Адалин Черно
Внебрачный сын

Глава 1

//-- Оля --//
   Я никогда не представляла нашу встречу. Мы физически не могли случайно пересечься или столкнуться в одном из магазинов торгового центра. Даже с учетом того, что последний месяц я провела в своем родном городе, это казалось невозможным.
   Но Новый год закончился сломанным носом и встречей с бывшим. Он оказался тем самым «лучшим хирургом-пластиком», которого вызвонили через полчаса после боя курантов.
   Пока Измайлов, весь такой красивый и сосредоточенный, берет в руки мой лист поступления, я вдруг вспоминаю, как моя подруга однажды сказала:
   «Мечтаю выйти из дорогого автомобиля и увидеть бывшего с веником в руках. Я пройду мимо, взглянув на него, как на пыль под ногами, а он… он с тоской посмотрит мне вслед».
   Ни о какой тоске во взгляде Измайлова речи не идет. Хотя я вру. Где-то в глубине его взгляда она все же присутствует. Да и как не тосковать по новогоднему торжеству, от которого его бесцеремонно оторвали, чтобы осмотреть и зашить нос бывшей?
   Прямо сейчас мне, словно маленькой девочке, хочется спрыгнуть с кушетки и, заверив доктора, что все в порядке, упорхнуть из кабинета. Ну или провалиться сквозь землю.
   Самое ужасное, что всё то, что мне когда-то описывала подруга, могло стать реальностью. У меня есть дорогая машина, а Макар вполне мог быть на месте дворника. Шесть лет назад, когда мы с ним виделись в последний раз, у него за душой не было ни гроша.
   И вот мы в одном кабинете. Я не могу посмотреть на него, как на пыль под ногами, потому что от его рук теперь зависит моя красота. Вместе с переломом у меня рассечение тканей, которое он должен зашить так, чтобы не осталось и следа. Приходится смотреть с уважением и надеждой. И с завистью, конечно, потому что Измайлов выглядит безупречно.
   Для пластического хирурга внешний вид – основа успеха. Никто не доверит свою красоту человеку, который выглядит, как фото «до».
   – Здравствуй, Оля.
   Конечно, он узнал. Не по внешности, разумеется, по фамилии в листе поступления. Выгляжу я сейчас наверняка не очень. В зеркало посмотреть времени не было: боль, шок, звонок в скорую и срочная госпитализация, снимки. Я даже, дожидаясь врача в кабинете, не подумала о зеркале. Что там смотреть, если мой нос мельтешит перед глазами?
   – Здравствуй, Макар.
   Мы шесть лет не виделись, а он почти не изменился. Повзрослел, стал шире в плечах и возмужал. Не постарел ни на день, выглядит, будто сошел с обложки журнала. Возможно, конечно, пластика, но я же вижу, что нет. Черты лица остались прежними: тот же прямой нос с острым кончиком, те же глубоко посаженные глаза, густые брови, очерченные скулы и цепкий взгляд. Он и тогда-то был красивым настолько, что девушки за ним толпами бегали. А я утопала в тщеславии, видите, мол, выбрал меня, а не вас.
   – Я задам несколько вопросов, постарайся ответить честно, – переходит на строгий профессиональный тон.
   – Хорошо.
   – Головокружение, тошнота, дезориентация, спутанность сознания?
   – Тошнота немного, но это скорее от выпитого шампанского.
   – Затрудненность носового дыхания, потеря обоняния?
   Я тут же тяну носом.
   – Есть.
   – Снимки уже сделали, в течение пятнадцати минут они будут готовы. По рентгену у тебя перелом носа, КТ делали, чтобы убедиться, что кости черепа в порядке.
   – Так долго? – растерянно спрашиваю.
   Последний раз мне делали снимки год назад, но тогда я ждала результатов какие-то минуты, а сейчас прошло уже больше получаса.
   – Новый год, – пожимает плечами Макар. – Даже ты вот нос умудрилась сломать, а не выглядишь искательницей приключений.
   – Это случайность! – вспыхиваю. – Я на салюты выходила посмотреть и…
   Замолкаю. Зачем я вообще рассказываю? Какая разница, как я получила перелом? Его дело – заштопать мой нос и лоб так, чтобы я не смотрела на себя с отвращением. Жена брата Стаса заверила, что знает лучшего хирурга и постарается уговорить его приехать. Конечно, я не стала отказываться. Это ведь мое лицо.
   – Не расскажешь? У нас пятнадцать минут до снимков. Можем заполнить паузу разговором.
   – С чего бы такое желание со мной поговорить?
   – Сочувствие? – он пожимает плечами. – Я привык, что пациенты любят разговаривать, рассказывать что-то из своей жизни, например.
   – Я не люблю.
   – Можешь молчать.
   – Что будет, если кости черепа не сломаны?
   Измайлов едва заметно улыбается. Я обещала молчать, но продержалась не больше минуты. Я соврала. Я как раз из тех пациентов, которые любят разговаривать, но по большей части задавать вопросы о том, каким будет лечение, что ожидать от болезни и так далее.
   – Операция. Вызову анестезиолога, сделаем наркоз. Пару дней побудешь под наблюдением и пойдешь домой. Придется еще походить на вправление носа, но это уже не ко мне. К тому врачу, который диагностировал тебе перелом и отправил на КТ.
   – Хорошо. А шрамы… они будут заметны?
   – Я не бог, Оля. Конечно, ты заметишь, что шили, но в глаза это бросаться не будет. Спустя время следы от вмешательства станут совсем незаметны. Косметология в этом плане шагнула далеко вперед.
   Замечу, что шили. На моем теле и так слишком много шрамов после предыдущих операций. Тогда рядом не было того самого лучшего хирурга-пластика, который зашил бы меня так, чтобы почти не осталось следа.
   А еще мой полет домой снова откладывается. Я должна была улететь за две недели до Нового года. Прилетела я в начале декабря, чтобы повидаться с братом и его детьми, а еще успеть побывать на девичнике и свадьбе подруги, которая совсем недавно променяла беззаботную жизнь в Штатах на идентичную, но уже в родной стране.
   Вылететь мне не дали из-за долга, который скопился по налогу на автомобиль. Машину я продала больше семи лет назад, а долг там какой-то заоблачный. И ведь доказать ничего не смогла. Никто не выпустит из страны человека, у которого есть долги перед государством. Пришлось разбираться, но так как на носу праздники, я так ничего и не смогла добиться, а ближе к Новому году и вовсе решила успокоиться. Пройдут праздники – всё решу. Домой я не спешу, в деньгах не стеснена, работа у меня в моем стареньком макбуке.
   Все казалось простым до момента госпитализации, но и это, оказывается, не весь ужас. Хуже то, что я сижу перед Макаром Измайловым. Человеком, который шесть лет назад разбил мне сердце и оставил подарок в виде двух полосок на тесте. Теперь я воспитываю его сына, а он дарит красоту людям и понятия не имеет, что в мире есть еще один человек с таким же аквамариновым цветом глаз.

Глава 2

   – Что там, Мариша? Когда снимки будут готовы?
   Голос Макара звучит немного устало. Он придерживает телефон плечом, а сам рассматривает мой рентгеновский снимок. Откладывает его в сторону, опускает голову и проводит по векам и переносице пальцами.
   – Хорошо, понял. Ждем.
   – Еще нет? – осторожно уточняю.
   – Нет.
   – Ты уверен, что сможешь оперировать?
   Спрашивать такое у бывшего, конечно, неприятно, но будь на его месте любой другой хирург, я спросила бы то же самое. В час ночи первого января трезвыми остаются только язвенники и закодированные. Даже от дежурного врача, который меня осматривал, несло перегаром.
   – Намекаешь, что я пришел на работу пьяным? – с усмешкой спрашивает Измайлов.
   – Праздник ведь, а ты…
   – А я выпил полбутылки вискаря, взял трубку, хотя знал, что звонят с работы, сел за руль и примчался сюда, сбивая по пути мусорки, как кегли. Протрезвел буквально перед кабинетом и надеюсь, когда буду штопать твой нос, рука не дрогнет.
   Он говорит совершенно спокойно и внимательно меня рассматривает слегка прищуренными глазами. Под его пристальным взглядом вдруг становится неловко, и я отвожу взгляд. О чем я только думала? Разве выпившего врача допустят к работе? Я начинаю себя успокаивать, но вспоминаю того доктора в приемной. Он ведь работает. И наверняка оказывает первую помощь пациентам. А от него пахнет.
   Измайлов поднимается с кресла и идет к двери. Я хочу позвать его и извиниться, но прикусываю язык. С чего бы мне просить прощения? Мой вопрос – не более чем обычное беспокойство о своем здоровье.
   Громкий стук захлопнувшейся двери заставляет меня вздрогнуть. Я остаюсь в кабинете одна. Интересно, операцию можно перенести на завтра или обязательно шить сегодня?
   Я чувствую себя измотанной и уставшей. До встречи с Измайловым я гнала от себя мысли о том, что все случившееся как бы мягко намекает на то, что мне стоит поскорее уехать обратно. Встреча с Макаром заставила меня в этом убедиться. Таких совпадений просто не бывает: огромные долги, невозможность покинуть страну, подарок, который так и не доставили к оговоренному времени. Мне пришлось купить сыну совсем другую игрушку буквально за несколько часов до Нового года. И, словно вишенка на торте, мой рассеченный лоб и сломанный нос.
   Измайлов возвращается минут через пять в компании низкорослой, немного полноватой девушки. Она несет большой снимок. Видимо, готово мое КТ.
   – Кости черепа у тебя в порядке, – сообщает Макар. – Однако подождать все равно придется. Моему анестезиологу ехать с дачи. Это минимум час по нашим кучугурам. Болит сильно?
   – Не болит.
   – Макар Игнатьевич, может, под местной? – подает голос девушка в халате.
   Я о ней и забыла совсем, засмотревшись на моего хирурга-пластика. Вот почему жизнь такая несправедливая штука? Почему именно я – брошенная жертва – сейчас должна выглядеть, как побитая собака? А он – бездушная скотина – так красив, что взгляд отвести невозможно.
   – Исключено, – отметает ее предложение Макар, вызывая у меня выдох облегчения.
   Я безумно боюсь боли, и стоит мне только представить, что шить будут без нормального наркоза, как хочется сбежать, так и не получив помощь.
   – Ирина Юрьевна приедет не скоро, – пытается уговорить его девушка.
   Она хмурится, будто не понимает причин его отказа. Когда Макар переводит на нее взгляд, медсестричка краснеет и отворачивается, кивая. Перечить больше не решается.
   – Я буду через пару минут, обработай пока раны, чтобы не было инфекции.
   – Так обрабатывали уже.
   – Еще раз, Марина! – приказывает.
   Мы с ней остаемся наедине. Она подходит к столу, берет вату и бутылочку с антисептиком и останавливается в шаге от меня.
   – Будет немного пощипывать.
   – Хорошо.
   Едва удерживаюсь от вскрика, когда моих ран касается ватный диск. Жжет сильно, хотя мне обещали немного. Впиваюсь руками в кушетку, на которой сижу. Чтобы немного себя отвлечь, решаю завязать разговор.
   – Макар – он… хороший врач?
   – Макар Игнатьевич? – словно поправляет меня девушка. – Лучший из всех. А что? Переживаете?
   – Немного, – признаюсь. – Праздники, знаете. Не хотелось бы стать жертвой выпившего хирурга.
   – Макар Игнатьевич не пьет, – сухо говорит она. – По крайней мере, я ни разу не видела его пьяным, а он у нас, поверьте, на такие праздники постоянно приезжает. Единственный из всех готов оказать помощь в любую минуту.
   – Ну знаете… то, что он держится на ногах, еще не означает, что не пьет.
   Образ Макара шестилетней давности никак не совпадает с тем описанием, которое ему дает Марина. Готовый оказать помощь в любую минуту? Измайлов, которого я знала, мог без запинки полезть в драку, чтобы отстоять себя. Откуда такая самоотверженность?
   – Глупости не говорите, – обрубает Марина. – И Макара Игнатьевича не вздумайте обижать расспросами. Он этого терпеть не может. Алкоголь во время работы у нас под строжайшим запретом. Если Макар Игнатьевич увидит – может дойти до увольнения.
   Марина замолкает, выбрасывает ватку и закрывает бутылочку с антисептиком. Поворачивается ко мне и, понизив голос до шепота, говорит:
   – Он сам, знаете, пострадал от рук некомпетентного и выпившего хирурга. Несколько лет назад…
   Договорить ей не позволяет звук открываемой двери. Я вздрагиваю, Марина быстро шагает к столу и возвращает на место пузырек с раствором.
   – Я закончила, Макар Игнатьевич.
   – Хорошо, Мариш, можешь идти. Сообщи мне, когда Ирина приедет.
   Марина украдкой бросает на меня взгляд и выходит из кабинета, оставляя нас наедине.

