-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Юрий и Аркадий Видинеевы
|
| Собрание малоформатной прозы. Том 8. Ужасы, мистика, фантастика, криминал, современная проза
-------
Собрание малоформатной прозы. Том 8
Ужасы, мистика, фантастика, криминал, современная проза
Юрий и Аркадий Видинеевы
© Юрий и Аркадий Видинеевы, 2023
ISBN 978-5-0059-9368-7 (т. 8)
ISBN 978-5-0051-0690-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Хоррор
Обречённый на смерть
…у меня было ощущение, что нет ни
спасения, ни возможности борьбы —
вне какой-то короткой последовательности
магических слов, которых я не знаю и
которых, может быть, не существует вовсе.
Гайто Газданов «Возвращение Будды»
Я очнулся от холода, с трудом разлепил веки, но они тут же сомкнулись вновь, не сумев преодолеть одурманивающей потребности в сне.
Холод пронизывал меня всё глубже. Я оказался во власти двух великих стихий: холода, побуждающего к выполнению энергичных согревающих движений с одной стороны, и сна, требующего оставаться в состоянии покоя и мышечной расслабленности – с другой. Подчинение холоду угрожало мне смертью от переохлаждения, а сопротивление сну при такой непреодолимой его потребности угрожало мне смертью от бессонницы. Обе эти смерти были по-разному мучительны, но одинаково неотвратимы в случае полного подчинения холоду или в случае успешного преодоления сна.
Я покорился сну не потому, что таковым был мой выбор, а просто потому, что так получилось. Сон оказался сильнее холода.
Следующим этапом естественного развития событий, происходивших помимо моей воли и подхвативших меня в свою стремнину как пассивный объект их воздействия, оказалось то, что власть холода надо мною ослабла и вскоре сошла на нет. Это позволило мне и выспаться, и остаться в живых.
Пробудившись от долгого сна, я испытал прежде давно заплесневевшую во мне, а теперь, будто бы заново рождённую, радость жизни.
Не долгой была эта радость.
//-- * --//
Я понял, почему я не умер от холода, когда осмотрелся вокруг. Каким-то неведомым мне образом я оказался перенесённым из своей зоны проживания с умеренным континентальным климатом под жгучее южное солнце, в яркую тропическую природу.
«Здесь всё иное, чем на Земле. Это не Земля и не Солнце. Это другая планета с другой звездой», – понял я, содрогнувшись от ужаса.
Я с трудом поднялся на ноги. Странная птица в красно-жёлто-сине-зелёном оперении шумно выпорхнула в шаге от меня из густой травы. Она уселась на нижнюю ветку рядом стоящего дерева, вгляделась в меня, меняя наклон и поворот головы, и разразилась криками на непонятном, но явно человеческом языке. При этом она по-гусиному вытягивала в мою сторону шею и громко хлопала крыльями.
«Она хочет меня прогнать!»
За моей спиной в ответ на ругань сердитой птицы послышалось точно такое же многоголосье. Это напоминало переполох в курятнике. Я сделал шаг в сторону, и под моей ногой раздался громкий хруст. Оказалось, что я наступил на сухую палку. Я быстро подхватил обломок этой палки и развернулся, чтобы кинуть её в сородичей красно-жёлто-сине-зелёной птицы, очевидно, таких же дурных, как она сама, но моя рука невольно застыла в замахе: за моей спиной были не птицы, а человекоподобные животные, вооружённые дубинами и камнями.
«Это не они кричали по-птичьи, это птица ругалась на меня на их языке».
Они тоже ругались на меня и угрожающе потрясали своими дубинами и камнями.
Убегать было поздно. Недочеловеки быстро взяли меня в кольцо и погнали куда-то, подбадривая руганью и тычками дубин. Взобравшись на невысокое плато, мы оказались перед тёмным входом в пещеру. На уже понятном мне языке дубин, украшаемом грозными криками, мне «разъяснили», что я должен сесть на землю и ждать. Мне пришлось подчиниться. На повестку дня выходил вопрос: Чего ждать?
Мне виделось два ответа на этот актуальный вопрос: либо меня убьют, прежде чем сожрать, либо сожрут живьём. Оба возможных ответа вызвали во мне сожаление о том, что мне не посчастливилось умереть от холода или от бессонницы. По этому случаю я вспомнил вдруг анекдот о сетовании одного интуриста, попавшего в гостеприимную русскую компанию, на утро после молодецкой пьянки:
«Лучше бы я умер вчера!»
Но не зря говорится, что жизнь намного изобретательнее, чем любая фантазия: из тёмного чрева пещеры послышалось голодное урчание, и вскоре передо мною появилось чудовище, которому, очевидно, прислуживали мои пленители.
«Эта тварь сожрёт меня живьём!»
Я с тоской подумал о том, как несправедливы те ситуации, в которых более развитые представители природы уничтожаются менее развитыми, как, например, происходит, когда человек (особенно человек образованный!) гибнет в море на зубах у дуры-акулы.
Мне вспомнилось продолжение анекдота об интуристе и его русских собутыльниках, втянувших бедолагу в утреннюю похмелку, продолжавшуюся до поздней ночи. На утро после той похмелки он почувствовал себя настолько хуже, чем предыдущим утром, что возопил:
«Лучше бы я умер позавчера!!»
Чудовище приблизилось ко мне, распахнуло свою огромную пасть, и я забыл обо всём, что знал и помнил когда-то.
//-- * --//
Я очнулся от резких криков. Это красно-жёлто-сине-зелёный попугай, подаренный мне накануне моим старым другом, штурманом дальнего плавания, сердито митинговал в своей клетке.
Самое страшное нечто
Чудеса не противоречат законам природы. Они противоречат лишь нашим представлениям о законах природы.
Святой Августин
Флотские «баковые байки» не менее занимательны, чем рыбацкие и охотничьи побрехушки. Чем они необычнее, тем занимательнее, но зато и тем меньше им веры. Некоторые из этих баек я помню и до сих пор, но одна из них мне особенно памятна тем, что всё сказанное в ней я однажды увидел своими глазами.
Это было самое страшное изо всего, что пришлось испытать мне в жизни.
Это случилось в открытом море.
Мы выходили на большой косяк промысловой рыбы. Все были в предвкушении горячего трудового рывка, как вдруг…
…Никакой особой неожиданности в начале той страшной истории не случилось. Все значимые астрономические явления нам были известны заранее, все они давно уже изучены и лишены мистических пугалок. Но не ко времени надвинулась на солнце непроницаемая чёрная тень, и ясный день стал темнее ночи.
Ох, как это было не ко времени!
Какой богатый улов мог сорваться из-за той несвоевременной тьмы!
Наш электромеханик сработал чётко: по заранее подготовленному им плану он быстро осветил и палубу, и акваторию предстоящего промысла.
В потоках электрического света мы и увидели эту потустороннюю жуть:
Из воды, как из кошмарного сна, показалась огромная змеиная голова с неким подобием гребня, усеянного крупными шипами. Эта голова была повёрнута в нашу сторону и двигалась прямо на нас. Глаза адского чудовища в свете наших прожекторов пылали какой-то осмысленной, почти человеческой злобой. По мере приближения к нам чудовище всё более высвобождало на поверхность воды свою громоздкую тушу. Это был громадный морской дракон. Размеры его в разы превосходили размеры нашего траулера. От него исходили наэлектризованные потоки атакующей агрессии.
Что именно этот дракон готовился предпринять?
Этого мы не знали, но чувствовали, что нас ожидает смерть.
Мы оцепенели от ужаса.
В самый последний момент атака морского дракона была прервана вцепившимися в него гигантскими щупальцами. Они возникли из-под воды и начали затягивать дракона к себе под воду. Морской дракон издал пронзительный рёв, от которого содрогнулись и море вместе с нашим судном, и небо. Солнце (не от этого ли рёва?) сбросило с себя чёрный саван и воссияло во всю свою силу, а морской дракон, вспенив море, скрылся в водной пучине.
– Что это было?!! – заполошно провизжал «салажонок».
– Ничего не было! – гневно оборвал его боцман. – Было солнечное затмение, которое навело отражённое затмение на ваши тупые и дремучие мозги!
Быстро подобрали нюни!
По местам стоять!
Всем работать, не покладая рук!
Шкуру спущу с тех, кто зазевается!
Я слушал эти команды, густо переперченные виртуозным «боцманским сленгом», который именуется береговым народом «грубой матерщиной», а в памяти моей в это время полыхала новым светом байка о страшном морском драконе, над которой мы ещё совсем недавно так незадачливо потешались. Ту байку травил наш братишка со слов своего деда, ходившего когда-то боцманом на траулерах в этих же самых местах. Теперь, после случившегося, мне было стыдно за то, что я вместе со всеми потешался над «выдумкой старого моряка». Но сам я до недавнего времени не решался рассказывать кому-либо об увиденном мною драконе. Кто бы мог поверить в такое? Лишь недавно, я стал рассказывать свою удивительную историю, начиная её с зачитывания заметки из газеты «Тайное и Явное» за номером 2 (138) от 2022 года со слов:
«…вода способна проявлять некие удивительные свойства во время солнечных затмений. Речь идёт не о маленьких еёмкостях, а о больших водных просторах морей и океанов. В момент затмения в этих условиях якобы сильно искажаются пространственно-временные характеристики».
Я должен был всё это прекратить!
Меня взяли с поличным на месте совершения убийства.
Я не сопротивлялся.
Никто не в состоянии понять, как всё произошло на самом деле.
Все мои пояснения отвергаются по причине ирреальности произошедшего и отсутствия у меня доказательств. Но разве бесы оставляют за собою следы их пребывания?
Они оставляют лишь результаты своего вмешательства в людскую жизнь.
Всё началось с того, что я позвонил в дверь дома той женщины, по которой сходил с ума от любви к ней.
Она была недосягаемо прекрасна, а я – никчёмно обыкновенен.
Я для неё не существовал, а она была для меня всем-всем-всем.
Я пришёл к её дому не по своей прихоти, а по служебной надобности как самый мелкий работник службы доставки интернет-магазина «Перстень Исполнения Желаний».
Дверь мне открыла сама хозяйка. Первый раз я увидел её так близко и едва не умер от восхищения. В следующую секунду я влетел в эту божественную красавицу, выронив коробку с заказом и обхватив свою несбыточную любовь руками. Пролетев в таком положении метра три, мы рухнули на пол. Хозяйка оказалась снизу, а я сверху.
Причину такого конфуза мы оба поняли, когда над нами раздался голос, от которого мороз проходил по коже и пронзал до костей. Он шёл из ниоткуда, влетал в уши и тут же вгрызался в мозг. Слова его были непристойны, но лишали воли к сопротивлению их противоестественным требованиям. Я и моя ангелоподобная возлюбленная, не знающая о моей безумной любви к ней и не осознающая ещё до конца, что я вообще существую, застыли в анабиозном ознобе. Неведомая глумливая сила плотно припечатала меня к её телу. Мои воспламенившиеся от соприкосновения с её нежной плотью ладони пробудили во мне вспышку обжигающего стыда, но властный голос из ниоткуда быстро вытравил из меня до времени главного испытания все ощущения, чувства и мысли.
Моя память теперь безнадёжно запуталась в последовательности и содержательном наполнении фраз, произносившихся таинственным голосом. За грязной накипью глумливости и непотребщины вспоминаю его высказывания о том, что настал момент приведения в исполнение приговора Высочайшего Повелителя в отношении «подлой изменницы», и жала справедливого возмездия приведены в готовность.
«Начинайте!!!», – взревел вскипевший от ярости голос, обращаясь к невидимым жалам.
…И оно началось…
Я всем своим существом ощутил, как неистово законвульсировало от адских болей тело моей страстно обожаемой, безумно любимой женщины.
Её крики, казалось, исходили не от человека, а от бессловесного животного, умеющего высказать своей голосовой модуляцией весь тот ужас, который невозможно передать человеческими словами.
Они разрывали моё сердце.
Им не было конца.
Под воздействием её криков я начал терять рассудок.
– Прекрати это издевательство!!! – закричал я, не надеясь, что голос из ниоткуда отзовётся на мой вопль отчаяния.
Но он отозвался:
– Это будет продолжаться вечно.
Никто, кроме тебя, не сможет всё это прекратить. Только ты можешь это сделать.
– Каким образом?!!
– У тебя в кармане есть складной нож. Догадайся сам, что нужно сделать.
…И я сделал это…
Я должен был всё это прекратить!
В мире абсурда, ужаса и сумасшествия
Позавчера я поругался с шефом. Сказал ему всё, что я о нём думаю, то есть ничего хорошего.
Этот … (нехороший человек) выслушал меня очень спокойно и ещё спокойнее объявил, что я с этой минуты уволен.
Я, конечно, этого хотел, но не на столько, чтобы это сбылось.
Вчера я «отпраздновал» увольнение один на один с коньяком.
Он тоже выслушал меня очень спокойно, будто бы знал мою жизнь и без моих откровений.
Этот … («собеседник») испил все мои огорчения, а я испил его, то есть вернул свой негатив опять в себя.
В результате со мною произошло такое, чего с нормальными (удачливыми) людьми происходить не должно: я не просто провалился в сон, я провалился сквозь сон туда, где ночные кошмары вторгаются в обычную жизнь, наполняя её абсурдом, ужасом и сумасшествием.
Глава 1. «Пробуждение»
Сначала появилась головная боль. Потом появился вопрос: «За что мне такая мука?» Потом появился ответ: «Не надо так много пить».
Короткое похмельное рандеву со своим вчерашним визави устранило головную боль, прояснило сознание и я «со свежими силами» окунулся в безумие того ирреального мира, в который меня угораздило провалиться сквозь тяжёлый кошмарный сон. Переиначивая старую поговорку «из огня да в полымя», можно было бы сказать, что я попал «из кошмара в кошмарище».
Глава 2. И вот – пожалуйста!
Два года я жил без отпуска, работал на износ, дошёл до полного бесчувствия, до атрофирования живого интереса к высоким духовным ценностям, к простым человеческим радостям, к свежести восприятия жизни. Моё профессиональное выгорание наложилось на выгорание меня как такового. Укатала меня моя жизнь, как «укатали сивку крутые горки».
И вот – свобода, о которой давно мечталось: иди, куда хочешь, делай, что хочешь!
…А я и растерялся: куда захотеть идти, чего захотеть сделать?
Как много когда-то всего хотелось!
Теперь этому хотению нужно учиться заново.
Оживать. Возвращать себе свежесть чувств. Наполняться желаниями.
Ноги сами привели меня в парк. Ещё позавчера, как много дней, много лет до этого, я спешно, словно с зашоренными глазами, проходил по его дорожкам от дома до автобусной остановки, чтобы вовремя явиться на работу. На скамейках здесь отдыхали мамочки с детишками, пенсионеры с газетами и прочий никуда не спешащий, беззаботно отдыхающий люд.
Счастливчики!
…Мне бы так!..
И вот – пожалуйста! Отдыхай! Наслаждайся жизнью!
Глава 3. Смертельная угроза
Я занял в парке свободную скамью, присел на неё, расслабился и прикрыл глаза, пытаясь наполниться счастьем.
Напрасно! Наполнения не случилось.
«Эй! Счастье! Куда ж ты запропастилось?! Дай ответ!»
Не даёт ответа.
Я открыл глаза.
Вокруг не парк с цветочными клумбами, а дикий, дремучий, угрожающе мрачный лес. Прямо передо мною – болото. Оно напряжённо и недобро всматривается в меня, готовясь поглотить меня в своей утробе. Подо мною – не скамья, а обрубок толстого дерева.
Безжизненность была внутри меня, безжизненность была и в этом странном месте, где я непонятным образом оказался. Но безжизненность этого места отличалась от той, что была во мне. Эта окружающая меня безжизненность таила в себе угрозу.
Смертельную угрозу!
Смутное чувство опасности сформировалось во мне осознанием того, что нужно бежать отсюда. Бежать, как можно раньше, как можно быстрее, как можно дальше.
Глава 4. Поздно!
Я слишком поздно осознал необходимость бегства из этого жуткого места.
Обрубок дерева, на котором я сидел, закачался и начал плавно перемещаться к болоту.
Болото утробно хрюкнуло, забулькало пузырями метана.
Оно явно готовилось позавтракать мною!
Я проворно соскочил с обрубка дерева на землю и кинулся прочь, но земля подо мною пришла в движение, создав эффект тренажёра «Беговая дорожка».
Мой бег на месте продолжался до тех пор, пока я, пройдя через второе, третье, ….., десятое дыхание, не свалился замертво.
Глава 5. Выбора нет
Когда я «ожил», я пронял, что мир кошмаров, в котором я оказался, ещё не собирается отпускать меня на вечный покой. Он перебросил меня на другое «игровое поле». Я восстал из вечного покоя в пустыне.
Бескрайнее море жёлтых песчаных барханов.
Невыносимый зной и шершавая сухость во рту.
Вдали – оазис с его манящей зеленью и прохладой.
Оазис или мираж?
Выбора нет. Я бреду к оазису, который может оказаться миражом.
Надо мною в бесшумном косом полёте пронёсся сказочный джинн. Заглядевшись на эту новую ирреальность, я едва не наступил на некий древний артефакт.
«Лампа Аладдина?
Сейчас я её потру, вызову джинна-раба лампы и раба владельца лампы, велю ему вернуть меня в мой мир, в котором у меня не было особого счастья, не было прекрасных волшебных чудес, но не было и мистических ужасов, от которых можно сойти с ума».
Я потёр лампу. В ней послышалось яростное шипение и из неё грозно, устрашающе стала выползать огромная королевская кобра. Она медленно раздувалась, увеличивалась в размерах и, вздыбившись до высоты трёхэтажного дома, склонилась над моею головой. Сделав ложный бросок, кобра разомкнула на всю ширину свою жуткую пасть, и на меня обрушилось её громоподобное шипение:
«Как ты посмел потревожить мой священный покой?!»
Я онемел от страха, но этому злобному чудовищу и не требовалось ответа. Захватив меня до половины в свою пасть, эта ядовитая гадина вонзила в меня свои верхние зубы.
Мучительной была моя смерть от змеиного яда…
Глава 6. Скверное предчувствие
Новое возвращение к жизни началось с ощущения очень сильного холода. Он проник в хрящевые ткани ушей и носа, добрался до суставных сумок пальцев на руках и ногах, начал лизать мои кости и покусывать сердце. Ещё немного – и меня охватит озноб, всё тело будет сотрясаться крупной дрожью, а я не смогу её преодолеть. Когда мой организм пройдёт точку невозврата к самовосстановлению, по всему телу разольётся блаженное тепло и наступит смерть от переохлаждения.
Которая по счёту? Третья, но не последняя?
Все эти мысли метнулись в моём сознании подобно вихрю снежной позёмки и заставили приподнять непомерно тяжёлые от долгой бессонницы веки.
Третьи сутки без сна!
Третьи сутки запредельных перегрузок для психики!
Я уже перестал доверять своим чувствам, выстраивающим вокруг меня такую картину мира, в которой господствовал ужас, бесчинствовали зло, мракобесие и чёрное колдовство.
Мне страшно было открывать глаза на такой дурной мир, но инстинкт самосохранения побуждал к получению информации, какой бы ужасной она ни оказалась.
Какое скверное предчувствие овладело мною от ожидавших меня новых потрясений!
Глава 7. Действительность
Действительность этого непредсказуемого мира превзошла все мои опасения.
Когда я, холодея от страха не менее, чем от сковавшего меня мороза, открыл глаза, то увидел прямо перед собою… глаза зверя…
В этих глазах искрилась злая сатанинская усмешка. Передо мною возвышался во весь свой рост и во всю свою колдовскую мощь сам Хозяин смертельного холода в облике полярного медведя.
Известно, что у медведя нет мимики. Это делает его поступки непредвиденными. Внешне он может выглядеть добродушным, но эта внешность обманчива. Удар его лапы по голове, несущий мгновенную смерть, – обычная его выходка.
Эту медвежью забаву я и испытал на себе.
Глава 8. Возвращение
Я вернулся!
Я почувствовал это сквозь сон.
Если до этого я, на свою беду, как в пропасть, провалился сквозь сон в мир абсурда, то теперь я, по счастью, «всплыл» от туда, преодолев мутную, плотную, удушающую толщу жуткого вселенского зла, в свой хороший сон, принадлежащий уже не тому, а этому нашему миру.
Мне снился наш замечательный, дорогой моему сердцу коллектив, мои милые товарищи по работе. Они улыбались мне и говорили:
«Молодец, что вернулся!»
Знакомая мелодия прервала этот замечательный сон.
То была мелодия входящего звонка на мой старенький айфон.
Я стряхнул с себя остатки сна и почувствовал острую тоску по своей прежней, по-своему неплохой, а в чём-то даже счастливой жизни в коллективе, где меня ценили, уважали, где я был, как рыба в воде.
Звонок от бывшего шефа?
Прикоснувшись к функции «Ответить», я услышал насмешливый голос:
«Вот что, ёж колючий, конь брыкливый! Хватит валять дурака! Сегодня же выходи на работу! И не воображай себе, будто ты такой уж незаменимый. Просто мы все как-то уже привыкли и притерпелись к твоим чудачествам».
Прежде, чем ответить, я подумал:
«Конечно, выйду сегодня же. Кому я ещё, кроме нашего милого коллектива, дурак такой нужен?»
Пугающая тьма
Непривычная темнота в комнате усиливала
впечатление брошенности, темнота
вздрагивала…
М. Горький «Жизнь Клима Самгина»
…Темнота вздрагивала…
Её дрожание резонансно передавалось той части моей души, в которой гнездились страхи перед неведомыми сущностями, порождаемыми тьмой и творящими зло.
В открытое окно через густую листву сирени просачивался лунный свет. Лёгкий ветерок играл листвой, листва приводила в движение зыбкие блики лунного света на стене моей спальни, а блики создавали иллюзию дрожания темноты.
Дрожание души стало предвестником чувства ужаса. Мой взгляд опасливо метался среди призрачных лунных бликов, перемещавшихся по стене с целью выстраивания некоего образа, который, улучив момент, материализуется, наполнится тёмной энергией и приступит к осуществлению чего-то жуткого, направленного против меня. И тогда будет только одно спасение от атаки этой тёмной силы: молитва, подкреплённая твёрдой, несокрушимой верой.
У меня такой веры нет. Значит…
Лунные блики сложились в образ крупного уродливого зомби. Это жуткое исчадие ада отделилось от стены и с пугающей мертвенной неуклюжестью двинулось в мою сторону. Я окаменел от ужаса. Я понял, что спасения нет.
В этот момент за окном прокричал петух.
Зомби влип в стену и рассыпался на множество лунных бликов, перемещающихся по стене в такт шелесту листьев сирени за окном моей спальни. А я влип затылком в подушку и рассыпался, закружился в пёстром и бессмысленном сне.
//-- * --//
День прошёл в смятении: что будет предстоящей ночью? Неужели вновь повторится тот же самый кошмар?
«Не может этого быть! Зомби – это не видение наяву, а фигурант кошмара, привидевшегося мне, когда я уснул», – я твердил себе это, как заклинание, пытался убедить себя в этом, но как можно обмануть самого себя?
«Зомби был! Вдруг он явится снова?! Только бы не явился!!!»
Но интуиция подсказывала: «Он явится!»
Моё сознание то болезненно обострялось, то меркло. В минуты обострения сознания сердце сбивалось с ритма, сжималось в предчувствии ужаса, грядущего с наступлением ночи. Под вечер мои нервы изжевали последние остатки всех сил, включая их неприкосновенный запас, и я забылся в полуобморочной дрёме. Дрёма была мучительно тяжёлой и я вырвался из её плотных, липких объятий только когда моя спальня сотряслась от громового удара. Где-то рядом с моим домом полыхнул небесный огонь, бросивший яркие, резкие блики на стену спальни, что-то с оглушающим треском раскололось поблизости, и вновь устрашающе, мстительно ухнул и покатился по невидимой небесной мостовой громовой разряд.
Дождь обрушился на землю тугими, хлёсткими струями. Он налетел вместе со шквальным ветром, накуражился, натешил свою ярость и унёсся прочь, прихватив с собою молнии и громы. Ветер стих и ласково зашелестел листьями сирени под окном моей спальни, приводя их в движение. На прояснившемся небе показалась полная луна. Блики лунного света заплясали на стене моей спальни, заставляя вздрагивать темноту.
…Наступило время тёмных сил.
Я с нарастающим страхом наблюдал за угрожающим чародейством призрачных лунных бликов на стене моей спальни. Я уже знал, что именно они пытаются выстроить и окаменел от ужаса, когда лунные блики сложились в образ крупного уродливого зомби. Моё сердце оборвалось от адреналинового шторма, когда этот устрашающий образ пришёл в движение. Он отделился от стены и с мертвенной неуклюжестью зашагал в мою сторону, пытаясь захватить меня руками, как в детской игре в жмурки. Разница была в том, что зомби меня видел, но умышленно оттягивал удовольствие схватить меня и начать заживо разрывать мою плоть, чтобы полнее насладиться моим ужасом.
Жгучее пламя мистического жара обожгло меня, подхватило и швырнуло в топку, в небытие.
//-- * --//
Я очнулся, окончательно утратив ощущение времени и пространства. За окном моей спальни пылал кровавый закат. Я понял, что это последний закат в этой моей судьбе. Чтобы отвлечься от мыслей о том, что произойдёт в эту третью и последнюю ночь, я решил изложить всё переживаемое мною на бумаге. Я загадал:
«Если останусь в живых, сожгу эти записи и забуду об этом диком кошмаре. А если они попадут в чьи-то руки, то пусть тот, кто прочтёт их, знает, что я не сумел пережить эту третью ночь и погиб в нечеловеческих муках».
Ёшкин кот
Глава 1. Встреча первая
Начинать жизнь «с нуля» всегда трудно. Это тем более трудно, когда женщине тридцать пять. Тут и гормональные проблемы, и психологические, и иные, непонятные ни уму, ни сердцу.
Евдокия надеялась, что в своём родовом гнёздышке она, как в детстве, припадёт к тёплому мамкиному плечу и выплачет все горькие обиды, неудачи, разочарования, будет плакать, пока не выльется со слезами весь накопившийся негатив, отравляющий жизнь, разъедающий душу, надрывающий сердце. Вместо этого и здесь её подкараулило новое, ещё более страшное горе. Подходя по пустынной деревенской улице к материнскому дому, Евдокия с удивлением обнаружила, что калитка во двор распахнута настежь. В их деревне этого не принято. Жуткая догадка кольнула в сердце, когда Евдокия заметила на створном столбе калитки чёрную траурную ленту. На ослабевших ногах Евдокия вошла во двор, показавшийся ей вдруг чужим, неприветливым, хмурым. По двору деловито сновали соседские старушки с озабоченными лицами.
– Дусенька! – кинулась ей навстречу подруга её детства Прошенька по прозвищу Куропаточка.
Подруги обнялись и расплакались.
– Как это случилось? – сквозь слёзы едва выдавила из себя Евдокия.
– Неожиданно как-то. Вчера соседи видели, как матушка твоя во дворе да в огороде трудилась, резвая была, как обычно. А ночью, видимо и преставилась. С ночи собачка ваша Машерка так жалобно выла, такую тоску нагоняла! Наутро Свиридовна пошла твою матушку проведать, опасаясь плохого предзнаменования от Машерки, а матушка твоя – уже покойница. Я в райцентр собиралась, чтобы телеграмму тебе отбить, а ты меня своим приездом опередила.
Смерть почти не изменила лицо матери, только нос слегка заострился, лоб побелел, а выражение, застывшее на её лице было отрешённым от этого мира, полного нелёгкого труда и нескончаемых забот. Слёзы, подступавшие к глазам по каналам внутренней секреции, выплеснулись, хлынули наружу, как воды, сокрушившие своим напором плотину. Неожиданно для себя Евдокия завыла так же, как веками делали это все их деревенские женщины перед телами покойников.
Как в тумане прошли для Евдокии все хлопоты по организации отпевания, похорон и поминок. Спасибо добрым соседям, они все эти заботы взяли на себя, всё сделали, как положено, как исстари принято в их деревне. Сама Евдокия ни за что бы с этим не справилась.
Реальность для Евдокии перестала существовать. Она потерялась во времени, впала в прострацию, пряталась от людей с их утешительными речами. Это горе Евдокия должна была пережить в одиночестве. Ничто не должно было отвлекать её от перемалывания внутри себя тяжёлой глыбы, навалившейся на её и без того израненную душу.
Милые-милые соседи! Они с пониманием и с чуткостью отнеслись к такому своеобразному поведению Евдокии, признавая, что каждый переживает своё горе по-своему. Их заботами были организованы поминальные застолья и на третий, и на девятый, и на сороковой день. А Евдокия подолгу просиживала у могилы своей матушки, вспоминая каждый день, проведённый под знаком её материнской любви.
Однажды, погрузившись в эти воспоминания перед материнской могилой, Евдокия припозднилась до ночи. Из состояния полутранса Евдокию вывел кипящий злобою взгляд: на могильном холмике, под которым была захоронена её матушка, восседал огромный чёрный кот. Это он буравил Евдокию злобным взглядом. Его вздыбившаясь шерсть искрилась под лунным светом странным металлическим блеском.
А что, если это не кот? Не может же быть у кота такой взгляд, пылающий яростным зелёным огнём и излучающий эту невероятно мощную энергетику. Ох, не зря в старину люди часто принимали чёрного кота за чёрта! Уж не чёрт ли это перед нею?
– Пошла вон отсюда! – злобно прошипел этот чёрный то ли кот, то ли чёрт. – Ночью эта территория наша!
Евдокия обмерла от страха: говорящий кот? Ну уж нет. Это точно не кот…
Евдокия не помнила, как она добежала до дома, упала в постель и забылась в тяжёлом бреду.
Глава 2. Встреча вторая
На следующий день Куропаточка с округлившимися от страха глазами выслушивала рассказ Евдокии о её ночной встрече со злобным говорящим существом, оседлавшим материнскую могилу и изгнавшим Евдокию с кладбища.
– Это был Ёшкин кот… – сдавленно прошептала Куропаточка.
– Ёшкин кот? – Евдокии приходилось не раз слышать это прозвище, произносимое то, в порядке замещения междометий с самыми различными эмоциональными наполнениями, то в порядке замещения ненормативной лексики. – Что значит «Ёшкин кот»?
– Кот бабы Яги (бабки Ёшки).
– У нас в деревне объявилась бабка Ёшка?
– Объявилась… А про этого кота говорят…
– Ты вот у меня поговоришь!, – угрожающе прошипел вдруг возникший из ниоткуда огромный чёрный то ли кот, то ли чёрт, вонзив в Куропаточку взгляд, пылающий яростным зелёным огнём и излучающий невероятно мощную энергетику.
– Не зря у нас говорят «Помяни Ёшкиного кота – и он уже тут как тут»! – испуганно прикрыла рот ладошкой Куропаточка.
А Ёшкин кот уже исчез в какое-то своё никуда.
Или не исчез, а сделался невидимым и проверяет, как исполнится Куропаточкой его предостережение? И Куропаточка засобиралась домой, дай Бог ноги. А Евдокия опять осталась в материнском доме одна.
…А вдруг и не одна, а на пару с невидимым, но зорко и злобно наблюдающем за нею кошко-чёртом?
Весь оставшийся день Евдокия не могла избавиться от ощущения, что за нею неустанно следит, фиксируя каждое её движение, проникая в каждую её мысль, чуждая и враждебная сущность.
День прошёл в состоянии тревожности, обострённого дискомфорта и напряжённого ожидания беды.
Правду говорят, что если душа попадает в психологическую ловушку ожидания неизбежной беды, та не замедлит явиться.
Правду говорят и о том, что если ты пристально всматриваешься в пропасть, то пропасть начинает так же пристально всматриваться в тебя, овладевает тобою и забирает тебя к себе, в свою ненасытную пасть. Так происходит и в отношениях с пропастью, имя которой «Беда».
Евдокия сама не могла понять, как она вновь оказалась у могилы своей матушки в жуткий полночный час. Ведь зарекалась она приходить сюда в ночное время после того, как была изгнана с кладбища злобным котом-чёртом. Зарекалась!
Евдокия со страхом увидела, как могила матушки вдруг подёрнулась мелкой рябью, засеребрившейся в колдовском лунном свете, и провалилась вниз, в образовавшуюся на её месте пропасть. Куда же подевалась матушкина могилка теперь, глубоко ли провалилась она под землю? Евдокия подошла к краю пропасти, стала пристально вглядываться в её устрашающий чёрный зев и почувствовала, как попасть обхватила её своими невидимыми щупальцами. Евдокия испуганно забилась в цепком захвате этих щупалец, но они легко преодолели её усилия и вбросили бедняжку в свою широко распахнутую пасть.
Падение было страшным и закончилось внезапным… пробуждением.
…Так это был сон? Ох, не простой это сон! Что-то он предвещает…
Стук перепуганного сердца совпал со стуком в дверь.
– Хозяюшка! Дома ли ты? Стучу-стучу, а ответа всё нет и нет…
Евдокия вскочила с постели, накинула домашних халатик, вышла навстречу гостье.
Глава 3. Встреча третья
Гостья выглядела пугающе. Её нос, изогнутый, как клюв совы, выдавал склонность гостьи к коварству, острый, выдвинутый вперёд подбородок придавал гостье вид задиристый и скандальный, а немигающий взгляд холодных и безжалостных, как у змеи, глаз вгонял в ступор.
– Не бойся меня, голубушка! Я добрая к тем, кто ко мне относится с пониманием и проявляет покорность. Коли не будешь артачиться, то я тебя не обижу, – прошамкала беззубым ртом гостья и исторгла из горла звуки, отдалённо напоминающие утиное кряканье.
Евдокия догадалась, что это старушечье кряканье должно обозначать её смех, и попыталась улыбнуться в ответ, но одеревеневшие от безотчётного страха мимические мышцы лица сложились в гримасу жалкую и боязливую. Гостья осталась довольна этими признаками страха у Евдокии.
– Я, голубушка, в этой деревне проживаю недавно, но люди меня здесь знают и кличут меня бабушкой Ерошкой.
– Не Ерошкой, а Ёшкой, – мысленно уточнила сама для себя Евдокия и ещё больше испугалась от этой внезапной догадки.
– А ты догадливая, – прокрякала, изображая этим смех, бабушка Ерошка (бабка Ёшка). – Догадайся тогда и о том, что дом твой мне приглянулся, а тебе он опасен.
– Чем же может быть опасен мне дом моей матушки? – растерялась Евдокия.
– А тем он тебе и опасен, что он мне приглянулся, – вонзила бабка Ёшка в Евдокию взгляд своих глаз, холодных и безжалостных, как у змеи. – А ты, голубушка убирайся отсюда подобру – поздорову, если не хочешь зачахнуть от скоротечной болезни, для которой нет у докторов ни названия, ни лекарств.
– Пошла вон отсюда! – злобно прошипел неожиданно появившийся из ниоткуда чёрный то ли кот, то ли чёрт, уперевшись в Евдокию взглядом, пылающим яростным зелёным огнём и излучающим невероятно мощную энергетику. – Теперь и эта территория наша!
Евдокия, не помня себя от обуявшего её ужаса, безвозвратно сбежала из материнского дома, а бабка Ёшка со своим сволочным котом-чёртом продолжали осваивать всё новые и новые территории. Видно, это их время теперь настало – время ослабления веры и утраты ценностных ориентиров, время увлечения запретными чёрными знаниями и замешенными на них древними мистическими практиками ради обретения способностей, несвойственных и ненужных нормальной человеческой природе.
Не может такого быть, враки это!
На лицо была либо искусная ложь, либо странная правда.
Уильям Сомерсет Моэм
«Следы в джунглях»
Женщины не умеют хранить секреты. Наука уточняет: не «не умеют», а «не хотят», потому что выбалтывание секретов обостряет их сексуальную чувственность, а это для них дороже, чем хранение каких-то там тайн; особенно если это не их личные тайны, а чьи-то, рассказанные им «под большим секретом». Поэтому Дашенькина тайна, поведанная «под большим секретом» её самой близкой подруге, вскоре стала известна всем.
«Какая жуть…»
«Не может такого быть, враки это!»
«Дашенька не врушка, конечно, но она та ещё фантазёрка!»
//-- * --//
Был у Дашеньки младший братик Сергунчик. Дашенька души в нём не чаяла, таким он был миленьким да пригоженьким! Не ребёнок, а ангелочек!
…И вдруг не стало его. Пропал. Как сквозь землю провалился.
Всей деревней его искали целых три дня и три ночи, но так и не сыскали.
Бедная Дашенька!
Она «все глаза себе выплакала».
А ведь в их деревне, да и во всей их округе это не первый случай. Бывало и прежде, что пропадали, исчезали бесследно детишки безвинного ангельского возраста. Никто не мог дознаться, что с ними произошло. Одной только Дашеньке довелось проникнуть в эту страшную тайну.
«Какая жуть…»
Это случилось в ту пору, когда шёл сбор берёзового сока. На стволах берёз ещё загодя делались особой формы прорезы, подвешивались к ним сосуды для стекания в них сока, и выжидалось время, необходимое для сбора этого пищевого напитка. Дашенька была ещё ребёнком, самостоятельно на этот сбор не выходила, но пошла сопровождать взрослых сборщиков, как и многие её весёлые подружки.
С обувкой у Дашеньки в том сезоне постоянно случалась морока: пройдёт небольшое расстояние, а шнурочки развязываются. Ну, такая досада, хоть плачь! Вот она и расплакалась в том походе, присев среди густого перелеска, чтоб никто её слёз не увидел. Поплакала Дашенька, поругала свои такие-сякие шнурочки и вдруг… увидела птицу, какая в их местах не водилась. Красоты эта птица была необыкновенной, но удивительнее всего было то, что её осенял искрящийся золотой ореол. Не жар-птица ли это из сказки о Коньке-Горбунке?
Однако время удивляться для Дашеньки ещё только начиналось. «Жар-птица» пристально взглянула на Дашеньку глазом цвета зелёного граната и произнесла человеческим голосом:
«Иди, Дашенька за мною».
Дашенька, не веря глазам и ушам своим, молча последовала за прекрасной сказочной «жар-птицей». Сердце её наполнилось предчувствием горького потрясения. Оно угадывалось в тех взглядах, которые бросала на Дашеньку «жар-птица», будто бы укрепляя её сердце перед посвящением в страшную тайну.
«Жар-птица» то и дело прерывала свой полёт, садясь на ветви и поджидая Дашеньку, чтобы та не потеряла её из вида. Вскоре Дашенька, следуя за «жар-птицей», прошла сквозь слой уплотнённого воздуха, как сквозь стену между разными мирами, и оказалась в другом лесу. В своём лесу Дашенька знала всё: каждое деревце, каждый кустик, каждую травинку, а здесь она увидела незнакомую лесную полянку, в центре которой росли, столпившись испуганной кучкой десятка два-три молоденьких берёзок. «Жар-птица» взлетела на ветку одной из этих берёзок и печально произнесла:
«Сюда подойди и помни: у тебя мало времени».
Дашенька подошла к тому деревцу, на котором сидела «жар-птица», и услышала в тихом шелесте его листьев:
«Сестрица моя милая, Дашенька… Это я, братец твой, Сергунчик…»
Как в бреду, прикоснулась Дашенька своей ладошкой к шершавому древесному стволу и едва не окаменела от ужаса: из прореза вырубленного для вытекания из ствола берёзового сока в подвешенный под ним сосуд, стекала свежая, дымящаяся кровь. Её панически заметавшийся по всем другим берёзкам взгляд ещё более усилил её ужас: сбор свежей крови проводился со всех молодых берёзок. От вида и запаха этой крови Дашенька стала терять сознание, но «жар-птица» обмахнула её своим волшебным крылом, и Дашенька устояла на ногах. Она тяжело осела на землю, обхватила руками ствол берёзки и завыла, заливаясь слезами:
– Бедный мой братец Сергунчик!.. Кто же это сотворил с тобой такое?!..
– Злой колдун собрал нас, малолетних детей, на этой заколдованной поляне и превратил в деревца берёзы, чтобы во время сбора людьми настоящего берёзового сока собирать для колдовских своих дел кровь безвинных младенцев. Мне очень хотелось проститься с тобою, Дашенька. Теперь, когда мы увиделись с тобою, прощай навеки и не ищи больше это место, оно закрыто для всех людей чарами злобного колдуна. Прощай, дорогая сестрица!..
Дашенька, не помня себя, вышла вслед за «жар-птицей» из заколдованной поляны и услышала ауканье своих попутчиков. Они кричали и звали её по имени. Дашенька пошла на эти крики и вскоре увидела своих подружек и взрослых.
«Прощай, Дашенька, больше мы с тобой не увидимся!», – прокричала Дашеньке «жар-птица» и исчезла, будто её и не было.
//-- * --//
Лучшая Дашенькина подружка выслушала её рассказ, охая и ахая от страха. Она чувствовала своим чистым сердечком, что всё в этом рассказе правда.
«Какая жуть…»
Но со временем острота восприятия того рассказа, шедшего от сердца к сердцу, поблекла, уступила место «разумному» и «объективному» восприятию мира. И стали появляться сомнения:
«Не может такого быть, враки это!»
«Дашенька не врушка, конечно, но она та ещё фантазёрка!»
Волчья ночь
Волчья ночь! Ни искорки на небе,
ни отрадной беловатой полосы,
обещающей утро. Мраку нет границ;
кажется, и ночи этой не будет конца.
Ветер, будто злой дух, рвётся в башню;
его завываниям вторит вой волков в
ближнем кустарнике.
И. И. Лажечников «Басурман»
Вой волков нагоняет жуть. Некоторые эзотерики считают, что это вой вселившихся в них неупокоенных душ, алчущих мщения обидчикам или их потомкам. Версия, будто бы, так себе, что-то из области мистификаций или детских «страшилок на ночь глядя». Но она не кажется таковой, если вслушаться в этот вой в голой безлюдной степи в ужасную волчью ночь, когда над миром безраздельно властвует тьма, таящая в себе силы зла. Они рвутся наружу в устрашающих завываниях ветра, в неясных шорохах, исходящих из пустоты, и в этом вое волков:
«Месть идёт!»
