   Смерть поэта – Маскарад
   Романтизированная биография

   Любовь Сушко

   © Любовь Сушко, 2023

   ISBN 978-5-0059-4003-2
   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

   Смерть поэта – Маскарад

Пролог Страсть и нежность

   Мишель заплатил за нелюбовь, которой был окружен с самого начала, с рожденья своего. Странный ребенок в странном мире. В семье хранились странные предания о неравных браках, мучениях и страстях, которые владели душами людей.
   И что ходить далеко. Бабушка его Елизавета Алексеевна казалась порой дочери и внуку смертельно раненной птицей, хотя она ни в чем не была повинна, и все-таки всегда считала себя виноватой в том, что произошло сразу после рождения дочери. Она старалась вспомнить годы своей юности и ответить на вопрос, была ли она счастлива, тогда, в юности в богатом отцовском доме, когда мечтала о семье, о детях и внуках. А потом долго ждала своего суженого.
   Она была из древнейшего дворянского рода, и сразу понятно было и ей и окружающим, что трудно надеяться на любовь, а она все надеялась. И наивно обманулась, когда поняла, что он только хорошо к ней относился ее Михаил Васильевич. Ей хотелось любви и страсти, а было только уважение и нежность, вещи устойчивые, но быстро проходящие, не греющие душу.
   Откуда потом ее внук узнал историю, о которой никто никому ничего не говорил, и даже рта не моги открыть, она не знала, и знать не могла. Но он знал, что дедушка увлекся другой женщиной, и страсть эта была так сильна, что не мог он больше пережить всего этого, его нашли мертвым, и все в один голос говорили, что он наложил на себя руки от тоски.
   Всем было понятно, что женился он тогда из-за приданного, потому что тут же купил Тарханы, и, наверное, хотел примириться с положением, хотел, но так и не смог, как стало скоро очевидно. Душевные муки, и это было понятно, становятся невыносимыми вдруг, а с годами только множатся
   Это происходило 2 января. Праздники оказались для него особенно тяжелы. Она же потом ненавидела и с ужасом ждала первый день каждого нового года, когда его тень металась где-то по заснеженным дорожкам их сада, и она видела его, то во сне то наяву, и ждала его появления.
   №№№№№

   Она потом очень долго ни с кем не разговаривала. Запрещала даже упоминать о том странном происшествии, и была уверена в том, что он – единственный близкий человек предал ее дважды, когда увлекся другой, и это можно было и понять, и пережить, и когда решил на глазах у всех ее окончательно оставить – это не простительно.
   Потом она так и не вышла замуж. Все женихи ее были уже женаты, а те немногие, которые и хотели бы жениться, что-то слышали о трагедии и как-то старались отстраниться. Да и сама она боялась этого шага как огня, уверенная, что на роду их лежит проклятие, случится что-то еще непредвиденное. И этим непредвиденным разочарованием оказался ее зять. Ее хрупкая нежная дочь остановила свой взор на этом бедном поручике, словно ей мало было примера собственной матери. Она не хотела для нее повторения своей судьбы, потому что не было не только любви, но даже страсти в его душе, она научилась на горьком опыте определять чувства. И понимала, что она не выдержит той трагедии, которая на нее обрушится. Она пыталась говорить со своим горе-зятем. Но все бесполезно, ничего не помогало, он оставался невменяемым.
   Все повторялось в их мире. Она была беременна, а он уже ничего не видел, не слышал, ни чувствовал, словно все это было так далеко от него. И любые ее просьбы, звучавшие, правда, чаще, как приказы, не имели на него никакого действия. Все худшие предсказания сбывались, когда родился внук, дни ее были сочтены. Елизавета Алексеевна махнула рукой и взялась за внука. Она точно знала, что будет для него и отцом, и матерью, дочь угасала на глазах, зять куда-то убегал, от него больше не было ни радости, ни печали в доме, ребенок странно молчал и даже не улыбался. Она чувствовала, что тень смерти снова витает над ее миром, от нее никуда больше не деться.
   №№№№№№

   «В слезах угасла мать моя» – так было, когда ей исполнилось 22 года, и ее нежность и боль впечатались в ранимую душу ребенка. Он помнил только звуки голоса и бледную тень. Отца впервые увидел и пытался узнать через несколько лет. Но они только изредка встречались, он не понимал этого человека, и сердился на него
   Хотела бабушка того или нет, но любовь казалась ему каким-то страшным, жутким испытанием.
   Бабушка никогда не говорила Мишелю о том, что пришлось откупиться от зятя, чтобы он оставил своего сына. Но эти слухи витали в воздухе. И он взирал на этот мир с каким-то странным чувством стыда и досады. Он никак не мог понять этот мир. И он казался ему каким-то уродливым чудовищем. Он был выброшен в океан страстей и бед для того, чтобы не кончались его испытания и муки, чтобы они были вечными.
   Любовь казалась ему тогда каким-то жутким испытанием, пыткой невыносимой была она. Такой была страсть бабушки к нему – единственному существу, которое пока еще оставалось с ней. Но он рвался всей душой из старого дома, где было пусто, уныло и всегда что-то оглушало и пугало его. Он понимал, что не хочет и не может оставаться тут, потому с радостью отправлялся к друзьям– приятелям, которые чаще всего были его родственниками, к другим она бы его просто не отпустила. Монго – этот великодушный, высокий красивый юноша. Он не понимал и не сопереживал ему, а мог бы. Ближе никого и не было, но как же он порой терзал его. С ним они отправлялись на разные увеселительные прогулки, которые часто скверно заканчивались.
   №№№№№№

   Ему было 17, когда он впервые увидел ее – нежную, тихую, такую прекрасную. Но она в его памяти осталась в облике монахини, чем-то была похожа на матушку. Ему вообще казалось, что та вернулась, чтобы снова с ним тут встретиться, следить за ним и любить его тихо и ласково. И впервые, глядя на юную деву, испытывал он не страсть, а нежность. Это странное чувство, напоминавшее ему детство и грусть прощания, так и оставалось в душе его. Он робел, не мог приблизиться к ней, молчал все время. И убегал к графине, которая тоже писала стихи. Тоже, потому что он писал их всегда. Мальчик был уверен, что в этих напевных строчках была его связь с матерью, и в них воплощалась ярость против бабушки, которая считала стихоплетство пустым и праздным занятием. Она боялась, что ее внук погубит себя, когда свяжется с такими же, как он сам вольнодумцами.
   Варенька была милой, умной, восхитительной, она вернула ему на миг ту нежность и трепетность, которой не было в его душе прежде. Но тогда он так и не смог к ней приблизиться. И спасался бегством, потому что дикие страсти раздирали его душу. Он боялся признаться себе в том, что влюблен, и был уверен, что если никто о том не узнает, то тень его матери будет оставаться с ним, а ему не хотелось потерять ее.
   Он уезжал в надежде на встречу, но и не думал, что нежность может быть таким же сильным чувством, как и страсть. И особенно ясно стало это в холодном и сыром Петербурге, где все было высокопарным и чужим, и люди казались каменными изваяниями, такими же, как и кони на мостах. Он никак не мог привыкнуть к этому миру, хотя он должен был подходить его натуре больше, чем весь остальной мир.
   – Ты несносен, Мишель, – говорил Монго, когда он начинал спорить и затевал очередную ссору, – разве можно так обходиться с людьми.
   – А как они обходятся со мной? – угрюмо спрашивал он.
   – А чего же ты хотел дождаться, они живые существа, и не все потерпят такую грубость и презрение, которые написаны на твоем лице, это только у меня терпение никак не кончится, да и то устал я уже с тобой.
   Он и сам понимал, что с ним очень трудно, но что было с этим поделать?
   Но даже Алексей не знал, что одно создание, к которому он относится с величайшей нежностью, все-таки остается в этом мире – и это Варенька, но где она, увидятся ли они когда-то. Он боялся причинить ей боль и страдания, слова дяди и друга уже наталкивали его на мысль, что она будет молча страдать и не сможет сладить с ним.
   – Я не могу ее тиранить, – говорил он сам себе, – она не должна из-за меня переживать и ломать свою жизнь.
   Но на страницах его тетрадей появлялись ее портреты – несколько штрихов, которые он легко бросал на белый лист, и она уже взирала на него ласково и нежно, и на душе становилось немного теплее и легче жить.
   Она уходила, растворялась где-то и появлялась вновь. Он совсем не хотел расставаться со своей Галатеей и чувствовал себя творцом, влюбленным в собственное творение. С тем, что было создано им самим, он легко справлялся, это совсем не то, что живые люди, с ними столько неприятностей и мороки бывает.
   Здесь, в Петербурге, они ездили к актрисам и девицам, с которыми так легко знакомился Монго, но Мишель оставался нелюдим и угрюм, и шутки его были часто резкими и грубыми. Он боялся только того, что тот его оставит в одиночестве, потому что ему давно надоело улаживать скандалы, извиняться за спутника, тот сам не собирался этого делать, хотя и мог бы.
   №№№№№

   Она ждала его и страдала. Она спрашивала себя, как может он быть так равнодушен и спокоен, но ведь сердце не могло ее обмануть, она помнила, как нежен, заботлив и внимателен был рядом с ней этот грубоватый юноша, отчего же все так переменилось вдруг. Почему он даже привета ей не передает.
   И все-таки она не могла смириться, продолжала ждать и надеяться. Пока отец не заговорил о замужестве. Он видел, что она печальна, но не подозревал о ее чувствах. Да и ей нечего ему было сказать. Тот, кто мелькнул и исчез без следа, о чем же могла она говорить. Отец даже не помнил, как он выглядел, только пара резких фраз. Он так юн, с чего она взяла, что он собрался жениться, даже если она ему и нравится?
   Нет, чем больше думала она обо всем, тем больше понимала, что это была забава, легкое увлечение, и ей просто нечего ждать, не на что надеяться.
   Она согласилась с отцом, и решила выйти замуж за человека, которого и видела-то только пару раз, но какая разница. Ей просто хотелось освободиться от уз семьи и стать замужней дамой, обрести дом и семью. Она не могла и не хотела больше оставаться в одиночестве и унынии, и самое главное – она никому ничего не была должна. И в те же дни до нее долетел слух о его новом романе. Это и стало для Вареньки последней каплей, переполнившей чашу ее терпения.
   №№№№№№

   Он страдал, когда встретил эту деву с печальными без зрачков темными глазами, ему хотелось услышать от нее признание. Это был детский каприз, шалость, но просто слова о любви прекрасной девы могли перевернуть его мир, все изменить в нем., и она то ли подчинилась ему, то ли затеяла странную игру, из которой не было никакого исхода, только однажды он услышал (какая дерзость) от воспитанной, чопорной Екатерины слова любви. И не обрадовался даже. Он подумал о том, что никогда не смог бы добиться их от другой, от той, которая была так прекрасна и желанна, и так далека в этим минуты, было отчего прийти в ярость. Она ничего не понимала. Она рассердилась, взбесилась, старалась как-то отомстить вероломному поэту, но он просто уходил от нее. Говорил о холоде и пустоте, которые их окружают, ему и на самом деле не было до нее никакого дела. Но он не мог знать о том, что зло наказуемо, и слухи о его дерзости дошли до той, к которой он стремился всей своей истерзанной душой. И все пришло к нему назад – он узнал о помолвке. Это было для него ударом грома среди ясного неба. Даже слушать о том, что она станет женой другого, он не мог.
   Его предал отец, когда оставил, предала мать, когда умерла, его тиранила бабушка, и с этим как-то можно было смириться, но, чтобы Варенька, та о которой он думал и мечтал все это время, чтобы она ушла так просто в объятия другого, этого не могло быть. Конечно, он не собирался жениться на ней, на мадоннах не женятся, но она должна была быть с ним, она должна ждать его возвращения и не думать о других.
   Никто из близких не мог понять, отчего он стал еще злее и угрюмее, хотя куда уж больше. Все завершилось, еще не успев начаться, никого и ничего не было в его жизни. А он был уверен, что сможет ее забыть, какая наивность, какая глупость. Он даже и не думал о том, что они почти не общались, что она ему ничего не обещала, а он ей, что они просто несколько раз встречались и сказали друг другу только несколько слов. О чем она должна была думать, чего ждать.
   №№№№№№

   В те минуты во сне увидел он своего Демона, более страшного создания, рыдавшего от ярости и не представить себе. И он витал над ним чернее тучи, и готов был погубить любую девицу на своем пути. Но там стояла она, в монашеском одеянии, такая кроткая и прекрасная. И она должна была умереть от его руки, потому что ему больше некого было любить.
   Тогда он и задумался впервые о своей поэме с героем, который будет мстить всему миру. Измена – вот что она дарила ему безжалостно. Он избегал встречи, когда она через год приехала с мужем и маленькой дочерью в столицу, но Монго передал ей рукопись «Демона», с ее портретами и посвящением ей. Он не стал говорить Мишелю о том, как сжимала она бессильно листы, как отрешенно на него смотрела, но так ничего и не спросила. Да и о чем было говорить, когда все решено. Нельзя, невозможно возвращаться в собственное прошлое.
   – Он бросил бы меня, как Екатерину, если бы узнал, что я люблю его, угнетает только то, что мне удалось ускользнуть, но он никогда не узнает о главном, ему не суждено будет этого узнать, – успокаивала она себя и страшно страдала, представляя себе, как он одинок и несчастен. Это казалось ей в те минуты невыносимым. Она узнала, что он отправился на Кавказ, и боялась того, что там они могут встретиться снова, это казалось невыносимым для нее.
   – Он стрелялся с Барантом, – услышала она и понимала, что ничего больше не осталось у Мишеля.
   Она передала одной из знакомых его рисунки и стихи, зная, что не сможет сохранить их. Муж ее узнал то, о чем сама она только догадывалась, и не собирался терпеть такого.
   №№№№№

   Алексей видел, что он ищет ссоры и смерти, и не мог его оставить, и уговорить остановиться никак не мог. Ему показалось, что Мартынов был похож на Дантеса, какая чушь, и потому он снова оставался в своем стиле. Никакие уговоры и убеждения не имели действия. Тогда он напомнил ему о ярости царя в прошлый раз. Тот только презрительно усмехнулся, и вероятно и его бы вызвал на дуэль. Кого угодно утомит такая дерзость.
   – Успокойся, Мишель, она замужем, она никогда не будет твоей, – говорил он, чтобы хоть как-то остудить его пыл, но отказаться быть секундантом, бросить его совсем одного он тоже не мог. Тот, кто казался сам себе Демоном, в сущности, был одинок и беззащитен, он должен видеть, что там происходит и приложить последние усилия, может у него что-то и получится, хотя он не особо на это наделся. Потом он старался не вспоминать рокового дня и твердо решил, что сразу уедет за границу, он не собирался встречаться со своей тетей, потому что мог себе представить, что обрушит на его голову Елизавета Алексеевна, обезумев от горя. Ему не хотелось объясняться с императором, потому что один раз это случайность, а два – закономерность, если урок не пошел ему впрок. Он был очень молод, из-за мертвого Мишеля не собирался ломать собственную жизнь, она была ему особенно дорога теперь, когда он смотрел на мертвое тело того, кому и тридцати не исполнилось, и видел, как легко и просто ее потерять. Но в чем бы они его не обвиняли, он не собирался оправдываться. Это надо забыть, как дурной сон. Он знал, что никогда больше не вернется на Кавказ. И с Варенькой они встретились только через несколько лет, в Париже, и он рассказал ей о том, что произошло тогда. И ничего не смогла она ему ответить, нежность и печаль – вот что всегда жило в ее душе. Может быть потому тот, кто жаждал страстей и бури и устранился от нее в свое время, а потом не смог себе этого никак простить
   В полном одиночестве кружил Демон над Кавказскими горами. Он искал тех, кто был еще жив, но покинул эти места навсегда. И при жизни, и после смерти одиночество было его уделом. И он снова и снова просил бури, словно в ней можно было найти покой.

Часть 1 Мой Демон

Глава 1 Будущее в прошедшем

   Это был только сон. Обычный сон, который все время повторялся.
   Менялись только какие-то детали сна, в остальном видение оставалось неизменным…
   Мишель видел старую усадьбу с барским домом где-то в глубине, так далеко от того места, где он находился в своем сне, что как бы быстро он не двигался по лунной дорожке, добраться, дотянуться, даже просто приблизиться к ней он никак не мог, сколько бы ни старался. А когда уже чувствовалось, что он измучился и устал, так обессилил, что не оставалось никакой возможности двигаться дальше, тогда откуда-то с высоты начинала звучать песня, Ангельская песня. Она звучала то громче, то таяла где-то в высоте и исчезала. Он тянулся туда, откуда она лилась, чтобы расслышать эти звуки, но они терялись, исчезали, растворялись в воздухе. Он убеждался, что больше ничего не слышно. Но как только убеждался, что песня стихла, она начинала звучать снова все ближе, все яснее, он снова тянулся душой к ней
   Ребенку казалось, что над ним кто-то издевается, но ведь ангел не мог так с ним поступать? Ангелы не издеваются над людьми. А если все-таки мог? Тогда он яростно грозил небесам маленьким кулачком, грозил своему ангелу. И на эту угрозу кто-то откликался, какое – то разъяренное чудовище появлялось перед ним. Черное облако накрывало лунную дорожку, странные тени сходились и расходились, мелькали там. И тогда дикий страх охватывал его душу. Он чувствовал себя маленьким и беззащитным пред грозными небесами, это чувство оставалось в душе всегда, все 27 лет его земной жизни.
   Мальчику казалось, что не хватит силы убежать, и все-таки он срывался с места и бежал куда-то во мрак, да так ловко, так быстро, что чудовище задыхалось за спиной, отставало и где-то терялось в темных аллеях сада. Ему все время удавалось убежать и спрятаться. Но что если завтра не получится, если силы оставят его, что случится потом?
   Тогда, отдышавшись, он смеялся, сначала тихо, а потом все громче и громче, он радовался, что снова смог убежать от чудовища, значит еще не все потеряно. Он будет жить и любить, и никто ему не страшен. Но чудовище возвращалось снова, и снова вместе со звуками ангельской песни оно стремилось за ним.
   Однажды ему удалось даже услышать его голос за спиной. Чудовище твердило, что жить ему осталось мало, что никогда никого не будет он любить, а в юных красавицах он будет видеть дряхлых старух. Никого не будет с ним рядом, все время придется убегать и прятаться. От них-то убежать можно, а вот убежишь ли от себя самого?
   – Не бывать этому, – задыхаясь, хрипел Мишель, – ты все лжешь, не будет такого. Этого не может быть, потому что не может быть никогда.
   Он бормотал еще что-то, но не понимал смысла слов, они таяли в воздухе и больше не касались его души. «Забыться и заснуть»…
   – Так и будет, и ты знаешь, что будет так, – звучал отвратительный голос во тьме. Казалось, что мохнатая лапа гладила его по плечу, а потом отталкивала куда-то в пропасть. От этого толчка он вздрагивал и пронзительно кричал. И в этот момент чудище само словно бы рухнуло с обрыва, так ухнуло что-то за спиной, что мальчик вздрогнул всем телом. Наверное, сквозь землю провалился
   №№№№№№№

   Мишель споткнулся и упал, сжался от страха, уверенный, что оно – это чудо-юдо, сейчас его настигнет. Но ничего такого не было и в помине. Только мутный свет луны разливался повсюду, и высоко-высоко пронзительно закричала какая-то птица.
   После того странного вечера чудовище больше не являлось. А песню ангела где-то далеко, за лесами, за морями, Мишель тогда еще слышал. Но теперь она была едва различима, если бы он не слышал ее ясно прежде, то так и не понял бы, что это такое было там, далеко, в небесах, не узнал бы песню ангела.
   А потом появлялась бабушка. Он всегда помнил бабушку, метавшуюся по тому самому саду со своими девками – служанками. Когда они его находили, то радостно извещали ее о том, и она сама, подобрав подол юбки, пробиралась туда, куда загнало его чудовище. И нависала над ним, огромная и серая глыба – она была его бабушкой, или чудовищем? Вот этого он никогда понять не мог.
   Бабушка что-то говорила, но он не слышал и не слушал, он просто покорно шел за ней в барский дом, который никогда не считал своим. Ему там было темно и скучно. Но никакого другого дома у Мишеля ни тогда, ни потом не было, только этот, а потому ему некуда было убегать и прятаться, все равно приходилось возвращаться назад.
   Бабушка оставалась у его кровати, пока он засыпал, а потом незаметно, бесшумно, как и чудовище недавно, удалялась. Он никогда не слышал, как она уходила, не потому что спал крепко, просто она умела так бесшумно двигаться по своему дому, появляться и исчезать так внезапно, что он только вздрагивал, обнаружив ее рядом. И всегда боялся показать ей, что ему страшно.
   Нерадивые служанки боялись ее, как огня, стоило барыне застать их с молодыми парнями или просто бездельничающими, они не наделялись на ее милость. К бездельницам бабушка была беспощадна. Но и они всегда были в полной ее власти.
   Мишель не боялся бабушки, потому что знал, что как бы она не была зла на него, ему ничего не будет. Ему просто не хотелось, чтобы кто-то из невинных попадал из– за него под горячую руку, был наказан. Мальчик остро чувствовал несправедливость, и хотел за все отвечать сам, если виноват – получай наказание, но не должны страдать невиновные.
   №№№№№№№

   Свет луны заливал лесную поляну, где водили хороводы прекрасные зеленоглазые русалки, так они зачаровывали не только окрестную природу, но и душу барчука Мишеля, единственного внука сумасбродной барыни Елизаветы Алексеевны Арсеньевой.
   Но это был уже сон Поэта. Хотя и в реальности где-то там, в заповедном лесу, зеленоглазые русалки водили хороводы, и скоро он обязательно отправится туда на Купалу, только для этого надо немного подрасти… Пока можно заблудиться в лесу, оказаться в плену русалки навсегда. А ему этого совсем не хотелось. Хотя и здесь он оставался в плену, но сердце ему подсказывало, что там был совсем иной плен, из которого не вырваться и не убежать.
   Как же печальна, как же прекрасна жизнь, этого пока не выразить ни в слове, ни в звуке, но наступят совсем иные времена, и вот тогда… Тогда и появятся самые удивительные строки, которые потрясут не только близких, но весь остальной мир, еще не знающий о его существовании.

Глава 2 Кошмар неравного брака

   Сколько тайн хранят знаменитые дворянские усадьбы. Сколько теней и привидений юных красавиц и грозных старух бродит там до сих пор, они никуда не исчезают, не покидают домов, где были так одиноки и так несчастны.
   Вот к одной из этих тайна нам и придется прикоснуться, если мы хотим узнать о том, как все начиналось для маленького Мишеля. Почему он стал таким, что с ним случилось в самом начале, еще до рождения и потом, когда он только появился на свет. Какая жуткая трагедия скрывалась за всем этим.
   – Мария, Мария, Мария Михайловна.
   Юная, хрупкая, бледная и болезненная девица – единственная дочь барыни Елизаветы Алексеевной Арсеньевой. Музыка была ее погибельной бездной и спасением. Но в семье своей родной она казалась девочкой чужой и очень одинокой. Матушка пристально следила за Мари и даже не пыталась представить, какой будет ее судьба. Да и кто бы решился предсказать ее судьбу, такой, наверное, на свет не родился и вряд ли родится когда-то.
   Она звалась Мария, единственная дочь грозной помещицы Елизаветы Алексеевной Арсеньевой, столбовой дворянки, принадлежавшей к старинному и знатному роду Столыпиных…
   Несмотря на всю хрупкость, девушка была упряма и своенравна, это тот самый тихий омут, в котором водятся черти, да еще какие. Матушке вскоре пришлось в том убедиться. Она поступала по-своему и только покорно кивала, когда от нее что-то требовалось, а потом делала то, что ей нравилось, и то, что вряд ли могло понравиться ее грозной матушке. Так однажды она решила свою судьбу никого не спросясь. Она сама нашла себе жениха, который вскоре должен был стать ее мужем.
   Юрий, Юрий Петрович Лермонтов, армейский капитан из совсем другого мира. Они странно столкнулись на какой-то вечеринке в доме родственников, где еще она могла бывать. Они увидели друг друга, и судьба была решена, это для всех остальных он внезапно стал ее мужем, сама Мария не сомневалась, что он был предназначен ей судьбой и все решилось на небесах раз и навсегда.
   №№№№№№

   Матушка взглянула на Марию и поджала губы – не такой судьбы она хотела для своей единственной дочери. Но почему-то противиться долго не смогла. Нет, она, конечно, сказала все, что об этом думает. Она нарисовала своей Машке жизнь, которая ждала ее в грядущем, словно у нее было будущее. Мария только выпрямила спину и всем своим видом показала, что она от своего не отступит. Ни слова, ни звука, но тут и не нужны были слова. А что оставалось делать Старухе?
   – Живи, как знаешь, – услышала молодая девица в ответ.
   Вот она и стала жить так, как ей того хотелось, кто бы мог подумать, что ей дадут волю.
   Москва встречала молодых суетливо, но приветливо, Арсеньевы входили в узкий круг знати, высшего света, и все двери, вплоть до царского дворца были перед ними открыты, да что там, просто распахнуты. Но в том самом узком кругу никто не понял и не одобрил выбор Марии, хотя кажется, ей до всего этого не было дела, ей, но не матери…
   Кто бы сомневался в том, что брак был неравным, а потому, какими бы пылкими не были чувства, но они угасали, когда молодой зять сталкивался со своей тещей, с кругом ее друзей и знакомых. Он краснел, молчал, отступал, ему просто не было там места, он это чувствовал, но смириться никак не мог. Ему надо было как-то жить в чужом мире, холодном и таком неуютном.
   Мария жила в каком-то ином мире и всего этого старалась не замечать. Ей это удавалось, до той поры, пока она не почувствовала бремени и поняла, что вольной, хотя и замужней ее жизни приходит конец. Она ждала ребенка. Надо было что-то делать и как-то договариваться с матушкой. Одна, без нее, без ее поддержки и помощи она не справится. Ведь она сама еще ребенок, наивный и такой далекий от реальной жизни. Она никак не справится с таким поворотом судьбы.
   №№№№№№№

   Елизавета Алексеевна сразу встрепенулась при таком важном известии, и заявила, что они отправляются в родные Тарханы. Вот завтра утром соберутся и отправятся.
   – Нечего делать в Москве, голубушку моя, вольному воля, а малыш должен расти на природе, подальше от этой суеты. Домой, домой, и не смей со мной спорить.
   Она и не спорила, подавленная и одинокая, все время так скверно себя чувствовавшая. Зять даже не пытался возражать, хотя в глубине души понимал, что для него начинается настоящая каторга… И странное охлаждение уже тогда случилось в душе, ему ничего больше не хотелось, все в один миг стало постыло. Но он был женат, окольцован, он никуда не мог от всего этого брачного бремени деться… Да и попробовал бы хотя бы отстраниться. Но лучше не думать о том, что ждало его в таком случае, он стал мужем, еще не успев стать мужчиной. Зачем ему все это, для чего надо было жениться? Он не ведал этого в те дни. Только этого уже никак не исправить.
   Его никто ни о чем и не спрашивал даже, приказ генерала для капитана был законом. Только несколько раз они с беременной женой выбирались в Москву. Она стала еще тоньше и бледнее в это время. Чаще всего она была не жива и не мертва, привидение какое-то странное. Он винил во всем малыша, который еще и не появился на свет, а был уже перед всеми во всем виноват.
   Вот в одну из таких поездок, последнюю и родился его сын. Михаил, – так сразу решили назвать мальчика молодые родители. Мишель, как же еще его могли называть?
   Тогда впервые бабушка в ее темном наряде, как глыба мрака, нависла над ребенком. И что-то страшное, и странное, определяющее было в ее власти над ним, да и над всем остальным миром. Но пока была жива Мария, проявлялось это от случая к случаю, а потому это еще как – то можно было терпеть, приходилось терпеть, невыносимым все стало в тот печальный день, когда ее не стало. Вот тогда малыш оказался в полной власти у бабушки. Это была настоящая беда.
   Сын этого дня не помнил совсем, отец его никогда больше не смог бы забыть, если бы и захотел. Они оба были накрыты мгновенно этой черной тучей, заполонившей для них все небо. Но до того рокового дня оставалось еще три года тихой семейной жизни в Тарханах…

Глава 3 Таинственный мир

   Кроткое и милое создание, склонившееся над колыбелью – его юная и тихая матушка, такой он ее навсегда и запомнит. Малыш не слышал ее голоса, только иногда, когда она пела колыбельные песни, вздрагивала и оглядывалась, если за дверью слышались шаги, – такой она возникала в его видениях. Такой останется с ним всегда, взволнованной и настороженной, она словно боялась все время не бабушки, а того, что в один миг все оборется, так оно и случилось. Хотя могла ли она это знать заранее? Могла ли чувствовать, что еще до встречи вышла им разлука, а малыша скоро придется оставить, покидая этот мир так рано.
   Потом, когда он начал понимать, что у каждого ребенка есть отец, и этот военный с печальными глазами и был его отцом, который возникал в сумерках и мгновенно исчезал, он почувствовал, что вражда его с бабушкой непримирима, они никогда не смогут договориться, а значит, ему придется выбирать, разрываться между ними. И никогда не быть счастливым, это просто невозможно.
   Этого не понять, не выразить словами, детское сердце могло подобное только чувствовать. Сколько времени прошло, пока они были все втроем, и странно разделены чем-то далеким и таинственным? Нет, тогда он ничего не ведал о течении времени, и не мог представить, много или мало его утекло. В детстве оно кажется бесконечным, вальяжным и очень медленным, словно раскинувшаяся в долине река едва двигается. Замирает на миг или на час, а потом медленно течет снова.
   Потом он перестал видеть матушку, в доме наступила какая-то пронзительная тишина, служанки говорили тихо и ступали неслышно. С ней что-то произошло, она исчезла, хотя и не могла его оставить, а оставила. Но почему? Как она могла уйти и забыть о нем, такого не может быть, а было.
   Малыш ждал ее все время, каждый день. А она все не приходила.
   Другое лицо – властное и серьезное было теперь перед ним. Бабушка не пела песен, она покрикивала на других, и даже когда говорила спокойно и тихо, все равно он ежился, и начинал плакать, сначала тихо, а потом кричал все громче и пронзительнее, ее голос вызывал в душе панику. Тогда она рассерженная уходила, что-то бросая на ходу.
   Иногда появлялся отец. Тогда Мишель еще не знал, кто он такой, почему приходит украдкой. Но он приходил так редко и так тихо, что ребенок вздрагивал и просыпался. Он пытался рассмотреть его во мраке, но в комнате было так темно и тихо. Но эти огромные бездонные глаза, в них таилось что-то такое щемящее, печальное и нежное. Он сам отражался в них и готов был утонуть.
   Мишель тогда еще не мог знать, что у него такие же глаза, хранящие вековую печаль. Ведь плоть от плоти, кровь от крови он был его сыном.
   №№№№№№№№№№

   Все это быстро закончилось, как только возникал какой-то сладковатый запах полевых цветов, и в детскую возвращалась бабушка. Малыш прислушивался и не слышал слов. То, что они не разговаривали с ним и между собой, ему казалось очень странным, потому что другие люди, заглядывающие к нему, всегда о чем-то говорили. Мелодия этих слов чаровала его, он ничего не понимал, но так радовался, когда слышал, как люди говорят друг с другом. Потом Мишелю казалось, что он понимал суть этих слов, а может быть пытался их угадать. В них всегда слышалась музыка, то радостная, то тревожная, то таинственная. Как и где-то далеко, в зале, когда кто-то садился к роялю, и по дому разливалась то светлая, то печальная, но всегда живая музыка. Она врезалась в душу, как самое сладостное воспоминание. Но это была совсем не нежная песня матушки, а что-то иное, непонятное и очень далекое, тревожащее душу, не дававшее покоя. А еще и тогда, и позднее он любил слушать шум ветра за распахнутым окном. И тогда белые шторы метались и раздувались словно паруса. Они то медленно плыли перед ним, то порывисто поднимались все выше и выше. Потом, когда отрок увидит настоящие паруса, ему будет казаться, что он снова вернулся домой, и это прозрачные шторы уплывают и возвращаются назад, как паруса таинственных кораблей…
   И вот тогда, когда он уже встал на ноги, побежал за эти паруса-шторы – он без труда выбрался в сад, вскочив на подоконник, мир разделился на тот и этот. По ту и эту сторону старого барского дома, где царила бабушка, была свобода… Настоящая свобода, которая заставляла подняться и парить над землей, она увлекала его в неведомые дали. Ее безграничная власть приводила его то в трепет, то в ужас. Он не мог понять, почему и как это происходит, но вырываясь от нее, он возвращался к ней, и понимал, что ему некуда уйти…
   Нет, в старом саду в теплые летние ночи можно было спрятаться, но Мишель быстро усвоил, что ему все равно придется вернуться назад. Нельзя прятаться долго, когда тебя ищут и находят перепуганные девицы. И тогда в душе обрывалась музыка. Она мгновенно стихала, эта внезапная тишина и пугала и терзала, с ней не было сладу, от нее не было спасения.
   Но родные Тарханы все-таки завораживали и неизменно влекли к себе – это был его мир, прекрасный и неповторимый. Он всегда чувствовал себя его частью, даже, когда стихала музыка.

Глава 4 Ужасная судьба отца и сына

   Кроме печальной песни матушки, о которой ребенок помнил всегда, тогда, в детстве, он слышал страшные сказки… Хотя ему они в ту пору страшными не казались, но в них было что-то таинственное и пророческое. А о чем еще долгими зимними вечерами за работой могли говорить те самые девицы, которые были в услужении у бабушки. Они рассказывали сказки, и слушали их, разинув рты, забывая обо всем на свете…
   Русалки, Домовые, Лешие, Кикиморы оживали и появлялись то там, то тут. Мишель прислушивался к их шагам, умел с ними разговаривать и договариваться. Они были живыми существами и для этих прекрасных дев, и для маленького барчука, как они любили его называть.
   А однажды, одна из бабушкиных девиц, которых было там великое множество, рассказывала то, что она будто видела сама как монах, сидевший на берегу, оказался в объятьях русалки. Она подплыла к нему так быстро и так внезапно, что старик и глазом моргнуть не успел.
   – И что русалка? —спросила другая.
   – Да утащила его русалка на дно озера, – взмахнула руками девица, – и ни слуху, ни духу больше о нем не было.
   Все разом замолчали, словно каждая из них оказалась на дне озера, в объятьях старика монаха.
   Сколько таких историй о ведьмах и русалках, и кикиморах слышал ребенок, каждый кот казался ему котом ученым в те спокойные и таинственные вечера, когда за окнами пела вьюга, и мороз готов был погубить любого, кто высунет нос из дома.
   Только напрасно его убеждали в том, что коты были рыжие, он упрямился и твердил, что только черными могут быть ученые коты, и никакими другими они не бывали сроду. К нему приносили всех черных народившихся котят, которых ждала бы печальная участь, если бы не Мишель, и они жили отдельно от всех остальных под его неустанным присмотром, ребенок терпеливо ждал, когда же эти коты заговорят, расскажут ему сказки заповедного леса.
   №№№№№№№

   Бабушка пугалась и крестилась, когда парочка таких вот упитанных котов появлялась у нее на дороге, но они казались ей священными животными, и даже тронуть их не поднялась бы рука. Ведь это причинит такую боль ее Мишелю.
   Но из всех страшных историй, которые рассказывались долгими зимними вечерами, Мишель почему-то запомнил одну, о бунте ангелов.
   Те самые ангелы посчитали себя ничем не хуже самого бога и подняли бунт, а когда проиграли, были сброшены с небес на землю. Они всегда хотели вернуться назад на небеса, но не знали, как это сделать, потому мучились и страшно страдали где-то в горах Кавказа, потому что там было ближе до небес. Потом они стали называться демонами, чтобы их не перепутать с другими ангелами, которые бунта не поднимали, хранили верность своим небесам и богу. Он сразу же почувствовал, что ему досталась душа Демона.
   Вот такой оказалась одна из сказок, которые Мишель слышал тогда, и она настолько запала ему в душу, что он не мог о ней забыть, сколько не пытался.
   – И что те Демоны? – не унимался ребенок.
   – Они никак не могли забыть красоту небес, им очень хотелось летать и там оставаться, – твердил таинственный голос Домового.
   Потом ему казалось, что эту сказку ему поведал Домовой, хотя точно вспомнить, что же там было на самом деле, он никак не мог.
   – Бунтари хотели вернуться на небеса, но они не ведали, как это сделать, тогда они стали совершать добрые дела, но им не помогло, их не возвращали.
   – Они утихомирились? – спросил ребенок, – ему хотелось узнать финал этой истории.
   – Конечно, нет, тогда они решили творить зло, ну если добро не помогает, то может быть зло поможет вернуться назад. И один из них погубил царицу Тамару, в надежде, что вместе с ней он вернется незаметно туда, когда понесет на небеса ее душу.
   – И что? – снова не унимался парень.
   – Никуда он не вернулся, конечно, его узнали и во второй раз сбросили на землю, он упал куда-то в озеро. Больше его никто нигде не видел, больше о нем никто и не слышал даже.
   И хотя память у Мишеля была цепкой, но тогда он перепутал Демона, старого монаха, царицу, и ему уже казалось, что русалка утащила монахиню Тамару на дно того самого озера… Потом Тамара возникла снова в его поэме, но она уже стала монахиней, где-то в монастыре высоко в горах. А в остальном все так и было, туда явился Демон, и своими чарующими речами решил соблазнить ее. И по мере того, как писалась эта поэма, Демон становился все обольстительнее, сильнее, наверное, потому ему будет страшно и больно лететь с небес в бездну, так и не найдя спасения и успокоения нигде. Но могло ли быть в этом мире иначе?
   Детские страхи и воспоминания становятся со временем чем-то большим и очень важным, если они перерастают в творения Мастеров… Если они на протяжении всей жизни так волнуют воображение.
   Но это случилось значительно позднее, а пока ребенок бродил около пруда в старом парке, и ему хотелось верить в то, что он не один и никогда в одиночестве не останется, там будет много разных созданий, и духи будут хранить его от всех невзгод и злых людей.
   Где-то запел и засвистел ветер, ну чем не Соловей-Разбойник?
   Мир оставался таинственным, великолепным и немного тревожным, и в эти мифы, сказания, тайны только предстояло погрузиться юному гению.

Глава 5 Первый сон о Маскараде

   Юношам порой снятся странные, фантастичные, удивительные сны.
   Но что такое эти сны? Несколько искаженное отражение реальности, измененное, перевернутое с ног на голову. А если этой реальности еще и не было, и она припоминается где-то в пелене тумана? Нет, конечно, это сон отразил то, что было на сцене театра, первого театра в жизни Мишеля. Они отправились с бабушкой в этот храм, чтобы приобщиться к чуду расчудесному. «Князь – Невидимка» – как-то так назывался тот спектакль, первый в его жизни. Это еще одна сказка для взрослых.
   А так как театр был переполнен, то мальчик понял, что взрослые тоже любят сказки, только когда это большие, яркие и музыкальные представления. Чего только не происходило там, на сцене, но он запомнил бал, такой чудесный таинственный бал, который длился и длился. И кружились пары таинственных восхитительных созданий, мало похожих на обычных людей.
   Что-то потом Мишель до фантазировал сам, и у него во сне возник фантастический Маскарад. Там была какая-то чудная красавица, она металась в переполненной бальной зале, в толпе, поворачиваясь то к одной маске, то к другой, словно пыталась кого-то отыскать. Она заблудилась, потерялась в этом диком и странном мире. Толпа как-то расступилась перед ней. А когда дама в белом оказалась в центре, совсем одна, она покачнулась и бесшумно (во сне все совершается бесшумно), рухнула на паркет, словно сраженная каким-то выстрелом.
   Кажется, что выдохнула и охнула толпа, увидев и услышав то, что тут творилось. Маски же, окружившие ее снова (так, что ее уже и не разглядеть), то звонко смеялись, то завывали, и так жутко становилось, что ребенок пронзительно закричал и проснулся. Потом весь день ему казалось, что это происходило на самом деле, бывают такие сны, пред которым отступает даже реальность. Они запоминаются и часто повторяются снова и снова, и тогда становятся вещими.
   Забегая вперед, надо сказать, что сон о Маскараде повторялся еще много раз, до той самой поры, пока не появилась на бумаге драма. Он все врезался и врезался в его сознание, словно бы напоминая о каком-то очень важном событии, которое уже было и которое будет в жизни Мишеля. Да и все время повторяется в том мире, где ему суждено было родиться, в том времени, в котором ему пришлось взрослеть и жить.
   Да и мудрено ли, если вся их жизнь – это театр и маскарад, маскарад и театр, сменяющие друг друга, и именно там и происходили все самые важные события, творившиеся в мире. Там встречались, расставались, демонстрировали свои наряды, любили и ненавидели – как княжеский пир в старые и не всегда добрые времена был центром жизни в княжестве, так теперь им стал тот самый маскарад, и от этого никому еще не удавалось уйти, да вряд ли удастся когда-то.

   №№№№№

   Там бывал весь свет. Сам император порой закрывал лицо диковинной маской и спокойно шагал в это разноцветное и многоликое действо.
   Тогда буря, подхватив его, бросала в самый цент игрища, и заставляла затеряться где-то, в этом странном мире, и перестать быть собой, наверное, для государя это было важно.
   Правда, ничего тогда об этом юноша не знал, даже не догадывался. Он просто в очередной раз смотрел сон о маскараде, где пытался отыскать себя самого, и почему-то никогда не находил. А еще ему хотелось понять, все ли они живые, нет ли там уродов с того света, такими злыми и холодными они порой казались. Души, наверное, бывают мертвыми, а может быть, кому-то просто не досталось душ? Вот так и ходят они бродят по миру, не понимая, что давно мертвы, и творят свои страшные дела.
   Помнится, в последний раз, когда он видел такой сон, и так и не нашел себя там, он просто крикнул этой бездушной нарядной толпе:
   – Она ни в чем не виновата.
   – Жизнь – ужасный маскарад, где миром правят вздорные старухи, – шепнул какой – то противный голос над самым ухом.
   Ребенок вздрогнул, застыл пораженный, он думал о том же самом, словно кто-то читал его мысли. Это был не его вечный собеседник Домовой, а совсем, совсем другой тип, один из тех, кто за бунт был сброшен с небес, и теперь метался где-то между людьми, пытаясь и их подтолкнуть к каким-то нелепым, а то и скверным поступкам. Но разве он был не прав, разве он не был страшен в своей правоте? Нет, кто-то упорно его преследует и явно хочет свести с ума. Но немного помолчал, а потом прибавил:
   – Тебе придется бороться с ними и погибнуть…
   Нет, этого не было сказано, это придумал он сам или просто знал с самого начала? Но ведь такого не может быть, потому что не может быть никогда. И все-таки это было и врезалось в память. Он не мог забыть этого, вспоминал каждый день.
   Да, он обязательно будет бороться, но он не собирался погибать, не бывать этому. Пусть весь мир погибнет, а он останется цел и невредим. И в такие минуты он больше не чувствовал себя человеком. Чем больше Мишель себя в том убеждал, тем четче начинал понимать, что именно так и будет. Не сегодня, не теперь, но именно так, как и было сказано в тот серый, туманный вечер, когда ему снова снился сон о маскараде.
   Он будет повторяться на протяжении всей жизни, но в тот раз казался особенно ясным и отчетливым.
   Демон был на том Маскараде, и то ли он стал первым поэтом, то ли сам поэт чувствовал себя Демоном. Они слились в едином порыве, и с той поры казались неразлучными.

Глава 6 В мире царила музыка

   В детстве мы всегда запоминаем лето. Особенно если оно проходит за городом, на природе. Как легко можно, выбравшись из теплой постели, броситься на траву, на лужайку, даже если для этого приходится пробежать несколько зал и коридоров, все равно где-то окажется та заветная дверь, которая выведет нас на свободу, а там любимый парк, переходящий в лес, в мир бабочек и стрекоз.
   Зима забывается, может быть потому, что зимой мы становимся пленниками этих самых зал и коридоров, и не можем вырваться из замкнутого пространства. Ведь в морозные дни двери плотно закрываются, и даже если удается их отыскать, то уже никак не открыть. А там завывает метель и все завалено снегом, так что и выбраться туда часто невозможно.
   Мишель помнил первый снег и обжигающий холод, когда ему удалось распахнуть такую дверь. Там, на той стороне мира, завывала метель, где-то рядом ворчал Домовой, пытаясь ему объяснить, что в природе все переменилось, и он не должен туда отправляться, если не хочет превратиться в снежный сугроб, если хочет просто остаться жив.
   Но потом все зимы соединились в одну большую очень большую и холодную – очень холодную зиму, а вот лето оказалось многообразным и многогранным, и всегда радостным, потому что ему чаще и чаще удавалось убегать из бабушкиного плена.
   Нет, в доме было немало народу, но он все время вспоминал шуршанье ее платьев, легкую походку где-то за спиной и жалел только о том, что не удалось улизнуть вовремя. А когда удавалось это сделать, то убегал он все чаще и все дальше, понимая, насколько велик, почти до бесконечности велик этот мир. И только какой-то Леший заставлял его вовремя остановиться и вернуться назад.
   – Ищи тебя, свищи, – слышалось ворчание за спиной.
   И он возвращался, зная, что не стоит шутить с духом леса, он может оказаться страшнее, чем бабушка, если его разозлить, уронит тебе на голову какую шишку, повалит в ярости дерево и все. Тогда уже никто не поможет. Его даже и найти не смогут, потому что лес огромен, там так легко спрятаться.
   Так медленно, но, верно, прислушиваясь к ворчанию Старика и шелесту листьев за спиной, Мишель возвращался назад. Сам дивился тому, что каким-то чудом находил тропику, словно она была той самой нитью Ариадны, которая могла вывести из любого лабиринта и привести к своему кораблю или к своему дому. Неведомая царевна все время спасала его от верной гибели, но чувства благодарности в душе все равно не возникало.
   №№№№№№

   А еще его вела к дому совсем другая музыка, тихая, ласковая, словно бы матушка садилась к роялю и играла для него свои печальные песни.
   Едва услышав, как изменилась музыка, он вольно или невольно поворачивал туда, и шел, уже ничего не замечая, на эти дивные звуки, и неизменно приходил к забору своей усадьбы. Забор этот тянулся так далеко, что трудно было заблудиться, просто можно было оказаться довольно далеко от калитки и от ворот. Но он летел туда и все надеялся, что она снова появится, что она вернулась из долгого путешествия, чтобы навсегда остаться с ним теперь.
   И только однажды, на закате, когда Мишель привычно шел на зов той самой музыки, она оборвалась, когда он приблизился к старому дубу. Он замер от неожиданности, словно вкопанный. Там виднелся шлейф белого платья на зеленой траве.
   – Матушка, – пролепетал ребенок, и рванулся туда.
   Дуб был огромен, так просто его не оббежать малышу.
   Шлейф двигался тоже, она ускользала, она пыталась ускользнуть, но он рванулся за ней, споткнулся, упал, и разрыдался. Потом испугался, если бабушка узнает, что он плакал, она рассердится. Она не переносила слез, а может быть, просто чувствовала вину перед ним.
   Он поднялся, потер ушибленную коленку, еще раз обошел дерево, но там больше никого не было. Только блеск заходящего солнца оставил на траве белую полосу.
   Музыка, она снова зазвучала в старой усадьбе, и он рванулся туда.
   Но с той поры мальчик был уверен, что у старого дуба его поджидает матушка.
   – Берегини, они берегини, – говорил Домовой, когда утихла гроза. И он рассказал о той, которую встретил у священного дуба.
   А бабушка ругалась и требовала, чтобы он не убегал больше далеко… Но она не знала, не могла знать, что же влекло его на ту сторону речки к священному дубу… Бабушка не верила в чудеса, она никогда не знала тайны заповедного леса, и потому злилась, и считала его упрямым и бессердечным созданием.
   Русалка плыла по реке голубой,
   Озаряема полной луной;
   И старалась она доплеснуть до луны
   Серебристую пену волны.

   И шумя и крутясь колебала река
   Отраженные в ней облака;
   И пела русалка – и звук ее слов
   Долетал до крутых берегов.

   И пела русалка: «на дне у меня
   Играет мерцание дня;
   Там рыбок златые гуляют стада;
   Там хрустальные есть города;

   И там на подушке из ярких песков
   Под тенью густых тростников
   Спит витязь, добыча ревнивой волны,
   Спит витязь чужой стороны…

   Расчесывать кольцы шелковых кудрей
   Мы любим во мраке ночей,
   И в чело и в уста мы в полуденный час
   Целовали красавца не раз;

   Но к страстным лобзаньям, не знаю зачем,
   Остается он хладен и нем,
   Он спит, – и склонившись на перси ко мне,
   Он не дышит, не шепчет во сне».

   Так пела русалка над синей рекой
   Полна непонятной тоской;
   И шумно катясь колебала река
   Отраженные в ней облака.

Глава 7 Предсказание гадалки

   В старой усадьбе в Тарханах звучала музыка. Иногда она звучала в реальности, порой, она слышалась и снилась отроку Мишелю. И он был уверен, что так будет всегда, так будет со всеми, это мир, в котором он и будет жить, и творить.
   Музыка стала свидетельством того, что он был жив. Однажды он признался только своему Домовому, потому что боялся, что о том узнает бабушка, и она начнется смеяться над ним. Он не боялся бабушки, он просто был слишком самолюбив и не мог терпеть насмешек, даже если это были ее насмешки
   Но как только появился Домовой, заговорил о чем-то своем, Мишель сразу же прошептал быстро-быстро, словно боялся, что его услышит еще кто-то, услышит и запомнит это признание:
   – Я все время слышу музыку, как только смолкнет музыка, я умру, – заявил он внезапно.
   – Не умрешь, тебя убьет светлый военный, твой знакомый.
   – Откуда ты это знаешь?
   – Так говорила Кикимора, когда ты родился, ты не слышал и не помнишь этого, но я там был. А она всегда предсказывала судьбу любому, потому что знает все заранее. Она заглядывает в Книгу Судеб.
   – А этого нельзя изменить? -поинтересовался мальчик.
   – Это не та книга, которую можно переписать, она останется неизменной всегда.
   Они помолчали немного, словно стараясь понять, что же там может случиться такого.
   – Ты был на Кавказе? – снова подал голос Домовой
   Парень закачал головой.
   – Я был, когда ты появился на свет, – усмехнулся Домовой, – она назвала тебя кавказским пленником. Я знаю, что нельзя рассказывать о том, что тогда слышал, но вот решил тебе о том поведать. Но это случится не так быстро, не бойся. У тебя еще есть время для того, чтобы немного пожить на этом свете.
   №№№№№№№

   Каково же было удивление Мишеля, когда вскоре он узнал, что они с бабушкой отправляются на Кавказ. В том не было ничего удивительного, все люди их круга туда ездили, но слова Домового о Кавказском пленнике заставили его вздрогнуть, когда она об этом сказала.
   Кавказ был великолепен, ребенок влюблялся в него сразу. Но если любовь – это плен, то он и на самом деле стал пленником этих величественных гор, особенного мира, который никак нельзя было сравнить с тем, где он был до сих пор. Такого потрясения от красоты природы он не чувствовал никогда прежде.
   Тогда, он взял карандаш и лист бумаги, и начал рисовать так, словно занимался этим всегда. Ему просто хотелось оставить на память эти зарисовки, чтобы рассматривать их, когда они снова вернутся домой.
   – Он рисует, – сказала бабушка слуге Федору, и во время путешествия оставшемуся рядом с ними.
   – Горы, как живые, – только и пробормотал тот.
   Тогда, склоняясь над листом бумаги, он почувствовал, что может переноситься в другое измерение, смотреть на горы с высоты птичьего полета, невозможно было описать это странное чувство, но оно владело душой. Мишель парил над равниной, взирал на горные вершины, и казался себе сильной и могучей птицей. И только голос бабушки, которая звала его на прогулку или на обед, возвращал к реальности и заставлял вспоминать, что он сидит за столом перед листом бумаги, все это ему только кажется, только воображается.
   Домой Мишель отправлялся с пачкой рисунков, он знал, что не просто будет вспоминать о первом путешествии, он все это увидит яснее и зримее, потому что рисунки оставались с ним.
   Но когда и как он научился рисовать? Это оставалось первой его тайной, не только для окружающих, но и для него самого. Он понятия не имел, где и как такое произошло. Но это было, это просто было.
   – Кавказский пленник, – услышал он голос Домового, без которого скучал теперь, тут обитали иные духи, а ему так не хватало своих, родных.
   Он рисовал какого-то высокого и светловолосого военного, который пристально взирал на него с рисунка. Но кто это был, палач или жертва?
   И жертва, и палач, прошлое должно было соединиться с грядущим раз и навсегда. Красавец военный, пришедший из его снов и грез, однажды шагнет в его жизнь, и тогда вспомнит и сразу же узнает его.
   Многое забылось, что-то исчезло навсегда, но гадалка осталась в его памяти и в его душе. Она стала то темной и жуткой ведьмой, то путеводной звездой, только забыть о ней, прогнать это видения Мишель не мог уже никогда ни в этой реальности, ни в той, где ему предстояло слишком рано и поспешно забыться, и заснуть.
   Гадалка и маскарад, вот те главные два знака, оставшиеся с ним навсегда и не отпускавшие его до рокового выстрела. И был третий знак – Плач Домового.

Глава 8 Плач Домового

   Плач Домового, – так этот странный вой ветра называли служанки, которые останавливались, прислушивались, как только он раздавался поблизости, они слушали и долго молчали.
   Кто такой Домовой, благодаря их же рассказам, Мишель знал с самого начала. А вот то, что он может рыдать, завывая, узнал позднее, когда в первый раз услышал этот странный вой, встрепенулся и проснулся. И таким холодом на него дохнуло, что он почувствовал, что все тело окоченело, та же дворовая девка сказала, что она ощущала могильный холод. Так он узнал, как это называется, и потом навсегда запомнил и это состояние совершенно озябшего тела под унылый, жуткий плач Домового.
   Тогда он разбудил старуху-няньку. Она долго ворчала, не хотела просыпаться, в старости, наверное, вообще просыпаться не хочется, человек скорее мертв, чем жив, он дремлет, в ожидании ухода, и перестает возвращаться к реальности. Сон ее был так крепок, что и этот вой не разбудил ее, только визг Мишеля, и его пальцы, когда он вцепился в ее руку, немного потревожили. Она хотела отругать его, но тут же прислушалась и произнесла:
   – Как Домовой – то воет, плачет, так и дитенка недолго испужать, но иди к собаке, к кошке иди, страх лютый, а мальчонку нашего оставь, – шептала старуха, заученные когда-то заклятья.
   В тот момент и плач вдруг оборвался, и от ее слов стало значительно легче, он сразу успокоился.
   – Пред бурей тишина така, – заявила тут же нянька, и поплелась укладывать его в постель, сама пробудившись только наполовину.
   А потом, уже днем, когда он спросил о ночном плаче Домового, она говорила, что иногда Домовой в одиночку плачет, тогда еще ничего, а порой они собираются за околицей, и тогда плачут все Домовые, на разные голоса воют не перестают:
   – Вот где жуть-то бывает, аж душа заходится, это точно быть войне, быть беде, не иначе, они все чуют, все знают, да нас упредить хотят.
   Конечно, страхи вернулись, но при дневном свете они были уже и не такими жуткими. Но было и хорошее, Мишель понял, что человек никогда не остается в одиночестве, даже когда он один, даже когда спит. В родном его гнезде духи все время рядом с ним, и они предупредят о большой беде, да и он не останется глух и слеп никогда. Как же все разумно и хорошо устроены в мире этом.
   – Пока ты дома, они тебя не оставят, – говорила старуха.
   Ее темные, скрюченные пальцы удерживали прялку, и ловко орудовали, перебирая шерсть, нитка получалась тонкая и красивая. Она нигде не обрывалась, даже узла не появлялось на той нитке. Вот если бы его жизнь была такой, как нитка пряхи, но так не бывает ни с кем, а с ним не случится точно. О чем же и о ком в эту ночь рыдал Домовой? Это больше всего хотелось узнать и понять Мишелю.
   №№№№№№№

   Тайное быстро становится явным. Но на этот раз долго, очень долго он ничего не мог понять. Но пока он слышал колыбельную матушки, после плача Домового, она приходила к нему тогда, когда старуха уложила его в постель и снова захрапела. Наверное, она столько этих плачей слышала, что не могла удивиться и испугаться. А он запомнил не столько ее песню, песню он не забывал никогда, сколько последнюю фразу:
   – Не рассказывай бабушке, что я приходила, она будет сердиться.
   – Но может она обрадуется, – невольно вырвалось у него.
   – Она будет сердится, а мне так хочется еще увидеться с тобой.
   – Приходи еще, я буду ждать, – прошептал малыш.
   Она улыбнулась и растворилась в воздухе.
   Конечно, он ничего не рассказал бабушке, потому что надеялся, что матушка появится снова, когда он опять услышит плач Домового, то к нему придет его матушка, и он больше не будет таким одиноким, хотя бы на несколько мгновений.
   Так вся жизнь его невольно превратилась в долгое, бесконечное ожидание, и не было ему конца и края.

Глава 9 Танец призраков при луне

   Домовой плакал редко. Пока еще для этого не было особых причин. А вот появлялся он всегда, когда ребенок просыпался среди ночи.
   Так было и на этот раз. Сначала кто-то распахнул темные шторы, так что свет попал куда-то в середину комнаты.
   Мишель хорошо помнил, что служанка вечером плотно закрывала шторы, когда он пробудился среди ночи, они были открыты, и мутный лунный свет лежал на ковре ровной полосой. И в этой полосе он различил прекрасных воздушных дев, которые парили над ковром, не касаясь его поверхности, они именно летали, их легкие наряды так развевались на ветру, что он не сомневался в том, что за спиной у каждой из них были настоящие крылья. Они танцевали так красиво, так изящно, что он сразу же погрузился в какую-то странную дрему, и никак не мог очнуться, это был сон во сне, или сон наяву, тогда еще он точно не мог знать, как все это называется.
   Он очнулся только тогда, когда девы растворились в воздухе и исчезли. Мишель даже вскрикнул от неожиданности и разочарования, ему хотелось, чтобы танец, как и эта ночь, длились вечно, чтобы они не кончались. Но тут же словно шелест ветерка, зазвучал голос Домового:
   – Это три чародейки к нам вернулись, они иногда возвращаются, чтобы одарить человека, который им люб, но порой шутки их бывают злыми и жестокими. Бывало, вот одарили они рыбака деньгами, а он только о богатстве и мечтал, но не успел тот порадоваться, как сокровище его стало прахом. И так он расстроился из-за этого, что подался в разбойники, чтобы уже самому добыть те самые деньги. Добыл, конечно, но они не принесли ему радости, потому что у многих жизнь пришлось отнять, и потом приходили они к нему, невинно убиенные, и все время напоминали о том, что творил он с ними. И снова все его богатство оказалось прахом, а нищий духом так нищим и оставался, ничто ему больше не смогло бы помочь.
   А когда Морена-смертушка за ним пришла, то и осталась только куча праха и от самого разбойника, и от богатств его заклятых. Не могут они радости принести, если нет у человека души. Не могут и не принесут никогда.
   №№№№№№№№№

   Много сказок такими вот призрачными ночами рассказывал Мишелю старый и добрый Домовой, но запомнил он вот эту, о призрачном богатстве, которое уродует душу и обращается в прах.
   И потом, глядя на бабушку, и вспомнив сказку, он почему-то был уверен, что Домовой о ней говорил. Хотя бабушка его не была разбойником, но ничем ее жизнь от той другой не отличалась. Откуда такие крамольные мысли возникнуть могли?
   Если его матушка просила, чтобы бабушке ничего не рассказывал, то, как же по-другому ее было назвать? Пока никому из тех, кого он знал, богатство не принесло счастье, только раннюю смерть и разлуку с родными людьми, потому и он старался не обращать внимания на роскошь, понимая, что за это придется дорого заплатить.
   Есть что-то совсем иное в этом мире, никак не связанное с златом и дорогими нарядами. Пока он только чувствовал это душой, но когда подрастет, то обязательно поймет, что же это такое. Что в этом мире может быть по-настоящему ценным. Только бы побыстрее понять это, чтобы успеть получить, завоевать, может быть отнять у кого-то другого. Пока же он терялся в догадках и не мог понять, как и что можно сделать, чтобы стать счастливым, обязательно стать, иначе и жить зачем?

Глава 10 Мой Демон

   В те давние времена все важное и значительное для Мишеля происходило в саду, там текла его жизнь, и весь его мир был именно там, в старом и прекрасном саду, где все было прелесть и все тайна.
   Там он впервые услышал и зловещую музыку, которая лилась, кажется с небес и из Пекла одновременно. Он пошел туда и пытался понять и узнать, откуда эта музыка, что она такое. В каких-то снах и иллюзиях она звучала и прежде, но чтобы вот так, когда ты вышел в сад, такого прежде не бывало.
   Мальчик упрямо шел вперед, потом внезапно остановился и замер, а музыка звучала и звучала. Она тревожила, волновала, и волна восторга тут же сметалась волной ужаса, снова восторг и снова ужас.
   – Демон, – зазвучало в вышине, словно кто-то представился.
   Он посмотрел в небо, повернулся вокруг себя, но нигде ничего не было видно и слышно. И вот когда голова закружилась так, что ребенок едва устоял на ногах, тогда спустился с небес какой-то большой, темный, полуодетый тип. У него было искаженное от злобы лицо и ужасный, он был прекрасен, а прекрасный, – ужасен. Он был или только казался, как понять, как разобрать это? Мальчик не понимал, но он так ясно все чувствовал.
   Мишель понял, что он испугался, и испуг переходил в тихий ужас, с которым все труднее было сладить, но он не собирался показывать вида, что ему страшно.
   Это страшное противостояние, наверное, никогда бы не закончилось, если бы не появился Домовой, чтобы прогнать Демона. А появился он в тот момент, когда смолкла музыка, или музыка смолкла потому, что появился Домовой.
   Малыш не поверил своим глазам, но этот небольшой сгорбленный старичок, в лаптях на босу ногу и длинной белой рубахе, он отогнал Демона, хотя ничего еще и сказать не успел.
   – Ишь ты, разлетался тут, чего дитенка-то пугать, – прохрипел он.
   Демон постоял немного и отошел в сторону.
   Теперь на полянке перед прудом они остались вдвоем.
   Домовой смотрел на ребенка, который все еще не мог и слова молвить.
   – Нечего поважать их тут. Только дай волю, они все тут будут.
   – Все? – переспросил Мишель.
   – Ну да, есть тут и Демон воздуха, Демон воды, Демон земли, Демон огня.
   – А этот?
   – Этот изгнанник, его с небес сбросили, вот и мается болезный.
   – Но почему и ты его прогнал.
   – Он утащит тебя в могилу, потому как не ведает, что творит, а ты пойдешь за ним, как завороженный, – только и говорил Домовой.
   Мишель пошатнулся, он сразу же вспомнил про матушку, и слово могила было связано с нею, с тем, что сейчас ее не было рядом. Нет, не хотелось ему пока туда, ведь он еще ничего не узнал о жизни, ничего не написал, и музыка звучит, правильно сделал его Хранитель, что прогнал того Демона.

   №№№№№№№

   Когда Домовой внезапно исчез, и он снова остался один, и тогда он решил, что Демон станет главным его героем, он вдруг почувствовал какую-то дивную связь с этим созданием.
   – Он пришел ко мне, – твердил Мишель, – он пришел ко мне…
   И если до сих пор он слепо следовал за Домовым, то теперь пытался от него как-то откреститься. Нет, он останется со мной.
   – Мой Демон, – только и говорил потом малыш, и ему казалось, что рождалась какая-то страшная и дивная песня, ведь такая встреча не могла быть случайной.
   Хотя пока он учился только рисовать, а не писать, и дивные лица появлялись на листе бумаге. Он боялся, что черты их забудутся, потому поспешно переносил на бумагу.
   Взглянув, бабушка только пожала плечами: когда и где он мог видеть таких, ведь этого не могло быть в жизни, а было. Это было в его воображении, но мы ничего не можем придумать из того, чего нет в мире.
   – Чудища, – усмехнулась она, но сразу поняла, что у ребенка талант, а как только поняла это, решила, что таким многое прощается и многое доступно.
   Домовой сразу же узнал того, кого отогнал накануне от ребенка.
   – Надо же, как зацепил и не отпускает, – только и подумал он, но ничего не сказал.
   Пусть это останется тайной, вечной тайной. Может быть пройдет?
   А если даже и не пройдет, пусть это останется с ним. Простые смертные не поймут, они будут бояться и сторониться его, а он и так один, совсем один, зачем же делать жизнь ребенка кошмарной.

Глава 11 Взывающий бурю

   Когда Мишель проснулся в то утро и выглянул в прикрытое окно, он увидел поваленные деревья, словно бы в ту ночь какой-то кошмар творился вокруг. Наверное, так и было, деревья, которые казались ему вечными, валялись, опрокинутыми, как пустые чашки, словно были они такими легкими и невесомыми. Кто мог сотворить такое, как все это получилось?
   Бесшумно в комнату вошла нянька, склонилась перед ним и прошептала:
   – Лешие разгулялись больно, вон каких бед натворили, – сообщила она, словно поведала ему какую-то страшную тайну. И в глазах ее бездонных было что-то такое странное и далекое, невысказанное и невыразимое. Задумался ребенок, стушевался, никак не мог понять, что же такое там творится.
   – А почему это? – спросил Мишель.
   – Так бывает раз в году, – прошептала она, словно боялась кого-то разбудить, – они все крушат на своем пути, друг с другом дерутся, Водяных изводят, а деревья мешают размахнуться, ведь на дороге у них все время попадаются, вот они и валят их в лютой ярости.
   Но впервые не поверил мальчик старухе, ему чудилось и виделось совсем другое, ему казалось, что Демон метался, словно с небес прорывался к нему, и какая-то иная сила заставляла вернуться назад, берег ли его кто-то или просто злодею противился, как знать. Тогда он не ведал, что с ним так будет всегда до самого истечения дней его, коих оставалось не так и много…
   – Он хотел вернуться к нам, но деревья его не пускали назад, потому он и разбросал их везде. Не лешие повинны в том.
   Старуха смотрела на него удивленно, она силилась понять, о чем же говорит ее любимое дитяти. Но трудно было ей все это разобрать. Видя, что старуха его не понимает, мальчик шепотом прибавил:
   – Его снова не пустили на небеса, – тяжело вздохнул ребенок. – Он хочет найти покой в буре, мне Домовой говорил, а ведь там только разруха, и ничего хорошего больше нет.
   – Все прах, – повторяла старуха, когда смотрела за окно. Она долго жила на свете, но не могла припомнить больше такой бури, таких разрушений. Так что же за чудовище наведывалось к ним, какая такая сила была рядом.
   №№№№№№№№№

   Мишель вздрогнул, он заметил, что повалена березка, которую посадили в тот день, когда он появился на свет. Об этом нянька ему часто рассказывала прежде. Она должна была расти вместе с ним, но вот видно, что не вырастит никогда. Могучая безжалостная рука сломала ее в ту дикую страшную ночь.
   Странно забилось сердце, ему хотелось закричать пронзительно, что-то сделать, чтобы увидеть ее снова растущую прямо за окном его спальни, но она валялась в траве, и ветки ее были беспомощно разброшены в разные стороны.
   Много бурь было позднее, но эту первую он запомнил раз и навсегда, какие-то зловещие знаки ее все время оставались в памяти, словно бы пряхи небесные хотели ему о чем-то таинственном и важном поведать. Бабушка велела убрать и распилить на дрова поваленные деревья, она даже и не волновалась о том, что случилось, и о березке ничего не сказала, словно это было что-то незначительное, и не такое важное.
   Может она и не ведала, почему та оказалась поваленной какую роль она должна была играть в жизни ее любимого внука. Странным созданием была его бабушка, таких больше никогда и нигде Мишель не встречал. Хотя он всегда сторонился стариков, убегал от пожилых людей, словно чувствовал беду, которую они могли ему принести. И сколько бы времени потом не прошло, где бы он не оказался, та буря и поваленные деревья заставляли его вздрагивать и вспоминать поваленную березку, которая никогда больше не будет расти и зеленеть. Вот вам и Лешие – хранители леса, как вообще такое могло случиться.

Глава 12 Власть, полная власть

   Мишель любил ходить туманными вечерами, когда еще было не совсем темно по старому дому в родной усадьбе.
   Вот и в тот вечер, когда кажется, совершал он свою прогулку в первый раз, малыш остановился перед портретом деда. Он как-то не видел его ни разу, и точно не помнил, потому что тот ушел из этого мира значительно раньше, чем он появился на свет – так ему виделось это, так сказала бабушка, потом кто-то из дворовых намекнул, что дед все еще жив. А если и жил, то оставался незаметным. Нет, в его жизни и судьбе была только бабушка, она одна как царица Тамара распоряжалась судьбами всех, кто был рядом и его судьбой тоже. А ему так хотелось, чтобы дед был жив, чтобы он был рядом, научил его чему-то полезному и важному, но почему-то все от него неизменно уходили и не собирались возвращаться.
   №№№№№

   Бабушка заметила, что он там стоит, и прошла мимо, ни о чем его не спросив, ничего не сказав. Он тоже не решился спросить ее о чем-то. Тогда он еще ничего не знал о смерти, и, хотя матушки уже не было в живых, но ему казалось, что она просто куда-то ушла, и пройдет какой-то срок, она обязательно вернется. Очень хотелось, чтобы она вернулась поскорее.
   А вот историю деда он узнал неожиданно, когда болел, у него был жар, и две девки сидели около его кровати в ту долгую ночь. Бабушка приказала глаз с него не спускать, вдруг станет хуже.
   Они тихо разговаривали, пытаясь понять, что же там такое произошло, что могло случиться.
   – А наш – то хозяин тоже был таким же бедным и несчастным.
   – Да поживи ты с этой старухой, – тихо шепнула вторая.
   – Он и не жил долго, а уж когда влюбился в ту девицу, так и вовсе жить перестал. Сперва никто ничего такого и не ведал, а потом тайное – то стало явным. Да и не утаишь шила в мешке, когда такое случается.
   – А что она? – спросила вторая девица, которая ничего не знала, вероятно, о прошлом.
   – Да что она, вида не подала, а когда говорить с ней стал, она сказала, что никогда и никуда его не отпустит. Они женаты и венчаны, вот и пусть выбросит дурь из головы.
   – Так и сказала?
   – Да кто же знает как, но что-то этакое точно случилось, говорили они тихо, только вышел он из ее покоев, как привидение, бледный и несчастный, краше в гроб кладут. Никого не видел и не слышал больше. Вышел и не вернулся назад, говорят, руки на себя наложил, горемычный, да и как жить без любви, нельзя без нее никак.
   В этот момент мальчик очнулся, и они тут же замолчали, и сами стали такими же бледными. Ведь если старуха узнает, что они говорили об этом, страшно даже представить, что с ними тогда будет. И кто только за язык тянул глупых девиц.

   №№№№№№№

   Но кто-кто, а Мишель никогда бы не выдал этих девиц, в том не было сомнения. Но снова жар окутал его, и он погрузился в забвение. Только убедившись, что он спит, и ему стало лучше, они заговорили снова. Уж больно интересно было вспомнить о том, что тогда случилось. Потом, когда он выздоровел и все припомнил, он нашел ту самую горничную и стал у нее спрашивать о деде. Она долго отнекивалась, уверяла, что ему все это показалось и почудилось, но потом все-таки сдалась, заглянув в его темные глаза
   – Бабушка бы никогда его не отпустила, – прошептала горничная, – она и тебя будет держать мертвой хваткой, пропала жизнь. Она очень властная и суровая, но она боится остаться одна и хочет всех вас привязать к себе. А все норовят от нее сбежать, и чем дальше бегут, тем тяжелее ворочаться будет. А деваться все одно некуда, от дома родного не спрятаться, не скрыться.
   Такие откровения не забываются, особенно в столь юном возрасте, и Мишель запомнил эти слова навсегда. Ночью ему снилась матушка, она говорила, что надо потерпеть, это будет не долго, все проходит и это пройдет. Жизнь она такая штука, что от нее умирают.
   – А потом мы всегда будем вместе, – отчетливо услышал он ее ласковый голос. – Я приду за тобой и уведу тебя в тот волшебный сад.
   Он не до конца понял то, о чем она говорила, но не испугался, казалось, что этого он ждет, только о том и мечтает, ведь к нему приходила бедная его матушка. Ей там плохо одной, они потом будут вместе.
   И тут же мальчик перенесся в чистое поле, туда, где была вольная-воля, где до него никто не мог дотянуться больше, там не было бабушки. Так вот она какая – свобода… Она бесконечное поле и бежать можно куда захочется, и никто не встанет у тебя на пути, не заставит возвращаться назад.
   Он взглянул на небо, луна, звезды и никого рядом. Наверное, каждому пленнику снится такой вот сон. Ведь должен он вырываться на свободу хотя бы иногда, чувствовать, что парит над миром, и никто не может до него дотянуться, не задушит своей странной любовью. Забыться и заснуть, надолго, чтобы никто не смог разбудить и просто дотянуться до тебя, это казалось такой прекрасной и такой далекой мечтой.
   Бабушка тебя не оставит, она всех привязывает к себе, и чем дальше убегаешь, тем крепче привязывает…

Глава 13 Снова сон о Маскараде

   Сначала Мишелю снилась свобода, и парение окрыляло душу, но и там он понимал, что должен опуститься на землю, ведь все хорошо в меру, потому что он не может летать вечно. Усталость, невероятная усталость, бросили его вниз, на землю, и тут он оказался на маскараде. Какая-то невидимая силу кинула его на тот самый маскарад.
   Этот был такой маскарад, каким его мог себе представить ребенок.
   Какие-то совершенно незнакомые люди, чьи лица были скрыты масками. Они возникали то там, то тут, то приближались, то отдалялись. И все время среди них была печальная женщина в черной маске, черных перчатках и светлом платье. Она ему кого-то напоминала, хотя в таком наряде он долго не мог понять кого, и потом все-таки прохрипел:
   – Матушка, ты тоже здесь.
   – Ты здесь, – словно эхо, повторила его слова печальная незнакомка.
   С ним ли она говорила, или сама с собой, как можно узнать это. Но Мишель стремился к ней, бежал за ней, боялся, что потеряет ее из вида. А маскарад между тем продолжался, и кружились вокруг люди, и он терялся, он растворялся, он исчезал в этой странной толпе. А потом все куда-то внезапно исчезло вовсе.
   И с того дня Мишель понял, что Маскарад, это такой таинственный праздник, где души умерших могут оказаться среди живых. А как еще они могут навещать тех, кого любят, кого оставили тут?
   Матушка словно бы требовала от него, чтобы он появлялся на Маскараде потом, когда вырастит и станет взрослым. Ведь там они смогут иногда встречаться, потому она хотела видеть его, быть с ним хотя бы несколько часов, столько, сколько длится маскарад. И холодная ее рука касалась ненароком его руки, и приводила душу в трепет.
   Но он и сам теперь хотел только одного – поскорее вырасти, и там оказаться, и бродить среди людей в поисках неземного, самого близкого и дорого человека, которого не встретить в жизни обычной. И не спесивые красавцы влекли его туда, а милые тени, коих не встретишь ни в какой ином месте так зримо, как на Маскараде.
   №№№№№

   Но было еще одно в том сне, о чем он забыл сначала, ведь матушка заняла все зримое и незримое пространство, а когда она пошла танцевать с кем-то, а он остался снова один. Он заметил в углу в тени, высокого черноглазого красавца с красивыми руками, на одном из пальцев сверкал рубин на другом изумруд. И он говорил с какой-то высокой и томной девицей. И говорили они так пылко и страстно, что от них исходил какой-то дивный свет. Почему эти двое привлекли его внимание сразу же, как только растворилась среди танцующих матушка?
   Он вскоре получил ответ на этот вопрос, как только бабушка, правда еще молодая и надменная, подошла к ним и что-то сказала этому господину. Мишель рванулся туда, чтобы увидеть деда, чтобы на миг оказаться рядом с ним, чтобы рассказать, что он родился, что он тоже существует. Ведь это был его дедушка, и им обязательно надо было увидеться. Потому он продирался к нему сквозь толпу. Но высокий господин смотрел в сторону и не видел его, а Мишель так и не смог проронить ни слова, наверное, они все-таки были разделены временем и этого никак не изменить. Но уже то, что он его видел на этом тайном свидании, значило не так мало, как хорошо, что миры соединяются и пересекаются именно на маскараде. Он может встретиться с тем, кто дорог и разлучен с ним навсегда.
   О, маскарад, ты чудо из чудес, пусть все исчезнет, но маскарад останется. И даже если они не снимут маски, он все равно будет знать, что они рядом, что они видят и любят его.
   И даже когда он повзрослеет, и будет рваться туда, на это действо, никогда не станут волновать его живые люди, с которыми легко встретиться в других местах, для этого не нужно тратить бесценное время, которое отводится для маскарада.
   Нет, там его волновали и интересовали только милые тени. Впрочем, умирали не только его близкие люди, но и другие, те, по ком надо было носить траур, и одной из таких смертей стал уход императрицы Елизаветы…

Глава 14 Смерть Елизаветы

   Императрица. Потом, когда повзрослеет, он узнал, как ее любил его кумир, сколько проникновенных строк он ей посвятил. Пока же он слышал о ней только от бабушки, которая сначала часто, а потом реже, но была приглашена ко дворцу и туда отлучалось, наказав всем в доме кто и как должен себя вести. Для него, и тех, кто был с ним рядом императрица казалась ангелом-хранителем, потому что, призывая бабушку к себе, она давала возможность им немного передохнуть и вдохнуть воздуха свободы, которой так не хватало им во все другие дни. Приглашений во дворец они ждали как избавления и радости.
   Вот и на этот раз она отправилась во дворец на рассвете. Но когда проснулся Мишель, когда он узнал, что бабушка уехала к императрице, говорили об этом шепотом, и почему-то не было обычной радости на лицах служанок. Мальчик сразу понял, что случилась какая-то беда, и не с бабушкой, а с императрицей. Уж слишком поспешно она уехала, не отжала привычных распоряжений.
   Бабушка вернулась быстро и так же внезапно, они не успели погулять вволю, и на ней был черный траурный наряд. Хотя тогда мальчик о трауре мог только догадываться. Но так мрачно бабушка не одевалась прежде, он не помнил такого.
   – Император мертв, – заявила она тогда и поджала губы, словно кто-то из них был повинен в смерти Императора, а она стала похожа на черную хищную птицу и пугала и девок, и Мишеля больше, чем обычно.
   Но тогда Мишель узнал поговорку о том, что беда одна не ходит, потому что по словам бабушки императрица отправилась куда-то сопровождать его тело, и вскоре ее нашли мертвой по дороге к тому самому месту, где его должны были похоронить. Вот так они и ушли в одно время, и он не смог даже взглянуть на ту, которую так любил его кумир. Да он и не знали ничего пока еще ни о ней, ни о Пушкине, и не связывал их воедино, все это пришло значительно позднее.
   №№№№№№№№№

   Надолго в комнатах воцарился полумрак и гробовое молчание, люди даже дышать боялись, и бежали куда-нибудь подальше, если хотели поговорить о чем-то. Они и сами, кажется, не понимали живыми или мертвыми в те дни оставались.
   Теперь было понятно одно – им не скоро выбраться из Тархан, может быть им придется остаться в усадьбе навсегда, потому что в городе было тревожно, все время шепотом говорили о бунтовщиках, которые будто не успели просто разрушить этот мир и убить императора. Но ведь на том они не остановятся. Если загорелся огонь, то его трудно, а порой и невозможно погасить. Мишелю в то время было 11 лет, но был ли он когда-то ребенком, не понимал ли чего-то из разговора взрослых, особенно в такие тревожные времена.
   В те дни и вечера проснулись с новой силой воспоминания о духах и русалках в памяти его. Он все чаще уходил к озеру, чтобы наконец увидеть прекрасную деву, расчесывающую волосы при свете луны. Ему хотелось все время быть вместе, притяжение луны и русалки было очень сильным.
   Он не мог там оставаться долго, понимал, что заметят его пропажу, начнут искать. А русалки никак не появлялись, сколько их не зови и не жди.
   Наверное, они просто испытывали его на прочность
   Но он пообещал и невидимым девам и себе самому, что как только немного подрастет, так чтобы бабушка могла его отпускать без страха, так обязательно дождется ее на берегу озера, даже если ждать придется до самого рассвета. Наверное, лучше всего для этого подходит ночь, а днем они просто спят на глубине озера и не хотят появляться перед людьми.

   №№№№№№

   Мальчик записывал какие-то строки в большую толстую тетрадь, все пытался найти такие слова, которые смогли бы оживить его русалок. Он заметил, что и Домовой в последнее время все реже и реже приходил к нему, словно бы где-то хотел спрятаться, укрыться от него. Мишель протестовал, ему вовсе не хотелось терять незримую связь с потусторонним миром, ведь тогда он останется совсем один, а этого не пережить, это просто невыносимо.
   Но он не мог отдавать приказы в мире духов, там правили они, а не он, он же только просил своих черных котов, чтобы они помогли Домовому к нему вернуться. Коты таращили на него огромные глаза и, кажется, ничего понимать не желали, или предупреждали его о том, что этого делать не стоит, если даже очень хочется, Домовые придут только когда им будет угодно. Примириться с этим было так тяжело, но был ли у него выбор?
   Бабушка все время была в черном, траур по императору и императрице длился вечность. Говорят, там был бунт, страшный бунт, но обо всем, что случилось на Сенатской, он узнает значительно позднее, потому что тут о том говорить не полагалось. Все в усадьбе стали молчаливы, чаще оглядывались по сторонам, почти ничего не рассказывали друг другу. И все-таки рано или поздно, тайное все равно становится явным. Он помнил только, что та зима была лютой. Холод мог заморозить не только тело, но и бессмертную душу, если вовремя не добраться до огня. Пока ему это удавалось. Огонь тут же согревал его, и казался таким чудесным и ласковым. О пожарах в Москве он ничего не ведал, и появился на свет только через пару лет после тех пожарок…

Глава 15 Чудное видение при луне Русалка

   В такие долгие зимние ночи оставалось только расположиться у огня и вспоминать о том, что случилось прошлым летом, хотя он был мал еще, но такие воспоминания у него уже были.
   Помнится, тогда он прождал весь вечер, пока не появилась луна. И на берегу он увидел деву в зеленом наряде, она поманила его за собой, а потом улеглась на берегу и заснула. Мишель сидел на пне так близко, что мог коснуться края ее мокрой одежды, и смотрел, не мигая, он не мог оторвать взора от этой девы, ему нравилось смотреть, как она спит. Мишель чувствовал, что он просто не может подняться и уйти домой, ведь он в первый раз увидел русалку, его желание сбылось, наконец. Сколько времени это длилось, несколько минут или несколько часов, сказать этого он никак не мог, потому что счет времени был потерян, он растворился, в заповедном лесу, а оно вообще не текло и не возвращалось.
   А потом внезапно все оборвалось. Сначала он услышал шаги и голоса, потом кто-то стал пробираться через заросли. Его звали по имени. За ним прибежал мальчик – слуга, и напомнил, что бабушка его повсюду ищет. И сердита как сто чертей. Пацан так и сказал, хотя и знал, что чертей поминать не стоит, а то явятся. Сначала он не понял, почему Мишель сидит, потом стал вглядываться в траву, и ничего там такого не заметил, а по дороге домой слушал его рассказ о прекрасно русалке, и только поспешно перекрестился.
   – Русалка может утащить с собой на самое дно. Не ходите туда больше, ведь нас потом всех поубивают, пожалейте нас, барин.
   – Мне там будет хорошо, с ней рядом, на дне озера, – говорил Мишель, он не слышал того, о чем просил его мальчик.
   – Вам хорошо, а каково тут нам, не будет нам житья совсем.
   Но разве сытый голодного уразумеет?
   Видя, что уговорить никак не получится, мальчик решил, что теперь вечером будет следовать за ним, и, если что обязательно барчука спасет, потому что нельзя допустить, чтобы случилась беда, ему хотелось жить и радоваться жизни, а старуха была так быстра на расправу.
   Вот и сейчас им надо было пробраться в покои барчука как-то незаметно, чтобы она ничего не видела и не слышала. И им это удалось тогда, бабушка куда-то внезапно ушла и пока еще не возвращалась.
   Мальчик стал просить его, и Мишель пообещал, что он обязательно возьмет его с собой, если захочет пойти на озеро или куда-то в лес.
   – И что же вы все такие пугливые, – проворчал он, явно недовольный тем, что был разоблачен.
   Обещание свое тогда он исполнил, да ему и самому больше не было так одиноко в лесу, куда он все равно ходил все время, но русалки больше так и не нашел.
   №№№№№

   От воспоминания о прошлом лете его заставил отвлечься какой-то шум за окном. Сразу стало понятно, что к бабушке приехали какие-то гости, явно это был кто-то из родственников. Значит можно долго не ложиться спать, ведь бабушка на какой-то срок забудет о нем. Она так ждала вестей из Москвы. У нее и тут было столько важных дел, а если она уедет… Но пока о том лучше не мечтать, ведь мечты не сбываются никогда.
   Он подкрался к гостиной и прислушался. Хотя народу было человек пять или больше, но говорили они очень тихо, о том, что все там не спокойно, и новый император никак не может успокоиться, прошли аресты, он сам ведет допросы, многие уже схвачены, кто-то под домашним арестом. Звучали вереницы фамилий, охи и ахи, и кто-то тихо плакал и причитал о невинно погубленных душах.
   – Когда такое было прежде, – тяжело вздохнула какая-то дама. Он не мог ее разглядеть и не узнал по голосу. Да и, что греха таить, все они были для него на одно лицо – ничего примечательного.
   – Бедный император, – повторяет бабушка, и только тяжело качала головой. В тот день она точно не была на себя похожа. Они договаривались о том, что к ним прибудут какие-то люди, у них тут остановятся, и будут ждать приговора.
   – Больше некуда их отправлять, а там за эту зиму все уляжется и будет иначе, может быть, о них и не вспомнят потом.
   У служанок работы прибавилось, готовили гостевые комнаты, все время суетились и ждали новых гостей.
   Зимние вечера обещали быть не такими уж и мрачными, если бы среди ночи эти люди не собирались и снова не уезжали куда-то. Они все становились изгнанниками.
   №№№№№№

   Бабушка радовалась тому, что они не были в то время в Москве, хотя и на них тоже могло пасть подозрение, потому что все были связаны друг с другом, и у всех были родственники и хорошие знакомые из заговорщиков.
   Мишель мало знал, ничего не понимал, он просто запоминал, что там творилось, и был уверен, что потом, когда разберется во всем, ему это пригодится, потому что он сам все это видел и слышал. Он напишет о бунте бессмысленном и беспощадном, таким его считал Пушкин, но тут он никогда с ним не мог согласиться.
   Вот как раз в ту зиму, занятая хлопотами, бабушка перестала его постоянно преследовать, он мог тайком наблюдать за людьми их круга, это вам не с девками-служанками знакомиться. Он учился понимать с полуслова, о чем-то догадываться, над чем-то просто издевался, потому что считал, что и взрослые могут быть страшно глупы и наивны.
   Хотя гости были так испуганы и несчастны, что их волнение передавалось и ему невольно. И он токовал без своего леса, озера и русалки. Только там не было тревоги и суеты, хотя ведь должна была быть. Оказывается, русалки и прочие духи – это далеко не самое страшное, с чем можно было столкнуться в этом мире. Простолюдины их суеверно бояться, а у него в судьбе все переворачивалось и получалось иначе с самого начала, еще с рождения, а может и до рождения тоже.
   Надо было еще привыкнуть к имени нового императора, его звали Николай. Но даже бабушка, а что про него говорить, часто называла его Александром, от привычек трудно бывает избавиться.

Глава 16 Государь Император

   В те дни Мишель терял счет времени и не очень понимал, когда и что происходило. Это позднее он узнал и усвоил, что все это они переживали в декабре… Уже в середине декабря, где дни становились самыми короткими, а ночи длинными и тревожными, а порой просто страшными.
   Декабрь, замело все, огромные сугробы высились повсюду в саду, и замерз пруд, говорят, что даже Водяной со своими русалками замерзли на дне. Они оттают и оживут к весне, когда очнется природа.
   Все это время приходилось проводить в огромном и теплом доме. Там все время было неспокойно, какие-то офицеры до полуночи оставались с бабушкой, долго о чем-то беседовали, слов не разобрать, но ясно, что дела были самыми важными и неотложными, они говорили все время об арестах, жгли какие-то бумаги. Бабушка просила о чем-то и ком-то, она никогда не была такой встревоженной и серьезной. Но что же там может происходить.
   Мишель заметил, как долго и смиренно она молилась по ночам, когда эти странные посиделки заканчивались. Никогда прежде она не была такой набожной, да и вообще в церкви ей было скучно, этого она даже не пыталась скрывать. И тут вдруг иконы и свечи, принесенные в ее покои из других комнат. Ее спальня стала похожа на ту самую церковь, куда она ходила без всякой охоты, а со священником разговаривала резко и кратко, словно бы тяготилась такими разговорами. Да и не смели святые отцы ее надолго задерживать
   Значительно позднее он узнал о том, что бабушка переживала из-за двух братьев, с бунтовщиками связанных. Она говорила, что пострадают все, что все окажутся на улице. И не мудрено, ведь там все были родственниками, все связаны друг с другом.
   Мишель видел маленьких бродяг, которых кормили тайком служанки. Они были такими оборванными и грязными, они так кричали и ругались, что ему хотелось уйти от них подальше. А оказаться самому среди них, да за что же такое наказание. Он даже и не знал тех родственников, из-за которых столько бед могут свалиться на их головы. Но дело все в том, что они родичи, а потому должны страдать из-за своих, тех, кто решил бунтовать и не хотел жить по-людски, не думал даже о них, не знал, каким будет новый император, но они затеяли это и остановиться не могли.
   Кажется, именно в те дни Мишель достал тайные списки, которые должны быть преданны огню вместе с другими бумагами, но ему удалось тихонька стащить эти свитки, там были стихотворения Рылеева, одного из зачинщиков того бунта. Он читал эти стихотворения с восторгом невероятным и сам хотел писать вот так красиво.
   Но когда появилась бабушка и села к камину, он незаметно прокрался и положил эти свитки вместе с остальными бумагами. Если они таят в себе такую страшную угрозу, что испугалась даже бабушка, которая никогда и ничего не боялась, то они должны обратиться в пепел, как бы красивы не были. Просто в те тайные минуты, он понял, что такое стихи, какую силу они в себе несут, если их приходится тайком сжигать в камине, и радоваться, что они успели это сделать.
   №№№№№№№№№

   Нового императора звали Николаем Павловичем. Бабушка часто повторяла, что ей доживать, а ему жить придется при нем. Хорошо это или плохо? А кто его знает, Мишель принял это как данность. Но он был сердит на нового императора за то, что такой хаос был внесен в их спокойную и размеренную жизнь, словно бы все перевернулось с ног на голову, пусть тот ни в чем не был виноват, это совсем не важно. Ведь жизнь никогда не будет прежней. Хотя он подарил Мишелю другую бабушку, более тихую и рассудительную. Этому бунту тайно радовались и дворовые девки, бабушка все меньше срывалась на них, становилась спокойнее. Недаром говорится, что нет худа без добра. И бабушка у него была одна, а то, что она стала лучше, это ж прекрасно, может быть теперь и его жизнь будет не такой жуткой и унылой, как прежде.
   Вот когда он подрастет и пойдет служить, то обязательно встретится с Государем императором, и расскажет ему, как все изменилось, когда тот пришел к власти. Да, многим стало скверно, но ему-то было хорошо, и что может быть важнее для мальчика, у которого не было родителей, а бабушка казалась чудовищем каким-то, чем вот такая спокойная и прекрасная жизнь. И вдруг она стала добрым и заботливым человеком, ну разве это не чудо?
   Мальчику хотелось узнать, что же ответит ему сам император, а он с ним обязательно поговорит по душам.

Глава 17 Весеннее оживление

   Зима была долгой, тревожной, унылой. Но ведь все когда-нибудь кончается, закончилась и она. И как-то улеглось все вместе с осевшим, а потом и растаявшим снегом. Воздух стал легким и прозрачным, и свежим, сначала ему удалось вырваться из заточения на волю, а потом бабушка заговорила об отъезде в столицу.
   Мишель не ведал, радоваться ли тому или печалиться. Но все-таки хотелось взглянуть на тот мир, тот дом, о котором он стал уже забывать.
   И самое главное, в эту зиму ему удалось столько книг прочитать, столько всего узнать, что и радость и гордость переполняла его душу, он много рисовал, и пока только дворовые девки могли любоваться его рисунками, а ему хотелось показать их всему миру, особенно братьям, все-таки так хорошо. когда рядом с тобой есть кто-то родной и близкий, с кем можно поговорить и поделиться всем, что ты знаешь и умеешь, а талантов у Мишеля оказалось немало. И кроме того, что он тайком читал свитки бунтовщиков, именно в ту зиму бабушка показала ему стихотворения Пушкина. И сразу же в душе зазвучала какая-то дивная музыка, его чаровали эти строки и хотелось писать так же точно, как и он, но Мишель понимал, чувствовал, как много всего должно было случиться, чтобы рождались такие вот строки, и потом Пушкин был совсем другим. Он долго искал и не мог подобрать слова, каким же был Пушкин – светлым, так вольно или невольно сам Мишель определил себя к темным силам и даже не удивился этому, потому что никогда его печаль не была светла, скорее наоборот – темна и мрачна. И только иногда какая-то светлая и радостная музыка зарождалась в душе, но она удерживалась там недолго, тут же затихала и смолкала, словно ее никогда больше и не было. И оставалось только одно-мучительно ждать этого часа, этого мгновения, когда она вдруг появится, возникнет ниоткуда – это и называлось вдохновением. Но узнал о том юноша значительно позднее, почувствовал, понял, что это такое.
   А ведь в те дни, когда оно возникло, еще не было никаких страшных бед и лишений, ну только тот жуткий бунт, так встряхнувший и перепугавший их все одновременно.
   №№№№№

   Именно в тот год, когда они отправились в столицу после добровольного изгнания и затворничества, он пережил и первую свою любовь – странное и болезненное чувство. От того, что белокурая девочка приближалась к нему и что-то лепетала, у него кружилась голова, и он страшно страдал, все это казалось невыносимым, жутким, страшным. Тогда он разворачивался и убегал, куда глаза глядят, а кто-то злой и сердитый твердил, что ничего хорошего ему не подарят такие чувства, только боль и страдания.
   Но после того, когда мальчик мог перевести дыхание и опомниться, он понимал, что без любви, без этих диких переживаний ему еще хуже, еще страшнее жить на свете. Потому из двух зол он выбирал меньше. И это была любовь, долгая и мучительная любовь. И вскоре он понял, почему все так страшно и странно было у него в душе. Однажды он открыл для себя страшную истину:
   – Все, кого я любил – умирают или уходят, далеко, словно кто-то, узнав об этом, забирает их навсегда, чтобы у меня никогда не было в жизни любви.
   Откуда в душе такого юного создания рождались такие взрослые, гиблые мысли, этого никто не смог бы объяснить, но все это было, и никуда не исчезало, не проходило.
   Но ведь в отличие от многих детей, он так много терял, страдал, чувствовал себя таким одиноким, что радость, счастье, если оно и было, то тут же меркло и стиралось из памяти.
   И тогда любовь, словно холодная и мертвая русалка, заставляла его отречься, отказаться, уйти от предмета своих обожаний и никогда больше к нему не возвращаться. Было ли в том спасение, могли ли его понять томные девы, на которых он только что взирал с обожанием, и тут же уверял, что не ее так пылко он любит, а только мечту свою вечно ускользающую, она не может и не должна обольщаться и приближаться к нему.
   Ему казалось, что, отталкивая, он спасает ту самую неразумную девицу, он совершает почти подвиг, хотя все они называли это по-другому и обвиняли его в жестокости, и мстили, и забывались в объятиях других. Вот в этом отторжении они были странно похожи, как две капли воды.
   Только в самом начале он еще верил, что так лучше и проще, что никакой семьи, жены, детей, родственников ему не нужно, чем старше он становился, тем больше убеждался, что все это не так, только было уже поздно.
   Словно яд впитались в кожу пары этой ненависти, которая вырастала из отторжения любви. И вот тогда он становился замкнутым и одиноким, и никакая сила больше не смогла бы его уберечь от этого кошмара.
   Бабушка издалека следила за теми муками, которые ожили в душе его подраставшего внука. Но она ничем не могла ему помочь. У нее было слишком много своих дел и забот. Она возьмется за него уже тогда, когда он станет взрослым и когда будет слишком поздно что-то менять в его душе. Хотя она часто себя утешала, уверяла, что и тогда она ничего уже не смогла бы сделать с ним, он таким уродился, да и как он мог быть другим.
   И все-таки весенняя столица внесла радость и разнообразие в его жизнь, наполнила душу новыми впечатлениями

Глава 18 Волшебная скрипка

   В угрюмой душе подростка, обреченной метаться и страдать, все-таки жила музыка, прекрасная и величественная. Кто из барских детей не учился музыке. Но Мишель это делал с каким-то остервенением, всегда был поглощен дивными звуками. Он не просто был увлечен, а страдал от этой дивной гармонии, и до самозабвения занимался музыкой. В те дни парень играл на скрипке, ему казалось, что если он это осилит, то и все остальное будет ему подвластно, и тогда он перестанет страдать, начнет просто жить, только музыка могла излечить его в те унылые дни и вечера. Мальчик не понимал, не хотел верить, что этого никогда не случится.
   Но до поздней ночи он не выпускал скрипку из рук, бабушка порой прислушивалась к этим звукам музыки, она старалась узнать и вспомнить, что это были за мелодии, а потом до нее внезапно дошло, что музыку ее Мишель сочиняет сам, может ли быть такое? А почему нет, она точно никогда прежде не слышала этого, а ведь музыкой была заполнена вся ее жизнь, с самого раннего детства, только в ней она находила отдохновение. И тогда она решила с ним о том поговорить, о тех новых печальных мелодиях, что не могло ее не пугать, которые рождались в ее измученной душе.
   Но он только угрюмо на нее взглянул и ничего не сказал. Вероятно, у него просто не было слов, он не хотел открывать ей свою душу или просто не мог выразить словами всего, о чем думал?
   Не сразу даже сама бабушка поняла, что она пытается контролировать его душевные порывы, и если бы он не был таким замкнутым, то ей, пожалуй, многое бы удалось. Но нет, не случилось такого. Музыка не сблизила их и ничто не могло уже сблизить.
   – Дитя мое, не слишком ли мрачна эта мелодия? – наконец прямым текстом, открыто спросила она. И так взглянула на него, что парню пришлось что-то ответить.
   – Я не знаю иных, – отвечал он, и, хотя прибавить, что и знать не желает, но не хотелось огорчать бабушку, ведь она все-таки не заслуживает такого обращения с собой. А если даже и заслуживает, он не хотел так ее расстраивать и огорчать, пусть она живет спокойно, ей и так не сладко с ним – может быть, в первый раз он ее пожалел, постарался понять, хотя это было не так просто, и такие чувства в душе его вызвала именно музыка. Она не оттаяла от великолепия мелодий, но словно дрогнула на миг.
   №№№№№№№№

   Она незаметно подкладывала ему какие-то творения Моцарта, надеясь, что такая музыка в его реальности тоже появится, но Моцарт оставался в стороне, словно его никогда и не было в этом мире. А ведь Пушкин, да и не только Пушкин и жили, и дышали им, порхали по миру под эти гениальные мелодии. Как хотелось ей, чтобы Моцарт ворвался в их мир, наполнил его теплом и светом, но тут она была бессильна, совершенно бессильна. Она должна была отступить, хотя об этом лучше было не думать, отстраниться, забыть, и вот тогда все будет замечательно.
   Если бы не ее любимый, единственный внук, то она бы так и сделала, но она не могла от него откреститься. И вздрагивала, когда он снова начинал играть. Как же тяжело было все это слушать, порой просто невыносимо, но она прилагала для того немалые усилия.
   – Музыка может растерзать его душу, – бросила княгиня Волконская, когда заглянула к ней, и тоже услышала, как Мишель играет.
   Она сделала вид, что не заметила страшной бледности на лице бабушки, а Мишель, слышавший эти слова, у него вообще был прекрасный слух, только усмехнулся. Он почувствовал, что именно этого и добивался. Либо его душа будет растерзана, либо он станет сильнее, третьего не дано.
   Но душа оставалась цела и невредима, а он старался доверять все своим тайны именно музыке, потому что она была живой и прекрасной, он все слышал и чувствовал.
   Да и самое главное, самым верным и преданным слушателем его был черный кот, который появлялся внезапно и внимательно слушал все, что он играл. Порой казалось, что он просто заворожен. Но если приглядеться, то это совсем не так, кот слышал и понимал его музыку, в том не было сомнения. И тогда он извлекал из недр своей души самую лучшую музыку, чтобы кот не развернулся и не ушел, ведь была хоть одна живая душа с ним рядом в те минуты
   – Что за адовы звуки, – строго спрашивает бабушка.
   Она повторяла эту фразу не в первый и не во второй раз, и с каждым разом это тревожило ее все сильнее.
   Тогда музыка обрывалась вовсе. Но в эти минуты она была далеко и не властвовала над ним. Мальчик выздоравливал, мог немного передохнуть и набраться сил для того, чтобы к ней вернуться, и влекло его туда неодолимо. И в такие минуты скрипка казалась волшебной, она могла творить чудеса.

Глава 19 Сияла ночь

   Он запомнил тот летний вечер, когда со скрипкой в руках вышел в сад, залитый лунным светом. Сколько времени он играл для звезд и для всей округи, сказать трудно. Но вдруг Мишель почувствовал, что кто-то вторит ему, в саду звучала и иная музыка – и это были звуки арфы.
   Откуда она взялась, кто исполнял какую-то волшебную мелодию? – Понять этого он никак не мог, он просто слушал и слышал, то, что там звучало, и сам отвечал этим звукам несравненным. Это казалось чудом и удивительным совпадением, словно природа, да что там – Вселенная вторила ему, окрыляла и вдохновляла.
   Он, словно во сне двинулся вглубь парка, там было так темно и так тихо, что парню показалось, будто он ослеп и оглох и все-таки не повернул домой, а двигался вперед. И тогда он заметил Ту, которая дарила ему эту музыку, прекрасная дама в старинной бархатном синем платье, такие теперь не носили, даже у бабушки наряды были иные, она точно пришла из другого времени. И тогда Мишель догадался, что она и не была человеком, она была богиней или Музой, как их называли в Греции. Повсюду сверкали свечи. Но какие-то нереальные, они горели без дыма, и вообще ничего не поджигали вокруг, а ведь если бы это были свечи обычные, то тут давно бы уже вспыхнуло пламя, начался пожар, ничего бы не уцелело в этом мире.
   Он стоял зачарованный, боялся шевелиться и дышать, ведь если бы он пошевелился, она наверняка бы ушла, растворилась, исчезла, а он меньше всего хотел этого. Сколько не пытался Мишель проснуться, он так и не мог понять, сон это или явь, что там вообще такое происходило?
   Задремал ли он или просто оцепенел, в объятьях музыки, как знать, но вздрогнул, когда бабушка дернула его за рукав и заговорила о чем-то. Кажется, она не слышала ни арфы, ни музыки вообще. Почему так было, ведь она что-то сказала бы этой богине, если бы заметила ее тут, рядом. А она смотрела на него и говорила с ним. Он не боялся показаться невежливым, когда ничего ей не отвечал, а просто пошел куда-то мимо, едва передвигая ногами. Он злился на нее из-за того, что она увела его оттуда, что она смогла его вырвать от этого мира и увести в обычную жизнь. Она не должна была так поступать, она не могла так поступить. Но были ли времена, когда она не самовольничала, не делала только то, что хочется ей самой.
   №№№№№№№№

   Власть музыки, вот что только могло подарить ему несказанную радость
   Он долго напевал в ту ночь о том, как в небе ангел летел и уносил душу в небеса. И не надо говорить, что мальчик не мог сомкнуть глаз до самого рассвета, это был сон наяву, если он вообще смог заснуть хоть на миг.
   Звезды гасли и падали куда-то за деревья. Музыка заставаляла его складывыать строчки в стихотворения. И он радовался тому, что у него все так прекрасно получалось. Слово было после музыки, но если бы кто-то заставил его выбирать, то он не раздумывая бы выбрал музыку, потому что она могла звучать и без слов, а вот слова без нее были блекдыми и странными, словно бы в них не было никакой силы и власти. Но вот если их озвучивала музыка, то они были совсем иными, проникновенными и радостными и тогда рождалась настоящая поэзия. Как она рождалась объяснить он не мог, ни тогда, ни потом, но она рождалась и жила в этом мире, прекрасном и величественном.

Глава 20 Тучи небесные

   Сначала он узнал и почувствовал, что музыка живая, она может оживить и слово, если для этого приложить усилия, а потом он ощутил, что все в мире живое, и особенно природа. Это Мишель чувствовал и раньше, конечно, но теперь, когда можно было неземетно убегать не только в парк, но и в настоящий лес, где никто не вишивается, не наводит порядок.
   Впрочем, в посденем он заблуждался, потому что и в лесу тоже наводился порядок, да еще какой. И не стоило обижать хлопотливого и заботливого Лешего, который всегда оставался на своем посту. Он видел, как девки, заходя в лес, здоровоались с ним, говорили какие-то ласковые слова, и тоже стал повторять что-то такое. И однажды Мишелю даже показалось, что он погнадил его махнатой лапой по щеке, и от этого стало так хорошо, так волшебно, что хотелось петь и веселиться.
   Мишель пожалел о том, что не взял с собой скрипку, чтобы сыграть что-то для Лешего, ведь наверное, ему тоже хочется слушать не только порывистые мелодии ветра. Если он сыграет, может Царь леса появится перед ним? Ему очень хотелось увидеть хозяина леса, но тот никогда не показывался людям, живым людям. А вот махнатого Пана со свирелью встретил – такой был нарисован в большой книжке с мифами, он так залюбовался им, что хотел и сам такого же нарисовать, но побоялся, что бабушка будет в ярости. А вот тут, живого встретил, орабел немного, но не на долго. Сделал один шаг в его сторону, потом еще один. Если Мишель чего-то и боялся, то только того, чтоПан повернется и уйдет без оглядки. Однако, Пан никуда не уходил, и он обрадовался такому явлению.
   №№№№№№№№

   И тогда зазвучала свирель Пана. Какой же она была ласковой и нежной, завораживала и влекла куда-то в чащу. Он не смотрел на мальчика, не видел его, он просто исполнял свою музыку и радовался тому, что может это делать. С большим трудом удалось Мишелю уйти оттуда. Дома он ни слова не сказал бабушке, да и никому ничего не сказал, ведь ему бы точно запретили уходить в лес, а то бы и доктора пригласили, решив, что с ним что-то странное происходит. Парень давно уяснил для себя, что о таком лучше никому не говорить. Потому что неведомое пугает, а сделать они все равно ничего не смогут, тогда зачем начинать?
   – Покой и воля есть только в природе, и как хорошо, было бы забыться и заснуть., – услышал он голос над самым уход, вскочил с постели, решил, что там кто-то есть, может быть Пан пошел за ним следом. Но голос звучал отдельно, на самом деле там никого не было.
   Зло есть только в людях, когда они вмешиваются и уводят назад, отрывая его от того великолепия, в котором ему так хотелось бывать и прежде.
   Еще несколько раз прихордил он к тому поваленному дереву в надежде снова встретиться с Паном, но там больше никого не было. Он медленно шел назад, оглядывался, все казалось, что Пан снова появится, но тот не появлялся. И тогда Мишель придумал для себя такое, будто Пан сам махал ему в след и говорил, что будет его тут ждать, пока он появится. И в минуты грусти и печали он говорил что-то о том, что Музыка моего сердца была совсем расстроена нынче. И никто в этом мире не ведл, как трудно было ее снова настроить. Это стоило очень больших усилий, ну может быть только женщина – это прекрасное создание, и могла с этим справиться. И в очень юном возрасте она появилась тут такая воздушная и прекрасная, как музыка в лесной чаще.

