-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Голиб Саидов
|
|  Жили-были… Или история одной обычной семьи
 -------

   Жили-были…
   Или история одной обычной семьи

   Голиб Саидов

   Родителям, детям и внукам посвящается…


   © Голиб Саидов, 2023

   ISBN 978-5-0059-1624-2
   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero


   Вместо вступления

   – Детей надо баловАть: только тогда из них вырастают настоящие разбойники!
   (Из к/ф «Снежная королева»)

   Как до обидного мало, оказывается, сохранилось картинок детства! Тех, что являются самыми чистыми и светлыми. Не замутнённые ничем, никаким влиянием из мира взрослого, чужого и – как вскоре придётся убедиться – жестокого, полного лжи и коварства. Так хочется поглубже и понадёжней спрятать их от этого мира. Для того, чтобы иногда, когда уже станет совсем трудно дышать, нырнуть туда за очередной порцией кислорода. Я с удовольствием хотел бы там остаться, но, к сожалению, мне пока это не удаётся. Как тот ныряльщик, которого нужда заставляет в очередной раз погрузиться глубоко в воду, чтобы, получив со дна морского заветную жемчужину, поднять её с собою в тот мир, где она будет выменяна на какие-то совершенно ненужные вещи, а кроме того, потускнеет вскоре и сама от прикосновения многих рук.
   Эти картинки детства близки ещё и тем, что там нет ничего лишнего и непонятного: есть только светлая радость и тихая безмятежность. Там нет места никаким богам: нет ни Христа, ни Аллаха, ни Яхве, ни Будды…
   Там не существуют ни русских, ни узбеков, ни евреев, ни таджиков…
   Там нет ни белых, ни красных… Ни черных, ни цветных.
   Там есть только двое: ты и Вселенная. Такая же необъятная и свободная от любых условностей, как и твоя изначальная душа, которая только-только осознала свою обособленность, отделившись от божественного источника, но ещё не успевшая запачкаться миром взрослого…

   Внук Савва


   ЧАСТЬ I – Рассказы и миниатюры


   Моя первая пасха

   «Цветок Жизни», худ. Татьяна Жердина. Батик, 2006 г.

   Манзурка выбежала из соседнего подъезда как раз в тот самый момент, когда я поравнялся с ним. Лицо её излучало неописуемую радость и ликование. В каждой руке было зажато по цветному яйцу.
   – Что это у тебя? – ошалело, уставился я на этакое диво.
   – Крашеные яички! – Она разжала кулачки и демонстративно подняла их на самый верх: на ладонях, протянутых к солнцу, ярко запылали два яйца – одно красное, другое – оранжевое.
   Я завистливо впился в них, не в силах оторваться от этого великолепия.
   – Если хочешь, и тебе дадут – пожалела меня соседка. – Надо только сказать: «Христос воскрес – дайте одно яичко!»
   Я не поверил своим ушам. «Неужели только и всего?!»
   – А где? – недоверчиво спросил я, на всякий случай.
   – У тети-Вали, на втором этаже.
   В ту же секунду я метнулся в подъезд, торопливо перескакивая через ступеньки. Глубоко втайне теплилась надежда, что и на мою долю должно что-либо остаться. Достигнув заветной двери, выждал немного и, отдышавшись, робко постучал в квартиру Давыдовых. Вскоре за дверью послышались шаги, затем звуки отпираемого замка и, наконец, дверь распахнулась. На пороге стояла Лариса, изумлённо уставившись на меня, приветливо улыбаясь. Она была старше меня по возрасту, а потому круг её общений никак не пересекался с моим.
   – Чего тебе, Галиб? – выждав немного, спросила она.
   И тут до меня дошло, что я начисто забыл «пароль»! Надо же: ведь, ещё с минуту назад я его повторил несколько раз про себя. И теперь стоял, уставившись на соседку, как дурак, хлопая своими ресницами. Однако, медлить было нельзя и потому, набравшись смелости, я робко произнес:
   – Крест на крест – дайте одно яичко…
   Не в силах сдержаться, Лариса прыснула и, повернувшись в сторону кухни, неожиданно засмеялась.
   – Мама! – весело крикнула она вглубь квартиры. – Тут Галиб, «крест на крест», яичко просит!
   «Ну, всё: не видать тебе никаких яиц!» – я окончательно сник, жалея себя. – «Пароль» не сумел запомнить».
   И тут на пороге возникла добродушная и сияющая тетя-Валя. Она, молча, по-матерински чмокнула меня в лоб, и, тихо промолвив: «Воистину воскрес!», протянула… целых три (!) разноцветных яйца: одно было такое же красное, как и у Манзурки, второе – голубое, словно небо, а третье – ярко желтое, как настоящее солнце.
   Не помня себя от радости, я выскочил на улицу, дабы похвастаться своим «уловом» перед соседкой, но той уже не было: как назло, двор был пуст. Я задрал голову кверху и… замер. Во всем мире нас было только трое: голубое безоблачное небо, весело подмигивающее солнце и я, с крашеными яичками в руках.


   День, когда я стал папой…

   Истора и Алишер с мамой. Фото кон. 80-х гг. ХХ в.

   Я очень хорошо помню этот день. И эту жутко холодную зиму 1985 года. Всё настолько ярко впечаталось, словно было только вчера. Хотя прошло (Боже мой, неужели?!) 36 лет.
   У нас дома гостили мои студенческие друзья из Бухары. Лена же, находилась в роддоме: её заблаговременно поместили в дородовое отделение 16-й больницы, что находилась в районе Купчино. Там же, сделав УЗИ на новой (по тем временам) аппаратуре, врачи предсказали нам рождение двойни. Естественно, что волновались все, особенно бабушка с дедушкой. Елизавета Петровна ждала непременно девочек, а Михаил Иванович не признавал никого, кроме мальчиков. Ну, а мне – как новоиспечённому папе – было неважно: лишь бы все были здоровы. За это мы и пили.
   Весь вечер накануне, мои новые родители «сидели» на телефоне, чуть ли не ежеминутно интересуясь – родила-родила? А я вырубился и заснул мертвецким сном. А рано утром, проснувшись по обыкновению раньше всех, набрал номер справочной больницы и не поверил своим ушам:
   – Поздравляем вас: девочка родилась первой в 2—05, а через 10 минут – мальчик. Вес такой-то… рост…
   – Погодите-погодите! – оборвал я девушку, едва приходя в себя – Так девочка или мальчик?
   – Я же вам говорю – у вас двойня!
   – А-аа!!!
   Так Лена угодила всем: и маме, и папе, и – мужу. Ну, «мужу» – это наверное несколько громко, поскольку я тогда ещё не в полной мере осознавал всю полноту ответственности перед семьёй, Как справедливо подумала бы моя бедная покойная тёща: «Зять, с которого не@уя взять». И в сущности, оказалась бы права. Ибо, так по жизни получилось, что дети росли как бы сами по себе, а моё участие в их воспитании было самым незначительным…
   И ещё один день накрепко запал в душу. День, когда мы с тёщей на такси отправились забирать из роддома Лену с малышами. Я ещё, оказывается, застал то советское время, когда всё было бесплатным, но при этом соблюдались традиции. Врач с медсестрой вынесли два конверта (один обвязан розовой ленточкой, а второй – голубенькой) и торжественно вручили их довольному новоиспечённому папаше. А Елизавете Петровне передали конвертики со свидетельством о рождении и симпатичными медальками «жителю Ленинграда» – опять таки – одна – розовая, а другая голубенькая. Они до сих пор хранятся у Лены. По-моему, мудрая тёща, всё же, передала врачам скромную коробочку конфет, в знак благодарности. И мы, на такси же, приехали домой, где нас встречал счастливый дедушка-Миша.
   И вот – теперь у них уже свои семьи и – как говорится в русской поговорке – «В каждой избушке, свои погремушки». Ну а нам с Леной остаётся только наслаждаться внуками и с каждым днём, с каждым часом, всё более и более ценить дарованную нам Всевышним радость Жизни. С днём рождения, дорогая! А вам – мои дорогие Истора и Алишер – дарю лишь вот эти миниатюрки, написанные много лет назад. Здоровья вам, достатка и да хранит вас Всевышний!


   Нормальный мужик

   Алина и Алишер

   Поведение сына давно вызывало тревогу: не пьёт, не курит, не матерится. К тому же, не проявляет никакого интереса к противоположному полу. Ненормально, как-то…
   «Уж, не „голубой“ ли?» – жутко переживал папаша.
   Но вот, в один прекрасный день… вернее – в одну прекрасную ночь, его гостья осталась ночевать у нас дома.
   Вздох облегчения невольно вырвался у обоих родителей. Через неделю сын представил её нам, а ещё через месяц мы уже твердо были убеждены, что Бог подарил нам ещё одну дочь.
   В день свадьбы своей сестры, мы впервые увидели в руках сына бокал с шампанским.
   – Пригубил… – умилённо посмотрели родители друг на друга и… расчувствовавшись, прослезились.
   Наконец, на днях, мы с супругой, ужинаем в гостиной. За стеной, в своей комнате, сидит за компьютером сынок и усердно пыхтит над диссертацией.
   Внезапно, во всём доме гаснет свет, и в наступившей тишине из соседней комнаты доносится отчаянный вопль:
   – А-а! Бл@ди!!!
   И, буквально следом, едва слышное:
   – П@@дец…
   – Ну вот, – мило взглянула на меня жена – а ты переживал: «ненормальный»… Очень даже нормальный мужик растёт! Можно даже сказать, весь в папочку…


   Жизнь продолжается…

   худ. Истора Саидова

   Признаться, я никогда не понимал своих сверстников, которые по любому поводу (и без повода) стремились выложить в социальных сетях свои фотографии на фоне внука или внучки. Особенно шокирующим это выглядело на сайте знакомств. Спрашивается: к чему всё это?! Нет, я конечно-же, люблю маленьких детей, но зачем же, вот так, афишировать, распускать слюни и гордиться? И непонятно – кем: собой или внуком? Если ты про себя – то это лишь подчеркивает, что тебе уже далеко за «полтинник» и – следовательно – «иди домой!», а ежели ты хвастаешься своим сопливым потомком и при этом, восхищаешься – какой он красивый и умный, то я вижу перед собой обыкновенного ребенка. Да – милого, да – маленького и беззащитного. Но это вовсе не повод, чтобы открыто умиляться перед всеми своим внуком, которого, между прочим, предстоит ещё грамотно воспитать… Ну, претит мне всякое сентиментальное излияние чувств и излишнее сюсюканье! Более того, оно меня всегда откровенно раздражало. Пока…
   Пока, старшая дочь не подарила мне внучку и я сам вдруг не оказался в статусе… дедушки.
   Я с волнением берусь за ручку, ведущей в палату послеродового отделения, открываю дверь на себя и… на некоторое время пребываю в некотором оцепенении, застав перед собой классическое полотно Рафаэля «Мадонна с младенцем»: мать кормит малютку, стыдливо прикрыв грудь легким платком. И во мне происходит нечто совершенно непонятное и необъяснимое. Дочь молча улыбается и я, вглядываясь в знакомые черты, неожиданно для себя, узнаю в ней одновременно: и дочь, и сестру, и женщину, и – мать.
   «Как, всё-таки, совершенна и мудра Природа! – восклицаю я про себя. – Женщины борются за эмансипацию, за равноправие… но разве дано мужчине сравняться с ней в том, что по праву принадлежит исключительно женщине?! И – что делает её не только женщиной, но и родительницей, матерью и источником Жизни?!»
   Доченька! Я невольно, припоминаю эпизод из казалось бы совсем недавнего прошлого, когда ты своим криком разбудила нас с мамой посреди ночи. Вскочив с постели как ужаленный, влетаю в соседнюю комнату, где, из детской кроватки мне навстречу тянутся маленькие ручёнки, мгновенно подхватываю малышку на руки и, с испугом вглядываясь в зарёванное лицо, тревожно вопрошаю:
   – Что случилось?!
   На что, ты, всхлипывая, признаёшься:
   – Мменя лиса кушала-а!
   – Где? – не сразу соображаю я.
   – Там… – неопределенно машешь ты ручкой в сторону кроватки, после чего, до меня постепенно начинает доходить.
   – Не бойся, она больше тебя никогда не укусит: это был сон!
   И вот теперь, по прошествии времени, я смотрю на тебя и мне хочется – на всякий пожарный – ущипнуть себя: неужто это не сон?
   Знаешь, всю свою жизнь я пытался найти смысл человеческого существования. Сегодня, мне кажется, что я его нашел. И произошло это во многом, благодаря тебе. Ты подарила жизнь маленькому человечку. Моей внучке.
   В Библии есть трогательный сюжет, который связан со стариком Симеоном, где он, в частности, произносит своё известное признание: «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои…»
   Следовательно, смысл человеческого существования заключается в том, чтобы дожив до старости, увидеть внуков и передать эстафету Жизни им. А это означает лишь одно – Любовь вечна и Жизнь продолжается…


   О банках…

   Дебора (слева) с сестрой Исторой. С-Петербург, 2015 г

   На днях, серьёзно сцепился с младшей дочерью, которая давно уже самостоятельная и вправе решать свою судьбу сама.
   О чём теперь, не то, чтобы сожалею… но, какой-то неприятный осадок, который, вероятно, испытывают многие родители, «воюющие» со своими великовозрастными чадами.
   «А ведь, и вправду: ну, какого лешего, я встрял вчера в их разговор с матерью? – стал ругать я себя последними словами. – Подумаешь: в очередной раз, она собралась ехать в Москву к своим друзьям…»
   – В конце-концов, мне уже двадцать четыре года! – как главный аргумент бросила она родителям и, в сердцах хлопнув дверью своей комнаты, разрыдалась на кушетке. – Боже мой! И когда же это закончится?!
   – Никогда! – жестко отрезала мать. – Вот, когда выйдешь замуж и заведёшь свою семью, тогда и поступай так, как тебе заблагорассудится, а пока ты ещё живёшь в родительском доме, будь любезна считаться с нами!
   – И потом: не далее, как три месяца назад, ты ездила в столицу? – вяло подтяфкнул я супруге, пытаясь внести свою родительскую лепту, дабы попытаться, сохранить авторитет главы семьи.
   – Ну и что?! – оторвала дочь своё зарёванное лицо от подушки. – Разве я прошу у вас денег?! Я еду на свои заработанные, которые сняла в банке!

   худ. Истора Саидова

   И вдруг, я внезапно перенесся на 20 лет назад. В эту же самую комнату.
   Сквозь ажурную тюль и узкую щель между шторами, весело проскакивает солнечный зайчик и, игриво пощекотав маленький носик моей дочурки, останавливается на уровне глаз.
   Дебора просыпается… и вот мы уже, сцепившись в единый неразрывный клубок, катаемся по восточному ковру, устланному по периметру детской комнаты.
   Поймав момент, дочь ловко вскарабкивается ко мне на грудь и усевшись верхом, начинает меня «пытать»:
   – Какой пароль?!
   – Я не знаю… – подыгрываю я своей малышке, в мгновение ока перенесясь в своё милое и беззаботное детство и вспомнив себя, восседающего на своём родителе.
   – Отвечай! Какой пароль?! – не унимается дочь, войдя в роль и пытаясь скрутить мне руки.
   – «Звезда»! – не выдерживаю я, обессилев от смеха и не в силах справиться с цепкими детскими рученками.
   Однако, мои признания не имеют уже никакого значения: ребенок окончательно войдя в раж, легко перескакивает с одной игры на другую. И вот уже, она не «партизан», а «гангстер», пытающийся выудить из своей очередной жертвы крупную сумму наличных.
   – Где деньги?! – сделав грозное лицо, вопрошает «мафиози».
   – Какие деньги? – изумляюсь я, находясь в общем-то недалеко от истины. – Никаких денег у меня нету.
   – Я спрашиваю, где деньги?! Отвечай!! – не унимается Дебора, окончательно справившись с моим слабым сопротивлением: от смеха, я уже не способен хоть как-то защищаться.
   – В банке! – вынужденно «сознаюсь» я, желая прекратить затянувшуюся игру.
   – В какой банке?! – состроив ужасную гримасу, пуще прежнего налегает на меня 4-х летнее чадо.
   Тут, я уже не выдерживаю и, трясясь от смеха, едва выдавливаю:
   – В стекля-я-нной… в 3-х литровой… там, на кухне…
   После чего, тиски моего «мучителя» милостиво разжимаются и мы весело скачем с ней на кухню…


   Восток – дело тонкое…

   Улочка детства в Бухаре…

   Выросшая и закалённая в суровых знойных условиях южного климата, наша детвора с известной снисходительностью относилась к приезжим новичкам из северных широт. В особенности, – к москвичам и ленинградцам.
   Возможно, сказывались стереотипы и некая предубежденность, свойственная жителям провинциальных городков, рассматривающих своих столичных ровесников, как изнеженных белоручек и очкастых умников.
   Впрочем, если копнуть глубже, то понять нас было нетрудно. В отличие от своих урбанизированных собратьев, мы были, что называется, ближе к природе. С ранних лет, чуть ли не с пелёнок, мы бегали босиком по раскалённому плавящемуся асфальту, соревнуясь между собой – кто дольше вытерпит и не свернёт в тень. Мы тщательно старались скрыть свои слёзы, ибо это означало слабость и позор, а прослыть слабаками и «маменькими сыночками» нам не хотелось. Мы целыми днями гонялись за ящерицами, скорпионами, пауками и разного рода ползучими гадами, нередко подвергая свою жизнь реальной опасности. Найдя шмелиное гнездо, мы шерудили его длинными палками и бежали прочь от разъярённого роя. Наши пятки настолько загрубели, что мы на спор бегали по колючкам, чтобы потом, укрывшись от посторонних глаз и стиснув от невыносимой боли зубы, попытаться вытащить многочисленные занозы. Словом, мы, можно сказать, являлись частью самой природы, слившись с ней в единое целое. Поэтому неудивительно, что своих сверстников из столичных центров, мы рассматривали как неких инопланетян, которых судьба случайно забросила в наши края.
   О том, что к Беляковым из России приехали двоюродные братья, мы узнали в первый же день. С самого утра, ребятня нашего двора, не сговариваясь между собой, ненавязчиво крутилась возле парадной, в одной из квартир которой накануне вечером поселились гости. Всем было жутко интересно – как выглядят «бледнолицые».
   Приезжие не заставили себя долго ждать, появившись вскоре босиком и в одних сатиновых трусиках. Трусы также отличались от наших своим затейливым орнаментом. Впервые в жизни очутившись на Юге, молодым ребятам не терпелось, наконец, позагорать. Ослепительно белые их тела на мгновение заставили нас зажмуриться.
   – Москвичи… – с видом опытного знатока вынес заключение мой товарищ, коротко сплюнув сквозь зубы.
   – С чего ты взял? – выразил я сомнение.
   – Да ты посмотри, как они ходят: словно у них угли под ногами…
   И в самом деле, было смешно наблюдать, как ребята осторожно и неуклюже ступали своими изнеженными босыми ступнями по грубой шероховатой земле, всякий раз, подпрыгивая и периодически вскрикивая:
   – Ой, мамочки! Ой!
   Надо ли говорить, как это нас позабавило…
   Эта история, поневоле, всплыла в моём воображении лет через двадцать, когда я, будучи взрослым (прожив в Ленинграде-Петербурге довольно продолжительное время), приеду вместе с семилетним сыном погостить в Бухару, к своим родственникам.
   – Ну совсем, как снегурочка! – не удержались мои близкие, ощупывая и тиская Алишера, хотя, по моим представлениям, он ничуть не отличался от меня самого: такой же смуглый брюнет… с темно-карими глазами…
   Но самое забавное, нас ждало впереди, когда мы вышли во двор.
   Дворовая ребятня с любопытством набросилась на новичка и, облепив со всех сторон, стала бесцеремонно обсуждать его вслух, между собой, словно перед ними стоял не живой человек, а экспонат из музея.
   – Из Ленинграда… – уверенно произнёс один из местных лидеров, окинув с головы до ног Алишера.
   – С чего ты взял? – удивился его товарищ.
   – Культурный чересчур… – заключил по непонятно каким признакам опытный профессионал.
   – А мы его сейчас проверим! – оживился друг и в следующую секунду, со всего маху, врезал под зад пендаль моему сыну.
   – Простите, пожалуйста… – вежливо отреагировал сынуля, вместо того, чтобы влупить хорошенько обидчику сдачи.
   От неожиданности юный абориген на некоторое время лишился дара речи. Секунд пять он с раскрытым ртом изучал столь редкостный «экземпляр», после чего, совершенно обалдев от изумления, обернулся к приятелю и ошарашенно подтвердил:
   – Действительно… с Ленинграда…


   Восточная торговля по-нашенски

   Карандаш-сувенир. Бухара, 2014 г

   – Нет, папочка, никаких «европ»! Всё, решено: в этом году едем только в Бухару! – категорично отрезала младшая дочь, узнав о том, что свой очередной отпуск я собираюсь провести в странах так называемого Бенилюкса.
   И дабы, исключить любую попытку сопротивления с моей стороны, жалобно заскулила:
   – Ну, пожалуйста! Последний раз я была там в 4-летнем возрасте… и практически, почти ничего не помню. Боже мой, двадцать лет прошло! А ведь, я там родилась!
   Последний аргумент окончательно сломил мою волю.
   И вот, настал день, когда я с сыном, невесткой и младшей дочуркой оказались в Благородной Бухаре, которая встретила нас не только нещадно палящим солнцем, выцветшей растительностью, но в то же время, с её древними величественными памятниками архитектуры и яркой пестротой восточных базаров.
   Кстати, именно здесь Дебора открыла для себя первое правило: на Востоке следует торговаться!
   – Неудобно, как-то… – чистосердечно призналась она своему брату, который грубо отчитал её за то, что она при первой же покупке «выставила всех нас лохами».
   – Неужели ты не понимаешь, что это Восток?! – Алишер высоко поднял вверх указательный палец и, застыв в такой позе на пару секунд, снисходительно пояснил сестре.
   – К примеру, ты спрашиваешь «сколько это стоит?», он – «десять тысяч сумов». Ты просто обязана урезать наполовину и сказать «пять тысяч»! Он – «ну, хорошо, давай девять тысяч», ты – «шесть», он – «восемь», ты – «шесть с половиной», он – «ладно, пусть будет семь с половиной»… И в итоге, где-то в районе «семи тысяч сум» вы с продавцом сойдётесь. Ясно? – Алишер устало вытер платком выступившие капельки пота на лбу.
   – Ясно. – кивнула головой Дебора.
   Я тоже, поспешил кивнуть сыну: откровенно говоря, ну, никак не ожидал от него таких познаний и тонкостей в области человеческой психологии и премудростей восточной торговли. Особенно если учесть, что он лишь на пару раз больше посетил Бухару, нежели его сестра.
   Вскоре, нам предстоит узнать – как был усвоен первый урок.
   Очередная сделка не заставила себя долго ждать: Деборе приглянулся обычный простой карандаш, но… с необычной насадкой на конце, в виде симпатичной головки узбекской куколки, с тюбетейкой и черными косичками.
   – Чан пуль? (тадж. «Сколько стоит?») – удивила она бухарской речью не только продавца, но и своего родителя, который лишь приоткрыл рот от изумления.
   – Се хазор сум («Три тысячи сум») – улыбнулась продавщица, мгновенно раскусив по акценту российскую туристку.
   – Не-е… («Нет») – сдвинула брови моя доченька, памятуя недавние наставления своего братца и неожиданно для всех нас выдала – Чор хазор! («Четыре тысячи!»)
   Искаженная улыбка застыла на лице ушлой торговки, которая на целых десять секунд ушла в ступор, онемев при этом окончательно. Со многим ей доводилось сталкиваться на своём веку, но – с подобным… Чувствовалось, какие мучительные процессы происходили в её несчастной головке.
   Меж тем, Дебора искоса бросила торжествующий взгляд на братца, который также, как и все вокруг, находился в оцепенении.
   Наконец, девушке вернулся дар речи.
   – Хоп, майли… («Ладно, хорошо…") – с трудом выдавила она, протягивая Деборе карандаш и с волнением забирая деньги. И уже по-русски добавила – Если Вы так хотите…
   Дочь прижала вожделенный сувенир к груди и вся наша компания двинулась дальше по базарной площади. Через несколько шагов я невольно оглянулся назад: бедная продавщица стояла на том же самом месте, провожая нас взглядом. Выражение её лица красноречивее всяких слов свидетельствовало о мучительном процессе, происходящем в её мозгу: «И где же она – всё-таки – меня наказала?!»
   – И как же тебя угораздило такое отчебучить?! – поинтересовался я у дочурки чуть позже, когда мы вдоволь посмеявшись над этой историей, попытались разобраться с уникальной логикой.
   – Я конечно-же помнила, что нужно торговаться… – вытирая от смеха слезы, призналась Дебора и простодушно пояснила. – Просто, перепутала малость и стала торговаться… в обратную сторону.


   Семья

   Слева направо: Шухрат, Мавҷуда, Ғани, Гульчеҳра, Ғолиб

   Странно, но я никогда прежде не задавался вопросами: «Почему я раньше мог совершенно свободно общаться с любым человеком, не делая никаких религиозных, социальных и иных различий и не разделяя никого на „своих“ и „чужих“? Почему в последнее время я ловлю себя на мысли, что начинаю оценивать и классифицировать своего собеседника, относя его к той или иной категории? Почему я вообще стал бояться людей, предпочитая скорее соглашаться со всеми, лишь бы не обидеть никого и выглядеть вполне лояльным?»
   Что это? Откуда оно взялось? Ведь, ранее я за собой ничего подобного не наблюдал?
   Есть несколько объяснений этому и одно из них довольно существенное: я родился, жил и вырос в советский период. И этот факт не так-то просто сбросить со счетов. Во-вторых, среда, окружение, двор… Но начать, вероятнее всего, следует всё же с семьи.
   С улыбкой представляю себе своего воображаемого биографа, который начал бы примерно так: «Он родился в старинной бухарской аристократической семье…»
   И, пренеприменно, тут же следует добавить про интеллигентность. Это обязательно!
   Очень возможно, что всё это отчасти и так, но я постараюсь высказаться попроще…
   Да простит меня дорогой читатель, но по маминой линии наш род действительно принадлежит к одному из самых почитаемых родов, который принято называть как «ходжа». Термин этот употребляется достаточно часто и имеет несколько значений. Я попытаюсь в общих словах охарактеризовать одно из самых основных.
   Согласно собственной идентификации, прослойка ходжей ведет свое происхождение от самых благородных мусульманских родов. Существует огромное множество вариантов их генеалогии, среди которых чаще всего встречаются следующие: от четырех праведных халифов (Абу Бакр, Умар, Усман, Али) или просто от арабских ходжей. В мире ислама прослойка ходжей занимает заметное место. Ходжи являются хранителями традиции, с ними считаются, и пока существует эта прослойка, религиозную и культурную жизнь общины практически невозможно искоренить.
   Не случайно, во все времена власти опасались именно их, поскольку они являлись одной из наиболее образованной, мыслящей, а, следовательно, и самой опасной прослойкой мусульманского населения.
   Мои предки всегда жили в своем родовом кишлаке, расположенном в 19 километрах к югу от Бухары, который так и назывался Ходжохо (множ. ч. от «ходжа»). Совсем рядом находится райцентр Жондор, по иронии судьбы в советское время переименованный в честь соратника Ленина – Свердлова. Таких совпадений будет ещё много, так что не стОит особо заострять на этом внимание.
   Все мои предки обладали исключительными и необыкновенными способностями, которыми были наделены свыше, но особенно славились своим лечебным исцеляющим талантом. По сию пору в нашем доме жива ещё легенда, согласно которой мой пра-прадед обладал такой чудодейственной силой, что однажды посох, который старик с силой воткнул в землю, через короткое время пустил корни, превратившись в огромный и пышный тутовник. Говорят, что это дерево и сейчас продолжает благополучно цвести.

   Мама (справа) с подругой. Фото кон. 40-х гг. ХХ в.


   Мамин букет

   Ма-ма мы-ла ра-му…
   Это – мы-ло.
   (Из Азбуки советских времен)


   Мама – Робиа Рузиевна – учительница начальных классов.

   Мама…
   Всю жизнь она будет ассоциироваться с цветами, духами и… мылом. Сейчас попробую объяснить…
   Мои родители поделят свою жизнь поровну: между семьёй и любимой работой. Так, если отец не мыслил себя вне стен родной редакции, то мама без остатка посвятит себя школе, являясь первой учительницей для многих детишек, которые учились в узбекских классах. Сколько поколений учеников, она научит читать, писать и считать за всю свою тридцатипятилетнюю трудовую деятельность, мне так и не удастся выяснить.
   Зато, хорошо запомнился тот день, когда я впервые пошел в первый класс.
   Первое сентября 1964 года. Мы идём вдвоём: я и мама. Она держит меня за руку и рассказывает о предстоящей учебе, о школьной дисциплине и о том, что теперь я уже совсем взрослый и, следовательно, вполне ответственный человек, который обязан отвечать за свои поступки. Под ногами, кое-где, попадаются желто-оранжевые листья. Меня ни на секунду не покидает праздничное настроение и радостное ощущение чего-то торжественного и очень важного, которое должно вот-вот свершиться. Запомнились белые мамины носочки и её желтые туфли. А ещё – мамины глаза. Они светились тихой радостью и переполнявшей гордостью за своего сына.
   Мама могла совершенно легко взять меня в свой класс, став одновременно моей первой учительницей. Но, определила меня в русскую школу. И за это я ей буду благодарен на всю оставшуюся жизнь.
   В отличие от своих коллег, она никогда не прибегала к указке, как к воспитательному орудию многих учителей, никогда не оскорбляла своих учеников бранными словами, не говоря уже о рукоприкладстве, что нередко имело место быть в обычных национальных школах.
   Поэтому неудивительно, что, став уже совсем взрослыми и вполне состоявшимися личностями, многие из её бывших учеников будут наведываться к нам домой, чтобы выразить своей первой учительнице почтение и теплые слова благодарности.
   Но особенным днём в нашем доме был, конечно же, международный женский день 8-е марта. Во второй половине дня, когда мама возвращалась с работы, во дворе нашего дома можно было застать удивительную картину. Впереди, утопая в зелени бесчисленных букетов, идёт моя мама, а рядом, по обеим сторонам от неё, шествует почётный эскорт сопровождения, состоящий из её маленьких учениц, которых едва можно разглядеть из-за огромных охапок цветов.
   Через минуту, вся наша квартира благоухала ароматами полевых цветов, тюльпанов и садовых роз, источая из себя терпкие запахи гиацинта и душистой сирени, гладиолусов и белоснежных лилий. Наконец, разобравшись с цветами, мама переходила к подаркам, которыми были набиты две огромные сумки, обтянутые кожзаменителем. В основном это были дешевые духи «Кармен», «Гвоздика» и одеколоны «Шипр», «Тройной». Иногда попадались и «экслюзивные» экземпляры, вроде «Красной Москвы» или «Ландыша серебристого». Наконец, на свет извлекался самый главный стратегический продукт – мыло. Туалетное и хозяйственное, с этикетками и без. Вскоре, на столе образовывался внушительный курган из различных брусочков и «кирпичей», который затем постепенно рассасывался, перебираясь в многочисленные шкафчики и полочки, заполняя собою всевозможные этажерки и сундучки.
   Домочадцы же, прекрасно осведомленные о том, что во многих семьях со скромным достатком, невероятным образом прочно закрепился в сознании ассоциативный ряд «учительница – знание – чистота – мыло» (тем более, что самое дешевое мыло стоило 6 копеек), в этот момент испытывали двойственные чувства, подшучивая над мамой:
   – Конечно: ходим, грязные и не мытые, вот и дарят нам мыло…
   Естественно, больше всех смеялась мама…
   Пройдёт немало лет. Как-то, будучи на пенсии, мама сунется за очередным куском мыла и… надолго застынет в изумлении: заветный ящичек окажется пуст.
   И тут я вдруг замечу, как глаза её увлажнятся, и по щеке сползёт ностальгическая слезинка.
   – Надо же! – тихо прошепчет мама. – До меня только что дошло: я поймала себя на мысли, что никогда в жизни не покупала мыла. Обыкновенного куска мыла!
   И, в следующую секунду, взглянув на моё недоуменное и вытянутое лицо, она не сдержится и громко зальётся своим неповторимым смехом.


   Немного о колоде и кочерге

   Бабушка Ноиля (по материнской линии)

   Мне часто вспоминается моя бабушка с ее худыми натруженными руками, сетью испещренных, с выпуклыми прожилками, вен. Теперь, когда ее не стало, я все больше и больше осознаю и заново переоцениваю эту кроткую и до невозможности скромную личность. После нее мне более не приходилось встречать в своей жизни людей подобного типа. Да они и не вписываются в нашу сегодняшнюю действительность с ее холодной расчетливостью и потребительством.
   Даже, придя в гости к нам домой, к своей дочери (моей маме), она умудрялась с собой в тряпочке принести немножко мяса, дабы не обременять своим присутствием наш семейный бюджет.
   Она вставала затемно, в пять часов утра и, приоткрыв дверь своей комнаты, садилась незаметно у окна и молилась.
   «Рано утром ангелы разносят по домам благую долю („ризк“), которую важно не проспать» – частенько говаривала бабушка. На всю жизнь западут мне в душу её слова, которые она, в свою очередь, слышала от своих родителей: «Хоб – бародари марг» («Сон – брат смерти»).
   Мне очень хочется верить, что там, на небесах, её душа сполна вознаграждена и кружится в восхитительном хороводе, состоящим из ангелов и херувимов. И, если не она, то кто же ещё..?
   Помню, как после школы я заскакивал к дяде, где она жила. С ошхоны (кухни), как всегда, несло обалденными ароматами, от которых кружилась голова. Иногда, я заставал бабушку за приготовлением домашней колбасы из ливера. Швырнув ранец подальше на тапчан, я вбегал в святое святых и бросался на шею моей милой и доброй волшебницы.
   Молча чмокнув в лоб, она несколько отстраняла меня от себя для того, чтобы получше разглядеть внука. Вдруг, её недоуменный взгляд останавливался на моей школьной «удавке».
   – Конец света близок. – тихо произносила моя бедная бабушка, задумчиво уставившись на мой ярко-оранжевый галстук и изумленно покачивая головой. – Что означает эта красная тряпка?
   – Это не тряпка! – обижался я, внутренне усмехаясь над отсталой бабулей. И гордо пояснял: – Это пионерский галстук. Он означает, что мы – пионеры – помогаем строить коммунизм!
   – Коммунизм? – широко раскрыв глаза, ещё больше удивлялась бабушка.
   – Ну да! – разжевывал я ей элементарные вещи, понятные даже первокласснику. – Светлое будущее! Скоро всё станет общим и бесплатным, и мы заживем ещё лучше!
   – Да-а… совсем близок… – грустно констатировала она, вероятно припоминая слова древних предсказателей о признаках конца светопреставления и уставившись куда-то вдаль. – Правильно говорили родители… «будете грызть рога и копыта, и радоваться».
   Мне же, казалось, что речь идет о «светлом будущем».
   Однако вскоре, вновь опустившись на грешную землю, она спешила накормить своего внука.
   Вдоль стены стелилась кўрпача, посередине – накрывалась скатерть-самобранка («дастархан») и – наконец – бабушка вносила огромное широкое блюдо, с нарезанной домашней колбасой («хасип»). Рядом остужалась бесформенная «ишкамба» (колбаса из желудка и всевозможного сбоя), источая из себя безумный аромат в облачке легкого аппетитного пара.
   Совершенно естественно, что всякая школа, а вместе с нею и коммунистические идеи, на это время начисто выветривались из юной башки пионера.
   Наставала пора наслаждаться реальным и настоящим. Коммунизм – когда ещё настанет, а аппетитная домашняя колбаса – вот она, тута вся, перед глазами…

   Помню, как я смеялся и искренне недоумевал, – почему она, сидя на корточках и поставив перед собой деревянную колоду («кунда»), рубит и измельчает на ней старым специальным широким ножом («корди ош») мясо. Ведь, для этого специально люди давно уже придумали мясорубку, которая за считанные минуты перемолотит любое мясо? Но бабушка никогда не спорила. И продолжала методично и однообразно отстукивать и совершать, вошедшие в привычку, движения.
   И даже потом, уже сидя за ужином и нахваливая изумительные по вкусу блюда, приготовленные ее искусными руками, я продолжал удивляться ее терпению и усидчивости, не понимая самого главного – все самое вкусное готовится исключительно вручную, и никакая мясорубка, никакой самый совершенный агрегат не в состоянии заменить собою обычные человеческие руки. Это до меня дошло позднее, когда мне перевалило за сорок.
   И вообще, я обратил внимание, что почти все блюда бухарской кухни держатся исключительно «на руках» и это, конечно же, неудивительно. Традиции, особый многовековой уклад и преемственность в передаче опыта последующим поколениям не могли не наложить особый отпечаток на бухарцев во всем, не исключая и такую область, как кулинария. Здесь, пожалуй, наиболее ярко и рельефно ощущается и проявляется эта связь с предыдущими поколениями. Для этого достаточно будет войти практически в любой дом Старого города, где до сих пор можно увидеть на кухне многочисленную утварь и предметы, изготовленные кустарным способом. И все они находят свое применение в деле, а не лежат на полках как антиквариат.
   Я очень сожалею, что очень поздно стал проявлять интерес к подобного рода вещам. Потому, что сейчас в молодых семьях многое из того, что осталось нам в наследство от наших бабушек и дедушек, стало постепенно вытесняться предметами и агрегатами современной промышленности. Нет, я не за возврат к прошлому и техническая революция не будет стоять на месте. Это понятно. Как понятно и то, что с исчезновением старинной утвари, предполагающей со стороны человека личное участие и заменой ее новейшими технологиями, ради экономии времени и дешевизны труда, без сомнения мы теряем нечто более ценное, чем просто «бабушкина колода» или «дедушкина кочерга».
   Вот почему я радуюсь тем небольшим «островкам», которые остались не завоеванными научно-техническим прогрессом. Рискну даже произнести крамольную мысль, что закралась мне в этой связи в голову: мне кажется, что каждое новое достижение научно-технического прогресса (пылесос, стиральная машина и т.д.), привнося в наш дом облегчение, одновременно также способствует притуплению приобретенных, в свое время, полезных навыков и ведет к лености всего организма, расхолаживая и приводя в отдельных случаях к полной и окончательной деградации личности. В итоге, человеку лень не только пошевелить рукой, но даже собственными мозгами.
   А последние также нуждаются в некотором упражнении, дабы мы не потеряли окончательно способность правильно думать и мыслить.


