   Сказания горных ущелий
   Прогулки рука об руку

   Дмитрий Кругляков
   Надежда Давыдова

   © Дмитрий Кругляков, 2023
   © Надежда Давыдова, 2023

   ISBN 978-5-0059-8105-9
   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предвкушение

   В начале октября 2022 года, обдумывая планы на новогодние праздники и вспоминая августовское турне по Северной Осетии, у нас появилось непреодолимое желание вновь окунуться в атмосферу ее душевной теплоты и гостеприимства. И мы обратились к Славику Будаеву, с которым успели сдружиться еще во время нашей первой памятной встречи и с тех пор находились в постоянном контакте, периодически обмениваясь короткими сообщениями. Но он, как всегда, был в очередном туре, а потому ответил не сразу, недели две спустя, зато с хорошей новостью. У него образовалось окошко в несколько дней, которые Славик предложил нам провести вместе. С этого момента время понеслось вскачь: трудовые будни, конец года и предновогодняя суета. Не успели оглянуться, а тут и день отлета наступил.
   И самым удивительным было то, что мы практически ничего не знали о предстоящем туре, разве что мазками: первые три дня мы должны были провести в Северной Осетии, а затем два дня в Кабардино-Балкарии. Да, конечно, хотелось бы ясности, но мы решили расслабиться и полностью доверились Славику. Вот тут, наверное, у многих возникнет вопрос «почему?», особенно памятуя наши поездки в Абхазию и Южную Осетию, к которым мы также абсолютно не готовились, слепо доверившись организаторам, за что и «получили» сполна. Но с ходу на него не ответишь, потому как нужно не столько знать Славика, сколько он должен знать вас, ваши предпочтения, желания и намерения. И чтобы его талант гида заиграл в полную силу, вам необходимо прежде самим перед ним раскрыться, а это, уж поверьте, не так-то и просто.
   В нашей предыдущей книге о Северной Осетии [1 - Кругляков Дмитрий, Надежда Давыдова. Северная Осетия: Прогулки рука об руку. – [б. м.]: Издательские решения, 2022. – С. 152.] в последней главе, в послевкусии, есть фраза, что существуют как правила приема гостей, так и правила поведения в гостях. То же самое относится и к туризму, особенно индивидуальному, когда вы оказываетесь один на один с принимающей стороной, независимо от того, кем этот человек является: обычным водителем, переводчиком, гидом или служащим отеля. Ведь важно не только как он ведет себя с вами, но и как вы сами ведете себя с ним. Представьте, к примеру, себя на месте гида: вы проводите экскурсию для клиента, но в те моменты, когда вы пытаетесь ему что-то с упоением рассказать или с восхищением показать, он вас попросту игнорирует, уткнувшись в телефон или занимаясь своими делами. А кто-то, быть может, пойдет и еще дальше, заявляя, что главным в поездке будете не вы, а он сам или его малолетний ребенок, с чьими капризами вам придется смириться. Интересно, надолго ли вас хватит? Захотите ли вы еще раз увидеть такого туриста в своем окружении?
   Зачем мы вам все это рассказываем? Потому как все это звенья одной цепи, помимо которых во время тура вам, возможно, придется столкнуться и с такими понятиями, как дорожная обстановка, погодные условия, человеческий фактор, форсмажор. И тут, главное, правильно встроиться в ситуацию, принять ее такой, какая она есть, а не истерить по поводу упущенных возможностей, ибо в случае поездки со Славиком приоритетом всегда будет ваша безопасность и только потом его профессионализм. Именно по этим и многим другим причинам для нас с женой Славик Будаев – это не просто увлеченный и вкладывающий свою душу в любимое дело человек, прекрасный гид и удивительный рассказчик, но и настоящий Проводник, причем с большой буквы, который каждого, доверившегося ему, бережно ведет за собой, как отец сына, открывая сокровенные тайны родной земли, радостью познания которых мы спешим поделиться и с вами.

Санибанский перевал

   В Северную Осетию мы отправились через Грозный, так было дешевле, но переезд во Владикавказ с учетом прилета в 11:00 занял большую часть светового времени. Зимой, а уж тем более в горах, как известно, темнеет рано, не исключением был и этот день, который на удивление выдался очень теплым (в столице Чечни было +15° C) и солнечным. В общем, пока одно, другое да обед, день незаметно пошел на убыль, но если в городской черте это было не столь заметно, то в долине реки Терек, стоило нам оказаться на Военно-Грузинской дороге, нас тотчас поглотил мрак возвышающихся справа обрывистых склонов, поспешно вытесняя и без того блеклые солнечные лучи, которые, нехотя отступая, продолжали рисовать на верхушках противоположных гор свои незамысловатые золотистые узоры.
   Где-то там, в той же стороне, в районе Балты, кокетливо кутаясь в облачке-дымке, спряталась Столовая гора, которая лучше всего видна в ясную погоду с Чугунного моста Владикавказа. Согласно исследованиям издателя путеводителей и путешественника Григория Георгиевича Москвича, эта гора «представляет собой громадную гранитную площадь, имеющую, действительно, вид стола, точно покрытая белоснежной скатертью, когда выпадает снег и обыкновенно пепельно-серая, когда снег стаивает» [2 - Москвич Григорий. Иллюстрированный практический путеводитель по Кавказу с приложением. Издание девятнадцатое. – С.-Петербург: Редакция «Путеводителей», 1912. – С. 141—142.]. За селением Балта «ущелье постепенно суживается; по обе стороны дороги теснятся скалы и утесы, то совершенно обнаженные, то покрытые кустарниками или травой» [3 - Там же. – С. 142.], а в районе Чми, где Терек воссоединяется со своим ингушским братом Армхи, расширяется. Так и тянется оно до Нижнего Ларса, играя…
   Но мы ушли с трассы намного раньше. Миновав однопролетную арку старого моста, ныне неиспользуемого, а потому превращенного в своеобразный арт-объект, мы свернули вправо и по серпантину устремились к перевалу, который одни по одноименной реке и ущелью называют «Суаргомский», а другие – «Санибанский», поскольку тот выводит к селению Старая или Горная Саниба. Ближе к вершине, на высоте 1880 метров, на пологом изгибе ленты дороги, замершем уступом у южного склона Хиаха, находится смотровая площадка «Арвы Ком» (Arvy Kom), качели и ответвления множества троп, уводящих к вершине Хиаха и его подножию. Однако, с точки зрения горного туризма, сам по себе перевал интереса для спортсменов не представляет, уж слишком он прост для прохождения [4 - Пономарев С., Нижниковский Е. Горная Осетия. – М.: Издатель И. В. Балабанов, 2007. – С. 226.], хотя в летнее время, говорят, с него открываются захватывающие виды на окрестности, тем более что в лесистом ущелье, помимо незамерзающего источника, можно встретить и дуб, и карагач (местное название вяза), и липу, и сосну. Но зимой природа спит, выставляя напоказ лишь жухлый окрас заиндевелого покрова, взъерошенного порывами леденящего ветра, да изящные изломы заснеженных склонов.

В аэропорту Грозного

Наши путешественники

Дорога на перевал

Гора Араухох

Санибанский перевал, вид на гору Час

Горный родник

Стрельбище у подножия Хиаха

Вид на Старую Санибу

А ведь некогда рядом пролегал знаменитый Великий шелковый путь, по которому нескончаемым потоком шли караваны, преодолевая коварство горных троп и промышлявших разбоем местных жителей, прячущихся в диком и безлюдном Суаргомском ущелье. По этой причине, вероятно, в здешних краях и обустроили стрельбище, где, при желании, можно пристрелять принадлежащее вам ружьишко, хотя найти его не так и просто, зато, если повезет, хороший обзор на окрестности будет. Видна и Старая Саниба, и Кармадонское ущелье, как, впрочем, и змеевидный след сошедшего ледника Колка, рождающий в сумерках противоречивые чувства. Но, как правильно было подмечено, «природа бережно хранит мрачный неприветливый характер здешних мест. <…> А гладкая и широкая асфальтированная (Военно-Грузинская. – Д.К.) дорога сделала дикое ущелье комфортным» [5 - Donyfars. Экскурсия по Военно-Грузинской дороге // DONYFARS.LIVEJOURNAL.COM: Журнал Владимира Майорова. 2012. 31 января.].

Куртатинское ущелье

Утро выдалось промозглым, небо затянуло серыми тучами. И только какие-то птахи весело щебетали за окном, устроив радостную перекличку чуть ли не с самого рассвета, приветствуя новый день и зазывая в гости робкое зимнее солнышко, которое, умаявшись накануне, продолжало сладко посапывать на снежной перине, кутаясь в зацепившиеся за вершину горы облачко. Под их мелодичный гомон мы и отправились в путь, начав его с Куртатинского ущелья.

Водопад Каскадный

   Первая остановка возле водопада Каскадный, что находится в полутора километрах к югу от селения Гусыра, которое некогда «славилось небольшим форельным озерком с чистой прозрачной водой» [6 - Кусов Г. И. По Куртатинскому ущелью. – Орджоникидзе: Издательство «Ир», 1972. – С. 44.], пока в 1967 году его не размыло во время паводка рекой Фиагдон. Ущелье здесь узкое, горы стоят плотной стеной, грозно нависая над лентой трассы, которая стелется, прижимаясь к руслу реки и повторяя ее изгибы. Водителям приходится сбавлять скорость да глядеть по сторонам, дабы на скользком участке не пойти юзом или не словить сорвавшийся со склона камень. «Скалы, сжимающие реку, обрывисты, повсюду видны пещеры, пустоты, промоины. Обломки загромождают русло реки. Лес еще покрывает склоны гор, но уже заметно мельчает. Бук и граб уступают место липе, иве и березе» [7 - Григорович С. Ф. По горам и равнинам Северной Осетии: Спутник туриста, краеведа и экскурсанта. Изд. 2-е, дор. – Орджоникидзе: Северо-Осетинское книжное издательство, 1960. – С. 66, 68.].
   Раньше водопад был естественным, стекал, пенясь, по мшистому склону. В этой связи осетинский историк и краевед Генри (Генрий) Измаилович Кусов писал, что «среди белых камней откуда-то из скал бьет родниковый поток. Кто-то по-хозяйски положил под одну из струй водопроводную трубу, поставил рядом консервную банку. Зимой и летом останавливаются здесь машины, хотя по дороге есть и другие источники» [8 - Кусов Г. И. По Куртатинскому ущелью. – Орджоникидзе: Издательство «Ир», 1972. – С. 44.]. Но в 1974 году начальник Фиагдонского рудника Николай Алиханович Баскаев этот водопад решил облагородить, создав 3-ступенчатую систему каскадов. Задумка была неплохая, но то ли денег не хватило, то ли со временем сделанное ранее пришло в упадок, однако нынешний вид водопада и прилегающей территории удручает, причем в большей степени из-за мусора, оставленного нерадивыми «прихожанами», который Славик всю дорогу старательно подбирал, чтобы хоть как-то придать достойный вид очередному памятнику природы или истории.
   Там же, в шаговой доступности, находится автоматизированная точка забора целебной природной воды «Тбау», которая, согласно вывешенному плакату, «столетиями просачивается с вершины священной горы „Тбау“ (Тбаухох. – Д.К.) сквозь юрские породы на 2000 метров вглубь», а затем, по словам Славика, собирается в специально созданном подземном хранилище, откуда, по заполнению, перекачивается в автоцистерну и доставляется для разлива на завод группы компаний «Бавария». А напротив стоящей на правом берегу Фиагдона скульптуры горного козла, логотипа воды «Тбау», у скального выступа, со стороны дороги, обустроено скромное придорожное святилище «Урс дуры дзуар», посвященное Уастырджи – покровителю мужчин, воинов и путников, возле которого каждый желающий может поведать ему свои тайны и помолиться за удачную дорогу.

Кадаргаванский каньон

   На подступах к селению Дзивгис в Куртатинском ущелье есть еще одно удивительное место, созданное самой природой, которая, перефразируя Славика и известную пословицу, веками трудилась, растачивая толщу скальной породы руслом Фиагдона, чтобы в наши дни явить миру щелеобразный каньон глубиной более ста метров [9 - Григорович С. Ф. По горам и равнинам Северной Осетии: Спутник туриста, краеведа и экскурсанта. Изд. 2-е, дор. – Орджоникидзе: Северо-Осетинское книжное издательство, 1960. – С. 68.], по дну которого, клокоча и пенясь, гоночным болидом несет свои воды горная река. Вместе с предшествующим ему подъемом под нависающим над дорогой огромным каменным козырьком этот «участок ущелья в народе называют Кадаргаван» [10 - Бероев Б. М. По Северной Осетии. – Изд. 2-е, испр., доп. – М.: Физкультура и спорт, 1984. – С. 93.] (перевал леса), а сам каньон – Кадаргаванским.
   Когда-то это было самое опасное место в ущелье, и путник прилагал немало усилий, чтобы на узкой тропе разойтись с всадником или встречной арбой или, того хуже, переправить ее на другой берег. По словам Славика, для этого по ширине повозки мастерили деревянные (бревенчатые) настилы, которые затем укладывали на каменные уступы, выпирающие над безумствующей стремниной, либо на застрявшие в расщелине огромные валуны – естественные мосты, чтобы увеличить размеры ровной поверхности. Тем не менее не каждый смельчак даже при таком раскладе отваживался пересечь реку, а потому, быть может, и родилась в этом месте легенда о кровниках, которая на сегодняшний день имеет несколько вариаций, в той или иной степени воплощенных в памятнике «Меч кровника», выполненном в виде клинка, вонзенного в склон массивного камня, рукоять которого обхватывают кисти двух рук. Арт-объект находится на правом берегу Фиагдона как раз напротив смотровой площадки рукотворной «Тропы чудес», а одним из инициаторов его создания был известный осетинский краевед Таймураз Петрович Плиев.
   По словам Аиды Бзаевой, бывшей студентки Таймураза Петровича, Плиев как-то поведал ей две истории, впоследствии воплощенные в «Мече кровника», которые он записал в 70-х годах прошлого столетия со слов старейшин селения Цымыти (Цмити). Одна из них произошла в середине XIX века и была связана со знаменитым абреком Дзаго Талхановым, который, спасаясь от преследовавших его полицейских, «повернул коня в сторону противоположного берега. <…> …Арканом хлестнул коня, перелетел на правый берег, на лету набросил аркан на одинокую сосну и, потеряв коня, поднялся по аркану и скрылся в лесу… Все произошло так быстро, что полицейские, в суматохе ничего не поняв, посыпались в реку Фиагдон, как горох» [11 - Найфонова Фатима. Меч кровника – истории от Петровича // LIT-WEB.NET: Литературный портал. 2019.].
   Вторая история описывает случай из жизни Гаппо Казиева, который, вернувшись с Русско-турецкой войны (1877—1878), прославился в Осетии своим любимым трюком – танцем на коне. Во время одной свадебной церемонии его разгоряченный скакун отдавил ногу зазевавшемуся хромому, а тот, взвыв от боли, непростительно грубо выругался и ударил лошадь палкой. Гаппо был оскорблен, но, дабы не омрачать свадьбу, свел счеты с хромым позже, после чего фамилия хромого (Гуриевы) объявила Гаппо кровную месть.
   Однажды, проезжая по левому берегу каньона, Гаппо узнал, что его за поворотом поджидают пятеро Гуриевых. Пообещав своим землякам, что осетинская кровь не прольется, «Гаппо повернул коня направо, бросился вниз и исчез в бурных водах реки Фиагдон. Однако выплыл с конем и, доплыв до передового дозора Куртатинской оборонительной системы, вышел из воды. По осетинскому этикету мужчина вне дома не мог снять с себя одежду. Поэтому пришлось сесть на коня в мокрой одежде, с которой ручьями стекала вода. Тем временем к месту, где разворачивались события, подъехала вторая подвода. <…> Двое из подъехавшей подводы решили кольнуть Гаппо», интересуясь у него с насмешкой, кого он так испугался, что умудрился упасть с конем в реку.
   В ответ Гаппо достойно ответил, что до этого дня его никто не мог напугать, но у него был выбор либо остаться победителем, пусть и смертельно раненным, либо предпринять что-то другое, так как он «устал от крови» и ему не была нужна «бессмысленно прерванная чужая жизнь. Так он говорил, и злопыхатели поняли, что он поступил в высшей степени благородно. Все свидетели этого случая, когда прибыли в Даллагкау, попросили собрать ныхас. Было принято решение обратиться к Гуриевым с тем, что Гаппо не преследовать надо, а, напротив, чтить и уважать, ибо он честь и слава всего Куртатинского общества. Гаппо на тот момент было за 50 лет» [12 - Там же.].
   А вот у Генри Кусова история, которую ему рассказал житель селения Дзивгис Николай Цоколаев, несколько иная и связана со встречей двух осетин из враждующих фамилий у Кадаргавана. «Кровники издалека узнали друг друга и остановили своих лошадей. <…> Повернуть коней обратно – значит опозориться, выдернуть из ножен кинжалы – они не хотели проливать кровь, потому что давно знали друг друга и не питали злобы. Но суровый адат не разрешал им мирно разъехаться по узкой дороге. Тогда, недолго думая, один из джигитов, скакавший со стороны Дзивгиса, направил коня вниз, в темную пропасть, к ревущему в скалах Фиагдону. Это было равносильно самоубийству. <…> Течение сбивало всадника, несколько раз они вместе с лошадью скрывались под водой. Мужество победило. <…> Отважный всадник выбрался на дорогу и в изнеможении опустился на траву. И тут раздался конский топот – это с перевала скакал кровник. <…> Подъехав к мокрому, изможденному человеку, он спешился и протянул руку для рукопожатия. Они радостно посмотрели друг на друга и когда сняли папахи, увидели, что оба поседели: один – когда боролся со стихией, другой – наблюдая этот поединок. Мужество и перевал Кадаргаван примирили кровников. Это было необычным для того сурового времени» [13 - Кусов Г. И. По Куртатинскому ущелью. – Орджоникидзе: Издательство «Ир», 1972. – С. 53—54.].
   В свою очередь Славик также поведал нам одну интересную легенду, согласно которой сошедшихся в смертельной схватке представителей двух осетинских фамилий, долгое время враждующих между собой, смогла остановить хрупкая девушка, бросившая между ними снятый с головы платок. А все потому, что этот головной убор на Северном Кавказе всегда символизировал женскую честь, в то время как «публичное срывание женского платка приравнивалось к насильственным действием и влекло суровое наказание по адатам. Поэтому женщина публично могла снять платок только в одном случае – если была намерена примирить кровников и прекратить кровопролитие. Люди верили в волшебные свойства женского платка, символизировавшего мир, и соответственно на него реагировали. Исторически сложилось, что женский платок стал необходимым звеном в регулировании взаимоотношений людей. А иногда это была последняя возможность снизить накал противостояния и остановить схватку» [14 - Женщины Кавказа и превенция конфликтов // AWA-ABKHAZIA.COM: Ассоциация женщин Абхазии. 2018. 2 марта.].
   Помимо арт-объекта «Меч кровника», с «Тропы чудес» открываются изумительные виды на долину реки Фиагдон как со стороны самого каньона, так и по направлению на Дзивгис, поскольку ущелье здесь заметно раскрывается и, как точно подметил в свое время известный географ и путешественник Борис Мацкоевич Бероев, «оголяется, на склонах ютятся одинокие карликовые сосенки, внизу полупустынный ландшафт» [15 - Бероев Б. М. По Северной Осетии. – Изд. 2-е, испр., доп. – М.: Физкультура и спорт, 1984. – С. 93.]. С тех пор здесь мало что изменилось, разве что часть каньона обустроили, над стремниной пешеходную тропу проложили, смотровую площадку сделали да мини-зоопарк создали, где сегодня, правда, только один медведь имеется, хотя до недавнего времени был еще леопард по кличке Крым, который в неволю попал маленьким котенком и прожил в клетке, по словам Славика, более 20 лет. Вход на территорию «Тропы чудес» платный, однако стоимость смешная, как и вид забавных божьих коровок – эдаких раскрашенных валунов, расставленных на парапете вдоль дорожки.

Дзивгис

   От «Тропы чудес» до расположенного на левом берегу Фиагдона селения Дзивгис уже рукой подать, сразу за мостом небольшой пяточек-развилка, он же миниатюрная стоянка для местного автохлама. Если вы направляетесь к крепости, то дальше лучше идти пешком: улочки в селении узкие, дороги, как и сто лет назад, неухоженные, одна колдобина сменяет другую. Зато впечатлений через край: вокруг средневековые постройки, точнее, их руины, удачно вписанные в ансамбли современных осетинских усадеб, будь то загон для скота, амбар или часть дома. При оказии можно даже древний аммонит увидеть, нам его Славик показал, проступает барельефом на шершавом боку каменного блока. Но в Дзивгис едут все же для того, чтобы увидеть «башни, а точнее говоря, целые крепости, пристроенные к пещерам и естественным полостям, тянущимся вдоль подошвы скального массива. Кажется, нет ни одной мало-мальски значительной пещеры или навеса в скалах, не закрытых мощной стеной и превращенных в неприступную твердыню» [16 - Кузнецов В. А. Путешествие в древний Иристон. – М.: Искусство, 1974. – С. 119.].
   И первой на подступах к крепости встречает единственная в Дзивгисе сторожевая башня Гутновых, которая «сложена из разноразмерных довольно хорошо обработанных камней на глинистом растворе. В плане четырехугольная (6,35х5,90 м, высота – 6,60 м). <…> Длина камеры – 4,50 м, ширина 3,75 м (Получается, что толщина стен башни варьируется от 1,85 м до 2,15 м. – Д.К.), высота – 6,40 м. Стены камеры сложены из более мелких камней, нежели наружная кладка; углы незначительно скруглены. Швы кладки и частично стены промазаны глиной (снаружи известковым раствором). Отмечены бойницы» [17 - Тменов В. Х. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной Осетии. – Орджоникидзе: Ир, 1984. – С. 106—107.]. Данные характеристики, включая расположение башни в низине, возле реки, у входа в ущелье, как нельзя лучше подчеркивают ее сторожевой статус.
   А вот дозорные и сигнальные башни строились преимущественно «на склонах или вершинах холмов и скал, что позволяло передавать информацию в виде звукового, чаще визуального, сигнала о приближении врагов. В связи с этим дозорные и сигнальные сооружения возводились не одиночно, а входили в состав системы фортификационных укреплений одного или нескольких союзных селений» [18 - Сулименко С. Д. Башни Северного Кавказа (символизация пространства в домостроительном творчестве горцев). – Владикавказ: Проект-Пресс, 1997. – С. 113.], чего в Куртатинском ущелье не было. Генри Кусов это объясняется тем, «что небольшое ущелье, перегороженное малодоступными перевалами и заградительными стенами, не нуждалось в них, как, например, Дигорское, Алагирское, вытянувшиеся на большие расстояния, где требовалось предупреждать дальние аулы сигнальными кострами» [19 - Кусов Г. И. По Куртатинскому ущелью. – Орджоникидзе: Издательство «Ир», 1972. – С. 74.].

Водопад Каскадный, памятная доска Н. А. Баскаеву

Идет забор природной воды «Тбау»

Святилище «Урс дуры дзуар»

Кадаргаван, притаившийся на камне барс

Кадаргаван, русло Фиагдона

Логотип воды «Тбау»

Куртатинское ущелье, утренняя дымка

Опасная расщелина

Кадаргаванская теснина

Леопард по кличке Крым, фото 2016 г.

«Тропа чудес», медведь в зоопарке

Львенок на привале

Лисенок на охоте

Кадаргаван, «Тропа чудес»

Арт-объект «Меч кровника»

«Тропа чудес», опасный мосток

Кадаргаван, скалистый выступ

Божьи коровки

Древний аммонит

Дзивгисская крепость

Вид из крепости на башню Гутновых

Дзивгис, сторожевая башня Гутновых

«Вход» в крепость

Один из «залов» крепости

Славик Будаев рассказывает о крепости

Стены Дзивгисской крепости

Местный фермер

Дзивгис, башня Гутновых и загон для скота

Культовый комплекс «Дзивгисы дзуар»

Молоденький бычок

Дзивгис, цырт, фото 2016 г.

Двускатный склеп, фото 2016 г.

Склеп башенного типа и двускатный склеп

Полуподземный склеп, фото 2016 г.

Надочажная цепь придорожного дзуара

Дзивгис, придорожный дзуар

Звонница «Дзивгисы дзуар», фото 2016 г.

