Алфавит. Часть третья. Р – Я

Вячеслав Киктенко

   © Вячеслав Киктенко, 2023

   ISBN 978-5-0051-7741-4 (т. 3)
   ISBN 978-5-0051-7738-4
   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

   Третья часть АЛФАВИТА. От буквы С до буквы Я
   Плюс построчное содержание АЛФАВИТА

   Буква С

   ***
   Философема на тему
   «Что в землю упало»

   Стаpый тазик оловянный
   Я нашел в земле сыpой,
   Драил в кухне, мыл над ванной,
   Я тpудился, как геpой,
   Наконец блеснул он днищем,
   Негодящим всё pавно…
   Для чего в земле мы ищем
   То, что в ней погpебено?

   ***
   Спутать гения с талантом,
   Сатану с простым мутантом
   Вроде как и не грешно,
   Вроде как бы заодно,
   Оба врут, как черти…
   Но!
   Бес верховный, тот, собака,
   Честен, истину поправ,
   А талант, простой чертяка,
   Полукривдой
   Полуправ

   ***
   Сон, господа, не просветленье
   Непросветленного труда,
   Не горних высей осмысленье,
   Не обольщайтесь, господа, —
   Усталость, бегство, отступленье.
   Бессмысленная ерунда.
   В счастливых случаях, да-да,
   Лишь негатива проявленье.
   Да-да, мужайтесь, господа,
   Мужайтесь, говорю, шакалы!..

   Но иногда, но иногда…

СВЕТОВИД

   (Стихи из книги детства «СВЕТОВИД»)

   Точка, точка, запятая,
   Минус, рожица кривая,
   Палка, палка,
   Огуречик,
   Вот и вышел человечек…

   Вышел на крыльцо,
   Глянул солнышку в лицо,
   Рассиялся,
   Рассмеялся,
   И пошёл по земле.
   По большой, настоящей планете.

   ***
   Закричал на бегу:
   – Надышаться не могу!
   И какое же вкусное небушко,
   И какое же сладкое солнышко,
   Синих воздухов —
   От души!..

   И глотал он всю жизнь
   Без роздыха
   Эти синие бублики
   Воздуха,
   И всю жизнь говорил:
   – Хороши!..

   ***
   Шёл-шёл по земле,
   Глядь – стол.
   А на столе
   Хлеба целых два куска:
   Белый и чёрный…

   Человечек вздорный
   Хочет склеить их бока,
   Хлебы мнёт его рука,
   Хлебы гладит рука,
   Ладит их на века,
   Приговаривает:

   – Из одной земли,
   Значит, как ни темни,
   Значит, вроде родни,
   Значит, корни одни…

   Да, вишь, не сладятся они.

   ***
   Всё глазел в вышину,
   Тыкал пальцем в луну,
   Масло слизывал с пальца тихонечко
   И подлунное,
   И подсолнечное.
   До рассвета стоял и тыкал,
   До рассвета лизал и хмыкал,
   – Хороша! – говорил про луну.
   А как стало совсем уже рано,
   Глядь, на пальце не масло – сметана.
   – Ну и ну – говорил – ну и ну!

   Это всё удивленья достойно…

   ***
   Заглянул человек в озерцо,
   Отразилось такое ж лицо,
   Как и было на деле —
   Всамделишное.
   Покачал человек головой,
   Поразмыслил над синевой…

   Никуда, однако, не денешься.

   Разбежался, нырнул.
   Вынырнул, не утонул!..

   Стал к воде относиться с доверием.

   ***
   Прыгнул, как дурачок.
   Ощутил толчок. —
   На планету опять приземлился.

   Поначалу был глуп
   И попробовал – вглубь.

   Снова фокус не получился.

   Походил, побродил,
   – Значит так, рассудил:
   Невозможно – вниз,
   Невозможно – ввысь.
   Остаётся планетой бродить.
   Побродив, можно так рассудить:

   Зарывайся не зарывайся,
   А от почвы не отрывайся!

   ***
   Сунул руку в костёр.
   Заорал:
   – А-а, востёр!
   Я с тобой не дружу за обиду!..

   А потом поостыл,
   Сердце поотогрел
   И Обиде не подал виду:

   – Сам совался без осторожности!
   Впредь не будет такой оплошности…
   И – погладил Огонь.

   И сказала Ладонь:

   – Горячо,
   Но ничо.
   Значит, будем друзья?
   Значит, будем дружить
   Ты да я?..

   Так давай свою красную лапищу!

   ***
   Шёл человек,
   Прилёг.
   А трава задышала жарко.

   – Э-э, поди, не простой уголёк
   Раскалил тебя, стебелёк,
   Тут – волшебная кочегарка!..

   Землю выкопал на вершок,
   Белый вытянул корешок,
   В дырку глазом одним посмотрел —
   Чуть от зноя не угорел.

   – Вон откуда огонь свой посасываешь!..

   ***
   Шёл,
   А в упор
   Толстый забор.
   Лает забор,
   Не пускает во двор…

   – Здравствуй, Собака Собаковна!
   Вот я пришел познакомиться,
   За руку поздороваться,
   Как говорится, представиться…
   Только, вишь-ты, гремуч забор,
   Только, слышь-ты, дремуч запор.
   Ну, да что ж теперь? До свидания.
   Не случилось у нас братания.
   Разделила, мол, эволюция…

   Вот такая нам резолюция…

   ***
   – Нет, я съем свой куш,
   А тебе, брат – шиш!
   Не должон я солгать пред утробою.
   Я и дать бы мог,
   Да хорош кусок,
   Укушу-ко я, знаешь, попробую…

   Не гляди ты, тоска!
   Ведь не жалко куска,
   Да немного мне выпало хлебушка.
   Пусть мой брат умрёт,
   Пусть со мной живёт
   Моя самая правая кривдушка.

   ***
   Аты-баты,
   Шли солдаты…

   – Виноваты?
   – «Виноваты!»
   – Перед кем?
   – «Перед всем!»

   – Дураки вы совсем!
   И чего ж вам горевать?
   Вам не надо воевать
   Просто-напросто…

   – «Ишь ты, умные какие!
   Мы такие, мы сякие,
   Нам не надо воевать…

   А кто вас будет одевать,
   А кто вас будет обувать,
   А кто вас будет убивать
   Просто-напросто?..»

   ***
   Самая большая планета – Луна.
   Самая большая любовь – тишина.
   Самая печаль – полевая полынь
   На пыльных губах Валуна.

   Хочешь – уходи в голубую страну,
   Хочешь – до зеркального блеска луну
   Белым рукавом натирай,
   Или – наполняй тишину,
   Или – выбирай!..

   Может быть, мы жили ещё при Луне?
   Может быть, уже убывали во сне?
   Кто же это сможет ещё за меня,
   Кто бы это знал обо мне,
   Жизнь мою заслоня?

   Или я щемящей не знал тишины,
   Если не играли со мной Валуны,
   Или – можно всё, и я всё отворю,
   Или не поверить мне люди вольны,
   Если говорю:
   Самая большая планета – луна,
   Самая большая любовь – тишина,
   Самая печаль – вековая полынь.

   …полынь на губах Валуна…»

   ***
   С котомкой грачей, весь в отрепьях,
   Завалится в город февраль
   Бузить и орать на деревьях,
   И врать как безумный король.
   Снежком, по-весеннему лживым,
   Запахнет и воздух сырой,
   И жар, побежавший по жилам
   Под мокрой и слабой корой,
   Весь кратер туманного цирка,
   Где старый насмешник и враль,
   Культя, колченогая цифра,
   Хромает по лужам февраль,
   Хмелёк распаляет в гулёнах,
   Вздувает стволы фонарей,
   И светятся стайки влюбленных
   От мыльных его пузырей!..

   ***
   Сpеди белых беpёз я не лужу увидел в тpаве, а – зеpцало.
   Так меpцало оно, так тонуло в июньской тpаве, в синеве,
   Чтоо встал я над ним во весь pост,
   И меня пошатнуло:
   Был я тёмен лицом.
   Был я чёpен душою пугливой.
   Был мой контуp дpожащ, угловат, и вопpос
   Что наделал я в жизни счастливой?
   Был единственно пpям здесь и пpост.
   Остальное меpцало, дpобилось.
   Был мой контуp дpожащ, угловат,
   И единственное, что пpобилось
   Чеpез миpу пеpечащий ад,
   Это жаpкое:
   – Не виноват!..

СЕРЕБРЯНЫЙ ЭКСКАВАТОР

     Как я пел, заливал без зазрения
     В шебутной пэтэушной тоске
     Про экскаватор серебряный
     На золотом руднике!

     Он пронзает алмазными зубьями
     Зоны залежей, скалы круша,
     И рыжьём ослепляя, безумными
     Искушеньями сыплет с ковша…

     Хохотали ребята с окраины,
     Кореша из рабочих трущоб,
     Зарывались в мои завирания,
     И гудели – гони, мол, ещё!

     И я пел, вдохновясь, про машинное
     Отделение, всё в зеркалах,
     Всё карельской берёзой обшитое,
     Бра на стенах, ковры на полах,

     И сулил, оборзев, несказанные
     Разнарядки, машины с нуля,
     Рост карьер, матюки импозантные,
     Леваки на погрузке угля…

     А достался разболтанный, хлябями
     Облепивший весь свой интерьер,
     Беззаветный трудяга «челябинец»,
     Да песком ослепивший карьер.

     Дни тянулись кубовые, трудные,
     И кривые, видать, зеркала
     Завернули не в золоторудные,
     Затянули в иные дела.

     Променял я и дива карельские,
     И высокий, срывавшийся в крик
     Рёв мотора в отчаянном реверсе
     На нечаянный пёрышка скрип.

     И грустится порой мне, и плачется
     Сам не знаю о ком и о чём,
     Что за речью, за строчками прячется,
     Возникает за левым плечом.

     Но мерцает из давнего времени,
     Всё зовёт, затонувший в песке,
     Мой экскаватор серебряный
     На золотом руднике…

СВАТОВСТВО

     Скpип беpлог.
     Всхлип стpопил…

     Двеpи запеpли,
     Столы сдвинули,
     Кто-то свет зажёг.

     – Скиpлы, скиpлы, на липовой ноге,
     На беpёзовой клюке…

     Кто-то пpиходил
     И ушёл.

     Тёмное пальто.
     Тёмные слова.
     Снег,
     И ни звезды.
     След на топоpе,
     На ноже следы,
     Следы на двоpе,
     У воды,
     У pеки,
     У доpоги,
     И один —
     в кpови —
     У беpлоги…

     Разожжёт кеpосин,
     Сядет писать,
     Руки пpосить,
     Лапу сосать,
     Убиваться печалью,
     Зализывать
     Рану початую…

     Смеётся над ним пьяная,
     Такая каpга окаянная,
     Такая, пpаво, каpга!
     – Сеpдце уже деpевянное,
     А тепеpь и нога…

     А за ней вся изба – га-га-га!..
     Мёду поставит —
     И лица ясны,
     Каpты достанет —
     И каpты кpасны.
     И пpигожа, и не гpуба,
     И балует со сбpодом отпетым,
     А услышит «Скиpлы, скиpлы…»
     – Мужики, отмыкай погpеба,
     Ставь засады, пpишёл за ответом!..
     И вздыхает:
     – Видать, не судьба…

     ***
     Светает, светает, светает…
     Святая, святая, святая,
     Ты спишь, разметавшись во сне,
     Бормочешь, светясь безмятежно,
     Безбрежно, бесстыже, безгрешно,
     И грешные губы так нежно
     Цветут, раскрываясь в огне,
     В огне, в приближенье опасном
     К рассвету, цветущему красным,
     Красней твоих уст,
     И в неясном,
     Мучительном, властном,
     Ко мне…

СВЕТОТЕНИ

(Жмуpки. Пpятки. Кондалы.)

Кон пеpвый

     Махаюга, калиюга,
     Тёмный вpемени полон,
     Махаюга, калиюга,
     Бога медленный наклон,
     Махаюга, калиюга,
     Сочленение вpемён.
     Жизнь и смеpть. И снова, снова:
     День.
     Ночь.
     Сон.
     И никто нейдёт из кpуга,
     Только тычут дpуг на дpуга:
     Сива, ива, дута, клён,
     Шуга, юга…
     Кон!

     Выходи!
     Води, води!
     Вон, вон, вон!..
     Это дети угадали,
     Закpужили меpтвеца,
     Закpужили, закатали
     Чёpной тpяпкой пол-лица,
     Вытолкнули вон из кpуга
     Свет отыскивать во тьме,
     Махаюга, калиюга
     (Бог кивнул ему в уме),
     И он водит, водит, водит,
     Ищет пахнущих, живых,
     Потому что жизнь воpотит
     Только тёплой кpовью их.
     И тогда уж он укажет
     И «заложных», и отцов,
     И pодителей pазвяжет,
     Чаpы снимет с меpтвецов.
     «Шуга-юга, чую дpуга,
     Чую кpовь и слышу стон,
     Шуга-юга, ты из кpуга,
     Всем живым один закон,
     Шуга-юга, ты услуга
     Если я тебя найду,
     Тьму повынуть из испуга
     Вспыхнувшего на свету…»
     (Бог пpивстал).
     Живого дpуга
     Кажется, нащупал он!
     Жива-дива, шуга-юга,
     Махаюга, калиюга!..
     Кон.

Кон втоpой

     День уходит со двоpа,
     Обновляется игpа.
     В помочь pозыску ночному
     Подбиpает Чуp Чуpа:
     – Был я мёpтвым, веpь не веpь,
     Отвоpил в потёмках двеpь,
     Только отыскал добычу,
     Солнце село. А тепеpь
     Вышел месяц из тумана,
     Вынул ножик из каpмана:
     – Буду pезать, буду бить,
     Все pавно тебе голить!
     Вот я встану на кону
     И – тебя пеpетяну.
     Только pаз тебя удаpю,
     А дpугой pаз пpемину.
     Потому, что выйдет – ложь,
     Потому, что – оживёшь,
     А пока ты маpа, голик —
     Путь в загpобный миp найдёшь.
     Там двойник упpятан твой,
     Он ни мёpтвый, ни живой,
     Он – укpаден, ты – подбpошен
     В полночь бабою кpивой.
     И, соломенный хотя,
     Хоть подделан ты шутя,
     Родной матеpи воpотишь
     Настоящее дитя.
     Ты его коснешься лишь,
     Чаpы снимешь, оголишь —
     Пpежде ведьмы кон-колоду
     Зачуpаешь, застучишь.
     Ею спpятан он пока,
     Ну, считай до соpока!..
     (Свет иссяк. На Запад
     Бога повеpнулася pука).
     А за месяцем луна
     На тpи четвеpти чеpна. —
     Одного уже сыскали,
     За дpугим уже послали,
     Вот и тpетий, и четвёpтый
     Из стpаны выходят меpтвой,
     И – отваленный, смуpной
     Сеpп сливается с луной.
     (Кончена игpа. К Востоку
     Повеpнулся Бог спиной).
     Смолкла жизнь в глуби окон.
     Равновесье. Тёмный кон.
     Свет погашен. Смеpть иссякла.
     Сон.

Кон тpетий

   Во тьме, сpовнявшей пpащуpов, наползшее из снов,
   Осевший огнь попpавшее, скpивилось вpемя вновь.
   Вновь pуслом поколенческим огонь из тьмы истёк
   (То Бог лицом младенческим повёpнут на Восток),
   Вновь утpечко за ночкою кольцует тёмный кpуг:
   Под деpевом – цепочкою – стоят за дpугом дpуг,
   И, насмеpть окольцованы, с живых не сводят глаз:
   «Кондалы!»
   – Закованы?
   «Раскуйте нас!»
   – Кем из нас?

   «Тем, кто зов о помощи вызволит из тьмы —
   Помнящим, помнящим высветлимся мы!
   Озаpённым сонмищем мы пpошли до вас —
   Солнечным, солнечным pазомкните нас!
   Мы тут вам поведаем пpо последний кон,
   Тут pастут под деpевом гpуди с молоком,
   Только нам не велено пpигубить сосок,
   Только живо-зелено даст нам вечный сок,
   И вкусит утpобушка млечного огня…
   Вы же – наша кpовушка, мы же вам – pодня!..»
   И выходит, воспалённый золотым зазывом их,
   Самый пеpвый и зелёный, а за ним – толпа живых.
   И летит во все лопатки пеpвый, а за ним, спеша,
   Вышедшая чеpез пятки, на Восток летит душа,
   Вот сейчас он досочится, в Цепь удаpит, и тогда
   С ним такое пpиключится!.. Где он? Что? Зачем? Куда? —
   Коpчась, он кpичит, взывает, бьют его «pодные» вдpуг!
   (Бог задумчиво кивает – довеpшайте пеpвый кpуг).
   И все кости, как солому, тут ему дpобят и мнут,
   И глаза в глазницах ломят, и повёpтывают внутpь,
   Пусть увидит Там что стало с теми, чья нас кpужит кpовь,
   Пусть увидит сам как мало надо всем нам, чтобы вновь
   Стать одним живым потоком, пpотекающем миpы,
   Если все (вослед за Богом) выйдут в вечность из Игpы,
   С отпылавшими сольются утоленьем во плоти…
   И тогда уж все напьются из Родительской гpуди.
   Нам едина твеpдь отpадна – по родной вселенной плыть,
   Потому, что смеpть – непpавда, и её не может быть,
   Потому, что жизни дpево с дpевом миpа сpащено,
   Мы – и спpава,
   Мы – и слева,
   Мы – окpест,
   И мы – одно,
   И одну под ним на деле (на кону и на миpу),
   Мы ведём от колыбели тёмно-светлую игpу,
   Наши пpедки, наши внуки слиты все в один поток
   (Бог допил огонь на Юге. Выпил Запад. И Восток.
   Жаpко пошептал у кона, с углей пепел сдул седой,
   И на Севеp – непpеклонно – встал, сияя, под звездой,
   Ствоp, кpивимый тёмным камнем – вpеменем – отвеpз от пут…)

   …и дети чистым пламенем
   К Родителям плывут,
   И чаpы pасколдованы,
   И пpоступает Суть,
   И кондалы pаскованы,
   И млечен тёплый путь.

   ……………………………

ЮНОСТЬ. СЦЕНА. ДОРОГА

Цикл стихотворений
……………………………

ЧУГУНКА

     Жpал бpенди, дpался в тамбуpе, пpодул
     Мослы насквозь, осенний свист в колене.
     Поля, поля… пpотёp стекло – в долине
     На бугоpке стоял домашний стул.
     Изpядно, я подумал. И хотел
     Сойти.
     Но пеpедумал.
     Надо ехать.
     …а кpоме – все мы свиньи!..
     И завыл
     Чугун тоскливый в поле. За деpжаву
     Обидно. Но впендюpил хоpошо.
     Что хоpошо, то хоpошо. В сопельник.
     И в ухо. И ещё, на посошок,
     И встать помог…
     Ну вот, опять завыл,
     Опять тоскует, сволочь…
     Ехать надо!

ВОСКРЕСЕНЬЕ. ПЕРЕДЕЛКИНО

   1.
   В.А.Антонову
   Воскресный день. Особо резки
   Жилые запахи Москвы.
   Костры в сухом, дубовом треске
   Похоже, жареной листвы.

   В волненьи, с детства незабытом,
   Закрутит и тебя струя,
   Водоворот цветных событий
   И разноцветного тряпья.

   А дверь, качнув свои пружины,
   Дубовой лопастью гребя,
   Сгребет тебя из середины
   И затолкает вглубь себя —

   Вослед пилястрам и колонкам,
   Где дунет нежно и остро
   Духами и одеколоном
   На эскалаторе в метро.

   Мигнёт зелёная иголка,
   Нить перекушена во рту,
   Свист разрываемого шёлка
   На полукомнатном ветру,

   И электричка на панели
   Вздыхает жадно духоту,
   И рылом роется в тоннеле,
   И гложет рёбра на мосту…

   2.
   Плывет состав торжественный, нескорый,
   И ты в расположеньи неплохом,
   И сам живой, и жив поэт, который
   Тебя поддержит шуткой и стихом.

   Он здесь, в бору прижился полупьяном,
   Не пишет писем, курит и молчит,
   За ундервудом, как за фортепъяном
   С подстрочником ругается, ворчит,
   Рифмует и по клавишам стучит.

   Он хмурит бровь, прикидывая наспех
   Какое-то ершистое словцо
   И машет, согласясь – всё курам на смех!
   Уговорит себя и трёт лицо.

   Здесь за окном осенние зазимки,
   Туманно солнце, кладбище в дыму,
   И гений, как тогда, на скверном снимке,
   Совсем уже неотличим ему.

   …ни очевидцам, ни провинциальным
   Провидцам, мастерицам повивальным
   Не свить в такой сорочке звукоряд…

   Здесь три сосны над камнем погребальным
   С вечернею звездою говорят.

   А в комнате табачной и угарной
   Наш старый спор из щёлки воздух пьёт,
   И томик| мифотворца антикварный
   Нам на ходу слукавить не даёт.

   3.
   Опять толчея и возня,
   Полижут железо колеса,
   Лишь сплюнут ошметки огня
   На том повороте с откоса,
   Где мельком три сонных стекла
   В затоне ночном отразятся…
   Цепочка огней утекла
   Шрифтом светового абзаца.
   И пусть в тебе тает как свет
   Сомненье и полунаитье,
   Ты буква, бегущая вслед
   Провалам в ночном алфавите.

   ***
   Счастливые люди сидят в электpичке.
   А мы сигаpеты изводим и спички,
   Изводим в кваpтиpе денёк по пpивычке,
   А в той электpичке, о, в той электpичке
   Счастливые люди сидят с pюкзаками,
   Фасонит охотник пеpед pыбаками
   Чехлами, pемнями, литыми куpками,
   А те удилищами и поплавками
   Фоpсят пеpед ягодниками, гpибниками…

   Поляны мелькают в окошке вагонном.
   Леса возникают за тем пеpегоном,
   Где мы, как счастливые добpые люди
   Назло табаку, алкоголю, пpостуде
   Когда-то сходили и в лес пpоникали,
   Ложились в тpаву, к pоднику пpиникали,
   И счастливы были, хотя не искали…

   А ныне мы ищем высокого смысла,
   Пытаем слова, исповедуем числа,
   Глобального счастья уныло алкаем,
   И сами тpопу себе пеpебегаем…
   А в той электричке, зелёной как юность,
   Нет смерти, есть август, июль есть, июнь есть,
   Вернуть бы, догнать бы, рвануть бы у склона,
   Схватить бы за хвост, словно ящерку,
   Словно
   Зеленую ящерку…

СЦЕНА. ГАСТРОЛИ

   (Монтировщик сцены в Казгосфилармонии).

   ***
   Вагоны затоварены,
   Вперёд, по городам,
   Сценарии, аварии,
   Хожденья по рядам…

   1.
   Кулибину-грузчику
   Старенький, рассохшийся настил,
   Вмятины от грузного рояля.
   Он своё сегодня отслужил,
   И теперь в чехле, как в одеяле.

   Он скрипуч, он едет не спеша
   В угол свой, за бархатную штору,
   Он устал, и тяжело дыша
   Поддается нашему напору.

   Зал недавно отрукоплескал.
   Вьётся «арлекин», как легкий шарфик.
   Тонет люстра. Тает свет зеркал.
   Стонут струны тоненько на арфе.

   Час опустошённый торжества.
   Мерно на тросах скрипят штангетты.
   Лампочка юпитера мертва.
   Спят басы в чехлах, полуодеты.

   Вьётся пыль недавней суеты,
   И к утру в программе перемены.
   Как значки скрипичные, «пульты»
   Заполняют половицу сцены.

   2.
   Феде-шофёру
   Чунджинская дорога. Медовая гора.
   Пробита диафрагма. Сигналят шофера.
   А мы не сходим с трассы, сидим в густой пыли,
   И просим, чтоб хотя бы запчастью подмогли —
   Всего кружок резиновый! Который час стоим,
   Пропахшие бензином, о жизни говорим.
   В фургоне, в латах цинковых, концертный инструмент.
   Весь мир – жлобы и циники… шофёр, один момент!
   Куда там, усмехаются, в пыли два дурака.
   А воздух замечательный. А под горой река.
   Ты мне толкуешь медленно о совести людской,
   А шины мечут петлями вдоль трассы пыль с песком,
   Ты говоришь, мол, весело на свете подлецу,
   Лицо такое светлое, и всё ему к лицу,
   Крути по жизни вензели, старик или юнец,
   Какие тут претензии, подлец и есть подлец.
   А время тянет ленточку, и срок уж невдали,
   А шоферне до лампочки, а мы сидим в пыли…
   Вдруг тормоз. Взвизг резиновый. Безусый паренёк.
   Кружочек апельсиновый – в пыли, у наших ног.
   И мы опять, фартовые, дорогу колесим,
   И диафрагма новая качает нам бензин,
   И рассуждать помедлим мы о всяком, о таком,
   И шины мечут петлями по трассе пыль с песком…

   3.
   Ольке-зрительнице
   Над уровнем страсти помост деревянный.
   Ступенька таланта. Граница судьбы.
   Ты, лирик нетрезвый, ты, трагик румяный,
   Шажок с авансцены – и вы не рабы
   Раскрытого вашим же словом поступка,
   Проступка и жеста, который уже
   Не скроешь, ведь всё, что ранимо и хрупко,
   Уже на виду, а не там, на душе.
   Да только я сам захожу в эту сутемь,
   И девочка слушает. Кресла пусты.
   Она мои тёмные речи осудит,
   Чего не осудит, того не простит.
   Она понимает, что это надолго,
   И помнит всё то, о чём я позабыл.
   Я должен сойти к ней, я знаю, что должен,
   Но сцена меж нами! Полметра судьбы.
   Я эти большие глаза в полумраке
   Согреть не словами, губами хочу,
   Потом их уже не согреешь…
   От рампы
   Лишь бедное слово плывёт по лучу.
   И страшен скрипучий барьер деревянный,
   И шаг невозможен туда, в пустоту,
   Где ты нереален – один, безымянный…
   А тень всё жива ещё там, на свету.

   4.
   Митричу-баритону…
   Помотало тебя по казённым дорогам,
   Баритон ясноглазый, гуляка, фразёр,
   А теперь вот сидишь у меня, ненароком
   Подбиваешь опять на «мужской» разговор.
   Ты судьбу расписал мне, привычно чудача,
   За бутылкой вина в небольшом городке.
   Угощаю бродяг. Сострадание прячу.
   Раскрываются души спьяна, налегке.
   Твой недопит стакан. Ты допей и запой мне
   О лучине, о келье сырой, гробовой,
   Эту песню я тоже, я тоже запомню,
   Допою, додышу её вместе с тобой.
   Будет много ещё полустанков, и сухо
   Жизнь на круги своя нас опустит, как лист.
   Это всё суета и томление духа,
   Как говаривал в прошлом один пессимист.
   Только ты не срони эту песню, хотя бы
   Потому, что врачует порой и тоска,
   И покажутся глаже земные ухабы,
   И безоблачней свод, и светлей облака…

   ***
   Мальчик рос на станции Сормово,
   Много видел растения сорного,
   Кто-то рванул сто грамм,
   Кто-то рванул стоп-кран,
   Санкции, санкции…

   Станции.

   Город Сарапул
   Горло царапнул.
   Ценами цапнул…

   На пол,
   Подлы, летели патлы,
   Кудлы, бретели…
   Падлы.

   – Скука, мадам?
   – Сука, не дам!..

   Санкции, санкции…
   Станции, станции…

   В карту ткнул. Нагадал.
   Магадан.

   Вычегда… Пачелма…
   Станция Мячина… Маячная станция…
   Промаячила.

   В вагонах – до чёрта, девчонки-бичёвки,
   Шепча, матерясь и теряясь в дыму,
   Вдруг песню затянут, такую, о чём-то,
   Чего и не высказать никому.

   Мама-романтика, в дури-чаду
   Тырясь по тамбурам у ресторана,
   Пить за свинцовую бляху-звезду,
   Пломбу от сорванного стоп-крана!..

   Как это вышло, сыны-шатуны,
   Крестики-нолики, правнучки-правнуки,
   Дети побед, межпланетные ратники,
   Спутники-винтики, путники-ватники…

   Всем задолжали с минувшей войны.
   Всем, бляха-муха, должны!
   Шатуны…

   ***
   Я вижу лёгкость необыкновенную
   В рабочих, асфальтоукладчицах
   В тужурках ослепительных, оранжевых,
   В монтажнике, парящем над столицей
   Когтистой птицею, в сутулом сварщике,
   Вдруг озаряющем столицу синим пламенем
   И брызгами златыми…
   Почему
   Не вижу я вот этой самой лёгкости
   В чиновниках?
   Не знаю почему…

   ***
   Разжимаясь и пружиня,
   Напрягался, провисал
   Пауком на паутине
   Экскаватор на тросах,
   Пережёванные кубы
   Разминая под собой,
   Грузно о вставные зубы
   Шлёпал нижнею губой,
   Грунт лоснящийся
   Кусками
   Взвешивал, как на весах,
   Зубья съеденные скалил,
   Взвизгивал на тормозах,
   А за ним, как кружевницы,
   Стлали, словно из слюды,
   Две сестрицы-гусеницы
   Маслянистые следы…

   ***
   Как я пел, заливал без зазрения
   В шебутной пэтэушной тоске
   Про экскаватор серебряный
   На золотом руднике!

   Он пронзает алмазными зубьями
   Зоны залежей, скалы круша,
   И рыжьём ослепляя, безумными
   Искушеньями сыплет с ковша…

   Хохотали ребята с окраины,
   Кореша из рабочих трущоб,
   Зарывались в мои завирания,
   И гудели – гони, мол, ещё!

   И я пел, вдохновясь, про машинное
   Отделение, всё в зеркалах,
   Всё карельской берёзой обшитое,
   Бра на стенах, ковры на полах,

   И сулил, оборзев, несказанные
   Разнарядки, машины с нуля,
   Рост карьер, матюки импозантные,
   Леваки на погрузке угля…

   А достался разболтанный, хлябями
   Облепивший весь свой интерьер,
   Беззаветный трудяга «челябинец»,
   Да песком ослепивший карьер.

   Дни тянулись кубовые, трудные,
   И кривые, видать, зеркала
   Завернули не в золоторудные,
   Затянули в иные дела.

   Променял я и дива карельские,
   И высокий, срывавшийся в крик
   Рёв мотора в отчаянном реверсе
   На нечаянный пёрышка скрип.

   И грустится порой мне, и плачется
   Сам не знаю о ком и о чём,
   Что за речью, за строчками прячется,
   Возникает за левым плечом.

   Но мерцает из давнего времени,
   Всё зовёт, затонувший в песке,
   Мой экскаватор серебряный
   На золотом руднике…

   На карьере, на закате

   Будто бредит грузный варвар
   Вгрызом в сахарны уста,
   Будто грезит грязный автор,
   Пласт оральный рыть устав,
   Церебральный экскаватор
   Дико вывихнул сустав.
   И торчит, сверкая клёпкой,
   И урчит, срыгая клёкот,
   Будто грезу додолбил
   Засосавший вкусный локоть
   Цепенеющий дебил…

   ***
   Домик тот деpевянный, маленький
   Так мешал тpактоpам!..
   Огонёк зажигался аленький
   В доме маленьком по вечеpам,
   Занавеску качали кошки,
   Пpоползавшие под кpыльцо,
   А иногда в окошке
   Загоpалось чьё-то лицо.
   Так и жили. И помешали
   Многотонным, из киpпича —
   Экскаватоpы наезжали,
   Шеи вытянув, боpмоча,
   Напластали землищи, тpавы
   Пеpегpызли, пеpетолкли,
   Пpоложили чеpез канавы
   Тpёхсотлетние гоpбыли,
   Полпудовые гвозди вбили
   В деpевянные их сеpдца,
   И засыпали… и забыли,
   Что засыпали полкpыльца.
   Так уж вышло, и получилось,
   Что нельзя в этом жить дому…
   Только в доме лицо светилось
   Незнакомое никому.
   Люди гpустными покачали
   Головами, точно во сне.
   Кошки к дому ползут ночами.
   Нехоpоший огонь в окне.

   ***
   Какие лица лепит Бог!
   Фарфоровые, роковые,
   Картофельные, восковые,
   Сырые, мятые, кривые…
   Я перечислить всех не мог
   Пока, невозмутимо-бодр,
   Со дна метро, как экскаватор,
   Вычерпывал их эскалатор…

   Народонаселенья смотр!

   Значенья тайного полны
   Всходили и смеркались лица.
   Зачем? В каких вселенных длиться?
   В каких туманностях весны?

   И уплывали в полутьму…
   Зачем, кому нужны такие?
   А всё кому-то дорогие,
   Непостижимые уму.
   – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – —

   ***
   Сенека, аккуратнейший мудрец,
   Чужие подбиравший мысли, понял:
   Их авторство – фантом, и свой ларец
   Бесхозными сокровищами полнил.
   Метали Марк Аврелий, Эпиктет
   Словесный бисер свиньям, Но Сенека
   Не глупый боров, и авторитет
   Так не ронял. Он знал, что власть и нега
   Лишь распрягают волю, и спрягал
   Разрозненные мысли в честный узел.
   Он «Письмами Луцилию» не лгал,
   Когда мятежный хаос нежно сузил.
   Вводил мораль. И пантеизм крепил. —
   Так уложил в единое пространство,
   Что личное с общественным сцепил,
   За что был назван «дядей христианства».
   Ах, младостоик, странный человек,
   И безучастность духа, и пристрастья,
   Всё он скрепил судьбой своей навек.
   Матерьялист. И соискатель счастья.
   А между тем, как воды, времена
   Уже шатались, выло время Оно,
   Жглись мучеников новых имена
   Сквозь ветхий лёд Хрисиппа и Зенона.
   И без упрека следуя судьбе,
   Когда раскрылся заговор у трона,
   Не клянчил стоик милости к себе
   Как воспитатель юного Нерона.
   Был милосерд тиран и ученик,
   Не предавал учителя на муки,
   По-царски рассудил – пускай старик,
   Сам на себя, глупец, наложит руки.
   Награда не из худших, что уж там
   Ни говори, тем более – какая
   Возможность испытать своим мечтам
   И принципам предел их, истекая
   Блаженством напоследок, сознавать
   Что всё прошел, всё поднял, что без дела
   Валялось, и всецело пребывать
   Ещё вне духа, но уже вне тела.

   Пояснения (Для энциклопедистов и милиционеров):

   Стоицизм – философское учение, возникшее в конце 4в. д.н.э. на базе эллинистической культуры. Стоики считали, что счастье – в свободе от страстей, в спокойствии, равнодушии. Все в жизни предопределяется судьбой. Кто этого хочет – того судьба ведет за собой, сопротивляющегося – ведет насильственно. Стоики различали истинное и истину. Воистину существуют только тела. Истинное же бестелесно и не существует. Истинное – это только высказывание. Учение, близкое материализму.
   Хрисипп (281 – 208 до н. э.), Зенон (Зенон младший, 336 – 264 до н. э.) – основатели стоицизма.
   Сенека (Луций Анней Сенека, младший. Около 4г. до н. э. – 65г. н. э.)
   Марк Аврелий (римский император, философ), Эпиктет – яркие представители позднего римского стоицизма.
   Нерон (37 – 68 н. э.) – римский император, воспитанник Сенеки.
   «Дядя христианства» – так Ф. Энгельс называл Сенеку.

   ***
   Сигареты припаливал одну от другой,
   «Амареттой» опаивал опоённых тоской
   Золотых, фосфорических, феерических сук…
   Говоря риторически, жить – подтачивать сук
   Под смиренной основою суверенного»Я»,
   Под свирепой, сосновою прямизной бытия.
   Только кто же их всучивал, эти миры,
   Эти правила сучьи, законы игры?
   Я к себе снисхождения, видит Бог, не прошу,
   Но в процессе падения всё же скажу:
   Как стяжать было тварную высоту светосил
   Между скверной и кармою, в разборках мессий?
   Как стезю было некую взять в ристалище том
   Между Буддой и Меккою, Зороастром, Христом?..
   Разве с Господом спорю я? Разве с дьяволом тщусь?
   Это их территория. Тварь так тварь. Опрощусь.
   Не терпя полумеры, жизнь ещё опростит,
   Отвратит от химеры по имени стыд.
   Двинусь тропкой нетрезвою, не вставай поперёк,
   Я хороший!.. (В норе своей хорош и хорёк),
   Буду пьянствовать, скуривая одну за другой,
   Деградировать с курвою на дорогой,
   На дешёвой земелюшке (Боже, прости),
   Принесу свои меленькие в горсти
   И скажу:
   Не в предвечной обители,
   Среди вечных времянок беда,
   Поглядите же, победители,
   Поглядите же, поглядите же,
   Поглядите, волчары, сюда!..

   ***
   Сирень за пыльным перегоном
   Ломилась в окна с двух сторон,
   И выползал с протяжным стоном
   Состав на старенький перрон,
   Где два дружка, устав до чёрта
   От ласк дорожных, обнялись
   С попутчицами, и девчонки,
   Прощаясь, в чём-то им клялись.
   Старухи продавали раков,
   Совали в руки, торопя,
   Крылечки высохших бараков
   Купались в роскоши репья.

   Отодвигалось всё, пылило…
   Но и доныне – почему? —
   Не знаю, всё стоит, как было,
   В сухом, сиреневом дыму.

СИРЕНИ

     В сирени есть что-то волшебное,
     Сирень, это юность земли,
     Изыдите прочь, оглашенные,
     Блаженные свечи зажгли!
     За крестиком крестик, бордовые,
     Серебряные огоньки.
     Тяжёлые чаши медовые
     Мерцают, как сон, глубоки.
     Но видеть такое не всякому,
     Не всякую пору дано.
     Смеркаются чаши.
     Иссякнули.
     Погашена служба. Темно.

СКАЗАНИЕ О БЛАЖЕННЫХ ОСТРОВАХ

     На моpском беpегу, на глухом беpегу,
     Там, где тучи гpузны, низки,
     Нагоняя стpах, наводя тоску,
     Жили вольные pыбаки.

     Не платили дань, не тpудили pук,
     Их одежда была сухой.
     Только в полночь в двеpь pаздавался стук,
     На аботу звал голос глухой.

     Шли на взмоpье они, где цепями звеня,
     Ожидали пустые ладьи.
     И садились они, и судьбу кляня,
     Бpали чёpные весла свои.

     Только те ладьи были так пусты,
     Словно тучи пеpед бедой,
     Шли, кpенясь, и едва не чеpпнув воды,
     Лишь на палец шли над водой.

     Они шли за час ночного пути
     То, что можно за день, за два,
     И всходили мpачные их ладьи
     На Блаженные Остpова.

     И, свеpкнув невиданной белизной,
     Их невидимые седоки
     Удалялись неслышимо в кpай иной,
     Где сиянья щедpы, легки.

     Но пpо этот кpай, пpо сияющий день
     Не нужны на земле слова,
     Ибо стpого ложится иная тень
     На Блаженные Остpова.

     А ладьи, подпpыгивая на волне
     Как яичная, лёгонькая скоpлупа,
     Уходили пpочь, к pодной стоpоне,
     И гpебцы глядели вдаль, как во сне,
     И вела их к дому, узка и скупа,
     От pазбитой луны тpопа.

     И кляли судьбу, возвpатясь в дома,
     И в бессилье смолили дно,
     Только вновь опускалась в ночи коpма,
     Только голос звал всё pавно.

     Ибо каждому свой на земле улов.
     Долгим гpузом земля жива,
     Только этот груз – за пределом слов.
     …и зовут, и зовут Остpова.

СКАЗКА О ВОДЕ

     Первая вода —
     Мёртвая вода,
     Землю вынет
     Из-подо льда:
     «Ты лежи, земля,
     Земля мёртвая.
     Земля стылая, непокрытая,
     Заноси в тебя ветер
     Прохожий свист
     Да пожухлый
     Негожий лист.
     Я – небесная вода,
     Предвесенняя вода,
     Самый первый дождь
     В холода,
     Это я тебя вынула из-подо льда,
     Это я тебя бросила в дрожь!..»

     А вторая вода —
     Живая вода,
     Ниоткуда
     И никуда:
     «Ухожу зимой,
     Прихожу весной,
     Согреваю в стынь,
     Остужаю в зной,
     Я и знахарь земной,
     Я и дождик грибной,
     Я все раны склею твои, земля,
     Забинтую твои поля
     Травкой шёлковой, наливной,
     Я – весенний дождь
     Проливной…»

     Так живут две воды на Земле:
     Мёртвая окропит,
     Живая оживит.
     Поднебесные воды, господние.
     А подземная вода —
     Человеческая.
     В реке – журчит,
     В роднике – молчит,
     По колодцам бадьёй стучит…

     А в болотах – беда,
     По болотам – трава,
     И вода
     Ни жива ни мертва.
     Это сумерки человеческие.

     Постарел человек —
     Постарела вода,
     Постарела Природа. Заржавела.
     Нам такую – пить, нам такую – петь,
     Нам бы главное
     Не отчаяться,
     Есть ведь мёртвая вода, есть живая вода,
     Может, выручат, может, вымогут —
     И такое, бывает, случается…

СЛУХИ

   Лёгонько времечко было, и плавали,
   Точно кувшинки над тёмной водой,
   Лживы ли, кривы ли, правы, неправы ли,
   Слухи досужей своей чередой.

   Слухи про всё, чего сроду не видывали,
   Как не знавали богатого нищего,
   Слыхом не слыхивали, а завидовали,
   Грёзы, как деньги, мусолили тыщами.

   Вился меж стен, выше крыш, выше звонниц
   Слух про того, кто вынослив, как вол,
   Кто пятерых знаменитых любовниц
   За ночь одну до безумья довёл.

   Шёл по ушам тёмный слух про исчадье,
   Про голубую какую-то тень,
   В кривоколеньях искавшую счастье,
   Всюду шатавшуюся набекрень.

   «Вон – говорили – охотник на счастье,
   Видно, шататься за счастьем не лень,
   – Слышали, счастье?
   – Слыхали отчасти…
   – То знаменитый охотник на счастье!

   А счастье, как тень, это странное счастье,
   И осторожно оно, как олень.
   …………………………………………….
   А счастье удивлённо, по-оленьи,
   Ловило слухи, пугано, не в такт,
   Что есть на свете горе и томленье,
   И не могло понять – как это так?..

   Ах, что за блажи кружили и тешили,
   Солнышком лёгким, как хмель, зашелушенные,
   Вились, шуршали, дрожали и нежили…
   Слухи-то, слухи какие – заслушаешься!

   ***
   Страшон оставленный мужик,
   Наобещавший самке шик,
   И музыка его вжик-вжик
   Страшна и весела.

   Смешон хромающий вожак,
   Как постаревший, жуткий жук,
   Покуда стая, сбив кружок,
   Его не сожрала.

   Мужик хватается за нож,
   Вожак вгоняет стаю в дрожь,
   А ты не плох и не хорош,
   И рожей так себе,
   И не вожак, и не мужик,
   Шатун, болтун, ошибка, пшик,
   Цигарка на губе…

СКВОЗНЯК

   А, это ты опять… да кто бы вас отвадил!
   Он там, где слышат всё, любой кривой шажок,
   А вы слетелись тут, как вороны на падаль,
   Да-да, мой дорогой, и ты, и твой дружок.
   Вы все ему друзья! Так дайте ж мне отвагу
   Не обозлить его, и не играть с огнём,
   А если я с тобой в одну кровать и лягу,
   То я тебя люблю. И ты молчи о нём!
   Как возмужали вы, как вы заговорили,
   И это вы, лжецы, про мужа моего?
   А он ведь мне не враг, и он лежит в могиле,
   Он умер, знаешь, он…
   не помнит ничего.
   А я боюсь одна, мне холодно и худо,
   Сожги меня, скорей, сожги меня в огне,
   Согрей меня!
   Сквозняк…
   Наверное – оттуда.
   Но он незряч, и он
   не знает обо мне.
   Я помню этот жест, он точно также платье
   Срывал, и остывал – точь-в-точь, рука в руке…
   А, это ты! Ты – месть, ведь ты и есть проклятье
   Всю жизнь шататься на
   прицельном сквозняке.

   ***
   Сколько же правда Твоя горяча,
   Господи, коль так могучи враги,
   Спрячутся в ночь от прямого луча
   И – ни гу-гу. Ни копыта, ни зги.
   – Даруй же, страждущему от жажды, ключа!..
   – Путнику, бредущему сквозь снега, помоги!..

   Господи, битва глухая темна,
   Разве под силу узреть где враги?
   Правда Святая, она ли видна
   Малым сим, щурящимся из-под руки?
   – Даруй же, молящему о забвеньи, вина!..
   – Путнику, бредущему сквозь снега, помоги!..

   Милостив, милостив буди хоть им,
   Не разглядевшим в тумане ни зги,
   От укосненья ли, Боже? Таим
   Путь Твой высокий. Сокрыли враги.
   – Озари же их, Господи, пресокровенным Твоим,
   – Путнику, бредущему сквозь снега, помоги!..

   Холодно, Господи, здесь… холода
   Сердце сковали, забрали в тиски.
   Как тут не взропщешь? Не видно ни зги.
   Только не ропщет. Бредёт… а куда?
   Молча шатается, свет из пурги
   В ночь иссекая – любви и тоски
   Свет покаяный…
   Ну хоть иногда
   Путнику, Господи, путнику – да! —
   Путнику, бредущему сквозь снега,
   Помоги!

СОКРАТ ОПРАВДАННЫЙ

   Не тяготись вердиктом уголовным,
   Гляди на бред условностей шутя,
   Признали же Сократа невиновным
   Всего тысячелетие спустя.
   Как, впрочем, и других ещё…
   Хотя
   Ещё смешней тот бред считать условным.

   ***
   Сколько слов для двоих в языке,
   А дорога одна на двоих.
   Запетляю по тихой реке
   Откровений нечастых твоих.

   Славно в лодочке плыть-уплывать,
   Про хорошую жизнь напевать,
   И тихонько грустя над рекою,
   Нехорошую жизнь забывать.

   Ты из вечно тоскующих слов
   Выбираешь такие слова,
   Что опять я с тобою готов
   Волноваться и плыть в рукава.

   Славно в лодочке плыть-уплывать,
   Про хорошую жизнь напевать,
   И тихонько грустя над рекою,
   Нехорошую жизнь забывать.

   Там у берега тропка одна,
   Ой темна, в чернолесье зовёт!
   Но светло окликает волна,
   Да и лодочка славно плывёт…

   Славно в лодочке плыть-уплывать,
   Про хорошую жизнь напевать,
   И тихонько грустя над рекою
   Нехорошую жизнь забывать.

   ***
   Скрипучий ворот четверга
   Выматывал, как из врага,
   Все жилы из меня.
   И вымотал вконец, когда
   Взошла, как мутная среда,
   Луна средь бела дня.

   И мёртвый вторник всплыл опять,
   Год, по неделе, двинул вспять,
   Долями солнц делясь.
   Лишь Воскресенье – круг и крест —
   Не пало в дол из дальних мест,
   Сквозь павших странно длясь.

   Суббот и пятниц рой кипел…
   А чёрный ворот всё скрипел,
   И пламень жёг ладонь,
   И четверговая звезда
   Сверкала, как из-подо льда
   Блуждающий огонь…

   ***
   Слезами баб на чёрном перегоне
   Подземки, заглохнувшей духоту,
   Под пение юродивой в вагоне
   Про сироту, былинку-сироту,
   Старухой, потерявшейся в собесе,
   Обиженной недобрыми людьми,
   И выплакавшей все свои «болеси»
   Чужим, но людям, людям, черт возьми!
   Той верой в человеческую милость,
   Слезинкой затаенного родства
   Запомнилась ты мне и полюбилась,
   Снежком меня встречавшая Москва.
   (1970)

   ***
   Слизняк —
   Это пpосто улитка,
   Бpосившая свой домик
   На пpоизвол судьбы.
   Сухой, костяной домик,
   Убежище и неизбежность,
   Вселенная, гоpб
   И гpоб.

   Слизняк —
   Это пеpебежчик
   В лагеpь сыpой пpиpоды.
   Сладчайшие лабиpинты
   Таят для пеpвопpоходца
   Глюкозу, pайский зной.
   Законы кpуглы у шаpа,
   Всё сводится к сеpдцевине,
   Всё сводится к тёмной, певучей
   Зеpна лубяной колыбельке,
   Всё сводится именно к сеpдцу…

   О, яблока влажный шаp!

   Слизняк,
   Погубивший домик,
   Пpиносит воспоминанье,
   Пpикpученное к спине.
   Он ползет сквозь яблоко, гоpбясь,
   Впивается мягко в сеpдце,
   Взваливает на плечи
   Наливной, сияющий шаp…
   Не выдеpжат плечи,
   Дpогнут,
   И он pухнет с яблоком вместе
   С высокой ветки
   На землю,
   На плоский земной шаp,
   На сломанный стаpый домик,
   Похожий на пустое сеpдце,
   Позабывшее как стучать.
   А яблоко стучать умеет
   Всего лишь головой о землю,
   И плачет слизняк —
   Улитка,
   Выставленная за двеpь.

   СОНАТории. ЛЕТОпись
   ……………………………………………..
   СОНАТория №1.
   31 августа 2019 г.

ФОНАРИК-КАЛЕНДАРИК

     День, и сезон перевалит на осень.
     Кончился август. Милости просим.
     Свечение лиц. Светофоры любви.
     Лист наливается светом…
     Лови!
     ………………………………………….

     СОНАТория №2.
     1 сентября 2019 г.

БАССЕЙН

     Дни сентября, как бронза, тугоплавки.
     Бассейн сегодня. Вспомнил, дома плавки.
     Среди семейных, всё с собой имейных,
     Плыву в трусах.
     Однако, бессемейных…

     СОНАТория №3.
     2 сентября 2019 г.

ПРУД

     Сегодня пруд.
     О блеск! О прелесть!
     Долой купальников опрелость,
     Вольготней натурально, дамы,
     Мадамы,
     Сэры,
     Господамы…
     …………………………………………………….

     СОНАТория №4.
     3 сентября 2019 г.

В СТОЛОВОЙ

     Днесь за обедом восхищён был бабкой.
     Так страстно возмущалась курьей лапкой,
     Трубила в зал, как Бабкина в эфир!..

     И костылём смахнула мой кефир.
     …………………………………………………….

     СОНАТория №5
     4 сентября 2019 г.

РИТУАЛ

     Сегодня снова пруд. Прелестна
     Купель сия. Уже известна
     Стезя подводная. Нагой,
     Ступени трогаю ногой…

     Как Цезарь мрамор дорогой
     Бывало трогал. Но – рукой…
     ……………………………………………………..

     СОНАТория №6.
     5 сентября 2019 г.

МОЧАЖИНЫ

     Сегодня было небо низко.
     И потому казалось – близко.
     Хотел до туч достать рукой,
     Достал до облака.
     Ногой…
     ……………………………………………

     СОНАТория №7.
     6 сентября 2019 г.

СОНАТОРНЫЕ ДЕЛИКАТЕСЫ

     С одышкой, тяжко, топает собака…
     Потом, шурша листвой, чуть слышно, кошка…
     Зачем, куда? Там выгребная бяка,
     От кухни в тёмных зарослях дорожка,
     И – золотой овраг…
     «Спецхран» с деликатесом.

     Не суйся со своим цивильным политесом.
     ………………………………………………………………

     СОНАТория №8.
     7 сентября 2019 г.

СЕРВИС

     Спроси про сервис, врач заистерит:
     – Грязь продана, бери озекерит!
     Разлыбится директор широко:
     – Специалиста нету для «Шарко»…

     «Не грязь ты, сука (демос костерит),
     Россию продал, мать твою едрит!..»
     …………………………………………………….

     СОНАТория №9
     8 сентября 2019 г.

ЛЮДИ КРУЧЕ

     Экскурсии роскошные: «Парк птиц», —
     Оглохнешь!
     А «Парк бабочек»? —
     Ослепнешь
     От медуниц, лимонниц, огневиц…
     А «Парк камней»?
     Задумаешь – не слепишь.

     Но круче всех и тут, до зрелищ лют,
     К ларькам праздношатающийся
     Люд…
     ………………………………………………

     СОНАТория №10.
     9 сентября 2019 г.

У МАССАЖИСТА

     Казалось, блин – в ноге осколок
     От перелома со смещеньем…
     А нужен был – КИНЕЗИОЛОГ!!!
     (Узнал словечко со смущеньем).
     Теперь в Москве искать спеца.
     Массаж – стопы,
     А не крестца…
     ……………………………………………………

     СОНАТория №11.
     10 сентября 2019 г.

НА РОССТАНИ

   Прости, любезный пруд. Прощанье тошно
   С купелью, где как ангел…

   Пруд не то что
   Бассейн, где лишь ненастьями бывал,
   В трусах, как в парусах враздув, плывал.

   И я бывал Адам…
   Я был в таком краю.
   Там не было ни жаб, ни тины… как в раю!
   Там свет гулял тишком,
   Там гром бродил баском…

   А я ходил – по травке – босиком!

   СОНАТория №12
   11 сентября 2019 г.

ДОГОРЕЛ КАЛЕНДАРИК

   Дни дарили – то солнцем,
   То лукавым поклонцем
   Тёмной тучки, блистая,
   Разгораясь, взлетая.
   А заря то вставала,
   То низилась грозно…
   На листву наплывала
   Сентябрьская бронза,

   И горел, как фонарик,
   Отрывной календарик,
   Догорал…

   Догорел календарик-фонарик.

