поэтичность бытия.
   В следующий раз бубновый король выпал совершенно черной, как сама тьма красавице Аве. У нее было черным все, включая зубы, белки глаз и ногти, и лишь огромные зрачки светились красным цветом. Как успел расспросить Роман, она была представительницей расы, которая появится только через много тысячелетий.
   Едва они вошли в спальню, она ловким броском отправила Романа на пол, затем сорвала с него шорты вместе с трусами. Несколькими ловкими движениями руки она заставила его член вздыбиться, затем сев сверху, довела его до оргазма буквально за 5 минут. В результате он кончил до того, как понял, что происходит.
   В вопросах секса Тайны были неповторимыми и, в результате за время пребывания у них Роман познакомился с 15 совершенно различными сексуальными стилями, и если бы это не сопровождалось воспоминаниями прошлых жизней, он бы чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Но жизни накладывались одна на другую, голова, казалось, распухала от обилия воспоминаний, и после пятой ночи Роман начал всерьез беспокоиться о своем рассудке.
   Все начало становиться на свои места только после 10 Тайны. В сознании Романа среди кажущегося беспорядочным нагромождения событий стал проявляться грандиозный замысел творца. Нет, не господа-бога, а создавшего Зеркало Пророка. Роман понял, что жизнь за жизнью вырабатывали у него те или иные качества, играя, по сути, роль кисти художника, которой он рисовал портрет Романа мазок за мазком.
   На утро после 15 ночи в спальне последней из тайн, золотокожей красавицы с огненно рыжими волосами по имени Ванг собрались все девочки.
   – Пришло время прощаться, – сказала Ана. Она подошла к Роману, обняла его и сказала:
   – Теперь ты свободен.
   – Теперь ты тоже свободна, – ответил Роман.
   Подобным образом с ним попрощались все остальные, подходя к нему в той же последовательности, в какой занимались любовью.
   Попрощавшись с Ванг, Роман увидел Зеркало. Теперь он знал, где оно, и знал, что оно его ждет. От возбуждения его резко выбросило из видения. Почувствовав, что он падает прямо в костер, Роман попытался удержать равновесие, в результате свалился с дивана, больно ударившись головой и локтем об пол.
   Окончательно проснувшись, Роман обнаружил себя в одной из комнат в доме Ивана Егоровича, который, пока он грезил, перетащил его в дом. Зеркало подгоняло Романа, заставляя его спешить, поэтому он сразу же бросился того искать.
   Иван Егорович жарил картошку с яйцами по одобрительное гыгыканье идиота, который путался у него под ногами.
   – Пошли, я знаю, где Зеркало, – выпалил Роман, ворвавшись а кухню.
   – Сначала надо поесть, – ответил Иван Егорович.
   – Но Зеркало ждет!
   – Оно ждет тебя сотни лет, так что еще минут 30 подождет вполне, – резонно заметил Иван Егорович. – Скажи, – обратился он за поддержкой к идиоту, и тот согласно гыгыкнул. – К тому же, – продолжил Иван Егорович, – следующая ракета будет только через полтора часа, и лично я не собираюсь отказываться от обеда ради того, чтобы торчать из-за твоей нетерпячки на пристани.
   На этот раз ракетой оказалась действительно «Ракета», и на радость идиота они плыли на задней открытой палубе. Всю дорогу, радостно гыгыкая, он подставлял руку под летящие из-под переднего подводного крыла брызги. Он был счастлив, и Роман даже позавидовал его абсолютному, не омраченному рассудком счастью. Старик спокойно ждал, когда они приедут в Аксай, а Роман изнывал от нетерпения. Он физически чувствовал связь с Зеркалом и стремился найти его как можно быстрее.
   Наконец, «Ракета» пришвартовалась к аксайскому дебаркадеру, подали трап, и пассажиры смогли сойти на берег. Наша троица поднялась по лестнице на насыпь, по которой проходила железная дорога, перешла через нее, затем пошла вдоль «железки» по когда-то асфальтированной, а теперь практически непреодолимой для легковых машин дороге сначала вверх по течению Дона, а потом впадающей в него реки Аксай.
   Пейзаж, надо сказать, там был еще тот. Из-за близости судостроительного завода река Аксай была буквально набита плавучим металлоломом. С другой стороны был крутой склон холма, на котором сначала ютились друг возле друга ужасного вида хибары. Затем их сменил полуразрушенный забор полузаброшенного предприятия.
   – Наверно, так выглядел бы Мир после ядерной войны, – пришло Роману на ум.
   Иван Егорович на это ничего не ответил, а идиот одобрительно гыгыкнул.
   Дойдя до достаточно здоровой дыры в заборе, из которой на дорогу текла вода, Иван Егорович без предупреждения нырнул в нее. Роман с идиотом проследовали за ним. За забором были руины склада, в подвале которого был проход в катакомбы, чем-то похожие на подвал многоквартирного дома. Когда Роман был маленьким, вокруг его дома строились жилые дома, и его с друзьями так и тянуло играть в подвале стройки.
   – Теперь веди, – сказал Иван Егорович, вручив Роману и идиоту по электрическому фонарику, и маршрут движения тут же появился в голове Романа.
   Первое время пришлось смотреть под ноги, чтобы не вляпаться в кучу продукта человеческой жизнедеятельности или не сломать ногу, наступив на какую-нибудь выброшенную опасную дрянь. Затем сначала количество мусора, а потом и кучи говна сошли на нет. Поблукав минут 30 по подземелью, Роман вывел группу к небольшой двери в стене. Она была заперта, но Иван Егорович легко сбил замок камнем.
   За дверью была ведущая вниз крутая лестница. Спуск отнял у них еще минимум полчаса. Наконец, когда Роман уже решил, что его ноги сейчас отвалятся, они уперлись в обитую железом дубовую дверь. От этой двери у Ивана Егоровича был ключ.
   За дверью была узкая, не более двух метров шириной и метров семь длиной высеченная в камне комната. Дверь разделяла ее на 2 примерно равные части.
   В правом, если смотреть со стороны двери, углу был небольшой постамент с вырезанным в камне маленьким бассейном, в котором была вода. У противоположной стены чуть правее двери был небольшой выступ, на котором стоял ларец с Зеркалом. Возле него на полу лежал соломенный тюфяк. В левом углу не было ничего.
   – Ну вот и пришли, – сказал Иван Егорович, вытирая со лба пот рукавом. – Здесь тебе предстоит встретиться с собой. Такая встреча происходит в тишине и темноте, за закрытыми дверями. Поэтому я оставлю тебя здесь. Если у тебя все получится, ты вознесешься на небо, в мир богов или, говоря современным языком, станешь вспышкой чистой энергии, способной преодолевать границы между мирами. Ну а в случае провала ты когда-нибудь станешь счастливой находкой какого-нибудь археолога. Прощай. Но сначала верни мне фонарик, так как свет тебе будет только мешать.
   – Конечно, – ответил Роман и застыл от изумления, уронив фонарик на пол, так как идиот, превратившись в хранителя, ударил Ивана Егоровича прямо в сердце здоровенным ножом, который он прятал под рубашкой.
   – Ты?!! – выдавил из себя Роман.
   – Собственной персоной, – ответил хранитель.
   – Но почему?
   – Потому что из-за него все пошло не так. Ты вспомнил только половину, и в таком виде тебе ни в коем случае нельзя приближаться к Зеркалу. Так что, извини, но тебе опять предстоит умереть, чтобы все исправить в следующей жизни.
   – Надеюсь, ты сможешь сделать это бесполезно? – спросил Роман, который в силу понятных причин боялся не самой смерти, а способа ее наступления. Тем более что новая жизнь обещала новую встречу со старыми, чертовски старыми друзьями.
   – Об этом можешь не волноваться. Но сначала тебе надо вспомнить еще одну жизнь.
   – Какую?
   – Эту.
   – Эту? – удивился Роман.
   – А тебя никогда не удивляло поведение начальства, которое сначала засунуло тебя в какой-то дурдом, а потом не только оставило в покое, но и позволило прийти сюда фактически одному, без охраны и даже без слежки?
   – Да как-то не очень.
   – Что тоже на тебя не похоже, так как от природы ты далеко не глупый парень. Ладно, сядь на тюфяк и ничего не бойся. Я не сделаю тебе больно.
   Когда Роман сел, скрестив ноги, к нему подошел хранитель и положил руки ладонями на голову. Сначала Роман почувствовал, как из рук хранителя исходит тепло, наполняющее Романа покоем, а потом на ладонях хранителя появились похожие на корни отростки, которые проникли прямо в мозг Романа, и он вспомнил:
   Это была комната в Лабиринте, в которую он почему-то сам никогда не входил, несмотря на то, что ее дверь не запиралась. В комнате было похожее на стоматологическое кресло. В нем сидел Роман. Его руки, ноги и голова были намертво зафиксированы захватами. Рядом с креслом на вращающемся стуле сидел мужчина в белом халате и с марлевой повязкой на лице.
   – Открой рот и подними язык, – попросил он, и Роман послушно выполнил его просьбу, так как знал, что иначе будет только хуже.
   После этого мужчина делал укол под язык. Роману почти не было больно. Через какое-то время он словно застывал в небытии. Убедившись в этом, мужчина несколько раз подробно объяснял, что Роман должен сделать, найдя Зеркало.
   – А теперь ты все забудешь, но когда найдешь Зеркало, ты сделаешь все, что я говорил, – заканчивал мужчина сеанс, после чего отводил его к Жабе, которая, как ни в чем не бывало, начинала нести какую-нибудь эзотерическую чушь. В результате Роман думал, что провел у нее всю первую половину дня.
   Это внушение чередовалось с другим:
   – Запомни, ключевое слово «мультиборатор». Услышав его, ты четко выполнишь то, что будет приказано, а потом об этом забудешь. Навсегда.
   И однажды Роман услышал это слово по телефону. А вслед за ним команду «убей». Затем было жуткое и одновременно дьявольски смешное от перекосившего его ужаса лицо Жанны Петровны, удивленное лицо Колесника и странное выражение в глазах Рады. От боли в результате осознания того, что он наделал, Романа избавил удар милосердия.

15. 05. 2015

Мой верный Конь

   Не важно кто это сказал. Важно кто это услышал.
Владимир Токмаков. «Сбор трюфелей накануне Конца света».

   Наша Таня громко плачет:
   Уронила в речку мячик.
   – Тише, Танечка, не плачь:
   Не утонет в речке мяч.
Агния Барто. «Мячик».

   Алексея разбудил телефонный звонок. Обычно он перед сном относил телефон в другую комнату и клал под подушку. Этого было достаточно, чтобы не просыпаться от звонков и дурацких СМС, которыми нас круглосуточно забрасывают желающие что-нибудь впарить сограждане. Мобильник было бы проще отключать, но Алексею эта идея почему-то не нравилась. К тому же он уносил телефон, скорее, ради перестраховки, так как по утрам ему обычно не звонили. Для работы он использовал электронную почту, а друзья знали, что до обеда его лучше не беспокоить. Алексей ложится спать около трех и вставал не раньше полудня – будучи фрилансером, он мог себе позволить эту роскошь.
   Часы показывали 10—15 – самое противное время для пробуждения: слишком рано, чтобы нормально выспаться, и слишком поздно, чтобы продолжать спать.
   Увидев на дисплее мобильника «Эдик», Алексей удивился. Несколько месяцев назад они поссорились, что называется, на пустом месте. В тот день они выбрались погулять в «Мухину балку» – есть в Аксае такой уголок полудикой природы: несколько поросших травой и деревьями оврагов с парой-тройкой лужаек и небольшой пруд. Лет 20 назад в пруду еще можно было купаться, но потом его загадили. В последнее время, правда, там вновь появились лягушки и черепахи, а на берегу можно встретить скучающих с удочками людей. С одной стороны балка упирается в «район светлого будущего» – так Алексей называет места обитания богатых людей. Со второй – в гаражный кооператив. Границами оставшихся сторон служат автомобильные дороги, вдоль которых идут частично асфальтированные и даже освещенные фонарями пешеходные дорожки. Территория самой балки изрезана протоптанными людьми тропинками.
   Алексей с Эдиком шли по одному из граничащих с балкой тротуаров, когда впереди появился человек со здоровым псом. Эдик панически боится больших собак, и при виде любого потенциально опасного зверя у него сносит крышу. Отношение Алексея к собакам можно назвать осторожной симпатией. Его родители всегда держали немецких овчарок.
   – Во, фашист! – с ненавистью в голосе сказал Эдик, увидев парня с собакой.
   – Почему фашист? – спросил Алексей.
   – Потому что фашист.
   – Это не ответ.
   – Фашист и все! – злость Эдика нарастала.
   – Что он тебе сделал?
   – Собак на нас с Женькой травил.
   – Как травил? – удивился Алексей.
   – Вот так и травил!
   При их появлении «фашист» отошел метра на два в сторону от тротуара и взял пса за ошейник. Зверь был без намордника, но в данной ситуации это не делало его опасным. Подойдя поближе, Алексей узнал в «фашисте» достаточно безобидного парня, который никак не стал бы травить на кого-либо собаку без особой необходимости. Алексей поздоровался, а Эдик начал с пеной у рта орать на «фашиста», обещая между оскорблениями сломать ему и его собаке хребет.
   «Фашист» остался далеко позади, а Эдик, еще больше распаляясь от собственных слов, продолжал его поносить, а заодно и всех остальных собачников вместе с ним.
   – Ничего, вот скоро куплю дубинку и газовый баллон, я его вместе с его псом прибью! – пообещал он.
   – Да ладно тебе, – попытался урезонить друга Алексей, которого уже начало тошнить от этого пароксизма ненависти. – Знаю я твоего «фашиста». Вполне нормальный, безобидный парень…
   – Нормальный? – перебил Эдик. – Там сзади шла женщина с ребенком. А если бы пес набросился на него? Этим гадам волю дай, они собак детьми кормить будут! Ничего… я себе сделаю разрешение на оружие… Потом буду ходить и стрелять этих тварей! Я очищу город от мрази!..
   – Если уж на то пошло, – не выдержал Алексей, – то очищать город надо от таких, как ты.
   – Да? – спросил Эдик и посмотрел на Алексея, как на олицетворение всех собачников города. – Да пошел ты на хуй! – сказал, развернулся и пошел в обратном направлении.
   Алексей не сомневался, что Эдик отойдет за пару дней и позвонит, но тот обиделся всерьез и надолго. Когда где-то через месяц после этого они случайно столкнулись на улице, он поздоровался в ответ на приветствие Алексея, но скорчил при этом такую рожу, словно нашел в яблоке половину червя.
   – Да, – сказал Алексей, принимая вызов.
   – Привет, что делаешь? – спросил Эдик, как ни в чем не бывало.
   – Сплю.
   – Ну, спи. Позвони, когда проснешься.
   – Да я уже проснулся, – раздраженно ответил Алексей, которого доставала привычка Эдика сначала разбудить, а потом пытаться свернуть разговор.
   – Хорошо. Приходи на завтрак.
   Идти Алексею никуда не хотелось, но еды дома не осталось, а готовить было лень. Поэтому он спросил:
   – Когда?
   – Да хоть сейчас. Придешь?
   – Уже иду.
   С Эдиком Алексей дружил лет 30. Сошлись они на почве любви сначала к тяжелому, а потом и отечественному року. Вместе ездили по концертам, устраивали пьянки, курили дурь, занимались кобелизмом.
   Лет 10 назад Эдик трагически женился, и их пути ненадолго разошлись, но после счастливого развода они задружили вновь. За последние пару лет Эдик сильно разжирел, и безрезультатно пытался похудеть. «Худел» он путем сидения на диете, и когда заканчивалось терпение, (а это случалось довольно-таки часто), покупал пару дюжин пирожных и приходил к Алексею на чай.
   – Ты мне напоминаешь Морчелу, – сказал ему как-то Алексей. Была у него такая одноклассница размером с хороший дирижабль.
   – Это еще почему? – огрызнулся Эдик.
   – На большой перемене она покупала пирожные и бежала с ними в больничку. – Тогда больничный двор был похожим на парк, и там можно было спрятаться от посторонних глаз за кустами и деревьями. – Все бегали туда курить, а Морчела – жрать пирожные.
   За то время, что они не виделись, Эдик еще сильнее растолстел, обрюзг и стал рыхло-бесформенным. Масло в огонь подливала недельная или около того щетина. Так что, несмотря на то, что Эдик был на месяц моложе Алексея, выглядел он старше на несколько лет.
   На завтрак была вполне съедобная творожная запеканка и чай.
   – Как жизнь? – спросил Эдик, ставя чайник.
   – Вполне.
   – Не женился?
   В свои 45 лет Алексей был окончательно сложившимся холостяком. Он активно пресекал любые попытки затащить себя в загс во многом благодаря родителям. У них был граничащий с паранойей страх, что его «окрутит какая-нибудь дрянь», поэтому они чуть ли не с раннего детства рассказывали ему истории «о женском коварстве», в результате у него в сознании укоренилась установка: женился – значит, лох. Детей он не хотел. Сначала в нем просто не включился инстинкт размножения, а с годами дети начали вызывать у него нечто среднее между отвращением и раздражением. Поэтому вопрос Эдика мог быть только шуткой.
   – Знаешь, я прикололся к домашней работе. Так что, стремись я к семье, мне было бы впору выйти замуж за какую-нибудь бизнесвумен, которая любит деньги зарабатывать и терпеть не может стирку-готовку. Она бы работала, я сидел бы дома, создавал уют, а при ее появлении вилял хвостом и приносил в зубах тапочки, – ответил Алексей.
   – Так чего ты? Сейчас таких валом.
   – Да ну их нафиг.
   – Ты еще с Лариской?
   – Она улетела. Вернуться не обещала.
   – Так ты один?
   – Случаюсь от случая к случаю.
   – Надо тебя с Лошадкой познакомить, – решил Эдик.
   – Почему Лошадка? – спросил Алексей, представив себе сразу ту самую Ксюшу.
   – Потому что Конь.
   – Как конь?
   – По паспорту. Фамилия у нее такая.
   Алексей вспомнил стишок из анекдота про Вовочку:

     Если б я имел коня, это был бы номер.
     Если б конь имел меня, я б наверно помер.

   – А что она из себя представляет? – спросил он.
   – Вполне нормальная баба. Почти без заскоков. Не красавица, но и не страшилище. Заботливая и без завышенных требований, так что вокруг нее не надо скакать кобелем. Она сейчас свалила на неделю к родителям. Как вернется, я вас сведу.
   Алексей давно уже не скакал вокруг женщин Кобелем, предпочитая заводить любовниц попроще.
   Разговор прервало появление Ирины, с которой Эдик более года жил в гражданском браке. Было ей чуть больше 30. На не привлекающем внимания лице никакой косметики. Прическа средней длины, без претензий. Рост средний. Фигура обыкновенная. Угловатая, но не сильно. Не красивая, и не страшная, не толстая, и не худая, не высокая и не низкая… Этакий Чичиков женского пола. Она была одета в невыразительную кофточку и джинсы. Раньше Алексей видел Ирину каких-то пять раз и не успел толком понять, что она из себя представляет. Да она его и не интересовала.
   Когда Ирина села за стол, Алексей обратил внимание на ее кулон. Это был предположительно серебряный, 5 сантиметров в диаметре диск с довольно-таки странным орнаментом, состоящим из доброй дюжины латинских букв, переплетающихся, будто у них оргия.
   – Классная штуковина, – сказал он.
   – Это мое магическое имя. Я увидела его во сне в ночь посвящения.
   – Ира серьезно увлекается магией, – пояснил Эдик.
   – Сглаз, порча, приворот, отворот, поворот?
   – Я этим не занимаюсь, – немного обиделась Ира.
   – А чем ты тогда занимаешься?
   – На внутреннем уровне трансформацией собственного «я», на внешнем – ректификацией.
   – Очищением? Надеюсь, не по Малахову?
   – Что в твоем понимании магия? – спросила Ира.
   – Ну не знаю, ритуалы всякие, – растерялся Алексей.
   – А что такое ритуал?
   – Ну… это такая фигня… как в кино. Слушай, ты меня допрашиваешь, как будто это я специалист в области магии.
   – Ладно, а как, по-твоему, появились магические ритуалы?
   – Не знаю. Ты скажи.
   – В свое время наиболее наблюдательные и умные люди заметили, что для получения определенного результата необходимо в точности воссоздать ситуацию, в которой он был получен до этого. Воссоздание таких ситуаций и есть магический ритуал.
   – Так можно сказать о практически любом действии.
   – Практически любое действие может быть магическим актом.
   – Даже ковыряние в носу?
   – Даже ковыряние в носу. И с технологической позиции магия даже практичнее, чем наука. В отличие от науки магия не гоняется за объяснениями и не строит теории. Мага интересует только практический результат, и теория ему нужна ровно настолько, насколько она поможет его добиться.
   – Ученые тоже строят модели реальности, позволяющие им добиваться практического результата.
   – Но они подходят к этому с позиции причинно-следственных отношений. Ученый ищет ответ на вопрос «почему?». Маг в точности воссоздает ситуацию, при которой был получен желаемый результат.
   – Как промышленный робот?
   – Хорошее сравнение.
   – А как же толченые жабы и заклинания?
   – Дело в том, что в силу различных причин люди вносили в ритуал много отсебятины. Прежде всего потому, что многие магические открытия были совершены в наркотическом опьянении. Многие маги сознательно усложняли ритуалы и превращали их в шоу, чтобы выглядеть значительней в глазах оплачивающей их услуги публики. Опять же, не стоит списывать со счетов глупость последователей, неспособных отделить суть от сопутствующей ерунды. Плюс необходимые для вхождения в рабочее состояние действия… В результате ритуал обрастает целой кучей ненужных и зачастую смешных условий и действий. Правда, от этого мусора тоже есть польза. За ним недостойные Знания профаны не видят сути.
   – В результате мы имеем то, что происходит на битве экстрасенсов, – вмешался в разговор Эдик, который наблюдал за их беседой, как будто смотрел занимательное кино. После этой реплики он вновь превратился в зрителя.
   – Кстати об экстрасенсах. Многие из них действительно что-то умеют, но когда они начинают искать объяснения, пиши пропало, – ответила Ира.
   – Согласен, – сказал Алексей.
   – Так вот, очищение магии – это избавление ритуалов от мусора. А заодно и создания совершенно беспонтовых имитаций для профанов, чтобы они никому не смогли навредить.
   – И как, получается?
   – Представь себе, что наша цивилизация исчезла. Потомки откопали учебники по физике, но не поняли ни одной формулы, а только истории про кота Шредингера, мышь Эйнштейна и демонов Максвелла. Из этих историй они создали мифологию и решили, что она и есть физика, на основании которой люди творили чудеса техники.
   – Многие так к физике и относятся. По принципу знакомых слов.
   – Это как?
   – Они улавливают знакомые слова, наделяют их своим смыслом и думают, что поняли, о чем была речь.
   – А теперь представь, что из этого нагромождения надо сделать опять науку.
   – Вечный двигатель изобрести и то проще, – подытожил Эдик.
   – А ты не боишься держать свое имя у всех на виду? – спросил Алексей.
   – Тут нечего бояться.
   – Ну как же. Узнав истинное имя, можно сделать с человеком все, что угодно. Или нет?
   – Если бы все было так просто, как преподносится обывателям, в таких профессиях, как наемный убийца, не было бы нужды. К тому же для того, чтобы воздействовать на человека не нужно никакой фигни типа имени или ногтей с волосами. Достаточно знать о его существовании.
   – Жуть! И как от этого защищаться?
   – Внутренней прозрачностью. Колдовству надо за что-то зацепиться внутри человека. Так нарушивший табу дикарь способен умереть чуть ли не от одного только взгляда шамана, а смеющийся над ним просвещенный европеец становится покорной игрушкой в руках своего вождя, религиозного лидера или голоса с телеэкрана.
   – А порча или любовный приворот…
   – Тут все немного сложнее. Конечно, пока ты не веришь в порчу, ее для тебя нет. Но если ты решил или поверил в то, что тебе сделали, пиши пропало. Все свои насморки и неудачи ты будешь сваливать на нее, все более убеждая себя в том, что тебе точно сделали. А так как плацебо никто не отменял, верой в порчу ты запустишь вполне реальный механизм саморазрушения. Плюс к этому твоя настройка на неудачу заставит тебя терпеть поражения даже в, казалось бы, на сто процентов выигрышных делах.
   Так что просто игнорировать порчу не выход. Лечить ее у порчеснимателей не выход вдвойне, так как они подсаживают на себя клиентов, как на наркотик, и те становятся такими же, как жертвы тоталитарных сект.
   – Так что тогда делать, если нельзя лечить и не лечить?
   – Для начала освоить самолечение. Это один из тех немногих недугов, когда самолечение эффективнее всего. Одновременно с этим надо работать с уверенностью в себе, своих силах и внушаемостью, так как вера в порчу может возникнуть только на почве личностной незрелости.
   – Так, значит, порчу ты все же снимаешь.
   – Скорее, учу забивать на нее болт. Как я уже сказала, совершенно неважно, кто и что сделал. Порча запускается верой в то, что она сделана. Снимается она тоже не действиями целителя, а приобретением веры в то, что она снята.
   – То есть, можно делать все, что угодно, лишь бы клиент поверил в результат?
   – Заставь человека во что-то поверить, и он станет слепым и глухим ко всему, что не будет вписываться в его веру.

   Встреча с конем состоялась через 2 недели. Все это время Алексей придавался лингвоэротическим фантазиям. Он представлял себе, как будет скакать на ней по долинам и по взгорьям оргазма, как будет купать ее в реке-ванне, расчесывать гриву, кормить с руки соленым хлебом, а по праздникам варить ей овсянку на 6% молоке. Как торжественно пообещает Эдику не смотреть ей в зубы и денно и нощно защищать от цыган.
   Правда, конь – это еще и навоз с мухами, чего не учитывают мечтающие о рыцаре на белом коне романтические особы. И когда, после встречи с рыцарем, белый конь наваливает совершенно неромантическую кучу, они впадают во фрустрацию и остаются до конца своих дней разочарованными в рыцарстве и любви.
   Знакомиться решили в городском кафе недалеко от дома Эдика. По аксайским меркам это вполне приличное заведение без лишних понтов, но и без «Владимирских централов», паленой водки и дешевого пива, поэтому быдлоиды обходят его стороной.
   Конь оказалась подстать Ирине: Рост средний, сложение среднее, лицо среднее, волосы средней длины. Блондинка. Ноги ровные. На ногах нелюбимые Алексеем угги. Какие у Коня копыта понять было невозможно. Кличка – Анжела. Зато зубы у нее были, как у кинозвезды, правда, зубам Алексей придавал далеко не главное значение при оценивании женщин. Так что если бы не ее фамилия, знакомство так и осталось бы без продолжения, но сама мысль о сексе с Конем была слишком извращенно притягательной, чтобы от нее отказаться, и когда пришло время прощаться с Эдиком и Ириной, (они были в кафе вчетвером), Алексей вызвался проводить Коня домой.
   Жила она недалеко, и они решили пройтись. По дороге домой Конь рассказывала о себе. Ее рассказ можно свести к трем словам: училась, работает, не встретила. Училась на экономиста. Работает в автостраховании. Особых увлечений нет… Обычная лошадиная доля.
   – Зайдешь? – спросила она, когда они подошли к двери ее подъезда. – У меня есть белый чай.
   – Белый чай. Дамы приглашают кавалеров.
   – Типа того, – улыбнулась она.
   В прихожей они разулись, и Алексей смог заметить, что копыта у Коня очень даже ничего.
   Квартирка была скромной. 1 комната с диваном и встроенным шкафом с телевизором в шкафу. Почти с нее размером кухня и совмещенный санузел. Плюс на всю квартиру балкон. В квартире было чисто, но не до блеска. А на стуле рядом с диваном лежали кучей какие-то вещи, так что поклонницей идеального порядка Конь не была. Алексею это понравилось – он не любил маниакальных приверженцев порядка.
   Чай пили на кухне. В качестве сопровождающей чаепитие беседы был разговор теперь уже об Алексее.
   – В общем-то, рассказывать особо нечего, – подытожил он пересказ автобиографии. – Из увлечений – кино, музыка, книги, интернет… Периодически играю в паранойю.
   – Это как? – заинтересовалась Конь.
   – Да хотя бы в последний раз… Эдик считает меня лохом, которого разводят торговцы. Дело в том, что я не экономлю на продуктах. Я покупаю домашнее мясо и птицу на рынке, там же покупаю фрукты и овощи, а кофе и чай – в специализированных магазинах, где они в разы дороже, чем в супермаркете.
   Эдик искренне верит, что все торговцы тарятся в «Метро», и я тупо переплачиваю из-за своей доверчивости, вместо того, чтобы самому покупать в «Метро» то же самое, но намного дешевле. Я, в свою очередь, думаю, что эта вера позволяет ему считать рациональным нежелание платить за качество.
   Так вот, в качестве игры в паранойю я решил ненадолго поверить в то, что он прав, и все торговцы действительно продают одно и то же, а более дорогие вещи ничем не отличаются от дешевых аналогов, кроме цены.
   Поэтому, зайдя в магазин напротив моего дома и увидев там людей с каталогами товаров, я осознал, что это не представители производителей, поставляющих в магазин продуктов (они же все тарятся в «Метро»), а специально нанятые владельцем люди с целью одурачивания простофиль вроде меня.
   Сварив дома кофе, я поразился, насколько моя вера в его хорошее качество делает его вкусным и ароматным. Потом я зашел на страницу в «Вконтакте» владельца чайного клуба. Он выложил в сеть фотографии из Китая. Разумеется, это была ловкая подделка с использованием фотошопа – он же ездит за чаем в «Метро», а не в Китай. Затем я достал из шифоньера две куртки, одну я купил за 3 000, другую за 15 000. Я понимал, что они совершенно одинаковые, но, несмотря на это, я продолжал видеть, что за 15 000 куртка заметно лучше сшита, да и ее материал выглядит благородней, чем у той, что за 3 000. Несмотря на все мои усилия, я так и не смог перестать галлюцинировать.
   Да и как я мог исцелиться, если всю свою жизнь я прожил в обмане поистине планетарного масштаба! И только благодаря Эдику, я смог увидеть его на каждом шагу, но привыкшее ко лжи, как наркоман к наркотику, сознание, из последних сил стараясь сохранить веру в удобную ложь, шептало мне, что это не истина, а расцветающая паранойя.
   – Прикольно. Сам придумал?
   – Почти. Я где-то вычитал о взгляде на мир глазами марсианина, который только-только прилетел на Землю, и ничего о нас не знает. Так вот, если представить себя марсианином и посмотреть на мир вокруг так, словно ты ничего о нем не знаешь, получается весьма прикольно.
   – Надо будет попробовать.
   Еще какое-то время они болтали ни о чем, а потом все получилось само собой. Почувствовав, что Конь готова к контактам следующей степени, Алексей встал из-за стола, подошел к ней и нежно поцеловал в губы. Она ответила на поцелуй, и минуты через две они были в комнате.
   – Поможешь? – спросила Конь, имея в виду раскладывание дивана, и Алексей взял этот труд на себя.
   – Знаешь… У меня давно уже никого не было, а после безбабья я, бывает, плохо завожусь, – признался он, пока Конь стелила постель, – а еще у меня нет с собой резинок.
   – Успокойся. Ты же не экзамен пришел сдавать. И у меня все есть, – ответила она.
   Ее ответ приятно удивил Алексея и вызвал у него прилив основанной на свеже возникшем уважении нежности. Так в юности он воспылал однажды страстью к барышне только потому, что она добровольно прочла всего Чехова.
   На ощупь Конь оказалась весьма приятной: нежная кожа, небольшая, упругая грудь, отличная попка… Она (Конь) была не столько сексуальной, сколько нежной и, что ли, родной. Алексею захотелось не пускаться на ней вскачь, а уткнуться в нее лицом и лежать так без движения целую вечность.
   Вечность продлилась около 15 минут, и на смену нежности пришло возбуждение.
   – Я кончаю только на спине, – призналась Конь после пары экспериментов с позами.
   И точно, стоило им перейти в миссионерскую позу, как она начала стонать и извиваться от удовольствия. Она хотела запустить ногти ему в спину, но стеснялась, поэтому Алексей прошептал ей в ухо:
   – Отпусти себя. Делай все, что хочешь.
   – Я тебя разорву.
   – Ну и хрен с ним.
   Получив разрешение, Конь зарычала, вонзила в Алексея ногти и через несколько секунд обмякла.
   «Мавр сделал свое дело», – пронеслось в голове Алексея. А еще он пронял, что в этот раз ему кончить не удастся. Подобное периодически с ним случалось, что совершенно не мешало ему наслаждаться сексом, как процессом. Пора было делать перерыв, но прежде, чем закончить, Алексей подумал: «Ну вот я и на белом Коне». Эта мысль показалась ему настолько забавной, что ему пришлось сдерживать смех.
   – Ты что, ржешь? – спросила Конь.
   Эти слова в устах Коня заставили Алексея рассмеяться по-настоящему.
   – Ты с меня ржешь? – обиделась она.
   – Конечно, – ответил Алексей, – я же на тебе.
   Его ответ заставил рассмеяться и ее.
   – Надеюсь, во мне нет ничего смешного, – сказал она, отсмеявшись.
   – Я тоже на это надеюсь, – ответил Алексей.
   Поняв двусмысленность этих слов, Конь снова рассмеялась.
   – Слезай с меня, извращенец, – сказала она сквозь смех.
   – Так чего ты ржал? – спросила она, когда они успокоились.
   – Просто мне стало хорошо, – ответил он и нежно поцеловал ее в губы.

   Из-за странности освещения расположенные трамвайчиком комнаты казались противоположностью друг друга. Первая была светлой. Обставленной, как зал хрущевской квартиры: у одной стены стенка с телевизором, у стены напротив диван. У окна журнальный столик с каким-то бумажным хламом. Другая комната, казалось, была наполнена тьмой. Граница между светом и темнотой пролегала на уровне дверного проема.
   Он медленно вышел из темноты. Так медленно, словно он не выходил, а материализовывался на ее границе со светом. Когда он полностью вошел в светлую комнату, на мгновение могло показаться, что с него свисают кусочки тьмы, как мыльная пена, когда встаешь из ванны. Он был совершенно голым. Из-за неестественно расширенных зрачков его глаза казались черными.
   Он надел трусы, носки, рубашку, джинсы, джинсовую куртку, спортивные туфли. Затем он посмотрел на себя в зеркало, потрогал подбородок со следами щетины и решил не бриться.
   Он вышел из дома.
   Судя по оживающей растительности и по тому, что половина женщин уже перешла на туфли, была середина апреля. Время – немногим больше полудня. Было солнечно и тихо. И если бы еще не пыль, было бы вообще здорово. Но пыль, как и грязь на тротуарах, к сожалению, остается визитной карточкой практически любого из наших городов.
   Он гулял, любуясь природой и красивыми женщинами. Больше в этом городишке ничего не заслуживало внимания. Когда на его пути возникло кафе, он зашел перекусить.
   Посетителей было мало. Не долго думая, он выбрал столик в углу у окна, рядом с которым стоял здоровенный аквариум с рыбами, каждой из них хватило бы ему на обед. Секунд через 30 подошла официантка, невзрачная барышня лет 20. Поздоровавшись, она положила перед ним меню и удалилась.
   Он выбрал пасту, салат с непроизносимым названием и чизкейк. К чизкейку кофе.
   В кафе вошла женщина примерно 30 лет. Приятное, но усталое лицо, красивая фигура, темные волосы до плеч. Одета в джинсы, легкие сапожки без каблуков и серую легкую куртку. Она села к нему спиной, но перед ней было зеркало, и он мог видеть отражение ее лица. Несмотря на то, что она была совершенно обыкновенной, что-то заставляло его то и дело на нее смотреть. Встретившись глазами с ее отражением, он улыбнулся. Она чуть заметно улыбнулась в ответ. Они одновременно отвели глаза, но лишь затем, чтобы встретиться взглядом уже через несколько секунд. Во время этой встречи они сказали друг другу глазами все, что хотели сказать, и больше друг на друга не смотрели.
   Закончив есть, она вышла из кафе. Он оставил на столе деньги и пошел следом. Догнав ее на улице, он, не сказав ни слова, пристроился рядом.
   – Поехали? – предложил он, увидев припаркованное такси. Это было первое произнесенное кем-то из них слово, а они прошли вместе чуть больше квартала.
   Она не ответила, но повернула в сторону машины.
   – Знаешь нормальную гостиницу? – спросил он у таксиста.
   – Конечно, – ответил тот.
   – Поехали.
   Таксист привез их в бывшую в 90-е годы домом нового русского гостиницу на тихой улице. Номер был скромным, но милым, кровать большой и удобной, а постель чистой. Спровадив из номера сотрудницу гостиницы, они набросились друг на друга с совершенно необычной для фактически незнакомых людей страстью. Их секс больше походил на поединок, по окончании которого они улетели в блаженство, переходящее в сон.
   Когда он проснулся, ее уже не было. Он встал, не торопясь, оделся, вышел из номера, спустился вниз и, узнав, что на первом этаже гостиницы есть бар, зашел туда. Выпив кружку разливного пива, он вернулся домой. Там он сварил в турке и выпил чашку крепкого кофе. Затем разделся до гола и аккуратно повесил и разложил в шкафу одежду, снял лицо и положил на специальную полку, снял тело и аккуратно повесил в шкаф. После этого он вошел в темноту и растворился в ней, чтобы возродиться в другом месте в другое время, а возможно и в другой вселенной.

   Проснувшись, Алексей какое-то время продолжал лежать неподвижно с закрытыми глазами, чтобы как можно дольше сохранить очарование сна, который, Алексей в этом не сомневался, был знаком или предвестником чего-то значимого, что должно было произойти в ближайшие дни. Алексей всегда отличал подобные знаковые сны от обыкновенных, а однажды…
   Он собирался ехать к другу на дачу на шашлыки. Ночью ему приснился один из предвещающих беду снов. Придя в гараж, он обнаружил, что забыл дома ключи от машины. Вернулся. Работающая обычно без проблем машина не захотела заводиться. Решив не искушать больше судьбу, Алексей отказался от поездки. А на следующий день ему позвонила двоюродная сестра. Ей приснилось, что он погиб, разбившись на машине.
   Алексей не то, чтобы безоговорочно верил в подобные вещи, но они приятно щекотали нервы.