   Родословная по отцу

   Генеалогическое древо семьи Саидовых

   По отцу же, можно сказать, наш род происходит от сейидов – (араб. – вождь, господин, глава) почётный титул у мусульман для потомков пророка Мухаммада (сас), но это, конечно же, не так. Хотя, по одной из сомнительной версий, наш род ведет свою генеалогию от учителя Баховаддина Накшбанди – Амира Кулола.
   Наша фамилия объясняется достаточно просто. В советское время жить без фамилий и без паспорта было не только невозможно, но и безнравственно, аморально и даже преступно. Что же придумали большевики? А ничего особенного: имена всех старших членов и глав семей просто превратили в… фамилии. Таким образом, проблема в одночасье была снята с повестки дня и все, чьи деды звались Юсупами, отныне стали именоваться Юсуповыми, Ахмады – Ахмадовыми, Махмуды – Махмудовыми и так далее. Так мы и стали Саидовыми.

   Мой прадед Саид и его семейство. Бухара, 1932 г.

   Как известно, самое трудное – писать о своих. Сложно оставаться беспристрастным, когда дело доходит до родных и близких. Какой уж тут, к черту, объективный взгляд; разве могут иметь хоть какие-либо недостатки и изъяны наши папы, мамы, бабушки и дедушки? Бред, да и только.
   И, все же, я рискну совершить робкую попытку – представить, насколько это возможно, со стороны биографию своих предков. Вернее, даже не биографию, а некоторые фрагменты и обрывки из баек, что имеют место быть почти в каждом доме.
   Мой прадед был репрессирован и умер в тюрьме Занги-Ато (под Ташкентом) в 1938 году. При каких обстоятельствах он умер и где похоронен – неизвестно. Известно только, что его сын кори-Ахад встречался с сокамерниками прадеда: они показали сыну могилу отца (скромненький холмик, без каких-либо опознавательных табличек, над которой была прочитана молитва) и передали ажурную тонкую накладку в форме круглого орнамента, сделанную из серебра и украшавшую некогда верхнюю часть футляра (носкаду) для хранения среднеазиатского табака (носвой). Кори-Ахад признал эту вещь и сохранил её как память об отце (нишона).
   На оборотной стороне этой фотографии рукою моего прадеда Саида карандашом сделана запись арабской вязью. В пронумерованном порядке перечислены все члены семейства. Удалось прочитать текст полностью. Первый справа внизу – мой отец – Саидов Бахшилло Абдуллаевич в 7-летнем возрасте (1925—1991). Но правильнее, пожалуй, будет начать мое повествование не с прадеда, а с его отца, то есть прапрадеда, которого звали Юсуф.


   Юсуф

   Бухара, 2006 г.

   О прапрадеде информации накопилось совсем немного, однако, и то немногое, что удалось узнать, завораживает своей поистине мистической историей, и, отчасти, проливает свет на некоторые традиции нашего рода, поддерживаемые многочисленными потомками и по сей день.
   Достоверно можно утверждать только то, что родился он в первой половине XIX-го столетия, приблизительно между 1835 – 1845 годами. Каков был социальный статус семьи, где родился Юсуф, нам неизвестно, но уже к 20 -25-ти годам он сам становится отцом семейства и, судя по тому общеизвестному факту, что где-то в 1870 – 1875 годах он покупает дом (который и по сей день стоит и входит в число старинных домов, охраняемых государством) и нанимает для росписи главной залы художников (что мог себе позволить не каждый рядовой горожанин), можно смело сделать вывод, что происходил он далеко не из бедной семьи.
   Семейное предание гласит: мой прапрадед Юсуф долгое время не мог обзавестись потомством – дети рождались, но постоянно умирали, не достигнув и года. Это было довольно частым явлением в Средней Азии с её высокой детской смертностью и уровнем тогдашней медицины, растерявшей, к тому времени, свою былую славу и утратившей многие старинные методики и разработки.
   И вот, когда он уже был на грани своего отчаяния, на его жизненном пути встретился святой старец (пир), который и дал Юсуфу свое благословление. В знак благодарности, прапрадед дал обет, заключавшийся в намерении, что, если у него родится наследник, то семь поколений будут совершать ежемесячный ритуальный обряд, именуемый как «хатми ёзда» или ещё иначе «хатми пир», прославляя Аллаха и воздавая благодарные молитвы-поминания за упокой праведной души святого, его учителей и всего его рода.
   Общеизвестно, что во многих богатых семьях, окруженной всяческой заботой и негой, дети, тем не менее, довольно часто умирали. В то время, как дети бедняков могли чуть ли не с пеленок босиком ходить по снегу и «умудрялись» при этом не только не умереть, но и не заболеть. В связи с этим у каждого народа на сей счёт имелись свои приметы и обычаи. В конкретном случае это выглядело так:
   Чтобы ребенок, родившийся в богатой или состоятельной семье не умер, его сразу же после родов отдавали в бедную семью, а по истечении некоторого времени (возможно, нескольких месяцев) вновь выкупали у ней собственного же ребенка, проколов ему предварительно ушко и повесив на него обычное медное колечко. Смысл понятен и, полагаю, не требует особых комментариев.
   Не домысливая от себя (то ли так посоветовал моему прапрадеду старец, то ли – по общему принятому в то время преданию), могу сказать лишь, что при рождении очередного ребенка (моего прадеда – Саида), Юсуф поступил именно таким образом.
   По воспоминаниям моей тети (Робии) и отца (Бахшилло),они часто, сидя на коленях у своего деда (Саида), играли с его простым круглым колечком, проколотом в раннем детстве в правом ухе – признак раба божьего (куль). Этим объясняется одна из приставок к имени прадеда – Саид-куль.
   Вот, пожалуй, и все, что касается моего прапрадеда Юсуфа. Можно только добавить, что вероятнее всего у него имелась ещё и сестра (возможно жила в квартале Суфиён). По воспоминаниям тети-Робии, она неоднократно бывала в доме, и прадед Саид звал её «амби суфиёни». Это все, что я могу сказать о прапрадеде.


   Саид

   Прадед Саид со своей супругой Эркаой

   О прадеде Саиде (от которого и произошла наша фамилия – Саидовы) информации накопилось немного больше.
   Здесь я вынужден сделать отступление с тем, чтобы высказать свое мнение, касающееся экскурса в прошлое и родословных в частности.
   Не секрет, что с распадом Советского Союза и обретением своей независимости её бывших республик, во всех странах ближнего зарубежья, да и в самой России активно пошел процесс самосознания своей нации, её истинной истории, культуры и так далее. Одним словом – пошел процесс обратный тем целям и задачам, что были провозглашены на XXVIII съезде КПСС.
   Вполне естественным на этом фоне выглядел интерес простого народа к истории своей страны, города и, в конечном счете, своей семьи. Нам вдруг всем надоело быть «Иванами, не помнящими своего родства». Посрывав пионерские галстуки и комсомольские значки, и демонстративно сжигая свои партбилеты, мы сломя голову кинулись в храмы, мечети и синагоги, вспомнив «вдруг», что мы «некрещеные», «необрезанные» и т. д. и т. п. И если раньше, мы с презрением смотрели на человека с примесью «буржуйской» крови, то сегодня с неменьшим остервенением принялись копаться в архивах и библиотеках, чтобы найти хоть малую каплю этой самой крови, поскольку это, оказывается престижно и возвышает тебя над окружающими.
   Нет, что ни говори, но все мы – дети страны Советов! Настолько глубоко и сильно въелась эта система в нашу жизнь, в наше сознание, в нашу кровь и плоть, что, в конечном итоге, оказав своё пагубное влияние на все наше мировоззрение, она способствовала тому, что мы в основной своей массе утратили главное – элементарную культуру. Культуру вообще, какую бы область человеческих отношений ни взять!
   Теперь, куда ни кинешь взгляд, одни князья да графы. Ну, на худой конец, барон.
   Заказать себе герб? Нет ничего проще – надо только раскошелиться. То, что покупаются звания, чины и подделываются родословные – этим сейчас никого не удивишь. Из одной крайности мы кинулись в другую. Впрочем, что ещё можно было ожидать от вчерашнего пролетария, наивно доверившегося бессовестным политикам, которые не только нарисовали в его бедном воображении бредовую сказку о всеобщем равенстве и братстве, но и убедили этого гегемона в том, что именно он и будет являться истинным героем и хозяином на Земле. В результате, добросовестно донося на вчерашних притеснителей (а также и друг на друга), клянясь в верности вождям мировой революции, эта значительная прослойка активно способствовала методичному истреблению лучшей части собственного народа, ассимилируя генофонд нации своей кровью и отравляя новое подрастающее поколение своим сознанием, приведя, в конечном счете, его к теперешнему моральному облику.
   Одно время, то же самое наблюдалось и в Средней Азии, в частности в Бухаре. Кого ни спросишь, – выясняется, что его прапрадед был кози-калон (Верховный судья) в Бухарском Эмирате. Хорошо, что ещё хватало совести и разума не посягнуть на должность Кушбеги (Министр) и самого эмира Алим-хана.
   Возвращаясь в русло нашего разговора, могу лишь отметить, что мои предки являлись самыми обыкновенными бухарцами, со всеми присущими – как и всем людям – недостатками и достоинствами. К числу последних, коими обладал мой прадед Саид, следует отнести: образованность и исключительная начитанность, благородство и великодушие, доброжелательность и гостеприимство, что, впрочем, являлось отличительной чертой подавляющего населения некогда прославленной Бухары. Не случайно одним из распространенных эпитетов этого города служит эпитет «Бухоро-и-Шариф», то есть «Благородная Бухара».
   Судя по характерным чертам на представленной читателю семейной фотографии, любому станет понятно, что корни его супруги также восходили к древнейшим бухарским семьям. Одно только её название – Эркаой – уже красноречиво говорило само за себя: так называли баловней и любимых чад в благородных семьях.
   Вообще, как мне удалось узнать из разных источников, прадед мой являлся уникальной личностью, поскольку был одарен множеством талантов. Среди них, в первую очередь, следует отметить его познания в области медицины: он был неплохим лекарем (табиб) и у него дома хранились древние книги по медицине (которые после его ареста будут изъяты работниками НКВД). По воспоминаниям моей тети-Робии, в зимнюю пору, во время стирки, прадед, из каких-то, одному ему ведомых, снадобий, скатывал маленькие темные кружочки, похожие на тесто и давал их принять своим невесткам с тем, чтобы они во время стирки (а стирка, в любое время года, происходила во дворе дома) не простудились.
   Помимо медицины, прадед Саид неплохо разбирался в музыке и литературе, был неплохим шахматистом. Одним из его постоянных друзей являлся известный в интеллигентской среде города Мукомил-махсум, который (по одной из версий) приходился родным дядей со стороны матери (тагои) небезызвестному по историческим учебникам Файзулле Ходжаеву.
   По описаниям очевидцев, когда Мукомил-махсум и его жена, которую звали Мусабийя, приходили в гости к прадеду, в доме всегда царила возбужденно-торжественная атмосфера. Со стены снимался тар (муз. струнный инструмент), на котором, кстати, прадед весьма недурно играл, и вся атмосфера внутреннего дома (даруни хавли) наполнялась мелодиями и песнями шошма; ома. Затем декламировали по очереди стихи Хофиза, Руми и Саъди. Иногда играли в шахматы. Одним словом, умели наши предки с чувством, толком и с пользой проводить свой досуг.
   Ниже, мне хочется привести две истории, сохранившиеся в памяти более старшего поколения, которые помогут читателю раскрыть некоторые черты характера и дать представление о моих предках под несколько необычным ракурсом. Итак,


   История куропатки

   Фрагмент декора бухарского дома

   В раннем детстве у моего прадеда Саида была куропатка. Да, да – обыкновенная живая куропатка, за которой он трепетно ухаживал: чистил клетку, кормил, вовремя менял для неё воду.
   Так уж, случилось, что однажды она «умудрилась» вырваться из клетки и улетела: то ли дверцу забыли закрыть, то ли ещё по какой причине…
   Шестилетний мальчик, коим на тот момент являлся мой прадед, этот факт воспринял как настоящую трагедию. Горе ребенка было безутешным.
   В 70-х годах XIX столетия отец ребенка (мой прапрадед Юсуф) купил дом и для росписи главной залы нанял мастеров по живописи и миниатюре, которые принялись расписывать стены и ниши согласно канонам и требованиям живописи своего времени.
   Прадед Саид помогал мастерам по мере сил своих: он держал баночки с разведенными красками и, по требованию мастеров, подавал и менял их. При этом он продолжал плакать и сокрушаться о своей невосполнимой потере. Тогда один из мастеров, желая хоть как-то утешить мальчика, сказал ему:
   – Не надо плакать. Хочешь, я сейчас-же верну твою любимицу в дом? – и в ту же минуту принялся писать изображение куропатки, которую разместил в левой части центральной ниши. А чуть позже, для уравнения композиции, пририсовал справа и ласточку.
   С того времени прошло почти полтора столетия. Прадеда моего давно уже нет на этом свете, а куропатка всё ещё продолжает красоваться на прежнем месте, воскрешая к жизни трогательную и немножко печальную историю относительно недавнего прошлого и навевая на грустные философские мысли о бренности человеческого существования…


   История невесток

   Бухарские невестки

   Если первая история умиляет своей трогательной наивностью, то вторая заставляет нашего читателя в некотором роде пересмотреть свои стереотипы, касающиеся Востока и восточной женщины в частности.
   Достоверно известно, что у прадеда Саида было четверо детей: трое сыновей и одна дочь Адолат, которая умерла молодой в возрасте 27 лет. Имена сыновей также начинались на букву «А». Старшего звали кори-Ахмад, среднего – кори-Ахад и младшего – просто Абдулло-махсум. Приставка «кори» означала, что обладатель сей приставки в совершенстве владеет кораном и, естественно, знает его наизусть. Можно себе представить, как высоко чтили в такой семье моральные и нравственные ценности ислама. В описываемый период все трое сыновей были уже женаты и, следовательно, у прадеда было три невестки. Если старшая из них была уже, что называется, с опытом: знала все тонкости этикета, правила ведения домашнего хозяйства и вообще вела себя сдержанно, то младшие невестки считали, по-видимому, что ещё можно позволить себе кое-какие шалости и некоторую вольность в своих поступках. Особенно ярко эти качества были выражены в характере самой младшей невестки, то есть моей бабушки. Благо родом она была горной таджичкой (куистони) и, вероятнее всего, кровь вольнолюбивых горцев никогда не остывала в её венах.
   Среди многочисленных ремёсел, коими в совершенстве владел мой прадед Саид, следует упомянуть ещё одно – виноделие. В верхней части дома (боло-и-хона) хранились многочисленные глиняные кувшины (хум) с приготовленным вином (май) и различными напитками (шарбат).
   Однажды, когда прадед, по обыкновению, в очередной раз молился в квартальной мечети «Дўст-чурогоси», что находилась прямо напротив дверей дома, до его слуха донеслись крики невестки (моей бабушки). Надо ли объяснять, что такой проступок по всем нормам шариата и правилам мусульманского общежития мог расцениваться только как неслыханная дерзость и чуть-ли не вызов обществу. Не говоря о том, что честь семьи была крепко подорвана. Поэтому прадеду пришлось прервать молитву и срочно возвратиться домой, дабы выяснить причину случившегося.
   Оказалось, что обе младшие невестки прадеда, пробравшись в верхнюю часть дома и, перепробовав по глотку из каждого кувшина, прилично захмелели. Самую младшую невестку так захватил кураж, что она стала бить ладошками в стены дома и, притоптывая и смеясь, кричать: «Дузд даромад, ду-узд!!»(«Воры зашли, во-оры!!»)
   За эту провинность прадед наказал невестку по всей строгости: он запретил ей выходить из своей комнаты и на неделю запретил носить ей обед. Тем не менее, средняя невестка из жалости и солидарности, тайком от домашних, потихоньку носила «передачки» моей бабушке.


   Бабушка-Рахима

   Бабушка-Рахима (по линии отца). Автор фото – Лазарев /Кошкин/ И.В.

   Моя бабушка (со стороны отца) была горной таджичкой (кўистони). Отца её звали кўр-Ашур (слепой /одноглазый/ Ашур). Знаю ещё, что у неё был брат – Ғаюр.
   Семейное предание сохранило историю её замужества.
   Незадолго до революции, мой прадед Саид, по обыкновению, отправился в подведомственный ему округ (вилоят) в один из южных районов Бухарского ханства (совр. территория Таджикистана), для сбора налогов. Являясь официальным чиновником эмирата, он добросовестно справлялся со своими функциями: в его обязанности входило взимание традиционных податей с местного населения.
   Так уж, получилось, что бедный Ашур не смог выплатить дань. В качестве компенсации, он предложил моему прадеду свою единственную дочь Рахиму, которой едва исполнилось девять лет. Девочка приглянулась Саиду, который давно подыскивал для своего младшего сына Абдуллы покладистую супругу. Сделка состоялась и таким образом моя бабушка очутилась в столице эмирата, досточтимой и благородной Бухаре.
   Вскоре была совершена помолвка. «Жениху», то есть моему деду на тот момент было всего тринадцать лет, «невесте» – неполных десять. Пройдёт ещё немало лет, прежде чем они вступят в законный брак. До этого времени они вместе будут играть в куклы и различные детские игры.
   Оставаясь преданной и образцовой женой, бабушка была на редкость бойкой и строптивой: видать кровь вольнолюбивых горцев давала о себе знать. Между прочим, она будет одной из ярых активисток, отстаивающих женские права, кто бесстрашно отважится в числе первых бросить в большевистский костёр свою паранджу.
   Мою любовь к ней она испытывала своеобразно.
   Однажды, когда мы остались с ней вдвоём, она прикинулась безнадежно больной (а может быть, и в самом деле слегка приболела). Лёжа на кровати, она закатила глаза и стала декламировать жуткие для меня строчки, красноречиво свидетельствующие о том, что моя бедная бабуля вот-вот готова отправиться в иной мир:
   – Тобути сурх-у сафед… («Красно-белые погребальные носилки…»)

   Восьмилетний я, в ужасе заламывал свои руки и слёзно просил её прекратить эту «лебединую песнь». Едва дождавшись отца, который пришел с редакции на обед, я тут-же чистосердечно (как Павлик Морозов) всё выложил ему. Словом, «заложил» пацан бабулю. Реакция родителя была вполне естественной:
   – Она, бачая тарсида истодааст-ку. (Мама, Вы пугаете ребенка).
   Бабуля в ответ довольно улыбалась, гладя меня по головке: «экзамен» на проверку чувств был выдержан мною на «отлично»…

   К старости в ней проснётся властность: довольно часто моему миролюбивому и одновременно озорному деду, страдающему различного рода чудачествами, будет доставаться от строгой супруги.
   – Йе, пирсаги беҳайё! («У-у, старый бесстыжий кобель!») – бывало не сдерживалась бабушка, после очередной выходки своего супруга, когда тот, подкрасив сурьмой свои глаза, усаживался на суфу у ворот дома и, игриво «строя глазки» случайным прохожим дамам, вводил последних в шок и оцепенение.
   Нас – внуков – она любила, но при этом была чрезвычайно строга, поскольку всегда и во всём она уважала порядок. Завоевать её симпатии было делом не из лёгких.
   Тем не менее, в редкие минуты расслабления, она, растрогавшись, предавалась откровениям и рассказывала нам свои детские истории.
   Вот она расправляет мою детскую ладошку в своей пухлой руке и медленно водит по кругу указательным пальцем, неторопливо приговаривая:

     Ҳавзак, ҳавзак
     Гирди ин заб-зард.
     Ин гав кушад,
     Ин пўст канад,
     Ин пазад-у соз кунад,
     Ин хурад-у ноз кунад,
     Ин аляки бенасиб ким-гуҷо
     Гирифта бу-у-урд…

   Ну совсем, знакомое любому россиянину:

     Сорока-воровка,
     Кашку варила,
     Деток кормила…

   И в конце, точно также, взяв за мизинчик, бабушкина ручка взлетает высоко вверх. Мы с бабулей заливаемся смехом, нам весело и хорошо…
   Мне запало в душу лишь единственное её стихотворение, которое, почему-то, запомнилось полностью. Как я понял, это очень старый фольклор, который бабушка сохранила в своей памяти ещё с детских времён. По всей вероятности, он не сохранился даже на её исконной родине. Я имею в виду такие центры Таджикистана, как Оби Гарм, Дасти Шўр и Файзобод.

     Э кўтали дамгирак
     Дами маро гир,
     Э бачаи амаки
     Дасти маро гир.
     Э бачаи амаки
     Хеши падарум,
     Чил гўшаи марворид
     Банди ҷигарум.
     Чил гўшаи марворид
     Обу овардаст,
     Маро бе гарибиро
     Худо овардаст.


     О девчонка-егоза,
     Сними мою усталость.
     О дочь родного дяди,
     Возьми меня за руку.
     О дочь родного дяди!
     Родственница по отцу.
     Уши, которой, в жемчугах,
     Родная кровиночка.
     Уши, которой, в жемчугах,
     Воды мне принесла.
     Меня, позабытого
     К Богу привела.

   Существует ещё один вариант перевода данного стиха, сделанный А.Хасановым и который, по всей вероятности, следует считать более верным:

     О, подножие горы
     Сними мою усталость.
     О, сын родного дяди,
     Возьми меня за руку.
     О, сын родного дяди!
     Родственник по отцу.
     Сорок гроздей жемчужин,
     Сверкают в моём сердце. [1 - То есть, у меня сорок родичей-моих близких…]
     Эти гроздья жемчужин,
     Выплеснуты водой. [2 - Здесь, образно: …море выплеснуло наружу эти жемчуга с их обиталища – то есть с морского дна – исконного места их обитания – в смысле: разлучила их.]
     И по велению судьбы —
     Как предначертано Богом —
     Выпало на мою долю —
     Жить теперь на чужбине.

   Моей бабушки не станет 2-го марта 1984 года. В тот самый день, когда я, находясь в четырёх тысячах километров от неё, в Ленинграде, буду справлять свою свадьбу.
   – Горько! Горько!! – будут кричать мои новые родственники.
   А утром мне позвонит сестра и мне действительно станет горько.


   Абдулло

   Дедушка Абдулло. Нач. 60-х гг. ХХ века

   Как это ни странным может показаться со стороны, но о дедушке своем я знаю меньше, чем о прадеде. И это несмотря на то, что я его хорошо помню, ведь когда он умер, мне было уже почти десять лет. Особенно запомнилась его щетина, шершавая и неприятно колючая, чего не скажешь о самом дедушке: это был чрезвычайно беззлобный добродушный человек, у которого улыбка почти не сходила с лица. И если он смеялся, то смех у него выходил тихий, почти беззвучный, как бы про себя, и только часто-часто вздрагивающие плечи и колыхающийся живот выдавали его в тот момент. Казалось, ему абсолютно ни до чего нет дела, словно он случайно попал в этот мир, и удивляется тому, как копошатся вокруг люди, озабоченные и с серьезным видом обсуждающие свои ежедневные проблемы, о которых совершенно и не стоит говорить. Даже, когда после смерти прадеда окружающие указывали на то, что нужно оформить документы дома на себя, он смеялся и говорил: «А кому это надо? Здесь и так меня каждый человек в округе знает». И был прав, поскольку «слава» за ним была прикреплена, как за чудаковатым и несколько странноватым типом.
   К примеру, он мог, обильно накрасив сурьмой глаза, и сев на суфу рядом с домом, «строить» глазки проходившим по улице ошарашенным женщинам, которые не знали – как на это следует реагировать. Или же, сидя спокойно и неподвижно продолжительное время, он «вдруг» резко вскакивал с возгласом: «Ё Рабби!» (О Господи!). Происходило это именно в тот момент, когда мимо него проходила ничего не подозревавшая молодая женщина (ну что можно было ожидать от смиренно греющегося на солнце старика?). Реакции дедушкиных «жертв» были самыми различными, но все они обходились без «скорой помощи». Домашние обсуждения его поступков постоянно сопровождались взрывом негодования и осуждения со стороны бабушки и с не меньшим взрывом хохота со стороны остальных домочадцев. Сам же виновник сидел, низко потупив голову, с чувством вины и казалось, каялся и плакал. И только присмотревшись поближе можно было заметить слегка вздрагивавший как холодец живот и глаза, полные слез. Но, судя по озорным огонькам в глазах, можно было с уверенностью заключить, что то, были не слезы раскаяния.
   Впрочем, и до настоящих слез его тоже можно было довести легко. С этим успешно справлялся его сын (мой отец). Просто, как и у каждого нормального человека, у дедушки было своё слабое место. И этим слабым местом был… его отец. Вернее, упоминание об отце. Но проходил этот номер только после двух-трех стопок, распитых вместе с сыном. Мой отец работал в редакции, которая, находилась недалеко от дедушкиного дома, и поэтому обедать папа приходил к своему родителю. Тот заранее ждал своего единственного сына, приготовив предварительно плов и поставив заранее водку в морозильник. И вот, после двух-трех стопок, отец, как бы случайно и незаметно сводил тему обсуждаемой беседы в «нужное русло», вспоминая о том, «каким хорошим, трогательным и удивительно заботливым был у него дедушка» и т. д. и т. п. Дедушка в таких случаях не заставлял себя ждать: слезы искреннего раскаяния, текли по щекам шестидесятипятилетнего старика, и их нельзя было остановить. При этом, дедушка сидел совершенно точно так же, как давеча, когда его ругали, и точно также сотрясалось его тело, и точно также «ходил» его живот, но при всем этом разница была очевидна: перед вами сидел глубоко скорбящий по своему отцу человек, несчастный и чересчур остро осознающий свою вину перед родителем. Всем взрослым вокруг почему-то делалось смешно и весело. Отца это забавляло, и он смеялся со всеми. И только мы – маленькие дети – разделяя дедушкино горе и желая хоть как-то помочь ему, умоляли нашего отца замолчать. В конце этого спектакля дедушка незаметно для себя и окружающих тоже переходил на смех, что делало финал веселым и оптимистичным.
   Удивительное дело! Но это же самое «оружие» потом так же исправно работало и против самого нашего отца, когда дедушки не стало. Только на месте дедушки сидел мой отец, а «заправлял» всем ходом пьесы уже мой брат. Либретто же и фразы оставались прежними. Что значит сила классики!
   Прошло уже более четверти века с тех пор, когда дедушки не стало, но я, почему-то, до сих пор хорошо и отчетливо в деталях помню тот день – 11 марта 1967 года. Меня разбудили очень рано, было еще темно. Отец с мамой о чем-то тревожно перешептывывались, собирая в узел какие-то вещи. Какая-то тяжелая и мрачная атмосфера царила в доме, и на душе мне было неприятно. Потом, уже в дедушкином доме, я помню множество знакомых и незнакомых мне людей со скорбными лицами. Помню женщин в белых платьях с белыми же косынками (традиционный траурный цвет), стоящих и причитающих в отведенной для них части дома. Помню, как я со страхом подошел к окну, за которым лежал завернутый в саван мой дед.
   А ещё очень хорошо помню, как бабушка подойдя ко мне, всё говорила: «Плачь, твоего дедушки больше не стало. Плачь, ну почему же ты не плачешь?» Мне было стыдно, что в такой день я не плачу вместе со всеми, но я ничего не мог с собой поделать. В горле стоял какой-то ком и мешал мне плакать.
   И ещё один фрагмент стоит перед глазами: когда дедушку опускали в могилу, отец, вытирая платком слезы, как-то сосредоточенно смотрел, словно отмечая для себя – правильно ли кладут могильщики тело деда и удобно ли будет последнему там лежать.


   Бахшилло

   Отец – Бахшилло

   Мой отец поровну поделил свою жизнь между собственной семьей и не менее родной его сердцу редакцией «Бухоро хакикати» («Бухарская правда»), которой он отдал более 30 лет своей жизни, проработав в ней сначала в должности ответственного секретаря, а затем заместителя редактора этого главного рупора местного обкома партии.
   Назвать его высококлассным профессиональным репортером или талантливым журналистом я бы, все же, поостерегся, хотя на лацкане его пиджака постоянно красовался значок – члена союза журналистов СССР, которым он, кстати, очень дорожил, хотя и старался не показывать виду. Зато он был, что называется, настоящим газетчиком и очень гордился этим. То есть, он был тем ремесленником (в лучшем смысле этого слова), который умел и любил «делать» газету. Ни одна полоса не попадала в окончательную верстку, не пройдя отцовской правки.
   Следует отметить, что в советскую эпоху очень тщательно следили не только за грамматическими и орфографическими ошибками, которые в иные времена могли стоить места, а иногда и головы (знаменитое «главнокомандующий», с опущенной буковой «л» и другие); важна была даже не только и не столько сама цензура (ибо, этой адской машине в «брежневские» времена не могло ничто существенно противостоять); не менее важны были нюансы совершенно иного характера, а именно: в каком порядке следует перечислять в газете членов Политбюро ЦК КПСС, какую фотографию помещать на «главную», как быть, если главных новостей сразу несколько и ещё многое другое. А поскольку, «мышиная возня» в Кремле никогда не затихала, то и угадать – как правильно «расположить фигуры» – было под силу далеко не каждому. Здесь требовался аналитический склад ума и немалое мужество – возложить на свои плечи серьезную ответственность за принятое решение с тем, чтобы затем держать ответ перед идеологическим отделом ЦК.
   Сейчас, вероятно, это может лишь вызвать снисходительную улыбку у молодого поколения, малознакомого с многочисленными тайными пружинами, приводящими в действие огромный и четко отлаженный механизм советской бюрократической махины, однако в описываемую эпоху, поверьте, было далеко не до смеха.
   Как правило, в подобных случаях все происходило по строго утвержденному сверху сценарию: Москва отсылала «правильный текст» в редакции республиканских газет, а те, в свою очередь, спускали окончательный вариант уже в областные редакции. Вследствие этого, выход тиража иногда задерживался до полудня, а то и до вечера. А это уже было, чуть ли не ЧП. В исключительных случаях, иные руководители брали на себя ответственность, принимая окончательное решение, а затем с ужасом ждали развязки, гадая – «правильно ли я поступил, или нет».
   Насколько мне припоминается, отцу не раз приходилось играть в эту «русскую рулетку». Возможно, он и в самом деле был неплохим аналитиком, поскольку все его инициативы заканчивались с благополучным исходом. А он, порою, гордился, что обошел республиканскую газету «Правда Востока», которая ждала разъяснений из Москвы.
   Редакция была его вторым родным домом: отец мог там задерживаться допоздна, пока не устранялись все проблемы. Прекрасно зная его неподкупный характер, молодые сотрудники, все же, были в курсе насчет одной – единственной – его «слабости» – папа не прочь был расслабиться после тяжелого трудового дня и потому, уличив момент, они приглашали его в кафе, находившееся рядом с редакцией, где угощали «столичной» или же коньяком. А потом, изрядно захмелевшего, провожали до дому, который тоже находился в двух шагах от редакции.
   Невероятно скромный, тихий и неприметный в быту и на работе, папа в такие минуты сильно преображался: видимо сказывались напряжение и усталость. Едва его нога вступала на территорию нашего двора, как мы – я или брат – со всех ног мчались уже «на перехват», поскольку его громкая ругань и мат оглашали всю округу, (вынуждая соседей тактично закрывать свои окна) и слышны были далеко, вызывая понимающие улыбки на лицах наших сверстников. В такие минуты нам становилось ужасно стыдно и мы, подбежав к сопровождающим его коллегам, благодарили последних, брали отца под руку и, всячески пытаясь успокоить, тащили его по скорее домой. Отец ни в какую не хотел отпускать своих коллег, поскольку это противоречило понятиям восточного гостеприимства. Однако, «гости», прекрасно понимая создавшуюся ситуацию, при которой воспитанному человеку следует в данном случае тактично отказаться, под всяческими предлогами старались уклониться от назойливого приглашения, обещая, что «завтра уж, непременно посетят столь гостеприимный дом».
   Так как по гороскопу отец был «львом», то, едва переступив порог собственного порога, он оглашал его своим грозным рыком, напоминая домочадцам – кто в доме хозяин. Это одновременно и смешило и бесило домашних, прекрасно знавших мирный характер отца. Родные давно привыкли к подобным картинам, поскольку со стороны выглядело это совершенно беззлобно и – я бы даже сказал – уж слишком нарочито. Да и сам отец, в таких случаях, старался не смотреть в глаза своей «жертвы», поскольку в глубине души он жутко стеснялся своего состояния. Иногда, в короткие минуты отрезвления, видя, что это нас только забавляет, он и сам широко и довольно улыбался, однако, через короткое время чересчур большая доза алкоголя все же заявляла о себе, вновь отбрасывая его в состояние опьянения, заставляя по новой «отчебучить» этакое, отчего мы снова хохотали, схватившись за животы.
   На утро же, насупив свои густые и мохнатые брови и старательно изобразив на лице нарочито хмурое и серьёзное выражение, он как можно скорее собирался на работу, стараясь ни на кого не смотреть (а уж тем более – говорить), чувствуя за собою вину за вчерашнее и явно терзаясь угрызениями совести.
   Главный коридор, проходивший по центру здания редакции, строго делил «узбекскую» газету от «русской». Однако деление это было чисто условным, поскольку атмосфера в коллективе была очень демократичной, что, впрочем, всегда являлось одним из важных факторов, отличающих по-настоящему профессиональные и творческие издания от остальных. Коллеги его всегда уважали и ценили не только за его жертвенность и самоотдачу, которая у него была, что называется, в крови, но и за его шутки и остроты, байки и анекдоты (порою, довольно фривольного содержания), за любопытные истории и забавные курьезы, случающиеся в журналистской практике и которые, как правило, можно услышать только в редакционной «курилке». Одним словом, он жил и дышал своей работой, находясь среди таких же единомышленников, которые как и он беззаветно и преданно любили свое дело и не представляли себе иной профессии.
   Когда же отцу доводилось бывать дома, мама незаметно старалась отключить розетку телефона. Впрочем, случилось подобное, по-моему, лишь однажды. Папа пришел в неописуемую ярость и очень грубо отчитал маму. Такие сцены были нетипичны для нашей семьи и потому, наверное, ярче остальных впечатались мне в душу.
   По любому пустяку ответственный или дежурный редактор мог позвонить к нам домой, чтобы справиться у отца – как поступить в том или ином случае. И отец терпеливо все объяснял. Иногда звонок будил всю нашу семью в три часа ночи. В такие минуты отец вначале выяснял – какова ситуация и потом пытался выправить все по телефону. Не раз бывало, что он раздраженно швырял тяжелую черную трубку, одевался и, матерясь про себя, шел на работу.
   Более всего, отец мне запомнился сидящим за столом и пишущим очередную передовицу, очерк или фельетон. Отсчитав несколько чистых листов формата А-4, он бережно укладывал их слева от себя и, положив перед собой первый чистый лист, долго смотрел на него, мучительно терзаясь мыслями. Наконец, он бросал ручку, вставал и начинал нервно ходить вокруг стола. В такие минуты я старался молчать, поскольку чувствовал, что там, в голове совершается какой-то неведомый мне, но важный мыслительный процесс, которому не следует мешать. Затем он также внезапно садился и начинал строчить. Рядом лежали толстые папки, в которые он иногда заглядывал для того, чтобы найти и сверить те или иные данные или цифры.
   Порою, он радостно вскакивал с места и громко звал к себе маму, чтобы поделиться с ней своей неожиданной литературной находкой. Мама неизменно поддерживала и сдержанно хвалила даже тогда, когда не понимала – о чем идет речь. Папе этого вполне было достаточно. Найдя какую-нибудь удачную метафору или необычное обыгрывание слов, он радовался своей находке словно ребенок, целый день, находясь в приподнятом настроении. И мы – его дети – радовались вместе с ним.