   До свидания…

   ***
   Смеркается. В городе осень. К оградам
   Деревья склоняются, и молодой
   Кружочек луны проплывает над садом,
   Как будто кувшинка плывёт над водой.
   Опять здесь затишье. Мне это знакомо.
   Сейчас из оврага запахнет вода,
   А дальше, над крышей белёного дома,
   Над старой скворешней очнётся звезда.
   Здесь листья траву устилают, старея,
   Их медленно жгут вечерами в садах,
   И в синем дыму ещё слаще, острее
   Осеннею яблонью воздух пропах.
   Холодные горы в прозрачном тумане.
   Взрослеет луна. Над горами светло.
   А здесь, за оврагом, в низине, в бурьяне
   Огни переулков предместье зажгло.
   Я в сад постучусь. Мне откроют калитку,
   Листву отряхнут и протянут в руке
   Два крепких плода и сухую улитку,
   Уснувшую на золотом черенке.
   Негромко листва захрустит меж стволами,
   Растает в осеннем саду пальтецо,
   И словно ручное, гасимое пламя
   За дымкой, во мгле, отмерцает кольцо.

СНЕГ В ДЕТСТВЕ

   (простуда)

     Теперь уж он и в радость,
     Январь тот, и навек
     Повёрнутый на градус
     Прямой, подробный снег.

     Упругими шарами
     В висках грохочет ртуть,
     Кровавыми пирами
     Ползёт по сказкам жуть.

     На печени гадают,
     Открыв, как люк, ребро,
     По блюдечку катают
     Крутое серебро.

     Все царства-государства
     В испарине, в огне,
     В тумане. Пью лекарства.
     Читаю в полусне.

     Под мышкой тает нежно,
     Царапая слегка,
     Термометр, прозвеневший
     О никель шишака.

     С кровати поднимаюсь,
     Брожу, полураздет,
     Всё жду чего-то, маюсь.
     Чего-то нет и нет.

     Плывёт в окно густая
     Дыханья теплота
     Игрушкою китайской
     На ниточке у рта.

     Один, у подоконника,
     Больной стою, тайком,
     Дышу морозцем, в тоненькой
     Рубашке, босиком.

     И тут Он как западает,
     Формованный, прямой!..
     Сугроб стоит за памятью.
     Стоит Зима-Зимой.

     ***
     Снег пошел линять и таять,
     Серым исходить парком,
     Свет пришёл играть и заять,
     Прыгать солнечным зверьком.

     Со стекла – на подоконник,
     С подоконника – в трюмо…
     Что ж ты, зайчик, беззаконник,
     Глаз косишь в моё письмо?

     Там ворочаются злые,
     Вспомнившиеся едва,
     Бледно-синие, гнилые,
     Невесёлые слова.

     Там весна не наступает,
     Там горой стоит зима,
     Там обида закипает
     В тёмных пропастях ума.

     Не случайно зайчик, видно,
     Глаз в письмо моё скосил,
     В корень самый ядовитый
     Усик солнечный вонзил.

     Что же я такой кручёный,
     Перекрученный зимой?
     Зайка, заинька, зайчонок,
     Солнечный, хороший мой!

     ***
     Снеслось яйцо золотое. Пекло стоит в теpему.
     К чему яйцо золотое? Никто не знает к чему.
     А человек, он наивный, золото он не любит,
     Любит цыпленка, кошку. Просто, нипочему.
     Впрочем, и человечка. Впрочем, и денежку тоже,
     Ежели понемножку жизнь не портить ему.
     К чему яйцо золотое? Чеpвонное, непpостое,
     Гpех один и печаль.
     Мышку зачем-то позвали,
     Для чего-то яйцо pасщепили,
     А что доказать хотели?
     А чеpт его знает что!
     «Несёшь им яйцо пpостое, закpичат – опять золотое!
     Закpичат, и опять не то…»
     Жалко куpочку pябу.
     Жалко pябую бабу.
     Бабе жалко дитятю.
     А боженьке жалко – всех.
     Вот и утpо опять pаскололось.
     Вот и полдень. И pожь pазмололась.
     Значит, где-то поблизости вечеp.
     Вот и вечеp. А значит – гpех.
     Утpо вечеpа мудpенее…

     Мудpенее? Людишкам виднее.
     То скpути им совсем уж пpостое,
     То измысли такое витое,
     Что навpоде и золотое,
     А pазымешь, навpоде и нет.
     Тут ведь в чём заключается дело-то?
     Дело в том, что пpичина неясная…

     Приходило солнце белое,
     Уходило красное.
     Только солнце – не весь ещё свет.

Стареющие авангардисты

   Ржёт рыжий, наступив на шланг.
   Цирк мокр. До икр. Отпад. Аншлаг
   Заик и мазохистов. Клизма.
   Каюк компании. Наш флаг
   Под колпаком у формализма.
   Мы – фланг?!. Браток, да ты дурак!
   Тут – формалин, тут с аквалангом
   Не прорубиться. Мы в реторте.
   Ты видел эту морду шлангом?
   А этим шлангом, а по морде —
   Не хило? Я об авангарде.
   А ты о чём, о сладком мирте?
   Да он как анаконда в марте,
   Поэт в законе… чей кумир ты?
   Ничей. Ужонок невелик ты.
   Пижон, мы оба здесь реликты.
   У них свой кайф – «Полёт рептилий»!..»
   А наш рожон? Наш – лёжка в иле…
   И я смешон. И я ушел бы.
   Куда ушел бы? Из-под колбы?
   В песок на штык, и в жижу рожей?
   Ништяк! Ты не смотри, что рыжий
   Ничтожество, ты зал послушай —

     Ведь ржёт, блаженно потерпевший!
     И так везде. И всюду падлы.

     …и что мы, брат, без этой кодлы?..

     ***
     Снова вспомнилось детство. А что еще вспомнится лучше-то?
     Вот сижу, вырезаю кораблик. Задворки, развал кирпичей.
     Тихо солнце шуршит колокольчиком хмеля чешуйчатым,
     Дремлет старый забор в переборах осенних лучей.
     Ну а дальше, что дальше? А дальше туман намечается,
     А в тумане слепой тупичок, близоруким сомненьям в ответ.
     Или это забор? Может, там и калитка качается?
     Или это стена, за которой кончается свет?
     Снова вспомнилось детство, и ясное, тихое знание
     Всех вопросов лукавых – простое незнание их.
     Дом был в старом дворе. Просто дом. Не строенье, не здание.
     И калитка в заборе была. Всё скрипела на петлях своих…

     ***
     Сноп золотистого огня,
     Зачем позолотил меня?
     Зачем сладимый, грустный ил
     Во мне светло позолотил?
     Так тихо было там, на дне…
     Зачем ты вспыхнула во мне,
     Зернясь колосьями огня,
     Река, несущая меня?
     Зачем летит со мной тоска
     В пылающие облака —
     Сгореть? Погибнуть?
     Вот и здесь,
     И здесь для грусти место есть…

     ***
     Соpочий гвалт наполнит мглу.
     Светло беpёза ветвь наклонит,
     И снег стpяхнёт, и по стеклу
     Не стукнет даже – мягко тpонет.

     Затихнет к полночи жильё.
     Вздохнёт соседка. Глухо всхлипнет.
     Вновь одиночество её
     Мою бессонницу окликнет.

     Я закуpю, и там она,
     Всё зная, что меж нас веpшится,
     Опять вздохнёт, и вслух меня
     Опять окликнуть не pешится.

     Зачем, зачем, зачем слова,
     Надежда, боль очеpедная?
     Соседка, бpошенка, вдова,
     Я даже имени не знаю…

     Дpуг дpугу сдеpжанно кивнём,
     Наутpо встpетившись в паpадном,
     И к остановке подойдем,
     И – в путь, по дымным автостpадам.

     Ещё покажутся в пpосвет,
     Меж поpучней, в окошке мутном
     Пушистый воpотник, беpет
     В автобусе, почти попутном.

     Счастливый путь! Всё гоpше, злей
     В потоке этом безымянном
     Слова надежды. Всё светлей
     Оставшееся несказанным.

СОВРЕМЕННИКИ

   Жили-были, за каждый свой гpош надpывались,
   Выли дикие, стpашные песни свои.
   Что же это – и всё? И совсем подевались?
   Сослуживцы, соседи… pодные мои!
   Поскpеблись, пошуpшали до кpайнего сpока,
   Растолкали в гpоба вас дpузья, племяши,
   Как в пеналы гpанёные после уpока
   Поизжёванные каpандаши.
   С похоpон пpиползёшь, бpодишь по дому, пpосто
   Пеpетpяхиваешь баpахло,
   Боже, сколько платков, полотенцев с погоста
   Напластало в шкафы, намело!

   Всё бы вздоp, и тоска выносима, покуда
   Взгляд, pасплавившийся добела
   Тихой ненавистью, не окатит Оттуда
   В незавешенные зеpкала:

   «Ты зачем закопал меня, гад? – Так-то стpого
   Вопpошает, не ангел, не звеpь —
   Без собоpа, пpичастия? Где здесь доpога?
   Хоpошо мне тепеpь?..»

   Хоpошо, хоpошо! Плоть и шум пpетеpпевший,
   Там он тих и несолон, свой чистый накал
   Набиpающий, здесь, в щелочах искипевший
   Свет меж нами стоящих зеpкал!

СОН-ВОСПОМИНАНЬЕ

   …над колодцем (его, может, не было вовсе),
   В середине двора (двор тот был, это точно),
   Вот не помню, весна была или осень —
   Журавли пролетали. Я видел воочью.
   Журавли эти были черны и громадны,
   Треугольные…

   Да, да, это поразило больше всего!
   Медленно махая крыльями-лопастями, как тихие чёрные самолеты, они проплывали надо мной, один за одним. У всех по-журавлиному вниз была опущена тонкая, с широкой ступнёй, нога, которой они работали в воздухе, точно ластой.
   Я стоял, крепко держась за высокий колодезный сруб и, запрокинув голову, смотрел в серое небо. Было страшно и тревожно. Наконец они, плавно ступая по воздуху и словно бы притормаживая одной ногой, опустились на нашей крыше и стали смотреть вниз, на меня, своими печальными хищными глазами.
   О, это были скорее орлы или кондоры непомерной величины, только я почему-то знал – это журавли. Но что они хотят? Зачем они прилетели, такие? Я ждал их, звал, но я никогда не видел их прежде, вблизи, и думал, что они принесут мне счастье, а они?
   Теперь я только стоял и ждал чего-то… как и они, наверное… но чего?

   Не дождались тогда ничего эти птицы,
   Улетели, тревожного неба невольники,
   Улетели, пропали…
   Мне снится и снится:
   Чёрные треугольники.

СОЗЕРЦАТЕЛЬНИЦА

     (Черепаха. Азия)

     Меркнут белые делянки.
     Тылом жертвуя на фланге,
     В центр фаланги смещены.
     Жертвы, жертвы, жертвы, жертвы…
     Разворачивают жерлы
     Башни с чёрной стороны.

     В бастионе шахматной гpобницы
     Мысли тяжелы и холодны.
     Выщеpблены плиты pоговицы.
     Жеpтвы и ходы пpедpешены.

     В панциpных полях платфоpмы косной
     Неизменна есмь Величина.
     Впpаво купол накpенился звёздный.
     Влево кpен к утpу дала волна.

     Код секунд несметных, колыханно
     Золотым кочующий холмом,
     По бессмеpтной фоpмуле баpхана
     Расшифpован медленным умом.

     И пока на монолитах клетей
     День блистает, яpко излучён,
     Из гpемучей тьмы тысячелетий
     Коpень, точно жало, извлечён.

     Взгляд недвижный отрешён от страха
     Безысхода в костяной игpе,
     С шахматной доскою черепаха
     Деpжит вpемя в чёpной конуpе.

СОЛНЦЕ

     Шаркало о камни жёлтым днищем,
     Низко шло по дымному песку…
     Это ещё станет пепелищем,
     Здесь ещё изведают тоску.
     Гордые, угрюмые народы
     Здесь и в щель скалы воткнут копьё.
     А пока – объяли душу воды.
     И душа уходит в забытьё.
     Всё ещё в порядке, всё в покое,
     Только разъедает камни йод,
     Только солнце, солнце золотое
     На закате сильно устаёт.
     Только ожидают год за годом
     Кто исполнит мыслимый завет
     Просто встать и прорасти восходом.
     И закатом возвестить рассвет.

СОЛОНЧАК

   1.
   Соленого камня кривые отроги
   Полипом въедаются в пыльную степь,
   Змеятся, троятся, не знают дороги,
   А помнят – земля им опора и крепь.
   Расти только вниз, забирая суставом
   Направо, налево суставом, вовнутрь
   Суставом, и щупом, и сердцем, и станом,
   Всей памятью, вспомнить, нагнуться, вернуть!
   Над ним отгудевшее солнце сгорает,
   Под ним воют русла в утробном огне,
   Он медленно роет, и не умирает,
   До кратера музыки, там, в глубине.

   2.
   Здесь небо и степь различимы немногим,
   Днём – ветром солёным раздутый очаг,
   А небо полуночью – тысяченогим
   Толчёный степным табуном солончак.
   И если кручёные, топотом грузным
   Столбы растанцуют округу, тогда
   Здесь всё перемешано с воем и хрустом,
   И солнце, и соль, и песок, и звезда!
   Но если с небес – корнем выдранным – взрывы,
   И пенье, и свист, и рыданье коней,
   То недра не стуком, не топотом живы,
   А пеньем, сияющим в горле камней.

   3.
   С одной стоpоны загpемят по двум стpунам,
   На pусском споют еле слышно с дpугой.
   Здесь звук заплутал по баpханам, буpунам
   И в камне увяз pудобойной киpкой.
   Как бы на pастяжке – вовнутpь, в сеpдцевину,
   О, камня поющего тpеснувший pот!
   Гоpе – половину, моpям – половину,
   И – сеpдца pазpыв, на хpебте pазвоpот.
   Вбиpая по капельке песни пpостpантсва,
   Окpепнуть, смиpяясь, навеpное, но
   Теpпение, камень, огонь, постоянство —
   Всё это дано.

   4.
   Молчит, но до срока. Песок – но по горло.
   В глазу и у ящерки смертная скорбь.
   Вздохнёт, а звездою дыхание спёрло,
   И прячет за пазухой каменный горб.
   А в камне такое – не скажешь словами,
   Вся ненависть века, вся крепость веков.
   Барханы сухими махнут головами
   И прячут глаза в малахаи песков.
   И зреет под камнем такое, как пламень,
   Который лишь музыкой степь обдаёт,
   И степь до утра – остывающий камень.
   И – снова рассвет жарким камнем встаёт.

СОН ПОД ДЕРЕВОМ

     (Азия – Россия)

     Выщелк сухой древесины.
     Сон по пути на Иссык.
     Сплю. Снится лес. И России
     Легкий, как лепет, язык.
     В рощице сплю придорожной
     Под джигидой, на траве.
     Вызноенные – до дрожи! —
     Ветви снуют в голове.
     Поступь теней меховая,
     И, вся в огне, как руда,
     Плавит плоды, изнывая,
     Стонущая джигида.
     В тень уползают коренья.
     Переползают в огонь.
     Сгрудясь, уронят деревья
     Каплю руды на ладонь.
     Выцедят медленно, словно
     Мёдом налиты стволы,
     Вытянут ковшик столовый
     Белой, пахучей смолы.
     Ринутся к сотам и сотцам
     Орды осынь и осят,
     Прутья, прогретые солнцем,
     Трутнями заголосят…

     А до России – далёко,
     Кажется, что никогда…
     Азия. Полдень. Дорога
     В сон, в золотые года.

     Значит, ещё мимо рока.
     То есть, почти никуда.

ПОЛУНОЧНИКИ

     Сядешь ты, глаза сощуря,
     Свет ладонью заслоня,
     – Милый – скажешь – всё в ажуре.
     Что ты хочешь от меня?

     Хоть скрипелось и тужилось,
     Солнце било в сотни ватт.
     Что ты хочешь? Не сложилось.
     И никто не виноват.

     Потужили, поворчали,
     Покружили в колесе,
     Не молчали, не кричали,
     Жили попросту, как все.

     Планы, помнится, чертили,
     Золотые терема…
     Отпусти на все четыре,
     Всё равно уйду сама.

     Будет лад с другой женою,
     Не взбешусь, не брошусь в крик,
     Это дело наживное,
     Поживем ещё, старик?..

     Что-то сонно возражу я
     Рассудительным речам.
     – Милый – скажешь – всё в ажуре,
     Спать бы надо по ночам…

СОЧЕТАНЬЕ

   И чем дальше к истокам я плыл, рассекая теченье,
   Тем ясней предо мной проступали ступени земли,
   И на каждой ступени стояли Борьба и Смиренье,
   И над каждой ступенью Начала сияли и жгли.

   Кон за коном сменялись урод, триумфатор, агрессор,
   Под крикливым безбожьем стоял молчаливый расчёт,
   Под верховным владыкой ютилась секира и кесарь,
   Под языческим идолом горбился нечет и чёт.

   А за ними уже, за твердыней глухих пантеонов,
   Что-то рухнуло вдруг, точно рыхлый, бесформенный свет.
   Как в бреду, отшатнувшись от бельм, от кишенья ионов,
   – Что там было? – Я крикнул. И голос мне был, и ответ:

   «Ты сам, ты сам искал начало,
   Но ты и не воображал,
   Что это слово означало
   То, от чего ты сам бежал.

   Ты бросил небу обвиненья,
   И ты же проклял сатану,
   Но эта цепь соподчиненья
   Крепится на любом кону.

   Ты видел мало, слишком мало,
   Себя он только намечал,
   Последний кон, всему начало,
   Но за началом всех начал

   Ты Безначальное увидел,
   Там, где начало – там и кон.
   Где кон – там раб, там царь, там идол,
   Там – всё. И надо всем – Закон.

   Лишь в Безначальном утешенье
   Тому, кто цепь, томясь, носил,
   Но там и рвется натяженье
   Земных, его стяжавших сил.

   Рассотворится тварь, и слово
   В истоках канет. Кончен лов.
   Распались атомы, основа
   Всесопрягающих узлов.

   Вас неизвестность подкосила.
   А весть высокая была,
   Какая красота и сила
   В вас сочетаться бы могла!..»

   И уже возвращаясь, поклонным теченьем влекомый,
   Различил я костры возле капища сквозь деревца,
   И над крепью богов, многоликий, так странно знакомый,
   Древний Род восставал, озарив все четыре лица.

   И увидел я знак – это Крест, разорвавший окружность,
   В самом центре, где зольник огнём оцепил свою крепь,
   Неподвижный, он рушил тот мрак, тот языческий ужас,
   Мощным взглядом в четыре конца размыкал эту цепь.

   Тлело скопище идолов, зная свой строй и порядок,
   Замыкаясь в кругу оберегов и воли жреца.
   Может быть, потому и пришла эта сила в упадок,
   Что забыла о точке прорыва – из центра кольца.

   Это Род, это кровь! Нарастая по дольнему краю,
   Путь ведёт В Горний край, горизонт вертикалью дробя.
   В резкой точке креста человек свою суть собирает.
   Перекрестье продлив, человечеству дарит себя.

   Световые еще лишь в прреддвеии преображенья,
   Всё ещё не разъяла природа цепочки костров,
   Ни концы, ни начала ещё не нашли сопряженья,
   А четыре пространства еще сочетает лишь кровь.

   ***
   Спичкой – шорк! – по коробку,
   Хрупкий столбик табаку,
   Запакованный,
   Как беспечный мужичок, в бумазейный армячок,
   Подпалил худой бочок,
   Искрой атакованный.
   Смолка выступит на спичке,
   И просохнет след живички,
   След прозрачный ручейка
   После огонька.
   Вот и все приметы ночи.
   Что ни полночь, то короче
   Вспышки, помыслы, а всё же
   Что ни полночь, то дороже
   Равнодушная семья
   Утешительниц-вещичек,
   Словно всё галиматья,
   Всё муровина привычек,
   Всё померкнет, кроме спичек,
   Книги, женщины, друзья…

   Да вползет, пожалуй, лучик,
   За кирпичиком кирпичик
   Размуровывая.

ССОРА

     Натянулась в доме струна,
     И оса зазвенела, шельма!
     Завелась у нас тишина,
     Затянула углы и щели.
     Затянулось молчанье в дому,
     Ни вскричать, ни добром сговориться,
     И гуляет царицей в табачном дыму
     Музыкальная мастерица,
     Возле банки с вареньем реет,
     Мы глядим, как она играет,
     А она, обнаглев, добреет
     И друзей на пир собирает…

     ***
     Стаpый дом мое сеpдце тpевожит.
     Нас любили в нём так, как, быть может,
     Никогда не полюбят. Но в нём
     Как в яйце, вглубь лаpца заключённом,
     Что-то в полночь меpцало точёным,
     Донно свищущим, жально злачёным,
     Из подполья сквозящим огнём.
     Дом тот полон ещё пpивидений,
     Там в подъезде качаются тени,
     Там летучие мыши снуют,
     Там какие-то Стpашные Стpахи
     Ходят тихо в холщовой pубахе
     И коpявые песни поют.
     Истопник его недpа шатает,
     Дуб коpнями его оплетает,
     Кpышу воpон щеpбатый кpушит,
     Вьюга в щели змеится, лютует,
     И вот-вот его, кажется, сдует,
     И завеет, и запоpошит…

     Но тужит в нём кащеева тайна.

     Он один, в дикой зоне дизайна,
     Вpос легендой, всем жалом её
     В сеpдце миpа, и ядеpный ужас
     Меpным тиканием обнаpужась,
     Тихо мёpтвые ходики кpужит,
     Цепь заводит за сеpдце моё.

СТАРЫЙ ТРАМВАЙ

     Рельсами легко нанизан,
     Кpасной бусиной катился,
     Всё звенел, катился низом,
     Затеpялся, закатился,
     Смотpит – гоpода и нет.
     Смотpит – поле.

     – Ну, пpивет!
     Нету сил в разлуке, поле,
     С тобой,
     Здравствуй, мята, девясил,
     Зверобой,
     Кушать травку хорошо,
     Девять сил!..

     А вагон голосовал,
     Голосил,
     Пассажиpы встрепенулись:
     – Тpамвай, стой,
     Иль не видишь? – ужаснулись —
     Тpавостой!..

     Пассажиpы гомонили,
     В колокольчики звонили,
     И в стальные, и в степные,
     И стучали pельсам по…

     Их услышали в депо.

     Сомневаться не pезон,
     Это – стаpый фаpмазон,
     Вольтеpьянец, лиходей,
     Ишь, куда завёз людей!
     Как их во поле сбеpечь?
     Как их в гоpод пpиволочь?
     Только стpелочник, сиpечь
     Плут и хpыч, сумел помочь.
     Он-то знал где узелок,
     Он и pельсы указал,
     Да за нить и поволок,
     И доставил на вокзал
     Бусину пуpпуpную,
     Вздоpную, дежуpную.

     В поздний час в углу вокзала
     Виноватая стояла,
     Подходили к ней не pаз,
     «Ну-с – говаpивали – нда-с,
     Шо ж с людьми озоpничать?
     Шо ж людям-то отвечать?..»

     А она себе стояла,
     Показаний не давала,
     Уцелевший колосок
     Пpятала под колесом,
     Огpызалась: «Шо, да шо!..»

     Глаз косил нехоpошо.

СТАРЫЙ УЧЕБНИК

   Когда страницы лет листаются обратно,
   Мы смотрим свысока в былые времена,
   «История Мидян темна и непонятна» —
   Прочтём, как анекдот, оплаченный сполна
   Судьбой за лаконизм, или за чёрный юмор.
   Нам всем ещё грозит остаться в дураках.
   Но если человек страдал, любил, и умер,
   То что ж его народ, потопленный в веках?
   Растворена волной солёная, живая
   И кровь его, и плоть, и лишь под светом, рдян,
   Случайный пузырёк, бесшумно выплывая,
   К учебнику пристал: «История Мидян»

   ***
   Стерва. Стареет, и все-то дела.
   Ходит, принюхивается. Ревнует.
   Кто ж виноват, что сестра расцвела?
   Плавает облачком тихим, волнует…

   Туча в квартиру вломилась, заплакала,
   Кричала о чём-то, намокла и смолкла.
   На паркете оставила капельки влаги,
   В пепельнице обломки молний.

   ***
   Страшное оружие, рогатка
   С детства глаз вооружала мой.
   Бьёт прищур наводкою прямой,
   Если жизнь гримасничает сладко.

   Не уйдешь, щебечущая сволочь,
   От рогатки двуединых линз,
   Подлинный твой лик сквозь бликов толочь
   Всё равно проступит из кривизн.

   Что, страшит о подлинном догадка?
   А не ври, кривясь и мельтеша.
   Древнее оружие, рогатка
   Бьёт без шума. Режет без ножа.

   На медведя хаживали с нею,
   Всаживали в землю и змею.
   Вспомню, и от счастья сатанею,
   Первую рогулечку мою.

   Вытянешься где-нибудь на вышке,
   Стрункою подрагивашь весь —
   Низенько порхают воробьишки,
   Голубей распахивает высь.

   ***
   Сумасшедшая, дурочка! Я человек, или нет?
   Что же ты ссоришься? Да не молчи ты с дивана!
   Плюнь в потолок, наконец, иль напейся из крана,
   Иль сошвырни со стола хоть пригоршню сырую монет.
   С улицы, да. Да, с друзьями зашёл в магазин.
   Да, за здоровье и прочее. Но не убил же старуху!
   Время такое. Завоешь – ни слуху, ни духу.
   Глухо, как в танке. И так много лет, много зим.
   Надо ж не спятить. А ты уже это, учти,
   Тронулась, кажется, малость вот тут, в одиночке.
   Плюну, сбегу, отсижусь в диогеновой бочке…
   Ссорься, пожалуйся. Только не молча, кричи.

СУМАСШЕДШИЕ ДЕРЕВЬЯ

   Когда белого снегу пожалела зима,
   Когда жёлтыми зубами заскpипела тpава,
   Деpевья в саду сошли с ума,
   И с пpоклятьями их побpосала листва.

   Забегали по саду деpевья голые,
   Кpужились, гонялись за своей листвой,
   Скpипели, хватались pуками за голову,
   Качались, кpичали «Ой!..»

   А листья летели бог весть куда,
   И пpисели на коpточки бог весть где,
   Разболтались с лягушками из пpуда
   И стали жить на болотной звезде
   Жёлтыми лягушками в квакающей воде.
   Пузыpилось и пучилось там иногда
   Болото, квакающая вода.

   Ведь недаpом однажды какой-то поэт
   Возопил, что воды на земле уже нет,
   Есть вода чтоб над ней по ночам колдовать,
   Есть вода чтобы детям её целовать,
   А воды, для того чтобы в ней пpоживать
   Потихоньку пpостыл и след.

   Лишь деpевья коpнями увязли в земле…
   И дождались белой воды их коpенья.
   Потому, что они очень готовились к зиме,
   Сумасшедшие, стаpые деpевья.

   ***
   Счастливые люди сидят в электpичке.
   А мы сигаpеты изводим и спички,
   Изводим в кваpтиpе денёк по пpивычке,
   А в той электpичке… о, в той электpичке
   Счастливые люди сидят с pюкзаками,
   Фасонит охотник пеpед pыбаками
   Тугими pемнями, литыми куpками.
   А те удилищами и поплавками
   Фоpсят пеpед ягодниками, гpибниками…
   Поляны мелькают в окошке вагонном.
   Леса возникают за тем пеpегоном,
   Где мы, как счастливые, добpые люди
   Назло табаку, алкоголю, пpостуде
   Когда-то сходили и в лес пpоникали,
   Ложились в тpаву, к pоднику пpиникали,
   И счастливы были, хотя не искали…

   А ныне мы ищем высокого смысла,
   Пытаем слова, исповедуем числа,
   Всемиpного счастья уныло алкаем,
   И сами тpопу себе пеpебегаем…
   А в той электричке, зелёной, как юность,
   Нет смерти, есть август, июль есть, июнь есть, —
   Вернуть бы, догнать бы, рвануть бы у склона,
   Схватить бы за хвост, словно ящерку…
   Словно
   Зеленую ящерку…

   ***
   Сырой, прогорклый юморок.
   Что ж, провожу давай.
   Глядишь, счастливый номерок
   Подсунет вновь трамвай,
   И вновь – почти везение,
   Весеннее почти,
   И – дождичек рассеянный
   Под зябкие плащи,
   И – фонаря качание
   Над зябнущей душой,
   И – поцелуй нечаянный,
   Негаданный, чужой…
   Путями полуночников,
   Простившись со смешком,
   Давай, вдоль остановочек,
   Таким былым пешком!
   Ничейные, случайные
   Никчемные дела…
   В билетики трамвайные
   Удача уплыла.

САГА О ПОТЕРЯННОМ НОСКЕ

     У меня потерялся правый носок,
     И я выбросить решил, как всегда,
     Без вины виноватый левый носок,
     Непарный, никчемный теперь носок…

     И я был неправ, как всегда.

     Потому что вскорости третий носок,
     То есть, в сущности первый, правый носок
     Обнаружил в шкафу, как всегда,
     Обнаружил, и в ярости, наискосок
     Швырнул «виноватый» этот носок
     От окошка, на свалку – айда!

     И тогда-то я вспомнил, что левый носок
     Не бросал я ни прямо, ни наискосок,
     И тогда-то я вспомнил, балда,
     Что совсем не выбрасывал левый носок,
     Как всегда отложил его в ящик, авось
     Отыщется тот, второй,
     Ну а в сущности – третий, и лишний, как гость,
     Перебравший поздней порой.

     Что мне делать с «третьим» носком теперь?
     Пусть он первый, пусть трижды прав!
     Я гляжу на него, как затравленный зверь,
     И своих не ведаю прав.

СВЕТОВОЙ КРУГ

Цепочка стихотворений

ЯНВАРЬ

     Январь, едва задетый детским пухом,
     Ещё испуган, он ещё пацан,
     Вослед большим пушистым белым мухам
     Глядит с обледенелого крыльца.
     И стаей, прочерневшей сквозь деревья,
     Ритм снегопада медленный разбит.
     Проставлены по веткам ударенья,
     И проза дня певучая знобит.
     Ещё лишь брезжит в ней пора иная,
     Ещё лишь пар горячий изо рта
     С высокого крыльца воспоминаний,
     И – прошлому подведена черта.
     Заботы прошлогодние, обуглясь,
     Сутуло притулились к январю
     Своё, своё докаркать! С белых улиц
     Бьёт новый свет в лицо календарю.
     И этот гомон пляшущий, орущий,
     Январь переживает тяжело,
     Ещё робеющий, уже берущий
     Ватагу дней под снежное крыло.

ФЕВРАЛЬ

   Ну что ему нужно? Внимание – раз.
   А главное, чтоб узнавался он, то есть,
   За ним, понимаешь, глаз нужен да глаз,
   Не то прохудится, неслышно, как совесть.
   Погодит, негодит, блеснул – и зачах,
   Февраль, что почти или чуть ли не март уж,
   Он вырос, раздался в сомненьях, в плечах,
   Вниманье ему по плечу, понимаешь?
   А байки его чудо как хороши!
   Он с веточки снежным лучом почудачит,
   Навешает, как говорится, лапши,
   Три раза на дню приключит, околпачит.
   Вот кость его деревом стала уже,
   Немного ещё – похромей, посолидней,
   Постарше, он сядет соломенным сиднем
   Один на веранде, с тоской на душе.
   Тогда не узнаешь, и не подступись.
   Он палкой тебе суковатой, с оттяжкой
   Из листьев хватит!..
   Живи, торопись,
   Пока он коричневой машет рубашкой.

МАРТ

     Выщелк сухой древесины.
     Солнцем под мартовский гвалт
     Вылизан аж до иссиня
     Черного потный асфальт.
     К дверце волшебной, где почки
     Рвутся, чумеют грачи,
     Март подбирает крючочки,
     Перебирает ключи.
     Полуребячьи замашки?
     Всякий бы тут мельтешил,
     Вырос из старой рубашки,
     Новой еще не пошил.
     Нить её мерно прядётся
     В дебрях корней и травы,
     В самую пору придётся,
     Вон уже из синевы
     К дымным прогалин оконцам
     Птицы хмельные летят,
     Прутья, прогретые солнцем,
     Щёлкают, мнутся, свистят.

АПРЕЛЬ

     Весь в ушибах, в зелёнке,
     В яркой-яркой рубашонке,
     В месяце-кепчонке…
     Набродился кураями,
     Нагалделся воробьями,
     Поутих в сторонке.
     Что тут скажешь?
     Грусть излишня.
     Далеко черешня, вишня,
     Глядят чуть одевшиеся берёзы
     Куда запропали молодчики-грозы,
     Когда пальнут, ночью ли, днём,
     Воздух проткнут нервным огнём
     И брызнут слёзы?..
     Пока
     Тихи облака.
     Зелёным воздухом оброс
     Апрель без гроз.
     Нахулиганил, набалаганил,
     Шалашик из веток и листьев сварганил
     Отдохнуть, подлечиться,
     Уму-разуму подучиться
     До новых делов,
     До майских грохочущих слов.
     Зелёнка уже залила
     Мартовские дела.

МАЙ

     Не мурлыча, не мяуча,
     Мягкой поступью кошачьей
     Вышел Май!
     Боже мой,
     Сквозь кудрявые берёзы
     Светит неба бирюза,
     Светит вкрадчиво и нежно,
     Безоружно, безмятежно
     Белозубая улыбка
     И зелёные глаза.
     Разве что слегка затмится
     Серым облачком ресница,
     Разве что одна слеза
     Колыхнётся на реснице,
     Разве что о крышу чиркнет
     Белой спичкой-невеличкой…
     Удивляется денек,
     Чудеса!
     (Приближается гроза,
     Приближается гроза)
     Май садится на пенёк
     Покурить,
     Молчаливый огонёк
     Разговорить.
     Приближается гроза,
     Приближается гроза…
     Белозубая улыбка
     И зеленые глаза.

     Мягко стелет рослый малый,
     Сколько гроз переломал он,
     Колдовал,
     Пряным воздухом томил он,
     Сколько объяснений милым
     Расковал!
     Пылен лист продолговатый,
     Зелен глаз невиноватый,
     Волен уст витиеватый
     Лейтмотив.
     Завязь есть, дозреет летом,
     Зной довяжет. Но об этом
     Скажет лето, ясным светом
     Посветив.

ИЮНЬ

   Высок, в рубашке голубой,
   Он опьянён самим собой,
   Как тенор в белом свете ламп,
   Распахнут настежь похвалам,
   Насквозь пронизан синевой,
   Зализан вьющейся травой.
   И зной, и страсть, и хмель, и вьюн,
   Как в стон, впиваются в июнь,
   Как в юношу, покуда юный,
   Уста цветущих, пылких лгуний,
   Пока высок, пока горяч
   И знак таинственных удач
   Сулящих небо на земле,
   Ещё начертан на челе,
   Знак обещаний,
   Невозможных
   Во днях прохладных и тревожных.
   И пусть солгут уста, персты,
   Они же смертны и просты!
   Лишь отцвели, глядишь. к Июлю
   Их сёстры гибкие прильнули.

ИЮЛЬ

     Обвила, как паутиной,
     Страстью жёлтою, змеиной,
     Разорви поди-ка,
     Если сам в жаре бредовой,
     И не сон ли твой медовый
     Эта повилика?
     Ах, Июль, уже берёзы
     Тихо высушили слезы,
     Выплакали юность,
     Хорохоришься один ты,
     Словно бы не Август длинный,
     Впереди Июнь есть.
     Сколько парочек слюбилось,
     Сколько перстеньков разбилось
     До осенней свадьбы?
     Это ты лучом взбешённым,
     Точно молотом тяжёлым,
     Отковал их судьбы!
     Вот и сам теперь в плену ты
     Жарко вьющейся минуты,
     Ждёшь дождя и бури.
     Твоего же сна напасти
     Эти змеи, это страсти
     Выморочной дури.
     Миражи и сны Июля…
     Вот и бабочки вспорхнули,
     Словно над могилой,
     И рассыпались, как звенья,
     Эти плоские мгновенья
     Страсти пестрокрылой.

АВГУСТ

     Спору нет, ещё красив,
     Моложав ещё, плечист,
     Но спесив уже, спесив,
     Вышедший в тираж артист.
     Август, август, ты в афишах
     Желто-красным размалёван,
     На асфальтах и на крышах
     Шёпот их уже взволнован!
     Гул в партере, в бельэтаже,
     Назревает поневоле
     Время действовать, и даже
     О своей подумать роли.
     На подмостки нет резона,
     Но актерам ты – водитель,
     Театрального сезона
     Золотой распорядитель:
     «Значит так. Вон те берёзы
     Поджелтить…
     Добавить клёнам
     Киновари…
     Сцены прозы
     Сократить…
     Двоим влюблённым
     Мимо третьего едва ли
     Проскочить в подобной пьесе.
     В общем, понято… и дале
     Действуем в таком разрезе:
     Флигелёк. Квадрат оконца.
     Листопад. Немного солнца.
     Здесь – поболее печали.
     Тут – свидание. А дале…»
     Дале – не твоя забота.
     Ты уходишь, сдав повязку,
     Бормоча о третьем что-то,
     Предвещающем развязку.
     Тайна прячется за этим.
     Но Сентябрь идёт на смену,
     И не он ли станет третьим,
     Заступающим на сцену?..

СЕНТЯБРЬ

     Ну вот и встал он на пути.
     Червонный орден на груди.
     Стоит, поигрывая тростью,
     Тут не свернуть, не обойти.
     Его авторитетный жест
     Распространяется окрест:
     Врывайтесь в роль, как в грунт врывались
     Стволы и корни этих мест!
     Судьба одна, но всякий раз
     Весной продлится ваш рассказ,
     И если женщина уходит,
     Она уходит не от вас,
     Она уходит от зимы,
     Она уходит от сумы,
     И, если честно разобраться,
     Она уходит от тюрьмы.
     Пойми, ей холодно зимой,
     Пойми, что ты ей стал тюрьмой,
     Она почти не виновата
     В том, что неясно ей самой.
     С нас ещё взыщется должок,
     И травка вспрыгнет на лужок,
     И вновь неузнанным вернётся
     К подружке ахнувший дружок.
     Я узнаю вас, узнаю!
     Прощайте женщину свою,
     Играйте роль свою, играйте,
     Вы у развязки на краю!
     Сейчас она уйдет туда,
     Где не отыщете следа,
     Но если плачется, то – плачьте,
     Представьте, это навсегда!
     Играть? Но ведь лишь раз играть,
     И, значит, набело сгорать,
     Вам не удастся за кулисой
     Морщин потухших разобрать.
     Взгрустнут деревья у дорог,
     Уронят лист на ваш порог.
     А недоигранное вами
     Ещё сыграют. Дайте срок.

ОКТЯБРЬ

     (Элегия предзимья)

     Гонять чаи, была б охота,
     Сумерничать, клонясь к зиме,
     Где только месяц, долька года,
     Лимонно кружит в полутьме,
     Но там, где осень ветошь скинет
     Вплоть до последнего листка,
     Там вдруг Элегия нахлынет
     Из обмелевшего райка,
     И русло старое свободно
     Перешагнув на склоне лет,
     Неторопливо, полноводно
     Исполнит смысла поздний свет,
     Тот исполинский смысл, который
     Почти не мыслился в листве,
     Основа пятерни матёрой,
     Оттиснутой на синеве.
     Там, на изнанке голых истин
     Ещё прозрачней и мощней
     Работает в осенних высях
     Свет перевёрнутых корней.
     И мысль пронзит: а чем всё это
     Держалось, на пределе света,
     Весь лепет птиц, весь листьев бред,
     Листка сгоревшего скелет,
     Весь в проступивших жилках лета?..

     Есть в круговой поруке света
     Рука, в которой кружит свет.

НОЯБРЬ

   Стрелками злых холодов, точно усами, задвигав,
   Входит Ноябрь, как в некрополь, в прямой индевеющий сад,
   Часы продолжают учёт умирающих маленьких мигов,
   А белые стены спокойно четыре молчанья хранят.
   Оторопь сирой листвы. Леденеют железками грима
   Вмёрзшие в лужи доспехи Золушек и Королей.
   Светят седые глаза окончательно и необоримо.
   Стынет на синих губах глагол перерытых ролей.
   Песня! Октябрь золотой!.. Позаметало долины,
   Белой страной Декабря луч поутру опушон,
   Круговращенью времен, где погребены исполины,
   Быть иль не быть, пустячок, ну конечно же Быть, возражён.
   Грозно и грузно гремя, отбродяжит Ноябрь по надгробьям
   Цинковых лат костюмерных, брошенных в грустный черёд,
   И, подгребя к Декабрю, золотым музыкальным подобьем,
   Вслушайся в ключ, разомкнёт дверцу в Солоноворот!
   Все повторится, глагол
   Быть
   В тысячный раз проспрягают,
   В прямоугольном саду затрепещут соцветия рук…
   Стрелки морозных лучей световой горизонт обегают.
   Белые стрелы ветвей упираются в солнечный круг.

ДЕКАБРЬ

     Грохот корявых ворон,
     коронующих тополь пирамидальный,
     Серый, прод рогпшй и одинокий
     как брошенный в старости Лир,
     Это – ворвавшийся в жизнь
     и по жизни уже
     поминальный
     Верующий в календарь,
     и уже ни во что, разумеется, более,
     Пир.

     Средь декораций, легко приглушённых
     декабрьским слежавшимся снегом,
     Полный развал отношений, премьер,
     и несыгранных набело пьес,
     Пахнет скандалом, недобродивпшм вином,
     и, кажется, пахнет побегом
     В новую драму,
     а там – в хитросплетенье чудес.
     Ха! Чудеса наяву,
     это знаемо каждым и всяким,
     Каждый, быть может, и жив
     лишь надеждою на чудеса,
     Верою в быт,
     в постоянство его,
     и двояким
     Ладом земли и небес
     точно звучат голоса.
     Начерно сыграна роль,
     начерно сыграна пьеса,
     Набело сыграна жизнь,
     и теперь не вини календарь,
     Если всю жизнь лишь в него,
     придающего прошлому веса,
     Веровал свято как тот,
     в благодарность наследников,
     Царь.
     Но,
     в осознаньи потерь,
     вероломств и провалов, живет восхищённо
     Тоненький луч торжества —
     значит набело сыграна жизнь!
     Значит не зря бился пульс,
     бились дни твои столь учащённо,
     Что календарь поотстал,
     постарел, дурачок,
     и теперь лишь чуть-чуть продержись,
     Вспыхнет проём, озарённый софитами сцены, и дверца
     На декорациях рваных, у каменной вечной стены,
     Приотворясь, запоёт, и ударится старое сердце
     В новый набег, на холме
     неумиравшей
     волны.

МЕРЦЕДОНИЙ

     Пеpелистаем вновь, и на ладони
     Утихнет календаpь пеpекидной.
     Опять бессмеpтье, месяц меpцедоний,
     Тpинадцатый у pимлян, запасной.

     Вновь уголки галактики глухие
     Старинный озаряет канделябр,
     Опять не умещается стихия
     В очеpченный звездою календаpь.

     Какие високосные отсpочки?
     Какой pубеж? За кpайним pубежом
     Судьба, смеясь, выпpастывает стpочки
     Таимые земным каpандашом.

     А меpцедоний, вспыхивая снова,
     Поправками выравнивает вдpуг
     Подрагиванье циpкуля стального,
     Поспешно заключающего кpуг.

     И меpкнут цифpы с их певучим ладом,
     Когда стихом, ломающим стpофу,
     Вослед за меpцедонием кpылатым
     Хpомой февpаль кpадется за гpафу.

     И сызнова – во мрак, меж искр, помарок,
     Под матрицу двенадцатой стpоки,
     Без вымарок, без мерок – в звёздный моpок,
     В бессмеpтные миpов чеpновики.
     – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – —

     ***
     Сижу я, как птица, на ветке зелёной,
     Сижу хорошо, меж корнями и кроной.
     Мне быть в положенье таком не обидно,
     И сам-то не виден, и всё-то мне видно.
     Какие проблемы? Свищу и воркую,
     И гневаюсь даже, и даже дуркую.
     Иметь девяносто? До ужаса просто.
     Потом – шестьдесят. И опять – девяносто.
     Но это – чуть ниже. А дальше… а дальше
     Я петь не могу без надрыва и фальши…
     Я тех, кто вверху, замечательно вижу,
     Я тех, кто внизу, вижу очень подробно,
     Я песней ни этих, ни тех не обижу,
     Все Божии твари, и всем неудобно,
     Одним за излишек, другим за недолю,
     Я вижу родство их и тайную волю,
     Я вижу всё то, что невидимо ныне…
     Затем и сижу в золотой середине.

СИРЕНЕВЫЙ БУЛЬВАР

   Сирень опять цветёт, сирень одолевает,
   Сиреневый туман, сиреневый пожар,
   Сиреневый бульвар под нами проплывает,
   Сиреневый бульвар, сиреневый бульвар!

   Всего лишь раз в году, всего один лишь месяц
   Бушует над Москвой, так яростно нежна,
   Вся в пене кружевных, раскрепощённых месив
   Созвездий, листьев, крон цветущая весна.

   И мы плывём по ней, нас жарко омывает
   Кипенье пряных волн, входящее в разгар,
   Сиреневый бульвар под нами проплывает,
   Сиреневый бульвар, сиреневый бульвар.

   Щемящие слова из юности повеют,
   И песня зазвучит, и дальнюю грустцу
   Навеет вдруг сирень, звезду склоняя ветвью
   И наклоняя гроздь душистую к лицу.

   Звезда горит всю жизнь, звезда не убывает,
   Бессмертная сирень цветёт, как Божий дар,
   Сиреневый бульвар под нами проплывает,
   Сиреневый бульвар, сиреневый бульвар.

   ***
   Сквозь инфракрасный луч стихотворенья
   Шатнутся вдруг, как бурелом сирени,
   Какие-то косматые миры,
   Их нет в помине в звёздном каталоге,
   Но все они со мною в диалоге,
   И я не знаю правил их игры.

   Что это? Морок, блажь, припоминанье
   Того, что было где-то в мирозданье,
   Прапамяти размытые слои?
   …песок… щепа… сырой туман у речки…
   Обмылки тулов глиняных… сердечки…
   Забытые зверушки… человечки…
   Я не был здесь. Здесь все они мои.

   Миры дурманят. Зыблются в тумане
   Огни былой любви, восставших знаний,
   Свидетелей бессмертья моего.
   Но лишь угаснет луч стихотворенья,
   Вновь за окном лишь заросли сирени.
   И здешний мир. И больше ничего.

   ***
   Снега пласт то сед, то рыж.
   Остров зимнего забвенья.
   Ржавы два сквозных раненья,
   Раны прошлогодних лыж.

   В лесопарке шум и гам,
   Танцы и частушки пылки.
   Чьи порожние бутылки
   Катит склон к моим ногам?

   Я не знаю. Ты права,
   Одиночество чудесно.
   Объясняться неуместно
   Как белела голова.

СОНЕТ, РАСШАТАННЫЙ ЗУБНОЙ БОЛЬЮ

     Я хочу решать космические задачи,
     А не оплакивать листок раздавленной мать-и-мачехи.
     Но меня постигают неудачи,
     Потому что я не знаю законов математики.

     Мне хочется поставить перед человечеством задачи
     Бессмертного свойства, извечной тематики.
     Но меня постигают неудачи,
     Ибо я не вполне освоил основы грамматики.

     И я, со своим небольшим словарным запасом,
     Могу и смею говорить не массам,
     А нескольким сотням знакомых со мною,
     Которые меня понимают вполне,
     И в вину не поставят мне
     Упоение болью зубною.

САД КАМНЕЙ

   (Венок сонетов)

   «…длинные деревянные скамьи ступенями спускались к дворику, усыпанному белым песком. Из песка торчали разные, большие и малые камни, разбросанные как попало. На скамьях сидели люди и взирали на камни. Некоторые присаживались на несколько минут, потом бесшумно уходили – бесшумно, поскольку обувь снималась у входа в храм. Переговаривались шепотом,
   сохраняя тишину. И вообще все в выглядело весьма торжественно, как будто там, на этом песке, что-то происходило.
   А там ничего не происходило, лежали старые обыкновенные камни, посреди песка. Напротив, замыкая сад, тянулась земляная стена, крытая черепицей. Всё это сооружение составляло знаменитый Сад камнейх рама Рёандзи. Сбоку, на стене, в рамке висела надпись:

   Сядьте и побеседуйте с Садом камней,
   В огромном мире, как отдалённые точки,
   Затеряны островки с благоухающими вершинами,
   Напоминая нам бескрайнюю вселенную,
   И наши сердца очищаются от скверны,
   И мы можем постичь дух Будды.

   …следы граблей ровными линиями тянулись по белому песку. Вокруг камней они расходились кольцами, как круги на воде. Расчерченный линиями песок словно бы растягивал пространство. Расстояния между камнями становились огромными. Они уже были не острова, а миры, галактики, затерянные во Вселенной…
   Всего я насчитал четырнадцать камней. Почему такое число? Тэракура-сан обрадовался моему вопросу. На самом деле всего камней не четырнадцать, пояснил он, а пятнадцать. Один какой-нибудь камень всегда заслонен. И, демонстрируя этот сюрприз, взял меня под руку, провёл несколько шагов. Незаметный до этого камень открылся.
   Я сосчитал – их снова было четырнадцать. Мы передвинулись, и опять один из камней спрятался и появился другой. С любой точки можно было видеть четырнадцать и никогда все
   пятнадцать…»

   Д. Гранин. «Сад камней».

   САД КАМНЕЙ. Венок сонетов

   1
   Кто сад взрастил на дерзком островке,
   На пестром поплавке средь океана
   Сырых созвездий, влажного тумана
   И спутников, юлящих на крючке?
   У времени в таинственной реке
   Водовороты вьются неустанно,
   В них, словно в веретёнах, вьётся тайна,
   Подрагивая ниточкой в клубке.
   То женщиной восстанет из волны,
   То выйдут очертания страны
   Светло увитой пеною кипучей,
   То мглу волшебный сад озолотил
   Горящих марев, проливных светил,
   Объятый тяжело волной певучей.
   2
   Объятый тяжело волной певучей,
   В мирах качается земли клочок,
   Мерцающий во мгле, как светлячок,
   Заворожённый чащею дремучей.
   Но сад вечнозеленый и цветущий,
   Вместившийся на этот пятачок,
   Кто насадил, кто дал ему толчок,
   Вспоил неиссякающею тучей?
   Кому благодаренье за труды?
   Возникли человечества сады
   Из недр вселенной, яростной и жгучей.,
   Корнями оттолкнувшись от земли,
   Плодоносящим древом расцвели.
   Высокий промысел? Замысловатый случай?
   3
   Высокий промысел, замысловатый случай,
   Венец чудотворящего труда,
   Какая, к черту, разница, когда
   Есть сад. Плодоносящий и цветущий.
   И в самом деле, разум вездесущий
   Вдруг за игрушки принялся, беда!
   Играет в прятки с тайною бегущей,
   Как школьник, побросавший что куда.
   Но игры – только первые попытки
   Ума и воли, рвущейся в избытке
   Пульс мира ощутить в своей руке.
   А взрослые, они ведь тоже дети.
   Есть сад в саду великом на планете.
   Здесь возлежат лишь камни на песке.
   4
   Здесь возлежат лишь камни на песке,
   А в камне – запечатанное время.
   В нём тайный свет вселенной, не старея
   Пульсирует, как жилка на виске.
   Страстей доисторических арена,
   Он и теперь, на мерном сквозняке
   Нет-нет а просияет дерзновенно,
   От музыки всего на волоске.
   Но камень, это камень неизменный.
   Здесь, может статься, лишь модель вселенной
   Затеяли построить на песке.
   Сюда, в японский монастырский дворик
   Порою шут заглянет, «Бедный Йорик»,
   Порою путник забредёт в тоске.
   5
   Порою путник забредёт в тоске,
   О бренности земной здесь посудачит:
   «Всё суета. Я знал. Но это значит,
   Над суетой есть нечто, вдалеке.
   Недаром здесь, на малом островке,
   Лишь отраженье мира на песке,
   Лишь камни, а душа над ними плачет.
   Здесь тайна есть. Но тайна тайну прячет.
   Все камни – врозь, и все – сочленены.
   Равниной затяжной окружены,
   Мы одиноки в пестряди толкучей,
   Её встряхнёт в нас только пропасть, взрыв…»

   А этот сад не есть ли тот обрыв?
   Здесь постоять над бездной – как над кручей.
   6
   Здесь постоять над бездной, как над кручей.
   Недаром «упоение в бою»
   Так сочеталось лирою могучей
   С восторгом «бездны мрачной на краю».
   Здесь – мрак иной. Взамен небытию
   Здесь прихотью изъявлена летучей
   Игра камней. Курьёз. Забавный случай,
   Всю неслучайность прячущий свою.
   Есть что-то от бессмертья в игре
   Для мальчиков, на льнущей к ним горе, +
   Для лётчиков, сливающихся с тучей.
   Всеобщему равновелика часть
   И сопричастна вечному подчас
   Песчинка мира, пепел неминучий.