   – А у нас для тебя сюрприз, – сообщил Эдик, когда Алексей пришел к нему на завтрак в очередной раз.
   С момента знакомства с Конем прошло уже более 3 недель, и чем лучше они узнавали друг друга, тем больше она его восхищала. Конь не была сводящей с ума сексапильной красавицей, отношения с которыми напоминают пьяный танец на минном поле. Милая, уютная, удобная, как любимые домашние тапочки, она создавала вокруг себя атмосферу расслабленного покоя. Именно о такой Алексей мечтал в юности, когда еще планировал обзавестись семьей.
   – Можно я возьму деньгами? – отреагировал Алексей.
   – Не любишь сюрпризы? – удивилась Ирина.
   – Терпеть не могу.
   – Чего так?
   – Обычно они кажутся приятными только тем, кто их делает. Большинство сюрпризов в моей жизни становились для меня головной болью.
   Говоря это, Алексей ничуть не лукавил. Он терпеть не мог, когда кто-то или что-то самовольно вторгалось в его размеренную, тихую жизнь.
   – Этот тебе понравится, – пообещал Эдик.
   – Вряд ли, – ответил Алексей.
   – И, тем не менее, он тебя ждет.
   – Ладно, давайте ваш сюрприз и покончим с этим.
   – Сейчас позавтракаем и поедем.
   – Куда? – насторожился Алексей.
   – В библиотеку.
   – Это что, шутка?
   – Надеюсь, библиотекари тебя в детстве не кусали?
   – Я лучше пойду домой, – решил Алексей. Ему все больше не нравился ожидающий сюрприз.
   – Тебе что, совсем не интересно? – удивилась Ирина.
   – Не настолько, чтобы переться в библиотеку.
   – Да ладно тебе. Не пешком же.
   – К тому же Лошадка обидится, – поддержал ее Эдик.
   – А она тут еще причем? – удивился Алексей.
   – Так это ее идея. Мы только лишь помогаем, – сообщила Ирина.
   – И что она там задумала?
   – Если мы расскажем, это будет уже не сюрприз.
   – Ладно, поехали, – согласился Алексей исключительно из нежелания обламывать Коня.
   – Давно бы так, – проворчал Эдик.
   Как и подавляющее большинство аксайчан, Алексей полагал, что в Аксае существует только «Библиотека имени Шолохова», двухэтажное здание рядом с районной администрацией, но Эдик поехал совсем в другую сторону. Как оказалось, в Аксае есть, как минимум, еще одна библиотека, этакая покосившаяся избушка времен развитого социализма, затерявшаяся «на Низу» среди таких же невзрачных домов частного сектора.
   Дверь открыла очень бледная и жутко худая барышня лет 30. Несмотря на то, что на ней были джинсы, свитер и сапожки без каблуков, что-то в ее облике заставило Алексея вспомнить булгаковскую Гелу. Открыв, она растворилась среди стеллажей.
   Выросший в стае библиотекарей ребенок показывал чудеса мимикрии, прикидываясь «Большой советской энциклопедией», – промелькнуло в голове у Алексея.
   Уверенной походкой завсегдатая Ирина провела гостей через пару забитых стеллажами с книгами комнат в каморку для персонала, где стоял стол с несколькими разномастными чашками и электрическим чайником. У стола стояло 5 стульев. Людей в каморке не было.
   – А где Анжела? – спросил Алексей. – Или это тоже сюрприз?
   – Мы с Анжелой решили, что пришло время познакомить тебя с магией, – как-то излишне торжественно произнесла Ирина.
   – Здесь? – удивился Алексей.
   – С тех пор, как электронные книги практически вытеснили с рынка бумажных собратьев, библиотеки из храмов знания превратились в его склепы, и туда потянулись все любители нечисти, – пошутил Эдик.
   – Ладно, знакомьте, – пробурчал Алексей. – Надеюсь, для этого не надо резаться или есть какую-нибудь дрянь? И говорю сразу, я не буду вступать ни в какие ряды.
   – Ничего этого не требуется. Тебе нужно лишь войти в волшебный мир. Анжела ждет уже там, – улыбнулась Ирина.
   – Ну и где он?
   – За этой дверью, – сказала она, указав рукой на дверь предположительно в кладовку или чулан.
   – Вы там что, ритуальный веник из побегов священной конопли храните? – съязвил Алексей.
   Предвкушая его реакцию, Ирина как-то не по-доброму улыбнулась и распахнула дверь. От увиденного Алексей потерял дар речи.
   За дверью находилось нечто многомерно невообразимое. Нечто постоянно меняющееся, фрактальное, переливающееся всеми возможными и невозможными цветами. Нечто завораживающе прекрасное и одновременно пугающее до чертиков.
   Если бы Алексею дали прийти в себя, он бы бросился бежать и обходил бы потом все библиотеки мира десятой дорогой. Но едва Ирина открыла дверь, Эдик толкнул Алексея в спину, и тот влетел во фрактальное образование, больно ударившись перед этим головой о притолоку.
   Какое-то мгновение Алексей чувствовал себя тщательно перемешиваемым фаршем. Боли не было. Возможно, ее не было вообще, а, возможно, Алексей ее не почувствовал из-за сводящей с ума дезориентации и охватившего его панического ужаса. Алексей чувствовал себя потерянным не только в пространстве и времени, но и в себе самом. Он не только не мог отличить руку от ноги и не понимал, где, например, находится теперь его правое ухо, но не мог отличить мысли от чувств, одни эмоции от других, и тактильные ощущения от зрительных образов или звуков.
   К счастью его сознание выключилось прежде, чем окончательно сгореть, и когда оно вновь заработало, Алексей обнаружил себя сидящим в пыли посреди проселочной дороги. Было жарко, градусов 30 или даже больше. В безоблачном небе светило полуденное солнце, безжалостно сжигая и без того уже сухую траву. Вокруг была голая степь, и лишь впереди в нескольких километрах маячил в дымке город. Метрах в трех за спиной Алексея прямо в пейзаже без малейших намеков на стену, дверь или дверную колоду был «вырезан» дверной проем, за которым находился фрактальный монстр. К счастью, Алексей его не видел, иначе бы это стало последней каплей для его чудом сохранившейся психики. Перед Алексеем лицом к нему на корточках сидела Конь. Она брызгала ему в лицо водой из пластиковой бутылки и что-то тихо бормотала. Справа от нее стояла Ирина. Слева – Эдик. Конь была в джинсах, кроссовках и футболке. Рядом с ней на земле лежал пакет с летне-походной одеждой Алексея.
   Сознание включалось постепенно, и Алексей сначала увидел лицо Коня, затем Ирину с Эдиком, затем окружающий их пейзаж, и только потом у него «включился» звук, и он осознал, что растерян и ничего не понимает.
   Обретя дар речи, Алексей спросил:
   – Что это за блин?
   – Слава богу, обошлось, – с облегчением сказала Ирина.
   – Поздравляю с первым квантовым переходом через дверной проем, – выпалил Эдик.
   – Алеша, милый, ты как? – жалобно спросила Конь.
   В ответ он выдал достойную короля сапожников тираду без единого нематерного слова.
   – Нормалек. Жить будет, – отреагировал на это Эдик.
   – Переоденься, – попросила Конь, вручая Алексею пакет.
   – Это еще зачем? – зло спросил он.
   – Так тебе будет удобней.
   – Удобней что?
   – Мы решили, что тебе стоит развеяться, и организовали вам вместосвадебную поездку по волшебным местам, – вмешалась Ирина.
   – Как ты сказала? – насторожился Алексей, услышав слово «свадьба».
   – Вы же не собираетесь жениться?
   – Тут ты права, – согласился с Ириной Алексей.
   – Поэтому мы и назвали эту поездку вместосвадебной.
   – Только представь себе, – подключился Эдик, – ты, как доблестный рыцарь с верным конем…
   – Только я не рыцарь, – оборвал его Алексей. – По крайней мере, не доблестный. Могу быть разве что топлесным.
   – Топлес – это когда без лифчика, – тоном училки сообщила Ирина.
   – Так я их и не ношу, – огрызнулся Алексей.
   – Ты переодевайся давай. Мы должны забрать одежду, а мне еще на встречу надо успеть, – поторопил Эдик.
   – Это еще зачем?
   – Но не таскать же ее с собой. Оставим в библиотеке. До вашего возвращения.
   – А как же вещи, документы, деньги?
   – Тут это не понадобится, – сообщила Конь.
   – Здесь что, коммунизм?
   – Нет, но все улажено.
   – Переодевайся, – ласково попросила Конь.
   Конечно, будь Алексей в здравом уме, он ни за что бы не повелся на эту аферу, но он все еще пребывал в состоянии шока, поэтому начал послушно снимать с себя одежду. В пакете лежали джинсы, футболка, носки и кроссовки.
   Ну, вот я и в костюме коня, – подумал Алексей и глупо рассмеялся.
   Получив его вещи, Ирина с Эдиком поспешили убраться через дверной проем, который после их ухода исчез, не оставив следа.
   – Пойдем, – сказала Конь, беря Алексея за руку, и повела его, словно милого сердцу дауненка в сторону города.
   Прогулка пешком успокаивала, и уже через пару километров Алексей достаточно пришел в себя, чтобы понять, что он влип, причем влип серьезно в совершенно невообразимую ситуацию, от которой или в которой можно ждать чего угодно. Это понимание уничтожило последние остатки хорошего настроения, и Алексей почувствовал себя свежеразведенным лохом.
   – У тебя все равно не было выхода, – сказала Конь, поняв его настроение.
   – Это еще почему? – зло спросил он.
   – Ты был избран и назначен Верховным бюрократом на должность государственного курьера.
   – Так вы меня на работу сюда пригнали? – съязвил он. Будь у Алексея такая возможность, он послал бы Коня подальше и постарался с ней больше никогда не встречаться. По крайней мере, тогда его настроение было именно таким.
   – Да ладно тебе. Прокатишься за казенный счет по волшебному миру. Все равно тебе нечего делать.
   Алексей не ответил. Решив, что он дуется, и его лучше не трогать, Конь тоже замолчала. Понимая, что уже поздно дергаться, Алексей почти успокоился. К тому же Конь участвовала в этом добровольно, а она была не из тех, кто лезет туда, куда не надо.
   Через какое-то время дорога уперлась в крепостную стену. Вернее, в крепостные ворота в стене. У ворот дремал здоровенный, подстать булгаковскому Бегемоту кот, бесшерстной породы. На голове у кота была хасидская шляпа с приделанными к ней пейсами. Выглядел он презабавно.
   – А ты еще кто? – спросил Алексей сквозь смех.
   – Я таки сфинкс, хранитель городских врат, – обиженно ответил кот. – А вот кто ты, и почему позволяешь себе столь вопиющее хамство по отношению к должностному лицу на боевом посту?
   Конечно, в любой другой ситуации умение кота почти без акцента говорить по-русски заставило бы Алексея усомниться в здравости своего ума, но после квантового перехода такая мелочь показалась ему вполне естественной. Он уже хотел, было, отрапортовать, что пригнан в магическую Германию на работу, но его опередила Конь:
   – Уважаемый хранитель врат, прошу простить моему спутнику его неподобающее поведение. Он здесь впервые, и слегка не в себе после квантового перехода.
   – Понятно, – теперь уже снисходительно сказал кот. – А позвольте спросить вас, сударыня, зачем вы тащите этого варвара в город?
   – Вообще-то я не варвар, а государственный курьер, – обиделся Алексей.
   – Одно другому не мешает. Скорее, наоборот, – ответил кот, одарив Алексея таким взглядом, словно это он был говорящей зверушкой в смешной шляпе. – Но это полностью меняет дело, – перешел он на деловой тон. – Кольцо, надеюсь, у вас с собой?
   – Какое еще кольцо? – спросил Алексей.
   – Предъявление которого послужит вам основанием для прохождения в город.
   – Но у меня нет никакого кольца.
   – В таком случае ничем не могу помочь. В моих должностных инструкциях четко сказано, что официальные лица могут быть допущены в город только по предъявлению ими соответствующего кольца или официального аналога соответствующего кольца. Официального аналога соответствующего кольца, у вас, как я понимаю, тоже нет?
   – Вы правы, – согласился с котом Алексей.
   – В таком случае ничем не могу помочь.
   – Вот и отлично! – обрадовался Алексей. – Предлагаю вернуться домой, – сказал он Коню.
   – Это не так-то и просто, – ответила она. – Дверь в библиотеке можно открыть только с той стороны. Так что для возвращения нам понадобится другая дверь, которая, скорее всего, находится в пункте твоего назначения.
   – Вот блин! – выдал в сердцах Алексей. – И что нам делать?
   – Для начала дай мне поговорить с хранителем врат.
   – Я к вашим услугам, – отреагировал на ее слова кот.
   – Дело в том, уважаемый хранитель врат, что мой спутник только избран, но еще не назначен на пост государственного курьера, поэтому у него нет запрашиваемого вами кольца.
   – Мне печально это слышать, – ответил кот, – но поймите меня правильно: как лицо государственное я обязан строго следовать букве инструкции. Но в частном порядке я вам сочувствую и в доказательство этого скажу, что в инструкции не сказано, чему должно соответствовать соответствующее кольцо.
   – То есть мы можем предъявить практически любое кольцо?
   – Ну да. При условии, что у вас найдутся подтверждающие его соответствие чему-либо аргументы.
   Даже с такой формулировкой поставленная котом задача оказалась практически неразрешимой. Ни Конь, ни Алексей не носили колец, а кольцо с ключами от квартиры забрали с вещами Эдик с Ириной. Наконец, когда Алексей раз в пятый перерывал сумочку Коня и в десятый обкладывал матом всех участников этой затеи во главе с Верховным бюрократом, его осенило, и он сунул под нос коту маникюрные ножницы.
   – По-твоему, это кольцо? – ехидно спросил кот.
   – Это круче кольца. Смотри: два кольца, два конца посредине гвоздик. Это должно быть в твоем духе, если ты действительно сфинкс, а не какая-нибудь дешевая подделка.
   – Ладно, проходите, – сказал кот, нажимая лапой на отворяющую ворота кнопку.
   Город приятно удивил Алексея. Он совсем не был похож на любимую поклонниками фэнтези лайт версию средневековья, а больше напоминал Европу из советского кино, которую обычно снимали в Прибалтике. Чистые, мощеные камнем улицы, аккуратные не более 5 этажей крытые черепицей дома, небольшие кафе на каждом шагу и гуляющие по этому великолепию люди… Поистине туристический рай.
   Как оказалось, такой была только историческая часть города и, пройдя пару-тройку кварталов, Алексей с Конем вышли на обычную современную городскую улицу с асфальтом, машинами, стеклом и бетоном. Неподалеку скучало несколько такси, и стоило Коню поднять у дороги руку, одна из машин подрулила к ним.
   – В «Казенный Дом», – сказала Конь водителю.
   – Ты здесь здорово ориентируешься, – сказал ей Алексей, довольный тем, что больше не надо передвигать ногами.
   – Я здесь родилась и выросла.
   – Никогда бы не подумал, что ты ведьма. Я это в хорошем смысле, – поспешил добавить он.
   – Это потому, что я не похожа на участников «Битвы эксрасенсов»?
   – Наверно.
   – Боюсь тебя разочаровать, но ни одна уважающая себя ведьма не будет похожа на любимый массами эзотерический карнавальный образ. Точно также ни одни шпион не станет шляться по улице в пальто с высоко поднятым воротником, в темных очках и низко нахлобученной шляпе.
   – Тоже верно, – согласился Алексей.
   «Казенный дом» оказался немногозвездной шестиэтажной гостиницей. На первом кроме холла и административных помещений были ресторан и бар. Номер был небольшим, но вполне приличным. На кровати их ждал конверт с официальным назначением Алексея на должность государственного курьера и значком с изображением всадника на Пегасе.
   – Прицепи, – сказала Конь, имея в виду значок.
   – Зачем? – спросил Алексей.
   – Считается, что государственный курьер должен идти по жизни легко, без отягощения барахлом. Поэтому у него не может быть денег и какого-либо не необходимого в данный момент имущества. А так как ему нужно есть, одеваться, где-то жить и как-то передвигаться, все необходимое дается ему бесплатно.
   – То есть этот значок означает, что все включено?
   – Я хочу принять душ и переодеться. Так что цепляй значок и пошли прибарахлимся. Здесь рядом есть неплохой торговый центр.
   – Может, сначала поедим? Заодно отдохнем немного? – предложил Алексей, для которого одна мыль о том, что надо опять куда-то идти, была кошмаром, а посещение торгового центра – это всегда марш-бросок на дистанцию неопределенной длины.
   – Хорошо, – согласилась Конь. – Здесь, кстати, вполне съедобно готовят.
   В ресторане было почти безлюдно. Стоило им сесть за стол, как тут же появился официант. Он собирался положить на стол меню и удалиться, но Конь его остановила.
   – А вы что порекомендуете? – спросила она.
   – Сегодня особенно удалось наше фирменное, – ответил он.
   – А что у вас за фирменное?
   – Африканские дети.
   – В смысле? – не понял Алексей.
   – Боюсь, у меня не хватит слов описать это великолепие. Попробуйте, не пожалеете.
   – Хорошо, давайте два фирменных. И блинчики в винном соусе.
   – Странные у них названия, – заметил Алексей, когда официант удалился.
   – Странно другое. Вот ты, например, любишь животных и сочувствуешь свинкам, коровкам и птичкам, которые идут на убой. И, тем не менее, ты их ешь.
   – И че? – недовольно спросил Алексей, которому совсем не хотелось обсуждать этическое вегетарианство.
   – На африканских детей тебе наплевать.
   – Совершенно.
   – Но вряд ли ты предпочтешь питаться негритятами. И таких несуразностей куча.
   – А тут все логично: я не тащу в рот то, что мне не нравится. Так что…
   – Ты не хочешь помыть руки?
   – Хочу.
   – Тогда пойдем. Здесь 2 туалета.
   Официант не обманул. Африканские дети действительно были восхитительны. В тонкое, поджаренное до хрустящей корочки и одновременно нежное, сочное мясо была завернута начинка из мелко порезанной всячины. Все вместе имело неповторимый вкус.
   – Интересно, из чего их делают? – спросил Алексей.
   – Кого? Африканских детей? – переспросила Конь. – Наверняка из сперматозоидов и яйцеклеток африканских родителей.
   – Я серьезно.
   – И я не шучу. А иначе, с какой стати это было бы так называть?
   Судя по ее виду, Конь говорила вполне серьезно.
   – Это что, человечина? – не желая верить этому, спросил Алексей.
   – Да ладно, не парься, – рассмеялась Конь. – Здесь не больше человечины, чем собачатины в хот-догах. Видел бы ты свою рожу.
   В торговом центре Алексея ждал еще один сюрприз. Он думал, что при виде «халявного значка», продавцы будут смотреть на них примерно так же, как водители автобусов на льготных пассажиров, и стараться подсунуть залежавшийся товар. Те же, узнав, что к ним пожаловали курьер с сопровождающим лицом, начали наперебой зазывать их к себе, угощать чаем-кофе и предлагать самые лучшие и дорогие товары. А потом организовали доставку подарков, чтобы почетным гостям не пришлось утруждать себя тасканием покупок.
   – Они что, здесь все сумасшедшие? – спросил ошалевший от такого приема Алексей, когда они вышли из торгового центра.
   – Для них честь принимать курьера.
   – С чего бы?
   – Видишь ли, долгое время в магическом мире было небезопасно, и курьерами становились настоящие герои…
   – Но я не герой, – испуганно перебил Коня Алексей. Он терпеть не мог неприятности и старался обходить потенциальные проблемы десятой дорогой.
   – Об этом не переживай. Лет пять здесь уже вообще ни на кого не нападают, и в доказательство тому, что сейчас стало настолько безопасно, что курьером может стать любой дурак, Верховный бюрократ выбирает курьеров исключительно из числа таких вот любых дураков. Извини, но тебя выбрали потому, что ты ничем не примечательная личность.
   – Так что, пули не будут свистеть над моей головой?
   – Ни пули, ни сапоги, – вспомнила Конь мультфильм про поросенка Фунтика, – ни сковородки, ни что-либо еще. Это я обещаю.
   – Точно?
   – Я тебя хоть раз обманула? – укоризненно спросила она. – Так вот, продолжила Конь после педагогической паузы, – несмотря на перемены, сохранилось традиционное отношение к курьеру, как к идущему на смертельную опасность герою, и теперь мы пожинаем его плоды.
   На обратном пути Алексей мечтал забраться в постель и проваляться там до утра, выбираясь только в туалет. Ужинать он тоже собирался в постели. Вот только мечты эти оказались несбыточными.
   Вернувшись, они обнаружили письмо руководителя ведущего городского театра с приглашением на премьеру и два пригласительных билета. До этого Алексей был в театре 2 раза. Один раз еще в школе, с классом. Во второй его потащила туда подруга. Оба раза Алексей пришел к выводу, что кино лучше. А когда ноги гудят от усталости, никакой театр не сравнится с телевизором у дивана или кровати.
   – Это будет слишком невежливо, – отреагировала Конь на антитеатральную речь Алексея. – Так что переодевайся.
   – До спектакля еще 4 часа.
   – Вот и хорошо. Успеем посмотреть город, – сообщила она не терпящим возражения тоном, и это стало для уставшего Алексея контрольным выстрелом.
   Он никогда не был охотником за достопримечательностями. Живопись и скульптуру он вообще не понимал, особенно работы современных мастеров, а красивые виды, фонтаны и мосты с домами могли его восхитить ну раз, ну два, ну три, а потом они начинали казаться ему одинаковыми. Поэтому путешествиям он предпочитал походы в рестораны, а в качестве отдыха представлял себе плескания в водоеме с теплой водой. А вот Конь, казалось, была не только неутомляемой, но и неугомонной. Так что в конце их экскурсии театр превратился для Алексея из добровольно-принудительного времяубийства вроде собрания в спасительную возможность почувствовать под задницей кресло.
   Пьеса была ужасной. По морализаторству и занудству она переплюнула даже «шедевральные» фильмы по произведениям Стугацких. Весь спектакль за главным героем таскалось отвратительного вида существо, непрерывно взывающее к добру и укоряющее его за зло. Герой не только терпел общество этого уродца, но и всячески старался ему угодить, так как это была его совесть. И чем больше он старался поступать по совести, тем сильнее совесть отравляла ему жизнь. В конце концов, он не выдержал и свернул совести шею. После этого перед ним открылись врата в Золотой Город.
   Надо отдать Алексею должное, он не только покорно высидел все 2 часа спектакля, но даже ни разу не захрапел. А когда спектакль закончился, от всей души аплодировал опустившемуся занавесу.
   Возвращение в гостиницу стало для него кошмаром, так как новые туфли растерли ноги так, что носки пришлось вымачивать под душем, чтобы снять. Пока Конь таскала Алексея по достопримечательностям, боль была еще терпимой, но потом, после отдыха в театре…
   – Смотри, что ты со мной сделала, – прохныкал после душа Алексей, показывая Коню раны на ногах. При этом он чувствовал себя совестью из спектакля.
   После положенной порции утешений и извинений он забрался в постель. Когда свежевымытая, голая Конь легла рядом, уткнувшись ему в живот своей попкой, Алексея потянуло на секс.
   – Болят ноги? – спросила Конь, когда он, сделав дело, лег рядом.
   – Я на тебе хромал? – шутливо ответил он. Секс заметно улучшил его настроение.
   Они заснули практически сразу после совокупления и проспали до самого утра без пробуждений. Под утро Алексею приснилось четверостишье:

     Звездочеты считают звезды,
     Свысока наблюдая за теми,
     Кто о звездах рифмует строчки,
     Так как толком считать не умеет.

   Их разбудил стук в дверь.
   – Лежи, я открою, – сказала Конь.
   Вскочив с постели, она взяла лежащий на стуле возле кровати халат и, надевая его на ходу, поспешила к двери.
   – Кто там? – спросила она.
   – Извините, что беспокою, но вас уже ждет сопровождение, – сообщил гостиничный бой через дверь.
   – Хорошо. Скажите, мы сейчас будем, – ответила она, не открывая.
   – Еще раз прошу меня простить, – послышалось из-за двери.
   – Вставай, нас уже ждут, – сказала Конь Алексею.
   – Который час? – спросил он, зевая.
   – Половина десятого.
   Непривыкший к столь раннему подъему Алексей постоянно зависал, и Коню пришлось помогать ему собираться.
   – Ты как ребенок, – укоряла его она.
   – Извини, но садик открывается слишком рано, – нашелся он.
   Когда они спустились в холл, к ним подскочил одетый в парадный и оттого кажущийся потешным мундир и вооруженный копьем гвардеец. Когда по ящику показывали всевозможные почетные караулы, Алексей задавался вопросом: Нахрена одевать караульных, как клоунов? Ответа у него не было.
   – Господин курьер, госпожа сопровождающая, прошу вас следовать за мной, – торжественно произнес гвардеец, затем развернулся, как на параде, и пошел к выходу. Алексей с Конем двинулись следом.
   У входа их ждала позолоченная карета, которой управлял одетый в красную ливрею кучер. При их появлении он спрыгнул со своего места и открыл дверь. Когда Алексей с Конем сели в карету, гвардеец забрался на специальную площадку сзади. После этого кучер вернулся на свое место, и карета поехала.
   – Ты ж смотри, веди себя там прилично, – предупредила Конь.
   – Да что я, совсем что ли?.. – обиделся Алексей.
   Минут через 30 карета остановилась возле окруженного прекрасным садом с фонтанами, павлинами и прочей роскошью дворца.
   – Прошу следовать за мной, – попросил гвардеец, когда Алексей с Конем вышли из кареты.
   Когда они подошли к парадному входу, дежурившие у входа гвардейцы распахнули перед ними двери. Пройдя через несколько «музейных» залов, они остановились возле двери с табличкой:
   «Верховный бюрократ».
   – Курьер с сопровождением прибыли, – доложил гвардеец, воспользовавшись селектором у двери.
   – Входите, – пригласил хозяин кабинета.
   – Прошу, – сказал гвардеец, открывая дверь и отходя в сторону.
   Ни кабинет, ни его владелец не вписывались в стиль дворца. Кабинет был обычным кабинетом чиновника средней руки, разве что на стене не было портрета главного барина.
   Верховному бюрократу было где-то за 50. Среднего роста, в меру седой, с располагающим лицом, он показался Алексею приятным. Одет он был в темно-синий костюм.
   – Живописные у вас владения, – сказал Алексей после того, как они обменялись приветствиями.
   – Я здесь только в торжественных случаях. Мой постоянный офис находится в мэрии, а здесь у нас музей. Проходите, присаживайтесь. Чай? Кофе?
   – Спасибо, не стоит беспокоиться – сказала Конь, не дав Алексею попросить кофе.
   – Надеюсь, вам уже объяснили суть вашей миссии? – спросил бюрократ, когда они сели за стол.
   – Анжела пыталась, но я толком не понял, – признался Алексей.
   – Дело в том, что не так давно у нас были смутные времена, во время которых служба курьерской доставки показала себя с наилучшей стороны. Памятуя об этом, мы ежегодно отправляем с посланием почетного курьера, которого выбираем случайным образом. Такова наша традиция.
   Конечно, в смутные времена курьером назначались лучшие из наших воинов, но с тех пор, как на подотчетной нам территории был восстановлен порядок, мы стали назначать курьерами случайных людей, как символ того, что сейчас любой способен выполнить эту работу. Но это ни в коей мере не умаляет наше уважение к курьерам, в чем вы, наверно, уже успели убедиться.
   – Это да, – согласился Алексей. – Меня, честно говоря, приятно шокирует, как меня здесь принимают.
   – Наши люди умеют быть радушными от всего сердца. А теперь, прежде чем официально попросить вас оказать нам честь, согласившись стать нашим курьером, я хочу сказать несколько слов о вашем адресате. В этом году в качестве получателя письма мы выбрали Леонида Фролова. Это гордость нашего мира. Философ, писатель, мистик. В частности, он подарил Миру такой шедевр, как «Книга постоянств», которая, будучи своеобразным пазлом к «Книге перемен», служит делу гармонизации и уравновешивания мироздания. К сожалению, этот труд написан на неизвестном никому языке.
   – Даже автору? – съязвил Алексей. Он не любил подобные выпендрежи.
   – Даже автору, – подтвердил Бюрократ, приняв реакцию Алексея за искреннее удивление.
   – Тогда как же он ее написал?
   – В течение многих лет он входил в особое состояние сознания и ждал. Когда ожидание приносило очередной символ, он вносил его в свою книгу, так что, можно сказать, что этот шедевр был продиктован ему некоей высшей силой, причем так, что он не смог бы при полном своем желании привнести отсебятину в текст создаваемого шедевра.
   – Интересный, должно быть, человек, – сказал Алексей. Здесь он не слукавил, так как его действительно восхищало, как этому прохиндею удалось выдать свою дребедень за шедевр. Кстати, именно в искусстве впаривать дерьмо в качестве шедевров Алексей видел суть так называемого современного искусства.
   – Так вы согласны стать нашим курьером?
   – Почту это за честь.
   – Тогда до встречи на нашем турнире.
   – О, у вас здесь проводятся турниры? – удивился Алексей.
   – Ну да. Так как курьером может быть только рыцарь, вас необходимо сначала посвятить в рыцари, а потом уже официально объявлять курьером. Рыцарем можно стать, только проявив себя в бою или на турнире.
   – В таком случае мне придется отказаться от вашего предложения. Видите ли, я не боец, поэтому участвовать в турнире… – поспешил откреститься от участия в боях Алексей. Он с детства боялся боли и старался избегать драк.
   Конь лягнула его под столом ногой.
   – А вам и не придется сражаться, – не дал договорить Алексею Бюрократ. – На нашем турнире сражаются дамы сердца, а рыцари воспевают их победы в стихах. Так что ваша задача – произнести речь в честь победительницы. Стихи могут быть белыми, главное, чтобы они шли от сердца.
   – Это что, символ победы феминизма?
   – Что-то вроде того. Надеюсь, у вас больше нет причин для отказа?
   – Других причин нет, – согласился Алексей.
   – Вот и отлично. Не смею вас больше задерживать.
   – Ты будешь сегодня драться? – спросил, не скрывая своего злорадства, Алексей у Коня, когда они вышли на улицу.
   – Боюсь, я не смогу доставить тебе этого удовольствия.
   – Почему?
   – Видишь ли, ты еще не рыцарь, поэтому я не могу быть дамой твоего сердца. К тому же я твой официальный сопровождающий, что заставляет меня серьезно относиться к своей форме. А главное, я, как и ты, не боец. Только не говори, что ты разочарован.
   – А я и не говорю, – согласился Алексей и поцеловал Коня в губы. – Пойдем поедим?
   – Пойдем.

   Вернувшись после завтрака в номер, Алексей засел за поздравительную речь, но так и не смог придумать ни строчки. Не удивительно, что на турнир он шел, как на казнь.
   – Да ладно тебе, – попыталась успокоить его Конь. – Тебе же сказали, говорить от сердца. Вот, что на ум придет…
   Испепеляющий взгляд Алексея заставил ее замолчать.
   Турнир проводился на городском стадионе, украшенном по случаю в средневековом стиле. Несмотря на то, что чуть ли не весь город пришел посмотреть на бабий бой, люди вели себя вежливо, спокойно, пропускали друг друга вперед… в общем, вели себя, не как люди.
   Увидев человека в полицейской форме, Конь поспешила к нему.
   – Курьер и сопровождение, – сообщила она представителю закона.
   – Пойдемте, я провожу, – ответил он.
   Полицейский привел их в ложу номер один, где по праздникам сидело начальство и свадебные генералы. На этот раз в ложе было шесть человек. Четыре мужчины и две дамы. Бюрократ представил присутствующим Алексея, но у того все мысли были заняты предстоящей речью, и он особо не обращал внимания на тех, с кем его знакомили, благо такие слова, как «очень приятно», можно произносить автоматически. Во время знакомства с женщинами Алексей, вспомнив, что женская рука не салфетка, целовал женщинам руки, не касаясь их губами, как того требует этикет.
   Когда трубы возвестили о начале турнира, на поле неспешной походкой вышли участницы: 48 закованных в броню дам. Когда они построились в одну шеренгу лицом к ложе номер 1, Бюрократ произнес короткую вступительную речь, после чего началась жеребьевка, которую осуществлял генератор случайных чисел. Затем пары разошлись по стадиону, чтобы не мешать друг другу. О начале боя возвестили сигналы труб.
   Алексей думал, что ему предстоит увидеть нечто среднее между соревнованиями по фехтованию и танцем с саблями, но с первых же секунд боя ему стало ясно, что дамы дерутся по-настоящему, на боевых мечах.
   Первый раунд продлился не более 5 минут. Справившись с противницами, победительницы отходили к краю стадиона, чтобы не мешать сражающимся. Побежденные оставались лежать на траве. Их унесли только после окончания боя.
   Затем опять была жеребьевка и бой. Так продолжалось до тех пор, пока на стадионе не осталось 3 женщины. Тогда в дело вмешались врачи. После непродолжительного осмотра они списали наиболее пострадавшую участницу.
   Происходившее на стадионе настолько захватило Алексея, что он совсем забыл про свою речь и опомнился лишь, когда победительница под всеобщие аплодисменты сняла шлем. Сразу же после этого к ней подбежал голубоватого вида рыцарь и бросился ей на шею.
   В это же время к микрофону подошел Верховный Бюрократ. Дав рыцарю пару минут, он произнес короткую, но вдохновенную речь, затем передал слово Алексею. Решив, будь что будет, Алексей начал говорить:
   – Дамы и господа. Прошу простить меня за косноязычие. Я никогда не отличался красноречием. Даже обычный тост на празднике был всегда для меня мучением. А тут, глядя на происходящее, я вообще потерял дар речи, при виде столь прекрасных в своей доблести женщин. Состязания были нешуточными, но честными и справедливыми, так что победительницей стала действительно победительница. Честно говоря, раньше я ни за что бы не поверил, что владение оружием способно сделать женщину красивой. Сегодня я понял, что ошибался, и доказательство моей неправоты стоит сейчас перед нами с гордо поднятой головой. Дорогая наша победительница, вы прекрасны! Глядя на вас, я понимаю, что любые слова – это пустое сотрясение воздуха. Они ничто. Поэтому еще раз повторю: вы прекрасны. Вручить вам корону победительницы – огромная честь для меня. И пусть по протоколу я должен пригласить вас сюда, чтобы надеть ее на вашу голову, но я поступлю иначе. Я сам спущусь к вам и положу ее к вашим ногам.
   Сказав это, Алексей схватил корону и побежал с ней по ступенькам вниз. Подойдя к победительнице, он низко поклонился и положил корону к ее ногам. Вблизи победительница выглядела далеко не как женщина его мечты. Ее и без того мужеподобное лицо портили два здоровенных шрама. Один на лбу, другой на левой щеке. Несмотря на то, что ее тело скрывали доспехи, было видно, что она довольно-таки амбарного телосложения. Однако ее глаза горели настолько притягательным огнем, что она вполне могла бы зажечь страсть не только в сердце своего рыцаря.
   Выходка Алексея заставила всех слегка растеряться, поэтому стадион сначала отреагировал тишиной, затем грянули аплодисменты, под которые рыцарь поднял корону и отдал своей даме, после чего она надела ее себе на голову. Дождавшись, когда смолкли аплодисменты, она сказала Алексею:
   – Преклони колено.
   Он стал на одно колено, и она коснулась его плеча мечом.
   – Правом, добытым в честном бою, я посвящаю тебя в рыцари и назначаю курьером, – громко произнесла она.
   – Благодарю вас, сударыня. Это большая честь для меня, – ответил Алексей.
   – Я не совсем там выглядел идиотом? – спросил он, когда они с Конем вышли со стадиона.
   – Да нет, ты был трогательно милым. Я даже немного приревновала.
   – Надеюсь, не сильно?
   – Ты же еще живой.
   Во время этой реплики глаза Коня на мгновение стали жестко стальными, и Алексей подумал, что в ее шутке слишком много правды.

   Ночью ему приснился город, власть в котором захватили крысы. В результате мутации они стали как две капли воды похожими на людей. При этом, живя тысячелетиями бок о бок с людьми, крысы настолько хорошо изучили человеческие повадки, что им не составило труда путем шантажа, подкупа и запугивания захватить все рычаги власти. В результате в городе установился тоталитарный режим во главе с Великим и Любимым – так звали крысиного вожака.
   В том сне Алексей жил в милом доме за городом на берегу небольшой речки. Было утро. Он готовил себе завтрак, когда к дому подъехали 2 машины – несколько молодых крыс решили порезвиться с девочками на природе. Встречаться с ними было небезопасно, так как люди к тому времени уже не имели никаких прав и считались живыми отбросами, с которыми можно безнаказанно делать все, что угодно, поэтому Алексей поспешил убраться подальше, пока у него еще была такая возможность. Крысы вломились в дом, сломали и изгадили все, что было можно, а затем подожгли его. Алексей смотрел на это, боясь выйти из росшего невдалеке леса и ненавидя себя за трусость. Когда огонь потух, он пошел, куда глядели глаза.
   По дороге ему встретился городской дурачок Малюта.
   – Куда идешь? – спросил он.
   – Сам не знаю, – признался Алексей.
   – Пошли за грушами в брошенный сад.
   В саду маленькая девочка играла с цветными стеклышками.
   – Не бойся, она сирота, – сказал Малюта.
   Девочка настолько сосредоточенно разглядывала что-то через осколок цветного стекла, что даже не заметила приближение гостей.
   – Привет. Куда ты смотришь? – спросил Алексей.
   – Ему можно сказать. Он друг, – доверительно сообщил Малюта.
   Девочка придирчиво осмотрела Алексея с ног до головы, затем сказала:
   – Я ищу золотого мальчика.
   – А кто он? – спросил Алексей.
   – Он спасет город от крыс, но это секрет.
   – Почему?
   – Крысы ему не страшны, а вот люди, узнав о нем, захотят его убить.
   – А как ты о нем узнала?
   – Узнала, и все. Пойдешь с нами его искать?
   – Пойду, – решил Алексей, так как деваться ему все равно было некуда.
   Так и отправились они за золотым мальчиком: бездомный бродяга, городской дурачок и маленькая сирота.
   Уже под утро Алексею приснилось четверостишье:

     Я не верю ни в бога, ни в дьявола,
     Как не верю и в прочие вечности.
     Но я знаю, что искра сознания —
     Бесконечность среди бесконечностей.