   Культурная столица

   Ленинград, нач. 70-х гг. ХХ в.

   Больше всего на свете папа любил свою работу, хороший юмор и путешествия. Иногда мне кажется, что последнее он любил более всего.
   Одним из самых приятных путешествий, глубоко запавшим в душу отца, несомненно, является поездка в Ленинград, в начале 70-х годов прошлого века.
   Тогда, в советскую эпоху, ещё можно было встретить людей старой, что называется, «питерской закваски», с которыми и связан сложившийся стереотип «колыбели революции», как культурной столицы России.
   Казалось бы, совершенно банальнейшая история. Но на отца она произвела неизгладимое впечатление.
   Стоя, как-то раз, на остановке, в ожидании городского транспорта, папа, докурив сигарету, бросил её не в урну, а рядом, на асфальт.
   И тут, прямо над своей головой, он вдруг услышал:
   – Молодой человек, Вы нечаянно уронили сигарету.
   Задрав голову кверху, отец увидел, как из распахнутого окна на уровне второго этажа, ему мило улыбается пожилая женщина.
   – Простите – пробормотал пристыженный родитель, и в ту же секунду быстро подняв с земли окурок, опустил его в урну.
   Позже, не раз возвращаясь к этой истории, он неизменно будет восхищаться тактичностью этой женщины, с образом которой и будет на всю оставшуюся жизнь ассоциироваться город на Неве:
   – Нет, ну надо же: как она красиво меня…


   Железная логика

   Плов


   «…Не одобряется, если кто-либо из присутствующих выбирает исключительно кусочки мяса, оставляя своим „соседям“ рис. В этом случае, можно вполне заслуженно получить затрещину от отца (если за столом все свои) или тебе тактично сделают замечание (если в доме находится гость). Ну, а „личико почистят“ уже потом, когда останетесь одни».
   (отрывок из книги «Его Величество – Плов»)

   Жизнь человека, родившегося на Востоке, с рождения и до самой смерти обставлена огромным количеством обрядов, церемоний и различного рода мероприятий, которые невозможно пропустить или проигнорировать. Рождение первенца, обряд обрезания, свадьба, религиозные праздники – ничто не обходится без пиршеств и собраний, на которые в обязательном порядке приглашаются родственники, соседи, друзья, сослуживцы и прочий люд, с сопутствующим каждому конкретному случаю угощением, а иногда и подарками. Несомненно, всё это накладывает особый отпечаток на сознание местных жителей, которые настолько свыкаются с подобными вещами, что воспринимают сложившийся уклад, как нечто будничное и неизменно существующее от века.
   Как правило, в основном, мероприятия разделяются на женские праздники и мужские. К последним, в частности, достаточно часто, относится и такое, как приглашение на плов. На подобных торжествах, где – как известно – собирается немалое количество незнакомых вам людей, не принято группироваться с друзьями или знакомыми: вы, просто, занимаете свободное место, и это совершенно естественно и нормально.
   При раздаче горячего, принято ставить одну тарелку плова на двоих. Эта традиция, уходящая своими корнями в глубокую древность, находит свое объяснение в религиозно-мифологическом контексте мусульманской эсхатологии, одно из положений которой можно сформулировать приблизительно следующим образом: «человеку, вкушающему пищу в одиночестве, сотрапезником, непременно, становится сам сатана (шайтан)».
   Хорошо, если партнёром по трапезе окажется ваш знакомый: в этом случае, можно мило побеседовать, да и естся легко и без всяких стеснений. И, совсем другое дело, если вам выпало – разделить обед с незнакомым человеком. Тут, поглощение еды превращается в настоящее испытание вашей воспитанности, сопровождаемое взаимной демонстрацией вежливости, подталкиванием друг к другу кусочков мяса, искусственным сдерживанием зверского аппетита и прочими излишествами восточного этикета, поскольку никому не хочется прослыть в глазах оппонента невеждой и невоспитанным ослом, напрочь лишенным понятий об элементарных правилах поведения за столом.
   В тот день, моему родителю не повезло вдвойне: мало того, что он был ужасно голоден, так, к тому же, как вскоре выяснится, выпавший ему по воле жребия партнёр, оказался со своеобразными представлениями о приличиях и этикете, предписываемых благочестивому мусульманину.
   Поначалу, как это и положено, мой родитель сдержанно довольствовался легким салатом из овощей и несколькими рисинками плова. Однако, вскоре, обратив внимание на то, как его сосед беззастенчиво и ловко, один за другим, уминает за обе щеки мясо, он заволновался, нервничая и ёрзая, как на иголках, терпеливо выжидая – когда же, наконец, бессовестный обжора образумится и проявит акт великодушия в отношении своего сотрапезника. Партнер же, был глух и нем, руководствуясь, похоже, моралью из известной басни Крылова «Кот и повар»: «А Васька слушает да ест».
   Наконец, терпение отца лопнуло, и он отважился тактично намекнуть:
   – Берите, берите… угощайтесь, не стесняйтесь… рис с морковью тоже полезны для здоровья…
   – Нет, спасибо: мне мясо больше нравится – – простодушно сознался сосед.
   От неожиданности, папа чуть не подскочил на месте: за всю свою сознательную жизнь, ему ещё ни разу не приходилось сталкиваться с подобным уникальным экземпляром.
   – – Что Вы говорите? Неужели?! – изумился отец, вскинув высоко кверху свои густые мохнатые брови, и, выждав паузу, саркастически добавил: – Знаете, как это ни странно, но в любви к мясу Вы не одиноки: я тоже, к примеру, очень даже неравнодушен к нему!
   – Так, в чем же дело?! – настала очередь удивляться собеседнику. – Берите и ешьте! Кто ж, Вам, не дает?
   Логика оппонента оказалась настолько железной и «правильной», что мой бедный родитель застыл на некоторое время с раскрытым ртом, беззвучно шевеля губами, словно рыба, выброшенная на берег.
   А затем, придя в себя, тихо произнес:
   – Спасибо: пожалуй, я уже наелся: надо переварить полученную пищу.


   Акачон

   Папа со старшими детьми. Бухара, нач. 50-х гг. ХХ века

   C братом меня связывает многое. В том смысле, что не только родственные узы, но и нечто бОльшее.
   На этом фото начала 50-х годов прошлого века, камера фото-мастера из советского ателье запечатлела фрагмент истории нашей семьи: мой папа, которому лет 27 – 28, и мои старшая сестра Мавҷуда и старший брат Ганиҷон. По всему видно, что день выдался особенный: дети в нарядных обновках, ножки обуты в лакированные туфельки с белоснежными носочками, а в руке у брата совершенно новая дудка. Сейчас, после фото-сессии, папа обязательно заглянет в ближайшее кафе, где купит своим чадам по небольшой плиточной шоколадке, и не забудет про себя, опрокинув стопочку холодненькой благословенной. А потом, Родитель нагнётся и тихо прошепчет:
   – Только маме – ни-ни! Поняли?
   И брат с сестрой поспешат, согласно кивнуть головой в ответ.

   Брат Ганиҷон


   Родные не умирают: просто рядом быть перестают…

   Непривычно как-то говорить и писАть о брате в прошедшем времени: и язык не поворачивается, и мозг отказывает до конца поверить в свершившийся факт, и всё твоё нутро возмущается этой несправедливостью. Смерть как всегда врывается к нам внезапно и неожиданно, выхватывая из наших рядов самых лучших, самых достойных, самых мудрых…
   После родителей, брат оставался для меня одним из самых близких людей, с которым я мог откровенно делиться своими сокровенными мыслями. Он был той самой нитью, что связывала не только с мамой и папой, но и с нашим детством, нашим двором, с той безвозвратно ушедшей эпохой, что останется только лишь в сердцах моих сверстников.
   Перешагнув определённый жизненный рубеж, мы сблизимся с ним настолько, что при каждом удобном случае, станем искать встречи для того, чтобы пообщаться и поделиться накопленным, высказать свою точку зрения на те или иные наболевшие проблемы, происходящие в мире. И мне всегда было приятно от осознания нашего единомыслия. Впрочем и разногласия имели место быть, и в такие минуты мы предавались жарким спорам, яростно отстаивая свою позицию и пытаясь выявить истину. И – надо отдать должное – не раз бывало, что после бесед с братом, я заново переосмысливал сказанное и, порою, вынужден был менять свой взгляд по обсуждаемой теме.

   И вот теперь… нету у меня такого неподкупного критика, строгого судьи и душевного собеседника, с которым можно было абсолютно свободно обсуждать всё: начиная от экономики и политики и заканчивая живописью, кулинарией, анекдотами и юмором. Во всяком случае, мне некому излить свои проблемы и сомнения, не с кем поделиться своими радостями и успехами.
   Примерно за 2 – 3 дня до трагического дня, мы с ним общались (через IMO) по видео: он выглядел значительно лучше, без маски, и только привычно капризничал, выказывая недовольство врачами и желанием, побыстрее бы очутиться дома, в родных стенах. «До чего же с возрастом он стал похож на папу!» – подумалось мне, разглядывая его черты лица и припоминая про себя отца. Ну, просто один в один! Брат же, подняв одну из рук, продемонстрировал мне тёмное пятно в районе сгиба локтя:
   – Вот, смотри как искололи: совсем чёрная… Рука чёрная, ж@па – чёрная… – и тут же, видимо устыдившись своих жалоб – Э-э, ладно, потом как-нибудь расскажу.
   – Ну, а что Вы хотели: мы же «чернож@пые». – не выдержав, вставил я, после чего мы оба весело засмеялись.
   Я реально видел, что брат уже чувствует себя значительно лучше и потому, на радостях, решил с ним вести себя так, как это происходило обычно, когда мы оставались с ним одни, обсуждая жаркие и животрепещущие темы. И тут я вдруг, вспомнив про недавно законченную совместную с моим товарищем книгу «Бухарские миражи», решил поднять ему настроение. И, достав увесистый фолиант формата А4, показал его обложку прямо в камеру.
   – Ого! – обрадовался брат, разглядывая цветное фото Бухары и одобрительно кивая головой. – Поздравляю!
   – Спасибо, но поздравлять будете, когда окончательно поправитесь и выпишитесь из больницы. – поправил я его, заверив на прощанье. – Всего отпечатано 4 экземпляра: два мне и два – соавтору. Так вот, один из моих экземпляров остаётся в Питере, а второй, как всегда, для Вас.
   Кто мог предполагать, что это будет наш последний живой разговор?
   Собственно, я всегда писал с учётом на то, как на это отреагирует мой брат. Никогда не забуду его слов, после очередной критики: «Писательство – это серьёзная и ответственная профессия. А поэтому, если собрался о чём-то писать, то пиши правдиво. Или – вовсе не пиши!».
   И несмотря на то, что не суждено мне более свидеться с материальной оболочкой брата, душой он навсегда останется со мной, в моём сердце. Я знаю, что даже оттуда он будет всегда следить за мной, как некогда следил за моими школьными заданиями и за моим правильным поведением. И когда наступит час «икс» и очередной снаряд ляжет в мою воронку, я уверен, что он не оставит меня, а как всегда, протянет свою руку, вытащив меня наверх. И мы вновь будем вместе. Теперь уже окончательно и навечно.


   Пачанга

   Идём со мной девчонка,
   Идём плясать пачангу,
   Танцуй со мной пачангу,
   Не говори мне «нет»!


   По рекам и каналам Санкт-Петербурга…

   Сегодня 2 февраля – день рождения моей старшей сестры Мавджуды. До сегодняшнего дня, я ни разу, ни в одной (пусть даже, самой короткой) миниатюре не упомянул об этом дорогом и близком для меня человеке. А ведь, это именно с ней у меня ассоциируются самые первые (а следовательно и самые яркие) впечатления детских лет, когда я впервые стал осознавать себя как личность.
   И одно из самых первых – это наш совместный поход на празднование дня рождения её лучшей подруги Виктории, которая проживала через квартал от нас. Точный год, к сожалению, мне уже и не припомнить, но могу уверенно поручиться, что это было начало 60-х годов прошлого века. Сестре на тот момент уже было лет 14 – 15, что – по восточным меркам – ни много ни мало, «невеста на выданье», ну а мне, соответственно, исполнилось годиков 5 или 6. Поскольку, родители мои были строгих правил, то естественно, отпускать дочь одну на такое «ответственное» мероприятие, было бы явно опрометчивым шагом и потому ими было принято мудрое решение, привязать так сказать в довесок маленького «соглядатая», ну, типа «стукачка». Так, на всякий случай…
   В те далёкие годы советская молодёжь едва лишь догадывалась о существовании западных групп «Битлз» и «Роллинг Стоунз», а такие звёзды, как Том Джонс и Энгельберт Хампердинк ещё только-только начинали своё восхождение к музыкальному олимпу. А потому, высшим шиком являлись латиноамериканские танцы (самба, румба, танго, ча-ча-ча…).

   Виниловые пластинки из детства…

   Из того незабываемого вечера, детская память чётко зафиксировала лишь вот эту пластинку, мелодию и обрывки фраз незамысловатого текста песни «Пачанги», а также то, как в конце танца, партнёр несколько грубо (как мне тогда показалось) оттолкнул от себя мою сестру. Так, что она плюхнулась рядом со мной на диван.
   Я очень долго искал в интернете этот «хит» и уже начал было подумывать о том, что никакой «пачанги» и в помине не было. Что всё это мне привиделось, как это часто происходит, когда отдельные яркие картинки детства накладываются друг на друга. Но… наконец-таки, на днях мне повезло! И я так, почему-то, обрадовался этому факту, словно вновь вернулся в то чистое и безоблачное состояние, где царит только радость, веселье, мир и покой. Рад, что это, оказывается, был вовсе не сон, а имело место быть в самом что ни на есть настоящем, в реальной жизни!
   Ну а потом… Потом мы разучивали вместе с сестрой:

   «Заправлены в планшеты
   Космические карты,
   И штурман уточняет
   В последний раз маршрут.»

   – знаменитая песня будущих космонавтов на стихи В. Войновича в исполнении В. Трошина.

   А потом:

   Я беру с собой в дорогу лишь всего
   На день хлеба и немного аш-два-о.

   – в исполнении Олега Анофриева.

   А потом…
   Почему вдруг всё это всплыло? Наверное потому, что эти ниточки, связывающие нас во времени, в немалой степени способствовали тому, чтобы обрести столь знакомое чувство любви, привязанности и единения к нашим родным и близким. С годами ниточки окрепли и связали нас не только кровными узами, но чем-то ещё – несоизмеримо бОльшим – определение которому мне сложно сходу сформулировать. Тем, чем мы более всего дорожим на свете. Что дороже патриотических песен и пафосных призывов о так называемой любви к Родине. Особенно, когда эти призывы исходят со стороны тех, чьи дети и счета находятся «за бугром». Ибо, Родина начинается с семьи, домашнего очага и родительского тепла, с незначительных потасовок между отдельными маленькими членами одной большой, но дружной семьи. С детских игр и тех безобидных приколов, что имеет место быть в практически любом нормальном доме.
   Помнишь, как мы играли в «жмурки»? И я, с завязанными глазами, бегал за вами по комнате, пока не споткнулся и не расшиб себе лоб о ножку железной кровати. И как ты – будущий доктор – срочно отправилась со мною в травмпункт, где мне наложили швы и заштопали так, что от этого шрама не осталось даже и следа. О чём я искренне иногда жалею.
   А разве можно забыть твой бесподобный смех, с этими захлёбывающими «иками», которые буквально заражают всех, кто находится рядом. И я очень желаю тебе, моя дорогая, чтобы этот смех продолжал нас радовать долгие годы! И ещё один момент, который навсегда запал мне в душу: это ты и твоя неразлучная «подруга» – книга. Наверное, это от тебя мне передалась та страсть к познанию и осмыслению окружающего нас мира, одним из источников которой являются шедевры мировой литературы.
   Что я могу подарить тебе в этот день? Разве что, вот эту наспех составленную миниатюру, слепленную из осколков моих детских воспоминаний. Которая, возможно, вызовет у тебя лишь лёгкую улыбку. Большего мне и не надо.
   Здравствуй всегда, моя родная, пой и веселись на этом празднике Жизни! Ты всегда была жизнерадостной оптимисткой и поддерживала всех вокруг. Оставайся и впредь всегда такой, вселяя в нас надежду на лучшее. А я со своей стороны, обязуюсь помочь и приложить все свои усилия для того, чтобы приблизить и укрепить этот день.
   С днём рождения, моя дорогая и любимая сестра!

     И если ты, девчонка,
     Подаришь мне пачангу,
     Я сердце за пачангу
     Отдам тебе в ответ!



   Гуленька

   Бухарская хозяйка

   Вот так всегда: как только дело доходит до самых-самых близких, выясняется, что как раз таки про них мы, оказывается, по сути ничего и не сказали. Наверное, так и положено: с самыми дорогими и близкими мы общаемся на уровне сердца, где слова излишни, ибо они не в состоянии выразить всю гамму и полноту чувств, которые мы испытываем к ним. Вот и на сей раз, перелопатив кучу своих статей, выяснилось, что про сестёр своих у меня упомянуто крайне мало. Тем более, что у одной из них сегодня день рождения.
   Кто из нас не помнит того соперничества и тех потасовок, между отдельными членами семейства, которые имели место быть в далёком детстве, практически в любой приличной и уважающей себя семье? Причём, как правило, «весовые категории» соблюдались строго и неукоснительно. Так, например, в нашей семье, несомненными «тяжеловесами» были старшие брат с сестрой. Моим же, извечным соперником по отвоёвыванию жизненного пространства, являлась вторая сестра, которая была на два года старше меня. Самый незавидный и в то же время – самый удобный статус, имел мой младший брат, которому приходилось сражаться «против всех», и которому (по вполне понятным причинам) очень многое сходило с рук.
   Боже мой, мог ли я тогда предполагать, что повзрослев, жизни не буду себе представлять без своего «врага»!
   Сейчас, конечно, смешно, но я хорошо помню, как тогда, в советское время (да и сейчас, в России), многим из нас присваивали новые имена-клички, напрочь игнорируя те, что дали нам родители. Так, мою старшую сестру с красивым именем Мавджуда (Сущая, Дающая Жизнь), обозвали почему-то, Маей, брат Ганиджан (одно из 99 имен Аллаха – «Богатый») превратился в школе в Гену. Мне повезло чуть по-более: в моём имени Ғолиб («Победитель») заменили лишь две первые буквы (на Га…), а младшего брата Шухрата («Слава») вообще, «окрестили» Шуриком. Ну а тебя, Гуленька (насколько мне помнится), кое-кто называл даже Галей. Впрочем, тебе тоже повезло: в основном за тобой прикрепилось имя Гуля. По всей вероятности, по аналогии с героиней известного на всю страну произведения Лии Яковлевны Маршак «Четвертая высота» – Гулей Королёвой. Ну, хоть так – и то – слава Аллаху!
   Гульчехра. Такое прекрасное персидское имя – комбинация имён собственных «Гуль» («цветок/роза») + «Чехра» («лицо»). Розоволикая. Это тебе не «Гульчатай»!
   На Востоке распространено известное изречение: «Рай находится под стопами наших матерей». Более того, я уверен в том, что покидая этот мир, материнские качества (чувство ласки, тепла и заботы) посредством каких-то невидимых нам духовных нитей передаются к сёстрам, с годами делая последних всё более и более похожими на обожаемую Родительницу. И что более изумительнее – даже внешне.
   Всякий раз, когда я приезжаю в Бухару, навестить своих родных, к концу моего пребывания вся большая семья традиционно провожает меня. И всякий раз, сестры непременно одаривают своего братика подарками, в виде брюк, рубашек, свитеров, костюмов и прочей одежды. Как всегда, я начинаю яростно сопротивляться, прекрасно понимая, что все мои попытки окажутся в конечном счёте тщетными и будут проигнорированы. Сёстры неумолимы. Напутствуя в дорогу:
   – Ты уж, там одевайся, пожалуйста, потеплее! У вас ведь холодно…
   Гуленька, дорогая! Прости меня за то, что я не сумел сделать тебе в ответ достойного подарка. Не посвятил ни одной статьи, способной раскрыть твои внутренние качества настоящей бухарской женщины, хозяйки, матери и сестры. По всей вероятности, это означает лишь одно – лучшие мои посты (хочется верить) ещё впереди.
   Поздравляю тебя с днём рождения и в первую очередь желаю здоровья! Как говорят у нас в Бухаре: Рўзи таваллудатон муборак, Апажон! Илоҳим соғ-саломат бошед! А всё остальное приложится.
   Целую и обнимаю тебя нежно, – твой братик.


   Неприятный разговор

   Младший брат Шухрат с супругой Дилором

   У моего младшего брата есть очень забавный импульсивный товарищ, который не совсем хорошо ладит с современной техникой, а потому своеобразно воспринимает информацию, исходящую с мобильного телефона.
   Иногда, данный факт дает брату повод – лишний раз по-прикалываться.
   Он незаметно звонит рядом идущему другу и, когда тот от неожиданности впопыхах пытается достать свою трубку, моментально даёт «отбой». Так повторяется раз пять.
   Издерганный и обезумевший приятель нервно копошится в многочисленных кнопках, пытаясь понять – в чём же, тут дело? Его растерянный и жалкий вид не может не вызвать улыбку.
   Естественно на табло всякий раз высвечивается одна и та же информация – «не принятый разговор».
   – Ха, ҷўраҷон: ки вай? («Что такое, дружище: кто это?») – с невозмутимым выражением на лице, заботливо справляется мой брат.
   – Намедонам, Шўхратҷон: ким-кадом «неприятный разговор», онеша об барад! («Не знаю, Шухратҷон: какой-то «неприятный разговор», мать её, раз эдак!) – выдавливает вконец измученный товарищ, ничего не соображая и тупо уставившись на трубку.
   В этот момент мобильник вновь издает свою сумасшедшую трель. Приятель неожиданно вздрагивает и вскоре, узнав по голосу свою дочь, не давая высказаться последней, раздраженно перебивает, скороговоркой выплёскивая на ничего не подозревавшего ребенка весь накопившийся внутри пар:
   – О Шойи, бачем: ин катар «тир-пир, тир-пир» телефон дачи мекуни?! («Шойи, доченька: ну к чему столько раз „тир-пир, тир-пир“ теребить меня звонками?!»)


   Отцы и дети

   С другом Жорой…

   С Жорой мы знакомы уже давно. Нас сблизило многое: один и тот же возраст, одни и те же увлечения, очень похожее детство (хотя, мы жили и росли в совершенно разных городах Узбекистана), наконец, и то, что оба волею судьбы оказались в России.
   Единственное различие состоит в том, что Георгию Анатольевичу Павлову никак не удается совладать с ностальгией по прошлому, связанному с беззаботным детством, с озорной и веселой молодостью, с той нелепой организацией системы оплаты труда в «советский» период, когда зарплата газоэлектросварщика, составляющая 200 рублей в месяц, позволяла ему совершенно спокойно находить «на стороне» еще столько же за неделю, и ещё со многим тем, что сегодня безвозвратно сгинуло в прошлое. Вдобавок ко всему, родившись и прожив почти сорок лет в Узбекистане, он настолько глубоко впитал в себя культуру и психологию общения, свойственную коренным жителям Востока, что даже сегодня, прожив много лет в России, чувствует себя здесь, словно «не в своей тарелке», несмотря на то, что является русским.
   В нем удивительным образом органично сочетаются восточное гостеприимство, и русская широта души, тонкий юмор и едкий сарказм; порою, он может выглядеть расчетливым и заботливым хозяином, а иногда – врожденная щедрость выплескивается в этакую купеческую удаль, свойственную только русскому человеку. В такие минуты он не раздумывая может, в прямом и буквальном смысле, снять с себя последнюю рубаху и потратить последний рубль, не особо заботясь, при этом, о «завтрашнем дне». Правда, когда наступает «завтра», на него нельзя смотреть без сострадания. Но он никогда не сожалеет о случившемся, и никого не винит. Такая уж, у него натура и ничего с этим не поделаешь.
   Самыми счастливыми являются те дни, когда у нас совпадают «выходные». Тогда мы наверстываем упущенное, что называется «по полной программе», Для приличия, на стол расстилается дастархан (узбекская скатерть), на плите готовится плов (либо кабоб, лагман, манты), в холодильнике остужается водочка, ну а мы с Жоржем неторопливо нарезаем овощи, и заправляем салат, обмениваясь свежими впечатлениями и новостями, явно наслаждаясь предстоящим застольем.
   В один из таких счастливых дней мы с сыном приехали к Жоре на дачу. Естественно, как и подобает такому случаю, Жора нас встретил «во всеоружии»: угли в мангале переливались гранатовым цветом, отменная свинина, насаженная на шампуры ждала – когда её уложат над углями, бутылка водки гордо возвышалась в центре стола. Рядом, на десертной тарелочке прозаично было нарезано несколько кружочков вареной колбасы. Мы с Жоржем, попросив моего сына – разлить «все, как полагается» и приготовить быстрый закусон, увлеклись процессом жарки шашлыка, предвкушая испить «по первой», дабы не нарушать сложившейся традиции.
   – Все – готово – отвлек нас от мангала голос сына.
   Мы повернулись и, кинув взгляд на стол, мгновенно смолкли: со стороны, вероятно, смешно было видеть, как наши челюсти одновременно и медленно стали опускаться. На столе стояли две полные стопки с водкой, накрытые кусочком черного хлеба и ломтиком колбасы сверху.
   – Ты кого собрался хоронить? – еле выдавил, наконец, из себя Жора.
   – А что такого? – не понял сын.
   Я не выдержал и расхохотался:
   – Это ж, для покойничка накрывают стопку с хлебом – попытался я объяснить, трясясь от смеха.
   – А я хотел – как лучше: выпили – и тут же закусили.
   – Ну, спасибо, – отозвался Жора – заживо нас с папкой похоронил. Сообразительный и смышленый сын у тебя растет – обратился он ко мне и тоже, не выдержав, рассмеялся.


   О времени, о чувствах, о родителях…

   Фрагмент семейной фотографии, кон.60-х – нач.70-х гг. ХХ в. Автор фото – Лазарев /Кошкин/ И.В., фотокор газеты «Бухоро хакикати»


   О, времена! О, нравы! /лат. O tempora! O mores!/
   (Марк Туллий Цицерон)

   Время стремительно и неумолимо куда-то убегает, делая нас с каждым годом всё старше и древнее. И вот, когда ты переходишь определённую жизненную черту, то начинаешь всё больше задумываться о смысле жизни, о смерти, об ушедших родителях и близких. И горестно вздыхаешь от осознания того, что ни на один из этих главных вопросов ты не в состоянии ответить.
   Вот уже как восемь лет, придя с утра на работу, я занимаюсь практически одним и тем же: леплю пельмени и пирожки. Сменяется многое: время, годы, руководство, сотрудники… На данный период моими соседями по заготовочному цеху, являются Серёжа и Андрей, которые годятся мне в сыновья, но с которыми установились довольно теплые и дружеские отношения. Мне нравится, что они со мной на «ты», оба склонны к юмору и шуткам, и оба, совершенно естественно и искренне, считают меня «своим человеком», с которым можно поприкалываться на равных, а если и надо – излить свою душу. Мне это льстит и греет душу (следовательно, я ещё не так стар…)
   Вот и сегодня, вымесив тесто и дав ему возможность отстояться, я приступаю к привычному: начинаю лепить пельмени. Но не тупо и механически, а – творчески. Во время лепки, я обязательно о чём-то размышляю, то есть, другими словами говоря, совершаю умственную гимнастику. Постепенно, мысли вновь возвращаются к привычному: к философии, к ушедшим предкам, к родителям… И в самый неподходящий момент, вдруг не выдерживаю и чуть ли не вслух вздыхаю от беспомощности.
   – Что такое, Галиб? – обращается ко мне Андрей, и мне становится немного стыдно и неловко перед друзьями.
   – Да так… ничего особенного. – оправдываюсь я и, не удержавшись, признаюсь – Понимаете: я опять вспомнил про своих родителей и… расчувствовался, растроился. От того, что при всём желании, мне уже не вернуть ни мать, ни отца, ни старшего брата. К сожалению, мы очень поздно начинаем ценить своих близких. А жаль… Я сейчас готов пойти на что угодно, лишь бы обратить время вспять, но – увы – его уже не воротишь. Как и не вернуть отца назад…
   – Да-а… – в задумчивости протягивает Серёжа – Я сейчас бы тоже, очень многое отдал за то, чтобы вернуть отца…
   Мои глаза невольно увлажняются от слёз. В то время, как Серёжа продолжает, изменившись в лице:
   – … Ух-х, с каким бы наслаждением я б его отп… ил! – и, спустя секунду, побагровев – За всё!!
   В этот момент, я чуть ли не икаю, остолбенев в позе памятника: настолько всё это показалось мне неожиданным. Своего рода, «контрастным душем», от которого не так легко оправиться нормальному человеку.
   И я вдруг понял, что всё в этом мире относительно. Если ты родился в благополучной семье и с самого дня твоего рождения тебя окружали лишь заботливые мамины руки и доверительные беседы с отцом, то это вовсе не значит, что все люди на планете обязательно прошли точно такую же школу воспитания добра и человечности. Внезапно, на ум пришли отрывки из воспоминаний одной известной талантливой актрисы.

   Одиночество – это когда некому себя отдать.
   Муж моей подруги сбежал, оставив ее с ребенком. Он наслаждается свободой. А я думаю – Боже, что за дурость. Его сын никогда не вспомнит тепло об отце, никогда не воспользуется его советами, никогда не скажет «спасибо» за поддержку. И не станет перенимать его жизненные ценности…
   (Алиса Фрейндлих)



   Айрам-шум-шум

   худ. Истора Саидова

   С новой игрой нас познакомила Таня, недавно возвратившаяся из «Артека». Перекочевав с тёплого и ласкового берега Крыма на знойную и жгучую почву Бухары, эта невинная артековская игра советских пионеров явно требовала доработок и усовершенствования. Что и было незамедлительно претворено в жизнь нашими сметливыми старшими товарищами.
   Изначально её правила были достаточно банальны и скушны: водящему плотно завязывали глаза, ставили в центр хоровода и, под всеобщие бормотания («Айрам-шум-шум, айрам-шум-шум, арамийя бисила, бисила, бисила»), взявшись за руки, начинали медленно кружить вокруг несчастного, которому оставалось, наугад вскинув руки с галстуком вперёд, заарканить свою «жертву». После чего, «жертва» и водящий поворачивались спиной друг к другу (на достаточном расстоянии) и на счёт «раз-два-три» обязаны были повернуться лицом к лицу. Если оба участника синхронно разворачивались с одной стороны, то они обязаны были, чмокнув друг друга в щёчку, мирно расстаться. Если же поворачивались «вразнобой», то бывший водящий встраивался в общий хоровод, а на его место заступал «новичок».
   Налицо – явный непорядок.
   Саша был лет на пять старше нас, а потому совершенно резонно предложил несколько усовершенствовать игру, с учётом, так сказать, бухарской специфики, а точнее – специфики нашего двора.
   Во-первых: повязка на глаза совершенно излишняя вещь, позорящая доброе и светлое имя пионера, одним из качеств которого всегда являлась честность. Будет вполне достаточным полагаться на это качество. Это предложение было встречено с пониманием. Особенно мужским электоратом, которому не очень-то «светила» перспектива чмокаться с приятелем.
   Во-вторых: целоваться следует «по-человечески», то есть, в губы. Женская половина смущённо молчала, что было справедливо всеми сочтено за согласие. Игра заметно оживилась, обретая с каждым днём новых поклонников.
   Аппетит, как известно, приходит во время еды: следующее нововведение касалось продолжительности поцелуя. В ходе довольно бурного обсуждения, стороны, все же, пришли к взаимному согласию: было решено считать до десяти.
   Ещё через какое-то время, тот же Саша счёл неприличным целоваться у всех на виду и предложил «идеальный» вариант: хоровод зрителей громко продолжает считать до десяти, но… уже повернувшись спиной к участникам эксперимента. Эта существенная поправка позволила снять скованность в отношениях, добавив игре шарма и своеобразного очарования. Игра постепенно приобрела сумасшедшую популярность, вытеснив такие игры нашего двора, как «казаки-разбойники», «догонялки» и всякие викторины.
   И, тем не менее, один момент в этой игре нас явно смущал, а именно: как угадать с синхронностью разворота партнёров в предвкушении долгожданного поцелуя?
   Но Саша не был бы Сашей, если б не его смекалка: ведь не зря же он учился в институте.
   – Надо встать плотно затылками друг к другу и взяться за руки – совершенно объективно и непредвзято заключил он.
   Воцарилась тишина. Чувствовалось, что идёт интенсивная работа мозга.
   И, буквально, в следующую секунду, лица всех участников заметно просветлели и оживились.
   «Взяться за руку». Вот оно, то спасение, что даёт надежду, а вместе с ней и десятки способов и ухищрений для того, чтобы передать незаметный условный знак своему партнёру (партнёрше), начиная от постукивания, поглаживания и до обыкновенного лёгкого сжатия руки…
   «Бедные артековцы!» – искренне жалели мы несчастных отличников и очкариков всего Советского Союза. – «Если б они только знали – насколько мы усовершенствовали эту настоящую пионерскую игру!»


   Дети-индиго

   Внук Савва

   В короткое время справившись с небольшим заказом и мгновенно прибрав за собою рабочее место, я выхожу через черный ход на улицу, на перекур. Типичный питерский двор «колодец», с классической помойкой в углу. Правда, двор проходной, с двумя темными арками. Совсем рядом находится станция метро «Садовая», а потому, народ нескончаемой вереницей постоянно снует туда-сюда. Это заметно разнообразит скучную жизнь на работе, давая мне возможность, понаблюдать за различными типами людей.
   На этот раз, едва я закурил, как из арки появляется пара – пожилой солидный мужчина с маленьким пятилетним мальчиком.
   «Дед с внуком» – догадываюсь я.
   И в самом деле: симпатичный курносый мальчишка удивительным образом похож на своего дедушку. Они крепко держатся за ручки и оживленно беседуют.
   – Понимаешь, – объясняет дед, склонив голову в сторону внука – можно, конечно и дупликатором или ризографом, но это зависит от необходимого количества экземпляров.
   Внук, низко уставившись в землю, внимательно слушает доводы деда и – как мне показалось – периодически уточняет какие-то детали.
   – Нет, – возражает ему дед – тогда лучше всего использовать офсетную печать. Там технология печати, предусматривающая перенос краски с печатной формы на запечатываемый материал не напрямую, а через промежуточный офсетный цилиндр.
   Откровенно говоря, я чуть не выронил сигарету изо рта:
   «Ни фига се… акселерация…»
   До этого, мне не раз доводилось слышать о продвинутых вундеркиндах, о так называемом поколении «детей-индиго», но сталкиваться вплотную… Я ошалело уставился на ребенка. Ничем не примечательный мальчишка, такой же, как и тысячи его сверстников. Ну, совсем обычный малыш!
   Тем временем, деду приходится отвечать на следующий вопрос, которого я, почему-то, вновь не расслышал.
   – Не волнуйся: там, при печати используются системы контроля, основанные на денситометрии, колориметрии, а также цветопередача. Ну, тогда я не знаю… Давай, тогда – фото-офсетом…
   Только тут я обращаю внимание на маленькие наушники, скрывающиеся в ушах пожилого мужчины, после чего, до меня, наконец, доходит.
   «Бляха-муха! Напугал меня, хрен старый! А я-то… на бедного ребенка грешу… „акселерация“, блин, „дети индиго“! – облегченно выдыхаю я, и лезу в карман за зажигалкой, чтобы снова закурить потухшую сигарету – Нет, ну надо же: совсем отстал от жизни…»


   Памятка-наставление

   Истора и Алишер

   (Из спича, произнесенного в ресторане «Тепло» 13 января 2010 г.)