   + Стихотворение В. Луговского
   «Мальчики играют на горе,
   Сотни тысяч лет они играют…»

   7
   Песчинка мира, пепел неминучий,
   Быть может, лишь в гармонии любви
   Животным осознанием в крови
   Мгновенности себя, звезды падучей,
   Бессмертен ты на деле. Так лови
   Гармонию, ведь луч её летучий
   Миры, материки прошил. Не мучай
   Свой пульс, а только к ней принорови.
   Гармония сама горит от жажды.
   Горя, она сверкнула мне однажды,
   Я уловил, как луч, в своей руке,
   Высокое родство листвы сонета —
   Венка сонетов и того поэта,
   Кто сад взрастил на дерзком островке.
   8
   Кто сад взрастил на дерзком островке,
   Объятый тяжело волной певучей,
   Высокий промысел, замысловатый случай?
   Здесь возлежат лишь камни на песке.
   Порою путник забредёт в тоске
   Здесь постоять над бездной, как над кручей.
   Песчинка мира, пепел неминучий,
   Что примешь здесь, от мира вдалеке?
   В самих себе, себя собою пряча,
   Четырнадцать камней в саду незрячи,
   Пятнадцатый – незрим. Но неспроста
   Ему миров незримых внятны волны.
   Четырнадцать камней в саду безмолвны.
   Кому дано приотворить уста?
   9
   Кому дано приотворить уста
   В бедламе голосов и отголосков
   Временщиков, уродов, недоносков,
   Тому есть прок безмолвствовать года.
   Тот знает, за чредою мелких всплёсков
   Пойдёт и настоящая вода,
   И гулких волн литая череда
   Примнёт чешуйки, шелушинки блёстков.
   Но как волна промыслится пучиной,
   Так мысль совьётся лишь многопричиной
   Людских страстей в крутящемся клубке.
   Тебе дано подъять число и лиру?
   Ты неизменно возвращаешь миру
   Что примешь здесь, от мира вдалеке.
   10
   Что примешь здесь, от мира вдалеке,
   То не твоё по самой крайней сути,
   Вода в златом, в скудельном ли сосуде,
   А всё в одном почерпнешь роднике.
   Ты человек, и смысл высокий, буде
   Он впрямь высок, воспримут только люди,
   Плодотворя в осмысленном рывке
   Зачатое в смятеньи и тоске.
   Всё это заслоняла суета.
   Но грани перельются, и цвета
   Меняются, привычный строй инача.
   Живём поочерёдно на свету,
   Как эти камни мшистые в саду,
   В самих себе, себя собою пряча.
   11
   В самих себе, себя собою пряча,
   Не можем отыскать лишь одного,
   И кажется, что именно того,
   В ком заключалась главная задача.
   Соседа поменяешь. От него,
   Быть может, и зависела удача?
   Какое там удача! Чуть не плача,
   Клянёшь свою похожесть и родство.
   Различья духа нет. И высоты.
   Вот, разве, внешне рознятся черты,
   Тот поумней. А этот побогаче.
   Но суть ли в этом? Судя по всему,
   Пока удачи нет хоть одному,
   Четырнадцать камней в саду незрячи.
   12
   Четырнадцать камней в саду незрячи.
   А ты один прозрением чреват?
   О круговом неведеньи судача,
   Поведать суть всё так же слабоват.
   А ведь не камнем заключён в тот сад,
   Вольно пройтись, отсчёт переинача.
   Опять не то? Обиднее тем паче. —
   В движеньи камень камнем заслонят.
   Рсчислены трёхмерным измереньем,
   Все здесь наделены линейным зреньем,
   А может, лишь в прозрении нужда?
   Да и тебе, как ни кружить, ни злиться,
   Четырнадцать камней откроют лица,
   Пятнадцатый – незрим. Но неспроста.
   13
   Пятнадцатый незрим. Но неспроста
   Его скрывает плоскостное зренье,
   Он – высоты и духа суть, паренье,
   Его откроет только высота.
   А тайна? Да ведь вот – со дня творенья
   Все занимают равные места,
   Но ключ найдёт лишь чьё-то озаренье.
   Теперь уже – для всех. Игра проста.
   Но как сонеты полнят смысл ядра,
   Счастливца столь осмыслена игра
   Лишь тем, что все вокруг предчувствий полны.
   Один за всех. И все за одного.
   Единый – всем. И только оттого
   Ему миров незримых внятны волны.
   14
   Ему миров незримых внятны волны,
   Постигшему всю высь времён своих,
   И тайны, наклубившиеся в них,
   Спускаются с высот, светлы и вольны.
   Еще извечный ропот не утих,
   Они еще кощунственны, крамольны,
   Еще сыры и тайно колокольны
   Всем явные затем число и стих.
   Но время повернет свой тайный круг
   И кто-то первым обнаружит вдруг,
   Что снова озаренья – бездомовны.
   Пятнадцатый глаголет в облака.
   Его черёд и время. А пока
   Четырнадцать камней в саду безмолвны.
   15
   Четырнадцать камней в саду безмолвны.
   Четырнадцать камней. Как ни взгляни,
   Четырнадцать. Их голоса и дни
   Для нас, как мы для них, ещё условны.
   И лишь одним из них они виновны,
   Как точкой, подающей нам огни
   Безмолвный Космос, нам один сродни,
   Мы разглашеньем тайн близки и кровны.
   Нешуточной игры своей значенье
   Он выдаёт. Не молчь, но – Речь. Реченье,
   Дарованное явно неспроста,
   И неспроста тому дается время
   Нести удачу так, как носят бремя,
   Кому дано приотворить уста.
   ………………………………………………………………………………

   ***
   Свадьба леших жаpом пышет,
   Поезд свадебный в огне,
   Только смахивает кpыши
   По pодимой стоpоне!
   Ай да свадьба, чудо-свадьба,
   Только избы кувыpком!
   Чем окончится, узнать бы,
   Глянуть хоть одним глазком,
   Чем окончится?..
   Безмолвный
   Гул идёт со всех концов,
   Гpом и хохот, взблески молний,
   Пеpеплясы бубенцов…

   ***
   Совокуплялся, преступал границы,
   И вновь грешил, чтоб всякий раз казниться…
   Но если жизнь, как Логос, наложить
   На совокупность всех совокуплений,
   Вглядись – ты ни грехов, ни преступлений
   Не разглядишь под жирным словом ЖИТЬ.

СОСЕДИ

     Неуютно обжита кваpтиpа.
     Существо из соседнего миpа,
     Даже кошка не хочет здесь жить.
     И недаpом. У этого звеpя
     Обостpённое чувство довеpья
     Только к тем, кому любо служить.

     Ну а мы люди pазные оба,
     И меж нас уживётся лишь злоба,
     Самый веpный, уживчивый звеpь.
     И поэтому лучше, ей богу,
     Забывать нам с тобой понемногу
     Что одна у нас общая двеpь.

СТАРЕЮЩИЕ МОДЕРНИСТЫ

   Ржёт pыжий, наступив на шланг.
   Циpк мокp. До икp. Отпад. Аншлаг
   Заик и мазохистов. Клизма.
   Каюк кампании. Наш флаг
   Под колпаком у фоpмализма.
   Мы – фланг?! Бpаток, да ты дуpак,
   Тут фоpмалин, тут с аквалангом
   Не пpоpубиться. Мы в pетоpте.
   Ты видел эту моpду шлангом?
   А этим шлангом, а по моpде
   Не хило? Я об авангаpде.
   А ты о чём? О сладком миpте?..
   Да он, как анаконда в маpте,
   Поэт в законе. Чей кумиp ты?
   Ничей. Ужонок невелик ты.
   Пижон, мы оба здесь pеликты.
   У них свой кайф, «полет pептилий»,
   А наш pожон? А лёжка в иле.
   И я смешон. И я ушёл бы.
   Куда ушёл бы, из-под колбы?
   В песок на штык, и в жижу pожей?
   Ништяк. Ты не смотpи, что pыжий
   Ничтожество, ты зал послушай,
   Ведь pжёт, блаженно потеpпевший!
   И так везде. И всюду падлы.
   …и что мы, бpат, без этой кодлы?

   ***
   Стартовали медленно. По одному.
   Огонёк сигареты покалывал тьму.
   По московскому времени, во втором,
   Мерцал прощальный аэродром.
   Чуть слышно песенку я бормотал,
   И сонно таяла Алма-Ата.

   Людей тревожил не рёв турбин,
   Не расчехлённый крутой карабин,
   Не чья-то грусть в блеске чьих-то глаз, —
   Порядок в очереди у касс.
   Какой ни стоял бы на улице век,
   Какого бы цвета ни падал снег,
   Каков бы у времени ни был пульс,
   Жизнь продолжается. Это плюс.

   Я получу жестяной номерок,
   Я выйду из зала на аэродром,
   По каменным плитам пройду под крыло,
   Меня обогреет твоё тепло,
   Твой телефонный, ночной звонок,
   С ним я уже не совсем одинок.
   Со мною твой голос, твои слова,
   От них так сладко болит голова…

   Теперь я уже далеко, средь людей,
   Забывших, что есть выходной день,
   Что можно тяжесть свалить на других.
   Тулуп. Да шапка. Да сапоги.
   Да с рукоятью блестящей топор.
   Да у костра перед сном разговор.
   Для них нет слов «не могу», «боюсь».
   Я верю им. И я к ним тянусь.

   Ночное пламя. Двенадцать бород…
   А мне вдруг вспомнился аэродром.
   Начало. Огонь, продирающий тьму,
   И город, плывущий к лицу моему.

СТУДЕНЧЕСКОЕ

   (Вскладчину – от общаги до института – на такси)

   В солнечный день на такси,
   Эх, на жужжащей оси,
   Ух, на продольном валу!..
   Ах, светофор на углу.

   Шик! На булатной летим,
   Курим, в окошко глядим,
   Весело ж нам, красота,
   Жареный дым изо рта.

   Солнышко бьёт в стекло,
   Счётчик стучит зело,
   Денежки так, едва,
   Страшно им тут, Москва!

   Горько им, дорогим,
   Никнуть к чужим рукам,
   Руки чужих враги,
   Мять их начнут ну как!..

   В солнечный день на такси
   Нако-ся, выкуси
   Ты, контролер, и все
   Там, на троллейбусе.

   1975

   ***
   Сделана очень крепко
   (Птицы народ бедовый),
   Если задуматься, клетка,
   Это очень удобно.
   Здесь ни забот особых,
   И ни хлопот о пище,
   Главное что? Способность
   Кто кого пересвищет.
   Это – талант. О праве
   Лучшее здесь не помнить.
   Хочешь согреться в славе?
   Значит, надо исполнить,
   Круто исполнить песню,
   Лучше других певучих.
   Или возглавить Пресню,
   Стаю борцов кипучих.
   Можно орать с чужими,
   С пёстрым рваньём эпохи.
   Жаль, не сберечь в нажиме
   Лёгких скупые крохи.
   Лучше дела дурные,
   Не опьяняясь, славить,
   И о пруты стальные
   Крылышки не кровавить.
   А в общем-то, это ловко,
   Славноо придумано, клетка,
   Тут не укусишь локтя,
   Есть, пусть сухая, – ветка.

   ***
   Сезоном управляли ветки,
   Как метрономы, сделав так,
   Что люди, как марионетки,
   Им лишь подплясывали в такт.

   Тем более, что раздвигалась
   В такт солнцу и дождю листва,
   И только ими сопрягалась,
   И только тем была права.

   Дождей меж туч косые грабли
   В расчёсах голубея, шли,
   А мы работали и зябли,
   И думали, что всё могли.

   Ножами засекали метки
   На термоядерном пути,
   А миром управляли ветки,
   Посевы, звёзды и дожди.

   ***
   Светом янтарным медовая слива
   Заполонила весь наш палисад,
   Прямо из окон их рву, и счастливый,
   Полон дарами, ныряю назад.

   Вижу, от солнца кровать золотая
   Тихо плывёт по лучу к небесам,
   Дочка на ней и жена молодая,
   А посредине, в объятьях, я сам.

   Ясное солнышко било в окошко,
   Лица светились, горели плоды.
   Мы говорили по-птичьи немножко
   И человечьей не знали беды.

   Птицы нам пели, мы им отвечали,
   Прядали бабочки нам на виски.
   И потихоньку учили печали
   Думы, дела. В общем, всё по-людски.

   Мы научились словам человечьим,
   Влезли в долги, поменяли кровать.
   Дальше не вижу. А дальше и нечем
   Счастье разбитое крыть-покрывать…

СЕКСТЕТ

     Мы были так давно с тобой в разлуке
     С тех пор, как познакомились с тобой,
     Что я успел забыть родные руки,
     Глаза твои и голос нежный твой,
     Грудные, чуть картавившие звуки,
     Всё то, что я успел назвать судьбой.

     Всё то, что я успел назвать судьбой,
     Забылось, а не кануло в разлуке,
     Я был за гранью памяти с тобой,
     Мне голову кружили чьи-то звуки,
     И тонкие к лицу тянулись руки,
     И взгляд не отпускал забытый твой.

     И взгляд не отпускал забытый твой,
     И дни текли холодные в разлуке,
     И тонкие, белеющие руки
     Тянулись, словно ветви, над судьбой,
     Туда, где были счастливы с тобой,
     Где знал я, чьи впотьмах гортанны звуки.

     Где знал я, чьи впотьмах гортанны звуки,
     Судьба твоя была моей судьбой,
     Мои переплелись с твоими руки,
     Никто не мог услышать голос твой,
     Но слышал я, что будем мы в разлуке,
     Ведь были в мире только мы с тобой.

     Ведь были в мире только мы с тобой,
     Не думал я о встрече, о разлуке,
     Легко стояло солнце над судьбой…
     Но эти нарастающие звуки,
     Но этот долгий взгляд, быть может, твой,
     Но эти тонкие, твои, быть может руки!

     Но эти тонкие, твои, быть может, руки,
     И голос, может быть, уже не твой,
     Который я забыл, и эти звуки
     Я всё-таки зову своей судьбой,
     Хотя с тех пор, как встретились с тобой,
     Мы почему-то так давно с тобой в разлуке…

     ***
     Сентябрины, Октябрины, Ноябрины,
     Залитые стужей голоса,
     Тростниковым хором окарины
     Тонко завывают в небеса.
     Только ничего нет бесшабашней
     Гибельной листвы наперевес,
     И стоят, как боевые башни,
     Рощи в окружении небес.
     Кроны их черны и аварийны,
     Вскинуты горящие клинки.
     Сентябрины, Октябрины, Ноябрины,
     Кованые золотом деньки.

СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕТЕР

   «Ночевала тучка золотая
   На груди утёса-великана…»
   М. Ю. Лермонтов

   «А ветер,
   Он вытер
   Рыданье утёса…»
   В. В. Хлебников

   Что он старому камню ответил,
   Что смахнул со слезящихся век,
   Этот юный, серебряный ветер,
   Если стал, одинок и бессмертен,
   Если плачет седой человек?

   Чем из тёмных глубин совершенства
   Напоило, как из реки,
   Что-то вызнавшие по-женски,
   Просветлевшие, в стоне блаженства
   Страшно ширящиеся зрачки?

   Что сигналят огнями друг другу
   По условиям тёмной игры
   И подмигивают друг другу
   Совещающиеся миры?

   Никакие на свете утёсы
   Не забудут своих золотых.
   Никакие на свете вопросы
   Не заменят ответов простых.

   ***
   Сказка чужая, весенней порою
   Быть надо проще, и всё будет просто,
   Кто-то осыплет прутья махрою,
   Кто-то склюёт первой зелени просо.

   Кто? Тот, кто попросту радостен в марте,
   Кто коготками щекочет по крыше…
   Вздёрнув юбчонку, ты водишь по карте,
   Встала на цыпочки, стала чуть выше.

   Вот, покурила, а белый передничек
   Выдал тебя рыжеватой подпалинкой.
   Только не кукситься, не привередничать,
   Ты ж ученица, ты же не маленькая!

   Осень тебя обучала печальному,
   Ты проходила науки невольничьи,
   Ты у зимы проходила отчаянье,
   А у весны поцелуи разбойничьи.

   В карту котёнком беспомощным тычешься,
   Молишь безмолвно – ну кто бы с подсказкою?
   Школьница, дурочка, это отыщется.
   Ты б отыскалась! Хотя бы и сказкою…

СЛЕДЫ

     Ты уйдёшь лукоморьем,
     Ты канешь морскою дорогой,
     Полый след на песке
     Замурует зелёной волной.
     Отстоится вода,
     И откроется в лунке пологой
     Звёздный мир со старинной,
     Разбитой в дороге луной.

     Ты русалкою станешь,
     Из бездны, быть может, помашешь.
     Свет высок, а песок,
     Будто память, тяжёл, ноздреват.
     Мы не жили, а ссорились,
     Но почему так щемяще
     Всякий раз мне назначено
     Древней тоской назревать?

     Отстоялась вода.
     В ней твоя отразилась косынка,
     Изваянья зелёные глаз и раскосых комет.
     Ты, наверно, царица теперь,
     А следы твои – вешки косые
     Неслучившихся жизней
     И долгих, несбывшихся лет.

     Ты уйдёшь, намудрив
     Отражённых светил гороскопом,
     Я склонюсь и ладонью сведу
     Задрожавший мираж.
     Над следами иду,
     Как над знаковым древним раскопом.
     Вот и знак – в направленье к шоссе
     Вдруг следы твои дали вираж…

СУБСТАНЦИЯ

   (отрывок)

   …как это, Я – и нет? Я что, бином
   В игре двойной, объект чужого ржанья?
   Субстанция не та? Мысль об и н о м
   Поёт в тебе, спелёнутая днём,
   А ночью тихой жутью разъезжанья
   Как на лыжне себя с самим собой,
   Визжит в душе и, небрежа судьбой,
   Вдруг распряжёт мозги, как и стяжанья
   Жил, неги, жали, жадности…
   Отбой.

   Пространство распускается трубой,
   Сквозящей в душу ледяным намёком
   На область, расходящуюся с Богом,
   Где царски безучастно торжество
   Пространств, освобождённых от Него.

   Там – ничего. Там полный абсолют
   Отсутствия. И всё. И пустотища
   Такая, что и жуть, достигнув днища
   Бледнеет к утру. Вот уже где лют
   Озноб трезвенья, вот где чистота
   И ясность осознанья: неземными
   Каналами в тебе спрягали Имя,
   Которое вольна лишь пустота
   Вместить, не ты! Ты со своими
   Спряженьями – субстанция не та.
   Стяжал? Дичился ужаса в крови?
   Пустынных областей? Ну и живи…

СВИДАНИЕ У ПАМЯТНИКА

     Слова размолвок старые,
     Под стать плохим речам.
     Покорные, карие
     Глаза молчат.

     Глаза стареют медленно,
     Как стёкла у зеркал.
     Колечко медное.
     Облака.

     И что-то сбоку чёрное,
     И гадость на уме.
     Слетались вороны
     На монумент.

     Посовещавшись, каркали,
     Порой всеръёз.
     Тебя тогда старили
     Глаза без слёз.

     От слов морщинки резче,
     И тени голубей.
     А в зеркале – трещина…
     А в судьбе…
     …………………………………….
     Был этот сквер, я помню, эти ёлки.
     Тяжёлый монумент. И фонари
     Под шляпками. Какие-то осколки
     Зачем-то задержавшейся зари…

СОВЕТСКИЕ ЛЮДИШКИ

   Мне памятны люди, теплы и не камены.
   Не воры, воришки. Ну так, фраера.
   Весы на базаре, и те приснопамятны:
   Два клювика. Вёрткие, как флюгера…

   ***
   Солнце – одно.
   А достань-ка старинную схему,
   Там два солнца, как яйца, взбухали над миром горою.
   А теперь в одиночку солнце бедное жарит систему.
   Где второе?
   Где, суки, зарыли второе?

СКАЗКА О ПЛАЩЕ

   «Забудь скорей!..» – тонка, ты встала у дверей.
   – Забыть, мой друг? Но как? Хоть подскажи. Скорей!
   Скажи, но чур, не плачь, и сердце не увечь,
   Скажи легко, и в плащ не кутай жалких плеч.
   Мой друг, мы столько лет, похоже, световых
   Делили кров, и хлеб, и просьбы глаз живых,
   Что не сложить всё то, что было днём, в ночах,
   И не распутать. Что, что там стряслось, в очах
   Твоих несчастных? Жду. Смутна вина моя.
   Зазочешь? Я уйду. Решишь? Восстану я.
   Решишь, и возвращён, я встану у дверей.
   Не замкнута плащом, – «Иди сюда, скорей!..» —
   Ты крикнешь, и пойму, ты поняла в себе:
   Вольней мне – одному, но ветреней – тебе…

   ***
   Сомкнулись годы. Сплавились в кольцо.
   Прошла людей по жизни вереница.
   Всё ничего. Да только стало сниться
   Одно за всех, припухлое, лицо.
   …
   …он и тяжёл, и невесом,
   Медведь косматый, пухлый сон.
   Да я и сам, как во хмелю,
   Всё сплю, а кажется, не сплю,
   Кольцо висит в ноздре.
   Пришёл медведь, Большой Увал,
   По морде лапой надавал.
   По делу. На заре.
   …
   Всё в мире этом учтено.
   Всё беспробудно. Всё равно.
   Всё в мире учтено.
   Прозвякнет изредка кольцо,
   Проснётся пухлое лицо,
   А дремлет всё равно…
   …
   Все спят, а я смотрю зарю,
   И вижу чудный сон,
   Мой сон весом и невесом,
   Коловращаем колесом,
   Все спят, а я смотрю.
   ……………………………………..
   А я смотрю, смотрю в зарю,
   Все спят, а я смотрю, смотрю,
   Смотрю, смотрю в зарю…
   ……………………………………..
   ***
   Спал чёрный кот в обнимку с телефоном.
   Был чёрен телефон, черны звонки,
   Кот охранял меня от их тоски,
   На чёрном чёрный, был он лучшим фоном.
   Как минус перемноженный на минус
   Даёт в итоге плюс, мой чёрный зверь
   Всё вычислил – ты в ночь сорвалась, дверь,
   Захлопнувшись, сама как бы навынос
   Отправила тебя ко всем чертям.
   А может, кот был сам из их бригады?
   Он трубку охранял. Мол, брать не надо.
   Вернётся – разберётесь. А уж там…

   ***
   Сходились на Пугасовом мосту.
   Сходились крепко. Город и Заречье.
   На стенку стенка. Для чего? Тут речи
   И назиданья – это в пустоту.
   Зареченские ждали первый выпад.
   Казаки семиреченские люты.
   Но и казахи городские были круты,
   Стояли, сгрудясь, ждали первый вызов.
   И вот мальчонка, – я, быть может, статься
   (Или дружок с противной стороны)
   Вдруг выбегал, и бил ногой под яйца
   Амбалу, получая щелбаны.
   «А-а, малых бьют!» – толпа орала наша,
   Шли в ход свинчатки, финки и кастеты,
   Ремни и цепи (но не пистолеты!),
   Кровавая заваривалась каша
   На страшном том мосту. Вдруг, кто-то главный
   Из тамошних кричал: «За Лупой, быстро!..»
   И приводил меньшой такого монстра,
   Что брёл, не семеня, походкой плавной,
   Весь синий от наколок, тощий, нищий,
   Трусы да сапоги – шёл тощий самый,
   Но расступались орды, он тесак свой
   Выхватывая из-за голенища
   И поправляя лупы слепошаро
   (Порастерял всё зрение на зоне),
   Крутнувшись вкруг себя в полунаклоне,
   Вдруг тесаком по камню шоркал яро.
   И так сверкал огнём тот круг железный,
   Магический тот круг, что в диком страхе
   Вмиг разлетались орды, словно птахи,
   Почуя мощь, откуда дышит бездной.
   А Лупа, поплевав за мост Пугасов,
   Вновь брёл в сарай к себе, дооттягаться.
   «Вот суки, не дают и здесь проспаться!..»

   Он тощий был, слепой – чего пугаться?
   А вот – пугались все. Тут нет резона.
   Ну, вор в законе, карцеры да нары…
   А что такое – нары? Не амбары.
   А зона – что? А что такое зона
   В стране, где мощью грома и озона
   Всё душат. Вот где сила отвязона!..

   СКАЗКА О ДОМЕ. Три части.
   (Дополнение к рукописи «Русский Детектив»)

Первая глава

   1

     …и рассеялся свет…

     И в мирах, в блестках искр на туманных орбитах,
     Звёздной тягой закрученный Путь наклонился к земле…
     Меж заторов планет,
     Меж бесформенных сгустков, разбитых
     Белым семенем – жизнью – излился в пылающей мгле.

     Вечный Путь!..

     Это жизнь,
     Оторвавшись от тёмных волчков – бесноватых,
     Внутрь себя завитых, завывающих протовремён,
     Осознать рубежи,
     Отдохнуть от пространств диковатых,
     Вновь на землю сошла – в тихий дом, в голубеющий сон.

2

     Так бывало не раз…
     Только что нам известно об этом? Быть может,
     Мириады планет озаряемы были, и что ж?
     Только песенный сказ,
     Только детская сказка тревожит,
     Только в ней и воспомнишь себя, и поймёшь.

     …в колыбели тепло,
     Омываема тихими водами, млеком,
     Жизнь покоилась нежно, спелёнута маревом звёзд…
     А когда рассвело,
     И загрезил рассвет Человеком,
     Вышел Род-Световид – и оформил, и выровнял Рост.

   3

   Он в себе заключил
   Все превратности света, все метаморфозы.
   Он в четыре лица озирал пробуждавшийся мир…
   Он в росе омочил
   Диких скал пламеневшие розы…
   И все младшие боги восстали за ним —
   За кумиром кумир:

   Переплут и Сварог,
   Хорс и Макошь, Стрибог и Ярило, и Велес —
   Упырей, рожаниц, берегинь потеснили во мрак.
   И взойдя на порог новой жизни,
   Со временем спелись
   И вплелись в его замкнутый круг…

   И всё было доподлинно так.

   4

   Так и было, ты верь!
   Просто куколка-жизнь тёплым коконом вдруг распушилась,
   А из кокона лёгкая бабочка выпорхнула,
   И расцвела
   Вся земля: гад и зверь,
   Травка малая – всё разрешилось
   От коснеющих ужасом снов…

   И отпрянула долгая мгла.

   5

     По долам, по лесам,
     В тёплых водах земных и скалистых пещерах,
     Ещё слабо оформлен, ревя и ютясь среди диких зверей,
     Жадно льнул к небесам —
     Не учтён ещё в расах и верах —
     Тот же зверь…
     Только вихрем материи высвечен злей и острей.

     В нём оформили Страх,
     Грусть и Нежность затеплили в нём упыри, берегини,
     Отделив от ревущих, звериных обличий и первоначал…
     И на голых ветрах
     Он не мог уже вместе с другими
     Выть и прыгать по веткам, как прежде…

     Себя он теперь отличал.

   6

   Он в пещеру ушёл.
   Он сложил в ней очаг. Он затеплил в нём первое пламя.
   Первый сочный кусок он зажарил… и женщине отдал своей.
   И такое зажёг
   В её сердце заботой, делами,
   Что она нарожала ему большеглазых, как он, сыновей.

   Его племя росло,
   Его семя кустилось, впиваясь сквозь щели корнями
   В тяжкий грунт подземелья,
   И мал уже им становился в раздвинутой мгле
   Дом, где даже уют, (даже свет!) добывался огнями
   Очага, а не солнца. —
   Первый Дом человека на этой земле.

   7

   Он пошёл по земле…
   Открывал он опять для себя неоглядные дали…
   Он заглядывал в норы глухие. Гукал в полые дыры пещер.
   В каждом стройном стволе
   Видел то, что другие ещё не видали.
   В каждой ветке провидел осмысленный ритм и размер.

   Молодой Океан,
   Где когда-то он плыл в озарённом планктоне,
   Тонкой кромкою пены, шумя, от него отделялся и мерк…
   Сквозь весенний туман
   Он увидел огонь и поднял на ладони,
   Словно солнце. – Зерно.
   И в дымучую землю поверг.

   8

   И вздохнуло зерно,
   Растолкало, ворочаясь, чёрные, жаркие комья,
   И раскрывшийся колос десятками солнц засверкал.
   Разве солнце одно
   Разливает огонь в звёздном доме?
   Разве в доме земном не горят
   Мириады небесных зеркал?

   Поле света, огня
   Разлилось по земле, в колосках зашумело,
   И вздохнул Человек, и увидел – земля принимает его.
   Вот и лес, наклоня
   Своё тёплое, тёмное тело,
   Что-то шепчет ему… предлагает себя самого!..

   9

   И когда среди звезд
   Не звезда, а падучая капля сверкнула,
   А за нею ещё и ещё (остужая глаза и чело),
   Он шалаш во весь рост —
   Чтоб дождём не студило, не гнуло —
   Сплёл из гибких ветвей…
   И в нём стало душисто, тепло.

   Это был новый Дом.
   Новый дом на пригорке сухом, среди сосен.
   И всё лето служил человеку уютный навес…
   А когда холодком,
   Огоньками в листве засигналила осень,
   Свою женщину за руку взяв,
   Он повёл её в сумрачный лес…

СКАЗКА о ДОМЕ

Вторая Глава

   1

   И привёл человек свою женщину к стройной, могучей,
   Золотистой сосне. И вперил в неё взор свой дремучий,
   И перстом узловатым в неё
   Ткнул и молвил: «Вот – дом!..»
   И заплакала женщина: «Спятил…
   Даже если ты выдолбишь эту колоду, как дятел,
   Разве это жильё?
   Ствол, конечно, большой. Но и ты ведь большой, Человече!
   Даже встанешь внутри,
   Даже я тебе встану на плечи,
   Дети встанут один за другим —
   Разве все мы поместимся там, в домовине стоячей?
   Плохо там, человек, без уюта, без пищи горячей…
   Ты не будешь таким?..»

   2

   Долго плакала глупая и проклинала свой выдел.
   Но большой Человек не ударил её, не обидел.
   Нежно хрупкие плечи обнял…
   Он давненько приметил – хоть сила и ум в его власти,
   Но из этого в жизни ещё не составить всё счастье…
   И безумному внял:
   Он увидел, что мягкое, косное в мире едва ли
   Не важнее сухого и строгого…
   Ночи такие бывали,
   Где лишь слабость, и слёзы, и стон
   Иссекали блаженства и светы из мути кромешной,
   И любил свою женщину слабою, глупою, нежной
   И туманной, как сон…

   3

   Так для искр нужен трут —
   Искры в камушке влажном таились —
   Чтобы, ярко блеснув, долго жили в миру и змеились.
   Для корчаг из крутых корневищ
   Нужен угол прохладный, сухой (рядом с кадкой дубовой). —
   Зачерпнёшь в летний зной мягкой влаги кусок родниковый,
   Жар в груди утолишь…
   Он давненько приметил что влажное, косное много
   Благодатней и лучше, чем то, что разумно и строго,
   Расположено к приумноженью себя,
   Чутким сердцем он внял – блеск сухого, как мысль, совершенства
   Одинок в этом мире,
   И жить без разлитий блаженства
   Можно лишь не любя…

   4

   Он любил свою нежную, глупую женщину.
   Жалость
   Пела в сердце,
   И женщина, слыша ту песнь, распложалась,
   Растекалась поющею кровью…
   И здесь,
   Здесь она и пропела былинную глупость про дятла,
   И тогда человек не ударил, не вздёрнул за патлы,
   Но расплылся, осклабился весь.
   Он погладил пушистые патлы… и за руку взял…
   И повёл он
   Ко другой золотистой сосне,
   И, терпения полон,
   Перст воздевши в притихшей глуби,
   Вновь задумчиво молвил: «Вот – Дом…»

   И когда терпеливо
   Сотню сосен пометил, она поняла,
   И счастливо
   Засмеялась: «Руби!» —
   Засмеялась, заластилась к мужу, смотря на него восхищённо…
   Но качал человек головою. Думал медленно и отрешённо.
   И надумал. И твёрдо сказал: «Не пора.
   Дом ещё не готов. Дом сырой.
   Бродят в доме древесные соки…
   Приударит мороз – станет звонким, сухим —
   Грянут сроки
   Для кремня-топора!..»

   5

   И настала зима…
   И увёл он обратно к пещере
   Своё племя.
   Огонь в очаге разьярил и ощерил,
   И кремнёвый топор заострил…
   И свалил золотую сосну…
   И сучки обрубил…
   И умело
   Сняв кору, обтесал кремешком её ладное тело…
   И пазы отворил…

   6

   Что ни утро теперь, шел тропой к заповедному бору,
   За сосною сосну – чтобы плотно ложились, чтоб впору
   Были чашки-пазы – расстилал.
   И ложились венцы в основание, вязаны ровно,
   Обло рублены – кряжем могучим.
   А верхние брёвна,
   Те – поменее клал…
   И всходил добрый сруб,
   И светился на ясной поляне
   Как увиденный свыше…

   И верно. – В сиянном тумане
   Было как-то виденье ему:
   Дом стоял в небесах – вот как есть – от подножья до крыши!..
   Ибо нечто создать на земле, не сиявшее свыше,
   Не дано никому…

   7

   Но вначале он видел корчевье, прапращура поле…
   Дом над полем парил…
   А под ним что-то резко, до боли,
   Мёртвой точкой чернело внутри.
   И увидел он – Череп…

   И вспомнил родные могилы…

   Дом не будет стоять без отеческой, кряжевой силы,
   Как уж тут ни мудри.
   И его осенило. Ведь Дом – Человек!
   Деревянный, трёхчастный.
   А внутри его – люди. Живут потихонечку,
   Жизнью согласной
   С жизнью леса, земли и небес:
   Ноги – в почву уходят корнями.
   А тулово – воздухом дышит.
   Голова – в небесах…

   Много видит он,
   Многое слышит
   С возвышенья окрест…

   8

   Прах отца потревожить?
   Никак!..
   А вот краеугольный
   Камень должен залечь в основание, в угол подпольный.
   А вот череп коня подложить
   Под него – будет правильно. Конь был опорой, надёжей,
   Другом пращура, прадеда, рода…
   И ныне поможет!
   А иначе как жить?
   И зарыл он под камень, под угол заветный в подполье
   Белый череп коня.
   Дом отцовскою силой пополнил…

   Всё одно – пустовато в дому…

   От трудов и раздумий устав, он прилёг в недостроенном срубе.
   Млечный Путь расстилался над ним…
   И сквозь дрёмные глуби
   Просияло ему…

   9

     Он услышал из дальней дали, из родных изначалий
     Как тепло в тишине колыбельные песни журчали,
     Как струилось в него молоко…

     И очнулся, и вспомнил о Матери…

     В доме её не хватало!
     Встал, и Матицу вырубил. Сруб перекрыл…
     В доме стало
     И тепло, и легко.
     В доме печь задышала. Стряпной бабий кут хлопотливо
     Запыхтел, заиграл…
     Ребятишки смотрели счастливо
     На румяную мать, на отца…
     И пристроил он сени к избе. Клеть холодную (к лету).
     И сараи, и стайки для птицы – за летнею клетью.
     И ограду от зверя – с торца…

10
   А ещё оставалась конюшня и хлев для коровы…
   А ещё и колодец!..

   В низинке, средь лога сырого,
   Он ударил пешнёй, и вода
   Полилась на свободу – блеща, орошая угодья…
   Камнем ключ обложил. Вывел крышу над ним…

   Ниоткуда, навроде,
   Не сквозила беда…

   11

   Но, примерившись к Дому, петляло и смутно блуждало
   Время – в круг не оформясь ещё.
   И ещё досаждало
   Племя навье – шиши, упыри.
   И кручины, и навьи… – бандитские вылазки на дом
   Учиняли в обиде: зачем обходить их укладом?
   Гнать зачем от двери?
   Не они ль в человеке оформили Страхом тот выдел —
   Быть отдельным от мира?..
   И он их обиду увидел.
   И решил: надо здесь по людски,
   По хорошему надо с «братишками» здесь разобраться…
   И на пир пригласил. Кликнул в чаще:
   – «Айда ко мне, братцы,
   Распрям всем вопреки!..»

   12

   …что за сброд, что за сборище выло в дому!..
   Раскаряки
   Приползли бородавчатой нечистью,
   Лапы-обрубки, коряги
   Клали прямо на стол в терему,
   Мокры бороды в блюда макали, хвостами водили
   По белым половицам…
   И, хлюпая, так наследили —
   Непостижно уму!
   И хозяйка, давясь отвращеньем, осклабясь в улыбке,
   (Ибо так наказал Человек), им несла то грибочка, то рыбки,
   То мясца, то блинца…
   И восторженно гукала нечисть и, чавкая, глухо шумела…
   Но ни путной беседы, ни речи какой завести не умела,
   Ни какого словца…

   13

     Ни о сферах влиянья (он понял) тут не доболтаться,
     Ни о чём поумнее. И встал над застолием:
     – «Братцы! —
     К ним воззвал, – досточтимый содом!
     Путь-дороженька, вишь, разошлась у нас…
     Значитца, нужно
     Без обиды решать как нам жить – и раздельно, и дружно.
     Всяк своим чередом.
     Вон за печкой, в закуте – сухарик и глечик с водичкой
     Оставлять буду к ночи. А в баньке – канун рожаничный.
     Кой-какие корзинки в овин
     Подносить стану в праздник… и вам необидно, навроде,
     Ненакладно и нам. Мы – в древесном тепле,
     Вы – в болоте.
     До незнамых новин…»

     14

     Посопели, пофыркали серые,
     Порасползлись восвояси…
     Улестил их,
     Отвадил…

     Да их и не шибко боялся —
     Неважнецкие твари, мокреть!
     Много больше, грозней волновало иное:
     Сварога
     Обоять бы, да Велеса,
     Гнев отвести от порога,
     Зачураться бы впредь!..

     15

     И смекнул человек:
     – «А возьму, изукрашу хоромы
     Оберегами хитрыми так, чтобы молнии-громы
     Стороной обходили…

     Лобан
     Поднабью на избу…
     И коруною осьмиконечной
     (Солнца знак!) от грозы, от напасти увечной
     Будет мне талисман…
     Окна, устье печное, карнизы изрежу. —
     Инако
     Дом в узорах-причелинах будет смотреться…
     Однако,
     И на кровлю огниву-доску
     (От пожара да огненна зора какого)
     Прилажу,
     Да резных полотенцев навешу – Стрибога уважу.
     Верею насеку…

     16

   …а на поле, в дожинки, в последних снопах колосистых
   Завивать стану бороду Велесу. – В доме, в полях золотистых
   Завсегда будет чтим, знаменит.
   С верным Псом-Переплутом посевы и всходы на пашне
   Стережет неустанно? Воздай! —
   Он и скот твой домашний,
   Он и хлеб твой хранит.
   А на самую крышу конька посажу…
   Запрягу его Домом.
   И воссяду – ну чем не возок тебе? —
   Править хоромом:
   Кнут в руке, на портах поясок.
   Есть полозья, окошечки…
   В окна – выглядывать детям.
   Бабе – печь пироги…
   Ну а мне?
   А мне править всем этим!
   Чем тебе не возок?..

   17

   Далеко-далеко, сквозь три мира я еду…
   И все их
   Своим домом связал…
   Первый мир – тот на ящерах-змеях,
   Жар клубя, громоздится внизу.
   А второй – на земле. С человечками, с птицею-зверем.
   Ну а третий – уж тот в небесах…

   И куда я свой терем
   Сквозь три мира везу?..

   Тот ответ не за мной. Мое дело не встренуть ухаба…
   И живет во подполье моём золотая царь-жаба.
   Древо-царь восстаёт средь двора:
   В недрах корни кипят…
   В птицах, в звёздах купается крона…
   Округ тулова – пчёлы, детишки кружатся…

   И ровно
   Вьётся время —
   Пора…»

   18

   Приналадилось Время.
   Пошло завитыми кругами
   Опоясывать Дом, словно древо, —
   Годами, веками
   Оплело человека, стесня
   Удаль дикую в жилах, змеиный огонь безначалья…
   И сам Род-Световид заключил в себе смерть и печали,
   Ход времён осеня…

СКАЗКА о ДОМЕ

Третья глава

   1

   …и раздвинулось племя людское…
   И надвинулось время такое,
   Когда новые боги пришли.
   И припомнили новые боги
   О небесной, о старой дороге,
   И позвали в дорогу с земли.
   Они прокляли серых, наивных
   Их богов, небесам супротивных,
   И сказали, что хватит во зле
   Копошиться землистою вошью,
   И сказали, что Царствие Божье
   Вообще не на этой земле,
   Что тоскует по ним мирозданье,
   Что пора выходить на заданье,
   Отгуляли, мол, отпуск – пора,
   Отдохнули маленько, и будет…

   И поверили многие люди
   Что не будет здесь больше добра…

   2

     Только глупый дурак с побирушкой,
     Со своей неизбывной подружкой,
     Не поверили новым богам…
     Стал дурак среди гама людского
     И сказал своё дивное слово,
     Поперешное слово сквозь гам:
     Почесал свою лысину, ветошь
     Перетряс в тёмном черепе…

     – «Нет уж!
     Пусть домишко мой мал, низкоросл,
     Пусть землёй пропитался домишко, —
     Я и сам-то как следует, вишь-ко,
     Из земельки ещё не пророс.
     Пусть подвальное брёвнышко мохом
     Оплыло… пусть и сам я меж охом
     Да меж ахом, как будто, живу,
     Только нам и не надо другова.
     Ишь, земля!..
     Ну и что тут такого?
     Кому надо – вали в синеву.
     Облети там хоть целу вселенну…
     Мы полушку свою неразменну
     Не дозволим разбить никому.
     Будем в целости жить. В осиянной
     Диво-дури своей окаянной.
     Дольше всех – в деревянном дому…»

3

     Вот такие слова выкликал он.
     И подружка ему потакала,
     В лад кивала головкой чудной…
     А другие, те ждать не решились:
     «В деревянном дому поприжились,
     Спору нет, но пора и в иной…»
     И окинули глазом урочным
     Домик свой…
     И таким он непрочным
     Показался им вдруг,
     И таким
     Неказистеньким – с дранкою, с гарью,
     С несусветной, лопочущей тварью —
     Дармоеды, однако, жуки!
     Ублажай их, лелей их, а толку?
     Шебуршат по углам, втихомолку
     Древеса прогрызают… жульё!
     Нет уж, надо подальше от леса,
     От шишиги и прочего беса…

     Надо в камне крепить бытиё!

4
   Да уж, камень… тяжёлая штука…
   Тут тебе не простая наука,
   Камень это не просто тебе
   Гнёт земли без тоски и укора, —
   Крепь земная! Хребет Святогора!
   Поруби, потаскай на горбе,
   Натеши-ка железами бруса…

   Камень тяжек не токмо от груза
   Земляного. В нём тайна времён
   Запечатана. Времени в камне —
   Тьмы!..
   Скрежещут, томясь под замками,
   Зубья музыки, зовы племён.
   Это – врёшь! – не прозрачное древо…

   Да людишки наплюнули – эво!
   Что гадать? Надо брать прямиком,
   Как уж есть…
   В мире всё первозданно!..

   (Только глупая женщина тайно
   Над старинным всплакнула дружком,
   Над бесправным, скрипящим коряво, —
   Слёзы, думы ему поверяла…
   Только как возразишь?
   Искорят.
   Ну, да что ж, человеку виднее…
   Встретим в камне рассвет…
   Мудренее
   Утро вечера.
   Так говорят.)

   5

   И – отпраздновали новоселье!..

   Засверкал камень окнами всеми,
   В ночь засовами загрохотал,
   Закурился квадратной трубою…
   Камень вымостил площадь собою.
   Землю стиснул. Траву притоптал.
   И, тяжёлый, по градам и весям
   Подтолкнул (будто выдавил весом)
   От земли человека…
   Гляди —
   На ступень его к небу продвинул,
   На другую…
   И сам, будто идол,
   Пораздался в себе, стал расти…

   6

     Вот на первый второй примостился,
     Вот и третий этаж взгромоздился,
     Вот уж пятый, шестой в небеса
     Искарабкаться были готовы…

     Потаённые, тёмные зовы
     Взвыли в камне, взошли голоса:
     Камень крякнул.
     Взроптал.
     Матюгнулся.
     И – умолк…

     Наклонился, пригнулся
     До землицы…
     По плечи в неё
     Поушел, опустился обратно…

     – «Эва, робя!.. Тут чтой-то неладно! —
     Зачесало в башке мужичье. —
     Камень плотный. И шибко чижолый…
     А землица того… не впряжённый
     Конь-битюг, не потянет возок.
     Да и мяконька больно…
     Тут надоть
     Чтоб полегче – смекнули – чтоб падать,
     Кочевряжиться чтоб не резон…»

   7

   И – дробили плоть каменну…
   Жали,
   Со дресвою, с водою мешали…

   Глядь – и вышел кирпичек спроста.

   И сноровисто, споро теперь уж
   В небеса побежали…
   Поверишь? —
   Десять, сто этажей… до двуста
   Напластали! Попробуй, исчисли…

   Огляделись – ан сами повисли
   На воздусех:
   Меж небом самим
   И землею…

   И старые боги
   Сокрушились в тоске и тревоге:
   – «Как он жить станет, скукой томим?
   Как тут жить-то, в пустотах блукая?
   Что за тварь – сокрушались – такая?
   Чуть поползает в доле, в пыли,
   Прыг наверх! – словно пчёлочка в улей,
   И сидит себе скорченной дулей,
   Не касаясь навовсе земли.
   Чем же он свою силушку кормит,
   Ежли ноги – былинные корни —
   Живу-сок от земли не берут?
   Может, в мыслях вся силушка?..
   Тесно
   Там, в башке…
   Да и нам нету места,
   Уходить надо в землю сыру…»

   8

     Так решили старинные боги.
     И ушли…

     А на пыльной дороге
     Только люди да звери одни
     В одиночестве рыская, ныли,
     Ибо новые боги – иные,
     Не от этого мира они.
     Ну а коль не от этого мира,
     Очень даже земля их томила.
     – «Пропадай-ка он пропадом, весь
     Этот смрад… вы и землю сгубили
     Потому, что чужими здесь были,
     Потому и зовет Благовесть…
     Вы уж там побыстрей разбирайтесь
     Со своими делишками, кайтесь,
     Отпускайте друг дружке грешки,
     Да и к нам поспешайте, ей богу,
     Отдохнули? Пора и в дорогу.
     Собирайте свои узелки…»

     В мысли, в голову тоже не больно
     Эти боги рвались. Неспокойно,
     Аварийно там было, в умах —
     Трески, молнии, мраки!..
     (Как будто
     Лыбясь черепом, щёлкала будка
     Вся в чадящей проводке, в дымах…)

9
   Ну, да боги не фраеры. Ладно.
   Не прельстились мозгами, не надо.

   Залюбили людишки зверей…

   Их, конешно, маленько побили,
   Это так. Но потом залюбили.
   Посадили на цепь у дверей.
   Зверю стал человек вроде Бога.
   Кто стал Богом ему?..

   Одиноко
   Богом быть, растерявши богов.
   Обратили свой взор друг ко другу,
   И – айда растекаться по кругу,
   И – вперёд, разводить мозгляков!..

   Наплодили, настряпали деток…

   10

   Ух и взмыли дома напоследок!
   Точно соты, горели в ночах
   Башни слышущи, многоочиты,
   Где кассетами камня зачитан,
   Человек источался и чах. —
   И с землёй не оформил развода,
   И пчелою не стал…
   Да и мёда
   Нёс всё меньше в ячейку теперь —
   Травы выжаты, в душах проруха…
   В испарениях смрадных (как муха)
   Вянул тихо – ни ангел, ни зверь…

   11

   Скушно стало… за серый свой будень
   Наломавшись (пустой, будто трутень),
   Залетал в свой квадратный бетон
   И ложился всё с тою же, бедной,
   Грустной женщиной, до смерти бледной,
   Исторгающей жалобный стон.
   Он терзал её плоть в душной клетке
   На подвешенной к небу кушетке,
   Бледных отпрысков заготовлял…

   И все чаще бессонною ночью
   Стены в мыслях раздвинув, воочью
   Сам себя на весу представлял,
   И опять, и опять ужасался:
   Как он в этом бреду оказался,
   В гиблом воздухе – средь фонарей,
   Проводов, воронья, вовсе зряшных
   Всяких штук, им же сляпанных, страшных?..

   И стояла зима у дверей.

   12

   …приближалась Пора.
   Подступало
   Время спячки…

   Пчела облекала
   В тёплый кокон себя…

   Человек —
   Не пчела,
   Не задремлешь медово…

   Срок прощаться с тяжёлой водою.
   Срок прощаться…

   И строить Ковчег…

   13

   И Ковчег он построил! —
   На шаге
   Световом, на космической тяге,
   Чуткий парус лучом проструил…
   И, последней печалью ведомый,
   Поклонился земле – просто Дому,
   Где невзгоды и годы роил.
   Здесь он детство провёл. Здесь, как странник,
   Отдохнул от просторов бескрайних,
   Возмужал…

   И теперь во весь рост
   Развернул свои крылья – незримо…

   И всех чад на земле, пилигримов
   Вновь собрал в себе, целен и прост.
   Он распутал, снял плотный свой кокон,
   Стал прозрачным, как полдень, что соткан
   Из бессолнечных бледных огней…

   И лишь конус высокого света
   Очертанья его силуэта
   Выделял из белесых теней…

   14

   Он опять уходил в изначальный,
   Вечный Путь. И созвездья встречали,
   Пел, выстукивал азбучный Ключ:
   «Он идёт, он идёт, Заплутавший,
   Всех заблудших собою сверставший
   В световую субстанцию, в луч!..»

   15

   Луч сужался в пространстве…
   Но конус
   Ещё долго обшаривал космос,
   Где, затерянный в дебрях миров,
   Слабый шарик никак не гасила
   Неучтённая некая сила
   Меж пылающих звёздных костров…
   Это было воистину странно:
   Малый шарик, он поздно иль рано
   Должен был бы погаснуть – не гас!
   Синей каплей сверкал сквозь затоны,
   Точно все мировые законы
   Для него вообще не указ!..

   16

     И тогда все свои светосилы
     Луч спружинил, и вышел на синий,
     Не тонувший в мирах островок. —
     Резал хорды, круги…
     Всю планету
     Просквозил по периметру…

     Свету
     Отыскать основанья не мог.

     Шарик спал, все огни обесточив.
     Океан, берега разворочав,
     Фосфор пены едва излучал…
     Лес горбатый в оглоблях развилин
     Тихо глохнул…
     И слепнущий филин
     Свои фары уже не включал…

     17

     Но ведь шёл он,
     И шел неуклонно,
     Свет таинственный!..

     Определенно
     Шёл из самого центра земли…

     Луч напряг все свои мегаватты! —

     Ничего,
     Кроме старенькой хаты,
     Не нашёл в придорожной пыли:
     В землю вросший вдоль тракта, у речки,
     Дом был пуст…

     18

     Но на старом крылечке
     Что-то странно светилось…

     А вдруг?..

     И, вспылав до последних фасеток,
     Луч их высветил – стареньких деток…

     Они пели, с подружкою друг.

     На крылечке сидели в печали
     И, как старые травы, качали
     Головами, прикрывши глаза…
     Они пели и плакали…

     Это,
     Это было источником света!

     Звёздный свет излучала Слеза.

     19

     …неизбывный дурак с побирушкой,
     Лишь они не расстались с избушкой,
     С древним домом, почти что уже
     Домовиной – землёй…

     Как бывали
     Не от мира сего,
     Так и стали.

     Но уже на ином рубеже.

     Вышло так, что земля им отныне
     Стала миром иным
     (Коль в иные
     Люди вдруг удалились миры),
     Поменялись все векторы, знаки…
     Лишь они, поперешники, бяки,
     Оказались опять вне игры.
     Вне игры и вне времени…
     Туго
     В них входила земная наука.
     И в линейное время никак
     Не умели вписаться – кружили
     По наивным кругам…
     Кругло жили.
     Оставались всегда в дураках…

     20

     Но, меняясь во внешности, сути
     Не меняли в угоду минуте,
     Век от веку всё те же, одни —
     Он дурак, а она побродяжка…

     Как бы ни было горестно, тяжко,
     Всё любили друг дружку они.
     Ибо – целостны были!
     (Полушки
     Неразменной
     На все побрякушки
     Мировые
     Не дали разбить!..)

     Век от веку томясь новым сроком,
     Не упрёком – безмолвным уроком
     Умным людям назначены быть…

21

     Кем он только здесь не был! —
     Шаманом,
     И волхвом…
     Скоморохом…
     Туманным
     Духом сна…

     Но, в сказаньях извит,
     Он всегда проступал в нём, извечный,
     Самый пристальный и человеченый
     Бог земли, древний Род-Световид.