Глава 21 Три сестры

   Юноша постигал все стремительно. Природа с ее духами и душами была тут, совсем близко, он мог не только наслаждаться, но и изучать. А главное чувствовать все живое. Чуть подальше оказались такие прелестные создания, как прекрасные девицы. Их было трое, три сестры Мария, Варвара и Елизавета – вот должно же было так повезти нашему герою, как выбрать только одну из них и стоит ли вообще выбирать, когда им так мило, так хорошо всем вместе? Но что-то подсказывало Мишелю, что рано или поздно ему придется выбрать. Так устроена жизнь. Это привели его в замешательство, и он решил, что если ему и придется выбирать, то потом, значительно позднее, а не теперь, так говорила бабушка, но он и сам это понимал, а может быть, просто боялся делать выбор и главное, не хотел быть отвергнутым той, которую он выберет?
   Нет, оставленный в младенчестве не мог решиться на что-то теперь, уж лучше быть в стороне наблюдателем, чем снова узнать, что в тебе не нуждается близкое создание. Девицы такие молодые, уж если взрослые и серьезные порой ведут себя так необъяснимо, то что говорить об этих сестрах? И все-таки его тянуло туда, в лесную чащу, вернее, в усадьбу, где они жили и не тужили. Просто побыть рядом, вдохнуть аромат и тепло летнего воздуха, благоухание цветов, еще чего-то такого знакомого и прекрасного.
   Тогда он решил, что беседовать будет с той, которая умна, а потому ему вовсе не нравится, так проще и легче, но стоит ли даже смотреть в сторону той, которая так мила и дорога ему? Он был безнадежно влюблен в Варвару, но мог ли даже признаться в этом? Она казалась слишком простой, дикой какой-то, незамысловатой – в таких не влюбляются. В ней было все, что не должно было, что не могло понравиться ему. Но в те дни он понял, что чувства никак не зависят от рассудка, они неистребимы, а потому остаются в душе, и с ними ничего невозможно поделать, иначе бы матушка не выбрала отца, не случилось бы страшной трагедии. И признаться в том, что Пан ближе и дороже самого Аполлона было для Мишеля невыносимо. Ему хотелось просто убить и задушить в себе такие чувства, но они прорывались, как полевые цветы, и подтверждали, что они так же прекрасны, как и розы в бабушкином саду, а может еще лучше.
   №№№№№№

   Мария, великолепная, невероятно красивая и обаятельная, была сродни античной статуи для него, а статуи нельзя полюбить той любовью, которая снилась ему в томительных снах. Конечно, он любовался ею, но ни коснуться, ни проявить чувств не мог. Такое открытие странно поразило его, заставило глубоко и надолго задуматься. Так что же есть любовь, и почему из-за нее стреляются и умирают. Как раз в то время хоронили его дальнего родственника, погибшего на дуэли, и это событие странно резануло его душу, словно бы он видел себя на месте прекрасного юноши в черном, бархатном гробу. Но молодость и страсть одерживала верх над смертью, так ведь пока.
   – Что в Варваре? – мучительно размышлял он, повзрослев в тот же миг, и осознавал, что она похожа на матушку, ту ласковую и нежную тень, которой ему будет не хватить всегда. И чем быстрее он от нее убегал, тем поспешнее к ней возвращался.
   В те времена перед ними развернулась драма Шекспира, и они пытались сыграть ее в летнем театре в саду Лопухиных. Это происходило летними вечерами часто, они должны были что-то играть. Офелией была, конечно же, Варвара, почему это видел и чувствовал только он один. Только финал судьбы Офелии не мог не насторожить его. Он боялся, он уходил прочь. Он пытался понять, как ему быть и что делать дальше, если его чувства убьют эту хрупкую и прекрасную девицу, простит ли он себе это. Мишелю хотелось спасти ее от себя самого, и приблизить тоже хотелось. Он просил бури, надеясь обрести в ней покой, странное состояние, удивительное состояние, которое останется в душе до последнего вздоха, но тогда оно было новым и волновало сильнее, чем обычно. Он пытался не появляться рядом с сестрами. От этого становилось еще мучительнее и больнее.
   №№№№№№

   Бабушка узнала о Варваре не сразу. Она считала его слишком молодым для любовных переживаний. но в какой-то момент, в том самом саду, она заметила, как он на нее смотрит, и каким низким и странным становится его голос, когда он говорит о ней. Она спрашивала что-то о каждой из сестер, он отреагировал так только на Варвару.
   – Не может быть, – размышляла она, – когда-нибудь ее внука женят на себе тихие девицы и уведут, вот такие кроткие овечки. Он весь в отца пошел. Хотя тот гнался за приданным, у него была своя выгода. И никогда он не любил ее дочку так, как ее состояние. Ее внуку не нужно искать богатую невесту, она все оставит ему сама, он никогда ни в чем не будет нуждаться. И это еще страшнее, если привяжет она к себе глубокими и нежными чувствами, а он способен так любить, как не многие в этом мире могут, и такая любовь губительна. Уж ей ли этого не знать?
   Бабушка остановилась рядом с Марией, – та была умна и проницательна, и это страшный недостаток для ее Мишщеля, но именно старшая сестра задумчиво произнесла:
   – Иногда самая невинная вещь причиняет гибель.
   Она говорила так или только послышалось, пригрезщилось, ветерок принес этот странный звук. Бабушка отстранилась от красавицы, которую не полюбил ее внук, покачнулась и пошла прочь. Она едва сдерживлась, чтобы не сказать каких-то резких слов, о которых потом пожалеет.
   А Варвара, она была сама по себе, словно успела утонуть в тихом омуте, в котором оказалась ее героиня. Она вообще не от мира сего, станет ли она когда-нибудь женой, хорошей женой для Мишеля, да вообще для любого мужчины?. И иногда, очнувшись, она кого-то мучительно искала, наверное Мишеля или Елизавету, с Марией они были страшно далеки. И похожи друг на друга. Хотя что удивительного, все в их кругу родичи близкие или дальние, и не от этого ли столько бед и печалей?
   Бабушка заставила себя отвлечься от этих мыслей и чувств, сколько же можно, он совсем ребенок, и ничего этого в ближайшее время не случится. А может быть не случится никогда. Да и вообще все надо решать потом, а не кликать беду. Но не потому ли ее дочь в могиле, что именно об этом она и думала прежде?

Глава 22 Берегиня для Мишеля

   Лето было ярким и незабываемым. А впереди еще самая главная Купальская ночь. В такие ночи всегда происходило что-то очень важное, одна история с цветком, исполняющим желания, как много значит. Накануне они задержались на лесной опушке дольше обычного. И желая себя как-то показать, Мишель говорил о русалках и чувствовал, как сжимались души и тела сестер от страха и тайной радости. Да ему и самому казалось, что колышется трава и те самые девы с распущенными волосами готовы появиться перед ним. Но если они верещали и не скрывали страхов, то он и под страхом смерти не показал бы, что ему страшно, никакие пытки не заставили бы его в том признаться.
   Он говорил о Купале, который готов исполнить их пожелания, и ту старинную грустную историю о том, как брат внезапно влюбился в сестру, никак не мог поведать им, хотя она в свое время потрясла его до глубины души, ее рассказывала одна из бабушкиных холопок. Да и не только ее, конечно, еще много чего, но вот эту не забудешь. Но почему-то язык не повернулся рассказать ее, словно озвученная, она могла сбыться, и тогда все, что от них останется – это таинственный цветок, который цветет только раз в году, зато исполняются желания. Он говорил о другом:
   – В древности русалок называли берегинями, потому что они не позволяли случиться скверному, оберегали беззащитных перед природой людей, и у каждого была своя Берегиня, потом они куда-то делись, а ведь были, только так предки наши и смогли выжить. Но почему они нас оставили теперь?
   В голосе его было столько грусти и боли, что девицы невольно замолчали.
   – Тебе хочется такую Берегиню, – спросила Мария.
   – А кому же ее не хочется, ты будешь моей Берегиней, – внезапно заявил Мишель и пристально на нее посмотрел, да так, как не смотрел никогда прежде. Случалось с ним такое вдруг.
   Она улыбнулась и передернула плечами, а вот в лицо Варвары в тот вечер он так и не смог взглянуть, да и некогда было, за ними прибежал дворовый мальчишка, заявил о том, что бабушка очень сердита, и барину надо отправляться домой.
   №№№№№№№

   Он тут же забыл и о Марии, и о Варваре, он злился на бабушку, все еще считавшую его малым ребенком. Как так можно суетиться, да еще, когда рядом с ним сестры. По дороге Мишель решил, что он обо всем скажет бабушке. Но ничего этого не сделал, как только она на него взглянула и заставила его выпить чаю с медом и ложиться спать. Ему тут же захотелось завалиться на постель и заснуть. Нет, власть ее была безгранична, и все говорить он мог только до тех пор, пока не видел ее и оставался на приличном расстоянии, но не потом, при встрече.
   Сестры тоже вернулись домой в тот вечер и долго говорили о том, что там творилось. Мария таинственно улыбалась, а Варвара маялась от ревности.
   – Какой он странный, однако, вроде бы и тянется ко мне, но ничего и никогда не говорит. Не поверю, что ему нравится Мария, но он так и липнет к ней, словно хочет всю душу из меня вытрясти.
   Сестрам она ничего не сказала, но те давно привыкли к тому, что с ней всегда все так и было, замкнута, угрюма, кто же сможет полюбить, а потом и выдержать такую.
   №№№№№№№№

   И наступила Купальская ночь. Мишель вместе с парнями устремился в чащу, обгоняя всех, по неведомым тропкам понесся туда, где должен быть цветок, никакая сила не могла бы сладить с ним.
   – Ему совсем не страшно? – спрашивала Мария у Елизаветы.
   – Он никогда не признается, что ему было страшно, скорее умрет.
   – Не говори о смерти в такой час и в таком месте, не зови ее, – услышали они голос младшей сестры и поежились.
   Хотелось отправиться домой, не дожидаясь Мишеля, но не могли же они его оставить тут одного, потому стояли и тряслись от холода и страха, не решаясь подойти к костру, и побыть среди людей. Им хотелось хоть в какой-то мере пережить то же, что и он.
   Наконец появился Мишель, появился самым первым из тех, кто отважился за ним идти, и протянул цветок молча Марии. На этот раз девица растерялась и передала его Варваре.
   – Не сердись, но ей он нужнее, пусть ее желание исполниться. Может она хоть раз улыбнется.
   Даже во мраке было видно, как побледнел герой, окаменел на месте и что-то проворчал, но разобрать этого никак нельзя было. Они все трое подошли к костру, через который начали прыгать парни с девушками, и смотрели на то, как летят они в воздухе, крепко взявшись за руки. Но это было разрешено только взрослым. Если бы он пошел на такое, бабушка бы узнала о том, и больше не выпустила бы его в лес, и тогда он не пережил бы всех этих трепетных волнений.
   А в полумраке сестры казались русалками – берегинями, вечерний свет творил сказки. И по дороге домой, в темноте можно было коснуться невзначай одну из них, ту, которая окажется ближе, а ведь это чудо чудесное. Потому прыжки через огонь можно было и отложить на время.

Глава 23 Две женщины

   Тетушка Мария – хранительница всех его тайн и детских, и юношеских секретов. Это ей он писал свои первые письма и все письма потом. Ведь надо было кому-то писать, значит ей. Между ними была какая-то тайная, но очень прочная связь. Она понимала его, никто не понимал, а она понимала, а главное, она умела хранить тайны от бабушки тоже. В первую очередь от бабушки, он убедился в этом и почувствовал, что они нужны друг другу. Когда она была у них в гостях, то слышала, как он играет на скрипке и была восхищена, по-настоящему восхищена. Мишель бы сразу почувствовал, если бы она лукавила. Но вот стихотворений его она никогда не слышала раньше, он бы не решился их прочитать, и только в письме к ней прозвучали строки, она сначала пропустила их, кто-то отвлек ненароком, потом вернулась, перечитала еще раз и была восхищена. Этого не может быть, но так было,
   – Ведь он поэт, – про себя отметила тетушка, да и рисует недурственно, вот бы дожить до тех лет, когда он станет взрослым и посмотреть каким он будет, как высоко взлетит. А ведь в том нет никаких сомнений. У него талант, огромнвый и многогранный талант, который должен развиваться и крепнуть со временем, характер тяжелый, но у кого из творцов он был легким? Вот хотя бы Пушкин, он снова с кем-то поссорился, снова дуэль, никто не вспомнит какая по счету, а Мишель взлетит выше Пушкина.
   Но ведь это она рассказала ему о Пушкине и подарила первую книжку его стихотворений. Она пыталась и сама писать, но у нее это так скверно получалось, вот и пришлось оставаться только благодарным читателем, восхищаться чужими творениями. Обидно, досадно, но тут ничего не сделать. Он говорил ей обо всем. Но даже ей Мишель не признался, что читал тайком Рылеева в те страшные декабрские дни. Наступит ли такой момент, когда он кому-то в том сможет признаться? Наверное, это всегда будет очень опасно. Он уже слышал о казни, о том, как много людей виновных и невинных отправились в Сибирь. И они должны будет там умереть, и оставаться навсегда, царь, этот грозный царь не помилует их никогда.
   №№№№№№№№№

   Нет, о Рылееве и тех, кто был с ним лучше позабыть и никогда не вспоминать. Тетушку в те дни Мишель ждал с нетерпением, ему хотелось поскорее расспросить о Пушкине, о том каков он и как там поживает. И она явилась, как ангел небесный. Хотя тогда уже он ведал о том, что есть, и ангелы смерти и несут они не только радость, вот один из них унес душу матери, но она точно была совсем другой.
   – Он взрывной и несносный, – произнесла тетушка, – он все время хочет стреляться. Даже друзья его порой вынуждены от него отворачиваться, потому что редко кому удается выдержать его нрав. Сколько можно уводить его от дуэлей, вызывая гнев, а в гневе он опасен и страшен.
   Тетушка поморщилась, передернула плечами, словно ей стало холодно, и пронзительно взглянула ему прямо в душу.
   Странно, но Мишелю показалось, что она говорит о нем, а не о Пушкине, что-то было в ее голосе и рассказе такое, что Пушкин тут же уходил куда-то в тень, его больше не было рядом. И по улыбке его мимолетной, она тоже почувствовала, что Пушкин им покажется ангелом небесным, когда подрастет и станет поэтом Мишель. Но откуда ей было знать все это, ведь он не грубил, он был так тих и послушен, когда она была рядом, что ее собственные дети чертями маленькими казались рядом с ним, и все-таки, именно он покажет им всем, что такое настоящая беда. Уж если бабушка порой на него жалуется то, что говорить о тех, от кого он не будет зависеть?
   №№№№№№

   Вместе с тетушкой около собора они в первый раз увидели маленького темного и кудрявого человека. Мишель бы не заметил и не запомнил его, если бы она не остановилась резко и не кивнула в его сторону.
   – Это Пушкин, – сказала она.
   Мишель был потрясен, потому что представлял его совсем другим, каким именно, сказать трудно, но не таким точно. Как могут в этом маленьком, полудетском теле помещаться все эти страсти, о которых все говорят, с таким восторгом. Этот просто не мог написать всего, о чем твердят в гостиных, от чего сереет лицо бабушки. И та считает Пушкина виновником бед своих близких в тот роковой год, когда все они были на грани, когда пришлось попрощаться со многими, а он вышел сухим из воды, потому что успел умчаться в свое Михайловское или где-там он пережидал ту жуткую грозу, те удары грома и вспышки молнии. Хотя это был декабрь, но Мишель сравнивал происходящее с летней грозой, такой пугающей, заставляющей дрожать от страха.
   Пушкин его не заметил, он взирал на тетушку, и мог, наверное, схватить и увести ее с собой, бросив ребенка прямо у собора, таким порывистым он казался. Но еще удивительнее было то, что она, скорее всего, пошла бы за ним, не раздумывая, забыв о Мишеле. И тогда он остался бы один, потерянный и несчастный. Его все и всегда бросали, ради Пушкина, ради смерти самой, это не важно, просто бросали. И он боялся быть брошенным. На этот раз все обошлось, но что будет дальше? Он старался не показаться страха, но с трудом сдерживался.
   №№№№№№№№№

   Да, все оказалось не так печально, она вздрогнула всем телом, словно очнулась от сна, посмотрела на него, улыбнулась, что-то пролепетала, и они двинулись в другую сторону. Хотя она все еще поворачивал голову, пытаясь разглядеть, куда же убежал поэт.
   Встретятся ли они ещё, сможет ли он услышать Пушкина, рассказать о том, что чувствует, почитать свои стихотворения, будет ли у него такой звездный час? А почему бы и нет, ведь у них вся жизнь впереди, Пушкин молод, кажется, еще не женат, впрочем, последнего он точно не знал.
   Мишелю в тот миг показалось, что гений обречен, он не мог объяснить, почему так думает, с чего он это взял. Он тетушке не сказал этого, потому что не хотел призывать смерть, чтобы она не явилась ненароком, говорят, она часто приходит на зов, почти всегда является, потому о ней надо молчать – целее будешь. Но все его нутро кипело. Он чувствовал, что скоро поэт уйдет за теми, кто был в тюрьмах, на Кавказе и в Сибири, за теми, кто был повешен по приказу императора, которого он начал ненавидеть. Мишель хотел отомстить ему за то, что все они тогда пережили, а многие и не пережили вовсе. Он был виноват во всем, и всегда будет виноват.
   Тетушка привезла его к бабушке, и сама поспешила куда-то, в те вечерние часы Мишель казался особенно задумчивым и печальным. Он уже скучал без тетушки, и самое главное, сердце кровью обливалась из-за Пушкина. Ведь он должен жить до глубокой старости, чтобы любить и творить, ведь таких как он больше нет, не было и не будет в этом мире, тогда почему так больно и тревожно?

Глава 24 Кавказский пленник Пророчество

   Мальчик любил путешествия, кто же их не любит. Просто многим приходится оставаться на месте в силу многих причин, а он вместе с бабушкой чуть ли не с пеленок отправлялся в дальние странствия, и вдыхал аромат дороги, и слушал тихие разговоры спутников о том. что было, что будет. И сначала был Кавказ. Как можно передать те чувства, когда ты увидел сначала издалека, а потом и близко горы, не просто возвышенности, а настоящие снежные горы с вершинами, покрытыми снегом, даже когда на улице изнурительная жара, дышать нечем, и бабушка всю дорогу ругается, потому что ей тяжело переносить такое пекло. Но попробовали бы вы остановить карету, повернуть лошадей назад, и тогда узнаете, что она вам скажет в ответ. Мишель с самого начала любил путешествовать.
   Им сразу же встретились совсем другие люди, таких в Москве не встретишь. Они были в другой одежде, они говорят по-другому, и чуткий к языкам, Мишель не понимает их язык. Он был страшно далек от них, и только слышал, как рокочут слова, словно с гор срывается поток.
   Они то улыбаются, то сердятся, о чем —то переговариваясь, громко ругаются и говорят тоже громко, но бабушка равнодушна к этому, словно бы она всего этого не слышит, странно, на нее это совсем не похоже.
   Чужой, непонятный Кавка он принял с первого взгляда, тот показался ему родным, и еще не успев покинуть его, мальчик затосковал по этому миру, по этим горам и странным людям, к которым за время путешествия успел привыкнуть.
   Уже не отдыхе он вспоминал и записывал какие-то истории, которые рассказывают бабушкины знакомые. Там в гостинице, где они остановились, все знали друг друга, потому что это были те же самые люди, приехавшие на отдых. Такое открытие поразило мальчика не меньше, чем столкновение с непонятными людьми в дороге сюда.
   В этот ли раз, или позднее, а может и не раз он слышал историю о Кавказском пленнике, русском, который волею судеб оказывался в плену на Кавказе. И все тяготы жизни в плену он видел и переживал так ясно в те дни, что оставалось только записать повесть обо всем, что он уже знал, что еще предстояло узнать. Плен – и не обязательно здесь, но и везде, суровые ли это горские мужи или родная бабушка, он все-таки оставался пленом, и более понятного состояния он не ведал, не представлдял себе.

   №№№№№

   Потом, когда они вернулись домой с бабушкой, и он смог вдохнуть воздух родного мира, он почему-то стал рассказывать Марии —его первой и любимой подруге, о пленнике, который никак не может вырваться на свободу, так и пропадает где-то в горах Каваказа.
   – Мне там суждено погибнуть, – произнес он с такой ясностью, что все сразу поняли, что говорит Мишель не о вымышленном герое, а о себе самом, он словно заглянул в грядущее и все это увидел вдруг. Он не ошибся, он не мог ошибиться. Хотя может быть с того самого дня, он просто жил в этом ключе и понимал, что по-другому не будет.
   Особенно удивилась и была потрясена таким рассказом тетушка Мария. В тот вечер, когда они вернулись, она тоже прилетела к ним, чтобы наконец увидеться со своими любимцем, расспросить, что там было. Она порывисто взглянула на бабушку, а потом, когда прощалась вздохнула тяжело:
   – Ну что ты такое говоришь, дитя мое.
   Ему не понравилось то, что она его считала ребенком, но руку ее он не убрал с плеча. Будь его воля он и вовсе бы не отпустил ее туда, в мир, который существовал за барским домом, только он не мог распоряжаться судьбой взрослой женщины. Мишель и матушку бы не отпустил туда, куда она так далеко ушла и не вернулась. Но она уходила, она всегда уходила от него в свой дом, к своим детям. И он был бессилен перед роком судьбы.
   От него все уходили, кроме бабушки, только она не оставляла его, а если бы так случилось, что бы он делал в этом мире, совсем один. Нет, обявзательно кто-то должен остаться. Человек не может быть один, он создан для того, чтобы рядом с ним были люди, лучше если родные и близкие.

Глава 25 Лик Демона

   А потом зимой, в заснеженной Москве, Мишелю стали сниться сны – Кавказ, Пленник, Демон. Они сливались в единое целое. – Пленник был Демоном, Демон – пленником. И все происходило там, на Кавказе, куда всю зиму, долгую и снежную, стремилась его душа. Говорят, что побывавший там однажды, потом все время будет рваться к этим горам, к этим мифам и легендам. Горы забирают наши души и надолго не отпускают больше. Иногда они забирают их навсегда, так должно случиться и с ним, но пока он о том только догадывался.
   Сначала снились просто картины, и он пытался их запомнить, чтобы потом описать в своих поэмах, а позднее просто брал перо в руки и начинал писать саму поэму о пленнике Демоне, и чем больше писал, тем сильнее чувствовал себя этим существом– духом, бессмертным духом. Тот вечно мечется между небом и землей и не может найти пристанища. Более близкого и родного образа для него не было в этом мире. Очень рано он стал единым и неделимым для Мишеля, таким и оставался до конца его дней. А дней, как скоро стало ясно, будет не так и много в его жизни, да что там, до обидного мало.
   – Печальный Демон, дух изгнанья, – и в горле застревал ком, когда она перечитывал эту строчку.
   Юноша с тревогой и волнением ждал появления тетушки, которая сразу все поймет, обо всем догадается. Главное, чтобы не рассказала бабушке, потому что та рассердится и больше не возьмет его с собой в путешествие. А ему очень надо было туда вернуться, обязательно вернуться. Теперь он жил только этим, и не мог оставаться тут, на равнине, где никогда не было гор. Он решил сразу с ней о том поговорить. Она согласится, потому что она все понимает, и главное, она верит ему. И не важно, добрый ли она ангел или злой дух, пусть только исполнит то, чего ему хочется больше всего на свете.
   Ему удалось найти в старинных книгах историю о бунте ангелов, которые были сброшены на землю и теперь мечтали только об одном —вернуться на небеса. Они желали этого так же сильно, как он хотел вернуться на Кавказ. Мятежный, сломленный, но не поверженный дух свободы, который больше не может оставаться на земле. Он мечется между землей и небом, и никак не может остановиться.
   Мишелю в те дни казалось, что это и есть настоящий герой, который может покорить сердце прекрасной девицы. Разве не таким его и будет любить Варенька. А ради того, чтобы это случилось, он готов был снова и снова переписывать свою первую и такую прекрасную поэму. Это были уже не просто стихотворные строки, это была легенда о жизни и бессмертии, оно может оказаться кошмаром, если ты не получишь неба в свои владения, если скитаться придется на земле, и только мечтать о небесах.
   №№№№№№№№

   Марию ждать пришлось довольно долго. Хотя может это ему только показалось, ведь когда ждешь чего-то так страстно, то время тянется слишком медленно, порой оно и вовсе замирает, потом останавливается, и требуются невероятные усилия, чтобы маятник часов снова закачался. Но как он и думал, она сразу поняла, кому и почему все это написано. Она только не знала, и даже не догадывалась, о ком из трех сестер страдает его душа. Но можно ли спросить его о том, не станет ли она так же далека, как и бабушка, а доверия его лишиться она никак не могла.
   – Варенька, – прошептали совсем беззвучно его губы, ведь их разговор могли услышать пронырливые служанки и донести бабушке.
   Но она все услышала и все поняла, кажется, удивилась, потому что она думала о тех двух старших сестрах, но никак не о младшей. А убедившись, что ему нравится именно младшая, она немного опечалилась, потому что понимала, что она слишком тиха и слишком грустна. Она не сможет противостоять бабушке, которая будет рядом до гробовой доски, и просто все и всех сметет со своего пути, если кто-то посмеет не так взглянуть на ее внука, не то сказать, не то сделать. А это неизбежно, когда возникает любовный союз, то между близкими женщинами начинается противоборство тихое или яростное, это как получится, но оно есть всегда. С какой стороны не посмотреть, в жены Мишелю Варенька никак не годилась.
   Мария еще не знала финала поэмы, и легенду помнила смутно, только вернувшись домой, она пролистала книгу, и поняла, что Демоны губили безжалостно дев, спустившись к ним с небес. Значит, младшая будет принесена в жертву. А не слишком ли он жесток, или хочет переписать старинную поэму иначе. Хотя, судя по его мрачному и отрешенному виду, вряд ли он это хочет и никогда ничего такого не сделает. Нет, легенда близка и дорога ему в таком виде, как есть.
   №№№№

   Кроме тетушки никого не было в доме той зимой. Правда, иногда приходил отец, но быстро уходил. Он не мог тут задерживаться, даже если они не сталкивались с бабушкой, какая-то странная сила выталкивала его из старинного особняка. Он задыхался, он уходил прочь, ему совсем не хотелось оставаться в этом месте, если бы не сын, его ноги тут бы не было никогда больше.
   Повторяя чарующие пушкинские строки «печаль моя светла», Мишель не понимал их смысла, его печаль всегда была темна, всегда лежала тяжелым грузом у него на душе. И пока ему хотелось только одного, как можно скорее дописать поэму, чтобы все сложилось, чтобы самому понять, что и как будет там, в повествовании, каким станет его Демон. А ее приходилось переписывать снова и снова, потому что он хотел добиться совершенства. И все время что-то было не то и не так, словно какая-то неведомая преграда стояла между ним и всем остальным миром. Он бился всем телом о невидимую стену и никак не мог разрушить ее, она казалась неодолимой.

Часть 2 Гусары, боги и цари

Глава 1 Быть нелюбимым и отомстить

   Кроме стихотворений и картин в жизни Мишеля еще царила музыка.
   Скрипка была тем чудом, которое дарило ему музыку. Ничто так не увлекало его, как игра на скрипке, та музыка, которая врывалась в его дом и его мир. Он упражнялся, забывая о времени и ждал только одного, восхищенного взгляда сестер в тот момент, когда он что-то для них исполнит, это его смущало, восхищало и радовало, это оставалось тайным желанием и страстной мечтой. Но для того, чтобы восхищались, надо было долго и упорно заниматься. Мишель изнурял себя упражнениями, и чем дольше играл, тем больше ему хотелось еще и еще раз повторять этюды, если бы кто-то взглянул на него в тот момент, то понял бы, что парень одержим музыкой. Но пока этого никто не видел.
   Мальчик страшно уставал, но скрипку не выпускал из рук, он просто засыпал в кресле, обнимая ее, решив передохнуть только минутку, а потом снова он станет творить музыку. Она не должна стихать надолго, она должна продолжаться, окружать его, обволакивать, уводить в неведомые миры.
   Вот однажды за таким занятием его и застала Мария, вернее, она сразу заметила, что он спит, обнимая скрипку, ее так умиляла такая картина, что она невольно замерла на месте. Словно почувствовав ее вторжение, он проснулся в тот же миг, и стал удивленно смотреть. Как она улыбается, какая у нее была улыбка, а потом он немного смутился, и спросил, почему ей так весело, что ее рассмешило. Да и вообще, почему она подглядывает за ним, ведь это не хорошо.
   – Видела, как ты обнимал скрипку, – призналась она, – хотела попытаться ее отнять, но разве это возможно?
   Она не повинилась, только улыбнулась, и он решил не сердиться на нее, потому что не хотел терять единственного друга, да что там. близкую душу.
   – Мне снилась прекрасная музыка, – признался он, – только я не смог ее записать и запомнить. Она витала где-то высоко в небесах и все время ускользала, жаль, я не смогу тебе сыграть ее, но каким же прекрасным был сон.
   – Ты вспомнишь ее, обязательно вспомнишь, – заговорила снова Мария, и она верила в то, что говорит, и он тоже поверил.
   №№№№№№№№

   Тетушка все понимает, а вот Вареньке и ее сестрам рассказывать этого не стоит, они не поймут, зато будут думать, что с ним не все в порядке, а вот этого ему совсем не было нужно. Хотя разве с влюбленным может быть все в порядке?
   Но музыка – это только одна часть его тайны. Когда он исполнил то, что удавалось ему лучше всего, Мишель стал рассказывать о Демоне, о том, что это он спустился с небес, чтобы расправиться с женихом Тамары, а потом, ускорив ее падение в его объятья, и для этого искуситель постарался, стал причиной гибели девушки.
   Тетушку взволновала не знакомая история, а то, как он ее поведал, с какими чувствами и настроениями, не надо быть проницательной, чтобы понять, что говорил он не о Духе изгнания, а о себе самом, о своей судьбе, о грядущем. Он видел это грядущее, это немного пугало ее, нельзя быть таким проницательным и заглядывать в те сферы, где быть нам не положено.
   Она вопросительно посмотрела на Мишеля, он понял, о чем она думает и говорит и только утвердительно кивнул в ответ. Она обняла его порывисто и прижала голову к пышной груди.
   – Бедный, бедный Мишель. Каково тебе будет в дальнейшем.
   В словах ее было что-то унизительно ласковое, но он не посмел от нее отстраниться, потому что испытывал настоящее блаженство. Так музыка подарила ему еще и эти чудные мгновения.
   №№№№№№№

   А потом Мария рассказывала ему о творениях лорда Байрона.
   – Вот он был настоящим Демоном, – с каким-то тайным восторгом говорила она, – он и не такое совершал, хотя тебе еще рано читать все это, но если спрячешь хорошенько от бабушки, то я принесу тебе его «Дон Жуана» – тогда сам увидишь, каким может быть Демон.
   Мишель мог поклясться чем угодно, говоря о том, что бабушка никогда не узнает их тайну. И она не сомневалась, что он исполнит эту клятву.
   Мария улыбнулась про себя, ей хотелось, чтобы еще один Байрон появился тут. Рядом с нею, потому что и жить торопиться, и чувствовать спешить, разве это не самое главное для юного создания. И тогда она сможет сказать, что была причастна к явлению великого поэта и такого очаровательного грешника на этой земле. Ей хотелось, чтобы так и случилось все, чтобы судьбы их неразрывно оставались рядом.
   Если у бабушки в библиотеке и был мятежный лорд, то взять его с книжной полки он никак не мог, а вот книга, которую принесет Мария —совсем другое дело, он сможет ее читать сколько душе угодно.
   Он все-таки исследовал библиотеку, если у них и был мятежный лорд, то он был хорошо спрятан. А потому надо было ждать нового свидания с тетушкой и запретной книги, а уж тогда это будет пиршество для ума и души. Каким же сладостным было то ожидание.

Глава 2 Нет, я не Байрон, я другой

   Книги мятежного лорда скоро появились в покоях Мишеля, как и обещала тетушка. Он их так надежно прятал от бабушки, что боялся даже, а вдруг в один прекрасный момент и сам не найдет? Но по-другому он не мог, бабушка ничего не должна была знать, и она не узнает, пока не настанет час, не придет его слава, мгновенная и вечная одновременно, вот тогда.
   Конечно, она разозлится сначала, полютует немного, а потом все поймет и оценит. Потому что она мудра и знает, что это стоило того. что если бы она узнала, то ничего такого и не было бы.
   Бабушка недоумевала почему он так тих и запирается так надолго у себя там. Чтобы подозрений не было слишком много, Мишелю приходилось прятать очередную книгу и выходить к ней, к гостям, просто прогуливаться в старом саду. Хотя это страшно тяготило его, но Мишель понимал, если этого не будет, то он не сможет дочитать послания мятежного лорда, он будет разоблачен, наказан, отлучен от того, чем он живет и дышит.
   Он любил бабушку, но странной любовью. Понимал Мишель, что если делать так как она хочет, так как требует, то жизнь его перестанет быть его жизнью, это станет чем-то невообразимым. Он был послушен, но только до определенного момента. Да, она знает, как ему надо, но парадокс в том и заключается, что так, как она хочет, ему ничего и не надо. Он был убежден с самого начала, что она не должна проживать его жизнь, его жизнь совсем другая, ей она не принадлежит. Он точно и сам не ведает, какая именно, но не та, о которой думает она. А потому мальчику приходилось прибегать к запрещенным приемам, таиться и скрывать самое главное.
   №№№№№№№№

   И вот когда были прочитаны все основные книги лорда, которые он не мог и не должен был читать в столь юном возрасте, тогда и появилась эта строчка в сознении его: « Нет, я не Байрон, я другой». Продолжения пока не было, одна только строчка, в таком порядке слов, родившаясяся в один миг и оставшаяся неизменной. Но дальше ничего не клеилось.
   Он ходил и бормотал эти слова, боясь, что они достигнут чужих ушей, и будут переданы бабушке.
   Надежда оставалась только на то, что наушник не поймет, не запомнит фамилии лорда, что-то исковеркает до неузнаваемости, иначе беда.
   Конечно, ему надо быть осторожнее, не искушать судьбу, но хорошо размышлять о том. А вот когда ты просто проживаешь жизнь, то все становится совсем другим, тогда уже не до размышлений.
   Лорд казался настоящим Демоном, тем самым, который и должен был к нему явиться внезапно, чтобы перевернуть всю его жизнь, и пройти вместе с ним тот короткий, но такой яркий путь. И он явился, конечно, слишком рано, по общепринятым меркам, но Мишель был благодарен за то, что он вообще пришел. Байрон распахнул перед ним целый мир страстей. Он был порой неверояно жесток, и мир и сам лорд. Хотя возможно так было только в книге. Надо найти и прочитать историю его жизни, только не теперь. Он сделает это позднее. Пока же было достаточно того, что он увидел и пережил тут и сейчас.
   Когда Мария стала спрашивать о прочитанном он заявил:
   – Я никогда не стану таким, как он, но нет и наверное, не будет человека, писателя, который был бы мне ближе и понятнее. Он был старше, у него было больше свободы и дерзости, он мог исполнить все, что желал…
   И в который раз тетушка ловила себя на том, что она говорила со взрослым, с совершенно взрослым человеком, а не с мальчишкой, только что вышедшим из детского возрасте, но был ли у него тот самый детский возраст? Она в том сомневалась.

   №№№№№№

   Марие очень хотелось заглянуть на дюжину лет вперед и посмотреть, что будет там. Хотя если честно, она боялась туда заглядывать. Какая-то тьма и вечный мрак виделись ей в грядущем. Она чувствовала, что ее там нет, что она где-то совсем в другом месте. Но что же будет с ним, каким он там будет, что ждет его в этом мираке. Отступит ли тьма?
   Она ничего не стала говорить Мишелю о своих видениях, пусть он пока побудет в этой безмятежности. Успеет погрузиться во тьму, она никуда от него не уйдет.
   А в другом сне она видела себя в объятьях Лорда. Наверное, об этом мечтали все девицы и дамы их времени. Только они понимали, что это уже невозможно, на этом свете точно. Его придется искать в том мире, и в одном из кругов ада, куда наверное, никто из них не сможет добраться, даже если бы они и захотели, но как очарователен и как страшен был этот ее сон. И не хотелось просыпаться, и она понимала, что может и не проснуться. Но лорд подождет. Ему некуда торопиться, а она должна остаться тут, потому что очень нужна Мишелю.

Глава 3 Мой Демон

   Это был самый странный день в ее жизни. Тетушка не сомневалась, что племянник будет удивлять ее снова и снова. Да и были ли какие-то секреты, о которых она еще не ведала?
   Оказывается, удивлял, и секреты были. Мишель останется тем созданием, с которым не соскучиться никогда, он будет удивляться сам и удивлять других, в том не было сомнения, просто она оказалась первой на его пути, и тогда он не был так жесток и капризен, скорее одинок…
   Бабушка отправилась куда-то с визитами, как только она появилась, и оставила их вдвоем. Надо сказать, что они не расстроились, а скорее даже обрадовались такой возможности. А потом началось.
   Они расположились около распахнутого окна, там красовался старый сад – самое любимое место на земле
   Солнце исчезло внезапно, ну очень быстро. Небо заволокли серые, почти стальные тучи, но они не замечали этого, потому что ему нужно было прочитать ей очередной вариант «Демона», теперь уже под музыку.
   Мишель считал, что скрипкой он владел сносно, можно показать свое мастерство близкому человеку, который точно не станет смеяться. И Мария должна слышать то, что родилось у него за время ее отсутствия.
   И она услышала в тот самый миг, когда в залу ворвалась музыка, она сначала даже не поняла, откуда музыка взялась, а потом догадалась, что это ее мальчик взял скрипку в руки. Ну как тут было не удивиться. Она слышала его в первый раз и была приятно удивлена. Да он Мастер!!!
   Поэму он читал наизусть, хотя исписанные листы валялись рядом, но он не видел и не замечал их. Поэма стала его плотью и кровью, она была его всем теперь, и он впивался в нее существом и сознанием.
   Музыка, строки, в озвучке почти совершенные – это то настоящее чудо, которое потрясло сначала ее, а завтра будет потрясать и всех других. Но для них это случится завтра, через какое-то время, а она все это слышала теперь и страшно гордилась тем, что была первой его слушательницей.
   Ей хотелось крикнуть, что он гений, что такого не может быть, что и Пушкин, впрочем, ни о чем таком говорить она не могла, потому что не должна была смущать такого юного поэта. Если даже это не испортит его, а он явно знал себе цену, то он все равно не должен слышать таких слов, пока он жив. Их надо произносить, когда человека уже нет с нами, хотя бы ради его спокойствия.
   №№№№

   И в тот миг, когда Демон шел к своему трагическому финалу, в небесах сверкнула молния, словно в подтверждение того, о чем она думала. Мария испугалась и вздрогнула, мальчик оставался невозмутим. Может быть, он просто не видел и слышал природной стихии, настолько погрузился в ткань поэмы. Хорошо, что не вернулась бабушка и не прервала этого действа. Оно должно было завершиться здесь и теперь.
   И вот он замолчал, отложил в сторону скрипку, словно вес ее был невероятно большим, и больше такой тяжести он не мог держать на плече.
   Мишель не произнес ни звука, но она понимала, что он ждет от нее каких– то слов, но какие это могут быть слова, если она решила не говорить самого главного и важного. А что-то сказать все равно она должна была. Молчание казалось каким-то нелепым и неуместным, потому она и произнесла:
   – Она испугает любого, откуда столько страданий в твоем Демоне, их не может быть, их не должно быть.
   То, что он произнес в ответ напугало ее еще больше, чем строчки опаденной адским пламенем поэмы. Так в тот момент она и определила творение, которое еще не видело свет. Мишель произнес буквально следующее:
   – Я отомщу всем женщинам, которые не любят и никогда не полюбят меня. Я им отомщу жестоко, вот увидишь.
   Вот теперь тетушка совсем растерялась, она точно не знала, что могла еще сказать на такое заяваление, повергшее ее в настоящий шок:
   – На свете счастья нет, а есть покой и воля, может быть тогда в Грецию, как Байрон. И там рассчитаться со всеми, кто против тебя?
   Она то ли утверждала, то ли спрашивала, сама наверное, не поняла.
   Кажется она и себя причислила к тем, кому Мишель собирался мстить.
   – Нет, – резко ответил он, – я же кавказский пленник, – мне там оставаться, Греция это для него навсегда могила, а не для меня. Горы, солнце и птицы высоко-высоко, я видел такой сон.
   Так задолго до нового путешествия на Кавказ он определил и своего героя, и свое будущее.
   №№№№№№№

   Вспоминая эти слова значительно позднее, думая о нем, когда все сбылось, Мария пыталась понять, знал ли он все это на самом деле или просто все совпало? Но могут ли быть такие совпадения? Сомнений у нее не оставалось, он все это знал, точно знал в те дни. Но как же можно было жить с таким грузом: Вот уж точно, знания умножают печали.
   Когда вернулась бабушка, ни скрипки, ни листов с поэмой уже не было, они перекочевали в тайник, где и потом хранились все время. И он казался спокойным и безмятежным, словно полчаса назад не пережил все это, не исполнил, и даже не ведал, что такое может быть и твориться в душе. Если бы Мария не была свидетельницей пережитого, она не поверила бы в то, что такое было, что могло быть.
   Бабушка смотрела с подозрением, передавая Марии сплетни и новости, но думала о другом, она подозревала что-то, но никак не могла понять, что же именно так ее волновало и тревожило. Был какой-то заговор, это точно, но могли ли эти двое пойти против нее.. Мария точно не могла, а вот в своем внуке она не была так уверена. Было в нем что-то этакое, невыразимое и непередаваемое, и ей не понятное, а потому пугающее страшно.

Глава 4 Снова Государь

   А потом настала для Мишеля самая трудная пора – разлука, с родным домом. Он должен был отправиться в гимназию, чтобы не оставаться неучем, получить какое-то образование.
   Если бы они знали, как ему не хотелось всего этого. Но даже под дулом пистолета его бы не заставили в том признаться. Правда, тетушка все это чувствовала, она видела по его взгляду все, что творится у него в душе.
   Бабушка тоже поняла, что ее так волнует, но просто взглянула на Марию, и разговор закончился, не успев начаться. Да и понимали все они, что это не прихоть, а неизбежность, а раз так, то и говорить не о чем. Но как он там будет, один среди всех, один против всех? Всех детей отправляли учиться, но был ли кто-то так мало приспособлен к жизни вне дома? Наверное, нет.
   Все выяснилось очень быстро. Мишель не жаловался, вообще ничего не говорил, но сомнений в том, что там было скверное, не было никаких. Мария потеряла дар речи при встрече с Елизаветой Алексеевной.
   Бабушка говорила, что человек ко всему привыкает. Мария не спорила, хотя ей хотелось сказать, что их Мишеля эта вечная истина не касается, он никогда не будет одним из всех, скорее против всех. А ведь это такой долги срок, страшно даже представить.
   Они мало знали о гимназии, не знали почти ничего, и это тоже волновало и тревожило. Но одно событие не могло ускользнуть от них от всех, в гимназии появился Государь император. Он хотел видеть и слышать тех, кто должны были со временем поступить на службу. Это входило в его обязанности, но после всего пережитого в первые дни правления, такие мероприятия наводили на него тоску и тревогу. И как не пытался, но скрыть этого Николай Павлович никак не мог. Чуткие дети все это чувствовали, одни терялись и старались отстраниться, вторые наоборот вырваться вперед. Они все видели государя так близко в первый раз, и от тяжелого взгляда его многие просто едва держались на ногах.
   №№№№№№

   Бабушка заехала к Марии и рассказала о том, что должно было случиться в ближайшие часы там, где оставался их Мишель.
   – Что-то дурные у меня предчувствия, – сразу выпалила Елизавета Алексеевна. – Ведь он такой, а потом всю жизнь будет расхлебывать.
   Говорила она скорее всего о внуке, хотя об этом можно было только догадываться, и она откровенно боялась того, что может там произойти.
   Настало время удивиться Марии, она не думала, что ее тетушка может вообще чего-то бояться, не таким она была созданием, а вот ведь как оно вышло. Ей приходилось не терять самообладания, оставаться на высоте.
   – Да ничего, все обойдется, где император, а где Мишель, – слабо противилась она.
   – Ну да, ну да, – как-то глухо повторяла та, но чувствовалось, что слова Марии ее ни в чем не убедили.
   Обеим хотелось только одного, чтобы все поскорее закончилось, и до них дошла добрая весть о том, что ничего страшного там не произошло.
   Блажен, кто верует, легко ему на свете. Но как было не верить во все это, вот они и верили пока.
   Ничего такого не произошло. Просто Мишель единственный из всех был спокоен, даже невозмутим в тот день – это тогда запомнили многие.
   Государь невольно остановился перед гимназистом, и не нашелся что сказать. Побледнел его учитель и как-то невольно расправил плечи, он готов был к любому повороту. Но гробовое молчание в зале, где все они собрались в тот день не нарушали даже назойливые мухи, казалось, что и они проявили почтение к Его величеству.
   Но почему этот малыш был так спокоен? Император спросил потом его фамилию и узнал, что это внук Елизаветы Алексеевны, и кажется, только тогда для него что-то прояснилось.
   В тесном кругу знати, особо приближенной к царскому двору все хорошо всех знали.
   Бабушка побледнела, когда узнала, что император спрашивал о ней, вернее, о том, кто его родители.
   – Что же он такое натворил? – не выдержала она
   Учитель только развел руками, ему действительно нечего было сказать.
   – Ничего, но Его величество выделил вашего Мишеля. Наверное, нашел родственную душу.
   Бабушка усмехнулась. Но похоже, что этот человек не лукавил и не лгал. Ой, не пройдет для него даром такое внимание, не пройдет. Откуда она об этом знала, почему так думала. Потом, когда она пересказывала Марии все, что узнала в гимназии, они обе невольно вспомнили о тех смутных днях, о том, что пришлось пережить в тот день, когда он принимал присягу и начался бунт. Бабушке не нравился новый император, определенно не нравился, но и тогда и теперь она говорила об одном:
   – Лучше он, чем новое восстание, а если бы был Пестоль, упокой Господи его душу, – произнесла бабушка и крестясь, она вспомнила все, что таил в себе тот декабрь.
   – Но тут не полюбят ни одного импратора, – пробовала сказать ей Мария, -она только махнула рукой в ответ.
   Страшная тревога нарастала в душе, она чувствовала, что ее внук попадет в беду. И то, что император заметил и выделил его, только убеждало ее том еще раз. Это явно было дурным знаком.

Глава 5 Тайные желания

   Как прошли первые дни в гимназии, никто из близких ничего так толком и не узнал, а вот вернулся Мишель домой с радостью, из чего следовало, что не очень уютно ему там было. Но разве могло быть иначе, как бы не был он тут одинок, но он был дома, а общество сверстников, как и любое другое общество ему всегда было чуждо.
   Да и что сказать, в старой усадьбе и свобода, и скрипка, и бумага, и холст – все было под рукой, и никто тайком не заглянет и не станет его разоблачать, смеяться и доносить другим. Он терпеть не мог, когда кто-то из его товарищей заглядывал за черту и проникал туда, куда не нужно было, потом обсуждая это с теми товаришами, с кем успели сблизиться. А дома, хотя одна бабушка стоила многих, но он научился с ней управляться.
   Да и без Марии ему было так одиноко и так тоскливо. Но при новой встрече он не радовался, а хмурился, впрочем, вряд ли он сможет ее обмануть, не бывало такого. Мишель был благодарен судьбе за то, что она у него была и будет всегда. Тот, кто забрал матушку взамен отдал ему Марию. И за это его надо было благодарить. Какой была его матушка, сказать трудно, но он уверял себя, что Мария лучше всех на свете.
   И вот тетушка появилась стремительно, как только узнала, что ее любимец вернулся. Она отметила про себя, что он очень подрос, если не физически, то другим стало выражение лица, более сосредоточенным, что ли, и он словно тянулся вверх, стремясь стать выше и старше. Наверное, это стремление всех, кому с ростом не слишком повезло. Но может быть все еще будет и он подрастет, ей хотелось верить в лучшее.
   Они долго говорили о чем-то обсуждали все новости и наговориться не могли, радуясь тому, что такая встреча возможна. И если бы не обед, то наверное, так до вечера все бы и было.
   №№№№№№

   Как только холст и краски появились у него в руках Мишель стал рисовать упоенно. И сразу же на полотне проступили Кавказские горы, все, что он мог припомнить в один миг было на полотне, а он писал, забыв обо всем на свете.
   – Как же все красиво, – только и выдохнула Мария, взглянув на его наброски, – ты настоящий художник, это сразу видно.
   И тогда он произнес странное:
   – Я хочу туда, там моя душа раз и навсегда осталась, мне хочется там спрятаться от этого странного мира, – прошептал он, очень тихо говорил, но она его услышала все-таки.
   – Но потом тебе захочется вернуться назад, – улыбнулась тетушка, -человек не может быть один. Ну кто-то может быть и может, только не ты, ты рожден совсем в другом мире, в свете. А Кавказ – там хорошо тем, кто там родился, и не знает нашей суеты…
   – Но чтобы захотеть вернуться, я должен там на какое-то время оказаться, -упрямился Мишель.
   Слова тетушки ему не понравились и вызвали бурю эмоций.
   – Ты поедешь туда летом, обязательно, если так страстно чего-то хочешь, то желания сбываются. Но надо немного подождать, и все получится. У многих нет такой возможности, но тебе откроется весь мир.
   – А почему ты стала такой грустной? – он заметил, как она переменилась резко, в один миг.
   – Не знаю, ангел мой, дурные предчувствия просто. Надеюсь, что они не сбудутся.
   Он писал свой Кавказ и какую-то даму в белом на склоне горы. Черты ее размывались, ее невозмножно было узнать, она казалась страшно далекой и близкой одновременно Эх, оставить бы весь этот мир и отправиться туда вместе с тетушкой, чтобы ни бабушки, никого не было рядом, не это ли и есть свобода. Одиночество вовсе не так плохо, как она думает. Но Мария права, ьез бабушки и ее средств он вовсе мог никогда не побывать на Кавказе, получая так много с самого начала, надо уметь чем-то и жертвовать
   Она не могла ему сказать, но чувствовала, что парень обречен на гибель. На Кавказе постоянно идет война, там трудно, почти невозможно уцелеть, а с его-то характером это совсем не получится. Но то, что он будет там, в том не было никаких сомнений. Слишком велико было его желание, он не перед чем не остановится.
   №№№№№№

   Бабушка отнеслась к художествам внука спокойно, Мишель был чем-то занят, и это уже хорошо. У него явный талант и память уникальная, далеко не каждый может так отразить все, что он видел не нынче, а давно. Хотя последнее ей было известно и прежде, просто приходилось в том убеждаться все время.
   – Мы обяазтельно туда поедем, – заявила она, хотя накануне говорила о том, что не хочется ей снова совершать такое утомительное и долгое путешествие, что и ближе есть великолепные места, и стоит ли ноги бить такую даль отправдляясь и подвергая себя опасности, чтобы взглянуть на горы, которые ты видел и прежде?
   Но как только она увидела художества внука, так все изменилось в один миг в ее душе, никакие расстояния и сложности в пути больше не были страшны. Мишель понял, какова сила искусства. Уж если оно так действует на бабушку, то что говорить об остальных?

Глава 6 Но кто-то камень положил

   Это была его первая любовь, самая сильная и разрушительная.
   Девочку звали Екатерина, и она была если не умна, то очень проницательна, наверное в роду у нее была царевна Кассандра. Она видела его насквозь, хотя они не так много встречались. Но много встреч и не требуются, чтобы узнать и понять человека, стоит только внимательнее присмотреться, и прислушатьсяи многое откровется быстро.
   Может быть девчока просто не любила его, или боялась больше, чем любила, а может все вместен сплелось, только она отсранялась, убегала, старалась не приближаться. Это страшно волновало и заводило Мишеля, он не знал, как быть и что делать и чувствовал себя самым несчастным в мире созданием. Но бывала ли первая любовь счастливой? Только для него все это казалось сильнее и ярче, чем для иных.
   Мария с самого начала видела, что творится в душе мальчика, но пока она растерялась и не ведала, что ей делать и как быть. И только когда появилось стихотворение «Нищий», и она его взяла со стола и прочитала, пока он был поглащен рисованием, она содрогнулась, столило только погрусться в текст. Как можно от ребенка ждать такой силы чувств и переживаний? Да, он с самого начала чувствовал, как возрослый, он никогда не казался ей ребенком, даже в младенчестве, и во всем об был таким.
   Но это стихотворение перевернуло бы сознание любого, стоило к нему только прикоснуться.

     У врат обители святой
     Стоял просящий подаянья
     Бедняк иссохший, чуть живой
     От глада, жажды и страданья.

     Куска лишь хлеба он просил,
     И взор являл живую муку,
     И кто-то камень положил
     В его протянутую руку.

     Так я молил твоей любви
     С слезами горькими, с тоскою;
     Так чувства лучшие мои
     Обмануты навек тобою!

   Мария повторила несколько раз эти строки. Она не только их запомнила, она не могла от них отмахнуться и забыть. Но то впечателение, которое они произвели на нее с первой минуты прочтения текста, остались в ее душе навсегда. Только это все позднее переживалось еще сильнее, а тогда ей хотелось сделать хоть что-то, чтобы в отношениях детей все переменилось, и он так не страдал. Она чувствовала с высоты своего опыта, что это повлияет на всю его дальнейшую жизнь, может стать роковым, да и что не будет для него роковым, вот ведь в чем беда.
   №№№№№№№№

   Зная, что говорить с Мишелем бесполезно, он замкнется, ничего не скажет, и если не будет с ней груб, то от этого не легче все равно, нет, тут надо действовать по-другому. Немного подумав, она отправилась к Екатерине.
   Девочка насторожилась и слушала ее с каким-то вызовом, она кивала головой, но не произносила ни слова, ни звука, наверное, не случайно Мишель выбрал именно ее, он нашел в ней родственную дущу, и как охотник, должен быть догнать и убить добычу. Все они стояли на опасном пути разрушения, но мог ли кто-то из них сойти с этого пути?
   – Ты можешь быть к нему терпимее и мягче? Я знаю как с ним тяжело, но ему нужно твое внимание и понимание. Ты пока не понимаешь, как много зависит от женщины в отношениях, но обязательно поймешь, чуть позднее, тогда и он тоже станет другим, уж поверь мне, дорогая.
   Она насупилась еще больше и закачала головой. Больше говорить с ней было не о чем. Дети – самые сложные создания в этом мире, со взрослыми договориться значительно легче и проще. Но может быть взрослые виноваты в том, что они такие.
   – Нищий, – прообормотала Мария.
   Сначала она хотела прочитать стихотворение, потом решила не читать, она не могла вторгаться на эту территорию, это была другая, чужая жизнь, сама она оказалась только невольным свидетелем, не более того.
   №№№№№№№

   Когда и как прочитала его бабушка, они оба не знали, но то. что она его прочитала стало ясно из разговора с ее знакомой, когда она пылко заговорила о камне в руке нищего. Та удивленно подняла брови, никогда прежде в речах ее приятельницы ничего такого не было сроду, что с людьми творит старость? Сама она ее боялась как огня и улавоивала все ее проявления. О том, что это мог написать мальчик речи не было, это бы не уложилось у нее в голове. Было и чувство зависти к Елизавете Алексеевне – ведь похоже к ней пришла мудолсть, а эта капризная дама является далеко не ко всем.
   – Она стала такой от всех страданий и бед на нее свалившихся, – говорила она своей подруге, многозначительно улыбаясь.
   – Ничего удивительного, она постарше нас с тобой будет.
   – Не хотелось бы мне дожить до таких темных мыслей и чувств.
   Собеседница кивнула в знак согоасия – ей тоже не хотелось бы дожить, дострадать, дотянуться. Дожили ли они обе до того момента, когда имя автора стихоторения перестало быть тайной, и оно было опубликовано? Кто его знает, наверное, это стало для них в таком случае невероятным открытием.
   Самой же бабушке Елизавете не было дела до того, что говорят ее знакомые, ее больше волновало душевное состояние ее внука и та упрямая девица, которая поступила с ним таким образом, что ему пришлось все это выплеснуть на бумагу.
   Мишель стал ненавидеть всех женщин и девиц, Екатерина увидев еще раз его ярость, поспешно уехала и повторяла все время:
   – Он страшный человек
   Сестры только удивленно на нее смотрели, они считали, что она сама во всем виновата. Но это осталось в прошлом, девушки постарались о том забыть, больше никогда не говорили. В мире было столько интересного. Он вовсе не сошелся клином на Мишеле, вот, например, его друг Монго, очень приятный и обходительный молодой человек, да и мало ли таких. Мир прекрасен и разнообразен и у них вся жизнь была впереди.

Глава 7 Холера не дает вздохнуть

   Первая любовь не давала покоя, Мишель маялся, ждал встречи и страшно ее боялся. Но жизнь текла своим чередом, и впереди был университет. Выбор оказался не велик, а он должен был получить хоть какое-то образование. И дать его умному, но строптивому парню должен был именно университет, ну не военным же ему становиться, этой мысли даже бабушка не допускала. Она удивленно подняла брови, когда услышала от Марии.
   – Это не для него, – твердо заявила Мария.
   Кто если не она знала и могла судить о том, что для него, а что не для него, сколько времени она провела с ним с самого начала, вызывая невольную ревность со стороны бабушки.
   – Знать бы что для него, – усмехнулась Елизавета Алексеевна, – стерпится слюбится, наш Мишель ко всему будет привыкать долго и упорно, такой уж он уродился.
   Решение ее было твердым и обсуждению не подлежало. Мария только тяжело вздохнула и пошла поговорить с Мишелем о том, что его ждет впереди, кто, если не она должна была это сделать?
   – Значит, мне придется остаться в Москве, – голос его казался бесцветным, словно это совсем не волновало.
   Но, конечно же, волновало, просто он научился скрываться и таить свои истинные чувства.
   – Значит, придется, – повторила, словно эхо тетушка
   Она была так растерянна и подавлена, что не ведала, что еще может сказать. И все повернулось так, что это ему пришлось ее утешать.
   Никогда она так не волновалась, как в те дни, когда он отправился в университет. Оставалось только ждать какой —то неприятности, большой или малой. Мишель отомстит за то, что они с ним так поступили.
   Сначала было затишье, но нет сомнения, что оно перед бурей.
   Надежды бабушки не оправдались, не стерпелось и не слюбилось, там все было не его, все странное и чужое. А среди однокурсников чуть ли не в первый день подтвердились слухи о его дурном характере и выдающимся уме и способностях, что тоже не могло обрадовать многих. Москва – малый град, там все про всех все знают.
   То, как они сторонились и отходили от него во время перемен, не могло не ранить парня, и чем дальше, чем было хуже. Но уходить так просто и сразу он не мог, ведь за все было заплачено, и трудно даже представить, как к этому отнесется бабушка. Да и должен быть какой-то особенный повод для всего этого, как без него?
   В те дни Мишель все чаще вспоминал отца и мысленно обращался к нему, может быть потому, что у других отцы были, и они появлялись рядом со своими сыновьями, а у него словно и не было вовсе.
   Он прекрасно помнил военного со шрамом после Бородина, но никому ничего не рассказывал. Он видел и себя в красивом мундире, как у дедушки Арсеньева – генерала, брата бабушки. Мишель сразу решил, что поговорит о каком-нибудь военном учреждении, куда хорошо бы перевестись, ведь тогда и Кавказ станет ближе, значительно ближе. Вот если бы Мария помогла уговорить бабушку, на нее последняя надежда.
   №№№№№№№

   Но беда одна не ходит, все чаще говорили о холере, зараза распространялась быстро, и в те дни, когда легче было умереть, чем выжить, он не мог думать о переменах в жизни, все словно бы повернулось вспять, и чтобы думать о чем-то новом. надо было получить ту самую жизнь и право на то, чтобы просто жить. А страшная болезнь ставила под угрозу и само его существование, он это чувствовал особенно остро.
   За себя Мишель боялся меньше всего, ему было предсказано умереть от пули белого человека. Значит, холера обойдет его стороной. Но отец, бабушка, Мария, все, кто оставались рядом с ним, они были так уязвимы и потерять кого-то из них он никак не мог, их было слишком мало в этом мире, чтобы кто-то еще ушел так внезапно и в таких муках. Он так мечтал о свиданиях с отцом, о том, чтобы поговорить с ним по душам, понять, каков он, чем дышит, как живет. Ему хотелось в те дни побольше смелости, спокойствия, ведь писал же Пушкин свой «Пир во время чумы», как он может, словно ему не о чем жалеть и некого терять. Мишель стремился и никак не мог понять своего кумира, понятие гармония для него не существовало, он знал, конечно, знание этого слова, но был уверен, что к нему не стоит даже стремиться, она, как линия горизонта, отдаляется, стоит лишь приблизиться немного.
   Можно ли бросать вызов судьбе в такой мере? Наверное, можно, но он только перечитывал эти строки и тайно и явно завидовал поэту.

Глава 8 Мечты и желания

   Мишель представлял себе встречу с Пушкиным. Все время все было по – разному, но он так хотел просто взглянуть на него, получить заряд того вдохновения, той веселой легкости, которой славился его знаменитый современник. О нем говорили порой с таким восторгом. Каким был на самом деле Пушкин, он понятия не имел, хотя и был уверен, что прекрасно его знает, чувствует.
   То, что он мог оказаться совсем другим, Мишеля не смущало, разочароваться он не боялся, примет таким, каков есть, главное, что он есть и чтобы был дальше где-то рядом, так чтобы можно было увидеть, услышать, дотянуться.
   Тетушка с опаской читала тот самый Пир, она боялась и за мятежного поэта, и за Мишеля еще больше. Если бы он был чуть старше, и они бы сошлись, страшно даже представить себе, что могло бы случиться в те дни, что могло родиться после такой встречи, но пропасть лет должна была сгладить все, что ста могло и не могло случиться.
   Но мятеж начался не там, в стане гения, а в университете. С чего это началось, как началось, он не говорил, а может и сам не ведал, но естественно оказался среди мятежников, где же еще ему было оставаться.
   Смута во время смуты, это так романтично, он не боялся потерять место, наоборот, уверен был, что все к лучшему, ему нечего было терять, и можно избежать тяжелого разговора о том, что ему надо получать образованные, и не всегда все так, как нравится, бывает и наоборот.
   Все свершилось само собой, наверное, не бог, а Демон, его вечный спутник решил его муки уменьшить, но что он потребует потом за свою услугу, вот ведь в чем вопрос. Хотя Демон прав, нельзя жить чужой жизнью, рано или поздно он свернет на прямую дорожку, и лучше, если это будет раньше, чем позднее, больше сделать успеешь, меньше роковых ошибок совершить. И чем черт не шутит, может быть, это и поможет ему выжить.
   №№№№№№№

   В какой момент Елизавета Алексеевна обо всем узнала, сказать трудно, какое-то время происшествие в университете удавалось скрывать. Но когда она появилась на пороге бледная и остановилась перед мольбертом, у него по спине пробежал холодок, потом забегали мурашки, а ведь кажется, что он родился бесстрашным, но нет, был страх и у него, и вызывала его эта хрупкая женщина, которая еще к тому же была его бабушкой. Он сжимал кисть в руке и упорно смотрел на холст, словно там должно было отпечататься что-то важное, словно это от него Мишель не мог оторвать взгляда. Но ничего особенного на холсте не было, хорошо, что он не отражал лика бабушки, а то ему стало бы еще страшнее. Но голос ее мольберт заглушить не мог, тут все было бессильно.
   – И что дальше? – спросила она.
   Вопрос подразумевал, что она все прекрасно знает, от нее ничего нельзя скрыть. Морочить ей голову и выяснять, о чем она говорит, он не стал, вспомнились тревоги другого бунта, как все в доме перевернулось вверх дном, и бессонные ночи и смутные дни. Но тогда это не касалось ее внука, ее единственного сокровища, а ведь он совсем ребенок, для таких потрясений не годится. Да и первое столкновение с императором тут же вспомнилось, ведь тот не забыл наверняка, как встретил его отрок, каким он был. Если ему обо всем донесли, а ему наверняка успели донести, то дела их совсем плохи. Она должна была схватиться за сердце, но удержалась, не в ее правилах было показывать, как ей больно, особенно если ничего не надо было изображать
   Не добившись от Мишеля никакого ответа, да и что он мог ей сказать, что он оказался умнее тех, кто его учил, что начал спорить с ними и не собирался соглашаться, что по любому вопросу имел свое мнение, отличное от всех иных, не станет он этого говорить, хотя это и было правдой, но не стоит ее добивать, она и так готова упасть и умереть.
   Но бабушка накинула плащ и исчезла. Она пошла к своим знакомым, ко всем, кто был ей близок, а они все там были близки, все оставались родственниками. Кто-то был ей чем-то обязан, ведь все они жили в тесном кругу. И тогда, и потом в дни всех этих смутных времен она готова была сделать для него все и даже больше, чем все, только и этого порой было мало, и это не имело своего результата. Но за то, что ты творил, надо было отвечать. Мария оказалась права, его не стоило что-то заставлять делать насильно, из этого никогда ничего хорошего не будет.
   Впереди был Петербург, с Московским университетом покончено навсегда, он дал себе слово туда не возвращаться.

Глава 9 Я не унижусь

   С Москвой было покончено. И с относительной скромностью тоже, кажется, теперь Мишель хотел подтвердить свою репутацию бунтовщика.
   Ведь до сих пор он почти не появлялся в свете, а вот теперь он там был и был постоянно, ни о чем другом и думать не собирался. Хотелось забыть о страсти, такой испепеляющей, и перестать быть нищим, просящим подаяния, хотя бы собственных глазах, да и на тетушку жаль было смотреть, она казалась такой отрешенной и несчастной, а потерять ее веру в себя он никак не мог.
   Старую страсть надо было срочно вытеснить новой. Свет был полон юных прелестных девиц, если бы Мишель еще умел выбирать. Но тут он каждый раз попадал не туда и выбирал не тех, так было с самого начала, хотя может быть в его случае все девицы были не те?
   И там была Наталья, дочь драматурга, отличавшаяся спокойным нравом, прелестью невероятной и обаянием. Ее можно было назвать красавицей. И уж точно она была мила. И коварный Купидон именно в ее сторону взор поэта направил, а в сердце его попала еще одна стрела и сильно его поразила.
   №№№№№№

   Мишелю хотелось затмить всех и покорить ее сердце, а может и украсть душу, если получится, или хотя бы подавить волю, заставить чувствовать себя влюбленной до гробовой доски. А почему нет? Разве он не достоин этого? Разве не так поступал опальный лорд, он мог покорить любую, а потом безжалостно оставить, чем этот юноша хуже. Да, он другой, еще неведомый миру, но все только начинается, и даже страшно представить, что будет в итоге. Наверное, беда и была в том, что он слишком много читал о лорде и его творений немало знал к тому времени, это и сыграло с ним злую шутку, семена упали на хорошо удобренную почву.
   Мишель говорил о Байроне все больше и больше. И при этом в глазах его зажигался какой-то странный свет, губы шевелились сами по себе, он словно переносился туда, на лоно дикой природы, к шипящим волнам океана, чтобы оставаться там, чтобы нежиться в волнах кипящей стихии, вместе с ней, спасать ее из этой пучины.
   Как хорошо все получалось в его мечтах и стихах – мальчик оставался неисправимым романтиком, злым романтиком, и это могло убить любые чувства, хотя должно было их только разжигать.
   Он опомнился в тот момент, когда заметил, что Наталье это совсем не интересно. Этого не может быть, она должна быть в его власти, но не отстраняться от него все дальше, словно он прокаженный какой. Второго явного или тайного отказа Мишель терпеть не собирался.
   Наверное, отторжение Натальи заставило вместиться в его душу настоящего беса, потому что он тут же стал распекать всех, кто случайно попадался под руку. Это должно было как-то умирить Натальин нрав, а она замыкалась еще больше, отдалялась и удалялась.

Глава 10 Печальная развязка

   Мишель чувствовал поражение, и оно будет все ближе и ближе, если.
   А вот что еще нужно сделать, чтобы она сменила гнев на милость, он никак не мог этого знать, даже не догадывался. Надо признать, что у парня не было опыта общения с девицами, а если он и был, то негативный, вряд ли такое поможет. О, как бы пригодились тут советы Пушкина, уж тот точно знал, как себя вести в таких случаях. Хотя, наверное, он не даром пристрелил такого же вот Ленского, да и дело с концом, а что с ними долго возиться?
   Бабушка на этот раз встревожилась не на шутку, как только появилась Мария, она пожаловалась
   – Ты представляешь, дорогая, он назвал царским шутом, – бабушка шепотом произнесла имя важного чиновника.
   Для Марии это не было новостью, как оказалось.
   – Ну, молодость часто бунтует против всех наших устоев, – спокойно отвечала та, хотя так и не смогла скрыть тревогу, а бабушка в тот вечер тоже не могла никак успокоиться.
   – Он сумасшедший, дорогая, он погубит все, что у него на пути, нам всем будет туго, – так о любимом внуке бабушка никогда прежде не говорила.
   Мария не хотела ее разуверять в том, потому что и сама думала примерно так же, только не хотела произносить этого вслух, ведь тогда может быть, не сбудется. Но обмануть Елизавету Алексеевну ей не удалось.
   В тот момент, когда им обеим казалось, что крепость этой тихой девицы рухнула, и она ответит взаимностью, заставив Мишеля успокоиться и поверить в себя, произошло обратное. Говорят, что кто-то показал ей стихотворение «К глупой красавице»

     Тобой пленяться издали
     Мое все зрение готово,
     Но слышать боже сохрани
     Мне от тебя одно хоть слово.
     Иль смех, иль страх в душе моей
     Заменит сладкое мечтанье,
     И глупый смысл твоих речей
     Оледенит очарованье…
     Так смерть красна издалека;
     Пускай она летит стрелою.
     За ней я следую пока,
     Лишь только б не она за мною…
     За ней я всюду полечу
     И наслажуся в созерцанье,
     Но сам привлечь ее вниманье
     Ни за полмира не хочу.

   Мария вошла в комнату с листком, на котором было написано это стихотворение, уже переписанное кем-то, наверное, не в первый раз.
   – Мишель что это? – спросила она, прекрасно понимая, что это такое и к кому обращено. Но ей хотелось услышать его ответ, что он скажет, а потом уж как-то на это реагировать.
   – Да просто так, безделица, а что я должен был ей сказать, все остальное я испробовал, оставалось только мстить.
   – Больше ты к ней не сможешь приблизиться.
   – Ты так думаешь? – усмехнулся юноша.
   – Я знаю, просто если бы ты увивался за мной и написал такое для меня.
   – Я не написал бы такое для тебя, – он бросал вызов и начинал злиться еще больше, словно она была во всем виновата, что за несносный мальчишка.
   – Да перестань, это обидно для любой девицы. Но она переживет и забудет, а может не забудет никогда, только как ты жить будешь, ведь это только начало.
   Кажется, он не слышал и не слушал ее, но она все равно говорила, и тревога в душе только нарастала.
   Можно было говорить, как угодно, долго, но она тогда поняла, что он таким и останется с девицами, стоит только сказать ему нет, и все, он выплеснет всю горечь, боль, обиду и не остановится. Но если сказать «да», то многое ли изменится? Она интересна ему, пока остается добычей для охотника, и глупая девица это поняла очень быстро, надо отдать ей должное.
   Насколько можно было судить, больше свиданий у них с Натальей не было, ни месть, ни стихи ей посвященные, ни какие-то иные знаки внимания никак на нее не действовали. Для столь юного возраста она оставалась более чем благоразумной.
   №№№№№№№

   И не только эта странная девица, но и другие старались не приближаться к нему, слухами Москва полнится, и всем все было известно. Он долго терпел и делал вид, что ничего не происходит и это его не касается, но потом все-таки не выдержал и спросил у тетушки:
   – Почему они все шарахаются от меня, словно я бес?
   – Им не хочется, чтобы ты сравнивал их со смертью, знаешь, таким ранимым созданиям это крайне неприятно, обидно и досадно, я тебя предупреждала.
   – Но она заслужила этого.
   – Лорд Байрон тоже часто терпел фиаско, только ему хватало ума о том не писать, – говорила ли она правду, мог ли великолепный лорд терпеть неудачу? Скорее всего она придумала это на ходу чтобы как-то его поддержать. Мишель понимал, что на всем свете у него есть только один добрый и верный друг. Не так много, но и не мало, что бы он без нее делал?
   И хотя говорила Мария мягко, почти ласково, но Мишель понимал, что она отомстила за всех тех девиц, которые он вольно или невольно обидел.
   – Неужели все женщины одинаковы, даже Мария, – думал он в тот момент, когда пытался заснуть.
   То, что дело может быть не в женщинах, а в нем самом, это ему на ум как-то не приходило. Он ни в чем не виноват, и никогда не будет виноват, это все они, тупые, капризные и несчастные, уж точно не достойные его внимания, но что делать. Если он рожден мужчиной, а потому всегда будет вольно или невольно искать их общества, ему никак без них не обойтись, а они без него очень даже легко обходятся. Ну и пусть летят ко всем чертям.

Глава 11 Зачем я не ворон?

   Так было наяву, а во сне совсем по-другому. Е снилась огромная черная птица – ворон. Тот пролетал так низко и так пронзительно кричал, что он невольно отстранился, словно боялся оказаться в его когтях. Но прошло немного времени, все успокоилось немного, и тогда Мишель начал понимать, что ворон – это он сам, вот такой черный, грозный ворон – чародей, который только при дневном свете способен оборачиваться человеком, а все остальное время он ворон, и оперенье его сливается с темной ночью, а потому летает он бесшумной и незаметен для остальных. И только его громкий крик приводит в ужас тех, кому придется с ним столкнуться на этом пути. Пусть лучше проходят стороной. Им не стоит с ним рядом появляться, это скверно закончится. Как же ему понравилось все, что парень узрел в том сновидении, оно окрыляло и вдохновляло.
   Сон был таким ярким, что забыть он его никак не мог и через день, и через неделю, а желание было только одно, ему хотелось, ему очень хотелось стать тем самым вороном и в жизни, чародеем, волхвом, чтобы оборачиваться, и превращаться в птицу, незаметно приближаться к девам юным и мужам и терзать и тех и других.
   Он помнил историю о том, что в Ирии все -души птицы, и они прилетают сюда в таком обличии, чтобы немного побыть среди людей, а потом снова возвращаются в свой рай небесный.
   Каждый в прошлой жизни был птицей, птицей станет и потом, когда покинет мир. Как только тетушка заглянула к нему, они о том говорили.
   Она улыбнулась:
   – И какой же птицей был ты, дай угадаю. Орлом, ну конечно черным орлом или соколом, чтобы охотится на мелких птиц или зверюшек.
   Она замолчала и взглянула на него, уверенная, что угадала все точно.
   – А вот и нет, – заявил Мишель, – я был вороном, черным вороном.
   Она странно побледнела – все худшие опасения ее подтверждались, не может быть. И весь тот флер, который был вокруг этой птицы, как-то сразу спал и исчез. И мудрость ее, и то, что долго живет, она думала только о том, что эта птица появляется с дурными вестями на поле битвы и питается падалью – вот и все, о чем она могла в те минуты думать.
   – Я хочу обернуться птицей и заклевать всех, кто будет против, – разве это не самое главное в жизни?
   Она не хотела говорить ни о чем, понимая, что разубеждать его бесполезно, романтике его нет предела, и желание властвовать так велико, что все о нее разобьется.
   – Ему нужна власть над миром, -размышляла Мария, и ворон все где-то вился и в реальности, и в снах тревожных. Птица казалась все более зловещей после того, как Мишель связал себя с нею. Ворон и Демон – даже сложно сказать, что страшнее и опасней.
   №№№№№

   Мишель видел, как волнуется тетушка, пытался пошутить, утешить ее, но у него это плохо получалось.
   – И кто меня за язык тянул, если она испугается и отдалится, то я останусь совсем один, а я не могу так оставаться.
   Но образ ворона был так притягателен, что отказаться от него он никак не мог, даже если бы и захотел.
   – Демон может оборачиваться черным вороном, – написал он в альбоме, не сомневаясь в том, что она это прочтет.
   И образ Демона снова возник в его душе и так его увлек, что он позабыл обо всем и хотел только одного – написать о Демоне.
   Уже в те дни он не сомневался, что писать о нем будет все время, всю жизнь, сколько там еще ее отмеряно для него.
   Конечно, она это прочитала, как только вошла в комнату, чтобы взять с полки какую-то книгу. И так увлеклась, что не услышала, как вошла бабушка и тоже остановилась рядом. Мария невольно захлопнула альбом и прижала его к животу.
   – Что там? -спросила она тихо, но тут все зловещее начало и проявилось.
   – Да так, его ребяческие выходки. Ничего особенного
   – Почему ты это прячешь?
   – Ничего я не прячу, думаю просто, что он никогда не повзрослеет, так и останется ребенком. И таким мы его и воспитали, – она тяжело вздохнула и отвернулась. Иногда тетушка была просто невыносима.
   Елизавета Алексеевна думала о своем, о самом больном и тревожном, хотела промолчать, но все-таки произнесла это вслух:
   – Может все эти красотки тогда и не отнимут его у меня. В этом есть своя прелесть, как погляжу.
   Ей хотелось получить какое-то подтверждение своим мыслям и переживаниям. Но Мария казалась неумолимой.
   – Но он должен жить своей жизнью, – мне тоже хотелось бы этого, но он проклянет нас, если так будет… У каждого своя жизнь, у Мишеля своя, и нам придется с этим смириться.
   Бабушка поджала губы и ничего больше говорить не собиралась, она ее разочаровала, очень разочаровала. Ладить она могла только с дворовыми девками, те, всегда говорили то, что ей и хотелось услышать, молчали, как только она начинала сердиться, с ними было легко и просто управиться.

Глава 12 Смерть Отца 1 октября

   Мишель иногда виделся с отцом, но это было так редко, уже если Мария не могла поладить с тетушкой, то каково было этому отставному военному с ней о чем-то договориться. Он был с самого начала не пара для ее дочери, а уж теще с ним вовсе не о чем было говорить.
   В самом начале они быстро договорились о том, что он не станет мешать ей воспитывать внука и не будет искать с ним встреч. Сначала ему показалось это пустой угрозой. Не могла же она совсем лишить его сына, но оказалось, что она могла, она могла и больше того, при первом непослушании просто захлопнуть перед ним дверь, судиться, бороться с ней у него не было ни сил, ни денег, ни желания что-то доказывать, она всегда была права, если даже была не права, такое вот железное правило грозной старухи. Он мог выть от бессилия, но ничего не менялось от этого.
   Он приходил к вратам усадьбы, словно случайно прогуливался, часто видел сына издалека, смотрел как он рос. Мальчик казался ему не по годам угрюмым. Но сам он был точно таким, а потому исправить он ничего не мог, если бы и захотел, да и не понимал он эту русскую душу. Всю жизнь тут оставался и ничего не понимал. Ему было даже лень жениться снова, хотя возможно он просто боялся грозной бабушки, осуждения света, каких-то новых скандалов и потрясений, потому и умер незаметно, не решаясь их тревожить, навязываться.
   Этого бы точно никто не заметил, если бы он не оставался родственником Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, если бы у него не родился сын, и не произошла эта трагедия их разлука, ставшая вечной теперь.
   №№№№№

   Тетушка Мария сообщила Мишелю о смерти отца при молчаливом согласии бабушки, она не знала, как он себя поведет, что станет говорить, как поступит, та просто попросила последить за ним. Она чувствовала свою вину перед мальчиком и покойным зятем и понимала, что ничего не сможет исправить для одного из них, а со вторым в этом случае просто не справится. Оставалось только молча отойти в сторону и смотреть что как будет происходить.
   Юноша сорвался с места, и не оглядываясь куда-то ушел. Мария последовала за ним и поняла, что он направляется в усадьбу отца. Он должен был увидеть его, проститься с ним, потому что больше этого не случится никогда. И ему хотелось увидеться с теми родственниками с его стороны, а вдруг там будет какая-то родственная душа.
   Дорогу он помнил хорошо, хотя корил себя за то, что появлялся там так редко. Он не боялся бабушки и готов был досадить ей, сдерживало что-то другое, какие-то непонятные страхи от сближения, а что если откроется что-то такое непонятное, странное, то что как-то нарушит его и без того очень непростую жизнь
   Одно только слово бабушки -неровня, – перечеркивало все, что между ними могло быть, но так и не стало. И глубокие страдания теперь, когда все оборвалось, терзали его душу с невероятной силой.
   Припомнилось последнее свидание, когда они столкнулись тоже почти случайно, ну по крайней мере для него это было случайно. Все в суматохе, торопливо, словно бы нужно было куда-то бежать. Когда Мишель спросил, когда же они встретятся, то услышал в ответ:
   – Если доживу, то свидимся.
   Тогда он разозлился и спрашивал у Марии:
   – Но разве мог он, герой Бородина, не справиться с бабушкой? Ведь я его сын, он должен был за меня бороться.
   Она только усмехнулась, и грустной была ее усмешка, сказала что-то типа того, что в жизни всякое случается.
   Он смотрел на неподвижное тело отца в гробу и понимал, что совсем не знал человека, подарившего ему жизнь, ну вот совсем никак, как такое может быть. А самое страшное, что и не стремился узнать, еще вчера тот был жив, и, наверное, мог бы многое рассказать. Теперь уже поздно, слишком поздно.
   Хотя за ним отправили карету, но домой Мишель возвращался пешком, усталый, измученный, только и бросил двум дамам, поджидавшим его в гостиной:
   – Больше совсем никого не осталось, -выпалил он, когда вернулся назад
   Ни Мария, ни бабушка так и не смогли ему ничего ответить. Да и что тут скажешь, Елизавета Алексеевна не могла не чувствовать себя во всем виноватой. Пока он был жив, оставалась какая-то надежда на примирение, теперь ее больше не было вовсе, никого и ничего не осталось. Судя по всему, ее он в расчет не брал.

Глава 13 Маскарад Король звездочет

   Это был первый бал-маскарад в жизни Мишеля, а потому надо было придумать что-то особенное. Они долго спорили с тетушкой, никак не могли решить, какой же костюм для него приготовить.
   Все было темным, а то и черным, слишком мрачным. Мария не знала, что делать, что ему предложить, чтобы хоть как-то обыграть то, что там творилось, и не казаться бы ему Демоном там. Первое впечатление может быть самое главное для любого человека, а если ты еще видишь себя поэтом – тем более. От напряжения даже немного заболела голова. И вдруг она увидела на полке большую, красивую книгу и воскликнула:
   – Звездочет, ты у нас будешь звездочетом на маскараде, а почему нет, в этом вся интрига, каждый хочет заглянуть в свое грядущее, все так любопытны, однако, и ты привлечешь внимание всех.
   Парень угрюмо молчал, но заметив, что она готова разрыдаться, согласился, она так много для него делала, так старалась, как можно отказать такому ангелу. И хотя собственное отражение в старинном зеркале Мишелю не сильно понравилось, но он порадовался ее улыбке и хорошему настроению.
   – Ты может уговорить на что угодно.
   – Но ничего дурного я тебе не посоветую, ты же знаешь это.
   Так на том самом маскараде появился звездочет в плаще, усыпанном звездами. Тетушка была где-то в углу залы и оттуда наблюдала за тем, как все перед ним расступились. Она сияла от радости, даже тут было это видно.
   Он говорил с кем-то, гадал кому-то по своей книге, предсказывая судьбу, многие его просто не узнавали, кто-то из узнавших боялся подойти. И судьбу знать не хотелось, и было страшно услышать от него предсказание.
   №№№№№№№№

   В тот самый вечер родился сюжет для его драмы «Маскарад», юная девица потеряла браслет, вторая его подобрала и передала влюбленному в нее юноше, назначая свидание от своего имени, что там у них случилось дальше, Мишель не знал, но повествование о любви и неверности, о ревнивом муже, который готов убить невинную жену, хотя и не пытался даже выяснить, что там было на самом деле, появилось тут же. По дороге домой он обдумывал детали, а потому был нетерпим и рассеян.
   Он все это записал в альбом подробнейшим образом и тут же забыл. Просто для его драмы не пришел еще срок, будет день, когда он отыщет этот альбом и все вспомнит.
   Пройдет намело времени прежде, чем он вспомнит о том, что видел и наблюдал тогда, на первом маскараде в своей жизни. Мишель убедится, что для творца ничего не бывает случайным, у всего есть свой глубокий смысл.
   №№№№№№

   А Маскарад между тем продолжался, говорили, что там были и придворные дамы, и может быть сама императрица, хотя он не представлял себе, как она может выглядеть, но не мог отказать себе в удовольствии, помечтать о том, что она была там, что заметила и выделила его в этой толпе, и наступит день, когда он предстанет перед ней уже в гусарском наряде и прочитает какое-нибудь дерзкое и страстное стихотворение, которое сочинит на ходу, и она будет очарована и покорена раз и навсегда.
   А между тем дамы мелькали перед глазами и чем больше их было, тем более одиноким он себя ощущал. Это странное чувство – одиночество в огромной толпе. Кажется рядом столько народу, но нет ни одной близкой, родственной души, нет и никогда не будет. Хотелось взвыть от рассеянности и горя– горького, но чувство это было все-таки страстно притянутым, каким-то сладостным даже. Наверное, переживать его он мог бы еще долго, но толпа постепенно редела, откуда-то вынырнула тетушка – он, наверное, не вспомнил бы о ней в том чувственном экстазе, но теперь должен был признать, что не таким уж был и одиноким, это просто игра, способность романтизировать и драматизировать все одновременно.
   Карета ждала их у дворца – как хорошо, что не надо плестись пешком домой. Он почувствовал страшную усталость, оказывается, все это было очень утомительно.
   Во дворце все спали, и он тихо прошел к себе в покои. Тетушка отправилась домой, она не хотела тут оставаться. Отдохнуть можно было только в своем доме, но не тут.

Глава 14 Последний сын вольности

   Учеба в университете не задалась с самого начала. Впрочем, они не питали никаких иллюзий, там было скучно, одиноко, серо, и не впутаться в первую заварушку Мишель не мог, он очень старался не влезать, но ничего не вышло. Все связи Столыпиных и бесчисленные знакомства не помогли, бабушки добрые друзья пояснили, что это только дело времени, если его оставят сейчас, то потом все равно придется отчислить
   – Не доводите нас всех до греха, дорогая Елизавета Алексеевна, – говорил ректор, к которому отправилась хлопотать за внука. И на лице его застыло такое выражение отрешенности, что она и сама решила, что не стоит доводить до греха.
   Но по дороге домой, она размышляла о том, что так будет всегда, где бы ее Мишель не оказался, он нигде не сможет ужиться.
   – Остается только карьера военного, может быть в глубине души он и сам это хорошо понимает, потому и стремится всей душой в другое место.
   Бабушка позвала его к себе и объяснила о своем решении
   – Будешь как отец и дед, яблоко от яблони недалеко падает, – тут же заявила она, словно желала оправдаться за то, что так и не смогла отстоять его в университет.
   Но если взглянуть на него, то сразу становится ясно, что это известие не сильно его расстроило.
   – Стать военным, служить государю, – повторял он на разные лады, когда бабушка ушла к себе, вести эту беседу ей было больше невыносимо.
   Но слова ее о том, что военный мундир может спасти ее внука от пропасти, в которую он летит чуть ли не с рождения прозвучали странным диссонансом.
   Карьера военного трудна и опасно, подразумевается, что он может участвовать в сражениях, и наверняка будет в них участвовать и может погибнуть. Так спасение ли это для него? Но, с другой стороны, если он станет стойким и отважным, ведь в его жилах течет шотландская кровь, может сделать его настоящим героем, а при его упрямстве и силе духа, так оно и будет, в том сомнений у нее почти не было.
   На миг она почувствовала себя Фетидой, которая вынуждена отправить своего Ахилла на войну и решить, короткая и славная ли жизнь ему нужна или долгая и скучная без всяких подвигов.
   Ей трудно было сделать выбор для него, в том какой путь выберет он, она не сомневалась – что-то гибельное было на его челе начертано.
   №№№№№№№№

   С вольностью придется проститься раз и навсегда, ее могла дать студенческая университетская жизнь. Об отчислении вскоре узнали все, но никто не рискнул бы о чем-то таком напомнить самому Мишелю.
   Освобожденный отправился к старым знакомым и тут же оказался в компании трех сестер. Ну не одному же ему там оставаться.
   Обстановка там была довольно легкой и непринужденной, до той минуты, пока его не попросили почитать новое стихотворение.
   Мария посмотрела на него внимательно, хотела что-то сказать, но она была довольно далеко, не могла позволить себе такой вольности. Сам же Мишель начал читать новое стихотворение, которого не слышала даже она прежде.

     Белеет парус одинокой
     В тумане моря голубом!..
     Что ищет он в стране далекой?
     Что кинул он в краю родном?..
     Играют волны – ветер свищет,
     И мачта гнется и скрыпит…
     Увы! он счастия не ищет
     И не от счастия бежит!
     Под ним струя светлей лазури,
     Над ним луч солнца золотой…
     А он, мятежный, просит бури,
     Как будто в бурях есть покой!

   Мария Лопухина внимательно все прослушала и, может быть, она одна поняла суть всего происходящего. А может и не поняла, но почувствовала душой то, что там было, что должно быть.
   Он не любил Марию и понимал, что не сможет изменить своей натуры, а ведь она все это поняла. Только для любви нужно что-то еще более важное для того, чтобы полюбить именно Марию.
   Душа его тянулась к ней, хотя Варя не подавала вида. Она была спокойна и готова ко всему, но стихотворение ее никак не задело за живое, он не мог этого утверждать, но чувствовал, то. что не мог выразить словами.
   Мир покачнулся и готов был упасть к его ногам, но самому Мишелю надо было отправляться на военную службу.
   Он мысленно прощался с этим миром, привычным и обычным, и таким прекрасным. Задним умом он пытался понять, что было бы, если бы он оставался в университете. Но сослагательное наклонение не пройдет больше, оно уже во вчерашнем дне, а впереди служба, Кавказ– тот самый куда с самого детства стремилась его душа, совсем другой мир, совсем другая жизнь. Он не был готов к ней, но выбора ему не оставалось.

   Лирическое отступление
   «Я часто себя спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь любви маленькой девочки, которую обольстить я не хочу и на которой никогда не женюсь?» — Михаил Лермонтов (Герой нашего времени).

     Но я добивался любви ее дерзко,
     Хотя понимал, что нам вместе не быть,
     Как парус, металось усталое сердце,
     Желая лишь бури безумной просить.
     Простить меня знаю, она не захочет,
     И сам я себя никогда не прощу,
     Но ветер там воет, и море клокочет,
     О если бы знать мне, кого я ищу,

     Какая печаль и какая отрада
     Швырнет в небеса или в бездну тайком,
     И в темной аллее забытого сада
     Мы только мгновенье пробудем вдвоем.
     Уносится Демон, предавший Тамару,
     И гибнет она в пустоте бытия,
     Любовь как спасенье? Как вечная кара
     И что мне улыбка святая ея.

     Рассвет не настал, умножая тревоги,
     Стояла она у меня на пути,
     И видели демоны, видели боги,
     Что мне к Алтарю ее не увести.
     И все-таки это такая отрада,
     Понять, что она мне осталась мила,
     Что в темной аллее забытого сада
     Со мною она эту ночь провела.

Глава 15 Мундиры, ментики, нашивки, эполеты

   В юности все меняется стремительно. Сначала от вольности ничего не осталось, а потом и от того юноши, к которому все успели привыкнуть, хотя и не принимали, и сторонились, и старательно избегали встречи, если ее вообще была возможность избежать. Если сделать этого не получалось, то напрягались и ждали дерзости, а то и скандала.
   На самом деле Москва не так и велика, как может показаться тем, кто заглядывает туда в первый раз. Наши герои же успели везде побывать и все знали, со всеми были знакомы, так что все быстро надоело. Вот и оказался столичный мир тесен.
   С каким трепетом примерял Мишель гусарский мундир, желая очаровать и юных дев и дам, хотя это ему совсем не было нужно, и поразить, и покорить всех своих старых знакомых, уж если ему суждено было стать служивым, воином, то пусть хоть что-то из всего из этого для него останется. Противоречивые чувства раздирали мятежную душу, ему хотелось быть свободным, как прежде, но коли это теперь невозможно, то надо стать лучшим из гусар, слава о них была такой громкой, что остальным военным приходилось только завидовать молча, и пусть те самые барышни, которые таили улыбки, а чаще усмешки, теперь борются за его внимание. Таких красавцев в высшем свете столицы было не так и много.
   Первой его придирчиво осмотрела бабушка. Конечно, ростом он не вышел, но мундир украшал ее внука невероятно, у него появилась выправка, он стал таким красавчиком, что при других обстоятельствах она и сама бы бросилась к его ногам и молила бы о внимании, ну или в другой жизни, здесь таких подвигов от нее не требовалось, он и без того все время был рядом, от нее таких жертв не требовалось, хотя, не стоит себя обманывать, служба уведет его через несколько лет в любой уголок мира, и скорее всего на Кавказ. А там кто знает, что и как сложится, ведь там все время идет война.
   №№№№№

   Потом появилась Мария, конечно, как без нее. Она своих восторгов не скрывала, правда, говорила, что на Кавказе опасно, там идет война и убивают. И словно бы хотела убедить и бабушку, и внука в своей правоте, какая бестактность с ее стороны, но разве она была не права?
   Сердце бабушки, слушавшей этот разговор, дрогнуло, разве не о том же она думала, хотя и не могла произнести этого вслух, никогда бы этого не сказала, чтобы не накликать беды, не зря же ее матушка все время твердила: «Не буди Лихо, пока оно тихо». Но на это Мишель ответил твердо и уверенно:
   – Не бойся, цыганка мне сказала, что меня не убьют в сражении, это будет не кавказец, и светлый человек, блондин, я так понимают, и опасаться надо своих, а не чужих.
   Мария встрепенулась, от того, что убьет его свой, легче не становилось, но сам Мишель почему-то этому был рад. Ведь можно проявлять чудеса храбрости, если знаешь, что не погибнешь в сражении. А именно так ему и хотелось утвердиться, раз уж он получил офицерский мундир.
   – Цыганка твоя могла ошибиться и просто соврать, я бы не стала им доверять, – осторожно говорила Мария, – и потом, кое-что в своей судьбе мы все-таки можем изменить, так было много раз. Оказался не в том месте, опоздал на свидание, и вот уже все идет по-другому.
   – Я не погибну в сражении, скажи об этом бабушке, а то на ней прямо лица нет, – он усмехнулся и подмигнул тетушке.
   Елизавета Алексеевна отошла от двери, но ей показалось, что оба они знали, что она была рядом и все слышала. Конечно, это не хорошо, но что хорошо, а что нет, если это касается ее внука, здесь она забывала о нормах и правилах приличия и пошла бы на многое, если бы от нее это потребовалось.
   №№№№№№

   Теперь вместе с Мишелем был и Монго – его братец по материной линии, кто бы мог подумать, что форма так объединяет таких разных людей, но им было весело и забавно вместе, и поняв, что судьба свела их недаром, с тех давних пор они почти и не расставались больше. После тетушки Монго был единственным, кто понимал его, принимал таким, каким он был и ценил безмерно, что могло показаться странным, но было естественным. В мире всегда есть то. что нам близко и дорого.

   «Это был, – пишет его дальний родственник М. Н. Лонгинов, – совершеннейший красавец; красота его, мужественная и вместе с тем отличавшаяся какою-то нежностию, была бы названа у французов „proverbiale“.. Он был одинаково хорош и в лихом гусарском ментике, и под барашковым кивером нижегородского драгуна, и, наконец, в одеянии современного льва, которым был вполне, но в самом лучшем значении этого слова. Изумительная по красоте внешняя оболочка была достойна его души и сердца. Назвать Монго-Столыпина – значит для людей нашего времени то же, что выразить понятие о воплощенной чести, образце благородства, безграничной доброте, великодушии и беззаветной готовности на услугу словом и делом».

   №№№№№№

   Мишель больше не был один, и дружба привела его в восторг, на одном из приемов, они снова встретились с Екатериной Сушковой. Но кажется она осталась неизменной, а как переменился сам Мишель, он диву давался, вспоминая, что был в нее влюблен. Как? Почему он мог так страдать и метаться из-за этой тупенькой и пустой бабенки, которая никогда и ничего не понимала, и понимать не собиралась.
   Монго, увидев его отношение к той девице, упрекнул его за то. что он был неучтив и даже резок, и не скрывал презрения.
   – Нельзя так с девицами и дамами, друг мой, уж они найдут как отомстить, ты поверь мне. Я не заставляю тебя их любить и рассыпаться в любезностях, но и так тоже не годится.
   – Мстить стану я, – отвечал новоиспеченный гусар, – они не уйдут от моего возмездия, никогда не уйдут.
   Сколько твердости было в голосе, сколько уверенности, что так все и будет, словно он шел в атаку против грозного противника.
   Мишель сделал вид, что не заметил тревоги Монго, а тот оставаясь дамским угодником, он вряд ли тревожился из-за Екатерины, нет, конечно, ему просто не хотелось, чтобы Мишель попал в какую-то скверную историю, где могут быть замешаны мужья, братья, отцы. Они в обиду не дадут своих дочерей. И тогда, но лучше не думать о том, что может случиться тогда.
   №№№№№

   Узнав, что они теперь вместе, Елизавета Алексеевна как-то успокоилась, переложив на плечи Монго все, или почти все те заботы и хлопоты, что были до сих пор на ее хрупких плечах. Но справится ли он с таким грузом, есть ли кто-то, кто с ним справится? Там нужная дюжина друзей и родичей, чтобы что-то и как-то наладилось, но пока приходилось довольствоваться малым. Мария тоже радовалась такому повороту в жизни Мишеля, ведь у нее была своя жизнь, а Монго хороший парень, и ему вполне можно доверять ее любимца.
   – Хорошо, что не женился с дуру, что судьба не была так жестока, – говорил Мишель, когда под утро они возвращались домой.
   Его удивило то, что Монго на это ничего не ответил. А тот думал о том, что такими же будут отношения его друга ко всем другим женщинам и девицам, в каждой из них он найдет какой-то страшный изъян, и любовь в один миг превратится в ненависть, и ничего больше от нее не останется. И дело тут не в девицах, а в нем самом.
   Об этом Монго говорил с Марией, когда они встретились в театре, Мишеля в тот вечер не было, он сказался больным, и занимался какими-то своими делами.

Глава 16 Встреча с Пушкиным

   Поэзия жила в душе Мишеля, она волновала его не меньше, чем музыка и похождения по вечеринкам и светским приемам. А там кого только не встретишь. И вот внезапно, как всегда неожиданно он столкнулся и с Пушкиным. Когда видишь живым того, о ком с самого детства только и слышал, кем грезил всегда, испытываешь невероятное потрясение, которое не сможет описать даже гениальный поэт. Не мог этого сделать и Мишель потом, не появилось строк о той встрече у него, как ни странно, он писал о столкновении с той или другой барышней, а вот о встрече с поэтом упорно молчал, как о самом сокровенном.
   Грезы внезапно превратились в реальность, Пушкин вошел в залу, порывистый, яркий, летящий, именно летящий, и по его виду было понятно, что это гений, это поэт, это порыв свежего ветра, которого им так не хватало всем в те суматошные времена.
   Мишель был в восторге и смятении, куда делась его спесь и дерзость, он просто замер и смотрел на гения широко открытыми глазами, и было в нем что-то теплое, светлое, располагающее, но и далекое одновременно. Казалось, что поэт просто на миг заглянул сюда и сейчас растворится, исчезнет, как призрак. Но Пушкин не был призраком, более того, на этом маскараде, он был самым живым и настоящим, это они все казались мертвецами, пришельцами с того света. Они пытались скрыть свою сущность, он же ничего скрывать не собирался.
   №№№№

   Потом Монго говорил Марии, что таким он братца своего не видел больше никогда. Она же пожалела, что ее не было в том самом дворце, где они оказались случайно, и куда идти не собирались, но ноги сами их туда привели. И случайность оказалась чудом и сказкой, наградой, за то, что так долго и упорно им пришлось скитаться в поисках неведомого и непознанного.
   И только через несколько минут, когда они снова встретились соприкоснулись, это был совсем другой человек. Он резко пролетел мимо, словно стрела выпущенная из лука, был зол и раздражен, словно его ужалила пчела или случилось еще что-то странное. Но что могло произойти за те несколько минут, когда Пушкин пропал из вида. А Мишель теперь только за ним и следил, глаз не спускал, искал и ждал.
   Мишель не смел проследить за тем, где он был и с кем вел беседу, сам же он о происходящем ничего не ведал, зато все это хорошо знал и понимал Монго. Он тверже стоял на земле, интересовался многими сплетнями и новостями, которые в свете происходили, а не обдумывал очередную редакцию своего Демона. Нет, он мог только слушать творение друга, а не сочинять что-то сам. Он даже записок и воспоминаний писать не собирался, считая, что это не должно как-то касаться их жизни, которая по его разумению была сугубо личной.
   – Что с ним, что случилось? – не выдержал Мишель.
   – Деньги, долги, интриги, – как-то односложно произнес Монго, надеясь, что тот все и так поймет, ему не стоит все рассказывать подробно.
   №№№№№№№

   Но он не понял, да и как мог сытый голодного разуметь? Бабушка лишила его отца, и еще при жизни связь их была так слаба, что тот казался чужим человеком, но что касалось финансов, он не представлял себе, что мог в чем-то нуждаться, а главное, что этого никогда не допустила бы она. Елизавета Алексеевна вольно или невольно откупалась от внука, она не стала бы отказывать ему ни в чем, повторяя, что денег в могилу не унести, а мальчик пусть получит то, что хочет.
   – А такое может быть с таким гением, как Пушкин? – спрашивал он, уже когда поэта и след простыл, и он унес с собой все свои беды и несчастия, и природную раздражительность и порывистость. Он умел вспыхивать от малейшей искры, тогда и начинался настоящий пожар.
   – Еще как может быть, большому человеку много надо, а они погрязли в долгах, расходы растут, столичная жизнь, штука дорогая.
   Странно как-то это звучало и казалось чем-то нереально далеким, заставившим и его впасть в какое-то уныние.
   – Не переживай, тебе это точно не грозит, – говорил Монго, ему хотелось хоть как-то утешить друга.
   Представить себе, что тот мог переживать о ком-то другом, пусть и о Пушкине, он никак не мог. Да и что толку им было переживать, вот предложить ему помощь и тебя вызовут на дуэль, и пристрелят тут же – вот и весь сказ, нет уж, с такими пылкими и страстными людьми надо быть особенно осторожными, чтобы не нарваться на скандал.
   Кажется, ни о чем таком Мишель не думал, он просто не мог поверить, что сказанное Монго может быть правдой. Нет, он не допустил бы мысли, что брат его обманывает, просто возможно он что-то перепутал, не понимает, как это может быть на самом деле.
   №№№№№

   При встрече с Марией, когда он рассказал о радости и гневе поэта, и спросил, могут ли у него быть какие-то большие проблемы, она пожала плечами:
   – Поэты всегда живут на широкую ногу, и траты часто бывают непомерными, и не у всех есть богатые родственники, а если и есть, то не всегда они готовы все оплачивать, любовниц, карточные долги, да мало ли куда уходят деньги.
   Она говорила не определенно как-то, но становилось понятно, что не все в этом мире так просто, как могло показаться ему из своей уютной башни из слоновой кости, так назовут его жилище позднее…
   Позднее, сколько и где они не появлялись, поэта видеть им больше не удавалось, он словно пропал куда-то, растворился, его не оказалось больше рядом. А так хотелось взглянуть, узнать, что он спокоен и весел, что у него все наладилось, и пишется и дышится легко.

Глава 17 Я выхожу замуж

   Мог ли Мишель так быстро забыть о Пушкине, о тех чувствах, которые он переживал. Казалось, что нет или должно было случиться что-то такое, что станет новой невероятной встряской, затмившей первую.
   И это случилось, как бы странно то не звучало. Примерно в те дни, когда все его мысли были заняты Пушкиным и тем миром, в котором жил поэт – Мишель теперь старался быть внимательным и проникнуть в тот самый мир, прикипеть душой, так вот тогда именно и пришло письмо, где сообщалось о том, что Варвара, как писала ее сестра, выходит замуж, и все они пребывают в приятных хлопотах – подготовке к свадьбы.
   – Приятных? Да как они могут о том говорить, как свадьба, может быть, приятными хлопотами? Особенно если это касается единственного создания, к которому в глубине души он питал теплые чувства, ведь она была кроткой, тихой и никому не желала зла. Именно такой, была дева, которая мог бы со временем с ним ужиться, и в той самой жизни не убить его окончательно. Почему замуж выходит не какая-то из ее сестер, а она, где в жизни справедливость?
   Мария спокойно слушала все его возмущения, а она подтвердила, что это правда, и наверное, только он один о том не слышал, может потому, что и слышать этого не хотел? Или только разыграл сценку с неведением, кстати он не был лишен артистических талантов.
   – Но кто этот человек? -воскликнул Мишель.
   Похоже, что он и на самом деле не ведал, иначе бы не стал спрашивать.
   – Бахметов, – отвечала Мария и ничего больше не прибавила, да и что тут скажешь, остальное и так было понятно, он прекрасного знал этого господина, но и подумать не мог бы, что тот станет его соперником, мужем Варвары.
   Мишель дал волю чувствам, когда выбежал в сад и остался у пруда в одиночестве. Вот тогда небо упало на землю, Демон понял и почувствовал, что его снова в очередной раз лишили неба. Та, которая могла его спасти, не сделает этого, ушла, улизнула. Но она его любит больше, чем он ее, как же она может стать женой другого? Она может, потому что ждать его бесполезно, родители не согласятся, чтобы он стал ее мужем, для семейной жизни по их разумению он совсем не годится. И кто это дал им право решать, кто и для чего годится. Но они решают, выдают дочерей замуж по своему усмотрению.
   Мария навестила невесту, и та пожаловалась, что жених ее страшно ревнует, заставил уничтожить все, что дарил поэт, она подчинилась, бросила в огонь все его стихотворения и даже сам альбом, в котором они были записаны. Вот так поступают с поэтами вероломные девицы. И он не сомневался, что в тихом болоте черти водятся.
   №№№№№№

   Глаза Мишеля сверкали от ярости, пока он слушал тетушку и все не верил своим ушам. Она не сможет так поступить, она должна убежать и спрятаться, словно он предлагал ей с ним сбежать, а ведь он ничего такого и не предлагал. Так куда и зачем ей бежать? Нет, она разумна, она хочет стать женой и матерью, а не Музой для вероломного поэта, с которым не будет счастья, в этом родители правы, совершенно правы.
   Но как она может жить после этого? Это же предательство, она просто бросила его, даже не объяснив ничего, узнал он обо всем от других.
   Хотя Мишель не понимал, что именно она должна была и могла ему объяснить, но это ничего не меняло в его воспаленном мозгу – женщины, теперь все до одной стали чудовищами и предателями, они оставались волками в овечьей шкуре, если даже Варя так поступила, то что он должен ждать от других.
   Он чувствовал себя Чацким и перечитывал комедию Грибоедова в списках, она переходила из рук в руки, многие помнили ее наизусть. Накануне один из рукописных вариантов подарила ему тетушка, говорила, что она получила его от самого автора, они были где-то на одном приеме, и он неожиданно ей ее преподнес. Комедия не могла быть напечатана и поставлена, слишком уж точно рисовались все персонажи там, но у всех, кто так или иначе был связан с литературой и литераторами, она была. Ее знали, ее любили, и автора тихо ненавидели те, кто узнавал себя в его персонажах, а это была вся барская Москва, та самая, к которой так привык, и в которую неплохо вписался и наш поэт тоже. Но разница между ним и Чацким все-таки была значительная, он не настолько добр и не способен прощать тех, кто причинил ему боль и страдания, не дождутся ничего такого.
   Рукопись поэмы он спрятал в тайник, помня, как переживала бабушка в том декабре, когда поднялся бунт, что будет теперь, сказать трудно, но пусть будет подальше от глаз чужих

Глава 18 Маскарад продолжается

   Все замужние дамы теперь казались ему предательницами и личными врагами, он не мог и не хотел их прощать, словно каждая из них в чем-то была виновата, и чтобы хоть как-то выпустить пар, он взялся за «Маскарад», драму, где старик Арбенин ревнует невинную жену, и травит ее безжалостно. А как еще он мог отомстить той, которая вышла замуж за другого и про все на свете забыла?
   Что-то о потерянном браслете он слышал от тетушки, что-то дорисовало его воображение. И вот уже на одном дыхании написался скелет той самой драмы, муж оказался старше и страшнее господина Б, похитившего Варвару, она прекраснее и невиннее, и должна была ответить за все вероломства в этом мире. Наверное, для каждого творения есть свой час и свои обстоятельства, для Маскарада было и навсегда останется тот год, когда Варвара Лопухина выходила замуж, и он был без вины виноват – так считал сам Мишель, а потому и несчастен, и беспощаден одновременно. Признать хоть в чем-то и свою вину тоже он не мог и не хотел, она должна была ждать и верить, сколько бы времени не прошло, словно бы потом он сделал ей предложение и согласился жениться. Не стоило даже заглядывать так далеко – женитьба, это вообще не его случай, но и она не могла и не должна была выходить замуж за другого.
   Сцены отравления и гибели Нины он писал с особой страстью, прекрасно понимая, что Варвара их прочтет, что у нее будет экземпляр пьесы, она не сможет себе в том отказать, хотя тетушка говорила, что муж заставил ее сжечь все, что хоть как-то напоминало о поэте, о их невинном романе, но у нее будет эта пьеса, вот и пусть знает обо всем, что он чувствует, что переживает.
   Старик Гете недаром говорил, что он не ушел в мир иной только потому что написал своего Вертера, нашего поэта спас «Маскарад», в том или ином виде он будет появляться часто в его стихотворениях, но это потом, только напоминания о том печальном событии, а пока это была его жизнь, печальная жизнь, преодоление страсти, переживания о разрушенных мечтах
   Когда Мария прочитала это творение, она все поняла сразу, да и кому понять, если не ей, поняла и только спросила:
   – Зачем ты так с ней обошелся?
   – А она со мной как? – тут де выпалил он.
   – Но она слабая и беззащитная женщина, ей хочется счастья, семейного счастья. Она не слишком умна, но понимает, что от тебя его не дождаться.
   – Вот она и получила все, – резко, слишком резко отвечал Мишель.
   Мария тяжело вздохнула, разговаривать с ним было бесполезно. Может быть потом, когда он отойдет немного, хотя случится ли это когда-то? Скорее всего никогда, это она знала по себе, предательство не проходит и не забывается никогда, пока мы живы, а может быть и там тоже не проходит и не забывается, но этого пока знать не дано.
   №№№№№№№

   А вот Монго взял с него слово, что он не покажет Варе и не расскажет о том, что написал. Да как он вообще смеет такое требовать, но друг оказался странно настойчив на этот раз. Он сделал все, чтобы вырвать такое обещание. И нехотя, Мишель ему это пообещал, хотя и не представлял себе, как исполнит обещанное.
   – Зачем ты убил ее? -спросил Монго, решив, что он был слишком суров.
   – Лучше так, чем жить с нелюбимым стариком, я избавил ее от страданий.
   – Хорошо бы только на бумаге, – пробормотал он., думая о чем-то своем, но Мишель сделал вид, что не слышит его. Но неужели он мог подумать, что его друг способен на такое не только на бумаге? А способен или нет, иногда в нем просыпался тот самый Демон, и хорошо, если только поможет ему творить, но не более того.
   Позднее, когда списки пьесы появились среди их знакомых, Монго с усмешкой говорил ему, что в Арбенине себя узнают мужья его возлюбленных, реальных или мнимых. Это немного удивило и позабавило самого автора.
   – Я не стал бы так забавляться, – говорил Монго, – потому что некоторые из них и без того были на грани от нашей жизни такой, а теперь и подавно.
   Мишель молчал задумчиво, он думал о том, что творение получилось и дошло до них до всех, вероятно.
   – Некоторые из них готовы вызвать тебя на дуэль, я своими ушами о том слышал, – тут же прибавил он, может немного преувеличивал происходящее, но не сильно.
   – Даже Пушкину не мстят так жестоко, – пробурчал Мишель, намекая на то, что у того -то врагов и возлюбленных значительно больше.
   Потом, значительно позднее, он будет вспоминать эту фразу часто, особенно в тот роковой год, когда и состоялась последняя дуэль поэта.
   – Это вам не горе от ума, это значительно страшнее.
   Теперь молчал Монго, он только взглянул на него и покачал головой – крамольная пьеса откуда-то оказалась в его руках. И он мог даже догадываться откуда, да что о том говорить.
   Может быть, после этого разговора в душе Мишеля созрела решимость никогда не жениться, потому что сбудется все, что написано, и он точно станет Арбениным, а ему это совсем не было нужно. Творчество, вот что только и должно было остаться в его жизни. Да и печальные глаза отца, к нему обращенные, напоминали о том, что не должен он жениться, ничего хорошего из этого все равно не получится.