Глава 3

   Некоторое время тишину в кабинете нарушает лишь звук работающих настенных часов. Измайлов что-то пишет, затем снимает блокировку с телефона и печатает на экране. Я замечаю это, когда украдкой на него поглядываю. Он ловит мой взгляд неожиданно. Поднимает голову и замечает, что я на него пялюсь.
   Нервно улыбаюсь и отворачиваюсь, делая вид, что мне безумно интересна входная дверь. Где эта Ирина? Или хотя бы Марина. Сидеть с ним наедине невыносимо.
   – Не думал, что ты вернешься, – неожиданно произносит Макар.
   – Я не возвращалась, – жму плечами. – Я приехала увидеться с братом и к подруге на свадьбу. Так получилось, что мне пришлось остаться.
   – Расскажешь?
   – Это долгая история.
   – Мы не торопимся. Мой анестезиолог только выехала, операционную еще не подготовили. Я готов послушать.
   – Перед отъездом я продала машину, а когда попыталась улететь, мне предъявили налог. Полтора года назад я спокойно улетала домой, мне не предъявляли налоги, а тут… ошибка, видимо. На время разбирательства пришлось остаться, а теперь так вообще… непонятно, когда уеду.
   – А говорила, долгая история, – усмехается Макар. – За минуту справилась.
   Я непроизвольно улыбаюсь, а затем морщусь от резкой простреливающей боли. Мой стон, сигнализирующий о боли, эхом раздается в кабинете. Я прикрываю глаза и откидываюсь спиной назад, чтобы упереться в стену и не свалиться с кушетки. Меня словно парализует. Я с трудом переношу боль, так как мой болевой порог слишком низкий. Даже в кресло стоматолога я сажусь, предварительно договорившись о седации.
   – Оля, – звучит совсем рядом. – Слышишь меня?
   Слышать-то слышу, а пошевелиться не могу. Острая боль в носу понемногу отступает, но тело будто сковало тисками.
   – Дыши, Оля. Вдох… – Макар делает паузу. – Выдох…
   Я пытаюсь сконцентрироваться на его словах, повторяю. Паническую атаку, мою редкую спутницу, удается подавить, но меня все еще штормит. Я всхлипываю, стараясь не морщиться, чтобы не спровоцировать боль снова.
   – Твою мать, ежик… ты так и не справилась?
   Я замираю, забывая, как дышать. Паническая атака подавлена, боли больше нет, зато есть растерянность. Я непонимающе вглядываюсь в обеспокоенное лицо Макара и чувствую, как тело покрывается мурашками.
   – Я пойду, – говорю охрипшим голосом. – Прогуляюсь.
   Хочу слезть с кушетки, но Макар не позволяет. Удерживает меня руками за плечи и не дает пошевелиться.
   – Тебе нельзя ходить, – говорит он серьезно. – Ты только что едва с кушетки не упала. Хочешь разбить еще и голову? Или сломать руку?
   – Мне надо! – повторяю. – Отпусти!
   Ждать, пока он соизволит разжать пальцы, у меня нет сил. Я дергаюсь, Макар наконец убирает руки и отступает.
   – Куда ты пойдешь, Оля? Коридор забит поступившими, врачей не хватает, а на улицу тебе точно нельзя. А если снова приступ? Я не могу тебя отпустить!
   Я мотаю головой. Беру с кушетки свой пуховик, неуклюже натягиваю его на плечи и делаю шаг к двери, но натыкаюсь лишь на широкую мужскую спину. Макар проворачивает ключ и вытаскивает его из замка.
   – Что ты делаешь?
   – Пытаюсь удержать пациентку под присмотром, – серьезно говорит он. – Обычно этим занимаются санитары. Приходят, колют успокоительное и наблюдают, пока пациент не придет в норму.
   Я непонимающе хлопаю глазами. Санитары? Успокоительное?
   – У нас частенько истерики устраивают, – поясняет Макар. – Хирургия штука сложная. Люди поступают с самыми разными проблемами. Первое их чувство – шок. Оно длится от десяти минут до часа. Второе – молчаливое смирение, а третье – истерика. Последняя подавляется седативными, но я бы не хотел, чтобы тебе что-то кололи, поэтому придется потерпеть мое общество еще немного времени.
   Удивительно, но его голос меня успокаивает, несмотря на то, что еще минуту назад мне хотелось уйти. Я вздыхаю и сажусь обратно на кушетку, стаскиваю пуховик и кладу его рядом.
   – И почему же люди устраивают истерику?
   – Не могут смириться с предстоящей операцией. Не верят в диагноз. Не хотят оперироваться, когда это необходимо.
   – И что же, у вас тут мобильная бригада для таких случаев дежурит?
   – Бывает, получается успокоить разговором, иногда сделать пациенту укол самому. В самых сложных случаях на помощь приходят наши парни.
   – А меня ты, значит, им не отдал? – уточняю.
   – С тобой я накосячил, – признается. – Простишь меня? Я не специально – вырвалось.
   Я обнимаю себя руками. Как-никак между нами есть прошлое, которое просто так не забудешь. Его резкое «ежик» выбило меня из колеи, но сейчас я спокойно сижу и слушаю его уверенный голос. Шесть лет прошло, а он, оказывается, помнит, как меня называл. И я помню, хотя убеждала себя, что забыла. Переболела и выбросила из головы. Оказывается, не выбросила. И сердце в его присутствии бьется сильнее, хотя мы не виделись не один год.
   – Все нормально, – пытаюсь убедить больше себя, чем его.
   От дальнейшего разговора нас отвлекает стук в дверь. Я вздрагиваю, Измайлов идет открывать.
   – Макар Игнатьевич, – в палату влетает Марина. – Там Ирина ваша звонила, говорит, вы не отвечаете. У нее приехать не получится. Машина заглохла, и она пешком домой возвращается.
   – Кто еще есть?
   – Демид Борисович только. Он единственный из всех ответил и вроде не пил.
   – Вроде? Узнавай точно. Если пил – может не ехать. И остальным звони. У нас тут, мать его, срочная операция!
   – Но… – Мариша замирает под жестким взглядом Макара и спорить не решается.
   – Может… попробуем без наркоза? – подаю голос. – Если такая ситуация, то…
   – Макар Игнатьевич, давайте, пациентка сама просит. Я ассистирую.
   – Иди пока, Мариш. Обзвони всех еще раз. Я позову.
   Марина закрывает дверь, но через секунду открывает дверь снова.
   – Забыла, – говорит она. – Там это… парень пришел, – обращается уже ко мне. – Говорит, он ваш муж.
   – Ты замужем? – удивляется Макар.
   Я и сама в шоке. Утром, насколько я помню, была незамужней. Не могла же я забыть, что несвободна.

Глава 4

   – Проходите, – говорит Марина моему «мужу» за дверью.
   Через минуту в кабинет заходит Герман. Конечно, он мне не муж и даже не любовник. Подруга нас познакомила на свадьбе. Подмигнула мне, зараза, и оставила с ним наедине. Еще и прошептала на ухо что-то похожее на «развлекайся, он очень классный».
   – Оля, – он безошибочно замечает меня на кушетке. – Мне Богдан позвонил, я сразу же приехал.
   – Оставим вас, – говорит Макар, выталкивая из кабинета Марину.
   Мы с Германом остаемся наедине. Я совершенно не знаю, как себя с ним вести. Все возможные способы отшить парня на нем я уже испробовала, но он все не отстает. Пытается обо мне заботиться, помогает, зовет в кафе и даже цветы дарит. Иногда сам, иногда заказывает курьерскую доставку.
   – Что врачи говорят? – тут же наседает он, осматривая мое опухшее лицо.
   – Перелом. Ждем анестезиолога, чтобы зашить рассеченную кожу.
   – Может, что-то нужно? Деньги, лекарства, ускорить приезд этого анестезиолога?
   Я не успеваю рот раскрыть, как Герман добавляет:
   – Поговорю с врачом.
   Остановить его я, конечно же, тоже не успеваю. Пока он говорит в коридоре с Макаром, я напоминаю себе обсудить ситуацию с Лерой и Богданом. Я не просила такой назойливой заботы о своей личной жизни. Звонить Герману и сообщать о моей беде не было никакой необходимости.
   Обо мне есть кому позаботиться, к тому же я не хочу зря его обнадеживать. Он и так уже мысленно на мне женился, а я ни разу не ответила на его ухаживания, если не считать того поцелуя в его машине после свадьбы. Я была пьяненькая, а он – настойчив. Знала бы, что после этого он не отстанет, держала бы язык за зубами. Герман неплохой парень, но проблема именно в последнем. Он – парень, а я женщина. Он на четыре года меня младше, но дело даже не в этом.
   Я не консервативна, допускаю возможность отношений с мужчиной младше. Все дело в том, что у Германа куда больше общих интересов с моим пятилетним сыном, чем со мной. Гера образован, умен, работает в продвинутой компании и зарабатывает немало. Но рядом с ним я чувствую себя старушкой. ИТ-сфера, конечно, накладывает отпечаток, но я почему-то уверена, что все дело во мне. Я не делаю ни единого шага навстречу, не считая злосчастного поцелуя в машине. Теперь только виню себя за несдержанность.
   – Оля! – Герман вихрем врывается в кабинет. – Я обо всем договорился. Скоро тебя прооперируют.
   Следом с серьезным выражением лица заходит Макар.
   – Сожалею, но разрешить вам здесь находиться я не могу, – говорит Измайлов. – Прошу покинуть помещение.
   – Я приду после операции, – сообщает Герман. – Буду ждать вестей в коридоре.
   Как только за ним закрывается дверь, Измайлов подходит ко мне, достает из кармана сложенные вдвое купюры и протягивает их мне.
   – Что это? – непонимающе смотрю на деньги в его руке.
   – Деньги. Мальчик твой дал. Чтобы я повлиял на скорый приезд анестезиолога.
   – Ты взял деньги?
   Измайлов тяжело вздыхает, мотает головой.
   – Иногда проще взять деньги, чем что-то объяснить. Отдашь ему после операции, пусть пока думает, что у него все под контролем.
   Измайлов кладет деньги на кушетку, не дождавшись, пока я их возьму. Мне почему-то становится стыдно за действия Германа, хотя я понимаю, что он среди родственников пациентов такой не один. Увы, но наш менталитет неискореним. Мы всегда считали и будем считать еще долго, что деньги в этом мире открывают все двери.
   – Он не мой муж, – зачем-то сообщаю Измайлову.
   – Думаешь, я не понял? Ты, конечно, самостоятельная, и теперь тебе никто не диктует, с кем встречаться, но это, – он кивает на дверь, – перебор.
   – Что значит перебор?! – восклицаю.
   Герман и правда не подходит мне в мужья, но то, что Макар позволяет себе об этом сказать, тоже никуда не годится.
   – Ты его переросла, – уже спокойнее произносит Измайлов. – Но мальчик думает иначе.
   – Прекрати, – требую. – Иначе я подумаю, что ты ревнуешь.
   – Это простое беспокойство, – равнодушно замечает Макар. – Прости, если перегнул.
   От дальнейшего разговора нас отвлекает Марина. Она заходит в кабинет, толкая впереди тележку.
   – Привезла все, как вы и просили, – сообщает с улыбкой.
   – Вези в перевязочную, – Макар кивает на дверь слева, а затем внимательно смотрит на меня. – Вызвать анестезиолога не получится. Придется шить так.
   Я сглатываю, сжимаю руки в замок и начинаю бегло осматривать глазами кабинет. Я плохо переношу уколы, не говоря уже о том, чтобы шить раны в сознании.
   – Нет какой-нибудь седации? – спрашиваю с надеждой. – Я не выдержу… вот так…
   – Придется, – Измайлов подходит ближе. – Постарайся об этом не думать. Ты практически ничего не почувствуешь, я взял лучшие обезболивающие, но если начнешь нервничать, ничего не получится. Просто успокойся, хорошо? Тебе не будет больно, я сделаю все аккуратно.
   – Ты уверен, что сможешь наложить аккуратные швы в… таких условиях?
   – У меня нет цели тебя изуродовать. И общий наркоз тебе делать показаний нет. Послушай, Оля… по-хорошему, мне нельзя тебя зашивать. Стоит подождать другого врача и перепоручить тебя ему, но это будет не скоро, и лучше меня этого никто не сделает.
   – Зачем другого врача? – непонимающе спрашиваю.
   – Затем, что у меня с самого начала не получилось быть беспристрастным. У тебя нет показаний для общего наркоза и не было. Будь на твоем месте любой другой пациент, я бы еще полчаса назад тебя зашил и уехал праздновать Новый год, невзирая на мольбы сделать все под наркозом. Но я вызвонил и отвлек свою коллегу, чтобы…
   Измайлов замолкает и шумно выдыхает.
   – Я не понимаю, – шепчу, хотя пазлы в голове начинают складываться.
   – Что ты не понимаешь, Оля? Любой другой врач даже слушать тебя не стал, да и я не стал, будь на твоем месте незнакомая мне пациентка. Но передо мной ты, а я всё прекрасно помню. И знаю, что низкий болевой порог не проходит с возрастом. Как ты вообще перелом вытерпела?

Глава 5

   – Как себя чувствуешь? – голос Макара звучит совсем рядом.
   – Нормально.
   Глаза открыть я не решаюсь, поэтому сосредотачиваюсь на ощущениях. Вздрагиваю от брызгов чего-то холодного на мой лоб и жду, что начнет жечь, но ничего подобного не происходит.
   – Это обезболивающее, – поясняет Измайлов. – Так ты даже укола с анестезией не почувствуешь.
   – Что, совсем?
   – Почти.
   Боли я совсем не чувствую. Когда через полчаса мне сообщают, что все закончилось, я удивленно распахиваю веки и встречаюсь взглядом с Макаром. Он смотрит на меня сверху вниз. Нижняя часть лица скрыта маской, но даже так я понимаю, что он улыбается.
   – Полежи еще пару минут и можешь вставать. Мариша проводит тебя к мужу, – Измайлов подмигивает, а через мгновение встает со своего места и выходит из кабинета.
   – Можете вставать, – сухо командует Марина. – Аккуратно, может закружиться голова.
   Было бы неплохо помочь мне встать, но она этого, разумеется, не делает. Я сажусь на кушетке, Марина удовлетворенно кивает и указывает на дверь.
   – Нам пора. Пациентов слишком много, а рук не хватает. Я выведу вас в коридор и побегу помогать остальным.
   – Хорошо.
   В коридор выходим вместе. Марина усаживает меня на стул у кабинета и тут же уходит, а я растерянно выглядываю Германа. Он сказал, что здесь ждать будет, но его нет. Испугался моего распухшего носа и сбежал?
   Собираюсь позвонить Стасу, чтобы забрал меня из больницы, но не успеваю. Макар останавливается рядом со мной, смотрит внимательно:
   – Идем, отвезу тебя домой. Мальчик твой уехал. Сказал, что ему срочно нужно, и попросил тебе передать, что сожалеет.
   – Я брату позвоню, он меня заберет.
   – Брось, Оля. Я домой, мне не сложно тебя подбросить.
   Пока я думаю, неподалеку несколько выпивших мужчин начинают петь и поздравлять друг друга с новым годом.
   – Оставаться здесь небезопасно, доктора нарасхват, медсестры тоже. За тобой просто некому будет присмотреть, пока брат едет. Идем.
   Так и не получив от меня ответа, Измайлов разворачивается и идет к выходу, а группа мужчин запевает снова. Я поднимаюсь на ноги и быстро иду за Макаром. Я бы ни за что не согласилась, но лучше с ним в машине, чем остаться наедине с толпой мужиков навеселе.
   О куртке я вспоминаю, лишь когда выхожу на улицу и попадаю под крупный снегопад. От неожиданности хватаю холодного воздуха и широко распахиваю глаза.
   – Совсем сдурела идти раздетой? – слышу совсем рядом.
   Макар забирает из моих рук куртку и быстро помогает мне одеться. Почти как шесть лет назад, он собирает полы куртки впереди меня, тянется к капюшону и прячет копну моих кудрявых волос. На мгновение мне кажется, что он присядет и вставит змейку в замочек, а затем потянет его вверх. Когда мы были вместе, я ни разу не застегивала верхнюю одежду сама. В этот раз Измайлов, естественно, этого не делает. Запахивает полы куртки и убирает руки, командуя:
   – Пошли!
   Его машина припаркована в нескольких метрах от клиники. Макар достает брелок, снимает блокировку и открывает для меня дверцу переднего сиденья. Я забираюсь в салон, а через минуту хлопает соседняя дверь. Измайлов сразу же включает обогреватель, заводит двигатель, и мы выруливаем с парковки.
   Через пару минут мне становится жарко, и я стаскиваю капюшон куртки с головы.
   – Даже не спросишь адрес?
   – Подозреваю, ты остановилась у родителей.
   – У брата, – поправляю Измайлова. – Но адрес тот же.
   – Стас живет с родителями?
   Я украдкой смотрю на Измайлова. Он не знает, что мама с папой погибли? Где он был все это время? Или настолько увяз в работе, что даже новости не смотрел?
   – Их больше нет, – говорю тихо, стараясь не вспоминать, через что тогда всем пришлось прийти.
   Повисает пауза, после которой Измайлов чертыхается и говорит:
   – Прости. Не знал.
   – Мои родители разбились в автокатастрофе чуть больше года назад. Удивлена, что ты не знаешь.
   – Я вернулся полгода назад. До этого учился и практиковался за границей.
   – А мама? – спрашиваю. – С ней все в порядке?
   Мы не были близки с его матерью по причине того, что она любила приложиться к алкоголю. В то время, когда мы с Макаром встречались, самым неприятным моментом была именно его мать. Я не любила к нему приходить, не могла ее видеть и не переносила запаха перегара, который неизменно витал у них в квартире. Я любила Макара, но ненавидела его мать.
   – Она замуж вышла, если можно так сказать, – Макар криво усмехается.
   – Она больше не пьет? – вылетает из меня.
   Я тут же жалею о брошенных словах. Спросила, не подумав, а теперь мне жутко неловко.
   – Два года в завязке. Как только деньги появились, определил ее в клинику. Особо не надеялся, что получится, она пила больше десяти лет, но она встретила там своего нынешнего мужа. Не пьют вместе. Держатся.
   – Рада за нее.
   Я правда рада. Знаю, как Макар переживал за мать, хотя ни разу мне не говорил. Я просто видела, как он о ней заботится, как помогает дойти до кровати и снимает грязную обувь, как убирает со стола бутылки с остатками алкоголя. Я бы так не смогла.
   Воспитание, конечно, сказывалось. Я росла в любви и уюте, одевалась в брендовую одежду и спала на шелковых простынях. Макар долгое время не приводил меня домой. Я просилась, требовала, устраивала скандалы и обижалась, но он упорно отказывал. Я пришла к нему тайком. Узнала у друзей адрес и приехала с тортом и пачкой сока. Хотела познакомиться с его мамой, а столкнулась лицом к лицу с реальностью. Серой, мрачной и убогой.
   Я знала, что Макар из бедной семьи, знала, что ему приходится зарабатывать самому, потому что зарплаты матери на все не хватает. Все это меня не волновало, потому что я его любила. Смириться с алкоголизмом его матери было сложнее. Я столько всего ему наговорила, что даже спустя годы стыдно. Он ведь ни в чем не виноват, а я не смогла сдержаться. Он тогда пихнул мне торт в руки и попросил больше никогда не приходить, а я все равно пришла. Через неделю, когда поняла, что дышать без него невыносимо.