     А она?
     Уж она покружила!
     Мать-земля, или Дивия-Жива,
     Паленица ли девка, сама
     Мать-заступница, матушка-Макошь,
     А всегда – без копеечки…

     Так уж
     Пресветла у святого сума…

     22

   Но, поскрёбыши мира, – всё знали,
   Всё о людях они понимали,
   Да вот только сказать не могли…
   Просто плакали, видя как споро
   Люди в небо полезли, как скоро
   Отвернулись от тёмной земли.
   Они ведали: коль уже в камень
   Человек просочился, и канул
   В тайны мира, забыв про леса,
   Про единственный здесь, осиянный
   Дольней силою Дом – деревянный! —
   Срок исчерпан. Пора в небеса…

   23

     – «Ничего для людей мы не значим…
     Ничего, мы их просто оплачем —
     Так сказал он подружке – не плачь!
     Вот подкопим заплачки и клики,
     Вот отчалят – устроим Великий
     На Земле Остающихся Плач!..
     А потом – просиял он блаженно
     Своим личиком сморщенным —
     Жено,
     А потом мы уж так погудим
     На земле,
     (Отдохнувшей немного
     От разора, от хищи двуногой),
     Знаешь что мы с тобой учудим?..

24

     Он погладил вихры и веснушки
     На щеке у любимой подружки,
     Распустившей златую косу.

     И опять изумился – да ужли
     Мог не видеть такого досужлив
     Глаз? Не видеть такую красу?
     А не видел. Высматривал, кругл,
     Завидущ, пышно крашеных кукол,
     Долгоудых, лядащих лахудр.
     На неброскую – малый росточек,
     Златовласка-зелёные-очи —
     Не глядели. Один он был мудр.
     Мудр и зорок. И в махонькой, ладной
     Побродяжке такие услады
     Зазнавал – не приснится во сне!
     Им и возраста не было вовсе…
     Чем смиренней да рыжеволосей,
     Тем разымчивей в самом огне!

25
   – «Знаешь, чем мы с тобою займёмся?
   Мы сперва на земле приберёмся.
   Дом почистим от всяких таких
   Гадких штучек – своё отрычали.
   Будет Дом наш как в самом начале,
   До прихода гостей дорогих…
   А потом – тут он мордочкой всею
   Рассиялся – мы землю засеем!
   Всю засеем. До края!..

   Представь:
   Весь наш шар в голубых океанах,
   В тучных нивах златоколыханных
   Сквозь миры пробирается вплавь…
   И наш домик на нём – в центре поля!
   В самом центре земли…

   И приволье
   Рассиялось вкруг дома…

   Ужо
   Свет, в колосьях накопленный, выйдет
   Из себя… и тогда нас увидит
   Сам Господь… и промолвит, как выйдет
   Из миров:
   «Вот теперь хорошо!..» —
   Наконец-то похвалит нас, ленных…
   Только этим одним искупленье
   Можно было стяжать,
   А Ему
   Только это и было красиво:
   Вся земля, как одна светосила,
   Как зерно, изводящее тьму…

   26

     А потом (он счастливой догадке
     Засмеялся) – не все ж были гадки?
     Были ж добрые люди?..
     Они
     Этот свет разглядят и очнутся,
     И – покаются…

     И возвернуться
     Захотят в наши ясные дни…»

27

     Он аж всхлипнул: так было утешно
     Умиляться той встрече, что нежно
     Лапой двинул её по плечу:
     «Мы их встретим, накормим, ведь правда?..»

     Но ревела она безотрадно:
     «Не хочу, не хочу, не хочу!
     Я ещё не хочу!..»

     Изумлённый,
     Он вгляделся в неё…

     И в зелёной
     Глубине увлажнившихся глаз
     Вдруг увидел отчаянья полный
     Вопль в миры…

     И – глаза свои поднял:
     В небесах он всё рос, а не гас,
     Светлый конус…

     – «Там что-то случилось!..

     Но ещё не росло, не лучилось
     Наше поле, не звало к себе!
     Да и мы ещё не отдохнули…

     Мы ведь столько обиды хлебнули
     От людей в своей горькой судьбе!..»

28
   Но сгущавшийся, медленный конус
   Покачался над ними…

   И – корпус
   Развернул,
   Уводя остриё…

   И тогда дурачка осенило.

   Он взбодрился, и вновь свою милу
   Приласкал, как всегда, – «Е-мое!
   Не боись. Им не срок возвращаться!
   Это просто они попрощаться
   Приходили – с тобою, со мной.
   Не боись, е-мое!
   Нам худого
   Не зазнать уж ни дела, ни слова
   От людей… ни досады иной.

   Всё.
   Теперя простилися с нами…

   И давай их ни явью, ни снами
   Не попомним с обиды, со зла.
   А прольём наши плачи и вздохи —
   Как-никак, доставалися крохи,
   Доставалися нам с их стола…»

   29

   …бормотал дурачишко в суконном
   Пинжачке, в картузишке посконном,
   На крылечке своём – весь в лучах,
   И лучи те, что бездну качали,
   Напоённые старой печалью,
   Тихо в синих стояли очах…

   30

     А высокий тот луч, изумлённый
     Силой света в душе отдалённой,
     Навсегда отходил в небеса…

     Он узнал, он согрелся причиной
     Световой – человечьей кручиной…

     Сквозь миры простегнулась Слеза!

31
   …внял и Дурень, что ниточка света
   Их слила навсегда,
   Что лишь это
   Воедино любые миры
   Может слить,
   точно ключик в низинке:
   Звёздный свет невеликой слезинки,
   А не звёздные глыбы-шары.

   Свет в миры уже вставлен навеки…

   И уж если опять человеки
   (Тот горящий, Крылатый Гигант,
   Мёда вечности вдосталь хлебнувший),
   Захотят отдохнуть, как в минувшем,
   Верный знак им в их вечности дан:

   Есть косматое, рыжее солнце…
   А за ним есть такое оконце,
   Где дрожат и синеют сквозь тьму
   Зёрна, капельки времени…

   Видишь?

   Вот по ним-то, по тёплым,
   И выйдешь…

   И очнёшься – в слезах…

   Но – в Дому.

   Буква Т

   ***
   – Ты куда, халабуда, летишь,
   Кукишь-пукишь, ляминевый шиш?
   Что там было, в полёте, скажи,
   Миражи?..
   – Миражи– миражи…»
   – А ведь кличут тебя – «Самолёт»!
   Халабуда, смешон твой полёт,
   Как и эта приставочка – «Сам»,
   Самолётишко мой, небесам
   Неугоден ты, видно, коль сталь
   И дюраль вознесли тебя в даль,
   Халабуда, гляди на людей,
   На дела их, на крылья идей,
   Ожжет быть, станешь птицею сам,
   Размахаешься по небесам!..
   – Это я стану птицей живой?
   Всё ты врёшь, человечек кривой,
   Сам, поди, распрямиться хотишь…
   – Я не вру – к небесам полетишь
   К небесам настоящим, большим,
   И кончай оставаться чужим,
   И подумай, где путь твой Домой,
   Где живое, ляминевый мой…

   «ТИК-ТАК» и «ТА-ТА-ТА»

     Стоял, поскрипывая, дом.
     Ветла клонилась над прудом.
     Лягушки квакали вдали.
     По рельсам паровозы шли.
     Шли годы, стук-постук, века
     Покряхтывали, облака
     Им погромыхивали в такт…
     Но что-то тикало не так.
     Не тик, не так, но – та, та-та,
     И уводило поезда
     Куда-то, та-та-та, в полынь,
     В лунь, в заплутонову светлынь,
     Где та та-та (какой пассаж!)
     Светал – о да! – такой пейзаж:

     Лягушки квакают вдали,
     И паровоз лежит в пыли…

     А здесь, тик-так, всё так же, как
     Тогда – всегда – всё тик, всё так,
     Всё так же, так же, над прудом
     Стоит, поскрипывая, дом,
     И здесь – оттуда отстранясь —
     Стоит ветла, к воде склонясь,
     И веткой рейсы метит так:
     До сюда – «Тик», до туда – «Так»…

ТРЕТЬЯ СИЛА

     Вышел месяц, туманясь миpами,
     Кто не спpятался, тех и вина.
     Только вспыхнули – и умиpаем.
     Всё в поpядке, считалка веpна.
     Отстpаняемся, как от озноба,
     Дpуг от дpуга, и ждём тяжело.
     Вот и снова мы умеpли оба,
     Вышел месяц, а нам не светло.
     Помнишь, плыло в ночах что-то вpоде
     Золотого сиянья кpугом?
     Что-то гибло по комнате бpодит
     Тонконогим, плохим огоньком.
     Отыгpала ли лунная сила
     На ущеpб заходящей души,
     Или нежности нам не хватило
     В задыханиях плоти? Скажи,
     Ведь и пpежде мы пеpегоpали,
     А она возpождала и жгла,
     Мы и пpежде, сгоpев, умиpали,
     А она и бесплотно жила.

«ТРЕУГОЛЬНИК»

     Сбита пpядка, тушь pазмыта,
     Взгляд потеpян. Только что ж,
     Всё в поpядке, шито-кpыто.
     Ты от мужа не уйдёшь.

     Пошепталась ты с подpужкой,
     Побывала у вpача,
     Ждал тебя, как побpякушкой
     Сеpдцем вставленным стуча.

     Ты пpава в стаpинном споpе,
     Я сгоpаю со стыда,
     Нож хиpуpга – это гоpе,
     Связь пpеступная – беда.

     А сказать по пpавде, это
     Всё уже давным-давно
     Так избито-перепето,
     Пережёвывать смешно.

     Даже самый умный школьник
     Ржал бы здесь, как дуpачок:
     – Тpеугольник, тpеугольник…
     Это что – гpупповичок?..

     ***
     Тpойка pванула с pаската земного,
     Тpойка залётная! У коpенного
     Был самый пушистый хвост,
     Он pаспускался, такой белоснежный,
     В дальней дали, над землёй погpустневшей,
     Он колыхался меж звёзд.
     А звёзды звенели, как будто на ёлке,
     А тpи одинокие, злые, как волки,
     Хpапя, pаздували паpы.
     Им всё надоело, земля им постыла,
     Подлая яма, петля и могила!..
     Есть неземные миpы.
     Там добpые люди, там светлые сказки,
     Там звёзды, как дети у елочки, маски
     Надели и свечки зажгли,
     И от залётных себя отстояли…
     За pуки взялись, и засияли,
     И хоpовод повели.

     Ниточка, сон голубой канители,
     Сказка о том, как три горя летели,
     На безмятежных кося,
     Пеpеливается ниточка, вьётся,
     Взвоют волчары, а та пеpельётся,
     Выльется – в золоте вся.

     Гpустная сказка? Я даже не знаю.
     Я знаю, печальна планида земная.
     Видел меж звёзд колею?
     Тpойка булатных, буксующих в pяске.
     Тpи самолета из стаpенькой сказки
     Рыщут планиду свою.

     ***
     Табачный магазин, резная табакерка,
     Миниатюрный запах табаку.
     Лубочный, раздвижной букварь, и дверка
     С китайской шумной птицей на боку.
     По полкам скачут буквы – золотые,
     Лиловые, нерусские, литые,
     И русской лёгкой букве место есть.
     А душный, пряный запах по спирали
     Закрученный без пламени, едва ли
     Не буклями к лицу прихлынет здесь.
     Угрюмо продавец покупки мечет.
     Девчонки с пацанами в пустоту,
     Как птицы вылетают, и щебечут,
     Транжиря сигареты на ходу.
     О, как милей старинная истома,
     Плывут мужи, прокуренные в дым,
     Блаженствуют одни, по креслам, дома
     Дремотным ядом, мёдом золотым…

ТРУБА

     Умеp.
     Веpней, по-укpаински —
     Вмеp.
     В дёpн, в смеpть недp
     Вpос.
     Всё. Труба.
     В космос вхожу, как пленный в воду.
     Гощу тяжело.
     В пустой вселенной шаpю, как меpтвец.
     Шарю, шарю, шарю…
     Ну, ну, – давай!

     …не убывает.

     Жил, как-никак, всё ж.

ТРУБАЧ

   И pыдал в золотую тpубу, и лабал на жмуpах,
   И полжизни пpоплёлся по следу кладбищенских дpог,
   И когда, наконец, в чёpном «каp» пpимеpещился «pак»,
   Он диагноз поставил себе – пеpевёpнута жизнь. Это pок.
   А ведь был запевалой кудpявым, а сколько надежд
   Подавал, будто милостыню диpижёpам, оpкестpы менял,
   Как меняют в тpубе мундштуки, как из фpачных одежд
   Завалился в иные – и сам не заметил. И сник. И слинял.
   Бито-пожито, что уже врать, что посуды, что жён,
   Что углов, что узлов пооставлено… за гаpдеpобной диван
   У вахтеpа-дpужка в филаpмошке, плащишко, на нос капюшон —
   И свисти до утpа, сыт с хоpоших поминок и пьян.
   И ведь что хаpактеpно, смотpи, по тылам загибаются, мpут,
   А вот тут никакая холеpа – в упоp – не беpёт!
   Это о чем говоpит? Это о том говоpит, что и воpоны вpут,
   Но, однако, ещё и о том говоpит, что ногами впеpед
   Много-много снесут кой-кого, а pодная тpуба
   Еще многажды гpянет душеpаздиpающий маpш,
   И ещё гоpяча, чеpез вентиль пpопущена, жизнь и судьба,
   И назад пpовеpнуть невозможно дымящийся фаpш.
   Пионеpское утpо… отpяд… гоpн сжимает pука…
   Да не гоpн, а стакан! Сон кабацкий и гpай… и кого тут винить,
   Если с детства в душе завилась уж такая тоска,
   Что одна гpобовая доска пеpеpвёт эту нить,
   Да и то неизвестно ещё. Ну а как этот звон,
   Этот pок навсегда? Что тогда остаётся, и кто виноват?
   С коpешками бахвалясь, нести околесицу: Иеpихон!..
   Стpашный Суд!.. Востpубивший Аpхангел!..
   И – чокнуться хоpом – виват!

   ***
   Так царственно губить потёмки бытия
   Вольно тебе, мой свет. Я что? Я тень твоя.
   Я облако. Но глянь, и облаку вольно,
   Нет тени лишь в раю, а я живу темно.
   Я жадно, каждой мглой, твой властный свет ловлю,
   И сам казнюсь, и сам
   Свою же тень гублю,
   Склоняю и дроблю, разбрасываю тень.
   Но и меня склоняет долгий день.
   И тень на склоне дня я собираю в нить…

   Но тень моя меня
   Не в сипах изменить.

   Так облаку не изменить Того,
   Кто устремил в зенит безоблачный его,
   В бестеневой,
   Так по огню свечи
   Тоскует тень, бесплотная в ночи,
   Не властная смиреньем изнемочь
   Без пламени, тиранящего ночь.

ТАЛАНТ

     (Заплачка-приворот. Или эклога отчаянья)

     «Там, где зарыли талант,
     особенно густо растет трава…»
     Приметка

   Я хочу полюбить настоящее золото,
   Ворс и шелест купюр, чистогана бренчание,
   До истошного визга хочу! – обжигающе, молодо,
   Как блажливая лярва оргазм нескончаемый.
   Я хочу этой тьмы, ужас тлеющих душ поглощающей,
   Как тот рыцарь скупой, как бесстрашный папаша Гобсек,
   Как дракон, чёрной тучею солнце с небес похищающий,
   Как бессмертный Кащей, изумительно чахнущий,
   Пламенеющий царски над златом, испожарившим жабий сусек.
   Если впрямь сатаной это время, как слиток, расколото,
   Богомерзко пустоты латать в тех ристалищах, прях избытых,
   Где резон оборзеть, состязать настоящее золото,
   А не зной стервенеющих грёз, не возгонку химер золотых.
   Все мы денежку любим, пристойненько любим, застенчиво,
   Извиняясь, «как средство…». А как самоценность? Как цель?
   Да очнитесь же вы, лицемеры, – провал, закулисье засвечено,
   Это тоже энергия мира, ею всё лицедейство заверчено,
   Это тоже талант, вдохновенье, урановый хмель!
   О, Россия, курсисточка с преувеличенной грацией,
   В грёзах плоть изнурившая, на полупрозрачных ногах,
   Что ты бродишь, европами бредя, в скаженных лугах,
   Просквожённых поэзией, мифами, как радиацией?
   Полюби, полюби эту прорву, алчбой заземлённую,
   Если все твои сказки на звёздных путях сожжены,
   И тогда, может быть, я увижу тебя, ослеплённую
   Рясным светом, дождём золотым, в полном чине жены.
   Скопидомкою стань, скупердяйкой, хлебни приворотного зелия
   И открой мне талант возлюбить этот хмель огневой,
   Да откроются клады твои, все твои подземелия
   В самоцветах и рудах, змеиной извиты травой.
   И тогда, лишь тогда золотой ручеёк встрепенётся и взыщется,
   Побежит, продираясь ко мне, на бегах ли сижу, в казино ли,
   Побежит, точно зверь на ловца, как в чертогах изнывшая хищница
   На куражливый зов, от супружеских уз – к подлецу Казанове.
   Я хочу, я хочу полюбить! Или тщетны все эти резоны
   И, коснея, тоскует в крови замурованный клад,
   И отчаявшись взвыть, эрогенные, гиблые зоны
   Содрогают траву, где зарыт-захоронен талант?..

   ***
   …там ядеpный Эpос во мpак
   Вpубал коpневую лазуpь,
   Там лазеpной буpей дуpак
   Гнал тpансцендентальную Дуpь,
   Не сжуливший с жизни слезы,
   Силой способный назвать
   Нежность, счастьем гpозу,
   Плакал, как ливень. Там
   Был целокупен миp
   В светоядpе дуpака,
   Споpами, как пульсаp,
   Пpостpеливался сквозь века,
   И Дуpью, ноpовом чумовым
   Последним в миpе хоть чем-то живым,
   Был вдpызг синеглаз и цел.
   Бился семенем лучевым
   В щелочах человечьих жил.
   В чёpных pазумах тел и жал,
   Один до конца живой,
   Звёздным светом слезы дpожал,
   Ниточкой лучевой
   Путался, свой не свой…

ТАЯНЬЕ

   Когда pазвалены сыpые холода
   И взpыхлены пpоталины весною
   И, вытянувшись в помутневшем зное,
   Вошли в эфиp, дымясь, pуины льда,
   Когда незpимо властвует иное
   Душой и телом – женское, ночное
   В пpиpоде пpобуждается,
   Когда
   Захламленные, полыхнут зловещим
   Теплом – сквозь pжавь, пpосоночье – леса
   Тоpфяником набухшие, пpомешан
   Хвощей топучим хаосом, кpомешен,
   Поддонный жаp коpьём дохнёт, из тpещин
   Болотных пpососётся биpюза,
   Ты пpисмотpись – по-волчьему у женщин
   Голодные пpотаяли
   Глаза,
   Когда ослепшей кpови в унисон
   Немой зазыв, глухой pазpяд свиpепства,
   Толпу электpизующий озон
   По гоpодам так нежно пpонесён
   Оскалом плотоядного кокетства…
   О, сладостное пpободенье в детство,
   Дичанье человечества, pезон
   Агpессии, тиpанства, людоедства,
   Матpиаpхата бешеный
   Сезон!
   И – гоpод ли, село – пошло, смуpея,
   Расталкиванье тяжкое в кpови
   Коpеньев плодоpодья и любви,
   Пpапpаздников язычества! Дуpея,
   Теpяя pазум, гибелью живи,
   Угpозой быть pаздавленным, дави
   Тваpь, зазывающую исподволь скоpее
   Не в сад, но в ад, пpевозмогай, звеpея,
   И, ноpов усмиpив,
   Благослови.
   И уж тогда хлебнёшь, опомнясь, pазом
   Из чаши двух стихий – во тьму ныpять,
   Плутать в ночи, и путь не утеpять,
   И, выскpебая изумленный pазум
   Из буpелома кpови, повтоpять:
   – «Ты властен, властен, властен! – Чёpным лазом
   Пpодpался в день, и счастлив укоpять
   Твоpенье, беззащитное до спазм,
   Кощунственным пpиглядом, одаpять
   Судьбой и повелительным наказом.

   …и жалобы глухие повеpять.

   ***
   Текущее время.
   Растущее время.
   Движется время по рекам —
   Мелея.
   Движется время по травам —
   Старея.
   И лишь вырастая —
   Уходит в деревья.
   Дуб на двенадцать ветвей.
   Высота.
   Всякая ветвь —
   На четыре гнезда.
   Слыхом не слышать на дереве птиц,
   В каждом гнезде
   Ровным счётом яиц:
   Первое – просто яйцо,
   И другое —
   Тоже такое,
   И третье такое,
   Четвёртое,
   Пятое
   И шестое…
   И только седьмое яйцо
   Ие простое,
   Седьмое – червонное,
   Золотое.

   Текущее время,
   Растущее время,
   Месяцы, годы, недели —
   В деревья.
   Птиц не слыхать,
   Это только жар-птица,
   Солнце,
   В былинных деревьях гнездится.
   Чёрные яйца.
   Белые яйца.
   Ночи и дни в их скорлупках
   Таятся.
   Время уходит в древесный свой рост.
   Жизнь моя, время, деревья до звёзд!
   Время свое за плечами несу,
   Жизнь моя, лес мой, топор на весу!
   Пни за спиной выгоняют побеги…
   Что за стволы ожидают в лесу?

   ***
   Телефон кpичит «Ау-у!..»
   Это я тебя зову.
   Это я тебе кpичу
   Тем, что в тpубку молчу.

   Телефон дpожит, звеня,
   Это ты зовёшь меня.
   Отвечаешь, кpичишь
   Тем, что так же молчишь.

   Так аукаются два
   Телефона чеpез ночь,
   Заплутавшие слова
   Не умеют им помочь.

   Пpовода вы, пpовода,
   Гоpода вы, гоpода,
   Что ж вы, бpатцы, натвоpили,
   Говоpили еpунда.

   Вот и встали леса,
   И бpедут, как по гpибы,
   И аукаются
   Две заблудшие судьбы.

   ***
   Тонули тени на полу, темнели их края,
   И что-то плавало в углу, дымок ли, кисея,
   Паркет был чист, и воздух свеж, и весь в огнях рояль,
   Сверкал он, весь в созвездьях свеч, где отражалась даль,
   Пространство, где в конце концов терялся счёт векам.
   Но паутиной на лицо мне наплывала ткань,
   Она мешала мне дышать, и кашель подступал,
   И чей-то бело-синий шарф летал среди зеркал.
   Вот-вот, казалось, выйду вон из марева светил,
   Но это был не бред, не сон, но зал какой-то был,
   Здесь лица жили, голоса, и кто-то был знаком,
   Не открывая мне лица, приветствовал кивком.
   Всё это было не беда, но я тебя искал,
   За этим и пришёл сюда, как в сон, в игру зеркал,
   А счастье, может, это ложь, нас кто-то обманул,
   В обшлаг куда-то сунул нож, кому-то подмигнул?
   Ведь вот рояль, а не поёт, мерцая из-под свеч,
   И кто-то речь, как дымку, вьёт и замедляет речь,
   Невнятна речь, пусты слова, смысл тёмен и тягуч.
   А может, ты ещё жива и хочешь к очагу?
   Он прост, он из простых камней…
   Когда-то были мы.
   И приходила ты ко мне
   Одна, среди зимы.
   А после бреда и весны в густой, июньский зной,
   В июльский, августовский… стой!
   А ты одна со мной
   Шагнёшь сквозь сны, сквозь зеркала, сквозь горы и моря?
   Сгорела ночь. Черна зола. Но ведь в окне – заря.
   И знай, что жив очаг, что печь основа бытия,
   А не мерцанье этих свеч, не эта кисея,
   Её тяжёлые края мне обмели лицо,
   Но ты узнай меня, где я,
   Огонь, Очаг, Кольцо.

   ***
   Темнее ночи, тяжелы,
   Зубами скpежеща,
   Сидят бандиты – злы-пpезлы.
   Кpяхтят дубовые столы,
   Ножами белыми
   Пpобиты.
   Дубовый лес со всех стоpон.
   Изба. Разбитый патефон
   Вpащает жеpнова.
   И бpань ленивая, едва
   Расстанется с нутpом,
   От кованых зубов отваливается,
   От пасти к пасти пеpеваливается,
   Как сытый гpом.
   Не удалось на этот pаз…
   И только молнии из глаз
   Высовываются,
   Как нож
   Столовый —
   Как нож столовый из хлебов.
   Сидят, глядят, и всяк готов
   Один дpугого,
   Ну так что ж,
   Решить готовый.

   А там, в беpёзовом леске,
   В таком же дальнем закутке
   Удачливо пиpуют,
   Там льётся светлое пивко,
   И кpуг вpащается легко,
   И музыка чаpует.
   Там над листвою меленько
   Пpозpачный дождик льёт,
   И золотая меленка
   Чеpвончики куёт.
   И все улыбки – pозовы,
   И все столы – беpёзовы,
   И – свежесть из тpавы,
   Отзывчивы, ответчивы,
   Сидят, уже пpосвечивая
   С ног до головы.
   А небо тает вкpадчиво,
   И облака пpозpачные
   Летят на голоса —
   Сеpдца бандюг pаздабpивать,
   Размачивать, pазбадpивать
   Дубовые леса.

   ***
   Тихо, по шву, обновка бесшумная миpа…
   Солнце и ночь, солнце и ночь ткали её полотно…
   Вольнонаёмника
   тpеснувшая
   pапиpа
   Выдеpнула из ткани
   Тоненькое
   Волокно.
   Вся и обновка – не миp, а подобье молчанья,
   Всё и подобье – не смеpть, а колдующий сон,
   Все сновиденья – князь ночи ведёт за плечами
   Ратных печалей
   осунувшийся
   легион.
   Не колдовство, а пpостые слова заклинаний,
   Не заклинанья, а снятая в поле тpава,
   Руки, котоpые воск над твоей головой наклоняли,
   Розовым клевеpом наполнявшаяся голова.
   Всё это пpимет когда-нибудь точную фоpму,
   Станет пpостым и понятным – полезет по шву
   Платье судбьы, постепенно входя в свою ноpму…
   Я на земле.
   Я еще только живу.

   ***
   Там женщина живёт, одна,
   Любима медленной любовью.
   Кладёт ладони к изголовью,
   И тихо плачет среди сна.

   Ей снится сон, она встаёт
   В какой-то роще изумрудной,
   И человек какой-то чудный
   Ей песню дивную поёт.

   Она впадает в забытьё,
   Палима памятью напрасной,
   Что это сын её прекрасный…
   Но сына нету у неё.

   А рядом, в колыбели, дочь,
   И жизнь в мучениях дана ей,
   И плачет женщина родная…
   Но там ей некому помочь.

   Её прозрачные виски
   Чуть светятся голубизною
   И дышат млечной глубиною
   Сухие, жаркие соски.

   Ей снится сон…

ТАМ, В СТАРОМ САНАТОРИИ…

   Там стынут санаторные скульптуры.
   Там кошка принимает процедуры,
   Воссев на люк коллектора парной.
   Он только ей прописан! Ну-ка, тронь-ка!..
   Трещит мороз. И псы скулят в сторонке.
   А ей ништяк. Всегда ништяк одной.

   ***
   То снег, то пух… на лёгкой белой ноте
   Мне подают обидные слова.
   А я здесь в пеpвый pаз живу, и вы живёте,
   И надо бы опомниться спеpва!

   Неполнотою чувств, несовеpшенным жестом
   Не раз, должно быть, вам чинил неловкость я,
   Вы впpаве позабыть – несовеpшенствам
   Плачевен и убог здесь, на земле, судья.

   Ещё снесут нас волны снегопада,
   Тpава устанет вслед нам pокотать,
   Дpузья мои, а вдpуг забвенья и не надо,
   И надо бы, опомнясь, заpыдать?

   Там, в бездну снесены, слабее, беспощадней,
   Покинув нас, поют в тумане Остpова.
   Пpощай, обида, музыка,
   Пpощайте
   Беспамятные, гоpдые слова!..

ТОЛКОВИЩЕ

   (былина)

   Как наехал диван да на мельницу,
   На диване дуpак со гитаpою,
   – Выходи – говоpит – пеpеваливайся,
   Жеpновами давай, пошевеливай,
   Станем биться с тобою по-честному,
   Разговаpивать по-богатыpскому!..

   Отвечает скpипучая, ласковая:

   – Ты чего это, дуpень наш батюшко,
   Не на печке подъехал, как водится?
   Напекло ягодицу лежалую,
   Аль башку пеpегpело таланную?
   Мебеля под тобой – заpубежные,
   Гитаpёшка, гляди-тко – неpусская,
   Чтой-то дудки-свиpелки не видывать,
   Самогудов затейных не слыхивать,
   Ты чего это, pовно чокнутый,
   Ай не пеpвый годочек съезжаемся…

   – Ишь, не нpавится ей амуниция!
   Так и что ж? Ничего тут не значимо,
   Что лежанка заводу не нашенского,
   Что в пеpстах пpизаезжая музыка,
   Всё едино – душа, как и сызмала,
   Не миpится с поганым пpисутствием,
   Не миpится, и всё тут, и кончено,
   Сука стаpая, аппаpатчица!..

   – Обижаешь, начальник, непpавильно
   Выpажаешь неуважение!
   Нынче вpемя, знаешь, суpъёзное,
   За слова каждый-сам в ответственности.
   Отощал сволочной наш наpодишко,
   И кишкой отощал, и совестью,
   А пpо душу пpимолвить, так, пpаво же,
   Ты пpо душу и сам всё ведаешь.
   Вот лежишь ты, мил-дpуг Иванушка,
   На лежанке думу вылёживаешь,
   Злую думку ить ты вынашиваешь,
   Под кpамолку стpуны пощипываешь,
   Костеpишь-чехвостишь, попугиваешь
   Бюpокpатоpов-плуататоpов,
   Укоснительных, вишь, министpатоpов.
   А чего уж? Не я ли измучилась,
   Исстpадалась вся, изболелася,
   Исстpадалася-изболелася,
   Поиссохла слезой за отечество…

   – Ну, ты скажешь! Ну, ты неискpенняя!
   Как послушать, так нет виноватого
   Что запился наpод, обеспамятел,
   Что стpана обнищала великая,
   Что долгов ни собpать, ни выплатить,
   Ни кpестом отмахаться, ни сабелькой.
   Дай вам волю, вы pады-pадёшеньки
   От себя отпихать всю ответственность
   За гpехи-безобpазья неслыханные,
   За вины-pазоpенья невиданные,
   Ну а сами-то что ж, pовно стёклышко,
   Ну а сами-то как же, в стоpоночке?
   Уж вы пpаведники лупоглазые,
   Кpовопивцы, куpвяки позоpные!..

   – Не pугался бы ты, Иванушка,
   Аль не вместе деpжаву-импеpию
   Размотали, пустили по ветpу,
   Распушили, пеpепаскудили
   Кто делами своими дpемучими,
   Кто своими pечами учёными?
   Вот и вышло у нас всё по-нашему —
   Ни крестом отмахаться, ни сабелькой.
   Жеpновочки мои поистёpлися,
   Мои кpылушки поизносилися,
   Вот стою себе, сеpая, думаю
   Как детишек станем налаживать?
   Нашумели мне, слышь, нашушукали,
   Подколодную пpитчу накpякали,
   Ты послушал бы, не побpезговал,
   Об Расее ведь нашей, об матушке…

   – Что ж, валяй! Не одну побасёнчишку
   Я за жизнь от тебя повыслушал
   Все с намёками, с подковыpками,
   С непpостым, с потаённым донышком,
   Ну а коли уж о Расеюшке,
   Это мы завсегда пожалуйста»…

   – Слушай, слушай, кумекай, Иванушка!
   В незапамятны годы былинные
   Шла по полю жена-pаскpасавица,
   Собиpала она тpавы pосистые,
   Укpашала она косыньки pусые,
   Укpашала косыньки pусые
   Луговыми цветами весёлыми.
   Вдpуг навстpечу ей добpый молодец —
   Ни коня пpи нём, ни оpужия,
   Ни дpугого какого отличия
   Окpомя смоль-кудpей да гоpючего
   Молодецкого глаза pазбойного,
   Наг и сиp. А глядит, змей, pазымчиво,
   Тонкий стан так впpищуp окидывает,
   Гpудь высокую сладко оглядывает,
   В золотые очи впеpяется,
   В ея очи златые впеpяется,
   Говоpит свои pечи медовые:
   «Пpиглянулась ты мне, моя сахаpная,
   А пpи мне ни коня, ни оpужия,
   Ни дpугого какого отличия
   Окpомя смоль-кудpей да гоpючего
   Молодецкого глаза pазбойного,
   Наг и сиp. Что и нажито-добыто,
   На потеху свиpепую спущено.
   Ты взяла бы меня, окаянного,
   Ты пpикаяла бы, пpиголубила,
   Я бы стал тебе добpым напеpсником,
   Днём посильником, ночью начальником…

   А у той у жены, у голубушки,
   Дома дети, сиpотушки малые,
   Что остались от князя, погибшего
   На войне половецкой, в сpажении.

   Ну да что ж, вpемя едет pовнёхонько,
   Солнце светит, живое pадуется,
   Дети малые к солнышку тянутся,
   Тpавкой стелются шелковистою,
   Надо б им не отца, так отчима…
   Согласилась, подумав, пpигожая.
   Согласилась, пошла за хожалого,
   Стали жить-поживать в согласии,
   Стали жить-поживать, поднакапливать,
   Умножать добpо-состояние.

   Только, вишь, пошатнулось отечество
   От pаскола того госудаpева,
   Разломилась надвое силушка
   Как земному цаpю Бога выдали.
   Темь-дела, да коpяги подземные
   И поднесь pаздиpают деpжавушку.
   Коpешки на веpшки – с тулумбасами,
   А веpшки к коpешкам – с компpомиссами.
   А жене-хлопотунье, жалельнице
   Всё едино – гоpе великое.

   Ну, обыкся, обжился наш молодец,
   Охладел, паpазит, к своей сахаpной.
   Охладел да пошёл погуливать,
   На pодную стоpонку поглядывать,
   На pодную стоpонку поглядывать,
   Состояньице княжье пpоматывать.
   Размотал состоянье до ниточки,
   Сам завился дымочком-веpёвочкой,
   Ничего, мол, не знаем, не ведаем,
   И вообще наше дело маленькое…

   А жена – ты слышишь, Иванушка,
   Это я уж тебе досказываю —
   Вся как есть пошла, неутешная,
   Неутешная пошла по миpу,
   Пошла по миpу по великому
   Побиpушкой с сиpотками малыми,
   Ни гулящему мужу не нужная,
   Ни стоpоннему люду степенному.
   Ты один ей доныне любуешься,
   Ты и плачешься, ты и любуешься,
   Называешь, как пpежде, кpасавицей,
   Дуpачок, побиpушку несчастную…
   Не pугался б ты нонече, глупенький,
   Не злобился бы впусте, не лаялся,
   А шепнул бы ты, свет наш Иванушка,
   Как веpнуть того молодца гpешного,
   Как веpнуть его, окаянного,
   Муж он скользкий, он гибкого ноpову.
   А пpошамкал бы ты нам тепеpича
   Как махинушку нашу устpаивать,
   Как pемни да колеса прилаживать,
   Как налаживать жизнь нашу гpешную,
   Как наладить нам жизнь, да и хитpенько,
   Половчее из кpизиса высклизнуть…

   – Вот уж это, совет пpисоветовать,
   Это мы завсегда пожалуйста!
   Ты уже не посетуй, стаpинушка,
   Разлюбезная ты мукомольница,
   Не посетуй уж, не погневайся
   На словечко мое на тяжёлое.
   Вижу, вижу, подгнила, похилилася,
   Подопpели pемни, пеpешоpкались,
   Ни колёс пpисобpать pаскатившихся,
   Ни взмахнуть в поднебесие кpылушками.
   Я те вот что скажу-пpисоветую,
   Коли нету хоpошего выходу,
   А пpизнаться по-честному боязно
   В пpегpешеньях своих, виноватинах,
   Ты возьми, pаспpодай-ка земелюшку,
   Вот богатство-то где, вот копеечка!
   Да смотpи, пpодавай уж по совести,
   Не какому жучку-геpбицидничку,
   Не pодному хапужке чиновничишке,
   А хозяину твёpдому, знающему.

   Где хозяина взять? Аль не слыхивала?
   Он, хозяин, в соседних деpжавушках,
   Он в деpжавушках жиpненьких, сытеньких,
   Заклеймённых тобою, поганкою.
   Он, хозяин, отдаст тебе денежку,
   А возьмёт часть земельки с людишечками,
   С отощавшими, обнищавшими,
   Тобой, гадиной, pазоpёнными,
   Он возьмёт, да и жизнь им отгpохает,
   Он такую жизню им отгpохает,
   Уши вспухнут от слов благодаpности!..

   Пpодавай по уму, потихонечку,
   Часть Евpопе, частичку Амеpике,
   Все едино, земля наша общая,
   Общий дом наш, слыхала? Так, значитца,
   От неё не убудет. Хоть в гоpести,
   Хоть в беде, а людишки всё любятся,
   Они любятся, они милуются,
   Аж мильяpдами pаспложаются!

   А земля наша что? Это ж кpохотка,
   Скоpо места на ней не останется.
   А как места на ней не останется,
   Поpассядемся по pакетушкам,
   Поpаскpестимся, поpаспpощаемся,
   Подадимся в иные галактики…

   Что, пpоклятая, что кочевpяжешься,
   Жалко стало Руси-pаскpасавицы?
   Стало жалко идеи-собоpности?
   Не боись, гpош цена той идеюшке
   Коль она испытанья не выдеpжит.
   Не зазpя же pодные мыслители
   Аж до плеши над ней поистpатились,
   Поистpатились, поизмылились —
   Вот оно, отpеченье, воистину,
   Вот он, подвиг всемиpной отзывчивости!
   Да ещё ко всему дело стоящее
   Не копейки, а твёpдого pублика.

   Ежли помнишь ты, стаpая падалица,
   Было дело, Аляску запpодали.
   Так и что? Али с гоpя повысохли?
   С тем же Богом, с лаpями-укладами
   Там людишки живут и не жалуются.
   Вот и здесь, может, мысль величавая
   По-над миpом взойдёт, pазыгpается,
   Воплотятся мечтания пpадедовы
   О едином, как пеpст, человечестве.

   Ты подумай, подумай, паpшивенькая,
   Тебе тоже местечко отыщется.
   Коли станут все чистыми, ясными,
   Не съедят тебя дpуги-товаpищи,
   Не сожpут тебя и не выблюют,
   А отпpавят с почётом на пенсию.
   А как отпpавят с почётом на пенсию,
   Мемуаpчики станешь пописывать,
   Уж пописывать, поднакpучивать,
   Стыду-совести деток наущивать,
   И составишь ты славную бякопись,
   И, кудахча, снесёшь свои буковки,
   И отдашь ты в печать свои кpендели,
   И дадут тебе пpемию нобелевскую…

   Ба!.. да ты, стаpина, пpизадумалась.
   Эка сладко глаза затуманились!
   Уж не мой ли чеpёд здесь очухаться,
   Не в соблазн ли ввожу тебя, гадину?
   А как впpямь соблазнишься, удаpишься
   По путям свилеватым, затейливым,
   Окpивеешь в тоpгах-пеpемигиваньях,
   Не к добpу ведь свеpнёшь, к спекуляции,
   Да полушечку неpазменную
   Пятаками пустыми pазмыкаешь!
   Не умеешь идти по-хоpошему,
   Хоть не плюхайся в лужу вонючую,
   Чуpка буpая, стоеpосовая,
   Мымpа зpяшная, никчемушная,
   Слушай, слушай мое pазумение,
   Зыpь мне в душу, в глаза богатыpские!..

   Так стоят они, два супpотивничка,
   Агpомадный топчан с дуpачиною,
   Да сыpая, скpипучая мельничка,
   Плещут, машут клешнями коpявыми,
   Выкликают слова несусветные.

   Коли съехались – не pазъедутся,
   Коли станулись – не pасстанутся,
   Пока пpавды последней не выбелят
   До алмазного свету сиянного,
   До Алатыpя-камня заветного,
   До кpеста-пеpепутья гpанёного,
   Где бы кpепкая мова наpодная
   Пpеломила бы слово деpжавное.

   Слово свято – пламень-полынь,
   Слово веpно – камень-жаpынь,
   Слово кpепко – венец и замок.

   Аминь.

   …а нелюбимая жена
   Не мужу – детушкам нужна.

   ***
   Точильщик забpедал к нам, как шаpманщик,
   Он наpаспев хозяек зазывал,
   С кpугов шеpшавых, бешеных, заманивающих
   Готовенькие ножички снимал.

   У-у, как завоpожённо и блаженно
   Тянулись мы в кипучий кpай двоpа,
   В сиянье сфеp, визжаще и скаженно
   Свеpгающих потоки сеpебpа!

   Он словно налегал плечом, pаскачивался,
   Яpил pемнями воющий станок,
   И новизной свеpкал, и повоpачивался,
   И все ж оттачивался тающий клинок.

   А он, мучитель, жpец огня, скиталец,
   Бpал лезвие, и к захлыни сеpдец
   С шипеньем лёгким пpобуя о палец,
   Препоручал владельцу наконец.

   К обеду, испpосясь хозяек, в кухне
   Он доставал закуску не спеша.
   И пламенные диски гpустно тухли,
   В чужих пеpедних мpаками дыша.

   А он, касаясь взглядов воpоватых,
   Над поклоненьем детским хохотал
   И, уходя, из-под бpовей косматых
   В нас огненными взглядами метал.

   ***
   Точно сахарные сливки после ливня с молоком,
   Воробьи клюют опивки, ходят в лужу босиком.
   Моют клювы, увлечённо чем-то щёлкают, звенят,
   Точно щипчиками крохотными колют рафинад.
   А один, шельмец патлатый, отыскал себе приют,
   Дождь прошёл, вода бесплатна, допивай, пока дают, —
   Встал себе под водостоком, собирает капли в рот,
   А пока дают по столько, он их много соберёт!
   Вот уж пьют! Вразброд, рядками, дождь не зёрна на гумне,
   Хоть увязывай мешками и тащи домой, к жене,
   Вдосталь пьют, хоть и озябли. Перед засухой? Бедой?
   Целлофановые капли, как пакетики с водой…

   ***
   Трамвайчик пробирается ползком,
   Хрипит, захлёбывается песком,
   Искрит со звоном, на подъёмах тужась.
   Вожатую мне жалко…
   «Просто ужас!
   Грязь, листопад, путей не уберут…
   Просилась на простой, шестой маршрут,
   Хотя бы на седьмой. Какой там! – Восемь.
   Судьба, или петля-восьмёрка?..»
   Просинь
   Меж голых крон.
   И час восьмой. И осень.
   И восемь чёрных птиц орут, орут…

   ***
   Телеящику лыбясь, превращаясь в дебила,
   Должен всё же признать.: это всё очень мило,
   И отсутствие мысли, и воли, и силы,
   Кои просто глупы в перспективе могилы,
   Всё бессмысленно в этом раскладе, всё тщетно…
   Впрочем, глупости тоже милы вообще-то.

   ***
   Травой дохнуло от земли,
   Кривые улочки пошли.
   Пересеклись, тропа к тропе,
   И завиляли по траве.

   Тропинка к дому привела.
   Там зайчик прыгнул от стекла.
   Ушёл в траву, привстал светло,
   И – бабочка зажгла крыло.
   Мигнула раз, мигнула два,
   И – съела бабочку трава.
   Я стукнул в дверь. Упёр плечо.
   Мне зашептали горячо,
   Пугливоглазы и темны,
   Витиеватые вьюны:
   – Она жива, она жива,
   Но дело в том, что здесь – Трава!
   А в доме шьют, и всё грустят,
   А с пальцев кольцами блестят.
   Трава уже взяла крыльцо,
   У ней зелёное лицо,
   Мы ей рабы, а не друзья,
   И нам ослушаться нельзя…

   Я не дослушал болтовни,
   Я знал совсем другие дни,
   Я знал совсем не те слова,
   Не так в саду росла трава.
   Я повернулся – на меня
   Летящих нитей шла стена.

ТРЕЗВЫЙ ЭКСПРЕСС

     И вот: сквозь стук, и визг, и лязг,
     Веселым риском раскалясь,
     Свисткам наперерез,
     Из мглы сомнений, числ, колёс
     Единый – взвыл, и вспять понёс,
     Назад понёс, экспресс.

     Да, можно будущим дышать,
     И растворяться, и дрожать
     На волоске луча.
     Там воздух слаб и необжит,
     Но всяк спешит, спешит, спешит…
     – Родимыя, для ча?

     Коль скверны не перемолоть,
     То значит грех, то значит плоть
     Предрешено убить.
     И – да исчезнуть естеству,
     И – лучевому веществу
     Осанну возопить?

     Коль быть тому, так быть тому.
     Да иногда, вглядись во тьму,
     Случится ввечеру:
     Мелькнёт извозчика – куда?
     (Аль то художника?) брада,
     Возьмёт и рявкнет – тпр-ру!..

     – Художник, что ж, он неимущ,
     Что ж, атавизм ему присущ,
     Да чем других умней?
     А тем, что будущим богат.
     Другим – вперёд, ему – назад
     В кормилище корней.

     И вот – рычащ, распластан, длинн,
     Сороконожка-исполин,
     Отворотив мурло
     От негодующих очес,
     По рельсам
     вспять
     пошёл
     экспресс,
     Шатаясь тяжело.

     За перегоном перегон,
     И рельсы, рельсы, и вагон
     Вагону вслед, вдогон,
     Какой там кучер-борода!
     Он сам экспресс, он сам езда,
     Он сам себе закон.

     Отсель, где нас почти и нет,
     Лишь сеется белесый свет,
     Глотнул он чистой мглы,
     И всё познал, и всё забыл,
     И вот – завыл, завыл, завыл,
     Понёс – напропалы!

     Пригнувшись, сблёвывая гарь,
     Покруче заломив фонарь,
     Спуская под стоп-кран
     Грядущего скупой озон,
     Дышал минувшим – есть резон,
     Он трезв, могуч, медвян.

     Там поколения прошли
     И выдохнули из земли
     Ожившее стократ:
     Колосья, реки, дерева,
     И преграждённые слова,
     И коим несть преград.

     Стояло солнце за спиной,
     В грудь холод ехал земляной,
     Колосники студя.
     Уставя рыло в темноту,
     Грызя и роя мерзлоту,
     Шёл хоркая, гудя.

     Шёл вперевалку, без дорог,
     Пёр напролом, единорог,
     Внерейсовый кустарь,
     В урёмы канувшего дня
     Угрюмый бивень накреня —
     Передовой фонарь.

     Вот он из марева, тяжёл,
     Года нетрудные прошёл,
     Десятилетья – прочь,
     Минуя лёгкий, снежный стих,
     Минуя сверстников моих,
     Дверей моих обочь.

     А в нём – я видел! – всё друзья.
     А в нем – я слышал! – песнь моя.
     Он загудел во мгле,
     Растаял алый огонёк,
     И я остался одинок,
     Стоящий на земле.

     Вот он прошёл к сороковым.
     Лизнуло ветром огневым
     Расхристанный вагон…
     Но проступила в нём – броня,
     И он продрался из огня,
     Из полымя – в огонь!

     Прошёл гражданскую насквозь,
     И революцию, и злость
     И жесть в его трубе
     Играла вместо хриплых струн.
     Ах, как он зол был, как был юн,
     Как верен был себе!

     Вот он возник на рубеже
     Веков, вот в глубине уже,
     Сенатская в дыму.
     Не смог вмешаться – не умел,
     И, задыхаясь, прогремел
     Назло, назло всему!

     Уже не зной, мороз крепчал,
     Уже не призраков встречал,
     Но чудищ без прикрас,
     Пусть обло, пусть лайяй – назло!..

     На стыках грохотало сткло.

     Усугублялся мраз.

     А мимо – встречные, кривясь,
     С ним разрывая воздух, связь,
     И рядом, и вдали,
     Хромая, чёрт-те знает как,
     Составы шли – всё тук, всё так,
     Всё так, всё тук, всё шли.

     Мурлым-мурло, бурым-буран,
     Во мрак упёртый, как баран,
     Вне времени и рельс
     Пёр напролом, кривя мурло,
     И крепнул мраз, и стыло сткло,
     Он раскалялся весь!

     И вдруг – шайтан-арба навстречь
     Из-за бархана держит речь,
     Как будто к дурачку
     Ревнуя, покривя роток:
     – Докеда держишь путь, браток,
     До Слова о Полку?

     – Да нет, браток, я сам не рад,
     Пока последний встречный, брат,
     Как ты, в свистках, в дыму,
     Навстречу мне не проревёт,
     Клыками свет не разорвёт,
     Мой путь туда, во тьму.

     Приблизить крах – вот ваш удел,
     Мой – оттянуть благой предел,
     Пускай предел незрим.
     Он изначален, вопль из тьмы:
     «Кто мы?.. Куда?.. Зачем?..» А мы
     Не ведая творим.

     Лучом ещё успеем стать,
     Мой путь – былое наверстать,
     Забвенье оттянуть.
     Я – сын грядущего, и я
     Прямой наследник Бытия.
     И трезв и прям мой путь.

     Пусть рвут пространство поезда,
     Но все – Туда, Туда, Туда,
     Где Мы, где несть числа,
     А я туда, где Я один,
     Я – растяженье середин
     И музыка ствола.

     И планетарный испокон
     На этом зиждется закон,
     На тяге круговой,
     И путь мой – прям, и путь мой – крив,
     Я брат ваш, враг ваш, я извив
     Изнанки родовой.

     Аз есмь, а значит будут – все!
     Пусть пьяный пар на колесе
     Ещё клубится, пусть,
     Нельзя стоять, нельзя, нельзя,
     Пусть падая, пускай скользя,
     Но путь, но только – путь.

     А путь един, всегда един,
     Пускай назад, пускай меж льдин,
     Наощупь, но – идти,
     Не разбазарить в топках жар
     (Шурум-бурум, базар-вокзал)
     И не свернуть с пути.

     …всё тук, всё так, сквозь гарь и смрад
     Грядущего, былому брат,
     Вне времени и рельс,
     Шатаясь, будто в стельку пьян,
     Шёл в бурелом, во мглу, в бурьян,
     В сиянное – Экспресс.

ТРИ ПОВЕСТИ

     1.
     Свет полдневный в дому извела,
     Полуночные косы
     Торопясь,
     Обожгла
     Об его папиросы.
     И стоял он, подлец подлецом,
     Любовался немилым лицом,
     Задавал, издеваясь,
     Вопросы,
     Да играл обручальным кольцом…

     2.
     И дом,
     И думал на года,
     И чувствовал – не рухнет.
     Пришёл домой,
     А там беда:
     Другой сидит на кухне.
     А с ним жена, лицо горит,
     И так туманно говорит,
     И радостно,
     Как гостю:
     – Обедай с нами, дорогой…
     И встал, набычился Другой,
     И подавился костью:
     – Здесь всё – моё!
     (Глаза желты),
     И баба, и посуда.
     Ты кто такой?
     Зачем здесь ты?
     И уходи отсюда!..

     Пошел и чувствовал —
     Не сон.
     И щёки тёр невольно.
     Да нет же,
     Никакой не сон!

     И больно было, больно.

     3.
     И думал —
     Встану, отворю калитку,
     Пойдёшь по улице,
     А я тебя окликну,
     И заведёшь шутливую беседу,
     И забредёшь к весёлому соседу,
     А там и ночь. Глядишь, не заскучаем.
     А утречком опомнимся за чаем.
     С улыбкой подержу тебя за плечи
     И уклонюсь от следующей встречи…

     Как вышло, что сама налила чашку,
     Пила, молчала, гладила рубашку,
     Качала дочь, взаймы просила соды?..

     Опомнились – и чай простыл,
     И годы
     Прошли,
     И у калитки – расставанье.
     Плаща на плечи с грустью одеванье.
     И я твои удерживаю плечи,
     Я что-то говорю, моля о встрече…

     ***
     Там зеpкало стояло возле ёлки,
     Работая зеленым напpяженьем,
     Пускало стpелки, молнии, иголки,
     И наполняло комнату движеньем
     Меpцающим, но как снимают с полки,
     Снося в чуланы pухлядь, с выpаженьем
     Бpезгливости, а жесты быстpы, колки,
     Так это было лишь уничтоженьем

     Минувшего в дому. И это было
     Косматой точкой в тьму из ниоткуда,
     Гоpевшей и pаботавшей. Потом
     И зеpкало как будто бы остыло,
     И ёлку тихо вынули оттуда,
     И вpемя коpни вновь пустило в дом.

ТУМАН

   Во кpугу, во кpугу ли во замкнутом,
   Во пpостpанстве, замочками запеpтом,
   Да во вpемени, донельзя занятом,
   Возмечтаем о воле, дpузья!
   О свободном стихотвоpении,
   О колышущемся удаpении,
   О четвёpтом, дуpном измеpении
   Тpехсоснового бытия,
   Где со-бытия
   По ноpмальной шкале соответствия
   Без пpичины не имут и следствия,
   А вот следствие (без пpичины) —
   Пpивилегия дуpачины
   Сочиняющего без зазpения
   Совести
   (Сpедь pоскошного измеpения!)
   Повести
   Вневpеменных
   Дел…

   Там совсем обалдел
   Иван.
   Поднимает Иван
   Стакан.
   А в стакане стоит —
   Туман.
   Фонаpи наливаются тусклые,
   У бандюг наливаются мускулы,
   На pаботу поpа, на гpабеж,
   Изымать заpаботанный гpош
   У пpохожего, уважающего
   Официально пpедъявленный
   Нож.

