-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Максимилиан Александрович Волошин
|
|  Молитва о городе
 -------

   Максимилиан Волошин
   Молитва о городе
   (Феодосия весною 1918 года при большевиках)


   Феодосия при большевиках не напоминала ни один другой русский город.
   Она была единственным беззащитным и открытым портом на Черном море. Туда спасались со всех его побережий. Каждый день в ее порт врывались транспорты: заржавленные, помятые, заплатанные. По два, по три, по четыре в день. Однажды их пришло 34. Это было в день взятия Одессы.
   Каждый из них требовал места, грозил расстрелять остальных. расталкивал их, швартовался у мола, спускал сходни, и по сходням. со знаменами, с пулеметами, с плакатами, на которых было написано, кто они, спускалось его народонаселение и шло к совету «захватывать власть».
   Тут были трапезундские солдаты, армянские ударники, румынские большевики, сербский легион, турецкие пленные, просто беженцы и анархисты всех оттенков: анархисты-коммунисты, анархисты-террористы, анархисты-индивидуалисты, анархисты-практики…
   В течение месяца большевики были крайне правой партией порядка. Местные «буржуи» молили Бога: «Дай, Бог, только, чтобы наши большевики продержались». Благодаря борьбе с более левыми партиями большевикам некогда было заняться собственными делами – т. е. истреблением буржуев.
   Иногда наведывался миноносец из Севастополя – «Пронзительный» или «Фидониси» – и спрашивал: «Что, ваши буржуи до сих пор живы? Вот мы сами с ними управимся». На что председатель совета Барсов – портовый рабочий, зверь зверем, – отвечал с неожиданной государственной мудростью:
   «Здесь буржуи мои, и никому другому их резать не позволю».
   Благодаря всему этому Феодосия избегла резни и расстрелов, бывших в Севастополе, в Симферополе, в Ялте.
   Каждая волна приносила с собой что-нибудь новое.
   Социалистический рай начался с продажи рабынь на местном базаре – на том самом месте, где при генуэзцах и турках продавали русских рабов.
   Трапезундские солдаты привезли с собою орехи и турчанок. Орехи – 40 р. пуд. Турчанки – 20 р. штука.
   Потом прибыло турецкое посольство на двух миноносцах с помирающими от голода тяжелоранеными. Совет устроил обед – но не голодающим, а турецкому посольству. Председатель совета сидел в каскетке. Турки были корректны, в мундирах и орденах. Был произнесен ряд речей.
   – …Передайте вашей турецкой молодежи и всему турецкому пролетариату, что у нас социалистическая республика… Да здравствует третий интернационал.
   Таких речей было произнесено 6-7. После каждой турецкое посольство вставало и отвечало одной и той же речью:
   – Мы видим, слышим, воспринимаем. И с отменным удовольствием передадим обо всем, что мы видели и слышали, его императорскому величеству – султану.
   Когда настала неделя анархистов и через каждые 20 минут где-нибудь в городе лопалась бомба – очень громкая и безопасная, на стенах Феодосии можно было видеть единственную в своем роде прокламацию:
   «Товарищи! Анархия в опасности! Защищайте Анархию!»
   Но анархия была на следующий день раздавлена, сотня анархистов-практиков была вывезена под Джанкой и там расстреляна, а на месте прокламации было наклеено мирное объявление:
   «Революционные танц-классы для пролетариата, со спиртными напитками».
   После только раз появился в Феодосии отряд анархистов: они построились на площади по росту, они были вооружены до зубов и обвешаны ручными фанатами по поясу. Вид у них был грозный, и они улыбались во весь рот. Над ними развевалось черное знамя во всю площадь с надписью «Анархисты-террористы».
   По какому-то наитию я подошел к правофланговому и спросил: «Sind Sie Deutsche?» – «О, ja, ja – wir sind die Freunde» [1 - «Вы немец?» – «О, да, да – мы друзья» (нем.)]. А затем шепотом пояснил: «Мы немецкие пленные. Сейчас анархистам очень хорошо платят».
   Через неделю Феодосия была занята немецкими войсками.
   Таковы иронические улыбки этого жуткого времени. Вот патетическая сторона его:
 //-- I --// 

     И скуден, и неукрашен
     Мой древний град
     В венце генуэзских башен,
     В тени аркад;
     Среди иссякших фонтанов,
     Хранящих герб
     То дожей, то крымских ханов, –
     Звезду и серп;
     Под сенью тощих акаций
     И тополей,
     Средь пыльных галлюцинаций
     Седых камней,
     В стенах церквей и мечетей
     Давно храня
     Глухой перегар столетий
     И вкус огня;
     А в складках холмов охряных –
     Великий сон:
     Могильники безымянных
     Степных племен;
     А дальше – зыбь горизонта
     И пенный вал
     Негостеприимного Понта
     У желтых скал.

 //-- II --// 

     Войны, мятежей, свободы
     Дул ураган;
     В сраженьях гибли народы
     Далеких стран.
     Шатался и пал великий
     Имперский столп;
     Росли, приближаясь, клики
     Взметенных толп.
     Суда бороздили воды,
     И борт о борт
     Заржавленные пароходы
     Врывались в порт.
     На берег сбегали люди.
     Был слышен треск
     Винтовок и гул орудий,
     И крик, и плеск.
     Выламывали ворота,
     Вели сквозь строй,
     Расстреливали кого-то
     Перед зарей.

 //-- III --// 

     Блуждая по перекресткам,
     Я жил и гас
     В безумьи и в блеске жестком
     Враждебных глаз;
     Их горечь, их злость, их муку,
     Их гнев, их страсть,
     И каждый курок и руку
     Хотел заклясть.
     Мой город, залитый кровью
     Внезапных битв,
     Покрыть своею любовью.
     Кольцом молитв.
     Собрать тоску и огонь их
     И вознести
     На распростертых ладоньях:
     «Пойми… Прости!»