Не могу без тебя…

Лариса Печенежская

   © Лариса Печенежская, 2023

   ISBN 978-5-0056-3998-1 (т. 1)
   ISBN 978-5-0056-3999-8
   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Данная книга – результат авторского воображения. Все описанные места, названия организаций, происшествий, события, персонажи, их характеры и судьбы являются художественным вымыслом. Любые совпадения с реальными фактами, биографией, именами, личными данными или обстоятельствами других людей, ныне здравствующих или умерших, – случайны, и автор не несёт за них ответственности.

Том I

Глава 1

   Тая никогда не была в Сочи. Отдыхала в Турции, Испании, на Кипре, а отечественные курортные зоны почему-то игнорировала. Почему этим летом она решила сместить приоритеты, не понимала до сих пор. Алексей, с которым она должна была прилететь в Сочи, забронировал номер в отеле «Жемчужина» на две недели – и вот уже третий день она нежится на пляже. Одна.
   Двадцатиэтажное здание гостиничного комплекса было расположено прямо на побережье Черного моря с прекрасно оборудованными собственным пляжем, бассейнами и теннисными кортами. В отеле утром и в обед подают неплохие завтраки и обеды в виде шведского стола, а на большой террасе у бассейна в ресторанах можно попробовать блюда европейской, кавказской и региональной кубанской кухни. Так что выбор есть.
   Её поселили на четырнадцатом этаже в индивидуально оформленный номер с холодильником, телевизором и собственной ванной комнатой. С балкона открывался чудесный вид на море, а через постоянно открытые окно и двери комнату наполнял свежий морской воздух. Предоставленный комфорт стоил тех денег, которые им пришлось заплатить, хотя поначалу она думала, что слишком дорого для отечественного отдыха.
   Время приближалось к четырем часам после полудня. Лежать на шезлонге надоело несмотря на то, что он был мягким. Чувствуя приятную усталость, девушка села, надев на голову соломенную шляпу, и стала смотреть на раскинувшуюся перед ней морскую безбрежную ширь, манящую своей неизвестностью.
   Тая думала о том, как же мало в жизненной спешке остаётся времени, чтобы человек мог побыть не только наедине с собой, но и в тихой внутренней гармонии.
   Она любила сидеть на пляже и смотреть, как волны ласково лижут усеянный мелким камешками берег, всматриваться в горизонт, разглядывая границу между водой и небом и понимая, что мир гораздо больше, чем город, в котором она сейчас находилась. Ей хотелось полностью расслабиться и слиться с природой, чтобы обрести душевный покой, который после случившегося был крайне необходим.
   Легкий бриз теплого и ласкового ветерка пробегал по телу, доставляя невероятное удовольствие. Вдруг он порывисто дунул, сорвал с головы шляпу и озорно швырнул ее под ноги стоявшего впереди мужчины.
   Он был высокого роста, подтянутый и стройный. Его великолепная фигура сразу же привлекла внимание девушки, ибо в ней каждый накачанный мускул дышал силой. Круглые упругие ягодицы еще более напряглись, плотно обтянутые плавками, когда он наклонился за шляпой, легкомысленно распластавшейся перед ним.
   Подняв её, мужчина неспешно обернулся – и их взгляды встретились.
   Тая, сама того не ожидая, утонула в глубоком омуте его карих глаз, почувствовав легкое головокружение.
   – Наверное, перегрелась на солнце, – мелькнула спасительная мысль, но тут же исчезла.
   Девушка не могла отвести глаз в сторону, которые будто приклеились к лицу незнакомца с резкими, но в то же время волевыми и мужественными чертами.
   Понимая, что ведет себя неприлично, она продолжала его пристально рассматривать. Её взгляд, не подчиняясь внутренним нравственным принципам, легко заскользил вниз, обведя сначала широкие накачанные плечи мужчины, затем выпуклые мышечные валики и борозды предплечий, с восхищением остановился на тонкой талии и плоском животе с явно проступающими на нём кубиками, задержался на внушающей уважение выпуклости в плавках, став причиной прилива крови к щекам, и замер на бицепсах бедер и голеней.
   В какое-то мгновение опомнившись и прекратив бесцеремонное разглядывание незнакомца, Тая посмотрела ему в лицо и невольно улыбнулась, заметив, что он тоже не терял времени зря, разглядывая ее с неменьшим мужским интересом.
   Она не могла вспомнить, когда встала с шезлонга, представ перед мужчиной во всей красе в своём мало что прикрывающем мини купальнике. Непроизвольно сложив руки на голых полушариях своих грудей, слегка прикрытых лоскутками ткани верхней части бикини, Тая несколько тяжеловесно плюхнулась на шезлонг, не в силах оторвать свой взгляд от мужчины, который держал в правой руке её шляпу.
   – Ваша? – услышала она сочный баритон его голоса, от которого поползли мурашки по коже.
   Судорожно сглотнув, девушка не смогла выдавить из своего пересохшего горла даже коротенького «да», а потому только кивнула.
   Сделав несколько размашистых шагов, мужчина оказался рядом с ней и аккуратно положил возле неё на шезлонг злополучную шляпу, после чего девушка увидела перед собой протянутую сильную мужскую руку:
   – Надеюсь, вы не против того, чтобы нам познакомиться. Герман Чернышев. Сегодня мой первый день отпуска.
   – Тая, Таисия Вольская. Отдыхаю уже третий день, – ответила с улыбкой девушка, уверенно пожав протянутую руку.
   – Можно мне присесть рядом с вами вместо вашей шляпы? – спросил Герман, не отрывая от девушки искрящегося весельем взгляда.
   – О, да! – воскликнула она и, схватив шляпу, отбросила её за спину.
   – Вы надолго в Сочи? – уточнила Тая у своего нового знакомого.
   – На десять дней. Потом на столько же к родителям на Алтай, после них на недельку к племянникам в Калининград – и в часть.
   – Вы военный… я так и предположила, глядя на вашу фигуру и короткую стрижку.
   – А вот я ничего не могу предположить относительно вас.
   – А вы попытайтесь, – подначила его с лукавой улыбкой Тая.
   – Вы не замужем. Или я ошибся? – спросил Герман, отводя взгляд с её правой руки, на безымянном пальце которой не было обручального кольца.
   – Не ошиблись. А ещё?
   – Вам не более двадцати пяти лет.
   – Вы ступили на скользкую дорожку, но не угадали.
   – Тогда сдаюсь. Прорицатель с меня никакой. Может, вы еще попробуете?
   – А что я теряю? Итак, вам тридцать два-тридцать три года. Не женат. Постоянной девушки не имеете. В прошлом пережили личную драму. Способны на сильные чувства. Часто лезете на рожон, не думая о себе…
   – Вы ясновидящая? – перебил девушку Герман, не сводя с нее удивленных глаз.
   – Отнюдь. Впервые занимаюсь этим, – весело рассмеялась Тая. – Удивила?
   – Еще бы! Я даже растерялся, слушая вас. Откуда у вас обо мне такая информация? – не скрывая подозрения, спросил он голосом, в котором легкая игривость сменилась стальными нотками.
   Девушка, не сдержавшись, громко захохотала, согнувшись пополам. Молодой человек присел перед ней на корточки и приподнял ей голову пальцами, вглядываясь пристально в лицо.
   Понимая, что ситуация выходит из-под контроля, Тая резко замолчала и вытерла рукой выступившие на глазах слёзы.
   – Я о вас ничего не знаю, так как никогда до настоящего момента не видела. Возраст ваш приблизительно вычислила по внешнему виду, а остальное – пальцем в небо, используя цыганский приём, основанный на общих фразах, применимых к большей части людей. Если бы не совпало, внесла бы другие уточнения. Так что выдохните и успокойтесь. Если честно, не понимаю, почему вы так остро отреагировали.
   Мы ведь просто дурачились, как это обычно случается во время знакомства: ведь других тем для разговора у нас с вами нет. А сейчас прошу меня извинить, так как я покидаю пляж и отправляюсь в свой номер. Вам же желаю приятно провести оставшееся пляжное время.
   Тая, больше не говоря ни слова, надела на себя сарафан, положила в сумку солнцезащитные очки и полотенце и, взяв в руку шляпу, пошла, не оглядываясь, к зданию гостиницы.
   Герман стоял не шелохнувшись, молча наблюдая за сборами девушки. Тяжелым взглядом он проводил ее до конца пляжа, а затем вернулся на своё место, лег на шезлонг, закинув руки за голову, и закрыл глаза.
   Он стал перебирать в памяти все подробности знакомства с Таей. Она сразу приглянулась ему, как только они встретились глазами. Девушка отличалась стройной фигурой и красивой формы длинными ногами. В ней было минимум искусственности и максимум естественности. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что она следит за своей фигурой и без фанатизма занимается спортом. Отсюда ее тонкий стан, грациозный и легкий, а подтянутое тело просто излучало здоровье и красоту.
   В традиционном смысле красавицей её назвать было трудно, но что в её облике его привлекало.
   Небольшое слегка округлое лицо заканчивалось низкими скулами. Под челкой удивительно аккуратно прорисованы черные дуги бровей над большими серо-голубыми глазами. Слегка вздернутый носик придавал ей какое-то еле уловимое озорство, а полные губы складывались в загадочную полуулыбку.
   Во время их разговора её цвета спелой пшеницы волосы были аккуратно подобраны вверх и связаны в узел, а когда она, уходя, тряхнула головой, они упали на прямые плечи волнами.
   Герман попытался воссоздать в памяти лицо девушки – и оно предстало перед ним живым, сияющим, с искренней улыбкой, от которой под глазами появлялись крошечные морщинки. И вдруг он ярко увидел перед собой её глаза, в которых было отражение чистой души.
   Вскочив с лежака, Герман быстро направился к морю и поплыл кролем к буйкам. Поплавав спокойно рядом с ними, он так же стремительно вернулся обратно и, выходя на берег, пришел к однозначному выводу, что красота Таисии – воплощение женственности, изящества и привлекательности.
   Постояв на берегу, пока обсохнул, он вернулся на лежак и стал обдумывать, как исправить столь плохо закончившееся удачное поначалу знакомство.
   Тая вернулась в номер слегка раздосадованная. Её внутренне покоробил резкий выпад Германа, который попытался допросить ее с пристрастием, откуда у нее сведения о нем. Вспомнив его реакцию, Тая не смогла сдержать улыбку. Надо же, попала в «яблочко», сама того не ведая. Значит, всё что она с потолка наболтала ему, оказалось правдой.
   Интересно, с чем связана его личная драма? Одно из двух: или его бросила любимая девушка и ушла к другому, болезненно ранив его мужское самолюбие, или он потерял ее вследствие какой-то трагедии. Впрочем, в любом случае меня это не должно касаться, решила Тая и пошла принимать душ.
   Постояв полчаса под теплыми струями воды, она вышла в банном халате и полотенцем на волосах и села на балконе, вдыхая свежий морской воздух. Через десять минут она сняла полотенце и, расправив пальцами мокрые волосы, оставила их сушиться под лучами заходящего солнца.
   Тая смотрела на море. Она обожала его. Даже адрес её почты в переводе с португальского языка звучит, как ветер, дующий с моря. На отдыхе к ней всегда приходит удивительное состояние спокойствия, гармонии и хорошо мечтается, глядя на убегающие волны. Вот и сейчас, сидя на балконе и услаждая свой взор бескрайним морским простором, ей хотелось вдоволь надышаться тем живительным воздухом, который исходил от него, до следующего свидания с этой водной стихией.
   Но мысли о море внезапно сменились воспоминаниями о мужчине, с которым она познакомилась на пляже. Было в нем что-то надёжное, крепкое и мужественное. Давно она не встречала в мужчинах подобных качеств. Или только ей попадались неуверенные в себе мужские особи, стремящиеся все имеющиеся проблемы переложить на женские плечи, в том числе и материальные? Из-за этого она в последнее время стала ловить себя на мыслях, а не подастся ли в феминистки? Уж больно нравственно и социально обмельчали современные представители сильного пола.
   Размышления девушки прервал стук в дверь.
   – Кто это в наше время читать не умеет? – раздраженно подумала она, вставая с кресла-качалки. – Ведь черным по белому написано на табличке «Не беспокоить!»
   В дверь продолжали настойчиво стучать. Тая резко открыла её – и все слова, готовые было сорваться с губ, так и остались несказанными. Перед ней стоял молодой человек в форменной одежде и держал в руках огромный букет белых роз.
   – Вы Таисия Вольская?
   – Да.
   – Вам букет с доставкой. Распишитесь вот здесь, – и посыльный протянул ей квитанцию.
   Спрятав документ в нагрудный карман, молодой человек вручил ей букет с голубым конвертом и тотчас направился к лифту.
   Тая вошла в номер, растерянно оглядывая его в поисках вазы, но ее нигде не было. Тогда она нажала кнопку вызова горничной – и вскоре букет красовался в стеклянной вазе на журнальном столике.
   Сев рядом с ним в кресло, она неспеша раскрыла конверт, достала исписанный некрупным, но чётким мужским почерком листок и стала читать:
   «Таисия, у вас очень необычное, редко встречающееся, но очень красивое имя, которое я с удовольствием пишу, обращаясь к вам. Мне нет прощения за моё резкое и несколько грубое поведение во время нашего знакомства, но я не теряю надежды получить его от вас. Я искренне каюсь и готов на все, чтобы вновь увидеться с вами.
   Я знаю, что вы доброй души человек, а потому не теряю веры в то, что вы примете мое приглашение на ужин в ресторан грузинской кухни на террасе отеля. Там я попробую загладить свою вину перед вами и уговорить вас продлить наше знакомство. Проявите милосердие к оступившемуся. Жду вас в девять часов вечера у входа в ресторан. Столик заказан и ждет нас. Герман».
   Тая радостно засмеялась и крепко прижала записку к груди. Только сейчас она позволила себе признаться, что с первого взгляда влюбилась в нового знакомого. Вспомнив, как была огорчена, уходя с пляжа, она несколько поумерила пыл радости от предстоящего свидания мыслями о том, а не ошибается ли она в очередной раз: ведь дважды она проходила горькие уроки собственных ошибок и зареклась больше не спешить с выводами и не идти на поводу новых чувств.
   Однако отказаться от встречи с Германом силы воли у нее все же не хватило, а потому она направилась прямиком к шкафу, чтобы определиться с нарядом на вечер.
   Перебирая имеющиеся наряды, Тая выбрала длинное платье в пол из лавандового шелка. Суженное в бёдрах и расширенное от колен вниз, платье превосходно выглядело на ее идеальной фигуре.
   Прозрачные вставки в виде очень нежного кружева на груди и спине вносили нотку изысканного искушения, нежности и женского обаяния. Из драгоценностей более всего подошли серьги, кольцо и браслет с жемчугом, имевшим легкий розовый оттенок.
   Достав туфли на высоких шпильках на тон светлее платья, Тая вызвала горничную и, заплатив ей за услугу, попросила хорошо отутюжить платье к восьми часам вечера. Сама же принялась придумывать себе прическу.
   Каждая новая укладка длинных прядей вносила в ее образ строгость и деловитость.
   Они явно не сочеталось с выбранным фасоном платья. За этим занятием ее и застала горничная, принесшая отутюженный вечерний наряд.
   – Извините, что нарушаю свои должностные обязанности, пытаясь дать совет клиентке нашего отеля, – осторожно произнесла она, – но, мне кажется, будут гармонично выглядеть с фасоном вашего платья просто распущенные волосы. Они у вас прекрасной длины и образуют чудесные локоны.
   Тая, ничего не сказав на услышанное, выпустила волосы из рук и проследила взглядом, как они красивыми волнами заструились по плечам.
   – Спасибо за совет, – сказала она, повернувшись лицом к горничной. – Я приму его. А платье можете повесть на дверь. Я вам больше ничего не должна?
   – Нет. Вы заплатили мне довольно щедро.
   – Тогда спасибо за помощь. Вы можете идти.
   Как только Тая осталась одна, она во второй раз отправилась в душ, освежилась, оберегая волосы, а затем занялась макияжем, ограничившись вечерним, но не слишком ярким. Посмотрев на часы, девушка открыла флакон духов Жадор Абсолю и нанесла их на запястья, сгибы локтей, ямку между ключицами и области за мочками ушей.
   Натянув на ноги чулки с ажурными резинками, она всунула ноги в туфли и принялась надевать платье. Изловчившись застегнуть на спине молнию, взялась за украшения. Когда последний локон волос был уложен на груди, Тая отошла от зеркала, находившегося в раздвижном шкафу, и осмотрела себя со всех сторон. Довольная улыбка осветила ее хорошенькое лицо.
   Протянув руку за клатчем, который она соблазнилась купить, когда увидела его лавандовый цвет, положила в него мини упаковку влажных салфеток, помаду, тональный крем и тушь для ресниц.
   – Вот как будто и все, – сказала девушка своему отражению в зеркале. – Пожелай мне удачи.
   Получив от него воздушный поцелуй, девушка, не пряча радостной улыбки, вышла из номера и направилась на террасу, где находился ресторан.
   Герман стоял у входа, часто поглядывая на часы. В его душе был раздрай: с одной стороны он надеялся, что Тая придет, а с другой – сомневался. И эта неопределенность прилично нервировала. Несмотря на то, что он ждал ее всего лишь пятнадцать минут, время, казалось, остановилось.
   Тая подходила к ресторану сбоку, а потому первой увидела Германа, пристально глядящего перед собой. Замедлив шаг и осторожно ступая на носочки туфель, чтобы не выдать себя стуком каблуков, она подошла к молодому человеку настолько близко, что, протянув руку, могла бы дотронуться до него. Но он был настолько сосредоточен на главной дорожке, что не заметил её.
   Постояв минуту рядом, Тая веселым голосом спросила:
   – Вы случайно не меня ждёте?
   От неожиданности Герман дернулся и резко повернулся на голос:
   – Конечно, вас. И долго вы стоите рядом и наблюдаете за бестолковым кавалером?
   – Я без часов, а потому не смогу точно ответить на ваш вопрос. А если приблизительно, то какое-то время.
   – Нет, я совсем потерял голову, – рассмеялся Герман. – Мало того, что не встретил, как положено, даму у ресторана, так еще и мариную ее у дверей.
   – Прошу, – сказал он и, распахнув дверь, указал рукой на ее проем.
   Когда они вошли в зал ресторана, Герман предложил Тае свою руку и повел к заказанному столику.
   – Вот и начинаются курортные приключения, – подумала она, незаметно поглядывая на своего поклонника.
   Ей было приятно вдыхать его парфюм, чувствовать его крепкую руку, ощущать рядом с собой его сильное, накачанное тело. Он вызывал в ней чувства, которые она желала испытать и боялась одновременно. Она боялась влюбиться в человека, с которым придется расстаться через девять дней и больше никогда увидеться.
   И что после этого? Очередная душевная боль и слёзы? Бессонные ночи из-за мучительных воспоминаний? Нужно ли ей это?
   Тая не знала ответа на этот вопрос, потому что не желала его знать. Она мечтала о любви, большой и сильной. Она хотела любить и быть любимой. Неужели это настолько много, что её судьба всегда обводила любовь стороной, чтобы она не встретилась с ней?
   Что ж, решила Тая, пусть я буду счастливой эти девять дней, чем проживу, не зная этого чувства и состояния. А потом буду греться в тепле воспоминаний о былом счастье. С таким настроем она села за стол, смело и открыто посмотрев в глаза Герману. Девушка без слов вручила ему себя – и он понял это.
   Взяв её руку в свою и не отводя от ее глаз пристального взгляда, он тихо сказал:
   – Обещаю: ты ни о чем не пожалеешь.
   Закрыв глаза, чтобы Герман не увидел в ее глазах предательски заблестевших слез, Тая слегка сжала его пальцы и прошептала:
   – Я тебе верю.
   Идя с Германом под руку, она увидела приближающегося к ним администратора. Поприветствовав их, он повел гостей ресторана к заказанному столику.
   С первых секунд они погрузились в теплую гостеприимную атмосферу Грузии благодаря тонкой игре цвета и тона. Основным цветом был глубокий винный и коричневый, к которым дизайнер удачно добавил терракотовый, бежевый и белый.
   Мягкий свет из медных подвесных светильников придавал ресторану уют. Несколько бра в таком же стиле освещали, по-видимому, главный элемент дизайна интерьера – шрифтовые композиции, выполненные мелом внутри рамок-молдингов, которые заменили картины и фотографии в рамках, обычно присущие декору подобных заведений.
   Ручная графика на меловых досках, без сомнения, была выполнена рукой профессионала, что не замедлила отметить Тая.
   – Правда, смотрится очень стильно и выигрышно? – спросила она у Германа.
   Тот проследил за взглядом девушки и согласился с ее мнением, добавив:
   – Особенно «Главные тосты грузинского застолья».
   Официант принес глиняный кувшин с Киндзмараули и, налив вино в глиняные пиалы, сказал:
   – Приветствуем вас на островке солнечной Грузии, где нет никакой излишней роскоши и пафоса, но где вас ждут гостеприимство, искреннее радушие, простое и непринужденное общение! Вино за счет заведения, так как вы посещаете нас впервые. Я подойду через десять минут, чтобы вы сделали заказ.
   И, положив перед каждым из них папки с меню, вежливо откланялся.
   Тая, пробежав взглядом предложенные блюда, сказала:
   – Учитывая то, что я вегетарианка, выбор у меня ограничен, а потому остановлюсь на блюдах, в которых нет мяса.
   – А я не могу без мяса, каюсь, – вздохнул шутливо Герман. – Это не повлияет на наши отношения?
   – Конечно, нет, – засмеялась Тая.
   Взяв бокал с вином, она подняла его и предложила выпить за знакомство.
   В ожидании официанта девушка осмотрела зал. Он был довольно вместительным, и, помимо столиков, в нем оставалось место, чтобы попеть и потанцевать.
   На эстраде уже располагались музыканты. Напротив неё сверкал собственной подсветкой бар, сбоку которого был оборудован мангал с вытяжкой, где на глазах посетителей готовили шашлыки, люля и каре.
   На каждом столе уже стояли наборы с приборами – вилками и ножами и высокие ажурные металлические вазы, в которых красовались колоски пшеницы. В напольных витиеватых медных вазах также вместо цветов стояли золотистые колосья.
   Когда подошел официант принимать заказ, Тая не удержалась и спросила, почему в дизайне ресторана отдано предпочтение пшеничным колосьям, а не цветам, как обычно.
   Тот улыбнулся и с явно выраженным акцентом, не скрывая удовольствия, объяснил:
   – В Грузии хлеб – один из символов гостеприимства, о чем хозяин ресторана намекает своим гостям даже через интерьер. Итак, что будете заказывать?
   Тая взяла меню и озвучила свой выбор:
   – Салат с лососем, рулетики из баклажанов и перца, фаршированные ореховой пастой и перец цицак, фаршированный имеретинским сыром, аджапсандали, скумбрия, запеченная с морковью, специями и орехами, а также глясе.
   – А у меня заказ будет более тяжеловесный, – сказал Герман. – Две бутылки лучшего вина на ваш выбор, чтобы гармонировало с выбранными блюдами, акекили, теплый салат с куриной печенью, обжаренной в беконе, с миксом салата, мясо по-грузински и шашлык из телятины. Ещё черный кофе без сахара.
   Официант долил в их пиалы еще вина и предупредил, что заказ будет выполнен в течение получаса. Уходя, он торжественно произнес:
   – Девиз нашего ресторана – сытно накормить в красивой и душевной обстановке, дать понять гостям, что они желанные и долгожданные!
   После того, как он ушел, Тая не сдержалась и прыснула, удерживая смех:
   – Впервые встречаю в ресторане такой вышколенный персонал, цитирующий девизы. Остается убедиться еще в том, что и поданные нам блюда будут ему соответствовать.
   Герман улыбнулся и взял Таю за кончики пальцев, разглядывая их.
   – У тебя красивая узкая рука с длинными изящными пальцами. Можно на «ты»?
   – Конечно.
   – Длинный маникюр не носишь?
   – Нет. Люблю, чтобы все выглядело естественно и удобно.
   – А кто ты по специальности?
   – Аудитор. А где служишь ты?
   – В ССО.
   – Расшифруй, пожалуйста. Я никогда не слышала о таком роде войск.
   – Это аббревиатура Сил специальных операций. Элитный отряд.
   – Ты спецназовец? – переспросила Тая, побледнев.
   – Да. Только не вздумай падать в обморок. Служба как служба. О ней больше баек ходит, чем она того заслуживает.
   – А какое учебное заведение ты окончил?
   – Высшее воздушно-десантное училище.
   – Сам выбрал себе такую специальность?
   – Естественно. Это был сознательный выбор.
   – А как родители?
   – К счастью, они ничего не знают. Иначе спать перестали бы. Что касается брата, он не понимает меня, но на ушах не висит. Впрочем, это не тема для ужина. У нас есть еще пятнадцать минут, чтобы потанцевать до того, как подадут заказанные блюда. Я могу тебя пригласить?
   – Конечно, – сказала Тая, поднимаясь из-за стола и принимая руку Германа.
   Пока они шли на танцпол под медленную мелодию, солист объявил:
   – «Капли дождя», песня о любви.
   У певца был приятный баритон, которым он передал грусть потерянного чувства, хотя о нём он пел на грузинском языке. Тая чувствовала себя уютно в объятиях Германа, слегка покачиваясь под звуки песни.
   – Надеюсь, ты не затосковала о былой любви? – спросил он у неё шепотом.
   – Может быть, чуть-чуть. Что-то в этой мелодии цепляет за душу.
   – Никогда не возвращайся в прошлое. Оно убивает твое настоящее. Горькие воспоминания бессмысленны, они лишь забирают твое драгоценное время. Прошлого не вернуть, а будущее может не начаться, – продолжил Герман, прижав девушку к своей груди.
   – Ты философ? – засмеялась Тая.
   – Нет, спецназовец. А это цитата из «Мастера и Маргариты» Булгакова. Обожаю этот роман.
   – А я дважды пыталась его читать, но так и не одолела. Не разочаровала?
   – Мы найдем другую тему для обсуждения.
   – Человек без претензий? Приятно.
   – С претензиями, но разумными.
   – Вдвойне приятно это слышать, – сказала Тая, прикоснувшись, словно перышком, к его щеке губами.
   Герман непроизвольно вздрогнул и внимательно посмотрел на девушку.
   – Не заостряй внимания на том, что не важно, – услышал он в ответ. – Официант явился с частью нашего заказа. Нам не пора ужинать?
   Больше не сказав друг другу ни слова, они направились к своему столу. Герман помог Тае сесть и обвёл его взглядом. На нём уже стояли салаты, холодные закуски и две бутылки вина – Гранд Резерв Саперави Асканели и Хихви.
   Официант показал по очереди бутылки с вином Герману. Затем, откупорив их, подал ему пробки, чтобы тот убедился, что вино не заражено «пробковой болезнью». Получив одобрение клиента, он налил в его бокал немного красного вина.
   Герман внимательно посмотрел на него на фоне контрастной белой скатерти. Потом взял бокал за ножку и поднёс к носу, вдохнув первичный аромат вина. Вслед за этим раскачал бокал и «очертил» круг вином, опять вдохнув его аромат, и только потом попробовал, в заключение кивнув официанту.
   Затем подобный ритуал был проделан с белым вином, после чего Герман спросил у Таи, какое вино ей налить.
   – Красное, – ответила она, с улыбкой наблюдая за своим новым знакомым.
   Как только официант их обслужил и ушел, Герман спросил:
   – Почему ты улыбаешься?
   – В сцене с винами ты вел себя как аристократ, который является знатоком ресторанного этикета. Я впервые наблюдала подобную сцену – и мне понравилось.
   Герман искренне рассмеялся.
   – Наверное, это у меня в крови: ведь я потомок дворянского рода. Но родился и вырос в такой стране, где это старались утаивать от других. Однако несмотря на это, я не аристократ, хотя толк в винах знаю, особенно грузинских.
   – А почему именно грузинских?
   – Я родился и вырос в Грузии. Мои родители только после распада СССР переехали в Белокуриху, где отцу по наследству остался довольно добротный дом от родителей. Так что, продав квартиру в Батуми по бросовой цене, они оказались в глубинке России, но не жалеют о принятом решении, поскольку этот небольшой городок является бальнеологическим курортом, центром восстановительной медицины.
   Поскольку здесь оказалось очень много санаториев, родителям не пришлось долго искать себе работу.
   – Они у тебя врачи? – спросила Тая.
   – Угадала. Отец – травматолог, а мама – терапевт.
   – Я слышала об этой здравнице много хорошего. Даже как-то возникала мысль съездить туда в отпуск, но в действие она не превратилась. Даже не знаю, почему. Наверное, привычка отдыхать на море победила.
   Как только они закончили с салатами и холодными закусками, официант сделал смену блюд и принёс горячие закуски. Их ели уже медленнее, наслаждаясь вином и разговором.
   После того, как были съедены горячие блюда, Тая заметила, как на веранде освободился столик и тотчас обратилась к Герману:
   – Ты не сможешь поговорить с администратором, чтобы нам позволили занять столик на веранде?
   Герман обернулся и, увидев, как молодая пара направилась к выходу из ресторана, подал знак официанту, чтобы он подошел к ним, и попросил пригласить к их столику администратора. Через несколько минут к ним подошел мужчина с седыми висками, который встречал их у входа в ресторан.
   Выслушав просьбу клиентов, он заверил их, что через пять минут они смогут занять освободившийся столик на веранде. Вскоре Тая и Герман уже сидели на белоснежной веранде, с трех сторон украшенной виноградными лозами.
   Резная мебель наполнила летнюю площадку дополнительным колоритом, как и наборы восковых светодиодных свечей, стоявших на каждом столе на специальной ажурной медной подставке под старину.
   Тае принесли скумбрию, запеченную с морковью, специями и орехами, а Герману – шашлык на шампуре. Заканчивалась вторая бутылка вина, и Герман хотел заказать еще одну, но Тая остановила его, показав на почти полный кувшин киндзмараули.
   Когда они уже закончили трапезу, официант предложил насладиться вином из квеври – керамических изделий без ручек, из которого в Грузии принято пить вино.
   Молодые люди согласились – и их вечер продолжился под тихий шум прибоя, солоноватый бриз, наполнивший воздух, ароматный вкус кисло-сладкого вина и приятной беседы.
   Когда кувшин опустел, Герман попросил официанта принести кофе и глясе. Было далеко за полночь. Он расплатился за ужин и предложил Тае прогуляться по центральной набережной, до которой было пять минут ходу. Девушка согласилась, и они, взявшись за руки, пошли вдоль Черного моря по выложенной плиткой длинной пешеходной улице, которую прозвали в народе Променад.
   Недалеко от Морского вокзала остановились возле скульптур героев советской комедии «Бриллиантовая рука», где была снята популярная сцена покупки лотерейных билетов. По памяти, весело смеясь, стали поочередно вспоминать из фильма фразы, ставшие знаменитыми и популярными.