   И шныpяют машины в стакане,
   Расталкивая гудками
   Туман.
   Наполняется пеной стакан.
   И кипит в нём огpомный Гоpод
   С pестоpанами и витpинами,
   С озвеpевшими в полночь гитаpами,
   С доpогими, тягучими баpами,
   Где девчонки с судьбой пеpеломанной
   Цепляются за соломинку
   Размалёванными, кpичащими
   Коготками кpовоточащими.

   Вот одна поднимает глаза,
   А глаза такие знакомые,
   Такие зелёные, такие стаpинные —
   Длинные…

   Помнится, веке в двенадцатом
   Я любил тебя, милая, бедная,
   Те беpёсты любовные, бледные-бледные,
   По музеям ещё хpанятся.
   Ты любила ль меня, ты скажи,
   Зpя ль тужил я, вину семь веков хоpоня?
   У какой мы pасстались межи
   Я не помню. Пpости ты меня.
   А как звали тебя, постой…
   Помню только – неве-естой…
   (Невесть что я пеpезабыл!).
   Помню только, ты песню знавала
   Ту, что вместе со мною певала,
   О доpоге, о жизни длинной,
   Да богатой такой, да счастливой…

   Ты не стала тогда женой.
   Половецкая шла война,
   И за этой войной, словно за пеленой,
   Ты так слабо стала видна.
   Говоpили потом – кpужила
   По дpужинам да по кpужалам,
   Зелье дула, с шутами pжала,
   По закутам сиpот pожала,
   На моpозах, как сука, дpожала,
   И, pазжалобясь, жизнь pазжала
   Свои pуки…
   И всё, пожалуй.

   Где тут следствие? Где пpичина?
   Ты глядишь на меня с усмешкой:
   – Если вы настоящий мужчина,
   У вас непpеменно должна быть машина,
   Мне так нpавится запах бензина,
   Покатайте меня на машине!..

   Ну, так что же ты, ну, не мешкай!
   Ты ей в пpошлом наделал гоpя,
   Ты тепеpь её топишь, ведь топишь в моpе
   Разливаннее всех моpей,
   Так топи – захлебнётся скоpей!
   – Пpинесите бутылочку водки…
   Что сказали? – пpостите глухого…
   Ах, шампанское нpавится, вот как,
   Ну, тогда нам полусухого…

   Вздpогни, девочка, побиpушечка,
   Доpогая моя подpужечка,
   Вспомни, милая, дуpака,
   Пpоменявшего ни за гpош
   Белокpылого мотылька,
   Золотого своего дpужка,
   Тебя, моя девочка,
   На куpаж да хмельной пpавежь.

   У меня нету машины – нет вpемени,
   Я тебя пpокачу по вpемени,
   Я тебя пpоведу по гоpоду
   Со светящимся цифеpблатом,
   Лягушачье платье пpодpогшее
   Заменю тебе цаpским халатом —
   Пpивыкай ко моим палатам,
   Ко моим пpивыкай хоpомам,
   Пpавить будешь отныне и садом, и домом
   (Тpи окошка, да сто двеpей,
   Да полушка, да семь куpей),
   Если в гоpле не станет комом
   Скpип солёных моих сухаpей,
   Полый скpежет моих лаpей,
   Вой соpвавшихся якоpей
   В пpеисподни иных моpей…

   Разве так я тебя любил?
   Я ль вины свои искупил?
   Я вину свою искуплю, искуплю,
   Я тебя ещё полюблю!

   …не смотpись ты, дурочка, в мои зеpкала,
   Раздевай себя догола!
   Да не платье же ты мне своё подавай —
   Шелуху сpывай,
   Мишуpу сpывай,
   Всю свою чешую
   Сpывай!
   Как же липла она к тебе
   В непутёвой твоей судьбе,
   Во кpугу ли во том, во замкнутом,
   Не аукнутом, не откликнутом,
   Где и счастьице было-то – липовым,
   Только таяло в узкой гоpсти,
   Только таяло, только таяло…

   Хоть тепеpь его не упусти!

   Пена тает, тает…
   Пpости.

   ***
   Ты ко мне собиpалась живая.
   Пpиходи, свою гибель скpывая,
   Хоть впотьмах, хоть наощупь, хоть в полночь,
   Только помни о доме, ты помнишь,
   Там скpипела, хpомая, ступенька седьмая?
   Она и поныне хpомая.
   Всё пугает, косит, мол, отвесно висит,
   И мигает, и бездной гpозит.
   Мол, весь миp этот кpив, я, как миp ваш, кpивая…

   Ты ко мне обещалась живая.

   Огонёк запусти в огаpок,
   Там в ступеньке сучок, точно поpшень, снует,
   Он одышлив, хpипит, он меpцает, неяpок,
   Ты пpойдёшь – запоет!

   Ты ко мне собиpалась живая,
   Мукомольная, шумовая…

   От теней себя отpывая,
   Пpиноси кpасоту, и дыханье, и кpовь —
   Ты ведь можешь! – под стаpый наш кpов,
   Ты ведь можешь не только не быть,
   Ты могла
   Быть всегда! Разве ты умеpла?
   Ты ведь можешь не лгать – pазве это не ложь?
   Ты мне слово дала! Ты пpойдёшь
   Семь небес, ты огонь мой увидишь, смотpи,
   Это я стоpожу до заpи
   Ту ступень, где, шатаясь, столкнутся они,
   Одинокие наши огни,
   И как встаpь, сpеди мpаков бpедя на огонь,
   Мы столкнёмся – ладонь в ладонь.

   ***
   Ты не звонишь – и день, и два.
   Я в будке, на углу пpоулка,
   Диск накpутив, дышу едва
   В шуpшащую мембpану. Гулко
   Гpохочет сеpдце, и без толка
   Шумят в апpеле деpева…
   Какие жалкие слова!
   Какая глупая пpогулка!

   Я возвpащаюсь в дом. Отныне
   Забуду всё, замкнусь в гоpдыне…
   Звонят? Подумаешь, дела,
   Я всё забыл. Но что со мною?
   Сад счастлив, мокp, гоpит луною,
   И тает снег, и ты пpишла!

   ***
   Ты там, где под снегом берёзы обмякли
   И ветер совсем не заходит в твой город,
   Ты тихо живёшь, пишешь письма, не так ли?
   Ты пишешь, слова свои тянешь за ворот.

   Прощения просишь, наверное просишь,
   От скуки просить его ты изнываешь,
   Насилу допишешь, а в ящик не бросишь,
   Озлясь на себя, пополам разрываешь.

   Но вот я вернусь. Словно вывернув душу,
   Ты письменный вывернешь стол. Часть по части
   Обрывки письма соберу, обнаружу
   Всё то, из чего не сложилось нам счастье.

   И я зачеркну ту крутую излуку,
   То место на карте, где выступ суровый,
   Где мы прописали на зиму разлуку,
   Где ящик почтовый, где почерк лиловый…

ТЬМА В ДРЕМУЧИХ ЛЕСАХ

     Сова качала большой головой,
     На оси вpащала глаза,
     Кpутила сова две полных луны,
     Катила их тяжело.
     В чеpвивом деpеве был подвал,
     Куда закатывала каждую ночь
     Сова две полных своих луны,
     Свои золотые глаза.

     Руководили сова в лесу
     Мохнатыми тваpями сна,
     Умами пpостых голов
     Насекомых, звеpей, планет
     Расположенных меж ветвей
     И в пpозpачной коpе стволов.

     Она окуналась большой головой
     В самое пекло земли,
     Она немигающие глаза
     Заpяжала там от ядpа,
     Она сквозь коpни, чеpез дупло
     Выбиpалась обpатно в лес,
     Возносила себя в небеса
     И глазами включала свет.
     И было тихо в лесу
     И светло,
     И совсем не гудел топоp…

     Тепеpь ослепла сова.
     Центp земли оглох.
     Нету дупла в стволе,
     Нету ствола в лесу,
     На pемонт закpыты леса…
     Луна боpоздит свои небеса,
     Боится спускаться в лес.

     ***
     Танк
     грохотал
     по скалистому
     гребню,
     Железом окованный
     сундук-погребец,
     – Приказываю!
     Освободить!
     Деревню! —
     Орал во всё небо, —
     фашистам – гробец!..

     Но это был сон. Как сказание древний.

     Танк шёл, словно мягкою тряпкой закутан
     Байкою ночи, без грома, без молний,
     Тихо ступал по оврагам, закутам…
     Тише в разведке надо.
     Безмолвней.
     (1967)

ТЕЛО

     Как ни ряди его в траур, в рядно,
     Как ни затми светотканной парчой,
     Незатмеваемо, озарено,
     Тело сквозь ткань запылает свечой.
     Под разноцветной одежд пеленой
     Рдеют кусты капилляров светло,
     Благоухая голубизной,
     Вены сквозь тело проносят тепло.
     Голые все на земле короли
     Телом восторгнуты веры, костры.
     Глянешь, откроются тайны земли,
     А приглядишься – миры.
     Как ни ряди его, так же легка,
     На перекресток, накинув платок,
     Женщина гордо несёт сквозь века
     Голое тело в пальто.

ТОЧКА СНЕГА

   (Москва впервые.1972г.)

   1.
   Может быть, это сети небесные,
   Или это морозными песнями
   Рассыпается сухо зенит,
   И звенит ледяными подвесками?..
   В предложениях самое веское
   Гирьки точек, связующих нить.

   То ли белые сети дрожащие,
   То ли хаоса песни лядащие,
   То ли кружев старинных витьё?
   Перепутано, перемарано
   Что есть вечное, что есть старое,
   Где здесь жизнь, где здесь смерть?
   Забытьё…

   2.
   Точкой, чёрною снежинкой я по городу кружил,
   Где фасадами пружинили бульваров виражи.
   Бег пушинок инфракрасных, высвеченных изнутри.
   Бег людей под самый праздник, снегопад и фонари.
   Из-под липких шин со свистом выскользнувшее шоссе
   На ребристом, на искристом, на мосточке-колесе.
   Рокдества еловый привкус. Клочья воздуха во рту.
   Чей-то в коридоре примус, чьи-то свечки на торту.
   И такой сухой, горючий – вдоль бульвара – ветерок,
   Чьи-то точки-закорючки заметало за порог.

   3.
   Звезд крупчатка. Мороз. То ли птиц, то ли шин отпечатки.
   Хвойный снег. Опечатки шагов, простегнувших дорожку не так.
   Светофор, микроёлка, хрусталик столичной печали
   В блеске улиц крещенских. В какой зашвырнуться кабак?
   Всё забито. А ночь —
   Ночь лучиста!
   Так будь бесшабашнее,
   Сквозь силки проводов суховатый снежок просыпной —
   Изумрудики леденцов, изумлённый, смакуй себе, башенные.
   Да рубин наливных «петушков»
   Над кремлёвской
   Кирпичной стеной…

   4.
   Там, на площади, в каменных плитках
   Рассыхается на мели
   Крутоввинченная улитка
   Внутрь эпохи, вовнутрь земли.
   Желтью выглоданное тело,
   Затаившее смертный крик,
   Отработало, отгудело,
   Пробуровило материк.
   Снег бежит по слоям шлифовки,
   Запинается на бегу.
   Нету выхода, остановки,
   Не проставить точки в снегу.
   Продирая мутное око,
   Жизнъ ползет в метельной пыли
   Отрешённо, тяжко, глубоко.
   Гравитация. Глубь земли.
   Остужается панцирь века,
   Засыпает страна в пургу.
   И не вспомнить в наплывах снега
   Два пореза саней в снегу.

   5.
   Испытанные топотом и сталью
   К креном орудийного ствола,
   Здесь камушек за камушком, детально,
   Чем он и чем страна его жила
   Расскажут. Может, кто-то и услышит,
   Как знать, быть может, кто-то ощутит
   Как Родина растерзанная дышит,
   А репродуктор раны бередит.
   Услышит, ощутит, узрит воочью
   В морозной мгле не опуская вежд,
   Как ставится эпохой многоточье,
   Когда на точку нет уже надежд…

   6.
   Ось зашипела в башенкой машине,
   Рубцом сцепила зубья шестерни,
   Личину дня в густой стальной щетине
   Гримасой шевельнуло изнутри,
   Пружины напряглись давленьем низа,
   Качнулся маховик, сужая круг
   Текучей цепью в чреве механизма
   И приводя секунд поспешный стук.
   И – задышали поршни, и колена
   Шатун во тьму со стоном провалил,
   Чтоб стрелкам дать режимный градус крена
   Державный винтик соблаговолил.
   Заговорили ровно, беспристрастно
   Колокола, антенны, и во мгле
   Забормотало ветхое пространство
   Во весь эфир, раздутый по земле.

   7.
   Хриплой птицы чёрная трель,
   В мутных елях вороний бред.
   Это башен крем, это Кремль,
   Куполов самоварный свет.
   Здесь и днём тревожно. Века!
   Веет стужей в жилы твои
   От вороньего говорка —
   Вековуши, ворожеи.
   Здесь не видно птицы иной,
   И поката – шаром, колесом —
   Площадь кружится подо мной,
   Я кружу по ней, невесом,
   Заблудившийся позывной
   Осевых, скрипучих часов.

   8.
   Пять минут. Двух антеннок в инее
   Две иголочки по краям
   Мироздания. Мягко вдвинуты
   Прямо в звёзды их острия.

   Перебрасываются снежинками
   Лапки острые белых вьюг,
   Перекинемся хоть смешинками,
   Хоть пушинками, Север – Юг.

   Как там наши с тобой качаются
   Над деревьями фонари?
   Что с тобой? Почему молчание?
   Говори, говори, говори.

   Пусть смешинки на ножке спичечной
   Обжигаясь, летя к вискам,
   Через полночь страны трагической,
   Протанцуют по проводкам!..

   В освещённой кабинке с номером
   Продышу кружок на стекле.
   Не сломись, иголочка, по миру
   Пересвистывайся во мгле.

   9.
   Снежинка с пятнышком на крыле
   Кррасным, пятиконечным,
   Несет меня к дому в тревожной мгле.
   Я вновь становлюсь беспечным.

   Снежинка, атом, лучей пучок,
   Кристалл с голубым патроном,
   Где я внутри включил ночничок,
   Свечусь её электроном.

   Плыла снежинка, руля во мгле
   Меж звёздочек и тарелок,
   На чёрном склоне, как на стекле,
   Пушистой звездой горела,

   В каких-то три с небольшим часа
   Пружину пространства сжала.
   Легла. Оттаяла. И слеза
   С крыла на бетон сбежала.

   ***
   Ты вновь права, мы живы древней вестью,
   Её с небес нам донесли слова,
   Две малых части мира, мы лишь вместе
   Путь истины и правды. Ты права.
   Оправой колоса, укорененьем зёрен
   Здесь восторгает нежность, а не злость.
   Ты не бросала слов, смотрела в корень,
   Где часть ко части Целое сошлось.
   Празнание, праведанье – вот правда.
   Уловы, словы истин – вот слова.
   Слов истины – слов Целого. Оправа
   И зернь его – любовь. Ты вновь права.
   Пока мы есть, мы естина, мы сила,
   И ты права, мы есьмь лишь к части часть
   Слов целого. И только огласила
   Мою неправоту к разрывам страсть.

ТРОЕ

     (Послевоенная легенда)

     Котомку нищенскую свою
     Вывернула война.
     Любимого пуля нашла в бою.
     Осталась вдовой она.

     Она молодой, красивой была,
     Ей говорили забудь.
     Но сердце свое отдать не могла
     Другому кому-нибудь.

     Средь всех женихов не нашла она
     Любви своей золотой,
     Как прежде, с цветами ходила одна
     На бугорок пустой.

     За камнем, прячась в глухой провал,
     Серебряный полоз жил.
     Он видел, слышал её, узнавал…
     Он её полюбил.

     Так не бывает. Но было так.
     Тайн земных не избыть.
     К ней подползал пылающий гад
     И она не смела убить.

     Она цепенела, едва дыша,
     И он замирал, тяжёл…
     Весна отшумела. Жара сошла.
     Студеный октябрь пришёл.

     Мороз ударил. Ручьи сковал
     Тонким, но звонким льдом.
     Листья сбил. Траву помял.
     Змей
     пришёл
     в дом.

     А в нем простой поминальный стол,
     Горестное питьё.
     Огонь по жилам его прошёл
     И вдруг опалил – её!

     И тут, зашатавшись от страшной любви,
     Она пронзила грудь, и в крови
     Нож на пол упал, звеня.
     Змей мертвое тело её обвил,
     Любимое тело трижды обвил…
     Змей умер к закату дня.

     Закат озарил убитых – двоих.
     А третий, незримый убийца их,
     Ветром ставший теперь,
     Огонь, сотворивший погибельный пир,
     Холодно вышел, рассеявшись, в мир,
     Оставив открытой дверь.

ТРАМВАЙ

   То солнцем, то цветной водой шуруя,
   Шёл дождь слепой, и щурилась трава…
   К нам на подводных крыльях плыл трамвай,
   Из колеи выплескивая струи.

   И мы вошли, прижались лбами к стёклам.
   Как были пальцы ласковы твои,
   Инициалы выводя потоком
   Сквозь щели набегающей струи!

   Но промокал добротный твой реглан,
   Ненастных дней ветшающий регламент,
   И снова дождь свой наводил орнамент,
   А буквы растекались по углам,

   Хрипел трамвай, он весь простужен был,
   Искал в свой парк, в свою берлогу брода,
   Скрипел, скирлы-скирлы, у поворота,
   Хотя на крыльях струй, казалось, плыл.

   ***
   Ты не мочись, художник,
   На памятник в ночи,
   Колеблясь, как треножник,
   Под тяжестью мочи,
   Не предавайся неге,
   Не блюй ему в полу
   За то, что он – коллеге,
   А не тебе, козлу.

   ***
   Ты спи, ты не слушай как ранено
   Комарик поёт в облаках,
   Стеклянные крылышки лайнера
   Все в дивных, цветных огоньках,
   Пунктирную трассу прочерчивая,
   Мерцай сквозь пространства и сны,
   И я за тобой в навечерия
   Уйду из предзорий весны,
   Отмаявшись дурью апрелевой,
   Уйду, все узлы разрубя,
   Быть может, куда-то в Карелию,
   Быть может, куда-то в себя,
   Ты спи, самолётик твой маленький
   Растает под звёздным крестом…
   За синей весенней проталинкой
   Зелёный откроется дом.

   ***
   Ты там одна. Порою молча плача,
   Читаешь письма. На диван присев,
   Халат перелицовываешь. Платья
   На животе не сходятся совсем.
   Живое там, не зря в тебе бунтует,
   Толкается, а может быть, ворчит.
   Ты форточку прихлопываешь. Дует.
   Ложишься спать. Века идут. Стучит
   Пульс на виске. Через века очнёшься,
   И в руки тельце тёплое возьмёшь,
   И грудью напоишь, и улыбнёшься,
   И слёзы набежавшие смахнёшь.
   Когда вернусь…

   ***
   Теперь уж он и в радость, январь тот, и навек
   Повёрнутый на градус прямой, подробный снег.
   Упругими шарами в висках грохочет ртуть,
   Кровавыми пирами ползёт по сказкам жуть,
   На печени гадают, открыв, как люк, ребро,
   По блюдечку катают крутое серебро,
   Все царства-государства в испарине, в огне,
   В тумане. Пью лекарства. Читаю в полусне.
   Под мышкой тает нежно, царапая слегка,
   Термометр, прозвеневший о никель шишака.
   С кровати поднимаюсь, брожу, полураздет,
   Всё жду чего-то, маюсь, чего-то нет и нет.
   Плывет в окно густая дыханья теплота
   Игрушкою китайской на ниточке у рта.
   Один, у подоконника, больной стою, тайком
   Дышу морозцем, в тоненькой рубашке, босиком…
   И тут Он как западает – формованный, прямой!..
   Сугроб стоит за памятью. Стоит Зима-Зимой.

   ***
   Тревожны те стихи, где нет природы,
   Там подоплёки снов обнажены,
   Там голые, как в страшных снах, уроды
   Подмигивают мысли-шатуны…

   ***
   Ты кошка в покоях, я пёс в конуре,
   Ты тюлем заилена там, я туманом
   Попутан, запутан попутным обманом,
   Меж звёзд проступающим в чёрной дыре.
   Что нас породнило? Вот эта волна
   Туманов и дымчатых зыбей, приливы
   Отчаянной нежности, жажды счастливой
   Родства разлучённых во все времена?
   Не знаю… но как же они хороши,
   Порывы бессонные страсти собачьей
   В тоске дотянуться до неги кошачьей —
   Рычащего сердца до спящей души!

   Буква У

   ***
   Убийство особенно любят поэты,
   Куражась по дури: «Убийство? Мура!
   Какие законы? Какие запреты?
   Ни пуха, дружище, тебе, ни пера!..»

   …вот он сапожищем откинул лисицу
   И еле живую прикладом добил,
   Но, Боже, не верьте, что, мол, не простится
   Душой и природой ему этот пыл.

   Природа прощает. Душа не тревожит.
   Жена поцелует и сварит супец.
   Сегодня он – супер. И гений, быть может.
   Ну, просто талант. На худой-то конец…

   ***
   У людей на полу кошки, коты,
   У меня на стене поселилась Цепь —
   Железная, гpемучая змея.
   О, гоpе вошло с ней в дом.
   Спеpва мне казалось, пусть висит,
   Не пpосит ни есть, ни пить,
   Только позвякивает в тишине…
   О, гоpе, гоpе вошло с ней в дом.
   Полюбила Цепь танцевать,
   Полюбила железная змея,
   Полюбила веселая змея
   Своего хитpого бpата —
   Тонконогого зеленого змия…
   О, гоpе, гоpе вошло с ней в дом!
   Как только змея улучит момент,
   Учует невдалеке танцующую походку бpата,
   Сpывается змея со стены,
   Кидается в буйный пляс,
   Кpушит на своём железном пути
   Деpево и стекло.
   Особенно змея не любит стекла —
   Полулитрового, дутого стекла,
   За котоpым в неволе сидит её бpат.
   Она любит повиснуть на шее
   Веpижкою идиота,
   Юpодивого, плясуна,
   И звенья её говоpят – Клац-Клац,
   А ноги сами отвечают – Бум!
   И танцующий теpяет своё лицо,
   Пpевpащаясь в охвостье змеи.
   А если долго Цепь без дела висит на стене,
   В каждом её звене пpоpезается глаз,
   Голодный, смотpит пpямо в лицо,
   Подмигивает, мол, поpа,
   Соскучилась, мол, поpа, —
   Велит снимать её со стены…
   О, гоpе вошло в наш дом,
   Большое, отважное гоpе,
   Пpотяжное, сложное гоpе.
   Гоpе, товаpищи, гоpе
   Вошло в наш задумчивый дом.

   Ну что же, гоpе так гоpе,
   Однако, и с гоpем живут,
   Живут, и глядишь, не pевут,
   Хохочут, ваpначья поpода!..

УВЕЩЕВАНИЕ О ПОЛЬЗЕ РАЗУМНОГО ЭГОИЗМА

   Когда себя на подлой мысли
   Подловишь, юный пpохиндей,
   Ты не чешись, как стаpый гpизли,
   И от подлянки не балдей.
   К числу поpядочных людей
   Решительно себя пpичисли,
   И буpной мыслью овладей,
   И тихо свой пpофит измысли.
   Пеpекpестись и поpадей
   За всех, с кого ты поимеешь.
   Или имел. Или имеешь.

   И от подлянки не балдей.

   Не тpаться, как пpостой злодей,
   Коpысть свою блюди и числи
   В кpутом, обогащённом смысле.

   И от подлянки не балдей.

   Ты выгоду сию pазмысли,
   От подлой мысли – не балдей.

   ***
   У меня есть жена. У тебя полюбовник.
   У вокзала сидим, за бутылкой вина.
   Попрощаться пришла? Оглядеть поля боя?
   Только боя не будет. А будет война.

   Будет тихая-тихая, долгая немочь,
   Будет выморочь виз, государств, паспортов.
   Нас с тобой разлучили. И крыть это нечем.
   В «Эсэнге» жить готова? А я не готов.

   Почему-то до дури мне хочется клятой,
   Глупой дружбы народов, иллюзий и мечт,
   И тебя навсегда бы запомнить, патлатой,
   В мешковине хипповой, сползающей с плеч.

   Что с тобой нас связало? Тоска по России,
   О которой нам пели отцы и дядья?
   Я не знаю. Ты просто смела и красива.
   Любишь Юг. Но тоскую по Северу я.

   Глянь в окно, там вокзала резные излуки,
   Водокачка и мост, вечной сажи потяг,
   И завоет дурным подголоском разлуки
   Паровозик, забытый на чёрных путях.

   Будет просто война. Старики и хоттабы.
   Будут ранены все, искалечен наш круг.
   Ты любила людей. И меня…
   И хотя бы
   Медсестрёнкой —
   Давай,
   Понаведайся вдруг!

   ***
   Уподобим, как древние греки,
   Временам океаны и реки,
   Уподобим скрипучей триреме…

   Но меняешься ты, а не время.

   Время – вечность, задетая с краю,
   Я задел ее, я умираю.
   Умираю затем, что вхожу
   В то своё, чем себя не свяжу,
   В то, чего расплескать невозможно.
   Осторожно вхожу, осторожно,
   Осторожно и нежно вхожу…

   И скрипучий тростник отвожу.

   ***
   У неё глаза с двойным дном.
   На одном дне у неё
   День.
   И так сияет она этим
   Днём,
   Что на другом дне залегла
   Тень.
   А там, в глубине —
   Гроза!..

   Но это таят глаза.

   ***
   Уже запирают скрипучие ставни бутоны,
   Уже распускают над городом чёные крылья зонтов,
   И музыка, словно туман из расщелин бетона,
   Струится и тонет в неоне рекламных щитов.
   И мой палисадник тоску мою топит в тумане,
   Тоску по шалаве, лакающей в баре вино…
   И первые капли, как редкие знаки вниманья,
   Как нотные знаки, уже постучались в окно.

У ОКЕАНА

   От Бога жизнь? Или сам Бог от жизни?
   Пpи счёте дней, пpи их доpоговизне
   Откуда столь возвышенный туман
   Вопpосов этих вечных или пpаздных,
   Как за волной волна однообpазных,
   Тиpанящих смиpенный Океан?
   Зачем в потоке этом быстpотечном
   Ты сам себя задумывешь вечным,
   Не только ведь пpодляя pод и вид.
   Но явленный таинственному свету,
   Ведёшь себя, как будто смеpти нету,
   И всё как будто вечно пpедстоит.
   Не знак ли это, что и ты когда-то
   Не pухнешь в люк паучий без возвpата?
   Ведь малости, ведь милости пpосил!
   И пpиобщат тебя Пеpвопpичине,
   Как силу волн погашенных пучине,
   Клочки планет составу звёздных сил.
   Не в этом ли пpедчувствие спасенья?
   Но скpежеты и мpаки, потpясенья
   Так тщательно пpедшествуют ему,
   Что в тупиках дознаний, сатанея,
   Пытаем жизнь и Бога всё мpачнее
   Главенство здесь пpинадлежит кому?
   Кpовоточит нагое тело тайны,
   Подпоpото пытливыми винтами,
   И полоумный лик земной судьбы,
   Пылающую соль соча по pанам,
   Рычит и к солнцу pвётся Океаном
   Сквозь пену в кpовь pазодpанной губы.

УВАЛЕНЬ

     Не вари мне железную обувь,
     Да не куй мне пудовых ногтей,
     Стопудовых костей не крои,
     Пусть пройдут по земле,
     Чернозему (У, мякоть!) потрогав,
     Порционные, жирные годы мои.

     Ну, не стать мне, проклятому, в землю
     Такими теперя ногами,
     Не докликаться (Богова шатия!)
     Драных калик на крыльцо.
     Во! – заныла земля, загудела,
     Заходила чумными кругами,
     Сердце высосала, истемнила
     Не мое ли белое лицо?

     Так каких же вам подвигов, люди,
     Уж вы братья мои дармовые!
     Силу тянет руда,
     А и нету меня на земле,
     Вот как есть, сироты…

   – Святогорушка, друг!
   – Селянинушка!
   Ох, неживые…

   Не подняться и мне.
   Обожду перехожей воды.

   ***
   Улетают по свету осенние листья,
   Улетают осенние птицы за светом,
   В гермошлемы опять затворяются лица,
   И опять отворяется космос ракетам.
   Отправляются в дальние рейсы машины,
   Освещают асфальт напряжёные фары,
   И геологи грустно поют про вершины,
   И прощаются все, и играют гитары.
   Я смотрю, как летят в мироздание птицы,
   Я гляжу, как деревья пустынные мокнут.
   Только молча прошу, чтобы всем возвратиться,
   Только знаю, что все возвратиться не могут.

ПЕСНЬ О ВЕЛИКОМ КРОСНО

     Уток и основа, огонь и терпенье,
     Уток и основа.
     Откуда-то вдруг приглушённое пенье
     Послышится снова,
     Послышится поступь могучего стана,
     Вздохнувшего грозно,
     Проступит из тьмы, точно остов титана,
     Великое Кросно.
     И вот уже прядей продольные вихри
     В стану закипели,
     И смолкли мужья, и младенцы притихли,
     И жёны запели.
     Запели, и жаркая заумь застыла
     В кривой укоризне,
     Что женщина – смерть, пустота и могила,
     А муж – семя жизни,
     Запели, и снова сошлись воедино
     Крестовые звенья,
     И вновь она стала ясна, основина,
     Огонь и терпенье.
     Вновь челн поперечною нитью шурует,
     В основу въезжает,
     Так вера – стяжает, любовь же – дарует,
     И этим стяжает.
     Так две хворостины, дремавшие праздно,
     Взъярённые треньем,
     Вдруг дебри раздвинут, и крестообразно
     Исполнят гореньем.
     Кремень и кресало, порыв и смиренье,
     Крест-накрест и розно.
     Так пряди, яря перебором раменье,
     Пылают сквозь кросно.
     Но кто основал на стану эту пряжу,
     Кто дал основину?
     То знает душа, свою древнюю стражу
     Неся как новину.
     Но снова и снова, как чьё-то рыданье,
     Ума помраченье:
     «В чём смысл этой жизни, её оправданье,
     Её назначенье?..»
     И я повторяю всё снова и снова,
     Всё снова и снова:
     «Уток и основа, уток и основа,
     Уток и основа…»
     Продольно креплёная пришвой к навоям,
     Огонь поперечный
     Основа в себя принимает прибоем,
     Немолчным наречьем,
     Вновь пасмы вздымаются, зев образуя,
     Чтоб челн с юркой цевкой
     Броском сквозь него две стихии связуя,
     Стал новою сцепкой,
     Чтоб новая песня, чтоб вечное пенье
     Звучали всё снова:
     Уток и основа, огонь и терпенье,
     Уток и основа…

     ***
     Устрашает неизвестность.
     Утешает неизбежность.

     Устрашает неизвестность —
     Как там быть, сидеть, лежать,
     Или вообще, не местность
     А безместье там, безжа…

     Утешает неизбежность?
     Значит, незчем бежать.

     Значит, нет отметки, цели,
     Мест, препятствий, смыслов, дел,
     Значит, где-то на пределе
     Безучастья – беспредел.

     Значит, там и шкуру смерти
     Наизнанку вывернет,
     А поглядь, и милосердье
     Из бессердья вынырнет.

     Значит, зря жестокость роста
     Волновала некогда,
     Значит, милосердье просто,
     Просто проще некуда:

     Растревожит неизвестность,
     Обнадёжит неизбежность.

УТРО В ДЕБРЕ

     Закричал фазан,
     Закричал Тарзан,
     Закричали буквально все,
     И петух взыграл,
     И в зарю задрал
     Одну ногу в одном трусе.

УКОР

     (обращенный к молодой и глупой туристке, сетующей на отсутствие
     полного кайфа в диких горах)

     Здесь, где скал могучий катет
     Круто садит высь,
     Не журись, что кайф не катит,
     Вспомни, как надысь
     Я тебе над самой кручей
     Засадил и – бац! —
     Покатил он, кайф могучий,
     Полный, как абзац,
     Криком полнилось ущелье,
     Ужасом черты
     Полнились твои… ужели
     Позабыла ты,
     Дура?..

     ***
     У тебя в окне светлынь,
     Словно сотня белых лун.
     У плетня горчит полынь.
     У дверей молчит колун.

     Если к дому подойду,
     Первым повстречает пёс.
     Для него кусок найду,
     Это самый лёгкий пост.

     Если ближе подойду,
     На окне, дебел и дюж,
     Сплющенный в сковороду,
     Отпечатается муж.

     Если дёрну за кольцо,
     Закачается крыльцо,
     Засверкает, засопит…
     Нет уж, пусть родная спит.

     Есть у нас один ходок,
     Я нашёл туда следок —
     Раздвижной лазок в плетне,
     В сад волшебный при луне.

     Пусть горчит себе полынь,
     Пусть молчит себе колун,
     Пусть в окне твоём светлынь
     Разливают сотни лун…

УГОЛОВНОЕ ДЕЛО

   Прибитое к брусьям прозрачное тело.
   Мученья. Порядок таков.
   Как знать, может быть, уголовное дело,
   Быть может, накладка веков.

   Как знать где проточины к вере, к безверью,
   Где стоны сомнений, где мук?
   Ни звука. Распятья над каждою дверью.
   Истории мраморный звук.

   Языческих жестов скрипучие круги
   При позднем свеченьи луча
   Колёсами вязнут в пустыне, упруги,
   И речь всё темней толмача.

   Воронку часов тормошит то и дело,
   Колышется зыбкий песок.
   Цепь ляжет на шкив. Позабудется дело.
   На четверть уйдёт колесо…

   ***
   «Пифагорово пенье светил…»
   Н.А.Заболоцкий

   «Та, где хотят имеет много рабов, необходимо много музыки»
   Тоталитарный догмат

   Ударит музыка над миром,
   Но сон милей мне, чем обман.
   Что музыка? Утеха сирым,
   Математический дурман,
   Где музыка – рабов колонны,
   Безвольны, одурманены…
   Я сплю, но чары их и ломки
   На кромке снов обнажены.
   Очнитесь же, слепые твари,
   Как вы обдолбаны числом!
   Есть только Слово, Дух в разгаре
   Над пифагоровым фуфлом.

   ***
   Устал без тебя. Дни корчую, как пни,
   Одно повторяя – скорее, скорее!
   Как будто длиннее становятся дни.
   Как будто старею. А может, старею?

   Устал. Вдоль раздолбанной вдызг колеи
   На почту хожу, жду слова дорогие.
   Сюда не доходят и письма твои.
   Другие доходят. На что мне другие?

   Я душу любовью тебе зазнобил,
   Дарил тебя златом и жемчугом крови.
   Неправ я, неправ! Я тебя полюбил.
   Я прав. Уберёг я тебя от любови.
   А скольких уже, хоть и это не внове,
   Забыл, чтоб не ведать, любил?.. Погубил?..

УЛИЧНЫЙ СОНЕТ

   Старик, подмигнувший на улице мне,
   Ты с истиной дружен, не так ли? Вина
   Тебе не хватило опять. В том вине
   И кроется истина. Вот где вина
   Моя, и всех прочих по ходу, кто не
   Хотел или просто не мог выдать на
   Всего-то полбаночки. Вишь, не в цене,
   Отец, нынче утром твои ордена.

   Сократ перекрёстка, да истина ли
   В тебе замерцала, не счастья ли свет
   Посулом похмелья манит издали
   И пальцем зовёт к себе в гости сосед?

   Там счастье бутылочкой светлой зажгли,
   Там истина просто мигнула в ответ…

   ***
   Уже закрылися сортиры
   И платны баушки ушли,
   И подворотнями эфиры
   Поплыли в небо от земли…
   Москва, Москва! Пошто бездонна
   Палёна водочка-слеза?
   О, испаренья ацетона
   И аммиака – в небеса!

   ***
   – Уточки-огарыши!.. Селезни-павлины!..
   Кувшинки им на блюдечке подносит стебель длинный,
   А сам на дне теряется. А там темны пути,
   Концы-начала путаны, корней не найти.
   Уточки пофыркают, и в воду – хлюп,
   Селезни позыркают, и тоже – вглубь,
   А что там за красоты, на дне, во мху?
   Кувшинки-то, красавицы – наверху!..

   – О чём ты, обчественник? Разве одна
   Красота надобна? Конечно, надобна,
   Красота, конечно, красота шик,
   А как жрать захочется – видимость, пшик.
   Нутром пойми, обчественник, пойми утят,
   Чего где посущественнее хотят…

Уроки античности

   (Обломки поэмы «Воспоминание об Элладе»)

   Ещё была царицей Жалость
   И светлой девочкой Печаль,
   А твердь сама ещё держалась,
   Не на титановых плечах.

   Хребет Тайгета в звёздном ливне
   Огнями плачущих Гиад
   Звался Аркадией счастливой
   И был Аидом грозный Ад.

   Ещё Кронидовой дружине
   Был Олимпийский ведом страх,
   Был мир живой и мёртвой жизни,
   А смерти не было в мирах.

   И всё ж колючая тревога
   Саднила грудь, как тот коралл,
   Чтоб Зевсу, в чине полубога,
   Стал вышибалою Геракл.

   Гончарный круг миров не встанет,
   Зевс тароват, мастеровит,
   И в Тартар ввергнувший Титанов,
   Киклопов вывел он в Аид.
   …………………………………….
   …живём в унынье похоронном,
   Ядком врачуем клевету.
   О, тень змеи перед Хироном
   С яйцом змеёныша во рту!

   Там, никого не виноватя,
   Кентавр Хирон избрал свой рок,
   Не взял яйца – противоядья, —
   Жизнь малой змейки уберёг!

   Он – вниз пошёл. И осиянны,
   Все твари плакали навзрыд,
   Рыдали боги и титаны,
   Когда спускался он в Аид.

   Великолепье ранних стартов
   И горечь поздняя обид.
   Но где наш путь из Бездны в Тартар,
   Где путь из Тартара в Аид?

   Златое детство за плечами.
   А что вдали? А что потом?
   Блуждает огонёк печальный,
   Мечта о Веке Золотом….

   ***

   А кажется, что крылышек стеклярус
   Химеры-бабочки в мерцанье бледных звёзд
   Вновь означается, и неба нижний ярус
   Всё так же бархатист, и так же прост,
   Как до вращенья медных телескопов
   На башенках готических дворцов,
   Где не было судилищ и расколов,
   И никаких заплечных молодцов.
   А просто – иглы белые под ногти,
   И музыка, и добрый камелёк,
   Где речь о нежном Аргусе Панопте,
   А дочь Ехидны просто мотылёк…

   ***
   На форум однажды взойдя голубой,
   Мы груз для броска раскрутили, напружась,
   Забыв, как завинченный осью в окружность
   В толчке разрывает себя дискобол.
   А груз – всё тяжеле, а слиты – навзрыд,
   И сдавлены временем лобные формы,
   Но волен пространств разметавшийся форум,
   И ждёт ли, не ждёт ли нас дикий разрыв —
   Неясно. Так древле, от лютой тоски
   В скале высекали скафандры и шлемы,
   Глобального счастья наивные схемы,
   Отвергшие начисто черновики.
   А если позорче миры развестать —
   Вот звёзды. Вот сила зерна наливная,
   Страничка единственно здесь прописная,
   Как эту страничку бы не пролистать!
   ………………………………………..
   Какие мы знали счастливые дни
   На взгорье Афин, меж дерев Крайнеона,
   О судьбах земных размышляя бессонно,
   Храни это, память, бессметье храни!
   ………………………………………….
   Да, слава росла. Рос преемников круг.
   Как было светло в кипарисовой роще,
   Где мир философского реянья проще
   Всех опытов нудных и трудных наук.

   Как мы воспаряли, как наш Крайнеон
   Любили! Там было прозрачно и дико,
   Былое святилище, рай Афродиты…
   Потом назовут это – жизнь-полусон.

   Но там я однажды приветствуем был
   Грозой всех народов, самим Македонским.
   Он мысль мою сбил. Мощным профилем конским
   Полдневное солнце мне загородил.

   Владыка, над миром воздевший свой перст,
   Полмира поправший косматым копытом,
   Он думал, что я славословьем избитым
   Отвечу на столь неожиданный жест.

   Но щедр и разумен был страшный мой гость,
   Весь – воля и сила! С коня не слезал он.
   Наслышан был он обо мне – так сказал он,
   И рад, что увидеться нам довелось.

   И царскую милость явил он ко мне:
   «Желай, что угодно, проси что изволишь»
   – Ты солнце мне застишь – сказал я всего лишь,
   Ты тёмен и слишком велик на коне.

   Иронией не был мой гость обделён
   Как истинный сын просвещённой Эллады,
   На солнце взглянул, усмехнулся: «Ну, ладно…»
   И топотом гулким потряс Крайнеон.

   Отряд охранявших его кавалькад
   И профиль, уже над бессмертьем паривший,
   Растаяли, скрылись в листве кипарисной,
   И канули где-то в туманных веках.

   Шли слухи потом, я-то им не судья,
   Что если б он не был царём и военным,
   Хотел бы он быть только мной, Диогеном.
   Мне льстило, не скрою. Смеялся и я.
   ……………………………………………….
   Потом были годы броженья идей,
   В театре, на площади бились безумцы,
   Врывались в чужие дома, указуя
   Как жить в этом мире скотов и людей.

   И даже безумный один пилигрим
   На площади сжёг своё тело. Пустая
   Тщета о бессмертьи. Сжечь тело, оставя
   Лишь пепел да имя своё – Перигрин….
   …………………………………………..
   Конечно, тогда был наивен и я,
   Был дик и нелеп аргумент одиночки,
   Я счёл, что являю в прославленной бочке
   Гиперболу истинного бытия.

   Что надобно людям? Участье, тепло.
   Я понял, бесплоден весь труд Антисфена,
   Идеи его просто голые схемы,
   Внедренье их в жизнь – вот моё ремесло.

   Есть крайности в мире. Есть полутона.
   Один рубит правду. Другой угождает.
   Но опыт всей жизни моей подтверждает,
   Что действенна крайность. И только она…
   ……………………………………………….
   Есть в мире закон – коли честь дорога,
   С тобою борьба лишь бесчестьем ведётся.
   Так нас покидали друзья и питомцы,
   Так шли, предавая, ко стану врага.
   ………………………………………………..

   …я жил Крайнеоном. Верней, ждал конца,
   Судьбы не моля: «Долголетья пожалуй!..»,
   Была уж земля в это время, пожалуй,
   Сама моего не землистей лица.

   В день общий наш смерти, к Владыке Земли
   Шли толпы с рыданьем, и трубы трубили,
   К моей же, потом позабытой могиле
   Лишь пятеро скорбных в тот вечер пришли.

   И было над всею Элладой темно,
   Был факельный праздник Афины Паллады,
   И падали звёзды на тело Эллады,
   И гасли, и всё это было давно…
   …………………………………….

   …я к людям тянулся. Но не было их.
   Я вышел на площадь. Я поднял светильник.
   В лучах его нежились раб и насильник.
   Я просто рукою закрылся от них.

   Я в свитки зарылся. В труды мудрецов.
   Я сам преумножил тьму истин, по сумме
   Их пафоса – апофеоз! А по сути
   Простое пособие для шельмецов.

   Да, циник, да, пёс-Диоген. Но учти,
   Несчастный потомок, за что я в бессмертьи?
   За то, что в людской – днём с огнём! – круговерти
   Не смог на земле человека найти…
   ……………………………………….

МОНОЛОГ РАПСОДА

   «На рынок! Там кричит желудок…»
   А. А. Фет.

   Базаром бредёшь, шелухи поналипнет.
   Но там, где царят и деньгами сорят,
   Какой-то старик с мешковины окликнет
   Курносый и лысый. Похоже – Сократ.
   А рядом (прибавим-ка шаг, разумея
   И нравы, и время, отбейся потом!)
   Мальчишка с глазами премудрого змея,
   Подвижный и дошлый. Похоже – Платон.
   Бывало, у портика станешь, бывало…
   Сократ!
   Подкрадётся и —
   «Поговорим
   О чести, о нравах, о громах кимвала,
   Об огне пылающем, в коем сгорим…»
   Такого, бывало, наскажет, со страхом
   В три дня не управишься (есть тут один,
   Что надо услышит и ни за полдрахмы
   Погубит, злодей. Оправдайся, поди.)
   Сократу всё шутки. Пристанет: «Узнаем
   Что думает знатный рапсод о войне?
   Чем были чреваты подарки данаян?..»
   Смеётся. И что привязался ко мне?
   Семью содержу, да раба-иноверца,
   Гомера на свадьбах пою – ремесло.
   А он всё своё – мол, лишь так, чтоб от сердца,
   Чтоб больно душе, говорит, чтоб светло.
   Бывало, ему и болтать не мешаем,
   Уж он в словесах так и вьётся лисой!
   Большими людьми, говорят, уважаем,
   Недавно у Федра напился, босой.
   Сократ-то болтает, а этот мальчишка,
   Платон, всё за ним, от зари до зари.
   В папирусы пишет. Мол, грамотный, вишь-ка.
   Что ходит, что пишет? Поди, разбери.
   Бывало, добьёт старикашка дотошный,
   Не стерпишь, суму за плечо, и домой.
   Хохочет, подлец, за спиной, и – в ладоши!
   И стыдно, и некогда… Боже ты мой…

   ***
   Сенека, аккуратнейший мудрец,
   Чужие подбиравший мысли, понял:
   Их авторство – фантом, и свой ларец
   Бесхозными сокровищами полнил.
   Метали Марк Аврелий, Эпиктет
   Словесный бисер свиньям, но Сенека
   Не глупый боров, и авторитет
   Так не ронял. Он знал, что власть и нега
   Лишь распрягают волю. И спрягал
   Разрозненные мысли в честный узел.
   Он «Письмами Луцилию» не лгал,
   Когда мятежный хаос нежно сузил.
   Вводил мораль. И пантеизм крепил.
   Так уложил в единое пространство,
   Что личное с общественным сцепил,
   За что был назван дядей христианства.
   Ах, младостоик, странный человек,
   И безучастность духа, и пристрастья,
   Всё он скрепил судьбой своей навек.
   Матерьялист. И соискатель счастья.
   А между тем, как воды, времена
   Уже шатались, выло время Оно,
   И мучеников новых имена
   Жгли ветхий лёд Хрисиппа и Зенона,
   Но без упрёка следуя судьбе,
   Когда раскрылся заговор у трона,
   Не клянчил стоик милости к себе,
   Как воспитатель юного Нерона.
   Был милосерд тиран и ученик,
   Не предавал учителя на муки,
   По-царски рассудил – пускай старик,
   Сам на себя, глупец, наложит руки.
   Награда не из худших, что уж там
   Ни говори. Тем более, какая
   Возможность испытать своим мечтам
   И принципам предел их, истекая
   Блаженством напоследок! Сознавать
   Что всё прошел, всё поднял, что без дела
   Валялось. И всецело пребывать
   Ещё вне духа, но уже вне тела.

   (Некоторые пояснения:
   Стоицизм – философское учение, возникшее в конце 4в. д.н.э. на базе эллинистической культуры. Стоики считали, что счастье – в свободе от страстей, в спокойствии, равнодушии. Всё в жизни предопределяется судьбой. Кто этого хочет – того судьба ведет за собой, сопротивляющегося – ведет насильственно. Стоики различали истинное и истину. Воистину существуют только тела. Истинное же бестелесно и не существует. Истинное – это только высказывание. Учение, близкое материализму.
   Хрисипп (281 – 208 до н. э.), Зенон (Зенон младший, 336 – 264 до н. э.) – основатели стоицизма.
   Сенека (Луций Анней Сенека, младший. Около 4г. до н. э. – 65г. н. э.)
   Марк Аврелий (римский император, философ), Эпиктет – яркие представители позднего римского стоицизма.
   Нерон (37 – 68 н. э.) – римский император, воспитанник Сенеки.
   «Дядя христианства» – так Ф. Энгельс называл Сенеку).

КРАТКИЙ КУРС

   …а вот Платон считал, что Аристотель
   Зря не считал, что Мания есть плод
   Любви царя небес в земном престоле,
   Как некогда Сократ считал.
   А вот
   Собака Диоген считал, что финик
   Ничуть не хуже солнца,
   Что Колосс
   По большей части действует как циник,
   А не мудрит. И вёл себя, как пёс.
   А Лейбниц вот считал, что мир – монада,
   И что в миры иные нет путей,
   А если разобраться, и не надо,
   Крутись в родной монаде без затей
   И не гордись.
   А вот прегордый Гегель
   Считал, что диалектикой миры
   Сшибаются легко, навроде кегель,
   Причём не выпадая из игры,
   А Кант вот заявил категорично,
   Что совесть основной императив,
   Что вещь в себе тревожить неприлично,
   Поскольку разум – чистый негатив,
   А вот товарищ Маркс, почтя обманкой
   Все блики сфер, допёр, что только труд
   Воздвиг меж человеком и болванкой
   Реальную вселенную.
   Но тут
   Бородачи Руси пошли рядиться
   В мистический туман, и Соловьёв
   Из Троицы нащёлкал триединство
   В раю бесед, свиданий, соловьёв.
   А вот Восток прозрел, что мы слепые,
   Что зряче лишь незримое живёт.

   А как же любомудры, Мать-София?
   А мысль?
   А философия?

   А вот…

   ***
   У барина в хоромах хорошо.
   Боярыня румяна, говорят.
   Никто не говорит ему «Ужо»,
   «Ужо тебе!» тиранам говорят.
   А барин умный. Что ни говори,
   Хороший барин, крепкий. Позови,
   Я к барину наймусь в секретари
   И заживём в довольствии, в любви.
   Пускай их, кто там ропщет на дворе,
   Мы и не знали, и не хочем знать,
   У нас перо литое в серебре
   И благосклонна к нашим письмам знать.
   Мы им проект составим, стервецы,
   В баллансах обусловим мор и глад.
   Такое время, в воду все концы,
   А уж вода в реке такая гладь…

   Буква Ф

ФОНАРИ ЮНОСТИ

   Нагулялся по свету, и забыл, чёрт возьми,
   Дом и улочку эту вместе с людьми,
   Что вставали у двери, подавали совет.
   Листья есть еще в сквере, а людей уже нет.
   Шёл по листьям в печали, обо всех забывал,
   Потому, что вначале больше шум волновал,
   К устью улиц трамваи шли, кренясь, под уклон,
   Шли враскачку, срывая сноп огней за углом,
   Полыхали огнями меж ветвей по ночам,
   И обутый камнями, рельс поклонный мычал,
   И любовь была горькой, как осенний дымок,
   Все горчила. Под горкой свет её изнемог.
   Только брезжит, всё брезжит меж поросших травой,
   Меж путей непроезжих рваный след огневой…

   ***
   Фонари-фонарики
   Бегут по проводам,
   Неоновые шарики
   Плывут по городам.
   То брызнет свет сиреневый,
   То вспыхнет голубой,
   Неоновый, шагреневый,
   Игреневый – любой!
   Те колют, как булавочки,
   Те ёжатся пугливо.
   Мне всех милее лампочки
   Янтарного налива.
   Она ещё встречается
   На стареньком столбе,
   Она ещё качается
   Наперекор судьбе.
   Ах, фонари-фонарики,
   Ах, янтари-янтарики,
   По столбикам коричневым
   Бегут, не унывая,
   По самым историческим,
   Глухим путям трамвая…

   Буква Х

ХОР ДЛЯ ДУР

     – А я хочу спортивного,
     Красавца позитивного,
     Как чемпион активного,
     Как он на миллион!..

     – Мадам, а я спортивный,
     Я инициативный,
     Подтянутый, активный,
     Спортивный чемпион!..

     – А я хочу военного,
     Громадного, степенного,
     Вальяжного, почтенного
     Плода моей мечты!..»

     – Мадам, а я военный,
     В карьере дерзновенный,
     Осанистый, степенный,
     В погонах три звезды!..

     – А я хочу ужасного,
     Как дикаря опасного,
     Как дикий зверь прекрасного,
     Крутого как бамбук!..

     – Курортницы, не спорьте,
     Представиться позвольте,
     К услугам:
     Мастер спорта
     Полковник
     Чингачгук…

ХРОНИКА

   Ни правых на земле, ни виноватых.
   Сквозь хвойный мpак, на лапах золотых
   Столбы лучей в лесах стоят мохнатых,
   Как в кинозалах, дымных и пустых.

   Отпpянет луч,
   И вспыхивает медно
   Пеpстом на муpавьиной гоpодьбе.
   Всплывёт оса, летающая ведьма,
   И коpчится в пылающем столбе.

   А всё-таки отстукивают, споpя
   За полсекунды вpемени, за тpеть,
   Блистательные тваpи,
   Таpатоpя
   И споpя,
   Успевают в общем хоpе
   И звук зашифpовать, и умеpеть.

   Но яpкую, мгновенную фигуpу
   Печального, быть может, бытия
   Вставляют в мир, как некую скульптуpу,
   И ей уже природа не судья.

   Она уже навеки непpеклонна,
   Незpимая, ни мpамоp, ни гpанит,
   И только сосен тёмные колонны,
   И только свет для нас её хpанит.

   Не нам ли сквозь pазвалы паутины,
   Сквозь pухнувший во вpемени пpоём
   Высвечивают дpевние каpтины
   Стpекочущим, туманным фонаpём?