Глава 19 Вторжение к балерине

   Клятва никогда не жениться была тверда, но вот от похождений никто не мог избавить пылких и страстных гусар. Когда же, если не в эти годы погулять от всей души, чтобы было что вспомнить потом.
   Кто предложил поехать в Царское Село – эту обитель поэтов и артисток, кто его знает, но откликнулся Мишель сразу и с великой радостью. По дороге Монго говорил о балеринах, о том, как они восхитительно прекрасны. Сразу видно, что он туда уже успел заглянуть и ни раз.
   Мишель слушал вполуха, его больше занимали мысли о юном Пушкине, как он здесь жил, оторванный от дома и семьи, каким был тогда. Но там его теперь не отыскать, а вот балерины, это другое дело, если Монго обещал, то они точно там будут, почему бы и нет, он готов был отдаться страсти и совершить нечто этакое дерзкое и безрассудное.
   Но как только Мишель отвлекся от своих тяжких дум, он сразу заметил, что друг его влюблен, надо же было как-то отвлекаться от себя любимого хотя бы ненадолго, посмотреть, чем живет весь остальной мир или хотя бы те, кто рядом с ним оставался, их было не так много, и хотелось бы ими дорожить.
   – Да ты, как я погляжу влюблен, – произнес он тут же.
   Монго смутился страшно.
   – И в кого же, покажешь мне ту, которая украла твое сердце.
   – Вряд ли, – тихо ответил он.
   – У тебя есть от меня секреты, или она не пережила твоей любви.
   Улыбка его превратилась в ироничную усмешку.
   – И не то, и не другое, – отвечал он.
   – Но что же тогда заставляет тебя таиться и скрывать свою возлюбленную?
   – Ну как бы тебе объяснить? Я влюблен во всех женщин вообще, взгляни на любую, и ты не ошибешься, все они прекрасны и восхитительны.
   Мишель тормознул коня, он ожидал услышать все, что угодно, только не это, разве так бывает, разве так может быть? У него в голове такое не укладывалось, но Монго не сказал, что он пошутил, наоборот, стал каким-то слишком серьезным даже. Его слова быстро подтвердились, как только они шагнули за кулисы, он и на самом деле был влюблен во всех, и это заставило Мишеля стать еще более угрюмым, дерзким и печальным, он вроде бы и не завидовал другу, но как они на него смотрят, как льнут к нему и желают добиться его внимания, а вот про Мишеля такого не скажешь, они от него просто шарахаются, часто когда он и рта еще не успевает раскрыть. Ничего удивительного, перед ними Демон, не больше не меньше, и они его боятся просто, но как же ему заполучить хотя бы одну из них, разве он хочет так много?
   №№№№№№

   Мишель решил хранить равнодушие, и насмешки стали той самой маской, на время скрывавшей его лицо. Вот только надо посмотреть, чтобы она не приросла намертво, маскарад совсем не такая безобидная штука, как кажется на первый взгляд.
   Монго все чаще замечал, как тяжело Мишелю оставаться в этом мире, особенно на пирах и свиданиях, он неумело пытался что-то исправить, но и сам пока еще оставалось молод и не искушен, и чувствовал, что ему не сладить с другом, слишком все тяжело и неподъемно.
   – Как он мог таким уродиться? -спрашивал Много у Марии, когда она решила поговорить с ним о своем любимце.
   Она смотрела на него и радовалась, что тому и сотой доли бед и огорчений не досталось.
   – Ну и как ваша поездка к балерине? -спросила она осторожно, он не обязан ей был что-то рассказывать, но ей так интересно было узнать хоть что-то, там, где она не могла появиться с ними, все осталось покрыто мраком вечной тайны.
   – Да что балерины, – пожал он плечами, – они разбежались, вернее, разлетелись в разные стороны, он был так мрачен и угрюм, что в следующий раз я не рискнул бы с ним туда отправиться.
   – Ну ладно туда, но все -таки ты не бросай его одного, а то он еще каких бед натворит, ты же у нас один только можешь следовать за ним, а без тебя он пропадёт.
   Мария наконец вслух произнесла то, что так долго и упорно ее мучило, и ей вроде бы стало легче после такого признания, но каково Монго, ведь тот только входит во взрослую жизнь, он такой славный и ему придется страдать из-за Мишеля.
   Происшествие с балеринами все-таки повторилось еще раз, когда Мишель понял, что Монго не хочет, чтобы он там был, он настоял на своем просто из вредности и тому пришлось согласиться.
   №№№№№№№

   Впрочем, как только они снова оказались там, Мишель замолчал и сидел мрачный и задумчивый, словно пытался решить, что же ему делать дальше, но ничего делать не собирался. И все бы закончилось тихо и мирно, если бы не ворвались какие-то драгуны, не обнаружили их там, и не обрушились на них, те были значительно сильнее и старше, потому и оставалось только нашим гусарам спасаться бегством оттуда. В тот момент им было не до шуток совсем. И это утвердило Монго в мнении, что ходить на свидание с Мишелем никак нельзя. Он притягивал все неприятности, и Мария была права – доведет их до беды, до большой беды, если это продолжится, но данные сегодня обещания в пору молодости были забыты через день, а то и через час, как только намечалось какое-то новое похождение.
   А утром, встретившись на прогулке, они уже со смехом вспоминали то, что им пришлось пережить накануне, жизнь не может, жизнь не должна быть такой пресной и скучной, этого они еще в старости натерпятся, конечно, если до той самой старости доживут, если все это будет продолжаться.

Глава 20 Черный январь

   А потом грянул гром среди ясного неба.
   К дуэлям гения все привыкли и сбились со счета, сколько их было, когда и с кем он стрелялся, никто точно сказать не мог. Но на этот раз друзья опоздали, у них была своя жизнь, они просто не успели в срок, и состоялась та самая черная дуэль на Черной речке.
   Замерла столица, обе столицы пребывали в тревожном ожидании страшной развязки, Мишель метался и не находил себе места, он, в отличие от многих и даже Монго, оставался фаталистом, и понимал, что ничего хорошего, не будет и быть не может, надеяться на чудо не стоит, дни поэта сочтены, и только где-то в глубине души он еще и верил и надеялся, но тем страшнее станет его разочарование скоро, очень скоро.
   Худшее сбылось быстро, даже быстрее, чем он думал, полетела в морозном воздухе весть о смерти Пушкина. Словно плетка хлестнула его по душе. А ведь он верил и надеялся, что они еще смогут встретиться, поговорить хотя бы, с самого первого мгновения, когда он узнал о Пушкине, тот был ему нужен больше, чем всем остальным, чем жене, детям, друзьями, врагам, больше, чем всем, и теперь, когда какой-то красавчик -француз лишил его такой надежды, что ему еще оставалось делать, как не впасть в самую чёрную депрессию., лаже смерть отца не напоминала что-то такое непроходимо черное и жуткое, душу словно выжгли, уничтожили, смели с лица земли.
   Мария и горевать об ушедшем поэте не могла, ведь он уже погиб, а ей надо было думать о живом, о том, кого еще можно остановить и спасти, хотя можно ли? В этом она очень сомневалась в те минуты.
   №№№№№№№№

   Как только он смог думать и размышлять здраво о том, почему это случилось, он отмел и француза, и жену, и не успевших вовремя друзей, остался только один виновник у этой беды. Но даже имя его называть было горько и страшно, оно могло убить близких, даже сам Мишель не всегда решался о том подумать, хотя вскоре появились тайные свитки с громким называнием «Смерть поэта», не подписанные никаким именем, но у тех, кто знал его стиль, сомнений не возникало в том, кто это написал, только они старались хранить эту тайну еще яростнее, и никто и под пытками бы не узнал, от этого становилось еще больнее и тяжелее на душе, и бесило полное бессилие перед грозным врагом. Желание разыскать и расправится с Дантесом исчезло, он понял, что это ничего не даст, тот скорее сам пострадавший, игрушка в руках у сильных мира сего. Разубедить его в том не было никакой возможности.
   Но они с ужасом думали, что рано или поздно тайна эта все равно раскроется, и тогда гнев императора, того, кого Мишель назначил виновным, будет страшен. Они старались не думать о том, чтобы не притягивать дурные мысли, но можно ли было не думать?
   Мишель лишь иногда говорил о том, что должно было случиться дальше, но о мести думал постоянно, он не собирался все так просто оставлять, он не мог этого оставить.

Глава 21 Тайные записки о дуэли

   СМЫВАЕТСЯ КРОВЬЮ БЕСЧЕСТЬЕ
   Замер перед бурей высший свет Петербурга. Больше не радовали многих шумные балы, праздники, маскарады. Мнимое спокойствие должно было быть нарушено не нынче, так завтра, и виной всему был первый поэт. Говорили о нем постоянно. И прежде не было никакого покоя, а теперь и вовсе все пребывали в раздумьях и тревогах, особенно те, кто пытались защитить его от неразумных поступков, бесконечных скандалов, в которых он все время оказывался.
   Красавец-француз, заброшенный в Петербург по воле рока, был для него, словно красная тряпка для быка. Ничего не хотел он видеть и слышать. Тот, кто всю жизнь потешался над обманутыми мужьями и составлял свой донжуанский список побед над первыми красавицами, почувствовал себя (это только его фантазии) в роли того самого обманутого мужа, и не хочет ничего видеть и слышать. О чем еще он думает, что так раздражает его, неведомо было даже близким людям. И оставалось только следить, слушать, останавливать оскорбленного не раз француза, носившего офицерский мундир, и не собиравшегося терпеть выпады и явные оскорбления, и доказывать ему, если хватит красноречия, что перед ним поэт, способный все видеть в ином свете, и нельзя к нему подходить с общими мерками. Он вроде бы и понимает, и соглашается, только, как знать, в какой момент разорвется этот снаряд, который летит в непонятном направлении, но кто может быть уверен, что он не попадет в цель.
   – Он славный, – говорила одна из старых его знакомых княгиня Вера Федоровна Вяземская, мужу своему, – только страшно озлоблен на весь мир, откуда в душе гения может быть столько ярости?
   – Он спрашивал у нас, совместимы ли гений и злодейство в своей маленькой трагедии, – отвечал ее умный и проницательный муж, который уж и не знал, может ли он считать себя другом поэта, или это только громкие слова.
   – Мне казалось тогда, что вопрос риторический, но нет, все так и есть, и в запале он натворит беды.
   – Но можно же что-то сделать? – не сдавалась она.
   – Видимо можно, только я не знаю, что, – развел он руками, и было видно, что он устал, и готов, как многие, махнуть рукой и отойти в сторону.
   – Ему было предсказано когда-то, что он будет убит высоким белокурым мужчиной. Дантес просто подошел под это описание, он всегда был фаталистом, вот он и схватился за него. Боюсь, что смерть уже дохнула на него, и ему просто хочется умереть. Но он даже не представляет себе, скольким людям причинит боль и страдания.
   – Мужчины всегда были эгоистичны.
   Она взглянула на мужа своего, и хотела сказать, что замечание ее его вовсе не касается, но он жестом показал ей, что понимает все без слов. Они слишком хорошо знали друг друга и давно стали единым целым.
   И все-таки, говоря о том, что может произойти, они не думали, не могли поверить, что такова будет развязка. И оглядывались на Государя императора, который ничего не хотел слышать и знать о поэте. И его можно было понять, все так напряженно и запутанно. И он считает его личным своим врагом, хотя тот и пытался не раз проявить участие, но как можно угадать и понять, что хорошо, а что дурно для поэта.
   №№№№№

   Сталкиваясь с Натальей Николаевной, все они жалели ее, видя, что при ее доброте и понимании (ему повезло в этом), она так проста и бесхитростна, что никогда не поймет того, что творится в свете. Ее так просто обмануть любому из тех, кого он успел обидеть, и спокойно, цинично использовать в своих целях.
   А он только ярится, и не может ничего понять, и понимать не хочет.
   И было понятно многим, из тех, кто долго и упорно думал о нем, что не должен Донжуан жениться, он не создан для этого, и не стоит даже пытаться. И чем больше недавно он убеждал их в том, что женат и счастлив, тем меньше в это верилось, теперь уже и не убеждает.
   А тут, как назло, появились слухи об особенном внимании к жене поэта самого императора – вздор полный. И надо же такое придумать, но придумали, а что хотел он получить, изливая свой яд и разбрасывая свои стишки, в которых каждый из вельмож в таком виде показан, что невольно за пистолет схватится, но они решили с ним, бьющим без промаха пулю в пулю, разделаться по-другому. И подставят, не моргнув глазом того самого Дантеса, который половины слов не понимает, а то, что ясно ему, не так истолковано, совсем не понято. Вот и потом, когда случится беда – разберись, кто был прав, а кто виноват. Истинные же виновники навсегда в тени останутся, потому что они знают, в чем их обвинят, как проклинать станут потомки, такая слава им не нужна, для этого как раз француз и сгодится.

Глава 22 Друзья хуже врагов

   Но это враги, которых у поэта с самого начала было великое множество, а что же те, другие, его близкие и друзья?
   Они были хорошими и добрыми людьми, но к тому времени, к середине января 1837 года, они просто очень устали, и хотели решать и свои проблемы, а не только его. И все в мире было как-то странно напряжено, и трудно было кого-то из них в чем-то упрекнуть в те метельные дни, когда затерявшемуся в степи поэту мерещились бесы, сходившиеся и расходившиеся за его спиной
   Бесы вьются, бесы скачут…
   И это был вовсе не тот забавный черт, который ходил на свидание к Солохе, оказался вместе с другими возлюбленными вздорной бабы в мешке, а потом возил на себе кузнеца Вакулу к императрице в Петербург. Это были те чудовищные древние создания, которые умы и сердца наши мутят с невероятной силой, нет, и не может быть от них никакого покоя и спасения. Он знал это точно, и те, кто были близки к нему, тоже знали.
   Но то, что было точно известно поэту из первых уст, – в этого несносного красавца без памяти влюблена его свояченица – Екатерина. И это странно его задело. Проходя мимо комнаты ее, он слышал, как она рыдала, и говорила сестре своей Александрине, что не может жить без него, что просто бросится в пруд, и лучше быть русалкой безгласной и мертвой, чем девицей, знающей, что он никогда тебе не достанется. Он послушал, что ответит ей та, другая.
   – Не отчаивайся так, надежда всегда остается, только побереги Александра, он же слышать о нем не может и не хочет.
   – А о ком хочет, да есть ли кто-то, к кому он благосклонен, ну кроме тебя, конечно, – услышал он обидные слова.
   – Не говорил глупостей, и не кричи так, нас может Наталья услышать, а она такого не заслуживает.
   Екатерина хотела сказать еще что-то, но промолчала. Пусть это останется так.
   №№№№№

   Поэт бесшумно отошел от двери. Он понимал, как скверно подслушивать, но в последнее время он часто совершал поступки, за которые потом становилось стыдно. Она влюблена в Дантеса, она жить без него не может, этого только не хватало. Но он слишком хорошо знал, что такое любовь, а еще лучше, что такое страсть, увлекающая в бездну, и он понимал, что она не справится, и по большому счету она ни в чем не виновата. Странно было бы, если она не была в него влюблена.
   Почему-то вспомнилась Одесса и всемогущественный генерал – губернатор граф Воронцов. На этот раз его обошли в звании – и это единственное радостное известие для поэта, месть всегда приятна. Но он не хотел думать о тех временах, ему казалось, что теперь тут в Петербурге снова все повторяется, а ведь казалось, что женитьба все изменит раз и навсегда, но становилось только хуже.
   Чужестранец получит все в несчастной России, потому что он смог обольстить императрицу, и его принимают во дворце. С ними всегда так, до чего любят императоры наши творить самые несправедливые дела. У них всегда есть пустые и никчемные любимцы, а человеку умному и талантливому нет места.
   Он знал, что императрица его не терпит, и никогда не простит ему влюбленности в свою предшественницу, стихов, к ней обращенных и того мифа, который творил он с самого детства своего. Но и об этом тоже не стоило думать. Все, о чем бы не размышлял в те минуты поэт казалось странно пустым и запретным, словно со всех сторон его окружили те самые бесы, которых видел он в заснеженной степи и не вырваться из замкнутого круга, и не прорваться к своим. Да и где они, свои, князь, в благосклонности которого он никогда не сомневался, просто развернулся и ушел, о чем-то поспешно говоря, но ведь ясно видно, что он просто не хочет общаться, и это после стольких лет добрых близких отношений. Его милой жены, все знавшей, все понимавшей, он не отыскал вообще. И хотя не склонен был думать, что княгиня от него прячется, это только совпадение, хотя и довольно странное.
   Вероятно, он насалил слишком многим, его больше не слышат и не слушают, стихи ничего, кроме неприятностей не приносят.
   И поневоле остается задуматься о неизбежном.
   На свете счастья нет, а есть покой и воля, —
   ведь написал же он такое, и сейчас не откажется от этих строк ни за что на свете, а покой и воля могут быть дарованы усталой душе не на этом, а только на том свете, на острове Буяне, куда отправил он своего князя Гвидона.
   Но и эти крамольные мысли гнал от себя поэт, такими горькими и страшными они казались.
   Тоска и одиночество, это все, что ему еще остается в этом мире. И если бы все время на каждом его шагу не возникал Дантес, не напоминал о своих успехах во всем, не смущал их девиц и жен, он бы к тому как-то еще относился, но он все время был у него на пути.

Глава 23 Противник поэта

   А тот самый блестящий офицер, о котором столько говорили и думали в столице, он принял с восторгом русскую столицу в первые дни, и никак не мог поверить в то, что все тут будет у него так легко и просто. Императорский дворец, красавицы, балы. Он слышал и прежде, что они говорят на французском лучше, чем сами французы, что культура их та же самая, и Наполеон, наверное, потому и проиграл когда-то, что все у него перепуталось, и не мог он отличить своих от чужих. Но он не Наполеон, ему хотелось только служить, веселиться и не задумываться о сложных вещах.
   Восторг быстро растаял, как только он столкнулся с этим маленьким и странным их поэтом, роль которого в этом мире никак не мог определить, хотя по большому счету не было ему до него никакого дела, если бы он сам все время не задирался, не говорил гадости и не бросал ему вызов. Но он возникал, как черт из табакерки и бросался на него в отчаянии и ярости, и некуда от него деться. Ему хотелось только одного– стреляться.
   Впрочем, тут же появлялись его защитники – князья и вельможи. Они уговаривали и настаивали, чтобы он отказался от дуэли. И напрасно он объяснял им, что нет ему дела до чудака этого, озлобленного на весь мир, пусть они с ним и разговаривают.
   Но то ли они слов не понимали, то ли было еще что-то ему неведомое, только все тут повторялось с неизменным постоянством. И он понимал, что жизнь его в Петербурге не будет такой уж безоблачной, какой она казалась в первые дни.
   Да и девам их не хватало шарма и легкости, они как-то все больно серьезно воспринимали, стоило только потанцевать с кем-то и уже вроде и жениться должен. Но не может же он жениться на всех сразу. И только императрица так хороша, печальная, она все понимает, и он всегда обращается к ней, когда попадает в затруднительное положение.
   Он убедился в том, что мира этого, как ни старается узнать и понять не может, и потому невольно тревожится, хотя как весело и беззаботно можно было бы жить такому светскому повесе, каким он себя всегда считал.
   №№№№№

   Поэт оставался дома, и, не отходя от окна, смотрел на вьюгу, бушевавшую на улице. В такую погоду добрый хозяин и собаку не выпустит, и он вдруг решил, что гори все оно синим пламенем, но никуда он не пойдет. От этих мыслей стало немного легче. У императора был очередной прием, а он подумал о том, что без него там будет им всем легче и спокойнее. Они не станут оглядываться и отходить в сторону, не желая быть участниками скандала, который он всегда готов был затеять, но что ему оставалось делать еще в этом странно переменившемся мире.
   Екатерина влюблена в Дантеса, она бросает грязные намеки Александрине – его ангелу хранителю. А жена, да что жена, ей так нравится бывать в императорском дворце, куда ему нет хода, но она не видит и не слышит ничего, когда получает приглашения, да и сам император все время настаивает на ее присутствии, и снова показалось ему, что бумерангом возвращаются его добрые чувства к покойной императрице.
   Все было бы совсем по-другому, останься она жива, никакого 14 декабря бы не было, сколько близких людей не оставались бы за чертой, на Кавказе, в далекой Сибири, и мир был совсем иным. Но кому-то хотелось, чтобы все взбунтовалось и перевернулось. И он мог назвать этих людей по именам.
   Она снилась ему, в каком-то захолустном городе, в каком-то доме, совсем одна, и все время в снах его туда врываются среди ночи люди в черных плащах.
   Он никогда не мог досмотреть этого сна до конца. Но она словно пыталась рассказать ему, что с нею случилось в ту роковую ночь, когда все они узнали, что она покинула этот мир.
   Он понимал собственное бессилие, но знал, что должен за нее отомстить. Императора не вызовешь на дуэль, это настоящее безумие, и за меньшие проступки близких его людей объявляли сумасшедшими, но хоть что-то сделать он все-таки для нее еще может, уж коли суждено в пустоте оставаться, то стоит ли хвататься за ту убогую и жалкую жизнь, которая у него еще оставалась.
   И тогда он и вызывал на дуэль этого вздорного француза в очередной раз и заботился о том, чтобы об этом никто не узнал, чтобы он не смог уклониться от дуэли. С этим надо покончить раз и навсегда. Он будет либо убит (и это справедливо), либо уберется в свой Париж и не будет волочиться и морочить голову их девушкам и женам.
   И тогда произошло еще что-то. Дантес появился у Екатерины, он объявил поспешно об их помолвке. Наверное, этого не мог ожидать никто из знавших их. Никак не понимали они, зачем она ему была нужна.
   Но дуэль снова отменили, и даже добрейший Жуковский говорил с ним резко и нетерпимо. Это показалось поэту предательством. Но сама мысль, что им придется стать родственниками, она могла свести с ума.
   Они не общались, хотя жене его было трудно оставаться между сестрой и мужем, но она что-то бесхитростно предпринимала, исчезала из дома, а потом молча смотрела на него, готовая оправдываться на каждом шагу. Он объявил о том, что не может запретить этой свадьбы, но бывать они там не будут. Такого родственника он не признает и знать не желает.
   Она смотрела на него задумчиво, и очень старалась понять, что движет на этот раз его яростью. Ведь если поймешь, то можно и оправдать, но она не понимала, как ни старалась, и даже говорить об этом и спрашивать не хотела, ведь он обрушится на нее, и тогда страстей его не унять, а она и без того давно потеряла покой.

Глава 24 Смятенье чувств

   Тоска и отчаяние Екатерины сменились странной, неестественной радостью. Она благодарила весь мир и даже несносного поэта за то, что он толкнул Дантеса к ней в объятия, она и мечтать о том не могла, но он был с ней, и они скоро поженятся. И только когда до нее дошли слухи о дуэли, стирая слезы, она взмолилась:
   – Оставь его, дорогой, я не могу потерять тебя сейчас, когда наше счастье так близко.
   – Он становится несносен. И если бы не вы все, я бы давно ответил на его вызов.
   – Ты не знаешь, как он стреляет, в такие минуты, сам дьявол вселяется в его мятежную душу, -на лице ее появился настоящий ужас.
   – Хоть десять дьяволов, он распространяет гадости, я не заслужил этого и ничего дурного ему не сделал.
   – Он странный и непредсказуемый тип, я не знаю, как моя сестра его терпит, но мы не будем с ним часто видеться, это я тебе обещаю.
   – Я надеюсь на это, – усмехнулся он, – страшно быть без вины виноватым.
   №№№№

   И была свадьба, которая привела в замешательство многих девиц, надеявшихся, что они сами будут с ним. Да что там девиц, императрица не скрывала своего недовольства. Почему он должен был жениться на этой Гончаровой, бедняжка, ладно, если бы та, которая стала женой окаянного поэта. Но эта, она такая невзрачная, бедная, и что же будет с карьерой ее любимца, если она ровным счетом ничего не сможет ему дать, конечно, он останется вольной птицей. Но еще неизвестно, какие истерики она станет ему закатывать. Не может же он и на самом деле оставаться ей верным.
   Им пришлось на какое – то время забыть о поэте, и не видеть у себя обольстительного француза, смешно сказать, они стали ближайшими родственниками – бывает же такое. И еще больше удивило всех известие о дуэли на Черной речке. Теперь, когда все успокоились, ничто не предвещало беды, было никому не понятно, как они там оказались, почему она все-таки состоялась.
   Говорили, что он смертельно ранен. А Дантес? Что будет теперь с ним? Она бросилась к императору, решив, что это все глупые сплетни ее старых фрейлин, которые ничего не знают, все путают, и придумывают самые невероятные сказки. Она взглянула на императора. Он понимал, что ее взволновало и привело сюда.
   – Он добился своего, я не хочу сейчас об этом говорить, дорогая, твоему любимцу придется покинуть страну, ведь у нас дуэли запрещены.
   – Но он ни в чем не виноват, милый мой.
   – Я знаю, если бы он был виноват, я бы по-другому все это сделал, но я не могу допустить повторения 14 декабря.
   Странная тень набежала на его лицо, она вздрогнула и пожалела о том, что невольно напомнила ему о той трагедии, которая случилась с ним в первый день его восшествия на престол.
   – Его тихо похоронят, Дантес уедет, и никто ни в чем не посмеет меня упрекнуть.
   №№№№№

   В доме посланника поспешно собирали вещи, он все еще не верил в то, что карьера его так быстро здесь завершилась, и все из-за случайности и нелепости. О, как он не любил всю свою долгую жизнь поэтов и был уверен в том, что ничего, кроме беды они не принесут. И вот накаркал. Он ни в чем не мог упрекнуть своего воспитанника, и все-таки было больно и обидно до слез. Он ни в чем не виноват, но он никогда не смоет этого пятна с души своей и станет новым Геростратом.
   – Я не убивал его, – говорил между тем Дантес, – я был на этой чертовой дуэли, но я не мог убить его. Я не знаю, что там произошло, кто кроме меня стрелял, врагов у него была чертова дюжина, они меня подставили, но это была не моя пуля. Мне меньше всех хотелось его убить, ты веришь мне?
   – Я верю тебе, мальчик мой, только для нас это ничего не меняет.
   Екатерина рыдала, она чувствовала себя во всем виноватой, она проклинала поэта, из-за которого случилась эта жуткая беда, и она боялась потерять своего горячо любимого мужа. А потом, она вдруг успокоилась, и стала благодарить бога за то, что он уберег ее Жоржа, на нем нет ни одной царапины, и это значило, что он и на самом деле ни в чем не виноват.
   Она чувствовала, что предает сестру свою, и так будет всегда, между ними будет стоять убитый поэт, и она знает, и знала всегда, как Наталья его любила, но у нее остается муж, она готова была быть с ним, где угодно. Она будет спокойна и счастлива, как только пройдет немного времени, и они забудут о нем.
   Жизнь продолжается, он сам решил свою судьбу, видит бог, она умоляла Жоржа не идти туда, но он не говорил ей о том, какие оскорбления пережил из-за него, и она не могла его в чем-то винить, не могла и не хотела.
   Перед объездом они встретились с Александриной. Добрейшая сестра ее сама на несколько минут заехала к ним, и сказала только, что сердце разрывается, когда смотришь на Натали.
   – Если бы ты знала, как мучительно, как долго он умирал, и все время говорил, что она ни в чем не виновата.
   – Мне жаль, но я ничего не хочу знать о нем, – резко произнесла она, – это ты у нас ангел небесный, а я просто женщина, которая любит своего мужа, и нам придется бежать, как преступникам, из-за того, что он никак и нигде не смог найти себе места.
   – Не будь жестокой, он мертв.
   – Не могу сказать, что очень о том сожалею.
   Разговор так и не получился, сестра поспешно уехала, она не могла и не хотела видеть того, кто расправился с Александром, она боялась, что вцепится в него и потеряет контроль над собой. Не раз она представляла себе эту безобразную картину, и надеялась на то, что возможно так, хоть чуть– чуть убавится боли, которая не проходила и не давала ей ни минуты покоя.
   – Смывается кровью бесчестье, – повторял вернувшийся Жорж странную строчку, которую незнамо, где услышал. Вот тебе и Россия, сколько возможностей, сколько всего было обещано и как пошло и глупо все закончилось. Недаром вспоминал он Наполеона, вероятно, тот испытывал что-то похожее, когда еще веришь в то, что ты победитель, и мир тебе подчинился, а на самом деле это глупый обман, все совсем не так – горько и отвратительно, и самое страшное, что с этим ничего уже не поделать.
   №№№№№№

   Всем жандармам и представителям власти были даны строжайшие инструкции, как и в тот день 14 декабря. Император сам следил за тем, что происходило там, на Мойке, но похоже не о чем было волноваться, его тихо увезут в родовое имение, и все уляжется. А если кто-то посмеет возмутиться, он будет беспощаден. Он все еще видел лицо тогда казненного Павла Пестеля, и после этого уже ничего не было страшно. Кто-то особенно старательный молча положил на стол его стихи без подписи. Он краем глаза взглянул на этот белый лист:
   Погиб поэт, невольник чести,
   Пал, оклеветанный молвой.
   Император не стал читать дальше
   Он просто понял, что ничего не кончилось, все только начинается. Стихи написаны талантливо, кто бы ни был этот тип (скорее всего он из молодых), и остается надеяться только на то, что он один, за его спиной никто не стоит.
   Императрица успела уже прочитать строки, обращенные к Дантесу:
   Смеясь, он гордо презирал,
   Земли чужой язык и нравы,
   Не мог понять он нашей славы,
   Не мог понять в сей миг кровавый,
   На что он руку поднимал.
   30 января 1837 года метель усилилась. Те, кому пришлось везти тело поэта в имение, в той самой степи видели, как
   «Бесы вьются, бесы скачут»
   И оглядываясь на ящик, в котором было замуровано его тело, они поспешно крестились, и хотели только одного, поскорее добраться до места, похоронить его, и вернуться назад, или хотя бы погреться в теплой избе. В такую погоду добрый хозяин не выпустит на улицу свою собаку, но у них было особенное предписание, и они не смогли бы ослушаться, если бы даже захотели.
   Никто не виноват в том, что произошло, просто с его умом и его талантами, его угораздило родиться в России.

Часть 3 Кавказский пленник (1838—41)

Глава 1 На Черной речке белый снег

   Помнится, в те дни они были в Петербурге, просто отправились туда, чтобы навестить родичей и знакомых, но была и тайная цель визита. Когда Монго потерял его из вида, то прекрасно знал где искать друга, он отправился на Черную речку. Ошибиться тут было невозможно.
   Издалека заметил он знакомую фигуру на том самом месте в полном одиночестве и подумал, что только там и мог оказаться в такой час Мишель. Не решившись приблизиться и нарушить покой, он долго стоял в отдалении и пытался разглядеть то, что творилось в этом жутковатом месте, наверное, только такое и можно было выбрать для дуэли, не забывая о гневе того самого императора, и о том, что дуэли были запрещены и зачинщики жестоко карались за то, что они пытались совершать вопреки воле Его Императорского Величества. Можно было издать какой угодно императорский указ, но остановит ли это тех, кто решил выяснить отношение и постоять за честь своей жены, любимой жены, которая ни в чем не виновата.
   Но так думал любивший всех женщин Монго, и по-другому думать он не мог, это не касалось самого мстителя.
   А Мишель на том самом месте бросал упреки небесам, за то, что дуэль не была остановлена, за то, что Бог его не спас и не уберег, и потому они с Пушкиным не смогут встретиться никогда на этой земле, а ему важна была именно такая встреча, а не где-то на небесах.
   О вечности в те минуты он не думал, какая вечность, там глухо, темно и печально, там никогда не будет никаких встреч, да и поэзия нужна только тут, на земле, а там есть совсем другие сочетания музыки и слов с этим миром никак не связанные, и именно тут он лишен был того самого важного, главного, о чем можно было и не мечтать больше. Да и сам Демон мог ли надеяться на то, что его когда-нибудь вернут на небеса. Все тяжело, все невозможно и уныло, да что там, просто безнадежно, и в месте гибели поэта это ощущалось особенно четко. А может быть, в тот момент он видел совсем другую дуэль. Не ту, которая в прошлом, а теперь в грядущем была?
   №№№№№№

   Кажется, в один из тех дней они встретились с другом и учителем Гения, Василий Андреевич Жуковский был у бабушки на приеме, они были старыми приятелями. В любое другое время Мишель бы не скрывал своего любопытства, но только не теперь, здесь он готов был обвинить весь мир в трагедии, а уж его самого первого или второго после императора. И это было написано на его лица, так что бабушка поморщилась, а Мария замерла и почувствовала, что задыхается от неловкости и смятения.
   Учитель взглянул на юношу удивленно, он слышал, что Мишель пишет какие-то очень мрачные стихи. Елизавета Алексеевна что-то говорила и даже показывала свитки, но ему не хотелось вникать в то, что он видела и слышал, слишком велика была боль утраты, снова включаться в происходящее ему не хотелось, ведь не было сомнения в том, что закончится это скверно, еще хуже, чем на этот раз, хотя казалось, куда уж хуже.
   Но избежать разговора с юным дарованием не удалось. Мишель говорил дерзко и отчаянно, вот именно отчаянье слышалось в его голосе, и оно нарастало по мере того, когда он начал говорить. Терпеть такие нападки от мальчишки Старику было не к лицу, но ничего не мог поделать учитель, он понимал в чем его обвиняют, он и сам себя винил в том же самом, только слышать это от заносчивого гусара ему совсем не хотелось, а что поделаешь? А тот остановиться не мог, да и не хотел останавливаться, для него появилась возможность выплеснуть гнев и ярость на настоящее если не виновника, то свидетеля того, что там творилось.
   – Вы ближе всех к императору, они убили его. Они убивали его долго и наконец пуля достигла цели, и как теперь с этим жить, ему-то ладно, не впервой, но вам? Вы же могли оценить силу этого таланта.
   И в ответ на гробовое молчание он быстро настрочил свое стихотворение «Смерть поэта» – все, что было написано раньше, и не его почерком, разлетелось по миру, не найти конца и края, а потому надо было по памяти записать еще раз, даже если за это его завтра казнят на Сенатской, как тех бунтовщиков. Он передал список учителю с такой яростью, что тот не смог ты отказаться его принять, если бы даже и захотел.
   №№№№№№№№

   Один из списков так и остался у Жуковского, он умолял поэта сжечь и забыть обо всем, сам же в камин его бросить так и не решился, считал, что он был не в праве это сделать, даже если завтра донесут императору о том, что тут случилось и кто написал эти строки. И не за себя он боялся в тот момент, его жизнь была прожила, ничего там не осталось, а за внука Елизаветы Алексеевны, на которой в тот момент лица не было, ведь она на все готова была, чтобы ее внук оставался цел и не вредим, чтобы он не был замешан в подобных скандалах. Но все напрасно, ее усилия яйца выеденного не стоили, и она наконец начала это понимать. А Жуковский только пожал плечами, подчеркивая свое полное бессилие перед тем, что тут творилось теперь.
   – Поздно, все ушло куда-то, как Горе от ума, – говорил Демон о своем творении.
   Учитель даже не сразу понял, о чем он говорит.
   Это заставило содрогаться и замолчать. Теперь и Васили Андреевич заметил на челе его печать обреченности.

Глава 2 Разговор об императоре и поэте

   Елизавета Алексеевна не могла дождаться конца приема. Перевела дыхание только когда все ее гости наконец ушли. Это надо же было Мишелю устроить такое. Скоро о выходке его станет известно всем, и что тогда делать, куда бежать и как его защищать.
   Мария тоже пыталась ускользнуть с последними гостями, но она остановила ее, чуть повысив голос, это значило, что спорить бесполезно, тетушка добьется своего. Да и не убежать ей от этого разговора, ясно как божий день, не убежать, а томиться в ожидании еще страшнее, чем посмотреть правде в глаза сейчас, не откладывая в долгий ящик. Она прошла в комнату и опустилась в высокое мягкое кресло, но ей показалось, что она села на камень, и стала вспоминать о том, что же там творилось, о чем говорилось, кто и что мог услышать из всего, что было сказано.
   Тетушка появилась неожиданно, хотя все это время она только ее и ждала, гадала, что та скажет, что ей нужно было ответить.
   – Да что же это творится, за что нам всем это? – всплеснула она руками, словно бы беда уже случилась.
   Мария молчала, она думала о том, что же сказать и по-прежнему не находила слов.
   – Прежде он пытался что-то скрывать, а теперь, просто лезет на рожон, я следила, чтобы эти крамольные стихи были написаны не его рукой, но нет, он сделал то, что хотел, сослался на то, что других списков нет, все написал сам, чтобы не оставалось сомнения, чьих рук это дело.
   И снова Мария не успела слова вставить, хотя что тут было говорить?
   – Ну почему ты молчишь, дорогая, кто если не ты может поставить этого несносного мальчишку на место? Поставить на место, а это хорошо сказано, но куда тебе, ты и без того так много сделала для него, забывая о своих детях, я тебе так за это благодарна, но нужна грубая мужская сила.
   Мария наконец начала соображать и поняла, что бабушка говорит о своих братьях, именно к ним она хочет послать гонцов с требованием явиться немедленно, и вот тогда все переменится, они смогут передохнуть спокойно. Мария не слишком верила в такие воспитательные меры по отношению к Мишелю, но разве что-то еще она могла предложить? Да и бабушка поступит так как задумала. Ей не нужны советники, ей нужны собеседники и слушатели, а уж как быть -она решит сама, всегда так было и так будет.
   №№№№№

   Гости в усадьбе появились внезапно для Мишеля, Мария молчала о таком вторжении. Она тайно надеялась, что может быть они не появятся тут, вдруг их задержат какие-то важные дела? Тогда не стоит и волноваться раньше времени. Но разве тетушка не добьётся своего, если это касается ее внука. Да она из-под земли их достанет, все войны отменит, но они будут тут немедленно.
   До самого разговора при закрытых дверях Мишель не верил, что явились они не к бабушке, а к нему, а разговор окажется таким серьезным.
   Оказалось, что они знали значительно больше, чем он мог предположить, говорили убедительно, двое взрослых мужиков против него одного, силы были явно не равными. И они не сомневались, что творят доброе дело и спасают его от большой беды.
   – Ты не понимаешь, насколько опасно повторять путь Пушкина, с твоим– то несносным характером. Французский посланник оскорблен тем, что ты всех французов ненавидишь, и это тоже плохо закончится, не только для тебя одного, хотя, где тебе о других думать, ты же у нас единственный и неповторимый уродился, бабушку в гроб вгонишь, а нас всех в тюрьму и опалу, словно мы в чем-то виноваты.
   Как хорошо давить на самое больное. Мишель должен был почувствовать вину, но он ее совсем не чувствовал, не дождутся, он не сомневался, что поступал правильно, они были не правы, навалившись со всех сторон. Взрослые вроде, а чего они боятся, но все равно кто-то должен сказать правду, это будет он.
   От гостей он узнал и о тайном обществе покойно императрицы, в котором, в том не было сомнения, состоял и поэт, с самого лицея, с первой встречи в нее влюбленный. Это тайна мало для кого оставалась тайной и тогда, и теперь.
   – Мы все время ходим по лезвию ножа, но новый император ни в чем не виноват, это братец оставил ему такое наследство, а ему платить приходится за то, чего не совершал.
   Речи становились туманными, Мишель понимал, что много не знал и не ведал, но вовсе не собирался отказываться от Пушкина и от своего послания на его гибель. Возможно, это единственное, что после него останется, но и этого будет достаточно, чтобы он считал, что прожил жизнь не зря.
   – Нельзя жить в России и так ненавидеть ее государя, – услышал Мишель, очнувшись от своих раздумий, и прозвучало это как приговор.
   Братья вернулись к бабушке и о чем-то долго говорили, но остались они крайне недовольным тем, что там происходило. Сама Елизавета Алексеевна поняла, что вряд ли еще что-то сможет для него сделать, надо просто жить и ждать беды, ничего другого ей в этой жизни не остается. Только как это сделать, при такой деятельной натуре, вот уж точно это было смерти подобно. Тогда она и остановилась перед иконами, свято веря, что молитва ее дойдет и удастся остановить беду. Надеяться она могла только на чудо.

Глава 3 У края пропасти

   То, о чем предупреждали Мишеля братья бабушки сбываться начало почти сразу, слухи о том, что святое место пусто не бывает, и едва успели похоронить Пушкина, а появился его яростный приемник дошли и до сестер Лопухиных. Они и прежде о чем-то догадывались, но одно дело догадываться, а совсем другое знать наверняка, что против императора и двора выступает именно Мишель.
   Варвара промолчала, сделала вид, что она не слышала скверную новость и ее это не касается, а вот Мария, совсем другое дело, ей не надо было оглядываться на ярость мужа, потому она могла говорить все, что захочет.
   Она и гибель поэта приняла очень близко к сердцу, и сочувствовала его жене, но волновалась больше всего за Мишеля, потому что покойнику хуже от этого не станет, может даже славы прибавит, чего не скажешь о живых. И при первой встрече с ним, она решила поговорить и сказать обо всем, что казалось важным:
   – Ты слишком откровенен, никто не решился бы говорить с императором так, он не простит такого. Да что о том говорить, разве от меня первой ты слышишь такое.
   Она знала, что состоялся нелицеприятный разговор с бедным Жуковским, и тот едва отбился от нападок. Конечно, Василий Андреевич добр и терпелив, но ведь там явно были чужие уши, и разговор давно передали из уст в уста, и он дошел до самого императора.
   Поэт только усмехнулся, хотя пыл юной девы ему понравился.
   – Этого невозможно остановить. Даже если бы я хотел, если бы тебе пообещал, я не смогу этого сделать, все произошло слишком быстро, и как поймать голыми руками орла, парящего в небесах.
   Мария не отступала и не сдавалась, а вот Варвара только кротко улыбнулась за своим вышиванием и порадовалась, что она поступила правильно, какова была бы ее жизнь рядом с поэтом. Отправиться в ссылку с Сибирь за ним следом, нет, не о таком она мечтала, не такого ждала от жизни.
   Мишель заметил ее улыбку, но истолковал ее по-своему, ему казалось, что именно она одобряла все, что он делал и тайно его поддерживала.
   Но он прогнал от себя эти мысли, ведь так можно было далеко зайти, и чем черт не шутит, попробовать склонить ее на свою сторону, а теперь это ему нужно меньше, чем всегда, он и вызвать на дуэль ее мужа не сможет, потому что тогда ему точно не снести головы, и нельзя давать повод врагам, пока он не отомстил им всем за случившееся.
   №№№№№

   Когда он вернулся домой, тетушка беседовала с бабушкой, и рассказывала ей о Наталье Николаевне.
   – Она была лишь бледной тенью, попробовали бы они что-то сказать о той, из-за которой все это случилось, ее таинственная смерть, ее последние дни в этом мире, разве бы смог забыть и простить этого вечно влюбленный и несчастный, он только и мог мечтать о покое, уже не надеясь на счастье.
   Кажется, они все еще не замечали Мишеля, и он мог дослушать разговор до конца, при этом затаив дыхание
   – Он говорил, что она ни в чем не виновата, но просто не мог остановиться. Все его думы в последние часы и дни были о ней, но упаси нас от такого замужества.
   Мишель ушел незамеченным, и его терзало раскаянья, ведь все это время он так плохо о ней думал. Долго смотрел на портрет покойной императрицы, стараясь проникнуть в личную тайну гения, но у него это не очень хорошо получалось. Но она жива, с ней он еще сможет встретится и поговорить, здесь еще не все потеряно к счастью. О разговоре он рассказал Монго, и тут же прибавил:
   – Я никогда не женюсь, все будет еще хуже. Уж если у него все так вышло, то чего можно ждать мне?
   Монго должен был на этот раз с ним согласиться, хотя ему совсем не хотелось того делать, но говорить о семейном счастье, о детях с Мишелем было бесполезно.

Глава 4 Столкновение с Дантесом

   Событий и встреч в те дни было великое множество, некоторые забывались в тот же момент, что-то оставалось в памяти, были встречи, которые можно было назвать судьбоносными
   Некоторые встречи происходили случайно или почти случайно, некоторых он ждал, встречи с Дантесом искал на каждом шагу, он знал, что тот поспешно покидает Россию и потому хотел его увидеть обязательно.
   К тому моменту Мишель не сомневался, что этот красавец француз мало в чем виноват, но именно он убил Гения, и должен за это ответить, обязательно должен. И пусть ему жизнь больше раем не кажется, хотя она, наверное, и раньше не казалась, но уж теперь точно.
   Ждать и искать встречи пришлось довольно долго, судьба словно бы разводила их в разные стороны все время. Мишелю казалось, что здесь она не случится и надо будет ехать в Париж или где он там обоснуется, потому что желание было слишком велико и со временем оно становилось все сильнее.
   Но они столкнулись, чуть ли не в последний день пребывания Дантеса тут, сколько пришлось томиться и ждать.
   Он мог бы испепелить его взглядом, если бы тот не казался таким огромным рядом с невысоким Мишелем. Но сказать так ничего и не смог, забылись французские слова, а русские, зачем метать бисер перед свиньями, ведь он все равно ничего не поймет.
   Так и промолчал тот, кто в любых обстоятельствах за словом в карман не лез, и самому государю при встрече скажет все, что о нем думает.
   Мишель понимал, почему Пушкин выбрал его – он так похож на императора, он был обласкан императором, он стрелял в императора, а этот красавчик оказался у него на пути. Нельзя отрицать того, что он был красив, невероятно красив. Но ведь и ему гадалка говорила о белокуром красавце, которого следует опасаться. Наверное, умереть от пули красавца было приятнее, значительно приятнее
   – Хочу быть убитым таким красавцем, – написал он Марии и изрядно испугал ее таким заявлением.
   – Лучше жить, а не быть убиту, – написала она ему в ответ.
   Она сразу поняла, что он добился своего, что он встретился с Дантесом, и ей страшно было даже представить, что он говорил и что делал при такой встрече. Поверить в то, что Мишель промолчал, не произнес ни одного слова, она не могла, как ни старалась.
   №№№№№№№№

   Монго тоже получил подобное послание, но уже по стилю его понял, что ничего там страшного не случилось, он мог быть только уязвлен, узрев такого красавца и невольно сравнивая себя с ним.
   Монго ждал его возвращения, чтобы поговорить обо всем, что тот видел и пережил в это время, желал только того, чтобы тот как можно скорее уехал и от всей души пожелал ему скатертью дороги.
   Заметил ли Дантес юного гусара с пылким взором, понял ли почему тот был так яростен и возбужден, сказать трудно, у него появилось столько дел и забот, что думать о каждом, с кем он столкнется, он просто никак не мог, оставалось только клясть судьбу, поэта и то, что карьера была так беспощадно загублена, и было бы из-за чего, сколько ему не объясняли любимые женщины, среди мужчин у него друзей не было, он так и не мог понять, из-за чего он так пострадал, почему рухнула карьера, а так прекрасно все начиналось. Вот уж точно, умом Россию не понять.
   Историю нового поэта он узнает позднее, от своей жены, когда он погибнет на Кавказе, но вот вспомнит ли о столкновении с ним, как знать. Скорее всего, даже взглянув на портрет, он его не узнает, слишком мимолетной и незначительной оказалась для него та встреча.

Глава 5 Сижу за решеткой

   Как только показалось, что все стало затихать и улеглось немного, так и нагрянули к ним жандармы. Разве бунтарские высказывания Мишеля и бесчисленные списки могли остаться без их внимания? Почему они пришли именно в тот момент, сказать трудно, но так случилось. Переполох в доме поднялся страшный. Бабушка вышла к ним навстречу прямая и бледная, она не собиралась давать им спуску. И тогда старший из стражей и объяснил, что пришел он чтобы арестовать ее внука.
   – Что он натворил на этот раз? – бабушка хотела показать, что ей ничего не ведомо, и возможно тут было что-то иное, ведь от Мишеля можно ожидать чего угодно, иначе почему они тянули так долго?
   – Из-за крамольных стихов на смерть Пушкина, – отчеканил страж, словно бы и правда требовалось объяснение, какова причина для ареста.
   Наверное, ничего не смогло бы удивить Елизавету Алексеевну в те дни и часы, но с какой улыбкой на устах вышел Мишель к ним навстречу, словно они приглашали его на бал к императору. Хотя нет, вряд ли он так бы улыбался в те минуты, к императору идти у него не было никакого желания, а вот попасть под арест – да с великим удовольствием.
   Он пошел спокойно и как-то задиристо смотрел по сторонам, хотел понять, много ли народу видит, то, что происходит. Народу было не много, слуги верные крестились в испуге, бабушка соображала, что ей надо делать, куда бежать, у кого просить за любимого внука.
   Как же это напоминало то, что происходило дюжину лет назад, когда начались аресты декабристов. Но могла ли она подумать, что пережить ей это придется снова, и беда случится с родным внуком. Представить это было невозможно. Но как только Мишеля увели, она тут же велела подавать карету и отправилась куда глаза глядят, хотя тут же остановилась у дома того, кто по ее разумению мог ей как-то помочь и все уладить.
   №№№№№№№

   Монго стремительно отправился в тот самый участок, куда должны были доставить Мишеля, где еще ему надо было оставаться в такие минуты, как только он получил послание от бабушки?
   Им разрешили свидание, и они уселись за столом грязным и провонявшим казематом, но беспокоило это только Монго, Мишель отнесся спокойно ко всему.
   – Тебе так весело? -спросил его друг.
   – А о чем грустить, я стал врагом самого царя. Не думал, что мои стишки так на него подействуют.
   – Но ты подумал бы не о нем, а о себе и о нас обо всех, или он тебе дороже? Даже твой обожаемый Пушкин пытался примирить бунтовщиков и императора, вспомни «Во глубине Сибирских руд», он обещал им, что все наладится, а ты что творишь?
   – Я знал, что так будет, когда столкнулся с ним в первый раз в пансионе, – говорил поэт, не слушая пламенных речей своего друга– этого не могло не случиться. Даже если бы они не расправились с ним, и тогда бы что-то вспыхнуло, но они с ним расправились. У меня нет выбора.
   Монго оглянулся на охранника, ему совсем не нравилось то, что Мишель бросал вызов и напрашивался на новые аресты и наказания. Никто в тот день не мог знать, что ровно месяц продлится его арест, а случилось именно так. Ему надо было провести в казенном доме этот месяц.
   №№№№№№№

   Император поморщился, когда ему донесли что творится в застенках, в камере арестанта, за которого просила не только Елизавета Столыпина, но и его жена тоже.
   Императрица и так и сяк пробовала заговорить о том, что он мальчишка и поэт, а таким многое можно простить. Но он знал, что ей хотелось затмить предшественницу и появиться в его стихах, и в тайном обществе стать его звездой и вдохновительницей. Этой бледной и странной Елизавете не приходилось даже усилий прилагать для того, чтобы они вокруг нее кружились, готовы были жизни отдать, она же остается бессильной, и все фаворитки ничего не могут сделать для того, чтобы он иначе относился, и набивался не в застенки, а к ней на свидание с новыми стихами, чтобы эти послания все обсуждали, и она превзошла во всем Елизавету.
   Императрица прекрасно помнила те роковые дни, когда коронация закончилась бунтом и чуть не стоила ей жизни так худо ей было, да что ей, сам государь император едва все это пережил, и вот теперь все в их жизни повторялось снова, это проклятая дуэль, смерть Пушкина, и бунт нового поэта, как такое вообще стало возможным?
   Решения о судьбе поэта она ждала с нетерпением. Ей передали слова Мишеля, или приписанные ему, какая разница
   – За Пушкина вас проклянут, а мне Кавказ снится, – усмехнулся он, -словно определяя свою дальнейшую судьбу.
   Так вместо Европы и Парижа опальный бунтарь и определил для себя новое место обитания – Кавказ. Он должен был туда умчаться на год, на два, на десять лет, чтобы укрыться от всего, что тут пришлось пережить. А пока в этом старом каземате, в тюрьме молодому орлу, как в шутку его называл Монго, приходилось ждать своей участи.
   От бабушки приходили корзины с едой, она считала, что он там помрет от голода, аппетит у Мишеля и правда был очень неплохим, словно бы он перед смертью хотел опробовать всего, что готовили лучшие поварихи у них дома, и самое главное – еда пахла домом, напоминала о том, что он уже потерял. Но не это главное, он чувствовал себя мучеником, и это чувство его окрыляло, когда еще придется сидеть в застенках и гадать, что будет, чем кончится, чем сердце успокоится.

Глава 6 Ссылка на Кавказ

   Но прошел тот самый месяц, о котором потом он станет вспоминать с какой-то тихой радостью, решение было принято, заступничество императрицы не помогло, Мишель был отправлен на Кавказ, как и мечтал совсем недавно, каким-то невероятным образом туда с ним отправился и Монго, что хоть как-то могло успокоить бабушку, весь этот месяц себе не находившей места. Ей не удалось вырвать внука из чужих лап и отправить его домой, но Кавказ, это не застенки, как только все уляжется, она сможет вернуть назад, сможет убедить, чтобы он не вел себя так неосмотрительно, да и нет больше Пушкина, и убивать некого, и Дантес давно остается в своем Париже, а в столицах все спокойно.
   Но она сразу заметила, насколько опустел дом, теперь, когда не осталось надежды, что не завтра так послезавтра он вернется и все будет как прежде.
   Кажется, в ту первую поездку вместе с ними был не только верный Монго, но и белобрысый, голубоглазый Мартынов. Он был не только красив и высок, почти как Дантес, но и пуст, как пробка, ничего не было у него за душой, и воин этот полагал, что внешне эффектной внешности ему достаточно.
   Он проникся сочувствием и симпатией к Монго настолько, насколько насторожил его Мишель, с самого первого взгляда он чувствовал холод и отчуждение, все вокруг вопило о том, что ничего хорошего не выйдет из их знакомства, все будет отвратительно, но они не вольны были выбирать себе попутчиков.
   Мишель почти сразу отметил, что Мартышка похож на того злодея.
   Мартынов взглянул на Монго, ему хотелось понять, о ком говорит его друг, но спросить все-таки так и не решился, ему не хотелось услышать что-то ироничное и насмешливое, а то и получить по полной, нет уж, это слишком, и потом, когда меньше знаешь, то точно лучше спишь.
   Пытаясь успокоить Мишеля, Монго напомнил ему, что они были в Москве в доме Мартынова и знакомы с его сестрами. Мишель то ли на самом деле этого не помнил, или сделал вид, что память его подводит, никакие доводы не помогли ему как-то успокоиться и не обращать внимания на то, что творилось вокруг.
   Я знаю только одно, – отвечал он, – этот парень похож на Дантеса, а по предсказанию, убьет меня светлый человек.
   – В мире нет ничего нового, все повторяется из раза в раз, отвечал ему в тон Монго, но было ему в те часы и дни не до шуток. Он не мог отказать Елизавете Алексеевне и добился службы на Кавказе, но разве оставит его друг верный в покое, не успели они двинуться в путь и уже началось.
   №№№№№№

   Ехали молча почти всю дорогу, Монго боялся, что вспыхнет какая-то ссора, а Мишель растратил все свои шуточки по дороге и теперь думал о Марии, о том, что не успел с ней проститься, и пытался понять, увидятся ли они еще когда-нибудь, ведь всякое может случиться. Она приедет с бабушкой сюда на отдых, теперь точно приедет, но доведется ли им встретиться, и главное, доживет ли он до дня свидания.
   На смену неудержанному веселию пришли какие-то темные мысли, казалось, что дева с косой появилась, около хижины, мимо которой они проезжали, постояла немного и пропала, только видеть ее мог он один, больше никому этого было не дано. Вот казалось бы главная мечта была выбраться из душной Москвы и чванливого Питера и забыть о том, что они есть в этом мире, а как только выбрался, так уже и тоска начинается по тем самым местам, он понимал, что едет не на отдых, а на войну, и всякое там случиться может, но при всем том он не отказался бы ни от одной им написанной строчки. Он с Пушкиным и станет защищать его до последнего дыхания, до последней минуты жизни, просто участь у него такая, так на роду написано.

Глава 7 Кавказ подо мной

   Мишель смирился со своим положением, тем более не в первый раз он тут появился и все было до боли знакомо. Так как все было сказано, то он потянулся в вещмешок за томиками Пушкина и Байрона. Как хорошо, что он не забыл захватить их с собой, да и как можно было забыть, отправляясь в такую дальнюю дорогу и без любимых собеседников, ведь только с ними мог он и помолчать, и поговорить обо всем на свете.
   И мир, внешний суматошный мир перестал существовать, он читал сначала мятежного лорда, все яснее представляя, как и он отправлялся на войну, о чем думал, что чувствовал. Правда, его никто никуда не гнал, делал он все это исключительно по своей воле. Но ведь и он тоже делал то, чего ему больше всего хотелось, и пусть его выслали насильно, но разве мало он для этого приложил усилий? Нет, грешно было жаловаться, все не так скверно, как кажется.
   Он перечитывал историю любви к сестре Августе, и понимал, что тоже к этому причастен, хотя не было сестры, но разве не так и он любил и страдал?
   На какое-то время Байрон затмил не только реальность, но и Пушкина, все было так близко и так знакомо. Он убедился еще раз в том, что Пушкина понимал все меньше на фоне мятежного лорда, чужим он был, правильным и совсем другим. Что он говорил о гармонии, что о ней знал и ведал? Да и какая гармония могла быть в мире, где демоны захватили власть, и ангелам остается только уносить души на небеса, и то если удастся их украсть. Чаще всего им это удается, только вопреки всему, и потому что сбросивший Демонов с небес не ждет их победы и все делает для того, чтобы держать их от себя подальше.
   №№№№№№№

   Только поселившись с Монго в казарме в отдельной комнате, Мишель снова начала говорить, рассказывать, что пережил и почувствовал в дороге, словно бы они добирались по отдельности, но ему надо было все это поведать другу, он слишком долго молчал. А творческому человеку, поэту, собеседник нужен был больше, чем всем остальным в этом мире.
   Монго услышал, что человек никогда не остается один, даже если с ним рядом нет других людей.
   – А кто же есть? – удивленно поднял он брови, понимая, что какие-то мистические открытия они сделают в ближайшее время. Странное беспокойство появилось в душе, уж не будет ли там чего-то трагического? Но кажется пока волновался он напрасно.
   – Духи, они повсюду – Домовые, Лешие, Водяные – здесь еще и Горный дух тоже наверняка есть, и к вечеру мы попробуем его вызвать, – тут же предложил он, не сомневаясь, что Монго не откажется, не может же он признаться, что струсил, что ему тоже бывает страшно, а если и признается, Мишель все равно уведет его туда, в горы, чтобы побыть среди душ тех, кого нет рядом, чтобы поговорить с ними о самом важном. Если с ними и можно где-то встретиться, то именно в горах, такая красота, такой простор не может их не привлекать. Теперь у него появилась такая возможность, а что, если там появится и матушка, и отец, да и Пушкин. Если бы его попросили выбрать, то выбор этот оказался бы очень тяжел, с кем ему хотелось встретиться больше всего, нет, он не смог бы точно ответить.
   №№№№№№№

   Монго и не собирался отказываться, и на закате они отправились к уединенного месту, чтобы поговорить с Горным духом.
   Мишель что-то там творил, Монго с интересом за ним наблюдал, кто бы мог подумать, что он вот так может общаться с природой, откуда в нем это.
   – Говорят, души ушедших остаются в горах, – размышлял Мишель, словно вспоминал какие-то древние сказания.
   – Пусть душа лорда Байрона появится тут, – заговорил он тихо, но в горах все прекрасно было слышно.
   – Почему же не Пушкина? – не удержался Монго, хотя до сих пор он не произносил ни звука.
   – Это позднее, он никак не может успокоиться, не понимает, что произошло, рвется назад, хочет остаться, а потому мертвые всегда опасны для живых, конечно, если это не наши близкие родичи.
   И снова Мишель подумал о том, что у него может не оказаться времени на то, чтобы дождаться, пока душа нашего гения упокоится, тогда они встретятся совсем в другом месте, но там все это станет вовсе не так важно, потому что он будет отрезан от жизни и все, что тут творится, не будет играть для него никакой роли– забыться и заснуть, вот что останется в том мире.
   Когда призрак явился, они долго о чем-то говорили наедине, Монго не мог вмешиваться в то, что там творилось, он лишь издалека за всем наблюдал, вдыхая чистый горный воздух. А потом Мишель поспешно к нему вернулся
   – Мария говорила, что он только скучал, а я страдаю, у меня все будет страшнее и проще, – только и услышал он, пытаясь угадать, что там было, а чего не было, и немного досадовал, понимая, что его это никак не коснулось.
   Но магия и мистика с самого начала окружала их со всех сторон

Глава 8 Призраки и герои

   Вольно или невольно Мишель вспоминал все свои поездки на Кавказ с бабушкой и Марией с самого раннего детства и понимал, насколько отличается тот и этот мир, словно бы это был совсем другой мир, ничего общего с этим не имеющий.
   Может быть, очертание гор и было прежним, врезавшимся в память с тех далеких времен, горные тропки, невероятная природа, тогда он часто рисовал эти пейзажи, стараясь сохранить в памяти их первозданность, убеждаясь еще раз, что это у него хорошо получается. Но теперь, когда он снова был тут, ощущения и чувства были совсем другими, с теми никак не сравнимыми.
   И дело было не только в том, что он сам был взрослым, остался без свиты любящих родственников, но и потому что балансировал на грани жизни и смерти, и схватить тут чеченскую пулю было значительно проще и легче, чем в тех местах, где они отдыхали прежде.
   Ну и самое главное, если там был все тот же свет и его представители, словно ты никуда и не уезжал, то тут само кого из них осталось, эти места для его бывших знакомых стали заповедными, они и не подумали бы сюда явиться.
   Да и вообще пришельцы тут бывали редко – это заставляло Мишеля скучать. Но однажды тут появился декабрист Одоевский, он все еще отбывал свою ссылку именно здесь.
   Как только Мишель взглянул на него, так сразу и вспомнил те дни, когда они столкнулись с бунтом и бунтовщиками, ему было только 11 лет в ту пору, но он все прекрасно помнил, так, словно это было вчера.
   И теперь вечером, он мысленно перенесся в Тарханы, и прочувствовал все те тревоги и волнения, как они боялись ареста и расправы над родственниками.
   №№№№№

   Незваный гость только усмехнулся, когда услышал эти воспоминания, он и думать забыл, как все это начиналось, он заставил себя забыть все, что тогда было и жил сегодняшним днем, так легче и проще, значительно легче и проще, чем снова и снова вспоминать о прошлом.
   Мишель же почувствовал, что он может спросить у живого реального человека, что им пришлось пережить. Он сам не чужд был бунта и протестов, но только не в таких жутких размерах.
   – Зачем это было нужно? Сколько людей пострадало, Пестель страшнее императора, – вырвалось у Мишеля невольно. И это было то, о чем он думал тогда, о чем переживал.
   Одоевский что-то говорил о равенстве, братстве, о том, что дальше так жить было никак нельзя.
   – А разве стало лучше? – по -моему только хуже, вот и вам всем, и женам, и детям, и император зверем стал после всех этих событий.
   – Но надо было делать хоть что-то, – пытался вступиться за гостя Монго, вечный адвокат всех, на кого нападал Мишель.
   – Разве Демон, сброшенный с Небес – этого мало было? Разве они считали себя сильнее Демона и просто решили развлечься.
   – Тебе никого не жаль? – спросил его друг, пытаясь хоть какие-то добрые чувства пробудить в душе Мишеля.
   – Жаль, генерала, боевого генерала, которого убил пьяный бунтарь, но от этого сам он генералом не стал, головы лишился и только.
   То ли Мишелю хотелось противоречить всему, что он видел и слышал, а может и правда ему было жаль того генерала, как знать.
   И замолчавший на долго, Мишель вдруг очнулся и прибавил:
   – И бабушку жаль, она постарела в те времена лет на десять сразу.
   Услышать от него подобное было очень странно, невероятное что-то, но Мишель и прежде и потом умел удивлять всех, с кем сталкивался в те роковые дни. Роковые, хотя пока ничего такого не случалось, все было относительно спокойно, насколько это может быть спокойно во время войны на Кавказе.
   №№№№№№

   Гостей надо уметь развлекать, Мишель и сам успел пожалеть о том, что он тут наговорил. Наверное, нельзя быть таким нетерпимым к тем, кто думает иначе, может и на самом деле тот хотел чего-то хорошего для этого мира, просто не смог это сделать или ошибся.
   И тогда он весь переменился и предложил отправиться в ту самую башню, где по преданиям обитала царица Тамара.
   Гость удивленно взглянул на своих собеседников, но тут же согласился, даже если они захотят оставить его в той самой башне, чего ему бояться, что терять? Хотя от молодых и яростных ожидать можно было чего угодно.
   Путь до башни оказался не близким, но это скорее забавляло их, а не пугало. Там они и стали ждать коварную царицу, рассказывая всякие жуткие истории о несчастных женихах, которые непременно были убиты, если оказались в объятиях вздорной девицы.
   Царица не явилась, ждали они напрасно, но прогулка им понравилась,
   – Мы обязательно еще разок побываем здесь, – заявил Мишель, повернувшись к Монго, он намекал на то. что дева не явилась из-за их гостя. Но Одоевский пропустил эти намеки мимо ушей, он начал понимать, насколько не прост оказался этот гусар, и каким великим поэтом он станет со временем, в том не было сомнений, когда он услышал первые строки его стихов.

Глава 9 Бедная Бэла

   Однажды во время прогулки в горах они внезапно наткнулись на юную девушку. К удивлению Мишеля, она говорила немного по-русски, и Монго смог понять, что она убежала из дома, ведь ее хотели отдать замуж за того, кого она не любила, Бэла готова была умереть, но домой не возвращаться. Так вот и замерли мужи наши перед беглянкой в полной растерянности. Они выяснили, что девушку звали Бэла, но узнать, где она живет и куда бы следовало ее отправить так и не смогли. Тут она притворилась, что ничего не понимает, язык -то был для нее чужой. Но очень удобно оказалось понимать только то, что тебе выгодно. Парни переглянулись, решая, как им поступить дальше, что делать?
   – Как я могу туда вернуться, – пуще прежнего зарыдала Бэла, -ведь отец и братья меня убьют, они не переживут такого позора. Нет, уж лучше мне умереть в ущелье, но только не возвращаться.
   Парни переглянулись еще раз и поняли, что им придется что-то с этой девицей делать, оставить ее просто так в горах не получится. Монго проникся к ней сочувствием и готов был в сражение идти, чтобы защитить незнакомку, Мишель все это время оставался мрачен, он понимал, что все это скверно закончится, ну как можно было так безумствовать, они успели узнать суровые нравы горцев. Хотя даже вида подать он не желал, пусть делает, что хочет, – махнул он рукой на друга и на все, что творилось тут, решил оставаться просто наблюдателем, ну и потом разделить его участь, как бы все не повернулось.
   Досадовал Мишель не только на то, что появилось какое-то препятствие на их пути. Он чувствовал, хотя и себе боялся признаться, что влюблен в нее, и это пугало его сильнее, чем нашествие ее грозных родичей, с ними он готов был сразиться, а вот с собой всегда эту битву проиграет, тут и гадать нечего, но как же ему не хотелось ощутить поражение. И все-таки им пришлось взять ее с собой, не бросать же на пустынной горной тропинке.
   №№№№№

   Бэла быстро освоилась в жилище двух военных и была благодарна им за то, что они ее не оставили в беде. Но даже она чувствовала, как нарастает напряжение между ними, такими близкими и родными друг другу людьми, и понимала, что была причиной тому. Но они такие разные, не мудрено, что никак не могут договориться. Ей нравились оба, но тот с пронзительным взглядом бездонных глаз всегда немного опережал парня со странным именем, она никак не могла его запомнить. Когда они вышли в лунную ночь прогуляться перед сном, Мишель тут же заговорил.
   – Гостья задержалась у нас, надо как можно быстрее увезти ее куда-то. Среди своих ей будет проще и легче жить, чем тут с нами.
   – Но что случилось, она стесняет тебя, она пристает к тебе? – такого не могло быть, потому Монго спрашивал уверенно.
   – Нет, конечно, она совсем не похожа на наших девиц на маскараде – он вспомнил свою излюбленную тему и всех девиц, которые посмели его отвергнуть. И первой была та, положившая камень в его протянутую руку – Монго хорошо помнил это стихотворение, да и забудешь ли текст его пронзительный и все, что было с ним связанно в реальности, не на пустом же месте он возник, хотя Мишель немного преувеличил все, что там было отражено, он -то это знал прекрасно.
   – Чего же ты так боишься, тебя же убьет белобрысый офицер, родной брат господина Д, – напомнил Монго старое пророчество.
   – Ты любишь всех подряд, а я только некоторых, – решил ответить ему тем же и Мишель, так вот, мне сложно будет погубить ее, если она возьмет и влюбится в меня, а я не хотел бы этого делать с этой наивной девицей.
   – Но не обязательно это должно случиться.
   – А у нее выбор-то не велик, – с мрачной усмешкой говорил он.
   Мишель намекал на то, что в его друга она влюбиться точно не сможет, слышать такое было обидно, но сердобольный Монго думал о девушке, а не о том, что говорил ему Мишель, вернее, он пытался угадать то, о чем тот не говорил и сказать не мог. За это время он научился читать его мысли.
   Они даже и не думали, что, пробравшись за ними Бэла могла слышать этот их разговор.
   №№№№№№

   Когда они появились в своем жилище, то завалились спать усталые, и не заметили, была ли Бэла в соседней комнате или не была, на рассвете, пробудившись, они увидели, что девица исчезла, куда и когда она ушла понять было трудно.
   Монго бросился на поиски, решив, что она где-то поблизости и далеко уйти не могла, но вернулся с пустыми руками, Бэла словно сквозь землю провалилась или упала в ущелье. Можно было утверждать, что ее и вовсе не было тут, только видение какое-то, призрак. Странно одно – они об его видели, а с призраками такого не случается сроду.
   Мишель видел молчаливый укор в глазах друга, но старался ничего о том не говорить, ему и самому было обидно и досадного оттого, что так вышло, они вроде и старались спасти ее, но ничего из этого не вышло, только хуже сделали, и вряд ли смогут забыть то, что происходило тут в это время.
   Монго не сомневался, что героиня появится в одном из повествований, Мишель что-то упорно писал, хотя и не показывал ему написанного, он только успел заметить ее силуэт за титульным листом той самой рукописи и резко отвернулся, раз не хочет показывать то и не надо. Он подождет, когда сам принесет и сам все покажет, ведь если человек пишет, то он должен, он просто обязан показать написанное одному ли человеку или всему миру, это не так важно, но покажет все равно. И не ради ли этого Монго все время с ним оставался и не мог покинуть его, и не собирался покидать.

Глава 10 Столкновение с Демоном

   В те печальные дни были и сражения, надо признать, что Мишель сражается отважно. Могли ли напавшие на них горцы ожидать, что в этом маленьком и невзрачном воине такой неукротимый дух, какая-то беззаветная отвага и дикая смелость. Они и после сражения видели, что он не отступит и не сдастся, и словно бы усталости не было вовсе в душе его. И сам бы он их не оставил и продолжал бы биться, но по приказу они уходили, видя, что тут больше нечего делать.
   – Не человек, а Дьявол, – пробормотал кто-то из них, уходя, и вряд ли желая снова с ним столкнуться.
   Монго слышал и понимал, о чем они говорили, но передавать слова Мишелю не стал, боялся, что тот в следующий раз совсем потеряет голову, а в схватке это опасно, да и гадалка могла ошибиться, почему ей нужно верить. Но пока они оба были в порядке, ни одной царапины даже, только какая-то шалая радость от того, что у них все получалось, что и тут они все время были на высоте. Однако радость Мишеля сменилась грустью, это и прежде часто случилось, но теперь было особенно хорошо видно, Монго считал, что грустил он без Бэлы, не потому ли решил от нее так поспешно избавиться, что почувствовал бурю в душе, как будто в той буре мог быть покой.
   Пусть так думает, если ему хочется. Но тосковал он не о горянке к тому времени почти забытой, ему в горах было тоскливо без общества, без света, тех, кто мог легко вывести его из себя, задеть за живое, заставить яриться. Только в самом начале он успокоился, а потом начал хандрить, особенно когда по ночам снился бал, и те самые дамы, так им не любимые, были рядом и повсюду. Ему хотелось вернуться к привычной жизни. Это в Москве его мог волновать и тревожить Демон, затерявшийся среди гор Кавказа, здесь и теперь до него не было дела, а вот звуки вальса и мазурки, те красавицы спесивые, тот мир странно -прекрасный, совсем другое дело, только достать до него, как до самой высокой вершины горы он никак не мог.
   Монго не подавал вида, ему и тут было не плохо, и он смирился с тем, что творилось вокруг, что это Мишеля сослали, а он отправился добровольно с ним, может потому и чувствовал себя спокойнее.
   Но ничего удивительного в желаниях и порывах Мишеля не было, нам всегда хочется того, чего нет у нас в данный момент. Так устроена жизнь – оценить мы можем только то, что успели потерять.
   №№№№

   Мишель проснулся среди ночи и вышел из своего домика.
   Он увидел фигуру в дивном свете луны, перед ним сидел прекрасный Демон. Да, да, именно он был тут и сейчас, такими, каким он его себе и представлял. Хотелось крикнуть:
   – Это ты, ты на самом деле существуешь.
   Сначала Мишель остановился, а потом решил приблизиться к нему, часто ли нам выпадает такая удача– встретить его тут и сейчас, да может быть никогда больше этого не случится. Скорее всего не случится, и он не может ее упустить, никак не может.
   Демон кажется и не замечал его, и говорил сам с собой
   – Мне больше никогда не отправиться на небеса, да и не хочу я там оказаться, хватит, сколько можно унижаться перед ними, не бывать этому, никогда не бывать.
   Но Мишель чувствовал, что все не так, что на самом деле он только туда и хочет отправиться, если он сможет разгадать главную загадку, то обязательно там будет рано или поздно.
   Слезы, он видел слезы, текущие по щекам, и пытался понять суть Демона, пришлось в который раз переписать поэму, он совсем по-другому все увидел и почувствовал, столкнувшись со своим героем. И к рассвету с поэмой все было более или менее нормально, а вот в рисунки и на полях текста, и просто на бумаге ничего не получалось, он не мог передать ни внешность, ни суть демона, это была какая-то чертовщина. Зря Мария уверяла его, что он безмерно талантлив, не было там никакого таланта и в помине.
   Так мятежный дух и подарил ему страшное разочарование, да такое, какому не было равных. И что с этим можно было поделать?
   Оставалась только надежда на новую встречу, и может быть тогда он сможет схватить суть и перенести ее на бумаге. Может быть, ему повезет больше, а пока остается только трудиться.
   Монго видел, что произошли какие-то перемены в душе его друга, но что это было, как он мог это угадать, тем более что тот не сказал ни слова

Глава 11 Преломление поэта в Демоне

   Демон был первым поэтом
   А. Блок
   Пускай историю страстей и дел моих хранят далекие потомки
   М.Ю Лермонтов
   31 декабря 1831 года на маскараде в Благородном собрании Лермонтов появился в костюме астролога с огромной Книгой судеб под мышкой
   (Хроника жизни поэта)

     На маскараде призрачные лица
     В разгуле и интриги, и страстей.
     Оттуда Звездочет сюда явился
     И где-то затерялся средь гостей.
     Куда ведут те лабиринты света?
     Сам император скроется от глаз
     Влюбленной дамы с дерзостью корнета,
     Ответит маска – только в боли фраз

     Здесь шут царит, и это каждый знает.
     А маскарад в разгаре – дивный миг.
     О, как победно музыка взлетает —
     Таинственный скрипач во тьме возник.

     Прекрасный лик за плотною вуалью,
     За масками сокрыв от нас черты,
     Во мраке грез победно танцевали.
     О, звездочет, что им пророчишь ты?

     2.
     Безмолвствует. И дерзость, и досада
     Останется от столкновенья вновь.
     Уходит прочь, искать его не надо.
     Жестока, Мэри, Демона любовь.
     Сам Паганини в этот час с тобою,
     И эта страсть раздавит в грозный час,
     Страданья нам подарены судьбою.
     Пусть маскарад живет в душе у нас.

     Мой Демон пролетал опять над лесом,
     А после снова слился с темнотой.
     Варвара иль Мария? Интересно
     Кого коснется черная любовь?
     Лишь тень в тиши и никакого слада,
     Но если жизнь лишь вечный маскарад?
     Волшебной скрипкой упиваться надо.
     – Наш маленький Мишель уже женат?

     3.
     – Да кто тебе сказал? Он как Арбенин
     Отравит всех, и сам сойдет с ума.
     Опять дерзит и пьет, и лишь забвенье
     Останется сума нам и тюрьма.
     – А говорят, столкнулся он с Барантом,
     О Пушкине твердит – близка дуэль.
     А ведь казался нам таким он франтом.
     – Все будет хорошо, ты мне поверь.

     – Да как же так, опять у Черной речки,
     Сам император запретил, но вот,
     Идет туда, никем еще не встречен.
     Им Пушкин всем покоя не дает.
     – А говорят добра императрица,
     Ей снится та, другая, в этот час.
     – Готов Мишель за Пушкина сразиться,
     Но все арестом кончится, Кавказ.

     4
     Металась снова бабушка, Жуковский
     Просил, но ярость царская темна,
     И вот по темным улицам Московским
     Метался Демон, и судьба ясна.
     Пусть Байрон, словно бес, вдали хохочет,
     И пусть Белинский плачет в пустоте.
     Он на Кавказ на этот раз не хочет,
     Но надо ехать, к бездне, к высоте.

     А маскарад в столице будет длиться,
     И кто-то вспомнит дерзкие стихи,
     Но дух переведет едва столица,
     Пока он где-то к гибели летит.
     И белый человек в горах растает,
     Задирист и отчаян наш герой.
     И в туманной мгле там Демон вырастает
     За дальнюю заснеженной горой.

     5
     Влечет его Варвара, не Тамара,
     И кроткий взгляд любимой так манит,
     Но встал Мартынов перед ними яро.
     Стреляет, и послание летит
     Туда, в столицу, смерть опережая,
     Отставку просит и уходит вдаль.
     И где-то снова женщина рыдает,
     И молча усмехнулся государь.

     Он Пушкина опять терпеть не станет.
     Там, на Сенатской, в ярости полки,
     Тогда их Милорадович оставил,
     А Пестель о пощаде не просил.
     Тень матушки – она его моложе,
     И сгорбленная рядом тень отца.
     Но почему он смотрит так тревожно?
     Никак понять не может до конца

     6.
     Что было там греховно, а что свято,
     Когда Печорин загонял коня,
     И Вера улыбнулась виновато.
     Пытался, но не мог его понять…

     Пустыня внемлет богу? Нет, поэту.
     И где-то там, у роковой черты,
     Они стоят, распяты и воспеты,
     Гусар сегодня с Пушкиным на «ты»

     Звезда с звездою говорит в тумане,
     И Демон пролетает в тишине.
     – Куда теперь? К Тамаре иль Татьяне?
     А все равно вина, виной, вине…
     О, Пушкин, эта встреча на закате,
     Когда совсем не грезилось о том,
     Как много я сказать хотел, но хватит,
     Что нам слова? Поговорим потом…

     7
     Я стал для них последнюю мишенью,
     Не дописав поэму, Демон мой,
     Но сходятся во тьме родные тени,
     Там погостили и пора домой.
     На маскараде женщины и кони,
     Метались снова в этот поздний час,
     И души задыхались от погони —
     Пока не промелькнул вдали Кавказ.

     Пусть длится маскарад, пусть снова где-то
     Звучат стихи о страсти роковой.
     Они перечитают «Смерть поэта»,
     Они еще заплачут надо мной…
     Уводит в пропасть Дикая охота,
     Король Артур иль Один на коне.
     Но так тревожно в полночь отчего-то.
     Погиб поэт… О, этот сон во сне.

     8.
     И бабушка, иконы убирая,
     Не выйдет в свет, останется во тьме.
     На маскараде тени замирают,
     И Демон так хохочет в вышине.
     Он победил, и получая небо,
     Теперь на землю смотрит свысока.
     Дорога в вечность – был ты или не был,
     Но остается дерзкая строка…

     И там, в горах, где выше и светлее,
     В далеком замке все горит огнем…
     И маскарад все яростнее и злее…
     Он вырвался, пусть плачет мир о нем.
     Три женщины рыдают вечерами.
     И до рассвета будет длиться бал.
     И снова Нина умирает в драме,
     Которую он дерзко написал…

     9
     И падший ангел вырываясь в небо,
     Уносит и страдания, и боль.
     Погиб поэт, и камень вместо хлеба
     Ему судьба кидает, и изволь…
     Еще писать и жить, закат алеет,
     В Тарханах тишь, срывается звезда,
     И только тени бродят по аллеям,
     Я сон во сне запомню навсегда.

     И снова звездочет на Маскараде
     Касаясь рук холодных, промелькнет.
     – Хотите знать судьбу? Вы мне не рады?
     Вы влюблены, и это все пройдет…
     – Мишель вернулся! – Больше нет Мишеля,
     Кавказский пленник остается там,
     Погиб поэт, хотя он в смерть не верил,
     Когда она металась по пятам…

     10
     Погиб поэт, так лучше, дорогая,
     Ведь это бы не жизнь была, а ад,
     Не плачьте, только звезды, догорая,
     Напомнят мне последний маскарад.
     И в вечности ему, я знаю, длиться,
     Срывая маски, обнажая суть,
     За «Лунною сонатою» стремиться.
     – Я не вернусь, прощай, навек забудь…

     Вдруг оборвется рукопись, я знаю,
     Гусар и Демон в пропасти времен,
     На черном небе звезды догорают,
     И Смерть поэта не допишет он…

Глава 12 И жизнь наскучила ему

   Когда чего-то долго ждешь, упорно желаешь, оно сбывается, оно обязательно сбывается, особенно под Новый год.
   Мишель вместе со своим верным Монго отправился в отпуск, в столицу, хотя еще в дороге понял, что ожидание ему было милее самой поездки, потому что теперь ему больше не о чем было мечтать, все как бы рухнуло, и в какой-то момент он готов был повернуть назад, скорее из вредности, но все-таки не сделал этого, надо было довести дело до конца и побывать там, где так долго они отсутствовали, что про них могли и забыть старые знакомые, а некоторые, нет никакого сомнения, вздохнули с облегчением и тешили себя тайной надеждой, что они больше никогда не встретятся, в этой жизни точно, а вот и нет, им предстояла встреча в первые дни нового 1838 года. И гусар должен был их разочаровать, пусть ненадолго, но он возвращался домой. Подарок, конечно, сомнительный, но ведь все знают, что дареному коню в зубы не смотрят.
   Но только оказавшись в столице, понял Мишель, насколько он соскучился без светских львиц, их обманутых мужей, а главное, без поэтов, которых успел простить за смерть Пушкина. Да-да, он чувствовал себя Богом, а потому наградил правом понимать и прощать.
   Дворцы и центральные улицы были так знакомы, и стали ближе и дороже. И промелькнули те самые лица красавиц, которые за это время моложе не стали, и он с радостью отметил, что обидчицы его явно подурнели за это время, сам же он чувствовал себя Дорианом, и если бы роман был издан во времена Мишеля, то несомненно он стал бы его любимым творением. Но пока он мог только предвидеть и предчувствовать что-то подобное – историю о вечном молодом злодее он творил своими руками.
   Впрочем, мужи наши, отмечая, как мы постарели и подурнели, сами себя -то чувствуют вполне молодыми и прекрасным, этого у них не отнять, хотя при этом все реже стараются смотреться в зеркало. В глубине души подозревая, что на самом деле все не так, но если верить, то все так и будет.
   №№№№№№

   Но о постаревших невестах он позабыл в тот момент, когда встретил литераторов, и противоречивые чувства возникли в душе. Ему было немного стыдно перед Василием Андреевичем за прошлую свою выходку, а вот князя Петра он приветствовал с нескрываемой радостью, если даже тот и слышал что-то о том его обвинении, то вряд ли посмеет упрекнуть, сам-то он как-то устранился от всего, устал, разочаровался, не верил, что и это дуэль случится, что она будет иметь такие плачевные последствия. Сколько их было на его веку, сколько раз он бросался защищать поэта, уговаривал, убеждал, угрожал, доказывал его противникам, что будет, если они решатся на такой необдуманный, скверный шаг. А на этот раз он отошел в сторону, занялся своими делами, был увлечен юной красавицей и старался скрыть от всех, особенно от жены эту связь, тут не до Пушкина было точно. Верный друг Василий и рассказал, что нашелся новый защитник и такой пылкий и прыткий, что можно отступить в сторону и передохнуть немного.
   – А вот и гусар наш, переполошивший весь мир, и меня ругавший на чем свет стоит, – произнес Учитель.
   Слыша, что говорят о нем, Мишель поспешил к ним навстречу.
   Они по-отечески ласково даже приветствовали гусара, громкая слава о военных подвигах которого дошла и до столицы. А о том, прошлогоднем происшествии, ставшем трагедией для всех, постарались не вспоминать, не думать, не говорить.
   Но все оказалось не так легко и просто, крамольное стихотворение они прекрасно помнили, даже цитировали какие-то его строфы, и тут уж смутиться пришлось Мишелю. Он бы порадовался тому, что стал известен, но не в такой вот ситуации. И все-таки он мог чувствовать себя поэтом не только в узком семейном кругу, но и среди признанных мастеров, что могло быть приятнее этого чувства? А самое главное, они знали, что он получил из-за этого стихотворения, и ни князь, ни друг бабушки за свои стихотворения не хотели бы оказаться в опале, на войне, да еще на Кавказе.
   №№№№№№

   Был и третий из литераторов, тот, кого он не смог бы встретить на приеме у Столыпина, Белинский не был туда вхож из-за низкого своего положения в обществе, но он весь тот год писал о нем, и называл его осколком Байрона, как говорила Мария в тот первый день, когда они встретились в бабушкином доме. Она поспешила выложить все новости и рассказала обо всем, что случилось в литературном мире, пока его тут не было.
   – И что еще он написал? – усмехнулся Мишель, никогда прежде на критика внимания не обращавший.
   – То, что ты станешь вторым Пушкиным.
   Наверное, это должно было ему льстить, но не льстило, ему хотелось быть не вторым, при его -то гордыне, а первым Лермонтовым, недаром же он уверял публику, что он не Байрон, а другой, и совсем-совсем не Пушкин. Он станет первым, вот только бы хватило времени, таланту и усердия у него было хоть отбавляй, он сильнее погружался в музыку, рисовал только не хуже, чем знаменитый поэт, а главное, что у него еще есть время, может не так и много, как хотелось бы, но оно все-таки есть
   Так и началась в том метельном 1838 году его поэтическая судьба.
   В минуты отдыха и бесед с Марией, а они говорили и не могли наговориться в те дни, он с грустью заметил, что как бы ни был талантлив, но если бы не смерть Пушкина, не его стихотворение и не пристальное внимание императора, то никто бы его не узнал и не оценил. Поэту нужны не только совершенные тексты, но еще и среда и стечение обстоятельств, чтобы все сошлось в одной точке, только тогда он может мечтать о самом главном – возможности ворваться в этот мир.
   – Внимание императора, – задумчиво повторял он.
   – И императрицы, – подсказала ему Мария.
   Монго был рядом с ними в тот момент, и он удивленно взглянул на тетушку, словно не понимал о ком она говорит.
   Мишель отмахнулся от этой ее реплики. Он понимал, на что она намекала и чего хотела от него, но даже думать о том не желал, потому что Пушкин с юных лет искренне любил свою императрицу, а ему придется притворяться и лгать. Но не бывать этому, никогда не бывать, пусть не надеются даже. И в тот момент, понимая, что его ждет здесь, он снова стал тосковать о Кавказе, там хотя бы не было всего насилия, которое ему придется совершать над своей душой. Нет, принцессу ему не нужно было и даром. Он выбирал Кавказ и войну, и это дарило ему свободу, а не рабство, на роль придворного поэта он годился меньше всех остальных. Но она, как капризная девица, понимать этого не желает, ведь главная соперница во всем ее обошла.
   Вот об этом он и сказал им прямо и открыто, чтобы раз и навсегда с этим разделаться, и пусть они не напоминают ему больше о том, не бывать этому.

Глава 13 Я не унижусь

   А между тем жизнь текла своим чередом, и все время хотелось Михаилу сделать что-то такое, отчего бы все переменилось в один миг, ощутить острые ощущения, встряхнуться, его душа все время просила бури.
   Он долго не мог понять чего хочет, куда бежать и кому что сказать, а потом вдруг понял, что ему нужна Варвара, разве был хоть день, когда бы он не вспоминал о ней, не думал, не рисовал ее, не пытался представить, как она изменилась за это время. Да не было такого дня. И вернувшись сюда он и так слишком долго не был там, пытался не думать, не мечтать, но разве влюблённому сердцу прикажешь? Вот только что сделать, как там оказаться?
   Мария поняла, чего ему хочется больше всего – не было слышно, чтобы они побывали у балерин или у каких-то иных девиц, что не могло ее не удивить, и она сама предложила ему отправиться к Лопухиным – в дом к Варваре они пойти не могли, а вот навестить ее сестер, почему бы и нет, но и тут оставалось только все устроить, чтобы она тоже была там, и случайно встретилась с ним. Но чтобы произошла такая случайность, сколько всего надо было предусмотреть.
   Тетушка бросилась устраивать эту встречу, не задумываясь о последствиях, если бы она о них задумалась, то ничего такого не случилось бы сроду. Но иногда порыв души все решает, а что будет позднее, да кому это вообще ведомо? Ради своего ненаглядного Мишеля она готова была на многое.
   Они пришли вовремя, не было ревнивого мужа поблизости. Только три сестры окружили их радостно, как в старые добрые времена. А может быть они перенеслись туда и сами не заметили как?
   Наверное, никогда прежде Монго не был так весел, а Мишель так смущен, ему казалось, что злая сила в очередной раз сбрасывает его с небес на землю, чтобы он не витал в облаках, а понял, что на самом деле творится вокруг.
   Он сразу же отметил, что она стала еще тише и печальнее, чем прежде, но не из-за этого ли он выделил ее среди всех тех девиц. Он пытался о чем-то спросить ее, она молча смотрела на него, и только в конце того вечера решилась сказать то, о чем он пытался узнать, но так и не решался спросить, и все-таки произнес:
   – Почему все так вышло?
   – Я была слишком проста для тебя, – признается она, – я счастлива, жива, хотя в «Маскараде» ты просто безжалостно отравил меня. Но нет, не все так просто и легко, как тебе кажется.
   – Слишком проста, – повторим Мишель, – но как же мне надоели самые сложные, куда от них деваться прикажете?
   Он чувствовал, что мог быть счастлив, но теперь уже не в этой жизни. Все потеряно и растеряно бездарно, вот если бы Варвара стала вдовой, но кто бы тогда ему позволил на ней жениться? Нет, это невозможно в любом случае.
   №№№№№№

   Они молча ехали домой вместе с Марией, она решила заглянуть к ним и поговорить с бабушкой. Понимая, о чем думает в это время Мишель, она напомнила ему:
   – Помнишь, как у Пушкина: но я другому отдана, и буду век ему верна. Не генерал, конечно, но сойдет для нее. Уж если ты так любишь Поэта, не много у него осталось поклонников, то должен оставить ее в покое. Она больше всех, кого я знаю, похожа на его Татьяну.
   Марии хотелось убедить его в чем-то главном и очень важном, и для этого она прилагала столько усилий. Но почувствовала, как он напрягся и вспылил.
   Ему хотелось нагрубить и Пушкину, и Марии, сказать что-то резкое, но он остановился, не посмел этого сделать. Это был тот редкий случай, когда Мишель научился сдерживать эмоции.
   Когда он остался один, то все время прокручивал перед глазами эту историю, пытался представить себя рядом с Варварой, вспоминал ее сестер, Мария ни раз намекала, что и другие Лопухины не так плохи, он усмехнулся, вспомнив, что Дантес женился на родной сестре Натальи Николаевны, пытаясь уладить свои плачевные делишки. Его ничего не вышло, но он увез Гончарову с собой в Париж или куда там отправился.
   – Я может быть и не Байрон, – размышлял Мишель, – но уж не Дантес точно, не бывать этому, да и что станет с ней в этом случае, что будет творить ее муж, если это бы стало возможным?
   Он невольно вспоминал те дни, которые они провели с Бэлой, и понял, что ничего такого ему не нужно, ведь совсем скоро уезжать на Кавказ, отпуск был краткосрочным, и он стремительно подходил к концу. Повидались и ладно. Не писалось ни одной строчки, только ее портреты оставались на пустых страницах рукописи.
   – Она читала «Маскарад», конечно, она читала Маскарад, сказала, что муж слишком жестоко поступил с Ниной, наверное, проливала слезы тайком, но не о его героине, а о себе самой. Беда Варвары состояла в том, что она умела глубок любить и чувствовать, а такие натуры всегда страдают, а он, его Демон и не мог выбрать себе другую, ему нужна была такая.
   Он сел за еще одну редакцию Демона, вот где у него все и всегда получалось, и в тот вечер он настолько погрузился в работу над текстом, что пропустил ужин, бабушке пришлось два раза за ним посылать, пока служанка не взмолилась. Он отложил перо и наконец направился туда, в столовую, хотя и чувствовал, что, наверное, самые лучшие строчки так и останутся витать в воздухе и не будут записаны. Но бабушку злить нельзя, потом появятся другие, и может быть они будут еще лучше. Когда дело касалось бабушки, Демон превращайся в обычного человека, что-то похожее на нежность появилось в его мятежной душе.

Глава 14 Софья или Варвара?

   Время текло неумолимо быстро, а он толком ничего и не видел, ни с кем не успел побывать, побеседовать, тайно встретиться.
   На этот раз Мишель выбирал все сам, и в этом таилась тайная прелесть.
   Когда на бульваре в назначенный час они встретились с Монго, то все решилось само собой, куда ему надо было отправиться – в дом к Карамзиным, конечно.
   Монго не спрашивал, что его привлекало в том самом доме, – там была София, и ни для кого не секрет, что она в него влюблена. Что он чувствовал к этой девице? Да ничего особенного, то же, что и ко всем остальным девам столицы, но она была влюблена, и ему захотелось туда отправиться, убедиться, что чувства не остыли, а если остыли, то без всякого сожаления выбросить ее из своей жизни и забыть навсегда, не велика потеря.
   И еще один отвратный знак, он вспомнил комедию Грибоедова, там, у главной героини было такое же имя, и, хотя не стоило так сравнивать персонажа, хотя и написанного с натуры, и реальную девицу, но Мишель был уверен, что она с ним поступит так же, как та с Чацким. А ведь и в жизни все мы немного Чацкие. Хотя ему не нужно было жениться на богатой невесте, а в остальном все так и есть.
   – Тебя что-то смущает? – спросил Монго, видя, что пыл друга как-то угас еще до приближения к названному дому и семейству.
   – Уж не та ли она София?
   – Не та, – Монго понял о ком он говорил и тут же прибавил: – Успокойся, совсем не та, она любит тебя искренне, вот только ты скорее Молчалин, а не Чацкий
   Мишель удивленно поднял брови, сравнение было совсем не лестным, но Монго быстро поправился:
   – Я говорю о твоем отношении к Софии, он точно так же к героине относился, а все остальное только детали.
   София была так же тиха и молчалива, как и Варвара.
   – Уж не собиралась ли и она замуж? – тихо спросил Мишель у Монго
   – А почему бы и нет? Девичий век короток, не успела оглянуться, и уже старая дева, а если ждать тебя, так и вовсе старухой станешь.
   Он отошел от Монго, всем своим видом показывая, что обиделся, но тот не стал обращать внимание, и устремился к какой-то девице, внешность которой Мишелю была знакома, но кто она такая вспомнить он никак не мог.
   К Софии приближаться он не стал, наверное, помня слова Монго про Молчанова. И правда, зачем издеваться над девицами, которые в нас влюблены, может быть очаровать тех, кто в упор не замечает, хотя узнать влюбилась она или нет, наверное, не придется, потому что они успеют к тому времени отправиться назад, на Кавказ, оставив девиц с разбитыми сердцами, ожидать их возвращения. И ничего не поделать, участь у них такая.

   №№№№

   Софья же, только увидев его издалека, сначала обрадовалась, а потом не скрывала досады. Зачем он появился, если даже не приблизился к ней, что вообще он себе позволяет? Мог бы хотя бы пару слов сказать.
   Но потом она стала убеждать себя, что все к лучшему, иначе она решилась бы на многое, натворила бы всяких бед, а потом от позора не отмыться, маменька говорила, что им интересуется сама императрица, а быть у нее соперницей, да кто же согласится. Нет, нет, ангел – хранитель явно бережет ее от такого соседства, от такой связи, и потому она останется прекрасна и невинна, а он пусть к своему Демону отправляется, только там ему и место.
   Она встретилась взглядом с Монго– вечным его спутником, и пожалела о том, что к такому славному парню равнодушна, ну как такое могло быть? И все-таки могло, а что делать, сердцу не прикажешь.
   Мишель так и исчез, не приблизившись к ней, она готова была разрыдаться, но сдержалась, это позднее, потом, когда она останется одна, она может дать волю слезам, но не сейчас, не здесь. И кто его отправил в отпуск, лучше бы он там оставался, ведь кроме огорчений и страданий от него все равно ничего нет. Влюбленная девицы могла быть жестокой, очень жестокой, и Мишелю следовало бы об этом думать, хотя ни о чем таком он думать явно не собирался.
   На обратном пути Монго загадочно улыбался, намекнул на то, что вечером отправится на свидание.
   – Надо же помнить хоть о чем-то там, на Кавказе, – словно бы просил он прощения у хмурого друга. Ведь не его вина, что тот распугал всех, кто был близок и мил, и кто готов был броситься в его объятья.
   Он не Байрон, это точно, у Байрона, да и у Пушкина девицы были всегда и везде, они летели, словно бабочки на огонь и не боялись сгореть в его пламени, а тут как раз все, наоборот.
   ИЗ АЛЬБОМА С. Н. КАРАМЗИНОЙ

     Любил и я в былые годы,
     В невинности души моей,
     И бури шумные природы,
     И бури тайные страстей.

     Но красоты их безобразной
     Я скоро таинство постиг,
     И мне наскучил их несвязный
     И оглушающий язык.

     Люблю я больше год от году,
     Желаньям мирным дав простор,
     Поутру ясную погоду,
     Под вечер тихий разговор,

     Люблю я парадоксы ваши,
     И ха-ха-ха, и хи-хи-хи,
     С <мирновой> штучку, фарсу Саши
     И Ишки М <ятлева> стихи…

     1841 г.

Глава 15 Миф о Нарциссе

   Гусар исчез и растаял, а Софья все никак не могла успокоиться, все ходила– бродила, не замечая других гостей, и теперь хотела только одного, чтобы он опомнился и вернулся, и они вальсировали бы снова, как в тот памятный день, когда он смог очаровать ее и навсегда украл ее душу. Об этом мечтал бы любой другой, но только не этот несносный гусар.
   Но он не опомнился и не возвращался и осталось только думать и гадать, чем она смогла ее обидеть, почему он так жесток оказался. А если не обидела, то отчего он так себя ведет?
   На следующий день ей довелось встретиться с Екатериной Сушковой, они частенько встречались и прежде, но тут просто нашелся человек, который знал его лучше и мог сказать что-то существенное. София устремилась к ней. Ей хотелось поговорить, она должна была знать, что происходит в этом странном мире.
   – Ах, вон оно что, я слышала, что он тут, но и подумать не могла, что и тебя он мог так задеть за живое, дорогая моя. Мишель из тех, кто только преследует добычу свою, а все мы лишь добыча для него, но как только она оказалась в его руках, все пропало, ему становится скучно и не интересно. А стоит только напомнить о чем-то, такие стишки в ответ получишь, такая слава покатиться по всему свету, что не будешь знать, куда бежать и как оправдаться, хотя вроде ни в чем не был виноват. Но он сделает тебя виноватой, чувство вины должно все изменить в душе и станешь его холопкой верной. Остановись пока не поздно, и всем станет только лучше.
   Конечно, подруга ее была обижена и вряд ли была объективна, но разве сама она не чувствовала что-то подобное. Просто худшие ее догадки подтвердились, а ведь услышать она хотела что-то другое и попытаться, наладить с ним отношения. Но не бывать этому, ее обо всем предупредили, и если она хочет оставаться веселой и беззаботной, любить и быть любимой, то это все надо предотвратить, и чем быстрее, тем лучше. В размышлениях своих София была разумной вполне. Но вслух она произнесла совсем другое, наверное, из вредности и юношеского упрямства
   – Я смогу его изменить, – пылко заявила она, – любовь и добрые чувства порой творят чудеса.
   – Афродита тоже думала, что сможет изменить Нарцисса, но только и смогла, что утопить его с досады и превратить в белый цветок, – услышала она в ответ.
   №№№№№№№

   После такого разговора София тут же забыла обо всех своих добрых намерениях, разумных доводах и решила поступить так же, как Татьяна у Пушкина – объясниться первой. Может быть утверждения Белинского о том, что Онегин скучал, а Печорин глубоко страдал подвинули ее к этому, или она сама о чем-то таком догадывалась, как знать. И осталось только забыть и никогда не вспоминать о такой отраве, которая была теперь тут. Но Татьяна, та самая Татьяна никак не оставляла нашу Софью, желание спасти и защитить Демона многим приносило страшный вред, вот и ее не могло обойти стороной. О, Пушкин, скольких девиц толкнул он к пропасти, ни о чем не задумываясь. Вот и одна из самых обаятельных и очаровательных стояла на самом ее краю и готова была туда шагнуть.
   Наверное, она что-то сказала Екатерине о том самом, о Татьяне, потому что едва встретившись с Марией Лопухиной, та упавшим голосом произнесла:
   – Бедняжка, – да он хуже Онегина, – каким же страшным вещам научил наших девиц и дам бедный Пушкин, а как плохо он сам закончил, но то ли еще с ними будет. Перед ними не человек теперь, а Демон, ни капли жалости нет в его душе и никогда не будет.
   Впрочем, они тут же забыли о гусаре, их разговор переключился на вдову поэта, на красавицу Наталью Николаевну, вот кому досталось от всего, что было сделано и не сделано, а она осталась, после его ухода, и как-то надо было жить с четырьмя детьми на руках, с его долгами и его врагами, с пристальным вниманием таких, как Мишель, не знающих ни сочувствия, ним меры.
   – Кто же станет спорить, он был прекрасным поэтом, только жизнь наша мало похожа на тот роман, им написанный в последние годы, она совсем, совсем другая. Но поэту море по колено, он же ни о чем таком и думать не собирался, когда решил жениться. А Мишель не соберется, женитьба ему нужна меньше всего.
   – Но может ли поэт не быть Нарциссом, если он останется таким как мы все, то что от его поэзии останется, – спрашивала Софья.
   Екатерина промолчала глубокомысленно, молчала долго, а потом все таким произнесла:
   – Вот и пусть сидит в своем лесу на том самом болоте и не приближается к людям, если он решил им стать.
   Но как же вдохновение, о чем он тогда писать станет, в болоте много не напишешь.
   – Да и то верно, наши поломанные судьбы и отравленные души – это лучшее для него. Тогда нам надо спрятаться в лесу на том самом болоте, как царевне лягушке, и близко на глаза ему не попадаться.
   Внезапно, они обе рассмеялась, представив себя теми самими лягушками на гиблом болоте, сидят на кочке и квакают на всю округу, только никто их не слушает и слушать не собирается – тоска зеленая.
   – Но ведь и до лягушки долетела стрела царевича, – говорила Софья, – и ей пришлось отправляться во дворец и доказывать, что она достойна царевича.
   И тогда девицам показалось, что круг замкнулся, что от поэтов им никуда не деться. И в этом была главная опасность, да что там – беда.

     Лирическое отступление
     Софья Карамзина

     О, как она умела чаровать.,
     Весь люд в ее салоне собирался,
     И только хмурый Лермонтов опять,
     Грубил и на дуэли нарывался.
     Но обходил он Софью стороной,
     Она могла все погубить дуэли,
     Лишь жест один, и крылья за спиной,
     И позабыли все, что так хотели

     Им показать задиры в этот час,
     И ничего у них не получалось,
     Ну ничего, ведь есть еще Кавказ,
     Туда та чаровница не добралась.
     И отхлебнув прекрасного вина,
     Он вышел в сад, залитый лунным светом,
     И Монго говорил: – Она одна
     Лишь усмирит, она за все в ответе.

     – А ты сегодня с нею танцевал
     – И буду завтра, – отвечал вальяжно, —
     Ты слишком хмур, зачем пришел на бал?
     Но как она мила невероятно.
     – Чарует всех, но я не сдамся ей,
     Я отомщу ей. – О, не смей дружище,
     Ведь так увязнешь ты еще сильней,
     Ее погубишь, смерть свою отыщешь.

