Пепел

Григорий Николаевич Ведерников

   Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет.

   Иллюстратор Анастасия Кулькова

   © Григорий Николаевич Ведерников, 2023
   © Анастасия Кулькова, иллюстрации, 2023

   ISBN 978-5-0056-4266-0
   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

   У меня была непростая жизнь. Мне приходилось видеть и делать разные вещи. Я заботился о близких мне людях и причинял им боль. Я также принес в этот мир много зла, о чем, конечно, сейчас сожалею, но исправить уже ничего не могу. Если бы у меня был выбор прожить другую жизнь, то я бы так и сделал. За исключением того периода времени, когда я обрел свою любовь.
   Сейчас я уже достаточно взрослый человек. Мне сорок лет. Я прячусь в каком-то грязном подвале загородного дома, терзаясь муками прошлого. Находясь здесь в полном одиночестве, невольно вспоминаю былое. Если бы здесь не было спиртного и сигарет, то скорее всего я бы просто повесился. Когда я напиваюсь до беспамятства, то, по крайней мере, могу спокойно уснуть.
   Я знаю, что мне не дожить до глубокой старости, и рано или поздно меня все равно найдут. Но, по крайней мере, сидя здесь, можно подумать над тем, что я сделал. Стараюсь чаще размышлять о приятных мгновеньях, но так уж случилось, что счастье всегда перекликалось с бедой, и именно из таких событий состояла моя жизнь.

Глава 1

   В городе вечерело, высотки домов понемногу охватывал сумрак. По улице изредка прохаживали люди. Они все были так похожи. У них были одинаково усталые и хмурые, можно даже сказать, измученные лица. А ведь я тоже когда-то был среди них, но хорошо ли, что меня наконец уволили с ненавистной мне работы? Сейчас я сижу на скамье, курю и думаю над тем, что делать дальше. В наше время сложно подыскать себе работу, за исключением, пожалуй, военной службы, но туда меня и силком не затащат. Слишком уж много местное телевидение вещает, как наши бравые солдаты берут рубеж за рубежом, водворяя флаги нашей державы на позициях врагов. Вот только лично мне не верится, что все так сказочно и прекрасно. Даже если и так, то какой ценой достаются эти победы?
   Моя реальная жизнь с каждым годом становится только труднее, что бы там не вещали журналисты с местных радиостанций. В моем городе люди ходят хмурыми не только вечером после тяжелой смены. Их грубые лица – маски отражающие всю действительность.
   Конечно же, в период тотальной безработицы, войны и даже голода люди выглядят совершенно иначе. Доверия становится все меньше и меньше, а осужденных людей по ложным обвинениям, за щедрое вознаграждение становится только больше. Государственные органы особо не разбираются в повинности тех или иных. Они просто посылают осужденных на фронт, потому что даже тюрьмы содержать нелегко в такие тяжелые и непростые времена.
   Сигарета в моей руке почти истлела, а я даже этого и не заметил, но уходить мне пока не хотелось. Нужно было еще немного подышать свободой перед тем, как снова наняться за копейки грузчиком к какому-нибудь дяде. Я смотрел, как из-за высоток поднималась луна. Открыл вторую бутылку пива и снова зажег сигарету, на этот раз закурил, заглядываясь на ночное небо. Вроде и красиво, но образ жизни и грустные маски людей вокруг не дают мне спокойно насладиться вечером, выдохнуть дым, а скорее заставляют его проглотить и подавиться. Завтра ведь ничего не изменится. Безнадега.
   Допив свое пиво я поднялся с места, выбросил в урну бутылку и окурки. Сунув руки в карманы, побрел вдоль безлюдной улицы, размышляя над тем, как было бы здорово хоть что-то изменить. Например, вернуть себе родителей, которых не стало несколько лет назад. Пожалуй, это единственные люди, которым было не все равно, кем я стану в этой жизни.
   На улице зажглись фонарные столбы. Тротуар осветился тусклым желтым светом. Становилось прохладнее, и я осознал, что слишком долго засиделся на улице. Все хорошее рано или поздно заканчивается, и снова наступает тяжелое завтра. На мне была лишь серая льняная рубаха, черные брюки и порядком истаскавшиеся ботинки. Поэтому очень скоро я начал подрагивать от холода, а ведь до моей лачуги было еще совсем не близко. Я снова закурил сигарету и, содрогаясь от прохлады, сжимая фильтр зубами, шел дальше по тротуарной плитке.
   Немного позже череда фонарей прервалась, разверзнув тьму.
   В том черном проулке фонари были разбиты, слышался дикий и неприятный смех. Мимо промчался трамвай, и как же сильно захотелось, чтобы он остановился, и кондуктор забрал меня к себе на борт, отгородил от этих диких вскриков и ругани, но этого не случилось. Когда вагон пронесся мимо темного проулка, в него полетела стеклянная бутылка. Достигнув цели, она с треском разбилась о железный борт, разлетевшись на осколки. В темноте снова загоготали дикие животные. И что же мне делать в этой ситуации? Назад идти было некуда, холод сковывал тело, зубы содрогались от стужи.
   Я пошел дальше, как ни в чем не бывало, и даже прошел мимо дикой своры. Надеялся, что меня эта стая не коснется. Как же это было глупо и наивно. Ступая в темноте, я услышал позади неприятный голос.
   – Эй, слышь! Поди-ка сюда, братишка!
   Я вздрогнул. В этот раз уже не от холода. Мысленно я уже прокручивал варианты и развитие подобной ситуации. Бежать совсем не хотелось, а точнее гордость не позволит сделать это. Ну не по-мужски это. Мне бы еще долго пришлось это вспоминать, и я бы себе этого не простил. Как я сказал ранее, гордость губит человека.
   Со скамьи снова раздалось.
   – Глухой что ли, бля? Да не боись. Мы тут господа благородные и безобидные.
   Толпа снова как-то ненормально заржала, и мне казалось будто в темноте я вижу эти тупые и жестокие оскалы желтых зубов, безумные взгляды, но в реальности я лишь видел маленькие огоньки сигарет в темноте. Я пошел в их сторону, но как и прежде молчал. Приблизившись увидел, что их четверо, двое из которых сидели на спинке скамьи, упираясь ногами в сиденье, а двое других стояли рядом и пили водку. Все они внимательно и, не отрываясь, следили за моим приближением.
   – Ты садись, паря, – один из них указал мне на место среди его ног.
   – Я постою, – говорю.
   – Слышь, че базарит, Кирпич? – это видимо была кличка одного из зверей.
   – Садись, пацан. В ногах правды нет, – он сплюнул на скамью, а потом затянулся папиросой.
   Я еще раз оценил ситуацию. В каждом из моих умозаключений я приходил к одному и тому же финишу. Без драки тут не обойдется. Живым бы еще уйти. Пока я молчал, один из стоящих рядом заговорил. Причем как-то даже простодушно и по-людски.
   – У тебя есть сигарета? Угостишь?
   – Да, – отвечаю.
   Я достал из кармана пачку. Тот, что сидел на скамье рядом с Кирпичом спрыгнул со своего места, подошел ко мне, забрал пачку сигарет себе и сказал.
   – Ну все. Вали отсюда. С тобой совсем неинтересно.
   Я еще какое-то время посмотрел на него, потом на его дружков, развернулся и ушел. Напоследок услышал, как один из них сплюнул в мою сторону и как-то выругался, отчего они все снова рассмеялись.
   Наверное, и правда надо было все это проглотить, стоило пойти домой, но я остановился у следующей скамьи, заглянул в стоящую рядом урну. Оттуда вытащил тяжелую увесистую бутылку из-под спиртного. Крепко сжал ее в руке, пошел обратно в темноту.
   Шел достаточно быстро, чуть ли не бежал и, когда четверка заметила мое приближение, окончательно перешел на бег. С размаху я влепил бутылкой тому, что просил сигареты, бутылка уцелела, осталась в руке, а тень заорала и упала наземь. Потом я с размаху огрел того самого Кирпича, и стекло разлетелось на осколки, он рухнул со спинки скамьи. Потом с замаху ударил в темноту, промахнулся, почувствовал, что отморозки начали мне отвечать. Из моего носа хлынула кровь, потом был тычок ноги в спину, и я повалился, а когда попытался подняться, то в правом ухе резко зазвенело, и я снова обнял асфальт. Дальше была только боль, отчаяние, поражение и темнота.

Глава 2

   Проснулся на том же месте, где меня уложила местная шпана. Состояние было очень паршивое, болело все тело, в особенности голова. Я прощупал себя, огляделся вокруг. Мимо ходили серые люди с черными зонтами. С неба падал дождь. Как же это типично для моего города. Я провалялся всю ночь без сознания в собственной крови, и никто ко мне так и не подошел. Очевидно, как и всегда, люди подумали, что очередной голодранец напился и видимо так и уснул, а скопившаяся вокруг кровь – это так, пустяки. Наверное ударился во сне. И почему же им, собственно, мне помогать?
   Поднялся с земли, чуть было не присел на заплеванную скамью, но удержал равновесие и осмотрелся. Не так уж и сильно я пострадал, видимо кровь в основном была не моя. Уродам досталось явно больше, чем мне. Видимо шпане срочно пришлось ретироваться, а меня они так, заодно приглушили. Да и черт с ними! Повезло, что меня не разбудил наряд милиции. Все могло бы закончиться совсем по-другому. Я снова осмотрелся вокруг, кроме безразличных взглядов ничего не встретил. Теперь пора было идти домой.
   Прохладный дождь усиливался, но мне от этого было даже лучше. Я остановился, устремил лицо к серому небу и впитывал влагу. Потом провел рукой по короткостриженой голове и продолжил идти. Нужно еще как-то незаметно пробраться в дом. Людям на улице может и все равно, кто я такой, а вот соседи очень внимательны и осмотрительны. Такие в первую очередь могут на меня донести куда надо, и вот тогда милиция будет у моего порога. Но как же мне незаметно проскользнуть мимо острых взглядов, когда весь мой внешний вид говорит о том, что я наделал неприятностей?
   Прощупываю карманы и понимаю, что мой кошелек уволокли с собой. Отлично. Мне теперь даже нечем заплатить за аренду. Короче пойду как есть, и будь, что будет. Не стаскивать же мне теперь с какого-нибудь попавшегося обездоленного драное пальто, чтобы укрыться. С арендой позже разберусь.
   Когда на горизонте показался дом, то я все же решил попробовать зайти с черного хода, а не через парадную дверь подъезда. Ловко перемахнул решетчатый забор, обошел парочку бездомных, укрывшихся под синим брезентом, смахнул со лба влагу и скользнул в проход. Мне сразу стало тепло и даже уютно, так как вроде получилось пробраться незамеченным.
   Подниматься пришлось пешком, ведь лифт в этом доме давно уже не работал, и лучшее, что можно было обнаружить внутри кабины, так это мусорные пакеты и экскременты животных. С каждым шагом лестница дается мне труднее, видимо сказывается мое пристрастие к сигаретам. Захотелось покурить. Вспоминаю, что дома еще есть заначка, и понимаю, что день уже не так уж плох. Пробираюсь все выше и выше. На встречу мне выходит дама средних лет. Она осторожно и с пренебрежением обходит меня, стараясь не касаться обшарпанных и изрисованных различными граффити стен подъезда.
   И вот, наконец, я оттягиваю ручку двери на себя, прохожу в общую комнату. На кухне соседка варит кашу, и рядом с ней бегает маленький ребенок. Мальчишка замирает, когда видит меня, но смотрит молча. Его мать и вовсе меня не замечает. Она машинально, не отвлекаясь от готовки, гладит свое дитя по голове и что-то шепчет ему. Парнишка сразу заулыбался и прижался к ее ноге, а я тем временем скрытно оказываюсь напротив своей дверцы. Прощупываю задний карман брюк, на секунду мне кажется, что он порван, и тогда вся операция могла пойти насмарку, но нет, ключ на месте. Проворачиваю его в замке, деревянная дверца со скрипом открывается, и я оказываюсь внутри. Запираю дверь и прижимаюсь к ней спиной.
   – Ну все. Наконец-то дома.
   Сбрасываю с себя рубаху, брюки и белье. Закидываю все в угол маленькой комнаты. Хорошо, что мне хватало денег снимать себе эти чертовы одиннадцать квадратов, а не шесть, как у большинства. Забавно, что если ты один, то ты можешь позволить себе такую маленькую роскошь, а вот если бы у меня была семья, то, наверняка, мы все томились бы в чертовом шкафу, считая копейки, сэкономленные на квадратуре. Денег никогда не бывает много.
   Абсолютно нагой вглядываюсь в зеркало. Когда я увидел побитое тело, синяки и ссадины напомнили о себе неприятной болью в ребрах, на спине и лице. Я потрогал небольшие порезы, потом прощупал ребра.
   – Похоже все на месте. Главное, что без переломов.
   Это я так себя успокаивал. На самом деле ребра болели. Возможно, даже было несколько трещин, но в целом могло быть и хуже. Прохожу к шкафу с одеждой, встаю на носки и вытаскиваю с пыльной полки пачку папирос. Подхожу к окну, открываю форточку, придвигаю пепельницу и закуриваю. Густой горький дым расходится по комнате, и я ухожу в раздумья. Смотрю на дом напротив, все окна черные и безлюдные, но в одном из них я вижу силуэт. Это была девушка. Она тоже курила возле окна, совершенно голая, и похоже ее совсем не смущало, увидит кто ее или нет. Возможно, мне показалось, а может она, действительно, махнула мне рукой.

   – Привет, – говорю себе под нос. – Как сегодня прошел твой день? Не очень? Ты не поверишь в какую историю попал я. Что-что? Тебе все равно? Наверное ты права, ведь это мои заботы.
   Я снова затягиваюсь горьким дымом, откашливаюсь и вижу, как она расстилается на подоконнике, смотрит в окно и о чем-то думает. А может она также украдкой смотрит на меня и разговаривает сама с собой? Ну вот, наконец, к ней подходит ее ухажер, и мои мечтания рассыпаются в прах. Кажется, будто он на нее кричит. Она с недовольной миной показывает ему, мол подожди еще минутку. Потом открывается окно ее комнаты, и теперь она, действительно, обращается ко мне.
   – Привет, красавчик! – девушка улыбается, и ее рыжие волосы прядями спадают на грудь.
   Я меняю позицию и поворачиваюсь к ней полубоком, чтобы хоть как-то скрыть свою наготу.
   – Да не стесняйся! – кричит она. – Я уже все видела. Тебе нечего стыдиться. Ты как-нибудь загляни ко мне. Мы с тобой поиграем.
   Тут я, естественно, опешил, но потом все стало ясно. Из-за ее спины снова раздался мужской голос.
   – Какого хрена!? У меня еще двадцать минут! Давай уже в постель! – гневно кричал какой-то мужчина.
   Она шлет мне воздушный поцелуй. Я ухмыляюсь, корю себя за мальчишескую наивность, тушу окурок в пепельнице. Дальше прохожу к своей койке и падаю на нее, со скрипом проваливаясь в сетчатую пружину. Потом я заложил руки за голову и снова задумался о порочности моего мира.
   Как же в детстве все было радужно, а ведь жизнь с той поры даже и не изменилась. Просто я становлюсь старше, и некоторые вещи становятся для меня более очевидными. Мне только двадцать лет, а чувствую я себя на все пятьдесят. А еще ощущаю себя на дне. В моем притоне живут матери-одиночки, алкаши, наркоманы и шлюхи. Я не виню их за то, какими они стали. Скорее обстоятельства поломали их жизни также, как вчера несколько уродов поломали меня, но сдаваться было нельзя.
   На самом деле, я даже знаю, где мне найти работу, но я долго сдерживался от этой стороны моего мира. Мир, в котором царил криминал, и были свои законы, мир в котором всем заправляли подонки и отморозки. Возможно, у меня получится остаться человеком среди них. Мне всего лишь нужна работа на первое время, чтобы как-то свести концы с концами. Потом я решу свои проблемы, раздам долги и покрою аренду. Перспектива попасться, сгнить в тюрьме или лечь в сырой земле на фронте меня, конечно, смущает, но я устал от ежедневной рутины, которая засасывает меня и превращает жизнь в жалкое существование. Это ведь вынужденная мера.
   Еще какое-то время я оправдывал свое решение и в итоге вечером решил навестить Олега в его кабаке. У него точно найдется для меня работа.

Глава 3

   Я точно слышал, как арендодатель долбился в мою дверь, но мне кажется, что это вполне мог быть и сон. После того, как я решился пойти в бар, мне посчастливилось достать на кухне в общей комнате банку консервов и кусок черного хлеба. Еда мне не принадлежала, но себе я пообещал, что обязательно верну добытое. Сытно подкрепившись, вернулся обратно к себе в каморку, снова покурил, а иначе после перекуса и нельзя. Посмотрел в окно дома напротив, но рыжей девушки там не увидел, и только тогда снова лег в кровать, чтобы забыться.
   Когда проснулся, то за окном уже было темно. Пожалуй, слишком быстро идет время в моей жизни. Живот крутило, голод все еще сказывался на мне. Он словно намекал мне, что слишком скудно ты меня кормишь. Я надел серые брюки и клетчатую рубашку, ботинки, снова пригладил короткие темные волосы. С подоконника забрал пачку папирос, вышел за порог и запер дверь. Хотя, на самом деле, не думаю, что кому-то в голову пришла бы мысль грабить такого, как я. Разве, что сам хозяин квартиры в мое отсутствие мог бы покопаться в моих вещах, чтобы отыскать квартплату.
   Вечером на кухне было оживленно, соседи по-дружному собрались за одним столом и ужинали, делились последними новостями, рассказывали о работе и просто сплетничали. Такое встречалось довольно редко. Подобные моменты вселяют веру в людей.
   Лампочка на кухне не горела, и они ели при свечах. Ненадолго я остановился в коридоре, облокотился на стену и смотрел на такую умиротворяющую картину спокойствия. Люди были счастливы, дети бегали вокруг стола, старик Лем погрозил им кулаком, но как-то добродушно, что я сам невольно улыбнулся. И вот, наконец, тетушка Антонина меня заметила.
   – Артур! Рада тебя видеть. Ты что-то долго пропадал. Поди из ночных смен не вылазишь? – она, как и всегда вела себя, словно заботливая мать.
   – Добрый вечер. Я, в общем-то, снова спешу на работу, – поспешно сказал я.
   – Садись с нами, подкрепись. На тебе совсем лица нет. Успеешь ты на свою работу, – настаивал старик Лем.
   – Присаживайся, Артур. Долго тебя еще уговаривать? Молодежи нынче далеко не легко. Мы тебя всем необходимым не обеспечим, но накормить сможем, – сказал мужчина средних лет, с круглыми очками на переносице.
   Мне стало немного стыдно за украденную утром еду. Женщины вокруг стали поддакивать, и я все-таки присел за стол. Точнее, меня посадили. Рядом со мной села девушка, примерно одного возраста со мной. У нее были светлые волосы, спадающие на тоненькие плечи, аккуратный греческий нос, голубые глаза и две полоски тоненьких губ. Я даже слегка засмущался, сидя рядом с ней, и не то, что бы я совсем не знавал женщин, просто мне стало как-то неудобно, все время я ерзал на стуле. Нужно было срочно прервать затянувшуюся тишину.
   – Спасибо вам всем большое за приглашение. Стол, действительно, богат.
   К слову, так оно и было. Домашние пирожки с мясом, суп и картошка с котлетами. Пожалуй, для нас, общажных жителей, живущих на гроши это можно было посчитать походом в ресторан.
   – Собственно, что за праздник? – говорю.
   Слово взял Лем.
   – Внучка к нам приехала. В деревне стало совсем худо, вот родители ее к нам и отправили пожить на время. Пока сами не встанут на ноги, – старик говорил слишком неуверенно, что нетрудно было догадаться, что произошло нечто более серьезное. – Ладно уже, что там. Не будем рассуждать о трудностях жизни в столь прекрасный вечер. Внученьку мою зовут Марина, – девушка рядом со мной, как и прежде сидела молча, но слегка улыбнулась, посмотрела на меня, и мне пришлось отвести взгляд в сторону.
   Трудно было смотреть на это красивое лицо, не восхищаясь. Поэтому мне не хотелось, чтобы она заметила это, и мою симпатию к ней.
   – А вы, между прочим, отлично смотритесь, – сказала тетушка Антонина.
   Ну, началось. Как же я люблю застолья, но не люблю неуместного сватовства.
   – Тоня! Не лезь. Пусть парень спокойно поест.
   Как же я был благодарен мужчине в очках. Собственно, есть я и начал, не обращая на соседей внимания, а потом и вовсе соседи потеряли интерес к моей персоне. Но я настойчиво чувствовал, как на меня смотрят эти голубые глаза. Это был вызывающий взгляд, испытующий. Я повернулся к ней лицом, с набитым ртом. Она в ответ мне подмигнула, отчего я поперхнулся и закашлялся, а она заулыбалась.
   – Не спеши, дорогой. Не спеши, – сказала Антонина.
   – Давненько ты не ел нормальной еды, парень? – спросил Лем.
   – Даже и не вспомню. Впрочем, спасибо вам за все, но мне правда пора идти. Работа, как говорится ждет.
   Я поспешно поднялся из-за стола, убрал посуду в раковину и поспешил на выход. С одной стороны, время добраться до бара у меня еще было, но я точно знал, что бегу сейчас не из спешки, а от блондинки. Я даже улыбнулся от этой мысли.
   – Постой, Артур! – крикнул Лем. – Маришка, проводи нашего гостя. Он парень хороший, мне бы хотелось, чтобы вы общались. В нашем доме твоих сверстников ты больше и не встретишь, – обратился старик к внучке.
   Я остановился и, конечно же, мне хотелось побыть рядом с ней.
   – Хорошо, дедушка. Я совсем ненадолго.
   – Ступайте, голубки, – крикнула Антонина.
   Соседи тихо засмеялись. Ну право, как дети.
   Я взял с вешалки пальто. Мы молча вышли в подъезд, также молча мы спустились по лестнице, и казалось, что на этом наше единение и кончится. Выйдя на улицу, я к ней обратился.
   – Куришь? – наверное, это самое глупое, что только мог сказать парень при столь желаемом знакомстве.
   – Иногда, – тихо сказала она.
   Надо признать, что у нее был приятный и нежный голос.
   – Будешь? – протягиваю ей пачку.
   – Не сегодня, – она скрестила руки на груди и осмотрела улицу.
   Я закурил, опираясь на поржавевшие перила. Старался казаться очень серьезным. Думаю, она замечала, как это комично выглядит, и оттого улыбалась.
   – Район выглядит так себе. Я бы ни за что не вышла ночью на улицы одна. Кем ты работаешь?
   – Я только иду устраиваться. Не так давно меня уволили, а точнее вчера.
   – Это тебя так начальник отделал? – она усмехнулась.
   Боже, а ведь я совсем позабыл про побои на лице. Интересно, что там думают соседи?
   – Не совсем, но поверь, что другим досталось больше.
   – Так их даже было несколько? – Марина с интересом посмотрела на меня.
   – Да, – докуриваю сигарету.
   – Ты мне нравишься, Артур. Ты такой честный и смелый. Я тоже не люблю укрывать от людей правду.
   Я стоял молча, и не знал, что сказать.
   – Ну, тогда пока, и удачи тебе на новой работе. Надеюсь, что мы еще встретимся, – сказала она.
   – Я тоже.
   Мне захотелось обнять ее, прижаться к ней и вдохнуть аромат ее волос, но для такой близости я был недостаточно пьян. На том мы и разошлись. Она зашла в подъезд, а я свернул в переулок, вышел на асфальтовую дорожку и направился в бар. Настроение было на высоте, и я знал, что мне сегодня повезет.

Глава 4

   – Послушай, Артур. Ты хороший парень, но мне сейчас нечего тебе предложить. Мы может с тобой когда-то лепили вместе куличи в песочнице, но ты сам пойми. Сейчас я тебя совсем не знаю.
   – Неужели совсем ничего? Да хоть ящики таскать или…
   – В нашем деле даже такая работа требует доверия. – Олег оценивающе посмотрел на меня.
   – Испытай меня, – настаивал я.
   – Ну ладно, ладно, старый друг. В конце концов, я ведь и родителей твоих когда-то знал. Сейчас, подожди минутку. – он встал, отодвинул стул от барной стойки и вышел.
   Я допил стакан виски, которым меня угостил Олег. Боже, я даже не могу позволить себе выпивку. Если он не даст мне работу, то я… то я… попросту не знаю, что мне делать.
   Пока мой собеседник отсутствовал, вокруг меня шумели люди. В этом месте не было вызывающих лиц. Обычные работяги, преимущественно мужчины. Это был особый тип людей. Если они пили, то пили до конца, до самого закрытия бара. Они оставляли последние гроши, заработанные на фабриках и заводах. Никто из них не думал о завтрашнем дне, предаваясь нахлынувшей эйфории вечера.
   Заведение не блистало постояльцами, но в основном это были честные люди, хоть и бедные. В местах, подобных этому, вы никогда не увидите шикарно разодетых женщин в мехах и шелковых платьях, не увидите также состоятельных толстосумов в смокингах. Все здесь было по-простому, но зато милиция не любила сюда заглядывать. Тут все были свои, а если кто и думал сунуться, неважно сотрудник органов это или шпана с соседнего района, то Олег всегда знал правильный подход и умел договориться. Но самым большим гарантом безопасности этого места являлся его отец. Он был не последним человеком в нашем районе. Люди его уважали, и конечно же, боялись. Тонкая и сложная грань между авторитетом и страхом. Иногда проще запугать человека, чем заслужить его уважение. Вселять страх было всегда проще.
   Какое-то время мне пришлось катать пустой стакан по стойке и разглядывать пьяниц, ибо своим поведением они всегда притягивали внимание зевак, подобных мне. Похоже, затевалась перепалка, и я вышел из бара перекурить. Не хотелось быть причастным к мордобою, да и моего работодателя не было уже больше десяти минут. Казалось, что он так и не появится. Лавируя между людьми, подошел к выходу, толкнул дверь, звякнул колокольчик, и я оказался на улице.
   Вытащив из пачки папиросу, закурил. Недалеко от меня стояла парочка. Они курили, о чем-то перешептывались, женщина смеялась, а в переулке, совсем рядом, кого-то тошнило. Романтика городских окраин.
   Когда я докурил и уже собирался войти, дверь распахнулась, и навстречу мне охранники вышвырнули двоих посетителей на улицу. Те поднялись с земли, толком не отряхнувшись, разошлись в ругательствах, и один из охранников ловко достал нож-бабочку из кармана. Двое перебравших сразу замерли и начали отступать назад, а потом и вовсе убежали, скрывшись с улицы. В этом месте знали, что если кто-то держит в руке нож, то с вероятностью в сто процентов он будет бить, не думая о последствиях.
   Я абсолютно спокойно и непричастно, будто ничего не видел, зашел внутрь и сел за стойку. Рядом подсел мужчина в рабочих джинсах, с подтяжками на рубашке.
   – Бармен! Налей водки мне и моему собеседнику, – выкрикнул он.
   – Не нужно, спасибо, – отвечаю.
   – Выпей, парень. Никогда не отказывайся, когда тебе предлагают выпить, – было видно, что незнакомец достаточно набрался, – ты обижаешь собеседника, понимаешь? Нет! Не отвечай. Все равно не понимаешь. Я слышал, ты ищешь работу?
   Вот тут он смог меня заинтересовать, и плевать было в каком он состоянии. Я был готов взяться абсолютно за любую возможность. Вот только откуда он узнал про это?
   Бармен принес четыре стопки, и мужчина снова заговорил.
   – Ну что? Пьем? – настаивал он.
   – Как скажите, – дружелюбно отсалютовал я.
   Мы выпили. Я слегка поморщился, а он даже не дрогнул.
   – Меня зовут Тарас, – мы обменялись рукопожатиями. Надо сказать, что его рука, в сравнении с моей, была настоящей кувалдой.
   – Артур.
   – Скажи мне, Артур. Способен ли ты замарать свои руки? – последнюю фразу он выговорил особенно отчетливо.
   – Смотря, что вы имеете ввиду. Если дело идет к…
   – Арт! Ну что? Заждался? – сказал появившийся рядом Олег.
   – Да я тут, собственно, не скучал.
   – Вижу. Здорово, Тарас. Рекрутируешь себе новых боевиков? – Олег улыбнулся, а я мысленно отказался от «работы, в которой придется замарать руки».
   – Ну, что ты, Олежа. Мы просто общались о том, о сем. Почувствовал, что Артур толковый парень, вот и хотел, чтобы он оказал мне небольшую услугу за хорошее вознаграждение, естественно. Впрочем, мы еще поговорим об этом позже. Вот мой номер, – Тарас протянул листок с нацарапанными цифрами, и я сунул его в карман.
   – Я вам обязательно позвоню.
   Поосторожнее Артур, не стоит давать ложных обещаний. Ведь звонить ему мне не хотелось.
   – Буду ждать, но ты не затягивай. Я не очень терпеливый человек, но высоко ценю, когда мужчина держит свое слово. Ну ладно, коллеги. Мне пора. Прощай, Олежа! А тебе Артур я скажу до скорой встречи, – мы попрощались, Тарас выпил стопку на посошок и покинул бар.
   – Не связывайся с такими, как он, Артур. Это опасные люди. Если ты ищешь прямой путь за решетку, то валяй. Он обеспечит тебе пожизненное, – Олег как-то странно улыбнулся и заказал себе выпить.
   – Неужели все настолько плохо? Мне он показался добродушным дядькой, – конечно же, я врал.
   – Хах! Ну, а как же еще? Сегодня ты ему, как сын, а вот если припечет как следует, то он первым же тебя заложит. Не стоит быть таким доверчивым. Думай дальше сам.
   – Ладно, приму к сведению.
   Олег получил свой виски, я взял вторую, заказанную мне Тарасом стопку со стойки, и мы выпили. На заднем плане зазвучало пианино, галдеж прекратился, стало тише, некоторые люди сливались воедино и кружились в медленном танце. Приятная картина.
   – Нашел я тебе работенку. Дело непыльное, но…
   – Придется замарать руки? – я ухмыльнулся. Стоит поменьше налегать на выпивку.
   – Остынь, парень, – он рассмеялся. – Кстати, кто тебя так отделал? Только сейчас заметил синяки под глазами. Защищал девичью честь или беспределил? – Олег снова засмеялся.
   – Ты меня знаешь. Сам я никогда не начну разводить дрязги, но уж если тронут, то буду драться, как гребаный психопат, – теперь смеялся я. Алкоголь знатно ударил по мозгам.
   – Ай, да хорош. Значит работа тебе по плечу. В общем-то, ничего серьезного не намечается. Это скорее деловая встреча с демонстрацией силы.
   – В смысле?
   – Ну, не перебивай же, Арт. Что-то горло сушит. Бармен! Плесни-ка мне и моему другу еще виски.
   – Олег, мне как-то не удобно.
   – Ой, да брось.
   – Просто не люблю быть в должниках. И так уже по горло займов хватает.
   – Расслабься, дружище. Если тебя это так парит, то я просто вычту пятерку с твоего гонорара, согласен?
   – Как скажешь. Что там по работе?
   Бармен поставил две порции виски.
   – Короче, завтра являешься сюда к обеду, часам к двум. Инструмент тебе выдадут.
   – Пистолет? – вполне серьезно спрашивал я.
   – Ха-ха, Артур. Подожди ты, еще успеешь стать бандитом. Один тренер команды по лапте любезно одолжил нам несколько бит, одна из которых будет твоя. Сложностей возникнуть не должно. Отец выйдет на переговоры, потолковать за правду так скажем. Ну, а если вдруг…
   – Нужна подстраховка, я понял. А что не поделили?
   – А вот это, Артур, брось! В нашем деле не любят тех, кто задает много вопросов, – Олег говорил со всей серьезностью.
   – Понял, учту.
   – Ну, вот и молодец. Дело плевое, заработаешь полтинник. Просто постоим, сделаем надутые рожи, нахмуримся и все.
   – Ты тоже там будешь?
   – Конечно. Батя хочет, чтобы я учился, а потом помогал ему вести дела. Более серьезные дела, нежели следить за этой дырой, – Олег огляделся в баре, хмыкнул и улыбнулся.
   – А мне здесь нравится.
   – Тут уж дело вкуса.
   – Верно, – отвечаю и допиваю стакан. – Ясно. Значит завтра в два здесь. Едем неведомо куда, грозно скалимся и возвращаемся обратно, правильно?
   – Да. Все просто. Ну а теперь давай-ка выпьем еще… Хм. Да у нас уже пусто. Бармен! Бармен! Трофим, черт тебя дери! – бармен снова оказался рядом с нами, игнорируя толпу людей, ожидавших своей выпивки.
   – Налей нам еще по одной.
   Трофим тут же скрылся за стойкой, и через минуту стаканы стояли снова.
   Олег дружелюбно похлопал меня по плечу, и мы выпили.
   Мы еще какое-то время болтали, вспоминали детство, а потом стаканы опустели, и незаметно наступила ночь. Снова город был в объятиях темноты, и снова люди, подобные Олегу и Тарасу, выходили на свой промысел.
   Более засиживаться я не стал. Нужно было выспаться, выпил я достаточно. Даже не помню, когда в последний раз позволял себе такое.
   Попрощавшись с Олегом, я покинул бар. Потом медленно брел домой, в темных закоулках мерцали огоньки сигарет, но волноваться было нечему. Весь вечер я провел рядом с сыном авторитетного уголовника. Люди это видели, и люди во тьме знали, что теперь мы с ними в одной лодке.
   Добравшись наконец до общежития, я зашел в подъезд. Вспомнилось, как на крыльце я вел себя, словно глупый мальчишка перед Мариной. Интересно, она спит? Ну, не ждет же меня. Я усмехнулся себе под нос, а потом опечалился. Кто я для нее? Пустое место, вот кто.
   Медленно ступая по лестнице, думал о ней. Образ этой светлой девушки никак не выходил из моей головы, и он не вписывался в мое представление о мрачном и жестоком мире. Мне представлялось, как ее светлые пряди развеваются в лунном свете, а яркие голубые глаза горят синим огнем в темноте. Она, действительно, мне нравится, даже очень.
   Пройдя на площадку жилого блока, я осмотрелся. Никого не было. Не хотелось беспокоить моих соседей. Все же, в основном, это были хорошие люди, которые рано просыпаются на работу и просто хотят спокойной жизни. Аккуратно ступая, я двинулся на кухню и застыл, когда увидел в темноте ее силуэт.

   Марина стояла ко мне спиной возле форточки и курила. На ней был легкий халат, оголяющий красивые бедра. Она медленно втягивала дым тонких ментоловых сигарет и смотрела в окно. Наверняка она видела, как я заходил в подъезд.
   Окликивать ее не стал, не потому что стеснялся, а потому что перебрал в баре. Побоялся, что могу наговорить лишнего, но когда я проходил через кухню, она обернулась сама.
   – Доброй ночи, Артур, – ее взгляд был гипнотическим, завораживающим, пленяющим. Два синих озера сияли в темноте, глядя на меня.
   – Спокойной ночи, ангел.

Глава 5

   Проснулся я ближе к полудню. Времени до встречи было достаточно, и я решил привести себя в порядок. Накинул на шею полотенце, взял бритву, щетку, пасту и направился в общий умывальник. В коридоре было пусто, как, собственно, и во всем общежитии. Соседи ушли на работу.
   Я надеялся не встретиться в общежитии с Мариной, смутно припоминая вчерашнюю ночь. Все было как-то странно и словно во сне. В любом случае, рано или поздно мы снова увидимся в этом разваливающемся, захолустном муравейнике, и тогда все прояснится. Даже не знаю, что там будет. Придется мне краснеть или гордиться собой.
   Когда ополоснул лицо холодной водой, стало намного лучше. В глазах проявилась ясность, а внутри заурчал желудок. Как и прежде я понадеялся на своих соседей, заглянул в холодильник на кухне, но ничего не обнаружил. По крайней мере того, что я мог бы по-тихому стянуть. Так, чтобы никто и не заметил.
   Вернулся к себе в комнату, распахнул окно, уперся в подоконник локтями и закурил. Хотел перебить аппетит. В соседнем доме было тихо, даже слишком тихо. Мне почувствовалось, что я остался совсем один в этом умирающем мире на окраине города. Потом во двор вылетело несколько малышей, и следом за ними несколько мамаш. Двор наполнился жизнью, заполнив мою пустоту.
   Оделся во вчерашнее, мало ли работенка и вправду окажется грязной. Не хотелось пачкать чистые вещи. Потому как их и без того было совсем немного, учитывая мои недавние ночные приключения и разборки с местной шпаной. Кирпич и его братки знатно потрепали не только меня, но и мою одежду.
   Когда вышел из подъезда, в животе снова закрутило, машинально сунул руки в карманы и внезапно обнаружил там пару монет. По пути к бару зашел в закусочную, заказал себе дешевого кофе и бутерброд. Стрелка настенных часов в забегаловке уже близилась к часу. Второпях доел кусок хлеба с колбасой и вышел на улицу, на ходу допивая горячий кофе.
   Минут через двадцать уже был на месте, но в десятке метров от бара остановился. Выбросил пластиковый стаканчик, закурил новую сигарету. Стоило ли мне ввязываться в местные разборки? Может, все же стоило бы подработать грузчиком или дворником? Если сильно попотеть, то можно выбить себе работу за кусок хлеба, но какие перспективы ждут меня в дальнейшем? До конца жизни перебиваться от места к месту, чтобы выбить себе деньги на еду? Нет, так жить мне надоело. Медлить больше не было смысла, мысль – прожить жизнь за копейки, мне не нравилась.
   Я сделал еще несколько затяжек. Может, это была всего разовая работа? Может, я вообще не справлюсь даже с такой пустяковой задачей? Олег говорил, что нужно строить из себя крутого парня, но таковым я себя не чувствовал, а притворяться не хотелось. Но, естественно, все вставало в деньги, потому что жизни людей крутились только вокруг этих бумажных листочков и звонких монет. Я дотянул сигарету, бросил ее в урну и постарался очистить голову от различных мыслей. Мне стоило выполнить простую работу и позабыть об этих людях навсегда. Полтинника мне хватит на неделю, а там может что и подвернется получше.
   Неспешным шагом я подошел к входной двери, потянул ручку на себя, снова звякнул колокольчик. В заведении было негусто. Парочка пенсионеров пили за дальним столиком пиво, сравнивая себя отнюдь не с алкоголиками, но с аристократами. Услышав этот короткий диалог, я улыбнулся. За стойкой стоял бармен, и я двинулся к нему.
   – Добрый день.
   – Добрый, – у бармена было каменное лицо.
   – Я по поводу работы.
   – Объявлений мы не давали. В новых сотрудниках не нуждаемся.
   – Нет, вы неправильно поняли. Я имею ввиду неофициальную встречу. Вчера я был здесь и разговаривал с Олегом. Он сказал мне прийти сюда к двум часам.
   – А…Я кажется вас узнал. Проходите в дверь за стойкой, перед кухней повернете направо и выйдите во двор. Думаю вас там ожидают.
   – Спасибо.
   Я сделал так, как он и сказал. Распахнув дверь, увидел грузовик и несколько поддержанных машин. В кузове грузовика сидело четверо, возле машин стояло еще шестеро. Все они курили и о чем-то разговаривали. Естественно, мое появление не осталось без внимания, но, благо, почти сразу ко мне подошел Олег.
   – Явился, наконец. Почти вся банда в сборе. Вот тебе рабочий инструмент, – он протянул биту.
   – Увесистая.
   – А то. Раз врежешь, как надо, и мяч окажется за трибунами, – он улыбнулся.
   – И что дальше?
   – Все, как я и рассказывал. Сейчас еще подвалят несколько пацанов, и мы выезжаем. Хорошо, что ты пришел заранее, иначе уехали бы без тебя.
   – Да. Хорошо… – задумчиво протянул я.
   – Ну ладно тебе, расслабься. Ты слишком напряжен, а работа и в самом деле рядовая. Если все пойдет как надо, то возьму тебя в бригаду на постоянку, а если проявишь себя, то всегда можешь рассчитывать на повышение, – он подмигнул и снова улыбнулся.
   – Звучит складно. Я не подведу.
   За моей спиной снова распахнулась дверь, и оттуда вышла группа здоровых мужиков. В сравнении с ними я был просто мальчишкой.
   – Верю в тебя, дружище. Полезай пока в грузовик к остальным, думаю все наши уже в сборе.
   Я залез в кузов машины, поздоровался с теми двумя кто сидел возле меня, а потом и с последующими. Мы расселись в два ряда на скамьях, располагающихся по борту кузова. У всех в руках были биты. Мы явно не выглядели как спортивная команда.
   В дороге было спокойно, мужики переговаривались на обычные темы. Война, тюрьма, пьянки и бабы. Ничего интересного я не услышал. Всю дорогу мы дымили сигареты. Я все сильнее и сильнее сжимал твердое древко биты в руках.

//-- *** --//
   Место встречи располагалось на каких-то производственных складах, а точнее на стоянке для грузовой техники. Нашу компанию уже ждали, и было видно, что ожидающих было вдвое больше, чем нас.
   Быстро покинув грузовик, мы выстроились в одну линию и с грозным видом осматривали собравшихся напротив. Те ребята казались мне солиднее. Они были в костюмах и широкополых шляпах. Все в них говорило о том, что они были более успешные люди, чем бандиты отца Олега. В голову тайком снова закралась мысль: «Какого хрена я здесь забыл?»
   Лидеры двух группировок вышли на центр и начали вести переговоры. Чего-то конкретного я не слышал, но часть диалога точно была про территории, сферы влияния, продажных ментов. Шайка «солидных» не спускала с нас взгляда. Было видно, что некоторые из них, действительно, жаждут крови и готовы броситься в атаку по команде «Фас!». Среди наших ребят таких было тоже не мало, поэтому я почувствовал себя еще не уютнее в этой компании.
   Через минут десять лидеры группировок начали о чем-то яростно спорить, при этом часто жестикулируя руками, повышая голоса. Похоже, они не могли поделить улицу. Из разговора следовало, что лидер центральной улицы хотел открыть несколько торговых точек на улице, где располагался бар Олега. Он также был готов заплатить за это немалые деньги, но все его предложения яростно отвергались. Потом наступило затишье. Главарь центральных выглянул из-за плеча отца заводской улицы и ухмыльнулся.
   – Посмотри на своих мальчишек, Виктор, – обращался он к отцу Олега. – Спору нет, что эти парни будут драться, если ты им прикажешь, но за моей спиной стоят матерые убийцы. Если бы я захотел сделать все по-грубому, то поверь, ты бы уже молил меня на коленях.
   – Да что ты блять несешь!? Сплошные понты! Разодел своих клоунов, как на свадьбу, и грозишь мне расправой!? Ты серьезно!?
   – Но-но Вить. Не стоит быть таким агрессивным. Как видишь, я уже успокоился и тебе бы стоило, – он ткнул его пальцем в грудь и усмехнулся. – Я ведь говорю тебе факт, а не пытаюсь вывести тебя из себя.
   Выглядело все это напротив, как провокация.
   – Послушай меня, пиджачок. Если ты еще раз дотронешься до меня, то будь уверен, что большее на что ты сможешь рассчитывать, так это то, что тебя вынесут отсюда на носилках, и оставшуюся жизнь ты будешь ходить под себя!
   – Ха-ха. Как прелестно, Виктор. Я начинаю дрожать от страха, – он засмеялся громче, и верзилы за его спиной подхватили этот смех. – Витенька – Весельчак! Перестань ты строить из себя борзого работягу. На первый раз я прощу тебе эту высказку… – лицо пиджака резко изменилось и приобрело жестокий оскал. – Но если ты еще раз посмеешь высказать мне подобное, то…
   Договорить он не успел. Один из людей Виктора спешным шагом направился к ним, достал из-за пазухи пальто вертикальный обрез и в упор выстрелил пиджаку в живот.
   Поначалу все замерли, и лишь под ногами Виктора закричал умирающий человек, но кричал он недолго, так как жизнь быстро оставила его. Агрессивные деловитые пиджаки с молотками и арматурами в руках хотели было броситься на нас, но Виктор знал, что будет дальше.
   – Делай, – сказал он стоящему рядом убийце.
   Долго не раздумывая, верзила подошел ближе к толпе и выстрелил еще раз. Дробь прошила двоих, разбила лобовое стекло машины, толпа рассыпалась. Кто-то спешно лез в машины, а кто-то улепетывал на своих двоих. Стрелок, не торопясь, перезарядил обрез и выстрелил еще раз.
   Я наблюдал за этой картиной со страхом в глазах, мои вспотевшие руки дрожали и крепче сжимали биту. Казалось, что сейчас меня вырвет, но благо, что желудок был почти пуст.
   – Не ссы, Артур. Я сразу понял к чему все идет, – сказал появившийся рядом Олег.
   Мне ответить было нечего, не хотел выдавать себя. Не хотел, чтобы он и остальные видели страх в моих глазах.
   – Арт, ты в норме? – спросил он снова.
   – Да. Все нормально. Просто я впервые видел, как умирает человек.
   – Ничего, бывает. Поверь об этом ублюдке никто и не вспомнит. Видел, как разбежались его шестерки, а? – он засмеялся.
   – Видел. Что теперь?
   – А теперь мы вернемся обратно в бар, как следует нажремся, и ты получишь свои честно заработанные наличные. Думаю тебе также полагается премия сверху.
   – Это за что же?
   – За молчание, Артур.

Глава 6

   Погода на улице, как обычно была пасмурная. Не помню, куда и зачем я брел по пустынной улице. Видимость перед моими глазами была почти нулевая из-за застилающей пелены холодного дождя. Ориентиром нескончаемой дороги были лишь очертания домов, и возвышающиеся вдоль тротуара уличные фонари.
   Меня сильно морозило, ведь вся одежда намокла, стала тяжелой и грузной. Пошарился в карманах, пытаясь найти там пачку дешевых сигарет. Когда, наконец, смог выудить одну, то горько осознал, что подкурить ее не удастся, ведь на улице негде было спрятаться от бушующего потока воды с серых небес. С горьким сожалением обнаружил, что прохожу мимо той самой складской стоянки, где я стал свидетелем, а может быть и соучастником жестоких убийств.
   Кирпичные склады отдавали могильным холодом, неровный и побитый асфальт под моими ногами заполонили ручьи, дорога сама вела меня к этому злосчастному месту, неведомая сила заставляла меня вернуться к месту расправы. К тому времени, как я оказался на этих складах, дождь резко кончился.
   Вокруг повис тяжелый, удушливый туман. Не было никакой свежести, был ядовитый дым, который пропитывал мои легкие своими испарениями. Я, ничего не понимая, шел вперед. Мне чувствовалось, что так было нужно. Ноги сами вели меня навстречу чему-то необъяснимому.
   Остановившись и громко шмыгнув носом, я обернулся, но туман застилал мне обратную дорогу. Казалось, что обратного пути мне никогда не найти. От такой мысли стало страшно, ведь я не хотел умереть в холоде и одиночестве. Как же было бы хорошо сейчас оказаться в своей уютной комнате, выпить чашку горячего кофе, распахнуть форточку и без конца курить сигареты, наблюдая за ночной жизнью своего крохотного района. Здесь же мне грозила только боль. Я знал это, но все равно снова пошел вперед, хлюпая своими вымокшими ботинками.
   Над городом сгустилась тьма. Вскоре наступила ночь, а я по-прежнему брел по складу в одиночестве. Одежда стала сильнее давить на меня своей тяжестью и сыростью. Не придумав ничего лучше, я просто избавился от нее, оставшись лишь в ботинках. Так глупо я никогда себя не ощущал, но знал, что осудить меня было некому. Ведь теперь меня ждало лишь одиночество и бесконечные угрызения совести в сгустившейся вокруг тьме.
   В сотне метров от меня зажегся желтый фонарь. Неужели в холодном аду бывает такой теплый и притягательный источник света?
   Долго не раздумывая, я бросился к нему. Мне приходилось прикладывать большие усилия, чтобы переставлять свои тяжелые, опухшие ноги. Чем ближе мне казался свет, тем тяжелее я ощущал на себе ношу. Казалось, будто к ногам привязали пудовые гири, а на моей спине кто-то сидит и всем своим весом давит на меня, прижимая к холодной земле. Но я все равно шел, хотя и слышал, как рогатый бес на моих плечах издевательски посмеивается мне в ухо. Пусть смеется, а я все равно дойду, и ничто меня не остановит.
   Свет желтой лампы фонаря был уже в нескольких шагах, и когда я ступил в этот теплый светлый круг, то вся тяжесть, невыносимая боль и холод оставили меня. На моем лице просияла улыбка, и какое-то время я просто лежал на асфальте в позе эмбриона, негромко посмеиваясь. Теплый свет согревал мое тело, но вскоре мне дали понять, что я не один.
   Приподнявшись на колени, я осмотрелся вокруг и стал замечать приближающиеся ко мне силуэты. Все они были одеты в черные пальто и широкополые шляпы, скрывающие их лица. Они были везде, они взяли меня в кольцо и просто молча наблюдали за мной. Я чувствовал их взгляд, хоть и не видел лиц за полями их шляп.
   – Чего вы от меня хотите!? – нервно вопрошал я.
   Они не отвечали, но позади них послышался топот. Кто-то быстро приближался ко мне, и круг расступился, пропуская неведомую черную фигуру. Я встал на ноги, отступил на несколько шагов назад.
   В центре круга появилась тень. В своих руках она держала обычную биту для лапты. По крайней мере, так мне показалось, но когда я принял ее из холодных, омертвевших рук, то увидел на сухом дереве пятна и брызги крови. Потом я перевел взгляд на тень.
   Тень посмотрела на меня. Из-под шляпы стали видны алые зрачки и безумная улыбка. Я оглянулся вокруг. Все остальные тоже во весь рот улыбались, но не издавали ни звука, лишь наблюдая своими кроваво-красными глазами за мной.
   Я крепко сжал биту в руках.
   – Вы хотите, чтобы я сделал это? Хотите, чтобы стал одним из вас!?
   Тени начали безумно качать головами и стонать словно голодные гиены.
   – Но ведь это не мой мир. Я не хочу быть его частью!
   – Теперь он наш… Это теперь НАШ мир… – хором говорили тени.
   – Но я не такой! Мне никогда не стать одним из вас!
   – Ты сможешь, Артур… Ты уже один из нас…
   – Нет! Я не хочу!
   – Убей! – крикнули тени.
   – Не хочу, – жалобно проговорил я.
   – Убей! – снова кричали они.
   – Я…
   – УБЕЙ!!! – громким эхом послышался гул темных существ.
   В центр светлого круга вышла фигура в красной рясе. Без сомнения, это была девушка. Я не видел лица за капюшоном, но понимал, чего эти темные твари хотят от меня.
   Девушка в красном опустилась передо мной на колени. Я сжал ручку биты сильнее, поднял ее над головой, почувствовал возбуждение, а потом громко закричал, и что есть мочи ударил.
   В круге воцарилась тишина, существа были безмолвны, и лишь я один безумно кричал, нанося удары этому хрупкому существу. Когда бита треснула, я бросил ее на асфальт. По моему лицу потекли слезы, я опустился рядом с красной фигурой, прильнул к ней всем телом.
   Тени за кругом света склонились надо мной, выжидая момент, когда я одерну красный капюшон.
   Протянув свои руки, я медленно начал снимать его.
   – Прости… – тихо зашептал я.
   Из под капюшона мне представилось побитое лицо Марины. Она жалобно смотрела на меня отекшими глазами. Нос был безобразно поломан, а нижняя губа разбита.
   – Никогда. Теперь ты один из них.
   Нависшие над нами фигуры разразились громким хохотом, сотрясающим все вокруг.

//-- *** --//
   Я резко открыл глаза, но не издал ни звука. В комнате было темно, вокруг царила тишина. Я сел на край кровати, обнаружил, что нахожусь не в своей спальне и не в своем доме. Сердце в груди бешено заколотилось. Что было вчера? Что за безумный сон? Где я?
   Меня коснулась чья-то рука, и я обернулся. Рядом со мной лежала женщина, укутанная одеялом.
   – Ты проснулся слишком рано, – шепотом проговорила она.
   Марина?
   – А мы с тобой вчера неплохо позабавились. Я ведь знала, что у тебя горячий нрав, – тонким голосом произнесла женщина и повернулась ко мне лицом.
   Это была рыжая проститутка из дома напротив.
   – Ты извини, но я толком ничего и не помню.
   – Конечно не помнишь. Ведь ты был сильно пьян, что однако не помешало нам с тобой пошалить, – она игриво усмехнулась, оголила свои груди и с вызовом посмотрела на меня. – Хочешь мы еще поиграем? Ты вчера заплатил сполна…
   – Нет. Сейчас я хочу домой.
   – Ну как знаешь. Твои вещи в шкафу. Ох, и доставил же ты мне проблем, когда я тебя раздевала, однако ты быстро успокоился, когда я сняла с тебя штаны, – она игриво улыбнулась.
   – Извини, если я как-то обидел тебя.
   – Вовсе нет. Все было даже очень необычно. Мне понравилось.
   Скорее всего тебе понравилась щедрая плата, оставленная мной в пьяном угаре.
   Я поднялся с кровати, нашел свои вещи в шкафу и начал одеваться.
   – А кто эта Марина?
   К горлу подступил ком.
   – В смысле?
   – Ну, ты несколько раз за ночь называл меня Мариной. Прошу тебя, не смущайся, мужчины по-разному зовут меня. Ведь всем вам нередко любима лишь одна единственная, хотя трахать вам нравится всех вокруг, – она засмеялась.
   – Мне не хочется говорить об этом, – засмущался я.
   – Ну и ладно. Если захочется снова попытаться убежать от своих проблем, то ты знаешь где меня найти. А теперь, пожалуй, оставь меня и не забудь захлопнуть дверь, – она отвернулась к окну, взмахнув рукой мне на прощание.
   – Хорошо.
   Я так и поступил. Когда выходил из комнаты рыжей проститутки, имени которой я даже не знал, то не упустил возможность свиснуть у нее пару сигарет. Потом я быстро спустился по лестничному пролету, обдумывая какой же я идиот. Что я там вчера натворил? Что я ей рассказывал? Артур, ты настоящий дурак.
   Выйдя из подъезда, я пересек улицу, зашел в свое общежитие, взбежал по лестнице. Скорым шагом прошел по коридору, заметив лишь, как Антонина что-то готовила на кухне, и оказался у двери своей комнаты. Потом я шарил по карманам откуда-то появившегося пальто, причем не такого уж и старого. Где я его взял? В карманах лежали наличные, пара банок мясных консервов, две пачки сигарет. Пожалуй, можно было и не воровать сигареты у путаны. Наконец, я нашел свой ключ, провернул его в замочной скважине, зашел в комнату и захлопнул дверь.
   – Вот я и дома. Что же вчера происходило после… после убийства.
   Я лег на кровать, не раздеваясь, прямо в обуви. Перина скрипнула, издавая жалобный вой. Потом я дотянулся до пепельницы на подоконнике, поставил ее рядом с собой на кровать. Достал все из карманов и сложил рядом. Закурил.
   – Какого черта я вообще поперся к этой женщине?
   Сделал несколько глубоких затяжек, в горле все пересохло.
   – Сколько я ей отдал? Теперь снова как и прежде вся жизнь будет сплошная нищета?
   Снова затянулся и принялся разглядывать наличные. Взгляд прояснился, и в купюрах я насчитал далеко не обещанные мне деньги. Передо мной лежало три сотни, не считая мелочи.
   – И откуда все это? Вряд ли Олег посулил мне такую сумму за молчание или же нет? И откуда это пальто?
   Дотянув сигарету, я затушил окурок, взял консервную банку, вскрыл ее и принялся жадно поглощать содержимое. Когда доел первую банку, то понял, что этого мало, следом вскрыл вторую и опустошил ее. Стало уже лучше.
   Поднялся со своего места, тайком глянул в дом напротив, не желая встречаться глазами с рыжей проституткой, а потом зашторил окна. Теперь нужно умыться и сделать звонок Олегу. Таксофон был не так далеко от дома, а прогулка мне бы точно не повредила. Я уже собирался открыть дверь, но с другой стороны послышался стук.
   – Артур, ты там?
   Без сомнения это был голос Марины.
   – Э… да, сейчас минутку.
   Я попытался скорее снять с себя вещи, бросил пальто на стул, стянул с себя рубаху и накинул обычную белую майку, убрал пепельницу с кровати, а остальные вещи накрыл подушкой сверху. Потом я подошел к двери и открыл ее.
   – Привет, – сказала она.
   – Привет.
   – Можно мне войти?
   Вот это было, действительно, неожиданно.
   – Конечно. Тут слегка не прибрано. Поэтому извини за неудобства.
   Она прошла в мою комнату, осмотрелась и улыбнулась.
   – Тут довольно мило, но слишком темно ты не считаешь? – она посмотрела на зашторенные окна.
   – Не люблю просыпаться слишком рано, – я глупо ухмыльнулся.
   – Странно, а бабушка сказала, что ты только что пришел.
   – …
   – Ну, это не так важно. Я пришла тебя позвать к столу. Бабушка настойчиво просила меня об этом.
   – Хорошо, я сейчас подойду. Только схожу умыться.
   – Да… Вот еще что. Хотела тебя попросить не рассказывать про то, что я курю. Ладно?
   – Не скажу ни слова, обещаю.
   – А еще хочу сказать, что ты очень мил, когда выпьешь.
   – Ах это… Извини, я тогда видимо сильно перебрал и…
   – Мне понравилось, что ты назвал меня ангелом. Это звучало так таинственно и красиво, – она усмехнулась, а мне захотелось провалиться под землю и никогда уже не появляться на белый свет. – Не смущайся, Артур. Может мы встретимся вечером?
   – Встретимся?
   – Ну да, просто прогуляемся. Покажешь мне город или хотя бы этот район.
   – Хорошо, давай тогда ближе к десяти, нормально?
   – Ну, не знаю отпустит ли меня бабушка, – она улыбнулась. – Тогда встретимся в десять возле подъезда, а сейчас мне хочется поесть, а тебе, действительно, не мешало бы помыться.
   После этих слов она удалилась, а я только сейчас почувствовал, как сильно от меня разит табаком, алкоголем и, возможно, женскими духами. От этой мысли стало стыдно.
   Приняв душ, я присоединился уже к опустевшему столу. Марины не было, осталась только ее бабушка. Хотя мне привычнее было звать ее тетушкой. Мне казалось, что она ждала меня. Мы поздоровались, молча сели есть. В последнее время мой желудок просто без ума от счастья, как бы мне к этому не привыкнуть.
   – Как твоя новая работа? – как бы между делом спросила Антонина.
   – Понемногу осваиваюсь. Вроде ничего сложного, но еще не могу привыкнуть.
   – Подожди немного, это так сказать акклиматизация. Дальше все будет намного проще.
   От этой мысли мне снова стало не по себе. Не хотелось привыкать к убийствам людей.
   – Как у вас дела на работе? – вопрос звучал так странно и глупо, ведь я прекрасно знал, что Антонина который год работает в этом общежитии уборщицей, а ее муж техником-смотрителем.
   – Все по-старому, Артур. В моей жизни все хорошо. Меня все устраивает. Как бы горько это не звучало.
   Мы какое-то время молчали и пили чай.
   – Марина сказала мне, что ты пригласил ее на свидание?
   – Я… эм… да. Мы решили прогуляться сегодня вечером.
   У Марины был необычный подход.
   – Не поздно? В десять часов?
   Тут я снова на мгновенье оказался в ступоре.
   – Мы ненадолго. Просто покажу ей окрестности и приведу обратно.
   – Ну хорошо. Я доверяю тебе, Артур. Знаю, что ты хороший парень, но прошу тебя долго не задерживаться на улице в такое время суток.
   – Не переживайте. Я думаю к одиннадцати мы вернемся.
   – Ладно, тогда желаю вам отлично провести время, – она улыбнулась своей старческой добродушной улыбкой, и все мои переживания развеялись.
   Покинув стол, я вернулся в комнату, сложил в коробку наличные, оставил немного при себе. Засунул заначку в шкаф, сгреб с кровати оставшуюся мелочь, взял пачку сигарет и сунул все в карманы пальто. Закрыв комнату, вышел в подъезд, оглянул обшарпанные, облезлые стены, которые напоминали мне мое место в этой жизни. Сунул руки в карманы и медленно стал спускаться по лестнице, раздумывая над своим бытием.
   Зачем я вообще согласился на эту прогулку? Еще не хватало, чтобы Марины как-то коснулась моя нынешняя жизнь. Теперь мне предстоит идти по косой дорожке, ведь я погружался в мир насилия, жестокости. Разве для нее будет место в этой жизни? А что, если головорезы Виктора попросту убьют меня скажем завтра, а может даже и сегодня? Я ведь достаточно увидел, чтобы от меня можно было избавиться. Может быть парни со стволами могут позволить себе жить хорошо, могут даже позволить себе жить роскошно, но разве это надолго? И зачем я только ввязался в это?
   Выйдя из общежития, я свернул в проулок, еще какое-то время шел по улице, наблюдая за городом.
   На улице сегодня было немало людей. Все они собрались возле небольшой импровизированной сцены, где раздавали бесплатную еду и пледы. Оратор вещал со сцены, призывая людей пополнять ряды самой могущественной армии. Его рупор вещал о том, что сейчас нам как никогда нужно быть сильными и сплоченным, ведь враг не дремлет и подбирается к нашим границам. Он настаивал, чтобы люди вступали в ряды армии и несли добро с винтовкой в руках другим странам, где правят тираны. Занимательная мысль, но раздумывать об этом совсем не хочется. Также на улице было много милиции. Митинг сопровождался под их грозным надзором. Нельзя было нарушать порядок, который вещал оратор со сцены, призывая людей сражаться за чужие интересы. Мне снова стало не по себе. Обстановка на улице всегда меня угнетала, и лишь в стенах своей каморки я чувствовал себя спокойно. Наверное, большинство людей предпочитает закрываться от проблем за стенами своих бетонных коробок.
   Возле таксофона никого не было, и я прошел внутрь. Опустил монету и услышал гудок из трубки.
   – Бар «На посошок» я вас слушаю, говорите.
   – Добрый день, а можно Олега к телефону? Это его друг, Артур.
   – Минуту.
   Я молча стоял и смотрел на столпотворение возле сцены. Оратор по-прежнему яростно что-то вещал, размахивал руками, а люди вокруг внимали ему с интересом, поглощая из алюминиевых тарелок дряные харчи.
   – Алло? Артур, ты?
   – Да, здорово. Хотел узнать у тебя о вчерашнем…
   – Ты в своем уме!? Нахрена ты звонишь мне по телефону!?
   – Я просто хотел…
   – Приходи в бар. Сейчас же!
   В трубке послышались частые гудки. Я вышел из будки и побрел к бару.
   И чего он так взъелся? Не собирался же я сказать ему «—Эй, Олежа! А помнишь, как твой папаша вчера устроил заварушку? Вот ведь была потеха, а?». Мне просто нужно было поговорить. Спросить, как мне жить дальше. Узнать, что вообще вчера творилось вечером.
   Когда я наконец дошел до бара, то недалеко от входа увидел милицейский грузовик. Желание навещать Олега в этот день сразу пропало, но я все-таки рискнул зайти в заведение.
   Бармен Трофим встретил меня у входа, потом налил мне кофе и наказал ждать за столиком. Я так и поступил, прислушиваясь к суматохе, происходившей в коридоре за стойкой бара. По голосам я понял, что Олег и его отец о чем-то спорят, но о чем конкретно я не понимал. Через несколько минут ко мне вылетел Олег.
   – Пойдем! – настойчиво и без приветствия сказал он.
   Я молча встал из-за стола, и мы вышли на задний двор.
   – Что происходит? – в недоумении сказал я.
   – Крыса у нас завелась, Арт. Ты представляешь!? Под самым боком. Интересно кто же это мог быть? – он укоризненно глянул на меня.
   – Олег, не думаешь ли ты, что…
   – Нет, нет! Что ты! Ты бы не был таким спокойным и скорее всего не позвонил бы мне. Знаешь, что? А ведь именно звонок мне, спас тебе жизнь. Отец думал, что это ты нас сдал, и уже было хотел уложить тебя, представляешь?
   Нет, я не представлял. Я вообще не понимал, что тут происходит, и перспектива оказаться в могиле меня совсем не радовала, даже учитывая то, что я ее избежал.
   – И кто это?
   – Да, наверное, один из наших. Короче, не так важно. Такой же салага, как и ты скорее всего. Мы с ним еще разберемся. Он сдал моего отца! Ты видел этот катафалк на улице?
   Наверное, он имел ввиду машину милиции.
   – Видел.
   – Так вот они сейчас нас пасут и ждут подкрепления. Ну, я отцу и говорю, что давай вышибем их отсюда, а он говорит, что он просто сдастся, представляешь!? – яростно говорил Олег.
   – Успокойся. Выдохни. Ты сейчас взорвешься.
   Олег злобно посмотрел на меня, но через несколько секунд отвел свой взгляд в сторону.
   – Да, да. Ты, наверное, прав. Отойдем в сторонку?
   Мы зашли за угол, сели на скамью и закурили.
   – А ты вообще зачем звонил?
   – Просто хотел узнать, что вчера было. Я ничего не помню и проснулся в постели с проституткой.
   На лице Олега просияла улыбка, хоть и ненадолго.
   – Ай хорош. Как это что? Мы вчера пили как ненормальные. Правда ты поначалу держался как-то в стороне, и потом одному из парней моего отца это надоело. Он поспорил с тобой, что перепьет тебя на раз. Конечно, ты сначала отнекивался, но деваться было некуда. Вот вы и начали глушить водку словно воду.
   – Я победил?
   – А то! Ты еще сорвал неплохой куш со ставок. Потому, как почти все были против тебя. Потом ты прихватил какое-то пальто с вешалки, я вызвал тебе такси, ты еле живой сел в машину и уехал. Вот и все. А что там у тебя за приключения были с бабой, я и не знаю. Но ты мне потом обязательно об этом расскажешь. Сейчас, как видишь, не до этого.
   – Знал бы я сам, что там за приключения были. А лучше бы и вовсе не вспоминать.
   – Ну, надеюсь ты не все деньги просадил? – он усмехнулся.
   – Не знаю сколько, но на кармане еще достаточно.
   – Вот и хорошо. Кто знает, чем вся эта история кончится. Думаю на какое-то время нам придется залечь на дно и не высовываться. Раз уж ты пришел, то поверь менты и к тебе теперь проявят внимание.
   – Я не скажу ни слова. Будь уверен.
   – Вот это я и хотел услышать. Боже, как же я хочу придушить того ублюдка, что проболтался. Дай мне только добраться до него!
   – Успокойся, Олег. Постарайся не нервничать.
   – Не могу. Пошли к стойке, мне надо выпить.
   – Ладно.
   Около часа мы просидели возле барной стойки. Я пить отказался и лишь курил сигареты. Олег пил виски и только больше заводился. Немного позже в бар вошло еще несколько посетителей, и напряженная атмосфера спала. Еще чуть позже я выпил вместе с ним. Потом за пианино сел музыкант, и в заведении стало уютно, но еще через час в бар ворвался отряд милиции. Они точно знали куда идти и кого им брать. Они взяли только Виктора, скрутили его и поволокли на улицу. Остальные бандиты остались невредимы, кто-то из них, в том числе и я, пытались удержать Олега у стойки. Законники погрузили Виктора в машину и уехали. Теперь это место потеряло свою неприкосновенность.
   Еще какое-то время я пробыл в баре, но на спиртное не налегал, ведь у меня еще были планы на вечер. Попрощавшись с Олегом и его гориллами, покинул бар и пошел домой. Время близилось к десяти.
   Из головы все никак не выходила мысль, что жизнь уже никогда не станет прежней.