   – Скажи, тут что-то типа ЛСД случайно не добавляют в кофе или еду? – спросил он Коня за завтраком.
   – Нет, а что?
   – Да мне сны какие-то снятся, и стихи лезут в голову. Никогда такого не было.
   – Ты в волшебном мире. Здесь активизируются спящие в обычном состоянии отделы мозга. Так что все нормально.
   – Хочешь сказать, достаточно здесь тусоваться, и будет вечно переть?
   – Только пока не освоишься.
   – Облом. А я уже хотел просить вид на жительство или политическое убежище.
   – Для начала отвези письмо. Кстати, пора уже собираться. Скоро подадут машину, – спохватилась Конь. И точно, едва они собрали в дорогу разрешенный минимум вещей, пришел бой сообщить, что машина ждет.
   Выйдя из гостиницы, они обнаружили у входа выглядевший дорогим серый седан. Алексей не разбирался в марках автомобилей, и все легковые машины делил на джипы, седаны и прочую хрень.
   – Ты поведешь? – спросила Конь.
   – Давай лучше ты. Я терпеть не могу руль, к тому же я дорогу не знаю.
   – Маршрут введен в навигатор.
   – Здесь работают навигаторы? – удивился Алексей.
   – Разумеется. Мы же в волшебном мире, а не в каком-нибудь Толкиенлэнде или стране победившей духовности.
   Разговаривая, они сели в машину. Пока они ехали через город, Алексей восхищенно наблюдал за тем, как ловко Конь находит нужные повороты. Он бы на ее месте наверняка заблудился, причем еще до начала движения.
   Когда они выехали на весьма приличную трассу, он вспомнил, как мечтал в детстве скакать в неизвестность на верном коне в поисках приключений. И вот теперь он сидит рядом с Конем в машине с двигателем мощностью около сотни лошадиных сил и едет в неизвестность. Вот уж действительно: Мечтай с осторожностью, ибо исполнение мечты может застать тебя врасплох.
   – Как-то тут пустынно, – заметил Алексей после того, как в течение где-то часа они не только не проехали мимо хотя бы одного населенного пункта, но и не встретили ни одной машины.
   – Это потому, что расстояния здесь определяются временем. В лошадиные времена, все было расположено компактней. Теперь же пространство растянулась, зато по времени, если от пункта «А» до пункта «В» было, например, час езды на лошади, то теперь час езды на машине.
   – Это что, что-то типа пространства игры?
   – Скорее, мир сновидения по Кастанеде.
   – Тогда степь…
   – Ну да, зачем заморачиваться на усложнении буферного пространства.

   – Сейчас будет «Логово дракона», – сообщила Конь. – Предлагаю остановиться на ночь, если, конечно, ты не жаждешь сменить меня за рулем.
   – Что на часах? – спросил продремавший добрую часть пути Алексей.
   – Около пяти.
   – Отлично. Думаю, сегодня мы потрудились на славу. Конь никак не отреагировала на эту шутку.
   «Логовом дракона» оказался декорированный под идеализированную средневековую деревню гостиничный комплекс. Указатель был настолько невзрачным, что Конь чудом не пропустила нужный поворот. Повернув, они еще километров 10 проехали по ведущей в сторону от трассы бетонной дороге прежде, чем добрались до границ «Логова». Забором ему служила лесополоса из совершенно непроходимых колючих кустов и деревьев, зато ворота были, можно сказать, декоративной, не более 50 сантиметров высотой конструкцией из труб, чем-то похожей на турникеты в метро. Когда машина подъехала, они автоматически открылись.
   – Ничего себе! Настоящий склад фауны и флоры! – выдал восхищенно Алексей, когда они заехали на территорию. И действительно, всюду цвело, росло, благоухало. Летали птицы совершенно невообразимой окраски. Бродили не менее экзотические животные. Некоторые размером с корову. Эффект этого и самого по себе впечатляющего зрелища усиливался еще и тем, что «Логово» располагалось посреди выжженной солнцем степи, и было рукотворным оазисом весьма внушительного размера.
   – Нравится? – спросила Конь.
   – Еще бы! – ответил Алексей.
   Проехав несколько сотен метров по райскому саду, они уперлись в «барскую усадьбу» – здоровенный дом, похожий на родовое гнездо крупного английского аристократа. В «усадьбе» располагались административные помещения, ресторан, бар, танцпол и жилье для многочисленного персонала. Хозяин не пожалел денег на звукоизоляцию, и живущие в усадьбе люди чувствовали себя комфортно. За усадьбой была деревня: 50 стоящих довольно-таки свободно изб, напичканных всем, что только может пригодиться привередливому отдыхающему. В избах и останавливались постояльцы. Хозяин жил в двухэтажном деревянном доме, стоящем чуть в стороне от деревни, а за деревней расположился внушительных размеров искусственный пруд с чистейшей водой, пляжами, пристанями с лодками и местами, где можно посидеть с удочкой. За прудом виднелся лес, скрывающий увеселительные заведения: «Разбойничий вертеп» для взрослых, и «Замок ведьмы» для детей.
   Прикинув, сколько нужно сил и денег для поддержания этого великолепия в надлежащем состоянии, Алексей решил, что «Логово дракона» на деле является логовом богачей, так как пребывание здесь должно стоить целое состояние.
   – Ну что вы, – ответил дежурный администратор, когда Конь спросила номер на сутки, – «Логово дракона» крайне популярный отель, и свободных мест здесь не бывает в принципе, а особенно в разгар сезона. У нас номера надо бронировать, как минимум, за месяц. А сейчас, извините, я вряд ли смогу вам помочь.
   Он говорил об отеле с гордостью, но без того оттенка высокомерия, который часто наблюдается у работающих в шикарных заведениях холопов.
   – Я понимаю, – ответила Конь, – но мы не обычные постояльцы. Перед вами курьер и сопровождение.
   – Вот, – Алексей показал значок.
   – Знаете что, – решил администратор, – хозяина сейчас хоть и нет на месте, но, думаю, он с радостью примет вас в качестве своих личных гостей. Поэтому позвольте проводить вас в гостевую комнату, ели вас это устроит.
   – Премного благодарны, – ответила Конь.
   Администратор свистнул в свисток, и вскоре к нему подбежал мужичок пенсионного возраста.
   – Бой покажет дорогу, – сказал Администратор, и Алексей вспомнил Кису в роли мальчика из «12 стульев».
   Комната для гостей только называлась комнатой. На деле это был полноценный двухкомнатный номер с ванной комнатой и отдельным входом на первом этаже хозяйского дома. Судя по тому, что, несмотря на закрытые окна, воздух там был свежим и приятной температуры, но при этом ниоткуда не дуло, вентиляция и климат-контроль были достойные.
   – Вы еще можете успеть на битву магов, – сообщил бой, показав гостевую комнату.
   – Мы бы предпочли выкупаться и поесть, – ответил Алексей.
   – Поверьте мне, молодой человек, вы никогда себя не простите, если пропустите это зрелище.
   – Это действительно так круто? – спросил Алексей у Коня, когда они остались вдвоем.
   – Давай глянем. В крайнем случае, уйдем, – предложила она.
   Они бросили сумку с вещами на диван в гостиной и отправились на «деревенскую площадь» – поросший регулярно поливаемой и скашиваемой травой луг посреди «деревни». Рядом с площадью находился открытый ресторан «Под чистым небом».
   На «площади» в три ряда стояли стулья. Большинство уже было занято, но свободных мест хватало, и Алексей с Конем без труда устроились в третьем ряду, чтобы, если что, легко можно было бы перебраться за стол ресторана. Справа и слева сцену ограничивали две палатки или, лучше сказать, два шатра. В них, судя по всему, маги готовились к поединку.
   Едва герои нашего повествования заняли места, на сцену вышел высокий, худощавый мужчина с приятным лицом. На вид ему было около 40 лет. Одет он был в джинсы, футболку и кроссовки. В руках держал палку длинной в человеческий рост. Это была обычная сухая ветка, которую он, скорее всего, только что подобрал в лесу.
   – Дамы и господа! – начал он вступительную речь. – Сегодня судьба преподнесла нам величайший дар в виде возможности увидеть своими глазами не просто сражение магов, а битву, говоря спортивным языком, за звание чемпиона мира по магии, да простят мне ее участники столь вульгарное сравнение.
   Несколько недель назад вызов получил ни кто иной, а сам Критянин, признанный и величайший мастер магического искусства среди ныне здравствующих магов. Разумеется, право бросить вызов столь уважаемому магу еще надо было заслужить, и оппонент Критянина это сделал, убедив коллегию магов в том, что он достаточно серьезный маг, чтобы тягаться с самим мэтром. Свое имя он, кстати, не назвал, поэтому, если не назовет его и перед поединком, войдет в историю, как безымянный маг.
   Критянин еще не принял вызов, так что поединок теоретически может не состояться. Но хватит слов, пора переходить к делу.
   Маги, прошу вас к барьеру, – закончил он свою речь, затем ловко воткнул палку в землю посреди пространства между шатрами, и сел на стул в первом ряду.
   Маги вышли из шатров практически одновременно и сразу же… разочаровали своим видом Алексея. Внешне они были никакими. Оба среднего роста, среднего сложения, с неброскими лицами. Одеты, как и большинство отдыхающих: в шорты, футболки и шлепанцы. Никаких плащей, особых причесок, амулетов, кулонов или колец на них не было. Этакие лавочники на отдыхе. Одному было лет 60, второму около 30. Понятно, что 60 было Критянину.
   Они остановились напротив друг друга, не доходя около метра до воткнутой в землю палки.
   – Благодарю тебя, великий Критянин за то, что согласился на встречу со мной, – сказал безымянный. – Это большая честь для меня.
   Критянин благосклонно кивнул.
   – Но позволь спросить, – продолжил безымянный, – почему ты не принял и не отверг мой вызов?
   – Прежде, чем принять решение, я захотел взглянуть на того, кто бросает мне вызов, и задать тебе пару вопросов.
   – Спрашивай. Я постараюсь ответить.
   – Почему ты скрываешь свое имя?
   – Потому что оно не имеет значения, как и моя персона.
   – Тогда почему ты решил бросить мне вызов?
   – Я вызываю тебя, чтобы напомнить, что маг – поле битвы, а магия – оружие в битве с его главным врагом.
   – И кто же, по-твоему, главный враг мага?
   – Тот, кто своим криком заглушает истинный голос души.
   – Так ты решил, что я забыл об этом враге?
   – Это может быть известно лишь тебе. Я не настолько глуп и самонадеян, чтобы кого-то судить.
   – Тогда чего ты добиваешься?
   – Встряски. Иногда она приводит к пробуждению.
   – Что ж, ты ответил на все вопросы. Я принимаю твой вызов.
   – Благодарю тебя, Критянин.
   – Тогда переходи от слов к делу.
   Получив благословение, безымянный маг поклонился Критянину, затем мельком посмотрел на воткнутую в землю палку. Этого оказалось достаточно, чтобы она сначала стала камнем, затем рассыпалась в прах, который, вспыхнул ярким пламенем. Огонь вновь обрел форму палки, после чего из пламени возродился зеленый куст и расцвел на глазах у публики. Глядя на это, Критянин лишь усмехнулся. Тогда безымянный маг хлопнул в ладоши, и цветущий куст исчез. Улыбнувшись, Критянин тоже хлопнул в ладоши, и по всей «сцене» начали плясать языки пламени, забавно поднимая свои огненные ложноножки в похожем на канкан танце. Безымянный маг коснулся рукой огня, и в тот же миг сам превратился в пламя. Критянин усмехнулся, в результате пламя застыло на месте, продержавшись так секунд 10, оно сначала пошло трещинами, а потом рассыпалось на тысячи осколков. В ответ на это материализовавшийся на сцене безымянный маг рассек воздух ладонью, и Критянин взмыл в небо стаей птиц, которые начали кружиться над безымянным, образуя нечто похожее на воронку смерча. Когда ураган из птиц набрал достаточную силу, безымянный маг взлетел, поднятый им, в небо. Набрав безопасную для зрителей высоту, птицы превратились в молнию, которая своим ударом испепелила безымянного мага. Облачко пепла превратилось в тучу и пролилось на сцену дождем. Затем, за пару минут там выросло дерево, расцвело и покрылось большими, похожими на груши плодами. Материализовавшийся рядом с деревом Критянин сорвал один плод, съел, а косточку бросил подбежавшей к нему крысе. По мере поедания косточки крыса начала превращаться в безымянного мага. Когда превращение закончилось, в его руке появилась шпага. Он сделал выпад в сторону Критянина, приглашая того на бой. Улыбнувшись, Критянин поднял руку, и в ней появилась чаша с красным вином. Посмотрев на нее, безымянный маг превратил вино в воду, которая пролилась на землю, заставив для этого раствориться чашу. После этого Критянин поклонился противнику.
   – Ты вновь доказал, что ты поистине непревзойденный маг, – сказал Критянину безымянный. – Я признаю твою победу, принимаю с благодарностью твой дар и клянусь сделать все, что ты мне велел.
   После этих слов критянин провел над землей рукой, и сначала исчезло плодоносящее на сцене дерево, затем шатры, а затем и сами маги. Представление было окончено, и люди начали расходиться.
   – Как вам битва – спросил сыгравший роль конферансье мужчина, подойдя к Коню с Алексеем.
   – Великолепно. Такое шоу… Ваши маги просто прелесть. Глядя на них, можно поверить в волшебство. У меня не то, что слов, мыслей даже нет, – признался Алексей.
   – Действительно необыкновенно. Словно настоящее волшебство, – поддержала его Конь.
   – Это действительно было волшебство высшей пробы. Клянусь честью. Вы мне не верите?
   – Сейчас я верю лишь в то, что я видел, было далеко не тем, что делали эти люди, – ответил Алексей.
   – Хороший ответ. Позвольте, кстати представиться, а то от увиденного я забыл о приличии. Я хозяин этого заведения. Валентин.
   – И, судя по названию вашего логова, живой и здравствующий дракон, – добавила Конь.
   Валентин усмехнулся.
   – Надеюсь, вы еще не ужинали? – спросил он.
   – И даже не обедали, – ответил Алексей.
   – Тогда позвольте пригласить вас на обед, переходящий в ужин.
   – С удовольствием принимаем ваше приглашение, – сказал Алексей, и они отправились к ресторану «Под открытым небом», где уже успела расположиться львиная доля зрителей.
   – Нам, скорее, обед, чем ужин, – сообщил Валентин подбежавшему к ним официанту, затем повернулся к Коню и продолжил начатый разговор: – Вы, сударыня, совершенно правы. Я действительно дракон, так как являюсь потомственным членом Ордена Дракона, а все, кто состоит в Ордене, являются потомками настоящих драконов, поэтому членом Ордена может быть только тот, чьи отец и мать состояли в Ордене. Причем происхождение – это только необходимое, но не достаточное условие.
   – И чем занимается ваш Орден, если, конечно, это не секрет? – спросил Алексей.
   – Не секрет. Мы унаследовали от драконов право хранить мудрость, за которой, по легенде, когда-то к драконам приходили рыцари. Не те идиоты в доспехах, которых все знают по рыцарским романам и истории темных веков, а воины духа и разума, посвятившие себя служению, истине, и познанию. Бой с драконом был для рыцаря посвящением, и когда тот был к нему готов, он отправлялся на поиск дракона, который мог длиться десятилетиями, а мог вообще не увенчаться успехом. Когда рыцарю удавалось найти дракона, он вызывал его на поединок, во время которого дракон испытывал рыцаря огнем. Если рыцарь выдерживал испытание и не сгорал в огне, дракон подставлял голову под его меч. Отрубив дракону голову, рыцарь получал звание победитель дракона и право сложить свой трофей к ногам дамы сердца. Разумеется, никому и в голову не приходило приносить в подарок любимой женщине отрубленную голову превосходящего людей своим интеллектом существа, так как голова дракона означает мудрость, а дама сердца – искру, освещающую сознание рыцаря. Так что настоящий поединок никогда не был примитивным мордобоем, а дракон не получал физического ранения.
   – Подождите, но если все умирали чисто символически, что ждало проигравшего рыцаря? – спросил Алексей
   – По легенде драконы уносили его душу в геенну огненную. Считалось, что они черпают свой огонь оттуда, так что души сжигаемых ими людей были своего рода платой за огонь.
   – Но это, опять таки, по легенде. А на самом деле?
   – А это уже секрет.
   – И часто к вам забредают рыцари? – спросила Конь.
   – О нет! Истинные рыцари исчезли вместе с истинными драконами. Сейчас все иначе, и мы воздаем каждому по разумению его. Я, например, помогаю состоятельным людям с максимальным удовольствием облегчить кошельки.
   – То есть мудрость теперь вы просто храните, – не унимался Алексей.
   – Насколько я понял, дорогой мой гость, в еде, питье, любви и прочих подобных вещах намного больше мудрости, чем в любых мудрствованиях, так что я занимаюсь своим прямым делом.
   Точку в их разговоре поставили официанты, принеся еду. Собеседники были слишком голодны для продолжения умной беседы, поэтому каждый занялся содержимым своих тарелок, тем более что оно было выше всякой похвалы.
   – А что это за мясо? – спросил Алексей, вкусив кусочек необычайно нежного мяса.
   – Это яйца баранов, – ответил Валентин. – Надеюсь, у вас нет мешающего оценить это блюдо предубеждения?
   – Да нет. Просто никогда не думал, что они могут быть такими нежными. Кстати, теперь мне понятно, что делали драконы с проигравшими рыцарями.
   Весь вечер Алексея не покидала мысль, что и битва магов, и разговор с Валентином имели весьма важный скрытый, убегающий от него смысл, и, даже занимаясь любовью, он оставался погруженным в себя. Опомнился он, когда Конь больно укусила его за руку.
   – Ты что творишь? – спросил он, потирая укушенное место.
   – Возвращаю тебя в реальность.
   – Так нельзя.
   – Почему?
   – Только представь заголовок в газете: Курьер был покусан любимым Конем за то, что оказался не на высоте в постели.
   – Твоя должность хоть и почетна, но не настолько, чтобы писать о тебе в газетах. И потом, когда ты со мной, будь со мной, или витай в облаках, но тогда меня не трогай.
   – Извини. Просто сегодня было слишком много впечатлений.
   – Несварение?
   – Что-то вроде того.
   – Тогда тебе стоит выспаться.
   – Не уверен, что смогу уснуть.
   – Тогда просто отдохни.
   Несмотря на свои опасения, уснул Алексей почти мгновенно. Он осознал, что спит, когда вновь очутился на «деревенской» площади. Какое-то время назад он пытался освоить осознанные сновидения, но не добился никаких результатов. А тут совершенно осознанный сон, причем без каких-либо усилий с его стороны. Понимание этого вызвало настолько сильный восторг, что Алексей чуть не проснулся. Когда он сумел совладать с чувствами, в нескольких метрах впереди появились маги. Они пытались что-то ему сообщить, но он не понимал язык, на котором они говорили. Видя, что их действия не приносят результата, маги махнули на него рукой и улетели, превратившись в птиц.
   – И зачем было так орать, – проворчал спавший до этого под кустом пьяница.
   Выматерившись, он поднялся на ноги, сделал серьезный глоток из бутылки и пошел своей дорогой, горланя песню:

     Пророк Нафтали возвращался домой,
     Танцуя с бутылкой пустой.
     Шептала ему, целуя, Земля:
     «До дна пей мою любовь».

     Как дикие лошади мчались сердца,
     И реки отправились вспять.
     И улыбаясь, спросила она:
     «Когда ты придешь опять?»

     Пророк Нафтали возвращался смеясь.
     Хотелось ему кричать:
     «Куда бы, любимая, я ни пошел —
     Ты будешь меня встречать.

     Куда бы ни глянул —
     Ласкать мой взор будет твоя красота.
     И все, что услышу я – о любви
     Будет песня твоя.

     И если накормят меня – это ты
     Тихонько накроешь на стол.
     И если мне подадут воды —
     Ты чашу наполнишь вином.

     А если кто-то воткнет в меня нож
     По самую рукоять —
     Я знаю, любимая, все равно
     Меня у тебя не отнять».

   Когда он ушел, перед Алексеем возник Иисус.
   – Не мечите бисер перед свиньями, сказал я, – загадочно произнес он. – С тех пор каждый, у кого есть это, – он протянул Алексею бусинку, – думает, что уж он-то точно не свинья.
   Превратившись в дракона, он продолжил:
   – Ты провалил экзамен. За это тебе гореть в геенне.
   Дракон дыхнул, и Алексея окружил огонь, который принес ему не мучения, а небывалый кайф.
   Сон настолько поразил Алексея, что, проснувшись, он поспешил рассказать его Коню.
   – Действительно знаковый сон, – согласилась она, а когда за завтраком к их столу подошел поздороваться Валентин, первым делом ему сообщила: – Алексею приснилась геенна.
   – И что? – спросил Валентин.
   – Такого кайфа я еще никогда не испытывал, – признался Алексей.
   – Твой сон показал, что ты готов еще кое-что узнать, – сказал Валентин, садясь за их стол. – Дело в том, что легенда о драконах и рыцарях – история с подвохом. В ней, например, умалчивается, что драконы – дети Люцифера.
   – Так вы сатанисты? – спросил Алексей.
   – Ну что вы, – рассмеялся Валентин. – Не более чем ранние христиане.
   – А причем здесь они?
   – Дело в том, что имя Люцифер означает несущий свет. По легенде именно он принес свет знания людям, поэтому его часто приравнивают к Прометею. А ранние христиане частенько так называли Христа. Так что драконы – хранители огня Люцифера или знания, обретаемого гностическим путем. Отсюда логика требует предположить, что геенна огненная – это не место, а состояние сознания, навеки охваченного огнем, который в данном случае тождественен свету. Поэтому не сгорающий в этом огне рыцарь уходит с иллюзорной мудростью, то есть ни с чем. А чтобы он не досаждал больше драконам, ему позволяют при этом думать, что он возвращается домой победителем.
   Истинная же задача драконов заключается в том, чтобы зажечь алхимическим огнем готовое к этому сознание. В результате оно очищается от шлаков и примесей, а свинец или обыденный ум становится золотом или умом просветленным.
   – Тогда почему всякого рода верующие боятся геенны огненной, как огня? – спросил Алексей.
   – Потому что неготовому к такой трансформации уму этот процесс кажется мукой. Более того, геенна – штука тонкая и требующая защиты, от неготовых к воспламенению сознаний, так как они способны отравить своими миазмами и дымом даже чистейшее золото. Поэтому драконы специально нагнали страху.
   – Знаете, а я думал о чем-то подобном, но несколько в ином ключе. Так, рассматривая христианскую версию загробного мира, я пришел к выводу, что рай – далеко не самое приятное место. Да и как может быть иначе, если там собраны все праведники, мученики и прочие ненавидящие счастье, как таковое, мазохисты. А раз так, то рай – это своего рода резервация, куда после смерти отправляются праведники, чтобы не мешать нормальным людям зажигать в аду, где и должна быть сосредоточена полноценная посмертная жизнь. А чтобы вожди, беспредельщики и прочие уроды не мешали нормальным людям жить, как они желают, для них существует чистилище, где они, как на каторге, отрабатывают свои грехи, а потом их отправляют в рай рассказывать праведникам, как плохо грешникам в чистилище, и как совсем ужасно должно быть в аду.
   – Тоже интересная мысль, но рай и ад существуют исключительно в умах тех, кто оперирует этими понятиями, тогда как огонь геенны – вещь абсолютно реальная.

   Проснувшись, Алексей обнаружил, что они стоят посреди совершенно сюровой свалки. Впереди дорогу перегородил гнилой остов когда-то неимоверно дорогой яхты, заваленный полусгнившими и тоже неимоверно дорогими машинами, макетами дворцов, разбитыми статуями, музейной мебелью и прочими предметами роскоши. Чуть правее была куча человеческих скелетов в рыцарских доспехах, рядом с которыми пасся, непонятно чем питаясь, табун тощих и каких-то облезлых белых коней. Сзади на дороге была навалена куча книг, кассет, виниловых пластинок, картин и компакт-дисков, а гора слева по борту заставила Алексея усомниться в своем психическом здоровье, так как материалом для ее возведения были деньги в виде ассигнаций и монет, ценные бумаги, золотые слитки и ювелирные украшения. За рукотворными горами виднелись, развалины домов, одичавшие сады, неработающие фонтаны, бассейны, горы из одежды, мебели, бытовой техники… Среди этого великолепия словно зомби, спотыкаясь и падая, бродили гротескные красавицы и красавцы, телевизионщики с камерами на перевес и прочая словно сбежавшая из какого-нибудь «Голого завтрака» публика.
   Лет 20 назад, гуляя с одним из приятелей по Аксаю, Алексей забрел на свалку рядом с железнодорожным тупиком. Тогда его до глубины души поразила увиденная картина, которую вполне можно было бы назвать садом смерти: гора мусора высотой с многоэтажный дом. Ее вершина была «срезана» и тщательно выровнена. На этой площадке, словно молодые деревья, стройными рядами торчали из земли металлические трубы высотой метра по три. Дополняли картину черные клубы дыма, поднимающиеся сразу из нескольких мест.
   В то время Алексей «пробовал себя в творчестве», поэтому, вернувшись домой, он написал:

   «Город я познал давно. Именно познал, как библейские мужики познают своих жен: Он вошел и познал ее в зверином естестве бытия…
   Ночь, звезды… Ночь щерится поруганным ртом Луны. Я есмь бог, мать вашу! Я и Город. Из улицы в улицу… Левушка-ревушка, прогрессор хренов, только обесшекненый и с «Ж» по всей харе.
   А в венах течет кайф. Глаза кипят. Я есмь бог! Слышите, ублюдки хреновы? Я есмь бог!
   Я чист. Никакой химии, даже без пива и сигарет. Город не терпит грязи. Кладет он на тех, кто…
   Сегодня я волк. Тело напряжено, уши торчат. А запахи… Боже мой! Ночь. Можно не опасаться… Иногда промелькнет двуногий мешок тухлятины, прижимаясь к забору и излучая страх, что синхрофазотрон.
   Откуда им знать? Знать им откуда? У них математика и здравый смысл. Ну их! Пусть смердят себе где-нибудь там, а здесь Город. Город и Лес по ту сторону сна…
   Сад смерти. Это мы рыскаем в поисках врат. Сад смерти. Карьер. Горы мусора, который лениво дымится, заслоняя небо зловонием. И столбы. Двухметровые ржавые столбы щерятся в небо. Их сотни. Слава тебе, о человек! А за окном кислотный дождь и пепел. Пепел падшей планеты, так и не познавшей любви, и остатки тех снов, которые уже никогда…

     На спинах плюшевых лосей
     Через ухабы и колючки [1 - Из стихотворения Е. Питиева.]…

   Бредем по колено в гноящейся совести. Наши помыслы яд. В наших сердцах смерть. И дом… Мертворожденное дитя конвульсирующих стекла и бетона. Черный оскал беззубой пасти окон. И река, втиснутая в бетонные берега. Ее ноги сбиты в кровь. Она закрывает лицо руками… Но приходит мать-Ночь и гладит ее ласковыми руками, расчесывая с пробором лунной тропы.
   Здравствуй, мать-Ночь. Пусть спят двуногие бурдюки смерти. Пусть снится им покой и похоть, сочащаяся на подушку.
   Имеющий душу, да чует. Он живой, этот Город, что бы ни говорили эти ублюдки! Во веки веков аминь или в бога душу мать, что в принципе одно и тоже.
   Здравствуй, мать-ночь. Я есмь бог, врата проходящий. Как утаить мне песнь за пазухой? Как обмануть вечно пьяного архангела с небритым лицом, что стоит на страже? Как пронести эту бьющую ключом жизнь в мир смерти и тлена, именуемый Днем? Как обойти мне этого парня и его вездесущих псов?
   Или нет. Пусть летит моя песнь… И была ни была. Поднимаю лохматую морду и целую в лицо эту вечно пьяную развратницу со странным именем Небо, прямо в ее ненасытные губы.
   – Ауууууууу! Аууууууууууу! – разносится среди каменных нор, где жмутся в подушки двуногие трупы.
   Я ЕСМЬ БОГ, ЧТО БЫ ЭТО НИ ЗНАЧИЛО».

   Эта свалка не шла ни в какое сравнение с любой другой.
   К машине со стороны Алексея подошел мужчина и постучал в окно. Выглядел он подстать пейзажу. Высокий, тощий. На вид лет 60 с копейками. Лицо острое, глаза большие, черные, взгляд пронзительный. Волосы седые, длинные, собраны в хвост. На лице недельная щетина. Одет в достойное бомжа тряпье, вот только тряпье это было чистым, волосы вымыты, а на руках был свежий маникюр.
   Алексей терпеть не мог бомжей. Он считал их не сошедшими с дистанции жертвами всеобщей гонки за успехом, а обитающими в социальной заднице глистами, которые осознанно или нет, но сами предпочли паразитический образ жизни, и если бы они приложили столько же сил для того же зарабатывания денег, сколько у них ушло на то, чтобы опуститься, они бы все были рокфеллерами. Точно также он считал, что количество нищих зависит не от уровня жизни или количества действительно нуждающихся людей, а лишь от количества готовых расстаться с кровно заработанными деньгами сердобольных лохов. Подают же нищим только лохи, так как нищие в день имеют больше, чем подающий зарабатывает за месяц.
   Нищие с детьми – это вообще отдельная тема. Так большинство живого инвентаря попросту воруется у других людей. А чтобы дети вели себя нормально, их накачивают наркотиками и алкоголем. Нередко, чтобы они выглядели жалостливей, детей калечат и уродуют. Так, подавая «несчастной матери» с младенцем на руках, сердобольные граждане фактически способствуют развитию индустрии воровства и искалечивания детей. Вот уж действительно, ничто не причиняет столько вреда, как лишенная разума доброта.
   Алексей не судил людей по одежде, так как плохо одетым мог быть и вполне нормальный человек, решивший, например, пойти в гараж починить машину, или просто идущий с работы. Поэтому, когда к нему обращались бомжатского вида граждане, он сначала узнавал, что они хотят, и только потом, если они просили деньги, отвечал решительным «нет».
   – Желаете поесть в туалете? – услышал Алексей, открыв окно.
   – Что? – переспросил он.
   – Желаете поесть, помыться или в туалет? – повторил подошедший.
   – В смысле? – не понял Алексей.
   – Вы только прибыли, и моя задача объяснить вам, что здесь и как.
   – Куда прибыли?
   – Об этом я и хочу рассказать. Мое имя Корг. Я смотритель. Стало быть, вы – мои гости. Хотите говорить здесь или все же пройдем в кафе. Здесь не далеко.
   – Пойдем, – ожила сидевшая до этого, как манекен Конь.
   Выйдя из машины, Алексей приятно удивился отсутствию какой-либо вони.
   – Внимательно смотрите под ноги, а лучше идите по моим следам, – предупредил Корг и направился в сторону горы мусора с яхтой в ее основании. За ним шла Конь. Алексей замыкал колонну.
   Предупреждение Корга было более чем уместно, так как все вокруг было усыпано разбросанными ветром купюрами, под которыми, словно капканы, скрывались доски с гвоздями, различные железяки и прочие не менее опасные при попадании на них ноги вещи.
   Кафе приятно удивило Алексея вкусным запахом еды, чистотой, приятной негромкой музыкой и довольно-таки милым интерьером без претензии на роскошь и особый стиль. Особенно поразил его способ, каким был решен вопрос вида из окон. Чтобы посетителям не приходилось любоваться горами мусора, на месте окон были установлены нарисованные на стекле пейзажи, а расположенные за ними светильники создавали эффект проникновения солнечного света. Из 10 столов были заняты 5, и наши герои выбрали стол у «окна» с видом на берег реки. Не успели они сесть, как к ним подошла официантка.
   – Чего желаете? – спросила она.
   – Чего-нибудь, – ответил за всех Корг, и она удалилась.
   – Где здесь можно помыть руки? – спросил Алексей.
   – Там, – Корг указал пальцем на конец зала.
   Туалет тоже был чистым.
   Первым делом Алексей вымыл руки. Эту привычку он выработал несколько лет назад, когда до него дошло, что руки надо мыть не столько после посещения туалета, сколько перед этим, так как, берясь грязными руками за член, легко можно подхватить какую-нибудь заразу. Ее мы, словно пчелы нектар, собираем, берясь за ручки дверей, перила в подъездах или в общественном транспорте и многими другими способами, а потом щедро делимся ей друг с другом при рукопожатиях. В туалете же мы касаемся в основном лишь частей своего же тела.
   Опорожнив мочевой пузырь, Алексей еще раз вымыл руки, затем где-то с минуту смотрел на себя в зеркало. После этого он умылся холодной водой, вытер лицо бумажным полотенцем и вернулся к столу.
   Пока он возился в туалете, принесли еду. Ничего особенного: запеченная свинина, жаренная с грибами и луком картошка, салат из овощей. Но все было приготовлено довольно-таки вкусно, по-домашнему.
   – Теперь можно и поговорить, – решил Корг, когда Алексей сел на свое место. – Как я уже говорил, я – смотритель кладбища разбившихся надежд. Так называется это место. И раз вас занесла сюда судьба, я немного о нем расскажу, чтобы вы смогли здесь хоть как-то сориентироваться. Надеюсь, вы слышали, что мысли материальны?
   – Разумеется, – ответил Алексей. – Об этом разве что на заборах не пишут.
   – Надежда – это мысль с определенной эмоциональной составляющей. А раз так, то она тоже материальна, то есть, должна иметь материальное воплощение. Так вот, пока человек на что-то надеется, он тем самым воплощает свою надежду в одном из вариантов будущего. Осуществление надежды переводит ее из будущего в настоящее. Когда же человек перестает надеяться, или, как еще говорят, его надежда разбивается, она никуда не исчезает, так как ничто не может просто так появиться или исчезнуть. Все лишь переходит из одной формы или состояния в другое. А так как материальные объекты, даже такие абстрактно-тонкие, как надежды, не могут существовать в нигде, как не могут и исчезнуть, им необходимо некое пространство-время, каковым и является это кладбище.
   Надеюсь, это не слишком сложно для понимания?
   – Если честно, – признался Алексей, – меня сейчас больше интересует, как отсюда выбраться.
   – Не хочу вас расстраивать, но боюсь, что это невозможно.
   – Раз мы сюда приехали, должна быть дорога… – не унимался Алексей.
   – Эта дорога, как и все остальные, непроходимо завалена надеждами.
   – А как же дорожное движение?
   – Дорожное движение? Даже думать не хочу об этом кошмаре.
   – Почему обязательно кошмар?
   – А вы только представьте: стоит вам выйти на какую-нибудь дорогу, как она тут же начинает куда-то ползти, извиваться, сжиматься кольцами, стараясь сбросить вас с себя на обочину. А если они начнут лезть в дома из всех щелей? Так что избавьте меня от этого кошмара.
   И не смотрите на меня, как на сумашедшего. Нормальность в столь безумном месте – это признак неадекватности. Чем быстрее вы это поймете, тем будет лучше же для вас.
   – Вы так говорите, как будто мы собираемся здесь остаться.
   – А вы еще не поняли? Вы до сих пор считаете, что ехали со своей спутницей куда-то по дороге, и заехали сюда по ошибке?
   – Ну да. Это же очевидно.
   – Это лишь кажется очевидным, потому что реальное положение дел слишком фантастично для вашего понимания. На самом деле вы сюда не приехали. Вы появились здесь, когда превратились в чью-то разбившуюся надежду. Отсюда нет выхода в принципе, и раз вы сюда попали…
   – Отсюда дороги нет, – закончил за Корга Алексей.
   Буквально в следующую же секунду в кафе вошел новый посетитель, и Алексей отчетливо увидел начинающуюся прямо за дверью дорогу с указателем «Выезд с кладбища. Приятного пути». Стоило ему обрадоваться, как дорога исчезла, а на ее месте появилась обычная куча мусора.
   – Мерцание больше всего заставляет страдать новичков, – сообщил Корг.
   – Какое еще мерцание? – спросил Алексей.
   – Узнав, что отсюда выхода нет, новичок теряет надежду найти дорогу с кладбища, и она тут же появляется. Нередко прямо перед ним, как в вашем случае. При виде дороги он вновь обретает надежду, и дорога исчезает, так как вновь становится надеждой действующей. Затем, после очередной потери надежды, она опять появляется здесь, заставляя новичка вновь обрести надежду на спасение. Это продолжается до тех пор, пока новичок окончательно не смирится со своим положением. Тогда его дорога попросту засыпается другими надеждами, пока окончательно не исчезнет под ними. А до тех пор мерцание сводит с ума.
   – А еще оно служит доказательством того, что есть минимум 2 способа отсюда свалить, – вновь ожила Конь.
   – Да? И какие же? – спросил Корг.
   – Первый способ связан с дорогой. Для этого нужно заставить себя, ни на что не надеясь, просто идти или ехать по ней, пока не выйдешь со свалки.
   – Думаете, вы способны в течение многих часов, а, быть может, дней сохранять состояние безнадежности?
   – Зачем обязательно безнадежность. Можно просто заставить себя думать о чем-то другом. Например, читать мантру. По крайней мере, теоретически это можно осуществить.
   – Теоретически согласен. А какой второй способ?
   – Понадеяться на виновника твоего появления здесь. Например, на то, что он вновь обретет утраченную на тебя надежду, а потом, так сказать, утратить свою надежду. Потом останется найти его и заключить союз: он надеется на тебя, а ты на него.
   – Думаете, до вас эти мысли никому не приходили в голову?
   – А вы можете гарантировать, что за время существования кладбища никто его не покидал?
   – Я не хотел вам сейчас этого говорить, так как у вас мозги и без того на грани кипения, но, чтобы вы не наломали дров, придется. На самом деле вам только кажется, что вы – люди из плоти и крови.
   – А кто же мы, по-вашему? – спросил Алексей.
   – Интересный вопрос, на который у меня нет точного ответа. Вот только если бы вы были теми, за кого себя принимаете, это означало бы, что вы попали сюда путем перемещения из мира привычного в мир этот. А для этого вам необходимо было бы исчезнуть там. Но разве что-то или кто-то там исчезает, когда кто-то перестает на это надеяться?
   – Хотите сказать, что мы – что-то типа клонов?
   – Скорее, что-то типа оживших образов. Но это утверждение спорно. Бесспорно то, что вы сможете лишь исчезнуть отсюда, но никак не вернуться туда, откуда вы не исчезали. Я знаю, это трудно принять, но вам придется это сделать, если хотите сохранить себе жизнь.