Декор придорожного дзуара

Долина реки Фиагдон, вид в сторону Дзивгиса

Сверкающая на солнце лента дороги

Туман садится

Стремительные воды Фиагдона

Где-то в окрестностях Дзивгиса

   Красочные склоны Кариухоха

   Согласно российскому этнографу, доктору исторических наук Борису Александровичу Калоеву, башни являлись «неотъемлемой принадлежностью почти каждого осетинского села, патронимии и даже большой семьи. Одним из первых вопросов, который задавался при сватовстве, был вопрос: есть ли у жениха или у кого-нибудь из его рода башня? Строительство башен велось особенно широко в послемонгольский период, что было вызвано усилением межплеменной и межродовой борьбы, и продолжалось почти до второй половины XVIII в., т. е. до присоединения Осетии к России» [20 - Калоев Б. А. Осетины: Историко-этнографическое исследование. – М.: Наука, 2004. – С. 246.]. Тем не менее «воздвигать башни могли только сильные и многочисленные, крепкие экономически фамилии. Пользуясь феодальной заповедью „сила родит право“, такие могущественные фамилии стремились утвердить за собой приоритет в сооружении боевых башен и ввели даже ряд ограничений. Так, слабые и зависимые фамилии имели право строить башни только до половины высоты, иначе их разрушали. Существовало также правило, что постройка башни должна быть закончена в течение года» [21 - Кузнецов В. А. Путешествие в древний Иристон. – М.: Искусство, 1974. – С. 100—101.].
   Как рассказал нам Славик, если какая-то фамилия изъявляла желание возвести башню, то старшие этой фамилии, самые именитые люди, должны были обратиться в совет старейшин (ныхас) того ущелья, где планировалась постройка, а тот, в свою очередь, тщательно проверял историю фамилии обратившихся и достаточность оснований для выдачи ей соответствующего разрешения. Могли и отказать, однако если вопросов не возникало, то фамилии выделялся участок для строительства башни, которую члены фамилии должны были успеть возвести в течение одного года. В противном случае ее разбирали, а камни отдавали более достойной фамилии, либо, как утверждает доктор исторических наук Владимир Александрович Кузнецов, «она оставалась недостроенной» [22 - Там же. – С. 101.].
   Между тем, ссылаясь на осетинские исторические предания, доктор исторических наук Георгий Александрович Кокиев отмечал, что, несмотря на существующие временные рамки, в том же Куртатинском ущелье были и исключения, когда простым фамилиям право на постройку оборонительных башен предоставлялось за определенную плату. «Так, житель села Даллагкау, Бибо Кцоев, происходивший из простой фамилии, за право постройки башни вынужден был привилегированным тагаурским фамилиям заплатить значительную сумму, а сверх того – построить на свои средства мост через Фиаг-дон у впадения в него реки Джижи-дон», в то время как «в Джимаринском районе каждый свободно мог строить себе башню без всяких ограничений и сроков» [23 - Кокиев Г. А. Боевые башни и заградительные стены горной Осетии // Известия Юго-Осетинского научно-исследовательского института краеведения. Выпуск II. – Сталинир, 1935. – С. 230.].
   Возведение башни, по словам Славика, было нелегким делом, необходимо было найти не только мастера, но и подходящий строительный материал – преимущественно известняк, перевезти его к месту постройки, а затем подготовить к кладке: обтесать камни и обжечь известь, либо, если строили без извести, запастись землей, которая требовалась для заполнения промежутков между камнями. «Строительный камень предварительно подвергался сильному нагреву и обливке водой, в результате чего он лопался на куски различных форм и величин. Обломки камня после этой операции принимали неправильные формы с зазорами» [24 - Там же. – С. 219.], что улучшало сцепку камней при кладке. Когда предварительные работы заканчивались, приглашали мастеров, среди которых были и ингуши, и даже греки, как это, к примеру, считается в Куртатинском ущелье [25 - Там же. – С. 221.].
   Башни, как правило, возводили из слегка подтесанных камней «при помощи специального блока, известного у осетин под именем „зирн“, а у ингушей „чегыркъ“» [26 - Там же. – С. 219.]. «Самые большие и тщательно обработанные камни укладывали в основание и в углы башни. Кладку вели в два ряда таким образом, что стены кверху постепенно сужались, в результате чего постройка приобретала большую прочность» [27 - Кобычев В. П. Поселения и жилище народов Северного Кавказа в XIX – XX вв. – М.: Наука, 1982. – С. 182.]. Однако выполнение наклона стены внутрь требовало от каменщика высокого мастерства, тем более что такое архитектурное решение, по версии российского и израильского исследователя Кавказа Аркадия Федоровича Гольдштейна, позволяло во время осады сбрасывать с балкончиков-машикулей камни, чтобы они «рикошетировали, ударяясь о стену, и затем падали, поражая осаждающих в разных местах, которые нельзя было предвидеть» [28 - Гольдштейн А. Ф. Средневековое зодчество Чечено-Ингушетии и Северной Осетии. – М.: Наука, 1975. – С. 36.].
   Так или иначе, но для строительства башни требовалось огромное количество камней, «существовала даже поговорка, что из одной башни можно построить целый аул, но из аула нельзя выстроить и одной башни» [29 - Кобычев В. П. Поселения и жилище народов Северного Кавказа в XIX – XX вв. – М.: Наука, 1982. – С. 182.], а это требовало немалых вложений, поскольку «один большой отесанный камень для угловой кладки равнялся стоимости овцы» [30 - Кузнецов В. А. Путешествие в древний Иристон. – М.: Искусство, 1974. – С. 100.], а за постройку целой башни мастерам давали не менее 8 коров и ценное имущество [31 - Калоев Б. А. Осетины: Историко-этнографическое исследование. – М.: Наука, 2004. – С. 246.]. Так, по преданиям, за строительство своего масыга (боевой башни) Мамсуровы заплатили аж 14 коров [32 - Гутнов Ф. Х. Века и люди: из истории осетинских сел и фамилий. – Владикавказ: Ир, 2004. Вып.2. – С. 36.]. В этой связи примечательно, что «большой хорошо обработанный камень, пригодный для укладки в основание башни, считался одним из лучших подарков в составе приданого невесты» [33 - Кобычев В. П. Поселения и жилище народов Северного Кавказа в XIX – XX вв. – М.: Наука, 1982. – С. 182.].
   Но вернемся к крепости, которая, по убеждению Генри Кусова, является вершиной пещерного зодчества Осетии [34 - Кусов Г. И. Я хочу вам доверить тайну. – Владикавказ: РИО, 1992. – С. 74.], расположена «к западу от башни и представляет собой комплекс из семи пещер и скальных навесов естественного происхождения» [35 - Тменов В. Х. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной Осетии. – Орджоникидзе: Ир, 1984. – С. 107.]. Согласно Георгию Кокиеву, «стены этого оригинального сооружения сложены по образу боевых башен из больших грубо отесанных камней на извести (Славик нам рассказал, что для маскировки крепости и придания ей естественного облика, сливающегося с окружающим ландшафтом, использовалось четыре вида камня. – Д.К.) За стеной имеется значительных размеров естественная пещера, из которой осетины сражались с неприятелем» [36 - Кокиев Г. А. Боевые башни и заградительные стены горной Осетии // Известия Юго-Осетинского научно-исследовательского института краеведения. Выпуск II. – Сталинир, 1935. – С. 232.], в то время как сама стена служила своеобразным щитом, предохраняющим защитников от вражеских пуль.
   «В центральной части боевая стена укрепления разрушена. Жители Дзвгиса (Дзивгиса. – Д.К.) говорят, что она разрушена пушечными выстрелами Шаха-Аббаса (в XVII веке. – Д.К.). <…> Осетины не сдавались. Тогда Шах-Аббас приказал своим войскам поджечь укрепление. Как раз над самым укреплением был в то время огромный сосновый лес. <…> Однако план шаха не осуществился, потому что сосновый валежник, который сбрасывался с отвесной скалы, попадал в реку Фиаг-дон, протекавшую в то время у самого подножья укрепления, и уносился ее бурным течением. Это единственное у осетин предание, связанное с данным укреплением», поскольку «прежде здесь жило другое осетинское общество, называвшее себя Бурдурта и выселившееся, неизвестно когда, в направлении к Трусовскому ущелью» [37 - Там же. – С. 233.].
   В то же время, по мнению ссылающегося на археологов доктора исторических наук Феликса Хазмурзаевича Гутнова, Дзивгис был основан «в XIII веке равнинными аланами, оттесненными в горы татаро-монголами. <…> Аул фактически запирал вход в ущелье, защищая все Куртатинское общество от вторжения со стороны равнины. <…> Возможно, Дзвгис являлся одним из центров аланских княжеств золотоордынского периода, своеобразной пограничной крепостью. <…> Им пришлось столкнуться с туменами знаменитого Тимура (Тамерлана. – Д.К.). Летописцы великого завоевателя оставили свидетельства упорного сопротивления аланских князей Кулу и Тауса. Их владения персидские источники располагают в „области Иркувун“» [38 - Гутнов Ф. Х. Века и люди: из истории осетинских сел и фамилий. – Владикавказ: Ир, 2001. – С. 64—65.], локализация которой допускает ее существование в Куртатинском ущелье.
   «В нем имеется немало средневековых укреплений, в том числе у аула Гули, название которого созвучно с крепостью Кулу персидских источников. В таком случае крепость Тауса – это находящееся в 2—3 км от Гули Дзвгисское наскальное укрепление» [39 - Там же. – С. 65.]. Твердыня «располагалась на отвесной скале; „пушенная стрела не долетала до нее“. Тимур ввел в бой специальные отряды мекритов, вероятно горцев, т.к. они „в ходьбе по горам были так искусны, что заберутся в любое место“. Мекриты занялись поисками слабых мест и подходов к крепости» [40 - Там же. – С. 66—67.], однако ничего не нашли. «Тогда Тимур приказал изготовить длинные лестницы, поставить их на второй уступ, затем таким же образом взобраться на третий уступ, на котором находилась крепость», в то время как другая часть воинов атаковала укрепление, спустившись с вершины горы по веревкам. Защитники сражались мужественно, но силы были неравные и крепость пала [41 - Там же. – С. 67.].
   С крепостью также связано множество тайн и загадок. Так, в скале над Дзивгисом в первой половине XIX века была пещера, заполненная «человеческими костями», которым местные жители поклонялись как святыне и связывали их с легендарными нартами [42 - Там же.]. В начале XX века попасть в крепость можно было только по приставной лестнице с крыши одного из домов, потому как, по заверениям Терского казака, подъесаула Федора Степановича Панкратова, больше известного своими этнографическими работами под псевдонимом «Гребенец», «никто из жителей селения не знает ни ходов ни выходов во все эти недоступные башни», хотя «в скале самой природой или искусственным путем устроена огромная пещера под гранитным навесом, где с успехом может поместиться до ста человек. Пещера эта тянется далеко в глубину горы, но до конца ее никто не доходил» [43 - Гребенец Ф. С. Могильники в Куртатинском ущелье // Сборник материалов для описания местности и племен Кавказа, вып. 44. – Тифлис, 1915. – С. 63—64.]. Однако Федор Степанович немного ошибся, пещеру смогла пройти… кошка, к шее которой привязали колокольчик и позже обнаружили в Алагирском ущелье [44 - Кокиев Г. А. Боевые башни и заградительные стены горной Осетии // Известия Юго-Осетинского научно-исследовательского института краеведения. Выпуск II. – Сталинир, 1935. – С. 233.], что указывает на наличие тайного хода, ведущего под скалистым массивом вершины Кариухоха из долины реки Фиагдон в долину Ардона, который Генри Кусов называет «гигантским подземным лазом в 10—15 километров по прямой», а также секретных ходов сообщения, соединяющих участки крепости, разбросанные по склонам [45 - Кусов Г. И. Я хочу вам доверить тайну. – Владикавказ: РИО, 1992. – С. 75.].
   На южной оконечности Дзивгиса, на склоне горы, разбросаны древние осетинские цырты и склепы, напоминающие своей формой надгробия в Даргавсе, подробно описанные нами ранее [46 - Кругляков Дмитрий, Надежда Давыдова. Северная Осетия: Прогулки рука об руку. – [б. м.]: Издательские решения, 2022. – С. 111, 112, 143, 145.], а напротив, на берегу Фиагдона, находится уникальный культовый комплекс «Дзивгисы дзуар», состоящий из древней христианской церкви Святого Георгия и «чисто языческого святилища, окруженных общей каменной оградой, – сочетание символичное для горной Осетии» [47 - Кузнецов В. А. Путешествие в древний Иристон. – М.: Искусство, 1974. – С. 120.]. Время сооружения храма достоверно неизвестно, в литературе его обычно датируют XVII веком, хотя предпринятые в 1982 году раскопки позволили сдвинуть этот период на XIII – XIV века [48 - Тменов В. Х. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной Осетии. – Орджоникидзе: Ир, 1984. – С. 111.]. У входа на подворье арка со звонницей, увенчанная оленьими рогами. В проеме два небольших бронзовых колокола, которыми в прошлом веке заменили их собратьев, подаренных в XVII веке грузинскими царями Арчилом и Георгием XI, а теперь находящихся в фондах Северо-Осетинского музей краеведения.
   Правда, колоколов изначально было три, из которых, по наблюдениям декабриста Владимира Сергеевича Толстого, «самый большой около одного аршина вышины» имел «вырезанную грузинскую надпись следующего содержания: „Мы, государь Карталинии, царь Георгий Малый пожертвовал сей колокол Дзивгисскому святому Георгию, в нашу победу, хроник грузинского хроникона, 372-ой год“, соответствующий по нашему исчислению 1683 году. Другой, меньший колокол разбит и только осталась надпись, что его пожертвовал царь Арчил, а остальное отломано и потеряно. Этот Арчил – сын вышеупомянутого Георгия» [49 - Толстой В. С. Сказание о Северной Осетии. – Владикавказ: РИПП им. В. А. Гассиева, 1997. – С. 65.]. В то же время, по утверждению Генри Кусова, на колоколе, подаренном Арчилом, была «вырезана грузинская надпись, которая заканчивается словами: „Дай бог, чтобы на звук его приходили на поклонение тебе и прославление“» [50 - Кусов Г. И. По Куртатинскому ущелью. – Орджоникидзе: Издательство «Ир», 1972. – С. 60.]. Кто из них прав, сказать сложно, но в начале XX века колоколов также было три и все они, по словам Федора Гребенца (Панкратова), были «привешены» на примитивной колокольне, из которых один был с грузинской надписью, добавляя при этом, что там же огромной кучей были «навалены оленьи и турьи рога, а у дверей часовни, на ступеньках, расставлены всевозможные безделушки, а также необходимые предметы домашнего обихода, как-то: чайники, стаканы, солонки, подсвечники и др.» [51 - Гребенец Ф. С. Могильники в Куртатинском ущелье // Сборник материалов для описания местности и племен Кавказа, вып. 44. – Тифлис, 1915. – С. 69.].
   А вот внутри храма нам побывать не довелось, он оказался закрыт, как и в первый мой приезд в августе 2016 года, хотя, говорят, внутри церкви не менее интересно, помимо икон, есть «углубленные отпечатки рук и фигуры крестов на левой стене алтаря» [52 - Бероев Б. М. По Северной Осетии. – Изд. 2-е, испр., доп. – М.: Физкультура и спорт, 1984. – С. 93.]. Необходимо также отметить, что многие исследователи, описывая архитектуру храма, склоняются к грузинскому влиянию на ее формы. Однако архитектурная разработка апсиды «не вяжется с нашими представлениями о грузинском церковном зодчестве. Этому „мешают“ восемь гуртов – сплошных полочек из плит, расчленяющих конху (раковину) апсиды снаружи», что очень характерно для осетинских башен и склепов. «Второй чисто местный элемент – фаллическое каменное навершие, венчающее конец апсиды. Оно возвращает нас к местной склеповой архитектуре» [53 - Кузнецов В. А. Путешествие в древний Иристон. – М.: Искусство, 1974. – С. 121.]. Тем не менее «„Дзивгисы дзуар“ являет нам еще один живой пример того, как традиционное для осетин, истоками своими уходящее в толщу веков и очень живучее язычество не только успешно противостоит, но и перекрывает христианство. Этот причудливый сплав разнородных, подчас противоречивых, но мирно уживающихся между собой элементов» [54 - Там же. – С. 125.] составляет основу мировоззрения осетинского народа.

Даллагкау

   Следующая наша остановка в Даллагкау, «Нижнем Селе» или «Южном», как его именует Георгий Кокиев [55 - Кокиев Г. А. Склеповые сооружения горной Осетии. Историко-этнологический очерк // Осетинский Научно-исследовательский институт краеведения. – Владикавказ, 1928. – С. 7.], расположенном по обоим берегам Фиагдона у подножия горы Кариухох и основанном, по версии немецкого лингвиста, историка и этнографа Юлиуса фон Клапрота, в XVIII веке [56 - Гутнов Ф. Х. Века и люди: из истории осетинских сел и фамилий. – Владикавказ: Ир, 2004. Вып.2. – С. 100.] Багиром, сыном Илальда из рода Слонатех [57 - Клапрот Ю. Описание поездок по Кавказу и Грузии в 1807 и 1808 годах. – Нальчик: Эль-Фа, 2008. – С. 285.]. «Его называют также по имени его строителя Багира, сына Илальда, Багирикау, а русские называют его Нижний Чим или Кайтухово» [58 - Там же. – С. 282.]. Даллагкау всегда славилось своими многочисленными башенными и склеповыми постройками, была тут когда-то и «церковь во имя Св. Архангела Михаила и Гавриила, основанная в 1870 г.» [59 - Разработка проектов зон охраны, в т.ч. объединенных зон охраны объектов культурного наследия федерального значения… «Архитектурный комплекс», включая «Сторожевая башня Бритаевых, башенные склепы (восемь сооружений), средние вв.» и «Сторожевая башня Гуриевых и культовое здание, средние вв.» (Республика Северная Осетия-Алания, Алагирский район, с. Даллагкау, Барзикау): Материалы обоснования проекта. Том 2. Часть 4 / Бюро историко-градостроительных исследований и правового регулирования застройки. – Воронеж, 2015. – с. 41.], которая, по воспоминаниям графини Прасковьи Сергеевны Уваровой, ученого и археолога, была построена «по плану и рисункам древнегрузинских храмов. Вокруг церкви колумбарии разных размеров и покрышек: иные продолговатые с двускатными крышами в виде хат, другие – более высокие, обелискообразные с чешуйчатыми крышами» [60 - Уварова П. С. Кавказ: Рача, Горийский уезд, Горы Осетии, Пшавия, Хевсуретия и Сванетия. Путевые заметки. Часть III. – М.: Типография общества распространения полезных книг, 1904. – С. 145.].
   Но все это теперь утрачено либо лежит в руинах. Одни называют это следствием «хаотичной, бессистемной застройки территории дачными постройками и жилыми домами» [61 - Даллагкау (Дæллæгхъæу) селение // INTERACTIVE-OSSETIA.COM: Историко-краеведческий портал Республики Северная Осетия-Алания. 2023.], другие – низким качеством строительных работ. «Даллагкау плохо построен и состоит всего из 20 хижин, стены которых сделаны из неотесанных камней и валунов, не скрепленных никаким известковым раствором. Щели между камнями заделаны землей или навозом. Дверь дома является одновременно входом в комнату, которая не имеет других отверстий, дабы пропускать в нее свет» [62 - Клапрот Ю. Описание поездок по Кавказу и Грузии в 1807 и 1808 годах. – Нальчик: Эль-Фа, 2008. – С. 282.]. Но, как поясняет Юлиус фон Клапрот, это не относится к башням. «Камни этих сооружений цементированы известковым раствором, очень крепким, так как жители никогда не употребляют свежегашеную известь, но оставляют ее лежать в течение года и даже дольше на воздухе в яме для того, чтобы она могла сама по себе разложиться; благодаря этому она становится более вязкой, нежели известь, которую гасят водой» [63 - Там же. – С. 283.].
   Даллагкау имеет характерную особенность – «концентрацию склепов внутри селения, между домами, что встречается не так уж часто» [64 - Кузнецов В. А. Путешествие в древний Иристон. – М.: Искусство, 1974. – С. 121.]. «Не редки случаи, когда осетины пристраивали свои жилища к склепам, используя при этом готовую стену склепа. Например, юго-западная стена огромного склепа башенного типа служила, по словам местных жителей, стеной дома предков Мулуховых. <…> Дом Мулуховых, правда, в разрушенном виде, сохранился и до сих пор стоит с боевой башней той же фамилии (башня Мулуховых находится в 20 м к северо-востоку от моста, ведущего через Фиагдон к башне Цаликовых. – Д.К.). По-видимому, у предков осетин, строивших свои дома бок о бок со склепами, переполненными трупами, отсутствовало чувство физического отвращения к покойникам, заражавшим, в результате разложения, воздух даже в их домах» [65 - Кокиев Г. А. Склеповые сооружения горной Осетии. Историко-этнологический очерк // Осетинский Научно-исследовательский институт краеведения. – Владикавказ, 1928. – С. 8.].
   Тем не менее в Даллагкау можно увидеть как обычные четырехугольные склепы с пирамидальной ступенчатой крышей, так и полуподземные, а также продолговатые с двускатными ступенчатыми крышами, которые притягивают взор не только рядами сланцевых полочек на скатах завершений или «дырочным» орнаментом фасадов, но и, как бы это ни звучало странным, своими руинами, что позволяет хотя бы со стороны оценить их внутреннюю конструкцию. «Особенно интересны в этом отношении продолговатые с двускатными крышами склепы, имеющие по три внутренних камеры и два-три яруса в вышину. Камеры отделяются внутри одна от другой массивными каменными стенами. Сообщаются внутренние отделения между собой посредством узких дверей. Склепы снаружи и внутри тщательно оштукатурены и выбелены известью» [66 - Там же. – С. 8.], в то время как полуподземные склепы выделяются парными просверленными шиферными плитами, расположенными по обе стороны от двери на уровне ее верхнего края. Все остальные склепы горной Осетии, по наблюдениям Георгия Кокиева, имеют только «по одной плите, расположенной всегда слева от дверцы» [67 - Там же.].
   Нужно также отметить, что к северу от вышеуказанного моста, в 90 метрах по прямой, на обрывистом левом берегу Фиагдона возвышаются два полуразрушенных склепа под двускатной крышей, которые у историка Виталия Тменова обозначены под номерами 3 и 4 [68 - Тменов В. Х. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной Осетии. – Орджоникидзе: Ир, 1984. – С. 93.]. К ним можно также выйти и по старой дороге, которая находится на левом берегу примерно в 80 метрах к северу от сторожевой башни Бритаевых, единственной на сегодняшний день обозначенной соответствующей табличкой, если следовать вдоль желтой линии газопровода.
   Считается, что в этих склепах покоятся братья Куртат и Тагаур – родоначальники куртатинцев и тагаурцев [69 - Уварова П. С. Кавказ: Рача, Горийский уезд, Горы Осетии, Пшавия, Хевсуретия и Сванетия. Путевые заметки. Часть III. – М.: Типография общества распространения полезных книг, 1904. – С. 145.]. «В преданиях говорится, что, переселившись в ущелье р. Фиагдон, Курта и Тага обосновались рядом. Каждый из них построил себе замок (галуан); впоследствии вокруг образовалось поселение. Это поселение получило название Хакуна, или Уаллагсых. Верхнюю часть селения занял Курта, а нижнюю – Тага. Позже братья поссорились, и Тага переселился в ущелье р. Гизельдон, где его потомство основало много селений, в том числе Даргавс. „Под конец своей жизни, – пишет В. Б. Пфаф, – Курта и Тага помирились. Вот (в ауле Даллагкау) их гробницы дружно стоят одна подле другой уже сколько лет“» [70 - Калоев Б. А. Осетины: Историко-этнографическое исследование. – М.: Наука, 2004. – С. 104.].
   Единственное неудобство в Даллагкау, как, впрочем, и во многих нетуристических местах Северной Осетии, связано с ориентированием на местности. Не будь Славика, мы бы вообще запутались, хотя, честно признаюсь, думал, что позже сам все в первоисточниках отыщу. Куда там! Многие авторы, ссылаясь на чужие исследования, либо бездумно их копируют, либо, того хуже, упускают важные детали, вследствие чего сделать географическую привязку того или иного объекта к имеющемуся описанию довольно сложно. Пришлось предпринять немало усилий, чтобы в этом хоть немного разобраться.
   Но все это было потом, а пока мы спешили воспарить над окрестностями стоя на крутой возвышенности одного из склонов Кариухоха, куда нас умудрился завести Славик, чтобы, говоря его же словами, с высоты птичьего полета «посетить своими глазами» эти удивительные места да насладиться яркими и не по-зимнему теплыми лучами долгожданного солнца, выглянувшего на призыв утренних птах из-за серых туч, одевая в позолоту складки Куртатинского ущелья. Затем был марш-бросок к башне Цаликовых, возведенной на отселке на левом берегу Фиагдон метрах в трехстах к юго-западу от моста, облагораживание которой вкупе с прилегающей территорией было осуществлено в 2017 году в рамках проекта «Маяки дружбы. Башни Кавказа», и переезд к новому месту, на сей раз в Цмити, хотя мы немного и заплутали, пытаясь срезать часть пути через Барзикау.

Цмити

   Горное селение Цмити, название которого у разных авторов «плавает» путем добавления буквы «и» или ее замены на «ы», вследствие чего можно встретить и Цмыти, и Цимити, и Цымыти, издали привлекает внимание путников своими башенными комплексами. Некогда огромное селение, цветущий сад, одно «из наиболее значимых населенных пунктов Куртатинского ущелья» [71 - Тменов В. Х. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной Осетии. – Орджоникидзе: Ир, 1984. – С. 79.], а в наши дни архитектурный музей под открытым небом, настоящий «лабиринтузких улочек, сжатых безмолвными каменными стенами» и множество руин, среди которых «возвышаютсягромады заброшенных боевых башен» – живое напоминание ушедшей эпохи. «В центре села устремилась ввысь башня Басаевых, недалеко от нее башня Талхановых», интересная «высеченным на ней графическим рисунком – петроглифом» [72 - Кузнецов В. А. Путешествие в древний Иристон. – М.: Искусство, 1974. – С. 130.]. Нечто похожее, но уже с изображением отпечатка руки и лежащей «елочки» можно отыскать на стене башни Агкацевых [73 - Тменов В. Х. Зодчество средневековой Осетии. – Владикавказ: РИПП им. В. А. Гассиева, 1995. – С. 248, 254.]. Есть также «тамгообразные знаки и прочие изображения. <…> Наиболее характерны из них… в виде буквы „П“ с загнутыми в разные стороны ножками и нередко насыщенные дополнительными элементами, усложняющими их облик» [74 - Там же. – С. 255.]. Интересны и склепы, на стене одного из которых можно увидеть редкое изображение средневековой осетинской графики – «всадника с мечом (саблей) в руке» [75 - Там же. – С. 234.].
   Но первой каждого, взбирающегося по крутой каменистой дороге, до сих пор не имеющей даже элементарных ограждений, встречает фамильная башня Гаджиновых, возведенная в июле 2012 года. Она-то, а также две башни, довлеющие над округой, возвышаясь на огромном останце в километре к северо-западу от Цмити, к которым мы устремились тотчас, не останавливаясь в самом селении, и привлекли мое внимание, вызвали живой интерес и желание хоть чуть-чуть разобраться в хитросплетении судеб здешних жителей. А все потому, что встречающиеся в различных источниках сведения об этих памятниках истории, как и Цмити, даже у именитых авторов крайне противоречивы. И тут правильнее начать с самого селения, которое, по мнению Бориса Калоева, было образовано куртатинцами на базе уже существующего поселения «глубокой древности».
   Так, он пишет, что «населяя преимущественно ущелье р. Фиагдон, куртатинцы образовали большое количество селений, из которых одни, судя по их названию и наличию в них исторических памятников, были основаны в глубокой древности (Дзвгис, Лац, Цмити, Кадат, Кора), а другие (Даллагкау, Барзикау) возникли в более позднее время». И добавляет, что «во многих селениях (Даллагкау, Дзуарикау, Цмити) было до десяти и более фамилий, считавших своим предком Курта, а первоначальным местом обитания своих предков селение Уаллагсых, развалины которого сохранились до сих пор в центре Куртатинского ущелья. Таким образом, основная масса куртатинцев формировалась на местной аланской основе. Фамилии, предки которых вышли из других мест Осетии, встречаются в верхних селениях Куртатинского общества (Цмити, Кадат, Харисджын), расположенных недалеко от Корийского перевала, через который шел приток переселенцев из Алагирского ущелья. Пришлые здесь не только оседали в старых селениях, но и создавали новые» [76 - Калоев Б. А. Осетины: Историко-этнографическое исследование. – М.: Наука, 2004. – С. 104.].
   Между тем, как известно, Куртатинское общество состояло из двух частей – Куртатинской и Цимитинской общин, «названия которых произошли от собственных имен Курта (Куртата) и Цимити, считающихся родоначальниками – фыдалта – населения Куртатинского общества» [77 - Дзадзиев А. Б., Дзуцев Х. В., Караев С. М. Этнография и мифология осетин. Краткий словарь. – Владикавказ, 1994. – С. 83.]. В этой связи Феликс Гутнов отмечал, что «рассматриваемый аул является своеобразным центром социума, в средние века выделяемого внутри Куртатинского общества. Не случайно в дореволюционной литературе „Цимитинское“ общество, „цимитинских“ старшин отделяли от других районов Куртатинского ущелья. Причем, внутри этого социума выделялась группа поселений, напрямую связывавшая себя с центральным аулом. Фамилии, населявшие Цимити, Кадат, Урикау и Хидикус, свое происхождение вели от одного предка – легендарного Цимити. Население последних трех аулов считало свои аулы отселками Цимити, называвшегося „Большим Цимити“» [78 - Гутнов Ф. Х. Века и люди: из истории осетинских сел и фамилий. – Владикавказ: Ир, 2004. Вып.2. – С. 190—191.].
   Согласно изысканиям Марата Цагараева, «основателем цымытинской общины был отважный воин Цымыти. <…> Рассказывают, что Цымыти был военачальником последнего осетинского царя Багатара (подразумевается Ос-Багатар, правивший в конце XIII – начале XIV века. – Д.К.). Когда монголы отобрали у осетин плоскостные земли, ушел Цымыти со своим народом в горы и поселился в Уаллагкоме. Позднее у подножия горы Кариу облюбовал он удобное место с удивительным родником и обосновался там. Трое сыновей родилось у Цымыти: Калог, Дадыг и Баджи. Они стали патриархами трех колен цымытинских узденей, объединявших все благородные фамилии Цымытинского общества» [79 - Цагараевы // OSS.KIRIMITI.RU: Энциклопедия фамильных преданий Осетин. 2023.]. Следовательно, даже по самым скромным подсчетам, Цымыти оказался на склонах Кариухоха не позднее XIV века.
   А вот братья Курта и Тага, по словам Руслана Челахсаева, обосновались в горах «позже основной массы соплеменников, предположительно в XVI веке. К этому времени осетины, изолированные после войн с татаро-монголами в глухих ущельях Кавказа, были отброшены в социально-политическом, экономическом и культурном развитии на многие столетия назад, оказались на обочине протекавших в мире процессов. Поэтому Куртата, Тагиата и некоторые другие этнографические группы на определенном историческом этапе выступили в роли „локомотива“, способствовавшего оживлению внешних и внутренних связей осетинского общества, выводу осетин из того драматического состояния, в котором они находились после катастрофы XIII – XIV вв.» [80 - Челахсаев Руслан. Курта и Тага осетинских генеалогических преданий // DARIAL-ONLINE.RU: Дарьял. №2. 2012.].
   Таким образом, получается, что у Бориса Калоева, как и ссылающихся на него авторов, под «куртатинцами» следует понимать не потомков Курта, а собирательный образ всех фамилий, живущих на тот момент в Куртатинском ущелье, включая Цмити и его отселки, как в наши дни для простоты общения «москвичами» называют любого жителя столицы, независимо от его корней.
   Что же касается башен, ставших одной из причин моего маленького расследования, то о фамилии Гаджиновых и основателе башни Мурате Керимбековиче нам, к сожалению, ничего найти не удалось. Возможно, для Цмити ее носители – это переселенцы из другого места, что, однако, не уменьшает значимость возведенного ими памятника, который во все времена являлся атрибутом родового строя, определял состоятельность и общественный вес ее создателей, а в наши дни, говоря словами Дзантимира Кайтова, помогает воспитывать подрастающее поколение, для которого крепкие стены башни являются залогом крепкости фамилии [81 - Дзгоева Алина. В Алагирском районе завершена реконструкция башни Кайтовых // ALANIATV.RU: ГТРК «Алания». 2018. 15 октября.].
   А вот с двумя другими башнями пришлось «повозиться», как и нашему мощному мустангу (Toyota Land Cruiser Prado GX), которого Славик, любитель нетуристических маршрутов и таких же подъемов, резво направил вверх, срезая часть пути по крутому склону. Двигатель ревел, но колеса цепко держали дорогу, с каждым оборотом поднимая нас все выше и выше. Правда, несколько раз все же останавливались, уж больно завораживающие виды открываются с высоты орлиного полета. Воздух горный, чистый, легко дышится, при наличии музыки ноги-руки сами в пляс идут. Славик, в прошлом великолепный танцор, нам несколько па продемонстрировал, а заодно элементы из танца с кинжалами показал, лихо выбрасывая клинок со сгиба локтя, затем бросая его через себя, а после подбрасывая пяткой. И каждый раз острие точно и плавно входило в землю…
   Но вернемся к комплексу из двух башен, датируемых XIV – XVIII веками [82 - Акт государственной историко-культурной экспертизы уточнения сведений об объекте культурного наследия федерального значения «Архитектурный комплекс», расположенный по адресу: Республика Северная Осетия-Алания, Алагирский район, с. Цмити (Урикау) от 29 октября 2016 г. / ООО «Аграф». – Н. Новгород, 2016. – С. 4, 5.], стоящему особняком высоко над Цмити, принадлежность которых и Прасковья Уварова [83 - Уварова П. С. Кавказ: Рача, Горийский уезд, Горы Осетии, Пшавия, Хевсуретия и Сванетия. Путевые заметки. Часть III. – М.: Типография общества распространения полезных книг, 1904. – С. 148.], и Генри Кусов [84 - Кусов Г. И. По Куртатинскому ущелью. – Орджоникидзе: Издательство «Ир», 1972. – С. 71.], и Виталий Тменов [85 - Тменов В. Х. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной Осетии. – Орджоникидзе: Ир, 1984. – С. 79.] приписывают фамилии Габисовых. И это неслучайно, потому как представители именно этой фамилии, являющейся потомками Цахила, сына великого Ос-Багатара, были последними «насельниками» Калгона или Халгона, как некогда именовали это отдельное поселение, и покинули Цмити в 1880 году [86 - Габисовы // OSS.KIRIMITI.RU: Энциклопедия фамильных преданий Осетин. 2023.], в то время как основатели верхней башни, Цагараевы, потомки Цæгæра – сына Калога и внука отважного Цымыти, ушли оттуда вынуждено еще в XVII веке. Поэтому неудивительно, что за несколько столетий о них могли и забыть, тем более что тех средств поиска информации, что имеем мы с вами сегодня, не было ни в начале XX века, ни позже в середине 80-х.
   Согласно преданию, разлад между давними соседями, Габисовыми и Цагараевыми, произошел в начале XVII века из-за убийства первыми сторожевой собаки вторых. «Горделивыми и заносчивыми Цагараевыми это было воспринято как оскорбление. В ходе возникшей ссоры виновник происшествия был убит». В ответ был убит представитель Цагараевых, однако кровную месть это не остановило, несмотря на попытки старейшин помирить на ныхасе враждующие фамилии. «Чтобы снять напряженность между кровниками и обеспечить спокойствие для всего общества, совет старейшин вынес решение» [87 - Цагараевы // OSS.KIRIMITI.RU: Энциклопедия фамильных преданий Осетин. 2023.], предписывающее Цагараевым покинуть Цмити и переселиться в Уаллагком.
   Тем не менее жизнь продолжается, как и история этого уникального комплекса, примирением которого, пусть и в переносном смысле, стало включение обеих башен в перечень объектов культурного наследия федерального значения, расположенных в селении Цмити. Быть может, когда-нибудь к этому придут и люди, чтобы вновь, как много веков назад, встать бок о бок рядом и не дать погибнуть своим родовым башням, нуждающимся в ремонте.