Глава 2

   Однако ночь не может длиться вечно… Какой бы бесконечной она ни казалась, какой бы тёмной ни
   была, за ней всегда следует рассвет нового дня. Молодые люди тоже заметили его приход.
   – Смотри! – воскликнула Тая. – Сумерки прямо на глазах расступаются и уже виднеется зарево, но солнце еще не появилось, создавая ощущение предвосхищения. Чувствуешь, как за несколько мгновений до восхода вся природа внезапно затихла? Слышен только шум волн, ласково лижущих берег…
   Герман обнял девушку за плечи и прижал к себе, любуясь ее одухотворенным лицом, а потом посмотрел на морскую гладь, которую медленно начал озарять солнечный свет. Переливающаяся дорожка устремилась к солнцу, лениво встававшему из моря. Маленький кусочек красноватого диска показался из-за горизонта – и его лучи заскользили по бескрайней водной глади, придавая ей волшебный оранжевый оттенок.
   Обнявшись, они стояли и смотрели, как постепенно небо становится всё светлее, а солнце поднимается выше, оторвавшись от воды. Перед ними открывалось невероятно красивое и очень завораживающее зрелище.
   – Вот и наступил еще один прекрасный день, – тихо сказала Тая, положив голову Герману на плечо.
   – Да, солнце дарит всему новую жизнь… и нам тоже.
   – Нам? – переспросила Тая и, оторвав голову от плеча, посмотрела Герману в лицо, чтобы увидеть его выражение.
   – Именно нам. За сегодняшним рассветом последуют другие. Одни из них мы встретим вместе, другие по отдельности, но даже в разлуке мы будем знать, что это наши рассветы, на которые мы смотрим с разных мест, но думая друг о друге.
   Тая замерла, затаив дыхание. Неужели у их встречи будет продолжение? От этой мысли сладко закружилась голова – и она пошатнулась.
   Герман удержал ее за талию и озабоченно спросил:
   – Тебе плохо? Давай присядем на лавочку, – и, подхватив девушку под колени, направился с ней к недалеко стоявшей скамейке.
   – Не волнуйся. Я чувствую себя хорошо. И я бы даже сказала, что немного счастливой.
   – Но ты ведь пошатнулась, – не согласился Герман.
   – Просто ноги устали столько часов стоять на высоких каблуках.
   – Тогда сними их, – посоветовал Герман. – Набережную каждый вечер тщательно моют, так что можешь спокойно пройти по ней до гостиницы босяком.
   – Неудобно как-то сверкать голыми пятками из-под длинного вечернего платья.
   – А они у тебя не голые, а в чулках, значит, все в рамках приличия.
   – Да, Герман. Уговаривать ты умеешь, – засмеялась Тая, снимая туфли, которые он сразу же взял в руку.
   – Давай обращаться друг другу неофициально: ты меня будешь называть Герой, а я тебя Таей.
   – Заметано, – выкрикнула девушка и побежала вперед.
   Но Герман быстро догнал ее и схватил на руки.
   – Мне так приятно чувствовать тебя в своих руках. Так бы и нес до края света.
   – Для начала донеси до гостиницы, – весело промурлыкала девушка ему на ухо.
   – Ты сомневаешься в моей силе?
   – Ни в коем случае. Я просто пошутила.
   Недолго думая, Герман закинул Таю себе за плечо и уверенной походкой пошел к гостинице. Проводив её до самого номера, он подождал, пока она откроет дверь и, притянув к себе, припал к ее губам в крепком поцелуе.
   Когда он закончился, девушка словно сквозь сон услышала:
   – Прости за вольность, но я весь вечер мечтал поцеловать тебя. Ты не обиделась?
   – Обижусь, если ты не поцелуешь меня еще раз.
   Герман схватил ее лицо руками и стал страстно осыпать поцелуями, которые перешли на шею, исторгнув из груди Таи протяжный стон, а затем его губы вернулись к ее приоткрытому рту, в который смело ворвался его язык, затеяв сладостную игру с ее языком.
   Тая почувствовала, что ноги отказались ее держать, и она повисла на Германе, обвив его шею руками. Сколько они целовались, не говоря друг другу ни слова, она не знала. И сколько бы это продолжалось, тоже. Но вот в соседнем номере открылась дверь – и из нее вышли мужчина и женщина лет пятидесяти.
   – Проходя мимо них, женщина не удержалась и сказала:
   – Общий коридор не место для интимных ласк. Нужно быть поскромнее.
   Герман что-то хотел ей ответить, но Тая прикрыла ему рот рукой и, чмокнув в нос, скрылась за дверью, щелчок которой прозвучал довольно-таки красноречиво.
   Не став стучаться к девушке, молодой человек направился к лифту, не борясь с глупо-счастливой улыбкой на своем лице.
   Завтрак пропустили из-за бессонной ночи. Отсыпались. Встретись во время обеда. Выбрав предложенную фуршетом еду, сели за один столик. Разговор не клеился. Они просто смотрели друг на друга и улыбались.
   Если бы Таю спросили, что она ела, вряд ли вспомнила: в памяти не осталось ни вкуса, ни запаха. Она просто жевала, наслаждаясь видом мужественного, истинно мужского лица, на котором темно-карие глаза излучали нежность, обволакивая её тело.
   После обеда они, не сговариваясь, взялись за руки и вышли из столовой. Как она оказалась в номере Германа, Тая так и не поняла. Всё происходило настолько естественно и быстро, что места стеснению в душе не осталось.
   Герман раздевал ее медленно: сначала стянул футболку, затем шорты. Девушка стояла перед ним в одном нижнем голубом белье с упавшими на спину тяжелыми волосами. Разложив их локоны по плечам, он отошел на пару метров и с наслаждением стал рассматривать свою наяду.
   – Ты прекрасна, – прошептал мужчина, не сводя взгляда с плавных изгибов ее тела.
   Затем взгляд его остановился на упругих грудях, прикрытых кружевным бюстгалтером.
   – Сними его, – прошептал он, не скрывая страсти в голосе.
   Тая, словно завороженная, расстегнула застежку. Бретельки скользнули по рукам – и лифчик упал к её ногам. Герман в одно мгновение оказался рядом и, подняв девушку на руки, понёс к кровати. Бережно уложив её на матрас, припал в сладком поцелуе к заманчиво торчащему соску.
   Девушка выгнулась в сладкой истоме, пробежавшей по ее телу, затем протянула руки и коснулась его плеч. Их лица стали сближаться медленно, напряженно и чутко. Наконец осторожно и нежно соприкоснулись губы, словно боясь спугнуть волшебство момента.
   Каждая клеточка их тел пылала страстью, чувственные ощущения держали обоих в эмоциональном напряжении и томительном ожидании.
   В открытое окно в комнату поступал прохладный морской бриз, раздувая в разные стороны лёгкие занавески на окнах. Воздух был наполнен свежестью, которая, обвевая разгоряченную кожу, заставляла мысли трепетать в предвкушении близости.
   – Герман, – еле слышно от неконтролируемого возбуждения протянула Тая, кусая нижнюю губу. – Я скоро сойду с ума от чувств, которые переполняют меня. Они сродни сладкому плену.
   – Потерпи, милая. Не стоит спешить с наслаждением. Давай продлим его ожиданием чуда, которое свершится, когда мы сольемся в единое целое.
   Растворяясь в его ласках, Тая неожиданно поймала себя на мысли, что ей хочется всегда чувствовать рядом его сильное тело, слышать его голос, ощущать прикосновение его жарких губ к своей коже. Всегда быть лишь с ним одним, произнося, словно в бреду, его удивительно красивое имя, потому что другие мужские имена – чужие. Он, он и только он ей нужен. Она прикрыла глаза, глядя на его до боли желанные губы. Почему он медлит, замерев над ней?
   Его глаза напоминали черный омут, в котором скрыта сдерживаемая страсть, но их дикий блеск выдавал его состояние. Тогда почему он пожирает ее взглядом, не предпринимая никаких действий? Ведь он хочет её! Она чувствовала это всеми фибрами своей души.
   Тая не выдержала томительного ожидания и, вытянувшись чуть вперёд, коснулась его лица руками.
   Затем поцеловала нежно, чувственно и медленно. Герман ответил жарким поцелуем, который зажег огонь в её крови – и в их сердцах тотчас вспыхнула безудержная страсть. Мир перестал существовать для них.
   Она, продолжая ласкать грудь и плечи желанного мужчины, потянула его на себя. Он покорно последовал за её желаниями, ощущая дрожь в вытянувшемся под ним женском теле. Тая уже совсем близко притянула его к себе, оплетя шею руками и углубляя свой поцелуй, который позволил им чувствовать друг друга без остатка.
   Несколько минут спустя Герман приподнялся, с жадностью мучимого жаждой путника разглядывая упругую грудь, впалый живот, на котором он почувствовал полусогнутыми пальцами маленькую выемку, и невольно задержал взгляд на голубой шелковой полоске трусиков.
   – Делай со мной, что хочешь, – услышал он и поднял глаза. – Да, я разрешаю тебе всё.
   Ничего более не уточняя, он запустил руку под трусики и с силой рванул. Через несколько секунд голубой лоскуток плавно приземлился на пол, а Герман, широко раздвинув ноги девушки, припал к ее нежному естеству, исторгнув из ее груди чувственный стон.
   Оторвавшись от средоточия ее наслаждения, он быстро скинул с себя одежду и, убедившись, что Тая готова принять его, скользнул в ее влажное лоно. Накопившееся напряжение требовало высвобождения, и Герман, увеличивая темп, тихо произнес:
   – Извини, но я сейчас не могу быть нежным. Обещаю, что исправлюсь в следующий раз.
   – Я и не требую от тебя этого, – ответила Тая, подстраиваясь под его неистовый ритм.
   Они кончили одновременно, и его вырвавшийся из груди рык потерялся в громком стоне своей возлюбленной.
   Герман лег на спину, тяжело дыша. Положив руку на подушку Таи, он сказал:
   – Иди ко мне, малышка.
   Она не заставила себя ждать и прижалась к нему, положив голову на грудь, которая еще не отошла от бешеного темпа, то опускаясь, то поднимаясь под неровное дыхание. Девушка молча слушала быстрое биение его сердца, испытывая удивительный покой.
   – Надеюсь, ты не вскочишь и не уйдешь к себе?
   – Нет. Мне хорошо здесь. С тобой, – ответила, улыбаясь, Тая. – Я никуда не испарюсь и не оставлю тебя одного, тем более что ты пообещал мне во второй раз удивить меня своей нежностью.
   Герман расхохотался, а потом, приподняв ее голову, стал целовать лицо.
   – А ты, оказывается, ненасытная озорница.
   – Да, водится за мной такой грешок, – шутливо вздохнула Тая.
   Не став более ждать, он наклонился над девушкой и стал сводить ее с ума поцелуями, начав с мочек ушей и медленно продвигаясь по шее к груди, которая отвердела в ожидании ласк. Наконец его губы добрались до торчащих сосков и стали втягивать их по очереди, чередуя легкие прикусывания с полизываем.
   Тая стала извиваться, моля:
   – Ещё! Ещё! Ещё!
   Не в силах переносить эту чувственную пытку, она закричала:
   – Возьми меня!
   Но Герман не спешил. Он взял свой вставший твердый член в руку и стал водить по покрасневшим и вспухшим соскам, потом зажал его ее грудями и стал ритмично двигаться. Не выдержав, Тая приподняла голову, подставив открытый рот и пытаясь ухватить головку члена губами, но он не позволил ей этого, продолжая мучительную пытку.
   Девушка судорожно всхлипнула, и тогда Герман вложил ей между губ свой член. Она стала неистово сосать его, истекая собственным соком. Видя ее состояние, Герман ввел ей во влагалище два пальца, потирая клитор подушечкой третьего.
   Тая закричала, бурно кончая, и тогда он, вонзившись в неё, свел обе груди вместе, и, всосав в себя сразу оба соска, излился сам.
   Некоторое время они лежали, словно в забытьи, медленно приходя в себя.
   – Что это было? – наконец спросила девушка. – Я потеряла сознание?
   – Наверное. Как и я. Со мной такое впервые, – с трудом проговорил Герман. – Ты ведьма. Такого чувственного наслаждения я не испытывал ни разу в жизни. Даже не предполагал, что от него можно отключиться и попасть в края обетованные.
   – И я не испытывала ничего подобного, – прошептала Тая, прижимаясь к любовнику. – Может, повторим?
   – Угомонись, озорница. Мне надо набраться сил.
   – Не хочу, – с этими словами она оседлала Германа и стала его изощренно ласкать.
   Он быстро пришел в боевую готовность и позволил девушке делать с ним, что она пожелает. Вскоре она довела его до такого состояния, что он стал умолять ее сесть на его член. Наконец она выпустила его из своего рта и ввела в средоточие своей женственности. Медленно опускаясь и поднимаясь, она давала ему поочередно сосать свою грудь, а потом, попросив сильно сжать ее соски, начала бешенную скачку.
   И опять они кончили вместе, слившись в поцелуе и сотрясаясь от волн наслаждения, пробегавшим по их телам.
   – Всё же ты ведьма, – сказал некоторое время спустя Герман. – Ты понимаешь, что со мной делаешь?
   – То же, что и ты со мной, – пробормотала Тая, погружаясь в сон.
   Они проснулись в объятиях друг друга мокрые от пота. Не спас даже прохладный морской ветерок.
   – Я под душ, – сказала девушка, быстро вскочив с кровати.
   Когда Герман подошел к двери ванной комнаты, она оказалась закрытой.
   – Ты что это творишь, плутовка! – возопил он. – Впусти меня к себе.
   – Нет. Только после меня, сэр, иначе сегодня мы в море даже не окунемся. Уже вечер, а мы из гостиницы не выходили.
   – Если быть точной, то из моего номера.
   – К тому же я есть хочу. Причем, не что– нибудь, а пиццу «Четыре сыра» и кока-колу.
   – Это вредная еда, – заявил Герман.
   – Ты можешь ее не есть. Мне больше достанется.
   – Какая же ты упрямица!
   – Да, я такая. Или привыкай, или найди себе покладистую.
   – Не разбрасывайся такими парнями, как я. Я в своем роде самородок. Потеряешь -пожалеешь.
   – Ты это серьезно? – удивленно спросила Тая, высунув голову за дверь.
   – Шучу. А если честно, то я золото высшей пробы и готов отдаться в твои изящные руки.
   Тая вышла из ванной комнаты, надев на себя банный халат. Пособирав свои вещи, быстро оделась, вернув халат на место и крикнула стоящему под душем Герману:
   – Я пошла к себе. Переоденусь и буду ждать тебя. А ты пока думай, где накормишь меня пиццей.
   Пересмотрев все свои вещи в шкафу, Тая остановилась на тонком трикотажном платье с абстрактным рисунком на бирюзовом фоне. Возможно, оно было слишком ярким, но ведь она на отдыхе и может позволить себе поэкспериментировать с красками. Порывшись в шкатулке, достала не менее яркие бусы, а из шкафа – канареечного цвета босоножки-римлянки, которые гармонировали с неправильными треугольниками такого же цвета на платье.
   Распустив волосы и нанеся легкий макияж, девушка еще некоторое время покрутилась перед зеркалом, любуясь собой, пока не услышала стук в дверь.
   – Открыто. Входи, – крикнула она, направляясь к Герману.
   Он изумленно застыл, бесцеремонно рассматривая ее с головы до ног, а потом восторженно выдохнул:
   – Богиня! Мне, наверное, надо будет идти сзади тебя, как и полагается слуге.
   – Не пори чушь. Это с тебя женщины глаз не сводят, в чем я убедилась вчера в ресторане.
   – Э, нет… Не преувеличивай. Что-то я ничего такого не заметил.
   – И замечательно, иначе я бы просто встала и ушла.
   – Давай не о вчерашнем, а о сегодняшнем. Я узнал, где пекут вкусную пиццу и горю желанием угостить тебя ею.
   – Тогда почему мы до сих пор здесь?
   Тая подошла к Герману, взяла его под руку и повела к выходу из номера.
   Пиццерия находилась на центральной набережной и была излюбленным местом для отдыхающих.
   Небольшая, но очень уютная, она была оформлена в итальянском деревенском стиле. Деревяные столы и лавки были сделаны из натурального дерева, на окнах висели ситцевые шторы, а на каждом столе стояли вазочки с живыми цветами.
   Заказав себе самую большую пиццу и полуторалитровую бутылку кока-колы, они сели за столик у отрытого окна и долго смотрели друг на друга, не произнеся ни слова.
   – Мне было хорошо с тобой. Как никогда и ни с кем, – наконец произнес Герман и, взяв руку девушки, нежно погладил ее пальцы.
   – Мне тоже. Наша близость была для меня приятным откровением. Но ведь это ничего не значит во время курортного романа. Через восемь дней ты уедешь – и мы навсегда расстанемся, сохранив в памяти приятные воспоминания.
   – Не хочу ничего загадывать, малышка. Зачем начинать печалиться о разлуке, когда мы рядом. Давай наслаждаться каждым часом, проведенным вместе, не думая о том, что время неумолимо отсчитывает дни. Мы не знаем, что нас ждет завтра, а уж через восемь дней – и подавно. Поэтому улыбнись в предвкушении вкусной пиццы, которую уже несут нам.
   Налив в стаканы кока-колы, Герман предложил Тае первой отведать итальянское блюдо, которое продолжало источать жар печки.
   Положив два кусочка пиццы на ее тарелку, Герман подпер кулаком щеку и с улыбкой смотрел на девушку, которая никак не могла откусить от одной из них горячий кончик, чтобы вынести свою оценку. Наконец один из кусков пиццы все же был съеден, и по довольному выражению лица Таи он понял, что пицца вкусная. Недолго думая, Герман положил на свою тарелку несколько кусков и приступил к еде.
   Когда ужин закончился, на небе появились первые звезды. Погуляв по набережной, они сели в беседку. Герман обнял девушку за плечи и прижал к себе.
   – Ну что? Устроим вечер откровений? – спросил он, целуя ее в волосы.
   – Зачем? – удивилась Тая. – Наше знакомство временно, будущего у нас нет, а потому не стоит осмысливать прошлое, чтобы убедиться, что в нем нет ничего такого, что помешало бы нашему общему завтра.
   – Не будь столь уверенной в своих выводах. Они могут быть неправильны. Мне интуиция подсказывает, что наша встреча не случайна. А она меня никогда еще не подводила. Ты для меня значительно больше, чем случайная знакомая. Я пока не могу объяснить, какие чувства к тебе испытываю, но они глубже, чем предполагает ситуация и правила курортного романа.
   Сердце у Таи радостно забилось, а в душе вспыхнула надежда на продолжение их отношений, а там жизнь покажет, к чему они в итоге придут.
   – А знаешь, – озорно подмигнула она, – я принимаю твое предложение. Интересно узнать, скольким девушкам ты заморочил головы. Моя история, думаю, будет поскромнее. Чтобы определить, кто начнет откровенничать первым, бросим пальцы. Четное число – ты, а нечетное – я. Но есть одно условие: откровенничать – так откровенничать, ничего не утаивая и не приукрашивая свое участие в событиях. Принимается?
   – Стопудово.
   – Молодежного сленга не люблю, но ответ засчитывается. Итак, на счет три выбрасываем пальцы.
   Число оказалось нечетным, поэтому Тая тяжело вздохнула и несколько минут сосредоточенно о чем-то думала. Герман ждал, не произнеся ни слова. Наконец девушка начала свое нелегкое повествование.
   – Я не открою Америки, если скажу, что миром правит любовь. Наверное, именно по этой причине каждый человек ждёт любви, бросается в ее омут с головой, открыв свою душу.
   Тая на миг замолчала, а потом продолжила:
   Только любовь часто не приносит счастья и душевного спокойствия. И несмотря на это, человек всё равно любит и хочет быть любимым.
   Исходя из личного опыта, могу сказать, что любовь – это недуг, поражающий душу и сердце и способный сломать человеческие судьбы. Особенно, если она всепоглощающая страсть без остатка, которая настигает в юности. Что и говорить, юность всегда неопытна и прекрасна в своей эмоциональности, но как часто она бывает обманута!
   Я училась в школе на «отлично», легко и без особых усилий. Казалось, что золотая медаль у меня уже в кармане, хотя предстояло еще полгода учебы. Во время зимних каникул мне исполнилось восемнадцать, но я не имела никакого социального опыта, поскольку у меня была очень правильная и строгая семья. Впрочем, она есть до сих пор, только связи с ней у меня разорваны. Правда, с днями рождения поздравляю родителей SMSками.
   В те годы я была под постоянным контролем и должна была возвращаться домой в строго указанное время по школьному расписанию. Подруг у меня не было, так как они, по мнению родителей, могли сбить с пути истинного и повлиять на мою учебу. Дискотеки? Упаси бог меня от такого дьявольского соблазна! Никаких левых знакомств и развлечений. О мальчиках вообще в нашем доме речь не велась. О них думать мне было запрещено. Словом, моя жизнь в то время напоминала мне жизнь монахини.
   Однако все эти запреты, установки и правила были сильны и влияли на меня до тех пор, пока я не узнала, что такое любовь. Во втором полугодии одиннадцатого класса я неожиданно влюбилась в него…
   Наша учительница истории ушла в отпуск по рождению и уходу за ребенком, а вместо нее в наш класс пришел новый учитель. Как это обычно бывает, девчонки сразу же узнали, что ему двадцать четыре года, что он приехал из Ставрополья в столицу в поисках счастья.
   Артур был красив. Высокий, стройный, с ухоженными руками… Когда он брал мел в свои длинные изящные пальцы и писал на доске, я не могла отвести от них глаз.
   Я постоянно ловила себя на том, что рассматриваю его смуглое лицо с большими черными глазами и легкой горбинкой на переносице, его тонкие губы и ровные зубы, которые сверкали удивительной белизной, когда он улыбался.
   Наверное, ты понимаешь, к чему я веду. Да, я неожиданно для самой себя влюбилась. Настолько сильно, что мечтала о нем ночи напролет и ни о чем не думала, кроме уроков истории, на которых я снова увижу его. Мои чувства к нему были сродни помешательству рассудка.
   Он жил в однокомнатной квартире своего приятеля, который уехал на три года в Германию по рабочей визе. Дом находился недалеко от моего, а потому я с нетерпением ждала у окна своей комнаты, когда он будет идти домой.
   Как-то само собой произошло, что однажды мы возвращались из школы вместе. Он завел разговор первым, поскольку я была ни жива, ни мертва, находясь рядом с ним, и постепенно меня разговорил. Впервые со мной разговаривали как с равной. Артур очень много шутил, рассказывал смешные истории – и я попала в водоворот чувств, из которого не было спасения.
   Только два раза в неделю мы могли уходить из школы вместе. Правда, я ждала его в соседнем переулке. Мы не договаривались об этом: все происходило само собой.
   Однажды он сказал, что я красивая и у меня замечательная фигура. Это был первый мужской комплимент в моей жизни. Я, конечно, вежливо, отмахнулась от него, но дома разделась до гола и стала перед зеркалом, пристально рассматривая себя.
   Личико у меня действительно было симпатичным, но вот фигура… Моя худоба не казалась мне привлекательной, только ноги были достойны похвалы – длинные, ровные и стройные.
   – Неужели я понравилась Артуру и он не видит моих недостатков? – эта мысль не давала мне покоя, возбуждая и наполняя радостью.
   И я стала кокетничать с ним, хотя ранее совсем не умела этого делать. Наверное, кокетство заложено в генах любой женщины. В последний день перед весенними каникулами он пригласил меня зайти к нему в гости. Я долго колебалась, но потом согласилась. Не могла не согласиться.
   Заскочив домой, быстро приняла душ, переоделась и, захватив с собой мобильник, пошла к нему, зная, что у меня в запасе четыре часа времени, пока вернется с работы мама. Он ждал меня. И, как только я переступила порог, схватил в объятия и стал целовать. Я совсем потеряла голову. Не образно, а по факту, поскольку она у меня очень кружилась. Как я оказалась на кровати, не помню. Его изощренные ласки лишили меня рассудка.
   Я словно во сне воспринимала все, что происходило со мной: как он раздевал меня, потом целовал мое тело, как обнажился сам… Я впервые познала столь острую чувственность и оказалась совершенно бессильна остановить то, что происходило со мной.
   Артур расплел мою косу и распустил волосы, прикрыв ими грудь.
   – Ты идеальна, – шептал он мне. – Я сгораю от страсти овладеть тобой, чтобы ты навсегда принадлежала только мне.
   Его слова, будто живительный бальзам, проникали в каждую клеточку моего тела, которое тянулось к нему.
   – И ты меня хочешь, моя красавица. Я утолю твою жажду и вознесу в рай. Ты хочешь этого?
   Я, не в силах бороться с охватившим меня желанием, только кивнула головой. И тогда он стал играть с моими сосками и клитором. Я извивалась на кровати, моля утолить то, чему названия я не знала.
   – У тебя был кто-то до меня?
   – Нет, – тихо сказала я, чувствуя, как мое лицо заливает румянец смущения, поскольку я никогда ни с кем не разговаривала на подобные темы.
   – Ты действительно совершеннолетняя? – донеслось до моего слуха.
   Получив подтверждение, Артур прошептал мне на ухо:
   – Сейчас, принцесса, тебе будет немного больно, а потом я вознесу тебя на вершину неземного наслаждения.
   Он лег на меня, опершись на локти и приказал:
   – Не закрывай глаза. Смотри на меня и не смей отворачиваться. Я должен видеть твое лицо и глаза, когда лишу тебя девственности.
   Я открыла глаза – и наши взгляды встретились. И в этот миг он резко вошел в меня. Боль была настолько острой, что я закричала.
   – Остановись! – закричала я, пытаясь избавиться от него.
   – Не елозь подо мной, – сердито произнес он, производя движения, от которых у меня из глаз полились слезы, но вырываться перестала.
   – Кричи, милая, кричи, – говорил он, входя и выходя из меня. – Так тебе легче будет переносить боль. Она скоро пройдет.
   И действительно – боль внезапно прошла совершенно и внутри меня стало скапливаться нечто, требующее освобождения. Я была слишком неопытна, чтобы понимать, что со мной происходило.
   Артур продолжал двигаться всё энергичнее и властней. Его горячее мужское дыхание на ухо, сильные руки и скульптурный торс, блестящий от пота, возбудили меня снова, и уже вместе с ним я взорвалась от оргазма.
   – А ты страстная штучка, – сказал мне Артур после того, как пришел в себя.
   Я тогда не оскорбилась на столь сомнительный комплимент, а восприняла, как похвалу, и гордилась собой, что получила её от такого взрослого мужчины. А именно таковым он мне и казался в мои годы.
   Почему об этом своем первом интимном опыте рассказываю так подробно? Чтобы ты понял, почему я попала в зависимость от него.
   Я приходила к нему на квартиру почти каждый день и была счастлива без меры. Он говорил мне много ласковых и нежных слов, называл богиней и королевой своего сердца, баловал моими любимыми в то время конфетами «Рафаэлло» и другими сладостями. Мне было хорошо с ним, как ни с кем другим. В такой идиллии прошло два месяца.