Глава 7

   Ночью на улицах снова стало тихо. Люди разбежались по своим норам, оставив город для более крупных хищников. Теперь и мне нужно было чувствовать себя одним из них, но после того, что я узнал сегодня, мне хотелось вернуться к обычной, нищенской жизни. Криминал не стоил того, чтобы сгнить за решеткой.
   Подходя к дому, я увидел возле подъезда Марину и нескольких приближающихся к ней парней. Конечно же, я напрягся. Не хватало еще приправить этот день дракой в переулке, но мои опасения оказались пустыми. Группа парней просто прошла мимо, о чем-то разговаривая. Я приблизился к ней ближе.
   – Привет, – говорю.
   – Привет. А на улице сегодня прохладно, – она сложила руки на груди, переступая с ноги на ногу.
   – Может это ветер перемен?
   – Разве перемены не к лучшему?
   – Не в нашем городе. Может быть пройдемся, пока ты окончательно не промерзла? – с грустной улыбкой проговорил я.
   – Конечно. Артур, возьми меня за руку. Мне так станет теплее.
   Я взял ее за руку, мы молча шли по пустой улице.
   – А ты сегодня не в настроении, – сказала она.
   – Нет. Просто я всегда такой. Думаю, что это город так воздействует на меня.
   – А мне здесь наоборот нравится. Есть, конечно, свои недостатки, но это лучше, чем жить за его пределами. Уж поверь мне.
   – Верю. Хотя и сравнивать мне не с чем. Я живу здесь сколько себя помню. Вся моя жизнь в этом городе. Однажды я может и рискну покинуть это место, а может быть и страну.
   – Интересно, – она взяла меня под руку и прижалась ближе. – И куда бы ты хотел отправиться?
   – Не знаю, наверное на юг. Мне кажется, что там теплее, а значит и люди куда дружелюбнее.
   – А еще там есть море. Я бы тоже хотела уехать на юг, но мы ведь оба знаем…
   – Да. Это печально.
   – Как ты думаешь, эта бесконечная война когда-нибудь закончится?
   – Закончится, но за ней придет другая и последующая. Война это часть нашей человеческой культуры. Мы не можем существовать в мире и согласии. Это нам чуждо.
   – Не будь же таким пессимистом, Артур. Рано или поздно люди все равно придут к этому. Они поймут, что бессмысленно проливать свою и чужую кровь на полях сражений ради интересов небольшой кучки людей.
   – Звучит красиво, но не думаю, что мы застанем это время. Если вообще застанем.
   – Ну все, перестань! – слегка прикрикнула она. – Мы ведем разговоры словно нам лет по шестьдесят. Мы с тобой молоды и должны считать, что мир лежит у наших ног, и все нам по плечу. Никаких преград нет, понимаешь о чем я?
   – Понимаю.
   – Понимаю, – передразнила Марина. – Ты по-прежнему какой-то угрюмый. Мне хочется, чтобы ты как-нибудь по-настоящему улыбнулся. Наверное, из-за этого меня и влечет к тебе. Может, мне предначертано сделать твою жизнь более счастливой.
   Я молчал, но мне определенно нравилось, что она говорит.
   – Хочу, чтобы мы сделали что-то безумное.
   – Например? – усмехнувшись, проговорил я.
   – Ну вот. Уже нечто похожее на улыбку. Я не знаю, что нам сделать. Придумай ты. Ты ведь позвал меня на свидание! – снова, но уже игриво, прикрикнула она.
   – Ну, хорошо, хорошо. Пусть будет так, – я улыбался, и мне было хорошо рядом с ней. Очень долгое время я еще буду вспоминать эту ночь.
   – Ну? Ты придумал?
   – Да.

//-- *** --//
   На крыше многоэтажки было холодно, отчего Марина обхватила меня обеими руками и прижалась еще ближе, наверное, даже ближе дозволенного при первой официальной встрече.
   – Артур, здесь, черт возьми, так холодно, но очень красиво.
   От ее слов я рассмеялся. Мне и в голову не приходило, что нечто подобное может сказать такая, казалось бы, прилежная девушка.
   – Мне нравится, что ты смеешься и улыбаешься.
   – Ну, ты добилась, чего хотела. Посмотри, вот там наше разваливающееся общежитие.
   – Какое из них? – она улыбнулась.
   – За нашими трущобами стоят производственные заводы и комбинаты. Вот там выпускают танки, а рядом несколько производств связанных с химическими и ядерными отходами. Если приглядишься, то увидишь за радиовышками муниципалитет.
   – Да уж… Очень красиво.
   – Ну, я показываю тебе город таким, какой он есть. Вот там справа есть еще парочка районов, в которые в ночное время лучше не заходить. Кроме кабаков и борделей там больше не на что смотреть.
   – Ух! Бордели. Звучит так интригующе, – она засмеялась.
   – Не поясничай. Ты хотела увидеть картину города, вот и смотри.
   – Артур, ты привел меня в хорошее место, но сам ты ничего не видишь.
   – В смысле?
   – Ты показываешь мне город к которому ты привык. За этой копотью заводов ты не видишь главного.
   – И чего же?
   – Ты не видишь звезд.

   Мы посмотрели наверх и замолчали. Какое-то время мы так и застыли, вглядываясь в мерцающие огоньки над нами. Было, действительно, красиво. Я совсем позабыл, что за черной пеленой города раскинулась целая вселенная.

//-- *** --//
   Домой мы шли также, взявшись за руки. У меня было ощущение, что я знаю Марину уже очень долгое время. Мне давно не было так комфортно.
   – Спасибо тебе за экскурсию. Мне понравилось, – проговорила она и улыбнулась.
   – Всегда пожалуйста. Добро пожаловать в наш уютный городок. Кладбище несбывшихся надежд.
   – Ну, хватит. Все не так плохо, или, может, тебе не понравилась наша прогулка?
   – Вовсе нет. Наше свидание прошло просто замечательно, – я посмотрел в ее голубые глаза и улыбнулся.
   – Ну да, ну да, это же свидание, – она игриво глянула на меня.
   Недалеко от нас послышался громкий смех, потом разбилась бутылка, Марина сжала мою руку.
   – Что это?
   – Не волнуйся, все хорошо. Просто это ночная жизнь города. После полуночи здесь просыпается разная живность. Тебе ничего не грозит.
   – Это потому что я с тобой?
   – Конечно. Не сомневайся, в обиду я тебя не дам.
   – А я и не сомневаюсь, – сказала она и прижалась к моему плечу.
   Так мы и шли к общежитию, изредка перекидываясь взглядами, улыбаясь и наслаждаясь присутствием друг друга. Возле подъезда мы остановились. Марина достала сигарету, я тоже. Прикурил сначала ей, а потом и себе. Облокотившись на перила, разглядывал ее. На ней были черные сапожки, белое драповое пальто, на которое спадали ее светлые волосы. Голубые глаза снова замерцали в темноте. Она была не из этого мира. В этом смраде, копоти и грязи ей было не место. Ей было не место с отбросами вроде меня, но все же она была здесь наяву, рядом со мной. Что-то ей нравилось во мне.
   – Ну, и как я тебе?
   – А?
   – Просто ты так меня разглядываешь.
   – Ты очень красива, Марин. Иногда, когда я вижу тебя, то не понимаю, что ты делаешь здесь.
   – И где же я должна быть?
   – Я не знаю, но точно не в этом месте.
   – Ты пытаешься быть загадочным? – она засмеялась, а потом оглянулась на окна, чтобы убедиться, что ее бабушка не наблюдает за ней.
   – А ты пытаешься казаться бесстрашной, – я ухмыльнулся.
   Она слегка укоризненно посмотрела на меня.
   – Шучу я, шучу.
   – Смешно, – с легкой нотой иронии сказала она.
   Мы докурили. Потом поднялись наверх, прошли на кухню.
   – Ну, вот наше свидание и подошло к концу, – сказала Марина. – Мне было с тобой хорошо.
   – Мне тоже все понравилось.
   Она какое-то время испытующе смотрела на меня.
   Я знал, что она, как и я, ждет, когда же я решусь на поцелуй, но неведомая сила сдерживала меня. Прикоснуться к ангелу было не простой задачей.
   – Тогда спокойной ночи? – сказала она.
   Наконец, я сделал шаг навстречу, сердце забилось чаще, и я прильнул к ее губам, а потом сразу отстранился.
   – Спокойной ночи, Марин.
   Голубые глаза сверкнули в темноте, словно звезды, она обняла меня и шепнула мне на ухо.
   – До скорой встречи.

Глава 8

   Второй месяц я нахожусь дома. Изредка, пару раз в неделю, люди Олега подкидывали мне работу, и ночью я выбирался на улицу. Задача заключалась в том, чтобы проконтролировать разгрузку ящиков с алкоголем из подпольных производственных лабораторий, где гнали самогон, виски и производили водку.
   Нередко приходилось работать и грузчиком, когда контролем занимался более опытный смотритель. Такие обычно не давали простаивать нам, молодым парням, пока разнорабочие, бравшиеся как за честную, так и за нелегальную работу, таскали товар. Смотритель считал, что молодежи вроде меня стоило отрабатывать каждую копейку, которую сулило предприятие Олега. Спорить со старшими никто не собирался, и поэтому мы трудились сверхурочно.
   Потом с поставками дешевого и доступного алкоголя начались проблемы. Милиция появлялась сначала на месте погрузки, требуя взятки за нелицензированный алкоголь, потом они брали дань еще несколько раз на протяжении дороги, тормозя фургоны и досматривая их, а однажды снова сунулись прямиком к бару. Вскоре случилась перепалка, в ходе которой искалечили двух сотрудников органов. Благо, той ночью на смену меня не вызвали.
   После этого случая мне пришла весточка от Олега, в которой говорилось, что теперь придется конкретно затянуть поясок, так как работать стало проблемно, и лучше бы мне спрятаться на время. Вернуться к своей обыденной жизни и не соваться в темные дела их банды. Я так и поступил. Теперь мне предстояло отсиживаться в общежитии по меньшей мере пару недель, пока работа не возобновится, если, конечно, все утрясется, поэтому на вырученные деньги я купил продуктов, два блока сигарет и две бутылки портвейна.
   Мне даже хотелось отстраниться от нахлынувших на мою беззаботную жизнь всех этих происшествий и темных дел.
   В моей комнате пахло сыростью и плесенью. Чувствовалось, как здание понемногу разваливается, становится забытым серым монументом ушедшей эпохи. Вскоре нужно будет обязательно покинуть эту древнюю гробницу. Денег теперь хватало на аренду нового хорошего жилья, но, естественно, было трудно решиться на переезд. Теперь в моей жизни появился дорогой мне человек.
   Мы были еще слишком мало знакомы, но с каждым днем наша связь росла и крепла. В те дни, пока я отсиживался в общежитии, Марина устроилась на какую-то бумажную работу в юридическую контору. Виделись мы редко и только вечерами, если в баре не требовалось моего присутствия. Наши встречи заключались в недолгих прогулках по району ночью. Она рассказывала мне о прошедшем дне, связывая меня с миром за пределами общаги тоненькой нитью разговоров.
   Иногда мы проводили вечера в моей комнате, где Марина делилась со мной своим богатым внутренним миром: мечтами о счастливом будущем, окончании безумной войны, о свободной жизни за пределами нашей тоталитарной страны. Я улетал из реальности, когда она была рядом, мечтательно и ласково говорила о красоте жизни, целовала мои губы, оставалась со мной на ночь.
   Вчера Марина снова заходила ко мне поужинать. Я занавесил выцветшие шторы окна, придвинул к кровати тумбочку и зажег старый светильник, долгое время пылившийся на шкафу. Мы съели две коробочки пшеничной лапши, выпили немного дешевого портвейна. Поболтали под желтым светом электрической лампы и в обнимку легли на кровать. Наши тени скользили по комнате как единое целое, когда мы прикасались друг к другу. Потом долгое время мы лежали молча, нам, как и прежде, просто нравилось быть рядом.
   Она положила свою светлую голову мне на грудь. Золотистые локоны рассыпались по моему телу. Марина прислушивалась к биению моего сердца. В какой-то момент я почувствовал, что могу доверить ей все, что тяжелым грузом лежало на моей душе. Хотелось рассказать ей о своих родителях, тяжелых годах после их смерти, о моих ночных вылазках и о недавнем убийстве, свидетелем которого я стал, но первой заговорила она.
   Марина сказала мне, что не хочет, чтобы этот вечер заканчивался, как и все последующие. Она говорила, что давно не чувствовала такой близости и спокойствия, которые ощущала в последнее время. Склонив голову на мое плечо, она продолжала говорить…
   Мне было приятно слушать ее голос, путаться рукой в этих светлых волосах, вдыхать запах ее парфюма. Когда я уже собрался рассказать ей о своей жизни, то обнаружил, что она уснула, мирно посапывая на мне, словно кошка, нашедшая себе безопасное и теплое место. Так мы и пролежали с ней несколько часов, а когда она проснулась, то тихо выскользнула из под моей руки, укрыла меня одеялом и вернулась в комнату своих родных, аккуратно прикрыв входную дверь. Хотелось однажды ей выговориться о своих тяготах, выслушать ее причитания, получить поддержку в том, чтобы завязать с криминалом, но я по-прежнему держал все в себе.
   Когда я проснулся, то обнаружил, что за окном плотной стеной лил дождь. Привстал с кровати, подошел к окну, поглазел на сверкающие молнии и захотел послушать мятежные звуки грозных небес. Стоило только вытащить щеколду из ставней, как окно сразу резко дернулось в мою сторону. Я подхватил его рукой, чтобы оно не открылось нараспашку, но холодная влага дождя все равно проникала внутрь и обволакивала мою руку маленькими росинками.
   Закурив, понаблюдал за безлюдным переулком, медленно потягивая сигарету, размышляя над тем, что в принципе мог бы забрать Марину с собой на новую квартиру. Не собирался же я покидать этот город, просто хотел видеть ее рядом, больше времени проводить вместе, но думаю тетушка Антонина не оценит этого рвения. Может, я сильно тороплю события? Просто рядом со мной долгое время не было человека, которому я бы мог довериться. Мне хочется заботиться о ней, и не только засыпать с ней вечерами рядом, но и просыпаться по утрам. Наверное, это влечение и есть любовь.
   В комнате раздался стук. Я подумал, что Марина прочла мои мысли и примчалась ко мне, но распахнув дверь, моему взгляду предстал здоровый детина под два метра ростом. Окно распахнулось, повеяло ветром, и за спиной прогремело.
   – Ты Артур? – не представившись сказал он, продолжая нагло и вызывающе смотреть на меня. Во рту у него была зубочистка, которую он постоянно перебирал от одного уголка к другому.
   – Смотря, кто спрашивает.
   Здоровяк оценивающе посмотрел на меня, желваки его челюсти задвигались, а потом он молча протянул мне конверт.
   – Что это? – спрашиваю.
   – Мой босс хотел, чтобы я вручил тебе письмо. Кажется, он ждал от тебя звонка, но, как видишь, человек он нетерпеливый, поэтому прислал меня.
   Олег?
   – Спасибо. Что-то еще? – этот тип мне совсем не нравился, и я хотел, чтобы он скорее убрался с моего порога.
   – Да. Есть закурить? – уголки его рта слегка приподнялись.
   Молча я подошел к подоконнику, закрыл окно, украдкой оглядываясь назад. Я чувствовал что-то неладное, и мне это не нравилось. Достав из пачки сигарету, вернулся обратно, заметив, что здоровяк разглядывает мое жилище.
   – Вот, держи
   Он взял сигарету, оглянул комнату еще раз.
   – Ну, и дыра, пацан. Как ты здесь живешь? – ехидным голосом спросил он.
   – Также, как и все, – спокойно, но с пренебрежением ответил я.
   Он хмыкнул, развернулся и, закуривая сигарету в коридоре, ушел к лестнице, оставляя за собой протяжный дым жженого табака. Какое-то время я сопровождал его взглядом, потом закрыл дверь и приблизился к окну, чтобы снова понаблюдать за таинственным почтальоном. Когда этот тип вышел из подъезда, то он как-то странно осмотрелся по сторонам, заглянул в мое окно, ухмыльнулся самой мерзкой улыбкой и пошел прочь.

//-- *** --//
   «Не связывайся с такими людьми, Артур». Слова Олега эхом отдавались где-то вдалеке, напоминая о моем давнем обещании Тарасу. Я говорил, что позвоню ему, и мы договоримся о работе. Когда это было? Месяц назад? Два? Видимо, он был, действительно, несдержанным человеком, если прислал за мной одного из своих ребят. Вот только, кто я такой для него? Для чего такая срочность? Неужели из-за того, что я с ним не связался когда-то? Бред.
   Письмо было очень коротким. На странице крупным почерком было выведено «Жду звонка» и, собственно, сам номер. Так немногословно, но отчего-то надпись выглядела угрожающе, будто я был его должником. Наверное, стоило хорошо подумать перед тем, как давать обещание такому человеку. Не хотелось связываться с ним. Лучшим вариантом было бы поставить Олега в известность, но ему сейчас точно было не до меня. В его жизни и без того хватало проблем. Как же мне поступить?
   Достал бутылку вина, наполнил граненый стакан красной жидкостью и поставил его на подоконник. Какое-то время ходил по комнате и курил. Мои легкие давали мне знак, что стоило бы курить меньше, но я не слушался и через время зашелся в громком кашле, однако сигарету без внимания не оставил. Докурив, выпил содержимое стакана, вытер рот рукой. Этого было мало, хотелось выпить еще, может даже бутылку. Забыться и представить, что все это был сон, но так было бы слишком просто. Осушив еще один стакан портвейна, накинул пальто поверх серой рубашки с брюками, на голову надел восьмиклинку. Выйдя на улицу, приподнял ворот, чтобы хоть как-то укрыться от пробирающего до костей ветра и мокрого снега. Не помогло.
   На улице был дикий холод, вещавший о приближении зимы. Как будто и без нее проблем не хватало. Путь до таксофонной будки казался мне вечностью. Ветер только усиливался, снег тоже не отставал. Когда я попытался закурить сигарету, то моментально вся пачка вымокла, а кремень зажигалки выдал лишь несколько жалобных искр. Чем ближе я был к телефону, тем поганее становилось настроение. Вспоминалась идиотская улыбка почтальона и его вызывающие повадки. Сильно захотелось съездить ему по роже сапогом.
   Да что, черт возьми, с тобой происходит, Артур? Неужели, ты, наконец, соизволил спуститься с небес на землю? Если ты побыл рядом с ангелом несколько мгновений, то это вовсе не значит, что так будет всегда. В твоей настоящей, жалкой и никчемной жизни всегда появляется какая-нибудь сволочь, которая хочет что-нибудь с тебя поиметь. Как же без этого? Особенно, если ты вписался в мир отморозков. Тебе думалось, что на одном преступлении и нескольких грязных делишках все кончится, и о тебе позабудут? Нет, нет, парень. Сейчас ты угодил в настоящую бочку дегтя, где медом совсем не пахнет. И чем активнее ты будешь стараться выбраться оттуда, тем скорее эта жижа затянет тебя, задушит, выварит и выплюнет.

//-- *** --//
   Опускаю в аппарат монету и слушаю затянутые гудки, не предвещающие хороших новостей.
   – Да? – слышится грубый голос из трубки.
   – Это Артур. Вы просили меня позвонить. Даже человека за мной прислали.
   – Здравствуй. Рад наконец слышать тебя, – уже дружелюбно приветствовал голос. – Где же ты так долго пропадал?
   – Работал.
   – Ну да, конечно, ты в последнее время был слишком занят. И как твое предприятие? Успешно?
   – Вполне.
   – Ты сегодня неразговорчив. Наверное, нам снова стоит как-нибудь увидеться, выпить и поболтать, а то столько воды утекло. Что скажешь?
   – Конечно, я же однажды Вам пообещал.
   – Ну, вот и славно. Этих слов я и дожидался, парень. Хорошо, что ты помнишь об этом. Жду тебя вечером.
   – Куда мне прийти?
   – Адрес я пришлю позже. Жди письмо.
   В трубке раздались частые гудки. Я повесил трубку. Чего от меня хочет этот тип? Я ведь никто. Может, Олег все же не доверяет мне? Может, это такая проверка? В конце концов, Тарас много времени проводил в его баре. Значит стукача они так и не поймали. Хотят подчистить концы? Вполне. Любопытно, что за адрес будет в новом конверте. Какой-нибудь заброшенный завод или стройка, где мне вломят арматурой по затылку? Потом тело отвезут к какой-нибудь шахте с радиоактивными отходами, и я буду просто вычеркнут из жизни? А что если сам Тарас и есть стукач? Что, если он хочет подбить меня на то самое дело, «в котором придется замарать руки». Грохнуть Олега, скажем, в обмен на мою жизнь? Бредятина. А может, и нет.
   Снаружи улицы послышался стук, кто-то настойчиво пытался попасть в таксофонную будку. Мысли развеялись в прах. Я открыл дверцу, и ветер снова пробрал все мои кости. Недовольный седой мужчина средних лет выругался на меня, а потом проворно занял место у телефонного аппарата, едва не вытолкав меня на улицу. Я же погрозил ему кулаком, чего он даже и не заметил, а потом поспешно зашагал к общежитию, разбрызгивая грязный снег под ногами.
   Когда, наконец, оказался за дверью комнаты, захотелось снова прокрутить бурлящий поток мыслей в голове.
   Кого слушать? Кому доверять? Некому. Дойти до бара и поговорить с Олегом? Нельзя. Пойти на эту встречу? Не уверен. А может просто сидеть тихо и делать вид будто разговора не было? Не выйдет.
   Взял с тумбочки маленькое зеркальце, оставленное Мариной. В отражении видел лишь часть своего лица. Нос был красным от холода, щеки впалыми, взгляд помутневший.
   Аккуратно поставил зеркало обратно, выпил еще портвейна, выглянул в окно. Буря не успокаивалась.
   Может быть, чертов почтальон сегодня не явится? Может, этого урода по дороге собьет машина, и, наконец, вся эта мерзость отлипнет от меня? Ну да, глупый и наивный мальчишка. Никто ничего не забудет, а ты просто пьян. Выпиваю еще стакан вина. Раздается стук. Вот он и добрался.
   Распахнув дверь, я вижу на пороге Марину. Она не улыбается, не светится как раньше, голубые глаза тусклые, от нее веет тревогой.
   – Это тебе, Артур, – Марина протягивает мне распечатанный конверт.

Глава 9

   Конечно, я ничего толкового ей, как и всегда, не сказал. Оказался в ситуации, где ты был пойман с поличным, и от тебя требуют объяснений, а ты молчишь и притворяешься рыбой. Несколько часов назад самому хотелось излить ей душу, а стоило увидеть этот тревожный взгляд, так желание сразу было вырвано с корнем. Слишком она нежная, чувственная. Наверное, сильно волнуется за меня, переживает. Естественно, переживает, если вскрывает письма, переданные мне от каких-то двух уголовников. По крайней мере, отморозки вели себя вежливо, по ее словам, но мне все равно не нравилось, что Тарас втянул в это Марину. Он не имеет никакого права лезть в мою личную жизнь! Может, это была угроза?
   Сейчас мы снова были в моей комнате, лежали в обнимку, но на этот раз разговаривали больше обычного.
   – Кто они такие, Артур? – тихим и слегка обеспокоенным голосом спрашивала Марина.
   – Никто, – говорю.
   – И это все, что ты мне скажешь? Хотелось бы узнать больше, – в ее словах не было настойчивости. Скорее, это был страх за меня.
   – Тебе это не нужно.
   – Я волнуюсь за тебя.
   – Знаю, но тебе надо просто довериться мне. Если бы все было плохо…
   – Так значит, что это непростые ребята со двора?
   – Марин, ты все слишком близко принимаешь к сердцу. Это по работе.
   Она убрала мою руку из-под своей головы, поднялась с кровати и подошла к окну, обхватив руками свои тоненькие плечи.
   – Извини. Мне вообще не стоило вскрывать конверт. Он ведь твой и предназначался только тебе, а я так настойчиво лезу в твои дела.
   – Все в порядке. Было, конечно, неожиданно, но мы просто об этом забудем, ладно?
   Теперь с кровати поднялся я, подошел к ней, вплотную прижавшись к этой необычайной нежности и красоте. Я вдыхал аромат ее волос, прикасался к ее ладоням, целовал ее шею.
   – Ладно, Артур. Больше не буду совать нос не в свои дела, – она повернулась ко мне, улыбнулась и подарила мне свой поцелуй.
   – Вот и славно, – я прижался к ней сильнее, и все снова было хорошо.
   Этой ночью мой ангел остался со мной. Вот только в чем заключалась ее маленькая девичья хитрость? Я не настолько глуп, чтобы просто не заметить ее маленькой лжи к непричастности к моим делам.

//-- *** --//
   Адрес в письме гласил явиться утром. Это уже обнадеживало. Если бы мне написали явиться в полночь, то вопросов стало бы больше. Марина крепко спала на моей старой скрипучей перине. Одеяло спадало на ее поясницу, оголяя худенькую спину. Выглядела она беззащитно и совершенно. Оставлять ее одну не хотелось, но мне надо было идти. Я укрыл ее одеялом. Тихими шагами добрался до шкафа, надел брюки, стаскавшиеся ботинки и сверху майку. Напоследок ухватил недавно купленную кожанку, восьмиклинку и пачку сигарет. Осторожно прикрыл дверь и направился в туалет. Закрыв крышку унитаза, поднялся на нее, снял решетку вентиляции, просунул руку. Забрал чугунный кастет, давным-давно найденный мной на пустыре. Хранить дома было небезопасно, а сделать заначку оказалось полезным. Разработка была кустарного производства, но при желании могла доставить немало проблем обидчику. Я не собирался пускать его в ход, но хотел, чтобы что-то придавало мне уверенности в сегодняшнем дне.
   Выйдя на улицу, я ступил прямо в лужу. Выругался, отряхнул штанину и, аккуратно ступая по разбитому асфальту, вышел на дорогу. Рядом пронеслась машина, едва не забрызгав меня с ног до головы. Вышел на тротуар, сунул руки в карманы, и не спеша шел на встречу, хлюпая мокрым снегом под ногами.
   Над городом висели черные полосы копоти и дыма, застилающие небо. И даже когда с черных небес посыпался снег, никакой детской радости я не испытал. Идя по серой брусчатке, озирался по сторонам, проверял не следят ли за мной. В последнее время стал очень подозрительным, и, думаю, вскоре это может превратиться в паранойю. Кроме серых бетонных коробок домов кругом ничего не было. Улицы, как и обычно, пустовали. В этом месте я почувствовал слишком тягучее и безрадостное одиночество. Шмыгнув носом, увеличил шаг и вскоре был у обозначенного места.
   Над входной дверью было написано «Стопка». Простое, но такое говорящее название. Где ты обычно бываешь вечерами? В стопке. Что ты любишь больше всего на свете? Стопку. Как проходит твоя жизнь? На дне стопки.
   Потянул дверь на себя. Со скрипом она отворилась. Внутри было тихо. Заняты были два столика возле стенки и один за барной стойкой. Стены в кабаке были серые, штукатурка обваливалась, а деревянный пол каждый раз издавал жалобный крик, когда ты ступал по нему.
   За дальним столом сидело четверо. Все были одеты в спортивные костюмы, поверх которых надеты кожанки. Они играли в карты, дымили папиросы, пили пиво из больших стеклянных кружек. Наверное, эти люди принадлежали Тарасу, как и это место скорее всего. Местные сторожевые псы. Пьяные, озлобленные и шумные. Однако на мой приход они никак не реагировали, продолжая играть свою партию.
   За столиком у стенки сидело молча трое прожженных алкоголиков. Мужчинам явно было лет по сорок, выглядели они радостными и несчастными одновременно, периодически переходя со смеха на тяжелые вздохи. Когда я прошел мимо них, они тихо бормотали что-то друг другу, кивали головами, пили водку, а вдогонку запивали пивом.
   Подойдя к стойке, я выдвинул стул, снял кепку и положил рядом. Закурил сигарету и заказал себе пива.
   Как же иначе? Мне стоило влиться в этот коллектив, общество алкоголиков, а иначе меня могли посчитать подозрительным. Крепко затянувшись табачным дымом, глянул в сторону картежников, лица показались мне знакомыми, хотя откуда я мог их знать? Когда я прикончил кружку пива, любуясь потрескавшейся штукатуркой потолка, бармен наполнил мне вторую.
   – Я не заказывал, – говорю и дотягиваю окурок в зубах.
   – За счет моего скромного заведения, – проговорил голос за моей спиной.
   – Ах, это вы. День добрый, – мы обмениваемся рукопожатиями.
   – Точнее утро, – говорит он. – Дивно однако начинается новый день в этом прекрасном городе. Куда не глянь, везде пустота, а в кабаках все пьют, да курят. Но, пожалуй, лучше жить в этом захудалом мире, чем проливать кровь на фронте, верно, парень? – сказал Тарас, усмехнувшись.
   – Да. Вы правы. У вас есть для меня работа?
   – Ну, конечно, мальчик мой. У меня всегда найдется место для порядочных и способных людей. Не так давно у одного из моих ребят случилось горе, – Тарас изобразил на лице ложную тревогу.
   – И что же?
   – Ушел на фронт, – он развел руки в стороны.
   – Забрали?
   – Сам был удивлен, когда узнал, что он доброволец. Оставил письмо матери и скрылся. Написал, что будет искупать свои грехи кровью наших врагов. И до чего же нынче дошла пропаганда, если молодежь верит в эту чушь.
   – И не говорите.
   – А ты явно не патриот, а? – он улыбнулся.
   – Так а за что же мне любить эту страну? Военные агитаторы на улицах зазывают убивать других людей, банки пытаются убедить в том, как мне необходим их кредит, проститутка по соседству считается обыденным делом, а в тюрьмах сидят люди, которым стоило лишь раз выказать свое недовольство власти.
   – Ну, как минимум, за возможности.
   Я ухмыльнулся. Сидел бы я здесь с тобой, если бы у меня были возможности. Никогда бы в жизни не пересеклись наши пути, будь у меня выбор стать кем захочется. Так что, дружище, в эту сказку я не верю.
   – Вижу, что ты призадумался? Наверное, удивляешься моим словам, глядя на округу? В голове не укладывается, как я могу говорить подобное?
   – Может быть, – допиваю второй стакан.
   – Ты просто еще не научился видеть мир по-другому. На самом деле, это удивительное место, где…
   – Что вы говорите. Чем дальше, тем интереснее ваши басни, – закуриваю новую сигарету.
   – Будь повежливее парень, понимаю ты выпил, но нельзя же так нагло перебивать собеседника. Особенно, если он старше тебя вдвое.
   – Что вам от меня надо? Для чего вы посылаете за мной своих урок? – я устал от его игр и хотел конкретики.
   – Смышленый ты, однако, да? В общем-то, есть для тебя работенка. С Олежей я уже все согласовал, разумеется. Он не против. Рекомендовал тебя, как преданного делу человека. Помоги мне в одном дельце, получишь хороший куш и снова будешь развлекаться с девочками, – Тарас мерзко улыбнулся.
   Не смей лезть в мою личную жизнь! Конечно, они от меня теперь не отлипнут. Олег просто отдал меня на время, в аренду, словно я принадлежащая ему вещь. Сволочи. Будь по-вашему, я в деле, но скоро все это закончится. Знаю. Уверен в этом.
   – Ну, если он так сказал, то конечно я с вами, – скрипнув зубами, сказал я. – Как у него обстоят дела? – я старался из-за всех сил быть бесстрастным, сохранять невозмутимость и спокойствие. Хотя хотелось бить и крушить.
   – Вот и отлично, парень. Как только впервые тебя увидел, так сразу понял, что наш человек!
   Ошибаешься.
   – Так что там, кстати, с Олегом?
   – Его дела пока что плохи. Менты сутками пасут его бар, следят за его делишками, роют под него информацию. Это временное явление, будь уверен. Менты просто цену себе набивают. Хотят побольше заработать на последнем неприятном случае, вот и торгуются.
   Он говорит про искалеченных милицейских, но откуда он столько знает? Неужели, он и в правду один из приближенных Олега?
   – Может еще пивка? – спрашивает Тарас.
   – Спасибо, но я сам себе закажу.
   – Вот и славно.
   Бармен налил две кружки, смахнул с них пену и поставил перед нами. Я добил сигарету и раздавил ее в пепельнице. Мы выпили.
   – Так что дальше? Что за дело? – иногда мне кажется, будто это говорю не я, а какой-то отдаленный голос из-за спины. Эта сущность кажется мне темной и дурной. Голос готов пойти на все, лишь бы поскорее закончить с этим.
   – На центральной улице открылся новехонький ломбард. Говорят, что завезли всяких цацок и побрякушек прямиком с линии фронта. Ну, знаешь, как оно бывает. Солдаты проливают кровь во имя Отчизны, и все такое, а потом, когда выстрелы немного затихают, и объявляется временное перемирие, начинают заниматься, отнюдь, неблагородными вещами. Собственно жгут, насилуют и грабят на захваченных территориях. Далее, награбленное, в основном золото и камушки, продают там же на фронте скупщикам, которые вводят в дело предприимчивое старшее руководство. А как найдется деловитый офицер, так он не упускает возможности отложить себе на пенсию, открывает маленькое дельце на стороне, ставит во главе близкого родственничка, и занимается потихоньку этим уже легальным бизнесом.
   – Деньги и кровь, – говорю.
   – Ты чего сразу так опечалился? Так устроена эта жизнь. Война или мир, неважно. Деньги и кровь это синонимы, понимаешь?
   – Понимаю, но не хочется в это верить.
   – Как и всем нам, но кто быстрее схватывает, тот и богатеет. По крайней мере, ты знаешь, что драгоценности краденые.
   – И что? Что это меняет?
   – А то, что украсть ворованное не зазорно.
   – Понял. Что дальше? – не хотелось делиться с ним мыслями, что хорошо, а что плохо.
   – Познакомься пока с пацанами.
   – Это те, что за карточным столом?
   – Да. Теперь ты с ними в одной лодке. Точнее с теми двумя, – он указал пальцем на двоих бандитов, сидевших к нам спиной. – На дело выйдете ночью, инструментом обеспечишь себя сам, но помни – никакого огнестрела. Все должно быть тихо и чисто.
   – Хорошо. А маски? Или придется надевать чулок на голову? – я усмехнулся.
   – Шутишь? Это хорошо. Лыжные маски у нас в ассортименте, так что новым лицом тебя обеспечим.
   – Ну, а как хоть звать твоих? Все же работать вместе.
   – Пойдем, сам со всеми познакомлю.
   Мы допили пиво, поднялись со стульев, я накинул восьмиклинку на голову. В глазах было немного туманно, но такое состояние становилось для меня уже привычным. По крайней мере, под градусом ты не задумываешься о том, что будет завтра, поэтому живешь одним днем или даже моментом. Печально, если так проходит вся твоя жизнь.
   Тарас познакомил меня с Мордой и Верблюдом. Странные клички для странных людей. По крайней мере, накануне дела это вызвало у меня улыбку, а улыбаться я стал реже обычного.

Глава 10

   Когда я вернулся в общежитие, то поспать не удалось. Марина настойчиво просила меня пройтись с ней по улице. Я же убеждал ее, что пока не время, и что мне нужно выспаться, так как вечером меня ждет работа. Она же настаивала на своем. Снаружи она была очень нежной, неприкасаемой, мерцающей, а внутри обладала стойким, сильным и упорным характером. В итоге я сдался и, взявшись за руки, мы пошли гулять.
   Выйдя на остановку, мы сели в старый поржавевший трамвайный вагон, который унес нас подальше из нашего района. Марина утверждала, что в городе есть красивый парк, а я послушно сидел рядом, улыбался ей и слушал стук колес. Мне нравилось, как она смотрит на этот неидеальный мир. Даже в городе панельных коробок, черствых душ и обыденных дней она как-то умудрялась находить прекрасное. В самом деле, я даже и не знал, что в городе есть, по ее словам, красивый парк. Ее взгляд, как и прежде, был необыкновенным, приковывающим. Она умеет просто наслаждаться этим днем и хотела, чтобы я проникся ее настроением, но мне это давалось трудно. Дело было даже не в том, что мое обыкновенное состояние можно было бы сравнить с заплесневевшим старым сухарем. Нет. В последнее время я постоянно чувствовал какую-то тревогу, но это было чем-то другим. Это чувство не было связано с планами на вечер, оно было связано с ней. С моей надеждой, моим спасением от тягот внешнего мира.
   Вскоре мы приехали к нужной остановке, вышли из трамвайного вагона, я поймал себя на мысли, что, действительно, не был в этих местах никогда. Марина взяла меня под руку, и мы вошли в парк. Под нашими ногами хрустел выпавший снег, тропинка все дальше уводила нас в лес, задул ветер, и голые ветви берез начали беспокойно раскачиваться, старые стволы заскрипели, будто возвещая нас что вот-вот рухнут.
   – Артур?
   – Да?
   – Где ты достал эту ужасную куртку?
   Я ухмыльнулся.
   – Почему же она ужасная? Это просто кожаная куртка.
   – В таких куртках ходят бандиты.
   – Ладно тебе, не правда. В таких куртках ходят люди, которым нравятся такие куртки.
   Она улыбнулась.
   – По-моему пальто сидело на тебе намного лучше. Ты выглядел более представительным.
   – Ну, как оказалось, не такой уж я и представительный. Я простой парень с обычного района.
   – Ты можешь добиться большего, если захочешь, – она остановилась и посмотрела на меня.
   – Что ты хочешь этим сказать?
   – Неужели тебе нравится этот город? Тебе не хотелось бы большего?
   – Конечно, не нравится, тем более я говорил тебе, что хотел бы покинуть это место, но куда мне деваться сейчас? Здесь мой дом, и тут я вырос. А еще ты же знаешь, как тяжело живется за пределами нашего города. Все эти болезни, беспорядки. Есть, конечно, и другие города, но я не уверен, что там жизнь сильно разниться с нашей.
   – Знаю, – она опустила глаза вниз и прижалась ко мне.
   – Что случилось?
   – Я просто устала, Артур. Мне хочется, чтобы жизнь изменилась.
   – По крайней мере у тебя есть я. Ты всегда можешь на меня положиться.
   – Это я тоже знаю, но навсегда ли это?
   – Ты куда-то собираешься?
   – Не знаю… Да, наверное.
   – Определенно, я ничего не понял.
   – Как и я. Давай просто погуляем немного, а потом вернемся обратно. Что-то мне больше не хочется разговаривать. Хочу, чтобы ты держал меня за руку, и мы просто были сейчас вместе.
   – Сейчас?
   – Пойдем, Артур. Просто пойдем.
   – Хорошо.
   Около получаса мы бродили по округе, слушая завывания ветра. В лесу было холодно и пусто, как и на моей душе. Безмолвие пало на эти лесные опушки, и только раз на встречу нам попалась бродячая исхудавшая собака. Она ссутулилась, заскулила, когда увидела нас, и тут же кинулась прочь. Мне стало жаль ее, так как я твердо знал, что зимний лес может быть заберет ее себе навсегда.
   Потом пошел снег, и, казалось, что он никогда уже не закончится. Белые хлопья градом падали, накрывая мерзлую землю своей смертельно-белой пеленой. Мы поспешили вернуться обратно, пока тропинку не замело окончательно. Лес остался позади.
   На остановке долго ждать не пришлось. К нам подъехал трамвай, мы заняли пару свободных мест на потрепанном сиденье и поехали обратно. В дороге мне стало хорошо, безмятежно. Вагон слегка покачивался, двигаясь по рельсам жизни, стучал колесами и разгонял снежную пургу, мчась все дальше и дальше. Большинство людей внутри дремало. На их лицах была тяжелая усталость. Гнетущие дни высасывали из них радость и понемногу отравляли им жизнь.
   Моим утешением среди недовольных зевак был светлый ангел, прижимавшийся ко мне, но я чувствовал от нее дрожь, может даже страх. Я не лез к ней с расспросами, а просто прижал ее ближе и до конца пути не выпускал из своих объятий.
   Мы вышли последними, трамвай не спеша остановился на Заводской улице, следующая станция была конечной. Медленно мы прошлись по вечернему району. Марина оглядывала безликую округу, будто видела ее в последний раз, будто пыталась запомнить эту серость и вымощенные грязью окраины. Потом мы прошли в подъезд, медленно поднялись по лестнице наверх, стараясь не наступить на битое стекло и лужи под ногами. Она и я были погружены в себя. Она обдумывала свой побег из серых будней, а я лишь догадывался об этом, изредка поглядывая на ее задумчивое лицо. Еще мы думали о том, как это скажется на нас, но никто так и не проронил друг другу ни слова. Хотелось бы собраться с силами, обговорить недомолвки, но лестничный пролет закончился.
   Оказавшись возле моей комнаты, Марина прижалась ко мне и поцеловала. Поцелуй был легким, ненавязчивым. Обычно так целуют друзей или родственников.
   – Может, ты сегодня останешься и никуда не пойдешь? – спросила она. Она хотела побыть со мной еще какое-то время, возможно несколько минут, а может несколько часов, и, конечно, мне не хотелось ей отказывать.
   – Не могу, – отвечаю.
   – Почему?
   – Не могу сказать.
   Не стоило погружать ее в мою болотную трясину. Тем более все больше я чувствовал, что потеряю ее. Несмотря на обстоятельства, она была слишком хороша для моей жизни, и я даже размышлял над тем, что может больше никогда уже ее не увижу.
   Мне сдавливало грудь, когда я так обрывисто и резко отвечал ей. Становилось больнее с каждым произнесенным словом, отталкивающим словом, но я не выдавал своих чувств, притворяясь бесформенной, неотесанной, каменной статуей.
   – Ты ведь чувствуешь, что… – медленно проговорила она и осеклась на своем прощании.
   – Да, но ты еще можешь прийти завтра. Сегодня ночью мне нужно быть на улицах, – говорю.
   В этом была твоя хитрость, мой ангел? Ты хочешь, чтобы мы уехали отсюда? Бросили все и начали новую жизнь, верно?
   – Не стоит. Я ведь даже не знаю, куда ты отправишься и с кем. Чувствую, что это что-то ужасное, но… – и снова недомолвка.
   Марина хотела сказать, что мне не стоит лезть в темные дела, однако, сама же ощущала, что ей не время говорить об этом, ведь она оставляет меня. Она покидает мою жизнь навсегда. Наверняка, сама не хочет больше лезть в это. Я и не виню ее. Сам долгое время отталкивал ее от этой грязи, а в итоге оттолкнул от себя.
   – Не продолжай, Марин. Я все понимаю.
   – Я… я… Мне было так хорошо рядом с тобой, – слезы наворачивались на ее глазах.
   – Мне тоже, – я пытался сказать это как можно холоднее и бесстрастнее. Ей стоит думать, что мне все равно, хотя сам я не уверен, что мне удастся ее провести.
   – Тогда спокойной ночи? – она посмотрела на меня с некой надеждой, задала тот же вопрос, что и при нашем первом свидании. Ждала от меня тех же действий.
   Я бы мог прижать ее к стене, поцеловать, и, может, она могла бы одуматься, отказаться от своих планов, а я от своих дурацких размышлений, но так было бы нечестно, несправедливо. Я не смогу вечно удерживать ее рядом с собой. Моя жизнь не подходила ей, и я был твердо убежден в этом. Нужно было просто отпустить, чтобы уберечь ее от беды.
   – Доброй ночи, Марин, – отрезал я.
   Я понимал, что завтра уже не увижу этих синих глаз, не почувствую исходящее тепло и свет, пронизывающие меня, когда она рядом. Вся эта прогулка была для нас лишь прелюдией перед расставанием, последними минутами наслаждения в обществе друг друга. Она уедет. Даже если не завтра, то все равно уедет, а я останусь здесь. Здесь мое место. Это мой дом. Он не идеальный и вряд ли изменится, но я все равно останусь, а она нет. Я часть этого города. Может даже не часть, а всего лишь тень, но это мое место.
   Марина закрыла за собой дверь. По ту сторону стены мне послышались всхлипы и плач, но я остался стоять перед входом молча, слушая ее отчаяние и угасающую надежду на то, что дверь еще может открыться, а когда за дверью стало тихо, я лег в постель, но уснуть так и не получилось.

//-- *** --//
   На столе зазвенел будильник. Его зов мне и не требовался, так как долгое время я просто сидел у окна, курил сигареты и смотрел на падающий снег. Медленно поднявшись с места, проследовал к трезвонящей игрушке. Выключил. Потом оделся, накинул куртку, прощупал в заднем кармане кастет. Все необходимое было на месте. Взял кепку с вешалки и прошмыгнул в коридор спящего дома. Тяжелые шаги эхом разносились по пустой кухне, лестничной площадке, и, наконец, я вышел на улицу. Оглянулся через плечо, осмотрел кухонные окна, но никаких таинственных силуэтов там не было. Никто не наблюдал за мной. Она не смотрела на меня.
   Закурив сигарету, я пошел к назначенному месту, растирая замерзающие руки. Хруст снега под ногами выдавал каждый мой шаг в ночном городе. Улицы были как всегда пусты и безмолвны. Белая насыпь накрыла безмолвные дороги, выкрасила серый асфальт в светлые тона, которые поблескивали под ногами в ярком свете фонарей.
   Немного позже стих ветер, оставив меня совсем одного. Морозный воздух сковывал мое горло, покрывал инеем ресницы.
   Эта ночь предстала мне доброй и спокойной. Таковой она лишь казалась. В этой белой сказке я и еще двое волков должны были выступать злодеями, нарушая мирный покой горожан. Мы должны были скрестись когтями, грызть попавшихся проходимцев и выть на луну. Я ввязался в это дело, стал одним из них, примерил серую шкуру, и мне в ней понравилось. Отрицать это было уже слишком поздно, да и я почти свыкся с новой судьбой. Местами мне не нравилось положение вещей в жизни, но пора бы уже привыкнуть к несправедливости и стать частью ожесточенного города. Теперь никто меня не ждет, и ничто меня не держит. Мне представилась возможность быть охотником, а не жертвой. Почему бы и нет?
   Подходя к назначенному месту, я почувствовал, как мои веки начали тяжелеть. Сон, несмотря на мороз и стужу, подкрадывался ко мне. Веки становились грузными, разум туманным.
   Ущипнув себя, я очнулся от дремы и вдалеке увидел, как двое моих подельников курили на углу подле фонаря. Даже отсюда мне было видно, как они нервничают. Не было больше уверенных взглядов, надутых рож, как это было за карточным столом в баре. Нет. Эти парни трусили, как и я.
   Я приближался все ближе. Они скорее всего тоже заметили меня и наблюдали. Вглядывались, как я переношу весь этот мандраж перед темными делишками.
   За углом я услышал рев мотора. Подельники скрылись в ночном переулке, и я мгновенно прильнул к темной стене, повторяя в голове «Я тень… тень…»
   Мимо меня, Морды и Верблюда проехала патрульная машина. Двигалась она достаточно быстро, и, видимо, милиции было совсем не до нас. Не удивлюсь, если ночью эти парни в форме сами промышляли грязными делами. В милиции тоже ведь были свои неведомые остальным законы.
   Когда патруль промчался, я вышел из тени, подошел к «напарникам». Один из них был здоровенный, как кабан, даже слишком. Морда выделялся значительным ростом, первыми признаками дряблого живота, и, как вы, наверняка, догадались, широченным лицом. Верблюд выглядел иначе. Он был крепким парнем, со слегка искривленным позвоночником. Его лицо ничем не выделялось, разве что поломанным носом.
   – Здорово, – говорю.
   – Здорово, – синхронно произносят они, и мы обмениваемся рукопожатиями.
   – Ну, и засада. Я думал эти ублюдки по нашу душу, – сказал Верблюд и смачно сплюнул себе под ноги.
   – У них и своих дел по горло хватает. Босс сказал, что в такое время менты ездят разве что за данью, да по шлюхам! Хах! – чуть ли не вскрикнул Морда и заржал.
   Я, нехотя, подхватил этот смех, отчего увидел в их лицах какое-то одобрение.
   – Ух… Мороз по коже. Хули так холодно? – сказал Верблюд.
   – Так не в Африке же. На дворе зима, а в штанах сморщенная елда! – ответил Морда и снова заржал.
   В этот раз ни я, ни Верблюд не поддержали его.
   – Так что у нас по делу? – мне надоело это выжидание. Появилось чувство какого-то нездорового азарта. Хотелось скорее провернуть работу, удачно скрыться с улиц, а потом напиться.
   – А ты у нас нетерпеливый, а? – шепнул мне Морда, вглядываясь в мои глаза.
   – А чего ждать? Надо уже сделать дело и валить отсюда.
   – Пацан то дело говорит. Ща как нагрянет еще одна машина, и повяжут нас всех! – занервничал Верблюд.
   – Ты что зассал!? – прикрикнул Морда.
   – Кто зассал!? Я!? Следи за базаром! – ответил Верблюд.
   Мысленно я, конечно, уже пожалел, что связался с ними. Мы все были на нервах, и, чем дольше длилось ожидание, тем больше была вероятность неудачи.
   – Тихо, мужики. Мы еще кого-то ждем или что? – поинтересовался я, и обстановка между урками разрядилась.
   Морда и Верблюд, перестав собачиться, посмотрели на меня.
   – Нет. Мы пересменки ждем. Ща, новый сторож должен подтянуться…
   – И мы его взгреем! – прикрикнул Верблюд и снова сплюнул.
   – Да не ори! – сказал Морда. – Ну, в целом да. Все так и будет. Повяжем старика и бросим за углом, а сами в ломбард.
   – Дед не окочурится в снегу? – поинтересовался я.
   – А тебе не насрать? – со злобой в голосе сказал Верблюд.
   Конечно, мне было не все равно. Мне не хотелось вешать на себя смерть пожилого человека.
   – Тарас сказал, чтобы все прошло гладко и без убийств, помните?
   – Так это же не мы его хлопнем… Ай, впрочем, ладно! Повяжем старого и за прилавок кинем, нормально?
   С кем я связался?
   – Да. И сколько еще ждать?
   Морда снова повернулся ко мне с недовольной миной, но первым откликнулся Верблюд.
   – Вона идет, зырьте!
   Из-за угла вышел старый мужчина в тулупе. Он прихрамывал на одну ногу, поэтому ступал осторожно с деревянной тросточкой в руке. Он не спеша подошел к двери, вгляделся через зарешеченное окно ломбарда и помахал рукой.
   – Маски, маски хватайте! – Морда достал из кармана лыжные маски и протянул их нам.
   У ломбарда послышался щелчок, дверь открылась, и на пороге появился еще один пожилой мужчина в бушлате и шапке-ушанке на голове. Оба закурили сигареты и о чем-то начали переговариваться посреди ночной улицы.
   – Ну, все, сейчас или никогда, – проговорил я.
   Втроем мы выбежали из-за переулка, холодный пар маленьким облаком пробирался через черную ткань на наших лицах. Возможно, стоило подождать еще, пока один из них не скроется из виду, но вполне возможно, что второй сторож, не дожидаясь ограбления, уже закрыл бы ломбард изнутри. Лучшего момента было не найти.