Глава 6

   Поездка закончилась так резко, что я не успела подготовиться. Секунду назад мы ехали по трассе, а уже сейчас Макар глушит двигатель и паркует автомобиль у больших кованых ворот. Наша совместная поездка закончилась, мне нужно взять себя в руки, оторваться от болезненных воспоминаний и поблагодарить его за то, что не оставил в больнице ждать брата.
   – Спасибо, – поворачиваюсь к Макару и натыкаюсь на его внимательный взгляд.
   Меня начинает бить озноб. Кожа покрывается мурашками, а в груди невыносимо ноет. Это все из-за воспоминаний прошлого. Я позволила себе вспомнить, и теперь близость Макара действует на меня нелогично.
   – Не хочешь встретиться? – вдруг спрашивает он. – На днях поужинать, например.
   – Где?
   Совсем не это я должна спрашивать. Точнее, я вообще ни о чем не должна спрашивать. Мне нужно сказать «нет». Категоричное, решительное «нет», которое пресечет любые попытки меня уговорить.
   – Выбери любой ресторан, – предлагает Макар. – Я не сильно разбираюсь, после работы ходить особо некуда, да и не с кем. С мужиками мы по ресторанам не ходим.
   – Думаешь, это хорошая идея?
   – Почему нет? – Макар пожимает плечами. – Мы столько лет не виделись, тебе совсем неинтересно пообщаться?
   Интересно, конечно, но ему об этом знать необязательно. Я не собираюсь ему признаваться в своей заинтересованности. Я вспомнила лишь часть нашего прошлого. Ту, которая хоть и уродливая, но счастливая. Мать Макара никак не повлияла на наши отношения. Я любила его так же сильно, несмотря на ужасный образ жизни матери. По родителям не судят, ведь так? Я тоже не судила. Старалась.
   Воспоминания о ней лишь часть нашего прошлого. Есть много чего другого, например, наш последний разговор. Он все испортил. Макар сам от меня отказался. Сказал, что я ему не нужна, что он еще не нагулялся, и что наши отношения все равно когда-то закончатся.
   – Я не хочу, Макар, – говорю, мотая головой и дергая ручку двери.
   К моему удивлению, она не поддается. Он заблокировал машину?
   – Открой, – тихо прошу его.
   – Я лишь хочу с тобой увидеться.
   – Я не хочу.
   – Ложь!
   Я лихорадочно тыкаю в кнопки на приборной панели, но добиваюсь лишь того, что гаснут фары и свет в машине. Макар перехватывает мои руки и пресекает попытки снять блокировку с дверей. Кожа в том месте, где он меня касается, начинает гореть. Я пытаюсь освободиться, но у меня не получается, и я поникаю. Расслабляюсь, после чего Макар меня отпускает.
   – Успокоилась? – уточняет. – Шесть лет прошло, а ты все так же живешь эмоциями. Я думал, ты созрела для серьезного разговора.
   – Я созрела?! – спрашиваю с возмущением. – Я?!
   Обвинения едва не срываются в его адрес, но я вовремя прикусываю язык. Мои раны все еще не затянулись. Мне больно от воспоминаний, которые я мастерски от себя скрывала последние пять лет. Первый год я вспоминала его слова дословно и каждый раз напоминала себе, что никогда… никогда и ни за что не прощу. А потом у меня появился Тимофей, и меня отпустило. Я не переболела, но реветь по ночам в подушку перестала.
   – Я не хочу разговаривать, – сообщаю ему через минуту.
   Прихожу в себя я довольно быстро. Возмущение все еще клокочет в груди, но я никак не показываю этого внешне. Первый шок от происшествия и встречи с Измайловым проходит, я начинаю мыслить здраво, вспоминать, каково мне было первое время без него.
   Я больше не хочу в это болото снова.
   – Спасибо большое за швы. И за то, что подвез, но я считаю, наше общение стоит закончить.
   – Не хочешь узнать, почему мы расстались?
   – А что, есть причина?
   – У тебя кто-то есть?
   – Это важно?
   – Черт, Оля, просто ответь: да или нет?
   – Да, – отвечаю со злостью. – Доволен? Теперь мы можем просто попрощаться?
   Мы буравим друг друга взглядами, хотя в темноте ничего не видно. Я просто чувствую, что он смотрит, и хочу, чтобы разблокировал двери и выпустил меня. Находиться с ним наедине становится вдруг невыносимо. Я никогда даже не предполагала, что когда-то мы встретимся. О том, чтобы сидеть в одной машине, дышать одним воздухом и вдыхать его запах, не было и речи.
   И вот мы наедине. Он тяжело дышит, я хочу высказать ему все, но молчу, потому что ни к чему вскрывать старые раны. Они уже зажили. По крайней мере, я хочу верить в то, что сдавливающая боль в груди – не больше чем фантомная. Такая, знаете, сильная, но вместе с тем словно ненастоящая, самопроходящая со временем.
   Я выйду из его машины, доберусь до дома и нырну в праздничную семейную атмосферу. Меня встретят любящие люди, запах мандаринов и настоящей сосны, потому что ель брат не любит с детства. Накрытый стол, плач детей и родные объятия сына отвлекут меня от боли в груди. Чувств нет, значит, и боли быть не должно. Она пройдет, нужно только покинуть машину.
   Я слышу щелчок замка, благодарно киваю Макару, хоть он и не может меня видеть, и тянусь к ручке дверцы. В лицо тут же врезается морозный воздух, а пальцы начинает покалывать от влаги тающих снежинок. Ноги утопают в холодных сугробах, но я решительно делаю шаги к своему спасению. Пульс разгоняется до критических отметок, в голове шумит, а в глазах застывают слезы, которые через мгновение падают вниз влажными дорожками.

Глава 7

   Оказавшись в доме, я позволяю себе прислониться к входной двери и сделать несколько глубоких вдохов. С ужасом осознаю, что обоняние не восстановилось. Я не чувствую прежних запахов. Даже бенгальскими огнями не пахнет, а ведь когда я выходила, чтобы посмотреть на салюты, здесь пахло ими, а еще мандаринами, сосной, конфетами и даже «оливье».
   Из глубины дома слышна музыка, разговоры и смех. Стас с Настей собрали у себя всех: Леру с Богданом, родителей Насти и даже ее бывшего с женой. У них какие-то особенные отношения, понятия не имею, как брат на это согласился, но он неплохо ладит с Максом, а Настя с теплом относится к Ирине. В гости был приглашен еще и Герман, но он присутствовать не смог, так как праздновал со своими родственниками.
   Я успеваю снять куртку и сапоги, когда меня пугает Настя:
   – Оля? – она смотрит на меня обескураженно. – Ты как здесь оказалась? Стас тебе звонил, но ты не отвечала. Мы решили, что тебя оставили в больнице, да и Герман сказал, что…
   – Все в порядке, – успокаиваю Настю. – Меня подвезли. Все еще в сборе?
   – Ирка с Максом собираются уже, потому что Давид капризничает.
   Я понимающе киваю. Это сейчас Тимофей совсем не доставляет мне хлопот, но так ведь было не всегда. Я помню и бессонные ночи, и истерики, и колики в животе, и даже ни с того ни с сего поднявшуюся температуру.
   – Идем скорее, нам скоро станет скучно. Лера с Богданом тоже подумывают уезжать. Ты должна их уговорить.
   – О да, они мне должны, – киваю. – Герману позвонили… пусть теперь сидят, мучаются.
   – Как вообще прошло все? Макар приезжал?
   – Зашил вот.
   – Классно все сделал?
   – Откуда ж я знаю, они пластыри налепили. Как я вообще сейчас выгляжу?
   – Не лучшим образом, – не скрывает Настя. – Ты что, в зеркало не смотрелась?
   Она тянет меня к зеркалу у противоположной стены и поворачивает к нему лицом. Я тут же хочу зажмуриться, жаль, что мой образ уже отпечатался в памяти. Темные кровоподтеки под глазами, распухший нос, который, впрочем, скрывает белый пластырь. На лбу точно такой же.
   Макар в таком виде собирался вести меня в ресторан? Или забыл, как я выгляжу? А может, предложил специально, зная, что я откажусь? Господи, да я о внешности тогда и не подумала даже! А зря… выгляжу ужасающе.
   К гостям идти резко перехотелось. Даже в глазах потемнело. Тимофей увидит, испугается. А мне ведь вот такой красивой быть минимум две недели. А зная, как быстро на мне заживают синяки, то и весь месяц.
   – Идем? – спрашивает Настя, касаясь моего плеча.
   – Нет уж, я к себе пойду. Не хочу портить всем праздник.
   – Брось, – отмахивается она. – Тебя все видели сразу после случившегося. Там все переживают, и никого ты не напугаешь.
   – Детей напугаю.
   – Они спят давно, – парирует она и тянет меня в гостиную, где стоит сосна и накрыт праздничный стол. – Идем-идем.
   Я быстро шагаю следом. По пути думаю, что идея все же ужасная. С Ирой и Максимом мы вообще познакомились сегодня, да и с родителями Насти видимся второй раз. Куда мне в таком виде?
   Затормозить я не успеваю, потому что Стася открывает дверь и торжественно пихает меня вперед. Разговор за столом тут же замолкает. Я чувствую на себя взгляды абсолютно всех присутствующих, но долго они не длятся. Первыми оживают Стас и Лера. Они несутся ко мне с соболезнованиями, обнимают.
   Брат украдкой достает телефон и тычет камерой мне прямо в лицо.
   – Что ты делаешь, Стасик? – возмущается Настина мама.
   – В следующий раз, когда сестра решит заняться самодеятельностью – обязательно посмотрю на это фото и откажу ей.
   Я закатываю глаза, присутствующие смеются. Никто не смотрит на меня с отвращением, а вот сочувствия во взглядах я вижу много. Это немного расслабляет. Я понимаю, что зря волновалась, и присаживаюсь за стол. Есть не хочется, пить я не решаюсь. Про антибиотики мне Макар ничего не сказал, но это ведь не означает, что они не понадобятся. Мне завтра к другому врачу идти, он назначит другое лечение.
   Максим с Ирой уезжают очень быстро, да и родители Насти уходят на второй этаж, чтобы лечь спать. Тимофея Настя уложила незадолго до того, как я пришла. Уговорила его лечь с Даней и сказала, что мама в безопасности и останется под присмотром врачей. Я безумно ей благодарна, надеюсь, что к утру буду выглядеть не так ужасно, и сын меня не испугается.
   – Может, у нас останетесь? – предлагает Настя Лере. – Ромка ваш все равно с пацанами спит, а вы с дитём в спальне ляжете соседней.
   – Да, можно, – кивает Лера. – Я тогда пойду уже. Устала.
   – И я пойду, – встаю вместе с ней. – Есть не хочется, и голова болит.
   Стас вызывается меня проводить, но я отказываюсь. Не хочу ни о чем говорить, а подозреваю, что придется. На втором этаже мы с Лерой расходимся по разным спальням. В своей я сразу же забираюсь на кровать и смотрю в потолок. Прокручиваю в голове сегодняшний день и тру рукой чуть выше солнечного сплетения. Все еще болит. За столом притупилось, а сейчас ноет с новой силой.
   Обещаю себе забыть. Нам не о чем разговаривать. И встречаться тоже не стоит. Если он узнает о Тимофее… я никогда не уеду обратно, а возвращаться сюда, где все напоминает о нем, я не смогу. И мирно сосуществовать, вместе воспитывать сына у нас тоже не получится. У меня – так точно.