Глава 3

   Наконец прозвенел последний звонок и наступила пора экзаменов. Ответственная пора, требовавшая усилий. Но меня стало по утрам нещадно тошнить, голова кружилась и в глазах темнело.
   Завтракать не было сил, так как любые запахи, даже чайной заварки, вызывали спазмы.
   Я каждый раз мчалась в туалет, где под шум воды из крана рвала над унитазом.
   Так как мама, готовя завтрак, всегда громко включала музыку, мои мучения остались вне ее внимания. Правда, она заметила мою бледность, но я объяснила ее тем, что очень волнуюсь, чтобы сдать все экзамены на отлично. Мой ответ ее удовлетворил.
   – А как же Артур? Ты сказала ему, что беременна? – не удержался от вопроса Герман.
   – Нет. Я боялась, что он бросит меня, как и делать первый аборт, если он настоит. Я продолжала приходить к нему на квартиру, пока тошнота совсем не одолела меня. Из-за неё мы не виделись с ним две недели. Он пытался в школе выяснить, что происходит, но я избегала его. Назойливо звонил, но я заблокировала его номер, хотя мое сердце стремилось к нему, а по ночам я безутешно плакала, тоскуя о нем.
   Под конец экзаменов тошнота внезапно прошла. Обрадовавшись, я, однажды увидев со своего окна, что Артур пошел домой, через полчаса позвонила в его дверь. Увидев меня, он сначала оторопел, а потом, схватив за руку, втащил в прихожую.
   – Почему ты избегала меня и не отвечала на звонки? – заорал он, тряся меня за плечи.
   Я, чуть не заикаясь от страха, промямлила, что не было времени, так как нужно было тщательно готовиться к экзаменам, поскольку мне нужна была золотая медаль.
   Не дослушав меня, Артур стал срывать с меня одежду и взял прямо на полу в прихожей. Накал наших страстей был настолько сильным, что мы не соображали, что делали. Мои родители уехали к родственникам на пару дней, и я осталась у Артура.
   Мы занимались любовью без остановки – и на второй день окончательно выдохлись. Я несколько раз пыталась сказать Артуру, что беременна, но так и не смогла. Потом у него начался отпуск – и он уехал к родителям.
   Я ужасно тосковала по нему. Думала, что в разлуке с ним сойду с ума. Он звонил редко, а мне ему звонить и вовсе запретил.
   – Почему? – удивился Герман.
   – Сказал, что в его кавказской семье нельзя общаться с девушкой, если она не твоя невеста, поэтому он не хочет семейных неприятностей.
   Мой живот тем временем увеличивался. Поначалу я пыталась его втягивать, а потом испугалась, что могу навредить ребенку, и стала носить просторные футболки и блузы на выпуск. Благо, мама в летние месяцы пропадала на даче и оттуда ездила на работу. Я же готовилась к поступлению в университет.
   Успешно сдав экзамен по математике, я была свободна, но ехать на дачу к маме не решилась, а потому упросила ее отпустить меня к двоюродной сестре, которая была старше меня на десять лет и жила со своей семьей в Подмосковье.
   Свое состояние от нее мне скрыть не удалось, но я придумала, что в сентябре выхожу замуж – и она оставила меня в покое. Так прошел еще месяц. Живот уже не прятался под свободными футболками, и я, дрожа от страха, возвратилась в отчий дом.
   Когда вошла в квартиру, родителей не было, и я восприняла эту отсрочку, как глоток кислорода.
   Я задыхалась от чрезмерного волнения, не могла справиться с дрожью. Но вечер все же наступил, а с ним – конец света. Как только мамин взгляд остановился на моей потолстевшей талии, она от ужаса пошатнулась и упала бы, если бы папа ее не подхватил. Не буду передавать все, что услышала от них.
   Были и оскорбления, и мамина истерика… Они требовали назвать имя того, кто меня обесчестил, но я упрямо молчала, считая, что Артур должен от меня узнать о том, что у нас будет дочка, а не от моих разгневанных родителей.
   – Ты уже знала к тому времени пол ребенка? – уточнил Герман.
   _ Да. Я закрылась от родителей в своей спальне и лежала на кровати, бездумно глядя в потолок, когда позвонил Артур. Оказалось, что он приехал еще вчера, но отдыхал с дороги, а потому не сообщил мне об этом. Я пообещала ему прийти и, отключив телефон, вышла из квартиры, ничего не сказав отцу и матери.
   Когда он открыл мне дверь, радостная улыбка, которая была на его лице, быстро сошла. Его глаза в ужасе остановились на моем животе.
   – Ты бе-рре-меен-на? – заикаясь от страха, спросил он.
   Почему-то, видя его таким перепуганным, на душе стало так мерзко.
   – Как видишь, – ответила я и, отодвинув его вглубь прихожей, прошла мимо и села в кресло в гостиной.
   Я услышала его шаги, но ко мне он не зашел. Сразу поняла, что отправился в кухню обдумывать ситуацию, поэтому молча ждала. И дождалась. Он явился ко мне как побитый пес. Бледный. С трясущимися руками, которыми я раньше не уставала любоваться. Взгляд затравленный.
   Мне стало его жалко. И на какой-то миг я почувствовала к нему отвращение, но быстро справилась со своими эмоциями.
   – Что будем делать? – спросила без предисловий.
   – А что надо делать? – удивился он. – Это твои проблемы. Я думал, что ты пользуешься контрацептивами.
   – А спросить меня об этом своевременно было нельзя? К тому же есть еще и презервативы. Ты знал о них. Так что это не только мои проблемы.
   – Я не занимаюсь сексом в презервативе, – возмутился Артур. – И жениться на тебе не могу, так как у меня есть дома невеста. Мы с ней помолвлены два года. Она дочь друзей моих родителей, и нарушить клятву я не могу. К тому же, родители проклянут меня, если узнают, что я женился на иноверке.
   – А спать с иноверкой и заделать ей ребенка тебе по твоей вере можно?
   – Да, – промямлил он.
   – Уж не знаю, как быть с твоей верой, а у дочери должен быть отец.
   – У дочери? – возмущенно спросил Артур. – Мне нужен сын. Был бы сын, может, я бы на тебе и женился.
   Больше продолжать этот бесполезный разговор сил у меня не было. Я встала и молча ушла из квартиры. Когда возвратилась домой, в коридоре, словно два оловянных солдатика, меня ждали родители.
   – Где ты была? – взвизгнула мать.
   – У отца ребенка.
   – Кто он? – грозно спросил отец.
   – Учитель истории, в которой я училась.
   – Ты спуталась с учителем, будучи ученицей? – голос матери прерывался от возмущения.
   – Как видите, да.
   – Он будет на тебе жениться? – уточнил отец.
   – Нет. У него на родине есть невеста.
   – Это мы еще посмотрим! – угроза в голосе отца была нешуточной, а сам он даже затрясся от злости.
   Я больше ничего не сказала и ушла к себе в комнату, закрыв дверь на ключ. В душе была пустота. Абсолютная. И в этот миг я поняла, что любовь растворилась в моем сердце, как утренний туман. При воспоминании об Артуре я испытала омерзение и гадливость. Даже затошнило, но я справилась со спазмами.
   Ночью спала урывками. На душе было неспокойно. Наступившее утро встретила без оптимизма, не зная, что мне в будущем готовит жизнь. Завтракать не хотелось, а потому не пошла на кухню, где слышались голоса родителей. Резко хлопнула входная дверь – и в квартире воцарилась тишина.
   Я вышла из комнаты, чтобы выпить какао. Не знаю, сколько я сидела на кухне, когда вошли родители. Мать села на один из стульев, а отец, сложив руки на груди, удовлетворенно заявил:
   – Он женится на тебе. Сегодня вы подадите заявление в ЗАГС, но перед этим ты возьмешь справку о своей беременности. Учитывая твое положение, ваш брак зарегистрируют через три – пять дней. А сейчас одевайся и иди в поликлинику к гинекологу. Артур зайдет за тобой в три часа.
   Я молча встала и пошла за справкой. В половине четвертого приняли наше заявление и назначили день и время регистрации – 4 сентября. Мы с Артуром ни о чем не разговаривали и вели себя, словно чужие, а расходясь по домам, даже не попрощались.
   До регистрации брака мы с ним не виделись. Я из гордости ему не звонила, а он, наверное, из-за злости на меня. В назначенный день я и отец поехали в ЗАГС. До регистрации оставалось двадцать минут. Мы сели в зале ожидания, но мне было неспокойно. Внутри снежным комом нарастала тревога. Я в напряжении следила за часами, которые висели на стене напротив нас.
   Когда минутная стрелка миновала одиннадцать часов, я почему-то явственно осознала, что Артур не придет. Прошло десять минут, двадцать, тридцать, но его не было.
   – Он не придет, – сказала я отцу, поднимаясь со стула.
   – Я его в порошок сотру, – взревел он и кинулся к дверям.
   – Папа, остановись, – закричала я. – Он не стоит того. Не губи свою и мамы жизни.
   Но отец, не оборачиваясь, только махнул рукой – и скрылся за дверью. Я бросилась за ним.
   Когда я выскочила из здания, он уже садился в автомобиль. Я боялась непоправимых последствий.
   Я бежала по ступенькам к нему, не глядя под ноги – и споткнулась. Упала навзничь почти у основания. Боль была настолько острой, что потеряла сознание. Пришла в себя сутки спустя в больнице. Опустив руку на живот, поняла, что ребенка уже нет. Выжить на таком сроке он не мог. Моя шея была упакована в корсет. Голова, подбородок и челюсть очень болели.
   Беседа с врачом ничего нового к тому, о чем я уже догадалась, не добавила. В больнице пролежала три недели. Мама и отец приходили редко, поскольку знали, что я иду на поправку.
   После больницы у меня с родителями состоялся серьезный разговор. Они попросили, чтобы я перевелась в университет другого города, нашла себе там жилье и приезжала к ним как можно реже, поскольку так им будет легче пережить позор.
   Я подчинилась их воле. Первые три курса они помогали мне деньгами, а потом уже я сама отказалась от их финансовой помощи, так как нашла работу, которую могла совмещать с учебой. С тех пор прошло десять лет. За эти годы я ни разу не посетила родителей. До сих пор не могу простить их за черствость души и того, как они поступили со мной.
   – А что Артур? Ты о нем больше ничего не сказала.
   – Он уволился из школы второго сентября и уехал к себе домой в Дагестан.
   Я долго зализывала душевные и сердечные раны. На парней, которые пытались ухаживать за мной, смотреть не могла. Девять лет ни с кем не встречалась.
   По-видимому, душевные раны зарубцевались, когда я встретила Алексея и не на шутку увлеклась им. Под напором новых чувств старые разочарования забылись.
   Алексей был старше меня тоже на шесть лет. Ухаживал очень красиво и сумел избавить меня от излишней осторожности и подозрительности. Мы встречались с ним почти год. Ездили вместе отдыхать на Канарские острова, проводили вместе чудесные выходные, когда он был свободен от командировок, разговаривали по телефону в разлуке.
   У меня даже стали появляться мысли о том, что мы скоро поженимся. Но Алексей на это только улыбнулся и просил меня не спешить, поскольку любовь, а не штамп в паспорте скрепляет отношения между мужчиной и женщиной. И я согласилась с ним.
   В Сочи мы должны были приехать вместе, но за две недели до отлета ко мне пришла женщина, которая представилась женой Алексея и показала их свидетельство о браке.
   К счастью, она оказалась не скандальной женщиной. Мы с ней даже посидели в кафе, как две подруги по несчастью. У них было двое детей школьного возраста. Я извинилась перед ней, хотя могла и не делать этого, поскольку не знала, что Алексей женат.
   Он, как оказалось, привычно меня обманывал, придумывая легенды о своей работе с командировками. И я для него была не первым случаем измены. Когда мы расстались с Марией, я пришла домой и долго плакала. Не об Алексее, а о своей несчастной женской судьбе, в которой меня преследовали сплошные обманы со стороны мужчин. Наверное, во мне есть что-то такое, что позволяет им не относиться ко мне серьезно и воспринимать только как любовницу.
   – Ты не права, – вклинился в ее повествование Герман. -Ты женщина, достойная любви.
   Пойми, ты можешь составить счастье любого мужчины, если он не подонок.
   – Вот именно, если… Но уж так все складывается в обычной жизни, что порядочных мужчин можно по пальцам посчитать, да и те уже заняты. Быстрее всего, на роду у меня не написано быть женой и матерью. И с этим, в принципе, я уже смирилась.
   – Ты всё еще страдаешь по Алексею? – с явной осторожностью спросил Герман.
   – Представь себе – нет. Даже сама удивилась, что после того, как узнала об обмане, в сердце не было той боли, что первый раз. Было неприятно от мысли, что в очередной раз оказалась обманутой, но страданий не испытывала. Возможно, потому, что мои чувства к нему не были любовью? Я как-то очень быстро стряхнула с себя то, что было связано с ним. Уже на следующий день после встречи с его женой успокоилась и стала жить дальше. На этом я могу в своей исповеди поставить точку. Других «скелетов» в «шкафу» моей жизни нет.
   Главное, что я вынесла из своего неутешительного опыта, – это то, что легко любить друг друга, когда невзгоды и трудности обходят стороной. Однако в реальной жизни отношения каждой пары хоть раз, но проходят проверку на прочность. Мои отношения с мужчинами её не прошли. А теперь твоя очередь.
   Герман обнял Таю и, поцеловав в щеку, сказал:
   – Мне кажется, на сегодня откровений достаточно. Мои давай перенесем на завтра после того, как поужинаем. Согласна?
   – Конечно. Я неимоверно устала от воспоминаний. Озвучив их, я словно заново дерьма наелась, но несмотря на это, мне стало легче. Наверное, не случайно христианская церковь практикует тайну исповеди. Человеку полезно очищать свою душу искренними признаниями. Так что спасибо тебе, что настоял на исповеди и выслушал меня.
   – Всегда к вашим услугам, леди, – произнес Герман, вставая и делая перед ней реверанс. – А сейчас пойдем спать или…
   – Или… – засмеялась Тая, протягивая ему руку.
   – Ты прямо-таки читаешь мои мысли, ненасытная плутовка, – сказал мужчина, притянув ее к себе и приник к ее губам в долгом поцелуе.
   – К кому идем? – спросил он несколько минут спустя.
   – Ко мне. У тебя и так полдня провели.
   – Тогда сначала зайдем ко мне, чтобы я взял с собой кое-что из одежды.
   Ночь прошла в ласках. Герман оказался очень нежным и неторопливым любовником. В его руках Тая таяла от чувственности, словно мороженое. Ей постоянно хотелось его трогать, целовать и прижиматься к его телу. Такого отношения к мужчинам у нее прежде не было. Какое-то абсолютно новое чувство рождалось в ее сердце, названия которому она еще не знала, но хотела, чтобы оно осталось с ней навсегда.
   Уже далеко за полночь, лежа в обнимку после занятий любовью, она решила спросить его о службе, которой он посвятил свою жизнь.
   – Знаешь, я не раз слышала о тех, кого называют спецназовцами. Смотрела голливудские фильмы о них и сложила мнение, что это какие-то особенные люди. Это так?
   – Спецназовец – это не название профессии. Им может быть лишь тот человек, который, оказавшись в сложной ситуации, способен ее самостоятельно проанализировать и принять единственно верное решение. А потом должен действовать быстро и без команды сверху.
   – И тебе нравится жить в состоянии постоянного адреналина?
   – Да. Это моя сущность. По -другому я не могу.
   – Ты сразу попал после училища в этот род войск?
   – Нет. Сначала я служил в одном из подразделений специального назначения ВС.
   – Тебя перевели в ССО?
   – Предложили. Но чтобы попасть в элитный отряд, нужно было пройти вступительные испытания, где проверялись моя физическая подготовка, личностные качества, а главное – способность работать в коллективе.
   Пройдя медкомиссию и другие испытания я, офицер-кандидат, стал курсантом, которому уже не было никаких поблажек. И началась учеба, чтобы стать впоследствии спецназовцем ССО.
   – Какие же требования предъявлялись к кандидатам?
   – Они должны быть эмоционально уравновешенными, оптимистично настроенными, способными сохранять спокойствие в экстремальных ситуациях, владеть несколькими видами оружия и навыками рукопашного боя, хорошо переносить перепады давления и температуры, не бояться воды, замкнутого пространства, темноты и огня любой интенсивности…
   – С ума сойти! Такие требования можно предъявлять только киборгам, а не людям!
   – Тем не менее, без этого в работе спецназовца никак. Поэтому из тысячи кандидатов-добровольцев проходил только один.
   – И чему вас потом учили, если вы все уже умели делать? Если не секрет, конечно.
   – Физической выносливости, логике рассуждений, навыкам анализа ситуации, умению владеть своими эмоциями, выработке терпения и сдержанности… В тактической подготовке одним из основных направлений была выработка умений действовать в автономном режиме, в значительном удалении от основных сил, в глубоком тылу противника.
   Физические и психические нагрузки поначалу казались запредельными: ведь с каждой неделей обучения они увеличивались. На первом этапе изматывающих тренировок я даже испытывал так называемый «эффект присутствия».
   – Никогда о таком не слышала. Объяснить можешь?
   – Это когда у меня уже не было сил даже пальцем пошевелить, когда я клял себя за то, что решил стать спецназовцем… А потом вдруг я заметил, что работающий рядом инструктор делает то же самое, но выглядит, как свежий огурчик. Что ж, решил я, если может он, значит, смогу и я – и продолжил работать.
   Вообще-то тренировки проводились с использованием индивидуальных методов и с учетом психологической подготовки каждого бойца. Поэтому для него разрабатывался личный комплекс приемов, который соответствовал его психическим, физическим и моральным особенностям.
   Если честно, спецназовцы – беспримерные трудяги. Многие приходили в подразделение романтиками, а становились трудоголиками.
   – Боже мой! Так вы же все фактически смертники! Никто ведь не знает, останется ли живым после завершения операции.
   – Ты абсолютно права, но ведь все люди ходят под богом. Человек может переходить дорогу по пешеходному переходу, не нарушая правил, а его неожиданно собьет пьяный водитель, поехавший на красный свет. Или другой будет во время весенней оттепели возвращаться – и тут с крыши дома ему на голову упадет большая острая сосулька. Или…
   – Другими словами, ты хочешь сказать, – перебила его Тая, – что смерть может поджидать любого из нас в самом неожиданном месте и быть спецназовцем не рискованнее, чем просто жить на этой грешной земле.
   – Ты уловила суть, милая, – с улыбкой подтвердил Герман. – Однако нас еще называют бойцами штучного отбора.
   – И что это значит?
   – То, что мы должны не просто дружить со спортом, но владеть несколькими видами боевых единоборств на уровне спортсмена-разрядника. Поэтому больше всего времени во время учебы уделялось овладению приемами рукопашного боя, с помощью которых необходимо в одно мгновение шоковым, травматическим или смертельным воздействием подавить противника. Именно приемы рукопашного боя вобрали в себя лучшие наработки признанных мастеров самбо, джиу-джитсу, карате, дзюдо, тхэквондо, греко-римской и вольной борьбы, бокса… Другими словами, это – синтетический вид спорта, и овладеть им очень непросто.
   – А еще чем вы должны владеть?
   – Холодным и огнестрельным оружием отечественных и зарубежных марок как серийным, так и специальным. И как обязательное требование – парашютно-десантная подготовка, владение необходимыми методами ведения разведки и контрразведки, скалолазание. А еще умением управлять всеми видами боевой техники. Вообще-то с оружием и техникой каждый из нас должен быть на «ты».
   – Почему?
   – Потому, что любая техника, любое оружие могут «заиграть» только в руках специалиста экстра-класса: ведь от степени владения ими зависит и собственная жизнь, и жизнь товарищей по оружию, и успех операции. К тому же, в боевых условиях не станешь листать справочник, поэтому все надо не просто запомнить, а довести свои действия до автоматизма, знания же – до безусловных рефлексов. Принцип спецназовца таков: удача длится не более секунды. Выйдя на дистанцию поражения, он должен на едином дыхании отработать объект так, чтобы он либо умер, либо был пленен, так ничего и не поняв.
   – Ты говоришь о смерти так просто, – удивилась Тая.
   – Когда с ней сталкиваешься постоянно, со временем привыкаешь и начинаешь понимать, что она часть жизни.
   – Я слушаю тебя и не понимаю, как всех этих навыков можно достичь. Куда же девать эмоции и чувства, которыми человек наделен от природы?
   – Полноценный спецназовец сражается в рукопашном бою без тормозящих его эмоций и чувств. Он их в этот момент попросту отключает за ненадобностью.
   – Господи, как же человека можно научить этому?
   – Воля воспитывается через преодоление страха и боли в поединках с более сильным противником. Во время тренировок в его роли выступает инструктор. Когда он во время учебных занятий наносит удар, от курсанта требуется только одно, чтобы получить промежуточный зачет, – устоять на ногах.
   Но если быть откровенным до конца, инструкторы считают воспитание болью одним из главных принципов общей физической и психологической подготовки курсантов. Они добиваются того, чтобы среди бойцов «Альфы» не было людей, не выполняющих приказы и склонных задумываться над их целесообразностью.
   – И для чего нужно роботизировать курсантов? Разве это нормально?
   – Ты рассуждаешь с позиции гражданского человека, а в момент военной операции, не свойственной обычной гражданской жизни, группа спецназовцев должна действовать как единый отлаженный механизм, поскольку в ее распоряжении доли секунды. Поэтому они действуют по принципу мушкетеров: один за всех – все за одного. Иначе – провал операции, а в худшем случае – смерть.
   Превращая спецназовцев в единый отлаженный механизм, инструкторы в первую очередь стремятся развить их умственные способности, а не сделать из них «универсальных солдатов».
   Очень сложно объединить людей, преданных делу и готовых выполнить любую задачу, и внедрить в их плоть и кровь уверенность друг в друге, в то, что за каждого в группе можно поручиться на все сто.
   – Ты рассказываешь только о физических испытаниях и умениях. А психологические? Им уделялось внимание во время подготовки?
   – О, психологические испытания включали в себя прохождение целого комплекса интеллектуальных и личностных тестов, разработанных как отечественными учеными, так и зарубежными. Это десятки тысяч вопросов, задач, головоломок и, на закуску, – проверка на детекторе лжи, который мы должны были обмануть.
   – Ты имеешь в виду то, что полиграф не должен определить, что вы лжете?
   – Именно это. Ведь мы можем при выполнении операции попасть в руки врага, который использует все возможности, чтобы выведать наши секреты. Мы же должны устоять даже под воздействием «сыворотки правды».
   – Каким образом?
   – Отключив свою память, что достигается длительными тренировками. Милая, тебе не кажется, что пора бы уже и спать. Что-то наши серьезные разговоры слишком затянулись.
   – Возможно, но тема для меня новая и интересная. Обещай, что ответишь на мои вопросы, если они у меня появятся.
   – Даю честное пионерское.
   – А ты разве был пионером? – удивилась Тая.
   – Опоздал родиться.
   – Тогда данное тобой слово не считается. Обещай по новой.
   – Обещаю. Честное спецназовское. Но только если твои вопросы не будут касаться того, что находится под грифом «Совершенно секретно».
   – Не волнуйся, в государственные секреты я свой нос совать не буду. А сейчас баиньки. Я лягу к тебе на плечо, прижмусь и уплыву в царство морфея.
   Вскоре Герман услышал тихое посапывание, и улыбка невольно появилась на его лице. Сна почему-то не было. Вообще-то он привык спать мало, но сейчас не тот случай. Можно было бы на отдыхе позволить себе большее количество сна, но мысли о Тае гнали его прочь.
   Он заметил, что в зависимости от возраста он искал в женщине совсем разное. До двадцати лет ему нравились красивые и умные девочки, но если быть откровенным с самим собой, то и доступные тоже. В то время он был увлечен тремя девушками, но верность не хранил ни одной. И не считал это неправильным. Еще бы! Вокруг столько красавиц, готовых доставить тебе удовольствие… В этом возрасте ему были свойственны крайности.
   Ближе к тридцати он стал более избирательным, особенно после истории с Ксенией, сильно изменились его мысли. Он уже искал сексуальную, успешную, умную женщину, но чтобы она была ласковой, хозяйственной и отзывчивой. Именно такую женщину он видел в роли своей жены и матери их совместных детей. Женская красота теперь не имела для него принципиального значения.
   После тридцати двух лет ему опять стало скучно. Хотелось чего-то нового, необычного – и он стал вновь обращать внимание на женщин, не соответствующих его критериям. Но при этом продолжал искать для себя жену из разряда милых, нежных, теплых и верных, которая могла бы создать для них обоих «уютное гнёздышко».
   Что же его привлекло в Таисии? Наверное, мягкость и женственность. Он увидел в ней нежную и чувственную натуру.
   В ней не было эксцентричности, хамства, откровенной наглости и плохих привычек, которые всегда отталкивали его в женщинах. Даже если они источали всеми своими флюидами сексуальность, он обходил их стороной.
   Ему понравилось, что Тая не изнуряла себя диетами и уделяла умеренное внимание занятиям спорта, чтобы поддерживать свою фигуру в хорошей форме.
   Да, он из тех мужчин, которые «любят глазами», поэтому для него очень важна внешность женщины, которая может стать его избранницей. Его не привлекали слишком худые или, наоборот, полные. Внешность Таи была именно в его вкусе: как лицо, так и фигура.
   Понравилось в ней и то, что маникюр и педикюр были пастельных тонов, ближе к натуральным. Одежда была недорогой, но со вкусом подобрана и оттеняла ее достоинства: большие серо-голубые глаза, цвет кожи, плавные изгибы фигуры и красивой формы длинные ноги.
   Тая была решительная и уверенная в своих возможностях женщина, знающая себе цену несмотря на то, что жизнь отхлестала ее по обеим щекам.
   Абсолютно неманерная, не строит из себя недотрогу, но своим поведением не позволяет появиться даже мысли о ее доступности и фривольности.
   Герман вспомнил, как впервые увидел Таю, идя к ней с ее шляпой. Сработала годами отработанная реакция: по мере приближения к ней он оценивал, насколько она привлекательна и какой красотой наделила ее природа. Затем, подойдя совсем близко, он без стеснения рассматривал её грудь, бёдра, ягодицы, лицо, волосы.
   Он смотрел на неё и представлял, как она выглядит обнаженной, хотя ее бикини мало что скрывало от его взгляда. Он мгновенно определил уровень ее здоровья по цвету кожи и выражению лица – и сразу же поймал себя на мысли, что эта женщина подходит ему. Не только внешне, но и по возрасту. Молодых свиристёлок он мог терпеть только в постели и короткое время.
   После общения с Таей он оценил уровень ее интеллекта и образования, а также моральных принципов. Когда она рассказывала ему о своей нелегкой жизни, он был заворожен тембром ее голоса и манерой излагать свои мысли.
   Сегодняшний вечерний и ночной разговоры, ее искреннее стремление узнать то, что составляет сущность его жизни, реакция на услышанное позволили ему понять, что эта женщина будет поддерживать его в делах и хранить верность ему.
   И сейчас, думая о Тае, он вдруг осознал, что пытается убедиться в том, подходит она ему или нет. Конечно, он склонялся больше к тому, что подходит, но для чего: для флирта, секса, серьёзных отношений или для создания семьи?
   Он уже проверил её по всем своим критериям. И что? Какой вывод из них он может сделать? Флирт и секс Герман отбросил сразу. Остались серьезные отношения и создание семьи. Что ж, впереди еще восемь дней. Достаточное количество времени, чтобы принять решение, а пока можно и поспать.
   Посмотрев на часы, Герман удовлетворенно хмыкнул: четыре часа сна – это настоящая роскошь. С этой приятной мыслью он провалился в спокойный сон.
   Проспал на час больше, так как Тая охраняла его сон, тихо сидя на балконе и читая книгу.
   – Малышка, быстро ко мне! – скомандовал он, не скрывая веселья.
   Тая заливисто засмеялась и прыгнула на свободную часть кровати, подогнув под себя колени. И тотчас ее поцелуи запорхали по его раскрытому телу, словно бабочки. С такими приятными ощущениями Герман никогда еще не просыпался.
   Притянув ее к себе, он стал целовать ее свежее без макияжа лицо, шею, пока не добрался до груди, спрятавшейся под футболкой на бретельках. Не раздумывая, он дернул за одну из них.
   Оторвавшаяся с одной стороны бретелька обиженно повисла, а футболка, которую его рука потянула вниз, оголила грудь с торчащим, будто розовая вишенка, соском.
   Взяв его в рот, Герман стал посасывать сладкую плоть, закрыв от удовольствия глаза. Вторую бретельку постигла та же участь. Опустив футболку на талию девушки, он положил ее на спину и стал забавляться с ее обнаженными грудями.
   – Какие они красивые! – простонал Герман, сжимая тугие, как крупные яблоки, груди. – Ты возбудила меня безмерно, колдунья. Теперь придется отвечать по полной программ. Приподними бедра.
   Тая выполнила его просьбу, и он подложил под них подушку.
   – А теперь обними меня ногами за талию, – сказал Герман, не скрывая дрожь нетерпения, пробегавшую по его телу.
   Девушка закинула ему ноги на спину, раскрывшись перед ним. Бедра блестели от соков, которые исторгло из нее разгоревшееся желание. Герман резко вошел в неё, схватив зубами сосок. Тая вскрикнула от боли, которая тут же перешла в острое удовольствие, когда его язык стал нежно играть с ним.
   Когда оба кончили и отходили от взявшего их в плен наслаждения, она услышала голос Германа:
   – А вот теперь можно и позавтракать.
   Тая рассмеялась.
   – Сначала в душ. Только по отдельности, иначе на завтрак мы не попадем.