     Но он не слушал, он спешил туда,
     Где нет Софии, значит быть дуэли,
     Раскаты грома, слез ее вода,
     Стреляться будем, все мы одолеем.
     Как странен сон, он вещий, знаю я,
     В салоне светском как она рыдала,
     И над Кавказом только тень ея
     За Демоном в ту бездну улетала

Глава 16 Она ни в чем не виновата

   Это был самый тяжёлый год для вдовы Пушкина. Все взоры были обращены к Наталье Николаевне, хотя она почти нигде не появлялась, соблюдая траур, но невозможно было совсем не выходить из дома. Многие забыли о такте и деликатности и хотели только одного – высказать ей все, что они о том думают, а часто думали совсем не о том, заблуждались жутко, но не сомневались в собственной правоте, и чем больше заблуждались, тем сильнее упорствовали, словно хотели доказать свою правоту.
   В тот свой краткий отпуск Мишеля, когда Мария, как фея из сказки, исполнила его первое желание, и он встретился с Варварой, а потом метнулся к Софье, наметив себе еще одну жертву, в то самое время, видя, что времени совсем не осталось, он прямо сказал тетушке, что хочет встретиться с вдовой.
   Ей не нужно было объяснять о какой вдове идет речь, она все прекрасно понимала и только пожала плечами, прикидывая, как такую встречу можно организовать, а он продолжал между тем, решив убедить ее в том, что это просто необходимо.
   – Если со мной что-то там случится, я должен ее узреть тем паче, вдруг больше не будет такой возможности?
   Подобные фразы действовали безотказно. Она упорхнула, а на месте Марии возникла бабушка:
   – О чем ты ее просил, почему она так поспешно убежала, даже ко мне не заглянула.
   Мишель молчал, не зная, как ей рассказать о своем заветом желании, она ведь придумает себе бог весть что, решит, что он хочет жениться на вдове с четырьмя детьми, а если она станет возражать, так назло ей сделает это еще быстрее. У нее об этом только думы, о том, чтобы женить его как можно скорее и попытаться хоть как-то определить его судьбу. Пока ей волноваться не о чем, вот и пусть не волнуется.
   – Не знаю я, куда она побежала, вернется расскажет, -наконец отозвался он, но пауза оказалась такой долгой, что бабушка ему не поверила, решила, что как только вернется Мария, она ей спуску не даст, и та все ей расскажет.
   №№№№

   Мария уже по дороге поняла, что напрасно так быстро согласилась помочь ему, ведь надо знать характер Мишеля, он причинит вдове только лишнюю боль. Василия Андреевича чуть не довел до удара, а тут и вовсе все так скверно и мало кто еще на нее обрушился за это время.
   Но узнав, где та будет этим вечером, она и правда вернулась на расправу к Елизавете Алексеевне, не подозревая, какие черные тучи сгустились над ее головой. Надо быть осторожной, а то все плачевно закончится.
   Бабушка слышала их разговор. Еще бы она не слышала его в такой-то момент, хотя мало что могло понять из того, что было сказано, о ком они вообще говорили? Но сам факт, что он кем-то заинтересовался, не давал ей покоя, она пыталась понять, чего ждать от этого интереса.
   – Если ты его любишь, оставь ее в покое, ей досталось больше, чем остальным и сколько еще она будет страдать.
   Елизавета Алексеевна встрепенулась, услышав такое.
   – Что там вообще творится, кого он любит, к какой замужней даме собрался на свидание, и вообще доживет ли до утра, если столкнется с ее мужем.
   Зная, что опасность подстерегает ее внука на каждом шагу, она думала о живых, а не о мертвых. И ничего не зная наверняка, додумывала все сама, так как считала нужным. Но успокоилась ли она бы, узнав в тот момент, что этим вечером ее внук должен встретиться со вдовой опального поэта, наделавшего столько шума, сколько прежде его друзья -бунтовщики сотворили. Скорее всего встревожилась бы еще больше, потому что сам император с нее не спускает глаз, ему обо всем докладывают, где она, с кем она, и уж тот не пощадит Мишеля, понимая, что только ссылки на Кавказ для него мало. Вот уж точно час от часу не легче, он придумает что-то такое, тогда и Кавказ ему покажется раем, и куда им всем потом бежать? Где искать ее ненаглядного Мишеньку.
   Бабушка вышла в сад, и долго бродила по аллеям, чтобы как-то успокоиться.

Глава 17 Неслучайная встреча

   Мария сообщила ему, где будет на этот раз Наталья Николаевна, повторила слова бабушки, что сам император с нее глаз не спускает, и Мишелю лучше не лезть на рожон.
   – Сибирь большая, ты до конца своих дней там останешься, и никакая княгиня Волконская к тебе не пожалует.
   Она напомнила ему о поездке, когда дерзкая княгиня повезла декабристам Пушкинское послание.
   – Нужна мне эта старушка, – проворчал он, немного обидевшись на такие слова о первой красавице.
   И на этот раз Мария смогла улизнуть от бабушки, но та озабоченная тем, что услышала, решила пока не узнавать слишком многое, иначе они ее в гроб вгонят оба и племянница, и внук. А здоровье у нее и без того не очень в последнее время.
   Мария же разыскала Монго, рассказала, что случилось и попросила, чтобы он отправился вслед за Мишелем
   – Мы ему и вздохнуть спокойно не дадим, – усмехнулся тот, – боюсь, что он взбунтуется, тогда нам несдобровать.
   – На Кавказе своем надышится, ты поспеши, дорогой мой, пока беды не случилось, а то нам всем не снести головы, в этом ты прав.
   – А мне за что? -удивленно спросил он
   – А все за то же самое, тетушка не станет разбираться, знал ты или не знал, а рука у нее тяжелая, хотя и кажется хрупкой.
   Ну как было отказать такой очаровательной даме? Монго и сам понимал, что беда приходит оттуда, откуда ее не ждешь, но они ждали и понимали, как скверно все может быть.
   №№№№

   На том самом приеме народу было очень много, там затерялся бы любой, только не вдова и опальный поэт, и, хотя они шли навстречу друг к другу – Мишель осознанно, Наталья Николаевна интуитивно, она словно видела сердцем, понимала, что с ним надо встретиться, что он как -то связан с ее прошлым, с ее бедным покойным мужем.
   Но Монго оказался быстрее и проворнее. Мишель сразу понял почему он здесь, и кто его послал, но размышлять о том пока некогда было, ему надо было приблизиться к вдове, если не поговорить, то хотя бы увидеть ее, почувствовать, почему она стала его женой, за что ей все это.
   – Какая холодная и безжизненная красавица, – тихо говорил он Монго, когда она оказалась уже достаточно далеко и вряд ли могла услышать хоть слово.
   – Ну все душенька твоя спокойна? – спросил верный друг.
   – Нет, я должен узнать, читала ли она то стихотворение, – метнулся он следом.
   Тут Монго удержал его почти силой.
   – Конечно. читала, его читали все, и ты думаешь, что кто-то не принес ей хоть один список?
   Он остановился, успокоился вроде, но надо было оставаться настороже, ещё неизвестно какой демон и куда толкнет его через минуту.
   Заговорили о появлении императора, и Монго увлек его подальше, чтобы не сталкиваться с главным противником– Монго считал его и своим врагом тоже. Ведь его жизнь могла быть совсем другой, у него уже могла быть жена и ребятишки, но пока они должны оставаться на Кавказе и думать о том, что еще может случиться с ними со всеми. А страдания близких, разве так мало они стоят?
   Но тот даже не задумывался о том, что творится вокруг него, 14 декабря его так перепугало тогда, что все остальное было и не важно.
   №№№№№№

   Всю дорогу Мишель был задумчив, он старался понять, что думала она, когда читала эти пылкие строки, о чем она вообще могла думать тогда. Сразу видно, что страдает она больше, чем он мог бы представить, чем ему может быть того хотелось, потому что рушилась его теория о том, что девы и жены на это просто не способны. Но любил ли ее сам Пушкин, так, как она того заслуживает, ведь если верить Марии, а почему ей не верить, совсем другая всю жизнь владела его душой, и ей он оставался верен до последнего мгновения, подчёркивая после женитьбы, что на свете счастья нет.
   Мишель пытался вспомнить ту единственную, но никак не мог, ее лицо ускользало из памяти, он был слишком мал для того, чтобы интересоваться женами, годившимся ему в бабушки. Но это только еще раз доказывало, что он не Пушкин, во всем. Теперь больше всего ему хотелось взглянуть на портрет соперницы Натальи Николаевны, оценить и решить, что же было особенного в ней и заслуживала ли она внимания.
   Мария с тревогой ждала его дома, и обрадовалась, когда увидела и Монго вместе с ним. Они успели как раз к ужину. Бабушке оставалось лишь наблюдать за тремя заговорщиками и гадать, кого из жен навестил Мишель и какого рода скандала ей следует ждать.
   Но уж совсем изумилась она, когда увидела всех троих перед портретом покойной императрицы, был у нее один из бесчисленных портретов Елизаветы, хотя бы, потому что у них было имя одинаковое, да и в молодости она сталкивалась часто, новую почти не знала, а уж та была знакома хорошо, но с чего вдруг им понадобилась покойница? Чудеса, да и только.
   – Покойница-то тут при чем, что живые девицы все перевелись? -проворчала она за их спинами.
   Но они ничего не расслышали. Каждый из них думал о чем-то своем, далеком и таинственном.
   Мишель скорее был разочарован, Монго, как всегда, очарован и жалел, что поздно появился на свет, а Мария точно знала, что он сравнивает ее с Натальей Николаевной и сравнение явно не в ее пользу. Хорошо, что императрицы уже нет на свете, и им нечего опасаться хоть на этот раз.
   Он не понимает и никогда не поймет Пушкина, между ними пропасть больше, чем между Онегой и Печорой.

Глава 18 Моя императрица

   Перед самым отъездом они еще успели на маскарад – главное событие в столице, это там простолюдинки могли чувствовать себя императрицами и наоборот. Мишель не хотел туда идти, но и сидеть дома, когда все были на празднике, он не собирался, и потом, для воспоминаний и вдохновений ему нужны такие мероприятия, ведь как на княжеском пиру, на маскараде происходили все самые важные события. Монго прыгал от радости, как ребенок, Мария должна была быть там не ради себя, хотя пропустить маскарад она тоже не могла, но для того, чтобы постараться оградить его от всех неприятностей, которые ее любимец никогда не обходил стороной. Никогда прежде она так не волновалась и не беспокоилась, как на этот раз.
   Она знала, что там будет императрица, но говорить Мишелю о том не стала, она помнила, что он относился к ней не просто холодно, но почти враждебно, а это никуда не годилось. Ведь царица мечтала сделать его своим поэтом и от мечты этой не могла отказаться, пока он был жив. Ее удивляло то, что поэт не отвечал взаимностью., ведь это не только бы обессмертило ее, но и его тоже, как можно от такого отказываться, она не понимала этого, не хотела понимать, злилась, но готова была все простить, как только он сделает шаг к ней навстречу.
   Холодные руки прекрасных дам касались его снова и снова, сначала он пытался понять кто и под какой маской скрывается, а потом махнул на это рукой, какая разница, Софья, Екатерина или Варвара, но если последняя и приехала на праздник, то муж ей точно не позволит к ним приблизиться, а остальные все какая разница кто из них и где окажется с ним рядом. Он превратился в Демона, от него веяло могильным холодом, пусть боятся и бегут прочь, если жить и радоваться жизни хотят.
   Он думал о балеринах, к которым они когда -то с Монго ездили и решил обязательно там побывать, а вдруг какое-то приключение там случится, это было бы даже забавно, но тут он не собирался вмешиваться в чужие жизни, бабушка волновалась напрасно, мужьям тоже не о чем беспокоиться, Мишель был для них скорее мертв, чем жив, и всем своим видом это показывал
   №№№№№№№

   Мария сразу заметила императрицу, хотя та и старалась не привлекать к себе внимания. И теперь она забыла обо всем и следила только за ней. Та
   искала кого -то в зале и двинулась к Мишелю, потребовалась особая ловкость, чтобы отделить ее от поэта, все выглядело случайным для остальных, если кто-то за ними и наблюдал, но Мишель усмехнулся, ее холодная рука не коснулась его запястья, та что-то произнесла про себя, и отошла в сторону. Он не слышал, что она говорила, ему слова ее были безразличны.
   – Елизавета не умерла, – шепнула ему другая маска, – и теперь ты должен ей служить, потому что Пушкина больше нет.
   Мария следила за императрицей и не видела, кто был рядом с ним, откуда взялся, она не узнала и голоса незнакомки, но по тому, как странно побледнел поэт было понятно, что ему передали что-то важное для него.
   Но улизнуть на этот раз ему все же не удалось, какой-то военный увлек его в соседнюю комнату, и там та самая дама в маске, так волновавшая Марию, стояла в тени, но он прекрасно ее видел, и догадывался кто перед ним.
   – Теперь вы первый поэт, место Пушкина не должно пустовать, – говорила она, потом прозвучало еще что-то, но этого он не расслышал и не понял.
   Ей казалось, что вот так, когда они оказались рядом, он не сможет ей отказать, согласится, ведь он наверняка знает, кто перед ним.
   – Моя дорога ведет на Кавказ, такова воля императора, – спокойно отвечал Мишель, и, кажется, даже радовался этому.
   Она повернулась к ему спиной, всем своим видом показывая, что разговор окончен, и Мишель с радостью, но не слишком поспешно удалился, только за дверью облегченно вздохнув, и пробормотал, надеясь, что не только она, но и никто его не услышит тут:
   – Но я не Пушкин, печаль моя не светла. Моя любовь приносит только боль и страдания, будет хуже.
   №№№№№№

   Оставшись одна, императрица лишь печально покачала головой. Какой он странный, и почему ей достался такой поэт, сколько их было у Елизаветы, и любой из них совсем не таков, как этот. Она решила посмотреть на других, вдруг юный лицеист есть и просто она ничего о нем не знает, потому что слишком много внимания уделяла этому Демону, он и на самом деле Демон, его недаром так называют, ничего в нем нет человеческого
   Монго отказался поблизости, где еще ему было быть в такой час, и он не удержался, и стал ругать Мишеля узнав, что он отказался быть поэтом для императрицы.
   – Ты подписал себе приговор, Пушкину пришлось мириться и с унизительной должностью, разве царица потерпит отказ?
   – Если бы я думал о том, то разве написал бы стихотворение, разве не сжег бы в тот же миг написанное? – спрашивал он сердито.
   А Маскарад между тем продолжался, и много интересного еще там творилось, только нашей троице больше не было до этого дела, все что могло произойти с ними– уже случилось, и можно было незаметно отправиться домой, передохнуть и поспать немного, все это так утомительно.

   Монолог Елизаветы

     Я ваша печаль и отрада
     И тающий снег ноября,
     И ель Царскосельского сада,
     Где в небе алеет заря.
     Я там остаюсь до рассвета,
     Чтоб Пушкина встретить в тиши,
     Зовут меня Елизавета,
     И я пребываю в глуши.

     Жива ли, мертва, мне не ясно,
     И все-таки в музыке строк,
     Как поздняя осень прекрасна,
     Не Пушкин, мне встретился Блок.
     И я уходила по снегу,
     Пьянея от музыки грез,
     И таяла я до рассвета,
     Средь радости, музыки, слез,

     Остался дворец и поэты,
     Заснеженность темных аллей,
     Какой-то стихии приметы,
     И радость улыбки твоей,
     Пусть Снежная маска растает,
     Мне грустно в покое парить,
     Пусть Пушкин меня не оставит,
     Пусть Лермонтов здесь не царит.

     К гармонии души стремятся.
     А Демоны тают вдали.
     И снежные сны нам приснятся,
     И ненависть сдастся любви.
     Ведь если она торжествует,
     То мы не достигнем небес,
     Снег падает, гений ликует.
     И в мире так много чудес

Глава 19 Дерзость наказуема

   Маскарад скрывает лица, и позволяет особам высшего света появится среди всех остальных. Но можно ли сказать о том, что никто никого не знает и не узнает. Все это было очень условно, кто хотел узнать кого-то узнавали.
   Монго сердился не напрасно, меры были приняты очень быстро, и через пару дней поэт оказался под арестом, как ему объяснили из-за неполадок в мундире. Ничего лучше придумать они не могли, это как-то должно было отсрочить их отбытие на службу, но прежде всего показывало, кто в доме хозяин, и что ни одно доброе дело не останется не наказуемым.
   Возможно, императрица хотела дать ему возможность еще подумать в спокойной обстановке, оторванному от родственников или друзей. Решетка камеры оказалась для этого лучшим местом.
   Бабушка встревожилась не на шутку, она хотела узнать, что же такое он натворил, хотя никаких видимых причин и даже слухов на этот раз не было, но она не сомневалась, что произошло там что-то скверное, только вот что?
   Монго только улыбался, уверял что все это время он провел в объятиях девицы, даже фамилию громкую для пущей убедительности называл, потому ничего такого не заметил.
   №№№№№

   Мария училась вводить в заблуждение грозную тетушку, она не могла похвастаться каким-то свиданием, бабушка бы быстро все выяснила, но намекнула на то, что была около императрицы, хотя та была в маске и почти неузнаваема, но ей пришлось там оставаться долгое время.
   – Она тоскует без Пушкина, и больше никто ей не нужен, ведь она больше всего хотела, чтобы после смерти той, другой, он стал ее поэтом, а князь Петр говорит, что может он и стрелялся, потому что узнал ее замыслы, это не могло не возмутить такого пылкого поэта, да и должность его при дворе была унизительна в таком-то солидном возрасте на месте мальчишки-пажа оставаться, а тут еще и стихи для нее сочиняй, это уж слишком.
   Это было правдой или почти правдой, потому Мария и чувствовала себя спокойно и говорила убедительно, а то, что там был Мишель, а не она – это уже не существенно, ведь на тайном приеме они могли быть оба в разное время, маскарад длился не один час. Вот потому бабушки пришлось отойти в сторону и пригласить их к обеду. Но все ее думы были не о погибшем гении и его отношении с двумя императрицами, все это давно в прошлом и ему никак больше повредить не может. Она вообще о нем мало думала, и старалась забыть, хотя он все время о себе напоминал, она думала о Мишеле, который томился в темнице, и пока не было никакой возможности его оттуда забрать. Ни на Кавказе, ни дома, нигде не будет ему покоя, вот ведь в чем беда.

Глава 20 Жизнь на грани

   Обедали они в довольно большой компании и потому там прозвучала странная на первый взгляд фраза:
   – Дерзкого поэта не будут терпеть те, кто пережил смерть Милорадовича, – заявил один из бабушкиных визитеров, тоже оказавшийся на обеде.
   Прозвучало это как приговор, и заставило Елизавету Алексеевну побледнеть еще больше, и выдать всю свою боль и страдания, хотя до сих пор она это умело скрывала.
   Мария встрепенулась, пытаясь понять, кто посмел все это сказать, но так и не могла решить, кто же это произнес.
   Монго тоже не понял, кто это был, да и какая разница кто, главное, что он выразил мнение всех, кто там теперь оставался. Прозвучало оно как предупреждение, знак. Хорошо, что Мишеля не было за столом, уж он бы нашел, что ответить, они же только переглянулись с Марией и решили, что не стоит будить Лихо, пока оно тихо.
   И те, кто были постарше и хорошо помнили декабрь 25 года и возможность своего крушения, ссылки, они словно бы снова пережили те смутные дни, некоторые из них даже поежились от того, что было пережито, и зачем теперь какому-то молодцу испытывать свою судьбу, дерзить, писать стихи, которые приведут в ярость императора. Оборвавшиеся веревки во время казни так ничему их и не научили. А надо бы учиться на чужих ошибках, а не на своих собственных, так кто же учится?
   Но так могли думать только старшие, те, кто тогда были младенцами, а то и не родился еще на свет, у них были совсем другие мысли по этому поводу, они хотели доказать свою правоту и самостоятельность, некоторые в том переусердствовали, за что и должны были поплатиться. Но Мишель не совершил ничего непоправимого, и оставалась надежда на то. что его еще можно было спасти. Правда, далеко не все разделяли это мнение.
   №№№№№№

   С трудом удалось Монго и Марии вырваться из душных комнат, они направились в парк, чтобы спокойно поговорить, и уйти пришлось довольно далеко, ведь никому они не могли доверять, не потому ли и Елизавета Алексеевна, молча, поджав губы, а самого главного она не знала, того, что у Мишеля было свидание с императрицей. И хорошо, если она этого никогда не узнает.
   – Не знаю, о чем он там говорил с ней, – выдохнула Мария, но не думаю, что объяснялся в любви. Так лгать и что-то невыполнимое обещать Мишель не станет.
   – А может и объяснялся, – усмехнулся Монго, – вот она и решила поберечь его от кавказских пуль, кто же ее может понять.
   – Немного странно все это выглядит, интересно, ему самому хоть что-то ведомо обо всем этом? – Мария покачала головой и усмехнулась, она тоже не терпела любого насилия
   – Скорее всего нет, неизвестность очень хорошо вразумляет особо непокорных. Не представляю, как он собирается дальше жить.
   – А я не представляю Мишеля, когда он славит императрицу. И почему ему все это досталось в наследство от нашего гения.
   – Да потому что талантом награжден немалым, – отвечал Монго, в первый раз признавшись, как высоко он ценит талант Мишеля, а талантливым позволено больше, чем всем остальным всегда.
   Вот эту последнюю фразу бабушке и передала особо ретивая служанка, посланная ею подслушать, о чем будут говорить Мария и ее племянник. Она и так пропустила слишком многое, узнать у них не надеялась, а потому придется прибегнуть к старому, пусть и не очень правильному способу узнать о главном. Они сами виноваты, заставляя ее так поступать.
   Она тут же отправила девицу прочь, и поняла, что там, на маскараде, могло произойти.
   – Значит все-таки это. Он собирался на свидание не просто к замужней даме, а к императрице, и что-то там пошло не так, как будто Мишель когда-то и с кем-то мог быть мягким и пушистым, но что затевала эта безголовая немка, чего она от него хотела. Это как надо не знать русских и не разбираться в них, чтобы попытаться заставить его служить ей. Она знает, что он бунтарь, только бунтарь бунтарю рознь. Но откуда ей знать, каков Мишель, одного сломали и убили, теперь за второго берутся. И что же делать ей, если на этот раз может впервые в жизни ее внук ни в чем не виноват?
   От этого ей не стало легче, но она поняла, что просить кого-то и о чем-то бесполезно, никто не пойдет на такое, остается сидеть и ждать пока все как-то само решится. Но как оно может решиться, тупик и никакого света в конце туннеля.

Часть 4 Герои не нашего времени

Глава 1 Генералы Бородина

   А между тем, оставаясь в застенках, Мишель скучал только в первый час, повторяя строки стихотворения, что он сидит за решеткой в темнице сырой. Они так впечатлили и вдохновили его, даже звуки собственного голоса казались тут совсем другими, что он воспрял духом и решил, что не напрасно отказался от всех контактов с императрицей. Если бы он пошел на сделку, то стал бы себя презирать, а так даже гордился собой, роль мученика ему вполне подходила, но больше всего забавляло то, что практически никто, кроме Марии и Монго не ведал, за что он туда угодил. И скорее всего они и не узнают, ну разве что бабушка у них как-то выпытает, она умеет это делать, с ним и не такому научишься. Но ведь она никому и ничего не скажет, в том можно не сомневаться. Бабушка всегда умела хранить все тайны. Да и как о таком можно было рассказать?
   №№№№№№№

   Но отмахнувшись от недавнего Маскарада, будь его воля, он отравил бы свою обидчицу, он мысленно вернулся к отцу, к войне 12 года, и ко всем отважным воинам, большинство из которых полегли на поле сражения. Вот это были времена, вот где ему можно было развернуться во всю мощь.
   Он сожалел, что слишком поздно родился, потому что тоже был бы одним из лучших, и, может быть, добрался бы до самого Наполеона, чтобы показать ему каковы русские воины.
   Там, в его воображении мелькали лица тех, кто выжил в этой жуткой схватке. Правда в его бытность они были значительно старше, и первым почему-то вспомнился отец – он там был, он воевал, он был славным офицером, это для бабушки немного значило, а матушка потому и смогла его полюбить и настоять на своем– стать его женой, как же ей сложно было справиться с бабушкой, но она все-таки смогла, именно потому он и появился на свет, не иначе.
   Мишель потребовал бумагу и перо с чернилами, просьбу исполнили на удивление быстро, все знали кто стоит за его спиной, и никто бы не решился спорить со Столыпиными, ну а то, что он тут оказался, они разберутся, выпустят, и кому захочется оставаться виноватым.
   Гордое и прекрасное лицо генерала, которого он видел у бабушки в детстве, оно стояло перед глазами, он не сразу смог вспомнить его имя, не мог понять, почему именно он появился. Но быстро все встало на свои места.
   Заговор, Сенатская, он был убит одним из пьяных заговорщиков, фамилию которого Мишель не помнил, а скорее всего не знал, но генерал Милорадович, разве он позволит о себе забыть. Ведь раненный, он спросил, кажется, кто в него стрелял, не солдат ли, и успокоился, только когда ему сказали, что это был кто-то пьяный в штатском, какие поразительные люди. «Да были люди в наше время, не то, что нынешнее племя».
   Сначала все начиналось с этой строчки, но потом, когда он начал писать, появилось другое начало.
   №№№№№№

   Когда стихотворение было дописано и исправлено, свеча мелькнула и погасла, словно подчеркнув, что он все сделал правильно, больше от него ничего не требуется, можно и передохнуть немного.
   Мишель почувствовал странную усталость, но это была такая приятная усталость, словно бы он будто древний Сизиф донес камень до небес и там его оставил, и о, чудо, он не рухнул вниз, он оставался на том самом месте, на вершине горы. Ему стало казаться, что он и сам побывал на Бородинском поле, но вышел оттуда целым и невредимым, с этой мыслью он и заснул на жестких нарах, но снился ему генерал Милорадович, он пробирался к нему в той жуткой метели, а когда поравнялся с ним, то услышал как пуля просвистела совсем рядом над его ухом, но так как генерал был на коне, то она как раз в него и угодила, не задев стоявшего внизу Мишеля.
   – Я не смог его спасти, – хрипел во сне Мишель, и понимал, что от судьбы никуда не уйти, будет то, что будет, они не вольны что-то изменить.
   Он повернулся, попытался разглядеть лицо стрелявшего, но так никого там и не увидел, его не было, он исчез и растворился где-то, узнать бы еще где он был, и уж тогда добраться бы до него, Мишель бы не промахнулся.
   Но проснувшись он понял, что тот был казнен вместе с главарями восстания и из своей реальности он до него никак не дотянется.
   Да были люди в то время, но почему теперь все стало так скучно и грустно? Откуда эта вселенская тоска взялась?
   Но у него оставался еще Кавказ, и там он станет героем наверняка, и это для него не самое худшее место на земле, с Москвой точно его не сравнить.

Глава 2 Русская Венера

   Александра Осиповна Смирнова-Россет)

   Как торжественно горел диск солнца, медленно опускаясь в морскую пучину. Девочка не подозревала, что существуют другие города и страны, кроме ее Одессы, и они могут быть расположены далеко от моря (такого просто не могло быть) и люди как-то живут там.
   Но так было только в самом начале. Потом она узнала еще в отрочестве своем, как бесконечен этот мир. И всегда тосковала по морю, когда долго не могла его видеть, не по собственной воле, а просто потому, что так все складывалось в ее жизни.
   Миф о богине любви, вышедшей из пены морской, она считала своим мифом, сочиненным каким-то неведомым поэтом именно для нее. И потом, русские поэты будут посвящать ей стихи, но этого она еще знать не могла.
   Первым и страшным горем для нее была смерть отца – она с самого начала понимала, что он как-то связан с морем, и после того, когда он покинул этот мир, и море словно бы отдалилось, она понимала, а скорее чувствовала, что и с ним придется попрощаться. И скоро, когда дома появился незнакомый человек, она в последний раз взглянула на море, понимая, что не скоро его увидит снова.
   №№№№№№№

   Имение бабушки было богатым и уютным, мать вышла замуж снова, незнакомый генерал, так и не ставший ей близким, казался виновником всех ее бед, но в юности девушка не может долго на что-то сердиться, особенно если у нее легкий и веселый нрав. Жизнь оказалась многообразной и прекрасной. И маленькая Алекс не переставала ей удивляться.
   Бабушка заговорила о Зимнем. Хотя после подавления бунта дворян там была полная неразбериха и суматоха, но новой императрице нужны были фрейлины, и она считала приглашение высокой честью, уверенная, что там ее внучка и обретет счастье.
   Потом Алекс была ей за это несказанно благодарна, хотя сначала унывала и дичилась. Она чувствовала себя чужой на этом пиру роскоши. Но и ее императрица делала только первые шаги, а вдвоем им было значительно легче осваивать сложный таинственный мир, где столько неведомых правил, соблазнов и запретов. Но, присмотревшись к тому, что происходило вокруг, она поняла, что ничего изменить не удастся и надо что-то сделать для того, чтобы тут было не так скучно и уныло.
   №№№№№№

   Стольких семей коснулось горе. Бунтовщиков находили повсюду, велись допросы, рыдали матери и жены, но жизнь продолжалась. И они сами были повинны в том, что происходило с ними тогда, кто бы мог поспорить с этим.
   Когда она в этой толпе выделилась, сказать не могла бы даже сама девушка, но она заметила, что на нее взирают бесчисленные гости, появлявшиеся во дворце, она оживлялась в такие минуты, и была страстной и прекрасной, хотя до конца сама не могла сознавать того, что происходит. Стихи, живопись, музыка, здесь всего этого было в избытке, и она знала в этом толк в отличие от замкнутых и угрюмых подруг своих.
   Алекс видела, как охотно общаются гости именно с веселыми и остроумными девицами, хотя кое – кому из них от нее и доставалось, но они не сердились, узнав, что сама императрица не может без нее обходиться долго, и если она задерживалась где-то, то все время посылала за ней. Это было лестно, но очень утомительно.
   Когда Алекс в первый раз увидела Михаила Павловича, она не помнила этого точно. И не заметила, в какой момент его отношения к ней стали более чем дружественными. Это не могло не льстить ей, но и огорчало порой, она не хотела лишиться этого общества из-за того, что раскроется какая-то их интрига. Нет, двор ей был очень дорог, да и идти было некуда., в том мире ее никто не ждал.
   №№№№№

   Император взглянул на брата своего. Он сетовал на то, что из-за бунтовщиков никак не может уделить достаточно времени своим близким, а они могут натворить не меньше бед, чем те, решившие выразить ему протест.
   – Я понимаю твои чувства, – говорил молодой государь, – она прекрасна, но не лишай нас ее общества, императрица так мало видит рядом веселых и близких ей по духу людей, а ты ведешь себя неосмотрительно.
   – Я не император, и могу себе позволить влюбиться в кого захочу, – резко отвечал тот.
   – Ты и на самом деле не император, – отрезал Николай Павлович, – но и я не собирался им становиться так поспешно, кто же может знать, что случится завтра?
   Они молчали в те странные минуты. И чувствовались уколы ревности, словно он не хотел оставлять надежды, или сам готов был нарушить какие-то запреты.
   – Этого не случится, – думал великий князь, – он останется собакой на сене.
   – Он не посмеет приблизиться к Алекс, потому что, – но он оборвал свои помыслы, понимая, как далеко можно зайти, если не остановиться вовремя.
   Вызвало его неудовольствие и ее частое появление в доме историка Карамзина. Конечно, он славный малый, а жена у него просто прелесть, но зачем ей все эти ученые разговоры и споры о пути России и в прошлом и грядущем, разве не довело это многих до беды.
   Но император лукавил, он понимал, что именно этим Алекс ему и интересна. Он не признался бы своим советникам, но чутко прислушивался к ее мнению. Она не будет никогда примерной матерью и глупой хозяйкой, она из породы с тех немногих, с кем можно поговорить при дворе. И не увлекаясь ею, отказать себе в таком удовольствии он все-таки никак не мог.

Глава 3 Блистательная

   Алекс тем временем слушала этого странного историка. Какие истории любил он рассказывать, как преображался под его пером их древний мир. А она – то еще недавно наивно полагала, что с них все начиналось и после их ухода больше ничего не будет в этом мире – святая наивность.
   Порой она забывала о времени, и слышала шипение фрейлин, возвращаясь слишком поздно, они никогда не простят ей того, что о них никто не вспоминал в то время, как о ней ЕЕ величество вспоминала уже несколько раз, то усмехалась, то хмурилась, значит им за все и достанется потом, когда это девица вернется.
   Алекс не сердилась на них, да и как можно было сердиться на слабых и убогих в то время, как ей все дано сполна.
   Князь Михаил снова взирал на нее и не отрывал взгляда. Императрица даже пошутила по этому поводу, но с ним надо будет объясниться, потому что если это дойдет до императора, то ей будет плохо, а она не хотела теперь покидать дворец, и просить ни о чем не хотела, не чувствовала ни в чем своей вины. Но вот из таких мелочей и забав и состояла ее жизнь, и она была по-своему прекрасна.
   Здесь у Карамзина она и встретилась впервые с Пушкиным, все они: и князь Петр, и сам Карамзин так носились с ним, но ей он совсем не понравился. И что в нем особенного – нервный, едкий и какой-то озлобленный. Она могла признать, что в чем-то они были похожи, но, если душа не лежит, что бы ни говорили окружающие, она не могла с ними согласиться, потому что обо всем привыкла судить сама. И к стихам его не могла относиться объективно, может, они и были не плохи, но образ рисовался довольно неприятный, и она просто отстранялась от него.
   Когда о нем спросил император, она сказала все, что думает, с какой стати было ей менять свое мнение о нем, и тот одобрительно кивнул.
   – Говорят он хороший поэт, я бы его даже полюбил, если бы он родился раньше или позднее, от живых поэтов столько хлопот и неприятностей.
   Алекс не могла упрекнуть Государя, разве предшественнику его пришлось с первого дня с таким ужасом столкнуться. Вот и называли они императора Александра Великолепным, а попробуй, усмири бунт, тех, кто предал тебя и упорствует в своих заблуждениях. Она пыталась понять тех, кто вышел на площадь вовсе не для того, чтобы присягнуть ему, но с близкими их не общалась, как-то проведя черту между ними и собой. Она была полностью на его стороне, и никто не разубедит ее в том, что глупо и подло протестовать против того, кто еще ни одного шага не сделал, кого они просто не могли знать.
   №№№№№№

   Во всех этих происшествиях было что-то странное, ей совсем непонятное, и самое главное, что Алекс не собиралась понимать. Ведь жизнь только одна у нее, она не так плоха, и не стоит ее тратить на подвиги напрасные. Мир устроен так, как он устроен, и не вправе люди менять его по своему усмотрению, как бы хороши их идеи не казались, не их это дело.
   А потом появился князь Голицын, сколько радости и сколько огорчений внес он в ее жизнь. Она почувствовала ту светлую и приятную грусть, которая с момента их знакомства поселилась в ее душе. Она не могла от нее избавиться, как ни старалась, это было и грустно, и прекрасно одновременно.
   – Он женат, дорогая, – услышала Алекс сначала от бабушки, а потом и от императрицы, но та прибавила:
   – Ты, конечно, можешь побыть с ним какое-то время (она радовалась, что он оказался счастливым соперником великого князя, скандала удалось избежать), но он никогда не разведется со своей женой, мужчины все таковы, ему есть что терять, как бы ты не была дорога ему, а ведь на меньшее ты не согласишься, дорогая. Не стоить тешить себя напрасными надеждами.
   Говорила она ласково, но в голосе была такая твердость, что возражать ей Алекс не решилась, тем более что во всем она была права.
   Но если даже предположить, что князь разведется с женой, разве нужен ей такой скандал, и достаточно ли она любит его, чтобы противостоять многим? Ей так нравилось всеобщее внимание и обожание, она больше выиграет в их глазах, если останется, тверда и непреступна, и ей самой нравилась эта роль.
   Императрица ошиблась насчет князя, он просил свою жену о разводе, Алекс так увлекла его, что он остановиться не мог, и только натолкнувшись на глухую стену, немного ослабил свой натиск.
   – Ты хочешь связать свою судьбу с принцессой своего сердца? – спросил князя брат, – не обольщайся, она никогда не будет любить тебя больше, чем весь этот мир, посмотри внимательно, ей так нравится порхать, быть со всеми, быть в центре внимания, как ты представляешь ее своей женой? Для этого она слишком умна и общительна, и твоим соперником будет сам император, и брат его и еще черт знает кто, – тихо прибавил он, – не забудь, что твоя любимая наполовину француженка, наполовину грузинка, а это такая гремучая смесь.
   Он и не забывал об этом, и сам уже понимал, что это было величайшей глупостью, и хорошо, что родственники его вовремя остановили.

Глава 4 Нелюбимая

   Поэт не любил Алекс, потому что ее любила императрица, эта императрица, и сам ненавистный император, к которому у него с первого дня было так много претензий. Но чем больше они были знакомы, тем больше убеждался он, насколько ему интересна эта фрейлина императрицы. Притом, что он не был в нее влюблен. Возможно, потому и мог с ней так просто общаться. Он не мог отрицать, что с ней ему никогда не было скучно, немного задевало то, что она не любит его, совсем, и он пытался добиться обратного, но ничего у него не получалось, сколько не старался. Разве не было главным законом для него то, что в него были все влюблены и по-другому быть не могло. Это было досадным промахом для него, хотя и обещало долгое и интересное общение, ведь из нелюбви всегда можно извлечь пользу, и даже большую, чем из любви. Да и знакомство длится дольше, значительно дольше, ведь не надо ждать страстного и стремительно разрыва, обид и разочарований, все проще, легче, приятнее.
   Всех удивило известие о том, что она собирается замуж, и все устремились взглянуть на ее избранника. И все были разочарованы. Их Алекс не могла любить этого человека. Но она и не любила. Она просто хотела круто изменить свою жизнь. И он был для этого подходящим созданием, и то, что она его не любила, ее более чем устраивало. Ей просто хотелось стать замужней дамой.
   – Тебе надоело быть рядом со мной? – прямо спросила императрица, она была огорчена больше других, она не могла ее удержать, но и потерять тоже никак не могла.
   – Пришло время собирать камни, я не хочу быть угрюмой старой девой, обиженной на весь свет, с моим умом не так просто было выйти замуж, но мне удалось, – просто говорила она, и нечего было сказать императрице, хотя недовольства своего скрыть она никак не могла.
   №№№№

   Алекс уезжала за границу, потому что после родов здесь в одиночестве болела и хандрила, и не хотела больше оставаться.
   И было прощание с Пушкиным, когда взглянула на него, то поняла, что они расстаются навсегда. К этому времени она понимала его больше, и видела, что он не смог вырваться из пут света и никогда не сможет, он был обречен. Она чувствовала собственное превосходства, но жалела его.
   – Кажется мне, что мы не свидимся больше, – говорила она, – но жаль, мне и на самом деле жаль, простите за те неприятности, мной причиненные.
   Он не скрывал своей печали, но какие-то уже неведомые интриги не давали ему возможности говорить с ней откровенно, да и сама она казалась такой отстраненной и усталой.
   – Мелочи жизни бывают так утомительны, – только и сказала она.
   – Из этих мелочей вся моя жизнь складывается, я все время получаю совсем не то, что хотел бы, – говорил он раздраженно.
   И надо было спросить о чем-то, он ждал этого, но она не спросила, боясь тревожить его. Ему показалось, что и она утомилась с ним и ничего больше знать и слышать не хочет. Как часто мы заблуждаемся, не понимаем самого главного и важного, творившегося вокруг
   Потом Алекс все время вспоминала этот странный холодок, бывший между ними в самом начале и в момент прощания. И не могла себе простить того, что происходило в те минуты. Ведь ей была известна его судьба, и все, что творилось с ним после ее отъезда. Мифы о ее легкомыслии были сильно преувеличены.
   №№№№№

   Князя Петра она встретила в феврале в Париже и не сразу узнала его, как странно он переменился. И почти сразу рассказал он ей о гибели поэта.
   Она не удивилась, но страшно огорчилась:
   – Бедный, бедный Пушкин, – только и повторяла Алекс, глядя на князя, – я знаю, что ему нельзя было помочь, и все-таки так хотелось хоть что-то для него сделать.
   Князь угрюмо молчал, он мог бы принять упреки в свой адрес, но оставался приверженцем истины:
   – Он был обречен, возможно, мы бы продлили его страдания, а может, и нет, я даже не уверен, что не Дантес, а он сам стрелял. Да что о том говорить, это свершилось.
   Они еще встречались, но о печальном этом событии говорить больше не решались. У них была своя жизнь. Алекс говорила о возвращении в Петербург, она скучала без императорского двора, хотя и была уверена, что не вернется туда, да и они ее просто не позовут. Императрица нашла себе новую игрушку для развлечений, а для нее все в прошлом
   Князь Петр через несколько месяцев смотрел на небывалую роскошь ее Петербургского дома. Он сказал ей об этом, думая, что это доставляет Алекс особую радость, о чем еще она может думать и мечтать?
   – О, дорогой князь, усмехнулась она, – лучше одной в нищете, чем так. Но ничего другого мне не остается, а жизнь так коротка.
   Он не ожидал от нее такого ответа и растерялся.
   Но балы и салоны остались ее вечной страстью, она отдавалась им неистово. И казалось и ей самой, и тем, кто с ней сталкивался в те дни, что это было каждый раз как последний. Как можно так жить и так чувствовать?
   Молодой художник, которого она встретила у Карамзиных, писал ее портрет. И она говорила ему о Пушкине, о том, как встретила его в первый раз.
   Она слышала о крамольном стихотворении им написанном, которое привело в ярость императора. Но говорить ему ничего не стала. И он ничего не сказал ей, только глядя в его темные и бездонные глаза, она думала:
   – Почему они такие несчастные, почему надо цепляться к императору, словно он в чем-то перед ними виноват, а потом, если случится непоправимое, его же во всем и обвинять. Откуда все это взялось?
   И снова утомил ее Петербург, и душой она рвалась в теплую и ласковую Италию. Римские карнавалы, как можно жить без них, как они могут. И ничто больше не могло удержать ее в серой и унылой столице, да никто и не держал, она оставалась вольной птицей, и весь мир по-прежнему лежал у ее ног, хотя она давно была не молода, вот ведь что странно.

Глава 5 В мире музыка царила

   Концерт знаменитого пианиста взволновал Алекс невероятно. Она впорхнула в залу и приблизилась к нему, они были знакомы и прежде, но только здесь и сейчас поняла, как скучала без его музыки, как он любим ею, как дорог ей. И когда красиво лицо его осветила ласковая улыбка, она поняла и почувствовала, что это и была та редкая минута счастья, без которой мир серой и довольно унылое создание. А она никогда не хотела унывать, чтобы не происходило вокруг, ведь с самого начала она понимала, что если не принимать его слишком серьезно, даже в минуты роковые, то он и не будет казаться таким страшным и горьким.
   Она улыбнулась, и вспоминал, как когда-то в Одессе ее сравнивали с Венерой, или Афродитой, эту богиню любви невозможно представить в унынии и отчаянии. Именно такой она и оставалась и в те дни, и позднее.
   №№№№№

   Но как бы хорошо не было в чужих краях, рано или поздно приходилось возвращаться домой, она иногда вспоминала о том, что была замужем. И узнала, что муж ее получил новое назначение. Она что-то слышала о том месте, куда они должны были переехать из столицы.
   Странно было отправиться в Калугу захудалую, где ее муж стал губернатором.
   Там она пробыла недолго, и заболела, по – настоящему. Появилась веская причина для того, чтобы вернуться в Париж.
   Теперь она поспешно прощалась со всеми навсегда и точно знала, что не вернется назад, да и не было больше никого из тех, кто когда-то ей был близок и дорог, они ушли так рано, даже юноша поэт, когда-то рисовавший ее портрет, не захотел оставаться в России и предпочел погибнуть. Алекс пережила всех, и умереть хотела в Париже, в чужом мире, но и Петербург не был ей более близким, вот в чем беда. Тень императора и тень поэта – они все время почему-то было рядом над старой и немного печальной женщиной, привыкшей блистать в свете и кружиться на балах.
   Кто-то назвал бы ее жизнь пустой, но она не жаловалась, она собиралась написать воспоминания о том, как все было в самом начале, только боялась, что память ее подведет и просто не хватит времени, а оно летело так быстро. Оставалось только еще раз увидеть Рим и Париж и умереть.
   Без вас хочу сказать вам много,
   При вас я слушать вас хочу
   Она уходила так же легко, как когда-то пришла в этот мир, ни на что не жалуясь, ни о чем не жалея, она была действительно прекрасна эта русская Венера.

Глава 6 В плену Венеры

   Алекс узнала о нем в Париже, в том феврале 1837 года, когда там появился князь Петр, и до нее дошли вести о дуэли и гибели Пушкина, если и запоздав, то совсем немного.
   Ну как так, они же едва успели встретиться, узнать друг друга и все закончилось, не успев начаться? Как несправедлива судьба, она могла бы влюбиться, хотя бы в его творчество, но не успела даже этого.
   Князь рассказал ей и о том, как много шуму наделало стихотворение молодого бунтаря, внука Елизаветы Алексеевны, и он по памяти прочитал этот текст, длинный, но он запомнился князю. Она слушала внимательно, пытаясь вспомнить того самого юношу, но он был слишком мал тогда, вероятно и еще не появлялся на балах, ведь будь он там, она бы обязательно его запомнила. Хотя, там царил Пушкин, даже для таких как она не влюбленных, он был всем, но никак не молодой поэт.
   А потом она попросила князя прочитать стихотворение еще раз, и он был так любезен, что написал его для нее, за что она была ему очень благодарна.
   Еще какое-то время Алекс оставалась в Париже, но как только вернулась в Москву, так первым делом и поспешила с ним познакомиться.
   Возможно, у него это было единственное стихотворение, такого уровня, но прекрасно знакомая с русской поэзией, с поэтами Пушкинского круга, она чувствовала, что он достиг уже мастерства невероятного, и страшно даже подумать, что же будет дальше, как еще разовьется его талант. Вот только одно смущало веселую и легкую на подъем Алекс, слишком уж мрачен он был, какой-то жуткий ужас сквозил во всем его творчестве, а она печальных не любила. Тут не найти ни светлой печали, ни очей очарованья, все совсем другое, вовсе не такое прекрасное.

   №№№№№

   И надо сказать, что и Мишель, впервые встретившись с ней, а ему не хотелось знакомиться с особами, приближенными к императору, и особенно императрице, был удивлен и поражен ее талантами и очарованием, он в первый миг почувствовал, что слегка влюблен и почти счастлив, он стремился в ее салоны, словно бабочка на огонь. Такого с ним никогда прежде не бывало.
   И Мария и Монго были искренне удивлены, неужели такое может быть, они хорошо помнили, как он отозвался о старушке Волконской, когда Мария обмолвилась, что и она не поедет к нему в Сибирь, если он будет так продолжать и там окажется, и вдруг такие перемены.
   Наверное, у Венеры не бывает возраста, но как она могла пленить его, ведь теперь появилось то, что держит его в столице. Это было похоже на какое-то чудо чудесное, но объяснить его близкие Мишеля никак не могли.
   Мария первой узнала о том, что намечается свадьба Елизаветы Сушковой, и вот чудо– Мишель туда приглашен, и не просто приглашен, он будет там шафером, почему он согласился, не иначе как его уговорила Алекс, ну и конечно, ему хотелось что-то доказать Екатерине, ставшей с годами еще злее и ядовитее, чем была прежде. Она не только не забывала старые обиды, как такое забудешь, но со временем они словно увеличились в размерах, стали еще больше и тягостнее. Да и характеры наши с течением лет легче не становятся.
   Мария взмолилась, обращаясь с наказом к Монго, он должен был следить внимательно за всем, что там будет твориться, глаз с Мишеля не спускать, и ни в коем случае никуда не удаляться, пусть для этого найдет другое, более подходящее время, только не на этой свадьбе, она ведь может стать роковой для них для всех.
   – Я просто немею от страха и ужаса, – говорила она, – ведь в пылу общего веселья случится может что угодно, дуэль, оскорбления, и сама Екатерина исчадие ада, оскорблений она не простит ему не на этом не на том свете, и вот тогда мы все узнаем, почем фунт Лиха.
   Монго и сам страшно волновался, но ему хотелось как-то успокоить Марию.
   – Не преувеличивай, дорогая, надеюсь, там не будет императрицы, хотя от Венеры всего можно ожидать, я бы не стал ей так доверять. Только разве он послушается мудрого совета.
   Мария подняла брови, невероятно, если так говорит Монго, то жди беды, первая из жен, к кому он относился не так как ко всем, вот это да, а что же будет дальше? Но несмотря на опасения, все начали готовиться к свадьбе.

Глава 7 Будущее в прошедшем

   Свадьба пела и шумела и вместе с Екатериной, Софьей Карамзиной и Алекс Мишель оказался на той самой свадьбе в самом центре всех событий. С самого начала к ним было приковано больше внимания, чем к жениху и невесте. От этого внимания и веселья хотелось укрыться Марии, Монго выполнял наказ и старался следить за ними, но разве можно было так уж за всем усмотреть. Бабушка наблюдала за ними издалека. Ей и идти туда не хотелось, но положение обязывала, а за внука она переживала так, как никогда прежде не волновалась. Вот и оставалось где-то в задних рядах, откуда лучше было все видно.
   Больше всего Елизавета Алексеевна боялась появления императрицы, потому внимательно следила за всеми, кто приходил, прислушивалась к любому шуму, хотя тут был не маскарад и вряд ли она решилась бы говорить с ним даже наедине, но кто может знать, что творилось в ее дрожащей головке.
   Бабушке ли не знать, что та самая дрожь появилась в том декабре, когда был бунт и больше не проходила. А ее знакомые только и делали, что спрашивали, почему Мишель так неожиданно не только пожаловал на свадьбу в этот дом, с которым были у него связаны не самые приятные воспоминания, но и согласился стать шафером
   – Как она пошла на такое? – говорили они о сестре Екатерины, подозревая в таком выборе какой-то подвох, тайный смысл.
   – Это и есть Софья Чацкого, они друг друга стоят. А мог ли он не принять ее вызов и уклониться, да мертвый бы пришел.
   Бабушка резко повернулась и посмотрела на ту, которая говорила это, но так и не поняла, что тут заговорил о смерти.
   Почему– то снова и снова вспоминали знаменитую комедию, которая так еще и не была издана, а поставлены только несколько сцен, и то после этого, весь Московский свет был выписан так ярко и точно, что никто не решился бы сыграть или поставить комедию таинственного дипломата и попасть в опалу к тому самому свету. Потом, когда их всех уже не будет на земле, можно и посмотреть на эти странные нравы, а пока не стоило такого делать, зачем дразнить Лихо.
   №№№№№№

   А свадьба шла своим чередом, шафер немного подшучивал над женихом, что было делом привычным для любого другого на месте Мишеля, но из его уст звучало это как-то очень даже обидно, но что тут поделать, радуйся пока сам жив и свободен и не попал в эти сети.
   – Не жена – змея, подколодная, – донеслось до Марии и заставило ее побледнеть и оглянуться по сторонам, но волнения ее были напрасными, все шутили и веселились от души.
   И только двум людям было не до веселия, когда к бабушке присоединился Василий Андреевич Жуковский, то они отошли в сторону и заговорили о чем-то своем. Он удивился, узнав, что ей известно о свидании с императрицей.
   – Не думаю, что она оставит эту свою затею, – просто произнес он.
   – Но надо что-то делать, так он и до Пушкинских лет не доживет, – всплеснула она руками.
   – А что тут еще можно делать, вам ли, дорогая, не знать, как все женщины капризны и упрямы, а уж та, у которой вся власть в руках, что о том и говорить. У нее есть все, нужен только поэт.
   Бабушка замолчала на миг, она не хотела такой бессильной казаться, потому и заговорила
   – Обратитесь к наследнику, никого нет ближе к Александру, чем вы, скажите, что от моего имени, он должен нам помочь.
   Поэт что-то проворчал в ответ, боясь обещать ей что-то и понимая, что нельзя в такие минуты быть безвольным, один раз это уже случилось, но там был взрослый человек, отец четверых детей, а тут вздорный мальчишка, чего от него можно ждать. И почему поэты все такие странные, как только талант обнаружится, так и пошло-поехало.
   Свадьба закончилась без происшествий, но все они скоро узнали о втором свидании при дворе, императрица от своего отступать не собиралась, она должна была заполучить себе придворного поэта, если у нее нет и такого права, то на что годится и власть, и вся роскошь.
   Если бы Елизавета Алексеевна смогла приблизиться к ней и постараться объяснить, что не будет такого, что внук ее только все испортит, и сто чертей мало, чтобы его усмирить и заставить замолчать.

Глава 8 Придворный поэт?

   Императрица от своего не оступалась, она хотела заполучить поэта и потому с молчаливого согласия мужа велела Василию Андреевичу привести его во дворец к ней на аудиенцию.
   – Я жду нашего молодого стихотворца, и он не сможет отказать мне в том.
   Она видела, как побледнел поэт, но ничего ему не сказала, а он не смог сам начать этого разговора. Ему ничего не оставалось, как отправиться в дом Елизаветы Алексеевны, поговорить с ней и с Мишелем. Отменить такое свидание никто не был в силах, но что же делать и как быть? Ведь Дамоклов меч навис над ними, и они не могли от него отмахнуться, никак не могли.
   Мишель сразу понял, зачем пришел Учитель.
   – Она все-таки не унимается, – очень тихо, но так, чтобы все-таки они слышали, произнес он, -какое дикое упрямство, ей нужен личный поэт.
   Худшие опасения подтверждались, и Василий Андреевич стал умолять этого мальчишку быть благоразумным, не доводить бабушку и его тоже до удара, не разрушать все, что им дорого.
   – Это вам все игрушки, а нам каково? Очень легко разрушить то, что строилось годами. Но мы отжили свое, а вам еще жить и жить.
   В голосе Учителя прозвучали такие тревожные нотки, что Мишель невольно вздрогнул, неужели они снова переживают тот декабрь, только теперь из-за него одного? Как странно и печально все это было. Но они напрасно думают, что он станет прогибаться под императрицу, он не Пушкин, он совсем не влюблен, сколько же можно это повторять.
   №№№№№

   Во дворце на этот раз было так тихо и уныло, что казалось, только тени за ним бредут по пятам, это не могло не тревожить впечатлительного гусара, фаталиста, но он твердо шел к намеченной цели. Не явиться по ее зову он не мог, потому что не успел ускользнуть, но и желаемого она не дождется.
   Его страшно злило дурацкое положение дел, ну как так можно было издеваться над человеком, ему конечно льстило такое внимание ее Величества, но почему, зачем, кому оно было предназначено?
   Накануне он мучительно выбрал то, что будет читать, нечто спокойное и нейтральное, чтобы не вызывать излишних эмоций, но и его капризы не знали границ. Когда он дошел до места встречи, то твердо знал, что читать будет Демона, мольбы учителя были где-то далеко, за той чертой, словно бы он не вразумлял его совсем недавно. Ему показалось, что это вразумит императрицу, она не станет больше требовать от него невозможного. Ей нужны были чудные мгновения, томления и влюбленность, но он покажет всю силу и мощь того, к кому она пытается неосторожно прикоснуться.
   Хорошо, что он не успел встретиться с Алекс, она могла убедить его в чем угодно, а он не хотел ее огорчать, зачем такое нужно, он сам справится со всем, что там творится.
   №№№№№№

   Так оно и случилось, после каких-то слов, когда она попросила его прочесть то, что было им написано, он с особым пылом начал читать последнюю редакцию поэмы. Они и писались последними, и врезались в память так, что не надо было подглядывать в рукопись даже.
   Ему интересна была ее реакция, хотя в любом случае он не собирался менять своего мнения, но все-таки пусть знает, что ничего никогда не может быть, ведь она не Тамара и никогда ею не станет, и никогда не поймет того, о чем он ей пытается сказать.
   Пока он читал, жутковатая музыка захватило ее целиком, но потом она стала отходить от наркоза и уяснила, что это был его ответ на все ее усилия, потраченные даром. Он не проявляет к ней должного внимания, если он и влюблен, то любовь его разрушительна. А разве о таком она мечтала все эти дни смутные и тревожные?
   Расстались они холодно, Мишель едва скрывал улыбку и вздох облегчения, кажется ему удалось остаться собой и не стать придворный холопом императрицы. Пушкин не стал не по своей воле, он исключительно по своей.
   Император встретился с ней после свидания с Мишелем, ему было крайне любопытно узнать, что же там происходило. Но по ее виду он сразу все понял, она не могла подобрать нужных слов ни на немецком, ни на французском языке, потому только развела руками и показалась ему такой беспомощной. Улыбка появилась в уголках его губ. И он тоже пытался скрыть свое торжество.
   – Я же говорил тебе, что этот еще хуже Пушкина, но не хотел тебя останавливать, ты бы мне не поверила, теперь убедилась в том сама.
   – Убедилась, – произнесла отрешенно императрица, – только не будь к нему жестоким, кто же виноват, что он таким уродился, и Алекс расстроится, если узнает. Она пыталась хоть как-то защитить гусара от императорского гнева.
   Но и она и бывшая фрейлина Смирнова, кажется в него влюбленная, что тоже удивительно, ведь Алекс никогда и никого не любила. Обе они не сомневались в том, что поэт обречен, и некого винить в том, что так случилось, кроме него самого. Уж если он хуже того, кого больше нет с нами, то что с ним будет?

Глава 9 Милые интриги Маскарада

   Мишель вернулся домой немного расстроенный, от торжества его больше не осталось следа, радоваться было нечему, конечно, он одержал победу, но разве его кто-то поймет, даже кумир бы его не понял, и ничего не стоит объяснять. Он просто поступил так, как ему подсказало сердце, и по-другому не мог. Делай, что надо, а там будет, что будет, разве не так его учил отец, он помнил эту заповедь, одну из немногих, все, что от него осталось.
   Императрица опомнится, и станет думать, как бы с ним расправиться и куда отправить. Сталкиваться с ним на балах и маскарадах ей вряд ли захочется, получить от него отказ – это слишком.
   С Алекс ему удалось поговорить после визита во дворец, но теперь, когда надо будет уезжать, радости и вдохновения он больше не испытывал, хотя в этом и было какое-то облегчение, выход из безвыходного положения.
   – Там не будет всего этого, – просто произнес Мишель, когда она подняла брови, чтобы понять, о чем же он говорит.
   – Ты раньше спокойно обходился и так, – говорил Монго, он был там при их встрече и все понимал лучше всех, словно желая увести разговор в сторону, он часто так делал и прежде, и Мишель ему был за то благодарен раньше, но не теперь, вот уж точно, изменился он до неузнаваемости.
   Но тут же Монго замолчал, он сам себе показался каким-то страшно язвительным, а за ним такого не водилось прежде, неужели они поменялись ролями? Но в те дни возникло еще одно тайное общество, которое назвали кружком 16-ти, это забавляло всех, пока слухи не дошли до императора, и тот не вызвал к себе неутомимого Василия Андреевича
   – Слышали ли вы что-то о том сборище, только мне кажется, что заговорщики возвращаются?
   Конечно, он слышал, но даже подумать не мог о том, что подобное может так перевернуться, хотя, императору ли не помнить, как это было тогда, забудет ли он о том на этом и том свете, и везде ему будут бунтари мерещиться.
   Василий Андреевич говорил о том, что если они сотворят переворот, то исключительно в поэзии, но нигде больше. Он пожалел, что это сказал, ведь и тогда с нее родимой все начиналось, а как скверно закончилось.
   Он намекнул на то, что там были дети только из самых влиятельных семей, обещал поговорить с каждым из них и с их близкими, но тут же вспомнил просьбу Елизаветы Алексеевны о разговоре с наследником Александром, к нему и решил заглянуть для начала.

   №№№№№№№

   Наверное, никто не знал наследника лучше, чем его Учитель, он сразу заметил, что тот был хмур и замкнут, наверное, новая влюбленность не давала ему покоя.
   «Императрица слишком много хочет от нашего гусара», – говорил Учитель, – но он любит Пушкина и в память о нем не станет ее придворным поэтом, она просто не ведает о его нраве, вот вы бы и рассказали, что он не Пушкин, он не радость, а беды принесет всем.
   И хотя голос его звучал мягко, даже слишком мягко, но это вряд ли могло обмануть наследника. Он обещал поговорить с ней и рассказать, что она не просто играет с огнем, но и создаст немало проблем им всем, вряд ли кто-то другой решился бы на такой разговор.
   Вот после этого он и отправился к тем, кто входил в эту группу, и для начала к Мишелю, понимая, как много от него будет зависеть на этот раз.
   Мишель слушал его молча, делал вид, что ему не понятно, о чем он говорит.
   – Вам нужно затаиться хотя бы на время, пока не уляжется буря. Император встревожен, на его долю выпало слишком много, и он не потерпит еще одного бунта.
   Мишель готов был бежать от всего этого, если бы не Алекс, вот с ней он никак не готов был расстаться, и потому чувствовал, что оказался между двух огней, он на многое бы пошел, ну кроме еще одного свидания с императрицей, здесь Василий Андреевич явно погорячился. Вот потому он и услышал то, что, наверное, слышать был не должен:
   – Пушкин обожал свою Елизавету, а меня она даже не привлекает. Бунт опасен, бесспорно, но еще большая опасность —оказаться рядом.
   Он видел, как расстроился Учитель, потому и пообещал на прощение, что пока они не будут появляться вместе – затаиться – это было самое меньшее зло из всех возможных.

Глава 10 Бал 1января 1840

   И кто пригласил его на бал во Французское посольство, сказать трудно, от бабушки долго скрывали сей факт, но она о нем все равно узнала и только руками развела. Такой растерянной и слабой близкие ее давно не видели.
   – Да разве же он может там быть? – спрашивала она у Марии.
   – Но, если мы начнем отговаривать он будет там из вредности. Я ума не могу приложить, что нам делать, ведь ясно же зачем его туда пригласили, что хотят от него эти коварные французы, оскорбленные и спесивые.
   Кажется одновременно они припомнили тот факт, что посол был сердит на Мишеля за весь французский народ, ведь тот оскорблял его в лице Дантеса.
   – Вот тут беды нам не избежать.
   Двум взрослым женщинам, столько вместе пережившим это было очевидно, но разве не понимал этого сам Мишель, а с другой стороны, разве мог он туда не отправиться? Его могли считать кем угодно, но трусом он не был никогда.
   Они стали думать, как задержать его дома, но Монго только рассмеялся.
   – Его легче убить, чем задержать, – отвечал он, – при всей любви к вам, я в этом не стану участвовать.
   – А ты-то чему радуешься, все беды и на тебы падут тоже, – покачала головой Елизавета Алексеевна.
   – А что мне остается, участь у меня такая.
   С этим трудно было не согласиться, но они все-таки думали и думали, как бы от этого чертово бала отказаться.
   – Ну если только конец света наступит, – не удержался Монго.
   – Конец света наступит в любом случае, – зло отвечала ему бабушка.
   Он решил удалиться, чтобы не расстраивать их еще больше, ведь они так переживали из-за всего этого.
   Не смогли они ничего придумать и отказаться не смогли. Бабушка на этот раз оставалась дома, она чувствовала, что слишком тяжким было бы для нее такое испытание. Да и он постарается при ней натворить еще больше бед, потом не расплатишься за все, что будет сделано.
   – Вернешься сюда и обо всем мне поведаешь, – наказывала она Марии, та кивнула головой в знак согласия, слов и у нее не оставалось больше.

   №№№№№№

   И вот он пышный и таинственный бал в посольстве – музыка, танцы, знакомые все лица. Ничего на первый взгляд не предвещало беды, но только на первы, любящие сердца трудно обмануть, а они ее чувствовали.
   До появления посла все было спокойно, вальсировали пары, переговаривались старые знакомые, только Мишель чувствовал, что тут повсюду веет смертью, и кажется даже тень Пушкина мелькнула где-то рядом. Привидится же такое, но где ему еще было быть, как не тут? Ему -то точно было ведомо то, что случится очень скоро.
   Но посол безошибочно нашел его в этой толпе, направился к нему, заставив всех повернуться и замереть, кажется, даже музыка смолкла сама собой. А потом состоялся короткий, но очень яркий диалог в гробовой тишине
   – Весь ли народ французский вы так люто ненавидите или меня ввели в заблуждения, передавая ваши высказывания?
   Спеси посла можно было позавидовать. Опешили от таких слов все, особенно те, кто ничего не ведал о словах Мишеля. Молчал поэт только пару мгновений, а потом заявил:
   – Весь народ не должен страдать из-за одного офицера, который не может держать себя в руках и в чужой стране убивает первого поэта, чувствуя себя тут хозяином.
   Тут и появился сын посла Барант, и замер перед Мишелем, почему он появился, и что хотел сделать ни для кого не вызывало сомнения, при всех был брошен вызов на дуэль. Хотя не этого ли добивался не первый день и сам Мишель, но такой явной развязки не ожидал даже он сам. Но как бы там не было, а дело сделано.
   Мария повернулась к Монго, понимая, что ничего они не смогут изменить на этот раз, и вместе с Сергеем Трубецким ему придется стать секундантом, не могли же они оставить его без поддержки.
   – Ничего страшного, не переживайте, – на обратном пути твердил Мишель, – цыганка же сказала, что меня убьёт тот, кто будет белобрыс и голубоглаз, а этого французика несчастного в лучшем случае я прибью, не более того, но ведь это совсем не обязательно. Обойдется, сколько было дуэлей, а мы живы и невредимы пока.

   №№№№

   Бабушка узнала о дуэли еще до их появления дома, и хорошо, что ей не надо было ничего рассказывать, одна из тех старых подруг, прибывших с визитом, ей обо всем и поведала. На лице ее появилось сочувствие, но в такие притворства не верила Елизавета Алексеевна, ей ли не знать цену всем своим подругам верным и преданным.
   – Пушкин доведет до могилы моего внука, этого невозможно терпеть. Но что я могу с этим поделать?
   Вот с этим высказыванием она их и встретила, как только все трое появились на пороге гостиной.
   – Да не переживай ты так, меня убьет русский военный, а не французский чинуша, и ты это знаешь не хуже меня.
   Она знала, но в последнее время ни Богу, которому молилась, ни гадалкам не доверяла.
   Время потянулось в бесконечном ожидании. Вот как удавалось Пушкину скрывать свои дуэли? У Мишеля никогда это не получалось сроду.

Глава 11 Воспоминания о Самойловой

   В свете были уникальные создания, о которых говорили всегда, и они возникали в памяти в такие тревожные моменты.
   Тем вечером, переросшим мгновенно в полночь, когда все было сказано, и делать особо нечего Монго внезапно вспомнил об опальной графине Самойловой.
   – Что это ты вдруг о ней? – невольно вырвалось у бабушки, ей ли было не знать всю эту историю о сумасбродной графине, наследнице миллионов, тайной любви Императора Александра, который только и мог создавать им проблемы и уходить от них поспешно.
   Сколько лет прошло, а она все будоражит умы и сердца молодых, да и художник модный и прекрасный ее обессмертил на века, вот везет же некоторым, а что в ней было в юности, кроме сумасбродства и спеси, она привыкла ставать себя выше императора самого и все делала для того, чтобы самые знаменитые и влиятельные гости в ее салоне оказались, если в императорском дворце были приемы или балы.
   Графиня все время ходила по лезвию ножа, но при этом ей удавалось вывернуться, выйти сухой из воды, словно сам черт ей был не брат.
   Обо всем этом она и сказала своим гостям. Мишель кажется и не слышал ничего, словно она ему вовсе не была интересна. А Монго вспомнил о ней не случайно
   – Из– за нее уже стрелялся Барант, ни одни только художники готовы были все бросить к ее ногам.
   Бабушка стала что-то подозревать, на этот раз взволновал ее Монго, с ним вроде до сих пор не было никаких проблем и забот, наоборот он был ее верным помощником и вдруг, такие нежные чувства к опальной графине. Неужели ей придется и из-за него еще хлопотать, это же наказание какое-то, ну как такое может быть? Она решила пресечь все это на корню:
   – Ты знаешь, как государь к ней относится, если он узнает, что ты как-то с ней связан, то ничего хорошего ждать не стоит. Алексей, ну как ты можешь так легкомысленно себя вести, мало нам с Марией выходок Мишеля, и где только вы их умудряетесь находить, это ведь немыслимо просто.
   И пока она разговаривала с Монго, а Мария молча вышивала, оживился и Мишель.
   – Ты уж не молчи, расскажи нам о ней, это даже очень интересно.
   – Еще бы тебе было не интересно, и как можно было пропустить такое.
   Но она еще не понимала, к чему клонит ее внук, что он там задумал.
   – А что о ней говорить, при Александре она была царицей, бедная Елизавета столько слез пролила, понимая, кто в его постели остается, и теперь уже старше меня, а юнцы все за ней носятся.
   – А ведь это так замечательно, Монго, как только закончится эта проклятая дуэль, мы навестим графиню, на портрете она чудо как хороша.
   Где они видели эти портреты друзья ничего не сказали, бабушка не стала и допытываться, свинья грязи всегда найдет, как любят говорить ее девки, но он уже готов к новым приключениям, хотя еще не ведомо, что случится на той самой дуэли. Конечно, императрице донесут о том, что поэт у ее ног, и ничего кроме ненависти и ярости не может быть в ее душе, а не этого ли он добивался, хотя все те дни не знал с какой стороны подступиться.
   – Как она вас всех достала, мне все больше нравится эта чудесная женщина, полюбить, так королеву, – услышала бабушка, и поняла, что вольно или невольно Монго сотворил самое страшное, если беда и обойдет их стороной сейчас, то потом, когда его связь с Самойловой откроется, то катастрофа и наступит.
   №№№№№№№

   Мишель больше не хотел отказываться от этой затеи, от романа с графиней Юлией, он так живописно представлял себе все это, что ему снился чудесный сон, в котором она царила в шелках ее было столько прелести, голос ее звучал так чарующе, что он готов был погибнуть, как один из любовников царицы Дарьи, тот самой, губившей всех, кто готов был с ней провести хоть одну ночь. Он слышал эти легенды, он начал писать записки о вероломной царице, ни в чем не уступавшие Клеопатре, но Мишель и подумать не мог о том, что он может встретить ее на там, на Кавказе, а здесь в столичном дворце.

Глава 12 Записки о царице Дарье

   На рассвете Мария проскользнула в спальню Мишеля, постояла минуту около его кровати, словно хотела что-то разглядеть, она пыталась понять оставлять ей там или не оставлять то, что она принесла с собой.
   А это была небольшая книжица, скорее дневник, половина страниц которого исписаны красивым разборчивым почерком.
   Кто из прекрасных дам писал все это она никак не могла сказать, может быть ее прабабушка, а может и кто-то иной. Она нашла их в старом сундуке, там не стояла никакого имени, что было привычно для дневников, там не было даже вензелей или каких-то иных опознавательных знаков, особа, которой принадлежал прежде этот дневник, это повествование, пожелала остаться неизвестной. Скорее всего ее давно уже не было на этом свете, и, может быть, в день своего ухода она и оставила у них в доме эти записки, обрывавшиеся на самом интересном месте, но как говорится, чем богаты, тем и рады.
   Она вытащила свое сокровище, оглянувшись на дверь, ей вовсе не хотелось, чтобы бабушка обо всем узнала и отлучила ее от Мишеля и Монго, но не было сомнения в том, что спасибо она ей не скажет точно, хотя сама бы, наверное, почитала их с радостью. Но нет, ей этого совсем не нужно знать, а вот Мишель и Монго, они прочтут обязательно, да и кто если не они. Завтра дуэль, и может так оказаться, что другого времени у них и не будет вовсе. Тогда она будет жалеть о том всю оставшуюся жизнь.

   Записки о вероломной царице

   Царица проснулась в одиночестве. Последний ее возлюбленный оказался большим плутом и тихонько сбежал, прослышав, какая расплата ему грозит утром.
   Она встрепенулась, позвала служанку, вопросительно на нее взглянула. Может быть, эта девка его обо всем предупредила? Она и прежде ей не доверяла. Да и не было никого в мире, кому бы царица могла доверять.
   Предательницы, они все готовы были ее предать, глазом не моргнув. Именно предательство делает жизнь настоящим кошмаром.
   Жизнь, что они вообще знают о ее жизни? Одиночество, тоска, странные развлечения. Все быстро надоедает, но что еще оставалось ей в мире. Она рождена была для того, чтобы обладать страстью, властью, богатствами.
   Она с детства усвоила, что ни с кем не может делить власть, потому что та либо есть, либо ее нет. Чтобы кто-то из принцев и князей не стал с ней ее делить, забравшись в постель к царице, она вынуждена выбирать только простых чужаков, никогда не ведавших о том, что это такое. Они исчезнут бесследно, она о том позаботится, и никто никогда не станет их искать.
   Она не желала, чтобы о ней ходила дурная слава, потому при помощи слуг тихо их отправляла к предкам. Те исчезали бесследно, и пока не было никаких скандалов у страстной царицы.
   Нет, они были только игрушками, забавой в ее руках, и сами виноваты в том, что зашли сюда, значит такова их судьба. Царица была достаточно умна для того, чтобы скрыть следы своих утех и своих преступлений.
   Власть – единственная ценность в этом мире. Если она у тебя есть, то будет и все остальное. К ней привыкаешь, а привыкнув, не дай бог ее лишиться, такая потеря невосполнима. В свои 34 лета царица это прекрасно усвоила. Она не верила в Бога, в того высокого и справедливого. А ее личный бог был чудовищем Паном, только довольно злым и жестоким. Но он пока не карал ее, может потому, что они оказались родственными душами. А тот бог для ее подданных, пусть с ним живут и верят, иначе им будет совсем худо в этом странном мире.
   №№№№

   Царица окончательно пробудилась, как только стала думать обо всем этом. Парень, проведший с ней страстную ночь, сбежал раньше срока. Она не знала его настоящего, но если даже он что-то разболтает, то кто же ему поверит, а если и поверят, посмеют ли они как-то этому противиться, она сможет всем недовольным заткнуть рты.
   Нет, не это ее волновало и тревожило, а то, что раньше или позднее ей надоедят эти развлечения. Они казались в последнее время такими однообразными, что выть хотелось.
   Но до той поры у нее есть еще какой-то срок, но надо придумать что-то новое, необычное и тогда.
   Евнух услужливо склонился перед своей царицей. Она отпила воды и усмехнулась– начинался новый день. И трудно даже представить, что он принесет с собой. Все было скучно, но вдруг на этот раз случится нечто важное?

Глава 13 Явление героя

   Нежась в ванне, Дарья думала о том, что не скоро появится новая жертва. Но когда он появится, то еще до страстной ночи она обо всем расскажет этому парню. Скажет, что за ночь в ее объятьях парню придется заплатить жизнью. Ей хотелось посмотреть на человека, который согласится на такой шаг. Кто бы он не был, это будет крайне забавно, это новое развлечение, которое могло ее очаровать на какой-то срок.
   Наверняка он сбежит, найдет какие —то причины, чтобы избежать расправы, а если не сбежит, тогда она получит еще одного, а может и единственного героя. Но об этом она думала, только вечером, когда были сделано все, что требовалось от царицы, чтобы ее мир жил и развивался. А ведь еще и войну с соседями приходилось вести, да и мало ли было самых разных дел?
   Может ей и простятся малые грешки, хотя бы потому, что кто-то ее боялся, кто-то уважал, была она настоящей царицей, ничего не боялась. Это мог подтвердить каждый, кто знал ее, потому теперь она была собой довольна.
   Герой появился неожиданно на закате, когда царица все сделала и решила отдохнуть. Думала, что ничего такого не случится, но предчувствия ее на этот раз обманули.
   Вскоре она узнала, что это не простой путник, а княжеский отпрыск. И хотя он был юн и печален, она сразу поняла, что тот град, из которого он сбежал, был далеко, там явно что-то случилось, уехал он не по своей воле, а был изгоем, но те схватки русичей ее совсем не волновали. Она даже была благодарна князьям за то, что они привели сюда мальчишку, все вопило о том, что новая жертва не заставит себя долго ждать. Но сама царица пока забыла о своем условии, ей не хотелось расставаться с ним уже после первой ночи. Хотя и приближать его к себе было крайне опасно, он наверняка захочет получить ее трон и царство в придачу. Вот уж точно, судьба приготовила для нее новое серьезное испытание, но у нее оставалось еще какое-то время.
   №№№№№№№№

   Юрий все время был насторожен. Всю дорогу он слышал речи о коварной царице. Все в один голос просили объехать ее замок стороной. Может потому он туда и направился, что так настойчиво просили, а он никогда не подчинялся толпе. И самое главное, ему очень хотелось остаться в мире, где царицей была женщина – он сможет ее уговорить, заставить разделить с ним трон.
   Он надеялся, что она не узнает, что Юрий изгнан своими братьями отовсюду, что нигде он не нашел пристанища. Он помнил, как на него смотрел последний из спутников, с которыми он разговаривал по дороге в замок. Это его развеселило.
   – Ну и царица, вот бы с такой оставаться навсегда, – думал он, соображая, что ему для этого надо сделать.
   А потом с горечью подумал, что ничего другого ему и не остается.
   Все это у него было, благодаря происхождению, а еще молодость и красота, и стать. И готов он был вступить в любое дело, и ничего не боялся, на всю ради власти был согласен.
   №№№№№№№

   Дарья взглянула на него из окна еще в тот момент, когда он приблизился к замку. И хотя в первые минуты она еще думала о скуке, об однообразии того, что творилось вокруг. Но вскоре это прошло без следа. Она уже распоряжалась об ужине, сказав, что у них будут гости.
   Ей хотелось, чтобы никто не помешал. Но если он все узнает, и его это испугает, значит грош ему цена, и она забудет о его существовании навсегда. Хотя разве могло быть такое, чтобы он никого не встретил по дороге? Уже то, что он здесь говорило о многом, и все-таки ей хотелось еще в чем-то убедиться. Хотя она удивилась тому, что так непродуманно обо всем говорила. И хотя сам бес не заставил бы ее потерять голову. Но она хотела вернуться к прежней беззаботной, полной наслаждений жизни.
   Только чем больше она думала за ужином о том, что могло произойти, тем больше понимала, что случиться должно что-то важное и значительное из всего, что творится в этом мире.

Глава 14 Поединок страстей

   Царица поднялась из-за стола, и пожелав князю спокойно ночи, удалилась в свою башню. Это привело всех, кто там оставался в шок.
   – Невероятно, – бормотали слуги. Такого не могло быть, но на их глазах она отвергла русича.
   Она внезапно бросила его, не самого худшего из всех, кто успел тут в последнее время побывать. Это было что-то невероятно, может быть очередной ее каприз. Да и сам Юрий, кажется готовый и к страсти, и к смерти, еще за ужином предвкушавший наслаждение иного рода, был оставлен в полном одиночестве.
   Наверное, если бы Дарья не была царицей, он бы бросился в ее покои, и попытался бы вернуть все, что терял на ходу. Он попытался бы что-то предпринять для того, чтобы она исполнила обещанное, но она была царицей, а он вовсе не собирался погибать просто так.
   Да, там не было жен, которые могли бы вырваться из его объятий, особенно, если они не сильно этого хотели, но тут он оставался в чужом мире и должен был считаться с этим, не ходят в чужой монастырь со своим уставом, как бы тебе этого не хотелось. И более того, что-то подсказывало князю-изгнаннику, что это было последнее его пристанище, если она прогонит его, то идти больше некуда. Нет, погибнуть он всегда успеет, можно еще попытаться хоть что-то сделать для того, чтобы стать властелином, если не там, где родился, то хотя бы в чужом мире.
   Нет, умирать просто так князь Юрий не хотел, он еще должен был по его разумению вернуться домой на белом коне. А потому он поднялся, насмешливо взглянул на слуг, которые оставались еще в гридне, и попросил указать ему покои, где предстояло провести ночь.
   И хотя два главных героя наших разошлись в разные комнаты, во дворце царил небывалый переполох. Слуги шепотом обсуждали происходящее, они хотели понять, что же случилось с царицей, почему она так странно себя ведет, уж не заболела ли или еще какая беда случилась?
   №№№№№№

   Дарья заперлась в своих покоях и прислушалась к тому, что творилось за пределами башни. Она очень обиделась, видя, как спокойно к ее коварству отнесся Юрий. Но если он все-таки ворвется, проведет ночь с ней, то его придется убить, а вот этого совсем не хотелось делать, по крайней мере пока, ведь сердце ей подсказывало, что он может стать кем-то больше, чем любовник на одну ночь.
   Но она не слышала, чтобы он даже подошел к ее двери и подумала, что возможно он к ней и вовсе равнодушен.
   Тогда все ее надежды и вовсе рухнули, кто же знал, что он окажется таким холодным и отчужденным. Она царица, но ведь он стольких видел, она может просто не привлечь его внимания, хотя до сих пор такого не случалось, но все когда-нибудь начинается. Хотя и выбор у него не велик, всех своих соперниц она давно убрала.
   Влюбиться, стать его рабыней она не смогла бы и не захотела. Но зачем он отправился в такую даль, что у них тут ищет? Но ей не хотелось об этом думать долго и упорно, все эти годы все было довольно просто, вот пусть так и остается.
   Дарья вдруг почувствовала, что она поднялась на какую-то высоту, туда, где ей опасно находиться. Но что-то внутри нее ликовало, и она твердила себе, что в этом и есть вся прелесть. Надо было разделаться с миром и жизнь, которая ей наскучила.
   Но зная о коварстве своего нового гостя, она решила быть крайне осторожной, ни за что она не потеряет голову. Она ступила на тропу войны, и не верила, что может выйти победительницей, а если проиграет? Что тогда.

Глава 15 На рассвете

   А между тем во дворце начали происходить чудеса. Они оказались поразительными. Например, князь, уснувший с царицей вечером, утром был жив и невредим. Но он заметил, что взирали на него, как на пришельца с того света, душа которого вернулась назад и теперь оставалась тут.
   – Ну что за баба такая, неужели она не сомневается даже, что все должно вокруг нее вертеться.
   Юрий прекрасно понимал, что он находиться в чужом мире, надо подчиняться его законам. Ни одна из княгинь, с которыми он был знаком, не смела бы вести себя так, какими бы дерзкими они не казались. Потому он и расстроился из-за всего, что с ним творилось. Но оказался бессилен полностью. Юрию нужно было продержаться тут какое-то время прежде, чем отправляться куда-то. Ему так надоело быть изгнанником, хотелось хоть где-то найти свое пристанище. А Грузия – не самое худшее место на земле, он сразу же это понял. Здесь он мог стать настоящим царем, даже если ему поможет в этом ужасная женщина. Там без власти и без имени он был никто. И с этим надо было как-то бороться. А сил и времени у него больше не оставалось.
   Дарья и сама подивилась тому, что ее вчерашний сотрапезник остался не только жив, но и вполне доволен собой.
   – Тебе уже нарассказывали обо мне всякого, – усмехнулась Дарья, – но это вовсе не так страшно, как могло показаться
   – Ты и на самом деле так жестока, как они говорят? – спросил Юрий
   – Это как сказать, но власти надо мной ни один муж не брал и не возьмет в этой жизни, это точно, – заявила она.
   И в глазах ее появилось что-то звериное, жутковатое. Такое, что все похолодело в душе Юрия, хотя он старался не подавать вида. Риск– великое искушение, он принял то, что она ему предлагала, и теперь должен был оставаться все время начеку. Может быть раньше все испытания были цветочками, а ягодки появились только сейчас. Но он станет достойным ее противником.
   Она сказала, что никто не возьмет над ней власти. Но и он не собирался ей подчиняться. Он уйдет, как только почувствует прежние силы и волю, или ощутит, что гибель близка.
   №№№№№№№

   Но чудеса, смешенные с тревогой, тогда не закончились, все только и говорили о странном поведении своей царицы. Она ничего не делала для того, чтобы что-то изменить с одной стороны. А с другой, она явно от него чего-то хотела, и это не было похоже на сладострастие, а что-то совсем иное, даже запах у этого желания был иным. Но царицы всегда позволяли себе какие-то прихоти, владея такой властью, они не собирались ни в чем себе отказывать
   Для Дарьи русский князь оставался загадкой. Но ей не хотелось узнавать, кто он такой на самом деле и почему бежал из своего царства, она чувствовала, что там скрывается что-то страшное.
   Он ничего не говорил о себе, даже когда был пьян, а к вечеру это случалось почти всегда. Да она бы и не поверила ни одному его слову, потому что и себе самой мало доверяла, а что говорить о других?
   – Мне не важно, что тебя сюда привело, -услышал он ее голос где-то рядом, она внезапно явилась, как пантера в сумраке ночи, когда он уже засыпал, – оставайся сколько захочешь, пока ты добр и вежлив, к тебе будут так же относиться, но все может измениться, если изменишься и ты сам.
   Она казалась снежной королевой, хотя все называли ее царицей сладострастия, потому он и начинал злился, не понимая ничего, а когда Юрий чего-то не понимал, то он начинал бояться.
   Она растворилась так же незаметно. Теперь оба они выжидали, не желая почувствовать себя проигравшими. И хотелось понять, что с ними происходит, чем это может закончиться.
   Но князь все меньше понимал, как ему поступить и что сделать на чужой территории во дворце вероломной царицы.

   №№№№№№№№№№

   А между тем Дарья стала забывать обо всех причудах и возлюбленных. Она не хотела больше о том думать. Ее гость вел себя странно, и он никак не могла на него повлиять. Но даже ее жизнь состояла не только из бурных ночей, но и обычных, одиноких лунные ночей, когда трудно было заснуть и легко убедиться, что в мире, кроме страсти есть и тревога, и радость, и нежность
   Сколько она упустила, о чем-то не подозревала вовсе. И когда нарушился обычный темп ее жизни, она словно очнулась от сна. Она чувствовала себя другой, и понимала, что это было как-то связанно с пришельцем. Она не верила в перемены, но понимала, что они наступили, хочет она того или нет. И словно снежная лавина, летящая с гор на равнину, должно было что-то произойти в ее жизни, как-то изменить ее раз и навсегда. И самое страшное, что от нее больше ничего, совсем ничего не зависело. Власть ее была не так велика, как ей хотелось думать

Глава 16 Иная реальность

   Сегодня царица принимала Демона. Она предчувствовала, что все ее ожидания были связаны с ним, с его появлением, потому она то сердилась, то радовалась, предвкушая перемены и наслаждения. Заранее прикидывала царица, что для этого типа у нее будут другие условия. Он должен остаться жив или он не станет ее любовником. И все это происходило не из-за благородства строптивой царицы. О нем Дарья никогда не ведала. Она так решила, потому что захотела разнообразия, и надеялась, что живой он ей пригодиться, а что взять с мертвого?
   Возможно чувство любви впервые пошатнуло ее дикое упрямство. Да что о том гадать, просто так будет и все. Дикарка подчинится своим инстинктам и будет поступать так, как ей того хочется.
   Демон же, наблюдавший за ней издалека, понял, что на этот раз в покоях царицы что-то происходит, вот и решил появиться, чтобы разглядеть все получше. Он не радовал царицу своими частыми визитами, погубивший сотни и тысячи душ, тоже изменил своими правилам, и не хотел ее губить, должно же быть какое-то разнообразие в серых буднях. Да к тому же она была забавной девицей —смелой, безрассудной, отчаянной и необычной. За ней интересной было наблюдать, и чем черт не шутит, может быть заняться чем-то интересным, а почему бы и нет?
   Мужиков героических рождается не много, а женщин и того меньше, потому он ее и берег, не моргнув глазом, убирал всех, кто мог помешать ей властвовать. Он видел и то, что у нее появился один из затрапезных русских князей, но уж никак не думал, что он задержится более, чем на одну ночь. Но девчонка решила что-то там изменить, и даже через несколько дней он все еще видел этого парня живым и невредимым, понимал, что произошло что-то невероятное. Вот ему и нужно было выяснить все подробности.
   Оставалось только принять облик черного великана, так, что она ему едва до локтя доставала. Он уселся на сундук, который показался ему маленьким пеньком в лесу, на который и поместиться – то можно было с большим трудом.
   – А что это в нашем царстве творится? – спросил он решительно, – почему это такие перемены происходят? Кто этот парень, который все еще жив. Почему он жив? Или он не желает шагнуть в покои моей царицы?
   – Я не знаю, чего он желает или не желает, но я точно не хочу, чтобы он погиб вместе со всеми.
   – Но не ты ли меня просила о том, чтобы исчезли все, кто станет добиваться не только твоей постели, но и власти. И ты думаешь, что этому человеку, бежавшему из своего мира, власть не нужна. Да если бы ты не была царицей, увидела бы ты его здесь. Он так хорош только до той поры, пока ты не сделала его царем, а потом сама увидишь истинную рожу своего любимца. Но я не могу так просто снять заклятие, делай что хочешь. Как хочешь его награждай за то, что он что-то может в постели, только ко мне не взывай, я не приду к тебе на помощь.
   Говорил он так убежденно, что Дарья окаменела, пошевелиться не могла. Нет, Демон не шутил, уговаривать его было бесполезно.
   Демон смотрел насмешливо:
   – Ну и что ты решила? Снимать мне заклятие?
   – Нет, – отвечала царица, -нет, не надо этого делать.
   И замолчала. Она мучительно размышляла, что ей делать с парнем, погубить его или ничего не объясняя, прогнать.
   №№№№№№№№

   Несколько дней Юрий жил в замке у царицы, и все еще ничего не случилось. Она была то откровенна (как ему казалось), то замкнута и молчалива. Но никаких намеков на то, что он может прийти к ней ночью, что они могут разделить не только еду, но и постель. Юрий понимал, что ничего у него не выйдет, то, что казалось так близко и легко, оказалось и далеко, и тяжко. Он мог остаться здесь на какое-то время. Но скоро ему придется проститься с этой странной царицей, пока до Киева и Москвы не дошло, что он живет за счет вздорной царицы, которая не собирается делать его своим мужем. Еще вчера он готов был умереть или получить половину царства, нынче не сомневался, что его обманули. Он никак не мог понять одного, куда и зачем ему надо уходить.
   Но почему всю жизнь он должен провести в скитаниях, и погибнуть где-нибудь на чужбине в одиночестве и тоске, так что никто не вспомнит, даже имени его на камне не высечет. Безвыходной и печальной казалась эта история. Но разве может он хоть что-то изменить?

Глава 17 Выяснение отношений

   Проснувшись утром, князь понял, что не может больше тут просто так оставаться… Царица в последнее время едва его замечала. И удивительно было что она до сих пор его терпела, с ее-то взрывным характером. А он-то чувствовал, что ей от него ничего не надо, и к вечеру напивался до беспамятства, чтобы не думать, куда податься и где он будет жить дальше.
   Дарья видела, что ему хочется только одного – ее царства, все его честолюбивые планы были с ним связаны. Она прекрасно помнила голос Демона, который твердил, что у нее будет слишком много женихов, потому что все они хотят то, что она может им дать – власть над миром. И ей оставался только Демон, которому ничего этого не было нужно. И тогда все остальные женихи исчезнут сами по себе, но ее что-то все время останавливало, казалось, что еще немного и найдется тот самый единственный, который ей и был нужен. А потом в душе оставалась только пустота и злоба. А зачем сходиться вместе двум жестоким, озлобленным возданиям, что они могут создать?
   А князь за завтраком поблагодарил ее за гостеприимство, и рассказал, что давно пора ему отправляться в путь, он тут и так долго задержался.
   – Но почему так скоро? – почти равнодушно спросила царица, ни тревоги, ни волнения не было в ее голосе.
   – В гостях хорошо, – продолжал он, – а у меня еще ни хижины, ни любимой жены нет, чтобы было с кем век коротать, а ведь нужно оставить наследников, родить сына, посадить дерево.
   Он ждал хоть каких —то слов от нее, пусть и лукавых, но все-таки.
   Но она все так же холодно произнесла:
   – Ты рассуждаешь как муж, у каждого должна быть своя пристань и своя крепость. И давайте поднимем кубки за то, чтобы ты ее обрел наконец.
   Она первой подняла кубок и медленно его пригубила.
   Вся злость, переходящая в ярость, готова была взорваться в его душе и выплеснуться наружу. Он не заблуждался, ожидания были напрасны, он только зря потратил время и силы, стараясь прогнуться перед царицей, исполняя все ее желания, и кроме кубка вина ничего от нее не получил.
   – Глупец, как я мог надеяться на то. что эта проклятая баба поделится со мной властью и богатствами, которые получила только потому что ей посчастливилось родиться во дворце. Она ничего не сделает для меня, даже в оплату за самые изысканные утехи, которые, кажется, ее не волнуют и не так уж были нужны. И все ее люди просто надо мной издевались все это время, ведь они говорят на чужом, непонятном языке, – с горечью думал он.
   №№№№№№№№

   Царица тайком за ним следила, и едва могла спрятать улыбку.
   – Легковерный глупец, – думала Дарья, – я не хочу, чтобы мой Демон убил тебя, как и всех остальных, и не потому, что ты мне дорог, вовсе нет, ты ничтожнее многих из тех, кто мертвы, а просто потому, что из-за тебя может начаться война, а мне этого не нужно. Велика честь погибать моим воинам из-за того, что ты решил стать царем. И тебе лучше просто убраться отсюда и не появляться в моем дворце больше никогда, иначе пеняй на себя. Я не всегда буду такой доброй и щедрой, и тогда твое красивое тело полетит в Терек и разобьется о камни. Так что лучше тебе уйти и поискать добычу в другом месте.
   Юрий понял без слов все, что она могла сказать ему, но говорить не стала, она была царицей, а он только случайным и больше не желанным гостем, вместе со слугой и двумя верными ему воинами они собирались быстро. И быстро понесли их кони по таким узким горным дорогам, что страшно было смотреть на это со стороны, ведь они могли сорваться и полететь вниз, так что и вовсе ничего от них не останется.
   Царица с грустной усмешкой смотрела ему в след. Она пыталась понять, правильно ли поступила, отпустив его. Не лучше ли было сбросить в Терек, как и всех предшественников. Она знала, что он не вернется, потому что труслив и осторожен. Но дурную славу уж подарит точно, еще неизвестно, что он придумает, что рассказывать начнет. Хотя что сделано, то сделано и она об этом жалеть не собиралась.

   №№№№№№

   Когда повествование было дочитано до конца, Мишель усмехнулся, он понимал, почему тетушка тайком принесла его, он слишком был похож на ту самую царицу, потому ему так трудно живется, он не может смириться ни с одной из девиц, и ему проще сбросить их со скалы, чем делиться с ними властью и царством, которое он для себя сотворил. Нет, никого он в это царство не пустит, ну кроме самых близких людей, вероятно. Это его творение, и не место там тем, кто хочет явиться в грязной обуви или с грязными мыслями. А что же это значит, не то, ли, что он навсегда останется в одиночестве, в полном одиночестве, и то, что жизнь его не будет длинной и мучительной, в этом тоже есть своя прелесть. Вот только хотелось бы узнать, сможет ли он, как Фауст воскликнуть: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно». И не в тот ли момент он и лишится жизни. Хотя стоит ли ему чего -то такого бояться?

Глава 18 Дуэль на Черной речке

   Время летело стремительно, а когда ждешь рокового события, так от него и вовсе ничего не остается. В тот закатный час Мария и бабушка дома провожали Мишеля и Монго к Черной речке. А где еще могла состояться дуэль с этим французом, конечно, там. Никто долго не ломал голову, когда выбирали место.
   Спал гусар наш лихой спокойно, никаких дурных предчувствий не было вовсе, словно он не туда, а в театр собирался, и сам не сомневался, что даже по дороге в театр могло случиться больше происшествий, чем по пути к роковому месту, да и там, где совсем недавно гений упал на снег, и подняться, покинуть этого места сам не смог, там они и должны были встретиться для нового поединка.
   – Он сведет меня с ума, – прошептала бабушка, с укором глядя на Мари, словно это она была причиной того, что ее внука ненаглядного могли убить, и через пару часов принести на руках домой, так же как этого ужасного Пушкина, никак он не дает о себе позабыть навсегда, что же это за наказание такое, и почему они должны были в одно время на свет появиться? Чем больше проходило времени, тем больше она ненавидела виновника всех ее тревог и несчастий.
   Она не хотела поминать его имени, считая, что не стоит будить Лихо, пока оно тихо, но и просто так смолчать тоже не могла, ведь если бы не те события, то ничего бы и не было, из-за жен и девиц Мишель бы стреляться не стал, он хоть тут был благоразумен, а вот сам Пушкин толкал его на новые и новые безумства. Им всем вместе не удавалось сладить с этим злодеем. Сколько он судеб разрушил, но там были близкие его люди, они хоть понимали за что страдали, нечего было с ним связываться, горемычным, а тут и до Мишеля дотянулся тоже, Окаянный, и никак его не отправить на тот свет, только и шастает тень неуспокоенная, и тащит за собой других. Она знала, что покойники ничего хорошего живым не несут сроду, но чтобы так издеваться над теми, кто еще жив, это ж надо уметь.
   №№№№№

   Мария знала, что с ним еще будет поэт Баратынский и писатель В. Одоевский, они вызвались туда идти сами, чтобы побольше свидетелей оказалось на случай печального исхода, да и оправдать поэта перед императором тоже не мешало бы, если все-так все закончится миром или погибнет француз.
   Мишель никому не стал рассказывать, что на рассвете ему снился Дантес, он весело смеялся и говорил, что русские поэты так и хотят погибнуть от руки французов, наверное, в этом есть какая-то прелесть странная.
   – Наверное, в этом есть свой шарм, но где твоя Натали, неужели можно стреляться из-за этого забияки, из-за этой мартышки. Что это за мир такой, сколько может там длиться маскарад, и не надоело еще.
   Мишель молчал, ему не хотелось о чем-то говорить, но он должен был что-то сказать, молча уходить не хотелось.
   – Неужели тебе ничего не жаль? – воскликнул он
   – Это вам пожалеть придется, молодой человек, – отвечал француз. Теперь он становился значительно выше вдруг, рос на глазах, словно в какой-то старой и довольно страшной сказке.
   Он пробудился в холодном поту, потому что готов был броситься на негодника, и в реальности бы точно бросился, а во сне, все было в тумане, и он не мог пошевелить ни руками, ни ногами, так и оставался стоять перед ним неподвижно. Странным ему показалось только то, что они были практически одного роста, хотя на самом деле Дантес был выше не две головы, но сон взял их, да и уравнял вдруг. Мишель посчитал это хорошим знаком, его Демон подсказывал, что ничего скверного с ним точно не случится больше.
   №№№№№№

   Наверное, и тогда все было точно так же – мелкий колючий снег, туман, отвратительная видимость. Место это и до Пушкина было довольно безлюдным, а уж после той дуэли почти все старались обходить его стороной, считая, что там с ними может случиться что-то самое отвратительное. Даже поэты не только не хотели, но и боялись там увидеть его тень, столкнуться с миром совсем иным, потусторонним.
   Многие уверяли, что видели там тень убиенного поэта, он улетал куда-то с порывами ветра, растворятся в снежных просторах.
   Мишель бывал там и прежде, но поэта не видел ни разу, хотя ему так хотелось этого явления. Но может быть на этот раз, узнав, что ему предстоит драться он и появится тут, ведь они странно сблизились именно после его ухода, да так, словно при жизни знали друг друга много лет, и он был только чуть дальше, чем Монго – его бесценный и вечный Монго. Зато он писал такие стихи, он любил таких женщин, что и близкие, и дальние рядом с ним бледнели. Только в ожидании, а оно не оказалось таким уж томительным, Мишель унесся далеко, очень далеко, и секунданты видели, что он ничего не слышит, он и не видит их даже.
   Но подъехала карета с французом, и только на одно мгновение Мишель подумал, что цыганка могла и ошибиться. Но в тот же момент черное крыло Демона промелькнуло перед ним и кажется даже коснулось его плеча, и тень пробежала по лицу.
   №№№№№№№

   Монго, знавший его лучше всех, заметил, как он изменился в те минуты, словно что-то странное с ним случилось еще до того, как они встали с Барантом друг против друга.
   Говорят, он стрелялся из-за графини Самойловой, интересно, что та могла в нем найти, ведь ни рожи, ни кожи, ничего, жалкий он какой-то, погибать от руки такого не хотелось, уж пусть и в этом будет как Пушкин, пусть его убьет красавец. Он наклонился к Монго и сказал, что найдет кого -нибудь поярче, когда придет его час умирать.
   – Когда мы уходим, остаются легенды, а это так, недоразумение какое-то.
   Монго не ответил на его эту странную шутку, он был серьезен, слишком серьезен, потому что его никто убивать не собирался, и ему придется и перед бабушкой, и перед императрицей отвечать за то, что там случилось, а это тот случай, когда живые позавидуют мертвым. Ему не хотелось попасть под горячую руку и лепетать что-то в свое оправдание о том, что он не мог там не быть, что он не мог оставить Мишеля одного, но и спасти его тоже не смог.
   Он обратил взор к небесам, словно там его кто-то видел и слышал, и попросил, чтобы все завершилось без трагедии, если она и случится, то не в этот раз, а позднее, еще не время.
   Мишель очнулся, услышал голоса друзей, французскую речь, понял, что пора выходить к барьеру и сказал что-то невнятное, поднял пистолет, и вдруг адская боль в плече заставила его вздрогнуть и выстрелить куда-то в воздух.
   На этом все и было закончено, дуэлянты поспешили разъехаться, в карете Монго говорил, что рана не смертельная, что они успеют вовремя, и жизни его ничего не угрожает, хотя и больно, очень больно, но надо потерпеть, он сам виноват.
   Обманывал ли он его, хотел успокоить, кто ж его знает, но наступило великое облегчение от того, что с этим было покончено, и цыганка не ошиблась, пока не ошиблась

Глава 19 После дуэли

   Елизавета Алексеевна встречала любимого внука, она и сама была не жива и не мертва, казалось, что они ехали слишком долго, не верила, что сможет его дождаться, сто раз подходила к окну и то злилась, то упорно молчала. На нее не было никакой управы, да Мария и не пыталась что-то такое сделать, предпринять, она просто вышивала какую-то салфетку и понимала, что если заговорит, если отвлечется, то разрыдается, а то и впервые в жизни станет ей перечить, а это конец света, и для нее, и особенно для тетушки, ведь она останется совсем одна, не много желающих быть к ней поближе и тут сейчас, а без Марии и вовсе никого не останется, а она не могла так скверно поступить. Лучше пока помолчать, у них будет время еще поговорить, но позднее, потом, не теперь.
   Даже самое долгое ожидание вдруг заканчивается, как и все в этом мире.
   Но вот наконец во дворе появились кареты, они прильнули к окнам, желая узнать, что там такое, жив ли он, какие вести привезли те, кто там были, и что вообще в том мире творится.
   Сначала выпрыгнул Монго, потом медленно вышел Мишель, бабушка едва сдерживалась, чтобы не броситься туда, к нему, и все же она оставалась на месте, она должна была дождаться его здесь. Она и без того всегда его баловала своим вниманием, так зачем же все усугублять еще и теперь?
   И хотя в доме появилось вместе с Мишелем пятеро других мужчин, но стояла какая-то непривычная тишина, и кажется никому не хотелось ее нарушать. Тишина казалась зловещей.
   – Ну что вы молчите, – усмехнулся он, – не рады, что я вернулся живым, или может не узнали меня?
   Он смотрел упорно на Марию, не желая взглянуть на бабушку, боялся, стыдился, сожалел, каких только чувств не было в душе его в тот миг.
   И тогда бабушка послала за слугами, велела им помочь Мишеньке, а Монго приблизился к ней и сказал, что нужен лекарь, но надежный, чтобы никому ничего не стало известно, хотя бы какое-то время, пока все уляжется.
   Бабушка кивнула Марии, и та вышла к служанке, чтобы распорядиться и послать ее за доктором. На такой случай все было обговорено заранее.
   №№№№

   Доктор был старым бабушкиным приятелем, дальним родственником, прибыл почти сразу, она успела предупредить его, что он может понадобиться этим вечером. А когда тот вопросительно на нее взглянул, она за словом в карман не полезла.
   – Помирать я собралась, – заявила она, – а сам понимаешь, тут без тебя не обойтись. Мгновенная смерть мне вряд ли грозит, за ней очередь надо было с детства занимать, как моя матушка любила говорить.
   Он так и не мог понять, шутит ли она или говорит серьезно. Но все, о чем она предупреждала, сбылось, и он поспешил по хорошо знакомой дороге к их дому.
   Найдя бабушку взволнованную, но в полном здравии, увидев молодых людей тут, он обо всем догадался, кивнул лишь собравшимся, отправился в комнату, где и должен был оставаться тот, из-за которого всегда было так много шума и волнений еще с момента появления на свет. И тогда доктор был тут и томился вместе со всеми в тревожном ожидании.
   Мария была слишком молода и слаба, он предупреждал ее мать, что все может закончиться плачевно, при ее-то здоровье. Примерно так и закончилось, только не в момент родов, а позднее, но если он и ошибся, то совсем ненамного.
   И вот с тех пор ему приходилось бежать по первому зову бабушки этого неуемного внука, и, хотя болел он не так и часто в последнее время, но теперь случались беды совсем иного порядка, где требовалась его помощь. Он уже знал о дуэли, и это могло отразиться и на его карьере тоже, как только все дойдет до императора, а ведь дойдет обязательно. Но мог ли доктор не отозваться, даже если бы его вызвали к раненому Дантесу или Наполеону, клятву он давал, и прибыл бы и туда тоже.
   Рана оказалась глубокой, но не смертельной, и все-таки доктор был в страшном смущении, понимая, что он впутывается в скверную историю, самую скверную во всей его жизни, а ему этого совсем не хотелось. Но и отказаться он никак не мог, тем более, теперь ничего не изменится, это точно.

Глава 20 Слухи и сплетни

   Бабушка удержалась от того, чтобы войти в комнату, но она стояла рядом и готова была вцепиться в доктора, как только он появится. Он почувствовал это и выходил как-то боком, энергии этой не молодой женщины порой можно было позавидовать, а лекарь чувствовал себя совершенно бессильным с ней рядом.
   – Не переживайте так, он будет жить, если что-то скверное и случится, то не на этот раз. Обошлось, вы слышите меня обошлось, если вы не верите, то пригласите другого доктора, он скажет то же самое.
   Она не произнесла ни звука, но как-то отошла в сторону, раздумывая, идти ли в комнату или проводить доктора. Но прошло время, она не решила, как ей быть и стояла на месте. Пауза странно затянулась.
   Провожать пошла Мария, ей хотелось узнать то, что он мог и не сказать бабушке. Елизавета Алексеевна же постояла перед дверью, а потом повернулась и пошла в залу, ей хотелось пожурить молодых людей, за то, что все это произошло, но их уже не было близко, они успели улизнуть, каждому было понятно, чем это закончится, когда вернется Елизавета Алексеевна. И в такой момент присутствовать тут совсем не хотелось. Пусть она сама со своим внуком разбирается, они и без того сделали слишком многое для него и многим рисковали. По головке их тоже не погладят за все, что случилось там.
   Вернулся же через несколько минут только Монго, ему нужно было знать, что там с Мишелем, да и заночевать он собирался здесь, на всякий случай, если что-то еще произойдет, например явятся верные слуги государевы, чтобы их всех арестовать, как это было дюжину лет назад. Конечно, их бунт с тем не сравнить, но все-таки дуэли Император строжайше запретил и худо будет всем, кто ослушается, они посмели ослушаться, и вот теперь должны расплачиваться за все, что было совершено.
   Монго не собирался уходить от ответа, он смотрел в глаза реальности и готов разделить участь Мишеля, впрочем, как и всегда.
   №№№№№№

   О происшествии в тот же вечер стало известно государю, бледная императрица явилась к нему в слезах, и заявила, что скорее всего поэт убит этим проклятым французом. Она требовала, чтобы его отправили туда, в Париж к Дантесу, как они могут убивать наших поэтов, глазом не моргнув.
   Но все это Николай Павлович пропустил мимо ушей, его интересовал не француз, которого подставили его же бравые гусары, а тот, кто не только не давал ему покоя, но пошел по следам бунтовщиков и Пушкина, его он одним махом записал в ту самую компанию, хотя прекрасно знал, что поэт не был причастен к происходящему никаким образом. Не он ли сам читал все протоколы допросов, а кого-то и допрашивал, не доверяя этого дела никому из своих следователей.
   До утра он решил не суетиться, пусть поспит у себя дома, а то помрет, и придется потом носиться с его телом и оправдываться снова и снова. Узнав утром, что поэт жив, хотя не совсем здоров, он приказал его арестовать, не обращая внимания не протесты императрицы.
   Утром в бабушкином доме появились посланники императора с приказом об аресте. Она поняла, что спорить бесполезно, будет только хуже и отошла в сторону.
   Когда его увели, перед ней стояли только Мария и Монго, словно хотели узнать о каких-то ее распоряжениях, но что она могла им сказать?
   Монго ушел молча, так ничего и не дождавшись от Елизаветы Алексеевны.
   – Куда это он собрался? -спросила она у Марии
   – Не ведаю о том, – только и говорила она, хотя бабушка ей не поверила, и понимала, что ей -то он все сказал.
   – Пусть не дурит, он нам нужен тут, – тихо говорила бабушка, понимая, что слова ее не дойдут до него все равно, даже при всем желании, он был уже на приличном расстоянии.