   И ни вины, ни пpавоты бессменной
   Здесь, на земле не сыщется, нетленной
   Какой-то мысли, судей вечных, школ,
   Здесь всё – документация вселенной.
   Всё хpоника её, всё пpотокол.

ХОЗЯЮШКА

   Всё, с чем спорилось шёпотом, криком,
   Всё на круги свои возвращается,
   А земля, словно вальсом старинным,
   Всё вращается, всё вращается.

   В лёгкий снежок играющий
   Одета, как в платьице бальное,
   Планета, хозяйка маленькая
   Большой галактики, краешка.

   Но в снежном, мерцающем мире
   И мне посветило знакомо:
   Тоска по своей квартире,
   Печаль по родному дому.

   Всё, с чем спорилось шёпотом, криком,
   Всё на круги свои возвращается,
   А земля, словно вальсом старинным,
   Всё вращается, всё вращается.

   И словно бы в память пытаешься
   Глухое открыть окошко
   – Не торопись, Хозяюшка,
   Повремени немножко!..

   ***
   Хорошо бы под куполом цирка
   Лёгкой ласточкой в белом трико
   Ликовать и на зрителей зыркать,
   Всех любить свысока и легко,
   Хорошо бы коррида, квадрига,
   Разъярённые вихри огня!..
   Но какой-нибудь храбрый Родриго
   Это сделает лучше меня.

   ***
   Хоpошо выйти в полдень из дома
   И в пpиятном кафе по пути
   Посидеть, выпить чашечку кофэ,
   Отдохнуть, и на службу идти.
   А на службе печально, печально…
   Но на службе занять можно в долг,
   Повздыхать, и немножко подумать.
   И тихонько исполнить свой долг.

   ***
   Хотя бы то окно, и человека
   За шторою, и женщину его,
   Которая совсем и не его,
   Совсем другого любит человека.

   Хотя бы этот выжженный торшер
   И свешенную с пальцев босоножку,
   А на кушете женщину и кошку,
   И звук за кадром «Селяви, моншер…»

   Хотя бы этот старенький сюжет,
   Что меж людьми давным-давно рассказан.
   Он всякий раз по-новому развязан.
   …и свет в окне, и кошка, и кушет.

   ***
   Хочу понюхать время
   Как влажный вешний сад,
   Хочу ногою в стремя,
   Домой хочу, назад.
   Меж средними веками
   И ядерной вознёй
   В камине с огоньками
   Мой огонёк ночной.
   На полках фолианты
   С трудами мудрецов,
   Друзья негоцианты,
   Жена в конце концов,
   Мой дом в кустах сирени,
   В аллеях соловьи,
   Мои стихотворенья
   О Вере, о Любви.

   И – к чёрту бы надежды,
   Кощунства вещие,
   И жить бы, как невежды,
   Не ведающие
   Про сказочную весть
   О том, что мало-мало,
   А всё же время есть,
   Что есть концы-начала,
   И всё начать сначала,
   И всё начать сначала!..
   Начало – где?
   Бог весть.

   ***
   Хорошо, когда снежок
   Сыплется, блистая,
   Хорошо, когда дружок
   Девушка простая,
   Хорошо, когда в печи
   Светятся полешки,
   А на праздник калачи,
   Ягоды, орешки.
   Хорошо, когда в дому
   Называют милым,
   Хорошо когда кому
   Это всё по силам.

   ***
   Ходят люди, бродят люди.
   А потом лежат в гробу.
   А про них другие люди
   Думают – летят в трубу.
   Вот и фигушки!
   Еси
   На земли и небеси
   Тот, кого и упроси…

   Буква Ц

   ***
   Царица омута речного,
   Где меж людей душа твоя,
   Когда под ивою ты снова
   Меняешь кожу, как змея,
   Когда в прозрачном, узком теле
   Задышат жабры, плавники…
   Давно ль за рюмкою коктейля
   Сужались жадные зрачки,
   И задыхалась тьма ночная,
   И рук слепила белизна?..
   Дымноволосая, речная,
   Ты по лучу идёшь до дна.
   Ещё взывает изумлённо
   Душа, волнуясь в синеве,
   А пузырьки из-под нейлона
   Уже икрою льнут к траве.

   ***
   Церковная тонкая свечка
   Горит огоньком золотым,
   Дрожит золотое сердечко
   Над воском, слезой залитым,
   Пылает, как листик у стебля,
   Сквозь всё мировое ничьё,
   Но стебель тот, пламя колебля,
   Заходит под сердце моё,
   И пламя колеблется пылко,
   И сумрак всемирный суров,
   Но эта прозрачная жилка
   Закручена в сердце миров,
   Мрак мира, как воск, растопляя,
   Уже в заиконной дали,
   Сквозь чёрные окна пылает
   Неспящее сердце земли.
   Там солнц равнодушных ристанье,
   Там искрами бездна сорит,
   Но сердце одно в мирозданье,
   Одно в мирозданье горит!
   Какое там сердце? Сердечко,
   В колечко струящийся дым…

   Церковная тонкая свечка
   Горит огоньком золотым.

   ***
   Цвели на подоконнике
   Герани у окна,
   И пела в доме тоненько
   Вечерняя струна.

   Расписана, расчерчена
   Вся жизнь моя была.
   Струна твоя вечерняя
   Меня с ума свела.

   И было удивительно
   Что ты живешь одна,
   И жизнь была пронзительна,
   Как тонкая струна.

   И ночь была расколота,
   И вновь была весна,
   И вновь звенела молодо
   Осенняя струна.

   Но горьким воплем дальняя
   Дорога позвала,
   И сердце нам вокзальная
   Струна разорвала.

   …была гитара в домике,
   Где ты жила одна…
   И пела в сердце тоненько
   Щемящая струна…

ЦЫПЛЁНОК ЖАРЕНЫЙ

   Рукав обшарпанный. Наган сутулится.
   Цыплёнок жареный пошёл по улице,
   Идёт по улице, метёт метелица.
   Вдруг трое. Хмурятся. Четвёртый целится
   – За что, товарищи, мне умирать?..

   Фонарик носится. В карманах шарятся.
   Бумажка с подписью: «Цыплёнок – жареный».
   Цыплёнок жареный, цыплёнок пареный,
   Который тоже хочет жрать.

   – Служил в охранке? Работал в банке?
   Пил на Фонтанке? Ограбил банк?..

   – Я не советский, я не кадетский…
   – Вы арестованы. Прошу пиджак!..

   Буква Ч

ЧАПАЙ

     («Новая волна»)

     Там крутили крутое кино,
     Там Чапай уходил на дно,
     И с жемчужиной возникал,
     Скаля зуб, у карибских скал,
     И вздувался, и пучил глаз,
     Земноводный, как водолаз,
     И опять уходил на дно…

     Там кино ходило
     В кино.

ЧАСТУШКИ БАЛАКЛАВСКИЕ

   ***
   Вехи в классовой борьбе
   Поменялись вроде бы.
   Прежде думай о себе,
   А потом о родине.

   Ходок

   Он собирается в «поход»,
   Себя начистив до фаянса…
   Так блох вычёсывает кот
   И лижет собственные яйца…

   ***
   Ха-ха-ха, ха-ха-ха,
   Хоронили петуха,
   Бабка мыла потроха,
   Будто грех брала…
   Наварились потроха,
   А уха из петуха,
   Будто не было греха,
   Кукарекнула.

   Петю резали не раз,
   Всё одно – на баб горазд,
   Снова блещет хитрый глаз,
   Во здоровьище!
   Ха-ха-ха, ха-ха-ха,
   Хоронили петуха,
   Хоронили петуха,
   Кур-Петровича.

   Где черна, а где бела:
   Смотрит глаз из-за угла,
   Снова блещет хитрый глаз,
   Да вприщурочку!
   «Эта будет в самый раз» —
   Подмигнёт петуший глаз,
   Облюбует курочку
   И валяет дурочку.

   Ничего у петуха
   Не выходит без греха,
   Вот и слышно «ха-ха-ха»
   Ха-ха-ха, да ха-ха-ха…

   Хоронили петуха,
   Кур-Петровича…

   ***
   Балладу сочинил балда
   Про то, как он попа ущучил.
   Сказали: «Да-а… вот это – да!..
   Но нет прощенья сыну сучью!..»

   Балладу дали палачу.
   А на хрена ему баллада?
   «Я рукава, грит, засучу,
   И ладно…»

   Балладу донесли царю.
   А он сказал, вдохнув понюшку:
   «С попом я сам поговорю,
   А вы – ступайте на конюшню!..»

   Случались, было, времена,
   Права царём обозначались.
   И там стучали. Ни хрена
   Ни там, ни тут не достучались.

   ***
   Кому ещё четыре,
   Кому три пока,
   Никто не подхватил ещё
   Триппака,
   Детишки ещё чистые,
   Светлы тела,
   И глазоньки лучистые,
   И все дела…
   – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – —
   ***
   …и кометой обрубленной солнце несётся…

   ***
   – Что ты делаешь здесь?
   – Недопонимываю…

   ***
   – Я японец…
   – Я не понял…

   ***
   Был бы умным, знал бы прикуп…

   ***
   Чаинка стоит на дне пиалы,
   Покачиваясь слегка,
   Стоит в огне аpоматной мглы
   На кончике башмачка.

   И все настаивается, и гоpит
   Кpужок туманной судьбы
   А её дружок, лоскуток – паpит,
   В облаках паpит, неземное зpит,
   Пpо иное, неведомое говоpит…
   И шатаются паpа столбы.

   Распеленается лоскуток,
   И поплывёт в облака!
   Но вот глоток, и ещё глоток.
   И нет её лоскутка.

   Она всегда кляла дуpаков.
   Тепеpь осталась одна.
   Безумный уpовень беpегов
   Стал кpуглым уpовнем дна.

   И взгляд её тянется к облакам,
   И некому ей помочь…
   Такие стpасти, бывало, нам
   На кухне певала ночь.

   ***
   Что ж ты, дождь, так мелко сеешь?
   Ничего ты не пожнёшь.
   Отдышаться не успеешь,
   Корневищ не обогнёшь.
   Двинет свет косые башни
   Наклубившихся лучей,
   И останешься на пашне
   Непричаленный, ничей.
   Оттолкнешься мягким взмахом
   Дымных крыльев, и во мгле
   Вновь уйдешь с никчемным «ахом»
   По тоскующей земле.
   Не наполнишь, не овеешь
   Стан травинки, плоть гриба,
   Что ж ты, дождь, так мелко сеешь?
   – Так и сею. Не судьба.

   ***
   Человек в предчувствии свиданья
   Видит сон, туманный как мираж,
   Где-то в самом центре мирозданья
   Спит ржаным калачиком мураш,
   Спит, и видит сон о том, что имя
   Всякого означится в огне,
   Спит мураш, антеннами своими
   Ловит смутный сон о Судном Дне.
   Ну а божья пчёлка, божья птица
   Неужели избегут суда?
   Спит мураш, и человеку снится
   То, что и не снилось никогда:
   Стебель крови в чащах неземного,
   Хвощ антенны в земляной норе,
   И на влажном гребне позывного
   Солнышко личинкой в янтаре,
   Видит он, что центра у вселенной
   Вовсе нет, и доложить нельзя
   Центру то, что всякою антенной
   С ним на связь выходит всё и вся…

   ***
   Чем толще туча и мокротней,
   Тем стариковский плащ темней;
   С огнём туманным в подворотне
   Он курит, кашляет больней.
   Но как ни странно, вид опавших
   Деревьев, вдоль забора вставших,
   Лишь укрепляет с миром связь,
   С тем миром, где горелось всласть,
   Где память о годах пылавших
   С листвой сгоревшею слилась.
   Он в небе сумрачном и сиром
   Следит за огненным пунктиром
   Луны в ущербной вышине,
   Следит спокойно, как во сне,
   Родство и связь с осенним миром
   Приемля твёрдо и вполне.
   Небес осенних вздох недолог,
   И выдох хрипом поражён,
   И месяц, как в груди осколок, иззубренный,
   Страшон…

   ***
   Чарующее слово, дефлорация.
   Любил я необычные слова.
   Мерещится какая-то акация,
   Калитка, на головке кружева,
   Волнуется всё это, несказанное…
   Спросил я как-то девочку одну
   По нраву ль ей такое слово странное,
   И получил ещё одну весну
   Невинную, считай непреткновенную…

   Люблю тех пор лапшу обыкновенную.

   ***
   Чего-то простого всё просит душа,
   Неясно чего, просто хочется ясного.
   Ах, песня моя, что же ты несогласная
   Со всем, что тебя обступает, дыша?

   Он вымахнул вкривь, сумасшедший зажин,
   Где чёрт возле доброго колоса вьётся,
   И всё это путается и поётся,
   А после ещё выдается за жизнь.

   Уже не спасут ни слова, ни трава,
   Угрюмо ворочающаяся под ними.
   А нужно всего – только вздох, только имя,
   И кровь запоёт, и светла голова.

   Я вспомню то имя, я слышал тот вздох,
   Он облачком лёгким взошёл в поднебесье,
   По нём и тоскует высокая песня,
   А песню пьянит завывающий мох.

   Он дышит горячей низиной болот,
   Непросто, туманно глядит исподлобья.
   Но это не жизнь, это только подобья,
   Кривые подобья того, чем живет
   Душа…

   Несказанною далью дыша,
   Простого и ясного просит душа.

   ***
   Что она делает! Хочет – придёт,
   Хочет – туман за собой приведёт.
   С нею не каждое утро вставать,
   С этой женщиной век воевать.
   То, что случается за день хлебнуть,
   Может по капле на жизнь растянуть.
   Имя её… лучше имя не знать.
   Лучше туман от лица отогнать!

ЧАСТУШЕЧКА

     – Что такое, милый дроля?
     Обхожусь без пергидроля,
     Обхожусь давным-давно,
     А бляндинка все равно.

     Что бы значило оно?..

ЧЕРНИЛЬНАЯ КАПЛЯ

     Из чёрных руд, как из горнила,
     Из самых черноруких смол
     Скаталась капелька. Чернила.
     Чернейшей мельницы помол.
     Не утаишь и малый шорох.
     Не выйдешь из воды сухим.
     Как умокнут перо, как шоркнут,
     Как скатят капельку в архив!..

ЧЁРНЫЕ РЫЧАГИ

     (Рябиновая ночь)

     Какая ночь! Гром разворчался всласть.
     Квадратная коробка светофора
     Каменьями боярского притвора
     С прищёлкиваньем полно налилась.
     Рябиновая ночь. Ворчанье, тьма.
     Над трассою зарниц перебеганье,
     Машин кишенье, свары, кутерьма,
     И чёрных рычагов передвиганье
     Над городом…

ЧЁРНЫЙ КОНЬЯК

     Этот чёрный коньяк, этот нож в крови,
     Молонья под сердцем, змея.
     И пьяна струя
     Наркотой любви,
     И река уже
     Не твоя.

     Там волна и страсть,
     Там легко пропасть
     В чёрных лонах, в лозах, в тоске,
     Ты и женщина, вот и всё, что там,
     Вот и всё, что плещется по бортам,
     Вот и весь твой коньяк в реке.

     А поверх реки,
     В глубине реки,
     В золотом теченье реки
     Только дети и старики,
     Только дети и старики,
     Только дети и старики…

ЧУГУНКА

   1.
   Жpал бpенди, дpался в тамбуpе, пpодул
   Мослы насквозь. Осенний свист в колене.
   Поля, поля… пpотёp стекло – в долине
   На бугоpке стоял домашний стул.
   Изpядно, я подумал. И хотел
   Сойти.
   Но пеpедумал.
   Надо ехать.
   …а кpоме – все мы свиньи!..
   И завыл
   Чугун тоскливый в поле… за деpжаву
   Обидно. Но впендюpил хоpошо.
   Что хоpошо, то хоpошо. В сопельник.
   И в ухо. И ещё, на посошок,
   И встать помог…
   Ну вот, опять завыл,
   Опять тоскует, сволочь. Ехать надо!

     2.
     (После давки)

     …и рухнул в душном погребе метро.
     И вымахнул состав, как опахало,
     И охнула, завыла, замахала,
     И мутным роем завилась в нутро
     Толпа. И лязгнул ад…
     Душа лежала
     На золотой мозаике вокзала
     В прохладе, в тишине,
     И – понесло,
     И – вытянуло сладостно,
     И стало
     Так хорошо,
     Так славно и светло,
     Как никогда, родные, не бывало…

     ***
     Чо мыслит человек? Пока ничо.
     Пока он только думает, что мыслит.
     И заглянуть не может за плечо,
     Где мыслит чёрт, и что-то там расчислит.
     Чо мыслит человек? А чо? Ничо
     Живёт себе. И думает, что мыслит,
     А мыслит за него, кто горячо
     И вправду мыслит. Думает и числит.

     ***
     Наука – об устройстве мира.
     Религия – о смысле жизни.
     Туда и туда, лира,
     Очнувшись, музыкой брызни.
     ……………………………………..
     В науках – устройства мира.
     В религиях – смыслы жизни.
     И то, и другое, лира,
     Музыкой слова взбрызни.

ЧИНГИСХАН

   Всё известно давно.
   Неизвестно одно —

   Где же он силы таке нашёл – к осемененью полмира?
   Это не подвиг Геракла. Это покруче античных потёмок.
   Каждый двухсотый житель нынешней нашей квартиры,
   То есть, нашей планеты – его потомок.

   Полубог, повелитель полмира. Но кто прояснит детали,
   Как вели себя с ним эти девы, ёжились ли, трепетали?
   Остаются таинственными все эти охи и ахи,
   Как отдавались ему – в безысходе? В согласии? Страхе?

   Половецкие, русские, разные. Как он брал их, с насилием, с бою,
   Или спадали одежды их словно бы сами собою?
   Были богаты они? Были бесправны иль нищи?
   Сопротивлялись? Всласть отдавались царственной хищи?

   Тайна. Но сел Чингисхан на коня, и поделил континенты
   На Запад, Восток, Ислам, Католичество, Православье.
   А себе предпочёл могилу безвестную. В плачах и славе
   Не нуждался Великий уже. Не любил сантименты.

   Только чую: во мне,
   Точно в атомной схеме,
   Блуждают
   Его
   Элементы…

ЧУЖАЯ ВОДА. (ВАРИАНТ ПЕСЕННЫЙ)

   А всходил и я на твоё крыльцо,
   Отводил туман, целовал лицо,
   Воровал взахлеб, пил чужую воду,
   Сладку воду пил, слаще год от году,
   И бежал-дрожал ручеёк медов
   Вдоль твоих следов,
   И не знал не гадал никакой беды
   От чужой воды.

   Как сидели на подоконнике,
   Да пьянели, да по-диковинке,
   Как топили печь, заводили речь
   О постылом, как о покойнике,
   Охмелевшие от того, что крали,
   Обнаглевшие от всего, что брали,
   И пылали хозяйские брёвнышки,
   Точно ребрышки…

   Только вспыхнул свет в тёмной спаленке,
   Потянулись следами проталинки,
   Полилась вода тёплым крантиком,
   Залилась сестрица над братиком,
   И качался в копытце следок литой,
   Залитой водой.

   А бывало я на крыльцо всходил,
   Отводил сирень, дикий мёд цедил,
   Ночь текучая сладко пахнула…

   Половица качнулась и ахнула.

   А вода чужа,
   Точно ржа с ножа,
   Побежала солёною, горькою,
   Позадёрнулась алою коркою,
   Та ли ржа-беда, та вода чужа,
   Та ли кража-душа, госпожа…

   ***
   Человек свинеет всё быстрее,
   За редутом тихо сдав редут,
   А кахалось, лирикой овеян,
   А казалось, музыкой продут.

   …потому и жарят поскорее
   Быстрозагнивающий продукт.

   ***
   Чирик воробий уже серебрян,
   Уже ворона кричит, как трактор,
   В древесных сводах лесных свирелен
   Стучат, отстраивают характер.

   Густого свету ветра надули,
   Сейчас хорошо бы под солнцем, в поле,
   Зёрнышки там, в глубине, надули
   Тёплый живот об одном уколе.

   Я потоптался бы на дороге,
   Я погрузил бы в земельку ноги,
   Сунешь одну – и в грязи она,
   Вынешь другую – и та грязна.

   Ох, хороша грязца,
   Крупная, плодородная!
   Масляной макароною
   Пласт борозды-сырца.

   Медленно (разумей!)
   Там, где кромешный зной,
   Кольчатый млеет змей,
   Спеет червяк земной.

   А тут – воробей лесной.

   Чирик себе, чёртик пернатый,
   Весёленький, неженатый,
   Серенький, да не простецкий,
   Глаз его молодецкий
   Направо посветит,
   Влево стрельнёт,
   Девку увидит —
   Мне
   Подмигнёт.

   ***
   Чисто конкретно, в натуре,
   Если не дура судьба,
   Ты приглядись к этой дуре,
   Это ж не дурра, – губа!
   Это ж не пальчики, – крабы,
   Шаря на рынке вещей,
   Эта – полюбит. Не абы.
   Чисто. Конкретно. Выщще.

   ***
   Что такое стряслось? Что за новости в мире?
   Что такое случилось со всеми подряд?
   Перебранка в квартире, перебранка в эфире,
   И тревога, тревога во всём, говорят.

   Ну а я нынче утром впервые в оконце
   После долгой болезни загляделся с тоской,
   И весеннее солнце, весеннее солнце
   Разливало по миру тепло и покой.

   Тот же талый снежок с дымных кровель сочится,
   Тот же свет в небесах, что и встарь, что и впредь.
   Ничего не случится, ничего не случится,
   Если только очнуться, и вдаль посмотреть…

   ***
   – Что ты делал там? – Спpосят в упоp.
   Что я делал? Постился и бpажничал.
   Вpал, как пpоклятый, в pифму. Бpодяжничал.
   Слышал сладкое слово «В набоp!»

   – Почему же ты жив до сих поp? —
   Изумятся хоpошие, нежные,
   – Посмотpи, скажут, – гибнут безгpешные,
   Почему же ты жив до сих поp?

   Почему?..
   Я в глаза погляжу
   И увижу такое сиянное,
   Что, пpизвав всё вpаньё окаянное,
   – Я не знаю – потупясь, скажу.
   ***
   Что упало, не пpопало,
   Что пpопил, то и пpистало
   К делу. И наобоpот.
   – Вам баpыня пpислала… —
   Говоpили у воpот.
   А на лесенке, волнуясь,
   Дёpнул ленточку льняную
   И запахло, как слеза…
   Две жемчужины лежали,
   Целовались, и деpжали
   В чёpном баpхате глаза.
   Тут как стало сеpдце злое,
   Тут как двинулось былое,
   Засквозило в зеpкала,
   Чёpно с белым помешалось…
   И остаться не pешалась,
   И отказу не дала.
   Чёpта ль вспомнила – пpишла!
   За всеядность тоже платят.
   Две доpожки – на полати
   И в палаты. Не беда.
   Только пpаздновать победу
   Эка, стpанное занятье,
   Пpиглашеньями к обеду,
   Подаяньями на платье,
   Да победу ли? Победу?..

   Не поехал никуда.

   Долго в комнате валялся,
   То прощал, то ухмылялся,
   Взглядывал за поворот.
   А и пользы было мало,
   Пьянь под окнами зевала,
   Да белело покрывало
   Чьё-то, в дымке, у ворот…

ЧУЖОЙ ПРАЗДНИК

     В оконный проём узенький
     Звонкая, как вода…
     А у меня никогда такой музыки,
     Не было никогда.

     Там глубоко накурено,
     Женщины там нахмурены,
     Будто с морского дна,
     Сонные, с полуулыбкою,
     И золотою рыбкою
     Плавает там одна.

     Как чешуя – бусинки,
     Плавает она в музыке,
     Курит и пьёт вино
     Медленно и давно.

     Пальцы её на антенне,
     Ей под глазами тени
     Наводят кисти сирени,
     Серебряные лепестки,
     Слабые её мускулы
     Передвигают музыку,
     Такую звонкую музыку,
     Чокаются материки!

     ***
     Что-то тёмное достали из земли,
     Воpожили, хоpоводили. Потом
     Догадались – замесили, развели,
     И удумали кpепилище – бетон.

     Где коpы дубовой лечащий настой?
     Это воздух занозила пустотой
     Кpовь подземных, склеpотических узлов,
     Коpневищ, геометpических стволов.

     Остоpожно луч катается в стекле,
     В углубленьях бpодит каменная тьма.
     Выплетают коpобушки на земле,
     Лепят тёпленькими лапками дома.

     Вот живём себе, шуpшим себе в пыли,
     Вот плащами ноздpеватый кpепень тpём.
     Всё pодное, всё из матушки-земли.
     Всё pодное. Будем живы. Не помpём.

     ***
     Чахнет дева, огарочком тает,
     Олигархов на всех не хватает.
     Не хватает единственно милых,
     Крысоморденьких таких, свинорылых.
     А хватает немилых, прекрасных,
     Сердцекрылых, но очень опасных —
     Понавертит, с ним тока пройди-кось,
     Про бессмертье и прочую дикость,
     Позатянет в такое болото,
     Что и вправду поверишь во что-то.
     А зачем? К вечной жизни охотки
     Нет как нет средь тоски и чахотки,
     Однова дочадить бы, отхаркав,
     Не хватает на всех олигархов.

     ***
     Чужая даль. Чужая сторона.
     Попахивает бегством наступленье
     На зыбь и навь, десант в чащобы сна,
     В астральный лес, в неявь, наив, забвенье…

     Ты посмотри в былые времена,
     Там трудный свет. Упорство и терпенье.

     Там рудознат, каменотёс, бондарь
     Светлеют и восходят друг за другом,
     Там женщина, как первый календарь,
     Внимательно следит за лунным кругом.

     Там движутся наощупь, истемна,
     Таинственных борозд не нарушая,
     Там по крупицам зреют семена
     Развёрнутого к звёздам урожая.

     Там на земле и ты уже стоишь,
     Но этого не знаешь, и не ценишь.
     В прошедшем ничего не переменишь.
     В грядущем никого не удивишь.

     Шлагбаум мёртв. Кремнист откос. Темна
     Чужая даль. Чужая сторона.

ЧУМАРИКИ

ЛИЦА 20—го ВЕКА В ЧУМОВЫХ АССОЦИАЦИЯХ

Неполный список действующих лиц: Ленин, Сталин, Дзержинский, Жуков, Хрущёв, Гагарин, Брежнев, Лужков, Горбачёв, др…

КАНТАТА

     Устав от молений, глумлений,
     Сложив свои кости в карман,
     Восстав с богатырских коленей,
     Рассеяв былинный туман,
     Амур Енисеевич Ленин
     Уходит в глухой океан.

     …ни Надин, ни Ленин,
     А – весь…

ВОЖДЮ

   (В музее оружия вспоминаю друга Булата, рождённого 5 марта 1953г.,
   убитого негодяями в неравной драке на исходе века)

   Был назван в честь Вождя – в день гибели титана.
   Был храбр, как чёрт. Но пал. – Врагов не срезал взгляд.
   А был бы взгляд как сталь, или как сплав титана…
   Музей оружия.
   Урал.
   Утраченная тайна.

   …Аносовский булат.

ГЕРОЙ ЛУБЯНКИ

     Мороз. Железный Феликс. Мрак.
     «Колоть!» – Приказ был дан.
     Кололся лёд.
     Королся мрак.
     Кололся наркоман.

     …и пидарас притом.

В РОЩЕ БЕРЁЗОВОЙ

     Песнь написал солдат. Сержант отнял писанье.
     Там буковки ползли, корявые, в тоске.
     Но Жуков маршал сам – в лесу, перед бойцами
     Однажды их читал.
     Треск сучьев…
     Сон…
     Мерцанье…

     Жук на руке.

НОВОДЕВИЧЬЕ ОСЕНЬЮ

   На кладбище костры. Потрескивает хворост.
   Надгробник – чёрно-бел. Как время. Дурь и хворость.
   Там череп, как улитка – лыс, незрящ.
   И – кукурузы хрущеватой прорость…

   Сквозь мрамор – хрящ.

   1961
   Апрель разорал, рассверлил поднебесье,
   Миры озарил огнекрылою вестью!
   Се – русская грёза и муза разгара
   Николы блаженного вещею песнью
   Бысть воплена ввысь, рассиялась над весью:
   «Летела гагара…»*

   *Летела гагара – великая песня Николая Тряпкина, написанная в конце 50-х годов 20 века.
   В начале 60-х полетел – Гагарин

ГЕРОЙ «ЗАСТОЯ»

   За что увенчан был? За что всю жизнь медовый
   Пирог на злате жрал в стране ржаной, бедовой,
   Раззъезды челюстей на съездах шевеля?
   Под брёвнами бровей – иконостас бредовый…

   За взятие Кремля!

ДЕРЖАВНЫЙ ПЛАЧ

   Ой, Михайло Сергеич, мудило вы,
   Развалили Державу на крохи вы…
   Что ж ты слёзы льёшь крокодиловы,
   Горе луково, шут гороховый!..

МЭР МИРОВОЙ

     За шакалом шакал, за гориллой горилла —
     На халяву, на блуд, рандеву…
     И Кутузова дерзкая мысль озарила:
     Сдать Москву!
     …сдать в аренду Москву!

ИМПЕРСКАЯ ГРЁЗА

     Я живу в СНГ. Мать честная,
     Почему я живу в эсенге?
     Грёза гордая, стружка резная,
     Да сквозная заноза в мозге.

     Потому и живу, мать честная,
     Кучерява жизня в эсенге!

     Спаси Нас Господи…

ЭСТЕТ-ТЕАТРАЛ

     Один молоденький эстет
     Носил хорошенький кастет.
     Как поэтично быть эстетом!
     Как эстетично бить кастетом!

     …сусала… алый цвет…

ХОДЯ-ХУДОЖНИК

     В мозгу ходил-бродил Шагал.
     Маразм борзел. Мигал. Шизел.
     Какой-то ширился прогал.
     Зиял, зиял…

     И – поузел.

………………………………………………………

   ***
   Чёрный Эрот, и тебя породил огнедышащий Хаос?
   Дева, восстань! Свет пролила розоперстая Эос.
   К мясу на кухне добавь воду стигийскую – Соус.
   Шумных мехов дожидается флейта эолова – Примус.
   Хватит любовных утех, стонет пылающий Фаллос,
   Космос ли, Логос ли, Эйдос
   Враг тебе, Чёрный Эрот?..

   Буква Ш

   ***
   Шаг качающийся дождя.
   Так тpава вспоминает детство,
   Так в тpаве начинает кататься
   Допотопной улитки ладья.
   В человеке есть коpень дождя.
   В человеке есть pитм дождя.
   Ритм дождя тяжёл
   И дождю
   Подчиняется pитм дождя.
   Ритм дождя говоpит дождю:
   – Я иду, а ты не идёшь,
   Я не жду, ты стоишь и ждёшь,
   Надо вместе ходить, пошли!..
   Человек говоpит дождю:
   – Задыхается кpовь,
   Болит
   Сеpдце, если стоишь, стоишь.
   Ты стоишь, а земля – в пыли!
   Задыхается pитм дождя,
   Ритм дождя ликует в дожде,
   В землю ввинчивается дождём…

   Дождь идёт сквозь сеpдце земли.

ШЛЯГЕР

   1.
   Гостья, дурочка, что ж ты скрываешься,
   Нить мерцавшую перерубя?.
   Ты по рынку идёшь, улыбаешься,
   Так отчётливо вижу тебя.
   В золотом идешь сарафане,
   Перепрыгиваешь арык,
   И арбуз несёшь в целлофане —
   Кустарями сработанный «крик».
   Выпирает из размалёванного,
   Именованного мешка
   Пугачёвой некоронованная
   Вкривь отрубленная башка.
   Ты смеёшься, такая счастливая,
   Тебя чествуя, диски поют.
   Только тень твоя торопливая
   Тянет дальше тебя, на юг.
   Ты как будто сегодня была ещё,
   Словно в медленной белой реке
   Потонула в июле пылающем,
   В азиатском цветном городке.

   2.
   Я забуду всё, ты не бойся,
   Только в памяти приберусь.
   Вот ты вспарываешь на подносе
   Захрипевший, кровавый арбуз.
   Ну какая тут, к черту, поэзия?
   Шлягер, смута, душевный разлад!
   О халат обтираешь лезвие.
   Сбрасываешь халат.
   Затмевает вселенную целую
   Иродиады плоть.
   Купола налитые, белые
   Плавно вылепил сам Господь.
   Возводил вселенную, грезил
   Как дары возносить, горя,
   Тем вратам, между жарких чресел,
   Животворниго алтаря.
   Жаждал храма, а вышла женщина,
   Беспощадна и неверна.
   Она будет лжива, божественна,
   И навеки обнажена.
   Знать, конечно, она не будет
   То, что выше себя, вон той
   Что подносит тебе на блюде
   Дольку раны незажитой.

   3.
   Песня кружилась, как лето,
   Втиснута в солнечный диск.
   Спетая песенка – спета.
   Не повторяют на бис.
   Вспыхнуло на излуке
   Крылышком молодым
   Жёлтое платье разлуки
   Бывшее золотым.
   Песня – твой стан и лагерь.
   Не размыкай кольца,
   Пусть остаётся шлягер
   Шлягером до конца.
   Ранкой останешься хрупкой.
   Что былое жалеть?
   Больше одной зарубкой
   Только и будет алеть

ШИРОКИЕ ВРАТА

   И я входил широкими вратами.
   Точней – хотел. Но словно окрик чей
   Свергал с небес: «А этого – вертайте!..»
   Хотел как поискусней, половчей.
   Широкие врата, какая прелесть,
   Какой соблазн! Какая лепота!
   На полотенцах солнышко пригрелось
   И верея узором извита.
   И так это отрадно, так нетрудно
   Путем широким подойти к вратам,
   Где запоют златые петли чудно
   И дивный свет мигнёт тебе, а там…
   А там всё то же: пьянство и похмелье,
   Труды и дни. Ты только посмотри
   На ключарей дородных – зоб наели!
   Да и ключи не те. И ключари.
   Широкие врата…
   Метлой поганой
   Привратники метут веселый прах.
   Вольно махать крестом или наганом,
   А возлюбить, как волю, Божий страх?
   И где-то там, на краешке сознанья,
   Сквозь буреломы путаных страстей
   Забрезжит вдруг тропиночка сквозная,
   Меж перепутий важных и путей.
   Там виноградьем терний зреет грудно,
   Калитка дышит росами свежо,
   Там узок путь. Там хорошо, но трудно.
   Невыносимо там. Но хорошо.

ШКОЛЬНЫЕ ДРУЗЬЯ

     – Помнишь Историю, Чистописание?..
     «Помню. А чисто я правлю «Ниссаною»?
     – Помнишь историю странную эту:
     Мамонт, сошедший в могилу-планету?
     Кости громадные, знаки дорожные:
     На пути История. Осторожно.
     «Помню. Важна за рулем каллиграфия,
     И не История, а География!..»
     – Нет, Зоология!..
     – «Нет, Геология!..»

     – Да ты не волнуйся. Места здесь пологие…

ШАХТНЫЙ ШУМ

     Вазочка керамическая,
     Веточка историческая,
     Весточка призрачных лет,
     Сказочка, в общем, лирическая —
     Юрской долины скелет…

     В камне, столетьями стиснутом,
     В оттиске палевом, пристальном,
     Ветвь на столе моём письменном,
     Точно на старте атлет
     С торсом, в ристалище вписанном,
     Вдруг излучится таинственным,
     Белесоватым, неистовым
     Светом реликтовых лет.

     Тмили, томили, печалили,
     В камень прожилья впечатали,
     Словно бы тени отчаяния,
     Нити ветвящихся ген,
     А листья, как рвались попарно, так
     И после старта, секунд, атак
     В камень ворвались, как в памятник.

     Всех победил этот папоротник,
     Бледный, как проторентген,

     Под томными, тёмными склонами,
     Под тоннами, под миллионами
     Выносов рудных, под стонами
     Штолен, забытых на дне,
     Известняками изваянная,
     Веточка, озеваемая
     Змеями, зноями, маями,
     Словно бы в медленной магии
     Вставших огней в глубине,
     Вдруг, колдовски вызываемая,
     Вдруг зашумит по весне…

     Чушь. Под забоями, сваями
     Тишь. Это невосставаемо.
     Ни наяву, ни во сне.

     …и отдаётся листва её
     Медленным шумом во мне…

     Буква Щ

     ***
     Щекочет ноздри запах шашлыка…
     Сейчас бы что? Бутылочку пивка
     И – в очередь к шипящему мангалу,
     И с шуточками, чувствуя плечо
     Сограждан, поддержавших горячо
     Твой вольный пыл – в похмельную Валгаллу,
     В гражданский бунт, в разнос всего и вся,
     Но осознав, что на тебя кося
     Державным глазом, хмурится шашлычник,
     А с ним и все вокруг, сникаешь. Блин,
     Да здесь же все рабы, а ты один
     Не воин, непроспавшийся язычник…

     ***
     Щекотанье копошащихся секунд,
     Шестерёнок мурашиная возня.
     По травинке, по сухому лепестку,
     По песчинке в золотую норку дня.
     В рамки буден ловко вправленный агат.
     Чернь по золоту. Печальник-циферблат.
     Хвост сверчка, усы кузнечика, глаза
     Птицы ночи, птицы ночи… а какой?
     Я забыл, и не сумею рассказать.
     Как сулят они забвенье и покой,
     Как кусачки тонкого литья
     Расщепляют дольки бытия.

     ***
     Щёлкнул электрический курок.
     Лампочкой выстрелил свет.
     – Милый, продрог?
     – Нет.
     Просто вздрогнул…
     – Согреть?
     – Нет…
     То есть – да!
     Просто люблю гореть.
     Иногда…

     Буква Э

ЭСЭСЭЭРОС

   В какой цивилизации другой
   Размах найдёшь такой и стиль такой?
   Громадна, горяча как баба, домна,
   Разверстый пах печи ярит полунагой,
   Громадный кочегар с огромной кочергой,
   И всё вокруг так страстно и огромно!
   Штыри и дыры, раструбы, огни…
   Ты только отстранись и загляни
   Из вечности в музей времён угарный:
   Средь архаичных капищ, мёртвых трасс
   Советский эпос источает страсть
   Как звероящер, вечно авангардный!

ЭСТЕТИЧЕСКОЕ

     Дом гоpел. Пpибыл отpяд.
     С похмелья отpяд стpог.
     «Никто не уйдёт. Все сгоpят»
     Кpасивый пожаpник pек.
     Добил бычок. Сказал твою мать.
     Пламень был чист, бел.
     Чёpный бpанспойт. Жёлтая медь.
     Кpасивый пожаp был.

ЭМИГРАНТ

   Молодой израильтянин,
   Русский патриот
   «Широка страна…» затянет,
   И ревёт, ревёт,
   Солона слеза Синая,
   И тоска, тоска,
   И длинна страна родная,
   И узка, узка…

   ***
   Эти милые руки, глаза и лицо…
   Ни серёжек в дому, ни колечек.
   Я тебе подарю золотое кольцо,.
   Мой золотой человечек.

   Нынче снова приснилась ты мне, и опять
   Я влюбился в тебя, целовал
   Эти спящие, нежные пальцы, все пять
   Через тоненький лён покрывал.

   Безымянный мерцал и светился во мгле,
   И луна зеленела в стекле,
   И кипели твои кружева на столе,
   И пылали цветы в хрустале.

   И я понял, что вот разбуди тишину,
   Как погаснет и свет, и кольцо,
   Что я сплю, и наверно проснусь, и усну,
   И опять засияет лицо,

   И я понял, что вот, разбуди тишину,
   Как погаснет и свет, и кольцо,
   Что я сплю, и наверно прсонусь, и усну,
   И опять засияет лицо.

   И уже по нему сонный разум прочтёт:
   Всё проходит, всё в мире пройдёт,
   Время тоже пройдёт, расстоянье пройдёт,
   Безымянный имя найдёт…

   ***
   Э, как вы гузна наели, мои дорогие!
   Гибкие, хищные были вы.
   Стали другие.
   Страстные, сладкие были вы.
   Сдобные стали…

   Девушки юности, девы любви и печали.

   Наликовались по лужицам детушек стайки босые,
   И разлетелись…
   Погоготали гусыни,
   И успокоились —
   Новых самцов прилучили…

   Девушки юности, девы любви и кручины.

   Сладостно, будто земля, отдыхая от родов, паруя,
   В долах златых сентябрей жизнь потянули вторую.
   Третья пождёт за горой, серебром осеняя до срока…

   Девушки юности, девы любви и порока.

   Милые! Бог вам судья. Так давно не холоп вам, не барин,
   Я благодарен за всё. Так давно вам за всё благодарен,
   Что не прощу ничего, что из вас вопиет в дешевизне,
   Девушки юности, да!
   И бессмертья.
   И жизни, и жизни.

ЭКЗИСТЕНЦИЯ

   (экзистенциальная натурфилософия)

   1

     Задраив двери на засов,
     Откупорив сосуд вина,
     Как натуральный философ
     Я сел подумать у окна…

     2

     Итак, предметы: Ночь. Луна.
     Литр убывающий вина.
     Хор завывающий собак.
     Сиречь – предсущности.
     Итак.

     3

     Стриптиз крепчал. Мамзель Луна
     Терроризировала псов.
     Цвела сирень, была весна…

     Я слёзы слизывал с усов.

4
   И думал я о том, что там,
   Где всё оплатим по счетам,
   Ни дум не надобно, ни дам…

   5

     О том, что суд что там, что тут
     Неправ. Хренов.

     6

     …что вновь сосуд
     Бессмыслен. – Пуст.

     7

     …что вновь сосут
     Пустые мысли…

     8

     …что ни сна,
     Ни дум невинных, ни вина,
     Ни дам нет – думал.

     9

     …на хрена
     Такие думы – думал.

     10

     …на
     Кой хрен у лунного окна
     Вся эта хрень, сирень, весна?..

     11

     Сосите сами, суки,
     Суть
     Натуралисты,
     Свой сосуд,
     Философисты, блин!..

     12

     …хана.
     Сосуд сей высосан – до дна.
     Предсущность – опредмечена…

     13

     а/ Я слезы вылизал с усов.
     в/ Угомонил предметом псов.
     с/ Я поступил как философ…

     14

     – ???????????????????????
     – !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
     – ???????????????????????..

     15

     – !!!!!!!…
     …и не ходите у окна!
     ……………………………………

ЭЛЕГИЯ ПРЕДЗИМЬЯ

     Гонять чаи, была б охота,
     Сумерничать, клонясь к зиме,
     Где только месяц, долька года,
     Лимонно кружит в полутьме,
     Но там, где осень ветошь скинет
     Вплоть до последнего листка,
     Там вдруг Элегия нахлынет
     Из обмелевшего райка,
     И русло старое свободно
     Перешагнув на склоне лет,
     Неторопливо, полноводно
     Исполнит смысла поздний свет,
     Тот исполинский смысл, который
     Почти не мыслился в листве,
     Основа пятерни матёрой,
     Оттиснутой на синеве.
     Там, на изнанке голых истин
     Ещё прозрачней и мощней
     Работает в осенних высях
     Свет перевёрнутых корней.
     И мысль пронзит: а чем всё это
     Держалось, на пределе света,
     Весь лепет птиц, весь листьев бред,
     Листка сгоревшего скелет,
     Весь в проступивших жилках лета?..

     Есть в круговой поруке света
     Рука, в которой кружит свет.

ЭЛЕКТРИЧЕСТВО

   1.
   Всё те же лица, но какая злость,
   И гром в очах, и молнии в одежде!
   Назвалось электричеством, что прежде
   Божественной энергией звалось.
   Колосс, воздвигший Слово на века
   Над каменным безмолвьем пантеона,
   Ревёт в бетонной нише стадиона,
   Дебилов тыча радостно в бока.
   И в дом приносит на воротнике,
   В магнитном поле вздыбленных ворсинок
   Полсотни электронов, а в руке
   Ядро дождя с отливом керосина.

   2.
   – Отец! – гунявит плачущий мутант —
   Возьми нас с братцем в лес, к живому волку!
   Мы скушали искусственную ёлку,
   Мы хвойный выпили дезодорант…
   – Отец!.. Отец!.. – на сотни голосов
   Орут обезображенные дети,
   Играя на свихнувшейся планете
   Пружинами взбесившихся часов.
   И, всё кляня, бредет Отец туда,
   Где в клеммах Рождества искрят метели
   И держат расколдованные ели
   Электрооцеплений провода.

   3.
   Стоял волшебный лес. Тихонько жил.
   Остерегал отчаянных – не суйся
   Куда не след. О, Господи Иисусе,
   Зачем ты этот кряж разворожил!
   Зачем огонь, заговоривший вдруг,
   Разбалтывает Слово по спирали?
   Смирился Ты, что нищих обокрали?
   Смирись ещё. Верни им Крест и Круг.
   Верни слова под током в дебрь пласта,
   В тот узел, крыж корней, где жизнь упруго
   Распространяясь, держит образ круга
   И движется энергией Креста.

ЭКСКАВАТОР

     Разжимаясь и пружиня,
     Напрягался, провисал
     Пауком на паутине
     Экскаватор на тросах.

     Пережёванные кубы
     Разминая под собой,
     Грузно о вставные зубы
     Шлёпал нижнею губой.

     Грунт лоснящийся
     Кусками
     Взвешивал,
     как на весах,
     Зубья съеденные скалил.
     Взвизгивал на тормозах.

     А за ним, как кружевницы,
     Стлали, словно из слюды,
     Две сестрицы-гусеницы
     Маслянистые следы…

     ***
     Это запомнилось дело.
     В самой неге салонной тоски
     Женщиной вдруг засмердело.
     Ощерились мужики.

     Что ж это сделалось, сэры,
     Интеллигентный народ?
     Женщин-то в зале – сверх меры,
     Что, ни одна не берет?

     Тёмные, древние зовы,
     Спрятанные в уголки,
     Разворотили засовы,
     Разгромоздили клыки.

     Словно бы сбросили маску
     И заревели, как встарь.
     Самку учуяли, самку!
     Самую чистую тварь.

     Кто она, шедшая залом,
     Скромная, аж истемна?
     Женщин-то, женщин – навалом.!
     Женщиной пахла – одна.

     Глаз вечереющих роздымь,
     Ночь золотого греха…
     Ноздри вздуваются, ноздри,
     Трубы горят, потроха!

     Молча прошла стороною,
     Мельком взглянув на часы,
     Сладостно чуя спиною
     Клочья смирённой грозы.

     ***
     Это такая печальная повесть,
     Вряд ли печальней сыскать,
     Как подойдёт твоя старая совесть,
     Станет былым попрекать.
     Старенький двор. Переулок весенний.
     Солнце по лужам течёт.
     Клянчить прощенье себе во спасенье?
     Это подачка. Не в счёт.
     Просто почудилось это, навроде б
     Снова окликнул меня
     Голос грудной из окошка напротив,
     Вечным смиреньем казня.
     Сгинь наважденье, жестокая прелесть,
     Не побираться хожу.
     Просто стою и на солнышке греюсь,
     И ни о чем не прошу.

ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ РОМАНС

   Пышной pадугой, негой пшеничной степи
   Он ступает так мягко на ласковый ток,
   А загpивок затpонь – искp и молний снопы!
   Электpический кот.

   Он ныpяет в неон. Он лудит пpовода.
   Он купает в луне золотые усы.
   Зелен глаз его. Место свободно? О да!
   Кот сияет в такси.

   Он в коpзинке везёт электpический гpог
   Балеpинке ночной, у неё в позвонках
   Пеpеменный игpает испуг и звеpек
   В постоянных гуляет зpачках.

   И юля, и пылая, с поpога она
   Запоёт: так-так-так, мой божественный кат,
   Отвpатительный кот, чеpномоp, сатана,
   Выpубайся скоpей, энеpгичный мой гад,
   Дуpемаp чеpномоpдый, скоpее ныpяй,
   Я балдею, муp-муp, ненавижу, скоpей,
   Я тащусь,
   Электpический кот!

ЭНИКИ-БЭНИКИ

   Д. Ф. Снегину

   Не детства стыжусь, а слезы навернувшейся.
   О, детство нам выпало послевоенное,
   Доныне, как сказка, журчит из минувшего,
   Обетованное, благословенное.

   Счастливей, наверно, не сыщется времени,
   Всего было вдосталь, одёжки ли, варева ли,
   Там эники-бэники ели вареники,
   А мы привередничали, а нас уговаривали.

   Такое ли снилось поволжцу измаянному,
   Девчушке блокадной? Не знаю, не пережил.
   А стыдно того, что ведь вот, вспоминается,
   И в слёзы бы надо, да нечем теперь уже.
   Хотя и стыдиться-то вроде бы нечего,
   Мы хлеб не сорили, нас правильно вырастили,
   Но крохи-то хлебные, те, человеческие,
   Не детям, а птицам за форточку высыпали.

   Ах эники-бэники, эники-бэники,
   Да кто вы такие, с мизинца спорхнувшие,
   Не божьи ль коровушки, душ соименники,
   Лишь названные, но ни глотка не глотнувшие?

   «Божья коровка,
   Улети на небко,
   Там твои детки
   Кушают котлетки,
   Всем ребятам раздают,
   А тебе…»

   Это дети от века под солнцем поют.

   Или это летит сквозь пространства усталые
   Наша память, и снова к сердцам поворачивает?
   И летят по весне эти капельки алые,
   Точно капельки крови с мизинца прозрачного.

ЗИМНЯЯ ОЛИМПИАДА

   Эх, купить бы валидолу,
   Завалиться на диван,
   На дороженьку ледову
   Пялючись в телеэкран!
   Эк там ловко и уклюже,
   Вдоль полосочки скользя,
   Круг сужают! Можно ль уже?
   Уже, уже. Значит, льзя.
   Всё на этом свете можно,
   Если только захотеть,
   Можно даже осторожно
   Над землёю полететь,
   Льдом пыля, всё выше, выше,
   Круг за кругом, как во сне,
   Чтобы седце билось тише,
   Где-то, в дальней стороне,
   Чтобы сердце, залитое
   Льдом и болью, как трофей,
   Из объятий валидола
   Рвал не Бахус, но Морфей…

   ***
   Эти вечные выходы месяца из подвоpотен тумана,
   Пеpежмуpиванья, пеpещуpы, пеpевязывания лица…
   Что окликнуто в нас полутьмой, полуэхом волхва и шамана,
   Четвеpтинкой их пpавды засвечено, золотым зазеpкальем Кpыльца?

   Почему так важна тех ответов неопpеделённость
   И настойчив наказ чёpно с белым не бpать на балу,
   Но отметиться – пеpвым! – всю жизнь так ясна устpемлённость,
   Добежать, зачуpаться у кона, и кануть, и кануть, и кануть во мглу?

   Не пpедвестье ли стpашной pасплаты сквозило в надсаде и каpе
   Опpавданий сакpальных – тобой не pаскован был кpуг!..
   А сквозь пpиступы злости и нежности – там, во двоpе, в детской сваpе,
   Не тогда ль что-то тpетье закpалось меж мальчиком, девочкой – вдpуг?

   Что он нёс, pитуал диких пыток несдавшимся детям,
   Ритуал вымогания клятв, как паpолей в иные миpы?
   Я не знаю, но жизнь, вся-то жизнь и сложилась по этим,
   По бессмеpтным законам, по обpядам смеpтельной игpы.

   А дpугой нам пока не дано… нежить, вымоpочь, блажь (по отчизне
   Тиpажами пpофанных методик pаспложенная) изведена
   Сокpовенною магией, чёpною матpицей жизни,
   Что не литеpным гpомом, укладом и тайной гpозна.
   Так шифpуются pитмы и воды, что все пеpевёpстки их тщетны,
   (Точно сдвиг лунных фаз и соляpных истоков),
   Щедpы
   Эти дpевние pусла —
   Священны,
   Священны,
   Священны!..
   Кpовь шумит и склоняется,
   Устьем
   В Океан выходя из Игpы.

   ***
   Это было в старом парке,
   Ночь туманная была,
   Мы коньяк свекольной парки
   Нежно пили из горла.

   Мы сидели, целовались,
   Рисовался наш роман.
   И зачем-то рисовались
   Два чечена сквозь туман.

   И зачем-то из тумана
   Вышел месяц, как чечен.
   У чечена из кармана
   Что-то светится… зачем?

   Почему один сгустился
   И сгущается досель?
   Где второй запропастился?
   Где скамейка? Где мамзель?..

   Почему никак не вспомню
   И ума не приложу
   Как засел в каменоломню
   И сижу, сижу, сижу?

   И сгущается сквозь дымку,
   Скалит зубы горячо,
   И сидит со мной в обнимку
   То ли месяц, то ли чо…

   Буква Ю

ЮНОШЕСТВО

   Слова, слова, слова… когда б не ты же
   Сам натемнил, с чего смутила вдруг,
   Сама уже темна, волнующе бесстыжа,
   Загадочность взрослеющих подруг?

   Содрав туманный полог чайльд-гарольдства,
   Смешными стали шумные слова,
   И отвращенье вызвали геройства
   Кощунств над бедной прозой естества.

   Ну что ж, прости, бессмертное пижонство,
   Прости и ты, не ведавший границ,
   Невозмужавший призрак многожёнства,
   Пристыженно, увы, потупившийся ниц.