Глава 4

   В зал, где проходил фуршетный завтрак, они пришли почти под закрытие. Благо, что на подносах осталось много разнообразной еды. Наполнив свои тарелки, сели за стол, не обращая внимания на недовольные выражения лиц обслуживающего персонала.
   – По ним видно, что голодные, а тут нас принесла нелегкая, – сказал Герман, уплетая бутерброд с бужениной и листьями салата.
   – За пятнадцать минут ожидания не умрут. Еды на подносах достаточно, чтобы объесться. Но, если честно, нам надо приходить вовремя, чтобы не видеть их кислых физиономий. Они ведь тоже люди.
   Выпив кофе, они поблагодарили стоявшую у двери девушку, и, как только вышли из нее, услышали за спиной, как дверь с громким стуком закрылась.
   Взявшись за руки, они дружно захохотали и отправились в свои номера, чтобы переодеться к пребыванию на пляже.
   Через два часа, устав жариться на солнце, Герман предложил Тае:
   – У меня появилась прекрасная идея. Давай после обеда возьмем в аренду парусную яхту и насладимся романтикой открытого моря, а еще полюбуемся на изумительную природу Кавказа.
   – Но мы же… Извини, я забыла, что ты с любой техникой на «ты» и с парусной яхтой тоже. Я не ошиблась?
   – Ты всё схватываешь на лету, малышка. Обещаю тебе незабываемую прогулку.
   – Я согласна. А ты знаешь, где можно арендовать яхту?
   – Сейчас не знаю, но как только войдем в отель, сразу же отвечу на твой вопрос. А сейчас давай искупаемся.
   Подняв Таю с лежака, Герман взял ее на руки и вместе с ней вошел в море, прижимая к себе, как драгоценную ношу. Они весело дурачились, гоняясь друг за другом и пытаясь окунуть с головой под воду. Тае ни разу не удалось взять над ним верх, а сама она только тем и занималась, что выныривала из-под воды и фыркала, словно жеребенок, пытаясь избавиться от соленой воды в носу и во рту.
   Когда они вернулись на свои лежаки, пожилая женщина, сидящая недалеко от них под зонтом, с добродушной улыбкой сказала:
   – Повезло тебе, деточка, с таким мужем. Небось молодожены. Дай бог, чтобы он тебя до конца жизни носил на руках.
   Тая открыла было уже рот, чтобы вывести женщину из заблуждения, сказав, что Герман ей вовсе не муж, но Герман сдавил ей руку, переключив внимание на себя, и глазами попросил, чтобы она молчала. Пока Тая соображала, как поступить, он, с неохотой оторвав от нее взгляд, обратился к соседке:
   – Такой женщине грех позволять ходить по земле, поскольку она рождена, чтобы её носили на руках.
   – Браво, молодой человек! Достойный ответ для любящего мужчины, – и женщина захлопала в ладоши.
   Когда они шли в отель, Тая, шутливо шлепнув Германа по плечу, нарочито сердито сказала:
   – Нехорошо врать, глядя в глаза пожилой женщине, искренне пожелавшей мне добра. Я до сих пор чувствую неловкость.
   – Так я сказал правду, совершенно не покривив душой. Ты действительно изумительная женщина, достойная, чтобы мужчина холил и лелеял тебя.
   От этих слов Тая вдруг смутилась и покраснела.
   – И ты говоришь мне это после того, что я вчера рассказала тебе о себе?
   – Я не ориентируюсь в своем мнении о тебе на прошлое. Для меня важно настоящее и собственное мнение о женщине, которая понравилась мне с первого взгляда. И с каждой минутой общения с тобой я убеждаюсь в том, что ты замечательный человек, интересная во всех смыслах женщина и… великолепная любовница. Ты мой сочинский подарок.
   И хотя слова, сказанные Германом, могли польстить самолюбию любой женщины, Тая в глубине души огорчилась, уловив в них подтекст краткосрочного курортного романа. Но разве она могла обижаться? У них действительно курортный роман, навеянный черноморским солнцем, морем и аурой отдыха. И через восемь дней он для каждого из них останется всего лишь приятным воспоминанием.
   Натянуто улыбнувшись, Тая поблагодарила Германа за комплимент, но от его внимания не ускользнуло ее истинное состояние.
   – Я что – то сказал не то и не так? Обидел чем-то?
   – Нет, конечно. Наверное, я просто перегрелась на солнце, вот и чувствую себя не очень.
   Словом, Надо отдохнуть – и всё станет на свои места. А пока до обеда давай отдохнем. Ведь нам предстоит еще прогулка по морю.
   Что -то в ее тоне сказало Герману, что девушке надо побыть одной. Проводив ее до номера, он пожелал ей приятного отдыха и направился к лифту.
   – Ты не обиделся? – крикнула ему вдогонку Тая.
   – Нет, малышка. Пойду узнаю у администратора, где можно арендовать парусную яхту, а ты постарайся хорошо отдохнуть. Через час я зайду за тобой, пообедаем и отправимся на морскую прогулку. Надень что-нибудь с рукавами, чтобы не сгореть под солнцем, но легкое. И шляпу не забудь. Целую тебя. После этих слов он вошел в лифт и стал спускаться вниз.
   Тая вздохнула и, постояв еще немного, вошла в свой номер. Приняв душ, она легла на кровать, не сняв покрывала, и закрыла глаза. Думала, что сразу же уснет, но не тут-то было. Стали одолевать назойливые мысли о Германе. Обманывать себя не имело смысла: он ей очень понравился. Может, она даже в него влюблена, хотя меньше всего этого хотела. Ведь когда они разъедутся каждый в свой город, сердце будет тосковать, а душа страдать. Нужно ли ей это? Конечно, нет. Но ее никто об этом не спросил, когда злополучная шляпа упала к его ногам. Когда же он подошел к ней, было уже поздно: их притянуло друг к другу как магнитом. Уж очень как-то быстро они легли в постель, стали откровенничать и проводить каждую минуту вместе.
   Тая попыталась разобраться, чем же Герман покорил ее. Быстрее всего своей уверенностью, решила она. И мужественностью. После ночного разговора с ним она убедилась, что он четко понимает, кто он есть, что хочет от жизни и каких целей стремится достичь. Он полностью хозяин своей жизни и не позволит никому влиять на ход ее событий. Такого мужчину в своей жизни она встретила впервые.
   И хотя они еще многих тем не обсуждали, Тая почему-то была уверена в том, что у Германа стойкая и непоколебимая жизненная позиция, которая вызывала у нее большое уважение. С ним она чувствовала себя в полной безопасности и откуда-то знала, что на него можно всегда и во всем положиться.
   Раньше она думала, что военные – люди ограниченные, поскольку живут в соответствии с приказами. А вот у Германа развитый интеллект, что для нее играло немаловажную роль. И дело вовсе не в том, что он имел высшее образование. Он привлекал тем, что интересный, но не заумный. Его ум, даже если не брать во внимание великолепное тренированное тело, во многом выигрывал на фоне сильных и накаченных брутальных мачо. Ведь он не только прекрасно говорил, но и свободно поддерживал любую тему, поэтому с ним ей было чрезвычайно интересно.
   Чувство юмора тоже важный компонент его привлекательности. Герман ненавязчиво мог развеселить её и поднять настроение. Его раскованность и умение спокойно шутить подчеркивали в нем уверенную в себе личность, и это ей очень нравилось.
   В нем много нерастраченного тепла и нежности несмотря на профессию, которую он для себя выбрал. А вчера вечером во время ее исповеди? Он не просто слушал ее, а понимал все сказанное ею без тени осуждения. Ну как тут не влюбиться в такого мужчину? Ведь он один такой на миллион. К тому же, еще и щедрый.
   А какая от Германа исходит сексуальная энергия! От нее по ее телу пробегают мурашки.
   Да сто там мурашки – подгибаются коленки, словно пластилиновые. Да и вообще он наполнен позитивной энергетикой. И то, что он страстно вовлечен в свое дело,
   она прошедшей ночью тоже почувствовала на энергетическом уровне.
   Словом, такой мужчина, как Герман, – мечта любой женщины. И вот он рядом с ней. Оказывает ей красноречивые знаки внимания, ухаживает, старается сделать приятное… И как долго эта сказка продлится? Ответ на это вопрос она не знала, но вдруг поняла, что будет рада ей оставшиеся восемь дней. Лучше прожить их, ни о чем не задумываясь и получив море удовольствия, чем жалеть потом всю жизнь, что испугалась влюбится с такого неотразимого мужчину, а потому отказалась от кратковременного счастья.
   Что ж, пусть будет так, как спланировала судьба. Ведь не случайно же они встретились! Во всем этом есть какой-то тайный замысел, неведомый ей. Ну и пусть остается тайной. Она проживет оставшиеся дни, как в последний раз.
   От принятого решения на душе стало легче, поднялось настроение и захотелось взмыть птицей в синее небо и там кружить, кружить, кружить, пока хватит сил.
   Её мысли прервал стук в дверь. Тая поспешила ее открыть, накинув на себя коротенький шелковый халатик. С распущенными волосами она показалась Герману такой домашней, что он закружил ее вокруг себя.
   – Отпусти меня, сумасшедший. У меня голова сильно кружится, – взмолилась Тая.
   Герман бережно поставил ее, придерживая за плечи.
   – А почему вы, миледи, до сих пор не одеты? У вас есть всего лишь десять минут на сборы. Начинаю отсчет. И, повернув девушку лицом к шкафу, легонько подтолкнул.
   – Возьми в холодильнике сок и посмотри телевизор. Я быстро. Только не подглядывать.
   Герман не стал включать телевизор, а, взяв банку колы, вышел на балкон. Услышав голос Таи, позвавший его, он вернулся в номер и застыл от восторга. Перед ним стояла прекрасная незнакомка в белом сарафане, по подолу которого были рассыпаны голубые васильки. На распущенных волосах – белая шляпа с голубой лентой, а на ногах – голубые босоножки на мягкой нескользящей подошве. В руках она держала голубую кружевную сумку, из которой свисала белая накидка из шифона.
   – Передо мной фея? – поинтересовался он, не скрывая восхищения в глазах.
   – Золушка, пришедшая на бал жизни с настоящим мужчиной. Но никуда убегать не буду, когда пробьет двенадцать часов ночи, разве что к принцу в постель.
   – Ты настоящее чудо! – с нежностью произнес Герман, приблизившись к девушке. – Я умираю от желания поцеловать тебя.
   – Так целуй быстрее, пока не умер, – улыбнулась Тая, подставляя губы.
   Поцелуй был настолько страстным, что распалил в них нешуточное желание, но Герман оказался стойким: со стоном оторвавшись от девушки, он подтолкнул ее к дверям.
   – Нам еще пообедать надо, так что держим курс на обеденный зал, – услышала она сзади себя.
   Через час они уже были в яхт-клубе.
   Прежде чем оплатить трехчасовую прогулку по Черному морю, для них составили оптимальный маршрут, исходя из их запросов, рассказали об особенностях яхтинга и технике безопасности. После всех формальностей Герман повел Таю к пришвартованной белоснежной яхте с именем олимпийской богини Афродиты.
   – Сейчас ты идешь по трапику «на борт» – и сразу попадешь в кокпит яхты, – говорил он ей, идя сзади. – Находясь в кокпите ты увидишь, что яхта состоит из корпуса, который предназначен для размещения экипажа, а также предметов снабжения яхты, и вооружения, то есть парусов и всех устройств для их установки и управления ими.
   – Теперь, – сказал Герман, – мы идем с тобой на носовую часть палубы, называемой баком, А кормовая часть называется ютом. Запоминаешь? Тая кивнула головой в знак согласия, хотя и не понимала, зачем ей это нужно.
   – Боковые поверхности корпуса – это борта, а нижняя его поверхность – днище. Нижняя часть подпалубного пространства – трюм. Жилые помещения называются каютами.
   Вот сейчас мы подошли к штурвалу. С его помощью мы будем управлять яхтой.
   – Мы? – переспросила Тая, подумав, что ослышалась.
   – Да. Именно мы. Сначала мы будем это делать вдвоем, а потом ты попробуешь управлять яхтой сама.
   – Ни за что! – воскликнула девушка. – Я никогда на яхте не плавала, а не то, чтобы управляла.
   – Всегда надо когда-то начинать делать что-то новое, – невозмутимо произнес Герман. – Вот перед тобой панель приборов и рукоятка управления оборотами и реверсом. Сейчас я заведу ключом мотор – и мы начнем свой выход в открытое море. Будем идти левым галсом, так как ветер дует в левый борт.
   – А что такое галс? – поинтересовалась Тая, услышав незнакомый термин.
   – Это положение яхты относительно ветра, когда угол ветра больше нуля.
   – Мы будем идти по карте, ориентируясь на ветер? А как ты в открытом море поймешь, откуда дует ветер? По компасу?
   – Да, карта нам пригодится, но можно спокойно обойтись без компаса. Ведь он может поломаться, не так ли?
   – Тогда как же выйти из такого положения?
   – По вкусу ветра.
   – Ты шутишь?
   – Отнюдь. По вкусу ветра можно определить его направление: горьковатая солёность – западный, вест; явная сухость, морского запаха меньше – северо-западный, норд-вест; влажный с солью – юго-западный, зюйд-вест и т. п.
   А сейчас посмотри, где мы находимся. Берег уже стал тонкой полоской, а вокруг нас тонны воды, не имеющей видимых границ. Красота! Находясь под парусом на яхте, наслаждайся свежим ветром и плеском волн, отключись от ежедневной суеты и стресса, отдохни душой и телом, забудь о проблемах, оставшись наедине с природой в компании такого мужчины, как я.
   На всякий случай накинь что-нибудь на плечи и руки, чтобы не сгорели. Под прохладным ветерком солнечные лучи не чувствуются, но спустя два часа кожа станет красной, как панцирь у сваренного рака. Если захочешь пить, бутылки с водой в моей сумке. Там же бутерброды и фрукты.
   – Когда ты успел об этом побеспокоиться? Я даже не подумала, что все это может нам понадобиться.
   – Привычка, выработанная годами. Думать обо всем заранее и предвидеть необходимое – это у меня уже в крови. По идее, на камбузе должен быть холодильник с напитками, но я не понадеялся на него. Тем более, что еды в нем наверняка не будет.
   – Да, с тобой не пропадешь. Ты неожиданно надежный, как швейцарские часы, – сказала Тая, прижавшись к его спине. – А мне дашь порулить?
   – Чуть позже, а ты пока блаженствуй. Мне твое сравнение понравилось, хотя прозвучало несколько необычно. Но, в принципе, соответствует истине. Спасибо!
   Через время Тая услышала:
   – Становись передо мной и возьми руками штурвал. Сейчас мы вдвоем будем управлять яхтой, а потом, когда ты почувствуешь взаимосвязь штурвала и движения судна, я отойду, и ты сама станешь управлять им.
   – Но ты будешь рядом? – встревоженно спросила Тая.
   – Не волнуйся. Я тебя не брошу на растерзание твоим страхам.
   Тая взялась за штурвал. Минут десять стояла тишина, нарушаемая только шуршанием волн. Ее нарушил Герман своим вопросом:
   – Тебе твоя работа нравится?
   – Да. Я со времен школы обожала математику, видела в числах особую красоту. Вот ты когда-нибудь задумывался об удивительных свойствах простых чисел, которые делятся только на самих себя и на единицу.?
   – Нет. Математика у меня шла на отлично, но любимым предметом не была.
   – Эти числа исключительно полезны. Относительно большие простые числа – примерно от десяти в трёхсотой степени – используются в криптографии с открытых ключом, в хеш-таблицах, для генерации псевдослучайных чисел и т. д. Кроме огромной пользы для человеческой цивилизации, эти особенные числа поразительно красивы в написании.
   У составных чисел всегда несколько делителей. Среди них выделяется особая группа чисел, которые можно назвать «суперсоставными» или «антипростыми», потому что у них особенно много делителей. Например, у числа 12 сразу шесть делителей: 1, 2, 3, 4, 6, 12.
   Неудивительно, что именно число 12 используется в огромном количестве практических областей, начиная с религии: 12 богов в греческом пантеоне и столько же в пантеоне скандинавских богов, не считая
   Одина, 12 учеников Христа, 12 ступеней колеса буддистской сансары, 12 имамов в исламе и т. д.
   Двенадцатиричная система счисления – одна из самых удобных на практике, поэтому её используют в календаре, чтобы разделить год на 12 месяцев и 4 времени года, а также чтобы разделить день и ночь на 12 часов. Сутки составляют 2 круга часовой стрелки по кругу, разделённому на 12 отрезков; кстати, количество в 60 минут тоже выбрано неспроста – это ещё одно антипростое число с большим количеством делителей.
   Или, например, возьмём число 5040. Это в каком-то смысле уникальное число, у которого 60 делителей, а это значит, что мы можем поделить его практически на что угодно.
   5040 – идеальное число для урбанистики, политики, социологии и т. д. На это обратил внимание ещё афинский мыслитель Платон 2300 лет назад. В своём фундаментальном труде «Законы» Платон писал, что в идеальной аристократической республике должно быть 5040 граждан, потому что такое количество граждан можно разделить на любое количество равных групп до десяти, без исключения. Соответственно, в такой системе удобно планировать управленческую и представительскую иерархию.
   А знаешь ты о том, что 14 марта отмечают Международный день числа пи?
   – До настоящего момента не имел ни малейшего представления. Как я понял, математика для тебя всё.
   – Да, ты прав. Еще Пифагор утверждал, что мир состоит из чисел: у каждой вещи есть свое число, и даже может быть не одно, потому что у элементов вещей тоже есть свои числа. Получается, что все в мире – это числа и отношения между числами, то есть пропорции.
   Каждое число имеет свою историю. Поэтому математика для меня не сухая наука, а целый мир, стройный, закономерный и удивительно интересный.
   – Что ж, теперь мне понятно, что ты воспринимаешь математику не так, как обычные люди. А почему ты не пошла в науку?
   – Мечтала, хотела, готовилась, но жизнь расставила мои приоритеты по другим полочкам. Для того, чтобы учиться в аспирантуре, нужны были деньги и время, которых у меня не было, поэтому я закончила экономический вуз по специальности «бухгалтерский учет и аудит». Закончила его с красным дипломом благодаря аналитическому складу своего ума, способности к логическому мышлению, предельной аккуратности и вниманию к деталям.
   Я аудитор – специалист-эксперт, который осуществляет проверку финансовой отчетности компании и налоговой документации, а также занимается консультациями, оценивая экономическую эффективность работы.
   Почти три года я работала в аудиторских компаниях по найму, а потом открыла свою, взяв на работу толковых специалистов, часть которых – мои бывшие однокурсники. Пока моя компания невелика. В ней без меня работает семь человек и четыре внештатных специалиста, которых я привлекаю для работы в разных организациях по договору.
   Но в моих трехлетних планах – расширить свою компанию до пятнадцати человек. И я смогу это сделать.
   Да, смогу, так как благодаря высокому качеству работы уже имею определенный вес и авторитет в аудиторских кругах. Вот, пожалуй, и всё.
   – Я сразу понял, что ты умна. Но что настолько, даже не предполагал. Моё тебе уважение.
   – Да ладно. Не стоит преувеличивать мои способности. Я обычная среднестатистическая женщина.
   – Скромность, конечно, украшает человека, но глупо прикрывать ею истинные способности и возможности. Не надо отодвигать себя в тень. Наоборот, нужно гордиться тем, чего ты достигла в свои годы в условиях самообеспечения. Я проникся к тебе еще большим уважением. Честно. Мне импонируют сильные и целеустремленные люди, как ты. Большая часть женщин на такое неспособны.
   – Ну ты меня что-то уж совсем вознёс, хотя не скрою: слышать от тебя такую похвалу мне приятно. Очень. Кстати, а где мы находимся?
   – Сейчас мы приблизимся к берегу и пройдем вдоль Сочи с востока на запад. Ты увидишь этот курортный город во всей красе. Не доходя до места стоянки, мы встретим с тобой закат, который поразит тебя красотой, а потом поужинаем чебуреками с сыром и заварными пирожными с кофе, ведь мне сегодняшним вечером придется исповедоваться в нашей беседке. Готова морально услышать историю моих ошибок?
   – Готова. Но не думаю, что у тебя они настолько страшные, что перевесили мои.
   – Не знаю, так как на весах их не взвешивал. Но мне удовольствия мало копаться в своем прошлом.
   – Исповедаться друг перед другом – твоя идея, поэтому другого не дано, как обнажить свою душу.
   На этом разговор на эту тему они закончили и стали любоваться панорамными видами города. Особенно поразил их Олимпийский Сочи, и они решили съездить туда не экскурсию.
   Проводив закат солнца, они прибыли на стоянку, где сдали яхту после тщательного осмотра сотрудниками яхт-клуба.
   После ужина отправились в беседку. В ней никого не было, и Тая восприняла это как хороший знак.
   – Знак чего? – уточнил Герман.
   – Не знаю. Чего-то хорошего.
   – Но ничего хорошего ты в моей сегодняшней исповеди не услышишь.
   – А я и не надеюсь на это. Пережитая душевная боль оставляет раны, а в них ничего не может быть хорошего. На своем опыте убедилась, что время лечит. Банально, но факт. Не бывает постоянно плохо. Нужно просто запастить терпением – и всё перетерпеть. Твои сердечные раны до сих пор открыты или уже зарубцевались?
   – Зарубцевались.
   – И это хорошо. Значит, рассказывать о причине их появления будет не сложно и не больно. Разве только горечь будет присутствовать во время воспоминаний. Впрочем, если не хочешь возвращаться в прошлое или тебе дискомфортно, можем отказаться от затеи исповедаться друг другу.
   – Нет, я свои долги привык отдавать.
   – Ты мне ничего не должен.
   – Давай закроем тему. Мне самому нужно рассказать то, что хранится столько лет в моей душе и периодически очень давит на меня куском отколовшейся скалы.
   – Ну, если ты хочешь…
   – Тогда слушай. Я и Ксения познакомились, когда нам было всего по семь лет. Я с родителями из-за задержавшегося отпуска, поскольку они не смогли взять своевременно билеты на самолет, опоздал в школу на три дня. Уже шли занятия, когда завуч ввела меня в первый «Б» класс и представила моим одноклассникам. В учебном кабинете было свободным только одно место возле девочки с огромными белыми бантами над подвязанными косичками.
   Меня посадили за стол рядом с ней. Она представилась Ксаной. Будучи очень активной и словоохотливой, девчушка на переменах рассказала мне всю свою недолгую жизнь, подчеркнув, что привыкла дружить с мальчиками.
   Её огромные голубые глаза завораживали меня. Мне нравились ее пухлые губки, слегка курносый носик и светлые волосы, которые курчавились у нее на висках и шее. Когда Ксана отвечала у доски, я страшно переживал, поскольку она не проявляла усердия в учёбе, домашние задания выполняла кое-как, а по математике и вовсе всё списывала из моей тетрадки. Но для меня это было абсолютно неважно, хотя сам я учился почти на отлично. Только правописание мне никак не удавалось выполнить на «пять».
   Закончилась учеба в начальных классах. Перейдя в пятый, не сговариваясь, сели за одну парту. Мы по-прежнему хорошо дружили. Уже в начале шестого класса я стал более смелым и, собравшись с духом, передал любимой девочке зашифрованную записку, в которой признался в своих чувствах.
   К моему великому удивлению, Ксана ее расшифровала и в ответ призналась в своих чувствах ко мне. С шестого класса мы начали проводить время вместе – гуляли и ходили в кино, а в восьмом стали ходить друг другу в гости, продолжая сидеть в классе за одной партой. Никто из одноклассников не задирал и не дразнил нас «женихом и невестой», все относились к нашим отношениям с пониманием, даже учителя.
   В пятнадцать лет мы окончательно решили, что поженимся, как только закончим школу. Я купил два медных обручальных кольца, и мы надели их на пальцы друг другу, поклявшись в любви до гроба. Даже видя на наших безымянных пальцах эти кольца, никто не смеялся над нами.
   Взрослея, Ксана становилась очень красивой. Я мог часами смотреть на ее лицо, а она только смеялась, говоря мне, что смущаю ее.
   Когда прозвучал последний звонок, мы поняли, что очень скоро наши мечты быть вместе сбудутся.
   Экзамены за одиннадцатый класс я сдал на отлично, а Ксана в основном удовлетворительно. Меня это совершенно не беспокоило, так как я думал, что учиться в институте ей не нужно, поскольку готовился поступать в высшее военное училище, а жены военных в основном были домохозяйками.
   Ксана обрадовалась, когда я сказал, что ей не обязательно поступать в ВУЗ. Она призналась мне, что страшно не любит учиться. Это так скучно, сказала она, уморительно сморщившись. Мы вместе посмеялись над сказанным ею.
   После выпускного я стал готовиться к поступлению в училище. В этот период мы виделись не так часто, как нам хотелось. К этому времени мы несколько изменили свои планы, решив пожениться чуть позже.
   Несмотря на то, что нас разделяло расстояние, мы умудрялись встречаться: чаще ко мне приезжала Ксана. Я отпрашивался у командира, и мы с ней целый день гуляли по городу.
   Однажды она сказала мне, что сняла номер в гостинице – и так посмотрела на меня, что я покраснел от мысли, что она мне без слов предлагает. Я уже спал с девушками, а потому мне был понятен ее намек.
   Мы стали любовниками, что еще больше сблизило нас. Я был влюблен, счастлив и полон надежд на будущее.
   Когда я учился на последнем курсе, Ксана сказала мне, что беременна. Это в наши планы не входило, но выхода другого, чем пожениться, у нас не было. На зимние каникулы мы с ней расписались. К этому времени ее беременности должно уже было быть три месяца. Когда мы остались одни в нашу брачную ночь, я с трепетом и нетерпеливым ожиданием стал раздевать ее, любуясь ее идеальной фигуркой.
   Подойдя к ней, я положил свою руку на её живот и сказал:
   – Он у тебя совсем не увеличился. Даже не верится, что в нем растет наш ребенок, которого я уже люблю.
   – А я сделала аборт, – спокойно сказал Ксана и, сев перед зеркалом, стала расчесывать щеткой волосы.
   – Что ты сделала? – переспросил я, подумав, что неправильно понял ее.
   – А-борт, – по слогам произнесла она, не глядя на меня.
   – Зачем?! – возмутился я. – Это же наш ребенок!
   – Не тебе же его носить. Представляешь, какой я стала бы толстой! Похожей на бочку. Мои ноги распухнули бы… А потом эти страшные схватки, постоянный рев ребенка и днем, и ночью, памперсы и прочее, что отнимало бы у меня массу времени. А я хочу пожить для себя, пока молода.
   – Но ведь это был и мой ребенок! Почему не посоветовалась со мной! – возмутился я.
   – Ты бы мне не позволил избавиться от него, – спокойно так произнесла жена и легла на постель, приглашая меня побыстрее заняться любовью.
   На душе у меня было так мерзко. Даже появилось чувство сродни ненависти к ней. Чтобы не натворить бед, я выскочил из комнаты и гулял по улицам до самого утра. Когда возвратился, Ксана уже спала, не испытывая угрызения совести.
   Утром она вела себя, как ни в чем не бывало. Мечтала о нашем свадебном путешествии в Грецию, которое должно начаться на следующий день.
   В Греции Ксана вела себя раскованно и весело, таскала меня по экскурсиям – и вскоре я помирился с ней, простив то, что она сделала без моего ведома. Я списал ее поступок на молодость – и успокоился. Через время с ее подачи я уже стал думать, что нам действительно было еще рано заводить ребенка.
   После окончания училища по моей просьбе меня направили в армейский спецназ. Нам выделили ведомственную однокомнатную квартиру. Когда мы ее осматривали, Ксана как бы между прочим сказала:
   – Вот видишь, здесь даже негде было бы поставить детскую кроватку.
   И я опять согласился с ней.
   Мы купили мебель, оборудовали квартиру и стали жить обычной жизнью. Мне приходилось ездить в спецкомандировки, об опасности которых я Ксане ничего не говорил, чтобы ее не волновать.
   Она оказалась никудышней хозяйкой. Квартиру убирать не любила, но еще больше – готовить. Показывая мне свои красивые руки с длинным маникюром, она всегда говорила:
   – Ну разве такими руками можно чистить картошку и возиться с сырым мясом? На что они будут похожи!
   И я опять соглашался с ней, жаря картошку и бифштексы сам. Зарплата у меня была неплохая, но ее постоянно не хватало из-за ее бесполезных трат.
   Когда я говорил Ксане об этом, она надувала свои красивые губки и пускала слезу, укоряя меня в жадности. И я опять отступал. Вот так и складывались наши отношения до определенного момента, который перевернул мою семейную жизнь с ног на голову.
   Однажды я раньше на два дня вернулся из командировки. Наш самолет прилетел ночью. Я взял такси и поспешил домой, предвкушая удовольствие от сюрприза, связанного с моим неожиданным возвращением.
   Я открыл своим ключом дверь, снял обувь и, достав из рюкзака бутылку шампанского и конфеты, на носочках стал приближаться к кровати. В комнате было темно из-за зашторенных штор. Я тихо поставил бутылку и коробку на тумбочку, а сам присел на корточки возле кровати. Протянув руку, я хотел погладить грудь Ксаны, а коснулся чьей-то волосатой груди. Не поверив собственным ощущениям, я начал спускаться рукой вниз и нащупал мужские гениталии.
   – Угомонись, ненасытная, – пробормотал кто-то мужским голосом во сне. – Дай хоть немного поспать.
   И в эту секунду у меня в голове что-то щелкнуло. Я изо всей силы сжал хозяйство мужчины. Его вопль, наверное, разбудил весь дом. Он попытался вскочить, но я вырубил его ударом в солнечное сплетение.
   Тут зажглась настольная лампа – и я встретился с испуганным взглядом жены. Она забилась в изголовье кровати, прикрыв одеялом голое тело и не скрывая ужаса на лице.
   – Не бей меня, – закричала она. – Это не то, что ты думаешь.
   – А что тогда? Объясни. Можешь познакомить меня со своим любовником, и мы станем дружить семьями. А если серьезно, скажи, где ты нашла такого труса, который закрылся с головой простыней и не собирается встать на защиту чести своей дамы?
   Недолго думая, я сорвал с мужчины простынь – и застыл в недоумении: передо мной на моей постели с моей женой лежал мой друг Виктор. Я закрыл на мгновение глаза, подумав, что ошибся и этот мужчина просто похож на него.
   Но когда открыл их – никакого сомнения уже не было. Я сел на стул и долго смотрел на перепуганных любовников, застывших на кровати.
   Потом я встал и стал собирать вещи Ксаны в чемоданы, швыряя их, как попало.
   – Что ты делаешь? – не выдержал первым Виктор.
   – Собираю шмотки твоей любовницы, чтобы ты, уходя, захватил с собой не только её, но и шмотки, без которых она ничего собой не представляет.
   – А на кой она мне нужна? У меня есть жена. Не приведу же я её в свою квартиру.
   – Ничего. Будете жить втроем. Сейчас это практикуют, – сказал я, закрывая чемоданы.
   – Ты с ума сошел! – завопила Ксана, по всей видимости, уже придя в себя. – Я твоя жена, и эта квартира такая же моя, как и твоя.
   – А ты чего разлегся! – возмутилась она, спихнув Виктора с кровати.
   Он упал на пол, потом вскочил и стал, торопясь, одеваться.
   – Надеюсь, ты Алене ничего не скажешь? – заискивающе глядя мне в глаза, спросил он. – Ты же мой друг.
   – Был им до того, как ты забрался в постель к моей жене.
   – Так она сама к себе меня затащила, а я не устоял перед ее сексуальностью. И не один я. Их много здесь перебывало, пока ты бывал в отъездах.
   – Заткнись, сволочь, – заорала Ксана, – и выметайся отсюда. Слизняк вонючий!
   – Сама ты потаскуха! – выкрикнул ей в ответ Виктор и бегом помчался к двери.
   – Одевайся! – приказал я Ксане.
   – Зачем? Сейчас ночь. Иди в душ – и ложись спать.
   – Одевайся, – повысив голос повторно, сказал я ей и подошел вплотную к кровати.
   Наверное, вид у меня был тот еще! Она в страхе вскочила с кровати и стала натягивать на себя валявшиеся на полу джинсы и футболку.
   – Кроссовки, – сдерживая рвущуюся из себя злость, прорычал я.
   Ксана бросилась в коридор и вернулась уже в уличной обуви.
   – А теперь бери оба чемодана и вали отсюда, – заорал я, уже не сдерживая свои эмоции.
   – Куда? – заикаясь спросила Ксана, побелев, как мел.
   – На все четыре стороны!
   – Ты не можешь выгнать меня. Я твоя жена, к тому же беременная.
   – От кого? – устало спросил я, чувствуя, что силы покидают меня.
   – От тебя. От кого же еще?
   – Тебе виднее, но в это отцовство меня не впутывай.
   – Тебя выгонят из армии! – пригрозила она. – Я пройду все кабинеты, но не позволю, чтобы ты меня выгнал, как паршивую сучку.
   – А ты и являешься ею. Так что ищи подходящую себе конуру и трахайся со всеми кобелями подряд. Мне уже по фиг.
   Не желая больше никаких разговоров, я вынес на площадку чемоданы, а потом выпихнул туда же упирающуюся Ксану.
   – И что потом? – тихо спросила Тая.
   – Скандал, позор, десятки объяснительных, а потом развод, о котором до сих пор тошно вспоминать. Ксана изображала на нем жертву, которую муж постоянно избивал, не трогая лица и рук. Она меня представила таким монстром, что впору было изолировать от общества. Чуть службу не потерял, но на помощь пришли соседи, которые заявили, что никогда не слышали из нашей квартиры ни ссор, ни скандалов, ни криков Ксаны и ни разу не видели ее избитой. Участковая больница тоже подтвердила, что она к ним с побоями не обращалась. Но главное – бабушки, которые постоянно сидят на скамейке перед домом, коллективно заявили, что в мое отсутствие к Ксане приходили посторонние мужчины и оставались у нее на ночь.
   Нас развели. Ксана уехала к родителям, а я перевелся в другое подразделение подальше от этих мест.