   Дорогие дети!
   Сегодня вам исполнилось ровно двадцать пять!
   Прошло немногим более четверти века, как мы с вашей мамой встретились, влюбились друг в друга и решили создать семью. Но, как вы понимаете, семья без детей не может считаться полноценной и потому на свет появились вы.
   Говорят, что желанные дети – счастливые дети. Вы были желанными.
   Глядя сегодня на ваши счастливые лица, на ваших симпатичных избранников, я радуюсь вместе с вами.
   Учитывая то, что вы уже стали вполне взрослыми и самостоятельными людьми, наряду с поздравлениями и всякого рода пожеланиями, мне хотелось бы вам оставить небольшую памятку, к которой – я надеюсь – вы отнесетесь не только с юмором, но и с должным вниманием. Поскольку, очень возможно, что в скором времени вы и сами станете полноценной семьей, а значит и родителями, то моя памятка касается в первую очередь того, как следует относиться к родителям.
   Излишне, наверное, говорить о том, что всему, что у вас есть, прежде всего, вы обязаны именно им.
   Не стесняйтесь своих родителей, но наоборот – всегда гордитесь ими!
   И если сейчас в ваших глазах, может быть, они выглядят не так молодо, то знайте, что всю свою молодость и энергию они вложили в вас, чтобы видеть вас такими – молодыми, крепкими, красивыми и полными грандиозных планов и устремлений.
   Потому, мне хочется от вас только одного: любите, уважайте и берегите своих родителей!
   Не списывайте их прежде времени со счетов. Помните: они вам ещё могут пригодиться.
   Например, сходить в магазин за продуктами, погулять и понянчиться с внуками, решить их школьные задачки. Ведь, в отличие от вас, у ваших стариков ещё сохранилось нормальное совковое образование. То, что для вас со временем будет выглядеть как нечто из области высшей математики, для их старческих мозгов всего лишь будет легкой разминкой.
   Жизнь вашим родителям покажется прожитой не зря, если вы доверите им приготовление ежедневных обедов. Поверьте, они будут на седьмом небе от счастья и безмерно вам благодарны за оказанное им высокое доверие. Ведь, именно об этом они мечтали всю свою жизнь, холя, лелея и воспитывая вас.
   Вне сомнений, неоценимая польза от них, если в вашем доме вдруг окажется какая-либо живность, с которой хочется временами поиграться, но лень кормить. Или – собака, которую необходимо несколько раз на дню выгуливать. Здесь без родителей никак не обойтись. Киньте им ошейник с намордником и… можете спокойно дальше заниматься своими делами.
   Плюсы налицо и очевидны, когда дело доходит до мытья посуды: лучшей награды им и не нужно. Они с величайшим восторгом и со всей ответственностью подойдут к этому мероприятию, чтобы выслужиться перед вами и быть уверенными, что помогли сберечь ваши деньги от лишней траты на какую-то ненужную посудомоечную машину.
   Вам не надо самим никуда выходить из дому: все коммунальные платежи за вас автоматом выполнят старики, прихватив заодно и мусорное ведро. Про стирку и прочую уборку даже говорить как-то неудобно – для них это праздник души. Вот, где они с упоением, с песнями и плясками любят показать себя. Отобрать у них эту работу и сделать её самому – нет ужаснее оскорбления!
   Однако, главные праздники вас ждут впереди, когда ваши «шнурки», войдя в преклонный возраст, впадут в маразм. Вот уж, где воистину вас ждет веселье и раздолье. Тут, можно развернуться на полную катушку и дать простор своим необузданным фантазиям. Только неотесанные олухи и ленивцы могут додуматься поместить своих склеротиков в психушку или дом престарелых. Я вам этого делать не советую: умные поступают по-другому.
   Вы только представьте себе, как обрадуются ваши друзья и гости, если на десерт, в качестве развлечения, вы посадите своего выжившего из ума предка куда-нибудь, скажем, на антресоль и внушите ему, что это самое почетное место. Можете смело считать, что вечеринка удалась!
   Отдельная тема – усугубляющийся с годами старческий склероз, которому подвержены почти все стареющие родители.
   К примеру, можно совершенно спокойно подойти к увлеченному компьютерной игрой дряхлеющему предку и невинно бросить ему, как бы между прочим:
   – Кстати, па, а ты за интернет в этом месяце платил свою долю?
   По его растерянным глазам и суетливым движениям, можете быть уверенным – трюк удался на все сто процентов. Через пару дней эту процедуру можно смело повторить. А там глядишь – и интернет бесплатный!
   Про жалкую пенсию можно и не говорить. Едва они посмеют раскрыть свою варежку, как тут же следует напомнить им о том, что их пенсии едва хватило, чтобы сходить разок в магазин. Если и это не возымеет должного понимания, то можно попрекнуть их тем, что они и так уже давно повисли тяжким грузом на вашей шее. Вспыхнув, при этом, в благородном гневе: «Да на нашем месте другие дети бы…» И, не договаривая, резко повернитесь. Обычно этого бывает вполне достаточно.
   Словом, плюсов от наличия родителей, как вы уже успели убедиться, немало.
   И, наконец, запомните и крепко зарубите себе на носу самое главное: всё в этом мире подчиняется строгим и незыблемым законам. Одним, из которых, является закон бумеранга: как вы отнесётесь к своим родителям, точно так же, со временем, ваши собственные дети отнесутся к вам самим.
   Вот тогда вы обязательно вспомните про мою памятку – назидание.
   А потому, я желаю вам благоразумия.
   С днём рождения вас!


   Время собирать апельсины


   Иногда мне кажется, что я был чрезмерно строгим родителем, держа в «ежовых руковицах» своих детей. Особенно – старших…
   – Всю жизнь, ты только и знал – ругать и «строить»! – всякий раз восклицала Лена, вставая на защиту «несчастных птенцов» – Хотя бы раз, пригладил, приголубил бы…
   – Пригладить и приласкать – найдется кому. – сурово хмурил я брови.
   – Ты готов защищать и оправдывать кого угодно, но только не собственных детей! – продолжала отчитывать меня супруга. – Нет бы, взять да похвалить, хотя б разок…
   – Пускай их хвалят другие…

   И вот, неожиданно настало такое время, когда мы вдруг осознали, что «птенчики» вполне оперились и… вылетели из родимого гнезда, изредка навещая своих родителей.
   «Что ж, – дошло наконец-то до нас, осмысливая для себя новый этап жизни – дерево мы посадили, дом построили, сына и дочерей вырастили… Похоже, можно вновь предаться своим любимым увлечениям, заняться собой, поехать заграницу, поглазеть на мир…»
   А ведь, казалось, ещё совсем недавно, мы с женой вслух обменивались своими размышлениями.
   – Как ты полагаешь, – переживает Лена – мы правильно воспитали детей?!
   – Время покажет… – уклончиво отвечаю я, оставаясь верным своим принципам. – Если пенсию нашу оставят в покое и не сдадут, прежде времени, в дом престарелых – и на том спасибо…

   Накануне Нового Года, вся семья вновь оказалась в сборе. Шум, гам, веселье, смех… словом, даже как-то непривычно… отвыкли, видать. Однако, скрыть радость, трудно: как никак, нечасто удается собраться вместе. Постепенно, речь заходит о деде-Морозе, предстоящем Рождестве, о желаниях…
   – Эх… – вздывает моя супруга, уставившись в наш старенький холодильник «Юрюзань», который был приобретен лет тридцать тому назад, ко дню нашей свадьбы. – Вот, поднакопим мы с папой денежек, и купим себе новый холодильник. Этот уже давно не холодит…
   – А мне бы… – мечтательно закатываю глаза к небу – избавиться от нашей «дореволюционной» кочегарки и приобрести нормальную газовую плиту!

   В первых числах января, возвратившись с работы домой, неожиданно застаю на пороге… сына.
   – Ты чего?.. – с недоумением уставившись на него – Вроде бы, не говорил, что заглянешь?
   – Тсс! – приложив палец к губам, хитро щурит глаза сынок. – Сюрприз!
   – Какой-такой ещё сюрприз! – с недоверием прохожу я на кухню и… застываю с отвисшей челюстью, перед совершенно новеньким холодильником марки «Индезит».
   – Вау! – не сдерживаю я своих эмоций и – буквально через секунду – осаждаю свой восторг:
   – Послушай меня, сынок: такую сумму нам с мамой сразу не осилить. Если можно, давай, мы частями погасим?
   Сын расплывается в широкой улыбке:
   – Ну что Вы: это вам с мамой от нас скромный подарок! – И предвидя мой протест, добавляет тоном, не терпящим возражения – Это лишь малая часть того, что мы вам должны по жизни!

   Наконец, на днях – 19 апреля – вся семья вновь за круглым столом в гостиной. Отмечаем мой день рождения. Неожиданный звонок домофона заставляет нас отвлечься. Дети, смеясь, наперегонки бегут к двери. Мы с женой, одними из последних, выглядываем в прихожую и застаем двух здоровенных грузчиков, разбирающих огромный короб.
   – Что это?! – едва выдавливаю я из себя.
   – Как «что»? – удивляется в свою очередь сын – Это подарок ко дню рождения! От нас – ваших детей!
   – Боже мой! – вскидывает руки моя жена, завидев новенькую плиту – Вы с ума сошли: это же безумно дорого!
   – Всё, теперь мне ясно одно – резюмирую я, почесывая свой затылок и повернувшись к супруге: – Впредь, нам следует быть более сдержанным в своих желаниях. Ясно?!
   Лена поспешно кивает головой, соглашаясь со мною…



   ЧАСТЬ II – Мысли вслух


   Бармен в медресе Абдулазиз-хана. Бухара, нач. 80-х гг. ХХ в.


   Буревестник

   «Буря! Скоро грянет буря!»
   («Песня о Буревестнике» М. Горький)

   В середине ноября 1982 г. я впервые оказался в Ленинграде. Незадолго до этого не стало Л. Брежнева…
   Так уж вышло, что в феврале 1984 года мне вновь довелось очутиться на брегах Невы. На сей раз, буквально за два-три дня до моего приезда, умирает Ю. Андропов.
   Мой друг, встречая меня в аэропорту и радостно тиская: – Господи, Голибушка: ты бы почаще к нам приезжал!

   «Как жену чужу-у-у-ю обнимал берёзку…»


   Потомок русичей

   Было это много лет тому назад. Ко мне в гости, проживающему уже в России, в Ленинграде, приехали мои студенческие друзья-земляки из Бухары – просто, навестить товарища
   Это уже сейчас, задним числом, когда межэтнические и межнациональные конфликты достигли своего апогея, я вдруг осознаю, что все мы были совершенно разных национальностей: один – кореец, другой – татарин, третий – таджик. Но это так, к слову

   Встречаю я, значит, их в аэропорту «Пулково», нанимаем такси и едем к нам домой. В машине, помимо прожженного таксиста-питерца, оказалась попутчицей еще и старенькая бабушка – «божий одуванчик» – которая за все время пути не проронила ни единого слова
   Надо отдать должное моим друзьям – восточное воспитание, впитанное кровью с молоком, не замедлило сказаться даже здесь, несмотря на то, что от дома их отделяли тысячи километров
   Проявилось это, прежде всего в том, что, прекрасно зная, – как я рад их приезду и какой прием ожидает их дома (с соответствующим, положенному случаю, количеством спиртного и так далее), они, скромно опустив глаза, стали что-то застенчиво оправдываться и лепетать о Востоке, о традициях: мол, ты ведь, прекрасно знаешь, как принято встречать гостей – достаточно всего лишь чаю и сладостей…
   Понятное дело, люди, воспитанные в традициях восточного гостеприимства, никогда и нигде не позволят, своим вольным или невольным приездом обременять жизнь тех, к кому они едут. Дабы избежать всевозможных взаимных извинений и прочей учтивости, принятых на Востоке, с сопутствующими данному случаю «книксенами» и «реверансами», я вдруг выпалил, ставшую впоследствии знаменитой, фразу
   – Ну-у, это у вас так принято. А у нас – у русских..
   Наш многоопытный водитель от таких слов чуть не врезался в столб, находившийся далеко на обочине, а бедная бабулька еще долго не могла прийти в себя, всю оставшуюся дорогу периодически оборачиваясь на заднее сиденье и убеждаясь в том, что мои усы и густая черная борода никуда не исчезли.


   Родня


   Михаил Иванович (справа) в гостях у брата Николая. 1985 г. Фото из личного архива автора.

   Когда-то, будучи в Бухаре, Андрюша устало заявит мне:
   – Что ты водишь меня по этим дурацким ресторанам и кабакам, которых и у нас ничуть не меньше! Не за этим я сюда приехал. Ты мне покажи всего три вещи: это – ишак, кишлак и бухарскую свадьбу!
   Показал…
   Теперь, когда я, волею случая, окажусь в России, наши роли поменяются. Единственными гостями на нашей свадьбе со стороны «жениха», окажутся мои друзья – Володя и Андрей.
   – С «кишлаком» ты уже немного ознакомился – приободрит меня Андрюша, сводив на экскурсию в Эрмитаж и Русский Музей – В свадьбе нашей, также успел принять самое активное участие, причем, в качестве одного из самых главных персонажей. Ну, а с «ишаками» ты ещё успеешь встретиться. Тут их тоже хватает. Правда, мы их называем, просто, ослами…


   Тесть

   Михаил Иванович был родом из Вологодчины, вернее – из Череповца. А если быть совсем точным – из маленькой деревушки Текарь, расположенной в самом сердце российских лесов. Вскоре, после войны, он очутится в Ленинграде, где и встретит свою вторую «половинку» – Елизавету, которая, в свою очередь, переберется в город на Неве, из своей малой родины – Тверской области. Там, где протекает Западная Двина, и где стоит указатель: «Тут проходил путь из варяг в греки».
   Тесть мой, как вскоре уясню я для себя, окажется настоящим «мастером – универсалом», ибо все в доме блестело и исправно работало благодаря его «золотым» ручкам. Лена с мамой просто не поспевали угнаться за хозяином дома: едва сломали очередной кран или кнопку от унитаза, как в следующую секунду, Михаил Иванович мгновенно восстанавливает в доме порядок, устраняя любую неполадку. Естественно, как и полагается русскому мужику, сопровождая этот процесс с полным мешком отборных крепких слов.
   Привыкший с детства к физическому труду, работу он любил и уважал. Все навесные шкафчики на кухне, были выполнены его искусными руками. Причем, их невозможно было отличить от фирменных.
   Раз, окинув меня своим наметанным взглядом, тесть безошибочно сделает для себя вывод: либо придется больше зарабатывать, либо следует серьезно взяться за воспитание этого изнеженного «восточного прынца» и белоручки, неизвестно откуда свалившегося ему на голову.
   Через год, когда мы с Леной и детьми переедем в отдельную квартиру, я вспомню уроки тестя и собственноручно, наспех, сколочу три навесных шкафчика. Вскоре мы пригласим родителей на новоселье.
   – Что это?! – удивится Михаил Иванович, открыв дверцу и критически рассматривая, как я коряво присобачил рояльные петли.
   – Как «что» – шкафчик! – с обидой в голосе попытаюсь я отстоять свое творение.
   – Двёрки от пи@ды это, а не шкапчик! – вынесет свой окончательный вердикт мой новый родитель, который привык всегда говорить только правду.
   Тогда я обижусь на него, но со временем, буду благодарен ему за то, что он заставит меня самокритично и непредвзято оценивать любую свою работу.
   Привыкший к порядку, строгой дисциплине и ответственности, он скептически воспримет «гласность» и «перестройку», терпеливо дожидаясь, «когда люди вдоволь нап… ятся, и наконец то, возьмутся за работу». Излишне говорить, что Сталина он уважал. Горбачева же, он унизительно окрестит «женским царём». Этой своей «находкой» он будет очень доволен. Всякий раз, когда на телеэкране будет возникать фигура Михаила Сергеевича, мой тесть, толкая меня в бок, будет усмехаться:
   – О! Смотри-смотри: «женский царь» выполз! Интересно, какую на сей раз он..йню нам заготовил?
   Своему тестю я буду благодарен ещё и за то, что он привьет мне любовь к «тихой охоте». Будучи, резким и прямолинейным в быту, Михаил Иванович совершенно преображался, находясь на природе, готовый поделиться многочисленными её секретами. Находясь в лесу, за городом, он заметно веселел, превращаясь в добродушного сказочного волшебника. Вероятно, все же, сказывалась тоска по дому, своему раннему детству и юности. Именно, он научит меня грамотно распознавать грибы. Сам же, к сбору грибов, подходил весьма ответственно и по-хозяйски: пусть другие бегают по лесу, в поисках «белых», он же, как правило, предпочитал облюбовать какой-нибудь большой пень, обильно облепленный опятами, и не спеша, за короткий срок наполнял свою корзину. Став немного взрослее, я тоже возьму на вооружение этот беспроигрышный метод. А тогда…
   В узком кругу моих друзей даже приживется такой короткий анекдот: «Таджик – грибник». В один из периодов очередного и страстного увлечения, я не на шутку загорюсь желанием узнать о грибах буквально все, что о них написано. Для этого я запишусь в Российскую Национальную Библиотеку (тогда еще называвшуюся именем М. Е. Салтыкова-Щедрина), в которой буду торчать целыми днями, изучая научные рефераты, посвященные микологии.
   И, надо отметить, труды мои не пропадут даром. Плодами моих творческих изысканий явится то, что в конце апреля, к огромному удивлению тестя и тещи, я принесу на «обед» с десяток сморчков, произраставших как раз в тех самых местах, что я вычитаю в ученых книжках. Обычные люди привыкли ждать осеннюю пору, когда грибы сами лезут тебе в корзину, а потому – думать, что их можно собирать чуть ли не в любое время года, – это как-то не совсем укладывается в голове. Вот почему следует рассматривать мой данный жест, как один из немногих приемов, способствующих завоеванию и покорению сердец моих «новых» родителей.


   Тёща

   Моя тёща, всё-таки, была удивительным человеком.
   Довольно часто, когда – бывало – приезжали к нам друзья или родственники из Бухары, мы имели обыкновение собираться вместе за столом, где за ужином оживленно беседовали, расспрашивая друг друга  и активно интересуясь всем.
   Иногда, совершенно непроизвольно, по ходу какого-либо диалога с земляком, мы незаметно "соскальзывали" с русского языка на родную речь.
   Тёща в такие моменты начинала ёрзать на стуле.
   – Что вы, там, лопочете на своём? – не вытерпев, наконец, возмущалась Елизавета Петровна, совершенно справедливо полагая, что неприлично разговаривать вдвоём, когда третий ничего не понимает. – Говорите по-русски!
   Причём, мотивация её была довольно-таки своеобразной:
   – Леший вас поймёт: может быть, вы меня материте, а я вам улыбаюсь…
   Своих новых родителей я заценю слишком поздно. Когда их уже не станет с нами. А жаль. Как говорится в русской поговорке «Дорога ложка к обеду». А доброе слово и благодарность – при жизни, добавил бы я.


   Сёма

   Ещё одним полноправным членом семьи, которого я успею полюбить, будет полугодовалый пес Семен. Немецкая овчарка. Умница невероятная. Единственной хозяйкой признавал только Лену. С её рук он мог есть даже противный ему вареный лук. Особо мне запомнилась прогулка. Стоило нам нажать на кнопку лифта, как Сёма заходил сбоку и смотрел – когда кабина достигнет нашего этажа и первым пристраивался к двери.
   Больного тестя он побаивался: не смел переступать порога комнаты в его присутствии.
   Однажды тесть уснул за телевизором. Мы шепнули Сёме: "Он спит, заходи". Осторожный пес тихо подкрался к дивану, как человек, заглянул тестю в лицо и, убедившись, что мы не соврали, радостно бросился к нам.
   И все-же, по настоянию тестя, Сему пришлось отдать. Приехали с погранзаставы, предлагали деньги за пса.
   – Ни за что! – заплакала теща. – Пусть он знает, что мы не продаем его, а отдаем защищать родину.
   На прощанье Сема всем подал лапу. И я ручаюсь, что глаза его в тот момент блестели от слез. Наконец, тесть тоже подошел и, протянув ему руку, сказал виновато: – Ну, прости. Давай уж, попрощаемся.
   И пес… отвернулся.
   Тесть постоял ещё некоторое время с протянутой рукой, а потом махнул:
   – Ну и хер с тобой…
   А мы не могли сдержать слёз.
   Где-то в доме, покоится целая пачка благодарственных писем от пограничников.


   Алеша

   Своего сына я назову Алишером, чем кровно обижу своих новых родителей. Тем не менее, Елизавета Петровна постепенно отойдет и привыкнет. Тесть же, ещё долго будет дуться на меня, не желая, смирится с состоявшимся фактом. Однако, внуков он любил безумно.
   Однажды, мне доведется стать свидетелем милой картины. Осторожно, на цыпочках (дабы не разбудить своих малюток), я переступлю порог нашей комнаты, где застану склонившегося над детской кроваткой Михаила Ивановича.
   Аккуратно взяв на руки хрупкий сверток, дедушка нежно прижмет трехмесячного внука к груди, с любовью разглядывая сморщенное личико и, вероятно, пытаясь отыскать там знакомые ему черты. Наконец, склонившись к самому уху безмятежно посапывающего ребенка, дед ласково прощебечет:
   – Алёшка! Алёшенька, внучок! Ну, скажи: «А-гу».
   Мне стоило немалых усилий, чтобы также бесшумно и незаметно выскользнуть из комнаты.



   О женской логике…


   Нам – мужчинам – видимо, так и не дано понять женскую логику: какие мыслительные процессы происходят в её головке, какие образы… какие ассоциации? И почему, её ответ, достаточно часто вызывает у мужчины удивление и растерянность, приводя его сначала в некоторое замешательство, затем – в откровенное недоумение и – в конечном итоге – в явное изумление?
   На днях, собираюсь на работу. По установившейся традиции, мы с супругой взяли за правило, провожать друг друга, появляясь в прихожей в самый последний момент, перед уходом кого-либо из нас. Вот и на сей раз, интуитивно почувствовав, что я уже оделся и готов к выходу, жена внезапно предстает предо мной, молча подставляя для поцелуя свою щёчку. Чмокнув нежно супругу, я вдруг делаю серьёзное лицо и строго так, грожу пальцем на прощание:
   – Смотри у меня: только посмей изменить в моё отсутствие!
   На что, она расплывается в улыбке и трогательно произносит:
   – Ой… спасибо!
   Остолбенев и вытаращив на неё глаза, я несколько секунд нахожусь словно в ступоре, лихорадочно соображая – ЧТО бы сие могло означать?! Однако, постепенно до меня начинает доходить истинный смысл её ответа: вероятно, исходя из женской логики, получилось, что я сделал ей… приятный комплимент.

   ххх

   Всем известно, КАК собираются женщины. Моя, по всей вероятности, «супер-женщина». Всё следует делать не спеша и основательно: «сперва, принять ванны, потом – выпить чашку кофе…»
   Словом, через три часа, когда все основные процедуры уже позади и торжественный выход вот-вот должен состояться… ритуал внезапно обрывается из-за какой-то проклятой «молнии» на сумочке: она взяла и просто, предательски разошлась надвое. В ту же секунду, моя нижняя челюсть также, медленно опустилась вниз…
   Ещё через полчаса, я (раздражённо):
   – Лена, ты выйдешь, наконец?! Мы уже здорово опаздываем…
   На что, дражайшая половина, округлив в ужасе глаза:
   – Как я могу выйти: у меня ведь замочек на сумке сломался!
   – Ну и что: теперь, на этой сумке свет клином сошёлся что-ли?! Возьми другую…
   – Как?! – недоумевает супруга – Другая сумочка здесь явно не подойдёт!
   И вновь повернувшись к зеркалу:
   – Боже мой, что делать, что делать… опять переодеваться, что ли…


   Об искренности и лицемерии…

   – Ну ты и лицемер… – вынесла вердикт мне жена, едва я успел отключиться от скайпа, после разговора со своими очередными друзьями из Америки.
   – Почему?! – изумился я.
   – Да потому, что ты ради приличия улыбался и поддерживал разговор, который тебе был совершенно неинтересен!
   Да: досконально изучив меня и мой характер, она была в чем-то права – мне и в самом деле, было скучно и неинтересно.
   – Но почему бы мне не поддержать то, что их так живо интересовало? – возмутился я.
   – Вот именно – «поддержать»! – съязвила супруга. – Твоя беда в том, что ты всем стараешься угодить, и в глазах всех остаться хорошим.
   – Что ты в этом видишь плохого? – сник я окончательно, предчувствуя, что вряд-ли смогу разъяснить ей свою позицию: оправдываться тем более не хотелось.
   – А то, что ты не ИСКРЕНЕН! – поставила она точку.
   – Что же, по-твоему, является искренностью? – не выдержал я. – Сказать, «Да идите вы на… со своей неинтересной для меня темой?!» Что плохого в том, что я ИСКРЕННЕ попытался настроиться на их волну и – тем самым – сделать им приятное: выслушать, посочувствовать и принять участие в том, что волнует не меня, а именно их?! Неужели это такой тяжкий грех?!


   Психология межличностных отношений

   Смерть Клеопатры, худ. Жан Андре Риксен (1874)


   – Дорогая, как можно было так испоганить кусок лангета, за который я дрожащими руками выложил 500 рублей?!
   – Я старалась…
   (Из неизреченных вслух мыслей)

   На протяжении многих тысячелетий, человеческие умы тщетно бьются над загадкой того единственного кода, что заложен в основу нашего мира. В частности – в основу взаимоотношений мужчины и женщины. Что же касаемо конкретно меня, то тут также кое-что наметилось, причем, вполне однозначно и определенно: лично я, уже давным-давно, укрепился во мнении, что мужчины и женщины – это совершенно разные создания, прилетевшие на Землю с абсолютно различных галактик. Другого объяснения мне не найти. Ну, посудите сами.
   Прихожу, как обычно, с работы домой. Жена, выбегая мне навстречу с радостным лицом:
   – Ой, папочка с работы вернулся! («Ну, чё – припёрся? „Хозяин“, хм…»)
   Самое интересное заключается в том, что за 33 года совместной жизни, мужчина (несмотря на его природную тупость) наконец-то осваивает многолетнюю дрессировку и начинает понимать женский язык мимики, жестов и слов. А если быть точнее – не то, что он слышит напрямую, а то, что скрывается (и должно быть прочитано!) под текстом: так, в мою молодость, принято было уметь, читать «между строк» советские газеты («Правда», «Известия»…). Благо, мне повезло: мой папа работал ответственным секретарём, а затем и заместителем главного редактора областной газеты, которая считалась рупором местного обкома КПСС.
   То есть, язык, логика и слуховой аппарат у женщин устроены гораздо сложнее и тоньше, чем у грубых и примитивных приматов-мужчин. Мало того, что ты усталый пришел с работы, но… как раз-таки теперь не следует расслабля-бля-ться, а нужно наоборот, мобилизоваться и сконцентрировать всё своё внимание, ибо от одной-единственной твоей ошибки зависит судьба ужина.
   – Да, дорогая, здравствуй! («Ну: чё ты от меня хочешь? Могу я хоть дома отдохнуть?»)
   – Устали, небось? («У-у гад: заранее скорчил недовольную рожу, лишь бы я к нему не приставала!»)
   – Да, есть немного… («Интересно: что она приготовила на ужин? Надеюсь, не пельмени и не сосиски, снова…?»)
   – Когда Вам ужин подавать? («Конечно: какое ему дело до меня! Только одно: жрать, жрать! Сейчас залезет в свою каморку…»)
   – Зачем беспокоиться: я и сам могу разогреть? («Ой, а вот это я, пожалуй, зря произнёс вслух: сейчас начнётся.»)
   – Нет-нет: Вы устали с работы. А я дома сижу… Я сама. (Ну, как же: я ведь бездельница! О он, видите-ли, устал, бедненький… работяга наш. «Кормилец», несчастный…»)
   – А что на ужин? («Чё эт я на каждом шагу спотыкаюсь? Ну, зачем я её только злю и раздражаю?!»)
   – Бульон с овощами и эскалопы. («Какое твоё дело? Скажи спасибо, что вообще, не оставила тебя голодным!»)
   – Спасибо, я буду эскалопы. («Знает ведь, что супы я на дух не переношу! Щас, начнётся…»)
   – А может быть, сначала немного супчику? Я так старалась… («Скотина! Мясо, мясо, мясо! Лишь бы что-нибудь перемалывать…»)
   – Лапушка, если я поем супика, то вряд-ли потом осилю «второе»… («Я так и знал: теперь она меня просто так не отпустит.»)
   – А я так старалась… Там овощи полезные… капустка цветная… («Ну: долго мне ещё тебя уговаривать, животное безмозглое?!»)
   – Да-да, конечно. Это так вкусно у тебя получается. Только, ради бога, совсем чуточку! («Вот, зараза! Всё-таки, настояла на своём.»)

   Я бы даже сказал, что смею наблюдать некую прогрессирующую тенденцию этих взаимоотношений: женщине (с годами) становится уже мало, чтобы с нею соглашались, но надо непременно постараться подчеркнуть ту главную (по её мнению) мысль, что ТО, что она говорит, является не просто, плодом её воображения, а что это и есть та самая непреложная истина в последней инстанции, которая нуждается в подкреплении непосредственно «самим обвиняемым». То есть, надо ещё приложить немало неимоверных усилий в том, чтобы убедить в этом её саму. Иными словами – чтобы она окончательно поверила в свою правоту. Иначе – «секир башка»! Никак иначе.
   Ну как тут не вспомнить обожаемого мною Владимира Павловича Бранского? Вернее – отрывок из его монографии «Глобализация и синергетический историзм»:

   «Не часто удавалось победителям довести победу до такой степени совершенства. Даже триумф полководца в древнем Риме с его тщательно разработанным пышным ритуалом позорного шествия побежденных в кортеже победоносного триумфатора не предполагал столь глубокого духовного унижения тех, кто потерпел поражение. Как известно, египетская царица Клеопатра, чтобы избежать подобного (даже ограниченного) унижения предпочла добровольно умереть от укуса змеи.
   Между тем, известны и обратные случаи.
   Так, после подписания акта о капитуляции Германских вооруженных сил в мае 1945 года глава немецкой делегации фельдмаршал Кейтель не только не отказался от предложенного ему победителями участия в банкете по случаю разгрома 3-его Рейха, но, по-видимому, не без удовольствия свою подпись о капитуляции закусывал советской черной икрой и запивал советским шампанским. Не случайно бывший главный архитектор нацистской Германии Шпеер в своих мемуарах выразил глубокое недоумение по поводу такого странного поведения. Трудно представить, что столь опытный военный деятель не уловил той убийственной иронии, которая заключалась в приглашении его на банкет победителей. Провозгласить тост за победу идеала своих противников равносильно провозглашению тоста за поражение собственного идеала. А это уже духовная капитуляция. [3 - В дневнике Геббельса сохранилось страшное упоминание об одобрении его тещей решения ее дочери (Магды Геббельс) об умерщвлении перед штурмом советскими войсками Берлинской рейхсканцелярии шести ее внучат. Такое чудовищное с моральной точки зрения поведение имело следующую идеологическую подоплеку. При фанатической вере в нацистский идеал крах этого идеала был равносилен для его поклонников утрате смысла жизни. А это означало, что с ликвидацией 3-его рейха (и, следовательно, нацистского режима) сколько-нибудь полноценная жизнь, с точки зрения нацистского идеала, станет невозможной. Поэтому активным деятелям этого режима, уходя с исторической арены, надо забрать с собой и своих детей.]»



   На дорогу к Богу…

   Санта-Мария-дель-Фьоре, Флоренция, август 2016 г

   Едва мы вышли из церкви на улицу, как лицом к лицу столкнулись с нищим: жалостливо протягивая нам свою дрожащую ладонь, и при этом, очень тихо нашёптывая что-то себе под нос, он вызывал такое сострадание… В общем, как говорил ослик Иа, «душераздирающее зрелище».
   Между прочим, ещё одна параллель с Бухарой (во всяком случае, с Бухарой моего детства).
   Помнится, мы с отцом никогда не избегали нищих. Бывало, облепит нас стайка молодых попрошаек, квартал которых (да-да: был даже целый квартал!) располагался возле кладбища Абу-Хавси Кабир и папа начинает раздавать монетки. Хоть по 10 копеек, но – каждому. Иногда возникали «разборки»:
   – Как? Ты опять протягиваешь руки?! – возмущался родитель. – Я ведь, тебе уже давал!
   Пристыженный мальчуган тут же одёргивал руку, и через мгновение, уже галопом нёсся навстречу к другой жертве.

   – Папочка, у Вас не найдётся мелочи? – справляется у меня супруга, копошась в своём кошельке.
   – Нет: я уже всю мелочь раздал на Сан-Марко! – начинаю заметно нервничать.
   – Неправда: я Вам днём отдавала свою мелочь…
   – Лена, монеты достоинством в один и два евро, далеко не «мелочь»!
   – Ну и что? – начинает раздражаться жена. – Вам что – жалко отдать их «на дорогу к Богу»?
   – Я уже с утра раздал 5 или 6 евро! – жалостливо взываю к её разуму. – Если я буду на каждом шагу «отдавать на дорогу к Богу», то нам с тобой ничего не останется «на дорогу домой».
   – Ерунда. – не обращает внимания на моё нытьё супруга. – Давайте, давайте… не жадничайте!
   И мне ничего другого не остаётся, как вновь лезть в карман за кошельком.
   Всё это время, несчастный проситель терпеливо ждёт, когда закончатся наши разборки. У него профессия такая – ждать. И это у него чертовски здОрово получается.
   Во всяком случае, обе стороны остаются довольными: один за то, что таки получил, а второй – с чувством выполненного долга, в надежде, что где-то «там» ему это обязательно зачтётся.