Глава 21 Друзья по несчастью

   Так все оно и было, Монго отправился к государю., чтобы во всем признаться и оказаться рядом с другом. Вряд ли их посадят в одну темницу, но они будут рядом, он найдет, как связаться с Мишелем, и при его -то обаянии не устоят охранники, а императрица о них позаботится, в том не было сомнения никакого. Монго всегда слишком хорошо думал о женщинах, и ему это часто помогало в жизни. Но все на самом деле оказалось не так радужно, как им представлялось.
   Несколько дней во дворце о них не думали, кажется, забыли, им оставалось только перестукиваться и немного поговорить – камеры были рядом – вот и все развлечения.
   И Мишель говорил что-то о том, что он с печалью смотрит на это поколение. Ведь ничего им в жизни не осталось, только вот такая серость и пустота, никаких подвигов, войн, страстей, тишь да гладь. И надо же было родиться так поздно, это точно злая шутка Демона, когда его противник махнул на все рукой. Но именно к нему он обращался с благодарностью, когда снова и снова повторял «За все, за все тебя благодарю я».
   Монго понял, к чему он клонит, хотя не хотел ему о том напоминать, снова мятежный просит бури. Только Мария лучше, чем он знала, что тот написал за все эти годы. Но размышлял он все-таки о Василии Андреевиче и императоре, ставя их в один ряд по каким-то странным соображениям.
   – Пушкина они не трогали не разу, – размышлял Монго, – хотя в том декабре для этого было больше, чем надо поводов, и при желании он мог оказаться в Сибири или на Кавказе, это уж как захочется Властелину, но спокойно жил у себя, писал стихи, умножал свои победы над прекрасными дамами. А может быть и на самом деле он был совсем другим. И какая-то тайна, им не ведомая, скрывалась в нем. Мишелю только кажется, что он все понимал и чувствовал, но судить он мог со своей колокольни, а вовсе не с его.
   А ведь его никогда не трогали, ссылка в Болдино или Михайловское не в счет, то же мне наказание, его скорее хотели спасти и защитить от его бунтарского окружения. Надо признать, что никаким бунтовщиком он не был на самом деле, но в назидание тем, кто придет позднее, можно было с ним расправиться, ведь влияние его было огромным, почти у каждого из бунтарей нашли его стихи, и все-таки отбыв смутные времена в своих имениях, он возвращался в столицу, если его что-то там и удерживало, то скорее карантин, а не царский указ – не пускать, гнать прочь.
   №№№№№№№

   Когда же о них наконец вспомнили, у Мишеля было готово послание, он просил снова отправить его на Кавказ.
   – Зачем тебе это? – теперь они смогли встретиться с Монго лицом к лицу и поговорить.
   Он отметил, что оба они скучали друг без друга, даже стена в темнице оказалась большим препятствием для них. Мишель оценил его жертву, он знал, что Монго пришел туда сам, его никто не арестовывал, наверное, чтобы не поднимать лишний шум, ведь были они одного поля ягоды, и родственники у того такие же влиятельные, это за Пушкина мог заступиться только Василий Андреевич, но толку от этого заступничества не было никакого, при всем его влиянии на наследника, просил он так покорно и робко, что только из-за этого ему легко можно было отказать, но бабушку, если она пойдет в наступление и рота драгунов не остановит, и ей бесполезно объяснять, что ее внук нарушил все мыслимые и не мыслимые законы и должен быть по справедливости наказан, никакие слов не имели для нее никакой силы на этот раз, а потому связываться с ней никому не хотелось.
   Хорошо, что он сам написал прощение, меньше будет разговоров и объяснений, почему его снова ссылают без всякой жалости и снисхождения.
   Монго ждал ответа от задумчивого Мишеля, и когда уже не надеялся дождаться, тот заговорил неожиданно:
   – Да просто надоело тут все, думаю, там не страшнее и не опаснее, чем тут, и зло наскучило ему, – вдруг повторим он какую-то строчку стихотворения, непонятно как в памяти возникшего и усмехнулся своей странной улыбкой, загонявшей многих в тупик.
   Монго только кивнул в знак согласия, другого решения он и не ожидал. Сам он на войну не рвался, но ведь его о том никто и не спрашивал, оставалось только написать такое же прошение, ничего, он отдохнет потом, позднее, а пока покой им обоим только снится.

Часть 5 Прощай, столица

Глава 1 Прощание с Москвой

   Когда друзья вернулись домой, и бабушка на этот раз вышла на крыльцо, чтобы их встретить, она не могла усидеть в комнатах своих пустых, где можно было волком выть все эти дни. Навестить ее отважились только Василий Андреевич, да и то не по своей воле, он сообщил о прощении и прошении Мишеля, и о том, что нужно бы предпринять, чтобы все не было так печально.
   – Если бы он обратился к императрице, ему не надо было бы никуда уезжать, она бы с радостью его тут оставила, – говорил тот, словно просил прощение за все, что свершилось там.
   – Да не пойдет он ни на какое свидание и сделку, разве нам с вами не ведомо это, милый друг, я сама бы пошла к ней, прогнулась бы до самого пола, только никакого толка нет в том, ей нужен мальчишка -поэт, а не старуха со скверным характером, может она думает, что я смогу на него повлиять, но плохо она знает моего внука, даже на Монго трудно повлиять, хотя он славный мальчик, а на нашего никак, его можно убить, но не сломить.
   Бабушка с тревогой оглянулась на иконы, словно прося прощения за слова, произнесенные только что, дурной это знак, но она не могла скрыть досады никак.
   Василий Андреевич развел руками. Но тут появилась Мария, и он взглянул на нее почти с восторгом, она показалась ему ангелом-спасителем, разговор был страшно тяжел, а других в его жизни было мало, зная его доброту и кроткость, такие как Елизавета Алексеевна этим только и пользовались. С Марией они были друзьями по несчастью, потому что вынуждены были терпеть все это и не могли уйти и спрятаться. Велика Москва, а спрятаться -то и некуда особо, вот живи и мучайся, сколько получится.
   №№№№№№№

   Бабушка минуту назад готова была высказать им все, что накипело, но как только его увидела, улыбнулась – цел и невредим, и рана его почти зажила, но она тут же послала за доктором, чтобы убедиться, что все это так, и он не притворяется, да и перед отъездом на Кавказ, будь он проклят, у нее должна быть уверенность, что с ним все в порядке, что там он не будет маяться и страдать, потому что на ту медицину надеяться не стоит, они же не на курорты отправляются, а на войну, вот и надо тут постараться вылечить Мишеньку.
   Мишель облегченно вздохнул, гроза пока обошло его стороной, и у него есть какое-то время на передышку. Только обнимая Марию, он понял, как скучал без нее, как ее не хватало. А потому незаметно увлек ее в свою комнату, оставив Монго бабуле на растерзание, и намекнув на то, что как только та его отпустит, он должен к ним присоединиться, и виновато улыбнулся, мол, прости брат, я ни в чем не виноват, просто судьба твоя такая.
   Мария поспешно рассказывала обо всех новостях и сплетнях в свете, о визите Василия Андреевича и его намеке на милость императрицы, если Мишель напросится к ней на свидание.
   – Да не бывать этому, Кавказ так Кавказ, там мне хоть оды ей петь не надо, а может и спою, когда окажусь на безопасном расстоянии, там -то не будет грозить еще одно свидание.
   – Не рискуй, услышит и вернет тебя назад, с нее станется.
   Так они весело болтали и говорили, куда надо обязательно сходить, как только он немного отдохнет и приведет себя в порядок, чтобы было потом, о чем вспоминать вдали от дома, в том, что их туда отправят снова, сомнений никаких не было – с глаз долой, из сердца вон.
   В дверь постучали, на пороге стоял, однако, не Монго, а доктор, Мария рассмеялась и упорхнула, Мишель что-то ворчал, но подчинился, с раной его было не все в порядке, что не удивительно в тех условиях, пусть хорошенько залечивает, тут бабушка была права. А ему еще жить да жить, писать да писать.

.Глава 2 Он снова вышел в свет

   Конечно, Мишель и Монго отправились к старым и верным друзьям, и первыми на пути друзей оказались хоромы Карамзиных, – это словно поход по местам боевой славы, начинать так с самого главного и важного.
   Мишель вспомнил, что он не слишком хорошо поступал с Софьей, хотел это исправить теперь, ведь кажется тогда она искренне любила, а он был таким болваном. Мало что изменилось и теперь, хотя его прощения и раскаяния она заслужила.
   Но все благие намерения улетучились, как только он оказался рядом с милой девицей, какой-то чертенок в ее душе противился прощению и примирению, и сам он сразу разбудил в своей душе Демона, наверное, по-другому они не могли жить и чувствовать. Ему показалось, что она была рада этой встрече, но скорее всего только показалось, столько времени прошло, и она не могла не ощущать разочарования от всего, что было и всего, чего не было с ними. София была не так как глупа, как бы ему того хотелось.
   Так постепенно радость сменилась грустью и болью, и когда все повернулись к нему, он даже не услышал, что Софья в третий раз попросила его почитать стихотворение. Это было рискованным шагом с ее стороны, ведь она прекрасно знала, когда просила читать императрица, он начал читать Демона в последней редакций, чем немало встревожил даже испугал ее, теперь все было иначе, он вдруг начал читать «Тучи», зная, что весть эта быстро разнесётся по миру. Ему вовсе не хотелось казаться грустным и обидевшимся на весь мир, но и веселиться тоже было нечему. Голос как-то тух и пропадал, требовалось немало усилий для того, чтобы текст звучал, и хорошо, что он был не так велик, иначе, еще чего не хватало, они бы начали жалеть его. сочувствовать, а этого ему совсем не было нужно.
   №№№№№№

   Монго смотрел куда-то в сторону на какую-то Прекрасную Даму, чтобы скрыть волнение и смущение. Он гадал, почему на этот раз Мишель позволил себе быть таким откровенным, не потому ли, что он не надеется больше вернуться назад, или знает, что уже не вернется? От этих мыслей ему стало еще тревожнее. На глаза Софьи навернулись слезы, Алекс передернула плечами и перестала улыбаться, вероятно, они тоже почувствовали что-то подобное. Марии еще не было. Она задерживалась, наверное, потому он и решил без нее бросить им это стихотворение, она не должна так волноваться и переживать, ей и без того все время приходится за него тревожиться, так не хватит ли волнений и страданий. Все ранят своих близких, но мало кто делает это так, как он, и это ужасно, но они привыкли и закалились, он на это надеялся.
   А голос звучал все тверже и ярче, они запомнят его надолго. Может быть навсегда.

     Тучи
     Тучки небесные, вечные странники!
     Степью лазурною, цепью жемчужною
     Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники
     С милого севера в сторону южную.
     Кто же вас гонит: судьбы ли решение?
     Зависть ли тайная? злоба ль открытая?
     Или на вас тяготит преступление?
     Или друзей клевета ядовитая?
     Нет, вам наскучили нивы бесплодные…
     Чужды вам страсти и чужды страдания;
     Вечно холодные, вечно свободные,
     Нет у вас родины, нет вам изгнания

   Повисла странная тишина, никто не решился что-то сказать. Зная крутой нрав поэта, и положение спасла Скрипачка, к которой метнулась Софья, она попросила ее о чем-то и тут же зазвучала скрипка. Кто бы мог подумать, что эта юная особа может так играть на чудесном инструменте.
   Монго был благодарен Софье за то, что все так повернулось, она спасла их всех от реплик, а может и скандала какого, в зале было много народу, наверняка найдется тот, кто скажет что-то резкое и колкое, стихи вообще опасное оружие, а тем более такие стихотворения.
   Но Мишель унесся воспоминаниями в детство, в ту волшебную, почти сказочную пору, он слышал нежный голос матери, ее песню над его колыбелью и все в душе его перевернулось.
   И те, кто внимательно смотрел на скрипачку и слушал ее исполнение чудной мелодии, теперь снова повернулись к Мишелю, словно кто-то незримый просил обратить на него внимание.
   Монго, глядя на то, что творилось вокруг, подумал неожиданно, что таким они его навсегда и запомнят. Дивная музыка рождала в душах странные воспоминания.
   Как только музыка смолкла, что-то в душе Мишеля погасло в один миг, он больше не мог и не хотел там оставаться, напрасно Софья просила его побыть до ужина, не произнеся ни слова он только мотнул головой, подчеркивая, что не может или не хочет остаться, что ему надо идти.
   Душа его стремилась в старый сад, к озеру, где ему было так хорошо и спокойно в самом начале. Он старался забыть обо всем этом. Но воспоминания возвращались снова.
   В первый момент скрипачка рванулась за ним, но ее Софья остановила и удержала, дикая волна ревности охватила душу, она не ревновала его к императрице, но эта особа могла бы на него повлиять, вон как он на нее смотрел, нет, допустить этого Софья никак не могла. Она спокойно могла оставить его только с Монго и Марией, тем более теперь, когда он вспомнил о ней и навестил ее первой.

Глава 3 Ах, да Гоголь

   В то время Николай Васильевич Гоголь давно обосновался в Москве, он невероятно страдал из-за гибели Пушкина, казалось, что отняли у него что-то самое дорогое, бесценное, к чему он стремился всей душой, и вдруг его не стало, и заменить было некому, поэты Пушкинского круга от чудака были страшно далеки, они не принимали его в свой круг, так только снисходительно поглядывая с высоты, что такое Миргород и где он находится, они не ведали, столица была холодна и жестока к чужом, и только Пушкин оставался лучом света в этом мраке. Но он слышал о юном даровании, почти наизусть знал его стихотворение, обращенное к Пушкину, и очень хотел с ним встретиться.
   Вот и состоялась внезапно это встреча, когда он успел позабыть немного об опальном поэте, жилось тому, наверное, еще тяжелее, чем ему самому, хотя он принадлежал к тому самому свету по праву рождения.
   И вот наконец встреча состояла, перед ним был гусар с пронзительным взглядом, странным и таким глубоким, что даже жутко становилось.
   Знал ли он что-то о самом Николаев Васильевиче, сказать трудно, наверное, все-таки знал, хотя говорить о том не хотел, и тогда самом автору «Мертвых душ» пришлось попросить его почитать Демона, ведь о нем говорил сам Пушкин, у него было такое стихотворение, только вовсе не в духе Гоголя, что написал этот юноша опальный, говорят, что сокрушительная вещь у него получилась.
   Писатель был крайне удивлен, когда начал он читать вовсе не «Демона», а «Мцыри», эту кавказскую легенду о пленном мальчике, оказавшимся на три дня на свободе.
   Потом, когда Николай Васильевич перечитывал поэму сам, она ему понравилась очень, и он пытался вспомнить, как читал ее автор, но память его подводила, ведь в тот момент он был поражен пренебрежительным отношением к своим просьбам, не почтительному отношению если не к таланту, то хотя бы к возрасту собеседника.
   Наверное, это казалось каким-то высокомерием, даже насмешкой, на самом деле ничего такого не было и близко, просто Мишелю хотелось показать себя с другой стороны. Демона они слышали и услышат снова, а вот эту поэму, возможно он читал в первый и последний раз, и они должны ценить выбор автора, а свои обиды спрятать подальше. Но почему его должен понимать этот чужой человек, о таланте которого говорят многие, но ведь от этого он ближе и роднее не станет.

   №№№№№№№

   Монго писатель совсем не понравился, такое случалось с ним крайне редко, во всех он искал и находил что-то хорошее, но не на этот раз.
   По дороге он так и сказал:
   – Они думают, что он фантазирует, рисуя всех своих чертей и Виев, а он их изображает с натуры и издевается над всеми нами.
   – Откуда тебе это знать, ведь ты никогда не был там, откуда он родом.
   – Да знаю я, разговаривал с теми, кто там был, – как -то неопределенно говорил раздосадованный Монго, у него нет и никогда не будет ни друзей, ни женщин. Жалкий он какой-то.
   Тут уж Мишелю захотелось заступиться за писателя, но в последний момент он остановился и не стал этого делать. Они просто разные, да и что можно требовать от человека, видевшего тебя в первый раз, – об этом и сказал Мишель.
   – Это может касаться меня, но не тебя, он читал твои тексты, он много чего знает, и суждения свои по ним можно высказать.
   – Согласен, – отвечал Мишель. -Только всегда ли поэт похож на свои стихи? По текстам он составил какое-то мнение обо мне, а наяву я оказался совсем не таким, ниже ростом что ли?
   Монго усмехнулся, сравнение оказалось забавным, Мишель с самого начала страдал от того, что он был не велик ростом, и только тот факт, что таким же был и Пушкин, немного его успокаивал, а так бы совсем беда.
   – Я хотел показать ему Кавказ во всей его красе, но ему нужны были чудовища, может быть для того. чтобы перенести их в свой мир.
   Кажется, Монго его больше и не слышал, и не слушал. Теперь он унесся в какие-то неведомые дали и не хотел оттуда возвращаться.
   №№№№№

   Николай Васильевич же пытался понять этого странного человека, он забыл бы о нем, если бы не все, что тот смог написать за это время, а так просто забыть никак не получалось. И вдруг он припомнил слова Баратынского, странно напомнившего ему Мишеля – такой же замкнутый и отчужденный, и далекий от мира, но, когда он спросил о Лермонтове, тот сказал, что это только тень Пушкина.
   – Да никакая не тень, – размышлял он, – он совсем другой, вот только характер скверный и наверняка не позволит ему до конца раскрыться, а в остальном он особенный, совершенно особенный.
   И уже в тот момент он пожалел о том, что так быстро они расстались, а скоро поэт отправится на свой Кавказ. Надолго, и он не сможет наблюдать за расцветом его таланта. Жизнь устроена печально, как то нелепо, едва познакомив нас с человеком, который очень интересен, она тут же его забирает, может быть навсегда.

Глава 4 Прощание с княгиней

   А потом по настоянию Мишеля они заглянули к княгине Щербатовой – повеяло дружбой и домом, он не был влюблен, и она тоже не испытывала к нему страсти, так утверждал Монго, а уж он знал толк в подобных делах, а потому можно было спокойной размышлять, рассуждать и быть на равных с женщиной. С этим отлично справлялся Пушкин, но у него такого никогда или почти никогда не получалось
   У Марии были свои дела, и она спокойно его оставила тут, что делала крайне редко прежде. Княгине она всегда доверяла, что могло бы и оскорбить эту даму, но не оскорбляло, или она это хорошо скрывала.
   О чем говорили? О его похождениях в свете, словно речь шла совсем о другом человеке, потом о стихах. Конечно, о Демоне прежде всего, и ей он читал свою одиозную поэму с удовольствием, чтобы потом донесли Гоголю, что поэму он все-таки читал, и если бы она попросила повторить, то он бы и это сделал. Но она сделалась задумчивой и отстраненной, вероятно вспоминая о каких-то своих страстях.
   И тут же обойдя стороной тему императрицы, зачем им было нарываться на скандалы, они заговорили о французском посланнике и его приемном сыне, о том, почему он так пекся из-за него, и что могло связывать старик и этого красавчика.
   №№№№№№

   Княгиня загадочно улыбнулась, поэт нахмурился, и им в тот же миг показалось, что прощаются они навсегда. Конечно, и с нею могло что угодно случиться, ее ровесницы уже многие были в миру ином, но она думала не о себе, а о том, что скорее всего переживет не только Пушкина, а его тоже, а ведь оставаться без поэтов было так тяжко в этом мире.
   Кажется, за все время пока они там были, Монго не произнес ни слова, он превратился в какую-то довольно симпатичную статую, и даже девицы порхали мимо него и растворялись где-то в музыке и слове?
   Да, да именно в музыке и слове, потому что звучала музыка, кто-то читал свои или чужие стихи– здесь так было всегда, они и заглядывали сюда по старой памяти, чтобы насладиться шедеврами, а может и самому исполнить что-то, конечно, если об этом попросит княгиня.
   На этот раз она была странно рассеяна, и, кажется, готова пустить все на самотек. И только наконец вспомнив о своих обязанностях, она отошла куда-то, и тогда Монго спросил у Мишеля:
   – Почему?
   Ему не нужно было больше ни о чем спрашивать, тот прекрасно понял, о чем говорит его друг. Для любившего всех женщин это был важнейший вопрос в жизни, и Монго хотелось понять, как можно не быть влюбленным в княгиню, ведь душой он тянется к ней, но не был влюблен, это очевидно.
   – Мне она всегда напоминала императрицу, и это заставляет забыть о чувствах и страстях, – спокойно отвечал Мишель.
   Ответ Монго удивил, он мог подумать о чем угодно, но сходства никакого не замечал вовсе, и только после того, когда Мишель о том рассказал, он заметил что-то едва уловимое, не очень понятное, мимолетное. Но если это так, тогда понятна эта странная дружба, Мишель просто не боится влюбиться, ему это точно не грозит, а значит можно спокойно дружить так, как с другими не получается никогда.
   №№№№№№

   Княгиня вернулась снова, и заговорила об Италии
   – Она мне снится ночами, не могу дождаться, пока туда отправлюсь, а тут мне больше делать нечего, совсем.
   Мишель не знал, как ей объяснить, что ему совсем не хочется в Европу. Так было всегда, еще до злоключений, ему просто никогда туда не хотелось, даже в те места, где обитал Байрон, а в Британию мог заманить только он, но не хотелось, ему казалось, что, побывав там полгода– год, он потеряет сам себя и все, что ему было близко и дорого. Европейцем он никогда не станет, но и русским себя чувствовать тоже не будет, а это для поэта было очень важным состоянием, в прозе можно писать о чем угодно, но поэзия не терпит такого предательства. Он перестанет мыслить и чувствовать так, как здесь, в родных просторах. Пушкина не выпускали, хотя он туда рвался, но он никогда не рвался, ему это не было нужно.
   – Почему иностранцы приезжают к нам, когда нуждаются в работе и деньгах, а мы отправляемся туда развлечься и бродяжничать? – спрашивал он у Монго, и это не было притворством, он и на самом деле этого не понимал.
   – Потому что мы слепо поклоняемся всему, что там есть, а им это и в голову не приходит, – отвечал тот, – А ведь на самом деле ничего там такого и нет особенного, Русь богата и прекрасна, но мы упорно этого не замечаем. Они смогли себя так поставить, чтобы все думали, что там самое лучшее, что у них есть все, а посмотри сколько полунищих и никому не нужных готовы терпеть неудобства и служить здесь, тогда и станет понятно, что вовсе не все там так прекрасно, но разве нас в том разубедить?
   Мишель пробормотал что-то о том, что ему это наверняка не грозит, нет, уж лучше шумная столица или горделивый Кавказ, чем оказаться чужим среди чужих и душой рваться назад, проклиная все те чужие прелести.

     Глава 5 Лирическое отступление
     Вот и снова несутся, забыв о России куда-то,
     Что их гонит в туманы и смутные дали опять?
     Только там, в тишине, так измаялся ангел крылатый —
     Наших Чацких, Онегиных больше уже не догнать.

     Как хранить на чужбине, какая в том боль и отрада,
     Всюду синее небо, но земли чужие милы?
     Он остался один над просторами Летнего сада,
     А других в эти дали заморские сны увели.

     И мелькают кареты, их встретит старушка Европа,
     Перекрестки России оставив давно за спиной,
     Уносились герои к каким-то чужим перекопам,
     Шли в печальные битвы, забыв о России родной.

     Снова в ужасе Рудин рванул, но закончилась битва,
     Снова где-то Печорин не может покоя найти.
     Над чужбиной звучат и послания их, и молитвы,
     Лишь опальный поэт наш в Михайловском пишет стихи.

     Посмотреть на других и себя показать всей Европе,
     Рим, Неаполь, Париж, все годится для русской тоски.
     Только там, в иноземье, ты вспомнить язык свой попробуй,
     Если вспомнишь, пиши и картины пиши, и стихи.

     Мир прекрасен и мил, кто же спорит, творцы и скитальцы
     В звездном небе блудили, домой возвращались не в срок.
     Долго Пряхи устало искали их где-то, и пальцы
     Ненароком на нити вязли легко узелок.

     Гоголь плачет о тройке, Италией снова любуясь,
     И Тургенев в Париже за Русь поднимает бокал.
     Так живут вдалеке, и тоскуют, и знают другую,
     Небывалую Русь так, как гений ее описал.

     Жизнь несется легко или тяжко, труды и заботы,
     Мир погряз в пустоте и экстазе несбывшихся снов.
     Знаю, гении наши не могут сидеть, отчего-то
     Им в туманной Германии слышится музыка слов.

     Все бросая опять, о Москве суматошной мечтая,
     То Париж свой, то Рим оставляют скитальцы во мгле.
     Жить в Европах легко, а в России душа умирала,
     Гневно ангелы где-то все звали к родимой земле.

     И на кладбищах мира остались они в лихолетье,
     Что же делать, мой друг, им чужбина родней и милей.
     А былинная Русь снова снится во мгле на рассвете,
     Ждет напрасно и немо забывших ее сыновей.

     Что там снова за гром? Отчего так тревожно воюют?
     Это гений дуэль на Кавказе своем учинил.
     А Перун в небесах, все увидев, хрипит и лютует.
     Он вершины достиг и погиб, о, отчаянный мир.

     И не скоро к нему доберутся по грязи телеги,
     А угрюмый полковник его хоронить запретит.
     Мир устал и нелеп, только молния яростно где-то
     Это мертвое тело в немой тишине осветит.

     Ангел видит во тьме, что куда-то несутся кареты,
     Не сидится им дома, не сможет никто удержать.
     В иноземье стремятся, забыв все немые запреты,
     Эта жажда скитаний, ее не понять, не унять.

     – Где вы были куда направляетесь, ангел мой, летом?
     Вод целебных мираж, и желание мир посмотреть.
     Снова ангел усталый напрасно парит над поэтом,
     «Ни дожить не успел, не допеть ему вновь не успеть».

     И мелькают во мраке Флоренция, Вена и Прага,
     Кто на лето туда, кто на вечность уходит шутя.
     Повод есть убежать, и Европа как будто бы рада…
     И забыв обо всем, в неизвестность как прежде летят.

     – Эти русские снова, – я слышу, а дальше не ясно,
     То ли хвалят угрюмо, а может, ругают шутя.
     И несутся кареты, и ждем их обратно напрасно.
     Что же делать, мой друг, чем не тешилось наше дитя?

     Не успев повзрослеть, или может стареть не желая,
     Уносились до срока, искали, где им хорошо.
     Скорбно древняя Русь и Россия опять вспоминают
     Тех, кто рано ушел, и домой, заплутав, не пришел.

     Их чужая земля как могла в тишине укрывала,
     Иноземная речь над могилами снова слышна…
     И какая-то девушка, имя читая —рыдала…
     Вспоминала поэта и плакала снова княжна…

     Только там, в тишине, так измаялся ангел крылатый —
     Наших Чацких, Онегиных больше ему не догнать.
     Вот и снова несутся, забыв о России куда-то,
     Что их гонит в туманы и смутные дали опять?

Глава 6 Миф о Пианисте

   Тишина стояла странная, пугающая, казалось, весь мир перестал существовать. Юноша вышел в залу и стремительно направился к роялю. Музыка, это все, что ему оставалось в этом мире, удивительная музыка, она рождалась в душе его внезапно и оставалась с ним навсегда. Он записывал, он помнил все эти грезы, взлеты и падения, и они, бросаемые им в мир, казались порой странными, тревожили окружающих, но были очень красивы. Он не мог жить без музыки, испытывая страсть и полет невероятные только когда она звучала. Только в пространстве, заполненном музыкой, он чувствовал себя свободным и почти счастливым.
   Юноша был одинок, но он привык к своему одиночеству и не тяготился им. В его мир врывалась только девушка с ясными глазами -тихая и ласковая, она возникала не только в реальности, но и в мире его грез и фантазий. И он имел дерзость считать ее своей невестой, и видел главное – тот уровень понимания, которого не было в этом мире, ни у кого. Тот, кто, садясь к роялю, разговаривал с Богом, был далек и недоступен простым смертным, он это быстро понял и примирился, а что еще оставалось ему в такие минуты?
   Но девушка – этот ангел небесный, не была ли она тем посланником, которого он, слушая великолепную музыку, и привел к Пианисту?
   Это награда или наказание. О втором он не собирался думать, не обласканный этим миром, но веривший в то, что все к лучшему. Он считал ее своей невестой. До определенного момента она о том не ведала. Но творцам многое позволено и многое прощается.
   Так длилось долго, но не могло быть вечно. Когда однажды он уселся к роялю, а она оказалась, как настоящий Хранитель рядом, он оторвал свой взор от клавиш и утонул в ее глазах.
   Девушка не ожидала такого поворота, рванулась прочь. Она понимала, о чем он думает, хотя сама никогда не связывала его судьбы со своей собственной. Она очень любила музыку, ценила его божественный дар, но о муже и семье у нее были совсем иные представления, они никак не были связанны с Пианистом. Она выпорхнула в сад, словно листик, сорванный налетевшим внезапно ветром.
   Как там было тепло и тихо, и по-летнему уютно. Тревоги улеглись сами собой, она убеждала себя в том, что все это придумала, музыка увлекла ее в иные миры, с ними не было и не могло быть у нее ничего общего. Она бы окончательно успокоилась, если бы он не появился здесь же, совсем рядом, на опасно близком расстоянии. И тогда она заговорила первой, чтобы скрыть свое смущение:
   – Мне так нравится слушать вас, эти грезы, эти страсти, эти стоны, никто и никогда, вероятно не играл так нашими душами и чувствами, но это совсем другое, ведь вы мне хотели сказать…
   Она оборвала свою пылкую речь и смотрела на него, не отводя глаз.
   – Я хотел сказать, что очарован вами, и вы должны стать моей женой.
   – Это невозможно, вы созданы для любви и страсти, но не для тихой семейной жизни.
   Она выпалила это и скрылась где-то во тьме тенистой аллеи, где над миром величественно возвышались вековые деревья.
   А Пианист все еще стоял в полном одиночестве, и снова и снова звучали в памяти его слова, только что произнесенные девушкой. И в них звучала какая-то странная музыка, которая была черной, горькой, и для него пока непереносимой. Он только думал о том, что она не могла с ним так поступить, это было одной из грез, а в реальности все будет по-другому. Она разрыдается от счастья и бросится ему в объятья. Он ждал долго этого мгновения, но ждал его напрасно.
   №№№№№№№

   Девушка затаила дыхание. Она смотрела на него из своего укрытия. Все спуталось в душе ее. Она понимала, как хорошо было бы, если бы он ничего не сказал, ни о чем не спросил ее, и она могла бы слышать его музыку и дальше. Но она не жалела о том, что сказала ему о разрыве. Рано или поздно все было бы точно так же. И хорошо, что это объяснение для них уже позади.
   Незаметно, словно тень, пробралась она к себе (их дома стояли рядом, потому она и появлялась тут так часто, когда слышала музыку и знала, что он сидит у рояля), и упала на кровать в страшном волнении и смятении.
   Она понимала, что в ее жизни завершился какой-то пленительный и восхитительный этап, и теперь мир будет совсем иным. Но с этим нельзя было ничего поделать. Она была девушкой сильной и волевой, и хорошо представляла себе, что ей нужно от мира, от этой реальности. Пианист в эту картину не вписывался.

Глава 7 После встречи

   Фредерик ждал ее появления и на следующий вечер, забыв о том, что произошло накануне в саду, но она не пришла. И тогда он принял решение, которое откладывал до сих пор только из-за нее, он решил отправиться в путешествие в Европу. Париж давно и упорно снился ему, и он должен какое-то время побыть там. Где еще могут понять его музыку и оценить талант?
   – Любовь, страсть, – это так восхитительно в вашей музыке, – говорила его седовласая тетушка.
   – Но это так далеко от семейной жизни, – услышала она его голос и была очень удивлена.
   Обычно он никогда не говорил, когда сидел у рояля, но на этот раз происходило что-то удивительное. Видно, волновало и тревожило это его чрезвычайно. Но он замолчал, страшно побледнел, и больше она не могла добиться от него ни слова. И в этой тишине пронзительно закричала ворона за распахнутым окном. Тетушка отошла в сторону, она решила, что лучше просто слушать его музыку, но не говорить с ним, нынче юноша показался ей особенно странным.
   Тогда они слышали его в последний раз. Пианист утром покинул свою Варшаву, понимая, что если он вернется домой, то случится это очень нескоро. А скорее всего не случится никогда.
   Когда она узнала, что он уехал, то разрыдалась и долго не могла прийти в себя. Как он посмел, как он мог лишить их своей музыки. Даже если она в чем-то была перед ним виновата, то и тогда он должен быть великодушнее к тем, кто его так любит. Но творцы всегда эгоистичны, а чаще всего и жестоки до невероятности.
   Путешествие – вечное спасение от всех проблем, которые могут появляться в реальности. Он устремился в неизвестность, и ни слышали они его больше, и видеть не могли.
   №№№№№

   Пианист очень скоро и стремительно вступил в мир творцов и самых обольстительных женщин. Он никогда не сомневался, что его примут и оценят здесь, в Париже. Он мог усомниться только в том, что любовь, огромная, заполняющая всю его жизнь, может быть ему дарована. Но он упорно искал именно то, чего ему так не хватало в этом мире.
   – Шопен – это восхитительно.
   – Никто никогда не был так великолепен и так печален.
   – В его музыке слышится зыбкий стон и невероятная страсть.
   – Чаровник, он опасен, потому что сведет с ума любого.
   Так щебетали светские львицы за спиной пианиста. Он не видел их лиц, погруженный в свою музыку, да и не хотел вдаваться в то, что происходило в мире. Страх разочарования сковал его душу, и должно было произойти что-то уникальное, чтобы он изменил свое мнение о них и о себе, хотя пока ни одна из них и не была в чем-то перед ним виновата. Они то наплывали странной волной, то растворялись где-то в пространстве, как и его музыка. И он усвоил, что самое приятное – не приближаться к ним, так спокойней.
   Он удивился, когда одна из дам подошла ближе и облокотилась на его рояль. Он впервые оторвал взор от клавиш и взгляну на нее.
   Ее звали Аврора. Она была знаменитой и дерзкой, он это понял сразу с первого взгляда, но она даже не понравилась ему тогда. Он и запомнил ее, потому что с ней рядом был маэстро Лист, тот на которого юный музыкант смотрел с трепетом и обожанием, и даже не надеялся так быстро с ним тут увидеться, быть представленным, но в Париже возможно все.
   Знаменитый композитор взирал на него насмешливо, но за этой улыбкой он старался скрыть раздражение, смешанное со смущением, и еще какие-то не приятные чувства в те минуты терзали его. Ему говорили о юноше, но то, что он увидел и услышал, превзошло все ожидания, уж Пианиста он мог оценить. И потом, было в нем что-то таинственно печальное, что всегда будет привлекать сердца, даже если бы мастерство его было не так совершенно.
   Аврора же просто выражала свой восторг, и при этом внимательно следила и за своим спутником, она могла представить себе, что он чувствует в эти минуты. А потом, когда гости разошлись, графиня, у которой он остановился, и рассказала ему, что Аврора недавно рассталась с самым знаменитым из поэтов и ищет себе новую жертву.
   – Будьте осторожны, дорогой, она не упускает никого из тех, к кому приближается.
   Он только застенчиво улыбнулся и не стал говорить, что она не понравилась ему, тем более что сама она была так мила.

Глава 8 Огненная муза гения. Странствия души

   Аврора – богиня утренней зари. Она была огненной музой гениального поляка.
   Десять лет он был самым счастливым и самым несчастным из смертных и стал героем ее главного романа.
   В странствиях души, наверное, любому из нас захотелось бы на миг оказаться в Париже, чтобы увидеть и услышать его, прикоснуться к вечности и снова незаметно растаять в тумане. Не это ли миг счастья – казаться в мире. где изысканно царит музыка

     А если музыка устала возрождаться
     И гибнуть снова, что там впереди?
     Безумный свет несется в ритме вальса,
     И с розою увядшей на груди
     Какой —то граф. Какая там эпоха?
     Мне б до Шопена снова дотянуться,
     И прикоснуться к гению, и вздоха
     Почуяв обреченность, в мир вернуться.

     Мы были там, в тумане грез, в Париже,
     Раскрыт рояль и он так зол и груб,
     А я, в мерцании огня увижу
     Лишь ярость пальцев, ужас бледных губ.
     Она ушла с другим, а он не может,
     Он вынужден нам музыку дарить.
     И лишь «Баллада» боль страданья множит.
     А хочется и верить и любить.
     2
     И пусть Варшава милая лишь снится,
     Не дотянуться, не уйти назад.
     Он в ярости, опущены ресницы,
     И пальцы чуть заметно, но дрожат.
     Ни молодость, ни радость, ни стихия,
     Ничто нас не спасает от хандры,
     Да, гений он, да призрачный мессия,
     Уставший от безумия игры.

     И где-то за окном мелькнет Аврора,
     Предательски печальная заря.
     – Что вы хотите, все-таки минора
     Не избежать, вы радовались зря.
     И зыбкий стон в мелодии таится,
     И не услышать мне, не убежать,
     Как он остаться без нее боится,
     Я вижу пальцы, как они дрожат..
     3
     Вольна, теперь могу за ней рвануться,
     Все рассказать, потребовать прийти.
     Но только он так странно улыбнулся:
     – Не надо, -просит, -можно ли спасти
     Тот мир, где грезы страстью обернутся,
     А страсть пройдет, как первая гроза.
     Мне к ней, как и в Варшаву, не вернуться.
     – Куда же вы? Уходит в никуда.

     Наверное, он вспомнил об Орфее,
     Летящем в бездну, спорящим с судьбой.
     – Ее вернуть я тоже не посмею.
     Вечерняя заря, тоска и боль.
     Он говорил нам, что она богиня,
     И потому напрасны все мольбы.
     – Вы милая, но вряд ли вы любили,
     И милости просили у судьбы.
     4
     Заснежена печальная Варшава,
     В тоске своей извечной по нему.
     Пусть не Аврора, мировая слава
     Прильнет опять к герою своему.
     А он так безнадежно улыбнется,
     И снова в тишине раскрыт рояль,
     Свеча погаснет, только встрепенется
     Душа навстречу музыке, как жаль…

     И вдруг туман, и полумрак осветит-
     Его Аврора с розою в руках,
     И нет его счастливее на свете,
     Мажор «Баллады», музыка легка.
     – Прости, ведь я сказать тебе забыла.
     – Молчите, как вы можете, зачем.
     – А ты его когда-нибудь любила?
     Ты ничего не ведаешь совсем.
     5
     И где-там, в той темноте аллеи,
     Они остались навсегда в плену
     У страсти или музыки, немею
     Пред гением, и потому кляну
     Ту женщину, которой нет дороже,
     И нет страшнее, как ее забыть,
     Она уходит, нет, она не может
     Его принять таким, его простить.

     И героиня страстного романа,
     Который ей уже не дописать,
     Живет она в сиянии обмана,
     Уйдет и возвращается опять.
     А что же он, лишь зыбкий стон и снова
     Он верит ей, он ждет ее назад,
     Рояль раскрыт, и мира нет другого.
     И пальцы обреченные дрожат.
     6
     Бессонница, он ждет зарю и знает,
     В печали бытия бывает миг,
     Когда она прекрасная, родная
     Является пред гением своим.
     И вот тогда и звезды все, и розы
     К ногам ее он бросит, веселясь,
     Там звонкий смех и радостные слезы,
     И вечность не нарушит эту связь.

     И расставаясь, снова им встречаться,
     Прядя романа трепетную нить.
     Он у рояля на рассвете счастлив,
     И без Авроры гению не жить.
     Она капризно этот мир осветит,
     Чтоб там, в Париже, смог еще творить
     Он музыку, и тот весенний ветер —
     Как может он богиню не любить?
     7
     Любить богиню-странная забава,
     От чаянья любви легко хмелеть,
     Баллады трепет, призрачная слава,
     Все мишура, ему бы еще успеть
     В ее объятья, до рассвета пропасть.
     А кажется, что это только миг.
     И пленников любви понять попробуй,
     Для них ничто и музыка, и мир.

Глава 9 Два гения

   Одиночество дома, среди своих – это полбеды. Но настоящая беда – одиночество в Париже. Появляясь в многолюдных салонах, он искал знакомых.
   Никто не отрицал его таланта, невероятных способностей, но ему хотелось играть для кого-то оставаться с кем-то рядом, когда не нужно было играть, и просто перекинуться парой слов, улыбнуться, эта такая малость, но без нее все остальное уже не имеет такого большого значения.
   Можно какое-то время побыть одиноким в обществе, но нельзя оставаться слишком долго. И когда на одном из приемов он увидел снова Аврору, то искренне обрадовался. Без маэстро она казалась более земной и приятной.
   – Это вы, ваша игра незабываема, – ласково говорила она, не заботясь о том, что привлекает всеобщее внимание, но может, именно этого она и хотела. – А я и не думала, что меня еще может что-то удивить в этом мире.
   Она говорила, он просто стоял рядом и слушал звуки ее голоса, и думал о том, что больше здесь он не был один. В тот вечер он играл только для нее. А за спиной говорили о их связи, и эта сплетня была самой последней, а потому и главной новостью. Она была все время рядом и благосклонно улыбалась.
   – Не обижайтесь, они так любят перемыть другим косточки. Вы много чего еще невероятного, а то и нелепого услышите. Но может, стоит на этот раз оправдать их надежды.
   Он не понимал, о чем она говорила, хотя не мог не догадываться, странные намеки взволновали его невероятно. Ее предложение было похоже, скорее, на шутку, она улыбалась, но ему не хотелось, чтобы она так шутила, зная, как он тут одинок. Ей, всегда окруженной множеством знакомых, легко шутить.
   – Я жду вас, Шопен, – услышал он ее голос, когда пора было отправляться домой. – Мне так хочется еще послушать вас, но не здесь.
   – Я буду у вас, как только вырвусь от них, я буду у вас, – повторил он.
   И на этот они расстались, но ненадолго. Пианист всегда выполнял свои обещания. Предупреждения графини об опасности к тому времени он давно забыл. Он не мог обмануть ее ожиданий, да и не хотел обманывать.
   №№№№№

   Аврора вошла в залу, залитую лунным светом, и снова была совсем другой, такой мягкой и домашней. Чтобы не смущаться, он сразу шагнул к роялю. Никогда прежде он не играл так хорошо, даже для той, которую считал недавно своей невестой.
   Полет над бездной, страх и тревога, все отразилось в его новой Балладе. Аврора была на таком опасно близком расстоянии, что у него закружилась голова от аромата ее духов. Он уже знал, что полностью подчинится ее воле. Но и она была заворожена его музыкой. Эта ночь стала первой в веренице ночей, которые они провели вместе, и принадлежали только друг другу.
   Сплетни витали теперь не на пустом месте, но какое дело было до них влюбленным. И только поэт, ею вероломно оставленный совсем недавно, горестно усмехнулся. Он один знал то, что еще не было известно другим, Пианист стал очередной ее игрушкой. Потом, когда он надоест ей, появится роман, где она будет вознесена до небес, а он брошен в ад, и она отправится дальше в путешествии за их душами, эта женщина была настоящим Мефистофелем. Но пусть он сам в том убедится, пока говорить ему о том бесполезно, да он и не собирался этого делать.
   Пианист был счастлив, та страсть, о которой твердила его невеста, она полностью полонила его душу, от нее не было спасения. Они удалились на природу и были представлены друг другу, самые великолепные его вещи рождались здесь, она слышала их первая, и часто замирала от восторга.
   Если бы он не заболел. Но признаки чахотки становились все очевиднее. В ее глазах появилась тревога и усталость. Она отдалялась, уходила все дальше. И только он и думать не хотел о разлуке. Грусть, печаль, черное крыло смерти, которое порой над его головой отпускалось все ниже, это приводило ее в ужас, и она не могла владеть своими чувствами.
   Она случайно в те дни встретилась с поэтом, он признался, что так и не смог забыть ее. Она ничего не ответила. Он знал, что чувства к ней – болезнь, без нее еще хуже, чем с ней. И он готов был вернуться, но она не звала его обратно, у нее в те дни были совсем другие заботы и хлопоты – Аврора хотела только одного – быть снова свободной.
   Поэт ушел в небытие, но и Пианист давно был обречен. Для него оставалась только великолепная музыка, она была и мукой, и спасением.
   №№№№№

   Графиня с грустью слушала свою знакомую, та сообщала, что Аврора написала гнусный роман и ушла от Пианиста.
   – Бессердечная, но что еще можно было ждать от нее?
   Они встретились через год, почти случайно. И она, улыбнувшись, направилась к нему. Он отстранился и двинулся к выходу на глазах у всех. Ни единого слова, только каменная бледность отразилась на прекрасном лице.
   Она усмехнулась, повернулась к кому-то из старых знакомых и оживленно (слишком оживленно) заговорила о чем-то.
   Больше они в этой жизни не виделись.

Глава 10 Зыбкий стон Шопена

   Княгиня исчезла, но ненадолго. Как только полились чудесны звуки музыки, Мишель направился к роялю. Там снова царила эта фея, порхая в звуках музыки. Она была прекрасна, и звучал Шопен. Конечно, о нем столько говорили не только в салонах Парижа и Рима, но и в Москве, и в Петербурге тоже, в те дни был пик его прижизненной славы, что случалось во все времена с пианистами не так часто, но этот великолепный поляк был широко известен тогда, еще при жизни.
   Все, кто был в салоне, вольно или невольно повернулись к ней. Никто не решился бы попросить ее исполнить его «Баллады», а именно с них она начала, и потому она решила это сделать сама. Пусть мир наполнится музыкой, чудесной музыкой.
   Там было как обычно очень много народу. Но и Мишелю и ей казалось, что они остались тут вдвоем, что уединились, потому остальные, даже Монго, были на приличном расстоянии от них, словно хотели отступить и боялись приблизиться.
   №№№№№№№

   Княгиня тихо заговорила, ей хотелось, чтобы слышал только он.
   – Мы виделись в Париже, я слышала гения, эта музыка в его исполнении звучала действительно божественно, – улыбнулась она своей неповторимой улыбкой, которая должна была передать все то блаженство, то наслаждение ею тогда испытанное.
   И хотя поэт ничего не спрашивал и просто слушал ее, она продолжала, понимая, что ему это очень интересно, что и музыку, и ее голос он будет вспоминать потом в горах Кавказа, лишенный светского общества, он мысленно с ними останется. Ведь и сам он обладал не только музыкальным слухом, но и прекрасно играл на скрипке, и хорошую музыку ощущал всей душой. А она могла сделать для него такой подарок, и немного покрасоваться перед остальными.
   – В первый раз я не узнала его, пока еще не было названо имя, да и то мне показалось, что какого-то Пианиста просят исполнить музыку Шопена, но как только он склонился к роялю, я сразу поняла, а скорее почувствовала, кто это такой, ни один пианист не смог бы передать то, что он поведал нам в тот вечер, так можно было исполнять только свою музыку, дарить миру только свою душу. А за ней скрывается все пережитое, все прекрасное и неповторимое, что было в этом мире. Кажется, он был безнадежно влюблен в свою Аврору. Да нет, не кажется, это так и было, об этом говорил весь Париж.
   Княгиня тяжело вздохнула, словно завидовала знаменитой писательнице. И кто же ей не завидовал, был ли такой человек в мире?
   – Нет, нет, – запротестовала она, хотя поэт не произнес ни звука, но, наверное, она прочитала это в его глазах, – просто она поиграет с ним как с Мюссе и оставит только разбитое сердце, и ничего больше. Поднимется и уйдет, словно проходила мимо и заглянула только на минутку.
   №№№№№№

   Мишелю показалось, что она говорит не о гении, а о нем, словно его хочет о чем-то предупредить, отсюда и этот тихий голос, и кружащий голову интим – ведь это так чарующе прекрасно. Потом те, кто все видели, будут спрашивать друг у друга, о чем они шептались, что такое она могла ему сказать, отчего он так странно переменился в лице, ведь не судьба же Шопена его так волнует и тревожит, поэт эгоистичен до истерики, и вряд ли он станет волноваться из-за другого.
   – Я слышал у Софии такую скрипачку удивительную, но не обошлось там без Демона, столь юная особа просто не может так играть, не отдав ему свою душу. И вы правы, они такими рождаются и платят за это невероятную цену, но, наверное, это того стоит.
   – Скоро вам отправляться к горцам? -спросила она
   – Надеюсь, что скоро, здесь становится слишком душно, и вы знаете почему, дорогая, но как только я уйду в отставку и вернусь, мы с вами обязательно отправимся в Париж, чтобы послушать Маэстро, вы меня уговорили. Еще час назад никуда не собирался, а теперь вдруг собрался.
   В улыбке ее появилась печаль, она думала о том, что ни один ни второй не доживут до этой встречи, возможно и она тоже не доживет, а если будет жива и невредима, что с того, ей не с кем разделить будет радость и печаль, поэты уходят стремительно и часто не по своей воле.
   – Музыка, только музыка может владеть нашими душами, – как-то неопределенно размышляла она словно старалась уйти от ответа на незаданный вопрос. Пусть все забудется поскорее.
   И если прислушаться к речи, то мало что там понять можно было, но эти двое все прекрасно понимали, и диалог этот мог длиться, вот только музыка внезапно оборвалась.
   – Мы поедем в Париж, – склонившись к ней произнес Мишель, кажется, он ничего не собирался забывать, какой упрямый.
   Тогда она решила ему ответить:
   – Но там снова можно столкнуться с Барантом и Дантес еще жив и здоров, – встрепенулась княгиня.
   Кажется, она искренне переживала за Мишеля и чего-то боялась, это ему было приятно сознавать. Конечно, и бабушка, и Мария, и Монго заботились о нем всегда, но это совсем другое, перед ним была восхитительная женщина, и его судьба ей не безразлична.
   №№№№№

   Судьба Шопена показалась Мишелю каким-то странным знаком, он указывал на то, что он должен оставаться там, где родился, ведь не зря он так долго его слушал и слышал все, что с ним случилось на чужбине, это не было случайностью, это было предупреждением, чтобы он не отправлялся, куда не нужно. Хотя есть ли такое место, где ему будет безопасно, ну может быть высоко в горах Кавказа, так и там и камнепады, и хищные птицы, и много иных опасностей, и все-таки не столько, сколько в мире среди людей.
   Ему мучительно захотелось вернуться домой, словно это было уже почти не реально, словно и дорогу к дому он не сможет отыскать, если не поторопиться. Монго часто в таких случаях спрашивал, что с ним творится, но он не знал этого сам и уж точно не мог ему объяснить. И только переступив порог своей обители – так он называл родной дом, он немного успокоился, стал размышлять здраво, словно опьянение прошло. Но у него во рту не было
   ни капли вина, все это творила музыка и близость прекрасной женщины.
   Мишель в тот же вечер все-таки написал прошение об отставке, хотя вовсе не был уверен, что поступает правильно. Но написано, так написано, дело сделано, а что потом будет не так и важно.

Глава 11 Император недоволен

   Мишель не только написал прошение об отставке, но и позволил бабушке на него взглянуть. Ему не хотелось, чтобы она просила его о том дважды, пусть успокоится и не упрекает его ни в чем, ведь вся ее жизнь – это его невзгоды и проблемы.
   Елизавете Алексеевне осталось убедиться, что оно дойдет туда, куда следует, потому она тут же послала Марию к Василию Андреевичу и потребовала, чтобы он сообщил ей, как только Его Величеством будет принято решение о судьбе ее внука. Какие-то дурные предчувствия не давали ей покоя, стоило только уговорить Мишеля, как поднимется император и припомнит ему все, что надо и что не надо.
   Василий Андреевич не надеялся на успех, но деваться ему было некуда. Император попросил что-нибудь из прозы поэта.
   – Стихов я не люблю и не понимаю, – говорил он, – и вам ли это не ведомо, – а вот в прозе сразу видно, кто и чего стоит.
   Тут же ему был передан роман «Герой нашего времени», теперь оставалось только ждать прочтения и решения Его величества. Оно не заставило себя ждать, что было дурным знаком. Василий Андреевич не успел даже встретиться и переговорить с императрицей и наследником. Кажется, на это Николай и надеялся больше всего, выслушивать стенания, просьбы жены ему совсем не хотелось, тем более, решение он принял и менять его даже в угоду ей не собирался.

   №№№№№№№№

   Учитель стоял в тени, когда услышал приговор поэту:
   – И кто его там хвалит? Жалкое дарование, извращенный ум автора. О чем он вообще пишет, что за сюжет, да это вам не «Капитанская дочка» и не «История Пугачева», и ладно императрица, она думает совсем о другом, ей Оды нужны и Элегии, но что мы с вами предъявим остальному миру, вы же учитель, Василий Андреевич, прекрасный учитель, кто или что заставляет вас защищать этого поэта, уж не моя ли жена?
   Учитель молчал, да и что было сказать на такую отповедь?
   Император не рассчитывал на сопротивление, и все-таки никак не мог понять, как тот мог попасть под обаяние такого гусара, да что они вообще все с ним носятся, как с писаной торбой. Пусть служит дальше, воин он не из худших, а все остальное от лукавого.
   Жуковский был недоволен разговором, императором и в первую очередь собой, ему вдруг показалось, что он во всем виноват, все, кто с ним сталкивались – погибали. Он никого не смог защитить и уберечь от произвола, даже не пытался доказать, как велик талант молодого поэта, как он может вырасти и развиться. Но может быт это не случайно его остановило, если бы он смог это доказать, то было бы еще хуже, хотя куда уж хуже.
   Перед глазами стояли последние минуты жизни Пушкина, его немой укор не из-за дуэли, конечно, а из-за того, что это он не позволил написать «Руслана и Людмилу» так, как ему хотелось, в начале не позволил, и потом, позднее, как только они возвращались к славянскому эпосу, он снова был тверд как никогда, говорил, что надо заняться другим, что пока не время. Словно для него когда-то будет время. Западники особенно сильны и нетерпимы к ним. И если они возьмутся за дело, то поэту станет по-настоящему тошно. Он мог говорить о том часами, но суть от этого не менялась, он не может и не должен писать преданий старины глубокой.
   №№№№№№

   Но там все непоправимо, тут еще что-то нужно поправить, только что и как, вот где он загонял себя в тупик, что передать Елизавете Алексеевне из слов, которые он услышал от императора, Мишелю вообще ничего говорить не стоит, лучше сказать, что это просто ревность, что император его ревнует к своей жене и потому оставлять здесь не хочет, надо убедить ее, что следует дождаться когда Александр взойдет на трон, тогда все станет значительно легче и проще, уж он найдет слова и сможет убедить молодого императора, Александр равнодушен к сочинительству и вряд ли увидит угрозу в том, что там у них творится. Это скорее хорошо, чем плохо, не стоит книгам столько времени уделять, это же прежде всего просто забава, не более того.
   Так оно и вышло, он поспешил к Арсеньевым, чтобы обо всем сказать, но еще до того, как он открыл рот, бабушка все или почти все поняла, и ему стало легче дышать и говорить.
   – Надежда только на наследника Александра и его милость, надо продержаться до того срока, пока он взойдет на престол, а поэт проявит себя героем на Кавказе. О нем уже и теперь ходят легенды, пусть еще немного там пробудет и все переменится окончательно.
   №№№№№№

   Как медленно не двигалась карета, но добрался он довольно быстро, и предстал перед ней во всей своей беззащитной нелепости, тут можно было вовсе ничего не говорить, но он все-таки пересказал все, или почти все, что там происходило, как обычно стараясь значительно смягчить сказанное, чтобы потом, обрастая слухами и сплетнями, оно не было так ужасно, словно от бабушки можно было что-то скрыть.
   – Дожить бы до тех времен счастливых, – заговорила она, как только он закончил пламенную речь.
   Она не ожидала много, не думала, что будет так разочарована, когда умрет последняя надежда, но быстро собралась и смогла скрыть то, о чем думала в тот самый момент.
   Кажется, она не расстроилась даже, потому что готовила себя к такому исходу. Еще меньше расстроился и сам Мишель, ведь он сделал то, что от него требовалось, не его вина, что вышло не так, как ему хотелось, да и уехать туда, это не самое худшее из всего, что могло с ними случиться. Он давно спал и видел во сне суровые красоты Кавказа, схватки, геройство и даже картины, им еще не дописанные. И Демона, того самого Демона, давно ставшего его сущностью, его радостью и его бедой. Если еще недавно это казалось маской, а сам он персонажем того маскарада, то все давно переменилось, Демон стал его реальностью, его жизнью.

Глава 12 Последний подвиг Мишеля

   Собирались в дорогу очень быстро. Еще недавно Мишель хотел остаться здесь, но теперь рвался туда в горы, где чувствовал себя значительно спокойнее, увереннее, проще.
   На этот раз с ними отправился и князь Волконский, они поехали, чтобы изловить в Чечне Шамиля – этого жуткого типа, никому не дававшего покоя.
   Мишелю казалось, что этот герой во многом похож на него самого, такой же отчаянно-храбрый до безрассудства, значит у него окажется достойный соперник, не об этом ли он мечтал все время. Он станет героем, настоящим героем своего времени, когда они того поймают, и пусть тогда император попробует не подписать его прошения об отставке. Хватит воевать, надо заняться тем делом, к которому у него всегда лежала душа. А то так в погоне за призраками и вся жизнь пройдет.
   Добрались они до Кавказа очень быстро, словно бы летели туда на всех крыльях, забыв обо всем на свете. И закрутилась завертелась та жизнь, которая в Москве и Петербурге только снилась долгими ночами, тот мир стал близок и дорог, как никакой другой.
   С чеченцами сражаться оказалось не так просто, как виделось в дороге, но Мишель без всякого страха ходил в те сражения, он прикрывал Монго и князя, как только какая-то опасность им грозила, сам же верил, что никакая пуля его не возьмет, никакая сабля ему не страшна. И эта вера оставалась пока незыблемой. Вот только сражениям и схваткам не было конца и края, Шамиль казался неуловимым и все их труды и жертвы были пока напрасными.

   №№№№№№

   До императора дошли слухи о службе Мишеля, он просматривал список представленных к наградам, удивленно поднял брови, когда увидел там и фамилию Мишеля, кто мог такую дерзость сотворить, и тут же собственной рукой его фамилию вычеркнул.
   – Ничего ему не нужно, и так все хорошо, – пробормотал он, и еще раз вычеркнул фамилию из наградного списка.
   И хотя все это происходило за закрытыми дверями, но многие о том случае узнали очень скоро, тяжело вздохнул Василий Андреевич, ему не хотелось, чтобы эта новость дошла до бабушки, душа ее и без того дышит ненавистью к императору, а если она еще о том узнает, то может натворить глупостей, несмотря на почтенный возраст.
   Но разве в наградах счастье? Нет, оно в чем-то совсем другом, но отношение к ее любимому внуку, конечно безобразное, это должен был признать даже он сам, хотя сроду никогда не роптал, а вот на этот раз не удержался. Но ропот этот был таким тихим и незаметным, что прошел бесследно, словно его и не было вовсе. И все-таки он смел возражать императору, потому что остро чувствовал несправедливость.
   №№№№№№№

   Самой главной оказалась тогда битва за Валерик. И на этот раз Мишель проявил завидное мужество и хладнокровие, Монго потом говорил родным, что это был не человек, а сам Демон, если бы он был человеком, то дюжину раз успел бы уже погибнуть.
   – За него можно было не бояться и не переживать, он был тогда в своей стихии и ничего с ним не могло случиться, – видя, что нагнал ужаса, повторял Монго и попрекал себя за то, что все это произнес.
   Но Мария только пожимала плечами, она не верила в такие превращения и думала, что он просто хотел их хоть немного успокоить.
   Но что касается самого Мишеля, его согревали воспоминания детства, и та музыка, которую он слышал в детстве, он сказал Монго, когда они остались вдвоем, что все духи им помогали и были на их стороне, ведь за ними была правда, чеченцы ничего не могли с ними сделать, вот так они и остались целы и невредимы.
   Но говоря о духах он промолчал об отце, а ведь был убежден, что тот с небес за ним следит, и он тоже стоит рядом с сыном, в той жизни им толком узнать друг друга не пришлось, но здесь и сейчас у печального героя Бородина появилась такая возможность и никто больше не мог им помешать. Тень отца следовала за ним и прикрывала его от всех пуль и других напастей.
   Он ночь напролет после той битвы говорил о Тарханах, обещал Монго, что поселится там и никуда не будет оттуда уезжать больше.
   – Там они все были живыми, там остался их дух, и мое место там, сколько же всего мне надо написать, ничего лет до 80-ти управлюсь, у меня еще вся жизнь впереди, а на войну пусть идут те, кто ничего другого делать не умеет, им там самое место.
   И так странно, почти пророчески прозвучали эти слова, что Монго вздрогнул, словно его ударили хлыстом, ведь даже он понимал, что ничего этого не будет, что не суждено ему стать стариком, к сожалению, гадалка скорее всего не ошиблась, и он будет убит на дуэли, о долголетии же говорит только потому, что знает, – ничего этого не будет.
   Но тоска его по тому миру была настолько сильна, так велика, что даже Демон, этот гордый и спесивый Демон никак не мог с ней справиться. А что говорить о людях? Они слабы и несчастны, они не могут справиться со своими чувствами.
   Тот разговор в палатке так врезался в память, что, оставшись без друга Монго никогда потом не мог забыть те слова, тот взгляд, ту улыбку и дикую уверенность в том, что так и будет. Если бы он возразил, то Мишель, наверное, бросился бы на него, полез в драку, потому он и молчал. А вдруг небеса его услышат и сбудется, какое бы это было невероятное счастье.

Глава 13 Демон на корабле призраке

   Наполеон все еще будоражил умы и сердца многих. Уже давно разбитый, исчезнувший с поля зрения, он оставался их кумиром, и Мишель в одну из лунных ночей написал стихотворение о корабле-призраке, на котором отправляется в последнее плаванье император. И в его стихотворении он покидает остров Святой Елены, чтобы вернуться в мир и снова начать борьбу за правое дело. Мишель считал несправедливым то, что властелин там оказался в полном одиночестве, он должен был вернуться и все начать сначала.
   Странные фантазии по давно ушедшим и забытым временам и людям, но, наверное, как и Байрон, он был особенным и далеко никуда не ушел, хотя так и остался призраком в этом мире.
   И ладно, все переживший и пожар Москвы Пушкин мог о нем думать и писать, все-таки современник его, но как мог родившийся лишь через два года Мишель все это знать и так ясно видеть. Уж не путешествовал ли он во времени, не перемещался ли туда, в прошлое, в сгоревшую Москву, где властелин стоял на холме и ждал ключей от завоеванного града? Ведь то, что прошло без тебя, не должно было касаться воображения поэта.
   Монго было крайне интересно прочитать финал поэмы, как он выкрутится из этой ситуации, что же там будет дальше. Он с замиранием сердца ждал продолжение, пока Мишель читал начало поэмы, и пытался понять, куда отправит своего героя поэт, фантазии его не было предела, он мог шагать по большой дороге и видеть землю в голубом сиянии, а тут всего лишь Наполеон, поверженный владыка, вырвавшийся на свободу, освободившийся от пут плена. И он узнал историю возвращения в другой мир, там, где про него все забыли, и никто давно не ждет, он внезапно возвращается.
   Мишель и сам замер от удивления, словно это писал не он, а кто-то совсем другой.
   №№№№№№№

   Разве можно так просто забыть такого героя, как они могли его забыть, этого не может быть, и все-таки он понимал, что именно так и случится со всеми воинами и героями, уж если они даже про Наполеона не помнят. Насколько коротка память у смертных, как быстро они выбирают себе иного кумира.
   Задумался Мишель не только о своем кумире, но и о себе самом тоже, что бы он не делал, какие бы подвиги не совершал на войне все это забудется, скоро забудется, и что тогда останется, что остается от человека в мире, который он рано или поздно вынужден покинуть?
   Он не произносил этого вслух, он только размышлял о том.
   – Остается любовь, – услышал он голос не человека, а скорее Демона, потому что Монго молчал, да и не его вовсе это был голос, в том не было сомнений.
   Но о другом Поэт промолчал, он видел своих товарищей на том самом корабле призраке, а ведь это значило, что век их короток и скоро,
   очень скоро им придется покинуть этот мир, скорее всего героически погибнуть тут на Кавказе, такими молодыми, полными сил и отваги. Если кто-то из них о чем-то догадался, то они не подали вида даже, и только Монго потом спросил:
   – А ты тоже был на том корабле?
   Мишель промолчал, и другу его верному все стало понятно без всяких слов.
   – Пусть они порадуются жизни, не так много ее осталось, – услышал Монго и удивился переменам, случившимся с Мишелем, с каких это пор он щадит чужие чувства и заботится о других?
   №№№№№№

   Та лунная ночь казалась чудесной, они все запомнили и не хотели больше возвращаться к свету, потому что их покою в тот же миг придет конец. Вот тогда и зазвучала где-то далеко, очень далеко в горах скрипка.
   – Ты слышишь, что за чудные звуки? – Мишель резко повернулся к другу, словно желал обратить его внимание на что-то странное и необычное.
   Монго ничего не слышал, кроме жуткого завывания ветра, и камнепада – что же мог услышать там Мишель? Ему не хотелось о том спрашивать, и он промолчал, а потом очень пожалел, что не спросил, может быть, о самом главном, что же мог слышать там его друг, но точно не ангельское пение, в те дни к своем Демону он был ближе, чем обычно. Голоса ангелов никак не могли его привлечь.
   Мишель пожалел, что не было под рукой у него скрипки, в такие минуты музыка казалась просто необходимой, и чем черт не шутит, может быть не только для него.
   Ночью ему снималась скрипачка, та самая, которую он видел и главное, слышал у Алекс когда-то в другой жизни, так давно, хотя по времени совсем не давно. Но как можно уследить за ходом времени здесь, на Кавказе, где оно кажется таким невероятным.
   Она парила над землей, и смычок едва касался струн, но при всем при том она так играла, как никогда прежде, и победно улыбалась. Мишель вспомнил, как он говорил Алекс, что она продала душу дьяволу, и потому так исполняет свои мелодии, но теперь он думал иначе, а что, если она была его ангелом – хранителем все это время, а вовсе и не дьяволом. Просто не приближалась к нему, следила за ним издалека, но хранила, продолжала хранить. И что за чудо, ему больше не хотелось покидать мир на том самом корабле– призраке, он почувствовал, что может вернуться на небеса, они больше не отвергнут его и не сбросят на землю, они примут его назад. Откуда появилось такое чувство понять он никак не мог, но оно жило в нем и согревала душу холодными и одинокими ночами.
   Видя все эти перемены, Монго мог только гадать, как и откуда они появились в его душе, что такое смог он сделать с этим миром и с собой.
   Мишель решил, что как только вернется назад, он вытрясет душу из Софьи, но заставит ее найти ту скрипачку, ему хотелось увидеть ее и побыть с ней хоть какое-то время, если на земле у него есть родственная душа, то они должны встретиться, обязательно должны. Одиночество, не самое лучшее из всего, что у него осталось, пусть царит музыка и прекрасная девица рядом с ним и укрощает его жизнь.
   Но это будет завтра, а пока он оставался в объятьях сна, и все еще звучала, правда все дальше и дальше та дивная музыка, увлекавшая его в вечность.

Глава 14 Тень царицы Тамары

   А потом был иной сон, прекрасные облака парили над головой и уносили его куда-то в даль. И среди тех самых облаков из старой сказки, рассказанной ему когда-то в детстве, он увидел царицу на коне. Конечно, это была Тамара, она проносилась мимо, летела куда-то, и она была прекрасна, как ангел из снов, в жизни таких точно не бывало. В такую и Пушкин мог бы влюбиться, но он, наверное, понятия о ней не имел, его больше волновала Клеопатра.
   Душа Мишеля рванулась за ней, он даже не пытался остановиться, но она была слишком высоко и слишком далеко, чтобы он мог за нею угнаться, даже если бы удалось распахнуть черные крылья за спиной, и тогда у него ничего бы не получилось. Царица улетала, ускользала, а он оставался стоять, не понимая, как быть и что еще можно сделать, чтобы не упустить ее.
   Когда же он все-таки смог за ней угнаться и заглянуть ей в лицо, то убедился, что это была вовсе не Тамара, а вероломная Дарья, готовая расправиться со всеми своими женихами, историю о ней он услышал еще во время первого своего путешествия сюда, потом прочитал в каком-то старинном свитке, и вот она ожила перед его глазами снова, почти реальная, хотя, конечно, это был только призрак.
   Но даже если это Дарья, даже если ему придется погибнуть от меча или кинжала ее верных слуг и потом оказаться в ущелье, похороненном тайно в горной реке и тогда он не собирался отказываться от свидания и ночи страсти, в том он был убежден в эти минуты страстного полета.
   №№№№№№

   Утром Мишель направился вместе с Монго к тому самому Дарьялу, где нашли свою могилу многие из его предшественников реальные или вымышленные, теперь этого не узнать никогда.
   Как и все горные реки, эта была очень быстрой, стремительной, и долго, очень долго поэт стоял над ее потоками и вслушивался, всматривался в то, что там творится.
   Монго показалось, что у него готова какая-то новая поэма, а потом он сделал несколько набросков для того, чтобы потом поработать над картиной, ему хотелось как можно точнее запечатлеть эти места, ведь он больше сюда не собирался возвращаться, даже на отдых, не то, что на службу, нет с него хватит, все, что он мог он уже сделал, пора бы и отдохнуть немного.
   Какими сладостными были мысли об уединении и творчестве, он и в свет -то больше выезжать не собирался, чтобы не тратить время напрасно и не заводить для себя новых врагов, а без этого его вылазки никак не обходились, но жажда творить теперь была значительно сильнее, это не заполнение времени между балами, визитами, свиданиями, сражениями – это вся жизнь, а вот балы и свидания, они останутся где-то за чертой, ему не надо было столько времени и внимания им уделять. Да и так он свое отгулял и оттанцевал, сколько же можно? Жизнь коротка у любого человека, а у такого как он она может быть еще короче, а потому надо и жить торопиться и чувствовать спешить, а главное творить, потому что без творчества он ничто.
   №№№№№№

   Вдоволь налюбовавшись шипением и воем горной реки, они уже хотели возвращаться, но не сговариваясь пошли в другую сторону. Что это было и кто их туда вел, сказать трудно, но на пути у них оказался старинных замок, легенды, вероятно, не обманывали, это был тот самый замок, где совершались убийства после страстных ночей. Но ведь пока они не увидели его, не верили в то, что он может существовать, ан нет, был все-таки, жутковато было там для обычного человека, но только не для Мишеля.
   И тут же завыл ветер, замелькали какие-то призраки, наверное, не упокоенных душ. Они так и не смогли понять, почему тут оказались, почему они умерли так быстро и так странно, вот и метались, не находя покоя, и пытались понять и узнать, что же с ними стряслось на самом деле.
   Когда Монго наконец удалось увести Мишеля подальше от этого места, он только и смог выдохнуть и заявить:
   – Демоны – это женщины, а не мужчины, особенно царицы, – задумчиво говорил Монго, – он с улыбкой и грустью вспоминал позднее о своих похождениях, сожалея только о том, что ничто больше не повторится, один без Мишеля он больше не сделал бы и шагу к тому самому замку. Хотя часто ночами ему казалось, что разыскали они его в тот день не просто так, что именно там душа Мишеля и поселится, будет упорно звать его назад, что живые не должны быть в окружении призраков, даже таких дорогих и прекрасных, без которых и жизнь им больше не жизнь.
   №№№№№

   Монго боялся искушения все-таки отправиться туда, потому что тоска его была порой так сильна, что он считал, лучше помереть, чем вот так одному оставаться среди скалистых гор и чужих воинов. Но пока есть возможность, надо пожить подальше от этих мест, конечно.
   Но что-то в последний момент его останавливало, он слышал слова бабушки о том, что мертвые настроены враждебно к живым, ну кроме самых близких, и от них нужно ждать беды.
   – Ничего, мы встретимся с тобой позднее, -говорил он, уговаривая то ли себя самого, то ли Мишеля.
   – Ты жди меня, и я приду к тебе, непременно приду, куда мне от тебя деваться, но только не сейчас.
   Тогда он не пошел туда, к пропасти, он просто удалился. Как ни трудно было это сознавать, но жизнь продолжалась для Монго, у него было еще какое-то время для того, чтобы оставаться тут, а уж потом он отправится к Мишелю, тогда они снова будут вместе.

Глава 15 Портрет монахини

   Всем вместе им был тогда отмерен еще какой-то срок, и накал сражений сменялся минутами затишья и удивительного покоя, такого, какого не бывало и в Тарханах прежде. Может их просто можно было только там и почувствовать, где раздаются выстрелы и грохочет война.
   В один из таких спокойных вечеров, когда они были втроем и о чем-то негромко разговаривали, вдруг поняли, что Мишель не слушает их, Монго сказал что-то колкое и неприятное, тот даже не пошевелился, чтобы это значило? Чем он мог быть так занят в те минуты.
   И хотя поэт сидел так, что разглядеть его тетрадь и то, что там было в ней не так просто, Монго понял, что он не писал, он рисовал, это стало понятно по характерным движениям карандаша. Да и ничего удивительного, ведь на полях его рукописей все время возникали рисунки, порой как иллюстрации к тексту, иногда наоборот они предваряли текст, и он только должен был быть записан, а рисунок – набросок, эскиз к нему, когда творец одинаково хорошо владеет приемами живописи и слова, то вряд ли ему понять, что первично, и что из чего возникает.
   Текста, если он и был, Монго так и не разглядел, рисунок явно был большим, на всю ширину листа, он заметил монашеские одежды, склоненную голову, странный свет, исходящий от портрета монахини, теперь уже и князь видел, что это портрет одной прекрасно им знакомой особы.
   Мишель злился, но упорно молчал, ему не хотелось ссориться с друзьями и тут оставаться в одиночестве. Но кажется эти двое сговорились на этот раз
   – Ты все никак не можешь забыть о ней, но вспомни ее мужа, это же изверг настоящий, ты и себе и главное ей навредишь, она-то перед ним беззащитна и все время рядом находится. Судьба Нины будет только цветочками в сравнении с тем, что он с ней сделает.
   Мишель молчал, только внутри у него все закипало еще больше, он теперь едва сдерживался. А товарищи его не останавливались:
   – Разве мало девиц прекрасных, оставь ее, она не Тамара, она погибнет и без твоего участия. А как ты потом с этим будешь жить? Ты ведь тянешься к ней только потому, что она не с тобой, она с другим, и посмела тебе кого-то предпочесть, да и теперь на героиню Пушкина больше похожа, вот и скажет, что другому отдана и будет век ему верна, и что дальше?
   Нет, говорить об этом с ними Мишель не мог, даже с Монго наедине, а уж с князем тем более. Критик был прав, это Онегин скучал, а Печорин глубоко страдал. Да и не знал, не ведал он сам что толкало его к этой пропасти, почему он через столько лет не хотел ее забывать или не мог забыть? Что такое с ним творилось. И они были правы в одном, будет ли он ее преследовать, добьется ли ее расположения, все равно ей будет одинаково скверно с ним рядом, она не сможет дальше жить, и все оборвется, не успев начаться.
   №№№№№№№

   Князь и Монго переглянулись, они хотели понять, куда он побежал и чего можно ждать от такой воспитательной работы. Но уж точно ничего хорошего, зная характер Мишеля они и не ждали. Хотя и следовать за ним повсюду по пятам они тоже не могли, Мишель был взрослым человеком, так он натворит еще больше глупостей.
   В памяти Монго возникло строгое, почти суровое лицо бабушки, она не простит его, можно не сомневаться, потому что он остается гувернером, смотрителем, да кем хотите, рядом с ее ненаглядным внуком. Но ведь он не волшебник, он не может оградить Мишеля от всех бед и напастей, так не бывает, так не может быть.
   А между тем они ждали, Мишель все не появлялся, князь решил, что он отправился к какой-нибудь девице из местных, и тогда ему точно не снести головы, но он ошибся, случай с Бэлой был единственным, а теперь Мишель оказался среди воинов, сослуживцев, и решил вымести зло на тех, кто ничего о нем не знал и не мог читать ему нравоучений, с ними всегда было легче и проще, чем со всезнающими наперед, готовыми задушить исключительно из добрых побуждений.
   Кажется, в тот вечер он в первый раз схватился с Мартыновым, одним из тех, кто служил с ним вместе, а знаком был еще до прибытия на Кавказ.
   Монго не знал, как и что там началось у них, мог только догадываться, но то, что тот светловолос и голубоглаз стало для него поводом для страшной тревоги. Потом он говорил с Мартыновым и требовал от него, чтобы тот не отзывался ни на какие провокации.
   – Скажи мне обо всем, что творится, я постараюсь все уладить сам, а ты подумай о своей карьере, даже французский посланник не удержался после дуэли с Пушкиным, а что с тобой будет.
   Этот довод подействовал на Мартынова как холодный душ, но надо было быть осторожным, очень осторожным, Монго понимал, что далеко не все зависит от этого парня, Мишель хитер и коварен, и если его разозлить, тогда берегись, никакие уговоры не помогут, он бывает просто неудержим.
   Но не только это могло волновать Монго, пока он отвлекался на Мартынова, Мишель мог нападать и на кого-то другого, вот уж точно пути этого Демона неисповедимы, а они с князем только подлили масла в огонь, и теперь должны были хотя бы постараться все исправить пока еще возможно хоть что-то исправить.
   .

Глава 16 Снова в Москву 30 января 1841

   Волнения верного друга в те дни были напрасными, пока еще ничего страшного не случилось. Мартынов отошел от роковой черты, Мишелю они не позволили к ней приблизиться.
   А тут пришло известие о том, что им пора отправляться в столицу на Новогодние праздники. Можно было хотя бы ненадолго перевести дыхание.
   Как -то медленно они двигались на этот раз, и потом, в самой столице не было ничего интересного, ничего не изменилось, словно они ее и не покидали вовсе.
   В салоне Софьи он читал «Завещание», страшно сверкали глаза при этом, и он говорил, что смерть бродит за ним по пятам, и пока только чудом удавалось ее избегать.
   Алекс рванулась к Монго, отвела его в сторону, стала расспрашивать, что же такое могло случиться там, на Кавказе.
   Он рассказал о замке с приведениями, о том, что Мишель умудрился поссориться с Мартыновым:
   – А он голубоглаз и белобрыс, – с тяжелым вздохом прибавил Монго.
   – Но все это еще можно остановить.
   – Тебе ли не знать нашего поэта.
   – Да столкни ты этого Мартышку со скалы, – она то ли шутила, то ли говорила серьезно, как тут разобрать.
   – Думаешь, не появится других? – спросил он удивленно
   Алекс ничего на это не ответила, Мишель сводил с ума многих, что же им всем остается еще делать?
   №№№№№№№№

   И хотя казалось, что ничего не изменилось, но некоторые перемены все-таки были и тут, Мишель не замечал ничего, а Монго видел, что они все чаще сталкиваются с великим князем, и тот страшно недоволен тем, что Мишель будоражит умы и сердца других людей. Допускать это наследник не собирался, он знал и помнил, сколько пришлось пережить императору в первые дни творения, и не собирался переживать подобного, а для этого надо было устранить мятежного поэта.
   Василий Андреевич просчитался, надеясь, что ему удастся убедить Александра отнестись к Мишелю по-другому, он не собирался повторять чужих ошибок. И когда они столкнулись именно для того, чтобы поговорить о Мишели, император спросил:
   – Почему он здесь, что он хочет от всех от нас?
   Учитель понял, что никакого разговора не получится, просить и убеждать его в чем-то бесполезно, и надо признать, что он сам был в том виноват, как и его подопечный, нельзя так долго испытывать терпение монарших особ, они и без того долго старались не замечать того, что тут творилось, но сколько же можно?
   Оставалась слабая надежда на императрицу, и надо отдать ей должное, она оставалась верна себе, и надежда, что он будет ее поэтом все еще жила в душе, она попыталась что-то сказать наследнику, но тот даже и слушать ее не стал, как только понял, о чем и о ком она собралась с ним говорить.
   Здесь же появился и император, и он тут же поддержал брата, которому должен был передать страну рано или поздно.
   – В мире и так неспокойно, убит один из братьев Столыпиных, об этом снова все и везде говорят, а если он со своими стишками начнет опять бунтовать, то и до восстания не далеко, а чтобы этого не случилось, его надо держать подальше от обеих столиц.
   Таки оказался вердикт, который не обсуждению, ни тем более отмене не подлежал
   – Вот вы этим и займетесь, – повернулся император к Василию Андреевичу.
   Тот выслушал молча, чуть склонив голову в сторону Его Величества, не в первый раз ему было усмирять и гасить пожар.
   №№№№№№№

   Только по дороге домой он с грустью думал, что вся его жизнь так и прошла в этих противопожарных мерах, и был он главным чиновником императорской службы спасения, а была ли у него когда-то своя личная жизнь, и то, что он писал вопреки воле императора, оно ведь никогда не увидит свет, нет в том никаких сомнений. Так стоило ли оно того, надо было давно уходить, уезжать в деревню, оставаться как можно дальше от столиц, только было это не в его власти, да и что бы он делал в той самой деревне в одиночестве? Не мог он бунтовать, уже если даже Пушкин считал бунт бессмысленным и беспощадным, то о нем что говорить?
   Не было произнесено ни одного слова, но Жуковский в тот вечер стал негласным охранником Мишеля, как бы смешно это не звучало, но он не сможет справиться с Мишелем. Пока в этом не сомневался только он один, а скоро это станет понятно всем. И он мог только мечтать о том, чтобы Мишель как можно скорее отбыл к месту службы. Ведь только в этом случае для него наступит хоть какой-то покой.

Глава 17 Последняя радость

   Но не все было так мрачно и безнадежно в жизни Мишеля во время того, последнего возвращения в столицу. Василий Андреевич пока молчал, и никто из близких ничего не ведал о том, как резко настроен брат императора, а ведь с ним были связаны последние надежды на то, что все переменится в лучшую сторону, что его отправят в отставку и оставят в покое. Только надеждам этим не суждено было исполниться.
   Но зато для Мишеля в те дни сверкнул последний луч ослепительного зимнего солнца, и это было неожиданное, для него и на самом деле неожиданное столкновение с Евдокией Ростопчиной, в каком -то салоне, он точно не помнил в каком, они внезапно столкнулись, и словно искра от того самого солнца пронзила их души. Бывают же такие озарения в морозном январе, один раз в жизни, но случаются.
   Нет, столицы наши не так велики, как кажется, а светский круг тем более до безобразия мал, он знал ее еще когда учился в пансионе, но сблизился, увидел, почувствовал родственную душу именно теперь, раньше даже и не замечал вовсе, да и сама Евдокия, если и видела его тогда, то мало что могла вспомнить, только то, что они росли вместе, и вдруг, вот счастье какое.
   «Я верю, под одной звездой», – эти строки не видела даже Мария и Монго, а что говорить об остальных, прочитали они стихотворение значительно позднее, уже перебирая рукописи и все, что было им написано. Но тогда возникли какие-то смутные догадки о том, что Мишель увлечен этой тихой и отрешенной от мира девицей, ее так привыкли все считать и называть, и она отвечала ему взаимностью, что должно было стать губительно и для репутации ее, а может и для жизни самой. Об этом Мария и пыталась сказать Монго, надеясь, что тому удастся как-то на него повлиять, а если не на него, то хотя бы на нее, ведь девицей она слыла благоразумной вполне. Сочинительством занималась, и вместе шитья и вязания просиживала дни напролет над книгами, что тревожила близких, так она могла не то, что удачно не выйти замуж, а просто там не оказаться. Ведь женихи не терпят равнодушие к собственной персоне.
   Но самые близкие люди, те, кто знали ее лучше других, были уверены, что она туда и не собирается, и наоборот, готова сделать все, чтобы вдруг каким-то случайным образом там не оказаться.
   Но с Мишелем они встречались через день и каждый день и неизменно оказывались вместе, чему оба были очень и очень рады.
   №№№№№№№

   Евдокия с улыбкой относилась ко всем тревогам за нее, но ее тревожило то, что он все время говорил о гибели, словно бы это должно было случиться не нынче так завтра, но ведь и еще до Пушкинских лет ему жить и жить, а в таком юном возрасте, кто же может умереть, тем более он уходит в отставку, хотя и в столицах можно найти много чего опасного для жизни, но она постарается позаботиться, чтобы ничего такого с ним тут не случилось.
   Девица смотрела на него совсем другими глазами, и она первой заметила особое отношение к Демону и ту роль, которую он играет во всем его творчестве.
   Может быть ей хотелось казаться умнее и проницательнее многих, а может она такой и была, и вовсе не хотела чего-то иного, но она заговорила не только о Демоне, еще и о Донжуане – любимом образе его кумира Байрона, и последнее его удивило сильнее всего. Нет, у него, конечно, с самого начала была Мария, но та действовала под руководством бабушки, эту никто не заставлял, и потом она же не знала всего его творчества с первых строк, значит просто угадала и почувствовала то, что там творится, а это для него казалось бесценным.
   И было еще одно притягательное качества в Евдокии – она много, очень много рассказывала ему о Пушкине. Мишель не мог знать, насколько близко она была с ним связана, как глубоко погрузилась в его творчество. А ведь даже поэты его круга вряд ли могли знать столько, они конечно в деталях помнили все факты биографии, происшествия, дуэли, но вот сами тексты, все, что он писал и как писал – это было для них значительно дальше, чем для нее. Мишель это сразу почувствовал. Кажется, она проникла во все письма и дневники поэта, и, если бы не время, не приличия, могла говорить о том часами и днями напролет. Она стала настоящей хранительницей памяти.
   №№№№№№№№

   Смогла бы приворожить его Пушкиным какая-то другая девица– вряд ли, но в ней было что-то невероятное и особенное, и Пушкин должен был гордиться тем, что она была в его кругу, что она оставалась ему верна, когда и более близкие его друзья старались не говорить, не думать о том, что творилось там с ним, а посмертная судьба вроде и вовсе их не волновала. Они хотели жить и не думать о смерти и мертвецах, тем более, покинувших этот мир добровольно.
   Вот обо всем этом он и рассказал Марии, когда та наконец стала просить у него поведать обо всем, что там творится и почему он стал так надолго от них ускользать.
   – Ну это прекрасно, если все так, как ты говоришь, – не выдержала Мария, – родственная душа – всегда хорошо.
   Она была немного обижена и может даже ревновала, хотя и понимала, как это глупо должно казаться.
   – Плохо, что мы встретились слишком поздно, – задумчиво говорил он, когда она думала о своем.
   Она попыталась спрятать улыбку, понимая, что он говорит серьезно, наверное, время для него течет вовсе не так как для всех остальных. Надо было поговорить с бабушкой и Василием Андреевичем, а может быть с князем Петром, они должны что-то сделать для того, чтобы он перестал думать, что завтра погибнет. Конечно, они намаялись с Пушкиным, и до сих пор никак не могут отойти от тех дней, но ведь прошло почти четыре года с тех трагических событий и должно что-то в их душах перемениться.
   №№№№№

   Мнение цесаревича как -то дошло до многих, и все снова стали говорить об его отъезде на Кавказ, в царской семье хотят только одного, чтобы он был как можно дальше от них, а ведь это жестоко и несправедливо, на Кавказ давно должны отправиться другие, он там был и сделал все, что от него зависело. А может он сделал больше, чем мог бы, почему опять он? Но самые могущественные вельможи из ближайшего круга никак ничего не могли сделать, сколько не старались. Вердикт был вынесен, после праздников они вместе с Монго должны были туда отправляться, и, может быть, только чудо какое-то спасет их от такого решения.
   А как же мечты о творчестве, об уединении, не этого ли ему хотелось больше всего, но ничего не получалось.

Глава 18 Любовь Мертвеца (март, весна)

   Мишель всегда оставался фаталистом, но весной, когда все расцветало, оживала природа – особенно. Может быть, так подействовали на него разговоры с Евдокией, когда она говорила о Пушкине, о его посмертной судьбе, он просто сравнил со своей жизнью и понял, что мало чем отличается она от гибели поэта, пока он еще жив, но разве не мертвец он уже теперь?
   Стихотворение называлось «Любовь мертвеца». Кто-то видел в нем ужастик, близкий к немецким балладам, и считал, что поэт отдает дань моде того времени, но близкие понимали, что пишет он только о себе самом. И не ради красного словца твердит он, что душа его мертва, а потому все ему пусто и не интересно.
   – Меня не станет в ближайшее время, – говорил Мишель, – и в том нет ничего удивительного, все безнадежно и пусто.
   Картины пустоты и мертвечины поразили Евдокию, она не хотела читать его совсем, но все-таки прочитала, а потом перечитала снова, и была потрясена еще больше, чем в первый раз.
   Но не только его новая муза, стихотворение случайно увидела Варвара, оно было вписано в альбоме ее сестры, хотя писала Мария своей рукой, но сомнения в том, кто это написал не было никакого.
   – Что это? -невольно воскликнула она и отстранилась, словно бумага в ее руках вспыхнула ясным пламенем.
   Сестра молча на нее взглянула, не ведая, что ей сказать по этому поводу.
   Она знала, что не просто так он попросил ее написать стихотворение – не сомневался, что отвергшая когда-то рано или поздно его прочтет.
   – Да, это последнее стихотворение Мишеля, – наконец произнесла она, и не могла ничего лучше придумать для объяснения.
   – Как жутко. До чего он себя довел, а ведь не так много времени прошло, – размышляла она, словно говорила сама с собой.
   Она невольно вспомнила его «Маскарад» и жуткое убийство Нины и в то время немного лучше понимать стала то, что с ним творилось.
   – Он убил сначала меня за то, что я посмела выйти не за него замуж, а теперь расправляется с собой.
   Она повернулась от окна, решив взглянуть, что думает обо всем этом Мария, но ее уже не было рядом, она куда-то успела упорхнуть
   Варвара отправилась в сад и разыскала Марию, ей надо было о чем-то обязательно спросить, хотя она еще точно не знала, о чем говорить станет.
   – А что Ростопчина, говорят, что его часто с ней видят.
   – Это так, она умна и проницательно, она понимает его так, как ни одна из нас не понимала, – спокойно отвечала Мария, – а тебе лучше забыть и не думать о Демоне, пока твой муженек ни о чем не догадался.
   – О Демоне? – зачем вы его так называете, только подливаете масла в огонь, он и так был не сносен, а теперь и вовсе до небес поднялся.
   №№№№№№№

   Мария ничего на это не ответила, а Варвара отправилась по саду, силясь не разрыдаться.
   Она вдруг поняла, что он стал еще дальше и не приблизится больше, что жизнь ее кончена, от нее просто ничего не осталось более, унылое существование с глупым и ревнивым мужем. Разве об этом она мечтала в те дни, когда только встретилась с Мишелем и вспыхнул огонь в груди, и казалось, что он будет с ней, что они все смогут одолеть, но только госпожа Ростопчина может говорить с ним на равных, а что она, глупая и никчемная девица. Лет ей, конечно, не мало, но ведь умнее и интереснее она от этого не стала, и не сможет она с ним сладить, как бы не старалась, ничего у нее не получится никогда. Любовь ее наивна и совершенно бессильна. Мария права, ей надо просто про него позабыть и никогда не вспоминать, только если бы это было так просто сделать.
   Мария появилась внезапно, так же внезапно, как и пропала совсем недавно.
   – Тебе не о чем волноваться. Он любил только одну женщину, и это ты, дорогая, – вдруг произнесла она, хотя кажется и сама не ожидала, что скажет это вдруг теперь.
   – И что с того, – с тоской в голосе отвечала Варвара, – ничего не может быть.
   – Ладно, не отчаивайся, я вот принесла тебе записки, не бойся, это не о Мишеле, это о Пушкине, однако, очень печальная история, но почитай на досуге сама, только своему дураку мужу не показывай, он непредсказуем совершенно, кто знает, что ему взбредет в голову, а потом пострадают невинные
   – Может тогда не надо, – запротестовала Варвара.
   – Да перестань трусить, ты же не ребенок малый. И почему он должен такую власть надо тобой обрести, скоро и дышать запретит, глядя на него я ненавижу всех мужей и замужества боюсь, как огня.
   Слова эти подействовали отрезвляюще. Она убедила себя, что бояться ей нечего.

Глава 19 Тайна Графини Воронцовой

   Одесса в те дни странно оживилась. Здесь появился опальный поэт, высланный самим Государем императором из столицы. Первым узнал об этом генерал-губернатор Михаил Семенович Воронцов. Он сразу же понял, что забот прибавиться. У поэта была самая дурная слава.
   Граф Воронцов вообще не любил поэтов. Он знал точно, что от них всегда нужно ждать неприятностей, смуты в умах и сердцах, а то и явного противодействия. А он привык к тому, что всегда и во всем у него был порядок, и такой, что соседи тайно ему завидовали, но они и представить себе не могли, каких трудов это ему стоило.
   Генерал взглянул на свою красавицу – жену. Графиня загадочно улыбалась каким-то своим мыслям, ему показалось, что она его не слышала.
   Но она все слышала, и даже прекрасно понимала, что больше всего волнует ее обожаемого мужа – поэт прослыл страшным Донжуаном. Говорят, у него даже был список побед его над первыми красавицами столицы. Но разве она давала когда-то повод для волнения ее блестящему мужу?
   – Почему он тебя так волнует? – мягко, почти ласково спросила она, глядя на мужа в зеркало, перед которым сидела. Она чаще всего смотрела на него в зеркало, так у них повелось с самого начала.
   – Он пылок и дерзок, дорогая, и он имел наглость заявить, что сама императрица.
   – Да мало что может сказать поэт? Разве можно верить хоть одному его слову, я не узнаю тебя, милый.
   Граф с нежностью думал, как ему повезло с женой, более любящего, нежного создания не было в его реальности, да и среди всех его знакомых и родственников тоже – он это точно знал.
   – Все это ерунда, не стоит даже волноваться, милый, кто же из поэтов не влюблен в своих императриц, на меньшее они просто не согласны. Но разве может он сравниться с императором, или с теми вельможами, которые ее окружают. Она легкомысленна, но не настолько глупа и безрассудна. И в суждениях ее было столько здравого смысла, но когда и где женщины руководствовались тем самым здравым смыслом?
   – Видел ли ты поэта? Он что, так неотразим, как о нем говорят?
   – Он черен и страшен, – презрительно усмехнулся граф.
   – Я слышала то же самое, о чем же нам беспокоиться? Если мы не будем говорить о нем, то ничего страшного с нами и не случится, – пыталась уговорить его она.
   – И все-таки я бы не опечалился, если бы черт пронес его мимо, и он не заглянул к нам. Мы не заслужили такой чести. Разве одного Пестеля нам недостаточно? – неожиданно он напомнил ей о другом бунтовщике царских кровей, который был переведен сюда в полк и столько времени не давал покоя боевому генералу.
   №№№№№№№

   В тот момент графина резко отвернулась от зеркала и от мужа, словно она хотела спрятать свое красивое лицо от него. От легкости и игривости ее больше не осталось следа. И когда этот человек с тяжелым взглядом, смущавший любого, снова воскрес в ее памяти, она почувствовала, что почва уходит из-под ног. Она была увлечена им вопреки всему. Но самое страшное даже не это, а то, что перед этой железной волей она оказалась совершенно бессильна.
   – Павел Пестель, – она специально назвала его по имени без всех титулов и званий, пусть он летит ко всем чертям, но так, чтобы она никогда больше его не видела и не слышала.
   Он упорно не видел ее, не смотрел в ее сторону даже из вежливости, ее немного успокоило то, что его не интересовали и другие женщины. Тогда она и бросила одной из своих старых знакомых, громко, чтобы слышала не только она:
   – Боюсь, дорогая, у тебя ничего не получится, он совсем не интересуется женщинами.
   Так и родился слух о странных привязанностях этого человека. Он посмел игнорировать графиню, а этого никогда не стоило делать, особенно если ее муж генерал-губернатор.
   – То же самое говорят и об императоре, они и на самом деле родственники, это у них наследственное, – прибавила ее собеседница, которая вероятно все знала и без нее.
   Она бы забыла о том странном и не приятном происшествии, если бы ее муж снова о нем не напомнил.
   Но что-то болезненное и странное вспыхнуло в душе. Она не знала, как быть и что делать. А тут еще поэт. Но на этот раз она была защищена и понимала, что ей ничего не угрожает. Но если он поможет ей достичь желанной цели, она даже готова была терпеть слухи о странной их связи, которой не было и быть не могло. Но почему бы не вести эту странную игру, здесь так скучно и пусто иногда бывает. Муж не станет ее упрекать, она всегда нравилась многим. Да и как может такая женщина и жена губернатора не нравиться. Но сам он назвал ее снежной королевой, такой она и останется с ним рядом до самого конца.
   №№№№№

   Поэт в одиночестве бродил по длинным и грязным улицам Одессы. Он ярился на весь мир. Его отлучили от Петербургского общества и ничего не дали взамен. Не стоило даже сравнивать тот и этот мир. Но он не привык долго пребывать в унынии.
   Мир великолепен. А здесь, на юге, так тепло и солнечно, и жена генерал-губернатора так хороша, хотя сам он ничего кроме ярости в душе поэта не вызвал. Все у него было слишком хорошо, и сам так хорош – настоящий баловень судьбы.
   В том, что она должна была без памяти влюбиться в него, он не сомневался. Он свято верил в то, что стоит только захотеть, и любая женщина будет у его ног. А что еще ему оставалось, как не обольщать чужих жен? Они всегда кажутся особенно прекрасными, но еще больше ему хотелось позлить, вывести из себя этого напыщенного, самодовольного генерала. Он невольно вспомнил всех обманутых мужей, которым не было числа. И улыбка озарила его лицо. И когда эти ослы, заполучив в жены красавиц, свысока своего положения смотрели на поэта, многие из них и представить себе не могли, что творится за их спинами.
   Страсть снова охватила его душу и подчинила себе разум, в такие минуты он казался одержимым и неуправляемым.
   – Я вас люблю, хоть я бешусь, – воскликнул он недавно, и это наиболее точно описание состояния его души.
   Он бывал страшен, яростен, готов все смести на своем пути, чтобы добиться своего. А уж если красавица пыталась обмануть его и выскользнуть из его объятий, то месть его была страшна. Он точно знал, что в любви, а вернее в «науке страсти нежной», все средства хороши.
   Граф горд и самоуверен, она холодна и насмешлива. Трудно понять в здравом рассудке, на что можно было тут рассчитывать. Но он и прежде никогда не умел здраво оценить ситуацию, а видел только то, что ему хотелось видеть.
   №№№№№

   Граф был уверен, что его жена, не моргнув глазом, откажет и императору. Об этом сказал кто-то рядом, и поэт вздрогнул, услышав эту фразу. Он не сомневался, что два красавца-офицера говорили о графине Воронцовой, и говорили так громко, что он не мог не слышать их слова.
   Эти люди, жившие в небольшом обществе, не собирались его впускать в свой круг. Он знал, сколько бы не пробыл тут– все равно останется чужаком для них, но не для их жен, тут же в своих размышлениях поправился поэт.
   Если бы они захотели узнать его поближе, то поняли бы, что там царила «одна, но пламенная страсть» – он должен был покорять женские тела, а если удастся, то и души их. И чем больше он покорял красавиц, тем более ему хотелось. Он и сам знал, что был одержим.
   – Снежная королева! – вырвалось у кого-то за его спиной. Словно они хотели его предупредить, чтобы он не тратил усилий напрасно, и нашел для себя что-то более легкое и мягкое, чем эта женщина. А возможно они просто издевались над ним и разжигали его черные страсти.

Глава 20. Но я другому отдана

   В ту ночь графу Воронцову снилась милая его сердцу Англия. Он с самого начала считал ее своей родиной. Там жил его отец-дипломат, там он родился, рос, получил блестящее образование. И только потом они вернулись в Россию. Но Петербург – эта мечта поэта, показался ему серым кладбищем, с вечным холодом и сыростью вокруг. Он даже обрадовался, когда император отправил его на юг, в Одессу. Он словно вырвался из этого кладбища и смог вздохнуть полной грудью.
   Здесь он сам был императором, и положение его вполне устраивало. Впрочем, надо было отдать должное губернатору – при нем край его процветал. Одесса с самого начала встретила нового губернатора радостно, о герое Бородино ходили удивительные рассказы, он был их героем. И мир стал для него родным и близким.
   Он вспомнил те скорбные дни и Бородинское сражение, когда во дворце его появился полковник Пестель. Тогда они оба вышли из ада и страшно хотели жить. Только по-разному эту жизнь понимали. Генерал хотел обустраивать ее, и делать мир уютнее и краше, Пестель же собирался делить власть с императором, или вообще стать новым Брутом для русских. Граф, не дослушал его речей резко повернувшись к окну. Все было ему чуждо, вызывало раздражение и ярость.
   Во время сражения все было понятно: свои и чужие, нужно было убивать или быть самому убитым, но все эти вольности, вся зараза, которую принесла с собой победа, становилась невыносимой.
   Те, кто сражались рядом, неожиданно оказались по разные стороны, и тут еще поэты с их вольностями, только сами они при всех своих заявлениях, единственное, что хотели получить – их жен и никак не могли умерить свои страсти. Он был уверен, что графиня благоразумна, ему нечего бояться, но ведь не все таковы, а от него исходила угроза. Пестель ему хоть в этом особых хлопот не доставлял, он развлекался в своих казармах, и не нарвался на ссоры и дуэли. А этот нигде никогда не служил, зато за пистолет хватался чаще, чем за перо, и весь мир был виноват перед ним в чем-то, словно миру, если бы он сам не задирался, было до него дело.
   №№№№№№

   При очередном его появлении, граф Воронцов не скрывал раздражения, но поэту словно и дела не было до этого. Он сухо попросил вести его осмотрительнее. Тот смотрел, не произнеся ни звука, но едва сдерживался, чтобы не надерзить, безумец.
   Масла в огонь на этот раз подлила графиня Елизавета, когда гости разошлись, и они остались вдвоем, устало снимая свои массивные драгоценности, сверкавшие при мерцании свечей (какой красивой была она в эти минуты), она снова поймала его взгляд в зеркале. Он любил стоять за ее спиной и смотреть на ее отражение. Так древний герой смотрел на Медузу, и остался жив. Зеркало защищало и графа от ее неотразимого очарования, и ему проще было говорить с ней.
   – Дорогой, я устала от его преследований и дерзости. Сначала это казалось даже забавным, но это так утомительно, он не понимает никаких слов, и слышит только то, что ему хочется слышать.
   Она помолчала немного, а потом прибавила:
   – Теперь я понимаю, почему они направили его к нам.
   – А я не понимаю, – искренне удивился он, – сами расплодили всех этих бездельников – поэтов, и не знают, что с ними делать, мало у нас забот? Но императрице подавай оды и элегии на обед и ужин, больше то заняться все одно нечем, вот и живут они припеваючи под их защитой.
   №№№№

   Они не могли знать, что поэт оставался в их саду и слышал разговор за открытым окном. Он весело проводил время с какой-то служанкой, пока еще не мог добиться самой графини, а потом, когда та поспешно убежала, решил взглянуть на графиню издалека – у нее не были еще погашены свечи.
   Он надеялся на то, что если все будет удачно, то проберется и к ней. То, что он услышал, заставило его подпрыгнуть от ярости, и сдержаться, чтобы не взреветь. Но он тут же опомнился, и решил, что она хитра. Она готова сдаться, но не хочет, чтобы муж ее в чем-то подозревал, если завтра графиня окажется на месте служанки. Ему и в голову не приходило, что возмущение ее могло быть искренним, что она любила своего мужа и не собиралась ему изменять ни с кем более серьезным, и тем более с поэтом.
   Дальнейшего их разговора он не слышал. Слуги с псами обходили графские владения, и надо было поскорее убираться, пока его еще не заметили и не приволокли к графу, как вора.
   – Ничего, дорогая, – говорил между тем граф, – еще немного и он уберется, куда ему вздумается, он не задержится здесь, протерпи немного, пока придет ответ от государя. Но он и без того у нас задержался. Но больше не будет испытывать нашего терпения.
   Она задумчиво разглядывала себя в зеркало. Муж приблизился и встал за ее спиной, положил руки ей на плечи. Но она зажмурилась, вдруг увидев там не его, не Михаила, а Павла. Что за чертовщина. Она почувствовала его теплые ладони, но все еще не могла опомниться.
   Как приятно провести этот вечер вдвоем, когда никому постороннему не надо улыбаться, ни с кем не стоит говорить.
   Графиня сняла с пальца огромный перстень и небрежно бросила его в шкатулку с драгоценностями. Освободившись от всего, что ее сковывало, она почувствовала себя свободнее и легче. О как приятно быть с мужем и не отвечать на дерзости каждого странника, который уверен, что высшее счастье для тебя принадлежать ему, и это должно непременно случиться, и ты даже рада такому дикому вторжению. И хорошо, что ее муж спокоен и терпелив, и она не даст ему повода до волнений.
   А утром, исполняя обычные свои дела, губернатор слушал очередной донос о дерзости поэта.
   – Я не стану больше терпеть его, даже если не придет позволение его Величества, готовьте приказ о его высылке, достаточно испытывать наше терпение.
   И в тот же день в столицу был отправлен отчет о принятых мерах. Генерал-губернатор не считает больше возможным оставлять поэта на вверенной ему территории. Размашистая подпись и печать. После исполненного дела он облегченно вздохнул.
   №№№№№

   Император сам читал это донесение. Он удивился бы, если бы там было начертано что-то иное.
   – Нигде и ни с кем не может ужиться этот несчастный, что же нам с ним делать дальше. Если у графа Михаила так быстро лопнуло терпение, то куда же нам отправлять его теперь? Пестеля он терпит, а этот, что еще хуже?
   Он оглянулся на верных слуг своих. Кто-то заговорил об имении под Псковом.
   – Псков? Это хорошо, там ему не с кем будет ссориться, пусть подумает, как вести себя дальше. Так и будет.
   Никто не решился в тот миг заступиться за поэта, понимая, что никакое заступничество не поможет, надо сделать это потом, когда пройдет первый гнев, пусть немного побудет в глуши. Но каждый мог припомнить возмутительную дерзость, его дуэли и бесчисленные связи, за что он и был отправлен подальше, но и это не помогло, как видно из губернаторского послания.
   – Если он затеряется где-то – невелика потеря, но надо посмотреть, куда его определить дальше, ведь в имении своем он долго не просидит, вот беда какая.
   Император не мог настаивать на том, чтобы он оставался в Одессе, если губернатор, которого он знал и любил, решился на такой шаг, значит, так тому и быть.

Глава 21 Поспешное решение

   В тот вечер, когда поэт, ни о чем не подозревавший, появился во дворце, и было объявлено о решении генерала Воронцов. Вместе со всеми слушала все и графина – она была в салоне своем, и это не стало для нее новостью. Что-то похожее на улыбку, мелькнуло в уголках ее губ.
   – Мир большой, если он будет благоразумен и осмотрителен, то найдет там для себя место.
   Генерал казался добродушным и заботливым, страшный груз спал с плеч его. А потом она удалилась к себе и взглянула на несколько листов, исписанных его порывистым подчерком, на полях красовались рисунки. Но что он себе позволяет. Он хочет запечатлеть на листах бумаги то, чего не было и не могло быть. Она была удивительно похожа, ни с кем не перепутаешь. И даже страшно представить, что он рассказывает об их романе, который существует только в его воображении. Сестра Мария вошла в комнату.
   – Тебе не хотелось быть с ним? – спросила она, когда увидела, что графиня разглядывает автографы поэта.
   – Никогда, – резко ответила она, уверенная в своей правоте, – я не настолько безумна.
   И чувствовалось, что давно она все обдумала и решила для себя. И хорошо, что в ближайшее время все завершится.
   №№№№№

   Когда графиня заглянула в шкатулку, там не оказалось перстня, того самого, от которого она так поспешно избавилась накануне. Она точно помнила, что оставляла его здесь. У нее никогда не пропадали драгоценности, особенно этот перстень, о нем ходили самые невероятные слухи. Слуги рассказывали друг другу, о проклятье, которое было на него наложено. И только бросая им всем вызов, графиня порой надевала его, но переводила дух, когда он оказывался в шкатулке, на привычном месте. Она никогда не поверила бы, что его украл кто-то из своих, не прикоснувшись к остальным драгоценностям. Мария следила за ней, она поняла, что ее сестра обнаружила пропажу и решила сразу во всем признаться, чтобы из-за нее не был наказан невиновный.
   – У тебя что-то пропало?
   – Думаю, тебе это известно не хуже моего.
   – О, Лизи, он был так настойчив, я просто не могла от него отвязаться никак не могла.
   – Думаю, что ты не смогла отказать ему и во многом другом, -усмехнулась графиня.
   Она неожиданно разрыдалась, и графиня растерялась, она никогда не слыла жадной, и была уверена, что этих вещей у нее и без того в избытке, если бы талисман не был связан с поэтом, и его бредовыми идеями об их связи, то она просто махнула бы рукой и тут же о нем забыла. Но ведь что поднимется в свете, когда он начнет хвастаться.
   – Да успокойся ты, еще не хватало, чтобы мы ссорились из-за проклятого перстня, только как можно быть такой легкомысленной.
   – Если бы ты знала, каким он может быть.
   – Не знаю, и знать не желаю. Сейчас придет Мишель, я не хочу, чтобы он узнал об этом, у него и без того забот хватает.
   Мария поспешно ушла. Графиня осталась одна, она ждала своего мужа, но думала о поэте. Он наверняка будет хвастать, что она сама в пылу страсти подарила ему этот перстень. И Мария ему в этом помогает, хотя, вероятно и не подозревает, что она творит, глупая. Она не могла понять этого и сердилась все сильнее. Бабушка была уверена, что перстень приносит несчастья, возможно, он сам копал себе яму, но видит Бог, в том не было ее вины.