Урикау

   Спуск с горы был проще, но обратно в Цмити мы уже не вернулись. Славик вообще предпочитает кольцевые маршруты, когда по ходу дела можно увидеть еще что-нибудь интересное, а не «скучать» знакомым маршрутом. Так мы и оказались в Урикау (Урыкау), расположенном в низовье реки Кадатдон у ее впадения в Фиагдон. Селение считается отселком Цмити, а его население свое происхождение ведет от одного и того же предка – легендарного Цимити (Цымыти). На въезде в Урикау со стороны гор и еще одного отселка, Кадата, некогда громоздились величественные развалины галуана Карацевых и башни Козаевых, но если о первом объекте информации предостаточно, то о втором доподлинно ничего не известно, потому как на момент изучения его историками башня уже лежала в руинах. Нет о ней упоминания и на странице фамилии Козаевых в Энциклопедии фамильных преданий Осетин, представители которой, с одной стороны, считаются родственниками Карацевых [88 - Карацевы // OSS.KIRIMITI.RU: Энциклопедия фамильных преданий Осетин. 2023.], а с другой – потомками Кусагона [89 - Козаевы // OSS.KIRIMITI.RU: Энциклопедия фамильных преданий Осетин. 2023.], сына Ос-Багатара [90 - Ванеев З. Н. Избранные работы по истории осетинского народа. Том. I. – Цхинвали: Ирыстон, 1989. – С. 327.].
   «Галуаны (замки) – это, по существу, комплексы оборонительных, жилых и хозяйственных строений, соединенных или обнесенных в ряде случаев стенами. Они широко известны в Чечено-Ингушетии, Северной Осетии, Балкарии. <…> О характере застройки галуанов, умелом использовании средневековыми зодчими рельефа местности можно судить и по описанию С. С. Кригер» [91 - Тменов В. Х. Зодчество средневековой Осетии. – Владикавказ: РИПП им. В. А. Гассиева, 1995. – С. 71.], обследовавшей в начале 50-х годов XX века руины галуана Карацевых в Урикау. Ссылаясь на ее воспоминания, Виталий Тменов пишет: «На нижнем уровне в центре расположен вход, а по бокам – помещения, назначения которых установить не удалось. Вход ведет в небольшой дворик, в противоположном углу которого сохранились остатки лестницы, идущей в помещения второго уровня, примыкающие к башне. Башня расположена на втором уровне (на другом уступе горного склона. – В.Т.). На третьему уровне находился тоже ряд помещений, за которыми был второй двор. Дальше… имеются остатки жилых помещений, расположенных в ряд, вдоль подпорной стены, отделяющей участок, поднимающийся к верху горы. Подпорная стенка переходит в ограду, идущую по периметру всего участка и огибающую двор полукругом» [92 - Там же.].
   В другой своей работе Тменов поясняет, что на территории галуана сохранилась боевая башня, ранее доминировавшая над остальными постройками, которая «в плане четырехугольная (5,60 х 5,60 м; высота – 12,80 м). <…> Толщина стены – 1,00 м. <…> Отмечены пазы для балок межъярусных перекрытий», в то время как «жилая башня галуана фиксируется лишь по остаткам фундамента» [93 - Тменов В. Х. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной Осетии. – Орджоникидзе: Ир, 1984. – С. 78.]. Описание боевой башни приводится и в акте государственной историко-культурной экспертизы от 28 декабря 2020 года, согласно которому она «в плане четырехъярусная. <…> Нижний ярус глухой. <…> Дверной проем имеет арочную перемычку, вытесанную из крупного блока пористого камня. Во втором ярусе на западном фасаде находится узкая бойница. На третьем и четвертом ярусах аналогичные бойницы имеются на всех стенах. Стены сложены из пористого камня, светлопесчаного цвета, и в нижней части памятника швы тщательно разделены прочнейшим известковым раствором. Изогнутые стены обмазаны глинистым раствором. Из окружавших в прошлом башню построек, сохранилась мощеная стена с дверным проемом. Сложена она насухо из пригнанных к друг к другу камней» [94 - Акт государственной историко-культурной экспертизы проекта зон охраны объекта культурного наследия регионального значения «Замок (галуан) с башней Карацевых», XII – XV вв., средние века, расположенный по адресу: Республика Северная Осетия-Алания, Алагирский район, с. Урикау от 28 декабря 2020 г. / ИП Ивченко Иван Андреевич. – Москва, 2020. – С. 8, 9.]. При этом в акте замок (галуан) с башней Карацевых почему-то датируется XII – XV веками и средними веками, что вызывает некое недоумение, поскольку Урикау является отселком Цмити, которое, в свою очередь, возникло лишь в XIV веке.
   Кроме того, по родословной, Карацевы произошли, по одной из версий, от Курта, который со своим братом, как известно, обосновался в здешних горах в XVI веке, и «жили на берегу реки Кадат. Там построили фамильную башню, но однажды вода в Кадате вышла из берегов и разрушила ее». У фамилии был родственник, Инарыко Карацев, который служил в царской армии, что могло быть возможным только после присоединения Осетии к России, то есть не ранее конца XVIII века. За безупречную службу Инарыко «будто бы получил свидетельство, позволявшее ему поселиться там, где он пожелает. Воспользовавшись этим правом, вся фамилия поселилась в ауле Урикау Куртатинского ущелья. Там Карацевы заняли свободную землю и построили замок». Эти сведения дополняет Мисурат, дочь Карацева Алихана, вспоминая, что «скот пасли на высоких склонах, а вечером загоняли в горные пещеры. Здесь же в необходимых случаях приносили в жертву животных. В замок приносили уже разделанные туши. На реке, которая протекала около замка (Кадатдон. – Д.К.), построили мельницу. Чуть дальше находилась кузница. В фамилии были ремесленники. Они изготавливали бусы, украшали одежду, посуду, пояса, кинжалы. На берегу реки Карацевы посадили привезенные из Средней Азии деревья, из которых изготовляли ободья для колес» [95 - Карацевы // OSS.KIRIMITI.RU: Энциклопедия фамильных преданий Осетин. 2023.].
   При этом, вспоминая историю возникновения галуана, Мисурат говорит: «После того, как от вышедшей из берегов реки пострадала фамильная башня, мужчины решили построить замок, в котором могла бы разместиться вся фамилия. С развалин башни они выпустили в небо голубей, которые сели в Урикау. На этом месте и был возведен замок. Это было примерно в 80-х гг. XIX в. Получилась настоящая крепость» [96 - Там же.].
   Таким образом, датируя галуан с башней XII – XV веками, составители акта госэкспертизы вольно или невольно слукавили, либо, как предположила моя Надежда, обнаружили культурный слой, относящийся к этому периоду, что не исключено, но маловероятно, потому как об этом они нигде не упоминают. А вот в трудах немца Вольдемара Богдановича Пфаффа (Waldemar Pfaff), которого историк Людвиг Чибиров называет «первым профессиональным этнографом-осетиноведом», поскольку тот не пытался черпать сведения из вторых рук либо делать «перепевы ранее опубликованного другими авторами» [97 - Чибиров Л. А. Вальдемар Пфаф – предшественник В. Ф. Миллера в научном осетиноведении // Известия СОИГСИ. Вып. 7 (46), 2012. – С. 88.], а всегда сам выезжал на место за сбором этнографического материала, такой посыл имеется.
   Так, изучая историю нашествия монголов под предводительством Батыя в 1235 году на Северный Кавказ и сопротивление им горных аланов, «Пфафф предполагает, что столица осетинского царства находилась в глубине Куртатинского ущелья, там, где расположены аулы Даллаг-кау, Ладзь и Цимити. Здесь он нашел признаки культурного поселения. Кроме того, Пфафф отмечает выгодное в стратегическом отношении положение этого места» [98 - Ванеев З. Н. Средневековая Алания. – Сталинир: Госиздат Юго-Осетии, 1959. – С. 177.]. Поэтому, как ни крути, а точку в этом вопросе ставить еще рано, в то время как нам, обычным туристам, остается лишь надеяться, что объект культурного наследия регионального значения «Замок (галуан) с башней Карацевых» после завершения ремонтно-восстановительных работ откроет свои двери и станет доступным для посетителей, а рядом когда-нибудь, быть может, поднимут из руин на радость потомкам и башню Козаевых.

Лац

   Всякий раз, вспоминая наши совместные поездки со Славиком, его рассказы, изобилующие уменьшительно-ласкательными словами и тонко определяющими суть вопроса выражениями, нам хочется сказать ему огромное спасибо, выражая свое уважение и благодарность за предоставленную возможность прикоснуться к истории тех мест, которые он спешил нам показать при малейшей оказии. Так вышло и с Лацом, куда, на самом деле, мы даже и не помышляли заглянуть, так как из Урикау направлялись совершенно в другую сторону, в то время как Славик, умиляясь картиной восстановления галуана Карацевых и одновременно ведя диалог с Надеждой о совете старейшин, внезапно предложил нам сделать маленькое отступление от намеченного им же маршрута. Для нас с Надеждой это было и полной неожиданностью, и высшим проявлением щедрости его души, и приятной возможностью побывать еще в одном месте Куртатинского ущелья. При этом нужно признать, что в Лац мы отправились наскоком, ради всего лишь одного объекта – легендарного ныхаса, хотя это древнее селение достойно отдельной экскурсии, а потому, повествуя о нем, надеюсь, нам будет позволительно выйти за рамки увиденного, дополнив свой рассказ оставшимися для нас «за кадром» деталями.
   Как в свое время точно подметила Прасковья Уварова, селение Лац расположено «над рекой, на высоких, крутых ее берегах; постройки все каменные, с высокими глухими стенами и множество башен. Крепко, безопасно сидели за ними, но, вероятно, иногда и жутко; и вот, просясь на свет, придвигаясь к теплу и солнцу, из-за этих стен выдвигаются, подвешиваются высоко над кручей и улицей легкие деревянные мингрельские балконы, придающие прелесть и свежесть без того дикой, суровой картине Кавказского галуана» [99 - Уварова П. С. Кавказ: Рача, Горийский уезд, Горы Осетии, Пшавия, Хевсуретия и Сванетия. Путевые заметки. Часть III. – М.: Типография общества распространения полезных книг, 1904. – С. 148.]. Добавим сюда: зажатую примыкающими домами единственную центральную улочку, названную в честь односельчанина, участника трех воин, генерал-майора Асламбека (Иосифа) Георгиевича Тебиева, по которой, цепляясь сеном за стены, ползет груженая повозка [100 - Фильм «Сюрприз» (1975), режиссеры Измаил Бурнацев и Батырбек Дзбоев.]; расходящиеся замысловатым узором проулки, стелящиеся с огибанием контуров древних построек, заброшенных зданий и новодела; да полуденный полумрак, рожденный лучами подслеповатого зимнего солнца, спешащего укрыть свое тело за вершинами гор.
   В центре селения, слева от центральной улицы, если ехать по направлению к Верхнему Фиагдону, есть небольшая площадь. Ее легко узнать по стоящей подле башне Комаевых, которую недавно отстроили заново, а также расположенному через дорогу дому с легким деревянным мингрельским балконом голубоватого цвета, который был не только упомянут в труде Уваровой, но и стал невольным актером, «сыграв» в нескольких фильмах. Дебют состоялся в 1975 году в короткометражной ленте «Сюрприз», снимавшейся в доме Тебиевых и запомнившейся зрителям фразой «Сейчас по-настоящему бабахнет!», которую выкрикнул озорной сын главного героя, после того как уже на самом деле, а не понарошку, поджег бикфордов шнур, а затем, в 1990 году, была «роль» рынка в фильме «Волшебная папаха», повествующем о трех разбойниках-абреках и местном жителе, решившем их проучить. Там же, на углу, приютилась разрушенная башня Хадиковых.
   В общем, заблудиться сложно, к тому же, если смотреть в сторону Цмити, будет еще один, установленный на огороженном участке, ориентир – памятный бюст Асламбека Тебиева, благодаря которому в 1907 году была открыта первая в истории Лаца церковноприходская школа, построенная на его личные сбережения. Рядом с этим памятником и находится искомый ныхас, чаще называемый с приставкой «нартский», поскольку «селение Лац считается родиной легендарных предков осетин – нартов, храбрых, умных и очень сильных богатырей» [101 - Агибалова В. В., Бероев Б. М. Туда, где парят орлы: Путеводитель по Северной Осетии. – Орджоникидзе: Северо-Осетинское книжное издательство, 1967. – С. 200.].

Даллагкау, в центре склепы Курта и Тага

Даллагкау, склепы и башня Мулуховых

Даллагкау, башни Бритаевых и Тезиевых

Горные массивы правобережья Фиагдона

Уаллагсых, башня Курта

Даллагкау, изгиб Фиагдона

Лошади

Даллагкау, башня Цаликовых

Склепы рядом с башней Цаликовых

Руины жилой застройки у башни Цаликовых

Дорога в небеса, у подножия Кариухоха

Склеп №4 и склепы у дома Мулуховых

Башня Курта (на горе) и башня Тезиевых (справа)

Очарование Куртатинского ущелья

Шоколадные склоны в белой глазури

Вид на поселок Верхний Фиагдон

Башенные комплексы Цмити

Даллагкау, со Славиком Будаевым

Цмити, сельский пейзаж

Декор со львом, башня Гаджиновых

Цмити, фамильная башня Гаджиновых

Декор с рыцарями, башня Гаджиновых

Дорога в Урикау

Башенные комплексы и склепы Цмити

Цмити у подножия Кариухоха

Сакральный объект на пути к Калгону (Халгону)

Детский уголок

Три дороги, три пути

Башни отселка Цмити

Радостное настроение

Туманные реки, горные склоны

Башни Цагараевых и Габисовых

В поисках истины, у башни Габисовых

Горный пейзаж

Заснеженный склон

Башня Габисовых

Башня Цагараевых

Бравый джигит

Туман на склоне Кариухоха

Урикау, галуан Карацевых

Урикау, галуан Карацевых, башни

Урикау, галуан Карацевых, жилая башня

Лац, бюст Асламбека Георгиевича Тебиева

Лац, башня галуана

Лац, развалины галуана

Дом с мингрельским балконом и башня Хадиковых

Лац, нартский ныхас

Лац, галуан, фрагмент каменной кладки

Лац, сельская улочка

Лац, кресло мудрого Урузмага

Лац, башня Комаевых (слева)

   Долина реки Фиагдон

   «Ныхас – это место общественных сборов и совещаний, своего рода осетинское вече, доступ куда имели только мужчины. Здесь умудренные опытом старики решали все важнейшие дела села, вершили суд и творили мир. Принятые на ныхасе решения были обязательны – ведь в старину жизнь горца не регламентировалась законом и основывалась на народном праве – „адате“» [102 - Кузнецов В. А. Путешествие в древний Иристон. – М.: Искусство, 1974. – С. 133.], в то время как «право сидеть на ныхасе зарабатывалось честно прожитыми годами, мудростью и седой бородой» [103 - Кусов Г. И. По Куртатинскому ущелью. – Орджоникидзе: Издательство «Ир», 1972. – С. 77.].
   Ныхас в Лаце представляет собой древнегреческий театр в миниатюре, что косвенно подтверждает народные предания о существовании на месте Лаца греческого города [104 - Там же. – С. 76.]: три ряда массивных камней-кресел для судей, а перед ними, чуть поодаль, вытянутым полукругом – «сидушки» призванных на судилище. Когда-то, по словам Славика, тут был и навес, защищающий ныхас от непогоды, «а рядом стоял огромный нартовский медный котел для пива. Котел утащили в двадцатых годах на утиль-сырье, навес одряхлел, остались только камни и они должны говорить» [105 - Кусов Г. И. Я хочу вам доверить тайну. – Владикавказ: РИО, 1992. – С. 161.]. «Сидения на ныхасе – камни в виде удобных кресел. Самое почетное и массивное кресло (в центре первого ряда. – Д.К.) принадлежало будто бы мудрому нарту Урузмагу. На спинке у кресла выбиты две выемки для локтей. Кресло нарта Сослана – из глыбы мрамора, расколотого пополам. Кресло, принадлежащее, по преданию, самому хитрому из нартов Сырдону, в длину 90 сантиметров, в ширину 50» [106 - Кусов Г. И. По Куртатинскому ущелью. – Орджоникидзе: Издательство «Ир», 1972. – С. 79.].
   В шаговой доступности от ныхаса некогда был и «вершитель судеб», так называемый чашечный камень, «уаиджи дур» или «„камень великанов“ с круглыми ямками на поверхности – следами прикосновения „пальцев нартов“» [107 - Агибалова В. В., Бероев Б. М. Туда, где парят орлы: Путеводитель по Северной Осетии. – Орджоникидзе: Северо-Осетинское книжное издательство, 1967. – С. 200.], либо, говоря простым языком, «большая плоская плита с множеством выбитых на ее поверхности углублений в виде лунок или чашечек» [108 - Кузнецов В. А. Путешествие в древний Иристон. – М.: Искусство, 1974. – С. 132.]. По словам Созрыко Цагараева из Хидикуса, камень «в 20-х годах перенесли метров на 30 от ныхаса» [109 - Кусов Г. И. Я хочу вам доверить тайну. – Владикавказ: РИО, 1992. – С. 167.], возложив на валуны фамильных башен Тебиевых и Дулаевых, там он, говорят, и по сей день.
   Виновных судили просто. «Обвиняемый брал в руки шарик, скатанный из крутого теста, и бросал на усеянную ячейками поверхность камня. <…> Каждая ячейка, по мнению Созрыко, обозначала разные виды наказания – изгнание из аула (очень позорное наказание), сбрасывание со скалы, побитие камнями, плаху, кинжал… Но у обвиняемого была надежда спасти жизнь: если шарик попадал в особую ячейку, суд заканчивался оправданием и пиром за его счет» [110 - Кусов Г. Камень с Большой Медведицы // Вокруг света. – 1989. №5. – С. 52.].
   В то же время «камень великанов» предки осетин могли использовать и для игры в кори. «Деревянный шарик катали по ячеистой поверхности камня, и тот, кто чаще всех попадал в лунки, выходил победителем. В кори, уверял Созрыко, играли азартно: на барана, на бычка… Если деревянный шарик, хранившийся, по поверью, в сельском святилище Хуцау дзуар – Храме всевышнего, попадал в самую большую ямку, весь аул устраивал большой пир-куывд» [111 - Там же. – С. 53.]. «Позже, по словам Созрыко, игра приняла несколько иной вид: наподобие русской лапты. Деревянный мяч стали бить палкой, в чей двор закатится – тот и становился виновником торжества» [112 - Кусов Г. И. Я хочу вам доверить тайну. – Владикавказ: РИО, 1992. – С. 169.].
   Между тем Генри Кусову однажды утром посчастливилось сфотографировать «уаиджи дур» с заполненными водой лунками, а когда снимок был готов, то оказалось, что на камне явно виден контур созвездия Большой Медведицы. Однако последующие попытки разгадать тайну камня успехом не увенчались. «Мы обливали его водой и наблюдали за лунками утром, в полдень и к вечеру. Вода из речки не сверкала, зато к утру накопившаяся за ночь роса каждый раз „зажигала“ звезды Большой Медведицы. Но к продолжению чтения каменной карты звездного неба мы были явно не подготовлены» [113 - Кусов Г. Камень с Большой Медведицы // Вокруг света. – 1989. №5. – С. 53.].
   К малоизвестным древним объектам можно отнести и пять каменных столбов, некогда стоящих на расстоянии 30—40 метров к северу, западу, востоку и югу от Лаца. «Их называют „Нарты цырт“ – памятники нартов. Цырты без всяких украшений. Это простые каменные глыбы, четыре из них сланцевые и только одна из белого кальцита. <…> По преданию, легендарные нарты установили пограничные столбы в назидание великанам-уаигам» [114 - Кусов Г. И. По Куртатинскому ущелью. – Орджоникидзе: Издательство «Ир», 1972. – С. 83.]. А случилось это после того, как молодой и гордый великан-уаиг Алаф, живший в пещере у горы (Кариу-хох), повадился, несмотря на запрет своего отца, кривого уаига Афсарона, приходить в нартское селение на поле Зилахар, где местная молодежь устраивала хоровой танец, симд.
   «В середину круга вошел заносчивый Алаф. С насмешкой смотрит он на пляшущих. Кто придется ему по сердцу, того выхватывает он из круга и пляшет с ним. <…> Так пляшет, что кому руку поломает, кому плечо вывихнет, кому бока помнет. Стонет от него нартская молодежь. Но ничего не может с ним поделать – силен сын кривого уаига» [115 - Осетинские нартские сказания. – Дзауджикау: ГИ Северо-Осетинской АССР, 1948. – С. 271.]. И так еще долго продолжалось, пока Алаф в паре с нартом Батрадзом не оказался, который ему все его деяния сторицей вернул: и руку в кровавую кашу смял, и ногу в танце отдавил, и в бок толкнул, ребра сломал. Домой отпустил, только когда симб закончился. «С тех пор будто бы и поставили нарты за селом пограничные столбы, за которые одноглазые великаны не имели права заходить» [116 - Кусов Г. И. По Куртатинскому ущелью. – Орджоникидзе: Издательство «Ир», 1972. – С. 83.].
   Сланцевый нартский цырт, единственный из оставшихся, можно увидеть сегодня возле святилища «Лацы Уастырджи», расположенного над селом на небольшой возвышенности, все остальные исчезли после дачного бума, начавшегося в 90-х годах прошлого столетия.
   Еще одно святилище, «Хуыцауы дзуар», находится на выезде из села, если смотреть в направлении Хидикуса. Святилище состоит из нескольких построек: небольшой древней часовни и церкви XIX века. Рассказывая о святилище, житель селения Лац Казбек Дулаев вспоминает, что, когда он был маленьким, «тогда мы молились там, и предки молились там. Рассказывали, что с небес упала цепь, ударила молния, и там же сделали святилище. Сейчас на территории святилища растут два дерева – две березы. А чтобы береза выросла такой большой, нужно, наверное, чтобы прошло 1000 лет. Вы можете и сами посмотреть на это, вероятно, это очень старое святилище». А затем, задумавшись, добавляет, что во всем Куртатинском ущелье только в их селении «молятся и поклоняются семи святилищам, семи дзуарам. Во время праздника, после молитвы Богу, Покровителю мужчин и путников, в третий тост просим: „Авд дзуары! Хвала Вам! Просим вашей милости!“ Здесь вокруг нас расположены наши святилища. Сегодня мы им молимся так же, как и когда-то наши предки» [117 - История в кадре. Архитектурный комплекс Лац // IRYSTON.TV: НТК «Осетия-Ирыстон». 2021. 2 октября.].
   На этом экскурс в историю Куртатинского ущелья был завершен, впереди был выезд из селения в сторону Верхнего Фиагдона со спуском по крутому склону в некогда, по словам Прасковьи Уваровой, пустынное и мрачное, а ныне застраиваемое ущелье притока Фиагдона, Аксаудон, которое замыкается «урочищем дьявола» [118 - Уварова П. С. Кавказ: Рача, Горийский уезд, Горы Осетии, Пшавия, Хевсуретия и Сванетия. Путевые заметки. Часть III. – М.: Типография общества распространения полезных книг, 1904. – С. 148.]. А затем, минуя лежащее в руинах селение Уаллагсых, где жили родоначальники куртатинцев и тагаурцев, братья Куртат и Тагаур, описанное нами ранее, мы устремились к Какадурскому перевалу, чтобы перебраться в Даргавскую котловину и выйти к Мидаграбинским водопадам.

Даргавская котловина

Говоря о направлении нашего движения, многие, наверное, сказали бы, что мы отправились в Тагаурию, как обобщенно принято называть ту территорию, которую исторически занимало Тагаурское общество. И они, безусловно, были бы правы, как, впрочем, и мы, ибо весь наш последующий маршрут пролегал сугубо в рамках бассейна реки Гизельдон, которая, являясь частью Тагаурии [119 - Бзаров Р. С. Три осетинских общества в середине XIX века. – Орджоникидзе: Ир, 1988. – С. 56.], с одной стороны, ограничивается Кобанским ущельем, образуя Даргавскую котловину, расположенную между Скалистым и Боковым хребтами Казбекско-Джимарайского горного массива, а с другой – берет свое начало с ледника Мидаграбин, поэтому верхнюю часть реки «часто называют Мидаграбиндон. Еще ее называют Штридон» [120 - Тавасиев Р. А. Уникальная Даргавская котловина (Центральный Кавказ) // Вестник Владикавказского научного центра РАН. – Владикавказ, 2022. Том 22. №3. – С. 42.].

Ламардон

   Но это все так, в качестве лирического отступления с научным уклоном, в то время как мы, миновав Какадурский перевал и поддавшись очередному заманчивому предложению Славика, ушли с основной трассы, весьма скользкой и к тому же довольно «многолюдной» для этого времени года, взбираясь по старой дороге в направлении к Ламардону. Но до селения не добрались, уйдя по козьему «серпантину» практически в обратную сторону и еще выше, в горы, чтобы там, с высоты птичьего полета, перевести дух и обозреть окрестности с видом на Даргавс и долину реки Гизельдон, наслаждаясь обществом диких лошадей.
   Где-то в этих же местах, на горе Тбау, находится «святилище Тбау-Уацилла в честь святого Ильи. В мифологии осетин, Уацилла – бог-громовержец, покровитель хлебных злаков и урожая» [121 - Тменова Дз. Г. Легенды о святых местах осетин. – Владикавказ: ИПП им. В. А. Гассиева, 2008. – С. 15.]. По легенде, в Хуссар Ламардоне жил мальчик из фамилии Гуццевых, которого однажды похитили кабардинцы, увезли с собой и заставили пасти свой скот, пока мальчика не спас орел, который вернул его в родные края и дал овечку, наказав, что, когда у овечки появится ягненок, мальчик должен будет пожертвовать ее орлу и прийти «сюда помолиться, и так в последующие годы.Орел расправил крылья и улетел, а Гуццевы с тех пор молятся и называют святилище Тбау-Уацилла или найфат Гуццевых. А праздник бывает в июне месяце каждого года» [122 - Там же.], перед началом сенокоса.
   «В этот день в каждом доме приносили в жертву барана и устраивали у самой священной горы большой общественный пир (куывд), на котором присутствовали и женщины. <…> Во всем этом самое активное участие принимал дзуарылаг (жрец), совершавший здесь ряд магических действий, связанных с земледелием. Так, прежде чем „явиться перед святым“, он три дня омывался в молоке, затем облачался в белое одеяние и, взяв посуду с пивом, отправлялся к святилищу, расположенному, как говорилось, на горе в пещере. Здесь он переливал пиво в священную чашу и ставил ее на ночь на горе. По мнению горцев, в эту ночь Уацилла спускался с неба и опрокидывал чашу. <…> Если кубок с пивом, стоящий на жертвеннике, переливался через край, это значит, хороший урожай, покой, единение и счастливые времена, в противном случае – голод, война и несчастье» [123 - Калоев Б. А. Осетины: Историко-этнографическое исследование. – М.: Наука, 2004. – С. 352—353.].
   А вот так описывает восхождение жреца к святилищу писатель и этнограф Владимир Яковлевич Икскуль: «Он держит в правой руке березовый шест, в это же утро принесенный им из священной рощи. На острие его насажена голова барана со шкурой, висящей при ней. В левой руке… кружка пива и три пирога с сыром, завязанные в платок. Медленной походкой поднимается старец по крутой горе. Он один имеет право ступить на святую вершину, и только раз в год, чтобы принять от бога откровение» [124 - Икскуль В. Я. Кавказские повести. – Цхинвали: Книжный сектор Юго-Осетинского издательства, 1966. – С. 162.]. По словам Бориса Калоева, «дзуарылаг Тбау-Уацилла почти всегда назначался из жителей селения Цагат Ламардон и должность его передавалась по наследству» [125 - Калоев Б. А. Осетины: Историко-этнографическое исследование. – М.: Наука, 2004. – С. 377.].
   Праздник отмечают шесть дней: начинают в воскресенье, а заканчивают в пятницу. «Вторник считался днем фамильных дзуаров. Каждая фамилия из расположенных в ущелье аулов Верхнего и Нижнего Ламардона, Даргавса, Какадура и Джимары – наследственно владеет местом за селом, на котором отмечается этот день. „Для этого пекутся в каждом доме треугольные пироги с сыром, символизирующие для него христианство, жарятся на деревянных вертелах передние левые ножки (барана), пять отрезанных вместе с ними ребер и почки зарезанных накануне баранов“. В дзуары собираются только мужчины фамилии. <…> Старший член рода торжественно берет в левую руку треугольный пирог и обгорелое древко с шашлыком, и читает, обращаясь к вершине Тбау-Уацилла, молитву» [126 - Гутнов Ф. Х. Века и люди: из истории осетинских сел и фамилий. – Владикавказ: Ир, 2004. Вып.2. – С. 51—52.].
   Сегодня у подножия горы Тбау находится «до полутора десятков святилищ, сооруженных в честь св. Ильи (Тбау-Уацилла-дзуар)» [127 - Тменов В. Х. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной Осетии. – Орджоникидзе: Ир, 1984. – С. 45.], некоторые из которых, возможно, мы как раз и видели издали: выложенные из каменных блоков стены и крытая шифером, а то и жестью, крыша. Только в них мы не заглядывали. И правильно сделали. По словам местного жителя Ахсара Дзуцева, «у каждого святилища есть свое время, когда надо ходить» [128 - Ламардон. Вокзал для двоих // IRYSTON.TV: НТК «Осетия-Ирыстон». 2021. 24 августа.], в другие дни там появляться не следует.
   Стоит также отметить, что изначально селений с названием «Ламардон» было два: Цæгат (Цагат) Ламардон или Северный Ламардон и Хуссар Ламардон или Южный Ламардон, но, какой из них «Северный», а какой «Южный», а уж тем более, где «Нижний», а где «Верхний», определить очень сложно. А все потому, что «горцы по-своему трактовали в старину некоторые вопросы географии. Реки у них не имели единого названия, а зачастую носили наименования аулов, возле которых протекали, с добавлением общего слова „дон“ (вода) (кстати, так многие до сих пор и делают. – Д.К.). <…> Имелось своеобразие и в разделении аулов на „Верхний“ и „Нижний“. Здесь роль играло не расположение по течению горной реки, а общая высота поселения, таким образом, первый аул ущелья назывался верхним, а последний, стоящий нередко у перевала, считался нижним. Свое понятие у горцев имелось и в определении сторон света. Южным называлось поселение, более освещенное солнечными лучами» [129 - Кусов Г. И. Я хочу вам доверить тайну. – Владикавказ: РИО, 1992. – С. 21—22.].
   Между тем в названии селения, по мнению доктора филологических наук Анастасии Дзаболаевны Цагаевой, имеется сращивание ингушского «лоамаро» и чеченского «ламаро», которые переводятся как «горец», с осетинским суффиксом вместилища «дон», что вместе означает «Место горцев» или «Место поселения горцев» [130 - Цагаева А. Дз. Топонимия Северной Осетии. Часть 1. – Орджоникидзе: Книжная типография Управления по печати при Совете Министров СО АССР, 1971. – С. 132.], в то время как народная молва отсылает к «лæмаргæ дон», что переводится как «сцеживаемая вода». Это «объясняют тем, что в Хуссар Ламардоне действительно мало воды. Здесь люди пользуются маленьким ручейком, вытекающим из родника на высоких горных склонах над Ламардоном» [131 - Цагаева А. Дз. Топонимия Северной Осетии. Часть II. – Орджоникидзе: «Ир», 1975. – С. 56.]. Этот небольшой родник называют «Чъирийаг æхсæн» или «Место, где промывали зерно для пирогов», он протекает у западной окраины села [132 - Там же. – С. 17.]. «Других рек в окрестностях поселения нет. Но ведь более ранее поселение Цæгат Ламардон богато водой и это название ему никак не подходит» [133 - Там же. – С. 56.].
   В наше время в Цагат Ламардоне уже никто не живет, там остались лишь руины жилых строений, полуразрушенная башня Дзебоевых да небольшой склеповый могильник, а вот в селении Хуссар Ламардон сохранились «две боевые башни (Карсановых и Дзуцевых) и один ганах (Дауровых). Известно нам по народным преданиям и имя строителя жилой башни, он же ее владелец – Абай Дауров» [134 - Тменов В. Х. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной Осетии. – Орджоникидзе: Ир, 1984. – С. 45.]. По другим данным, на южной окраине селения находится замок Гутцаевых, который, официально являясь памятником регионального значения, своим описанием очень напоминает башню Дзуцевых. Так или иначе, но сегодня это, пожалуй, единственный ориентир, великолепно видимый издали, который мы с удовольствием запечатлели на память на обратном пути, так и не заезжая в сам Ламардон, теперь уже с твердым намерением отправиться к Мидаграбинским водопадам.