Она приближается медленно, грозно, неотвратимо. Она вселяет в свои жертвы ОЖИДАНИЕ. А оно страшнее самой мести.
В школе их звали Тимон и Пумба. Пумба был не по годам рослый и массивный. В нём угадывалась дремлющая сила, будить которую опасно для здоровья. Поэтому с Пумбой озорники не связывались. А Тимон всегда крутился возле Пумбы:
«Пумба! Мы ведь с тобой друзья? Ты ведь в обиду меня не дашь?»
И Пумба не давал его в обиду, если что, заступался.
В составе самого захудалого взвода французского иностранного легиона оба оказались на краю Земли, там, где аборигены молятся каким-то страшным богам, боятся своих жестоких шаманов и пожирают пленников. Их послали в разведку. Пумба шёл впереди, а Тимон вертелся вокруг него, обмирая от страха, и всё спрашивал:
– Пумба! Нас ведь не поймают эти чёртовы людоеды? Пусть только попробуют! Я вот им… Эй! Пумба!! Куда ты спрятался?!!
Голос Пумбы послышался из-под земли:
– Я провалился в ловчую яму и распорол себе живот натыканными здесь копьями. Помоги мне выбраться отсюда!
Тимон обернулся в ту сторону, откуда слышался голос, и окаменел от страха: на него смотрел человеко-чёрт (!!!). В его руке было копьё. Взгляд его был ужасен. Дикарь будто сковал Тимона силой этого взгляда. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Тимон – как кролик перед удавом, а человеко-чёрт – как удав, изготовившийся к броску на свою добычу.
Тимон и сам не понял, как он оказался в расположении своего отряда.
– Ты что такой взъерошенный и бледный? За тобой что, черти гонятся? – расхохотался капрал.
– Нет. Человеко-чёрт.
– А Пумба где?
– Там остался. Теперь он наверно в лапах у этого негодяя. Надо его выручать.
Часть отряда отправилась «выручать».
Искали, но не нашли. Так и сгинул солдат по мультяшному прозвищу Пумба.
– Как же ты мог бросить его раненого в ловчей яме один на один с дикарём? – спросил после бесплодных поисков капрал, вперив в Тимона взгляд, кипящий гневом вперемешку с брезгливостью. – По возвращении из этого похода я вышвырну тебя из легиона, как труса и подлеца!
И вышвырнул.
С того времени Тимону часто снился один и тот же кошмар:
Голая безлюдная степь.
Страшная волчья ночь.
Злобные порывы холодного ветра.
…И волчий вой. А в том вое слышался приговор, от которого ни спрятаться, ни убежать:
«Месть идёт!»
Эта часть сна ужасна, но ещё ужаснее продолжение.
После позорного изгнания из легиона Тимон вернулся в родной город. Там все привыкли видеть его рядом с Пумбой. Там все знали, что они вместе отправились на службу во французский иностранный легион. Каждый лез к Тимону с вопросами о Пумбе. И каждому приходилось отвечать одно и то же:
«Пропал без вести».
Но мир тесен. Со временем от бывших сослуживцев Тимона стали известны подробности пропажи Пумбы в зловещих людоедских краях.
«Как же ты мог бросить его раненого в ловчей яме один на один с дикарём?» – возмущались все горожане.
И Тимон вновь оказался изгнанником.
Он продал дом, купил автомобиль класса «старая рухлядь» и отправился на нём «куда глаза глядят». …На встречу своей страшной смерти.
В голой безлюдной степи автомобиль Тимона вдруг заглох. Тимон провозился с ним до темноты, но так и не смог его завести. Пришлось разжечь вблизи от автомобиля костёр, пожертвовав прожорливому огню все деревянные причиндалы, оказавшиеся в багаже запасливого Тимона.
Стемнело быстро. Ночь околдовала Тимона опасно шевелящейся темнотой. Вдалеке тоскливо и страшно завыли волки. Приближаясь, их вой становился всё более грозным и злым. Тимон стал различить в этом вое слова, от которых у него пересохло во рту, а сердце заколотилось, как птица, пойманная в силок:
«Месть идёт!»
И она пришла. И она была страшна, как вторая часть его часто повторявшихся кошмарных снов:
Огромный волк, освещаемый красными бликами костра, надвинулся из беспросветной тьмы на окаменевшего от дикого ужаса Тимона и оскалил в утробном рыке острозубую пасть. В его глазах Тимон прочёл свой смертный приговор. В его рыке Тимон отчётливо различил слова:
«Как же ты мог бросить меня раненого в ловчей яме один на один с дикарём?»
Это было последнее, что увидел и услышал Тимон в своей безрадостной жизни.
Никому не спастись
…страшные дни, тёмные долгие ночи,
наполненные шорохами, чьим-то
невидимым присутствием. Призраки,
чудовища, злобные дьяволы, василиски
с мертвящим взором толпились вокруг.
Никому не спастись. Руки убийцы,
несущие смерть во тьме, проникнут
всюду.
Артуро Услар Пьетри
«Заупокойная месса»
Глава 1. Они вышли на волю
Они расходились по одному или малыми группами. Их исход почти зеркально отражал последовательность их прихода на работы в том месте, которое сокрыто от посторонних глаз силами чёрного колдовства. Случайные путники по длинной дуге обходили то обширное зачарованное пространство, полагая, что путь их на участке этой дуги был прямым. Уходившие из сокрытой для посторонних глаз местности полностью забыли обо всём, что они видели там и чем они там занимались в течение долгих и трудных тринадцати лет заточения. Это были самые искусные зодчие и самые усердные и умелые исполнители их архитектурно-строительных замыслов. Венцом их совместных усилий стал неприступный замок, сияющий волшебной сатанинской красотой, воплощающей в себе и неодолимую притягательность, и неумолимую грозность, повергающую её созерцателей в подобострастный трепет и в безоговорочную покорность.
«Падите ниц! Превратитесь в покорных рабов моих, в тварей предо мною дрожащих!», – устрашающе врывалась в душу и безраздельно овладевала ею суровая энергетика этой сатанинской красоты.
Строители волшебного замка создали лишь мёртвые формы его устрашающей красоты, а яростной энергетикой эти мёртвые формы наполнил заказчик строительства – Могущественный Маг и Чародей, имеющий огромное множество известных людям имён, каждое из которых не было его именем истинным, а было только именем-прикрытием.
Могущественный Маг и Чародей проявил «высочайшую милость» к строителям своего неприступного замка: он не поспешил приносить их жизни в жертву повелителю ада и князю мира сего, а отпустил их на волю, отобрав у них память и о себе самом и о том, что им стало известно о его ужасных злодействах.
Они расходились, не ведая, что их путь и их кончина заранее предопределены Могущественным Магом и Чародеем.
Глава 2. «Высочайшая милость» была недолгой
На третий день пути Джованни Стефано остановился на отдых на берегу таинственной реки. Странным показалось ему это необычное место. Всё окружающее пространство постоянно преображалось. Стоило ему на время прикрыть глаза даже просто сморгнуть, как речная вода меняла цвет с синего на бирюзовый, с бирюзового на зелёный, с зелёного на серебряный. То же происходило и с её берегами. Противоположный берег вздымался вверх крутым обрывом, окрашенным по нижнему его слою в светло-жёлтый цвет, а по выше расположеным слоям – в тёмно-коричневый, в белесо-серый, в тёмно-серый. После короткого смаргивания менялись и оттенки цветов, их их последовательность. То же происходило и с растущим на его вершине лесом. При одном и том же освещении его зелень то вдруг темнела, то необъяснимо высветлялась. Джованни Стефано с тревогой всмотрелся в лесной массив за своей спиной, проверяя его на устойчивость расцветки при смаргиваниях. Эффект такой же.
Странное, колдовское наваждение.
«Нечисто это место! Бежать отсюда, пока не поздно!», – просигналило подсознание.
Джованни Стефано верил и в злых духов, и в колдовство, и в свою интуицию, но силы вдруг покинули его, и он покорился своей судьбе:
«Будь, что будет! Если судьбе угодно наказать меня, то она покарает меня в любом месте, куда бы я не сбежал…»
Джованни Стефано не был известен в числе лучших архитекторов своего времени. Только Бог да князь мира сего и их ангелы знали, что Джованни Стефано имел созревший потенциал недосягаемой для других архитекторской гениальности. Никто из его современников не смог бы превзойти его в создании материальных форм, максимально приспособленных для наполнения их волшебством заказанного свойства. Эта избранность Джованни Стефано была верным залогом всемирного прославления и увековечивания его имени. Но сотворённый по его замыслу замок для Могущественного Мага и Чародея был изъят из его собственной памяти и из памяти всех работавших вместе с ним; остался тайной для посторонних.
Ему бы создать что-то новое!
…Но не судьба…
До наступления сумерек в месте привала Джованни Стефано собрались малыми группами и поодиночке все остальные участники строительства диковинного замка для Могущественного Мага и Чародея. Никто из них не догадывался ради какой «случайности» они, не помнящие друг друга по той совместной работе, вновь оказались все вместе, зажатыми между лесом и водной преградой, поражающих их своими колдовскими преобразованиями, отобравшими у них силы идти дальше и активно сопротивляться тому ужасу, приближение которого каждый из них предчувствовал.
Они стали пленниками и рабами самого страшного капища, пропитанного кровью и ужасом его многочисленных жертв.
Из опасения ночных хищников путники разложили вокруг своей стоянки пять костров, приготовили необходимый запас дров, но предчувствие беды не покидало их, а всё более нарастало и с наступлением ночи вырвалось из-под контроля.
Глава 3. По чёрному колдовству
«Тебе, мой господин, придаю в усладу долгие муки ужаса, трепещущую плоть и вскипевшую кровь строителей моего волшебного замка, в умножение твоей силы и твоего величия. Прими от меня, покорного раба твоего эту сладкую жертву», – горячо шептал Могущественный Маг и Чародей, пав ниц перед изображением дьявола в тайном помещении замка, оборудованном для совершения чёрного колдовства.
По чёрному колдовству Могущественного Мага и Чародея ожила и пришла в движение тёмная ночь, окутавшая страшное капище. К кострам обречённых жертв со всех сторон начали сползаться невиданные чудовища воды и леса. Они не боялись огня, но люди описали вокруг себя магические круги и стали творить молитвы своим богам. Это на время замедлило, а затем и остановило продвижение ужасных чудовищ.
Надолго ли хватит у этих несчастных сил для поддержания горячих молитв?
Людям известно, что чем выше накал страстей, тем скорее их выгорание.
Известно это и нечисти.
Чудовища улеглись, охватив своими телами, как змеиными кольцами, всю территорию капища, уставившись на людей холодными мертвящими взорами:
«Молитесь, мы подождём».
Под утро молитвенные усилия людей стали ослабевать. Это тут же замечалось чудовищами. Они не утруждали себя переползанием через погасшие костры, а, подобно хамелеонам, выстреливали в своих измученных жертв гигантскими языками-липучками и втягивали несчастных в свои пасти.
С первыми солнечными лучами чудовища исчезли, успев истребить к тому времени третью часть осаждённых ими людей. Оставшиеся валились с ног от мышечной усталости и внутренней опустошённости. Все они легли там, где стояли, и забылись тяжёлым сном.
Глава 4. Никому не спастись
В полдень путники начали просыпаться.
«Прочь отсюда! Бежим как можно дальше от этого смертельно опасного места!»
Быстрая пробежка – ускоренный шаг – бег в среднем темпе – затруднённый шаг – бег из последних сил – короткий отдых. И снова: бег – шаги – бег – шаги…
С наступлением сумерек решили сделать привал. Осмотревшись, все пришли в ужас: после долгого изнурительного марш-броска они вновь оказались на том же месте, где их осаждали и истребляли чудовища воды и леса (!!!).
Опять костры, магические круги, молитвы, зловещее выжидание чудовищами того, что люди будут ослабевать и отдаваться им на съедение…
С первыми солнечными лучами чудовища исчезли, успев истребить к тому времени половину осаждавшихся ими людей.
Следующий день был точным повторением предыдущего, а следующая ночь стала последней для измученных беглецов.
Но это было ещё не всё.
//-- * --//
Страшные дни, тёмные долгие ночи терзали всё это время не только тех, кого «милостиво отпустил на свободу» Могущественный Маг и Чародей. Он и сам оказался жертвой разбушевавшихся чёрных сил.
«Силы тьмы! Явитесь предо мною!», – взывал Могущественный Маг и Чародей, но ответа не получал.
«В чём дело, источники моих сил, приданные мне в помощь, дьявол вас побери?! Чем вызвано ваше непослушание?!!»
Эта растерянность колдуна отзывалась непонятными шорохами и ощущением чьего-то невидимого присутствия. Ему стали мерещиться призраки, чудовища и души загубленных им людей.
– Вострепещи… – угрожающе гулко и длинно стонали призраки.
– Отдай нам свою плоть! – требовательно ревели чудовища.
– Ответь за свои злодейства!!! – пронзала мозг колдуна огненными стрелами месть душ загубленных им людей.
«Что происходит?! Почему вдруг всё это вот так, без видимых причин, без пояснений?!!», – терялся в догадках колдун. И вдруг понял: он сам накликал на себя эту неожиданную беду. Насылая силы зла на отпущенных им на волю строителей чудесного замка, он произнёс:
«Никому не спастись».
«Никому» – значит… и ему.
«Метка смерти»
Ночью Тиму приснилась руконожка. Она перехватила его взгляд тёмными пуговками своих глазок и указала на него средним пальцем передней лапы. Тиму сразу вспомнился Мадагаскар и жуткие байки аборигенов о духах этого острова, насылаемых на людей злыми колдунами и принимающими обличие диких зверей и птиц. Часто духи злых колдунов принимают обличие руконожки – маленького ночного зверька, обитающего в тропических бамбуковых и манговых лесах. Аборигены Мадагаскара верят, что в этом случае нет ничего страшнее, чем жест призывания смерти, которым руконожка метит жертву пославшего её колдуна. Она указывает на несчастного средним пальцем передней лапы. Такой жест именуется «меткой смерти». В том жутком сне Тим всем своим существом проникся чувством напряжённого ожидания страшной смерти. Тим не видел ничего страшнее, чем разрывы мин, закладываемых террористами в самые неожиданные места. Именно такой представлялась теперь Тиму его ужасная смерть.
Впечатления того жуткого сна глубоко вошли в сознание Тима, навсегда изменив его мировосприятие, гротескно искривив всю картину его жизненного пространства. Теперь ему всегда и во всём виделась опасность страшной смерти.
В поисках спасения от этих страхов Тим поделился ими с начальником той научной экспедиции на Мадагаскар, из которой Тим вывез сведения, запустившие механизм терзающих его переживаний. Начальник экспедиции выслушал Тима с видом сочувственного понимания и подытожил их душевный разговор мудростью, сопоставимой с плевком в душу:
«Тебе нужно обратиться с этой проблемой к специалисту по избавлению от навязчивых фобий».
«Мудрости» бывают не очень умными, бывают совершенно дурацкими, а бывают и вот такими оскорбительно неуместными.
Тиму вспомнился рассказ одного весельчака-балагура о том, как некто позвонил среди ночи своему семейному психотерапевту (очень большому специалисту по избавлению от навязчивых фобий) и в ужасе прокричал:
– Что мне делать?! В моей квартире откуда-то появился крокодил!!!
«Большой специалист» успокоил:
– Не беспокойтесь, крокодил не может появиться в квартире «откуда-то». Вам это только кажется. Примите снотворное и ложитесь спать.
В утренних газетах появились сенсационные заметки о том, что прошедшей ночью в своей постели был съеден появившимся откуда-то крокодилом мистер G***.
Тим понимал: не может никакой «очень большой специалист по избавлению от навязчивых фобий» отвести от него случайную или криминальную смерть.
Его смерть оказалась страшной и причудливо многоликой.
Её первое лицо было детским. Оно показалось Тиму очень милым. Но тем страшнее оно оказалось, когда обнаружилась правда. А ведь с виду то был обыкновенный малыш грудничкового возраста, с умными глазками, с пухлыми неуклюжими ручками. Его мамочка провозила этого малыша в коляске мимо Тима, когда улицу заполнила толпа митингующих крикунов. Под натиском толпы коляска опрокинулась, но мамочка успела подхватить выпадающего из неё малыша, застыла с нам на руках, озираясь, как выбраться из разбушевавшейся толпы. В это время её малыш уставился на Тима тёмными пуговками своих глазок и, взмахнув неуклюжими ручонками,.. указал на него средним пальцем (!!!).
На мгновенье Тиму показалось, что это был не человеческий детёныш, а руконожка, пометившая его «меткой смерти».
В ту же секунду, стоявшая возле Тима какая-то девушка в хиджабе, выкрикнула хвалу Аллаху, и исчезла в фугасно-осколочном разрыве, захватив энергией огня и осколков и Тима, и мамочку с младенцем, и многих других людей, оказавшихся в зоне огневого поражения.
Начальник той экспедиции, в которой когда-то Тим наслушался от аборигенов Мадагаскара страшилок о «метках смерти» от руконожек, узнав о трагической гибели Тима,
невольно содрогнулся от ужаса: прошедшей ночью ему тоже приснилась руконожка. Она перехватила его взгляд тёмными пуговками своих глазок и указала на него средним пальцем передней лапы.
Седьмое путешествие Мшея
Мшею часто снился один и тот же сон. В нём он видел тайный манускрипт и силился прочесть его, но буквенные символы текста всё время перемещались и не складывались в доступный для понимания смысл. После таких сновидений Мшей просыпался с чувством невосполнимой утраты. Такое же чувство Мшей испытывал всякий раз и после посещений Мандисы. Она была его ровесницей, их семьи проживали по соседству, были очень дружны. С раннего детства Мшей и Мандиса жить не могли друг без друга. Их родители радовались, глядя на такую детскую дружбу и втайне надеялись на то, что эти дети, когда вырастут, поженятся. Наверно, так бы всё и произошло, если бы неугомонный и не в меру рисковый Мшей не ввязался в драку с шайкой отморозков, пристававших к Мандисе. Он не мог поступить иначе. Расплатой за проявленную им храбрость была тяжёлая травма позвоночника. Тогда Мишею было всего десять лет. С той поры он может передвигаться только в инвалидной коляске. Его уделом стали лишь яркие и красивые, но несбыточные мечты о дальних походах, об археологических открытиях и о прекрасной Мандисе, такой близкой, такой родной и такой теперь недоступной.
Дальние походы… Археологические открытия… Со временем они оказались возможными для Мшея, благодаря его неустанным тренировкам ума и воли. Он научился входить в особые состояния, открывающиеся ему на тонкой грани между сном и бодрствованием. В этих состояниях его душа путешествовала вначале по хорошо знакомым местам, переносясь то в прошлое, то в настоящее, то в будущее. Когда родители подарили Мшею ноутбук с доступом в Интернет, он стал отыскивать в электронной сети картины и описания самых экзотических мест, в которых ему хочется побывать, а затем отправлялся туда, входя в бета-состояния души и тела.
И вот однажды Мшей отважился попытаться осуществить в опасных путешествиях своей души во времени и пространствах свою самую заветную мечту. Он долго готовился к этому, но ещё дольше его что-то удерживало. Что? Боязнь, что ничего не получится из этой главной в его жизни затеи? Неужели он утратил свою храбрость?!
Пусть его поджидает неудача, утрата последней надежды на обретение счастья, но он бросает вызов своей судьбе!
Есть тайный ключ к исполнению самых безумных желаний. Этим ключом открывается портал в неведомое пространство, где соискателей ожидает либо удача, либо бесславная смерть.
Смерть Мшею не страшна.
Жалко будет остаться в живых, лишившись своей мечты о счастливом будущем.
Мшей принял решение. Будь, что будет!
Первое путешествие души Мшея к ключу исполнения желаний оказалось неудачным.
Душа Мшея благополучно проникла в Зал летописей, расположенный глубоко под землёй, туда, где наряду с особо секретными манускриптами хранятся личные вещи, принадлежавшие древнеегипетским богам Тоту, Исиде и Осирису.
Страшное это место…
Живым людям входа туда нет. Только бесплотная душа Мшея смогла проникнуть туда, произнося на каждом отрезке пути необходимые заклинания, заученные по Герметическим писаниям одного из древних пророков. По приметам, указанным в том же писании, душа Мшея отыскала нужный ему манускрипт.
Это была удача!
…Это обернулось поражением…
Всё в точности повторилось, как в навязчивых пророческих снах: душа Мшея вглядывалась в тайный манускрипт и силилась прочесть его, но буквенные символы текста всё время перемещались и не складывались в доступный для понимания смысл.
Мшей искал и не находил причину такого фиаско. Он повторял попытку за попыткой, но всякий раз происходило одно и то же: его душа вглядывалась в тайный манускрипт и силилась прочесть его, но буквенные символы текста всё время перемещались и не складывались в доступный для понимания смысл. Шесть путешествий души Мшея в Зал летописей оказались безрезультатными. Продолжение тех же усилий теряло смысл.
И вдруг…
…Мшею приснился сон: он вспомнил, что в одном из свитков Герметического писания содержится странное заклинание, не относящееся к прохождению пути к Залу летописей. Что если оно должно произноситься для получения доступа к прочтению того самого тайного манускрипта? Мшей попробовал произнести его и… проснулся.
Поможет ли то заклинание? Как обидно, что сон оборвался, не дав ответа на этот очень важный вопрос!
Мшей добьётся получения ответа!
Он предпримет ещё одно крайне опасное путешествие в Зал летописей, туда, где ужас сковывает душу, где любая неосторожность грозит обернуться гибелью!
Душа Мшея склонилась перед заветным манускриптом, произнесла новое заклинание из свитка Герметического писания и – о, чудо! – буквенные символы текста перестали перемещаться. Они сложились в доступный для понимания смысл! Это было описание обряда, открывающего путь к заветной цели!
Сложный обряд вызвал мощный вихрь энергетики из потустороннего мира. Этот вихрь подхватил оробевшую от ужаса душу Мшея и зашвырнул её в бесконечную пространственно-временную даль. Там ужас перерос в такое качество, которое переродило его в состояние, несовместимое с жизнью.
Но это оказалось ещё не смертью.
Это было беспамятство, не имеющее временного измерения. Оно длилось одно мгновение и оно длилось целую вечность.
Душа Мшея зарезонировала с вибрациями высочайшего уровня. Окружающее её пространство наполнилось серебряным сиянием, из которого возникла женщина с кошачьей головой и с телом неописуемой красоты.
«Я Бастет, богиня радости, веселья и любви», – промурлыкала женщина голосом, сладким, как мёд, и сильным, как вихрь энергетики, зашвырнувший душу Мшея в этот мир. – «Я знаю, зачем ты здесь оказалась, мне известны твои страдания и та цель, ради которой ты отважилась на это опасное путешествие. В моей власти уничтожить тебя за то, что ты дерзнула появиться передо мною. Но твоя цель близка моему сердцу. Я прощаю тебе твою дерзость. Мшей будет трое суток спать беспробудным сном, а проснувшись, обретёт те блага, которые я дарую ему своей божественной властью».
Через трое суток Мшей проснулся.
Богиня Бастет?!
Блага, дарованные ею её божественной властью?!
Как во сне, Мшей поднялся с постели, к которой был прикован в течение долгих десяти лет, сделал несколько неверных шагов и упал… в руки своей Мандисы.
Как вовремя она появилась!
«Я знала, что ты исцелишься! Я ждала этого великого чуда все десять лет, а готова была ждать всю жизнь, потому что люблю одного тебя!», – горячо зашептала Мандиса.
Так обретены были храбрым Мшеем блага, дарованные богиней Бастет.
Духи добрые и злые
Духи добрые и злые
Прорицают неизвестность
Н. Подснежникова
С того момента, когда люди были изгнаны из рая, они утратили чувство своего единства со всем сущим. Теперь, испытывая потребность в возрождении этого чувства, люди тянутся к своим домашним животным. Погладит хозяин кошку, замурлычет она в ответ – и что-то пробудится в одеревеневшей от греха душе хозяина, что-то отдалённо напоминающее обострённое чувство единства между собою всего мироздания в целом и каждых мельчайших его крупиц, и ближе он становится к тому, чтобы постичь Неведомое через общение с духами.
Чермантей зажёг чёрную свечу и приступил к совершению сложного ритуала с принесением в жертву чёрного петуха. Он призовёт самых страшных и самых могущественных духов, чтобы просить у них о том, что несбыточно при естественном течении событий, что противоестественно природе нормальных человеческих отношений, что неприемлемо для утончённого чувства, хрупкого, как неокрепший лёд на водоёме, крепкого, как алмаз, горячего, как разбушевавшаяся плазма.
«О, духи кромешной тьмы, духи ада! Услышьте крик моей загубленной души! Сотворите то, о чём прошу…»
Глава 1. Кем он стал теперь, тот храбрый юноша?
Экстрасенсорика некоторых представителей животного мира поражает воображение. Это обоняние акулы, зоркость орла, слух зайца, предвидение крысы и многое, многое другое. И только немногие из людей, наделённых любящим сердцем, оберегаемым добрыми духами, способны получать озарения прорицательного порядка, превосходящие любые возможности представителей животного мира. Такое внезапное озарение, как острым жалом стилета, пронзило однажды сердце деревенской красавицы.
А как радостно всё начиналось! Встретились в раннем детстве два чистых и восторженных сердца, угадали друг друга и решили никогда не разлучаться. Так бы всё и произошло при переходе их во взрослую жизнь, но духи зла встали на их пути. Любящим сердцам к тому времени исполнилось только шестнадцать лет. Странный старик проходил через их деревню. Было что-то непонятное, отвратительное, пугающее в его облике. Вся домашняя птица, все домашние животные в панике бежали от него, а все люди леденели от ужаса.
– Мне нужен проводник, – сказал старик, и его тихий голос устрашающими раскатами докатился до слуха каждого жителя той деревни, но никто не сдвинулся с места, кроме юноши, наделённого бесстрашным любящим сердцем.
– Я могу быть проводником, – ответил отважный юноша.
– Нет!!! – услышал юноша вопль сердца своей невесты, пронзённое внезапным озарением, острым, как жало стилета, и чувство неминуемой беды охватило юного храбреца. Но обещание уже было дано. Отступать от данного слова – значит опорочить свою честь. Этого юноша допустить не мог и он последовал за странным стариком в качестве его проводника. А его невеста теперь знала: не суждено ей больше увидеться с её милым. Она знала теперь, что со временем она насильно будет выдана замуж за нелюбимого человека, родит ему красавицу дочку, а сама скончается при родах.
Так всё с нею и случилось.
Прошло сорок лет. В ту деревню пришёл то ли древний старик, то ли рано состарившийся мужчина. Было что-то непонятное, отвратительное, пугающее в его облике. Вся домашняя птица, все домашние животные в панике бежали от него, а все люди леденели от ужаса. Этот человек шёл своим путём, не оглядываясь назад, не озираясь по сторонам, но оповещаемый силой сопровождающих его духов, он «видел», обонял и «осязал» всё, что встречалось ему на его пути. И он невольно застыл со сбившимся с ритма сердцем, с перехваченным от потрясения дыханием, повстречав на одной из деревенских улиц юную красавицу – точную копию своей невесты, с которой разлучила его судьба. Сорок лет назад он покинул эту деревню и свою любимую невесту, оказавшись во власти страшного колдуна. Кем он стал теперь, тот храбрый юноша?
Глава 2. Совершение чёрного ритуала
Чермантей получил это имя по случаю наделения его посмертной силой чёрного колдуна, у которого он был и проводником, и слугой, и помощником, и прилежным учеником, как к тому обязывала его непререкаемая воля колдуна. Сорок лет прошли для него подобно нескончаемой тёмной ночи. Всё это время его сердце разрывалось от разлуки с любимой невестой, от горя невосполнимой утраты. Злые духи прорекли ему её судьбу, но скрыли то, что однажды он повстречает свою невесту в лице её красавицы дочки.
О, горе! Его любовь взорвалась в его душе с прежней силой, сдетонировав от столкновения с той, что была всего лишь точной копией его бывшей невесты. Чермантей понимал, что перед ним иная душа, не знавшая их любви, чурающаяся его теперешнего страшного облика. Он понимал, что между ними не может быть взаимной любви, но то чувство, которое раньше сияло в его юной душе чистым и радостным светом, переродилось в состарившейся душе в порочную алчную страсть. И Чермонтей, обезумев от обуреваемых его чувств, распаляемых злыми духами, зажёг чёрную свечу и приступил к совершению сложного ритуала с принесением в жертву чёрного петуха. Он призовёт самых страшных и самых могущественных духов, чтобы просить у них о том, что несбыточно при естественном течении событий, что противоестественно природе нормальных человеческих отношений, что неприемлемо для утончённого чувства, хрупкого, как неокрепший лёд на водоёме, крепкого, как алмаз, горячего, как разбушевавшаяся плазма.
«О, духи кромешной тьмы, духи ада! Услышьте крик моей загубленной души! Сотворите то, о чём прошу…»
На острове, которого нет
Четверо сильных мужчин тяжёлой натруженной поступью медленно перемещались по кругу, толкая перед собою огромных размеров оглоблю, соединённую с массивным деревянным воротом. Их мускулистые спины лоснились от пота, длинные, слипшиеся от пота волосы свисали с головы, будто ветви плакучей ивы. Они были подобны Сизифу, чьим наказанием было закатывание на крутую скалу тяжеленного камня, который, едва оказавшись на вершине, тут же скатывался вниз, обрекая Сизифа вновь и вновь закатывать его наверх.
Тяжёлый и бесконечный труд.
Джеф открыл глаза. Сновидение о тяжёлом и бесконечном труде перетекло из головы в натруженные мышцы рук, спины и ног. Весь предыдущий день низовой ветер постоянно менял направление, мешая удерживать курс. Когда ветер стих, на море воцарился штиль – новое бедствие для парусного судна. Джеф заскучал и вязкая, тягучая дрёма навеяла на него этот странный сон. Очнувшись от него, Джеф почувствовал, что сон этот не простой. Он имел какое-то отношение к его будущей судьбе.
Джеф встряхнул затёкшие во время дрёмы мышцы и растянулся на надувном матрасе, заложив руки под голову. Его ничего не невидящий взгляд был направлен в небо, а волны памяти унесли мысли Джефа в раздумье о своей беспокойной судьбе яхтсмена.
Хождение под парусами на одноместной яхте – это переход в иную реальность. В ней сила морской стихии испытывает на прочность все физические и волевые ресурсы яхтсмена. В ней мало места праздным размышлениям и беспечности. В ней нет шансов на выживание у тех, кто готов смириться, отступить, покориться. Эта реальность – место для неугомонных и непокорных. Это место для тех, кто познал вкус настоящей борьбы и «подсел» на него, как волк, познавший вкус живой, горячей крови и алчущий насладиться им вновь и вновь. Не оттого ли неисправимые бродяги мореманы именуются «морскими волками»?
Наградой одинокому яхтсмену, ушедшему в дальнее плавание, выпадают сладостные минуты очарованности красотами заповедных морских просторов. Нигде в мире нет таких красот, какие открываются тому, кто полюбился Живому Духу морской стихии за проявленное мужество и отвагу! Эти сладостные минуты с лихвой окупают всё: и запредельные физические нагрузки, и рвущие душу нечеловеческие волевые усилия в схватке с остервеневшей смертью. Эти сладостные минуты – великая, но заслуженная награда Победителю, Избраннику Судьбы.
Сколько раз зарекался Джеф от уходов в ту самую реальность, где то стынет от ужаса кровь, то душа заходится от восторга, манящего к себе с колдовски-непреодолимой силой! У этой неведомой силы нет научного объяснения. Она за пределами понимания. Поэтому ей дано не научное, а поэтическое название: «Зов моря».
Точно так же нет полного научного объяснения и у другой могучей стихии, наделённой не менее колдовской непреодолимой силой. Поэтому ей тоже дано не научное, а поэтическое название: «Зов любви».
Джозеф оказался между этих двух сил, как между молотом и наковальней. Решение было найдено: Джеф в последний раз ушёл в море. Он не мог покинуть эту родную ему стихию, не попрощавшись с нею в последнем морском походе, не изведав всех её чудес, таких, например, фантастических, как пение прекрасных морских сирен.
//-- * --//
Волны памяти унесли Джефа к своей Любви. Расставание перед этим походом было трудным. Его невеста не понимала, зачем нужен прощальный дальний поход? Если принял решение порвать со своим морским бродяжничеством, создать семью, жить, оседло, как все нормальные люди, то не откладывай это на потом. «Ведь Любовь – это самое главное! Море не должно быть главнее!»
Бедняжка! Так может думать лишь тот, кто не знает, что такое море для настоящего моряка, для «морского волка»!
С невестой Джефу несказанно повезло. В их портовом городе многие пытались добиться её любви, а Афра выбрала Джефа. Отстаивать её выбор приходилось не ей, а Джефу. В этом споре за право оставаться её женихом, Джефу пришлось пройти и через кулачные схватки, и через ножевые бои. Победы не были лёгкими. Соперники попадались сильные, самоуверенные и ловкие. Но справедливость всякий раз была на стороне Джефа, а поэтому сама Судьба была на его стороне.
Джеф вспоминал одно за другим все свои свидания с невестой. Это были минуты такого счастья, которое можно сравнить только с минутами сладостной очарованности красотами заповедных морских просторов.
Настоящие морские волки точно знают, что море имеет живую душу. Его живая душа в чём-то похожа на душу женщины. Поэтому море бывает то ласковым, то игривым, то пасмурным. Беда, когда в его душе пробуждается гнев, но гораздо страшнее, когда живая душа моря впадает в ревность. Не случайно среди моряков есть поверие, что женщине не место на корабле. Где женщина – там любовь. А где с любовью к морю начинает соперничать любовь к женщине, там ревность моря начинает угрожать гибелью кораблю.
Море умеет читать мысли своих скитальцев. Оно прочло мысли Джефа, изобличающие его в том, что он (этот подлый изменник!) посмел предпочесть морю женщину!
…И мир вокруг Джефа изменился.
Дневной свет померк.
Порывы ветра набрали силу, столкнулись между собою, подхватили и закрутили столбом огромную массу воды, втянув в её завихрения яхту Джефа.
Бывший любимчик капризной морской стихии подвергся безумной вспышке ревности очень чуткой и очень ранимой души моря.
Тьма и ужас застлали ему глаза.
Время для него остановилось.
Из безвременья, из полного небытия Джеф очнулся, услышав пение сладкого эротического сопрано. Это был хор женских голосов, пленяющих и манящих. Воспламенившись душой и сердцем, забыв обо всём на свете, Джеф направил свою яхту туда, откуда слышалось это пение. То был Зов такой силы, которая превышала все человеческие возможности. Она ослепляла ум, порабощала волю и превращала человека в марионетку, послушную её повелениям.
…И случилось невероятное.
Уже через малое время Джеф понял, в какой из параллельных миров забросил его злой смерч. В этом мире был тот самый остров, о котором давно знают все моряки. Остров, которого нет в нашем мире. Этим островом правят сирены, наделённые волшебными голосами, заманивающими к себе морских скитальцев.
Жизнь скитальцев, пленённых сладкими голосами бесчеловечных сирен, не случайно снилась Джефу, как пророчество о его коварной судьбе.
Это Джеф был одним из тех четверых мужчин, которые тяжёлой натруженной поступью медленно перемещались по кругу, толкая перед собою огромных размеров оглоблю, соединённую с массивным деревянным воротом. Их мускулистые спины лоснились от пота, длинные, слипшиеся от пота волосы свисали с головы, будто ветви плакучей ивы. Они были подобны Сизифу, чьим наказанием было закатывание на крутую скалу тяжеленного камня, который, едва оказавшись на вершине, тут же скатывался вниз, обрекая Сизифа вновь и вновь закатывать его наверх.
Это море отомстило Джефу за измену с такой жестокостью, на которую могут быть способны только море и женщины, охваченные испепеляющим огнём своей ревности.
В ожидании чистки
Новенький дождался, пока за ним закрылась тяжёлая стальная дверь, и злорадно лязгнул замок.
«Попался!», – послышалось в этом лязге.
«Попался…», – качнулось эхо в обострённом восприятии Новенького.
Взоры сидельцев обратились к Новенькому. Ему вспомнились его давние детские впечатления от посещения зоопарка. Точно так же смотрели на посетителей звери из множества клеток. Были в этих разных взглядах какая-то одинаковость, обусловленная условиями неволи. Один только лев взирал на всё с царственной безучастностью. Он и там был царём. В этой камере, пропахшей тяжёлыми миазмами, Новенький увидел среди других взглядов, уравненных условиями неволи, взгляд, напомнивший льва.
«Пахан хаты, а, возможно, и пахан зоны».
Выждав положенное время, Новенький произнёс блеклым, бесцветным голосом (как учили знающие люди):
– Привет всем честным бродягам.
– Фальшиво спел, – игриво обернулся ко льву сиделец, напомнив Новенькому этой выходкой льстивого шакала Табаки из сказки о Маугли.
– Вот ты и прокамертонь, – с ленивой презрительностью глянул на «Табаки» «лев».
«Табаки» молча вышел в проход между шконками. Он оказался неожиданно высоким для своего плюгавенького общения со «львом» мужчиной неопределённого возраста с маленькими глазками-буравчиками.
– Кого я вижу! – слегка откинув голову назад и панибратски раздвинув руки, вальяжно двинулся навстречу Новенькому «Табаки».
Подпустив «Табаки» на дистанцию подшагивания с ударом, Новенький провёл хорошо поставленный приём по верхнему уровню.
«Табаки» отлетел назад с падением навзничь, впечатался затылком в цементный пол.
– Технично, – прокомментировал действие Новенького сиделец с видом единоборца в полутяжёлом весе.
Новенький молча оглядел камеру, приметил свободную шконку на верхнем ярусе, легко закинул на неё своё натренированное тело и отвернулся к стене.
– Дождёмся, пока уснёт и возьмём его на кукен-квакен? – ощерился старикан с прочерневшими от чифиря зубами.
– Не мельтиши! – прицыкнул на старикана «лев». – Присмотримся, дождёмся малявы с воли, тогда и примем решение.
//-- * --//
Новенькому долго не спалось. Воспоминания бурным, хаотичным потоком клубились в голове, прерывая друг друга, не поддаваясь их осмыслению. Вспомнилась его самая первая и самая яркая любовь, ставшая любовью на всю жизнь. Новенькому было тогда лет пятнадцать. Он ехал с отцом по каким-то отцовским делам. Приехали в центр города. Отец долго искал свободное место для парковки. Едва они остановились, к автомобильному окну со стороны отца наклонила голову молодая женщина. Ни до, ни после этого Новенький не встречал более прекрасного лица. Её лицо пылало требовательностью, не допускающей возражений:
«Ты где был! Ты где был!!!»
Отец молча захватил подбородок этого наипрекраснейшего лица сильными жёсткими пальцами своей левой руки, и взгляд красавицы забархатился полной покорностью. Это был иной ракурс неописуемой красоты. Это было выше, запредельнее любых восторгов.
«Ой! Тут Валерка!», – красавица вырвалась из отцовского захвата и исчезла, оставив неизгладимый след в детской памяти, переполнив её любовью.
Ни до, ни после этого Новенький не испытывал более сильной любви.
Великий Учитель стал для Валерки его духовным отцом. Его тайная школа «Сознание Бога Тхивы» открыла для Валерки такие знания, обучила его таким приёмам самозащиты, которые изменили всю его жизнь. Годы учёбы в той школе были наполнены верой в служение Силам Добра, Силам Света. Все ученики этой школы излучали свет и доброту. Странным было пребывание в этой школе монаха Муни, удивлявшего всех своим наивным непослушанием. Он был кривлякой и пустословом, не владевшим ни тайными знаниями, ни навыками самозащиты. Он не излучал свет и доброту, которые излучали выпускники тайной школы «Сознание Бога Тхивы», именуемые «ваджра муни».
Выпускные экзамены были жёсткими. Они отобрали все силы. Выпускникам, успешно выдержавшим испытание дали день отдыха в их отшельнических кельях. Валерка удивился тому, что ночью его отшельничество нарушил кривляка и пустослов монах Муни. Его облик на этот раз был неузнаваем. Муни был твёрд и мрачен. Его слова прозвучали как откровение, наполненное ужасной и непреодолимой мистической мощью.
Не может этого быть! Как верить кривляке и пустослову?! Но таков ли он на самом деле? Не состоит ли его тайное послушание в создании видимости непослушания ради того, чтобы в нужный момент произнести то самое откровение, разрушающее прежнюю веру, открывающее страшную истину?
Эти сомнения мучили Валерку до той поры, пока не нашли подтверждения от незнакомца, в котором не было видимых признаков ваджра муни. Оказавшись в сложной ситуации, Валерка получил сообщение от скрытого источника:
«Обратись к R***. Он знает, как помочь».
Сообщения от скрытого источника – обычная практика общения ваджра муни.
Валерка обратился к R***.
Оказалось, что фраза, составлявшая «откровение» от кривляки и пустослова монаха Муни была истиной и секретным паролем. R*** в точности воспроизвёл её в самом начале их встречи:
«Ваджра муни – дьяволы».
И Валерка осознал в себе то, что со дня «откровения» Муни мрачно росло и неумолимо вызревало в нём, пугая и вводя в недоумение.
«Не может этого быть!»
«Но это так и есть…»
Валерка осознал, что он дьявол.
//-- * --//
Смятение души со временем сменилось озлоблением на самого себя, на Великого Учителя, на его проклятую науку.
Озлобление прошло, когда Валерка неожиданно увидел ту, от воспоминаний о которой сладко ныло и разрывалось его сердце. Ни до, ни после этого Валерка не встречал более прекрасного лица. Её лицо пылало недоверчивостью, из-под которой наружу рвалась необузданная любовь:
«Как он похож на отца! На своего покойного отца!»