Глава 22 Тайна перстня

   Поэт прижимал к груди заветный талисман. Никто и никогда не узнает, как он у него оказался. И можно будет придумать красивую историю о влюбленной графине. Он и сам начинал в нее верить. Вся Одесса знала, кому принадлежал прежде этот перстень. Так он собирался отомстить и графу, который обошел его во всем, и той, оставшейся холодной, как айсберг деве.
   Красавица-жена, карьера, Англия, он мог только мечтать о подобном. Но почему все это было дано такому пустому и вздорному человеку? Он хорош и безупречен, давно следует показать миру его истинное лицо. Он знает, как сладка бывает осуществившаяся месть.
   В последний раз поэт видел графиню Елизавету, когда ему объявили предписание императора следовать в Михайловское. Сначала он просто не мог произнести ни слова, но когда немного пришел в себя, приблизился к ней:
   – Я получил ваш подарок, позвольте поблагодарить за него.
   – Вы можете морочить голову бедняжке Марии, но на большее не рассчитывайте, – гордо заявила она в тот миг.
   Она при этом так взглянула на него, что он оторопел и в первый раз понял, что она не кокетничает и не шутит. Но еще, казалось, что ей была известна какая-то страшная тайна.
   – Ничего, – думал поэт, отойдя в сторону, – у меня есть неоспоримое доказательство, и на солнце бывают пятна. Если даже она скажет, что я украл его, то и для этого нужно к ней приблизиться.
   №№№№№

   Графиня в тот же вечер поспешно уехала в свое имение. Она не хотела и не собиралась прощаться с ним. Она успокоилась немного по дороге туда, решив, что судьба никогда больше не столкнет их.
   Поэт слушал очень вежливую, но колкую и торжественную речь графа.
   – Самовлюбленный болван, он уверен, что может распоряжаться нашими судьбами.
   Ему не хотелось признаваться в том, что именно так все оно и было.
   Он выскочил в тот самый сад, где накануне слышал их разговор. Ярко светила луна, природа казалась такой торжественной и умиротворенной, и только ему одному не было места в этом мире.
   Он бросился прочь, но потом вернулся, желая в последний раз взглянуть на графиню, и сказать ей что-то резкое и обидное, а может быть, в преддверии разлуки и она будет не такой недоступной. Она должна что-то сделать для него, уговорить своего болвана-мужа, не хочет же она на самом деле, чтобы он уехал так быстро.
   Но графини нигде не было. Мария сказала, что она уехала из города и ничего никому не сказала. Ему показалось, что кто-то невидимый всадил нож в спину и несколько раз повернул его там.
   – Она бросила меня на произвол судьбы, – в отчаянии думал он, – о, женщины, как они изменчивы и не постоянны, и как вероломны.
   На пальце оставался только ее перстень, как последнее напоминание о том, чего не было в его жизни. Она поняла, что любит его, и испугалась своей любви, по-другому ее побега он никак не мог истолковать, как ни старался. И нужно было как-то потешить свое мужское самолюбие. Признаться в том, что ничего не было, она осталась холодна и неприступна, он не мог и не хотел.
   №№№№№

   Уже по дороге в Михайловское, он понял, что только одним способом сможет отомстить ей – женится на самой обворожительной и юной красавице. Но осуществилось это лишь через несколько лет. Только отомстил поэт, скорее всего, не графине Воронцовой, а самому себе.
   Побывав в столице, граф Михаил рассказывал своей жене:
   – Он женился на семнадцатилетней дурочке, говорят она красива, но я не нашел в ней ничего привлекательного.
   – Бедняжка, но какой безумный отец согласился отдать ему свою дочь.
   – Говорят, Гончаров и на самом деле безумен, их семейство окружают какие-то страшные и дикие тайны.
   – Но и он достоин их, потому что способен превратить в ад жизнь любого, она никогда не будет с ним счастлива, этого не может быть.
   Она вспомнила, как он забрасывал ее самыми дерзкими и откровенными письмами. Она же передавала их Марии, не читая. Та, вероятно, что-то ему отвечала. Потом все, к ее радости, прекратилось.
   Но еще дальше в те дни был от них Павел Пестель. После бунта, он был повешен по приказу нового императора. Рассказывали ужасные вещи о том, что веревки обрывались несколько раз, и их казнили снова и снова. И она понимала, насколько опасен был и для нее, а не только для России этот человек. А поэт? Она слышала от Марии стихи про сожженное письмо – он что-то там снова напридумывал. Но куда еще заведут его дерзкие фантазии, невозможно даже представить себе этого.
   Его поклонники будут думать, что она и на самом деле любила поэта. Зато никто не узнает тайны графини Воронцовой, а она состояла в том, что любила она своего мужа, и была увлечена жутким заговорщиком, который метил в Бруты, но был вовремя остановлен. Но во все это было очень трудно поверить даже ее близким людям, а что говорить о тех, кто ни о чем не имел понятия.
   №№№№№

   Варвара закрыла рукопись, она хорошо понимала, почему та оказалась у нее. Сестра переживала из-за ее грядущего и подсказывала ей, как поступить должно в таком случае.
   Она и сама знала, что Мишель не Пушкин, с ним будет еще страшнее и тяжелее, стоило только оступиться и поддаться такой страсти. Какими бы не были ее чувства, губить себя, приносить в жертву она не собиралась. Она сможет устоять против такого соблазна и сохранить все, что еще можно сохранить, а это не так уж и мало в ее жизни
   Говорят, он скоро снова уезжает на войну, говорят, что оттуда не вернётся, может тогда она сможет перевести дыхание и жить, просто жить.

   Лирическое отступление

   Перстень Графини. Та самая Татьяна

     Поэт умчался в ярости куда-то
     И перстень не отдал ей в грозный час,
     Предчувствовал потери и утраты,
     Улыбки боль, и где она сейчас.
     Графиня, усмехаясь, танцевала,
     Шептала строчки, страсти роковой
     Не верила беспечная сначала,
     Потом забыть не смела, за чертой.

     Ревнивый муж победно улыбался,
     Была Одесса где-то далеко,
     И тот роман все время отражался
     В сиянии прекраснейших стихов.
     Оковы страсти упадут внезапно,
     Когда императрица на балу
     На перстень глядя, с болью и азартом
     Продолжит с ним беспечную игру.

     Мальчишка, шут, о да, поэт печальный..
     Влюблен? Простите, верила едва ль,
     И только перстня роковая тайна
     Влекла ее на этот карнавал.
     Графиня с мужем ссорилась внезапно
     И уходила в суету игры,
     Печаль терзала, тихо и невнятно
     Те строки повторяла до поры.

     Письма экстаз, невольную стихию,
     Как моря шум, и в страсти роковой,
     Казалось он Пророк, ее Мессия,
     А двор бурлил, и влек он за собой.
     Одна в гробу, вторая в черной башне,
     И никого не будет впереди,
     Ему теперь и горестно и страшно.
     Семья, друзья, дуэли и враги…

     Лишь перстень Воронцовой как расплата
     За то, что не случилось в грозный час,
     Она сама, она не виновата.
     Но эта страсть терзая, и ярясь,
     Его забросит, и найдет он снова,
     И будет ждать чего-то за чертой,
     Когда к нему вернется Воронцова,
     Когда его поманит за собой.

     Но не оставит призрачной Одессы
     Графиня, Маргаритой стать едва ли.
     И только боль и роковые пьесы,
     Его к дуэли роковой толкали.

     – Графиня, вы… И обрывает строки,
     Письма очередного в грозный миг.
     – Графиня вы безжалостны, жестоки.
     И покачнулся страсти южной мир…

     Бурлило море, в роковой столице
     Его похоронили в этот час,
     Когда мелькали призрачные лица,
     Она одна шагнула на причал.
     О чем там снова думала устало,
     Кого звала, к кому неслась во тьму.
     И чайка покачнулась и упала
     Во мрак воды. К поэту своему

     Татьяна не вернется, это ясно,
     Молчит Раевский, грозен Воронцов,
     Она теперь печальна и прекрасна,
     Роман в стихах, очарованье снов.
     И эта боль ее неизлечима,
     И трепет моря, и его глаза,
     Она была, она была любима
     Пусть только миг, и грянула гроза
     Гроза смела все роковые будни,
     Смотрела молча в мертвые глаза,
     Он утверждал, что счастлива не будет
     Его графиня больше никогда,
     Проклятье перстня и его сразило,
     А ей Одесса дивная мила,
     Его фантазий яростная сила
     До Черной речки скоро довела.

     И ни о чем, как прежде не жалея,
     И зная, никогда не быть вдвоем,
     Она в просторах зеркала немея
     Все видит отражение свое.
     Угаснут мифы, как костры к рассвету,
     Никто ее не станет укорять,
     И только тень влюблённого поэта
     Является во сне ее опять.

Часть 6 И звезда с звездою говорит

Глава 1 На краю пропасти

   «Любовь мертвеца» – так называлось то жутковатое стихотворение, теперь ходило в списках по всем салонам, но, чтобы как -то уберечь автора, о нем почти не говорили – читали молча, передавая друг другу, но и этого было достаточно для того, чтобы наследник волновался и вызвал к себе Василия Андреевич. Как только тот появился, он передал ему эти списки и пристально взглянул. Судя по всему, тот раньше его не читал, или научился так искусно притворяться.
   Потом в знак оправдания Мишеля Учитель что-то говорил о немецких балладах, которые сам переводил очень много, там так все и было, лес, ужас, мертвый младенец, и человек, летящий в бездну.
   – Вы ему их читали перед сном? – спросил Александр и про себя усмехнулся.
   Учитель мог объяснить и оправдать что угодно, только насколько далеко все это было от истины, как знать. Ему же, не только самому императору уже наскучила бесконечная борьба с поэтом, и судя по всему, ей не будет конца и края. Хотя возможно и не стоило так пристально за ним следить, ну пишет и пусть себе пишет про своих мертвецов, так нет же, бунт бессмысленный и беспощадный никак не лает ему покоя.
   Василий Андреевич на этот раз сам поспешил к бабушке, он рассказал ей о встрече с наследником
   – Ничего хорошего нас всех не ждет, – развел он руками,
   – Словно нас когда-то ждало что-то хорошее, – махнула она руками, но тут же бессилие свое оборотила в силу, это надо было видеть и слышать, как она в одно мгновение могла преобразиться, усыпив бдительность своего собеседника.
   №№№№№№

   Что он мог пообещать и что сделать?
   Тут же он составил послание к Александру, чтобы подробно объяснить все, что творится, чего стоит, а чего не стоит опасаться. Он и сам убедится в том, что на бумаге все звучало ярче и убедительнее, чем в устной его речи, таков он был, когда приходилось пусть и робко, но отстраивать что-то дорогое и близкое, он словно бы просил за себя самого, а это всегда не очень хорошо заканчивалось, увы. А тут прямо сам убедился, что все не так скверно и печально, как ему думалось.
   Да вот только одна небольшая промашка, то послание по какой-то неведомой причине так и не было передано адресату. Что там случилось, кто
   же его знает, но оно со временем затерялось среди бумаг Василия Андреевича, и никогда не было прочитано императором Александром Вторым. Хотя вряд ли что-то изменилось бы, прочти он его вовремя, но он его не прочитал и ничего не ведал о его существовании.
   Мишель узнал обо всем этом от Марии, бабушка не стала говорить с ним о визире Жуковского и хорошо, что не стала, нечего ей смотреть на его уныние и отчаяние почти.
   Он махнул рукой в полной безнадежности и заявил:
   – Да пошлю-ка я их всех к черту и отправлюсь поскорее на Кавказ, здесь просто нечем дышать давно, а там такой свежий воздух.
   И даже мысли о Евдокии больше не согревали и не моги его остановить.
   – Мне уже ничто не поможет, -говорит он, прощаясь с бабушкой, твой Жуковский даже дуэль не смог остановить, и Пушкин погиб, какая на него надежда теперь?
   Тут и появился приказ императора, в котором он требовал за 48 часов покинуть столицу. С чем была связана такая спешка? Да кто его знает, кто и что посмел рассказать ему о том, что было с поэтом, чего не было, но приказ следовало исполнить, что Мишель и сделал незамедлительно.

Глава 2 Вдова поэта

   Больше всех по этому поводу переживала конечно Евдокия, едва встретившись с поэтом, ей уже предстояло расстаться, почему жизнь так несправедлива и порой просто жестока?
   Она ненавидела императора и его наследника в те минуты так, словно это ее они лишали всего и отправляли подальше. В какой-то мере так оно и было, потому что Мишель за это время стал частью ее самой, она уже плохо представляла себя без него, отдельно от него. Она готова была за него сражаться со всем светом. Такого не было с Пушкиным, потому что противостояние не было таким явным, тогда она не верила, что с ним могут так просто расправиться, теперь пришлось в это поверить, она видела смерть поэта, она чувствовала ее кожей.
   Наверное, она предприняла бы все, чтобы отправиться следом за ним на Кавказ, но этого не требовалось, потому что он уезжал на войну, а не на курорт, и все такие попытки бесплодны на самом деле. Там она будет от него так же далеко, как и здесь. Да и подумать о семье, о своей репутации ей тоже не мешает. Ведь жизнь может оказаться не только долгой, но и очень трудной, если она что-то сделает не так.
   Но немного отойдя от горьких раздумий и смирившись со своим бессилием, она вспомнила, как Мишель мечтал о встрече с Натальей Николаевной, говорят он видел ее, но только как-то мимолетно, в толпе, пары слов не успев сказать. А это было как раз то, что она могла для него сделать без особых усилий. Да и вдове пора бы запомнить того, кто стоял в первых рядах, когда надо было защитить ее мужа и великого поэта от «наместников разврата, стоявших у трона». Но пока о том, как велик Пушкин могли не говорить, а хотя бы думать лишь немногие из самых отважных, почти отчаянных.
   №№№№№№

   О встрече она договорилась очень быстро, ей даже показалась, что Наталья Николаевна ее ждала, только не могла понять, как же она может состояться и кто ей в том поможет. Она появилась в ее доме, не дожидаясь встрече где-то в другом месте, времени совсем не оставалось.
   Наталья Николаевна сразу поняла, о чем и о ком речь.
   – Он не просил меня ни о чем, – тут же прибавила она торопливо, словно извиняясь за все, что сделала и не сделала, и при этом немного смутилась. И заметила тихую отрешенную улыбку, ей понравилась пылкость этой славной девицы, ведь она знала и ценила творчество ее мужа и была невероятно отважной при этом.
   Евдокия с трепетом ждала ответа, и вряд ли потерпела бы отказ, как и Елизавета Алексеевна, ради него она готова была если не на все, то на многое, Мария ее ревновала недаром.
   – Наверное, он, как и все считает меня виной всему, – говорила она задумчиво при свидании с Евдокией, да какая разница, мне ли привыкать к такому отношению.
   – Вовсе нет, он очень глубок и все понимает, хотя репутация его не так хороша, как хотелось бы.
   – Да уж не хуже моей, – тут же улыбнулась вдова, – куда уж хуже, вот потому я с радостью встречусь с ним, дорогая Евдокия, – думаю, что и Саша там, – она подняла глаза к небесам, – будет тому рад.
   Вот на этом они и простились только на несколько часов, условившись о том, где и как произойдет эта встреча

   №№№№№№

   Бабушка умудрилась узнать о том, что будет вечером накануне, ей словно ворон на хвосте принес эту весть. Возмущена она была страшно, даже успокоиться никак не могла.
   – Они что решили дробить его еще до прибытия на Кавказ, иди и сделай все, чтобы этой встречи не состоялось, – требовала она от Марии, понимая, что на Монго надеяться не стоит, ничего путного из этого не получится. Он растает и перед Евдокией, и перед вдовой, и все пойдет так, как не должно быть. Здесь же надо оставаться твердым до конца, а он добр и мягок, особенно, когда речь идет о прекрасных дамах. Но Мария – это совсем другое дело, она все должна сделать правильно.
   Вот только сама тетушка в том совсем не была уверена, если ему обещано такое, то и ураган не остановит Мишеля, ей придется убить Наталью Николаевну или похитить ее и спрятать где-то, на что она конечно не была способна. Вот и, судя по всему, встречи такой не избежать, но что дальше, один из-за нее погиб, жизнь второго остается на тонкой ниточке. Но заранее расстраивать и гневить Елизавету Алексеевну не стала, может быть, все сорвется и без ее вмешательства, чего только не бывает в этом мире.
   Но ничего не сорвалось, Евдокия все слишком хорошо устроила, за что Мишель ей был благодарен несказанно. Даже его несравненная Мария вряд ли что-то смогла бы сделать лучше.

Глава 3 Дар вдове гения

   И они встретились, на этот раз оба понимали кто и почему будет на этом дивном свидании, случайностью его никак нельзя было назвать.
   Наталья Николаевна смотрела на того, кто должен был на Парнасе сменить ее мужа, и пока прекрасно с этим справлялся, но хватит ли его надолго? Вряд ли.
   Мишель думал о том, что у него не будет такой печальной вдовы и это его немного успокаивало, но не слишком. Надо было признать, что тут Гений его обошел во многом, вкус его оставался безупречным, но кроме восхитительной внешности было и еще более глубинное и прекрасно в ней что-то, чего другие старались не замечать, а то и в упор не видели, и ведь это правильно,
   пока ее во всем обвиняют, их собственная вина кажется значительно меньше, но стоило только признать, что она ни в чем не виновата, и сразу все переменится в один миг. А вот Мишель понял, и готов был бросить им в лицо то, о чем в последние минуты твердил поэт, хорошо, что для этого у него совсем не оставалось времени, но когда он вернется с Кавказа, то обязательно это сделает, теперь, когда он видел все и все знал, он напишет еще одно творение, и там будет царить она и тень гения с ней рядом.
   Она словно бы выслушала этот его монолог и улыбнулась, но так тихо и застенчиво, что не каждый смог бы разглядеть эту ее улыбку, а он ее запомнил, чтобы потом отразить на бумаге.
   Наступило время для его творений, он должен был что-то прочесть, обязательно прочесть.
   №№№№№№№№№

   Он читал ей что-то -сам не помнил, что же это было, потому что много хотел сказать, но ничего не мог при этом. Радовался, что она не попросила прочесть «Смерть поэта». Она должно быть почувствовала, что он не может этого читать вслух, здесь и сейчас, «Демона» читать не хотелось, потому что она совсем другая, она не Тамара и ему не хотелось убивать ее жестоко и беспощадно, пусть живет, ей надо жить ради его детей и ради его творчества, ведь никто другой не сможет так противостоять всему этому свету холодному и беспощадному. А она только кажется хрупкой и нежной, а на самом деле она такая стойкая, как никто в этом мире, и это отрадно сознавать.
   Мария опоздала, а потому исполнить бабушкиного наказа не смогла, хотя скорее всего она специально задержалась, чтобы оставаться невинной перед свирепой старухой. Ей не придется обманывать и увиливать от ответа, в своих объяснениях она будет вполне убедительна.
   Наталья Николаевна выдохнула облегченно, когда он прочел стихотворение, написанное за несколько часов до того, потом его назовут самым мистическим и удивительным, но это будет потом, пока она слышала его первой, даже Мария, Бабушка, Монго и Евдокия не ведали о его существовании. Это был его дар вдове гения, бесценный дар, надо было признать.
   Но все рано или поздно заканчивается, им нужно было прощаться, она и так провела так много времени с ним наедине. Это было самое странное, и самое чудесное свидание, так она считала в те минуты.
   Наверное, никто не видела такой его улыбки, когда улыбались и глаза тоже, это было какое-то чудо странное.
   – Берегите себя, – на прощание тихо произнесла Наталья Николаевна.
   Поэт только беспомощно усмехнулся, понимая, что исполнить ее просьбы не сможет. Да и зачем ему было себя беречь, для кого и для чего? Понимая, о чем он думает, чему противиться, она прибавила:
   – Вам еще нужно жениться и оставить детей, как же без продолжения рода, как без этого? Так и поэты переведутся в этом мире.
   Мишель еще раз улыбнулся и ничего не это не ответил, а что говорить о том, чего никогда не случится в его жизни. Но ей не обязательно о том знать, пусть она думает, что все будет так, как ей того хочется.
   №№№№№№

   Когда Евдокия шагнула к нему, томясь в ожидании, ей казалось, что прошла вечность с той минуты, когда он скрылся за дверью, но проникнуть туда она никак не могла, не было никакого предлога, да и по какому праву вмешиваться.
   – Она великолепна, но такая печальная, – очень тихо, чтобы не коснулось чужих ушей, произнес он.
   Евдокия незаметно кинула, понять, о чем они говорят вряд ли кто-то бы смог, если бы за ними пристально наблюдали. Но кажется все тут были заняты собой любимыми и своим делами. Хотя были пара глаз и ушей все-таки, издалека за ними стелила Мария. Больше всего на свете ей хотелось понять, чем же они так заняты, о чем говорят, и главное, что было там.
   Натальи Николаевны она не видела, даже понять не могла здесь ли она или нет ее поблизости, но по виду Мишеля можно было догадаться, что она тут, что он видел ее и говорил с ней.
   Мария тяжело вздохнула, даже если бы ей и захотелось, ничего сказать бабушке она бы не смогла. Монго посмотрел на нее, а потом повернулся туда, куда устремился ее пламенный взор, его догадки были еще дальше и еще туманнее, ничего-то он не мог понять и разобрать из того, что там творилось.
   – Ничего, рано или поздно все тайное становится явным, – приблизился он к Марии, чтобы немного ее утешить.
   Но сам он вовсе не был уверен, что это так, ведь когда это касается Мишеля, то тайное частенько тайным и остается, а ему ли о том не знать?
   Вот говорят, что в свете ничего утаить невозможно, многого невозможно, но далеко не всего, если двум людям этого сильно захочется, то утаить они могут что угодно. Расспрашивать его тоже бесполезно, но если захочет, он расскажет о том сам, если конечно захочет и будет удобный случай.

Глава 4 Снова о Пушкине

   Именно в те дни и произошел этот странный спор. Приближалась годовщина гибели Пушкина, о которой поэты его круга старались не вспоминать, но сколько не старайся, все равно вдруг всплывает внезапно и тогда приходится думать о самом главном, о том, кто же придет позднее, кто сменит его на вершине Парнаса и продолжит то, что не успел допеть и дописать гений.
   Князь Петр, немного ревновавший гения в свое время к творчеству и остававшийся в стороне, невозмутимый Баратынский, легко смирившийся с тем, что он не был и никогда не будет первым, для него это все-таки было не так важно и Учитель, остававшийся первым если не в творчестве, то в реальности, все они теперь хотели узнать и понять, что же с ними будет дальше, вернее с творчеством, и самое главное как и куда пойдет поэзия, ведь они отдали ей столько сил и времени.
   Конечно, в первую очередь разговор зашел о Лермонтове, о новом поколении, а поэт был уже тем другим поколением, и теоретически должен был прожить дольше, значительно дольше, но это только в теории, потому что то, что такое случится в реальности, мало вероятно, и в этом мнении они все трое сошлись.
   – С таким нравом ему лучше на Кавказе оставаться. С Пушкиным сколько всего пережили, и с этим теперь покоя не знать до самого его конца, – говорил князь Петр, он чувствовал вину за гибель поэта в большей мере, потому что в последнее время бездействовал, уходил, уклонялся, был далеко от всего, что там творилось, да просто был безнадежно влюблен, а потому не думал о другом, ничего больше не замечал вокруг.
   – Но если ему суждено умереть, то не удержать. А может там он сохранится лучше, ведь тут ничего не понимает и ничего не хочет знать, – размышлял Баратынский, и облегченно вздыхал, зная, что поэт будет от них как можно дальше. Ну ведь князь прав, они устали, они так устали от всего, что творилось, а жить и чувствовать когда? Они все не вечны, они тоже во второй половине своего пути в лучшем случае.
   №№№№№№№

   Учитель молчал, ему не нравилось то, что они снова переключились на Пушкина, хотя надо было бы забыть хоть на какое-то время, но как ты про него забудешь? Может быть те, кто не видел, не застал его и забудут, хотя вряд ли, он так ярко просиял над миром, что и они будут помнить и знать, читая воспоминания и стихотворения поэта.
   Ему было бы теперь только сорок лет, совсем молодой человек, и только что настроенный на работу, а оказалось, что все уже позади, ну как такое могло быть? Литература, задержись он лет на двадцать, была бы совсем иной – на этом все трое сошлись в тот момент, – она просто не могла оставаться прежней.
   Василий Андреевич возлагал надежду на прозу, она как раз преобразилась невероятно даже с первыми его опытами. То, что было Европе несколько столетий, теперь должно было появиться и в России. А в драматургии он замахнулся на какие творения, от «Бориса Годунова» просто дух захватывало, и все это должно было в одно мгновение рухнуть из-за каких-то мелких обид и ссор на бытовом уровне. Теперь, когда все страсти улеглись, и он забыл наверняка из-за чего они там ссорились, как ему там, не думает ли он о том, что многое бы мог и ничего не получил?
   Но говорят, что и там покинувшие мир продолжают заниматься любимым делом, тогда он творит в своем небесном Михайловском, и чем черт не шутит, может быть придут его творения оттуда, прилетят, как царевич Гвидон, в наш мир, и мы еще сможем читать, изучать, наслаждаться.
   Еще очень долго они сидели за игральным столом, но никакой игры там на этот раз не было, а если она происходила, то исключительно в их умах и сердцах, все остальное было и не важно давно. Просто они так в тесном кругу привыкли проводить время, забыв о танцах и других развлечениях.
   Учитель не заикнулся о славянском эпосе – самой больной, самой трагической теме и в его творчестве тоже, но ночью именно это ему и снилось, великое полотно, где оживали сказания и мифы, и под тем самым дубом стоял счастливый поэт и рассказывал им свои сказки.
   – Этого не случится, – прошептал он во сне, -этого никогда больше не случится. И не будет второго Пушкина, никто не решится замахнуться на наши мифы и сказания, они так и канут в Лету, словно их и не было, останутся чужие сказки и мифы, а своего быть не должно, потому что они очень опасны для тех, кто чувствует себя славянином, русским он с презрением будет относиться к европейцам, нет у них такой культуры и такой души нет и никогда не будет.
   №№№№№№№№

   Мишель тоже видел Пушкина в ту самую ночь, только думал он совсем о другом. Два всадника на темных конях проносились мимо него, на одном из них был сам поэт, веселый, улыбающийся, счастливый. На втором неслась красавица, с которой он беседовал накануне. Он стоял на опушке леса и всматривался в их лица. И вдруг она изменилась, и это была совсем другая дама, но кто она такая? Императрица, не может быть, она не могла занять место жены, пленительной, такой очаровательной, что сам Мишель при других обстоятельствах готов был склонить голову перед ней.
   – Нет, он не мог, он не смел любить ту другую, потому что есть эта, – пытался что-то внушить ему или себе самому Мишель, а потом словно опомнился и стал думать о чем-то совсем другом, и все-таки всадница снова и снова появлялась перед ним, словно желая о себе напомнить, требуя, чтобы он не забывал о ней.
   – Наверное, жена должна быть такая, но как же определить, как найти ее среди всех чужих и холодных, и пустых девиц из высшего света.
   Этот сон не исчезал из его памяти на протяжении всего дня, он снова и снова мысленно к нему возвращался. Он тоже был знаковым, только понять
   бы еще какой знак ему пытались послать небеса. О том, чтобы жениться и быть счастливым он не думал и прежде, а в новых обстоятельствах тем более не мог думать, тогда что же такое он значит, что может еще случиться, а чего не может быть уже никогда?
   Отъезд на этот раз давался ему тяжелее обычного, слишком многое было позади и ничего нового и интересного впереди, но надо собираться и отправляться в путь, оказаться в плену у государя, сидеть в темнице ему совсем не хотелось, словно Мцыри, он мечтал только о том, чтобы вырваться на свободу, вдохнуть воздух жизни и радости, а здесь его нет и никогда не будет, вот и выбора у него никакого не было – только Кавказ

Глава 5 Выхожу один я на дорогу

   Все оборвалось внезапно, хотя они так долго этого ждали на самом деле, и все-таки надо было срочно садиться в карету и отправляться в путь, сорок восемь часов истекали.
   Впервые бабушка рыдала, прощаясь с ним, от собственного бессилия, от того, что она в такой важный момент почувствовала себя немощной, и это подействовало на внука так тягостно, что он и слова сказать не мог, это что-то новое, она стареет не по дням, а по часам, но и сам он хорош, сколько седых волос у него из-за нее появилось.
   Мишель мысленно пообещал себе, что вернется, что обязательно вернется, даже если ему придется идти пешком назад. И только его незримый Демон шептал на самое ухо.
   – Не давай несбыточных обещаний.
   Он бы отмахнулся от этого чудовища, но столько глаз на него взирали, что он просто не смог бы так поступить. Еще не хватало прослыть сумасшедшим, хватит с них и Чаадаева, прохода не дают, а у него все в порядке, да, он больше видит и знает, чем многие, это еще ни о чем не говорит.
   В дороге, когда все близкие были далеко, стало немного легче и свободнее дышать, они даже шутили и вспоминали какие-то забавные происшествия, о грустном говорить не было никаких сил, лучше уж так.
   И путь показался не дальним, словно бы они возвращались домой да в какой-то мере так и было, Кавказ давно стал вторым домом.
   Остановившись на постоялом дворе, Мишель кое как поел и быстро удалился. Монго очень хотелось узнать, что он там творит, какие строки рождаются у него в душе. И, к его удивлению, Мишель протянул ему листок с какими -то портретами по краям, но его интересовало не сходство с людьми, там изображенными, а то, что он написал в минуту уединения.
   И он прочитал следующее

     Выхожу один я на дорогу…
     Выхожу один я на дорогу;
     Сквозь туман кремнистый путь блестит;
     Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
     И звезда с звездою говорит.

     В небесах торжественно и чудно!
     Спит земля в сиянье голубом…
     Что же мне так больно и так трудно?
     Жду ль чего? Жалею ли о чем?

     Уж не жду от жизни ничего я,
     И не жаль мне прошлого ничуть;
     Я ищу свободы и покоя!
     Я б хотел забыться и заснуть!

     Но не тем холодным сном могилы…
     Я б желал навеки так заснуть,
     Чтоб в груди дремали жизни силы,
     Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;

     Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
     Про любовь мне сладкий голос пел,
     Надо мной чтоб вечно зеленея
     Темный дуб склонялся и шумел.
     1841 г.

   Если бы Монго знал его хуже, то наверное бы воскликнул:
   – Это ты написал?
   Но ему не было необходимости о том спрашивать, он был просто поражен тому уровню которого достиг Мишель к этому времени, это что-то невероятное по сути.
   Монго понимал, что судить он может как читатель и слушатель, но ему до боли интересно было узнать, что по этому поводу мог бы сказать сам Пушкин, не Баратынский и Вяземский, а именно он, не отличавшийся завистью к друзьям и врагам по перу, знавший себе цену, понимавший, как может много значит другой талант.
   И когда он перечитал текст снова ему показалось, что Пушкин там присутствует, именно с ним говорит поэт, подчеркивая, что людей там нет, но ведь есть звезды и боги – Байрон и Пушкин там есть точно и он третий.
   Монго хотелось записать все ощущения, которые вызвали в его душе эти строки, он боялся забыть потом то, что они навеяли теперь, но так и не смог этого сделать, решив отложить до утра, а потом перечитать еще раз.
   Но там они проспали, заторопились в дорогу, и он так и не смог сделать какие-то заметки, только переписал в свою дневник эти строки на случай, если оригинал потеряется, он же не мог такого допустить. А в походной жизни может случиться всякое, и только когда строки были переписаны, он успокоился немного, потерять такое было невозможно, а на память он тоже сильно не надеялся, она могла подвести и очень сильно даже в столь молодом возрасте.
   В дороге Мишель снова заговорил о Тарханах, о том, как к лету туда вернется и напишет все, что хотелось
   – Это будет целое собрание сочинений. Вот увидишь, старички еще будут завидовать черной завистью.
   Монго хотел сказать, что это уже так и есть, не строит ждать долго, как смотрел на него князь Петр, как извелся белый Василий Андреевич, в какой ярости пребывает Великий князь, стоит только вспомнить его имя.
   Но он не говорил ничего этого, только молча улыбался. Как же хорошо было оставаться с ним рядом, хотя часто он ощущал несвободу, какие-то притеснения, но это все такая мелочь, если можно прочитать и сохранить такие строки.
   Мысли их снова возвращались к Пушкину, когда они оказались у моря, и словно волшебник вытащил Монго еще один свиток, и там была записана история о фонтане слез

Глава 6 Фонтан слез

   Поэт медленно шел мимо старого замка. Девушка небесной красоты, которая могла свести с ума и более стойкого мужчину, порхала рядом с ним. Она обещала показать ему тот самый фонтан и рассказать историю, которую слышала от своей бабушки. Что было правдой, а что вымыслом в той истории никто знать не мог, но обоим было понятно, что она необходима ему для вдохновения.
   Поэт не сомневался, что он напишет потом благоуханную поэму о любви и ненависти, до которой от самой пылкой страсти всего один шаг. И ему это было известно лучше, чем многим. Он любовался чудной природой, слышал ее завораживающий голос, и задыхался от восторга.
   Но Софья Потоцкая, дочь польского вельможи, уже повернулась к нему и мягко улыбнулась, она почувствовала, что у него кружится голова, и он не сможет устоять на ногах. Несмотря на юный возраст, она знала силу своего очарования и привыкла чаровать и мужей, и юнцов, и стариков.
   Путники остановились и присели на скамейку около полуразрушенного фонтана. И она кивнула в ту сторону.
   – Вот то самое место, я часто приходила сюда, когда мы были тут сначала с бабушкой, а потом и матушкой, но они обе давно взирают на меня с небес.
   Он молчал, едва переводя дыхание, но она, чтобы не свершилось непоправимого, заговорила о том, что было когда-то. Софья и сама удивилась тому, что она так хорошо помнила старинную историю.
   – Ее звали Мария, она была юна и прекрасна в то лето, когда жесткий и дикий хан Керим-Герей напал на польские земли. Никому не было от него пощады, отец ее был убит в первые минуты нападения, они так и не успели взять в руки оружие. Марию прятали служанки, но когда она увидела все своими глазами, то растолкала всех и бросилась туда, к нему, она кричала, что ничего не боится, и ей незачем жить.
   Она бросилась на самого хана, который все видел и хотел уходить, но, увидев юную красавицу, остановился и замер, случилось то, чего не должно было быть. Тот, у кого был целый гарем, и любая из дев готова была исполнить любое его желание, он взглянул на польскую панну и был покорен. Переменился облик хана, в глазах появился странный блеск.
   Кто-то, увидев, как она воинственна и непочтительна, хотел защитить своего хана. Но он резким жестом отбросил своих непрошенных защитников. И она остановилась перед ним, в ярости и отчаянии такая же прекрасная. Хан был дик и страстен, и ему так понравился ее гнев, что он приказал забрать ее с собой.
   – Мария, я не могу оставить тебя здесь, – говорил он, – ты отправишься вместе со мной.
   Она поняла, что бессильна перед ним, из всех ее служанок только одна Марта и осмелилась с ней отправиться, остальные попрятались и решили переждать этот жуткий набег. Но ей больше никто не был нужен. Она смотрела на мертвое тело отца, на разоренный дом и лютой ненавистью наполнялась ее душа. Но его это не смущало, он знал, что рано или поздно дева покорится, ей ничего больше не останется.
   №№№№№№

   Визири смотрели на своего хана, они не осмелились бы ничего сделать, даже косо посмотреть на пленницу, знали, что хан не перед чем не остановится, никому из них не снести головы в этом случае. Он был жесток и сластолюбив всегда, еще в пору юности, он безжалостно вырывал дев из родных домов, когда земли их были покорены, но на этот раз, они не могли не заметить, случилось еще что-то непредвиденное. Они и прежде не раз слышали истории о колдуньях, которые могли повелевать мужчинами, хотя и казались беззащитными и слабыми. И они боялись таких дев, старались обходить их стороной, но никто не решился бы намекнуть на это хану. Одно было ясно всем– эта славянская ведьма его околдовала, и лишила того дикого напора, с которым он бросался на каждую новую пленницу. А гарем свой он всегда пополнял пленницами, захваченными на тех землях, которые он завоевывал, и они становились своеобразными трофеями и зарубками на его боевом пути.
   Никто бы не посмел даже очень тихо за его спиной сказать что-то о слабости хана, но думать он им запретить не мог.

Глава 7 В ханском плену

   В тот момент София оглянулась на своего спутника. Поэт, не отрываясь, смотрел на тот фонтан, чтобы не смущаться и дослушать рассказ до конца. Конечно, он представлял себя ханом, после победного похода вернувшимся в родной гарем. Как шумно и весело было здесь, в царстве прекрасных женщин, собранных с разных концов света, мягких, ласковых и покорных и суровых евнухов, они могли только проявлять свою власть, но на большее не были способны. Но при появлении хана они должны были усмирить свой пыл.
   – А что было с ней, – пылко спросил Поэт.
   И Софья мягко улыбнулась и продолжила свой рассказ:
   – Она запротестовала, увидев всех этих женщин, и наотрез отказалась оставаться с ними, вырвалась, убежала в дальний угол и забилась там.
   Хан молча наблюдал за ней, даже не посмотрел на остальных, они напрасно ждали от него каких-то ласковых слов, знаков внимания.
   Слуги верные взирали на своего хана, словно старались понять, что нужно делать. Он распорядился поставить тут шатер отдельно для нее и велел приставить к ней самого сурового из евнухов, чтобы она не вздумала бежать куда-то.
   Мария была на редкость непокорным созданием. Она несколько раз пыталась обмануть стражника и скрыться, она обрушивалась на него и похожа была на разъяренную кошку, и хан все время появлялся в такие минуты, издалека с улыбкой наблюдал за тем, что происходило. И только когда она поняла, что ничего у нее не выйдет, только после этого, немного успокоилась и больше не выходила из шатра. Он ждал ее у себя, велел пропускать в любой момент, когда ей вздумается. Они не узнавали своего хана, когда это женщины приходили к нему в тот час, когда захочется им, но и на этот раз никто не посмел бы ему возражать. И в гареме уже раздался странный ропот.
   №№№№№№№№№№

   Она отправлялась к бассейну вечером, когда там не было больше никого, и словно русалка плавала при свете луны.
   Хану рассказывали предания о мертвых славянских девицах, которые погибли из-за любви безответной и появляются на озерной глади, чтобы утащить за собой зазевавшихся непрошеных гостей. Рассказчик надеялся, что это заставит его одуматься и забыть о строптивой красавице, не сошелся же на ней клином белый свет.
   – Они прекрасны, от них невозможно отделаться, если уж они захотели, то утащат пленника.
   – А кто сказал, что там, с ними, будет хуже, чем тут без них, – растерянно спросил хан. Но мысли его в тот момент были далеко. И говорившие с ним поняли, что это странное чувство не прошло, он все время думает о ней.
   Когда повелитель приблизился к водоему, она неподвижно лежала на спине, на водной глади и не смотрела даже на него. Ее взор был прикован в луне, медленно плывшей по небосклону. И так хороша была Мария в этом рассеянном лунном свете, что как не старался, не мог он оторвать от нее глаз. Он так и любовался бы ею, пока не исчезла луна, уже не понимая, жива она или мертва, но она заметила его. Потом она вздрогнула, и камнем пошла под воду.
   – Достаньте ее, – взревел хан, – она напрасно думает, что может от меня так просто уйти.
   А она и не думала ни о чем, она просто, заметив его, решила скрыться с глаз его долой. И только такой способ и был ей тогда доступен.
   Мокрую полуживую девушку положили на теплый песок, она полежала немного неподвижно, казалась мертвой, потом вздрогнула и очнулась.
   Только после того, как он убедился, что она жива, хан поднялся с камня, на котором сидел неподвижно перед искусственным озером, повернулся и отправился к себе.
   Он и сам уже понимал и чувствовал, что Мария подчиняет его себе, и не хотелось даже думать о том, а уж тем паче показывать это кому-то. Но чувства были выше разума и воли, и излечится он в тот момент, когда она придет к нему сама, а возможно не излечится уже никогда.

Глава 8 Печали хана Гирея

   То печален, то зол бывал в те дни хан Гирей. Но он забыл даже о веселивших и вдохновлявших его походах. Ему не хотелось новых богатств, которых и без того было достаточно, но самое главное – он не хотел новых пленниц, что уж совсем на него не было похоже.
   Но не только новые пленницы, и старые сначала заволновались, а потом и зароптали, когда узнали, что ни с одной из них не проводил ночей хан. И первой искрение возмутилась грузинская царевна Тамар. Она привыкла быть с ним, она так любила эти жаркие и страстных ночи, что готова была ждать своей очереди, но не слишком долго, а если он отправил их подальше, если оставил их всех, о чем тогда можно говорить и думать. Сначала она не смотрела в сторону девицы и не думала, что должна что-то предпринимать, когда она намекнула своему господину, что соскучилась и ждет его ночью, он только усмехнулся и сказал что-то резкое, она поняла, что не станет больше этого терпеть. Все казалось безнадежным гордой царевне, но она собралась действовать.
   И когда все разбрелись по своим шатрам, она отправилась в тот изысканный шатер, расположенный вдали от всех, в котором, не общаясь ни с кем из них, оставалась Мария.
   №№№№№

   Царевна чувствовала себя здесь хозяйкой, но та не противилась этому. Она хотела понять, что здесь надо этой высокой и стройной девице, чего она от нее хочет.
   – И долго ты будешь тут оставаться? Ты умна и проницательна, но ты такая же пленница, как и мы все?
   – Что ты хочешь от меня? – спросила она растерянно.
   – Ты понять не можешь, что такое страсть, и никогда ее не переживала, оставь его нам.
   Мария подняла свои прекрасные глаза и пристально разглядывала непрошеную гостью.
   – Ты думаешь, я здесь оказалась добровольно и сама пришла к твоему хану? Да если бы была моя воля, если бы меня выпустили отсюда.
   – Успокойся, я так понимаю, тебе, как и нам всем, бежать некуда, там все сожжено и разрушено. Ты приворожила хана, вот и отвороти теперь, оставь его мне, и живи спокойно, здесь всем всего достаточно.
   – А как можешь ты оставаться в объятьях того, кто разорил твой мир и убил твоих близких.
   – Я люблю его, и если бы ты знала, что это такое, то ты бы меня поняла.
   – Я не хочу ничего понимать, мне каждую ночь снится моя Польша и убитый отец, да будь он царем небесный, этот твой ненаглядный хан, и тогда я бы не покорилась ему.
   Они молча и долго смотрели друг на друга, и ничего больше не говорили, вроде бы все уже было сказано.
   – Ты еще упрямее, чем мне казалось сначала, – говорила она задумчиво. Ты вспомнила о моем мире, но там меня учили владеть кинжалом, и самой мстить за себя, если убиты все мужчины.
   Ничего на это не ответила Мария, она только еще раз взглянула на Тамар.
   №№№№№№

   Тамар прекрасно знала порядки в гареме, она не могла ни думать о том, что разговор их подслушивает главный евнух, с самого начала охранявший Марию. И когда шла сюда, она хотела быть осторожной, но потом, это холодная и упрямая девица так вывела ее из себя, что она забыла о всякой опасности. Зато охранник ничего не забыл. Он проследил за ней, а когда заглянул в шатер к девушке, где было подозрительно тихо, то увидел ее с кинжалом в груди. Он так опешил от этой дикой картины, что не сразу даже понял, что она осуществила свою угрозу.
   И хорошо, что на улице уже наступила ночь, он схватил мертвую девушку, и потащил ее к тому самому озеру, где она любила купаться, и осторожно положил на воду, думая, что, когда ее обнаружат, то решат, что она утонула случайно или покончила жизнь самоубийством. Но он и сам испачкался кровью, и красной стала вода в озере, это ясно стало видно в рассветных лучах солнца. И тогда ему ничего не оставалось, как броситься в ноги своему хану и рассказать, что же там происходило в те минуты, когда царевна вошла в шатер княжны.
   – Она угрожала, но мало ли кто и кому угрожает, – лепетал охранник.
   Хан бросился на него, бил его нещадно, пока не устал и не обессилил сам. Он не заметил, что тот давно молчит, не подает признаков жизни.
   Привели к нему Тамар. Хан взглянул на нее пристально. Она стояла, гордо распрямив спину, и не говорила ни слова.
   – Тебя отвезут домой, никогда больше, нигде не хочу тебя видеть, проклятая.
   – Ты все еще хочешь видеть и обнимать ее, но теперь она уже совсем холодна.
   И она дико захохотала, и тогда хан бросился и на нее. Он и раньше бил женщин, когда они были строптивы и дерзки, но никогда не убивал их, но остановить его в том случае никто бы не решился. И она рухнула на дорогой ковер. Он оглянулся на два тела и бросился из шатра, вскочил на коня и отправился в степь.
   Когда повелитель вернулся к вечеру, он объявил о новом походе. Он направился в Грузию, и все, что видел на своем пути, крушил, даже те, кто знали о его невероятной жестокости, не могли не дивиться тому, что творилось на его пути, он оставлял только пустые, выжженные земли, и больше не брал пленниц. Мария спасла от его диких страстей и ласк многих. Только на их родной земле после его набегов мало что оставалось.

Глава 9 Память о прошлом

   Хану пришлось вернуться назад, не будешь же скитаться по чужим краям вечно, и там, где нашли ее тело, велел построить хан самый изысканный и красивый фонтан.
   – Пусть он напоминает о той, которая так и осталась непокорной, – говорил он в тот момент слугам своим верным.
   И девушки из его гарема, смотрели внимательно на то, как строился этот чудесный фонтан. Над ним витала тень той, которая была зверски убита главной своей соперницей, хотя ни в чем перед ней не виновата. Она так и не поняла, чего та от нее требовала тогда, и по каким законам жили женщины, свезенные сюда, как дорогие украшения, со всех сторон света.
   В ту ночь, когда фонтан был готов, и влага оросила его, в ту ночь хану Гирею снилась Мария. Она шла к нему в белом, протягивала руки и улыбалась.
   – Я пришла к тебе, грозный хан. Не бойся, я не русалка, невинно убиенные попадают на небеса, и мне хотелось бы хранить тебя, потому я и спустилась на землю, мы должны прощать врагов своих и молиться за них, я буду за тебя молиться.
   – Мне не нужно этого, лучше приди в мои объятия, я так долго об этом мечтал.
   Ничего на это не ответила Мария, только загадочно улыбнулась и растворилась в воздухе.
   Он всматривался в расплывавшийся образ, вслушивался в то, что тут происходило, и он верил, что Мария его жива, она рядом, и как только он уляжется на ложе свое, она появится перед ним. И только о такой ночи и мог мечтать в те дни грозный хан.
   – Вот и вся печальная история о гордой и несчастной пленнице, – заговорила Софья, – я слышал ее еще в детстве, и потом она все время возникала в жизни моей.
   Она резко поднялась и отправилась к дому, видя, что он готов сидеть здесь сколько угодно долго.
   Поэт был потрясен, он переживал все это снова и снова. Он понимал, что там творилось что-то невообразимое, в темных глубинах души его. И на воде старого пруда он видел так ясно прекрасное юное тело, и то другое тело страстной и гордой грузинки, и он не мог понять, какую из двух желал больше.
   Какими странными и непредсказуемыми порой бывают женщины. Даже дух у него при этом захватывало.
   Тем временем Софья стала собираться на бал, и только после этого он понял, что время упущено, им больше не придется побыть наедине.
   Юная красавица, как Шехерезада, обманула его своей дивной сказкой, и продлила его муки и свою чистоту, и непорочность сохранила при этом.
   №№№№№№№

   Поэт надеялся, что у них оставалось еще какое-то время, уж слишком печальной и красивой была эта удивительная история. Не мог он так просто вернуться в реальность, не мог и не хотел. Он слышал смех Софьи за окном, она о чем-то рассказывала сестре своей. Он понимал, что давно и безнадежно влюблен. И фонтан слез – это все, что ему еще осталось, чтобы как-то утихомирить своим страсти, обуревавшие его душу в те дни и часы.
   И грянула музыка во дворце княгини, и закружились пары, он все еще был отрешен и растерян, он искал глазами ту юную и прекрасную, которая могла стать для него счастливым мгновением, или вечностью, но она ускользала, она таяла без следа и казалась тем призраком, за которым невозможно было угнаться.
   Фонтан слез. Хан, взиравший в водную гладь и звавший ту, которая так и не отпустила его душу, даже покинув мир.
   – Я буду за тебя молиться, самое трудное, молиться за своих врагов.
   Он слышал этот голос, и путал реальность с вымыслом, а Софья смеялась и кружилась в вальсе. Она не могла остановиться, и была так прекрасна, так восхитительна. Но оставалась юная чаровница, пока недоступна, как и та другая.
   №№№№№№

   Мишель отложил в сторону рукопись. Сколько еще таких дивных историй написали и напишут о Пушкине, романтика и любовь, это то, что движет солнце и светила – всегда останется самой волнующей и главной темой для них. Но ему уже поздно грезить о том, а вот найти Лукоморье, его русалок и духов, этот сказочный мир, все время живший в его душе, это было в самый раз. И чем черт не шутит дописать тот эпос, о котором упоминал Василий Андреевич, старик стар, не много ему осталось, и возможно без его сопротивления все и наладится, и это будет самым главным делом, которое он и должен завершить в память о Пушкине. О том, что Учитель переживет его и останется, Мишель старался не думать, зачем о грустном.
   А в детстве не случайно, не просто так открывался ему тот таинственный, загадочный мир, он все время был рядом, то проявляясь ясно, то становясь снова какой-то слабой тенью, но он был и никуда не делся, надо только попристальней взглянуть, а то останутся только эти кавказские мифы, а у них есть свои, их только надо явить миру

Глава 10 Добраться до Лукоморья

   Они задержались еще на денек около самого Черного моря, словно решив передохнуть немного, и только потом отправились дальше. И это был самый прекрасный день в году, без всякого сомнения.
   Мысли о Лукоморье больше не оставляли Мишеля, и он, бредя по бескрайнему берегу, вглядывался в просторы, словно желая что-то там разглядеть, когда Монго наконец спросил, что же там такое он видит, то Мишель не задумываясь ответил, что там Морская царевна.
   Монго оживился и стал вглядываться в бескрайний морской простор.
   – Ну посмотри внимательнее, вон на той волне она плещется, поднимается и отпускается в пучину снова. Она тоскует без принца, который женился на другой и оставил ее навсегда.
   Друг его не сомневался, что к вечеру появится стихотворение, сказка в стихах о той самой царевне. И надежды его оправдались, недаром же столько времени они проводили там.

     В море царевич купает коня;
     Слышит: «Царевич! взгляни на меня!»
     Фыркает конь и ушами прядёт,
     Брызжет и плещет и дале плывёт.

     Слышит царевич: «Я царская дочь!
     Хочешь провесть ты с царевною ночь?»
     Вот показалась рука из воды,
     Ловит за кисти шелко́вой узды.

     Вышла младая потом голова,
     В косу вплелася морская трава.
     Синие очи любовью горят;
     Брызги на шее, как жемчуг, дрожат.

     Мыслит царевич: «Добро же! постой!»
     За косу ловко схватил он рукой.
     Держит, рука боевая сильна:
     Плачет и молит, и бьётся она.

     К берегу витязь отважно плывёт;
     Выплыл; товарищей громко зовёт:
     «Эй, вы! сходитесь, лихие друзья!
     Гляньте, как бьётся добыча моя…

     Что ж вы стоите смущённой толпой?
     Али красы не видали такой?»
     Вот оглянулся царевич назад:
     Ахнул! померк торжествующий взгляд.

     Видит, лежит на песке золотом
     Чудо морское с зелёным хвостом.
     Хвост чешуёю змеиной покрыт,
     Весь замирая, свиваясь, дрожит.

     Пена струями сбегает с чела,
     Очи одела смертельная мгла.
     Бледные руки хватают песок;
     Шепчут уста непонятный упрёк…

     Едет царевич задумчиво прочь.
     Будет он помнить про царскую дочь!

   Все, кто оказались в тот вечер на берегу моря, где они снова собрались на закате, были поражены, сказка казалась чудесной, наверное, сам Пушкин не смог бы написать такую или ему бы не позволили, Мишель же был вольной птицей, он ни у кого не спрашивал позволения. И когда потрясенные слушатели все еще молчали, а там оказалось несколько попутчиков вместе с ним, он подал голос, чтобы как-то оживить все, что там творилось.
   – Мы никогда не будем одни, духи всегда будут с нами. Это мы можем от них отречься, они от нас не отрекутся никогда. Вот Александр Сергеевич же замахнулся на Лукоморье, а оно совсем рядом, до него рукой подать.
   И сразу все оживились, как только прозвучали эти слова, если бы не столь поздний час, они бы отправились искать свое Лукоморье, но было темно и жутковато, а утром надо было собираться в дорогу, они и без того уже задержались. Но расходиться все-таки не хотелось, и Мишель стал рассказывать еще одну историю, из тех, детских воспоминаний. Это история была о Берегине, живущей в том самом Лукоморье на дереве, среди его листвы, может быть потому мы их и не видим.
   – Это они хранят наш покой и сон и наш мир, они спешат на помощь, если человеку становится худо, и без них все давно бы стало прахом в этом мире. Но стоит им только появиться рядом, и бури стихают, и гром грохочет тише, и молния больше не сверкает, беда наша в том и состоит, что мы о них успели позабыть за долгие годы, а они там остаются, в Лукоморье, и деваться им больше некуда.
   №№№№№№№№

   Выглянула луна и стали они вглядываться в кроны деревьев, недаром они тут были такими пушистыми и яркими, берегини точно оставались где-то рядом. Вдалеке слышалась протяжная песня, и никто бы не стал спорить, что она доносится оттуда, с того берега, где неведомое Лукоморье укрыто туманом от глаз тех, кто все еще живы и только потому не могут до него добраться.
   А потом он прочел: «У Лукоморья дуб зеленый», и такая печаль охватила душу, что хоть волком вой.
   – Они такое могли с Жуковским сотворить, а осталась только эта строфа, – а бабушка все еще носится с Жуковским, – если бы он позволил писать то, что хочется, а он опять воскресил северные мифы, если бы я смог выжить. То ничего не стал бы слушать, написал бы все как хочется и закинул бы в бутылке в море, пусть плывет и хранится, если люди хранить не могут, то духи точно сохранят, у них нет таких пугливых и осторожных особей, как у нас.
   Мишелю хотелось сказать что-то более резкое, но он сдержался, нельзя требовать от человека слишком многого, тем более, если он при дворе, в двух шагах от императора столько лет провел. Плохо, что именно он оказался еще и литератором его Величества, да что там придворным поэтом.
   – Но без него и Пушкина бы не было, или он был бы совсем иным, – услышал он голос Монго и понял, что обо всем этом не размышляет, а говорит вслух, ведь не умеют же они читать его мысли, даже Монго не умеет, нет, он просто в запале обо всем этом им поведал. Хотя что в этом страшного, чего ему бояться теперь уже, все что могло быть скверного уже случилось, его отправили на Кавказ с глаз долой, приказали убраться за 48 часов, и будет ли еще позволение вернуться назад, тут и бабушка не поможет со всеми ее связями и родичами, и надо же было уродиться в такое время и в такой стране. Но другой страны у него не было и никогда не будет.
   И показалось в тот вечер Мишелю, и не ему одному, что Пушкин сидит с ними у костра, а то, что молчит, так заговорит еще, хотя была глубокая ночь, но расходиться они не собирались пока

Глава 11 В столице

   А тем временем, пока наши герои приближались к месту службы и вдыхали воздух свободы и независимости, жизнь в столице шла своим чередом и не сильно отличалась от прежней.
   Скучала, а скорее даже глубоко страдала Евдокия Ростопчина, которой как воздуха не хватало Мишеля, и она его повсюду искала, но нигде не находила, как ни старалась. И еще раз убеждалась, что не встретит его снова, что все ее старания напрасны.
   Но Алекс не собиралась лить слезы напрасно, она решила действовать другим путем, и тут же отправилась на прием к императрице. У нее как всегда там было немало дел, но главное, самое важное, она хотела поговорить о Мишеле, с которым обошлись просто скверно, и виноваты в этом близкие ее величества. Она решила рассказать о последних днях Мишеля в Москве и о том, что там творили и ее бесценный муж и наследник.
   Алекс не сомневалась, что императрица просто ничего не знала, иначе бы они не были так дерзки оба, потому что на самом деле она не так мало для них значит, как хотелось бы думать. И хотя поздно после драки махать кулаками, в том нет сомнения, но пусть знает и мучается.
   Вместо чувства сострадания, у любимой фрейлины было только желание отомстить, они должны получить той же самой монетой за все, что творили с лучшим из поэтов, да и с Пушкиным тоже, а для чего, если не для этого она и была создана и теперь готова была на многое, очень многое, чтобы хоть что-то в этом мире изменить.
   – О, Ваше величество, если бы вы только знали, как все печально, даже трагично. Это не только личная драма поэта, как принято считать, это будет большая трагедия для всех нас, мы слишком многое теряем, сначала Грибоедов в проклятой Персии, потом Пушкин и вот теперь Лермонтов, как их судьбы похожи.
   Алекс замолчала, словно хотела разрыдаться, но это было обманом, на самом деле она тайком наблюдала за императрицей, мыслившей не так быстро, как ей того хотелось. Она с самого начала знала, что ей нужно было время для того, чтобы перевести с французского на родной язык и еще при этом подумать, что же она должна сказать в ответ, так, чтобы не гневить императора, и не заставить его поступать еще хуже, чем без такой беседы.
   №№№№№

   Императрица, кажется и не слышала ничего, но она очнулась внезапно:
   – И что же такого случилось с господином Лермонтовым? -наконец спросила она, прикинув, кто и что ей рассказывал о днях перед его отбытием на службу.
   – Нам довелось с ним не мало общаться. Он знает, что будет убит, но просил: пожелайте мне счастья и легкого ранения, это лучшее, что можно сейчас пожелать.
   Слова, произнесенные поэтом, она передала в точности, память у нее оставалась отменной, особенно если запомнить надо было что-то важное, и потом не раз цитировать.
   – Ну возможно, все обойдется, говорят, сейчас там нет таких сильных сражений, как были недавно, а он ведь тогда уцелел.
   – Поэт умирает в тот момент, когда ему больше не хочется жить и писать, Пушкину и на войну не надо было для этого отправляться, а Мишель так устал, что хочет только забыться и заснуть.
   Императрица молчала, она теперь не ведала, что же должна сказать в ответ, но увидев, что достаточно напугала ее и отомстить больше не получится, она сменила гнев на милость, и заговорила о том, что будет, если всего этого не случится.
   – Он мечтает о том, чтобы вернуться, поселиться в своих Тарханах – это его родовое поместье, и бабушка уже отписала его Мишелю, он может распорядиться им как вздумает. Но он хочет только заниматься творчеством и принести славу России. А это самое удобное место для того.
   Последние слова заставили императрицу передернуть плечами, страшно даже представить себе, как он это сделает и сколько еще неприятностей возникнет именно из-за его творчества. А главное, что он не желает ничего для нее сделать, так о каком творчестве, о какой славе он говорит? Интересно, какая такая Россия у него есть, если император для него чуть ли не первый враг, и живет и творит он явно без царя в голове, как говорят русские.
   №№№№№№№

   Алекс примерно понимала, о чем думает в эти минуты императрица, потом и волновалась снова
   – Он обойдет Пушкина во всем, если останется жив. Уж поверьте моему литературном вкусу, Ваше Величество.
   – Но при этом он так мрачен, так жесток, – в тон ей отвечала императрица.
   – Это было раньше, теперь он значительно мягче и благоразумнее, просто вам не довелось с ним поговорить, а я общалась с ним часто.
   – Мне придется тебе поверить, дорогая, – благосклонно заявила императрица, разговор ее утомил и хотелось поскорее вернуться к привычным делам.
   Но чтобы успокоить Алекс, разволновавшуюся не на шутку, так, словно это был ее любимый и единственны сын, она пообещала поговорить с императором и наследником – он должен быть снисходителен к поэту, ведь тот такой один, что-то о князе Петре и Баратынском совсем ничего не слышно, о Жуковском и говорить нечего, он слишком стар для того, чтобы заниматься творчеством, да в таким почтенном возрасте, что он вообще может написать?
   №№№№№№№№

   Евдокия, зная, где Алекс, что она там делает, ждала ее со странным нетерпением, ей хотелось знать все, что сказала Алекс, что ответила ей императрица. У ним тут же присоединилась и Мария, и Алекс порадовалась, что не нужно будет отправляться к бабушке и все ей пересказывать, Мария появилась как раз вовремя, она обо всем и поведает. Оптимизма и утешение рассказ ее не вызывал, но надежда все еще оставалась, а вдруг ей что-то удастся?

Глава 12 Графиня Эмилия

   Наверное, Мишель даже не догадывался, что творилось теперь в салонах Петербурга. Но уж, что им точно, веселее без них там не стало, старички за игорными столами обсуждали как и куда им двигаться по литературному пути и что они еще могут сделать для многострадальной нашей литературы.
   Об иных похождениях они уже не говорили, то ли потому, что хранили верность своим милым женам, то ли литература, которой отдано столько лет жизни волновала их и теперь значительно больше, чем чужие жены и молодые девицы, в общем настроение у них было печальное, иногда переходившее в уныние, чего никак нельзя было сказать о молодых людях, запертых в горах Кавказа. Что им еще оставалось, наделенным писательским и поэтическим даром? Только вспоминать о тех самых девицах. О развитии и путях литературы они подумают когда-нибудь потом, но не здесь и не сейчас.
   А пока они говорили о графине Эмали.
   Слушатели оживились, как только возникло имя графини и стали расспрашивать, как и что случилось.
   – Какая это была страсть – она восхитительна, я просто потерял голову, – между тем говорил Мишель, и правда ли это было или вымысел, трудно сказать.
   Наверное, даже спутники его хорошо понимали, что он так смело говорил об одной красавице, чтобы забыть о другой, о замужней тихой даме, к которой и приблизиться никак не смог. Но одна из них должна была заплатить за то, что не случилось с Варварой. И графиня вполне за это заплатила
   «Нет не тебя так пылко я люблю» – напевает Монго, но Мишель не слышал его и кажется все, кто был при том разговоре, что графиня и на самом деле последняя любовь.
   №№№№№№№№

   Пока они не добрались до зоны военных действий, все было замечательно, красиво и тепло, вырвавшись из снежной зимы, герои пребывали почти в раю и в полной безопасности, и образ прекрасной графини витал над ними.
   Мишелю приснился Пушкин, он был тут, рядом с нею, хотя нет, там была какая-то совсем другая дама, и когда он рассказал Монго о своем сне, тот тяжело вздохнул
   Я не хотел давать тебе эту рукопись, но раз она тебе приснилась, то придется все равно, он махнул рукой, словно почувствовал себя обреченным.
   А давать он не хотел потому, что это было слишком похоже на него самого, и глубоко ранило, потому что все это время, если Пушкин скучал, как и его герой, то Мишель глубоко страдал, а непонятно как это могло на нем отражаться.
   Когда Монго прочел это повествование, попавшее к нему каким-то чудесным образом, он подумал:
   – Да это ж про него, – и твердо решил не показывать Мишелю, но словно бы кто-то запретил ему это делать, и свиток оказался в его походном сундуке почти без вмешательства хозяина. Вот уж точно, чему быть, того не миновать.

Глава 13 Свитки «Чаровница. Южная ссылка»

   И была южная ссылка, что мы знаем о ней, о том удивительном и трагическом времени, когда зарождалась драма, разрешившаяся на Черной речке 29 января 1837 года. Мы привыкли в его гибели винить французского офицера и его красавицу жену, императора в худшем случае и весь строй. Но если отвлечься от воспоминаний современников, где все туманно, и мало что понятно. Если посмотреть в тот самый 1824 год, когда он отправился в ссылку, что происходило там?
   Женщины, будущие декабристы, генералы – герои 1812 года, люди, с которыми он сталкивался.
   Трагедия начала писаться значительно раньше. И происходила она не только из-за той вольности и необузданности нрава поэта, не только из-за приверженности его бунтарским идеям, которые развенчал наш блестящий критик и сам бунтарь, но, прежде всего из-за нелюбви к нему общества. Из-за той настороженности, возникшей при его появлении, из-за тех скандалов, которые постоянно возникали, и задеты были и обманутые мужья. Список побед поэта известен, и составлен вроде бы им самим. И заключалась она в нелюбви тех блестящих красавиц, к которым он стремился.
   Каролина Собаньская была только одной из них, но не единственной, почитайте мемуары Анны Олениной, тех дев света, к которым сватался поэт – и везде он получал отказ, из-за нестабильного финансового положения, причуд, из-за постоянных столкновений с властью благоразумные отцы не собирались отдавать ему своих дочерей. Что он должен был переживать в те минуты? Нам пытались показать отдельную ссору, сцену ревности и вероломство француза. Но это была целая вереница событий, длившаяся многие годы. Сколько дуэлей удалось предотвратить, да и с ним сколько раз останавливали его, но это было невозможно.
   Он, как и Чацкий у Грибоедова, был отторгнут от общества, к которому стремился всей душой. На месте Дантеса мог оказаться любой, кто знал, что дерзкие, ядовитые оскорбления можно смыть только кровью.
   №№№№№

   Обвиняют поэтов, которые отвернулись от него в последние годы и уже не пытались его так пылко защищать, но ведь это было невозможно, это рано или поздно должно было завершиться все той же Черной речкой, пример лорда Байрона был для нашего гения страшно заразителен. Но больше всего страданий, конечно, доставляла нелюбовь тех красавиц, которые боялись его дикого нрава, непостоянства чувств, бесконечных измен, которые выдержать может только ангел небесный, каким и была юная Наталья Николаевна. Но если виновато все общество и только один человек прав, то трагедия неминуема.
   Я убеждена в том, что все началось значительно раньше. И длилось годы и десятилетия.

Глава 14 Наука страсти нежной

   И был древний Киев– мать городов русских, где поэт оказался не по своей воле, а потом Одесса, Молдавия. Если бы не эта императорская «милость», то он, вероятно, никогда не увидел бы этих солнечных и благословенных краев.
   И везде, естественно его окружали женщины, милейшая Мария Раевская, глядя на него и оправдывая юного поэта, хотя он ни в каких оправданиях не нуждался, отмечала, что он считал своим долгом быть влюбленным в каждую хорошенькую женщину. Но если любить всех, то наверняка не любить никого.
   А если в соседнем саду оказались две райские птички, дочери польского дворянина Ржевуцкого, младшей из которых Эвелине было только 17, старшая была старше самого поэта, но прелестна, очаровательна, и впечатление производила неизгладимое.
   Каролина… Это оказалась страсть, увлекающая в бездну, которую посылает древний бог, немало не заботясь о том, кто оказался на его пути. Какое ему дело до людей. Если так вышло, и они встретились, то он не собирался с ними церемониться.
   Он уже знал, что обе они были замужем, но кокетничали со всеми молодыми людьми, и что могло остановить его в те минуты. Муж младшей из них Эвелины пан Ганский, он поспешил на помощь, как только заметил, что поэт проявляет слишком большое внимание к его родственнице. Он говорил, что она холодна, бессердечна и жестока, и эта та отрава, от которой душа не избавится всю оставшуюся жизнь. Возможно, он и преследовал какие-то свои цели, но, в сущности, оказался совершенно прав.
   Поэт слушал его, только слышал ли, если не вышло у старика растопить лед ее души, (он был уверен, что сам Ганский влюблен в Каролину, ее невозможно не любить) разве значило, что этого не сделает он? О том, что вместо души у красавицы может быть не лед, а камень, он не задумывался. И всегда знал, что сначала надо броситься в драку, а только потом смотреть, что из всего этого получится.
   №№№№№№№

   Он никогда не отступал, не собирался этого делать и теперь, когда был так влюблен. Любовь порой выскакивает, как убийца из-за угла, – и тогда это именно так и было. Но если убийца так хорош собой, если от него невозможно оторвать глаз, то страх исчезает, и на миг человек оказывается на краю пропасти.
   Ему в те смутные дни приснился сон – он видел прекрасную валькирию, которая спустилась на поле сражения, и шла, не касаясь земли над убитыми воинами. Они смотрела на тела и искала самого дерзкого и отважного из них. И во сне своем он почувствовал, что лежит смертельно раненный на том самом поле, не может пошевелиться и подняться, он был уверен, что она пришла именно за ним и его ищет.
   Но прекрасная дева взглянула куда-то мимо и удалилась, даже не остановив на нем взгляда. Он знал, что это знак, предупреждение. Он должен был бежать от нее, пока еще не было слишком поздно, но сдвинуться с места поэт не мог никак. Он оправдывал свою медлительность тем, что остается подневольным созданием, возможно, она сама куда-то уедет.
   Но нет, произошло другое, появился ее муж, старый и уродливый тип. Поэт взбесился не на шутку, представив себе, что это он обладает таким сокровищем, да по какому праву.
   И тогда он придумал для себя иную роль, он должен был спасти красавицу от дракона. Это он станет ее Персеем, ее освободителем. И она если не полюбит его, то будет пылать благодарностью, и останется с ним навсегда. И он готов был жениться на ней и перейти в католическую веру, тогда он на все был готов.
   Он хотел только одного – приблизиться к ней. Все обаяние, все красноречие, всю яростью свою проявлял при этом поэт, и в ответ получал только улыбку, которой она одаривала любого, любуясь собственной неотразимостью, и тем впечатлением, которое на них производила. Несколько слов были произнесены красавицей, так мало значили эти слова, и новый виток ожиданий и разочарований, терзал его пылкую душу.
   Муки и страдания стали обычным состоянием его мятежной души. Он не мог и не хотел мириться с тем, что происходило в этом мире, на земле, где древнейшие князья вели неустанную борьбу за свое существование, они сметали со своего пути одних, и появлялись другие. А в любви, как и на войне все средства хороши.

Глава 15 Любовь Валькирии

   Валькирия исчезла так же неожиданно, как и появилась, Каролина умчалась куда-то, соседний дом опустел, он слышал, как об этом говорил генерал жене своей, и понял, что умер.
   Он знал, что не сможет без нее и дня прожить, она была так приветлива и ласкова накануне, потому что знала, что завтра уезжает, и даже словом не обмолвилась. Он представить себе не мог, что женщина, с которой он был так близок, могла быть такой жестокой. Прав был ее родственник, она бессердечна, но что теперь делать ему, вероломно брошенному. Любовь, ворвавшись в жизнь его, больше никуда не исчезала, она мучила и терзала его немилосердно. А разве не собирался он сам бежать от нее совсем недавно, она облегчила его задачу, и тьма пала на город Киев в тот же миг. И не взошло больше солнце, хотя все остальные его обитатели жили своей обычной жизнью, они даже не заметили исчезновения Каролины.
   Он слышал, как в саду говорили очень тихо сестры Раевские, говорили о нем и о ней, решив, что его нет дома:
   – Я не могла его предупредить, – оправдывалась Мария, – ведь она сама ему ничего не сказала, да и трудно представить, что он сделает. А теперь жаль его, но обошлось без скандала.
   Они так говорили, он все слышал своими ушами и бесился оттого, что Мария ему не сказала, и радовался, что не сказала, потому что, он бросился бы к ней, все сметая на своем пути и обрушился бы на нее, не думая о последствиях, даже если она не захотела бы этого, он овладел бы ею насильно, так невыносимы были его чувства.
   Я вас люблю, хоть я бешусь,
   Хоть это труд и стыд напрасный.
   Возможно, она почувствовала это, и решила предотвратить беду. Хотя возможно, что ей просто надоело уходить от него, объяснять, что она не влюблена в поэта, и начинать все сначала. Ведь он ничего не слушает и не слышит, и так далек от всего происходящего. Его страсть – это мания, одержимость, а как можно бороться с такими вещами?
   Многое передумал за это время поэт, и все, казалось, не то и не так у него в те минуты. Но одно было ясно – его лишили жизни, вдохновения, ни о чем не мог и не хотел он больше думать.
   №№№№№№

   Она, вероятно, появилась в его мире для того, чтобы возникать и исчезать снова, когда судьба из древнего Киева (после небольшого скандала) привела его в Одессу, он встретил свою валькирию на балу у генерала – губернатора. Он видел, как настороженно тот взглянул на входную дверь в залу, когда все зашептались, и она там появилась.
   – И эта здесь, – усмехнулась какая-то дама за его спиной.
   – Если бы не Витте, ее бы не впустил этот гордец князь Михаил, – говорила другая.
   И в тот момент, когда поэт узнал, что говорят они о Каролине, потому что появилась именно она (он ожидал увидеть кого угодно другого), таким нереальным казалось то, что происходило тут и сейчас.
   И он устремился к ней, забыв обо всех бедах и терзаниях своих, он не мог и не хотел оставлять ее в покое. И хотя она только свысока взглянула на него, словно они вовсе не были знакомы, но он всем своим видом показывал, что отставать от нее не собирается.

Глава 16 Вторая встреча

   Князь Михаил все это видел, он устремил взор на жену свою. Она внимательно на него смотрела. Оба они понимали, что раньше или позднее разразится скандал, если не в их доме, то в их городе, слишком много влиятельных людей было замешано во все его истории. Но он не чувствовал опасности и словно бы специально множил число своих врагов.
   – Откуда она взялась, – спросил губернатор раздраженно у стоявшего рядом с ним помощника, – позаботьтесь о том, чтобы она отправилась куда вздумается. Он пусть еще побудет какое-то время, надо дать немного отдохнуть от него нашему дорогому императору.
   Слуги верные бросились исполнять приказание. И хотя Каролина, возвышаясь над всеми, делала вид, что ничего не видит и не слышит, но все она прекрасно видела, и понимала. Знала она, что не стоит просить о милости у князя, он и без того ее едва терпел, но после того, когда она натолкнулась на поэта, и принес же его сюда черт, не стоило думать, что она тут задержится. Но в какой-то мере это ее даже радовало, снова пережить то, что она пережила в родном доме, и только потому, что милейшему генералу пришло в голову поселить у себя этого одержимого.
   Она не отличалась примерным поведением, о ее романах и изменах ходили невероятные слухи, но как можно на глазах у всех демонстрировать все свои темные страсти. Она негодовала, кажется, совершенно искренне, хотя кого не согреет такая любовь, как эта, кому не льстит она. Но кто мог вообще когда-то понять эту женщину. Впрочем, думать о том, что она могла быть благосклонна к поэту не приходилось, даже если бы это чувство зародилось в ее каменной душе, (а она и сама этого не отрицала) то она выжгла бы его каленым железом, бросилась бы в пруд и стала русалкой, но не позволила бы ему позорить себя перед всем миром. Ведь с ним, как с дьяволом самим, никто и никогда сладить не сможет, а у нее не было никакого желания это делать.

   №№№№№№№

   Поэт едва дождался следующего вечера. Но ее не было в театре, не на балу у губернатора, поверить в то, что она могла уехать куда-то так поспешно, он не мог. И только таинственная улыбка княгини Воронцовой объяснила многое – продолжалась эта нелепая, эта дикая игра, в которой не могло быть победителей, и все побеждены. И тогда дикое коварство застряло в душе у него, он решил, что расшибется в лепешку, но соблазнит жену губернатора, но это завтра, пока у него на это не было никаких сил.
   Разочарование, адская боль, и желание все крушить на своем пути – вот что испытывал в те минуты поэт, и виной всему была самая обольстительная в мире Каролина. Он так и не спросил о ней, ему никто ничего не сказал, и сколько ни старался поэт волочиться за другими, его ничто не спасало, и неудержимо тянуло только к Валькирии.
   Он заметил еще одну особенность, которую поселила в душе его любовь, он потерял дар красноречия, и никак, как не старался, не мог выразить свои мысли и чувства. Она лишила его не только покоя, но и привычной, обычной реальности, вероятно, не задумывалась о том вовсе.
   И снова во сне явилась Валькирия, на этот раз он старался к ней приблизиться, чтобы пригласить ее на танец, но она только хохотала, глядя на него, и отстранялась снова и снова, не желая видеть и слышать.
   Он встретил ее на берегу моря, и возрадовался, что она не уехала так далеко, как он думал тогда. Она промелькнула как комета, но успела бросить что-то ласковое. И он застыл, окаменел на берегу. И вдруг поэт понял, что это не кончится никогда, она будет появляться и исчезать снова и снова. Это тот обманный маяк, от которого не избавиться человеку, и он летит на этот блеск, на этот притворный огонь, и возможно сгореть не сгорит, но уж точно и жив не останется.

Глава 17 Поэт во власти страсти

   Губернатор, узнав, что Каролина укрылась в соседнем имении, и снова появлялась перед Поэтом, (он не мог не знать всего, что там происходило), разозлился еще сильнее, приказал следить за ней и не позволять им видеться. Верные слуги бросились исполнять приказания своего губернатора.
   Он не мог запретить ей появляться в храме, и она отправилась туда, рассудив, что было бы слишком скверно, если бы поэт решил, что она от него скрывается, да и князя позлить ей хотелось. Порой Каролине казалось, что и он влюблен в нее, только пытается скрыть от себя и от всего мира чувства, ему не подвластные.
   Впрочем, до графа Воронцова ей не было дела, а вот Поэт с его стихами:
   Без вас мне скучно – я зеваю,
   При вас мне грустно – я молчу.
   И как можно быть таким наивным, а ведь ему не 17 лет, и давно говорили, что он никого и никогда не любил, только покорял и бросал девиц безжалостно. Именно эти слухи ее и заинтересовали в свое время. Ей хотелось развлечься с Поэтом, который никого никогда не любил, а что из этого вышло. Он точно такой, как все, только хуже многих, потому что порой может позволить себе такие дерзости, на которые ни у кого другого рука бы не поднялась, и он совсем не умеет вести себя в обществе.
   №№№№№№

   В тот день крестили сына самого графа Михаила, и она пробралась как можно ближе к нему, чтобы он заметил ее и понял, что она не только посмела ослушаться приказа его, но и появилась рядом с ним.
   Ничего он в храме с ней не сделает, а потом она успеет удалиться, и будет продолжать игру, которая опасна, конечно, но так увлекательна.
   Она невольно улыбнулась, когда граф поднял на нее глаза, и в них мелькнул настоящий гнев. Но она еще не видела поэта. И хотя все вокруг было тихо и благочинно, но на него страшно было взглянуть.
   – Надо будет обратить его в свою веру, раз уж он не может отстать от меня, то в мире появится еще один католик.
   Но потом она передумала, понимая, что он станет и Мефистофелем самим, только, что ей потом с ним делать – ей вовсе не хотелось ничего подобного испытывать.
   Он и на самом деле казался страшен в тот миг, страсть, нетерпение, его игра, искажали его черты и делали его безобразным. Вероятно, недаром волновался граф Михаил, а она просто заигралась. Надо будет послушаться его и покинуть город.
   – Я пришла проститься, – заявила она, когда приблизилась к нему.
   Он только кивнул в ответ, не находя никаких слов, и не верил в это, но что еще ей оставалось? Но графиня не обманула графа, и в очередной раз обманула Поэта, она отправилась в Петербург, решив, что туда он в ближайшее время не доберется, а ей давно пора перевести дух. Разве не для столицы была она создана.
   №№№№№№

   Сколько не искал поэт Каролину в Одессе, сколько не ждал ее внезапного появления – все напрасно, нигде ее больше не было. Валькирия поднялась на свои небеса, и прихватила с собой его душу. Он понял это давно, а теперь просто чувствовал острее. И все-таки он не ожидал, что губернатор и с ним не станет долго церемониться, когда от скуки и безысходности он обратил внимание на его жену, приказ удалиться последовал незамедлительно.
   Дни без любимой тянулись однообразно и бесконечно долго. Он не знал где она, никто ничего ему не говорил в Михайловском, и только когда он после всех злоключений, наконец, появился в Петербурге, она снова оказалась там. Это была их третья и последняя встреча. Киев – Одесса – Петербург. С радостью и горечью видел он, что чувства никуда не делись, сколько бы времени не прошло, все для него было по-прежнему.
   Он уходил от императора, до которого дошли слухи о его похождениях в Киеве и Одессе, и писал стихи, и рисовал на полях черновика ее силуэты.
   Когда император рассказал ему довольно подробно, что там происходило в Одессе, он сначала не поверил, что она могла донести на него.
   – Я все знаю о своих подопечных, – усмехнулся, пристально на него глядя, государь, и взгляд его наводил ужас, и казалось, что ему и на самом деле все было известно.
   Поэт знал, что загадка его ясновидения очень просто разгадывается, но не собирался ее оскорбить подозрением. Она могла не любить его, но она не могла с ним так поступить. Не могла.
   А потом всю оставшуюся жизнь он только и делал, что бежал от Каролины. Кому-то из своих друзей, во время откровений, поэт признался, что прошел рядом с ней и без нее все муки ада, и прошел бы их снова, если бы это могло хоть что-то изменить в его жизни. Но ни разу больше он так и не видел валькирию, которая забрала его душу на небеса, оставив на земле усталое и бездушное тело. Она все время от него ускользала, как тень его мук и страданий, которые часто были невыносимы. Когда она узнала о его женитьбе, не поверила:
   – Он не может любить никого кроме меня, – заявила красавица. – Я не могла ошибиться, он был приговорен ко мне судьбой.
   Она взглянула еще раз на черновики его стихов, а потом небрежно отшвырнула их в сторону, он никогда ее не интересовал, а теперь и подавно.
   И мочи нет, сказать желаю,
   Мой ангел, как я вас люблю.
   №№№№№№№

   Мишель перечитал еще раз заключительные строки и убедился, что он был прав, совершенно прав, когда так обращался с дамами подобными Каролине. Он не знал подробностей этой истории, но чувствовал, что должен сделать все, чтобы и он к ним не приближался, и они не бежали за ним. Ничего хорошего из этого не получится, остается только держаться от них подальше, чтобы потом не страдать самому.
   Пушкин любил ее, в том нет сомнений, но судя по дальнейшим событиям, он избавился от наваждения довольно просто, и по-другому быть у него никак не могло. У Мишеля же в душе все было сложнее и противоречивее, вряд ли он смог бы так просто от нее уйти.
   Все ли девицы и жены таковы? Других он не знал, а те тихони, они ничем не лучше и всем ведомо, что в тихом омуте черти водятся. Но он снова начал думать о Варваре и почувствовал, что должен как можно скорее избавиться от этих мыслей.
   Нет, жизнь хороша, порой восхитительна, и сколько там ему еще осталось, но надо прожить ее ярко и красиво, так он для себя решил, так и будет. Берег моря на этот раз был пуст, куда-то делся Монго, он оставался совсем один.

Глава 18 Пятигорск. Постой

   А потом Мишеля сразила хворь какая-то, перемена климата и волнения, которым не было конца и края, не прошли даром. Заболеть в дороге, это конечно, отвратительно, а куда деваться? Доктор предписал ему массу всевозможных лекарств, и он должен был остановиться в Пятигорске до выздоровления. Была уважительная причина для передышки, даже те, кто его не видели, не сомневались, что притворяться он бы не стал.
   И вспомнились юные годы, когда они с бабушкой и с Марией бывали тут вовсе не по долгу службы, а чтобы перевести дыхание и лечиться, какие же славные это были времена. Нет, возвращать он их не собирался, но как хорошо, что они у него все-таки были.
   Кажется, именно в те дни они узнали, что в соседнем доме находится их сослуживец, старый знакомый Мартынов, все-таки будет не так одиноко. Вдали от дома знакомые люди не так мало значат.
   Здесь же были его матушка и сестра, значит у них в довольно приятной компании можно было проводить вечера, как-то скрасить свое одиночество.
   Он тут же сообщил об этом Мишелю, как только вернулся с прогулки, и заметил странную усмешку на его бледном лице, радость его быстро улетучилась. Мишель что-то успел натворить, в том не было сомнений.
   Зря Монго надеялся, что вместе быть веселее, что-то произошло между ними, судя по всему. Он уже хотел осторожно расспросить Мишеля, но тот притворился спящим, разговор пришлось отложить до утра. Пришлось бы, если бы Мартынов не встретил его снова около их домика. Тот оказался значительно разговорчивее и сообщил, что сердце его сестры Натальи разбито, она безутешна. Мартынов мог не продолжать, не было сомнения в том, что виной всему был Мишель. Не хотелось знать перед сном грядущим как это было, вариантов не много, самый верный из них Мишель уже описал в своем романе – конечно, отношения с княжной Мэри– самый яркий тому пример. И описаны они так живо и ярко, что сомнений в том быть не может.
   – Он не может не вступиться за честь сестры, но потом, когда Мишель выздоровеет, тогда обо всем и напомнит, – размышлял, оставшись в одиночестве Монго. Мрачное кавказское небо нависало над ним и кажется готово было придавить к земле.
   №№№№№№№№

   – Как быстро мгновенная радость сменяется разочарованием и печалью. Конечно, они всегда ходят рядом, но не так, как с ним, тут просто катастрофа какая-то. Нам нигде не укрыться от обиженных, да что же такое творится.
   Так он узнал еще об одном тайном романе Демона. Его нельзя подпускать ни к каким девицам. Он мстит всем жестоко, и не остановится никогда. Если императрица мудра, упряма и надеется на что-то, то в данном случае все совсем скверно, юные девицы особенно опасны, они не могут защищаться, они часто глупы и могут только жаловаться своим отца и братьям на то, что с ними так скверно поступили. А терпения и такта самого Монго у Мишеля никогда не будет, и сколько бы он не жил, все время будет попадать в такие скверные истории.
   Понимая, что вряд ли сможет заснуть после всего, что на него обрушилось, Монго уселся на лавочку около дума и мысленно вернулся к Пушкину. Уж не его ли Татьяна натворила столько бед своими объяснениями в любви и странным немного поведением. Ведь это мода какая-то пошла, эпидемия чумы и только, с его легкой руки. Гений словно забавлялся, ему, судя по всему, было даже весело, и вот как все это обернулось в одно мгновение. Наши предки были вовсе не глупее нас, они понимали прекрасно, что девица должна ждать своего мужчину, своего часа и не объясняться первой, потому что не все так добры и сердечны, как он, а надеяться на то, что рано или поздно объект воздыханий вернется, как Онегин и падет к ногам, тем более не стоит, вряд ли такое возможно, но если даже и так случится, то зачем нужен такой тип, какой от него толк? Добившись своего от непреступной девицы или замужней дамы, он снова убежит без оглядки, в том нет сомнений. А она останется раздавленной и униженной тем же самым светом, который простит ему все, а ей ничего прощать не собирается.
   Так, сам того не понимая, Монго вынес свой суровый приговор гению, и надо признать, что он был прав во многом, жизнь показывала, что он был прав.
   Но надо было возвращаться в тихий домик. Мишель спал и бредил во сне, он твердил о том, что бредет по небу и смотрит на землю с небес, и она кажется ему прекрасной, а дорога бесконечна, он уходит и никогда не вернется назад, потому что ему некуда и незачем возвращаться.
   Какие удивительные он видит сны, – подумал Монго, засыпая, как славно все-таки быть поэтом, как много он может поведать миру, вот только бы в жизни был не таким отчаянным и непокорным.

Глава 19 Пан и Демон

   Мишель и на самом деле находился где-то за гранью мироздания, когда к нему приблизился какой-то чудовищный тип, кто это был, он никак не мог понять и разобрать. Но одно ясно – это точно был не Демон, слишком огромный, неуклюжий страшный какой-то, такого увидишь и не проснешься вовсе. Но чудовище было из тех, что страшное снаружи и доброе изнутри, от него так и веяло добротой и участием. Немного позднее такого нарисует знаменитый художник, ну или почти такого. Но пока тот самый художник еще и на свет не появился, а Мишель уже видел его – бога лесов Пана.
   Он не испугался, или сделал вид, что не испугался, вот еще бояться ему какого-то Лешего. Кстати, в своем видении Пана Мишель был близок к истине, правда немного понизил его в ранге, но все-таки, угадал правильно, он же с детства бродил по лесам и вел беседы с его обитателями, и в первую очередь с Лешим.
   Говорят, что духи лесные не разговаривают с людьми, но этот заговорил человеческим голосом, только был он очень низкий, словно буря ревела, а слова разобрать все-таки было можно:
   – Ты был сильным и храбрым парнем, тебе нельзя еще уходить, Лукоморье так и осталось ненаписанным, а нам всем так хочется воплотиться, ты останься.
   Вздрогнул Мишель и с большим трудом, но все-таки пробудился. Да и могло ли быть иначе после того, когда к нему сам Пан пожаловал.
   Странно было возвращаться туда, откуда, как казалось, ты ушел навсегда, и все-таки он вернулся. Жизнь, отдельные ее фрагменты стали живо вспоминаться. Он помнил, как Мишель что-то говорил о Мартынове, кажется, он со своим семейством живет по соседству. Вот не хотелось бы ему такого соседства, только куда от него деться? Откуда такое совпадение, ведь с Мари что-то было странное, непонятное, таинственное, он даже хорошо помнил, что
   именно, а потому ему хотелось отправиться в путь. Но тогда получается, что он струсил, а он не струсил, да и доктор не позволит ему отправиться на службу больным.
   №№№№№№№№

   Вот и Монго говорит, что встреч этих можно как-то избежать, только можно ли? И зачем он вернулся из заповедного леса к этой реальности, лучше было там с Паном оставаться.
   – Мартышка, – тихо повторил Мишель, – как же он смешен и забавен, но не он же станет моим Дантесом, там хоть был красавец, а это какая-то пародия на того.
   К вечеру Мишелю стало значительно лучше, он уселся за письма к бабушке, чтобы немного отвлечься. Писал как-то весело и с азартом, хотя не хотел с этим переборщить, она не глупа и все прекрасно понимает, это Марию можно обмануть, но только не ее, так что не стоит и стараться.
   В конце попросил прислать ему книги Шекспира, Жуковского и Ростопчиной – ведь только у него там есть Лукоморье. Ну а Евдокия должна развлечь его и познакомить со своим внутренним миром, он так мало успел о ней узнать, жаль, что они так недолго были вместе, а ведь это могла быть такая история, и вряд ли кто-то из-за нее вызвал бы его на дуэль

Часть 7 Погиб поэт

Глава 1 Танец Саломеи

   В первую ночь, когда Мишель почувствовал себя относительно здоровым и почти счастливым, ему приснился самый странный сон на свете. Он видел развалины какого-то дворца, долго бродил по ним, но так никого там и не отыскал. А когда уже хотел уходить, то услышал музыку, странную музыку, и за стеной в какой-то скрытой от него комнате был пир, явно кипела жизнь.
   – Пир Валтасара, – подсказал ему какой-то дух, сновавший у ног, словно черный кот.
   А какие еще коты могли являться к нему, это у Пушкина они были рыжими, но не у него. С самого раннего детства с Мишелем были только черные коты, и он свыкся и сжился с этим.
   – Зачем мне этот пир, – капризно спросил он, – я не собираюсь помирать пока, покажи что-то другое.
   И тот самый спутник его подчинился, он повернул его в противоположную сторону, и Мишель последовал за ним. Там собрались какие-то люди, и музыка звучала по-другому.
   – Царь Ирод, ждет голову Иоана, – пояснил бес, сомневаясь в том, что поэт поймет то, что он пытается ему показать. Кто его знает, заглядывал ли он так глубоко в прошлое, в чужое прошлое, кстати.
   Ему не хотелось и этого пира или танца, зачем ворошить то, что давно было и быльем поросло? Но танцовщица была так обольстительна, что он не смог отойти в сторону, обнажена ли она была или одета, да кто его знает, но тело ее было прекрасно, а движения так обольстительно-гармоничны, что он просто вспыхнул, как свечка и все затрепетало и запело в душе. Вся та радость и страсть, которых он боялся в жизни и глубоко скрывал, теперь вырвалась наружу и жила в нем и ликовала.
   Бес самодовольно улыбнулся и стал декламировать ему стихи, сочиненные на ходу. Слышал ли он то, что тот читал или нет, кажется сочинителю до этого не было дела, он упивался своим творчеством и тем, что оно исчезнет, как только он перестанет читать, и в этом была вся его прелесть, это людям хочется, чтобы все было записано, осталось для потомков, ему хотелось как раз обратного, чтобы оно прозвучало и забылось, он не был тщеславен, хотя и дарить свои творения никому из смертных не собирался, а ведь они присвоят нагло и глазом не моргнут, и потом станут считать себя гениями. Нет, на это он не пойдем, лучше отдать его ветру и облакам, и бескрайним просторам, там оно лучше сохранится и обретет невероятную силу, и станет по-настоящему бессмертным.

   МАГИЯ ТАНЦА СТРАСТИ

     Царица на площади главной застыла
     И слушала голос пророка бесстрастно,
     Она на рассвете казалась красивой,
     Да, что там, была она просто прекрасна.
     И бурная страсть подкосила пророка,
     И больше его оставлять не хотела,
     Судьба с ним всегда поступала жестоко,
     Как манят изгибы прекрасного тела.
     И вот уже видит он страстные ночи,
     Но только она усмехается гневно,
     Вернулась к царю, даже слышать не хочет
     А что там? Забывшись, танцует царевна.

     2.
     У Ирода вечно дела и заботы,
     То дикий мятеж, то недобрые вести,
     Но нынче наш царь загрустил отчего-то,
     Ему говорили, умрет и воскреснет.
     И снова младенцы какие-то снятся,
     Совсем позабыл о любимой царице,
     Когда же простое, обычное счастья
     Из страстных мечтаний его воплотится?
     А тут еще этот по городу бродит,
     – О, стража, ведите, хочу я послушать.
     И пленник усталый в покои приходит,
     Он так ироничен и ярость так душит.

     3.
     – О чем он твердит? Мне за что воздается?
     Какие он храмы однажды разрушит.
     И душу палит это дикое солнце,
     И смотрит презрительно прямо он в душу.
     А тут и она, к ним внезапно приходит.
     – Что хочешь от этого бога ты снова?
     И Ирод молчит, слов уже не находит,
     Он странно рассеян, пленен и взволнован.
     Но пленник, конечно, сегодня он злится,
     Он вздрогнул, и что-то такое бормочет.
     А что остается, раз в гневе царица,
     Темница, и слушать их Ирод не хочет.

     4.
     Она раздраженно ушла и не знает,
     Как он в полумраке один безутешен,
     Какие-то дети его окружают,
     И рядом пророки, и лучик надежды.
     Там музыка, это танцует царевна,
     О сколько же неги в пленительном танце.
     И с музыкой вместе приходит забвенье,
     Он просит опять: -Саломея, останься.
     И тень его брата идет за ним снова,
     Какая —то песня, отец на закате,
     О, царь, отчего он сегодня взволнован?
     Но все объяснить ему силы не хватит.

     5.
     И стражник твердит, что в забытой темнице
     Опять неспокойно, там нынче с рассвета
     Их пленник вопит, он как будто взбесился,
     – Но что говорит? – Да не знаю про это.
     О бунте, о храме, о деве, о власти,
     И все так печально и так непонятно.
     – Наверно горячка, проклятые страсти.
     Готовьте нам пир, – приказал он невнятно.
     И знает, такое сегодня приснилось,
     Что лучше бежать, но решил он остаться,
     И рядом царица лгала и ярилась,
     И снова полет, там в сиянии танца.

     6.
     Она же на дочь удивленно смотрела,
     Как будто бы видела деву впервые.
     – О, как ты прекрасна, а знаешь, что сделаем.
     И долго о чем-то они говорили.
     Сначала противилась зло Саломея,
     А после внезапно она согласилась.
     Царица смотрела на небо, немея,
     И виделась ей и жестокость и милость.
     – Зачем ему жить? Я спасаю от бури,
     И мир мой несчастный, и темную душу,
     А с ним и меня они там не забудут,
     Все будет однажды, пусть храм я разрушу.

     7.
     Ей снилось сегодня в тумане распятье,
     Какие-то женщины, воины, свита,
     – Откуда явилось к нам это проклятье?
     И кто их послал, – прошептала сердито.
     Но только в темницу устало спустилась
     Взглянуть в тишине и во тьме на пророка,
     Какая-то тень там металась, ярилась.
     – Бедняжка, как он поступает жестоко.
     А он все кричал ей про бедного мужа,
     Про страшную ярость и грех ее вечный,
     Что ждут ее снова и и черти и муки,
     Пророк заигрался, конечно, конечно.

     8.
     Ну что же, избавит их всех Саломея,
     Есть магии чудо в пленительном танце.
     – Что шепчешь, ты девочку впутать посмеешь?
     – Конечно, посмею, ну, сколько ж метаться.
     – Не женщина ты. – Я сегодня царица, —
     Напомнила, словно не ведал он света.
     – Пустое, ты просто тупая тигрица.
     – Пантера, мой ангел, и знаю про это.
     Но я так устала, остынь, все пустое,
     Пусть он защитит тебя, если сумеет,
     Меня же просить о прощенье не стоит,
     Ты знаешь, прощать никогда не умела.

     9.
     И снова растаяла где-то царица,
     Лишь белое платье мелькнуло во мраке,
     – Она не сумеет. Она не решится,
     Не быть этой страшной, предсказанной драме.
     И где-то шумели веселые гости,
     И музыка снова из тьмы вырывала.
     – Танцуй, Саломея, мы все тебя просим.
     Помедлила чуть, и легко вылетала.
     И была укутана снова шелками,
     Как кокон, еще не сумевший пробиться.
     О, магия танца, что делает с нами,
     Бросает в просторы, уводит в темницу.

     10.
     Царица смотрела на них обреченно,
     Он стар, но к девчонке все время стремится,
     А если увидит ее обнаженной,
     Конечно, тогда он на все согласится.
     Недаром так долго просила раздеться,
     И ей говорила о магии танца,
     Но танец закончен, усталое сердце
     Его все просило: – Останься, останься.
     Пусть падают снова такие наряды,
     Пусть юная прелесть твоя обнажится,
     Я царь, и скажи, что отдать тебе надо.
     И только вдали улыбнулась царица.

     11.
     Цари наши, властью своей упиваясь,
     Порою такое другим обещали,
     Ребенок невинный, она танцевала,
     И только наряды скользили, слетали.
     – О, что же с тобой, -усмехнулась царица,
     Она в этот миг о своем лишь мечтала.
     И будет симфония дивная длиться,
     А там Саломея в экстазе взлетала.
     Ее охватила внезапная радость,
     Когда перед ними предстала нагая,
     И вдруг поняла, ничего не осталось,
     Куда она всех в этот миг увлекает?

     12
     – Проси же, – стонал снова Ирод устало.
     Исполнит он все, что бы ты ни просила,
     Молчит. И от страсти душа трепетала,
     И даже наказы царицы забыла.
     Но та ей напомнит. – Глава Иоанна.
     – О чем ты, дитя? – понимает не сразу.
     – О, царь, я о нем, только это желанно.
     Она повторяет крамольную фразу.
     Царь гневно взглянул в суете на царицу,
     Она же с гостями о чем-то воркует,
     Толпа замирает, и Ирод ярится,
     Кто снова сыграл с ним да шутку такую.

     13.
     Но то, что обещано было в начале,
     Исполнит, цари отступать не умели.
     И жуткие скрипки в тумане стонали.
     И воин подходит один к Саломее.
     – Бери, как хотела. Отступит царевна,
     Метнется безумная дева куда-то.
     И только царица стоит вдохновенна
     И даже спокойна, и вроде крылата.
     Исполнилось то, что начертано было,
     Он больше о прошлом ее не напомнит.
     И музыка где-то в тумане завыла,
     Их встретила похоть и дивная полночь

     14.
     Во тьме проступают опять силуэты,
     Сгоревшие страсти остались золою.
     И Ирод пирует в толпе до рассвета,
     Но где Саломея, что стало с тобою.
     Осмелится ль кто-то перечить царице?
     И как она всех урезонить умела.
     Алеет заря – это танец все длится,
     И голову кружит твою Саломея.
     Любой в этот миг на такое решится,
     А после опомнится поздно и немо,
     Она обнаженной пред вами кружится,
     И гневно нависло свинцовое небо.

     15.
     Судьба по заслугам отпустит вам снова,
     И радость, и боль, все еще в этом мире.
     И смотрит Креститель на землю сурово.
     – Что сделалось с вами, что сделали с ними?
     И больше никто не находит ответа,
     И страшной грозою нависли вопросы,
     И только в потоках печального света
     Мы видим и небо, и море, и звезды.
     И танец в тумане, он длится и длится,
     Такого с тобою еще не бывало?
     Тут в пору рассудка, мой ангел, лишиться.
     О, как Саломея тогда танцевала.

   №№№№№№

   Мишель досмотрел и дослушал все это до конца, потом повернулся к спутнику:
   – Почему ты мне все это показал?
   – Потому что ты не хотел смотреть пир Валтасара, но надо же было тебя как-то развлечь.
   Этот тип отшучивался, но ведь за этим стояло что-то еще очень важное и значимое, вот разобраться бы что, Иродом ли он его считает, погубившим девиц или Иоаном, который без головы остался, потому что шел против всех и говорил им только правду и ничего, кроме правды.
   – Ну куда тебе до Ирода, сколько лет он прожил, а ты и половины не проживешь, – заявил бес, не щадя чувств собеседника, тактичностью он и прежде не отличался, а теперь казался просто жестоким и беспощадным.
   Значит, Иоан, Саломея принесет мою голову на блюде? – тяжело вздохнул он, и это случится скоро, иначе бы ты тут не появился.
   Бес молчал на этот раз, словно бы хотел испытать его. Мишель вспылил, ему разонравилось все, что тут творилось. Вот уж точно сказал кто-то из древних, что знания умножают печали.

Глава 2 Прошение об отставке

   Тот сон о Пане и Лукоморье перевернул что-то в душе Мишеля, ему не интересна стала реальная жизнь, он погрузился в мифы и сказания и хотел только одного, чтобы оставаться там и не двигаться сюда, в мир людей и иллюзий, а что, если именно для этого он и появился на свет, и все еще жив только потому, что должен написать эпос? И он не только будет стоять рядом с Пушкиным и чуть за ним во времени, он будет первым, и Василий Андреевич не сможет помешать ему трудиться, и император не сможет. Они просто ничего о том знать не будут до поры, до времени.
   Он может воспрепятствовать изданию трудов, но не более того, а если они будут написаны, то все равно рано или поздно увидят свет, они сохранятся так, как сохранилось «Горе от ума» Грибоедова. Сколько лет уже нет его в этом мире, и не была издана его пьеса не при жизни не после гибели, но разве она перестала существовать, есть бабушка, Мария, Монго, есть Алекс и Евдокия, особенно последняя, и кто-то из них добьется своего, сохранит то, что он сможет сотворить.
   Никогда раньше на Кавказе ему не было так пусто и одиноко, никогда он не чувствовал, как уходит время, тает неумолимо, а он все еще остается тут и ничего не может изменить.
   На этот раз он твердо решил написать прощение об отставке и все сделать для того, чтобы оно было принято, подключить всех влиятельных особо, потому что отставка была нужна ему как воздух.
   Все свободное время Мишель рисовал, записывал все, что могло ему по ходу пригодиться. И хотя они не говорили и не могли говорить о том с Пушкиным, и с Василием Андреевичем он тоже не хотел говорить, более того, все сделает для того, чтобы тот ни о чем не узнал, только в этом случае получится все, что он задумал. А если тот доживет до издания книги, тогда очень сильно удивится, но мешать себе Мишель никак не позволит, слишком велико его желание написать главный труд жизни и слишком мало у него на то времени.
   Когда будет готов первый экземпляр, он наймет переписчиков и подарит копии всем близким людям, чтобы они хранили и передавали рукопись другим, таким же преданным и надежным, чтобы не позволили ему пропасть.
   И в те минуты все, о чем он думал, казалось ему почти реальным, вполне возможным.

   №№№№№№

   Когда пришло письмо от Евдокии, и она рассказывала подробно обо всем, что там без него творилось, Мишель тут же решил ей обо всем подробно написать, пусть она знает все первой, пока это будет их маленькая тайна. Ну кто, если не она лучше всех знала и то, что там было у Пушкина, когда он писал свою сказку про «Руслана и Людмилу», и говорила она о том и с теплотой, и с болью невероятной, а теперь должна порадоваться за него так, как умеет делать только она одна.
   В конце письма он просил пока о том никому не рассказывать, но мог бы и не просить, она и так все это прекрасно понимала. Это вовсе не маленькая, это огромная их тайна, и только бы все получилось, только бы сложится пасьянс с его отставкой и хватило бы времени на работу, ничего другого ему и не нужно было в те дни. Говорят, когда чего-то очень сильно хочешь, то сбывается, он желал этого страстно, так почему бы и не сбыться?
   И только когда письмо было отправлено, Мишель немного успокоился и стал думать, как убедить императрицу, а это придется делать тоже ей, чтобы та поняла, что это творение важнее всех од и гимнов в ее честь. Она должна это понять. Но случится это после того, когда основная часть творения будет написана.
   №№№№№№№№

   В шумной столице, уединившись отменив все визиты, Евдокия и читала письмо с Кавказа. Еще до того, когда она его распечатала, поняла, что письмо надо спрятать подальше, а лучше всего было бы сжечь, но она не могла этого сделать, потому что слишком велика была его ценность и не для нее, а для всей нашей многострадальной литературы в первую очередь. Значение творчества Мишеля для нее родимой, она понимала лучше всех, а потому сохранит все, что было написано его рукой.
   И как только начала внимательно читать, так и содрогнулась, сколько раз она слышала рассказы о том, как Ученик и Учитель взялись за дело и как скверно все для них закончилось. Что изменилось сегодня? Да стало только хуже, разве можно вообще сравнивать те времена и эти. Мишелю о том говорить бесполезно, будет только хуже, но вот ей придется совершить какой-то подвиг после того, как это будет написано, и не просто сохранить рукопись, но и сделать все для того, чтобы она увидела свет. И она была к тому готова, чего не сделаешь ради Мишеля, ради его грядущей славы и бессмертия.
   Женщина не только хранительница очага, она хранительница всего, что может сотворить мужчина в этом мире, который вряд ли до конца всю ценность понимает, только ей это и дано будет.
   Может быть там, на Кавказе вдали от всех этих враждебных мест он и сможет все, что тут никак не получается? А ей ли не знать, как хорошо и пишется, и дышится вдалеке от России.
   №№№№№№№

   Узнав, с каким нетерпением ждет Мишель письма, Монго догадался, что там было и что, может быть, в ответном.
   – Не стоило все заранее объявлять, – тяжело вздохнул он, – но что сделано, то сделано. Остается только надеяться на благоразумие нашей милой писательницы, надеюсь, она нас не подведет.
   – Ну почему же заранее, просто завтра может отказаться поздно, вот в чем беда, – отвечал тот, разглядывая склоны гор, как же одиноко и пусто ему теперь тут казалось, как хотелось поскорее взяться за работу и что-то сделать, посмотреть, как получится, как будет писаться. Ведь не может же все оборваться в тот момент, когда ему так легко и дышится, и пишется? Хотя если верить старику Гете, то именно так все и бывает, стоит только почувствовать, что жизнь прекрасна, как она сразу же и обрывается, но с ним такого не будет, он не допустит такого.
   И в тот момент Мишелю казалось, что все было в его власти, как же он заблуждался тогда.

Глава 3 Бал в гроте Дианы

   И снова наши друзья отправились в Пятигорск, чтобы немного отвлечься и развлечься. Они на этот раз не просто так поехали, а в теплый июльский вечер устроили бал в гроте Дианы. И так как отдыхающих там в это время было много, то он мало чем отличался от столичных, ну разве что природа вокруг была восхитительной, дамы пленительными – они довольно давно с ними не встречались, а потому радости не было конца и края, и самое главное, память должна была возвращать их туда снова и снова, не так много танцев и музыки было в том году.
   Монго немного волновался из-за Мишеля, ведь тот мог выкинуть все, что угодно, он конечно стал потише чуть-чуть, но кому не известно, что затишье бывает исключительно перед бурей. А так как Мартынов успел рассказать о нанесенной его сестре обиде, то волнения были еще сильнее, ведь и эта девица, словно тень бесплотная все время появлялась рядом.
   Она верила, что он одумается, раскается и бросится к ней в объятья, о чем только могут думать такие вот девицы, что в их милых головках творится, как можно не знать Мишеля, чтобы так вот о нем подумать? Он не вернулся даже к той, кто была ему лучом света от начала до конца, так мимолетная, бесцветная и глупенькая юная особа как могла его привлечь и удержать, даже если она объяснялась в любви, даже если она так любит его, что и жить не может, есть ли Мишелю до этого дело?
   Погруженный в свои невеселые мысли, Монго потерял друга из вида и заволновался по-настоящему. Но ничего не случилось, просто он был в стороне, молчалив и отрешен, как обычно. Он не стал отказываться от вылазки в Пятигорск, оставаться одному ему не хотелось, но и тут только еще раз убедился, что ничего там нет хорошего, тоска и уныние, вот все, что осталось.
   Монго так и не решился с ним заговорить о чем-то, а князь Волконский пробовал отвлечь от грустных мыслей, ему тоже не хотелось с кем-то танцевать и кокетничать, хотя погода и музыка к этому именно и толкали
   – Это последний бал в моей жизни, так пусто и скучно без Венеры и поэтессы, и не хватает всех женщин сразу.
   Речь эта показалась такой странной, чтобы Мишель говорил о женщинах, Алекс и Евдокия не в счет – там главное, творческий порыв, но все остальные из-за которых у него столько проблем?
   №№№№№№

   Когда Монго спросил, о чем они говорили, князь передал дословно этот разговор, может быть, тот что-то пояснит.
   – Это плохо, если он о девах и женах заговорил, то для него это настоящая тоска, что тут еще сказать.
   Монго сказал то, о чем думал, не стал подбирать слова и гадать, как они отзовутся, потому что князь стал их близким другом, и секретов от него не было, да и какие секреты, если Мишель все выкладывал в своих творениях.
   Сам же Мишель в то самое время был душой на другом балу, на том самом Маскараде в январе, где он столкнулся с Варварой и в несколько мгновений снова пережил все, что было с ним прежде. Нет, ему хотелось вопреки всем быть с ней, украсть, спрятать, не отпускать. То, о чем он не мог думать тогда, когда она собралась замуж, сегодня было яснее ясного для поэта. В мире есть женщина его единственная и неповторимая.
   Помнится, Мария тогда говорила, что он еще пожалеет, что отступился и отпустил ее. Тогда не было в душе его этого чувства, оно возникло теперь. как -то запоздало, но все-таки его застало. Ему нужна была спутница, жена, но только одна-единственная. Это Пушкин мог свататься ко всем подряд и гадать, какая из девиц ответит согласием, он не мог так поступить, никогда бы не смог.
   На следующей день после того бала, где поэт ничего толком не запомнил, и не мог бы сказать, что там было, а чего не было, пришло письмо от Марии, она упоминала и Варвару, сказала, что та серьезно больна и потому скучнее, чем всегда была.
   Отставка ему нужна была больше, чем всегда, ему хотелось лететь туда на крыльях, загнать коня, но только успеть. Это все было описано уже в его романе, и теперь оставалось только и в жизни все это пережить. Наверное, только гении могут сначала написать, а потом пережить то, что было написано, только им все это дано и подвластно.