Мидаграбины

   В зимний период дорога к Мидаграбинским водопадам сложна и полна неожиданностей: дорожное полотно, скованное зимним холодом, кажется сухим и ровным, но это опасное заблуждение, потому как под колесами сплошной лед. Стоит немного притормозить или выйти наружу, как вы это сразу почувствуете. То же самое и с острыми краями камней, являющихся частой причиной пореза шин на горной дороге, вроде бы они и надежно скрыты под ледяным панцирем, но отколовшийся кусок льда таит не меньшую опасность. Плюс снежный покров, под которым даже при наличии колеи может находиться все что угодно.
   Побывавший в здешних местах в конце XIX века русский ученый и исследователь Кавказа Николай Яковлевич Динник, вспоминая эту дорогу, пишет: «На протяжении первых приблизительно верст 4 (Динник шел из Джимары. – Д.К.) по самому дну долины здесь идет очень хорошая дорога, и местность по обеим сторонам ее… почти лишена камня, дальше же она сильно изменяется и становится до крайности каменистой; наконец на протяжении последних верст двух дорога теряется совершенно. Здесь все дно долины загромождено грудами каменных обломков, частью принесенных водою, частью же свалившихся с соседних гор. Ехать тут уже было невозможно и надо было продолжать путь пешком; впрочем, и идти оказалось страшно скверно; за то окружающие долину горы с каждым шагом становились все красивее и красивее» [135 - Динник Н. Я. Путешествие по западной Осетии // Записки Кавказского отдела Императорского Русского Географического Общества. Кн. 15. – Тифлис: Тип. К. П. Козловского, Либермана и Мартиросианца, 1893. – С. 76—77.].
   С тех пор особо ничего не изменилось, разве что разбегающееся лоскутными рукавами русло ворчливого Мидаграбиндона образовало несколько маленьких озер, одно из которых, расположенное возле арт-объекта «Скифский акинак», является излюбленным местом отдыха туристов, но в зимнюю пору оно сковано льдом, а потому их тут мало, да и не каждый зимой с дороги к нему свернуть решится. На подступах к водопадам также еще горячий источник есть, из-под земли бьет, образуя в зимнее время диковинное зрелище – ледяное, сверкающее на солнце, нагромождение, похожее на айсберг, с дымящейся, как у вулкана, верхушкой. Одно неудобство – среди приезжающих много любителей покрасоваться перед публикой. Они взбираются на заледенелые склоны, выбивая мыском ботинка удобную площадку, чтобы ради единственного мгновения запечатлеть себя для истории, а то, что после таких действ вместо цельной картины, трепетно созданной матушкой-природой, остается ледяное крошево и грязные разводы ударов, никого из них не волнует…
   «Истоки реки Мидаграбиндон находятся в 7 км от Джимары. Здесь ущелье имеет вид грандиозного амфитеатра с отвесными гранитными склонами, с которых спускаются красивые серебристо-белые водопады, высотой 120—150 м. Выше водопадов, на поверхности Казбекско-Джимарайского массива лежит обширное фирновое поле (поле слежавшегося многолетнего снега. – Д.К.) Мидаграбинское, рождающее все эти водопады, от слияния которых образуется Мидаграбиндон» [136 - Агибалова В. В., Бероев Б. М. Туда, где парят орлы: Путеводитель по Северной Осетии. – Орджоникидзе: Северо-Осетинское книжное издательство, 1967. – С. 175.]. В летний день «мельчайшие брызги гигантского „пульверизатора“ наполняют воздух прохладой и водяной пылью. В капельках воды сияет радуга. Струи, кипящие белой пеной, падают вниз по узкому ущелью, образуя каскад водопадов» [137 - Попов К. П. Памятники природы Северной Осетии. – Владикавказ: Ир, 1994. – С. 89.]. «Один из них, водопад Зейгалан (падающая лавина) – один из самых высоких в Европе и самый высокий в России! По измерениям Эдуарда Манукянца, сделанным при помощи дрона в 2016 г., его высота 648 м» [138 - Тавасиев Р. А. Уникальная Даргавская котловина (Центральный Кавказ) // Вестник Владикавказского научного центра РАН. – Владикавказ, 2022. Том 22. №3. – С. 50.], хотя, по мнению ученых Валентины Васильевны Агибаловой и Владимира Львовича Виленкина, она всего лишь 225—230 м [139 - Агибалова В. В., Виленкин В. Л. Среди вечных снегов и ледников. – Орджоникидзе: «Ир», 1973. – С. 103.].
   Ответ на возникающий вопрос «почему?» лежит на поверхности. Все очень просто. Основная проблема, как видится Генри Кусову, в том, что никто не разобрался в режиме работы водопадов. «Одни водопады набирают мощь ранней весной, другие – во время ливней, другие – когда в долину заглянет солнце, другие действуют круглый год» [140 - Фильм «Мидаграбинские водопады» (1996), режиссер Генри Кусов.]. Вот и получается, что в разное время высота водопада может быть разной, так что каждый из них прав по-своему. Но зимой природа спит, замерли и скованные ледяными оковами реки, а вместе с ними всполохами застывшей ледяной лавы зависли на склонах гор замерзшие на лету потоки воды. Хотя, поговаривают, водопады все же есть, но мы сами их не видели, а потому утверждать не беремся.
   В ущелье было слишком скользко, холодно и мрачно, да и день уже клонился к закату, нужно было спешить. Потоптавшись немного для приличия, мы повернули обратно, теперь уже в Даргавс, но прежде в семейное кафе Кулиевых заглянули, что на выезде из Фазикау находится. Радушная хозяйка Жанна от души накормила нас вкусной горячей лывжой (супом с курицей) и обалденным домашним сыром, ради которого истинные ценители, по словам Славика, приезжают даже с Владикавказа. Теперь в их рядах и мы, хотя у нас был всего лишь скромный перекус, но все оказалось таким свежим и вкусным, что мы еще долго и хозяйку, и ее сыр добрым словом вспоминали.

Даргавс

   К тому времени, когда мы закончили обедать, на улице заметно стемнело, хотя на часах было около четырех, слишком рано для заката. Но лишь только показались густые клубы дыма, ватными комьями скатывающиеся по склонам Тбау, как все встало на свои места: где-то там бушевал пожар, то ли что-то сильно горело, заволакивая округу серой пеленой. Только над Даргавсом едва заметным блеклым пятном мерцало солнце, пока мы по старой дороге вдоль левого берега Гизельдона пробирались. Славик хотел нам долину реки во всей красе показать, а заодно сам маршрут проверить, но вместо этого пришлось окна плотнее закрывать да через смоговый занавес прорываться. Так до «Города мертвых» в темноте и тащились, пока просвет возле моста не появился, там на трассу вышли и в центр села направились, куда прошлым летом заглянуть не успели, ограничившись видами с окраины.
   Как ни странно, но наибольшую известность Даргавс получил благодаря своим склеповым могильникам, исследованием и описанием которых занималось не одно поколение ученых, а вот башенные комплексы селения, в большинстве своем лежащие ныне в руинах, как-то незаслуженно обошли стороной. Конечно, можно возразить, указав на работы Виталия Тменова или Феликса Гутнова, но кто-нибудь хоть раз пытался по ним привязаться к местности? Поверьте, вы будете сильно удивлены. В связи с этим хорошим подспорьем может стать план расположения оборонительных, жилых и культовых сооружений Даргавса [141 - Приложение №5 к Акту государственной историко-культурной экспертизы для обоснования принятия решения о включении в единый государственный реестр объектов культурного наследия…, расположенных по адресу: Республика Северная Осетия-Алания, Пригородный район, с. Даргавс, от 22 мая 2017 г. / ООО «Акцент». – С. Петербург, 2017.], находящийся в открытом доступе на сайте Комитета по охране и использованию объектов культурного наследия Республики Северная Осетия-Алания. Даже фотографии имеются, однако объектов культурного наследия, ранее включенных в единый госреестр, например, той же башни Мамсуровых, там нет. Кроме того, с самим госреестром есть ряд разночтений, что в итоге лишь осложняет получение целостной картины. Но это все сугубо в качестве информации к размышлению, как говорится, мысли вслух.
   Мы же отправились в Даргавс только ради масыга или боевой башни Мамсуровых, которая расположена на одноименной улице в центре селения на левом обрывистом берегу реки Уаллагдон. Правда, в названии улицы перед фамилией есть еще буква имени – «Х», но идет ли речь о знаменитом Хаджи-Умаре Джиоровиче, герое Советского Союза, основателе спецназа ГРУ и прототипе героя романа Эрнеста Хемингуэя «По ком звонит колокол», или о ком-то другом – сказать сложно. Что же касается самой башни, то она датируется XV – XVIII веками, является единственной восстановленной на территории Даргавса, а потому, быть может, и относится к памятникам культурного наследия регионального значения, в то время как все остальное, лежащее в округе в руинах, имеет федеральный статус. Башня считается общедоступной, при желании и наличии навыков скалолазания можно даже на нее взобраться, карабкаясь по надежно укрепленной железной лестнице и ныряя в арку входа, расположенную метрах в четырех от земли. А дальше, как повезет. В зимней одежде точно сложно будет, мы не решились, так как внутренняя лестница, ведущая на крышу, по мере подъема сужается, при этом высота ограждения не меняется. Так что тут на любителя. Мне в свое время аналогичного подъема на минарет в Хургаде (Египет) с лихвой хватило, хотя впечатлений через край, даже спустя годы. В общем, дерзайте.
   Во всем остальном лучше опираться на известные факты. Башня Мамсуровых «имеет прямоугольную в плане форму (4,65x4,80 м) и отличается высоким качеством каменной кладки, скрепленной известковым раствором. Арочный входной проем восточной стены отстоит на 3,8 м от земли (Гутнов считает, что арочный вход находился на высоте 2 м. – Д.К.). <…> Перекрытие 1-го яруса сводчатое, купольной формы, хорошо прослеживаются крестообразно расположенные гурты свода, имеется прямоугольное отверстие-лаз, ведущее на 2-й ярус. <…> В стенах башни сделаны смотровые щели, бойницы, машикули. <…> Верхняя часть сооружения снабжена 4 зубцами, расположенными по углам. Высота башни – 14,75 м, высота 1-го яруса – 4,27 м, толщина стен – 0,75 м» [142 - Тменов В. Х. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной Осетии. – Орджоникидзе: Ир, 1984. – С. 29.].
   В то же время, согласно Прасковье Уваровой, у семейства Мамсуровых было две таких башни. И находились они на территории значительного галуана. «Башни эти легче, лучше сложены, материал обтесан и скреплен цементом, наверху сохранился зубчатый парапет и слуховые окна для защиты; нижняя стрельчатая дверь расположена в двух саженях от земли; внутри башен сохранились своды в среднем помещении, спуски в нижние кладовые или темницы и проход в верхнее помещение» [143 - Уварова П. С. Кавказ: Рача, Горийский уезд, Горы Осетии, Пшавия, Хевсуретия и Сванетия. Путевые заметки. Часть III. – М.: Типография общества распространения полезных книг, 1904. – С. 140—141.]. И тут же добавляет, но уже в отношении другой башни, что «прямо перед нами, почти перпендикулярно к реке, высится старый утес, с которого только в прошлом году сняли разрушающуюся башню семьи Кануковых». Иными словами, снесли в начале XX века. Кроме того, согласно народному преданию, алдару (феодалу) Канукову было нанесено публичное оскорбление, вследствие чего вся его фамилия «вынуждена была оставить Даргавс и выселиться в Кобан, где они построили родовую башню» [144 - Теплицкий И. З., Цагаев Н. Д. Памятники материальной культуры Северной Осетии. – Орджоникидзе: Северо-Осетинское книжное издание, 1963. – С. 23.]. Тем не менее в госреестре есть запись о башне Кануковых-Бадтиевых, датируемой XVI – XIX веками. Забавная, однако, метаморфоза истории, но, так или иначе, «все эти башни, все эти твердыни, грозные и заметные… невольно напоминают нам, что название „Даргавс“ значит „привратник“, привратник и защитник ущелья, где сидели Тагаурцы, где основался их родоначальник Тагаур после размолвки с братом» [145 - Уварова П. С. Кавказ: Рача, Горийский уезд, Горы Осетии, Пшавия, Хевсуретия и Сванетия. Путевые заметки. Часть III. – М.: Типография общества распространения полезных книг, 1904. – С. 141.].
   Еще один интересный объект, заставивший меня провести целое расследование, чтобы его идентифицировать, находится на правом берегу Уаллагдона на пересечении улиц Х. Мамсурова и братьев Дзебоевых, о которых известно лишь то, что их было пятеро, они были сыновьями Касполата Дзебоева из Даргавса и все пали смертью храбрых в 1942 году [146 - Пять братьев Дзебоевых // OSSETIANS.COM: Сайт об Осетии-Алании. 2023.]. На заброшенном участке в окружении невысокой каменной стены возвышается частично разрушенная башня. Информацию о ней мне удалось найти лишь в госреестре. Там же есть и ориентир, привязанный к карте, а вот фото, на мой взгляд, действительности не соответствует. Тем не менее, согласно найденной записи, данная башня является частью укрепленного двора (галуана), входящего в состав объекта культурного наследия федерального значения «Сторожевая башня Дзибиловых и остатки укрепленного двора (галуана). Оборонительное сооружение Дегоевых» [147 - Даргавс. Остатки укрепленного двора (галуана). Номер в реестре: 151410362230026 // OPENDATA.MKRF.RU: открытые данные Минкультуры России. 2021. 23 декабря.]. Насколько верны данные сведения, судить сложно, поскольку есть ряд разночтений с описанием у Гутнова и Тменова, которые, к примеру, башню Дзибиловых именуют как «Джибиловых», но это все же вопрос больше к специалистам, а не к нашему повествованию.

Дикие лошади, у подножия Тбаухоха

Разговор о главном

Вид на Ламардон, реку Гизельдон и Даргавс

На сносях

А че вы тут делаете?

Ламардон, фамильная башня

Святилище у подножия Тбаухоха (справа)

Ледяные склоны горячего источника

Ламардонский бычок

Дорога на Фазикау

Левобережье Мидаграбиндона

Дорога к скованному льдом озеру

Нити замерзших водопадов

Мрачные краски ущелья Мидаграбиндона

Славик у минерального источника

Горы, где рождаются Мидаграбинские водопады

Застывшее русло водопада

Скользкий участок

Фазикау, кафе Кулиевых, нартские богатыри

Зеркальная гладь Мидаграбиндона

Даргавс, башня Мамсуровых

Даргавс, сельский пейзаж

Лошадь за околицей

Даргавс, улица Х. Мамсурова

Даргавс, остатки укрепленного двора (галуана)

Паспортный контроль

Снег начнется, художник Александр Демкин

Кахтысар, вид на Кобанское ущелье

Арт-объект «Колесо Балсага»

Нарратив, художник Андрей Калугин

Колокольчики, художник Nomad

Осетино-аланские мотивы, художник Миша Верт

Пожелание хорошей дороги на осетинском

Аисты, художник Илья Ис

Дорога в Даргавском ущелье

Кахтысар, лента серпантина

Хуссар Хинцаг

   В Даргавской котловине, на подступах к Кобанскому ущелью, некогда находилось два селения Хинцаг (Хынцаг): Хуссар Хинцаг (Южный Хинцаг) и Цагат Хинцаг (Северный Хинцаг), ныне покинутые жителями. Как пишет Анастасия Цагаева, «старожилы с. Даргавс утверждают, что даргавсцы не разрешали людям поселяться в тех местах, где были расположены с. Хинцаг. И, наконец, разрешили им поселиться с условием, чтобы они славно угощали всех путников, следовавших из с. Даргавс в с. Кобан и обратно. Б. А. Алборов также выводит название Хынцаг из глагольных форм хынцгæ, нымайгæ „угощающий“, „почитающий“», проводя параллели с южноосетинской фамилией Хынцæговæ [148 - Цагаева А. Дз. Топонимия Северной Осетии. Часть II. – Орджоникидзе: «Ир», 1975. – С. 57.].
   Из сохранившихся памятников архитектуры, которые в тот день с дороги, к сожалению, не были видны, наибольший интерес представляют склепы и башни, особенно одна из них, прилепленная подобно кокону в огромной, похожей на расщелину, пещере, называемой местными жителями «Туджин-лагат» или «Пещера кровника» [149 - Кусов Г. И. Я хочу вам доверить тайну. – Владикавказ: РИО, 1992. – С. 19.], тем самым указывая на принадлежность башни некоему кровнику. Башня окутана множеством легенд, но все они в той или иной интерпретации сводятся к одному и тому же: кровника в конце убивает либо человек в медвежьей шкуре, либо медведь [150 - Там же. – С. 20.].
   Так, по рассказу Славика, скрывающийся в пещере неуловимый конокрад за годы своего пребывания в этих местах так слился с природой, что его стала подпускать к себе даже медведица, этим-то и воспользовался его кровный враг, убив хозяйку леса и нацепив на себя ее шкуру. Когда подвох вскрылся, шанса остаться в живых у конокрада уже не было. По версии Анастасии Цагаевой, преследователь «оделся в шкуру медведя и медленно, на четвереньках побрел по склону горы. С высокой крепости увидел кровник „медведя“, не выдержал и вышел на охоту» [151 - Цагаева А. Дз. Топонимия Северной Осетии. Часть II. – Орджоникидзе: «Ир», 1975. – С. 11.], но был сражен «косолапым». Другие уверяют, что тот полз в шкуре медведя, привязав ружье к животу, поскольку укрывшийся в неприступной башне кровник «убивал всех, кто пытался приблизиться к нему» [152 - Агибалова В. В., Бероев Б. М. Туда, где парят орлы: Путеводитель по Северной Осетии. – Орджоникидзе: Северо-Осетинское книжное издательство, 1967. – С. 174.].
   Существует и такой вариант, когда победителем стал скрывавшийся в башне кровник, который не только умудрился истребить всех мужчин сильной фамилии, преследовавшей его, но и, убив последнего, приблизившегося к нему в шкуре медведя, оплакал его, объяснив жителям села сей странный поступок по отношению к врагу лишь тем, что «в их фамилии не осталось ни одного мужчины, кто бы мог преследовать и убить» его, в то время как его руки были «обагрены их кровью» [153 - Кусов Г. И. Я хочу вам доверить тайну. – Владикавказ: РИО, 1992. – С. 20.].
   Тем не менее, по убеждению Генри Кусова, подобные рассказы неправдоподобны, поскольку возведение башни во все времена было затратным и трудоемким занятием, без помощников было бы не справиться, а уж тем более построить ее «у такого оживленного пути, каким являлась дорога из аулов Даргавского ущелья на плоскость». В этой связи он предполагает, что кровник вселился в готовую башню, которая была оставлена ее хозяином, «а людская молва, как это нередко случается, дорисовала некоторые детали, в том числе и строительство башни» [154 - Там же.].
   Косвенным подтверждением этого является описание башни, согласно которому она «представляет собой тщательно выложенную из небольших камней стену, перегораживающую вход в пещеру горы Урс-хох. Максимальная высота стены, частично разрушенной, достигала 9,00 м. <…> Верхняя часть сооружения сложена в виде небольшой полукруглой башенки, примыкающей к северной стене пещеры. Любопытно, что внутри стена окрашена в розовый цвет, а снаружи покрыта светло-желтой (охристой) краской. Связывающий кладку раствор известковый. Толщина стены – 0,60 м в среднем. По Л. П. Семенову, так называемая „башня кровника“ принадлежала фамилии Мирзоевых» [155 - Тменов В. Х. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной Осетии. – Орджоникидзе: Ир, 1984. – С. 49.], которая так же, как и род-топоним названия самого селения, могла быть из Южной Осетии, поскольку, согласно Феликсу Гутнову [156 - Гутнов Ф. Х. Заметки по истории населенных пунктов Северной Осетии // DARIAL-ONLINE.RU: Дарьял. №5. 2014.], перебралась в здешние края, в селение Гизель, после присоединения Осетии к России вслед за Дударовыми, являющимися, по одной из версий, выходцами из тех же мест [157 - Дударовы // OSS.KIRIMITI.RU: энциклопедия фамильных преданий Осетии. 2023.].

Кахтысар

   «В полутора километрах к северу от покинутого Хуссар-Хинцага ущелье (Даргавское. – Д.К.) сужается, образуя узкий каньон. Теснина его завалена громадными кусками скал и массой камней, накопившимися в этом узком месте благодаря тысячелетней ледниковой деятельности» [158 - Кузнецов В. А. Путешествие в древний Иристон. – М.: Искусство, 1974. – С. 116.]. Эта северная часть Даргавской котловины, так называемый Пуртский завал, образовалась в результате обрушения «известняковых массивов правого и левого берега древнего ущелья» [159 - Тавасиев Р. А. Уникальная Даргавская котловина (Центральный Кавказ) // Вестник Владикавказского научного центра РАН. – Владикавказ, 2022. Том 22. №3. – С. 44.], которое, перегородив русло прежней реки, сдвинуло его резко вниз, сотворив своеобразный барьер-стену на пути в Кобанское ущелье, в то время как в верхнем, Даргавском, со временем появилось озеро, воды которого «срывались с высоты 250—300 м в виде знаменитых Пуртских водопадов» [160 - Агибалова В. В., Бероев Б. М. Туда, где парят орлы: Путеводитель по Северной Осетии. – Орджоникидзе: Северо-Осетинское книжное издательство, 1967. – С. 172.].
   Как пишет ученый-гляциолог и заслуженный спасатель Российской Федерации Руслан Андреевич Тавасиев, «основываясь на таком сочетании природных факторов, простой горец, местный житель Циппу Байматов еще в 1914 году предложил построить здесь гидроэлектростанцию» [161 - Тавасиев Р. А. Уникальная Даргавская котловина (Центральный Кавказ) // Вестник Владикавказского научного центра РАН. – Владикавказ, 2022. Том 22. №3. – С. 48.], которую возвели по плану ГОЭЛРО и сдали в эксплуатацию в 1935 году.
   Теперь на месте древнего озера, справа от трассы, находится водохранилище Гизельдонской ГЭС. Сама же дорога, сделав небольшой зигзаг на краю пропасти, ныряет с разбегу вниз, а затем долго «тянется по склонам отвесной скалы от верхней границы водопада Пурт до начала Кобанского ущелья и идет серпантином в 25 поворотов (по другим данным – 33. – Д.К.). Длина ее около 4—5 км» [162 - Цагаева А. Дз. Топонимия Северной Осетии. Часть II. – Орджоникидзе: «Ир», 1975. – С. 55.].
   Этот подъем в народе прозвали «Кахтысар», «что означает по одним источникам „голова-ноги“, а по другим как „выше того места, где раскопано“» [163 - Кусов Г. И. Я хочу вам доверить тайну. – Владикавказ: РИО, 1992. – С. 18.]. Однако Анастасия Цагаева склонна считать второй вариант более правдоподобным, поскольку дорогу строили с помощью примитивных инструментов, кирок и лопат, какие-то участки подкапывая, а какие-то выравнивая. «Копать же по-осетински къахын. А копали ведь не на одном каком-то отрезке пути, а на многих склонах. Отсюда и форма мн. числа род. п. – къæхтыты. Нужно полагать, что начальной формой топонима было Къæхтыты сæр, из которого отпал последний слог и теперь имеем Къæхты сæр» [164 - Цагаева А. Дз. Топонимия Северной Осетии. Часть II. – Орджоникидзе: «Ир», 1975. – С. 55.] или, по-русски, Кахтысар.
   Со временем серпантин узкой пешеходной тропы заменили полосой широкой дороги, прорубив, в полном смысле этого слова, автомобильный тракт в толще скалы. Вместе с ней ушла в небытие и нитка свисающего с отвесного склона горного подъемника – бремсберга, с помощью которого можно было за пятнадцать минут поднять и нужный груз, и «ленивых» посетителей турбазы «Кахтысар», закрытой уже в наше время, в 2009 году. Истощилась и мощь срывающихся бурным протоком Пуртских водопадов, оставив после себя «лишь маленькие ручейки, пробирающиеся между валунов каменистого серого русла» [165 - Агибалова В. В., Бероев Б. М. Туда, где парят орлы: Путеводитель по Северной Осетии. – Орджоникидзе: Северо-Осетинское книжное издательство, 1967. – С. 172.]. Да и сам серпантин перекрыли для движения, выкопав поперек дорожного полотна широкую траншею в начале спуска.
   Однако мы об этом узнали слишком поздно, практически будучи возле него, во встречной машине оказался друг Славика, он-то нас и предупредил. Тем не менее Славик предложил добраться до конца, до тупика, чтобы самим сориентироваться на месте.
   К этому времени смоговая дымка развеялась, уступая место вечерним сумеркам, но было еще светло. Славик, выйдя из машины, пригласил нас на пешую прогулку и, сделав загадочным лицо, устремился вперед, увлекая за собой. И ведь было ради чего!
   Оказалось, что в конце июля 2021 года на «фасадах» скального серпантина уличными художниками в рамках стрит-арт перформанса Back to the Roots было создано десять уникальных арт-объектов. Свой «след», отражающий духовную связь между человеком и природой, «оставили: Илья Ис из Hoodgraff, Стас Багс, Рустам Кубик, Костя Ужве, Альберт Тогоев, Миша Либерти, Миша Мак, Миша Верт, Александр Дёмкин и Андрей Калугин» [166 - PushKeen. Back to the roots, или 10 уникальных арт-объектов на скалах // DZEN.RU: Блог-платформа. 2022. 15 апреля.].
   Кроме того, нам довелось увидеть красоту и величие самого серпантина, свернувшегося змеиным клубком под нашими ногами. Особенно хорошо он смотрится вместе с ущельем с высоты импровизированной площадки, замершей уступом над обрывом, правда, без ограждений, а потому чувствуешь себя пылинкой на краю бездны. Если боитесь высоты, то к краю лучше не приближаться. Ощущения, поверьте, не для слабонервных, тем более что до наступления тьмы оставались считанные минуты.
   Обратно мы выбирались через Кармадонское ущелье. И опять ночью, но если в прошлый раз, летом, там было полное бездорожье, то теперь появилась новая асфальтированная дорога, донесшая нас с ветерком до Владикавказа.
   По пути, где-то в районе Кармадона, мне посчастливилось познакомиться с Аланом Будаевым, младшим братом Славика, и его другом Бориком (Борисом) Дзуцевым, с которыми мы обменялись крепкими рукопожатиями.
   Впереди, вечером, нас ждала интересная встреча, не менее волнительная, нежели случившаяся накануне, когда мы со Славиком на площади Свободы «играли в бильярд» каменным шаром, но об этих событиях мы расскажем вам как-нибудь в другой раз, а также еще одна ночь в отеле с последующим ранним выездом и переездом в конце экскурсии по Дигории в Кабардино-Балкарию.

Дигория

Утро было промозглым и серым, темная лента асфальта терялась вдали, за окном проносились укутанные легкой дымкой заспанные селения, съежившись от холода, гнулась к земле пожухлая трава, а придорожный кустарник танцевал шаффл в ритме ветра, похлопывая себя по бокам голыми ветками. И только где-то там, впереди, над горами, прорывая мрачные краски небосвода, мелькала тонкая полоска чистого неба, обласканного лучами просыпающегося солнца. Мы направлялись в Дигорию – самый удаленный, труднодоступный, но при этом не менее насыщенный памятниками истории уголок Северной Осетии, расположенный на границе с Кабардино-Балкарией, манящий первозданной, дикой и величественной природой, исполинскими горными массивами, глубокими лесистыми долинами и мрачными ущельями «с отвесными склонами, по дну которых мчатся белые от пены реки, рожденные ледниками» [167 - Агибалова В. В., Виленкин В. Л. Среди вечных снегов и ледников. – Орджоникидзе: «Ир», 1973. – С. 28.].
Монотонность езды убаюкивала, смешивая в сознании сказочными видениями прошлое с настоящим. Мы с Надеждой то погружались в полудрем, то возвращались к действительности, пока из крепких оков грез нас не вырвал радостный вскрик Славика. Вдоль дороги, то и дело останавливаясь, оглядываясь и роясь в земле, перемещалась темная группа существ, похожих на кабанов: черные, рыжие, с подпалинами и даже в леопардовой шкуре. Но, оказавшись ближе, стало понятно, что это заблудившиеся домашние свиньи либо их одичалые сородичи. На нас и проезжающие машины они не обращали ни малейшего внимания, деловито ворча, похрюкивая и подергивая короткой завитушкой хвостика. Тем не менее эти веселые создания, окончательно вырвав нас из сонного забытья, стали прологом удивительного приключения, ожидавшего нас в горах Дигории, а задуманный Славиком маршрут оказался полон неожиданностей и приятных сюрпризов.