Валерка молча захватил подбородок этого наипрекраснейшего лица сильными жёсткими пальцами своей левой руки, и взгляд красавицы забархатился полной покорностью. Это был иной ракурс неописуемой красоты. Это было выше, запредельнее любых восторгов.
Это было началом их сумасшедшей любви.
Великий Учитель знал, чем примирить Валерия с его осознанием своей новой сущности. Он воссоединил с помощью подвластных ему сил Валерия и наипрекраснейшую из женщин. В этой безумной любви Валерию пригодились многие его тайные знания. Как эта женщина отдавалась во власть его нечеловеческих возможностей в искусстве платонических страстей! Она жила только им, только для него, только ради него! Это придавало Валерию сил жить не только любовью, но и второй своей жизнью, о которой знали только те, кто им руководил и кем руководил он.
//-- * --//
– Учись видеть то, что происходит за твоей спиной. Учись слышать то, что беззвучно.
– Великий Учитель, разве это возможно?
– Научишься, когда поверишь, что возможно.
Тренировки, мантры, медитации. Изо дня в день, из года в год.
Новенький «увидел» «Табаки», «услышал» его срывающееся дыхание. Он уже знал, что случится дальше.
Утренняя поверка прошла на шухере. Администрация рвала и метала. Труп в камере – это ЧП, за которое отвечать придётся многим: и дежурной смене, и начальнику отряда, и куму, и хозяину зоны. Все сидельцы камеры, как обычно, «ничего не видели, ничего не слышали, крепко спали до самой побудки».
Начальник отряда клялся, что заключенный Козинцев И. И. был немного с придурью, мог сам на себя руки наложить. Блатные предъяв к нему не имели, он в приблатнённых ходил, шестерил перед авторитетами. Мужики с ним не связывались. Новенький? Но на рукоятке заточки следы только самого покойника. Значит, сам себя порешил.
Валерий «отвёл» подозрения от себя, «утихомирил» прыть проверяющих.
Кто может управлять неведомыми силами, тот может повлиять и на развитие тех или иных событий.
Когда-то Валера спрашивал:
«Великий Учитель, разве можно влиять на принятие кем-то решений с помощью каких-либо тайных сил?»
Теперь Валерий сам знал, как это делается. Знал и умел.
//-- * --//
Как много страшных дел можно было бы сделать тайно, если бы не тайные силы тех, кто призван противодействовать дьяволам!
//-- * --//
Запрограммированное Великим Учителем предназначение Новенького на зоне свершилось: прежнего хозяина, пребывавшего в состоянии полного и окончательного профессионального выгорания, отправили на заслуженный отдых, на смену ему был назначен человек деловой, энергичный, пышущий бодростью и здоровьем. Он лично вникал во все хозяйственные, бытовые и организационные вопросы, вызывал на беседу по одному и сотрудников зоны, и сидельцев. Дошла очередь такой беседы и до Новенького. Не дослушав рапорт явившегося по вызову, хозяин перебил его:
«Ваджра муни – дьяволы».
С того дня Валерия переводили из одной камеры в другую, туда, где отбывали свои сроки кандидаты в адепты ужасных секретных знаний. Ни в одном другом месте не было такого скопища кандидатов и таких условий работы с ними. Теперь каждая группа кандидатов помещалась в специально отведённую для их подготовки камеру, свободную от непригодных. Каждая такая камера становилась учебным классом и полигоном для отработки получаемых знаний и навыков. Валерий стал их сенсеем и их кумиром. От этого контингента не было нужды маскироваться под поборника светлых сил. Он уже был готовым орудием сатаны. Их взгляды воспламенялись вскипающей в них гордыней, когда они произносили свой пароль:
«Ваджра муни – дьяволы».
Но, выходя на волю, кто по «досрочке», кто «по звонку», они подпадали под незримое сопровождение «недремлющих», отслеживающих все их контакты с адептами их чёрных знаний и выявляющих через них их хитро сплетённую и широко раскинутую сеть. Придёт время, и операция под кодовым названием «Большая чистка» завершится полным разгромом всех «дьяволов» до единого. А пока…
Ужасы заброшенной деревни
Это было похоже на игру. Но это была вовсе не игра, совсем не игра.
Генри Саттон «Эксгибиционистка»
Шнурок опасливо выбрался на дорогу. Его звериное чутьё, выработанное множеством опасностей, подстерегающих первоходка на зоне общего режима, где не поймёшь, кому кланяться: бугры лютуют и беспредельничают днём, а злобные урки – ночью, пока молчало. Но молчание его было настороженным. Дорога давно нуждалась в капитальном ремонте асфальтового покрытия. Её глубокие выбоины не отражали лунного света и казались глубокими провалами, ведущими в преисподнюю. Шнурок подумал, что такая дорога, скорее всего, примыкает одним концом к небольшому населённому пункту, а другим – либо к давно заброшенным хозобъектам, либо к свалке. На свалке поживиться будет нечем, а в небольшом населённом пункте Шнурок с его воровским умением может и в одиночку подломить какой-нибудь ларёк, разжиться хавчиком, куревом и спиртным. При одном упоминании о такой воровской добыче у Шнурка засосало в желудке и жадно задвигались челюсти. Яркая полная луна будет, конечно, помехой, но «кто не рискует, тот не пьёт шампанского».
Шнурку повезло: выбранное им направление дороги привело к небольшому населённому пункту. Но ему не повезло: перед ним оказалась вымершая деревня.
«Проклятие!!!»
Шнурок знал, что он снова в розыске, что ему нужно прятаться от «легавых», пока не истечёт срок давности привлечения к уголовной ответственности по его последней «делюге», а поэтому ему очень нужен был фарт, сладкий воровской фарт, который часто снился ему во сне: деньги, деньги, деньги, тёплое море, красивая, на всё согласная тёлка, катраны и рестораны.
Что с того, что до этого он был лишь мелким вором-неудачником?
Шнурок брёл по заброшенной улице. Ни собачьего лая, ни человечьего голоса. Вокруг только мёртвая тишина, залитая лунным светом.
И вдруг…
«Показалось, или слабый свет в одном окошке?»
Шнурок бесшумной звериной поступью прокрался к тому окну, где ему померещился огонёк, припал к оконному стеклу.
«Неужели это не глюки?»
В чистой комнатке за столом сидела аппетитная молодуха и читала какую-то книгу.
Шнурок с жарко заколотившимся сердцем постучал в окно. Постучал уверенно, властно «как менты, когда приходят брать».
Да, он стучал, чтобы брать! Вот она, аппетитная, одна на много верст вокруг. Она и его спасение, и его сладкая добыча!
Женщина повернула на стук морщинистое старческое лицо.
«Как же так?!! Ведь то была молодуха!!!»
Женщина усмехнулась, и лицо её вновь обрело молодую сочную спелость.
«Что за наваждение? Тут, пожалуй, надо быть очень осторожным…»
Уже, войдя в комнату, Шнурок почувствовал, что всё вокруг него на какие-то короткие моменты становится зыбким, призрачным и иным.
Молодка улыбнулась и спросила:
«Что, Шнурок, всего сразу хочешь: и голод утолить, и вина напиться, и женским телом утешиться?»
«Откуда ей всё известно?! Уж не ведьма ли это?!!»
«А, если и ведьма, то что? Где ж твоя воровская удаль?», – молодка рассмеялась двойным смехом: и молодым, красивым и возбуждающим, и старческим, коварным и пугающим.
«Ну, садись, коль вошёл за стол напротив. Давай, раскинем картишки, сыграем в подкидного дурачка. Ты выиграешь у меня десять раз подряд – всё будет, как ты захочешь. А я выиграю – будешь ты у меня деревянной утварью на все случаи! Или ты испугался?» – насмешливо и лукаво глянула на Шнурка то ли старуха, то ли молодуха.
Есть в воровской среде такое неписанное, но неукоснительное правило: вор не может отказаться от карточной дуэли. Шнурок это твёрдо знал и неукоснительно соблюдал. Он понял, что и молодка-старуха тоже об этом знала и крепко взнуздала его этим.
«Эх, пропадёт моя голова! Как пить дать пропадёт!!!», – затушевался Шнурок, беря в руки карты.
И вновь почувствовал Шнурок, что всё вокруг него на какие-то короткие моменты становится зыбким, призрачным и иным. Берёт он свою карту, бросает её на стол, а она из той, что была выигрышной в его руке, падает на стол уже проигрышной. И так, будто во сне, кон за коном, все десять конов подряд.
«Вот и полночь настала, время гостей принимать. Становись, касатик, на четвереньки. Будешь этой ночью скамьёй для моих дорогих гостей», – с фальшивой ласковостью проговорила-пропела ведьма.
Вскипела тут у Шнурка его воровская душа, да и остыла и льдом покрылась. И мозги его заледенели, будто совсем их отшибло. Превратился он в послушного болванчика, встал покорно на четвереньки. Его обесчувственное туловище раздвинулось в длину, стало плоским и гладким, как выструганная доска, а одеревеневшие руки и ноги превратились в толстые бруски и крепко упёрлись в пол.
Добротная скамья получилась.
Сценарий к новому фильму
В глубине этих глаз сидело что-то холодное
и страшное, что-то кошачье, враждебное и
смертоносное: оно притаилось и ждало,
выслеживая добычу.
Джек Лондон «Мятеж на „Эльсиноре“»
Влада вернулась с прогулки с сияющими глазами.
– Девчата! Да вы только посмотрите: наша королева влюбилась! А ну-ка признавайся, что да как?
Прозвучало это у Аниты, как всегда, излишне бодро-весело, через чур энергично, а потому фальшиво и неестественно, как у плохого массовика-затейника.
– Пока не в чем признаваться, а когда будет в чём, то не признаюсь, – отмахнулась от фальшивой веселухи Влада и поспешила из досужего мирка своей палаты на свежий воздух. Свою фантастическую удачу лучше переварить глубоко в себе, чем выкладывать её на обсуждение случайным соседкам по палате, вызывая в них на поверхности приторную радость за Владу, а внутри – скрытую чёрную зависть.
Влада вышла из санаторского дворика, забрела в ближайшее кафе.
Взяла вазочку пломбира и стакан «Махито».
Неспешное переваривание такой случайной и такой огромной удачи под этот лёгкий десерт должно было выявить и успокоить непонятно откуда взявшуюся тревогу.
– Ты красавица, Владочка!
– Ты принцесса!
– Тебе только в кино сниматься!
Такие слова то и дело слышала Влада от своих подруг и знакомых.
Эти их слова подспудно заронили в неё, казалось бы, несбыточную мечту стать целомудренно прекрасной героиней в душещипательной мелодраме. Но где кинорежиссёры, а где она? Те – в столице, а она – в станице. Тем подавай профессиональных артистов, а Влада – тренер в маленьком фитнес-клубе, КМС по художественной гимнастике. Только и всего.
Говорят, что мечты сбываются, если очень-очень захотеть. А Влада, если и хотела бы сняться в положительной роли в хорошем фильме, то думалось ей об этом лишь изредка, беззаботно, мельком, и она тут же стряхивала с себя такие мысли как мешающие выстраивать её простую, бесхитростную судьбу.
И вот вдруг ей было сделано предложение попробовать себя в главной роли в фильме ужасов. Ужасы Влада не любила. Боялась, что они притягивают негатив. Но сняться в главной роли она готова даже в самом страшном из ужастиков. Это предложение и манило, и настораживало, и даже почему-то пугало. Владе нужно было разобраться в сложной сумятице этих чувств и пока не поздно принять окончательное решение.
– Я подумаю, – ответила Влада, услышав такое неожиданное предложение, и тут же пожалела о своей нерешительности.
Ох, уж эта природная женская осторожность!
Собеседник Влады увидел сквозь свои тёмные солнцезащитные очки её досаду на собственную нерешительность и понимающе усмехнулся:
– Думайте до 15 часов, а в 15 часов мы поедем с Вами на ознакомление со сценарием нашего будущего фильма.
– А как будет называться этот фильм? – спросила Влада, и вопрос её прозвучал как согласие сниматься в главной роли.
Проницательный, как дьявол, собеседник услышал это интонированное согласие.
– Наш с Вами фильм будет называться «Глаза злодея».
//-- * --//
Мысли Влады перескочили на то, как она этим утром выходила из моря, взбодрившаяся заплывом до ограничительных меток и обратно, испытывая возбуждение нервной энергии и лёгкую опьянённость от прилива позитивных эмоций.
– Она выходила из пены морской и увидели люди, что красота её совершенна, и нарекли они её Афродитой, богиней красоты и любви.
Влада обернулась на голос, произнёсший эти слова, и увидела говорившего. Первое впечатление было так себе: не богатырь, не красавец. Узкие губы, бледная кожа лица и тела, тёмные солнцезащитные очки.
– Позвольте представиться, – мужчина назвал свои фамилию, имя и отчество, но Влада пропустила эту информацию мимо ушей, однако то, что он сказал ей потом…
Увидев недоверие со стороны Влады, мужчина показал ей своё служебное удостоверение.
«Действительно, кинорежиссёр. Но разве я смогу сыграть главную роль в каком-то его фильме? Нет! Такая лапша не для моих ушей!»
– Спасибо за предложение, но это не для меня. Я не обучена актёрскому мастерству.
– Зато Вы идеально вписываетесь в типаж. А актёрского мастерства мне от Вас и не нужно. Вы естественны. Будьте такой же естественной в кадре. Это и обеспечит стопроцентное попадание в роль.
Время до 15 часов тянулось долго, но его всё равно не хватило для обдумывания чего-то очень важного, вызывающего нехорошее предчувствие.
«Что не так? Нет веры в свои способности? Нет, не то… А что тогда? Почему так неспокойно на душе? Что за червячок заполз в сердце и привносит в него дискомфорт?»
Режиссёр подъехал к условленному месту ровно в 15 часов.
Дружеская улыбка. Приглашающее распахивание пассажирской дверки.
– А куда мы поедем?
– В дом к гостеприимной и хлебосольной семье моего старого друга. Я приехал к нему на отдых, решил полностью отвлечься от работы, от коллег, от многочисленных настойчивых поклонников и ещё более многочисленных и ещё более настойчивых поклонниц. Но, случайно увидев Вас, понял: Вы – мой счастливый билет туда, где нас обоих ждёт ошеломляющий успех. Поэтому – долой отдых! Да здравствует творческое горение на форсаже и на кураже!! Вперёд, коллега! Вперёд!
И темные стёкла солнцезащитных режиссёрских очков метнули на Владу несколько хищных бликов. Червячок в её сердце зашевелился, возродив плохое предчувствие.
«Солнечных бликов перепугалась», – мысленно усмехнулась над глупым предчувствием Влада.
– Сам не знаю, зачем я прихватил на отдых сценарий для будущего фильма. Это похоже на то, как пьяница, твёрдо решивший больше не пить ни капли спиртного, припрятывает (на всякий случай) бутылку любимого коньяка. Не думал, что пригодится, но теперь я благодарю своё подсознание за то, что сценарий оказался под рукой.
«Всё хорошо», – подумала Влада, но червячок продолжал упрямиться и тревожить.
Режиссёр мастерски вёл машину и всю дорогу развлекал Владу забавными воспоминаниями из жизни известных киноактёров. Они выехали за город. Перед одним из дачных участков остановились.
– Вот мы и приехали, объявил режиссёр, выходя из машины. – Прошу, – распахнул он дверцу со стороны Влады и галантно подал ей руку.
Гостеприимных и хлебосольных хозяев в доме не оказалось, но ключ от дома у режиссёра был.
– Я не успел их предупредить о нашем приезде. Но это даже и к лучшему. Их церемониальность заняла бы достаточно много нашего времени, а мне не терпится побыстрее погрузиться в совместное вычитывания сценария. Особенно тех мизансцен, в которых на первом плане оказывается главная героиня.
Чтение захватило Владу.
Сценарий был написан гениально.
События в нём развивались с нарастающей жутью.
– Неужели моя героиня погибнет от руки кровавого злодея? – вскинула Влада увлажнённый от острой жалости взгляд на напряжённо молчавшего режиссёра и похолодела от ужаса. Его лицо неузнаваемо изменилось. Мимические мышцы бугрились и конвульсировали под натиском рвущихся наружу эмоций. Зловеще склонившись над Владой, этот неузнаваемый теперь мужчина медленно снял свои тёмные солнцезащитные очки и вонзил в перепуганную овечку холодный и беспощадный взгляд полусумасшедшего садиста.
– Она погибнет, так же страшно и мучительно, как и все её предшественницы, такие же красивые и глупые, непонимающие, что всё в этой жизни обман: и слова, и документы, и поступки. Правдива одна только смерть. И чтобы понять всё её величие, нужно испытать очень долгие и очень болезненные страдания.
– Я не хочу играть такую роль!
– Но ты уже сыграла её. У тебя всё получилось прекрасно. Ты была и естественна, и глупа, как в жизни. Теперь от тебя не требуется продолжения роли. Ты уже заслужила награду: долгую мучительную смерть. Ты заработала своё право постичь величие смерти во всём его необозримости.
Начнём…
//-- * --//
И настал звёздный час молодой, но чрезвычайно талантливой и фактурной актрисы. Ей вручалась награда за блестящее исполнение роли молоденькой и наивной девушки Влады в фильме «Глаза злодея».
Сам сценарий награды не удостоили по той причине, что в жизни такого ужаса быть не может.
Мистика
Предчувствие любви
Наука «установила», что человек использует только 4% клеток своего головного мозга.
Какая недоступная нам сила сокрыта в его оставшихся 96%?
Каждый живой организм устроен так, что он избавляется от всего ненужного. Это очень наглядно подтвердили первые же полёты в космос: мышечная масса космонавтов уже после нескольких недель в невесомости сократилась настолько, что по возвращении на землю, они не могли ходить и нуждались в многодневной реабилитации. А клетки головного мозга не усыхают, а сохраняют полную работопригодность!
Значит, они работают!
Работают с такой же интенсивностью, как и те клетки головного мозга, работа которых улавливается актуальными средствами обнаружения. Работа остальных его клеток имеющимися в нашем распоряжении приборами не обнаруживается.
Но это вовсе не значит, что они бездействуют.
Это подобно работе двигателя на холостых оборотах.
Так в чём же секрет их работы?
Мы живём в мистическом мире, но лишь малое количество избранных получают те или иные уровни доступа к его мистическим тайнам.
Какие свойства головного мозга ими при этом используются неподконтрольно средствам обнаружения?
//-- * --//
Я не знаю, как я оказался в другом мире. Там я тоже был каким-то другим. Только по возвращении я осознал, что там было во мне иным.
«Другой мир» открывался мне не целиком, а малыми кусками, сложить которые воедино мне не удавалось ни в период моего присутствия в нём, ни теперь, когда пришла пора осмысления увиденного и пережито мною в том мире.
Я был там в состоянии полусна. Так я оцениваю это уже теперь. При этом я вполне допускаю, что то было не полусонное состояние, а, напротив, состояние повышенной восприимчивости, жадно поглощающей ту небывальщину, в которой я оказался, а мысли о «полусне» мне приходят на ум во спасение от потери рассудка. Разве не так спасается наш рассудок при столкновении с пугающими реалиями потустороннего свойства («Привиделось!»; «Померещилось!!»; «Чур меня, чур!!!»).
В том мире всё казалось мне каким-то «полуматериальным». Я и сам обрёл там иное тело, лёгкое, «воздушное» и… нетленное (?). Людей, населяющих тот мир, без особых преувеличений можно было бы назвать «созданными по образу и подобию их бога» – так чист и светел их облик. Мне казалось, что от них исходило золотое сияние. Возможно ли такое? Мне вспомнилось в связи с этим жизнеописание Серафима Саровского. По воспоминаниям некого мещанина Мотовилина, чьим духовным наставником был Серафим Саровский, этот святой отшельник однажды на его глазах вдруг тоже преобразился, излучая золотое сияние. Мне и верилось, и не верилось в возможность такого чуда. В том удивительном мире, я видел такое чудо собственными глазами («Привиделось!»; «Померещилось!!»; «Чур меня, чур!!!»).
Я и верил, и не верил собственным глазам, наблюдая «обыденные» чудеса того мира. Не берусь их перечислять: они неисчислимы, и упоминание о какой-то их части неизбежно исказит всю их картину изъянами неполноты, разрушит саму возможность ощутить её совершенство.
В том удивительном мире меня сопровождал Проводник. Он был для меня и громоотводом, и заземлением, уберегающим меня от сожжения молниями невероятностей.
Ни до, ни после пребывания на родине Проводника мне не случалось испытать и малой доли того психологического комфорта, в котором я там очутился.
– Хватит показывать мне все ваши чудеса! Лучше скажи, как вам удаётся их совершать, – обратился я к Проводнику, чтобы избавиться от головокружения из-за сваливающихся на меня невероятностей. – Откуда в вас эти способности?
– Мы используем ту часть своего головного мозга, которая есть и у вас, но не используется вами. Нам это можно, а вам нельзя.
Мы живём в мире любви. Ты почувствовал это, оказавшись среди нас. А вы живёте в мире постоянной вражды.
Для нас использование всех возможностей головного мозга – во благо, для вас – в погибель.
Ты оказался среди нас для того, чтобы это узнать.
//-- * --//
То, что происходит в нашем мире, и разочаровывает, и пугает.
Куда катится наш мир? Что ждёт его?
Возможно, я ошибаюсь. Возможно, во мне ещё сказывается очарованность тем миром, в котором я побывал, но мне кажется, что наш мир уже близится к переходу на путь спасения, что в нём уже зарождается некое Предчувствие любви.
Вуренга
Я знал, что на ранее пройденном пути мне встретятся уже знакомые запахи. Я допускал, что букет этих запахов будет иным. Но не существенно иным. Главные запаховые признаки каждого участка пути ожидались мною как прежние. Однако просочившийся из густого кустарника запах настороженного агрессивного выжидания был новым. Он заставил меня замереть. Неподвижная фигура исчезает из видимого спектра многих диких животных, но запах агрессивного выжидания ещё более сгустился и стал острее. Выбора не было, я двинулся к невидимому источнику опасности, вскинув на изготовку помповое ружьё.
Все жители наших мест слышали о Вуренге, но видели её лишь немногие и каждый из видевших, или сочиняющих о встрече с нею во всех страшных-пристрашных подробностях, описывал её по-своему. Их описания сходились только в том, что Вуренга дьявольски красива и устрашающе кровожадна. В полнолуния она превращается в огромную чёрную волчицу, нападает на одиноких путников, перегрызает им горло и насыщается их плотью. Как только охотники выследили волчицу-людоедку и узнали, что она и есть красавица Вуренга, красавица перестала появляться на людях в своём человеческом облике. Никто не знал, где она скрывается в то время, когда становится человеком, но в полнолуние люди видели, как бродит в наших краях огромная чёрная волчица в поисках новых кровавых жертв.
Избушка, в которой прежде жила Вуренга, была сожжена дотла. Так люди отомстили ей за то, что она вытворяла, обращаясь в волчицу.
Когда я двинулся к невидимому источнику опасности, вскинув на изготовку помповое ружьё, мне навстречу из густых зарослей кустарника вышла молодая женщина. Она была дьявольски красива. От неё исходил запах… волка.
«Вуренга», – понял я и почувствовал, как хлынула в мою кровь жгучая волна адреналина.
Красавица приблизилась ко мне и мощным ударом руки сбила меня на землю, а сама упала рядом со мною. В тот же миг над нами просвистела пуля, а из-за ближних деревьев грохнул ружейный выстрел. Я отреагировал на выстрел ответным огнём и увидел, тёмный силуэт убегавшего человека. В его движениях было что-то знакомое.
– Это охотник по прозвищу «Лесовик», – вскочила с земли Вуренга и протянула мне руку, но я задиристо фыркнул и поднялся без её помощи.
– Он целился в тебя?
– В нас обоих.
– В тебя, я догадываюсь, за что, а я чем ему не угодил?
– Тем, что ты такой же, как я.
Во мне рванула петарда гнева:
– Я волк-людоед?!!
– Да, но ты пока ещё этого не знаешь. А Лесовик увидел в тебе то, что ещё только зреет, но уже просится наружу. У тебя бесстрашные глаза волка, звериный нюх волка и дерзкое сердце волка. Мы с тобою ровесники, но девушки созревают раньше парней, поэтому я уже несколько лет прохожу через мучительные фазы преобразования из человека в волка и обратно с наступлением полнолуний. А тебе это предстоит уже в грядущую ночь. Путь к людям теперь для тебя закрыт. Ты стрелял в охотника Лесовика. Он расскажет об этом всем местным жителям и, конечно, приврёт, что сразу после выстрелов по нему ты превратился в волка и пытался его загрызть.
– Почему я должен верить тебе, Вуренга?
– А тебе никто не говорил, что у тебя волчий нюх и волчьи глаза? А ты сам не слышишь своего сердца? Не слишком ли много в нём дерзости, чтобы принимать его по ошибке за сердце человека? Переживи со мною это полнолуние, и сам поймёшь, что после этой ночи ты не сможешь быть прежним.
Я посмотрел на Вуренгу с недоверием, потом с некоторым сомнением, а потом…
…Она была дьявольски красива.
Я не смог отказаться провести с нею предстоящую ночь.
После той ночи я понял, что Вуренга права во всём.
Дела тёмные, мерзкие, безбожные
Невозможное становится обыденным для того, кто не скован догмами техногенности и овладел секретами взаимодействия с силами потустороннего мира.
Опасное это умение!
Человек слаб, а соблазны сильны, неотступны, прилипчивы. Они легко овладевают плотью, а плоть начинает требовать своего, сладкого и греховного. Осознание собственного «могущества» подтачивает смирение, изыскивает хитроумные способы к самооправданию, толкает во власть гордыни. А это, как гиблое болото. Кажется, что следующий шаг по его обманчивой поверхности будет спасительной твердью, но нет – там всё та же зыбкость. И чем дальше, тем безысходнее. Конец при этом всегда один: медленное, страшное, неотвратимое засасывание самонадеянного храбреца в ненасытную болотную утробу.
Каждый, ставший на путь греховного использования мистического могущества, знает о судьбах тех, кто ранее вставал на этот путь, но надеется, что уж он-то сумеет избежать их трагической участи, что он умнее, хитрее, сноровистей. Эта пустая надежда и есть то, что даётся в наказание каждому за отступничество от Бога и за служение силам тьмы.
Серое существо со множеством лапок-присосок запрыгнуло на печь, мягко толкнуло в бок развалившегося там в глубоком омуте сна мужика:
«Вставай, хозяин! Время к полночи! Скоро гости пожалуют…»
И были гости, и была мерзкая чёрная месса с богохульством и принесением кровавой жертвы, и было коллективное призывание тёмных сил. В коллективном призывании эти богоотступники называли свои вторые колдовские прозвища, скрывая друг от друга свои тайные чёрные прозвища. Они не доверяли друг другу и остерегались колдовских атак от соучастников их коллективных сборищ. Атака на прозвище-прикрытие не достигнет того, кто таит ото всех своё секретное «нательное прозвище». Они обменивались дружескими словами и дружескими гримасами, зная, что ни один из них в эти знаки дружбы не верит. Их колдовским уделом было полное душевное одиночество. Кто хоть однажды подвергался бойкоту, знает, как это невыносимо. А чёрные колдуны сами обрекли себя на вечное пребывание в состоянии всеобщего бойкота.
Такова их плата за «могущество».
Такова их проклятость.
Прошла богохульная ночь.
Пришёл рассвет.
Хозяин колдовской штаб-квартиры забылся в полуобморочном сне. Страшны были сновидения чёрного колдуна. Ему снилось, что бесы, приставленные ему в сопровождение, вдруг взбесились, вышли из отведённой им роли и набросились на своего подопечного, разрывая когтями и клыками его плоть, вгрызаясь в его внутренности. Бедняга по-волчьи выл, по-медвежьи ревел, скрежетал зубами, изрыгал проклятия, рвал на себе волосы и рубаху.
– Хозяин, хозяин! Проснись!! – растолкала чёрного колдуна насмерть перепуганная его криками прислужка – девочка сиротка Дуняшка. Ей боязно стало находиться наедине с беснующимся в ужасах сновидений хозяином. Его мерзкой челяди она не видела, поскольку та была не из этого, а из другого мира. Но хозяин, едва очнувшись от сна, ту челядь сразу увидел и содрогнулся от омерзения.
«Экая гадость!!!»
Знают ли эти бесы, сопровождающие его по злой колдовской судьбе, о том, что они вытворяли над ним в его жутких кошмарных снах?!!
Колдун обиженно, мстительно впился в них пронзительным взглядом и прочёл в их ответных взглядах предостерегающую угрозу:
– Смотри у нас! Не вздумай с нами шутить!!
– Ах вы, нечисть поганая! Дьявол меня попутал связаться с вашим проклятым отродьем!! – задохнулся от запоздалого раскаяния колдун.
Что помешало ему оставаться человеком среди людей?
Как случилось, что он оказался в одной упряжке с этими погаными бесами?!
Колдун не помнил самых первых лет своей жизни. Ему вспоминалось детство, лишь начиная с того дня, когда его, беспризорного и голодного подобрала на улице одинокая сердобольная старушонка.
– Как ты попал сюда, бедненький, кто ты, откуда, кто и где сейчас твои родители или близкие ли, дальние ли родственники?
– Не знаю…
– А зовут тебя как?
– Не знаю…
Та сердобольная старушонка приютила этого приблудыша и стала воспитывать, как внука. Она назвала его Епифаном, по имени своего единственного во младенчестве умершего сынишки.
То-то она с ним намучилась!
– Он у тебя, бабулечка, дикий!
– Да он зверем растёт!
– А ведь он на чёрта похож!
Так и скончалась бабулечка, не дождавшись доброго ростка от того недоброго семени. Найдёнышу Епифану было на ту пору уже шестнадцать годков.
Не известно, что стало бы с ним, если бы не пригрела его одна молодая вдовица.
– Люб ты мне, Епифанушка! Скажи, что не бросишь меня, не променяешь на молодуху!
– Может быть и не брошу…
– Да нет, ты пообещай!!
– Как можно обещать, если мыслей своих и через минуту не угадать?..
И случилась с Епифанушкой беда. Влюбился он в девицу молодую, в пригожую-распригожую. Прознала про эту любовь та вдовица, что его, как свет в окошке лелеяла. Не выдержала она этой подлой измены и повесилась.
А молодая Епифанушкина любовь вышла замуж за такого же красавца, как и она сама. Поселись они в новом доме и зажили всем на белую зависть, а Епифанушке – на чёрную, на жгучую.
«Хоть бы они сгорели в этом своём новом доме!!!»
То ли пьян был Епифанушка от вина и спьяну ему всё привиделось, то ли было то на самом деле, но появился перед ним среди ночи чёрт в тот недобрый миг, когда Епифанушка молодожёнам смерти пожелал.
– Хочешь, чтобы сгорела твоя несбывшаяся любовь с молодым своим мужем в их новом доме? Так нет ничего проще: ты подпишешь вот эту бумагу своей собственной кровью – и оно сбудется. И не только это, но и всё, чего ты впредь пожелаешь.
– А если я писать не умею.
– И не надо уметь. Обмакни большой палец правой руки с вою кровушку и приложи его к тому месту на этой бумаге, на которое я укажу.
Было ли, не было ли этого муторного пьяного бреда на самом деле? Вроде, как это было, а вроде не было вовсе. Только сбылось плохое пожелание. На утро узнал Епифан, что ночью сгорели в своём новом доме его любовь со своим молодым мужем. И радостно стало Епифану от этого чужого несчастья, и страх вошёл в его сердце: не он ли тому виной? Опасливо взглянул Епифан на внутреннюю сторону предплечья своей левой руки, откуда в том бредовом состоянии он кровь себе на палец получил, чтобы на бумаге оттиск пальца оставить, и увидел свежий порез. Откуда бы ему взяться?
– Всё это было, – вновь возник из ниоткуда тот самый чёрт, который предлагал ему ночью непонятную, но страстно возжелавшуюся сделку. – Теперь все твои желания будут с моей помощью исполняться по воле нашего Наисладчайшего Повелителя. Я и двое моих коллег будем сопровождать тебя до конца твоей жизни. А ещё твоим помощником будет этот Серопузик, – указал чёрт на серое существо со множеством лапок-присосок, появившееся перед ними по щелчку его пальцев.
С того дня, а вернее, с той ночи, и началась для загубленной души Епифана жизнь, лишённая человеческих радостей, не знающая утешений в минутах умиротворённости и благодати. Только холодная пустота, нарушаемая вспышками гнева, только неудовлетворённость ото всего, только желание мстить неведомо кому и за что.
Пробудившись, колдун зло взглянул на затрепетавшую от страха перед недовольством хозяина Дуняшку.
«Дура. Даже разбудить не могла так, чтобы…»
Как? Разве он может чувствовать себя счастливым и безмятежным после таких кошмаров?
«Всё равно она дура!!»
– Быстро завтрак на стол! У меня сегодня много дел!
Каких дел, он и сам пока ещё не придумал.
– Завтрак уже на столе, хозяин.
– То-то! А теперь пойди прочь с моих глаз!
Сиротка выскочила из избы, забрела на скотный двор, прижалась к тёплому боку старой коровы и беззвучно заплакала о том, что эту корову хозяин надумал отправить на бойню из-за того, что она состарилась, и тогда у Дуняшки не останется никого, кто её любит. Никого…
Завтрак был сытным и вкусным, но колдун ел, скривившись в недовольной гримасе. В нём росло и вспучивалось недовольство, требующее выхода вовне. Значит снова надо идти ему к людям, к этим ничтожествам, живущим не известно зачем, не имеющим иной цели, кроме заботы о поддержании их никчёмной, ничем не примечательной жизни. На них он выплеснет недовольство и получит временное облегчение. К ночи недовольство вновь переполнит его терпение. Тогда он совершит магический обряд, насылая порчу на людей или на их скотину. Потом, облегчившись этим виртуальным злодейством, колдун уснёт, но кошмары измучают его, и к утру он вновь начнёт страдать от потребности выплёскивать во вне свою злость.
Зато как сладко ему утверждаться в своём «могуществе»!
Колдун проходит мимо людей подобно пасмурной туче. Люди, едва завидев его, спешат скрыться от его опасного взгляда.
«Боятся, значит признают его незримую власть над своими никчёмными судьбами!», – это тешит самолюбие колдуна.
«Но, чу! Это кто же такие?»
На лавочке, под развесистой липой милуются пригожие парень с девушкой. Они не видят и не слышат никого вокруг, нежно растворившись друг в друге.
«Это меня они не замечают? Это я для них пустое место?!»
Колдун азартно оборачивается к своей невидимой никому, кроме него самого, свите (к трём верным бесам и к Серопузу).
– Серопуз! – неслышно для людей, будто совсем беззвучно, зашевелил губами колдун – очерти вокруг той нежно воркующей парочки контур гнева и бессмысленного раздора!
Серопуз заговорчески хрюкнул и покатился к указанным жертвам.
Вскоре он возвратился, распираемый гордостью за успешно выполненное задание:
– Приказ исполнен, хозяин!
Как бы в подтверждение этих слов со стороны только что нежно ворковавшей парочки раздался звук пощёчины, а в ответ злобное шипение:
– Ах, ты …, да после этого, – и дальше – ругань. Безостановочная взаимная перебранка с употреблением таких слов, которые «сжигают все мосты».
– Крепко ты их оконтурил, – одобрил работу Серопуза колдун. – Теперь они перессорились навсегда. Поделом им, невежам.
Продолжая этот свой выход к людям, колдун зорко высматривал тех, кто, увлёкшись собственными заботами, либо не заметил его, либо не испытал надлежащего трепета перед ним. «Совсем страх кое-кто потерял. Придётся их образумить, наказать их всякой разной порчей. Будут знать, что такое незримая власть колдуна!»
Закончив свой обход, колдун вернулся домой. Теперь будет, чем заняться этой ночью.
Возле дома колдуна поджидала молодая женщина с растрепавшимися космами, с потемневшим от горя лицом:
– Батюшка Епифаний! Отец обиженных и убогих! Спаси от смерти моего сыночка! Крутит его лютая лихоманка, вот-вот в могилу его сведёт! – падает перед колдуном на колени несчастная женщина, подползает к его ногам, осыпает горячими поцелуями его запылившуюся обувь. – Кланяюсь тебе, батюшка, коровою, – показывает женщина на привязанную к забору бурёнку. – Прими её как сердечный дар за исцеление моего младенца!
– Ну-ну! Вставай, не валяйся на земле, негоже это. Услышал я тебя. Только вижу я, что порчу на твоего младенца наслал очень сильный колдун. Снять её нет никакой возможности. Но можно перевести её на кого-то другого. Например, на телёнка из твоего же стада.
– Согласна я, батюшка! Согласна! Ради исцеления сыночка мне ничего не жалко!
– Ну, так и быть. Успокойся и иди домой. К утру всё случится, как ты просишь.
Обливаясь слезами облегчения, бормоча благодарности, женщина ушла.
«Экая она дура! Да и откуда ей знать про то, что если я сниму с её младенца мною же насланную порчу, то она ко мне и вернётся, меня и скрутит, да ещё с утроенной силой. Потому не снимать её надо, а перенести на кого-либо другого, хотя бы и на телёнка».
– Дуняшка! Чего стоишь рот разинула! Веди корову в хлев, да поживее накрывай стол к обеду!
Отобедав, колдун улёгся на печи передохнуть, подремать перед своими ночными колдовскими делами.
А у бесов свои дела. Пока колдун отдыхал, бесы побывали у своего куратора с отчётом о проделанной работе. Куратор выслушал внимательно, а потом вдруг сказал:
«Вижу я, вы своё дело сделали. Пора его завершать. На исходе грядущей ночи заберите у своего подопечного её чёрную душу и тащите её в нашу с вами обитель. Там найдётся для неё работа. А вас я пошлю на новое задание, ответственнее, чем это».
Ночь прошла у колдуна в его богомерзких хлопотах по наведению порчи на людей и на скотину. Он упивался своим «могуществом», своим торжеством над людьми, ведущими обычную жизнь. Это пригасило в колдуне на время его острое недовольство всем в этом презираемом им мире, и он забылся в полуобморочном сне. Страшны были сновидения чёрного колдуна. Ему снилось, что бесы, приставленные ему в сопровождение, вновь взбесились, вышли из отведённой им роли и набросились на своего подопечного, разрывая когтями и клыками его плоть, вгрызаясь в его внутренности. Бедняга по-волчьи выл, по-медвежьи ревел, скрежетал зубами, изрыгал проклятия, рвал на себе волосы и рубаху.
Вдруг чёрный колдун проснулся и с ужасом увидел перед собою могущественного ангела смерти. Колдун хотел закричать, но ангел по имени Смерть взглядом запечатал ему рот. Колдун хотел вскочить, но ангел взглядом припечатал его к перине. Ангел действовал чётко, умело и это вселяло особый ни с чем не сравнимый страх. Чёрная колдовская сила стала разрывать своего носителя изнутри, причиняя нестерпимую боль. Нужен, очень нужен был кто-нибудь, кто взял бы колдуна за руку. Тогда колдовская его сила переметнулась бы в подателя руки и овладела бы его судьбой, оставив колдуна наедине со Смертью. Но рядом не было никого, и чёрная колдовская сила нещадно рвала его плоть.
Несчастной была его жизнь.
Страшной была его смерть.
Прозрачные
Хочешь быть невидимым для зверя, стань прозрачным.
Старая бурятская мудрость
Даже само существование этого рода войск было особенно охраняемой государственной тайной. Бойцы его были «прозрачными», невидимыми для посторонних. Они не прятали своих лиц. Они выглядели совершенно обыкновенными (не путать с «подозрительно обыкновенными»). Они были всегда и во всём «как все». Их отличие ото всех не имело никаких внешних признаков. Просто они обладали иным уровнем сенсорики. У иных было обоняние акулы, у иных – предвидение крысы, у иных – ночное зрение филина, у иных – дневное зрение орла, у иных – кошачья и голубиная способность ориентироваться в пространстве и т. д., и т. п. А вместе они были командами, ротами, батальонами.
Но самым удивительным свойством всех этих бойцов было их умение становиться невидимыми в буквальном смысле, будто растворяясь в пустоте.
Боец с буквенно-цифровым позывным НБ-300, обладая внушительным набором экстрасенсорики, «видел» все варианты развития интересующих его событийных рядов. Но это не спасло его от того, что оказалось заранее предначертанным ему по судьбе.
Мы властны над своими поступками, но мы не властны над своей судьбой.
Глава 1
Командир проводил своего НБ-300 долгим печальным взглядом.
«Вот и ты уходишь. Больше мы уже не увидимся с тобой в этой жизни. Прощай, Алёша…»
Встречные девушки смотрели на не очень молодого офицера, как на безликое существо. Они угадывали в нём не жаркий огонь, а остывший пепел. Тусклые стройбатовские эмблемы на его не менее тусклом мундире не возбуждали девичьих фантазий. То ли дело молодые офицеры ВДВ, лётчики, танкисты! У них и удаль, и стать!
«Эй, служивый!», – окликнул Алексея румяный сорокалетний крепыш, разбогатевший на хитрых рыночных сделках.
Алексей ускорил шаги. Пусть знает, что ему неприятно выслушивать «выгодное предложение» об устном тайном обмене двадцати солдатских человеко-дней на возведение трёхэтажного дома для «Крепыша» на деньги для их командира.
Вот и тот самая улица, тот самый двор, та самая калитка, где он никогда ещё не был, где уже ждут его незнакомцы, с которыми он ещё никогда не виделся. Потемневшая от давней покраски зелёная ограда из невысокого штакетника, такого же цвета старенькая скрипучая калитка. Узкая цементная дорожка ведёт к низенькому крылечку в три ступеньки с местами облупившейся, местами вытертой от грубых подошв и от времени серо-голубенькой краской. Такого же цвета и состояния окраски входная дверь в низенький, полутёмный чулан. Всё тихое и невзрачное, под стать этому тихому и невзрачному осеннему дню.
«Заходи, Алексей Савельевич! Дорогим для нас гостем будешь!», – открыл дверь из чулана в горницу моложавый старик, едва Алексей вошёл в чулан. – «Ну-ка, Фроська! Выбегай встречать своего суженого-ряженого!»