   О силе и материальности мысли

   Флоренция, Италия, август, 2016 г

   – Ну и куда нам теперь? – повернулась ко мне супруга, презрительно уставившись на мою растерянную физиономию.
   Всякий раз, когда нам предстоит уезжать, я начинаю ужасно нервничать. С Леной же, происходит прямо противоположное: едва мы прибываем на новое место жительства, с женой происходит необъяснимая метаморфоза.
   «Господи! – подумал я – Кто мне сможет объяснить: почему мы с возрастом начинаем бояться своих жен? Ведь, когда-то в молодости, мы дрожали от волнения, заслышав её имя. Сейчас тоже дрожим, но уже несколько по-другому…»
   Как тут не вспомнить сентенции С. Довлатова: «В разговоре с женщиной есть один болезненный момент. Ты приводишь факты, доводы, аргументы. Ты взываешь к логике и здравому смыслу. И неожиданно обнаруживаешь, что ей противен сам звук твоего голоса.»
   Невольно вспомнился разговор на эту тему с моим минским другом:
   – Андрей, ты не находишь, что они (имеется в виду – жены) нас ненавидят уже за то, что мы существуем на этом свете? Один лишь мой вид, уже раздражает её…
   – Я тебе приведу другой пример: к нам в гости заглянул один мой товарищ. Не успели мы перекинуться парой слов, как в комнату внезапно входит жена. Я, лишь на секунду бросил на нее свой взгляд. И тут же понял – сейчас должно произойти нечто. И действительно: пристально глядя мне в глаза, усмехнувшись и фыркнув, она собирается покинуть комнату.
   Мой товарищ (в недоумении):
   – Наташа! Но ведь, он даже слова ещё не сказал?
   На что, супруга, (с презрением):
   – Он меня мыслью обидел…


   Осень или вверх, по следам нашей памяти…


   Слева направо: Слава, Лена и Костик

   Так уж вышло, что жизнь моя почти ровнёхонько поделена между Средней Азией и Россией. Сегодня же, мне всего лишь захотелось добавить парочку историй, неразрывно связанных с этой темой.
   Если и существует на свете Россия, то она (в моем представлении) безусловно не в Москве и не в Петербурге, а где-то там… в чудом сохранившихся деревнях Вологодчины и далее, за Уральскими горами, вплоть до Сибири и Дальнего Востока. Одним словом, в самом сердце России. И каждый отдельно взятый её житель – это настоящий самородок, оторванный от сохи и ещё не до конца испорченный плодами цивилизации. Эти жители неповторимы и чисты как сама Природа, непосредственны и доверчивы, как дети. Поразительно, но они, оказывается, сохранились до нашего времени, несмотря на голод, холод, мор, коллективизацию, индустриализацию, ссылки, ГУЛАГи и прочие кампании, направленные на сознательное уничтожение крестьянства, как «кулака», «куркуля» и чуждого элемента социалистического общества.
   Мне повезло, застать некоторых из этих людей. Пока они были живыми и ходили среди нас. С той поры минуло уже более четверти века. И вот, на днях, моя супруга в очередной раз вдруг вспомнила, сдержанно поделившись своими мыслями:
   – Надо бы съездить в Череповец… навестить.
   Я понял без объяснений: навестить тех, кто уже ушёл от нас, и тех, кто слава богу, всё ещё рядом с нами. В тот же вечер я приобрел два билета на поезд «Белые ночи» Санкт-Петербург – Вологда. А рано утром следующего дня нас уже встречала череповецкая родня.
   – Как Лида? – после крепких объятий на перроне, коротко справилась Лена.
   – Нормально, – успокоил её Костик – только, практически полностью «село» зрение. В общем, что тут говорить – сама увидишь.
   Лена молча кивнула головой. Я весь съёжился от моросящего мерзопакостного дождя.
   – Ну, чего мы тут стоим? – поторопил двоюродный брат моей жены. – Идёмте в машину: дома поговорим!
   На самом деле, тёте-Лиде было уже далеко за восемьдесят, но моя супруга обращалась к ней как в детстве – Лида. Они так и остались – как две подружки-болтушки. Привычка.
   Дома, за завтраком, был намечен конкретный план: вначале, едем навестить могилу дяди-Вили, затем отправляемся на деревенское кладбище, потом – заезжаем в Йоргу, навестить тётю-Валю, и в заключение возвращаемся в город, где все собираемся у тёти-Лиды.
   Дяди-Вили не станет в январе этого года. Я хорошо помню наши с ним необычные беседы. Потому, как сам он был весьма оригинальной личностью, взглянув на лицо которого, можно было без труда догадаться, что жизнь его потрепала изрядно и свою чашу он испил до самого донышка. Да начать хотя бы с того, что на самом деле, его звали Вильгельмом. Но вы же, вероятно, понимаете, что додуматься дать такое имя ребенку в начале 30-х годов прошлого века в стране советской, мог лишь самоубийца. «Ошибка» была исправлена вовремя, тем более, что вскоре началась Великая Отечественная, застав нашего героя в лесах Белоруссии. Ребенком он попадает в плен, после чего, в немецкий концлагерь. Из малочисленных воспоминаний той поры, отчётливо запомнил лишь одно: как у него из вены брали кровь. Много крови!
   Много лет спустя, в послевоенные мирные годы, работая в речном пароходстве, он уже почти позабудет про тот страшный период в его жизни, так как по жизни был весельчаком и шустрым малым, любившем всякие розыгрыши и шутки. Благо, что окружавшие его родные и друзья попадутся ему такие, что всё способствовало и предрасполагало к подобному образу жизни. И всё же, в редкие минуты, когда он оставался наедине с собой, со своими мыслями, можно было застать удручающую картину: как – пожилой худенький лысый человечек – сидит как-то скрючено и неуклюже на табуретке, немигающими глазами уставившись в одну точку. Это был взгляд человека, который такого насмотрелся за всю свою жизнь, что лучше об этом никогда и не говорить.
   В Надпорожье мы прибудем довольно скоро, несмотря на отвратительные российские дороги и скверную мерзопакостную осеннюю погоду. Да к тому же и сам вид развалившейся старинной кирпичной церквушки, с зияющими черными глазницами-окнами, производил на этом фоне такое ужасающее впечатление, что хотелось лишь одного: выть и плакать.
   Чего не скажешь о самом кладбище. Удивительное дело: несмотря на непроходимую грязь и слякоть, на северный ветер и продирающий до костей холод, сам деревенский погост выглядит чистеньким и ухоженным, располагаясь на некоей возвышенности, в живописнейшем месте. Словно, некий сказочный островок спокойствия и благодати, приподнятый слегка над грешной землей с его суетливыми людьми, погрязшими в вечных спорах и выяснениях отношений. Одним словом, настоящий Рай земной.
   Здесь похоронена почти вся родня моей жены. И хотя я бывал тут не так часто, без труда нашел могилу тестя – Михаила Ивановича. Вот они, рядышком тут и лежат: как и по жизни – вместе. Он и дядь-Коля. Два брата.
   А чуть поодаль – их мать – бабушка Ульяна. Будто и в той жизни, присматривает за своими детьми.
   А вот сбоку и могила Николая Сухарева и Лидии Андреевны – родителей Славки.

   Кстати, со Славой мы как раз, чуть не разминёмся на повороте к погосту. Мы с трудом преодолеваем на джипе-паркетнике последние метры, увязнув чуть ли не «по-уши» в слякоти, грязи и деревенской жиже.
   – Проедем? – переживаю я вслух. – Может, здесь остановимся: назад ведь ещё надо выбираться.
   – Выберемся: я включил полный привод. – улыбаясь заверяет Костик и тут же. – Ой, а это кто едет?!
   И мы с ужасом замечаем, что прямо по этой же колее, какой-то «жигуленок» бодро скачет по ухабам прямо на нас. Слава богу, оказалась единственная спасительная развилка. Едва две машины приблизились, как Костя нажал на клаксон.
   – О, да это кажись Славка Сухарев!
   – Точно! – вскрикнула Лена. – Вот это судьба!
   И вот: кругом холод, дождь, сырость, грязь. А посреди всего этого стоят четыре чудака и хохочут, похлопывая друг друга по плечу и вспоминая всякие давние истории.
   – А помнишь, как нас встречал дядя-Лёша, на лошади с телегой! – смеясь вспоминает моя супруга, обращаясь к Славику. – Я свалилась с телеги в канаву, а он даже и не заметил: всё нахлёстывает свою кобылку… А-ха-ха!
   – А помнишь, как мы…?
   – Нет, а помнишь…
   Глядя на Славика, перед моим взором сразу же предстал образ его отца – дяди-Коли – балагура и любимца жителей деревни Текарь. А ещё накрепко запала в память его вечная поговорка-прибаутка, которая имеет обыкновение служить как бы для связки слов – «дрем-абсолютно». Причём, произносилось она на удивление быстро и слитно.
   1984 год. Мой тесть инструктирует своего молодого зятя, который приехал из пустынной Азии и про леса знает лишь исключительно из фильмов детства «Морозко» и «Аленький цветочек».
   – Значит так: едешь на поезде до Череповца. Затем, пересаживаешься на автобус и – до Йорги. От Йорги доезжаешь до Брода, ну а там несколько километров идёшь лесом вдоль речки и никуда не сворачиваешь. Пройдёшь одну деревню, затем – вторую. Ну а третья – это Текарь. Там мы тебя с мужиками и встретим, понятно?
   – Чего уж тут непонятного… – отвечу я тогда, дабы не показаться инопланетянином в глазах новоявленного родителя.
   На самом деле, я тогда ещё не знал, что мне придётся тащить на спине тяжеленнейший военный рюкзак с продуктами, а кроме того, в каждой руке – по приличной авоське, набитой всяческими городскими деликатесами. До первой деревни я ещё хоть как-то, худо-бедно, доберусь. Всё время в страхе озираясь по сторонам, ожидая нападения волков, медведей и прочей нечисти. На пути ко второй деревне, у рюкзака оторвётся лямка, после чего, возникнет серьезная проблема. Но ведь, не зря я со своей таджикской головой заканчивал узбекский институт в своё время: я не найду ничего лучшего, как – схоронить в кустах рюкзак, пометить как-то это место (ну, чтобы потом найти) и довольный двинусь в дальнейшее неизвестное и неизведанное.
   Каково же было нескрываемое удивление моих русских сородичей, когда я живой и невредимый предстал перед ними во всей своей красе. Больше всех порадовал я тестя: значит, не стыдно показать этого городского оболтуса родственничкам.
   – А где рюкзак? – спросит Михаил Иванович, оглядев меня по-внимательней.
   – Я его схоронил в надежном месте! – заверил я тестя.
   – Ишь ты! – обернулся он к мужикам. А затем, вновь повернувшись ко мне – Ну, веди нас туда, «хороняка»!
   К счастью, рюкзак найдётся с первого разу, в целости и неприкосновенности. Все мужики позавидуют моей смекалки и сообразительности, и только дядя-Коля, как бы про себя, будет продолжать изумляться:
   – Нет, ну надо же, дремабсолютно… городской парень, дремабсолютно, а – совсем как наш, понимаешь, дремабсолютно!
   С тех пор я войду в доверие и стану «своим».

   Назад мы уже возвращались с облегченной душой и с осознанием исполненного долга. Только на повороте на главную дорогу, я в последний раз гляну на покосившуюся церквушку и зацеплю глазом одинокую автобусную остановку, выкрашенную в кричащий сине-зеленый цвет.
   И вспомню, почему-то, как несколько лет назад, мы с Леной добирались до этого места на рейсовом автобусе. А потом, долго мерзли на ветру, на этой же самой остановке, потому что не знали – когда появится следующий автобус и будет ли он вообще. А потом… Потом, жена повернётся лицом к полуразрушенной церкви, за которой покажется краешек деревенского погоста и… начнёт едва заметно трястись. Сначала тихо-тихо, а потом всё сильнее и сильнее. И наконец, уже открыто и не стесняясь никого и ничего… плач перейдёт в рыдания.
   Я стоял рядом и не пытался её остановить или хоть как-то утешить. Я понимал, что это, наверное, для чего-то нужно. И точно так же, была поздняя осень, и стояла такая же скверная мерзопакостная погода. Точно также, дул противный холодный и пронизывающий до костей ветер. И было такое ощущение, что на сотни вёрст окрест нет ни единой живой души. Только мы вдвоём и этот плач во Вселенную.
   Казалось, в этом рыдании слилось всё: и воспоминания из детства, и деревня, и дядя-Лёша со своей лошадью, и родители, и те, кого уж нет на этом свете. И за обиды, и за возраст, и за жалость к себе, и вообще – за всю эту несуразную жизнь… Зачем всё это?! К чему?!
   А потом… она успокоится и молча уткнётся носом мне в грудь. И на душе как-то станет немного легче, теплее и светлее.

   Серые щи

   Обратная дорога, как всегда, проходит быстрее. Кажется и глазом моргнуть не успели, как въехали в Йоргу. Или – как принято называть теперь этот поселок городского типа – Воскресенское. Из тамошних старожилов осталась, пожалуй, одна лишь тётя-Валя – супруга Николая Сергеева, который похоронен рядом со своим братом Михаилом. Мне уже доводилось писать о ней вкратце. Тут лишь, коротко повторюсь…

   Невольно, по аналогии, вспоминается моя недавняя поездка в сердце России, когда мы с супругой, спустя четверть века, решили наконец-то навестить наших родственников, проживающих в одной из глубинок Вологодчины. Постаревшая тётя Валя, позабыв про свой возраст, сразу же бросилась к русской печи, откуда извлекла горячий ароматный хлеб и горшок с янтарной пшенной кашей, обильно сдобренной крестьянским сливочным маслицем.
   «Интересно, – подумал я тогда, наворачивая ложку за ложкой – а что же, в таком случае, каждое утро готовлю я, там, у себя в Мариинке?!»
   – Ой, вы мои дорогие! – с характерным оканьем стала оправдываться старушка. – Уж, простите меня, что пирогов-то не спекла… кто ж, знал-то, что вы так неожиданно… Проходите, проходите… я сейчас…
   Милая тётя Валя! Как мне Вам объяснить, что не ради пирогов мы сюда ехали. Что, Ваша суета, столь свойственная простым деревенским людям, к которым нежданно-негаданно свалились на голову их городские родственники, мне дороже и ближе «сердечных» заверений иных политиков, бессовестным образом вещающих ежедневно с экрана телевизора. Что, ради одной только утренней зари, что предстала сегодня нашему взору из окна рейсового автобуса, и которой уж точно не встретишь в задавленном смогом столичном городе, я готов благодарить Всевышнего за то, что на свете осталось хоть что-то ещё натуральное… настоящее…

   На сей раз, всё повторилось почти так же, как и в прошлый наш приезд. Тётя-Валя не находила себе места, бегая из светлицы на кухню, где расположена русская печь, от которой веет теплом и уютом.
   – Как жешь так, гости вы мои дорогие! – волнуясь всё приговаривала она. – Хоть бы слово-то сказали… Стыдно-то как…
   – Тётя-Валя, ничего не надо! Вы только не суетитесь, мы всё с собой привезли. – напрасно пыталась успокоить свою тётку Лена.
   – Сейчас, сейчас! Я хотя б окрошку справлю… Вот, только начала готовить. Да кто ж то знал…
   – Давайте, тоже помогу! – не удержался и я. – А заодно и поучусь.
   Вскоре выяснится, что здешняя деревенская окрошка заправляется исключительно обыкновенной холодной водой. И как оказалось, это намного вкуснее, чем на квасе или на кефире! Может быть потому, что тут вода особая? Или потому, что все ингредиенты мелко рубятся, а затем перетираются пестиком в специальной ступке? Могу лишь только заверить, что окрошка вышла отменная.
   А потом… Тётя-Валя тихонечко и незаметно поманила меня пальчиком и мы, войдя в другую комнату, подошли к холодильнику. Хозяйка открыла дверцу и моему взору предстало несколько трехлитровых банок, заполненных доверху чем-то зеленовато-серым.
   – Что это? – откровенно изумился я.
   – Щаница. – не без гордости сказала хозяйка и пояснила – Теперь у нас на всю зиму хватит серых щей!
   Судя по заговорщическому голосу и по тому, как из всех присутствующих выбор пал именно на меня, я понял, что тётя-Валя поделилась нечто таким сокровенным, что можно доверить лишь очень близкому человеку. И – откровенно говоря – я был польщён и растроган её доверием.
   А ещё мне вдруг припомнилось, что Михаил Иванович был просто без ума от этих щей, предпочитая их всем другим супам.

   Лишь самая малая часть череповецкой родни.


   Китобои

   Эту историю я ещё помню со слов тестя.
   Дядь-Виля служил то ли боцманом, то ли помощником капитана в речном пароходстве. Как и везде во флоте, команда подобралась небольшая, но дружная и сплоченная: надо где – вместе поднатужатся, но выполнят работёнку, ну а если отдых – само собой, разумеется.
   Следует отметить, что судёнышко им досталось не то, чтобы лайнер, но и не маленькое: самое то, между прочим. И вот, как-то раз, сидят они в каюте капитана, отдыхают, одним словом. После очередной стопки, механику как-то слегка поплохело и он решил выйти из каюты, подышать свежим воздухом.
   Едва оказавшись на палубе, он не верит своим глазам: прямо по Шексне-реке, по правому борту, плывёт на них… самый настоящий что ни на есть кит.
   – Кит! Кит!! – заорёт он как недорезанный в каюту капитана.
   Первым оказывается у борта дядь-Виля, который успел принять на грудь значительно больше остальных. Встав рядом с механиком, он также, с трудом верит своим глазам и через секунду уточняет:
   – Х@й: два кита!!
   После чего, они с разбегу врезаются в проходящую мимо них баржу.


   Пельмени

   Лидия Андреевна решила как-то приготовить на ужин пельмени.
   «Пока мужики на рыбалке – думает она промеж собою – я как раз к вечеру и управлюсь.»
   Замесила она, значит тесто, приготовила начинку. Ну и для настроения решила пропустить рюмашечку. Лепит она, лепит… Не заметила, как в творческом процессе, хлопнула ещё одну. Словом, ей уже заметно хорошо.
   И тут ей надумалось, навестить своих соседей по деревне. А чтобы не идти по «главной» улице (неудобно, как-то…), решила пройтись огородами. Подходит она к ограде, а та – зараза – как назло, высокая. Пытается вскарабкаться и перелезть, но падает обратно. Встаёт, вновь предпринимает очередную попытку и… опять плюхается на то же место. Наконец, с третьей попытки (как ей самой показалось) она «перелезла».
   Подбегает к дому, вбегает на крыльцо, входит и… застаёт следующую картину: за столом сидит дядь-Коля и лепит пельмени.
   – Ой! У вас пельмени и у нас – пельмени! – восторженно констатирует столь необычное «совпадение» «гостья».
   Дядь-Коля, недоумённо подняв на супругу глаза, простодушно осведомляется:
   – Ты чё – @бнулась, что ли?
   На что, изумленная Лидия Андреевна:
   – Ага: три раза! С вашего забора…



   Билет в один конец

   худ. Пикассо, Голубь мира

   Сегодня – 13 февраля – день рождения моего старшего брата. И сегодня же, исполняется очередная годовщина с того момента, как я перееду в Ленинград, окончательно перебравшись в Россию и приобретя таким образом свою вторую родину. Теперь уже, такую же родную и не менее близкую, чем моя родная Бухара.
   Не знаю, почему, но я хорошо помню тот день. В деталях…
   Мы стоим, вместе с провожающим меня братом, во внутреннем дворике бухарского аэропорта, в ожидании объявления о посадке. Дует холодный пронизывающий ветер. Всё уже сказано-пересказано. Всё ясно без слов: я решился, а это означает, что все аргументы исчерпаны. Тем не менее, брат улыбаясь, делает последнюю попытку.
   – Вот, видишь: это твой билет. Я сейчас разорву его и ты никуда не улетишь.
   – Ты не сделаешь этого… – улыбаюсь ему в ответ.
   – Ты уверен, что всё хорошо продумал?
   – Да.
   С минуту мы стоим молча, глядя в глаза друг другу. В этот момент, в динамиках раздаётся равнодушный голос дикторши: объявляется посадка на рейс…
   В Ташкенте, где мне предстоит пересадка, я неожиданно столкнусь с мамой, которая возвращалась из Ленинграда в Бухару: там, в далекой северной столице, находился её брат – мой дядя – которому врачи поставят страшный диагноз.
   – Ты всё-таки решился… – с укором произнесёт моя мать.
   – Я еду поступать в литературный институт. – предприму я вялую попытку соврать, и тут же опущу голову.
   Ни слова более не говоря, мама плотно сомкнет свои губы и молча проследует дальше.
   Я же, с тяжелым сердцем, побреду в другую сторону, навстречу своей судьбе.

   Пройдёт год и жизнь постепенно наладится: я женюсь, у нас родится двойня. В очередной раз, приедут мои родители: на этот раз, уже навестить внуков…
   – Нам конечно-же, очень не хватает тебя… – признается мне отец, и немного помолчав, пояснит – У каждого из нас своя судьба: она начертана на лбу, ещё до нашего рождения. Вот только, прочитать её, увы, нам не дано. Видать, тебе суждено было очутиться за тысячи километров от родного порога. Но знай: как бы далеко ты не находился от нас физически, на духовном плане ты всегда будешь с нами рядом. Вот здесь.
   Папа приложил руку к груди и закончил: – Так что, где бы ты ни был, будь счастлив!
   Наконец, спустя ещё какое-то время, когда наши отношения с супругой обострятся настолько, что я начну подумывать о разводе, передо мной вновь возникнет мать.
   – Ну уж, нет! – твёрдо заявит она, гневно отчитав меня как непослушного ребенка. – В чём виноваты эти малыши?! В чём виновата единственная дочь родителей? И разве не ты говорил, что жить без неё не можешь?! Ты сам выбрал свою судьбу, так что, тебе и тащить свой крест до конца! И учти: если посмеешь поступить по иному – не видать тебе моего благословения!
   – Ты как тот голубь из притчи, который мечется между двумя крышами и не знает на какую опуститься… – философски заметит отец и пророчески подытожит. – Теперь, тебе суждено зависнуть между двумя мирами.

   И вот сегодня… когда рядом нет уже ни матери, ни отца…
   Когда, у нас самих подрастают маленькие внуки…
   Когда, мы настолько изучили друг друга, что понимаем с полу-взгляда, с полу-намёка.
   Когда, считается неприличным и бестактным прикидываться больным, если тебя уже опередила твоя «половина».
   Когда, один лишь твой вид, вызывает у супруги законное раздражение и желание, найти повод, чтобы отчитать за всё: за прошлое и за ещё не совершённое!
   Когда невозможно купить обратный билет, ибо той огромной страны уже более нет на карте мира…
   Когда мы сами, незаметно, заступили на вахту вечного круговорота, имя которому есть Жизнь.
   Я оглядываюсь назад, в прожитое, и в очередной раз задаю самому себе вопрос: «Доволен ли ты своей судьбой? И, если б, можно было начать всё с самого начала, согласился бы ты изменить сценарий?»
   И положив руку на сердце, твердо отвечаю: Доволен. Доволен, Господи! И ни одной буквы бы не переставил. Ибо, человеку дано только одно: благодарить Всевышнего за всё то, что Он даёт ему в этой жизни. За всё хорошее и (как нам кажется) плохое. Ибо всё, что Он нам ниспосылает, идёт на пользу нашему духовному росту и совершенствованию. Иначе и быть не может. В этом я твердо убежден.
   А потому, в этот день, я хочу, в первую очередь, почтить своих Родителей, которых мы (как правило) начинаем ценить лишь тогда, когда их больше нет рядом с нами.
   Затем – поздравить с днём рождения своего брата!
   Ну и – конечно-же – нас с тобой, дорогая моя Леночка!


   Позднее признание

   «Мой Храм» батик 2004г., худ. Татьяна Жердина

   Милая и дорогая моя Леночка!
   Я написал «моя» и почувствовал, как меня охватила гордость и проснулся дремавший собственнический инстинкт, который так присущ нам – мужчинам – и от которого я вряд-ли, когда-нибудь избавлюсь. И вдруг осознал, что ты всегда была моей. Это осознание вдохновляет меня и придаёт мне некое чувство надёжности и защищённости тыла. И я понимаю: подобная уверенность могла возникнуть только благодаря твоим чувствам ко мне, которые ты, став мудрее с возрастом, научилась не показывать так открыто, как делала это раньше, в пору нашей молодости. Тогда, я был глупый молодой осёл, привыкший к твоим ежедневным страстным признаниям, которые жаждали взаимного отклика, но оставались – чаще всего – безответными. Сегодня, эти признания я пытаюсь находить в твоих гневных отповедях, когда ты, иногда, раздражаясь, отчитываешь меня как последнего провинившегося мальчишку. И – что самое интересное – умудряюсь их находить.
   Сейчас, когда мы шагнули в 21 век, и когда, порой, даже по "скайпу" нам лень отвечать на звонки друзей, эпистолярный жанр (в том виде, какой он был присущ прошлым столетиям), к сожалению, похоже, канул в Лету. Мне грустно констатировать этот факт. И потому, с нежностью и любовью вспоминаю то недавнее наше советское прошлое, когда прибыв в Ленинград, "совершенно случайно"  набрал "не тот" номер телефона,  и Судьба преподнесла мне щедрый подарок – тебя, предоставив возможность погостить у вас аж целую неделю. После чего, я уехал к себе, и нам ничего другого не оставалось, как целый год общаться посредством переписки. Да, да: те самые прямоугольные конвертики, с аккуратно вложенными в них нашими письмами, написанными от руки, и потому, так много говорящими нашему сердцу. Мои – длинные, с характерной витиеватостью и недосказанностью, одним словом, такие же непонятные, как и сам Восток. И твои – отличающиеся краткостью, лаконичностью и известной сдержанностью. Позже, когда мы с тобой воссоединимся и станем жить вместе, ты мне как-то признаешься: "Я полюбила не столько тебя, сколько твои письма: в них ты совсем другой". Признаться, по своей глупости и неуёмному тщеславию, тогда, я восприму эти слова, как комплимент.

   Любимая!
   Мы прожили с тобой вместе более четверти века. Наверное, это говорит о многом. Только теперь, невольно обернувшись назад, в наше совместное прошлое, я начинаю понимать: каким, оказывается, невероятным самообладанием, терпимостью и самопожертвованием, Природа наделяет женщину! И это тем более поразительно, что сейчас такое уже вряд-ли встретишь. Во всяком случае, в наше время, когда женщины с подобными качествами уже не котируются и не приветствуются. Сейчас, на первом плане, сексуальность, внешняя привлекательность и умение выгодно подать себя как некий товар.
   Да, следует признаться, что не всё у нас с тобой складывалось гладко и отлично. Далеко не всё. Было. И даже, пару раз, мы были на грани окончательного разрыва: вначале, я был инициатором развода, а потом – ты. И, тем не менее, в первую очередь, благодаря твоей мудрости, мы сумели обойти эти «подводные камни», встречающиеся на жизненном пути практически любой семьи. Ты сумела принять меня таким, каким я был всегда. Мне ни разу, ничем не пришлось пожертвовать собой во имя твоего благополучия и счастья. Если не считать, мой перезд в Россию и приобретенную на всю оставшуюся жизнь щемящую грусть и тоску по несчастной родине, где остались не менее близкие мне родные люди.
   С самого начала, ты предоставила мне полную свободу во всём. Сколько моих дурацких увлечений тебе пришлось не только вытерпеть, но и разделить со мною, поощряя и искренне веря в меня. И за одно только это – огромное тебе спасибо! Мне кажется, что ни одна другая женщина, не смогла бы вынести на своих плечах и десятой доли того груза, что достался тебе.

   Драгоценная!
   За всю нашу жизнь, я не сделал тебе ничего из того, что принято делать в любой семье. Того, чего вполне естественно ожидает любая женщина. Ни норковой шубы, ни круизов по Европе, ни драгоценных камней и бриллиантов, ни – даже – несчастной путёвки в «сибирь»! Но и этот факт, ты сумела обыграть в присущей тебе иронической манере, успокоив и усыпив на некоторое время мою пробуждающуюся и терзаемую временами совесть: «Так, в Париже мы уже хотели быть… Интересно, где же, нам в следующий раз захочется побывать?».
   Да что там «круизы»: цветы (даже – те!) я не всегда тебе дарил, совсем не догадываясь, что вовсе не в букетах ты нуждалась, а в самом элементарном человеческом внимании. В каком нуждается любая уважающая себя женщина. И то, что несмотря на всё это, ты сумела сохранить себя как вполне самодостаточную женщину с независимым и гордым характером, не превратившись в «серую домашнюю клушку», – остаётся поистине непостижимой загадкой.

   Непревзойдённая!
   Ты подарила мне всё: свою безграничную любовь, троих симпатичных и уже состоявшихся детей, уютную и беззаботную жизнь. Я тоже не остался в долгу, подарив тебе пустой кошелёк и… забрав твою молодость. И вот, напоследок, ещё один мой подарок – моё очередное письмо или «позднее признание в любви» своей любимой женщине-супруге-матери-другу.
   Говорят, «женщина любит ушами». И я, в который раз, самым бессовестным образом пользуюсь этим. Однако, в глубине души, я уверен: за внешними строчками моего послания, ты сумеешь разглядеть, прочувствовать и прочесть то – Настоящее – которое не нуждается ни в словах, ни в клятвах. На такое способно лишь горячо любящее и преданное сердце.

   Единственная и несравненная!
   Помнишь, как на заре становления нашей семьи, мы признавались друг другу в любви, не обещая, при этом, ничего конкретного? Ни клятв, ни «верности до гроба»… Ибо, как можно чего-то обещать, когда мы все находимся во власти непредсказуемой Судьбы (Бога, Аллаха…) Ибо, мы настолько полюбили и побоялись потерять друг друга, что не осмелились клясться чем бы то ни было. Я помню это. И буду помнить всю оставшуюся жизнь. Потому, что с годами, оказывается, эти чувства не только не ослабевают, но усиливаются и закрепляются сердцем.
   И, если по молодости, нами, в большей степени, руководят безрассудная любовь и переполняющие эмоции, то в зрелом возрасте, эта самая любовь наполняется новым содержанием, выдерживаясь и становясь в итоге, намного богаче и многоцветнее той, прежней.
   А потому, сегодня, в твой день рождения, я страстно желаю одного – поделиться с тобой этой любовью. Её главное и основное отличие состоит в том, что ей не требуется, чтобы объект любви постоянно находился перед глазами.
   Знай, что ты для меня Есть, Повсюду, Всегда, Постоянно, Ежесекундно. Как тот Меджнун, который во всём видит свою Лейлу, так и я, на что бы мне ни пришлось бросить взгляд, вижу только свою Лену! Потому, что влюблённые души, освобождаясь от оков этого материального мира, соединяются навечно на небесах.

   Неповторимая и бесценная!
   Прости меня, пожалуйста, если сможешь. За всё. И за это очередное увлечение литературой. И пусть я не сумею состояться как поэт или прозаик. Это неважно. Для меня гораздо важнее другое: то, что ты по-прежнему поддерживаешь и веришь в меня. Потому, что только благодаря твоей любви, я могу жить, дышать, творить и любить этот мир. Потому, что именно она – твоя любовь – помогает мне осознать смысл своего собственного существования
   Я всегда стремился избегать тех известных трёх слов, что в порыве страсти произносят влюбленные. Мне казалось, что это глубоко интимные слова, которые ни за что на свете не должны быть преданы огласке. Однако, с годами я стал понимать, что жизнь человеческая быстротечна и представляет собою один-единственный миг. И надо успеть вовремя озвучить то, в чём всегда нуждается и жаждет услышать от тебя твой самый близкий человек. А потому, обращаясь к тебе, моя дорогая, я хочу признаться на весь мир, на всю необъятную нашу вселенную:
   Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
   И напоследок, позволь заново преподнести тот забытый (и несовершенный) стих – наставление нам обоим, который был сочинён мною в далёком 1984 году, когда мы только-только начинали с тобою строить нашу совместную жизнь.

   К…

     Как преодолеем – я не знаю —
     Предстоящий наш совместный путь,
     Только, нам с тобой я пожелаю
     Может – много, может быть – чуть-чуть.


     Пусть, роскошные богатые квартиры
     Не прельщают нас. Пусть, будет меньше слёз.
     Проживём мы – пусть – в реальном мире,
     А не в состоящем из пустых ненужных грёз.


     Пусть, порой, немного будет грустно,
     Ведь, не всё же гладко в жизни, в сей.
     Пусть, когда-нибудь, в какой-нибудь капусте
     Обнаружим собственных детей.


     А ещё желаю много-много света!
     Пусть, союз наш длится целый век.
     Пусть, со временем, не стану я поэтом,
     Пусть, останусь просто, – Человек.


     Знаешь, в жизни всё случится может:
     Радость, горе, солнце  и дожди…
     Пусть во всём нам этом Бог поможет,
     Но и мы чуть-чуть помочь Ему должны.


     Пусть на самый-самый важный праздник
     Всем любимым все найдут цветы.
     Только, я прошу, не жди напрасно:
     Наш прекрасный праздник – впереди.


     И в какой-то день, совсем обычный,
     Без излишней спешки, суеты,
     Следуя своей дурной привычке,
     Вдруг «некстати» принесу цветы.


     В одиночку можем мы куда-то
     Уходить, и где-то пить… плясать…
     Только, всё же, этого не надо.
     Это я желаю, так сказать.


     Прибавляются, пускай, друзья, подруги.
     Пусть, живём мы в окружении книг.
     Каждый день, пусть, видим мы друг друга,
     Ну, а любим – постоянно, каждый миг!


     6 марта 1984 г.