Глава 5

   – Тяжело пережил этот скандал? – спросила Тая, взяв пальцы Германа в руку.
   – Да. Ведь я любил ее с первого класса. Я прощал Ксане все, баловал ее и был уверен, что она испытывает такие же чувства ко мне. Оказалось, что я заблуждался. Во всем. Даже в дружбе. Всю эту ситуацию я воспринял как предательство, что усилило мои переживания. Никому не хочется осознавать себя лохом.
   Да, я когда-то был наивным, глупым и смешным романтиком. Я любил и обожал свою жену. Я носил ее на руках и лез из кожи вон, чтобы сделать для нее все. А в итоге приехал, как в анекдоте, раньше времени с работы всего на день. И мои розовые очки вместе с тогдашней жизнью разлетелись на куски осколками внутрь. Я помню, как она нелепо и глупо оправдывалась, прикрывая нагое тело простыней. Как искренне врала мне в глаза, и на ее ангельском лице при всей этой откровенной лжи не дрогнуло ничего.
   – Что ж, поверь мне, которой также нелегко пришлось в личной жизни, что за каждым пережитым испытанием – ступенька вверх. Чем больше их преодолеешь, тем выше поднимешься. По себе знаю. И как ты жил дальше? Избавился от чувств к жене?
   – Бывшей. Избавился настолько, что не раз задумывался, за что я любил её и почему своевременно не увидел, насколько у нее гнилая душонка.
   – Сколько лет прошло после вашего развода?
   – Девять.
   – И ты больше не захотел создавать семью?
   – Я помню, как развелся и пил с приятелями. В течение пяти лет даже мысли не допускал о следующей женитьбе, так как с омерзением и содроганием вспоминал предыдущую. Счастье, что детей не осталось от этого узаконенного фарса. Благодаря Ксане, конечно. Я-то настаивал на ребенке, а она мне все твердила, что не готова стать матерью, что боится.
   В какой-то момент я решил, что она права и что ей нужно время, чтобы морально повзрослеть.
   – Так что в этом ты должен благодарить Ксану, иначе стал бы «воскресным папой». А учитывая твою службу, эти воскресенья были бы крайне редкими. Да и детям не гоже расти без отца. И кто знает, что она бы им о тебе рассказывала, – высказала вслух свои мысли Тая.
   – Да, я тоже думал об этом.
   – А как складывалась твоя личная жизнь после развода? Влюблялся в кого?
   – Года три на женщин совсем смотреть не мог. Каждая из них казалась предательницей и лицемеркой. Вообще – то мое отношение к женщинам сильно изменилось. Тех, которые на ночь, в расчет не беру. Переспал – и чао.
   В последние два года стал задумываться, что нет ничего хорошего в том, чтобы жить бобылём. Одиночество стало прилично напрягать, особенно когда возвращался из командировок в пустую квартиру с пылью на мебели и затхлым воздухом. Но главное – поговорить было не с кем, отдать кому-то накопившуюся нежность и поделиться любовью.
   Уж так получалось, что ни одну женщину, с которой знакомился, я не видел в роли жены и матери своих детей. Нет, здесь дело не в излишней требовательности. Я сам не без недостатков, поэтому не искал идеальную. Если бы я полюбил её, то полюбил бы и её недостатки. Но любви ни к одной не испытывал. Интерес – да, влечение -тоже, но со временем они исчезали, и я оставался всё в той же отправной точке. Работал в основном мой разум, а сердце молчало. А без него как строить долгосрочные отношения? Второй раз наступать на одни и те же грабли не хотелось.
   Хорошо, что все надежды и мечты не разбились до конца, несмотря ни на что. И снова захотелось той самой «настоящей» любви, той самой «настоящей» семьи, и ту самую «идеальную» любимую, родную и верную женщину.
   Но она никак не встречалась, поскольку у меня был один серьезный «пунктик»: я не испытывал доверия ни к одной из встретившихся женщин. Как-будто бы и повода не было, но интуиция предостерегала – и я разрывал эти отношения. Вот такой я привередливый и излишне критично настроенный, милая.
   Словом, сказки остались сказками, а реальная жизнь оказалась совсем не радостью и счастьем. Но другой у нас нет, приходиться жить такой жизнью, которой живем. И, в конце концов, виной всему мы сами, потому и жизнь она такая, какой мы ее делаем. Разочарована?
   – Почему такой вопрос? – удивилась Тая. – С какой стати я должна разочаровываться? У нас с тобой временный курортный роман, а потому предъявлять претензии друг к другу глупо. Это быстрые и яркие отношения без обязательств. Ведь мы с тобой не преследуем цель построить долгосрочные отношения, не так ли?
   Герман ничего не ответил, продолжая смотреть себе под ноги и слушая девушку. Через паузу, поняв, что ответа на свой вопрос не получит, она продолжила:
   – Мы же без слов еще «на берегу» решили, я имею ввиду – каждый для себя, что наше общение – чисто временный вариант, поэтому уже в начале мы друг друга ни в чем не обнадеживали, а потому в конце ни я, ни ты не будем обижены. Финал наших отношений – приятные воспоминания. Романтическое настроение не должно противоречить здравому смыслу, согласен?
   – Конечно, ты права, и мне трудно возразить что – либо на сказанное тобой, за исключением… Впрочем, это мои личные внутренние размышления.
   – Знаешь, Гера, морской бриз и чувство свободы в отпуске может опьянить любого, поэтому немудрено, что даже самый рациональный человек захочет предаться мечтаниям и отпустить все на самотек.
   – Ты имеешь ввиду меня?
   – И себя тоже. Курортный роман, как показывает жизнь, – это страсть и сильная увлеченность, а не большое чистое чувство. Поэтому чаще всего подобные романы не выдерживают расстояния и отсутствия живого общения, поэтому расценивать эти отношения нужно как веселое приключение без серьезных последствий.
   – В большинстве случаев это так. Но ведь есть и исключения, – не согласился Герман.
   – Возможно, но я не знаю ни одного человека, курортный роман которого впоследствии перерос бы во что-то серьезное.
   – А вдруг мы с тобой исключение? – спросил Герман, пристально глядя в глаза Таи.
   – Ты шутишь, – засмеялась она. – Да, я в тебя слегка влюблена, ты во всем мне подходишь, но ведь это в условиях беззаботного отдыха. Но меньше, чем через восемь дней, мы попрощаемся. Даже если возьмем номера телефонов и адреса электронной почты, наше общение продлится какое-то время, а потом сойдет на нет из-за расстояния, которое постепенно сотрет из памяти дни, проведенные вместе в отпуске. В окружении других проблем мы отдалимся и в конце концов утратим интерес к друг другу.
   – Слишком рационально и пессимистично, – сказал Герман. – Во всяком случае мне не хотелось бы, чтобы так закончились наши отношения.
   – Нужно быть реалистами. Что хорошего в иллюзорных надеждах? Кроме боли и разочарования они ничего другого в себе не несут.
   – Как сказать… Не нужно бежать впереди паровоза. У нас еще семь дней, чтобы сделать правильные выводы. А теперь, если у тебя нет ко мне вопросов, пойдем спать. Твое лицо несколько осунулось, когда ты встретила меня. Ты полноценно перестала отдыхать, и я чувствую свою вину в этом.
   – Глупости, – отмахнулась Тая. – Я счастлива, что не тоскую в одиночестве, а полноценно провожу время с тобой. Наверное, ты мне послан богом…
   – Которого нет, – закончил Герман ее мысль по-своему. Итак, где проводим эту ночь? У меня?
   – Мне все равно, лишь бы быть с тобой, – тихо ответила девушка, выйдя из беседки и устремив свой взгляд на окутанное ночной темнотой море.
   Взяв друг друга за талии, они медленно направились к отелю.
   Оставшиеся дни Тая и Герман провели на пляже и в экскурсиях. В последнюю ночь после занятий любовью они лежали на кровати молча, думая каждый о своем.
   – Я завтра улетаю, – с тоской в голосе произнес Герман.
   – Я знаю, – Тая не смогла скрыть горечи в голосе.
   – Поехали со мной…
   – Куда? К родителям?
   – Я хотел бы познакомить вас.
   – Я не знаю, что тебе ответить, так как не ожидала подобного предложения. Слишком неожиданно.
   – Я знаю, но…
   – Что «но»?
   – Я люблю тебя, малышка, – сказал Герман, целуя девушку в плечо.
   Между ними воцарилось молчание.
   – Ты уверен? – дрожащим от волнения голосом спросила Тая.
   – Абсолютно. В себе и своих чувствах. А вот что ты можешь сказать о своих?
   Девушка неожиданно заплакала, уткнувшись ему в предплечье.
   – Я тебя чем-то обидел? – забеспокоился Герман, наклонившись над Таей.
   – Нет. Это я от счастья.
   – Я никогда не пойму женщин, – облегченно вздохнув, сказал он. – Как можно плакать от счастья? Нужно радоваться ему и наслаждаться им.
   – Я и радуюсь, – сказала девушка, сморкаясь в салфетку.
   – Плача?
   – Да. Это слезы радости.
   – Женская логика для меня всегда была тайной за семью печатями. Ну и что ты мне ответишь?
   – Дурной пример заразителен – я тоже тебя полюбила. И я поеду с тобой. У меня еще есть две недели отпуска. Выпишусь из отеля и буду готова лететь с тобой. Вот только билета у меня нет.
   – Это уже мой вопрос, который я решу по прибытию в аэропорт.
   – Ты уверен? Сейчас же время отпусков, и все билеты раскупаются заранее.
   – Любимая, пусть тебя это не волнует. Любая проблема решается, если приложить усилия.
   – Тогда я с самого утра начинаю собираться.
   После этих слов они обнялись и уснули.
   Утро прошло в суматохе. Администратор была удивлена, что клиентка уезжает раньше времени, но задавать вопросов не стала. Не положено обслуживающему персоналу проявлять любопытство.
   Сдав номер, Тая стала ждать, когда за ней придет Герман. На душе было беспокойно. А вдруг передумал? Но потом она отогнала неприятные мысли, понимая, что они спровоцированы прежним опытом.
   Наконец открылась дверь, в которой появился Герман со своим чемоданом.
   – Такси уже нас ждет. Где твои вещи?
   Увидев стоящий слева большой чемодан, он легко поднял его незанятой рукой и, пропустив Таю вперед, вышел вслед за ней.
   В аэропорту Герман оставил девушку в зале ожидания с вещами, а сам пошел к администратору. Его не было минут тридцать, и это время показалось Тае вечностью. Наконец она увидела его. Он шел улыбаясь, помахивая в руке билетом.
   – Как тебе это удалось? – удивилась Тая.
   – У меня свои приемы.
   – Сколько нам осталось до регистрации?
   – Более двух часов. Так что мы можем пойти в кафе и скоротать время там.
   – С кофе и мороженым?
   – Всё, что пожелает леди.
   – А если в кафе не продают мороженое? – спросила Тая, лукаво улыбнувшись.
   – Купим в другом месте.
   – Ты не допускаешь существования безвыходной ситуации?
   – Нет. Всегда можно найти решение проблемы. Для этого нужно проявить инициативу, сообразительность и желание ее решить.
   Кафе было полупустым. Они облюбовали себе столик возле окна. Изучив меню, выбрали кофе, заварные пирожные и ванильное мороженое.
   – Ты предупредил родителей о том, что приедешь не один?
   – Нет. Люблю сюрпризы.
   – Такая неожиданность может вовсе не оказаться для них приятной.
   – Окажется. Мама все уши прожужжала, что мне пора поставить крест на холостяцкой жизни.
   – Но ведь мы не собираемся еще жениться, – растерянно сказала Тая.
   – Сейчас нет. А в будущем такой поворот событий вполне реален. До этого нам надо лучше узнать недостатки друг друга и понять, сможем ли мы с ними мириться без ссор и скандалов. Во-вторых, ты должна будешь решить, сумеешь ли переехать ко мне без ущерба для своих профессиональных интересов. Ведь у тебя есть своя компания и работники. В-третьих, ты должна убедиться, что моя работа и особенно мои командировки в «горячие точки» и участие в других опасных операциях сможешь переносить без вреда для собственной психики и нервной системы. Не все женщины выдерживают быть женами спецназовцев.
   Тая, слушая Германа, ковырялась ложечкой в мороженом. Его слова заставили ее нервничать, и она не
   хотела, чтобы Герман это заметил. Когда он замолчал, она подняла на него глаза и спросила:
   – Ты не уверен во мне?
   – Не буду кривить душой – сейчас не уверен. Мы слишком мало знаем друг друга, и было бы легкомыслием бросаться в омут с головой, не зная, что там таится.
   Когда я подходил к тебе тогда на пляже, я даже предположить не мог, что я полюблю тебя. Но так произошло, и я очень рад этому. Кстати, когда я покупал для тебя билет, я нежданно-негаданно узнал, что тебе двадцать восемь лет. Прекрасный возраст, когда женщина еще с молодостью не простилась, но уже имеет достаточный жизненный опыт, чтобы не совершать бездумных поступков. Между нами пять лет разницы – и это классика. Именно такой возрастной разрыв, по моему мнению, должен быть между женщиной и мужчиной. Как видишь, мы подходим по всем параметрам.
   Тая рассмеялась:
   – Не по всем, а по некоторым. И это существенно.
   – Остальные параметры проверим в процессе жизни. Уверен, противоречий они в наши отношения не внесут.
   – А что будем говорить родителям? Не покажусь ли я им легкомысленной, особой приехав к ним в качестве любовницы их сына после десяти дней знакомства?
   – Не любовницы, а гражданской жены. Разница колоссальная.
   – Вообще-то гражданский брак – брачный союз, зарегистрированный и оформленный в соответствующих органах государственной власти без участия христианской церкви. Надо полагать, что ты столь оригинальным способом сделал мне предложение стать твоей фактической женой?
   – Я не предлагал, а принял решение за нас обоих на основании того, что мы признались друг другу в чувствах. Да и какая разница, как будет называться наша совместная жизнь! Главное, что мы будем вместе.
   – К сожалению, не скоро. Я не могу вернуться из отпуска и, бросив все, поехать к тебе. Нужно будет время, чтобы решить все вопросы. У меня есть обязательства перед клиентами и подчиненными, нарушить которые я не могу.
   – Тогда поживем на расстоянии. Сколько?
   – Где-то около года.
   – Что ж, поживем на два города, встречая праздники то у меня, то у тебя. Да и между ними можно видеться дней по десять, а там уже видно будет, где мы осядем.
   – Я рада, что ты меня понял без обиды и нашел решение проблемы. Предчувствую, что буду за тобой, как за каменной стеной.
   – Так и должно быть: ведь я мужчина.
   – Увы, современные мужчины больше рассчитывают в отношениях на женщин.
   – Я не из их числа, – резко сказал Герман. – Если я предложил тебе быть моей женщиной, значит, я несу за тебя полную ответственность во всем, даже в мелочах. Так я вижу свое место в семье. Живя со мной, ты будешь чувствовать понимание, надежность, поддержку, верность, а главное – мою любовь. И от тебя я хотел бы для себя того же.
   – Я готова дать тебе все это, – тихо сказала Тая.
   Герман встал из-за стола и, наклонившись над девушкой, приник к ее губам в долгом поцелуе.
   – Это вместо печати на нашем соглашении, – засмеялся он. – А теперь поднимайся. Через пять минут начнется регистрация.
   В салоне самолета, согласно билетам, они должны были сидеть на разных местах, но Герман и здесь решил возникшую проблему. Молодой человек любезно согласился поменяться с Таей местами.
   Когда самолет поднялся в воздух, она спросила:
   – Куда мы летим и сколько будет длиться полет?
   – В Барнаул будем лететь 4 часа 40 минут, а затем три часа на такси в Белокуриху. Так что в восемь часов вложимся. Устанем, конечно, но другого варианта нет.
   Тая достала из сумки небольшой компьютер и, набрав в поисковике «Белокуриха», стала рассматривать фотографии города.
   – Совсем небольшой городок, но очень красивый. Я рада за твоих родителей. А какие горы и озера! Загляденье. Надеюсь, мы не будем все время сидеть дома? Я люблю активный отдых.
   – Еще один плюс в нашу семейную копилку: наши интересы относительно отдыха совпадают. Конечно, мы побываем везде, где возможно.
   – Если честно, я волнуюсь, как твои родители примут меня.
   – За-ме-ча-тель-но!
   – А если я им не понравлюсь?
   – Это полностью исключено. Ты не можешь не понравиться.
   – Все равно боюсь.
   – А ты мне показалась довольно смелой. Неужели я ошибся? – с улыбкой в голосе спросил Герман.
   – Да, смелая. Но то ведь обычная жизнь, а здесь твои родители. Их отношение ко мне может отразиться на наших отношениях.
   – Никогда этого не будет. Нам решать, как их строить, а не моим родителям. Я никому не позволю вмешиваться в нашу семью. Так что выброси из головы подобные мысли.
   В половине девятого вечера они позвонили в дверь. Тая не могла унять сотрясавшее её волнение.
   Чтобы ее успокоить, Герман обнял девушку за плечи и, наклонившись, поцеловал для вселения духа.
   В таком виде их и увидели родители, открыв дверь. Тая почувствовала, как кровь прилила к щекам, и посмотрела на Германа как на островок своего спасения.
   – Доброго вечера вам, мои дорогие родители! Чего держите нас в дверях?
   После этого вопроса Марина Алексеевна и Александр Павлович поспешили отойти вглубь коридора, освобождая место гостям. Когда чемоданы были поставлены возле стены, Герман подошёл к родителям, обнял их и сказал:
   – Знакомьтесь, это моя жена Таисия Вольская.
   – Приятно познакомиться, – в один голос сказали родители и все дружно рассмеялись, разрядив напряженную обстановку.
   – А почему ты нам раньше не написал, что женился? – спросила мама.
   – Мы с Таей пока не расписались. Дали себе год для притирки. Если она выдержит меня, то в следующий отпуск погуляем на свадьбе. Но за это время я постараюсь ее не разочаровать. А до этого я тоже считаю ее женой. Фактической женой, а не сожительницей. Я ясно объяснил ситуацию?
   – Вполне, – ответил отец. – А теперь мойте руки – и к столу. Мать готовилась встречать сына, а оказалось, еще и дочку.
   После ванной комнаты они пошли в гостиную, где их уже ждали за накрытым столом родители. Поначалу чувствовалось какое-то напряжение, но после нескольких рюмок домашней вишневки все расслабились, и Тае пришлось отвечать на множество вопросов, интересовавших родителей Германа.
   Засиделись далеко за полночь. После десерта девушка вскочила, чтобы помочь Марине Алексеевне убрать со стола и помыть посуду, но та категорически отказалась и проводила их в спальню, где была уже постелена кровать.
   Приняв душ, они легли, но спать не хотелось.
   – Ты им понравилась, – сказал Герман.
   – Откуда ты знаешь? – уточнила Тая.
   – Наблюдал, как они вели себя в отношении тебя. Я не увидел на их лицах не то, чтобы недовольства, но и тени его. Да, когда ты не видела, они разглядывали тебя, а потом папа показал мне из-под стола поднятый вверх большой палец и подмигнул, кивнув на маму. И я понял, что эта оценка была дана тебе с ее согласия.
   – Мне они тоже очень понравились. Хоть и из дворянского рода, но не кичились своим происхождением, даже не заикнулись о своей родословной.
   – А зачем на нее ссылаться? То время, когда она что-то значила, кануло в лету. С семнадцатого года все стали жить как простые люди, невзирая на «табель рангов».
   И мама, и папа были воспитаны в социалистической стране, где не было дворянского сословия. Поэтому привыкли жить в соответствии с требованиями среды.
   А в это время на кухне тоже велся тихо разговор:
   – Как тебе наша новая невестка? – спросила Марина Алексеевна мужа.
   – Симпатичная, милая, воспитанная женщина. Да и специальность у нее серьезная. Математический склад ума – это хорошо.
   – Чем? – удивилась его жена.
   – Рациональным мышлением. Люди такого склада не способны на легкомыслие, чем отличалась Ксана. Да и по всему видно, что она человек серьезный.
   – Ты считаешь серьезным согласиться на фактический брак после десяти дней знакомства?
   – А любовь ты сбрасываешь со счетов? Со стороны ведь видно, что она влюблена в Геру. Ни в чем не давит на него, не требует, чтобы он крутился вокруг нее. А могла бы. Ты видела своего сына? Как он смотрит на неё! В его взгляде столько чувств! Я рад за него. Дай бог, чтобы у них все сложилось. Гера достаточно заплатил за свою первую ошибку.
   – Да что я против! – возмутилась Марина Алексеевна. – Если мой сын будет счастлив с этой женщиной, я тоже буду счастлива. Но я пока не сложила о ней полного мнения, а потому и волнуюсь.
   – А ты не волнуйся. Нашему сыну не двадцать два года, когда он первый раз женился. Ему уже тридцать три. Возраст Христа. Уверен, что сейчас он лучше в женщинах разбирается и не станет спотыкаться об один и то же камень.
   – Ой, остается только надеяться на лучшее.
   – Не накручивай себя, Марина. Такой настрой сделает тебя слепой и глухой по отношению к нашей невестке, а это будет неправильно. Дай ей шанс проявить себя такой, какой она есть. Вот тогда и обсудим, выиграл наш сын с нею или проиграл. Не дай своей материнской ревности и подозрительности ослепить себя и настроить свое сердце против неё.
   – Хорошо. Постараюсь быть объективной и не придираться к ней.
   – Вот и здорово! Поскольку мы здесь убирать закончили, пойдем спать. Утро вечера мудренее. Придется тебе вставать рано, чтобы завтрак приготовить перед работой. Так что ложись, а я еще немного почитаю.
   Отношения у Таи с родителями Германа сложились теплые. Особенно с Александром Павловичем. Каждый вечер они все вместе ужинали, и приготовление ужинов Тая взяла на себя, так как Марина Алексеевна приходила с работы уставшая.
   Когда отца не было дома, Герман помогал Тае готовить, но чаще подолгу разговаривал с ним в его кабинете.
   Тая с Мариной Алексеевной тоже уединялись на кухне за чашкой чая. Девушка обожала эти «посиделки», так как много услышала о детстве и юности любимого мужчины.
   На следующее утро после их приезда по совету Марины Алексеевны решили подняться на гору Церковка.
   – А почему гора так называется? – спросила у неё Тая.
   – Как только ты взглянешь на ее вершину, – ответила та, – сразу же поймёшь, что своей формой она очень похожа на церковный купол, который венчает крест. Эта скала нерукотворна, то есть создана самой природой. Еще задолго до открытия курорта местные жители, алтайцы, приезжали сюда, чтобы избавиться от болезней, особенно от бесплодия. Если женщина долго не могла родить сына, то в ночь на новолуние она поднималась на эту гору, молилась духу горы о ниспослании ребенка, а через девять месяцев становилась мамой. И так на протяжении нескольких столетий скала выправляла демографическую ситуацию в долине, даря Белокурихе сыновей.
   – И вы верите, что гора помогала зачатию? – удивилась Тая.
   – Не гора, конечно, а вера. За свою жизнь я убедилась, что она может творить чудеса. Но еще несколько слов о самой горе.
   Когда обойдете вершину, увидите, что она многолика. В профиль, если смотреть с восточной стороны, Церковка принимает вид человека монголоидной расы. Местные жители дали ему имя Хозяин горы или Алтай. У него было шестеро детей, которых сегодня называют «четыре сестры и два брата».
   Спасая детей от злого духа Дельбегеня, отец превратил их в камни. На западной стороне света, где умирает солнце, он поставил дочерей, так как считал их более сильными, а сыновей – на востоке горы. Сам же полетел на небо.
   Когда злой дух явился, чтобы уничтожить детей Алтая, он увидел вместо них камни и, разозлившись, превратился в скалу.
   Дочери и сыновья Хозяина горы символизируют алтайские народы, которые произошли от каждого из них. Более подробно об этих скалах вам расскажет гид, если вы оплатите ему экскурсию. Кстати, слово «Алтай» переводится как «золотой край».
   Сидя в подъемнике, который поднимал их на гору Церковка, Тая посмотрела под ноги и ахнула от восторга, видя, как под ними проплывали многовековые сосны и скалы.
   – Этот пейзаж поистине завораживает! – воскликнула она.
   – Да, здесь красивейшие места планеты, – согласился с ней Герман. – А также на этой горе находится местное чудо – волшебный камень.
   – И в чем его волшебство?
   – Если положить на него руку и загадать желание, оно обязательно исполнится. Но только просьбу нужно хорошо обдумать, потому что воспользоваться услугами камня можно лишь раз в году.
   – А ты уже загадывал свое желание?
   – Да. В прошлый приезд.
   – И как, исполнилось?
   – Да. Я попросил камень встретить женщину, которую полюблю. И вот ты появилась в моей жизни. Разве не чудо?
   Тая счастливо засмеялась.
   – Наверное, об этой горе существует местная легенда, если она стала достопримечательностью города? – спросила она.
   – Конечно. Гора относительно невысокая, всего 815 метров, но алтайцы назвали её «Каача», что в переводе значит «святая».
   – Почему?
   – Шаманы приходили и приходят сюда общаться с духами, а воины прошлого набирались сил перед сражениями.
   Тая удивленно спросила:
   – На Алтае шаманы сохранились до наших дней?
   – Конечно. Это часть веры ее народов.
   – Ты будешь загадывать желание? – спросил Герман, когда они сошли с подъемника.
   – Конечно, – ответила Тая. – Жаль, что можно загадать только одно.
   Герман рассмеялся, прижав девушку к себе.
   – Выбери из своих желаний самое важное для себя, – сказал он. – Слишком много хорошо – тоже плохо. Так, кажется, гласит пословица?
   – Да. Но меня это не слишком утешает: ведь чтобы загадать второе желание, нужно ждать целый год, а третье – и того больше.
   Герман, поцеловав Таю, спросил:
   – Ты разочарована?
   – Чуть-чуть, – ответила она и подбежала к чудо-камню. – Я могу загадывать желание?
   – Конечно. Прикоснись к камню рукой и попроси его исполнить то, что тебе хочется больше всего.
   Тая закрыла глаза и какое-то время напряженно думала, как лучше сформулировать свою просьбу, а потом положила руку на камень и мысленно попросила:
   – Волшебный камень, прошу тебя исполнить мое самое заветное желание – стать женой Германа и родить от него сына.
   – Это одно желание, а не два, – уточнила она, боясь, что камень истолкует ее просьбу по-своему.
   Когда Тая отошла от камня, она посмотрела на Германа и спросила:
   – А ты будешь загадывать желание?
   – Конечно. Прямо сейчас, – и после этих слов он положил свою руку на камень.
   Спускаясь с горы на подъемнике, он неожиданно спросил у Таи:
   – Ты не скажешь мне, что загадала?
   – Нет, – улыбнулась девушка. – Сначала пусть исполнится.
   – А я загадал, чтобы мы с тобой пленились, как можно быстрее.
   Услышав слова любимого, Тая почувствовала, как у нее перехватило дыхание то ли радости, то ли от страха. Она боялась сглазить свое сегодняшнее счастье, хотя и не верила в подобное суеверие. Однако в глубине души что-то ее подначивало: а вдруг?
   В последующие дни отпуска она даже совершила подвиг, пройдя с Германом маршрут, преодолев значительные колебания крутизны склонов, атмосферного давления и содержания кислорода, чтобы увидеть скалы Четыре брата, Врата любви и Каменный водопад.
   Тая с трудом прошла его и, возвратившись домой, упала, как подкошенная, на кровать, не находя сил, чтобы принять душ. Но Герман чувствовал себя превосходно и, глядя на него, Тая осознала, насколько он был натренирован и что за этим стоит.
   Она словно заново увидела его бицепсы и скульптурное тело, когда он снял с себя одежду, чтобы переодеться.
   – Боже мой, сколько же ты над собой издевался, чтобы добиться такой выносливости? – удивленно спросила Тая.
   – Никаких издевательств не было. Поначалу было трудно, но потом втянулся. Тренировки были, конечно, на грани, но не выходили за рамки возможностей человеческого тела. Зато потом эти физические навыки не раз выручали. Как сказал Суворов, тяжело в учении – легко в бою. Это так и есть.
   Совершая прогулки по Белокурихе, Тая и Герман любовались горами в голубой дымке, пили студеную светлую, как хрусталь, воду из родников, посетили целебные источники, гуляли по лесу, испытывая любовь к этому приятному и ласковому краю.
   В предпоследний день перед отъездом сходили в местный городской музей, в котором Тая получила ответ на вопрос, почему город называется Белокурихой. Среди нескольких версий, связанных с белыми курящимися парами, с первопоселенцем казаком Белокуровым, в итоге, как оказалось, победила одна: село, ставшее впоследствии городом, было названо в честь речки, по берегам которой оно располагалось.
   А назвали её коренные алтайцы Беле-Кур, что в переводе с алтайского языка означает «Рябиновый мост», потому что на берегах этой реки с той давней поры растет очень много рябин. Русские поселенцы ассимилировали слово к своему языку и получилась Белокуриха.
   – А вот ты ничего не знал об этом, когда я спросила тебя, – сказала Тая, когда они вышли из музея. – Так что благодаря моей любознательности и ты больше узнал о городе, в котором живут твои родители.
   Герман ничего на это не ответил, только снисходительно улыбнулся. Девушка не стала заострять на этом своего внимания, продолжая делиться с ним своими впечатлениями о посещении городского музея.
   Она за время пребывания в этом городе полюбила его. И если раньше его название на слух не воспринималось, теперь оно ей очень нравилось.
   За несколько дней до их отъезда между матерью Германа и её будущей невесткой состоялся разговор.
   Тая, не выдержав внутреннего напряжения, не покидавшего ее всё время пребывания у родителей Германа, спросила:
   – Вы считаете, что я поступила легкомысленно, приехав к вам после десяти дней знакомства с вашим сыном?
   Марина Алексеевна какое-то время молчала, собираясь с мыслями, чтобы не сказать чего-то, что может обидеть или оскорбить девушку.
   – Может, немного. Вначале. Не исключаю, что в этом виноват консерватизм. И неожиданность. Но… понимаешь, люди обычно с определенной долей скепсиса относятся к курортным романам. Обычно сезон любви остаётся там, где начался. Мужчина и женщина возвращаются домой, осознавая, что они, как два кораблика, во время отпуска причалили к берегу несбывшейся любви, от которой им остались разве только приятные воспоминания.
   Чтобы за короткое время оба поняли, что их чувства серьезны и требуют продолжения, такое бывает очень редко. Зная, как сын тяжело пережил крушение своих надежд на семейную жизнь, я была несколько ошарашена его решением жениться на женщине, которую он знает всего десять дней. Ксану он знал почти двадцать лет и то ошибся, а тут счет велся на дни.
   – Я не Ксана и не могу отвечать за ее поступки, – тихо сказала Тая. – И не должна нести на себе бремя ошибок Германа. А тем паче отвечать за них.
   – Конечно. Ты права в этом. Каждый должен сам отвечать за свои ошибки. И я не сравнивала тебя с Ксаной. Вы абсолютно разные. Во всём. Просто как любая мать я волнуюсь за своего сына, боясь, чтобы он во второй раз не попал в капкан собственных заблуждений и потом испытал душевные муки. Со стороны трудно поверить в то, что за десять дней два человека так хорошо узнали друг друга, что решились на столь серьезный шаг, как создание семьи.
   – А в любовь с первого взгляда вы не верите? – спросила Тая все так же тихо.
   – Почему же, верю. У самой подобного опыта не было, но наслышана о ней.
   Как и о том, что она недолговечна и быстро проходит. А потому скажу честно: я рада, что у вас есть еще год в запасе, чтобы убедиться, что ваши чувства сильны и вы не ошибаетесь в друг друге. Выдержит ваша любовь это испытание, мы с мужем с радостью назовем тебя своей невесткой и дочерью. И будем тебе бесконечно благодарны, если наш сын будет счастлив с тобой. Ты нам понравилась. Больше мне добавить нечего.
   Тая улыбнулась и сказала:
   – Спасибо за откровенность. Однако мне тоже есть, что сказать. Я люблю Германа. Искренне и сильно. И это не любовь-мотылёк, которая летит на огонь, не думая о печальных последствиях. У меня никогда не было курортных романов. К тому же я дожила до двадцати восьми лет, не бросаясь с головой в омут чувств, поскольку привыкла мыслить рационально и логически. В моём понимании семья должна создаваться раз и навсегда, поскольку для меня абсолютно неприемлема ситуация, когда дети остаются без отца.
   И до встречи с Герой я была одна только по одной причине: я не спешила с замужеством.
   – Почему?
   – Не встретила мужчину, который стал бы частью меня и которого бы я полюбила настолько сильно, чтобы назвать своим мужем. Я ни от одного мужчины не хотела родить ребенка, а вот него хочу. Больше всего на свете. Конечно, в течение года об этом не может быть и речи, а вот когда я буду готова переехать к нему, ждите внука или внучку.
   – Хотелось бы внучку, а то ведь два внука уже есть, – не скрывая довольную улыбку, перебила Таю Марина Алексеевна. – Я рада, что ты завела сегодняшний разговор и мы прояснили ситуацию. Он помог мне больше узнать тебя и убедиться в том, что наши предположения с мужем были правильными. Будешь любить нашего сына – мы будем любить тебя. Как видишь, формула наших с тобой взаимоотношений очень проста. А сейчас подойди ко мне, чтобы я могла от всего сердца обнять тебя.
   После того как Тая возвратилась на свое место, она услышала:
   – Ты ничего не рассказала нам о своих родителях. Они у тебя живы?
   – Да, но… у меня с ними довольно сложные отношения. Сейчас я не готова рассказать вам, что стало тому причиной, однако она довольно серьезная. Извините, если я не буду с вами откровенной. Пока не время.
   – Ну что ты, девочка! Конечно, мы тотчас закроем эту тему. Я не из праздного любопытства спросила тебя о них. Как-никак, а нам предстоит стать родственниками.
   – Я это прекрасно понимаю, но отложим разговор о моих родителях на потом. Чтобы вы не подумали, что я что-то от вас скрываю нехорошее, хочу заверить, что в своих кругах они очень уважаемые люди. Папа кандидат технических наук, а мама старший преподаватель в вузе.
   Просто наши отношения не сложились так, как должны. И в этом не только их вина, но и моя. Думаю, что со временем всё между нами наладится. Возможно, не по содержанию, но хотя бы по форме.
   На этом разговор двух женщин закончился, так как пришел Герман и позвал их на чай.