Чертов мост

   Первая остановка на входе в Дигорскую теснину, прорезанную «рекой Урухв светло-серых известняках Пастбищного и Скалистого хребтов. Глубина ущелья 1700—1800 м (речь, вероятно, идет о протяженности самой его узкой части. – Д.К.), а ширина местами не превышает и 15 м. Над карнизом дороги нависают пласты известняков, образуя ниши и полутоннели» [168 - Там же. – С. 31.]. Ориентиром служит незатейливая деревянная арка с надписью: «Горная Дигория», приветствующая каждого, направляющегося в эти края со стороны Чиколы, а также небольшой карман для стоянки возле незаметного ответвления, уходящего вниз и вправо. Оно-то и выводит к Чертову мосту, до него тут рукой подать. Однако, по заверениям Генри Кусова, никакого отношения к нечистой силе его название не имеет. «Все чертовы мосты на Кавказе происходят, как это еще заметил в „Герое нашего времени“ М. Ю. Лермонтов, от слова „черта“. Значит тут проходила черта, отделяющая горы от плоскости, своего рода граница» [169 - Кусов Г. И. Я хочу вам доверить тайну. – Владикавказ: РИО, 1992. – С. 105.], на что нам, впрочем, указал и Славик. Но у моста есть и другое название – «Ахсинтти хед», поскольку тот расположен на входе в Дигорское ущелье, который называют «Ахсинта» (Ахсинтта, Ахсиндта), и «соединяет правый берег реки Урух с левым, именуемым урочищем Дидинаг» [170 - Бероев Б. М. По Северной Осетии. – Изд. 2-е, испр., доп. – М.: Физкультура и спорт, 1984. – С. 52.].
   Нынешний мост современный, с железной оградой, со стороны выглядит неказистым, но все это до поры до времени, пока на него не ступишь да вниз не глянешь. Открывающееся взору зрелище одновременно и притягивает своей необузданной красотой, и вызывает противоречивые чувства, балансирующие на грани с первобытным страхом. От моста до клокочущей, ревя и пенясь, где-то там, в глубине, стремнины, по разным оценкам, от 70 до 100 и более метров. Русло реки, которую осетины чаше называют «Ирæф» (Ираф), нежели Урух, устилает нагромождение камней после обвалов, в то время как гладь воды меняет свой цвет от жемчужного на порогах до бирюзового после них. Для полноты картины остается добавить лишь агрессивную шероховатость сужающихся книзу мшистых, засыпанных прошлогодней листвой, скалистых склонов, образованных наслоением гигантских, спрессованных временем, пластов, нервно ощетинившихся обгрызенными краями, да крючковатые ветви деревьев, волею судьбы ставших заложниками теснины.
   До недавнего времени и сам мост, по словам Славика, был похож на здешнее ущелье, соединяя его «берега» скромным настилом, переброшенным «на деньги крестьян воровитыми подрядчиками» [171 - Там же. – С. 106.]. О «неестественно» перекинутой над каменной щелью конструкции вспоминает и Генри Кусов, которому довелось ощутить всю ее прелесть сидя в колхозном газике, когда тот, «жалобно заурчав, левым боком притерся к скале и остановился. Правая его часть плавно раскачивалась, и не требовалось быть специалистом, чтобы понять: задние колеса зависли над пропастью. <…> Справа и слева… висели высокие пикообразные скалы. Прижавшаяся к ним дорога выглядела ослепительно белой, будто посыпанная кварцевым песком. Снизу доносился глухой рокот реки» [172 - Там же. – С. 104—105.]. А вот молодой водитель, Тасолтан, и бровью не повел, заверяя, что «дальше будут места, где колеса по воздуху вертятся».
   Нечто подобное нам вскоре как раз и предстояло увидеть, а пока лишь добавим, что в Гражданскую войну с Чертова моста красные партизаны сбрасывали деникинских палачей [173 - Григорович С. Ф. По горам и равнинам Северной Осетии: Спутник туриста, краеведа и экскурсанта. Изд. 2-е, дор. – Орджоникидзе: Северо-Осетинское книжное издательство, 1960. – С. 103.], как до этого их предки поступали с приговоренными к смерти грабителями и убийцами. Правда, уверяют, что тех, немногих, кто умудрялся остаться в живых, отпускали с миром [174 - Каньон Ахсинта в Дигорском ущелье // TOURISM.ALANIA.GOV.RU: Комитет Республики Северная Осетия-Алания по туризму. 2018. 25 октября.]. Но верится в это с трудом, уж больно у Уруха здесь «горло» узкое, хотя, с другой стороны, это можно и проверить… с помощью небольшого камня, который нужно аккуратно бросить в лунку для стока воды, находящуюся примерно в середине моста возле правого парапета. Нам ее Славик показал. Впечатления словами не передать, особенно если процесс от и до будет запечатлен на камеру. Но какой бы величины этот булыжник ни был, при приближении к воде его всякий раз немного сносило в сторону, так что тут комментарии излишни.

Старая дорога

   Ахсинта – это не только вход в Дигорское ущелье, но и самое узкое место теснины, чьи отвесные стены, отстоящие друг от друга на 2—3 метра на дне каньона, «образованы скалами серого юрского слоистого известняка. Несколько карстовых источников эффективно ниспадают в пучину», превращаясь зимой «в голубые ледопады и красивые сосульки» [175 - Попов К. П. Памятники природы Северной Осетии. – Владикавказ: Ир, 1994. – С. 30.]. И над всем этим великолепием по краю бездны, робко вжимаясь в желобообразный склон, узкой лентой тянется прорубленная в каменной толще тропа – часть старой дороги. Этот по-своему уникальный и редкий исторический объект находится метрах в двухстах от бокового кармана-стоянки, где путешествующие оставляют свои автомобили, чтобы спуститься к Чертову мосту. Там же, но левее, короткий тоннель, проложенный в толще горы. Но так было не всегда.
   Михаил Заалович Кипиани, грузинский просветитель и общественный деятель, благодаря усилиям которого во Владикавказе в ноябре 1888 года была открыта первая грузинская школа, в свое время отмечал, что Верхняя Дигория находится в худшем положении в отношении путей сообщения. «Громадное население ее совершенно заперто в недоступной котловине. Единственный выход из этого ущелья через так называемый Задалеский перевал представляет нечто страшное для путешественника. Зимою, а также во время дождей и распутицы, с этой тропы не мало животных срывается вниз в глубокое скалистое ущелье и делается там добычей зорких кавказских орлов» [176 - Кипиани М. З. От Казбека до Эльбруса. Путевые заметки о нагорной полосе Терской области. – Владикавказ: Типография Терского Областного Правления, 1884. – С. 5.], потому как она была проложена «без помощи рук человеческих одними не подкованными копытами горских лошадей» [177 - Там же. – С. 6.], служащими своеобразным мерилом «общей ширины тропы».
   «В некоторых местах на ней не могут разъехаться даже два встречных всадника. Между тем, по этой же тропе летом, в сухую погоду, перевозят тяжести на вьюках, прогоняют скот, баранов, лошадей и прочих животных. Зимою, и даже летом в дождливую погоду, решается по ней пуститься в путь только какой-нибудь джигит, а обыкновенные путники, которых захватит буря в дороге, с большим трудом спасаются от несчастных случаев» [178 - Там же.]. Такое состояние дел в конечном итоге и привело к тому, что местные жители решились на строительство колесной дороги, выделив из собственного кармана аж 43 тысячи рублей, которые заплатили некоему инженеру Ольшевскому.
   Но начатые в 1881 году работы, которые продлились 2,5 года, успехом не увенчались. Дорога шириной в 4 аршина [179 - Уварова П. С. Кавказ: Рача, Горийский уезд, Горы Осетии, Пшавия, Хевсуретия и Сванетия. Путевые заметки. Часть III. – М.: Типография общества распространения полезных книг, 1904. – С. 96.] (2,84 м), проложенная на шестиверстном расстоянии [180 - Попов К. П. Памятники природы Северной Осетии. – Владикавказ: Ир, 1994. – С. 30.] и проходящая «через леса и узкий скалистый проход по р. Урух от Задалеска до селения Чикола… не оправдала возложенных на нее надежд. Строительство вели подрядчики, которые в целях наживы и увеличения своих барышей прикарманили деньги и сделали ее настолько узкой, что две встречные арбы во многих местах не могли разъехаться. Кроме того, на всем протяжении дорога изобиловала множеством зигзагов и непреодолимых подъемов» [181 - Калоев Б. А. Осетины: Историко-этнографическое исследование. – М.: Наука, 2004. – С. 217.]. Тем не менее она стала единственной колесной дорогой для сообщения Владикавказской плоскости с Дигорией, хотя в начале XX века, по утверждению Бориса Калоева, дигорцам все же пришлось озаботиться постройкой новой трассы.

Дигорский Уастырджи

   За тоннелем дорога все время бежит вдоль обрывистого края правого берега Уруха, то прижимаясь к отвесным скалам, то вырываясь на простор. Летом, по словам Славика, тут часты камнепады, зимой они тоже бывают, но основной напастью остается все же наледь, особенно в тех местах, где приходится входить в крутой вираж после длинного прямого участка. Одно неосторожное движение и отбойники уже на спасут. Эта часть ущелья всегда находится в тени, даже в летнее время солнце не спешит сюда заглядывать, и пока его лучи золотят кроны деревьев левобережья, отогревая скованную холодом землю, здесь сохраняется полумрак, прохлада и сырость. Так что остается надеяться лишь на сухую дорогу, благосклонную погоду и милость Уастырджи, который берет мужчин и путников под свое покровительство.
   В этой связи неслучайно, что где-то на середине пути между Чертовым мостом и выездом из ущелья на довлеющем над трассой 30-метровом утесе в 2015 году установили массивную бронзовую фигуру Уастырджи. Там же, поблизости, находится и святилище «Уастырджи дзуар», которое, как утверждают, было обустроено на том месте, где ехавший по узкой горной дороге одинокий путник едва не сорвался в пропасть вместе со своей арбой. «Только чудом мужчина избежал гибели, словно какая-то неведомая сила не дала упасть на дно оврага» [182 - Камболова Роза. В Дигорском ущелье установлен памятник Уастырджи работы Владимира Соскиева // ALANIATV.RU: ГТРК «Алания». 2015. 9 июня.]. С тех пор территорию возле святилища несколько раз перестраивали, дополнив и уличным дзуаром с источником воды, и крытым кирпичным помещением, где можно преломить хлеб и переждать непогоду. Нам даже посчастливилось в него заглянуть, правда, только мне и Славику, так как доступ женщинам по осетинским обычаям в этот дзуар запрещен, как, впрочем, и мужчинам в святилище «Уала Масыг Майрам в Цаззиу».
   Внутри два длинных стола, застланных цветастыми, в синих узорах, скатертями, и лавки, а в дальнем левом углу само святилище, сложенное из грубо обработанного камня и украшенное черепами и рогами жертвенных диких и домашних рогатых животных. Перед ним, на столе, три традиционных осетинских пирога, уже кем-то надломанные. Подходи, бери, ешь, не стесняйся. Справа от двери небольшой круглый столик с одноразовыми тарелками и приборами, рядом табурет и бараний рог для питья. По периметру на стенах изображения Уастырджи, но однообразия нет. Конь под седоком либо обычный, на четырех ногах, точь-в-точь как там, на утесе, либо трехногий, но на каком-то рисунке передней ноги нет, а где-то задней. Извечная тема, вызывающая больше вопросов, нежели споров, а потому лучше обратимся к истории и перескажем легенду о трехногом коне Уастырджи.
   Согласно сказаниям, верховный бог Хуыцау вначале создал людей, а затем сотворил зэдов и дауагов или, иными словами, богов и божеств [183 - Тменова Дз. Г. Легенды о святых местах осетин. – Владикавказ: ИПП им. В. А. Гассиева, 2008. – С. 6.], среди которых был один неказистый урод – властелин зла Далимон. «Людям и так хватало неприятностей, и потому не разрешалось ему спускаться на землю» [184 - Там же. – С. 21.]. Тем не менее однажды Далимон сумел уговорить Хуыцау отпустить его на землю, а заодно наделить «такой силой, чтобпри одном движении мог медведя на две части разорвать» [185 - Там же. – С. 22.], пообещав взамен принести пользу людям. Однако бога обманул, создав необычный напиток, араку, ввергающую людей в беспробудное пьянство, потому как Далимон подавал его гостю под такими «весомыми» предлогами, что тот не смел отказаться, пока не валился с ног мертвецки пьяным.
   Разгневанный Хуыцау призвал «с рокотом парящего Уастырджи» и повелел тому наказать Далимона, если эти слухи окажутся правдой. Когда Уастырджи, принявший облик простолюдина, обнаружил Далимона, тот сразу же принялся его спаивать, вознося безостановочно тосты то за одного бога, то за другого и не давая Уастырджи опомниться, в лице которого видел обычного прохожего. И лишь после седьмого бокала, когда Далимон предложил довести выпитое «до семи раз по семь», Уастырджи вспомнил о поручении Хуыцау и ударил плетью Далимона, превратив его внешний вид в странную помесь из разных частей тел животных, которые обитали на земле.
   Увидав свое новое обличие, Далимон бросился с ревом на Уастырджи, но испугавшийся конь встал на дыбы и единственное, что успел сделать уродец, так это крепко ухватить скакуна за переднюю левую ногу. Вторым ударом плети Уастырджи сделал Далимона маленьким и слабым, но тот, прежде чем исчезнуть под землей, все же умудрился забрать с собой ногу коня. «Что еще оставалось Уастырджи? Он плетью ударил по ране своего коня. Рана зажила мгновенно, и Уастырджи взвился в небеса уже на трехногом коне. С того времени у Уастырджи трехногий конь, но ни разу не подвел он своего седока. Правда, Уастырджи тогда забыл уничтожить напиток, который сотворил Далимон, и он до сих пор приносит людям зло и будет дальше вредить тем, кто его будет пить» [186 - Там же. – С. 27—28.].

Сестры Седановы

   Отведав по кусочку пирога из дзуара, один из которых мы взяли с собой специально для Надежды, и испросив благословения у Уастырджи, мы отправились дальше, вскоре свернув на старую дорогу, уходящую серпантином по склону горы в сторону Нижнего Задалеска. Где-то там, в окрестностях селения, и была у нас следующая остановка на ничем, на первый взгляд, не примечательной поляне, буйно заросшей прошлогодней пожухлой травой, над которой точечными островками возвышались пучки низкорослого, лишенного листвы, красноватого кустарника и зеленые «шевелюры» можжевельника. И только на самом краю поляны, если присмотреться, можно было увидеть три, замерших стоймя, невысоких и покрытых рыжеватым мхом скальных обломка. Оказалось, что это цырты, которые были воздвигнуты в память о стойкости трех девушек – сестер Седановых.
   История этого места, называемого в народе «Ихалд» [187 - Агибалова В. В., Жданов Г. В., Иванов В. Д. По Дигорскому ущелью (Туристические маршруты). – Орджоникидзе: «Ир», 1976. – С. 41.], что означает «разрушенное», корнями уходит в глубокое прошлое. Одни связывают разыгравшуюся тут трагедию с походами персидского шаха, чему были косвенные подтверждения в виде находок древков копий и шлемов из конского волоса, другие считают ее отзвуками «боев с отрядами эмира Тамерлана, который действительно прорвался через естественные преграды в горы, чтобы наказать алан за их помощь хану Золотой Орды Тохтамышу» [188 - Кусов Г. И. Неизвестная Осетия: Необычные экскурсии по Республике Северная Осетия-Алания. – Владикавказ: ИПП им. В. А. Гассиева, 2006. – С. 218.]. Так это было или иначе, но все, по словам Славика, началось с того, что в ущелье, где жили семь братьев и три сестры Седановы, пришел завоеватель со своим войском. И Седановы были вынуждены укрыться в своей крепости-башне, возведенной на неприступном утесе высоко в горах.
   Все попытки иноземцев добраться туда и сломить сопротивление мужественных Седановых не достигали нужного результата. «Враги поняли, что осажденные имеют доступ к источнику воды, которого не могло быть на скалах» [189 - Там же. – С. 217.]. И тогда они перекрыли все выходы из башни, но сестры Седановы продолжали каждый вечер, под покровом тьмы, пробираться тайком к соседнему ручью, чтобы наполнить кувшины и принести братьям воду. Однако врагу удалось выследить и поймать девушек. Им обещали даровать жизнь, если они покажут тайный вход в крепость, а к братьям отправили парламентеров с предложением сдаться, иначе их сестер казнят. Но сестры не предали братьев, наоборот, умолили их криками, чтобы они не сдавались. И были казнены.
   «В ту же ночь в ущелье разразилась страшная гроза. Гром грохотал беспрерывно, сверкали молнии, поднялся ураганный ветер. Горы, казалось, сходились и расходились, а земля и небо боролись друг с другом. И вдруг скала (по другим данным, Белая гора. – Д.К.), под которой располагался лагерь шаха, рухнула, похоронив под грудой камней все его войско» [190 - Агибалова В. В., Жданов Г. В., Иванов В. Д. По Дигорскому ущелью (Туристические маршруты). – Орджоникидзе: «Ир», 1976. – С. 41.]. На следующий день, лишь только забрезжил рассвет, братья спустились вниз и, отыскав тела своих сестер, предали их земле со всеми почестями, а над их могилами поставили три надгробных камня – цырта, которые нам Славик и показал, как и руины самой башни Седановых, горделиво взирающей на округу с вершины одной из соседних скал.

Греческая крепость

   Стоя на той же поляне, где возвышаются цырты, на склоне соседней горы, левее башни Седановых, рядом с едва заметной расщелиной-пещерой при помощи зоркого глаза, бинокля или оптики фотоаппарата можно увидеть прячущийся за одинокую сосну белоснежный объект, издали похожий на трансформаторную будку. Необычность постройке придает нитка точечного орнамента «фриза», образованного прорезанными квадратными окошками, и такого же типа ромбовидный «крест» в правом верхнем углу, а всего их, как говорят, три, но остальные скрывают ветки дерева, зато чуть ниже, наискосок, просматривается вытянутая бойница или окошко.
   Славик рассказал нам, что это греческий храм, который поставили проходящие некогда с караваном люди, тем более что издали крестообразный узор на стене действительно навевает такие мысли. Кроме того, подтверждением данной теории является находка в здешних местах древнегреческой серебряной монеты, которая, по утверждению владикавказского врача и любителя археологии Моисея Домбы, являлась при погребении почившего «платой Харону, перевозившему греков из царства живых в царство мертвых» [191 - Кусов Г. И. Неизвестная Осетия: Необычные экскурсии по Республике Северная Осетия-Алания. – Владикавказ: ИПП им. В. А. Гассиева, 2006. – С. 214.], а также заверение художника Махарбека Туганова о проживании греков в селении Донифарс, которое находится как раз на противоположной стороне ущелья.
   Тем не менее, по мнению Мухарбека, который первым побывал и описал этот крошечный домик «персидской архитектуры», расположенный на высоте около семидесяти метров, это все же не храм, а фортификационное сооружение: крепость, башня, которую дигорцы нарекли «Топуазанта» или «Бойницы», а может, по аналогии с Дзивгисом, и заградительная стена, хотя и с изящной ажурной кладкой, которую Виталий Тменов называет башней Дзуаловых [192 - Тменов В. Х. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной Осетии. – Орджоникидзе: Ир, 1984. – С. 246.]. В том, что этот объект является укреплением настаивал и доктор исторических наук Марк Максимович Блиев, и жители селений, проживающие на противоположном левом берегу Уруха, называя его по-осетински «Рафтимашиг», то есть «башней, светящейся в полдень», потому как именно тогда, «когда лучи солнца освещали задалесские скалы, стены греческого замка ярко отсвечивали белизной своей штукатурки и говорили донифарсцам, лезгорцам, кумбултцам, что настал полдень» [193 - Кусов Г. И. Неизвестная Осетия: Необычные экскурсии по Республике Северная Осетия-Алания. – Владикавказ: ИПП им. В. А. Гассиева, 2006. – С. 214.].
   Профессор Губади Алексеевич Дзагуров призывал искать тайну башни в нартских сказаниях, так как она напоминала ему известную по преданиям «белую крепость» [194 - Кусов Г. И. Я хочу вам доверить тайну. – Владикавказ: РИО, 1992. – С. 135.], в которой на неприступной скале проживала дочь Сайнаг-алдара, реального исторического персонажа. Однако, по легенде «Ацамаз и красавица Агунда» [195 - Осетинские нартские сказания / Под ред. К. Д. Кулова. – Дзауджикау: ГИ Северо-Осетинской АССР, 1948. – С. 353.], та крепость находилась, во-первых, на вершине Черной горы, а не на склоне, и, во-вторых, в окружении черных скал, которых тут нет. Между тем Генри Кусов, обследуя «белый замок» со своими друзьями, пришел к выводу, что эта крепость могла играть роль сторожевого поста, поскольку до появления колесной дороги в этих местах проходил путь на равнину. К тому же рядом были «обнаружены следы кладки нескольких разрушенных укреплений» [196 - Кусов Г. И. Я хочу вам доверить тайну. – Владикавказ: РИО, 1992. – С. 133.], а в десяти метрах выше замка, в естественном пещерном углублении, найдена бывшая кухня его защитников.
   Тем не менее, завершая сей краткий опус об истории греческой красавицы, сложно не согласиться со словами Генри Кусова, сетовавшего, что открытие и изучение строения на задалеских скалах убедила его «не только в огромном значении печатного слова, но и в необходимости для пользы дела скрывать от „широкой общественности“ новые уникальные объекты старины» [197 - Там же. – С. 138.]. А все потому, что ищущие острых ощущений туристы не только протоптали наверх «тропу с выбоинами и уступами», нарушающую хрупкую, веками создаваемую, экосистему здешних гор, но и своими действиями умудрились разрушить вертикальную стену. Конечно, со стороны это незаметно, однако будет ли место в будущей истории данному уникальному объекту – решать только нам с вами!

Нижний Задалеск

   Населенных пунктов со схожим названием «Задалеск» в здешних краях два, но, в отличие от той же Тагаурии, Верхний, как и положено, находится по склону выше, а Нижний, соответственно, лежит ближе к реке, хотя до обрывистых берегов Уруха не менее 500 метров по прямой. Но если, направляясь в Ханаз, вы Верхний Задалеск минуете, даже не заметив, то проехать и не обратить внимание на Нижний Задалеск вряд ли удастся. Хотя бы потому, что в центре селения на пересечении двух дорог, а ехали мы со стороны теснины, справа на постаментах возвышаются два снежных барса, а напротив – статная фигура вышедшей за водой девушки-горянки с кувшином на плече.
   Ирбисы являются своеобразными вратами, указывающими направление к дому-музею и одновременно святилищу «Задалески нана», которое примыкает к левой стороне небольшой площади, то ли улочки, на которую вы попадаете через 50 метров, как только сворачиваете в узкий проезд, тянущийся вдоль выложенной неотесанными камнями стены. На подворье музея-святилища ведет неприметная деревянная калитка, прячущаяся в углублении низкой и узкой арки, сложенной из массивных каменных блоков. Сразу за дверцей ступеньки, выводящие на заросшую травой полянку, а дальше, как в сказке – музей прямо, святилище направо, но в него можно попасть и через внутренние помещения, а слева, на имитирующей печь подставке, красуется огромный, склепанный из медных пластин, котел, которому, по словам Славика, около 600 лет.
   Его еще называют «цæджджинаг», а предназначен он для варки знаменитого осетинского пива, основным компонентом которого, дающим неповторимый вкус, является… чистая горная вода, хотя в сказании «Как появилось пиво», об этом нет ни слова. Тем не менее считается, что этот пенный напиток появился благодаря мудрости вещей Шатаны, славной нартской хозяйки, узнавшей от мужа о приключениях птички, которая сперва выклевала три зернышка из зеленой шишечки хмеля, а затем, дополнив трапезу зернышком сладкого солода, свалилась без сил на землю. «Смолола она солода, сварила его, процедила варево и положила на него крепкую закваску из хмеля. Зашипело, заискрилось варево и покрылось белой пеной. Пили нарты и дивились такому напитку» [198 - Осетинские нартские сказания / Под ред. К. Д. Кулова. – Дзауджикау: ГИ Северо-Осетинской АССР, 1948. – С. 69.].
   Сам музей состоит из одного большого помещения – хæдзара (хадзара), в котором представлены традиционные для осетинского жилища вещи (от крупной мебели до мелкой утвари), а также с помощью кукол, хотя немного хаотично, не по правилам, воссозданы сценки из повседневной жизни селян. Одни только полати, напоминающие лежанку возле русской печи, чего стоят. Или детская колыбель – эдакая деревянная с перилами кроватка на поперечных, закругленных полозьях, позволяющих ее раскачивать, в то время как самого ребенка, по словам Славика, крепко привязывали к ложу, чтобы во время убаюкивания тот ненароком не вывалился, а заодно смирно спал, не вертелся.
   Тем не менее, на наш взгляд, все вышло замечательно, почти как у Косты Хетагурова в «Особе», когда он описывает жилище середняка – фæрсага (фарсага). От «центрального столба, поддерживающего продольную балку крыши, … до задней стены хæдзар (сакля) делится очагом на две половины: левая мужская, правая женская. Первая с деревянной или каменной лавочкой вдоль стены, а вторая без всяких приспособлений для сидения. Пол очага выложен большими плитами, на которых, недалеко от центрального столба, параллельно задней стене, лежит длинный камень, замыкающий очаг со стороны входа» [199 - Хетагуров К. Л. Особа: этнографический очерк. – Владикавказ, ИПП им. В. Гассиева, 2012. – С. 16—17.], сделанного чуть в стороне, чтобы порывы ветра с улицы при открытии двери не загасили огонь.
   «Над очагом свешиваются с потолка две или три цепи (рæхыс), к которым подвешивается, когда нужно, котел. Цепь до сих пор составляет самый священный предмет сакли, играющий немаловажную роль в семейном культе. Над такой цепью произносятся клятвы; в брачном обряде, до введения христианства, невесту водили три раза вокруг цепи, после чего брак считался формально совершенным. Нельзя нанести более сильного оскорбления врагу, как украв цепь для домашнего очага. Недосмотревший за целостью цепи подвергался презрению всего общества. Дым, не имея отверстия в потолке для выхода, стелется по всей сакле и потому стены ее и потолок покрыты густыми слоями блестящей черной сажи» [200 - Миллер В. Ф. В горах Осетии / Сост. Т. А. Хамицаева. – Владикавказ: ИПП им. В. Гассиева, 2007. – С. 350.].
   «Вся стена, замыкающая женскую половину, увешана мелкою утварью: деревянные чашки, блюда, ковши, ложки, воловьи рога, столик о трех низеньких ножках, каменная тонкая плита в железной оправе в виде стремени, небольшое с крышечкой деревянное ведерко и т. п. На полу вдоль той же стены расположены разной формы и размера медные котлы, глиняные кувшины, плетушки, выдолбленные из обрубков ясеня и березы корыта, ведра, кадушки и пр. На стене мужской половины вы найдете шашку, пистолет или ружье в старом чехле, турьи рога, а иногда и фæндыр – музыкальный инструмент» [201 - Хетагуров К. Л. Особа: этнографический очерк. – Владикавказ, ИПП им. В. Гассиева, 2012. – С. 17.].
   Справа от музейной части находится еще одно помещение, непосредственно примыкающее к святилищу «Задалески нана». Там уже стоят длинные столы и лавки, а слева от входа – огромный традиционный деревянный стол на трех ножках, так называемый фынг, рядом такие же деревянные стулья, бандоны [202 - Калоев Б. А. Материальная культура и прикладное искусство осетин: Альбом. – Москва: Наука, 1973 – С. 20.], но поменьше, зато с красивыми, идущими полукругом, орнаментированными спинками. В третью субботу июля каждого года отмечается праздник Задалески нана [203 - Тменова Дз. Г. Легенды о святых местах осетин. – Владикавказ: ИПП им. В. А. Гассиева, 2008. – С. 77.]. И тут проходят ритуальные пиршества – кувды, но комната без изысков, все очень скромно: отделанные деревом стены; огромная, над фынгом, картина с изображением Задалески нана в окружении детей, тянущих к ней руки; на противоположной стене икона Божией Матери или, как говорят осетины, Мады Майрам; да своеобразная, под ликом Богородицы, Доска почета многодетных матерей с фотографиями героинь, а также именами самих женщин и их детей.
   Эта комната, как и примыкающие к ней помещения, включая музей с подворьем и есть, по сути, сегодня святилище «Задалески нана», потому как в доме, который ранее стоял на этом месте, до глубокой старости жила очень скромная, но удивительно добрая и сильная духом аланка, которую дети называли «Нана» (осетины так зовут бабушку, реже мать) [204 - Там же.]. Согласно сказаниям, «когда в конце XIV века орды жестокого хромца Тамерлана, боровшегося за могущество в Азии с ханом Золотой Орды Тохтамышем уничтожили последние аланские поселения на равнине, в горы бежали лишь женщины и дети. Одна из женщин собрала детей с пепелищ и увела их в горные леса Дигории, обогревала, кормила дикими травами, кореньями. Сироты выросли и заселили местность, названную Тапан-Дигория» [205 - Кусов Г. И. Неизвестная Осетия: Необычные экскурсии по Республике Северная Осетия-Алания. – Владикавказ: ИПП им. В. А. Гассиева, 2006. – С. 219.].
   Когда нана не стало, «ее похоронили в особом склепе и стали чтить как святую» [206 - Там же.]. Согласно воспоминаниям географа и краеведа Валентины Васильевны Агибаловой, «в селении до сих пор сохранилось древнее святилище „дзуар“ матери Задалеска. По преданию, в нем ещесовсем недавно видели мумию погребенной женщины в хорошо сохранившейся одежде и с накосницей в волосах» [207 - Агибалова В. В., Жданов Г. В., Иванов В. Д. По Дигорскому ущелью (Туристические маршруты). – Орджоникидзе: «Ир», 1976. – С. 39—40.]. Однако побывавший ранее в этих краях Мухарбек Туганов об этом не упоминает, да и сам склеп ему никто показать не смог, предположив лишь, что он может находиться на поляне Морга, в то время как «все свое уважение дигорцы перенесли на дом нана, который почитают как святилище» [208 - Кусов Г. И. Неизвестная Осетия: Необычные экскурсии по Республике Северная Осетия-Алания. – Владикавказ: ИПП им. В. А. Гассиева, 2006. – С. 220.]. А вот Константин Павлович Попов, стоявший у истоков создания национального парка «Алания», считает, что местом захоронения Задалески нана является пещера Морга, которая, по преданию, произошла от удара меча и копья святого Георгия [209 - Попов К. П. Памятники природы Северной Осетии. – Владикавказ: Ир, 1994. – С. 55.] и в которой она первоначально проживала с детьми [210 - Кусов Г. И. Неизвестная Осетия: Необычные экскурсии по Республике Северная Осетия-Алания. – Владикавказ: ИПП им. В. А. Гассиева, 2006. – С. 220.].
   Память о великом подвиге Задалески нана, Матери Задалеска, образ которой олицетворяет бескорыстную любовь, благородство и великое мужество всех женщин, самоотверженно сражавшихся в те суровые годы с врагами и спасших, оберегая и воспитывая, детей для возрождения и процветания своего народа, сохранится в людских сердцах на века, а сам «аул навсегда останется в осетинской истории как выдающийся памятник духовной культуры народа» [211 - Там же. – С. 219.]. Сегодня праздник Задалески нана – это женский праздник. «Семьи, в которых в течение года родились девочки, приходят к святилищу с пирогами и просят Нана о покровительстве над новорожденной, чтобы она была счастлива, чтобы ее обходили болезни, невзгоды и трудности» [212 - Тменова Дз. Г. Легенды о святых местах осетин. – Владикавказ: ИПП им. В. А. Гассиева, 2008. – С. 77.].