   О религии, о совести, об обществе…


   Религиозные праздники у каждого из нас вызывают свои ассоциации. У меня, волею судьбы поделившего жизнь почти поровну между Россией и Средней Азией (в которой я родился и вырос), они тоже свои. Мы тоже, в семье, отдавая дань традиции, накрываем стол, отмечая самые главные даты православия и мусульманства. Вообще-то, если быть точным, то только два праздника – это Пасха и Навруз (новый год). Последний, впрочем, имеет к мусульманству примерно такое же отношение, как – скажем – искренняя забота депутатов Государственной Думы о процветании народа, поскольку этот праздник возник задолго до того, как на Аравийский полуостров пришел ислам и корни его теряются в зороастризме. И, тем не менее…
   Однако, для нас, в отличие от тех, кто себя мнит истинным православным или же настоящим мусульманином, это всего лишь ещё один хороший повод – собраться в узком и тесном кругу за столом: поговорить, поесть, посмеяться, ну и, конечно же, выпить. Какое же застолье без выпивки?
   Представления моих домочадцев о боге ограничены рамками общих рассуждений и достаточно далеки от того, чтобы конкретизировать это понятие. В общих чертах оно сводится к следующему: да, есть Бог, он Сущий и Един не только для всех людей нашей маленькой планеты, но и для всей Вселенной, всего мироздания. И – следовательно – все мы являемся Его созданиями, Его детьми. Невзирая ни на что, будь то: цвет кожи, национальность, вероисповедание, социальное происхождение и т. д. Впрочем, по иному и не могло сложиться в семье, родителей которых можно отнести (условно, конечно же!) к людям, представляющим разные религии и впитавшим в себя совершенно различные культуры.
   Правда, наряду с этим необходимо отметить и то, что объединяет их, и это, в первую очередь, общее воспитание в единой огромной стране, под названием СССР, идеология и моральные ценности которого не могли не наложить определенного отпечатка на становление и формирование каждого из них, как личности. Оба ходили в типичную советскую школу, изучая в основном одни и те же предметы, оба со временем поступили и закончили разные по профилю, но одинаковые по идеологическому содержанию институты, и оба, таким образом, оказались с примерно одинаковым багажом: как научным, так и житейским, мировоззренческим. И этим объясняется многое. В частности, и то – почему мы терпимо и с пониманием относимся к религиозным воззрениям друг друга.
   Нам, можно сказать, здорово повезло: мы встретились и поженились ещё в советское время. Буквально сразу вслед за этим событием последовали горбачевская «перестройка и гласность», ельциновская «демократия и независимость», и все последующие инициативы, приведшие нас к сегодняшнему «корыту».
   Всё внезапно и в одночасье странным образом перевернулось в сознании народа, заставив меня серьезно задуматься не только над тем, что такое настоящая демократия, но и над такими понятиями, как вера, религия, этика, наконец, просто – что такое элементарная порядочность. На моих глазах вчерашние коммунисты, ещё совсем недавно бьющие себя в грудь и с пеной у рта доказывающие «несознательным» гражданам отсутствие какого-то ни было бога, сегодня демонстративно стали сжигать свои партбилеты и, мгновенно обернувшись овечками, стремительно «ломанулись» в полупустые мечети, синагоги и храмы. Все стали вдруг крещенными, обрезанными и есть исключительно из кошерной посуды.
   Впрочем, справедливости ради, стоит отметить, что и меня сия участь не обошла стороной. Одно время, меня также бросило в обрядность и во всё, что связано с внешней стороной религиозной жизни. И, самое главное, как мне тогда казалось, делал я всё это искренне.
   Более того: я выписался и настоял на том, чтобы мы всей семьёй переехали жить из (тогда ещё) Ленинграда ко мне на родину, в Бухару. И мы действительно прожили там почти год, где у меня родилась вторая дочь и, где я успешно справил «малую свадьбу» сына, сделав ему обрезание, согласно всем канонам и требованиям шариата.
   Это было удивительное время, когда сразу же вслед за «беловежскими соглашениями» Союз, словно карточный домик стал разваливаться буквально по кусочкам, прямо на наших глазах. Бывшие республики один за другим стали объявлять о своей независимости, очень надеясь, что наконец-то, с обретением самостоятельности и независимости от «центра», от Москвы они заживут по-настоящему. Знаменитое ельциновское: «Берите суверенитета столько, сколько сумеете проглотить», подвигло и вдохновило тогда многих руководителей вновь образовавшихся стран на решительные действия. Для них это был шанс, дающий им рычаги власти и такие возможности, какие не снились при советской власти. Народ, уставший от идиотских лозунгов и дурацких пятилеток, также искренне верил, что наконец-то глотнет свежего воздуха свободы, и на волне демократии стал строить свои иллюзии и возводить воздушные замки, чтобы очень скоро, (в который раз!) убедиться в тщетности своих надежд и разочароваться во всем окончательно, получив огромный кукиш с маслом под нос.
   Очень скоро мы с женой пришли к выводу, что нам следует, все же, возвращаться. Причин было несколько: у нас не было собственной квартиры, а потому мы вынуждены были ютиться у младшего брата, стесняя и без того немалую семью (родители также, согласно традиции, проживали в этом же доме). С работой у меня не клеилось; зарплата – просто смешная. Супруга находилась в декретном отпуске, и ей вполне хватало стирки и возни с тремя малышами. А главное, – она ужасно соскучилась по своей маме, оставленной в далеком Ленинграде. А та, в свою очередь, безумно желала видеть свою единственную дочь и трёх внучат. После долгих переговоров, осложнивших наши взаимоотношения до крайности, была поставлена, наконец, окончательная точка.
   Не знаю, как это происходило с другими, но за себя могу сказать следующее: прозрение моё наступило столь же быстро, сколь и неожиданно.
   Так уж случилось, что жене моей с дочерьми пришлось вылететь чуть раньше меня и сына. Я же, окончательно разобравшись с работой и, попрощавшись с друзьями и многочисленными родственниками, также через некоторое время вернулся в бурлящую митингами и многочисленными демонстрациями Россию. Здесь тоже царила всеобщая эйфория, вскружившая головы бедным россиянам и рисуя в их воображении самые радужные картины ближайшего светлого будущего. Они даже одними из последних вспомнили, что не провозгласили о своей независимости.
   Именно тогда народ вдруг скопом осознал, что до сих пор ходит не крещённым. Естественно, что по приезду на родину и не без воздействия близкого окружения, моя жена также явилась в церковь, где и благополучно были крещены мои дочери.
   Тут, вскоре возвращаюсь и я со своим сыном – «мусульманином» и узнаю эту удивительную для меня новость. Нетрудно себе представить – какой шок произвело подобное известие на новоиспеченного правоверного. Этот факт и заставил меня всерьёз и надолго призадуматься – что же такое религия? Кем являются мои дети? Как мне их воспитывать? И ещё очень много важных вопросов, которые в первую очередь, необходимо было ответить, прежде всего, самому себе.
   «Как такое могло стать возможным?!» – спрашивал я себя, немного позднее, когда решил остановиться и оглядеться на творящее вокруг. Меня поразило то, насколько я был, оказывается, слеп и глуп, с отчаянием фанатика держась за внешнюю шелуху и искренне полагая, что именно это и есть тот самый стержень, то самое главное, без чего невозможно правильно прожить свою жизнь. Я прозрел окончательно, когда в сегодняшнем смиренном христианине или мусульманине, увидел вчерашнего атеиста и партийного функционера. Такая моментальная трансформация могла ещё случиться с библейским Савлом, превратившимся в апостола Павла, от которого, собственно, и пошло то христианство, которое мы понимаем под «Новым Заветом». Но в массовое преображение душ я не мог поверить. Ну, хоть убей! Более того, я был уверен: сменись завтра власть, где основной религией будет объявлен буддизм, первыми из «просветленных» будут именно они. В этом можно было не сомневаться.
   Вера в Единого, по моему глубокому убеждению, эта есть некая трансформация души человека, которая происходит в должное время и по Его милости, ибо ни одно дерево не дает раньше времени спелых и сочных плодов. Необходимо время, чтобы эти плоды созрели. Каждой вещи положен свой срок. Кроме того, необходимо деятельное участие со стороны самого человека. И, потом, как мне кажется: когда преображается душа человека, он вдруг понимает, осознает, что все люди вокруг являются лишь братьями и сестрами, то есть детьми Одного Сущего, а потому, для истинно верующего не может существовать «наших» и «чужих», «белых» и «черных» и так далее. Попробуйте угадать, какой национальности, к примеру, яблоко или груша? «Бред», – скажите вы и – будете правы. Потому как, зрелый плод нас привлекает только одним – он вкусен! И достаточно часто – сладок.
   Точно также, думаю, и происходит с нашей душой. И процесс этот происходит медленно, но неуклонно. «Стучите, – говорит нам Христос – и двери вам откроются». Примерно тоже самое неоднократно встречается и в суфийских текстах: «Если ты сделаешь хоть один шаг в направлении Аллаха, то Он в ответ сделает десять шагов тебе навстречу».
   Только не следует представлять Его себе в образе добродушного и милого старичка, восседающего на краюшке облачка и, свесив свои босые ножки, с интересом наблюдающего за тем, как мы там, внизу, копошимся. Когда-то, одного суфия спросили: «Бог – „Что“ или „Кто“?», на что им дан был ответ: «Бог – ни „Что“ и ни „Кто“, но Он объемлет в Себе эти понятия, а потому искать и представлять Его в виде некоего конечного реального образа – бесполезное занятие». В каждом из нас, в глубине души лежит заветная жемчужина, достать которую и является задачей человека. И никто эту задачу за него не выполнит.
   Как часто мы в нетерпении хотим получить всё и сразу. И, если по истечении короткого времени, не достигаем ожидаемого, то с легкостью перекладываем вину на Него, не утруждая себя хотя бы попытаться понять самое элементарное: арена духовного ристалища – это серьёзное поле брани, а не восточный базар, где можно поторговаться и выторговать для себя выгоду. Здесь, «Я» борется с «я», а потому, никакие хитрость, сноровка и обман тебя не спасут. Помощниками могут быть только честность перед самим собою, искренность намерений и глубокий самоанализ. Однако, такой «барьер» преодолеть по силам далеко не каждому, а потому, вспомните: сколько раз мы пытались достать этот труднодоступный плод и сколько раз, уподобляясь лисе из известной басни И. Крылова, вынуждены были свалить наши неудачи на кого угодно, но только не на себя.
   Милосердие Его заключается в известном изречении, которое глубоко запало мне в душу: «Ты можешь сто раз обращаться к Богу и столько же раз отворачиваться от Него. Это не имеет никакого значения. Потому, что Он продолжает оставаться обращенным к тебе и терпеливо ждет – когда же ты, наконец, достигнешь и упадешь в Его объятия»…
   Совсем мизерный процент населения составляют те, кто, в самом деле, глубоко осознал и раскаялся в своем образе жизни, решив остаток жизни прожить по совести. Остальные в массе своей почти ничем не отличаются от язычников и идолопоклонников, поклоняясь вполне осязаемым «богам»: квартире, даче, машине, славе, деньгам. Это – главное. А крестик… А что – крестик? Он уже давно превратился в фетиш, амулет, носимый на шее. Как свидетельство того, что обладатель его является христианином. То же самое можно сказать и про современных иудеев и мусульман. Из одной крайности, мы, как всегда, кинулись в другую, дискредитировав при этом не только моральные ценности, лежащие в основе любой из этих религий, но и стали кое-где, на бытовом уровне противопоставлять их друг другу, споря и доказывая – чья религия вернее, чище и нравственнее.
   Однако, более всего поражает участие высших политических деятелей государства в религиозных обрядах и праздниках, в стране, где совершенно чётко прописано, что церковь и государство отделены друг от друга. Что можно сказать о том, когда первые лица государства откровенной демонстрацией своей приверженности к одной из (пусть и самой многочисленной) конфессии, нарушают важнейших из пунктов Конституции. Когда всерьёз рассматривается в законодательном порядке вопрос о введении «Закона Божьего» как обязательного предмета во всех школах на территории России… В таком случае, логичным представляется изменить сам текст Основного Закона, подчеркнув, что Россия отныне является Конституционной монархией, где основной религией является православие. И нечего нам головы морочить. Иначе, всё это напоминает известный еврейский анекдот, помните: «Абрам, ты или крестик сними, или трусы надень»…
   Встав на путь клерикализма, Россия рискует ещё больше погрязнуть в болоте, подталкивая, тем самым, к тому, чтобы вскрыть в скором времени дремлющие на её теле гнойники и язвы, в виде противопоставления людей, сначала по конфессиональному, а затем и национальному признаку, с последующими обвинениями, погромами и преследованиями, логично вытекающими из этого, и заставляющими оживить в нашем сознании картины не столь уж отдаленного прошлого. Речь уже не идёт о том, насколько страна вписывается или нет в окружающее её мировое сообщество: этот контраст очевиден и заметен даже невооруженным взглядом. Речь идёт о нас с вами, о тех, кто живет на этой многострадальной земле. Любит её по-своему и имеет право на свое видение проблем. Хватить ли мудрости тем, кто находится на политическом «Олимпе» вовремя остановиться и трезво взглянуть окружающую нас действительность?
   В свете вышесказанного невольно возникает вопрос: «Как растить и воспитывать своих детей представителям иных многочисленных конфессий, что живут на территории России? Как должны воспринять данный законопроект жители Татарстана или Башкирии? Наконец, что делать атеистам и тем, кто вообще не связывает свою жизнь ни с одной из существующих религий?» Это очень важные вопросы, на которые совсем непросто дать однозначный и удовлетворительный ответ.
   Мы так привыкли с удивительной легкостью ломать «старое» и строить «новое», что нечего поражаться тому, что история, оказывается, ничему нас не учит. Видимо, революционный бунтарский дух, что сидит во многих из нас ещё с советских времен, просто неистребим. Вся наша история – это череда бунтов, переворотов, революций и глобальных преобразований, ни один из которых так и не привел нас к лучшей и достойной жизни. Мы уже просто, не представляем свою жизнь без проблем. Более того, мы научились создавать их на пустом месте. И, кажется, даже этим гордимся.
   Чем больше мы удаляемся от нашего недавнего советского прошлого, очерняя и поливая грязью всё, что было связано с этим периодом, тем больше я начинаю осознавать – сколько, много хорошего и полезного можно было бы почерпнуть оттуда для нас.
   Конечно же, я прекрасно осознаю, что вчерашним секретарям райкомов и обкомов, директорам заводов и фабрик, прибравшим к своим рукам после шустрой приватизации народное добро, очень выгодно сейчас охаивать тот самый строй, в котором они росли и учились, проклиная на политинформациях буржуазный капитализм и частную собственность. Здесь, на российской почве эта собственность намного быстрее перекочевала в одни частные руки. Такое Западу и не снилось. Там, чтобы стать миллионером, необходимы годы упорного труда. Не то, что у нас. Вот мы и получили в итоге тот самый капитализм, которым нас пугали в советских школах. Помните: «со звериным оскалом»… и т.п.? И теперь любое необоснованное повышение цен запросто объясняем загадочным словосочетанием «законы рынка», перекладывая ответственность с собственных плеч в никуда.
   Одну идеологию мы сменили на другую. То же самое произошло и с партией. Методы же, остались прежними. И теперь, всякого «инакомыслящего» мы пытаемся всеми правдами и неправдами подогнать под единый российский стандарт, что, в конечном счете, перечеркивает и обесценивает всё то положительное, что и в самом деле нам удалось накопить в ходе начатых преобразований.
   Самым обидным, на мой взгляд, является какая-то странная отрешенность и равнодушие нынешней молодежи к происходящим вокруг неё процессам, ценностные ориентиры которой благодаря умелой и хорошо поставленной рекламе и пропаганде, давно уже сдвинулись из области духовной в чисто практическую и материальную. Словарный запас многих молодых людей ограничен рамками интернетовских штампов, наподобие «превед», «какдила», «афтар жжот» и т. д. Про грамматику и орфографию я лучше и вовсе промолчу. Иногда, в целях самосовершенствования я пытаюсь устраивать для своих домашних диктанты, результаты которых потом невольно сравниваю со школьной программой из своего прошлого. И всякий раз убеждаюсь, что с многочисленными экспериментами в области школьной реформы, мы явно поторопились, истратив на это впустую немалое количество государственных средств.
   Только в исключительные дни, когда к нам в гости приезжает мой минский друг, все домашние добровольно отменяют свои планы с тем, чтобы пообщаться с дядей-Андреем. Он обладает не только исключительным юмором и широкой эрудицией, но и ещё одним немаловажным качеством, которого так недостает сегодня многим из нас – умением искренне слушать и слышать своего собеседника. А также, поразительной способностью – привлечь и расположить к себе любого, независимо от обсуждаемой темы. Являясь тонким психологом и исключительно добрым и жизнерадостным по натуре, он быстро угадывает слабые струны своего оппонента и, находя в каждом нечто позитивное и положительное, умеет удивительным образом раскрыть это, заряжая своим оптимизмом и вселяя уверенность в своего собеседника.
   Вот и на этот раз, перекинувшись дежурными шутками, тема разговора как бы незаметно и плавно перешла в острую дискуссию с молодыми людьми, подняв сложные вопросы нравственного порядка.
   – Ну, хорошо, хорошо, – соглашается под неопровержимым шквалом разумно приведённых Андреем аргументов, мой сын, – а в чём, в таком случае, выражается различие между тактичностью и деликатностью?
   – Тактичный молодой человек, застав даму в слезах, непременно предложит ей стул и подаст носовой платок. Деликатный же, помимо прочего, постарается усадить даму так, чтобы исключить возможность попадания прямого света на её лицо.
   «Да-а… – соглашаюсь и я про себя – как, оказывается, все просто и понятно. Так, наверное, и должно быть не только в светском, но и в любом нормальном обществе, которое мы и собираемся строить».
   И тут же, видимо по ассоциации, в образе заплаканной дамы, почему-то, представляется Россия. Что? Ах, – кавалеры? А от «кавалеров» я уж, не жду особой деликатности. И, даже, черт с ней, с этой тактичностью. Я жду хотя бы одного – элементарного человеческого внимания…

   (Май, 2008 г)


   Дом, который построил…

   Коммунальная кухня. Музей политической истории России

   Наверное, я наивный дурачок, которому всегда и во всем везло. Судите сами. До моей самой первой поездки в Россию (тогда ещё РСФСР), Москва и Ленинград представлялись мне этакими Нью-Йорком и Чикаго, сверкающими по ночам своими бесчисленными неоновыми вывесками, гирляндами бегущих огней и – конечно же – со множеством ночных баров. Словом, «не жизнь, а малина»! Только окончательно переехав в город на Неве, я узнал много такого интересного, о чём прежде не имел ни малейшего представления. Например, о том, что такое «коммуналка».
   – Да ну?! Не может быть! – не поверил я, когда впервые услышал о том, что в одной квартире могут жить две, три и более семьи. Вопросы посыпались сами собой:
   – А как же они моются по утрам? Ходят в туалет? Готовят пищу?
   – По очереди. – спокойно объяснили мне.
   – Но ведь, невозможно жить по очереди! – воскликнул я тогда в изумлении.
   А потом… притих. И – привык. Ибо очень скоро понял, что только в стране, которая гордится, что самой первой в мире запустила человека в космос, можно быстро привыкнуть ко всему. В том числе и к позору. А иначе, это явление никак назвать невозможно.
   Я вспомнил, как мой дед, всю жизнь проживший в собственном доме (с большим огородом, разнообразной живностью и т.д.), смеялся, когда узнал, что его сыну государство предоставило отдельную квартиру в микрорайоне. В его голове не укладывалось – «как можно жить в таких клетушках?!». А ведь, нам предоставили трёхкомнатную квартиру.
   – Катакча! (тадж. – «голубятня») – долго ещё не мог успокоиться мой дед, усмехаясь про себя и сравнивая новые многоквартирные дома с обычными «курятниками». Простим ему: он ведь, рос в старой феодальной Бухаре, где такие термины, как «собственность» и «настоящий дом» ещё чего-то значили и имели вполне определённые ценности.
   Я понятия не имел о том, что такое «квадратный метр». Позже я пойму, что за него, оказывается, нужно бороться. А чуть позднее, узнаю, что за него могут совершенно спокойно убить. Вы скажете, «такое невозможно»? Я бы с радостью с вами согласился, если б на моих глазах не исчезали конкретные люди. Или – в лучшем случае – не опускались бы до статуса обычных бомжей, вечно выискивающих что-то на помойках и ночующих где придётся…
   Долгое время я испытывал вполне определенный стыд за то, что живу в отдельной квартире в то время, как некоторым коренным петербуржцам суждено будет родиться и умереть в родных коммуналках.
   – Понаехало вас тут… – улыбается моя знакомая всякий раз, когда мы встречаемся с ней.
   – Ага – «чернож@пых»! – заканчиваю я и мы радостно бросаемся в объятия друг друга.
   Лариса коренная ленинградка, вскормленная советской властью и очень болезненно воспринимающая то, к чему мы сегодня пришли. Оно и понятно: она родилась и воспитывалась в иное время, когда понятие о социальной справедливости хоть какое-то место, но всё же, имело в нашей жизни. На эту тему мы можем с ней говорить бесконечно долго.
   Мне кажется, что я сумел её убедить, что не виноват, что волею судьбы, оказался в её родном городе, и что нет моей вины в том, что проблема с коммуналками не решена до сих пор. Что коррупция и беспредел чиновников будут сопровождать эту страну до конца наших дней. И неважно, как назовут власти наш строй: «социалистический», «капиталистический», «демократический»… Какая разница? Уровень жизни простого человека не становится лучше, огромное количество людей по-прежнему ютятся в коммуналках, и мне наплевать, что там ежедневно отрыгивает мой теле-ящик или трындит радиоточка на кухне.
   Можно объяснить всё, что угодно, но – оправдать… Как можно оправдать тот факт, что на пороге третьего тысячелетия, в такой огромной и богатой природными ресурсами стране, человек продолжает жить в нечеловеческих условиях? Ведь, если хорошенько призадуматься, то выясняется парадоксальная вещь: люди живут порой в гораздо худших условиях, чем «братья наши меньшие». Даже представителям фауны неведомо такое понятие, как «коммуналка». У любого зверя есть, по крайней мере, своя собственная нора, берлога, своё логово, гнездо, словом, отдельное жилище. Так неужели, по истечении стольких лет, наши граждане не заслужили хотя бы маленькую, но отдельную, собственную «норку»?! Неужели человек хуже последней скотины? Как можно говорить о каких-то нано-технологиях, строить атомные подводные лодки, гордиться своими военными истребителями, запускать в космос человека, когда совсем под боком, рядом, собственные граждане не имеют отдельного крова? Этого я не понимал ни раньше, в советское время, ни – теперь.
   Ларисе повезло: у ней отдельная однокомнатная квартира, которую удалось получить перед самой кончиной страны советов. Её единственной дочери, слава Богу, также не придётся ломать себе голову над тем, где найти астрономическую сумму, чтобы приобрести себе отдельное житьё. Чего не скажешь о подавляющем количестве молодых людей, родившихся в после перестроечное время. Как верно выразился один мой знакомый, «государство сознательно толкает своих граждан на преступный путь, ибо очевидно, что никакой обычной зарплаты не хватит для приобретения жилья честным способом, копи ты хоть всю свою жизнь.» Отсюда – голый расчет и прагматизм, снисходительная усмешка по адресу тех, кто ещё «бредит» такими понятиями, как: социальная справедливость, честность, порядочность, скромность и так далее. Души людей зачерствели, а потому кругом натыкаешься на грубость, жестокость, откровенное хамство и бескультурье.
   – За что боролись, на то и напоролись… – подводит с грустью резюме моя подруга, разливая в хрустальные рюмочки водку.
   Мы, вновь сидим у неё дома, перемалывая косточки родимой власти.
   «Да, да!» – соглашается последняя с нами по телевизору, продолжая охмурять и вешая очередную порцию лапши на уши народу, абсолютно не обращая на нас с Ларисой никакого внимания.
   А нам, почему-то, не начхать на страну, в которой мы живём, и которую не выбирают.
   – Ну, за советскую власть! – предлагает тост Лариса.
   – За настоящую демократию! – осторожно поправляю я.
   – Не-е, демократией уже объелись… – иронически замечает моя подруга.
   – Так ею ещё и не пахло… – пытаюсь я возразить, но она меня уже не слышит.
   И мы, как всегда, поднимаем стопки за разное, одинаково желая родной стране процветания, народу – достатка, а каждому его гражданину – отдельного собственного жилья.

   (Октябрь, 2009 г.)


   Се – человек

   Ecce Homo (Се, Человек). худ. Антонио Чизери

   Сколько б я ни ленился и ни откладывал на «потом», изъясниться, все же, придется. Речь пойдет о стереотипах в сознании среднего обывателя, применительно к религии, Богу и о некоей «исключительности» отдельных народов.
   Довольно часто (где бы я ни работал, в каком бы обществе ни вращался) мне приходилось сталкиваться с людьми, которые, общаясь на религиозную тему и соглашаясь со мною в общих вопросах, в заключение обескураживали и ставили меня в тупик своим безобидным, казалось бы, на первый взгляд, вопросом-утверждением: «Ты ведь мусульманин?»
   Умом, конечно, я понимаю бесхитростную и железную логику своего собеседника, приведшую его к конечному заключению: «Ну как же?! передо мной стоит южный человек, с усами, из Средней Азии, над которым в детстве был совершен обряд обрезания, соблюдающий – в основном – многие традиции и ритуалы мусульманства. Как ещё его можно назвать?»
   Себя, при этом, он автоматически причисляет к «противоположному стану», в зависимости от того – кем является мой собеседник. К примеру, если это поляк – то, понятное дело, беседу я веду с католиком, или если это русский – то, непременно, надо полагать – передо мной стоит истинно православный человек. Насколько он разбирается в вопросах возникновения католицизма или православия, их истории, основных догмах и постулатах – это уже десятый вопрос. Главное, он уже все разложил по полочкам, прочертив, при этом, чёткую границу – это «ваше», а это – «наше». Для него всё понятно и ясно. И если ему попытаться объяснить, что на Земле живут арабы-христиане, он наверняка удивится. И уж, совсем будет в шоке, когда узнает, что среди его собственных собратьев (будь это поляки, или же русские) существуют правоверные соотечественники – мусульмане.
   «Счастливый человек» – часто думаю я про таких людей. Действительно, что толку от того, что на протяжении всей своей жизни, я каждый день, каждый миг, ставлю перед собой многочисленные вопросы, связанные с религией, нравственным началом в человеке, со смыслом жизни и отношением к Богу? Намного ли я продвинулся, если сам веду далеко не праведный образ жизни: совсем не безразличен к противоположному полу, курю и пью ежедневно; если не могу ответить на такой простой вопрос: «А мусульманин ли я?».
   Раньше мне приходилось отшучиваться в многочисленных вариантах. Со временем – надоело. Теперь, как мне кажется, я начинаю догадываться; так наверное говорят про собаку: «понимает, да сказать не может».
   В связи с этим, мне вспоминается фильм Б. Бертолуччи «Последний император». Есть там такой эпизод: наставник (американец) объясняет маленькому императору, ЧТО значит быть джентльменом, на что получает замечательный вопрос от ученика: «А Вы – джентльмен?». Было видно, что вопрос ошеломил и несколько обескуражил Учителя. Как принято говорить в таких случаях – «удар ниже пояса». Но он сумел выйти из положения достойно, ответив так: «Я стараюсь во всем походить на джентльмена».
   Так вот, в отличие от своих собеседников, автоматически причисляющих себя к определенной конфессии, я бы, скорее ответил так:
   Вы мне льстите и незаслуженно приписываете то, к чему я всей душой хотел бы устремиться, но у меня пока не получается. Поскольку, я также, как и Вы, иногда делаю различия и – в редкие минуты гнева – противопоставляю одних людей другим. Потому, что просыпаясь утром, сам себе уже в тысячный раз повторяю как заклинание, что с этого момента брошу пить, но по окончании рабочего дня, скорее бегу домой и чуть ли не с порога, первым делом ставлю водку в морозилку, с тем, чтобы, когда переоденусь и вымою руки, она хоть немного бы остыла. Потому что я не совершаю многих обязательных ритуалов, предписанных для мусульман, поскольку молиться механически, без искренности я считаю ещё бОльшим прегрешением пред Ним, нежели не молиться вовсе.
   Но, тем не менее, мне бы очень хотелось быть мусульманином. Настоящим мусульманином. Потому, что в моем понятии – быть настоящим мусульманином – это означает: не делать никаких различий между людьми, проявлять любовь и сострадание ко всему живому и неживому, стараться во всем быть искренним и правдивым, и пытаться каждый день понемногу избавляться от лицемерия, ханжества и лжи. Проявлять терпение и лояльность к оппоненту, уважать возраст человека и проявлять снисходительность по отношению к нему даже тогда, когда он (по твоему мнению) глубоко неправ. Пытаться уважать другую точку зрения, другую культуру, иные идеалы, мировоззрение и духовные ценности. Одинаково чтить всех пророков и Учителей мудрости, что были ниспосланы в назидание человечеству, поскольку источник, откуда они к нам пришли Один и Един.
   Правильно: в конечном итоге получается, что – быть настоящим мусульманином – это означает – быть настоящим иудеем, или христианином, или буддистом, ибо все эти конфессии являются надстройкой, институтами, созданными для удобства людей. И если один человек, в своей сокровенной молитве обращается к Будде, другой – к Христу, третий – к Яхве, четвертый к Аллаху и так далее, то разве не к одному и тому же Сущему мы протягиваем свои руки?
   Когда тебя мучает жажда, и ты хочешь пить, разве обращаешь особо внимание на сосуд, в котором тебе подается вода? Алюминиевая кружка, пиала, бокал или обычная чашка – какая разница – какую форму он имеет? Тебе ведь нужно содержимое, а не внешняя форма…

   Я много раз думал над истоками возникновения национализма, шовинизма, фашизма, расизма и тому подобных «измов». Почему мое поколение, воспитанное в самом что ни на есть тоталитарном обществе, не было так поражено той «чумой», которая после так называемой перестройки стала расти бурными темпами, с каждым годом чуть ли не в геометрической прогрессии, покрывая метастазами бывшую территорию некогда огромного государства, под названием СССР?
   Нет, нет: я далеко не сторонник оправдания тогдашнего режима и существовавшей в то время идеологии. Не знаю, кто сказал, но со сказанным согласен: «Тот, кто пытается повернуть историю вспять и восстановить бывший Союз – не имеет головы, но тот, кто охаивает и чернит своё прошлое – не имеет сердца».
   Я то, прекрасно помню своих одноклассников, а затем и однокурсников: это теперь, задним числом, вдруг открываю для себя, что почти все мы были разных национальностей! А ведь, тогда мы даже и думать не смели, что этот – татарин, тот – узбек, этот – русский, а тот – еврей. Да, многие у нас имели клички, порою довольно обидные, но они никак не были связаны с национальностью конкретного человека. И, если кого-то, бывало, недолюбливали, то это – как правило – связывалось с какими-нибудь негативными качествами, чертами характера, которые осуждаются в любом обществе: жадность, скупость, лицемерие, эгоизм и так далее. Но, чтобы ненавидеть человека только за то, что он родился евреем, русским или таджиком – такого я не припомню. То есть я знал, что такие люди существуют на свете, но ничего, кроме жалости они во мне не вызывали, потому как, такое явление в сознании большинства нормальных людей считалось патологией, а больных следует жалеть.
   Понимаю: меня, конечно же, вполне резонно могут упрекнуть в лукавстве, и в качестве примера привести случаи национализма и негативного отношения к русским имевшим место в ряде республик Прибалтики, в западной части Украины, да и в некоторых регионах России (та же Чечня, крымские татары и так далее…). Более того, в многочисленных своих поездках по бывшей стране, я и сам становился непосредственным свидетелем таких случаев: скажем, в той же самой Прибалтике («оккупанты» и прочее…) Но, в таком случае, давайте, и мы с вами постараемся честно ответить самим себе: «Как такое могло возникнуть, и почему они „ни с того, ни с сего“ затаили такую злобу на нас?» Но – как известно – «дыма без огня не бывает». И по некотором истечении времени, «вдруг» выясняются историками и политологами и предаются огласке такие факты, как: «сталинское переселение народов», пакт «Молотова – Риббентропа» и много других, не делающих чести тогдашнему руководству страны.
   Нисколько, ни в малейшей степени, не оправдывая случаи национализма, имевшие место в этих республиках, я только хочу указать, что те ошибки, что были допущены имперской политикой бывшего руководства, вылились в настоящую трагедию и бумерангом возвратились в нашу сегодняшнюю жизнь.
   На Востоке существует поговорка: разбитую чашку уже не склеишь. Что ж, возможно это и так. Но, на то и дается история, чтобы человек, проследив за её ходом, сумел извлечь для себя и последующих поколений хоть какой-то урок.
   Не сделаю открытия, если скажу: там, где доминирует политическая и идеологическая составляющая, базирующаяся на исключительной роли определенной нации, и её влиянии на мировые процессы, там с определенной долей вероятности, можно сказать, подготовлена унавоженная и благодатная почва для всякого рода «измов», одним из которых является «патриотизм». Точнее по этому поводу выразился Самюэль Джонсон: «Патриотизм – это последнее прибежище негодяя». Поскольку, когда иссякают последние аргументы и крыть более нечем, тогда лезут за пазуху и вытаскивают огромный булыжник под названием «патриотизм».
   «Как же так? – в благородном гневе вспыхнет воображаемый оппонент – А как же быть со здоровым чувством патриотизма, выраженном в стремлении защищать свою родину, свои духовные культурные ценности?»
   Но в том то всё и дело, что истинные духовные ценности всегда, во все времена являлись общечеловеческими, вневременными ценностями; они были надрелигиозны, наднациональны и ни в коей мере не были связаны с идеологией, а уж с политикой – тем более. Совсем другое дело – обычаи, традиции, народный фольклор – словом, та самая этнографическая изюминка, без которой немыслим любой народ и который необходимо поддерживать и передавать из поколение в поколение, ибо всё возникшее там, возникло естественным путем из недр самого народа, что и составляет национальный стержень и неповторимый колорит той или иной нации.
   Но когда, как главный аргумент, мне приводят стихи Ф. Тютчева —

   «Умом Россию не понять,
   Аршином общим не измерить…»

   и вдобавок начинают мне объяснять – почему «у неё особенная стать», примерно на следующем примере: «Почему слова „американец“, „француз“, „немец“ и так далее, являются существительными, и только слово „русский“ подпадает ещё и под определение (какой)?» – тогда я окончательно умолкаю, от осознания того, что дальнейший наш диспут бесперспективен и бесполезен.
   Именно этот элемент – сознание особой исключительности своей нации – как раз таки – и мешает трезвому и нормальному восприятию окружающей действительности, а вместе с тем способствует возникновению в человеке нездоровых эмоций, ложных идей, имперских амбиций и яростного непримиримого отстаивания своей точки зрения в жёсткой форме.
   То же самое я неоднократно наблюдал и на примере своих, так называемых, «земляков», превозносивших Восток и преимущества восточного менталитета над западным мышлением с её сухой рациональностью. И, как бы, в подтверждение, обильно приводились многочисленные имена, цитаты и биографии таких известных всему миру ученых, как Абу Али ибн Сина (Авиценна), Джалалиддин Руми, Хайям, Хафиз, Фараби и так далее.
   В такие минуты мне так и хочется воскликнуть: «Как же тебе не стыдно прикрываться именами личностей, которые оставили свой след в истории только благодаря тому, что впитали в себя всю культуру своих предшественников, все духовное общемировое наследие, что – собственно – и отличает цивилизованного человека от твердолобого обывателя?! Что лично ты сам привнес в этот мир с тем, чтобы твои потомки могли гордиться тобой так, как ты сейчас прикрываешься своими предшественниками? И почему сегодня, слово „Восток“ не вызывает к себе такого расположения, как в былые времена, в лучшем случае – ассоциируясь с Объединенными Арабскими Эмиратами и со сказками „Тысячу и одной ночи“, ну а в худшем – с ваххабизмом и терроризмом?»
   Я заметил одну особенность: чем более ограничен, беднее духовно и патриотичнее настроен человек, тем сильнее в нем склонность – делить общество на «своих» и «чужих», тем явственнее выпячивается из него мнимая гордость за свою принадлежность к «особой» нации и касте, со всеми вытекающими отсюда последствиями – агрессивностью и категоричностью. И наоборот: чем проще и естественнее в своих поступках и речах, чем скромнее, демократичнее и искреннее человек, тем сильнее привязывает и располагает к себе собеседника своей непосредственностью и открытой душой, своим дружелюбием, заинтересованностью обсуждаемой темы, любопытствуя и стремясь вобрать в себя всё замечательное многообразие подаренной ему Природой жизни. Поскольку, у таких людей никогда не возникает мысль о том, – какой национальности, или какого образования человек перед ними стоит
   Последние мне импонируют больше, потому, что в них нет никакой искусственности, и в моем понимании, они не только ничем не нарушают существующий миропорядок, но и существенно дополняют его, привнося в этот мир чистоту своих помыслов и органично вписываясь в окружающий нас ландшафт, как: этот лес, эта поляна, эта река и – наконец – этот родник. И я бы желал пить из этого родника, незамутненного ничем, не требующего никакого хлорирования и дополнительной очистки.
   Когда-то, две тысячи лет тому назад римский префект Понтий Пилат, обращаясь к синедриону и еврейскому народу, произнес, указывая на Христа: «Се – человек».
   Мне всегда казалось, что этим он, по меньшей мере, принизил Его, отвергая, тем самым, Его божественное происхождение. Но, глядя на сегодняшнее общество, я невольно задаюсь вопросом: «А так ли уж мало, и так ли легко заслужить это непростое право, чтобы о тебе могли сказать: «Се – человек?»