Глава 8

   – Мам, это что? – Тимофей аккуратно дотрагивается до моего носа.
   – Пластырь.
   – Под ним ранка, да?
   – Да. Вчера маме убили бактерий, а сверху наклеили пластырь, чтобы они не появились снова.
   Вопреки моим ожиданиям, сын меня не испугался, хотя выглядеть лучше утром я не стала. Наоборот, синяки стали ярче, а отек больше. И в таком виде мне сегодня ехать в больницу.
   – Настя сказала, что тебя оставят в больнице, – с укором говорит сын. – Пришлось лечь без тебя.
   – Меня отпустили, но было слишком поздно, и я не стала тебя будить.
   – А что мы будем сегодня делать? – с интересом спрашивает, переключаясь.
   – А чего бы тебе хотелось?
   – Поиграть в снежки и погулять. Санта мне снежколеп принес, нужно его испробовать.
   – Я попрошу дядю Стаса с тобой поиграть. Он Даню возьмет, пойдете вместе. Я не смогу, солнце, мне к врачу надо, и с таким носом в снежки играть мне нельзя.
   – Почему?
   – Ты же не хочешь, чтобы он стал больше?
   – Не-е-е-ет, – тянет сын. – Поиграю со Стасом. А с тобой в кафе пойдем, да?
   – Так, кто это у нас тут в кафе просится, а? – в комнату заходит Настя. – Мы для кого еды столько готовили?! Ну-ка быстро вниз на завтрак. Там дядя Стас всем выжимает апельсиновый фреш.
   Тимофея сдуло через минуту. Фреш из апельсинов он просто обожает, поэтому несется вниз, стоит ему услышать, что его готовят. Я с благодарностью смотрю на Стасю. Объяснить сыну, почему мы пока не можем никуда выйти, мне сложно. Я не привыкла ему отказывать, а когда мы ехали сюда, обещала ему проводить с ним больше времени.
   – Стас позавтракает и отвезет тебя в больницу. Мы с Лерой уже договорились присматривать за Тимошей вместе.
   – Спасибо вам. Я не знаю, как бы развлекала его сама. Куда мне с таким лицом на прогулки и в кафе?
   – Стас уже распланировал две недели отпуска, включив в развлечения и Тимофея, так что не переживай, ему скучно не будет, а ты сможешь и поработать, и отдохнуть.
   Издательство требует от меня завершения книги к концу февраля, а у меня готово только семьдесят процентов. И работаю я над книгой уже более полугода. Я надеялась вдохновиться Рождеством, аурой праздника и дописать, наконец, роман, но с утра чувствую абсолютную апатию и нежелание даже открывать ноутбук. Надеюсь, к вечеру это изменится.
   Через час я выхожу из кабинета лора с небольшим листочком, на котором выписан рецепт на обезболивающие. Никаких особенных процедур мне не полагается. Прикладывать холодное и принимать обезболивающие – вот и все лечение. А еще показаться через неделю.
   Брат ждет меня в холле. Поехал со мной и даже в больницу зашел, чтобы дождаться и проводить потом до машины.
   – Что сказал?
   – Заживет, – усмехаюсь. – Только пластыри нужно менять и через неделю показаться. И швы снять примерно в то же время.
   – Приедем. Ты же у нас будешь пока? На квартиру не поедешь?
   Оставаться у брата я не планировала, но выхода у меня нет. В ближайшее время я не смогу обеспечить Тимофею регулярные прогулки и развлечения, а Стас живет в большом доме, и сын сможет погулять во дворе.
   – Останусь. Настя сказала, ты распланировал развлечения.
   Нам остается несколько шагов до выхода, как из кабинета неожиданно выходит Макар, и мы сталкиваемся с ним нос к носу.
   – Оля? Была у врача? Как самочувствие?
   Обескураженная его резким появлением, не сразу нахожусь с ответом, а через мгновение, когда я только сложила слова в предложение, брат отодвигает меня в сторону и толкает Макара в грудь.
   – Чтобы я тебя рядом с ней больше не видел, – слышу разъяренный голос Стаса.
   – Стас, – я дергаю брата за рукав, пытаясь успокоить.
   На нас уже странно посматривают, а внимания, как вы понимаете, мне совсем не хочется. Спрятаться бы… или сделать вид, что меня здесь нет.
   – Стас, – хватаю его за руку, оттаскивая от Макара.
   Через какие-то мгновения меня оттесняют в сторону, а Стаса скручивают и грубо ведут к выходу. Чувствую, в ближайшее время доступ в эту клинику ему будет заказан.
   – Парни, – останавливает охрану Макар. – Порядок. Отпустите его.
   Стаса отпускают у самого выхода. Один охранник уходит, а второй остается на месте. Наблюдает. Я тут же семеню к брату. Что он устроил? И к чему это?
   – Я тебе все сказал, – бросает Стас, глядя куда-то поверх моей головы.
   Догадываться, куда именно, не приходится, потому что в это мгновение я слышу сзади:
   – Выйдем, поговорим.
   Стас толкает входную дверь, выходит первым, я иду следом, а позади Макар. Это плохая идея, звучит сигнал в голове. Не стоит им разговаривать. А мне – присутствовать при этом разговоре.
   Я вдруг осознаю, что отчаянно хочу домой. Туда, где все спокойно, туда, где наверняка украшены витрины моих любимых магазинов, туда, где все было иначе…
   – Классная благодарность за наложенные швы, – шутливо говорит Макар. – Обычно именно такую я и получаю, да.
   Его взгляд, направленный на Стаса, серьезный, без улыбки, я бы даже сказала, хмурый.
   – Это ему Настя звонила? – ошарашенно спрашивает брат.
   – Мне, – отвечает Макар вместо меня. – А еще я должен ей швы осмотреть перед снятием. Или тоже нельзя?
   – Другой хирург осмотрит, – заявляет Стас. – Ты к ней не подойдешь.
   – Я здесь, вообще-то, – говорю, выступая вперед и оказываясь между ними. – Может, за себя я буду решать сама?

Глава 9

   – Иди в машину, – говорит Стас, буравя взглядом Макара. – Дорешалась уже.
   – Что? – произношу ошарашенно.
   Брат никогда не разговаривал со мной в таком тоне. Мы с ним провели бок о бок кучу времени, но вот такой безапелляционный и грозный приказ в мою сторону летит впервые. Естественно, никуда уходить я не планирую.
   – До сих пор решаешь за нее все? – отбивает Макар. – У тебя семья уже, дети, а ты все в жизнь сестры лезешь?
   – Закрой рот, – Стас делает шаг в сторону Макара, но я тут же влезаю между ними и упираюсь в грудь брата, отстраняя его.
   – Да прекратите же! – возмущаюсь. – Ведете себя, как два одноклеточных. Вы взрослые люди, в конце концов. Пошли давай, – толкаю брата в плечо к ступенькам. – Поехали, сказала, у меня голова кружится.
   На мои последние слова реагируют оба. Брат меняется в лице и теряет всякий интерес к Макару, а Измайлов тут же подходит ближе и разворачивает меня к себе.
   – Тебя нужно осмотреть, идем.
   Я вырываю руку из его захвата.
   – Со мной все нормально, я просто хочу уехать домой.
   Измайлов тут же убирает руки с моих плеч и отходит. Видно, что хочет сказать что-то еще, но молчит. Провожает нас со Стасом взглядом. Я затылком чувствую его взгляд, но приказываю себе не оборачиваться. Иду, гордо вскинув голову, прямо к машине.
   Стас приобнимает меня за талию, видимо, волнуется, что я могу упасть в обморок. Даже дверцу машины мне приоткрывает. Я же на мгновение бросаю взгляд поверх автомобиля и замечаю Измайлова. Смотрит, как я и думала. Немного хмуро и сильно задумчиво. Вдруг хочется подойти к нему и расспросить обо всем, но заглушаю в себе это желание.
   Сажусь в машину, Стас захлопывает за мной дверцу и садится рядом. Молча, но слегка агрессивно заводит двигатель и выезжает с парковки. Молчит. Объясняться не спешит, но я просто так это не оставлю.
   – Ничего не хочешь мне рассказать?
   – Ты о чем?
   Брата я знаю столько, сколько живу на этом свете. Сейчас он заметно нервничает, но пытается сделать вид, что ничего не происходит. Значит, ему точно есть что сказать.
   – Дуру из меня делать не нужно, – говорю ему. – Что это было? Откуда вдруг столько ненависти? Вы неплохо ладили в прошлом, или я чего-то не знаю?
   Брат молчит, а я больше не допытываюсь. Все равно или не скажет, или придумает что-то. Когда мы почти доехали до дома, Стас останавливается за несколько сотен метров и поворачивается ко мне.
   – Вам не стоит видеться, Оль. С Макаром этим… ничего хорошего тебя не ждет.
   – Ты расскажешь, что между вами случилось?
   – Ты случилась, – брат пожимает плечами. – Мы ладили, но после того, как он тебя бросил, как прикажешь к нему относиться?
   Звучит, конечно, правдоподобно, но я отчего-то сомневаюсь. Особенно после вчерашних слов Макара про «причины» расставания и сегодняшних про «все за нее решаешь».
   – Макар сказал «до сих пор все за нее решаешь», о чем это?
   – Откуда я знаю?
   Брат пожимает плечами. Спокойно так, равнодушно. Врет. Решаю не говорить Стасу ничего о том, что Макар просил встретиться. Отойду от перелома, окрепну и попрошу у Измайлова о встрече.
   – То есть твое отношение обусловлено лишь тем, что он меня бросил?
   – Да, Оль, не придумывай. Отец такого рассказал, что…
   – Отец? – переспрашиваю.
   Шесть лет назад, когда мы расстались, папа сказал, что не станет искать Измайлова. Когда я ревела, он безапелляционно заявил, что это даже к лучшему.
   «– Ушел твой нищеброд-алкоголик, и до свидания!
   – Он не алкоголик! – возразила я.
   – Видел я, – отец скривился. – Не проси даже искать – не стану! Ушел, пусть катится!»
   Я потом еще несколько лет винила отца в равнодушии. Мы так и не помирились, а потом они разбились. До сих пор виню себя за то, что так и не нашла сил простить его.
   – Ну да, – уже не так уверенно говорит Стас. – Он же нашел твоего Измайлова, когда узнал о твоей беременности.
   – Нашел? – ахаю я. – Он что… сказал ему?
   – Нет, – успокаивает Стас. – Ничего он ему не сказал. Макар на тот момент пил сильно… отец его в запое жутком нашел. И с девками двумя… о чем с таким разговаривать?
   Стас говорит убедительно, но я отчего-то не верю. В девок поверить могла бы, Измайлов всегда пользовался популярностью у противоположного пола, но в запой… нет, Макар бы не стал. Он испытывал ненависть к алкоголю. Насмотрелся на мать. Да и сейчас вижу, что он совсем не пьет. Даже в праздник – трезвый.
   – Не стоит вам видится, Оль. Или ты планировала о сыне ему сказать?
   – Нет, – мотаю головой. – Конечно, нет, ты прав.
   О сыне Макару я действительно не собиралась говорить, но теперь хочу ответить на его предложение встретиться.

Глава 10

   – Вернулись! Тимоша, мама приехала! – кричит Настя, заметив нас со Стасом, идущих к дому.
   Я вздыхаю. Как бы и ей не перепало за то, что она нашла для меня именно Измайлова.
   – Вы все уже? – тут же спрашивает она у мужа. – Дети хотят играть в снежки и лепить снежную бабу. Ты им обещал.
   – Иди наверх, – хмуро произносит он. – Разговор есть.
   – Стас…
   Я хватаю брата за рукав. Вот зачем этот разговор? Настя ни в чем не виновата, она в нашей семье недавно, всю подноготную не знает. Да что там! Она даже с родителями нашими так и не познакомилась. Зачем ее отчитывать?
   – Я разберусь, – бросает мне и идет за женой наверх.
   Меня отвлекает Тимофей. Он с разбегу врезается в меня и обхватывает руками.
   – Что сказал врач? – спрашивает, задрав голову вверх.
   – Придется недельку походить так… синяки скоро пройдут, пластыри буду носить еще долго.
   – И мы не пойдем в кафе?
   – Пойдем, конечно, только когда синяки пройдут, ладно? А пока я попрошу дядю Стаса сводить тебя в кафе.
   – В «Мак»?
   – Нет, в «Мак» ты пойдешь через неделю. Несмотря на то, что мы на отдыхе, режим не нарушаем. «Мак» у нас раз в месяц, ты же помнишь?
   – Помню, – бурчит Тимофей. – Вредности там всякие…
   Через минуту из-за угла выбегает Даня, а следом за ним идет Лера с прогулочной коляской.
   – О! Вы уже приехали? А Настя куда делась?
   Я вспоминаю про Настю и прошу подругу присмотреть за Тимофеем и Даней. Сама иду в дом, снимаю обувь и верхнюю одежду и иду на второй этаж. У кабинета, который раньше принадлежал отцу, останавливаюсь.
   – Слушай, в сотый раз тебе говорю – я ничего не знала. Да и откуда? Мы просто знакомы с ним, потому что я консультировалась после родов Дани.
   – О чем это ты консультировалась?
   – Господи, это важно?! – возмущенно спрашивает Настя.
   Я решаю вмешаться, но останавливаюсь. Если кто-то и сможет обуздать Стаса, то только она.
   – Стас, – уже более примирительным тоном говорит Настя. – Я ведь говорила тебе, что после родов консультировалась по поводу подтяжки груди. И недавно ходила на прием, ты забыл?
   – Помню, – бурчит брат. – Ты не говорила, что это Измайлов.
   – Ты имени не спрашивал. Он лучший доктор в нашем городе. Естественно, когда встал вопрос о том, чтобы наложить швы на лицо, я вспомнила о нем.
   – Ты понятия не имеешь, через что прошла моя сестра из-за него.
   – Ты никогда не рассказывал, – парирует Настя. – Я понимаю, это ваши семейные дела, я в них лезть не намерена, но и меня винить ты не имеешь права.
   – Я не виню…
   Следует пауза, во время которой я чуть отхожу от двери. Подслушивать нехорошо, однако я не могу просто бросить Настю. Стою в ожидании. Если брат набросится с обвинительными речами – влезу.
   – Оля через многое прошла и без Измайлова, верно? Пережила смерть родителей, сама едва не распрощалась с жизнью. Макар просто ее бывший, Стас. Столько лет прошло.
   – Он не просто ее бывший. Тимофей его сын.
   Реакцию Насти я не могу увидеть, но слышу тяжелый вздох и что-то похожее на «Ох!».
   – Он не знает об этом, верно? – уточняет Настя.
   – Не знает.
   – Не считаешь, что он должен узнать?
   – Зачем это?! – возмущается брат. – Оля без него прекрасно растит сына. Уже шесть лет справляется. Незачем ему знать. Сестра в другой стране живет, им там будет лучше.
   – Да что ты? – язвит Настя. – То есть ты бы обрадовался, скрывай я Даню еще пару лет?
   – Ты другое…
   – Конечно! Где же твоя мужская солидарность, Лебедев? И почему ты лезешь в ее жизнь? Оля не жаловалась на то, что ее зашивал Макар, из клиники не убежала. В чем проблема?
   – Она не справится, если он снова разобьет ей сердце.
   – Может, перестанешь лезть в ее жизнь? Она взрослая женщина, такая же, как я и Лера, оставь ее в покое, пусть решает за себя сама.
   Я зажмуриваюсь и ухожу, спускаюсь вниз. Если кого-то в кабинете и нужно защищать, то Стаса. Настя за себя сумеет постоять и отвоевать свою правоту.