Глава 4 Ссора с Мартышкой

   Бал в гроте Дианы казался ослепительной, яркой вспышкой молнии, а потом потянулись серые и однообразные дни. Даже Монго становился со временем все печальнее и отрешеннее. Ожидания казались напрасными.
   Мишелю снилась императрица, он снова попал к ней на аудиенцию, но она стояла к нему спиной, и даже не повернулась. Он ждал напрасно, он страстно хотел, чтобы она на него посмотрела, но она все так и стояла, не обратив на него никакого внимания. После такого сна на душе кошки скребли, стало еще тоскливее, а Монго напомнил, что этот сон был с четверга на пятницу, он-то обязательно сбудется.
   Так и было в те дни, в отставку не верилось, оставаться на службе было невозможно, и что же делать?
   В тот вечер они собрались в комнате Мишеля, хотя он никого и не приглашал, но оставаться в своих домах было как-то совсем тоскливо, кто-то спросил о Мартынове перед самым его приходом. Мишель сказал что-то резкое в тот момент, когда тот мрачнее тучи стоял на пороге. Ему было отчего злиться, он только что получил письмо из дома, куда прибыла его матушка вместе с сестрой, оно было залито слезами, и матушка писала, что Наталья разбита и раздавлена, вряд ли она поднимется с постели и выживет.
   – И виной всему твой Мишель ненаглядный, – попрекала его матушка, – как он может так обходиться с юной девицей, ведь она же любит его всем сердцем, и почему бы ему не жениться, зная все это. Пусть он не любит ее пока, но ведь полюбит, может полюбить, и будут они счастливы и детишек нарожают, а так он ее просто сводит в могилу, как будто она в чем-то виновата. Николя, ты должен все сделать для того, чтобы он на ней женился, но поговори с ним, припугни, заставь. Наша девочка ни в чем не виновата, раз уж она его полюбила, нам придется смириться и принять его.
   Прочитав все это, Николай взбесился. О чем вообще думает матушка, она совсем не разбирается в людях. Как можно этого демона заставить хоть что-то сделать, а уж тем более жениться. Сама императрица никак не может на него повлиять, а что может он?
   Но и просто так отмахнуться от просьбы матушки он тоже не мог, ведь речь шла о его сестре, которая так страдала, в том не было сомнений.
   №№№№№

   Спрятав письмо подальше, чтобы не смог его найти никто из сослуживцев, Николай отправился в дом обидчика.
   Голова его шла кругов, он ничего не понимал, не ведал, что ему предпринять, как можно в этом случае поступить. Он вспомнил о князе, еще том бунтовщике, все прошедшем и испытавшем, он вспомнил о мягком с виду Монго, но тихим и мягким он только казался, а защищая этого негодника готов был на все, ну буквально на все, и в каком положении он окажется.
   Тут же вспомнилась незавидная судьба французского посланника, ему пришлось спасаться бегством, хотя у него были такие покровители, а ему куда бежать и где прятаться прикажете? Если его убьют – это ужасно, но ведь это не самое страшное, страшнее если он убьёт любимца императрицы, и ни в какой Париж убежать не сможет, ему и отставки никто не даст.
   Он старался промолчать, но не смог, когда Монго сказал что-то резкое, он заявил о Демоне, который погубит весь мир, глазом не моргнув.
   Мишель оживился и повернулся к нему, кажется только сейчас его что-то заинтересовало внезапно.
   – Уж не обо мне ли глаголет Мартышка? – вырвалось у него.
   В воздухе явно запахло грозой.
   Монго сорвался с места, но вызов был брошен, каким бы быстрым он не казался, но дело сделано. Как улаживали дуэли Пушкина князь Петр и Василий Андреевич, он не знал, у него, и надо было признать, ничего не получилось. И что теперь оставалось делать?
   №№№№№№

   Мишель испытал какое-то странное облегчение, словно гора с плеч упала, он получил то, чего ему больше всего хотелось, выместить зло свое пусть и на этом белобрысом негоднике. Император запретил дуэли, но он поступит вопреки всему и пусть так о себе напомнит его величеству, а то там совсем про него забыли. Да и как он может обойтись без дуэли, да не бывать этому. А разве он не описал дуэль с Грушницким? Да во всех подробностях, и даже если в реальности исход будет иным, какая разница, главное. Что он отправится стреляться.
   Монго несколько раз пытался с ним о том поговорить, но он просто жестом отстранялся от него и подчеркивал, что ему нет никакого дела до всего, что творится вокруг.
   В первый раз его верный друг разозлился не на шутку, но быстро смирил свой плыл. Разве он не знал на что шел? А теперь ему только и остается пройти этот путь до конца, раньше надо было думать и отказываться. Но не мог он ни от чего отказаться, вот что самое главное.

Глава 5 Явление пророка

   Самые противоречивые чувства разрывали душу Мишеля в те часы, он понимал, что пророчество сбудется, так как и думал когда-то, но, с другой стороны, бес не прав, он не может погибнуть сейчас, когда у него появилось и главное дело, и девицы, и мир так преобразился несказанно. Да и Мартышка, конечно, дурак полный, но сам себе он мстить не станет, у него же сестры, матушка, он не понимает, что сделается еще одним Дантесом, только бегством ему не спастись. Его будут гнобить и проклинать до последних дней, а разве просто жить с таким грузом, как-то все обойдется на этот раз, потом, позднее все и случится.
   Из всего получилось, что дуэль эта закончится ничем, но сомнений в том, что она состоится не было никаких. Но он задумался о своем творчестве, которое и раньше и тем более теперь было первичным, а жизнь стала вторичной, не потому ли он сначала писал, а потом проживал то, что должно было происходить в его жизни, так мог видеть только пророк, простому смертному это не доступно.
   Монго и Мария и раньше говорили ему о том, и ведь в жизни все происходило с точностью до деталей, а он не мог видеть того, чего еще не случилось, не мог, а все-таки видел.
   – Ну что же, пусть так, как бы не закончилась дуэль с Мартышкой, они будут читать и сравнивать, это должно потрясти их воображение. Тогда они поймут, кого потеряли, и ничтожен будет любой, его убивший, а этот тем более. Но легче ему от этого не стало, он научился к этому времени ценить не только творчество, но и жизнь.
   Он не помнил, о чем был тот разговор, но князь Сергей произнес тогда, помнится:
   – В тебе так и не умер Нарцисс, – как можно было прожить не так мало лет, но все – таки им и остаться.
   И снова вспомнились его разговоры с Марией, ведь это она еще в детстве припомнила легенду о бледном юноше, превращенном богиней любви в бледный цветок, потому что не смог он полюбить никого кроме себя самого,
   – Не нужно жить тем, кто любит только себя, – вынесла приговор коварная и воинственная богиня, и он утонул в том самом озере, где привык сидеть на берегу и собою любоваться. Странно, что князь уже в другом времени заговорил о том же самом, неужели он такой и есть или они только ради красного словца так говорят. Но как бы там не было, стало горько и обидно от всего этого. Надо было что-то ответить и он воскликнул:
   – Да проклят мой дар, я все бы отдал, чтобы ничего не знать и не видеть, чтобы перестать им быть.
   Монго обиделся, и стал уверять его, что так говорят те, кто совсем его не знает, а он никогда не думал о Мишеле, как о Нарциссе.
   – Не он, тогда кто же? – с вызовом спросил тот.
   – Ну хотя бы Адонис, – выпалил Монго.
   – А чем тот отличается от этого?
   Его любили три богини, разве этого мало
   – Три богини, – задумчиво говорил Мишель, наверное, это прекрасно и страшно одновременно, ведь они если не друг друга поубивают, то тех, кого любят, точно.
   – Так оно и было там у них.
   – Ну мне это вряд ли грозить, и все-таки ты расскажешь нам эту историю
   Вечером они отправились на гору после поездки в Железноводск, там прозвучала старая легенда о прекрасном юноше Адонисе, ее рассказывал князь Волконский. Монго пожалел, что не записал ее, а потом никак не мог вспомнить многого из того, что было рассказано

Глава 6 Возлюбленный трех богинь

   Капризны и не понятны, бывают боги. И лучше бы людям держаться от них подальше, если бы они вообще смогли без них обходиться, то и не случалось бы всех страшных бед.
   Но самой своевольной, прекрасной и непредсказуемой была, конечно же, Богиня Любви Афродита. И когда показалось ей, что царская дочь Смирна относится к ней недостаточно почтительно, то и обрушилось на ее голову проклятие. А что могла послать ей прекрасная и грозная богиня, перед которой трепетал сам Зевс, конечно, противоестественную страсть.
   И напрасно думают некоторые из нас, что со своими страстями они справятся, ничего не получилось у царской дочки. Не ведала она, что творили, другие и вовсе не о чем не подозревали, но совершалось страшное и прекрасное одновременно – в чреве ее оказался один из самый прекрасных и несчастных грядущих героев.
   Но чтобы хоть какие-то порядки на земле существовали, и люди вовсе не отбивались от рук, и за грехи их тяжкие наказывали их боги, вот и обратилась бедная девушка, так неудачно столкнувшаяся с богиней любви, оборотилась она в дерево высокое и красиво. Но чтобы спасти малыша, не дать ему погибнуть, забрала его Богиня Афродита, из ствола этого дерева вытащила она его и унесла прочь.
   Долго сидела она перед ним на лесной полянке, любовалась им, и понимала, что никто еще никогда такого красивого ребенка не рожал как этот. Но не собиралась богиня любви возиться с малышами, совсем другие у нее были хлопоты и заботы. И стала она думать, куда же отправить его, чтобы он был всегда под присмотром, в заботливых руках рос, а потом, когда вырастит, она его назад заберет. Ведь никто не посмеет с ней спорить, она всегда поступала так, как ей вздумается. И пример царской дочки для других поучителен будет. Правда сама она ничего уже рассказать не сможет, но и богиня на досуге поведает о том, как она не выразила почтения своего.
   №№№№№№

   Ее звали и ждали те, кто без любви и дня прожить не мог, и так как раздумывать долго не хотелось, а пещера, в которой был вход в подземный мир, была рядом, то и шагнула туда Афродита. И уже по дороге решила она, что лучшей матери, чем богиня подземного мира Персефона, и не найти для него. Она обожает своего мужа, не думает ни о каких романах, конечно, там было мрачновато и душновато, и сама Афродита старалась появляться там, как можно реже, если бы не такой случай, то и вовсе бы не пришла, но чего не сделаешь ради прекрасного малыша. И она шагнула в мрачноватый зал, где и восседал Аид с верной и суровой женой своей.
   С Персефоной у нее отношения были сложными, как и со всеми остальными богинями, да и кто мог мирно с Афродитой жить. И вообще, говорят, что любовь и война всегда рядом идут.
   И когда Аид украл ее, то и Деметра, и сама Персефона сначала в отчаянии были, но разве не любовь к этому суровому повелителю спасла ее, и даже сделала счастливой, чего не скажешь, например, о ее вечных соперницах Гере и Афине. Но они сами во всем виноваты, если слушать ее советы, а делать все наоборот, то примерно так и получается. Если в голове у каждой из них только война, мнимые и реальные возлюбленные их женихов и мужей, то это уже безнадежно. И соглашались они с тем, что переменить ничего не смогут, надо примириться с тем, что происходит и не противиться, но как только доходит до дела, так и совершают ошибки, одни страшнее других, и думают, что для них это завершится чем-то хорошим.
   №№№№№№№№№

   Персефона вела себя всегда благоразумно. Ей и можно было доверить Адониса. А именно так назвала Афродита малыша, она никому не доверила бы выбрать для него имя.
   Очень удивился Аид, когда увидел ее тут. Он, конечно, был ей благодарен за жену и за прошлое, но что понадобилось ей здесь и сейчас. Не ждал он ничего хорошего от Афродиты, и в отличие от брата его Зевса, не заискивал перед ней, потому что был уверен, что помощь ее ему больше не понадобиться, да и не такое место его царство, где о любви можно было много говорить.
   А между тем ребенок пронзительно закричал, и Афродите пришлось объяснить, почему она тут оказалась.
   – Я слышал про царевну, и не разделяю твоей жестокости, – говорил Аид, скорее, чтобы позлить ее, до самой царевны ему не было никакого дела.
   – Я жестока, но малыш ни в чем не виноват, и он уже родился, – говорила в тот момент Афродита.
   – Он родился, и ты хочешь, чтобы мы его сразу забрали, странная шутка, – иногда у Аида было чувство юмора, но довольно мрачноватое.
   – Вовсе нет, пусть он растет и живет, но мне подумалось, что его никто не вырастит и не воспитает лучше, чем твоя жена. Своих детей у вас нет, вот и пусть она приобщится, к радости, материнства.
   Молчал Аид, молчала Персефона, она злилась из-за того, что богиня напомнила ей о самом больном в ее жизни, о том, что не могло с ними случиться. Но она это знала с самого начала, когда согласилась стать его женой, и больше они о том старались не говорить. Если бы не богиня любви, то и не вспомнили бы до сих пор. Но с Афродитой даже боги подземного мира не стали спорить. И вроде бы она собиралась как-то все поправить.
   А Афродита уже приблизилась к ней, вся сияющая и положила корзинку с ребенком на колени. И как только взглянула на него Персефона, так и забыла она обо всем на свете. Еще что-то говорила богиня, но больше не слушала и не слышала ее она, не было ей дела до того, что происходило вокруг. Малыш с первой минуты завладел всем ее вниманием.
   Афродита уже растворилась во тьме, наводившей на нее уныние. Ребенок оказался в самых надежных руках из тех, какие были у них, и она на какое-то время забыла о его существовании.

Глава 7 А ребенок вырос

   Сколько любви, радости и восторгов возникло в те времена в мрачной душе Персефоны, хотела ли того богиня любви или нет, но она воскресила ее, помогла ей встать на ноги и почувствовать радость жизни в аду. Не было дня, чтобы не рассказывала она Аиду, как растет мальчик, каким он становится. Правда, ему было немного грустно среди теней и мрачных диких богов. Но даже сама богиня Никта – мать ночи и тьмы, все чаще заглядывала к ним и много времени проводила с ребенком. В такой компании, не слишком приятной для детской души, но не такой уж и страшной, как могло показаться, ребенок и подрастал.
   Но, однажды глядя на то, как играет малыш с Цербером, ставшим рядом с ним почти ручным псом, спросила Никта у Персефоны.
   – А красавица наша, когда уходила, не сказала, когда она вернется за ним.
   Странно побледнела и замолчала Персефона. Она старалась не думать об этом, представить себе такого никак не могла.
   – Она не вернется, – залепетала та, – она не может поступить со мной так жестоко.
   – Может, она может все, и тебе это известно.
   Ей это было известно, но она не собиралась и думать о том. Она вспомнила об отце своем Зевсе, но даже говорить не стала – всем было известно, что он всегда защищал Афродиту, потому что сам от нее полностью зависел, а остальные дети, помнил ли он их имена и лица, трудно сказать.

   №№№№№№№

   Между тем мысль эта страшная уже не оставляла Персефону, ей снилось все время одно и то же сновидение. Она видела во сне, как та врывается в их мир и забирает Адониса, он просит, чтобы его оставили тут, но она увлекает его за собой, и не собирается ничего слушать. Сны Персефоны всегда сбывались. И оставалось только надеяться, что случится это не так скоро.
   А богиня любви и на самом деле, когда узнала от Гермеса, какой великолепный ребенок вырос у Персефоны, сначала решила, что тот просто шутит, издевается как обычно, хотя и Гермес не рискнул бы рядом с ней шутить. А потом вспомнила, что сама она когда-то и принесла ей этого ребенка. Что удивительного, он вырос, вот если бы сгинул, тогда бы она еще спросила с Персефоны за все. И после этого сообщения уже не могла спокойно богиня витать по миру, она решила в самое ближайшее время навестить Персефону.
   – Помяни Афродиту – она и явится. Никта первой столкнулась с ней, хотя ей этого хотелось меньше всего, она понимала, что значит ее появление.
   – И что же тебя привело к нам, – все-таки стараясь хранить спокойствие, спрашивала она.
   – А ты не знаешь этого? Мне нужен мой Адонис.
   Усмехнулась богиня тьмы.
   – А почему это он твоим стал вдруг?
   – Интересно, да если бы я его не спасла и не принесла к вам, видели бы вы моего ребенка.
   Она вдруг странно взволновалась, и казалось ей, что отнять у нее хотят что-то очень большое и важное, то, что уже успело стать частью ее самой. Так в спорах и упреках они до Персефоны и добрались. И когда увидела Афродита прекрасного юношу, то невольно улыбнулась – ведь этого его она называла ребенком.
   №№№№№№№№

   Аид и на этот раз был на месте, хотя другие посетители его царства никак не могли застать бога Тьмы.
   – Адонис, как же ты вырос, каким красавцем стал, – заворковала она, – я пришла за тобой. Ты должен увидеть мир, хватит тебе в этой тьме оставаться.
   Адонис смотрел на нее удивленно. Ему ничего не рассказывали здесь о богине любви, боясь даже имя ее упоминать, но кто может уйти от судьбы своей. Потому и спросил он:
   – Но кто ты такая? Я не знаю тебя.
   – Афродита, я та, которая спасла тебя и принесла сюда, Персефона хорошая мать, она вырастила тебя, это замечательно, но любящая мать (она делала упор именно на это) не заставит тебя навсегда во тьме остаться.
   Молча взглянул Аид на Персефону. Она готова была лишиться чувств, и жалость – такое непонятное и странное чувство, шевельнулось в его душе в тот миг. И тогда Афродита поняла, что может оказаться действенным для них.
   – Я вижу, как она любит тебя, но я буду любить еще больше.
   И сама богиня любви тогда не подозревала, что слова ее уже были больше, чем просто слова, потому что Эрот, увязавшийся за ней, пустил стрелу в сердце ее. Он один мог как-то дерзить и досаждать богине, и он решил, что если так мучаются другие, то и ей не мешало бы испытать что-то подобное, чем она лучше остальных. Мальчишка Адонис, о котором она говорила с таким восторгом, был не самым худшим вариантом из всех, кого она любила, вот и он развлечется немного, а Гефест и Арес пусть поревнуют и побесятся.

Глава 8 Спор богинь

   Аид думал только о Персефоне, но слова о любви, и тонкий намек Афродиты сделали свое дело. Она предупреждала его, что его жена может полюбить этого мальчишку по-настоящему.
   – Пусть он идет с ней, – услышали они его голос.
   Все знали, что она никогда не станет противиться своему мужу. И все -таки Персефона не могла сдержаться на этот раз.
   – Но я не смогу без него здесь оставаться, – разрыдалась Персефона.
   Богиня любви улыбалась, хмурился Аид, и тогда Никта, понимая, что она должна вмешаться и произнесла то, о чем молчали другие:
   – Пусть он с ней идет, но через половину года он снова вернется назад и будет с тобой.
   Она просто вспомнила, как решил тогда с самой Персефоной Зевс, когда все было точно так же, как и сейчас.
   Аиду не понравилось последнее решение. Ему хотелось отправить Адониса надолго, до смертного часа, а там возможно и к его брату Посейдону его спровадить. Но он знал, что не сможет так со своей женой милой поступить. Да и у них есть полгода, а там мало ли что случиться на земле может.
   В тот момент он казался надежным и заботливым мужем. Персефона убежала к себе и больше не появлялась, Афродита торжествовала победу, если не полную, то все-таки победу, Эрот из-за плеча ее усмехался. Даже Никта знала о его проделках, она пыталась угадать, что задумал он на этот раз, чем все это закончится.
   №№№№№№

   Афродита вывела его на белый свет. Как же великолепен был этот юноша. В лучах солнечного света он казался божественным созданием.
   Она уже почувствовала, что сынок ее сыграл и с ней злую шутку, но она не могла его ругать за это, а в глубине души даже благодарна была за то, что он так поступил.
   Юноша с восторгом смотрел на мир, который он видел впервые, и он мог сравнить мрачный Аид с этим миром, и все ему было интересно, все значительно.
   – Ты хочешь бросить его на растерзание богиням? – поинтересовался Эрот.
   – Не говори глупостей, он мой, только мой.
   – Через полгода он вернется к Персефоне, ты не забыла? – решил напомнить ей он, чтобы матушка не обольщалась.
   Он понимал, что на этот раз несколько переборщил, но что с этим поделаешь, придется все принимать так, как есть.
   – Не напоминай мне об этой несчастной.
   – Она вырастила его для тебя, и если бы ты отдала какой-то другой, то трудно сказать, что бы получилось, многое зависит от того, кто воспитывал.
   – Тебя я воспитывала сама и уже вижу, что ничего хорошего из этого не вышло, – с грустью усмехнулась она.
   Эрот промолчал. Она всегда умела все на него спихнуть, и обидеть его, но таковы были их отношения.
   №№№№№№

   А между тем главная опасность исходила не от Персефоны, только Афродита еще не ведала этого. Богиня охотница и вечная девственница Артемида, та, которая отвергла ее с самого начала, зная, как страдала из-за богини ее собственная мать и брат, именно эта богиня появилась на опушке, где тогда и остановилась Афродита с возлюбленным своим. Ее сопровождали звери и охотники, и она устремилась к ним.
   Эрот был страшно обижен на матушку за вечные упреки, а рассуждать он долго не собирался, вот и полетела стрела в сердце девственницы и охотницы. Он бы ее выпустил в любом случае, потому что хотел добиться только одного, чтобы и Артемида испытала в полной мере все то, чего она себя так упорно лишала.
   С ней придется труднее, но ведь она не каменная, а Адонис так хорош, на этот раз у него все должно получиться. И получится.
   Артемида увидела Адониса. И весь мир теперь утонул для нее и отразился в голубых бездонных глазах этого юноши. Она не понимала, что с ней происходит, но она теперь все время появлялась там, где была Афродита со своим возлюбленным. Все получалось так, словно она преследовала их. Ей самой становилось тошно при одной мысли о том, она слышала шуточки Афродиты, которая все сразу заметила, и та повернулась к Эроту.
   – Скажешь, это не твоя работа?
   – Когда ты мою стрелу получила, то не печалилась, а почему бы и ей не иметь то же самое? Ты уже со счету сбилась, может и она кого-то любить.
   – Может, но это будет не Адонис.
   В голосе ее появилась сталь, но Эрот не собирался слушаться ее, и испугать его никто не мог. Он просто куда-то исчез на время, чтобы она не доставала его, и Афродита поняла, что она должна внимательно следить за соперницей, та стала почти безумна.

Глава 9 Соперницы

   Она отлучилась только на минуту, кто-то отправил ее подальше, столько дел уже скопилось за это время. Артемида приблизилась к нему.
   Адонис смотрел на нее заворожено. Но они не могли сравниться с Афродитой, и Артемида сразу поняла это. Она ушла, не оглядываясь, но никак не могла смириться с тем, что происходило вокруг. И когда появился дикий кабан, она одним жестом направила его туда, не соображая, но, решив, что за нелюбовь надо мстить, и лучше будет, если он исчезнет. Она не перестанет его любить, но тогда и бежать будет некуда.
   Юноша с интересом смотрел на дикое животное, он понятия не имел, что тот может причинить ему какой-то вред. И не с такими чудовищами встречался с своем царстве Тьмы. И пес Цербер становился ручным щенком, но это было в Аиде, а не на земле, вот в чем разница, хотя сам он никакой разницы не замечал пока.
   Но кабан уже повалил его на землю, и рана оказалась смертельной. Он не мог не слышать о смерти в своем мире, но даже представления не имел, что может с ним такое случиться, да еще так быстро.
   Алая кровь залила траву. А он все еще смотрел на солнце и радовался тому, что видел, пока ужасная боль не лишила его чувств.
   Афродита, спокойно возвращавшаяся к нему, вдруг увидела страшную картину. Она бросилась к нему, схватила, обняла его и никак не могла понять, кто мог совершить такое.
   Розы расцвели на солнечной поляне в тот самый миг, они были так прекрасны, так великолепны.
   Артемида рыдала, она понимала, что ничего не сможет сделать больше. И вмиг светлая радость превратилась в невероятную боль и отчаянье. Она увидела Ареса, который стоял перед ней и усмехался, откуда-то появился Аполлон, за его спиной стояла Артемида.
   – Вы все, все виноваты, как смели вы так с ним поступить, я ненавижу вас всех, – хрипела она, увлекая мертвое тело за собой. – Он был виноват только в том, что так прекрасен, и вы не могли с этим примириться.
   – Перестань, – услышала она голос Ареса, не смей позориться.
   Но она не видела и не слышала ничего. Афродита удалилась от них, и долго еще они не видели ее, но она рано или поздно должны была вернуться назад.
   Персефона встречала своего Адониса, но печальна она была в те минуты. Она не могла и не хотела видеть его бестелесную душу, она ждала его живым и невредимым. Все было напрасно.
   Три богини были с ним рядом. Артемида и Афродита провожали его из этого мира, и там на той стороне уже ждала Персефона. Наверное, ни один из смертных не был так счастлив, но ни у кого счастье не было таким коротким.

Глава 10 Кто убил Адониса?

   Адонис был мертв. Богиня Афродита устремилась в горы с телом любимого. Никого, даже Эрота она не хотела видеть в те дни, и он не осмелился последовать за ней. Да и что было делать ему там, в горах, где не было людей, и духи появлялись очень редко.
   Сатиры и Пан всегда обходились без него, и самое главное он по-настоящему боялся своей матушки, она казалась ему совершенно безрассудной. Ничего не осталось от прежней восхитительной богини любви.
   В огромной пещере высоко в горах скрывалась Афродита от всего мира, сначала не заметившего ее исчезновение, потом как-то обходившегося без нее, потому что свет в мире не исчез.
   Никта – богиня ночи не могла вернуться на землю, да и не хотела возвращаться, но любви там не было и в помине.
   Первым приуныл Зевс, впервые за многие века его ни к кому не тянуло, не нравилась ни одна женщина или богиня, и он сначала просто молча пил нектар, ни на кого не глядя, а потом стал злым, почти яростным.
   Сначала Гера не высказывала никаких опасений, даже радовалась, что он оставался все время в своих чертогах, но как только опасность миновала, а даже появления ее он не переносил, она стала мечтать, чтобы он удалился куда-нибудь, отправился на свидание. Но он и не думал о том, можно было в любое время заглянуть в его чертоги и всегда найти его там, но лучше не заглядывать, если жить не надоело спокойно.
   Она поглядывала и на остальной мир, ведь такие странные перемены произошли и со всеми остальными, и понимала, что лучше не смотреть на него, все было унылым, далеким и печальным. Гера пребывала в смятении, но все еще не собиралась признать, что без Афродиты им не прожить.
   И только когда появилась Афина и спросила, что же так ее убивает, если все так, как ей того хотелось, ничего на это не ответила Гера, и только заявила, что она и сама справится.
   – Конечно, конечно, ты у нас верховная богиня, вот и справляйся, – поддержала Афину невесть откуда взявшаяся Артемида.
   Большого труда стоило Гере сдержаться и не напомнить ей из-за кого все это произошло. Но она промолчала.
   – Я нашла ее в горах, – говорила Артемида, – вернее мои собаки ее там обнаружили, со мной она разговаривать не хочет, требует Зевса. Она обещала вернуться, только если мы исполним одно ее условие.
   №№№№

   Гера даже подумать боялась, что это может быть за условие, но она не была настолько глупа, чтобы не понимать, что рано или поздно им придется исполнить то, что требует богиня, чтобы она вернулась назад. Но что нужно ей от всех остальных.
   Зевс вернулся от Афродиты еще злее и печальнее. Он ничего не сказал ни жене, ни дочери, только потребовал Персефону из Аида вызвать в неурочный срок, и приказал собраться всем остальным.
   Гера пребывала в волнении неописуемом. Когда все собрались, появилась Афродита, в черном одеянии, с каменным лицом узнать ее было очень трудно. Она остановилась перед ними, странно распрямившись, и заявила:
   – Я могу уйти навсегда, только если вы не хотите, чтобы это случилось, и я оставалась с вами, тогда скажите мне, кто убил Адониса. У кого хватило духа все это совершить, я не знаю, что я с ним сделаю, но все остальные смогут жить спокойно. Решайте сами. Мне не нужны доносы и домыслы, пусть виновный найдет в себе смелость признаться сам, а там видно будет.
   Легко сказать – признаться, и потом на него обрушится богиня любви, уж лучше скандал Геры и ярость Афины – они быстро проходят, а тут все безнадежно.
   Зевс посмотрел на собравшихся. Он решил, что вину стоит взять на себя. Но тогда он лишиться ее благосклонности, и если теперь у него были только маленькие неприятности с возлюбленными и детьми, то тогда…
   Она молчала, готовая в любую минуту удалиться, но в тот самый миг, пока Зевс не решался взять всю вину на себя, подал голос Гефест:
   – Хватит пытать их – это сделал я, – а что ты хотела, долго ли я, муж твой, должен был еще позориться с тобой? Такой наглости нет ни у кого, прости, если я тебя обидел, и парня немного жаль, только другого не жди.
   – И как же ты это сделал? – горько усмехнулась Афродита.
   Она понимала, что ее муженек готов был закрыть своей широкой спиной всех остальных. Возможно, он покрывает кого-то конкретно, но самое главное – это было похоже на правду, у него была причина для того, чтобы убить Адониса. А она и не думала о нем. Хотя, когда они с Аресом резвились, и он набросил на них сетку, и в таком виде явил остальным, она тоже не ожидала от него такого предательства. Вот уж точно в тихом болоте черти водятся, но, если убил он, какое наказание она может придумать для того, кому так часто изменяла, притом, что он ни в чем не был замешан?

Глава 11 Второе признание

   Все замолчали, не понимая, что будет дальше, свободны ли они или наоборот каждому стоит быть настороже.
   – Не надо меня защищать, Гефест, – услышали они пьяный голос Ареса, – ведь всем известно, что сделал это я. – Это ты можешь придумывать сетки и разные трюки, а я просто вояка, и кабана для этого юнца вполне хватило, он был так наивен и глуп, так привык доверять всем, словно и не в Аиде самом, а в заповедной роще вырос.
   Афродита взглянула на своего пылкого возлюбленного и понимала, что он мог сделать это, особенно когда находился в пылу ярости, и ничего не понимал, и не разбирал. Но как она могла наказать бога войны, да еще такого, как Арес, ей вовсе не хотелось даже думать о том, и вдруг чувство ревности одержало верх над всеми остальными чувствами, взглянув на замешательство Персефоны, которая явно что-то скрывала, она поняла, что Арес просто защищал ее от гнева своей любовницы.
   Он и прежде, так часто спускался в Аид, так любил там бывать и всегда находил для этого причины, а сама Афродита так часто его оставляла, что было бесспорно, что у них могла быть связь. Но даже представить себе, что он изменял ей с повелительницей Тьмы, было противно и горько, она не могла допустить этой мысли. Хотя чего только не может быть, она вот и с простыми смертными бывала порой, иначе бы Эней не появился в этом мире.
   И тогда она повернулась к Персефоне, – ей хотелось знать уже не об убийстве Адониса, там все было понятно – она не хотела ждать своего срока, была обиженна из-за того, что та отняла у нее любимую игрушку и готова была расплатиться. Но почему Арес защищает ее, хотя ведь и у него была веская причина для того, чтобы убить Адониса.
   Странно растерялась в тот момент богиня Любви. Она уже поняла одну важную вещь. Ни в чем не повинный красавец, видевший в первый раз этот мир и взиравший на него влюбленными глазами, он стал вдруг мишенью для многих стрел, и когда сразу несколько из них устремились к его груди, то, наверное, и богам неведомо, какая из них попадет первой. Она понимала, что враждовать должна со всем миром и никогда не сможет найти конкретного виновного. Но тут и заговорила Персефона:
   №№№№№№№№

   – Не слушай его, твои догадки – чистая правда, я не знаю, что творила в тот момент, но жизни мне не стало с той самой минуты, когда он покинул этот мир. Полгода, срок невероятно долгий. Мы впервые поссорились с Аидом, после твоих слов о любви, но все это было правдой – я любила его так, что не могла обойтись без него и дня. Это безрассудство, мне нужен был живой, а не мертвый Адонис, и когда я посылала Цербера, я ни о чем не думала, а только о том, чтобы он не достался тебе, я не могла вынести того, что он так долго будет с тобой, ничем его не заслужившей, а у меня его не будет.
   – Но что ты делаешь сейчас? – возмутилась Деметра, – кто тебя за язык тянул, или ты своего мужа не знаешь, ты не только Адониса убила, но и свое счастье, которое бы обязательно вернулось, тоже.
   – И пусть, но я хочу, чтобы она знала правду, – не унималась Персефона, – почему мы должны все время заискивать перед ней и ублажать ее, разве вы не видите, что с нами делает любовь, мы перестаем быть нормальными, мы совершаем невероятные поступки, о которых потом приходится жалеть. Без нее будет спокойнее, пусть лучше она убирается от нас?
   Странно было слышать такие речи от Персефоны, даже Гера, которой любовь принесла больше страданий и неприятностей, искренне возмутилась.
   – Не смей так говорить, ты ничего не понимаешь, мы только короткий срок без любви прожили, и во что превратился наш мир, возможно в твоей тьме и так сойдет, но здесь мы не хотим без нее оставаться.
   Все еще больше удивились, уж от Геры, да об Афродите никто таких слов не ожидал. И только Зевс вспомнил, что в самом начале, да и потом, когда гнев не охватывал ее душу, она могла быть довольно мудрым созданием. И главное – она любила его, всегда любила.
   – Так кто же убил Адониса? – спрашивала Афродита, и они все видели, что она не поверила троим признавшимся.

Глава 12 Вина Феба

   Зевс взглянул на Аполлона. До сих пор Великолепнейший сидел в тени, на него никто не смотрел. Но разве не бывало всегда и везде, что злодеяние совершает тот, на кого и не подумали, и подозрение не падало. Он мог все, что угодно сделать, просто на этот раз так вышло, что были и более яркие фигуры, которые стояли ближе к прекрасному телу несчастного юноши.
   И Аполлон не стал оправдываться, это показалось ему странно унизительным и недостойным его самого. Да и кто не знал об их отношениях с богиней Любви. По ее воле ему отказывали все, даже смертные девицы. И когда он с детства оберегал и холил Троянскую царевну Кассандру, но и та убежала от него, как от чумы и спряталась в храме Зевса, тогда он понял, что ничего и никогда у него не получится, и перестал даже какие-то попытки предпринимать для того, чтобы стать любящим и любимым.
   И уж если Гефест и Арес смогли признаться в том, чего не совершали, то почему ему не сделать того же самого, тем более что появилась прекрасная возможность, чтобы сказать обо всем, что он о ней думает. Молчание становилось все более тягостным, он корчился от ярости, когда видел, что они ему сочувствуют. И тогда он и произнес:
   – А чего ты от меня хотела? Чтобы я смотрел, как ты безмерно счастлива, притом, что ты лишила меня всего? Да как такое вообще возможно. Я хотел видеть, как ты страдаешь, и не могу сказать, что это не оставило мне настоящего удовольствия.
   Афродита молчала, он казался ей убедительным и искренним. Если для Гефеста и Ареса это были только личные обиды, то она и на самом деле лишила его многого – это надо было признать. Но что она могла сделать теперь с Аполлоном, а он еще никак не мог угомониться.
   – Ты ищешь для меня наказания, это смешно, они все, мои предшественники, могут чего-то лишиться по твоей воле, но мне больше ничего не грозит, я никого и ничего не боюсь, потому не стоит напрягаться.
   Афродита понимала, что она зашла в тупик, потому что успела наказать его еще до совершения злодеяния, и убить она его не может, так что же ей остается, только признаться, что совершилось возмездие и вернуться к ним. Она готова была так и сделать, но почему – то в тот момент взглянула на Артемиду.
   №№№№№№№

   Никогда еще эта охотница не была в таком замешательстве. Для нее вроде бы все закончилось благополучно, Аполлон взял на себя ее вину, сказал, что его терзало, да и ничего страшного с ее братом не случится, но она была возмущена из-за того, что о ней никто не подумал, на нее даже и подозрение-то не пало. Она как-то выдала себя. Сначала Афродита, а потом и остальные стали на нее смотреть. Все сходилось, Аполлон, которому нечего было терять, просто хотел защитить свою сестру, если попытать немного Эрота, пока упорно молчавшего, то она наверняка узнает о стреле, он кому-то хвалился, что ранил двух богинь. Но она, почему она не призналась?
   Афродита ничего не знала точно, но она решила продолжить игру.
   – Я выслушала вас всех, – она помолчала, и дала им возможность терзаться и теряться в догадках, – и могу сказать, что так могло быть, но я не верю ни одному из вас, а тот, кто совершил подлое дело, остался еще и презренным трусом.
   Теперь она смотрела на Артемиду, не отрываясь, и та была почти уверена, что Афродита с самого начала знала, кто убил Адониса, и только вела какую-то странную игру. Больше всего ее пугало то, что она должна будет здесь, при всех признаться в том, что любила и страдала из-за любви, но была только третьей, после самой Афродиты и Персефоны. Какая из богинь могла допустить такое, а самое главное, он не выделял ее среди остальных. Он был привязан к Персефоне, он любил, или делал вид, что любит Афродиту, но ей он даже не увлекался, тогда почему она должна была страдать из-за живого, а теперь и из-за мертвого красавца.
   №№№№

   И вдруг, видя все прекрасно, Зевс решил прийти ей на помощь:
   – Все значительно проще, это несчастный случай, моя дочь чувствует вину из-за того, что не уследила за своим кабаном, но не можешь ли ты допустить мысли о том, что никто его намеренно не убивал? Сколько нелепых случайностей бывает у людей, это называется у них судьбой, просто так вышло на этот раз.
   – Не может быть никаких случайностей, – стояла на своем Афродита, чтобы искупить свою вину и как-то втереться ей в доверие, Эрот обратился к Артемиде:
   – Ты сама скажешь или мне это надо сделать.
   Богиня была мрачнее тучи, они загнали ее в угол. НО она не хотела быть хуже тех, кто признался в том, чего не совершал, она не собиралась быть загнанным зверем, которого добьет мальчишка Эрот.
   – Она права, это не случайность, а страсть, с первого взгляда, я больше своей жизни без него не представляла, а когда поняла, что она – моя счастливая соперница, я не собиралась отступать, и, если бы все нужно было повторить, было бы то же самое.
   – Зачем ты сделала это? – очень тихо спросил Аполлон, – они бы не смогли до тебя добраться, зачем ты.
   – Трусость – самый страшный из грехов, я никогда не оправдывалась и не пряталась, мне просто хотелось посмотреть на тех, у кого были причины для такого же поступка, я просто опередила их, когда расправилась с ним.
   Но Зевс снова перебил ее, ему хотелось сказать о главном, и немного умерить пыл богини любви.
   – Но разве ты не понимаешь, что он был обречен? Проклятие, которое ты послала его матери, оно не могло не отразиться на сыне. Как ты могла избрать того, кого сама же и прокляла, пусть еще и до рождения, это же безумие. Ты ищешь виновного, да какая разница, кто из них нанес удар, тем более что это был кабан. Но он исполнял твою волю. Мысли и желания были у многих, допускаю, но исполнилось твое проклятие, это ты, Афродита, убила Адониса, и тебе это известно не хуже нашего, а если не веришь, подойди к тому дереву, из которого ты достала младенца, оно не умеет говорить, но ты вспомнишь и поймешь все сама. Не стоит думать о наказании, ты наказала себя так, как никто и никогда больше не сможет наказать. Есть много историй у людей, когда царь за какое-то благо соглашается отдать то, о чем он не знает в своем царстве, и исполняется его желание, но отдать всегда он должен еще не рожденного сына своего, не про тебя ли эта сказка.
   Ничего на это не ответила богиня, она могла согласиться с тем, что жила эмоциями, что не стоит быть такой нетерпимой и суровой к людям, у которых есть свои заблуждения и слабости, не стоит, ведь может оказаться так, что та, которую ты прокляла, потом подарит тебе Адониса, и у тебя его обязательно отнимут по-твоему же проклятию. Она ушла в свои чертоги. Остальные так и не посмели подняться со своих мест, сколько всего за это время произошло. Они не знали, что делать и как быть дальше.
   Но жизнь продолжалась, и боги были бессмертны.
   Лирическое отступление

     В смятении, волнении и неге,
     Богини ждут решения Париса,
     Эрида к ним спустилась прям с неба,
     – Прекраснейшая, яблоко берите.

     Но кто из них, Афина или Гера
     Мальчишку покорят иль запугают?
     И усмехнется Афродита смело,
     Ему как всем любви лишь не хватает,

     Что власть и слава, если снова рядом,
     Его обнимет пустот немая,
     И он, хмелея, музыку и взгляды
     Лишь чаровницы дерзкой принимает,

     Смятение Афины, ярость Геры,
     Ничто пред этой дивною улыбкой,
     И он протянет яблоко ей смело,
     Любви желая, страсти и ошибки.

     Художник размышляет на закате
     О том, как мир и хрупок и печален,
     Мы знали силу страсти или власти,
     Но всем любви прекрасной не хватает.

     Эрида усмехнется виновато,
     Она свой приговор выносит снова,
     За нелюбовь – жестокая расплата,
     Война и Троя, – этот мир суровый,

     Парис решит, богиня подыграет,
     И корабли легко уходят в Трою.
     Как всем любви нам снова не хватает,
     А без нее мы жизни не построим.

     А за окном мелькнула дева где-то,
     И кисть убрав застыл он в озаренье,
     И в старости мгновения рассвета
     И счастья только хочет дивный гений

     Он, как Сизиф, вернется из Аида,
     Чтоб дописать у зеркала Венеру,
     И все надежды, все свои обиды,
     И боль, и ярость и любовь без меры

     Он нам подарит, словно завещанье,
     И улыбнется и во тьме растает,
     Пора прощенья и пора прощанья,
     И лишь любви нам снова не хватает

   №№№№№№№

   С огромным интересом слушали рассказ о богинях и Адонисе в тот вечер Мишель и его спутники. Но если для остальных это были только предания старины глубокой, то Мишель принял это близко к сердцу. Он и не думал, что судьба неведомого героя, так горячо любимого тремя богинями, станет так похожа на его судьбу.
   А не он ли был воспитан во тьме Аида, и свет белый узрел совсем недавно, не он ли метался по миру, как неприкаянный, его Мцыри – это тот же Адонис, значит он жил в его душе и прежде, и судьба была так созвучна его собственной. С самого начала вольно или невольно он был Адонисом, которого так любили Бабушка, Мария, Алекс, но могли ли они сделать его счастливым? В какой-то степени да, только все это было мимолетно, не то, о чем он мог мечтать все это время, отсюда и ранняя нелепая гибель, и тот плач, который они устроили и те споры о том, кто же убил Адониса. Как же все это было знакомо до боли и понятно, прямо дух захватывало,
   Монго не стал спрашивать, что же с ним случилось, он просто понял, что не стал бы так все рассказывать, но в повествовании князя Сергея был тот самый тайный знак, о котором думали они все трое.

Глава 13 Гибель Демона

   Но сказочный день и сказочная ночь прошли очень быстро и наступил день дуэли, теплый июльский день.
   Монго пришлось стать секундантом, в тот момент о собственной карьере и своем будущем он не думал, как и обычно с тех пор, когда связался с Мишелем, да и что все это значило, когда тот мог быть просто убит. Не верилось, что так и будет, но вполне могло быть, ведь это дуэль и там стреляют. И не думать о том нельзя было никак.
   Мишель, кажется, не верил в печальный исход, хотя недавно только убеждал себя, что вольно или невольно он стал пророком, только упорно старался сохранить спокойствие и даже пытался шутить, пусть они запомнят его таким, если что. Вот и будет понятно, далек ли был от истины Гете в свое время, обрывается ли жизнь в тот момент, когда человек почувствовал себя счастливым?
   Он сказал Монго, какие письма, когда и кому надо было отправить, если сам он этого сделать не сможет. Монго возмутился, ему хотелось крикнуть, чтобы тот не заигрывал со смертью, стоявшей у него за плечами, но он воздержался и ничего такого говорить не стал. Вторым секундантом стал князь Сергей, хотя его положение было еще сложнее, и он не был так близок к Мишелю, но слова не сказал, только кивнул в ответ в знак согласия.
   Мишелю надо было оценить те поступки, друзья его очень рисковали, но ничего он ценить не собирался, как и всегда. Мир крутился исключительно вокруг него, и он был центром этой вселенной.
   Дуэль была назначена на 7 часов вечера на той самой горе, где они всегда так любили бывать, только теперь все оказалось куда тревожнее и плачевнее. И ее запомнят навсегда даже потомки, особенно если случится трагедия.
   №№№№№№

   Что чувствовал, о чем думал в тот час Николай Мартынов? Он был в смятении, надежда на то, что князь или Монго как-то все уладят, таяла, сам он отказаться и отступиться никак не мог, его честь была дороже всего на свете. Значит, придется исполнить эту роль. Только не чужой и наглый француз, которой не знал и не ценил Пушкина, а он сам теперь будет жертвой и палачом одновременно. Получается, что пример Дантеса его ничему не научил.
   Он старался не задумываться, как и что будет дальше, потому что может ничего и не будет, Мишель стрелял без промаха, он попадет с такого расстояния без всякого труда. Николай хотел написать письмо матушке, но не сделал этого. Если он погибнет, то она и так за все себя корить будет до конца дней, зачем же ему еще подливать масло в огонь?
   Да и все родные в те минуты были страшно далеки. Словно бы они были уже на том свете, а он на несколько часов задержался на этом, но ждать оставалось недолго, еще немного, и он тоже будет там с ними. Вот там свидятся и поговорят по душам, а теперь уж что горевать о том, что решено раз и навсегда.
   Появились его секунданты, он оглянулся на комнату, куда вполне мог и не вернуться, и шагнул за дверь.
   Как резко и быстро все могло перемениться за несколько минут, за пару дней, и в этом была в какой-то мере и его вина тоже, хотя он скорее всего стал только невинной жертвой в этой игре поэта со всеми его друзьями и недругами. Нужен был им жертвенный баран, вот они его и выбрали, не раздумывая, потому что они были все вместе, все заодно, а он как-то выделялся среди них, не был на них похож. Он в этом компании оказался совсем другим, они и назначили его палачом.
   №№№№№№

   Много еще о чем подумал Николай во время того скорбного пути, но дорога оказалась не такой и длинной. И уже там, на горе, он вспомнил дуэль Грушницкого с Печориным и почувствовал себя героем этого странного маскарада, печальным героем, в любом случае ничего хорошего не будет для него там, все кончится печально, погибнет ли он или останется жив, нет Геростратом ему быть не хотелось, но кто будет его спрашивать, чего ему хочется, на что он готов пойти, чем пожертвовать, они просто все сделали для того, чтобы он там был и чтобы все было так, как им того хочется.
   А что там было в той дуэли в его романе? Грушницкий был убит, а это значит, что Демон решил расправится с ним. И что ему оставалось? Только ждать извинения от него до последней минуты и принять эти извинения, а потом перевестись куда подальше и забыть об этом дне, как о страшном сне. Но дождется ли он его? Вряд ли, судя по их настрою.
   Он взглянул в небеса и тяжело вздохнул, так близко к смерти он не был даже в боях с чеченцами, и почему убить его должен свой, а не чужой, за какие такие прегрешения? Но не было ответов на вопросы у Николая Мартынова, видно судьба у него такая, не быть ему героем, скорее наоборот.

Глава14 Роковой выстрел

   Дуэль проводилась по всем правилам, за этим следили строго и неотступно, и что же Мишель? По команде он выстрелил и выстрелил в воздух, уверенный, что и его соперник сделает то же самое. Пора было покончить с этим и не причинить никакого вреда друг другу.
   Николаю тоже казалось, что пуля его летела мимо по всем разумным теориям так оно и должно было быть, должно, но не стало, Мишель рухнул у всех на глазах, кажется, он и сам не понял, что произошло и как это получилось, но видя, как напряженно и пристально все на него смотрят,
   усмехнулся и закрыл глаза от нестерпимой боли, успел подумать, что он не будет мучиться так долго, как Пушкин. Наверное, Демон или Бог, не понятно кто именно, сжалился над ним, страданий хватило и в жизни, чтобы продолжить их еще и потом, в момент смертельного ранения. Нет, секунданты, все до одного должны были подтвердить его смерть, они не могли лгать в такие минуты, Мишель был мертв, это очевидно для всех, кто там был в это время.
   В небе загромыхало, и, хотя ничего не предвещало грозы, но внезапно она все-таки началась, да еще какая, такие грозы бывают только здесь, на Кавказе, на открытой местности, среди гор. И лучше в такие минуты спрятаться где-то в укрытии, а не стоять на открытом месте, на глазах у гневного бога.
   Они растерялись еще больше, и поняли, что с телом Мишеля они не смогут оттуда выбраться, даже без него это будет затруднительно, когда почва уходила из-под ног, дороги за несколько минут были размыты. Его придется оставить тут, пока гроза не утихнет, не подсохнет все вокруг и повозка не сможет подойти к этому месту. Вот и придется ему провести эту ночь в высоко в горах, наедине с богом и демоном, им будет о чем поговорить. Может быть, и Пушкин спустится к нему, чтобы не было так одиноко в эту жуткую ночь, – об этом думал Монго, еще раз взглянув на поэта. В том, что он был мертв никаких сомнений не было ни у кого.
   №№№№№№

   А разве не такая же погода была тут, когда 14 лет назад везли тело Грибоедова из Персии в Тбилиси, говорят, где-то по дороге с ним встретился Пушкин и был поражен этой чудовищной картиной так, что потом еще долго не мог прийти в себя.
   Теперь надо было искать повозку, ящик, только так можно было перевезти тело Мишеля, чтобы похоронить его на православном кладбище, хотя позволят ли это сделать?
   Вчера в это время звучала история про Адониса, а тут все перевернулось с ног на голову, и их Адонис был мертв и надо было решить, кто его убил. А очевидное свидетелям трагедии вовсе не казалось таким уж очевидным.
   Как все повторяется в этом странном мире, словно бы все идет по кругу, те же события, те же русские поэты, обреченные на гибель, от руки ли разъяренной толпы или сослуживца. Одно понятно, нет больше Пушкина, нет Грибоедова, и теперь нет и Лермонтова тоже.
   Надо было задуматься о том, что будет с ними, шутки и розыгрыши закончились, им придется ответить и за все ответить, с мертвого не спросят, спрашивать будут с живых, но это случится чуть позднее, а пока надо было что-то делать с покойным. Они промокли до нитки, спускаясь с горы, и казалось, что не только он, но и весь мир погиб в тот июльский теплый вечер, от него больше не осталось и следа. И немые свидетели этой гибели шли и оглядывались на гору, где им пришлось его оставить до завтрашнего дня.

     27 июля День памяти М.Ю.Лермонтова

     Молчит Кавказ суровый и прекрасный,
     И горы, словно пики, молча внемлют.
     И отыскать пытаемся напрасно
     Гусара дерзкого, оставив землю,
     Его душа несется над горами,
     Туда в усадьбу, где царит покой,
     Какими-то чужими голосами
     Ответит старый парк, и Домовой

     Расскажет снова бабушке об этом,
     О той дуэли, и о смерти вновь.
     Погиб поэт, и больше нет поэта,
     На склоны гор там опустилась ночь.
     Она еще невинною казалась,
     Увитая той черною фатой,
     В его глазах заставших отражалась
     И душу уводила за собой.

     И смолкла офицерская пирушка,
     Когда узнали все, что он ушел,
     И тишину надзвездную разрушив,
     Там Демон уносился в мир чужой.
     И той сонаты скомканные звуки
     Гром заглушил, и стало так тревожно,
     Когда душа запела о разлуке,
     Он усмехнулся яростно, и сложно

     Он уходил, ушел, не оглянулся,
     И мир поник, и обозначен путь.
     И Демон обреченно улыбнулся
     И прошептал в отчаянье: «Забудь».
     О чем они? Сей разговор рассветный
     Запомнил и поведал Горный дух,
     И уносил куда-то в пропасть ветер
     Всю боль и нежность запоздалых дум.

Глава 15 Указ императора

   Вести в ту пору летели не так быстро, как теперь, и примерно в те же дни, появился Указ Императора о том, чтобы поручик Лермонтов немедленно вернулся в свой полк и приступил к службе. Таков был ответ на прощение об отставке, хорошо, что он не успел получить его и выслушать. Император не только не желал его возвращения в столицу или Тарханы, какая разница, куда он собирался вернуться, он пытался всеми правдами и неправдами задержать его там как можно дольше, сколько будет возможно. Государь чувствовал себя не слишком хорошо, и понимал, что не сможет так пристально следить за всем, что творится в его мире, да и не заслужил ли он хоть небольшой передышки, или с первого и до последнего дня на троне надо оставаться в этом кошмаре, только и гоняясь за бунтарями, выслушивать доклады о том, что они натворили на этот раз и что еще замышляют.
   Он знал, что там же находится и князь Волконский, один из тех, кто готов был с ним расправиться в первый день правления, если бы обстоятельства сложились иначе и им повезло чуть больше. Но коли тогда ему все удалось, так зачем же начинать что-то теперь?
   Этот Указ дошел до них как раз в те дни, когда тело Мишеля удалось спустить с горы и положить в гроб, и позволить ему упокоиться. Он и так слишком много времени провел в одиночестве под дождем и открытым небом.
   Офицеры молча выслушали Указ и, кажется, Монго произнес:
   – Он уже не сможет туда вернуться, поручик мертв.
   Кажется, люди, прибывшие из столицы, не поверили этому, гусары и прежде часто были дерзки и шутить изволили на этот раз тоже. Но по их лицам они поняли, что те не шутят, и растерялись, не зная, что теперь можно сделать и как быть.
   Потом, когда шок от этой вести прошел, они выяснить с кем стрелялся поручик Лермонтов и арестовали и увезли с собой Мартынова, секундантов до следствия и особого распоряжения трогать не стали, боясь, что их обвинят в самоуправстве, да и никуда они не денутся, пусть остаются пока там, за ними пожалуют другие посыльные, им еще Мишеля надо было похоронить, мертвый он больше не был им страшен и вряд ли император станет мстить тому, кто сам выбрал такую участь.
   На Мартынове лица не было в последний момент не только от страха перед наказанием, он страшно переживал из-за того, что в столице окажется лицом к лицу с теми, кто любил Мишеля и носился с ним как с писанной торбой, и с почитателями его таланта тоже, а ведь их было не мало. Да что там, сама императрица, говорят, настаивала на свиданиях с ним. Теперь и матушка его поймет, что никакой свадьбы быть не может, они не смогут породниться с одним их самых старых и знатных родов, а ведь ради этого она готова была на многое, готова была терпеть все те унижения, которые уже выпали на из долю и каких и дальше буде не мало, кто бы в том сомневался.
   №№№№№№№№

   Похороны были поспешными и какими-то очень тихими, словно бы после той самой жуткой грозы мир снова погрузился в молчание, и никакие голоса и звуки не касались больше слуха. Монго старался запомнить все, что там происходило, потому что понимал, что ему о том придется поведать бабушке, Марии и всем, кого должны были заставить вздрогнуть и замереть эти вести. Что с ними будет теперь, как это узнать и понять. Каким был и как проходил его последний пир, почему он так и не захотел прослушать историю про пир Валтасара – Мишель рассказывал ему про тот сон с Саломеей и Валтасаром и то, что он выбрал историю про пророка, лишенного головы по воле императора. Саломею в том винить не стоило, она была только слепым оружием в руках вероломной царицы и всех, кто оставался там с ними у трона, разве не они «свободы гения и славы палачи». И вот теперь вспоминая и сопоставляя все, что было, Монго поражался случайным совпадениям, которые конечно, не были случайными вовсе.
   Конечно, все они понимали и прежде, что такое может быть, но одно дело полагать, а совсем другое – столкнуться в реальности, когда ничего не изменить и все необратимо. Ведь тогда из суеверия они гнали подальше мысли о гибели, всегда считалось, что если не звать смерть, то она и не явится, может к кому и не явится, но тут на то надеяться не стоило.
   Князь Сергей оставался в замешательстве, он удивился тому, что забрали только Мартынова, но разве можно было сомневаться, что и они с Монго отправятся следом, ведь дуэли еще с пушкинских времен были строжайше запрещены и наказания за них грозили самые суровые. Он дивился другому, тому, с каким постоянством ему самому удавалось впутаться в эти странные истории, там, где разумный человек остался бы в стороне, он всегда оказывался в самом центре событий
   Мир содрогнулся еще раз от этого страшного известия

Глава 16 Бунт бабушки

   Вести о том, что произошло на Кавказе, долетели до столицы пусть и не слишком быстро, но очень скоро о гибели Мишеля стало всем известно. Сначала это казалось слухами, в которые никто не мог и не хотел поверить, но когда привезли Мартынова и сам князь Петр вместе с Василием Андреевичем отправился к нему, то надеяться на то, что это шутка, розыгрыш пьяных и безбашенных гусаров во главе с самим Мишелем не приходилось. Все подтвердилось и вести оказались печальными.
   Он мог вот так отреагировать на Указ императора и это было бы величайшей дерзостью, но в камере, где ходил из угла в угол князь, словно это он оказался в заключении, и неподвижно у стенки стоял Василий Андреевич, они быстро выяснили, что дуэль была, что перед ними тот, кто убил Мишеля, растерянный и тихий, он все время твердил, как заведенный:
   – Я не понимаю, как пуля попала в него, я стрелял совсем в другое место, как и он, – говорил тот, и не из страха перед грозными посетителями, а просто потому, что он и на самом деле не понимал этого.
   Князь Петр взглянул на Учителя, спрашивая, можно ли ему верить, тот только бессильно махнул рукой, какая разница, как и что там было, если Мишель мертв, если он действительно мертв и уже похоронен, если верить этому гусару, быль он неладен.
   Но потом, когда страсти по Мишелю немного утихли, князь Петр вспоминал эти слова Мартынова и пытался понять, выгораживает ли себя гусар, или и на самом деле был кто-то еще, кто и убил Лермонтова, он не мог исключить этого, помня про указ Государя, о той неприязни, испытанной к нему, даже месть императрицы за нелюбовь не стоило исключать. Но что теперь о том говорить, Мишель мертв и ничто его не сможет воскресить больше, кто бы его не убил, все уже свершилось.
   Им предстояло отправиться к Елизавете Алексеевне, и страшнее этого визита трудно было что-то придумать, князь оттягивал этот момент сколько было возможно, но тут Василий Андреевич проявил удивительное для него упорство, надо ехать, прямо сейчас, сказать должны они, потому что видели Мартынова, потому что всем остальным известно еще меньше, чем им самим. А бабушка, Мария и все близкие должны знать правду.
   Так они там и оказались, не понимая, что и как надо говорить.
   №№№№№№

   В доме была какая-то странная суета, вероятнее всего вести успели их опередить и дошли до Елизаветы Алексеевны раньше. Им объявили, что она никого не принимает, но Жуковский настоял на своем. Он заметил, что слуги выносили из дома иконы, и был странно поражен этой картиной. Что такое могло произойти, уж не обезумила ли она от горя? Бунт, самое страшное, что могло с ними случиться. И не сговариваясь, они поспешили туда, в комнату, где она обычно принимала гостей.
   Бабушка казалась спокойной, что насторожило еще больше. На их молчаливый вопрос она ответила:
   – Если ему так было нужно, я готова с ним поспорить. Сколько я просила оставить мне Мишеньку, но он слеп и глух был все время, он не сделал даже этой малости, так почему теперь, когда он отнял у меня все, чем я жила все эти годы, я должна ему верить и молиться? Не бывать этому, не бывать. О чем молиться, если его больше нет, и ваш Бог не отвел руку убийцы? Говорят, он уже здесь, вы виделись с ним, – догадалась она по их лицам.
   Князь боялся, что она потребует вести ее к Мартынову и расправится с ним там, а потом начнется еще один скандал. Не потребовала, она просто хотела убедиться, что он существует, что он так близко находится.
   Им нечего было ответить, но они оба почувствовали всю ту боль, отчаяние, и горе, которое было в ее душе с той самой поры. И в тот момент она внезапно разрыдалась, отвернувшись от них, а потом, словно опомнилась, и произнесла:
   – Он был всем для меня, я боялась пережить его, вот случилось то, чего я боялась больше всего. Мне больше нечего делать в свете и никого принимать я не собиралась, так и передайте ему, для этого проклятого мира я тоже умерла, вместе с ним.
   №№№№№№№№

   Обращено это было в Василию Андреевичу, и говорила она об императоре, конечно. Он молча кивнул, понимая, что именно императора она винит во всех смертных грехах, и надо было позаботиться о том, чтобы ее слова не дошли до Николая Павловича и императрицы, хотя трудно даже представить себе, что теперь переживает та, о чем она думает, ведь и ее надежды на Бессмертие в стихах великого поэта тоже рухнули, теперь она не сможет тягаться с покойной Елизаветой, и нет никакого другого поэта, кого можно было рекомендовать ей взамен Мишеля – Персефона, Афродита и Артемида были и на этот раз безутешны и раздавлены вестями с Кавказа
   – Мне осталось последнее, перевезти его с Кавказа и похоронить в Тарханах, мой внук должен оставаться со мной рядом, нечего ему делать среди этих варваров, хочется ли ему того или нет, Мишель будет похоронен здесь.
   Они закивали головами в знак согласия, конечно, так и сделают, что же еще им остается. Они уже по дороге говорили, как это лучше устроить, что надо для этого сделать, а теперь только придется уточнить детали и испросить высочайшего позволения, но вряд ли император будет воевать с мертвыми, и если что Василий Андреевич объяснит, почему делать этого нельзя, и надо исполнить последнюю просьбу бабушки. Ему придется приложить невероятные усилия, но он сделает это обязательно.
   №№№№№№№

   Когда они уезжали, то заметили карету графини Ростопчиной, она отправилась к Елизавете Алексеевне, говорят, больше никто не решился на такой шаг, но Евдокия просто не могла оставаться в стороне, и ей было все равно, что подумают и что скажут о ее поступке в свете, она должна была выразить свою признательность Мишелю и разделить скорбь и печаль о нем. Тайно она надеялась узнать, что все не то, и все не так, что это какие-то чудовищные сплетни и слухи, розыгрыш. Она готова была простить все, только бы он оставался жив.
   Этот туман рассеялся, когда она заметила, как отъезжал князь Петр и Василий Андреевич, по их лицам было понятно, что они появились не для того, чтобы развеять эти слухи, и ей стала совсем худо от таких догадок. Все рухнуло, ничего больше нельзя вернуть.
   Но вдохнув побольше воздуха, она поднялась и двинулась туда, делать было нечего, не поворачивать же карету из-за того, что лучшие ее надежды не оправдались. Надо было пройти этот путь до конца, теперь это ее святая обязанность.

Глава 17 Единственная и любимая

   До Мишеля доходили вести, что единственная и любимая его дева смертельно больна, Мария писала ему о том, но как только до нее дошла весть о дуэли и гибели, Варвара слегла окончательно и больше ничего не видела и не слышала, из нее словно ушли все силы, воздуха не хватало, нечем было дышать, бороться за свою жизнь она больше не могла и не хотела. И как бы не ярился грозный муж, понимая, откуда в ней все это взялось, почему ей стало хуже, Варвара была безучастна и к мольбам слуг, и к его ярости.
   Сестры все чаще появлялись и оставались в доме на ночь, не желая оставлять ее одну, но и это было малым утешением для несчастной. Она таяла на глазах, ничего не хотела есть, ничего не говорила и вообще теряла последние силы.
   – Зачем я пережила тебя, -спрашивала она, видя рядом какой-то призрак, который, она в том не сомневалась, все время был где-то рядом. Но он молчал, то усмехался, то нежно улыбался, не произнеся больше ни слова.
   Ей сказали, что Николай Мартынов здесь, его вернули и посадили под арест, и теперь решалась его судьба. Она думала, что поднимается с постели, чего бы это ей не стоило и отправится к нему, чтобы взглянуть на того, кто посмел расправиться с Мишелем. Но это были только бесплодные мечты. Ее сестра Мария должна была сказать всем, кто о ней спрашивал, что жуткая его гибель тенью легла и на нее тоже, она отправится вслед за ним, да и для них для всех уже перестала существовать, нет в ней жизни, совсем нет.
   – И раньше не было надежды на лучший исход, а теперь его нет и вовсе, – развела она руками, выразив тем самым полное свое бессилие перед судьбой.
   №№№№№

   Для нее все было скверно, и остаться с ним и пережить его гибель и оставаться без него, все скверно, вот в чем беда. В ней нет и никогда не было силы духа Натальи Николаевны, она просто слабая девица, которую надо жалеть и оберегать от этого странного мира. А между тем на нее столько всего обрушилось разом, что и более сильная натура вряд ли пережила бы такое, в что говорить о Варваре.
   Но Евдокия, слыша эти слова только слабо усмехнулась и попыталась возражать
   – Берегине некого больше ждать и беречь, пока он был жив, у нее оставалась какая-то смутная надежда, теперь она растаяла, ее никто больше не держит в этом мире. Но может быть они встретятся в вечности, там все будет иначе, должно быть по-другому.
   Мария удивленно и задумчиво смотрела на нее, ей вовсе не хотелось, чтобы и в вечности продолжались ее метания и муки, говорят, там люди не становятся другими, они остаются прежними, а если так, то и земной жизни ей вполне достаточно для того, чтобы там обрести покой.
   Мишель был к ней несправедлив, как и ко всем остальным, он просто утащил ее за собой, не задумываясь, что творит. Написал же в своем Завещании «Пусть она поплачет, ей ничего не значит». Получалось, что те, кого он оттолкнул, отшвырнул, те были счастливы и остались живы, а вот Варваре повезло значительно меньше, так что же такое любовь Демона? Это верная погибель. И такие страдания станут для него вдохновением.
   №№№№№№№

   Императрица в то самое время молча слушала доклад о том, что случилось на Кавказе. Она узнала о Мартынове, о том, что там случилось во всех подробностях.
   – Приведите его сюда, – потребовала она, не очень понимая чего хочет, как это может быть исполнено.
   Но она не собиралась отступать и настояла на своем.
   Молодой гусар без блестящей формы, стоял перед ней, склонив голову.
   – Вы убили поэта, первого поэта России, -услышал он ее голос, но взглянуть на нее так и не решился.
   Она не ждала ответа, она просто хотела, чтобы он запомнил ее слова до конца дней и не одного дня больше ему не было покоя.
   – Бесспорно, любая жизнь бесценна, но после господина Пушкина это был первый и единственный поэт, разве вы о том не ведали? Вы же были рядом с ним все это время. Вам никто ничего не сказал?
   Голова Николая склонилась еще ниже – вот при каких обстоятельствах надо было получить свидание с императрицей, и она сама напомнила ему, какое он чудовище, что же еще такое может случиться, что ударит и раздавит его еще больше? Наверное, ничего такого в этом мире и не было. Когда-то он мог только мечтать о подобной встрече, мечты сбылись, но каким же чудовищным все оказалось. Определенно, он родился вовсе не под счастливой звездой.
   Когда его уводили, ноги его были ватными, и он боялся только, что не дойдет до своей камерны и рухнет на землю. Хотя какая теперь разница, главное, что он покинул ту залу, где ему больше нечем было дышать и казалось, что высокий потолок готов был упасть на его голову.
   Императрица добилась своего, он запомнил ее слова навсегда, и не было дня в его дальнейшей жизни, чтобы не вспоминал их. Ее желание сбылось, Мартынов больше никогда не находил покоя. И даже потом, значительно позднее, когда все улеглось и забылось, он ставил свечи за упокой мятежной души и заказывал панихиды по убиенному. Не друзья и близкие, а тот, кого обвинили в его гибели, неизменно с ним оставался и не мог поступить иначе.
   Больше всего все те годы он боялся встречи с бабушкой поэта, она для него была страшнее императрицы самой. Но Елизавета Алексеевна исполнила свое обещание и в свете больше не появлялась с той самой пора, и все четыре года она провела только в своем имении. Опасения Мартынова оказались напрасными. И только когда ее похоронили, он мог перевести дыхание – улеглась самая страшная буря, бушевавшая в этом мире.

Глава 18 Ангел смерти пролетал

   Когда-то прекрасно зная всю историю последних дней жизни Пушкина, Мишель назвал Идалию Полетику ангелом смерти.
   В дни траура по нему самому, почему-то вспомнили снова эту странную даму, словно бы она вернулась назад через четыре года, хотя, где она была на самом деле никто не ведал, путешествовала ли по Европе, и гостила в Париже, говорят, она заезжала к своему любимому Дантесу, из дерзости ли и желания быть не такой как все, или просто хотела продолжить интрижки с ним, кто же мог знать это наверняка. Сестра Натальи Николаевны встретила ее радушно, так как почти никто не осмелился бы у них там появится, да и просто считалось это дурным тоном, а она там была, гостила. И если чувство ревности и вспыхнуло в ее душе, то было быстро погашено.
   Но и сама Идалия, наверное, удивилась бы, узнав, что в столице упорно о ней говорят. И почему многим казалось, что она была причастна к смерти Мишеля? Кто-то вспомнил их свидание в тридцать седьмом, когда она кокетливо попрекнула его за такие резкие строки, а он сказал ей в ответ такое, что любая другая дама должна была тут же его придушить, отравить, сжить со света.
   Говорят, что в глазах ее в тот момент было столько злости, переходящей в ярость, что близкие опасались за его жизнь, и высказывали ему такие опасения, Мишель только усмехался и говорил, что Демон не может бояться Ангела смерти, ну не к лицу ему это.

   №№№№№№№№

   В свете Идалия появиться не могла никак, но где-то поблизости этот ангел вполне мог пролетать. И князь Петр вспомнил слова Мартынова о том, что он не мог убить Мишеля, потому что стрелял в другую сторону, его пуля просто не могла прилететь в поэта.
   А почему бы она не подкупила кого-то из офицеров, у нее было столько любовников. Об этом князь вечером говорил с женой. Вера Федоровна сначала внимательно посмотрела на него, пытаясь понять, шутит ли ее муж или говорит серьезно.
   – Да какие шутки, Верочка, ты всех по себе судишь, а разве ты не представляешь, что такое обиженная и оскорбленная дама, она и прежде-то не была никогда примерной и тихой, а уж теперь и подавно.
   – А может быть Мартынов и был ее любовником? – спросила она, желая все-таки остановиться на официальной версии.
   – Не думаю, что она так низко пала, ты бы посмотрела на этого Мартынова, нет, ей нужен Дантес, и не меньше, говорят, она и теперь с ним на короткой ноге, – князь усмехнулся, – Дантесов на Мартыновых такие фурии не меняют, а вот слова Мишеля она точно не забудет до самой смерти.
   Была ли в этих догадках хоть доля правды, кто его знает, об этом мог бы поведать сам Мишель, все видевший, и вряд ли душа его так быстро упокоилась, но он молчал, он пока упорно молчал и даже не снился никому из них. Может, это случится позднее?
   №№№№№№

   Конечно, в те дни была еще одна вдова, которая не могла не знать и не принять близко к сердцу все случившееся, и это была Наталья Николаевна Гончарова. Она живо вспомнила и строки, обращенные к ее мужу, ее горячо любимому мужу, и последнее свидание с поэтом, а оно на самом деле оказалось последним и все, что он говорил, и все что читал. Она с прискорбием думала, что все в этом мире неизменно повторяется.
   – Но он еще моложе, и он так талантлив до гениальности, почему же ему отпущено было еще меньше, – спрашивала она у Василия Андреевича при встрече.
   Наталья Николаевна понимала, что если кто-то и может ответить на ее вопросы, то именно он
   – Долгая жизнь, это скорее наказание, – махнул рукой тот и явно он говорил о себе самом, – а они оба вспыхнули и погасли, вряд ли могло быть по-другому.
   – Но от него не останется даже потомков, – размышляла она, – и кто же теперь, и как же теперь.
   Он промолчал, хотя хотел сказать, что от многих из них потомков не останется, и хуже ли это или лучше, как знать, но так распорядился бог и судьба.
   Ангел смерти снова пронесся в небесах, унося с собой душу самого лучшего, самого талантливого, и оставляя словесность нашу в пустыне, унынии и печали

Глава 19 Пустыня внемлет Богу

   А что же случилось с Мишелем? Мы оставили его на горе Машук в тот самый момент, когда его приятели и противники убедились, что он был убит. Страшная гроза добавила замешательства в их и без того разбитые сердца, и они вынуждены были удалиться, споря по дороге, как они унесут вниз его тело.
   Впереди же у него оставалась та самая ночь наедине с подлунным миром и со звездным небом, как только отгремела гроза, небо стало звездным, оставалось только любоваться им, стремительно уносясь в даль. Правда, сначала он не мог понять жив он или мертв, но вскоре понял, что скорее всего мертв, потому что не мог двигаться, и те, кто были с ним ушли, вряд ли живого или даже раненного они бы тут оставили, значит, все-таки убит. Тогда почему же ему кажется, что ничего такого не случилось?
   Он старался вспомнить все, что происходило в последние минуты жизни, он вспомнил, как выстрелил в воздух, и Мартышка тоже выстрелил куда-то непонятно куда, но точно не в его сторону, тогда как же он мог умереть, не от разрыва же сердца, не от страха. Он почувствовал, что в груди его была рана, из нее все еще капала кровь, хотя большую ее часть тот ливень успел смыть и смешать с землей.
   – Но кто меня убил? – спрашивал он, вспоминая историю об Адонисе, прозвучавшую накануне, тут тоже можно было задавать такой же вопрос, только кому? Небесам или духам ада. И все-таки он хотел знать, что с ним произошло, ему просто необходимо было это знать прежде, чем покинуть этот мир навсегда. Только навсегда ли он все видит и слышит?
   Но все-таки кто-то откликнулся – и это был Горный дух, с ним они познакомились раньше.
   – Когда ты стольким дамам прекрасным насолил вольно или невольно, то найдется та, которая захочет отомстить, – произнес он, словно бы снова возвращаясь к мифу. Хотя что удивительного, он слышал повествование о прекрасном Адонисе тогда, накануне вечером, где ему еще было быть, как не с ними рядом.
   – Императрица, – выдохнул Мишель, он порадовался, что говорить можно было без слов, так значительно легче и проще, тот все слышал и понимал.
   – Не обвиняй невиновных, – отвечал Горный
   И пришлось поэту перебирать всех тех дев, которые могли затаить на него зло. Список оказался не так и мал, к его удивлению, кто бы мог подумать, что он обидел многих. Нет, были, конечно, но не столько или еще больше, некоторые просто постарались забыть обо всем.
   Горный усмехнулся:
   – Так нам и до обеда времени не хватит, а там они приедут за тобой, ты называл ее Ангелом смерти, когда погиб Пушкин– подсказал он
   Мишель вздрогнул, он и на самом деле не дошел бы до этой дамы в своих воспоминаниях, как странно, что он ней он совсем забыл
   – Идалия, – невольно вырвалось у него, – ей мало Пушкина, она и меня не оставила в покое.
   – Так надо было думать с кем связываешься, не все же они невинные овечки, женщины порой изменчивы и коварны, тебе ли этого не ведать?
   – Но кто же из ее любовников?
   – Да какая разница кто, ты знаешь заказчика этого преступления, а исполнители, разве это так важно.
   №№№№№№

   Если бы у него были силы, то Мишель бы, наверное, расхохотался, но он не стал смеяться, все это вовсе не было смешно, скорее очень грустно. Но что теперь грустить, когда дело сделано. Хорошо, что он узнал главного своего обидчика. И нельзя отрицать, что он сам во всем виноват, что он наговорил ей тогда при встрече, это же тихий ужас.
   Горный же не собирался рассуждать, что сделано, то сделано, надо было двигаться дальше, раз на его просторах осталось непогребенное тело, то ему пока бы навести тут порядок, исполнить то, что должно. Ведь ради этого он тут и находится.
   – У тебя есть последнее желание, я за этим и пришел, привести к тебе кого-то сюда на последнее свидание, даже у приговоренных есть такое?
   Мишель запротестовал, нет и нет, никого из них он видеть не хотел, пусть они запомнят его живым, а не таким и не здесь
   Горный спросил во второй раз, словно это было обязательно и без этого он не хотел уходить.
   – Хорошо, тогда я приведу его на свое усмотрение, – отвечал он. Каким упрямым был этот дух, он должен исполнить даже то, о чем ты не просишь, исполнить все, что задумано и прописано там, на небесах, или в аду, да какая разница, последнее его не слишком волновало. Ему ли бояться того ада?

Глава 20 Судьбоносная встреча

   Горный исполнил то, что он хотел, на лунной дорожке появился легкий и порывистый Пушкин
   В тот момент Мишель о нем совсем не думал, как ни странно, в памяти его, словно в вальсе кружились родные и близкие, но Пушкина там среди них не было, потому что он думал о тех, кого оставлял, кто будет горевать после его ухода. Странное волнение охватило душу. Наверное, придется напомнить о себе. Вряд ли поэт мог знать, кто он такой, но Мишель ошибся, тот все знал, посмертная судьба Демона не была от него скрыта вовсе.
   Мишелю не пришлось много рассказывать о том, Пушкин был задумчив и немного отрешен, словно он был чем-то недоволен, но слушал внимательно, спрашивал о чем-то, сожалел, что стихи его были так мрачны и печальны.
   – Даже в самые темные времена я не мог позволить себе такого уныния, – бросил он в ответ, – ведь это страшный грех, коли нам жизнь подарена.
   Мишель мог бы обидеться, но он не обиделся. Он так сжился с поэтом, что тот был ему родным и близким по сути своей.
   А вот после этого и прозвучало то, чего услышать он никак не мог, никакой пророк бы не смог предвидеть такого.
   – И чует мое сердце, что поэзия наша пойдет по пути Демона. Я поздно о том спохватился, и простите, милый друг, пришлось позаботиться о том, чтобы вы там не задержались слишком надолго. Мне нужно было спасать поэзию. Так что не вините эту милую дурочку, не приписывайте ей того, чего она не совершала, любовников, спрятавшихся за скалой с пистолетом, не было и не могло быть. Я убедился, что еще не разучился метко стрелять, и выпросил это последнее желание у Ангелов, это было не просто сделать, но я сумел обыграть их в кости, так что деваться им было некуда. Идалия ни в чем не виновата, и даже то, что она спит с Дантесом, что сказать, у нее хороший вкус, ведь он красавчик, такого еще заполучить надо.
   – Но это не правда, этому никто не поверит, даже если бы мы смогли рассказать об этом на земле, они не поверили бы в то.
   – Ну почему же, не все так плохо, твоя бабушка, славная Елизавета Алексеевна не раз повторяла, что все из-за меня, что я погублю и ее ненаглядного Мишеньку, и она была права, все желания сбываются, и это должно было сбыться. Вот мы здесь и постарались, когда поняли, что Мартынов слабак, что он не исполнит того, что должно. Ведь это же не так просто – убить человека, даже на дуэли, я тогда не смог, но теперь исправился, гений и злодейство все-таки совместимы, мне за это придется ответить, но думаю, что я спас русскую литературу от того ужаса, в который ты ее пытался погрузить.
   №№№№№№№№№

   Но Мишель подумал не о себе, не о Пушкине даже, как странно, что он твердил о другом:
   – Значит он будет страдать всю жизнь напрасно? – впервые Мишелю стало жаль Мартышку, он сам чуть не свел того с ума и при жизни столько хлопот ему причинил, так еще и после смерти то же самое? Вот уж точно настоящий Демон.
   – Ну почему же зря, – рассуждал Гений, – кто-то же должен был тебя убить, молния и гроза немного припоздала, да и не было на нее никакой надежды, поверить в то, что это сделал я было невозможно, люди верят во что-то более реальное, не все же так проницательны как твоя бабушка, вот он под горячую руку подвернулся, не он так любой другой был бы на его месте, дуэлянты уже не так безгрешны, как кажется, оправданное убийство все равно убийство, а за расправу над чудовищем, за пролитую кровь и Аполлон нес наказание и это правильно, – махнул рукой поэт, он не ожидал, что Мишель станет о кому-то так сожалеть. Вот тебе и демон, странный он какой-то стал после смерти, сентиментальный больно.
   – Да ладно тебе, порадуйся, что тебя убил не он, а я, только близкие бывают так жестоки, могут причинить такую боль и страдания, это же негласный закон жизни. Но ты никогда не понимал меня, совсем, ты сотворил в своей душе своего Пушкина, и мне оставалось только возмущаться и думать о мести. Мы на самом деле часто и много убиваем. Так же как Учитель убил наш эпос когда-то, так и тебя, а каков я стрелок-то отменный, ведь это же здорово, ай да Пушкин, не промахнулся на этот раз, и потом, вспомни как ты поступил в бедной императрицей, разве так можно с женщинами, даже не любимыми обходиться, а она ведь страдала, да еще как, в общем, я сделал все для того, чтобы зараза твоего творчества не была столь велика и ощутима, но боюсь, что мне все-таки не так много и удалось. Она все-таки жива и будет жить, это глупо отрицать.
   На том они и должны были расстаться. Бог любви убил юного и прекрасного Адониса и был уверен, что поступил он правильно, вот ведь как оказывается может быть. Но разве сама Афродита не превратила такого же Нарцисса в бледный цветок, так что в мире нет ничего нового, все повторяется.
   №№№№№№№

   Пушкин исчез, оказывается рассвет наступил, и ждать Монго и других офицеров оставалось не так долго. Они должны были забрать его отсюда и похоронить. Но последней его надеждой оставалось то, что бабушка его тут не оставит, что его перенесут в Тарханы, туда, куда он стремился всей душой и телом.
   Он, кажется, задремал, если на том свете можно спать, и пробудился, услышав знакомые голоса, первым из всех выделил Монго, тот говорил о чем-то с другими, но разобрать их слов, Мишель как ни старался, все-таки не мог, да и какая разница, о чем они говорили, если этой ночью страшная тайна была раскрыта, и в нее никак нельзя было поверить.

   Когда они отправились в путь, кто сопровождал гроб с его телом, все это были только детали, мало его волновавшие.
   Так оно и вышло, это пристанище оказалось временным, и скоро ему предстояло путешествие туда, в родное гнездо, где он и должен был упокоиться навсегда. Долго ли коротко ли, время для него перестало течь, они добрались до той самой земли, где все и свершится.
   Тарханы, сколько в этом звуке слилось всего для души Мишеля, он был дома, он теперь был дома, скитания завершились.
   Уже в Тарханах он услышал голоса Марии и Бабушки и испытал жуткое замешательство и чувство вины перед ними. Они ждали появления Алекс и Евдокии, как он понял из их слов, о Варваре никто не говорил, да и как она могла прийти на его похороны. Это было невероятной дерзостью, на которую она никогда бы не решилась, но и он больше не хотел требовать невозможного, после последней встречи с Пушкиным, он явно стал иным, когда возмущения улеглись, он понял, что гений был прав, это он скорее всего поступал так, как не следовало бы делать, принес всем столько бед и страданий, боли и разочарования. Судьба князя Сергея и Монго еще не понятна, Мартынов темнится в застенках, на лицах его любимых женщин такая застыла печаль, что не передать словами, и это все он…
   Кто там был еще и был ли, Мишеля не слишком волновало, что ему до них и что им до него? Все это лишь суета сует и прочая суета. Главное, он вернулся в Тарханы, навсегда, теперь они не смогут не дать ему отставки, они вообще больше ничего не смогут, он победил. Если бы не этот роковой выстрел, сколько бы еще пришлось ему страдать самому и заставить страдать других, что такого он смог бы написать, чтобы приблизить конец света, но этого не случилось и то хорошо, все к лучшему, наверное, так и есть

     Свидание на Лунной дорожке

     По Лунной дорожке порывисто, быстро
     Идет он навстречу, прекрасен, как бог.
     И вспомнился снова отчаянный «Выстрел»
     И я повторяю: «Не мог он, не мог»

     Злодейство его ли сегодня стихия.
     К гармонии души покорно летят
     Но выстрел, и падает Демон бессильно,
     И молнии блещут, и птицы кричат.

     И он улыбается как-то победно.
     – Я смог прекратить эти муки, угар,
     Хотя не пройдет для России бесследно,
     Но я погасил этот страшный пожар.

     Иначе бы все на пути он разрушил,
     Нам Байрона хватит в печальный тот миг,
     Уходит в свой рай победителем Пушкин.
     А там, среди гор только жуткий Старик.

     Он лишь на портрете останется юным,
     Разрушен до срока тот жуткий портрет.
     Вновь гусли запели, а скрипки той струны
     Оборваны, больше исхода им нет.

     Да, смог он расправиться с Демоном снова,
     Сальери пред Моцартом дерзко замрет.
     По Лунной дорожке к созвездиям новым
     Навстречу он к Демону снова идет.

     И то, что уже никогда не случится,
     И свет не увидит в том черном году,
     Над пропастью белая, белая птица,
     Тот коршун, на крыльях несущий беду.

     Мы знаем, как кончится тот поединок,
     Падет от стрелы в море черный колдун.
     Все было прекрасно, все было едино.
     Случилось все это в том горьком году.

     Гвидон возвращается в мир от иллюзий,
     Буян поглотит этот бунт роковой,
     А кто палачи там, кто грозные судьи,
     Не знаем, и в буре все ищем покой.

Глава 21 Голос забытой скрипки

   Сколько времени прошло с момента той мистической дуэли, кто знает. Одно только точно известно, это был последний день в жизни Алексея Столыпина – Монго, того самого единственного и верного друга поэта, прошедшего с ним путь от самого начала и до последней минуты жизни. А пережил он Мишеля на 17 лет, половину того срока, когда они были вместе и неразлучны.
   За все это время он почти ничего не рассказывал о поэте, не оставил никаких записок, хотя графина Ростопчина многократно его о том просила, умоляла, требовала, но терпеливый и вежливый со всеми дамами, на этот раз он оказался до невероятности тверд, и все время отвечал, что делать этого не станет, как бы кому не хотелось обратного, и это было не только чувство вины за гибель Мишеля, он не хотел, чтобы кто-то еще узнал хоть что-то из того, что было ведомо ему.
   – И без меня тут много чего наговорили, мне прибавить к этому нечего.
   Произнеся это, он смолкал, подчеркивая, что разговор окончен. Твердости его или упрямству можно было позавидовать.
   Графиня печально усмехнулась, конечно, ему было что прибавить, и записки его были бы бесценны, но добиться ничего она так и не смогла, и стала думать, что возможно Алексей знает нечто такое, что могло перевернуть весь этот мир с ног на голову, и именно такую тайну он хочет унести с собой в могилу.
   Пробовала поговорить с ним и Алекс, но получила такой же отпор и даже удивилась тому, что Столыпин может быть так упрям, когда все касается близкого и любимого ими человека.
   №№№№№№№

   В тот странный вечер, когда Монго понял, что настал его через покидать этот мир, где-то вдалеке он услышал голос далекой скрипки, и не сомневался, что это Мишель держит ее в руках и зовет его с собой. Сколько раз слышал он эту мелодию, сочиненную Мишелем в юности, и знал, что никто другой ее никогда не исполнял, только он один в редкие минуты затишья и откровений к ней возвращался.
   Испугался ли он, растерялся, обрадовался, да кто же его знает, но наступило какое-то облегчение, словно он итожил безмерно долгую жизнь, хотя по земным меркам она была очень короткой, но если сравнивать с жизнью Мишеля, то все-таки долгой.
   – Почему так, – размышлял Монго, – он мог бы столько написать, столько пережить, а его забрали туда, а я просто жил, ничего особенного не сделал и вот ведь остался.
   И вдруг ему показалось, что перед ним появился призрак, ведь говорят же, что любимые тени спускаются с небес, чтобы забрать тех, кто должен был покинуть мир. Ну кто же кроме Мишеля должен был за ним спуститься.
   Но Монго почти сразу заметил, что это был вовсе не Мишель, тогда кто же. От странной догадки все в душе его похолодело. Это был Пушкин, но почему именно он, они виделись только несколько раз и вовсе не были знакомы.
   Он хотел спросить, а тот усмехнулся и подхватил его с собой.
   – Твой друг страдает там без тебя, поторопись, вот меня послал, чтобы ты не задерживался.
   Монго ни о чем спрашивать не стал и пошел за ним.
   – Ты так долго прожил, потому что тебя я не убивал, тут нет моей вины.
   Монго в волнении и замешательстве не сразу понял, о чем говорит поэт, а потом прошептал:
   – Многие говорили, что он погиб из-за вас, а вы шутить изволите, – не выдержал Монро, он начал о чем-то догадываться.
   – Да какие тут шутки, он погиб не только из-за меня, но и от моей пули, гений и злодейство совместимы, как выяснилось, но мне хочется хоть как-то искупить свою вину, вот друга к нему отправляю.
   Дальше весь путь они проделали молча. В душе Монго возникли сомнения, неужели Мартынов страдал напрасно, и тогда говорил правду, а она была в том, что он не убивал Мишеля. И они не то, чтобы не верили ему, просто отмахнулись как-то не желая вмешиваться во все и разбираться.
   Теперь Монго казалось, что часть тайны о том, что Мартынов не убивал он знал всегда, не потому ли отказывался от мемуаров и ничего никому не рассказывал?
   Но он ничего не мог знать, он просто не хотел говорить всему миру об их жизни, берег память о Мишеле.
   Далеко -далеко звучало скрипка, именно туда и устремились две тени навстречу вечности.

Эпилог Мятежный лорд

     Мятежный лорд над пропастью метался,
     Искал защиты Демон всех времен,
     И дивной песней в тишине остался.
     И в полночь в замок свой вернется он.
     А кто там, в пустоте? Там ждет Августа,
     В наряде легком зябко ей теперь,
     И нежный голос так звучавший грустно
     Вдруг оживит накал былых страстей.

     – Мой лорд, куда несутся наши души
     Сквозь плен ночных туманных облаков.
     И почему покой миров нарушив…
     – Августа, это все твоя любовь.
     Стремясь к тебе, опять нестись над бездной,
     И разве темным людям нас понять,
     Я понимаю, это бесполезно,
     Но пусть потом они простят меня.
     2
     Иль не прощают, экая забава,
     Наш мир с тобой в провале облаков,
     И что они мне, что дурная слава,
     Песнь песней для меня твоя любовь.
     – Пройдет и это. – Не пройдет, не верю,
     И к пропасти во тьме несется конь,
     Но музыка украсит все потери,
     Пусть правит миром нежность и огонь.

     Мне снова нынче Греция приснится,
     Я должен ехать, ты прости меня,
     И задыхаясь от простора, птица,
     Мой черный ястреб, гордый круп коня.
     Там музыка такая снова льется,
     Что окрылен и в небе я один,
     Мой черный ястреб над судьбой смеется,
     Мы все пройдем и снова победим.

     3
     Пусть в старом замке тени нас встречают,
     Мне ненавистен призрачный их тлен,
     Я ухожу, и лунными ночами
     Я буду жить в преддверье перемен.
     Я отыщу там снова Афродиту,
     И упрошу о милости, ты верь.
     Как страшно жить, когда мечты разбиты,
     И ты, мой ангел, нет страшней потерь.

     Смотрела дева, как метался ястреб,
     С усмешкою извечной и тоской,
     И в этот час то яростно, то ясно
     Ей музыка мерещилась порой.
     Ни мужа в нем не видела, ни брата,
     Лишь сгусток воли и протеста вой.
     – О, ястреб мой, теперь скажи, куда ты,
     Что Греция, вернись скорей домой.

     4
     Опальный лорд безлунными ночами
     Писал поэмы и сжигал дотла,
     И вороны пронзительно кричали,
     И эта песня страшною была.
     Война с любовью шли устало рядом,
     Не уступив и пяди той земли.
     И жил он лишь надеждой и отрадой,
     Тень Афродиты, нежности, любви.

     И вновь поэт летит за этой тенью.
     И верит в то, что сможет дотянуться,
     Безжалостно прощаясь снова с теми,
     Кто не любил, как гневно отшатнулся,
     Богиня грез, небрежно ускользая,
     Сама в него немножко влюблена,
     Но быстро, беспощадно угасает
     Лампада жизни, как слаба она.

     5
     И Лихорадка там, не Афродита
     Его обнимет в полночи глухой,
     Когда все оборвется, карта бита,
     Танатос нынче мчится за тобой.
     Но нет, не он, ведет его Геката,
     Туда, в Аид, где Персефона ждет,
     Побег от мира – страшная расплата,
     В поля забвенья молча он уйдет.

     И только где-то в полночи зловещей
     Тьма внешняя, да с тьмой его души
     Соединились, не спасают женщины,
     Хотя они юны и хороши.
     Он ровно в полночь в замке старом бродит,
     Берет перо, чернильницу и вот
     Какая-то поэма вдруг выходит,
     Из бездны страсти к свету он идет.

     6
     Познавший ад, и дерзко отвергая
     Извечный свет, он яростно молчит,
     Ждет Афродиту, тихо вопрошает,
     Но не вернет потерянной души.
     Не оживит бестрепетные тени,
     Затерянные в пропасти времен,
     И беспощадно расстается с теми,
     С другими грозный наш Пигмалион.

     Себя любя, свой дивный дар лелея,
     Не смог он эти цепи разорвать,
     Пусть вечно снятся муки Прометея,
     Летит орел на пир к нему опять.
     Огонь страстей бестрепетно гасили,
     И в пустоте давно забытых грез
     Несется снова в высоте всесилен
     Или бессмертен, кто же там поймет…

     7
     Не Донжуан, Пигмалион усталый,
     Затерянный среди сгоревших звезд,
     И только ветер боль поэм листает,
     О, сколько в старом парке нынче роз.
     Кровь пролилась и расцвета до срока.
     Так жил поэт в сцепленье горьких дней,
     И черный ястреб в тишине далекой
     Расскажет нам о страсти о своей

     – Мой лорд, куда несутся наши души
     Сквозь плен ночных туманных облаков.
     И почему покой опять нарушив…
     – Августа, это все твоя любовь.
     Она ему бессмертье подарила,
     Но цепи предрассудков не порвать,
     Какая боль, какая спесь и сила
     Способны все вернуть назад опять.

     Нарцисс смотрел в глаза ее упрямо,
     И видел лишь себя, и так любил,
     В том замке, в детстве начиналась драма,
     И он ее навек заворожил.
     И черный маг, и черный ястреб снова
     Над старым замком в тишине парит,
     Его БЕССМЕРТЬЕ вырвет из былого.
     И бросит в мир потерь, страстей, обид…

СРЕДЬ ШУМНОГО БАЛА

Лирическое отступление

     (Филологические фантазии на вольную тему)
     Средь шумного бала случайно,
     В тревогах людской суеты,
     Тебя я увидел, но тайна,
     Твои укрывала черты
     А. Толстой
     Вступление

   А не кажется ли вам, что все самые роковые и самые таинственные события происходят именно во время бала?
   И при всем его внешнем шуме и блеске, роскоши и сверкании умов и бриллиантов, не там ли неизменно появляются не только люди, но и те, кто придумали все это действо, изобрели, косметику, оружие, зеркала, чтобы сокрушать и искушать тех самых людей. А уж о страстях, которые там разгораются, и говорить нечего.
   И когда в веселом танце проносятся пары, готовые закружиться и подняться в небеса, там обязательное что-то этакое и случается, что не в сказке сказать, не пером описать. И такие страсти разгораются, такие интриги плетутся, что страшно, аж жуть.
   И вот уже убегает прочь, как черт от ладана, девушка, знает, что будет разоблачена, и мелькнул и растворился где-то черный кот, у которого такой странный, такой плутоватый вид, что кому -то точно несдобровать. Принц замер с туфелькой в руке, а может и не с туфелькой, а с бокалом отравленного вина. Тогда он не только свою Золушку не отыщет, но найдет место в семейном склепе значительно быстрее, чем на роду у него было написано. А мало ли принцев, хлебнув старинного вина, уже никогда не станет королями? Никто им счет не вел, но думаю, что их было больше, чем тех, кто стали королями в последствии. А потом на рассвете какая-то верная жена не проснется, а возлюбленная будет обнимать хладное тело любовника своего, и гадать, кто его мог отравить, и что теперь ей самой делать? А все ведь начиналось с такого веселого пустячка, как бал, легкий и прекрасный, и ничто не предвещало беды.
   О балы, балы, в чем ваша сладость, откуда вы взялись, и какой черт придумал вас, чтобы совершать свои скверные и темные делишки, но обо всем по порядку.
   Наши новые истории, а новое это без всякого сомнения, хорошо забытое старое, уже начинаются.
   Лирическое отступление

     Не снимайте масок, господа,
     Нам они сегодня пригодятся,
     Надо быть собою иногда,
     Если вроде нечего бояться.

     Только там, где критики снуют.
     И подруги лучшие хлопочут,
     Все они безжалостно убьют,
     Старый шут над молодым хохочет.

     Ну а что хотели вы тогда,
     Снова обнажившись, поругаться?
     Не снимайте маски, господа,
     Что нам дураков теперь бояться?

     Только там, в сиреневой дали
     Так белы, и так они пушисты,
     Говорите снова о любви,
     И стихи красивые пишите.

     Только есть лирический герой,
     Он спасет от яростной напасти,
     Разберутся после, кто изгой,
     Кто здесь шут. И этот мир украсив

     Не снимайте маску, этот грим,
     Он спасает от яростной напасти,
     Мы еще напишем, устоим,
     Мы сыграем яростные страсти.

     И потом, во мраке у огня,
     Рукопись последнюю закроем.
     Как он странно смотрит на меня,
     Вроде бы тогда нас было двое.

     Вот и попрощались навсегда,
     Что нам откровения и ласки.
     Не снимайте маски, господа.
     Нам уютней в этой странной маске.

   А СТРАСТИ УЖЕ РАЗГОРАЛИСЬ
   Глава 1 Черти заплутали в пространствах и временах, и их вынесло куда-то в век 19 снова.

   И снова мы случайно встретились с путешественниками, которые затерялись где-то до поры до времени. Но всем известно, что они в огне не горят, в воде не тонут, и рано или поздно снова появляются живехонькие, готовые к новой схватке не на жизнь, а на смерть.
   Правда, страдают чаще всего не они сами, а наши герои, но на то они и черти, чтобы кашу заварить, а вы уж расхлебывайте, как сумеете. Но где же мы их, интересно растеряли?
   А черти между тем не могли никак удержаться в одном пространстве и времени. Они довольно долго блудили по античности, понимая, как велика удача – в такие древности заглянуть.
   Но все обрывается вдруг, вот и на этот раз, подхватились они каким-то ураганом и понеслись неведомо куда. Но это даже интересно, когда все известно и предсказано, и остается только исполнять написанное, кому такое понравится? Уж чертям нашим не понравится точно.
   А между тем ураган все увеличивался, летели они и кувыркались все быстрее и быстрее.
   Возможно, и вовсе бы их разбросало в разные миры, если бы Макар не схватил Игната за хвост, тот верещал, но терпел, потому что не могли же они потеряться, а что, если потом не доберутся, не дотянутся друг до друга совсем. И черт знает, в каком времени и пространстве оставаться по одиночке, не чертово это дело. Вот и боль в хвосте была не такой страшной, как желание остаться вместе, потому что, хотя и были они совершенно разные по характеру, но успели уже сжиться очень даже неплохо. Нет, допустить этого никак нельзя было.
   И со всего размаха шлепнулись они на какую-то поляну прямо под осиной, а под какое дерево еще могли свалиться наши черти?
   И от такого удара от людей и места мокрого бы не осталось, а черти ничего, сдюжили, и даже очень спокойны остались. Поднялись на копыта, отряхнулись, хвостами покрутили, огляделись вокруг, на усадьбу старинную посмотрели, немного птичек послушали, и пошли тихонько подслушивать и подглядывать.
   Услышав милую сердцу речь, поняли они, что оказались в России, не древней, а довольно по их меркам новой, ухоженной и барской.
   Век 19 был в первой половине, в крайнем случае, в середине не больше. И трудно было сказать, но, скорее всего, была это их последняя столица.
   – Надо посмотреть, что и как там происходить будет, – говорил осторожный Макар, а Игнат уже рвался в новую схватку.
   Он жил по принципу, надо ввязаться в драку, а потом и разбираться, что да к чему. А так, пока собираться, да прикидывать, она уже и закончиться может.
   №№№№№№№№

   Около старинного особняка стояла вереница карет, мелькали нарядные люди, но они как -то далеко были. А вот черный кот огромный такой и очень упитанный прямо перед ними прошмыгнул и скрылся в том самом особняке.
   Вероятно, не про одно животное нет столько историй разных, как про котов, но черти и не переживали, про них тоже напишут, чем они хуже тех самых котов? Но все-таки немного обидно было. И начиная от Баюна в их заповедном лесу и кончая Барсом, который в роман века попал, все они создания очень сложные и разнообразные оказались.
   – А не Барс ли это? – спрашивал Игнат у Макара.
   Он-то точно знал, что там, где Барс прошел, там черту делать нечего.
   Но Макар таких подробностей знать не мог, и с Барсом он еще ни разу и не сталкивался, если честно. Потому и не боялся эту черную бестию.
   Только они оба знали и другое, спешка нужна только при ловле блох. А если не торопиться, то рано или поздно все само собой и откроется, глазом моргнуть и копытом топнуть не успеешь, а уже в какую-нибудь истории и попадешь.
   Истории не заставили себя долго ждать.

   Глава 2. В преддверье часа рокового.

   Все стало происходить очень быстро.
   Не успели наши путешественники оглядеться и решить, что им делать дальше. Как тут же и появилась Золушка.
   Да, да, это была именно та прелестная глупышка, которая поддалась на уговоры коварной феи, оделась во что попало, не боясь в самый неподходящий миг и вовсе обнаженной остаться, и отправилась туда, куда, не поколдуй хорошенько фея, ее и близко бы не пустили, а так, под чужой фальшивой личиной и проскользнула очень даже спокойно и непринужденно. И даже верила в то, что она и на самом деле принца покорить может, святая наивность. Да если бы не ведьмы наши и иноземные, то кто бы таких сказок насочинять мог? Откуда она могла взяться в русской усадьбе?
   А Мефистофель ее знает. Наши ребята не знали точно. Но они решили, что скоро и им это будет понятно и известно. Она помедлила одно мгновение, а потом бросилась туда, во тьму. Но вдруг остановилась и вернулась назад.
   – Беги, – крикнул ей Игнат, – ты еще успеешь скрыться, или хочешь, чтобы принц узнал, какова ты на самом деле? Думаю, любовь его исчезнет в тот же миг, растает, как Снегурочка весной.
   Она этого не хотела, только что-то удерживало ее здесь.
   – Нина, я обещала дождаться ее.
   – Ты хочешь лишиться принца, – уже и Макар в это решил вмешаться, если она так долго соображает и не понимает, что ей на самом деле грозит, то разумный черт должен помочь, и на путь правильный толкнуть. Чем только чертям не приходится заниматься, когда такие Золушки им попадаются.
   – Нет, конечно, но, если ему так дороги только мои наряды и хрустальные туфельки.
   – Он не потерпит обмана, а ты его, как это называется, в заблуждение вводишь, по меньшей мере.
   – Вот именно, но Нина.
   И все-таки Золушка подхватила свое платье, которое уже начало на ней таять, и бросилась бежать без оглядки, как только заметила, что угрозы тетушки исполняться начали.
   – Нина, – в один голос произнесли оба черта, – кто она такая, если из-за нее и принца не так жалко потерять?
   И они поняли, что бледная дама в сиреневом великолепном платье, на миг перед ними остановившаяся, и пытавшаяся разглядеть тех, кто ее звал, она и была той самой Ниной.
   Кольцо на пальце, вроде замужем, только что же она тут может делать в таком случае? Сидела бы дома, и не кликала беду.
   Но Незнакомка была здесь. И судя, по тому, что лепетала Золушка недавно, у нее что-то случилось. Она была такой бледной и растерянной, словно привидение увидела.
   А может быть, это Марена решила предупредить кого-то из них и появилась тут как раз в этот миг?
   Но так, как чертям она не особенно была страшна, то именно эта странная дама и остается. Все может быть.
   Только по тому, как начал чесаться Игнат – а это верный признак, – с ней должна была приключиться какая-то беда,
   – Большая беда, – еще более задумчиво, чем раньше, говорил он.
   – Беда, как же сжимается от страха и боли сердце, – словно эхо повторила она, – но ведь я не делала ничего дурного, никак не могу понять, что это за голоса и откуда они появляются.
   №№№№№№

   Бесы посторонились немного, на ходу решая, что же делать дальше. И в тот момент она пронзительно крикнула и закрыла рот ладошкой.
   – Браслет, где же он?
   Только бесы не сразу поняли, ее уже не было там, кричала она из своей усадьбы, куда домчалась в карете своей.
   Они, полетели на крик и быстрее любой кареты там и оказались.
   Они хотели броситься назад и поискать злополучный браслет, чтобы спасти ее, но тот самый черный кот, которого они видели недавно, он отправился в особняк, где и был бал, встал у них на дороге, да так, что не объехать и не обойти, и смотрел так, как будто своих злейших врагов нашел.
   – Не бейте копыт напрасно, ничего вам там не найти, уж если я о том позаботился.
   – Зачем тебе это? – удивился Макар.
   – А вы-то что спасателями заделались? Для куража, и потом, как появится самая таинственная пьеса, если браслет найдется? О чем она интересно будет?
   Кот – пройдоха и философ, но черти решили ни в чем ему не уступать.
   И по их физиономиям он это сразу понял.
   – Значит, война с бесами, а почему бы и нет, это даже интересно, устал я все сам и сам, а с Люцифером особо не повоюешь, вы мне подходите. Но не забудьте, что вас двое, а я один, хотя и поддавки тоже не потерплю ну никак. Игра должна быть честно.
   Бесы переглянулись, Барс им говорил про честную игру, это что-то новенькое, но чего только в мире не случается.
   Они догадывались, что как обычно сначала в драку ввязались, а потом только поняли, какой это дохлый номер, да что теперь о том говорить. Но и им в глубине души было интересно посмотреть на то, что из этого выйдет.
   Игра – бесы против кота Барса – началась, конечно, зверь он страшный, только после Баюна разве они чего-то могут испугаться?

   Глава 3 За несколько часов до этой встречи.