   Загадка сфинкса или осанна еврейскому народу


   Однажды у египетского фараона не на шутку разболелся живот. Лучших лекарей созвали на консилиум.
   Первым, осмотрев больного, ставит диагноз лекарь-нубиец:
   – Следует немедленно ставить клизму.
   – Кому – мне?! Фараону?! Клизму в ж… Отрубить голову, к чертовой матери!
   Следующим выносит свой вердикт лекарь-финикиец:
   – Срочно необходимо ставить клизму!
   – Ты в своем уме?! – взревел в ярости фараон. – Сам-то соображаешь, какой бред ты несешь? Повесить его!!
   Наконец, настала очередь лекаря-еврея:
   – Надо ставить клизму.
   – Кому – мне?!! – начал, было, фараон…
   – Нет – мне.
   И египетскому монарху сразу же полегчало…
   С тех пор и повелось: как только власть предержащим становится плохо, евреям ставят клизму.
   (Анекдот)

   1

   Видать, мне никогда не разгадать эту тайну, и я, наверное, умру, так и не узнав – в чем же провинились евреи перед остальными народами планеты? Всегда: во все времена, на протяжении тысячелетней истории человечества. Начиная от фараонов и заканчивая самым последним скинхедом, один из которых не так давно в разговоре, свидетелем которого мне довелось быть, тупо, глядя куда-то вдаль, сокрушенно подытожил: «Да-а, мало их Гитлер посжигал в газовых камерах…»
   Может ли мне кто-нибудь ответить – откуда все это началось?! И что же это за грех, за который Бог – тот самый Б-г, который открылся Моисею на горе Хорив, а затем дал еврейскому народу десять заповедей на горе Синай – так жестоко покарал Свой избранный народ, заставив его скитаться на протяжении тысячелетий и быть гонимым всюду всеми остальными народами, лишившись надолго своего гражданства и своей Родины? И как, каким чудом он сумел выжить после стольких чудовищных гонений, притеснений, костров инквизиции, газовых камер, концлагерей и печально известных погромов? То есть, после всего того, что и десятой доли которого, вполне было бы достаточно для того, чтобы иному народу быть исчезнувшим с исторической сцены навсегда…
   Где бы мне ни приходилось жить, куда бы судьба меня ни забрасывала, всюду я натыкался на значительное окружение людей, в сознании которых прочно засел стереотип «хитрого еврея-стяжателя, который только и думает о том, как ему бы объегорить ближнего и обогатиться за счет своей очередной жертвы». Но это так, «по мелкому». А вот, если взять «по-крупному», то – «конечно же, евреи появились на исторической арене только для того, чтобы осуществить чудовищный мировой сионистский заговор»! А как вы думали?! Признаться честно, я тоже об этом не догадывался до недавнего времени…
   К чему лукавить и скрывать: я и сам, даже до сих пор, не сумел окончательно избавиться от некоторых (в чем-то, схожих) стереотипов. Объяснение этому, полагаю, нужно искать в моем далеком детстве. Когда, по мере взросления, я автоматически, как губка впитывал в себя, в свое сознание то умонастроение и то отношение, которое проявлялось к представителям этой нации со стороны всего остального населения, окружавшего меня. Я не задавался особо над тем – почему и откуда такое взялось: все выглядело естественным и само собой разумеющимся фактом. Скорее, даже не фактом, а аксиомой: есть обычные люди, а есть и евреи. То есть, вроде, тоже неплохие, в своей массе, люди, но… чересчур уж, они какие-то «хитромудрые» и, следовательно, не такие, как все остальные.
   Несмотря на то, что рос я в самое что ни на есть советское время, когда про «дружбу народов» не мог сказать лишь новорожденный, и то – в силу того, что не научился еще говорить, – даже в эти относительно «спокойные» для евреев годы, отношение к ним оставалось таким же, каким оно было и раньше. Просто, все это было несколько завуалировано, и под лицемерными и крикливыми лозунгами советской пропаганды, не столь откровенно бросалось в глаза. Я-то прекрасно помню, сколь снисходительными и терпимыми были эти отношения «на людях», и сколь насмешливо, а порою и презрительно эта тема обыгрывалась в «своём», что называется, «узком кругу». А тем, касательно «бедного несчастного» и одновременно «хитрожопого» еврея было, хоть отбавляй.
   Эти стереотипы невольно на подсознательном уровне переносились даже на нас, дворовых мальчишек, гонявших до поздних сумерек мяч. Мне очень стыдно сейчас сознаться, но картина эта настолько ярко запала мне в душу, что, наверное, я до конца своих дней буду вспоминать об этом нехотя и не без горечи сожаления.
   Широкий и ровный пустырь во дворе нашего дома, являющийся огромной ареной, где мы с утра и до ночи играли в футбол; впереди изо всех последних сил бежит тщедушный худощавый соседский мальчишка и, периодически оборачиваясь через плечо, зовет на помощь: «Мама, мамочка!!!». За ним, дико визжа и улюлюкая, словно стая дикарей, несется ватага таких же мальчишек, в черных сатиновых трусах, с угрожающими, высоко поднятыми руками. И, наконец, замыкает эту странную погоню обыкновенная, хотя и несколько полноватая, русская женщина. Волосы её растрепаны, и лицо от волнения покрылось пунцовыми пятнами. Она также пытается не отстать от группы преследователей её сына, постоянно крича: «Рафик, Рафик!!!». Естественно, мы разбегаемся в разные стороны, и наконец, несчастные мама с сыном кидаются с плачем в объятия друг друга.
   И несмотря на то, что подоплека содеянного всем совершенно очевидна, однако, обвинить детей в чем-либо, кроме озорства, вряд ли возможно.
   Меня всегда поражала та двойственность, имевшая место быть в среде обычного обывателя по отношению к еврейству в общем или еврею в частности. При всей нарочитой восхищенностью перед еврейским умом, еврейской хваткой и расчетливостью, еврейской хозяйственностью, еврейской заботливостью по отношению к многочисленным членам своего семейства, наконец, перед самобытным и неповторимым еврейским юмором, параллельно неизменно присутствовала и некая неприязнь, довольно плохо скрытая ирония (если, не усмешка), и даже некоторая гордость за то, что Всевышний сподобил тебя родиться в иной, отличной среде.
   Удивительное дело: прекрасно признавая за еврейским народом все те положительные качества, которые мною были отмечены выше, никто, тем не менее, не желал оказаться на месте последних. Это и понятно: кому охота быть объектом дискриминации только лишь по национальному признаку? Кого удобнее всего обвинить (при случае) во всех бедах и неудачах? Над кем, как «дамоклов меч» постоянно не висит угроза массовых погромов? Не говоря уже об увольнении с работы из-за того же пресловутого пятого пункта.

   2

   Спрашивается – «за что»?!
   Мы привыкли, оглядываясь назад в историю, оправдывать и списывать все явления подобного порядка на счет «мрака средневековья», «невежества отдельных королей и политиков», на «несознательность массового сознания» в эпоху капитализма и так далее, вплоть до наших дней. Но кто мне ответит – В ЧЕМ КОНКРЕТНО ВИНОВАТЫ ЕВРЕИ? Сегодня, когда мы уже переступили за порог третьего тысячелетия? Неужто и впрямь, существует мировой заговор?
   Что же касается меня, то после прочтения многих книг, касающихся данного вопроса (начиная с древнеримских историков и заканчивая классиками современной российской и зарубежной мысли), я тоже пришел к мысли о некоем всеобщем заговоре.
   Да-да, вы не ослышались, уважаемые читатели. Мировой заговор действительно имеет место быть, только он исходит не от евреев, а напротив, – направлен против самих евреев! Иначе, как ещё можно объяснить тот позорный факт, что даже сегодня в некоторых странах мира, претендующих на звание демократических и правовых, не изжита полностью дискриминационная политика по отношению к евреям? Я не буду сейчас касаться арабо-израильского конфликта, поскольку это совершенно отдельная тема, не имеющая ничего общего с сегодняшним разговором.
   Недавно мне вновь пришлось «познакомиться» с Эфраимом Севелой – одним из самых почитаемых мною еврейских писателей, пишущих на русском языке. Автором знаменитых циклов «Моня Цацкес – знаменосец», «Попугай, говорящий на идиш», «Легенды инвалидной улицы» и не менее известного его произведения «Почему нет рая на земле?» – этой трогательно щемящей душу повести о простом еврейском мальчике по имени Береле Мац. Однако, на сей раз, мне попалась не художественная проза, а документальная повесть, озаглавленная как «Возраст Христа» и «Последние судороги неумирающего племени» – суровый и беспощадный анализ автора относительно «еврейской проблемы», сделанных исходя из последних событий, связанных с развалом некогда бывшей империи и затрагивающий различные аспекты данного вопроса. Честно говоря, мне было тяжело читать эту книгу, наполненную горестными фактами и горькими трагическими пессимистическими выводами автора.
   Размышляя над анализом и оценками, данными автором, я невольно провел параллели с другим, на этот раз уже русским известным мыслителем и философом начала ХХ-го века В. Розановым, который также мучился этим извечным вопросом, где в своем «Апокалипсисе нашего времени» в частности писал:

   …Угол Литейной и Бассейной. Трамвай. Переполнен. И старается пожилой еврей с женою сесть с передней площадки, так как на задней «висят». Я осторожно, и стараясь быть не очень заметным – подсаживаю жену его. Когда вдруг схватил меня за плечо солдат, очевидно нетрезвый («ханжа»):
   – С передней площадки запрещено садиться. Разве ты не знаешь?!!!..
   Я всегда поражался, что эти господа и вообще вся российская публика, отменив у себя царскую власть «порывом», никак не может допустить, чтобы человек, тоже «порывом», вскочил на переднюю площадку вагона и поехал, куда ему нужно. Оттолкнув его, я продолжал поддерживать и пропихивать еврейку, сказав и еврею: «Садитесь, садитесь скорее!!»
   Мотив был: еврей торопливо просил пропустить его «хоть с передней», ибо он спешил к отходу финляндского поезда. А всякий знает, что значит «опоздать к поезду». Это значит «опоздать и к обеду», и пошло расстройство всего дня. Я поэтому и старался помочь.
   Солдат закричал, крикнув и другим тут стоявшим солдатам («на помощь»): «Тащите его в комиссариат, он оскорбил солдата». Я, правда, кажется, назвал его дураком. Я смутился: «с комиссариатом я ко всякому обеду у себя опоздаю» (а тоже спешил). Видя мое смущение и страх, еврей вступился за меня: «Что же этот господин сделал, он только помог моей жене».
   И вот, я не забуду этого голоса, никогда его не забуду, потому что в нем стоял нож:
   – Ж-ж-ид прок-ля-тый…
   Это было так сказано.
   И как музыка, старческое:
   – Мы уже теперь все братья («гражданство», «свобода» – март): зачем же вы говорите, так (т. е. что «и еврей, и русский – братья», «нет большее евреев как чужих и посторонних»).
   Я не догадался. Я не догадался…
   Я слышал всю музыку голоса, глубоко благородного и глубоко удивляющегося.
   Потом уже, назавтра, и даже «сегодня» еще, я понял, что мне нужно было, сняв шапку, почти до земли поклониться ему и сказать: «Вот я считаюсь врагом еврейства, но на самом деле я не враг: и прошу у вас прощения за этого грубого солдата».
   Но солдат так кричал и так пытался схватить и действительно хватал за руку со своим «комиссариатом», что впопыхах я не сделал естественного.
   И опять этот звук голоса, какого на русской улице, – уж извините: на русской пох… ной улице, – не услышишь.
   Никогда, никогда, никогда.
   «Мы уже теперь все братья. Для чего же вы говорите так?»

   Евреи наивны: евреи бывают очень наивны. Тайна и прелесть голоса (дребезжащего, старого) заключалась в том, что этот еврей, – и так, из полуобразованных, мещан, – глубоко и чисто поверил, со всем восточным доверием, что эти плуты русские, в самом деле «что-то почувствовав в душе своей», «не стерпели старого произвола» и вот «возгласили свободу». Тогда как, по заветам русской истории, это были просто Чичиковы, – ну «Чичиковы в помеси с Муразовыми». Но уже никак не больше.

   3

   Я до сих пор не перестаю удивляться тому, что, несмотря на все факты притеснений, и гонений евреев, имевших место и являющейся самой позорной страницей в истории человечества, несмотря на это, большинство встречаемых мною евреев не ожесточилось и вопреки своим же заветам («око за око» и «зуб за зуб») сумело сохранить и пронести через все катаклизмы свою утонченно-сентиментальную душу, свою наивную трогательность, свой самокритичный юмор.
   Конечно же, я не летаю в воображаемых мною надуманных идеалах, и вполне осознаю, что как и среди любого народа, среди евреев существуют довольно разные личности, которые при определенных обстоятельствах и иных условиях готовы не хуже любого другого типа «начистить личико», отстаивая, при этом, «свою правду». Но это ни в коей мере не может повлиять на мою позицию, основанную на жизненном опыте.
   Вот почему, я всегда буду с любовью и нежностью относиться к этому небольшому, но гордому и живучему племени. Вот почему, я считаю вполне справедливым от имени человечества принести извинения всему еврейскому народу. Вот почему, я посчитал своим гражданским долгом откликнуться по столь наболевшей и давно волнующей меня теме хотя бы такой небольшой статьей.
   Ну, а поскольку эпиграфом к данной статье явился анекдот, то счел бы логичным, завершить её одним из любимых анекдотов, на который случайно наткнулся на необозримых просторах интернета.

   ххх

   Собрались 50 хасидов из Израиля лететь в Умань, на могилу своего раввина. Фрахтуют украинский самолет с экипажем и в путь.
   Стюард думает: «Вот повезло, евреи они богатые, буду их обслуживать хорошо, а в конце полета каждый из них мне по 1 доллару даст чаевых, вот и будет у меня 50». Весь полет он суетился, носился, словом, вылизывал своих клиентов.
   Прилетели, трап подали, дверь открыли. Стюард стал у выхода. Выходит первый хасид и говорит: «Боже ж мой!!! Вы такой молодец, так нас обслуживали, дай Бог вам здоговья!».
   Стюард протягивает руку за чаевыми. Тот пожимает руку и идет к автобусу.
   Второй выходит: «Вы чудо, ваша компания должна молиться на таких, как Вы!», – пожал руку и пошел в автобус.
   Третий: «Если Ваши родители живы, дай им Бог здоровья за то, что воспитали такого сына!» – крепко стиснул руку и – в автобус. И так все 50.
   В общем, мужик в ауте… стоит и размышляет: «Какого хрена я напрягался, суетился, если даже 20 центов не дали?»
   Тут дверь автобуса открывается и старичок семенит назад. Подходит и характерным дребезжащим голосом говорит:
   – Молодой человек, пгостите… этот склегоз замучил совсем! Вы нас так пгелестно обслужили, вот Вам чек на 1000 долларов.
   Стюард, дрожащими руками принимая чек, еле выдавливает из себя:
   – Нет: я конечно, не верю, что вы Христа убили, но мучили Вы его, бл…, капитально!


   Мысли вслух…


   Впервые (кажется, в году 1986-ом) в руки попала книжка В. Шаламова «Колымские рассказы» (запретная, франц. изд-ва). Дали её мне на один день. Помнится, я тогда произнес: «Поверю в гласность и перестройку, если ЭТО напечатают».
   Какой, оказывается, я глупый и наивный был (впрочем, наверное, им и остался): мог ли я тогда предполагать, что не только книги Варлама Тихоновича, но и многих других интересных авторов совершенно спокойно будут лежать на полках не востребованными новым поколением людей, нравственные ориентиры которых заметно сместятся в совершенно иную плоскость…

   ххх

   Жизнь порою преподносит такие перлы, что все смешные байки, являющиеся плодами человеческого воображения, просто меркнут перед ней.
   19 апреля 2009 года. Готовлю на кухне и слушаю радиоточку. Диктор:
   – Итак, начинаем нашу традиционную воскресную передачу «Скорая кулинарная помощь». Я – Михаил Спичка – ведущий этой программы. Тема сегодняшней передачи посвящена светлому празднику Пасхи и мне, как всегда, помогает один из ведущих кулинаров России, президент петербургской гильдии шеф-поваров Илья Лазерсон.
   Во-первых, разрешите поздравить россиян с замечательным православным праздником, а теперь я предоставляю слово Илье.
   – Мои подозре… э-э поздравления по этому поводу…

   ххх

   Одно из «изречений», произнесенное мною в шутку по адресу товарища, работавшего на тот момент в органах МВД и «вернувшееся» ко мне четверть века спустя в Питер, преодолев более четырех тысяч километров – «Человек может стать ментом, но мент – человеком – никогда!»

   ххх

   О своеобразном юморе бухарских евреев написано немало и все же…
   На, довольно общие рассуждения, относительно того, что, дескать, бухарские евреи из любого положения умеют удивительным образом выкручиваться, всячески избегая физического труда, наша собеседница – пожилая еврейка – с непередаваемой интонацией возразила нам с товарищем, выдав:
   – Э-э, Саша-а, – (делая ударение на последнем слоге) – мы работы не боимся: лишь бы она нас не трогала…

   ххх

   Старый бухарский еврей, восхищаясь и хвастаясь перед нами своим внуком:
   – Нет, ты только посмотри на него: какой он маленький и бесхитростный…
   Самым смешным в этой констатации была интонация, которую очень сложно передать. Одновременно с умилением, совершенно четко в голосе прослеживалась озабоченность – как такому маленькому существу придется трудно в этом взрослом мире, где без необходимых навыков (вранья, лести и хитрости) невозможно прожить нормальному человеку.

   ххх

   Чем отличается восточный человек, скажем, от человека с западным менталитетом? Последний, при принятии какого-либо решения, неизменно руководствуется законом, в то время, как южанин – эмоциями. Нет, он также почитает закон (когда тот на его стороне), но предпочитает, всё же, его обходить. Как что-то несерьезное и только препятствующее его стратегическим целям.
   Русский человек – ни то и ни другое. Здесь решение принимает не закон и даже не здравый смысл, а в большей степени душа, настроение. В своей искренности он может быть до неприличия безоружен. Но, не дай бог, если он вас уличит в предательстве. Здесь «мстя» его жестока и беспощадна. Варвары могут тут отдыхать…
   Если русский человек говорит «да», то можете не сомневаться в положительном исходе дела. «Да» восточного человека может означать всё, что угодно: от «да, может быть» до «да, так я тебе и разбежался». Тут следует учитывать массу побочных немаловажных факторов. Как то: его голос, взгляд, интонация и ещё куча всего.
   Другими словами, если русского человека можно слушать с закрытыми глазами и быть уверенным, что он сдержит свое слово, то с южанином всё обстоит иначе: здесь не только мало смотреть «во все глаза», но и необходимо предельно внимательно следить за его жестикуляцией, мимикой, чувствовать малейшее изменение тембра голоса, ритм и многое-многое другое. И даже после всего этого, остаёшься в неведении, относительно его искренности и честных намерений («а не обманет ли?»).
   И, тем не менее, это не Восток. А если быть точнее: Восток – не ЭТО. Мне, например, довольно сложно представить себе Беруни, Фараби или Авиценну с подобными чертами характера. Если образно отметить эволюцию культуры народов в виде графика, с её всплесками и падениями, то, безусловно, скорее можно согласиться с тем, что сегодня Восток достиг самой низшей точки своего упадка.

   ххх

   Есть люди, занимающиеся самокритикой из тщеславия.
   Наверное, я один из них…
   Вот и сейчас: написал, а – зачем?

   ххх

   Странно: люди с таким азартом и на полном серьёзе готовы обсуждать о политике и государственном устройстве, об НЛО и инопланетянах, о грядущем потеплении и глобализации, в то время, как гораздо интереснее, повернувшись к себе, задать самый главный и очевидный вопрос: «Кто Я?»
   Как можно, не познав, прежде всего самого себя, с умным видом рассуждать на второстепенные темы?
   Меня никогда не переставала поражать эта беспечность…

   ххх

   «В начале было Слово…»
   Что это значит? Я понимаю это следующим образом. Мусульманские богословы объясняют, что вся суть Корана заключается в одной – самой первой – суре, которая называется «Фатиха» («Открывающая Книгу»). Если даже не знать эту суру наизусть, достаточно, с искренностью произнести самую первую строчку: «Ба исми Оллох ар Рахман ар Рахим!» («Во имя Господа, Милостивого, Милосердного!»)
   Далее, следуя этой логике, весь Коран вмещается в самой первой букве этой формулы – арабской «Б». Более того, в её единственной точке, снизу, которая охватывает собою ВСЁ. Всё материальное и духовное, весь видимый и невидимый мир. Глубоко философская мысль! Следовательно, Слово это Божественный Знак. Точка – наиболее лаконичное и ёмкое зрительное отображение этого знака. Завораживающе и впечатлительно!

   ххх

   Вначале было слово… «Независимость».
   И только лишь, затем – «гастарбайтеры»…

   ххх

   Каковы признаки старости? Вероятно, их немало. К примеру: это – когда, случайно (помимо своей воли), одновременно с кашлем, ты вдруг пукнул… Первая реакция – страх, переходящий в смех. И лишь затем, мысленно себя успокаиваешь: «Да-а… похоже, старость подступает…»
   Ха! Сколь изворотлив, скользок и хитёр наш ум: нет бы, сразу чистосердечно сознаться, что ты всего лишь на всего, обыкновенный засранец! Так – нет же… легче всего, валить на «старость»…

   ххх

   Интересно: чем ближе к той неизбежной черте, тем усерднее начинаю стараться контролировать не только свои поступки, но и мысли, эмоции и т. д. Словно школьник, который находится на пороге экзамена. И волнение испытываю не меньшее.
   Оно и понятно: экзамен-то предстоит не из лёгких. Там уже никакие добрые учителя не помогут… там нет места шпаргалкам. Отвечать придется по полной…
   Господи! Помоги мне выдержать его достойно! Ну, хотя бы на «троечку»…

   ххх

   Творческий человек не живёт: он горит. Как свеча. И – сгорает…

   ххх

   Если Вдохновение иногда может позволить себе, прилечь и уснуть (причём, порою, уходя в глубокую спячку), то Тщеславие ни на секунду не смыкает своих век, бдительно бодрствуя и постоянно находясь начеку!
   Это я к тому, что в последнее время, друзья и знакомые стали упрекать меня в том, что не пишу ничего нового. Мне же в ответ, приходится отшучиваться словами моего друга, который в подобных случаях простодушно констатирует:
   – Та-а… Муза-Сучка где-то шляется…

   ххх

   «Как ты смеешь ругать, критиковать и поливать грязью ту родину, которая тебя приняла и приютила?! Это всё равно, что плевать в колодец, из которого ты пьёшь! Только неблагодарные сыновья могут так поступать по отношении к родной матери, которая их вскормила и вырастила… И вообще – какого хрена ты тогда здесь живёшь? Убирайся на…»
   Знакомо, не правда ли?
   Так вот, я постараюсь ответить по-своему разумению.
   Во-первых: есть существенные различия между «родиной» и «властью». Между страной и теми, кто ею управляет.
   Во-вторых: давайте уточним – «мать» или «мачеха»? От матери не бегут, а от мачехи можно ожидать, что она не только в лес прикажет тебя спровадить, но и – куда подальше сослать. А то и вовсе – того…
   Ну и в-третьих: знаете, как это ни покажется странным, но я премного благодарен Всевышнему, что меня угораздило родиться в Советской стране и прожить остаток всей своей сознательной жизни в её «правоприемнице» – России. Потому как, благодаря именно этой системе и идеологии (на примере истории последнего времени, которой скоро исполнится уж век), у меня выработался устойчивый иммунитет ко всякого рода лжи и лицемерию. Которые имеют обыкновение – рано или поздно – всплывать на поверхность, как всплывает всякое говно.

   ххх

   Всю свою сознательную жизнь, я искал смысл своего существования на этой грешной земле и… настоящую свободу. То есть, когда не надо врать (хотя бы, самому себе), когда можно быть воистину раскрепощённым: говорить – всё, что думаешь, строить свою жизнь так, как ты считаешь нужным, и быть полезным обществу.
   Высоцкий прожил всего 42 года, Пушкин – 37, а Надсон, оказывается, умер в 26 лет.
   Интересно: для чего на свете живу я, если после меня не останется буквально ничего?
   Впрочем… почему – «ничего»: после меня останутся дети и внуки. Которым – я надеюсь – на генетическом уровне, всё-же, передастся это естественное чувство – быть воистину СВОБОДНЫМ. Может, только и в этом заключается моя миссия? И то – хорошо… И это меня как-то успокаивает.

   ххх

   Русский язык тем и хорош, что он в состоянии передать очень тонкие оттенки и нюансы протекающей перед нашими глазами реальной жизни. Можно слушать, а можно и – слышать. Можно смотреть, а можно – видеть.
   Так вот: слышать и видеть – это талант. А – слушать… Говорят, что коровы в Японии тоже, слушают классическую музыку перед тем, как их зарежут с тем, чтобы предстать в виде стейка из мраморной говядины в каком-нибудь крутом фешенебельном ресторане.
   То же самое можно сказать и в отношении глагола «видеть». Увидеть – это удел немногих. В то время, как – смотреть… Смотреть можно и на пожар или катастрофу, после чего, с искренним сожалением произнести: «Жаль, что так быстро закончилось…»
   Это вовсе не означает, что я, таким образом, превозношу русский язык перед всеми остальными. Нет. Просто – к сожалению (или к счастью) – я мыслю и живу этим языком. Ведь, другими-то иностранными языками (а вот тут уж, точно – к сожалению) я не владею…

   ххх

   У человека есть только одна задача – совершенствоваться. Каждый день, каждый час, каждый миг. И – искать ту настоящую и единственную Любовь, что лежит в основе всего мироздания. И ещё – благодарить Его за то, что Он позволяет нам иногда почувствовать её и через неё соприкоснуться с Ним. Ничего другого просто не существует. Вся вселенная есть макромир. Человек – это совершенная модель вселенной. А потому, чтобы понять этот мир, необходимо познать себя. И тогда все многочисленные вопросы отпадут сами собой. И останется только одна Любовь…
   Предназначение человека – любить.


   С улыбкой к ушедшему…

   (Стихи, написанные в 1983 г.)

   «Он, оказывается, ещё и поёт?!»


     Не осуждай меня сурово
     Коль не понравится мой стих.
     Мне, просто, грустно стало снова
     И хоть пишу я бестолково,
     Должна найти в моем, ты, Слове
     Присущий мне какой-то штрих.
     (А может быть я просто псих?)


     И, прочитав мое послание,
     Критиковать не торопись.
     А лучше (если есть желание)
     В ответ на все мои «созданья»,
     В награду за мои старания
     Ты хоть немного улыбнись.


            ххх


     Сколько сомнений, тревог и страданий
     В душу Природа смогла заложить.
     Впрочем, зачем мне иное желание?
     Легкую жизнь я б сравнил с подаянием.
     Пусть буду мучиться переживаниями
     Лучше уж чувствовать, чем – просто жить.


            ххх


     Если – вдруг – заметишь ты комету,
     Или быстро падающую с небес звезду,
     Не спеши зажать кулак, не верь примете,
     Потому, что может в это время, где-то
     Смог другой, опередив тебя, твои секреты,
     Прошептать звезде свою мечту.


     ТЫ И Я…


     Смутные надежды, слабые мечты.
     В небе как и прежде меркнут две звезды.
     Это – я и ты…


     Теплый вечер мая, в небе как всегда
     Ярче всех двойная светится звезда.
     Это – ты и я.


            ххх


     СЛЕПАЯ ЛЮБОВЬ


     Если обманешь отца или мать, я тебя не осужу.
     Если домой не придешь ночевать – слова тебе не скажу.
     Если всю жизнь, напролет, будешь пить, я тебе не запрещу.
     Будешь меня как собаку лупить – это я тоже, прощу.


     Страшным недугом ты будешь страдать – жизнь свою не пощажу,
     Если заставишь меня воровать, я и на это пойду.
     Тысячи женщин ты можешь менять – ревность в себе притуплю,
     С другом заставишь, меня, переспать – слезы глотая стерплю.


     Спьяну ты вдруг человека убьешь – я тебя не обвиню,
     Если надолго в беду попадешь, знай – только я тебя жду!
     Бей, издевайся и мучай меня – все я, мой милый, стерплю.
     Только прошу: береги ты себя! Ведь, непременно сойду я с ума
     Если не станет на свете тебя…
     Этого я никогда не прощу —
     Так я безумно  люблю!


            ххх


     БАБА ВЕРА


     «Вновь котлеты, что за скука.
     Я не буду есть котлет.»
     А старушка просит внука
     Умоляет съесть обед.
     Суетится баба Вера:
     «Ну, еще один разок.
     Съешь мой внучек, съешь Валера
     Ну хотя б еще кусок.»
     Внук по горло сыт обедом:
     «Ну отстань, я не хочу.
     Что ты вечно лезешь с хлебом?
     Я без хлеба уплету.»
     Отчего ж ты баба Вера
     Перестала вдруг кормить.
     Вдаль куда-то поглядела…
     Призадумалась на миг.
     Чем тебя так внук встревожил,
     Может вспомнила войну?
     Может все забыть не можешь
     Ту блокадную зиму?
     Может вспомнила как в голод
     Ты питалась кожурой,
     Как в треклятый адский холод
     Мерзла в комнате сырой?
     Как паек свой ежедневный
     Ты пыталась протянуть,
     Как себя корила гневно
     Чтобы в стужу не уснуть.
     Как, привыкнув к артобстрелу
     В ту блокадную зиму,
     За водой ходить умела
     На замерзшую Неву.
     Как не раз питалась снегом,
     Как умела не стонать.
     Как ты карточку от хлеба
     Все боялась потерять.
     Как мечтала в сорок третьем,
     Отмечая Новый Год,
     Так объесться белым хлебом
     Чтоб не чувствовать забот.
     Время как-то пролетело
     Все мечты твои сбылись.
     Только малость поседела,
     Да внучата родились.
     Отчего же баба Вера
     Постоянно ты грустишь,
     Когда внучек твой Валера,
     Хлебный оторвав мякишь,
     Лепит странные фигурки,
     Восхищая всех кругом.
     «Будет он великий скульптор!»
     Шепчут мамочка с отцом.
     Только тихо приуныла
     Баба Вера у стены;
     Видно, все-же, не забыла
     Тот нелегкий хлеб войны.




   ЧАСТЬ III – «Штучки от внучки»


   Пролог

   худ. Истора Саидова

   Книги нам попадаются разные. Бывало, прочтёшь одну, и – назавтра – забыл. А бывает…
   Кажется, Олжасу Сулейменову приписывается следующее высказывание: «Я держу в своей библиотеки только те книги, к которым периодически возвращаюсь».
   В моей домашней библиотеке тоже, есть немало настольных книг. Одна из них – книга М. Дымова «Дети пишут Богу». Раз прочитав её, человек уже не может оставаться прежним: она переворачивает душу, очищает её, делая нас чуть-чуть добрее и более отзывчивыми. И я чуть ли не каждый год возвращаюсь к ней как за глотком живительной влаги, как за кислородом.
   Вот как замечательно высказался сам автор в коротком предисловии:

   …Великий гуманист и педагог Януш Корчак призывал взрослых возвыситься до духовного мира ребенка, а не снисходить к нему. Ведь восприятие мира детьми, детская эмоциональность и нравственная реакция на окружающую действительность отличаются своеобразностью, тонкостью, непосредственностью.
   …Улыбайтесь, взрослые, над мыслями детей, вздрагивайте, плачьте. И если это случится, значит есть у вас душа. И слава Богу. Ну а дети – как можно чаще обращайтесь к Господу и тем самым сохраните в себе все человеческое.

   Эта – заключительная – часть книги посвящена не только поколению моих внуков. Она посвящена взрослым и детям… всем тем, кто сумел сохранить в себе частицу трогательных и ярких воспоминаний из того калейдоскопа волшебного детства, что надёжно скрыт от посторонних глаз в глубине нашей души. Ибо, это оказывается и есть то самое ценное и настоящее, что делает нас более гуманнее и добрее.
   Я давно собираю забавные высказывания своих маленьких внучат. Можно сказать, богатый дедушка: пока у меня пять внуков и внучек. Одни ещё совсем маленькие и – полагаю – их перлы ещё впереди. Другие же – что постарше – не дают родителям и нам с бабушкой расслабиться, выдавая порою «на гора» такие жемчужины, что хоть стой, хоть падай.
   Ниже, рискну поделиться со своим читателем с отдельными высказываниями и короткими историями, которые я бережно храню для… самих же внуков. Ведь, они также как и мы, станут со временем взрослыми. И у них обязательно появятся свои дети и внуки. И вот тогда, в один из дней, сняв с полки эту книжку, они вновь попадут в волшебный мир своего далёкого детства. Глаза невольно увлажнятся, а губы постепенно расплывутся в широкой улыбке. В той самой, что позволяет нам оставаться людьми.

   В центре Бободжон с Саввой, а вокруг: Мира, Тея, Ваня и Даша


   Волшебное слово

   Дашуля

   После отпуска, я решил проведать своих сотрудников по работе: благо, ресторан находится в двух шагах от дома.
   – Дашуля, хочешь посмотреть, где работает твой дедушка?
   – Конечно!
   Очаровав моих сослуживцев своей раскрепощенностью и абсолютным отсутствием комплексов, Даша прощается со всеми и взяв меня за руку, напоминает:
   – Ну, пойдём уже: нам ещё надо денежку получить!
   Накануне, я ей обещал показать – как автомат выдаёт дедушке деньги. Заходим в банкомат, я вставляю карточку и нажимаю кнопку «баланс». На мониторе высвечивается мой аванс – 9800 руб. 63 коп. Игнорируя мелочь, вбиваю «9800» и в ожидании денег, интригующе смотрю на внучку. Даша с волнением прислушивается к загадочным звукам, не сводя глаз с экрана. Через несколько секунд автомат «выплевывает» мою карту и… тишина.
   Я вновь вставляю её и округляю сумму до «9500». Спустя мгновение, бессердечная машина опять равнодушно выстреливает мою дебетовую карточку, а на мониторе появляется сообщение: «Неверно указана сумма».
   Всё это время, Дашуля молчит, тревожно переводя взгляд с автомата на меня и обратно. Чувствуется, какое напряжение и волнение испытывает при этом 3-летний ребенок.
   Я же, рассердившись на бесчувственный истукан, предпринимаю последнюю попытку: на сей раз, яростно стуча по клавишам, вбиваю «9000».
   В этот самый момент, мою внучку неожиданно осеняет!
   – Надо сказать «пожалуйста»! – догадывается она и обращаясь к автомату, жалостливо выдаёт – Пожалуйста, дайте моему бободжончику [4 - Бободжон (тадж.) – Дедушка] денежку! Пожалуйста!
   И – о чудо! – в следующую секунду железное чудище, сжалившись над нами, милостиво выдаёт нам новенькие бумажные купюры.
   – Вот видишь! – хлопает в ладоши Даша, радостно подпрыгивая – Ты забыл сказать волшебное слово «пожалуйста»!
   – Верно… – соглашается дедуля, одной рукой забирая деньги, а второй, почесывая свой затылок. – И как же, это меня так угораздило – забыть волшебное слово?


   Клеопатла

   Клеопатра

   Старшая дочь затеяла серьёзный ремонт у себя на квартире, а потому было принято благоразумное решение – переехать всей семьёй на некоторое время к родителям, то есть, к нам. А семья не маленькая: папа, мама, Дашуля и огромный котяра по кличке Морган (ну, сущий пират!).
   Однообразная жизнь «старичков» заметно преобразилась: папа с мамой по будням – на работе, неугомонный Морган нещадно терроризирует нашу царицу Клеопатру, преследуя её буквально по пятам, ну а дедушка с бабушкой добросовестно сменяют друг друга на «посту №1», ни на минуту не оставляя без внимания 3-х летнюю внучку.
   Откровенно говоря, я давно ждал того момента, когда внуки подрастут и начнут разговаривать: ведь, это так интересно! Что у них там кроется, в этой маленькой головке, чего они выдадут в очередной раз? Это не предсказуемо.
   Вот и на сей раз, столкнувшись со мной в коридоре, Даша указывает пальчиком на ободранные обои:
   – Дедушка, смотли!
   – Ай-яй-яй! – расстроенно подыгрываю я внучке и попутно интересуюсь – И кто это мог так поцарапать? Уж, не Морган ли?
   – Нет! – заверяет Дашуля, выгораживая своего любимого котика. – Это не Молган!
   – А кто же?
   – Это – Клеопатла! – не раздумывая ни секунды убеждённо произносит внучка, подставляя бедную Клёпу.
   Я присаживаюсь на корточки и пытаюсь по характерному рисунку и клочкам обоев выявить следы когтей истинного виновника столь страшного преступления. Тем временем, Дашуля, отбежав по коридору ещё немного, останавливается прямо напротив моего кабинета, за которым прочно закрепилось название «каморка папы-Карло». И вдруг до моего слуха доносится:
   – «Посмотри, что сделала эта падла!»
   – Что-о! – с застышим ужасом в глазах, оборачиваюсь я к внучке, изумлённо уставившись на дитя. – Что ты сказала?!
   На что ребёнок, совершенно спокойно повторяет:
   – Смотли, смотли: что сделала Клеопатла!


   Рифмы

   Рано утром, внучка будит нас радостным возгласом:
   – Послушайте, какую я придумала рифму: «Игрушка – Ракушка»!
   – ЗдОрово! – соглашается дед и, обернувшись к бабушке – Похоже, я дождался достойной смены: можно со спокойной совестью отправляться на тот свет…
   – Нет-нет! – воодушевившись столь достойной похвалой, не успокаивается ребёнок – У меня сейчас в голове придумалась ещё одна рифма – «Гулять – Играть»!
   – Надо-же! – почёсывает дед свой затылок – Точно: пора помирать…
   – Не торопитесь… – успокаивает меня бабушка. – После завтрака, сходите и погуляете с Дашулей, пока светит солнышко.

   ххх

   Гуляем с Дашей во дворе дома 92 по набережной реки Мойки, где расположен детский сад, в который я водил её маму. Там замечательная детская площадка, откуда хорошо просматривается золотистый купол Исаакия.
   – Дашуля, видишь золотой купол?
   – Ага.
   – Это Исаакиевский собор. Поняла?
   Внучка кивает головой.
   – А ну, повтори.
   – Исаакиевский забор!