Глава 11

   – Отек стал меньше, синяки пожелтели, – радушно говорит Настя. – Скоро все снимут, и будешь красоткой, как и прежде.
   – Всего лишь несколько шрамов останется, – отшучиваюсь я, хотя настроение так себе. – Вы не сильно из-за меня поссорились?
   – Ой, какая ссора, – отмахивается она. – Ты же слышала. Он попытался меня продавить, пристыдить, а теперь вон ходит, не знает, с какой стороны подступиться.
   Настя права, последнюю неделю Стас относится к ней нежнее обычного. Со мной брат практически не разговаривает, хорошо хоть взял под свою опеку Тимофея. У меня после травмы часто болит голова, поэтому приходится отдыхать больше обычного, а сын требует активных игр и беготни по двору.
   – Ты когда в больницу?
   – Мне на два.
   От разговора с Настей и чашки кофе, которую мы решили с ней выпить, меня отвлекает незнакомый номер. Я жму «ответить» и прикладываю телефон к уху.
   – Ольга Львовна? – приятный женский голос называет мое имя.
   – Да, слушаю.
   – Это из клиники вас беспокоят. Вы у нас на два часа записаны на прием. Подскажите, пожалуйста, вы не могли бы приехать к пяти примерно? У доктора Измайлова операция срочная, отложить не получится. Он освободится ближе к этому времени.
   – Да, хорошо, – автоматически говорю я.
   – Спасибо большое. Первый прием у вас у доктора Воробьева. Ждем вас.
   – Кто звонил? – тут же спрашивает Настя.
   – Из больницы. Перенесли прием.
   – Тебя Стас отвезет?
   – Нет, поеду на такси. Они там снова с Измайловым сцепятся, зачем это нужно?
   Я, конечно, обо всем рассказала Насте. О нашей встрече с Макаром и о том, что не хочу говорить о сыне. Ее категоричность в вопросе необходимости рассказать все Измайлову пугала, и я решила обрисовать свою позицию. Настя заверила, что не станет рассказывать, потому что этот вопрос касается только меня, Макара и Тимофея.
   – Поговори с ним. Я не говорю о сыне, а вообще. Узнай, какой он, можно ли ему доверять. Шесть лет прошло, Оля. Зачем лишать сына хорошего отца? Это сейчас Тимофею с тобой хорошо, а через несколько лет у него появятся вопросы к папе. Есть, конечно, Стас, но ты ведь понимаешь.
   – Понимаю.
   – Я не в восторге от своего поступка, – признается. – Боялась Стаса и его связей, думала, что он отберет у меня сына. Тебе бояться нечего. Измайлов, конечно, не последний человек в этом городе, но у тебя достаточно влияния. Макар неплохой мужчина, насколько я успела его узнать. Адекватный.
   Я обещаю Насте подумать и поднимаюсь к себе. Снова болит голова. Ставлю будильник на три и забираюсь в кровать под теплый плед.
   Просыпаюсь с тяжелой головой. В последнее время такое происходит часто, потому что ночью не всегда удается выспаться. Ну и сломанный нос, подозреваю, способствует плохому сну.
   Когда выхожу из душа, на моей кровати сидит брат. Рядом с ним стоит мой старенький макбук.
   – Ты его не забыла, да? – спрашивает, кивая на погасший экран.
   Я сглатываю. Знаю, что он имеет в виду. Ту фотографию, которая стоит на заставке. Окошко хоть и маленькое, но наши с Измайловым счастливые лица невозможно не заметить.
   – Твою мать, Оля! – рычит Стас. – Я столько времени с тобой провел. А психологи? Они тоже ничего не дали?
   – Не дали что, Стас?! – я повышаю голос, хотя старалась этого не делать. – Измайлов не тиран какой-нибудь и не насильник, он просто ушел, понимаешь? Бросил меня, ничего не сказав. Мне нужны были ответы, а не психологи.
   Я сильнее сжимаю полотенце в руках, потому что вдруг чувствую полную апатию и бессилие. Хочется рухнуть на пол, обхватить себя руками и заплакать. Зарыдать в голос от бессилия. Я столько лет жила вдали от родителей, но под тщательным присмотром Стаса, что уже и забыла, каково это – принимать самостоятельные решения.
   Разумеется, я решала, как мне рожать, в какой сад будет ходить Тимофей, кем мне работать, но в личной жизни всегда присутствовали родители и Стас. Они меня контролировали. После их смерти все изменилось. Стас остался здесь, а я вернулась в Америку. Казалось бы – полная свобода, но я разучилась. Забыла, каково это – быть свободной и решать за себя. Я всегда делала так, как правильно. Правильно по мнению родителей, брата, общества.
   Странно, но осознаю я это только сейчас, когда брат, сидя на моей кровати, требует от меня ответа за промах.
   – Почему ты ничего не сказала? – уточняет, блуждая по мне взглядом так, будто видит впервые.
   – Потому что никто из вас не стал слушать. Ни ты, ни отец, ни мать. Вы все твердили мне, что он – не последняя моя любовь, что я обязательно встречу того самого, что Макар не достоин прощения.
   – Но…
   – А когда я забеременела, – бесцеремонно перебиваю оправдания Стаса, – вы говорили мне, что это только мой ребенок. Наш, Лебедев, что Измайлов никакого отношения к нему не имеет и знать не должен. Мама, если ты помнишь, даже всерьез рассматривала возможность аборта.
   – Она бы никогда не стала тебя уговаривать, – перечит Стас.
   – Нет, конечно, потому что Тимофей – единственное, с чем я не согласилась. Я во всем вам потакала, но решение рожать было только моим.
   С выдохом чувствую, как ослабеваю. Сил хватает только на то, чтобы дойти до кресла, стоящего в метре, и рухнуть в него.
   – Чего ты хочешь, Стас? Узнать, не забыла ли я его? Или не собираюсь ли вернуться? Не забыла, но возвращаться мне некуда.
   – Эй…
   Стас аккуратно прикасается к моему плечу, но я тут же уворачиваюсь от его рук.
   – Обиделась, что ли? – спрашивает примирительно.
   Я жмурюсь, чтобы избавиться от слез, но когда брат обнимает меня за плечи и тянет к себе, они все равно скатываются по щекам.
   – Дурочка, блин… я же переживаю за тебя, – тихо шепчет мне в висок. – Сказать сложно было, что ни хрена не прошло?
   Я всхлипываю и делаю глубокий вдох. Несмотря на то, что пару минут назад я злилась на брата, я все еще его люблю.
   – Три года назад, – говорит брат, поглаживая меня по спине, – ты сказала, что у тебя отношения. Они были?
   – Нет, – отвечаю честно.
   Какой смысл врать, если и так уже всё понятно? Все эти годы я создавала видимость.
   – И когда уезжала, тоже соврала, что у меня мужчина есть, – предупреждаю его вопрос. – У меня тогда никого не было.
   – Это я понял. Ты здесь не один день провалялась, Оль, а никто тебе не звонил и не переживал.
   – Ты понял и все равно дал мне уехать?
   – Пять лет прошло, я считал, что ты отпустила. Ну и тебе пора было привыкать жить одной.
   – Пора, – соглашаюсь. – Я неплохо справлялась ведь, да?
   – Ты и сейчас справляешься, малыш.
   Я хмурюсь, потому что совершенно точно не справляюсь. Я больше не чувствую той решительности держать от Макара все в тайне, и это меня пугает.

Глава 12

   В больницу я все же опоздала. Пришлось справляться с опухлостью и покрасневшими глазами.
   У кабинета доктора Воробьева останавливаюсь и перевожу дух. На часах семнадцать десять. Я опоздала прилично, но все же стучу в дверь и опускаю ручку, толкая дверь вперед.
   – Можно?
   – Да, Ольга Львовна. Проходите, я уже вас жду.
   Я быстро ныряю в кабинет и закрываю за собой дверь. Прием у доктора Воробьева – эдакий отвлекающий маневр от предстоящей встречи. Пока сюда ехала, всю дорогу думала о том, что совсем скоро увижусь с Макаром.
   – Как самочувствие, Ольга Львовна? Отек, вижу, спал. Обоняние вернулось?
   – Да, слава богу, вернулось, – киваю.
   Несколько дней без запаха – та еще пытка. На прошлом приеме Дмитрий Евгеньевич сказал мне, что обоняния может не быть до месяца. Я сломалась на третьем дне. Жизнь без кофе – то еще удовольствие. Я зависима не столько от эффекта напитка, сколько от самого процесса. Держать в руке стаканчик, вдыхать аромат свежесваренного кофе и пары капель сливок – что еще нужно для счастливого утра? До вчерашнего дня я такой возможности была лишена и думала, что еще немного – и сойду с ума.
   – Ну что ж… – говорит Дмитрий Евгеньевич после осмотра. – Вы явно идете на поправку. У вас после меня консультация у Макара Игнатьевича, верно?
   – Да, он накладывал мне швы.
   – Прекрасно. Пусть снимает их, кожа у вас хорошо затягивается. Снимет нитки, и будете как новенькая уже через пару месяцев.
   – Что-то еще нужно пить? – решаю спросить.
   – Нет. Если еще болит, можете обезболивающие.
   – Голова стала болеть чаще, – сообщаю. – Это нормально?
   – Да, абсолютно. Мы делали КТ, на снимках у вас все в порядке, просто постарайтесь побольше отдыхать и не волноваться.
   Доктор Воробьев отпускает меня через десять минут, дает выписку и прощается. Из кабинета я выхожу с улыбкой. Несколько минут стою, не зная, куда идти. Где находится кабинет Измайлова, я понятия не имею. В прошлый раз он принимал меня в приемном. Я подхожу к девушке в регистратуре и спрашиваю, где находится кабинет Макара Измайлова.
   – Вам нужно пойти прямо, а затем направо, – дружелюбно говорит она. – Кабинет двадцать один.
   – Спасибо.
   – Подождите, девушка. Доктор Измайлов еще не вышел из операционной. Там что-то затягивается, может, перенести запись?
   Вдруг это судьба? Мне стоит отменить запись и уйти, не попрощавшись. Швы я могу снять в любой другой клинике, мне минуту назад сказали, что работа безупречна, а потому волноваться о своей внешности мне не стоит. Может, нам лучше не видеться? Все на это намекает, но вместого того, чтобы согласиться, я мотаю головой и отказываюсь:
   – Спасибо, я подожду. Мне нужно увидеться с Измайловым именно сегодня.
   – Тогда я передам доктору, что вы его ждете, как только он выйдет из операционной.
   – Большое спасибо.
   Я иду к указанному кабинету и сажусь на диванчик рядом. Минут через десять бесполезного листания ленты инстаграма я достаю ноутбук и приступаю к работе. Судя по тому, что мне предложили перенести запись, операция затягивается. Интересно, что там такого экстренного и тяжелого?
   К моему удивлению, поработать мне все же удалось. Я написала целую главу, перечитала ее и осталась довольна результатом. Завтра обязательно прочитаю еще раз.
   Смотрю на часы. Прошел целый час. Здание клиники опустело, даже обслуживающий персонал не ходит. Может, правда стоит уйти домой? Чего я жду? Вряд ли Макару после сложной операции будет до меня и моих тяжелых швов.
   Несмотря на мысли, я остаюсь сидеть на месте, когда слышу разговор двух женщин. Они стоят, судя по всему, за углом и не могут меня видеть.
   – Слышала, что прибывшая вчера пациентка Измайлова устроила скандал час назад?
   – Ничего себе! А что так?
   – Ей размер груди не понравился, – фыркает женщина. – Сказала, хотела больше, а Макар Игнатьевич – как всегда…
   – Не прислушался к желанию пациентки?
   – Ага…
   Девушки начинают смеяться, а я почему-то на них злюсь. На них, а потом и на себя. Вот что я за дура такая? Сижу здесь, жду. А он, судя по всему, очередные сиськи пришивает, и ему совсем наплевать, что у него здесь, между прочим, люди на приеме!
   Я быстро встаю с дивана, запихиваю макбук обратно в рюкзак и забрасываю лямку на одно плечо. Иду к выходу и замечаю, что девушек в регистратуре больше нет. Ну, отлично. Я там ждала, а ему даже никто обо мне не сообщил?!
   На улице становится чуточку легче. Я быстро спускаюсь по ступенькам и вдыхаю полной грудью. Достаю из кармана телефон, чтобы вызвать такси, а затем замечаю на крыльце мужчину. Мне требуется пара мгновений, чтобы узнать в сидящем Измайлова.
   Освещение позволяет, но Макар, судя по всему, меня не замечает. Смотрит невидящим взглядом перед собой и затягивается новой порцией сигаретного дыма. Выпускает струю в воздух, и только потом его взгляд цепляет меня. Сама не знаю, почему запихиваю телефон в карман и поднимаюсь по ступенькам. Может, потому что пообещала себе с ним сегодня поговорить, а может, потому что вижу в его взгляде грусть и боль. Во всяком случае, мимо пройти не получается, я упрямо иду к нему навстречу.

Глава 13

   – Что ты здесь делаешь? – устало спрашивает он, потирая переносицу пальцами. – Я просил перенести всех пациентов.
   – А я сказала, что подожду, – отвечаю, присаживаясь рядом с ним. – Вот, решила, что ожидание затянулось, и собралась домой.
   – Но не ушла, – замечает, делая очередную затяжку.
   – Ты куришь?
   Для меня это неожиданность, хотя сам процесс ему безупречно идет. Вот как так? Даже уставший, после изнурительной операции и с сигаретой в руках он выглядит, словно только что сошел с обложки модного журнала.
   – Не курю, но иногда не могу сдержаться. Помогает отвлечься.
   – Сложная операция?
   – Не хочу об этом.
   Макар встает, выбрасывает окурок в урну и поворачивается ко мне.
   – Идем, я осмотрю тебя.
   Я поднимаюсь, сжимая в руках лямку рюкзака. Отчего-то волнуюсь, хотя причин совсем нет.
   В кабинете мы оказываемся через несколько минут. Измайлов пропускает меня вперед, указывает жестом на кушетку и идет в соседнюю комнату. Я раздеваюсь и присаживаюсь, ставлю рюкзак радом и складываю руки на коленях. Макар появляется через пару минут с тележкой, на которой разложены медицинские инструменты.
   Измайлов подходит ближе, останавливается прямо напротив меня, включает светильник над головой и отклеивает пластыри.
   – Да, пора снимать, – говорит тихо. – Может быть немного неприятно, обработать обезболивающим?
   – Не нужно, потерплю.
   Пока Макар сосредоточенно орудует над моим лицом, я позволяю себе его рассмотреть. Хмурость и залегшие под глазами тени придают ему возраста, но он все равно выглядит идеально. Мне бы такое волшебство после десятичасовой работы за ноутбуком.
   – Вот и все, – сообщает, отодвигая тележку и выключая лампу. – Пластыри еще придется поносить, снимай только на ночь.
   – Извини, что я так… вторглась. Не стоило мне тебя ждать, ты устал и…
   – Прекрати, это моя работа. Дождалась – прекрасно. Домой я всегда успею.
   – Ты выглядишь расстроенным. Не хочешь поделиться?
   – Долго рассказывать, – отмахивается.
   Через минуту начинает мигать свет. От раздражающих мельканий я зажмуриваюсь.
   – Черт, что с лампочкой? – хмуро произносит Макар, подходя к двери и ударяя по выключателю.
   Через секунду свет гаснет, но когда Макар пытается включить его снова – не реагирует.
   – Прекрасно, – в его голосе слышится раздражение.
   – Видимо, поговорили, – произношу я. – Я пойду тогда. Спасибо.
   – Куда пойдешь? – останавливает мою попытку надеть пуховик. – Дверь на магнитном ключе. Когда вырубается свет, она автоматически блокируется. Система безопасности. Сделали недавно, после ограбления. Свет отключился, и из клиники вынесли шприцы и сильнодействующие рецептурные препараты.
   – Мы заперты? – переспрашиваю, потому что половину его слов пропустила мимо ушей.
   – Да. Пока не подадут питание, придется сидеть здесь. Сейчас наберу охрану, узнаю, что случилось.
   Я сажусь обратно на кушетку и ставлю пуховик рядом. Судя по отрывистым ответам и тяжелому «ясно», брошенному вперемешку со вздохом в трубку, мы тут заперты не на несколько минут.
   – Охрана пока не в курсе. Запустили генераторы, но их отправили на реанимационное и другие отделения. Поликлинику не подключат, пока не разберутся с проблемой.
   – Что ж… – хрипло говорю я. – Могу побыть твоим психотерапевтом на ближайшее время.
   – Не накручивай, – говорит Измайлов, подходя ближе. – Просто тяжелая длительная операция.
   – Очередные большие сиськи?
   – То есть так ты думаешь? – уточняет Макар. – Что вся моя работа – делать сиськи?
   – Ты пластический хирург, – я пожимаю плечами, не понимая, что сказала не так. – Разве не это твоя работа?
   – Это, – соглашается, но я слышу в его голосе сталь. – Конечно, только это.
   – Ты меня неправильно понял, – оправдываюсь. – Твоя работа важна и…
   – Разумеется, важна, иначе бы ты пошла зашиваться к хирургу в обычную клинику, который бы даже смотреть на тебя не стал. Дышишь, ходишь, значит, не в его компетенции.
   Я замолкаю, понимая, что задела его за живое. Но я ведь правда не хотела обесценивать его работу, ляпнула, не подумав, а теперь жалею. Хочется извиниться и забрать свои слова обратно, но я почему-то молчу. Слышу тяжелое дыхание Измайлова и его нетерпеливое расхаживание по кабинету.
   – Расскажешь, какая операция была?
   – Сиськи шил, – отвечает недовольно.
   – Я серьезно. Извини за то, что сказала.
   – И я серьезно, – говорит непоколебимо.
   Я слезаю с кушетки и иду к окну. Если он не хочет со мной разговаривать – полюбуюсь сугробами снега и мелкими снежинками, что падают с неба. Через пару минут Макар оказывается рядом со мной. Ничего не говорит, просто смотрит в окно.
   – Я не хотела тебя задеть, – шепчу тихо.
   Жду, что Макар ответит, но он все так же молча стоит рядом. Его руки сложены на груди, взгляд направлен в окно, губы сжаты в тонкую полоску. Он говорит, когда я перестаю ждать от него ответа.
   – Наша клиника специализируется на хирургии, – произносит тихо. – К нам часто привозят тяжелых пациентов. Разумеется, я не участвую в операциях внутренних органов, но иногда приходится пришивать не только сиськи, Оля. Пациенты после ожогов, укусов, любых повреждений кожи – моя специализация. Сегодня привезли ребенка.
   Он замолкает, а мое сердце екает. Мне до боли хочется его поддержать, и я не нахожу ничего лучше объятий. Протискиваясь между ним и подоконником, обхватываю Макара за талию. Он тут же размыкает руки и медлит пару мгновений, словно не зная, обнимать меня в ответ или отстранять. Я жду его решения и жмусь ближе. Боюсь, что выберет он не объятия, но ошибаюсь. Одна его рука обхватывает меня за плечи, вторая ложится на поясницу. Он прижимает меня к себе.