   У Леонида Федорова был свой взгляд на отшельничество, поэтому, когда его окончательно утомили ближние, он не стал забираться куда-нибудь в Гималаи или в лесную глушь, а попросту купил несколько гектаров земли в относительно пустынной местности. Примерно в центре участка он построил двухэтажный дом из белого кирпича. Вокруг дома посадил небольшой сад. Прочая территория так и осталась дикой степью, играющей роль буфера, отделяющего Фролова от ближних. Первое время соседи пытались вторгаться на его территорию чаще всего для охоты на зайцев, куропаток, фазанов и прочую обитающую там живность, но он весьма жестко пресекал любые попытки несанкционированного вторжения на свои земли, в результате соседи стали обходить его угодья стороной.
   К описываемому времени дом из белого превратился в зеленый благодаря оккупировавшему его стены плющу. Вокруг дома выросло несколько высоких деревьев, спасающих его своей тенью от жары. Деревьям, правда, помогала довольно-таки продвинутая система климат-контроля, но это ничуть не умаляло их заслуги. Как когда-то объяснил Фролову приятель грузин, тень должна быть высокой, тогда она дает прохладу. Низкая тень приносит только духоту. Двор был по большей части покрыт прекрасно себя чувствующей газонной травой – Леонид не экономил на поливе. Еще там было несколько клумб и цветущих кустов. Плодовая растительность располагалась за домом. И лишь у самого дома был небольшой, выложенный плиткой участок, переходящий в соединяющую угодья Фролова с «большой землей» асфальтированную дорогу.
   – Приехали, – сказала Конь, остановив машину у входа в дом, и ткнула оглашавшего окрестность богатырским храпом Алексея локтем в бок.
   – А? что? – сонно спросил он. Ему как раз снился разговор с Коргом.
   – Приехали, – повторила Конь и вышла из машины. Алексей последовал за ней.
   Звонка у двери не было, и им довольно-таки долго пришлось стучать и звать хозяев. Наконец, их вопли были услышаны, и дверь открыл примерно 45-летний на вид мужчина. Ростом он был около 175 сантиметров. Лицо симпатичное, умное. Глаза живые. Волосы темные с очень редкой сединой, стриженные под машинку с насадками. Сложен он был довольно-таки крепко, но отсутствие четкого рельефа мышц и заметный животик любителя вкусно поесть говорили о том, что он не изнуряет себя спортом.
   Одет он был в потрепанные шорты и старую футболку. На ногах – резиновые шлепанцы.
   – Что угодно господам? – спросил он без малейшего намека на радушие.
   – Вы Леонид Фролов? – спросила Конь.
   – Угадали, – ответил Леонид.
   – Господин Фролов, к вам прибыли курьер с сопровождением.
   – Очень хорошо, – на лице Леонида появилась приветливая улыбка. – Проходите, пожалуйста.
   – У меня для вас письмо, – сообщил Алексей, входя в просторную и практически пустую гостиную. – Вот, – он протянул Леониду конверт.
   – Письмо никуда не денется, так что к нему мы вернемся позже, – решил Леонид, кладя отданный Алексеем конверт в карман шортов. Сейчас позвольте проводить вас в вашу комнату, где вы сможете переодеться и привести себя в порядок. А я пока займусь обедом. Надеюсь, вы голодны, потому что угощать обедом сытых людей…
   – По поводу нашего аппетита можете быть спокойны, – заверила его Конь.
   Комната для гостей находилась на втором этаже. Как и гостиная, она была просторной и практически пустой, так как визуально в ней были только огромная кровать, тумбочка с торшером и стул. Был там и огромный встроенный шкаф, но визуально он казался стеной с большим зеркалом посредине.
   К жилой комнате примыкала комната ванная. Тоже для гостей.
   – Мне сказали, что вы вместе, поэтому я приготовил одну комнату для двоих, но если это не так… – поспешил сообщить Леонид.
   – Все в порядке, мы действительно вместе, – ответил Алексей, – так что вы не стали жертвой обмана.
   – Отлично. Тогда жду вас через час в столовой. Ее вы найдете по запаху еды.
   – Здесь все, что ли, со странностями? – спросил Алексей, когда они остались вдвоем.
   – Здесь несколько иная жизнь, поэтому и люди кажутся тебе странными. В твоем мире люди с рождения начинают тереться об окружающих, в результате у них, как у гальки на морском берегу, стираются углы и грани, и они превращаются в однообразно округлые образования. В этот мир вхожи лишь те, кто сохранил и развил особенности своего рельефа, поэтому они и кажутся тебе странными.
   Алексей хотел еще порассуждать о странностях здешних обитателей, но Конь ушла в ванную, поставив тем самым точку в разговоре. Пока она купалась, Алексей принес из машины вещи, затем, когда ванная освободилась, пошел мыться сам.
   Столовая была небольшой, размером с кухню в современных квартирах. Посреди нее стоял стол с шестью стульями. Больше из мебели там не было ничего. Зато сам стол совсем не выглядел минималистически, так как на нем стояло несколько салатов, два вида мяса и тарелка с жареной по-домашнему картошкой.
   – Неужели вы все это сами приготовили! – восхищенно спросила Конь.
   – Таки собственными руками. Обычно, правда, я питаюсь скромнее, но в ожидании гостей мне захотелось слегка повыпендриваться, – ответил Леонид.
   – Не обязательно было, право, так себя утруждать.
   – А я и не утруждал. Дождался творческого порыва и… сначала я получил массу удовольствия, создавая еду, а теперь мы будем наслаждаться ее поглощением.
   – Прям союз Эроса и Танатоса, – сострил Алексей.
   – К тому же, – продолжил Леонид, – это только в кино писатель садится за компьютер или, еще лучше, за машинку и начинает строчить чуть ли не чистовик. Так можно что-то дорабатывать, но писать… Я, например, могу писать лишь в движении. Для этого мне надо ходить пешком, плавать, работать в саду или по дому… Только за такими занятиями мне в голову приходят интересные мысли, которые я тут же надиктовываю на диктофон, а потом уже, сидя за компьютером, довожу до состояния полноценного текста.
   – Похоже, ваша муза в прошлой жизни была рабовладельцем-плантатором, – пошутил Алексей, заставив Леонида рассмеяться до слез.
   – Над чем вы работаете? – спросила Конь, прервав возникшую после смеха паузу.
   – Ну что вы, я не работаю, причем с тех самых пор, как у меня появилась такая возможность. Одно время у меня была даже прислуга, но недолго. Меня настолько достали постоянные мелькания посторонних людей, что я решил, что уж лучше самому заниматься домашними делами, тем более что они вполне способны заменить посещение спортзала.
   – Тогда над чем вы сейчас не работаете?
   – Размышляю над областью пересечения двух идей. Вернее, пытаюсь что-то найти, а лучше сказать, вырастить в области их пересечения. Одна из идей – литературный выход за границы слова вообще и печатного слова в частности.
   – А разве не этого добились изобретатели смайликов? – спросил Алексей, которому все больше начинал не нравиться Леонид.
   – Это всего лишь маленький шажок. Причем и для человека, и для человечества. Я же, например, хочу выйти за пределы линейности печатной речи.
   – Это как? – спросила Конь.
   – Когда мы с вами говорим, мы можем говорить одновременно, но герои печатного текста лишены такой возможности, так как в принципе невозможно написать одновременную речь разных людей. Ее можно обозначить, написав, что все начали говорить одновременно, или заключить несколько реплик в фигурные скобки, как уравнения одной системы, или как Кортасар, пускать параллельный текст через строчку, но как бы ни изгалялся писатель, читатель все равно будет воспринимать «одновременно» сказанные слова последовательно, одну реплику за другой.
   – Напоминает «Последний квартет Бетховена» Владимира Одоевского. Там Бетховен тоже бился о рамки возможностей музыкальных инструментов, – заметил Алексей.
   – С этого рассказа и началась моя битва с литературными ограничениями, – признался Леонид. – Другая идея связана с отношением к реальности, как к динамической совокупности иллюзий и галлюцинаций.
   – Ну да, – перебил его Алексей. – Карта не территория, предметы на самом деле процессы, которые нам кажутся предметами по той же причине, по которой часовая стрелка кажется неподвижной; любое твердое тело – это пустота, в которой происходит нечто странное и непонятное. И так далее. Короче говоря, все есть матрица, а если точнее, то пустота.
   – То, что вы сейчас перечислили, является результатом работы законов природы или нашего устройства. Но есть и другие виды иллюзий, которые я называю галлюцинациями. Эти галлюцинации запускаются триггерами, которые разбросаны повсюду. Так, например, большинство людей видит в кольце из драгметалла нечто связанное каким-то мистическим образом с их взаимоотношениями; в куске ткани – символ государства, что делает эту, по сути, обычную тряпку зачастую чем-то более ценным, чем человеческая жизнь. И так далее. Более того, нас с детства учат галлюцинировать подобающим образом, а тех, кто в галлюциногенных триггерах видит лишь то, чем они являются, общество считает опасными сумасшедшими. Более того, если разобраться, тот же цинизм в данном контексте – это всего лишь отсутствие общепринятых галлюцинаций.
   – Что-то на эту тему писал, кажется, Курт Воннегут или Филип Дик, – не унимался Алексей.
   – И к какому выводу вы пришли? – спросила Конь, бросив перед этим на Алексея осуждающий взгляд.
   – Все упирается в игру без правил или, лучше сказать, в игру с плавающими правилами, так как игр без правил не существует, ибо это в принципе невозможно. На самом деле так называемые игры без правил, это игры, в которых игроки способны выбирать наиболее подходящие для себя правила. При этом каждый шаг или каждый ход игрока влияет на игру, как поворот калейдоскопа на видимую в нем картину. Возьмем, например, ваше письмо. – Говоря это, Леонид достал из кармана привезенный Алексеем конверт. Письмо все еще не было распечатано. – Достаточно мне его открыть и прочесть, и оно станет неким определенным предметом, несущим определенный смысл. Но если я поступлю с ним так, – Леонид достал зажигалку и поджог конверт, – письмо превратится в бесконечное множество вариантов, включая самые неожиданные и невообразимые, – продолжил он, когда письмо догорело. – Но это не самый удачный пример. Давайте лучше представим, что я сажусь за компьютер, печатаю что-то одними пробелами, распечатываю полученное на принтере и вручаю вам, сообщая, что это – написанное пробелами гениальное стихотворение. Если хотите, я могу это сделать.
   – Достаточно мысленного эксперимента, – ответил Алексей.
   – Так вот, – продолжил Леонид, – у вас есть 2 варианта реагирования на это: Первый из них – решить, что все это чушь, и принять отданный мной лист бумаги за чистый, а меня за обманщика, выпендрежника или шизика-идиота. Второй вариант – поверить, что я действительно дал вам гениальное стихотворение, и попытаться почувствовать тот постпоэтический экстаз, который вы испытываете от чтения гениальных стихов. В этом случае правила игры выбираете вы, и именно от вашего выбора зависит, останетесь ли вы с ощущением того, что вас пытались обмануть, или же с ощущением соприкосновения с чем-то гениальным.
   А ведь глядя на него, можно подумать, что люди произошли от котов, – пронеслось в голове у Алексея. И точно, Леонид был холеным, пушистым, домашним котярой. В меру ленивым и изящным. Модный писатель уже с 25 лет. Наверняка бабский угодник. На баб ходил с улыбкой наголо. Этакий баловень судьбы, умеющий легко и красиво жить. Алексей вдруг понял, что завидует Леониду той самой черной завистью и чувствует себя рядом с ним этакой приблудившейся дворняжкой.
   Уйдя в самокопания, Алексей на какое-то время потерял нить разговора, а когда вернулся, Леонид рассказывал о своей последней книге:
   – … в голове появилось название: «Царство темных людей». Сюжет пришел во сне. Мне приснилось, что ко мне пришли люди в длинных черных одеяниях. Один из них сказал, что я достоин к ним примкнуть. После этого он поставил мне печать сначала на левую руку, а потом на лоб. Так я был принят в тайный орден. Сон был настолько реалистичным, что, проснувшись, я бросился проверять, нет ли на моем теле печатей. После этого я за каких-то пять дней в общих чертах набросал сюжет: Главный герой, – искатель сокровищ и приключений, этакий Индиана Джонс и Лара Крофт в одном флаконе. Во время работы со старинными книгами он обнаружил спрятанный в переплете рукописного алхимического трактата документ, в котором говорилось об «универсальном ключе» или доставшемся нам в наследство от «Древних» артефакте, при помощи которого можно найти «Великое сокровенное достояние древних». Хранит этот ключ тайный орден, называющийся Царством темных людей. Также в документе были кое-какие зацепки, которые привели нашего героя после череды приключений к Хранителю Тайны Ордена, который, разумеется, только после того, как наш герой доказывает ему, что достоин Знания, сообщает, что царство темных людей – это человечество в целом. Когда сотни тысяч лет назад «древние» узнали, что Земля входит в область, которая принесет им смерть, они смогли позаботиться о своем возрождении. Для этого они по всей Земле построили хранилища, благодаря которым они воскреснут, когда Земля выйдет из смертоносной зоны галактики. А всю необходимую информацию, включая ключи активации и места нахождения этих хранилищ, они прописали в мусорной части ДНК человека. Так что мы – всего лишь живая банковская ячейка, которая активируется в нужный момент и выпустит «Древних» на свободу. С их возвращением наступит конец человеческого господства, а вместе с ним и человечества, как такового. Когда это каким-то образом стало известно людям, они создали тайное общество, в задачу которого входит поиск спасения человечества и одновременно сохранение и извлечение из нашего ДНК знания «Древних», которое на тысячелетия опережает наше.
   – А вы не боитесь писать на заезженную уже до предела тему? – спросил Алексей.
   – А чего мне бояться? Наличие средств к существованию позволяет мне писать, не заискивая ни перед широкой читательской массой, ни перед раздающими литературные титулы и награды представителями власти, поэтому я, как истинный графоман, позволяю себе роскошь писать так, как мне хочется, а не так, как требует рынок. К тому же заезженная тема – это, своего рода, вызов, заставляющий меня попытаться раскрыть ее с совершенно новой стороны.
   – Только не говорите, что не желаете быть популярным, – съязвил Алексей.
   – А я и не говорю. Конечно же, я желаю быть модным и знаменитым, но я вспоминаю об этом желании уже постфактум, когда текст готов, и его остается удачно пристроить или, лучше сказать, донести до читателей. Писать же, оглядываясь на то, как это воспримет скучающая домохозяйка или едущий на работу клерк… Одна мысль об этом вызывает у меня тошноту.
   А так как писать можно или о том, что достаточно хорошо знаешь, или о том, чего не знает никто, – вернулся он к рассказу о книге, – я решил проштудировать литературу о тайных обществах, и чем больше я углублялся в изучение темы, тем отчетливее видел натянутый на глобус презерватив. Взять официальную историю тех же тамплиеров: Несколько человек под совершенно идиотским предлогом создают организацию, которая вскоре становится самой могущественной в западно-христианском мире, а потом легко погибает от рук алчного папы и не менее алчного короля. Ничуть не лучше дела обстоят с масонами, иллюминатами и прочими монстрами тайного мира. Причем карикатурно выглядит не только их официальная история, но и деятельность, как таковая.
   К тому же… Как может называться тайным общество, о существовании которого знает любой дурак? О действительно тайном обществе, если имеется таковое, посторонние вообще ничего не должны знать. Более того, обнаружить постороннему его можно лишь так же, как астрономы обнаружили темную материю: исключительно по невозможности тех или иных событий без вмешательства темных, в смысле всегда остающихся в тени, сил.
   И если допустить, что все эти масоны, тамплиеры и иллюминаты являются порождением темного братства (назовем его так), нелепости истории тайных обществ обретают более или менее разумное объяснение: Темный орден создавал их, как отвлекающие элементы. Точно также иллюзионисты жестами или яркими спецэффектами отвлекают внимание публики в нужный момент, чтобы явить перед ними чудо.
   – Кстати, Жак Валле и Джон Кил утверждали, что так называемые НЛО – это не более, чем отвлекающий внимание людей маневр, задача которого состоит в сокрытии истинной деятельности тех, кто стоит за этим феноменом, – вставил Алексей.
   – А что? И там и там есть темная сила, которая создает некий фантом, за которым прячет свою истинную деятельность. Потом, когда фантом ей больше не нужен, она отдает его на съедение народам и властям, а сама перебирается на новое место, – согласился Леонид. – В результате, – вернулся он к своему рассказу, – у меня несколько трансформировался сюжет, и теперь, изучая историю тайных обществ, главный герой пришел к выводу, что за ними стоит некая сила, которую можно увидеть только по результату ее воздействия, то есть по некой искусственности или картонности целого ряда таких обществ. По аналогии с темной материей он назвал это общество царством темных людей и начал их искать, внимательно изучая исторические мелочи и второстепенные факты, так как только в мелочах и можно отыскать не очень удачно спрятанные следы истинно тайного общества.
   По мере того, как мой герой приближался к цели, мной все сильнее овладевал другой вопрос: Как именно эти люди набирали пополнение? Согласитесь, вербовка и подготовка новых кадров – ахиллесова пята любой скрывающей свою деятельность организации.
   Понятно, что на первых порах для такого рекрутирования и обучения можно использовать подставные конторы типа масонских лож, в которых ни рекруты, ни наставники не имеют представления об истинной сути своей деятельности. Но это только на первых порах. Рано или поздно будущему кандидату необходимо сообщить если не об истинных задачах темного общества, то, по крайней мере, о его существовании. При этом занимающиеся кадрами люди должны знать наверняка, что кандидат не только сохранит полученную информацию в тайне, но и окажется достойным ее открытия. То есть, перед этим он должен сдать вступительный экзамен, причем ни он, ни окружающие его люди, ни, возможно, экзаменаторы не должны догадываться даже о существовании такого экзамена.
   Более того, наиболее используемая академическая модель отбора, когда, например, в лучший ВУЗ идут наиболее проявившие себя в школе ученики, в данном случае неприменим, так как рекрутировать будущих кандидатов необходимо еще до того, как на них обратят внимание другие, так как внутренний или наиболее темный круг общества должны составлять никому не известные люди, а, как писал тот же Берроуз, чтобы что-то спрятать, лучше всего сделать это предельно скучным.
   – Разве они не должны быть заинтересованы в том, чтобы их люди занимали ключевые посты? – спросила Конь.
   – Если даже и так, то на такие посты они будут вербовать людей через подставные конторы типа масонских лож, при этом ни вербовщики, ни агенты не должны знать о существовании истинного заказчика вербовки.
   – Но почему? – спросил Алексей.
   – Это вытекает из главной цели темного общества, а она может быть только одной: вертикальный прогресс или предельная трансформация собственного сознания.
   – А как же богатство и власть? – не унимался Алексей.
   – Любовь к власти прямо пропорциональна раздутости чувства собственной важности и обратно пропорциональна разумности человека. Ведь если даже ты – единственный верховный властитель Мира, по своей сути ты всего лишь пастух, по уши завязший в заботах о своем стаде. При этом количество ног у принадлежащего тебе скота принципиально ничего не меняет. Истинное богатство по своей сути это тоже власть, так как капитал – это далеко не деньги в понимании обывателя, а рычаги управления экономикой. Так что богатство и власть темным людям нужны лишь как средства для создания наиболее благоприятных условий для собственной эволюции.
   – А как же возрождение «древних»? – напомнил Алексей.
   – А это еще один экзамен, отделяющий семена от плевел. Хасан ибн Саббах использовал с этой целью сад наслаждений, а встретившиеся на Тибете Мулдашеву люди – эзотерический Диснейленд с атлантами-лемурийцами в пещерах.
   Хасан ибн Саббах (1051—1124) был основателем и лидером исмаилитской секты ассасинов, а в последствии и исмаилитского государства, которое, просуществовав более 150 лет, рухнуло под натиском монголо-татар. Резиденцией Хасана была захваченная им в 1091 году крепость Аламут.
   Последователей Хасан вербовал при помощи сада наслаждений и наркотической смеси. Кандидату в ассасины давали наркотик, от которого он засыпал. Затем его переносили в Сад наслаждений, место, напоминающее исламский рай. Там проснувшегося кандидата ждали прекрасные женщины, деликатесы и прочие райские атрибуты. Хасан сообщал ему, что он, используя данную аллахом силу, перенес его в рай живым, и если он будет беспрекословно служить Хасану, то после смерти окажется в раю. Дальше все зависело от реакции кандидата.
   Подавляющее большинство принимало этот спектакль за чистую монету. Они становились фанатичными последователями Хасана, готовыми по первому же его приказу расстаться с жизнью. Но были среди кандидатов и те, в ком произошедшее включало пытливый ум и здоровый скепсис. Этих Хасан отправлял в свою мистическую школу, где они по мере продвижения от ступени к ступени приобретали тайные знания, многие из которых обретались гностическим путем.
   Также он известен благодаря своей террористической организации, которая нагоняла ужас на весь мир. Стоило кому-нибудь решиться напасть на земли Хасана, как этот человек вскоре погибал от рук убийцы смертника, которым могло быть даже доверенное лицо погибшего, так как шпионы Хасана имелись в окружении всех влиятельных людей того времени. Кстати, благодаря этим точечным ударам Хасан избегал больших кровопролитий, так что его метод борьбы с противниками вполне можно считать гуманным.
   Уже в наше время подобный экзамен довелось сдавать Эрнсту Мулдашеву. Воссоздав облик существа (его трудно назвать человеком) по изображению глаз на тибетских храмах, Мулдашев с единомышленниками отправился на Тибет, где благодаря его рисунку, как выяснилось, лемурийца, с ним встретился один из людей знания. Он предложил Мулдашеву обучение медитации, но тот предпочел экскурсию по эзотерическому Диснейленду, во время которой ему показали пещеру с атлантами и лемурийцами, озера с живой и мертвой водой и искажающее время зеркало. В результате он вернулся домой с массой впечатлений, даже не подозревая о том, что отказался от настоящего сокровища ради блестящих побрякушек.
   Думаю, после этого небольшого отступления можно вернуться к разговору героев нашего повествования.
   – Историю возрождения «древних» следует подавать уже прошедшим, как им должно быть сказано, все испытания и получившим все посвящения членам темного ордена, после чего, в зависимости от их реакции, делать из них хороших исполнителей или же открывать им доступ во внутренний круг или в школу трансформации сознания, – рассказывал Леонид. – В качестве первичной вербовки этот метод никуда не годится, так как он слишком откровенный. К тому же тестовая история должна подаваться, как величайшая из тайн, открываемая лишь наиболее достойным после того, как они успешно справились со всеми испытаниями. В этом случае человек намного быстрее поверит в то, что ему сообщат.
   Есть еще вариант Дэна Брауна в виде оставленных в произведениях искусства подсказках, но он хорош лишь для остросюжетных фильмов и книг, так как способен привести к цели разве что любителей кроссвордов и шарад, тогда как для трансформации сознания нужны другие люди.
   Можно, конечно, подобно воинам традиции Карлоса Кастанеды ориентироваться на знаки и подсказки Силы, но подобная практика хороша для малых групп, так как в случае с более серьезной организацией нужно нечто другое, потому что этот подход потребовал бы от людей серьезного уровня сознания, а для чтения знаков и подсказок Силы нужно быть уже достаточно развитым человеком, забросить свою эволюцию и заняться исключительно рекрутированием новых членов, что равносильно использованию коллайдера в качестве хранилища овощей.
   Поиск подходящего экзамена уже начал мне казаться неразрешимой задачей, что откладывало написание романа или повети на неопределенный срок, но, к счастью, я вспомнил «Волны гасят ветер» братьев Стругацких. Если вы не читали…
   – Читал, но уже плохо помню, – перебил его Алексей.
   – Так вот, в этой повести Максим Камеррер работает в КОМКОНе-2, организации, главной задачей которой является выявление и нейтрализация внеземной прогрессорской деятельности, суть которой заключается в курировании развития подконтрольной цивилизации с оказанием на него необходимого для достижения целей цивилизации прогрессоров влияния. Для выявления чужой деятельности исследуются любые странные и необъяснимые явления и происшествия. В основу для расследования была положена «гипотеза Бромберга», согласно которой «человечество будет разделено на две неравные части по неизвестному нам параметру, меньшая часть его форсированно и навсегда обгонит большую, и свершится это волею и искусством сверхцивилизации, решительно человечеству чуждой», поэтому особое внимание сотрудников КОМКОНа-2 уделялось ЧП, которые можно трактовать как применение к группе людей «отбирающего» воздействия, дающего существенно разный результат по разным людям.
   В результате изучения ряда таких ЧП Камеррер вышел на люденов, которые по своей сути являются новым, слишком продвинутым для того, чтобы и дальше сосуществовать с обычными людьми видом человека. Для того чтобы выявить себе подобных, людены создали тест в виде моделирования не вписывающихся в картину мира обычного человека ситуаций, и по реакции на эти ситуации они выявляли потенциально своих.
   Очевидно, что темные люди должны были использовать нечто подобное, но не привлекающее к себе ненужного внимания, нечто совершенно непримечательное для обычных людей, но вызывающее определенную подсознательную реакцию у потенциально своих. Такой метод позволял бы привлечь к тестированию либо совершенно посторонних, не знающих, что они в действительности делают людей, либо находящихся на нижних ступенях посвящения членов ордена.
   Идеальным тестовым материалом в сегодняшних условиях был бы содержащий отборочный элемент рекламный ролик, развлекательный психологический тест или популярная игра. Возьмем околопсихологичекий тест. Подыграете? – спросил Леонид Алексея.
   – Что я должен делать?
   – Я дам вам набор открыток. Вам надо буквально пару секунд посмотреть на них, а потом сказать первое, что придет в голову. Разумеется, это даже не тест, а так, дуракаваляние, так что отнеситесь к выполнению задания, как к игре. Хорошо?
   – Хорошо.
   – Держите.
   Леонид достал из кармана пачку открыток с изображением старинных замков и передал ее Алексею.
   Реакцией на первую открытку было слово бомба. На вторую – барабан.
   – Я правильно делаю? – спросил он после пятой или шестой открытки.
   – Разумеется, – ответил Леонид. – Это же всего лишь имитация теста, так что вам трудно ошибиться. – Продолжайте, если не надоело.
   Просмотрев еще пару открыток, Алексей чуть не уронил пачку с фотографиями на пол. Едва он увидел, казалось бы, ничем не отличающуюся от других открытку, его бросило в жар, руки затряслись, а в груди появилось щемящее чувство, которое изводило его, когда ему было лет 17. Тогда оно возникало без какой-либо видимой причины и сопровождалось уверенностью в том, что буквально возле дома его ждет нечто самое важное, самое главное в жизни. Поддавшись этому чувству, он выскакивал из дома. Разумеется, его никто не ждал. Когда он убеждался в этом, его накрывала тоска и чувство утраты, словно он упустил нечто такое, без чего его жизнь не имеет смысла. Со временем он перестал выбегать из дома, а годам к 18 это наваждение прошло само собой. И вот теперь оно накрыло его с новой силой, да так, что он не смог удержаться от слез.
   – Как видите, казалось бы, обычная картинка. Посторонний не обратил бы на нее никакого внимания, у вас же она вызвала целую бурю эмоций.
   – Поздравляю! – радостно сказала Конь, целуя Алексея сначала в мокрые от слез щеки, а потом и в губы. – Ты сдал экзамен. Теперь ты точно один из нас!
   – Какого черта здесь происходит? – растерялся Алексей.
   – Дело в том, что Анжела вас слегка обманула. Нам, надеюсь, нужны были именно вы. Кстати, в основе вашей неприязни ко мне лежало интуитивное ожидание того, что я выкину нечто вроде этого теста.
   – И что, вы теперь начнете рассказывать мне о каких-нибудь «древних»? – спросил Алексей.
   – К сожалению, мы не можем вам ничего рассказать, так как все необходимые знания спрятаны глубоко в вашем подсознании. Так что мы можем лишь не сбивать вас с панталыку и оказывать посильную помощь. Вспомнить вы должны сами. Лучше всего это делать в чулане.
   – В чулане? Вы что, смеетесь? – разозлился Алексей.
   – И тебе не советуем подходить к этому слишком серьезно, – ответила Конь.
   – Чуланом я называю специально созданное для подобных вещей помещение, – пояснил Леонид. – Я построил ее, когда писал «Книгу постоянств».
   – Когда я смогу начать вспоминать? – спросил Алексей, которого охватило нетерпение.
   – Хоть сейчас, – ответил Леонид.
   – Тогда показывайте свой чулан.
   Чуланом оказалась комната примерно 2 метра на 2 метра в подвале дома. Дверь изнутри, стены и потолок были выкрашены черной краской. На полу лежал черный линолеум. У противоположной от двери стены стояло черное кресло с высокой спинкой. Справа от него – упаковка питьевой воды в двухлитровых пластиковых бутылках. Напротив кресла, у стены сбоку от двери располагалось что-то типа био ночного горшка. Тоже черного цвета. Освещением служила свисающая с потолка лампочка без плафона. Выключатель был у двери.
   – Ну и как вам? – спросил Алексея Леонид.
   – Прям жилище фаната Малевича.
   – Цвет выбран для пущей темноты. Воду и туалет я приготовил сегодня утром, так что все свежее.
   – Надеюсь, комнату вы строили не специально для меня? – спросил Алексей.
   – Эта идея пришла мне в голову, когда я только начал писать «Книгу постоянств», – напомнил Леонид.
   – Я хочу, чтобы ты кое-что понял, – вмешалась Конь. – От результатов этого эксперимента зависит не только твоя судьба, но и судьба многих других людей, так что постарайся сделать все от тебя зависящее, но если тебе станет невмоготу, или ничего не получится, не становись строителем узкоколейки, так как либо ты можешь быть не тем человеком, либо этот метод – не твоим.
   – Что я должен делать? – спросил Алексей, садясь в кресло. Оно оказалось удобным и буквально созданным для того, чтобы в нем расслабляться.
   – Ничего особого, – ответил Леонид. – Тебе достаточно просто находиться здесь в темноте и тишине, чтобы все случилось. Так что просто будь. А когда попрет, не пытайся ничего контролировать, все равно не выйдет. Если получится, попробуй абстрагироваться от происходящего и наблюдать за всем со стороны. Главное, помни, что бы ни происходило, это – результат сенсорной депривации, не более. Короче говоря, постарайся расслабиться и получить максимум удовольствия.
   – Удачи, – сказала Конь, и они вышли из чулана, не забыв выключить свет и закрыть дверь.
   Впервые о сенсорной депривации Алексей прочитал в рассказе Станислава Лемма «Условный рефлекс». Там пребывание в депривационной камере описывалось чуть ли не как самое сложное испытание для будущих пилотов, этакий истинный кошмар для избранных. Позже, читая исторические книги, он узнал о том, что пребывание в темных одиночках сводило людей с ума, так как долгая сенсорная ломка неготового к этому сознания приводит к серьезному психозу. Поэтому темным ретритом (пребывание в одиночестве в темном, тихом помещении) в гималайских традициях занимаются только старшие духовные практики при соответствующем руководстве. И лишь намного позже, после того, как он случайно набрел в магазине на томик Роберта Антона Уилсона, Алексей узнал об экспериментах с депривацией под ЛСД и о том, что трипы бывают не только ужасными, но и прекрасными. После этого у него появилась мечта о полноценном психоделическом путешествии. Причем он хотел не просто наглотаться какой-нибудь дряни, а, как учил Тимоти Лири, сделать это в правильной обстановке, с правильной установкой, приняв именно необходимую дозу чистого продукта, и чтобы во время трипа его сопровождал опытный супервизор. Но для этого надо было ехать куда-нибудь в глушь к настоящим шаманам, чего Алексею делать совсем не хотелось. Похожий опыт дает холотропное дыхание, но в Ростове такие курсы проводятся хрен знает где и стоят слишком много, чтобы он соблазнился. Да и квалификация ростовских специалистов не внушала доверия Алексею. В результате он довольствовался аутогенной тренировкой, о которой периодически вспоминал, чаще всего поле того, как у него поднималось давление, и которую забрасывал через пару месяцев после возвращения в норму.
   И вот теперь это его желание сбывалось, причем, как всегда, с подковыркой: мало того, что он отправлялся в путешествие сам по себе без какой-либо моральной подготовки, на него еще возлагалась ответственность за других людей, а он никогда не стремился быть чьей-то надеждой и опорой. Конечно, Алексей понимал, что в случае плохого трипа он сможет прервать темную медитацию, что, как предупредила его Конь, испортит дальнейшую жизнь ему, ей и еще каким-то настолько надеющимся на него людям, что они устроили весь этот цирк с путешествием по Стране Чудес.
   Короче говоря, установка у Алексея к началу сеанса была не самой лучшей. К тому же в детстве он панически боялся темноты. Воображение рисовало ему живущую под кроватью козу, которая, если вовремя не убрать ноги с пола, могла покусать или утащить к себе и загрызть насмерть. К счастью, вылезти она не могла или боялась, поэтому достаточно было быстро забраться в постель и укрыться с головой одеялом, чтобы почувствовать себя в безопасности. С годами страх поубавил свою силу, но полностью не прошел, и, выключая свет, Алексей чувствовал, как темнота оживает, и кто-то или что-то из нее начинает тянуть к нему руки.
   Вот и теперь, оставшись один, он почувствовал себя беззащитным перед присутствием того, что ожило в чулане, как только потух свет. Разумеется, умом он понимал, что все это чушь, но ум не был властен над этим намного более древним, нежели рассудок, страхом. К счастью, за годы жизни Алексей научился не столько бороться со страхом, сколько смиряться я ним, позволяя себе бояться всегда, когда становится страшно, но при этом продолжать делать то, что нужно.
   Мирно сосуществовать со страхом он научился, борясь с боязнью высоты. Сначала ему приходилось его преодолевать, каждый раз, когда надо было красить железную крышу дома на родительской даче. Потом он специально ходил к строившим высотные дома приятелям на стройку. Там он забирался на верхний этаж или на крышу и, подойдя на безопасное расстояние к краю, долгое время смотрел вниз, получая извращенное удовольствие от всепоглощающего ужаса. Так что встреча со страхом темноты не была для него испытанием.
   Оставшись без привычного трафика, зрение и слух через несколько минут обострились до предела. Темнота перестала быть черной. Она превратилась в марево из роящихся разноцветных «зерен», похожие можно наблюдать на ненастроенном экране телевизора.
   Еще через несколько минут Алексей вспомнил, как они в детстве, он еще не ходил в школу, бегали играть на стройку детского отделения больницы. Там для чего-то был вырыт трехэтажный подвал, и когда они спускались на самый нижний этаж, им казалось, что там настолько глубоко, что отяжелевший воздух давит на плечи. Тогда они почему-то решили, что глубокий подвал нужен для того, чтобы делать тайно аборты. Подвал притягивал, и пока на входе не появилась запертая дверь, они любили, забившись в самый темный угол, рассказывать страшные истории.
   В следующий раз ощущение давления глубины Алексей испытал уже в студенческие годы. Тогда ему с завидным постоянством снился сон, в котором он попадал в соединенный с длиннющими извилистыми подземными тоннелями подвал. Петляя по этому бесконечному лабиринту, Алексей спускался глубоко под землю. Там он обнаруживал обязательно неприметную дверь, за которой был выход в похожий на наш Мир, где также росли деревья, стояли дома, по тротуарам ходили люди, по дорогам ездили машины, а высоко в небе светило солнце. О том, что все это великолепие находилось глубоко под землей, свидетельствовало чувство глубины и слегка заложенные уши. Тот мир был настолько похожим на наш, что на Алексея никто не обращал внимания, и он мог спокойно бродить по улицам подземного города до самого пробуждения. Сам не зная почему, Алексей назвал подземный мир Атлантидой.
   После этого Алексею вспомнился его день рожденья, когда он учился в первом классе.
   – Кого можно пригласить? – спросил он родителей, и те, не подумав, ответили:
   – Приглашай кого хочешь.
   Кого-либо из одноклассников он тогда не выделял, поэтому, когда все собрались в классе, он сказал:
   – У меня завтра день рожденья. Приходите все, кто хочет.
   Узнав, что приглашен весь класс, родители схватились за голову, но делать уже было нечего. Старший брат Алексея тогда бредил выигрышем в спортлото, и Алексей решил организовать собственную лотерею. Он нарезал из бумаги биллетов, а в качестве выигрыша выбрал несколько игрушек. Он планировал продавать билеты копеек по 20, но родители строго-настрого запретили даже думать о деньгах. В результате лотерея получилась благотворительной, и вместо того, чтобы заработать, Алексей лишился игрушек.
   В тот день Морчела, забавная толстушка, превратившаяся к 10-му классу в дирижабль, насрала полный унитаз и забыла или не смогла смыть. После этого с подачи отца она получила прозвище Та, что сдергивать не умеет, а брат потом долго еще дразнил Алексея, ехидно справляясь о ее делах. В ответ Алексей недовольно бурчал:
   – Откуда я знаю?
   – Ну как же, – отвечал брат, – это ж твоя невеста.
   После этого он демонстративно не желал слушать доказывающего, что никакая она ему не невеста, Алексея, чем доводил его нередко до слез.
   А потом память словно взбесилась. Видно, оставшийся без привычного потока внешних впечатлений мозг решил компенсировать сенсорное голодание потоком воспоминаний, и Алексей начал вспоминать во всех деталях даже то, что, казалось, навсегда было забыто. При этом воспоминания вели себя, как льдины в оживающей весной реке. Они натыкались друг на друга, разбивались на части, перемешивались, сносили все на своем пути, устраивали заторы в сознании…
   Испугавшись, что эта вакханалия памяти может свести его с ума, Алексей попытался взять процесс вспоминания под контроль, но у него, как и предсказывал Леонид, ничего не вышло. Тогда Алексей вспомнил об аутогенной тренировке. Устроившись удобно в кресле, он, насколько смог, сосредоточил внимание на ощущениях тела. Вскоре ему удалось расслабиться и добиться сначала тепла и тяжести, затем легкости и воздушности в теле. С растворяющей остатки тела плоскостью пришлось повозиться. Она, как всегда, застревала в районе верхушки черепа и не желала двигаться дальше. Наконец, он справился и с этой задачей, что совсем не понравилось мозгу. В результате сначала зачесался лоб над правым глазом, затем левое ухо, затем живот. Алексей уже знал, что стоит почесаться хоть раз, и жаждущий впечатлений мозг будет изводить его зудом до конца аутогенного погружения.
   Для решения этой проблемы необходимо указать мозгу, кто в доме хозяин, то есть попросту игнорировать его попытки саботировать сеанс. Поняв, что это бесполезно, мозг сдается и становится послушным, причем и на все последующие сеансы тоже.
   Когда Алексей только начал изучать аутогенную тренировку, происходили вещи, которые иначе как мистикой не назовешь. Стоило ему приступить к аутогенному погружению, как кто-то начинал ломиться в дверь или звонить по телефону. Прошло это наваждение лишь тогда, когда Алексей начал игнорировать любые помехи.
   Обычно после капитуляции мозга поток мыслей сходит на нет, но на этот раз сознание Алексея словно взбесилось. Мысли обрели голоса: мужские, детские, женские… Казалось, в его голове поселилась пьяная толпа. Голоса несли всякую чушь, перебивая друг друга, говоря одновременно, переходя на какие-то совершенно нечленораздельные звуки. Наблюдая за вокальным карнавалом в голове, Алексей решил, что сходит с ума, и эту тему сразу же подхватила добрая дюжина «гостей сознания».
   Устав от ментального взрыва, Алексей незаметно для себя уснул. Разбудил его собственный храп. Пока он спал, гости в голове разошлись, оставив после себя ощущение усталости и тупости. Хотелось в туалет. Алексей на ощупь нашел биогоршок. Чтобы не включать свет, он решил помочиться сидя. Вернувшись после этого в кресло, он достал бутылку воды и выпил чуть ли не половину. Спать больше не хотелось, а так как заниматься в темноте больше нечем, Алексей опять решил попытать счастья в сеансе аутотренинга.
   На этот раз вместе с расслаблением пришло ощущение гудения во всем теле, которое напоминало гудение электрического трансформатора. Затем границы тела стали размытыми, и Алексей начал ощущать пространство примерно в сантиметре за пределами тела. Как утверждают эзотерики, это связано с ощущением тонкого или энергетического тела, но эзотерики – народ ненадежный. По крайней мере, в своих суждениях. К гулу прибавился звук пульсации крови в ушах. Когда-то в детстве она мешала Алексею спать. Потом он слышал ее, когда в юности нюхал хлорэтил. Во время хлорэтилового опьянения пульсация крови превращалась в прекрасную музыку, которую хотелось слушать еще и еще. Теперь же «музыка расслабления» сопровождалась зрительными образами: Гул создавал перед глазами темно-красный «зернистый» фон, по которому в такт пульсации плясали оранжевые круги. Этот эффект сохранялся как с закрытыми, так и с открытыми глазами.
   Вскоре в теле возникло приятное ощущение, которое бывает во время легкой накурки. Какое-то время оно оставалось стабильным, потом усилилось. При этом пляшущие перед глазами круги трансформировались в извивающийся тоннель, по которому Алексей несся с огромной скоростью. Ощущения были захватывающими. Тем более что глубокое расслабление и отсутствие внешних раздражителей сделали их предельно реалистичными.
   Скорее всего, Алексей уснул, так как характер полета изменился. Теперь он с огромной скоростью несся на высоте нескольких метров над пустой асфальтированной дорогой, по обе стороны которой тянулись лесополосы. Причем он летел не как птица, и не как летал во сне, отталкиваясь руками от воздуха, а как ракета или современный военный самолет. Когда ему надоело просто лететь, он начал совершать фигуры высшего пилотажа, испытывая неимоверный кайф от ощущения скорости, полета и собственных возможностей.
   Нечто подобное он испытал несколько лет назад во сне. Тогда ему приснилось, что он правая рука дьявола. Он летел забрать чью-то душу, и чувствовал себя самым могущественным существом на Земле. Увлекшись своей офигенностью, Алексей потерял управление и чуть не врезался в возникшую перед ним скалу. В последний миг он вышел из этого состояния, и буквально подпрыгнул на месте.
   Он снова выпил воды и сходил в туалет. А потом засмеялся, вспомнив свои страхи перед депривацией. Какое-то время после этого он просто сидел в кресле, потом вспомнил вычитанное у Ошо упражнение. Для его выполнения нужно было сначала всматриваться в темноту, затем впустить ее в себя, а затем полностью в ней раствориться.
   Забыв детали этого упражнения, Алексей решил выполнять его по принципу аутогенного погружения. Поэтому, устроившись удобно в кресле, он сначала расслабил тело, затем успокоил дыхание и сердцебиение, и только после того, как тело стало приятно теплым и тяжелым, начал всматриваться в темноту, представляя себе, как она впитывается через кожу, как наполняет тело благодаря дыханию, как вливается внутрь через глаза, как, по мере заполнения тела темнота трансформирует его, превращая плоть в темноту. Обычно Алексею плохо удавались визуализации, и ему приходилось довольствоваться уровнем знания того, что все происходит по соответствующему сценарию, когда процесс визуализации осуществляется лишь за счет прокручиваемого в голове текста и не сопровождается зрительными, звуковыми или иными образами и ощущениями. На этот раз он явно ощущал процесс превращения тела во тьму. Это происходило легко, и вскоре темноту внутри от темноты снаружи отделяла лишь тонкая пленка, похожая на оболочку мыльного пузыря. Оставалось разрушить ее, и Алексей представил себе, что она лопается, и он, теряя границы, растворяется в бескрайней вселенской тьме.
   Когда это произошло, тьма открылась Алексею. Разумеется, она не имела ничего общего с тем «злом», которое теологи с моралистами приписывали ей, как не имела ничего общего с дьявольщиной, магией и прочими «темными» вещами. Но она не была и простым отсутствием света. Тьма была плотной, густой и осознающей. Она была Всем, и это Все было смертью. При этом смерть была далеко не банальным прекращением жизни и не процессом отделения души или сознания от тела, а абсолютно Всем. Смерть была намного более грандиозным явлением, чем жизнь.
   Сознание Алексея не было способно вместить открывшееся ему знание, и на помощь пришли глубинные слои психики, создавшие метафорический образ, позволяющий хоть немного понять природу жизни и смерти: Внутренним взором Алексей увидел бескрайний, вмещающий в себя не только все возможные альтернативы существования, но и примиряющий их друг с другом океан смерти. В океане был остров, который появлялся из воды во время отлива, и полностью погружался во время прилива.
   Уходя, вода оставляла на поверхности острова морских обитателей. Одни испуганно бились об землю, стараясь вернуться в море. Другие закапывались в песок. Третьи, наоборот, выбирались из своих укрытий, чтобы поживиться тем, что принесло им море. А затем вода приходила вновь.
   Этот, периодически появляющийся из воды крохотный участок суши и был проявленной вселенной, а то, что мы называем жизнью, чем гордимся, чего стыдимся, что силимся понять – лишь метаниями выброшенных на берег морских обитателей. Смерть всегда была истинным местом нашего обитания, тогда как жизнь – всего лишь результатом игры приливов и отливов в океане смерти.
   Алексей с удивлением понял, что всегда знал это. Поэтому он чуть ли не с детства относился к жизни, как к периоду, который надо попросту перетерпеть, желательно, в максимально комфортных условиях. Поэтому он никогда особо не рыл копытом землю. Поэтому же он старательно избегал заводить детей: жизнь далеко не праздник, а раз так, то зачем обрекать на нее ничего не сделавших тебе существ?
   Сопровождающий это откровение эмоциональный взрыв выкинул Алексея из видения.
   Но не успел он вернуться после туалета в кресло, как его потрясло новое откровение. Он узрел Кошмар Вечности, а именно то, что любые радости и страдания являются таковыми лишь благодаря дискретности или кратковременности их переживания. В условиях бесконечного времени они превращаются в ничто или в вечное состояние парализующей разум и чувства скуки или царство абсолютной энтропии, когда распадется абсолютно все. Такой кошмар ждет нашу вселенную через многие миллиарды лет при условии, что время будет длиться практически вечно. Чтобы наглядно это понять, представьте себе график зависимости ваших переживаний от времени, на котором ось «Х» – это время, а ось «У» – интенсивность переживаний. В результате мы получим ломаную линию, похожую на график звуковых колебаний или на ЭЭГ мозга. При этом чем длиннее будет ось «Х», тем меньше будет амплитуда колебаний вдоль оси «У», а при условии бесконечности времени и конечности уровня интенсивности наших переживаний, мы получим бесконечную прямую линию. То есть в условиях бесконечного времени уровень наших переживаний становится бесконечно малым или стремящимся к нулю.
   Поэтому для сохранения вкуса жизни вечное осознание разбило себя на дискретные осколки в виде отдельных существ с конечным сроком жизни. При этом, обнуляя периодически свою память, оно сохраняет полезный опыт, благодаря чему осуществляется процесс его эволюции, а жизнь не становится мучительно скучной.
   Вернувшись в реальность чулана, Алексей с удивлением обнаружил, что окружающая его тьма стала принципиально иной. Она обрела чувства и сознание. Она осознавала себя, осознавала Алексея, осознавала множество других вещей. При этом она была самой любовью, приглашающей Алексея вернуться домой, в лоно океана. Алексей хотел, но не мог принять ее приглашение, так как он должен был завершить свое дело. И хоть Алексей не понимал еще толком, в чем оно заключается, он уже знал, что пойдет ради него на все.
   Алексей мысленно поблагодарил тьму за откровение и за предоставленную возможность, затем уже вслух произнес:
   – Я с благодарностью принимаю твою любовь. Я принимаю твое таинство и тот факт, что рано или поздно я стану твоим, но сейчас я вынужден отказаться от нашей встречи и нашего слияния. Прости, но я не могу сейчас себе этого позволить.
   Словно поняв, что отказ Алексея от ее приглашения не пустые слова, тьма вновь стала обычной темнотой. Затем она расступилась, и Алексей увидел смутные очертания дома. Вместе с картинкой пришло понимание того, что это дом является тем самым местом, куда его непреодолимо влекло в юности. Видение вызвало настолько сильный взрыв эмоций, что, забыв обо всем, Алексей выскочил из подвала.
   Обезумевший от наплыва чувств, он готов был мчаться на зов, пока у него хватит сил. Наверняка он выбежал бы из дома, но, предвидя подобную реакцию, Леонид запер двери, которые только внешне выглядели легкими. На деле они были сделаны из довольно-таки прочной стали. Окна предусмотрительно тоже были закрыты бронированными ставнями.
   Устав биться о дверь, Алексей сел на пол и заплакал. Ему было настолько тоскливо, что, не потеряй он все силы в попытке вынести дверь, он незамедлительно покончил бы с собой. К счастью, столь сильные эмоциональные состояния достаточно быстро съедают питающее их топливо, и вскоре тоска сменилась апатией.
   Заметив это, Леонид потянул Алексею чашку с травяным чаем.
   – Там был дом, – жалобно сообщил Алексей.
   – Не бойся, он никуда не денется. По крайней мере, до завтра. А завтра утром мы все вместе отправимся на поиски.
   – А если я все забуду?
   – Не забудешь. Ты вспомнил, и теперь все будет хорошо. Пей чай. Он успокоит и придаст сил.
   Когда Алексей выпил чай, к нему подошла Конь.
   – Пойдем, тебе нужно отдохнуть, – сказала она, беря его за руку.
   – Я вряд ли смогу уснуть, – ответил Алексей, вставая с пола.
   – Это не страшно. Тело все равно отдохнет. Пойдем.
   Опасения Алексея оказались напрасными: не успел он добраться до постели, как уже спал глубоким сном.