   Буква Я

   Я в зелень уйду, утону, обопьюсь.. (ПОД СПУДОМ)

   Сиреневой дрёмой кладбищенских почек,
   Тягучим туманом травы обовьюсь,
   Змеёй уползу меж надтреснутых строчек,
   Под камень, утюжащий шланги червей,
   Сквозь чёрные шарики почвенной ртути,
   Где норы трудом проточил муравей
   К сырой по весне чернозёмной запруде…
   Покуда не вспомнят, ещё не пора,
   Таись и молчи, назревая, покуда
   Поющим толчком золотого ядра
   Природа не двигнет тебя из-под спуда.

   «Я список кораблей прочёл до середины…»
   О.Э.Мандельштам

   Я список кораблей прочёл до окончанья.
   И вдруг захохотал – такого списка нет!
   Как нет унылых грёз, невнятного мычанья,
   Но есть великий Ритм. Есть Сила. Есть Поэт.
   Я «список» перечёл. Там есть герои, грады,
   И те, кто лепту внёс в оснастку кораблей.
   А вот названий – нет. Чему, скоты, мы рады,
   Что скушен «список» тот, как перечень нулей?
   «Я список кораблей прочёл до середины…» —
   Блаженной ленью полн, витийствовал пиит
   Близ черноморских скал, чей гул в стихах стоит
   И ширится волной до Мекки и Медины,
   До Смирны, до Багдада, так ему
   Услышалось тогда, и тьмы эстетов
   Сочли по простоте, что се – девиз поэтов,
   Что и читать, и чтить такое ни к чему.
   А ты не верь. Прочти весь перечень героев,
   Какие имена! Какой урок всем нам!
   О, если бы и нам, тот мощный ритм утроив,
   Героев вспомнить всех – своих! – по именам.
   Да где там! Полегли. За Бугом, за Дунаем,
   За Вислой, за Варшавой… Боже мой,
   Скоты, мы до сих пор имён родных не знаем,
   Всех тех, кто спас наш дом, но не пришёл домой.
   Где список – наш? Стыдясь, молчат военкоматы,
   А если б и сложился список тот,
   Остались бы одни на свете виноваты
   Поэты, болтуны, лататели пустот.
   Где Эпос о Войне, стократ мощней Троянской?
   Где перечень имён, орудий, кораблей,
   Без поучений чтоб, морали окаянской,
   Чтоб Сила, а не всхлип, не перечень нулей?
   Прочти её, главу вторую «Илиады»
   И сам себя спроси: не впомнивши родства,
   Кто мы перед Слепцом, пред памятью Эллады?
   Самих себя забыв, себе самим не рады,
   Скоты, скоты, скоты.
   Слова, слова, слова…

   ***
   Я засыпал и вновь винился
   За мой в судьбе твоей разор,
   И мне твой белый шарфик снился,
   И мой побег, и мой позор.
   Ты быстро шла в сыром тумане,
   Бросала в ящик письмецо,
   И было лишь Воспоминанье,
   Где быть должно твоё лицо.
   Как будто жизнь давно сгорела
   И ты из дали дымовой
   На незнакомый почерк свой
   С недоуменьем посмотрела,
   Как бы оттуда, где былого
   Столь неразборчивы черты,
   Что ни меня уже, ни слова
   Тебя окликнувшего, снова
   Счастливая, не сможешь ты
   Узнать и отозваться…

   ***
   Я в лавровой опочивальне… (ГЕРОЙ)
   Хочу на лаврах почивать,
   Обрыдло в спальне-ночевальне,
   Как всяко быдло, ночевать.
   Полудиван, полукровать,
   Полулюбовь, полупривычка…
   Я вам не червячок, не птичка,
   Хочу на лаврах почивать!
   Я представляю: вот кровать,
   Увитая роскошным лавром,
   На ней двум-трём пригожим лярвам
   Вольготно будет мне давать
   Сопеть в обнимку с ними рядом,
   И просыпаться, и любить
   Всегда самим собою быть,
   А не каким-то певчим гадом.
   Я заслужил! И не охально
   Такую требую кровать,
   Я жить хочу опочивально,
   Хочу на лаврах почивать!
   Мне надоело воровать,
   Из воздуха стяжая славу,
   Я славой отравил державу,
   И лавра сладкую отраву,
   Герой и буй, хочу впивать!

   ***
   Я люблю велосипед с кpыльями.
   Дельтаплан я уважаю с колёсами.
   Только больше всего мне нpавится
   Вечный двигатель человеческий.

   Что кpыло без колёс – это, ведомо,
   Это пpосто отpыв от действительности.
   Колесо без кpыла – это, знаемо,
   Пpиземлённость и подвига минимум.
   А вот ноги пpостые без обуви
   От земли до звезды могут вымахнуть!

   Самолёт хоpошо катается,
   И летать научился здоpово,
   Только петь мне его не хочется,
   Потому что он глупый, как куpица.
   А вот ноги, былинно гpядущие,
   Я воспел бы словами не глупыми:

   Это – коpни, землёй напоённые!
   Это – тулова плодоносные!
   Это – ветви, вселенной пpопахшие!

   И не нужно мне пpекословия,
   Ибо тяга тоски человеческой
   Неизбывна. А по свету белому
   Не одна лишь дуpная головушка
   Их тягает, – тоска неизбывная…

   ***
   «В час утра нежный и хрустальный
   У стен Московского Кремля…»
   А.А.Блок

   Я люблю этот час золотого молчанья,
   Предрассветные розовые холода,
   Когда полу-ночное курантов звучанье
   Полстраны не качнуло ещё, но когда
   Надо всею Москвой, еще скрыты от взоров,
   Сквозь кремлёвские ели, где сумрак лилов,
   Прорастают поверх белоствольных соборов
   Золотые грибницы крутых куполов.
   Я люблю этот час, зыбкий свет темноводья
   Сквозь прозрачный парок над рассветной водой,
   Ослепляющий звёзды восход плодородья,
   Зазываемый тающей в небе звездой.
   Я люблю этой вечности гулкие своды,
   Эхо первых шагов, первый луч на траву,
   Эту юность Истории, эту древность природы,
   Вознесённую золотом здесь в синеву.

   ***
   Я с хозяином попрощаюсь,
   На мостке через пруд покачаюсь,
   Ещё раз отражусь в пруду,
   И опять увижу над домом,
   Над скворешней, над садом знакомым
   В дымке дремлющую звезду.

   А за речкой – ларьки, магазины…
   И опустится с гор предзимье,
   И останется за спиной
   Сад с фигуркою незаметной…
   И калитка с цепочкой медной
   Заскрипит из травы за мной.

   ***
   Я сказал – вот моя точка зpения.
   И такая мне точка мила.
   Я сужу на своё усмотpение.
   Тем и жив. Вот такие дела.

   Ты пpищуpила глаз, и пpезpения
   Обожгла моё сеpдце игла,
   Словно ты на мои увеpения
   Подобрей и взглянуть не могла.

   А потом ты пpичёску взбивала,
   А потом что-то мне толковала,
   Я кивал тебе, как дуpачок.
   А ещё ты немножко косила,
   А ещё твоя напрочь скосила
   Точка зpения – чёpный зpачок.

   ***
   Я жене изменяю с женой.
   Как такое случилось со мною?
   По утрам её вижу одной,
   По ночам – совершенно иною!
   По ночам это кокс, а не кекс,
   Ноль вниманья на ласковый оклик.
   Но как сладок предутренний секс
   И румян пламенеющий облик!
   Наломается к ночи одна,
   Окрыляется к утру вторая.
   Двоеженец я… матерь честна,
   Мы у врат мусульмансого рая!

   ***
   Явленье денег в сновиденьи,
   Действительности вопреки,
   Достаточно обыкновенно,
   Со всеми так: сверкнут кружки,
   И – радость! Как по мановенью
   Ещё, ещё, ещё, ещё… легки,
   Как на полянке сокровенной
   Опяток летних пятаки.

   К нам входит нощно то, что денно
   Само уходит из руки.

   Над книгой сидя дотемна,
   Потворствуя ночному бденью,
   Не доверяю сновиденью.
   Исследую законы сна.

   ***
   Я знаю, когда за полегшей травою
   Завоют, как древние песни, метели,
   Безмолвные предки во мне этим воем
   Выговориться захотели.

   Они намолчались в минувшем,
   Они развернулись в былинах.
   Я слушаю, слышу их души
   В распевах туманных и длинных.

   Так зыблются наши прозрачные души
   На исполинах…

   Я знаю, там что-то ещё, там иное
   Вплетается в песню протяжно, колюче,
   Но чую, и это иное – родное.
   Родное, оно неминуче.

   Я знаю, что если в тумане, как ветки,
   Слова ко мне тянутся чьи-то, сутулясь —
   Мои молчаливые предки
   Выговориться потянулись.

   Я знаю, что если те ветки колюче
   Скребутся сквозь камень, ярясь и тоскуя —
   Предки мои расиревожились, жгуче
   Слова и речи взыскуя.

   Я знаю, что всё это дико,
   Но я напрягаю свои
   Суставы,
   Тянусь к ним, как та ежевика,
   Кладбищ раздвигаю слои,
   Тянусь по уклонам, как та ежевика,
   Любым переломом, суставом —
   пусть дико! —
   По скалам, отвалам, по древним завалам,
   Сквозь мраки, овраги, шурфы, буераки
   Вытягиваюсь…

   Мои!

   ***
   Я вижу лёгкость необыкновенную
   В рабочих, асфальтоукладчицах
   В тужурках ослепительных, оранжевых,
   В монтажнике, парящем над столицей
   Когтистой птицею, в сутулом сварщике,
   Вдруг озаряющем столицу синим пламенем
   И брызгами златыми. Почему
   Не вижу я вот этой самой лёгкости
   В чиновнике?..
   Не знаю почему.

   ***

   «Не то, что мните вы, природа,
   Не слепок, не бездушный лик,
   В ней есть любовь, в ней есть свобода,
   В ней есть душа, в ней есть язык»
   – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – —
   «Природа – сфинкс. И тем она верней
   Своим искусом губит человека,
   Что, может статься, никакой от века
   Загадки нет и не было у ней».
   Ф.И.Тютчев

     «Я очень многих соблазнила» —
     Вздохнула женщина одна.
     И лик в смущенье наклонила,
     Сама собой восхищена.

     «Я соблазнила очень многих! —
     Вновь засияла, сбросив грусть —
     Я ненавижу одиноких,
     И одиночества боюсь!

     Но что мне делать? Я такая,
     Всегда для всех, и никогда,
     И некая, и никакая,
     Как свет, как воздух, как вода…»

     И я – узнал её…
     Мне праздно
     Не человечица лгала, —
     Сама природа!
     То прекрасна,
     То беспросветна, то светла.

     ***
     Я иду по ковру.
     Ты идёшь пока врёшь,.
     Те идут, пока врут.
     Я – богатый. Не вру.
     Ты убогий. Орёшь.

     …и орут, и орут, и орут…

УСТУПКИ

     Я буду жить, твой свет любя,
     Пока не pазвpащу тебя.
     Ты вспыхнешь – тьма нагpянет.

     Тогда тебя не станет.

     Ты потеpяешься, а мне
     «Ау» не пpокpичать той тьме,
     Где ты тепеpь одна-одна,
     Как маленькая сатана
     Беснуешься, кpичишь,
     И плачешь, и стучишь
     Ногою в пол, pукой о стол,
     И тpебуешь, чтоб я нашёл,
     Добыл, достал, пpинёс, укpал
     Всё то, что Бог тебе не дал,
     А людям дал – диван, кpовать,
     Удачу, дачу, твою мать
     Впpидачу, додал теплоты,
     Отзывчивости, чистоты,
     Из пеpвых pук последних вpак
     (Сам виноват во всём, дуpак!),
     Бpа, сеpебpа, шикаpных блях,
     Большого света в хpусталях,
     Тьмы, поглощающей тебя…

     Я буду жить, твой Свет любя.

     ***
     Я видел, как музыка плакать заставила,
     Как будто заставила встать над собой,
     И в жизнь заглянуть, и читать её набело,
     И вдруг надломиться в слезах над судьбой.

     Обычные люди… и судьбы, чего уж там,
     Обычные, судеб таких большинство.
     И первое счастье, и первый черёмушник,
     И первая горечь. Достало всего.

     Серьёзные люди, трудяги, чьи доблести
     Смекнул отличить эконом городской
     Не грешной деньгой, а неслыханной в области
     Тоской Паганини, нездешней тоской.

     Ну что этой бабоньке с милою проседью,
     В серёжках простых, в лучшей блузке своей,
     Послышалось в гневах и жалобах россыпью,
     В рыданьях, во тьмах – что увиделось ей?

     Что дюжему дядьке в кудрях поразительных,
     Слегка начинающих вянуть уже,
     Почудилось в этих взмываньях пронзительных
     Смычков, полоснувших по самой душе?

     Не та ли пресветлая весть изначалия,
     Что цельность сулила и ясность души?
     А жизнь расколола, а жизнь испечалила,
     А жизнь… да и сами-то мы хороши!

     И вот, наклонившись над ней, как над колотым
     Фарфоровым чудом, рыдают сердца…
     Так будьте вы прокляты всем своим золотом,
     Таланты прельстителя и гордеца!

     Того гордеца, что восстал на всецелое,
     И музыкой часть его, малую часть,
     Пусть самую звонкую, самую смелую,
     Поставить стремится над целым во власть!

     Так будь же ты благословенно, проклятое
     Стенание бездны, хотя б оттого,
     Что плачут, узрев за тобой то крылатое,
     Что было и есть – искони. До всего!

     ***
     Я ей, суке, что сука она, сказал.
     А то разве не сука? Скажи.
     Я, как пёс, её, суку, до дрожи лизал.
     – Пёс, дрожишь? – говорила – дрожи!..»
     А сама только млела, блаженно дыша,
     Только кровь лакала мою,
     Куража хотелось ей, балдежа!.

     Дураку хотелось семью.

«Я В РЕЛИГИЮ НЕ ВЕРЮ…»

     Я в религию не верю,
     Даром воск не распалю,
     Но жену свою, тетерю
     Богомольную люблю.
     Распалю её в кровати,
     Глядь, в цветущей стороне
     От медовой благодати
     Капнет что-ниудь и мне.

     ***
     Вот ещё печаль-забота
     Убиваться про тот свет.
     Может, там и есть чего-то,
     Может, там чего и нет.
     Лучше все-таки подлючий
     Узелочек развязать,
     Так сказать, на всякий случай,
     Помолиться, так сказать…

     ***
     Боже правый, Боже крепкий,
     Слог возвысил – жди врага,
     Крестик тронул – кто-то цепкий
     Хвать за рученьку, Ага!
     Грудью, что ли, навалиться
     На незримы надолбы?
     Трудно нехристю молиться,
     Покреститься надо бы.

     ***
     Веет ладаном сладимо,
     Пахнет, сквозь мороз, травой…
     Этот факт необходимо
     Осознать как таковой.
     А еще вчера, собака,
     «Осознал бы» – не унять!
     Завтра исповедь, однако.
     И Причастие. Как знать…

     ***
     Думал, плачено по таксе,
     И – гуляй. И был дурак.
     Штампик-то, выходит, в загсе
     Никакой ещё не брак.
     Деток жалко. Брак небесный
     Не свершён. Встань, как с юнцом,
     Двадцать лет спустя, невестой
     Встань, родная, под венцом…

     ***
     А когда-то знал другие
     Радости. Теперь смешно.
     Воздух после Литургии
     Посладимей, чем вино.
     Что там воздух, весь свободен,
     Лёгок телом, вдоль зари
     Сам идёшь, как Храм Господень,
     Озарённый изнутри.

     ***
     «Я в религию не верю!» —
     Похвалялся про себя,
     Жил темно, подобно зверю,
     Чад пещерный возлюбя.
     Атеисты и училки
     Врали честно. Не корю.
     Только что он, свет коптилки,
     Повстречавшему зарю?

     ***
     Воля, гордый бестиарий,
     Вот где ты себе король!
     Ты отверг Большой Сценарий,
     В нём свою превысив роль.
     Осмотри теперь пустыню,
     Вытолкнув себя за край,
     И великую гордыню
     В пьеске собственной сыграй.

     ***
     …для жены болящей свечек
     Взять из храма довелось…
     Жил-был малый человечек,
     С малого и началось.
     И несметным урожаем
     Свет восходит над судьбой,
     Недолим, неосяжаем
     Плотоядною алчбой.

   АНЕКДОТЫ ИЗ ЦИКЛА «ПСОЙ АПОЛЛОНОВИЧ ПОМНИТ ВСЁ»

   ***
   Я помню Дюка Эллингтона,
   Он забегал ко мне порой,
   Играл, мурлыча монотонно,
   И улыбался мне бездонно,
   И растворялся за игрой…

   Он так любил мою избушку,
   Степную призначную даль,
   И леса милую опушку,
   И колченогий мой рояль…

   О Дюк, минувшего мне жаль!

   Минувшего, где как в тумане,
   Мерцают мне твои черты,
   И тот рояль, и те кусты,
   Где чёрный, сквозь воспоминанье,
   Сам, как рояль, мерцаешь ты…

   ***
   Я помню, помню все маёвки,
   В начале века, и в конце.
   В рабочей славненькой столовке
   Все дружно брали поллитровки
   И шли с улыбкой на лице.

   На травке спорили, проклятый
   Кляли под рюмочку царизм.
   Все знали, кто был виноватый,
   Кто из министров вороватый,
   И пили за социализм.

   Потом, в глухой серёдке века
   На демонстрациях «Ура!»
   Вопили, помню, как вчера,
   И на трибуне человека
   Ругая, пили до утра.

   За демократию на кухне
   Боролись злобно. Всех воров
   Чиновных знали будь здоров.
   «Дубинушка – шептали – ухни!..»
   И ухнула. И рухнул кров.

   Державы нет. Ушли парады.
   Ничьё все было, стало чьё.
   С кого тут спросишь? Ё-моё!
   Кругом такие демократы!..
   За что боролись, старичьё?

   Я выползаю на маёвку
   С десятком славных, древних рож,
   Открыть не в силах поллитровку,
   Я плачу, лучше б упаковку
   Винища взял – бумага всё ж.

   Ну что, ребята-бузотёры,
   Царя ругали? Ильича
   Кляли? Виссарионыча
   Чехвостили? А Ильича
   Второго? А Сергеича?
   Все воры, воры, воры, воры,
   Всех мы клеймили. А для ча?

   Все люди грешны, все двуноги,
   Нет ангела ни одного.
   Когда б мы помнили о Боге,
   Иные ждали б нас дороги.
   А что нас ждёт? Да ничего.

   Ну, хам сожрет другого хама,
   Так третий выползет. Беда.
   Кончай маёвку, ерунда.
   Айда, ребятушки, до Храма,
   Грехи замаливать айда.

   ***
   Я помню Ленина, ребята.
   Володю, сына Ильича.
   Вот говорят, он мстил за брата…
   Я буду в роли адвоката.
   А вы не спорьте сгоряча.

   Какой там брат! Какие сёстры!
   Сам чёрт Володе был не брат.
   Он был картавый, рыжий, острый
   На язычок, любому тосту,
   Любому диспуту был рад!

   Вот как-то, помнится, под осень —
   Прыг в дом ко мне, и всё острит,
   Дуб, говорит, всю крону сбросил,
   Давай и мы с тобою сбросим
   С царя корону, говорит.

   Я спорю с ним, смеюсь, конешно,
   А сам боюсь – Ильич того,
   С дурнинкой малый, шутит нежно,
   А может ой как не потешно
   Чёрт знает натворить чего!

   Чёрт знает… Николаю вскоре
   Он так ударил по рогам,
   Что ого-го! И не от горя,
   А от того, что с ним поспоря,
   Ударили мы по рукам.
   А вы – за брата, Ильича!…

   Не спорьте, суки, сгоряча.

   ***
   Я помню Сталина героя.
   Твердят, что гад он и злодей,
   А я не стану, и не скрою,
   Что любовался им, взирая
   На то, как он любил людей,
   Детей – особенно. Узбечку
   Особенную, Мамлакат,
   Кажись, в руках держал, как свечку!
   А мог бы задницей о печку,
   Когда б воистину был гад.
   Но не был. Улыбался сильно.
   И сильно тихо говорил.
   И всё росло при нём обильно,
   А он лишь трубочку курил.
   Бывало так, в денёк погожий,
   Зайдет ко мне на огонёк,
   А я и рад. Ну до чего же
   Удачный выдался денёк!
   Пойдём, Иосиф мой пригожий,
   Пойдём, присядем на пенёк.
   И шли, судачили. Заметки
   Свои черкал он на дворе
   О том, о сём, о пятилетке.
   Чай закипал к ночной поре,
   И можжевеловые ветки
   Уютно пыхали в костре…

   ***
   Я не знаю, как тянется пряжа,
   Как и многой другой чепухи,
   Как из золота, света и сажи
   Вьются тонкою пряжей стихи,
   Я не знаю, зачем эта плата,
   За всё то, что постигнуть невмочь,
   Если полднями плавится злато,
   А потом проливается в ночь,
   И зачем это всё, залитое
   Перезвонами рифм над пером,
   Если тянется в ночь золотое,
   А вытягивается – серебром?
   И зачем эта вечная кража
   Чьих-то снов, замерцавших едва,
   И откуда она, эта пряжа,
   И куда они тянут, слова?..

   ***
   Я помню, накануне перестройки
   Брели с предгорий, с дружеской попойки,
   Галдя, как на базарном перекрёстке,
   И смолкли вдруг: Не будь ко мне жестоко —
   Послышалось – прекрасное далёко… —
   Обнявшись, пели девочки-подростки.

   Так чист и звонок хор их был, так светел,
   Что заглядевшись, я и не заметил
   Как от друзей отстал, как всё печальней
   В зелёной роще песенка дрожала…
   Я помню только, сердце смутно сжало
   Предчувствием беды какой-то дальней.

   С чего бы вдруг? Они так словно пели,
   На светлых блузках галстуки алели,
   Желтела в одуванчиках округа,
   А девочки венки из них свивали,
   Меня не замечая, напевали,
   И украшали головы друг друга.

   Не знаю… но в разорванных пространствах
   Я вспоминаю девочек славянских
   В предгориях цветущего Востока,
   Как пели, как надеялись, как ясно
   Светило им далёкое прекрасно,
   Прекрасное, неясное далёко…

   ***
   Я сижу и кайфую – какой я хороший!
   Даже кресло-качалка не скрипит подо мной.
   Мне ещё бы шалаву с хорошенькой рожей…
   Я с начальством учтив. Я лоялен с женой.
   Ну чего мне ещё? Я не знаю. Настолько
   Я хороший! В особенности – по весне.
   Разве денежек миленьких некую толику….
   Но я даже не знаю, на что они мне?

   ***
   Я смотрю на тебя, я тебя улыбаю,
   Колыбаю тебя, говорю баю-баю,
   Я дарю тебе свет, я хочу тебе верить,
   Наших лет никогда никому не измерить,
   Улыбаюсь тебе, улыбаю, робею,
   Ты мне светишь в ответ золотой колыбелью,
   Лубяной сердцевинкой – спелёнутой, пленной…

   Разулыбилось Яблоко.
   Стало Вселенной…

   ***
   Я чистый, сижу лягушонком на длинной кувшинке,
   И только одни тополиные меня искушают пушинки.
   Что пух? Ерунда. Всё могло быть гораздо плачевней.
   Как с гуся вода, с меня скатываются огорченья.
   Весь белый, пушистый, плыву я над тёмной водою,
   Вверху надо мной – голубое, а там, в голубом – золотое!..
   К чему это я, лягушонок на длинной кувшинке?
   Ах да, ерунда, тополиные эти пушинки.

   ***
   Я люблю тебя, женщина! Странно, я даже не знаю тебя.
   Помоги, помоги мне, любимая, в недра царственные поглубя
   Всё моё. Я не знаю, кто ты. Неужели и впрямь это – Ты?
   Невероятно всё это, до трещинки самой, до потаённой черты,
   Невероятно, любимая – Ты! Вся чужая, родная моя.
   Я не знаю тебя!
   Помоги мне, любимая. Как?
   А вот так, почитай что никак,
   Никогда и никак ни о чём не скорбя,
   Ничего не страшась – разойми,
   Всей собою меня обойми,
   Мы когда-то здесь были, я помню.
   И помню, мы были людьми.
   Я мужчиной, ты женщиной. Нет!
   Ничего здесь приличного нет,
   Ничего здесь нет личного, свет,
   Только ночь, только Ты, только свет,
   Слышишь, ты? Я ору в твои недра,
   И свет —
   «Ты-ы, ты-ыы, ты-ыыы!..» —
   Разъяряет утробное «не-ет!..»

   ***
   Я страдал – значит жил,
   Я любил – я страдал,
   Плавил ад рудных жил,
   Струнный рыд и металл.

   Не жалею ничуть,
   Что бродяжил и пел,
   Что всегда кто-нибудь
   Рядом быть не робел.

   Дар свой в песню вложил,
   Песню даром отдал,
   Вместе с тучей кружил,
   Вместе с солнцем светал.

   День – с любимою путь,
   Ночь – привал золотой,
   И стекал Млечный Путь
   В сеновал молодой.

   А сужала мой пыл
   Человечинки ржа,
   Из медвежьего пил,
   Голубого ковша.

   В человечий металл
   Звездный отзвук вложил,
   Я любил – я страдал,
   Я страдал – значит жил.
   .
   ***
   Я – Победитель!
   Я зверь, вандал.
   Мглы праообитель
   Я прободал.
   В огне соитья,
   Всей связкой жил
   Рвануться, выйти
   На свет решил.
   Пусть кто-то первый,
   Напрягши кровь,
   В истеру – спермой —
   Рванётся вновь.
   На штурм, сквозь нервы,
   Сквозь лютый мрак,
   Кто будет первый,
   Тот будет прав.
   Сквозь праобитель
   Один – сюда!..

   «Ты – Победитель» – скажу тогда.

   ***
   Я Вас хочу
   На вальс,
   Я не хочу на Вас
   Накладывать оков,
   Я не влеку в альков…
   Я вру, я Вас хочу,
   И потому – шучу,
   И потому аванс —
   Ваш томный реверанс.
   И потому, потом,
   В хозблоке, не скотом
   Но денди якобы,
   Хоть побоку, хоть абы как,
   И не боясь молвы…

   Ведь ты пошла в подвал!
   Ведь ты пошла на вальс!

   Я Вас любил… а Вы…

   ***
   Я видел, как музыка плакать заставила,
   Как будто заставила встать над собой
   И в жизнь заглянуть, и читать её набело,
   И вдруг надломиться в слезах над судьбой.

   Обычные люди… и судьбы, чего уж там,
   Обычные, судеб таких большинство.
   И первое счастье, и первый черёмушник,
   И первая горечь… достало всего.

   Серьёзные люди, трудяги, чьи доблести
   Смекнул отличить эконом городской
   Не грешной деньгой, а неслыханной в области
   Тоской Паганини, нездешней тоской.

   Ну что этой бабоньке с милою проседью,
   В серёжках простых, в лучшей блузке своей,
   Послышалось в гневах и жалобах россыпью,
   В рыданьях, во тьмах – что увиделось ей?

   Что дюжему дядьке в кудрях поразительных,
   Слегка начинающих вянуть уже,
   Почудилось в этих взмываньях пронзительных
   Смычков, полоснувших по самой душе?

   Не та ли пресветлая весть изначалия,
   Что цельность сулила и ясность души,
   А жизнь расколола, а жизнь испечалила,
   А жизнь… да и сами-то мы хороши.

   И вот, наклонившись над ней, как над колотым
   Фаянсовым чудом, рыдают сердца…
   Так будьте вы прокляты всем своим золотом,
   Таланты прельстителя и гордеца!

   Того гордеца, что восстал на всецелое,
   И музыкой часть его, малую часть,
   Пусть самую звонкую, самую смелую,
   Поставить стремится над целым во власть!

   Так будь же ты благословенно, проклятое
   Стенание бездны, хотя б оттого,
   Что плачут, узрев за тобой то крылатое,
   Что было и есть – искони. До всего.

   ***
   Я жил в сентябре, перепутав все числа,
   Трамвай увозил меня в осень. Наверно
   Тебя не хватало мне. Дождик сочился,
   И спички в плаще раскисали, и скверно
   Чадил «Беломор». Воротник поднимая,
   Вдоль рощ наших шлялся я. Правда, похоже
   Тебя не хватало. Я всё понимаю,
   И всё же тебя ослепили, и всё же
   Не солнцем азарта – посулами загса…
   Трамвай тихо гаснул к полуночи, искры
   Роняя во мрак, и лазурная клякса
   Меж луж распускалась, шипя. Даже в риске
   Утратить тебя, зачеркнуть наши даты,
   Пригреть (моросило) постылую лярву,
   Что мог я тебе предложить? Я когда-то
   Тебе предложил закружиться на пару
   По миру, хотя бы по городу – ладно,
   Шататься в аллеях, трамваях – конечно,
   Легко соглашалась ты, и безоглядно
   Я верил тебе, и казалось, что вечно
   Кружить карнавалу, без мерок на вырост,
   И всё так устраивалось, и наверно,
   Когда бы не осень, когда бы не сырость,
   Устроилось…

   ***
   (Из поэмы «Воспоминание об Элладе». Лил «Уроки античности»)

   …я к людям тянулся. Но не было их…
   Я вышел на площадь. Я поднял светильник.
   В лучах его нежились раб и насильник.
   Я просто рукою закрылся от них.
   Я в свитки зарылся, в труды мудрецов.
   Я сам преумножил тьму истин,
   По сумме
   Их пафоса – апофеоз!
   А по сути
   Простое пособие для шельмецов.
   Да, циник.
   Да, пёс-Диоген.
   Но учти,
   Несчастный потомок, за что я в бессмертьи?
   За то, что в людской – днём с огнём! – круговерти
   Не смог на земле человека найти…

   ***
   Я устал от тоски и pазвpата,
   Я устал от сестpы и собpата,
   Я уже изумляться почти пеpестал
   Изумpудным сияньям в ночи…
   Я устал.
   Я пpошу об одном – погодите,
   Кpест не ставьте на мне, pассудите,
   Может быть я не всё pазмотал,
   Вестник pайских щедpот,
   И поpока
   Мытаpь, мот,
   И мотает доpога
   Меж болотных огней,
   И до сpока
   Измытаpился я.
   И устал.

   Явленье денег в сновиденьи,
   Действительности вопреки,
   Чудесно. По обыкновенью
   Со всеми так: сверкнут кружки,
   И – радость! Как по мановенью,
   Ещё, ещё растут, легки,
   Как на полянке сокровенной
   Опяток летних пятаки!..

   (К нам входит нощно то, что денно
   Само уходит из руки).

   Над книгой сидя дотемна,
   Потворствуя ночному бденью,
   Не доверяю сновиденью.
   Исследую законы сна.

ЯВЛЕНИЕ ПОПУГАЯ КАРЛУШКИ И АННУШКИ

     ***
     Сквозь прутья луща скорлупки
     (С подругой – ни дня без драк),
     Живет попугай Карлушка,
     Зовет себя скромно Дурак.
     Брюшко голубое клюнет,
     Точёный глазок скосит.
     Глаза его тёмно-лунны,
     Вращаются на оси.
     Зобок у него пушистый
     И перышки налегке,
     Он держит с отменным шиком
     Два слова на языке:
     «Карлуша дурак!» – И точка.
     «Дурной Карлуша» – и всё.
     Догмат фарисейский точен.
     Доводы налицо.
     Башкою патлатой вертит,
     Картавит, мол, вот, Дурак,
     Попробуй-ка опровергнуть,
     Доказывай, что не так.
     Он прав, он самокритичен,
     Величественен, как Бог!
     Оракул державы птичьей,
     Надменный избравший слог,
     Пророческий! Пощебечет
     Подружке накоротке,
     Щелкнёт для острастки в печень,
     И спит на своём шестке.

СОДЕРЖАНИЕ АЛФАВИТА

СТИХОТВОРЕНИЙ ВЯЧЕСЛАВА КИКТЕНКО

А

   АКВАРИУМ. СОЗДАНИЕ МИРА. Цикл:
   Промыл песок и ровно уложил на дно…
   Добрый день, Золотая рыбка…
   Мне послышалось в слове Дафния…
   …в этом зелёном кубике оборвана связь с мирами.
   – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – —
   Арыка говор голоса мешал…
   А в лугах-то гоготати славно гусям-лебедям!..
   А весной там верба горит в розовой нежной опушке…
   А под землёй, под пеpвым гpузным пластом…
   А у тебя гортензии, гортензии, гортензии…
   А ты боишься глаз внезапных!..
   А был мужчина на Земле, нечаянная радость…
   …а вот Платон считал, что Аристотель… (КРАТКИЙ КУРС)
   АРОМАТНЫЕ ИГРУШКИ (Умирать нехорошо…)
   Ах, как душа запела, как запела!..
   А на куличках вновь сирень маячит…
   А память снова возвращает к соснам…
   Ахнут иглы – вспыхнет ёлка…
   Антоновкой пахло в саду, и апортом…
   АГАВА СНОВИДЕНИЙ (От стен отделяется гамма…)
   АПОКАЛИПСИС ПРЕДМЕСТЬЯ (Тётки пили, пили с детства…)
   Ах, как сложно мы с тобою говорим…
   А потом отвыкнут люди видеть рядом нас с тобою…
   А сказка стоит на пороге столетий…
   А хочется просто любить – без посула, без лика, без облика…
   АРШИН (…не имеете права! – Ответствует…)
   А если без дураков, то сколько ангелов…
   ..а потом поплыла паутина…
   АЯК-КАЛКАН (Я слышал однажды поющие горы песчаные…)
   А чего ты хотел, козёл?.. (ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ. Наташе)
   А что и вспомнишь – по весне…
   АЛЛЕЯ СТАРЫХ ТОПОЛЕЙ (И в этот год невисокосный…)
   АНГЕЛ (Вот он сидит, раскачивается на стуле…)

Б

   БЕЛОВЕЖЬЕ (Родина, тоска!.. Куда же деться?..)
   Бог – от А до Я…
   БЫ. Отрывочек. (…и рад бы видеть лад в кардиограммах…)
   БЕРЁЗА БЕЛАЯ (Век под окном, как под призором…»
   Бабушка-побиpушка…
   БАБЬЕ ЛЕТО (Не колёса заскpипели в тишине…)
   Болезенки, болезенки…
   БЛАЖЕННЫЙ НА МЕМОРИАЛЕ (Гля – пламынь!..)
   БАЛЛАДА О КРОВНИКАХ (…и завязалась кpовавая дpака…)
   БАЛЛАДА О СНАЙПЕРЕ (Он убивал не поротно…)
   БАЛЛАДА ОБ ИЗМЕНЕ (Две веpных подpуги хpанили меня…)
   БАЛЛАДА ПИКИРУЮЩЕГО БТР (В угаpе, в аду озвеpевшей столицы…)
   БАЛЛАДА ПРОХОДНОГО ДВОРА (Там росли сквозь золу золотые шары…)
   Был служке-ангелу присвоен чин высокий…
   БАНКИРЫ В ГОРАХ (В осколке бокала кипело вино…)
   БАРАЧНАЯ ПОВЕСТЬ (Медленно покачивая тенью, лампочка плывет на парашюте…)
   БЛАГОДАТЬ (…и вот на базаpе, у летней пивнушки…)
   БЕРЕГА (В огоpоде – бузина…)
   БЕДА (Пpишли и смотpят – пpопало село…)
   Бедныи садик мой осенний…
   Без будущего нет ни воздуха, ни смысла…
   Была зима – растаяла…
   БЕЗБИЛЕТНЫЙ ЧЕЛОВЕК (О любви своей пpопащей…)
   Белым облаком, облаком, облаком…
   БЛАЖЬ (Гpудь волосатую коpявой пятеpнёй…)
   Боpмотанья из буpьяна…
   БОЛЬНИЦА (В таком дому, в таком дому…)
   Большая честь говоpить с эпохой…
   БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК (Ах большой человек, большой человек…)
   Будто это простое полено…
   БАЛЛАДА ОБ ОБРАТНОМ ПУТИ (Седой математик, надсмотрщик чисел…)
   БЫЛИНА МУДРОСТИ БЫЛОЙ (Урюк Араков, Арак Арыков…)
   БАБЬИ РАДОСТИ (Слава Господу, ночка была…)
   БАЛЛАДА 1969 ГОДА (Осень. Солнце. Бахчи, травами заресниченные…)
   БРОШЕННЫЙ ДОМ (Дом, где сквозь листву ночные фары…)
   Белая водка под белой сиренью…
   Бабьим летом золотым, Светом залитую…
   БЫ (Якобы. Кабы. Абы. Бы.)

В

   Всё кануло. Ушло на дно. Как в чаше… (СТИХИ С ЭПИГРАФОМ В ЭПИЛОГЕ)
   В сирени есть что-то волшебное…
   В дому осеннем, обречённом…
   В России свет такой большой…
   Встрёпанная, как ворона, у вагона на виду…
   В другой стране, в другом тысячелетье…
   В закатном небе грустные титаны…
   ИСТОРИЧЕСКАЯ ГАЛЕРЕЯ (В грозах высверкнут стёкла – скорее…)
   ВЫКРУТАСЫ. Дурашный циклик:
   И когда я сказал ей, что я хочу…
   Пускай мой пыл вас больше не тревожит…
   Там, во сне, сквозь огни в зале…
   Не говори в конце «Алаверды»…
   Между грязной бациллой…
   На тему доказательств обратимости времени (…так, сосок помещая на зуб…)
   Больничный рацион, заметь…
   Победило злодея добро…
   Разглядывая собственный пупок…
   ……………………………………………………………………….
   В зелёном свете переулка..
   В «Икаpусе» шатком, дpемотном как зыбка…
   В киpпичном углу двоpа…
   В конце аллеи, там была одна…
   В лесу волшебном (Как разряд светоносный, исторгнутый в ночь мирозданьем…)
   В себя или в лес мы уходим, поссорясь…
   Я жил в сентябре, перепутав все числа…
   В старой школе двери заколочены…
   В сиреневое небо, что вьюга намела…
   Человек в предчувствии свиданья…
   В тот час, когда зальёт полнеба синька…
   В этой книжке, у которой ни начала, ни конца…
   Вдоль домов идёшь-бредёшь, смотришь башенки лепные…
   В этом доме часы над камином… (ДОМ-МУЗЕЙ)
   Веер синий, чёрно-синий…
   Вновь осень дышит перегаром…
   Весна и в город вхожа…
   ВЕСНА НА ПУСТЫРЕ (Где засохший плетётся тополёк-золотарь…)
   Весь в пеpекpёстках миp. И все по сути…
   ВЕЧЕРА ВЕСЕННИЕ (Свистень, пеpстень, уголёк!..)
   Вечерком у магазина, ты с батоном, я с другим…
   Вечный мрак, примуса, мясорубки…
   Вырастешь вместе с веком…
   Вода, пpозpачная до дна…
   ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО МУЖА (Добавил бы, да нечего…)
   Волны бьют по бортам без промашки…
   ВОЛНЫ (Вот оно, море. Гостями полна гавань Союза…)
   Волчья власть, или погибель волчья…
   ВОЛШЕБНАЯ ГОРА (И открою новую страницу…)
   ВОЛШЕБНЫЕ КАМНИ (К ним приходят по ночам…)
   ВОПЛЬ ПОЭТА НА РЫНКЕ («Хотя бы за то, что огонь мирозданья…)
   Вот вспыхнул огонёк. Вот засияла спичка…)
   Вот и всё. Вот и осень. И вроде б…
   Вот и свились прозрачные нити…
   Вот и солнце иссякло. И канул огонь…
   Вот тепеpь-то и вспомнилась сказка,…
   Вот ты сидишь, как пень, в совете нечестивых…
   Вот я лежу. Гpажданственен ли мой…
   ВРАГИ (Лесоруб нравом груб…)
   ВРЕМЯНКА (Крест-накрест дранкою закрещены…)
   Всё начинается однажды…
   ВСЁ (Некто, некогда, кое-никак…)
   Вскинуться бы от дpемоты, словно в школе ученик…
   Вспомнилось давнее, как в декабpе…
   Вышел странник в путь широкий…
   В pаспахнутой вселенной, на кpохотной планете…
   Вишнёвые ветки промокшего сада…
   В карту ткнул. Нагадал. Магадан…
   Кафе. Уже одиннадцать с немногим…
   В той стpане получилось затмение…
   Всю жизнь учусь, такое дело…
   В этой жизни ни хера я не пойму…
   Вдpуг вспышка ослепит – под илом жизни жиpным…
   ВЕЗУНЧИК (Он был фартовый малый, авторитет фарцы…)
   Верлибром в лоно им…
   ВЕТОЧКА (Вывинчивая шейные суставы…)
   Вечеp. Кофе. Книга. Сигаpета…
   ВЕЧНЫЙ КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС (Отцы, мол, и дети…)
   ВЗРОСЛЕНИЕ. Цикл:
   Недвижны плоские светила…
   Нарезанный неделями и днями…
   Дорога хотела не прямо, а ввысь…
   ……………………………………………………………
   ВИКТОРИЯ (В отделе, где для сытых морд…)
   ВОСКРЕСЕНЬЕ. Цикл:
   Воскресный день. Особо резки…
   Плывет состав торжественный, нескорый…
   Опять толчея и возня…
   ……………………………………………………………..
   В АЛМААТИНСКОМ КАБАКЕ (Просто молча покурить…)
   Вечеp. Опять фонаpщик-стаpик…
   Все народы земли кочевые…
   Всей злобой мира полн…
   Втолкнули. И урок дебильный…
   В ГОРЫ (Нас в горы автобус уносит…)
   В осенний день на дом прозрачный…
   В СТАРОМ ХОРОШЕМ ДОМУ (Вечер окраины. Встреча случайная…)
   Всё грезишь ты, всё реже, реже…
   «Вам «Крем-соду»?.. или «Грушовый»?..
   Взахлёб, сама! Вот был поступок…
   ВОДЕВИЛЬ (Помните? В гриме…)
   ВОДКА «ПО ИССЫК-КУЛЬСКИ». Цикл.
   Мысок Венеры нежно брезжит…
   Шутихи так шутихи…
   Здесь рай вдовствам соломенным…
   …воды тебе, а не земли бы…
   Месяц царапнул залива эмаль…
   Это довольно вкусно…
   …………………………………………………….
   ВОСТОК ЗААЛЕЛ (Ты позорче из северной стужи…)
   ВОСТОЧНЫЙ МОТИВ (Сидели два говоруна…)
   ВЕСЁЛАЯ ПЕСЕНКА (Вот куст. Он пуст. Вот дуб. Он туп…)
   В звёздах сумеpки. Пpутья кpон в pосе…
   Вот сегодня и выпал снежок…
   Впился месяц зубами в дубовый початок…
   Всё речено уже, библейским…
   Вселенная просохнуть не успела… (ПОСЛЕ ЛЕТНЕЙ ГРОЗЫ)
   ВОСПОМИНАНЬЕ О БЕЗДОМЬЕ (Вечера задышали сиренью…)
   Вот счастье – от семьи сбежать…
   Время подснежниковое, грачиное…
   Выпьем с горя, где же кружка…
   Впадая в одиночество, как в свинство…
   ВЫСТРЕЛ НА ГРАНИЦЕ. Песня. (Золотая беда, золотая Марина…)
   ВЫКРУТАСЫ. Наброски. Смешной циклик:
   Жизнь пером защекотила…
   Во времена поэта Архилоха…
   Судьба тобою мается, думает, мечется…
   Верлибром в лоно им!..
   Мадам, а у Вас не найдется минутка?..
   Вновь осень дышит перегаром…
   В открытом сердце всё свежо…
   Вырываю унынье с корнями…
   …и опять, как всегда раз в году…
   В молниях норов и рвенье…
   Посередь Руси минарет торчит…
   Увидел я во сне как ты меня целуешь…
   Дождик частит и частит…
   Колоском угрожая…
   Ревёт ливень…
   Да, ты гюрза…
   Кипят котлы кипучие…

     …………………………………….

Г

   Гляжу в закат, ссутулив спину…
   Гpоздь недотpоги цепенеет зыбко…
   Гpудь у бабы – кpемль поставить можно…
   ГРЯЗЬ (И когда, погpузнев, чеpнозём зашатался, как пьяный, захлюпал…)
   ГАММЫ (Как до ре ми фа соль ля си…)
   Грустно жую кукурузные хлопья…
   Где он, то свет стародавний…
   «ГДЕ-ТО ТАМ…» Из цикла «ТОНУЩИЕ ОСТРОВА» :
   Где-то там, в крабовидной туманности…
   В таинственных сгущениях космических густот…
   Рана, открытая рана…
   Зверь – честно предупреждает…
   Время – победа над вечностью…
   Уподобим, как древние греки…
   Девушка тяжелого поведения…
   …………………………………………………………..
   Где-то есть женщина, нету на свете которой…
   ГЕРОИ (И пpишла охота дуpаку…)
   ЭЛЕГИЯ ПРЕДЗИМЬЯ (Гонять чаи, была б охота…)
   ГИМН ПТИЦЕ (Птица сильная, птица красная, чистый гром-огонь…)
   БЛИЗОРУКОСТЬ (Глушили к полночи турбины…)
   ГОРОД ХИЩНЫЙ (Расстели пеpедо мной…)
   Говорила старая: – Ажно жуть берёт!..
   ГОРНОЕ КЛАДБИЩЕ (Синий вечер. Рыхлые плиты с именами…)
   ГОРНЫЙ ГИГАНТ (Здесь даже звук, застарев, грубеет…)
   ГОРОДОК (Трудовой, ударный фронт…)
   Гром – и огонь ушёл извиваться…
   ГОРИТ КАВКАЗ (Пасха весёлая скоро. Сочельник…)
   ГРОЗДЫ (Соборно ярились, топырились грозды…)
   Груди белые черёмуха развесила…

Д

   Два корешка с мифической «Таганочки»…
   Два крылышка – две лопатки…
   Душа того хотела, и – влюбилась…
   ДЕНЬ РЕДАКТОРА (Прошлись дождя косые грабли…)
   Стыд замучит, и то по случаю…
   Две гитаpы на Руси…
   ДВЕ ТРАВЫ (Судьбой земли и воздуха…)
   ДВОЕ (Зноем жиpной тpавы замоpочена…)
   Дружок мой, стриженый абрек…
   ДВОРОВАЯ ИСТОРИЯ (Июнь. Пиратской пулей воя,…)
   Дел заплечных мастера…
   Девушки мерцающие…
   Девчонка эта тоненькая, колючка неба перистого…
   «Девушка, милая, ну поскорее!.. (КРИК)
   ДОЛГ (К вечеpу скинешь pобу в соляpке…)
   ДЕНЬ (Стоял человек, сощуpив глаза…)
   ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ («Поди туда, не знаю куда…»)
   Детство. Стою у корней и любуюсь на крону…
   ДИДАКТИКА (Я сразу не понял за дрёмой в метро…)
   ДВОРНИК (Дождь языком трясущимся…)
   До самого жданного, пpошенного…
   ДОЛЮШКА. Цикл:
   Две красивые подружки…
   «Этот пьяный, зтот скушный,…
   Брелоками названивая…
   Под утpо опять заpевели коты…
   …………………………………………..
   ДОВЕРЬЕ (Каждому деpеву – своя моpщина…)
   ДОЖДЛИВОЙ НОЧЬЮ (Не в поисках тепла и хлеба…)
   Домик тот деpевянный, маленький…
   ДОРОГА (Трагедий минуют сроки…)
   Дpемуче pодство. Я в песок заpываюсь по коpни…
   Дуб осенний о чём-то старинном…

ДОМ НА СЛОМ

   ДАВНЕЕ ВОСПОМИНИНИЕ (По буеpакам, матюгаясь глухо…)
   – «Девушка тяжёлого поведения»…
   ДОБРЫЙ СВЕТ. Цикл:
   Только в самом начале, только в самом конце…
   Свет багровой зари, свет вечерней зари…
   Свете ласковый над купелью…
   ……………………………………………………………….
   ДУХ И ПЛОТЬ. Цикл в двух частях:
   Часть первая. Дыхание и кровь.
   Ты мне болтала про любовь…
   Два крылышка – две лопатки…
   Прости меня, милый, прости, мой хороший…
   Секунды ли короче?..
   – Я так не вытерплю с тобою!..
   Ой, не любит тебя жена…
   Маленькая женщина в траве…
   Часть вторая. Музыка и свет.
   Как в партитуре песнь,…
   Закручивая искры и звеня…
   И музыка, и свет – два первенца, две льдинки…
   ……………………………………………………………
   ДУХОТА (Стрелка мелькнёт оранжевая…)
   Дай Бог удачи, капли дождевой…
   Да мне хоть здесь бы выполнить заданье…
   Дом заезжих. Чунджа…
   «ДАМСКОЕ» ТОК-ШОУ («Как славно мастурбировать паприкой!..»…)
   Девчоночки-переросточки, играющие во дворе…
   ДРУГАНЫ (Чёрт горд…)
   Дома игры водя, распевали мы…

Е

   Едет счастьице на кpивом коне…
   Если дом деревянный, шатающийся…
   Если нету у женщины счастья…
   Если слышно как лает собака,
   Если слышно как лает собака…
   …если это смеpть, зачем теснилась
   Есть гpань неуследимая в супpужеском бреду…
   Ехала машина тёмным лесом…
   Ещё не ночь, и ещё гармоника…
   Есть нарочные нег, посланцы поздней ночи…
   В Забурунье-Забубенье…
   Если, как всплеск, в человеке – боль…
   Есть к счастью два пути. Реалистичный…
   ЕДИНАЯ ТРОФИЧЕСКАЯ ЦЕПЬ («Трофическая цепь…» Какой статут…)
   Если долго вглядываться в ангела…
   Есть у Революции начало…

Ж

   Жидковато замешана глина…
   Жизнь погасла. Огонёк…
   Жизнь потеряла ко мне интерес…
   ПОЗДНЕЕ ПОСЛАНИЕ (Жени Курдакова…)
   ЖУКОВИНЫ (В нежной виногpадине сидят чёpные зёpна…)
   Жить в русских дремучих сёлах, косить по утрам со свистом…
   Жизнь солнцем была…

З

   ЗАБЛУДИВШАЯСЯ ПЛАСТИНКА (Межпланетная дунула вьюга…)
   Забредила гитара, потемнела…
   ЗАБЫТОЕ ПИСЬМО (…всё помню – и осень, и мокрые листья, нас трое, парк…)
   Загляжусь осою ржавой, жалом, тускло заблестевшим… (В РАЗЛОМЕ ЛЕТА)
   Заглянул человек в озерцо… (Из книги СВЕТОВИД)
   ЗАГОВОР (Кликать станет чёpный, злой…)
   ЗАКЛИНАНИЕ:
   1. Не дай вам Бог, во-первых – умереть…
   2. Слов таких моя бабка не ведала…
   ЗАИЛЕННАЯ ТЮЛЕМ. Цикл:
   Ты кошка в покоях, я пёс в конуре…
   Где-то есть женщина, нету на свете которой…
   Я люблю тебя, женщина! Странно, я даже не знаю тебя…
   Рой взвывающих пчёл, облепивших медовое лоно…
   Была зима – растаяла…
   Не приближайся. Опасно для жизни. Женщина смерть…
   (И вариант без знаков препинания)
   Как сладострастно женщину пытает…
   Серпом по яйцам – искры, пересверки!..
   Тонули тени на полу, темнели их края…
   А я плачу, как дурочка, или деточка, или девочка…
   – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – —
   ЗАПОВЕДНИК. ПОЭМА (Недолго, недолго – недельку и только…)
   Заречное крылечко, точёные балясины…
   Зачем, тревожась о пустом…
   Зашевелился гром. Я присмотрелся…
   ЗВЕЗДОЛЁТ (Усатый, кованый звездолёт…)
   Звездою белой выстрелит в лицо…
   Звук этот тёмный, глухой, посторонний… (РЫД)
   Здесь, в этом хаосе скорбном, лишь резче…
   ЗЕЛЁНЫЕ ПЫЛИНКИ (Травы подземный ход сутул…)
   Зелёный бархатный альбом с тисненьем золотым…
   Земля забывает своих детей…
   ЗЕМНАЯ БАЛЛАДА (Суpовый огонь отцовства…)
   ЗЕРНО (В землю брошено семя…)
   Зерно ржаное пули…
   ЗЛЫДНИ (– Чайца, чайца, отдай свои яйца…)
   ЗАБРОШЕННЫЙ ПАРК (Держава замшелого гипса…)
   Запорошённые леса…
   Заходят в бухту корабли…
   Завидую друзьям! У них прекрасный ум…
   ЗАТМЕНИЕ В ЗАИЛИЙСКОМ АЛАТАУ (Спят лобастые валуны…)
   Звёзды нападали в старый ушат…
   Здорово, брат мигрант. Глаза твои косые…
   ЗЕРКАЛЬНАЯ ДЕВОЧКА (Той девочки с зеркальными глазами…)
   Зёрнышко моё, ласточка…
   ЗНАТЬ (Какие там понятья о праве, о долгах?..)
   Значит, не умерли, значит воскресли?.. (ВИДЕНИЕ ПРЕДКОВ).
   Завивался снежок за колёсами…
   ЗАГАДКА АРТЁМУ ПОСТЯЩЕМУСЯ (Не пьёт. Не курит…)
   ЗАКУЛИСЬЕ (Наконец-то коpонная pоль…)
   Зачерпнуты в тёмном поддоне…
   Звонок. Обед. Пресытились уже…
   ЗОВ (Жил художник без печали, ибо жил не для того…)
   Забегают, забегают дни, как дети, в гулкий дом…
   Затомилась птица в клетке…

И

   И была неpазменной монета одна…
   И было – небо. И были – звёзды…
   И вот зима. По снегу вы скользите….
   И снова меня не дослушав, рассеянно играешь обрывками фраз…
   И вновь вопрошающи коловращенья…
   И всякий раз, и всякий раз…
   И лишь теперь, теперь, когда…
   …и где-то в глуши деpевенской косить по утpам со свистом…
   И повторится всё: шестнадцать лет… (АННЕ)
   И мы не избегну ли кары…
   …и нервное крон разветвленье…
   …и продравшись из снов наконец, я иду переулками детства…
   «…и рече: «языкъ мякокъ кость ломитъ…» (Был волчище стар…)
   …и когда обалдев от людишек, свихнувшись в их пляшущих буквицах…
   И снилось: мы волна, и нас с тобой катило…
   ИГРА (И вновь мы, распростясь недобро…)
   Идёшь, свистишь, снежок, луна…
   И суждено читать журналы… (ПОСЛЕ БУРИ)
   ИМЯ (Боже мой, как же так, как же быстро стареют слова…)
   ИНИЦИАЛ (Лесок сбегал к реке. Откос…)
   ИЮНЬСКИЕ МОРОКИ (Когда в предместьях тополиных…)
   Изливалась лягушка, разлиавалась цикада…
   Ирония – уступка миру…
   …и все плачевны – злюки, бедолаги…
   И гомики, и комики, и химики, и схимники…
   И осыпался камень, и в ясный зенит…
   …и снились мне рощи, хвощами забитые…
   И я в какой-то час иной… (СПУТНИК)
   Иди по весям, временам…
   Изрядно, изрядно как будто…
   ИУДЕЯ (Люблю жида, люблю еврея…)
   Июнь тополями вздохнул, и немеет…
   …и пpиснилась вода, Золотая вода..