   Исполнение этого налета пошло не по плану. Вылетев на улицу, Верблюд поскользнулся на дороге и с грохотом упал, едва не подхватив меня за собой. Двое стариков в молчании наблюдали за комичной картиной, стоя на месте, но тот, что был в черном тулупе, однако, сообразил быстрее своего сменщика. Он за шиворот потащил внутрь ломбарда своего застопорившегося напарника. В момент, когда оба были уже почти за порогом, на сцене появился Морда. Он с разбега налетел на двоих стариков и сбил их с ног. Под его тушей послышались вскрики, потом попытки вырваться из-под ног нападавшего, но Морда весил около сотни килограмм и поэтому плотно прижимал сторожил к полу.
   – Слышь, бля! Если будете дергаться, то ща по роже получите, поняли!? – вскрикнул он.
   Старики по-прежнему ворочались и что-то мычали.
   – Хули вы стоите!? – снова вскрикнул он, – хватайте бирюльки, и сваливаем!
   Я и подоспевший Верблюд принялись бить стеклянные витрины и вытаскивать оттуда чужое добро. Сигнализации никакой не было, и мне подумалось, что все было слишком уж просто. Я оглянулся по сторонам, но все по-прежнему было тихо. За окном была ночь и пустая улица.
   – Ты чего замер, а!? Выгребай давай! – прикрикнул Верблюд.
   И мы дальше продолжили сметать с полок драгоценности, а позади наших спин послышались глухие удары кулаков. Морда развлекался. Он поочередно бил стариков по головам и усмехался, а в это время наши черные пакеты наполнялись драгоценностями. Мне стало жаль стариков, но ничего поделать я не мог. Надо было стать частью этих животных, отнюдь не волков, нет, скорее шакалов, позарившихся на слабую добычу.
   – Долго вы там еще копаться будете? – крикнул Морда.
   – Заскучал там что ли? – со смехом вопил Верблюд.
   – Заебался уже отоваривать седые бошки! Съебывать надо!
   – Погоди, там еще целый зал с серебром остался.
   – Да хер с ним, с серебром! – прокричал я, – пора сваливать!
   Морда одобряюще посмотрел на меня, а Верблюд злобно сплюнул наземь, но последовал за мной.
   – И правду молодой говорит, везуха-то не вечная. Погнали отсюда! – Морда поднялся со старых, побитых тел. Несколько раз еще зарядил тяжелым ботинком по лежачим.
   – Ах, вы сволочи! Я вас всех запомнил! Хана вам всем! – проговорил один из стариков и сплюнул кровью.
   – Заткнись, дед, и лежи молча, – сказал я.
   – Ты меня не затыкай, поганец! Погоди, погоди. Ментам все выложу, и до тебя доберутся, мразь! – продолжал он.
   Молчи старик!
   Морда гневно смотрел на эту картину, в его руке блеснуло лезвие ножа, вынутое из подола куртки. Звериные глаза наполнились яростью, его нос нахмурился, зубы стиснулись, будто дед угрожал сейчас ему, а не мне.
   Все это могло закончиться кровью и расправой. Вразумить здоровенного бабуина у меня бы не получилось, поэтому я просто врезал старику в нос, заставив его взвыть. Хромой дед в тулупе лишь жалобно посмотрел на меня и прикрылся руками.
   Пусть они оба считают меня полнейшим дегенератом, но, возможно, сейчас я спасал им обоим жизнь. Поднявшись с места, я кинулся за Верблюдом, на ходу цепляя за куртку Морду, но тот лишь остановил меня, крепко вцепившись в черную кожу моего рукава.
   – Ты слышал их? Ты слышал, что он сказал!? – проговорил он медленно и со злобой.
   – Брехня все это. Мы же в масках. Валим отсюда! – сказал Верблюд.
   – Не тупите, идиоты. Вы хотите в камере сгнить!? Надо сделать этих старперов, и тогда можно сваливать! Они же нас заложат! – в глазах Морды снова проблеснула ненависть.
   – Тарас сказал… – начал было я.
   – Плевать, что он сказал! Если зассали, то ждите меня за углом. Я сейчас сам разберусь, – он отпустил мой рукав, взмахнул нам рукой, чтобы я и Верблюд исчезли.
   Морда направился обратно в ломбард, перешагнув порог, он гипнотически посмотрел на кухонный нож в руке, потом на сторожей. Один из стариков вскрикнул и тут же умолк, и под ним начала расползаться кровь. Морда вбивал свой нож дальше, не останавливаясь, пыхтя от безумного наваждения и улыбался. Его зрачки налились яростью.
   Я и Верблюд со страхом наблюдали за происходящим, держа в руках звенящие мешки с драгоценностями. В этот момент нам обоим хотелось просто все бросить и бежать на самотек, позабыв о случившемся.
   Когда Морда закончил с первой жертвой, то потянулся к старику в черном тулупе. Стоило ему лишь замахнуться на деда, как за его спиной раздался выстрел, потом еще один и еще. На кожаной куртке Морды проявились три рваных отверстия. Медленно он повернулся к стрелку с каким-то непониманием на лице, смирением.
   Верблюд и я спрятались за угол, наблюдая за происходящим.
   Морда свалился в снег рядом с телом истерзанного им старика, пытался вздохнуть, но лишь поплевался кровью и умер. Дед не спеша поднимался, отряхиваясь.
   – Спасибо вам, дорогой…
   Договорить он не успел, загадочная фигура в черном пальто и вязанной, прилегающей к голове шапке, снова сделала выстрел. Старик упал пред ним, распластавшись на земле. Потом стрелок повернулся в нашу сторону, вглядываясь в мрак ночного проулка. На его лице выделялись густые черные брови, ломаный орлиный нос, полоска тонких черных усов и маленькие свиные глаза. Это лицо долго будет мелькать в моих воспоминаниях.
   Он молча вглядывался в темноту, будто видел нас, будто ждал, когда мы шевельнемся, издадим хотя бы звук, и он снова выстрелит.
   На дороге послышался шум машины, потом еще одной. Завыли сирены. Наверное, кто-то из соседей услышал выстрелы и позвонил в милицию. Пользуясь случаем, я потянул Верблюда на себя, призывая его бежать, и вместе мы рванулись с места. Побрякушки в наших пакетах начали звонко шуршать друг об друга, но стрелок не побежал за нами. Убийца был на дороге и смотрел нам вслед. Я чувствовал этот взгляд, и он пронзал больнее пули.

Глава 11

   Мы бежали сквозь проулки, скрываясь в ночи. На ходу я и Верблюд несколько раз оборачивались, чтобы убедиться, что никто не гонится за нами. Через какое-то время тяжелое дыхание начало сбивать наш ритм. Морозный воздух сковывал горло, тело взмокло от пота, а ноги начинали тяжелеть. Мы остановились под тяжелым железным навесом, скрывшись в темноте.
   – Постой. Я… Я больше не могу, – сказал Верблюд и стянул с себя черную маску грабителя.
   – Я тоже выдохся. Нам надо спрятаться и подумать, что делать дальше, – я сдернул с себя маску и бросил ее в мусорный бак.
   – Как что? Мы пойдем к Тарасу и все ему выложим как есть. Он сможет нас защитить. И вообще, что за урод завалил Сашку!?
   – Сашку?
   – Так Морду звали. Ну, по-настоящему. Он был славным малым.
   Безусловно. Мы ведь вместе наблюдали, как он «славно» орудовал ножом, разделывая старика.
   – Короче, нельзя нам к Тарасу. Подумай головой, может, это он прислал убийцу? Может, он хотел подчистить следы, чтобы не делиться с нами награбленным? Слишком уж все очевидно. За нами пришел киллер, убил Морду, убил свидетеля и, наверняка, идет по-нашему следу, чтобы забрать награбленное.
   – Ты так считаешь? – робко спросил Верблюд.
   – Я до конца не уверен, да и не хочется в это верить. Давай лучше скроемся с улицы и не будем проверять эту теорию.
   Мы пошли пешком, но, по-прежнему, озирались по сторонам, ожидая что убийца снова взял наш след. Однако, все, как и прежде, было тихо. Район, в который мы забрели, был очень старым, нежилым. В этих кирпичных развалинах прятались обездоленные и отвергнутые: бродяги, бедняки и наркоманы. Люди, которые скатились на самое дно с горки жизни. Теперь и мы были здесь.
   Я заглянул в окно разрушенной многоэтажки, внутри никого не было.
   – Подсади, – шепнул я.
   Верблюд подошел к стене и наклонился, сгорбившись сильнее, чем обычно, чтобы я мог взобраться на него как на уступ и проникнуть внутрь. Я так и сделал. Когда наступил ему на спину, то услышал под собой тяжелый неприятный вздох. Оказавшись внутри, протянул ему руку, и мы вместе оказались в пустой темной комнате.
   Под ногами грудой лежали ломаные кирпичи и железяки. Местами попадались осколки и тряпье. Возможно, что здесь кто-то живет, но сейчас хозяина не было дома.
   Я посмотрел в окно, убедился, что преследователя нет. Потом присел на корточки, чиркнул зажигалкой и подкурил две сигареты, одну из которых протянул своему спутнику.
   – Благодарю, – дрожащим голосом сказал Верблюд и опустился на корточки рядом со мной. – Что теперь?
   – Не знаю, – я затянулся сигаретой. – Думаю, не стоит возвращаться к твоему начальнику.
   – Это к Тарасу что ли? – потупившись спросил Верблюд.
   – Да.
   – Так, а что нам тогда делать?
   Я промолчал, потом сделал несколько крепких затяжек и прижался к холодной кирпичной стене.
   – И чего ты молчишь? – занервничал Верблюд.
   – Думаю, – я натянул козырек восьмиклинки себе на глаза. Хотелось спрятаться от этого мира и внезапно проснуться, будто все случившееся было страшным сном.
   – Ну что? Надумал уже чего? – Верблюд не давал мне сосредоточиться, унестись подальше от этого места. Он вцепился в меня своими клешнями и тянул обратно в черную действительность, требуя от меня ответов.
   – Не нервничай, Верблюд. Дай мне время. Лучше сам придумай что-нибудь, – затягиваюсь сигаретой.
   – Я Миша если че.
   – Что?
   – Ну, имя мое, настоящее. Мишка я, говорю.
   – Ясно.
   Мы снова замолчали. Я несколько раз чиркнул зажигалкой и в мгновенном просвете заметил, как прошмыгнула крыса. В темноте послышался шорох.
   – Что это, а? – испуганно спросил Миша.
   – Крысы. Не волнуйся.
   – Ну… Если мы не пойдем к боссу, то скорее всего нам нужно сваливать из города, так?
   – И куда?
   – Ну… Я думал свалить в деревню, отсидеться там, пока все не утихнет.
   – А война?
   Всем было известно, что жизнь за пределами городских стен представляла из себя борьбу за жизнь ежедневно. Солдаты забирали у сельских жителей провизию, чтобы прокормиться на фронте, а отказывать фронтовикам было невозможно. За сопротивление могли попросту расстрелять. Законы военного времени жестоки.
   – По мне лучше с голоду мучиться, жевать корешки, да веточки, чем быть застреленным, как бродячая псина. Ну, а ты чего? Со мной пойдешь?
   Я не хотел уезжать из города. Не хотел окунаться в сельскую жизнь. Мне не хотелось прятаться и скрываться. Нужно было разобраться здесь и сейчас. Придушить ситуацию на корню, если это возможно. Я знаю людей, которые мне в этом помогут.
   – Я остаюсь.
   – Но ты же говорил…
   – Знаю, знаю, что говорил. У меня здесь есть знакомые, которые приютят меня.
   – Тебе свезло с этим. А я, если честно, уже не уверен, что в моей деревне еще кто-то остался. Бабка писала, что дед помер еще прошлой зимой. К себе звала. Ну, а я, конечно, ничего ей не ответил, не хотел рыться в свином дерьме, пасти коз и подкатывать к дояркам. Мне нужна была красивая жизнь, а не тяжелая работа с утра до ночи. Теперь, наверное, и бабки уже нет в живых.
   Интересно. Миша по кличке Верблюд думал совершенно как я, хотел жить припеваючи и ни в чем себе не отказывать. По крайней мере, мы хотели прийти к этому. Но сейчас он был готов оставить эту жизнь и вернуться в начало. Инстинкт требовал от него взвешенных решений, сохранения жизни. Среди нас двоих я собирался поступить намного безрассуднее чем он, понадеявшись на чужих мне людей. На людей, которые могли решить мои проблемы. Решат ли? Нужны ли им мои проблемы?
   По сути Миша был таким же обычным парнем, который слишком многого хотел от этой жизни.
   – Не отчаивайся. Может еще не все потеряно? – говорю.
   – Может быть… Слушай, а если не секрет, то что у тебя за знакомые? Может и мне подсобят? Но ты не подумай, не за просто так. Я им все награбленное готов отдать, – Миша тряхнул мусорным пакетом со звенящими в нем побрякушками.
   Может я переоценил тебя Миша, и ты не так уж и умен. Даже и не знаю говорить ли тебе о своих планах. Вдруг ты попадешься в лапы к преследователю или все же пойдешь прямиком к Тарасу. Ты мне раскрылся, поделился своими планами и поступил глупо, но я говорить тебе ничего не хочу. Но ты же так просто не отстанешь, верно?
   – Ну, так чего?
   – Знаешь бар «На посошок»? – я решил зайти издалека и подумать, как отделаться от вопроса. Заодно я отделался от окурка истлевшей сигареты.
   – Ну да. Погоди, это на Заводской улице который?
   – Да, а что тебя смутило?
   – Так там же недавно владельца мусора повязали.
   – Там теперь всем заправляет его сын, – говорю.
   – Ты про Олега что ли? – снова удивленно сказал Верблюд.
   – Да.
   – Ну браток, скажу тебе честно, если это и был твой план, то он полная параша, – Верблюд затушил окурок сигареты, прицелился и швырнул его в сторону копавшейся в мусоре крысы. – Хочешь, скажу почему?
   – Выкладывай, – нервно сказал я.
   – Ты не кипишуй только, лады? Я же помочь хочу.
   – Давай ближе к делу.
   – Короче, Виктора, папашу Олега, буквально вчера грохнули на зоне. Соответственно, вся улица осталась без своего авторитета, и тут нагрянули новые заправлялы. Олега они, конечно, тоже списали.
   – Убили!?
   – Нет, хуже, отправили на ту же зону. А значит, это дело времени, прежде чем и до него свои лапы дотянут. Душегубы там известные, свое дело знают.
   Я не знал, что мне сказать и что мне делать. Мой план разваливался на куски. Виктора нет, Олега тоже нет, а значит и моей крыши тоже нет. Теперь я абсолютно один.
   – Хреново это все, да… – сказал Миша.
   – Так может и Тараса грохнули?
   – Не, этот змей скользкий. Он уже давно переметнулся к другой бригаде.
   – Не так давно, мельком, я видел его в баре Олега. Дело было вечером, он вроде приходил договориться о поставке алкоголя в свой кабак.
   – Еще бы. Он по-любому наведывался на разведку, разнюхивал обстановку, считал людей, оценивал возможный налет и подобное.
   – Так может это он тогда заложил Виктора? – сказал я себе под нос.
   – Ты сейчас, наверное, говоришь про то убийство блатного? То, что произошло на каких-то заброшках? Центральных вроде мочили?
   – Откуда ты знаешь?
   – Тарас нам всем рассказывал. Типо, что Виктор поступил, как последний мудак, когда начал потасовку. У Тараса там был свой человек.
   – Вот сволочь…
   – Погоди, так ты че не в курсе всего этого дерьма? – он как-то странно посмотрел на меня. – А что, если тот стрелок просто спутал тебя с Мордой? Может, ему был нужен только ты? – его глаза беспокойно забегали. Кажется у него появилась надежда на то, что добрый господин простит его и примет обратно к себе, если он…
   – Даже не думай, Миш. Тупая затея, – я нащупал в кармане заледеневший кастет, просунул пальцы в отверстия.
   Верблюд соскочил со своего места, швырнул мне в глаза горсть промерзлой земли. Наотмашь я ударил кулаком, но угодил только в стену. Миша, воспользовавшись моей заминкой, поднял с земли железный прут и крепко саданул им меня по лицу. Я почувствовал, как в голове зазвенело, но не растерялся. Понимание о том, что этот бабуин хочет меня убить, пришло мгновенно. Когда он замахнулся снова, то я ринулся с места и бросился на него. Вокруг нас зашумело, крысиная стая врассыпную бросилась с того места, где мы рухнули. Верблюд яростно закричал и врезал кулаком мне по лицу. Мне пришлось ответить тем же, но с чугунным куском в руке удар был несколько тяжелее. Я окончательно прижал его к куче мусора на земле, несколько раз ударил сверху. Разговаривать и пытаться разубедить его смысла не было, он пытался уцепиться за последний шанс. Он видел в этом выход и попытался ударить еще раз, но, промахнувшись, угодил мне в плечо. Схватив его за голову, я ударил его несколько раз об землю затылком. Услышал глухой удар черепа о камень. Почувствовал на своих руках что-то теплое и липкое – кровь.
   Миша ослабил хватку, обмяк и лежал подо мной, не издавая ни звука, не делая никаких движений. Он был мертв.
   Несколько раз, свободной рукой, я ударил его ладонью по лицу. Потом с ужасом отступил от него в сторону, сбросил с руки тяжелый кастет, забился в угол заброшенного дома. Трясущимися руками полез к себе в карман. Нашел там пачку сигарет и судорожно вытащил оттуда одну, обронив несколько на землю. Зажигалка упорно не поддавалась мне, не одаривала меня своим огнем, лишь высекая искры. Гневно я отбросил от себя зажигалку, пачку сигарет, прикусил воротник своей куртки и взвыл.
   Крысы шебуршали по темным углом старого здания, потом возле мертвого тела, а одинокий парень неподалеку пытался вжаться в стену, сходя с ума. Слишком сильный стресс. Кровь на руках… Что может быть хуже, чем убийство человека? Неважно даже то, что он пытался лишить жизни тебя. Такое не забывается и оставляет отпечаток, который не смоется никогда.
   Просидев на земле некоторое время, я все же понемногу начал приходить в себя. По крайней мере, я так считал. В кирпичной коробке становилось холоднее. Ветер задувал крупные хлопья снега через окно, покрывая охладевший труп Миши белым одеялом.
   Нужно было выбираться отсюда, нужно было идти домой, ведь там еще может быть Марина. Она точно там, я знаю. Она сможет меня обнять, утешить, успокоить. С ней мне будет хорошо.
   Больше в этом городе меня ничего не держит, и я готов оставить все это. Сбежать вместе с ней. Исчезнуть навсегда. Начать сначала. Мне всего лишь нужно добраться до дома.

//-- *** --//
   Белый хлад и темная ночь были моими спутниками, пока я пробирался до ближайшей остановки. Эта ночь длилась вечно и не собиралась заканчиваться.
   Я пошуршал в своих карманах в поисках сигарет, но ничего не обнаружил. Где же я мог их оставить? Это неважно. Вдалеке мне показался старенький трамвай, который увезет меня домой, увезет меня к теплу и счастью.
   Интересно, что там с Мишей? Надеюсь, он добрался до своей деревни. Он ведь тоже имеет право на жизнь. Точнее он имел право, и совсем не важно, кем он был и что он делал, а я… я отнял у него это право. Он был мертв, укутан снегом в какой-то заброшке на окраине мира. А вот я был здесь, и если вагон не остановится возле меня, то я уйду следом за ним. Мороз убьет меня.
   Трамвай остановился на остановке, он был совершенно пуст, двери открылись, приглашая меня внутрь вагона. С трудом я поднялся с лавки, пальцы на ногах закоченели, на лице запеклась кровь, дрожь сковывала тело. Кондуктор увидела мои отчаянные попытки забраться внутрь. Она вышла на улицу, помогла мне подняться и усадила на первое попавшееся место.
   – О господи! У вас на лице кровь! – с ужасом проговорила она.
   – Все в порядке, – дрожащим от холода голосом ответил я.
   – Коля! Коля!
   – Ну чего там? – сонным голосом проговорил водитель.
   – Аптечку давай. Тут человеку плохо.
   – Да нету ни хрена никакой аптечки! – крикнул он.
   – Вы обождите, я сейчас, – проговорила женщина и скрылась в водительской будке, где послышались яростные крики и споры.
   Я приложился лицом к стеклу. На улице падал снег, и задувал ветер. Холод не оставлял. Смерть не хотела оставлять меня. Я бы и не удивился, если бы водитель вышвырнул меня из своего трамвая, несмотря на причитания этой женщины. Выглядел я омерзительно, отталкивающе, да и человеком больше себя не чувствовал. Я ничем не отличался от убийц, встреченных мной этой ночью.
   – Вы как? В порядке? – улыбалась мне все та же женщина, внезапно появившаяся рядом.
   – Хотите, чтобы я ушел? – безразлично спросил я.
   – Скажете тоже. За окном метель! Никуда мы вас не пустим и денег с вас не возьмем!
   – Спасибо, но мне есть чем заплатить. В кармане лежит кошелек, возьмите, пожалуйста, сами, руки меня сегодня не слушаются.
   – Сначала давайте я вас напою. Выглядите вы совсем худо. Аптечки у нас и правда нет, но есть водка, будете?
   – Замечательно. Буду конечно.
   Пожилая женщина поднесла к моим губам стакан, я открыл рот и почувствовал, как горячая смесь окутывает мое горло. Потом громко прокашлялся от злого напитка. Кондуктор убрала от моего лица стакан, взяла мой кошелек и отсчитала за проезд. Наверняка, она взяла себе больше обычного, но я ее не виню. Меня могли бы и просто вышвырнуть на улицу. Положив кошелек обратно, она снова поднесла стакан, я выпил, снова закашлялся.
   – Но, но… Не спешите. Скоро вам станет теплее. Вам до какой станции?
   – Заводская.
   – Вот и славно. Вы пока поспите, а как приедем, так я вас разбужу.
   – Спасибо вам, за все.
   – Не за что, милый. Отдыхай.
   И я, наконец, уснул, позабыв о безумном холоде, об убийствах, об оставленных пакетах с награбленным. Я позабыл обо всем, и лишь лицо Марины, моей надежды на лучшее будущее, призрачным бликом стояло предо мной.

//-- *** --//
   Старенький вагон монотонно ехал по рельсам и раскачивался. Прошло около часа, и я успел позабыть сковывающий холод за окнами. Стало тепло, ощущалось как раскраснелось мое лицо, как зашевелились пальцы на руках и ногах. В тиши трамвая было хорошо и безмятежно. Казалось, что все случившееся осталось где-то позади, но вскоре мы приедем к моей конечной станции, и мне придется выйти наружу из забвенного утопического ощущения безопасности и покоя.
   Лишь бы Тарас не позарился на мое сокровище. На моего ангела, который вполне может и ждет меня возле окна. Я бы вышел к дому, и лишь завидев меня из окна, Марина бы ринулась в мои объятия. Потом вместе мы бы собрали все наши вещи, утром поехали бы на вокзал и взяли билет на юг, где теплый песок и синие воды навсегда бы растворили прошлую, омраченную насилием и жестокостью, жизнь.
   Вагон остановился. За окном полыхал огонь. Я выбрался из трамвая и побежал в сторону горящего дома. На улице стояло множество зевак. На их лицах застыл ужас. Пожарные гасили пламя массивной струей воды из шлангов. Район отцепляли военные и милиция. Санитары тащили в тележках мертвые тела в черных пакетах. Повсюду был слышен плач и детские крики. В толпе я искал знакомые лица. Искал ее.
   Это не правда. Так не быть не должно! Дурные безумные сновидения вот и все!
   Я ударил себя по лицу, но реальность не исчезла.
   Пробираясь через людскую массу, я останавливал прохожих, чтобы вглядеться в их лица.
   – Что произошло? Что случилось?
   Никто мне не отвечал, оставляя меня в неведении. Люди были убиты горем. Силовики сопровождали потерпевших и отпихивали меня в сторону, когда я чуть ли не вешался на них, моля их помочь мне найти Марину. Где же она? Она ведь не могла оказаться там в полыхающем доме? Где ее родные? Почему их здесь не было?
   Мне хотелось рвать и метать, кричать. Толпа отстраняла меня от развалившегося дома. Я старался пролезть через толпу, пока кто-то из людей не спихнул меня на землю. Потом кто-то из пожарных тащил меня под руку, уводя все дальше от старого общежития, уводя от черной копоти и гари.
   – Что здесь творится! – кричал я, но моих вскриков не было слышно. Вой сирен, лай собак, шум огня, воды. Все застилало мои безмолвные стенания.
   Вокруг были обугленные лица, увешанные масками ужаса и потери. В воздухе запахло горелым мясом. По моему лицу стекали слезы, и все дальше меня оттаскивали от огня, где сгорала моя прежняя жизнь.
   – Постойте, мужчина! – обращались не ко мне, а к спасателю, который тащил меня за ограждения.
   – Чего тебе? – грубым голосом отвечал он.
   – Я его знаю. Отдайте его мне.
   Неужели ты сама нашла меня? Забери меня к себе, родная.
   – Этот сумасшедший? На кой он тебе?
   – Он мне близок.
   – Тебе!? Ха-ха. Не знал, что у шлюхи бывают любимчики. А впрочем, чего это я, забирай! Мне плевать на него. Будь моя воля, так я бы сам этого наркомана в пламени сжег!
   – Спасибо вам. Я позабочусь о нем.
   – Да что ты заладила. Лучше в следующий раз, когда зайду, организуй мне скидку, – доброжелательно проговорил пожарник.
   – Хорошо, – робко ответила женщина.
   Мужчина спихнул меня на землю. На секунду пахнуло сыростью, прохладой. Подниматься я не хотел, но кто-то настойчиво тащил меня за собой.
   – Пойдем. Я помогу тебе.
   Я поднял голову, увидел бледное лицо в веснушках, огненно-рыжие волосы. Я узнал ее. Это была проститутка, что жила напротив моего дома, точнее того, что от него осталось.
   – Зачем тебе это?
   – Я вижу, что тебе плохо. Хочу тебе помочь.
   – Тогда скажи мне, что здесь случилось? Это сон?
   – Нет, не сон. В дом попала бомба. Линия фронта сдвинулась в нашу сторону. Мы проигрываем. Так говорили по радио.
   – Тогда зачем это все!? – не выдержал я. – Мы же все равно не сегодня, так завтра сдохнем!
   – Успокойся, пожалуйста. Тебе нужно поспать. Ты еле стоишь на ногах. Позволь мне позаботиться о тебе. Пойдем ко мне домой?
   – Мы не можем так просто…
   – Я знаю. Тише… тише…
   – Не можем…
   Война пришла на порог моего маленького мира. Все, что было прежде, являлось мелочью, а все то хорошее, что было до этого мгновения, рассыпалось в прах. Я рассыпался тоже. Никогда уже не будет, как прежде. Жизнь навсегда изменится и будет нести за собой только боль и страдания. Я потерял все. Все то малое, что еще было внутри моей комнаты, сгорело. Моя жизнь сгорела на этом пепелище.

Глава 12

   Проснулся я утром. Солнечный луч пробивался в темную комнату, озаряя своим светом маленькое пространство. Рядом со мной лежала она.
   – Я думал, что потерял тебя.
   – Тебе стало страшно?
   – Конечно. Когда я увидел, что происходит с домом, то был вне себя от паники и ужаса. Все так полыхало, все эти обгоревшие люди, их лица.
   – Но теперь я рядом с тобой, – Марина прижалась ко мне, обхватила руками мою шею и поцеловала.
   – И я этому очень рад. Ты даже не представляешь, как сильно. Ведь я привязался к тебе и знаю, что люблю тебя.
   – Почему же не захотел уехать со мной?
   – Я старался уберечь тебя от своих проблем, – я выдержал короткую паузу и все же решился сказать ей. – Кажется меня хотят убить.
   – Почему ты не рассказал мне об этом? – спокойным голосом спрашивала она, приложив свою голову к моей груди.
   – А что бы это изменило? – я ждал от нее проявления эмоций, переживаний, но видел лишь безразличие.
   – Я бы осталась с тобой, дождалась пока ты решишь свои проблемы, пока ты не избавишься от преследователей.
   – Избавлюсь?
   – Да, Артур. Я имею ввиду, что ты убьешь их всех, и мы спокойно бы покинули этот город, почувствовали бы свободу, вкусили радость жизни по-настоящему.
   – Ты так спокойно говоришь об этом. Разве человек может чувствовать себя спокойно, после того как убьет другого человека? Такая жизнь будет полна гонениями собственной совести и…
   – Но ты же убил Мишу?
   – Убил.
   – Почему бы тебе не убить их всех?
   – Кого?
   – Всех.
   – О чем ты говоришь? Что за бред ты несешь?
   – Почему же это бред? Ты так ловко расправился с этим бандитом. Ты просто разбил его голову о камень. Это так возбуждает, Артур, – она опустила свою руку мне на пояс, а потом спустила ее еще ниже.
   – Перестань, Марин. Я не узнаю тебя. Ты нереальная, – она оттолкнула меня от себя и встала с кровати. Совершенно голая она подошла к окну, достала из пачки сигарету и закурила.
   – А что для тебя реальность? Ты вообще знаешь, чего хочешь в этой жизни?
   – Мне хочется просто жить и быть счастливым. Хочется забыть о том, что я сделал и еще, возможно, сделаю. Мне бы хотелось вернуть родителей. Получить шанс на новое начало.
   – Боже мой, Артур. Да ты просто ничтожество. Ты не можешь взять в руки свою жизнь, принять ее обстоятельства, такими какие они есть, живешь лишь прошлым. Ты слаб.
   – Совсем не узнаю тебя. Дурной кошмар. Сейчас мне хочется, чтобы ты исчезла. Ты растворяешь мои идеальные образы о тебе. Ты пытаешься задеть меня за живое. Уйди прочь отсюда.
   Она улыбнулась, крепко затянулась сигаретой, подошла ко мне.
   – Я уйду, но запомни, что ты сам сделал меня такой. Запомни, что ты вышвырнул меня из своей жизни. Запомни меня той, перед которой ты захлопнул дверь, притворяясь камнем. Помни, что ты сделал меня такой жестокой, – она стряхнула пепел с сигареты и потушила ее об мою руку. Я почувствовал жжение, жар, огонь.
   В комнате вспыхнуло пламя, окна взорвались осколками стекла, входная дверь с грохотом вылетела из ставней, рассыпавшись в щепки. В проходе образовалось пламя. Марина ушла в огонь, так ни разу и не обернувшись.

//-- *** --//
   Я попытался подняться с кровати, но состояние было таким паршивым, что чувство беспомощности одолело меня, и я рухнул обратно в постель. Мое тело горело, я бредил, представлял себе дурные образы, пытался вспомнить вчерашний день.
   – Не нужно. Не поднимайся. Тебе нужно отдохнуть, вылечиться. У тебя жар, Артур. Все тело горит.
   – Почему ты помогаешь мне? Я ведь даже не знаю тебя.
   – Я Изабелла. Можешь звать меня Иза. Просто я увидела тебя в толпе, увидела твою боль. Я знаю это чувство растерянности, горя. Сама когда-то проходила через подобное.
   – Да что ты говоришь! В твой дом тоже попадала бомба!? Ты видела обугленные трупы знакомых тебе людей, ты потеряла в огне свою…
   – Любовь?
   – Не важно! Ты не знаешь, что я чувствую, и, вообще, тебе не стоило забирать меня с улицы. Я бы справился сам.
   – Ох, нет, Артур. Скорее всего ты бы умер, прежде чем тебя доставили в кутузку. Не знаю, где ты был и что ты делал, но на твоем здоровье это отразилось очень плохо. А что касаемо любви, то скажу тебе, что однажды я потеряла свою дочь.
   Я сразу же замолк. Мне стало чертовски стыдно перед этой женщиной, и совсем не важно, кем она была. В первую очередь, она когда-то была матерью. Возможно, потеря ребенка толкнула ее на такой губительный путь, как проституция. Я не вправе ее судить.
   – Прости. Я не хотел обидеть тебя. Просто мне чертовски больно.
   – Я понимаю тебя. Я увидела это в твоем взгляде. Поэтому и решила помочь, – она прикурила сигарету, закинула ногу на ногу, и посмотрела куда-то в сторону, видимо предаваясь воспоминаниям.
   – Как только я смогу встать на ноги, то сразу уйду. Не хочу доставлять тебе неприятности.
   Она повернулась ко мне и улыбнулась.
   – Не думай, что я погрузилась в тяжелые воспоминания о своей утрате. Это было давно, я пережила это. Случившееся оставило на мне неизгладимый след, но таков мой удел. Я стараюсь вспоминать только лучшее, что было в моей жизни, когда я могла называться матерью, также иногда плачу о своей утрате, но все равно продолжаю жить со своей болью. Тебе тоже нужно продолжать жить. По крайней мере стараться.
   – Я бы хотел отблагодарить тебя за помощь. В кармане моей куртки лежит кошелек…
   – Деньги. Видеть уже не могу эти бумажки, хотя и понимаю, что без них нам не выжить. Но знаешь, что?
   – Что?
   – В этот раз я ничего не возьму. Хочу просто побыть человеком. Помочь тебе, выходить тебя.
   – Как же так? Ты же тратишь на меня свое время, пока я бесполезно валяюсь здесь, занимаю место.
   – Просто пообещай мне, что однажды поступишь также, хорошо?
   – Ладно.
   – Нет, скажи, что обещаешь.
   – Я обещаю.
   – Вот и хорошо. Теперь поспи, а я побуду рядом.
   – Хорошо. Спасибо тебе еще раз, Иза.

//-- *** --//
   Изабелла разместила мою спальню в маленькой комнатушке ее квартиры, напоминавшую кладовку. В ней помещалась моя кровать и тумбочка, на которой располагалась кастрюля с противным отваром на травах. Мне приходилось день за днем принимать это пойло внутрь себя, потом укутываться в одеяло и заставлять себя спать.
   Иногда я слышал, как к Изе приходят клиенты. Поначалу я воспринимал это как что-то аморальное, но со временем привык и даже знал, в какое время приходят постояльцы. Это были разные одинокие мужчины, иногда и женщины, которые находили в ее спальне покой, ласку, страсть и любовь.
   Через две недели я уже стоял на ногах, чувствуя прилив сил. Я старался убедить себя, что Марины не было в моем разваленном общежитии. Она ведь собиралась уехать из города неведомо куда. Трудно принять мысль о потере близкого человека, но жизнь не останавливалась на месте. Да, это непросто, да, порой это невыносимо больно, но я надеялся на лучшее, надеялся, что она покинула этот дом.
   Вот только, что теперь ждет ее за пределами городских стен, если фронт развернулся почти за нашими окнами?
   Мне вспоминались также ее родственники. Тетушка Антонина с ее добродушной улыбкой и старик Лем. Я помнил лица людей, сидевших за нашим общим столом на кухне, хотя так и не узнал их имен. Мне хотелось верить, что в момент, когда упала бомба, в доме никого из них не было, но я прекрасно понимал, что это самообман. Смерть обрушилась бомбардировкой на злосчастный город, уничтожив его окраины в одно мгновенье, а заодно и обитателей этих мест. Дом Изы, в котором находился я, уцелел лишь чудом, как и несколько других зданий, расположившихся рядом.
   Что есть человеческая жизнь, раз ее можно так легко отнять? Мне ли не знать, что жизнь, по крайней мере, другого человека, не стоит ничего. Я тоже забрал ее у молодого парня, оставив того на съедение крысам. В тот момент я был в шоке от произошедшего, а сейчас, спустя две недели, проведенные в бреду, воспринимал это как неприятное обстоятельство жизни, не больше. У меня не было выбора. Я не мог убежать от угрозы. Я чувствовал, как мою жизнь хотят забрать, и мне ничего не оставалось, как защищаться.
   Подняв с тумбочки кружку, я зачерпнул травяного отвара из кастрюли и залил горькую жидкость в себя. Мое лицо искорежилось, сморщилось, но через несколько секунд стало прежним.
   За стеной кладовки я слышал, как наигранно стонет Иза. Это продолжалось уже около получаса, а значит скоро все закончится, и клиент уйдет.
   Поднявшись с кровати, я оделся, наслушавшись животных вскриков и стонов, вышел из комнаты и прошел на кухню. Иза просила меня так не делать, чтобы не распугивать ей клиентов, но за две недели мне осточертело находиться за стенкой ее «рабочего кабинета», если это можно так назвать. Может я и привык к этому, но мне это все равно не нравилось.
   На кухне я залез в верхний шкафчик, взял с полки коробок спичек и сигарету, открыл форточку, чиркнул спичкой, подкурил. Я частенько дымил именно здесь, так как видел напротив себя развалины дома. Поначалу я проклинал себя за то, что не сгорел там вместе с остальными, чувствуя на себе какую-то бредовую вину за то, что не смог предупредить людей, спасти их, а теперь думаю, что мне просто повезло. Я стою здесь, курю, дышу, продолжаю жить, а все остальные покинули этот дом, город, бренный мир.
   – Эй! Какого хрена? – послышался мужской голос за спиной.
   Я не ответил. Просто молча стоял и курил сигарету.
   – Эй ты! Я с тобой говорю! – не отставал от меня голос, и мне пришлось повернуться.
   – Что ты надрываешься? Получил, что хотел? Так одевайся и вали отсюда, – огрызнулся я.
   – Сопляк! Ты как со мной разговариваешь?
   – Еще слово, мудила, и я тебя сам вышвырну за порог, – спокойно сказал я.
   – Мальчики, а что здесь происходит? – вмешалась Иза.
   – Кто этот паршивец? Что он здесь делает? Он что, все время здесь был!? – мужчина начинал сильно нервничать.
   – Это мой… просто это… – Иза не могла подобрать нужных слов, и мне пришлось сделать это за нее.
   – Охранник.
   – Типа сутенер что ли?
   – Типа это не твое дело, козел. Одевайся и вали отсюда! – мне не хотелось разговаривать с этим напыщенным индюком. Ему стоило сказать хоть слово, и тогда я бы бросился на него.
   – Никаких проблем. Уже ухожу, – сказал мужчина и злобно глянул на меня.
   Он вернулся обратно в комнату, чтобы одеться. Иза стояла напротив меня, уперев руки в бока, и недовольно смотрела на меня, пока я докуривал сигарету. Почему-то мне захотелось улыбнуться ей, что я непременно и сделал.
   Одевшийся клиент протянул Изе несколько купюр, забрал с вешалки шляпу и вышел из квартиры, громко хлопнув дверью.
   – И для чего все это? – спрашивала Иза.
   – Достало меня уже прятаться в этой кладовке. Ты не сочти за грубость. Я благодарен тебе, что ты позаботилась о моем проживании и положении, но как же мне осточертело слушать это… слушать как…
   – Как меня трахают за стенкой?
   – Да, именно так.
   – Ревнуешь, Артур? – она игриво улыбнулась.
   – Отстань, – отшутился я. – Мне нужно съехать от тебя, найти работу.
   – Но ты же говорил, что тебя ищут?
   – Все верно, но что поделать? Не провести же теперь всю жизнь в каморке, слушая тебя? Да и мне не хотелось бы втягивать тебя в свои проблемы.
   – Ага, – задумчиво проговорила она.
   – Ну, что теперь?
   – Пришла в голову одна мысль.
   – Какая?
   – В принципе, для тебя есть работа, точнее будет, если мне получится договориться.
   – Перестань, Иза. Не нужно ни под кого ложиться, чтобы я устроился.
   – Болван! Лучше отодвинься от окна.
   Я послушно отошел в сторону. Изабелла залезла на подоконник, достала сигарету, я подкурил ей.
   Она крепко затянулась, потом посмотрела на меня:
   – Если я и шлюха, то поверь, не все жизненные вопросы решаю через секс!
   – Прости. Я не хотел.
   – Знаю. Я говорила тебе, что могу помочь тебе устроиться в охрану.
   – Что? Это из-за того, что я наговорил тому придурку? – я усмехнулся.
   – Отчасти. На самом деле, идея-то неплохая, и можно ее реализовать.
   – У тебя есть знакомые?
   – Вроде того. В городе, как ты уже, наверняка, понял, женщин моей профессии достаточно…
   – И? К чему ты ведешь?
   – Не перебивай меня. Я хочу сказать, что в городе есть несколько квартирных домов-борделей…
   – Даже не представлял, что можно так масштабировать этот бизнес, – улыбнулся я.
   – Артур…
   – Молчу, молчу.
   – В общем, квартир там много, девочек тоже много, посетителей в два раза больше, а охраны мало. Ситуации случаются разные, чаще всего все, конечно, проходит спокойно, но бывают и любители приложить свою руку к лицу одной из девочек. Дом слишком большой, и контролировать все не получается.
   – Так, то есть ты, действительно, хочешь, чтобы я работал на сутенера в качестве охраны его девочек?
   – Да, так и есть. Можно также договориться об аренде одной из квартир. Можешь какое-то время пожить там, заработать денег, а потом… а потом видно будет.
   – Никогда не задумывался над этим, но деньги мне нужны.
   – Вот и хорошо. Сегодня вечером я им позвоню.
   – Спасибо, Иза. Не понимаю, почему ты так заботишься о мне?
   Она оглянула меня снизу вверх, улыбнулась мне, а потом затушила сигарету. Поднявшись с подоконника, она взяла меня за руку и повела за собой к себе в спальню.
   – Просто ты мне нравишься, Артур. Подожди меня в кровати, а я пока приму душ. Мне кажется, что ты достаточно окреп. Хочу это проверить, – она улыбнулась.
   – Не нужно Иза. Давай будем с тобой просто хорошими друзьями. Ты же знаешь, почему я не могу.
   – Артур, я ведь не предлагаю тебе любить меня. Мне просто хочется хорошего секса.
   – Нет, Иза.
   – Ну, хорошо… Ты такой старомодный, Артур.

Глава 13

И вот, спустя две недели, я снова на ногах и снова выхожу на улицы, покрытые серостью, грязью и зловониями. В городе стало более людно и шумно. Радиоприемники не замолкали, предупреждая всех и каждого о сохранении спокойствия, стабилизации промышленности, прекращении войны. Человека, конечно, можно водить за нос, и очень долго, но даже здесь есть предел. Когда на окраины твоего города сыпятся бомбы, то тяжело вериться во всю ту чушь, что ласковым голосом начитывает диктор радио в эфире.

   Люди обезумили от страха войны. Они сносили полки продуктовых магазинов, тратя на еду последние деньги. Предприимчивые банки даже запустили кампанию по выдаче кредитов на продовольствие. Естественно, к кредиту прилагалась выгодная акция о снижении процентов платежа.
   В головах народа царил страх перед неизвестным завтра. Ради чего война? Кто прав, а кто виноват? Где зло, а где добро? Что тяжелее, килограмм пуха или железа?
   Правительство, как и всегда, вещало о победе на фронте, о сплочении и необходимости быть стойкими в тяжелые времена, но никто не слушал их. Никто даже не знал, кто это правительство. Слишком уж часто чиновники менялись на своих постах, а по факту казалось, что они просто разживаются народным имуществом и бегут из страны. Казалось ли?
   Я проталкивался через толпы, смотрел в их безумные жадные лица и старался обходить стороной. На дорогах стало ездить много патрульных машин, и я ненароком старался прятать от их взора свое лицо. Нервы, понимаете ли. Вряд ли была какая-то явная угроза быть обнаруженным, скорее я сам просто боялся показаться законникам. Выражение моего беспокойного лица заставило бы любого милицейского остановить меня, чтобы задать пару вопросов. А может быть и нет. Ныне обеспокоенных положением в городе хватало.
   Подойдя к остановке, я закурил и всмотрелся вдаль дороги, по которой курсировали автобусы, милицейские джипы и армейские броневики. Дело набирало серьезный оборот, но сейчас меня все это не волновало. В голове были совершенно другие думы.
   Что случилось с Мариной? Кем был таинственный убийца? Где этот чертов трамвай?
   Стоило мне подумать над этим, как из-за угла многоэтажки на рельсы выехал покачивающийся вагон, едва не задавив алкоголика, который брел вдоль путей.
   Сделав еще несколько затяжек, я швырнул окурок на дорогу, дождался, когда железный вагон остановится у платформы и откроет дверцы. Потом я шагнул внутрь, протискиваясь через толпу людей.
   Около часа я добирался до городской гостиницы, а точнее борделя в виде этой самой гостиницы. Иза сказала мне, что когда я войду через парадные двери, то следует сразу же подойти к администратору и сказать, что я пришел к Абдулле по поводу работы. Эту мысль я держал в голове до самого приезда, терпеливо перенося давку в трамвае. Людей было слишком много, человеческая масса плющила, внутри вагона был удушливый запах пота и дешевого одеколона. Когда я начал чувствовать тошноту, подкатившую к горлу, трамвай остановился на нужной мне станции, и, как можно скорее, я выпорхнул из него, едва не расправив руки в полете.
   В сером зимнем небе появился просвет солнца, и пусть на улице стояла стужа, но луч света, одаривший меня теплом, улучшил мое настроение. Я вдохнул морозный воздух полной грудью, улыбнулся солнечному свету и направился к гостинице.
   Пешеходных переходов на проезжей части не было, и, ступая через дорогу, приходилось часто оглядываться по сторонам, чтобы ушлый таксист, коих в городе было не мало, не переехал мне ноги. Под выкрики водителей и сигнальные гудки автомобилей я, наконец, оказался на другой стороне.
   Возле гостиницы, укутавшись в черное пальто, спал бездомный. Двери борделя раскрылись, и навстречу мне с грозным видом выдвинулся худой долговязый охранник, с острыми точеными скулами на лице. Про себя мне подумалось, что же я уже успел натворить, чтобы заслужить такой гневный взгляд, но как оказалось он шел не по мою персону.
   Подойдя к бездомному, он громко вскрикнул:
   – Опять ты! Вали отсюда, пока я тебе все кости не пересчитал!
   Бездомный очнулся от дремы, сделал глоток из бутылки и посмотрел на охранника.
   – Толик! Ты что ли? Чего ты тут разорался?
   – Какой нахрен Толик!? Проваливай отсюда, бомжара!
   – Толь, ну зачем ты так? Давай как обычно. Ты мне на бутылку копейку скинешь, и я уйду, коли ты мне выспаться не даешь.
   – Ну, старый! Ты сам напросился! – охранник уже готовился зарядить бездомному ботинком, но тут вмешался я.
   – Постойте, постойте, – говорю, – ну зачем сразу бить его?
   – А ты еще кто такой? – гневно спросил охранник.
   – Я к вам на собеседование.
   – На собеседование? – ухмыльнулся Толик. – Ты похоже ошибся местом.
   – Да вроде бы нет. Адрес совпадает, да и место я думаю это ни с чем не спутаешь. Меня Иза прислала.
   – Кто?
   – Если короче, то я пришел к Абдулле.
   – Что-то ты не похож на его человека. Впрочем, если ты мне врешь, то разгребать дерьмо придется тебе же, – нервно сказал он.
   – Как скажешь.
   – Проходи тогда внутрь. Подойди к стойке и скажи, что ты к Абдулле. Мне даже интересно будет узнать, как все прошло, но сначала я разберусь с этим типом.
   – Давай я решу твою проблему, – дружелюбно сказал я.
   Я подошел к бездомному, протянул ему купюру. Он удивленно глянул на меня, словно отрезвел, а потом схватил деньги из моей руки, необычайно быстро и бодро сорвался с места, и убежал.
   – Ну, ты даешь. Ты само милосердие. Не уверен, что тебе подойдет работа в нашем заведении.
   – Ты меня недооцениваешь, Толь. Я кстати Артур.
   – Прошу, не называй меня так. На работе все зовут меня Тит.
   – Хм… ладно, как скажешь.
   – На алкаша внимания не обращай, он просто когда-то соседствовал со мной на одной площадке. Это было очень давно. Терпеть не могу, когда в моей жизни всплывают такие вот кадры из прошлого. Я сменил имя и жизнь, и дико горд за это.
   – Понимаю.
   – Так ты идешь внутрь или будешь здесь торчать?
   – Да, конечно.
   Мы поднялись по ступеням, и возле входа Тит меня остановил.
   – Слушай, ты конечно своеобразный парень, но, мне кажется, мы можем сработаться.
   – Спасибо.
   – Ты когда с Абдуллой говорить будешь, то не вздумай ему врать. Я серьезно.
   – Хорошо, Тит. Я буду предельно честен с ним.
   – Все тогда, давай ступай, проход загораживаешь, – нервно ответил он.
   Тит был странным парнем. Казалось, что он постоянно находится на грани. Вроде бы он ведет с тобой обычную и ничем не примечательную беседу, а потом внезапно может вспыхнуть, занервничать или начать нервировать тебя. Нонсенс.
   Внутри здания было довольно уютно, притягательный желтый свет люстр согревал после уличной стужи. В фойе стояло еще несколько охранников. Все как на подбор были рослые, одетые во все черное. Они пристально разглядывали всех прибывающих в заведение и сейчас они следили за мной.
   Долго мяться на месте я не стал и проследовал к администраторской стойке, где симпатичная девушка улыбнулась мне и спросила:
   – Вы бронировали номер или желаете сделать заказ?
   Поначалу мне даже и в голову не пришло, что я нахожусь в борделе. Когда она спросила про заказ, то я сразу же подумал о еде. Тут мне захотелось начать свою игру слов.
   – А что сегодня в меню?
   Уловив ход моих мыслей, она незамедлительно ответила мне улыбкой и шепотом сказала:
   – Свежее мясо.
   Мне стало не по себе и даже противно. Чего стоит человеческая жизнь, если мы сами отзываемся друг о друге таким образом? Зря я затеял это.
   – Все в порядке? – спросила администратор.
   – Да. Все хорошо. Вы извините меня, я на самом деле пришел на собеседование.
   – Собеседование? Снова шутите? – она улыбнулась.
   – Что вы, вовсе нет. Я пришел к Абдулле.
   – Ах, так это вас мы ждали? – она хлопнула в ладоши, чем снова привлекла внимание охранников, и те посмотрели в нашу сторону.
   – Похоже на то.
   – Вы пока присядьте, а я схожу известить о вашем прибытии, – она снова показала мне свои белоснежные зубы, улыбнувшись, подмигнула мне и исчезла за дверью.
   Я прошел к дивану и постарался разместиться поудобнее. Было комфортно, и меня сразу поклонило в сон, но сомкнуть глаза мне не давала охрана. Они пристально следили за мной, не отрывая глаз. Мне захотелось выйти на улицу, скурить сигарету и, возможно, перекинуться парой слов с Титом, но с моей стороны это было бы некрасиво. Раз уж идешь на новое место работы, то изволь казаться окружающим пунктуальным и послушным.
   Я удобнее расположился в кресле и смотрел на охранников до тех пор, пока те не отвернули глаза в сторону. Похоже, этот раунд в гляделки выиграл я.
   Двери, расположенные за администраторской стойкой, распахнулись, и из них вышел габаритный мужчина в черном. Он был высокого роста, кожа была темной, под носом расположились густые черные усы, нос был сгорблен, может быть даже сломан, глаза светились янтарем. На его плечо падала длинная черная коса жестких волос. Сложив руки на груди, он посмотрел на меня. Я поднялся со своего места и двинулся к нему.
   – Артур? – серьезным голосом спросил он.
   – Да.
   – Иди за мной.
   Если этот парень и был Абдуллой, то уже можно было сделать вывод, что будущий начальник не многословен. Это на самом деле располагало. Мне нравились люди, которые не любят попросту бросать слова на ветер.
   Мы прошли в дверь, из которой он появился, навстречу нам прошла та самая администраторша, которая, как и прежде улыбалась. Двигаясь вдоль темно-красного коридора, я наблюдал как много здесь было комнат, и как ни странно, ниоткуда не издавалось ни звука. Хотя, впрочем, чему удивляться. Здесь располагался кабинет начальника, и, наверняка, нескольких его заместителей.
   Вскоре Абдулла остановился возле одной из дверей, потянул ручку на себя и зашел внутрь.
   – Садись здесь, – он указал на кресло в углу комнаты.
   Я все также молча, повинуясь этому властному голосу, присел в черное кожаное кресло. Сам смуглый здоровяк подошел к дубовому массивному столу и сел на него, подкурил сигарету, испустил облако дыма и сказал:
   – Я Абдулла. Значит, ты хочешь работать на меня?
   – Да.
   – И почему я должен взять тебя? Мы рассматриваем только надежных людей.
   – Мне можно доверять. Я умею держать рот на замке, когда это нужно.
   – Ты знаешь, чем мы занимаемся здесь? – Абдулла говорил ровно и размеренно.
   – Вы охраняете девочек, которые работают в этом отеле.
   – А чем занимаются девочки в нашем отеле? – все также спокойно и безмятежно спрашивал он, затягиваясь сигаретой.
   – Делают людей счастливыми?
   – Верно. Хорошие ответы, Артур, – Абдулла ухмыльнулся. – Иза говорила мне за тебя. Она сказала, что тебе можно верить.
   – Значит, вы возьмете меня на работу?
   – Моего последнего охранника пришибли молотком в одном их этих номеров. Что-то вроде неразделенной любви между ним, проституткой и одним пьяным клиентом. Тебя не смущает такая работа?
   – Нет. Я не собирался заводить здесь тесных отношений с девочками.
   – Ну, хорошо. Завтра выйдешь на смену.
   – Это все? Я принят?
   – А что ты еще ждешь от меня, Артур? Хочешь, чтобы я принес тебе контракт о найме? – он засмеялся. – Завтра в восемь вечера здесь. Обратишься к Наталье.
   – Наталья?
   – Это администратор на входе. Завтра она покажет тебе твое рабочее место, чтобы ты караулил моих девочек. Если возникнут какие-нибудь проблемы, то поступай по ситуации.
   – Хорошо, я понял.
   – Ах да, и еще кое-что, по поводу твоего внешнего вида…
   – Приходить во всем черном?
   – Да, верно. У нас здесь строго с этим. Мне нравится, когда у моих людей серьезный вид, – он крепко затянулся, испустил дым и затушил сигарету в пепельнице. – В целом, ты кажешься мне правильным человеком. Постарайся не подорвать моего доверия к себе.
   – Я не подведу.
   – А еще, я хочу, чтобы ты помнил, кто за тебя поручился. Она также теперь в ответе за твои действия, – Абдулла пристально посмотрел мне в глаза, но я ничего ему не ответил. Я прекрасно понимал, к чему он клонит. Хочет, чтобы я чувствовал ответственность за чужую жизнь, и, в случае моих неудач, всегда мог спросить за это сначала с меня, а потом с Изабеллы.
   С этими словами мы снова пожали друг другу руки, Абдулла опустился в кресло и закинул ноги на столешницу, сложив руки на животе.
   – Чао, Артур.
   – Счастливо.
   Я закрыл за собой дверь, вышел в коридор и побрел обратно к выходу. Мне нужно было купить новую рубашку, брюки и туфли, а затем вернуться обратно на Заводскую, чтобы насмотреться вдоволь на развалины своей старой жизни, крепко напиться и уснуть, чтобы завтра выйти на новую работу под покровительством сутенера.

Глава 14

   Я зашел в квартиру, закрыл за собой дверь и принялся снимать с себя куртку, как на пороге внезапно появилась Иза.
   – Ну?
   – Что, ну?
   – Как все прошло? – спрашивала она.
   – Неплохо.
   – И все?
   – А что ты хочешь услышать?
   – Как тебе в целом этот публичный дом? Как тебе Абдулла? Тот еще тип, верно? – с укоризной спросила она.
   – Не знаю, Иза. Мне рано делать какие-либо выводы, но есть кое-что.
   – И что же?
   Стоило ли мне говорить о том, что возможно ее жизнь зависела теперь напрямую от меня? А может быть, и не стоило вставлять это «кое-что»?
   – Да что ты замолчал? Раз начал, так уж говори.
   Оставив куртку на вешалке, я прошел на кухню и сел за стол. Иза, увязавшись хвостиком, меня сопровождала. Воистину, женское любопытство забавляло.
   – Ну… в общем-то, администраторша у них странноватая, и этот охранник, Тит кажется.
   – Про охранника ничего не знаю, а вот про Наташку есть что рассказать, но позже. Послушай, Артур.
   – Что?
   – Поухаживай за мной, налей мне вина, и продолжим наш разговор.
   – Да где же я тебе сейчас возьму вино?
   – В шкафу на верхней полке. Устала я, Артур. Хочется мне выпить и поболтать. И коли подружек у меня никогда и не было, то болтать мы будем с тобой.
   – Неужели тяжелая смена выдалась? – подстегнул я.
   – Артур, блять! – вскрикнула она.
   – Ну, все-все! Не кричи, Иза. Уже иду за вином.
   Я достал с полки бутылку, свернул горлышко бутылки и разлил по стаканам красную жидкость. Пахнуло лозой винограда, хотя я прекрасно понимал, что это не вино, а разбавленный порошок, но маскировка была достаточно качественной, если я уловил ноты фруктов.
   – Давай выпьем за тебя, Иза. Ты, как никак, приютила меня и даже нашла мне работу.
   – Давай, – торопливо сказала она.
   Мы отпили немного вина, закурили сигареты, и Изабелла продолжила:
   – Так вот, собственно, на чем мы остановились?
   – Ты вроде хотела рассказать мне про Наталью.
   – Ах, да, про эту сучку. Та еще на самом деле шлюшка. Она спит с каждым посетителем. Я серьезно тебе говорю.
   – К сожалению, не удалось еще удостовериться, – я усмехнулся. – Мне показалось, что я видел какую-то ноту безумия в ее глазах.
   – Так и есть, она на всю голову…
   – Да понял я, понял, – на моем лице расплылась улыбка.
   – Только не вздумай сам ее трахать, шутник!
   – Разве ты можешь поверить в то, что я когда-либо изменю тебе, Иза?
   Мы смеялись, курили сигареты, опустошили несколько бокалов, а потом я наполнил их снова.
   – Ох, Артур. Не хочется мне, чтобы ты уезжал… Кстати, ты вообще поинтересовался насчет проживания?
   – Пока не успел, но завтра обязательно спрошу, есть ли у них для меня постоянная комната.
   – Ты спроси, спроси… – Иза сделала несколько крепких затяжек и в несколько глотков допила содержимое своего бокала.
   – Еще? – спрашиваю.
   – Да, налей.
   Я поднялся с места, навис над столом наливая вино. Иза закинула ногу на ногу, сделала еще несколько затяжек и затушила сигарету в пепельнице.
   – Я знаю, что ты нарочно не говоришь со мной об Абдулле.
   – О чем ты?
   – Не прикидывайся, Артур. Этот сукин сын, наверняка, говорил тебе что-нибудь об ответственности за меня и все такое. Что-то вроде, если ты допустишь фатальную ошибку, то он доберется до меня и бла-бла-бла… Ненавижу эту его рожу ухмыляющуюся, – она сделала глоток из своего стакана и пристально посмотрела на меня. – Кажется я права, да?
   – Иза, нам обязательно обсуждать это? Если ты волнуешься за себя…
   – Нет! Мне совершенно плевать на себя! – абсолютно серьезно сказала она. – Я лишь хочу тебе сказать, что не стоит давать ему поводов помыкать тобой. Запомни это, Артур.
   – Хорошо, Иза. Я запомню.
   – Я говорю серьезно, Артур. Это большой черный человек с маленькой уязвленной душонкой. Он никто! Никто! Ты меня слышишь? – Иза заметно захмелела, и, кажется, ее клонило в сон, хотя она и старалась держаться за эту злобу к, похоже, ненавистному ей Абдулле.
   – Может, ляжем спать?
   – Хорошо, не буду больше утомлять тебя своими нравоучениями. Ох!
   Она чуть было не упала со своего стула, но я вовремя среагировал на ее падение, успев подхватить на руки. Мне показалось, что она сделала это нарочно.
   – Да все в порядке. Иногда очень даже полезно поучиться у тебя, – говорю.
   – В самом деле? – она с удовольствием прислонилась к моему плечу, сидя на моих руках. Я понес ее в спальню, ненароком вспомнив драку, в ночном переулке, когда меня в последний раз уволили с честной работы.
   – Ага, как-то раз я шел по ночному переулку, наткнулся на группу молодых отморозков…
   – Те, конечно, же зацепились за тебя, как кровососущие пиявки, да Артурио? – Иза икнула.
   – Вроде того. Вот была бы у меня такая мудрая знакомая как ты, то я, наверняка, просто убежал бы от них, а не ввязался в драку.
   – Так ты им задал, наверное, да? Разломал их как эти… тростинки, да?
   – Смотря, с какой стороны посмотреть. Помню только, как несколько раз всадил этим подонкам, а потом проснулся после драки на следующее утро на холодном асфальте.
   – Какой кошмар, Артурчик! Тебе и правда не стоило лезть в драку.
   – Не стоило… Знаешь, что я знаю точно?
   – И что же? – вопросительно сказала Иза.
   – Что тебе нужно поспать, Изабелла, – я улыбнулся.
   – Только если ты будешь спать рядом со мной, – игриво сказала она.
   – Ну, а как же еще? Не брошу же я тебя.
   – Ты такой хороший, Артур. Оставайся со мной, не уезжай… Если захочешь, то я даже брошу эту свою… проституцию…
   С этими словами Иза уснула у меня на руках, продолжая что-то тихо бормотать во сне. Я осторожно положил ее на кровать, прикрыл дверь ее спальни и вернулся к столу. Сев за стол, я вытащил из пачки новую сигарету и закурил.
   Оставаться здесь мне больше нельзя. Изабелла слишком привязывается ко мне, и, когда я уйду, то, наверняка, сделаю ей больно, а мне этого совсем не хотелось. В любом случае, ей будет неприятно, но лучше мне исчезнуть сейчас и оборвать эту связь. Пусть она и позлится, но через какое-то время просто забудет меня и будет жить дальше. Вернется к своему обыкновенному существованию.
   Я сделал несколько коротких затяжек, выдохнул дым и посмотрел в окно.
   На улице шел снег. Он окутывал своей белизной темные силуэты улицы, охватывал своим могуществом засыпающий город. Как же привлекателен этот сахарный блестящий песок, когда ты находишься в тепле и безопасности. Все выглядит как новогодняя сказка, но стоит выбраться на улицу, как прикосновение морозов рассеет все эти детские воспоминания. Но я бы не был собой, если бы не захотел окунуться в белую стужу зимы, чтобы снова испытать эту грань между жизнью и смертью.
   Допив стакан вина, я поднялся с места, взял кожаную куртку с вешалки, накинул кепку и пошел на улицу.