   Вид на Исаакий с Почтамтского мостика


   Айболит

   Возвращаемся с прогулки и играем в доктора и больного. У меня, как раз, в это время «тихий час» и потому я с удовольствием бросаюсь в постель. Дашуля протягивает мне градусник (обычный синий карандаш):
   – Вот, больной, померьте температуру!
   Я послушно зажимаю его в подмышке. Через секунду (строго):
   – Ну-ка, давайте посмотрим, какая у Вас температура! – Долго и внимательно вглядывается в карандаш.
   Я (со страхом и волнением):
   – Ну, что? Какая температура?
   – Так… Семьдесят семь! – выносит вердикт доктор.
   – Ах! Я умираю…
   – Нет-нет: тридцать семь и восемь!
   – Ну, тогда оживаю…

   ххх

   Через минуту, вновь входя в комнату и протягивая мне другой (красный) длинный карандаш:
   – Вот Вам, больной, таблетки! Принимайте по-немногу, три раза в день.
   Я (в недоумении):
   – Это как? Куда?
   Бабушка (едва сдерживаясь от смеха, шепотом):
   – В ж@пу!
   ххххх
   Не проходит и минуты, как «доктор» вновь появляется в моей комнате и склонившись к изголовью:
   – Так… давайте, снова смерим Вам температуру!
   Я (протягивая ей красный карандаш):
   – Вот… куда ставить термометр?
   Даша (строго):
   – Это не термометр, а таблетки! – отставляет в сторону и вынимает из сумки знакомый синий карандаш.
   Настоящий доктор!


   Для внутреннего пользования

   Даша и Ваня

   Время обеда. Я сижу в своей каморке. Бабушка принесла мне обед, а через некоторое время интересуется, вопрошая громко из кухни:
   – Что-нибудь ещё подать?!
   – Да: колбаски не помешало б ещё!
   – А в попу масла не хотите?
   – Лена, как тебе не стыдно: ребёнок, ведь…
   Бабушка (смущённо):
   – Дарья, это между нами, для внутреннего пользования. Поняла?
   Ребёнок согласно кивает головой.
   Через некотрое время, внучка заставляет меня оторваться от монитора:
   – Бободжон! Смотри (пристраиваясь к бабушке): видишь, как я уже выросла? Почти до бабушкиных сисек!
   Бабушка (оправившись от шока):
   – Даша! Нельзя так говорить! – и, проводя ладонью по её груди – Это грудь. Ясно?
   Дедушка (пытаясь наглядно растолковать) также, с удовольствием вступает в эту игру, показывая сперва на внучке:
   – Это груди. – А затем, повернувшись к бабушке и похлопывая её «эдельвейсы» – А это – сиси! Поняла?
   Бабушка (с возмущением):
   – Вы что: совсем ку-ку?!
   Дед (заговорчески подмигнув ребенку):
   – Дашуля, это строго между нами, для внутреннего пользования. Поняла?
   На что внучка заливается звонким смехом.


   Русалка-ниндзя

   Дашуле пять с половиной годиков, а её братику нет ещё и двух. Но они уже отлично разбираются в слабостях взрослых и знают, каким образом направить сценарий предстоящего дня в нужное для себя русло.
   – Бободжон, а давай, как будто я русалка, а ты как будто об этом не знал. – делится со мной очередным сюжетом Даша.
   Заторможенный дедушкин компьютер с трудом пережёвывает эту информацию. Однако, очень скоро врубается в игру и выдаёт:
   – О, вот это да! Смотри, Ваня, к нам плывёт какая-то странная рыба!
   Внучка неожиданно выныривает из под воды и ошарашенный дедуля вновь обращается к внуку:
   – О, этого не может быть! Ты только глянь: у неё человеческое лицо! Ах, боже мой, да ведь, это же настоящая русалка!
   При этом, Даша прекрасно играет свою роль: она не улыбается и, сохраняя хладнокровие:
   – Да, я просто, приплыла к вам, чтобы посмотреть, не съели ли вас акулы.
   – Акулы! – в ужасе хватается за остатки своих седых волос бободжон – Ой, я боюсь акул!
   – Не бойся, – успокаивает меня спасительница – у меня есть волшебный браслет, который их отпугивает. И начинает совершать этим браслетом замысловатые па над водой.
   – Ой, спасибо, золотая рыбка! Они и в самом деле испугались и уплыли!
   – Я не рыбка, а русалка-ниндзя! – строго поправляет меня чудо-юдо земноводное.
   После чего, я приношу ей свои глубочайшие извинения и с актёрским прилежанием продолжаю играть свою роль, в надежде дойти до финала живым и невредимым. Однако фантазия внучки настолько неисчерпаема, что до финала мне, похоже, уже не дожить.
   – Даша, а ну прекрати терзать бободжона! – не вытерпев этих издевательств, вмешивается мать – И не смей больше своими дурацками играми приставать к нему!
   Дашуля виновато опускает глаза в воду. Но уже буквально через минуту забывается и, подплывая ко мне:
   – Бободжон, если ты не хочешь играть со мной в русалку, то я не обижусь. Но… если ты хочешь, давай, я уже буду волшебной золотой рыбкой, которая исполняет все твои желания, а ты как будто бы об этом ещё ничего не знешь, хорошо?!
   – Хорошо… – остаётся мне едва слышно выдавить из себя.


   Ваня-гавава

   Ваня. Кипр, 2018 г.

   Если Даша умеет иногда перевоплощаться в ниндзю, то Ваня прирождённый японский борец сумо. Самым коронным номером является его внезапное появление перед дедушкой: уподобляясь взаправдашнему сумоисту, с настоящими выкриками «у-аа!», он неожиданно предстаёт передо мной и, в характерной позе, растопырив ноги и чуть приседая, пытается меня напугать. Особенно эффектной эта картинка смотрится, когда он возникает совершенно голый, как на пляже, например. Ну что тут скажешь – внушительно и довольно угрожающе. Причём, главное устрашающее его орудие забавно трясётся из стороны в сторону, гипннотизируя и окончательно сводя с ума свою жертву. Мне где-то приходилось читать, что в далекой Африке (или Южной Америке) существуют приматы, которые подобным образом проявляют свою агрессию к своему врагу, пугая последнего размерами своих гениталий. Словом, выглядит очень впечатляюще!
   Кроме того, словарный запас Ивана пока что невелик, но, если указать ему на макушку и спросить его «что это?», то он не замедлит с ответом:
   – Это гавава! («голова») – уверенно ответит Ванюша.
   Так что с головой у моего внука всё в порядке. Хохмы ради, я тут собрался было на днях, пополнить его словарный запас, научив внука отвечать на вопрос: «А где головка?». Но инициативу дедушки родители присекли на корню, сочтя её по крайней мере преждевременной.
   В узком кругу своих близких, я всем своим внукам даю клички или определения. Как известно, у Владимира Войновича в романе-анекдоте есть прославленный герой – Иван Чонкин. Так, памятуя, что в представлении отдельных представителей шовинистически настроенных патриотов, дедушка моего внука ассоциируется с гастарбайтарами и прочими людьми второго сорта, я иногда любовно величаю своего внука не иначе, как Иван Чуркин. И, откровенно говоря, был приятно удивлён, когда родители его, вместо того, чтобы обидеться, откровенно рассмеялись. Значит, с чувством юмора в нашей большой семье всё в порядке.


   Издержки акклиматизации

   Даша. Кипр, 2018 г.

   C самого утра день выдался не совсем удачным. Бободжон ходил по вилле какой-то грустный, изредка озабоченно поглядывая в сторону туалета: было предпринято уже три попытки, но – безрезультатно.
   – Чёртова акклиматизация! – горестно вздохнув, заключил про себя дедуля, как бы оправдываясь.
   Наконец, с четвёртой попытки ему удалось «сходить по-большому». И – как раз – вовремя, потому как Истора, наладив завтрак, стала приглашать всех к столу.
   – Мама, я сейчас: только пописаю! – крикнула Даша и скрылась в туалете.
   Однако, не прошло и пяти секунд, как внучка пулей выскочила оттуда.
   – Фу-у… – протянула она, прикрывая ладошкой нос – Там яичницей пахнет!
   – Ха-ха-ха! – рассмеялись все, кроме густо покрасневшего бободжона.
   – Даша, так нельзя говорить! – пристыдила дочку мама – А ну, марш на горшок и живо возвращайся к столу!
   Вскоре вся семья села завтракать. Дашуля наклонилась к самому уху дедули и по-секрету (так, что было слышно всем) прошептала:
   – Бободжон, я закрыла там нос и почти не дышала!
   После чего, дедушка вслед за родителями, послушно скатился под стол.


   Осторожно: не крашено!

   4-летняя Мирочка едет с мамой в троллейбусе. На очередной остановке автоинформатор сообщает:
   – Следующая остановка «Улица Некрасова».
   Мира, обернувшись к маме:
   – Это потому, что там не крашено?


   Философское

   – А люди, оказывается, как облака… – размышляет вслух Мира.
   – Как это? – интересуется мама.
   – Ну как же, это ведь очень просто: – поясняет Мирочка – люди рождаются из ниоткуда, а потом умирают. И облака тоже, возникают случайно и потом… кончаются.

   Мира


   Звёздочки-сиротинушки

   Та же Мира, на днях нарисовала рисунок, которому почему-то дала название «Радуга». Все вокруг восхищённо нахваливают её композицию и нежно-яркие цвета: от золотистого и охры до бледно-салатового и молочного. Словом, радугой там и в помине не «пахнет».
   Мира радостная и довольная забирает свой рисунок обратно и, спустя ещё через пять минут, доведя шедевр то совершенства, вновь возвращается.
   В центре полотна появилась куча жирных чёрных точек. Мира поясняет:
   – Эти чёрные снежинки собрались в круг и теперь это «очень жальный» рисунок.
   (Как нетрудно догадаться, «жальный» – это значит грустный, печальный… от производного жалостливый). Тем не менее, папа пытается выяснить это у дочурки.
   – А почему, жальный?
   Мира, показывая на самое крупное чёрное пятно:
   – Вот эта большая чёрная снежинка – их мама. Она умерла.
   Родитель в шоке:
   – Почему умерла?
   – А её застрелили, пока дети спали…


   Сочинение

   Даша

   9-летней Дашуле задали домашнее задание по литературе: написать мини-сочинение на тему «Как я помогаю дома». Даша справилась с домашним заданием в два счёта, написав лаконично и ёмко.
   «Я кушаю конфеты и никого не трогаю»…

   Теечка


   Колыбельная для любимой бабушки…

   Тея

   Очередной «номер» от Теечки. Пересказываю со слов сына.
   Тёща пришла в гости и в какой-то момент решила, немного вдремнуть. Тихий час, так сказать. Пятилетняя Теечка, желая убаюкать уставшую бабушку, встала рядом с диваном и стала напевать ей предновогоднюю колыбельную песенку собственного сочинения. Ну, чтобы лучше засыпалось.
   Однако, после первых же строчек, сон у бабули как рукой сняло.

     «Новый год, Новый год.
     A вокруг чудеса!
     Новый год, Новый год.
     Ты сегодня уснёшь…
     Навсегда…»

   И всё это нежным и ангельским голосочком…


   Курьер

   Тея

   Теечке, на день рождения, родители подарили детский батут. Гордая именинница, взяв за руку дедушку, с нетерпением тащит его к своему огромному подарку. После чего, мгновенно юркнув через маленький вход под защитную сетку, радостно начинает демонстрировать свои возможности.
   – Ой, что это? – удивляюсь я.
   – Это ватут! – поясняет дедуле внучка, продолжая прыгать.
   – Ух, ты! Настоящий батут! – изумляется дед. – А кто подарил – папа?
   – Неа! – отрицательно трясёт головою в воздухе довольная Тея.
   – Хм… Мама?
   – Неа! – подпрыгивая всё выше и выше.
   – А кто же, тогда?
   – Кувьер принёс! – растолковывает своему отсталому старику внучка – Кувьер, понимаешь?


   Смотря какой президент

   Тея и Мира

   7-летняя Тея и 5-летняя Мира обсуждают между собою «страшную» новость: недавно они узнали, что их родной Бободжон, оказывается, не любит Путина.
   – Как можно не любить Владимира Владимировича? – округляет от ужаса свои глазки Мирочка, прошедшая неплохую школу отечественной пропаганды.
   Тея некоторое время молчит, напрягаясь изо всех сил: «как же стереть это позорное пятно семьи и загладить вину дедушки»? И, в следующее мгновение, её вдруг осеняет.
   – Ты что: не понимаешь? – обращается она к своей сестричке – У Бободжона ведь, бухарский президент!
   «А что – неплохая идея, между прочим… – мечтательно закатывает глаза к потолку Бободжон, воображая для себя некий желательный сценарий. – Тогда, меня можно будет смело зачислить не только в иноагенты, но и обвинить в экстримизме. Причём, в обоих королевствах сразу!»


   Картина-подарок

   худ. Тея и Мира Саидовы, «Лена и Бободжон», июль 2021 г.

   Я всегда был уверен, что талант рано или поздно всё равно проснётся. Теперь этот шедевр висит у меня на самом видном месте в кабинете.
   – А что: очень даже похоже… – задумчиво произнесла Лена, внимательно рассматривая детали.
   – Ещё бы! – согласился довольный дедуля – Особенно я…


   Знакомство с прекрасным

   Картины из песка. «Лебединое озеро»

   При Мариинском театре, в рамках общеобразовательного процесса воспитания маленьких детей и приобщения их к традициям живой классической музыки, существует один совершенно уникальный проект, который хочется отметить особо – это авторские программы музыковеда и музыкального психолога Ольги Пикколо.
   В частности, в зале Щедрина Мариинского театра-2 (новое здание) проходят музыкальные занятия лектория «Пикколо» из цикла «Музыка песчаных сказок» для детей 3—8 лет. Песочная анимация – один из самых удивительных видов изобразительного искусства. Sand-художник создаёт картины из песка прямо на глазах у зрителей: песок слоями наносится на стекло – так создаются причудливые образы, которые плавно перетекают из одного в другой, и с помощью проектора изображение передаётся на экран.
   Программа довольно обширная и включает в себя такие известные произведения, как: «Спящая красавица», «Щелкунчик», «Буратино», «Золушка»…
   Нам с внучками повезло: мы попали на спектакль «Лебединое озеро». А если быть точнее – мы попали в самую настоящую сказку, где под чарующие звуки скрипки, рояля и арфы, исполняющих небезызвестную музыку Петра Ильича Чайковского, совершенно забыли о своём собственном существовании, полностью отдавшись во власть магии искусства.
   Сама Ольга Пикколо читала основной текст, а помогала ей поистине талантливая художница песочной анимации Оксана Калинко, с поразительным мастерством успевая менять картинки в такт музыке и текущему сюжету.
   В общем, детишки, словно находясь под гипнозом, застыли с раскрытыми ртами, а дедушка даже, пару раз не удержавшись, смахнул с глаз слезинки. Честно говоря, перед началом спектакля, я ещё сомневался: сумеют ли усидеть на месте целый час маленькие дети, возраст которых в основном от 4 до 7 лет. Оказалось – могут, ещё как могут!
   По окончанию спектакля, находясь уже в гардеробе, осторожно интересуюсь у внучек:
   – Ну как: понравилось?
   – Очень! – чуть ли не хором ответствуют 6-летняя Дашуля и 4-летняя Тея.
   – А кто вам больше всего понравился?
   – Мне принц Зигфрид и его невеста… как её…
   – Одетта. – подсказывает дедушка.
   – А, ну да – Одетта! – вспоминает Даша.
   – А мне… а мне – перебивает её Тея – больше всех понравились филин и летучая мышь!
   – Как это? – оказавшись в некотором ступоре. – Тебе понравился злой Ротбарт и его коварная дочь?
   – Ага! – радостно признаётся Тея и я замечаю, как в её глазах загораются маленькие озорные искорки…
   Наконец, очутившись дома, мы первым делом спешим на кухню и садимся за обеденный стол. Бабушка не может нарадоваться: наконец-то никого не надо умолять и заставлять, съесть ещё одну ложечку. Она подносит тарелку с кислыми щами, от которых исходит сумасшедший дух и попутно интересуется, в свою очередь:
   – Ну, как вам – понравился спектакль?
   Внучки снова хором, как по команде:
   – О-очень!!
   – А какие герои приглянулись вам больше всего?
   Дети внезапно смолкли в замешательстве, уставившись на деда.
   – Ну, как звали принцессу? – помогаю я внучкам. – Подсказываю: О-де…
   Внучки, одновременно:
   – Одесса!!!

   Тея и Мира с Бободжоном


   Нахуни пой!

   Дашуля

   Не знаю, как другие, но лично я, всякий раз перед отъездом, невольно начинаю нервничать. И главное – ничего с этим не поделать: видимо, это глубоко личные заморочки. Надо всё хорошенько продумать до мелочей, ничего не забыть и т. д. Вот и на сей раз, перед отъездом в Бухару, я вдруг вспомнил, что надо постричь ногти. Причём, не только на руках. С руками я разобрался в понедельник, а вот с ногами… с ногами вышел облом. Дело в том, что наверное у каждого из нас существуют свои приметы и прочего рода суеверия. У меня же, с самого детства, накрепко запало от мамы, что стричь ногти можно в любой день недели, кроме вторника. Я глянул на календарь и… как назло, по закону подлости, вчера как раз был вторник.
   «Ну ничего, завтра с утра и постригу. – решил я и, чтобы не забыть, написал для себя напоминалку и поставил её на самое видное место, прямо перед монитором компьютера. Причём, напоминание было написано на родном языке, как и принято у бухарцев: «Нохуни пой!». То есть, «Ногти на пальцах!».
   И вот, значится, в среду утром, в мою каморку входит Дашуля и, с удивлением уставившись на листок, на несколько секунд впадает в ступор. После чего, обратившись ко мне:
   – Бободжон, а что такое «Нахуни пой»?
   Я не успеваю ответить внучке, как тут же, на пороге моего кабинета, возникает Лена. И, по всей вероятности, интерпретировав написанное мною на свой – могучий и понятный – язык, подозрительно интересуется:
   – Действительно, а зачем?
   – Чего «зачем»? – в свою очередь удивляюсь я.
   – А-а… – многозначительно поворачивается бабушка к внучке – ну, как же, всё понятно: едем, значит, на родину веселиться и пить, петь, гулять, а нас…
   – Лена, что ты несёшь? Окстись! – с трудом делаю я попытку устыдить супругу, скрючиваясь от колик.
   Даша улыбается. В то время, как жена, угрожающе:
   – У-у! Знаем мы вас…
   Дедушка, не в силах более совладать собой, сваливается от смеха под кресло, а внучка заливается звонким смехом.
   И уже значительно позже, вспоминая наш диалог, я невольно начинаю задумываться:
   «А что: почему бы и не тряхнуть стариной, а? Вроде бы и не такой уж и старый…»
   Или же, выражаясь на новый манер:
   – А хуни!?


   День рождения, Ленин и Революция…

   Даша-школьница

   Так уж вышло, что день рождения супруги выпадал в этом году на будние дни.
   – Ничего страшного: соберёмся на выходных. – мудро рассудила Лена, приняв во внимание тот факт, что все работают.
   Однако, в ближайшие выходные, собраться «большой семьёй» не получилось: заболела сама именинница. Пришлось отодвинуть «семейный сабантуй» ещё на неделю, аккурат на 7 ноября.
   Даша – старшая из внучек – уже очень взрослый и ответственный ребёнок: она знает всё и вся, её трудно чем-нибудь удивить. Это несомненный лидер, сценарист и режиссёр, массовик-затейник… у ней всё уже заранее расписано: она знает все роли, все даты, все дни рождения… И вообще, Дашуля – это мотор, вечный двигатель и никогда не унывающий ребёнок-оптимист.
   Накануне предстоящего застолья, она решается позвонить Лене. Именно «Лене», а не «Бабушке-Лене», которая ещё с пелёнок запретила всем внукам называть себя как-то иначе – «Какая я вам бабушка?!». Все к этому уже давно привыкли и смирились.
   «Молодится, наверное, ишшо…» – думает про себя дед, однако, благоразумно, при этом, воздерживаясь от озвучки своей версии.
   – Лена-Лен! А ты знаешь, что мы все завтра у вас собираемся? – напоминает по телефону Даша.
   – А как же: конечно мы всех с радостью ждём.
   – А ты знаешь, что я тебе за сюрприз приготовила на день рождения? – лукаво переходя на шёпот, интригует бабулю внучка.
   – Какой ещё «день рождения»? – возмущается бабушка, которую раздражает любое напоминание о своём возрасте. – Никакого «дня рождения»: мы просто, собираемся, отметить день «7 ноября», поняла?
   – Чего-чего? – недоуменно переспрашивает ошалевший ребёнок.
   – Ну как же… – бабушка пытается подобрать соответствующие слова – Ленин… Великая Октябрьская Социалистическая революция! Всенародный праздник, понимаешь?
   На том конце наступает долгая пауза. После чего, Дашуля коротко произносит:
   – Ну ладно, пока! – и… отключается.
   – А-ха-ха-ха! – заходится в приступе смеха жена и, повернувшись ко мне – Представляете, загнала бедного ребёночка в ступор: она даже не знала, что ответить и – отключилась. А-ха-ха-ха!!
   – Ещё бы… – философски замечает дед – Ты бы ей ещё про Дантона, Марата, Робеспьера и про Великую французскую революцию напомнила б…
   И тоже, не выдержав и, представив себе на мгновение выражение внучки, расплывается в широкой улыбке, усмехаясь себе в усы.


   Охотник

   Рисунок-коллаж от Теечки

   Едва я перешагнул порог дома, как Лена мне преподносит очередной шедевр от 7-летней внучки. То есть, пока я был в отпуске, Теечка заботливо навещала бабушку, и дабы последней не было скучно без любимого бободжончика, рисовала для неё всякие картинки, аппликации и коллажи.
   Вершиной её творчества явилось вот это художественное полотно, покорившее всех домочадцев. Нетленный шедевр был создан буквально накануне моего возвращения в родное стойло. Между Теей и бабушкой произошёл следующий диалог. Теечка, радостно:
   – Лена, вот тебе ещё один подарок!
   – Что это? Кто это? – недоуменно уставившись на коллаж.
   И внучка с удовольствием ей поясняет:
   – Что тут непонятного? Слева это – ты, встречаешь бободжона и спрашиваешь его: «Где ты был?». А он тебе отвечает: «Я был на охоте!»
   Бабулю чуть не хватил «кондратий», зато дедуля остался вполне доволен: ещё бы – вылитый Ален Дeлон!
   – Ну и как прошла «охота?» – придя в себя от шока, лукаво интересуется у меня Лена.
   – В принципе, неплохо… – скромно бравирую я и, для правдоподобия, конкретизирую – Но одна толстожопая лань, всё же, ускользнула, зараза!


   Ещё немного о Критике практического разума

   – Остап Ибрагимович, только по-честному…
   («Золотой телёнок» И. Ильф и Е. Петров)

   Приятного аппетита!

   Современные учёные до сих пор продолжают вести незримый диалог с одним из величайших умов в области философии Иммануилом Кантом. Знаменитые три «Критики», лежащие в основе его учения, не перестают будоражить сегодняшние умы, несмотря на то, что с момента их издания прошло почти полтора столетия. Взять, хотя бы, этику Канта, которую можно назвать этикой долга, где философ нам пытается разъяснить, что такое «категорический императив», являющийся ключевым стержнем всей его нравственной философии, где говорится об основных факторах влияющих на наши действия.
   Вот и я, подглядывая за действиями своих внуков, пытаюсь усвоить уроки немецкого философа.
   Когда Даше исполнилось 4 годика, бабушка с дедушкой подарили внучке фарфоровую «хрюшку-копилку», пояснив при этом, что на то она и называется «копилкой», чтобы копить в ней денежку, а потом – скажем, ближе к концу года – вскрыть её однажды и – собрать обильный «урожай». И – хочешь – мороженое, хочешь – пирожное…
   Идея настолько пришлась по душе Дашуле, что она буквально преследовала потенциальных вкладчиков по пятам, пока те не опустят в щелочку свинки хоть какую-нибудь монетку. Причём поначалу, в монетках она разбиралась плохо: как и свойственно многим детям, чем большего диаметра денежка – тем она была желаннее. То есть, без учёта номинальной стоимости.
   Однако время, как известно, не стоит на месте, а вместе с ним растёт и Даша, набираясь жизненного опыта и вскоре научившаяся делать различия не только между монетками, но и между… бумажными купюрами.
   И вот, ближе к Новому году, у теперь уже 7-летней внучки улыбка не сходит с лица: она вся сияет и радуется в предвкушении скорого «урожая». Наконец, 31 декабря, при огромной толпе зрителей происходит долгожданное «вскрытие». Наряду с многочисленными монетами, из хрюшки вываливаются также и бумажные купюры, которые опытной Дашулей изымаются в отдельную коробочку. 5-летняя Тея, 4-летний Иван и 3-летняя Мирочка стоят тут же, не в силах оторвать своих глаз от этой «горы богатства».
   Прекрасно понимая их чувства, старшая внучка решается на щедрый барский жест: небольшая горочка монет перетекает в сторону Миры, ещё чуть бОльшая – достаётся Ивану. Наконец, чтоб всё было по-честному, хозяйка «медной горы» делит оставшуюся горку на две равные половины, между собою и своей кузиной Теей. А коробочку с бумажными купюрами бережно убирает к себе в сумочку. Тея жалостливо провожает эту красивую коробочку глазами. Узрев этот жест, Дашуля некоторое время терзается сомнениями. Однако, вскоре совесть берёт верх и она, открыв коробочку, изымает оттуда одну 50-рублёвую купюру и передаёт её своей двоюродной сестричке.
   В итоге, все дети счастливые и довольные, а родители, удовлетворённые произошедшим на их глазах очередным спектаклем, радостные, с чувством исполненного долга, направляются в гостиную, к новогоднему столу.

   худ. Истора Саидова


   Путевые заметки

   Едем с женой в поезде. Наши соседи по купе – молодая пара и их очаровательная девочка Диана, которой три с половиной годика. Казалось бы, меня уже давно перестала удивлять ранняя акселерация современных детей, и – тем не менее…

   худ. Истора Саидова


   Любовь

   Мать укладывает Диану спать. Девочка просит, почитать ей перед сном «Телефон» К. Чуковского. Наконец, по завершению сказки, ребенок послушно укладывается на бочок, пытаясь уснуть. Юля облегченно вздыхает, собираясь заняться своими делами. Неожиданно, Диана поворачивается к маме.
   – Мама! – с волнением… – А ты меня действительно любишь?
   – Конечно! – улыбается Юля.
   – По-настоящему?
   – По-настоящему, по-настоящему… – заверяет мама.
   – Я тебя тоже. Сильно-сильно!
   – А как «сильно»?
   Диана приподнимается на кровати и, собрав кулачки, вся сжимается в пружину:
   – Вот так!!!
   Очень наглядно и убедительно…

   худ. Истора Саидова


   А – покушать…

   На очередной станции, покупаем жареные пирожки. Диана, глядя на жующих родителей, жалостливо:
   – Мам, а можно мне попробовать?
   – Я уже тебе объясняла: нельзя детям пробовать никаких жареных пирожков на станциях!
   – А – покушать?

   худ. Истора Саидова


   Соперница

   Диана познакомилась со сверстницей из соседнего купе. Знакомство, как обычно, начинается с того, что каждая хвастается перед подругой.
   – А у меня вот какая косичка!
   – А у меня вот какая игрушка!
   – А мне мама подарила…
   – А мне…
   – А мне…
   Словом, всё как всегда. Взрослые с умилением наблюдают за этим «соревнованием». Интересно: когда иссякнет последний аргумент? Наконец, после очередного долгого раздумья, соперница Дианы выдаёт:
   – А мне папа подарил косметику!
   После чего, Диана надолго замолкает.

   худ. Истора Саидова


   Принцесса

   Очередной спор двух красавиц.
   – Я – принцесса! – заявляет Диана.
   – Нет, я – принцесса! – «поправляет» подруга.
   – Нет! Я – принцесса!!
   – Нет, я!
   Наконец, догадавшись что подобный диалог ни к чему не приведет, Диана примирительно предлагает компромиссный вариант:
   – Мы же с тобой девочки? А девочки – ВСЕ – принцессы!
   – Ну, ладно… – после мучительного раздумья соглашается подруга.

   худ. Истора Саидова


   Подевалась…

   Иногда, детям нравятся отдельные слова и выражения. Так, в очередной раз, оставшись в купе с отцом, ребенок вслух переживает:
   – Мама куда-то подевалась…
   Папа, оторвавшись от чтения (недовольно):
   – Никуда она не подевалась: мама вышла купить нам минеральной воды.
   Диана с тревогой вглядывается в окно, пытаясь отыскать свою маму. И минуту спустя, обреченно уставившись в потолок, грустно констатирует:
   – Подевалась, таки…

   худ. Истора Саидова


   Сэнсей

   Моя очередная должность – тренер шахматного кружка в одной из школ северной столицы. Основной контингент – дети начальных классов. На одном из первых занятий, раздаю ученикам шахматы, попутно выясняя – все ли знают правила игры.
   – Да, да! – наперебой кричат дети, выхватывая из рук доски с фигурами. Через минуту в помещении стоит дикий шум, гвалт, крики… Я с трудом пытаюсь навести порядок:
   – Успокойтесь же, наконец!
   – А как Вас зовут? – выкрикивает неожиданно одна из воспитанниц.
   На какие-то доли секунд, гул заметно стихает и все заинтересованно поворачивают свои головы в мою сторону.
   – Дети – расплываюсь я в широкой улыбке – меня зовут Голиб Бахшиллаевич.
   Наступает многозначительная пауза.
   И вдруг, среди этой мертвой тишины, вверх взмывается рука одного из учеников:
   – Учитель, учитель! Смотрите, как он ходит – это ведь, не по правилам?!


   Землячки

   На одном из занятий, третьеклассница протягивает мне заполненное родителями заявление.
   – Вот, как и обещала! – кокетливо строя глазки, она игриво трясёт передо мною листочком.
   «Маматкарикома Гуля» – скольжу глазами по заявлению, отмечая про себя – «Да-а… бойкая девчушка: далеко пойдёт». То есть, по всему видно, что девочка активная, шустрая… за словом в карман не полезет. Короче, типичный лидер.
   Раздав детям шахматы, прохаживаюсь между столами, проверяя – правильно ли расставлены фигуры на доске. Наконец, подхожу к столику, за которым играет Гуля с подругой и осторожно интересуюсь у ней:
   – Гуля, а откуда родом родители?
   Девочка по-актёрски опускает глазки и как-то по-хитрому улыбаясь:
   – Э-э… этого я не могу Вам сказать…
   Несколько смутившись, я уже собираюсь было перейти к соседней паре, как она вдруг хватает меня за рукав:
   – Можно, я на ухо скажу?
   И притянув к себе, шепчет:
   – Из Узбекистана.
   – О, землячка! А откуда? – невольно выскакивает из меня.
   – Мы с ней из одного города! – встревает в разговор её подружка Севинч. И тут же задаёт мне встречный вопрос:
   – Вот Вы – из какого города?
   – Из Бухары. – расплываюсь в улыбке. – А ты?
   – Тоже, из Узбекистана.
   – А город-то?
   На что они обе, удивлённо уставившись на меня:
   – Мы же Вам говорим: с Узбекистана!
   – А-а… – понимающе протягиваю я.
   Подружки же, заговорщически переглянувшись между собой, не сдерживаются и откровенно хихикают над моей географической безграмотностью.

   Детский тренер по шахматам…


   Из подслушанного диалога

   худ. Истора Саидова

   Мальчик с девочкой жарко обсуждают.
   – Я бы хотел быть спинозавром: он всех ест и никого не боится.
   – А я мечтаю о том, чтобы превратиться в птичку.
   – Зачем?
   – Ну, летаешь… всё вокруг красиво.
   – Не-е… птицей я бы не хотел: ещё залетишь высоко и… бац! – тебя самолёт собьёт!
   Девочка (поразмышляв с полсекунды):
   – Ну, тогда я тоже, уже не хочу быть птичкой…


   Метаморфоза бухарского ишака

   Бухарская племянница. Нач. 80-х гг. ХХ века

   Всякий раз, когда я встречаюсь со своей племянницей, которая сама уже приходится матерью двум симпатичным деткам, в памяти всплывает тот далекий эпизод, произошедший на ленинградской кухне между пятилетней девочкой и моей тещей.
   – Ну как там, у вас, в Бухаре? Что интересного? – пытаясь расшевелить, только что приехавшую к нам в гости, маленькую племянницу, принялась расспрашивать Елизавета Петровна.
   Девочка смущенно уставилась в пол. Привыкшая отвечать на конкретные вопросы, она находилась в некотором недоумении: «Чего от меня хотят? В Бухаре есть много, чего интересного…»
   – Ну, кто там у вас бегает по улочкам? – стала подсказывать ленинградская бабушка.
   Обычно, очень живой, энергичный и общительный ребенок, окончательно сбитый с толку, в растерянности переводил взгляд с меня на свою маму. «Да мало ли, кто бегает по Бухаре?!»
   – Ну, как же: а ишаки? Ведь, у вас есть ишаки?
   – Не-е-т. – отрицательно покачало головкой дитя.
   – Как – нет?! – чуть не подпрыгнула на своем стуле от удивления Елизавета Петровна. – Ишаков нет? А кто, же?
   – О-о-слики! – тоненько пропело в ответ бухарское чадо, тактично поправляя свою бабушку.


   Первый настоящий день рождения!

   День рождения

   Помнится, ровно год тому назад, я разместил на «Проза.ру» [5 - Примечание автора: Миниатюра была написана в 2014 году.] свою самую короткую миниатюру «Дедушка», которую и в самом деле считаю одним из самых лучших своих произведений:
   «Сегодня, 29 марта 2013 года, в 14 часов 52 минуты я стал дедушкой.
   Дочь подарила нам внучку.
   Ура-а!!! Жизнь продолжается!
   Это самое лучшее произведение в моей жизни!»
   А спустя ещё какое-то время, в своей следующей миниатюре, посвященной внучке, мне довелось (в порыве чувств) привести ещё одну метафору:
   «В Библии есть трогательный сюжет, который связан со стариком Симеоном, где он, в частности, произносит своё известное признание: «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои…»
   Там – понятное дело – речь идёт об Иисусе Христе. Как, впрочем, понятно и моё образное сравнение, отображающее состояние восторга и радости новоиспеченного дедули. И далее, я как бы, вывожу главное умозаключение:
   «Следовательно, смысл человеческого существования заключается в том, чтобы дожив до старости, увидеть внуков и передать эстафету Жизни им…»
   Понадобился, оказывается, всего лишь один год для того, чтобы я – отчасти – опроверг своё же собственное утверждение. Ибо, только теперь, видя перед собой маленького настоящего человечка (со своим характером, нравом, индивидуальностью, наконец, своей неповторимой внешностью), я вдруг понял, что вовсе не собираюсь складывать лапки и умирать, но – напротив – мне вдруг страстно захотелось жить! Жить и радоваться, наблюдая за внучкой: как она растёт, как делает свои первые шаги, как говорит… Ведь, это так интересно!!
   Так что, я благодарен Всевышнему, за то, как Он грамотно и мудро устроил этот мир: каждому возрасту присущи свои радости… И только осознав всё это, мы наверное становимся чуточку мудрей и добрей к окружающему нас миру: к людям, к животным, к цветам… А самое главное – привязываемся невидимыми, но прочными узами к нашим внукам, которые, вероятно, и созданы для того, чтобы у бабушек и дедушек открылось «второе дыхание» и продлились их лета.
   Так что, Жизнь продолжается!
   За тебя, Дашуля!


   Старая-старая сказка…

   худ. Истора Саидова

   Однажды в детстве, я сочинил сказку про страну, в которой жили одни лишь добрые волшебники. Однако, ребята мне не поверили.
   – Такого не может быть, – сказали мне они, – мир не может состоять сплошь из добра!
   Тогда я не стал с ними спорить, и вернулся в свою сказку, где и поделился этой новостью с жителями сказочной страны.
   – Не обращай внимания – ответили они, – Самое главное – ты сам убедился в том, что мы реально существуем. А с кем жить – решать тебе.
   И тогда я сделал свой выбор, оставшись с ними.
   Иногда, любопытства ради, я периодически, краем глаза, заглядываю в тот оставленный мною старый мир только лишь для того, чтобы лишний раз убедиться в том, что ребята, став взрослыми дядями и тётями, совершенно не изменились: более того, они совсем забыли про то, что я им когда-то рассказывал в детстве…