Мудрый знахарь с почётом усадил Алексея за стол, накрытый перед его приходом разнообразными холодными закусками. Внучка деда захлопотала, подавая к столу ароматный наваристый борщ, иные горячие блюда.
Застолье было неторопливым. Все трое доверчиво приглядывались, прилаживались друг к другу, заранее твёрдо зная, что впереди их ждёт полное взаимопонимание и любовь.
Знали все трое и то, что недолгим будет их счастье этого трогательно-дружного семейного проживания.
Мудрый знахарь знал это потому, что ему было открыто будущее и его собственное, и его сиротки-внучки, и правнука, который родится у Фросеньки от Алексея, ак и не увидев отца.
Фросенка знала об этом будущем со слов деда, была готова к нему и всей душой желала родить ребёнка, который унаследует от своего отца его необыкновенные экстрасенсорные свойства, станет сыном незримого полка, в котором служил отец, а, повзрослев, займёт место в этом незримом строю.
Алексей знал об этом будущем в силу своих свойств, которые позволяли ему делать правильный выбор действий, влияющих на дальнейшее развитие событий, внутри рамочных ограничений его судьбы. Он знал, что лучшей матерью его ребёнку будет Фросенька.
Глава 2
Офицер не думает о том, чтобы остаться в живых. Он думает лишь о том, чтобы наилучшим образом выполнить свой воинский долг. Это было не отдельной частью знаний, усвоенных в процессе многоступенчатой подготовки обыкновенного воина необыкновенного рода войска «прозрачных», а неотъемлемым компонентом самой его сути и плоти на глубинном, атомарном уровне. Антон шёл в свою последнюю атаку, не кланяясь пулям, отрешившись от острого болевого синдрома, пульсирующего в ужасной осколочной ране. Враги не видели мчащуюся на них в лице Антона свою «прозрачную смерть», они были перепуганы пустотой, плотно окутавшей их плацдарм и разящей их метким огнём. Ответный огонь врагов по угрожавшей им пустоте составлялся пулями-дурами, летящими, не ведая, куда.
Ворвавшись в точку «Т» своего прорыва, Антон раскидал охрану, вскрыл кодовые замки бронированных дверей секретного подземного бункера и вынес на плече человека-загадку.
– Командир, я возвращаюсь. Контрольное время выхода из пекла – 1 минута 50 секунд.
Ровно через 1 минуту 50 секунд вражеский плацдарм взлетел на воздух.
Бойцы силовой поддержки операции одиночного прорыва в точку «Т» вернулись на исходный рубеж с двумя ценными ношами на плечах: с человеком-загадкой и с Антоном, потерявшем сознание от массированной кровопотери.
После полученного в той боевой операции осколочного ранения Антон был признан негодным для несения строевой службы.
Его отцу с буквенно-цифровым позывным НБ-300 повезло меньше. Он выполнил своё последнее боевое задание ценой собственной жизни.
«Не печалься, сынок, ты имеешь особо высокую цену для нашего „прозрачного“ войска. Твои умения будут всегда востребованы у меня и на нестроевых должностях», – обратился к Антону командир его подразделения. – «Знай: я всегда тебя жду».
Произнося эти заранее заготовленные слова, командир «видел»: Антон к нему не вернётся. Его ждёт другая судьба – неведомая для посторонних, окутанная непроницаемой пеленой тайны «другого мира».
«Прощай, сынок, да хранит тебя Бог в твоей дальнейшей судьбе!»
Что значит, поверить в Судьбу и довериться её зову? Это значит, вслушаться в себя, преодолеть плотный кокон суетных мыслей, различить среди их информационного шума чистый голос, идущий прямо из сердца. Антон привычно ввёл себя в тот особый режим изменённого состояния, в котором начинал ясно слышать, как его Судьба перекликается с его сердцем. Со стороны могло показаться, что Антон передвигается, как сомнамбула, как бездушная марионетка, подчинённая чужой воле. Но он повиновался не чуждой ему воле.
«Веди меня, моя Судьба туда, где мне следует быть. И пусть будет, что будет!»
Куда иногда исчезают бесследно люди?
Есть на Земле места, в которых бесследные исчезновения происходят неотвратимо. Есть места, в которых они возникают эпизодически.
Есть места, в которых такого не должно бы случаться, но это вдруг происходит.
«Быстрее, быстрее, ещё быстрее!, – торопит Антона его Судьба. – А теперь всмотрись в „пустоту“ и будь предельно разумен!»
Антон увидел, как из пустоты навстречу ему вышла дева, сияя неземной красотой. Она тоже была «прозрачной» и в ней тоже чувствовалась сила многих экстрасенсорных свойств. Антон сразу понял, что эта дева явилась не из нашего мира и что вскоре она исчезнет не в пустоту, а в свой мир.
Дева подняла на Антона глаза… и ослепила его сердце, наполнив его огнём сумасшедшей любви.
Антон усмехнулся над этим сумасшедшим огнём.
Он мгновенно ощетинился всей мощью своей экстрасенсорики, многократно спасавшей его в самых немыслимо сложных боевых переделках и…
…Сумасшедший огонь тоже усмехнулся над Антоном:
«Не тот это случай, боец!»
А взгляд неземной красавицы говорил ему:
«Будь моим господином, отважный воин! Я искала тебя повсюду и не расстанусь с тобой вовеки!»
– Оставайся со мною, – тяжело проговорил неземной красавице Антон, не в силах совладать с огнём, бушующем в его сердце.
– Мы не сможем быть счастливы в вашем мире, – неземная красавица подкрепила свои слова таким взглядом, что Антон понял их неоспоримую правоту.
И Антон сделал свой выбор.
«Прощай, сынок! На твоём месте и я сделал бы такой выбор», – вошла в Антона телепатограмма от его бывшего командира.
Случай на дороге
Человек по-прежнему встречает в природе много такого, что вызывает подлинное удивление и даже неверие. Разве так может быть в реальности?
(Из рубрики «Живой мир» в газете «Тайное и Явное», №2 (138) 2022 года)
Зябкие предрассветные сумерки причудливо искажали пространство.
Город замер в тревожном призрачном сне.
Я опаздывал на дежурство.
Счёт опоздания шёл всего на несколько минут, но, во-первых, я уже не мог наверстать их в пути, даже если бы стал гнать на красный свет светофоров, а во-вторых, мне предстояло заступить на своё первое дежурство на новом месте работы в первый день создания там моей деловой репутации, и я сгорал от стыда.
Вдруг в этой и без того критической для меня ситуации возникла ещё одна непредвиденная задержка: мой путь в неположенном месте перекрыла колонна ряженых. Среди них мне запомнились три гиганта с бычьими головами, целый табун кентавров, несколько атлетов с шакальими головами и совсем крошечные карлики в синих, жёлтых и зелёных колпаках.
«Проклятие!!!»
Я засигналил им так, что у меня заложило уши, однако, вся колонна, как ни в чём ни бывало, продолжала своё неспешное шествие. Тогда я выскочил из машины и оборвался на них очень плохими словами, которых я и сам от себя не ожидал. Меня переполняло в тот момент безграничное огорчение, свойственное обычно только малым детям, для которых и пустяковое огорчение кажется концом света.
В ответ на эти оскорбительные слова от колонны отделился один из гигантов с бычьей головой. В его глазах полыхнуло багровое зарево. Он издал громоподобный рёв и устремился ко мне, целясь своими рогами мне в подреберье. В тот момент я понял,.. что он не ряженый, а вполне натуральный.
«Минотавр… Минотавр!!!»
Говорят, что при особых формах стресса у человека иногда проявляются сверх способности. Во мне они проявились: я убежал от минотавра (!). Вероятно, это удалось мне потому, что минотавр был всего лишь в ярости, а я – в той самой особой форме стресса, в которой во мне раскрылась способность к телепортации.
Теперь я стараюсь не думать о том, из кого на самом деле состояла та колонна существ, перекрывших мне путь.
Боюсь, что это были не ряженые.
Расхожая мудрость о том, что в действительности всё вовсе не то, чем кажется, приобретает пугающий смысл, когда неподконтрольные мне всплески памяти навязчиво воскрешают во мне тот случай на дороге.
По прихоти, навеянной одиночеством
Она знала секреты колдовства и её охраняли змеи.
Старый ворон влетел в её избушку через настежь открытое окно и, проковыляв по столу, остановился напротив своей хозяйки:
«Ка-ар!»
Женщина отложила книгу с заклинаниями. Её магический ритуал привёл в движение сложную последовательность событий, ведущих к исполнению её новой прихоти, навеянной одиночеством. Ворон своим прилётом оповестил колдунью о том, что человек, попав в плен наваждения, насланного на него игривым настроением могущественной красавицы, свернул со своего пути и направился прямо в её западню.
«Ка-ар!» – повторил старый ворон.
Его хозяйка с рассеянным видом откинула раскрытую ладонь за голову, за плоскость пересечения пространств, и вернула её назад с куском мяса. Ворон захватил это угощение клювом и перелетел с ним в свой угол.
//-- * --//
Зосима жил с раздвоенной душой. Игумен их монастыря был тяжко и неизлечимо болен. Приступы его заболевания происходили всё чаще, становились всё более длительными и доставляли ему сильные физические страдания.
Духовный наставник Зосимы говорил:
– Страдания очищают душу, нацеливают её на пылкое обращение к Богу. Без страданий наша вера не столь пронзительна и имеет свойство отвлекаться от её исходной точки.
– Святый отче, должно ли мне просить у Бога страданий? – вопрошал у своего наставника Зосима, боясь при этом положительного ответа. Он, хоть и понимал, что страдания были бы ему во благо, но не был готов к тому, чтобы лишиться той радости, которую доставляет ему ощущение своей молодости и отменного здоровья.
– Проси, брат мой, у Бога не того, что ты считаешь для себя полезным, а того, что Бог считает таковым.
– Так и буду просить, святый отче, – обрадовался Зосима, надеясь, что Бог будет милостив к его здоровью, и, одновременно опасаясь, что Бог, увидев эту радость, вразумит его за неё страданиями.
И вот вчера духовный наставник Зосимы призвал его к трудному послушанию: покинуть родной монастырь, выйти в безлюдное место, оборудовать там землянку и вести жизнь отшельника, чтобы истребить в себе «раздвоенность души». Ранним утром, испросив у своего наставника благословение на это трудное послушание, Зосима отправился в путь. Он решил войти в лесную чащу, углубиться в неё, никуда не сворачивая, и идти, пока не будет дано ему знака свыше о том, где следует ему остановиться и обустроить землянку для долгого отшельничества.
Зосима прошёл чистым полем, вошёл в лесной массив и на всём пути с наслаждением вдыхал пьянящие природные ароматы, греховно радуясь играющей в нём молодецкой силе и избыточному здоровью, мешающим ему пылко сосредотачиваться на вере.
«Вот укроюсь в отшельнической землянке от всей этой красоты, тогда и истреблю в себе свою пагубную „раздвоенность души“, а пока возрадуюсь напоследок всем красотам земли», – оправдывался Зосима сам перед собою за легкомысленное нерадение к неустанному укреплению в вере.
И тут случилось чудо.
Зосима увидел «знак свыше»: старый ворон взлетел перед ним и своим полётом указал направление к месту оборудования землянки.
Это направление привело Зосиму к затерявшейся в лесной чащобе избушке.
«Послушания ради, я обойду эту милую избушку стороною», – твёрдо решил Зосима, но ноги сами ввели его в избушку, а там…
«Экая красавица здесь живёт!!! Дивные глаза её – как магнит!.. Улыбка её – ярче солнца!.. Губы её – слаще мёда!.. А объятия её…»
В объятиях лесной красавицы Зосима потерял счёт времени.
Он очнулся от обуявшей его страсти лишь тогда, когда колдунья, сияя своей ослепительной, неувядаемой красотой, со смехом оттолкнула его от себя:
«Вот теперь отправляйся, старче, по своим отшельническим делам!»
«Старче?» – Зосима поднёс к глазам свои ладони с истончёнными, мелко подрагивающими пальцами, с крупными пигментными пятнами на тыльной их стороне, с пожухлой морщинистой кожей.
Как незаметно и бессодержательно, хотя и в бурной ненасытной страстности, промчались долгие годы, унеся с собою молодецкую силу, пышущее здоровье, надежды на беззаветное служение Богу с вымаливанием у Него блага для всех живущих и милости к умершим!
Безвозвратно уже ушла из одряхлевшего старца и былая «раздвоенность души».
Жаль только, что избавление от той пагубной «раздвоенности» произошло не в том направлении, к которому призывал своего молодого послушника его духовный наставник, а на погибель, под беспечный смех лесной колдуньи, пополнившей молодостью и силой несостоявшегося отшельника свою собственную молодость и красоту.
Волчья шуба
Ведь было же в стародавние времена
поверье, что старые вещи превращаются
в злых оборотней.
Алла Рябинина Статья «Вещи-оборотни»
Пурга заметала дорогу, снижала видимость. Старенький «Москвич» противно чихнул и «сдох».
«Вот и славненько. С благополучным приездом меня в гости к чёртовой бабушке», – досадливо сплюнул Родионович. – «Чинить эту рухлядь в пургу, да ещё и с наступлением ночи – только бесов смешить. Придётся дожидаться утра и хорошей погоды».
Родионович знал наперечёт все болячки своего автодоходяги и понимал, что ремонт будет нудным и долгим. Холод начал заполнять салон автомобиля. Он растекался по полу, поднимался всё выше и выше, подобно ледяной забортной воде, хлынувшей через пробоину в трюмы.
«В машине я до утра околею. Хорошо, что я недалеко ещё отъехал от вымирающей деревеньки с каким-то глупым, незапоминающимся названием», – Родионович вынул ключ из катушки зажигания, проверил, хорошо ли заперты изнутри замки передней пассажирской и обеих задних дверей и покинул выстуженную машину, превратившуюся в ледник.
На полпути к деревне Родионович с нарастающей тревожностью попытался припомнить, запер ли он водительскую дверь, но это привычное действие, продиктованное мышечной памятью, прошло мимо зон повышенной внимательности и не поддавалось воспоминанию. О том, чтобы идти назад ради проверки этого на месте и мыслей быть не могло: Родионовича охватил такой сильный внутренний озноб, что оставаться лишнюю минуту на холоде становилось опасно для жизни.
Ветер обжигал Родионовичу лицо роем колючих снежинок, толкал его в грудь, просачивался сквозь одежду, выхолаживал кости и внутренности. Сознание то покидало Родионовича, ускользая от него в пустоту, то возвращалось, надрываясь в борьбе инстинкта самосохранения с усталостью. В минуты душевной слабости ему хотелось упасть на спину и уснуть вечным сном, но бойцовский характер тут же с гневом отметал такие мысли и заставлял продолжать трудный путь.
В полубеспамятстве Родионович добрёл до ближайшего дома, увидел, как от сарая к крыльцу переместилась неясная тень: то ли сгорбленная старуха, то ли очень крупная собака.
Потом всё спуталось в его сознании: реальность, бредовые видения, тревожные хаотичные сны.
Сгорбленная старуха обустроила Родионовичу постель на широкой лавке, напоила его горячим травяным настоем, уложила спать, укрыв поверх одеяла старой-престарой шубой из волчьих шкур.
Ровно в полночь от этой шубы Родионовичу стало жарко. Он попытался сбросить её с себя, но она навалилась на него увесистыми тушами четырёх матёрых волков.
– Мы всегда мстили и всегда будем мстить людям за то, что они когда-то безжалостно нас убили.
– Люди убили нас лишь за то, что мы случайно оказались в том месте, где они устроили облаву на наш род. Им было всё равно, кого из нашего рода им убить. Поэтому и нам теперь всё равно, кого из людей убивать ради удовлетворения нашей мести.
Потом что-то говорили и другие два волка, но Родионович уже их не слышал: шуба убила его.
На освидетельствование трупа приехал врач из районной больницы. Установил, что Родионович умер от старости.
Что ж, возможно, и сами волки, и их волчья месть Родионовичу только привиделись в его предсмертном бреду.
…Хотя…
Что могут знать люди с теперешним атеистическим мировоззрением о мистических свойствах некоторых старых вещей?
И Бог услышал молившихся
Глава 1. Дикая Кошка
На борту пиратского корабля «Морской Дракон» кипели страсти: шёл делёж очередной добычи. Те, кто ещё недавно сражались плечо к плечу и спина к спине, сплочённые боевым братством, теперь готовы были, как голодные псы, вцепиться друг другу в глотку. Капитан то и дело палил в воздух, чтобы утихомирить споры. После раздела материальных ценностей перешли к дележу пленников. Тут и случилось то, что впоследствии породило Великий Гнев и Великую Месть.
//-- * --//
Всё началось с Кудлатого. Он с раннего детства мечтал о море, рано осиротел и с пятнадцати лет перебрался в портовой город, надеясь юнгой уйти в свое первое плавание. К шестнадцати годам Кудлатый уже обогатил свой словарный запас словечками из морского жаргона настолько, что мог, как ему казалось, сойти среди морских бродяг за своего.
И вот однажды…
В портовой толчее, среди шума и гама Кудлатый познакомился с весёлым парнем. Тот затащил Кудлатого в таверну, угощал его ромом и забавлял рассказами о своих морских приключениях. Впервые отведав рома, Кудлатый очень быстро опьянел и не мог потом вспомнить, как он оказался на корабле, выходящем в открытое море.
Он – на корабле под грозным мифическим названием «Морской Дракон»!
Он – впервые в открытом море!
Сколько лет он молился Богу об исполнении этой мечты!
Но не всё получилось так, как об этом мечталось. Вернее, всё получилось совсем не так: корабль оказался… пиратским.
Эх, не так он выстаивал свои молитвы Богу о море!
А вскоре мечтательный паренёк оказался в кромешном аду абордажного боя. Оголтелая разбойничья толпа, хлынувшая с его корабля на борт атакуемого судна, подхватила Кудлатого в свою стремнину, внесла его в самую гущу короткой и яростной схватки. Кудлатый не нападал, а лишь отбивался от наседавших на него неприятелей. Его природная ловкость и инстинкты помогли ему выжить в ужасе того боя. Он уклонялся от сыпавшихся на него со всех сторон ударов кортиками, кинжалами и короткими абордажными саблями с отчаянием загнанного в угол зверька.
– А новенький-то наш – зверёк с крепкими зубами! – говорили одни.
– Славным будет пиратом! – вторили им другие.
Для Кудлатого их разбойничья похвала казалась обличением в грехах перед людьми и Богом. Поэтому, когда перешли к дележу разбойничьей добычи, Кудлатый твёрдо решил отказаться своей доли и при первом же удобном случае сбежать с пиратского корабля. Но он изменил своё решение, когда стали делить пленников. Это был шанс выкупить своей долей кого-нибудь из числа пленников и взять его с собою в побег. Он выкупил юную девушку.
Когда Кудлатый ввёл пленницу в свой кубрик, она забилась в дальний угол и, ошпарив его вскипевшей синевой своих глаз, запальчиво проговорила:
– Я убью тебя, если ты притронешься ко мне!
– Не девчонка, а дикая кошка, – насмешливо подумал Кудлатый.
Через месяц, оседлав лежавшего на спине Кудлатого, пленница склонилась над его лицом и, задыхаясь, проговорила:
«Я убью тебя, если ты изменишь мне с другой!»
Ещё через месяц эта, обезумевшая от взаимной любви молодая пара, предприняла попытку побега с борта «Морского Дракона». Они улучили момент, когда их корабль одиноко томился на рейде маленького морского порта. Пираты с раннего утра начали энергично осваивать доставленные с берега запасы рома, и к вечеру их бесчувственные тела усеяли палубу корабля, как палые осенние листья. Шлюпка оставалась пришвартованной к борту «Морского Дракона» в ожидании следующих рейсов «борт – порт – борт». Это был удобный случай для побега.
Когда молодые влюблённые были уже на пути к причалу, до них донёсся с «Морского Дракона» звериный рёв:
«Эй! На шлюпке! Кто отпустил вас на берег, дьявол вас побери! Немедленно возвращайтесь! Это говорю вам я – боцман Рваное Ухо!»
Кудлатый ещё сильнее навалился на вёсла, и над беглецами прогрохотал первый мушкетный выстрел. Пока шлюпка двигалась к берегу, выстрелы следовали один за другим. Пули то свистели над головами беглецов, то вспарывали воду вокруг шлюпки.
«Быстрее на берег!» – поторопил Кудлатый свою спутницу, когда шлюпка уткнулась днищем в прибрежную отмель, и подхватил замешкавшуюся девушку на руки.
Его возлюбленная безжизненно обвисла у него на руках.
– Что с тобой, любимая моя?!
– Я умираю от пиратской пули. Прощай, любимый. Расскажи обо мне моему отцу – капитану «Виктории».
Глава 2. Чайка
Пробиться на приём к капитану «Виктории» Кудлатому удалось только на третий день плавания. Капитан встретил Кудлатого таким взглядом, в котором отчётливо угадывались знакомые по прежним дням слова и интонации:
«Я убью тебя, если ты явился ко мне с каким-нибудь пустяком!»
«У него такие же глаза, как у его дочери!» – обомлел Кудлатый, сражённый этим поразительным сходством.
– Твоё тупое молчание – это всё, с чем ты ко мне явился? – холодно усмехнулся капитан.
– Нет, сэр! – и Кудлатый рассказал суровому капитану всё о гибели его дочери и о её убийце.
– Что ты можешь сказать в подтверждение того, что это была моя дочь?
– Она открыла мне слово, известное в приложении к ней только лишь вам двоим. Между собою, Вы сэр, называли её прозвищем «Чайка».
//-- * --//
Наутро после побега Кудлатого и его пленницы боцман Рваное Ухо хвастливо докладывал капитану «Морского Дракона»:
«Я оказался единственным, кто обнаружил попытку побега новенького с его девкой, дьявол их побери! Метким выстрелом из мушкета я убил паршивую беглянку! Я и новенького – тысяча чертей ему в хвост и в гриву! – вскоре изловлю и убью!
Я…» – договорить Рваному Уху не удалось. Какая-то сумасшедшая чайка круто спикировала на него и больно клюнула в темя, а крылом влепила хвастуну увесистую пощёчину.
Боцман издал звериный рёв и, схватив мушкет, выстрелил в сумасшедшую птицу.
Промах!
Боцман хватает другой, готовый к бою мушкет.
Выстрел
Промах!
Сумасшедшая птица в стремительном полёте снизилась над рассвирепевшим пиратом и прокричала:
«Я убью тебя, негодяй!»
После нападения чайки жизнь боцмана Рваное Ухо будто перешла в оверкиль*. Все его намерения и дела пошл и прахом. Среди экипажа возникли нездоровые разговоры. На «Морском Драконе» назревал бунт. Рваное Ухо кинулся к капитану с доносом, назвав имена тех матросов, которых ему удалось выявить, как главных заговорщиков. Капитан лично допросил каждого из них, требуя назвать ему зачинщика, и все они, не сговариваясь, указали на боцмана Рваное Ухо. Причин к тому было две. Одна – непонятная, но явная: в последние дни боцман отчего-то вдруг начал вызывать у них такую бурную ненависть, что все они дружно стали желать ему смерти. Вторая причина была окутана такой непроницаемой мистической тайной, что о ней никто не мог знать.
Никто, кроме птицы чайки.
Странная была эта птица.
Да и птица ли она?..
– Что скажешь в своё оправдание, боцман? – спросил капитан таким тоном, что было понятно: никаким словам оправдания он ни за что не поверит.
– Я… – Рваное Ухо поперхнулся рвущимися из него словами и взвыл от внезапной боли: сумасшедшая чайка спикировали на него с большой высоты, клюнула в темя, а крылом влепила тяжеленную пощёчину.
_____________
* Оверкиль – опрокидывание судна вверх килем (днищем).
Было совершенно очевидно, что такая пощёчина могла быть нанесена не крылом птицы, а очень крепкой ладонью. На открытой от густой бороды поверхности боцманской физиономии заалели следы от… изящной женской ладошки.
Мистика да и только!
И тут же вслед за звуком пощёчины прозвучала угроза:
«Я убью тебя, негодяй!»
– Убрать его с моих глаз долой! – брезгливо мотнул головой капитан в сторону разрывающегося между гневом и недоумением боцмана. И чтобы я больше его не видел! Наказание себе за подготовку бунта на корабле пусть он выберет себе сам из двух возможных: или пойти на корм акулам, или…
Дальше боцман уже не слышал. Будто бы короткое замыкание произошло у него в голове.
«Она меня убьёт…» – влетела в голову Рваному Уху шальная мысль.
Он хотел вытряхнуть её из головы, но она, как оставленное на поверхности тела пчелиное жало, запульсировала, внедряясь всё глубже и глубже, впустила яд и растеклась острой болью.
//-- * --//
Жизнь капитана «Виктории» изменилась, утратила свежесть красок и потускнела, когда он узнал, что его дочери, его ненаглядной Чайки, больше нет в этом мире. Внешне всё оставалось прежним: и море, и небо, и берега, но всё это утратило для него прежнее наполнение сознанием своего отцовства, лишилось того источника сил и смысла, который проистекал из его отцовской любви. Настоящее поблекло для капитана, будущее обесценилось, а прошлое манило к себе, обещая, но не принося утешения. Оно лишь растравляло боль утраты. Он с удивительной чёткостью вспоминал свою милую дочку. Вспоминал её совсем маленьким, беспомощным грудничком, вспоминал её самые первые неуверенные и до смешного неуклюжие шажки, когда она по-птичьи переступала ножками и, как крылышки, расставляла ручонки, пытаясь поймать равновесие. Прямо не человечек, а кавыш*!
Шли годы, дочка росла и из забавного неуклюжего кавыша превратилась в прекрасную чайку.
И вот её больше нет.
Жизнь утратила прежний смысл и наполнилась жгучим желанием найти и покарать её убийцу.
«Боже! К Тебе Всемогущему взываю о величайшей милости! Помоги мне найти и наказать убийцу моей дочери!»
И услышал Бог его мольбу. Но не так исполнит Бог его желание.
Капитан сидел в своём кресле, ничего не видя перед собою, блуждая внутренним взором в своём дальнем и ближнем прошлом, когда в его боковое зрение попала едва мелькнувшая тень. Он повернул голову в ту сторону, куда переместилась та тень, и увидел на книжной полке… чайку.
«Откуда она здесь?»
Дверь в его каюту закрыта.
Иллюминаторы плотно задраены по случаю недавнего шторма.
Птица не могла сюда проникнуть!
Капитан внимательно всмотрелся в невесть откуда появившуюся чайку, и неожиданно увидел каким-то иным зрением то, чего не бывает в нашем материальном мире: взгляд птицы затуманился глубокой человеческой печалью и из глаз её вытекли по-человечески горькие слёзы.
«Дочка!..» – потянулся к ней капитан.
Птица перелетела на его письменный стол, обмакнула лапки в чернильницу, прошлась по чистому листу бумаги и исчезла.
________________
* Кавыш – птенец чайки.
Это не было ложным видением.
Отпечатки птичьих лапок на бумаге засвидетельствовали необъяснимый, но свершившийся факт временной материализации той, которая не была обыкновенной птицей.
//-- * --//
Бывший боцман Рваное Ухо выбрал себе медленную смерть на необитаемом клочке суши. Он вспоминал, как ему не единожды предлагалось выбирать в зачуханных портовых борделях любую из свободных от работы проституток. От такого сладкого выбора он бы и сейчас не отказался. Теперь выбор был иным. Смерть с косой и с инструментами, вызывающими муки жажды и голода была ничем не краше её сестры с косой и острыми акульими зубами, но она давала ему небольшое продление жизни. А Рваное Ухо горячо и страстно любил жизнь. С особенной остротой он любил свою жизнь в кипении абордажных боёв. Он находил особое наслаждение в этих адреналиновых бурях. Они взбадривали его, освежали кровь, будоражили чувственность.
«Пока я жив, у меня сохраняется шанс к спасению! Боже! Помоги мне спастись!» – молился великий грешник, забывая покаяться в огромной череде своих злодейств.
Бог услышал и эту молитву.
Разным бывает спасение.
Разным целям служит оно, выполняя неведомые для обычных людей Божьи промыслы.
После трёх томительных суток, проведённых на необитаемом клочке суши в неустанной молитве, нераскаявшийся грешник вдруг увидел проходивший мимо корабль. Рваное Ухо сорвал с себя рубашку и стал размахивать ею, призывая к спасению. Его заметили и выслали к нему шлюпку. Тогда, упав на колени, бывший боцман начал воздавть хвалу Богу, не понимая Его великого и справедливого промысла.
На борту «Виктории» бывший боцман представился экипажу невинным пленником, бежавшим с пиратского корабля «Морской Дракон», и обратился к капитану «Виктории» с пламенной благодарственной речью.
– Не верьте ему, сэр! – выступил из толпы матросов Кудлатый. – Это не пленник пиратов, а пират и отъявленный негодяй по прозвищу Рваное Ухо. Это он убийца Вашей дочери.
Его слова подтвердила чайка. Она спикировала с большой высоты на бывшего боцмана, клюнула в темя и отвесила ему крепкую пощёчину.
Я отомщу за тебя, дочка! – выкрикнул капитан и, выхватив из-за пояса пистолет, выстрелил в Рваное Ухо.
Одновременно с выстрелом капитана прогремел и ещё один выстрел.
– Простите, сэр, но у меня тоже есть такое же право на месть. Я любил Вашу дочь больше жизни, – проговорил Кудлатый.
Рваное Ухо лишь покачнулся, но устоял на ногах.
Тогда чайка вновь взмыла вверх и ещё раз клюнула его в темя.
«Умри, мерзавец!» – прокричала чайка и исчезла.
Бывший боцман замертво рухнул на палубу.
По пророчеству звёздных посланий
Известно, что жрецы самых древних цивилизаций знали о небесных светилах то, о чём даже не догадываются ни наши астрономы, ни астрологи. Они были служителями Творца, посылающего им огненные послания знаками небесных светил. Среди таких служителей были те, на кого возлагалась обязанность записывать эти тайные знаки, не понимая их сакрального смысла, те немногие, которые умели читать небесные письмена, и тот единственный, которому из поколение в поколение передавалось умение читать всё, что сокрыто между строк огненных небесных посланий.
Считается, что эти знания и умение утрачены навсегда. Но данное заблуждение привнесено в наш мир лишь для того, чтобы проще было обеспечивать сохранность этих знаний и умения. Кто будет искать то, чего нет?
Эмпирический путь к новым знаниям был когда-то очень долгим, и немногим удавалось осиливать все трудности такого долгого и утомительного пути. Компьютерные технологии упростили процессы выявления закономерностей в необозримом для человеческого ума море сведений, сквозь которые пролегают эмпирические пути.
Компьютеры. Суперкомпьютеры. Турбосуперкомпьютеры. Задачи. Суперзадачи. Турбосуперзадачи. И наконец – Азбука звёздного неба, выверенная с помощью инструментария высочайших достижений компьютерного гения, осенённого недосягаемой для его современников высотой и размахом мысли. Азбука – как первый шаг к познанию того, что уже многими столетиями известно и хранится в глубокой тайне носителями знаний и умения читать огненные послания Творца. Тот самый шаг, после которого раздвигается непроницаемый занавес, скрывающий великие тайны, и открываются загоризонтные дали.
Когда Виктор сделал этот первый шаг, он будто перешёл в иное измерение, очутился в ином мире – в Мире Небесных Тайн. Он пережил потрясение, подобное тому, которое испытывает неискушённый юноша в своём первом опыте любви с пылко обожаемой им красавицей, для которого каждый новый опыт – это бездна пленительного восторга. Войдя в познавание звёздных тайн, Виктор отрешился ото всего, что могло бы отвлечь его от освоения знаний, даруемых самими небесами. В свете этих необычных знаний волшебство переставало казаться волшебством, а становилось результатом мистического воздействия. Теперь он знал прошлое, настоящее и будущее, умел разгадывать мысли любых живых существ, летать на облаках, жить под водой, переходить в иные измерения и многое, многое другое. Но знания и умения одного человека ничтожны в сравнении со знаниями и умениями целой цивилизации. Как малая крупица материи, блуждающая в космическом пространстве, притягивается крупными телами, так сформировавшиеся знания и умения одного человека начинают испытывать силу притяжения той цивилизации, к которой всё это принадлежит.
– Встань и иди, – сказал Виктору человек.
– Куда и зачем? – спросил Виктор, но человек исчез.
Он появился из Пустоты и исчез в Пустоте.
На том месте, где он находился, Виктор увидел поднос со склянкой. От склянки исходило свечение, подобное северному сиянию. Оно напомнило Виктору пророчество звёздных посланий. В нём иносказательно упоминалось о некой таинственной склянке с эликсиром, именуемым «Путь к воссоединению с целым». Виктор взял склянку в руки, открыл её, и из склянки вырвался космический огонь, мгновенно уничтоживший и Виктора, и всё, что было связано с ним в материальном и виртуальном плане.
И в тот же самый миг в ином пространственном измерении человек, пригласивший Виктора в путь, произнёс, обращаясь ко многим участникам телепатической конференц-связи:
«Дорогие Братья и сестры!
Это Виктор.
Теперь он один из нас. Его знания и умения самостоятельно получены им только из прочтения секретов видимого спектра звёзд. Ему предстоит долгий путь усвоения сердцевинных знаний и умений, сокрытых в невидимом спектре. Он из малого числа тех, кто способен к усвоению наших наук. Нашими общими стараниями мы должны помочь ему в их усвоении».
Так началась для Виктора его новая жизнь в другом мире.
А в нашем мире ночью на небе вновь засветились звёзды, открывая сокровенные истины тем, кто постигнет умение их читать.
Фантастика
Его как бы нет, но он есть!
Особо засекреченный человек (ОСЧ) проснулся.
Не будь он особо засекреченным, он проснулся бы знаменитым. Самым знаменитым изо всех, кто когда-либо жил до него и живёт в одном с ним времени!
Но об этом человеке не положено знать никому, кроме тех, кто располагает теми крупицами сведений о нём, которые минимально необходимы для воплощения в жизнь его грандиознейших замыслов, для обеспечения их особой секретности и особой засекреченности этого необыкновенного человека.
Свершилось то, что считалось невозможным, немыслимым!
Это стало не просто победой с большой буквы, а победой большими буквами.
ПОБЕДА! ПОБЕДА!! ПОБЕДА!!!
Сегодня ЕГО день!
Сегодня он может делать всё, что пожелает! Жить так, как ему захочется!
Никаких казённых стен, никаких служебных контактов! Рывок на волю!
Долгие годы самозабвенного труда, самоотречения, одержимости прошли под такой плотной завесой секретности, что будто бы и не было всего этого, будто бы не было и самого ОСЧ.
А он ЕСТЬ!
И сегодня он хочет прочувствовать это «ЕСТЬ», ощутить его пьянящий вкус и аромат, пощупать его руками, истосковавшимися по простым человеческим тактильным восприятиям.
Хотя бы один день жизни, насыщенной счастьем СУЩЕСТВОВАНИЯ, не умозрительным, а живым, чувственным ощущением того, что он ЕСТЬ!
ОСЧ решительным, вызывающе бунтарским шагом миновал все посты охраны «объекта», а затем ловко, по-суперменски, сбросил хвосты слежения за своей особо охраняемой персоной. СВОБОДА!
ПОЛНАЯ И АБСОЛЮТНАЯ СВОБОДА ОТО ВСЕГО!
Куда теперь?
Для начала – в самый дорогой ресторан!
Лучший столик! Бутылка шампанского, шоколад и пломбир!
Какой божественный вкус напитка, лёгкой закуски, беспечного полёта души и блаженного бездумья!
Вот оно – простое и сладостное, чувственное восприятие жизни, наслаждение каждым её мгновением!
Между тем каждое мгновение по-суперменски ловкого рывка ОСЧ из-под бдительного ока службы обеспечения сверхсекретности (СОС) отслеживался и фиксировался дежурной сменой с актуальными докладами «на верх».
«Пора вводить в игру агента „Сбруя“», – распорядился начальник СОС.
ОСЧ слегка «поплыл» от полного фужера шампанского. Но это не обеспокоило его, а лишь усилило ощущение эйфории.
Как восхитительна жизнь!
Как восхитительна эта…
Да… ЭТА была восхитительна… Она так волшебно, так колдовски завораживала, покачиваясь при ходьбе её владелицы с царственно неприступным лицом…
И вдруг – как в сказочном сне!
– Здесь все столики заняты. Вы позволите мне присесть, пока не освободиться другое место?
– Ни в коем случае! Не согласен ни на какое «пока»! Только на постоянной основе! Ах, если бы на всю оставшуюся жизнь!..
– Спасибо. Вы так очаровательно любезны…
С поста оперативного наблюдения для начальника СОС:
– Шеф, докладываю свежую актуалку: агент «Сбруя» вошла в контакт и взнуздала нашего ОСЧ. Теперь он полностью предсказуем.
//-- * --//
«Свобода воли» – это свобода НАШЕЙ воли или свобода воли ТОГО, кто нами управляет?
Принимаемые нами решения зарождаются в нашем разуме или только транзитируются через него?
Наукой установлено, что во сне наша оперативная память «разгружается», очищаясь от всего «ненужного».
«Ненужного» для решения каких задач, для достижения каких целей?
Если процесс «разгрузки» происходит во сне, минуя наше осознанное его контролирование, то КЕМ он тогда контролируется?
Ну, конечно же, ТЕМ, кто ставит перед нами и задачи, и цели. ТЕМ, кто направляет наши судьбы и жизни, держит их под своим незримым для нас контролем.
ТЕМ, кого, как бы нет, но ОН ЕСТЬ!
Великое наваждение
Кто владеет информацией, тот владеет миром.
Натан Ротшильд
Тридцать дней и ночей ближний космос содрогался от взрывов, полыхал огнём, пронзался лучами видимых и невидимых потоков направленной энергии. Это пришельцы из бесконечно далёких миров сражались между собою за право контролировать Землю.
Победители в той страшной битве явились к землянам с миром. Это они ценой огромных потерь, проявив чудеса невероятной стойкости и героизма разгромили многомиллионную армию тех, которые намеревались поработить землян, завладеть и людскими, и материальными ресурсами Земли, установить повсеместно свои жестокие бесчеловечные порядки.
Победители призвали всех землян сплотиться и приступить к построению на Земле Системы Всеобщего Благоденствия.
Перед тем, как покинуть Землю, Победители поручили руководство построением Системы Всеобщего Благоденствия своему Избраннику.
Так ли всё это было?
Было ли это всё вообще, или это только наваждение, наведённое с использованием технологий создания виртуальной реальности, неотличимой от реальности истинной?
Об этом не задумывался никто, ибо «массовое сознание», исходящее от вдолбленного в головы людей «массового бессознательного», не допускало подобных мыслей, подобной хулы и крамолы.
Глава 1. Крошка сын к отцу пришёл…
Давно подмечено всеми, что дети, едва ли не с самого рождения, наделены способностями пользоваться самыми передовыми, опережающими своё время гаджетами так, как если бы они были знакомы с ними в своей предшествующей жизни среди чудес гораздо более продвинутой цивилизации.
Пятилетний малыш, прозванный в своей семье «Крошкой», пришёл к отцу.
Это стало началом его трагического конца.
Отец не любил, когда Крошка приходил к нему в кабинет. Все кабинетные потребности там обслуживались биороботами, запрограммированными на выполнение самых примитивных задач: охрана, поддержание чистоты, чёткое исполнение разовых приказов или штатных поручений (подача кофе, прохладительных напитков, бутербродов и т. п.).
Отца в кабинете не оказалось, а биороботы привыкли повиноваться Крошке, как и самому хозяину кабинета.
Крошка, чтобы не скучать в ожидании, уселся в отцовское кресло, придвинул его к рабочему столу и пробежал пальцами по клавиатуре суперкомпьютера. Файлы мелькали на голограммах, не привлекая его внимания. Но вот ему попался файл-загадка.
Кто же не любит загадки?! Если и есть такие, то дети не в их числе.
Секретные пароли? Запутанные нити паролей, скатанные в туго спрессованные клубки, переплетенные гордиевыми узлами? Что может быть увлекательнее для ребёнка, умеющего взламывать пароли любой степени сложности?!
Шаг за шагом Крошка взламывал всё новые и новые преграды на пути к содержимому файла. На пике игрового азарта Крошка, с беззвучным «Гип-гип урааа!!!», как во вражеский окоп, вломился в секретный файл. Бегло пробежав глазами первые его страницы, Крошка почувствовал, как пол под ним закачался, утратил плотность, а сам он сорвался в ледяную пустоту, в падение, которому нет и не может быть конца.
«Не может такого быть! Это слишком чудовищно для того, чтобы быть правдой!! Его отец – кумир всех землян, Избранник Победителей, организатор и душа построения Системы Всеобщего Благоденствия, – подлый мошенник, виртуозный фэйкомёт, ненасытный монстр, питающийся потом и кровью одураченных им людей?!!»
Крошка, не помня себя, вышел на улицу. Он брёл, не чувствуя своего тела, с опустошённым сознанием, с выгоревшей душой. Ноги сами привели его ко Дворцу Информации. Вот он, инструмент влияния и одурачивания! Сеть таких Дворцов, подобно паутине опутала всю Землю, улавливая умы и души населения планеты. Ораторы, сменяя друг друга, соревновались в умении воспевать заслуги Избранника перед всеми народами Земли:
– Да, дорогие друзья! Пока нам трудно. Нашему поколению выпало терпеть лишения и нужду, холод и голод. Мы работаем в поте лица, не жалея ни сил, ни времени, ради скорейшего построения Системы Всеобщего Благоденствия, в которой будут жить наши потомки!
– Наш мудрый вождь, Избранник Победителей, уверенно ведёт нас этим трудным тернистым путём сквозь нищету и неустроенность к неисчерпаемому изобилию, к комфорту и благоденствию!
Все эти речи транслировались по всем телевизионным каналам, становились темами для обязательных обсуждений в каждом трудовом коллективе и по местам проживания неработающих граждан.