//-- *** --//
   – Ну, что же сказать… Ты выглядишь хорошо. Мне нравится, как ты одет, – сказала Наталья. – Касаемо твоего вопроса по поводу проживания… Абдулла одобрил такую просьбу, но, конечно, двадцать процентов твоей зарплаты будет уходить ему в карман за аренду. Такое тебя устроит?
   – Да.
   – А ты не особо разговорчив, Артур.
   – Просто первый день. Стараюсь сосредоточиться на работе.
   – Артур, работа у тебя совсем не пыльная, – она засмеялась. – Будешь просто сидеть в одной из комнат и периодически гулять по коридору, вслушиваясь в дамские «ахи» и «охи».
   Мы стояли возле администраторской стойки. Охрана больше не смотрела в мою сторону, признав за своего. Наталья по наставлению Абдуллы должна была ввести меня в курс дела. Объяснить мне, как устроена жизнь публичного дома, рассказать о моих обязанностях и прочем.
   – Неужели, все всегда проходит так гладко?
   – В основном, но, естественно, бывают и особые случаи.
   – Например?
   – Ну, как-то раз одна из наших девочек так искренне полюбила одного из своих клиентов…
   – Разве так бывает? – перебил я.
   – Все мы люди, Артур. Всем нам хочется ласки и нежности, – она провела своей ладонью по моей руке. – Но, к сожалению, не в том месте они встретились.
   – Так, и что было потом?
   – Потом она захотела сбежать с ним. Да, да, все прямо как в сказке, но нашей красотке сделать этого не удалось. Героя-любовника наши парни избили, вышвырнули на помойку, а девочку пришлось наказать.
   – Наказать?
   – Ну да. Поставить ее на бабки, как любит говорить Абдулла.
   – И сколько?
   – Разве это важно, Артур? Сам смысл в том, что теперь ей придется какое-то время работать на свои долги совершенно бесплатно. Разве что ей не выпадет какая-нибудь премия.
   – Премия?
   – Да, и это кстати тоже одна из твоих забот. Некоторые клиенты бывают настолько щедрыми, что оставляют девочкам значительные чаевые, которые те пытаются утаить. В твои обязанности входит выслеживать таких интриганок. Ибо в нашем дружном коллективе принято делиться всей выручкой.
   – Что-то еще?
   – Да, изредка бывают и налеты. К примеру, молодой и упрямый милиционер под прикрытием проникает в наш дом, маскируясь под клиента, фиксирует все, что здесь происходит, и высылает к нам несколько нарядов. Дальше начинается драка…
   – И что в таком случае делать?
   – Что за глупый вопрос, Артур!? Вломить им по первое число и вышвырнуть за дверь! Ну, а если их оказывается больше обычного, то держаться до тех пор, пока в дело не вмешаются высшие силы.
   – Ты говоришь про Абдуллу?
   – Нет, дорогой, – со смехом проговорила она. – Я говорю про тех же офицеров нашей доблестной милиции. В таких разборках обычно учувствует несколько силовых ведомств. Моей задачей является, как можно быстрее оповестить, так скажем, нашу «крышу».
   – Интересно. То есть ты хочешь сказать, что проституцию…
   – Да, да и да, Артур. Проституция, наркотики, оружие. В основном все операции проходят под надзором силовых ведомств. Ты прям как с Луны свалился, в самом деле.
   – Просто молодой еще видимо, – задумчиво проговорил я.
   – Пора уже взрослеть, мой мальчик. Жизнь не сказка, жизнь реальна, понимаешь?
   – Да.
   – Ну, вот и славно. А теперь пройдемся до твоего рабочего кабинета.
   – Хорошо.
   Мы поднялись по красной ковровой дорожке, выстеленной на лестничном пролете публичного дома. Выглядело это также пафосно, как и убого. Обшарпанные стены, потрескавшиеся перила, удручающий желтый свет лампочек в пролетах и коридорах дома, но за то вся дорога была выстлана красным ворсом под ногами.
   Поднимаясь на третий этаж, я не мог не заметить, как Наталья кокетничает со мной. Это проявлялось в ее походке, взглядах, разговорах. Неужели она, действительно, хочет переспать с каждым новым сотрудником? Стоит поговорить об этом с другими охранниками.
   На пролете нам встретился Тит.
   – Ого! Вот это люди. Ну, здорово! Осваиваешься в адских угодьях?
   – Тит! Свали отсюда! Ты на работе, не забыл? – прикрикнула Наталья.
   – Здорово. Устраиваюсь вот. Осматриваюсь на новом рабочем месте, а Наталья любезно сопровождает меня.
   – Как это мило, божечки. Ты прям божий одуванчик, – издевательски проговорил Тит.
   – Пойдем, Артур. Нам некогда говорить с ним. Еще успеете почесать языками, – проговорила Наталья.
   – Ну, не женщина, а просто…
   – Тит! – снова крикнула она.
   – Ладно, чего уж там, познакомь Артура с нашей жизнью, – сказал он Наталье и подмигнул. – Мы с тобой поболтаем позже, а пока развлекайся, Артур.
   Тит скорым шагом спустился на несколько лестничных клеток, а потом показал мне жестом, что стоило бы пользоваться экскурсией, пока есть возможность. Он сложил одну руку в кулак, а другой сверху хлопал по нему, как-то по звериному улыбаясь. Я никак не среагировал на его призыв и просто последовал дальше за администраторшей, подчеркнув для себя еще раз, что Тит реально психически не здоров.
   – А война?
   – Что война?
   – Она как-то сказалась на этом бизнесе?
   – Пожалуй, да. Клиентов стало больше. В городе ведь разместился целый гарнизон солдат. Всем мужчинам нужно, чтобы их кто-то утешил, прижал к своей груди, ну и вдобавок ублажил. Силовые ведомства тоже особо не интересуются нами в последнее время, ведь за пределами города проблем прибавилось.
   – Каких?
   – Ты такой любопытный, Артур. Насколько я знаю, а военные мальчишки очень говорливы, фронт разворачивается за несколько сотен километров от города, а это, наверное, слишком близко, как считаешь?
   – Пожалуй.
   – Ты знаешь, а мне кажется даже если город и накроют бомбардировщики, то наш бордель все равно останется нетронут.
   – Почему?
   – Ну, как же почему? Ведь это место любви и наслаждений…
   Скорее это место похоти и разврата, грязи, мерзости и насилия.
   – Вот и твой офис, – с улыбкой проговорила Наталья.
   Офисом назвать это место было трудно. Здесь стояла койка, деревянный стол, на котором располагался дисковый телефон, тетрадь и пепельница. В углу комнаты стояла деревянная бита рядом с небольшим книжным шкафчиком.
   – Получается, я должен находиться здесь и периодически патрулировать коридор?
   – Все верно. Телефон для связи со мной в случае каких-либо проблем, но ты можешь позвонить мне если тебе просто станет скучно, – она улыбнулась и подмигнула мне.
   – Ясно.
   – Ах, и еще. Иногда тебе могут звонить девочки из квартир, если какой-то из клиентов обижает их.
   – И тогда я иду решать эту проблему?
   – Все верно, Артур. Ты быстро схватываешь. Ладно, мне нужно бежать, дел еще невпроворот. Вечером я возможно к тебе загляну, – ласково сказала она. – Чао, Артур.
   Наталья снова улыбнулась мне своей сияющей улыбкой и вышла из комнаты, активно двигая бедрами. Если бы я встретил эту женщину в городе, то я бы никогда не подумал, что она может работать в таком месте. В месте, где ежедневно творится безнаказанное беззаконие, покрываемое милицией. В месте, где обычным делом является продажа собственного тела.
   Я опустился на деревянный стул, вытащил пачку сигарет на стол и старался прислушаться к окружающим меня звукам. Ничего. Ни единого звука за стеной этого публичного дома, собранного из бетона и плоти.

//-- *** --//
   Через шесть часов меня начинало клонить в сон от тишины и безмолвия, царившего вокруг, но как немного позже мне стало известно, веселье только начиналось.
   Когда я прогуливался по коридору, то ненароком стал прислушиваться к смеху, стонам и разговорам за дверьми квартир. Ничего необычного не происходило. Все начиналось обыденно, будто я был в обычном панельном доме на моей улице. Разве что только стены квартир казались тоньше и давали больше обратного звука.
   Вернувшись на рабочее место, я расстегнул верхнюю пуговицу своей черной рубашки, прикурил сигарету и откинулся на спинку стула. Покачиваясь на деревянном стуле, я осмотрел книжную полку, где увидел несколько потрепанных романов и детективов. Наверное, еще через несколько часов это желтое чтиво покажется мне очень даже интересным и необходимым. Одиночество в этой комнате понемногу съедало, отчего хотелось, чтобы вечером ко мне заглянула Наталья. Для начала просто поболтать. Не знаю, конечно, чем бы все кончилось, но, по крайней мере, это занятие скоротало бы мне несколько часов.
   Раздался звонок.
   – Алло.
   – Ну, как дела, новичок?
   – Все в порядке. А кто это?
   – Обижаешь, браток. Это же я, Тит.
   – Извини, не узнал. Зачем звонишь?
   – Скучно стало. Вот решил набрать и узнать, натянул ты там Наташку или нет?
   – Нет, Тит. Никого я не натягивал.
   – Ну, ты тормоз, браток. Ты что не видел, как она тебя пожирала глазами?
   – Ну, так.
   – Ну, так, – передразнил Тит. – Скучный ты какой-то, браток.
   – Какой есть.
   – Может после смены по пивку?
   – Можно. Почему бы и нет?
   – Ну вот, другое дело. А Абдулла чего? Доебывался с расспросами?
   – Не особо.
   – Понял. Ладно, мне тут на обход пора. Ты давай, держись на связи.
   – Хорошо.
   – Ну, все, некогда мне! – прикрикнул Тит и повесил трубку.
   Странный персонаж этот Толик. Даже и не знаю, стоит ли мне пропускать с ним пару стаканчиков.
   Пока я дотягивал сигарету, звуки из квартир становились громче, смех за стенами переходил во что-то искреннее и непритворное. Девочки развлекались, девочкам нравилась их работа. Так мне подумалось.
   Снова раздался звонок.
   – Алло.
   – Не спишь там, новенький, – проговорил женский голос.
   – Нет, Наташ. Не сплю.
   – Как ты узнал меня?
   – Это было несложно. Кто же еще позвонит мне в самый разгар веселья.
   – Ты такой проницательный, Артур, – она усмехнулась.
   – Спасибо.
   – Звоню тебе, пока что, по делу.
   Пока что. Что еще за пока что?
   – Внимательно слушаю.
   – Есть вариант неплохо заработать.
   – Какой?
   – Обычно к часам двум ночи в номерах заканчивается алкоголь, и клиенты просят еще.
   – И?
   – Тебе нужно сходить до магазина, закупиться алкоголем и вернуться обратно, но ты не переживай, все под контролем, начальство такое одобряет. Так вот, бутылка пива обойдется где-то в полтинник, а продавать я буду по двести, понимаешь?
   – Да.
   – Алкоголь всегда расходится быстро. Поверь, нам даже не хватит того, что ты закупишь. Мы сейчас с ребятами соберем денег, ну, и если ты хочешь подзаработать, то можешь тоже поучаствовать в нашем предприятии.
   – Почему посыльный я?
   – Артур, что за вопрос. Ты же у нас новенький. Это обычная процедура. И вообще, я бы могла даже ничего и не говорить тебе. Так что я оказала тебе услугу.
   – Ладно, я понял. Какой процент забирает, Абдулла?
   – Артурчик, миленький. Абдулла на это просто закрывает свои глазки, я же тебе говорила.
   – Хорошо. Я сейчас спущусь к стойке.
   – С нетерпением жду. Целую, – она повесила трубку.
   Я снял с крючка свою куртку и пошел вниз под громогласные звуки похоти и разврата с мыслями: «Лишь бы ничего не произошло»

//-- *** --//
   Собрав деньги сотрудников, я вышел из гостинцы, спустился по лестнице, едва не поскользнувшись, и остановился возле бездомного, который лежал на том же месте, что и прежде.
   – Мужик, ты там живой?
   – Еще всех вас переживу, – огрызнулся дед.
   – Вот возьми, – протягиваю ему купюру.
   – А хули так мало? В прошлый раз ты дал мне больше, – возмутился бездомный.
   – Ну, дед, ты даешь, – усмехнулся я и оставил его.
   Когда я перешел через дорогу, меня обдало прохладным ветром. Еще через несколько минут я заметил, как мои ресницы покрываются инеем.
   Может, все не так уж и плохо, как я думал? Может, этот бордель и вправду станет мне домом? Странная конечно мысль, но я ведь работаю там не один. Это место становится для меня убежищем от прошлого. Я начинаю чувствовать себя в безопасности в той бетонной коробке, где я сижу возле телефона. Образы Тараса, Морды и Верблюда расплываются в голове, становясь лишь дурным воспоминанием. Марина… Марина не хочет уходить из моей головы, но я усердно стараюсь похоронить ее с этими короткими, но такими яркими воспоминаниями. Нет, нет. Я не хочу забыть, просто хочу оставить лучшее, что было между нами, пусть это и пролетело, как одно маленькое мгновенье.
   Когда я свернул в закоулок, почувствовал, как ветер хлестнул меня по щекам, и постарался зарыться лицом в куртку, чтобы хоть как-то создать иллюзию тепла.
   Подойдя к ларьку, встретил двух военных в шинелях, караулящих продавщицу возле этого небольшого магазина. Она вынесла им две бутылки водки. Вояки их забрали, закурили и с довольными раскрасневшимися лицами скрылись с улицы.
   – Добрый вечер, – говорю.
   – Здрасте, – отвечает мне полная женщина средних лет.
   – Я с соседней улицы. Ну, где гостиница, мне сказали, что вы знаете…
   – А, ты с «Арлекино» что ли?
   – Арлекино?
   – Ну, шлюхатня эта ваша. Раньше там актеры жили, режиссеры, а сейчас… Тьфу! Ладно, давай сюда наличку.
   – Вот, пожалуйста, – протягиваю ей стопку денег. – И вот еще сверху. Добавьте больше обычного. – Я отдал ей часть своих денег, чтобы попробовать самому заработать на этой смутной схеме.
   Продавщица скрылась с улицы, а я закурил сигарету. Пар изо рта смешивался с дымом, мороз сковывал мои ноги, а холодный ветер насквозь пробирал остальное тело.
   Ночной город, такой тихий и спокойный, если не забредать в его темные уголки. Что-то есть в этом необычном состоянии, обдуваемом холодом одиночества где-то на краю привычной жизни.
   Женщина вышла на улицу, держа в руках четыре черных пакета. С каждым шагом, приближаясь ко мне, бутылки в пакетах звенели, рассказывая, что внутри лежит сакральное удовольствие для твоей раненой умирающей души.
   – Вот. Давай бери скорее. На улице не май месяц! – прикрикнула она, дрожа от холода.
   Я перехватил пакеты, попрощался с продавщицей и, зажав в зубах сигарету, пошагал обратно к гостинице, гремя пакетами.

//-- *** --//
   Моя смена закончилась к четырем утра. В целом, ночь прошла спокойно и без происшествий. Мне, действительно, удалось заработать на разнице цен алкоголя. Это было приятной прибавкой. Довольные клиенты и уставшие девочки дремали в своих номерах и квартирах, насытившись друг другом. Охранник по имени Костя сменил меня на посту, мы немного поболтали, с усмешкой вспомнили как я впервые пришел сюда, и как он был одним из тех, кто пристально шпионил за мной, пока я устраивался на эту работу. Когда мы закончили с разговорами и любезностями, я пошел к новой, арендованной конуре.
   Выйдя в коридор, наткнулся на Тита.
   – Ну че, молодой? – он растянулся в улыбке.
   – Что?
   – Как тебе первая смена, а?
   – Пойдет. Спать хочется.
   – Ну, уж нет. Я тебя не отпущу так просто. Ты мне обещал, что пропустишь со мной несколько стаканчиков.
   – Я помню, помню. Раз обещал, значит выпьем. Ты только подожди, я хоть приму душ, осмотрю новую хату.
   – Ладно, давай только скорее. Я пока в нашем баре посижу, но ты не затягивай, ладно? Я не люблю долго ждать, – едва не прикрикнув, сказал он.
   – Хорошо, не кипятись только. Я скоро спущусь.
   – Ну все тогда, я ушел.
   Он скрылся на лестничном пролете, а я, поднимаясь этажами все выше и выше, пытался найти свой номер.
   Надеюсь, что в комнате я не застану переплетенных в объятиях и чувствах сладкую парочку.
   Найдя квартиру под номером 717, я вставил ключ в замочную скважину и дважды его провернул. Открыв дверь, прошел в коридор, сбросил вещи, зашел в зал и был несколько удивлен. В гостиной располагался просторный диван, возле которого стоял стеклянный журнальный столик и бутылка виски. Вид из панорамного окна впечатлял меня, над крышами домов плотным настилом сыпал снег, внизу мерцали широкие заснеженные улицы, вновь я ощутил уют и безопасность.
   Я наполнил стакан виски, сделал глоток и улыбнулся. Мои дела, наконец, шли лучше, чем обычно. Осадок мрачных дней оставался позади, и все было хорошо.
   Скинув с себя одежду, я принял прохладный душ, простояв там не менее пятнадцати минут, потом вышел обратно в гостиную, совершенно голый, сделал еще один глоток виски. Эта работа подкупала к себе.
   Открыв форточку, подкурил сигарету, но спустя минуту в двери послышался стук.
   Тит, нельзя ли подождать еще?
   Я распахнул дверь, и лишь только потом поймал себя на мысли, что стою совершенно обнаженный, приветствуя, как я думал Тита, но на пороге стояла Наталья.
   – Неожиданно, конечно, ты смог меня удивить, можно мне войти? – спросила она.
   – Конечно, проходи.
   Я скрылся в гостиной и нацепил на себя брюки, потом сделал еще глоток виски.
   – Ты, я смотрю, здесь уже понемногу освоился?
   – Да, тут хорошо. Видела бы ты мою прежнюю комнату.
   – Рада, что тебе нравится. Я сама подбирала тебе ее. Мне кажется, что ты останешься с нами надолго. Это виски? Можно мне?
   – Конечно, – я наполнил стакан.
   – Давай выпьем?
   – Давай.
   Мы звякнули стаканами и выпили их содержимое. Я затянулся подкуренной сигаретой и передал ее Наташе.
   – Спасибо, – она втянула в себя табачный дым. – Ты выглядишь напряженно, Артур. Ты же вроде бы оделся, да и на самом деле, стыдиться тебе нечего, – она усмехнулась.
   – Просто внизу меня ждет Тит. Я обещал ему, что пропущу с ним несколько стаканчиков.
   – Тебе обязательно идти с ним? – она приблизилась ближе и провела пальцами по моему оголенному торсу.
   – Я же обещал.
   – А ты я смотрю держишь слово, да, Артур?
   – Конечно.
   – Ну что ж. Уверена, что Тит его не держит. Не думаю, что он ждет тебя в условленном месте, – она протянула мне сигарету, и я сделал несколько затяжек. – Позволь мне узнать это. – Наталья подошла к стационарному телефону, расположенному в номере. После того, как она несколько раз крутанула дисковый барабан, в трубке послышался голос другой администраторши.
   Я подошел к окну, втягивая в себя и выдыхая ядовитые испарения, пока Наташа разговаривала.
   К чему все это? Вся эта бренность существа в маленькой вселенной? Сегодня я буду праздновать, наслаждаться, пить и веселиться, а завтра война, возможно, уничтожит весь мир, и меня не станет, ничего не станет.
   Почему я думаю об этом сейчас? Потому что я пессимист, которого гложат призраки прошлого. Иногда они замолкают, но в моменты затишья просыпаются вновь и стараются напомнить о себе. Родители, Марина, война, убийства. Все смешивается и тщательно взбалтывается в коктейле несчастной судьбы, выпив который ты чувствуешь, как боль и горечь жизни разливается по всему телу…
   – Ты в порядке? – спросила Наташа.
   – Да, просто я задумался.
   – Над чем?
   – Да о своем. Тебе будет скучно, если я начну рассказывать. Может, лучше еще выпьем?
   – Давай, – с игривой улыбкой проговорила она. – И, кстати, твой Тит уже давно покинул наш дом в компании других охранников.
   – Ничего. Как-нибудь переживу.
   Мы выпили стакан, потом еще два, разговорились о жизни, о смерти, о любви и когда философские вопросы были исчерпаны она спросила:
   – Мы и дальше будем трепаться или, наконец, потрахаемся?
   Я не упустил эту возможность. Слишком много страданий, боли и несчастья вокруг, так почему бы сегодня не забыть обо всем и не придаться животным инстинктам? Допив стакан, я подхватил Наташу на руки, потом бросил ее на диван, стянул с нее юбку, отшвырнул ее в сторону и набросился на нее, нависнув всем своим телом над ней.
   У нас с ней не могло быть высоких чувств. Никакой любви и никакой привязанности. Это был дикий и страстный секс, который был нужен нам обоим.

Глава 15

   Через три месяца работы в публичном доме «Арлекино», я полностью обжился на новой квартире, любезно предоставленной мне стараниями Натальи. Деньги, вырученные мной за охрану живого товара, если можно так сказать, с лихвой покрывали аренду и мои маленькие капризы. Тем более продажа алкоголя тоже приносила небольшую прибыль. Периодически я спал с Натальей, и осознав ее значимость на черном рынке криминала, иногда наводил справки о новых возможностях для заработка. Да, я пользовался ее расположением, но совершенно не чувствовал себя виноватым.
   Она также много рассказывала мне, особенно когда хорошо выпьет, о связи Абдуллы с наркобизнесом и контрабандой оружия. По ее словам поставки морфия, декседрина и перветина доставлялись прямиком из военных госпиталей, где раненым солдатам выписывались наркотические вещества для облегчения боли, либо для подавления страха на полях сражений. Кофе на опиуме и гашиш производили в подвальных притонах города, где их распространяли на рынках. Брикеты прессованной конопли и кофе достать было легче, и спрос на их приобретение был не менее прибыльным, нежели воровство медицинских препаратов.
   Оружие и боеприпасы покупались на военных складах. Среди военных генералов, помимо патриотов, всегда можно было найти сговорчивых и предприимчивых бизнесменом. Винить их или нет? Не могу ответить на этот вопрос, так как армия по-прежнему терпела поражение за поражением на фронтах изнурительной и выматывающей войны. Отчаявшиеся военные понимали, что рано или поздно битвы закончатся их капитуляцией, и, как следствие проигранной войне, большинство из них будет висеть в петле. Конечно же, кроме тех, кто из них смог заработать на войне и скрыться из города.
   Когда ты долгое время находишься в обществе определенных людей, слышишь подобное, погружаешься в эти истории, стараешься казаться выше всей этой грязи, но понемногу, волей не волей, все равно начинаешь задумываться о том, что все это приносит неплохие деньги. Тебе становится стыдно думать об этом, начинается борьба с совестью, однако ты знаешь, что пока ты бездействуешь, другие зарабатывают на этом бешеные деньги. Мир все равно не изменится.
   Работа в охране на самом деле была безоблачной, несложной, но хотелось большего, хотелось подняться выше.
   За прошедшее время произошло всего два случая, когда мне пришлось вмешаться в деятельность сутенерского бизнеса.
   Первый случай произошел с клиентом-постоянщиком, здоровенным черным африканцем по имени Бомани, который подсадил одну из девочек борделя на сильные наркотики, ради которых куртизанка обслуживала Бомани и его друзей. В целом серьезного контроля за проститутками не было, они зарабатывали деньги, платили дань Абдулле, оставляли себе остаток. Девочкам также не воспрещалось баловаться легкими наркотиками, но в этот раз все было по-другому.
   Клиент снабжал проститутку обильными дозами белого порошка и ночи напролет жил с ней в этом номере, приводил друзей и все вместе они развлекались. Поначалу Бомани исправно платил за проведенное время, но, как позже выяснилось, платил он только за себя, а чуть позже расплачивался только наркотиками. Другие охранники рассказывали мне, что он вроде бы даже был знаком с Абдуллой. Но сколько бы не вилась веревочка, а конец всегда близок.
   Перейдя дозволенную грань, обдолбавшись убийственных веществ, африканец начал яростно избивать девушку. Ее крики эхом разносились по темному коридору, отвлекая других девочек от работы и привлекая внимание клиентов, дурно воздействуя на бизнес, но я, услышав жалобные вопли и мольбы о спасении в конце коридора, действовал больше из человеческих убеждений, а не рабочих моментов. Никто не имел права безнаказанно избивать человека, кем бы он ни был.
   Я соскочил со стула, взял биту и ринулся в номер. Пока я ломился, яростно вбивая свою ногу в дверь, мне слышались ругань, мат, крики и глухие удары. В номере раздался громкий мужской смех и женские рыдания. Когда я наконец выбил дверь, то первым делом с размаху ударил битой Бомани в колено.
   Он подкосился, свалился на пол и поначалу даже не придал травме никакого значения, продолжал смеяться, разбрызгивать слюну, безумно выпучивая глаза. Подбежав к девушке, я обнял ее и старался успокоить, но ее плач не прекращался, льющиеся слезы впитывались в мою рубашку.
   Перестав, наконец, смеяться, клиент завыл, почувствовал адскую пульсирующую боль в ноге. Он исступленно смотрел на выбитую коленную чашечку и стонал от боли, если бы не наркотики в его крови, то скорее всего он бы кричал, либо вырубился. Прижатая ко мне девушка успокоилось, только когда я вывел ее из номера.
   Второй случай был скорее неловким, чем проблемным. Проходя по коридору, я как обычно прислушивался к окружающим меня номерам и квартирам, и за дверью одной из комнат послышалась серьезная ругань. Я постучался в дверь, ругань прекратилась, но открывать мне никто не спешил, когда я постучал во второй раз, более громче и настойчивее, то мне открыла девушка.
   – Все в порядке? – спрашиваю.
   – Да, все хорошо, Артур.
   – Я слышал крики, – украдкой я постарался заглянуть в комнату, но дверь была открыта лишь наполовину, поэтому клиента я не видел.
   – Извини, пожалуйста, если мы тебя побеспокоили. Просто посетитель оказался моим бывшим парнем, вот мы и немного повздорили, вспомнив старые обиды.
   – Ты серьезно?
   – Абсолютно, Артур. Все в порядке. Мы возможно еще немного пошумим по старой привычке, а потом обязательно займемся делом, – она улыбнулась.
   Я засмеялся.
   – Хорошо, но только постарайтесь не разнести весь номер, пока будете ругаться.
   – Мы будем вести себя тихо, Артур, правда.
   – Тогда желаю вам хорошего вечера, – с этими словами, улыбаясь, я вернулся в свою сторожевую каморку.
   Жизнь в борделе продолжалась, и, в принципе, мне было здесь легко, но мысли о преследующем меня убийце и Тарасе периодически настигали меня, особенно ночью, когда я оставался один в квартире. Пока эта проблема не разрешится, спокойного сна мне не видать, как бы я не пытался усыпить эту тревогу несколько месяцев подряд.

//-- *** --//
   – Ты можешь организовать мне встречу с Абдуллой? – я стоял возле окна, курил и впитывал в себя виды ночного зимнего города.
   – А зачем тебе это? – сказала Наталья, повернувшись в кровати в мою сторону.

   Я повернулся к ней лицом, выдохнул сигаретный дым. Лунный свет падал на ее тело, обнажая в ночи ее голые груди, бедра и плоский живот. Она поправила свои короткие черные волосы, улыбнулась, и посмотрела на меня своими холодными, стеклянными глазами.
   – Нужно навести справки.
   – Ты кого-то ищешь?
   – Вроде того.
   – Это девушка? – она ухмыльнулась.
   – Нет, Наташ.
   – Хорошо, мне бы не хотелось делить тебя в постели с какой-нибудь сукой.
   – Так ты можешь мне помочь?
   – Ну, как же я могу тебе отказать, Артур. Мне давно не было так хорошо с мужчиной. Но все же мы не настолько близки, чтобы я делала это бесплатно.
   – Сколько?
   – Артур, ты совершенно не умеешь вести игру. Ты бываешь такой грубый, как зверь. Не смотри ты так на меня. Для начала я бы выпила.
   – Сейчас налью. Вино?
   – Нет, я бы выпила коньяку.
   Я достал из шкафчика два бокала-тюльпана и наполнил их виноградным спиртом. Несколько раз затянулся сигаретой и оставил ее тлеть в пепельнице на подоконнике.
   – Вот, возьми.
   – Благодарю.
   Мы выпили, и я продолжил.
   – Так сколько ты хочешь?
   – Пять тысяч, – она улыбнулась.
   На самом деле я мог сам подойти к Абдулле и обратиться по своему вопросу лично, но он был не из тех людей у которых много свободного времени. Поэтому, когда охранники обращались к нему лично, заранее не запросив Наталью договориться о встрече, он выходил из себя и начинал безумно орать. Одному из охранников он даже сломал руку, когда тот попытался к нему обратиться. Я думаю проституция, торговля оружием и наркотиками сделала из него жестокого человека, непрощающего ошибки даже себе.
   – Недешево.
   – Ты ведь понимаешь, что это непросто, особенно если у тебя есть какие-то личные счеты.
   – Личные?
   – Не прикидывайся дураком, Артур. Я же понимаю, что ты хочешь кого-то найти не просто так. Может даже у тебя есть веская причина убить этого человека. Мне на самом деле все равно, что ты там задумал. Я ведь знаю, что из тебя не вытянуть ни слова.
   Я подкурил две сигареты и протянул одну из них Наташе. Она взяла ее из моих рук, придвинулась к спинке дивана, скрывшись от лунного света в тени и закурила.
   – Все может быть, – говорю.
   – Ну, я так и думала. Мальчики такие мальчики. Вечно вам хочется с кем-нибудь подраться. Еще ты должен знать, что Абдулла из тех людей, которые ищут в каждом деле личную выгоду, понимаешь?
   – Да, я понимаю.
   Мне нужно было что-то предложить сутенеру, чтобы он согласился мне помочь. Тарас и его банда, конечно, не самая выгодная добыча, но после того как пропал Олег, он, наверняка, занял эту территорию из-за отсутствия сильных конкурентов. В принципе, этот ублюдок мог представлять сегодня значительную силу, если он занял свободные территории. Может быть, он и был глуповат, но наглости и дерзости ему точно хватило бы захватить под свой контроль несколько улиц.
   Так что же мне предложить Абдулле? Очевидно, что, если я доберусь до Тараса и разделаюсь с ним, сутенер сможет взять под контроль новые территории, где он сможет наладить торговлю людьми, наркотиками и оружием, окончательно запаршивев мой район. Цена была высока, но все, что мне когда-то было дорого, сгорело в пламени, и я, не щадя остальных жителей, мог бы и рискнуть. Стоило только продумать, как преподнести все эти мысли Абдулле, и, конечно, же мне нужно попросить его вытащить с улицы Изу, чтобы ненароком не втянуть ее в эту вендетту.
   Конечно, нет гарантий, что меня просто не убьют, но Абдулла от этого ничего не потеряет. Никто не знал, что я работаю на него. Слежку за собой я не наблюдал, да и выходил я на улицу только ночами, либо под утро. Пожалуй, можно назвать меня идеальным кандидатом для суицидальной задачи.
   – Ну, если мы договорились, то может быть снова займемся делом? – Наташа затянулась сигаретой, осветив в тени свою оскаленную улыбку хищницы.
   Я налил себе еще коньяку, выпил и лег в постель. Наталья, словно змея заползла на меня, прикусила мне ухо, потом нижнюю губу. Она продолжала спускаться ниже, целуя мой торс, потом живот, а потом я почувствовал блаженный прилив, увидел ее стеклянный взгляд в лунном свете и отдался нирване.

Глава 16

Он сидел в своем объемном кожаном кресле, как и обычно закинув ноги на стол, и курил сигарету биди, в кабинете приятно пахло табаком с примесью трав. Черная жесткая коса спадала ему на массивную грудь. Абдулла изучающе смотрел на меня, пытаясь понять для каких целей я явился, и что именно стоит за моими мотивами.
Наташа заранее известила его, что я хочу навести справки об определенной личности, и далеко не самой последней особе в мире криминала. Мой интерес смог его занять, так как это не было рядовой просьбой охранника по типу повышения зарплаты, жалобы или покупки нескольких доз белого порошка. Имя Тарас, в моем обращении, кое о чем, да говорило.

   – Скажи мне, Артур. Что тебя связывает с этим человеком? – он глубоко затянулся сигаретой, откинулся на спинку кресла и выдохнул дым, распространяя облако по комнате.
   – Мы какое-то время работали вместе, – неохотно ответил я.
   – Не нужно уходить от вопроса. Ты обращаешься ко мне с необычной просьбой, я бы сказал даже с очень необычной просьбой. Я хочу знать для чего тебе нужен этот бахинчудх? – с толикой отвращения сказал Абдулла.
   – Я думаю он подставил меня, и не меня одного.
   – И что ты хочешь с ним сделать? Только предупреждаю, не обманывай меня, Артур. Я очень не люблю, когда мне врут.
   – Хочу его убить.
   – То есть окончательно с ним разделаться? – задумчиво проговорил он.
   – Да.
   – А если у тебя не получится разобраться с этим негодяем?
   – Я даже не думаю об этом.
   – Вот это меня и беспокоит. Ты работаешь на меня, и моя репутация может сильно пострадать, если ты попадешься. Могут возникнуть очень даже серьезные проблемы. Почему я должен одобрить твое возмездие?
   – Это сулит вам большие выгоды, – сказал я и скрестил руки на груди.
   – Интересно, и что же меня ждет?
   – Тарас слабый человек, который не считается со своими людьми. Я думаю, весь его бизнес держится на мерзкой лести и лжи. Людей можно долго обманывать, но они не дураки, когда дело касается их благополучия. Он закрывал своих партнеров в тюрьмы, стрелял в спины своих людей из пистолета, может и не своими руками, но это было. Его люди знают, что он ничтожество. Скоро крохотный авторитет лопнет, и рано или поздно его кровь прольется. Так почему бы мне этого не сделать? Когда я от него избавлюсь, то вы сможете взять его бизнес под свой контроль, да и его людей тоже. Препятствий не будет. Никаких конфликтов и проблем. Нужно лишь убить одного жалкого человека.
   – Что ж. Может в твоих словах и есть смысл. Ты работаешь у нас не так много времени, но я убедился, что решать проблемы ты можешь. Я знаю о том, что ты защитил одну из моих девочек от этого нахального Бовани. Он кстати точит зуб на тебя, – Абдулла усмехнулся, – но, естественно, тебя я ему не отдам. Пусть шатается по притонам и занимается чем хочет, но здесь он больше не появится. Ты поступил правильно, – он встал с места, достал из шкафчика бутылку виски и наполнил два стакана. – Вот, возьми.
   Я взял стакан, мы чокнулись и выпили. Потом он продолжил:
   – Если ты и вправду сможешь убить этого типа, то я даже заплачу тебе. Это будет солидное вознаграждение.
   – Спасибо, Абдулла.
   – Подожди, это еще не все. Ты пойдешь не один. Кем бы ты ни был, но я по-прежнему хочу быть уверен в искренности твоих намерений, да и поддержка тебе не помешает. Дам тебе одного человека.
   Мне это не нравилось, но приходилось идти на уступки, если я хочу подобраться к Тарасу.
   – Хорошо, Абдулла. Есть еще один момент.
   – Какой?
   – Это по поводу Изы.
   – Да, Изабелла, хорошая девушка. Припоминаю, как она мне звонила и поручалась за тебя. Она приносила много прибыли, развивала мой бизнес. Иногда я даже жалею, что отпустил ее, но время берет свое. Спрос на молодость в нашем деле гораздо выше опыта. И что же по поводу нее?
   – Мне нужно укрыть ее на время этой разборки. Я точно не уверен, но возможно нас с ней видели вместе. Какое-то время я жил у нее.
   – Конечно, дорогой. Приводи ее к себе. Пусть какое-то время поживет у тебя, я не против. Насколько я понимаю, у вас с ней были довольно близкие отношения, – он добродушно улыбнулся.
   – И еще, Абдулла. Мне нужно оружие.
   – А ты знаешь к кому обращаешься, – он усмехнулся. – Этот вопрос тоже решаем, Артур.
   – Сколько?
   – Пять тысяч. Я достану тебе новенький, чистый пистолет, идет?
   – Идет.
   Хитрый, жадный дьявол.
   – Дай мне пару дней, и я все разузнаю про эту свинью. А ты пока можешь навестить Изабеллу и перевести ее к себе.
   – Хорошо.
   Два дня это невысокая цена для столь желаемой мести. Может быть, мои головные боли, наконец, прекратятся, и я смогу спать спокойно.
   – Ну, вот и славно. Пожмем друг другу руки и скрепим нашу выгодную сделку.
   Мы скрепили руки, а после этого я ушел. На выходе из кабинета я встретил Наташу.
   – Спешишь, красавчик? Неужели просто пройдешь мимо и даже не взглянешь на меня? Я собираюсь навестить тебя вечером, – сказала она томным голосом.
   – Не сегодня.
   – Что? – она непонимающе взглянула на меня.
   – Я говорю не сегодня, и даже не завтра. Я буду не один.
   – И что все это значит? – с недовольством спросила она.
   – Мне нужно на какое-то время укрыть у себя человека.
   – Это девушка?
   Все женщины это чувствуют.
   – Старая знакомая, потом расскажу.
   – Мне есть о чем волноваться? – уже игриво спросила она.
   – Нет.
   – Ладно, как скажешь. Я не ревную, я ведь знаю, что рано или поздно ты сам меня позовешь.
   Она ушла, и я вернулся к себе в номер. Через час мне нужно было выйти на смену, отдежурить, а после ехать к Изе. Стоило бы оставить ей записку, когда я ушел. Прошло уже три месяца. Наверное, она сильно разозлится, когда увидит меня на своем пороге. Она ведь выходила меня, нашла мне работу, укрытие, а я просто свалил. Нужно будет постараться убедить ее в том, что так было нужно, и сейчас не то время, чтобы выяснять былое. Хотя, зачем я себя обманываю, она же женщина. Придется послушать эти причитания, может даже получить пощечину по лицу, но что бы ни случилось, я думаю она будет рада меня видеть.
   Всем своим нутром я чувствовал, что ее нужно спрятать, иначе случится что-то плохое. Я ценил ее и не хотел, чтобы ей причинили боль. Мне уже знакомо чувство потери. Я не хочу, чтобы последствия моих действий коснулись ее. Она этого не заслуживает.

//-- *** --//
   Рано утром, когда смена закончилась, я собрал свои вещи, вышел из подсобки и направился к лестничному пролету. Красная ковровая дорожка уводила меня вниз. На лестнице я встретил несколько охранников, обменявшись с ними рукопожатиями, продолжил спускаться. Оказавшись в фойе, я поприветствовал Наташу, охранников у входа, а потом открыл дверь отеля и вышел за порог.
   На улице стояла ночь, зимнее солнце не любило просыпаться слишком рано, поэтому оно уступало в этот период года мраку и тени.
   Спустившись по ступеням, остановился возле бордюра, где обычно лежал бездомный. Его место пустовало, а на снегу были пятна замерзшей крови.
   Что же с тобой сделали, бедняга? Неужели этот псих добрался до тебя?
   С Титом наладить контакт мне так и не удалось за прошедшее время. Если мы и встречались во время работы, то лишь здоровались, а после того, как наши пути расходились, я чувствовал его пристальный взгляд за моей спиной. Уверен, когда-нибудь этот парень наделает глупостей. Главное, чтобы его выходки не коснулись меня.
   Сунув руки в карманы, я побрел вдоль улицы, чтобы насладиться тишиной города и легким завыванием зимнего ветра. Трамваи начнут ходить лишь через час, поэтому часть своего пути я решил пройти пешком. Я бы мог подождать и в номере, но оставаться в отеле не хотелось.
   Что же случилось с тобой, Иза? Прошло немало времени. Я не посылал тебе ни единой весточки о себе. Сильно ли ты злишься? Может, ты даже не откроешь мне входную дверь. Однако, это ведь не просто визит, а вопрос жизни и смерти. То есть по-настоящему, без шуток. Внутри меня проснулось это тревожное чувство, подсказывающее, что тебя нужно спрятать, укрыть, пока вся эта история не закончится. Надеюсь, ты все-таки разделишь мои переживания.
   Снег приятно похрустывал под моими ногами, и я продолжал брести по пустому городу, попутно погружаясь в свои мысли. Высотки домов сопровождали меня своими оконными глазницами, фонарные столбы освещали мой дорожный путь. Когда я дошел до следующей остановки, успев немного промерзнуть, то как раз подоспел трамвайный вагон.
   Зайдя внутрь, я приметил, что, возможно, знаю кондуктора, но я просто укрылся воротником, спрятался, заплатил за проезд, прошел в дальний угол трамвая и занял место. Да, это была та самая женщина, нашедшая меня еле живого возле тех заброшек, где я хладнокровно расправился с человеком. Спасибо тебе, добрая женщина, что не оставила меня умирать в холодной стуже.
   Я поглубже зарылся в ворот куртки и задремал. Путь до Заводской улицы был весьма неблизкий, даже учитывая то, что дороги в такое время были пустынны, а улицы безмолвны.

//-- *** --//
   Проснулся ближе к остановке. Вагон замедлялся и не спеша плыл по рельсам, изредка постукивая колесами по металлу. За окном светало, мимо меня проносились знакомые закоулки и дворы, серые и хмурые лица прохожих, бродячие собаки и кошки.
   Я был дома. Опасное, однако, теперь это место. По крайней мере, для меня точно. Не стоит привлекать излишнее внимание. Нужно слиться с серостью моей улицы, прильнуть к бетонной стене, скрыться от любопытных глаз, раствориться в воздухе.
   Вагон остановился, слегка тряхнув поржавевшим корпусом. Водитель хряпнул из своей маленькой фляжки спиртного, прокашлялся и вытер густые усы. Кондуктор внимательно посмотрела на меня, казалось, что она вот-вот что-то мне скажет, и потому, когда я поспешил к выходу, и наши взгляды пересеклись, я приветственно и с улыбкой кивнул ей головой. Она молча ответила тем же.
   Развалины общежития все еще были на месте. Никто не торопился или не собирался их убирать. На торчащих арматурах и бетонных блоках висели венки, черные ленточки, старые фотографии.
   Любопытство взяло надо мной верх, и я подошел взглянуть в эти лица. Поковыряться ножом в своих старых ранах, посыпать на них немного соли, поискать следы прежней жизни.
   Я рассматривал снимки, среди которых узнал нескольких соседей, их детишек, своего арендодателя, от которого я чаще всего скрывался. Потом я увидел Антонину и Лема.
   Если их фотографии висели здесь, то, возможно, их оставила Марина? Она ведь и в самом деле могла быть еще в городе. Как же долго я вытеснял из себя старые воспоминания, и тут снова просвет надежды. Теперь снова начнутся самокопания, истязания, уничижение, или я, наконец, просто займусь тем делом, ради которого здесь оказался снова? Вполне.
   Развернувшись спиной к погребению, я почувствовал чье-то присутствие, оглянулся, но кроме безмолвия не застал ничего. Прошел в соседний дом, перед входной дверью обернулся снова, увидел скользнувшую за угол тень. Бежать за своим воображением не стал. Вместо этого взметнулся по лестнице, прыгая через ступени, чтобы скорее оказаться возле порога комнаты Изы.
   Когда я прибыл на место, то остановился, чтобы дать себе передохнуть. Сел на корточки, прислонился к стене и пытался уловить звуки ее шагов по комнате за деревянной дверью. Нужно было собраться с мыслями, сформулировать мой предстоящий монолог. Сделать это было нелегко. Легкие сдавливало от отдышки, голову от давления. Потом мне показалось, что окна ее квартиры раскрыты, и возможно Изы дома нет, так как ставни окон по ту сторону входной двери громко хлопнули о стену, и на это не последовало никакой реакции.
   Я поднялся с места, положил руку на дверную ручку и потянул дверь на себя. Квартира была открыта, и я чувствовал, что здесь кто-то есть или, по крайней мере, совсем недавно был. Едва уловимый запах мужского одеколона осел в этом месте.
   В гостиной был бардак: стол перевернут, посуда разбита, стулья поломаны. Все было похоже на следы борьбы. Я старался двигаться так же бесшумно, как и вошел в квартиру. Сначала я осторожно выглянул из-за угла прихожей, чтобы полностью рассмотреть гостиную. Она пустовала.
   Не спеша, я достал из кармана брюк кастет, нацепил его на руку, сжал кулак до красноты. Я знал, что в спальне Изы встречу своего врага, и мне придется с ним драться, как дикому зверю после недельной голодовки приходится драться за свою добычу. Кулаки задрожали, предчувствуя схватку. В голове был опьяняющий дурман, который уже сводил с ума перед ожиданием встречи с кем-то, кто мог противостоять мне.
   Когда я оттолкнул со скрипом дверь спальни, первым, что открылось моему взгляду было зеркало. Я смотрел на треснувшее отражение, видел свой поистине дикий взгляд, зубной оскал, и только потом, боковым зрением, одним лишь взглядом, скользнул на кровать.
   Кровавые простыни, красные лужи подле постели, забрызганные кровью стены.
   Иза лежала голая, изнасилованная, истерзанная, обезображенная и одинокая.
   Ее голова и рука свисали с кровати. Она смотрела на меня бесчувственными, безжизненными глазами. Кровь из пореза на ее горле все еще медленно стекала на пол. Рваные раны, рубцы и побои покрывали ее прежде красивое тело.
   Бедная женщина… Кто истязал тебя? За что? За что!?

Глава 17

   В городе вечерело. Я сидел в каком-то новом кабаке на своей старой и такой неуютной улице, где от взрывов бомб рушились дома, где жизни людей обрывались насильственной смертью, где рушились мечты и надежды на счастливое завтра. Я придавался горю, пил и разрушался. Мне хотелось забыться, уйти от всего этого убийственно-желчного существования.
   Сидя в темном уголке этого бара, на окраине городских развалин в компании бутылки водки, пепельницы и дымящейся в ней сигареты, хотелось слиться с этой мрачной тенью, что окутала мое место.
   Заполнив граненый стакан водкой, я выпил, потом глубоко затянулся сигаретой, прокашлялся, сжал твердые стеклянные грани в кулаке. Мне хотелось, чтобы его разорвало в руке, и осколки впились мне в руку, но вместо этого я просто громко ударил его об стол. Несколько посетителей обернулись на звук, но я был окутан тенью, были видны лишь мой силуэт и горящий огонек сигареты. Хотелось заорать на них, потребовать, чтобы они отвернулись, а лучше свалили отсюда ко всем чертям, но я сдержался.
   Наполнил стакан снова, захлебываясь огнем, пил, откашливался, снова пил, пока граненая чарка не опустела.
   Почему? Почему я нашел тебя такой, Иза? Кто? Кто это сделал? Кто следил за мной? Кого я к тебе привел?
   Неужели, я привел к тебе одну из этих мразей? Ничего я доберусь до этой твари. Я выдавлю ей глаза, разорву шею, раздавлю череп! Я буду мстить Иза! Я буду мстить им всем за тебя! За Марину! За родителей! Не оставлю живого места от этого промерзшего города отморозков, трусов, убийц! Всех заставлю пожалеть об этом.
   Как эта свинья узнала обо мне? Когда он засек меня? Следил за мной? Скорее всего. Если он знал, что я приду, то почему его безумный убийца истерзал обычную проститутку… нет… добрую женщину, что позаботилась обо мне, когда внутренне я умирал от потери близкого человека. Почему он не убил меня? Это ведь я остался жить, похерил его драгоценности, убил его гребаную шестерку – Мишу. Тарас, ты должен был изрезать мое тело, мое, слышишь!?
   Конечно, не слышишь… Ты смеешься надо мной, думая насколько мне сейчас плохо. Вокруг тебя сидят твои тупые дружки, с которыми вы выпиваете и думаете какой же отличный получился розыгрыш для меня. «Вы только представьте сейчас его лицо!» – кричит уркам Тарас, а потом они все дружно гогочут, как гиены.
   Помучить меня захотел? Ослабить? У тебя получилось, Тарас… Ты ведь любыми путями добиваешься всего, чего тебе захочется, верно?
   Я вылил остатки спиртного себе в стакан, внимательно посмотрел на эту отраву, в последний раз затянулся сигаретой и раздавил ее в пепельнице. Потом схватил стеклянный кубок и, задыхаясь от горечи, стал поглощать белый яд. Стакан в моей руке снова с шумом опустился на стол, но в этот раз никто не повернулся в мою сторону. До меня больше не было дела.
   Сколько времени уже прошло? Сколько я здесь сижу, пропадаю, иду ко дну?
   Собравшиеся уже громко разговаривали, смеялись, вскрикивали что-то, потом толкались и дрались, убивали друг друга. Суматоха, ругань, крики, разборки, а я не слышу их… Безмолвие царило вокруг меня. Страшное одиночество и бессилие…
   Прислонившись к стене, я чиркнул зажигалкой, закурил новую сигарету, испустил густой дым. Все тело горело изнутри, горло требовало воды, но я опять заполнял его дымом и размышлял, терзал себя едкими мыслями.
   Ты хочешь, чтобы я сорвался с места, да? Принял твое послание и побежал к тебе? В твои цепкие когтистые лапы?
   А я приду, Тарас… Плевать я хотел на последствия! Праведный гнев поведет меня к тебе, но отнюдь не прощения я буду с тебя требовать. Нет… Ты заплатишь мне намного большую цену. Мне нужна твоя жизнь… Если бы я мог, то с удовольствием бы пытал тебя, мучил, убивал, воскрешал вновь и повторял бы все с начала… Даже здесь ты меня обыграл, ведь сдохнуть ты сможешь только раз…
   Мне нужно подняться.
   Мне нужно выйти в стужу.
   Мне нужно добраться до тебя…
   Поднявшись с места, пошатываясь, я взял со спинки стула свою куртку и восьмиклинку, надел вещи, порылся в карманах в поисках наличности, ничего не нашел, забил на расчет и пошел к выходу. Бармен что-то кричал мне в след, сначала нехотя, потом настойчиво, а я просто шел к выходу на улицу. Потом какой-то здоровый лысый мужик остановил меня возле дверей, я начал его бить, а потом били меня. Я раздирал свои кулаки об чье-то лицо, потом чувствовал, как массивные руки-кувалды превращают меня в отбивную. Следом за нашей дракой бар загудел еще громче, волна насилия подхватила остальных посетителей. Следом за мужицкими баталиями послышались протяжные женские крики, вопли, а потом меня вышвырнули на улицу.
   Что ж, все могло закончиться и хуже.
   Поднявшись с места, я отряхнулся и зашагал в сторону «Стопки». Найти это место несложно, ноги сами несли меня туда. Я хотел покончить с этим раз и навсегда.
   Мои планы порушились, когда массивная рука резко дернула меня в сторону, заводя в темный закоулок. Меня снова били, били несколько человек, и ответить я не смог.
   Очнулся я поздно ночью, голова от холода немного прояснилась, тело болело, отмороженные пальцы на руках еле сгибались. Снег припорошил мой хладный труп в переулке. Встать с первого раза не получилось, и, приложив немалые усилия, я все же поднялся, опираясь на кирпичную стену дома.
   Все ведь могло закончиться здесь…
   Я сунул руки под куртку, чтобы согреться, но хлад не отступал. Зимняя ночь хотела забрать меня к себе, как того бездомного возле борделя. Но мне нельзя было умирать вот так. Я должен идти, идти, чтобы мстить.
   Мой кастет пропал, а с ним и кепка, сигареты. Ладно хоть куртку оставили. Значит все же было что-то людское.
   Громко шмыгнув носом, я вытер рукавом куртки запекшуюся кровь, поджал голову, зарывшись в воротник, вернулся к дому Изы. Какое-то время простоял возле подъезда, высматривая милицию, но двор пустовал. Я должен был разжиться каким-нибудь оружием. Нож отлично подойдет для моей вендетты.
   Зайдя в подъезд, первым делом, содрогаясь от холода, я прильнул к батарее и простоял возле нее не меньше получаса, пока окончательно не пришел в себя.
   Взбираясь по ступеням лестницы, представлял Изу. Ее застывшее от ужаса лицо, выпученные глаза, в которых запечатлелся ужас смерти и безнадеги. Второй раз я не смогу на нее посмотреть… Я просто возьму клинок, спрячу его под курткой и уйду.
   Мне стыдно, что я даже не могу зайти к тебе снова, закрыть твои глаза, укрыть тебя чистым пледом. Я сбежал от всего этого, просто сбежал и пил, пока ты лежала там в одиночестве. Прости меня, Изабелла. Прости…
   Оказавшись возле входа, я осторожно потянул ручку двери на себя. Окно по-прежнему было раскрыто. В квартиру намело снега, и ветер жалобно завывал в коридоре, обдавая помещение морозной свежестью. Никакого удушливого запаха смерти.
   Я пробежался глазами мимо ее спальни. Воображение создало в тени комнаты ее силуэт. Она молча стояла там и смотрела на меня, обвиняла, пожирала взглядом, но молчала… Молчала, потому что уже была мертва. Изы там нет, Артур. Ее нет…
   Пришлось ускорить шаги, чтобы поскорее взять то, за чем я пришел. Судорожно я ворвался на кухню, вновь приметил отчаянные следы борьбы за жизнь, разбросанные осколки посуды, поломанную мебель.
   Трясущимися руками я перебирал ящики кухонного гарнитура и, наконец, нашел его. Чистый, поблескивающий холодный широкий кусок стали. Я cхватил его обеими руками, прижал к себе, а потом почувствовал, что Иза стояла за моей спиной. Я содрогнулся, но знал, что она вовсе не хотела пугать меня, нет. Она не хотела, чтобы я делал это, отговаривала меня от безумной самоубийственной затеи.
   – Ты же знаешь, что я должен это сделать. Я себя никогда не прощу за то, что с тобой случилось.
   Вместо слов я почувствовал, как она прижимается к моей спине, обдает меня холодом, тяжело дышит…
   – Я не собираюсь гибнуть вместе с ним и его кодлой. Обещаю, я выберусь оттуда победителем. Все они должны умыться своей кровью, осознать, что натворили.
   В ответ я чувствовал лишь тяжелые вздохи, мертвенный взгляд павший на меня. Она по-прежнему считала, что мне надо отпустить свою злобу и бежать отсюда. Бежать, пока еще было можно.
   – Нет. Уйди, Иза. Уйди, пожалуйста…
   Когда я обернулся, то больше не чувствовал ее присутствия, не чувствовал холодных ладоней на плечах…
   Перед выходом я все же остановился возле спальни, поборол свои страхи, зашел внутрь. Тело по-прежнему свисало с края кровати. Я подошел ближе, закрыл ей глаза, приподнял ее, уложил в постель. В шкафу нашел плед, который я накинул сверху постели, скрыв все ужасы насилия под белым хлопком.
   А потом я ушел, закрыв за собой дверь.