   Ночью Алексея мучили кошмары. Сначала он продирался куда-то по подземным тоннелям, убегая от невидимого и оттого еще более страшного врага. Затем спасался под кучей хлама от напавших на Землю инопланетян. Под утро ему приснился берег реки. Он сидел у костра с патлато-бородатыми мужиками, но не с хиппи, а с новоявленными язычниками. Их было пять или шесть. Больше на берегу не было никого.
   – Гладь рябится? Рябится, – рассказывал похожий на Трехлебова тип с совершенно безумным взглядом и всклокоченной бородой. – Дрова пыхают? Пыхают. Скотина волнуется? Волнуется. Звери чуют? Чуют.
   Чтобы не вдаваться в подробности этого бреда, Алексей согласно кивал после каждого утверждения.
   – А раз так, то напрашивается единственный вывод: Ты оборотень.
   Прежде, чем до Алексея дошло, в чем его обвиняют, двое крепких мужиков заломили ему руки.
   – А посему, – продолжил бородач, – мы должны выпустить из тебя дух по всем правилам, чтобы отправить нечисть в нижний мир, а душу – к предкам.
   Сказав это, он достал из-за пазухи свободной в стиле фолк рубахи охотничий нож.
   – Не дергайся, а то будет больно, – предупредил он, кровожадно оскалившись.
   – Да какой я к чертям оборотень? Вы чего?! – завопил от страха во всю глотку Алексей.
   – Тогда почему гладь рябится? Почему дрова пыхают? Почему скотина волнуется? Почему звери чуют?
   – Да откуда я знаю! – орал, что есть мочи, Алексей, надеясь, что кто-то услышит его крик.
   – Вывод только один, – продолжал бородач.
   – Но почему я?
   – А кто?
   – Может, это ты оборотень. Посмотри на свой оскал.
   – Это ведь не ты. Это в тебе нечисть беснуется, – сочувственно заметил бородач.
   – Подожди, неужели нельзя это как-то проверить? – спросил Алексей.
   – Так уже проверили. И гладью, и дровами, и скотиной, и собаками. Какая проверка тебе еще нужна?
   – Но я не оборотень!
   – Оборотень, только ты этого не знаешь. С вами всегда так.
   С этими словами он вонзил нож в грудь Алексея, и тот проснулся от собственного крика. Чувствовал он себя ужасно. Тело болело, как в разгар гриппа. Голова была тупо пустой, и, казалось, гудела чуть слышным низкочастотным гулом. Настроение было подстать самочувствию. Вот уж действительно гармония души и тела, – подумал Алексей. Несмотря на то, что часы показывали только 9 с копейками, Коня рядом не было. Алексею было не до нее. Ему хотелось забраться с головой под одеяло, и оставаться там вечно, но полный мочевой пузырь, этот неумолимый погонщик, требовал свое.
   Мысленно матерясь, Алексей встал и на ватных, немного трясущихся ногах отправился в туалет. Затем, несмотря на протесты тела, оделся и спустился вниз. Конь с Леонидом завтракали кофе, булочками с маслом и джемом.
   – Ты как? – спросила Конь.
   – Хреново, – ответил Алексей.
   – Это результат перегрузки сознания, – сообщил Леонид, – скоро пройдет. Постарайся поесть.
   При слове «еда» желудок неприятно сжался, и Алексей решил, что ему кусок в горло не полезет, но уже после пары глотков кофе в нем проснулось чувство голода, и он с удовольствием умял добрую половину дюжины булочек.
   – Ну вот, теперь можно и ехать, – решил Леонид, когда они с Конем убрали со стола.
   – Куда? – грустно спросил Алексей.
   – Искать твой дом. Кажется, ты так вчера назвал пункт прибытия. Пойдем.
   – А ты знаешь, куда ехать? – спросил Алексей, тоже переходя на «ты».
   – Я нет, а ты знаешь.
   – Я его потерял. Он больше не ждет, – ответил Алексей, чувствуя, как его глаза мокреют от слез. Давно ему не было так тоскливо.
   – Это тебе только кажется из-за усталости и энергетической опустошенности. Когда придет время, ты узнаешь дорогу, можешь не сомневаться, – пообещала Конь.
   – Ты уверена? – спросил Алексей.
   – А иначе не было бы смысла все это начинать, – поддержал ее Леонид.
   Разговаривая, они вышли из дома. Во дворе ждал внушительного вида внедорожник. Сумки с вещами и канистры с бензином уже были в машине. Леонид сел за руль, а Алексей с Конем на заднее сиденье.
   Выехав на трассу, Леонид съехал на обочину и остановил машину.
   – Выходим, – сказал он.
   – Зачем? – спросил Алексей, испугавшись, что дальше придется топать пешком.
   – Пора включать в тебе штурмана, – пояснила Конь.
   – Думаешь, получится? – спросил Алексей, которому совсем не хотелось что-либо делать.
   – Разумеется, – ответил за нее Леонид. – Ради этого ты и торчал в чулане.
   – Сколько я там, кстати, пробыл? – спросил Алексей, поймав себя на незнании этого.
   – Два часа, – ответила Конь.
   – Сколько? – Алексей не поверил своим ушам.
   – Два часа. А ты сколько думал?
   – Никак не меньше вечности.
   – Предлагаю продолжить беседу, когда у нас будет курс, – предложил Леонид.
   – Хорошо. Я готов. Что надо делать?
   – Смотри на руку, – сказал Леонид, став так, что ладонь его руки находилась на расстоянии 30 сантиметров перед лицом Алексея. После этого он какое-то время слегка двигал рукой вперед-назад, затем резко отвел руку назад, и Алексея бросило вперед, словно он был привязан к руке Леонида.
   – Теперь закрой глаза и представь себе дом, – попросил Леонид. – Получается? – спросил он секунд через 30.
   – Нет, – признался Алексей, у которого перед глазами был лишь оранжевый фон с мельтешащей черной «мошкой».
   – Хорошо. Что ты видишь? – спросил он. – Отлично. Представь себе черную точку, – попросил он после ответа Алексея.
   – У меня никогда не получались картинки.
   – Просто делай, что я говорю.
   Алексею понадобилось чуть больше минуты, чтобы увидеть точку. Только она была белой.
   – Это не имеет значение, – ответил Леонид, когда Алексей сообщил ему об этом. – Теперь растяни точку в линию.
   На это Алексею потребовалось секунд 10.
   – Готово, – сообщил он.
   – Теперь растяни линию в плоскость.
   – Растянул.
   – Отлично. У тебя получился экран, как в кинотеатре. Теперь тебе надо включить проектор, чтобы увидеть изображение дома.
   – Не получается, – ответил Алексей через минуту.
   – Ничего. Зайдем с другого бока. Представь себе, что ты маяк. Достаточно понимания того, что это так.
   – Представил.
   – Источник света находится у тебя в районе сердца, только не слева, а в центре груди. Сосредоточь там свое внимание. Как почувствуешь тепло, сообщи.
   – Почувствовал, – сказал Алексей через пару минут.
   – Отлично. Теперь представь, что в районе груди у тебя открываются ворота, и вперед выбивается мощный луч света, освещающий все на расстоянии многих километров.
   – Готово.
   – Теперь медленно поворачивайся вокруг своей оси.
   – И что при этом делать? – спросил Алексей, начав вращение.
   – Ищи дом.
   Совершая третий оборот, Алексей почувствовал отчетливый, но не настолько сильный, чтобы лишить рассудка, зов.
   – Это там, – сказал Алексей, показывая рукой направление.
   – Ну что ж, поехали, – ответил Леонид.
   – А если бы не получилось? – спросил Алексей по дороге к машине.
   – Мы бы вернулись и попробовали через пару дней, когда твой уровень энергии стал бы более или менее нормальным.
   Вернувшись в машину, они осторожно съехали с дороги и поехали прямо через степь в указанном Алексеем направлении. Благо, местность была ровной, а трава – достаточно низкой, чтобы можно было заметить опасные камни и ямы.
   – Как ты, пришел немного в себя? – спросил Леонид.
   – Да вроде бы, – ответил Алексей.
   – Тогда расскажи, что с тобой происходило в чулане.
   – Там дофига чего было.
   – Вот и хорошо. Дорога нам предстоит дальняя, так что рассказывай со всеми подробностями.
   – Хм… Интересная идея, – оценил Леонид рассказ о море смерти. – Правда, все это имеет смысл, если смерть функционирует в соотносимом с нашим масштабе.
   – Это еще как? – спросил Алексей.
   – Наш Мир является таковым, как мы его наблюдаем, только благодаря прошитым в нашем восприятии масштабным настройкам. Взять хотя бы скорость нашего восприятия. Будь оно медленнее, мы бы любовались тем, как неторопливо расцветают в небе молнии. Себя бы мы при этом считали статичными существами. Будь оно быстрее, мы бы видели снующие тут и там растения и то появляющихся, то исчезающих животных, так как во время движения они были бы для нас слишком быстрыми, чтобы мы могли их замечать.
   – А разве растения снуют? – перебила его Конь.
   – Еще как! – ответил Леонид. – Только у них иной способ передвижения: они передвигаются при помощи роста в нужном направлении и кажутся нам неподвижными по тем же причинам, по которым для нас неподвижна минутная стрелка. А если бы мы еще ускорили свое восприятие, мы бы жили на весьма пластичной и вечно меняющейся планете, по поверхности которой словно электрические машинки в парке отдыха носятся, сталкиваясь друг с другом, материки, то тут, то там вздымаются и исчезают горы, а русла рек меняются примерно с такой же скоростью, с какой сейчас для нас молнии рассекают небо.
   Точно также дела обстоят и с размерностью, и со всем остальным. Поэтому то, что нам с тобой кажется вечностью, кому-то может показаться одним мигом, и наоборот, для ряда элементарных частиц доли секунды являются целой эпохой. А для тех, в ком нет воспринимающего время органа, что мгновение, что вечность находятся за пределами их существования. Так что твой океан является таковым лишь в масштабе нашего восприятия. Опять же, подобное понимание жизни и смерти могло бы стать отличным обоснованием для идеи безбрачия и культа девственности, как отречения от жизни.
   В любом случае к подобным откровениям надо относиться с большущей долей скепсиса, иначе можно пополнить ряды религиозных маньяков и вяло текущих эзотериков. Так что единственно ценным откровением в твоем случаем было обнаружение направления, в котором нам нужно двигаться, да и то, лишь в том случае, если оно окажется верным.
   – Тогда зачем тебе были подробности?
   – Ну как же. Я ведь писатель, причем мистический, а мистическая литература и мистическая работа – это разные стороны медали. И если в рамках работы над собой твои откровения неважны, они лишь отвлекают от главного, то какая-нибудь повесть без подобных фрагментов будет такой же пресной, как еда без соли и специй.
   – Так ты расспрашивал меня, чтобы присвоить мои галлюцинации?
   – Но не пропадать же им зря.
   Характер местности ухудшился. То тут, то там стали появляться валуны и болотистые места, так что Леониду пришлось переключить внимание на дорогу. Воспользовавшись этим, Алексей положил голову Коню на колени и незаметно для себя уснул. Ему приснилась Таня с мячом посреди пустыни. На ней была школьная форма советских времен, белые гольфы и белые туфли на шпильках. При этом юбка была настолько короткой, что из-под нее выглядывали белые кружевные трусики. Она сидела на куче песка и тихо смеялась безумным смехом. Увидев Алексея, она окинула его откровенно шалавистым взглядом, затем сказала:
   – А ведь жить и работать по-ленински не так уж и стремно. Живешь себе за счет партии в какой-нибудь Швейцарии, затем, от нечего делать в ссылке женишься на забавном пучеглазике, что не мешает тебе трахать других товарищей по партии соответствующего твоей ориентации пола. Затем, неся чушь с броневичка, захватываешь власть в стране, топишь ее в крови, обжираешься деликатесами, когда народ вокруг дохнет от голода, затем окончательно загоняешь страну назад в феодальную жопу, а когда тебе помогают откинуться, превращаешься в непогрешимого бога для тех, кого ты обрек на унылое и полуголодное существование без каких-либо перспектив.
   Закончив эту маленькую речь, она громко заржала и принялась закапывать мяч.
   Когда Алексей проснулся, Леонид вещал:
   – … посему в качестве одного из веских доказательств того, что астрология – полная чушь, приводится астрологическая картина Мира, согласно которой солнечная система вращается вокруг человека. При этом критики «забывают» о двух очевидных вещах: Во-первых, любое движение, а также состояние покоя, являются таковыми только относительно наблюдателя или выбранной системы координат; во-вторых, любая система координат или позиция наблюдателя является условной. То есть, нет верных или неверных координатных систем, а есть наиболее удобные для решения поставленных задач и менее подходящие для этого.
   Так вот, любимая критиками астрологии система координат, которая помещает наблюдателя в стороне от солнечной системы, благодаря чему он видит, как планеты вращаются вокруг солнца, а спутники – вокруг планет, пригодна для решения двух типов задач: формирования адекватного представления о солнечной системе и для освоения космоса.
   Что же до более приземленных задач, то для того же ориентирования в пространстве по солнцу или звездам традиционно используется астрологическая система координат, в которой неподвижным центром или наблюдателем является непосредственно ориентирующийся в пространстве человек.
   Да и с точки зрения масштаба… Когда ты смотришь на мир в масштабе космоса, земли или даже страны, ты являешься статистической единицей, неспособной серьезно повлиять на что-либо и не имеющей какого-либо значения. Но достаточно поставить себя в центр мироздания, и государственные, не говоря уже о более глобальных, проблемы оказываются где-то там, на периферии твоего бытия. А лично твои дела и дела твоих близких приобретают не только решающее значение, но и позволяют тебе быть сотворцом действительно окружающей тебя части реальности.
   – Хочешь сказать, что астрологи правы, и нами действительно управляют созвездия и планеты? – спросил Алексей.
   – Влияние солнца, думаю, будет отрицать только клинический идиот. С луной тоже все понятно. Без нее жизнь на нашей планете не смогла бы существовать. Газовые гиганты служат нам защищающим от астероидных и кометных атак щитом. Без него жизнь на земле тоже бы долго не протянула. Также они влияют на положение наклона оси вращения земли. Что же до влияния даты и места рождения… Как ты знаешь, человеческое тело – это экосистема, основой или каркасом которой является электрохимическая установка, развивающаяся из возникшей в результате слияния яйцеклетки и сперматозоида клетки. Согласно этой теории положение данной клетки на планете и положение планеты относительно других светил оставляет на ней свой неповторимый отпечаток в результате влияния зависящего от этих величин гравитационного и электромагнитного фона, в котором начинает развиваться эта клетка. А созвездия служат всего лишь ориентирами, позволяющими определить положение земли на околосолнечной орбите.
   Леонид продолжил развивать тему, и Алексей, убаюкиваемый шуршанием травы под колесами машины и его голосом, вновь провалился в сон.
   Во сне он увидел Лао-Цзы.
   «Хуан-Ди говорит:
   – Со времен древности сообщение с небом является корнем жизни, ибо корнем этим являются субстанции инь и ян. И между небом и землей, в пределах шести границ, дыхание-ци девяти разделов земли, и дыхание-ци девяти отверстий человеческого тела, пяти органов-цзан, двенадцати сочленений, все сообщается с небесным дыханием-ци. Оно рождает пять стихий, и появляется дыхание-ци трех разновидностей меридианов. Если ритмика цифр не соответствует, тогда патогенное дыхание-ци наносит вред человеческому организму, ибо в следовании заключается основа продления жизни и достижения долголетия.
   Дыхание-ци лазурных небес является чистым и спокойным, и в соответствии с ним упорядочиваются эмоциональные импульсы и ментальные движения. Если следовать ему, тогда дыхание-ци субстанции ян будет сильным, и ни вредоносные ветра, ни патогенные факторы не смогут нанести вреда человеку. Это происходит в результате следования движению времени. Поэтому совершенномудрый человек концентрирует семя-цзин и дух-шэнь, питается небесным дыханием-ци, сообщается со светом духа-шэнь. Если человек теряет способность следовать ритму времени, тогда изнутри закрываются девять отверстий, на внешнем уровне нарушается движение мышц. Охранительное дыхание вэйци рассеивается. Такое состояние называется нанесением вреда самому себе, уничтожением дыхания-ци», – процитировал он «Трактат Желтого Императора о внутреннем». А потом добавил:
   – Если бы эта энергия называлась «це», а не «ци», вы бы подсознательно воспринимали подобные тексты, как хохлятскую философию.
   После этого он глупо засмеялся, превратился в Таню и больно ударил Алексея мячом по голове, после чего Алексей оказался в замке Дракулы. Они мило брели среди белого дня по саду, и Дракула хвастался своими розами.
   – Если бы мы действительно жрали всех подряд, превращая свои жертвы в себе подобных, как это показано в книгах или фильмах, мы бы вымерли в результате голода, еще только будучи молодым злом, – сказал он, резко сменив тему.
   После этого Алексея разбудила Конь.
   – Что, приехали? – спросил он.
   – Обеденный перерыв, – ответила она. – Выходи.
   Для привала Леонид выбрал чудное местечко. Пруд, роща на том берегу. На пляже кроме них несколько мальчишек. Приехали на велосипедах. В роще машина – видно бездомные любовники решили оттянуться на природе.
   Стол накрыли на капоте.
   – Мне так больше нравится, чем на земле. Там вечно ноги некуда деть, – сообщил Леонид.
   На обед были бутерброды с сыром и ветчиной, вареная в мундирах картошка, вареные яйца и хрустящие на зубах бочковые соленые огурцы. Напитком служил настоявшийся в термосе чай.
   – Далеко еще ехать? – спросил Алексей с набитым ртом.
   – Расслабься. Впереди смерть, так что не стоит спешить, а то успеешь раньше времени, – ответила Конь.
   Леонид, похоже, иссяк, поэтому ел молча.
   – Пойдем окунемся? – предложил он после окончания трапезы.
   – Может, поедем? – предложил Алексей, которого толкало вперед нетерпение. – Раньше сядем, раньше выйдем?
   – Целенаправленность, мой друг, не должна мешать наслаждению процессом. Поверь, никакие идеи, никакие цели не заслуживают того, чтобы из-за них отказываться от удовольствий. Более того, какой красивой ни казалась бы идея, если она требует отречения от радостей бытия, она порочна и не заслуживает внимания. Так что купаемся и отдыхаем. Тем более что далеко не все продрыхли весь путь. Некоторые крутили баранку, – сказал Леонид.
   – Опять же, не забывай, что здесь расстояния измеряются временем, так что в любом случае мы прибудем в одно и то же время, – поддержала его Конь. – Правда, я без купальника, – тут же сообщила она.
   – Здесь все без купальников. Поэтому предлагаю купаться голышом, – отреагировал Леонид.
   – Ты чего? Здесь дети, – возмутилась Конь.
   – И что? Подаришь им несколько минут счастья. Опять же, им будет что вспоминать в момент развития мелкой моторики рук. В качестве альтернативы, ты можешь, как дура, полезть в воду в одежде или сыграть в жену моряка.
   – А это как? – спросил Алексей.
   – Для этого нужно стоять на берегу и всматриваться в море в ожидании мужа.
   Конь оказалась не из стеснительных, и вскоре они втроем под дружный смех мальчишек бежали голыми к воде. Дно было илистым, но твердым, берег крутым, так что нырять можно было бы с берега. Вода была теплой настолько, что даже не казалась холодной, когда в нее заходишь. Алексей раньше любил плавать и проплывал по несколько километров за раз. Потом он подцепил в Дону какую-то дрянь, которую пришлось лечить у дерматолога. После этого перестал ходить на пляж. Ездить в бассейн ему было лень, и вот теперь, неспешно плывя, он кайфовал и одновременно сожалел о том, что так давно не бывал на пляже.
   – А я бы еще перекусил, – предложил Леонид, когда они вволю накупались. Возражающих не было, и капот вновь превратился в стол.
   Как выяснилось, для перекуса Леонид припрятал пирожки с печенкой, капустой, яйцами и луком. К ним был целый термос крепкого горячего кофе.
   – Ты так нас прикормишь, что мы захотим остаться, – пошутила Конь.
   Алексей наелся до одышки, о чем и сообщил товарищам по трапезе.
   – Вот и хорошо, – ответил Леонид, – а то мало ли что у нас будет с ужином.
   И точно. К дому они подъехали, когда солнце уже наполовину скрылось за горизонтом.
   Он был старым, кирпичным, крытым шифером. Два этажа, мансарда. Ни намека на гараж. Подъездной дороги к нему тоже не было, как не было и двора, так что степь подходила прямо к отмостке. Несмотря на отсутствие видимых признаков жизни дом не казался заброшенным.
   Алексей был на сто процентов уверен, что никогда раньше здесь не бывал, и, тем не менее, дом казался ему родным и до боли знакомым.
   – Такое впечатление, что я покинул его только вчера, – сообщил он друзьям. – Взять ту же дверь. Звонка нет, есть молоток в виде головы льва, а справа от ручки – две глубокие царапины.
   И точно, дверь оказалась такой, какой он ее описал. Леонид постучал. Открыл древний, с седой бородой по пояс и с неимоверно живыми глазами старик.
   – Почему так поздно? – спросил он. – Я устал уже ждать.
   – Так было угодно времени, – ответил Леонид.
   – Проходите. Располагайтесь, а мне пора, – сказав это, старик исчез в доме, не дожидаясь, когда они войдут.
   Входя в дом, Алексей предполагал увидеть там царство запустения. Он представлял себе толстое покрывало из пыли, укрывшее пол, мебель и все предметы, словно они приготовились к долгой спячке; кружева паутины, украшающие каждый угол, окно и дверной проем; характерные следы на потолке, так как крыша просто обязана была течь, и каждый, пусть даже редкий дождь должен был украшать его своими авангардными картинами. Ведь с самого начала поездки воображение Алексея рисовало дом давно уже заброшенным, готовым вот-вот развалиться «напоминанием о былом великолепии», – именно эти слова вертелись у него в голове. Поэтому наличие присматривающего за домом старика его изрядно удивило. Воображение же растерялось лишь на мгновение, а затем вписало старика в общую картину разрухи, сделав ее еще более драматичной за счет демонстрации беспомощности старого человека перед захватывающим с каждым днем все новые и новые территории запустением.
   В реальности дом оказался отлично ухоженным. Внутри он совсем не выглядел старым или устаревшим. Обои на стенах, паркет на полу, мебель, бытовая техника… Все выглядело современным, словно ремонт и замену этих вещей закончили каких-то пару недель назад. Несмотря на отсутствие снаружи видимых коммуникаций, дом был подключен к газу, воде, канализации и электричеству. Скорее всего, все коммуникации шли под землей. Что же до уборки, то, судя по чистоте, свежести воздуха и отсутствии пыли на мебели, ее сделали буквально перед приходом гостей.
   Разумеется, в одиночку выполнить такую работу не смог бы даже молодой, полный сил человек, не говоря уж о старике. Вот только в доме не только не было ни единого человека, и даже старик бесследно исчез после того, как открыл дверь, но не было никаких признаков того, что здесь кто-то жил. Это означало, что кто-то специально к приходу гостей нанял людей для приведения дома в порядок, что в свою очередь означало, что этот кто-то либо точно знал, когда пожалуют гости, либо сам заставил их прийти.
   – От мысли о том, что кто-то вот так запросто дергает нас за ниточки, мне как-то не по себе, – подытожил Леонид.
   – А меня не покидает мысль, что все это утроил сам дом, – призналась Конь. – Я понимаю, что это попахивает дешевым кошмаром, и тем не менее…
   Алексея терзали совсем другие проблемы. Дом буквально сводил его с ума. Каждая комната, каждая лестница, каждый угол будили воспоминания, в которых он провел здесь все свое детство и юность.
   Сначала чуть заметный запах еды заставил его вспомнить бабушкины блины с заварным кремом. Она сама делала крем, не доверяя готовому в брикетах, он тогда продавался во всех магазинах, и Алексей с друзьями периодически покапали его или кисель и грызли в «сыром» виде. Сварив крем, бабушка принималась за блины, которые складывала в стопку, намазывая каждый из них кремом. После этого блинам давали настояться, а потом резали их ножом по кусочку, как торт.
   Еще у бабушки отлично получался капустный пирог с мясом. Пышками в нем служили листы капусты, которые в несколько слоев перекладывались мясным фаршем.
   Но больше всего Алексей любил бабушкину ка-вте. Она замешивала тесто на воде, доводя его до оладьевой концистенции, затем обмазывала им порезанную кружочками картошку и жарила на растительном масле.
   Опять же, несмотря на свежий ремонт, кое-где можно было заметить следы от машины на педальном ходу, на которой Алексей гонял по дому, сбивая углы и снося полировку с мебели.
   Практически каждый уголок в доме заставлял его вспоминать прожитую здесь жизнь, словно он действительно вернулся в родной дом. Не понимая, что происходит, Алексей водил друзей по дому, рассказывая им вспоминающуюся жизнь, и каждое новое воспоминание становилось очередным ударом по его рассудку.
   Надо добавить, что Алексей рвался в дом еще и с надеждой если не на встречу с тем, кто ответит на все его вопросы, то на ждущую его здесь подсказку, благодаря которой они смогли бы поставить все точки над «и», а иначе зачем его было сюда звать, да еще столь волшебным способом? Открывший дверь старик прекрасно подходил на роль мудрого, всезнающего отшельника, вот только он исчез, что тоже подлило масла в огонь алексеевого смятения.
   При этом с каждым ударом по рассудку, сознание Алексея все заметней расщеплялось на впадающего в ступор «дауна» и наблюдающего за этим процессом циничного «зрителя», который то и дело отпускал язвительные шуточки в адрес «дауна».
   – Предлагаю сделать перерыв на кофе, – предложил Леонид, видя, что Алексей находится на грани истерики. Возражений ни у кого не было.
   – Сейчас тебе надо волевым усилием прекратить попытки это понять, – ответил Леонид, на очередное «как?» Алексея, когда они сели за стол.
   – Но как? – повторил в миллионный раз «даун» под хохот и аплодисменты «зрителя».
   – Ты же не впадаешь в ступор оттого, что трава находит корнями воду, несмотря на твое полное непонимание того, как она это делает.
   – И что? – не понимал «даун».
   – А то, что так называемую обыденность от невозможного или чуда отличает лишь то, что обыденность примелькалась, и мы попускаем ее мимо внимания, тогда как тут…
   «А тут полный писец. Причем не полярная лиса, которая называется песцом, и, следовательно, пишется через „е“, а незримо наступающий жирный дядька с пишущими принадлежностями» – сострил «зритель», а «даун» спросил:
   – И что нам делать?
   – Ничего. Все, что могли, мы уже сделали. Теперь давай подождем развития событий. В любом случае тебе надо отдохнуть, а то ты и так уже перегрузил свой трафик.
   – Какой еще трафик? – не понял Алексей. За кофе он немного пришел в себя, и «даун» со «зрителем» вновь стали одним целым.
   – У каждого из нас свой трафик или допустимая скорость восприятия и обработки информации. Превышение трафика чревато несварением ума, – пояснила Конь.
   – У меня он чуть не взорвался.
   – Поэтому тебе нужен тайм-аут. Дом мы нашли. Теперь давай допьем кофе и ляжем спать. Утро вечера мудренее.
   – Не думаю, что смогу заснуть.
   – А ты не думай. Просто лежи, отдыхай. Пусть сознание вернется в нормальный режим работы. Короче говоря, не суетись под клиентом.
   – Кто где будет спать? – спросил Леонид, когда ужин был окончен.
   – Мы в моей комнате, а ты – где пожелаешь, – ответил Алексей.
   – Тогда я займу комнату в другой части дома. Не думаю, что мы среди ночи сможем экстренно друг другу понадобиться, а так мы не будем друг другу мешать, – решил Леонид.
   Чистое, еще пахнущее свежестью, постельное белье, как обычно, лежало на своей полке в шкафу, и даже пахло так же, как в воображаемом детстве. Застелив кровать, они с Конем по очереди приняли душ перед тем как забраться в постель. Спать Алексею не хотелось, и он скорее по привычке, чем из желания пристал с любовью к Коню. Вот только сил у него хватило на пять или шесть характерных движений. После этого член начал обмякать.
   – Мне кажется или мы его теряем? – спросила Конь.
   – Теряем, – признался Алексей.
   – Тогда слезай и давай спать.
   – Не можешь спать – спи?
   – Оставь красноречие тоже на завтра. Я, слишком устала и хочу выспаться.
   Она перевернулась на бок спиной к Алексею и вскоре уснула. Ему же ничего не оставалось, как наблюдать за мыслями, которые роились у него в голове, словно рассерженные пчелы в улье. Уснул он, когда за окном уже начало светать.