Глава 2. …И спросила кроха…
«Как всё просто! Умело выстроенные информационные потоки, хорошо налаженные механизмы внедрения нужной информации в сознание каждого – и информация становится инструментом владения всем миром».
Кроха приходит к отцу. У Крохи много вопросов. Он задаёт их отцу, и тот понимает насколько опасны такие вопросы для сохранения им своей тайны, сокрытой от посторонних умов запутанными нитями паролей, скатанных в туго спрессованные клубки и переплетенных гордиевыми узлами.
Его Кроха – это угроза краха для его власти.
«Мой сын сам выпросил себе смерть…»
Кроху похоронили тихо, без траура.
Он сам выпросил себе смерть.
Криминал
Убит при попытке бегства
Лёва появился в жизни «Королевы», как гром небесный: внезапность – смятение души – молитвенная готовность (Господи! Спаси и сохрани!).
У Лёвы волевое лицо, твёрдый взгляд, мощная энергетика грозной силы.
Мужчины перед Лёвой превращались в смирных овечек, женщины – в покорно восхищенных милашек.
Никто из мужчин не смел войти в личное пространство «Королевы». Она была холодна, как Снегурочка и отваживала храбрых сердцеедов одним лишь взглядом Снежной Королевы.
Одно слово – «Королева»!
Первая встреча «Королевы» с Лёвой очень её озадачила: Лёва на неё не отреагировал.
«Он что, знает кого-то попривлекательнее?! Или он слишком много о себе воображает?»
Отсутствие у Лёвы реакции на красоту «Королевы» нанесло первый из трёх ударов, от которых суждено было пасть крепостной стене её неприступности.
А Лёва просто смотрел в то время вокруг себя ничего не видящим взглядом. Его зрение было направлено внутрь, туда, где шла его мысленная подготовка к встрече со сворой охамевших переростков, возомнивших себя «новой силой» и похвалявшихся:
«Кто может нам что-нибудь предъявить? Лёва? Кончилось его время! Вот мы забили ему стрелку и пусть он попробует не явиться!»
Лёва явился вовремя. Клуб на окраине города, старомодный, как и сама окраина. В просторном тамбуре топчутся шестеро оболтусов от 17 до 20 лет, как свора беспородных псов, готовящихся к собачьей свалке. С кем? С Лёвой?
– Что хотите мне сказать? – Лёва окинул «свору» изучающим взглядом, остановил повелительный взгляд на том, который выглядел «вожаком», и тот не замедлил ответить:
– Хотим сказать, что наш город будет ходить под нами, а того, кто с этим не согласен, мы заставим согласиться. Мы теперь главная сила!
– Меня хотите заставить?
– Хотим! – подступил к Лёве с наглой ухмылкой «вожак».
Лёва посмотрел на «вожака» печально и насмешливо, спокойно вынул из брючного кармана носовой платок, затянул его на запястье правой руки и в стремительном развороте выбил в тяжёлой входной двери массивную дубовую филёнку.
Филёнка со звуком пушечного выстрела вылетела из двери, расколовшись на два куска. И мёртвая тишина зловеще повисла в тамбуре.
Медленно, по-волчьи, всем корпусом Лёва повернулся к застывшей в безмолвном ступоре «своре».
– Всё ещё хотите?
– Нет-нет, – прошелестел осипшим голосом «вожак».
«Беспородные псы», боязливо поджав хвосты, просочились мимо Лёвы на улицу и бросились врассыпную.
В тот же день слухи об этой истории достигли ушей «Королевы», вызвав в ней и страх, и изумление:
«Оказывается, он не просто привлекательный мужчина. Он настоящий король!»
Это стало вторым ударом по крепостной стене неприступности «Королевы».
На следующей неделе «Королева» получили третий удар по крепостной стене своей неприступности, разбившей эту стену, как филёнку в тяжёлой дубовой двери старенького окраинного клуба. Случилось это, когда она шествовала по улице, сопровождаемая, как обычно, восхищёнными взглядами мужчин.
Как она хороша!
Со всех сторон хороша!
«Один лишь пенёк дубовый не замечает этой красоты. Много же он о себе воображает!»
В памяти «Королевы» вновь и вновь, как назло её сердцу, возникает волевое лицо, твёрдый взгляд, мощная энергетика грозной силы того самого «пенька дубового», который слишком много о себе воображает.
Засмотревшись в глубь своей души, где разгоралась борьба между тем, к чему призывала природа, и тем, что происходило от своенравного сердца, «Королева» столкнулась с шедшим во встречном направлении человеком. Её глаза полыхнули гневом, зрачки воинственно сузились, готовясь разрядиться залпом ледяных игл и… обломались под взглядом её нечаянного визави. Потревоженная память «Королевы» материализовалась в волевом лице, твёрдом взгляде, в мощной энергетике мужской силы, сметающей злополучную «стену неприступности».
«Король!.. Нет! Пенёк дубовый!!»
«Какой у него взгляд!» – у «Королевы» противно ослабели колени, сладкая истома разлилась по низу живота, закружилась головка. Сильные мужские руки подхватили её.
«Какие сильные руки! И какие они… мужские…», – «Королева» всем своим существом ощутила несокрушимость этой новой крепостной стены, настоящей, материальной вместо прежней виртуальной, психологической. И «Королева» вдруг захотела навсегда остаться под защитой этой новой крепостной стены.
И осталась. На целый год.
Через год её Лёву, настоящего короля того города, взяли люди в банданах и камуфляже с надписью «ОМОН» на спинах.
Ещё через полгода до «Королевы» дошла оглушающая весть:
«Убит при попытке бегства».
Такое капризное счастье
Из чрева подземного перехода, раскинув пёстрым веером хвост, вальяжно шествовал дурной павлин: на жирной шее – массивная золотая цепочка, на правой руке – дорогие часы, на среднем пальце левой руки – золотой перстень. Утюжок впился зорким взглядом в пухлую павлинью борсетку из натуральной кожи, и его тело охватила крупная предстартовая дрожь. Действовать нужно было точно, расчётливо, а внешне – будто бы неуклюже, нечаянно. Так уж получилось, что их ноги, по досадной случайности, зацепились одна за другую – и человек упал, выронив в падении борсетку.
«Что упало, то пропало – ко мне на руки попало!», – ёрнически выкрикнул Утюжок и на мощном форсаже ринулся по ступенькам вниз, в разветвления подземного перехода.
Павлин с угрожающим рёвом метнулся вдогонку, но столкнулся с двумя, как из-под земли возникшими на его пути качками – группой прикрытия Уютжка. Это были туповатые братья-близнецы с погремухами «Тумба» и «Юмба».
– Ты чё, в натуре, толкаешься! – притворно возмутился брат Тумба.
– Кажется, он напрашивается на профилактическую беседу, – догадливо ощерился брат Юмба.
– Извините, мужики, я нечаянно. Я за борсеточником гонюсь! Пустите, а то он от меня сбежит!!
– Э, нет, приятель! Так не извиняются! Ты моральный вред нам причинил! – угрожающе пропел брат Тумба.
– Да, дружок, такое извинение надо подзеленить! – назидательно изрёк брат Юмба.
– Я не против! Через три часа – у входа в гостиницу «Савой»! А сейчас пропустите, прошу вас!
– Пропустим понятливого человека? – спросил брат Тумба.
– А ты поверил ему? – спросил в свою очередь брат Юмба.
– Я его глазами сфотографировал. Думаю, он не враг себе, чтобы шутки со мной шутить.
В отделении полиции Павлину предложили поискать в альбоме с фотографиями лиц, представляющих оперативный интерес, своего обидчика. Павлин уверенно ткнул пальцем в одну фотографию:
«Этот. Точно этот».
Поиск по горячим следам вывел наряд ППС на Утюжка, когда тот уже успел припрятать свою криминальную добычу в надёжном месте.
«Гражданин! Подойдите, пожалуйста к нам».
Утюжок метнулся в обратном направлении, свернул за угол, нырнул в канализационный люк и успел до появления из-за угла полицейских закрыть за собою крышку.
Время отстукивало свой ритм ударами крови в висках.
Удар – удар – удар…
«Неужели пронесло?»
«Да, кажется, пронесло».
Утюжок при свете зажигалки достал из нагрудного кармана шприц и резиновый жгут, сделал себе внутривенную инъекцию и утомлённо прикрыл глаза, ожидая улёта в Страну Чудес.
Ход времени замедлился, перешёл в спокойный дрейф, сопровождаемый мягким шорохом набегающих на песчаный берег прибойных волн.
Утюжок открыл глаза, огляделся, и душа его затрепетала от восторга. Морское побережье, на котором он очутился, поражало красотой субтропической природы. Море от берега и до дальнего горизонта отливало густой синевой, искрилось и наполняло горячий полуденный воздух свежестью. Банановые и кокосовые пальмы тяжелели от спелых плодов, ожидая сборщика урожая.
Сколько раз мечтал Утюжок о беспечной жизни на таком банановом острове, где нет ни крупных хищников, ни ядовитых тварей, где добрые и угодливые туземцы подумают, что Утюжок явился к ним с неба, как и подобает богу истинному, и будут верно служить ему!
«Так, где же эти чёртовы туземцы?!»
И, будто в ответ на эту сердитую мысль, перед Утюжком появились туземцы – чернокожие, толстогубые, в набедренных повязках, с первобытным охотничьим снаряжением. Утюжок и опомниться не успел, как оказался подвешенным на длинную жердь попарно связанными руками и ногами.
Он стал охотничьей добычей людоедов!
«Какая чудовищная несправедливость! Такого не должно быть, чтобы гражданина свободного государства, представителя цивилизованного мира так вот тупо сожрали какие-то невежественные дикари!», – кричал и плевался Утюжок. Он пытался то устыдить, то вразумить своих врагов, но они будто бы не замечали его истерических воплей.
«Как я здесь оказался?!», – задумался вдруг Утюжок и понял, в чём была его ошибка: не надо было убегать от пэпээсников! Ну задержали бы его «пэпсы», ну прошил бы его очень ушлый в этих делах «следак», ну осудил бы его бездушный федеральный судья к пяти годам лишения свободы с отбыванием наказания в ИК усиленного режима, он он остался бы жив! Он не был бы съеден нижестоящими по уровню образованности, эстетичности и душевной утончённости существами!
«Хочу сдаться своим властям! Хочу сделать явку с повинной!!»
В стойбище аборигенов Утюжка бросили на землю.
Утюжок вскочил на свои связанные в щиколотках ноги, вцепился своими связанными в кистевых суставах руками в горло какому-то аборигену, и тут же получил тяжёлый удар сзади по голове.
Сознание вернулось к Утюжку одновременно с головной болью, подташниванием и предчувствием скорого наступления наркотической ломки. Утюжок испуганно встрепенулся, начал затравленно озираться, опасаясь близости людоедов. Но людоеды исчезли вместе со своим проклятым островом. Вместо этого Утюжок обнаружил себя в «обезъяннике» дежурной части районного отделения полиции.
«Слава тебе, Господи! Какое Счастье!!»
Зашоренный глаз
Зашоренный глаз,
Кулюч ещё раз.
(Кричалка из детской игры)
То, что в детских играх – забава, во взрослой жизни – беда.
В адвокатской среде много баек, передающихся из поколения в поколение в виде устного творчества. Одна из них – о двоих домушниках. Они проходили по разным уголовным делам, поэтому содержались в ожидании суда в одной камере. Это было первой случайностью, которая сама по себе ничего не значила в том спектакле, который они разыграли. Но случайностей сошлось в одно и то же время в одном и том же месте столько, что их изворотливые натуры воспользовались ими без особого труда.
Судить их предстояло одному и тому же судье, поскольку суд был односоставным. Первым на суд отконвоировали домушника Каца. На следующий день предстояло конвоировать на суд домушника Рабиновича.
Суд по делу Каца проходил штатно: прокурор огласил обвинительное заключение, суд заслушал лиц, участвующих в деле, огласил письменные материалы, перешёл к прениям сторон, предоставил последнее слово подсудимому и удалился в совещательную комнату для написания приговора.
Судья был опытным, а дело – до скуки простым. Обычная воровская романтика по заезженной формуле (как в кинокомедии Александра Серого «Джентльмены удачи»): украл – выпил – в тюрьму.
И провозглашение приговора было до скуки стандартным.
Затем – обычный процессуальный вопрос судьи:
– Осуждённый, Вам понятен приговор?
Вот тут и началось…
– Понятен-то он мне понятен, только есть в нём одна ошибочка. Существенная очень ошибочка. Я не Кац, а Рабинович.
– Что?! Так для чего же Вы здесь комедию эту нам разыграли?!
Тут, наверно, уместно напомнить правила одной детской игры, допускающей переодевания, чтобы сбить с толку того, кто вадит. Каждый прятавшийся должен подбежать к условленному месту и ударить по нему ладошкой со словами: «Стук сам за себя!». Вадивший, ушедший на поиски тех, кто прятался, должен опередить бегущего и крикнуть: «Стук за Вовку (Сашку, Юрку)», не перепутав имени.
Игру специально начинали с наступлением сумерек, когда похожих друг на друга ребят можно было перепутать. А для усиления путаницы прячущиеся переодевались друг в друга.
Как их в сумерках различить?
А коль перепутал, стукнул, выкрикнув не то имя – кулючь ещё раз!
Так же поступили ловкие домушники Кац и Рабинович. В день суда они переоделись друг в друга, усилив тем самым и без того очень большое сходство в их внешности с выраженными национальными признаками.
– Так для чего же Вы здесь комедию эту нам разыграли?!! – сурово повторил судья.
– А для того, что завтра Вы, гражданин судья, меня, Рабиновича, будете судить, и точно такие же свидетели, которые уверенно «опознали» во мне Каца, будут так же уверенно «опознавать» во мне меня. Я хочу, чтобы Вы убедились на примере этого дела, какова цена их «уверенности». А без их «опознавания» и дело моё – пшик, как и дело Каца.
//-- * --//
Да, уж эти свидетели…
Не зря у величайших процессуалистов-французов есть поговорка: Врёт, как свидетель…
По логике страстей
У страстей одна логика, а у закона – другая. И в тех случаях, когда логика страсти «восстанавливает попранную справедливость» вопреки логике закона, меч Фемиды решительно восстанавливает торжество логики закона.
Такова жизнь.
Жизнь в неволе подобна плавильной печи, после которой разжиженный металл отливается в заранее уготованную ему форму. Прежние жизненные устои, сформированные на воле социально ориентированной средой, оказываются несовместимыми с условиями выживания там, где всё строится на «понятиях», а спрос «по понятиям» беспощаден.
Такова жизнь в неволе.
Оказавшись в неволе по «беспредельной статье», Семён подвергся радикальной переплавке. Его разжижали и отливали, разжижали и отливали из формы в форму, из года в год. И так все десять лет к ряду.
Беспредельщиков на зоне не жалуют. Убить человека под настроение, будто муху прихлопнуть – это беспредел.
Слова о невиновности там обычно не воспринимаются:
«Ты о чём? Да мы тут все невиновные! Ты где виновного видишь?»
А на следствии и в суде…
Сознаешься – получишь поменьше, будешь упираться – отхватишь по полной.
По полной Сеня и отхватил.
Производственные нормы выработки Семён выполнял, но в стахановцы не рвался, выживал, как умел, но душою за жизнь не цеплялся. Не жил, а существовал по инерции, как заведённый болванчик, с угасшим взглядом, с выгоревшей душой. Себя Семёну было жаль, но как-то отстранённо, как чужого, а вот убиенную красавицу жену было жаль до жаркого пламени в душе. Три года это пламя в нём бушевало и выжгло всю душу до тла.
Узнать бы, кто это тот, который и убил жену Семёна, и так её посмертно изуродовал, что узнать её удалось только по одежде, да по простенькой бижутерии, что на трупе осталась. Поквитался бы с ним Семён и за убийство своей жены, и за эти свои долгие годы в неволе.
Желание поквитаться стало единственной целью жизни.
Семён верил: если чего очень сильно захотеть, оно обязательно сбудется.
И вот, оно стало сбываться: пахану зоны с воли пришла малява на быка, прибывшего с последним этапом. Пахан зоны вызвал к себе Семёна:
«Ты, мужик, и впрямь не при делах. Душегуб твоей жены – это номер 389 из седьмого барака. Сыскари на него это не нарыли, но от блатного мира ничего не утаишь. Мои люди загонят его для тебя на промзону. А там – он твой».
Час поквитаться с душегубом настал, как глоток воздуха после критически долгого пребывания под водой. Вот он, №389! Гигант с бычьей шеей и злобной бульдожьей мордой. Семён взял в руки сосновый брус, ткнул им душегуба с спину, чтобы тот обернулся и выслушал свой смертный приговор.
В то же мгновение душегуб оказался на ногах лицом к Семёну, успев в молниеносном развороте перехватить деревянный брус. После этого душегуб начал двигаться медленно. Он медленно отшвырнул брус в сторону, медленно надвинулся на Семёна, медленно схватил его за горло и приподнял на уровень своих маленьких, налившихся кровью глаз.
Семён захрипел, задыхаясь, и… проснулся.
//-- * --//
Когда пришёл час выхода на волю «по звонку», Семён почувствовал растерянность. Он жаждал свободы лишь для того, чтобы поквитаться с убийцей своей жены. Он верил, что сможет его найти. Теперь эта вера вдруг улетучилась. А как ему жить без той веры?
Семён с тоской обернулся на закрывшийся за ним тяжёлую железную калитку. Его вера осталась там, по ту сторону, на зоне. Он вспомнил старую зековскую примету: не оборачивайся на только что покинутый кичман, не то он вновь вскоре тебя заберёт.
Вспомнил Семён и защиту от всяких дурных примет: Не будешь в них верить, они не сбудутся.
– Не верю в эту примету!, – твёрдо прошептал себе Семён.
– Веришь! – возразил ему его внутренний голос.
//-- * --//
В родном городе жизнь у Семёна не задалась.
В его бывшей квартире давно уже проживала многодетная цыганская семья.
С трудоустройством – одни проблемы. Кому он нужен с такой запачканной биографией? Семён случайно узнал о вербовке на работу в дальние края вахтовым методом. Когда его приняли на эту работу, Семён подумал, что ему повезло.
Он не знал, чем вскоре обернётся для него это неожиданное «везение».
//-- * --//
Дальние края встретили Семёна жгучим холодом и свирепой позёмкой. Сорок минут работы на открытом воздухе – несколько минут на обогрев – и снова в лютую стужу. Проценты от заработка – вербовщику. С первого заработка – поляна для бригадира. Традиция!
В местном ресторане у бригадира был «свой» столик. Бригадир важничал и корчил из себя невесть какого шишкаря. Официант делал вид, что его эта пошлая клоунада не раздражает и был сдержанно вежлив. Людей в ресторане было мало, и единственная танцующая пара невольно привлекла внимание Семёна. Пара танцевала великолепно. Дама была прекрасна и царственно величава. Семёну вдруг показалось, что он…
«Нет-нет! Показалось».
Семён отвернулся от танцующих. Бригадир продолжал свою тягучую назойливую речь. Семён слушал его, но не слышал.
«Она жива?»
Семён не знал, как отнестись к тому, что он увидел.
«Это невыносимо! Лучше бы она была мертва!!»
//-- * --//
Семён узнал, где живёт его чудом воскресшая жена.
Подойти и выяснить всё?
Зачем?!
Что-то удерживало его от встречи с воскресшей женой. При одной мысли об этом он чувствовал, что встреча с нею – это падение в бездну.
«Я должен забыть своё прошлое и жить только настоящим».
Их встреча произошла случайно.
//-- * --//
Согласно части 1 статьи 50 Уголовного кодекса Российской Федерации никто не может быть повторно осужден за одно и то же преступление.
Но это было ДРУГОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ.
То, что Семён отбыл наказание за мнимое убийство своей жены не было принято во внимание. Прежнее наказание было результатом злонамеренно сфабрикованных доказательств, но тот уже отбытый срок не мог приниматься к взаимозачёту при назначении наказания за реальное убийство. У этого убийства иная объективная сторона, и нет правил, по которым уголовный закон оставил бы без защиты чью-либо жизнь.
//-- * --//
В зоопарке нашего города есть клетка с красавцем тигром. Люди подходят к его клетке, восхищённо разглядывают этого могучего зверя, а тот не реагирует на людей, и взгляд его задумчиво печален. Возможно, он тоскует по воле, возможно, он вспоминает о том, как однажды он убил человека, причинившего ему зло. За это на тигра объявили облаву, а, изловив, посадили в клетку. Человек сам был виноват в том убийстве, но тигру от этого не легче.
Мне жалко этого тигра.
Мутная троица
Они никогда не появлялись на людях втроём, а если оказывались вдруг рядом по прихоти того шутника, чьё имя сокрыто тайной и легкомысленным прозвищем «Случайность», то делали вид, что они не знакомы друг с другом.
Они не имели контактов с преступным миром, с его законами и «понятиями», а мир «послушных овец» они дерзко презирали.
Воры догадывались о том, что эта троица незаконно пасётся в их огороде, но уличить её в этом не удавалось. К тому же в двоих из той троицы чувствовалось что-то такое, что быковать перед ними «на порожняке» никто не хотел. В общем, в их понимании то была «мутная троица».
Глава 1. Серая женщина
Серая женщина в дымчатых очках степенно прогуливалась вдоль многоэтажек с детской коляской.
Безликая фигура.
Видимо, чья-то нянечка.
Сквозь дымчатые очки Серая женщина увидела выходящую из ближайшего подъезда многоэтажки семью: суровую даму, мужчину-замухрыжку и двоих их сыновей в возрасте старшеклассников с манерами шалопаев. Серая женщина пристально всмотрелась в личность Суровой дамы и высмотрела в ней всё: стереотип кургузого, но безапелляционного мышления, изощрённую (в рамках природной кургузости) хитрость и необузданный деспотизм.
«Это то, что нам надо».
Через неделю Суровая дама закатила в семье истерику и провела личное расследование с поочерёдным допросом всех членов своей семьи: кто из них прикарманил половину её потаённой заначки?!!
«Воры?!
Какой вор, обнаружив деньги, возьмёт только половину?!
Какой вор, побывав в квартире, запирает за собою дверь перед тем, как побыстрее смыться!?
Ему каждая секунда дорога!
Не выставляйте меня дурой!!
Признавайтесь, кто из вас крыса!!!»
Никто не признавался.
Суровая дама вновь и вновь возвращалась к этим допросам, но всё без толку.
А Серая женщина высматривала и находила всё новые и новые жертвы. Она знала: никто не будет обращаться в полицию, если все подозрения замыкаются на членах своей семьи.
Никто и не обращался.
Подельники Серой женщины были верны ей, как псы, натасканные на взятие медведей: не задумываясь, набросятся на рассвирепевшего хищника и погибнут, спасая хозяина. Таков её Азиат, почти таков и Очкарик. Хотя Очкарик кое в чём со слабиной. Зная об этом, Серая женщина сама подыскивала и подкладывала под него на всё согласных и угодливых тёлок, но даже те долго его не выдерживали: слабак!
На взятие очередной квартиры Серая женщина, как обычно, преобразилась в кочан капусты. Она последовательно напялила на себя четыре верхние одежды свободного покроя: чёрную, белую, серую, жёлтую. На голову одела фуражку и длинным козырьком, на глаза – зеркальные очки. Обулась в кеды, на которые перед входом в облюбованную квартиру она напялит бахилы.
План взятия квартиры расписан Серой женщиной посекундно. Всё должно произойти по давно отработанной схеме.
Глава 2. Троица вышла на «скок»
Первым в подъезд многоэтажки зашёл Азиат. На нём рабочая спецовка (униформа обезличивает неопытного наблюдателя). Голова прикрыта мотоциклетным шлемом, полностью закрывающим лицо.
Его задача – наружное обеспечение безопасности Очкарика и Серой женщины.
Спустя несколько минут в тот же подъезд заходит Очкарик. Он мастер грима и умелый имитатор чужих телодвижений. Его задача – отпереть квартиру перед заходом в неё Серой женщины и запереть тут же после её ухода, а потом – улетучиться самому.
Серая женщина – и разведчик, и наводчица, и организатор, и непосредственный исполнитель. Она одна заходит в квартиру, мгновенно вводит себя в полутрансе в облик её скупой хозяйки – накопительницы заначки – и вскоре обнаруживает хитро запрятанную пачку денег. Все её действия по поиску и обнаружению «заначки» напоминают кадры постановочных сцен из популярного в 2020-х годах телевизионного шоу «Битва экстрасенсов», с той только разницей, что это было не постановкой для доверчивых зрителей, реальным вхождением в роль, в особенности мышления и восприятия мира.
Та, в которую преобразилась Серая женщина, медленно, будто нехотя, направилась к платяному шкафу, открыла его правую дверцу и устремила взгляд на полку со стопкой постельного белья.
Этого было достаточно. Серая женщина догадалась: эта клуня-хозяйка прячет заначку в стопке постельного белья по очень простой причине: никто в её семье, кроме неё самой не занимается наведением порядка в этих постельных принадлежностях. Только она их стирает, гладит и укладывает на эту полку. Никому из членов её семьи и в голову не придёт копошиться в этой стопке белья.
Серая женщина быстро находит целлофановый пакет с пухлой пачкой денег, отсчитывает чуткими пальцами в тонких резиновых перчатках половину, а остальные деньги аккуратно возвращает на прежнее место.
Теперь это будет болезненной и неразрешимой загадкой для бережливой хозяйки:
Разве может кто-либо, кроме членов семьи, сделать этот половинчатый «щипок»?
Разве удержится посторонний вор от того, чтобы не забрать всё?
Расходится преступная троица в обратном порядке.
Первой многоэтажку покидает Серая женщина. Она уходит по заранее выверенному маршруту, учитывающему места установки видеокамер. На первых же поворотных точках, расположенных вне зон охвата видеонаблюдения, Серая женщина сбрасывает то одну, то другую накидку свободного покроя, меняет характер своих движений. Из каждой новой поворотной точки в зоны видеонаблюдения появляется как бы другая личность.
Заперев за Серой женщиной дверь в обворованную квартиру, Из подъезда выходит Очкарик. У него иной маршрут отхода, иные поворотные точки, выпадающие из зон видеонаблюдения. Он снова проявляет чудеса артистичных перевоплощений.
Азиат уходит последним.
Глава 3. Азиат
Во время крайнего «скока» Азиату не пришлось применить искусство рукопашного боя с арсеналом особо секретных приёмов, поэтому Азиата распирало от желания насладиться адреналиновым шквалом. Ему срочно требовалась проститутка. Это было непросто, потому, что сейчас Азиату нужен был жёсткий секс. Однако, денег у Азиата было столько, что он мог позволить себе оплатить любые прихоти, и три нежные красотки согласились.
Ночь Азиат провёл в неистовстве, но с утра, как обычно, приступил к изнурительным тренировкам.
Медитация.
Разминка до полуизнеможения.
Работа над базовой техникой.
Работа в ката.
Работа в кихоне.
Работа с макиварой.
Работа в шивари.
Душ и лёгкий завтрак.
Работа с учениками. Выход на татами против трёх лучших учеников, против пяти, против двадцати.
Работа с нунчаками, с катаной, с сюрикенами.
До десятого, до двадцатого пота.
День каждого «скока» – это день отдыха от изнурительных тренировок, потом – вечер расслабления и ночь безумств.
Глава 4. Очкарик
Очкарик после крайнего «скока» очистился: душ, свежее бельё и выходной костюм, новая обувь (взамен уничтоженной по случаю их изобличающей привязки к месту кражи). Сегодня он не боялся сорить деньгами, поскольку сорил он ими практически ежедневно.
Привычный ресторан.
Привычная барная стойка.
Привычная обслуга.
Сегодня всегдашняя барменша странно преобразилась. Её малопривлекательное лицо показалось Очкарику миленьким.
«Наверно, много выпил. Значит, пора уходить».
– А я как раз сменяюсь. Вы меня не проводите?
– Почту за счастье, – Очкарик и сам не понял, почему он брякнул такое. Барменша была не в его вкусе: недоразвитые женские прелести, узкие губы, маленькие глазки-буравчики.
«А в постели она, как тигрица!»
Барменша окончательно сразила Очкарика тем, что восхитилась им как мужчиной. Такого он от женщин ещё не слышал. …И Очкарик стал с нею жить.
У барменши оказался сладкий во всех отношениях ротик и неожиданно крепкие коготки. Она запускала их в Очкарика, добиваясь заверений о том, что он её никогда не бросит. Она требовала от него не иметь от неё никогда никаких тайн, быть с нею во всём откровенным. Барменша настойчиво добивалась от Очкарика открыться ей, откуда у него такие большие деньги. Она догадывалась, что это криминальные деньги и опасалась, что её Очкарика могут или убить, или запрятать в тюрьму, а она не хочет его потерять (!!!).
Ротик – коготки – ротик – коготки – ротик – коготки…
Сладко – больно – сладко – больно – сладко – больно…
Очкарик и сам не понял, как он выболтал барменше всё о себе и о своих подельниках.
Никто не может сказать, что все барменши заагентированы полицией, но именно эта была, и мутную троицу взяли на месте совершения преступления.
У полиции есть масса способов разговорить даже самых неразговорчивых, и Очкарик заговорил. У него оказалась феноменальная память. Он вспомнил все эпизоды преступной деятельности мутной троицы, а потерпевшие всё подтвердили.
Печальный эпилог
Серая женщина и Азиат получили реальные сроки, а Очкарик – условный.
Отбыв наказание Азиат убил Очкарика и барменшу и скрылся.
Его объявили в розыск, но не нашли и никогда не найдут.
Современная проза
Летающие олени
Тимка знал, что звери – это такие люди, которые, повзрослев, не смогли выйти из детского видения мира и себя в этом мире. Поэтому, чтоб оградиться от непонимания их «повзрослевшими» умом и «одеревеневшими» душой людьми, они приняли обличье зверей и переселились в лесное царство.
Тимка тоже примет облик зверька. Нужно только понять, какого. Ему хочется быть то зайчонком, то медвежонком. Сегодня он решил примерить на себя облик лесного оленя. Олени такие сильные и быстрые! Жаль только, что олени не летают. Тимке так хочется летать! Но разве он может уместиться в облике маленькой птахи?
В свои пятнадцать лет Тимка оставался на уровне психического развития четырёхлетнего ребёнка. Рано осиротев, он был передан под опеку своему деду по материнской линии – леснику по должности и по духу.
Хорошо жить в лесной избушке!
Здесь все «свои»: и дед, и дедовы приятели лесники, и лесные птицы да зверушки.
И в школу ходить здесь не нужно. Зачем зря на школу время тратить, если Тимку всё равно признали «необучаемым»?
Сегодня Тимка проснулся поздно. На столе дед, как обычно, оставил для Тимки завтрак, прикрыв его от мух рушниками. Тимка торопливо позавтракал и заспешил к большому серому камню, возле которого он вчера видел стадо лесных оленей.
Этой ночью Тимке приснилось, что лесные олени приняли его в своё стадо. Их вожак – гордый красавец, увенчанный, как короной, грозными разветвлениями рогов, – повелительно глянул на Тимку и сказал:
«Ты такой же олень, как мы. Подойди к большому серому камню и произнеси наше заклинание: „Камень бога Одоленя! Преврати меня в оленя!“, а потом присоединяйся к родному стаду. Мы давно тебя ждём».
Тимка произнёс заклинание и… проснулся.
Теперь он знал, что ему по судьбе предназначено стать оленем.
Это так прекрасно быть таким сильным и быстрым зверем!
…Жаль только, что олени не летают. Тимке так хочется летать…
Путь к большому серому камню Тимка преодолел, как на крыльях. Он очень спешил воссоединиться с «родным стадом». Тимка не сомневался, что сейчас всё произойдет, как в недавно увиденном сне.
Вот и большой серый камень.
А рядом – стадо оленей.
Их вожак – гордый красавец, увенчанный, как короной, грозными разветвлениями рогов, – повелительно глянул на Тимку и… замертво рухнул, сражённый ружейной пулей.
«Браконьеры!!!»
Тимка услышал, как с разных сторон загрохотали ружейные выстрелы, и рванулся им навстречу с отчаянным воплем:
«Не стреляйте! Олени – такие же люди, как вы!! Они…»
Кто-то невидимый толкнул Тимку в грудь, опрокинул навзничь. Продолжение Тимкиного крика захлебнулось в булькающих звуках, отозвалось острой болью в груди.
«Олени! Что с ними Стало?!»
Сквозь красную пелену Тимка увидел, как вожак оленьего стада величественно и мощно, будто огромная птица, стал возноситься к небу, а вслед за ним стало возноситься к небу и всё стадо.
– Как это вам удаётся?! Я ведь знаю, что олени не летают! – закричал им Тимка.
– А мы летаем, – ответил Тимке вожак. – Ты тоже можешь летать, потому что теперь ты такой же олень, как мы. Давай, присоединяйся к своему родному стаду! Лети с нами!
И Тимка полетел.
Полетел!
В плену у стадных чувств
Хороший друг был у Саши.
Часы показывали 23:50. Саша не сомневался, что Игорь появится вовремя, как и два года назад.
Два года назад Саша получил удар ножом в спину. Обернувшись, он увидел «золотозубого», замахивающегося для нанесения следующего ножевого удара.
«Недооценил я его, думал, он ещё валяется в „отключке“, а он, будто Ванька-встанька!»
Саша провёл «вертушку» с ударом ногой в голову.
«Отдохни, Ванька-встанька, не отвлекай меня от своих расхорохорившихся дружков!»
Расхорохорившихся оставалось двое.
«Боня! Ткни его пикой!», – сплюнул окровавленную слюну «черняыый». – «Он, гад, губы мне в хлам разбил!»
Саша в прыжке пробил ребром ноги по печени того, который заходил на него слева, вскинув вверх правую руку с ножом.
«И ты, Боня (или как там тебя), тоже отдохни!»
«Чернявый» издал отвратительный зоологический вопль, ринулся на Сашу и вдруг… провалился в небытие.
Так тогда Саше показалось, когда он падал, теряя сознание от потери крови из ножевой раны на спине.
Спасибо Игорю!
Вовремя он тогда объявился.
Игорь перехватил набегавшего на свалившегося в бесчувствии Сашу «чернявого» нокаутирующим ударом.
На этом помощь Игоря не закончилась. Он остановил проезжавшую мимо автомашину, доставил на ней Сашу в больницу. Только благодаря его решительным и энергичным действиям врачи успели спасти Саше жизнь.
Игорь посещал Сашу в больнице, приносил ему фрукты и соки.
Так они тогда познакомились и стали закадычными друзьями.
Хорошим другом был Игорь.
…Был…
//-- * --//
Как только Саша пошёл на поправку, Илона забрала его домой, окутала нежной заботой, ухаживала за ним, как за малым ребёнком.
Хорошей женой была Илона.
//-- * --//
Игорь пришёл вовремя, как договаривались, в 24:00.
Саша! Дорогой! Не помяни зла, запрячь меня у себя! Здесь меня, точно, искать не будут. Те, кто за мной охотятся, знают обо мне всё и потому уверены, что сюда мне пути нет. А это значит, что для меня это самый надёжный путь.
Не помянуть зла?
А что есть в их случае зло?
Саша думал об этом с той самой минуты, когда узнал о предательстве самых близких ему людей: Игоря и Илоны.
Хорошим другом был Игорь.
Хорошей женой была Илона.
…Были…
Что такое дружба? Какова структурная изнанка того, что называется этим словом?
В человека с незапамятных времён заложено тяготение к стадности: в одиночку в дикой природе, кишащей всяческими опасностями, выжить сложнее, чем в «стаде». Однако, помимо выгоды от членства в «стаде» всегда были и выгоды от эгоистического индивидуализма. Например, как-то жалко было делить со всем стадом то, что было добыто в муках, а то и с риском для жизни в одиночку, неведомо для остальных. Делить со всеми или присвоить? И так во многих других вопросах.
Два друга – это маленькое «стадо».
Семья – это тоже «стадо».
Обе эти общности время от времени раздираются всё теми же стадными чувствами. В них стадный коллективизм конкурирует с эгоистическим индивидуализмом, конфликтует и приводит к трагедиям.
Друг Саши стал другом семьи. Друг семьи, как это иногда происходит, стал любовником жены друга.
Илона думала, что с Игорем её ждёт беспредельное счастье. Не известно, могло ли такое быть, если строилось оно на предательстве их обоих по отношению к Саше? Но известно, чем это очень скоро закончилось. Одна всемогущая криминальная структура приговорила Игоря к смерти. Было ли за что, уже не было для той структуры вопросом. Кровавая охота в первой попытке дала сбой: вместо Игоря пострадала от взрыва его машины Илона. Две недели врачи боролись за её жизнь. Игорь не пришёл на её похороны. Он скрывался от своих преследователей, а они плотно шли за ним по пятам и уже дышали ему в спину.
Место встречи Саши с бывшим другом не имело надёжного убежища: обычный загородный дом дачного типа.
«Пока укройся на чердаке, потом что-нибудь придумаем».
Преследователи объявились через час после прихода Игоря.
– Мы знаем, что Игорь Махов прячется у тебя. Веди нас к нему и мы тебя не тронем.
– Его здесь нет.
«Им нужен только Игорь. Я им не нужен. Но я самому себе не буду нужен, если сохраню свою жизнь ценой предательства».
– Мы найдём его и без твоей помощи. Какой тебе смысл упрямиться и выпрашивать себе смерть? Тебе это нужно?
– Его здесь нет.
Через час соседи по Сашиному дому вызвали пожарников.
На пепелище было обнаружено два обгоревших трупа. Экспертиза установила личности погибших: собственник сгоревшего дома Александр Семёнович Бурлаков и некто Игорь Трофимович Махов.
Суженый, ряженый
(быль)
Пришла девице пора оказаться под томительным бременем, именуемым «уж замуж невтерпёж», а женихов на примете нет. Те, которые на виду, все ей не по душе, а других негде взять.
– Что загрустила, касатушка, невеститься захотелось? – перехватила Марьюшку у колодца, когда она воду набирала, старуха Сандучиха.
Марьюшка эту старуху всегда побаивалась. Глаз у неё чёрный и суровый, а говорят о ней всякое. Будто даже с нечистой силой у неё дела какие-то имеются.
– Да ты не таись от меня, касатушка, вижу, чего тебе захотелось, – подшагнула к Марьюшке Сандучиха, и рассказала Марьюшке, как нужно милого и угадать, и приманить.
Боязно Марьюшке показалось отважиться на такое, но охота пуще неволи. Всё она сделала так, как старуха её подучила. Ложась спать, наятянула Марьюшка на правую ногу белоснежный носочек и произнесла: «Суженый мой, ряженый, приди ночью меня разувать».
С тем и уснула.
А среди ночи стук в окошко. Требовательный, настойчивый. А затем – шаги. Тяжёлые, решительные. Вот они уже в сенцах.
«Как же я на засов на ночь избу не заперла?!» – застыла от страха Марьюшка. А шаги уже в комнате раздаются. Всё ближе и ближе они к Марьюшкиной кровати. Вот смелая рука сбросили с Марьюшки одеяло, захватила её правую лодыжку, вторая рука стянула с неё белоснежный чулок.
«А дальше-то, что будет? Что, если этот смельчак на этом не остановится?!», – от этой мысли бедняжкой овладело беспамятство.
Очнулась Марьюшка от беспамятства, когда послышались в её спаленке удаляющиеся шаги. Тут впервые она осмелилась приоткрыть глаза и увидела со спины могучую мужскую фигуру в длинном брезентовом плаще.
На утро Марьюшка пришла в большое смятение. Ночное происшествие весь день не давало ей покоя. Что это было? Сон? Но раньше она никогда не видела таких отчётливых снов.
И как могло получиться, что ночью носок сполз с её ноги и свалился с постели?
//-- * --//
Никита заблудился в безлюдной местности. К полудню, после долгих блуканий, он набрёл на просёлочную дорогу, которая привела его в небольшое село. Улицы, как обычно среди дня в таких селениях, были тихи и пустынны. Ему давно и мучительно хотелось пить. Никита услышал, как в одной из хат хлопнула входная дверь, перед этим он успел заметить краем глаза, как кто-то вошёл внутрь.
«Наконец, хоть кто-то живой в этом безлюдном царстве!» – Никита решительно зашагал к той хате, постучал в окно.
Ему никто не ответил. Никита взашёл на крыльцо, толкнул дверь. Открыто. Дальше им двигало что-то из вне.
Рок?
Судьба?
Молодая хозяйка подала ему ковш с водой. Никита, будто во сне, выпил воду, поблагодарил. Что теперь? Теперь нужно уходить. А как можно уйти, если твоя душа, давно обуреваемая жаждой чувств, вдруг обрела источник утоления этой жажды, соприкоснувшись с другой душой, слилась с нею в упоительном восторге и никак не может расстаться?
Но это не имеет объяснений в реальности трёхмерного бытия. Это не имеет обычного словесного выражения. А значит, следует подчиниться правилам поведения, присущим материальному миру: испил водицы, поблагодарил – и уходи. Уходи.
Уходи.
Уходи…
На ватных ногах Никита повернулся, пошёл к выходу.
Хозяюшка смотрела ему вслед, на его могучую мужскую фигуру в длинном брезентовом плаще. Вот сейчас её случайный гость уйдёт и разрушится сладость бурного слияния их душ, острой, незаживающей раной будет терзать её эта чудовищная утрата. Где-то она видела уже эту до боли родную могучую мужскую фигуру в длинном брезентовом плаще.
«Это же мой суженый, мой ряженый из моего пророческого сна!»
– Куда же ты уходишь? Останься, – не выдержала Марьюшка.
И он остался.
Так до сих пор вместе они и живут в любви, в согласии.