Ханаз

   Ханаз находится южнее Верхнего Задалеска, является его отселком и, располагаясь на скалистом склоне горы Васкеса, зрительно делится как бы на три части. Две из них, в силу то ли своего удаления от главной доминанты, довлеющей над округой, то ли из-за руинированных очертаний самих построек, обычно незаслуженно обходят стороной либо, как мы, поспешно цепляют взором, делая на память несколько снимков. Анастасия Цагаева называет их кварталами Хæнæзæ, Хуалласæн и Къири хæра [213 - Цагаева А. Дз. Топонимия Северной Осетии. Часть II. – Орджоникидзе: «Ир», 1975. – С. 391.], под которыми, вероятнее всего, следует понимать сам Ханаз, где нынче возвышается необычный, притягивающий взгляд, замок (галуан), расположенный к северу от него квартал Хорласаен [214 - Ханаз. Башенный склеп. Номер в реестре: 151610475790015 // OPENDATA.MKRF.RU: Открытые данные Минкультуры России. 2021. 23 декабря.] (Хорласан), хотя Цагаева почему-то «смещает» его на запад, одновременно располагая на высоком холме [215 - Цагаева А. Дз. Топонимия Северной Осетии. Часть II. – Орджоникидзе: «Ир», 1975. – С. 392.], которого в этом направлении, куда и смотрит склон горы, по идее, быть не должно, а также лежащий к югу хутор Къирихара.
   У замка несколько названий, но самый известный, пожалуй, «Фрегат», который волею судьбы предстал летящим на всех парусах перед взором путешествующей по Дигории группы единомышленников во главе с Генри Кусовым. «На высоком скалистом уступе возвышался… замок, разрезающий острым каменным носом воздушные волны. И если на минуту представить, что вы находитесь не на высоте в две тысячи метров над уровнем моря, а недалеко от воды, на „фрегате“, можно разобрать реи, паруса, иллюминаторы. И только „возвратившись“ в горы, замечаешь, что это лишь каменные детали боевого укрепления: бойницы, башенки, пристройки» [216 - Кусов Г. И. Я хочу вам доверить тайну. – Владикавказ: РИО, 1992. – С. 116.].
   Виталий Тменов называет этого красавца «замок Цаллаевых», а вот в госреестре этот объект культурного наследия значится принадлежащим Фатцаевым. В действительности его придумал и построил совершенно другой человек – некий Мансау, однако в силу его специфического рода деятельности, а занимался он воровством детей и их продажей в рабство на турецкие фелюги в одном из причерноморских портов, такая забывчивость потомков вполне очевидна. И, как говорится, поделом. Бывая на море, Мансау, вероятно, и подобрал, как считает Генри Кусов, столь экзотическую для горной местности форму своего жилища, «придав ему типичные очертания морского корабля» [217 - Кусов Г. И. Неизвестная Осетия: Необычные экскурсии по Республике Северная Осетия-Алания. – Владикавказ: ИПП им. В. А. Гассиева, 2006. – С. 221.]. Правда, до наших дней «фрегат» дошел в весьма потрепанном виде, а потому, на наш взгляд, стал больше похож на буксир с задранной носовой частью и прилепленной в конце кормы рубкой, во всяком случае так он выглядит вблизи.
   Тем не менее, возвышаясь на скальном выступе на 3,75 метра над поверхностью земли, галуан представляет собой датируемый приблизительно XVII – XVIII веками «комплекс из боевой башни и более поздних пристроек оборонительного характера» [218 - Тменов В. Х. Зодчество средневековой Осетии. – Владикавказ: РИПП им. В. А. Гассиева, 1995. – С. 72.], сложенный из разноразмерных камней на известковом растворе [219 - Тменов В. Х. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной Осетии. – Орджоникидзе: Ир, 1984. – С. 242.]. Высота стен варьируется от 7 до 9 метров, а их толщина достигает одного метра. Башня, ориентированная фасадом на запад, имеет в северо-восточном углу четырехугольный колодец (0,70 х 0,50 м, глубина – 0,90 м), засыпанный землей и игравший, предположительно, роль лаза между примыкающими к северной и восточной стенам камерами, одна из которых, северная, имела под полом каменный «мешок» для пленников. Западная пристройка вытянутой формы, напоминает в плане бермудский парус, для которого «мачтой» служит южная стена, в то время как его концы, западный и северный, выполнены частично скругленными. Бойницы и окна прорезаны на разных уровнях, определенный алгоритм их обустройства не прослеживается.
   Согласно изысканиям, проведенным в 2015 году в интересах Министерства культуры Республики Северная Осетия-Алания, замок окружала малоэтажная застройка, а с запада и юга примыкали поля и огороды, тем более что в селении, название которого буквально означает «родники», воды должно было быть предостаточно. К тому же имелись искусственные террасные поля, так называемые саппыта, что для этой гористой местности считалось наивысшим аграрным достижением [220 - Проект зон охраны объектов культурного наследия федерального значения, расположенных на территории Республики Северная Осетия-Алания. Том 2. Материалы по обоснованию проекта. ГК от 06.07.2015 / ООО «Институт региональной стратегии». – Москва, 2015. – С. 31.]. В ту пору даже существовала поговорка: «В горах сделать террасу, что бедняку заплату поставить на шубе» [221 - Кулумбегов Р. П. Системы земледелия в полеводстве горной Осетии // SCIENCE-EDUCATION.RU: Современные проблемы науки и образования. №5. 2013.]. Однако в середине XIX века жизнь в поселении начала угасать, чему могла способствовать карательная экспедиция генерал-лейтенанта Александра Захарьевича Горихвостова в ноябре 1831 года, хотя это и маловероятно, так как его замыслам по разрушению непокоренных аулов помешал выпавший снег и малочисленность собственного отряда [222 - Блиев М. М., Бзаров Р. С. История Осетии с древнейших времен до конца XIX в.: Учебник для старших классов средней школы. – Владикавказ: Ир, 2000. – С. 283.], а также последующее принудительное переселение горцев на Владикавказскую равнину [223 - Проект зон охраны объектов культурного наследия федерального значения, расположенных на территории Республики Северная Осетия-Алания. Том 2. Материалы по обоснованию проекта. ГК от 06.07.2015 / ООО «Институт региональной стратегии». – Москва, 2015. – С. 32.].
   К юго-востоку от галуана, над селением, на покатой площадке скалистого хребта расположено святилище «Ханази Уацилла» (Святого Ильи), а к северу, в низине, возле окраин квартала Хорласаен находится еще один интересный объект – башенный склеп. Его задняя стенка вплотную пристроена к полуподземному собрату, являющемуся вместе с примыкающей каменной стеной своеобразной «подпоркой» дороги, проходящей над ними лентой, спускаясь от замка в сторону Верхнего Задалеска, хотя к западу от постройки еще различима колея древнего тракта, соединяющего ядро селения с северными кварталами. Склеп имеет пирамидально-ступенчатое перекрытие, виденное нами ранее в Цамаде и Даргавсе, однако некогда разделенное сланцевыми полочками завершение теперь частично утрачено, как, впрочем, и большинство построек в округе.

Мацута

   Пока мы добирались до Мацуты, солнышко успело скрыться за облаками, погружая округу в сероватый полумрак, на улице заметно похолодало, а за окном все чаще стали мелькать припорошенные снегом участки. Однако селение мы проскочили, даже не заметив, остановились лишь для того, чтобы попить кофе, сделав привал метрах в пятидесяти от небольшой арки с грязновато-обшарпанной вывеской, извещающей о въезде в национальный парк «Алания». И только там, ожидая свою очередь, мы смогли немного оглядеться. На небольшом удалении от арки дорога упиралась в развилку, предлагая уйти либо вправо, чтобы добраться до Стур-Дигоры, либо влево, если путь лежит в Махческ, Дунту или Галиат. И там же, практически на стыке, виднелись черты полуподземного склепа, сложенного из разноразмерных светлых камней, с гладкой фасадной стеной и задернованным перекрытием.
   Русский ученый Всеволод Федорович Миллер, занимавшийся изучением осетинского языка и фольклора, в конце XIX века в своих воспоминаниях писал, что «в этом здании на шиферной доске лежит хорошо сохранившийся остов человека громадного роста, который предание называет остовом богатыря Сослана, хорошо известного в нартских сказаниях. О смерти его сообщается та же легенда, что о смерти Батраза. Близ могилы в июне дигорцы режут баранов и молятся Сослану о хорошей погоде» [224 - Миллер В. Ф. Осетинские этюды. – Владикавказ: Северо-Осетинский институт гуманитарных исследований, 1992. – С. 445.]. Согласно легендам, Сослан, живший в селении Нар, очень любил «спускаться в Мацуту, на нартский ныхас – общественное собрание, происходившее на ровной площадке овальной формы, обложенной крупными камнями – „креслами“» [225 - Агибалова В. В., Жданов Г. В., Иванов В. Д. По Дигорскому ущелью (Туристические маршруты). – Орджоникидзе: «Ир», 1976. – С. 42.]. У него там тоже был свой «стул», обломок скалы, на который «Сослан, уставший во время странствия, присел… отдохнуть и своим могучим телом придавил камень» [226 - Кусов Г. И. Неизвестная Осетия: Необычные экскурсии по Республике Северная Осетия-Алания. – Владикавказ: ИПП им. В. А. Гассиева, 2006. – С. 178.], а еще треножный стол, седло и миска собаки. По этой причине, вероятно, его прах и решено было упокоить в Мацуте.
   Между тем, по мнению Миллера, легенда о его смерти через Колесо Балсага, называемое также «Колесо Иоанна Крестителя», «которое рассекло Сослана пополам, не согласуется с видом сосланова остова, который вполне цел» [227 - Миллер В. Ф. Осетинские этюды. – Владикавказ: Северо-Осетинский институт гуманитарных исследований, 1992. – С. 469.]. По другой версии, Колесо «отрезало ему ноги по колени» [228 - Осетинские нартские сказания / Под ред. К. Д. Кулова. – Дзауджикау: ГИ Северо-Осетинской АССР, 1948. – С. 176.], оставив истекать кровью, что, однако, тоже ничего не меняет. Получается, что либо на месте Сослана были останки другого человека, либо это совершенно другой склеп. Подтверждением этого является завещание Сослана, согласно которому его склеп должен был иметь три окна: одно окно на восток, чтобы по утрам к нему смотрело солнце, второе – над ним посредине, чтобы солнце светило ему в полдень, и третье – на запад, чтобы вечером солнце прощалось с ним. И нарты «все сделали так, как и завещал он. Положили в гроб его лук и стрелы и три окна пробили в его склепе» [229 - Там же. – С. 183.], которые Виталий Тменов в ходе своего обследования не выявил, за исключением арочного лаза, ориентированного на северо-восток [230 - Тменов В. Х. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной Осетии. – Орджоникидзе: Ир, 1984. – С. 240.].
   В этой связи забавна и история с названием самого населенного пункта. По одной из версий, «Мацута в переводе означает – „дальше не ходить“. В настоящее время это звучит довольно странно, так как видишь здесь оживленный транспортный узел. <…> Говорят, будто бы такое название селения объясняется тем, что во время разразившейся в XVIII в. эпидемии чумы оно было карантинным пунктом» [231 - Агибалова В. В., Жданов Г. В., Иванов В. Д. С рюкзаком по Сугану. – Орджоникидзе: Ир, 1980. – С. 16.]. Кавказовед Карл Федорович Ган считал, что название селения восходит к слову «встреча» или «место собраний» [232 - Цагаева А. Дз. Топонимия Северной Осетии. Часть II. – Орджоникидзе: «Ир», 1975. – С. 386.], тем самым проводя параллель с нартским ныхасом. Но есть еще один вариант, который, на наш взгляд, выглядит более соответствующим действительности. В Мацуте река Урух, верховье которой называют «Стурдигоридон», сливается с правым притоком Айгамугидоном (Айгамуга). Учитывая это, Анастасия Цагаева предполагает, что название селения может происходить от сванского слова «мучъве» или «манцъува», что означает «кипучий» [233 - Там же.], тем самым подчеркивая клокочущие звуки встречающихся здесь потоков воды.
   Что из этого правда, а что вымысел – покажет время, нам же остается только ценить и беречь те крохи истории, которые оставили нам предки в своих красивых сказаниях и не менее поучительных легендах о нартах и богатыре Сослане, который был не только очень сильным и смелым, но и отзывчивым. И даже после смерти продолжал помогать людям. Стоило врагу приблизиться к Дигорскому ущелью, как местные жители бежали к его склепу с криком «Сослан, фадис!» (тревога), Сослан выскакивал из склепа и бил врага. Но однажды кто-то, одни говорят мальчик, другие – женщина, решил над ним пошутить, поднял тревогу, чтобы просто увидеть легендарного нарта [234 - Агибалова В. В., Жданов Г. В., Иванов В. Д. По Дигорскому ущелью (Туристические маршруты). – Орджоникидзе: «Ир», 1976. – С. 42—43.]. А дальше все было как в басне Льва Толстого «Лгун» про мальчика, который стерег стадо и от нечего делать звал на помощь, уверяя, что подкрадываются волки. Сослан перестал откликаться на призывы о помощи, оставив в память о себе лишь мощные стрелы, которые видны и сегодня на склоне горы у поворота на Махческ, да яркую спутницу дождя, радугу, которую дигорцы называют сослановым луком.

Арка-въезд в Горную Дигорию

Врата теснины, вид с Чертова моста

Отвесные склоны Ахсинты

Сородичи кабанов

Дорога в урочище Дидинаг

Русло Уруха (Ирафа)

Изгиб трассы на въезде в тоннель

Старая дорога

Между прошлым и настоящим

Необузданная красота

Старая дорога, вид на Дигорское ущелье

Зев тоннеля

Слоистые скалы

Старая дорога, вид на Чертов мост

Дигорский Уастырджи

Святилище «Уастырджи дзуар»

Дигорское ущелье

С рокотом парящий Уастырджи

Уастырджи и его трехногий конь

Черепа и рога жертвенных животных

В святилище «Уастырджи дзуар»

Источник у святилища

Скалистые вершины

Чертополох (Carduus)

Цырты сестер Седановых

Греческая крепость (в центре)

Нижний Задалеск, снежный барс

Новый заборчик

Древние стены

Нижний Задалеск, девушка с кувшином

Задалески нана и ее дети

Славик повествует о котле для варки пива

Экспозиция в доме-музее «Задалески нана»

Кровать и хозяйственная утварь

Котелок и подвесы

Стулья и стол на трех ножках

Ребенок в люльке, рисунок

Сценка из повседневной жизни

Задалески нана и ее дети

Мама, счастливое детство, рисунок

Голова барана, фрагмент надочажной цепи

Отец с сыном, экспозиция

Ханаз, развалины жилых построек

Окно в красочный мир горных вершин

Замок «Фрегат», вид с юга

Ханаз, окрестный пейзаж

Замок «Фрегат», вид с юго-востока

Корона горных вершин

Огород среди развалин

Разрезая носом каменные волны

Вид на квартал Хорласаен

Ханаз, башенный склеп

Замок «Фрегат», вид с северо-востока

Древние цырты

По морям, по волнам

Завораживающие руины

Махческ

   Махческ расположен на левом берегу реки Айгамуга у подножия Шаухоха или Черной горы, чьи скалистые черные склоны мы безуспешно искали в окрестностях «греческого замка» и на вершине которой, вероятно, находилась «белая крепость» дочери Сайнаг-алдара. Въезд в селение со стороны Мацуты происходит по Z-образному серпантину, первый разворот которого тотчас упирает ваш взгляд в довлеющую на вершине каменистого склона башню. Это место принято называть «холм Астановых», где «среди развалин бывших укреплений и как бы вросших в землю усыпальниц возвышается башня» [235 - Там же. – С. 43.], принадлежность которой одни приписывают той же фамилии, а другие – Абисаловым, хотя саму местность, как и комплекс с руинами, осетины продолжают именовать «Астанти федæрттæ», что переводится как «крепость Астановых» [236 - Там же.] или «твердыня Астановых» [237 - Кокиев Г. А. Боевые башни и заградительные стены горной Осетии // Известия Юго-Осетинского научно-исследовательского института краеведения. Выпуск II. – Сталинир, 1935. – С. 225.]. Однако однозначно сказать, чья это башня, даже обратившись к истории, довольно сложно, уж очень она запутанна.
   «Легенда, записанная в 1870 г. В. Б. Пфафом, повествует о том, что дигорцы происходят от некоего Дигора. Его сын Дзамбулат поселился на речке Дигурдон (приток Уруха), а сын Дзамбулата Астан построил себе замок на горе к западу от Махческа. По преданиям, записанным И. Собиевым, родоначальником дигорцев был не Дигор, а Астан» [238 - Калоев Б. А. Осетины: Историко-этнографическое исследование. – М.: Наука, 2004. – С. 92.], в то время как Дзамбулат был его сыном, а не отцом. Так или иначе, но основателем Тапан-Дигорского общества, которое также называют «Тапан-Дигорская гражданская община», является Астан [239 - Блиев М. М., Бзаров Р. С. История Осетии с древнейших времен до конца XIX в.: Учебник для старших классов средней школы. – Владикавказ: Ир, 2000. – С. 156.], а его центром «в средние века считался аул Мацута. Поляна рядом с поселением некогда служила местом общественного нихаса (ныхаса. – Д.К.) тапандигорцев» [240 - Гутнов Ф. Х. Нормы обычного права осетин. Часть II. Адаты обществ Западной Осетии: монография. – Владикавказ: ИПЦ СОИГСИ ВНЦ РАН и РСО-А, 2015. – С. 60.]. «Для разрешения споров и предводительства на войне дигорцы избирали верховного руководителя. Этот глава народа носил титул „уоли“. В конце XV века место уоли занял Айдарук, обладавший всеми достоинствами благородного мужа» [241 - Блиев М. М., Бзаров Р. С. История Осетии с древнейших времен до конца XIX в.: Учебник для старших классов средней школы. – Владикавказ: Ир, 2000. – С. 156.], которого Феликс Гутнов, ссылаясь на его автохтонное происхождение и предания о баделятах, именует «Дигор-Кабан» [242 - Гутнов Ф. Х. Северная Осетия в XIV – XV вв. // DARIAL-ONLINE.RU: Дарьял. №2. 2006.].
   Между тем в соседнем с Махческом селении Вакац жил некто по прозвищу Дигор-Кобан. По легенде, Дигор-Кобан был кровником Астановых, но однажды, заблудившись в густом тумане ночью, сбился с пути и был вынужден просить кров у своих врагов, чья ненависть к нему уступила правилам гостеприимства. «Астановы приняли Дигор-Кобана, как принимали всякого, кто приходил в их дом. Его угостили, уложили спать, не спросив даже, кто он и зачем приехал, так как это считалось неприличным. Гость должен был сам рассказать хозяевам о себе» [243 - Агибалова В. В., Жданов Г. В., Иванов В. Д. По Дигорскому ущелью (Туристические маршруты). – Орджоникидзе: «Ир», 1976. – С. 43.], а поутру подвели оседланного коня и пожелали хорошего пути. Великодушие заклятых врагов потрясло Дигор-Кобана до глубины души и, вернувшись в Вакац, он упросил старейшин примирить его с кровниками. Возможно, что схожесть прозвищ наших героев всего лишь обычное совпадение, но Дигор-Кобан по храбрости не уступал Айдаруку, жили они примерно в одной и той же местности и, скорее всего, в один и тот же период, поскольку и башня, и крепость принадлежала тогда Астановым.
   Тем временем «в Дигорию пришел чужеземец по имени Бадели. Благородный Айдарук приютил его. Тогда только начало распространяться огнестрельное оружие, первое ружье в Дигорию принес Бадели. В первом же бою чужеземец показал действие своего оружия. От дыма и грохота враги разбежались. А Бадели завоевал симпатии дигорцев» [244 - Блиев М. М., Бзаров Р. С. История Осетии с древнейших времен до конца XIX в.: Учебник для старших классов средней школы. – Владикавказ: Ир, 2000. – С. 157.], которые наняли его дозорным и «выделили ему участок, правда, на очень крутом склоне. Баделу приходилось вбивать в землю кол, привязывать к нему один конец веревки, а другим концом обхватывать себя и таким образом косить сено» [245 - Гутнов Ф. Х. Нормы обычного права осетин. Часть II. Адаты обществ Западной Осетии: монография. – Владикавказ: ИПЦ СОИГСИ ВНЦ РАН и РСО-А, 2015. – С. 224.]. Это место, расположенное у юго-западной окраины селения Нар, до сих пор называют «склон Бадели» (Баделий фахс) [246 - Цагаева А. Дз. Топонимия Северной Осетии. Часть II. – Орджоникидзе: «Ир», 1975. – С. 325.]. За охрану жители Дигории давали Бадели мерку зерна с каждого двора, а когда случился неурожай – заплатили ягнятами, те выросли и превратились в большое стадо, а Бадели разбогател. Со временем Бадели стал влиятельным человеком: руководил решением мирных дел и возглавлял дигорцев на войне. «Постаревший Айдарук не смог удержать народ от излишнего доверия и подчинения пришельцу. Потомки Бадели продолжали получать плату за дозор, которая сделалась наследственной повинностью дигорцев» [247 - Блиев М. М., Бзаров Р. С. История Осетии с древнейших времен до конца XIX в.: Учебник для старших классов средней школы. – Владикавказ: Ир, 2000. – С. 157.].
   Бадели считается родоначальником семи фамилий, в их числе и Абисаловы [248 - Миллер В. Ф. Осетинские этюды. – Владикавказ: Северо-Осетинский институт гуманитарных исследований, 1992. – С. 144.], чьи потомки, баделиата (баделята), усилившись, объявили своей собственностью общинные пастбища и вместо платы за дозор обложили крестьян повинностью за пользование землей. Вот тогда, вероятно, и произошла смена владельцев и крепости, и башни, хотя, конечно, сей факт можно и оспорить, заявив, к примеру, что Астановы появились там позже Абисаловых, но это невозможно хотя бы потому, что в начале XX века замок, по заверениям графини Уваровой, уже лежал в руинах и поднимать его из пепла не было никакого смысла, тем более что представители фамилии Абисаловых продолжали жить в Махческе. Либо, как вариант, что эти земли Астановым никогда не принадлежали, учитывая, что задокументированные в середине XIX века показания феодалов-баделят отсылают момент появления Бадели в Дигории на 800—900 лет назад [249 - Скитский Б. В. Очерки истории горских народов: Избранное. – Орджоникидзе, 1972. – С. 26.]. Красивый довод, если бы не упоминание о ружье, благодаря которому Бадели и поднялся.
   Согласно исследованиям кандидата исторических наук Алана Батырбековича Багаева, огнестрельное оружие на Северном Кавказе «впервые было использовано войнами эмира Тимура против войск Тохтамыша в битве на Тереке в 1395 г. В составе золотоордынских войск были и аланы-осетины» [250 - Багаев А. Б. Появление ружья в комплексе вооружения осетин // SOIGSI.COM: СОИГСИ ВНЦ РАН. 2014. 18 августа.], но, будучи разбитыми, они укрылись в городе Маджары на реке Куме (ныне Буденовск. – Д.К.), откуда позже, по одной из версий, пришел Бадели и где, как предполагается, могли изготовить огнестрельное оружие, поскольку местные окрестности были богаты селитрой, необходимой для производства черного пороха. Следовательно, появление Бадели в Дигории произошло не ранее конца XIV века, что соответствует утверждению Багаева «о знакомстве осетин с огнестрельным оружием в конце XIV – XV вв.» [251 - Там же.], в то время как расширение и усиление фамилии произошло значительно позже, когда сменилось не менее трех поколений.
   Еще одним аргументом в пользу первенства Астановых может быть конструкция самой башни, выполненной как сторожевая, учитывая, что такой тип укрепления появился на Северном Кавказе уже в XII веке. А вот боевые башни, предназначенные для стрельбы из ружей, получили распространение лишь в XVI веке, что, однако, не исключало возможность хозяев при наличии соответствующего оружия самостоятельно «прорезать» такие бойницы в стенах уже существующих построек. Кроме того, как отмечает графиня Уварова, «интересно и то обстоятельство, что, хотя Абисаловы магометане и были всегда таковыми, но на одной из стен замка вделан равнобедренный крест, напоминающий по форме Георгиевский» [252 - Уварова П. С. Кавказ: Рача, Горийский уезд, Горы Осетии, Пшавия, Хевсуретия и Сванетия. Путевые заметки. Часть III. – М.: Типография общества распространения полезных книг, 1904. – С. 114.], который как раз и могли оставить Астановы.
   В то же время, по мнению Георгия Кокиева, «план постройки боевых башен по Дигорскому ущелью, начиная с селения Донифарс и кончая селением Вакац, расстояние между которыми не менее 10 верст, предварительно был глубоко продуман и подчинен одной общей идее, заключавшейся в установлении взаимной связи между башнями и общей связи их с Абисаловской или Астановской, которая в данном районе являлась как бы основной или командующей. Стоя в ночное время на вершине башни Астановых, можно совершенно свободно подавать зажженными факелами, как было принято в старину, сигналы, например, в сторожевую башню Кануковых в Донифарсе, в башню Заурбековых-Абисаловых в сел. Вакац или в укрепление Багайта над сел. Кумбулта» [253 - Кокиев Г. А. Боевые башни и заградительные стены горной Осетии // Известия Юго-Осетинского научно-исследовательского института краеведения. Выпуск II. – Сталинир, 1935. – С. 225—226.].
   Однако такая система фортификационных сооружений требовала не только наличие союзных селений, но и хорошее их оснащение оружием, которого, согласно Всеволоду Миллеру, у местных жителей, включая Астановых, не было ни в тот период, когда Бадила своим ружьем «защищал дигорцев лучше, нежели они сами себя луками» [254 - Миллер В. Ф. Осетинские этюды. – Владикавказ: Северо-Осетинский институт гуманитарных исследований, 1992. – С.144.], ни значительно позже, когда его потомки «во время управления черным народом, по установленным обычаям, вошедшим в силу закона, имели об нем неусыпное попечение и в тяжкие времена, когда Дигорцы претерпевали различные угнетения от Кабардинцев и других сильных соседей, лишаясь части имущества и детей своих, Баделаты защищали их с пролитием своей крови, и нередко выкупали даже за свой счет из плена семейства подчиненного им народа» [255 - Гутнов Ф. Х. Нормы обычного права осетин. Часть II. Адаты обществ Западной Осетии: монография. – Владикавказ: ИПЦ СОИГСИ ВНЦ РАН и РСО-А, 2015. – С. 200—201.]. В таких условиях переход собственности от слабой фамилии к сильной был вполне закономерен. «Так потомки храброго и предприимчивого чужестранца превратились в господ, а свободные члены гражданской общины сделались зависимыми» [256 - Блиев М. М., Бзаров Р. С. История Осетии с древнейших времен до конца XIX в.: Учебник для старших классов средней школы. – Владикавказ: Ир, 2000. – С. 157.].
   Помимо башни, старого высохшего русла реки, некогда протекавшей рядом, и каменной изгороди, сложенной, «по преданиям осетин, руками рабов Абисаловых, впоследствии завладевших твердыней Астановых» [257 - Кокиев Г. А. Боевые башни и заградительные стены горной Осетии // Известия Юго-Осетинского научно-исследовательского института краеведения. Выпуск II. – Сталинир, 1935. – С. 226.], а также комплекса погребальных сооружений, там же на вершине холма недалеко от входа в подземный коридор, ведущий к укреплениям, еще в начале XX века лежал огромный плоский камень с замысловатым спиральным изображением, который назвали «Махческий лабиринт», но разгадать его тайну так и не смогли. Одни считают его планом «дома, в котором жил Сырдон – известный герой-шут осетинских исторических сказаний» [258 - Там же. – С. 227.], другие видят в нем отпечаток истлевшего клубка змей, сцепившихся в смертельной схватке, кто-то – «гусарскую рулетку», но если в первом случае стрелялись, то в местном варианте «выигравший пари публично отсекал на этом же камне голову проигравшему» [259 - Там же.], а ученые – аналог критскому изображению лабиринта на монетах и этрусскому рисунку на глиняном кувшине, датируемых VII веком до нашей эры [260 - Агибалова В. В., Жданов Г. В., Иванов В. Д. По Дигорскому ущелью (Туристические маршруты). – Орджоникидзе: «Ир», 1976. – С. 45.]. В настоящее время загадочный камень хранится в Северо-Осетинском краеведческом музее.
   Напротив башни Астановых-Абисаловых, но уже в низине, подле дороги, возвышается еще одно схожее укрепление, правда, «ростком» пониже. И это новодел, а вот святилище, ради которого его и поставили, говорят, древнее, названное в честь красавицы Гурмехан, которая жила в этих краях со своими четырьмя братьями. Девушка была очень пригожей и доброй, но как-то она пошла за водой к реке и ее унесла налетевшая тучка. Кинулись братья искать ее, но так и не нашли. С тех пор прошло немало времени и вот однажды, будучи на охоте, жители ее аула решили заночевать в одной пещере, но только стали разводить огонь, как вся пещера залилась ярким светом, а на входе появилась прекрасная девушка в осетинском костюме, которая сообщила им, что она их небесная сестра Гурмехан, которую унес Лагты дзуар (для женщин имя Уастырджи находится под запретом, поэтому они говорят о нем иносказательно, называя «Лагты Дзуар», что означает «Покровитель мужчин»), чтобы взять себе в жены.
   Гурмехан принесла им чашу с пивом и велела хранить ее, чтобы по ней узнавать свое будущее. «Если год будет удачным – пиво будет спокойным. Если будут вас ожидать невзгоды – пиво начнет пениться. На всех праздниках, после тоста и молитвы Лагты дзуару, вы должны будете обратиться с просьбой и молитвой ко мне, приготовив в мою честь 5 пирожков с сыром (хъабынта), опущенных в молоко. Я всегда буду помогать вам. А сейчас я пришла предупредить вас, что это гиблое место и вам надо перебраться в другое место» [261 - Туаева Алина. Тайны древней земли Иристон. Небесная сестра Темираевых // IRISTON.COM: История и культура Осетии. 2007. 4 апреля.]. И с этими словами Гурмехан исчезла, а потрясенные мужчины поспешно ретировались, а когда на следующее утро вернулись обратно, оказалось, что ночью прошла лавина и засыпала пещеру. С тех пор ежегодно представители тех фамилий, что произошли от братьев Гурмехан (Темираевы, Казаховы и Дзанкисовы), чтут свою небесную покровительницу, делая кувд в ее честь возле башни, которую построили рядом с тем местом, где исчезла Гурмехан.