   Приснилось Алексею, что он – малоизвестный, но очень талантливый писатель. Они с Эдиком пытались развести огонь в камине. Камин находился в просторной, светлой комнате, вдоль стен которой стояли стеллажи с книгами. Почему-то там не было ни специальных спичек, ни жидкости для розжига, поэтому вместо правильно сложенной конструкции из дров Алексей смастерил костер-пирамиду, который после этого пытался разжечь, используя в качестве бумаги свои черновики. Несмотря на его старания, костер гореть не хотел.
   – Бесполезно, – решил наблюдающий за этим процессом Эдик. – Рукописи не горят.
   – Еще как горят! Тем более что это не рукописи, а черновики, – ответил Алексей. – К тому же должна же быть от писателя в доме хоть какая-то польза.
   – Рыбу завернуть, костер развести, сходить в туалет?
   – Для туалета они точно не сгодятся. Во-первых, я пишу чернилами, и они будут размазываться, а во-вторых, бумага не та.
   – Черновики по ходу тоже не горят, – разочарованно произнес Эдик.
   – И кстати, сегодня рукописи действительно не горят, – развил тему Алексей. – Теперь они пребывают в электронной ипостаси или охраняются государством, которого боится даже огонь.
   – Лет через десять, если, конечно, ты станешь модным писателем, эти листочки могли бы стоить хороших денег, – решил Эдик.
   – Вряд ли я стану популярен, как Битлз, но на всякий случай пару бумажных страничек я приберег. Чем черт не шутит.
   – Рукописи не горят… Истина времен наскальных рисунков, – вернулся Алексей к теме, когда костер в камине начал разгораться. – Что написано пером… В эпоху перьев писали немного, да и написанное старались заучивать чуть ли не наизусть. А вот с началом книгопечатания…
   – Не будем так глубоко вдаваться в тему, – перебил его Эдик.
   – Я вот что хочу сказать: С внедрением в жизнь компьютеров, разница между нами и нашими творениями становится тоньше с каждым днем.
   – Все возвращается на круги своя, – вставил Эдик.
   – Размещенные в цифровых форматах и блуждающие по сети, рукописи действительно перестали бояться пламени, но теперь у них масса человеческих проблем. В наши дни рукопись может залететь, поймать вирус, сойти с ума, превратившись в набор непечатных символов, подвергнуться насилию со стороны компьютерных хулиганов… И это только начало.
   – Да, рукописи не горят, но если их поднести к огню, они начинают пахнуть, причем не всегда горелым мясом, – сказал Эдик, хихикнул и превратился в Таню, которая ударила Алексея по голове возникшим из ниоткуда мячом.
   В следующую секунду Алексея разбудил настойчивый стук в дверь. Надевая на ходу трусы, он помчался открывать.
   За дверью стоял мужчина среднего роста. Был он самым обычным, из тех, о ком говорят «без особых примет». Короткие волосы, небольшой живот, незапоминающееся лицо. Одет в джинсы, футболку и кроссовки. Алексей мог поклясться, что не был знаком с ним, однако обрадовался ему, как близкому другу.
   Мужчина был растерян.
   – Извините за назойливость, – сказал он. – Не знаю даже, с чего начать, чтобы не показаться вам сумасшедшим…
   – Вас позвал дом? – спросил Алексей.
   – Пожалуй, лучше я все равно не скажу.
   – А теперь вам кажется, что вы провели здесь чуть ли не всю жизнь, а я вам кажусь старым знакомым?
   – Так и есть! – обрадовался гость. – Что это?
   – Что это, мы не знаем, но вы не единственный такой. Так что входите. И да, я Алексей.
   – А я Андрей.
   – Располагайтесь, а я пока оденусь. Хорошо?
   – Да, конечно.
   – У нас пополнение, – сообщил Алексей Коню. Она проснулась, но еще не встала.
   – Кто-то пришел?
   – Такой же гость дома, как и мы.
   – А что Леонид?
   – Его я еще не видел.
   – По идее, он должен уже быть на кухне, – предположила Конь, посмотрев на часы.
   И точно. Леонид колдовал над хитрым соусом для блинчиков с не менее хитрой начинкой. При этом он насвистывал что-то веселое.
   – Сегодня ты в настроении, – заметил Алексей.
   – Еще бы! Чувствую себя героем своего будущего мистико-приключенческого романа.
   – Не думал, что ты любитель приключений.
   – Приключения приключениям рознь. Так одни буквально кишат красивыми женщинами, вкусной едой, дорогими костюмами, шикарными интерьерами, видами с террасы или из окна виллы на Ривьере и щекочущими нервы, но при этом достаточно безопасными тайнами и интригами. Такие приключения я обожаю. А если это связано с мордобоем, лишением, зноем или пургой, пытками и страданиями, то это не для меня. Я даже в поход никогда не ходил, так как никогда не считал это царским занятием.
   – А у нас гость, – сообщила Леониду Конь.
   – Отлично, тащите его к столу, – ответил он.
   Как рассказал за завтраком Андрей, всю свою жизнь он прожил в небольшом городке в 20 километрах к западу от дома. Звезд с неба не хватал, но и в хвосте не плелся. Учился, лишь бы не выгнали. С 14 лет начал помогать отцу, который был весьма востребованным сантехником. После школы начал работать самостоятельно и вскоре тоже стал весьма популярным специалистом, так как работал хорошо, и цены не ломил. В 25 лет женился на школьной учительнице. Познакомились они, когда он менял трубы в ее квартире. У них две дочки. Одна, как мама, учительница, другая стоматолог.
   Буквально до вчерашнего дня он вел обычную жизнь удачного мастерового, а вчера ночью ни с того, ни с сего появилось непреодолимое желание мчаться на восток от дома. Желание было настолько сильным, что, едва дождавшись утра, он сел в машину и помчался, как дурак, куда глядели глаза, пока не приехал к дому.
   – Замечательно! – отреагировал на его рассказ Леонид. – Похоже, завертелось, так что ждать нам осталось недолго.
   – Знать бы еще, чего, – грустно вздохнул Алексей, который, как я уже говорил, не любил сюрпризы.
   – Вы знаете, происходящее в последние дни натолкнуло меня на одну, на первый взгляд, абсурдную мысль о том, что Борис Борисович Гребенщиков – поэт реалист. Ведь если разобраться, та же обыденность при достаточно пристальном внимании окажется необычней любых его песен. Достаточно копнуть ее до уровня затрепанной уже даже обывателями квантовой механики. Нам обыденность кажется скучной лишь потому, что мы с детства привыкли в ней возиться, и способны заметить ее волшебную красоту только при помощи других людей, например, через песни Майкла Науменко, – рассказывал Леонид.
   Остальным участникам беседы было не до рассуждений на абстрактные темы, и его никто не поддержал.
   Вскоре начали приходить другие люди. Исключительно мужчины средних лет. Никто из них не понимал, что они делают, но, как и в случае с Андреем, они не могли сопротивляться силе притяжения дома. А потом с удивлением, переходящим в легкий ступор, узнавали дом и вспоминали якобы проведенное там детство. Также каждый из них казался остальным близким другом, хотя за исключением двух соседей, один из которых был полицейским, а другой клерком в банке, раньше они не встречались.
   Первое время Леонид с Конем, пытаясь играть роль радушных хозяев, предлагали гостям напитки и завтрак, но когда количество гостей приблизилось к десяти, они сдались.
   – Все, с этого момента самообслуживание. Тем более что вы знаете дом лучше меня, – сообщила Конь и самоустранилась в библиотеку, где забилась с первой попавшейся книгой в укромный уголок. Тогда же было решено перебраться из кухни в гостиную, так как на кухне стало тесно.
   Люди продолжали приходить. Растерянные, удивленные… Их встречали, как долгожданных гостей те, кто уже немного освоился, придя раньше.
   Видя, что все происходит наилучшим образом, сначала Леонид отказался от роли устраивающего вечеринку хозяина, а вскоре к нему присоединился Алексей. Он нашел Леонида в укромном уголке сбоку от бара. Он стоял там с бокалом в руках и наблюдал за гостями. При этом его глаза озорно горели, а на губах была загадочно-торжествующая улыбка.
   – Ты же не пьешь, – сказал Алексей, подойдя к другу.
   – А я и не пью, – ответил Леонид. – Считай мой бокал аналогом дамской сумочки.
   – Интересное сравнение.
   – Это профессиональные тараканы. Для того чтобы нормально о чем-то написать, нужно суметь увидеть описываемое, как никто раньше не видел до тебя. В противном случае это будет не творчество, а жалкое подражание. Говоря математическим языком, необходимым условием для творчества является нахождение оригинальной системы координат или положения наблюдателя. Само же воплощение увиденного с данной позиции является хоть и важным, но все равно вторичным делом.
   – Я так понимаю, что, находясь в этой позиции, ты уже мысленно пишешь очередной роман.
   – Ты прав. Причем роман фантастический, который одновременно будет являться летописью реальных событий, участником которых довелось стать автору. Такое до меня хрен кому удавалось написать.
   – Но если это летопись реальных событий, написанная очевидцем, тогда почему роман фантастический?
   – Фантастика – это то, что не укладывается в голове читателя, как возможная реальность, а совсем не то, чего нет или не может быть.
   – Похоже, у тебя есть оригинальное мнение по любому вопросу.
   – Только по тем, что меня интересуют. На остальное…
   – Как тебе, кстати, это? – спросил Алексей, имея в виду происходящее в гостиной.
   – Напоминает нечто среднее между встречей выпускников и вечером знакомств. А еще похоже на начало фильма. Нейтральная сцена, на фоне которой идут титры.
   – Думаешь, скоро начнется?
   – Непременно.
   – Знать бы еще, что.
   – Так у нас ведь премьера.

   «Кино» началось с появлением последнего, пятидесятого гостя. Стоило ему войти в гостиную, как все присутствующие вспомнили:
   Юный принц Грей ехал по лесной дороге на своем коне, напевая веселую песню. Он был счастлив. Еще бы! Сегодня на балу должны были объявить о его помолвке с Мартой – дочерью старинного друга отца, великого герцога Грэма. Этот брак был одним из тех редких исключений, когда расчет не противоречит любви. Принц Грей и Марта давно уже испытывали друг к другу нежные чувства, которые со временем становились только сильней.
   Из мечтаний его вывели крики о помощи, доносившиеся из леса. Не долго думая, принц пришпорил коня и помчался на крик. Вскоре он увидел ужасную картину. К дереву был привязан монах – аскетического вида мужчина преклонного возраста. Вокруг него суетились трое крепких, высоких парней в длинных, черных одеждах с капюшонами, скрывающими их лица. Они пытали монаха, прижигая его худое тело огнем. Монах истошно кричал и звал на помощь.
   Принц Грей выхватил меч.
   – Именем короля приказываю вам прекратить! – приказал он.
   – Не вмешивайтесь, принц, это дело вас не касается, – сказал один из молодчиков.
   – Меня касается все, что происходит на земле моего отца, – ответил ему принц.
   – Вы не понимаете, во что ввязываетесь. Езжайте своей дорогой. Вас ведь ждет возлюбленная, не так ли?
   Принца удивило, насколько эти люди осведомлены о его делах, но он не подал вида.
   – Вы либо добровольно последуете со мной на суд моего отца, либо я отведу вас туда силой.
   Молодчики выхватили мечи, которые были у них под одеждой. Начался бой. К счастью, принц был прекрасным фехтовальщиком, способным постоять за себя и перед более сильным противником. Вскоре один из нападавших был убит, а остальные бросились бежать.
   – Благодарю тебя, храбрый принц, – сказал монах, когда тот отвязал его от дерева и помог перевязать раны.
   Затем принц снял капюшон с головы убитого. Это был незнакомый мужчина явно знатного происхождения.
   – Кто эти люди, и чего они от тебя хотели? – спросил монаха принц, – на разбойников они не похожи, да и ты не из тех, кем могут заинтересоваться грабители.
   – Эти люди – служители сил тьмы. А хотели они узнать, где хранится Зеркало Пророка, и кто тот избранный, для кого Пророк его сделал.
   – Это Зеркало дарует силу и власть? Наделяет здоровьем и долголетием? Защищает от смерти, ранений и колдовства? Или позволяет находить спрятанные под землей сокровища?
   – Оно не делает ничего из того, о чем ты сейчас говорил, принц, – ответил монах, – это Зеркало позволяет заглянуть в самую суть себя и увидеть свое внутреннее лицо, которое есть Лицо Господа. Это то, о чем мечтали и мечтают лучшие из мудрецов, как древних, так и тех, кто ныне живет среди нас.
   – И что это дает? – спросил принц, не понимая, о каком лице говорит этот странный монах.
   – В обычной практической жизни ровным счетом ничего.
   – Тогда я тем более не понимаю, зачем оно нужно?
   – Есть и другая жизнь, принц.
   – Другая жизнь меня не интересует.
   – Кто знает, принц. То, что не интересует сейчас, становится наваждением завтра, и наоборот. Так что, если захочешь, ты сможешь меня найти на берегу озера под Древним дубом.
   Дома принц рассказал обо всем отцу.
   – Ты действительно зря ввязался в эту историю. Я слышал об этих людях. Они не из тех, кто любит шутить, а в бою им нет равных. И то, что ты в одиночку одолел троих, говорит лишь о том, что они сами того захотели. О том же монахе давно ходят нехорошие слухи. Говорят, он отрекся от служения Богу ради могущества колдовства. Однажды, когда был особенный неурожай, крестьяне решили, что это дело его рук. Они отправились в лес, чтобы проучить монаха, но так и не смогли к нему подойти. Монах наслал на них такой ужас, что они в панике бросились бежать. И это те люди, что с ножом смело идут на медведя.
   – Послушай, отец, разве не ты всю жизнь учил меня жить по законам чести, быть справедливым и всегда защищать слабых?
   – Ты прав, сын мой. Ты действительно не мог проехать мимо, но тебе совершенно не нужно было слушать этого монаха. Ну да что теперь об этом говорить. Дело сделано. Будем надеяться, что все обойдется.
   – Неужели ты боишься мести этих людей? – спросил принц, видя, как встревожен его отец.
   – Эти люди не опускаются до обычной мести. Но в одном монах прав. Этот мир – далеко не единственный, и есть невидимые, но очень могущественные силы, и не дай бог неподготовленному человеку с ними столкнуться.
   Слова отца заставили принца задуматься, но не надолго. Вскоре начали съезжаться гости. Всех надо было встретить, уделить внимание… На мысли времени не было.
   На балу, который начался сразу же после грандиозного ужина принц торжественно попросил руки своей возлюбленной Марты у ее отца.
   – Как ты собираешься доказать моей дочери свою любовь? – спросил великий герцог Грэм.
   Предполагалось, что доказательством любви будет участие принца в турнире, но, сам не ведая почему, он вдруг сказал:
   – В доказательство своей любви я готов отыскать и положить к ногам Марты Зеркало Пророка – реликвию, которую, как говорится в легенде, Пророк сделал своими руками.
   – О каком зеркале ты говоришь? – удивленно спросил великий герцог.
   Принц ничего не оставалось, как рассказать о своей встрече с монахом.
   – Думаю, это будет королевским подарком, – согласился с принцем великий герцог, – и даже если твой поход по независящим от тебя причинам окажется неудачным, я приму его как доказательство любви, если ты покажешь себя в нем достойным человеком. В чем я, разумеется, ничуть не сомневаюсь.
   – Именно этого я и боялся, – тихо прошептал король.
   Но решение принца взволновало не только его. Марта тоже была категорически против этой затеи.
   – Ради нашей любви, ради всего святого, откажись! – умоляла она принца, когда они выкроили несколько минут, чтобы побыть наедине, – Ты не должен за ним идти!
   – Я не могу этого сделать, – ответил принц, – я поклялся честью, и не могу отступить от своей клятвы.
   – Но ты же можешь сказать, что Зеркала нет, что это только легенда. Сошлись на монаха. Только рада бога оставь это проклятое Зеркало в покое!
   – Как ты можешь просить меня сделать такое?!
   – Я чувствую, что с этим Зеркалом ты потеряешь все! Потеряешь меня, потеряешь себя, потеряешь нашу любовь. Ты не вернешься больше никогда! И ради чего? Ради какого-то Зеркала, которого, может, и нет вовсе. Мне не нужен этот подарок. Мне нужен ты!
   – Я делаю это ради чести и достоинства. Ты – самая прекрасная девушка на Земле, и я должен доказать, что достоин тебя.
   На следующий день принц был в келье монаха.
   – Расскажи, как мне найти Зеркало? – выпалил он буквально с порога.
   – Твоя горячность говорит о том, что я действительно не ошибся, и ты тот самый рыцарь, которому суждено отыскать эту святыню. Зеркало находится в башне замка. Стоит тот замок на краю утеса в городе, над которым солнце движется с запада на восток.
   – Но как я найду это место?
   – Путь подробно описан в Книге Снов. Сядь, я прочту тебе нужное место.
   Принц сел на грубо сколоченный табурет, а монах достал из тайника очень древнюю книгу. Открыв ее, он начал медленно читать нараспев на странном, совершенно незнакомом принцу (а принц был известен хорошим образованием) языке.
   По мере чтения слова начали превращаться в руны, которые, вспыхивая золотым пламенем, проникали прямо в мозг принца.
   – Теперь дорога навсегда запечатана в твоей голове, – сказал монах, давая понять, что разговор окончен.
   Одновременно с этим принц понял, что он теперь больше не в силах отказаться от поиска Зеркала, что они теперь навсегда связаны друг с другом.
   Менее чем через месяц принц отправился в путь с небольшой дружиной. Он взял только самых лучших воинов из самых преданных друзей.
   – Иногда судьба не дает нам выбора, – сказал, смирившись, отец, благословляя принца в дорогу.
   – Пусть эта вещь напоминает тебе обо мне, – Марта подарила на прощанье принцу медальон со своим портретом.
   Она хотела еще что-то сказать, но передумала.
   – Прощай, – прошептала она, глотая слезы, когда он достаточно далеко отошел, чтобы ее не слышать. Она знала, что ему не суждено будет вернуться.
   Поиски затянулись на долгие годы. Это был трудный, наполненный опасностями, лишениями и страданиями путь. Всю дорогу за дружиной принца следовала смерть, забирая положенную ей дань. Были чужие войны, в которых, тем не менее, приходилось принимать участие, было отчаяние, была боль утраты друзей, которые буквально на глазах погибали в тяжелых мучениях, и которым нельзя было помочь. Были подвиги, но были и предательство, унижения и позор. А некоторые события принц предпочел бы не вспоминать никогда.
   Поход полностью перековал принца. Он больше не был тем благородным юношей, кто ради чести и любви отправился в неизвестность. Теперь это был уставший, отчаявшийся и разочаровавшийся во всем человек. Он лишился руки и глаза, а из тех, кто отправился с ним в поход, в живых оставалось только трое. Еще несколько человек примкнули к ним по дороге.
   Потеряв все, что только можно было потерять, они принесли множество страданий и другим людям; очень часто тем, кто не сделал им ничего плохого. Всюду, где появлялся отряд принца, были кровь и разрушения. Сначала это происходило как бы против его воли, но позже принц понял, что таким образом мстит всем и вся за потерянную в бесконечных поисках душу. Принц потерял дом, потерял любовь, потерял себя, потерял все, ради какого-то Зеркала, которое он теперь проклинал каждое утро. Зеркало было единственной оставшейся у него вещью, заставляющей его жить. Принц поклялся его найти, чего бы это ему ни стоило.
   И вот однажды, больше похожие на группу оборванцев, чем на боевой отряд, принц вместе с дюжиной чудом оставшихся в живых бойцов вышел к городу, над которым солнце движется с запада на восток, к городу, где хранилось заветное Зеркало.
   Город поразил его своим величием. По сравнению с ним столица отца выглядела как бедная деревня. Город стоял на горе, подножие которой с трех сторон было окружено высокими крепостными стенами. С четвертой стороны была отвесная скала, сразу за ней начиналось бескрайнее море. На самой вершине скалы была башня, где в ларце из редкого дерева хранилось Зеркало. Оно ждало принца, и в этом его ожидании принц увидел дьявольскую усмешку.
   Вдруг городские ворота отворились, и навстречу принцу вышел весь гарнизон города. Огромная армия построилась перед городской стеной. Пехота в легких, но, тем не менее, прочных доспехах, лучники, кавалерия, боевые слоны…
   Эта армия была непобедима, но отступить принц уже не мог. Для него приближающаяся смерть была избавлением.
   – За мной, друзья, – закричал он остаткам своей дружины, всем тем, кто, как и он предпочитал смерть позору.
   Во главе своего отряда принц помчался на врага, но, о чудо! Вместо того чтобы вступить в бой армия приветствовала принца! Войска расступились перед ним, позволив беспрепятственно войти в город.
   Принц не замечал ни прекрасных дворцов, ни удивительных храмов, ни красивейших садов, полных экзотических животных, с которыми совершенно безбоязненно, даже с хищниками, играли дети. Он не видел ничего, кроме дороги к башне, где лежало проклятое Зеркало.
   Конь не выдержал и упал перед входом в башню. Принц даже не стал его добивать. Он мчался вперед, к Зеркалу, уничтожившему его жизнь.
   Наконец, последние ступени были преодолены, и принц увидел его. Оно лежало в потемневшем от времени деревянном ларце на высеченном из глыбы прозрачного камня алтаре.
   Единственная рука принца тряслась так, что он не смог даже открыть замки, на которые был закрыт ларец. Устав от безрезультатных попыток, принц разрубил его мечом.
   Зеркало разочаровало принца. Это была небольшая прямоугольная пластина из серого, местами почерневшего от времени металла размером 10 на 15 сантиметров. Ни оправы, ни украшений на нем не было.
   Посмотрев в Зеркало, он не увидел там ничего. Даже тень не отразилась в его поверхности.
   – Будь ты проклято! – закричал принц, – а вместе с тобой будь проклят и я!
   Он схватил Зеркало и бросился вместе с ним со скалы в море. Но ему не суждено было погибнуть. Перед ним расступилось само время, и он услышал голос Пророка.
   – Ты потерял себя, потерял свою душу, потерял лицо, потерял все, вместо того, чтобы найти. И теперь ты будешь идти от жизни к жизни, в вечном поиске Зеркала и собственного лица. Лишь тогда, когда ты вновь обретешь лицо, и оно в мельчайших подробностях отразится в Зеркале, ты обретешь то, что обрел бы уже сейчас, если бы сумел сохранить хоть маленькую частицу себя. Да будет так!
   Время сомкнулось над головой принца.

   – Так вот, что вы от меня скрывали! – сказал Леониду Алексей, ошалевший от известия о том, что он принц Грей собственной персоной.
   – Для меня это не меньший сюрприз, ответил Леонид. Он же сэр Монтгомери, наставник, советник и правая рука принца.
   – Только не говори, что вы затащили меня в ваш мир исключительно от нехер делать, а тут такое совпадение.
   – Это не совпадение, но мы не догадывались, что творили. Извини, принц, мы на той же доске, что и ты, и подчиняемся тем же правилам и той же двигающей нас руке. Как и все эти люди, которые пришли сюда, не зная, что и зачем делают, мы были орудиями чужой воли. Кстати, принц, люди ждут.
   И действительно, все присутствующие смотрели на Алексея.
   – Чего? – не понял Алексей.
   – Ты наш командир, нравится тебе это или нет, так что…
   – Я понял, – ответил Алексей, затем обратился к дружине: – Друзья мои! Вот мы и выяснили, что нас всех роднит. Честно говоря, у меня от всего этого голова идет кругом, и я здесь такой не один.
   – Это точно, – ответил бывший лучник, а ныне модный дамский парикмахер.
   – Я, как и вы, не знаю, кто и зачем нас здесь собрал, – продолжил Алексей, – да мне и нет особого дела до чьих-либо на нас планов. Лично я вижу в сложившейся ситуации шанс исправить то, что мы натворили, и что заставляет нас вновь и вновь из жизни в жизнь гоняться за Зеркалом, черт бы его побрал.
   – Так Зеркало у тебя? – спросил один из гостей.
   – Друзья, дайте договорить, а потом задавайте вопросы. Иначе я собьюсь с мысли, – попросил Алексей, затем продолжил. – Как человек, втянувший вас в это дело, я беру ответственность за происходящее на себя, а вместе с ней и руководство нашим реваншем. Поверьте, в этой жизни я весьма далекий от замашек лидера человек, так что если кто-то из вас желает возглавить нашу операцию, милости прошу.
   Добровольцев на должность командира не нашлось, и Алексей продолжил:
   – Прежде, чем перейти к делу, я хочу поблагодарить всех вас за то, что вы показали себя отличными товарищами и надежными соратниками. Поэтому, несмотря на то, что мне неловко оттого, что я втянул вас в эту историю, я чертовски рад тому, что все эти века рядом со мной были вы. По крайней мере, кто-то из вас. Также я хочу поблагодарить своего наставника, который под прикрытием разных личин оберегал меня все это время, и мою возлюбленную, которая научила меня любить и позволила понять, что означает быть любимым.
   А теперь, чтобы моя речь не стала окончательной пародией на спич по случаю получения премии или награды, перейду к делу. И начну с организационного вопроса: Лично мне намного ближе быть Алексеем, чем принцем Греем, поэтому прошу меня Алексеем и считать. Далее: Зеркала у меня нет, но я, кажется, знаю, у кого оно хранится. Поэтому его я беру на себя. Со мной за ним поедут Леонид и Анжела. Задача всех остальных – найти дорогу к пункту назначения. Работы нам предстоит много, поэтому предлагаю сегодня продолжить праздник по случаю нашей встречи, а завтра с утра приступить к делу.
   Вопросы, возражения есть?
   Вопросов и возражений не было.
   – Ну и каково тебе в роли принца? – спросила Конь, когда Алексей закончил речь. Вспомнив, она вернулась ко всем в гостиную.
   – Я чувствую себя скорее Тайлером Дерденом, планирующим проект «Разгром».
   – А ты, милая Марта?
   – Этакой внезапно дождавшейся дурой.
   – Почему?
   – Обычно романтические дуры ждут своих принцев, пока не соглашаются довольствоваться чем-то попроще, а я не ждала, и вот он, передо мной. Прям нонсенс какой-то.
   – Ты еще можешь шутить. А у меня от всего этого голова разболелась.
   – Пошли тогда, может, в постельку?
   – Пошли.
   Алексей действительно чувствовал себя вымотанным, поэтому, едва добравшись до кровати, он уснул. Ему снова приснилась Таня. На этот раз она пыталась вскрыть сейф, в котором лежал мяч.
   – Ты никогда не думал, во что превращается, взрослея, личинка замка? – спросила она. Затем рассмеялась и продекламировала:

     Карманы, полные буддизма,
     Вселяют мало оптимизма.

   Завтрак готовил один из гостей, так как Леонид категорически отказался от участия в его приготовлении под предлогом отсутствия опыта готовки для такого числа людей. Это отразилось на меню и качестве еды: на столе была вермишель с тушенкой, чай, как в столовой и разогретые в микроволновке булочки. Еда была вполне съедобной, но Алексея, разбалованного кулинарными шедеврами Леонида, завтрак разочаровал. Разумеется, разочарование он оставил при себе.
   После еды все занялись делом. Дежурные приступили к уборке, остальные дружинники, разбившись на группы по 2 – 3 человека, отправились на разведку, а Леонид с Конем и Алексеем поехали в «Логово дракона». От вчерашней растерянности не осталось и следа. Несмотря на отсутствие понимания картины в целом, у каждого была своя конкретная задача, вернувшая людям ощущение твердой почвы под ногами.
   Они приехали в «Логово» меньше, чем за час. Пока проезжали по территории, дежурный администратор успел сообщить о гостях Валентину, и тот решил лично встретить их у входа в «усадьбу».
   – Не думал, что вы прибудете в столь ранний час, – сказал он, достаточно радушно улыбаясь для того, чтобы гости не решили, что они не вовремя.
   – Мы приехали меньше, чем за час, – сообщила Конь.
   – Похоже, время сжимается, – посерьезнев, решил Валентин.
   – А это хорошо или плохо? – спросил Алексей, которого услышанное заставило разволноваться.
   – Наступает знаковый или поворотный момент, от которого зависит судьба очень многих людей, включая нас с вами. А хорошо это или плохо… Это понятия относительные.
   Алексей хотел уже, было, вступить с Валентином в спор, но тот сменил тему:
   – Предлагаю перебраться в кафе, пока горничные приготовят ваши комнаты, – предложил он.
   – Не стоит беспокоиться. Мы не надолго, – сообщил Алексей. – К тому же, есть еще шкурный вопрос.
   – Я весь внимание, – улыбнулся Валентин.
   – Я больше не являюсь курьером, а денег у меня нет. По крайней мере, таких, чтобы заплатить за ваше гостеприимство.
   – Ну что вы, принц! Какие деньги? Неужели вы все еще не поняли, что ваша служба на почте ямщиком была лишь предлогом для того, чтобы понять, действительно ли вы тот самый принц. Ваши комнаты всегда в вашем распоряжении. Приезжайте, когда пожелаете, вы всегда желанные гости.
   – Вы уже и про принца знаете? – удивился Алексей.
   – Так я же хранитель тайн. А для соответствия этой почетной должности нужно быть в курсе всего интересного.
   – По поводу денег… Не обижайтесь, но я предпочитаю эти вещи проговаривать, чтобы потом не было недопонимания, – пояснил Алексей.
   – Хорошая привычка. Но раз вы приехали не надолго, перейдем к делу. Чем могу помочь?
   – Я полагаю, что у вас есть некий артефакт, который в какой-то степени принадлежит мне, – сообщил Алексей.
   – Вы могли бы изъясняться конкретней, – ответил Валентин.
   – Я говорю о Зеркале Пророка. Вы разве не догадались?
   – Когда речь заходит о серьезных вещах, я предпочитаю не догадываться. Вы правы, Зеркало у меня.
   – Вы отдадите мне его?
   – Разумеется, но позвольте перед этим полюбопытствовать, что вы собираетесь с ним делать?
   – Я хочу вернуть его туда, откуда взял.
   – Зачем?
   – Я устал от всех этих передряг, и хочу прожить остаток дней тихой, спокойной жизнью. К тому же, по моей вине многие люди стали заложниками Зеркала, и я надеюсь, что возвращение его на место сделает их свободными.
   – Вы в этом уверены?
   – Нет, но я надеюсь, что Зеркало подскажет мне правильный путь или позволит его вспомнить.
   – То есть вы готовы изменить свое решение?
   – Разумеется, я буду корректировать его согласно обстоятельствам.
   – Отлично, принц. Пойдемте в мой кабинет. Прошу всех за мной.
   Кабинет находился на втором этаже того деревянного дома, в котором раньше останавливались Алексей с Конем. Располагался он в самом конце коридора за неприметной дверью. Это была относительно небольшая, скромно отделанная комната. На полу был линолеум. На стенах и потолке – бюджетная рогожка. Мебель за исключением кресла за письменным столом была икеевской: несколько полок со всякой всячиной на стенах, письменный стол, и пара стульев для гостей. На столе лежал ноутбук. Зато хозяйское кресло бросалось в глаза, так как выглядело дороже всего кабинета.
   – Я провожу в нем слишком много времени, чтобы довольствоваться чем попало, – пояснил Валентин, угадав, о чем подумали гости. – Что же до роскоши ради роскоши, мне она не нужна. А вот и ваше Зеркало, – сказал он, доставая с полки покрытый пылью заметно потрепанный деревянный ларец. – Пожалуйста, принц, не открывайте его, пока мы не закроем за собой дверь, – попросил он, поставив ларец на стол. – Зеркало крайне пагубно влияет на всех, кроме вас. Пойдемте, господа.
   – Вы что, вот так на видном месте его хранили? – ужаснулся Леонид.
   – Вы здесь только потому, что я вас пригласил. Сами бы вы даже не догадались о существовании этой комнаты, так как она защищена более сильными, чем любая броня и самые крепкие замки вещами. А если кто бы и смог сюда пробраться, то его бы не остановил никакой замок, – ответил Валентин. – Пойдемте. Не будем задерживать принца.
   Оставшись один, Алексей попытался открыть ларец, но едва он прикоснулся к крышке, рука рефлекторно отдернулась, как будто ларец был раскаленным. На какое-то мгновение Алексей растерялся, затем из глубины сознания к нему пришла уверенность в том, что Зеркало лучше не трогать. На одной из полок лежала пачка бумажных салфеток. Решив, что Валентин за это на него не обидится, Алексей взял несколько и осторожно вытер ларец от пыли. Выбросив использованные салфетки в корзину для бумажного мусора, он взял ларец и вышел из комнаты.
   – Ну что? – спросила Конь.
   – Я не стал его открывать.
   – Почему?
   – Потому что этого лучше не делать. Не спрашивай, почему.
   – Думаешь, это ловушка? – спросил Леонид.
   – Не знаю. Но теперь я уверен, что его лучше вернуть, не заглядывая в ларец.
   – Похоже, с этим испытанием вы справились, – решил Валентин.
   – И что теперь? – спросил Алексей.
   – Не знаю.
   – Но разве после испытания не должно что-то открыться?
   – В сказках должно, а в жизни… – Валентин развел руками.
   – Тогда к чему было меня испытывать?
   – Вы так спрашиваете, как будто это я вас испытываю.
   – А разве нет? – удивился Леонид.
   – Я лишь хранил зеркало, не вникая особо в его секреты.
   – Тогда почему вы решили, что я справился с испытанием? – спросил Алексей.
   – Потому что не произошло ничего непоправимого.
   – Интересный критерий, – заметил Леонид.
   – Вы знаете другой?
   – Ну да, только смерть шахматиста может считать его окончательным поражением в игре.
   – А чего мы тут все стоим? – опомнилась Конь.
   – Вы правы, – ответил Валентин. – Предлагаю перебраться в ресторан. Лично я проголодался.
   Возражать никто не стал, но долго там рассиживаться не пришлось. Едва они сделали заказ, зазвонил телефон Леонида.
   – Ребята нашли дорогу. Надо поторапливаться, чтобы успеть. Мост между мирами появляется только в ночь полнолуния, а сегодня луна будет полной в последний раз в этом цикле, – сообщил он друзьям, выслушав рапорт разведчиков.
   – Тогда поедим в другой раз, – сказал Алексей и решительно встал из-за стола.
   Когда они вернулись в дом, дружина была готова выдвигаться. Транспортом служили обычные внедорожники, которыми было заставлено все пространство у дома.
   – Прямо, свадебный кортеж, – пошутил Алексей.
   – В какой-то степени так и есть, мой принц, – ответил Леонид.
   Времени было в обрез, поэтому колонна тронулась в путь, едва дружинники заправили машину Леонида из канистр. Ехали частично по дорогам, а частично напрямую через степь. Несмотря на приличную скорость движения, к Оврагу Дьявола, так назывался пункт назначения, – они прибыли почти перед закатом.

   Оврагом Дьявола оказалась вполне приличная балка, которая благодаря суевериям местных жителей, (рядом с оврагом находилась пара деревень), не была завалена мусором. Оврагов в Овраге было пять или шесть. По их заболоченному дну бежало нечто среднее между маленькой речкой и большим ручьем. Густо поросшие кустами и деревьями склоны оврагов стали пристанищем для множества птиц и мелкого зверья. Их никто не трогал опять же из суеверного страха.
   Дружина прибыла на место в разгар концерта, который давал сводный оркестр лягушек и птиц.
   – Впервые вижу, чтобы глупость человеческая обернулась благом, – заметил Леонид, увидев это великолепие.
   Машины пришлось бросить у границы леса, и дальше идти пешком, взяв все необходимое. Гостей с радостным гулом тут же встретили полчища алчущих крови комаров. Остальным обитателям Оврага до них дела не было. Места были нехожеными, поэтому дружине пришлось пробираться через кусты к подходящей для лагеря поляне. Благо, до нее было метров 500.
   Прибыв на место, дружинники разбились на 3 группы. Одна занялась установкой палаток, другая – костром, а третья – охраной лагеря. Несмотря на то, что опасаться вроде бы было нечего, безопасностью группы было решено не пренебрегать. К тому же, у них при себе было Зеркало, а прошлый опыт показывал, что всегда есть желающие заполучить его любым путем.
   – Постарайтесь тут не сильно все испортить, – попросил Алексей перед началом работы.
   Справившись с делами, они решили поужинать захваченными с собой бутербродами и чаем. Постепенно ужин превратился в обычные для турпоходов посиделки у костра с хоровым пением под гитару.
   Пикник прервало появление взволнованного часового.
   – Там… это… – только и смог он сказать.
   – Где? – спросил Алексей.
   – Там, – он указал рукой.
   – Идем, – распорядился Алексей, и дружина двинулась в указанном направлении.
   Продравшись сквозь заросли, они увидели картину, от которой у них захватило дух.
   На месте одного из оврагов зияла бездонная пропасть шириной в несколько сот метров. Из нее поднимался густой туман, сквозь который виднелся город с той стороны пропасти. За те века, что прошли со времени прошлого визита принца, он изменился до неузнаваемости. Теперь это был современный мегаполис с небоскребами из стекла и бетона, которые, казалось, упирались крышами в небо.
   Между краями пропасти был пешеходный мост – настоящее произведение искусства. Он был легким, воздушным и, казалось, свободно парящим над бездной. Иллюзорность мосту добавлял белесо-прозрачный, похожий на туман материал, из которого он был сделан.
   – Почти полночь. Как в кино! – отреагировал Леонид, посмотрев на часы. Остальные застыли в немом восторге.
   – Не слишком ли он хрупкий для нас? – спросил, опомнившись, кто-то из гвардейцев, и сразу после этого перед внутренним взором Алексея появилась Таня. Она сидела в корзине взмывающего в небо воздушного шара и махала ему рукой.
   – Ты прав, – сказал охрипшим голосом Алексей. – Нам не стоит всем вместе туда идти. В прошлый раз я вошел в город один, в этот раз должно быть также.
   – А что делать нам? – спросила Конь.
   – Ждать здесь.
   – Это может быть опасно.
   – И чье-либо присутствие опасность только усилит.
   – Не мешай ему. Пусть идет, – вмешался в их разговор Леонид.
   Подойдя к мосту, Алексей понял, что в этот раз по нему не пройти.
   – Что ты хочешь? – спросил он, садясь на землю.
   Алексей решил оставаться там, пока не получит ответ, и уже через пару минут пожалел о своем решении, так как на него налетела целая туча комаров. Рассудок предлагал наплевать на все и вернуться в лагерь к костру, где кровососущих тварей было намного меньше, но проснувшееся упрямство заставляло оставаться на месте. Пытка насекомыми продолжалась минут тридцать, затем Алексей услышал голос Тани:
   – Тебя не пускает дух тяжести, – сказала она, и Алексей понял, что надо делать.
   Пока он сидел, ноги серьезно затекли, поэтому, вставая, Алексей вспомнил почти весь свой запас матерных слов. Вскоре кровообращение в ногах восстановилась, мурашки ушли, и он смог вернуться в лагерь.
   – Что случилось? – спросил Леонид.
   – Пока еще рано идти через мост, – признался Алексей.
   – Что будем делать?
   – До утра отдыхать, а там разберемся.
   – Не миновала меня чаша сия, – отреагировал Леонид на слова Алексея.
   – Ты о чем? – спросила Конь.
   – Всегда старался избегать ночевок в палатках, а тут на тебе.
   – Ничего. Это не надолго, – сказал Алексей.
   – Ты уверен?
   – А что это дает?
   Тем временем остальные вернулись к чаю и песням у костра. Народ бы с удовольствием выпил и чего-нибудь покрепче, но расслабляться с зеркалом на руках было смертельно опасно. Поэтому отдыхать и дальше решили в «пионерском» формате.
   Земля была теплой, и Алексей лег на спину. Он был счастлив так лежать, смотреть на звезды и ни о чем не думать. Казалось, даже комары решили ему не мешать. Чрез какую-то вечность Конь легла рядом с ним.
   – О чем ты думаешь? – спросила она.
   – Ты ж в курсе, что звездное небо – это картина, нарисованная не только пространством, но и временем, так как, чем дальше от нас звезда, тем более далекое ее прошлое мы сейчас наблюдаем.
   – Конечно, – ответила она. – Ты уже это говорил, и не раз.
   – Так вот, мне тут подумалось, что с Землей дела обстоят тем же образом. Так, например, в каком-нибудь «Церне» обосновалось будущее. В Европе и Штатах – настоящее. Россию захватило махровое средневековье. Где-то в Африке и Центральной Америке можно нарваться на каменный век, а в глубинах океана и глубоко под землей затаилась настоящая древность.
   – Да тебя прям на поэзию пробило.
   – Это потому, что мне вдруг стало легко-легко.
   – Это хорошо. Значит, ты все правильно делаешь.
   В ответ Алексей нежно поцеловал ее в губы.