Глава 18

   Я был надломлен, но сдаваться не собирался. Это будет не то излюбленное холодное блюдо, о котором любят говорить мыслители. Нет, моя месть только что из печки. В голове уже прокручиваю, как с ноги я выбиваю дверь, вижу ошарашенные взгляды посетителей, потом я кричу что-то вроде:
   – Что уставились!? Свалили все отсюда к черту!!!
   При всем при этом в моей руке нож с широченным лезвием, а в глазах кровавое яростное безумие. Я пришел за головой одного человека, и не стоило стоять у меня на пути. Мне представлялось, как толпа, едва не сбив меня с ног, улепетывает со всех ног, щемится в дверь, наступая друг на друга, а я по-прежнему стою не шелохнувшись.
   Высматриваю свою жертву и еще больше наливаюсь кровью, краснею, и мне кажется, что моя голова вот-вот лопнет от напряжения. Боже, как же сильно мне хотелось смерти этого жалкого ублюдка.
   В моих фантазиях дорогу мне преграждает тот странный убийца из ломбарда. Он недоумевающе смотрит на меня своими маленькими свиными глазками, а я с разбегу всаживаю ему нож в живот, потом повторяю это движение еще несколько раз, улыбаюсь и говорю ему на ухо:
   – Ну что, сука? Не получилось замочить меня, а? Первым до тебя добрался, погонь. Сейчас и твоего крысиного босса порешаю, понял!? – закончив свою торжествующую реплику, бью его кулаком по роже, и он намертво валится возле моих ног.
   Когда я отрываю глаза от подыхающего подо мной киллера, то вижу опухшую рожу Тараса. Выглядит он, как и прежде. Крупный, даже здоровый, выше меня на голову. Его огромные руки сжимаются в кулаки, и лишь на секунду во мне просыпается страх, но припоминая ему те зверства, что он сотворил с Изой, я забываю о страхе, душу его, вырываю с корнем. Я наполнен решимости, глаза наливаются ненавистью, глубоко вдыхаю воздух, отчего грудь вздымается вверх и вниз, а ноздри ширятся каждый раз при выдохе, как у быка.
   Бросаюсь в атаку на свою жертву. Тарас отступает назад, запинается, валится на стол и переворачивает все вокруг. Со стола летят пивные кружки, пепельница, игральные кости, а я уже в шаге от него. С прыжка налетаю на его дребезжащую, трясущуюся от ужаса тушу и вонзаю нож ему в сердце. Потом резко выдергиваю лезвие и вонзаю его еще раз, проворачиваю клинок, смеюсь над его тупой рожей и наслаждаюсь тем, как жизнь покидает его.
   – Сдохни, сука! Сдохни же, мразь! Сдохни! Сдохни! Сдохни!
   И тут я вырываюсь из своих ванильных фантазий, когда случайно наталкиваюсь на прохожего на улице.
   – Смотри куда прешь, – раздраженно говорит мне какой-то пацан.
   Я иду молча дальше, не реагирую на его провокацию. Не он мне сейчас нужен, но тот не унимается. Хочет самоутвердиться.
   – Давай, пошел вон отсюда! Еще раз увижу тебя на моей улице…
   Договорить он не успевает. Резко я поворачиваюсь к нему, ловким движением выхватываю из под куртки рукоятку с лезвием, прижимаю оборзевшего парня к стене и приставляю к его горлу нож.
   – Я… я… – Парень задыхается, ему тяжело что-то мне сказать.
   – Что? Страшно, да? Чего молчишь? Ты что-то там сказать хотел? Так говори, не стесняйся.
   Краем глаза я заметил, как светлые джинсы паренька начали темнеть, темное пятно расползалось по штанинам.
   – Мне… мне д-домой надо. Там ма… мама.
   Я опустил нож, хлопнул себя по голове ладонью. Приди же в себя, дурень. Ты чего творишь?
   – Давай, вали отсюда, – говорю.
   Уличный хулиган, если он им вообще являлся, ни секунды немедля срывается с места и улепетывает от меня, поскальзывается, падает, поднимется вновь и скрывается от моих глаз в налетевшем на город снежном буране.
   Что ты делаешь, Артур? Надо ли теперь каждому встречному приставлять к горлу нож? Не все люди заслуживают встретить такого обезумевшего отморозка, как ты. Оставь свою злобу для другого человека. Нет, не человека, а обыкновенного упыря.
   Спрятав нож за пазуху, я не выпустил его из рук и держал руку под курткой, вторую руку спрятал в карман. Снежный буран застилал пространство вокруг. Погода не на шутку разгулялась, будто пыталась увести меня с улицы, замести дороги, чтобы я потерял след зверя, по которому я шел. Нет, не выйдет. Я же вырос в этом месте и каждый закоулок мне знаком, и уж тем более мне известно, как добраться до той рыгаловки, где скрывается мерзкий поросенок. Волк уже идет за тобой, идет к твоему домику, чтобы сожрать тебя.
   Перебежав дорогу, сворачиваю в темный проулок, ускоряю шаг, ожидая, что Тарас почувствует мое приближение и подготовится меня встретить, или еще хуже, сбежит от меня.
   На пути мне попадается несколько героиновых наркоманов, сидящих между мусорных баков, накрываясь сверху плотной фанерой, как крышей. Они прятались от ветра, кипятили ложку. Я с отвращением глянул в их сторону, и мне захотелось избить обоих, разломать их мусорное жилище, прогнать их прочь с соседней улицы, но я иду дальше.
   И чего это вдруг ты так взъелся на этих отбросов? Ты что забыл, что скоро такие виды будут нормой на твоей улице, соседней, по всему району. Ты же договорился с барыгой. В деталях рассказал ему, как пробить себе дорожку сюда, создать себе новую клиентскую базу. Ты вроде пожертвовал людьми, забил на всех и вся, а теперь видите ли злится он. Да и вообще, поверь, тут бы и без тебя справились. Мир вокруг тебя не вертится. Город загнивает давно, и ты из года в год наблюдаешь за этим. Искоса смотришь с отвращением, презираешь, но потом вдруг ты работаешь на одного из торговцев порошком, женским телом, оружием. Как ты можешь строить из себя такого правильного и нравственного человека? Ты же тоже уже далеко не человек.
   А думал ли ты о том, что может в «Стопке» не такие уж все и лохи, как ты себе представлял? Смех, да и только. Ну врываешься ты в кабак, орешь, как сумасшедший, размахиваешь ножом. Да тебя первый попавшийся алкаш огреет бутылкой по башке, и вся твоя месть кончится, Артур.
   Кем ты себя возомнил? Напился в какой-то дыре, отхватил по роже, еле живой проснулся от холода и побежал мстить. Бре-дя-ти-на. Раскатают тебя, Артур. А нож знаешь куда засунут?
   Я остановился на краю переулка, вдали показался бар «Стопка».
   Ну, вот и он. Два бугая стоят возле входа, смолят сигареты. Да они только и ждут дубину вроде меня. Посмотри на эти уголовные морды.
   А я стою возле стенки, перевожу дыхание, судорожно сжимаю нож. Не от страха ли?
   Знаешь, что!? Я верю в свои силы, и, если надо, всех там вскрою, а их кишки на забор намотаю.
   Выхожу из переулка, достаю из-за пазухи нож, и тут меня снова кто-то тормозит.
   – Постой, постой… Ты чего это удумал, маньяк? – раздался нервный смешок.
   – Тит? Какого хрена ты вообще здесь делаешь? – долговязый охранник с психическим расстройством стоял рядом со мной. Поначалу мне даже показалось, что я совсем рехнулся.
   – За тобой присматриваю. Ты только глянь на себя. Совсем ебанулся? – он улыбнулся.
   – Отвали! – огрызнулся я.
   – Полегче, Артур. Ты чего так взъелся? Я же помочь тебе хочу.
   – Тогда свали отсюда по-хорошему и не мешай.
   – Да тебя же убьют нахрен. Ты что бухал что ли? Совсем крыша поехала?
   – Ты не понимаешь…
   – И не хочу понимать, браток. Вижу лишь одно. Ты рехнулся! – восторженно проговорил он.
   – Не твое дело, не мешай! – рявкнул я.
   – А вот тут ты не прав, браток. Я не просто так тут околачиваюсь, и вот на тебе, встречаю тебя. Сразу видно, чего удумал. Смерти легкой ищешь, не иначе.
   – Нет. Я иду мстить.
   – Вот с этим? – он указывает на мой нож, а потом смеется. – Да там утырков не меньше десяти сидит, бухает, и только ждут повода, чтобы кому-нибудь вроде такого психа, как ты, башку открутить. Ну, в самом деле, ты только бы видел себя со стороны.
   – У меня все получится. Сейчас увидишь.
   – Так, ну все, хватит!
   – Отъебись! – кричу на него я и, повернувшись, заступаю за тротуар, чтобы перейти дорогу.
   В голове снова мимолетно проплывает безумный самоубийственный план, вожделение от еще не удавшейся мести настигает меня, словно я уже добился своей цели, но потом я чувствую удар по затылку и бессознательно падаю на землю, уткнувшись лицом в асфальт. Все кончилось.

//-- *** --//
   Солнечный свет медленно проникает в окно моей квартиры. Еще несколько мгновений, и солнце заполонило уже всю мою комнату. Я осторожно приподнимаюсь на руках, голова трещит, и машинально я начинаю ее ощупывать. Руки дотрагиваются до бинта, медленно касаюсь затылка и сразу же понимаю, что не стоило этого делать. Боль начинает отдаваться в висках, пульсирует и цепляет поврежденный затылок, отчего боль становится сильнее, и я даже начинаю стискивать зубы. Память мне не отшибло, и я помню, как вчера был так близок к желаемому, но на пути мне встретился Тит.
   Слышу шум на кухне.
   – Наташ, это ты? Мне плохо… Принеси попить.
   На кухне раздался шум воды, и визуально я представлял, как мне набирают стакан холодной хлорированной воды из-под крана. От этой мысли я чувствовал облегчение и с нетерпением ждал, когда мне принесут божественный напиток.
   Потом я услышал шаги и, наконец, встретил того, кто хозяйничал у меня на квартире.
   – Очухался? – с усмешкой сказал Тит.
   Опять эта самодовольная рожа с ухмылкой. Терпеть его уже не могу.
   – Ты что вчера сделал? Это ты меня огрел?
   – Ну, а кто же еще. Тебя по-другому было не остановить, – он возвышался надо мной, с улыбкой на лице стоял возле кровати в своем дешевом черном костюме и держал стакан с водой.
   – Я же просил тебя не лезть. Тебе это не сойдет с рук.
   – Ого! Это что я слышу, угрозы? Серьезно? Похоже ты пить не хочешь, а?
   – Сделай одолжение. Свали отсюда.
   – Вот тебе и благодарность. Значит, я спасаю его никчемную шкуру, тащу эту тушу до ближайшего такси, отвожу домой, поднимаю на этаж, укладываю, а он зубки мне тут скалит. Невежливо, Артур. Совсем невежливо.
   – Ты меня сам чуть на тот свет не отправил, идиот. Посмотри на мою перебинтованную голову и повтори всю ту херню, что ты чешешь еще раз. Абсурдно, да?
   Его лицо нахмурилось, уголки рта скривились, сползли к подбородку.
   – Короче, заебался я с тобой болтать. Ты мне если честно сразу не понравился. Да и вообще, никогда не нравился. Я когда в первый раз у входа тебя увидел, так сразу въебать захотелось. Благородный такой нашелся, старому алкашу денег дал. Весь из себя такой дружелюбный, нравится всем, Наташку трахает…
   – Мне похер, что ты думаешь обо мне!
   – Не перебивай! Дай закончить! – вскрикнул он, и этот мерзкий голос отдался болью в висках и затылке. Он демонстративно поставил стакан с водой на журнальный столик. В то место, куда я бы в этом состоянии ни за что не дотянулся. – Ты даже не представляешь, с каким упоением я избивал этого бомжа. Ох, он и стонал, молил пощадить его. По имени снова меня называл. А я же говорил ему так меня не называть! – закричал он.
   – Зачем ты мне все это рассказываешь?
   – Как зачем? Поиздеваться над тобой хочу. Тебе огрызаться можно, а мне нет? Не-а, браток, так не пойдет… Слушай, я тут еще кое-что интересное вспомнил…
   – …
   – Ты пока шлялся там, развлекался, Наташку твою мы тут все по кругу пустили, прикинь? Ох, как же давно я этого хотел! – Тит во весь голос засмеялся. – Ну сучка и в правду хороша! – с лукавой ухмылкой проговорил он.
   Я прекрасно понимал, что он мне врет и лишь пытается потешить себя за мой, так сказать, счет.
   – Я вот только одного не пойму, нахер ты ей сдался? Ты же ничтожество. Вот-вот глядишь и концы скоро отбросишь. У тебя это на лице написано, – продолжал Тит.
   – Ты закончил свой концерт?
   – Да, закончил. Ух, отметелить бы тебя сейчас! – возбужденно сказал он. – Так и хочется смести эту твою тупую ухмылку с твоей рожи. Но к сожалению тебя ждет, Абдулла. Поболтать с тобой хочет на счет вашего с ним дельца, и еще кое-чего… – он намерено сделал длинную паузу, разглядывал меня, его глаза странно забегали.
   В таком состоянии, в котором я был сейчас, он вполне мог бы реально меня избить. Сил не хватало на то, чтобы ответить ему тем же, их не хватало даже на то, чтобы толком подняться с кровати. Тит выжидал, когда я спрошу его, что же там за тайна, которую он так тщательно оберегает. Надеюсь, что когда я задам ему этот вопрос, и он вдоволь со мной наиграется, то, наконец, свалит из квартиры, оставит меня в покое.
   – Ну, говори уже, – нехотя говорю я и изображаю фальшивый интерес.
   – Про шлюху твою что-то рассказать хочет. Ну, эту дохлую рыжую шалаву, – он обнажает свои белоснежные кривые зубы и расплывается в улыбке.
   – Закрой свою пасть, скотина. Пошел отсюда, падаль, – огрызнулся я.
   – Счастливо оставаться! – самодовольно сказал Тит и вышел из квартиры, громко хлопнув дверью.
   В ушах зазвенело. Он добился чего хотел. Взвинтил меня, почти довел до белого каления и смылся. Нужно прийти в себя. Не стоит вестись на это дерьмо. Потом с ним разберусь.
   Я все же попытался встать с кровати, когда психопат свалил из моего жилища. Давалась попытка трудно, но я смог осилить себя и поднялся.
   Если этот кретин и вправду меня настолько не переваривает, то зачем он приволок меня сюда? Добил бы там в переулке, и дело с концами. Но с другой стороны все было ясно, как на ладони. Тит – это цепной пес Абдуллы, гребаного барыги, торговца смертью. А это значит, что наш уговор с Абдуллой остался в силе, и скорее всего он по-прежнему надеется на то, что я расправлюсь с… Постой… Это сейчас все вообще не важно. Этот ублюдок, неужели он знает про Изу!? Откуда!? Что, если это убийство его рук дело? А если и его, то Абдулла тоже в курсе? Зачем? Конечно, такому психу, как Тит, повода не нужно, но ведь он верная собачонка. Кидается только по приказу.
   Не спеша я подошел к столику, наклонился, взял стакан и пригубил его. Прохладная влага приятно обволакивала горло, и мне легчало. Я пошел на кухню, набрал себе еще один стакан и залпом выпил его. Никакой тошноты и головокружения не было, а это значит, что черепушку мне не пробили. Никакого сотрясения не было. Все это состояние было обычным и неприятным похмельем. А Наташка, наверное, просто перепугалась вида крови на моем затылке и забинтовала меня словно мумию. Приятно, конечно, что она обо мне позаботилась, но по-честному, когда Тит пытался меня задеть тем, что якобы у них тут был групповой секс, мне было все равно. Ничего внутри меня не екнуло. Думаю, это из-за того, что по глазам придурка я прочитал его ложь, а может я просто зачерствел? Скорее всего я просто считал Наташу одной из них…
   После того, как выпил еще один стакан воды, разбинтовал голову. Аккуратно потрогал затылок, болело, но не так сильно, как это было при пробуждении. Оно и понятно. Организм получил необходимую норму воды и успокоился, перестал долбить молотком по голове. Нужно бы еще выпить чаю, позавтракать, и тогда все окончательно придет в норму.
   Взяв с тумбочки пачку сигарет, вытащил одну и закурил, предварительно открыв на кухне форточку. Повеяло прохладой, кожа на моем теле покрылась мурашками, но это было даже хорошо, это отрезвляло.
   Абдулла никуда не денется, подождет, пока я не завершу свой утренний ритуал. Мне надо было собрать клубок безумных мыслей, что терзал меня последние сутки.
   Смерть Изы никак не вписывалась в планы сутенера. Зачем ему это было нужно? Даже если это так, и, наконец, все вскрылось, то меня бы не было в живых. Снова повторюсь. Подумай лучше, Артур.
   Просто Тит следил за мной, за каждым моим движением. Он ходил по моим пятам, старался прятаться от моего взора, стал моей тенью. Возможно, что возле развалин именно он спрятался за угол, когда я поднимался наверх, чтобы застать Изабеллу в том… в том состоянии. Бедная женщина…
   Я крепко затянулся сигаретой.
   Как же все достало… Как же хочется скорее разгрести это все и… и свалить из этого города. Маловероятно, конечно, что получится, но я по горло сыт всеми этими дрязгами. Насмотрелся на тупых животных, что захаживали в этот прогнивший бордель. Насмотрелся на девчонок, которые ни во что себя не ставят. Наслушался Наташиных рассказов обо всех грязных махинациях. Вот только встает вопрос. Когда я закончу с Тарасом, то как мне слинять от всего этого? Я знаю много. Даже слишком много.
   Снова затягиваюсь сигаретой, выдыхаю дым. За спиной слышу, как чайник разрывается свистом. Снимаю его с плиты, наполняю чашку, бросаю два пакетика черного чая в кипяток и возвращаюсь к окну.
   Что же тебе делать, Артур? А может завалить их всех? Всех этих напыщенных индюков? Глупость. Не неси чушь. Ты уже вчера проявил свои способности решать проблемы. Итог тебе известен. Выводы можешь сделать сам.
   Тушу сигарету в пепельнице.
   Открыв холодильник, беру пару яиц, чтобы приготовить глазунью. Пока скворчала сковородка, глотнул черного чая, и боль еще немного отступила. Когда мой завтрак был готов, то немедля принялся за него. Боль окончательно оставила меня.
   Принял холодный душ и скурил еще одну сигарету, потом надел на себя стандартный костюм охранника, а точнее рубашку, брюки и туфли. Вышел за дверь и закрыл замок на ключ.
   Мне предстоял непростой разговор. Я знал это. Ну еще бы. Ведь по сути я чуть не сорвал Абдулле все планы своей безумной выходкой, но у меня была причина так поступить. И он даже знает это. Для чего тогда весь этот спектакль? Не знаю, видно будет, но скоро все прояснится.

Глава 19

   – Ты уже достаточно взрослый, чтобы найти себе работу. Не стоит торопиться в выборе будущей профессии. Пусть этот год поможет тебе найти себя, – с улыбкой говорила мама. Она всегда знала, как расположить меня к себе, как найти ко мне подход. Мама была мне другом.
   – Конечно, ведь я непригодный.
   – Артур, перестань. Ты здоров, просто армия это не твое, так уж вышло, что жизнь подготовила для тебя другую роль.
   – Ты говоришь так, чтобы меня успокоить.
   – Вовсе нет, сына. На самом деле, мне кажется, что в этой семье уже достаточно военных, – она улыбнулась.
   – Отец не обрадовался, когда узнал о моем дефекте.
   – Артур, не нужно так говорить. Ты абсолютно нормальный. Просто твой папа отдал службе лучшие годы своей жизни. Поэтому он не знает, что есть множество других вариантов реализовать свой потенциал. Поверь, скоро он и сам тебе расскажет историю о том, как он мечтал стать писателем.
   – Серьезно? – удивленно спросил я.
   – Абсолютно.
   – А вот это было неожиданно, – мы добродушно засмеялись.
   – Налить тебе еще чаю, мам?
   – Не нужно, сына, спасибо. Мне уже пора бежать на работу. Ох, как же я не люблю эти столпотворения в метро.
   – Постарайся не обращать внимания.
   – Хороший совет. Вот посмотрю, как ты будешь вставать каждое утро на работу, и на твое кислое лицо, а потом обязательно подбодрю тебя тем же, – сказала мама и улыбнулась.
   – Ну, мам. Я же сказал, что сегодня обязательно займусь этим вопросом.
   – Хорошо. Тогда я побежала. Люблю тебя, Артурчик.
   – И я тебя, мам, – я прижался губами к ее щеке, вдохнул аромат ее духов, посмотрел в эти счастливые и любящие глаза. Мне всегда казалось, что в моей жизни не будет женщины, которую я полюбил бы так же сильно, как маму.
   – До вечера, – сказала она и вышла за дверь.
   Как же некрасиво обманывать свою собственную мать, но на сегодня у меня были другие планы. Работа подождет, учеба тоже. Есть еще целый год впереди. Мои дела поважнее, чем эти поиски, которые, наверняка, затянутся не на один день. Нужно встретиться с друзьями, и не просто встретиться, а провести вместе последние теплые деньки уходящего лета.
   Тайком я пошарил рукой на холодильнике, зацепил отцовскую пачку сигарет.
   Интересно, замечает ли он пропажу?
   Наверху лежал целый блок крепких дешевых сигарет, которые он курил. Благо, что у него была странная привычка. Каждый раз на ощупь отец также, как и я, протягивал руку на холодильник, брал первую попавшуюся пачку, если она была новой, то он вскрывал ее, доставал сигарету и курил в форточку на кухне. Все же склоняюсь думать, что он не замечает пропажи, тем более чаще всего сигареты у меня есть. Если бы мама узнала, что я трачу сэкономленные карманные деньги на табак, то нескоро бы простила мне это. Но мы ведь с ней были близкими друзьями, поэтому не могли долго обижаться друг на друга даже после серьезных скандалов. С отцом было бы по-другому. Он бы прочитал мне лекцию о вреде курения, но при этом, наверняка, бы сидел напротив меня с сигаретой в руке.
   Я зажег сигарету, выглянул в окно и задымил. На улице светило яркое солнце. Его лучи приятно падали на зеленые ветви пушистых деревьев. Дунул легкий ветерок, ветви деревьев встрепенулись, опало несколько пожелтевших листов. Осень приближалась. Скоро она окрасит наш двор в золотистые оттенки, и солнце сильнее засияет над нашим двором. Из подъезда вышел старый дед. Он сел на лавочку, закурил, достал из кармана горстку семечек и бросил ее небольшой группе голубей, столпившихся рядом. Птицы резво налетели на лакомство. Дед не скупился и подбрасывал им еще, и улыбался. Я улыбался тоже.
   Как же хороша жизнь. Хоть бы каждый день был похожим на этот. Докурив сигарету, я стряхнул с фильтра пепел, убедился, что дед не смотрит в мое окно и швырнул окурок в форточку. Конечно, я старался бросить его подальше от лавочки. Может, поступил неправильно, каюсь, но оставить бычок дома? Ну уж нет. Мама сразу почувствует неладное. Все мамы отчасти детективы.
   Взял из шкафа джинсы, футболку и мастерку. Одевшись, убедился, что выключил на кухне плиту, прикрыл форточку, составил посуду в раковину. Помою потом. Надел кроссовки и вышел на улицу.
   Уже почти десять часов. Время летит быстро. Нужно еще добраться до окраины. Макс и Андрей жили на Заводской улице, хотя по мне, ее стоило бы назвать улица «Слишком далеко».
   Дождался на остановке трамвая, доехал до метро, оттуда прямиком на другую остановку и снова в трамвай. Еще около часа я провел в качающемся вагоне, приметил красивую девчонку возле окна. Кажется, она даже улыбнулась мне, но наверняка сказать сложно. Сейчас не до знакомств, но можно было попробовать взять ее номер, хотя в вагоне и без того столпотворение, неудобно. Ай, ладно, кого мне обманывать? Да, я просто струсил. Ну и ладно, все равно она вышла на следующей остановке, а мне еще катиться и катиться.
   Прибыв на место, я застал своих друзей возле общежития. Оба глупо ухмылялись, курили и провожали взглядом каждую проходящую мимо девушку, оценивали.
   – Здорово, оборванцы, – кричу я.
   – Объявился, наконец, – сказал Андрей.
   – Устали уже тебя ждать. Где тебя носит? – сказал Макс.
   – Надо было в центре встретиться. До вашей деревни ехать не близко, – говорю.
   Мы поздоровались, я встал рядом, опираясь на невысокий забор.
   – Какой центр? Нафиг он нужен? Погнали на крышу, – предложил Андрей. Он сунул руки в карманы своей спортивной куртки.
   – Погоди, сначала в магаз надо, – сказал Макс.
   – Пиво? – спрашиваю.
   – Как обычно, – с улыбкой сказал Андрей.
   Мы дошли до «Разливушки», так мы ласково называли пивной магазин, находившийся рядом с общежитием, взяли несколько бутылок и отправились в наше излюбленное место.

//-- *** --//
   – И куда теперь? – спрашивает Максим. Он сидит возле края крыши, прислонившись к ограде.
   – Думаю, этот год поработаю, постараюсь найти дело по душе, определюсь.
   – А в военкоме что сказали? – спрашивает Андрей. Он вскрыл бутылку, сделал глоток.
   – Да что, что. Хреново там все. Захожу к доктору, а он очки свои напялил, на ноги мои смотрит и говорит: «Боже мой, да у вас плоскостопие!». Развожу руками в стороны: «А мне то что делать? Ну так уж вышло, что у меня вместо ног ласты».
   Мы засмеялись, выпили.
   – А я вот прошел комиссию.
   – Куда забирают? – с интересом спрашивает Макс.
   – В пехоту вроде. Танкистом буду.
   – Вот те на. В армии послужишь танкистом, вернешься станешь трактористом, – усмехается Макс.
   – Ха-ха-ха, – безразлично отвечает Андрей, а я украдкой улыбаюсь.
   – Ну, а ты чего? – спрашиваю.
   – А я, братва, сваливаю из нашего уютного городишка, – вздыхает Макс.
   – В самом деле? – спрашивает Андрей. – И куда поедешь?
   – Туда, где тепло. На самом деле, это лишь начало, родители вообще хотят за границу съехать.
   – Обалдеть. И что? Мы не увидимся больше? – спрашиваю.
   – Да почему? Будем переписываться, а потом вы оба приедете ко мне в гости.
   – Не, давай лучше ты к нам, – говорит Андрей. – Место встречи изменить нельзя, – он поднимает бутылку, салютует и делает глоток.
   – Андрюха то прав, Макс. Никуда ты от нас не денешься.
   – Похоже, вас придется прихватить с собой багажом, – он усмехнулся. – На самом деле, мне не хочется уезжать. Тут все привычное, родное. Но отец и мать настроены серьезно. Болтают там что-то про политику и все такое. Ну вроде того, что у нас в стране жопа, проще говоря, и станет только хуже.
   – Война… – задумчиво сказал Андрей.
   – Ты че? Брось, в наше время так вопросы не решают, – говорю.
   – Вот и нет. Об этом уже все понемногу говорят. Слухи быстро разносятся, а когда дело касается какой-нибудь беды, то еще быстрее.
   – Ты посмотри, с какой серьезностью он говорит, – сказал Макс.
   – Вояка же, чего ты удивляешься? Командир танка фигни не скажет, – я и Макс усмехнулись.
   – Да я серьезно, пацаны. Скоро худо будет. Самое стремное, что это несколько человек что-то между собой не поделили, а умирать на фронте будут обычные парни вроде нас.
   – Не загоняйся, Андрюх. Будь, что будет. Все равно мы ничего не зарешаем. Давайте лучше о другом? – говорю.
   – Слышали кстати про Олега? – сказал Макс.
   – А чего он?
   – Вспомнил тоже, мы с ним в последний раз виделись, когда куличи в песочнице лепили? – сказал Андрей.
   – Да это неважно. Его вроде батя к себе в бизнес подтянул, азам наверное учит.
   – Чему учит? Бабки у людей отжимать? Он же отморозок, – говорит Андрей. – Я бы в жизни в это дерьмо не полез. Лучше уж пулю на фронте схлопотать, чем этой грязью заниматься.
   – Знаешь что, а я согласен с Андрюхой, – говорю. – Тот кто идет по такой дорожке, рано или поздно окажется за решеткой.
   – Может и так, зато такие, как они ни, в чем себе не отказывают, – мечтательно говорит Макс.
   – Ага, только живут недолго, – сказал Андрей.
   – Хватит уже о грустном. Давайте лучше за встречу выпьем, по-человечески, а то глушим алкашку, как синева во дворах.
   – За такое выпить можно. Кто знает, когда еще свидимся? – сказал Максим.
   Мы звякнули бутылками и выпили.
   – Скажи мне, Макс, чем там лучше, за бугром? – спрашиваю.
   – Там нет диктатуры, и каждый человек может свободно говорить о том, что ему хочется.
   – А здесь разве не так? Нашел чем удивить.
   – Это другое, Андрюх. Ты ведь не скажешь менту, что не доволен властью, верно?
   – Конечно, нет. Он мне за такое пятнадцать суток впаяет.
   – Вот. А там куда переезжаем мы, люди сами себе выбирают представителя власти, никаких там комендантских часов, никакого криминала.
   – Да хорош, бандюки везде найдутся, – говорю.
   – Ну, может, и есть, конечно, но не в таких масштабах, как у нас, Артур. Порой на улицу ночью выйти стремно. Вообще не понимаю, как у нас уживаются милиция и мафия.
   – Мафия. Скажешь тоже. Отморозки они обыкновенные.
   – Да понятно, но не в этом был вопрос, Андрюх.
   – Я знаю, что их объединяет, – говорю, – у них интересы общие. Что у тех, что у других крышу срывает от власти, а еще и тем и другим прессовать нравится обычных людей вроде нас.
   Мы замолчали, выпили, взяли по новой бутылке.
   – А еще эта война… – снова заладил Андрей.
   – Да не будет никакой войны! Хватить уже мусолить эту тему. Батя бы мне уже рассказал, – говорю.
   – Либо напротив он не хочет расстраивать тебя с матерью, оттягивает этот момент, надеется, что все еще наладится и ничего не случится.
   – Давайте сменим тему, а? На самом деле хреново, что вы оба уезжаете. Мне будет не хватать наших посиделок.
   – Мне тоже.
   – И мне.
   – Ты куда после армии? – спрашиваю.
   – Не знаю, если служба вкатит, то останусь там. Куда еще идти то?
   – В институт, дружище, – сказал Макс.
   – И что мне даст этот диплом? Корочка, не больше. У нас в стране государство больше денег вкладывает в силовиков, а все остальные, образованные, работают за копейки в душных офисах. Вкалывают с утра до ночи, копят на ипотеку. А в армии тебе и квартира, и зарплата, льготы.
   – Слышь, Андрюх? – говорю.
   – Ну?
   – Мне кажется ты генералом будешь, – подвыпившим голосом говорю я.
   – Блин, точно! – восхищенно говорит Максим. – Ты прям фронтовик-передовик и все такое. Уже вижу погоны на твоих плечах. Стоишь весь такой в форме, боевой офицер, грудь вся в орденах, что аж слепит.
   И снова мы все вместе засмеялись, выпили еще, открыли по новой бутылке. Солнце над городом понемногу клонилось к закату, а мы сидели у края крыши, болтали, подкалывали друг друга, смеялись. Когда в городе стемнело, мы спустились на улицы, вспомнили беззаботное детство, свои проделки, первую любовь и подобное.
   – Постой! – кричу я.
   Макс и Андрей резко останавливаются и внимательно меня изучают.
   – Что такое? – Едва не хором спрашивают они.
   – Давайте выпьем за то, чтобы однажды снова встретиться.
   – А знаешь, это хороший тост, Артур, – говорит Макс, слегка пошатываясь.
   – За нас, пацаны!

//-- *** --//
   Какое-то время мы еще погуляли по улице, а потом расстались. Вспоминаю этот день очень редко, но с теплотой. Андрей ушел в армию, началась война. Макс с родителями уехал за границу, но ни одной весточки ни я, ни Андрей так и не получили. Около полугода мы еще переписывались с Андреем. Он писал о трудностях фронтовой жизни, рассуждал о бессмысленности этой войны, рассказал о том, что, действительно, стал командиром танка. Потом я получил письмо о том, что вскоре он уйдет в отпуск, правда всего на две недели, но мне сильно хотелось с ним повидаться, расспросить о службе вживую.
   Агитационная команда часто работала по городу и призывала людей. Такая проблема как плоскостопие, вполне могла посчитаться за мелочь, если бы я обратился к одному из них, но мне хотелось дождаться друга, чтобы удостовериться у него о службе. Все же его взгляд, как участника боевых действий, был намного реальнее агитационных призывов. Мой отец служил в штабе в городе, а мне как мальчишке были нужны те эмоции, что испытываются на войне. В каждом мужчине живет эта непостижимая тяга к насилию, объяснить которую сложно, так как выглядит она для всех по-разному. Я считал дни до возвращения своего друга домой, оставалось совсем немного, но злой рок распорядился иначе, Андрея убили.
   Казалось бы, куда уж хуже? Один друг погиб, другой просто исчез из моей жизни. Может, у него все хорошо, и он просто оставил в прошлом все тяготы, которые пали на нас, маленьких жителей большого увядающего муравейника? Сейчас это неважно, правда. Все меркнет по сравнению с тем, что случилось спустя полгода. Моя счастливая жизнь закончилась, ведь однажды вечером не вернулась мама. Все было обыденно, как и всегда. Отец рано утром уехал на службу, я и мама встали позже, позавтракали, душевно пообщались, и она ушла на смену. Я вновь пообещал ей, что найду работу, и я правда пытался найти себе место, но снова неудача. Настроение было подавленным, и с кем, как не с близким и родным человеком, поделиться своими переживаниями. Однако мама не пришла.
   Спустя сутки на пороге нашей квартиры появилась милиция. Отец в этот день был дома, отпустили в отгул в связи с такими обстоятельствами. Законники сообщили, что нашли любимую мать и жену. Она была мертва. Это было ограбление. Подонки напали на маленькую беззащитную женщину, ограбили и избавились от нее. Их нашли, да. Они сопротивлялись аресту, пытались драться, потом бежать, и в итоге их пристрелили. Я был искренне рад, когда узнал об этом, но легче мне не стало. Никогда уже не станет легче.
   Дни напролет я проводил в своей комнате, выл в подушку от потери и боли. Отец много пил в одиночестве. Стена между нами разрослась до небывалых размеров. Смерть мамы не смогла нас сплотить. Каждый из нас был вынужден поедать и давиться болью утраты в одиночестве. Ежедневно мы были на пределе срыва. Нашей любимой женщины не стало. Сердце разрывалось на куски каждый раз, стоило нам вспомнить об этой улыбке, вспомнить этот сладкий голос, сверкающие глаза, любящие объятия…
   Все становилось только хуже. Ночами я выходил на улицы в поисках несуществующей надежды. Хотелось встретить ее, уберечь, обнять и проводить домой, чтобы все было как прежде. Так продолжалось неделю за неделей, пока однажды вечером я не вернулся домой и не обнаружил отца в петле.
   Хуже? Разве может быть еще хуже? Может. Я начинаю пить. Алкоголь убивает остатки разума, приглушает мышечную и нервную боль. Нет. Боль никуда не уходит. Мне хочется спрятаться под одеяло, укрыться от реальности. Ничего этого не было. Ничего не было. Я повторял это каждый вечер. Это стало моей молитвой. Я пытался вернуться в прошлое, но не получалось.
   За смерть отца мне выплатили компенсацию, квартиру где мы жили забрали, ведь она была служебная. Что я сделал с деньгами? Я продолжал пить, начал шататься по кабакам, играть в азартные игры, счастливил победителей, проигрывал деньги. Мне хотелось выкупить нашу квартиру, вернуться домой, снова спрятаться под одеялом в своей комнате. Естественно, ничего не вышло. Я продолжал падать вниз, в черные глубины беспросветной тьмы, где не было места радости, счастью, любви.
   После похорон денег осталось еще меньше, я пообещал своим ушедшим родным, что стану достойным человеком. Я катился на дно. Я знал, что несмотря на нашу разлуку, они рядом, и мне нельзя было их подвести. В своих снах я видел их, и все было, как прежде, но я просыпался, и мне предстояло с этим жить.
   Я перебрался на Заводскую улицу, где раньше жили мои друзья. Снял комнату в общежитии на год вперед, нашел работу грузчиком, начал сначала.
   Так я жил последние два года, боролся с депрессией, до того момента, пока не сорвался, напился, и меня уволили.

Глава 20

   И вот я снова стою напротив кабинета этого мерзкого маргинала. Наташи возле стойки я не видел, когда шел к кабинету Абдуллы, однако я ловил на себе презрительные взгляды других охранников, с которыми несколько дней назад я мог перекинуться парой шуток или подколок. Наверняка, Тит постарался.
   И чем я заслужил такую неприязнь к себе? Чем я отличался от них?
   На самом деле плевать на всех. Мне хотелось скорее узнать для чего к себе на порог меня вызвал сутенер, а больше всего я хотел узнать, откуда черт возьми Тит знал о зверском убийстве Изы.
   Стучу в дверь и тяну ручку на себя.
   – А, это ты, входи, – сказал Абдулла.
   Зашел в кабинет, закрыл за собой дверь, внимательно изучил обстановку вокруг, напрягся. Мне было некомфортно находиться здесь, словно неведомая сила – тьма сжимала меня в тисках, пока я находился в этом месте. Сам «Мефистофель» стоял возле окна и втягивал сигарету.
   – Для чего вы позвали меня?
   – Присядь, Артур.
   Я сел в кресло, достал из своей пачки сигарету и закурил. Конечно, я понимал кто здесь босс, но мне осточертело идти на поводке мнимого господина.
   – И что дальше? – говорю.
   Он обернулся, посмотрел на то, как я развалился в кресле, курил сигарету, но не сказал ни слова. Хотя мне казалось, что я смогу вызвать в нем злобу своим нахальством. Думал, что он разорется, может даже кинется на меня. Это мне и было нужно сейчас. Да, голова немного побаливала, но тело окрепло, и мне хотелось испытать его гнев, дать отпор, схватиться с чистым злом.
   – Ты меня расстроил, Артур.
   – Чем же?
   – Ты подставился. Твои действия могли сорвать выверенный план. Мой план. Я вижу, как ты смотришь на меня и чего ждешь. Такой взгляд мне знаком. В тюрьме я хорошо научился понимать людей, но прошу тебя оставь эту злобу. Ничем хорошим это не закончится, для тебя точно.
   – Думаешь? – говорю я и встаю с места.
   Он даже не напрягся, уселся в свое кресло, продолжая тянуть сигарету.
   – Тебя бы просто убили, а если и нет, то все могло быть даже хуже. Звери из того бара медленно сдирали бы твою шкуру, пытали тебя…
   – К чему все это дерьмо?
   – К тому, что они могли выйти на меня! – прикрикнул Абдулла, но мгновенно успокоился. – Отчасти, я понимаю почему ты поступил так безрассудно, а не так, как мы планировали изначально. Да и вообще, я терплю твои выходки только потому, что был прав. Изабелла была тебе близка.
   – Расскажи все, что знаешь. Почему этот психованный ублюдок, твой цепной пес, говорит мне об этом? Почему он следил за мной? Для чего нужно было убивать ее? – говорю я и чувствую, как мышцы моего тела напрягаются, зубы стискиваются до боли.
   – Если ты считаешь, что я как-то причастен к смерти Изабеллы, то ты, действительно, дурак, а может просто сошел с ума из-за бардака, что воцарился в твоей голове. Тарас тут тоже не при чем, как оказалось. Нет. Это было не умышленное убийство.
   – И что же тогда произошло!? – вскрикиваю я.
   – Сядь, успокойся! Если еще раз ты повысишь на меня голос, то живым отсюда не выйдешь.
   Хотелось броситься на него, выдавить ему глаза, прижечь окурок сигареты об его лицо, но я замер на месте и сказал:
   – Я постою.
   – Как хочешь, – отвечает он. – Ее убил один из клиентов. Да, такое случается. Откуда мне это известно? Что ж, в этом городе у меня повсюду глаза и уши. И, конечно, я воспользовался этим не только для того, чтобы узнать кто это сделал. Мои люди нашли и разобрались с этим человеком.
   – Но как? Что? – в недоумении сказал я. Ведь я ждал запутанного триллера, в котором мне предстояло выступить главным детективом. Я должен был стать мстителем, судьей и исполнителем.
   – Так случается, Артур. Ее профессия несет определенные риски, понимаешь? Именно поэтому для моего бизнеса нужны люди вроде тебя. Охрана необходима для того, чтобы избежать подобных ситуаций. Индивидуалки сами идут на такой риск.
   – Кем он был? Как он умер?
   – Обыкновенный наркоман без имени и дома. Простой бродяга, перебравший с дозой и возомнивший себя тем, кто решает судьбы, решает кому жить, а кому умереть. Повторюсь, такое случается.
   – Что с ним сделали?
   – Сначала отрезвили его, потом отрезали ему его естество и бросили на улице в назидание другим. Такой исход тебя устроит?
   – Да. Эта тварь заслужила это.
   – Я хочу, чтобы ты успокоился, пришел в себя. Тебе нужно передохнуть. Вскоре к тебе придет Наталья. Она беспокоилась о тебе.
   – А где она?
   – У нее есть свои задачи. Я отправлю ее к тебе, когда она вернется, или может тебе нужна девочка?
   – Нет.
   – Тогда ступай к себе.
   – А как же дело? Мне все равно хочется разобраться с Тарасом. Он пытался убить меня.
   – Нет. Ты не пойдешь.
   – Что? – удивленно спрашиваю я.
   – Ты должен остыть и пережить свою потерю. Тем более дважды я не доверяю людям такие задачи.
   – Вот как? Так может я просто свалю отсюда и вообще не буду мозолить вам глаза?
   – Уходи, – спокойно сказал Абдулла.
   – И кто это сделает? Эта психованная шавка, Тит?
   – Тебя это не касается.
   – Это я предложил вам эту затею, рассказал о выгодах, и попросил лишь одного. Я хочу сам разобраться с ним! – кричу я.
   – Если ты и дальше продолжишь мне дерзить, а впрочем… Мне надоело терпеть тебя. Я подумаю над твоим увольнением…
   – Да пожалуйста, завтра меня здесь уже не будет.
   Я вышел из его кабинета и закрыл за собой дверь. Когда я шел мимо охраны, проституток и другого персонала, то теперь я смотрел на них презренным взглядом.
   Терпите и дальше, подчиняйтесь, довольствуйтесь хозяйской лаской и обглоданной костью. С меня хватит, я сваливаю отсюда.
   Взбежав по лестнице, мне хотелось встретить Тита, но лишь для того, чтобы впечатать его лицо в стену. Желание не сбылось.
   Провернул ключ в замочной скважине, с силой толкнул входную дверь. Не разуваясь, прошел в гостиную, схватил бутылку виски, свернул крышку и выпил, закурил новую сигарету и принялся расхаживать по квартире.
   Что теперь? Что тебе еще нужно, идиот? Все решилось. Иза отмщена. Тараса разделают на куски. Чего тебе еще надо? Собирай свои вещи и вали отсюда пока не поздно. О да, ты был так дерзок и смел, но к чему это приведет? Будешь сидеть и ждать, пока сутенер отправит людей за тобой? Поверь, для них будет в радость застать тебя врасплох, выбить из тебя все дерьмо и убить. Для них это рядовая работа, ничего необычного. Сейчас подобным занимаются все. Кругом ведь царит хаос, беспорядки, война, наконец! Ты ведь лишь песчинка, никто и места тебе в этом мире нет. Ты лишь поломанная деталь, винтик механизма, который придется заменить. Ты же сам все это понимаешь, но по-прежнему ходишь кругами, пьешь, ждешь чего-то. Чего!?
   Вспомни, что ты обещал родителям? Вспоминай! Ты стоял на коленях возле их могил, бил себя в грудь и клялся, что они будут тобой гордиться.
   Взгляни на себя? Разве этого они хотели? Ты же сам знаешь ответ. Нет, они бы ни за что не пожелали для тебя такой жизни. Тебе нужно бежать из этого места, города, страны, если получится. Бежать за новой жизнью, волей и свободой. Начать все заново, позабыть этих отморозков и оставить их гнить здесь. В этом злосчастном городе наркоманов, шлюх и убийц.
   В дверь постучали.
   Так быстро? Уже явились за мной?
   – Артур, это я, – послышался женский голос за дверью.
   Не спеша, подошел к двери, заглянул в глазок, это была Наташа. Я открыл ей дверь.
   Она бросилась ко мне, обняла меня, прижалась, и мне стало тепло. Она дала мне ту близость, которой так не хватало в этот момент, именно сейчас. Переживания ушли, испарились, я прижался к ней и сжал ее в объятиях. Мне нужна была эта женщина. Только сейчас я начинал понимать, насколько дорогой она мне стала. Она пришла ко мне, и первым, что она сделала, просто обняла, почувствовала, что мне нужно, отдала мне свое женское утешение.
   – Мне так жаль, что произошло. Я все знаю, – робким голосом сказала она. – Я побуду здесь, рядом с тобой?
   – Конечно, проходи, – я помог ей снять пальто, проводил в гостиную.
   Мы сели на диван, я поставил бутылку на стол.
   – Хочешь поговорить об этом?
   – Нет. Я уже все обсудил с самим собой. Короче, не вникай.
   – Хорошо, как скажешь, – сказала она. – Можно мне? – она указала на бутылку виски.
   – Конечно, только принеси стаканы с кухни.
   – Хорошо, Артур, – она встала со своего места и ушла к буфету.
   Мне чувствовалось, как она обеспокоена. Неужели, и она привязалась ко мне? Не может быть. Вспомни вашу первую встречу, ее взгляд. Ты же вообще посчитал ее ненормальной.
   Наташа вернулась в комнату, поставила два стакана на стол и разлила виски.
   – Что с тобой, Наташ?
   – О чем ты?
   – Перестань. Я же вижу, что ты ведешь себя странно. И не надо говорить, что дело во мне.
   – Но я правда пришла поддержать тебя, искренне. Мне хочется, чтобы ты успокоился, пришел в себя.
   Успокоился. Пришел в себя. Как же это знакомо. Абдулла прислал тебя, да? Он решил подкупить меня твоей слабостью и беззащитностью, а за дверью уже стоят твои палачи, верно?
   Я поднялся с дивана, взял стакан, сделал глоток, прошел к двери и заглянул в глазок. Коридор пустовал.
   – Ты чего?
   – Да так. Неважно, – говорю.
   Сомнения рвали меня. Я готов тебе довериться, Наташа. Возможно, даже полюблю тебя, но скажи мне, не прислал ли тебя, Абдулла?
   – Присядь рядом со мной.
   Сделал еще один глоток и подчинился этому робкому и нежному голосу. Опустился рядом с ней, прижал ее к себе.
   – Так намного лучше, – сказала она. – Тебе легчает?
   – Да, уже намного лучше.
   – Вот и замечательно, – она делает глоток, ставит стакан и обнимает меня за шею.
   – А знаешь, на самом деле, мне есть, что сказать, – я допиваю стакан.
   – Говори, конечно, я слушаю.
   – Я ухожу.
   – В смысле?
   – В прямом, насовсем. Осточертело все. Все эти люди, этот город.
   – Но ты должен понимать, что теперь ты часть всего этого. Так просто тебе отсюда не выбраться. Ты же осознаешь это?
   – Да и оттого становится только хуже на душе, но я готов попытаться. Пусть это будет один шанс из ста, но я готов рискнуть.
   Она отстранилась от меня, взяла виски и выпила.
   – Тебя убьют, Артур. Если узнают, то убьют.
   – Пусть попробуют.
   – Не говори так! – прикрикнула она. – Я же говорю серьезно. Ты должен осознать, где ты находишься, и кто здесь всем заправляет. Мы все принадлежим ему, ему одному.
   – Ну что за бред! – я поднимаюсь с места, наполняю свой стакан и выпиваю его. Снова начинаю расхаживать по комнате. – Я свободен, и ты свободна. Мы в праве делать что захотим. Плевал я на этого царька с его замашками. Мы не рабы, а он не рабовладелец.
   – Ошибаешься, Артур…
   – Что ты такое говоришь! – нервно говорю я. – Скажи мне еще, что ты смирилась со всем этим. До конца своих дней хочется здесь работать, прислуживать? Хочется однажды почувствовать себя отработанным материалом?
   – Нет. Я…
   – Что я?
   – Я тоже думала о том, чтобы сбежать отсюда, но…
   – Но что? – спокойно говорю я.
   – Мне страшно, я боюсь, как маленькая девочка, когда размышляю об этом. Но ты…
   – Что?
   – Я бы хотела бежать с тобой, – она умоляюще посмотрела на меня. Я все больше проникался к ней, начинал видеть и замечать ее, ощущать в ней жизнь, признавать ее. – Но куда мы… куда мы пойдем?
   – Мы попытаемся пересечь границу. У меня есть деньги.
   – А если нас поймают?
   – У нас разве большой выбор? Если на границе не получится договориться, то скорее всего нас расстреляют. Военное время же. Но ты подумай, если Абдулла однажды решит избавиться от меня или тебя, что маловероятно, конечно, но все же.
   – Почему же он меня не тронет? Если я уйду с тобой, то пойду до конца, Артур. Пусть хоть кожу с меня сдирает.
   Она подкупала меня своей надеждой и верой в меня.
   – Либо мы избавимся от него. Подгадаем нужный момент, когда он будет ослаблен.
   – Нет. Это исключено. Ты не знаешь о чем говоришь, – она с ужасом глянула на меня.
   – Он сказал, что уволит меня, – невпопад вставил я.
   – О боже… Господи… У нас совсем нет времени. День или два и все, пока не решится его дело.
   – Какое дело?
   – Там вроде рэкет, налет какой-то. Хочет расширить свою власть. Захватить новые территории.
   Да, Наташ. Я знаю о чем ты говоришь. Ты думаешь у нас есть два дня?
   – Тем более его убийство ничего не изменит, – продолжила она. – Его место займет другой, может даже более жестокий, чем он, – Наташу затрясло.
   – Ладно, ладно, успокойся. Ну иди ко мне, – я обнял ее, поцеловал, пытался унять ее страх, но она продолжала дрожать.
   – Я не… я не знаю, что делать, – говорила она и плакала.
   – Может выпьем? Ну, успокойся. У нас же еще есть время. Вот, возьми, – протягиваю ей стакан.
   Мы выпили, Наташа успокаивалась. Еще около часа мы разговаривали, планировали побег, просчитывали все мелочи, и нашим разговорам даже нашлось место для улыбок, смеха, новых поцелуев. Потом мы легли в постель, прижались друг к другу.
   – Артур?
   – Да?
   – Ты мне нравишься.
   – В самом деле? – ухмыльнулся я.
   Ты тоже мне нравишься.
   – Да. Мне правда хочется, чтобы у нас все получилось, и мы сбежали. Мне хочется быть с тобой.
   Так оно и будет. Мы начнем все сначала. Будем вместе.
   – Мы сделаем это. У нас получится, Наташ. Сейчас нам нужно поспать.
   – А ты не хочешь? – она взглянула на меня исподлобья. Я знал этот игривый взгляд. В нем была похоть и жажда наслаждения.
   – Нет, Наташ. Я слишком пьян, чтобы заняться этим. Мне хочется уснуть, а завтра… завтра мы начнем новую жизнь, – сонным голосом продолжал я.
   – Хорошо, – снова робко сказала она. – Артур?
   – Да? – я уже почти спал. Мне чувствовался покой, умиротворение и тишина.
   – Спокойной ночи.
   – И тебе, Марин, – уже в полудреме сказал я.
   Рядом с Наташей я ощутил чувство, то самое чувство, когда в моей жизни рядом была другая. Та, в которую я по-настоящему влюбился, но так и не сказал ей об этом. И почему я вспомнил Марину именно сейчас? Потому что начинал чувствовать к Наташе то же самое?
   Нет в этой жизни ничего страшнее женщины, чьи чувства ты задел. Порой, слова ранят сильнее, чем выстрел из пистолета. Когда я окончательно уснул, Наташа украдкой выбралась из постели, ей было больно, она была предана, и она ушла…
   Утром она все расскажет Абдулле.

Глава 21

   Мы держались за руки, гуляли по городскому парку, где находилось много счастливых людей. Вокруг бегали радостные дети, которые звонко смеялись, когда клоун показывал им удивительные фокусы. Солнечный свет приятно согревал кожу на лице, когда мы остановились и устремили свои взгляды к верхушкам вековых сосен.
   – Здесь так хорошо, – сказала она. Теплый ветер раздувал ее светлые волосы, она поморщилась от света и улыбнулась.
   Я ощущал душевный покой, начал замечать маленькие радости жизни, будь то шелест листьев или пролетевшая мимо бабочка, искренне восхищался теплым летним днем.
   – Артур, ты со мной? – она легонько одернула меня за руку.
   – Да, извини. Просто так приятно быть здесь. Все такое сказочное и радужное. Давно так не радовался обыкновенному дню.
   – Ты меня пугаешь, – она усмехнулась.
   – Ой, ладно тебе. Все так замечательно. Обычно я замечаю только серость будней, а вот сегодня все по-другому. Думаю, что ты на меня так действуешь.
   – Правда?
   – Конечно. Ты нечто прекрасное, словно нетронутый цветок на луговой поляне. Смотришь на него, хочется сорвать, чтобы унести с собой эту красоту, поставить в вазу, потом на подоконник, но приблизившись к такой нетронутой красоте, становится как-то неудобно и стыдно из-за своих намерений. К такой красоте можно лишь прикоснуться, вдохнуть ее аромат и оставить нетронутой на солнечной поляне.
   – Ты такой милый, Артур.
   – Просто я в тебя влюблен.
   – Я знаю, – игриво сказала она.
   Потом она провела своей рукой по моему лицу, поцеловала меня, и мы не спеша шли дальше по тропинке, радуясь этому дню и возможности быть рядом друг с другом.
   Потом я увидел, как нам машут двое парней. Это был Андрей и Максим. Я заулыбался и помахал им в ответ.
   – Кто это?
   – Это мои друзья. Я так давно их не видел, – с грустью сказал я.
   – Тогда, может, подойдем к ним? Ты нас познакомишь, – с интересом проговорила она.
   – Нет. Мы туда не пойдем, – отрезал я.
   – Почему?
   – Потому что Андрей уже мертв, а Максим физически не может здесь находиться. Он переехал жить в другую страну и исчез для меня навсегда.
   – Удивительно. Ты говоришь серьезно? – проговорила она и взглянула на меня своими голубыми глазами.
   – Да. Этот день в принципе тоже не реален. Слишком уж он хорош. Ты ведь тоже сейчас рядом со мной. Стоишь и держишь меня за руку, улыбаешься, смотришь на меня влюбленными глазами.
   – А где же мне быть еще, милый?
   – В том то и дело, что я не знаю, где ты. Жива или уже мертва. Ты живешь в моей памяти, не больше. Все это красивые образы, не больше.
   – Зачем ты так говоришь, Артур. Мне не нравится, когда ты так думаешь.
   – Мне и самому не нравится, но все это лишь сон. Никакого тепла и никакого лета нет. Вокруг лишь холод и мерзлота. Где-то рядом бродит ангел смерти.
   – Для чего ты говоришь мне это сейчас?
   – А ты присмотрись вон туда, видишь?
   Я указал пальцем в лесную чащобу, где среди деревьев притаилась долговязая тень.
   – Что я должна увидеть? – непонимающе сказала она.
   Вокруг нас стих ветер, исчезли люди и детский смех, наступила тишина, и громоздкая тень черных деревьев двинулась на нас. Тучами затянулось солнце, пожухла зеленая листва, из темноты послышался нервный отдаленный смех.
   – Его…
   Темный силуэт двинулся ко мне, я сжал руку Марины, но, посмотрев на ладонь, понял, что сжимаю пустоту. Тит приблизился ко мне вплотную. В его руке был пистолет. Он злобно посмотрел на меня, издевательски улыбнулся, приставил холодный ствол к моей груди и сказал:
   – Доброе утро, браток.
   Раздается выстрел.

//-- *** --//
   В испуге я вскакиваю с кровати и слышу, как кто-то настойчиво ломится в дверь. Наташи рядом нет. Раздалось еще несколько громоздких ударов, и за дверью послышался голос:
   – Вставай, солнышко. Пора просыпаться, – послышался еле слышный смех нескольких человек.
   Они пришли за нами. За мной. А где, черт возьми, Наташа? На кухне?
   Надеваю брюки и рубашку, взгляд бегает по комнате. Нужно будет отбиваться и бежать. Он пришел за мной.
   Заглядываю в свой шкаф, прощупываю карманы штанов в поисках кастета, ничего нет. Хватаю с вешалки куртку, ищу нож, его тоже нет. Вспоминаю, что на кухне есть разделочный тесак.
   В этот момент раздается голос:
   – Мы ломаем двери! – едва прозвучала эта фраза, как дверь вылетела с петель, заставив меня отступить назад. Я взял в руку первое, что попалось. Это была пустая бутылка виски. Резким движением я разбиваю ее об стол, и в моей руке появляется острая «розочка». Стиснув горлышко битой бутылки, ожидаю развязки событий.
   Я ожидал увидеть на квартире карательный отряд головорезов во главе с Титом, но в прихожей стоял отряд милиции. Тит зашел следом за ними.
   – Положите бутылку, – спокойно говорит один из милицейских.
   – Что здесь происходит!? – моя грудь вздымается от напряжения, горячий воздух наполняет мои легкие, становится жарко.
   – Вы задержаны по подозрению в двойном убийстве, – милиция расходится по квартире, один из силовиков заглядывает на кухню, потом в уборную. Убедившись, что в квартире я один, он возвращается обратно.
   Но где ты, Наташа?
   – Что вы несете? – говорю.
   – Пожалуйста, успокойтесь и положите бутылку. Вчера вечером убили двоих человек, присутствовал свидетель, который вас опознал.
   – Но этого не может быть. Весь день и прошедшую ночь я провел здесь. Со мной была девушка, которая это подтвердит.
   – О чем ты говоришь? Вечером я видел тебя возле бара! – вскрикивает Тит.
   – Заткнись, тварь!
   – Он не в себе, товарищ старший лейтенант! – вскрикивает Тит. – Вы теряете время, хватайте его!
   – Не указывайте мне, как работать, – говорит офицер. – Пожалуйста, повернитесь лицом к стене и сложите руки за спину! – приказывает мне капитан.
   Если сдаться, то это будет конец. Ничего хорошего меня не ждет. Они докажут мою причастность к вымышленным убийствам. О да, они это могут. И что будет дальше? Сначала в тюрьму, а потом на фронт, и следом в могилу? Нет. Мне стоит побороться. Попытаться сбежать отсюда.
   – А вы попробуйте взять меня! – я распахиваю рубашку, занимаю стойку и жду их.
   Как же это было глупо.
   Грузные берцы ступают по полу, законники обнажают резиновые дубинки и идут ко мне. Тит нахально улыбается и смотрит на меня из-за широких спин амбалов.
   – Ты пожалеешь об этом, щенок, – говорит офицер, и резиновый град обрушивается на меня.

//-- *** --//
   Когда меня еле живого тащат по коридору, полураскрытыми опухшими глазами я вижу, как на этаже меня провожают взглядами проститутки. Они удивлены, обескуражены. В их головах вопрос: «Что происходит?». Никто не может пропустить такое представление, и все они продолжают пялиться.
   Потом меня тащат по лестнице, я цепляюсь коленями за ступени, потом меня бросают, и я, обессилев, качусь вниз, бьюсь головой о бетонную ступень, слышу позади матерные крики.
   Торжествуй закон! Торжествуй! Но ты снова взял не того.
   Меня снова хватают, вцепляются пальцами в мои руки, сдавливают кожу, тащат по красной ковровой дорожке, и вот мы оказываемся в фойе. Охранники отворачивают взгляды в сторону.
   Чего же вы морщитесь? Не нравится спектакль? Смотрите внимательнее, возможно когда-то и вас постигнет такая судьба. Вы же все прекрасно знаете, что я стал просто непригодным, и от меня избавляются. Вы тоже окажетесь на моем месте, стоит вам сделать шаг в сторону. Запоминайте, крутите в своих головах мой образ, говорите обо мне…
   Потом я замечаю Наташу. Краем глаза она смотрит на меня, потом опускает свои глаза, скрывает их за ярко выраженными черными ресницами. Это чувство стыда.
   Что произошло? Что ты наделала, Наташа? За что ты отдала меня им? Ты так складно мне врала, и я ведь даже поверил тебе, понадеялся на что-то, дурак.
   Проходим через дверь, меня снова волочат по лестнице, но уже не по красному ворсу, а по истоптанному снегу, открывается дверь автозака, побитое тело забрасывают внутрь, отряд заходит следом.
   В дороге я вижу грязь, тающий снег и носки ботинок, которые периодически тыкаются в меня. Кто-то даже додумывается сложить на меня ноги. Вот как выглядит унижение. Сил ни на что не остается, и я закрываю глаза в надежде на то, что снова побуду маленькое мгновение в мире сладких грез.

//-- *** --//
   Никаких снов я не увидел. Вместо этого в реальности меня зашвырнули в тесную грязную камеру под крик оскорблений местного надзирателя. Следственный изолятор. Со мной сидело еще трое парней с отчаявшимися взглядами. Один из них забился в угол камеры и держался за бритую голову, второй постоянно ходил по камере, грыз ногти, либо курил сигареты, третий сидел на скамье, сложил руки вместе и бормотал молитвы. Моего появления они совсем не заметили. Разговаривать с ними я не стал, взял с них пример, спрятался и погрузился в свои мысли.
   Ты снова свернул не туда. Теперь придется притираться к новой жизни? Заключение… Сколько мне дадут за двойное убийство? Наверняка, влепят по полной, да и имеет ли это значение? Со мной могут расправиться на зоне, чтобы я помалкивал. Значит, вы сделали что хотели. Вот для чего я был тебе нужен, Абдулла. Надо было взвалить на кого-то вину, отмыться от крови, обстряпать дело так, как будет удобно, а не отправлять на дело обезумевшего психа вроде меня.
   Все было сделано профессионалами, либо все просто было обговорено заранее. Убить местного королька, захватить территорию, подкупить местных властителей с условием того, что виновника им дадут, пусть не переживают. Этим виновником оказался я. И чего же я ждал, когда устроил концерт в его кабинете? Нужно было бежать сразу, не раздумывать, не планировать, не слушать эту сучку! Пришла ко мне, поиграла на моих чувствах, прослезилась, расслабила, нацепила медвежий капкан и убежала.
   Толку сейчас злиться. Теперь мне ни до кого не дотянуться. Отпустить, забыть и простить? Никогда. Все, что мне остается, это питаться злобой, которая будет отравлять меня все те годы заключения, которые мне припишет судья.