Глава 14

   Его запах будоражит мои рецепторы. Я позволяю себе закрыть глаза и потереться о мягкую ткань его формы. Она пахнет стерильностью, а Измайлов – собой. И его запах мне ожидаемо нравится больше. Он такой… знакомый. Воспоминания тут же рисуют картину, как мы с Макаром точно так же обнимались, прежде чем разойтись. Вот ведь удивительная штука память. Достаточно одного-двух слов или касаний, чтобы она оживила что-то похожее и заставила почувствовать прожитый момент снова.
   – Я правда не хотела, – шепчу.
   Он молчит. Дышит шумно, и сердце у него бьется ускоренно, я чувствую. Тук-тук-тук – гремит под моей щекой. Когда Макар едва ощутимо шевелится, я вцепляюсь в его плечи и не отпускаю. Мне казалось, что это я его поддерживаю, а теперь получается, все наоборот?
   – Эй, – говорит Макар.
   Он скользит руками по моей спине, обхватывает меня чуть выше предплечья и отстраняет всего на несколько сантиметров, но этого оказывается достаточно, чтобы мне стало холодно.
   – Макар, – шепчу, буравя взглядом пару красных капель на его форме.
   – Ты чего? – непонимающе шепчет он.
   Я и сама не знаю – чего, мне просто вдруг так хорошо стало рядом с ним. Тепло так, уютно, словно я оказалась дома. А теперь, когда я больше не вжимаюсь в него, мне кажется, что меня раздетую выставили на улицу и захлопнули перед носом дверь. Мурашки покрывают кожу, тело бьет озноб.
   – Я не знаю, просто… – выдаю сбивчиво, отхожу.
   И правда, чего это я? Мы с Макаром всего лишь бывшие, я решила его поддержать. Мне не должно быть плохо без его рук, наоборот, плохо должно быть рядом, от его запаха, от объятий, от всего, что с ним связано.
   – Иди сюда.
   Измайлов протягивает руку, тянет меня к себе, вжимает в свое тело снова, обнимает. Атмосфера вокруг нас моментально накаляется. Я чувствую это, а когда решаюсь посмотреть Макару в глаза, только это подтверждаю. Он лишь на меня смотрит. Долго, словно гипнотизируя. Одной рукой скользит по моей пояснице, спине, останавливается на шее, обхватывает ее и рывком тянет к себе. К губам.
   Мгновение, и мы соприкасаемся в поцелуе, еще одно, и Измайлов усиливает напор, проталкивая свой язык мне в рот. Мне моментально становится жарко. Я хочу стащить неуместный вязаный свитер, который так и норовит слезть с плеча.
   Никакой романтики, только голодный, поглощающий поцелуй, посылающий горячие импульсы по всему телу. Макар тут же задает темп – быстрый, напористый, жадный. Никакой нежности, только голодная непреодолимая страсть, увлекающая нас в этот омут.
   Один рывок, и я оказываюсь сидящей на подоконнике, еще один – это Макар прижимает меня к себе сильнее и встает у меня между ног. Его руки заползают мне под свитер, сминают кожу, оставляя на ней горячие следы.
   Я сдаюсь, когда поднимаю руки вверх и позволяю ему стянуть с себя этот чертов свитер. Он летит куда-то в сторону, возможно, падает к ногам. Я остаюсь в одном нижнем белье, мы на мгновение прекращаем поцелуй, я смотрю в его глаза и вижу там полную потерю самоконтроля. Его попросту там нет. Зато есть страсть, похоть, желание обладать. Мной – прямо сейчас.
   – Мы можем остановиться… – тихо говорит он, разрешая мне сделать выбор.
   Думаю всего минуту. Мотаю головой. Останавливаться я не хочу. Решение принято. Окончательно. Я абсолютно трезвая, и я хочу его. Даже если сразу после пожалею.
   После моего согласия Измайлов запускает руку в мои волосы и прижимает к своим губам. Снова пожирает поцелуем, запуская необузданное желание почувствовать его всем телом. Меня бросает в жар от всего, что он делает. Никто… никто после него так и не смог разбудить во мне страсть. Макар знает меня, до сих пор помнит мои чувствительные точки и касается меня так, как я того хочу.
   Моя спина врезается в холод стекла, руки бесцеремонно скользят по оголенным плечам Макара, а из губ вырывается хриплый стон вперемешку с его именем.

Глава 15

   – Уверена? – горячее дыхание задевает мочку уха.
   Он снова спрашивает. А я не понимаю, почему меня так сильно к нему тянет. Неужели он и правда особенный? Или просто умелый, знает меня лучше других. С незнакомыми мужчинами не всегда складывается все с первого раза. Это только в кино оба достигают удовольствия вместе. В реальной жизни все несколько иначе.
   Мне так казалось до сейчас.
   Я помнила наш с Измайловым первый раз. Те же безумные поцелуи, та же страсть, затаившаяся в глазах, нетерпеливое стаскивание одежды. Эти кадры я вспоминала на протяжении шести лет. Они снились мне по ночам. С них я списывала страсть для своих героев.
   У нас тогда все получилось. Мы оба были на вершине удовольствия, но я списывала это на первые эмоции, чувства, на молодость, в конце концов. Я стала старше, меня предали. Он же и предал! Но мозг почему-то отчаянно отбрасывал эту мысль, хотя именно за нее и нужно было цепляться.
   Измайлов решает не дожидаться моего ответа. Прижимает к себе и словно одержимый проводит губами вдоль моей шеи к мочке уха. Дальше мы лихорадочно сбрасываем остатки одежды и снова оказываемся в объятиях друг друга.
   С другими мне нужна была долгая прелюдия. Все эти поцелуи, касания, даже разговоры. Мне нужно было расслабиться, чтобы позволить мужчине прикоснуться к себе. А сейчас это кажется лишним. Я нетерпеливо ерзаю, пока Измайлов справляется с защитой, и охаю, когда это происходит. Его рука на моей пояснице, губы на моих губах.
   Измайлов был похож на голодного, которому посчастливилось добраться до еды. Он ни на минуту не прекращал меня целовать и исследовать тело руками. Напористо, безумно, неистово он вел меня к краю, за которым терялось наше прошлое.
   – Я… боже…
   – Нас никто не услышит, – словно подслушав мои мысли, произносит Макар.
   Всего четыре слова, и я зажмуриваюсь, чувствуя, как кровь вскипает в венах. Мне потребовались мгновения, чтобы отпустить себя и закричать, а после выкрикнуть имя, которое я обещала себе забыть:
   – Макар…
//-- * * * --//
   Все закончилось через какие-то мгновения. Оглушающую тишину комнаты нарушали лишь наши тяжелые шумные выдохи. Макар первым приходит в себя, помогает мне надеть свитер и возвращает джинсы, валявшиеся на полу. Я лихорадочно одеваюсь, спешу, стараясь не смотреть в его сторону.
   В голове набатом бьет лишь одна мысль «Этого не должно было произойти». Я стараюсь ее отогнать, но она, словно назойливая муха, продолжает жужжать в ушах. Хуже всего, что света по-прежнему нет. Я не могу просто схватить пуховик и выйти из кабинета, не могу сбежать.
   – Ты в порядке? – спрашивает Макар, внимательно прощупывая мое лицо взглядом.
   Киваю и отворачиваюсь. Делаю вид, что мне жутко интересен стеллаж с медицинскими инструментами.
   – Жалеешь? – спрашивает.
   – Нет.
   Из всех чувств, которые я испытываю, сожаления нет и в помине.
   – Я бы хотел попробовать снова.
   К стеллажу я тут же теряю всякий интерес и перевожу взгляд на Макара. Он стоит, прислонившись к столу бедром. Смотрит на меня, и в его взгляде нет ни тени насмешки. Он говорит это серьезно.
   – Попробовать что?
   – А ты как думаешь? – вот теперь он усмехается, его губы растягиваются в улыбке, демонстрируя ямочки на щеках. – То, что между нами произошло, я бы тоже не прочь повторить, но сейчас я про отношения.
   Если б прямо сейчас в кабинет вломились люди с оружием и в масках, я удивилась бы меньше, чем словам Макара. Он предлагает мне отношения. Попробовать снова. Забыть все и…
   Яркая вспышка света не дает закончить мысль. Я зажмуриваюсь и открываю слезящиеся глаза лишь через минуту.
   – Оставаться здесь нет никакого смысла. Предлагаю поехать ко мне, есть хочу невыносимо, а в ресторан тащиться сил нет. Там и поговорим.
   Не знаю, как выгляжу со стороны, но по моим ощущениям – глупо. В голове ни единой разумной мысли. Я чувствую растерянность и смятение, абсолютное непонимание ситуации.
   – Оля, – напоминает о себе Макар.
   – Прости, я… я не думаю, что стоит.
   – Почему нет? Мы только что переспали. Нас явно тянет друг к другу. Не думаешь, что нам есть о чем поговорить? Можно и здесь, но повторяю, я ужасно голоден, и хрен их знает с этими перебоями, отключат нас до утра, мы тут в темноте и замерзнем. Отопления ведь тоже нет.
   Я киваю. Да, наверное, он прав. И поговорить нам точно не мешает.
   – Отлично.
   Мой кивок Макар воспринимает как согласие, хватает пуховик с кушетки, помогает мне одеться и открывает дверь кабинета. Только оказавшись в машине, я вдруг понимаю, что мы едем к нему домой, но сил на отказ у меня нет.

Глава 16

   – Закажешь еду? – спрашивает Макар и протягивает мне телефон.
   – Хорошо, – соглашаюсь.
   Блокировку он уже снял, мне достаточно зайти в приложение и оформить доставку. Макар просит заказать ему пасту с лососем и стейк. Для себя я выбираю «Цезарь» и оформляю заказ. На графе адрес зависаю. В приложении уже всё вписано, и мне остается только протянуть Макару телефон для завершения заказа и оплаты.
   У него другой адрес. Понятия не имею, почему думала, что он живет в старенькой хрущевке своей матери. Пластические хирурги его уровня могут позволить себе хорошее жилье. Его новый адрес расположен не так далеко от больницы. В хорошем спальном районе. Подозреваю, что и дом там – одна из современных новостроек.
   Я не ошиблась. Макар заезжает на территорию элитной многоэтажки и направляется на подземную парковку. Здесь он паркует автомобиль и ведет меня к лифтам. Всю дорогу чувствую себя странно. Через какие-то минуты я окажусь в его квартире. Зачем?
   Когда лифт останавливается на этаже, я мимоходом бросаю взгляд на панель с цифрами. Последний этаж. Неужели пентхаус на два этажа? У двери, пока Измайлов возится с ключами, вспоминаю о том, что дома меня ждет Тимофей и наверняка Стас. Открываю мессенджер и зависаю над строкой сообщения. Что написать? Я задерживаюсь? Буду позже? Приеду завтра? Откуда я знаю, когда вернусь?
   «Не ждите меня, я приеду, как смогу. Я в безопасности. С Измайловым»
   Жму «отправить» и перевожу телефон на беззвучный режим. Уверена, брат начнет звонить, а я совсем не хочу объяснять ему, почему вдруг поехала к Макару.
   – Проходи.
   Пропустив меня вперед, Макар заходит следом, ударяет по выключателю, и коридор, в котором я оказываюсь, озаряется мягким светом. Первое, что приходит в голову – здесь вкусно пахнет. Уютно так, по-домашнему и почему-то молоком. Я быстро стаскиваю обувь, отдаю Макару куртку и переминаюсь с ноги на ногу. Мебели в квартире мало, каких-то безделушек и предметов для уюта нет совсем.
   – Я только переехал, – сообщает Макар. – До этого жил на съемной квартире. Ждал, пока здесь закончится ремонт.
   – А квартира матери? – уточняю.
   – Давно продана. Мама живет со своим мужем и успешно тратит вырученные с продажи квартиры деньги. Не мне ее судить.
   Я быстро киваю. И правда, какая разница?
   – Ты совсем недавно переехал? – спрашиваю, оказавшись на кухне.
   Здесь стоит куча неразобранных коробок.
   – Да, совсем. Ремонт только закончили, после клининга перевез вещи. Собирался справиться с распаковкой в новогодние выходные, но как видишь. Видимо, придется вызвать службу.
   Я неловко останавливаюсь у широкой барной стойки и не знаю, куда деть руки.
   – Ужин скоро привезут. Может, вина?
   – Думаю, не стоит.
   – Я все же открою бутылку, – с улыбкой говорит Макар и идет к холодильнику.
   Краем глаза замечаю, что ничего кроме алкоголя там нет.
   – Не смотри так, – заметив мой взгляд, с улыбкой говорит Макар. – Я почти не пью, по долгу службы дарят алкоголь. В холодильнике стоит процентов десять. К праздникам поставил, чтобы охладить для гостей. Остальное вон в том шкафу, – Измайлов кивает на большой шкаф в самом углу кухни. – Если хочешь, можешь посмотреть.
   Его предложение оказывается для меня спасением. До того, как он нальет вина или придет доставка, я смогу сделать вид, что занята изучением ассортимента его мини-бара.
   Открыв шкафчик, понимаю, что с «мини» я погорячилась. Скорее, наоборот. Все полки уставлены бутылками. Мой шокированный взгляд не укрылся от Измайлова.
   – Это все пациенты. На полке справа вверху коробки с конфетами.
   Он не врет. Я открываю дверцу и улыбаюсь. Тумбочка под завязку завалена разноцветными коробками.
   – Половину я уже раздал, но часть все равно осталась.
   – Ой, – восклицаю, когда одна из коробок вываливается мне прямо на голову.
   Измайлов тут же оказывается рядом. Молниеносно захлопывает тумбочку и перехватывает мое лицо.
   – Все в порядке?
   – Это просто коробка, – бормочу сбивчиво, теряясь от его близкого присутствия.
   – Точно в порядке?
   – Да, все хорошо.
   Измайлов отпускает меня через минуту, поднимает коробку с конфетами и кладет ее на стол.
   – Мы обязаны их съесть, – улыбается.
   – Да.
   – Держи, – протягивает мне бокал с вином, а через минуту подталкивает уже открытую коробку.
   Я мешкаю, и Макар достает конфету сам. Через мгновение он подносит ее к моим губам и нажимает. Я поддаюсь. Раскрываю рот и тут же чувствую вкус молочного шоколада. Жую с наслаждением, облизываюсь, съев конфету, и застываю, наткнувшись на взгляд Макара. Он смотрит прямо на мои губы.