   После завтрака Алексей построил дружину.
   – Друзья мои, – обратился он к товарищам по оружию. – Чтобы пройти по мосту, я должен идти налегке: с легкой душой и легким телом. Это значит, что нам пришло время расстаться. Спасибо вам за все. Мне грустно с вами прощаться, но иначе я не смогу вернуть Зеркало на место. Вчера у моста я понял, что Зеркало не только отнимает, но и дает. В частности оно дало мне власть отпустить вас раз и навсегда из созданного им круговорота жизни и смерти. Этим я сейчас и займусь.
   После этих слов Алексей достал ларец и, неся его перед собой, подошел к первому в строю дружиннику.
   – Максим, – обратился он к нему, – я рад, что ты был со мной рядом. Ты много раз выручал меня, и я тебе благодарен. Но теперь пришло время тебя отпустить. Властью данной зеркалом я объявляю тебя свободным. В знак принятия свободы положи руку на ларец.
   После того, как Максим убрал руку, они крепко обнялись, после чего Алексей подошел к следующему дружиннику.
   – А вам придется еще какое-то время потерпеть мое общество, если, конечно, вы не возражаете, – сказал Алексей Леониду и Коню, отпустив остальных дружинников.
   – Я только начал входить во вкус, – ответил Леонид.
   Конь промолчала, так как с ней и так все было ясно.
   – Что дальше? – спросила она, когда теперь уже бывшие дружинники разъехались, кто куда.
   – Отправляемся к Валентину. Интересно, он удивится нашему появлению? – ответил Алексей.

   – Ваши комнаты готовы, – сказал дежурный администратор, когда они прибыли в «Логово». – Хозяин будет ждать в открытом ресторане через час, но ели вам нужно больше времени, чтобы разобрать вещи и привести себя в порядок…
   – Через час будет нормально, – перебила его Конь.
   – Сейчас бы поспать, – мечтательно сказал Алексей, которого разморило после душа.
   – Сейчас поедим, поговорим с Валентином и завалимся, – ответила Конь.
   Они заканчивали одеваться к обеду.
   – А ели опять придется куда-то мчаться?
   – Не думаю. Ты сделал шаг, последствиям которого нужно время, чтобы нас настигнуть.
   – Никак не могу привыкнуть, что время здесь является основной базой.
   – Какой базой? – не поняла Конь.
   – В технологии база – это та печка, от которой пляшут при изготовлении тех или иных деталей. От нее ведут измерения.
   В дверь постучали.
   – Входите, – крикнул Алексей.
   Вошел Леонид.
   – К вам можно? – спросил он.
   – Можно, но не нужно, – ответила Конь. – Пора идти в ресторан.
   Валентин был уже там.
   – Я позволил себе наглость заказать еду, – сообщил он. – Надеюсь, вы не сильно рассердились за это.
   – Это вполне приемлемая наглость, – ответил Алексей.
   – Я бы даже сказала, милая, – добавила Конь.
   – Как ваши дела, принц, – спросил Валентин, когда они сели за стол.
   – Думаю, вы и так уже все знаете.
   – Все, да не все. Мне ведомы только факты. Намного важнее, ваше виденье их. Поэтому, принц, буду признателен, ели вы поделитесь своей версией произошедшего у моста, причем со всеми подробностями.
   – Подойдя к мосту, я вдруг понял, что смогу по нему пройти, только избавившись от духа тяжести. А потом у меня было видение: Я увидел нисхождение Иштар в Чертоги вечности. У первых врат ей пришлось снять сандалии; у вторых – ножные браслеты; у третьих врат она сняла одежду; у четвертых – золотые чаши с груди; у пятых – ожерелье; у шестых – серьги; а у последних, седьмых она сняла тысячелепестковую корону. Перед тем, как войти в Чертоги вечности, она повернулась ко мне и сказала: «Каждый из нас лишь в какой-то степени каждый из нас». Говоря это, она сняла лицо, как маску, и я узнал в ней Таню из стихотворения «Наша Таня громко плачет». Благодаря этому видению я понял, что принц Грей – это одеяние сознания, которое не позволит мне пройти через врата. Поэтому я отпустил его там, у моста.
   – Кого? – не понял Леонид.
   – Принца, – ответил Алексей. – А если точнее, то его маску или роль.
   – И кто вы теперь? – спросил Валентин.
   – Фактически, герой песни «Поколение дворников», который «ушел от закона, но так не дошел до любви». Поэтому мне нужна ваша помощь.
   – В чем? – спросил Валентин.
   – В обретении понимания.
   – Это слишком пространный вопрос.
   – Последние события напоминают мне чтение книги в обратной последовательности. Принц Грей в ней – персонаж, обитающий где-то в средине повествования. Не зная, что было в первой половине книги, я не могу понять ставшую доступной мне вторую ее часть. Примерно так.
   – Что, в таком случае, должно быть написано в первых главах?
   – История Зеркала и Пророка.
   – Вы понимаете, что претендуете на знание событий многотысячелетней давности?
   – Поэтому я и пришел за помощью к дракону, а не к какому-нибудь районному библиотекарю.
   – Хорошо, дорогой мой друг… Вы позволите так вас называть, раз вы уже не принц, но еще не знаете, кто?
   – Разумеется.
   – Хорошо, мой друг. Я узнаю, чем смогу помочь, но мне понадобится несколько дней, в течение которых я хочу видеть вас своими гостями.
   – С удовольствием принимаю ваше приглашение.
   – Отлично. А вот и еда.

   Следующие 2 недели были лучшими в жизни Алексея. Выкинув «Зеркало» вместе с историей принца из головы (на удивление это получилось легко), он полностью отдался проснувшейся многовековой любви. Все остальное потеряло какое-либо значение, а другие люди, попросту исчезли из его восприятия. В перерывах между занятиями любовью Алексей с Конем гуляли по саду, купались в пруду или сдавались на милость сна. Выходить к людям их заставлял только голод.
   Изредка в ресторане они встречали Леонида, которому тоже было не до них.
   – Я давно мечтал написать что-то настолько пронзительное, чтобы у читателя полопались барабанные перепонки души, – признался он друзьям. – И вот теперь, кажется, меня оседлала нужная муза.
   Он целыми днями торчал с ноутбуком в милой беседке у пруда. Валентина они не видели даже мельком.
   Под конец этого отпуска Алексею приснился знаковый сон. Он шел по милой, почти безлюдной улице. Была поздняя весна или ранее лето, время, когда еще нет изнывающей жары, а зелень выглядит свежей. Улица была стариной, с красивыми небольшими домами. Дорога и тротуар были вымощены камнем. Алексей шел не спеша, рассматривая по дороге дома и витрины небольших магазинчиков, которые там были на каждом шагу. В витрине одного из них Алексей увидел свободно парящее небесно-голубое облако сантиметров 30 в диаметре, внутри которого светилось солнце размером с апельсин. Очарованный увиденным, Алексей вошел внутрь. За входной дверью была совершенно пустая комната примерно 3 на 3 метра. В ней не было даже пыли на полу.
   – Чем могу помочь? – спросил вынырнувший из соседней комнаты мужчина.
   – Какая прелесть. Что это? – спросил Алексей, имея в виду нечто в витрине.
   – Цветущее сознание.
   – Вы продаете сознания?
   – Но только до того, как они расцветут. После этого сознание обретает свободу, и никому не может принадлежать. Хотите взглянуть?
   – Конечно.
   – Тогда прошу за мной.
   Питомник сознаний был раза в 2 больше предыдущей комнаты. На первый взгляд он напоминал библиотеку, так как был заставлен стеллажами, на которых стояли похожие на стеклянные шары сантиметров по 25 в диаметре. Они на четверть были заполнены неприглядного вида серо-коричневой шевелящейся массой. Причем в одних шарах эта масса бурлила, в других чуть заметно шевелилась, а в некоторых была неподвижной. Неподвижную массу покрывал слой, напоминающий поросший плесенью гной. При виде их Алексею захотелось помыть руки.
   – Неприглядное зрелище? – спросил хозяин этой странной лавки.
   – Не то слово, – согласился с ним Алексей.
   – А еще они очень капризны, и если что не так, начинают болеть, чахнуть и даже умирать. Зато когда расцветают…
   – И часто они цветут? – спросил Алексей.
   – Крайне редко, да и то одно из тысячи.
   – А остальные?
   – Бесполезная трата времени. Они не годятся даже на удобрения.
   – Да… Не легкий у вас труд.
   – Зато, расцветая, оно остается таким навсегда, причем каждое неповторимо в своем цветении, так что я не жалуюсь.
   На следующий день за стол к Алексею с Конем за завтраком подсел Валентин.
   – Как отдыхается? – спросил он.
   – Лучше не бывает, – ответил Алексей.
   – Мы здесь, как Адам и Ева в Эдемском саду, – поддержала его Конь.
   – Это сравнение превращает меня в змея.
   – А ведь яблоко познания добра и зла – это плод, отравленный моралью! – осенило Алексея. – Вкусив от него, то есть, позволив морали отравить свое сознание, люди, тем самым, лишили себя права находиться в Эдеме. И теперь, чтобы вернуться в Эдемский сад, их потомкам нужно выблевывать остатки этого плода до полного очищения от морали, так как только в наготе души своей они смогут вернуться обратно. Вот уж поистине «разбейте старые скрижали».
   – Еще есть версия, что их изгнала из Эдема банальная скука. Устали они от тупого благоденствия в Эдемских яслях. Повзрослели, захотели двигаться дальше. Тогда-то и пригодился им змей с открывающим врата в Мир плодом огня. Большинство подобных историй, как и мистических символов, по своей сути является лишь сосудами, которые каждый из нас наполняет из берущего начало в глубинах его психики источника. И, кстати, я действительно пришел, чтобы изгнать вас из своего Эдема, так как вас уже ждет Великий Магистр Ордена Наследия Пророка в Монастыре Ордена.
   Алексей поморщился.
   – Что-то не так? – спросил Валентин.
   – Ну что вы… Просто я не люблю монастыри и монахов.
   – Этот монастырь вам понравится.
   Сказав это, Валентин удалился.
   Леонида они застали в любимой беседке.
   – Валентин нашел тех, кто сможет помочь разобраться с Зеркалом, – сообщил Алексей. – Надо ехать.
   – Я сильно там нужен? – спросил Леонид. Ему было не до проделок Пророка.
   – Думаю, мы справимся, – решила Конь.
   – Тогда я останусь. Не хочу отвлекаться, пока меня прет.

   Меньше всего Монастырь Ордена был похож на монастырь. Небольшой городок с широкими улицами, милыми одноэтажными коттеджами, несколькими барами и кафе. Были там больница, школа и детский сад. В центре стояло офисное здание, вокруг которого разместилось несколько лабораторий. Причем все это располагалось среди деревьев, фонтанов и клумб.
   Несмотря на то, что офисное здание было стеклобетонной пятиэтажной свечкой, выглядело оно вполне мило. В просторном холле не было никого за исключением мужчины лет 30 на ресепшене.
   – Вы принц Грей? – спросил он, едва Алексей с Конем к нему подошли.
   – Он самый, – ответила Конь.
   – Магистр вас ждет. Поднимайтесь на верхний этаж. Там прямо по коридору.
   Коридор пятого этажа выглядел по-спартански: Линолеум на полу, на стенах и потолке панели. Несколько одинаковых довольно-таки дешевых дверей по обе стороны коридора и такая же дверь в конце. За ней была скромная приемная. За обычным столом, уткнувшись в монитор компьютера, сидела секретарша, симпатичная женщина лет 30, одетая в короткое платье и туфли на высоких каблуках.
   – Проходите, – сказала она гостям, – он ждет.
   Кабинет Магистра находился за такой же дешевой дверью. Бюджетные обои, недорогие светильники, ламинад, шкаф-купе на всю заднюю стену. Дешевый письменный стол. На столе ноутбук. За столом удобное кресло, а перед ним и сбоку несколько обычных стульев для гостей.
   Магистру было под 60. Высокий, худой, с умным, располагающим лицом. Волосы черные с заметной сединой. Одет он был в джинсы, кроссовки и футболку.
   – Мы от Дракона, – сообщил, входя, Алексей, не зная, как себя вести с Магистром. Аскетизм обстановки и неформальный вид хозяина кабинета сбивали Алексея с толку.
   – Я понял, проходите, присаживайтесь, – ответил тот. – Чай? Кофе?
   – Спасибо, не стоит беспокоиться, – отказалась Конь.
   – Как вам наш монастырь?
   – Непривычно, – признался Алексей. – Для меня монастыри всегда были заповедниками аскетизма, самоограничения и прочей духовности.
   – Такими монастыри были далеко не всегда. Во времена Пророка монастырями назывались поселения, в которых жили и трудились ученые, а также обучаемые ими студенты. Пророками называли непревзойденных мастеров своего дела. Когда та цивилизация исчезла с лица Земли, занявшие опустевшие города дикари сохранили некоторые известные им названия, но в корне извратили их смысл. В результате использовавшиеся наиболее мудрой частью населения слова были присвоены теми, для кого разум стал первейшим врагом.
   – У судьбы своеобразное чувство юмора, – заметил Алексей.
   – Во времена же средневековья в монастырях царили обжорство, пьянство и разврат, – закончил свою мысль Магистр.
   – Я всегда подозревал, что религии – это каго культы, – сказал Алексей.
   – Это определение больше подходит претендующим на знания истины эзотерическим орденам и различным гуру. Религии всегда были инструментами для превращения людей в паству с последующей ее стрижкой, – ответил ему Магистр.
   – Прекрасное определение, – оценил Алексей.
   – Ты забываешь, что люди бывают заняты, – сказала ему Конь.
   – Ничего страшного. В масштабах вечности все одинаково неважно. К тому же для нас вы – живые легенды, непосредственно пронесшие сквозь века волю Пророка.
   – После таких слов можно и возгордиться, – ответил Алексей, – но, пожалуй, мы действительно уже злоупотребляем вашим гостеприимством.
   – Чем, в таком случае, могу быть полезен?
   – Я хочу разобраться, в затее Пророка, участником которой мне не посчастливилось стать.
   – Вам не нравится ваша роль? – удивился Магистр.
   – Я бы предпочел простую человеческую жизнь.
   – Что ж… В любом случае, если вы действительно принц, у вас для меня должно быть нечто особенное.
   – Если вы о Зеркале, оно действительно у меня. Вот только, извините, но оно не для вас. Я должен вернуть его туда, откуда взял.
   – Разумеется, принц, но вы, надеюсь, позволите нам ознакомиться с этим единственным дожившим до наших дней полностью сохранившимся артефактом Пророка? Разумеется, мы гарантируем соблюдение всех необходимых условий для безопасности, как Зеркала, так и наших людей.
   – Не вижу причины вам отказывать, – решил Алексей. После этого он достал из сумки футляр с Зеркалом и поставил его на стол.
   – Благодарю вас, принц. Нам потребуется какое-то время, чтобы изготовить для вас пропуски в архив и прочие лаборатории. За это время вы сможете разместиться, поесть и отдохнуть с дороги.
   – Спасибо, – поблагодарила Конь.
   Магистр нажал на вмонтированную в стол кнопку, и в кабинет вошла секретарша.
   – Келья для гостей готова? – спросил он.
   – Да, – ответила та.
   – Займись нашими гостями.
   – Посидите, пожалуйста, пару минут, – попросила она, когда они перешли в приемную. – Я уже вызвала послушника, который вас проводит.
   Послушником оказался студент-первокурсник. Всю дорогу к мотелю, (для гостей монастыря был построен мотель), он воодушевленно рассказывал, как ему повезло стать кандидатом в члены Ордена. И только когда они прибыли на место, послушник заметил:
   – Условия у нас здесь скромные.
   – Надеюсь, не соломенный тюфяк на голом полу? – спросил Алексей.
   – Ну что вы, – поспешил он заверить, – такого у нас никогда не было.
   Кельей оказалась миниатюрная комната, в которой едва помещалась кровать, шифоньер и пара стульев. К ней примыкал санузел с унитазом, раковиной и душевой кабинкой. Кровать по случаю прибытия гостей была составлена из двух одноместных, в результате лишняя кровать заняла практически все свободное место. Зато было чисто, а подушки оказались просто отличными, чего нередко не бывает и в достаточно дорогих гостиницах.
   Не успели Алексей с Конем разобрать вещи, как пришел послушник с пропусками.
   – С кем мне лучше всего проконсультироваться по поводу Пророка? – спросил Алексей.
   – Обратитесь в архив. Он находится в административном здании. Там есть отдел по работе с паломниками. Лучше всего начать оттуда.
   Как оказалось, отдел для работы с паломниками находился не в административном здании, а в похожей на сказочную избушке, стоявшей метрах в двухстах от него. Несмотря на, казалось бы, публичность этого заведения, чтобы туда попасть, Алексею пришлось прикладывать пропуск к электронному замку на двери. Внутри в небольшом предбаннике за дешевым столом сидела женщина. Лет 40. Неброско одетая. Некрасивая. Неинтересная. Сбоку от ее стола в задней стене была дверь в читальный зал. Она была открыта, и Алексей мог видеть коридор с закрытыми кабинками по обе стороны.
   – Прям платный сортир, – подумал он.
   – Чем могу? – спросила библиотекарша, когда Алексей сел на расшатанный стул для посетителей.
   – Видите ли, я принц Грей, если вам это о чем-то говорит.
   – Так чем я могу вам помочь, ваше высочество? – спросила она, как показалось Алексею, с легкой иронией.
   – Я бы хотел побольше узнать о Пророке.
   – Для этого существует наш монастырь, – ответила она, – Здесь все хотят больше узнать о Пророке. Что конкретно вы хотите узнать?
   – Не знаю, как объяснить… Дело в том, что я не хочу быть слепой игрушкой в игре с Зеркалом. Мне нужно понимание этой затеи и моего в ней места.
   На лице библиотекарши появился интерес.
   – Вспоминая прошлое, я не могу отделаться от мысли, что принц Грей является лишь промежуточным персонажем этой истории, и что он лишь перенял эстафету, как это делали все последующие его воплощения. – Алексей так и не смог привыкнуть, что все эти жизни прожил именно он, и ему было проще говорить о принце в третьем лице.
   – Вы в этом уверены?
   – Я слишком мало знаю и еще меньше понимаю, чтобы что-то утверждать наверняка.
   – Вы даже не представляете, насколько важную вещь вы только что сказали, – теперь уже действительно оживилась библиотекарь. – До вас еще никому не пришло в голову рассматривать эту историю с такой точки зрения. И кстати, эта идея прекрасно согласовывается с законом октав, который Пророк просто обязан был учесть, создавая столь грандиозный проект. Вы знакомы с этим законом?
   – Читал когда-то у Успенского, но толком не разобрался.
   – В основе закона октав лежит, говоря современным языком, вибрационная модель вселенной. Согласно этой модели, все состоит из вибраций, которые развиваются с периодическими ускорениями и замедлениями. Объясняется это тем, что сила первоначального импульса действует на вибрации не однородно, а то сильнее, то слабее. Развитие вибраций делится на периоды или октавы, каждая из которых делится на восемь неравных частей.
   – А разве их не семь?
   – Не семь, потому что октава – это не до-си, а до-до.
   – Понятно.
   – Между до-ре, ре-ми, фа-соль, соль-ля, ля-си есть полутон, а между ми-фа и си-до полутона нет. Промежутки между ми-фа и си-до называются интервалами. Эти интервалы соответствуют замедлению вибраций, в результате которого происходит отклонение от изначального направления импульса. И так в каждой октаве. В результате линия развития вибраций может, поменяться на противоположную, а может, совершив полный круг, вернуться в изначальную позицию. Такой ход событий можно наблюдать во всем. В частности, этим объясняется, почему, берясь за какое-нибудь дело, мы со временем начинаем делать нечто противоположное, не замечаем этого. Поэтому для выравнивания направления изначального импульса в интервалах необходим дополнительный толчок. Вполне вероятно, что такой толчок выпал на вашу долю, когда вы были принцем, в результате вы, будем надеяться, скорректировали направление изначального импульса.
   – То есть, все идет по плану, и мне не о чем беспокоиться?
   – Тут не все так просто. Пророк не признавал однозначных решений, предпочитая многовариабельные лабиринты прямому пути, так что кроме пункта «в» наверняка есть «с» и «d». Опять же, благодаря зеркалу, ваша судьба стала своего рода кузнечным молотом, который воплощение за воплощением выковывал вас. При этом Зеркало играло роль не только ОТК, но и распределителя, определяющего вашу следующую воплощение.
   Кстати, из всех творений Пророка только Зеркало сохранилось до наших дней, а это что-то да значит.
   – И что мне делать?
   – Не спешите. Побудьте здесь. Почитайте о пророке. Попытайтесь понять его. Ответ должен родиться в вас. Только слушайте себя, а не придумывайте его.
   – Что посоветуете прочесть?
   – Как долго вы изучаете наследие Пророка?
   – Скажу так, пару месяцев назад я даже не догадывался о его существовании.
   – Понятно. Постараюсь сделать для вас подобающую подборку. Проходите пока в 9 кабинку.
   – Весьма своеобразный дизайнерский ход.
   – У наших гостей разные уровни допуска. К тому же многие из них хотят сохранить инкогнито. Поэтому, кстати, пока кто-то находится здесь или в коридоре, входная дверь и дверь кабинок автоматически блокируются.
   – Не буду создавать лишние неудобства.
   – Компьютер включается отсюда. Так что заходите и ждите.
   В кабинке едва помещался узкий стол и на удивление удобное компьютерное кресло. На столе стоял монитор, и лежали клавиатура с мышкой. Монитор включился минут через 5 после того, как Алексей вошел в кабинку. На экране была открытая папка с несколькими текстовыми фалами, названием для которых служили номера.
   Алексей открыл первый файл.

   Как утверждали его биографы, Пророк был Леонардо той полной загадок эпохи, от которой нам достались в наследство лишь развалины «циклопических» построек и мифы об Атлантиде, Лимурии и Гиперборее. Прирожденный мастер сновидения, он черпал вдохновение в далеких невообразимых мирах, куда отправлялся, покидая тело. Будучи художником и ученым одновременно, он стал родоначальником объединяющего искусство и науку жанра, в котором и создавал прославившие его на тысячелетия шедевры. Возродившейся вариацией того жанра можно считать создание автоматонов с поправкой на то, что научно-техническая база во времена Пророка была значительно прогрессивней, чем даже сейчас.
   Жизнь Пророка резко переменилась после короткой встречи с «женщиной непреодолимой притягательности», как написал один из биографов. Она настолько захватила Пророка, что он не мог ни о чем больше думать. Не имея сил справиться с наваждением, он задался целью найти ее, чего бы это ему ни стоило. О своей незнакомке Пророк знал лишь то, что она обитает в одном из настолько далеких от нас миров, что люди с его обитателями практически никогда не пересекались. Задача казалась невыполнимой, но именно за такие задачи и брался Пророк. Тем более что в данном случае у него не было выбора.
   Наконец, после нескольких лет поиска он нашел монастырь в одном из отдаленных от нас миров, где предмету его наваждения поклонялись, как безымянной богине. Разумеется, монахи ничего о ней толком не знали, и поклонялись, скорее, рожденному их предшественниками образу, чем самой богине, но в монастырской библиотеке хранились тысячи посвященных ей книг, в которых, чем черт не шутит, могла находиться столь необходимая ему информация. Вот только входить в библиотеку могли лишь настоятель и архивариус монастыря. В результате Пророку пришлось стать монахом. Ему потребовалось еще около 10 лет, чтобы получить ключи от библиотеки.
   Как он и предполагал, большинство хранящихся там трудов были красиво оформленным мусором, среди которого он обнаружил довольно-таки свежую речь настоятеля, которую тот посвятил истории ереси. Большая часть речи была посвящена внутри монастырским склокам, и лишь в нескольких строках упоминался тайный культ богини, жрицы которого «возгордились настолько, что вместо должного поклонения богине стали добиваться ее любви, словно она – девка из плоти и крови». Кроме этого о культе говорилось лишь то, что к настоящему времени он перестал существовать.
   Больше в монастыре делать было нечего, и Пророк в тот же час покинул его. Разумеется, он не поверил в то, что тайный культ богини исчез, и принялся искать способ выйти на его членов. Его встреча с жрицей состоялась примерно через год после начала поисков. Она сама вошла в его сон.
   – Поздравляю, – сказала она, представившись, – ты избран. Но не спеши торжествовать. Избранными нас делает не кто-то, и даже не судьба, а несгибаемость, острота и точность направленности намерения. Так что ты сам себя избрал, разметав намерением не только разделяющие нас преграды, но и построив мост, по которому я смогла прийти. Выдержав полагающиеся испытания и получив посвящение, ты сможешь занять место среди нас.
   – Я искал вас, чтобы найти богиню, – признался Пророк.
   – Все мы ищем богиню. Это единственное, что я могу сказать сейчас. И еще, второго приглашения не будет.
   – Хорошо, – согласился Пророк. – Говори, что надо делать.
   Испытания с посвящением разочаровали Пророка. Они оказались больше ритуалом, чем преодолением трудностей или откровением. К тому же действие происходило в сновидении, в котором кроме Жрицы и Пророка не было никого, а декорациями служила пустынная местность на берегу моря у подножия скал.
   – И это все? – спросил Пророк, когда жрица торжественно сообщила, что теперь он один из них.
   – А чего ты еще хочешь? – удивилась она.
   – Ты что, забыла, что я ищу богиню?
   – Я думала, годы поиска отучили тебя от нетерпения.
   – Я уже слишком стар, чтобы позволять себе разбрасываться временем.
   – Хорошо. Я расскажу тебе о богине прямо сейчас.
   То, что ты за нее принял, было всего лишь экраном, на который проецировался ее образ. Поэтому твои поиски так долго оставались безрезультатными. На самом же деле богиня обитает повсюду и нигде. Даже здесь и сейчас она с нами. Большинство людей ее не замечает и до конца дней остается слепым. Некоторых хватает лишь на то, чтобы почувствовать любовь или вдохновение. И только немногие, чье сердце содержит потенциал, получают ее приглашение. В твоем случае им стало любовное наваждение, но каждый воспринимает его по-своему, согласно своей глубинной природе.
   К сожалению, большинство приглашенных так и не находит правильный путь, поэтому появились мы. Наша задача – быть проводниками, помогающими приглашенным сориентироваться на пути, вся сложность которого заключается в том, что искателю нужно понять, что он уже на месте, что богиня уже здесь, рядом, прямо сейчас. И ей не нужны рабы. Богиня ищет возлюбленных, способных испытать ее любовь и ответить на нее своею. При этом возлюбленный должен стать любовью, свободной от себя и от желания обладать. Только став нагим душою, ты сможешь вкусить ее любовь.
   Обычно для этого используется практика медитации и аскетизма, но твой путь – это путь художника. Творя, ты не только вкладываешь в творение часть себя, но и позволяешь творению быть изменяющим тебя инструментом. И раз так, ты должен сделать богине подарок, не только достойный ее, но и говорящий о твоем освобождении от желания обладать. Дар чистой любви. Именно он станет твоим истинным испытанием, а то, как он преобразит твое сердце, будет твоим посвящением. А теперь прощай. Я сказала все, что тебе нужно знать.
   После этих слов жрица исчезла, а Пророк еще на несколько лет погрузился в медитацию, надеясь отыскать в глубине души идею для подарка Богине.
   Решение этой задачи пришло к нему во сне. Он был в кузнице у кузнеца, который кует звезды. На этот раз кузнец заканчивал работу над мечом, острие которого было выковано из чистейшего света.
   – Мой заказ готов? – спросил Пророк.
   – Еще не время, мой друг, – ответил кузнец, – но не уходи. Ждать осталось немного. Проходи, садись, угощайся фруктами, хлебом, вином…
   В кузнице был стол, на котором стояли тарелки с угощением, кувшин с вином и несколько кружек. Поблагодарив кузнеца, Пророк сел за стол, но есть или пить не стал.
   – Работая со звездами, я привык делать все в свое время, – рассказывал кузнец, обрадовавшись возможности поговорить. Каждой звезде отмерено свое время. Поторопишься, и она сгорит раньше срока, зазеваешься – в ней потухнет искра, и звезда окажется мертворожденной. Твой заказ требует такого же отношения. Его надо не столько изготавливать, сколько выращивать, подобно тому, как садовник выращивает деревья.
   Прежде всего, необходима качественная руда, которой тоже надо дать созреть, а иначе она окажется недостаточно сбалансированной, и весь труд пойдет насмарку. После того, как руда созреет, она переплавляется в металл, освобождаясь при этом от вредных примесей и обогащаясь полезными компонентами. Поле этого металл выливают в форму и дают застыть. Затем его наделяется сутью, для чего он попеременно то нагревается и обрабатывается, то остужается, как медленно, так и быстро. В результате он наполняется еще и временем, которое тоже является важным компонентом. И лишь после того, как мастер умоет, окончив работу, руки, можно говорить, что меч понимания готов.
   Держи! – сказав это, кузнец пронзил сердце Пророка свежевыкованным мечом, и тот понял.
   – Я подарю богине Человека! – решил он. Настоящего человека, которого можно выковать из той заготовки, в качестве которой мы приходим в этот мир.
   Для каждого материала нужен свой инструмент. Таким инструментом, открывающим и заставляющим полностью проявить себя внутреннюю сущность человека, стало Зеркало. Оно само подобрало участников и запустило длящийся тысячелетиями процесс трансформации души. Пророк же вскоре после изготовления Зеркала бесследно исчез.

   Закончив чтение, Алексей с удовольствием потянулся, затем размял одеревеневшую шею. Он чувствовал себя опустошенным, поэтому отправился домой и лег спать, приняв наскоро душ.
   Утром он снова был в библиотеке.
   – Выглядите уставшим, – сказала библиотекарша, в ответ на его приветствие.
   – Давненько я не читал столько.
   – Так это только полуграмотным невеждам кажется, что легко читать специальную литературу. На самом деле это довольно-таки серьезный труд, так как при этом тратится огромное количество энергии. Не зря же мозг – самый главный ее потребитель. Чем сегодня могу помочь? – спросила библиотекарь.
   – Не знаю, как объяснить… но вчерашние истории были слишком сильно похожи на Библию.
   – Чем же это интересно? – удивилась она.
   – Как-то все картонно и не стыкуется. Я еще не понял, что и как, но само чувство…
   – Мы называем это камнями преткновения. Во времена Пророка считалось, что наше сознание видит не саму реальность, а ее отражение в уме, который представлялся им похожим на поверхность воды. И чем сильнее человек барахтается там своими мыслями, тем более искаженной волнами будет картина мира. Поэтому, чтобы в чем-то разобраться, люди старались идеально сгладить отражающую поверхность ума.
   Для этого, кстати, была придумана игра камней. Суть ее заключалась в том, чтобы расположить несколько камней на плоскости или в пространстве так, чтобы положение каждого из них было синергетической суммой положений остальных камней.
   – А как это? – удивился Алексей.
   – Даже не представляю. Да и вряд ли кто сейчас сможет действительно в нее сыграть. Дело в том, что она основана на интуитивном пространственно-предметном восприятии, которого у нас практически не осталось. Поэтому тебе либо дано в нее играть, либо нет. Хотя в вашем случае…
   Знаете что, я бы порекомендовала вам не забивать сегодня голову новой информацией, а пойти в парк, сесть за стол и поразмышлять над прочитанным за игрой с камнями. Для этого вам понадобится штук пять небольших камней.
   – Вряд ли у меня получится в них сыграть.
   – А я вам и не предлагаю играть в игру. Просто повертите их в руках, пораскладывайте разным образом на столе. Используйте их, чтобы перестать барахтаться. Попробуете? А потом, если захотите, возвращайтесь сюда. Здесь вам всегда будут рады.
   Поблагодарив библиотекаршу, Алексей сделал, как она посоветовала.
   Камни он нашел возле лавочки. 5 кусочков маленькой щебенки. Не зная, что делать, Алексей принялся их сначала разным образом раскладывать на столе, а потом двигать, как машинки. Он даже начал, как дети, изображать ртом звук работающего двигателя. Игра вызывала двоякие чувства. С одной стороны, он чувствовал себя впавшим в детство здоровенным дебилушкой; с другой – игра заставила его вспомнить ту ни чем не омраченную радость, какую испытываешь разве что в раннем детстве.
   Когда с рядом стоящего дерева упала сухая ветка, Алексей увидел Таню. Она стояла перед торчащим из камня мечом.
   – Не меч, а мяч, – сказала она и ловко подфутболила ставший мячом меч.
   Он взмыл высоко в небо, в считанные секунды преодолел солнечную систему и уже за ее пределами, в открытом космосе превратился в черную дыру, вокруг которой заплясали в предсмертном танце звезды.
   – Вселенная появилась из точки, но не каждой точке дано это знать, – торжественно произнесла Таня, затем хихикнула и добавила: – Не мир принес он вам, а мяч.
   В ту же секунду Алексея стукнул по голове детский резиновый мяч, и он понял.
   – Ну конечно! Чтобы быть тяжелым, надо стать легким! – воскликнул он, вскакивая на ноги.

   – Собирайся, – сказа он Коню, едва войдя в комнату.
   – Куда? – не поняла она.
   – В «Логово дракона». Пора расставить все «Ё» перед «Б».
   Они чуть было не проскочили поворот в «Логово дракона», которое теперь практически граничило с монастырем. Само «Логово» тоже разительно изменилось. От шикарной гостиницы с поистине сказочным садом не осталось и следа. Теперь там был небольшой двухэтажный дом с милой беседкой во дворе. От сада остались лишь газон и пять высоких деревьев, а от экзотических животных – греющийся на солнце на ступеньках дома здоровенный черный кот.
   – Похоже, у нас почти не осталось времени, – сказала Конь, останавливала машину. Увиденное заставило ее не на шутку нервничать.
   – В смысле? – спросил Алексей. Он так и не смог привыкнуть к здешним метаморфозам.
   – Заканчиваясь, время схлопывается по экспоненте, а вместе с ним схлопывается и пространство. Перед этим более сложные объекты распадаются на более простые.
   – Хочешь сказать, что конец света, о котором столько говорили большевики…
   – И ели мы не свалим отсюда до этого, нам конец, – перебила его Конь.
   – Тогда не будем терять время, – решил Алексей, выходя из машины.
   Леонида они нашли в беседке. Он словно пианист виртуоз барабанил пальцами по клавишам ноутбука, бормоча при этом что-то себе под нос. Небритый, растрепанный, в затрапезной майке и трусах, он выглядел злым гением из комиксов, готовящимся захватить или уничтожить Мир.
   – Как съездили? – спросил он, и по его лицу было видно, что он не особо интересуется ответом, поэтому Алексей, решив не вдаваться в подробности, ответил:
   – Нормально. А что у вас тут стряслось?
   – Ты не поверишь! Я почти закончил роман. За несколько дней! – говоря это, он сиял от счастья.
   – Еще один признак схлопывания времени, – пояснила Конь. – Повышается плотность событий, и все происходит намного быстрее, чем обычно.
   – А куда делась усадьба? – спросил Алексей.
   – А, – отмахнулся Леонид, – здесь принято разбирать декорации до окончания спектакля.
   – Ты так спокойно об этом говоришь… – удивилась Конь.
   – Я видел вещи и поинтересней.
   – А где Валентин? – спросила она.
   – Ушел по делам. Сейчас будет. Вы пока проходите в дом. На двери в вашу комнату висит соответствующая записка.
   Это приглашение прозвучало, как настойчивая просьба не мешать ему писать, поэтому разговор был окончен.
   При ближайшем рассмотрении дом оказался именно таким, о каком всю жизнь метал Алексей. Небольшой по современным меркам. На первом этаже гостиная, кухня и столовая. Обстановка добротная, но без понтов и лишних вещей. На втором этаже 3 спальни с удобными кроватями, встроенными шкафами и комодами. Ванных комнат 2: по одной на этаже.
   К двери их комнаты была приклеена скотчем записка:

   «Дорогие Анжела и Алексей!
   Проходите, располагайтесь. Надеюсь, вынужденное стеснение не отравит нам удовольствие от общения.
   Ваш покорный слуга, Валентин».