Снайпер, танкист и связистка
Два самурая из враждующих войск сошлись в рукопашной схватке. Оказалось, что оба были равносильными бойцами, оба в совершенстве владели искусством рукопашного боя. Их бой был долгим и изнурительным. Это был тот редкий случай, когда боги не могли отдать предпочтение ни тому, ни другому, они просто наблюдали за ходом этой смертельной схватки. Победа досталась тому, который лучше справился с непомерной физической нагрузкой, сохраняя прежнюю быстроту и силу своих ударов. Его противник, пронзённый клинком катаны в сердце, замертво рухнул навзничь. Но дух поверженного бойца всё ещё пылал жаром боя. Дух его не смирился. Он продолжал борьбу и жаждал своей победы.
Победитель этого не видел, но он знал, что эта победа не окончательна, потому что дух погибшего бойца будет преследовать его своей местью всю дальнейшую его жизнь до самой смерти. Так учили его те, которые знали о жизни после смерти в физическом теле. Они же научили его ритуалу примирения с духом поверженного врага. Победитель склонился в почтительном поклоне перед трупом побеждённого противника и прочёл над ним сакральные слова. Ответом ему было лёгкое дуновение, напоминающее аромат свежезаваренного чая, предназначенного для ритуала заключения братского союза. Это означало, что дух поверженного противника принял извинение победителя и отныне будет не врагом ему, а помощником в последующих сражениях.
В снайперских поединках современного стрелкового боя самурайский ритуал примирения с духом поверженного врага уже утрачен.
Снайпер – специальность секретная.
Перед выходом на боевое задание снайпер маскирует свою внешность, имя снайпера заменяется на его позывной, и уже никто не может свести воедино две личности: личность мотострелка Иванова (Сидорова, Петрова) и личность легендарного снайпера «Старый» («Холодный», «Угрюмый»). Никто, кроме тех немногих, кому следует это знать по долгу службы. Никто, кроме этих немногих, не знает имя лучшего батальонного снайпера с позывным «Яблочник». Для штатского человека такой позывной может показаться непонятным, но в снайперской среде, где попадания в стрельбе по мишеням в десятку сленгируется как «попадание в яблочко», этот позывной воспринимается как говорящий.
У «Яблочника» была обычная снайперская работа. Она помотала его из одной горячей точки в другую. Уничтоженные противники – зарубки на прикладе снайперской винтовки – зарубки на памяти и на сердце. Иногда побеждённые им противники приходили к нему в его снах. Побеждённые, но не смирившиеся и не простившие. Они жаждали мщения, и «Яблочник» их в этом понимал: он тоже на их месте не смирился бы и не простил бы. Он тоже жаждал бы мести.
Танкист – профессия героическая.
Любаша очень гордилась своим женихом Степаном: после «учебки» он был распределён в танковые войска. В письмах Степан восхищался нашими новыми танками и тем, какая важная роль отводится им в условиях современного боя.
«Танки – это главная ударная сила наших сухопутных войск», – писал Любаше её жених – «Какие памятники установлены во многих городах по случаю их освобождения Красной Армией от фашистских захватчиков? Чаще всего – это танки!».
Любаша – скромная девушка, контрактница, связистка. Её частые командировки естественны: связь требуется везде, но Степану это не нравится:
«Закончится контракт – поженимся и ты будешь домохозяйкой, хранительницей семейного очага».
Любаша понимала Степана, ей и самой временами хотелось быть только мужниной женой, домохозяйкой, хранительницей домашнего очага. Но это противоречило тому, что выпало ей по судьбе, тому, что позволяло ей гордиться не только своим женихом, но и собою, не хвастаясь этим перед другими людьми, которым не положено знать, что её петлицы связистки – это эмблемы прикрытия. Они прикрывают то, о чём знают очень немногие, те, кому следует об этом знать по долгу службы. Никто, кроме этих немногих не знает, что «скромная девушка Любаша» – это лучший батальонный снайпер с говорящим позывным «Яблочник».
Анечка
(ноющие боли моей памяти)
У неё большие ярко-синие глаза и сияющая улыбка. А в остальном – ничего особенного, женщина, как многие другие. Я не понимал, отчего другие мужчины влюблялись в неё, как очумелые: слишком уж глубоко, слишком уж энергично. Но случилось так, что и я оказался в череде этих «очумелых».
Всё началось с обычного знакомства и не предвещало мне моей душевной катастрофы. Просто приятная женщина. Просто как-то случайно я оказался у неё в гостях. Общение было лёгким, непринуждённым. Когда я начал прощаться, Анечка подошла ко мне поправить сбившееся кашне и я впервые так близко увидел её те самые «большие ярко-синие глаза», ту самую «сияющую улыбку».
Это было какое-то наваждение. Уже потом, после того, как между нами всё произошло, я подумал, что я в тот момент превратился в горстку стальных опилок, притянутых сильным магнитом. Когда-то в детстве мне интересно было насыпать такие опилки на бумагу, подкладывать снизу магнит и водить им в разных направлениях, наблюдая, как принимают вертикальное положение эти крохотные столбики металла и кружатся по бумаге, следуя за движениями магнита.
Анечка казалась мне обыкновенной, пока не подошла ко мне очень близко, пока я не попал в поле её магнетизма. Уходил я от неё, обуреваемым такой силой чувства, какой не испытывал прежде по отношению к другим женщинам.
Наваждение прошло, когда я узнал, что у Анечки есть какой-то Серёжа, по которому она сходит с ума. Но остатки того наваждения сохранились и иногда начинают напоминать мне о себе, как напоминают старые травмы ноющими болями в преддверии непогоды.
С тем Серёжей Анечка рассталась. Расставание обернулось некрасивой скандальной сценой. Серёжа среди ненастной осенней ночи выгнал её из своей квартиры. Анечка стала ломиться в запертую за нею дверь, кричала на весь подъезд. Серёжа вызвал наряд ППС, и эта история оказалась в оперативной сводке ночных происшествий.
Перебесившись, Анечка решила начать жизнь «с чистого листа», полюбить кого-то другого. «Другим» оказался я. Она смело подошла ко мне в присутствии нашей общей знакомой и, взяв меня под руку, объявила, что мы с нею женимся. Наша общая знакомая, заметив моё замешательство, перевела эту мизансцену в шутку:
«Я вижу, Валерий Витальевич к этому не готов».
Анечка и поныне не замужем.
Как-то она пожаловалась мне на то, что ещё в юности одна ведьма наслала на неё некую порчу, называемую в народе «венец безбрачия». Считается, что девушки и женщины, увенчанные этой неснимаемой порчей, не могут создать семью.
Мне жалко Анечку. Она очень хорошая, но при этом и очень несчастная.
Самая болезненная несправедливость
На свете много несправедливости.
Барбара Делински «Соседка»
Счастье воспринимается особенно остро тогда, когда оно незаслуженно.
Я незаслуженно оказался в числе счастливчиков. На меня неожиданно обрушилось такое огромное счастье, ради которого следовало бы пройти через нескончаемые муки, одержать бесчисленное количество побед в тяжелейших схватках с, казалось бы, неминуемой смертью, сгореть дотла и возродиться таким, который заслуживал бы любых самых изысканнейших подарков от скупердяйки Судьбы. А мне её величество Судьба, по какому-то неведомому мне (по-ошибочному?) капризу подарила любовь самой восхитительной женщины (!!!).
Восторженнейший поклонник и глубочайший знаток женской элегантности и красоты, Сальвадор Дали, утверждал, что «…лицу элегантной женщины не нужно красоты, зато руки ее и ноги должны быть безукоризненно, умопомрачительно красивы и – насколько возможно – открыты взору». Это определение, как нельзя более, соответствует облику моей женщины в части её элегантности. Но разве элегантность не придаёт женскому лицу ореол неожиданной, не замечаемой у других, а потому ещё более притягательной красоты?
А встретил я свою любимую женщину, испытав к ней в первые минуты отчуждённую настороженность, подавляемую жалостью. Ситуация была таковой, что жалость взяла во мне верх. Теперь, когда всё, связанное с историей моей близости с той женщиной небывалой элегантности и осенённой ореолом неожиданной, не замечаемой у других красоты, свершилось, я окончательно запутался в своих мыслях о ней, своих чувствах и переживаниях.
Мои мысли о восточной мудрости
Однажды мне довелось услышать одну историю, показавшуюся мне тогда излишне замудрённой. Её глубинный смысл как бы лежал на поверхности, но выглядел надуманным, искусственно притянутым за уши к высокоумному нравоучению. В той истории некий могущественный господин средневековой Японии, имевший неограниченную власть казнить и миловать как за что угодно, так и совсем ни за что, свою челядь, и обожавший красивых женщин, отказался от самой прекрасной из них со словами: «Она СЛИШКОМ хороша для меня».
Теперь я его понимаю, и в этом понимании слышу эхо старой одесской шутки: «И почему мы не такие умные, как потом?»
Мои мысли о крупных одомашненных животных
Я сам никогда этого не видел, потому что всю жизнь прожил в городе и не был свидетелем тех трагедий. Но я верю тем, кто это видел собственными глазами: крупные одомашненные животные плачут (в первый и в последний раз в своей жизни) ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ слезами, когда их гонят на убой.
Мои мысли о той единственной и неповторимой
Уходя от меня навсегда она плакала.
«Я тебя сердцем полюбила. А его – вопреки и сердцу, и разуму, и предчувствиям. Знаю, эта любовь погубит меня. Но справиться с этой роковой для меня любовью я не могу, и иду в эту пагубную любовь, как на добровольное заклание».
Мои мысли о себе самом
А что было бы, если бы во мне была мудрость того средневекового господина, который мог сказать: «Она СЛИШКОМ хороша для меня»? Сказать – и отказаться от обладания самой восхитительной любовью?
И, положа руку на своё глупое и непослушное голосу мудрости сердце, я отвечаю себе: я бы так не смог.
Я и потрясающе счастлив от того, что та женщина одарила меня своей несравненной любовью, и безмерно несчастен от того, что она от меня ушла.
Теперь до конца своей жизни я буду страдать от её ухода.
Но я никогда, НИКОГДА (!!!) не пожалею о том, что она у меня была!
Человеческий фактор
Не нужно быть великим знатоком в лётном деле, чтобы понимать, сколь опасен пилотаж на критически малых высотах. Но в условиях современного боя лётчики нуждаются в том, чтобы прижиматься поближе к земле для ухода от радиолокационного обнаружения средствами ПВО противника. Такие возможности обеспечиваются не только тактико-техническими характеристиками самолётов, но и техникой пилотирования, вырабатываемой лётчиками-испытателями. Это они принимают на себя все риски такой выработки. В поисках верных путей этой сложной задачи они рискуют своими жизнями во имя укрепления наших Военно-Воздушных Сил.
Он был безудержно смел.
– Саша! Побереги себя, не форсируй события, – наставлял перед каждым испытательным полётом своего любимца главный конструктор боевых самолётов.
– Не виноват я, Пётр Семёнович, в форсировании полётных нагрузок! Это события на фронте их форсируют, – оправдывался лётчик-испытатель после каждого вылета.
Где безопасный предел возможностей прижимания самолёта к земле, спасительный для наших пилотов при вхождении их в зону действия вражеских ПВО?
Какова может быть максимальная крутизна высокоскоростного пикирования для перехода в бреющий полёт?
Штурвал наполнился силой стремительного падения. Лётчик из последних сил тянул его на себя.
«Сашка! Прыгай!!!», – захлёбывался от бешенства Главный.
Лётчик не отвечал. Стиснув зубы, он продолжал борьбу.
«Есть положительный тангаж!»
Носовой обтекатель преодолел линию горизонта, самолёт перешёл на набор высоты.
«Поздно!..»
Необузданная инерция падения дала просадку. Самолёт ударился о землю хвостом, переломился надвое, вспыхнул уайтспиритным огнём.
– Папа!!!, – истошно закричал в своей спаленке пятилетний Николка.
– Тише, тише… Успокойся, мой родненький, – запричитала Милена.
– Наш папка сейчас сгорел, – затрясся в рыданиях малыш.
Милена не отходила от сына, пока он не забылся в тяжёлом сне.
«Надо же присниться такому».
«…А ведь то был не сон», – вдруг поняла Милена и услышала, как безутешно, по-вдовьи, завыла её душа.
На ослабевших ногах Милена подошла к комоду, взяла в руки фотографию. Фотограф сумел улучить момент триумфа её мужа на фоне опытного образца новейшего на то время истребителя. Долгое время эта фотография была засекречена, как и всё, связанное с тем самолётом. Но время шло, и эти самолёты уже демонстрировали фигуры высшего пилотажа на международных авиационных шоу. Фотография перешла в семейный альбом лётчика-испытателя, а затем заняла место на комоде. В минуты, когда Александр, рискуя жизнью, испытывал новые самолёты, Милена вглядывалась в эту фотографию, на которой его лицо, озарённое счастливой улыбкой, согревало ей душу теплом своей мощной энергетики. И вот вновь, как много-много раз прежде, Милена прижала к сердцу фотографию мужа, нуждаясь в её тепле.
…От фотографии потянуло колючим холодом…
//-- * --//
Очень Большой Человек, сановник высокого ранга, участливо обратился к Главному:
– Переживаете, Пётр Семёнович? Понимаю, мы все в большом трауре. Такой лётчик погиб…
Вечная ему память! Но наша комиссия пришла к заключению, что самолёт был полностью исправен. Виной трагедии был…
– Человеческий фактор! – перебил сановника Главный, и лицо его побледнело от внезапно захлестнувшего его гнева. – Человеческий фактор!.. В этих ваших заключениях «человеческий фактор» всегда причина несчастий!!!
– Не понимаю Вас, Пётр Семёнович…
– А Вы поймите!!! Посмотрите сюда. Вы видите эти макеты?
Кабинет Главного был плотно заставлен макетами боевых самолётов. Их линии и формы поражали воображение. В них ощущалась стремительность, взрывная сила и несокрушимая воля. Они выглядели, как живое дополнение к их экипажам. Они будто бы рвались в небо, в свою мечту, в трудную и опасную работу.
– В ваших заключениях «человеческий фактор» – это причина трагедий! А в нашей повседневной работе – это важнейший залог успеха! Если бы не наш Сашка!.. Если бы не такие, как он!..
– Да, я понял, простите…
До станции «Загадка»
Это было подобно беспомощному барахтанью в бурном потоке, но иногда это больше напоминало беспомощные попытки вырваться из липкой паутины какого-то гигантского паука:
«Должен, должен, должен…
Обязан, обязан, обязан…
Срочно!
Безотлагательно!!»
Да, это хорошая зарплата, солидный социальный статус, уважение со стороны тех, кто чтит не столько личность человека, сколько пьедестал его должности.
«Надоело!
Из живого человека я превратился в робота, в автоматическое устройство, предназначенное для осуществления различного рода механических операций, которое действует по заранее заложенной программе».
И я бросил всё: престижную работу, уютное жильё, большой город, все круги знакомств, горячих, тёплых и холодных контактов и прочие субъектно-объектные узлы, порождающие то «бурные потоки», то «липкую паутину» долженствований.
Я сел в поезд дальнего следования и отправился «куда глаза глядят». Я решил колесить по дорогам, не задерживаясь там, где начинались хоть какие-то обрастания постоянными обременениями обязанностей.
Уже в купе я почувствовал пульс желанной свободы. Попутчики заходили, располагались, пили-ели-спали и уходили на своих станциях назначения. А я их видел-не видел, слушал-не слушал, когда надо – кивал в знак согласия, даже, не вдумываясь в нити их рассуждений.
Блаженная свобода!
Со временем пребывания в таком блаженстве во мне должны начаться перемены: я, как птенец, выбирающийся из яйца, взломаю скорлупу своей роботоподобной обездушенности и начну ощущать себя по-настоящему живым человеком, открытым для свежих чувств, для жизни по мечте, по зову сердца.
Скорее бы!
Я так этого хочу!!
//-- * --//
Она вошла в моё купе на одной из станций и обожгла моё сердце улыбкой.
Никогда прежде я не видел подобной обжигающе-очаровательной улыбки.
За такой чудесной улыбкой угадывалось море достоинств.
Я не спрашивал её ни о чём. Мне было радостно «угадывать» о ней всё, прикрыв глаза, «вслушиваясь» в подсказки, идущие из ноосферы.
Это были восторженные, изысканно-комплементарные подсказки!
Можно ли им верить?
Я мельком, с притворным безразличием, «проскальзывал» взглядом по её лицу и понимал: я не могу не верить идущим из ноосферы подсказкам. Они очень хороши, но моя попутчица ещё лучше.
При очередном моём беглом и «безразлично» скользящем взгляде я вдруг понял, что Попутчица угадала во мне неподдельный к ней интерес.
«Почему бы нам не познакомиться?» – обратилась она ко мне с обезоруживающей улыбкой.
Мы взаимно представились.
Удивительное дело: общение моя попутчица Катя выстроила таким образом, что моя скованность перед её обаянием мгновенно улетучилась, и я вдруг оказался для неё очень интересным собеседником. Старый рецепт обольщения сработал безотказно: хочешь произвести впечатление на женщину – рассмеши её (не шутовством, а остроумием!).
Я смешил, не переставая, и наслаждался красотой Катиного смеха.
На большой станции наш поезд должен был, согласно расписанию, простоять пятнадцать минут.
– Я однажды отстала от своего поезда, когда вышла за покупками, и теперь панически боюсь выходить из вагона до конца поездки. А так хочется мороженого! – смущённо улыбнулась мне Катя.
– А я ничего не боюсь. Какое мороженое Вы любите?
– Эскимо.
Я, как на крыльях выскочил из вагона.
Прошло три года. Катю я видел последний раз, когда она помахала мне из окна нашего вагона, провожая меня за мороженым. Оказывается, это она тогда прощалась со мною. По возвращении с десятью порциями эскимо я не обнаружил в купе ни Кати, ни своих чемоданов. Кондукторша сказала, что моя попутчица покинула наш вагон в сопровождении молодого мужчины почти сразу после моего ухода.
Я не помню название станции, где это произошло. Я называю её станцией «Загадка».
Что там произошло?
Тот ответ, который напрашивается сам собой, кажется мне кощунственным.
Я не могу не верить идущим из ноосферы подсказкам. Они очень хороши, но моя попутчица Катя кажется мне ещё лучше.
Хотя, скорее всего, у неё какое-то другое имя.
По воле чёрного князя
Это было много-много лет тому назад в долине реки Серебрянки, в пещере, где впадает в реку ручей Кокуй. Инок бежал из последних сил. Его преследователи, казалось, не знали усталости. Их вдохновлял азарт. Инок вдохновлялся тем, что если он будет пойман и убит, без его заботы погибнет тяжело раненый человек, укрываемый и опекаемый им и разыскиваемый этими преследователями. Факел инока отбрасывал зловещие тени на стены и свод пещеры, петляющей в чреве длинной скалистой гряды. Ранее инок остерегался входить в запутанный лабиринт этой жуткой пещеры. Местные жители говорили, что из этой пещеры нет выхода, и, всяк входивший в неё, никогда не возвращался назад. Говорили также, что дальних закоулках этой пещеры Ермак запрятал свои несметные сокровища, а доступ к ним запечатал страшным заклинанием. Инок в эти страшилки не верил. В глухих сибирских местах таких баек превеликое множество. Тем более, что от своего духовного наставника инок знал: нет нужды ни в каких заклинаниях для сохранности клада. Сильнее всех заклинаний воля чёрного князя Мафавы, который был когда-то в большом почёте на небесах и даже входил в ангельский совет, но во время восстания Люцифера примкнул к восставшим. Теперь, по велению властителя ада, ему поручено хранение всех подземных сокровищ.
Иногда лабиринты пещеры заводили инока в тупик. В этих тупиках он терял драгоценное время, и его преследователи приближались к нему, яснее слышался иноку их топот и их непотребная ругань.
Неожиданно пещера содрогнулась.
Откуда-то из-под земли послышалось грозное урчание, порождающее в изменённом от неописуемого ужаса сознании ассоциации с рыком чудовища исполинских размеров и неодолимой силы. Чудовище ворочалось под землёй, пытаясь высвободиться из-под её тверди, как птенец, взламывающий скорлупу яйца, чтобы выбраться на свободу. Дрожь земли заменилась толчками, сбивающими с ног. Инок упал, ударился о землю затылком и потерял сознание. От сильных ударов по рёбрам инок очнулся. Вокруг него столпились его преследователи. Их лица в свете факелов пылали ненавистью, их рты изрыгали проклятия.
– Это ты выкрал у юродивого Микитки карту с местами сокрытия кладов Ермака!
«О чём это они? Какой Микитка? Какая карта?»
Инок не сразу понял, что подранок, которого он выхаживал и которого преследовали эти сердитые люди, и есть «юродивый Микитка». Значит они нашли его и обыскали, но карты с местами сокрытия кладов при нём не оказалось. Скорее всего эта карта – такой же миф, как и сами клады.
«Они его пытали и убили?»
Ответ на этот встревоживший его вопрос инок прочёл в глазах своих преследователей. В их глазах полыхали ярость, алчность и беспощадность. Такие люди будут и мучить, и убивать, добиваясь осуществления своих меркантильных целей.
– Нет никакой карты ни у меня, ни вообще. И никаких кладов Ермака тоже нет.
– Куда же ты тогда бежал?
– Я бежал от вас. Вы гнались за мною с угрозами и проклятиями.
– Врёшь, мерзавец! Ты бежал тем путём к сокровищам Ермака, который мы знаем и сами. Но мы не знаем, продолжения пути. Теперь его знаешь только ты. И ты приведёшь нас к сокровищам!!
Кто-то из преследователей рывком поднял инока на ноги и подтолкнул вперёд. Ноги инока подгибались от слабости и от страха. Он не чувствовал ни ног, ни тела, двигался, как механическая кукла туда, куда подталкивали его в спину озверевшие от азарта погони его преследователи.
«Господи, спаси и сохрани меня и моих преследователей, ибо они и сами не ведают, что творят. Господи, спаси и сохрани…», – беззвучно шептал инок.
Они всё шли и шли.
– Ну, что? Далеко ещё нам идти?
– А не морочит ли он нам головы?!
– Ты, олух Царя Небесного! Полудурок! Говори, куда нас завёл!!
Неожиданно все смолкли. Свет факелов обрывался впереди непроглядной тьмой, за которой виделось нагромождение каких-то плохо различимых из-за нехватки факельного освещения предметов: то ли сундуки, то ли ящики, то ли… гробы.
– Вот они! Сундуки с сокровищами Ермака! – крикнул кто-то писклявый.
– Сокровища!!! – надсадно взвыли остальные и ринулись, расталкивая друг друга к тем самым плохо различимым предметам.
Вскоре все они с воплями ужаса исчезли за чертой непроглядной тьмы.
Инок не знал, сколько времени прошло с того момента, когда его преследователи вдруг исчезли, поглощённые непроглядной тьмой. Время для него остановилось. Из безвременья инока вывел зыбкий, призрачный свет, втекающий в пещеру из неведомого пространства.
«Чудны дела Твои, Господи!», – ужаснулся инок, и погрузился в долгую, горячую молитву, прося Бога о спасении от безумия.
Назойливый птичий гомон прервал на полуслове поток покаяний в грехах вольных и невольных, разрушил благостное молитвенное состояние инока, вернул его в вещный мир.
«Откуда птицы в пещере?»
Растерянно оглядевшись, инок с удивлением обнаружил, что в пещеру через разлом в её своде проникают теплые солнечные лучи. Они высвечивали и то, что таилось ночью за чертой непроглядной тьмы: пропасть, образованную тем же ударом землетрясения, который расколол и свод пещеры, открыв через него кратчайший путь во вне. За пропастью, поглотившей его преследователей, инок увидел множество гробов. Это к ним, приняв их за сундуки с сокровищами Ермака, кинулись, расталкивая друг друга преследователи инока, но оказались погребёнными в коварной пропасти без гробов.
Выбравшись наружу, инок долго молился, благодаря Всемилостивейшего Бога о своём чудесном спасении.
//-- * --//
– А ты точно разглядел, что за пропастью были гробы, а не сундуки с сокровищами Ермака? – не унимались те, кому инок рассказывал о своём страшном приключении.
– Ну, тогда ты вообще ничего не видел!
– Не может такого быть, чтобы не было клада, если все только о нём и говорят!
– Тогда есть и хранитель этого богатого клада – чёрный князь Мафава. – осаживал разгорячившихся оппонентов смиренный инок. – Возможно, это он и изничтожил моих жадных преследователей. Не хотите ли и вы повторить их страшную судьбу?
На урюпинском базаре
На урюпинском базаре шум и тарарам
Налетайте,
Покупайте
Барахло и хлам.
(Из песни «На урюпинском базаре».
Музыка народная, слова народные)
Об Урюпинске многие знают не из рассказа М. А. Шолохова «Судьба человека», а из анекдотов, в которых Урюпинск – это дикая глухомань, а урюпинцы – люди невысокого уровня ума и воспитанности. Сочинители этих анекдотов, по видимому, и сами не ожидали, что их творчество найдёт такой отклик в душах тех, о которых так метко подметил Роберт Рождественский в стихотворении «Цирк»:
А клоун глупее вас.
И это приятно вам.
Однако, на самом деле, клоун вовсе не глуп. Это также верно, как и то, урюпинцы не уступают жителям престижных городов ни в уме, ни в воспитанности. А урюпинский базар – это место довольно значимое. Там каждый день случается много таких событий, о которых без скуки можно читать и слушать. Одно из этих событий произошло с Зинаидой, когда ей было всего два годика. Она была тогда красивой, как куколка. Огромные синие глазки, носик пуговкой, губки бантиком. Было это зимой. Дома оставить эту милую крошку было не с кем, и бабушка взяла Зинаиду с собой на базар. Обула её в валенки, Одела на неё меховую шубку и шапку, укутала поверх всего большим пуховым платком.
Бабушка шла пешком и везла Зинаиду на санках. Возле торговых мест бабушка останавливалась, приценивалась к товару, беседовала с каждой торговкой, вспоминая с иной – их молодость, с иной – их ранние детские годы. Досыта наговорившись и закупив все намеченные покупки, бабушка уже не затуманенным важными мыслями взглядом, а пристально и зорко посмотрела, наконец, на внучку и ахнула: кто-то успел снять с глупышки большой пуховый платок и благополучно с ним скрыться.
«Люди! Вы посмотрите, что делается!! Помогите, найдите вора!!!»
…Да разве его найдёшь?
А платок был очень дорогой! Урюпинские пуховые платки – это штучный товар. В те 1950-е годы Урюпинск, по квалификации дикторов американского радио «Свобода», назывался «маленьким козьим городком». Во многих дворах тогда урюпинцы держали коз, стригли их, а из козьего пуха вязали такие замечательные платки, что в 1990-е годы эти перлы народного промысла стали валютным товаром (!).
Но не зря говорят: Нашёл – не радуйся, а потерял – не огорчайся. Всё вернётся на круги своя.
И оно вернулось.
Прошли годы. Зинаида вошла в возраст невесты. Расцвела, заблагоухала, как прекрасная роза. И столько дорогих подарков посыпалось на неё от поклонников!
Мест, где всегда толпится народ, где можно «и на людей посмотреть, и себя показать» в Урюпинске не так много. Вечером – это парк культуры и отдыха, а днём – базар. Летний день был ясным, пригожим, настроение у Зинаиды – весёлое, игривое. Дома ей с таким настроением не сиделось. Нарядилась во всё «дневное»: лёгкое, воздушное, нацепила на себя все цацки, что от поклонников получила и пошла, куда ноги несут.
Ноги принесли Зинаиду на базар. Мужчины всех возрастов таращатся на её красоту, мальчуганы сглатывают слюни (ночью в постели эти недозрелые малолетки будут вспоминать её дивные прелести и…). Зинаиде от этого хочется петь, смеяться и танцевать. Она остановилась перед прилавком, за которым озорно и задиристо зазывала к себе покупателей её бывшая одноклассница. Зинаида подошла к ней на «чмоки-чмоки» и подруги защебетали «обо всём – ни о чём» (таково это пустое, но невинное девичье и женское удовольствие).
Вдруг Зинаидина подруга осеклась на полуслове, побледнела и будто инеем вся подёрнулась. Зинаида, ещё не понимая в чём дело, тоже, словно на резонансе, ощутила некое предчувствие страха. Чья-то сильная уверенная рука приобняла её из-за спины, широкая ладонь, легла на её живот, притянула Зинаиду к телу своего владельца, а в левый Зинин бок упёрлось металлическое жало.
«Тихо-тихо…», – услышала Зинаида негромкий властный голос и затрепетала от ужаса. По голосу она узнала, что оказалась в лапах самого главного бандита в их городе. – «Ну-ну! Продолжай улыбаться и молча иди туда, куда я тебя поведу. Пикнешь – прирежу на месте». Налётчик завёл Зинаиду в укромный закуток. Оттуда мгновенно, как потревоженные воробьи, выскочили трое бомжей, собиравшихся распить там бутылку какого -то дешёвого вина.
Налётчик грубо развернул полумёртвую от страха Зинаиду лицом к себе, надвинулся на неё глаза-в-глаза, прожигая порабощающим взглядом.
– Деньги и драгоценности. Быстро.
– Обойдешься, – раздался вдруг сзади него спокойный насмешливый голос.
Бандюган отреагировал глубоким выпадом с ножевым ударом в развороте. Его атака была стремительна, как вспышка молнии.
Надрывный вскрик. Звон металла о камень. Хриплые проклятия.
– Ты, ……, мне руку сломал!..
– Не будешь дёргаться. А ещё раз сунешься к этой девушке, я и шею тебе сломаю.
Спаситель вывел Зинаиду из мерзкого закутка в поток беспечной базарной сутолоки. Ноги у Зинаиды ослабли, коленки подогнулись, и она упала бы на землю, но Спаситель подхватил её и сопроводил до самого дома.
Дома было чаепитие, знакомство, пылкие слова благодарности и жалоба на то, что теперь «тот зверюга» Зинаиду прирежет.
«Всё, чем я могу тебе помочь, – это увезти тебя отсюда ко мне на родину в качестве любимой жены. Считай, что это предложение руки и сердца», – проникновенно сказал Спаситель.
Выбора у Зинаиды не было, а Спаситель ей понравился. Сильный, смелый. Настоящая «каменная стена», за которой так хочется укрываться всем женщинам от житейских невзгод.
Выбор у Зинаиды появился уже потом, когда она оказалась на родине героя-спасителя «в качестве любимой жены». Отогревшись под боком у надёжного и верного мужа, Зинаида затосковала по прежним минутам блаженства от всеобщего восхищения её девичьей красой. Теперь красота Зинаиды, напитавшись соками мужской любви, расцвела уже новой силой, по-женски зрелой, хмельной, платонически притягательной. Разве может она совладать со своею натурой, которая в потоках восхищённых (а ещё лучше «алчущих») взглядов, будто рыба в воде, а при отсутствии оных, будто та же рыба на песке?
И отправилась Зинаида на поиски алчущих взглядов. А их и искать не надо, они сами к ней липнут, как банные листья к распаренному в горячей сауне телу.
Ах, какое блаженство,
Ах, какое блаженство,
Знать, что я совершенство,
Знать, что я – идеал, —
пела несравненная Мери Попинс в своей песне «Леди совершенство», и вторила её запавшему в память пению самовлюблённая Зинина душа…
Став женщиной, познавшей все глубины безумной платонической любви, Зинаида виртуозно манипулировала толпой поклонников, облепивших её, как кабели в пылу собачьей свадьбы. Её супруг, её «каменная стена» не пожелал быть «стеной прикрытия» такого беспардонного распутства и указал ей на дверь из дома.
И покатилась Зинаида по жизни, как оторвавшаяся от корня трава перекати-поле.
Прошли годы, отшумели бандитские 1950-е, стали забываться лихие голодные 1990-е, зарозовели предрассветными красками первые годы 2000-ных. Вновь зашумел бойким торгом воспрянувший урюпинский базар. За одним из его прилавков появилась новая торговка, которая когда-то пленяла здесь всех своей красотой и звалась Зинаидой. Теперь это была увядшая, рано состарившаяся женщина, именуемая бабой Зиной. Мужчины всех возрастов таращатся теперь на красоту молоденьких, свеженьких девушек, на них же теперь мальчуганы молчаливо сглатывают слюни, чтобы по ночам в своих постелях воспламеняться дразнящей девичьей красотой. Бабе Зине от этого хочется горько плакать прямо здесь, на этом старом урюпинском базаре.
Прямо на урюпинском базаре.
Пробуждение
Девушка проснулась от того, что чья-то мягкая ладошка нежно-нежно похлопала её по плечу. Она перевернулась с правого бока на спину и открыла глаза. За окном была непроглядная тьма. Светильник, как обычно, заполнял спальню цветом синих сумерек. Но что-то было не так сейчас в этом его синем цвете. В нём таился какой-то подвох, а за этим подвохом чувствовалось недоброе напряжённое ожидание, какая-то скрытая угроза. Из-под кровати послышался шорох.
«Вот он, источник затаившейся угрозы! Он выдал себя тем, что пришёл в движение».
Бедняжка почувствовала укол страха.
У страха было насколько причин.
Первая причина была в том, что в доме Бедняжка была одна и шуршать под кроватью некому, но там определённо кто-то был!
А вторая причина страха проистекала из этой явной несовместимости: происходило то, чего не могло, а значит, и не должно было происходить.
Из-под кровати послышалось тяжёлое сердитое сопение, и…
…Бедняжка впала в обморочное состояние.
Её душа беспрепятственно, в стремительном рывке высвободилась из телесной оболочки, всплыла под потолок и внимательно вгляделась в синие сумерки спальни.
Кровать под Бедняжкой качнулась, и сердечко девушки зашлось от страха. Из-под кровати со зловещей медлительностью выползло тёмное потустороннее зло. Оно нависло над Бедняжкой, вонзив в неё взгляд круглых бесцветных глаз. Этот взгляд бесцеремонно, по-хозяйски ощупал Бедняжку с головы до пяток и в глазах потустороннего чудовища загорелся огонёк жажды. Жажды чего? Насыщения живой кровью? Свежей трепещущей плотью? …Или…
…Да, во взгляде чудовища Бедняжка ясно увидела… жажду того самого «или».
«Нет! Нет!! Только не „это“!!!»
Девушка, как ошпаренная кипятком, соскочила с кровати по другую сторону от чудовища. Тёмное Нечто, стоявшее между Бедняжкой и дверью из спальни в коридор, грозно заурчало и двинулось в обход кровати. Девушка, перекатившись через кровать, выбежала в коридор, из коридора в прихожую, из прихожей – во двор. За её спиной громовыми раскатами слышалось яростное рычание. Оно нарастало, приближаясь. Бедняжка босиком, в одной пижаме добежала до калитки, распахнула её и помчалась к озеру.
«Вдруг преследователь не умеет плавать, а то и вовсе боится воды, как чёрт ладана?»
Впереди девушка заметила силуэт идущего на озеро к утренней зорьке рыбака-любителя. Знакомый силуэт.
«Да это же Виктор! Мой новый сосед!»
Бедняжка поняла, что этот молодой и сильный мужчина может её спасти.
Ноги девушки отяжелели от долгого и утомительного бега, дыхание сбилось.
«Виктор! Витя!! Витенька, спаси меня!!!», – изо всех сил закричала Бедняжка, но голоса своего не услышала.
В тот же миг в оба её бока вцепились когти чудовища… и…
…Бедняжка проснулась.
Сердце билось в груди, в горле и в висках. Она испуганно оглядывалась вокруг, опасаясь, что чудовище где-то рядом, возможно, опять под кроватью.
И девушка поняла, что отныне она не сможет оставаться в этом доме одна, наедине с этой ужасной нечистью.
«Что же делать?!!»
Её вопрос имел простой ответ, и этот ответ теперь зависел только от неё. Время колебаний прошло.
Девушка вспомнила свою самую первую встречу с Виктором. Был тёплый июльский вечер. Она искупалась в озере, наполнилась свежей силой, весёлой бодростью и возвращалась домой, как на крыльях. Напевая и приплясывая от наплыва игривого настроения, девушка закружилась в лёгких вальсовых па и осеклась, перехватив восхищённый взгляд молодого симпатичного мужчины, шедшего за нею.
– В чём дело?! – взорвалась девушка, – почему Вы идёте за мною? Что Вам от меня нужно?!
– Я не иду за Вами. Я иду к себе домой.
– Но это тропинка к моему дому!
– И к моему тоже. Вероятно, мы с Вами теперь соседи. Я недавно купил дом №9 по ул. Приозёрной.
– А мой дом №7 по той же улице. Так это Вы мой новый сосед? Извините, что на на Вас так напустилась. Мне показалось…
– …Что я на Вас запал?
– Ещё раз извините…
– Не за что, тем более, что Вы правы. Мне кажется, что я на самом деле на Вас запал. Вы прекрасны. Меня зовут Виктор, а Вас?
– Катя.
После той первой их встречи девушка решила поквитаться с новым соседом за свой конфуз и стала слегка поддразнивать его то закидыванием обнажённых рук за голову, будто бы для того, чтобы поправить заколку в своей причёске (Ах, как все мужчины немеют от красоты её обнажённых рук!), то особым покачиванием бёдер при ходьбе (Мужчины сходят с ума, глядя ей вслед!) … Она вовсе не хотела разбить его сердце. Просто подразнить и забыть, удовлетворившись тем, что он повёлся на магнетизм её тела.
Девушка ошиблась. Её новый сосед оказался далеко не одноклеточным существом. Он оценил её красоту, но с ума от этого не сошёл. Позднее она узнала, что он художник. Но его увлечением была не портретная живопись, а пейзажи. Девушка случайно встретила Виктора на выставке современной живописи, где он демонстрировал свои работы. Пейзажи были очень хороши. Казалось, они излучали живой свет, движение воздуха и ароматы тех мест, которые на них запечатлены. Одно из тех мест показалось девушке странно знакомым.
«Ну, конечно, именно между деревьями этого перелеска петляет тропинка от озера к моему дому! В самом центре картины – та самая тропинка, а на тропинке яркое пятнышко».
Подойдя поближе, девушка разглядела в ярком пятнышке вальсирующую фею леса. Нет… себя!
Девушка увидела немного в сторонке и творца этих полотен – Виктора. Вокруг него толпились восторженные поклонницы.
«Какое у них грубое кокетство! Фу-фу!!», девушка решительно вышла вон.
Что это было?
Ревность?
Ещё чего!!!
«Но какое счастливое выражение было на его лице! Он что, слепой? Он не видел, что все эти его поклонницы – неуклюжие и безмозглые куклы?!»
А, впрочем, какое ей дело и до него, и до них?
И вот, неделю назад, возвращаясь домой, девушка увидела Виктора возле своей калитки.
«Что он здесь делает?»
Виктор шагнул ей навстречу.
– Добрый вечер, Катя. Я к Вам по делу.
– ???
– Это Вам, – Виктор вынес из-за спины руку с букетом цветов.
«Изысканный подбор цветов. Сразу чувствуется утончённый вкус художника».
– Чем обязана?
– Я давно Вас люблю. Будьте моей женой.
«Казалось, что он умный человек, а ведёт себя, как дурак. Пыжился, вида не показывал, что любит, не предпринимал ни каких подогревающих шагов, не брал в осаду, а сразу вот так, будто валенком в суп. Чудило!»
– Понимаю, для Вас это неожиданно. Но я не мастер в таких делах. Поэтому прошу не спешить с ответом. Я приду за ним завтра.
– Лучше – через неделю.
– Тогда, до встречи через неделю, Катя, – Виктор церемонно откланялся и ушёл.
«Да он, точно, чудило».
Катя всё не могла прийти в себя от приснившегося этой ночью кошмара. Сознание того, что она не может больше оставаться в этом доме одна не прошло, а ещё более укоренилось в её душе. Сегодня ровно неделя прошла с того вечера, когда Виктор сделал ей предложение. Бедняжка поняла, что этот молодой и сильный мужчина может её спасти. Но любит ли она его? Если нет, то чему она тогда сбежала с выставки современной живописи, не осмотрев все полотна? Ведь она очень любит живопись и знает в ней толк, не то, что те девицы, которые… которым она была готова выцарапать глаза.
За что?
Какой глупый вопрос!
Стоит отбросить свою капризность, и ответ станет очевидным. Виктор, конечно, чудило, а сама она кто? Она чудило втройне! Виктор ясно видит свои чувства, а она прячет их от себя самой, злится за них на себя, а заодно и на Виктора.
Мысли девушки отяжелели от долгого и утомительного самобичевания, дыхание сбилось.
«Виктор! Витя!! Витенька, спаси меня!!!»
«Спаси меня от меня самой, от моего одиночества, от моих ночных страхов, любимый мой человек!»
Очень достойная месть
Торжественный обряд подравнивания священной бороды великого и ужасного властелина Шумеры близился к завершению. Великий и Ужасный блаженно прикрыл глаза: этой ночью он впервые изведает любовь своей новой пленницы – божественно прекрасной Лилит.
То, что случилось в следующее мгновение было подобно внезапному падению в Царство тьмы, ужаса и безумия: брадобрей (один из очень немногих, имеющих контактный доступ к персоне Недосягаемого и Неприкасаемого Владыки) защемил щипцами священную бороду Великого и Ужасного властелина, выволок за неё обезумевшего от ирреальности происходящего недотроги на середину тронного зала и, используя этот захват как болевой приём, поставил своего господина на четвереньки бородой в пол.
«Давай, паскудник, кричи! Зови стражу! Пусть полюбуются они на твой позор!»
Так фантазировал в 1993 году в пылу своего гнева бывший чемпион подпольного клуба по боям без правил по прозвищу Брадобрей, узнав о том, что заказчиком похищения его невесты Лилечки был недосягаемый для него бизнесмен и меценат Леонид Абрамович Шаркович, известный в определённых кругах по кличке Шарк. В своей гневной фантазии Брадобрей наделил всемогущего властелина Шумеры обликом ненавистного себе Шарка. Он вот также схватит Шарка за бороду и поставит на четвереньки, притянув бородой к полу.
Это будет достойная месть!
Для самолюбивого Шарка потеря авторитета страшнее смерти.