Глава 6

   В последний вечер Марина Алексеевна и Тая накрыли прощальный ужин. За десять дней они сдружились и привязались друг к другу. Марина Алексеевна приобрела нежданно-негаданно в лице Таи дочь, которой у неё не было, а девушка – мать, которой ей по жизни не хватало.
   Перед тем, как был поднят первый тост, Герман поднялся и раскрыл руку, на ладони которой лежало кольцо с сапфиром. Повернувшись к Тае, он сказал:
   – Перед тем, как мы покинем родительский дом, я прошу тебя стать моей официальной невестой.
   Возможно, скажу сейчас банальность, но я очень тебя люблю! Ты самая лучшая! Теперь я понимаю, для чего мне пришлось столько пережить: чтобы встретить тебя! Без тебя моя жизнь была залом ожидания, а благодаря тебе я открыл волшебную страну под названием – ТЫ… Согласна ли ты стать моей невестой?
   – Да, – дрожащим от волнения голосом ответила Тая, пытаясь побороть выступившие в глазах слёзы.
   – Тогда дай мне свою правую руку, – услышала она голос любимого мужчины.
   Девушка протянула Герману руку – и он надел на ее безымянный палец кольцо.
   – Какое красивое! – не сдержав восторга, воскликнула она, любуясь переливами прозрачного голубого камня.
   – А теперь я хочу поднять тост за то, чтобы мы стали друг для друга будущим и отныне перешли на «мы»!
   После того, как вино было выпито, Тая, глядя с любовью на Германа, тихо сказала:
   – Вот так и бывает… Встретишь случайно человека, он тебе улыбнется, и ты влюбляешься в его улыбку… И
   всё, «прощай разум». Для мира ты – кто-то… А для меня – целый мир!
   Он не сдержался и, схватив Таю в объятия, стал целовать ее прелестное лицо.
   На следующий день после завтрака родители вышли провожать своих гостей к такси, которое уже подъехало. Тая подошла к Марине Алексеевне и, обняв её, поблагодарила за радушие, с которым ее приняли в семье. Прощаясь, они не смогли сдержать слез.
   Александр Павлович крепко обнял ее и шепнул на ухо:
   – Сделай моего сына счастливым.
   – Постараюсь, – одними губами ответила ему девушка, но он понял её и прижал к себе еще крепче.
   Герман был очень рад, что Тая пришлась по душе его родителям. Отъехав от дома, он обнял её и, наклонившись, поблагодарил девушку за это. Его слова вызвали на ее лице румянец удовольствия, и она поспешила сказать в ответ:
   – Мне очень радостно это слышать, но твои родители настолько приятные, гостеприимные, словом, замечательные люди, что мне было легко в их присутствии быть самой собой. В моем отношении к ним не было ни капли притворства, и они, наверное, почувствовали это.
   – Ты моя умница, – сказал Герман, целуя ее. – Мне так не хочется расставаться с тобой. Две недели здесь пролетели так быстро! Если бы не мое обещание брату погостить у них, я бы полетел с тобой. Он и так высказал недовольство, когда я сказал, что побуду в его семье всего три дня вместо обещанных семи, но смирился, узнав о тебе. При первой же возможности я познакомлю вас.
   – Теперь я поняла, почему ты постоянно меня фотографировал: чтобы показать Глебу во всех ракурсах, как говорится, и в фас, и в профиль.
   – Нет, ты не угадала. Я фотографировал тебя для себя, чтобы потом, когда затоскую по тебе, пересматривать снимки и вспоминать, где мы с тобой были. Они помогут мне легче пережить разлуку. Но ведь и ты от меня не отставала, сделав множество моих фото.
   – По той же причине, – грустно сказала Тая. – У меня все дрожит внутри от мысли, что скоро мы расстанемся. Даже не знаю, как переживу время нашей разлуки. Мы будем писать ежедневно друг другу письма по электронной почте. Согласен?
   – Конечно, но каждый день писать тебе я не смогу, так как при выполнении спецзаданий и участия в спецоперациях у меня не всегда будет такой возможности.
   Тая, не скрывая огорчения, тихо произнесла:
   – Это я понимаю. Но в остальные дни ты ведь будешь мне писать? Пусть небольшие, но все же весточки от себя? Чтобы я потом могла их перечитывать.
   – Буду и писать, и звонить так часто, как смогу. Я ведь буду скучать по тебе не меньше. Ты уже вошла в мое сердце, любимая. Так что не волнуйся: я никуда не пропаду.
   Тая прижалась к Герману, чувствуя, как стонет душа. Даже подумать страшно, что через несколько часов
   они расстанутся, а когда увидятся снова – неизвестно. От этой мысли из глаз потекли по щекам слёзы.
   Герман поглаживал девушку по плечу, думая о чем-то своем. Вдруг он услышал, как она всхлипнула, – и наклонился над ней. Понимая причину ее состояния, он прижал Таю к себе и, целуя ее в макушку, шутливо сказал:
   – Не надо разводить мокроту, а то измочишь меня всего. Я не подарок, чтобы так расстраиваться из-за того, что какое-то время мы будем вдали друг от друга. Если честно, мне тоже очень нелегко, но ведь я не плачу…
   Тая улыбнулась, представив мужественного Германа, проливающего слёзы.
   – Вот и умница, – сказал он, увидев улыбку на ее лице.
   Чтобы побыть друг с другом, они приехали в аэропорт за несколько часов до регистрации на рейс Таи. Выбрали себе столик в самом дальнем углу кафе. Тая заказала себе кофе фредо, а Герман корретто. В ожидании заказа Герман, чтобы не стоять в очереди, зашел в отдельный раздел сайта аэропорта, выбрал для себя и Таи удобные места в салонах самолетов и зарегистрировал оба билета онлайн.
   – Я сожалею, что тебе придется ждать своего рейса почти шесть часов после того, как я улечу. Ты мог бы и не провожать меня. Я ведь не маленькая девочка. К тому же, с билетом в сумке, – сказала девушка, поглаживая любимого по руке.
   – Это ненужный разговор. Я никогда бы не отправил тебя в аэропорт одну. Никогда. И для меня нет особой разницы, где ждать: дома или здесь.
   – Не знаю, Гера, как я буду прощаться с тобой. Мое сердце, наверное, разорвется от печали.
   Тая замолчала, думая о том, что аэропорт – это место тысяч встреч, часы ожидания и надежд, объятия и поцелуи, самые знакомые на свете глаза, такие счастливые и такие ждущие или тоскливые, полные слез и прощания.
   – Знаешь, нигде не почувствуешь такого количества любви, как в момент долгожданной встречи или мучительного прощания двух влюбленных в аэропорту, – озвучила она свои мысли. – Самое сложное в любви к кому-то – прощаться.
   – О, у тебя, оказывается, дар слова. Редкое качество для человека – фаната математики. Мне очень повезло, что я встретил тебя, женщину, с которой так трудно прощаться.
   Тая, скрывая душевную боль, криво улыбнулась и, взяв Германа за руку, сказала:
   – Ты всегда будешь моим любимым приветом и самым тяжелым прощанием.
   – Любимая, прощание причиняет боль, когда история не окончена, но при этом книга закрыта.
   У нас же с тобой только начало, и книга наших отношений открыта на прологе. Так что историю нашей любви нам еще предстоит писать и писать.
   – Ты пытаешься меня утешить, – благодарно прошептала Тая, не пряча слез, – но это вряд ли у тебя получится, ведь время нашего расставания приближается с каждой прошедшей минутой. Но все равно спасибо! Спасибо, что вошел в мою жизнь и подарил мне радость! Меня трогает твоя душевная чуткость, которая в моих глазах явно не сочетается с выбранной тобой профессией. По логике, ты должен быть скупым на проявление чувств, иметь непробиваемое эмоциями сердце и застегнутую на все пуговки душу. Но ты совсем другой…
   – С тобой, милая. Исключительно с тобой. А еще со своими близкими. Вот, пожалуй, и все, с кем я могу быть самим собой. Да и вообще я считаю, что прощания только для тех, кто любит глазами.
   – Почему ты так считаешь? – удивилась Тая.
   – Потому что их нет для тех, кто любит сердцем и душой.
   – Значит, через тридцать минут мы с тобой прощаться не будем?
   – Это только момент, когда мы должны закрыть дверь в прошлое, чтобы освободить место для настоящего.
   Девушка, не сдержавшись, воскликнула:
   – Но ведь нас будут разделять сотни километров! Господи, почему нам требуется минута, чтобы поздороваться, и столетие, чтобы проститься?
   Герман встал со своего места и сел рядом с Таей. Взяв руками ее лицо, он начал его целовать. Сначала собрал губами слезинки на щеках, потом стал целовать глаза – наконец завладел ее подрагивающими губами.
   – Успокойся, любовь моя. Наша разлука временна. К тому же мы будет почти каждый день читать письма друг друга, подолгу разговаривать по телефону и по видеосвязи. Несмотря на большое расстояние между нами, мы будем вместе. Лучше улыбнись мне, чтобы ты осталась в моей памяти улыбающейся.
   Тая улыбнулась Герману и прижалась к нему, чтобы запомнить его запах, ощущения его тела и тепло, которое от него исходило. Потом она будет лежать ночами на кровати и вспоминать их.
   Объявили регистрацию на ее рейс. Она невольно вздрогнула и ухватилась за рубашку любимого.
   – У нас есть еще полтора часа. Пусть я буду последней.
   – Пусть! – согласился Герман. – Что-нибудь еще закажем?
   – Да, мне…
   – Глясе, – не дал ей закончить он.
   – Точно. Именно его я и хотела заказать. Ты настолько уже меня изучил?
   – Самую малость. Все остальное мне еще предстоит.
   – Обними меня, и мы просто посидим молча, – попросила Тая.
   Герман, недолго думая, поднял девушку со стула и посадил себе на колени.
   – Мы неприлично выглядим со стороны, – хихикнула она, но вырываться не стала.
   Минут пятнадцать они сидели, не произнеся ни слова, слившись в единое целое. Тая закрыла глаза, молясь, чтобы это драгоценное мгновение длилось вечно.
   Но время, отпущенное им, просто промелькнуло. Глянув на часы, Тая встала, с тоской в глазах посмотрев на Германа.
   – Мне пора, – тихо сказала она.
   Он тотчас поднялся и, подхватив оба чемодана, направился за Таей к регистрационному окошку. Не доходя до него, девушка остановилась и резко повернулась к Герману:
   – Поцелуй меня так крепко, чтобы я ощущала твой поцелуй в течение всего полёта. Иначе сойду с ума от горьких мыслей.
   Герман опустил чемоданы и приник к ее губам в долгом поцелуе.
   Когда поцелуй закончился, Тая слегка откинулась назад и сказала, не отводя взгляда от любимых глаз:
   – Когда я смотрю на тебя, понимаю, что никаких радостей мира мне не нужно. Нужен лишь ты.
   Затем быстро повернулась и направилась к стойке. Она не видела, как Герман подошел к ней сзади и поставил рядом ее чемодан. Когда регистрация закончилась, они какое-то время смотрели молча друг на друга.
   – Удачного полета и посадки, – пожелал ей Герман.
   – И тебе, любимый, – произнесла Тая, бросившись в его раскрытые объятия.
   Она сидела в самолете в ожидании взлета и плакала, не стесняясь своих молчаливых слез.
   Когда бортпроводница попросила отключить телефоны, Тая достала его из сумочки и увидела, что Герман прислал ей SMSку: «Любимая, прощания не конец. Они просто означают „Я скучаю по тебе, пока мы не встретимся снова“. Каждое окончание имеет новое начало».
   Она улыбнулась и написала: «Слишком много тебя стало в моих мыслях. Что ж, сходить с ума от любви – это нормально. Хочу увезти с собой твое сердце… навсегда!
   И перед тем, как отключить телефон, прочитала: «Оно и так с тобой. Не грусти. У нас все только начинается, и самое лучшее – впереди».
   «Знаешь, я только что поцеловала тебя на мониторе – и мне стало легче. Не зря фотографировала», – послала Тая ответ со смеющимся смайликом и положила отключенный телефон назад в сумку.
   Какое-то время девушка сидела, глядя в иллюминатор и ничего не видя перед собой. В душе была осень, дождливая и промозглая. Разве могла она подумать, что встретит свою любовь, отправляясь в очередной отпуск? Да, судьба непредсказуема.
   Неожиданно руки сами по себе открыли ноутбук, и Тая поймала себя на мысли, что ей нестерпимо хочется написать письмо Герману.
   Набрав в текстовом поле «Любовь моя», она удалила эти два слова, усмотрев в них налёт выспренности. А хотелось написать что-то душевное, пронизанное истинными чувствами, которые испытывала в настоящий момент.
   Так и не подобрав нужных слов, Тая стала печатать: «Даже часа не прошло, как мы расстались, а я уже
   безумно соскучилась по тебе. Ты далеко и в то же время рядом со мной. Я чувствую душу твою и сердце, но прикоснуться к тебе не могу. Даже не знаю, с чем сравнить то чувство, разрастающееся внутри меня, чтобы описать словами, как мне без тебя грустно.
   Набирая этот текст, я вдруг отчетливо поняла, что в моём сердце ты занимаешь особое место: оно только для тебя и больше ни для кого.
   Как жаль, что ты в этот миг далеко! Я бы все отдала за то, чтобы сейчас увидеть тебя, твою улыбку, растекающуюся теплом по моему телу, услышать твой голос, от которого у меня бегут мурашки по коже, и просто прикоснуться к тебе. Хотя бы кончиками пальцев!
   Мне так было хорошо с тобой и так плохо без тебя! Очень плохо: сердце ноет до боли. И я ничем не могу её унять: ни мыслями о тебе, ни воспоминаниями о проведенных вместе днях. Сердце рвётся к тебе, но ты далеко… И долго будешь далеко.
   От понимания этого на душе тоскливо. Когда ты был рядом, я ощущала счастье в каждом мгновении, проведенным с тобой.
   На многие вопросы, которые одолевают меня, я не знаю ответов, но знаю точно, что люблю тебя. От осознания этого я сейчас радостно улыбаюсь. Представляю, как глупо выгляжу со стороны, но мне все равно.
   Перечитала написанное. Не совсем так, как чувствую. Хотела удалить, однако передумала. И сейчас сижу над этим письмом в поисках тех единственных слов, которые могли бы описать мои истинные чувства к тебе. И в какой-то миг понимаю очевидное: все имеющиеся слова далеки от этого, ибо не могут передать силу и полноту чувств, которые я испытываю именно к тебе.
   Просто написать «Я люблю тебя»? Увы, эти три слова бессильны передать то количество чувств, которое переполняет моё сердце, когда я думаю о тебе.
   В эти минуты, осознав, какое расстояние разделяет нас, я физически ощущаю, что ты часть меня, что моя любовь к тебе превосходит все другие эмоции, которые я когда-либо испытывала в жизни.
   Не покидай меня, любимый, надолго, а то я превращусь в увядший цветок, лишенный солнца! Как ты?»
   Тая, оплатив пятнадцатиминутный тариф подключения к Wi-Fi, отправила письмо, прочитала в почте присланную корреспонденцию и закрыла ноут. Хотелось плакать. Просто потому, что Германа не было рядом и вместо него на соседнем кресле сидел другой мужчина. Он периодически поглядывал на нее. Один раз даже попытался завести разговор, но она, недослушав, оборвала его, до сих пор чувствуя неловкость за неоправданную резкость. Но успокаивала себя тем, что он, не извинившись, нарушил ее психологическое уединение. Ей был не нужен собеседник, поскольку она не хотела никакого вторжения в те чувства и эмоции, в плену которых находилась. Прикрыв глаза, девушка отдалась во власть воспоминаний и незаметно задремала.
   Герман сидел в кафе в ожидании своего рейса. В душе было пусто и холодно. Совсем недавно они сидели за столиком вдвоем, а сейчас он был за ним один.
   – Можно сесть к вам за столик? – услышал он кокетливый женский голос.
   Подняв глаза, посмотрел на девушку, которая мило ему улыбалась. Медленно обвел взглядом кафе,
   большая часть столиков которого была не занята посетителями.
   – Мой стол единственный, за которым есть свободное место? – не скрывая досады, спросил он.
   – Нет, но вдвоем нам будет веселее коротать время до регистрации, – уверенно ответила назойливая девица.
   – Я не люблю находиться в компании незнакомого мне человека, – ответил Герман в надежде, что она оставит его в покое.
   – Так в чем же проблема? Давайте познакомимся. Меня зовут Полина, – и девушка стала усаживаться на стул, на котором раньше сидела Тая.
   – Встаньте немедленно! – приказал он, не на шутку раздражаясь. – Вас не учили правилам хорошего тона?
   Девушка удивленно посмотрела на него, а потом обиженно сказала, вставая:
   – Грубиян! Это вас надо научить хорошим манерам.
   И пошла к другому столику, таща за собой чемодан на колесиках. Герман проводил ее тяжелым взглядом, поймав себя на мысли, что не упустил бы возможности познакомиться с хорошенькой девушкой до знакомства с Таей, а теперь она заполнила собой весь мир вокруг.
   Занятый собственными мыслями, он не услышал уведомления на своем айфоне о пришедшем на почту письме. Когда же взгляд выхватил его, Герман стразу понял, что оно от Таи. Не теряя ни секунды, он стал читать его. Потом откинулся на спинку стула и прикрыл глаза, осмысливая прочитанное. Потом прочитал снова.
   Что-то горячее растеклось по сердцу – и оно взволнованно забилось. Никто из женщин никогда не говорил ему подобных слов. Признания в любви он слышал и не раз, но все они были шаблонные, не цепляющие за что-то сокровенное, спрятанное у него глубоко в душе. Но незатейливые слова Таи проникли в неё, словно капли долгожданного дождя в засушливую почву, исстрадавшуюся без животворной влаги.