   Располагаться они особо не стали, так как не собирались здесь долго задерживаться, а от удовольствия принять душ не отказались. Валентин вернулся, едва они закончили водные процедуры.
   – Рад вас видеть, – сказал он, входя в комнату, получив разрешение войти. Судя по довольному выражению его лица, он действительно был рад.
   – Вижу, вас не сильно печалит исчезновение гостиницы, – заметил Алексей. Его любопытство требовало подробностей.
   – Мы подошли к моменту истины, и статисты здесь уже не нужны. Как съездили? Нашли что-нибудь интересное? – спросил он, но прежде, чем Алексей успел что-либо ответить, добавил: – Но сначала за стол. Дайте мне минут тридцать и спускайтесь в столовую.
   – Боюсь, у нас нет лишнего времени, – попыталась отказаться Конь, но он не стал ее слушать.
   – Ты совершенно права, а это значит, что вам все нужно делать взвешенно и не спеша, так как, если вы что-либо пропустите или сделаете не так, у вас не будет возможности исправить ошибку, и все накроется медным тазом. Поэтому давайте все делать без суеты. Жду вас через 30 минут в столовой.
   Конь осталась недовольной непреклонностью Валентина, и Алексей с легким чувством злорадства наблюдал несколько минут за мимическими метаморфозами на ее лице, после чего сказал:
   – Расслабься. Кислой рожей делу не поможешь.
   – Ты просто не понимаешь, – огрызнулась она.
   – В данном случае твое понимание только испортит нам аппетит.
   Немного обидевшись, Конь не стала отвечать.
   Обеденный стол поражал воображение. За полчаса на нем появилось штук шесть блюд, добрая половина которых была приготовлена за отведенное время.
   – Как вам это удалось? – спросил Алексей, которого увиденное богатство заставило испытать удивление с восторгом, так как он за 30 минут не успел бы и картошку пожарить. – Вы что, тысячерукий Шива?
   – Гостиничный бизнес научил меня распределять время, – ответил Валентин. – Давайте есть.
   – Так что вы нашли, принц? – спросил он, когда пасьянс из тарелок был разложен, и все приступили к еде.
   – Там не все так просто. Такое впечатление, что биографы Пророка дали обет обходить главное стороной, – ответил Алексей.
   – Так поступают все биографы, особенно биографы тех, чья деятельность не укладывается в их головах, – вставил Леонид. К обеду он не только причесался и надел приличную футболку и шорты, но даже побрился.
   – Короче говоря, я так понял, что Пророк пробивался к какой-то богине, которая обитает по ту сторону океана смерти. Для этого он решил отправить ей в подарок трансформированного или преображенного человека, каковым меня должно было сделать Зеркало, и каковым я себя, разумеется, не считаю. Однако, как я понял уже потом, размышляя над прочитанным в парке, для того, чтобы преодолеть океан смерти, нужно кристаллизовать свое сознание или стать жемчужиной. А жемчужины, как известно, хранят драконы. Вот только подозреваю, что ничего они не хранят, а таскают через океан контрабанду. Так что дракон нужен был рыцарю, как транспорт, так как сам он ни за что бы не преодолел океан.
   – Интересная мысль, – решил Валентин. – А как она относится к твоему делу?
   – Я пока еще это не понял, – признался Алексей, – но я понял кое-что другое.
   – Что именно, если не секрет? – спросил Леонид.
   – Чтобы стать легким, я должен обрести вес.
   – А вот это действительно важно, – сообщил Валентин. – Я ждал от тебя этих слов, потому что иначе ты бы не смог пройти через мост.
   – Только не говори, что я обрел эту способность, произнеся их, – ответил Алексей.
   – Ну что ты. Для этого понадобится кое-что сделать. Встречаемся на закате, а пока рекомендую всем хорошенько отдохнуть.
   – Ты уверен, что у нас есть время на отдых? – спросил Алексей, которому передалась тревога Коня.
   – Одни вещи творятся днем, другие – ночью. А раз так, эта пауза необходима и предусмотрена проектом. Приятного отдыха.
   – Наконец-то не надо никуда мчаться до самого вечера, – сказал Алексей, когда они с Конем вернулись в комнату и пресек долгим поцелуем любые попытки возразить.
   Надо сказать, что она особо возражать и не пыталась. Затем он взял ее на руки и положил в кровать, после чего стал неторопливо раздевать, не забывая целовать освобождающиеся участки тела. Раздев ее, он разделся сам, лег рядом с ней, прижался и затих, лишь нежно поглаживая ее рукой по голове, плечам, спине, попке…
   Секса, как такового им не хотелось, а хотелось близости, удовольствия от нахождения рядом друг с другом, от слияния на глубинном, энергетическом уровне в одно целое. Разговаривать тоже не было желания, поэтому они просто лежали рядом, прижавшись друг к другу и получая от этого массу удовольствия. Так продолжалось около часа. Потом к ним пришло возбуждение, и они занялись любовью, сначала неторопливо, затем, по мере приближения к кипению, все быстрее и страстней.
   Потом был недолгий, но глубокий сон, после которого они проснулись голодными. Надев заботливо приготовленные Валентином халаты, они спустились на кухню, где наскоро перекусили остатками завтрака и вернулись в постель для второго раунда, после которого уснули основательно и надолго. В результате Валентину пришлось их будить.
   – Одевайтесь и выходите во двор, – попросил он через дверь, услышав сонное «кто там» Алексея.
   – Хорошо, – ответил он, лениво вставая. Ему совсем не хотелось покидать постель.
   Когда они вышли из дома, во дворе уже было все готово. Прямо на газоне был сложен из довольно-таки толстых веток внушительного размера костер, на безопасном расстоянии от которого стояли столик на колесах и 4 кресла. На столе стояли 4 кофейные чашечки и термос. На углу стола лежал коробок длиннющих каминных спичек.
   Валентин с Леонидом уже были на месте. Они сидели на крайних креслах.
   – Присаживайтесь, – пригласил Валентин, наливая в чашки травяной чай из термоса. – Пейте.
   – Что это? – спросил Алексей.
   – Твой пропуск через мост.
   Алексей сделал небольшой глоток. На вкус чай оказался чуть сладковатым и довольно-таки приятным.
   – Ты пей, не бойся, – сказал Леонид и осушил залпом свою чашку.
   – Что теперь? – спросил Алексей, выпив чай.
   – Наслаждайся покоем, – ответил Валентин. – Только не спи.
   После этого он зажег каминную спичку и осторожно поднес ее к дровам. Они сразу же вспыхнули. Скорее всего, перед этим их обильно облили жидкостью для розжига камина.
   – Тебе не жалко портить газон? – спросил Алексей.
   – Нет смысла драить палубу тонущего корабля, – ответил Валентин.
   Какое-то время все молча сидели и смотрели на огонь. Алексей был в предвкушении того, что его начнет переть по-кастанедовски, но ничего такого не происходило. Лишь когда наступила глубокая ночь, огонь приобрел вторую глубину, словно стал четырехмерным. Затем Алексей поймал себя на том, что пламя, проникая каким-то чудом в него через глаза, трансформирует его внутреннюю сущность, сжигая оставшийся там мусор и переплавляя руду в металл. Так вот как алхимики превращали свинец в золото! – подумал он, и эта мысль заставила плясать языки пламени, словно огонь смеялся над ней.
   Когда внутреннее преобразование завершилось, огонь расступился, и Алексей понял, что это приглашение. Он вошел в пламя, и оно подхватило его своими языками. Огонь танцевал с ним, неся на языках пламени, словно на руках, к звездам. Затем Алексей очутился на острове возле незатухающего костра, который горел праотцом всех огней. Окружал остров океан смерти.
   – Подойди ко мне, – прошептала смерть, и когда Алексей подошел к берегу, вода расступилась, а вместе с ней расступилось и дно. Там Алексей увидел необычайно красивую женщину, состоящую из пламени огненной геенны.
   – Я жду тебя, – сказала она.
   – А ты заставляешь даму ждать, – услышал он насмешливый голос Тани и проснулся.
   Он лежал на траве, положив голову на колени Коню, которая гладила его рукой по голове. От усадьбы Валентина не осталось и следа, как не было видно и следов от костра.
   – Где мы? – спросил он.
   – Там же, где и вчера, – ответила Конь.
   – А где все?
   – Исчезло.
   – А Леонид с Валентином?
   – За них можешь не волноваться. Они ушли, решив не портить день прощанием.
   От этого известия Алексею стало грустно. Несмотря на то, что он сам собирался отпустить их, как отпустил до этого свою дружину, расставание оказалось болезненным. За годы жизни Алексей научился ценить ярких, интересных людей, так что еще и поэтому он сильно привязался к своим новым друзьям.
   – Я долго сплю? – спросил он.
   – Солнце уже высоко, и если бы Валентин не наказал тебя не трогать, я давно бы тебя подняла.
   – Тогда по коням! Нам надо попрощаться еще с одним человеком, – сообщил он, вскакивая на ноги.
   – С кем еще? – удивилась Конь.
   – С человеком из тени, который и организовал наше с тобой сафари.
   – Думаешь, у нас есть на это время?
   – Я должен отпустить всех, так как каждая связь – это якорь, удерживающий меня на этой стороне.
   – А когда ты собираешься отпустить меня? – спросила дрогнувшим голосом Конь, ей не удалось сохранить спокойствие.
   – Мы с тобой – одно целое, и без тебя я не пойду ни по какому мосту. Так что если захочешь соскочить, тебе самой придется проявить инициативу.
   – Только не обнадеживай меня зря. Лучше скажи все сразу.
   – Так я и сказал.
   – А как же богиня?
   – Для меня ты богиня. А та… во-первых, это не моя затея, и я от нее просто устал; а во-вторых, она образ, некое запредельное переживание, которое отображается в нашем сознании в виде женского образа. И сравнивать вас, это как складывать яблоки с жирафами.
   – Я люблю тебя, – прошептала Конь, бросившись на шею Алексею.
   – А вот на это у нас точно нет времени, – сказал он после короткого поцелуя.
   – Хорошо, где ты собираешься его искать? – спросила она, немного успокоившись.
   – Если я прав, он будет ждать нас у дороги по пути к мосту.

   – Ну что я говорил! – обрадовался Алексей, увидев указатель «Мотель реальности. 2 км». – Подобная игра слов в его духе.
   Повернув после знака направо и проехав указанные на нем 2 километра, они уперлись в четырехэтажный кирпичный сарай с претензией на помпезность. Такие в 90-е годы строили новые русские.
   – Ты? – удивилась Конь, увидев Эдика за стойкой администратора.
   – А ты не знала, что за всем этим стоит он? – еще больше удивился Алексей. – Я думал, вы все заодно.
   – А ты давно знаешь? – спросила она.
   – Не то, чтобы знаю, но некоторое время догадываюсь.
   – Я сегодня и за бармена, так что предлагаю перейти в бар, – сказал Эдик.
   – Кофе за счет заведения? – спросил Алексей.
   – Разумеется.
   – Тогда пошли.
   Они перебрались в небольшой, милый бар, расположенный там же на первом этаже.
   – Я сейчас, – сказал Эдик и отправился варить кофе.
   – Так откуда ты про него узнал?
   – Издержки жанра. История вроде нашей предполагает наличие закулисного игрока, который управляет игрой, находясь за пределами поля. А так как никто другой на эту роль не годился…
   – Почему?
   – А кто еще?
   – Леонид или Валентин. Чем они тебе не угодили?
   – Они играли в нашей команде. С Ириной мы не настолько были знакомы. А Эдик… Он присматривал за мной с самой юности. Он свел меня с тобой. Он затащил меня сюда. При этом он, как настоящий сталкер, прятался за спиной Ирины.
   – И не забывай про подсказки, – добавил Эдик. Он принес кофе и тарелку со сладостями.
   – Какие еще подсказки? – с наглой улыбкой на лице спросил Алексей.
   – Только не говори, что ты не оценил моего сфинкса и здешний турнир.
   – Ты прав. Они выдавали тебя с потрохами, – признался Алексей. – Классный кофе, – похвалил он, сделав глоток.
   – Ты прямо как агент Купер, – заметила Конь.
   – Такой Твин Пикс ему и не снился, – ответил Алексей.
   – Ты, кстати, как? – спросил Эдик.
   – Вчера меня переплавили в «Логове дракона». Так что теперь я уже не свинец, но еще и не золото.
   – Это правильно. Золотом ты должен стать сам.
   – Как я понимаю, ты должен нам что-то сказать, – перешла Конь к главной теме разговора.
   – Ты права, – согласился с ней Эдик. – Правила требуют, чтобы я отчитался о проделанной работе. Это не займет много времени.
   – Мы слушаем, – ответила Конь.
   – Как ты уж догадался, я не только стоял за твоей спиной с самого начала игры, но и заставил тебя ее инициировать. Ты был тогда принцем Греем. Так что не трать больше время на выяснение того, что предшествовало этому. Так что, если тебе нужна предыстория, сосредоточься на Пророке.
   Предвосхищая твой вопрос, отвечу: я не только не он, но и никогда его не встречал. Более того, меня создали, в смысле, воспитали для игры люди, которые тоже никогда его не встречали, так что я мало что о нем знаю, да и все мои знания – не больше, чем слухи, поэтому я не стану забивать ими вам головы.
   Сыграв роль искусителя, я отправил тебя за Зеркалом, и когда ты его нашел, игра началась. Причем именно твое отражение в нем определило характер игры, а каждая последующая его находка вносила в нее свои коррективы.
   Так именно Зеркало заставило меня все эти жизни играть роль твоего врага. Поверь, только симпатия к тебе и понимание моей задачи заставляли меня расставлять на твоем пути смертельные ловушки.
   – Я понимаю, – ответил Алексей. – Только точными, правильными, безжалостными ударами молота можно превратить заготовку в изделие. Жалость ее только испортит. И если раньше я тебя ненавидел, то теперь понимаю, что мы с тобой играли за одну команду, так что спасибо тебе за все, что ты против меня сделал.
   – Я рад, что ты это понимаешь, – продолжил Эдик. – Все шло более или менее по плану до твоей последней жизни. Тогда же в игру вмешалась еще одна сторона, случайный игрок, позарившийся на силу Зеркала. Ты помнишь, что случилось в пещере?
   – Напомни, когда это было.
   – В конце восьмидесятых. Тысяча девятьсот восьмидесятых.
   – В восьмидесятых я не был ни в какой пещере.
   – Это в этой жизни, а в прошлой?
   – Я что, дважды жил в одно и то же время?
   – Так я и думал. Произошедшее повредило эту часть воспоминаний. И прежде, чем продолжить, я должен заставить тебя вспомнить, что случилось в пещере. Посмотри мне в глаза, – попросил Эдик, сев напротив Алексея.
   – Как в игре в гляделки?
   – Почти. Твоя задача не пересмотреть меня, а впустить в себя.
   – Знать бы еще, как это делается.
   – Достаточно мысленного разрешения мне войти.
   – Хорошо.
   – А теперь просто расслабься и смотри мне в глаза.
   – Моргать можно?
   – Конечно. Главное, не напрягайся и не пытайся усиленно вспоминать. Воспоминание придет само или не придет.
   – И что тогда?
   – Сосредоточься на текущей задаче.
   Несмотря на кажущуюся простоту задания, Алексею пришлось немного попотеть, чтобы с ним справиться. Первым препятствием стала физическая невозможность посмотреть кому-то в глаза, так как мы не можем одновременно смотреть на 2 объекта. Чаще всего, глядя кому-то в глаза, мы либо бегаем взглядом, либо смотрим на переносицу. В данном случае эти варианты отпадали. Поэтому, побегав немного глазами, Алексей сосредоточился на правом глазе Эдика.
   Справившись с первой трудностью, он тут же столкнулся со второй. Дело в том, что, смотря на что-то, мы обычно как бы испускаем взгляд из глаз, по крайней мере, на психологическом уровне мы поступаем именно так. Здесь же Алексею нужно было поменять направленность взгляда на 180 градусов, то есть начать впускать в себя сначала окружающий мир, а потом и взгляд Эдика. На это тоже потребовалось какое-то время.
   Затем оставалось самое трудное: ждать. Глаза устали минут через пять. Еще через несколько минут задеревенела шея. А вскоре забастовала спина. Алексей уже тысячу раз хотел прекратить этот процесс, и только интуитивное понимание того, что от результата зависит его судьба, заставляло его продолжать. Затем, Алексей так и не заметил когда, зрачок Эдика вырос в несколько раз, заняв все поле зрения, и Алексей вспомнил.
   Сначала они целую вечность спускались по выбитым в камне ступенькам глубоко под землю, в пещеру, где Алексея ждало заточение в тишине и темноте. Тогда ему было чуть больше 20 лет, и звали его иначе. Имя не вспоминалось, но оно и не имело значения. Кроме него спускались похожий на сказочного волшебника старик. Белоснежные длинные волосы, подстать им пышная длинная борода. Одет он был в длинную рубаху с орнаментом из свастик, из-под которой выглядывали ноги в джинсах и армейских ботинках. Третьим был идиот, который всюду таскался за стариком. Единственным источником света был факел в руке старика. Алексей нес Зеркало, а идиот спускался налегке.
   Наконец, когда Алексей уже решил, что его ноги сейчас отвалятся, они уперлись в обитую железом дубовую дверь, за которой и находилась келья.
   Старик отпер дверь, и они вошли внутрь.
   Келья была узкой, не более двух метров шириной и метров семь длиной высеченной в камне комнатой. Дверь разделяла ее на 2 примерно равные части.
   В правом, если смотреть со стороны двери, углу был небольшой постамент с вырезанным в камне маленьким бассейном, наполненным водой. У противоположной стены чуть правее двери был небольшой выступ, возле которого на полу лежал соломенный тюфяк. В левом углу не было ничего.
   – Ну вот и пришли, – сказал старик, вытирая со лба пот рукавом. – Здесь тебе предстоит встретиться с собой. Такая встреча происходит в тишине и темноте, за закрытыми дверями. Поэтому я оставлю тебя здесь. Если у тебя все получится, ты вознесешься на небо, в мир богов или, говоря современным языком, станешь вспышкой чистой энергии, способной преодолевать границы между мирами. На случай провала с тобой остается Зеркало. Используй его только в крайнем случае. Вода здесь есть. По нужде будешь ходить в тот угол, – он указал рукой на левый угол.
   – Но как же я увижу себя в Зеркале в темноте? – спросил Алексей.
   – Никак. А вот Зеркало тебя увидит, и все начнется сначала. Короче говоря, обустраивайся. Факел я тебе на первое время оставлю, а потом привыкай к темноте.
   – А как же вы будете без факела?
   – Я тут все ходы наизусть знаю. Ну, с богом.
   После этого была вспышка, удар по ушам, и короткая, острая боль.
   – Там, в пещере ты был на краю трансформации, поэтому твое сознание получило значительные повреждения. Фактически, у тебя накрылась нулевая дорожка, и доступ ко всем многовековым наработкам оказался закрытым.
   Для меня это стало ударом, так как, проведя тебя до пещеры, я решил, что в истории с Зеркалом можно ставить точку. Поэтому, когда я узнал о твоей смерти, я охренел.
   – А как ты, кстати, узнал? – спросила Конь.
   – Меня живьем перебросило в эту жизнь. Только представьте себе, мгновение назад я, будучи здоровенным взрослым мужиком, праздновал победу в ресторане, а потом бах, и я уже школьник за партой. К счастью, при этом я сохранил свой взрослый ум и понимание поставленной передо мной задачи, а она была непростой. Именно мне предстояло решить, отправить тебя в начало лабиринта или же помочь восстановить нулевую дорожку.
   В первом случае ты потерял бы все, что с таким трудом добыл в целой веренице жизней. А в случае неудачи с восстановлением сознания нам грозило бы тотальное зависание, а это похуже любого ада. В результате я решил тянуть время до последнего, а потом рискнул поставить на тебя.
   Наша ссора из-за собаки стала поводом свалить от тебя на какое-то время, чтобы подготовить здесь все для твоего прихода.
   – Так это сновидение – твоих рук дело? – восхищенно спросил Алексей.
   – Ну что ты. Мне такое не создать. Этот Мир в виде замороженной болванки сотворил Пророк. Я лишь активировал ее перед твоим появлением. А заодно украсил сфинксом, турниром, и так, по мелочам.
   – А зачем? – спросила Конь.
   – А зачем люди пишут стихи или рисуют картины? К тому же так я расставил подсказки, которые и привели вас сюда.
   – А тот город? Он тоже сновидение? – спросил Алексей.
   – Скорее всего. Туда мне путь закрыт, поэтому наверняка я не знаю.
   – Но как я тогда попал туда с дружиной?
   – Не знаю.
   – Но подожди. Сюда ты меня вогнал ударом по спине, сместив точку сборки, когда мы были в библиотеке.
   – В библиотеке ты уже был здесь. Она тоже один из приколов.
   – Тогда как?
   – Не знаю. Похоже, за меня это делает мое намерение. Тогда же… возможно, сработало твое намерение, а возможно, Пророк оставил для тебя открытый портал. Теперь уже бесполезно гадать в любом случае.
   – Время, – напомнила Конь.
   – Ты права, – поддержал ее Эдик. Главное, ты все вспомнил, так что теперь можешь смело идти на мост.
   – А ты?
   – У меня свои пути к отступлению.
   – Тогда прощай, дружище. Властью, данной мне Зеркалом, я отпускаю тебя.
   – И последнее, – сказал Эдик уже на пороге мотеля, – возможно, тебе это пригодится. Меня учили относиться к происходящему с нами, как к игре. А игра, если разобраться, престранная вещь. С одной стороны, – это только имитация серьезной деятельности, поэтому не стоит относиться к ней серьезно. С другой – если к ней не отнестись с должной серьезностью, ты проиграешь или сведешь на нет саму игру, как, например, в случае срыва игры на сцене. Поэтому меня научили относиться ко всему одновременно серьезно и несерьезно. То есть, совершая каждый шаг, я старался сделать его, как можно лучше, но не забывал при этом, что это всего лишь игра. Извини за корявость объяснений, но на репетицию речи у меня не было времени.

   Конь едва успела затормозить. Расслабилась на пустой и прямой дроге до самого горизонта, и тут в нескольких метрах впереди появилась пропасть. Словно, будучи хищником, она поджидала в засаде в каком-нибудь пространственно-временном кармане одиноких автомобилистов, а потом выскочила перед машиной, разинув пасть. Когда машина остановилась, Конь заплакала от страха, и Алексею пришлось ее утешать.
   – Ничего, – сказал он, когда они немного пришли в себя, никто не умер, и даже сиденья сухие.
   Она истерично хихикнула.
   Алексей вышел из машины, обошел ее, открыл водительскую дверь и помог Коню выйти. После этого они осторожно приблизились к краю пропасти.
   – Словно на краю земли, – прошептала Конь, прижимаясь к Алексею.
   Лучшее сравнение трудно было найти. Обрыв тянулся от горизонта до горизонта. При этом он был настолько прямым, словно остальную часть земли обрезали под огромную линейку. Дна у пропасти тоже не было. Вместо него глубоко внизу царила тьма.
   Дорога упиралась в тот самый мост, который, казалось, был построен из подогнанных друг к другу облаков. Он выглядел настолько бесплотным, что на него страшно было ступать. Противоположного конца пропасти не было видно, так как ее скрывала стена желтого тумана.
   Подойдя к мосту, Алексей с Конем остановились.
   – Надо, – сказал Алексей, беря Коня за руку. Ему, как и ей, было до чертиков страшно заходить на мост.
   – А если он нас не выдержит? – спросила она.
   – Умрем в один день, как герои счастливых сказок, – ответил Алексей. Надо сказать, что он совсем не был готов к подобному развитию ситуации.
   – Я серьезно.
   – Тебе есть что предложить?
   – Я не знаю…
   – Раньше надо было соскакивать. В том же мотеле у Эдика. А теперь смотри.
   Он указал рукой назад. Там горизонт упирался в бескрайнюю черную стену, которая приближалась с огромной скоростью. Затем, пока она не опомнилась, Алексей схватил Коня за руку и потащил по мосту.
   По мере приближения черноты, стена тумана уплотнялась, и когда они подошли к ней, она уже стала похожа на кисель. К счастью, стена оказалась не толще пленки мыльного пузыря, и Алексею с Конем не составило труда сквозь нее пройти. Преодолев ее, они увидели перед собой противоположный скалистый край пропасти. Там начинался или заканчивался город. Ворота в городской стене были открыты. У них стояло несколько человек в нарядных одеждах.
   – Нас ждут, – сказал Алексей, а еще через пару шагов добавил: – Надо было раздеться.
   – Зачем? – спросила Конь.
   – Чтобы срать не в штаны.
   – Тебе все шуточки.
   – Это потому, что мне не до них.
   Алексей всегда боялся высоты, и прогулка по мосту стала для него настоящим кошмаром.
   Едва они ступили на твердую землю, мост исчез вместе с пропастью и туманом. Скалистый обрыв превратился в берег океана смерти. Это превращение окончательно выбило из колеи Алексея, и они остановились. Увидев это, от группы встречающих отделился человек с подносом, на котором стояли две золотые или золоченные чаши, и поспешил к ним навстречу. Ему было лет 40. Небольшого роста, щуплый, с хитрым выражением глаз, он напомнил Алексею Ленина из большевистского эпоса.
   – Ваш эликсир, – сказал он.
   – Что? – спросил Алексей. В тот момент он практически не соображал.
   – Эликсир. Выпейте. Он поможет вам быстрее прийти в себя.
   На вкус напиток оказался похож на смесь ликера с отваром из трав. После него действительно полегчало. По крайней мере, заработала голова и исчезла дрожь в ногах.
   – Я принес Зеркало, – сообщил Алексей.
   – Пойдемте, я провожу вас домой, – ответил встретивший, как будто Зеркало его совершенно не интересовало.
   Алексей с Конем последовали за ним. Когда они подошли к основной группе встречающих, те поприветствовали их так, словно они были важными гостями.
   – Я принес Зеркало, – повторил Алексей.
   – Мы в вас не сомневались, – ответил представительный мужчина в дорогом костюме. Скорее всего, городской глава. Пропустив гостей, встречающие вошли в город вслед за ними.
   Город поразил Алексея богатством и современностью. По его широким улицам ездили дорогие машины. Дома выглядели дворцами, а скульптуры и фонтаны в парке, по которому их вел проводник, не уступали своей красотой Петергофу. В парке гуляли красиво одетые люди. Все указывало на то, что там царили достаток и благоденствие.
   Харон, так Алексей мысленно окрестил встретившего их человека, привел их в башню, откуда принц унес зеркало, инициировав тем самым игру. Башня была такой же и одновременно другой. Казалось, она стала ниже и шире, да и подниматься наверх теперь нужно было на лифте, а не по крутой винтовой лестнице. Опять же, в прошлый раз башня показалась Алексею храмом, хранящим Зеркало, как главную реликвию города. Теперь же на верху было обычное жилое помещение. Фактически, пятикомнатная квартира на верхнем этаже дома, в котором забыли построить нижние.
   Войдя в квартиру, Алексей испытал те же чувства, что и в том доме, где собралась его дружина. Здесь все было знакомым и родным. И вообще Алексею казалось, что он ушел из башни каких-то пару дней назад.
   Действие эликсира усилилось, и Алексей почувствовал себя настолько уверенно, что решил устроить Харону допрос.
   – Скажите, Милейший, а вы кем будете? – спросил он, предложив тому сесть на диван. Сам он устроился в любимом кресле. Конь села на край стола, возле которого стояло кресло Алексея. Местом действия стал его кабинет.
   – Так Никодим я, – ответил Харон. – Ваш секретарь и слуга.
   – Похоже, вас совсем не смущает мое состояние.
   – Так ведь так и должно быть. Смена тел всегда отнимает память.
   – Вы сказали смена тел?
   – Ну да. В прошлый раз вы ушли, чтобы сменить тело.
   – То есть я могу менять тела?
   – Как и все мы.
   – То есть в этом теле меня тут не было?
   – Еще нет.
   – Тогда как вы меня узнали?
   – А кто еще может прийти по мосту?
   – Тогда почему мне кажется, что я тут был, чуть ли не вчера?
   – Такова природа этого места. Вы в прошлый раз объясняли, но я так и не понял.
   – Ладно… Раз вы секретарь и слуга, значит, я богат?
   – Не то, чтобы очень, но ваше жалование позволяет вам не думать о деньгах.
   – Это хорошо. А за что я получаю жалование?
   – Вы хранитель наследия Пророка.
   – Надеюсь, не Магомета?
   – Нет, что вы, – улыбнулся Никодим.
   – Где, кем и когда я работаю?
   – Вы не работаете. Вы храните наследие, повинуясь зову сердца.
   – То есть, занимаюсь, чем хочу, и за это мне платят?
   – Типа того.
   – Всегда мечтал о такой работе. А мою спутницу вы тоже знаете?
   – Нет. До этого вы возвращались один.
   – Хорошо. Какие тут царят порядки? Какие деньги в ходу? Короче говоря, что мы должны знать, чтобы не вляпаться в неприятную ситуацию.
   – Порядки самые обыкновенные. О деньгах не беспокойтесь. О вашем прибытии уже все знают. Поэтому если вам что надо – берите. Я потом справлюсь со счетами. Если возникнут вопросы – спрашивайте у людей. Здесь каждый вам с радостью поможет в меру сил и возможностей.
   – Теперь о моей спутнице. Как долго она может здесь оставаться?
   – Хоть всю жизнь.
   – Визы? документы?
   – Ничего не нужно. Достаточно того, что она ваша гостья.
   – Здесь что, рай?
   – Ну что вы, у нас нет ни запретных плодов, ни сторожащего их злобного старика. Да и святош мы не жалуем.
   – Прекрасный ответ.
   – Я еще могу чем помочь?
   – Можете быть свободны.
   – Если понадоблюсь, в тумбочке ваш мобильник. Мой номер уже введен, – сообщил Никодим перед уходом. Его квартира была этажом ниже.
   – Пойдем пройдемся? – предложил Алексей. – Заодно и вещей купим.
   – Пойдем, – согласилась Конь.
   Увидев дорогой магазин одежды, они вошли внутрь.
   – Здравствуйте. Чем могу служить? – спросила миловидная продавщица средних лет.
   – Как сказал слуга, я могу сначала взять вещи, а потом он заплатит, – сообщил Алексей.
   – Конечно, логофет. С возвращением. Чем могу помочь?
   – Нам надо одеться.
   – Какой стиль предпочитаете?
   – Главное, чтобы не быть похожими на отставших от дурдома клоунов.
   Скупив полмагазина, они зашли поесть в приличный ресторан, где их тоже встретили, как любимых клиентов.
   – Такое впечатление, что мы действительно в безбожном раю, – восхищенно заметил Алексей по дороге домой.
   – Думаешь, на этом все? – спросила Конь.
   – Не знаю. Я свое дело сделал. А если кто-то считает иначе…
   – И что мы будем делать?
   – Жить долго и счастливо, раз не умерли в один день. По-моему, здесь все только этим и занимаются.
   – А Зеркало?
   – А Зеркало… Надо попросить Никодима убрать его куда подальше.
   – А если это подвох?
   – Тогда это офигенный подвох.

   Чем больше Алексей узнавал город, тем сильней поражался отношению горожан к Пророку. Несмотря на то, что он был для них признанной фигурой номер один, они не стали превращать его в предмет поклонения, как это сделали мусульмане с Магометом. Не превратили его и в фетиш, выхолостив предварительно все человеческие черты, как поступили в Советском Союзе с Пушкиным. Для них Пророк остался уважаемым другом, о котором можно поговорить, над которым можно посмеяться, работы которого восхищают, оставляют глубокий след в душе… При этом никому даже не приходило в голову истерично вопить «он – наше все!»
   Что же до работ самого Пророка, то они оказались минималистично простыми, немного авангардными и удивительно живыми. В каждой скульптуре, картине, наброске, механизме была душа, которая непосредственно влияла на душу зрителя, наполняя ее чистыми, глубокими переживаниями. При этом самым чудесным его творением был город, как таковой, вместе со всеми его обитателями.
   Уже через несколько дней Алексей начал понимать Пророка душой. Камни преткновения сами встали на свои места, и Алексей почувствовал непреодолимое желание поделиться с людьми своим виденьем Пророка. При этом он решил отбросить так называемый объективизм и полностью отдаться велению души.
   Сначала он попытался написать книгу в лоб, записывая последовательно текст, начиная с первой страницы, как это делают писатели в кино. Разумеется, у него ничего не вышло. Тогда он стал записывать приходящие в голову мысли, идеи и фрагменты будущего текста. Для этого он купил диктофон, который везде носил с собой, а ночью даже клал под подушку.
   Постепенно из этого материала начали образовываться пазлы. И по мере того, как проявлялась готовая картина, он все лучше чувствовал Пророка, словно тот оживал в его сознании.
   Алексей увидел в Пророке человека, одержимого идеей вырваться за пределы любых ограничений. И чем просторней становилась его клетка, тем сильнее им овладевало желание обрести свободу, для чего он пытался использовать творчество.
   Его первыми шагами стали попытки выразить сложное через простое. В результате на свет появились прославившие его на весь Мир произведения искусства. Затем он начал их оживлять, создавая первых художественных роботов, которые, скорее всего, и стали основами для мифических големов и прочих оживленных человеком рукотворных существ. Следующим шагом стало сотворение устойчивых во времени миров сновидения, одним из которых и был этот город.
   А потом Пророк встретил женщину, в которой увидел богиню. В его понимании Богиня не была сверх существом или владычицей земли и неба. Скорее, он воспринимал ее, как инициатора процесса, превращающего человека в любовь. Причем любовью для него была не та нижнечакровая страсть, которая овладевает нами, заставляя нас продолжать свой род, а переполненность алхимическим огнем, трансформирующим свинец в золото, а золото в свет и далее в ничто.
   Благодаря этой любви Пророк понял, в чем состоит отличие богов от людей, а главное, как человеку стать подобным богу. Человек, как творец бога… Именно эта мысль заставила его создать Зеркало и связанную с ним игру, благодаря которой он хотел, пусть и опосредованно, попасть в мир по ту сторону жизни и смерти, закрытый для обычных людей. Ведь именно там, по его мнению, должны обитать боги.
   Чем отчетливей прорисовывался образ Пророка, тем сильней он не нравился Алексею своей комиксной картонностью. Слишком уж он был похож на людей со сверх интеллектом в ориентированных на толпу произведениях соответствующего жанра, которые использовали свой разум либо для воплощения в жизнь мечтаний маленьких человечков со средним уровнем интеллекта, либо же, потакая страхам глупцов, пытались покорить Мир или уничтожить человечество, как таковое. Понимание того, что более развитый разум – это, прежде всего, иные горизонты, и, следовательно, принципиально иные потребности и задачи, заставляло Алексея испытывать неприязнь к историям о сверх разуме для дураков. И вот теперь он сам становился создателем подобной истории потому, что его ум оказался слишком мал, чтобы осознать истинные побуждения Пророка. Понимание этого сводило Алексея с ума.
   Все разрешилось само собой во время прогулки по городу. Алексей с Конем взяли за правило гулять каждый день. Они проходили мимо кафе, где собирались городские графоманы.
   – Зайдем? – предложил Алексей, услышав доносившийся оттуда смех Тани.
   Графоманы, как обычно, читали по очереди свои творения. В большинстве своем они были бездарны, но по сравнению с тем же караоке создавали меньше шума. К тому же в кафе подавали прекрасный кофе и вкусные круассаны, благодаря чему у графоманов всегда были слушатели.
   На сцене красовалась пигалица с ядовито-зелеными волосами. Больше в ее внешности не было ничего примечательного. Она читала слащавую сказку о любви юного дракона и прекрасной принцессы. Закончив эту сказку, она начала читать другую:

   Однажды известному своим богатством царю приснился сон, в котором сама богиня подарила ему шкатулку с секретом. Утром слуга сообщил, что некто неизвестный в знак уважения к его заслугам оставил царю в подарок драгоценную шкатулку. Тонкой работы, украшенная драгоценными камнями, она оказалась достойным его подарком. Шкатулка была с секретом, и после нескольких безрезультатных попыток ее открыть, царь отнес шкатулку в сокровищницу.
   Надо сказать, что главным своим богатством он считал передающийся из поколения в поколение Кристалл Высшей Мудрости – драгоценный камень, способный наделять мудростью сыскавшего его расположение владельца. Считалось, что этот кристалл был подарен далекому предку царя самим драконом. Царь не особо верил в чудодейственные свойства кристалла, но по традиции регулярно приносил ему в жертву самого лучшего ягненка.
   Однажды во время жертвоприношения царь случайно зацепил шкатулку, и она упала на пол. От удара она открылась. Внутри оказалась простая на вид шкатулка из обычного дерева. На ней было написано: «Освободи кристалл». Произошедшее заставило царя по-новому увидеть свое хранилище. Несколько сот лет туда никто не входил, кроме царей. Повсюду царили пыль, грязь, паутина… Но хуже всего выглядел кристалл. Он был покрыт копотью от постоянно курящихся благовоний, и запекшейся кровью жертвенных ягнят. До самого вечера царь приводил в порядок сокровищницу. Он не мог позвать слуг, так как никто другой не должен был видеть кристалл.
   Когда царь пришел в сокровищницу в следующий раз, она встретила его светом драгоценных камней, который не столько разжигал алчность, сколько грел душу. Любуясь богатством, царь автоматически взял в руки шкатулку. Она открылась с легким щелчком, и оттуда выскочила еще одна шкатулка. На ней тоже было написано: «Освободи кристалл». Понимая, что это не может быть совпадением, царь вновь окинул взором сокровищницу. Понял он, что кристаллу слишком тесно среди прочих драгоценностей. Позвал он тогда слуг и приказал перенести все богатства в другие помещения.
   В пустой комнате кристалл засиял ярче. Казалось, что еще немного, и он оживет, заговорит, поделится таящейся в глубине мудростью. Не хватало самой малости, и ответ должен был находиться в шкатулке. На этот раз царю пришлось с ней повозиться. Прошел не один день, прежде чем сработал секретный механизм, и на свет не появилась еще одна шкатулка. «Освободи кристалл», – было написано и на ней. Поразился царь слепоте своей. Как же он не понял этого раньше? Глупец! Схватив кристалл, царь выбежал с ним из дворца.
   Под открытым небом тот засиял иным светом. Теперь он был живым, но все еще спящим. Нужно было сделать последний шаг. Царь не стал возиться с механизмом. Он разломал корпус шкатулки. На следующей шкатулке были написаны все те же слова: «Освободи кристалл». Тогда царь поднял его высоко над головой. Кристалл засиял, наполняя царя неземным светом, открывшим, казалось, ему все тайны вселенной. Но тут шкатулка еще раз открылась, и на свет появилась последняя шкатулка. Царь на нее даже не взглянул. Он запустил кристалл как можно дальше, а сам пустился в пляс. Теперь он сам был кристаллом.

   Заканчивая сказку, она грохнула об пол стеклянный шар сантиметров 5 в диаметре, и вспышка осознания расставила все по своим местам в голове Алексея, заставив его на кое-то время впасть в ступор.
   Придя в себя, он увидел испуганное лицо Коня.
   – Как ты? – спросила она.
   – Ты не поверишь, но я и есть Пророк, – ответил он.
   Он действительно встретил богиню на карнавале в одном из миров, куда его занесло в поисках вдохновения. У них был танец, всего один танец, во время которого она не сняла даже маску. С тех пор она стала его наваждением.
   Узнав, что она обитает в геенне по ту сторону смерти, Пророк обратился к дракону, так как лишь они знали туда дорогу и могли провести его к ней.
   – Чтобы туда попасть, надо предельно трансформировать сознание, чтобы твой внутренний огонь стал таким же чистым, как и огонь геенны, – ответил на его просьбу дракон.
   – Как это сделать? – спросил Пророк.
   – К сожалению, ты не успеешь добиться результата. Ты уже слишком для этого стар. К тому же ты растратил свои силы, гоняясь за химерами. А посему ты умрешь, а когда возродишься вновь, будешь обычным человеком средних способностей, знать не знающим ничего о богине.
   Слова дракона заставили Пророка бросить вызов судьбе. Тогда-то он и решил сделать Зеркало, чтобы с его помощью стать равным богам.
   В следующее мгновение Алексей увидел перед собой Таню. Встав на стул, она прочитала:

     Конкурсы сыграны, Роли расписаны.
     Где-то за пикселем прячутся истины.
     Пора зажигать в зале свет.
     Оставить на чай?
     Положить на весы?
     А, может, еще по глоточку?
     Все! Хватит! Пора ставить точку.

   Это стихотворение позволило Алекею увидеть последний секрет головоломки. Он понял, что дракон и есть рыцарь, но рыцарь преображенный, ведь только в этом облике он может освободить даму своего сердца, которая заключена в теле богини.
   Не возлюбленный нужен ей, а освободитель, способный выпустить на волю ее божественную суть, отягощенную плотью.
   – Нам пора, – сказал он, когда перед ним опять возникло лицо Коня.
   – Куда? – спросила она.
   – В геенну. Нужно убить богиню, чтобы она могла жить.
   – Ты не перепутал ее с Буддой?
   – Они суть одно.
   – Хорошо. А что дальше?
   – Не знаю. Разве не прекрасно идти по жизни вперед, не зная, что принесет следующий шаг?
   – По мне так не очень.
   – Не трусь. Это слишком дорого. Трусость – один из наиболее дорогих предметов роскоши, так как за нее приходится платить львиной долей своих достижений.

26.01.15

Врата богов. Мой верный Конь Зеркало Пророка. Третья и четвертая книги Валерий Михайлов

Врата богов

1

2

3

4

Мой верный Конь

Врата богов. Мой верный Конь
Зеркало Пророка. Третья и четвертая книги
Валерий Михайлов