Фаснал

   Чем дальше мы продвигались по ущелью, тем оно становилось мрачнее и неуютнее. Черная гора то пугала нас своими заснеженными склонами, прижимая к реке, то отбегала в сторону, едва мы въезжали в очередное селение, проносящееся перед нашими взорами смазанной картинкой. Но все это было иллюзией, игрой воображения, пытающегося вырваться из цепких оков монотонного и скучного пейзажа, лишенного солнца, пока слева на лежащей особняком поляне не замелькали каменные шатры якутских «урасов». Видение казалось таким неожиданным и сюрреалистичным, что все мои помыслы стремительным рывком тотчас устремились к ним, разрывая сознание на до и после, потому как в действительности это было древнее кладбище – знаменитый фаснальский некрополь, имеющий в своей «коллекции» редчайший восьмигранный склеп башенного типа, вызвавший у меня столь необычные ассоциации.
   Важным отличием этого склепа является не только абсолютно гладкое завершение, сложенное из отесанных камней, но и уникальный поясок, состоящий из пяти несквозных квадратных отверстий, выполненных на каждой стороне восьмигранника на удалении в полметра от карниза, отделяющего крышу от корпуса, а вот каменной шишки, некогда венчавшей верхушку склепа, уже не было, как и части стены, смотрящей на реку. Рядом возвышаются еще два необычных склепа. Один выделяется двускатным «гладким перекрытием, отграниченным от основания каменным козырьком, идущим вдоль продольных стен сооружения» [262 - Тменов В. Х. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной Осетии. – Орджоникидзе: Ир, 1984. – С. 222.], чем сильно напоминает ликийский саркофаг, а другой больше похож на четырехугольную пирамиду, длина ребра которой раза в три раза меньше ее высоты, в то время как каждая сторона расчленена тремя полочками. Там же, поблизости, можно увидеть и типичные склепы башенного типа, на одном из которых, расположенном сразу у входа, имеется яйцеобразное навершие, придающее сакральной постройке торжественный вид. Еще один восьмигранник, повторяющий общие черты своего собрата, но уже без изысков, стоит в гордом одиночестве ближе к жилой застройке.
   Погост возвышается на обрывистом мысу, где спускающийся с высоты южных ледников чистый, как горный хрусталь, Сардидон врывается непокоренной стремниной в мутные воды Сангутидона, верховья Айгамуги, образуя вместе с ущельем так называемую Фаснальскую поляну. В ее границах, повторяя изгибы склонов, раскинулось селение Фаснал (Фæснæл), чье название, по-видимому, когда-то служило своеобразным географическим ориентиром для жителей Галиата, которые считали его находящимся позади своего святилища «Нæлы Дзуар» (Налы дзуар), что в переводе так и звучит – «Позади нал» или «Позади святилища мужчин» [263 - Цагаева А. Дз. Топонимия Северной Осетии. Часть II. – Орджоникидзе: «Ир», 1975. – С. 390.].
   Согласно осетинской мифологии, Нæлы Дзуар (буквально «святой самец») – это божество, покровитель селения Фаснал, представлявшийся в образе барана, который, утратив со временем свои функции защитника, был наделен способностью даровать женщинам мужское потомство. К его святилищу «приходили молодые женщины, у которых рождались одни девочки, приносили жертву в виде трех пирогов и пива и просили послать мужское потомство. Иногда к святилищу… приходили и засватанные девушки, пытаясь заблаговременно попросить у него на будущее детей мужского пола. Аналогичные функции выполнял и Фыры дзуар (букв. „святой баран“) у жителей с. Даргавс» [264 - Дзадзиев А. Б., Дзуцев Х. В., Караев С. М. Этнография и мифология осетин. Краткий словарь. – Владикавказ, 1994. – С. 104.].
   За мостом, оставляя позади древний некрополь и скованное ледяным панцирем русло Сардидона, дорога уходит вправо, а затем, на подъеме, тянется влево, выводя к комплексу зданий бывшей Фаснальской обогатительной фабрики, «глазеющих» на мир забитыми окнами и обшарпанным фасадом, придающим постройкам, несмотря на новую кровлю, запущенный вид, за исключением разве что одной, стоящей отдельно и лишенной крыши. Сооружение напоминает огромный вытянутый ангар, впечатляющий своими размерами и красочным «скелетом» каркаса, удачно вписанным в склон горы. Правда, внутри, на «подворье», обустроены загоны для скота и чей-то «гараж» под открытым небом, но, по словам Славика, эту «коробку» хотят реконструировать, превратив в отель, хотя, на наш взгляд, для этого нужны большие средства. Во всяком случае уйдет не меньше, чем когда-то было потрачено на создание самого промышленного предприятия, чья история по-своему удивительна и трагична, а потому, дабы ничего не спутать, мы изложим ее, объединив рассказ Славика с собственными наработками, которые напрочь ломают устоявшиеся стереотипы.
   Так, согласно бытующей версии, изложенной в Интернете, в Фаснале в 1893 году бельгийскими специалистами был возведен Горно-обогатительный завод, к постройке которого привлекался известный в те времена строитель Карасе Габуев со своими братьями. Некоторые даже приводят подробное описание ныне разрушенного здания, утверждая, что крыша там была стеклянной. Возможно, опровергать не беремся, тем более что источники данной информации нам неизвестны, не раскрывают их и авторы своих опусов. А жаль. Что же касается всего остального, то оно просто не соответствует действительности, на что указывают найденные нами документы, один из которых принадлежит перу величайшего человека Осетии – Коста Хетагурову. Однако начнем по порядку.
   К концу XIX века среди промышленных предприятий Осетии особое значение имели Садонские рудники и Алагирский серебросвинцовый завод, основанные еще в начале 50-х годов. Тем не менее долгое время ни рудники, ни завод не могли нарастить свою мощность, что объяснялось применением устаревших технологий и недостаточным финансированием, вследствие чего «они занимались выплавкой исключительно серебра и свинца. В отвал же шла не менее ценная часть руды – цинковая обманка» [265 - Блиев М. М., Бзаров Р. С. История Осетии с древнейших времен до конца XIX в.: Учебник для старших классов средней школы. – Владикавказ: Ир, 2000. – С. 321.], интерес к которой проявил некто Н. В. Филькевич, лейтенант запаса военного флота. Его усилиями цинковые отвалы начали переправлять за рубеж. Видя успех частного предпринимательства, «царское правительство… решило сдать Садонские рудники и Алагирский завод в аренду» [266 - История Осетии / Гл. ред. З. В. Канукова, отв. ред. С. А. Айларова, А. Г. Кучиев: в 2-х томах. – Владикавказ: СОИГСИ ВНЦ РАН, 2019. – Том 2: История Осетии в XIX – начале XX века. – С. 160, 161.]. В 1895 году с Филькевич был заключен контракт, по условиям которого «новому владельцу переходили также леса Цейского и Касарского ущелий общей площадью около 3 тыс. дес.» [267 - Там же. – С. 161.]. Однако для превращения завода и рудников в рентабельные предприятия Фильковичу требовались партнеры. Ими стали бельгийские предприниматели, с которыми в апреле 1896 года [268 - Там же.] был подписан договор об образовании смешанного русско-бельгийского Горнопромышленного и химического общества «Алагир».
   Дела совместного предприятия сразу пошли в гору, что не могло остаться незамеченным. «Мания во мгновение ока сделаться миллионером обуяла всех, начиная от лапотника и кончая всеми рангами общественного положения. Тысячи „кладоискателей“ бродят, как легендарный осетинский герой Бесо, по горным трущобам и роются в диких скалах. <…> На каком бы участке ни была открыта руда, на частном ли, на фамильном ли или общественном – это для кладоискателей безразлично. <…> Зачастую, чтобы делу дать „законный вид и толк“, они входят в соглашение с собственниками земли на грошовых условиях. <…> Так поступают не только приятель француз, бельгиец или москвич, но и наши интеллигентные туземцы» [269 - Хетагуров К. Полное собрание сочинений в 5 томах. – Владикавказ: РИПП им. В. А. Гассиева, 2000. – Том 4. – С. 194, 195.]. На этой волне начали появляться и другие акционерные объединения. В 1898 году было учреждено «Терское горнопромышленное общество», которое вело разработку серебросвинцовых и цинковых руд в местности Стур-Изад и Вакац в Дигорском ущелье на землях дворянина И. Б. Булатова, а потому само предприятие часто называли с добавлением фамилии землевладельца, однако в 1899 году рудники Булатова были переданы в разработку бельгийской акционерной компании «Вьель-Мантан» (Вьельмонталь) [270 - Чшиева М. Ч. К. Л. Хетагуров о ситуации в горнопромышленности Владикавказского округа в конце ХIХ – начале века // Международный научный журнал «Символ науки». – 2016. №12—3. – С. 43.].
   Примерно в 1900 году, но не ранее, так как одной из дат в публикации значился 1899 год, в журнале «Северный Кавказ» появилась статья Косты Хетагурова, в которой он рассматривал проблему беспощадного уничтожения заповедных лесов Дигории, называя главной причиной такого печального явления – «водворение в Урухском ущелье нескольких горнопромышленных обществ, которым и сбывается лес». При этом делался акцент, что на землях селений Фаснал и Уакац в тот период еще только велись «разведочные работы двумя компаниями: „Терская акционерная“ и „Вьельмонталь“», которые пользовались в народе очень плохой репутацией и «всевозможными махинациями захватили самые лучшие уголки ущелья» [271 - Хетагуров К. Полное собрание сочинений в 5 томах. – Владикавказ: РИПП им. В. А. Гассиева, 2000. – Том 4. – С. 210, 211.]. А в мае 1901 года в «Горном журнале» инженер И. Стрижов изложил собственное видение развития Демонзагатского рудника, находящегося на землях селений Дунта и Хунсар, руда из которого «будет подвергаться механической обработке на Фаснальской рудо-обогатительной фабрике, которую Терское Горнопромышленное Общество строит на поляне при впадении реки Сарды-дон в р. Сангути-дон. Эта фабрика при полном ходе рассчитана на обработку 12 т. п. руды в сутки, но первоначально она будет обрабатывать лишь 3 т. п. в сутки. Движущую силу будет давать вода. Кроме Демонзагатского рудника, эта фабрика будет получать руду из Фаснальского рудника, который будет служить для нее самым главным и самым близким запасом» [272 - Стрижов И. Демонзагатский серебро-свинцовый рудник Терского горнопромышленного акционерного общества // Горный журнал. – 1901. Май. №5. – С. 124.].
   Таким образом, фабрика в Фаснале была построена лишь в начале XX века. При содействии Терского общества и «Вьельмонталь», которыми руководили русские горные инженеры, был проложен тоннель для гидроэлектростанции, решен вопрос размола руды мощными жерновами, в селении появилось электричество, медпункт, лавки с промышленными товарами. Однако обман при покупке земельных участков, беспощадная вырубка леса, разрушение проложенной по Дигорскому ущелью дороги тяжелыми арбами акционеров, при встрече с которыми горцы бывали «на волосок от смерти» [273 - Хетагуров К. Полное собрание сочинений в 5 томах. – Владикавказ: РИПП им. В. А. Гассиева, 2000. – Том 4. – С. 218.], «породили ненависть к так называемым „бельгийцам“. В годы революционных потрясений местные жители разорили и разграбили фабрику. Тащили все, что могли унести. Дело доходило до курьезов. Один удачливый крестьянин созвал все село на пироги из бельгийской муки. Но руки хозяйки при размешивании „муки“ вдруг окаменели. В конфискованном мешке оказался алебастр» [274 - Кусов Г. И. Неизвестная Осетия: Необычные экскурсии по Республике Северная Осетия-Алания. – Владикавказ: ИПП им. В. А. Гассиева, 2006. – С. 238.].
   В целом анализ найденных документов, прямо указывающих на процветающий в тот период уровень коррупции во властных структурах, факты мошенничества при заключении сделок и их последующем выполнении, а также общее обнищание горских масс на фоне полного попустительства местных властей, а то и их непосредственного вовлечения в махинации акционеров, не только вызывает много вопросов, но и ставит под сомнение создание, а уж тем более существование значимой для народа Осетии промышленной инфраструктуры в Фаснале. Не говоря уже об архитектурных изысках в конструкции самой фабрики, здание которой по какому-то загадочному стечению обстоятельств оказалось единственной разрушенной до основания постройкой, в то время как остальные корпуса уцелели. Надеюсь, когда-нибудь, при желании, наши современники, перелопатив кучу архивного материала, который нам, увы, не доступен, расскажут все же в красках полную и правдивую историю Фаснальской фабрики, ну а пока нам, туристам, остается лишь надеяться на хорошего гида, как Славик Будаев, да погожую погоду, чтобы от души полазить и осмотреть здешние развалины.

Хъисын-фæндыр

В августе 2020 года справа от входа в ущелье, прорубленное руслом реки Комидон, где его срывающиеся с порогов потоки с грозным рыком вливаются в Айгамугу, пересекая ведущую из Фаснала в Дунту горную дорогу, творческой мастерской Mah Kond был установлен арт-обьект «Хъисын-фæндыр». Как отмечается в словаре этнографии и мифологии осетин, «хъисын фандыр (ир.), хъесанфандур (диг.) – один из самых распространенных в прошлом музыкальных инструментов у осетин; осетинская двух– или трехструнная скрипка» [275 - Дзадзиев А. Б., Дзуцев Х. В., Караев С. М. Этнография и мифология осетин. Краткий словарь. – Владикавказ, 1994. – С. 192, 193.], игра на которой и длинные повествования под ее «аккомпанемент были исключительной привилегией наиболее даровитых мужчин» [276 - Хетагуров К. Л. Особа: этнографический очерк. – Владикавказ, ИПП им. В. Гассиева, 2012. – С. 35.], так называемых кадагганаги или певцов-сказителей.
При этом, говоря о хъисын-фæндыр, опускать первое слово не следует, так как при отсутствии иных характеристик слушателю может быть не до конца понятно, о чем на самом деле идет речь, поскольку само по себе слово «фæндыр» входит в название не только смычковых или щипковых струнных инструментов, отличающихся между собой по форме и количеству струн, но и духовых, той же гармоники [277 - Дзадзиев А. Б., Дзуцев Х. В., Караев С. М. Этнография и мифология осетин. Краткий словарь. – Владикавказ, 1994. – С. 162.].

Махческ, башня Астановых

Махческ, святилище Гурмехан

Фаснальский некрополь

Фаснал, склеп башенного типа

Фаснал, обустроенные руины

Восьмигранник, пирамида и «ликийский саркофаг»

Башенный склеп с навершием

Фаснал, цех размола руды

Фаснал, корпуса обогатительной фабрики

Второй восьмигранный склеп

Фаснал, сохранившийся корпус фабрики

В цеху обработки руды ныне чей-то хлев

Славик рассказывает историю фабрики

Фрагмент стены цеха фабрики

Ущелье реки Комидон, вид на Галиатский водопад

Фаснал, зимняя дорога

Хунсар (Хонсар), древний некрополь

Арт-обьект «Хъисын-фæндыр»

Плакат с зелеными горами

Хунсар (Хонсар), склеп башенного типа

Хунсар (Хонсар), арки подземных склепов

Селение Дунта

Камунта, вид на Дунту и ленту реки Айгамуга

Долина реки Даронком и селение Дунта

Загон на горном склоне

Камунта, сельская улочка

Камунта, вид на долину реки Комидон

Источник в центре села

Ресторан и хостел «Камунта»

Красочные руины на фоне гор

Собачья скала

Камунта, жилой дом-крепость

Камунта, дорога на Галиат

Современный галуан

Скальная гряда и «кладбище камней»

Камунта, тесная улочка

Камунта, руины древней постройки

Собачья скала на фоне Галиата

Галиат, вид на ущелье реки Комидон

Неприступная «Собачья скала»

Камунта, в ритме танца

Терраса «саппыта», долина реки Комидон

Галиат, усадьба и башня Езеевых

Галиат, сельские улочки

Галиат, склепы на склоне

Галиат, галуан Битуевых

Суровый ландшафт, галуан Битуевых

Галиат, усадьба Балаовых

Галиат, фрагмент постройки

Галиат, долина безымянной речушки

Вид на Галиат и Собачью скалу Камунты

Галиатский петух

Усадьба Гасиновых и башня Цараевых-Кадоевых

Галиат, жилые постройки

Вид в сторону Стур-Дигоры

Кумбулта, башня Боллоевых

Горяночка

Лезгор, русло Уруха (Ирафа)

Поместье Боллоевых и замок Багайта (на горе)

   То ли цырты, то ли каменные пальцы

   Так, например, в известном нартском предании о появлении фандыра, который изготовил Сырдон в минуту скорби и печали, оплакивая свою жену и двенадцать малолетних сыновей, убитых нартом Хамыцем за украденную корову, говорится о создании инструмента, похожего на 12-струнную арфу, которую осетины называют «дыууадæстæнон-фæндыр». Но это становится ясно лишь из контекста, когда возникает описание количества струн: «Взял он кисть руки старшего сына и натянул на нее двенадцать звонких струн, а струны те были из жил, что несли кровь к сердцам его сыновей. Сел он над останками своих сыновей, по звонким струнам ударил и запел-зарыдал» [278 - Осетинские нартские сказания / Под ред. К. Д. Кулова. – Дзауджикау: ГИ Северо-Осетинской АССР, 1948. – С. 209.].
   Композитор, пианист и дирижер Феликс Шалвович Алборов называет хъисын-фæндыр – одним из древнейших музыкальных инструментов осетин, подчеркивая, что «в музыкальном быту он распространен повсеместно и существует у осетин с незапамятных времен», занимая наряду с дыууадæстæнон-фæндыр одно из центральных мест в народном инструментарии. «Простое устройство, сохранившиеся до нашего времени архаические формы инструмента, а также своеобразие его использования в художественном быту и приписание ему каких-то сверхъестественных свойств говорят о том, что на осетинской почве хъисын-фæндыр существует с древнейших времен» [279 - Алборов Ф. Ш. Музыкальная культура осетин. – Владикавказ: Ир, 2004. – С. 120.].
   Традиционно хъисын-фæндыр, если не вдаваться в подробности, состоит из круглого чашеобразного корпуса, к которому крепится увенчанный головкой гриф и струны. Чашу хъисын-фæндыра, как и гриф, стараются изготавливать из одной и той же породы дерева, например, липы или клена, но это необязательно. «Крышкой» чаши служит дека, эдакий «пузырь какого-либо животного (барана, теленка и т.д.), или его кожа» [280 - Там же. – С. 123.], которую натягивают на чашу в сыром виде и тут же фиксируют, обвязывая веревкой или крепкой нитью. И так оставляют до высыхания, после чего лишнее обрезают, а нужное склеивают древесным клеем или прибивают мелкими гвоздями, заодно проделывая резонаторные отверстия. Гриф обычно делают с плоской верхней (рабочей) стороной и полукруглой нижней (тыльной), на которую наклеивают сосновую смолу, служащую канифолью для смычка.
   Венцом грифа служит головка, которая «представляет собой его продолжение, но несколько сплющенной формы. В просверленные круглые отверстия… вставляются колки (по количеству струн). Среди традиционных видов инструмента головки встречаются самой различной и причудливой формы: от изображения головы какого-либо животного или птицы до самых замысловатых завитков» [281 - Там же. – С. 123, 124.]. Струны, в отличие от современных, раньше «изготавливались из конского волоса. Количество волосин в струнах колебалось в пределах между 5 и 10. Из струн одна толще, другая тоньше, что и определяло количество волосин в каждой» [282 - Там же. – С. 122.], а смычок представлял «собой согнутую в виде лука трость из кизила или другой упругой породы с натянутым на нее конским волосом» [283 - Там же. – С. 124.].
   Тем не менее, несмотря на простоту конструкции, изготовление хъисын-фæндыра требовало соблюдения определенных технологий, местных традиций и поверий. Так, музыкальный инструмент старались делать из средней части ствола, которая легче поддавалась обработке, но прежде, чем работать с древесиной, ее следовало высушить и дать ей время отлежаться, чтобы можно было выявить имеющиеся изъяны целостности и прочности древесной ткани. Деревья нельзя было рубить в период полнолуния, а также выполнять какие-либо древесные работы вплоть до последней четверти лунной фазы. Большое значение имело и то место, где происходила вырубка. Древесина, собранная на солнечном склоне, ценилась выше, так как сделанный из нее инструмент имел лучшие звуковые параметры.
   Однако при всей красоте и изяществе своих форм хъисын-фæндыру была, тем не менее, отведена сакральная роль инструмента, говорящего с душами умерших, что, по мнению Феликса Алборова, связано с историей возникновения религии, ритуалы которой «обставлялись множеством культовых атрибутов, в том числе всевозможными звенящими, звучащими и пр. Может быть, … обряды осетин, сванов и абхазов есть не что иное, как далекие отголоски того, что появление и первоначальное назначение смычковых – хъисын-фæндыр, чунири и апхьарца – было связано с одним из древнейших культов человечества, с культом мертвых. Нельзя ведь объяснить чистой случайностью, что и осетинский хъисын-фæндыр, и сванский чунири, и абхазский апхьарца отложились в памяти этих народов как „инструменты скорби“» [284 - Там же. – С. 128, 129.].
   В то же время существовала и иная «направленность» инструмента. Например, ублажение ниспославшего недуг божества путем игры на хъисын-фæндыр и пение под его аккомпанемент больному [285 - Там же. – С. 130.]; предсказывание погоды, хотя такие «способности» ничего магического в себе не таят, так как «струнно-смычковые инструменты очень чувствительны к перепадам атмосферного давления» [286 - Там же. – С. 131.]; музыкально-инструментальное сопровождение народных танцев, того же «Симд» или «Хонгæ кафт» [287 - Там же. – С. 132.]; и, что особенно важно, практическая музыкально-структурная организация «осетинского народного хорового трехголосия» [288 - Там же. – С. 136.]. В этой связи неслучайно, что у трехструнного хъисын-фæндыр струны имеют следующие названия: «I – хъæргæнæг таг, зарæджы зæгъæг, дзурæг таг, II – амонæг таг, III – хъырнæг таг» [289 - Там же. – С. 133.], тем самым указывая, что первая струна является глашатаем или сказителем песни, она ее начинает и ведет, вторая струна направляет песню, подправляя первую и ориентируя третью, а та, в свою очередь, подпевает остальным голосам, в данном случае – звукам, которые издают первые две струны. «Точно так же, как поют голоса у песни, поют и струны у хъисын-фæндыра. Если одна струна начинает песню, то вторая отвечает ей, а третья подпевает им густым голосом» [290 - Там же. – С. 134.].
   Помимо арт-объекта, стоящего без смычка, можно пробраться в узкое, заросшее соснами и лишенной листвы кустарниками с деревьями, ущелье, заваленное камнями. По его дну в толщи льда, застывшего в зимний период «расплавленной лавой», пробивает невидимые тоннели русло реки Комидон, низвергаясь со стороны горного селения Галиат одноименным водопадом, который, как поговаривают, имеет высоту около восьми метров, а потому виден издали, являясь еще одной достопримечательностью этой местности, но на сей раз природной. Все остальное на любителя. Как и каменные пирамидки, не пойми для чего обретшие тут вдруг черты целой колонии, вытянувшейся на несколько десятков метров вдоль кромки опасного участка дороги, что в сложных метеоусловиях может сыграть с кем-то злую шутку…

Уаллагком

   Ранее, при описании поездки в селение Цмити, нами уже упоминалась местность под названием «Уаллагком», откуда к подножию горы Кариухох Куртатинского ущелья пришел Цымыти – основатель цымытинской общины. Теперь у нас появилась возможность увидеть ее собственными глазами, тем более что после хъисын-фæндыра и скромной комидонской «теснины» нам предстоял почти 4-километровый марш-бросок по малолюдной горной дороге с элементами серпантина в направлении Камунты, который при иных обстоятельствах и менее благоприятной погоде мог легко вылиться в многочасовое турне. Но нам повезло, а вот в единственное, встреченное по пути, селение Дунта попасть не удалось, так как сама дорога, располагаясь выше по горному склону, идет в обход этого населенного пункта, когда-то одного из самых крупных в Дигории [291 - Агибалова В. В., Виленкин В. Л. Среди вечных снегов и ледников. – Орджоникидзе: «Ир», 1973. – С. 48.], а ныне вымирающего. Вот где-то там, в начале очередного поворота, стелющегося по краю крутого обрыва, и возвышается веселый плакат с зелеными горами и заснеженными верхушками, извещающий каждого встречного о прибытии в Уаллагком, хотя его границы начинаются сразу после Фаснала.
   Согласно Борису Калоеву, «формирование Дигорского общества, как и других обществ в горах Северной Осетии, относится к концу XV в. Первоначально Дигория делилась на две части: Дигор и Уст-Дигор (Дальняя Дигория)» [292 - Калоев Б. А. Осетины: Историко-этнографическое исследование. – М.: Наука, 2004. – С. 90.]. Позже население Дигорского ущелья начало подразделяться на более мелкие общества, одним из которых было Уаллагкомское. «Территория Уаллагкомского общества простиралась от селения Фаснал по течению р. Сонгутидон (Сангутидон, Айгамуга. – Д.К.) до самого Кион-хохского перевала, через который шло переселение иронцев из Алагирского в Дигорское ущелье, в частности, в селения Уаллагкома – Камунта, Галиат, Дунта и Хунсар. Уаллагком отличался особенно большой плотностью населения и острой нехваткой земли» [293 - Там же. – С. 93.].
   Оказавшийся летом 1880 года в здешних краях с оказией Всеволод Миллер, путешествующий из Алагирского ущелья через Камунту и Галиат в сторону Стур-Дигоры, говоря об Уаллагкоме, описывает ущелье реки Айгамуга, называя его «Вола-ком». «Все ущелье Вола-ком густо населено, хотя с трудом в состоянии пропитать население. Каждая, даже самая незначительная полоска удобной земли на скате гор огорожена камнями и тщательно обработана. Лесу почти нет, колесные арбы неизвестны и сено, накашиваемое высоко на горах, возят и зимой, и летом на санях, впрягая в них волов. Скот мелкий и плохой: взрослый бык не больше великорусского годовалого теленка. Хлеб часто не вызревает от суровости климата; овес сеется мало и часто безуспешно. Кое-где по горным аулам нет даже кур. И несмотря на все эти неблагоприятные условия, аулы встречаются довольно часто» [294 - Миллер В. Ф. В горах Осетии / Сост. Т. А. Хамицаева. – Владикавказ: ИПП им. В. Гассиева, 2007. – С. 363, 364.].
   Однако, помимо виденного нами Фаснала, а также Камунты с Галиатом, куда мы направлялись, в Уаллагкоме смотреть особо нечего. Упомянутый Калоевым Хунсар, который в разных источниках называют и Хонсаром, и Хуссаром, и Хоссаром, ныне покинут жителями. Заброшен и некогда имевшийся где-то здесь Демонзагатский рудник. Близ дороги остался лишь принадлежащий селению некрополь, на котором можно увидеть как объекты башенного типа, так и едва различимые среди заснеженных складок гор каменные арки подземных склепов, напоминающих заросшие травой кочки, пугающие зевами черных округлых нор и рыжеватым мшистым наростом, а также полуподземные персональные склепы прошлого столетия, традиционный вход в которые заложен плитой с характерной надписью, а иногда и рисунком. Та же ситуация и с Дунтой или Думтой, хотя в окрестностях селения, согласно Калоеву, было несколько святилищ.
   Например, святилище Елиа (Уацилла) – дзуар плодородия, из которого на время совершения обряда вызова дождя брали священный камень [295 - Калоев Б. А. Осетины: Историко-этнографическое исследование. – М.: Наука, 2004. – С. 354.]. Для умножения скота и обеспечения его травой молились святому Ичъна, который, по легенде, «прилетев сюда из далекой страны, сначала обосновался близ селения Дунта на поляне, получившей тогда же название Дзуарыстон (место стоянки дзуара), а затем из-за того, что местность здесь открытая, полетел в ущелье Сунгут, где ему построили дзуар. В день праздника наряду с другими приношениями жители селения Дунта обязательно резали около его святилища вола» [296 - Там же. – С. 380.] и варили пиво. Близ Дунты имелся и Цауы дзуар (дзуар козла), представлявший собой каменный сарай с двумя отделениями. В день праздника в честь Цауы (период сенокоса) сюда из Дунты приходили две фамилии – Кобизовы и Кудзоевы, только мужчины, которые вместе с другими приношениями также приводили козу. Ее резали и устраивали пиршество, на котором просили Цауы дзуар умножить их скот и уберечь его от болезней и волков. Но где эти святилища сейчас – сказать сложно, информации о них нет.
   Необходимо также отметить, что «в результате переселения иронцев в Уаллагкоме образовалось смешанное население» [297 - Там же. – С. 94.], говорящее на своих наречиях и диалектах, вследствие чего встречающиеся в описаниях названия здешних селений и природных объектов могут иметь большое разнообразие собственных «имен», подчас не позволяющих сразу понять, о чем идет речь. Тем не менее, по мнению кандидата филологических наук Искры Нартовны Цаллаговой, уаллагкомское смешанное наречие занимает по праву особое место в осетинском языке. Однако «до сих пор нет однозначного решения, говором какого же из двух вариантов осетинского языка он является. Тем более что в настоящий момент в селах Уаллагкома (Уӕллагком), некогда густо заселенных, осталось жить малое количество населения, остальные же расселились в равнинные села, где сохраняют некоторые особенности своей речи, но также и впитывают из окружающего их языка новые черты» [298 - Цаллагова И. Н. О говорах переходного типа (на осетинском языковом материале) // Известия СОИГСИ. Вып. 16 (55), 2015. – С. 78.].