   Минут десять он не мог собраться с мыслями, потом, прислушиваясь к своим чувствам, стал писать: «Милая, без тебя тоскливо и одиноко. Очень. Сижу за нашим столиком в ожидании регистрации, вспоминая каждое мгновение, проведенное с тобой. У меня всё хорошо, хотя, если честно, вру. Тоска без тебя просто невыносима. Не могу смириться, что ты где-то там без меня.
   Я, словно больной: без настроения, без аппетита, без радости жизни. Меня выбивает из привычной колеи такое состояние, но поделать ничего с собой не могу, хотя и понимаю, что им хандру не изменю. Ты далеко сейчас, и это оказалось для меня очень сложно. Как же я по тебе скучаю!»
   Время медленно, но всё же приближалось к посадке на самолет. Герман заказал себе кофе с двумя бутербродами: колбасой и сыром. Ел медленно, чтобы хоть чем-то себя отвлечь. Чтобы не утонуть в мыслях о Тае, стал думать о предстоящей встрече с братом и племянниками и вдруг вспомнил, что не приготовил никому из них подарков.
   Посмотрев на часы, удовлетворенно хмыкнул, так как располагал необходимым временем, чтобы пройтись по бутикам, расположенным в здании аэропорта. Быстро расправившись с кофе и бутербродами, он поспешил заняться поиском подарков.
   Для своих племянников-погодков купил по немецкой машине– трансформеру, для брата – серебристый портсигар Focus Walker с механической подачей сигарет и встроенной зажигалкой, а невестке – французский косметический набор для ванной.
   Обкрутился неожиданно быстро, испытывая удовлетворение, что не опростоволосился перед родственниками по приезду. Упаковав все подарки в ручную кладь, прошел в зал ожидания посадки. Там сел на стул и достал телефон, чтобы посмотреть, нет ли сообщения от Таи. Его не было – и ему ощутимо взгрустнулось.
   Она уже должна была приземлиться в аэропорту. Наверное, еще занята, иначе бы написала, хоть пару слов. И в этот момент, будто подслушав его мысли, он услышал оповещение на телефоне, который продолжал держать в руке. Открыв сообщение, Герман стал читать – и радостная улыбка озарила его лицо: «Я уже с вещами на выходе. Сейчас допишу тебе SМSку и пойду на остановку автобуса, которое довезет меня домой, откуда напишу тебе большое письмо.
   Ты уже скоро тоже будешь в самолете. Желаю тебе удачного полета и мягкой посадки! Жду каждой встречи с нетерпением, как ребенок Нового Года или Дня Рождения. Дети очень любят подарки. А для меня ты и есть подарок, дарованный небесами. Я тебя люблю!»
   Не теряя времени, Герман сразу же набрал ответ: «Когда ты улетела, я долго вспоминал все минуты и часы, проведенные с тобой, и сам себе завидовал. Повторить бы те мгновения, когда мы были рядом! Когда ты была со мной, всё воспринималось не так, по-другому. Ты у меня красивая и восхитительная женщина. Я рад, что ты моя.
   Желаю удачного пути! Во время поездки не вздумай грустить. Вспоминай мои поцелуи – и дорога покажется короче. Буду с нетерпением ждать твоего БОЛЬШОГО письма. Целую тебя, моё долгожданное счастье».
   Тая вошла в квартиру уже за полночь, уставшая донельзя. Поставив чемодан в коридоре, она сбросила с ног босоножки и, войдя в гостиную, рухнула на угловой диван, со стоном вытянув перед собой ноги. Три с половиной часа езды в автобусе, настолько тесном между сидениями, что ноги пришлось держать чуть ли не у подбородка, вымучили ее настолько, что они, онемевшие, практически не держали.
   Почувствовав восстановившееся кровообращение в конечностях, Тая встала, сладко потянулась и направилась в ванную. Открыв воду, сняла с себя платье и бельё и села в ванную, не дождавшись, когда она наполнится. Закрыв в блаженстве глаза, она стала вспоминать лицо Германа, его мужественные черты, каждую морщинку возле глаз, когда он смеялся, шрам в конце правой брови, который она так любила целовать, его исполненный страстью взгляд…
   Ей так его сейчас не хватало! Почему-то казалось, что она вернулась домой с половиной себя. Неужели возможно настолько сильно полюбить мужчину за такое короткое время?
   – А как же любовь с первого взгляда? – спросила она саму себя. – Ей ведь достаточно одного мгновения.
   – Так что ничего сверхъестественного со мной не случилось, – сделала она вывод и стала мыться.
   Выпив слабо заваренный чай с медом, отправилась в спальню, по пути открывая все три окна, чтобы квартира за ночь проветрилась. Легла на кровать, радуясь про себя, что перед отъездом сменила на ней бельё. Закрыла глаза – и опять в мыслях перенеслась в те дни, когда они были с Германом.
   Воспоминания были настолько яркими, что Тая почувствовала слезы, потекшие по щекам. Она бы все сейчас отдала, чтобы вернуться хотя бы в одно из них. Герман еще в пути. Потом ему предстоит пересадка – и вновь лететь дальше. С наступлением рассвета доберется к своим, уставший и не выспавшийся. Но с его службой к такому не привыкать.
   Мысли оборвал сон. До самого утра спала, как убитая. Даже не перевернулась на бок. Как лежала на спине, так и проснулась. В окно уже заглядывали теплые солнечные лучи, ласково согревая её лицо.
   Вспомнив о Германе, быстро вскочила и схватила телефон. Разочарование тотчас вползло в душу, но она его прогнала, понимая, что у него могло не быть времени на сообщение. К тому же он знал, что она спит.
   – Хотя бы пожелал доброго утра, – прошептала Тая и в этот момент вдруг заметила на дисплее телефона значок оповещения электронной почты.
   Оставив телефон на журнальном столике, она поспешила к сумке и достала ноут: на нем было удобнее читать письмо и осмысливать. Открыв его, она впилась глазами в строчки: «С добрым утром, Единственная. Мы так много говорили обо всем, но я так и не сказал, что обожаю классическую музыку. Вот и сейчас сижу в наушниках и слушаю сюиту из вальсов Шуберта, наслаждаясь апельсиновым соком. Все мои мысли о тебе, и в моем сердце звучит примерно такая же мелодия. Каждое воспоминание о тебе отзывается в нём отдельной ноткой, создавая удивительную гармонию незабываемых звуков. Не уверен, что существуют столь нежные и теплые слова любви, чтобы описать мои чувства к тебе.
   Сердце в каждом ударе шепчет: люблю, скучаю, жду… Я готов утонуть в любви и совсем не важно, что расстояние между нами так велико. Это ничего не меняет, правда?
   А теперь марш на кухню и свари себе кофе. Уверен, что в холодильнике ничего нет и ты даже не вспомнила, что надо что-то купить в магазине на завтрак.
   Или, может, неподалеку от твоей квартиры продают круассаны? Тогда быстрее полакомься ими и получи удовольствие. Скучаю по тебе!»
   Тая в блаженстве откинулась на спинку стула после того, как прочитала письмо второй раз. Неужели ей всё это не снится? Она подняла правую руку и долго любовалась помолвочным кольцом. Нет, все происходит с ней наяву. Жаль только, что еще так долго до встречи с Германом.
   Забыв о круассанах и кофе, она стала писать то, что диктовало ей чувство: «Родной мой, мне не хочется расставаться с тобой. Ни на секунду. Вроде всё понимаю, а сердце не унять. Но мне, как ни странно, не тяжело, поскольку от твоей любви на сердце легко и приятно на душе.
   Даже если придется ждать нашей встречи очень долго, я смогу. Из-за расстояния любить меньше не перестану. Это не преграда для настоящего чувства. Правда, в эту минуту до слез хочется быть рядом с тобой. Тоска и грусть пытаются пробить брешь в моей душевной стойкости, но я вспоминаю время, проведенное вместе, – и начинаю улыбаться. Тепло, легко, радостно и спокойно, потому что знаю: ты у меня есть, и ты не мираж, моя любовь.
   Ты уже в кругу родственников. Ребята обрадовались дяде? Представляю, как они, визжа, повисли на тебе, когда ты переступил порог их дома. Надеюсь, ты своевременно вспомнил о подарках? Извини, что вовремя не напомнила, попав в плен собственных переживаний от предстоящей разлуки. А ведь рано утром, когда ты еще спал, я думала об этом. А потом забыла. Видишь, какая я ненадежная!
   Долго за столом не засиживайтесь: тебе надо отдохнуть с дороги. Сейчас, в это мгновение, я нежно, как только могу, целую тебя. Чувствуешь? До связи, мой неповторимый спецназовец».
   Закрыв крышку ноутбука, Тая пошла в спальню, достала летние джинсы с футболкой и стала одеваться. По совету Германа она решила позавтракать в кафе за углом дома. Там можно заказать ее любимый капучино и взять свежие бутерброды. Жаль, что не предлагают круассанов. Они были бы кстати.
   Но, к ее великому сожалению, бутербродов с сыром бри не оказалось. Пришлось обойтись вместо него красной рыбой. Что касается кофе, то он, как всегда, был отменный. После того, как бутерброды были съедены, она попросила принести ей чашечку кофе по-венски. Наслаждаясь, пила его маленькими глотками, отгоняя от себя мысли об уборке квартиры, которая ей предстояла: ведь за время ее отсутствия всё в ней было в пыли.
   Завершила она её за полдень и удовлетворенно растянулась на своем любимом диване. Отдохнув, пошла в супермаркет закупать провизию, чтобы в дальнейшем не ходить по кафе. Разложив покупки в холодильнике, села за стол и стала думать, чтобы приготовить.
   Остановилась на грибном супе, рагу из овощей и двух шницелях из сои, полуфабрикаты которых лежали у нее в морозилке. Освободилась, когда окно затемнили сумерки. За это время она несколько раз заглядывала в телефон, но весточки от Германа не было.
   Страх, словно уж, проник в душу: неужели конец их отношениям? Но эту предательскую мысль Тая тотчас прогнала, чтобы даже на расстоянии не обижать Германа своим недоверием. Когда же она окончательно избавится от прошлого, которое заставляет ее сомневаться в любимом мужчине? Наверно, нужно больше времени, решила она, продолжая готовить еду.
   Когда все запланированные дела были сделаны, она открыла ноутбук и, сев за стол, стала писать письмо Герману: «Здравствуй, любимый! Как прошел твой день в гостях? Отдохнул?
   Наконец мой первый после отпуска день подошел к концу. Устала. Пришлось полдня заниматься уборкой квартиры, запылившейся после долгого отсутствия, закупкой продуктов и готовкой еды, поскольку завтра планирую выйти на работу. Получился замечательный грибной суп. Жаль, что ты не можешь его попробовать. Кстати, ты любишь грибы? А то, если честно, я до сих пор не знаю твоих пищевых приоритетов.
   Мы столько с тобой общались, а я так и не рассказала, как стала собственницей трехкомнатной квартиры, в которой живу. Ты уже знаешь, что я по требованию родителей вынуждена была уехать из родного города. После того, как перевелась в местный университет, нашла себе съёмную комнату у одной бабушки. Мария Афанасьевна жила одна. Единственный сын и внук погибли в автокатастрофе. С невесткой она после трагедии не общалась. Старшая сестра к этому времени умерла. Вот и куковала в одиночестве.
   Мы с ней познакомились, как мне показалось в то время, случайно: вместе выходили из супермаркета. Мария Афанасьевна несла в одной руке пакет с продуктами, а в другой – лоток с яйцами. Она передвигалась с трудом, тяжело дыша, и я вызвалась ей помочь.
   Когда мы пришли в её квартиру, она не отпустила меня. Посадила за стол на кухне, заварила чай, достав коржики, бублики и карамельные конфеты, и стала меня угощать, говоря, что я не похожа на современную
   молодежь, которой наплевать на старых людей. Я молча слушала ее.
   Когда наше чаепитие закончилось, я вызвалась помыть посуду и убрать всё со стола. Мария Афанасьевна не стала меня отговаривать, тяжело дыша
   От моих глаз не укрылось, что она чувствует себя плохо, и я предложила довести ее до кровати. Уложив старушку, села рядом и, взяв ее за руку, спросила, какое лекарство ей принести. После их приема ей стало лучше.
   Я уже было собралась уходить, как она попросила меня побыть с ней еще немного. Я не могла ей отказать – и мы разговорились. Слово за слово – и я, до сих пор не понимаю, как решилась на такую откровенность, рассказала ей свою историю с Артуром и про отношения с родителями.
   – Не гоже им было отказываться от единственной дочки. Надо было поддержать и протянуть руку помощи. Но не мне судить их. У самой в прошлом ошибок больше, чем надо.
   И вдруг бабушка расплакалась. Я стала ее утешать, решив, что она настолько близко к сердцу восприняла мой рассказ. Но, оказалось, что ошиблась: у нее была своя незаживающая рана в сердце.
   В один из дней сын и внук гостили у неё. Мальчонка егозистый был. Только отвернешься – и напакостит: то что-то разобьёт, то обои разрисует, то в шкафу всё перевернет… В тот день он опрокинул на себя борщ, который она сварила к их приезду. Когда донесся из кухни крик мальчугана, она с сыном кинулись узнать, что произошло. Мария Афанасьевна накричала на внука, испугавшись, что он мог получить ожоги, но, убедившись, что борщ уже достаточно остыл, схватила внука за руку и поставила в угол, шлепнув пару раз.
   Он упал на пол и стал истерить. Сын Марии Афанасьевны разозлился на нее, схватил мальчишку, и они покинули дом. Сев в машину, сын рванул с места и скрылся с ее глаз. Она отошла от окна, переживая случившееся. Почувствовав сердечный приступ, старушка приняла лекарство и заснула. Разбудил звонок невестки, которая, отчаянно рыдая, сказала, что её сын и внук попали в аварию. Сын умер сразу, а внук – в скорой помощи.
   Мария Афанасьевна обвинила в их гибели себя. Не в силах нести подобную тяжесть самобичевания в одиночестве, она рассказала невестке о ссоре. Та, недолго думая, в сердцах прокляла её и перестала с ней общаться. Вот такая трагедия случилась в её жизни. Правда, эта авария на момент нашего разговора произошла пятнадцать лет назад, но боль от осознания своего причастия к ней была всё такой же сильной.
   После ужина Мария Афанасьевна спросила меня, где я живу. Узнав, что пока в дешевой гостинице, она предложила мне снимать у неё комнату за символическую плату. И я согласилась, поскольку испытывала к хозяйке искреннюю симпатию.
   Семь лет мы прожили с ней душа в душу. Однажды ночью она умерла во сне. Тихо. Я была безутешна.
   Похоронила её и, не зная, что делать с квартирой, решила выяснить, нет ли у нее родственников.
   Поскольку жилплощадь была приватизирована, должны же остаться родственники, которые могли претендовать на неё по закону.
   Каково же было мое удивление, когда я увидела завещание. В нем черным по белому была написана моя фамилия. Помимо квартиры, Мария Афанасьевна оставила мне еще и свои сбережения в сбербанке. Немного, но все же…
   Через полгода я вступила во владение квартирой, переоформила на себя документы и на деньги своей благодетельницы сменила старую мебель на новую и полностью переоборудовала кухню. Вот такая невероятная история приключилась со мной. Каждый раз, приходя к ней на могилу, я благодарю её. Думаю, на сегодня откровений достаточно.
   Знаешь, вот только что улыбнулась, вспомнив, как мы с тобой познакомились. Нелепо и смешно, правда? И всё благодаря моей свахе – шляпе. Такое даже придумать сложно. Как видишь, все в этой жизни запрограммированно. Она должная была упасть у твоих ног.
   У нас так быстро появились чувства друг к другу. Безоглядно. Как оказалось, сильные чувства. А еще добрые, теплые, нежные, заботливые… От них – улыбка на лице, радость в глазах и ощущение счастья в сердце. Ты так мне дорог! Буду каждую минуту хранить нашу любовь и дорожить ею.
   Смотрю в окно и любуюсь ночным небом. Сегодня звезды светят как никогда ярко, шепчут тысячами голосов, передавая послания. И в этом тихом шелесте я различаю слова, твои – тихие и далекие, как эти звезды. Как же мне хочется прижаться к твоему сильному, но такому теплому телу, вдыхать его запах, от которого кружится голова, ощущать твою щетину на своей груди, чувствовать твои ласковые губы на своих губах!
   Мечты… пока только одни мечты. Но я готова отдать всё на свете, кроме тебя, чтобы они осуществились, – и ты позвонил в дверь. Я бы распахнула ее и зацеловала тебя всего – от макушки до пяток. Я только тем и занимаюсь, что думаю о тебе. Не знаю, как буду работать.
   Хоть мы и в разлуке, но чувствую, что наши души и мысли едины, не правда ли? Люблю тебя, мой необыкновенный спецназовец. И ОБОЖАЮ!»
   Нажав «Отправить», Тая отложила ноут и пошла готовить одежду на завтрашний день. В шкафу ковыряться не стала, а сняла с плечиков первую попавшуюся вещь, которая оказалась голубым летним костюмом из хлопка. Отутюжив его, она достала белые туфли на невысоком каблуке, положила на стол нитку жемчуга и белую сумку.