Глава 17

   Это безумие, но мы снова целуемся. Макар отбирает у меня бокал, отодвигает его подальше и, зажав меня в кольце своих рук, сминает мои губы своими. Через минуту я оказываюсь сидящей на мраморной столешнице, а Измайлов бесцеремонно нарушает все возможные границы между нами. Обнимает, исследует, гладит.
   О том, что мы ехали на разговор, я успешно забываю и вспоминаю, лишь когда от жадных поцелуев нас отвлекает громкий звонок его телефона.
   – Твою мать! – бросает Макар и все же отстраняется, чтобы ответить. – Слушаю!
   Я свожу ноги вместе и упираюсь руками в столешницу, на которой сижу. Странно так, но происходящее между нами кажется таким естественным и нормальным. Словно и не было между нами шести лет разлуки.
   – Скоро буду, – бросает в трубку и поворачивается ко мне. – Прости, мне нужно ехать.
   – Я понимаю, – киваю. – Дашь мне минутку? Где у тебя ванная?
   – Нет, – Макар мотает головой и не позволяет мне спрыгнуть на пол. – Я хочу, чтобы ты осталась. Не уезжай, пожалуйста. Я закончу с операцией, и мы поговорим, ладно?
   Я мешкаю. Он хочет, чтобы я осталась здесь, в его квартире?
   – Оль, пожалуйста. Я не могу отказаться от вызова, больше некому приехать.
   Я понимающе киваю, и Макар принимает это за согласие, ищет ключи и набрасывает куртку на плечи. Только сейчас понимаю, что он так и не прикоснулся к алкоголю, словно знал, что его могут вызвать. А может, и правда совсем не пьет.
   – Вот ключи, – протягивает мне связку. – Спальня на втором этаже слева. Найдешь. Дождись меня, ладно?
   Он снова меня целует. На этот раз торопливо касается моих губ и тут же отстраняется. Через минуту я слышу хлопок двери и щелчок закрываемого снаружи замка. Несколько минут буравлю одну точку взглядом, после чего наконец слезаю со столешницы и иду осматривать квартиру.
   О том, что вообще происходит, я обещаю подумать себе потом. Завтра, может быть, через неделю. Сейчас мне хорошо, я впервые за шесть лет ощущаю себя живым человеком, который принял решение самостоятельно. Я хочу остаться здесь и поговорить с Макаром.
   Осмотр начинаю с ванной. Она расположена рядом с кухней. Здесь совсем пусто. Нет ничего в тумбочках, даже полотенце не висит. И на стеклянной душевой кабине отсутствуют разводы, видимо, она еще ни разу не использовалась.
   Мило и пусто, делаю вывод и поднимаюсь в спальню. В шкафах почти нет одежды, если не считать нескольких медицинских костюмов, пары рубашек и джинсов. На прикроватной тумбочке стоит зарядная станция для телефона, наушников и часов. Постельное белье серое с белой простыней. По-мужски. В спальне тоже пусто.
   Нахожу на втором этаже еще одну комнату. Она заперта на ключ. В связке, которую мне дал Макар, ключа к замку нет. Третья дверь ведет в дополнительную ванную комнату.
   Обустроено все довольно мило и слишком стерильно. На умывальнике дозатор с мылом. Открываю тумбочки. Там несколько бутылочек с шампунем и жидким мылом, пена для бритья, бритвенные станки. На верхней полке взгляд цепляет фиолетовую мочалку и детский гель для душа. Я знаю эту марку, потому что покупаю ее для Тимофея. Видимо, Макар предпочитает мыться детским гелем, потому что обычного у него нет.
   Вторая тумбочка полностью пустая. На сушилке висят два больших полотенца. Одно серое, второе темно-синее.
   Возвращаюсь в спальню, нахожу там выход на террасу. Сразу же попадаю в оазис красоты и уюта. Видно, что здесь неплохо поработал дизайнер. Туи, высаженные в горшки, топиарии в виде небольшого мишки и слона. Выглядит красиво и словно сделано для ребенка. Тимофею бы здесь понравилось. В центре расположен стол и кожаный диван, припорошенные снегом.
   Терраса большая, переходит на вторую комнату, но выйти из нее на террасу нельзя. Вместо двери здесь большое панорамное окно. Разглядеть, что внутри комнаты, я не могу, так как окно изнутри закрыто тюлем и шторами в пол.
   Осмотрев все, спускаюсь вниз. Здесь еще одна спальня. В ней – завал из коробок. Заглядываю в парочку, но ничего интересного не нахожу. Вещи, книги, какие-то статуэтки. В одной – коллекционные машинки. Я покупаю такие Тимофею, он любит. Их собирают и взрослые. Даже удивительно, что у Макара с сыном столько общего. Даже интересы совпадают.
   Я обхожу квартиру за час. Заглядываю в каждый уголок. На кухне выливаю вино из бокалов в раковину, мою их и ставлю сушиться. Бутылку закупориваю и возвращаю в холодильник. Минутой позже слышу щелчок дверного замка. Макар вернулся? Делаю несколько шагов к выходу из кухни и замираю, слыша знакомый женский голос:
   – Макар? Ты дома?
   В первые мгновения приходит мысль спрятаться, но я тут же ее отгоняю. Бред. К чему мне прятаться от его матери?
   Она ожидаемо появляется на кухне, но я все равно вздрагиваю. Видимо, это ощущение антипатии к ней никогда не пройдет. Она останавливается на пороге, смотрит на меня ошарашенно, моргает, словно я призрак.
   – Здравствуйте, – вежливо здороваюсь.
   Она изменилась. В последний раз, когда я ее видела, она была похожа на законченную алкашку, которой и была. Сейчас же передо мной стоит совсем другая женщина. Хороший образ жизни и деньги сына сотворили чудеса – она похожа на обычную женщину, и многие годы алкоголизма на ее лице незаметны.
   – А вы… уборщица? Макар говорил, что наймет кого-то, чтобы разобрали коробки.
   Ответ замирает в горле, когда на кухне появляется веселый мальчик. Он возникает неожиданно, словно из ниоткуда, со словами:
   – Ба, а папы нет!

Глава 18

   На первый взгляд мальчику лет пять. И разговаривает он довольно внятно. Я непонимающе хлопаю глазами, жадно рассматривая ребенка. Темные, растрепанные в разные стороны волосы, внимательный цепкий взгляд карих глаз и кругленькое милое лицо. Глаза не как у Измайлова, но это ведь и необязательно. Тимофей унаследовал цвет глаз Макара, но я допускаю, что так бывает не всегда. Видимо, гены матери были сильнее.
   Матери.
   Учитывая, сколько лет мальчику, не думать о ней невозможно. Интересно, кто это был? Кто родил Макару ребенка почти одновременно со мной? Впрочем, какая разница? Сам факт, что у него была другая в одно время со мной, простреливает очередную дыру в груди. Одна там уже есть, она тут же начинает кровоточить. А я, дура, думала, все забудется, и мы начнем сначала.
   – Вы чего стоите? – суетится Ирина. – Мы вам не помешаем, я отведу Степу в его комнату. Продолжайте.
   – Может, покажете, что куда ставить? – спрашиваю. – Мы с… владельцем квартиры не успели поговорить. Его вызвали на операцию.
   – Конечно, – кивает она, подходя ближе.
   Начинает открывать тумбочки, показывает, куда ставить бокалы, тарелки, чашки. Разворачивается ко мне и впивается взглядом.
   – Вы что, первый день работаете? – уточняет. – Разложите, как вам удобнее. Жанна приедет и все разложит, как ей больше понравится.
   – Жанна?
   – Степ, иди пока к себе, – Ирина протягивает ему ключи и кивает на второй этаж.
   Мальчик подбегает к нам, хватает связку и быстро поднимается по лестнице. Дождавшись, пока он исчезнет из виду, она поворачивается ко мне.
   – Мама Степана. Вас нанимал мой сын, так как его жена сейчас в командировке. Вызвали по работе в Новый год, представляете?
   Ответить она мне не дает, мило улыбается и продолжает:
   – Раз уж вы тут, не поможете? Мне нужно кое-какой документ достать в комнате сына. У меня частенько бывает головокружение, возраст, знаете ли, дает о себе знать. Там нужно на стремянку забраться. Макар привык документы хранить черт-те где. Столько раз ему говорила, чтобы ставил пониже.
   – Вы знаете, я…
   – Я попрошу сына, чтобы он вам доплатил, – спохватывается. – Или я сама заплачу. Наличкой, идет? Вы меня очень выручите.
   – Не нужно доплачивать, я помогу.
   Вместе с ней мы поднимаемся на второй этаж. Ирина впереди, а я иду позади. Пока мозг работает заторможенно. Я не могу найти причину, чтобы поскорее уйти. Да и пазлы в моей голове никак не складываются. Если Макар женат, то зачем всё это? Зачем везти меня к себе домой, где я могу увидеть счастливые семейные фото? И ладно бы везти, чтобы напоить и переспать, он ведь меня оставил здесь одну.
   – Вот стремянка, – Ирина указывает на небольшую нишу в стене. – Документы на самой верхней полке в шкафу. В папке синей.
   – Хорошо.
   На то, чтобы достать синюю папку, у меня уходит пара мгновений. Я слезаю, протягиваю ее матери Макара и хочу убрать стремянку, но она меня останавливает:
   – Погодите. Я достану свидетельство о браке и отдам вам папку, вернете ее обратно.
   Ирина быстро перебирает документы, достает тот, который ей нужен, и несколько минут его рассматривает. Улыбается, будто предалась воспоминаниям. Я же не могу устоять и тоже заглядываю. Это действительно свидетельство о браке. Измайлов Макар Игнатьевич и Ольховская Жанна Демьяновна.
   – Шесть лет назад поженились, а будто вчера, – с улыбкой говорит Ирина. – Жанна попросила меня заламинировать бумагу. Мы недавно с мужем продали квартиру и переехали. Прямо в нашем доме типография, представляете?
   – Представляю, – отвечаю сбившимся голосом.
   Мой взгляд падает на дату заключения брака. Через месяц после нашего расставания. Он женился через месяц.
   – С вами все в порядке? – спрашивает обеспокоенно. – Вы побледнели.
   – В порядке, – киваю. – Я пойду. Приду потом… когда Макар будет дома.
   – Э-э-э, зачем? – летит мне в спину, но я не слушаю.
   Быстро спускаюсь по ступенькам и иду к двери. Если после слов Ирины у меня оставались сомнения, и я собиралась дождаться Макара, чтобы обо всем поговорить, то сейчас эти сомнения развеялись. Он женат, и у него есть сын.
   – Куда же вы? – звучит за спиной, когда я надеваю ботинки. – Папку на место так и не поставили.
   – Домой. Забыла плиту выключить.
   Схватив с вешалки у двери пуховик, выскакиваю в подъезд и, стерев скатывающиеся по щекам слезы, нажимаю на кнопку лифта. Ольховская Жанна. Я прикрываю глаза. Я всегда ревновала его к ней. К соседке, которая жила за стенкой и частенько бывала у него дома. Макар утверждал, что они просто друзья. Видимо, дружба закончилась, и началась любовь.

Глава 19

   Такси приезжает не сразу. Я успеваю отморозить щеки и почувствовать онемение пальцев ног. Хочется поскорее добраться домой и залезть под одеяло. На мобильном около тридцати пропущенных от Стаса и еще десяток сообщений. Их я не рискнула даже открыть.
   В машине я почти моментально согреваюсь. Когда доезжаю домой, становится даже жарко. О том, что я только что пережила, стараюсь не думать. Фиксирую внимание на проезжающих мимо автомобилях и мелькающих витринах магазинов. Это помогает. Домой я приезжаю спокойная, с четким пониманием, что делать дальше.
   – Ты где была? – налетает Стас с порога.
   Он взволнован. Замечаю в его руках сразу два телефона. За спиной мельтешит Настя, тоже взволнованная.
   – Я успел выбить номер Измайлова, но он мне так и не ответил! – рявкает. – Какого хрена, Оля?
   – Стас! – возмущаюсь. – Во-первых, что за тон? Во-вторых, ты разве не получил смс, что я в безопасности?
   – Ты написала, что с Измайловым. Это, по-твоему, безопасность?
   – Да, это безопасность. Я жива и здорова. Еще вопросы будут?
   Когда я ехала домой, надеялась, что меня встретят родные стены и любящие люди, но никак не ожидала «такого» приема.
   – Где Тимофей? Мы, пожалуй, поедем на квартиру.
   После моих слов взгляд Стаса немного смягчается. Он молчит и уже спокойно просит:
   – Не нужно никуда ехать, извини. Я просто… переволновался. Тимофей уже спит.
   – Да, я понимаю, но мы все же лучше уедем.
   Я быстро иду к лестнице, чтобы подняться на второй этаж. Прежде чем сделать шаг на ступеньку, поворачиваюсь к Стасу:
   – Отзови юристов, пожалуйста. Не нужно ничего проверять и пересчитывать по налогам. Я завтра же заплачу долг и куплю билеты. Надеюсь, послезавтра можно будет улететь. Праздники прошли, выходные не скоро, надеюсь, банк зачислит деньги сразу.
   – В смысле? Ты собралась уезжать?
   – Давно пора, – пожимаю плечами и начинаю подниматься по лестнице.
   Стас не оставляет меня, поднимается следом, заходит в комнату и закрывает за собой дверь.
   – Расскажешь, что произошло?
   – О чем ты? – сглатываю.
   Пока Стас не спешит отвечать, достаю из шкафа чемодан и начинаю складывать вещи.
   – Оля… что случилось?
   – Ты знал, что он женат?
   Удивительно, даже голос не дрожит. Не исключено, что это просто шок от происходящего. Пройдет время, и меня обязательно накроет. Не может все, что случилось сегодня, пройти бесследно.
   – Знал.
   Стас вздыхает, а я вдруг чувствую бессилие. Опускаю руки, делаю глубокий вздох и сажусь на край кровати. Знал.
   – И почему не сказал?
   – Оля…
   – Нет, правда? Почему?
   – Это что – важно? Какая разница?! Ты сказала, что не собираешься ему говорить!
   – Я не собираюсь, – киваю.
   Но от ошибки меня это не спасло. Прикрываю глаза. Хочу остаться одна, поворачиваюсь к Стасу.
   – Выйди, пожалуйста.
   – Давай поговорим, – предлагает. – Ты скажешь, что случилось.
   Рассказывать Стасу о том, что отдалась Макару прямо в его кабинете, когда отключили свет, я, конечно, не собираюсь. Мотаю головой, давая понять, что разговора не выйдет. Я просто не считаю нужным рассказывать. Решение я приняла по пути домой. Оплатить налог, купить билеты, уехать и забыть. Все довольно просто.
   – Ладно, поговорим завтра, – смягчается Стас.
   Я соглашаюсь, хотя разговаривать не собираюсь. Я девочка взрослая, могу решать за себя.
   – У Макара теперь есть твой номер, – говорю брату в спину. – Заблокируй его. И ни при каких обстоятельствах не давай мой. И не говори, где я.
   – Ты не скажешь, что случилось, да?
   – Просто сделай так, как прошу. Я не хочу его видеть. Никогда больше.
   Больше брат не задает вопросов и выходит из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Я же медленно собираю вещи, застегиваю чемодан. Душ принимать нет сил, поэтому сбрасываю одежду и забираюсь под одеяло. Несколько минут грею холодную постель, съеживаюсь от холода и… чувствую его запах. Он все еще на мне. На коже, в волосах, под ногтями. Я прикрываю глаза и вижу перед собой наши сплетенные тела.