//-- *** --//
   Зал суда. Вокруг все обставлено дешевой мебелью. Адвокаты раскладывают какие-то толстые папки на столах. Вокруг собираются незнакомые мне люди – присяжные.
   Кто все эти люди?
   Оба адвоката, по очереди вскакивают и обращаются к восседающему над всеми нами судье в черной рясе. Они кричат: «Уважаемы суд! Уважаемый суд!» Что-то там рассказывают, один обвиняет меня, другой делает вид, что защищает.
   Народ вокруг возмущается, вопит, их успокаивают, но они все равно злобно тычут в меня своими кривыми пальцами. Смотрят на меня, словно я прокаженный. Среди них находится и свидетель – Тит, которого, впрочем, судья вскоре удаляет из зала и задает вопрос: «Доверяют ли противоборствующие стороны суду?»
   Суд выясняет, поддерживает ли истец свои требования, а ответчик, то есть я, сидит молча, гневно смотрит на сутенера-истца.
   Надо же, как все обернулось.
   Очень долго судья мучает истца, задает свои вопросы, получает нужные ответы, и мне думается, к чему вся эта пыль, ведь мы уже все знаем, знаем, чем все кончится. Далее идет стадия исследования доказательств, потом судебные прения. Адвокат Абдуллы убеждает судью в своей правоте, и тот с напыщенным лицом кивает ему в такт, надувает нижнюю губу, хмурит брови. Хороший актер.
   После прений мне дают сказать что-то вроде последнего слова, но я также молчу, жду удобного момента для маленькой радости, которую я заготовил.
   Судья удаляется в совещательную комнату. Как им самим не смешно от этого липового процесса? Стороны ждут, кто-то самодовольно, а я напряженно. Как бы я не укрывался за своей гордостью, мне все равно было страшно, ведь я дошел до крайней точки.
   Он возвращается, мы поднимаемся со своих мест, стоим и ждем. Судья оглашает свое решение.
   Мне дают двадцать лет заключения в колонии строгого режима. Конвойные уводят меня из зала, но подождите, как же моя заготовленная шутка?
   Повторюсь, меня уводят из зала, мои руки сцеплены стальными наручниками, лишь на мгновение я останавливаюсь, охрана толкает меня вперед, но я упорно сопротивляюсь, стою напротив Абдуллы и смотрю ему в глаза. В его взгляде никаких эмоций, ни восторга, ни злости. Расчетливый и холодный, жесткий, как его черный волос. Крепкий, непробиваемый властитель улиц. Стоит предо мной, обрекая меня на муки, и молчит.
   Я улыбаюсь ему, а потом плюю в его безжизненное лицо и начинаю смеяться. Его реакции не вижу, ведь охрана начинает подгонять меня к выходу дубинками, а я все равно смеюсь, пока меня уводят из зала.
   Смеюсь до тех пор, пока мой хохот не превращается в отчаянный плач.

Глава 22

   С виду это были обычные вагоны пассажирского поезда, за исключением того, что окна состава были зарешечены, и вокруг сновали хмурые, озлобленные конвоиры. Неудивительно, что они были не в настроении. Погода на улице была далеко за минус тридцать, поэтому приходилось терпеливо ожидать наши персоны, зеков.
   Когда мы выгрузились из автозаков, то нас начали выстраивать в колонны, периодически подгоняя дубинками. У нас, как и у законников, была своя собственная форма. Одеты мы были в черное. Комплект одежды включал в себя шапку-ушанку, телогрейку, белую рубаху, кальсоны, ватники, ботинки и стальные браслеты-наручники на запястьях. У конвоиров вместо тоненьких телогреек и убитых ботинок были валенки и бушлаты, именные нашивки, а у нас тряпье, и вместо фамилий лишь номера. В остальном мы были похожи.
   Мы ведь были точно такими же людьми. Просто кто-то сам выбрал нарядиться в черное, а кого-то заставили это сделать. Много ли среди нас невиновных?
   Мне необходимо было тщательно подбирать себе собеседников среди этих людей, но стоило мне сказать хоть слово впереди стоящему, чтобы он двигался поживее, как конвоир кричал и приказывал молчать. Вся власть была в их руках, и они этим, не без удовольствия, пользовались.
   Выстроив нас в колонны и посчитав по головам, как скот, законники начали подгонять нас в загоны на рельсах, вокруг лаяли собаки, надзиратели улыбались. На их лицах мне читалось издевательское «Теперь то ты узнаешь, что такое тюрьма».
   Что меня ждет в этой загадочной и далекой колонии? Конечно же, ничего хорошего, но по крайней мере меня не отправят на фронт, а значит есть шанс выбраться из тюремной клетки живым.
   Почему не на войну?
   Потому что сидя в тесной прокуренной камере изолятора с толпой заключенных, было слышно, как надзиратели переговаривались между собой. Они говорили о том, что война, наконец-то, закончилась. Рассказывали, что мы в этой бойне проиграли и теперь еще очень долго будем выплачивать значительную контрибуцию победителю. Времена легче не станут.
   Потом они разговаривали о доме, семье и бытовых заботах. При всем при этом они курили неплохие сигареты, и все мы, изолированные животные, впитывали в себя исходящий дым, пока они болтали возле нашей решетки.
   Один из зеков даже рискнул попросить у них сигаретку. Он обхватил решетку обеими руками, прислонился лицом к металлическим прутьям, стал улыбаться и привлекать их внимание. Один из надзирателей просто вдарил ему резиновой дубинкой по рукам. Больше никаких вопросов не было.
   Зайдя в вагон, нас стали проталкивать в купе, отделенные от коридора холодными металлическими решетками. На каждой полке располагалось по четыре человека. Оконный проем был наглухо заделан металлическими панелями.
   Мы сидели молча друг напротив друга, некоторые присматривались к окружающей обстановке, удивленно хлопали глазами и боялись. Одним из них был и я. Были и другие заключенные, молодые рецидивисты и бывалые поседевшие старики. Такие деды вели себя совершенно невозмутимо. Они знали, что нас ждет, так как не в первый раз отправлялись в подобные «командировки».
   По очереди, начиная со старших, мы высовывали закованные руки в небольшой проем двери, чтобы с нас сняли тяжелые наручники. Когда кандалы скинули с меня, то я почувствовал незабываемую легкость. За последние несколько дней издевательств, унижений и избиений это было лучшее, что только могло со мной произойти. Все мы теперь сидели более расслабленные и довольные, некоторые зеки, неведомым мне образом, разжились самокрутками и закурили. По очереди они передавали дымящиеся окурки, пока содержимое не было выкурено вплоть до фильтров.
   Когда поезд тронулся с места, наше купе понемногу оживилось, начались разговоры вполголоса. Надзиратель, курсировавший между камерами в коридоре, в беседы особо не вмешивался, изредка поглядывая на решетки. Из разговоров становилось ясно, что в поезде среди нас были воры, мошенники и, естественно, убийцы.
   Состав на всех парах мчал нас на дальний север, куда лето захаживало очень редко. Я очень сожалел о том, что не дотянул до весны, пока еще был в городе. Хотелось прочувствовать, как земля оживает, одаривает замерзший город теплом, увидеть счастливые лица людей, услышать радостный детский смех. Теперь все осталось позади, и впереди нас, осужденных заключенных, виновных или нет, ждала лишь мерзлота.
   Молодые арестанты через несколько часов болтали уже без умолку, мне даже показалось, что они радовались тому, что едут в колонию. Трудно это объяснить, но они романтизировали образ зека. Говорили о том, как будут блатовать, разживутся четками, водкой и табаком, начнут ставить на место вертухаев и еще что-то подобное, но в дело вмешался бывалый арестант.
   – Совсем не понимаешь ты, Саша, куда мы едем.
   – Да хули тут понимать, отец. Зона есть зона. Я всю эту тему еще с малолетки прохавал. Не первый срок тяну, за тамошнюю жизнь многое знаю, – он затянулся окурком.
   – Но ты еще не был на северах.
   – Ну скажи мне, отец. Че там такого особенного?
   – Холод.
   – Так и че? Зима же. Понятно дело, что холода, весна не за горами, прорвемся, – с улыбкой проговорил он.
   – Не на северах. Работать будем по шестнадцать часов каждый день, оставшиеся восемь будем обогреваться в промерзлых камерах, и не дай бог нам не запастись полешками для печки на ночь. Работа будет всегда. Будем валить лес, добывать руду, пока не будем валиться с голода и холода наземь.
   – Та они права не имеют. Мы же тоже люди.
   – Нет у нас никаких прав, Саша! – повысил голос бывалый. – У нас остается только надежда на то, что завтра мы снова проснемся.
   – Перегибаешь, отец. Ну на кой хер им нас до смерти гонять? Кто работать будет, а?
   – Народа у нас в стране много, половина будет сидеть, а другая половина охранять.
   – Уже бывали там, на севере? – спросил другой заключенный.
   – Брат сидел. Присылал письма. Постоянно говорил о холоде и голоде.
   – И че, реально все так хреново? – спросил Саша.
   – Брат оттуда так и не вернулся, – вздохнул старик и замолчал.
   Арестанты умолкли, призадумались и притихли, но когда бывалый уснул, через час все снова вернулось на свои места. Молодые продолжили блатовать, травить анекдоты и, наконец, переключились на одного из нас, новеньких.
   – Слышь че, зема. Есть закурить? – обратился Саша к парню, сидевшему рядом со мной.
   – Нет.
   – А хули тогда наши сигареты смолил? – подключился второй, Сашин напарник.
   – Ты сам предложил, я и взял.
   – Взял он. Ну, надо теперь и тебе нарулить для нас сигаретку, – Саша прихватил его шею в свою ладонь и приклонил к себе.
   – И откуда я ее достану? – робко проговорил парень.
   – Да меня ебет что ли? Вон, напряги вертухая. Может у него че найдется.
   – Не буду я никого напрягать.
   – Че, борзый, да? Ты смотри, мы не круглые сутки под надзором будем. На хату заедем, ты по-другому запоешь. Ты мне по-другому сигарету отрабатывать будешь, – Саша мерзко улыбнулся.
   – Вот там и посмотрим, – сказал себе под нос парень.
   – Ты че мля! – так называемый Саша сорвался с места, замахнулся, но в дело вмешался бывалый. Он схватил его за руку, усадил на место, достал из кармана сигарету и протянул ее Саше.
   – На месте разберетесь. Лучше поспите, пока еще есть такая возможность.
   Бывалый был прав.

//-- *** --//
   Через трое суток мы прибыли на нашу конечную станцию. На нас снова нацепили наручники. За окном стояла метель, видимость была плохая, и рассмотреть округу мне не удалось.
   Из поезда нас гнали дубинками, по обе стороны тропы, по которой мы волочились через сугробы в грузовики, стояли конвоиры. Они держали в руках поводья с озлобленными собаками, которые кидались на нас. Один из псов даже сумел ухватиться за рукав осужденного. Позади мне слышались его крики, пока собаку оттаскивали от него. Это сильно давило на меня и остальных.
   Кто мы теперь? Почему это с нами происходит?
   В дороге машины постоянно ходили ходуном, раскачивая борт автомобиля из стороны в сторону. Нас везли в колонию. По ощущениям мы преодолевали разбомбленные участки дороги, прыгая из одной воронки в другую.
   Когда глаза привыкли к темноте, то я заметил, что Саша и его дружок сидят возле моего соседа по купе. Они что-то ему нашептывали, били по затылку, когда им не нравились его ответы, насмехались над ним. Надзиратели сидели в кабине машины и не знали, что творилось за их спинами. Думаю, им несильно и хотелось вникать в происходящее. Они просто сцепили нас всех общей цепью, закрепив концы за металлические кольца на борту автомобиля. Им казалось, что этого будет достаточно.
   Потом я наблюдал за тем, как зеки недовольно скалились на парня, давили на него словом. Когда терпеть сил уже не осталось, парень ударил Сашу по лицу локтем. В темноте я четко увидел, как блеснуло маленькое лезвие. Другие заключенные тоже наблюдали за этой сценой, но никто ничего не делал. Все просто смотрели.
   Когда машина снова качнулась, едва не перевернувшись, Саша несколько раз дернул рукой возле парня.
   Машина качнулась еще раз, и когда она восстановила равновесие, тело молодого парня лежало возле ног арестанта. Горячая кровь растекалась по полу. Никто не выразил никаких эмоций, все продолжали молчать, уткнув взгляды в окрасившийся красным деревянный пол кузова автомобиля.

//-- *** --//
   Машины остановились возле колонии. Надзиратели вынырнули из кабины, открыли бортовую дверцу. К ним подошло еще несколько сотрудников, которые отцепили цепи от машины. Вчетвером они принялись стаскивать нас с грузовика, таща за собой цепи и матерясь. Те, что сидели у края, падали в снег, а следом валились и остальные.
   Рядом появилось еще несколько охранников, которые, как и прежде, награждали нас ударами своих властных резиновых жезлов. Они без умолку кричали, но ветер и снежная пурга приглушали их вопли. Потом у них все же получилось нас построить, и когда было выявлено, что один из заключенных так и не доехал до места отбывания срока, окрасив снег своей кровью, старший команды вышел к нам с расспросами.
   – Кто? – холодно спросил он.
   Все стояли молча, содрогаясь от стужи.
   Старший подошел к одному из нас и со всей силы вдарил дубинкой. Заключенный упал на колени и завыл. Он ударил еще раз.
   – Кто, блять, это сделал? – Настойчиво спрашивал он.
   Кивком он отдал команду своим надзирателям, и те начали бить еще нескольких осужденных, в числе которых был и я.
   Один из нас все же не выдержал физической боли и сказал:
   – Да вон этот! – указал он пальцем на Сашу. – Стоит и лыбится который. Это он его завалил.
   Несмотря на валивший снег и стужу Саша улыбался, стоял уверенно, широко расставив ноги.
   – Врет, гнида. Начальник, да я бы ни в жизни так с человеком не поступил. Вор я, а не убийца. – Уверенно оправдывался Саша, но бить нас перестали.
   С нас сняли цепь, которая связывала наши ноги, сцепляла воедино, выстроили в колонну и повели к воротам колонии, но Сашу оставили. Я шел последним и с любопытством оборачивался, когда надзиратели смотрели в другую сторону. Не хотелось попадаться им на глаза, чтобы не получить дубинкой, но любопытство пересилить я не мог.
   Я видел, как Саша снимает с себя телогрейку, шапку, потом ботинки. Его избивают дубинками, избивают ногами, он отплевывается кровью и ползет за нами. Надзиратели идут рядом с ним и продолжают осыпать его ударами. Мне казалось, что Сашу забили насмерть, когда он перестал ползти, но из колонии вышли двое матерящихся санитаров. Они погрузили арестанта на носилки и тащились за нами. Приглядевшись, я понял, что это были не санитары, а такие же заключенные с номерными знаками. Зеки что-то бурчали себе под нос и волочились за нашей дрожащей колонной.
   Прокручивая в голове произошедшие события, я почему-то вспомнил, что даже не знал, как звали того бедного убитого парня, который по-прежнему валялся в снегу. От этой мысли мне стало паршиво, я отвернулся, уткнулся взглядом в спину впереди идущего арестанта и больше не оглядывался.

Глава 23

   Пока тучный конвоир вел меня по серому коридору к камере или хате, как называли ее местные обитатели, мне дико захотелось курить. Я сильно нервничал, так как не знал, что ждет меня там, по ту сторону обыкновенной жизни. Кем будут мои сокамерники? Убийцы, насильники, маньяки?
   Конвоир остановил меня перед железной дверью с небольшим металлическим окошком по центру. Он достал из кармана звенящую связку ключей. Найдя нужный, охранник просунул его в замочную скважину, четыре раза провернул, со скрипом открылась дверца. Я стоял на месте и чувствовал, что на лбу появляется испарина.
   – Чего встал? Заходи, – устало сказал надзиратель и распахнул дверь.
   Когда я прошел в камеру, то наблюдал за тем, как четверо наголо обритых зеков выстроились лицом к стене и сложили руки за спину. В камере был еще один заключенный, который стоял возле противоположной стены в одиночестве. Все пятеро были по пояс голыми, несмотря на прохладу, которую я ощутил, войдя в это место. В помещении было две двухъярусные кровати по бокам комнаты и одна возле окна. Мне показалось странным, что заключенных теперь будет шестеро, а кроватей всего пять.
   Кровать появится позже?
   Я прошел внутрь, дверь за моей спиной закрылась, зеки по-прежнему пялились в стенку. Потом я услышал, как открывается маленькое окошко в двери.
   – Давай быстрее. Мне некогда с тобой возиться, – вяло проговорил надзиратель.
   Чего он от меня хочет?
   Охранник просунул руку в маленькое оконце, подтянул меня за наручи, руки заныли от боли. Я, чуть ли не согнувшись, пополам вжался в холодную дверцу, было неприятно.
   Конечно, а что ты хотел? Теперь ты в тюрьме.
   Пока надзиратель снимал с меня наручники, заключенные разбрелись по своим кроватям, за исключением одного. Худощавый парень по-прежнему был у стены, он лишь присел на корточки и трясся от холода. Меня охватила печаль, когда я смотрел на него. Он едва не вжимался в пол, что-то тихо бормоча себе под нос.
   Когда надзиратель закончил с наручниками и оставил нас всех наедине, я проговорил:
   – Здорово, – приветствие вырвалось само собой. Голос едва не дрогнул, когда слово слетело с моих уст.
   – Здорово, здорово, молодой. Первоход? – меня спросил крупный мужчина средних лет, сидевший на кровати возле окна. Его оголенный торс был покрыт позеленевшими татуировками, на зубах были металлические коронки. Он улыбался.
   – Да.
   – Ты не стой у двери, подходи, присаживайся, – он похлопал своей рукой по кровати рядом с собой.
   Я подошел к койке и сел рядом с ним, как и было велено. Мне уже все происходящее не нравилось, обстановка и внешний вид присутствующих людей отторгали меня от себя. Стереотип о заключенных глубоко сидел в сознании каждого человека, находившегося по ту сторону бетонного забора, обмотанного колючей проволокой. Если раньше я думал о том, что заключенными бывают и обычные люди, сказавшие лишнего, то сейчас мне чувствовалось, что передо мной сидел закоренелый зек, от внешнего вида которого меня выворачивало. Он точно не был узником совести.
   – Как звать?
   – Артур.
   – Меня зови Князь.
   – Понял.
   – По какой статье к нам? – дружелюбно спросил он.
   Трое зеков, располагавшихся на кроватях, закурили сигареты. Один из них листал в руках книгу, двое других внимательно следили за мной.
   – Двойное убийство.
   Тот, что читал книгу, на мгновенье отложил свое занятие и тоже оценивающе глянул на меня, а потом снова уткнулся в рукопись.
   – За дело валил или по беспределу? – прямо и холодно спросил Князь.
   – Ни то, ни другое, – говорю.
   – Это как?
   – Я их не убивал. Меня подставили.
   – Бывает, молодой, бывает. Ну, располагайся на свободной шконке. Мы сейчас чифирку заварим, еще поболтаем, времени у нас много.
   – На какой?
   – А вона рядом с профессором, – он указал на читающего мужчину средних лет.
   Профессор поправил свои круглые очки на переносице, закрыл книгу, посмотрел на меня и сказал:
   – Спать будешь внизу. Я уже старый, мне наверху отдыхать надо.
   Звучало странно и не совсем понятно. Если ему было трудно взбираться на верхний ярус, то почему он селил меня внизу?
   – Хорошо.
   – Ты чего такой неразговорчивый? – послышался мне голос за спиной, и я обернулся.
   – Всегда таким был.
   – Курить будешь? – улыбаясь, спросил меня худой зек со шрамом на щеке.
   Брать сигарету не хотелось. Слишком свежи еще были в памяти кадры дурного фильма из купе поезда.
   – Буду.
   Человек со шрамом, как мысленно окрестил его я, вытянул из пачки сигарету и протянул ее мне.
   – Я Гвоздь, – он протянул мне руку, и я ее пожал.
   – Артур, – говорю.
   – А это вот Гульден, – он указал на сидящего рядом с ним здоровенного бугая, который с интересом, слегка недоверчиво, рассматривал меня. Потом он приподнялся с места и поздоровался со мной. Боковым зрением я отмечал, как Князь с довольством наблюдал за моим поведением.
   Слежка напрягала меня. Они оценивают меня? Чего-то ждут?
   – А он почему там сидит? – я указал на худощавого парня в углу камеры, напротив туалета. Гвоздь чиркнул спичку, я склонился к огню и подкурил.
   – Алисе не положено находиться в обществе мужчин. Она у нас девушка скромная, поэтому держится от нас в стороночке, – сказал Гвоздь, и сидящий рядом Гульден ухмыльнулся.
   – Не понимаю, – сказал я и затянулся сигаретой.
   – Научишься еще, не торопись. Ты присядь пока рядом с Профессором, покури, примирись с собой, успокойся. Мы же знаем, что ты там себе напридумывал, пока вертухай тебя к камере волочил, – сказал Князь. – Гвоздь, завари-ка нам пока чайку.
   Гвоздь резво соскочил с кровати, поставил на стол бутылку с заваренным холодным чаем. От емкости пахнуло ядом, когда Гвоздь скрутил крышку. Это было первым, что пришло в голову, но я знал, что не опробовать угощение было нельзя. Сокамерники не оценят. Гвоздь кипятил воду в пластиковой бутылке «бурбулятором», состоящим из провода и гвоздей. Провода он сунул в розетку, а гвозди опустил в бутылку.
   Молча я курил сигарету, поглядывал в сторону Алисы, потом на остальных зеков.
   Какая к черту Алиса? Что они сделали с этим парнем? Почему он все время сидел то на корточках, то на коленях. Почему он сидит напротив туалета?
   Когда чифир был готов, его налили в кружку. Впятером мы сели за стол. По очереди каждый из зеков делал по два глотка, передавая кружку, пока она не дошла до меня. Сделав несколько глотков, я сморщился, сокамерники рассмеялись, но продолжили по очереди пить дальше.
   – Мне за тебя малява пришла, Артур. Если бы мы не знали, что ты свой парень, то ты бы не сидел сейчас за нашим столом. Тебя бы мы долго допрашивали, прежде чем подпустить к нам, пожать тебе руку. Это знаешь, многого стоит. Доверие обычно нужно сначала заслужить. Понимаешь, в тюрьмах есть свои законы, которые запрещают прикасаться к некоторым особенным заключенным. Люди вроде Алисы, – он указал в угол камеры пальцем, – заслуживают свое место, место рядом с парашей. Не надо жалеть эту тварь.
   – Эта сука сидит за изнасилование, – сказал Гульден. – Если сам захочешь попользовать его, то ты просто свистни, и эта мразь к тебе сама приползет.
   Надо же, как резко может поменяться отношение к человеку. В одно мгновение. Пользоваться услугами Алисы я не собирался, хотя прекрасно понимал, о чем говорил Гульден. Насильника ломали долго и добились нужного им результата. Но сейчас меня больше интересовало, кто же отправил за меня весточку? Судя по обстановке, отправитель врагом мне не был, если Князь и его бригада поили меня горячим чаем, хоть и мерзким на вкус.
   – Гульден замолчи, – прикрикнул Гвоздь.
   – Не нужно, Гвоздь. Он говорит все правильно, вот только в следующий раз сначала дослушай старшего, прежде чем вставить свое слово, – с упреком сказал Князь.
   – Не выдержал, Князь. Не обессудь, больше не повторится, – виновато проговорил бугай.
   – Так вот. Пацан ты ровный, знаем. В свое время поработал на правильных людей, – продолжил Князь.
   Про кого он говорит? С кем работал? Что за путаница?
   – По выражению твоего лица могу сказать, что ты ничего не понимаешь. Я прав?
   – Да.
   – Ты чайку попей, остынет, – сказал Князь. – Профессор, угости молодого рандолькой.
   Заключенный залез в деревянную тумбочку, достал оттуда конфету и протянул ее мне. Приняв сладость из его рук, я искал куда мне деть потухший окурок сигареты, чтобы освободить место для кружки с чифиром. Гульден взял из моей руки бычок и ловко стрельнул им в дальний угол камеры, где сидел тощий насильник. Я снова сделал пару глотков, поморщился, закусил конфетой, стало приятнее.
   – Сидеть будешь нормально, если будешь работать на общее благо, но как мне сказал Олег, с тобой никаких проблем возникнуть не должно. Ты свой человек, – князь улыбнулся.

//-- *** --//
   Отбой. Колония засыпает. Закинув руки за голову, я лежал на кровати и смотрел на продавливающуюся перину моего соседа сверху. Теперь я понял, что имел ввиду Профессор, когда говорил, что он старый, и ему нужно спать наверху. Печка, находившаяся в нашей камере, работала исправно, но не давала достаточного количества тепла, чтобы прогреть все помещение, но наверху тепло держалось дольше.
   Затравленный зек по-прежнему находился в углу. Он лежал на холодном полу возле печи и содрогался от холода под тоненькой простынкой. Долго он так не протянет. Вообще, сегодняшний день никак не совпадал с тем, что рассказывал старик в поезде. Весь день я просидел в камере, слушая рассказы зеков, но Князь потом мне говорил, что в этой камере привилегий больше, так как с его подачи начальнику зоны выделяются деньги. Конвоиры не трогают Князя, потому что он достаточно объемный кошелек, но остальных жителей хаты привилегии касаются лишь косвенно.
   Например, сегодня день, когда началась моя новая жизнь, был для сокамерников выходным. Обычно такой роскоши здесь не бывает, от слова совсем.
   Завтра всем нам, кроме Князя, придется вкалывать наравне с другими. Гвоздь также пояснил мне, что за те блага, которые получаем мы, необходимо расплачиваться, ибо то, что есть у нас, считается привилегией в нынешних условиях. Помимо отдыха раз в неделю в камеру поставлялись сладости, сигареты, чай и даже героин.
   Вопрос, как расплачиваться перед Князем? Какие поручения мне придется выполнять для того, чтобы оставаться в этих «комфортных» условиях?
   С одной стороны мне было приятно, что в столь отдаленном краю я могу встретить знакомого мне Олега. Тем более, он не просто находился здесь, он поручился за меня перед Князем, кем бы он ни был. Если слово Олега имеет такой вес, то почему он не подселил меня к себе? Возможно, у Князя перед ним был должок? А может, Олег заплатил солидную сумму Князю за защиту? Слишком много мыслей в голове. Слишком много хочешь, Артур. Все познаешь постепенно, не торопись, освойся. Ты же здесь надолго, помнишь?
   Как же такое забыть? Двадцать лет. Двадцать, мать его, лет тюрьмы из-за нескольких человек. Как ты зашел настолько далеко, Артур? Жизнь довела? Бедность? Нет, это все отговорки. Разом хотел разрешить все проблемы, почувствовать себя кем-то другим, окунуться в другой мир, где все дозволено. Ну и что? Наигрался? Понравилось?
   Я поднялся с кровати, сокамерники спали. Гульден, Гвоздь и Профессор лежали под тоненькими слежавшимися одеялами одетыми, а Князь лежал возле окна, укрытый объемным полушубком. Сразу было видно, кто имеет здесь вес. Слишком яркий контраст в такой серой камере. Деньги и связи решают все, где бы ты не находился.
   На столе лежала открытая пачка сигарет и коробок спичек, взяв одну, я закурил и всмотрелся в зарешеченное окно, где был виден зимний лес и его бесконечные просторы, застланные белой пеленой пушистого снега.
   Воля. Где-то там свобода, такая далекая и такая притягательная. Как свыкнуться с новым обиталищем? Это всего лишь вопрос времени. Человек такая тварь, привыкнет к чему угодно, дайте только освоиться.
   – Не спится?
   Я обернулся на голос, говорил Профессор с верхней полки нашей двухъярусной кровати.
   – Тучи мыслей в голову набиваются и не дают покоя.
   – Понимаю. Здесь все через это проходят. Мы здесь долго, свыклись.
   – Сколько лет? – затягиваюсь сигаретой.
   – Двенадцать уже минуло, но я точно знаю, что не выберусь отсюда.
   – Почему вы так говорите?
   – Это не объяснить, я просто чувствую это. Артур, передай-ка мне сигаретку.
   Я подал пачку с коробком, и старик вытащил себе одну палочку, закурил.
   – А за что вас посадили?
   – Мошенничество. Хотел побольше зарабатывать и старался проводить деньги мимо кассы, но рано или поздно все попадаются. Вот попался и я.
   – Двенадцать лет за мошенничество?
   – Двадцать. Двенадцать я уже отсидел.
   – Слишком много, не считаете? Вы работали в каком-то государственном банке или что?
   Он затянулся сигаретой и продолжил.
   – Я работал в продуктовом магазине. Кражи были мелкие и посадили меня сначала на два года, а потом из меня выбили признание в других преступлениях, которые увеличили мой срок.
   – Разве это законно?
   – Закон? Что такое закон, Артур? У кого есть сила, тот и есть закон, и все играют по его правилам. Поначалу я отнекивался от чужих преступлений, сопротивлялся, не подписывался под этой грязью.
   – И что вас изменило? – я дотянул сигарету, встал со своего места, чтобы закинуть окурок в печку. Прошел мимо Алисы, остановился рядом с ним, хотел поправить простынь на его теле. Мне его жаль, кем бы он ни был. Возможно, он сидит и по ложному обвинению. Да, такое возможно, но для всех это уже не важно.
   – Не тронь его! – вскрикнул Профессор.
   Сокамерники не проснулись. Они немного поворочались в кроватях и снова засопели.
   Я закинул бычок в печку и вернулся обратно к кровати.
   – Да я просто хотел поправить простынь.
   – Не вздумай, Артур, слышишь? Или ты может таким же, как он, стать хочешь?
   – В смысле?
   – Он же опущенный. Таких руками трогать нельзя, если не хочешь, конечно, жизнь себе запоганить. Тронешь раз и таким же станешь, понимаешь?
   – Я вас понял. Я просто хотел выбросить окурок.
   – В следующий раз просто швырни рядом с ним. Он уберется. Ему за это полагается плата.
   – Плата?
   – Ну да. Сигареты, рандольки и баланда.
   – Баланду я думал здесь всем накладывают.
   – Накладывают то всем, вот только со стола ему брать ничего не дозволено, а иначе насмерть забьют. Это другой тип человека, Артур. В следующий раз спрашивай, прежде чем будешь играть в благородство. Здесь много своих правил, тут не как за забором. Каждый шаг может изменить твою судьбу.
   – Ладно, ладно, Профессор. Многому еще поучиться надо. Так а что там по вашему сроку? Ну, за что вам еще столько лет накинули? Вы же не под чем не подписывались.
   – У законников есть свои методы убеждать. Поначалу запирали в карцер, потом приходили и избивали, но даже такое можно стерпеть, а вот потом становится хуже. Есть два метода, против которых ты пойти не сможешь.
   – И что они делают?
   – Первый метод заключается в пытках электричеством. К мочкам ушей подключают клеммы, и пускается ток. Мозги начинают плавиться, долго ты не выдержишь. Сознаешь в чем угодно.
   – А второй?
   – Второй более изощренный и простой. Тебя просто могут изнасиловать. К тебе либо подошлют нескольких зеков-любителей, либо сами свяжут тебя и применят подручные средства: дубинку, палку или швабру.
   Мерзкий и убогий мир. Как люди пришли к такому? Почему мы творим такие зверства друг с другом?
   – Даже не верится, что такое происходит наяву.
   – К сожалению, это реальная жизнь, – Профессор докурил сигарету и швырнул бычок в сторону печки. – Я не хотел становиться таким, как он, – кивком головы он указал на Алису. – Поэтому я выбрал другой путь.
   – Мужики, хватит пиздеть, ложитесь спать, – спокойно проговорил Гульден.

Глава 24

   Второй день заключения. С утра нас выводят во двор и строят в шеренги. Называют номер заключенного, прикрепляют его за вольными наемными рабочими. Обычно такие зеки работают в тепле, а именно в столярном, швейном или металлообрабатывающем цехах. Остальные идут валить лес.
   Я пытаюсь высмотреть среди собравшихся Олега, но найти его оказалось невыполнимой задачей. Мы все были на одно лицо. Черные фигуры в ватниках и шапках. Мне оставалось только ждать, пока он сам захочет встретиться. Если у него есть какое-то положение в этой колонии, то вскоре мы увидимся.
   Почему же его отца здесь убили, а до него так и не добрались? Что изменилось?
   Надзиратель ходит перед строем, выкрикивает номера. Ему отвечают вскриком: «Я!» – делают шаг из строя. На улице минус сорок, валит снег, мои ноги замерзают, и я с надеждой уповаю, что, наконец, назовут и меня, отправят работать в теплый цех, но мой номер так и не назвали.
   Выстроив нашу бригаду в две колонны, конвоиры погнали нас на работы. Тем, кто шел впереди, было тяжелее всех. Приходилось протаптывать дорогу, а целина была долгая, занесенная снегом, мерзлая.
   Через полчаса один из арестантов принял отверженную попытку побега. Он вырвался из строя и бросился в метель. Конвойный вскрикнул: «Стой! Стрелять буду!» Зек не остановился, он бежал через сугробы, запинался и падал, полз. Охранник выстрелил из винтовки в воздух, но беглец не остановился. Он почти добежал до края заснеженной горы, казалось, что он вот-вот скроется из виду.
   Раздался еще один выстрел. Заключенный упал в снег и больше не встал.
   Мой сосед в строю заговорил.
   – Кретин. На что он рассчитывал?
   – На побег, – говорю.
   – Побег! – усмехнулся он. – А дальше то что? Ну, сбежал, скрылся в лесу, а дальше куда?
   – Не знаю.
   – Так и он не знал, а я вот знаю. Он бы замерз насмерть, или волки бы сожрали. Это гиблые места, отсюда так просто не убежишь.
   Остальной путь мы шли молча, экономили силы. День обещал быть долгим.
   Прибыв на место, нам выдали топоры, указали направление и приказали валить деревья. Активно я принялся рубить сосновый ствол, чтобы согреться. Градус на улице снижался, и мне казалось, что сегодня мы здесь и замерзнем.
   Прошло два часа, согреться так и не удалось. В короткие перерывы, пока я давал себе время отдохнуть, моментально мерзли пальцы на руках и ногах, приходилось работать дальше. Рядом со мной появилось еще несколько рабочих. Под звук топоров мы пробирались в лесную чащу. Иногда слышались звуки валившихся деревьев, но в остальном только приглушенный стук топора о дерево.
   – Ты шибко не напрягайся, слышь? – обратился ко мне один из зеков.
   Молча я продолжал рубить дерево.
   – Молодой, послушай совет. Если ты и дальше продолжишь так дубасить дерево, то вскоре сил у тебя не останется, и ты замерзнешь быстрее. Сколько бы ты не работал, а похвалы ни от кого не дождешься. Себя только угробишь.
   – В работе время быстрее идет, – говорю я и пытаюсь загнать топор глубже в древесину.
   – Побереги силы. Обед еще не скоро. Если сейчас всю дурь свою в топор уложишь, то холод погубит тебя. Видал я таких, как ты.
   Я остановился, выдохнул.
   – Чего ты прицепился ко мне, дед?
   – Уберечь тебя пытаюсь.
   – И на кой ляд я тебе сдался?
   – Помочь хочу. Человек я такой. Многое здесь уже повидал.
   – Так ты бы за собой следил. Чего ко мне цепляешься?
   – Я то выберусь отсюда. Посчитай этим только и живу. Единственный способ досадить этим шакалам в погонах, так это выйти отсюда. Чем больше живых людей отсюда выберется, тем хуже будет этим подонкам, – он добродушно улыбнулся.
   – Чего встали!? – крикнул конвойный, – За работу!
   Мы снова заколотили топорами. Краем глаза я посмотрел, как работает мой советчик. Он не спеша замахивался и вполсилы бил по дереву. Назвать его работу эффективной было сложно, но при этом надзиратели, действительно, не обращали внимания на работу заключенных.
   Никто по голове тебя не погладит, если ты будешь работать больше остальных. Пожалуй, совет действительно полезный. Я перестал разбивать о дерево свой топор, взял размеренный темп и нехотя рубил по дереву. Бывалый зек, заметив мою работу, снова добродушно мне улыбнулся.

//-- *** --//
   На обед нас отвели в ветхий барак, находившийся неподалеку. В здании было также холодно, как и на улице, только не было ветра. Внутри мы выстроились в колонну. Всем раздали котелки. Двое заключенных разливали бульон из больших котлов. На одного человека полагалась чашка супа и кусок черного хлеба. Когда мы расселись за столы и принялись есть, то лично я убедился в скудности еды. Однако все заключенные торопливо черпали ложками по алюминиевой тарелке, будто ее вот-вот отберут. Эта была обыкновенная жижа, в которой плавало несколько кусочков картофеля и пожухлых горошин, но выбора и не было. Быстро я съел свою порцию и кусок хлеба. По-прежнему остался голодным.
   И все? Это и есть обед? А дальше что? Обратно на работу? Дальше махать топором, пока конечности не задеревенеют?
   Когда трапеза закончилась, зеки нехотя поднимались из-за столов. На улицу выходить не хотелось. За то время, пока мы ели, в помещении стало теплее, и сама мысль выйти на улицу казалась слишком безумной.
   Меня несколько удивило, когда надзиратели разрешили нам посидеть еще. Я думал, что они снова будут бить нас и гнать на улицу. Один из арестантов подошел к тюремщику и со всем почтением обратился к нему с просьбой. Надзиратель протянул ему сигарету. У разных людей, разный подход. Они даже о чем-то поболтали.
   Этот охранник мне нравился, вот только не примут ли большинство остальных его уступки за слабость? Человек странное существо, к хорошему привыкает быстро, потом начинает наглеть до тех пор, пока его вновь не стеганут кнутом по шее.
   Достал припрятанную в шапке сигарету. Мигом налетело несколько зеков со спичками. Я подкурил от первой попавшейся, сделал три затяжки и отдал сигарету следующему, кто выкурил ее до конца для меня осталось загадкой.
   Слишком тяжко так жить. Это был только второй день. А дальше еще двадцать лет. Никакой радости, ни счастья, ни любви. Надо было уезжать с Мариной, пока была такая возможность. И чего я побоялся? Просто сравнивать было не с чем, а вот теперь есть…
   – Встать! – скомандовал надзиратель. – Выходим строиться на улицу! —его призыв звучал так, словно он гнал всех на убой.
   Снова ветер будет хлестать нас по щекам, пробираться под одежду, холодить горячие сердца, пока в них еще теплится надежда.

//-- *** --//
   Ночью меня и остальных развели по камерам. После того, как я снова оказался за решеткой, и с меня сняли кандалы, я чуть ли не прижимался к печи. Мои сокамерники играли в дурака и лишь мигом поприветствовали меня, когда я прильнул к огню, чтобы не отвлекаться от игровых баталий. Около двадцати минут я просидел возле буржуйки. Пробирающий холод не отступал. Все мое тело продрогло до кончиков пальцев. Казалось, если я скину с себя портянки, то обнаружу там вместо пальцев почерневшие обрубки.
   Я сидел на корточках возле огня в своей потрепанной стеганой куртке, совал ладони в огонь, и не убирал их до тех пор, пока не чувствовал жжение и боль. Я оглянулся к игральному столу, и меня охватила злоба. Эти четверо, как ни в чем не бывало бросали карты на стол, гоготали и дымили паршивые сигареты, пока я оставлял свое здоровье в снежной метели. Князь из камеры не выходил вообще, а троица его приспешников работали в теплых цехах.
   – А вот так тебе! – крикнул Князь и шлепнул карту об стол. – Что? Мало? А вот те еще! – всей пятерней он хлопнул по столу. Кружки и чашки зазвенели.
   – Засада, – угрюмо проговорил Гвоздь. Профессор тяжело вздохнул, осознавая их поражение. В дурака они играли пара на пару.
   – Да сука! Да!!! – восторженно орал Гульден.
   – Давай сюда пачку! – потребовал Князь. – А может, отыграться хотите? – прищурившись, сказал он.
   – Не сегодня, – сказал Профессор, протягивая пачку сигарет.
   – Может, молодой сыграет? – пискнул Гвоздь.
   Четыре пары глаз уставились на меня. Князь заговорил.
   – Пусть Артур погреется, – он разошелся в улыбке. – Ну, как оно там, холодно, наверное?
   – Холод собачий, – говорю.
   – Конечно, салага. Это севера. Здесь по-другому не бывает, – сказал Гульден и ощерился своей желтозубой улыбкой.
   – И так каждый день? – спрашиваю.
   – Почему же каждый? Вовсе нет, как видишь. Можно жить, как люди, но теплое местечко нужно себе заслужить.
   – Что нужно для этого делать? – дрожащим голосом сказал я.
   – На лету схватывает, пацан, – вставил свое слово Гвоздь.
   – Соображаешь, Артур. Такие нам тут нужны, а то у большинства котелок совсем не варит, – сказал Князь.
   Еще бы. Попробуй провести на улице хотя бы час при таком минусе.
   – Есть одна нерешенная проблемка. Видишь ли, в моей колонии появились бунтари. Мне такие индивиды здесь не нужны. Как с просьбой о помощи, так сразу к Князю. Я разрешу все проблемы, утрясу все с вертухаями, если надо, но делать что-то за моей спиной? Такого я не спущу! – Князь вдарил кулаком по столу. Посуда подпрыгнув снова зазвенела. – Мне нужна дисциплина. Тут все должны работать на общее благо, а не печься о своих шкурах.
   Кто бы говорил. Что ты вообще несешь? Тебя заботит только твоя жизнь, и ты очень не хочешь, чтобы она менялась, ведь тюремщики, наверняка, ждут от тебя содействия. Если идешь им навстречу, то дальше греешься в тепле, получаешь посылочки, а если управиться не получится, то и тебя в сугробах закопают.
   – Не совсем понимаю, что вы имеете ввиду.
   – Дослушай, Артур. Не торопи, – сказал Профессор и собирался лезть на верхнюю шконку, но его остановил Князь.
   – Сиди. Еще конок сыграем, когда я изложу суть.
   – Но у меня больше не на что играть, – жалобно сказал Профессор.
   – Ничего, в долг поиграешь. Сиди я сказал, – Князь слегка повысил голос. Профессор остался сидеть на месте.
   – Так что надо делать? – спрашиваю.
   – Сразу к делу? Мне это нравится. Прав был Олежа насчет тебя. В людях он разбирается. Еще пообщаетесь с ним.
   – А как мне на него выйти?
   – Дело сделаешь, и вместе в столярке работать будете.
   – Понял.
   – Давай за стол садись уже, а то какой же это разговор?
   Я разогнул окоченевшие ноги, выпрямился, и прошел к столу, сел рядом с Профессором. Оставлять печь не хотелось, но противиться было глупо и не к месту.
   – Вот, держи, – Князь протянул мне кружку с горячим чаем.
   – Спасибо, – говорю и делаю пару глотков. Кипяток обжигает горло, едкий вкус чифира пропитывает язык. Чувство, будто ничего вкуснее в своей жизни не пробовал. В голову придет и не такое, когда шестнадцать часов проторчишь на морозе.
   Князь немного наклоняется в мою сторону, прикуривает две сигареты и протягивает одну из них мне. Я не отказываюсь.
   – Тема значит вот какая, – он затягивается и продолжает. – Среди ваших лесорубов ходит несколько бывалых. Давненько там уже горбатятся, кожа совсем поди задубела на морозе, вот и лезут в голову бредни всякие.
   – Какие? – делаю несколько коротких затяжек и выдыхаю дым.
   – Побег, суки, готовят, а мне даже и не сказали ничего! Без моего ведома дельце провернуть хотят! – Князь вдарил кулаком по столу.
   Боишься, Князь. За твоей спиной, наверняка, проходит не одно темное делишко, лишь бы ты не узнал. Наверняка, же стучишь начальнику колонии. Вот только этим беглецам не повезло, попались тебе.
   – Так вот. Тут так дела не делаются, Артур. В моей тюрьме без меня никаких решений не принимается. И уж если в известность меня о таком не ставят, то надо наказывать. Жестоко наказывать, понимаешь?
   – Кажется, – неуверенно отвечаю я.
   – Гвоздь, достань-ка щучку.
   Зек едва не подпрыгнул с места, когда его попросили передать мне оружие. Он пошарил в своем матраце и вынул оттуда небольшой, но острый самодельный нож. Бережно положил его на стол.
   – Вот, возьми, зема, – с гордостью вещал Гвоздь. – Ни одна сука не переживет, если правильно ебанешь.
   – Вы хотите, чтобы я их всех убил?
   Сигарета в моих руках задымилась чаще. Я начал волноваться. Сердце безумно билось об грудь, будто я уже замарался в чужой крови.
   – Не всех. Мне нужен только зачинщик.
   – И кто он?
   – Хромой. Погремуху такую дали за косолапость. Бежать он еще собрался. Он давненько уже испытывает мое терпение.
   – А как же караульные?
   – Здесь-то тебе и надо проявить свою изобретательность, Артур. Никто увидеть тебя не должен, и уж тем более никто не должен знать, на кого ты работаешь. Ты человек новый, тебя еще не знают.
   – Пусть как следует узнают! Бей быстро и сильно! Не менжуйся только, – со знанием дела вещал Гульден.
   – Ладно. Когда?
   На что ты подписываешься? Пожизненно здесь гнить хочешь?
   – Через недельку самое то. Пусть себе еще помечтают о жизни вольной, а тут им раз! – Князь ткнул в меня воображаемым ножом.
   В груди екнуло. Сокамерники заржали. Не смеялся только Профессор.
   Под общий гогот я осмотрелся в камере и никак не мог найти затравленного насильника. Пользуясь случаем, я перевел тему.
   – А где Алиса?
   – Не успел, Артур, – Гульден развел руками. – Кончился.
   – В смысле?
   – Сдох, паршивец, – гоготнул Гвоздь.
   – Санитары после построения утреннего забрали. Совсем плохо ему стало. Пневмония, – сказал Профессор.
   – Артур, ты понимаешь, что я тебе сказал? – прервал тему Князь.
   – Да. Порешить Косолапого, когда представится удобный случай, – угрюмо сказал я.
   По-другому не получалось. Как же иначе? Убийство из чувства мести я еще мог перед собой оправдать, убийство из-за предательства тоже, но заказное? Я ведь даже и не знаю этого человека. Может, он не заслуживает смерти? Да, вот только Князь решает, кому здесь жить, а кому умереть. По крайней мере, дело стоило того, чтобы оказаться в тепле. Господи, на что я готов пойти ради того, чтобы выжить, ради того, чтобы не морозиться на холоде из года в год. Как же еще? Цена должна быть непомерно высока, не иначе. На чаше весов была жизнь некоего Косолапого, и моя собственная. Отказаться от такой просьбы не удастся.
   – Вот молодец. Ты главное не спеши, походи еще в бригаде, поработай с остальными.
   – Как я его узнаю? Хромоты маловато будет.
   – Нос у него горбатый, глаза маленькие, свинячьи, а еще тонкие черные усы. Киллером кстати за забором ходил, так что ты его недооценивай. Этот и сам тебе шею свернет, если че заподозорит. Так что шибко не ерзай, – сказал Князь.
   В карты играть я не стал. Выкурил еще несколько сигарет, посидел у печи, потом завалился на кровать и представлял себе образ жертвы. Во мне было дикое ощущение того, что я когда-то сталкивался с кем-то похожим, но с кем и когда?

Глава 25

   Четыре недели я по-прежнему ходил на работы. Все пошло не по плану, как задумывалось ранее, но об этом немного позже.
   Сейчас было важно то, что крайние три дня я еле стоял на ногах из-за простуды и дивился тому, как остальные заключенные со смирением выполняли свою работу несмотря на надломленное здоровье.
   Сколько времени им понадобилось, чтобы свыкнуться с этой тяжбой? А еще я думал о том, где же на самом деле был Олег?
   Изо дня в день ничего не менялось. В моей камере царила стабильность. Зеки не меняли привычный образ жизни. Они пили, играли в карты, принимали наркотики.
   Изменилось лишь то, что после смерти насильника, жертвой травли понемногу становился Профессор. Голодные гиены понемногу обкусывали слабую и доступную жертву. Нужно же им было как-то развлекаться. Ко мне не цеплялись, так как я должен был выполнить особенное задание для хозяина наших «уютных» хором.
   Князь вел свои темные политические дела с надзирателями. Несколько раз из-за вызванной холодом и самокопанием бессонницы мне даже приходилось видеть, как он напрямую разговаривал с начальником колонии через решетку двери ранним утром, перед подъемом, когда остальные заключенные спали. У него, действительно, были сильные покровители на воле. Они же обеспечивали его власть в стенах колонии, очевидно, преследуя собственные цели.
   Сегодняшний день я снова встретил в лесу по колено в сугробах, рубил деревья по соседству со стариком, который подсказал мне, как именно нужно работать и распределять свои силы, чтобы выжить в снежном плену. Звали его Михаил Евгеньевич, здесь он уже десять лет, а еще он, наверняка, знал Хромого, который отсрочил свой побег и свою смерть, когда ему сломали руку надзиратели. Он находился в лазарете.
   Князь навел некоторые справки о нем, но он по-прежнему не знал, кто бежит вместе с ним. Это стало его новой параноидальной целью. Нужно было узнать его сообщников, выяснить чем они занимаются, пока покровитель и зачинщик побега отсутствует.
   Моими руками Князь не мог тайно обрубить главную голову гидры, поэтому он посчитал, что мне нужно заняться головешками поменьше.
   Пока глава моей тюремной камеры, или как было принято таких называть – смотрящий, вынашивал свои планы, передвигал шахматные фигурки и решал судьбы, мне хотелось только одного.
   Я хотел греться возле огня, победить мучающую меня болезнь, и больше никогда не появляться на улице. Мне было совершенно наплевать на его интересы, я думал о себе, но когда я был готов сорваться, чтобы бросить все на самотек, то еще незамерзшая часть моего мозга начинала шевелиться и подсказывать мне, что делать этого не стоит.
   Ведь главный ключ к комфортному проживанию в царстве демонов – это сотрудничество. Для этого придется сначала продать свою душу, выполнить несколько сатанинских поручений, и, быть может, тебе позволят сидеть за одним столом с Вендиго.
   Ладно, оставим эзотерику и вернемся в реальность.

//-- *** --//
   Вместе с Михаилом Евгеньевичем мы рубили одно дерево, расположившись возле ствола по обеим сторонам. Мне было жаль этого истощавшего старика. Вопреки своему тяжелому, и даже немного больному характеру, я обладал состраданием и умел проникаться к людям. Мне очень хотелось, чтобы он исполнил свою мечту, получил счастливый билет на волю и смог доставить надзирателям неудовлетворенность, как он этого хотел. Он искренне верил и ждал дня, когда его выпустят за забор, хотя выглядел он совсем худо.
   – За что вас посадили? – спрашиваю.
   – Политический я. Так называемый узник совести. Слишком много разговаривал, высказывал свои недовольства, ходил на демонстрации. Наговорил лишнего и оказался здесь, – сказал он и ударил топором по стволу дерева.
   – Жалеете?
   – Нет. Я ни о чем не жалею. Поздно сожалеть, да и слишком дурная эта привычка. Сделанного уже не изменишь. Да, то что выпало на мою долю нельзя назвать справедливостью, но поверь, на моем примере появится еще немало сознательных людей, которые однажды доведут дело до конца. Свергнут этих воров и грабителей, что засели в столице.
   – Я даже немного удивлен тому, что вы по-прежнему придерживаетесь своих взглядов. Даже здесь вам может не поздоровиться, если вы будете рассказывать о таком.
   – Брось, Артур. Здесь всем плевать. Ты что думаешь, все эти люди в погонах здесь по зову сердца? Надзиратели ведь тоже люди, просто в свое время они не смогли найти себе лучшего места для того, чтобы обустроить себе жизнь. Оттого они и озлобленные, но далеко не патриоты. Просто они предпочитают молчать о своих убеждениях, хотя все мы прекрасно понимаем, что довольных нынешним политическим строем нет, от слова совсем. Из года в год наша страна катится на помойку. Война, репрессии, безработица. Народ просто пытается выжить, и за кусок хлеба готов взяться за любое дело. Тем более палачей простой народ всегда страшился, а им это лишь прибавляет уверенности, ведь у таких есть маленькое, ложное право на власть.
   – Тут я с вами соглашусь. Я по-честному и сам ступил на кривую дорожку из глупости. Мне хотелось, чтобы в моей жизни все наладилось, несмотря на доступные способы, но жизнь наказала меня за подобные выборы.
   – Артур, винить себя в том, что произошло не нужно. Ты ничего уже не изменишь. Все, что произойдет с тобой здесь, сделает из тебя совершенно другого человека с другими принципами и идеалами. Теперь ты расскажи мне, за что тебя посадили.
   – За то, чего я не делал.
   – Вот! А теперь подумай над тем, что в таких местах подобных нам с тобой достаточно много. Разве это справедливость? Нет. Это просто неудачное стечение обстоятельств. Мы выбрали иной путь борьбы в наших жизнях.
   – Вот только я не бился за интересы страны, как вы. Я думал только о себе и своем благополучии. Хотелось даже стать частью криминального мира в котором я оказался. Ну, то есть полноправным членом клуба беззаконников, если так можно выразиться. Чем же я отличаюсь от этих надзирателей? Просто я оказался по другую сторону. Я ведь тоже ощущал некое превосходство и дозволенность.
   – Думаю тебе уже пришлось раскаяться в своих грехах, Артур. Если ты говоришь мне об этом сейчас, то вина по-прежнему тебя гложет, и ты не прощаешь себя. Позабудь свою прежнюю жизнь и отпусти свою боль. Сейчас ты мало на что можешь повлиять. Разве что остаться в живых и преодолеть все эти сложности. Ранее я тебе говорил об этом.
   – Да, Михаил Евгеньевич, я это запомнил. Но как с этим можно примириться? Уже который день я смотрю на нашу бригаду и совсем не понимаю, как можно привыкнуть к этому лютому холоду? – я громко прокашлялся и прикрылся рукавом ватника.
   – Артур, все могло быть и хуже, – старик снова размахнулся топором и вонзил его в дерево.
   – Куда уж хуже?
   – Ты забыл о войне. Тебя могли забрать на фронт, и ты мог лишиться самого ценного – жизни.
   – В ваших словах есть правда, но мне дали двадцать лет за то, чего я не делал. Очень трудно с этим примириться, понимаете? – и снова я зашелся в больном кашле.
   – Вот возьми, – Михаил протянул мне таблетку. – Стащил себе упаковку, когда был на осмотре в санчасти. Проглоти и тебе полегчает.
   – Спасибо, – говорю и глотаю таблетку. – Возьмите это. Не хочу быть у вас в долгу, – я протянул старику припрятанную конфету. Глаза Михаила Евгеньевича вспыхнули блеском, и он, не раздумывая, принял сладость.
   – Это тебе спасибо, Артур. Не помню, когда в последний раз ел сладости. Касаемо твоего примирения. Над этим нужно работать. Над своими мыслями. Иначе твои внутренние бесы доведут тебя до ручки, – он погрозил мне пальцем. – За десять лет я видел разное. Люди вскрывали себе вены, устраивали бесполезные бунты, пытались убежать.
   – А реально ли сбежать отсюда?
   – Можно, даже не так сложно, как может показаться. Вот только ты должен помнить о том, что впереди, – он посмотрел в сторону леса, – тебя ждут только холод и смерть. Там невозможно выжить. Много кто пытался, но охрана находила только трупы этих бедолаг. Кого-то губил холод, кого-то голод, а кто-то был разорван на куски местным зверьем. Волки особенно голодны в зимнее время года, а снег здесь почти круглый год.
   – Но все же люди бегут.
   – Эй, вы двое! Работать! А то по зубам получите! – крикнул надзиратель.
   Мы застучали топорами активнее, но лишь для того, чтобы создать видимость нашей работы.
   – Пытаются сбежать, – вполголоса продолжил старик. – На моей памяти лишь одной группе людей это удавалось.
   – Но как?
   – Те были отважные и даже безрассудные ребята. Один из них сделал для группы лыжи в столярке, другой обирал заключенных в поисках теплых вещей. Подонок даже стаскивал последние телогрейки с беззащитных, либо убивал сопротивлявшихся и все равно брал то, что хотел. В задачу третьего входило найти еще нескольких отчаявшихся безумцев, чтобы в будущем побеге использовать их как консервы.
   – Что? Я вас не совсем понял.
   – Чтобы съесть, Артур. Ты все правильно понял. Побег из таких мест требует от тебя беспринципности. Ничем брезговать не стоит, если ты решился на такое. Бежать приходится долго, силы иссякают быстро, нужна еда.
   – И у них все получилось?
   – Не знаю. Меня, слава Богу, рядом с ними не было, но по слухам надзиратели никого не нашли. Ни заключенных, ни тел. Следы замела безумная вьюга, поднявшаяся в тот день. Тюремщики были сильно озлоблены, когда вернулись с пустыми руками. Ну ты знаешь, начали вымещать злобу на остальных. Некоторых из нас даже забили насмерть.
   – Вот суки.
   – Не вини их, Артур. Их сердца давным-давно уже зачерствели, промерзли от холода, ведь по сути они такие же заключенные обстоятельств, как и мы. Им не нравится такая жизнь, но уйти они не могут.
   – Да почему вы постоянно сравниваете их с нами? Жалеете еще. Они же нелюди. Вы вообще знаете, что они творят? Вы когда-нибудь слышали про пытки?
   – Я все знаю, Артур. Слишком многое я здесь повидал. Просто ты еще молод, только не обижайся. У тебя горячая кровь, которая пульсирует по твоему телу, заставляет тебя сопротивляться, проявлять свой максимализм, а вот я уже слишком стар и единственное, что мне остается, это делиться своей мудростью, если можно так сказать. Я не призываю тебя менять своих взглядов, я просто делюсь с тобой тем, как вижу мир я. Мне так становится спокойнее.
   – Простите, если я был слишком резок, просто не могу принять наш мир таким, каков он есть. Все слишком абсурдно и… не знаю, так бесчеловечно что ли. Никто конечно никому и ничем не обязан, но ведь можно оставаться друг другу просто человеком. К этому надо стремиться, к доброте и помощи, а не запираться друг от друга, ограждаясь высоченными заборами с колючкой. Вот только жизнь проходит, сгорает, а все что остается – это лишь пепел.
   – Я знал, что у тебя доброе сердце, – он добродушно улыбнулся. – Жаль, что мы не встретились раньше. Люди с такими убеждениями могут изменить этот мир.
   – Нет, старик. Такие люди, как оказалось, становятся лишними для общества, а когда они становятся лишними, то всегда идут не по тому пути. Я ввязался в разборки каких-то группировок, а вы расхаживали с транспарантами по главной площади, но в итоге все эти действия привели нас в одно место – в тюрьму.
   – Не отчаивайся, Артур. Мы еще многое сможем изменить, когда нас выпустят.
   – Дожить бы еще до этого дня.