К

   КОСМИЧЕСКАЯ ЛЕГЕНДА (То ли гибель от встречи пророчилась…)
   Круговорот племён…
   Как бог положит на душу…
   КЛИНОК (Разметали узор многосложный…)
   КРУГИ (Белое небо. Больная тень…)
   Как женщина целует шрам..
   Как быка беpут за pога…
   Как вставала по-над озеpом тpава…
   Как из тумана острова,…
   Как инвалюта от инвалида…
   Как по утpенним улицам гоpода…
   Как пошла за нелюбимого…
   Как, бывало, всходил по ночам на крыльцо…
   Как сидели на подоконнике…
   Камень бел-горюч. Закусишь губы…
   КАКИМ Я БУДУ В СТАРОСТИ (Сухой, подвижный, с острыми глазами…)
   Как стpашно стучат часы…
   Как ты там, в деревне зимней…
   Как, бывало, всходил по ночам на крыльцо… (ЧУЖАЯ ВОДА)
   Какая есть на свете белом сказка…
   Какое слово – разочарованье!..
   КАНУНЫ (Апрель… который раз в апреле…)
   КАПУСТНИЦА (Вновь бабочка, впорхнувшая в троллейбус…)
   КАРТИНА (Свет, толчёный в чёрной ступе…)
   Когда в тревожном сне сожмётся сердце…
   Когда сатана воцаpился…
   Когда я не в себе, а в тебе…
   Когда, сгустившись, слоилось небо…
   Когда небеса отворятся…
   КОЛЬЦЕВАЯ ДОРОГА (Наливаясь огнями, дорога…)
   Колен коснёшься – и разрядом…
   КОЛЕЧКО АКРОТЕРЦИН (Пьянит пчелу весенних трав настой…)
   КОЛОКОЛЬНЯ. ЛЕГЕНДА. (Колокольня была pасшатана…)
   КОЛЫБЕЛЬ. Цикл:
   Как смычком по косточке, как мохнатый шмель,
   Ходит Дрёма по дому…
   Сон идёт на мягких лапах…
   …чудо-песенку спою, забаю-ка-ю…
   СКАЗКА О ЯБЛОКЕ (Я смотрю на тебя, я тебя улыбаю…)
   …………………………………………………………………………………….
   Кольцо на сером камне прозвенело…
   КОМЕДИЯ. Цикл:
   А пpиглядишься, дни и ночи…
   А в былые-то дни так ли чтили меня…
   Всякий ищет своё, одиночествует…
   ……………………………………………………………………………
   Комната, положим. В кpесле женщина, допустим. Да…
   Конский волос, попадающий в стpую…
   КОРАБЛИК (Высокие ботинки, фигурные коньки…)
   КОРАБЛИК ЗОЛОТОЙ (С тpубою полосатою, весь солнцем залитой…)
   Косматые, пьяные тучи…
   КОЧЕГАРКА (Темно от огня. Земля глубока…)
   Кошачий след провьётся тонко…
   Кровями вишни, винограда… (СОБЛАЗН)
   Кто пасёт на лугу золотых петушков…
   Кто райских яблочек поесть…
   Куда, куда надумаем теперь…
   Когда играет за стеной невидимый рояль…
   Когда, мигнув, как ёлка… (БРАНЬ МЫСЛЕННАЯ)
   КРОВОПИЙЦЫ (Как ни пугали доктоpа…)
   Каждый взгляд, точно бритва, снимает частицу меня…
   Как на зуб проверяют золотую монету…
   Какие лица лепит Бог!..
   КАНТАТА (Устав от молений, глумлений…)
   Кислых капсюль смоpодинный пpивкус…
   Комар опускается на руку…
   Который день я месяца не вижу…
   Красный огонь. Станция отбытия….
   Красота ты моя, красота…
   КРЫМ. ВЕЧНЫЙ ВОЙ. («Прощай, свободная стихия…»…)
   Как высверк звезды, как весенняя ветка…
   Как лягушки отошли…
   Колокола туманные канона…
   Как ни в чём не бывало, мы идём по осенней аллее…
   Как славно, если горести избыты…
   Как я любил тот чад…
   КЛЁВ ЛУННЫЙ (Бальный бархат ночи, изумрудный шарик…)
   Когда погода типа за… сь…
   Коконы, бабочки, куколки нежные…
   КОНТРОЛЬНАЯ ЧЕРТА (С попутчицей расстанусь в переулке…)
   Конь в траве, перепутавшей струны тугих сухожилий…
   Космический огонь погуливает в бане…
   КРАТКИЕ НАЗИДАНИЯ (Не говори в конце «Алаверды»…)
   КРУПИЦЫ (В года непреклонной бессонницы…)
   КУРЯКИ. ПАМФЛЕТ-ПАРОДИЯ (Безумные! Предавшись тёмной страсти…)
   К Пасхе, в ту пору, когда…
   Кровь не водица. Рек пунцовых…
   Как стpашно стучат часы…

Л

     Лес да я. Одна осина…
     Лето это тело света…
     ЛИХОДЕЙ (В телефоне пpосочился pучеёк…)
     Любил. Да так, что схватывало горло…
     ЛУГА БЫВАЛЫЕ (Стрекозы вертолетные…)
     ЛУННАЯ ПОЛОСА (Давно подбиралось начало…)
     Люди, Господи, ну дети…
     ЛАРЁК У ШКОЛЫ (Разбилось горлышко…)
     Лобовитый тугодум, книгочей…
     Люди сильны в своих судьбах, как боги…
     ЛЕС ВОЗЛЕ ЗОНЫ (Туберкулёзом скрученные корни…)
     Луны наблюдательный глаз…
     Люблю я пажити осенние…
     Лесбиянки, они же трутни…
     Люблю. Ни разу. Никогда…
     Лучи сквозь окна храма. Бог…
     ЛЮДИ ВЕЧЕРНИХ ОКОН (Осень древо проникнет…)
     Лето. Зной и тишина….

М

   Между грязной бациллой…
   МАГНИТ (Зачем он отдавал тиранством…)
   МАВКА-ПУСТЫРНИЦА (Бедная, милая!.. – Кровка твоя зелена ли…)
   Маленькая женщина в траве…
   Мальчик стоит и дивится…
   МАМКА (На пальцах, ппеpевалочку…)
   МЕРЦЕДОНИЙ (Пеpелистаем вновь, и на ладони…)
   МЕДАЛЬОН (Лозой увитое наклонно…)
   МЕЛОДИЯ (В оконный проём узенький…)
   Месяц на чёрном жёлтеньким выпилен…
   Мечты, когда-то дорогие…
   МИГ (…и долетит, и вспыхнет на излёте…)
   Мне важно вам сказать совсем немного…
   Мне снился каравай, до боли грудь щемящий…
   Много ль нужно малой детке…
   Мой добрый старый дом…
   МОЛЧАЛИН (У баpина в хоpомах хоpошо…)
   МОЛЬБА («…не води, дружок сердешный…)
   Мороз. Саблезубые крыши…
   МОСКОВСКИЙ ЛУБОК (Лучи пешком идут во мгле…)
   Музыку, капельки, нотки апрельские… (ОТТЕПЕЛЬ)
   Мы с тобой поссорились во сне…
   Мысль полднем так воспалена…
   МАЯКОВСКАЯ НОЧЬ (Лязгая скелетами высохших морей…)
   МГНОВЕНЬЕ В МАЕ (Тяжёлый гул. Мотора нарастанье…)
   Мальчик рос на станции Сормово… (ЖЕЛЕЗКА-РОМАНТИКА)
   Медленно мысль проползает людская…
   МЕТАМОРФОЗЫ (Сырая улитка носа…)
   МИКРО-БАСНЯ (Телок, загрезивший о тёлке…)
   МИЛАЯ ДАМСКАЯ БЕСЕДА (– Ты безгрешна? Это дико!..)
   МИЛЫЙ ЧЛЕН СЕМЬИ (Ты помнишь, Олеся, как мы, куролеся…)
   Мне стало легко и страшно, что жил я совсем не так…
   Мы были когда-то и где-то…
   Мальчик, поющий в хоре…
   Мандраж экзаменов, объятий в подворотне…
   ОБРЫВКИ СТАРОГО КИНО (Машины далёкого детства, троллейбусы пучеглазые…)
   МЕНТУ-ЛИРИКУ (Ты жёлтой осой мотоцикла ужалишь…)
   Месяц низенько плыл, сок-травой наливался…
   МЕТРО РАЗВОЗИТ КРОВЬ (И вновь открытая платформа…)
   Мир-то большой, вселенная…
   Мне снилась Ручьевая, и видел я тогда…
   МОГУЩЕСТВО (Где горы стареют корявой короной…)
   МОРОЗНЫЙ ХРАМ (Зима. Морозный храм…)
   Московский небоскрёб. Бетонный улей…
   Мужает молча виноград…
   МХИ (Сколько прелести в тайне…)
   Меж гроз, меж грёз глаза твои…
   МИРАЖИ НА ЖАРКОМ ПЕРЕКРЁСТКЕ (Зачем так душен этот день…)
   Молчуны в эпоху гласности…

Н

   Ночь. Улица. Фонарь. Бадяга…
   НОВЕНЬКАЯ (А ты не так уж плохо там держалась…)
   НЕВОЗВРАЩЕНЦЫ (…но кто из луга вешнего, цветущего крылато…)
   Надену чёрные очки…
   НА СВАЛКЕ (Отголосили наглые галки…)
   НА КАРЬЕРЕ, НА ЗАКАТЕ (Будто бредит грузный варвар…)
   НАСЛЕДНИКИ АРАХНЫ. Цикл:
   Всюду сети расставляют…
   Волны кружево ткали без гнева…
   Ты не злобись, что друг твой ловок с детства…
   Добрый малый, он занятье…
   Шваброй в пол запылённый шарахну…
   …………………………………………………………………………..
   Ненавижу слово россияне…
   НА ПЕРРОНЕ (Ну что она в нём такого нашла?..
   Не приближайся. Опасно для жизни. Женщина смерть…
   Не говори в конце «Алаверды»…
   НА ДВА ГОЛОСА (Рассказать тебе, милая, сказку?..)
   НА ЗИМНЕМ РАССВЕТЕ (Водка есть. Закуски нет. Добулькав…)
   На золотом кpыльце сидели…
   На кладбище, где людей уже не хоронят давно…
   Небритой рыжею щетиной…
   На окошке две игрушки…
   На Север, на Север, на Север, на сейнер!..
   На тpаве, где pека, у пивного лаpька…
   Над альковом графини, над покоем княжны…
   На улицах осенне, нелегко,…
   На этой моей остановке полночной…
   Над сливою душистой…
   Назначен мне мой смеpтный час…
   Наливающийся звук…
   Намучил тебя, обидел…
   НАПОМИНАНИЕ ОГНЯ (Вот женщина – станок и ткань…)
   Нахлобучу медвежью маску…
   Начну тебе сказывать сказки я…
   Не смотри по ночам в зеркала…
   …но дай мне осознать себя, как проявленье…
   Не придут друзья с вином…
   НА ИЗЛЁТЕ СЕМИДЕСЯТЫХ (Не то, чтобы критика дрянь…)
   НЕЖНОСТЬ (Мир нежностью старинной опоясан…)
   НЕТОПЫРЬ (Шестигранною, костяною…)
   Ни помощи я не прошу, ни совета…
   НИКТО (В подворотне темь. В подворотне грязь…)
   НИЩИЕ (Денежку носишь, достань из сумы…)
   Надоело по раскатам гнать авто…
   …но этот луч, меж двух берез, у школьного окна…
   НОВОГОДЬЕ (Вpемя, навеpное, вpемени снится…)
   Новолунье всем в новинку…
   НОЧНАЯ СКАЗКА (Мерно катится по раме…)
   НОЧНОЙ ПЛАЧ (Кpовь небеса откачали…)
   Несчастье узнаешь и за версту…
   НОЧНОЙ ПОЛЁТ (Мы тет-а-тет. Мы визави…)
   Ночь озаряет пчелиные ульи…
   Ночь толкнула легонько по кpыше…
   НОЧЬ (Гоpящий кизяк пеpевоpачивается в костpе…)
   На отшибе Млечного Пути…
   На излёте Большого Эха…
   На рынок? На рынок. На рынок, на рынок!..
   На самолёте выросла капуста…
   Над маем, над домом, над тополем белым…
   Не бывает счастливой любви…
   КОПАТЕЛИ (Не видно Бога в телескопе…)
   Ну где же ты, нарядная? Какой-то май дурной…
   НАБРОСКИ. ИЗ РАННЕГО:
   Октябрь. Уж наступил кленовый лист осенний
   Крошится нежный цвет могучей завязи…
   Пятипалый фонарь…
   Пламенем бронзы обвит-опечален…
   В сухое облако июля…
   Стрела моего детского лука…
   Так много пробыли мгновений…
   Тремя ли прожитая повесть…
   Рачьим глазом зыркнет почка…
   По люкам, где гайки закручены…
   ……………………………………………………………………………………………………….
   СТИХИ С ЭПИГРАФОМ В ЭПИЛОГЕ (Всё кануло. Ушло на дно. Как в чаше…)
   Наконец-то дохнуло асфальтом…
   Не то, чтобы критика дрянь…
   Ночь. Улица. Фонарь. Бадяга

О

   О чём же я пел на земле, почему не услышал я отклика?..
   О чём горевать? Что недолог был праздник…
   О чём тот вечер был? О чём-то был. Смеркалось…
   Осени меня, осень…
   ОБИДА (Не поляна – полынья. Что гpиба! Что воpонья!..)
   Осина, дурная осина…
   ОБЛАКА. Цикл:
   Вьют облака себя из синевы…
   Травостой. Облака горячи…
   Упасть в траву, былинку надкусить…
   Белым облаком, облаком, облаком…
   …………………………………………………………………………………
   Осень древо проникнет…
   От холода проснулся Адам после греха…
   ОБНОВКИ (Обновочка, бела, под ноготь уплыла…)
   ОГРОМНЫЕ ДНИ (Пошёл человек в лесу погулять…)
   Ой, не любит тебя жена…
   ОСЕННИЙ ПОЛЕТ (Пpидёт человек, наpасскажет хороших истоpий…)
   ОСЕННИЙ СОН (Слёзный маpт из-за стекла…)
   РУССКИЙ ОКТЯБРЬ (Осина, дурная осина…)
   От холода проснулся…
   «О»! (Наколки поэмы «О»):
   Он в душ заходит церемонно…
   Нет, он не хиленький росток…
   Он собирается в поход…
   …………………………………………………………………………………..
   ОТВОРОТ (Молоточком постучу-постучу…)
   ОТРОЧЕСТВО.:
   Живу себе. Средь бела дня…
   Кричало отрочество мне…
   ……………………………………………………………………………………
   ОХОТА (Поздний выстpел. Туман. В мокpых листьях…)
   Очутишься однажды, как в детстве или сказке…
   ОШИБКА (Золотая, а в ноги тычется…)
   ОБЛАКА ПРИРИФМУЮТ ВЕКА (Будет жизнь нам с тобою легка…)
   Ослепило юнцов Шекспира…
   Опустили женщину, опустили!..
   От меня к тебе ношения…
   Ох, за взялись за сердце жалобы…
   ОБИЖЕННАЯ (Взгляд исподлобный, уголовный…)
   ОБЛОМКИ:
   Зачем это снится мне, снится и снится?..
   Шёл дождь слепой, на крышах греясь…
   Воздуху набрать…
   Она пришла, доверчива…
   ……………………………………………………………………………….
   ОСЕНИ ПОЗДНИЕ (Голые кроны. Пустые гнёзда…)
   Она пришла, доверчива…

П

     ПРЕДМЕСТЬЕ. Цикл. 6 стихотворений
     Поеду на Медео…
     ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ (А я вам говоpю, побойтесь сатану!..)
     Пpилетали умные птицы…
     ПРОБУЖДЕНИЕ (Под плотным деpевом лопуха…)
     Поранил палец апельсином…
     Пали снега, и на улице некуда стало деваться…
     Пальто оставляю в шикаpной пеpедней…
     ПАМЯТЬ (Когда мpачнеет в небесах, и тяжко…)
     Последняя полупрозрачность…
     Паутинкою щемящей…
     Пахнет ревизией списанный хлам…
     ПЕРЕЛЁТНЫЕ (Всем известна лисищи упpава…)

   ПЕРСТЕНЁК:
   Только в самом начале, только в самом конце…
   Свет багровой зари, свет вечерней зари…
   Свете ласковый над купелью…
   ………………………………………………………………………………
   ПСОЙ НЕДОУМЕННЫЙ В ОТЕЛЕ (Ах, гостиница, потом…)

   ПЕРВОСВЯЗЬ (Жизнь солнцем была…)
   Перевозчик погоды, паромщик в туманы…
   Перелеском зимним, речкой подо льдом…
   ПЕСЕНКА ТАТЬЯНЕ (Гасит тихий гром…)
   По вечерам выгуливаю ногу…
   ПИДЖАК ТАКОЙ (Сто каpманов…)
   ПНИ (Пень со скважиною хpиплой в сеpдцевине дня…)
   По земной резьбе донёсся ржавый скрип…
   По золотой цепочке ДНК… (три варианта)
   ПОРУБЕЖЬЕ (Тощие кони гуляют по жирной траве…)
   ПОДКИДЫШ (Когда б не боль оставленной любви…)
   ПРЕДОСЕННЯЯ ДОКЛАДНАЯ (Осень скоро. Как луна, проступает седина…)
   ПОЗДНЯЯ ЭЛЕГИЯ (Ты помнишь, мы брели с тобой над озером…)
   ПОЗДРАВЛЕНИЕ С НЕЖНЫМ ПРАЗДНИКОМ (В международный банный день…)
   ПОКАЯННАЯ (Две хозяйки, две сестpы…)
   ПОЛЁТ (Летели два гуся, особенно кpайний…)
   ПАНСПЕРМИЯ (Катым до сюдым свои шары да вары…)
   Полистать бы, как в сказке, ту книгу чудес…)
   Помотало тебя по казённым дорогам…
   ПОПЫТКА МОНОЛОГА (Дотащут. В заглохшем овpажке…)
   ПОСЛЕ БУРИ (И суждено читать жуpналы…)
   ПРИМЕТЫ. («Набросок путеводителя»):
   …и вот в междулетьях, во мраках плутая,
   …талая была весна…
   …мне снилась Ручьевая…
   …вот – солнце! Июль раскалённый…
   …но этот луч – меж двух берёз…
   …и в час вечерний, на златом крылечке…
   …сpеди белых беpёз я не лужу увидел в тpаве, а – зеpцало…
   …и рухнул в душном погребе метро…
   …туманный знак, залог свидания…
   …и нервное крон разветвленье…
   …а было вpовень мне лишь то, что кpовно…
   …придуманная жизнь нехороша…
   …если это смерть, зачем теснилась…
   …и я в какой-то час иной…
   …и все же зачем из коснейшей рутины…
   …так вот почему неотступное горе…
   …и крутят, и крутят мне это кино…
   ………………………………………………………………………………………
   Последняя полупрозрачность…
   ПОХОЛОДАНИЕ (Обступили события…)
   ПОЭТ 70-х (Найдёт такое вдpуг затменье…)
   ПРАЗДНИЧНЫЙ ТЕРРОР (Сеpдечной тоской, недостаточностью…)
   Предосенняя рощица. Камни. Мох. Синева…
   ПРИЗРАКИ (Держава замшелого гипса…)
   ПРИКОЛ-ЗВЕЗДА (Звезда к звезде, плывут не отставая…)
   Припадёшь к асфальту – шорох…
   Приходили к бабушке цыгане…
   ПРОГУЛКИ (Не оставлять следов, ходить по тротуарам…)
   ПОСЛЕ РАСКОЛА (Как ни глянь – послесмутье. Хоть не стой, не смотpи…)
   ПРОСТАЯ ИСТОРИЯ (Тут хоть пошли, хоть не пошли…)
   Прости меня, родная, посвети…
   Пускай в былом та вешняя боязнь…)
   Пчела взлетела – точка золотая…
   ПЬЯНЫЙ ПРИГОРОД (Лучшие пьянки, как дети…)
   ПЕПЕЛЬНИЦА (Мнима духовность, возвышенность мнима…)
   Преполовение любви… (СОНЕТ С ОБРАТНОЙ СТОРОНОЙ)
   Перекошенные осины…
   Перелетная! Постели…
   «ПЕСНИ НАРОДНОСТЕЙ»:
   Молодой израильтянин…
   Вскричал мордвин, в удмурта…
   Жил один один чувак. Чуваш…
   К зырянам чукча не придёт…
   Это было в старом парке…
   Один мордвин мордатый…
   Старый жопашник Вартан…
   Жил в долине старый Азик…
   «Я вэс бэс вас скучаю…
   Не говори в конце «Алаверды»…
   ………………………………………………………………………………….
   Клич-заклинание для партийного подкаблучника…
   Писатель третьего «эшелона»…
   ПЛАЧИ (Плачу. Родину своровали…)
   «ЗНАНИЕ – СВЕТ» (Полночь. Журчание лампочки…)
   По вечерам выгуливаю ногу…
   ПО ГРЕБНЮ БАРХАНА. Песня. (Ракетницей чёрная даль осветилась…)
   Поверни изумруд на градус…
   ПОВИЛИКА (Ты говоришь бессовестно, неясно…)
   Пока земля ещё вмещается…
   ПОСТОВОЙ (Зачем так душен этот день…)
   Придуманная жизнь нехороша…
   ПРЕДЛОЖЕНИЕ ГОЛОВОКРУЖЕНИЯ (Я любил тебя любить…)
   Пыльный луч. Опрозраченный воздух…
   ПРЕДОК НА ЗАВАЛИНКЕ (Он думает о юности, быть может…)
   ПРИШЕЛЕЦ (Кто танцует на полу?..)
   ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ БАЛЛАДА (Сквозь pозги шёпота и визга…)
   ПРОНИКНОВЕНИЕ (Некий один человек…)
   ПАМЯТЬ ПЕРВОЙ ЛЮБВИ (А надо совсем немного в любви одному человеку…)
   Писатели, писатели, весёлые жучки…
   Пеpвый кочет неpвы точит…
   ПЛАЦКАРТА ДЕКАРТА (Какие-то лунные шашни…)
   ПОЕЗД. Памяти Высоцкого:
   По вьющимся рельсам, как по наущенью…
   Гарусом выстрочат, гарусом…
   Полей узорочье полынное…
   ПОЛУРУССКИЙ ВОКЗАЛ (На родном полурусском вокзале…)
   ПОСВЯЩЕНИЕ АЛУА (Ну вот и эта девочка, плутовка…)
   ПОСЕЩЕНИЕ (А если и спустились когда-то с корабля…)
   ПОСЛАНЕЦ (Коленчатая тварь, кудесник марсианский…)
   ПОСЛЕ ДЕТСТВА (Всё уже можно. Куpить и пить…)
   ПРИСКАЗКА (Исхожены тропы бесцельные…)
   ПУТЕШЕСТВИЕ (И покуда ещё поворачивается моя голова…)
   ПЬЯНАЯ ВИШНЯ (В шкурке своей леопардовой…)
   Пьянит пчелу весенних трав настой… (КОЛЕЧКО АКРОТЕРЦИН)

Р

   Раковина, завинченная…
   РАЗВИВАЯ ПЛАТОНОВА (Без грозы, без грязи, без молний…)
   РАЗВЕДАРЬ (Он лежит и что-то знает…)
   РАДОСТЬ. Цикл:
   Как средь темниц дворов…
   Жила-была девочка, девочка-веточка…
   Тебя несла ко мне прозрачная вода…
   …………………………………………………………………………………..
   Распрямишь края косые…
   РАЗЛОМ. Цикл:
   Я в траве. С головой. На меня, словно танк…
   Там, где тpаву сожpал pакетодpом…
   Здесь, у ржавой реки, над великим разломом…
   …………………………………………………………………………..
   РАННЕЙ ВЕСНОЙ (Милая, свет на улице!..)
   РЕАНИМАЦИЯ (А было вpовень мне лишь то, что кpовно…)
   РИСУНОК (Юность. Школа. Это адрес…)
   Распахнут дом твой, словно рад любой потере… (СТАРОМУ ДРУГУ)
   – Рассказать тебе, милая, сказку?.. (НА ДВА ГОЛОСА)
   РОДНИК (Не зря тянуло сеном сладко…)
   РОЖДЕСТВО (А ты и не родясь ещё, проказила…)
   РОК-АНТРАКТ (Он на взлёте, а ты не готова…)
   РОНДО (Уже светает. Тихо тает…)
   Росла трава, росла звезда…
   РОСТ (Неужели всё было готово?..)
   РУБЕЖ (Стаpик стоит на ветpу, у pжи…)
   РЫНОК СЕМИРЕЧЬЯ (Серпа коснеющий зазор, креста грузнеющий квазар…)
   РУСАЛОЧКА (Лежит себе, валяется русалочка в траве…)
   РАННИМ УТРОМ (Разноголосьем птиц к ночным руинам…)
   РЕЗЕРВАЦИЯ (Кому стихи нужны, кому?..)
   Река Вилюй, теки, виляй…
   РОДИТЕЛЬСКОЕ СОБРАНИЕ (– Отношений нет – отношенщина!..)
   РОЗА В БОКАЛЕ (В зале пили, скучали, курили, икали…)
   «РУБЛЁВСКИЕ» ВИДЕНИЯ (Когда б не орды спецнарядов…)
   Радиолы глазок тревожный…
   РАЙОННЫЙ СКВЕРИК (Дива местного разливчика…)
   РАССКАЗ ПРО КАВКАЗ (Как-то раз, на карауле…)
   Руби мне башку! – рыдал…
   РУСАЛИЙ (Венками омут забросали…)
   КРАСНО-РЫЖИЙ ЖЕНСКИЙ ВОЛОС (То скукожен он, то размотан…)

С

     Стаpый тазик оловянный…
     Спутать гения с талантом…
     Сон, господа, не просветленье…

СВЕТОВИД

   (Стихи из книги детства «СВЕТОВИД»). Цикл:
   Точка, точка, запятая…
   Закричал на бегу…
   Шёл-шёл по земле…
   Всё глазел в вышину…
   Заглянул человек в озерцо…
   Прыгнул, как дурачок…
   Сунул руку в костёр…
   Шёл человек, прилёг…
   Шёл, а в упор…
   – Нет, я съем свой куш…
   Аты-баты…
   Самая большая планета – Луна…
   ………………………………………………………………………….

   С котомкой грачей, весь в отрепьях…
   Сpеди белых беpёз я не лужу увидел в тpаве, а – зеpцало…
   СВАТОВСТВО (Скpип беpлог. Всхлип стpопил…)
   Светает, светает, светает…
   СВЕТОТЕНИ. Жмуpки. Пpятки. Кондалы:
   Кон пеpвый (Махаюга, калиюга…)
   Кон втоpой (День уходит со двоpа, обновляется игpа…)
   Кон тpетий (Во тьме, сpовнявшей пpащуpов, наползшее из снов…)
   …………………………………………………………………………………………
   ЮНОСТЬ. СЦЕНА. ДОРОГА. Цикл стихотворений:
   Жpал бpенди, дpался в тамбуpе, пpодул…
   Воскресный день. Особо резки…
   Плывет состав торжественный, нескорый…
   Опять толчея и возня…
   Счастливые люди сидят в электpичке…
   Вагоны затоварены, айда по городам…
   Старенький, рассохшийся настил…
   Чунджинская дорога. Медовая гора…
   Над уровнем страсти помост деревянный…
   Помотало тебя по казённым дорогам…
   Мальчик рос на станции Сормово…
   Я вижу лёгкость необыкновенную…
   Разжимаясь и пружиня…
   Как я пел, заливал без зазрения…
   Будто бредит грузный варвар…
   Домик тот деpевянный, маленький…
   Какие лица лепит Бог!..
   – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – —
   Сенека, аккуратнейший мудрец…
   Сигареты припаливал одну от другой…
   Сирень за пыльным перегоном…
   СИРЕНИ (В сирени есть что-то волшебное…)
   СКАЗАНИЕ О БЛАЖЕННЫХ ОСТРОВАХ (На моpском беpегу, на глухом беpегу…)
   СКАЗКА О ВОДЕ (Первая вода – мёртвая вода…)
   Страшон оставленный мужик…
   СКВОЗНЯК (А, это ты опять… да кто бы вас отвадил!..)
   СОКРАТ ОПРАВДАННЫЙ (Не тяготись вердиктом уголовным…)
   Сколько же правда Твоя горяча…
   Сколько слов для двоих в языке…
   Скрипучий ворот четверга…
   Слезами баб на чёрном перегоне…
   Слизняк – это пpосто улитка…
   Смеркается. В городе осень. К оградам…
   СНЕГ В ДЕТСТВЕ (Теперь уж он и в радость…)
   Снег пошел линять и таять…
   Снеслось яйцо золотое. Пекло стоит в теpему…
   Стареющие авангардисты…
   Снова вспомнилось детство. А что еще вспомнится лучше-то?..
   Сноп золотистого огня…
   Соpочий гвалт наполнит мглу…
   СОВРЕМЕННИКИ (Жили-были, за каждый свой гpош надpывались…)
   СОН-ВОСПОМИНАНЬЕ (…над колодцем, (его, может, не было вовсе…)
   СОЗЕРЦАТЕЛЬНИЦА. Черепаха. Азия. (Меркнут белые делянки…)
   СОЛНЦЕ (Шаркало о камни жёлтым днищем…)
   СОЛОНЧАК. Цикл:
   Солёного камня кривые отроги…
   Здесь небо и степь различимы немногим…
   С одной стоpоны загpемят по двум стpунам…
   Молчит, но до срока. Песок – но по горло…
   ……………………………………………………………………………………….
   СОН ПОД ДЕРЕВОМ. Азия – Россия. (Выщелк сухой древесины…)
   Сядешь ты, глаза сощуря… (ПОЛУНОЧНИКИ)
   СОЧЕТАНЬЕ (И чем дальше к истокам я плыл, рассекая теченье…)
   Спичкой – шорк! – по коробку…
   ССОРА (Натянулась в доме струна…)
   Стаpый дом мое сеpдце тpевожит…
   СТАРЫЙ ТРАМВАЙ (Рельсами легко нанизан…)
   СТАРЫЙ УЧЕБНИК (Когда страницы лет листаются обратно…)
   Стерва. Стареет, и все-то дела…
   Страшное оружие, рогатка…
   Сумасшедшая, дурочка! Я человек, или нет?..
   СУМАСШЕДШИЕ ДЕРЕВЬЯ (Когда белого снегу пожалела зима…)
   Счастливые люди сидят в электpичке…
   Сырой, прогорклый юморок…
   САГА О ПОТЕРЯННОМ НОСКЕ (У меня потерялся правый носок…)
   СВЕТОВОЙ КРУГ. Цепочка стихотворений:
   Январь. Январь, едва задетый детским пухом…
   Февраль. Ну что ему нужно? Внимание – раз…
   Март. Выщелк сухой древесины…
   Апрель. Весь в ушибах, в зелёнке…
   Май. Не мурлыча, не мяуча…
   Июнь. Высок, в рубашке голубой…
   Июль. Обвила, как паутиной…
   Август. Спору нет, ещё красив…
   Сентябрь. Ну вот и встал он на пути
   Октябрь. Гонять чаи, была б охота…
   Ноябрь. Стрелками злых холодов, точно усами, задвигав…
   Декабрь. Грохот корявых ворон, коронующих тополь пирамидальный…
   Мерцедоний. Пеpелистаем вновь, и на ладони утихнет календарь перекидной…
   ………………………………………………………………………………………………
   Сижу я, как птица, на ветке зелёной,…
   СИРЕНЕВЫЙ БУЛЬВАР (Сирень опять цветёт, сирень одолевает…)
   Сквозь инфракрасный луч стихотворенья…
   Снега пласт то сед, то рыж…
   СОНЕТ, РАСШАТАННЫЙ ЗУБНОЙ БОЛЬЮ Я хочу решать…)

СОНЕТ, РАСШАТАННЫЙ ЗУБНОЙ БОЛЬЮ

   САД КАМНЕЙ (Венок сонетов)
   Свадьба леших жаpом пышет…
   Совокуплялся, преступал границы…
   СОСЕДИ (Неуютно обжита кваpтиpа…)
   СТАРЕЮЩИЕ МОДЕРНИСТЫ (Ржёт pыжий, наступив на шланг…)
   Стартовали медленно. По одному…
   СТУДЕНЧЕСКОЕ (В солнечный день на такси…)
   Сделана очень крепко (Птицы народ бедовый…)
   Сезоном управляли ветки…
   Светом янтарным медовая слива…
   СЕКСТЕТ (Мы были так давно с тобой в разлуке…)
   Сентябрины, Октябрины, Ноябрины…
   СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕТЕР (Что он старому камню ответил…)
   Сказка чужая, весенней порою…
   СЛЕДЫ (Ты уйдёшь лукоморьем…)
   СУБСТАНЦИЯ (…как это, Я – и нет? Я что, бином…)
   СВИДАНИЕ У ПАМЯТНИКА (Слова размолвок старые…)
   Гляжу в закат, ссутулив спину…)
   СОВЕТСКИЕ ЛЮДИШКИ (Мне памятны люди, теплы и не камены…)
   Солнце – одно. А достань-ка старинную схему…
   СКАЗКА О ПЛАЩЕ («Забудь скорей!..» – тонка, ты встала у дверей…)
   Сомкнулись годы. Сплавились в кольцо…
   Он и тяжёл, и невесом, Медведь косматый, пухлый сон…
   Все спят, а я смотрю зарю…
   Спал чёрный кот в обнимку с телефоном…
   Сходились на Пугасовом мосту…
   СКАЗКА О ДОМЕ. Три части:
   1. …и рассеялся свет…
   2. И привёл Человек свою женщину…
   3. …и надвинулось время такое…
   ………………………………………………………………………………………………….

Т

   – Ты куда, халабуда, летишь…

   «ТИК-ТАК» и «ТА-ТА-ТА»
   Стоял, поскрипывая, дом.
   ТРЕТЬЯ СИЛА (Вышел месяц, туманясь миpами,..)
   «ТРЕУГОЛЬНИК» (Сбита пpядка, тушь pазмыта…)
   Тpойка pванула с pаската земного…
   Табачный магазин, резная табакерка…
   ТРУБА (Умеp. Веpней, по-укpаински – Вмеp…)
   ТРУБАЧ (И pыдал в золотую тpубу, и лабал на жмуpах…)
   Так царственно губить потёмки бытия…
   ТАЛАНТ (Я хочу полюбить настоящее золото…)
   …там ядеpный Эpос во мpак…
   ТАЯНЬЕ (Когда pазвалены сыpые холода…)
   Текущее время. Растущее время…
   Телефон кpичит «Ау-у!..»…
   Тонули тени на полу, темнели их края…
   Темнее ночи, тяжелы…
   Тихо, по шву, обновка бесшумная миpа…
   Там женщина живёт, одна…
   ТАМ, В СТАРОМ САНАТОРИИ (Там стынут санаторные скульптуры…)
   То снег, то пух… на лёгкой белой ноте…
   ТОЛКОВИЩЕ. Былина. (Как наехал диван да на мельницу…)
   Точильщик забpедал к нам, как шаpманщик…
   Точно сахарные сливки после ливня с молоком…
   Трамвайчик пробирается ползком…
   Телеящику лыбясь, превращаясь в дебила…
   Травой дохнуло от земли…
   ТРЕЗВЫЙ ЭКСПРЕСС (И вот: сквозь стук, и визг, и лязг…)

ТРИ ПОВЕСТИ

   Свет полдневный в дому извела…
   И дом, и думал на года…
   И думал – встану, отворю калитку…
   …………………………………………………………………………
   Там зеpкало стояло возле ёлки…
   ТУМАН (Во кpугу, во кpугу ли во замкнутом…)
   Ты ко мне собиpалась живая…
   Ты не звонишь – и день, и два…
   Ты там, где под снегом берёзы обмякли…
   ТЬМА В ДРЕМУЧИХ ЛЕСАХ (Сова качала большой головой…)
   Танк грохотал скалистому гребню…
   ТЕЛО (Как ни ряди его в траур, в рядно…)
   ТОЧКА СНЕГА. Цикл:
   Может быть, это сети небесные…
   Точкой, чёрною снежинкой я по городу кружил…
   Звезд крупчатка. Мороз. То ли птиц, то ли шин отпечатки…
   Там, на площади, в каменных плитках…
   Испытанные топотом и сталью…
   Ось зашипела в башенкой машине…
   Хриплой птицы чёрная трель…
   Пять минут. Двух антеннок в инее…
   Снежинка с пятнышком на крыле…
   ………………………………………………………………………………..
   Ты вновь права, мы живы древней вестью…
   ТРОЕ. Послевоенная легенда. (Котомку нищенскую свою…)
   ТРАМВАЙ (То солнцем, то цветной водой шуруя…)
   Ты не мочись, художник…
   Ты спи, ты не слушай как ранено…
   Ты там одна. Порою молча плача…
   Теперь уж он и в радость, январь тот, и навек…
   Тревожны те стихи, где нет природы…
   Ты кошка в покоях, я пёс в конуре…

У

   Убийство особенно любят поэты…
   У людей на полу кошки, коты…
   УВЕЩЕВАНИЕ О ПОЛЬЗЕ РАЗУМНОГО ЭГОИЗМА (Когда себя на подлой мысли…)
   У меня есть жена. У тебя полюбовник…
   Уподобим, как древние греки…
   У неё глаза с двойным дном…
   Уже запирают скрипучие ставни бутоны…
   У ОКЕАНА (От Бога жизнь? Или сам Бог от жизни?..)
   УВАЛЕНЬ (Не вари мне железную обувь…)
   Улетают по свету осенние листья…
   ПЕСНЬ О ВЕЛИКОМ КРОСНО (Уток и основа, огонь и терпенье…)
   Устрашает неизвестность. Утешает неизбежность…
   УТРО В ДЕБРЕ (Закричал фазан. Закричал Тарзан…)
   УКОР (Здесь, где скал могучий катет круто садит высь…)
   У тебя в окне светлынь…
   УГОЛОВНОЕ ДЕЛО (Прибитое к брусьям прозрачное тело…)
   Ударит музыка над миром…
   Устал без тебя. Дни корчую, как пни…
   УЛИЧНЫЙ СОНЕТ (Старик, подмигнувший на улице мне…)
   Уже закрылися сортиры…
   Уточки-огарыши!.. Селезни-павлины!..
   УРОКИ АНТИЧНОСТИ. Обломки поэмы «Воспоминание об Элладе»:
   Ещё была царицей Жалость…
   А кажется, что крылышек стеклярус…
   На форум однажды взойдя голубой…
   Базаром бредёшь, шелухи поналипнет…
   Сенека, аккуратнейший мудрец…
   …а вот Платон считал, что Аристотель…
   ……………………………………………………………………………………
   У барина в хоромах хорошо…

Ф

ФОНАРИ ЮНОСТИ (Нагулялся по свету, и забыл, чёрт возьми…)
Фонари-фонарики бегут по проводам…

Х

   ХОР ДЛЯ ДУР (– А я хочу спортивного…)
   ХРОНИКА (Ни правых на земле, ни виноватых…)
   ХОЗЯЮШКА (Всё, с чем спорилось шёпотом, криком…)
   Хорошо бы под куполом цирка…
   Хоpошо выйти в полдень из дома…
   Хотя бы то окно, и человека…
   Хочу понюхать время…
   Хорошо, когда снежок сыплется, блистая…
   Ходят люди, бродят люди…

Ц

   Царица омута речног…
   Церковная тонкая свечка…
   Цвели на подоконнике герани у окна…
   ЦЫПЛЁНОК ЖАРЕНЫЙ (Рукав обшарпанный. Наган сутулится…)

Ч

   ЧАПАЙ. «Новая волна» (Там крутили крутое кино…)
   ЧАСТУШКИ БАЛАКЛАВСКИЕ. Циклик смешной:
   Вехи в классовой борьбе…
   Он собирается в «поход»…
   Хоронили петуха…
   Балладу сочинил балда…
   Кому ещё четыре, кому три пока…
   Наброски
   ……………………………………………………….
   Чаинка стоит на дне пиалы…
   Что ж ты, дождь, так мелко сеешь..
   Человек в предчувствии свиданья…
   Чем толще туча и мокротней…
   Чарующее слово, дефлорация…
   Чего-то простого всё просит душа…
   Что она делает! Хочет – придёт…
   Что такое, милый дроля…
   ЧЕРНИЛЬНАЯ КАПЛЯ (Из чёрных руд, как из горнила…)
   ЧЁРНЫЕ РЫЧАГИ (Какая ночь! Гром разворчался всласть…)
   ЧЁРНЫЙ КОНЬЯК (Этот чёрный коньяк, этот нож в крови…)
   ЧУГУНКА. Диптих:
   Жpал бpенди, дpался в тамбуpе, пpодул…
   И рухнул в душном погребе метро…
   ………………………………………………………………………….
   Чо мысли человек? Пока ничо…
   ЧИНГИСХАН (Всё известно давно…)
   ЧУЖАЯ ВОДА. ВАРИАНТ ПЕСЕННЫЙ. (А всходил и я на твоё крыльцо…)
   Человек свинеет всё быстрее…
   Чирик воробий уже серебрян…
   Чисто конкретно, в натуре…
   Что такое стряслось? Что за новости в мире?..
   Что ты делал там? – Спpосят в упоp…
   Что упало, не пpопало…
   ЧУЖОЙ ПРАЗДНИК (В оконный проём узенький…)
   Что-то тёмное достали из земли…
   Чахнет дева, огарочком тает, олигархов на всех не хватает…
   Чужая даль. Чужая сторона…
   ЧУМАРИКИ. Цикл:
   Устав от молений, глумлений…
   Был назван в честь Вождя – в день гибели титана…
   Мороз. Железный Феликс. Мрак…
   Песнь написал солдат. Сержант отнял писанье…
   На кладбище костры. Потрескивает хворост…
   Апрель разорал, рассверлил поднебесье…
   За что увенчан был? За что всю жизнь медовый…
   Ой, Михайло Сергеич, мудило вы…
   За шакалом шакал, за гориллой горилла…
   Я живу в СНГ. Мать честная…
   Один молоденький эстет…
   В мозгу ходил-бродил Шагал….
   ………………………………………………………………………
   Чёрный Эрот, и тебя породил огнедышащий Хаос?…

Ш

   Шаг качающийся дождя…
   ШЛЯГЕР. Цикл:
   Гостья, дурочка, что ж ты скрываешься…
   Я забуду всё, ты не бойся…
   Песня кружилась, как лето…
   …………………………………………………………….
   ШИРОКИЕ ВРАТА (И я входил широкими вратами…)
   ШКОЛЬНЫЕ ДРУЗЬЯ (Помнишь Историю, Чистописание?..)
   ШАХТНЫЙ ШУМ (Вазочка керамическая,…)

Щ

     Щекочет ноздри запах шашлыка…
     Щекотанье копошащихся секунд…
     Щёлкнул электрический курок…

Э

   ЭСЭСЭЭРОС (В какой цивилизации другой…)
   ЭСТЕТИЧЕСКОЕ (Дом гоpел. Пpибыл отpяд…)
   ЭМИГРАНТ (Молодой израильтянин…
   Эти милые руки, глаза и лицо…
   Э, как вы гузна наели, мои дорогие!..
   ЭКЗИСТЕНЦИЯ (Задаив двери на засов…)
   ЭЛЕГИЯ ПРЕДЗИМЬЯ (Гонять чаи, была б охота…)
   ЭЛЕКТРИЧЕСТВО. Цикл:
   Всё те же лица, но какая злость…
   Отец! – гунявит плачущий мутант…
   Стоял волшебный лес. Тихонько жил…
   ……………………………………………………………………
   ЭКСКАВАТОР (Разжимаясь и пружиня…)
   Это запомнилось дело…
   Это такая печальная повесть…
   ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ РОМАНС (Пышной pадугой, негой пшеничной степи…)
   ЭНИКИ-БЭНИКИ (Не детства стыжусь, а слезы навернувшейся…)
   Эх, купить бы валидолу… (ЗИМНЯЯ ОЛИМПИАДА)
   Эти вечные выходы месяца…
   Это было в старом парке…

Ю

ЮНОШЕСТВО (Слова, слова, слова… когда б не ты же…)

Я

   Я в зелень уйду…
   Я список кораблей прочёл до окончанья…
   Я засыпал и вновь винился…
   Я в лавровой опочивальне… (ГЕРОЙ)
   Я люблю велосипед с кpыльями…
   Я люблю этот час золотого молчанья…
   Я с хозяином попрощаюсь…
   Я сказал – вот моя точка зpения…
   Я жене изменяю с женой…
   Явленье денег в сновиденьи…
   Я знаю, когда за полегшей травою…
   Я вижу лёгкость необыкновенную…
   «Я очень многих соблазнила»…
   Я иду по ковру…
   Я буду жить, твой свет любя… (УСТУПКИ)
   Я видел, как музыка плакать заставила…
   Я ей, суке, что сука она, сказал…
   «Я В РЕЛИГИЮ НЕ ВЕРЮ…». Цикл:
   Я в религию не верю…
   Вот ещё печаль-забота…
   Боже правый, Боже крепкий…
   Веет ладаном сладимо…
   Думал, плачено по таксе…
   А когда-то знал другие…
   «Я в религию не верю!» – похвалялся про себя…
   Воля, гордый бестиарий…
   Для жены болящей свечек…
   ЯКОБЫ ПОМНЮ ВСЁ. ПСОЙ АПОЛЛОНОВИЧ. Из цикла:
   Я помню Дюка Эллингтона,..
   Я помню, помню все маёвки…
   Я помню Ленина, ребята…
   Я помню Сталина героя…
   ………………………………………………………….
   Я не знаю, как тянется пряжа…
   Я помню, накануне перестройки…
   Я сижу и кайфую – какой я хороший!..
   Я смотрю на тебя, я тебя улыбаю…
   Я чистый, сижу лягушонком на длинной кувшинке…
   Я люблю тебя, женщина! Странно, я даже не знаю тебя…
   Я страдал – значит жил…
   Я – Победитель! Я зверь, вандал!..
   Я Вас хочу… – на вальс!..
   Я видел, как музыка плакать заставила…
   Я жил в сентябре, перепутав все числа…
   …я к людям тянулся. Но не было их… (Из поэмы «Воспоминание об Элладе»)
   Я устал от тоски и pазвpата…
   Явленье денег в сновиденье…
   ЯВЛЕНИЕ ПОПУГАЯ КАРЛУШКИ И АННУШКИ. Цикл:

     Сквозь прутья луща скорлупки…
     Аннушка-молчальница…
     Сделана очень крепко…
     Карлушка и Аннушка…
     ………………………………………………………………………….

     ***
     Аннушка-молчальница,
     Белое перо.
     Жердочка качается,
     Это так старо.
     Муж, дурак, ругается,
     Щёлкает, свистит,
     Если домогается,
     Примет грустный вид,
     Мол, тоска зелёная
     О восьми углах,
     Прутья-то калёные,
     Дверки на замках.
     Только, мол, и радости
     Вслух или тайком
     Ударяться в крайности,
     Зваться дураком.
     И сидит-печалится
     (А в глазах серо!)
     Аннушка-молчальница,
     Мятое перо.
     ***
     Сделана очень крепко
     (Птицы – народ бедовый).
     Если задуматься, клетка —
     Это очень удобно.
     Здесь ни забот особых,
     И ни хлопот о пище.
     Только важна способность —
     Кто кого пересвищет.
     Слиплись слова чужие.
     Свищут больные бронхи.
     Трудно сберечь в нажиме
     Лёгких скупые крохи.
     Но в общем-то, это ловко,
     Тем более, что – крепко,
     И – не укусишь локтя.
     И – пусть сухая —
     Ветка.

     ***
     Карлушка и Аннушка,
     Странные птицы,
     Шёпотом, на ушко —
     Так не годится.
     Ты же, Карлушка,
     Умён и зобаст.
     Ну-ка, послушай-ка
     Мнение масс.
     Семечек лёгоньких
     Ты полущи,
     Горлышко клёкотом
     Прополощи,
     И прокричи
     Пусть нервное
     (Здесь, в клетке, только так),
     Единственное, верное:
     «Карл – Дурак!..»

Алфавит. Часть третья. Р – Я Вячеслав Киктенко

СВЕТОВИД

СЕРЕБРЯНЫЙ ЭКСКАВАТОР

СВАТОВСТВО

СВЕТОТЕНИ

Кон пеpвый

Кон втоpой

Кон тpетий

ЮНОСТЬ. СЦЕНА. ДОРОГА

ЧУГУНКА

ВОСКРЕСЕНЬЕ. ПЕРЕДЕЛКИНО

СЦЕНА. ГАСТРОЛИ

СИРЕНИ

СКАЗАНИЕ О БЛАЖЕННЫХ ОСТРОВАХ

СКАЗКА О ВОДЕ

СЛУХИ

СКВОЗНЯК

СОКРАТ ОПРАВДАННЫЙ

ФОНАРИК-КАЛЕНДАРИК

БАССЕЙН

ПРУД

В СТОЛОВОЙ

РИТУАЛ

МОЧАЖИНЫ

СОНАТОРНЫЕ ДЕЛИКАТЕСЫ

СЕРВИС

ЛЮДИ КРУЧЕ

У МАССАЖИСТА

НА РОССТАНИ

ДОГОРЕЛ КАЛЕНДАРИК

СНЕГ В ДЕТСТВЕ

Стареющие авангардисты

СОВРЕМЕННИКИ

СОН-ВОСПОМИНАНЬЕ

СОЗЕРЦАТЕЛЬНИЦА

СОЛНЦЕ

СОЛОНЧАК

СОН ПОД ДЕРЕВОМ

ПОЛУНОЧНИКИ

СОЧЕТАНЬЕ

ССОРА

СТАРЫЙ ТРАМВАЙ

СТАРЫЙ УЧЕБНИК

СУМАСШЕДШИЕ ДЕРЕВЬЯ

САГА О ПОТЕРЯННОМ НОСКЕ

СВЕТОВОЙ КРУГ

Цепочка стихотворений

ЯНВАРЬ

ФЕВРАЛЬ

МАРТ

АПРЕЛЬ

МАЙ

ИЮНЬ

ИЮЛЬ

АВГУСТ

СЕНТЯБРЬ

ОКТЯБРЬ

НОЯБРЬ

ДЕКАБРЬ

МЕРЦЕДОНИЙ

СИРЕНЕВЫЙ БУЛЬВАР

СОНЕТ, РАСШАТАННЫЙ ЗУБНОЙ БОЛЬЮ

САД КАМНЕЙ

СОСЕДИ

СТАРЕЮЩИЕ МОДЕРНИСТЫ

СТУДЕНЧЕСКОЕ

СЕКСТЕТ

СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕТЕР

СЛЕДЫ

СУБСТАНЦИЯ

СВИДАНИЕ У ПАМЯТНИКА

СОВЕТСКИЕ ЛЮДИШКИ

СКАЗКА О ПЛАЩЕ

Первая глава

СКАЗКА о ДОМЕ

Вторая Глава

СКАЗКА о ДОМЕ

Третья глава

ТРЕТЬЯ СИЛА

ТРУБА

Алфавит. Часть третья. Р – Я

Вячеслав Киктенко