Глава 20

   – Я правильно понимаю, вы хотите выплатить весь долг без перерасчета?
   Юрист, которого нанял Стас, смотрит на меня удивленно. Еще бы. Он настроился на очередной выигрыш дела, думал, что нагнет налоговую, а тут – клиент решил заплатить всю сумму сразу без разбирательств.
   – Именно это я и хочу сделать. Прошу вас поучаствовать, проконтролировать зачисление и, если это возможно, ускорить его. Я хочу улететь как можно раньше.
   – Не подскажете, к чему такая спешка? Это ведь не маленькая сумма, вы понимаете?
   – Понимаю. Я уезжаю по личным причинам и не собираюсь здесь задерживаться.
   Эта самая личная причина названивает мне третий раз подряд. В первый я сглупила и ответила, тут же услышав в трубке голос Макара. Сбросила сразу же. Даже слушать не стану. У него жена и сын возраста Тимофея. Если он поэтому меня бросил, то хотя бы мог сказать, что моя ревность не беспочвенна, и он действительно переспал со своей соседкой. А если причина была в другом, и с Жанной они переспали уже потом, то… какая, к черту, разница? У них ребенок и семья. Судя по всему – счастливая.
   – Может быть, вы подумаете?
   – Я все сказала, – поднимаюсь. – Если не хотите помочь, я найду другого человека.
   – Нет, что вы, – поспешно идет на попятную. – Помогу, конечно же. Вы присядьте.
   Дальше разговор идет о том, как лучше произвести оплату, чтобы выехать как можно раньше. Здесь меня больше ничего не держит. Договорившись, я бросаю на стол оплату по счету и поднимаюсь из-за стола. У автомобиля такси, которое я вызвала через приложение, останавливаюсь, потому что Макар звонит мне в четвертый раз. Я сбрасываю и отправляю его номер в черный список. Где он раздобыл мой номер, догадаться нетрудно, мне ведь звонили из клиники, подозреваю, с его обаянием и умением угождать женщинам раздобыть номер бывшей задача из разряда легких.
   В автомобиль сажусь полностью спокойная. Я уверена, что это затишье перед бурей, и жду последнюю, словно музу. Я уверена, что она обязательно наступит. Возможно, тогда, когда я вернусь домой, возможно, в самолете или здесь, когда я особенно неподготовленная и незащищенная. Соскребать себя со дна мне не впервой, я обязательно справлюсь, но лучше, если это произойдет не здесь.
   По пути домой юрист сообщает мне, что проблема решена, мои деньги будут зачислены послезавтра к обеду, соответственно, я могу покупать билет. Вот и прекрасно. По пути даже забронировать два билета успеваю. Прощание со Стасом будет болезненным, но, я уверена, быстрым. Брат обязательно меня поймет.
   У ворот дома на телефон снова поступает звонок. На этот раз с неизвестного номера. Отвечать я не собираюсь, потому что прекрасно знаю звонящего. Что ему от меня нужно? Хочет извиниться? Скажет, что я не так все поняла? Или попросит ничего не говорить жене? Шесть лет назад он ушел, не сказав напоследок и пары слов, а сейчас в гордом молчании хочу уйти я. Его жене я, конечно, ничего не скажу. Да и что говорить? Что он предпочел меня ей, а спустя шесть лет решил проверить, правильно ли поступил? Бред… и звучит ужасно жалко.

Глава 21

   – Ты точно уверена, что хочешь уехать? – спрашивает Настя, пытаясь покормить Даню, который ни в какую не соглашается.
   Я наблюдаю за этим с улыбкой. С Тимофеем таких проблем нет. Он у меня мальчик послушный, воспитанный, ест, если я говорю, что нужно.
   – Стас его разбаловал, – бубнит Настя. – Всегда меня слушался, а как папа появился, я больше не авторитет.
   – А раньше слушался?
   – Всё, иди, – говорит Настя сыну, теряя терпение.
   Даня быстро слезает со стула и направляется в детскую комнату. Тимофей при этом остается за столом, доедает и только после идет следом. Только сейчас начинаю задумываться, что сыну не хватает мужского воспитания. Тим ни разу мне не возражал, всегда слушался и соглашался. Я всегда радовалась послушанию сына, а сейчас меня это тревожит.
   – Раньше Даня вообще другим был. Как твой Тимофей, – улыбается Настя, не подозревая, что задевает меня словами. – Послушный и спокойный. А теперь – сорвиголова.
   Я не знаю, что ответить. Теряюсь. Может, и правда сыну нужно мужское внимание? Только где же его взять? Не идти же, в самом деле, к Макару со словами: «У тебя есть сын, займись его воспитанием». Еще несколько дней назад я именно так и планировала сделать, а сейчас… он счастливо женат и уже воспитывает ребенка. Зачем ему я и Тимофей?
   – Ты уже точно решила уезжать?
   – Билеты куплены.
   – Может…
   Договорить Насте не дает звонок телефона. Она отвлекается, отвечает, а через секунду бросает в трубку:
   – Скоро буду.
   – Что-то случилось?
   – Стас, – Настя закатывает глаза. – Нина капризничает, он уверяет, что уже всё перепробовал. Расплатишься сама? – просит, оставляя на столе купюры. – Ждать некогда.
   – Забери деньги, я что, за кофе не заплачу?
   – Не заберу, – улыбается и, подхватив одежду, уходит.
   Я прошу у официанта счет и спокойно допиваю свой капучино, когда ко мне за столик подсаживается та, кого я бы хотела видеть меньше всего на свете. Жанна – жена Макара.

Глава 22

   В последний раз мы с ней виделись шесть лет назад. Я помню, приходила к Макару, а она вышла и сказала, что он уехал. Затем еще и мама его вышла, подтвердила ее слова. Помню, как она тогда брезгливо скривилась и сказала, что таким, как я, не место в жизни Макара. Что я обязательно изуродую ему будущее и разобью сердце. Что же она делает сейчас здесь?
   Я не знаю, как правильно реагировать на ее бесцеремонное вторжение. Она же чувствует себя словно рыба в воде, аккуратно вешает сумочку на спинку стула, а затем поворачивается ко мне лицом. Перебросив ногу на ногу, плавным жестом подзывает официанта и просит принести ей матча латте.
   Жанна изменилась. Стала женственнее, выше, аристократичнее, что ли. В сидящей напротив женщине я больше не могу отыскать девушку, которая неуклюже пыталась составить мне конкуренцию и всегда проигрывала. Сейчас Ольховская выглядит так, что теперь я чувствую себя неспособной составить конкуренцию.
   Она даже в кафе оделась, словно аристократка, а я нацепила спортивный костюм, схватила первый попавшийся рюкзак, у которого по дороге отвалилась ручка. Даже стыдно, что я выгляжу так жалко и недостойно. Плечи расправить и гордо вскинуть голову не получится.
   – Думаю, ты меня узнала, – улыбнувшись лишь краешками губ, говорит Жанна. – И почему я пришла, тоже догадываешься.
   – Узнала. Почему пришла – понятия не имею.
   – Что ты делала в нашей квартире?
   Интересно, ей Макар рассказал, или же к Ирине снизошло озарение, и она вспомнила меня? А может, и не забывала? Состроила дурочку, чтобы спровадить конкурентку и сохранить брак сына.
   – Если тебе известно, что я там была, то ты наверняка должна знать и то, что я там делала.
   Жанна недовольно кривится, словно я сказала что-то ужасно неприятное.
   – Мне свекровь сказала, – она довольно улыбается. – Ты же не думала, что у нее есть от меня секреты?
   – Буду честной, я была уверена, что она меня даже не узнала.
   – Она и не узнала. Я по камерам посмотрела.
   – Тогда тебе должно быть известно, что я делала в твоей квартире, и этот разговор не имеет смысла.
   Внешне я сохраняю абсолютное спокойствие, но внутренне чувствую себя так, будто к сердцу приложили кусок раскаленного железа. Не понимаю, зачем Жанне потребовалось со мной встретиться.
   – Ты как была сукой, так и осталась. Ирину едва инфаркт не хватил, когда она узнала, кто был в квартире Макара. Хороша же ты, шесть лет не было – и явилась. В трусы к моему мужу успела залезть или он на тебя не позарился?
   Не знаю, что ранит меня сильнее – ее презрительный тон или осознание, что именно так это и выглядит со стороны. Все шесть лет, что меня не было, они наверняка были счастливы, а я вернулась и в одно мгновение встала между ними. Как она выразилась, «залезла в трусы к ее мужу».
   – Я знаю, что залезла, – Жанна усмехается. – Макар всегда был неравнодушен к красивым женщинам, тебе ли не знать. А тут такой шанс – переспать с бывшей, которая вовсе не прочь раздвинуть перед ним ноги.
   – Не могу сказать, что рада была увидеться, – говорю совершенно спокойно и встаю из-за столика. – И надеюсь, мы больше не встретимся.
   Вступать с ней в конфликт не собираюсь, потому что мне, в отличие от нее, бороться не за что. Ну и достоинство я бы хотела сохранить, а не втоптать в ту кучу дерьма, которую она вывалила за жалкие минуты.
   Я надеюсь уйти тихо, но у меня получается лишь запахнуть пальто, когда ко мне подбегает сын.
   – Мы уже уходим? – спрашивает, а я стою и немо смотрю на него. Ни слова сказать не могу. – Мам… – настаивает. – Мне одеваться?
   – Одевайся, – киваю. – Мы уходим.
   Тимофей исчезает так же быстро, как и появился. Бежит к детской комнате, чтобы забрать свою одежду, а я поворачиваюсь к Жанне, которая переводит взгляд с меня на него и обратно.
   – Это что? – брезгливо уточняет она.
   Я набираю в легкие побольше воздуха и подхожу к ней ближе. Хлопок ладони о стол привлекает ее внимание, и она ошарашенно на меня смотрит.
   – Обо мне говорить можешь что угодно и как угодно, а на сына моего даже смотреть не смей. Живите себе спокойно, мы завтра уезжаем и, надеюсь, никого из вас больше не увидим!
   – Ты не сказала ему о сыне? – ошарашенно летит мне в спину.
   – Нет. И тебе советую заткнуться. В твоих же интересах сделать так, чтобы Измайлов о нем не узнал.
   Я запахиваю пальто и перебрасываю тот самый рюкзак с оторванной ручкой через плечо. Уцелевшая лямка, к счастью, это позволяет. У детской комнаты помогаю Тимофею одеться и веду его к выходу. Хочу поскорее уехать, потому что чем больше времени мы здесь находимся, тем больше людей начинают узнавать мою тайну.

Глава 23

   – К сожалению, издательство не может напечатать роман в таком виде, – мой агент смотрит на меня с сожалением.
   – И в чем причина отказа? – непонимающе спрашиваю.
   За последние несколько лет Линда, мой неизменный агент, успешно меня продвигала, и мы не получали ни единого отказа, да и мои постоянные читатели ждут выхода новинки. Они будут разочарованы, если книга не увидит свет в ближайшее время.
   – В депрессивности, – Линда вздыхает. – Я прочитала то, что ты прислала, и согласна с издателем.
   – Согласна?
   – Может, ты не ту рукопись прислала? – с надеждой спрашивает Линда. – Та, что я читала, действительно депрессивная. Читателям не понравится. Они привыкли к твоей легкости, к юмору, к реальности, которую ты не стараешься приукрасить, но высмеиваешь.
   После встречи с Макаром прошел всего месяц. За это время я завершила книгу и считала, что отлично с этим справилась, но… видимо, что-то все же пошло не так. Мое состояние после отъезда сильно повлияло на творчество, и я согласна с Линдой – завершение вышло депрессивным. Я это понимала, но хотелось закончить именно так и не иначе.
   – У тебя есть два месяца на то, чтобы переписать. Сделай, как обычно. Заверши счастливо и без излишней драмы. Там ведь можно. После третьего переломного момента можно было свернуть в счастье.
   – Для этих героев я вижу такой финал.
   – То есть переписывать ты не будешь?
   У нас с Линдой сложились доверительные отношения, благодаря которым мы обе выходили в хороший плюс. Мои книги печатали, мне платили неплохие гонорары, а Линда зарабатывала свои проценты. Чем больше продвижение, тем больше денег она имела, а сейчас я задержала завершение, да и получилось оно не таким, как все ожидали. Издательство отказывается печатать, а это существенное снижение доходов, да и Линда права – неизвестно, как отреагируют читатели онлайн-площадки.
   В том, что они купят, я не сомневалась, но станут ли покупать и дальше? Начало романа был веселым и интересным, но к концу я свернула не туда. Думаю, купившие останутся недовольны концовкой и со следующими романами будут аккуратны.
   – Я не вижу другой концовки.
   – Оля… – Линда вздыхает. – Я тебе сказала, какие варианты. Есть еще один – писать новый роман и пытаться протолкнуть его, но это, ты сама знаешь, не пара месяцев. Все затянется, плюс пока напечатают, люди снова будут ждать, часть о тебе забудет. Мы не можем так рисковать. Ты читала комментарии? Там шквал недовольных, ждут, когда книга выйдет, а мы ее отодвигаем. Ты ведь обещала им этих героев.
   – Обещала. Я пока не знаю, что буду делать. Дай мне несколько дней, я подумаю и решу, стану ли переписывать роман.
   – Хорошо, конечно. Я передам издателям, что тебе необходимо подумать.
   Мы с Линдой сидим еще некоторое время. Я пью карамельный латте, она – имбирный чай. Почти ни о чем не разговариваем. Нас сложно назвать подругами или даже приятельницами. Нас связывает ее умение продвигать писателей и мой талант. Поэтому, когда Линда встает и кладет на стол купюры, чтобы оплатить свой заказ, я сдержанно с ней прощаюсь.
   Что делать, я пока не знаю. Я закончила роман без счастливого конца, потому что так видела, но вместе с тем прекрасно понимаю, что на меня повлияло случившееся с Макаром. Я ведь не зря приписала главному герою ребенка, которого он растил втайне от героини и молчал, чтобы не ранить ее чувства, ведь она не могла иметь детей.
   Изначально я совсем не это планировала, сюжет был другим, герои – более живыми и легкими, не такими настоящими и несчастными. Но и переписывать совсем не хочется, потому что мой хеппи-энд такой же, как и у героини моего романа – узнав о другом ребенке, она уходит, а потом узнает, что беременна, но не сообщает Себастьяну и растит сына одна. Именно это я и планирую делать в ближайшие годы, и мне, кажется, пора забирать Тимофея из садика.
//-- * * * --//
   Продолжение истории под названием «Отец для двоих»

Адалин Черно Внебрачный сын