Ох, уж эти мракобесные 1990-е годы! Какая только мразь из «элиты» криминального мира ни просачивалась во власть олигархическую, легализуя свои перепачканные кровью и слезами их жертв капиталы! Чего они только не вытворяли, обезумев от безнаказанности! Одним из таких обезумевших был бывший криминальный авторитет по кличке Шарк (здесь, как ранее, так и далее, все имена и клички изменены). Сам Шарк, помешанный на поиске неких «исторических корней» как «гносеологической базы» для своего самовозвеличивания объявил себя прямым потомком царя Аккаде, царя Аккада и Шумера Шаркалишарри из династии Аккаде, правившего приблизительно а 2200 – 2176 годах до нашей эры.
Это не о Шарке написал в своём романе «Дон Винтон» Сидней Шелдон огненно изобличительные слова: «Он – чудовище. Он это знал. И бог тоже знал». Но к Шарку они подходили как нельзя более: Он – чудовище. Он это знает. И бог тоже знает.
//-- * --//
Взрыв был страшным. Охотничий домик (трёхуровневый коттедж) Шарка разнесло в щепки. Все охранники остались живы лишь потому, что их выманил на преследование за собою человек в чёрной маске.
– Это он заложил и активизировал взрывчатку.
– Кроме него поблизости не было никого.
– Мы все шестеро подключились к его поимке, но он оказался не человеком, а дьяволом.
Шарк впал в ярость:
– Вы все уволены!
Начальнику охраны Шарк приказал:
– Мне не нужны твои «человеки». Раздобудь мне в охрану «дьяволов». Изыщи их, где хочешь! Я буду платить им втрое больше, чем прежним.
Ярость Шарка из-за уничтожения его охотничьего «домика» имела много причин. Не последней из них была та, что этой ночью он намеревался изведать любовь своей новой пленницы – божественно прекрасной Лилии. Тот, кто вольно или невольно лишил его этого наслаждения должен быть выявлен, найден и предъявлен Шарку на растерзание путём самых изощрённых способов, на которые Шарк был большим охотником и изобретательным выдумщиком. Уничтожение охотничьего домика в плане материальных убытков – это капля в море, мелкая дробинка для слона. В этом отношении поводом к ярости Шарка был сам факт посягательства на ЕГО (!!!) собственность. Гибель содержавшейся там в плену божественно прекрасной Лилии – это тоже убыток вполне восполнимый. Таких божественно прекрасных, как она, ему поставят на заказ столько, сколько он пожелает. Но то, что кто-то посмел вырвать у него этот сладкий кусочек прямо изо рта (!!!)…
Не знал Шарк, что Лилия жива, что её спаситель – это тот самый «дьявол», который, как мух, раскидал всех его охранников, выманив их в погоню за собою, чтобы спасти их тем самым от гибели при взрыве охотничьего «домика».
Не знал Шарк и того, что «человек в чёрной маске», «не человек, а дьявол», бывший чемпион подпольного клуба по боям без правил по прозвищу Брадобрей реализовал этой акцией свою гневную фантазию: условно говоря, он как бы схватил «всемогущего, как властелин Шумеры» и ненавистного себе Шарка за бороду, поставил негодяя на четвереньки и притянул бородою к полу.
Шарк призвал к ответу своих охранников? Это тоже входило в план мести Брадобрея:
«Давай, паскудник, кричи! Зови стражу! Пусть полюбуются они на твой позор!»
То была очень достойная месть!
Оракул
Первый день в доме отдыха прошёл, как в волшебной сказке: ни забот, ни тревог, ни вязкой рутины обыденности. Всё радовало глаз, ласкало сердце, настраивало на благодушие, на готовность обнимать весь мир, целовать цветы в широких клумбах, декоративный кустарник, липовые аллеи и плывущие в небесной сини облака. Ознакомительная экскурсия по городу запомнилась Илоне не столько местными достопримечательностями, сколько трогательным вниманием мужской части её попутчиков. Особенно преуспевал в этом весёлый красавчик и балагур Николай. Он просто обнимал и расцеловывал Илону лучами своих колдовских ярко-синих глаз, заставляя её всякий раз заливаться румянцем смущения.
Ночью Илоне снились разноцветные развесёлые сны, а под утро…
Илона проснулась в смятении. В последнем сне она увидела своего домашнего любимца мопса Цезаря. Он приковал её не свойственным ему по-человечески мудрым, по-царски требовательным взглядом и произнёс по-собачьи урчащим голосом:
«Не садись этим днём в экскурсионный автобус».
…И Илона повиновалась мопсу.
К вечеру стало известно, что их экскурсионный автобус попал в ужасное ДТП, в котором погибли все.
Отдых был испорчен. Илона почувствовала облегчение от гнетущего потрясения свалившегося на неё из-за трагическое гибели людей в экскурсионном автобусе, только вернувшись домой. Общение с домашним любимцем постепенно отогрело её душу, а вскоре она получила приглашение на работу в очень престижной фирме. Как быть? Илону вполне устраивает теперешняя работа. Она привыкла и прикипела душой к своему рабочему месту, к их дружному коллективу, и вдруг бросить всё это? Но на новом месте оклад вдвое выше, а статус еще выше, чем оклад. И всё-таки боязно уходить из обжитости в неизвестность: как-то там всё сложится на новом месте? Ведь не зря говорится, что от добра добра не ищут. Ответ Илона должна дать завтра, а ответа ни в душе, ни в уме у неё нет, и чем ближе время дачи ответа, тем больше смятения в сердце.
Уснула Илона тревожным сном. Сны были сумбурными, бестолковыми. А под утро…
Илона проснулась в большом волнении, будто перед прыжком через пропасть. В последнем сне она увидела своего домашнего любимца мопса Цезаря. Он приковал её не свойственным ему по-человечески мудрым, по-царски требовательным взглядом и произнёс по-собачьи урчащим голосом:
«Переходи на новую работу. Там тебя ждёт твоя судьба».
Какое странное и непонятное пророчество…
…Илона вспомнила, как в доме отдыха подобный сон спас ей жизнь и опять повиновалась мопсу Цезарю.
«Будь, что будет!»
Судьба оказалась милостивой к Илоне: коллектив принял её радушно, хотя обычно женская часть коллектива долго сопротивляется принятию в свою среду новой самочки. Такова женская подсознательность, руководящая внешними проявлениями и внутренними переживаниями. Что касается мужской части коллектива, то Илона пришлась им по вкусу: милашка-обаяшка с весёлым нравом весьма располагает к тому, чтобы сразу «полюбить её глазами» в духе мужской подсознательности.
Через год одна из новых коллег шепнула Илоне:
– Не тормози, подруга, лови удачу за хвост!
– Ты о чём, Тамара?
– Как о чём? Да ты посмотри на шефа: симпатяга, холостяк – жених, каких поискать!
– А я здесь причём?
– Да ты что, слепая? Не замечаешь, как он на тебя смотрит?
– Обыкновенно смотрит…
– А как он смотрит тебе вслед… Каждая из нас того хотела бы. Ты ведь знаешь сама, какая у тебя аппетитная попка. Это больше всего мужиков с ума сводит.
– Глупости, – вспыхнула Илона, залившись стыдливым румянцем.
Ночью Илоне не спалось. Нашёптывание всевидящей Тамары не шло у неё из головы.
«Глупости! Глупости всё это!!»
На этот раз Илоне снились тревожные, но не запоминающиеся сны, а под утро…
Илона проснулась в состоянии такой сладковатой жути, с какой неискушённые девушки встречают первую брачную ночь. В последнем сне она увидела своего домашнего любимца мопса Цезаря. Он приковал её не свойственным ему по-человечески мудрым, по-царски требовательным взглядом и произнёс по-собачьи урчащим голосом:
«Соглашайся на всё, что предложит тебе твой шеф».
«Что же он может мне предложить? Подать заявление об увольнении по собственному желанию? Я что, не справляюсь со своими обязанностями? А что, если это чьи-то интриганские происки? Если так, то я ни слова не скажу в свою защиту! Молча соглашусь с его предложением».
День Илоны внешне прошёл, как обычно, но внутренне…
…Её не покидала тревога: вот сейчас её вызовут к шефу и прощай родной коллектив, родное рабочее место…
«Пусть будет, что будет! Всё равно от судьбы не уйдёшь…»
На работе Илона замешкалась дольше всех. Сказалось напряжённое ожидание незаслуженной дисциплинарной расправы (Ох, уж эти женские предположения, воспринимаемые ими самими, как нечто неоспоримое!).
– А Вы всё в работе, в работе, – услышала вдруг Илона у себя за спиной голос шефа.
– Ну, конечно, после работы задерживается только тот, кто не вовремя с ней справляется, – обречённо подумала Илона.
– Скажите, я могу пригласить вас на чашечку кофе? – спросил шеф.
«Соглашайся на всё, что предложит тебе твой шеф», – вспомнила Илона слова Цезаря из своего ночного сна и… согласилась.
«Кофе» оказалось шикарным: изысканные вина и закуски…
– Это кофе?
– Кофе будет в конце этого скромного застолья. Мне ведь надо кое о чём с Вами поговорить. Поэтому кофе пусть подождёт.
– Второй бокал вина?! Да я же опьянею!! – испуганно подумала Илона.
«Соглашайся на всё, что предложит тебе твой шеф», – вновь вспомнила Илона слова мопса Цезаря из своего ночного сна.
И уже, когда щёчки Илоны порозовели от выпитого спиртного, и она слегка «поплыла», над её головкой сверкнула ослепительной вспышкой молния и громовыми раскатами прозвучали тихие слова:
– Илона, выходите за меня замуж.
«Соглашайся на всё, что предложит тебе твой шеф», – вспомнила Илона слова Цезаря из своего ночного сна… и повиновалась его словам.
Она заглянула в своё сердечко, в те его закоулки, в которые боялась раньше заглянуть, и поняла, что она давно уже по уши влюблена в этого человека.
И такое в жизни случается…
Добро пожаловать в реальный мир. Где с хорошими людьми необязательно происходит только хорошее.
С. Дж. Бокс «Сезон охоты»
Она оказалась в роли Золушки, попавшей в очень жалобную сказку со счастливым концом.
Сказка начиналась с потрясения, подобного воздействию внезапного и всесокрушающего стихийного бедствия. Разве может справиться с такой бедой наивная девушка из провинции? Потрясению предшествовала надежда на хорошее будущее на новом месте.
Тоська давно мечтала вырваться из трясины затхлого болота Богом забытого села, где нет островков для счастья, а есть лишь ненадёжные кочки среди гибельной топи. Все её школьные подруги с первых шагов своей взрослой жизни повыходили замуж за местных «королей танцплощадки». Эти «короли», сбиваясь в стаю, третировали всех, кто не с ними, кто не признавал их кичливого и наглого верховенства. Девчата таяли перед их показной удалью, надеялись быть за ними, «как за каменной стеной», но становились жертвами их тупого дремучего деспотизма. Они рожали им таких же «удальцов», как и их отцы – будущих лодырей и пьяниц, нещадно избивающих своих нелюбимых жён и детей. В редкие минуты трезвости эти бывшие «короли» впадали в клиническую алкогольную слезливость, ползали перед домочадцами на коленях, выпрашивая прощение, клялись «взяться за ум». Но при отсутствии ума, взяться им было не за что, и они снова уходили в запой, в свою пьяную одурь, в кулачные расправы над жёнами и детьми. Их жёны – бывшие умницы, веселушки – сникали, блекли, глупели от такого замужества. Их прежняя задиристая независимость перерождалась в трусливую овечью покорность. Мужья – хуже горькой редьки, да других уже и не будет: кто примет их с таким «приданным» как дети, несущие в себе дурные гены их порочных отцов?
И Тоська решилась уехать от такой безрадостной судьбы.
Куда уехать из её беспросветного мрака?
Конечно же, туда, где много света! В столицу! Для начала – на какую угодно работу: хоть полы мыть, хоть улицы мести. Потом, осмотревшись на месте, можно будет поискать работу и почище.
Уже в вагоне поезда «Мрак беспросветный – Москва» Тоське «сказочно повезло». Она оказалась в одном купе с коренной москвичкой. Годами та была лет на пять (или больше) старше Тоськи, но выглядела едва ли не моложе: свежая, ухоженная, с естественной изящностью всего облика и движений. Не женщина, а прекрасный цветок! Приглядевшись друг к дружке, они разговорились. Как много знала и как увлекательно рассказывала её попутчица Натали обо всём, что интересовало простодушную Тоську! Как щедро она дарила со своего царственного лица восторженной Тоське красивые и… непростые улыбки. Только после накопления многих ошеломляющих фактов Тоська с запоздалым ужасом поняла, в чём состояла та «непростота». А тогда Тоська с наслаждением отдавалась колдовскому обаянию Натали, поглощала его большими опьяняющими глотками и всё никак не могла утолить свою жажду. В ответ на дружеское расположение Натали Тоська бесхитростно выбалтывала ей всё, что было в её головке, и пока они ехали вместе под ритмичный перестук колёс, Тоска чувствовала себя фантастической птицей, парящей в небесной сини.
– Я бываю иногда такой лентяйкой, – пожаловалась Тоське на самою себя Натали, – хочется чаю выпить, а идти за ним к проводнице невмоготу.
– Так я сейчас мигом принесу. Вместе и почаёвничаем.
«Мигом» у Тоськи не получилось. Не успела она дойти до служебного купе, как их поезд остановился, и проводница вышла из вагона встречать новых пассажиров.
– Два стакана в шестое купе? Ожидайте, я принесу.
Тоська возвращалась в своё купе в предвкушении новой беседы с обворожительной Натали, но её ожидала беда: Натали на месте не оказалось. В глаза сразу бросилось то, что вместе с красавицей Натали исчезли и Тоськины вещи (чемодан «со всем самым необходимым» и сумочка с деньгами и документами). Смятение обрушилось на Тоську подобно яростному цунами, подхватило, закрутило и потащило в удушающую глубину.
Вот стать бы рыбкой, не нуждающейся ни в вещах, ни в деньгах, ни в документах и умеющей дышать под водой!
А какая чарующая улыбка была у той Натали!
Хотя… было в её улыбке что-то непростое, неразгаданное… И вдруг Тоська разгадала: под верхним слоем очарования в её улыбке пряталась прожжённость циничной и безжалостной хищницы.
Тоська вышла на конечной остановке с выгоревшей душой.
«Здравствуй, Москва. Встречай провинциальную дуру».
Куда теперь идти?
//-- * --//
– Вы Тося? Я за Вами.
Тоська глянула на незнакомую женщину недоверчиво. У провинциалок нет середины. Из крайней очарованности их бросает в крайнюю настороженность. Тоська опасливо всмотрелась в незнакомку, обратившуюся к ней по имени. Откуда она узнала Тоськино имя? Что ещё ей известно?
На вид незнакомке было лет сорок – пятьдесят (кто их разберёт таких холеных, ухоженных, молодящихся!). Она смотрит на Тоську с материнской ласковостью, приветливо ей улыбается. Улыбка у неё со вкусом мёда. Красивая улыбка, но… не простая, как у Натали.
«Ешё одна Натали?
Не слишком ли их много на одну несчастную девушку?!»
– Не бойся, милая! Я тебя не обижу. Мне всё известно о твоей беде. Я уже наказала твою обидчицу, а теперь пришла помочь тебе. Сейчас, кроме меня тебе никто не поможет. Все твои вещи, деньги и документы у меня. Ты ведь хочешь получить их назад?
Тоська почувствовала себя рыбкой, в которую она превратилась по своей горячей мольбе, оказавшись во власти цунами, во власти удушающих водных глубин. Она по-рыбьи задышали под водой, по-рыбьи уставилась своими недоверчивыми глазами на лакомую еду (или на наживку, под которой запрятан рыболовный крючок?): Тоське захотелось получить своё назад.
Всё и сразу.
По-матерински ласковая незнакомка, и в самом деле оказалась «мамкой» для таких же «рыбок», как Тоська. Она собирала свой улов с помощью безжалостных подручных «натали», а затем, умело манипулируя «рыбками» посредством кнута и пряника (О! Каким беспощадно жестоким был этот «мамочкин» кнут!) заставляла девочек работать.
И начались для Тоськи её беспросветные будни, ещё более мрачные и унизительные, чем замужество её односельчанок. Те терпят обиды каждая только от одного своего проклятущего суженого, а Тоська холодела от страха, ожидая каких угодно мерзостей от каждого нового клиента. У всех у них была какая-либо психическая неполноценность. Это и понятно: какой психически полноценный мужчина пойдёт искать утешений у «жриц любви» (как называла «мамочка» своих «рыбок»)?
И вдруг… «мамочка» исчезла.
Девочки несколько дней пребывали в боязни вырваться из своего кошмара на свободу. Слишком жестоки были показательные расправы над теми, кто пытался сбежать и обратиться за помощью в правоохранительные структуры. «Мамочка» всюду имела высокопоставленных покровителей. Беглянок возвращали ей «на блюдечке».
Что она с ними вытворяла в науку им и в назидание другим!
И вот «мамочки» не стало. «Оковы пали, и свобода…»
Тоська забрала, наконец, свои документы и вещи.
Куда теперь?
Конечно, куда-нибудь как можно дальше от города, где она хлебнула столько горя! На всякий случай, из боязни возможного преследования, Тоська пересаживалась с одного транспорта на другой, меняя направления, не задумываясь о конечной точке движения. Деньги, заработанные под жёстким «мамочкиным» диктатом, закончились быстро. Пришлось задержаться там, где это обнаружилось. Недалеко от вокзала на глаза попалось объявление «Требуются… Иногородним предоставляется общежитие», и Тоска пошла по указанному в нём адресу.
Неквалифицированный труд, мизерная зарплата, койка и прикроватная тумбочка в шестиместной комнатке казарменного типа в холодном обшарпанном общежитии… После ранее пережитого для Тоськи это казалось раем! Она свободна и независима от злой посторонней воли! Она с упоением стала вживаться в свою новую жизнь.
Трудовые будни.
Самодеятельность.
Театральная студия при заводском доме культуры.
Роль Золушки.
Она убегает с бала, а за нею гонится влюблённый в неё принц. Только бы он не догнал её и не увидел, как кончится время волшебного превращения её нищенской одежонки в нарядные одеяния, как она вновь окажется в обличи своего печального сиротства! С её ноги спадает хрустальная туфелька. Эта туфелька так и останется такой же, какой была на балу. Но та, которая осталась на ноге бедной Золушки, вновь превратилась в старенький изношенный башмачок. Как удачно, что ей удалось спрятаться от влюблённого в неё принца, что он не увидел её унизительной нищеты!
День премьеры спектакля «Золушка» стал для Тоськи днём её триумфа. Когда отзвучали последние слова и затихли последние аккорды старенького рояля, зрители зааплодировали стоя. Они трижды вызывали актёров из-за кулис своими криками «Браво!!!». А все букеты цветов преподносились Золушке-Тоське.
Известно, что актёров нередко ассоциируют с теми персонажами, которых они воплощают. Для заводчан их простушка Тоська стала сказочной Золушкой. Стоит ли после этого удивляться тому, что в нескладной Тоськиной судьбе появился влюблённый в неё «принц»?
И такое в жизни случается…
Она гуляла с собакой
Женщина изложила адвокату свою проблему. Ей хотелось привлечь к ответственности соседа за то, что тот прицельно выстрелил из травматического пистолета в её собаку, когда она выгуливала её. В результате этого выстрела собака получила какую-то там травму.
Рассказ получился очень эмоциональным.
– Я Вас внимательно выслушал, – с трудом перехватил инициативу разговора адвокат. – Теперь, пожалуйста, наберитесь терпения следовать за ходом моих мыслей, чтобы действовать продуктивно. Моя задача перенести данный фактаж на бумагу в форме процессуального документа. Я спрашиваю – Вы отвечаете. Итак: какого числа, в какое время, в каком месте…
– Нет. Так не пойдёт! Начинайте писать со слов «Я гуляла с собакой».
– С этих слов Вы и будете давать свои пояснения, если Вам так удобнее, но процессуальный документ…
– Не надо мне указывать! Пишите, как я сказала: «Я гуляла с собакой».
А дело было простое. В одном дворе случилось жить двум несовместимостям. Обе несовместимости болезненно самолюбивы, до непробиваемости категоричны и властолюбивы. Обе несовместимости готовы были взорваться в ответ на малейшее противоречие их мнению. Они издавно искрили наномолниями, проходя мимо друг дружки. Рано или поздно они неминуемо должны были столкнуться в каком-либо конфликте, чтобы высвободить наконец эту переизбыточно скопившуюся в них непримиримость. Последствия такого столкновения могли быть сколь угодно ужасными.
Было время, когда женщина побаивалась соседа. Он был, что называется, «при власти». Теперь они оба пенсионеры, но женщина считала себя главнее: у неё появился зять – крутой кавказец с прочными связями с соплеменниками. Все они жили в одном с нею городе и если что… Пусть теперь кто-нибудь попробует её обидеть!
В общем, можно сказать, что со времени обзаведения этим зятем, женщина просто нарывалась на конфликт с неполюбившимся ей соседом: пусть знает теперь своё место!!
Один француз некогда неплохо зарабатывал на том, что умел неприметным для постороннего глаза способом приводить в бешенство даже самых миролюбивых декоративных собачек, шествующих в сопровождении их хозяюшек. Большого вреда для его здоровья эти крохотные собачки нанести ему не могли, разве что брюки слегка порвут своими мелкими зубками.
Зато какой скандал он поднимал!
Утихомирить его могли только приличные «отступные». На эти отступные мсье и жил, ни в чём себе не отказывая.
Бывают женщины, которые умеют, казалось бы, безобидными способами довести до белого каления любого самого выдержанного мужчину.
Наша «дама с собачкой» сумела довести до состояния ослепляющей ярости своего ненавистного соседа, вызвав бешеную агрессию в отношении его у своей милой собачки.
И случилось то, что привело её к адвокату.
Но визит к адвокату женщину нанесла уже после самых главных событий, ради которых она и затеяла тот конфликт. Главные события, о которых женщина умалчивала, излагая адвокату свою «трагедию», состояли в том, что за раненую собачку заступились четверо крепких кавказских парней.
Знай своё место, плохой сосед!
Будь теперь перед этой женщиной тише воды, ниже травы, а не то, мы снова тебя проучим!
Проучили те парни соседа так убедительно, что ему очень долго пришлось лечиться.
…И была доследственная проверка, и было возбуждено «фактовое» уголовное дело. Виновников быстро нашли, допросили, предъявили им обвинение и заключили под стражу.
Какая неприятность!
Неприятность не в том для той женщины, что она это сотворила, а в том, что она получила адекватный ответ от соседа.
Чем теперь ей ему ответить?
Пусть ответит, хотя бы за то, что ранил её собаку.
Казалось бы, уже ответил. Но не по закону, а «по понятиям». Однако у женщины своя непрошибаемая «логика»:
«Он решил действовать по закону, значит и она ответит тем же: пусть теперь за то же самое ответит ещё раз, но теперь уже по закону».
Вот так!!!
«…Не надо мне указывать! Пишите, как я сказала: „Я гуляла с собакой…“»
Колдовская её красота
Чего хочет нечисть, того хочет и колдунья. Странный у них союз. Ведьма убеждена, что это нечисть ей служит. Но нечисть знает, что это она манипулирует ведьмой, вселяя в неё чёрные мысли и толкая на злые поступки.
Чего хочет женщина, того хочет… кто?
Ответа может быть два: или – или…
Если женщина ангел, то её желания от Бога. Но если женщина только кажется ангелом, то из-за неё случаются многие необъяснимые беды: и пожары, и наводнения, и неурожаи, и эпидемии.
Инквизиторы знали об этом.
Мрачная подземная зала освещалась многими факелами. Едва уловимое движение воздуха колебало их пламя, играя движением отсветов на суровых лицах праведных и неумолимых членов инквизиторского суда, придавая видимость одушевлённости их теням. Судьи отважно сражались с грозными силами тьмы, оберегающими своих слуг в человеческом облике подсудимых. Невидимое присутствие тёмных сил ощущалось судьями на тонком ментальном уровне. Силы ада пытались их устрашить, сломить их волю, отступиться от своего священного долга, но судьи были неустрашимы.
Сегодня уже три женщины, изобличённые в колдовстве, были приговорены этими судьями к сожжению на костре. Оставалась ещё одна подсудимая.
«Введите задержанную», – распорядился председательствующий.
Задержанной было лет двадцать. Конвоирующие монахи быстро раздели её, захлестнули кисти рук верёвкой и через блок, закреплённый под потолком, за связанные руки подтянули вверх так, чтобы бедняжка едва касалась носками пола.
– Сознаёшься ли ты в колдовстве и в связях с нечистой силой? – председательствующий пронзил подсудимую леденящим взглядом.
Подсудимая ответила ему печально-укоризненным взглядом и промолчала.
– Введите первого свидетеля, – обратился председательствующий к конвоирам.
Вошедшая старуха взглянула на подсудимую, и в её глазах полыхнула злоба.
«Вот уж кто настоящая ведьма», – брезгливо подумал председательствующий, но при этом ничто не отразилось на его лице.
Вошедшая «ведьма» на каждый задаваемый ей вопрос выстреливала обвинительные тирады, источая потоки негодования:
– Все мужчины, как только эта бесстыжая дрянь появилась в нашем добропорядочном городке, будто с ума посходили. Тянутся к ней, как синие мухи к тухлятине! Таких, как она, нужно…
– Не учите нас, как с ними нужно поступать! – оборвал разгневанную «ведьму» председательствующий. – Уведите её.
Опросили ещё семь свидетельниц. Все, каждая на свой лад, повторяли то, что говорила гневливая «ведьма».
«Они что, думают что мы собрались здесь не затем, чтобы бороться с силами ада и тьмы, а затем, чтобы тешить их дурную женскую зависть и ревность?!!», – председательствующий оглядел беспристрастные лица других судей и телепатически проник в их выводы.
«Совещаясь на месте», суд приговорил: высечь подсудимую и свидетельниц и вытолкать их вон.
Обвинявшаяся в колдовстве вышла из городка, где её так подло оболгали завистливые и ревнивые женщины.
Днём позже в поисках её ушли из этого городка и мужья тех самых свидетельниц.
Была ли та ушедшая ведьмой?
Если верить приговору суровых инквизиторских судей, то нет.
Тоня
Природа всего сущего волшебна.
Даже в мире насекомых происходит масса разных чудес. Разве не удивительно, например, то, что у самок муравьёв во время брачного периода крылышки вырастают?
А разве не «вырастают крылышки» у людей, охваченных настоящей любовью?
Каким чудесным образом перерождается тогда весь их внутренний мир!
Каким небесным светом озаряется тогда их внешний облик!
Об этом немало сказано, немало писано и спето, но это заслуживает того.
Глава 1. Крот
Игорь жил в дыму «туннельного мышления». Это определение он вывел для самого себя по аналогии с устоявшимся в научном мире понятием «туннельного зрения» человека, пребывающего в такой степени алкогольного опьянения, когда он не способен замечать ничего за пределами узко направленного луча зрительных восприятий.
– Крот! Тебя к Главному, – тряс Игоря за плечо Крысик Стас.
Игорь с трудом очнулся от головоломных расчётов и досадливо посмотрел на Стаса:
– Чего тебе, Хомячок?
– Я не Хомячок, а Крысик. А тебя, Чудило-Дурило – к Главному!
– Так бы сразу и сказал, – сердито рыкнул Игорь и неуклюже вылез из-за своего рабочего стола, опрокинув бумажный стаканчик давно остывшего кофе.
В приёмной Игорь невнятно поздоровался с хорошенькой, острой на язык секретаршей и запнулся, забыв как всегда её имя.
– Катя, – подсказала ему секретарша, едва не прыснув от смеха.
– Да, как-то так, – глупо брякнул Игорь и окончательно смутился.
– И перестаньте меня преследовать! – вскинулась возникшая откуда-то сбоку пигалица из «чужаков», то есть из другого отдела.
– Я не преследую! – обиделся Игорь.
– Нет, преследуете! Преследуете! – поддразнила Игоря «Пигалица».
– Весь НИИ давно знает, что ты, Кротов, к ней неравнодушен, – поддержала дразнилку «Пигалицы» секретарша.
– Балаболки, – неразборчиво буркнул Игорь и поспешно скрылся в кабинете Главного.
– Вот он смешной, – фыркнула «Пигалица», когда Игорь скрылся за дверью Главного. – Не представляю даже, что у него в голове.
– У Кротова в голове сплошная гениальность. Его ведь Кротом прозвали вовсе не из-за фамилии, а из-за того, что он во всех исследованиях умеет прогрызать «кротовые норы».
– Это как?
– Ну, это иносказательно. Есть такая гипотеза, что всё пространство подобно свёрнутому наслаивающимися кольцами шлангу. Если проходить по нему, следуя всем изгибам его колец, то на это уйдёт уйма времени. Но в нём есть «Кротовые норы». Через них можно проходить из кольца в кольцо, минуя эти изгибы, сквозь «стенки», то есть мгновенно. Так и все научные поиски: их пространство – точно такой же «шланг, свёрнутый наслаивающимися кольцами». Все у нас только и могут, что следуют по всем его изгибам. А Игорь прогрызает проходы сквозь стенки этого «шланга» и мгновенно переходит из одного кольца в другое, догрызаясь до самой сути, до победного результата. Пока другие его коллеги выстраивают длинные логические цепи, у Крота уже всё «на блюдечке». За это его и ценят.
– Бедненький! У него, наверно, нет никакой личной жизни?
– А ты разве не знаешь, что он почти никого не видит? Вот он только что разговаривал с нами, а встретится с нами на улице, – ни тебя, ни меня не узнает. Он и по именам никого не помнит. Крысика, например, называет то Хомяком, то Барсуком, то Бобром.
– А Крысик – это тоже прозвище?
– Нет, фамилия. И он полная противоположность Кроту: тот ещё прохиндей. И бабник, каких поискать.
Глава 2. «Пигалица» и Крысик
«Пигалица» была в большом смятении. И это была вина Крысика. Недавно он околдовал эту непуганую курочку своим сатанинским взглядом. Бедняжка терялась в догадках:
«Что он нашёл во мне? Вокруг столько красивых девчат! А я – серенькая мышка. Говорят, что ноги у меня красивые… и так, ещё кое-что… Но разве это главное? Вот, если бы мне такие глаза и брови, как у Светланы, такие нос и губы, как у Людочки, такая гордая посадка головы, как у Альбины…»
Когда Крысик предложил «Пигалице» провести с ним «романический вечер», она не могла поверить такой удаче.
«Врут девчата, что Крысик бабник! Оказывается, он романтик!»
…А, может быть, это со мною у него будет не как с другими, а романтично, то есть по-настоящему и навеки?»
Но «Пигалица» ошиблась.
Для неё «романтично» – это значит «целомудренно и трепетно».
Но оказалось, что для Крысика «романтично» – это не от слова «романтика», а от слова «ром». Ром – до потери самоконтроля и постель – до потери сил.
«Пигалица» быстро опьянела и давала себя целовать, но от предложения продолжить поцелуи в постели мгновенно отрезвела и убежала.
Две недели после этого «Пигалица» не могла прийти в себя от возмущения. Думала, что теперь Крысику будет стыдно показаться ей на глаза. Но Крысик смотрел на неё весело, беспечно, как ни в чём не бывало. Уже на следующий день он исчез во время обеденного перерыва с разбитной практиканткой. Вернувшись, он выглядел самодовольным, а практикантка – воровато счастливой.
«Какая мерзость!» – задохнулась от гнева «Пигалица».
До конца рабочего дня она давилась приступами отвращения к Крысику, к бесстыжей практикантке и к самой себе за то, дала Крысику согласие на «романтический вечер», позволила ему угощать себя ромом, а потом ещё и целовать (Какое свинство!).
Две недели «Пигалица» грызла себя зубами по имени «гнев», «досада», «отвращение», «раскаяние» и т. п. Потом ещё две недели она зализывала нанесённые ей теми зубами раны. Потом ей захотелось возродиться в утробе настоящей любви. Маятник её души качнулся от ветрогона Крысика в другую сторону:
«Мне нужен человек не ветреный, а надёжный, полная противоположность Крысику».
Глава 3. «Пигалица» и Крот
«Пигалица» принесла секретарше Кате документы на подпись Главному. Слово за слово подружки разговорились. В это время в приёмную вошло чудо-юдо по прозвищу Крот и невнятно промямлило что-то среднее между «Добрый день,…» и «Доброго здоровья,…»
– Катя, – привычно подсказала ему секретарша, пряча в губах улыбку, брызнувшую из глаз.
– Вот я и говорю, – смазано промычал Игорь и поспешил укрыться в кабинете Главного.
– Чудик! – по-доброму усмехнуласьКатя.
– А меня он даже не заметил, – задумчиво отозвалась «Пигалица». Ей вдруг вспомнилось, как она подшутила над Игорем, разыграв перед ним сценку рассержанности за то, что он бы преследует её, а Катя поддержала тогда этот розыгрыш новой шпилькой («Весь НИИ давно знает, что ты Кротов к ней неравнодушен»).
Как он тогда смутился!
«А что тогда Катя ещё сказала о Кротове? Что он полная противоположность Крысику?
Вот она мне – полная противоположность ветрогону Крысику!
Люби его!
Эх! Если бы он был таким же красавцем, как Крысик!»
Что делать? Таких, как Крот, амбициозные девушки не любят.
В тот же вечер, как-то неожиданно для себя, «Пигалица» предложила «романтический вечер» Кротову.
Что так внезапно толкнуло вдруг её на это?
Желание получить компенсацию за то огорчение, которое осталось противным токсичным осадком в её душе?
Или это сама Судьба в ту минуту взяла бразды правления в свои руки?
Случилось то, чего «Пигалица» совершенно от себя не ожидала: вглядевшись в Крота, она обнаружила в нём очарование гениальности, пленилась этим очарованием и… потеряла голову от любви.
Глава 4. Тоня
Простая девушка появилась в жизни Крота внезапно.
Вначале он отнёсся к ней настороженно:
«Ей от него что-то нужно?»
Потом он стал скучать без неё.
А потом вдруг… Этому не было объяснений: простая девушка волшебно преобразилась. Она воссияла над Игорем необыкновенной аурой женской силы и обрушилась всей этой силой в его сердце.
Он не сразу запомнил её имя. Но «Пигали…» эта прекрасная девушка не обижалась, зная за ним эту слабость. Всякий раз, когда Крот начинал испытывать затруднение, вспоминая её имя, она, улыбаясь по-доброму и с любовью, напоминала:
«Тоня».
Неожиданный ключ к разгадке
Зачем ему жить? Что иметь в виду?
К чему стремиться? Жить, чтобы
существовать? Но он тысячу раз и
прежде готов был отдать своё
существование за идею, за надежду…
даже за фантазию.
Ф. М. Достоевский «Преступление
и наказание»
Его звали…
Нет. Упоминать его имя собственное – это всё равно, что говорить не о нём, а о ком-то другом. Мы все, знавшие его, ассоциируем его личность не с именем, полученным им при рождении, а с прозвищем, которое удивительным образом отражает весь его чудаковатый, несколько несуразный, но в то же время очень милый и привлекательный облик.
Фанти.
Для кого-то – это пустой набор из пяти звуков, но для тех, кто был с ним близко знаком, – это нескладная и худощавая фигура чуть выше среднего роста, светлый взгляд из-за толстых стёкол очков, добрая и тихая, будто в чём-то виноватая улыбка.
Фанти – это нечто сокращённо-искривлённое от словарной формы «фантазёр». Таким он нам и казался: немного сокращённо-искривлённым. Хотя, конечно, наша субъективность, как ей и положено от природы, имела некоторое расхождение с реальностью. Известно, что каждый человек воспринимает объекты и явления реального мира по-своему, кто-то с большим, а кто-то с меньшим коэффициентом погрешности и наделяет их своими собственными признаками. В подтверждение этому непреложному правилу обычно приводят пример особенностей восприятия зебры людьми европеоидной и негроидной расы. Для европеоида зебра – это белая лошадь в чёрных полосках, а для негроида – это чёрная лошадь в белых полосках. А каков же тогда мир у тех, которые живут в миражах неуёмных фантазий?
О! У них и коровы летают, и зайчата волка побеждают!
Наш милый Фанти любил рассказывать нам о том, что подсказывала ему его буйная фантазия, поражавшая нас своей смелостью, крушащая все преграды привычного и обыденного.
Как прекрасен был его мир!
Мы, его одноклассники, с рациональным и практическим образом мышления, очаровывались его фантазиями настолько, что нам хотелось в них верить.
Последний раз мы видели нашего Фанти на выпускном бале, посвящённом нашему окончанию школы.
Через десять лет после окончания школы староста нашего класса Виола разыскала, обзвонила и затянула нас на вечер встреч. Нашего Фанти она найти не смогла. Оказалось, что никто из нас не знал ни где он, ни что с ним.
Исчез.
Тогда мы впервые почувствовали, что без нашего Фанти мы не так едины и не так одухотворены, как при нём. Мы поняли, что наш милый чудаковатый Фанти был и нашей душой, и самой светлой стороной нашего коллективного самосознания.
Мы узнали о нём только спустя много лет после его смерти.
Его жизнь прошла под грифом «Совершенно секретно».
Из газетных некрологов мы узнали, что наш милый чудаковатый Фанти внёс неоценимый вклад в науку и в укрепление обороноспособности нашей Родины.
Казалось бы, где необузданные фантазии и строгая наука?
Как это угораздило нашего неуёмного фантазёра внести «неоценимый вклад в науку и в укрепление обороноспособности нашей Родины»?
Когда-то Альберт Эйнштейн сказал: «Фантазия важнее знания».
Возможно, эти слова великого учёного ближе всего к разгадке таких успехов нашего милого Фанти.
Какая бездна тайны!
Любовь! К женщине! Какая бездна тайны!
Какое наслаждение и какое острое, сладкое
страдание!
А. И. Куприн «Поединок»
Любовь подкралась на мягких лапках и затаилась. Она ничем не выдавала своего присутствия. Но её энергетика вначале окутала сердце воздушным коконом, взяв его в неосязаемый плен, а затем, надёжно им овладев, пронзило, явно объявив ему свою власть.
//-- * --//
Сашка изобрёл частичный экзоскелет, охватывающий только лишь ноги и позвоночный столб. Тактико-техническая цель была простой: профилактика болевого синдрома в поясничном отделе позвоночника, возникающего от длительных статических нагрузок при возведении кирпичных кладок. Все строители-монтажники страдают от этой болячки.
Местный «кулибин» помог воплотить Сашкино изобретение в «железо».
Когда Сашка впервые облачился в это изделие на стройке, коллеги высмеяли его. Представители массовых рабочих профессий враждебно относятся к тем, кто вываливается из общей биомассы, объявляют их выскочками, клоунами, кривляками и пустыми прожектёрами. Но к концу рабочего дня полезность Сашкиного изобретения стала очевидна для всех. Враждебность сменилась на уважительность. Представители массовых рабочих профессий умеют ценить того, кто отстоит свою правоту.
После трудового дня Сашка увидел у входа на стройплощадку девчонку со смеющимися глазами.
Увидел и тут же забыл.
//-- * --//
Вскоре Сашкиным изобретением заинтересовался прораб.
– Сам изобрёл?
– Сам.
– Молодец! Чертежи можешь показать?
– Могу.
– Завтра выходной день. Вот мой домашний адрес, – протянул прораб Сашке записку. – Жду к 12 часам с чертежами. После того, как мы кое-что с тобой усовершенствуем, помогу тебе оформить заявку на патент.
Ночью Сашке приснился сладкий эротический сон. Проснувшись он попытался вспомнить лицо девчонки из этого сладкого сна, но не смог. Вместо этого ему почему-то вспомнилась девчонка со смеющимися глазами, которую он видел недавно, но не помнил, когда именно и где.
Ровно в 12.00 Сашка позвонил в дверь квартиры прораба.
Сначала Сашка был приглашён к обеденному столу.
Простой и сытный обед.
Приятное знакомство с женой и дочерьми прораба.
Сашка очень смущался, хотя принят он был душевно, по-свойски. Но, как все застенчивые молодые люди, он, как огня, боялся красивых женщин, а жена и дочери прораба были необычайно красивы. Особенно младшая дочь – девчонка со смеющимися глазами.
Ознакомившись с Сашкиными «чертежами», прораб удивился:
– Я вижу, у тебя нет инженерного образования.
– Только полное среднее общеобразовательное.
– А ум у тебя инженерный! Оставляй свои чертежи. Через неделю приходи в то же время. Обсудим, как усовершенствовать твою конструкцию.
Задумка очень полезная.
Сашка уходил от прораба окрылённый его одобрением. И ещё он уносил в своём сердце очень сильное впечатление от женщин семьи прораба. Ночью ему приснилась младшая дочь прораба. Она что-то говорила Сашке в этом сне, но он не мог сосредоточиться на восприятии её слов: от восприятия речи Сашку отвлекали её смеющиеся глаза.
//-- * --//
Странная штука – любовь.
Вначале это чувство напомнило Сашке поведение назойливой мухи: её сгоняешь, а она вновь садится на то же самое место! Разница только в том, что муху сразу воспринимаешь как таковую, а любовь воспринимаешь поначалу вовсе как бы и не любовь, а какой-то досадный раздражающий фактор.
И что может означать этот смеющийся взгляд?
Разве Сашка похож на клоуна?!
Вот прораб относится к Сашке серьёзно:
«Есть в тебе, Александр, золотая инженерная жилка! Тебе обязательно надо инженерное образование получить! Мозги у тебя, что надо!»
После такого совета Сашка твёрдо решил, что в следующем году он обязательно попытается поступить на заочное обучение в какой-нибудь технический вуз.
С этой мыслью Сашка и уснул.
А ночью ему снова приснилась девчонка со смеющимися глазами. Она поманила Сашку за собою и пошла, всё оборачиваясь и маня, оборачиваясь и маня.