   Мы уже хорошо знакомы с нашими бесами, не один пуд соли съели. А вот о Барсе и тех невидимых его супниках пока еще ничего почти и не сказали.
   Это нам кажется, что появились они в первой половине ХХ века на балу у Сатаны, в первый раз, на самом деле все было совсем не так. Балы происходили в каждом веке, и они обречены были там появляться снова и снова, наказание у них было такое, оставаться на всех балах.
   Бывали они там и значительно раньше, если даже заглянуть в исторические труды и литературные произведения, то сразу видно, что в половине из них без этих персонажей точно не обошлось.
   Конечно, наш гений скоро целый роман напишет, так его и назовет, словно он видел эту троицу во главе с котом. Только сгустил он краски, явно сгустил, потому что всем давно известно, что не так страшен черт, как его малюют, а наши вообще были почти мирными и местами симпатичными ребятами. И в тот самый раз им и вовсе хотелось подобрать новых более симпатичных персонажей для очередного бала. Старые покойники и отравители им до чертиков надоели, то ли дело эти лишние люди, эти Печорины и Чацкие. То они тебе сумасшедшие, и натурально, так, что от настоящих не отличишь, то герои, то злодеи. Но у них есть свои истории, свои характеры, свои жертвы, да и сами они становятся то палачами, то жертвами, полны противоречий, и это так важно для разнообразия. Недаром же писатели надрывались, себя превосходили, когда писали их истории.
   №№№№№№№

   Нет, нашей троице для бала нужны были именно эти герои. Только они никак не могли знать, что кроме них тут окажется и парочка залетных чертей, которые могут им все карты и перепутать.
   Пока они этого не знали. Да и мало ли разных чертей тут ходит и бродит.
   Барс разыскал Искусителя и Черта печального – злой и добрый всегда в паре ходили-бродили, а тут попивали какое-то старинное вино и мирно беседовали, словно они были почетными гостями в этом барском доме, вот он и предложил.
   – Хватит прохлаждаться, мне не управиться одному, давайте самых ярких и достойных для нашего бала ищите, и сделайте что-то, чтобы они оказались в нужном месте в нужное время. И смотрите у меня, за всем следите хорошенько, век все-таки золотой, герои хоть и лишние, но интересные, и если мы все правильно рассчитаем, то цены нам не будет.
   Печальный хотел сказать что-то резкое коту, но пока он собирался того только хвост и мелькнул, некогда было Барсу слушать его. Гостей становилось все больше.
   Прямо на голову ему свалился браслет. Какая-то дама его обронила, и он подхватил и посмотрел, кому бы его отдать, с намеком на то, что та самая дама, которая всем повесам наверняка известна, пригласила на романтический ужин с продолжением.
   Тот самый красавец, который потом и погубит ее, он, уже подхватив вещицу, слегка погладил кота и исчез.
   На самом деле тот он был или не тот, сказать не так просто, но какой-то Звездич все-таки был, практически принц русского разлива.
   А та, в маске уже бросилась к выходу. Из-за нее кот не успел Золушкину туфельку подобрать, и она досталась принцу. Но да ладно, у нас новые времена и новые герои. А Золушка пусть еще о нем помечтает, мечтать – то не вредно.
   Кот выбежал на крыльцо, но в тот момент он и выяснил, что два незнакомых черта вторглись на их территорию, какова наглость, так более того, они собираются еще и в события вписываться. Странные и совсем неправильные черти, не из того теста сделаны. Но самое главное, что с ними придется считаться. И быть осторожнее и осмотрительнее.
   №№№№№

   А бал между тем был в полном разгаре, хотя он и остался за спиной у кота. Он поспешил навстречу к чертям, потому что должен был точно знать, что в усадьбе у Арбениных происходит. Ведь Евгений станет главным отравителем, без него никак не обойтись им всем. Серьезный, надо сказать парень, страсти его буквально на клочки разрывают, бед натворит таких, какие другим героям не снятся.
   Пока Барс разбирался с чертями, Печальный нашел подходящего типа для того, чтобы набрать персонажей на другой бал. И конечно, с этим никто не мог справиться лучше, чем Пал Палыч Чичиков– главный спец по мертвым душам всех времен и народов. Его– то они поймали на том самом балу и повели в сторону, чтобы объяснить, все, что от него требуется.
   Сначала он пробовал отпираться, делал страшные глаза, но потом, понимая, что легче согласиться, чем воду в ступе толочь, вот он и заверил их в том, что сколько им мертвых душ требуется, сколько их и будет тут, ни на одну ни больше ни меньше. Уж он об этом позаботиться, а лучше его считать все одно никто не умеет, и в душах мертвых не разбирается.
   Он хотел слукавить, и вырваться из жгучих объятий бесов, которым был братом родным, хоть и в человеческом обличии пока. Но, взглянув на одного и на другого, он понял, что вывернутся, будет себе дороже. Надо все сделать именно так как следует, как они от него требуют. Тогда, возможно, они оставят в покое его собственную душу, то ли мертвую, то ли живую, и он сможет заняться своими делами.
   Это называется, попался, да куда ты интересно от таких парней денешься.
   Но, дав задание Чичикову, они не сомневались в том, что он исполнит его в точности, и решили передохнуть немного после дел неправедных.
   Это парочка снова попивала дорогое вино, и уверяли друг друга, что все он исполнит, как надо, так, что перед Барсом не будет мучительно стыдно.

   Глава 4 Тот самый Чацкий и другие.

   А на бал в это время пожаловал торжественно Александр Андреевич Чацкий. Как мы знаем, явился не запылился он прямо с корабля, размышляя о том, что дым отечества и сладок, и приятен. А уж где этого дыма больше, чем на балу, правда там еще больше серой попахивает, да куда от нее деться. Лучшего места для себя черти найти не могли.
   Еще по дороге сюда, не в силах сдержать своего восторга, он говорит всем знакомым и просто встречным и поперечным, что должна решится его судьба. Давно пора заняться делом – жениться. Все другие дела он перепробовал, и ничего путного у него не вышло.
   – Но, чтобы жениться и детей иметь, кому ума не доставало, – повторял он шутку его будущего тестя Фамусова.
   И хотя не по душе ему был такой поворот, но на безрыбье и Софья невеста. Они росли вместе, и долго уговаривал себя Чацкий, а тут решил он все-таки жениться – уговорил.
   Но ему и в голову не могло прийти, что за три года, пока он прохлаждался да странствовал, и в этом тихом доме, где, как и в омуте, черти водятся, какие -то перемены случиться могли.
   Чацкий был уверен, что он самый дорогой подарок, которого ждать будут столько, сколько потребуется. И он даже излишне спешил в эту кабалу, можно было еще немного прогуляться. Но когда он вырвет признание от Софьи и осушит ее слезы, тогда еще останется какой-то срок для того, чтобы на маскарадах покрутиться, пробраться к какой-нибудь замужней шалунье, и немного прорепетировать свою семейную жизнь. Она вряд ли с Софьей будет так хороша, обязанности и супружеский долг исполнять придется. Но что еще остается доброму молодцу, уже и не первой молодости?
   №№№№№№№

   В тот момент, он увидел Баронессу, и Звездича, который с жаром что-то говорил ей, и решил, что как только с невестой все утрясет, так за ней и приударит.
   Чацкий и представить себе не мог, что очень скоро забудет обо всем этом. Хотя первый сигнал уже был – черный кот ему дорогу перебежал, да не простой кот, а волшебный, и был это сам Барс, а может и Баюн, в котах он не сильно разбирался и котов не любил.
   Хорошо, что пока он этого не знал и не ведал. Но вот и зала, залитая светом и музыкой. Вот и папа будущий, и Софья во всей красе. Могла быть и краше, конечно, но другой нет, придется примириться с этой.
   – Чуть свет, уж на ногах, и я у ваших ног, – не к месту произнесенная пышная фраза заставила ее усмехнуться.
   На что это было похоже, на возвращение блудного кота, об этом говорил Фамусов, но что он несет?
   Да ничего особенного, наш барин просто сначала заметил Барса, а потом только своего будущего зятя. Хотя последнее событие вилами по воде писано.
   Зато Чичиков сразу заметил Чацкого и такую отметку невидимую на нем сделал, он уже был кандидатом для бала, о котором недавно черти говорили.
   Недаром говорят, что когда есть на душе человека такая метка, что бы он не делал, как бы не суетился, ему уже не избежать ада, и в собственной душе, и натурального, которым всех пугают еще при жизни и правильно делают.
   Возвращение блудного сына не было похоже на привычный классический вариант. И хотя Фамусов был для него, как отец родной, но что-то не собирался он радоваться, и угощать его не собирался. А Софья и вообще волком смотрела, словно он перед ней в чем-то виноват был. Ну, уехал поспешно, не сказал куда и зачем, так что же в этом такого? Главное, что помнил о ней, хотя откуда ей о том знать было, главное, что вернулся, и вроде бы любит ее даже больше, чем прежде.
   – Я жениться собираюсь, – радостно сообщил он.
   – Я рада за вас, я тоже выхожу замуж, – спокойно отвечала Софья.
   Какая самонадеянность, но он еще не сделал ей предложение.
   И вдруг улыбка сползла с лица Чацкого, когда к ним приблизился кто-то из мужчин, и он понял, что Софья замуж не за него собирается. Как можно быть таким легкомысленным и самонадеянным одновременно.
   №№№№№№№№

   Но этого быть не может, да по какому праву его обокрали. Хотя можно ли украсть то, что тебе никогда не принадлежало? Чертова философия, причем здесь она, если его судьба решается.
   Вот именно, она уже не решается, потому что это двое, она и Молчалин его обошли во всем. Молчалин, что за чертовщина, она просто издевается над ним, но нет. Она влюблена, и на всей ее восторженной физиономии написано:
   – Это он, она встретила его, она говорила с ним в тиши. И этот молчаливый плут и подхалим украл его невесту. Но можно ли терпеть такое?
   Единственное, что утешало Чацкого – Фамусов вроде бы о том пока не знал, он не позволит им жениться. А ему позволит? Чацкий почувствовал, что он и на самом деле сходит с ума.
   И Софья, кажется, это заметила, и тихо сказала об этом Молчалину. А если хочешь, чтобы о таком узнали все на балу, так скажи по секрету Молчалину. И все само собой случится.
   Гению, будь он жив, и окажись он на балу у Фамусова, пришлось бы писать совсем другую картину о возвращении блудного сына. Печальная бы это оказалась картина, не потому ли он так поспешно умер, не дожив до этого дня. А Чацкий не умер, но недаром говорится, что когда бог хочет наказать человека, он его лишает жизни, а когда он еще сильнее его хочет наказать, то оставляет жить, но лишает разума.
   Когда Чацкий остался совсем один, к нему подошел странный такой, противный господин, пристально посмотрел на него и тихо так сказал:
   – Живи пока, но скоро я за тобой приду, тогда ты и избавишься от своих страданий. А то, что горе от ума случается, так это всем известно, тут ничего не попишешь.
   Чацкий страшно вращал глазами, и, наверное, бы бросился на Чичикова, но того и след простыл.
   Такая вот странная история. Именно на балу легко и рассудка лишиться. Самое подходящее место, между прочим. Впрочем, история наша, как и сам бал, обещает быть бесконечной, ведь как только попадаешь туда – обо всем забываешь, и время не течет больше, а когда опомнишься, то может оказаться слишком поздно, и чего только там не случается.
   Глава 5 ЕЩЕ ОДИН ГЕРОЙ
   Чего только не случается на балу.
   Мы оставили Чацкого в тот момент, когда он понял, что и с самым легким делом, с женитьбой, ничего у него не выйдет.
   Было от чего лишиться рассудка герою нашему. От путешествия он смертельно устал, но все шло к тому, что и отдохнуть ему вряд ли придется, да еще в объятьях Софьи, которая и не смотрела в его сторону, какова наглость.
   Женщины, конечно, порой отвергают подарки, и даже такие остроумные и прекрасные, но чтобы ему быть отвергнутым, да лишь за то, что он – вольная между прочим птица, и отсутствовал -то всего три года, не больше. Вот она женская верность, вот она любовь. То, что любви могло и не быть совсем и прежде, о том Чацкий как-то и мысли не допускал.
   Но нос к носу наш отвергнутый герой столкнулся с хмурым и раздраженным Печориным, который говорил с каким-то худым и высоким типом неприметной наружности, и что самое удивительное, о том же самом, о чем Чацкий наш так живописно молчал.
   – А кто вам сказал, милейший, что княжна в вас влюблена. Я давно за ней слежу, но никаких признаков влюбленности не обнаружил, а я очень старался.
   – Еще одно слово, и я пошлю вам вызов, – бросил мрачный господин.
   – А вот от этого увольте.
   – Вы не примете вызов? – тот впервые стер маску равнодушия и искренне удивился, с ним никто так не разговаривал.
   – Еще как не приму, мне еще с Дьяволом не хватало объясняться из-за вас, да и какова причины дуэли. В первый раз за века я сказал правду, и за это должен был убит?
   Печальный покачнулся живописно, словно в него уже выстрелили.
   №№№№№№

   Печорин оставался в полной растерянности. Как человек действительно умный, он почувствовал, что это что-то не то, перед ним не человек находится, но и отступиться от всего, да еще на глазах у толпы он никак не мог, а ему казалось, что все слышат только его, только на него смотрят.
   – Какое самомнение, впрочем, то, что говорит она, вы услышите, друг мой.
   Он видел, что княжна стояла на очень приличном расстоянии и говорила с другой дамой, так, что расслышать ее здесь не было никакой возможности, и все-таки он слышал, вот что удивительно.
   – О, не смешите меня, кузина, да я и минуты с ним не проведу, надутый индюк, как тот другой он упадет в озеро и в цветок фиолетовый от злости превратится. Господин Печорин так любит себя, что никто больше не сможет с ним разделить эти чувства, это уж точно. А я не собираюсь этого делать.
   Чтобы он не сомневался, что разговор шел о нем, она произнесла фамилию, да еще кокетливо в его сторону повернулась.
   Он на каблуках резко повернулся и пошел в другую сторону.
   Ни на кого больше смотреть ему не хотелось. Только выяснить он пытался одно, откуда такая бредовая идея появилась, что она в него влюблена, видно без черта тут никак не обошлось.
   А Рыжий искуситель подошел между тем к Печальному.
   – Что это такое узнал твой знакомый, на нем просто лица не было.
   – Сущий пустяк, что она его не любит, и никогда не любила.
   – И все-то, а тебе он зачем нужен, среди наших отравителей.
   – Да он уже почти себя отравил, это уникальный случай, скажу я тебе, и только в этом случае и рождается самый проникновенный роман о любви.
   Когда такой тип узнает, что чувства нет и в помине, он и пишет, как в него влюблена та самая женщина. И чем меньше она любит, тем ярче и мощнее получается роман, вот и вся история.
   – Ну, мы с тобой мало чего смыслим в любви, но мне казалось, что пишут как раз те, кто и сам любит.
   – Ну что такого они могут написать. Вовсе нет, – подтвердил Печальный, он не мог не позабавиться, главный обольститель в мире оказался таким неосведомленным в самом простом вопросе. Или он только притворяется?
   А кто его знает, черт черту глаз не выколет, но и понять порой не может, сколько не старается.
   №№№№№

   Трудна жизнь просто черта, особенно когда люди на них все грехи свои сваливают, ведь и Печорин подумал на прощание, что без них тут не обошлось. А они только пытались ему показать, что любой обманывается и заблуждается, и он особенно. Тут Барс снова и вынырнул:
   – Печорин – это хорошо, только смотрите, чтобы он после вашего откровение не погиб раньше срока, с нашими героями надо быть особенно осторожными, они такие вспыльчивые, но такие хрупкие создания, а мы по своим меркам им мерить привыкли.
   – Чтобы мы без тебя делали, – усмехнулся Рыжий.
   – Вот и я говорю, что без котов никуда, – подхватил Печальный.
   Но Баос с ними спорить не стал, он сделал свое дело, потом пусть не говорят, что он их не предупреждал, сами за все ответ держать будут.
   Средь шумного бала случайно,
   В тревогах ночной суеты.
   Тебя я увидел, но тайна,
   Твои укрывала черты.
   Черти оглянулись. Какой -то бородатый граф или князь с упоением читал только что написанное стихотворение.
   – Да они еще и поэты, – Печальный не скрывал иронии, но в глубине души он был сентиментальным чертом, и строки ему понравились.
   На физиономии Рыжего оставалась непроницаемая маска.
   Что они могут находить в этой поэзии, нет, одни только истерики и расстройства. Это ему никак не подходило.
   Глава 6 Чацкий сталкивается с Онегиным

   А между тем бал продолжался. И появился здесь в самый его разгар, не кто иной, как Евгений Онегин собственной персоной. Но если Чацкий уже вернулся из путешествия, то он туда еще и не собирался отправляться. Ему надо было еще дядюшку похоронить, наследство получить. Но что-то тот на поправку пошел, помирать не собирался. Может, просто проверить хотел, как они к нему относятся. Такое еще и с царем Грозным случалось. Ложиться тот, помер вроде, а сам все видит и слышит. Потом неожиданно пробудился, ожил покойник мнимый, сколько всего наслушался про себя. И уже кому награды за верность раздавал, но таких немного находилось, а остальные получали по заслугам вполне.
   Так и дядюшка, лучше выдумать не мог, как притвориться смертельно больным и над Евгением измываться.
   Вот в таком скверном настроении и состоянии духа и пребывал наш Евгений, когда перед ним Чацкий уже потрепанный, разочарованный и расстроенный появился. Оба со своими бедами маялись, и даже не заметили, как пристально за ними черти следят.
   И было на что посмотреть, не каждый день двух таких разочарованных и несчастных увидишь.
   Чацкий может и был сначала на Ленского похож, но после разоблачения и разрыва с Софьей после того, как убедился, что не станет ему Фамусов отцом родным, он волком смотрел на весь мир и на Онегина тоже. Кто же такое выдержит? Онегин терпеть этого не собирался. Слово за слово, один сказал, второй ответил, только, вызов на дуэль Чацкий получил быстро. Он что-то буркнул, Онегин заявил о том, что пришлет к нему секундантов.
   – И не вздумай даже, – заявил черт Игнат.
   Онегин посмотрел на черта, как на пустое место. Но место и на самом деле было пустым, Онегин видеть черта не мог, он и людей —то живых не особо разбирал, а черта и подавно. Но надо сказать, что о дуэли он вскоре позабыл, словно ее и не было и думал теперь совсем о другом. Тут чародейство подействовало, ничего не скажешь.
   Чацкий махнул рукой и все-таки потребовал себе карету, которую черт Матвей ему и доставил. Его надо было скорее подальше увезти, хватит ему тут оставаться. Так все и смертью могло закончиться, а закончилось ничем.
   Ну не мог, кто-то из этой парочки на дуэли погибнуть, не мог и все.
   Так оно и вышло в итоге.

   Глава 7 Тайное свидание. Арбенин и бес

   Золушка растворилась во тьме.
   Чичиков подсчитывал свой улов мертвых душ, Чацкий умчался куда-то, не разбирая дороги. Бал угасал, как костер на рассвете. И только Нина, пробегая поспешно по темной аллее, услышала, как Звездич назначает свидание кому-то незнакомому. Она почему-то вспомнила своего перекошенного от ярости мужа и с ужасом представила себе, что и ей кто-то мог бы назначить свидание. Представить себе, что из этого получится было почти нереально. Она неслась домой все быстрее.
   В такой суматохе можно потерять даже голову, не то, что невесомый браслет. Что и случалось каждый раз после бала.
   Наверное, слуги, особенно садовники, утром, убираясь в саду, находили целую дюжину таких браслетов и тайно становились богатыми людьми. Они куда-то бесследно исчезали и обычно никогда не возвращались к пострадавшим.
   Это в древние времена нельзя было подбирать вещи, ведь они могли оказаться заколдованными, вдруг их оставили какие-то русалки или берегини, и человеку не поздоровится, если он такую вещицу присвоит. Теперь совсем другое дело. Хотя радости тоже было мало от таких денег за драгоценности вырученных, но и бед не случалось. Вот и на этот раз наша Нина оказалась без своего браслета, заметила это только когда поспешно влетела домой, и узнала, что грозный и ревнивый муж ее дома. Это большая беда, а маленькая радость состояла в том, что дома он был не один.
   №№№№№

   С Арбениным беседовал какой-то маленький и рыжий бес. Он задержал его в покоях, так, что тот не успел заглянуть в комнату жены и понятия не имел, что ее не было дома.
   Рыжий не любил Арбенина, считал его пустым и надутым типом и в грош не ставил. Он знал почти обо всех похождениях этого Невского Казановы, или Дон Жуана черт их там разберет, как и то, что к Нине он привязывался понапрасну, шагу ей сделать не давал. Она конечно была немного легкомысленна, но ведь это не значит, что ее надо обвинять во всех смертных грехах. Вовсе нет, она была вполне сносным созданием, особенно, если с ним сравнивать, вот потому теперь он и вел беседу о мертвых и живых душах.
   Арбенин мрачнел все больше. Он чувствовал намек в каждом слове и ничего не мог возражать. Бывает такое, когда язык деревенеет, и все мысли куда-то улетучиваются, хотя никогда прежде он за словом в карман не лез, но всегда что-то бывает в первый раз.
   Нина спокойно разделась и готова была рухнуть в постель и до утра прийти в себя, убеждая себя, что это был ее последний побег с бала, если бы она не обнаружила в тот миг, что нет браслета. Это было катастрофой. И не потому, что она ценила такие безделушки. Она чувствовала дыхание смерти за спиной и никак не могла от него избавиться. Она уже придумала тысячу катастроф, представила себе где и на ком может ее муж обнаружить браслет, который прекрасно знает и сам у ювелира заказывал ей в подарок. Нет, лучше сразу упасть и умереть. Ей совсем не хотелось гадать и мучаться.
   №№№№№№№

   Черт мог бы торжествовать свою победу над Арбениным, если бы он не узнал, что у Нины пропал браслет. Но он даже не подумал, что она так боится, и может разбрасывать браслеты, оставляя такие неоспоримые улики, и где? Да именно на балу.
   Нет, он ругал героиню самыми нехорошими словами, вспомнил про кота Барса, который вел свою игру, и понял, что все для него закончится плачевно.
   – Ну, это уж слишком, – про себя отметил он, и понял, что это катастрофа.
   Нина была перепугана до смерти, и какие – то мысли беса ей вероятно тоже передались.
   То, что она погублена, этого еще не было до конца известно, но будет скоро ясно. Ничего не изменилось и на этот раз.

   Глава 8. Что? Где? Когда?

   Бесы встретились снова в саду на лунной дорожке, а где им еще было встречаться? Они должны были на миг остановиться и обсудить то, что творится вокруг, это они и сделали в тот поздний час ровно в полночь.
   – Золушка добралась до дома, – гордо заявил Захар.
   По всему было видно, что он считал это исключительно своей заслугой, – С ней на этот раз мороки оказалось меньше, чем со всеми остальными.
   – И что дальше? – спросил Игнат.
   Он пытался понять, как могут события развиваться дальше. Героев все пребывало, непонятно было, куда от них деться теперь.
   – А пусть она помучается, ждет, страдает, ведь у нас есть дела и поважнее.
   Это было так. И на самом деле, когда столько странных и лишних людей собрались в одном месте, то не знаешь откуда и что ждать можно.
   – И что, по-твоему, должно случиться в остальном мире? – спрашивал Игнат, – ему показалось, что он интуицию потерял и стал похож на людей мужского пола.
   Любая женщина знает и чувствует больше, чем этот странный бес.
   Захар же наоборот, кажется, все видел и слышал:
   – Вероятно, двойное отравление, – выпалил он, – не сомневаюсь, что еще кто-то кого-то травит, но мы с тобой говорим о тех, кто попадает в наш круг зрения.
   Игнат задумался и почесал рог.
   – Ну, понятно, одну отравит муж, с Арбениным шутки плохи, а что еще?
   – Вторая сама заиграется, разве можно уследить за этими дамами.
   И чтобы убедиться в том, что он прав, они перенеслись в другой особняк.
   №№№№№№

   Там тоже сидела княгиня Нина – странно, у них даже имена совпали.
   Но это была не так молода, совсем не наивна. Она только что узнала, что ее бросил юный любовник и ничего больше не будет.
   – Бокал вина, – прошептала она, – это все, что мне осталось, – как же хорошо было с ним, и что мне этот мир без него.
   Даже бесы не заметили, как содержимое перстня оказалось там, в вине, но они на всякий случай бокал незаметно заменили. Рисковать никому не хотелось.
   Она настроена была серьезно, слишком серьезно. Когда выпила вино, которое считала отравленным, медленно легла на диван.
   – Как странно, никакой боли, ничего, а он уверял, что яд действует мгновенно, – размышлял Нина, – бесы переглядывались, смеясь.
   – Как легко она собралась избавиться от этого мира, ни боли тебе, ни страданий, так не бывает, дорогая.
   Нина ждала довольно долго, не очень понимая, на каком свете она находится. Когда князь постучал и вошел в ее комнату, стало ясно, что она оказалась здесь, сейчас и никуда не делась.
   – Но что это?
   Он удивленно смотрел на пустой бокал, на странно бледное лицо жены и пытался понять, что же там такое происходит.
   Но она вдруг пронзительно рассмеялась, отвернулась и только бросила:
   – Я очень устала, и сон был кошмарный, не хочу ничего говорить.
   Князь постоял, развернулся и отправился прочь.
   Бесы немного помедлили, чтобы с ним не столкнуться:
   – Эту мы тоже спасли, только она ничего не поняла, да и благодарности не дождешься.
   – Но мы же не за этим сюда пришли.
   – Мы пришли не за этим, – согласился он.
   На этом они и попрощались со старой княжеской усадьбой, где вряд ли еще что-то такое могло случиться.

   Глава 9. И снова Чацкий
   Хотя наш странный герой уже вскочил в карету и отправился прочь, но бес Арсений решил, что не стоит оставлять его одного в таком состоянии. Надо в путешествии составить ему компанию. Конечно, травиться, как та печальная княжна он не собирался, у него и яда —то не выпросишь, но ведь от этого ему может еще хуже быть.
   Когда ты принял решение, чтобы улизнуть из этого мира и махом решить все проблемы – это одно, а вот если все не так просто, тогда совсем другое дело.
   И на самом деле другое. Арсений уселся напротив.
   Чацкий очнулся от своего забытья (кажется, он даже разговаривал сам с собой)
   Чтобы это не выглядело так странно, бес решил присоединиться к беседе.
   – Но как она могла меня оставить, ведь все было решено еще в детстве, еще в самом начале, она никогда не могла меня бросить, променять на Молчалина.
   – Никогда не говори никогда, – словно эхо, повторим Арсений.
   – Но как же верность и преданность, о, женщины, они коварны и страшны,
   – Да полно вам, сударь, так ли вы ее любили, если три года доехать не могли.
   – Любил? Но чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей, – выпалил отверженный герой.
   – А кто вам такую чушь поведал.
   – Знакомый поэт.
   – А вы больше слушайте поэтов, когда это они говорили правду? Что взбрело ему в голову, то и ляпнул, а вы по этим законам жить собрались? Вот и получили то, что получили.
   Конечно, Незнакомец был прав, и раньше надо было обо всем это думать, но что теперь делать?
   – Нет, но я никогда не прощу того, что она меня сумасшедшим объявила… – все еще вспоминал недавний бал Чацкий.
   – Я тоже думаю, что это наглая ложь, – поддержал его собеседник.
   №№№№№№№№№

   Тот взглянул пристально, чтобы убедиться, что он не шутит.
   – Но если бы это была правда, и тогда, как можно об этом говорить вслух.
   – Так вы уже сомневаетесь? – в голосе беса появилось издевательство.
   Чацкий понял, что кто-то его на самом деле хочет свести с ума. Но он решил держаться до победного конца.
   – Ничего не выйдет, не поучится.
   – Конечно, не получится, – как-то странно произнес бес.
   Его намеки становились все более ясными и какими-то странными. Чацкий начинал вертеться невольно на месте, хотя еще и карета как-то подпрыгивала на ухабах. Путешествие становилось все менее приятным. Но ведь и возвращаться некуда было, чтобы спокойно посидеть у камина и поразмышлять о странностях любви, как мало людей в этом мире нас любят.
   Как одиноко и пусто может быть в любом месте, и во дворце Фамусова, и на бескрайних просторах, где мчится птица– тройка.
   – Наверное просто наш Чичиков уже душу его свистнул, – подумал Арсений, решив оставить героя одного, пусть он передохнет немного.
   Бес казался самому себе образцом великодушия.
   – Вот уж точно горе от ума, если разума человека не хватает.
   Странно как-то прозвучала в пустоте мировой эта фраза, но вылетела она и не поймаешь.

   Глава 10 А тем временем в доме Арбенина

   Пока наш милый и несчастный Чацкий прохлаждался и пытался прийти в себя, все еще не веря в то, что Софья с ним так скверно поступила, в столице во дворцах жизнь текла своим чередом.
   Правда, так было не везде, где-то все с ног на голову перевернула ревность – самое страшное из всех чувств, которые мог придумать именно человек, чтобы оправдать самые непредсказуемые и скверные свои поступки.
   Вот и бес Игнат, которому было не до путешествий и душещипательных разговоров, помчался вместе с ветром снова в усадьбу к Арбенину, когда понял, что потерянный браслет бесследно пропал, даже ему его не отыскать.
   – Если нет браслета, то надо сделать хоть что-то для этой легкомысленной бедняжки, а то ведь черти засмеют.
   Так и не было понятно даже самому Игнату, даму ли ему было жаль или он боялся насмешек своих собратьев. Скорее всего и то и другое вместе. А еще ему хотелось просто действовать, и как можно скорее. Что такое бес без всех его проделок и проказ – да пустое место и только.
   – Пусть Арбенин потешится немного, – про себя решил Игнат, а там и видно будет.
   Издеваться над влюбленной и раздавленной княгиней, это одно, а совсем другое дело – этот жуткий ревнивец. Вот где можно было развернуться не на шутку. Если Чацкий ярился и рыдал, потому что ему не удалось жениться, то Арбенин, наоборот, не мог никак пережить того, что он сделал это.
   И хотя решение было принято, и его сам черт бы не сбил с дороги (Этого не остановить, – решил Игнат, когда заглянул в его карие глаза). Но ведь на всякого Арбенина свой бес найдется, и в грязь физиономией он не ударит.
   – Как я мог пойти на этот шаг, – размышлял пока не состоявшийся отравитель, – как спокойно было бы жить, не будь у меня жены, нет, любовь, это настоящее наказание. И что же я должен делать теперь, чтобы не стать в этом мире посмешищем.
   – Ты станешь им в любом случае, – хотел крикнуть Игнат, но пока молчал, слишком много чести с ним говорить.
   – Она была с другим, она улизнула из дома, чтобы с кем-то встретиться, разве я не знаю, что такое любовь, не она ли лишает и воли, и рассудка даже такого типа, как я, а что требовать от юной женщины.
   Но если это случилось однажды, то будет и дальше, она такая же как все, кто-то должен остановить это безобразие. И кто еще может сделать такое.
   №№№№№№№№

   Бес следил за ходом его мыслей и только дивился.
   – Надо же, он сам все придумал, одним фантазии у него нанизаны на другие, там уже ничего от реальности не осталось, и он выдает это за действительность. И девица должна пострадать только потому, что никто его остановить не может, опровергнуть. Но ведь люди не умеют читать чужие мысли, а если бы и могли, они так тупы и упрямы, что это им никогда не поможет.
   Арбенин пошел до конца. Игнат тоже не дремал, старый и древний способ– чашки с мороженным оказалась заменены. И когда Нина спокойно доела свою порцию, наш герой проглотил другую и рухнул на пол. Он успел подумать, что какая-то рука с небес ему просто отомстила за упрямство. Так случалось и в других творениях – книг он перечитал не мало. Но если бы герой узнал правду, а он узнать ее не успел, это была вовсе не рука Всевышнего, а всего лишь мелкого беса. Каково было бы его разочарование тогда. Но не случилось его, не произошло.
   Когда Захар запрыгнул туда, где разыгралась драма, к Игнату и увидел спящую Нину и мертвого Арбенина, он с грустью спросил:
   – А это что еще за дела?
   – А что мне оставалось делать, в прошлый раз он был наказан сильнее – его рассудка лишили, но тогда и она была мертва, теперь ничего страшного не случилось. И он просто умер.
   – Он просто умер, – задумчиво повторил Захар, – наверное, можно было и не просто умереть, но что теперь разбираться, умер, так умер.
   Так на этот раз и была поставлена точка в истории с Арбениным, Нина стала вдовой. Но она не решилась изменить ему даже и мертвому. Была уверена бедняжка, что он ее и с того света тоже достанет.
   Вот так иногда можно выйти замуж, потом не будет покоя ни на том, ни на этом свете. Как любили говорить бесы: замуж не напасть, но как бы замужем не пропасть, а сколько их так вот и пропадали.

   Глава 11 А Онегин все танцевал…

   Наука страсти нежной сыграла с Арбениным злую шутку, может быть, потому что он все-таки умел чувствовать по-настоящему.
   С Онегиным, который постиг «науку страсти нежной» и чувствами себя не утруждал, ему просто не дано было любить, в этой жизни повезло больше.
   Только потому, что кончились все сумасшедшие и отравители, наши бесы сошлись на том самом балу, где Онегин откровенно скучал и решил поиздеваться над Ленским.
   Над собой любимым издеваться он не собирался. Он не придумывал каких-то хитрых ходов, никого не ревновал. Просто жил, танцевал. Ему еще не надоел безмерно образ Ольги милой, они были явно одного поля ягодами. И если бы не угрюмая и яростная Татьяна в одном углу и не сгоравший от ревности Ленский в другом, то все бы просто казалось пустой забавой.
   – Как он может, – с двух сторон услышал возгласы Захар и бросился утешать Татьяну. Она оказалась к нему ближе, да и сама по себе она была ему ближе, а потому надо было немного с ней поболтать, чтобы она отвлеклась от этого безобразия.
   – Не переживай, он на ней не жениться, – подступил бес к романтичной девице.
   Он хотел прибавить еще, что и на самой Татьяне Онегин не женится никогда, но решил, что этого делать не стоит. Утешать, так утешать, а тут получается черт знает что.
   – Да все бы ничего, я его люблю таким, каков он есть, и Ольга не настолько глупа, чтобы выйти за него замуж, только сон мне был.
   – И что за сон? – поинтересовался Захар, словно не он тот самый сон Татьяне и посылал.
   – Страшный сон, я видела Евгения мертвым на снегу окровавленном.
   – Ну это не так и страшно, – бес оборвал свою речь на середине.
   Он хотел сказать еще, что господин Чичиков давно уже душу его присвоил за бесценок именно, потому что она оказалась мертвой, но не стал еще больше расстраивать влюбленную девицу. Про себя же он думал:
   – И почему только таких как Онегин любят, что в нем особенного, и прохвост еще тот, и душу уже сперли, а вот любит и все, и ничего с ней не сделать больше.
   Но понять этого было никак невозможно. Это оставалось вечной загадкой даже для беса самого.
   Вот он и скитался, и маялся и который век пытался понять людей, особенно некоторых, попавших в поле зрения писателей и поэтов, но все напрасно, сколько ни старался, ничего у него не получалось.
   Не стал говорить Захар Татьяне и о том, что этот сон, про мертвого Онегина уже сбылся, и больше ей бояться нечего. Язык не повернулся.
   Ведь если посмотреть со стороны даже не влюбленными глазами, он как живой, танцует себе и в ус не дует, улыбается, что-то говорит Ольге, заставляет Ленского беситься от ярости. И на самом деле, как будто живой, кто бы мог подумать, что господин Чичиков оставил тут свой коварный и кровавый след.
   – Мы что-нибудь придумаем, – только и сказал Захар Татьяне, неопределенное, он и на самом деле еще не знал, что ему такое можно было придумать.
   Но обязательно узнает. И все будет не так страшно, как в ее сне. Там он немного с Онегиным переборщил.
   Глава 12 Бес и Нина

   На рассвете Печальный бес решил посмотреть, что творится в доме у Арбенина, что там успели натворить бесы. Оказалось, что не так и мало.
   Он запрыгнул через окно, оглянулся и увидел тело Арбенина и только что проснувшуюся Нину. Она присела на кровати, оглянулась, увидела лежавшего перед ней лицом вниз мужа и пронзительно закричала.
   – Поздно, – бросил ей Печальный, – все, что могло случиться, уже произошло
   – Да я вижу, – согласилась она
   Слуги уносили барина подальше, что-то ворчали о том, что он сам отравился собственной злостью
   – Ну как же так можно, – простонала Нина, она была уверена, что теперь ей все время будет мерещиться его тело на ковре.
   Надо будет срочно перебраться в другую спальню
   Бес внимательно за ней наблюдал. Такого не мог придумать никакой поэт или драматург. А ведь это самый интересный ход сюжета.
   После того, что случилось, она не боялась даже беса, скажем так, не приятной наружности, да что там, он просто был несколько отвратителен и для более сильной натуры.
   Печальному это понравилось. Все познается в сравнении. Мертвый Арбенин хуже живого беса, кто бы с этим спорим. Но он все-таки решил проверить свои догадки:
   – А может вернем его назад.
   – Кого? —спросила Нина, – соображала она после всего пережитого накануне и утром не очень, да и предложение было не понятным. Ведьмы из нее наверняка не получится, про себя отметил бес.
   – Да я о муже твоем говорю, если очень хочется, то его можно воскресить.
   – Ты можешь это? – спросила она.
   – Ну не могу гарантировать, но попытаться можно, – говорил он, пристально глядя на бедную Нину, которой выпало столько испытаний в последнее время.
   Она поняла, что он и правда может это сделать, что-то подсказало ей, что незнакомец не лжет. Она вспомнила потерянный браслет, ярость Арбенина, мороженое, которое он почти швырнул ей не глядя. Он все время прятал глаза.
   И тогда она, прежде чем совершать благородную глупость, спросила:
   – Скажи, это мороженое, которое он съел предназначалось мне? Ты меня спас?
   – Я тебя не спасал, – отвечал бес, но по его виду было понятно, что, кто-то из них это сделал, если героиня и ошиблась, то только в небольших деталях.
   – Не надо его спасать, я его боюсь, – запротестовала Нина. Бес удовлетворенно кивнул.
   Хорошо, что рассудок остался при ней, значит не все еще потеряно.
   – Ну, как будет сказано, – слегка поклонился он.

   Глава 13 Принц затерялся среди героев.

   Как мы помним, Золушка туфельку не теряла. Но в разгар очередного бала появился принц с хрустальной туфелькой. Сколько шуму это наделало, даже представить страшно. Кого он искал, сказать трудно.
   Дамы света всполошились не на шутку в тот момент. Только ничего толком понять не могли. И самое удивительное, что никому эта туфелька не подходила. Она становилась то больше, то меньше, чем нога той, которая ее примеряла, с этим ничего не поделать.
   Но чертям надоело все это. Они понимали, что старую сказку пора изменить. И проще всего было ее совсем украсть. Но черти не были так примитивны.
   – Пусть она превратится в калошу, – заявили они в тот момент.
   И принц был ошарашен, когда в руках его оказалась неуклюжая уже потрепанная колоша.
   Невесты все от него отшатнулись, решив, что он просто шутит и разыгрывает их. Но ничего не мог сделать принц с этим балом. Бросил он эту самую калошу подальше и исчез, растворился где-то в воздухе.
   Нет, наверное, для того, чтобы найти невесту, надо уже придумать что-то другое.
   Золушка, которая потеряла обе туфли и все равно не смогла бы ему ничего показать, теперь рыдала горькими слезами. Она успела по-настоящему влюбиться в принца, только он ее упорно не видел и не слушал. И осталась она совсем одна. Никого рядом не было.
   Нет, принцы в нашем 19 веке стали не те, да и туфельки калошами уже сделались, а Золушки никогда не становятся принцессами.
   Игнат тяжело вздохнул. Ему было очень жаль расставаться с красивой сказкой. Но все напрасно. Надо было дальше кружиться на том самом балу, больше ничего не оставалось. Но там постоянно появляются совсем другие персонажи. Принц и Золушка рядом с ними кажутся просто ангелами небесными.
   – Как нам с ними со всеми сладить, – возмущались бесы, – пока спасаешь одних, другие уже влипли в какую-то историю, так никаких ног не хватит, копыта все уже потесали давно. Но возмущаются они притворно, на самом деле им всем это даже очень нравится.

   Глава 14 Дуэль на закате.

   Пока хоронили Арбенина и уверяли Нину, что она ни к чему не причастна, должна жить дальше и радоваться жизни, состоялась роковая дуэль Онегина с Ленским. Хотя чертей было много, но они видно понадеялись друг на друга и что-то там пропустили очень важное и значительное.
   Захар и Игнат бежали к Черной речке сломя голову, не разбирая дороги.
   Допустить, чтобы печальная история с поэтом повторилась они никак не могли, потому к пистолету одному дотянулись раньше, чем он бы совершил роковой выстрел. Но русская рулетка остается русской. В руках у Ленского оказался тот самый пистолет с последней пулей.
   Онегину, наверное, и на самом деле было все равно. Он стоял и плевал косточки, совсем как герой другого романа. И когда одна из них, как ему показалось, изменила направление и полетела прямо ему в живот, то он даже и не вздрогнул.
   – Что мы натворили, – взвизгнул Игнат, – он же станет теперь мучеником и героем.
   – Вот тебе бабушка и шумный бал.
   Онегин уже как-то боком лежал на белом снегу и слегка вздрагивал.
   – А как же путешествие? – спрашивал его совершенно здоровый, ни царапины – Ленский.
   – Я туда отправлюсь раньше срока.
   Но договорить он не успел. На снег бросилась непонятно откуда взявшаяся Татьяна. Кто и как ее сюда привел, понять это было невозможно, но она прижимала к груди его голову и рыдала причитая.
   – А может не все так плохо, она его вроде полюбила сильнее, – говорил один бес другому.
   Но на Ленского было страшно смотреть, такого отрешенного и несчастного поэта никто никогда прежде не видел.
   – И что же это получается? —спрашивал он у всех подряд, – как такое может быть, я убил его? Но я не могу убить, у меня пистолет не был заряжен, я же просил о том.
   Онегин в последний раз криво усмехнулся и махнул рукой, словно бы он что-то хотел сказать, как —то ответить на все происходящее, но не смог.
   – Пустой был человек, – говорил кто-то из секундантов, – если бы не барышня Ларина, вовсе бы никого рядом не оказалось.
   – Вот и пусть отправляется на все четыре стороны, – пробормотал кто-то другой.
   Кажется, они ничего не хотели про него слышать и знать, как странно это было. А еще говорят, что о покойниках либо хорошо, либо ничего. С Ленским это правило как-то не действовало. Но ведь у любой истории может быть два финала, а то и еще больше, это как получится. Вот Евангелий вообще четыре только основных, а сколько всего, даже представить трудно.

   Глава 15 Все не так страшно
   Все происходило слишком быстро.
   Вот и похороны Арбенина были в те самые дни. Обычные пышные похороны, когда люди говорили о покойнике либо хорошо, либо ничего. Никто бы их не запомнил, если бы не возник вдруг черный кот. Огромный такой и наглый, что все похоронщики невольно перед ним расступились. Отошли от греха подальше. А кот смотрит по сторонам, озирается. Собрал он всех чертей, их оказалось значительно больше, чем думали сначала.
   Пока там священник над ним пел, ругал кот чертей страшно.
   – И только выпустили вас на бал, что вы тут натворить успели? Только всю сказку испортили. Это же надо было так умудриться, теперь ведь и романов никаких не осталось.
   Но черти не расстраивались и стояли на своем.
   – Да ничего такого страшного мы не сделали, – говорили они почти в один голос. -Нина жива осталась, Татьяна и вовсе с Онегиным скоро поженятся, и будет он в надежных руках, как и все наши Иванушки и царевичи, чем тебе не сказка распрекрасная. Ленский догонит Чацкого и у них будет своя компания, не такая уж и скверная, как кажется. Они вполне друг с другом поладят.
   Но похороны закончилось быстро. Что было тянуть с этим? Немного передохнув и переодевшись, все они и отправились на бал. Черти оказались тут же, а где им еще было быть. Стали они высматривать новых героев.
   Их еще не так и мало осталось тогда, кого только там не было… И все прекрасно, самое главное, чтобы успеть вовремя, а все остальное не так важно.
   Средь шумного бала случайно.
   В тревогах мирской суеты,
   Тебя я увидел, но тайна
   Твои покрывала черты
   – напевал кто-то из чертей.
   Они все были уверены, что чуть раньше или позднее тайное для них станет явным, и вот тогда…

   ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ ФАНТАЗИИ И СНЫ
   (там время не течет, а пространство бесконечно)

     Вот мой Онегин на свободе,
     Острижен по последней моде,
     Как денди лондонский одет,
     И наконец увидел свет.
     А.С.Пушкин

     1.
     Раскинулась ширь до проезжего тракта,
     И станция снова в тумане видна.
     С рассветом герои спешили куда-то
     До Болдина или до Бородина.
     Там к ним выходил Станционный смотритель,
     Чтоб встретить любезно и вновь проводить.
     – Онегин, скажите, куда вы спешите?
     – Я в Болдино снова, куда же спешить.

     Болконский скучал и взирал он сурово,
     Опять о французских посланцах твердят,
     И в мире, наверно, не будет такого,
     Как этот, куда же они все летят?
     Ему накануне сражение снилось,
     Он падал, и снова упрямо вставал,

     Но вот уже лошадь пред ними забилась,
     Онегин вскочил и помчался в провал

     2.
     Меж небом и полем несется карета,
     Он хочет успеть воротиться на бал.
     Как будто бы в свете есть суть, и воспетый,
     Чужой и скучающий, как он устал.
     Им встретиться снова так скоро придется,
     Но как там Наташа, все ждет в тишине?
     Татьяна героя уже не дождется,
     Сегодня как прежде блондинки в цене.

     И снова тоскует Болконский: -Татьяна,
     И как он не мог в тишине разглядеть
     Одну из сестер, ведь такого романа
     Не будет, а мог быть, и надо лететь.
     Княжна так рыдала, а он не ответил,
     И что ей сказать, если пусто в душе.
     – Татьяна, Татьяна на всем белом свете
     Не будет прекрасней, она хорошеет.

     3.
     И любит пустого угрюмого франта,
     Что женщины наши, достался ей шут,
     Жена же попросит устало: -Останься,
     – Но я не могу, я на битву спешу.
     Вот так и расстались, о встрече мечтая,
     И где-то в просторах безбрежных пропал
     Один, а второй на заре выступает
     Не Болдино, Бородино он видал.

     Онегин в тот день заплутал ненароком,
     Что там за усадьба, какая тоска,
     Кого он увидел в том графе высоком,
     Стоит неподвижно он с кистью в руках.
     – День добрый, -склонился, и смотрит устало.
     – Простите вторжение.– Да ничего.
     И юная Вера героя встречала,
     И сразу небрежно пленила его.

     4
     Как странно похожа она на Татьяну,
     Но только в другого совсем влюблена,
     И Райский допишет ее неустанно
     Потом, только молодость, свет и весна.
     – Но кто он? —Какой-то усталый скиталец,
     Заброшен судьбою сюда невпопад.
     Уходит, и двое в усадьбе остались.
     И снова о Марке они говорят….

     А Марк не Онегин, так просто не сгинет,
     Он будет терзать эту девушку вновь,
     И станет рабыней его и богиней,
     О, эта бунтарская в душах любовь.
     Онегин покинет с тоской на рассвете
     Усадьбу, забудет о деве в тиши.
     И спросит потом, но никто не ответит,
     И юность погубит, лишенный души.

     5.
     С усмешкой расскажет ему Одинцова
     О странном Базарове и замолчит.
     – Опять нигилисты, да что ж они снова?
     И речь ее дивно и странно звенит.
     Она оценила Онегина, знаю,
     Но он не польстится на эту игру.
     И снова печальная дама страдает,
     Найдет себе жертву еще на балу.

     Там Звездич за ней неотрывно стремится,
     Готовый на все, ради ночи страстей,
     Отпрянет, приблизится и удалится,
     Браслет на ладони, да только он чей?
     Неважно, свиданье назначено, браво.
     Но ярость Арбенина, что в нем зажгла?
     И смотрит на юношу Демон лукавый,
     О сколько скопилось в душе его зла.

     6.
     – Откуда браслет? – Я не знаю откуда,
     Его Незнакомка оставила мне.
     А знаете – страсть вдохновенье и чудо.
     – Я знаю, что истина будет в вине.
     Что с ними случится той ночью неясно,
     Отрава и смерть неповинной, увы.
     Была Баронесса нага и прекрасна,
     И значит, ему не снести головы.

     А страшная весть к ним потом прилетела,
     Все выяснив, снова сходил он с ума,
     И бедная Нина металась и пела,
     Да, горе от ревности, не от ума.
     Еще говорили, что яростный Чацкий
     Карету все требовал, видя в тиши,
     Как Софья с Молчалиным будет встречаться,
     О странная дева совсем без души.

     7
     Вот так оставляй их, потом возвращайся,
     Еще сумасшедшим тебя назовут.
     И мечется в ярости бедный мой Чацкий,
     Карету никак ему не подают.
     – Как смела, какою казалась ты смелой,
     Как будто бы лучше и нет женихов,
     И только служанка лгала неумело,
     А Фамусов в ярости, да он таков.

     Ну что же, Европа опять их встречает,
     И где-нибудь там, они встретятся вновь.
     Онегин и Чацкий друг друга узнают
     В Париже и Риме – туда их любовь

     Забросила нынче, а завтра вернутся,
     И дым пепелища вдохнут в тишине,
     И где-то там новые девы смеются,
     И ждут женихов и живут, как во сне.

     8.
     Но нет, на дуэль их Печорин толкает,
     Он просто устал и развлечься готов,
     Онегин с княжной, он за ней приударит.
     И снова наука любви – не любовь.
     Но вот уже кто-то несет пистолеты,
     И тайное явным в тот миг предстоит,
     Онегин припомнит и бал, и поэта,
     И выстрелит, и промахнется на миг.

     Но только Печорин не знает пощады.
     И слуги к ним мертвое тело несут.
     – Ну что же, Онегин, прощайте, прощайте,
     Не здесь, а в аду еще свидимся, друг.
     И Волохов с ним в тишине растворился,
     Он славно сопернику тут отомстил,
     И только полковник армейский ярился,
     Как пуст этот призрачный, яростный мир.

     9.
     И там на Кавказе отыщет Арбенин,
     Расскажет в таверне, что было потом,
     И снова куда-то с рассветом уедет,
     Оставив его в тихом доме своем.
     И долго пугливая Бела ночами
     К нему приходила, моля о свиданье,
     Но Демон ей больше не отвечает.
     И слышится девы забытой рыданье.

     И только царица Тамара хохочет,
     Она —то расправится с ним как всегда.
     Ухолит Печорин в объятия ночью,
     Чтоб больше в тот мир не прийти никогда.
     И мертвое тело в потоках белело,
     И долго царица смотрела во тьму,
     Впервые о смерти его пожалела,
     И даже рванулась внезапно к нему.

     10
     Так рвались к старинным усадьбам французы,
     И манией стала Москва им зловещей,
     И долго они той зимой не забудут
     Бесплотные тени покинувших женщин.
     И пусть император упрямо не верит,
     Что это триумф пораженья для них,
     Но странною мерой им время отмерив,
     Шагает по городу грозный старик.

     Он их заведет по смоленской дороге
     В леса, заморозит и бросит в глуши.
     Они заигрались, и смерть на пороге,
     И странная боль их уже оглушила.
     – Нет, русичам больше не надо свободы,
     Им рабство милей, – все французы твердят, —
     Здесь город пустой, здесь суровы морозы,
     Все гибнет, они не отыщут себя.

     11
     И где-то в Михайловском, юный и пылкий
     Напишет немного позднее поэт,
     О том, как Онегин отверг ее -было,,
     А после влюбился, прощения нет.
     Опасные связи, и сны там и знаки,
     И снова герои сошлись на балу,
     И знали они о друг друге? Не знали,
     Но снятся мне вместе, и эту игру

     Продолжит какой-то невиданный гений,
     Мы все в этом мире герои на миг,
     И кто вам сказал, что убийцы, злодеи,
     Нет, жители чудных романов чужих.
     Но если порой, в это странной метели
     Заблудится снова навеки душа,
     То в русскую ширь забрести мы хотели,
     И в старой усадьбе пожить не спеша..

Послесловие

Поэты о Лермонтове

   Нечасто поэты пытаются обратить свой взор на собратьев по перу, классиков или современников, но всегда соперников. И тем более не часто делали это поэты серебряного века, погруженные в собственные миры, они более других страдали от нарциссизма. Но для многих из них культовой фигурой стал М.Ю.Лермонтов. Образ Демона со всеми его трагедиями и противоречиями стал основой для их мировоззрения, а фигура самого поэта неразрывно связанна именно с этим образом, потому она и не могла не привлечь их внимания.
   Каким же представляют нам М.Ю.Лермонтова в своих творениях К. Бальмонт, В. Брюсов, М. Кузьмин, что привлекало их внимание, что волновало больше всего тех, кто готов был создавать новые мифы и легенды о знаменитом предшественнике?
   Образ поэта, его Демон пронизывают все таинственную и музыкальную лирику А. Блока, но от старается отстраниться от этого Демона, и во многом ему удается превзойти его в то время, как его современники непосредственно обращаются к личности поэта.
   К. Бальмонт, блестящий профессор филологии и законодатель мод в поэзии создает цикл стихов о Лермонтове. Он состоит из четырех стихотворений.
   Говорят, о чем бы не писал поэт, он говорит о себе самом, ища в другом близкие черты. Но это не совсем так, если в его творчестве возникает фигура известная и яркая, тревожащая сознание:
   Опальный ангел, с небом разлученный,
   Узывный Демон, разлюбивший ад, —
   С первых строчек К. Бальмонт определяет главное, самое важное противоречие Лермонтова, ощущавшего себя Демоном – он изгнан с небес, но не желает оставаться на земле и снова туда стремится. Он мечется и не может до конца определить собственного места в мире, а потом глубоко несчастен. Отсюда мечтания, разочарования и преступления, которые он вынужден совершать.
   Образ окружен символами, обычными для мифов – ветры и бури, блеск высоких звезд. И этот образ оказывается в пространстве над землей. Перед нами тот, кто любил и чувствовал полет, и он вряд ли найдет успокоение на земле. Бальмонт, сам страдавший и вынужденный отправляться в изгнание, прекрасно это ощущал и передавал.
   Первое стихотворение и строится на противоречии с реальностью:
   На празднике – как призрак похорон,
   В затишье дней – тревожащий набат
   Почти физически ощущается его противопоставленность миру. Таким ощущал себя и сам поэт, возникающий среди богемы, но для него чаще всего это была игра и поза, в то время как для Лермонтова стало реальностью самой. «Я другой, еще неведомый изгнанник» – писал он, сравнивая себя с всемирно знаменитым английским лордом Байроном.
   Он знал, что не вписывается ни в какие рамки и системы.
   Обращает наше внимание поэт и на пейзаж Кавказа, такой любимый для Лермонтова– скалы, громады, именно в него должен был быть вписан бунтующий его герой и автор, изгнанный из привычного мира. Он так, где кипит война и обострены все противоречия.
   №№№№№№

   У Врубеля, на его гениальных полотнах появляются каменные цветы – фон на котором и изображается Демон – это его сущность и состояние души, самое безжизненное, холодное и отстраненное из всего, что в это время существовало. Для нас М. Ю. Лермонтов и сам стал тем каменным цветком, способным приковать к себе неустанное наше внимание.
   Бальмонт напоминает нам о гибели поэта:
   Где мог он так красиво умереть,
   Как не в горах, где небо в час заката
   Расплавленное золото и медь.

   Зная многое о трагедии поэта, мы вряд ли задумывались о том, что гибель поэта была еще и величественна, и прекрасна. Но если представить себе величественную природу и вписать в нее его тень, и тело, сраженное пулей, то меняется угол зрения на происходящее. Только природа – самое совершенное творение, забирает и оплакивает своего творца. Каждый умирает в полном одиночестве, но в случае с Лермонтовым это одиночество абсолютное.
   И по воспоминаниям современников известно, что он оставался под проливным дождем, отстраненный от мира и людей на целые сутки. Среди других он так и не нашел своего места.
   Вроде бы все сказано о поэте в изящном и пронзительном сонете. Но появляется еще одно творение, в котором главное – описания и размышления:
   Внимательны ли мы к великим славам,
   В которых – из миров нездешних свет.
   И появляются имена тех, кого автор причисляет к великим поэтам. Они – посланники иных миров, на короткий срок заброшенные к нам на землю, чтобы передать неземную красоту и гармонию смертным.
   И снова противопоставлен им Лермонтов:

   Людьми был загнан пламенный поэт,
   Не захотевший медлить в мире ржавом.
   И мы видим, что он противопоставлен не только людям вообще, но и гениальным поэтам. Такой поворот кажется непривычным на первый взгляд, мы вписываем Лермонтова в Пушкинскую эпоху и часто произносим: Пушкин и Лермонтов. Но даже не задумываемся, насколько они противоположны во всем. Бальмонт вырывает Лермонтова из ряда других гениев, и упрекает нас всех за то, что мы не внимательны к нему, не способны понять его, взглянуть на него по-новому.
   В первом сонете – полное одиночество среди людей, во втором – одиночество среди поэтов – так усиливается на наших глазах трагедия гения «неведомого изгнанника».
   Эта же тема с самого начала звучит и в 3-ем стихотворении «Он был один».
   Он был один, когда полу ребенок-
   Он в Байроне своей тоски искал

   И снова разрушается привычное представление о поэте. Не после Пушкина, а во след за Байроном ставит Лермонтова Бальмонт. Он стоял с ним рядом по мощи таланта и влияния на мировую и русскую поэзию. Он взлетел выше своего кумира и в глубине души понимал это сам, смутно о том догадывался. Он оторвался от земли и от своих собратьев, поднимал своего героя до небесных высот.
   Он был один, как смутная комета
   Он небесное тело, случайно занесенное на землю, отсюда поразительное ощущение полета в его стихах, и земля спит в сиянье голубом (так видели нашу планету только космонавты, поднявшиеся на космические высоты).
   До него так тонко не чувствовал и не передавал полет ни один из земных жителей. Его презрение – это взгляд на землю с той невероятной высоты. Откуда все это могло видеться человеку, живущему в первой половине 19 века:
   Нездешнего звала к себе примета.
   Нездешняя, и сжег свое он лето.
   Однажды ли он в смерти был убит?
   Не странный ли вопрос возникает в конец этого сонета? Но мы догадывались, что убивали его не единожды. И мы сами вписывали его в какие-то правила и системы в то время, как он был вне из рамок. Снова и снова критики убивали его своим невниманием, непониманием.
   Эта тема будет развиваться и в 4-ом сонете К. Бальмонта. Поэт должен ответить на свой, так странно прозвучавший вопрос:
   Мы убиваем гения стократно,
   Когда рукой его убивши раз,
   Вновь затеваем скучный наш рассказ,
   Что нам мечта чужда и непонятна.

   Подходя к гению с собственными мерками и законами, мы стремимся понять его. И, впадая в заблуждения, мы убиваем его снова и снова, хотя его бессмертие заключено в его творениях, часто непрочитанных и непонятных, неправильно истолкованных.

   Пушкин мог сказать о себе:
   И долго буду тем любезен я народу,
   Что чувства добрые я лирой пробуждал.

   Лермонтов о себе подобного сказать не мог, в нем главным мотивом было страдание, отрицание и презрение к обыденности. И странником, изгнанником он остается не только в реальности, но и в творчество.
   Его душа и нынче остается на той страшной высоте, среди дальних звезд, до которой никто не сможет дотянуться. Она остается часто отторгнутой, почти всегда гонимой.
   Мы убиваем его, потому что:
   Блуждая сам над сумрачною бездной
   Нам в детстве душу ангела напел,

   Тем, кто ползает по земле и никогда не различает ангелов, он кажется далеким и страшным гением:
   Он не блеснет улыбкой многозвездной,
   Не покидая пышный свой предел.
   Так и завершил свои сонеты об абсолютном одиночестве поэт, по сравнению с любым другим творцом, пережившим все муки творчества, оно было многократно усиленно. И звучит в его строчках страшная безысходность. Не остается надежды на грядущее понимание, потому что непроходимой оказалась пропасть между поэтом и его читателями. И только второй поэт способен понять и оценить то, что явило нам его творчество.
   №№№№№№№№

   Совсем по-иному взирает на М. Ю. Лермонтова, тот, кто сам определил себя королем поэтов в серебряном веке – Игорь Северянин.
   Он мог терпеть других поэтов, и старался подходить справедливо и здраво оценивать тех, кто были рядом. Людям, восхвалявшим его, он в свое время он напомнил, что «во времена Северянина были и Блок, и Бальмонт».
   Он пишет свои изящные сонеты, которые называет «Медальонами». И в один из таких медальонов вписан и портрет М. Ю. Лермонтова.
   Над Грузией витает скорбный дух,
   Невозмутимых гор мятежный Демон,
   Чей лик прекрасен, чья душа – поэма,
   Чье имя очаровывает слух.
   Стилистический шарм, который он приписывает Н. Гумилеву, остается и в его собственном стихе. Но здесь совсем иной подход, изящный и тонкий. И. Северянин приближается к истокам скорби и злобы гения:
   Он в девушках предчувствует старух.
   Любому страшно заглянуть в грядущее, и эта скорбь предчувствия не позволяет ему наслаждаться настоящим. Он пытается понять и определить суть поэта:

     Постигший ужас предопределенья,
     Цветущее он проклинает тленье,
     Не разрешив безумствовать уму.

   Его строки оказываются значительнее и серьезнее многих литературоведческих анализов. Гений, который не позволяет себе обманываться, острее и глубже чувствует мир, чем все остальные. Именно таким остается в наших глазах и Лермонтов, и Блок, и Бальмонт, и сам И. Северянин.
   Душу поэта может понять только другой поэт, и юный вечно отогнутый от мира и страдавший Демон, понятен только тем, кто способен подняться на высоту и увидеть землю, которая «спит в сиянье голубом». Многим ли из нас доступно подобное

Уроки лирики

.Ангел и Демон в творчестве А. С. Пушкина. Гармония

   В литературе и искусстве существуют вечные темы и вечные образы. Добро и зло – эта одно из тех единств противоположностей, которые и определяют и творчество, и человеческую жизнь. Одно без другого невозможно, мы не поняли бы суть добра, не познав зло, и зло уничтожило бы этот мир, если бы всегда ему не противостояло добро.
   Есть в нашей литературе и искусстве с библейских времен два образа, олицетворяющих эти понятия – Ангел и Демон. Именно они шагнули на страницы книг, являя собой все стороны и грани этих понятий. Так получилось, что они и ведут вечный спор за душу человека, и неизменно остаются героями литературных произведений.
   Первый русский гений стремился к гармонии. Если бы литература развивалась по этому пути, то она была бы совсем иной, возможно, нам удалось бы избежать многих разочарований и потрясений.
   При всем накале страстей и противоречий, которые он упорно преодолевал, единственным и самым важным оставалось стремление к совершенству, гармонии. Он чувствовал, что в этом равновесии добра и зла в душе человека и заключается смысл творчества и счастья человеческого, главная цель творца «чувства добрые лирой пробуждать». Стремление к гармонии, что может быть важнее и значительнее. Но так было не всегда.
   Мы знаем, как поэт увлекался, заблуждался, шел к вершине. Так в творчестве А. С. Пушкина в 1823 году возник образ Демона. Он мелькал и раньше, но на этот раз приобрел реальные очертания.
   Стихотворение «Ангел» в противовес «темному началу» появляется только через четыре года, когда ему удастся преодолеть в душе своей темные мотивы. Но последнему певцу гармонии не суждено будет узнать, какие очертания примет Демон в творчестве его младшего современника М. Ю. Лермонтова, когда русская литература от гармонии шагнет, вдохновленная его гением, к дисгармонии, а потом и к декадансу. В начале 20 века, окончательно победившее зло сделает его путеводной звездой, самым ярким и многогранным проявлением мятущейся человеческой души. И все, зная о герое Лермонтова, тем более интересно посмотреть, как олицетворение зла – Демон был запечатлен в творчестве А. С. Пушкина.
   В этом стихотворении 24 изящных легких строки, в которых запечатлена исповедь молодого поэта, его слава в этот миг в зените. Он повествует о счастливом времени, о восторгах от всех проявлений жизни. Тогда он любил и был любим, тогда почему же появился Демон?

   И взоры дев, и шум дубровы,
   И ночью пенье соловья,
   – все вдохновляло и радовало его в те дни.
   Но мы можем только догадываться о том, что далеко не все и тогда было безоблачным, хотя преобладали чувства «свобода, слава и любовь», но и тогда возникала тень, которую он называл « какой-то темный гений», который «стал тайно посещать меня». И дисгармония нарушает видимую идиллию:
   Печальны были наши встречи, —
   Откровенно сообщает он своему читателю – другу, хотя ему самому не до конца понятна эта печаль. Она неизменно ускользала, и не поддавалось анализу. Он пытается уловить неуловимое: «чудный взгляд», «язвительные речи». Они не могут не вливать в душу его восторженную яд. Незнакомец бросает несколько комплементов, губительных для человеческой души – это неистощимая клевета, презрение к вдохновению. Он отвергает любовь и свободу, насмешливо смотрит на жизнь.
   Только что зарождающийся Демон Пушкина еще не персонифицирован, он только традиционный дух отрицания, вносящий смуту и разочарование. Стихотворение словно обрывается на полуслове, он не может и не хочет заглянуть за грань и развить эту мысль, потому что есть такие образы, к которым страшно прикоснуться – и поэт понимал это. Ему удалось, в отличие от тех, кто пришел позднее, уйти от страшного соблазна, он еще не потерял страх и не решился переступить черту, чем и спас собственную душу от разрушения.
   Но для всех остальных звучит предупреждение о разрушительной силе зла, стоит сделать в его сторону только один шаг и уже не остановиться, что и доказал в своих гениальных творениях Лермонтов – Демон поглотил его целиком.
   Для Пушкина этот образ не мог быть органичен. Потому и появился Ангел немного позднее, он не мог не появиться. Свое стихотворение «Ангел» поэт написал в 1827 году. Он видит это светлое создание на небесах у врат Эдема. Он нежный и грустный одновременно «Главой, поникшею сиял». Тут и происходит столкновение тьмы и света. Посланник небес видит страшную картину, потому и грустит:

   А Демон мрачный и мятежный,
   Над адской бездною летел.
   Здесь уже противопоставлены два главных понятия – Эдем и адская бездна. И состояния героев, их характеры: нежный – мрачный. И пусть они находятся в разных пространствах, но неразрывно связаны и в сознании поэта, и в той реальности, которая нас окружает. Они видят друг друга и внимательно наблюдают один за другим. И происходит странное: глядя на ангела, демон в первый раз умиляется, к нему он обращается с речью, на которой стихотворение и обрывается:

   Прости, – он рек, – тебя я видел,
   И ты недаром мне сиял.
   Он вынужден признать, что если кто-то и способен на него влиять, то это ангел, потому что только из-за него:

   Не все я в небе ненавидел,
   Не все я в мире презирал.
   Стремясь к гармонии, поэт свято верит, что и в Демоне есть светлое начало, не все в нем так мрачно и мятежно, как кажется. Жаль, что в герое Лермонтова победила тьма, а свет стал почти неразличим. Не умел и не хотел все первый русский гений рисовать только черными красками, он неизменно оставляет нам надежду. То, что у Пушкина только намечено, у младшего его современника обретает плоть и кровь.
   Первое стихотворение 15 летнего поэта называется «Мой Демон», в нем сразу смещаются акценты. Критики отмечали, что писал он его под влиянием А. С. Пушкина, через три года в 1832 году и у него появляется стихотворение «Ангел».
   Но уже в первой строчке его Демон – совсем иное создание, о гармонии больше нет и речи: Собранье зол его стихия, – на добро, светлые чувства поэт не оставляет герою надежды – мятеж, который ненавидел и презирал Пушкин, становится для него главной страстью
   Он любит бури роковые,
   И пену рек, и шум дубров.

   Юный поэт, очень быстро завораживая нас, заставляет отказаться от мечтаний о гармонии, он уже не вписывается в реальность, отрываясь от земли, носясь меж облаков. У него есть свой трон «меж листьев желтых, обвещалых». И словно владыка и властелин, он иногда на нем появляется. «Сидит, уныл и мрачен он» – так передается настроение героя. Это уже не дух, он персонифицирован, наделен чувствами и властью над этим миром. Уже в юности Лермонтов дерзко ломает традиции, только начинавшиеся складываться в эпоху А. С. Пушкина. А учитывая силу его дарования, мы не чувствуем еще, как он бросает нас к пропасти зла. И мы покорно принимаем то, против чего так яростно боролся А. С. Пушкин:

   Он недоверчивость вселяет,
   Он презрел чистую любовь,
   Он все моленья отвергает,
   Он равнодушно видит кровь.

   Образ становится более зловещим и вытесняет ангела, разрушая до сих пор царившее равновесие. При столкновении с ним исчезают мораль, ценности меняются, теряют свою прелесть и значение: чистая любовь, молитва, восторг – смешны и почти нереальны. Так в мире начинает незаметно царить зло. Вырываясь со страниц первых творений того, кого критики и читатели часто ставили выше Пушкина по дарованию. Оно обретает невероятную силу, а сам поэт будет лелеять и взращивать этот образ в творчестве и в душе своей, когда обратится к знаменитой поэме, и будет снова и снова переписывать ее. Он продолжает спорить с Пушкиным, подчеркивая:
   Звук высоких ощущений,
   Он давит голосом страстей.
   И зная, как, прилагая невероятные усилия, Пушкин отстраняется от Демона, Лермонтов из чувства противления, в силу особенностей своего характера и мировосприятия, неизменно приближается к нему, проявляя при этом невероятную и губительную дерзость:
   И муза кротких вдохновений
   Страшится неземных очей
   В 1832 году появляется новая редакция этого стихотворения. Образ дорабатывается, вписывается в еще более широкое полотно. Он появляется в обществе и вынужден прислушиваться к «ничтожным хладным толка света». Невозможно таким представить Пушкинского героя:
   Он чужд любви и сожаленья,
   Живет он пищею земной,
   Глотает жадно дым сраженья,
   И пар от крови пролитой
   И все чаще личность героя и самого поэта сливаются воедино, по-другому в поэзии и не может быть. Ведь здесь царят чувства и эмоции, которых автор не может скрыть, спрятать, как это часто делается в прозаическом повествовании:
   И гордый демон не отстанет,
   Пока живу я, от меня,
   И ум мой озарять он станет,
   Лучом чудесного огня
   – Он не боится носителя зла и разрушения, который все губит на своем пути, он навсегда сделал его своим кумиром.
   Появляется в его творчестве и образ Ангела. Но насколько близок ему Демон, настолько холоден и далек ангел, он и обитает где-то в иной, недоступной ему сфере.
   Но, играя с адским огнем, он вряд ли понимал, что это перестанет быть его личным делом. Так случилось, что в тот момент наша литература стояла перед выбором, и Лермонтов со своей жуткой дисгармонией оказался им ближе, чем гармоничный наш А. С. Пушкин.
   По этому пути пойдет вся русская литература – Гоголь – Достоевский – Булгаков – А. Блок – это те ее гении, для которых демон, Сатана станет главным, самым значительным героем на страницах их творений. И ничего не останется А. Блоку, как только поднять его снова на небеса и заставить творить миры («Невероятные видения, создания моей игры»), а М. Булгакову, совершать добро, конечно, так, как его понимает Мефистофель и Воланд, в мире, где некому больше уравновесить две эти силы – добро и зло. И именно Воланд понимает, что если исчезнет добро, то и мир разрушится окончательно. Он один из всех духов решился появиться в Москве, и вынужден, споря с атеистами, доказывать, что бог существует, всеми доступными ему средствами.
   По всем поверьям эти два создания неустанно следят за нами и ведут неустанную борьбу за человеческие души, склоняя всех нас то на одну, то на другую сторону. И как трудно представить устремленного к свету Пушкина рядом с Демоном, так и не может быть близок темному и мятежному Лермонтову Ангел.
   Литература, ставшая властительницей душ и дум наших, пошла именно за ним, стараясь отражать все темные жуткие стороны и страсти в душе человеческой. Зло всегда многограннее, ярче и привлекательнее, оно влечет и зачаровывает. Но часто бывает поздно, прыгнув в бездну уже невозможно вырваться назад. И все-таки надежда умирает последней. И если Воланд спешит уравновесить чашку весов, то может быть и светлый ангел рано или поздно вспомнит о нашем существовании, страсти уступят места, как мечтал Пушкин «чувствам добрым» Больше надеяться в начале ХХ! века не на что

   М.Ю.ЛЕРМОНТОВ «ДЕМОН»

   Он пришел к нам из седой античности. Именно там был бог света Люцифер, который считал себя лучшим, и прекраснейший Адонис, рожденный от кровосмесильной связи, и трагически погибший в схватке богов. Он был возлюбленным Афродиты, но Артемида никогда не стала бы терпеть подобного. Богиня – девственница влюбилась в него, но довольно странно выразила свои чувства – наслала на него кабана.
   Адонис не был героем и с чудовищем он справиться не мог. Тогда и оказался он в подземном мире – в царстве Аида, где и влюбилась в него прекрасная дочь Деметры – Персефона, и посмела у грозного своего мужа требовать, чтобы оставался он вопреки всему с ними хотя бы половину года.
   И Зевс, вняв мольбам Афродиты, решил оставаться справедливым – половину года проводил он на земле, а вторую под землей. И богиням пришлось принять такое решение. Но как должен был он маяться и метаться, оказавшись под землей, в его душе невольно зарождалось зло. И хотелось ему вернуться на землю, вырвавшись из объятий тьмы.
   А времена становились все более мрачными. И на земле теперь не многим лучше было, чем под землей, о небесах можно было и не мечтать вовсе. Но он мечтал, презрев все запреты. Он хотел подняться все выше и выше.
   Каким странным было вдохновение, контраст света и тьмы привлек внимание сначала романтиков, первым из которых был Байрон, а потом и того, кто в русской поэзии был к нему близок – М. Ю. Лермонтова. Он считал себя Демоном – вдохновенным комком противоречий. Такой оставалась его мятущаяся душа. Так родилась его гениальная поэма, которую он переписывал несколько раз. Это поэма о духе, поверженном на землю, но страстно желавшем подняться на небеса. К этому образу в начале 20 века обратятся и А. Блок, и художник М. Врубель.

   ДЕМОН М. Ю. Лермонтова

   Он восемь раз переписывал поэму о Демоне, и в поэтическом мастерстве достиг невероятных высот. Так из мифа, о падшем ангеле, поднявшем бунт против бога, и за это сброшенном с небес, вырос невероятно мощный образ бунтаря. Но его манией стало желание вернуться назад. Только он не знал, как это можно сделать. Все перепробовал Демон, но он так и оставался в неведении. За долгие годы, убедившись в том, что добро ему не поможет, он решил творить зло, пытаясь разгадать вечную загадку. И эта поэма Лермонтова среди исследователей считается самым противоречивым и загадочным его творением.
   Но может быть, поднявшись на те высоты, он сумел понять то, что неведомо не только простым смертным, но и другим творцам, продолжает вдохновлять и завораживать. Демон оказался в его творении в горах Кавказа, между небом и землей. И потому не принадлежит ни земле, ни небесам. С этого и начинается трагедия.
   Мы, словно бы видим вместе с ним землю с высоты птичьего полета, под необычным углом зрения, и приобщаемся к миру неземного существа, по-другому мыслящего и чувствовавшего. С первой строфы он назван «духом изгнания». Его душа печальна – вот главный эпитет для определения его характера. А ведь все было иначе, и в далекие времена «блистал он, чистый херувим», он «верил и любил», «не знал ни злобы, ни сомнения». Трагедия случилась позднее.
   В реальности перед нами вдохновенное, но темное и злобное создание – изгнанник, который не может примириться со своей участью. Главный мотив трагедии поэт определил так:

   Он сеял зло без наслажденья,
   Нигде искусству своему
   Не мог встречать сопротивленья.
   И зло наскучило ему.
   Таково отношение к миру того поразительного героя. Ему еще предстоит столкнуться с ангелом и погубить душу невинной девы. Он убеждается в том, что и это его не спасет – он обречен на одиночество, которое особенно печальным кажется на фоне прекрасного пейзажа Кавказа, с величественной и первозданной его природой
   И скалы тесною толпой
   Таинственной дремоты полны,
   Над ним склонились головой.
   И презрительное око окинуло мимолетно «божий мир». После этого поэт рисует высокое чело, безразличное к красоте. Он не вписывается и не может вписаться в окружающий мир – в том и трагедия героя. Он навсегда обречен оставаться между небом и землей и по– другому не будет никогда.
   Но вдруг он увидел пляску Тамары – и безразличный прежде ко всему, оживает и чувствует «неизъяснимое волненье». Музыка, танец даже его не может оставить равнодушным:
   Немой души его пустыню
   Наполнил благодарный звук.
   И словно бы на миг появилась надежда на воскрешение – гениальный поэт рисует зарождение любви и чувств. Но это для Демона только иллюзия
   В нем чувство вдруг заговорило
   Родным когда-то языком
   Это было когда-то. Сегодня этот язык для него чужд, это лишь короткая вспышка молнии, которая быстро погаснет, от нее ничего больше не останется, – догадываемся мы. Так зарождается на наших глазах трагедия.
   Демон появляется перед Тамарой. Поставлена перед поэтом невероятно трудная задача – показать неземное существо, которое до сих пор никто не мог видеть. Как это сделать?
   Сначала Тамара чувствует только «невыразимое смятение в груди, и в душе ее зарождается гамма чувств: печаль, испуг, восторг, пыл. Затем она слышит «чудно – новый» голос, звучит он то ли во сне, то ли в реальности
   Пришлец туманный и немой,
   Красой блистая неземной
   К ее склонился изголовью
   С чем можно сравнить такое создание? Поэт нашел для него еще одно определение: « Он был похож на вечер ясный». Она чувствует, что это не ангел небесный и не земной человек. Кто же он?
   Демон спускается на землю и бродит вокруг монастыря, где находится героиня. И на его щеке – слеза. Наверное, этот образ особенно потряс позднее художника М. А. Врубеля, изобразившего слезы на его лице
   И чудо! Из померкших глаз
   Слеза мятежная катится
   – как выражение страшной печали и всех грядущих бед и страданий – этот образ стал его гениальной находкой.
   А потом, в момент обольщения, звучат его речи: он и лукавит, и завораживает и усыпляет героиню. Страсть и сила в объяснениях в любви. И все передается в одном порыве.
   Видя, что героиня медлит и сомневается, он произносит страстные и страшные по своей сути слова клятвы, для того только, чтобы добиться своего и погубить ее. Человек не способен на подобные чувства, и поэт сам поднимается над человеческой природой. Озарены вдохновением подобные строки. И он добивается сочувствия и понимания. Поцелуй – последний знак и аккорд в этой симфонии неземной страсти. А дальше – тишина:
   Могучий взор смотрел ей в очи.
   Он жег ее во мраке ночи.
   Над нею прямо он сверкал
   Неотразимый, как кинжал
   И на этой высоте все обрывается. Героиня не может выжить после такого накала чувств. Она погибает. С этой минуты герой не прекрасен, а по-настоящему страшен. В нем воплощается все, о чем до сих пор можно было только догадываться
   Каким смотрел он злобным взглядом,
   Как полон был смертельным адом
   Вражду, не знающей конца,
   И веяло могильным хладом
   От неподвижного лица.
   Так, на наших глазах печальный Демон превращается в злобное, переполненное ядом создание, от которого бы любой в ужасе отшатнулся. И никто больше не станет ему сочувствовать.
   Кажется, что поэт вложил в этот образ собственную душу. Талант поэта и художника позволил ему воплотить невозможно и потрясти нас таким творением.
   «ДЕМОН» РЕЧЕВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ГЕРОЯ

   Размышляя о мастерстве М. Ю. Лермонтова в создании образа героя, необходимо обратить внимание на речевую характеристику его любимого героя – Демона, над которым он работал на протяжении многих лет, и особенных усилий стоило ему создать образ неземного создания, который трудно нарисовать обычными красками.
   Речь – это лексика, интонации, синтаксис и какие-то еще тонкие нюансы, которые наиболее ярко его могут характеризовать. Именно в речи вольно или невольно отражаем мы свой уровень культуры, образования, воспитания, скрытые стороны души. Герой может выдавать себя за другого или оставаться собой до конца. Ему же приходилось передавать речь иноземного существа.
   Не случайно во многих творениях или в фантастических легендах духи безмолвны. Они не произносят привычных для человека монологов, не вступают в диалоги с нами, и в безмолвии их и хранится вечная тайна.
   Демон – страстный и страдающий искуситель, он должен подчинить себе Тамару, а если вспомнить народную мудрость о том, что женщины любят ушами, то он не мог не заговорить. И какие слова мы должны были от него услышать? В самом начале он разговаривает с ангелом. Пылко и напористо ведет он вечный спор о душе Тамары:
   «Она моя! – сказал он грозно, —
   Оставь ее, она моя!
   Он обвиняет и упрекает ангела за то, что поздно появился, и отталкивает его резкими и гневными обличительными речами:
   – Здесь больше нет твоей святыни,
   Здесь я владею и люблю.
   Перед нами грозный, очень сильный завоеватель, который столкнулся на этот раз с равным себе, потому он так яростен и напорист. Он помнит и о том, что бороться еще придется и с героиней, а там мало только силы, необходимо еще и обаяние и настоящая страсть, чтобы покорить ее душу и подчинить ее себе. А это не так просто сделать.
   Когда они сталкиваются, Тамара задает ему прямой вопрос: «Кто ты?» Но на него он уклончиво отвечает комплементом: «Ты прекрасна», доказывая, насколько тонко он чувствует ее душу. Но она настаивает на своем. И тогда, ничего о себе не сообщая, он произносит длинный и странный монолог, начиная издалека:
   Я тот, которому внимала
   Ты в полуночной тишине.
   Он понимает, что имя его Тамару испугает и оттолкнет навсегда, напомнит о странных чувствах, которые он ей уже внушил. И к приятным воспоминаниям можно примешать немного и темных красок. Но вызывающих живой отклик в женской душе:
   Я тот, чей взор надежду губит,
   Я тот, кого никто не любит.
   Он старается быть с ней или только казаться честным, ничего не придумывает, не преувеличивает, а только несколько иначе расставляет акценты. И ей от таких его речей должно быть и прекрасно, и жутко одновременно:
   Я царь познанья и свободы,
   Я враг небес, я зло природы.
   Говорит о себе героя, и характеристика его кажется все более страшной и гибельной, краски все сгущаются, и она становится прекрасным контрастом для следующего признания, готового сбить с толку не только юную, но и вполне зрелую женскую душу:
   И, видишь, я – у ног твоих
   Он страстно говорит о любви, о смирении, и в искренность его чувств в тот момент невозможно не поверить. Какое женское сердце способно устоять перед такими речами? Но что самое удивительное в эти минуты не только Тамара, но и сам Демон верит в то, что он говорит. Ему кажется, что он готов покориться и верно ей служить. Ему кажется, что своей жертвой героиня вернет ему небеса, а он готов забыть о свободе и стать рабом любви:
   Я раб твой, – я тебя люблю!
   Страсти именно в речах его пылких накаляются до предела. О чем бы он ни говорил, но просто упоен своими пылкими речами, на словах он пожертвовать готов многим:
   И тайно вдруг возненавидел
   Бессмертие и власть мою.
   Но трудно даже понять, насколько лживы могут оказаться такие слова. Он прекрасно знает, что от него хочет услышать героиня, и каких чувств ей так не хватает за глухими монастырскими стенами после гибели жениха. Он должен быть странно удивлен, когда героиня прерывает его пылкие речи довольно хладнокровно:
   Оставь меня! О, дух лукавый!
   Она оказывается не такой наивной и легковерной, как могло показаться в начале. Кажется, что все его усилия потрачены напрасно. Монолог его не достиг цели, не покорил сердце девушки. Но он не только не отступает, а пылко продолжает поединок. И на этот раз слова и интонации его кажется еще более яркими и убедительными:
   Я все былое бросил в прах,
   Мой рай, мой ад в твоих очах.
   Он показывает нечеловеческую страсть, на которую и на самом деле был когда-то способен. И он знает, что если что-то ее привлечет, только тайна:
   Люблю тебя нездешней страстью.
   Всем упоением, всей властью
   Бессмертной мысли и мечты.
   Он знает, как во все времена привлекательна была любовь небожителей для земных женщин, и пытается ее сразить таким откровением. И прибавляет, как давно и безнадежно в нее влюблен, еще с тех времен, когда оставался в раю, но после всех мук и страданий любовь его не угасла, он понимает, что в первую очередь женское сердце готово откликнуться на муки и страдания, и он с упоением твердит о них:
   Во дни блаженства мне в раю
   Одной тебя недоставало.
   Вместе с героем и мы ступаем на путь коварства. Очарование его становится все неотразимее. Он готов во всех своих бедах обвинить Тамару и внушить ей чувство вины. И вся жизнь от рая до адских пустот проходит перед нашими глазами. И он не может не добиться сочувствия и сострадания. Рассыпается груда слов, образов. Мотивы одиночества и тоски становятся для него главными. Все это может вместить его страстное слово. Он жалостью может достичь того, что не поддается силе.
   Но и после второго своего монолога, каким бы пламенным он не казался, Демон еще чувствует ее сопротивление. Но героиня уже не так категорична, она сомневается и требует от него «клятвы роковой». Самым яростным и сокрушительным монологом звучит эта клятва. Как меняется и голос героя, и его интонации, и следа не остается от печали и жалости к себе самому:
   Клянусь я первым днем творенья,
   Клянусь его последним днем,
   Клянусь позором преступленья
   И вечной правды торжеством
   .
   И в речи своей он готов охватить необъятное от начала мира до его конца. И он уверен в том, что весь мир находится в его тайной власти. И перед нами небожитель, он подавляет своим размахом и мощью своей. И в такой контекст он включает любовь героини, которая так же важна для него (верх лукавства) как и мироздание.
   Он клянется и духами, словно может ими распоряжаться, и ангелами, с которыми ведет вечный спор. Только в первый мир наивная душа может поверить его высокопарным словам. Но для любого ясно, что не имеет он права на подобную клятву. В голосе и интонациях его появляется прямое издевательство, но сбитая с толку героиня, услышав такие громкие слова, уже не способна отличить правду от лжи. И когда он восклицает:
   О, верь мне: я один поныне
   Тебя постиг и оценил
   Тут-то и становится понятно, что нельзя верить ни одному его слову.
   И далее остается в речи его только коварство, где он уже и не пытается скрыть своих намерений, убить ее и лишить всяких чувств – самых бесценных сокровищ для человека.
   Без сожаленья, без участья,
   Смотреть на землю станешь ты.
   Это обещание должно насторожить ее. Случайно или специально, но он проговаривается. Он готов ее избавить от всех тягот земных и от жизни самой. Но она уже усыплена словами грозной клятвы. За бесчувствие, за гибель ты получишь в дар небеса – то, чем он сам не владеет, и никогда владеть не будет, а ради этого:
   Я опущусь на дно морское,
   Я полечу за облака,
   Я дам тебе все, все земное,
   Люби меня!
   На этом его монолог и обрывается, она вполне уверенна, что коварный демон сдержит данную ей клятву. Ее можно поцеловать и окончательно усыпить, умертвить, что он и делает. Дерзкие и коварные речи Демона достигли своей главной цели – Тамара покорена.
   Никакие поступки и действия не могут быть порой такими яркими и образными, как речи героев. Они рисуют нам и портрет, и характер говорящего. Они воздействуют на того, кто им внимает. Всем известно, что словом можно воскресить и убить. Потому именно к словам в первую очередь и прибегает Демон. Его речи отличаются от речей других героев, большим накалом, большей страстью, вдохновением. Он раздвигает горизонты и охватывает и небо, и землю. Лесть и мольба сменяются яростью и напором. Стираются рамки между фантазиями и реальностью. Для достижения желанной его цели все средства хороши, он не ведает никаких границ, для него не существует морали и нравственности. Полет его слов и мечтаний соизмерим с реальным полетом. Не способна в такие минуты о чем-то думать юная дева, она оказывается бессильна.
   Но словесный его костер угасает в то же мгновение. И с того момента, когда он замолчал и начинается настоящая трагедия. Но это уже совсем другая история.
   АНГЕЛ СМЕРТИ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ М.Ю.ЛЕРМОНТОВА

   Параллельно с любимым произведением – поэмой о Демоне, М. Ю. Лермонтов пишет своего «Ангела смерти». Но если в конечном варианте (в стихотворении «Ангел») они противопоставлены как добро и зло, свет и тьма, то в данном случае, на начальном этапе работы, поэт расставляет совсем другие акценты.
   У Лермонтова были знаменитые предшественники и среди них его кумир – знаменитый лорд Байрон, один из основоположников романтизма в литературе. Но он отступает от заданной темы, и по-иному смотрит на противопоставления добра со злом. В начале поэмы предлагается характеристика героя:

   Есть Ангел смерти, в грозный час
   Последних мук и расставанья
   Он крепко обнимает нас.
   Пока перед нами изображен традиционный дух, сошедший со страниц Ветхого завета Библии. Говорят, что его видят умирающие люди, и он спускается с небес, чтобы забрать на небеса душу умирающего человека и утешить ее в такой трагический час.
   Но почти сразу поэт отстраняется от традиции. Для него никогда не было в мотиве покоя и утешения. Наоборот, «холодны его лобзания», «страшен вид его для глаз». От его прикосновения тело трепещет, а сердцу становится «больно, больно».
   Поэт напоминает нам о том, что так было не всегда, прежде встречи с ним были «сладостны». Но почему? Что изменилось за это время. Ведь и для него звучали сладостные речи, и взор дарил утешение, покой, смирял страсти. Он разочаровался, и уверен, что прежде Демон его обманывал:
   Больную душу как-нибудь
   На миг надеждой обмануть.
   Но со временем ему надоел этот обман, вместо добра в душе возникло презрение, и люди в нем постепенно разочаровались. И сила света и добра становится подвластна, по мнению Лермонтова, именно Демону, и дух отрицания поглощает ее. Он убеждается в том, что тот, кто слишком долго связан с миром, вольно или невольно перерождается. Все светлое остается в прошлом:
   Лучами тихими блистая,
   Как полуночная звезда,
   Манил он смертных иногда,
   И провожал их к дверям рая.
   В те далекие времена он и сам был еще счастлив. Но в том-то и беда, что счастье не бывает долгим. Автор не может долго переживать подобные чувства. Но что случилось потом? Перед нами история перерождения, когда свет поглощается тьмой, а добро оборачивается злом.
   Вместе с поэтом мы переносимся на остров в море. Там есть пещера, где живет изгнанник, отторгнутый людьми и небом. Но он не один оказался на острове, а с девушкой Адой. Она хотела родить любовь в его душе, и ей это удалось, а потому он:

   Любил с тех пор, как был любим,
   Судьбина их соединила,
   И разлучит одна могила,
   История любви традиционна, если бы рядом с девушкой не оказалась демоническая натура. Потому ужас и могила здесь появляются не в переносном, а в прямом смысле.
   Мы узнаем историю смерти молодой девушки. И ангел нежный узрел картину этой смерти Ады и убитого горем возлюбленного. Он собрался улететь, успокоить умирающую, хотел подарить ей свой поцелуй. Но сталкивается с укорами и бунтом ее возлюбленного. Он чувствует страшное страдание, которое переживает юноша. И тогда он поддался искушению и совершил невероятное, он оживил деву. Но поэт подчеркивает главное, ангелу неведомо пока, что добрыми делами стелется дорога в ад. Так он вольно или невольно старается оправдать злого гения – Демона, не способного творить добрые дела. Люди со своими страстями и метаниями и ангелов могут свести с ума – к такому выводу приходит поэт.
   А герой уходит в сражение от своей возлюбленной, и при прощании он произносит страшные слова:
   Я знаю: никогда любовь
   Геройский меч не презирала,
   Но если б даже ты желала,
   Мой друг, я должен видеть кровь.
   Не духи добра и зла, а сам человек создает те страшные противоречия, и своими странными действиями он готов превратить светлого и прекрасного ангела в страшного и грозного Демона. Этот странный поворот сюжета стал главным откровением и открытием для поэта, и он готов доказать эту свою странную на первый взгляд идею.
   Страшен вывод, сделанный им о людях:
   Властители вселенной,
   Природу люди осквернили.
   Дисгармонию в природу и реальность вносит именно человек, а духи – это его страшное отражение.
   В поэме «Демон» любовная тема будет повернута иначе. Там рок нависает над людьми, не способными противостоять реальности: погибает от пули жених, Тамара вынуждена отправиться в монастырь, а потом и погибнуть. Здесь же они не только разрушают собственные судьбы, но и ангелов в свой ад низвергают.
   Воскрешенная героиня между тем видит долину битвы, устланную только мертвыми телами, и она безутешна. Героя (ангела) захватывают страсти, и он больше не способен утешить девушку. Теперь уже ад стоит перед бездыханными возлюбленными. Но он сам избрал такую судьбу, добровольно принимает он кровь и смерть. И лишь в смертный свой час герой раскаивается, он понимает, что ему дорога жизнь, но понимает это слишком поздно, когда стоит на краю могилы.
   Ангел же превращается в яркую и прекрасную, но холодную звезду, увидев, чем завершились добрые дела:
   Венец играет серебристый,
   Над мирным, радостным челом,
   И долго виден след огнистый
   За нею в сумраке ночном.
   То ангел смерти, смертью тленной
   От уз земных освобожденный.
   Он больше никогда не будет сочувствовать, и утешать, отвечать на чувства и страсти людей, никогда не станет воскрешать. Для него важно с этого момента совсем другое:
   Он песню девы бросил в прах,
   Его отчизна в небесах.
   Люди недостойны сочувствия и участия, потому он презирает их. Лермонтов пытался понять собственное состояние презрения к миру. И сам он при этом поднимается до невероятной высоты. Печали проходят, в усталой душе нет больше никаких чувств, но остается презрение.
   Странным становится его отношение к людям:
   Состраданья
   Они не могут заслужить,
   Не награжденья – наказанья
   Последний миг их должен быть.
   Так у нас на глазах ангел света и превращается в ангела смерти, и этими переменами и оправдано все его мировоззрение. Теперь он внушает не покой, а страх, и это страх перед смертью, за все прожитые дни и совершенные дела. Чего же пугаются умирающие:
   Как меч – его пронзает взор;
   Его приветственные речи
   Тревожат нас, как злой укор.
   И льда хладней его объятье,
   И поцелуй его – проклятье.
   В этом новом образе проступают главные черты Демона: пронзительный взор, злой укор, ледяные объятья, несущий смерть поцелуй. В Демоне все это будет развито и расширено. И в отношениях с Тамарой он исполняет роль Ангела смерти, думая, что так он достигнет небес. Но эта реальность его обманула. Ангел смерти может спуститься на землю, но Демон не может вернуться на небеса.
   Ангел смерти оказался для поэта промежуточным образом, первым штрихом к созданию образа Демона, его предысторией. Но он выносит свой приговор человеку, самому противоречивому и злобному созданию из всех обитателей земли.
   Обе поэмы во многом исповедальные, они объясняют нам мировоззрение поэта. Он пытается приоткрыть для нас тайну собственной души. Суровый ангел, лишенный чувств и сострадания, лишает человека жизни без трепета и сожаления, так как давно убедился в том, что благо для него не воскрешение, а убийство. Бессмертие для него становится не радостью, настоящим наказанием, потому что человек мечтает только о том, чего никогда не сможет достигнуть.
   МИФ О МЦЫРИ М.Ю.ЛЕРМОНТОВА

   На фоне всех Ангелов смерти и Демонов, которыми заполнен мир поэта, выделяется совсем иная кавказская поэма о Пленнике, который на несколько дней вырвался на свободу и познал всю прелесть жизни во всех ее проявлениях.
   Это поэма «Мцыри», так названа по имени главного героя. Имя переводится как пришелец, чужестранец. У поэмы был эпиграф» У каждого есть только одно отечество».
   И на первый взгляд все просто, во время путешествия по Кавказу поэт узнал историю монаха, которого еще ребенком захватил в плен знаменитый генерал Ермолов. По дороге мальчик заболел, он оставил его в монастыре, где тот и провел всю свою жизнь, он тосковал, хотел бежать в горы, но так и не решился на побег
   Но вопрос в том, почему именно этот рассказ, а слышал он их великое множество, произвел на поэта такое впечатление, ведь должно было быть что-то очень личное в нем, чтобы он не забылся, а вылился в одно из самых лучших произведений поэта о плене и свободе. И конечно, для этого были особые причины. Это мироощущение самого поэта, его тоска по свободе, его плен в любой обстановке, где бы он не оказался. И любой проницательный читатель поймет, что перед нами очень личная история, иначе бы она не произвела на читателя такого впечатления.
   Был ли Мцыри, слышал ли он все это от других или это только личные фантазии поэта, детские переживания, которые, как говорят психологи, порой оказываются самыми сильными и формируют всю дальнейшую жизнь. История о рано умершей матери, об отце, которого он практически не видел. А может это история о бабушке, имевшей над ним такую власть, что и в усадьбе, в родном доме он чувствовал себя пленником. Потому и говорил о печальной судьбе отца и сына. А чего всегда хочет пленник – вырваться на свободу.
   Но чужд ребяческих утех,
   Сначала бегал я от всех,
   Бродил безмолвен, одинок,
   Смотрел, вздыхая на восток.

   И эта жажда побега остается в душе героя, и несколько дней и стали для него настоящей жизнью. И так прекрасно было то, что он пережил за эти три дня, что смириться и оставаться жить в монастыре он уже не мог.
   И если и была легенда о скитальце, то финал ее явно стал иным у Лермонтова. Исповедь – последнее, что ему еще остается, которая заканчивается словами:

   И я как жил в стране чужой,
   Умру рабом и сиротой
   – слова эти звучат очень проникновенно, и останется в памяти в те минуты – битва с барсом, взгляд издалека на тот мир, который за чертой, прекрасная грузинка, родной дом на горизонте – все это так далеко теперь, что не дотянуться, а жить без этого всего он не желает. И невольно делается такой вывод, что тот, кто не был на воле, не ведает, какова она, но если ты там был, то очень трудно возвращаться назад. И когда слушавший исповедь спрашивает, что же он там делал, герой отвечает:

   Жил, и жизнь моя без этих трех блаженных дней
   Была б печальней и мрачней бессильной памяти твоей.
   Мцыри, вырвавшись на свободу, оказывается в раю, где можно жить и дышать, где все так прекрасно. И впечатлений обо всем этом было так много, что он задыхается, и не может вернуться в плен. Тот, кто еще вчера отважно дрался с барсом, сегодня заболевает и умирает потому, что он лишается свободы.
   Умереть в саду среди акаций под чистым звездным небом, растворится в природе – это на данный момент самая большая мечта героя.
   Любовь к своему отечеству незыблема. Она одна владеет душой человека. Никакой монастырь не может заменить свободы. Это совсем другая жизнь.
   Был ли Мцыри? Не отчаянный ли крик это самого автора, которому не хочется, чтобы родные и близкие отождествляли его с героем, а главное, чувствовали насколько ему плохо и жалели его… Нет, он не хотел этой жалости, потому и зашифровал исповедь в старую легенду, вдохнув в нее новое содержание
   ОТ «НИЩЕГО» ДО «ПРОРОКА»

   У врат обители святой
   Стоял просящий подаянья
   Бедняк иссохший, чуть живой
   От глада, жажды и страданья.
   Куска лишь хлеба он просил,
   И взор являл живую муку,
   И кто-то камень положил
   В его протянутую руку.
   Так я молил твоей любви
   С слезами горькими, с тоскою;
   Так чувства лучшие мои
   Обмануты навек тобою
   В самом начале литературного пути у М. Ю. Лермонтова появилось стихотворение, которое можно назвать программным «Нищий», потому что в нем есть все те образы и приемы, стилистика и мировоззрение, которое в той или иной мере будет отражаться в более поздних стихотворениях.
   Перед нами описание встречи с нищим, который просит подаяния. Наверное, немного странно то, что юноша из одной из самых богатых и знатных семей в России так реагирует на обычную в общем-то встречу, принимает происходящее так близко к сердцу. Нищий просит малого – куска хлеба, то, что любой может ему дать, а получает камень – так возникает конфликт, на который и реагирует герой стихотворения. Ему есть с чем сравнивать происходящее. Конечно же он думает не о хлебе, а о любви, которую в его возрасте с трепетом ждет каждый.
   – Так я просил твоей любви.
   И мы понимаем, что в этом ему было отказано строптивой красавицей с каменным сердцем. И в этом смысле он тоже остался нищим – картинка реальная пересекается с внутренними переживаниями отвергнутого. Вокруг этого внешнего и внутреннего конфликта и строится сюжет.
   Кроме всего прочего возникает противоречие и с христианской моралью «Дайте человеку малое, если он просит» – читаем мы в Библии. Но всегда ли исполняем это? Так добро проигрывает рядом со злом.
   И самое интересное в этом небольшом стихотворении то, что женское бездушие и коварство поэт возводит в ряд общечеловеческой неблагодарности, неблагородства, обвиняет всех людей в том, что они злы и жестоки. В «Пророке» это Старик, который говорит детям:
   Как презирают все его.
   Так постепенно от частного к общему и звучит этот упрек всем людям на земле, возникает тема вечного страдания, появляется мысль о том, что жизнь – это страдание, обманутого доверия, упрека в бесчеловечности.

   Во второй части мы видим минимум художественных средств, и при этом она становится даже более выразительной, чем первая.
   Картинка внешняя в первой части, переносится в область памяти и сознания, и рождает отзыв в душе именно из-за личных переживаний.
   Порой и наши современники способны передать нечто похожее, в стихотворении И. Царева «Бродяга и Бродский», тоже встреча в электричке, которая как-то меняет состояние не только героя, но и других пассажиров.

     Бродяга и Бродский
     Вида серого, мятого и неброского,
     Проходя вагоны походкой шаткою,
     Попрошайка шпарит на память Бродского,
     Утирая губы дырявой шапкою.

     В нем стихов, наверное, тонны, залежи,
     Да, ему студентов учить бы в Принстоне!
     Но мажором станешь не при вокзале же,
     Не отчалишь в Принстон от этой пристани.

     Бог послал за день только хвостик ливерной,
     И в глаза тоску вперемешку с немочью…
     Свой карман ему на ладони вывернув,
     Я нашел всего-то с червонец мелочью.

     Он с утра, конечно же, принял лишнего,
     И небрит, и профиля не медального…
     Возлюби, попробуй, такого ближнего,
     И пойми, пожалуй, такого дальнего!

     Вот идет он, пьяненький, в драном валенке,
     Намешав ерша, словно ртути к олову,
     Но, при всем при том, не такой и маленький,
     Если целый мир уместился в голову.

     Электричка мчится, качая креслица,
     Контролеры лают, но не кусаются,
     И вослед бродяге старухи крестятся:
     Ты гляди, он пола-то не касается!..

   Такая же встреча в электричке, где появляется бродяга, читающий наизусть Бродского, и мы вместе с автором присутствуем при рождении чуда, бродяга преображается на глазах у всех, потому что из его уст звучит настоящая Поэзия, и это делает его почти святым «ты гляди, он пола-то не касается».
   Вот такой поворот вечной темы, когда ему подают те, кто понимает, с каким явлением они внезапно столкнулись. А ведь тоже и времена, и нравы ой, какие не простые, но мир вольно или невольно преображается на глазах, и возникает надежда на то, что может быть не все и потеряно?
   ПОРОРОК ЛЕРМОНТОВА

   ПРОРОК

     С тех пор как вечный судия
     Мне дал всеведенье пророка,
     В очах людей читаю я
     Страницы злобы и порока.
     Провозглашать я стал любви
     И правды чистые ученья:
     В меня все ближние мои
     Бросали бешено каменья.
     Посыпал пеплом я главу,
     Из городов бежал я нищий,
     И вот в пустыне я живу,
     Как птицы, даром божьей пищи;
     Завет предвечного храня,
     Мне тварь покорна там земная;
     И звезды слушают меня,
     Лучами радостно играя.
     Когда же через шумный град
     Я пробираюсь торопливо,
     То старцы детям говорят
     С улыбкою самолюбивой:
     «Смотрите: вот пример для вас!
     Он горд был, не ужился с нами:
     Глупец, хотел уверить нас,
     Что бог гласит его устами!
     Смотрите ж, дети, на него:
     Как он угрюм, и худ, и бледен!
     Смотрите, как он наг и беден,
     Как презирают все его!»

   Лермонтов прекрасно знал стихотворение Пушкина, когда писал своего «Пророка», в иное время, при других жизненных обстоятельствах, на насколько не похожи были Демон у наших поэтов, настолько же разными оказались и их Пророки. Мы помним, что в стихотворении Пушкина открытый финал, мы присутствуем при его рождении и можем только догадываться о том, что с ним станет дальше.
   Что же случилось с героем Лермонтова? Поэт словно бы пишет продолжение, но уже в прошедшем времени, он прозрел, стал видеть и слышать больше, чем прежде
   В очах людей читаю я
   страницы злобы и порока

   Сначала мы не замечаем ту пустыню, в которой томился Пушкинский герой – он вернулся из пустыни к людям, чтобы нести свой тяжелый крест. Но как же его там встретили? Он бит камнями и снова вынужден от них бежать, как нищий. Мы помним, что образ нищего, которому подали камень вместо куска хлеба, возник в одном из первых стихотворений поэта, и он остается и в Пророке тоже, становясь мироощущением автора. И после всего пережитого, что ему остается? Снова вернуться в пустыню
   И вот в пустыне я живу.
   Немного странный образ для первого поэта, век которого назовут золотым. Но там есть место поэтам, а не пророкам, к которым везде и во все времена относились с подозрением и злобой, им не остается места в этом мире, и в любом времени.
   Тот, кому покорна любая тварь, кого слушают звезды, люди не слышат и не видят его в упор и гонят прочь, в этом главный парадокс и трагедия. Ведь расправлялись с гонцами, которые приносили дурные вести, примерно так же происходит и тут.
   Вот и в финале стихотворения не только не происходит сближения с себе подобными, но мы наблюдаем окончательный разрыв. Он только думал, что говорил от имени бога, но посмотрите

   Как он наг и бледен
   Как презирают все его
   Финал любого стихотворения Пушкина, даже «Послания в Сибирь» – более оптимистичен, он верит, что «на обломках самовластья напишут наши имена». Но если вспомнить снова об античности, там отвергшая Аполлона Кассандра, после падения Трои, о котором она предупреждала заранее, становится рабыней царя Агамемнона, который увезет ее к себе и погубит, впрочем, они погибнут вместе от руки царицы. Пророк Лермонтова оказался примерно в таком же положении.
   Но не надо забывать, что это время, когда уже погиб Пушкин, и все мысли и чувства преследовались и глушились, над Россией все больше сгущается мгла. «Мы дети и страшных лет России, – немного позднее воскликнет А. Блок, и будет совершенно прав.

   ВЫХОЖУ ОДИН Я НА ДОРОГУ

     Выхожу один я на дорогу;
     Сквозь туман кремнистый путь блестит;
     Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
     И звезда с звездою говорит.
     В небесах торжественно и чудно!
     Спит земля в сияньи голубом…
     Что же мне так больно и так трудно?
     Жду ль чего? жалею ли о чём?
     Уж не жду от жизни ничего я,
     И не жаль мне прошлого ничуть;
     Я ищу свободы и покоя!
     Я б хотел забыться и заснуть!
     Но не тем холодным сном могилы…
     Я б желал навеки так заснуть,
     Чтоб в груди дремали жизни силы,
     Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;
     Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
     Про любовь мне сладкий голос пел,
     Надо мной чтоб вечно зеленея
     Тёмный дуб склонялся и шумел.

   Самое мистическое стихотворение М. Ю. Лермонтова написано в 1841 году – в последний год его жизни, потому оно и стало своеобразным итогом его творческого пути, хотя сам поэт не мог о том знать.
   И снова все та же пустыня, которая возникает во всех знаковых текстах и Пушкина и Лермонтова, все те же звезды, говорящие друг с другом, и из пространства реальности, вместе с героем мы переносимся в иное измерение – в небесные сферы, туда, где виден «горний ангелов полет». И мистическое настроение сразу передается и читателю, потому что
   В небесах торжественно и чудно!
   Как только поэт уходит от толпы, от людей, он превосходно себя чувствует, и это ощущается сразу. Он слышит и видит этот мир иначе
   Спит земля в сиянье голубом
   Говорят, что это смогли увидеть только космонавты, впервые отправившись в космос, о том, что у земли голубое сиянье, а потому нет сомнения в том, что у него был пророческий дар, ведь человек, идущий по земле, видеть и знать такого не мог.
   И на фоне великолепной природы, и открывается душа, и мы слышим печальные признания

     Уж не жду от жизни ничего я,
     И не жаль мне прошлого ничуть;
     Я ищу свободы и покоя!
     Я б хотел забыться и заснуть!

   Тут невольно в памяти возникают строчки поэта Ю. Левитанского, обращенные как раз к Лермонтову
   Как будто жизнь безмерно долгую итожа,
   В конце сказать: «И зло наскучило ему»

   Такие вот ассоциации порождает чародейский текст. А герою очень хочется не умереть. А заснуть, растворится в природе, все слышать, все видеть, все чувствовать, уйти лишь от общества людей с их фальшью и коварством. Это мечта о том самом покое, который будет подарен Мастеру и Маргарите, они не заслужили счастье, но заслужили покой. И в этом сне должна быть песня о любви и дуб – священное дерево славян, должен шуметь над головой – наверное, это и есть формула счастья. Тогда можно проснуться в каком-то ином мире и попытаться жить и любить там.
   Очень близко, по сути, этому стихотворение Ф. М. Тютчева, правда написанное по поводу печального события – годовщины смерти Е. Денисьевой

     Тютчев
     Вот иду я вдоль большой дороги,
     В тихом свете гаснущего дня,
     Тяжело мне, замирают ноги,
     Ангел мой, ты, видишь ли, меня?

     Все темней, темнее над землею,
     Улетел последний отблеск дня,
     Вот тот мир, где жили мы с тобою,
     Ангел мой, ты, видишь ли, меня?

     Завтра день молитвы и печали,
     Завтра память рокового дня
     Ангел мой, где б души не витали,
     Ангел мой, ты, видишь ли, меня?

   И опять перед нами такая же дорога в тишине и безлюдье, куда-то шагает одинокий путник, вспоминая о том, что случилось недавно, а потому и звучит обращение к небесам и к любимому человеку «Ангел мой, ты слышишь ли меня?
   Над землей сгущаются сумерки, нет того самого голубого сиянья, даже последний отблеск пропадает, и только чувство покинутости остается и в душе, и в реальности. Мы можем оценить человека только тогда, когда теряем его. Теперь героя понимает, что и кого он потерял, но уже слишком поздно что-то менять. Вера в то, что души остаются с нами и после ухода, вера в то, что произойдет эта встреча, последнее, что ему осталось в этом мире. И пока есть надежда увидеть и попросить прощение, он готов двигаться дальше.
   Вообще ночь, дорога, и путник, шагающий между мирами в одиночестве, будет достаточно часто встречаться в русской лирике. Но особенно приблизился к этим двум пронзительным шедеврам Н. Заболоцкий со своим «Прохожим», хотя повествование от третьего лица порождает совсем другие миры и чувства. Но мистика всегда привлекательна, она завораживает, особенно в рифмованных строчках.

Смерть поэта – Маскарад Романтизированная биография Любовь Сушко