Камунта

   За Дунтой лента дороги делает резкий изгиб и уходит как бы в обратную сторону, но теперь уже в гору, карабкаясь и извиваясь по скалистому склону. К счастью, в тот день трасса оказалась сухой, опасность представляло только дорожное покрытие – сплошная сыпуха. Мало того, что эта «мелюзга» разлеталась веером из-под колес проносящегося мимо или идущего впереди автомобиля, так еще на мерзлых участках норовила отправить в занос, превращаясь в непредсказуемые салазки. А потому в этих краях стараются не гонять, да и опасно: ни улавливающих барьеров, ни своевременной помощи. Лишь заросшие бурьяном и припорошенные снегом поляны, то ли загоны, тщательно огороженные выложенными из разносортных камней стенами, которые подпирают-удерживают крючковатые ветки, а то и вбитые как кол поржавевшие трубы.
   Камунта появилась внезапно, хотя задолго до этого впереди, на вершине горы, то и дело мелькало какое-то расплывчатое нагромождение, которое по мере приближения приобрело, на удивление, очертания осовремененных одно– и двухэтажных домов, сгрудившихся на окраине, но стоило их миновать и чуточку углубиться в селение, как ощущение легкого разочарования сменилось чувством изумления и даже провала во времени. Но все началось с небольшого пяточка, окруженного снежным нетронутым покровом, разводами льда и островками мокрой земли, где возвышалась одетая в кольцо бетона уличная водоразборная колонка с аляповатой раскраской в синеватых тонах, выпуклой чугунной крышей в стиле а-ля канализационный люк и изогнутым носиком слива, заткнутым деревянной затычкой, глядящей с тоской в зев бетонного корыта, усиленного зачем-то куском листового железа.
   Это была развилка и, по всей видимости, центр селения, который Анастасия Цагаева, если мы ее правильно поняли, называет «Лабийы æфцæг» или «Перевал Лаби» [299 - Цагаева А. Дз. Топонимия Северной Осетии. – Владикавказ: Ир, 2010. – С. 364.]. Оттуда дорога расходится уже тремя лучами: один продолжает свой путь в сторону Галиата, уходя резко вправо и вниз, спускаясь в долину реки Комидон, второй, делая два левых поворота, теряется в хитросплетении улочек, а третий выводит к обрыву и «Собачьей скале». Двигаясь в этом направлении, и возникают странные ассоциации своего присутствия в параллельном мире: средневековые сакли, молчаливо взирающие на тебя маленькими, прилепленными чуть ли не к крыше, оконцами, глухие, сложенные из неотесанных камней, стены и закутки-загоны, огороженные плетеной оградой.
   Каменные своды повсюду: где-то кусок стены, где-то часть дома, а где-то и просто руины, рисующие по земле своими очертаниями контуры древних построек. Им вторят узкие улочки, переходящие в едва заметные, заросшие травой, тропы, и завывающий на пустыре ветер, раскачивая конструкцию ретранслятора, возвышающегося на скалистой голой вершине на краю Камунты. Сразу за ней обрыв и одиноко стоящая неприступная «Собачья скала» с агрессивными вертикальными склонами, где под словом «собака» следует понимать не животное, а преступившего закон человека, которого в подобных местах казнили, сбрасывая со скалы. Однако если таковое здесь когда-то и было, то так давно, что об этом в пору легенды писать.
   Хотя бы потому, что нынешняя форма скалы не позволяет без риска для жизни взобраться на нее, а уж тем более затащить туда связанного человека. Кроме того, такие «эшафоты», как мы знаем, всегда находились рядом с тем местом, где проходил ныхас, чтобы исполнение приговора можно было осуществить незамедлительно после его вынесения. Однако наличие такового в Камунте история не припомнит, ближайший же был в Галиате, но там, как ни крути, и своих крутых вершин хватало, на что, кстати, указывает и Анастасия Цагаева, говоря о расположенной к юго-востоку от Галиата Куйуадзæны хуæхтæ или «Горы, где сбрасывали собак» [300 - Там же. – С. 368.].
   Зато существует красивое предание о поселении дигорцев в Камунте, согласно которому основателем аула считается Камынон-Наср, сын Челбагона, чьи предки были из Грузии, а затем переселились в Алагирское ущелье и Дигорию. Однажды «из Алагира пришли неприятельские войска и стали осаждать Камунту. Жители заперлись в башне на горе близ того места, где теперь стоит церковь. После долгой осады камунтцы пошли на хитрость. Они подрубили устои моста, дававшего доступ в их башню, и перестали отстреливаться с той целью, чтобы неприятель подумал, что они истощили свои метательные снаряды. Хитрость удалась. Алагирцы бросились по мосту на приступ, и мост под ними провалился. Таким образом неприятельское войско погибло» [301 - Миллер В. Ф. В горах Осетии / Сост. Т. А. Хамицаева. – Владикавказ: ИПП им. В. Гассиева, 2007. – С. 323.].
   И самым интересным моментом в этой легенде является упоминание моста и погибшего на нем войска, которого должно было быть так много, чтобы устои не выдержали веса осаждающих и мост рухнул под их тяжестью. И тут два варианта. Либо событие было приукрашено, в то время как нападавших на самом деле было мало, и они упали с обычной приставной лестницы, которую, как мы знаем, использовали, чтобы попасть в башню. Либо мост все же существовал, но тогда возникает вопрос к его размерам, учитывая, что башня стояла на горе и бросившиеся на приступ алагирцы все разом оказались на нем. И где жители смогли взять столько дерева для его постройки, если в округе лишь одни голые скалы? В этой связи логичнее предположить, что башня находилась на вершине «Собачьей скалы», раз других доступов, кроме моста, к ней не было, тем более что понятие «близости» с привязкой к некогда имевшемуся тут храму, о котором упоминает Миллер, относительно. Это могло быть и два метра, и сто. Но если наше предположение верно, то под «собаками» в названии скалы следует понимать не преступников, а неприятеля, который погиб тут, когда устои моста рухнули.
   Примерно столетие спустя, когда у местных жителей уже появилось огнестрельное оружие, алагирцы вновь предприняли попытку завоевать Камунту. На сей раз осадив башню, где в тот момент жил Ног, представитель четвертого поколения. У неприятеля была и пехота, и конница, которой «предводительствовал Асынык, сын Цалика. Она подошла к руслу реки, а пехота шла горою, по верху» [302 - Там же. – С. 324.]. Подступив непростительно близко к осажденной башне, Асынык стал бахвалиться перед Ногом, что вырежет всех взрослых мужчин, а малолетних и женщин заберет с собой, чтобы обменять на рубахи и штаны, за что и был наказан выстрелом из крымской пищали, получив ранение в правое колено. Однако завершающим так и не начавшееся сражение штрихом оказалась насмешка пехотинца над раненым, указавшая на хорошее вооружение дигорцев, раз те были в состоянии подарить ему «красного шелку повязку». Асынык был взбешен, но закравшееся в сердце сомнение в собственных силах вынудило его ретироваться несолоно хлебавши.
   Интересны также воспоминания исследователей о здешних могильниках, обнаруженных в конце XIX века после того, как «речка размыла часть горы и обнажила несколько рядов могил прежнего населения местности», в которых находили «золотые, бронзовые и железные вещи, сердоликовые и стеклянные бусы» [303 - Там же. – С. 356.]. И все это, по мнению Генри Кусова, ссылающегося на экспедицию графини Уваровой, раскопавшую в окрестностях Камунты и Галиата «золотые человеческие маски, головные уборы, резанные из тонкого листового золота; браслеты, кольца, бусы из золота и драгоценные камни» [304 - Кусов Г. И. Неизвестная Осетия: Необычные экскурсии по Республике Северная Осетия-Алания. – Владикавказ: ИПП им. В. А. Гассиева, 2006. – С. 240.], могло говорить «о существовании в этих местах высокой цивилизации эпохи Вавилона, Рима, Византии» [305 - Там же. – С. 241.].
   Меж тем, по утверждению Всеволода Миллера, «золотой руды не было в этих местах, и предметы из этого металла приобретались путем купли или грабежа», а потому их научная ценность была «гораздо ничтожнее ценности других вещей, составляющих бытовую обстановку камунтских и галиатских могил» [306 - Миллер В. Ф. В горах Осетии / Сост. Т. А. Хамицаева. – Владикавказ: ИПП им. В. Гассиева, 2007. – С. 356.]. Кроме того, большинство захоронений было поверхностным: ямы заваливались камнями или засыпались землей, а вот каменные ящики, подобно кобанским, встречались редко. Оружие было исключительно из железа, а бронзовые предметы составляли только украшения. По этой причине, найденным монетам, относящимся к VI – VII векам, а также вследствие варварского разорения могил, которые «не могут быть ни спасены, ни научно обследованы» [307 - Уварова П. С. Кавказ: Рача, Горийский уезд, Горы Осетии, Пшавия, Хевсуретия и Сванетия. Путевые заметки. Часть III. – М.: Типография общества распространения полезных книг, 1904. – С. 122.], соотнести могильник в Камунте «по древности с кобанским или казбекским, представляющими характерный пошиб культуры бронзового века» [308 - Миллер В. Ф. В горах Осетии / Сост. Т. А. Хамицаева. – Владикавказ: ИПП им. В. Гассиева, 2007. – С. 357.], не получилось.

Галиат

   Путь в Галиат оказался более тернист, нежели мы проделали от места слияния Комидона с Айгамугой в Камунту через Дунту, но если перед этим у нас был длинный подъем, то теперь предстоял затяжной спуск с участками серпантина и прочими каверзами зимней дороги, выведшей нас в заснеженную долину реки Комидон, на берегах которой, незадолго до слияния с безымянной речушкой, правым притоком, и раскинулось искомое селение. Однако столь ярких, бурных или ошеломляющих эмоций, как в Камунте, Галиат почему-то не вызвал. Наоборот, он показался «мертвым», чужим и холодным: причиной тому была то ли общая атмосфера зимней скованности, то ли лишенные золотистых оттенков пасмурные краски дня, то ли безлюдность улочек, а может, и безысходность, сквозившая от каждой постройки и из каждого закутка. Вокруг нас были лишь голые стены, холодный камень и зияющие пугающей пустотой окна, лишенные стекол и ставней.
   Нечто похожее испытал в свое время и Всеволод Миллер, выйдя к древнему аулу «с четырьмя галуанами, возвышающимися над грудой циклопических сакель». Он пишет, что «чем-то мрачным, средневековым веет от этих древних башен и домов, в которых коротает свой век потомство на местах, где каждый камень, каждая гробница говорит о предках. От неблагоприятных условий существования, холода и голода население нарастает весьма медленно. Поэтому каждый дом считает несколько столетий, и новые постройки редки. Если семья сильно размножается, то пристраивается небольшая клетушка у главного здания, которое продолжает служить потомкам. Любому домохозяину не трудно насчитать от пяти до десяти и более поколений его предков, проживающих на том же самом месте, в той же сакле» [309 - Там же. – С. 362, 363.]. А вот Генри Кусов, в свою очередь, представлял, как «из-за толстых стен грозных цитаделей выйдут средневековые воины в кольчугах и стальных шлемах. А из башни, украшенной изображением крестов, покажется рыцарь» [310 - Кусов Г. И. Неизвестная Осетия: Необычные экскурсии по Республике Северная Осетия-Алания. – Владикавказ: ИПП им. В. А. Гассиева, 2006. – С. 239.].
   На левом берегу Комидона, возлежа на седловине горной перемычки, отделяющей долину реки от Айгамуги, находится святилище Авддзуар (семь богов). Борис Калоев считает, что культ в честь семибожия характеризовался у осетин наличием фамильных и сельских святилищ, сохранившихся в ряде мест Осетии. Святилище в честь семибожия представляет собой средневековую церковь, рядом с которой, по преданиям, «когда-то находилось селение Узыкау, основанное якобы фамилией Едзиевых, для которых семибожие являлось до недавнего времени родовым покровителем. Поэтому святилище это часто называют по имени старого села Узыевское семибожие (Узы авддзуары). <…> В честь этих божеств Едзиевы приносили ежегодно в жертву барана» [311 - Калоев Б. А. Осетины: Историко-этнографическое исследование. – М.: Наука, 2004. – С. 362.].
   Согласно версии Всеволода Миллера, это святилище называют также «Узи-дзуар», Вольдемар Пфафф именует его «Юс-дзуар», видя в Юсе имя императора Юстиниана [312 - Миллер В. Ф. Осетинские этюды. – Владикавказ: Северо-Осетинский институт гуманитарных исследований, 1992. – С. 443.], а Владимир Толстой – Юзовой святыней, основание которой, по легендам, «приписывают царице Тамаре» [313 - Толстой В. С. Сказание о Северной Осетии. – Владикавказ: РИПП им. В. А. Гассиева, 1997. – С. 79.]. Тем не менее в сохранившихся рядом с храмом кельях, по утверждению Миллера, «жил священник, вероятно монах, похороненный близ церкви. Считается грехом, если кто-нибудь пройдет между церковью и могилой монаха, а женщинам к этому месту даже не позволено приближаться. <…> Когда в Галиате бывает засуха, тогда прибегают за помощью к Узи-дзуару. Из фамилии Едзиевых по жребию выбирается мужчина, который после 2-х недельного говения, т. е. ежедневных омовений, несет к дзуару чашку молока и обливает им стены церкви» [314 - Миллер В. Ф. Осетинские этюды. – Владикавказ: Северо-Осетинский институт гуманитарных исследований, 1992. – С. 443.].
   Еще одним особо почитаемым святилищем, расположенным близ Галиата, было «дерево, посаженное самим Богом для дзуара Аларды» [315 - Тменова Дз. Г. Легенды о святых местах осетин. – Владикавказ: ИПП им. В. А. Гассиева, 2008. – С. 48.] – божества, насылающего оспу. Его боялись больше других святых и им клялись исключительно женщины, так как они его считали своим святым, хотя сами и не участвовали в пире, устраиваемом в его честь. Дерево боялись больше Бога и к нему прибегали во время оспенной эпидемии [316 - Миллер В. Ф. Осетинские этюды. – Владикавказ: Северо-Осетинский институт гуманитарных исследований, 1992. – С. 435.]. По легенде, «на него нельзя залезать, ломать ветки, рвать листки. Нельзя в него кидать камни. Возле дерева нельзя кричать, свистеть и сквернословить. Нужно остерегаться делать плохие дела. Без необходимости не подходить, а коль проходишь мимо, надо слегка поклониться и сказать: „Аларды, табу да будет тебе! Будем молиться тебе в спину, не разворачивайся к нам лицом!“» [317 - Тменова Дз. Г. Легенды о святых местах осетин. – Владикавказ: ИПП им. В. А. Гассиева, 2008. – С. 48.].
   Расположение дерева Аларды нынче неизвестно, утраченным оказался и Фарун зуар (Фарнæ дзуара) – молитвенный дом или храм, посвященный счастью, стоявший у русла реки и снесенный наводнением в 1838 году. Его еще называли «Фæрон» (Фарон), ему поручали выходящих замуж девиц и, желая им счастья, обычно молились, произнося: «Галиатский фарон пусть наградит тебя обильно фарном», подразумевая «мир», «счастье», «благополучие» [318 - Цагаева А. Дз. Топонимия Северной Осетии. – Владикавказ: Ир, 2010. – С. 432.]. С этим местом связывают несколько легенд о змее.
   По одной из них, «в Фарун зуаре поселилась исполинская змея, покрытая чешуею и носящая на голове два больших рога. Эта змея кровожадная все истребила в окрестности и наполнила ужасом жителей всего ущелья. Тщетно с нею сражались, змея всегда побеждала, а чешуя ее защищала от всякого оружия. Наконец нашелся витязь по имени Касполат; обернувшись в толстый войлок, он вызвал змею на бой, выстрелил в нее из ружья и, когда она его обертывала своими кольцами, успел из-под чешуи изрубить ее в смерть шашкою» [319 - Толстой В. С. Сказание о Северной Осетии. – Владикавказ: РИПП им. В. А. Гассиева, 1997. – С. 80.].
   По другой легенде, гадина поселилась также у воды, но рядом с местом, где жители хранили свой хлеб и прочие запасы. «Осенью откуда-то появился зарнаг калм (зарийский змей) и окружил это место, свившись в кольцо, так что хвост у змеи был в зубах. Никто из жителей не дерзал подойти к опасному месту. <…> Из беды Галиату выручил один храбрец, родом из Кантемировых, который решился напасть на змея. Для этой цели он достал свежую воловью шкуру, оделся в нее и высушил ее на себе на солнце, так что она плотно облегала его тело. Затем он сел на коня и напал на змея. После долгой битвы ему удалось шашкой отрубить голову змею. Дело было около реки, и кровь змея в таком количестве наполнила воду, что целый год нельзя было пить из этой реки» [320 - Миллер В. Ф. В горах Осетии / Сост. Т. А. Хамицаева. – Владикавказ: ИПП им. В. Гассиева, 2007. – С. 323.].
   Не меньший интерес представляет и предание, согласно которому подступившие к Галиату войска некоего Саха смогли одержать победу лишь после того, как по совету пастуха накормили ишака солью, и это бедное животное, мучимое жаждой, сумело отыскать и раскопать «трубу водопровода, снабжавшего Галиату водой. Тогда Сах отвел воду и таким образом принудил Галиату сдаться» [321 - Там же. – С. 326.].
   Так кто же жил в этих краях на самом деле? Все эти легенды и многочисленные научные открытия позволяют предположить существование здесь, в древности, некой высокоразвитой расы, способной строить мосты, прокладывать водопроводы и рождать былинных героев. Но кем бы они ни были – разгневавшим бога мифическим народом царца, не очень усердно молившимися туальцами, европейским племенем, гатами либо галатами [322 - Цагаева А. Дз. Топонимия Северной Осетии. Часть II. – Орджоникидзе: «Ир», 1975. – С. 381.] – мы должны быть им благодарны за эти крупицы истории, которые рано или поздно, несомненно, станут чем-то большим, нежели одинокими строками в разрозненных книгах.

Кумбулта

   Побродив по скользким улочкам Галиата да покружив по окрестностям холмам, мы повернули в обратную сторону, намереваясь добраться до Стур-Дигоры, но к тому времени, когда мы оказались в Мацуте, все видимое пространство в нужном нам направлении уже было обложено темными тучами. Лишь вдали крошечной точкой, проглядывая из-за облаков, робко мерцал светлячком солнечный диск. Серая мгла наступала так активно, что казалось, продвинься мы еще на несколько километров вперед, как окажемся посреди ночи. И мы ретировались, поддавшись соблазну взглянуть на Дигорское ущелье с одного из склонов левобережья Уруха, тем более что рядом с Мацутой имелась горная дорога, ведущая в Донифарс, которую, по словам Славика, проложили с подачи бизнесмена Таймураза Казбековича Боллоева, чьим родовом селением является Кумбулта.
   Серпантин непростой, да и не каждый, на наш взгляд, автомобиль этот, все время устремленный вверх, подъем осилит. Плюс сильный ветер, даже наш тяжелый вездеход на открытых участках слегка потряхивало, не говоря уже о попытке открыть дверь, налетающие хлесткие порывы то пытались выбить ее из рук, то оторвать с корнем. Нам еще повезло, что не было встречного транспорта и снег не выпал. Разъехаться можно только на поворотах, но бровки как таковой нет, за краем дороги сразу обрыв. И везде сыпуха, если нужда будет из машины выйти, чтобы пару снимков сделать или оглядеться, все равно придется под ноги смотреть, ибо легко поскользнуться и кубарем вниз соскочить. В общем, ситуация не из простых. Но чем выше взбираешься, тем больше дух захватывает от открывающихся видов и того же поместья Боллоевых.
   Существовавшее в здешних краях селение Кумбулта (Къумбултæ) [323 - Там же. – С. 384, 385.], чье название, по одной из версий, могло происходить от дигорского слова «свекла» (къумбул), до недавнего времени имело лишь «непривлекательные руины горских саклей», за исключением двух домов под крышей, поддерживаемых стараниями чабанов. И все это, по убеждению Генри Кусова, «как-то не ладилось с окружающим пейзажем. На фоне могучих и вечных скал и вдруг разрушенные постройки» [324 - Кусов Г. И. Я хочу вам доверить тайну. – Владикавказ: РИО, 1992. – С. 109.], пока за дело не взялся Таймураз Казбекович, не только возродив поместье своей фамилии, но и подняв из руин родовую башню, относящуюся к XVI – XVIII векам [325 - Попов К. П. По тропам родного края: Спутник краеведа. – 2-е изд. – Орджоникидзе: Ир, 1986. – С. 176.], а также восстановив мечеть XVII века, считающуюся теперь самой высокогорной в республике.
   Мы же, обогнув комплекс новостроек, взобрались чуть выше, найдя более-менее ровную поляну, где, борясь с бесчинствующими порывами ледяного, пробирающего до самых костей, ветра, единолично властвующего на скованных холодом безжизненных склонах, смогли наконец немного передохнуть и прогуляться. На подступах, возле дороги, возвышалось напоминающее гигантский кристалл каменное нагромождение, а может, древние цырты, согбенные неведомой силой и временем, «тела» которых покрывал замысловатый узор рун, то ли обычных трещин, проступающих сквозь пестрые разводы горного лишайника. А на вершине высокого холма, справа от башни Боллоевых с галуаном, ближе к серпантину, по которому мы поднимались, находилось «орлиное гнездо Бахайтерахъ или Бахайта» [326 - Уварова П. С. Кавказ: Рача, Горийский уезд, Горы Осетии, Пшавия, Хевсуретия и Сванетия. Путевые заметки. Часть III. – М.: Типография общества распространения полезных книг, 1904. – С. 110.], по другим данным – крепость Багайта [327 - Фрейберг Наталия. В Кумбулта завершили реконструкцию исторических башенных комплексов // ALANIATV.RU: ГТРК «Алания». 2021. 15 октября.] или, как его именуют в госреестре, «жилое здание-замок с остатками церковного здания» [328 - Жилое здание-замок с остатками церковного здания. Номер в реестре: 151610538290006 // OPENDATA.MKRF.RU: Открытые данные Минкультуры России. 2021. 23 декабря.], ныне лежащее в руинах, на реставрацию которого выделил средства Таймураз Боллоев.
   «Существует предание, что Бахайта основана греками и долго находилась в их владении; после чего служила поселением древним кумбулцам, которые позднее, выселившись рядом, на более удобное место, забросили это древнее поселение. При осмотре однако ж в Бахайте не оказалось никаких следов от греческого поселения, ни единого тесанного камня или кирпича, которые можно было бы приписать этому народу. Есть стены и несколько отдельных камер, но все они сложены из местного неотесанного плитняка, без всякой извести, то есть тем же незатейливым способом, который в употреблении и у нынешних горцев.
   Предание ли о древности Бахайта или просто чудное расположение ее на отдельной небесной выси – причиной тому, что она служит до сих пор местному поклонению для христианского и даже магометанского народонаселения.
   В одном углу Бахайта, пристроено к стене из огромных каменных глыб тесное святилище (его называют «Хоры алдар». – Д.К.), напоминающее Реком, с очагом, с железным крестом в одном из стенных углублений и заваленное черепами животных, рогами и железными стрелами» [329 - Уварова П. С. Кавказ: Рача, Горийский уезд, Горы Осетии, Пшавия, Хевсуретия и Сванетия. Путевые заметки. Часть III. – М.: Типография общества распространения полезных книг, 1904. – С. 110—111.].
   Кроме того, в окрестностях Кумбулуты Прасковьей Уваровой были открыты уникальные могильники, не считая тех, что, по словам графини, расположены «под самой Бахайтой, но уже в сторону Стердигории» [330 - Там же. – С. 111.] на утесах Нижняя и Верхняя Рухта, в которых удалось обнаружить бронзовые булавки, имеющие «круглый стержень и головку громаднейших размеров в виде расплюснутых бараньих рогов, загнутых в обе стороны. Длиною эти булавки достигают до ¾ аршина и более, и весьма значительны по весу» [331 - Там же. – С. 109—110.].
   И где-то тут, поблизости, Генри Кусовым был найден древний солнечный календарь, который по ошибке считали инструментом для отсчета времени. «На вершине высокого пика „Цагат“ стояла каменная пирамида. Вокруг нее, начиная с востока на запад, лежало несколько ровных обычных каменных пластин, числом восемь. „Часы“, видно, работали по солнцу. Когда тень от пирамиды падала против соответствующей пластины, в Кумбулте начинали пахать или сеять, косить сено, готовиться к тому или иному празднику» [332 - Кусов Г. И. Я хочу вам доверить тайну. – Владикавказ: РИО, 1992. – С. 110.].
   Там, в Кумбулте, стоя под облаками на омываемом всеми ветрами склоне и завершилось наше, по сути, однодневное турне по Дигории, а с ним и само путешествие по Северной Осетии, пускай небольшое, но очень необычное, насыщенное и незабываемое. Правда, была еще одна остановка на мосту возле Лезгора, но поскольку в само селение мы не заезжали, а только любовались перекатами Уруха да меняющей свой цвет водой, в которой отражались все краски неба, то рассказ об этом интересном во всех отношениях месте оставим до следующего раза. Тем более что наш визит в Дигорию был лишь скромной прелюдией, ознакомительной встречей, которую мы, конечно, хотели бы повторить. А пока за окном близился вечер, мелькали еще различимые знакомые места, но наши мысли уже были далеко, за следующим поворотом, в предвкушении нового дня и новых приключений, теперь уже в Кабардино-Балкарии. Праздники продолжались, а с ними и наша поездка в компании с нашим прекрасным другом Славиком Будаевым.

Послевкусие

   Это была наша вторая совместная поездка со Славиком Будаевым. И тот, кто читал нашу предыдущую книгу о Северной Осетии, может убедиться, что нас тогда впечатлило практически все: и программа, и ее насыщенность, а также теплота и радость самого общения, учитывая, что после Южной Осетии, у нас уже не было ни сил, ни надежд, ни иллюзий. Однако результат получился масштабный и головокружительный. И мы наконец испытали чувство безудержной радости и счастья. Поэтому вторая поездка на этом фоне была несколько рискованной для каждой из сторон, ибо там, где было очарование от однодневного тура, может случиться разочарование от многодневной экскурсии.
   Почему? Потому что слишком много ожиданий! Потому что невозможно простоять «на цыпочках» все дни, все равно проскочит где-то настоящее, что может не соответствовать сложившейся в голове картинке и разрушит предвкушаемые мечты. Тем более что вторая встреча – это общение уже знакомых людей, основанное на понятных друг другу предпочтениях и намерениях, но, чтобы их взаимодействие имело продолжение, результат, как известно, должен быть тем же либо превзойти ожидания, а если они слишком велики, то получить желаемое сложно. Однако, к счастью, эти опасения не подтвердились. Все эти дни тянулись целую вечность и проскочили в один миг. Такое бывает, когда звезды складываются удачно, ты находишься в правильном месте, в правильное время и с правильными людьми. Удалось словить состояние присутствия, погрузиться уже осмысленно в культуру и традиции Северной Осетии.
   В этой поездке мы постарались более тонко прочувствовать особенности и уклад жизни осетин. Хотелось понять, откуда в каждом человеке и в целом народе появляется эта удивительная золотая середина между двумя крайностями: воинственность и робость, гордыня и услужливость. Обычно даже отдельный человек плохо держит этот баланс, а тут в целом народе на генетическом уровне уже заложено это качество и проявляется и в большом, и в малом. А это, на наш взгляд, внутреннее достоинство, уважение к себе, к своему роду. Уважение к гостю, к другому человеку, к другому народу. Желание договориться, причем так, чтобы найти взаимную выгоду и взаимный интерес. Но если кто-то переходит все границы, то страха нет, есть готовность защищаться.
   Также мы постарались приоткрыть дверцу в их историю и значимые события, чтобы понять, как сформировалась у осетин эта золотая середина, этот прекрасный, как священный Грааль, национальный бриллиант. И мы думаем, что все дело в традиционном укладе их жизни, местных адатах и обычаях, тесно переплетенных с дохристианскими верованиями предков, сохранившимися до наших дней. А вот религия, будь то православие или мусульманство, это уже некоторые условности. Или, если хотите, дополнение к основе бытия и жизни. Для нас это несколько странно, но именно это позволяет сохранять целостную картину и нести в этот мир свою культуру.
   Поэтому неожиданно для нас самих эта поездка и воспоминание о ней, наложенное на наши впечатления и рассказы Славика, нашего неизменного спутника, вылилось в целое историко-этнографическое расследование, в ходе которого было перелопачено множество документов, исторических выкладок, легенд и преданий, имеющих как важное научное значение, так и относящихся к обычному информационному мусору, часто заводящему в тупик ошибочными суждениями и неподтвержденными фактами, которые нужно было еще распознать и вовремя отсеять. Но нам понравилось копаться в истории, сопоставлять события и даты, спорить, изучать, рассуждать, обосновывать, а где-то и негодовать, сетуя на недостаточность знаний или непроверенный источник. И в итоге получилось так, как получилось, а насколько хорошо, пусть решает читатель.
   Тем не менее, перефразируя великого Генри Кусова, нам хочется все же сказать, обращаясь ко всем осетинам, которых мы полюбили всем сердцем и душой, что у ваших предков имелся уникальный «жизненный опыт, накопленный веками. До наших дней дошло лишь то, что воплотилось в материальной культуре: орнаменте, строительном искусстве, предметах утвари. Многое из того, что имело отношение к культуре духовной, безвозвратно утеряно. Поэтому так важно» [333 - Там же.] сохранить тот кладезь знаний, который имеется сегодня у вас, который был бережно собран для вас ваши земляками, а также учеными-осетиноведами других наций. Берегите и помните свою историю, а если вдруг что-то забудете или в чем-то засомневаетесь, то не поленитесь, полистайте классиков, от них уж точно будет намного больше пользы, нежели от авторов сомнительных опусов на страницах интернета.

   Северная Осетия, 4—6 января 2023 г.

Сказания горных ущелий Прогулки рука об руку Дмитрий Кругляков Надежда Давыдова

Предвкушение

Санибанский перевал

Куртатинское ущелье

Водопад Каскадный

Кадаргаванский каньон

Дзивгис

Даллагкау

Цмити

Урикау

Лац

Даргавская котловина

Ламардон

Мидаграбины

Даргавс

Хуссар Хинцаг

Кахтысар

Дигория

Чертов мост

Старая дорога

Дигорский Уастырджи

Сестры Седановы

Греческая крепость

Нижний Задалеск

Ханаз

Мацута

Махческ

Фаснал

Хъисын-фæндыр

Уаллагком

Камунта

Галиат

Кумбулта

Послевкусие

Сказания горных ущелий
Прогулки рука об руку

Дмитрий Кругляков
Надежда Давыдова