И Сашка подчинился этим призывам из сна наяву. Уже не раз он следовал на улицах за этой девчонкой, ожидая, что она вот-вот обернётся и поманит его за собою. Но при посещении дома прораба Сашка избегал смотреть на неё. Стыдился своего желания пялиться на её смеющиеся глаза. При этом по выходным Сашка, как на работу, продолжал приходить в дом к прорабу с тем, чтобы с его помощью доводить своё изобретение до усовершенствованного, пригодного для широкого внедрения варианта. Сашка сосредотачивался на рекомендациях прораба и одновременно чувствовал, что где-то рядом, в одной из соседних комнат, находится та, которая неведомыми путями просочилась в его сердце и с каждым днём всё более заполняет его собою. Он понимал, что происходит, когда герметично закупоренный сосуд наполняется газом под неуклонно повышающимся давлением. Выхода только два: либо удастся своевременно снизить давление через выходной клапан, либо сосуд разнесёт от взрыва. Сашкино сердце вот-вот могло разорваться от нарастающего давления нежной страсти.
Когда работа над чертежами была завершена, встречи прораба с Сашкой стали происходить в механическом цехе машиностроительного завода. Там директор этого завода, бывший одногруппник прораба, организовал силами энтузиастов в нерабочее для них время изготовление трёх опытных образцов Сашкиного изобретения и их последующую доработку по итогам эксплуатационной опробации.
Сашка был счастлив. Он и мечтать не мог о такой многосторонней поддержке.
И в то же время он был терзаем нарастающим давлением чувств к девчонке со смеющимися глазами. Он запрещал себе видеться с нею, но ноги сами каждый вечер «совершенно случайно» приводили его на те улицы, по которым проходила в это время его любовь (его мука!).
Анечка удивилась, когда заметила, что Сашка влюбился в неё. Её смешило то, как он старается скрыть свою любовь. Когда он перестал приходить к её отцу домой, он приходил полюбоваться ею издалека, следуя за нею на расстоянии и думая, что Анечка этого не видит.
Смешной!
Иногда ей было даже жаль его, но таков уж был Сашкин жребий – страдать от безответной любви.
Придёт время, и Анечка тоже безответно полюбит мужчину своей мечты, на себе испытает, какое это острое и сладкое страдание – любовь.
Какое наслаждение и какое острое сладкое страдание!
Он был моим другом
Любовь – это изменённое состояние ума. В нём чувства берут верх над разумом.
Рефлексия любви охватывает Сергея, и взрывная волна от его бедра выбрасывает расслабленную руку, подобно осколку снаряда, по направлению к цели. В момент соприкосновения с целью кулак сжимается и обретает твёрдость камня, передавая такую же молниеносно обретаемую твёрдость всей опорной линии удара: руке, корпусу, тазу и одноимённой ноге – до самой пятки, жёстко вбиваемой в землю. Мощный энергетический заряд, опережая кулак, проскакивает через скуловую кость в мозг противника, посягающего на жизнь дорогой для Сергея женщины.
У охотников есть такое понятие: «гуманный выстрел». Его результат – смерть дичи ещё на ногах, когда животное погибает, не успев почувствовать боли.
Противник Сергея умер «на ногах».
Падая, он выронил нож.
– Ты его убил!.. – ужас, растерянность, беспомощность охватили спасённую женщину.
– Он замахнулся на тебя ножом. Я упредил его своим ударом в самый последний момент.
– Но ты его убил! – Люба посмотрела на Сергея напряжёнными, изменившимися глазами.
Это были уже чуждые глаза.
Сергей понял, что в ней больше нет любви к нему, и им овладело безразличие к своей дальнейшей судьбе.
На следствии он не стал даже упоминать о Любе как о свидетеле того, что он действовал в состоянии необходимой обороны. Он не хотел больше видеть её изменившихся глаз.
«Лучше бы меня убил ножом тот, кто на неё напал, чем она своим враждебным взглядом!»
Нож с места происшествия исчез.
Свидетели видели драку, но из-за тёмного времени суток ножа у погибшего в драке они не видели.
И был суд.
И были восемь лет в колонии строгого режима среди диких нравов, подлых интриг и крутых разборок.
…И тяжкие думы о Любе.
Была ли у неё к нему любовь?
«Была! Горячечная! Ненасытная!»
«Или это была не любовь, а… похоть изголодавшейся самки?..»
Чуждый Любин взгляд после многих месяцев бурных наслаждений – это хуже всякого предательства, это нож в спину, это проказа в душу!
Бесконечно долго тянулись те восемь лет в заключении. Долгожданная свобода пришла вместе с ощущением неприкаянности. Сергею захотелось начать жизнь «с чистого листа», а значит, на незнакомом месте, среди незнакомых людей. И Сергей уехал туда, куда влекло его предначертание судьбы, где вскоре на пересечении пространственных и временных рядов он сойдётся в последнем бою со смертью.
//-- * --//
На новом месте Сергею потребовалась квалифицированная юридическая помощь и он зашёл в наш адвокатский офис.
Мне повезло, что в тот день я был дежурным адвокатом и работал на приёме граждан. Так я и познакомился с этим удивительным человеком.
Мне повезло, что мы стали друзьями.
//-- * --//
Нога стремительно выстреливается вперёд-вверх в классическом мае-гери. Предплюсна врезается в подброшенную мишень – бутылку из-под шампанского.
Яростное кимэ – и бутылка разлетается на мелкие осколки.
Тут же следует удар другой ногой по такой же мишени.
Затем проводится стремительная, как ураган, связка шивари для кулаков, для локтей, для коленей, превращающая в разлетающиеся осколки деревянные обрезки, кирпичи и черепицу.
После этого – работа с холодным оружием ниндзя.
Было время, когда эта подготовка спасала Сергею жизнь. Это было в Афганистане в составе отряда спецназа ГРУ. Посторонними рассказывать о тех событиях нельзя. Проведённые отрядом операции засекречены самыми строгими грифами. Лишь однажды Сергей заикнулся о своём пребывании «за речкой» в военкомате. Ему захотелось выяснить, почему он, участник боевых действий, не получает таких же льгот, как те же танкисты, лётчики, мотострелки?
– В составе какого подразделения там был?
– В группе «******».
– Что ты сказал?!! Ты что, забыл, что такой группы, как бы нет вообще?!! Нет и не было никогда!!! Ты что, хочешь, чтобы я под суд тебя отдал за твою болтливость? Пойми, чудак, если такой группы «никогда не было и нет», то и быть она нигде не могла. Так что, прикуси язык и помалкивай.
Обидно.
У Сергея обострённое чувство справедливости. Конечно, соблюдение режима особой секретности – это святое дело. Но разве справедливо то, что их, особо засекреченных, лишили льгот, несмотря на их немалые заслуги?
Поначалу, когда я ещё не знал об уровне рукопашной подготовки Сергея, я предложил ему спарринг. В среде таких, как я, это обычное дело. В разных секциях кью и даны имеют разную цену. Наш учитель был очень скуп на похвалу и на присвоение очередных поясов, а когда кто-то из нас сетовал на то, что в других секциях ученики уже за год обучения получают красные, коричневые и даже чёрные пояса, он обычно отвечал:
«Не гонитесь за рангами, гонитесь за уровнем подготовки. Не будьте чёрными поясами, но побеждайте их на татами!»
И я вышел на спарринг с Сергеем.
Он не наносил мне удары, а только обозначал их в лайт-контакте, но ничего подобного я ранее не встречал. Впечатление было такое, что десятки ударов обрушивались на меня со всех сторон одновременно. Это лишало меня возможности маневрировать. Мне оставалось только стоять, не двигаясь, чтобы нечаянно не нарваться на эти бесчисленные удары. Одного раунда нашего условного боя мне оказалось достаточно, чтобы понять, что я перед Сергеем просто ноль.
Потом мне не раз случалось видеть его тренировки. Впечатление от них было ярче, чем от просмотра самых навороченных боевиков.
Как-то мы с Сергеем шли поздно вечером через парк. Навстречу – толпа несовершеннолетних отморозков. Они окружили нас и начали к нам цепляться. Сергей отошёл от меня подальше и поманил их к себе. Он их не бил. Он только обозначал удары. Я увидел: то, что однажды я испытал в условном поединке с Сергеем, в этот момент испытывал каждый из целой стаи волчат, превратившихся в стадо робких овечек. Пяти минут страха им хватило, чтобы осознать свою ошибку.
«Хорошие вы ребята», – сказал Сергей, – «Но можете и сами не понять, как окажетесь за решеткой. А там ничего хорошего нет. Поэтому всегда будьте вежливы и между собою, и с другими».
//-- * --//
Какое качество преобладало в Сергее более остальных?
Конечно, доброта. Он весь светился ею изнутри.
Один наш общий знакомый сказал о нём:
«Я никогда на встречал таких добрых людей, как Серёжа».
Вторым и, пожалуй, не менее отличительным качеством Сергея была его повышенная готовность бороться за справедливость.
Как мало таких, как Сергей!
Как мало он пожил на этом свете!
Наверно, он оказался нужнее где-то на Небесах, в составе Воинов Света.
А ещё была у Сергея потрясающая способность к восприятию красивой бардовской песни. Я не слышал, чтобы он когда-то пел. Знаю, что он не пытался осваивать музыкальные инструменты. Но как он умел слушать!
От себя я определённо могу сказать:
«Я никогда не встречал никого, кто бы так глубоко и проникновенно, как Сергей, воспринимал песни Окуджавы, Высоцкого, Розенбаума, Митяева, Визбора, Галича и Никитиных».
Последний раз я виделся с Сергеем, когда мы договаривались о том, чтобы вместе поехать на фестиваль бардовской песни. Служебные дела помешали мне составить ему компанию, поэтому о произошедшем там с Сергеем инциденте я узнал со слов тех бардов, которые сочиняли музыку на мои слова и с этими песнями выступали на разных сценах. Они были на том фестивале и видели, как всё произошло:
На фестивальную площадку, горланя непристойные песни, ввалилась доморощенная шпана, гнусная мелочь, «бакланы». Они явно намеревались сорвать проводимое там мероприятие. Сергей не выдержал, когда эти ублюдки стали нагло приставать к девушкам-конкурсанткам. Он, как мух, разметал эту сволочь и вышвырнул её вон.
Через несколько часов та же шпана заявилась вновь, но уже в качестве сопровождения вора в законе. У Сергея произошёл с ними разговор, после которого Сергей и на этот раз вышвырнул эту шпану, теперь уже вместе с их грозным повелителем.
Сергей не мог не понимать, что таким обращением с вором в законе он подписал себе свой смертный приговор.
Понимал, но не мог поступить иначе.
Через время Сергея не стало. О том, что с ним произошло, знают лишь те, кто имел к этому непосредственное отношение, но они никому ничего не расскажут.
//-- * --//
Всего несколько лет я был знаком с Сергеем. Но за это малое время он занял так много места в пространстве моей души, что мне кажется, будто он до сих пор остаётся в ближнем круге моих друзей.
Мне очень повезло, что я был знаком с Сергеем.
Мне очень повезло, что мы с ним были друзьями.
Извлечение из рукописи «Юность любимого города
(Байковский период истории города Ростова-на-Дону)»
Слава, слава тебе, Ростов-папа!
Это было в Ростове-на-Дону в начале XX века. День был хмурым и ветреным. Низовой ветер то затихал, то сердито вздрагивал, взметая мелкий мусор на широкой рыночной площади. Рынок был полон народа. Потоки людей, точно повинуясь речным течениям с их разветвлениями на отдельные рукава, с заходами из быстринки в заводи, с кручениями в больших и малых водоворотах, то втягивались вовнутрь рынка, то вытекали наружу. В кафедральном соборе шла служба, и те, кто оказывался вытесненным в тихую заводь потока, невольно поглядывали не на прилавки, заваленные товаром, а на потускневшие от пасмурных небес храмовые купола и осеняли себя крестным знаменем, шепча с детства заученные молитвы. Они-то первыми и заметили великое и ужасное чудо. То было удивительное оптическое явление, которому не случалось быть ни разу ни до, ни после. Оно было вызвано странным расслоением воздушных потоков. Низовые порывы ветра были вялыми, а верхние взяли такую силу, что тучевые облака понеслись над землёй подобно камнепаду, срывающемуся в пропасть и убыстряющему свой бег по правилам свободного падения.
Само по себе это зрелище не наводило бы на наблюдавших его зевак дикого суеверного ужаса, если бы оно не совместило в себе бешено бегущие тучи с нависающей над рынком колокольней. Подобный эффект наши современники могут сравнить с обманчивым впечатлением, возникающим при определённом способе наблюдения из окна неподвижно стоящего вагона за проносящимся мимо железнодорожным составом. Стоит только перефокусировать взгляд с движущегося за окном состава на околооконную поверхность стены своего вагона, как начинает казаться, будто бы в движение вовлечён не заоконный состав, а именно свой вагон. Но в те давние времена мало кто обладал опытом подобных наблюдений. Устремляя свой взгляд на недоброе небо (Господи, спаси и сохрани!) и перефокусируя его на спасительную храмовую твердыню, миряне с ужасом видели, как колокольня начинала стремительно падать прямо на их грешные (а кто не грешен?) головы.
«Люди добрые! Спасайся, кто может!! Колокольня падает!!!»
Естественно, что заслышав эти крики, рвущиеся одновременно из многих лужёных глоток, все вскидывали настороженные взгляды на колокольню и видели (О, ужас!!!), что колокольня падает-падает-падает на их головы (!!!).
Паника была всеобщей.
Все ринулись прочь из многолюдного рыночного подворья.
Смятение.
Давка.
Свалка.
«Дай Бог ноги унести!!!»
Когда паника улеглась, и люди стали возвращаться на рынок, то обнаружилось, что весь товар с прилавков куда-то таинственным образом исчез.
«Что за новое наваждение?!»
Поразмыслив люди решили: товар умыкнули воры. Так оно и было на самом деле. А вот в создании паники воров заподозрили совершенно бездоказательно. Здесь логический принцип «Ищи того, кому это выгодно» приводил не к разгадке, а к заблуждению. Не воры подняли панику. Они лишь раньше других опомнились и воспользовались не ими созданной ситуацией. Но воспользовались с такой фантастической виртуозностью, с которой мифические криминальные кадры «на ходу подмётки срезают».
Когда были подсчитаны причинённые этим «подломом» убытки, то их совокупный размер оказался рекордным по тем временам для всей великой империи, и за городом Ростовым-на-Дону на долгие годы вперёд закрепилась зловещая слава столицы преступного мира.
С того времени вся отечественная блатата стала именовать город Ростов-на-Дону не иначе, как «Ростов-папа». А кто же «мама»? Ну, кто не знает? Конечно же, – это тёплый город у моря, город-сказка, город-сад Одесса.
Теперь Ростов-на-Дону давно уже перестал быть криминальным городом, однако былая слава Ростова-папы ещё жива во многих отдалённых местах и нашей, и бывшей нашей необъятной отчизны.
Многие ростовчане слышали историю двух своих землячек, до поздней ночи гулявших по Французскому бульвару славного города Одессы в начале XXI века. Ночь была тёплая, лунная, напоённая колдовским ароматом гроздьев белой акации. Барышни ненасытно дышали этими пряными запахами и всё никак не могли ими надышаться, слегка пьянея от этого воздуха и от очарования лунной полночи.
Вдруг навстречу им вышли двое.
Гоп-стоп, мы подошли из-за угла,
Гоп-стоп,.. —
характерным блатным тенорком пропел тот, что помельче.
– И откуда ж это вы такие красивые, – смешливо проворковал тот, что покрупнее, и отпустил весёлую одесскую остроту.
Наши дурочки решили, что раз этот так весело сострил, значит оба они затеяли всё это в шутку, и от души расхохотались.
– А мы такие из Ростова-на-Дону! – сквозь хохот проговорила одна из них, и обе продолжили хохотать.
Налётчики вначале остолбенели от такой неслыханной дерзости, потом, поддавшись заразительному хохоту потенциальных «терпил», сконфуженно прыснули, и, наконец, не удержавшись, тоже расхохотались. Все четверо хохотали до слёз.
Отсмеявшись, «крупный» сказал:
– Передавайте поклон вашему Ростову-папе от нашей Одессы-мамочки. И гуляйте смело. А если кто-то там чего-то за вас не сразу поймёт, скажите-таки той босоте, что за вас пишется сам Саша Ангел.
Теперь наш Ростов-на-Дону – это город труженик, город воинской славы. Некоторые наши земляки обижаются на то, что и поныне Ростов-на-Дону продолжают иногда называть «Ростов-папа», видя в этом упоминание его криминального прошлого. Но разве свет солнечного дня меркнет от того, что ему предшествовала тёмная ночь? Разве человек, исцелившийся от тяжёлого недуга продолжает страдать от того, что в прошлом он испытывал мучения от нездоровья? Напротив! Светлый день кажется ещё более ярким после ночной темноты, а исцелённый от тяжкого недуга ещё острее испытывает радость от прилива здоровья.
Известно немало случаев, когда человек, пройдя через преступный период своей жизни, решительно порывает с прежним образом жизни, навсегда с ним «завязывает». Что испытывают при этом его дети, страдавшие от прежних криминальных склонностей отца? Разве они перестанут называть его папой за то, что он «завязал»? Да они с ещё большей гордостью будут называть его «папа»! Он стал для них ещё большим «папой», чем прежде! Так и для нас, ростовчан, наш родной Ростов-на-Дону стал ещё большей гордостью теперь, когда он переродился из криминальной столицы России в её драгоценную жемчужину.
Слава, слава тебе, Ростов-папа!
Миниатюры
Над кромкой нашего мира
Я увидел, как над кромкой леса, извиваясь, вертикально вверх поднималась змея с плоским ромбовидным оконечником на хвосте. Вдоль её тела располагались две пары плавников. Пятый плавник топорщился у змеи на спине.
Поднявшись на высоту втрое превышающую её длину, змея, будто бы огибая некую несуществующую точку на пике своего подъёма, заизвивалась в обратном направлении и исчезла за кромкой леса.
Её движения были лёгкими, как у рыбы в воде.
Как у неё это получалось?
Либо она была легче воздуха, либо…
В общем, это было то ещё зрелище!
//-- * --//
Час спустя, проходя мимо школьного двора, я увидел мальчугана лет десяти, который азартно доказывал двум старшеклассницам, что он видел всего час назад в небе над лесом огромного огненного дракона. Его описание увиденного во многом совпадало с тем, что и я видел собственными глазами. Правда, на мой взгляд, «дракон» был не огненным, а будто сотканным из очень плотного розового тумана. А по размерам он, действительно, был огромен, так как с расстояния не менее одного километра этот «дракон» выглядел не намного короче стоявшего неподалёку от меня телеграфного столба.
Девушки, выслушав мальчугана, громко расхохотались.
«Вот дурёхи!
Они и мысли не допускали, что возможно такое.
А ведь возможно и не только такое…»
Подарок Великого Мага
Великий Маг и Учитель умер примерно за час до моего прихода.
Застывшие черты его лица были просты и загадочны.
Так же прост внешний вид древних египетских пирамид.
Так же загадочно то, что составляет их предназначение.
Его служанка сказала мне:
«Мой господин завещал это человеку, который первым войдёт сюда после его кончины, ибо он и есть Избранный.
Ты вошёл сюда первым».
С этими словами она передала мне книгу непривычно большого размера.
Книга оказалась тяжелее, чем могло показаться.
Одновременно с весом этой книги я почувствовал, что…
«Не может быть!»
Я схожу с ума?!»
…Я почувствовал, что эта книга «живая» и у неё «живая» душа.
В моих руках книга пришла в движение. Я решил «подыграть» прилагаемым ею усилиям и, продолжая удерживать «живую» книгу в руках, последовал в том направлении, которое она мне «указывала».
Вскоре я оказался на значительном удалении от места получения этой книги.
И вовремя!
Там, откуда я едва успел уйти, началось ужасное землетрясение. Земная поверхность в том месте разрывалась на части, образуя страшные провалы, а затем вновь смыкалась, хороня под собою всё, что там было.
Это силы природы прощались со своим Повелителем и хоронили в недра земли его дорогой для них прах.
Я не успел встретиться с Великим Магом и Учителем при его земной жизни и не стал его учеником. Но он передал мне по устному завещанию книгу, которая заменила его во всём.
Найдётся немало скептиков, не желающих поверить в реальность «живой» книги с «живой» душой. И всё же эти книги существуют. Мне известно точное их количество и точные места их нахождения.
Сведения об одной такой книге имеются в свободном доступе, в том числе, в Интернете. Она хранится в древнем индийском храме Хармандир-Сахиб и почитается там как глава сикхской религии и эзотерическое воплощение десяти гуру сикхизма, являя собою основной священный текст сикхов «Гуру Грантх Сахиб».
Бедный «котик»
Аадалина – это целое мироздание, загадочное и непостижимо прекрасное.
«Котику» не верилось, что она – женщина во плоти, имевшая своё прошлое, в котором она, как и все другие новорождённые, умела только кричать, кукситься и пачкать пелёнки, что её, как и заложено природой, поджидает старость, отбирающая и силы, и здоровье, и красоту.
Адалина – это то, что невозможно высказать словами, переложить на музыку, запечатлеть на холсте.
«Котик» – талант на все руки: он и поэт, и художник, и музыкант. Его творчество имеет массу почитателей местного масштаба, но беден, ничтожен масштаб его творческих сил перед необъятностью той красоты и того совершенства, которыми наделена Адалина.
Как вообще можно отобразить на холсте не только форму и цвет, но и то, что в значительно большей степени составляет облик Адалины?
Как понять саму суть этой «большей степени»?
Что это? Обаяние? Энергетика? Колдовство?
«Котик» не находит ни красок, ни слов, ни музыкальных средств, достойных того, что так причудливо, волшебно, неповторимо сплетается в потрясающе прекрасный образ Адалины.
– Мой «котик» о чём-то задумался?
«Вот как это было сказано? Казалось бы, обычный вопрос из числа наипустейших, но как много в нём всего слышится! Какая необозримая философская глубина! Каким богатством эмоционального наполнения сияет эта фраза из мира по имени „Адалина“!»
– Все мои думы только о тебе, моя Недосягаемая, Неземная Любовь!
– Но-но! Не смей так озорничать! А то я могу подумать, что ты посмел искать интимного сближения со мною! Это непозволительно!
В ответ на это «Но-но!» «котик» молча изобразил сложную фигуру смирения, не имеющую гендерных признаков.
Бедный «котик»!
Необузданные страдания моей нежной души
Помню первые месяцы своей жизни. Какое счастье фантанировало, салютировало во мне ослепительной россыпью разноцветных огней от того, что я живу на белом свете, от того, что мой Главный любит меня и дарит, дарит мне свою любовь!
Я ещё не умел тогда говорить и выражал переполнявшее меня счастье тем, что радостно подпрыгивал, мелко-мелко выбивал чечётку своими неокрепшими лапками, вихлялся всем тельцем, крутил хвостиком и заливисто повизгивал.
Какое это было счастье, что я жил в том прекрасном мире!
Я страстно любил тот мир, и он отвечал мне тем же.
На прогулках прохожие смотрели на меня с обожанием и просили у Главного разрешения погладить меня, потискать, прижать к груди. Главный разрешал, и я получал наслаждение от сыпавшихся на меня со всех сторон ласк.
Своих тогдашних снов я почти не помню. Они были сумбурны, их переполняли какие-то очень важные заботы, заставлявшие меня подёргивать лапками и тихонько поскуливать в потоках ускользавших от моего понимания сновидений.
Потом наступило время моих душевных терзаний.
Оно началось с того, что я подрос, превратился в неуклюжего недоросля, и во мне отчётливо прорисовались признаки моей беспородности. Тогда я и столкнулся с тем, что прохожие, вместо того, чтобы приласкать меня во время моих прогулок с Главным, стали отворачиваться от меня как от «двортерьера». А ведь в душе я оставался всё тем же, даже стал ещё лучше, ещё умнее…
В тот же период своей жизни я испытал и ещё одно потрясение: мой Главный раскрыл мне тайну моего рождения. Оказалось, что Главный создал меня с помощью каких-то генноинженерных технологий, наделив меня человечьим умом.
Мой милый, мой дорогой, мой обожаемый Главный! Лучше бы, наделяя меня человеческим разумом, он уберёг бы меня от всех связанных с этим страданий! Господа генетики!
Прежде, чем наделять нас, собак, вашим человеческим разумом, потрудитесь понять особенности нашего собачьего сердца!
…Читал я повесть Михаила Булгакова «Собачье сердце»…
Лучше не спрашивайте меня, что я думаю о том, как представлено собачье сердце в той книге!
Только изощрённая игривость человеческого ума могла породить такое обидное для собачьего сердца несоответствие!
Как я, наделённый человеческим умом, отношусь, например, к кошкам? Со всей любовью моего собачьего сердца и к ним, и ко всем иным тварям Божьим!
Могу ли я позволить себе скотское отношение к женщине?
Как можно даже вообразить такое тому, кто знает особенности нашего собачьего сердца?
Возможно, я когда-нибудь напишу свою книгу под названием «Моё собачье сердце». Потом, когда мои чувства перекипят, смирившись с моим осознанием себя не только как внешне непривлекательного «двортерьера», но и как «canis sapiens» (собаки разумной), когда всё это перестанет терзать меня страданиями моей нежной души.
За гранью добра и зла
Сергей вернулся с работы поздно. Напряжение прошедшего дня вытянуло из него все силы, и он вкатился в квартиру, как выжатый лимон. В спальне горел свет. Значит, Галина не спит. На душе потеплело: ласковый взгляд, женская нежность – это бальзам, возвращающий и силы, и бодрость духа.
Приливная волна желанной умиротворённости разбилась о бетонную преграду: Галина предстала перед Сергеем в образе боевой гранаты с выдернутой чекой.
«Театр одного актёра для одного зрителя».
Сергей молча прошёл на кухню. Есть не хотелось. Жить не хотелось (!!!)
Первая рюмка водки. Вторая. Третья.
Сергей заранее знал, что Галина долго в спальне не высидит. Граната с выдернутой чекой жаждет взрыва. А оно ему нужно?
На память пришла побасенка о подобной театральности:
Жена встречает мужа словами:
«Я не хочу с тобой разговаривать!»
Муж молча выходит в другую комнату, усаживается в кресло, читает книгу.
Жена не выдерживает его молчания, как фурия врывается к нему и гневно спрашивает:
«А ты знаешь, почему я не хочу с тобой разговаривать?!!»
Время для Сергея остановилось.
Когда Галина фурией врывается на кухню, потрясая переполненной чашей гнева (какая эффектная театральность!!!), Сергей молча уходит в спальню, ложится в постель, с головой укрывается одеялом. Только бы не видеть и не слышать опостылевшей за последние полгода сцены с вопросом «Где ты шлялся?!!». Галина выстреливала этот вопрос, не нуждаясь в ответе. В её понимании данный вопрос был самодостаточным изобличением и «приговором окончательным, обжалованию не подлежащим».
В начале такие сцены больно ранили.
Со временем они надоели.
Потом стали вызывать отвращение.
Шаги. В самом звуке этих шагов полыхает безудержный гнев.
Шаги подступают к постели, заставляя Сергея напружиниться в мучительном ожидании.
Безжалостная рука сбрасывает на пол одеяло, в мозг вонзается голос:
«Где ты шлялся?!!»
Сергей молча возвращается на кухню. Запирается изнутри. Допивает остатки водки.
Галина ломится в дверь, то-то кричит, но Сергей закрывает руками уши.
Он уже принял решение.
Утром он соберёт свои документы и вещи. Вначале перекантуется у друзей, потом уедет из города.
Галина не оставит его в покое, поэтому он уедет туда, где она его не найдёт.
Очень поучительная история
Та история, случившаяся в одной из в/ч в не столь давние советские времена, в своё время официальной огласки не получила: разве можно ронять честь полка, ставить под сомнение преданность социалистическому отечеству и так далее, и тому подобное? Потом выяснилось, что история та была самой обыкновенной и политически неопасной, а виновницей опалы честного во всех отношениях офицера была несовершеннолетняя дочка одного генерала.
Началось всё с того, что эта дочка (назовём её Зойкой) влюбилась. Её неопытное сердечко отреагировало на «влюблённый взгляд». Она почувствовала его на себе, как чуткие радиолокаторы распознают их попадание в поле активных приборов захвата и удержания цели. Первая девичья реакция – гнев (Да, как он посмел!!), вторая – страх (Какая сладкая порабощающая мощь у смелого влюблённого взгляда…), третья реакция – полное смятение души (бросает то в жар, то в холод, от этого мысли и чувства вскипают и обволакиваются непроницаемым горячим паром, мешающим в них разобраться).
Прошло несколько недель – и утихавшее смятение чувств заново всколыхнулось в самолюбивой Зойкиной душе с ещё большей силой, наложившись на приливную волну гормонального цикла. В физиологическом плане это означало, что «девушке пришло время влюбиться». Будь Зойка опытной женщиной, она бы действовала по известному женскому принципу волка в овечьей шкурке. Кто не знает, как умело женщины прячут свою стальную охотничью хватку, прикидываясь при этом невинной добычей глупого и неумелого охотника, избранного ими в мужья (в любовники, в ложную цель, назначение которой лишь в том, чтобы вызвать вспышку ревности у цели истинной)?
Молодая неопытная дурочка, не умея справиться с очередным приступом любви, затмившим и разум, и врождённую женскую сноровку, перевстретила своего «искусителя» и напрямую брякнула ему что-то в стиле письма Татьяны Лариной к Евгению Онегину. Тот повёл себя, как осёл, потому что и был таковым науке тонких и нежных чувств. Зойка, ожидавшая горячего отклика, исполненного благодарности за такую безграничную девичью любовь, и активных ответных действий (Пусть будет ВСЁ!!!), мгновенно омертвела душой.
Месть. Одна только месть может быть достойным ответом на такое незаслуженное унижение! Отныне она Кармен! («Меня не любишь, но люблю я! Так берегись любви моей!»). Нет, она ещё страшнее, чем Кармен! Зойка «прозрела» как женщина. Особым женским чутьём она она безошибочно угадала, к кому с какими словами следует ей обратиться. Офицер особого отдела был спецуганом от чёрта. Он не спешил вызвать «на беседу» подозреваемого в государственной измене. Он взял его под негласное наблюдение (Влюблён или не влюблён?). «Мужчина любит глазами». Значит, глаза у него глупеют.
«Есть явный признак влюблённости! Глаза явно оглупевшие!»
В кого влюблён молодой советский офицер, знает только он сам и «наперсница его любви» простодушная девушка Зоя, которая должна была быть посредницей между безумно влюблённым мужчиной и (подумать только!) немецкой женщиной! Ради этой безумной любви советский человек (офицер!) готов был просить политического убежища в ФРГ, принять чужеземную веру и «развратно жениться» на иностранке!
И вот – венец хитро организованного негласного наблюдения – вызов на «беседу по душам». Сознайся, покайся и отрекись! И тогда всё будет «в шоколаде»: особист (слово офицера!) не предаст случившееся огласке. Правда, поставит несчастного на свой особый оперативный учёт, о чём самому несчастному знать вовсе не положено.
Но «несчастный» упёрся: «Не при делах я, начальник, не при делах!»
Доказательств, кроме показаний патриотически настроенной советской девушки Зои и «безошибочного чутья» многоопытного особиста – никаких. Поэтому материалы оперативного наблюдательного производства официального хода иметь не могут (Вот, если бы признательные показания этого упёртого подозреваемого!). Но и оставлять ситуацию без реагирования себе дороже (Вдруг то «самое страшное» возьмёт и произойдёт?!). Решение было найдено: перевести неблагонадёжного офицера от греха подальше в самую Богом забытую глухомань. Решение было желательным и для особиста («самого страшного» не случится), и для несовершеннолетней, но «рано прозревшей женщины» Зои (Будет знать, как не отвечать на «высокую и чистую любовь»!!! ).
Год спустя нашлось естественное объяснение глуповатому, «смело влюблённому» взгляду «упёртого подозреваемого»: он оказался поэтом со свойственным этим избранникам Музы улётом в Заоблачную Мечту, туда, где живёт и правит всем Заоблачным Миром Любовь. Его тот самый роковой взгляд, устремлённый в Заоблачную Мечту, в Заоблачный Мир Любви, случайно наложился на личико девушки Зойки, не сознавая этого и не видя этого личика за своей Высокой Мечтой. Он и не знал ничего о той Зойке, расценившей его затуманенный взгляд, как атаку на её девичью неприкосновенность. В его первом сборнике стихов были отголоски переживаний, выпавших ему на долю за время службы на прежнем месте: и гордость за стойкость и мужество наших воинов, и его личная беззаветная верность Родине, и досада на то, что есть там гнездовье для тех, случайно оказавшихся на важном и ответственном посту, кто доводит понимание своего служебного долга до абсурдного «перебдения».
Конец цивилизации
Человекоподобные роботы последовательно доводились до совершенства. Используемые при их изготовлении материалы визуально, тактильно и обонятельно настолько сравнялись с живой человеческой плотью, что внешне роботы стали восприниматься, как люди.
Наиболее дальновидные увидели в этих роботах угрозу существования цивилизации.
Повернуть процессы усовершенствования человекоподобных роботов вспять никому было не под силу: этот джинн уже вырвался из бутылки. Оставалось только наложить строжайшие ограничения на направленность их программирования.
К науке их допускать нельзя: наука откроет для них путь к порабощению человечества.
Такие же возможности откроет для них и искусство.
В сфере бытового обслуживания идеально справляются со всеми задачами их более дешёвые в изготовлении предшественники.
Но выход, казалось, был найден:
– Есть такая сфера обслуживания, которая доступна лишь для таких, приближенных к совершенству в своём человекоподобии, как они: это платоническая любовь! – предложили самые предприимчивые.
– Но нужно, строго следить за тем чтобы их программные возможности не выходили за пределы этих специфических услуг. Пусть во всём остальном они будут глупее нас! – решили наимудрейшие.
По их высочайшей премудрости и был запущен конвейер несравненно высокого качества неинтеллектуальных специфических услуг.
Вот только ключевым и губительным в тех услугах оказалось их «несравненно высокое качество». Не выходя за пределы своего функционального предназначения, прекрасные человекоподобные самцы и самки в скором времени полностью вытеснили из пожеланий людей любых их конкурентов из среды человеческой.
Несравненно высокое качество.
Фантастическая результативность.
Фантанирующий оргазм.
Какие дети?!
Какое продолжение рода?!!
…Так и угасла цивилизация.
Кое-что из информационного поля Земли
Пятое состояние воды
Издавна людям известны три агрегатные состояния воды: жидкое, твёрдое и газообразное. Издавна люди знали сколь парадоксальна и удивительна эта «простая» субстанция – колыбель всего разнообразия форм биологической жизни. Но самые удивительные свойства этого вещества всё ещё остаются за горизонтами познанного людьми и уходят за пределы познаваемого. Например, как влияет вода на ход времени? Какие ресурсные возможности воды могут быть использованы людьми для путешествий во времени?
Математики доказали, что путешествия во времени возможны, но физики всё ещё в затруднении: ни один из известных им источников энергии не может предоставить и малого количества требуемых для этого энергозатрат.
Они не знают, какая бездна энергии хранится в каждой капле воды. Но разум планеты Земля не только хранит эту тайну от неразумного человечества, но и готов отобрать у людей саму воду, чтобы уберечь себя от планетарной катастрофы из-за «человеческого фактора». Поэтому, чем ближе наша наука к получению энергии воды путём перевода её в пятое агрегатное состояние, тем стремительнее происходят процессы обезвоживания Земли, тем ближе наше «горе от ума».
Ни математики, ни физики не нашли и никогда не найдут выхода из этого тупика. А выход есть.
Но ключ к нему не у людей науки.
Он у тех, кто имеет доступ к информационному полю Земли. А они умеют хранить в тайне знания, способные погубить пока ещё не созревший для их использования человеческий разум.
Послания извне
Мне будущее пишет письма.
(Алеся Синеглазая «Вы любите февраль?..»)
Песня вошла в меня извне. Мне осталось лишь перенести её слова на бумагу, а затем, воспроизвести её мелодию на гитаре:
Мы будем счастливы, друг другу всё простив,
И десять лет, и сорок лет спустя.
Эта песня в какой-то неизъяснимой муке наложилась на запавший мне в душу облик красивой девушки. Моей девушки. Когда я, задумавшись о чём-то своём, наиграл при ней мелодию этой новой моей песни на шестиструнке, в её глазах засветилось чувство. Я попытался найти название этому чувству:
«Восхищение? Изумление? Недоверие?»
– Что это ты сейчас наиграл?
– Это моя новая песня.
– Спой её мне.
– Не могу. Я думаю, что её нужно переделать, но пока ещё не знаю, как.
Через сорок дней я вдруг отчётливо понял, почему я не смог спеть ту песню этой девушке: она была не о ней.
Это понимание отозвалось во мне острой болью: оно ампутировало без наркоза ту часть моей души, которую я берёг, как особую драгоценность.
Первым шагом к тому пониманию был мой пророческий сон. Мне приснился конец света. Мне снилось, как люди в ужасе метались в поисках спасения, но не находили его. В разгневанном небе непрекращающимися залпами сверкали молнии. Каждый их удар вызывал разрушения, пожары и гибель. Земля содрогалась от толчков рвущейся наружу энергии, разрывалась под этим яростным натиском и из её разломов на поверхность выплёскивались потоки кипящей лавы. Эти стремительные потоки, будто живой организм, начинали дикую охоту на обезумевших от страха людей, настигали их и захватывали в своё ненасытное чрево.
Я бежал, подхваченный движением толпы, примеряясь к её бешеной скорости. В общем рёве толпы оглушающими визгами выстреливались предсмертные вопли настигнутых неумолимой лавой. Эти визги слышались всё ближе, впиваясь в мозг, хватаясь за мою одежду. Вот они вонзились в мою плоть. Я почувствовал обжигающий жар их когтей, и в тот же миг кипящая, беснующаяся лава затянула меня в свою пасть.
В её пасти я и проснулся.
Пережитый в кошмаре ужас не отпускал меня. Он переродился в предчувствие какого-то грозного пророчества, настигающего меня из-за спины, подобно кипящей лаве. Оно настигло меня перед процедурой утреннего бритья, когда я, подошёл к зеркалу и, как обычно, окинул внимательным критическим взглядом своё отражение:
«Для тридцатилетнего мужчины я неплохо сохранился. Сравнительно неплохо».
Это «сравнительно» было родом из чёрного медицинского юмора об измятом и изжёванном многочисленными недугами пациенте. На вопрос врача о возрасте он, с трудом откашлявшись, просипел:
– Кхе-кхе,.. скоро тридцать будет.
– Уже не будет, – подумал врач.
Я мазнул себе щёку кремом для бритья… и застыл от изумления: в моём отражении произошли странные изменения. Отражение перестало следовать обязательным для него оптическим законам. В зеркале я увидел не себя теперешнего, а себя, постаревшего лет на десять. Постарение усугублялось мученической воспалённостью взгляда, из которого низвергалась наружу кричащая боль души.
За спиной этого странного отражения я услышал детские голоса:
– Папа! Папочка! Когда ты к нам придёшь?! Мы без тебя скучаем!..
– Папочка! Мы тебя любим, а мама нас к тебе не пускает!
– И не пущу! – вмешался женский голос, подобный рвущейся из-под земли энергии, несущей в себе конец света. Я узнавал и не узнавал этот голос. Его тембр, обезображенный злостью, был мне определённо знаком. Этот тембр невозможно спутать ни с каким другим. До сих пор он был мне мил и сладок, но сейчас… Он безжалостно рвал мою душу когтями, вгрызался в неё зубами и упивался, упивался её болью, наслаждался её страданием.
Я попытался найти название интонациям, с которыми этот голос выстреливал мне в лицо больно ранящие слова:
– Я никогда тебя не любила! Мне нужна была только местная прописка! Я вынуждена была позволить тебе любить меня, а ты, дурень, и обрадовался! И что тебя теперь так обижает?! Каждый из нас получил за эти десять лет то, чего хотел: я получила прописку, ты – моё позволение любить меня.
Сын и дочь?
Они входили в мои планы для получения нами трёхкомнатной квартиры…
– Замолчи! – крикнул я ей в ответ и вернулся из этого тяжкого наваждения, свалившегося на меня из неведомого пространства. Один мой всезнающий друг утверждает, что эти внезапные откровения, то в виде стихов, то в виде песен, то в виде «верных пророчеств» моей судьбы, приходят ко мне из некоего информационного поля Земли.
– Нет! Не может такого случиться с нами! Она не такая! – кричало во мне моё оскорблённое самолюбие.
– Да! Именно так всё и случится! Она такая! – тихо, как отдалённый гром, но неумолимо и… неоспоримо пророкотало во мне предчувствие, вошедшее в меня извне.
Я перестал отвечать на её звонки. Я избегал появляться там, где мог случайно встретить её. Но она мня разыскала.
– Ты где пропадаешь, Серёженька! Я без тебя соскучилась! – в её глазах засветилось чувство. Я попытался найти название этому чувству:
«Пытливость? Сомнение? …Лживость!!!»
Да! В её взгляде я с ужасом увидел все признаки лживости.
О ком же была тогда моя песня? Я заново вслушался в то, как она звучала в моей памяти:
Мы будем счастливы, друг другу всё простив,
И десять лет, и сорок лет спустя.
Я мысленно перебрал в памяти знакомых мне девушек.
Вот если бы, всматриваясь в них поочерёдно, мне удалось увидеть себя с каждой и десять лет, и сорок лет спустя…
Прошлой ночью я увидел сладкий сон. В нём я был безмерно счастлив в браке с удивительной девушкой. Вот о ком вошла в меня извне та песня, которая не совместилась с моей прежней любовью, несущей в себе для меня потрясение, сравнимое с концом света.
Где мне её отыскать, эту удивительную девушку из сладкого пророческого сна?
«А тебе и не нужно искать её, – пояснил мне всезнающий друг. – Та, которая будет послана тебе самой судьбой, в судьбой же назначенный час сама объявится в твоей жизни».
Я живу с верой в это пояснение моего всезнающего друга, с верой в свою судьбу, в пророчество сладкого сна и в ожидании встречи с удивительной девушкой.
Я знаю, что той встрече быть!