//-- *** --//
   В камеру я вернулся, как и всегда поздним вечером. Гульден и Князь находились на своих кроватях под кайфом от принятых доз героина. Гвоздь лежал на верхней кровати и листал журнал с голыми девочками, периодически причмокивая губами. Профессор сидел за столом и задумчиво курил сигарету. Когда я зашел, то мимолетно встретился взглядами с бодрствующими сокамерниками, но никто из нас и не обмолвился словом. Сев у печи, первым делом я сунул в пламя свои руки, чтобы отогреться.
   – Ну как?
   – Что? – дрожащим голосом сказал я.
   – Нашел приспешников Хромого? – спросил Гвоздь, перевернув страницу журнала.
   – Нет, – я вытащил ладони из печки.
   – Есть будешь? Князь просил передать тебе банку консервов, – сказал Профессор.
   – Буду. Оставь ее на столе.
   – Но ты помни, что от тебя требуется. Тебе эти подгоны не за красивые глазки дают, – вставил реплику Гвоздь.
   – Я знаю, Гвоздь. Я все помню, и незачем мне об этом напоминать каждый день.
   – Не нервничай, зема. Здесь таких не любят, – Он отложил журнал в сторону и с вызовом уставился на меня, нахмурив брови.
   – Я не нервничаю. Пока еще не нервничаю.
   – Ты че? Это наезд или че? – Гвоздь спрыгнул с верхней шконки, журнал шлепнулся на пол. Тело Гульдена слегка пошатнулось в кровати от звука.
   – Отъебись, Гвоздь. Дай мне согреться! – прикрикнул я.
   – Вот те на! Шавка то с голоском оказалась. Что? Зубки прорезались?
   – Гвоздь, оставь его. Ты что не видишь, откуда он пришел? – сказал Профессор.
   – Молчи, очкарик. Мужики сами разберутся.
   Я поднялся на ноги, скинул с себя ватник.
   – Ну, давай. Чего ты хочешь? Подраться? Так пробуй, давай! – не выдержал я.
   – Хули ты дергаешься, а? В ебало получить захотел или че? – уверенно сказал Гвоздь, но отступил назад.
   Князь и Гульден по-прежнему лежали на кроватях, молча повернувшись к стене.
   – Успокойтесь, мужики. Выпейте чаю. Зачем ссоритесь?
   – Рот закрой! – крикнул Гвоздь и отвесил Профессору пощечину. Круглые очки слетели с его переносицы.
   Когда Гвоздь повернулся лицом ко мне, то я ударил левым боковым ему в ухо. Он пошатнулся и повалился на стол, перевернув его содержимое. Тарелки и кружки взлетели к потолку. Какое-то время он приходил в себя, пытался встать.
   – Не вставай, блять! – крикнул я и ударил его ногой в живот.
   – Сука! – завопил Гвоздь, скрючиваясь на полу.
   – Остановись, Артур. Он под кайфом.
   – Да мне плевать! Гребаные животные! Я не один из вас и терпеть это дерьмо не буду! Вы все жалкие! Вы хотите, чтобы я убил человека ради вас! Заслужить я видите-ли себе место должен. Да мне смотреть на вас противно.
   – Вот, покури, успокойся, – сказал Профессор и протянул зажженную сигарету. Мне хотелось вдарить по его руке, но я сдержался.
   – Не нужно. Мне ничего от вас не нужно.
   – Успокойся, молодой. Ты чего это здесь беспорядки наводишь, – проговорил Князь и поднялся со своего места. – Че здесь вообще происходит? – спокойно спросил он, оглядываясь по сторонам.
   Гвоздь поднялся со своего места.
   – Беспределит, сука! На меня накинулся! – завопил Гвоздь.
   – Заткнись. Сядь, – повелительным тоном сказал Князь Гвоздю.
   Зек послушно сел на кровать Гульдена, хотя и не успокоился.
   – Ты свою работу выполнил? – спросил меня Князь.
   – Сам завалишь Хромого этого или Косолапого и его приспешников, если тебе так надо!
   – Ах, вон оно что. Значит, так заговорил? Видимо поучить придется молодого, да? – обратился он к Гвоздю, а потом к Профессору.
   – Опустить его надо! – вскрикнул Гвоздь.
   Я не выдержал. Подойдя к крикливой крысе, несколько раз я вдарил ему по его тупой морде. Потом мне захотелось еще, и я бил дальше, пока мои костяшки не начали кровоточить.
   – Остановись! – заорал Князь и попытался подняться со своего места, но доза была слишком сильной, чтобы он смог оторвать свой зад от кровати. Поэтому он повалился обратно и ударился затылком о стенку.
   Ударив еще несколько раз Гвоздя, я вынул из кармана заточку.
   – Артур! Не делай этого! – причитал Профессор. – Тебя убьют за это!
   – Ты же не такой, как эти ублюдки. Чего ты им потакаешь? Хватит уже ссаться!
   – Успокойся, пожалуйста. Ты итак уже перегнул палку, – продолжил Профессор.
   – Оставь его! – крикнул Князь. – Его место скоро будет у параши, – надломленным голосом говорил он.
   Что же будет дальше? Почему я устроил этот театр? Может потому, что на меня повлиял тот старик на лесоповале. Он боролся за справедливость, отстаивал свои интересы, поплатился за это, но сейчас отбывает свой срок и планирует жить дальше. Жить и не отстаиваться от своей правды. А я? Я был готов работать снова на погань подобную Тарасу, Абдулле. И снова все лишь для того, чтобы убежать от проблем и не отвечать за свои поступки и слова. Ведь не я повинен в том, что происходит. Виноваты все, кроме меня. А вот нихуя. Виновен во всем только один единственный человек – я. Я не смог добраться ни до Тараса, ни до Абдуллы, но теперь у меня появился шанс сделать этот мир чуточку лучше, и будь, что будет.
   Я сжал в руке заточку, отодвинул от себя стол, зажал Профессора, чтобы он не влез в эту разборку. Князь заорал.
   – Сейчас! Дави его, бля!
   Гульден очнулся от наркотического сна, будто все это время он сидел в засаде, и, выпучив свои горящие безумством глаза, кинулся на меня. Среагировать мне не удалось. Здоровенная масса с отверткой в руке налетела на меня, и мы рухнули на промерзлый бетонный пол. Сначала я ударился затылком, в голове помутнело, но я сразу же пришел в себя, когда Гульден засадил отвертку мне в ногу.
   Определенно он целился мне в печень, но наркотический угар не позволял ему собраться с мыслями, как следует прицелиться и прикончить меня. А вот мне хватило сил. Инстинкт самосохранения впрыснул адреналин в мою кровь. Почувствовав прилив сил, я начал быстро набивать заточкой почки Гульдена. Услышал его кряхтение. Он начал отплевываться кровью, но продолжал держать меня под своей тушей. Потом со стороны подошел Гвоздь. Из его рта сочилась слюна, закапывающая ворот его майки. Маленький мерзкий зек улыбался. Схватив в руки отвертку, он покрутил ее в своих руках, глянул на меня, вытер слюну рукой и засмеялся. Гребаный наркоман.
   – Делай его! – вскричал Князь. – Убей его, бля! Хули ты встал!?
   Гвоздь обернулся к Князю.
   – Не надо так со мной разговаривать. Сегодня власть у меня, – он вскинул сжатую в руке отвертку к потолку. Гвоздь завороженно смотрел на нее, словно в его руках был сияющий клинок, которым он собирался подчинить себе весь мир.
   Я попытался поднять с себя мертвого Гульдена. Не получилось.
   – Гвоздь! Приди в себя! Замочи эту суку!
   – Или что? – ухмыльнулся Гвоздь. – Что ты мне сделаешь, Князешка? – он захохотал и начал прыгать с ноги на ногу, подражая какому-то королевскому скомороху.
   До меня дошло, что, когда я появился в камере, Гвоздь еще не получил нужный ему приход в отличии от остальных обитателей, кроме Профессора. Его речь была более связной, чем у остальных. Медлить было нельзя, Гвоздь рано или поздно придет в себя и подчинится. Изуродует мое тело своей отверткой и будет каяться своему повелителю, пока я буду лежать в луже собственной крови. Можно было закричать, чтобы охрана появилась на пороге, но шума было уже достаточно, а надзирателей так и не появилось. Неудивительно. Князь, наверняка, подкинул немало деньжат, чтобы сегодня его камеру никто не трогал. Большой босс сегодня отдыхал, гнал по венам отраву и наслаждался. Мало ли что зеки там выкидывают в приходе? Развлекаются, да и хуй бы с ними. Нет, это не поможет. У меня осталась одна единственная надежда.
   – Помоги! – заорал я.
   Гвоздь моментально обернулся. Сначала в недоумении он почесал голову, обдумывая не к нему ли я обращался, а потом он снова залился смехом.
   Ну, вот и все?
   Профессор вылез из-под стола и с силой накинулся на обдолбанного зека – Гвоздя. Столкнув его с ног, он взял возле стола табуретку и принялся разбивать его об наркомана, пока сидение не треснуло. Потом он отбросил ее в сторону, отдышался, посмотрел на Князя.
   Мне стало не по себе. Мало ли что себе напридумывал Профессор. Вдруг он пришел не на мой позыв, а лишь решил защитить своего Князя от обезумевшего обдолбанного психа? Сейчас он вполне может и сам заняться мной.
   Подобрав с пола свои круглые очки, Профессор надел их на переносицу, потом глянул на меня.
   – Сделай это! Давай же! Ты сможешь попросить все, что захочешь! Ты знаешь, что я всегда держу слово, – утвердительно заговорил Князь.
   – Ты сучила, Князь. Мы все об этом давно уже знаем, но молчим, но как видишь, ты предполагал, а жизнь все расставила по своим местам, – пыхтя от натуги, Профессор столкнул с меня Гульдена, схватил меня за предплечье и помог подняться.
   – Спасибо, – говорю.
   Мы стояли напротив смотрящего нашей крохотной хаты. В своей руке я сжимал заточку, Профессор сжимал ножку табуретки, поднятую с пола.
   Князь заверещал.
   – ОХРАНА! ОХРАНА! НАЧАЛЬНИК, УБИВАЮТ!!!
   Теперь нас услышали. В коридоре послышался топот тяжелых ботинок, потом звон ключей, судорожное шевеление металлического ключа в скважине замка, далее надзиратели заглянули в окошко металлической дверцы, пока судорожно дергали за дверную ручку.
   Когда они ворвались в камеру, мы уже все закончили. Я и Профессор тяжело дышали, наши майки были в брызгах крови, а руки были выпачканы по локоть. Оба мы закурили сигареты, обнажили свои пожелтевшие зубы.
   Все получилось. Наконец-то я сделал хоть что-то правильное в своей жизни. Избавил мир от грязи. Дал надежду на то, что мир станет лучше.
   Изменил ли?
   Раздался выстрел.
   Не выпуская изо рта сигарету, я посмотрел на профессора. На его животе красным пятном расползалась кровь. Убили. Меня тоже? И пусть.

Глава 26

   После того, как меня сильно избили, пересчитав все кости, я оказался в карцере. Охранникам пришлось долго волочить мое тело по коридору до камеры. Я не сопротивлялся, но весь мой путь до темницы был вымощен моей и чужой кровью. Мне показалось, что я видел, как один из зеков в дальнем углу коридора вытирал за мной протяжный след. Стало даже как-то стыдно, что ему приходится убирать за мной. Какой только в голову не придет бред, когда находишься в таком состоянии. По идее, я должен видеть проплывающие картинки моей жизни перед глазами, либо дальний блеклый свет в конце тоннеля, а я задумывался об этом несчастном уборщике.
   В лазарет, как вы уже поняли, меня не повели. Просто бросили на промерзший пол за решеткой, захлопнули дверь. Карцер был намного холоднее камеры. Даже в таком потрепанном состоянии я ощущал, как леденеют мои конечности. Доползти до кровати мне удалось, причем с неимоверным трудом, но забраться на нее так и не получилось.
   Утром, в компании надзирателей, явился врач. Очень молодой интеллигентный человек. Парень напоминал сновидение ушедшей жизни за забором. Слишком ярко контрастировал его белый халат, смущенное выражение лица, румяная кожа на щеках. Вежливо он попросил тюремщиков поднять меня на кровать.
   Они его послушались, вцепились в меня орлиными когтями, подняли ввысь и бросили на нары. Я лежал на кровати, а доктор колдовал над моими ушибами, прощупывал затрещины, искал переломы, оценивал состояние в целом. Неоднозначный вердикт врача о состоянии моего здоровья удовлетворял надзирателей.
   – Ничего. Переживет, падаль, – сказал один из них.
   В карцер мне также доставили всю мою одежду, швырнув ее рядом с туалетом. Врач брезгливо поднял стеганый ватник с пола и накрыл меня им сверху. Перед тем, как уходить из камеры, он кивнул мне головой. Казалось, это был какой-то тайный знак или шифр, известный только нам обоим. Хотелось ответить ему тем же, даже если он не давал мне опознавательный сигнал нашей тайной ложи, хотя бы просто ради забавы, но голова дико болела, пока он не вложил мне в рот две пилюли. Потом он заливал в меня стакан воды, половина которого небрежно пролилась на мою койку. От принятых медикаментов мне полегчало, и я уснул.
   Через несколько часов я поднялся с кровати, проснулся от холода. Ноги задубели, кончиков пальцев я не чувствовал вовсе, тело все еще изнывало от тупой боли. Осторожно ступая в темноте, я прошел к туалету и собрал свои вещи, сначала положил их на койку, присел рядом и медленно принялся натягивать одежду на себя. Когда закончил с нательным бельем, следом надел потрепанную телогрейку и ватники, стоптанные ботинки. Холод не отступал, и я накинул сверху куртку, огляделся в карцере.
   Это было маленькое помещение размером в два с половиной квадратных метра, покрытое бугристой серой штукатуркой. Нары, на которых я сидел, были прицеплены цепями к стене, и в дневное время, а точнее сразу после раннего подъема, они должны быть откинуты к ней же.
   В этой тюрьме, внутри тюрьмы, также имелось небольшое зарешеченное окно и слабое тусклое освещение. Из необычного заметил, что в карцере, как ни странно, я обитал не один. Периодически из-за разлома в углу комнаты показывалась крыса, но, завидев меня, она пряталась обратно.
   В этой новой будке мне было особо не разгуляться, и я даже не представлял, чем мне заниматься в дневное время. Карцер ограничивал волю заключенного до самого минимума. Никакого общения, никаких книг, никаких сигарет, и даже днем придется находиться здесь стоя, так как долго пролежать на бетонном полу не получится. Попытка расстелиться на нарах каралась избиением, привкусом собственной крови во рту и запахом резиновой дубинки перед лицом.
   Понимание того, что меня ждет, пришло быстро, но сильно я не отчаивался, так как знал, что долго здесь не задержусь. Я покусился на доходы начальника колонии, когда порезал Князя, а это значило, что средства на содержание авторитета больше он получать не будет. Естественно, это его расстроит, кого бы не расстроило? Если быть точнее, то неприятная весть уже огорчила его, но что же он может получить взамен от меня? Ничего. Поэтому довольствоваться ему придется малым. Возможно, меня будут пытать, может даже покалечат, а может попробуют изнасиловать. Я вполне мог бы и сам облегчить себе судьбу, но на самоубийство понадобится необыкновенная решительность и смелость, или дурость. Сейчас позволить себе такое я был не в силах, хоть и понимал, что стоит лишь обломить зубную щетку, принесенную мне надзирателями, и в моих руках уже окажется пластиковая зазубрина. Это могло бы разрешить все мои предстоящие беды.
   Куда же теперь завела меня судьба? Сижу и размышляю, как мне поступить с собственной жизнью, а точнее, как мне лишить себя ее. Разве я праве думать об этом и уж тем более надеяться на такое? Каждый человек хоть раз в жизни ловит себя на подобном, но вскоре искренне раскаивается за такой необдуманный грех. Тюрьмы работали иначе, иногда такие мысли казались избавлением от того, что могло тебя ожидать.
   Я несколько раз громко кашлянул, поднял прохудившийся воротник куртки, нацепил на голову расправленную шапку-ушанку, сунул руки в карманы. Пальцами я нащупал какие-то вещи. Посмотрев в сторону дверцы, я хотел убедиться, что за мной не наблюдают, иначе находка могла быть раскрыта, но стальная дверь не могла дать мне гарантий, а глазок, находившийся по ту сторону холодного металла, нашептывал мне, что стоило мне прямо сейчас вытащить содержимое из куртки, как в карцер мигом ворвутся надзиратели, чтобы обобрать меня до нитки и огреть дубинками.
   Поднявшись с кровати, в два шага я оказался возле двери, сел на корточки, вжавшись в угол, начал шарить по карманам. В стеганке я нашел две пачки сигарет, коробок спичек, нащупал горстку черносливов и клочок бумаги. Первым делом я сунул несколько сухофруктов в рот, озираясь на дверь. Зажевав несколько слив, я придался блаженству, закрыл глаза, прижался головой к шершавой поверхности камеры, старался двигать челюстью медленнее, чтобы прочувствовать всю гамму вкуса. Это было чудом и за время проведенное здесь, мне казалось, что только что я сорвал запретный плод из райского сада.
   Придя в себя после краткосрочных наслаждений, развернул записку, но читать не торопился, услышав какой-то шорох за дверью. Гремела связка железных ключей. Сердце сжалось, и на несколько секунд я задержал дыхание. Когда в коридоре снова стало тихо, я тайком подкурил сигарету и переместился к зарешеченному окну камеры, запрятав найденные сокровища под подушку. В записке было написано следующее: «Держись, друг. Ничего не бойся. Братва согреет. Олег».

//-- *** --//
   С каждым днем отбывания в карцере, как ни странно, мне все меньше и меньше было одиноко. Вместе с приемами пищи, которые мне просовывали через маленькое окошко двери, я получал от Олега его записки. В своих письмах он разъяснял мне, что в моей смерти необходимости никакой нет, поэтому гнева начальника зоны мне страшиться не нужно. Олег объяснял мне, что Князь был зарвавшийся наркоман, который слишком много возомнил о себе, постукивая начальнику на проворачиваемые в лагере дела. Его давно планировали убрать, а я лишь ускорил этот процесс, чем заслужил у некоторых авторитетов признательность и даже почет. В таких местах подобные поступки высоко оценивались, так как марать руки никто не любил, а в исполнителях всегда нуждались. Убийца продлевал себе срок, а блатной сиделец оставался чист.
   Идеально. Мне стремиться было уже просто некуда.
   Олег сообщил мне о том, что без моего ведома мне скорее всего уже впаяли пожизненное, возможно даже не одно, так как смерти всех сокамерников повесят на меня, но он подчеркнул, что это далеко не означало конец, и шансы выбраться на волю намного ближе, чем кажутся.
   Своими фразами, обещаниями и согревающими посылками Олег вселял в меня надежду.
   А что, если он тоже планирует побег или может даже переворот?
   Мне терять было нечего, и я готов был податься в любую авантюру. Я обожал Олега, боготворил его, сделал своим идолом, искренне уверовал во все его слова, верил каждой черточке, нацарапанной на бумаге. С каждым полученной весточкой я был в восхищении, но в то же время стыдил себя за то, что когда-то сомневался в этом человеке. На сегодняшний день эти письма на пожухлых листах, слова, написанные в них, дарили мне тепло.
   Также мне стали понятны мотивы Князя в том, что он не давал мне выйти на моего старого знакомого. Не хотел, чтобы я знал, кто он на самом деле, и, скорее всего, всячески отстранял меня от людей Олега. Хотя я догадался об этом сам, как и остальные арестанты. Все сидели молча, приняли такую жизнь, наплевав на собственные законы и понятия.
   На что они рассчитывали? Они бы ни за что не отмылись от этого позора. Все кроме Профессора. Вместе с ним мы пустили кровь, но следом за ними почему-то отправился только он, а вот я остался жив. Но разве это жизнь? Теперь это было неважно. Главное, что для остальных я разобрался с Князем, и меня признали за своего в этом сложном иерархическом преступном мире.
   Да, Артур по-прежнему по уши в грязи, и на первых страницах всех криминальных хроник, но по-другому здесь мне было не выжить. Это я осознал спустя два дня, когда сообщения прекратились, и вместо посылок, к которым я уже привык, мне приносили лишь баланду.
   Две последующие недели я провел в обществе огромной крысы, которая активизировалась после отбоя. Несколько раз за ночь приходилось просыпаться, чтобы отогнать ее от себя. Мне уже начинало казаться, что крыса хочет меня сожрать. Поэтому в одну из ночей мы схлестнулись с ней в дикой схватке за жизнь. Крыса верещала, я молчал. Она грызла мне руки, я по-прежнему молчал, смыкая пальцы на ее крохотном тельце, и мне удалось ее победить.
   В чем была причина моей оторванности от тюремной жизни внутри собственного крохотного зиндана, я не знал. Однако заметил, что носивший мне ранее еду охранник поменялся. Он просто отдавал мне наполненную едой посуду, а я возвращал ему пустую и благодарил. Догадки привели меня к тому, что тайная переписка была раскрыта. Возможно даже Олег пострадал от этого. Мысль меня ужаснула. И даже не от того, что мой старый друг мог получить взбучку, а от того, что я снова остался наедине с собой, причем без сигарет и сладостей.
   День за днем я вышагивал по маленькой камере, делая пару шагов в одну сторону и пару шагов в другую, негде было разгуляться. Мне вспоминалась моя жизнь, причем даже вещи о которых вспомнить ранее я никак не мог. Поначалу в голове были только родные, друзья, потом вечерние променады с Мариной, далее думал об Изе и даже Наташе, а потом о тех, кто надломил мою жизнь, упрятал меня на крайний север в вечную мерзлоту. Когда знакомые просветы памяти я затер до дыр, то память из глубин сознания начала подкидывать мне разовые встречи с незнакомыми мне людьми, с которыми я где-то пересекался, бытовые никчемные жизненные ситуации, очертания каких-то улиц и кирпичных домов. Дни становились дольше и дольше, ночи заканчивались слишком быстро громкоголосой командой: «Подъем!» Моя тюремная жизнь стала обыкновенным существованием. Я чувствовал себя безмолвной рыбкой, запертой в тесном аквариуме.
   Каждую последующую ночь в одиночестве мне снился один и тот же сон. В своих грезах мне виделись крыши домов родного города, возвышавшиеся над ними звезды, а рядом со мной, в объятиях, была Марина. Она прижималась ко мне, согревала меня, рассказывала о мечтах, смеялась и улыбалась, одаривала своим гипнотическим сверкающим взглядом. Мне не надоедало видеть эти сны, хотелось дольше находиться в моментах ушедшего прошлого, но даже такой мизерной утопии есть предел.

//-- *** --//
   Океан омывал мои босые ноги. Это так приятно. Я лежал на песчаном берегу возле воды, скрываясь в тени шезлонга. Приподнявшись с покрывала, я снял с себя солнечные очки и устремил свой взгляд к линии горизонта. Волны океана поблескивали под светом яркого солнца, и вдали ко мне медленно подплывала девушка. Легкий теплый ветер задул в мою сторону, повеял морской бриз. Как же здесь хорошо…
   – Ты чего такой довольный? – спросила Марина.
   На ней был красивый ярко-красный купальник, облегающий ее груди и стройные бедра. Она собрала свои длинные светлые волосы назад, открыв мне свое, необыкновенной красоты, лицо. Первым, как и всегда, в глаза бросался этот синий взгляд.
   – Отчего же мне быть грустным? Все чудесно. Я и ты, этот пляж и огромный бескрайний океан.
   – Может, тогда вместе искупаемся?
   – Давай попозже. Мне хочется побыть здесь, на пляже. Погреться на песке, побыть рядом с тобой.
   – Но ты итак весь день валяешься на песке, – она легонько толкнула мое плечо и улыбнулась.
   – Просто я очень долго пробыл в мерзлоте. Ты даже не представляешь, через что мне пришлось пройти и что сделать. Холод не только морозил мое тело. Он также пробрался глубоко ко мне в сердце и душу.
   Она легла рядом со мной, капельки воды стекали по ее красивому телу.
   – Расскажи мне, – шепотом сказала она.
   – Тебе это не понравится.
   – Артур, я же знаю, что ты сидел в тюрьме. Я понимаю, что это ужасное место. Я много слышала о том, как она меняет людей, и что с ними делает. Не бойся открыться мне.
   – Ладно. Несколько лет меня продержали в карцере. Это такая маленькая темная комнатка, где всегда хочется лишь одного – сбежать оттуда. В этой сырой норе приходит осознание того, что нет ничего страшнее, чем одиночество. Понемногу ты сходишь с ума и начинаешь раздумывать о смерти, как об избавлении. Маленькая темница сводит тебя с ума, губит психику. А над всем перечисленным царит вечная зима и вечный холод, от которого невозможно скрыться, спрятаться и согреться.
   – Но ведь сейчас все наладилось, Артур. Я рядом.
   – Это еще не все… Я убивал людей, Марин.
   – И пусть! Мне все равно! Сейчас ты рядом, вот что мне важно. А те люди скорее всего заслужили это.
   – Даже не верится, что ты говоришь мне такое. Разве в жизни так бывает? Любая другая девушка уже бы давно прихватила свои вещи и бежала от меня прочь.
   – Бывает. Я вот не такая, как все. Или ты так не считаешь? – провокационный вопрос с легкой самоиронией, сопровождаемый блестящей белой улыбкой.
   – Безусловно, – улыбнулся я.
   – Ну, вот видишь, – она подмигнула. – А как ты выбрался оттуда? Ну, из этой комнатки?
   Комнатки… Ты даже не представляешь, что это было, девочка моя. Для чего тебе знать об этом? В твоей жизни все идет замечательно, никакие невзгоды не сравнятся с тем, через что проходят люди в местах не столь отдаленных. Жизнь приобретает совершенно иной смысл, если, конечно, ты не становишься частью зоны. Все цвета на воле становятся ярче, а запахи насыщеннее, обычные вещи кажутся тебе чудесами, если за время темноты, злобы и холода ты совершенно не зачерствел и не ослеп.
   – Мой друг Олег вытащил меня оттуда. Он убил надзирателя, забрал его ключи, вскрыл мою дверь, и мы бежали по бесконечно длинному коридору под вои сирены. Нас преследовали озлобленные собаки, и не менее озлобленные тюремщики.
   – И что было потом? – Марина слушала с неподдельным интересом.
   Еще бы, не каждый раз встретишь человека, которому хочется поделиться с тобой такой болью.
   – Потом был бунт. Заключенные убивали охранников, и наоборот. Повсюду выстрелы и крики, кровь. Толпы заключенных бежали в лес. В нас стреляли, спустили на нас гончих, мы отбивались от собак и продолжали бежать. Вьюга заметала наши следы, и нам удалось скрыться, но не всем.
   – Долго вы бежали?
   – Долго. Несколько дней добирались до домика лесника, где заготовили снасти для дальнейшего побега.
   – Там же кругом снег. Как вам удалось оторваться от погони потом? И сколько вас было?
   – Четверо. Один из наших сделал лыжи, другой сшил нам одежду, третий припрятал все это добро у дома лесника, а четвертый…
   – Что с ним?
   Я посмотрел в ее сияющие глаза, отвернулся к воде и вновь всмотрелся в линию горизонта.
   – Мы его съели.
   – Господи, Артур! Какой кошмар! – она закурила сигарету. – И что было потом?
   – Дай мне сигарету.
   Она протянула мне пачку, села ко мне ближе, обхватила руками. Вытащив сигарету, я усмехнулся и закурил.
   – Что такое?
   – Да так. Ничего, – затягиваюсь сигаретой. – Каждый раз наслаждаюсь нашими встречами здесь, в моих грезах, верю в них, как дурак. Потом рассказываю тебе все это, ожидаю, что ты поведешь себя, как настоящий человек. Сказанное мной повергло бы в шок, или как я говорил ранее, заставило бы тебя убежать от меня, а не прижиматься ко мне, изображать фальшивый интерес. Ты не чувствуешь ужасов, сказанных мной, воспринимаешь все, как должное. Мне больше нравится, когда мы не говорим обо всем этом, и ты просто притворяешься, что любишь меня, но более искренне, чем сейчас.
   – Ты закончил? – она улыбалась и курила сигарету. Кончиком пальца она расстегнула лямку своего купальника, оголив левую грудь. В ее глазах заискрились огни желания, игры, наслаждения.
   – Да.
   – Тогда пойдем купаться? Вода такая теплая, – она сбросила с себя купальник и побежала к морю. Ее силуэт медленно погружался в воду.

//-- *** --//
   И снова холод будит меня, дергает за ноги, морозит мне шею и запястья.
   Давай просыпайся, чего ты разлегся?
   Я медленно поднимаюсь с кровати, съеживаюсь, подрагиваю. Выдыхаю воздух, и изо рта поднимается пар.
   Сырая клетка… Паршивая, провонявшая, смердящая одиночеством камера, из которой нет выхода. Куда там, песчаный пляж, лазурные воды. Это слишком утопично для меня, да и всегда так было.
   Откуда я мог знать, каково это греться на песчаном берегу? Тем более, прижимать к себе красавицу Марину и не задумываться над терзающими меня паршивыми карцерными демонами, которые здесь удерживают и ежедневно вываривают меня в своем котелочке, высасывают жизнь, грызут мои кости… Так и пройдет остаток моей жизни? Если, конечно, дотяну до завтра.
   Полгода заключения здесь. Полгода… Одиночество и угрызения совести стали моими вечными спутниками. Они уходят только ночью, когда во сне приходит Марина. Но она не всегда является. Иногда я вижу другие сны, от которых реальность кажется мне более радужной.

   За проведенное время здесь я сбросил около сорока килограмм или даже больше. Высохшее человекообразное существо напоминающее оживший труп.
   Пару месяцев назад я практиковал занятия спортом. Отжимался от пола, подтягивался держась за бетонный выступ стены, но силы все равно с каждым днем покидали меня. Тело истощалось и теперь при легком дуновении ветра оно содрогалось. Еду с каждым разом приносили все меньше, все хуже. Пайка баланды больше походила на чашку мутной воды, нежели на что-то съедобное.
   В таком состоянии все чаще думается: «Когда это кончится?». При этом тебя перестает волновать, как именно все закончится. Вы, наверняка, понимаете, о чем я. Никакие лозунге о борьбе за жизнь не лезут в голову. Хочется, чтобы все кончилось. Хочется любви, тепла и свободы…
   В такой, казалось бы, безвыходной ситуации, когда рассчитывать больше не на кого, и ты остаешься сам за себя, наплевав на всех и вся, случается, что тебе протягивают руку помощи…
   Кто? Тебе это уже неважно. Ты даже не задумываешься об условиях сделки. Ты просто принимаешь предложение, чтобы выбраться из маленького чистилища.

Глава 27

   – Ну, здорово, братишка, – сказал Олег и устало улыбнулся. В его глазах была тяжесть. Ноша, которая выпала на долю еще слишком молодого парня, который вынужден быть здесь и держать свою власть перед остальными. Тяготы тюремной жизни сильно изменили его внешне. Он совсем отощал, веки под глазами набухли, на оголенных плечах вырисовывались татуировки. Наколки были совсем свежие, означавшие причастность к бунту и протесту закону.
   – Присаживайся, Артур. Мы сейчас чайку заварим, – уставшим голосом сказал он.
   Как же ты изменился, старый друг. Зона настолько сильно поломала тебя, насколько сделала более суровым и крепким.
   – Здорово, – говорю.
   Прохожу по камере и здороваюсь со всеми присутствующими, а потом сажусь рядом с Олегом.
   – Ну, как там на киче?
   – Тяжело. Спасибо тебе за твою помощь.
   Ты даже представить себе не можешь, насколько сильно я ждал твои передачки, пока они не закончились. Смысл моей жизни в той сырой клетке состоял лишь в надежде на то, что я снова смогу вот так просто сидеть рядом с тобой и разговаривать, вспоминать былое.
   – Брось, своих в беде не бросаем.
   Один из зеков по кличке Заяц передал мне кружку с горячим чаем. Это был крепкий жилистый парень с выпирающими передними зубами на худом лице. Я сделал несколько глотков, закусил конфетой и передал кружку следующему. Мне не верилось в происходящее. Все это снова могло оказаться сном, иллюзией. Слишком уж все казалось привычным, спокойным, как в ночных сновидениях. Будто бы так было всегда, и никакого карцера не было.
   Сработал древний человеческий инстинкт? Может это называется по-другому, я имею в виду привычку человека быстро свыкаться с хорошими условиями.
   Еще полгода назад моим сокамерником была только здоровенная крыса, с которой я дрался за крошки хлеба на полу, а вот теперь меня окружали обыкновенные люди.
   – Есть закурить? – спрашиваю.
   – Держи, Артур, – Олег протянул мне сигарету, зажег спичку, и я закурил.
   Следовало бы уже давно отказаться от дурной затеи, но как же был сладок этот едкий дым, что пропитывал мои легкие. Он туманил разум, расслаблял тело, убивал мою жизнь. Я чувствовал табачный дым так ясно, что поверил в эту реальность. Я выбрался оттуда. Я смог сделать это. Карцера больше нет.
   – У тебя, наверное, много вопросов? – Олег сделал глоток чая, закурил сигарету. Дымное облако на мгновенье скрыло его лицо из виду, когда он сделал первую долгую затяжку.
   – Было. Через полгода мне уже стало совершенно все равно. Меня питала ярость, ненависть, вера в свою правоту, потом истязала жалость, тоска и грусть. Больше всего на свете я мечтаю покинуть эту зловонную дыру и снова жить. Жить нормальной жизнью где-нибудь на берегу реки, возле крохотного деревянного домика.
   – О таком каждый из нас мечтает, – сказал зек с верхней койки.
   Это был совсем юный парнишка лет двадцати. Короткостриженый, как и остальные, но его отличало наличие подростковых пуховых усов под носом. Ему следовало бы убрать их, но, скорее всего, для него это было гордостью. Первые признаки мужественности, как никак. Обитатели этой камеры обращались к нему Малой, либо Шустрый. Не знаю точно, с чем это связано. С его ростом, или возрастом.
   – А ты в чужие разговоры не лезь, малыш, – проговорил Заяц.
   – Оставьте, – слегка прикрикнул Олег. – И без ваших потасовок тошно.
   Все замолчали, раскурили сигареты и задумались о своем. Я и Олег тоже молча дымили, погрузившись в раздумья.
   Как же, оказывается, мало нужно человеку. Ему бы домик у реки, лодочку, тишину, спокойствие. Лишь бы солнышко пригревало, да заборов не было. Дайте волю вольную, да хлеба кусок. Не диктуйте свои правила, оставьте в покое, дайте человеку самому решать, кем ему быть, по каким законам жить. Не навязывайтесь, оставьте свое мнение при себе и сами живите так, как вам захочется.
   Все так, да только оказавшись на столь желаемой воле, большинство закоренелых зеков забудут про эти мечтания. Им бы снова вдоволь погулять, пограбить, потрахаться и снова за забор с колючкой. Никто ведь из них даже и не подумает об этом самом домике, когда учует запах наживы, поглазеет на красивую жизнь и может даже сам ее прочувствует, немножечко.
   Не сидится человеку спокойно, всегда хочется чего-то большего. Вот только какова цена за это «все»? Никто же не захочет упорным трудом добиваться желаемого. Проще ведь рискнуть всем! Украсть и свалить, если получится. Ну, а если не повезло, не «фартануло», так сказать, то извольте, дружок, пожаловать в места, не столь отдаленные…
   – Все у нас еще будет, Артур. Не огорчайся, – Олег смотрел на меня, видел в глазах мою боль, видел, насколько сильно мое желание бежать отсюда.
   – Расскажи мне, как так вышло, что ты сейчас сидишь здесь, рядом со мной. Мне до сих пор в это не верится. Я имею ввиду даже не то, что ты в этой камере, а вообще в тюрьме. Как так вышло? Я знаю, что произошло с твоим отцом, и как он здесь оказался. Я даже знаю, кто именно сделал это.
   – Ты про Тараса что ли? Знаю эту историю. Знаю даже, почему ты здесь оказался. Давно я присматривал за этой тварью, хотел разделаться и с ним, и с его людьми. Он мне всю плешь проел своими выходками. Я даже нанял для этого особого дела специалиста – Хромого.
   – Хромой?
   – До травмы его по-другому звали, но ты с ним знаком. Вы уже пересекались раньше, – Олег ухмыльнулся.
   О чем ты говоришь?
   – Ты даже сам отчасти стал причиной его косолапости, – он снова улыбнулся.
   – Не помню, – говорю и затягиваюсь сигаретой.
   – Честно признаюсь, я даже разозлился на тебя, когда узнал, что ты работаешь с этим ублюдком Тарасом. Не удивляйся так. Правды в наши дни не скроешь. Позже я, конечно, выяснил, что он и тебя поимел, и знаю, что потом ты работал на какого-то сутенера, который убил Тараса, прибрал его делишки себе и подставил тебя. Помотало тебя, Артур, помотало.
   Я все равно не до конца понял Олега. Думаю, что он и сам видел в моих глазах недоумение, но нарочно не говорил мне об этом, не разжевывал. Видимо хотел сделать мне сюрприз, если можно так выразиться.
   – А где сейчас этот Хромой?
   – В карцер закрыли. Прямо как тебя. Зарядил топором какому-то олуху на лесоповале. Ну, там за дело было. Ему сейчас тяжко будет. Думаю, тебе объяснять не нужно, сам все понимаешь. Вот только его мы сейчас никак не пригреем. Ни рандолек ему не вышлем, ни сигарет. Ты не подумай обо мне дурного. Я перестал слать тебе посылки лишь по причине бунта, который прогремел не так давно на зоне. Все по хую пошло, конечно, но пусть менты знают, что им не под силу все держать под своим контролем. У нас ведь тоже зубы имеются. Несмотря на выделяемые средства на их содержание из карманов блатных, те решили ввести некоторые санкции против нас, порядочных арестантов. В том числе это касалось и передачек. Короче, к черту всю эту паршивую политику. Блевать хочется.
   – А где мы раньше виделись с Хромым? – любопытство не унималось. Были, конечно, догадки, но хотелось узнать больше, услышать всю правду, целиком не дожидаясь никаких сюрпризов.
   – Ты и твои напарники грабили ломбард. Он пришел туда по ваши души. Нужно было, чтобы он нанес точечный удар по планам Тараса. Внес мои коррективы в его беззаботную жизнь, так сказать. Одного Шамиль убрал сразу, потом ему пришлось убрать свидетеля…
   Шамиль? Наверное, это настоящее имя загадочного киллера. Но что ты такое несешь? Пришлось. Всего лишь небольшая оплошность, ага… Кто ты такой? Я не верю, что ты говоришь мне все это.
   – …на очереди был твой второй напарничек, а вот тебя Хромой должен был взять живым. Допросить и решить, что с тобой делать дальше.
   Я докурил сигарету и затушил окурок в пустой консервной банке. Потом глянул на Олега и поймал его озлобленный взгляд на себе. В принципе, я мог его понять. Понять эту злобу. В конце концов, я работал на убийцу его отца, но это не отменяло того факта, что я ничего не знал. Тем более пытался сам расправиться с Тарасом.
   Этого ты разве не учел, Олежа?
   – И что было дальше?
   Олег затушил окурок сигареты, смерил меня взглядом, и продолжил.
   – Он за вами побежал, когда вы дали деру, ну и расстелился наш хромоногий на льду. Связку на ноге порвал, так еще и вырубился, когда башкой треснулся. К тому времени уже и менты нагрянули. Дело было сшито.
   – Вот зараза.
   – И не говори, но твое счастье, что Шамиль до тебя не добрался, – Олег ухмыльнулся. – Он не чурается весьма жестоких способов выбивания информации, и обычно не верит первому слову, что скажет подопытный. Наверное, сказываются детские травмы, не просто так люди становятся садистами.
   – И что теперь?
   – Теперь я в тебе не сомневаюсь. Ты прости меня за то, что второй раз уже усомнился в тебе. Да, да, я про наш разговор перед стрелкой с центральными. Надо было мне сразу убедить отца, что ты не крыса. Столько лет прошло, а до сих пор забыть это не могу. Видимо, нужно от тебя услышать пару слов прощения, так сказать.
   – Забыли. Ты мне уже отплатил сполна. Да и я, как выяснилось, тебе нервы потрепал. Я ценю твою поддержку и тогда, и сейчас. Сейчас уже все равно, что было раньше.
   Нужно было это сказать. Конечно, я думал по-другому. Все ведь могло повернуться совершенно иначе. В другой реальности Хромой возможно привязал бы меня к стулу, пытал током, выдергивал ногти из пальцев. Нужно жить в этой реальности. Забыть сказанное Олегом не получится, но, по крайней мере, теперь мне будет легче пережить мой уговор с операми.
   Этим я ни с кем, конечно, не делился, хотя и было стыдно поначалу, но потом я понял, что не чураюсь борьбы за жизнь любыми способами. Плевал я на понятия и законы тюремного мира. Ты Олег и твои дружки не знаете, что я пережил в стенах собачьей карцерной конуры. Когда все вскроется, вы будете меня судить. А может кто-то из других арестантов поймет, почему я так сделал? Что ж, у них у всех еще будет время все обдумать. Пока я ничего не сделал, а за мысли ведь не судят, верно?
   – Да… Появились некоторые сложности. Я уже упоминал об этом ранее. Тебе бы и дальше передавали сигареты и прочее, если бы начальник зоны не поменялся. Все дело в нем. На самом деле, тебе крупно повезло, Михалыч тебя бы сгноил в карцере. Своенравный человек. Он хотел тебя годами на киче держать.
   Михалыч? Твой новый знакомый? Тепло ты, однако, отзываешься о нем.
   – Я бы не выдержал.
   – Да никто бы не выдержал. Тебя хотя бы не прессовали, как моего Отца. Его мучили долго, но он не ломался, стоял на своем. Били, пытали током, но забрала его болезнь. Ничего от него не добились. Я ведь до сих пор вспоминаю тот день, когда его выводили из нашего бара в наручниках, а он даже не сопротивлялся.
   – Соболезную.
   – Со всеми, кто этим занимался здесь я уже разобрался. Правда не всегда собственноручно, но сделал это. Вернуть бы к жизни этого ублюдка Тараса, и самому с ним поквитаться. Знаешь, вот прям не хватает жирной точки в этой истории. Его кровью я сделал бы последний штрих, расписался в закрытии этого дела.
   Я молчал. Мне не хотелось вмешиваться в расправу Олега. Пусть и вымышленную, но все же не стоило лезть.
   Человеку свойственна незримая жестокость, которая овладевает им, усиливает его боль, становится смыслом жизни. Кровь за кровь. Древний обычай.

//-- *** --//
   Сидя в карцере, я услышал шаркающие тяжелые шаги в коридоре. Кто-то из надзирателей, не спеша, шел к моей конуре.
   Что тебе нужно от меня? Ты пришел выпустить меня? Начальник, наконец-то, сжалился надо мной? А может, вы избавите меня от страданий? Способов для этого много. Вам даже необязательно выпускать меня отсюда. Одна пуля, и я навеки обрету вечный покой. Да. Больше никакой сырости, холода и одиночества. Я стану свободным.
   Раздался стук в дверь.
   – Ты слышишь меня, заключенный?
   Конечно, слышу, идиот. Как же иначе.
   – Да.
   – Я принес тебе кое-что, – сказал старый надзиратель.
   По голосу слышно, что доживает он свои последние годы. Это место сказывается на всех, и не важно по какую сторону решетки ты находишься. Охранник тяжело дышал, и я знаю точно, что наклониться к небольшому оконцу моей камеры было для него непосильным трудом. Однако у него получилось.
   Маленькое окошко железной дверцы отворилось, и туда просунулась рука. Довольно-таки опасный маневр. Нарушение правил безопасности. Я ведь могу сломать протянутую руку. Это несложно. Просто схватиться за кисть и дернуть ее вниз как следует. Только для чего? Чтобы немного развлечь себя? Но тогда остальные надзиратели сбегутся на крик, откроют дверь и пройдутся по мне своими ботинками как следует.
   – Ты слышишь меня, заключенный!? – уже более требовательно вещал голос.
   Видимо он ждал, когда я куплюсь на его предложение, а может поясница совсем доконала его, и он не мог долго находиться в согнутом положении.
   – Да. Я все еще здесь, – я усмехнулся.
   – Шутишь? Это хорошо. Вот возьми, – он разжал кисть руки, в которой лежали две самокрутки и коробок спичек.
   В чем подвох?
   – Что вы хотите за это?
   – Я лишь хочу тебе помочь, – с затяжным вздохом выговорил он.
   Купился. Да, я на крючке. Я взял из его рук самокрутки и закурил одну из них. Даже если это просто глупая шутка одного из тюремщиков-садистов, а такие есть, уж поверьте, то хотя бы я успею насладиться этим паршивым табаком.
   – Ты сильно провинился. Ты ведь понимаешь это?
   Заставляешь чувствовать меня словно я маленький ребенок, который попался на своей шалости?
   – Чего вы хотите?
   – Тебя можно вытащить отсюда. Знаю, ты вряд ли уже когда-либо на это надеялся, но это, действительно, возможно.
   И какова цена?
   – Почему ты молчишь? Ты не хочешь выбраться отсюда? – повторил он.
   Очень хочу. Ты даже не представляешь, как сильно я этого хочу. Тебе ни за что не понять какого это просидеть здесь столько времени.
   – Хочу.
   – Тогда тебе придется поработать на меня и моих коллег. Ты же понимаешь, о чем я?
   – Хватит разговаривать со мной, как с идиотом! – не выдержал я.
   – Не нервничай, мясник. Мы же не хотим, чтобы остальные зеки узнали о том, что ты будешь прислуживать нам.
   Я не видел его лица, но был уверен, что эта фраза далась ему легко и с улыбкой.
   Мясник?
   – Буду стучать для вас. Так вы хотели выразиться?
   – Называй, как хочешь. Главное, чтобы ты выдал нам несколько особо опасных преступников.
   – Я почти никого не знаю. Большую часть своего срока я просидел здесь, в карцере.
   – О, нет, ты знаешь. Твой старый дружок. Его зовут Олег, но для остальных он – Бунт. Да, да. Эта сука не просто так получила свое прозвище. Несколько нападений на надзирателей, и, между прочим, на заключенных тоже.
   – Которые на вас работали?
   – Да, которые с нами сотрудничали. Что бы ты не думал, но это норма для таких мест. Эти люди работали на благо нашего заведения и вполне могли заслужить себе прощение, за которым обязательно следовало бы сокращение срока. Скажи мне, ты хочешь выйти отсюда раньше положенного времени?
   Наглое вранье. Сокращение срока. Сладко звучит, но по факту это яд. Отрава для души. Это все равно, что протянуть ребенку конфету, и, как только он захочет ее взять, захлопнуть руку прямо перед его лицом.
   – Да, хочу.
   – Тогда помоги нам. Помоги понять, что затеял этот самоуверенный болван. В зоне ходит много слухов, и в связи с последним бунтом зеки защебетали чаще обычного. Все они словно сговорились о чем-то, о чем-то важном. Помоги нам взять его, раскрыть этот план, и тогда мы подумаем над пересмотром твоего дела.
   – Как все просто.
   – Никто и не обещал, что будет легко, но это, наверняка, лучше, чем сгнить в этой паршивой камере, как считаешь?
   Он не оставил манеры разговаривать со мной, как с ребенком, но я проглотил и это.
   – Так что, по рукам, мясник?
   – Почему ты так называешь меня?
   – Потому что твои руки по локоть в крови, и все об этом знают, даже боятся тебя. Это вполне сыграет тебе на руку в твоем расследовании. Ты теперь уважаемый человек, или что-то вроде того. В этом животном мире любят таких, как ты и до усрачки боятся. Так мне снова повторить свой вопрос?
   – Не нужно.

//-- *** --//
   – Артур. Артур! Ты здесь? – спросил Олег, похлопав меня по плечу.
   – Да, да. Конечно, здесь. Ведь деваться отсюда некуда верно?
   – Смотря, как посмотреть, – сказал себе под нос Заяц.
   – Замолчи, Косой, – сказал коренастый зек. Он был крупнее всех остальных. Здоровенный кабан с искореженным лицом. Его называли Гиря.
   – Базар фильтруй! – ответил Заяц.
   Гиря даже не обратил внимания.
   – Олег, в самом деле, я понимаю, что вы были знакомы с ним, с Мясником, но мы не знаем, на кого он работает.
   – Что ты имеешь ввиду, Гиря? – сказал Олег.
   – Ничего. Просто совпадение ли, что он вышел из карцера и оказался здесь. Все мы знаем, что он сделал, и за такое… За такое из карцера не выпускают несмотря ни на что. А он сейчас сидит здесь, и мне кажется не стоит раскрывать ему всех карт.
   – Он давно уже доказал свою верность. В нем сомнений нет, верно, дружище?
   Олег посмотрел на меня. В его взгляде читалось полное доверие. Он верил мне. Верил в то, что оказался я здесь по счастливой случайности или для того, чтобы помочь ему осуществить его неизвестный план.
   – Конечно. Мне чертовски повезло, что я здесь с вами. Если у вас есть секреты, то просто не говорите мне об этом. Я не хочу знать, о чем вы здесь говорите, если вы и вправду считаете меня стукачом и сучилой.
   – Да хорош, Артур. Не будь так строг к себе. Вот видите. Об этом парне я и говорил. Это наш человек, – с улыбкой сказал Олег.
   Как же ты ошибаешься, дружище. Как же ты не прав. Я думал, что ты закоренел в стенах этой колонии, но все было не так. Ты был тем, кто просто выглядел так, как оно требовалось в этой ситуации, в этой сфере обитания, в этой проклятой дыре. На самом деле ты остался тем наивным мальчишкой, каким я знал тебя раньше, а вот я нет.
   – Вот видишь, видишь? – сказал Заяц. – Олег верит ему, и значит я тоже верю, – Косой едва не ударил кулаком себя в грудь
   – Ладно, забыли, – сказал Гиря. – Чай еще остался?
   – Вот, возьми, – я передал ему кружку со стола. – Теперь, если вы не против, я бы хотел поспать. Завтра, я так понимаю, снова придется вкалывать.
   – Да, нам бы всем не помешало выспаться. Все льготы потеряны. Начальник поменялся, а значит нас снова выгонят на мороз валить лес, – сказал Малой.
   – Все, всем отдыхать, – подытожил Олег.

Глава 28

   Сколько лет прошло? Десять? Двадцать? Я снова на свободе. Чувство того, что я был на этом пляже не покидает меня, словно я был здесь раньше, когда-то давно. В моей руке бутылка холодного пива. Яркое солнце приятно обжигает кожу. Поправляю свою соломенную шляпу на голове и продолжаю идти вдоль береговой линии, зарывая ноги в песок. Как же тепло и чудесно в этом месте. Что может быть лучше этого дня? Разве что неожиданная встреча.
   Впереди была девушка, совсем молодая, по крайней мере мне так показалось. Рядом с ней был маленький мальчик. Он был ей братом, либо сыном. Я приблизился ближе, и сомнений совсем не осталось, это был ее ребенок. Он звонко смеялся, когда его молодая мама щекотала его, прижимала к себе, целовала его щеки. Потом он встал с песка и побежал к морю. Заботливая мать предупредила его, чтобы он был возле берега и не вздумал пропадать из виду.
   Я приблизился ближе, на минуту остановился, усомнившись в том, что это была она.
   Нет. Такого просто не может быть. Столько лет прошло. Все надежды уже давно умерли, и все забыто. Я пережил такое катастрофически жестокое время в тюрьме, выбрался оттуда, может даже, благодаря воспоминаниям о ней, но… Нет. Бред. Я не мог встретить ее здесь.
   Сев неподалеку от девушки, я открыл бутылку пива, откинулся на бок и сделал несколько глотков. Может, было невежливо так нагло наблюдать за ней, но ее это совсем не смущало. Она смотрела на своего сына, который плескался в море. Незнакомец был ей безразличен. Очередной обыкновенный турист на пляже.
   Это была замечательная картина, отображающая самую чистую любовь матери к сыну. Это было прекрасно. Искренние теплые чувства, вот что делает нас людьми. Людьми, в которых хочется верить, и которые способны на что-то по-настоящему доброе и прекрасное.
   Сделав еще несколько глотков, я откинулся на спину. Бутылку поставил рядом с собой, достал сигарету и закурил. Я улыбался, предаваясь своим философским суждениям.
   Шум моря отдавался в моих ушах приятными нотами свободы и умиротворенности. Если счастье есть, то оно настигло меня именно здесь.
   – Добрый день, – рядом послышался приятный голос.
   День был, действительно, прекрасен и добр ко мне и к окружающим. Но вот чего я точно не ожидал увидеть, так это наяву свои догадки.
   Она все же заметила меня?
   Я приподнялся со своего места, посмотрел на стоящую рядом девушку.
   – Здравствуй, Марин.
   – Артур? – она была удивлена такой встрече, а вот я не очень. Все время знал, что когда-нибудь снова увижу ее.
   Да, это я. Каждый раз я представлял нашу с тобой встречу, хотел признаться в своих чувствах, ведь ты до сих пор не отпустила меня. Я постоянно думал о тебе, особенно в самые тяжкие дни моей жизни…
   – Вот мы и снова встретились.
   – И не говори. Как неожиданно видеть тебя здесь. Я думала ты остался там в…
   – Прошлом? – я ухмыльнулся.
   – Что-то вроде того.
   Мне показалось, что ей даже стало стыдно от своих слов.
   – Звучит не так приятно.
   – Прости, если я тебя обидела. Я не хотела.
   – Я шучу. Это юмор такой. Понятный только мне. Забудь. Как твои дела?
   – Все хорошо. Поначалу было трудно, но я свыклась и просто начала жить дальше.
   – Трудно?
   Тебе было тяжело, как и мне после нашего расставания, верно? Знаешь, я иногда даже не находил себе места. Постоянно видел тебя в отражении лиц, совершенно незнакомых мне людей. Наверное, ты думаешь, что я слаб, раз позволяю себе такие романтические сопли, но…
   – Да, ты знаешь, переезд в другую страну. Незнание языка, непонимание культуры. Эти постоянные поиски работы, себя.
   – Ну да, ну да…
   Она не разделяет твоих чувств, наивный глупец.
   – В чем дело? Ты выглядишь как-то подавленно.
   Да что ты. Ты так считаешь?! Стоп. Не стоит мне думать о тебе с пренебрежением. Это ведь я напридумывал себе фантазий. В чем твоя вина? Ее здесь нет.
   – Просто я совершенно не ожидал встретить тебя когда-либо еще. Ты знаешь, после того как ты уехала.
   – Не нужно.
   – Мне было тяжело, но ты не подумай, что я виню тебя. Это ведь я отпустил тебя, бросил. Стоило рискнуть всем и поехать с тобой, но я просто струсил. Да. Слишком многое держало меня. Кажется, так я оправдывался тогда перед тобой. Смешно.
   – Вовсе нет, Артур. Вовсе нет. Так было нужно. Мы не знаем, что предначертано нам судьбой. На тот момент это было лучшим решением в твоей жизни, раз ты так посчитал. Зачем винить себя за прошлое? Тем более это было давно.
   Конечно, не знаем. Кто знал, что мне придется отсидеть в камере двадцать лет, а!? Не вздумай рассуждать о жизни. Не стоит. Ты ничего не знаешь, глупая симпатичная девочка. О… Нет. Не тебе говорить мне, как устроен этот мир.
   – Мама! Мама! Посмотри, что я нашел! – восторженно кричал мальчишка.
   – Что там такое, сладкий мой? – Марина улыбалась, и моя нагнетающая мысль улетучилась, словно ее и не было. Она была так прекрасна как в жизни, так и во снах. Волшебная, белокурая, ослепительная. Эти сияющие от радости глаза. Искренняя любовь. Но не ко мне…
   – Это ракушка. Теперь мы сможем слушать море, когда захотим. А кто этот дядя?
   Никто малыш, никто. Всего лишь призрак прошлого. Привидение, которое невзначай появилось перед твоей мамой и понадеялось разбудить в ней былые чувства.
   – Артур? Артур с тобой все в порядке? – она увидела мою слабость. Слабость в чувствах к ней.
   – Все в порядке. Просто неудобно, что я… Да неважно.
   Я затушил сигарету, стараясь сделать это как можно более незаметно, однако появление мальчика не помешало мне сделать еще один глоток пива из бутылки. Не корите меня, прошу. Просто на улице было, действительно, жарко, тем более потом я убрал бутылку в сторону.
   – Это старый знакомый твоей мамы. Его зовут дядя Артур.
   – А я Коля.
   – Очень приятно, – говорю.
   – Мне тоже.
   – Слушай, Артур. Мне правда приятно встретить тебя, но может ты присоединишься к нам? Не то чтобы я была против того, что мы находимся под открытым солнцем, но ведь у тебя есть эта забавная панамка на голове, а вот у нас нет, но за то мы расположились под комфортными пляжными зонтиками. Ну, так что? Ты с нами?
   – С удовольствием.

//-- *** --//
   Мы разговаривали об ушедших годах. Мне пришлось поведать Марине о своей непростой судьбе. Да. Я назвал это именно таким словом, так как понял, что для нее это значит многое, а для меня являлось оправданием моей глупости, даже не так, тупости. Естественно, я не рассказывал ей вообще обо всем. Не говорил ни об Изе, ни о Наташе. Не стоило пробуждать в женщине ревность, это могло закончиться… плохо. Что? Вы сомневаетесь, что я могу пробудить в ней это чувство? Ну что ж. Поверьте мне, через несколько часов наших разговоров я увидел в ней эти самые прежние чувства. Даже не так. Не прежние чувства, а чувства желания, воссоединения. Не только телесного, но и душевного.
   Правда перед этим пришлось выпить несколько бутылок пива, и спешу заметить, что не только мне одному. Тогда-то я и выведал ее расположенность ко мне. Она начала издалека. Почему-то сравнивала меня со своим бывшим мужем, который погиб на войне. Никакой романтики в воспоминаниях не было. Потому что не было женских слез.
   Как я понял из наших душевных разговоров, он их бросил, а потом слинял на фронт, даже не дождавшись первого месяца беременности собственной жены. Попытался спрятаться от ответственности. Не получилось. Не буду его судить. В жизни разное бывает, хотя неприязнь к нему я все равно чувствовал, ведь этот тип касался моей Марины своими руками и не только ими, но и другими частями тела.
   – Ну, а ты?
   – Что я?
   – Кто у тебя был? Какая твоя история? – неутолимый девичий интерес. Кто же у меня был? Это первый вопрос, заметьте.
   – Марин, какая может быть история у человека, который загремел в тюрьму на столько лет? – я добавил немного ноток раздраженности в свой голос.
   Нужно было сфабриковать дельце, как надо, и не остаться замеченным. Не стоило ей знать о моих похождениях. Впрочем, по правде сказать, и мне не стоило знать о ее, да только рядом с ней бегал этот несмолкаемый комочек радости и счастья – Коленька. Тут уж не утаить истории своих личных отношений.
   – Прости меня. Не следовало мне так.
   – Может еще выпьем?
   – Конечно, почему нет. Коля все равно уже спит.
   Тут мне пришлось оглядеться. Я был на пляже, выпил, видимо неплохо выпил, если уже успел очутиться в ее небольшом доме. В соседней комнате спал ее ребенок, а она едва ли не съедала меня глазами. Я занимался тем же, но мы оба не спешили доканчивать нашу игру, прежде чем мы окажемся в постели.
   Она принесла два бокала с вином.
   – Так как ты здесь оказался? Как давно здесь живешь?
   – Ты не поверишь, но мой самолет приземлился сегодня утром. Я оставил вещи в отеле и прямиком отправился на пляж, а теперь я здесь, рядом с тобой, – я положил свою ладонь ей на бедро.
   – И как после такого не поверить в…
   – Судьбу? – я улыбнулся.
   – Да, – она придвинулась ко мне ближе, сдвинула мою руку выше, положив ее себе на талию. Наши глаза встретились, губы едва не соприкасались в ожидании страстного поцелуя. Она здесь, рядом со мной, стоило сделать лишь маленький шаг ей навстречу.

//-- *** --//
   – Подъем, блять, собаки! – надзиратель орал во все горло. Видимо новенький, совсем молодой.
   Маленькое окошко нашей камеры раздвинулось, и по ту сторону показалась довольная рожа.
   – Хули вы до сих пор не встали! Не заставляйте меня и моих парней поднимать вас! – кричал он.
   Похоже молодой начальник тюремного блока. Неудивительно. После бунта это плевое дело. Замена штатных кадров на более подготовленных специалистов. На самом деле, на тех же людей. Энтузиазм быстро иссекает в условиях вечной мерзлоты. Дайте этому парню время, и он станет таким же хмурым, спокойным, но озлобленным обитателем наших заснеженных пустошей. Неважно, заключенный ты или надзиратель. Холод всех нас кутает в свои объятия.

Глава 29

   В холодную стужу колонна заключенных, шаг в шаг, идет на лесоповал. Ветер завывает свои песни, пробирает до костей, хлещет по щекам.
   Занятий сегодня хватит для всех. Каждый даже успеет перевыполнить норму, если не захочет замерзнуть, впрочем, один старик не советовал мне сильно напрягаться на подобной работе, ведь никто не оценит твоей переработки. Интересно, что с ним сталось?
   Я бы и рад сообщить вам, что он в добром здравии, ожидает своего освобождения, но похоже вы совсем забыли, что на улице в этих местах не бывает жаркого солнца. Нет. Тут царит мрачный, дьявольский холод. Живя в таких условиях, иногда даже хочется спуститься на один из кругов ада, чтобы немного погреться.
   Не буду тянуть, скажу вам прямо. Старик умер от пневмонии, не дождавшись своего освобождения. Я хотел бы посочувствовать, но в глубине меня, в моем сердце, засела ледяная игла, которая делала меня абсолютно безразличным ко всему, что происходило со мной.
   В колонне кто-то упал. Просто повалился в снег, от бессилия и мороза. Подобное уже было, и конец этого несчастного заключенного уже предрешен.
   Никто не спешил поднимать темную фигуру из белого сахарного сугроба, пока надзиратели не решили взяться сами за это дело. Они подошли к обессиленному телу, несколько раз пнули его ногами, даже попытались поднять его, но после неудачных попыток громко разорались, всполошив колонну. Раздался выстрел. Сугроб больше не походил на комок сахарной ваты, блестящей под зимним солнцем. Снег окрасился ярко-красной кровью. Похоже, что тюремщики даже перекинулись парой шуток, немного посмеялись, а потом погнали колонну дальше. Обычное дело.
   Весь последующий день я и остальная бригада махали топорами, мерзли, перекусывали в бараке баландой, и нас снова выгоняли на холод. День за днем в течении долгих двух недель ничего не менялось. Жизнь в лагере стала для меня днем сурка. Ни в каких делах Олега и его шайки я не принимал участия. Пытался слушать в половину уха перед сном их разговоры, но ничего важного так и не услышал, несмотря на то, что по словам Олега, его доверия я не утратил.
   Сложно уживаться с совестью, будучи двойным агентом. Игра в шпиона. Как это забавно… было бы, если бы хоть одна из сторон поддерживала со мной контакт. Сейчас это неважно, ведь осталось всего несколько часов до подъема, а мне следовало немного поспать, отдохнуть, и, быть может, вспомнить что-то важное.
   Находясь в этих серых стенах, я утрачиваю свою человечность.

//-- *** --//
   – Здравствуй, милый.
   – Марина?
   – Ох, снова она. Ты же прекрасно знаешь, что она уже не вернется, Артур. Оставь ее. Побудь лучше со мной.
   – Иза?
   – Да, дорогой. Это я. Не ждал? Пройди, пожалуйста, на кухню.
   Я шел по темному коридору, окна квартиры были настежь раскрыты, я чувствовал, как холодный ветер сковывал мои кости. Промерзлый пол отдавался скрипом при каждом моем шаге. Я ничего не боялся и шел к Изабелле.
   – Привет. Сейчас это похоже на нашу первую встречу, правда?
   Она сидела на окне, абсолютно обнаженная. Лунный свет падал на ее голые груди и стройные ноги, а лицо… лицо… Она скрыла его в тени, прижавшись затылком к стенке окна.
   – Помню, помню. Ты тогда был совсем мальчишкой, а сейчас. Ты только посмотри на себя. Такой сильный и крепкий…
   – Скорее изможденный.
   – Перестань! Ты хорош, Артур. Знаешь, а я вспомнила эту картину. Не то чтобы я забыла, скорее вспомнила более точно, чем следовало. Стоишь ты такой возле окна, лицо серьезное, в зубах сигарета. Смотришь на меня, и я это чувствую, чувствую, что нравлюсь тебе.
   – Да, а потом появляется какой-то очередной урод и чуть ли не оттаскивает тебя за волосы обратно в койку, – озлобленно сказал я.
   – Грубиян! Похоже, ты слишком повзрослел, мальчик мой.
   Она закурила сигарету, отвернулась к окну и заплакала.
   – Прости меня, Иза. Мне не следовало так говорить.
   – Что ты. Ерунда какая. Обидеть шлюху дело плевое. Не стоит даже задумываться над этим.
   – Ну, прости, прости… – я двинулся ей навстречу, приблизился к ней, чтобы заглянуть в ее лицо, увидеть эти добрые глаза, но, когда она затянулась сигаретой, я увидел уродливый шрам на ее шее и отшатнулся.
   – Что такое? Ты больше не хочешь видеть меня? Не хочешь видеть такой? – она слезла с подоконника и двинулась ко мне.
   Иза была бледной, обескровленной, но по-прежнему сильной. Если бы она захотела, то могла бы с легкостью убить меня. Ее сила заключалась не в физическом превосходстве, а в ментальном. Хватало лишь ее остекленного взгляда, чтобы получить убийственную дозу смерти.
   – Вовсе нет. Я не отступлюсь и никогда не забуду, что ты для меня сделала, – я прижался к ней, вытер своим рукавом кровь с ее груди, шеи и подбородка. – Тот мерзавец, что сделал с тобой это, убит. Жаль, что мне не удалось лично с ним поквитаться.
   Она положила свою голову мне на плечи. Я облегченно вздохнул.
   – Он уже поплатился за содеянное с полна. Все мы, убиенные насильственной смертью, однажды встречаемся на дорожке со своими убийцами. Таков порядок. Но ты не забивай себе этим голову. Я так рада, что ты смог отпустить меня. Теперь ты точно знаешь и чувствуешь, что я не злюсь на тебя, Артур.
   – Спасибо.
   – Хотя знаешь, все же не следовало тебе спать с Наташкой. Я ведь предупреждала.
   Мы засмеялись.
   Она ушла, я ожидал, что проснусь, но после того, как она исчезла, я оказался в старой родительской квартире. Комната была пуста, за исключением стола, что находился в углу. Стены квартиры облезли, штукатурка потрескалась, пол издал жалобный вой, когда я повернулся к стене с фотографиями. На меня смотрела счастливая улыбчивая мама, и серьезный строгий отец. Как всегда, при своей военной форме с грудой медалей за выслугу лет. Штабной офицер. Отец не бывал на фронте, не стрелял в своих врагов, не рушил чужой мир. Он иногда сам любил насмехаться над собой за награды, называя их песочными медалями, но втайне все равно ими гордился. Мама была в своем белом платье в горошек. Так просто и так изящно. Милая, любимая мамочка.
   В таком виде они и явились ко мне.
   – Здравствуй, сыночек, – сказала из-за моей спины мама.
   Я обернулся.
   Она стояла возле старого стола в углу комнаты, за столом сидел отец и курил сигарету.
   – Здравствуй, маменька.
   – Как ты себя чувствуешь, сыночек? Все ли у тебя хорошо? – ее голос отдавался призрачным эхом в этой комнате.
   – Хорошо!? Да ты посмотри на него. Позор! – вскричал Отец.
   – Перестань! – прикрикнула мама на отца.
   – Почему это вдруг!? Наш сын сидит в тюрьме, дорогая. Он убивает людей! Приди в себя! Хватит распускать нюни. А что ты так смотришь, гаденыш? Гордишься собой, а?
   – Нет.
   – И правильно. Мне стыдно, что мы вырастили из тебя уголовника, – продолжил отец и ударил по столу кулаком.
   – Не слушай его сынок, – торопливо заговорила мама. – Это он не со зла. Ты же знаешь своего отца. Нам так тебя не хватает. Как жаль, что мы оставили тебя.
   – Мне тоже вас не хватает. И я сожалею, что сделал, – я склонил свою голову. Мне стало стыдно.
   – Сожалеешь!? Сожалеешь!? Я не ослышался? А когда ты занимался всей этой пакостью, то скажи, о чем ты вообще думал!? – свирепел отец.
   – А что мне было делать!? Мамы не стало. Ты сломался и бросил меня! Нужно было идти на фронт, чтобы меня тоже убили!?
   Злость наполнила и меня, но между нами двумя была мама, которая всегда несла мир в любой раздор.
   – Перестаньте, мальчики мои. Прошу вас, хватит. Мы же семья.
   Отец посмотрел на свою жену. Он все еще был зол, но чем дольше он смотрел в ее глаза, тем скорее утихали его гнев и его боль. С ней он мог показаться слабым, он просто любил ее, так же сильно, а может даже и сильнее, чем я.
   – Семья… Да, семья, – он затушил окурок. – Прости меня, сын. Прости за все.
   Эти слова давались ему непросто, но я его не виню. Он прав насчет меня, и я сам знаю это.
   – Я скучаю по вам.
   Я приблизился к ним ближе, отец встал из-за стола рядом с мамой и обнял ее.
   – Я люблю вас.
   – А мы любим тебя, – сказала мама.
   Я обнял их, почувствовал себя под защитой в родных объятиях. Не хотелось, чтобы это заканчивалось. Семья – это ведь главное счастье жизни. Люди, которые ценят тебя, поддерживают, помогают тебе стать лучше. В самые тяжелые моменты жизни только они будут рядом с тобой.
   Отец схватил меня за запястье.
   – Но знай, то что ты задумал… Хорошо подумай над этим! Это может стоить тебе жизни, сын!

//-- *** --//
   – Подъем! Подъем, животные! Солнце уже высоко! – надзиратель засмеялся.
   – Отцепись, шакал! – крикнул Шустрый.
   Дверь открылась. В камере появилось четверо надзирателей с озлобленными лицами.
   – Кто сказал!? Кто сказал, а!?
   – Ну я. И че? – малой поднялся с кровати, сунул руки в карманы и вызывающе посмотрел на молодого лейтенанта.
   Офицер подошел к нему и с силой ударил его дубинкой по лицу. Парень повалился на пол, взявшись за лицо.
   – Сука паршивая! Ты не имеешь права! – кричал Шустрый.
   – Какое тебе право, гнида!? Здесь я закон! – лейтенант вдарил еще раз, и еще.
   Когда начальник замахнулся снова, Гиря взял его за руку. Тюремщики за его спиной напряглись.
   – Начальник хорош. Перегибаешь, – Гиря продолжал держать его за запястье.
   – Отцепись! – лейтенант достал из кобуры пистолет и направил его на зека.
   – Хули вы встали, остолопы!? – обратился он к своей команде. – Взять, блять!
   Надзиратели немного потупились, потом достали свои дубинки и бросились на Гирю, жестко избивая его.
   – Оборзели совсем, мусора! Гаси их! – вскрикнул Заяц и соскочил со своей шконки.
   Раздался выстрел.
   Ситуация накалилась. Да еще как. Стреляют не так часто, и не каждый выбирает такой путь рассмотрения сложившейся ситуации.
   Пуля врезалась в потолок. Почти все повалились наземь и взялись за голову.
   – Отставить! – взвизгнул лейтенант.
   – Беспредел, начальник, – спокойно сказал Олег, продолжая сидеть на нарах.
   – Да вы, да вы тут совсем оборзели, проголодь! – нервничал лейтенант.
   – Остынь, начальник, – поддержал Олега я.
   – На улицу все, живо!!! – раскричался надзиратель. – Я вам покажу, кто здесь хозяин!
   Выглядело это так: нас в нательном белье без валенок выгнали на улицу, продержали под общие выкрики и маты на морозе около двух часов. Ломали. Ломали по-жесткому. Если кто-то из нас пытался перечить лейтенанту, то бунтаря припечатывали дубинкой. Я тоже был среди них. Невыносимо холодно и больно ощущать затянувшуюся зиму на своей шкуре. Ничего в моей жизни не менялось, так было почти каждый день… почти.
   Вечером Олег посвятил меня в план готовящегося побега.

Глава 30

   План побега. План отмщения. План следующей жизни. Не много ли планов для одного неуютного вечера в тюремной камере?
   – А я вот был простым работягой, честно. Занимался сваркой, пересчитывал каждый месяц свои гроши, получаемые от завода. Не был идеальным мужем или отцом, нет. Жена постоянно пилила меня, но я ее и не виню, все мы люди. Люди с нереализованным потенциалом, бытовухой, детьми и прочими проблемами. Кого волнует, что ты не успел осуществить свои планы? Но зато ты даешь новую жизнь, которая впоследствии тебя даже тяготит, – сказал Гиря
   – О чем ты? – сказал Олег.
   – Я про ребенка. Вы не подумайте, иметь ребенка это счастье, которое к сожалению, не всем доступно. Однако, когда все твое время забирает этот маленький ребенок, ты все равно волей не волей успеваешь задуматься: «А что, если…» Ну, я имею ввиду, а что если жизнь могла сложиться по-другому? Все мы мечтаем стать успешными людьми.
   – Миллионерами, – восторженно сказал Заяц.
   – Да вовсе и не обязательно так. Счастье же можно измерять не только в деньгах.
   Все собравшиеся засмеялись.
   – Ладно, ладно вам. Я серьезно. Пожалуй, что сам культ ценной бумажки был просто навязан нам от рождения. Хочешь что-то? Покупай. И ведь в самом деле, тебе доступно все за эти монетки и бумажки, но что если стремиться к духовной красоте? Что если у нас была бы возможность прочувствовать мир с другой стороны.
   – Так, стоп. Остановись, Гиря. Ты разошелся. Начал с одного, а ушел уже совершенно в другие дебри, – сказал Шустрый.
   – Да нет, я имею ввиду то, что каждый заслуживает счастья, и порой трудно его найти. Не факт, что хватит и целой жизни, чтобы его обрести.
   – А дети здесь причем? – сказал Заяц.
   – При том, что они отвлекают тебя от процесса поиска, до того момента, пока ты не состаришься, и тебе будет уже станет все равно, – Гиря почесал свой затылок.
   – Интересно ты рассуждаешь. Ну, а вот я, меня закрыли на пятнадцать лет. Я хочу семьи, хочу детей и свою благоверную. Что ты мне предлагаешь? Заняться постижением своей человеческой сущности в условиях адского мороза? Не выйдет. Тут, в таком месте, ты только и ждешь, даже не так, живешь надеждой, что есть еще в мире люди, которым на тебя не все равно. Те, кто ждут тебя там, в далеком доме, на окраине этого проклятого мира, – сказал Шустрый.
   – А знаете. Вы сейчас тут наговорили кучу разных умных мыслей, а я вот срать на все хотел. Для меня счастье заключается в свободе и куче бабла. На огромные суммы я смогу купить себе все, что захочу, – сказал Заяц.
   – И это сделает тебя счастливым? – спрашиваю.
   – Почему нет?
   – Каково бы не было твое изобилие, оно все равно приведет к печали. Ты будешь знать, что тебе все дозволено. Возможно, это тебя и сгубит, – сказал Олег.
   – Трудно рассуждать на эту тему с зеками, которые жрут каждый день тошнотворную баланду и не знают, что такое большие деньги!
   – А ты знаешь? – спросил Гиря.
   – Конечно, знаю, я же вор. Хоть и недолго, но я испытывал это блаженство. Ел лучшую еду, одевался в красивую одежду, трахал самых шикарных женщин, в конце-то концов.
   – Сколько бы вы не горланили о своих мечтах, а находимся мы все равно здесь. Можно бесконечно долго рассуждать о том, что было-бы, если… Один хрен, у нас ничего не меняется, – сказал Гиря.
   – Не нужно депресухи, старый. Лучше передай-ка мне косяк.
   Молодой зека по кличке Шустрый сделал несколько затяжек, выдохнул и продолжил.
   – Валить отсюда нужно. А лучше не просто свалить, а прихватить еще с собой парочку уродов…
   – На кой хер они нам нужны? – спросил Гиря.
   – Да, бля. Я имею ввиду отправить этих слонов в погонах на тот свет.
   – То есть ты помирать тут собрался?
   – Ты похоже перекурил старый, замолкни. Дай людям пообщаться.
   – Ах, ты сперматозоид малолетний! Давай поучи еще отца…
   – Хватит! Почему мне каждый раз приходится вас успокаивать? – крикнул Олег.
   В коридоре послышались шаги. Без сомнения, надзиратели вели по дороге уныния еще одного заключенного. Под дорогой уныния я имею ввиду длинный коридор, где расположены наши небольшие комнатушки, в которых, как оказалось, с людьми есть, о чем поговорить.
   Не всегда, конечно. Порой в этих квартирках бывают и страшные поножовщины и насилие.
   Дверь нашей камеры отворилась. Один из надзирателей с силой вытолкнул в камеру зека. Это был Шамиль по кличке Хромой.
   – Здорово, братва! – сказал он и улыбнулся.
   Теперь я его узнал. Такого не забудешь. Хромой ничуть не изменился. Бегающие свинячие глазки, тонкие усы под горбатым носом. Все было на месте.
   – Какие люди! – удивленно сказал малой и подскочил с койки, чтобы поприветствовать закоренелого убийцу.
   – Ну че, всех медсестричек перелапал, а, старый развратник? – ухмыльнулся Олег.
   – А он что здесь делает?
   Естественно, киллер имел ввиду меня.
   – Это наш парень, успокойся. Вместе дело состряпаем.
   – С кем? С ним? – с презрением сказал Шамиль.
   – У тебя какие-то проблемы? – сорвался я.
   – Сядь на место, сопляк!
   – Не указывай мне, шестерка!
   – Опомнитесь, придурки! Сначала эти двое, теперь вы! Какой к черту побег, если между собой примириться не можем!? Забыли старое! Нужно жить сегодняшним днем. Тем более, что для реализации плана мы ждали только тебя.
   – Хорошо, Олег, как скажешь, ты же здесь голова, но знай, что я все равно ему не доверяю.
   – Мне похер, веришь, нет? – ответил я.
   Да, наверное, вам непривычно, что я так общаюсь или огрызаюсь. Но в конце концов, этот ублюдок был подослан, чтобы меня убить. Хоть у него ничего и не вышло, а злоба от невыполненной вендетты терзала его, как и меня. Хотя мне не за что было ему мстить. Наверное, я больше боялся его. Тот вечер у ломбарда я не мог забыть до сих пор.
   Заяц поднялся с места, подошел к зарешеченному окну, затянулся косяком и проговорил:
   – Знаете, а ведь я обдумал, что вы тут наговорили про счастье. Дело не в том, что ты знаешь о нем, дело в том, что ты чувствуешь, когда пытаешься его найти и прикоснуться к нему. Я имею ввиду сам путь и достижение заветного результата. Смысл в самой дороге и в постоянном желании постигать что-то новое, будь то рождение ребенка, миллионы денег или…
   – План побега, – подытожил Олег.

//-- *** --//
   Эта ночь прошла бессонно. Никаких призраков из прошлого ко мне так и не явилось. Ведь едва мне стоило закрыть глаза, как меня ущемляла сама мысль о предательстве. Нужно было явиться к тому самому лейтенанту, рассказать ему о планируемом побеге, обо всем, что я услышал здесь, в этой камере. Предать всех, кто хотел бежать отсюда. Так я бы мог остановить все это, но со стукачами разговор короткий. С другой стороны, я мог бежать вместе с ними, ведь мне доверяло начальство, хотя… Какой вздор. Кто я такой, чтобы они мне верили? Поехавший с катушек Мясник, который порезал своих сокамерников. Вот кто я такой, не больше.
   Но тогда зачем меня было высвобождать из карцера? Дождались бы, пока меня заберет пневмония, или пока я не сойду с ума. Что ж, если я и есть в большой игре начальника, то скорее, как запасной вариант. Они ведь не глупы, чтобы слепо мне довериться, а значит, что я могу пойти в расход. Зачем мне сокращать срок, если можно прострелить мне голову и забыть о сделке? Здесь ведь я не человек. Так и что же делать? Бежать или подставить эту группу? Кто я такой, чтобы распоряжаться всеми этими жизнями? Я далеко не Бог, не смерть, не судьба, чтобы решать, кому удастся выбраться отсюда, а кому нет.
   От долгих размышлений только разболелась голова, ведь я так и не мог понять, что мне делать, и не смогу, пока по-настоящему не окажусь перед выбором. Будь, что будет. Мне ведь тоже особо не за что держаться. Особо не за что. А может, все-таки есть? Может, все эти сны неслучайны? Я ведь уже простил их всех, а они меня. По крайней мере, во снах. Это я про призраков, если что.
   Даже если все удастся, то что нас ждет в этих заснеженных пустошах, горных массивах и лесах? Голодная смерть? Волки? Шанс на миллион, что где-то вдалеке, у берега океана, нас ждет лодка? А дальше то что? Спокойненько пересечем тысячи километров океана, чтобы приплыть в никуда? Кто нас там ждет? Вряд ли мы окажемся у берегов того самого солнечного, песчаного пляжа, где на шезлонге будет располагаться Марина, попивая коктейли с зонтиками. Так что же делать, если…
   Если… если… если…
   – Ты чего не спишь, браток? – спросил Олег.
   – Думаю по той же причине, что и ты. Не знаю, получится ли у нас все это дерьмо.
   – Ну, что ты ругаешься? Давай спускайся на мою шконку, поговорим.
   – Ты обдумывал то, что ждет нас за пределами ограды?
   – Конечно. Вот возьми, покури, успокойся, – Олег передал мне сигарету, но подкуривать ее я не стал.
   – И?
   – Что и? Я же рассказывал тебе свой план. Выходим на вырубку леса, берем в заложники этого чокнутого лейтеху, остальные грохают ближайших часовых, щемим остальных зеков в лес и сразу за ними.
   – А дальше?
   – Дальше на сани и вниз до самого спуска, пока не окажемся у океана.
   – А береговая охрана?
   – Да брось ты. Всем плевать на этот берег. Представь, какой там холод проклятущий возле воды. Нет, там давно никого. Пустота. Они туда людей выставляют, только если ждут приезда проверяющей комиссии, поэтому там обычно только местные рыбаки с ближайшего острова и все.
   – Так все просто.
   – А ты главное сам не заморачивай себе голову, расслабься, и все получится.
   Я все же закурил, сделал несколько затяжек и передал сигарету Олегу.
   – Ну, а потом что? Уплывем мы на лодке и что?
   – Потом начнется новая жизнь. Мы все разбредемся по свету. Впереди новые страны и города. Нам найдется свое местечко.
   – Звучит очень хорошо.
   – Ну еще бы, – он сделал несколько затяжек и опустил свою руку на мое плечо. – Прорвемся, Артур.

//-- *** --//
   Наступило утро. В этот раз все было спокойно, никаких криков и шумных подъемов. В прошлый раз план мог легко сорваться, если бы одного из наших покалечили. Гире, конечно, досталось, но на ноги он встал быстро. Никаких изоляторов и медицинской части. Начальство не стало заморачиваться, а, возможно, стоило бы разделить нашу группу. Впереди же был такой гениальный план, план, который мне следовало сорвать.
   В лесу все было как обычно, зеки валят деревья, надзиратели следят за работой мужиков с винтовками в руках. Топоры стучат по древесине. Каждый стук отдается ударом в голове. Начинают дрожать руки.
   Мы дождались перерыва, всех загнали в барак, накормили обедом. Обстановка вокруг была расслабленной, но не для нашей группы. Заяц и Гиря нервничали так же, как и я. Хромой и Шустрый исчезли из виду. Олег крутился возле одного из надзирателей и курил сигарету. Взглядом он подал нам сигнал к действию, а отрывать пятую точку от скамьи совсем не хотелось. Вот и началось.
   Прозвучала команда встать. Курящих, в числе которых был и Олег, начали строить отдельной группой, а всех остальных, находившихся за столами, отдельно.
   Тут в руке Олега сверкнуло лезвие.

Глава 31

   Олег выхватывал ружье у надзирателя, после того как нанес ножом удар ему в шею. Рядом появился Заяц, который без задней мысли зарезал второго охранника, выхватил ружье и застрелил еще одного. Заключенные попадали наземь.
   Гиря вскочил со своего места, подбежал к последнему оставшемуся охраннику в бараке. Он ударил кулаком надзирателя в живот и забрал его винтовку. Парень совсем молодой был, побоялся стрелять, когда это было нужно. Сейчас его жизнь была на волоске.
   – Слушай сюда, братва! – вскрикнул Олег. – Вам представилась удивительная возможность бежать отсюда ко всем чертям! Второго такого шанса не будет! Особенно после того, что здесь произошло!
   – Конечно. Вы ведь поубивали к чертям всех вертухаев. Нас теперь всех к стенке из-за вас поставят, – сказал старый зек, по-прежнему не поднимаясь с пола.
   – Не ссы, дед. У нас все схвачено! – крикнул Гиря.
   – И чаво у вас схвачено, то, а? Сейчас к бараку вся охрана нагрянет и к чертям перестреляет, а мне вот пожить еще хочется, – сказал старый зек.
   – Какая тут жизнь!? Мы тут так все и подохнем, если отсиживаться будем. Если не менты, так зима всех заберет! – говорил Заяц.
   – Так и куда нам бежать? – спросил третий зек.
   В толпе зашумело. Заключенные начали подниматься с пола. Обстановка накалялась. Похоже привыкшим к паршивой жизни заключенным не нравился новый расклад. Не привычно как-то менять свой устой.
   Снова выстрел.
   Толпа согнулась, прижалась к земле.
   – Никому не дергаться пока не скажут! – закричал Заяц, опуская винтовку.
   – И чем же вы сейчас лучше них? Вертухаев этих? – спросил один из заключенных.
   – Пасть закрой! – снова вскрикнул Косой, то есть Заяц.
   – Артур, хули ты там сидишь, давай к нам или передумал?
   – Ничего я не передумал.
   Я поднялся с корточек и подошел к Олегу.
   – Че ты там расселся? Помогай порядок наводить, а то с этими оставим, понял? – сказал он.
   – Понял.
   – Ну, вот и молодца. Ты весь бледный какой-то. Не жалей этих подонков. У тебя впереди еще целая жизнь, а эти бы доконали тебя, – подытожил Олег, немного волнуясь.
   Что это было? Неуверенность? План ведь был идеален, не так ли?
   – Да что ты с ним цацкаешься, Олег? Оставим его в бараке, да свалим, – снова сказал Заяц.
   Толпа опять загудела. Зеки переговаривались между собой, и похоже дело вот-вот дойдет до бунта. Бунта среди своих, если можно, так сказать.
   – Эй, выходите! Давайте выковыливайте оттуда! – кричал Хромой.
   – Шамиль, ты? – спросил Олег.
   – Ну, а кто же еще!? Пернатого начальничка взял. Дорожка открыта, петушки его стрелять не будут! Выходите!
   – Подстава какая-то, – говорю.
   – С чего ты взял? – спрашивал Олег.
   Он мне доверяет. Олег не врал. Чувствую себя его правой рукой.
   – Головой подумай. Он что один этого лейтеху в плен взял, а остальные просто смотрели?
   – Да не шаришь ты, – вскричал Заяц.
   – Он этого гада ножом по горлу погладил, и тот как миленький сдался ему. Потом согласно плану остальных мусорят они заперли в подсобке вместе с Шустрым, – дополнил Гиря.
   Шустрый. Конечно. Я даже не заметил его отсутствия. Неужели все действительно сработало. Хотя постойте… Вспомнил! Шустрый был с Шамилем.
   – А караульные на вышках?
   – Какие, нахер, караульные здесь в глуши? Сюда охраны то выделяют по шесть человек на несколько отрядов. Остальные в колонии жопы греют. Да что с тобой такое!? Ты сам жопой что ли вчера план слушал? – сказал Гиря.
   – Я плохо спал и…
   – Забыли. Сейчас это не важно, – снова заорал коренастый.
   – Эй, ну чего застыли!? Мы тут долго не продержимся, – Хромой рассмеялся. – Падла эта брыкается!
   – Мы выходим, – сказал главарь нашей банды.
   Первым из барака вышел Олег, тот самый лидер, потом Заяц и Гиря, которые вели за собой выжившего охранника, и, в конце концов, я. Почему-то я ожидал выстрела по ту стороны двери. Я думал, что Шамиль застрелит первых выходящих, не он сам, конечно, а остальные надзиратели, которым он сдался, продался, но потом мне припомнилось, что предателем в команде был снова лишь я. Все шло настолько гладко, что в это даже не верилось. Мы ведь не рассчитывали, что всех охранников получится так легко убрать. Надзиратели видимо тоже. Вот только изначально никаких убийств не планировалось, или я снова пропустил мимо ушей эту часть плана.
   Следом за нами не спеша выходили остальные заключенные. Они чувствовали себя неуютно, и это было вовсе не из-за мороза, а из-за отсутствия контроля. Съежившиеся, робкие, боящиеся. Что с них взять? Они хотели обратно в клетку, только и всего.
   – Вас всех расстреляют! – вопил начальник. – Конвойные уже в пути! Всех перегрызут!!!
   – А ты нас своими собаками не пугай! На всех не хватит! – Хромой сильнее надавил на острое лезвие возле горла молодого надзирателя. По его шее побежала струйка крови.
   – Не задавишь, падаль! – вопил лейтенант.
   Как ему удалось его взять? Неужели этот киллер был настолько хорош? Наверняка, он использовал всю харизму, данную ему природой. Как говорится, язык доведет…
   – Похоже, у него совсем страха нет. Гиря, вали своего хлюпика, – скомандовал Шамиль.
   Гиря, ни секунды не раздумывая, ударил заточкой рядового надзирателя в горло и толкнул его в снег. Алая кровь тонкой струйкой брызнула на белый настил. Молодой парень захлебывался кровью, пытался что-то вымолвить, но жизнь его покинула.
   И этот человек еще рассуждал о духовности?
   – Какого хрена!? – вскричал Олег.
   – Да не кипятись ты, Олежа. Зачем оставлять свидетелей? – снова сказал Хромой.
   – Тогда может вообще всех тут положим!?
   – Ну, зачем всех? Только самых брыкающихся, – сказал Шамиль и провел молодому лейтенанту ножом от уха до уха. Потом он схватил его за ворот бушлата и смотрел, как жизнь уходит из него до тех пор, пока глаза умирающего не остекленели.
   – Вот теперь все… – тихо, с долей безумия, сказал себе под нос Заяц.
   – Плевать! Головорезы бля! – сказал Олег. – Медлить больше нельзя. У вас всех есть уникальная возможность бежать, если, конечно, хотите. Виноватых в этих всех убийствах может и не найдут, но точно найдут на кого все повесить! Поэтому предлагаю вам всем сваливать, мужики! – обращался Олег к собравшимся зекам.
   Не все сразу поняли, что сейчас произошло, и что от них хотят, ведь среди них были закоренелые старики, старые сидельцы, привыкшие к повседневной баланде и трепке, но и юные арестанты тоже были, которые, долго не раздумывая, сорвались с места и побежали в лес. Кто-то из молодых зеков попытался ограбить мертвого надзирателя, но получил прикладом в лицо от Гири.
   – Барахло наше! Валите отсюда! – поддержал Гирю Шустрый.
   Медлить больше было нельзя. Я вернулся в барак, стянул ботинки и бушлат с одного из охранников. Остальные сделали также. Теперь нужно было валить отсюда. Шустрому бушлат не достался, поэтому он схватил трофейный пистолет молодого лейтенанта, вернулся в подсобку к пленным, сделал несколько выстрелов и разжился необходимым имуществом.
   Что я об этом думаю? Я считаю, что все шло к черту на куличики. Забавно? Возможно…
   Столько смертей… Боже… Простишь ли ты меня и этих людей за все наши грехи?

//-- *** --//
   Пробираться через заснеженный лес было трудно, но, по крайней мере, мы еще не слышали за нашими спинами лай собак.
   Куда я иду? Зачем? Нужно было остаться, доложить о случившемся и все. Перед тем, как отбиться от своих сообщников. Вернуться в камеру, до конца срока просидеть стукачом и все. Но слова о том, что законники, наверняка, повесят убийства на невиновных зеков, почти невиновных, сомневаться о побеге совсем не вынуждали. По крайней мере пока. Я знаю себя. Знаю, как я постоянно пребываю в сомнениях, хочу сделать лучший выбор, которого просто не существует. Зло, добро, пустые бредни. У нашего мира нет белого или черного цвета. Есть только серый…
   Выбор есть всегда? Да, это так, но идеального варианта в моей ситуации просто не существовало.
   Тем не менее я пошел с Олегом и его убийцами в хвойную глушь под завывания холодного ветра.
   Когда же я передумаю снова? Ну что ж, загадка. Повожу вас за нос еще немного, а потом выложу своего козыря.
   Мы пробирались через стылый снег, колючие ветви и сугробы в глубокий лес, где нас ждал следующий этап гениального плана, да только…
   – Ну, и где? – сказал Олег.
   – Что где? – сказал Шустрый.
   – Мы в условленном месте. Здесь должны быть сраные лыжи! – заорал Заяц.
   – Какие лыжи, Олег? – заволновался Шустрый.
   – Твою ж мать, я имею ввиду сани. То, на чем мы должны были спускаться дальше, – проговорил наш лидер.
   – Что!? Где эти хреновы сани? – сказал появившийся рядом Шамиль.
   – Да какие нахрен сани? Почему вы все так смотрите!? – Шустрый начал грызть ногти.
   – Не понял. Это ты мне говоришь, какие сани!? Мы стоим тут по колено в сугробах, собираемся спуститься к побережью. Как мы по-твоему сделаем это? – весьма спокойно сказал Олег.
   – На санках? – неуверенно сказал малой.
   – Да, блять, на санках!!! Которые ты должен был притащить сюда из гребаной подсобки!!! На санках, которые делались для маленьких деток этих гребаных надзирателей! – разорался Олег.
   Еще чуть-чуть и я чувствую, что Олег взорвется.
   – Но я, я не помню ни хрена! Наверное, ты говорил об этом не мне, – Шустрый закурил сигарету.
   – Нет, нет, нет, малыш, – Олег выбил сигарету изо рта малого звонкой пощечиной.
   – Олег говорил это именно тебе, пока ты дул чертов косяк! – сказал Хромой.
   – Так и что виноват я что ли? Я снимал стресс, как и все остальные, – защищался Шустрый.
   – Ну, что ты, нет, совсем не виноват, это всего лишь наше гребаное спасение!!! – завопил Заяц.
   – Но ведь… Но ведь мы можем вернуться и забрать их, верно? – неуверенно заговорил Малой.
   – Да, конечно, мы всего лишь час протопали по этому гребаному лесу. Теперь мы спокойно вернемся, поздороваемся с охраной за ручку и одолжим у них салазки. Так ты себе это представляешь!? – сказал Олег и сплюнул.
   – Ну, не базлайте, мужики. Прости, Олег. Прости меня… Ты знаешь, да я, да я хоть руками дорогу рыть буду! Я вот серьезно!
   – Все! Закрой свой поганый рот, жаба, – сказал Заяц.
   – Не затыкай меня, Косой! Ты не можешь осуждать меня, слышишь?
   – А кто может? Кто? – шептал за спиной Шустрого Шамиль.
   – Я не… не…
   – Не знаешь? – в руке Шамиля блеснуло лезвие.
   – Остановись, – сказал я. – Все что случилось теперь не имеет значения. Нужно идти дальше.
   – Кто это у нас тут проснулся? Зачем мы вообще взяли тебя с собой, напомни? От тебя же никакого толку. Нужно было прикончить тебя еще тогда, возле ломбарда.
   – Успокойся, Шамиль, – сказал Олег.
   – Не нужно, Олег. Перестань защищать меня.
   – Надо же, оно умеет говорить? – сказал Шамиль и улыбнулся.
   – Если бы ты в ту ночь попытался меня грохнуть, животное… Хотя постой. Ты же просто неуклюжий поросенок, который порвал себе связки на копыте. Надо же было так. Поскользнуться на собственном дерьме и…
   Шамиль оттолкнул Шустрого в сторону. Готов поклясться, в этот самый момент он уже не казался мне косолапым, и даже будь в моих руках винтовка, я бы не смог ей воспользоваться.
   – Хватит! – вскрикнул Олег и встал между нами, остановив Шамиля.
   – Мужики, прекращайте эти качели! Мы здесь только время теряем. Делать нечего, придется топать пешком, – сказал Гиря.
   – Пока нас не нагнали собаки, – сказал Заяц и злобно посмотрел в сторону Шустрого.
   – Да, я виноват! Да, я идиот! Теперь ты удовлетворен? – сказал Шустрый.
   Раздался выстрел. Кора дерева в нескольких шагах от нас разлетелась в щепки.
   Как это произошло? Ведь мы и остальные зеки разбрелись по чертовой глуши!? Неужели так быстро нагнали?
   Выстрел из такой винтовки мог означать лишь одно, что наши преследователи были совсем близко, настолько близко, что мы даже не заметили это, пока лаялись между собой. Винтовка бьет не меньше, чем на триста метров. Будь законники ближе, то они бы уже застрелили кого-нибудь из нас.
   Былые стычки и обиды моментально были забыты. По крайней мере пока. Оставалось лишь бежать. Бежать сквозь снег, преодолевать всевозможные преграды, не оглядываясь, и надеяться на лучшее.
   А что еще нам оставалось?
   Склон горы был крутым, усеянным сотнями крон деревьев. Олег бежал впереди всех, мы следом за ним. Тяжести в ногах не было. Это был сплошной адреналин, который гнал нас через сугробы быстрее самого ветра. Я это чувствовал. Выстрелы в спину, свист пуль, выкрики поисковой группы.
   Бежать вечно было невозможно, тем более, что спецотряд нагонял нас. Они гнались за нами на лыжах, пока мы улепетывали от них по сугробам в валенках. Пришлось остановиться, чтобы дать отпор. Иного выхода больше не было.
   – Да не стойте вы столбами! Стреляйте!!! – закричал Олег.
   – Все в стороны! – вскрикнул Гиря.
   Мы разбрелись по опушке леса. Те, у кого были ружья, открыли стрельбу. Послышались первые вскрики. Нет, кричали не охранники. Пуля попала в Шустрого. Маленькая свинцовая проказница угодила ему в ногу, задев голень. Очень неприятное попадание для малого. Да и вообще для любого человека. Только представьте себе, что пуля раздробила вашу кость. Каково это? Ну, по крайней мере, Малой о своей боли оповестил нас и всю лесную чащу вокруг.
   Можно было предположить, что мы, как бравые солдаты, которыми мы, конечно, не являлись, перестреляли бы всех врагов. Забрали их лыжи, оружие, остальное снаряжение. Все равно что-нибудь пригодилось бы. Но ведь люди на склоне не были дураками. Этот отряд знал свое дело. Не первый раз приходится гнаться за такими отчаянными беглецами, как мы. Таких натаскивают годами…
   Карательный отряд капитана Злоказова знал свое дело. Это я выяснил позже, и расскажу об этом тоже попозже. Сейчас нужно вернуться к реальности.
   – Слева заходят! Слева! – закричал Шамиль.
   Гиря и Заяц открыли огонь. Двое преследователей упали в снег, но лишь для того, чтобы пригнуться от выстрелов. Мы находились значительно ниже склона, с которого в нас стреляли, а значит все попадания, чаще всего, близились к нулю.
   Пока двое зеков стреляли в сугроб на вершине пригорка, по группе беглецов начали стрелять с правого фланга. Организованность и подготовка. Тактику эти парни изучали почти со школьной скамьи.
   – Суки! Справа заходят, справа! – кричал Шустрый.
   Он валялся в сугробе возле дерева и заливал снег своей кровью, перезаряжая трофейный пистолет.
   Олег и Шамиль начали обстреливать правый фланг. Дело было дрянью. Оставаться на месте было нельзя. Нужно было отступать. Стоило нам двинуться назад, как Шустрый снова завопил:
   – Не бросайте меня! Не бросайте!
   Это была не просьба, а мольба. Человек чувствовал считанные секунды своей жизни, пытался удержаться хоть за что-нибудь.
   – Сам выкрутишься, ушлепок! – крикнул Шамиль и оборвал все надежды молодого паренька.
   Мы побежали вниз. Выстрелы не утихали, как и крик Шустрого, но вскоре он замолк, а значит стоило двигаться еще быстрее. Нужно было снова обогнать бушующий ветер.
   Становилось невыносимо жарко. Как же это странно. Каждый день мои зубы стучались друг об дружку от адского холода, а сейчас мне стало невыносимо жарко. Парадокс. Человек никогда не может прочувствовать тонкую грань между хорошо и плохо, жарко и холодно.
   Выстрел. Я снова здесь. Комок мыслей в голове разом распутался, когда перед моим лицом разверзлось пулевое отверстие.
   Беглецы снова остановились и открыли огонь. Как же хорошо, что в моих руках не было оружия. Не хотелось брать на себя ответ за чужую жизнь.
   Привалившись к стволу дерева, я снял перчатки, нагреб в руки горсть снега и зарылся в него лицом. Как же хорошо прочувствовать эту прохладу…
   – Ты спятил, Мясник!? – крикнул Заяц. – Какого лешего ты разлегся!? Поднимайся!
   Я его не слышал, да ему и не было дела до меня. Сказав мне пару слов, Заяц снова принялся палить в ночь.
   Пока он стрелял, я поднял голову, чтобы посмотреть наверх. Всматривался в звездное небо, искал там созвездия и пытался отречься от насущных забот.
   – Сдохните, ублюдки! Сдохните!!! – вопил Олег, содрогаясь от отдачи винтовки.
   Этот крик был отчаянием и невозможностью осуществления такого, казалось бы, хорошего плана. Чувствовал ли он обреченность?
   Выстрелы гремели по обе стороны. Огонь не смолкал. Мы были на войне. Одни боролись за жизнь и свободу, а другие просто стреляли в тире по отбросам общества.
   – Еще немного и они нас зажмут! Нужно двигаться дальше или…
   Черепная коробка Гири разлетелась в ошметки, осколки черепа раскидало по округе. Уверен, что у него даже не было времени, чтобы прокрутить всю свою жизнь в картинках.
   – Серега! – вскрикнул Заяц. – Падлы! Падлы! Получите!! – кричал Заяц.
   Он обнаружил слишком поздно, что в магазине его винтовки совсем не осталось патронов, когда он яростно нажимал на спусковой крючок. Заяц увидел идеальную возможность, чтобы подстрелить одного из сотрудников правоохранительных органов, когда тот, почти по пояс, высунулся из сугроба.
   Щелчок. Обойма пуста. Боец карательного отряда стреляет в ответ. Грудь зайца приняла на себя три попадания. Косой рухнул на колени, а потом привалился к дереву, которое служило ему укрытием.
   Появляется Шамиль. Делает несколько выстрелов из-за тела мертвого заключенного и задевает преследователя. Ранение было не смертельным, но в плечо стрелка он все же попал.
   – Валим отсюда! – закричал Шамиль.
   – Убейте их! – вскричал знакомый мне голос.
   Командир группы Злоказов. Это он отхватил пулевое. Капитан слишком заигрался в жажде охоты и напоролся на кабаний клык сам.
   Волна выстрелов окатила наше укрытие, а я по-прежнему сидел возле сосны и думал лишь о том, когда все это закончится.
   – Уходим, Олег! До берега не близко, а патроны скоро кончатся! – кричал Шамиль.
   Что ему оставалось? Он тоже осознал насколько безнадежным был побег.
   – Артур! Идем! Нужно сваливать! – призывал Олег.
   – Брось ты эту суку! Он уже не жилец! – кричал Хромой.
   – Приди в себя, Артур! Нужно бежать! – снова вопил Олег, не оставляя меня. В нашу сторону снова начали палить со всех сторон, и не добившись от меня желаемого, он вложил в мои руки винтовку, а потом бросился бежать. Верный товарищ.
   Олег кричал что-то еще, может быть призывал снова идти за ним или хотел, чтобы я отбивался до последнего, но выстрелы из винтовок заглушали его слова, а потом он и Шамиль побежали вниз по склону под шелест пуль и раскаты порохового грома. Я наблюдал за ними с пригорка. Видел их отдаляющиеся силуэты.
   Что дальше? Я сошел с ума? Может это очередной сон? Хотелось бы…
   Я сжал в руках винтовку, прицелился в спины беглецов. Никогда не был хорошим стрелком, потому как стрелять раньше мне не приходилось. Но я рискнул, нажал на спуск пять раз.
   Мимо. Мимо. Попадание в руку Шамиля. Его повело в сторону. Попадание в затылок Шамиля. Он валится в сугроб. Меркнет звездное небо над моей головой. Задувает злой ветер. Пятая пуля попадает в Олега.
   Смолкают выстрелы, спецотряд идет за мной.
   – La Patria! – кричу я и бросаю винтовку в снег.

Глава 32

   Раздался звук. Ключ в скважине замка провернулся. Знакомый звук. Его провернули целых четыре раза. Засовы карцерной двери открыты. Скрипнула дверь, а потом она открылась.
   Я сижу на корточках, привалившись спиной к стене, закуриваю вторую самокрутку, подаренную мне надзирателем-переговорщиком с той стороны камеры. Смотрю на возвышающийся силуэт, открывшийся мне в свете тюремной лампы. Наверняка, этот посетитель чувствует себя уверенно, смотря на сломленного заключенного под его ногами. Маленький муравей только и ждет того, когда этот невнимательный гигант наступит на его крохотное тельце.
   Кто ты такой?
   Мой новый гость зашел внутрь карцера, прикрыл за собой дверь. По ту сторону карцера по-прежнему пыхтел старый надзиратель. Я чувствовал его присутствие. Потом загадочный посетитель опустил ставни моей лежанки и сел на нее.
   – Присаживайтесь. Прошу, – он указал ладонью на место рядом с собой.
   Я молча поднялся со своего насиженного уголка, прошел к кровати и сел рядом с этим инкогнито. На его форме красовались капитанские погоны. Четыре яркие звездочки. Ни с чем не спутать. Мой отец носил такие же.
   Легкая небритая щетина украшала острые скулы его мужественного лица, зеленые глаза блеснули в темноте. Даже не так. В том момент они отдавали светом, светом надежды. Солнечный луч в темном царстве долгой ночи.
   Капитан пригладил темные волосы на голове. Достал из кителя пачку сигарет.
   – Перестаньте курить эту дрянь. Вот, угоститесь хорошей сигаретой.
   Подачки? Еще? Чего же ты от меня хочешь?
   – Благодарю, – говорю.
   Раздается щелчок. Он зажигает огонек перед моим лицом. Я подкуриваю. Капитан закуривает тоже, а потом резким движением ладони опускает металлическую крышку своей импортной зажигалки назад, гасит пламя, и мы снова сидим в темноте.
   Этот человек умеет располагать к себе. Без сомнения.
   – Я являюсь командиром специального отряда, и, как ты уже понял, мне необходима помощь.
   – Не тяни время, капитан. Чего вы от меня хотите?
   – Мы собираемся вытащить тебя отсюда. Конечно, не за просто так. Ты это и сам прекрасно понимаешь.
   – Из тюрьмы?
   – Не спешите, Артур. Давайте поведем себя, как деловые люди. Не буду вам врать. Никто не предложит вам досрочное освобождение, и вы сами это понимаете. Вас посадили за убийство…
   – Которого я не совершал.
   – Пусть так, но вы здесь. Вы также совершили еще несколько убийств, находясь здесь. Мы с вами изменить этого не сможем, и оба прекрасно это понимаем.
   – Но?
   – Но, во-первых, мы выведем вас из карцера, а, во-вторых, я, как старший начальник тюремного блока, похадайствую вышестоящему начальству о вашем сотрудничестве, что облегчит ваше дальнейшее пребывание, Артур, в этом исправительном лагере.
   Так вот как правильно называется эта тюрьма, зона и прочее. Стоит запомнить? Да плевать. Кому это важно?
   – И что мне предстоит?
   – В тюремном блоке, куда вы попадете, находятся несколько весьма эксцентричных личностей. Один из них – зачинщик весьма безумных идей, по имени Олег Бунт. Так его называют не просто так. С этим кадром у нас уже были случаи, связанные с подстрекательством, взятничеством, воровством, заказным убийством и побегом. Этот человек рецидивист. Если он отсюда выйдет или тем более снова попытается убежать, и не дай Бог ему это удастся, то он все равно вернется. Такие, как он всегда возвращаются, но перед этим он сотворит еще немало ужасных вещей. Мы оба это знаем. Ты согласен?
   – Да.
   Где-то я уже слышал подобное.
   – Я рад, что мы уже подходим к нашему соглашению.
   – Так что конкретно я должен делать?
   – Тебе нужно просто наблюдать за действиями Бунта и его группой, а также примкнуть к ним, если это потребуется.
   – Но как мне вам сообщать о…
   – Не нужно ничего говорить. Просто действуйте. Я знаю, что он снова что-то замышляет. Так всегда бывает. Он не первый, и он не последний. До него бежало много людей, и мы всегда находили всех. В диком лесу, когда ты наедине с заключенными, без лишних глаз, происходит много необычных вещей, о которых никаким судам, высшим силам, никогда не узнать. Поэтому я хочу, чтобы ничего не менялось, если, конечно, ситуация не вынудит тебя сдать своих подельников раньше. Пусть вам удастся бежать. Бегите и не оглядывайтесь, но мы придем и именно тогда, Артур, вам нужно будет выбрать правильную сторону. От ваших действий в процессе нашей непростой операции мы и будем судить по вам. Выбирайте сторону, пожалуйста, но знайте, что мы все равно придем к одному финалу. К нашей победе.
   – Зачем так много сложностей? Зачем вам я? Если вы так уверены в своей превосходности?
   – Потому что это игра. Увлекательная игра, которая стоит того, – Капитан улыбнулся, и в его глазах поблек свет надежды, который я видел ранее, уступив место полнейшему безумию.
   – Вы…
   – Не говори ничего. Давай останемся при своем. Просто прими мое предложение и все. Ты останешься доживать свои тюремные годы в обыкновенной камере, и никто не узнает, что ты мне помог. Я обещаю. Только не надо судить меня. Все мы люди и развлекаемся по-разному. Так ты согласен?
   – Согласен.
   – Добрая значит выйдет охота, – капитан улыбнулся. – Запомни еще вот что. Когда дело будет дрянь, и ты почувствуешь, что твоя жизнь на волоске, или увидишь, что кто-то из моих людей, а может быть даже я, нуждается в помощи… В общем ты не медли, а окажи правильную услугу.
   – Какие у меня гарантии? – спрашиваю.
   – Никаких. У тебя есть только вера, – капитан снова улыбнулся.
   – Как вас зовут?
   – Я Артем, но для тебя, капитан Злоказов.
   – Хорошо. Я все понял.
   – Господи! – капитан соскочил со своего места. – Ты представляешь? Я чуть не забыл. Боже ты мой…
   Думаю, Богу не нравятся твои затеи, безумный ублюдок.
   – … какой же я забывчивый! Когда дело будет сделано, не забудь сказать стоп-слово.
   – Стоп-слово?
   – Да.
   – И еще. Не забывай, что все, что ты делаешь, происходит непросто так. Мы делаем это ради режима, ради отечества и ради будущего. La Patria! – вскричал капитан и поднял сжатый кулак вверх.
   Бредни. Даже не буду рассуждать о его словах. Вы знаете, как я отношусь к политике.
   – Так что за стоп-слово?
   – La Patria, друг мой. За Родину, – перевел капитан.

//-- *** --//
   Моя жизнь в обмен на несколько других жизней и поломанных судеб. Честный обмен? Что ж. Здесь решать не мне, а вам. Возможно, избежав смерти, эти люди могли построить новую жизнь, помочь кому-то, сделать что-то значимое, но… Они могли также остаться ворами, убийцами или, не дай Бог, насильниками. Я решил, что мне с ними не по пути, хотя вы также имеете право усомниться во мне. Чем я лучше? Ничем.

   Каков же ваш выбор? Считаете меня лжецом и предателем, поломавшим жизни других людей, или избавителем этого мира от зла?
   Мы точно с вами знаем, что в этом месте сидят не только плохие люди, но не знаем, как именно они бы распорядились своей судьбой, оказавшись на воле. Никто не знает, какой выбор ждет каждого из нас.
   Впрочем, хватит философии, ведь выбор сделаете именно вы. Кем же я стану для вас? Мальчиком с поломанной судьбой, желавшим изменить свою жизнь, или просто предателем, который всегда думал только о себе? Решайте сами, а я, пожалуй, начну сначала.

Глава 33

   Купе вагона, сменяющиеся в дороге пассажиры, с которыми ты беседуешь на известные всем темы, дешевая еда, которой пропах весь поезд. Чаще всего китайская лапша.
   Проводница снова ругается на кого-то в тамбуре. Кто-то закурил, а делать, как это известно, запрещено. Ну, ничего, думаю они смогут договориться.
   Я еду в полном комфорте. Мне хорошо. Сижу за столиком бокового купе, пью пиво. Курить хочется сильно, но вроде мы уже обсудили этот вопрос.
   Когда-то я ехал по той же дороге, только в обратном направлении. Да. Теперь я свободен. Где-то там, в холодной мерзлоте, находился исправительный трудовой лагерь. Но это было слишком давно. Теперь на его месте находится забытое Богом кладбище, усеянное остатками разваленных зданий и безмолвных криков замученных людей. Время занесло снегами те места, сокрыв их под толстым слоем вечной мерзлоты. Ведь ни что не вечно.
   Срок я досиживал в другом месте, но этот путь мне не забыть никогда. Столько лет… Столько лет своей молодости я отдал тому месту, но это было так давно. Я уже успел высверлить себе все мозги, а заодно оставить всю свою злобу, но не страх. О нет, Олег мне никогда не забудет моего предательства.
   Когда я выстрелил в него, то пуля задела его ногу. Нет, я его не убил. Капитан тоже оставил ему жизнь. Зачем? Понятия не имею, возможно, для своих новых развлечений. Хотя не буду отрицать и то, что я вполне мог застрелить Олега. Стреляю я не очень хорошо. В тот момент я бил из винтовки почти наугад. Олег остался жив, и, несомненно, хотел мне отомстить. Вот только когда?
   Возможно, я чего-то не знаю. Вполне возможно, что его убили или замучили до смерти, пока он находился в карцере. Может, он снова пытался бежать, собрав вокруг себя новых людей. Этим он бы вновь осчастливил безумца в погонах. Что бы с ним не произошло, а я до сих пор боялся его ненависти.
   Я подставил всю группу. Хотя признаться честно, мне было приятно избавиться от Шамиля. Его преследующей угрозы. О чем он думал перед смертью?
   За остальных… Не знаю, что сказать. Я высказался раньше. Судить не мне.
   Свою жажду мести к Абдулле, Титу и Наташе, даже к Тарасу, я отпустил. Не было сил, чтобы заняться еще и их розыском. Чем бы я тогда отличался от своего прозвища – Мясника? Я хотел отмыться от этой жизни… В общем, неважно. Это было слишком давно. Жизнь сама покарает каждого за его деяния. Всем нам воздастся по заслугам. Надеюсь, что свои ошибки я окупил сполна.
   Мне бы хотелось снова побывать в своем городе, но лишь для того, чтобы повидаться со своими близкими. В первую очередь с родителями, постоять рядом с их могилами, вспомнить все хорошее, что связывало нашу семью.
   Потом я бы навестил Изу, а затем и старого друга из детства, Андрея. Но вернуться обратно я не могу. Кто знает, что меня там ждет, но что-то подсказывает мне, что ничего хорошего. Параноик? Возможно.
   – Мужчина. Мужчина! – прозвучал голос проводницы.
   – Да?
   – Через час ваша остановка. Сдайте, пожалуйста, белье.
   – Спасибо.
   – И не вздумайте с собой что-нибудь утащить.
   – Ну, что вы такое говорите?
   – Не надо мне тут. На прошлой неделе свистнули пару наволочек и подстаканник.
   – Успокойтесь, пожалуйста, девушка. Я вас не обману.
   – Ой, ну что вы, девушка прям. Спасибо, дорогой, – проводница раскраснелась.
   Да, она явно не выглядела, как девушка. Годы ее сильно потрепали, но поверьте, хотите получить расположение дамы в возрасте, то назовите ее девушкой.
   Прошло шестьдесят минут, и вот я уже был на станции небольшого пригородного вокзала. Окно в новую жизнь выглядело не очень. Повсюду разруха, бедность, печальные лица, но, по крайней мере, это место не было тюрьмой. А самое важное, что в этом месте находилось бескрайнее море и горячий песок. Небольшая, забытая всеми деревня на отшибе курортного городка.
   Да, да. Я не забыл упомянуть о Марине. Просто я немного отсрочил этот момент. Зачем я приехал сюда? Ну, а что еще я мог себе позволить? Улететь за границу? Начать новую жизнь там? Бросьте. Там я никому не нужен. Единственное, на что я могу надеяться, так это на то, что скорее она окажется на этом пляже когда-нибудь. Шанс на миллион? Миллиард? Скорее на бесконечное множество шансов, но я буду в него верить и ждать.
   Мой путь уже подходит к концу. Чем же мне заняться сейчас? До того момента, пока она ко мне не приехала?
   Кажется, знаю. Первым делом я пойду на пляж, погреюсь на песке, послушаю шум бушующей волны, а в будущем, хм… Может даже напишу обо всем случившемся книгу.

Эпилог

– Почитай, пожалуйста. Что ты об этом думаешь?
– Ну, давай посмотрим.

   У меня была непростая жизнь. Мне приходилось видеть и делать разные вещи. Я заботился о близких мне людях и причинял им боль. Я также принес в этот мир много зла, о чем я, конечно, сейчас сожалею, но исправить уже ничего не могу. Если бы у меня был выбор прожить другую жизнь, то я бы так и сделал. За исключением того периода времени, когда я обрел свою любовь.
   Сейчас я уже достаточно взрослый человек. Мне сорок лет. Я прячусь в каком-то грязном подвале загородного дома, терзаясь муками прошлого. Находясь здесь в полном одиночестве, невольно вспоминаю былое. Если бы здесь не было спиртного и сигарет, то скорее всего я бы просто повесился. Когда я напиваюсь до беспамятства, то, по крайней мере, могу спокойно уснуть.
   Я знаю, что мне не дожить до глубокой старости, и рано или поздно меня все равно найдут, но, по крайней мере, сидя здесь можно подумать над тем, что я сделал. Стараюсь чаще размышлять о приятных мгновеньях, но так уж случилось, что счастье всегда перекликалось с бедой, и именно из таких событий состояла моя жизнь.
   – Зачем так мрачно? Ты не думаешь, что это слишком?
   – Не знаю, а как бы начала ты?
   – Это была непростая жизнь, в которой нашлось место для удивительной истории любви.
   – Звучит, конечно, неплохо, но тогда никто не будет это читать.
   – Это почему же?
   – Потому что нужно зацепить читателя с первых строк. Тем более, что солгу я только в прологе.
   – Разве так можно?
   – Конечно можно. Ведь это авторский вымысел.

Пепел Григорий Николаевич Ведерников