Глава 7

   Приняв душ, Тая легла в постель. Уже почти засыпая, услышала звук оповещения на мобильном. Взяв его с тумбочки, открыла – и глаза ее впились в сообщение: «Доброй ночи, любимая! Прочитал твое письмо и испытал гордость, что твоя бывшая хозяйка оценила твои человеческие достоинства и отблагодарила за доброе сердце и благородную душу.
   Что касается моих пищевых приоритетов, они весьма разнообразны, но главное место в них занимает мясо: жареное на сковороде, запеченное в духовке, перекрученное на мясорубке, жареное на шампурах. Более всего люблю свинину, мясо утки и гуся. Еще картофель в любом виде, пельмени, спагетти, голубцы, фаршированные перцы и вареники с любой начинкой, особенно с творогом и вишней. Да, еще люблю творожники со сметаной и, конечно, грибы как жаренные, так и маринованные. Вот, пожалуй, и весь список.
   Прости, что не могу сейчас быть с тобой, что не могу обнять тебя, что не вижу, как ты засыпаешь и как просыпаешься. Я люблю тебя, моя милая. Жду нашей встречи. Прошу тебя беречь свое сердце лишь для меня. Целую».
   Счастливая улыбка озарила лицо Таи. Она положила телефон рядом с собой на подушку и спокойно уснула.
   А в это время далеко от неё на террасе дома сидели за бутылкой вина Герман и его старший брат Валерий, ведя неторопливый разговор:
   – Ты действительно любишь эту женщину? Вы же с ней знакомы почти что ничего.
   – Ты не веришь в любовь с первого взгляда? – спросил Герман, с улыбкой глядя на него.
   – Прости, но не верю. Тебе ведь не семнадцать лет, когда под воздействием гормонов влюбляются в каждую смазливую мордашку. Да и с ее стороны легкомысленно бросаться в омут с головой, не предусматривая последствия.
   – Слушай, брат, ты старше меня всего на два года, а рассуждаешь, как обделенный жизнью старик, которого обошла своей милостью любовь. Какие к черту могут быть рассуждения о последствиях, когда душа поёт и сердце замирает от избытка чувств? Мне стоит посмотреть на Таю – и я готов ради нее перевернуть мир. Ты же не имеешь ни малейшего представления, какой она человек. Изумительный! В ней все прекрасно…
   – И лицо, и одежда, и душа, и мысли, – закончил вместо него Валерий. – Я и не знал, что мой брат превратился в Чехова.
   – Хочу подчеркнуть, что это цитировал ты, а не я. Что касается Таи, то все сказанное тобой можно без труда отнести и к ней.
   – Зная, что влюбленные смотрят на своих возлюбленных сквозь розовые очки, даже спорить с тобой не буду.
   – И не спорь. Как можно делать выводы о женщине, которой не знаешь? Мне тридцать три года. Неужели ты думаешь, что я не поумнел к этому возрасту и не могу отделить зерна от плевел?
   – Ничего я не думаю, – раздраженно ответил Валерий. – Просто не понимаю, зачем так спешить?
   – Что ты имеешь ввиду? – уточнил Герман, чувствуя, как в душе снежным комом нарастает досада. Ему не нравилось, какое направление принял их разговор. Он не хотел слышать о Тае ни одного слова, которое бросало бы на нее тень. Она редкой души и моральных принципов человек. За все двадцать четыре дня он не увидел в ней ни одного изъяна.
   – Знакомство с родителями, помолвочное кольцо на палец, – продолжил свою мысль брат. – Может, надо было сначала пообщаться в виде переписки, встретиться несколько раз, а расстояние и разлука расставили бы всё по своим местам.
   – Знаешь, давай не будем в таком тоне говорить о моей невесте, – сдержанно, но твёрдо заявил Герман.
   – Удивляюсь тебе! Так рассуждать могут только обиженные судьбой люди. Не знал, что ты перестраховщик. Ты и на Инне женился после изучения ее вдоль и поперек? А куда же делась романтика в чувствах? Ведь любви без романтики не существует.
   – Ну ты даешь! – засмеялся Валерий. – Ты же прекрасно знаешь, что я вынужден был жениться, так как Инна была беременна.
   – Ты хочешь сказать, что любви у тебя к ней не было?
   – Не только к ней. Я вообще не знаю, существует ли любовь. Может, ее выдумали поэты, чтобы сочинять свои стишки на радость женской половине человечества.
   – Не знал, что ты циник, – удивился Герман. – А я-то не раз думал, почему у тебя с женой такие прохладные отношения.
   – Куда мне теперь от неё деться? Двое пацанов растут. Им отец нужен. Если честно, я не раз задумывался, чтобы развестись с ней. Но куда и к кому идти? Жалко бросать нажитое и начинать с чистого листа.
   – Извини, я не знал. Но все равно не пытайся сеять сомнения в мою душу. Кроме ссоры, твои попытки ничем другим не закончатся. Я же не хочу уезжать с обидой на тебя или со злостью.
   – Тогда мир? – спросил Валерий, подняв бокал?
   – Мир, братишка, – ответил Герман, отсалютовав ему своим бокалом.
   На следующий день он повел племянников в парк аттракционов, на обратном пути зашли в кафе, чтобы полакомиться мороженым, и, выпив по стакану кока колы, вернулись домой.
   Племянники переоделись и умчались играть во двор с соседними мальчишками, а Герман позвонил Тае.
   – Привет, девица красная! – поздоровался он, когда она подключилась.
   – Привет, Ясный Сокол, – смеясь, ответила на приветствие девушка. – Думала, что уже никогда не позвонишь.
   – Мне больше нравится переписка. В ней – камерность и задушевность, невысказанные вслух слова и чувства, которых мало в устной речи. К тому же можно несколько раз прочесть написанное, продлевая или усиливая удовольствие, а телефон, по – моему, больше подходит для передачи текущей информации.
   – Всё, всё… убедил, – перебила его Тая, не скрывая радости в голосе.
   – Как прошел первый рабочий день после насыщенно проведенного отпуска? Не расстроили начальницу своей нерадивостью подчиненные в её отсутствие?
   – Ух, как ты закрутил! – не скрывая удивления, воскликнула Тая. – У меня коллектив, хотя и маленький, но удаленький. К его работе – никаких нареканий. Сегодня заключила договора еще на две аудиторские проверки. Придется привлекать внештатников. Благо, что два их них свободны.
   А вообще-то, придя в свой кабинет, вдруг ощутила, как соскучилась по работе. Через полчаса закончится рабочий день и пойдем отмечать в бар мое возвращение из отпуска. А как тебе отдыхается у родственников?
   – Нормально. Сегодня с племянниками развлекались в парке аттракционов. Купил им в подарок по машине-трансформеру, так они с ними не расстаются. Жаль, что во время моего детства таких не было.
   Если честно, сожалею, что приехал сюда. Лучше бы эти три дня провел с тобой. Но человек всегда силен задним умом. Так, кажется, гласит пословица?
   – По-моему, она звучит несколько по-другому. Дай немного сосредоточится. Вот вспомнила: русский человек задним умом крепок. Я хотела тебе предложить полететь со мной, но посчитала, что мое желание эгоистично, и промолчала.
   – А жаль. Я бы точно соблазнился, а самому почему-то такая замечательная идея в голову не пришла. Сработала моя извечная ответственность выполнять обещанное.
   – Не жалей ни о чем, – сказала Тая. – Ты и так редко видишься с братом. Кто знает, как всё сложится в дальнейшем. Не исключено, что не сможешь его навестить по не зависящим от тебя причинам. Так что радуйся настоящему моменту.
   – Какая ты у меня здравомыслящая! – шутливо заметил Герман. – Я пытаюсь, но почему-то не радуется: сердце к тебе просится. Оккупировала ты его полностью. Как буду жить дальше, не знаю. Боюсь, со службы уволят, видя ежедневно мою озабоченную кислую физиономию.
   – Что ж, я буду только рада. Уверена, на гражданке ты себя тоже найдешь. В таких парнях и в обычной жизни нуждаются. Откроешь свое охранное предприятие – и будешь нарасхват.
   – Ты провидица? Такие мысли меня посещали, когда я задумывался о своём будущем лет эдак через двадцать.
   Но ближе к делу. Я очень скучаю по тебе. Никогда не предполагал, что способен тосковать. Может, выйду на службу и станет легче. А как ты, моё сердечко?
   – Вчера загружала себя физической работой, но все равно все мысли были о тебе. Наверное, сошла с ума от любви. Такого еще со мной никогда не было. Сегодня в суматохе дел мысли не так одолевали, но перед тем, как ты позвонил, подумала, что сейчас услышу твой голос. Отмахнулась, как от наваждения, и вдруг – твой звонок.
   – Как восприняли у тебя в коллективе твою помолвку? Или ты ничего не сказала?
   – Даже если бы промолчала, завалили меня вопросами: кольцо ведь не скроешь от их любопытных глаз. Пришлось популярно всё объяснять. Потребовали проставиться по случаю помолвки, но я сказала, что все будет по очереди: сначала выход на работу после отпуска, а потом – помолвка.
   – Кстати, Тая, а как называется твоя аудиторская фирма? Ты так мне и не сказала.
   – Весьма незамысловато – «ТВ – Аудит».
   – «ТВ», как я понимаю, – это аббревиатура Таисии Вольской?
   – Догадливый ты мой! Горжусь.
   – Ну, много ума, чтобы разгадать, мне не потребовалось.
   – Ты скоро освободишься? – услышал Герман вдалеке.
   – Уже зовут? – спросил он.
   – Ничего. Пусть тебя это не волнует, – ответила Тая.
   – Ладно. Давай закругляться. Не последний раз разговариваем. Люблю тебя, малышка. Целую.
   – И я тебя люблю! Очень. До связи.
   Выйдя из своего кабинета, она увидела своих сотрудников, стоящих кружком недалеко от входной двери.
   – Ну как там твой жених? – не скрывая лукавую улыбку, спросила Рита. – Ты же с ним разговаривала?
   – Угадала.
   – Скучает, несчастный?
   – Никакой он не несчастный. Естественно скучает, как и я по нему. Такое впечатление, что никто из вас не был влюблён.
   – Были. Все. Потому и сочувствуем вам. Мы в ожидании тебя уже чуть не умерли от трезвости.
   – Тогда поспешим в бар, чтобы возвратить вас к жизни, – сказала Тая, проходя мимо сослуживцев к двери и открывая её.
   После бара все отправились на дискотеку, поэтому домой она явилась уже под утро. Сразу открыла ноут, зная, что в почте уже ждет ее сообщение от Германа. Каждое слово находило в сердце свое местечко, наполняя его тихой радостью: «Как отметили? Надеюсь, на ногах стоишь? Или ты не позволяешь себе таких излишеств? К сожалению, я не знаю, как ты ведешь себя в подобных случаях. Боже, как много я о тебе еще не знаю! Хватит ли мне на это жизни?
   Вообще нестерпимо думать о том, что ты где-то там без меня… Уверен, много мужских взглядов останавливалось на тебе: ведь ты красавица. Надеюсь, никто из них не привлек твоего внимания?
   Господи, я только что понял, что ревную тебя. Никогда не думал, что это чувство настигнет меня, но я действительно испытываю ревность. Впервые в жизни. Вот до чего ты довела меня.
   Не секрет, что человек в своей жизни влюбляется много раз, но настоящая любовь приходит однажды. Я это понял, когда встретил тебя, и постарался её не упустить.
   Мы нашли друг друга среди миллионов, и теперь мы две половинки одного большого сердца. Если ты так не считаешь, то я не смогу больше жить, потому что сердце не может биться только наполовину.
   Хочется каждый день видеть именно тебя, слышать именно твой голос, обнимать именно твое тело, целовать только твои губы, смотреть только в твои глаза. Ты у меня такая необыкновенная. Мне недостает тебя. Я скучаю по твоему теплу. Так хочу обнять тебя! Тебя, мою единственную».
   Тая какое-то время сидела, закрыв глаза, а потом улыбнулась. Если бы кто-то увидел ее в этот момент, то подумал, что так улыбается счастье.
   Отвечать не стала, решив, что сделает это, когда проснётся. Поставила будильник на полчаса раньше и отправилась под душ.
   Вскочила по звонку, не дав себе ни малейшей возможности понежиться с минутку в кровати.
   Пересилив лень, отправилась на пробежку. Вернувшись, сварила кофе и села за ноутбук: «После возвращения с утренней прогулки по близлежащему парку я, переполненная радостными эмоциями в предвкушении предстоящего удовольствия, занялась своим любимым занятием – повторным чтением твоего последнего письма.
   Как ты думаешь, что мне сегодня ночью снилось? Конечно, мне приснился ты. Как будто мы сидим с тобой на берегу небольшой извилистой речушки. Одни. Только ты и я. Сидим молча, держась за руки и чувствуя тепло друг друга. Мы с восторгом наблюдаем удивительной красоты закат, сопровождающий уходящий день. В какой-то момент солнце бросило на нас свои последние тёплые лучи и спряталось за лесом, раскинувшимся огромным массивом на другом берегу.
   Мы о чем-то говорили, иногда весело смеялись и целовались. Я нежилась в твоих объятиях, наблюдая, как стали появляться первые звезды на тёмном бархате неба, затем они рассыпались сверкающими алмазами по всему небосклону, а луна проложила блестящую дорожку по глади воды. Ночь казалась волшебной.
   Мы долго молчали, и вдруг ты у меня спросил:
   – Ты веришь в ангелов?
   Я ответила, что верю, и начала высказывать разные предположения на эту тему. Ты внимательно слушал меня, не перебивая. Я посмотрела на тебя и, оборвав себя на полуслове, задала тебе точно такой же вопрос. И ты ответил то, чего я не ожидала:
   – Лишь когда увидел тебя, я поверил в существование ангелов.
   Мне было приятно услышать от тебя такие слова, но всё же попыталась тебе возразить. Однако не успела, так как ты вдруг обратил мое внимание на падающую звезду:
   – Загадывай быстрее желание! – воскликнул ты нетерпеливым тоном. Через мгновение звезда исчезла.
   – Что ты загадала? – услышала я твой вопрос.
   – Не скажу, – рассмеялась я. – Ведь желание не исполнится!
   – Твое желание непременно исполнится, – уверенно заявил мне ты. – Обещаю!
   – Я загадала, чтобы даже через 30 лет наша любовь была такой же сильной, как сейчас. Итак, я поделилась с тобой своим желанием. А теперь ты расскажи, о чем попросил падающую звезду.
   Ты нежно поправил мои волосы, улыбнулся и уже открыл рот, чтобы ответить на мой вопрос… У меня было такое яркое предчувствие, что я услышу что-то очень важное, но… вдруг я проснулась под яркими лучами солнца, заглянувшего в мою спальню через незашторенное окно.
   Мне стало так обидно. Ну почему я не закрыла его шторами, когда ложилась спать?!
   Жаль, что не в моих силах изменить все обстоятельства, которые держат нас в разлуке. Тяжело любить на таком расстоянии. Иногда хочется кричать от отчаяния, но, вспомнив, что ты есть у меня, прихожу в себя, чувствуя твои тепло и заботу даже за тысячи километров дорог.
   Ты мой военный мужчина, и я твоя гражданская женщина… Ничто не делает меня счастливее, чем осознание этого. Я встретила тебя! Разве это не чудо?
   Жизнь может сойти с ума, перевернуться вверх дном и даже заставить нас почувствовать, что мы теряем рассудок, но у меня теперь есть ты. И эта безопасность больше, чем я когда-либо могла хотеть в отношениях. Береги себя. Хочу увидеть тебя скорее. Чувствуешь, как я осыпаю тебя всего миллионом своих поцелуев?»
   Отправив письмо, Тая посмотрела на часы. Потрогала чашку с нетронутым кофе. Он остыл. Времени осталось мало. Быстро сделала себе два бутерброда с сыром дор блю, пока закипал электрочайник. Заваривать кофе не стала и воспользовалась быстрорастворимым.
   Почти на ходу вскочила в троллейбус. Сердце почему-то билось учащенно. Наверное, положила много кофе, решила Тая. Рядом освободилось место, и она села. Повезло. Обычно приходилось стоять до самого выхода. Наконец впереди показалось девятиэтажное здание бизнес-центра, где она арендовала на пятом этаже помещения для офиса.
   Выйдя из лифта, глазам своим не поверила: на чемодане, прислонившись спиной к стене, сидел Герман, держа в руке большой букет бордовых роз. Тая остановилась, не сводя взгляда с любимого улыбающегося лица.
   – Ты? – все еще не придя в себя, спросила она и бросилась навстречу любимому.
   Герман быстро вскочил и, положив цветы на чемодан, раскрыл ей свои объятия. Она уткнулась ему в грудь, вдыхая любимый запах, и вдруг расплакалась.
   – Опять от счастья? – спросил он шепотом, приподнимая за подбородок ее лицо и вытирая слезинки подушечками пальцев. – Что же будет, когда придется плакать от горя? Мировой потоп?
   – Не говори так. Не хочу даже слышать слово «горе», – ответила Тая, всё еще не веря, что Герман рядом. – А почему ты сидишь в коридоре? Офис должен быть уже открыт.
   – Не хотел встречаться с тобой на глазах у всех. Это наше личное и принадлежит только нам двоим.
   – Все равно мне придется познакомить тебя со всеми.
   – Это другое. Да, эти цветы тебе.
   – Спасибо. Очень красивые. Где же ты смог их купить? Еще ведь так рано.
   – Я же тебе говорил, что безвыходных ситуаций не бывает.
   – Помню, помню… А сейчас пойдем в мой офис. Приготовься, что тебя будут рассматривать со всех сторон: коллектив у меня женский. А ты такой… Словом, мачо. Представляю, как мне все позавидуют! Ведь ты такой один и к тому же мой. Умеешь ты сюрпризы делать!
   – Это по моей части. Чего стоим?
   – Входи, – сказала Тая и распахнула дверь.
   Когда они вошли в общий кабинет, все шесть голов повернулись к ним, с любопытством разглядывая мужчину с чемоданом.
   – Неужели? – как обычно, первой заговорила Рита. – Надеюсь, я не ошибусь, если предположу, что перед нами жених нашей начальницы? Во плоти, так сказать.
   – Он самый, – подтвердила Тая.
   – Разрешите, дамы, представиться: Герман Чернышев. Надеюсь, вы не будете против, если я уведу с собой Таисию Сергеевну? У меня всего полтора суток в запасе. Так что отпрашиваю ее у вас и на завтрашний день. Возражения имеются?
   – Нет, -чуть ли не хором прозвучало в ответ.
   – Тогда отметим наше знакомство. Таисия Сергеевна, вы не против?
   Тая, не понимая, о чем он ведёт речь, удивленно посмотрела на Германа. Тот, не торопясь, открыл чемодан и достал из него бутылку шампанского и коробку конфет.
   – Есть какие-нибудь стаканчики? – спросил он женщин, обводя их веселым взглядом.
   – Хм, – хмыкнула Рита, – мы ведь аудиторская компания, заключающая договора с солидными фирмами. Пить со стаканчиков – не комильфо. Лена, ты ближе всех к шкафу, поэтому ставь на свой стол бокалы.
   Когда шампанское было разлито, Герман поднял свой бокал и сказал:
   – За знакомство, красавицы! Не ожидал, что прямо с утра попаду в цветник. За вас, милые женщины!
   – Галантный у тебя жених, Тая. Где бы и мне отхватить такого? – спросила Ольга, самая старшая из сотрудниц, воспитывающая одна дочек-близняшек.
   – В Сочи надо ехать, – сказала Рита, кусая шоколадную конфету. – Более конкретно спроси у Таисии. Она в тех местах уже бывала.
   – Там был только один, и тот достался мне. Так что опоздали, девочки, – со смехом произнесла Тая, не сводя с Германа любящего взгляда.
   – Разве я мог устоять перед такой соблазнительницей? У меня не было шансов, и понял я это с первого взгляда, стоило мне только бросить его на ее шляпу.
   – Какую шляпу? -удивленно спросила молодая блондинка, имя которой Герман не запомнил.
   – Соломенную, с большими полями. Она, подгоняемая ветром, приземлилась прямо у моих ног. Я поднял ее, повернулся, чтобы определить, чья она, тотчас встретился с серо-голубым взглядом незнакомки – и понял, что пропал. Теперь стою перед вами, навечно плененный ее чарами.
   – Вы случайно не поэт? – уточнила Рита, не отводя от Германа лукавого взгляда.
   – Увы, я всего лишь военный, жизнь которого состоит из приказов и их выполнения. А теперь разрешите откланяться, – и, повернувшись к Тае, взял ее под руку. – Идём?
   – Дай мне ещё несколько минут.
   Подойдя по очереди к сотрудницам, она тихо переговорила с каждой и вернулась к Герману.
   – До свидания! – сказала Тая за них обоих, и они направились к выходу.
   Как только за ними закрылась дверь, Тая бросилась Герману на шею и стала целовать его лицо.
   – До сих пор не верю, что это не сон, и ты со мной.
   – Вот теперь чувствую все твои миллион поцелуев, – сказал Герман. – А в электронном виде они не произвели на меня никакого впечатления. Можно меня побаловать еще одним миллиончиком?
   – Дома, любимый, дома, – многообещающим тоном посулила ему Тая.
   – А грибной суп ты еще не съела? Я бы с удовольствием прикончил одну тарелку.
   – Ждет тебя в холодильнике. И овощное рагу тоже. А больше у меня ничего приготовленного нет. Надо зайти в магазин и подкупить продуктов. Особенно мясных, поскольку такие в моем холодильнике не водятся.
   – Давай сначала занесем мой чемодан к тебе, а потом – в магазин. Согласна?
   – Конечно, – не скрывая рвущегося изнутри счастья, ответила Тая.
   Как только они вышли из здания, недалеко остановилось такси, высаживая пассажира. Герман громко свистнул, показав рукой подъехать к ним. Как только сели в салон, Тая назвала адрес и прижалась к любимому. Через двадцать минут автомобиль остановился около подъезда. Герман расплатился с водителем и пошел за Таей.
   Её квартира была на третьем этаже. Впустив гостя внутрь, она закрыла дверь на замок.
   – Неси чемодан в гостиную, – сказала она, показывая ему путь.
   Герман осмотрелся, пройдя по квартире и заглянув во все комнаты и кухню.
   – У тебя очень уютно. Всё со вкусом подобрано, – похвалил он, обнимая девушку.
   – Спасибо! Я рада, что тебе понравилось. А теперь нам надо идти в магазин. Чем быстрее, тем лучше: ведь ты, наверное, голоден?
   – Не совсем. Я прилетел в три часа и быстро перекусил в кафе аэропорта, а потом на такси к тебе. Так что потерплю.
   – Всё равно пойдем. Супермаркет через квартал, поэтому транспорт нам не понадобится.
   В магазине они купили зажаренную на вертеле курицу, три вида корейских салатов, две пачки равиоли, сардельки, несколько упакованных нарезок сырокопченой и копченой колбас, ветчины и буженины. Добавили в корзину баночки красной икры, мяса крабов, шпротов, несколько белых батонов, пачку спагетти, сливочное масло и пару бутылок кефира. Затем зашли в отдел спиртных напитков и выбрали несколько бутылок красного и белого вина.
   – Мы прилично поднимем магазину сегодняшнюю выручку, – засмеялась Тая, глядя на гору продуктов. – Неужели ты собираешься все это съесть?
   – Ты не забыла, что я буду у тебя до завтрашнего вечера. Не могу же я умереть с голода на твоей постели?
   – Всё, молчу. Ешь и живи.
   Когда они подошли к кассе, Тая протянула кассиру свою карточку, но Герман отвел ее руку в сторону.
   – Ты мой гость, – возмутилась она.
   – А я мужчина. Так что мой довод весомее твоего. Согласна?
   – Разве ты позволишь мне сказать «нет»?
   – Ты права. Не позволю.
   Расплатившись за покупки, он взял в обе руки пакеты, и они пошли не спеша домой. Зайдя в квартиру, Тая предложила Герману принять душ, а сама стала накрывать стол. Когда он вышел из ванной комнаты, она уже сидела за столом в гостиной и ждала его.
   – Мне нужна твоя помощь, – сказал он, направляясь в спальню, где оставил чемодан.
   Тая, не скрывая удивления, пошла за ним следом и, как только переступила порог, оказалась в его руках, которые нетерпеливо стали снимать с неё одежду.
   Сбросив с себя полотенце, он жадными глазами стал пожирать ее наготу, проводя дрожащими от нетерпения пальцами по ее груди, животу, пока они не затерялись у нее между бедрами.
   – Боже, я еле дождался этой минуты, – простонал он, припадая губами к ее соску. Затем, подхватив ее на руки, бережно уложил на не расстеленную кровать и лег сверху. – Не шевелись, дай насладиться невероятными ощущениями твоего тела.
   Тая замерла, чувствуя на своей щеке его щетину, – и радость затопила ее душу.
   – Мужчина. Мой мужчина, – прошептала она, приоткрыв рот. – Поцелуй меня так крепко, как только возможно.
   И язык Германа собственнически ворвался в нежный плен ее рта, затеяв с её языком умопомрачительный танец. Затем он переключился на ее торчащие в немом призыве груди – и они закружились в страстном танце под названием «мужчина и женщина», в извечном танце, созданном самой природой.
   Когда пришли в себя после острых ощущений блаженства, Герман, не открывая глаз, заявил:
   – Есть хочу! Прямо умираю от голода.
   – Тогда – вперед! Стол накрыт и ждет нас. Правда, сначала я разогрею курицу. Она наверняка уже остыла, – и, подождав, когда Герман встанет, вскочила с кровати, надев белый сарафан с голубыми васильками, и помчалась на кухню. Когда она вернулась с блюдом, на котором лежали куски курицы, увидела, что Герман сидит за столом, рассматривая его.
   – Не ожидал, что ты такая шустрая, – сказал он, обводя взглядом наполненные тарелки. – Столько всего, что даже не знаю, с чего начать. А где мой грибной суп?
   – Угощу им тебя в обед. Как и овощным рагу, к которому отварю спагетти. Вино не открывала, помня, что в доме теперь у меня есть мужчина.
   – Вот и умница. А где я могу найти штопор?
   – На столе за бутылкой. Я выбрала красное, а остальные вина поставила в холодильник, чтобы остыли. Сейчас принесу лед. Я о нем совершенно забыла, – и, вскочив, она опять исчезла в кухне.
   Герман открыл вино и налил в бокалы в ожидании Таи, испытывая неведомое ранее умиротворение.
   Когда девушка вернулась, он подождал, пока она положит в вино принесенные кусочки льда, поднял бокал и, глядя в глаза любимой женщины, сказал:
   – За тебя, моя любовь! За то, что ты появилась в моей жизни и сделала меня счастливейшим из смертных!
   – Нет, – возразила Тая, – меня уже не существует. Есть только мы. Мы, которые сделали друг друга счастливыми. Так что за нас!
   – Принимается, – согласился Герман и, коснувшись бокала Таи, выпил вино.
   – Итак, с чего мне можно начинать? – спросил он, глядя на тарелки со всякими вкусностями.
   – Начинай с курицы, пока горячая, – предложила девушка. – А я полакомлюсь всем остальным, в чем нет мяса. Я редко себя балую красной икрой, поэтому, пожалуй, начну с нее. Бутерброды с красными икринками на сливочном масле выглядят очень аппетитно и эстетично.
   Когда голод был утолен, они выпили по чашке кофе и вновь отправились в спальню, откуда не выходили более трех часов.
   Когда проголодались, вернулись за стол. Пока Тая разогревала суп и варила спагетти, Герман убрал со стола в холодильник некоторые из продуктов, заменил использованные тарелки чистыми, открыл вторую бутылку вина и стал ждать хозяйку.
   Вскоре тарелка с горячим супом стояла перед ним. Грибной аромат наполнил комнату. Герман, не скрывая удовольствия, закрыл глаза, вдыхая божественный запах.
   – Ты не представляешь, как давно я не ел грибной суп. С белыми грибами, если не ошибаюсь?
   – Да, с белыми. Мне подарили их прошедшей осенью. Килограмма два высушенных белых грибов, которые я растянула на целый год. Рада, что и тебе досталось. Так что давай ешь, пока горячий. Кстати, а какое вино подходит к грибному супу?
   – Шардоне. Я специально купил его к этому первому блюду.
   – Настолько предусмотрительный?
   – Стараюсь им быть.
   – Ты каждый раз меня удивляешь.
   – Надеюсь, приятно?
   – Конечно, приятно. Разве может быть иначе? Что будем делать вечером?
   – Ты не против показать мне город, в котором живешь?
   – С удовольствием. Правда, достопримечательностей у нас не так уж и много. Но в целом сможешь составить определенное мнение.
   – Тогда давай уберем все со стола и пойдем, – предложил Герман, вставая.
   Работа не заняла много времени, и вскоре они вышли из подъезда.

Глава 8

   Стоя на улице и оглядываясь по сторонам, Герман спросил:
   – Куда мы пойдём?
   – Начнем, пожалуй, с Гостиного двора, потом посмотрим дом дворянского собрания, затем посетим монастырь и закончим музеем народного творчества. Перед возвращением прогуляемся по Набережной. Там и можем поужинать в одном из уличных ресторанчиков.
   – Нет уж. Дома нас ждёт столько вкусностей! Я вообще-то домашний. Мне больше нравится домашняя обстановка и еда, нежели ресторанная.
   – Как и мне, – согласилась с ним Тая. – А завтра посетим пару других музеев и пройдемся по центральной улице, на которой каждый дом имеет историческую ценность.
   – Бог с этими домами и музеями. Завтрашний день я хочу провести только с тобой, курсируя между кроватью и столом.
   Тая не смогла удержаться от смеха. Припав к плечу Германа, она наслаждалась теплом его руки, властно обнявшей ее за талию.
   – Ты не представляешь, насколько я сейчас счастлива! – прошептала она. – Даже не знаю, как переживу завтрашний твой отъезд. Я уж было смирилась с тем, что тебя нет рядом, а теперь привыкать заново. Без слез не обойдется.
   – А вот этого не нужно! – возмутился Герман. – Мы ведь расстанемся на время. И хотя нас будет разделять расстояние, душой и сердцем мы будем вместе.
   – Это всё слова для утешения, – с горечью в голосе произнесла Тая. – Тебя-то я чувствовать не буду. И никто меня не поцелует. Как же я буду без твоих губ и рук?
   – Я все восполню при встрече. Еще запросишь у меня пощады!
   – Ни за что! Я стойкий оловянный солдатик. Разве твои поцелуи и ласки могут надоесть?
   – Не дразни меня, хулиганка, – сказал Герман и, убедившись, что на них никто не смотрит, взял ее руку и положил на явно выпирающий бугорок в джинсах. – Видишь, что ты со мной делаешь!
   Тая, рассмеявшись, оглянулась, испытывая неловкость:
   – Ты что делаешь! Вокруг же люди!
   – Да им нет дела до нас. А вот мне до тебя есть, да ещё какое. Давай поспешим домой.
   Сев в маршрутное такси, они вскоре оказались у себя на площадке. Тая никак не могла вставить ключ в замок, отвечая на страстные поцелуи Германа. Наконец дверь отворилась – и они так и ввалились в коридор, не размыкая объятий. Тут же стали раздевать друг друга, бросая одежду на пол. До спальни не дошли. Герман взял Таю прямо на столе в гостиной.
   Придя в себя от бурного оргазма, настигшего их одновременно, Герман перенес ее на кровать и лег рядом, лаская пальцами ее груди. Тая застонала и выгнулась:
   – Я сейчас умру, если ты не утолишь мою жажду тебя.
   Германа не нужно было просить во второй раз – и снова их крики вскоре слились воедино.
   – Я схожу с ума от наслаждения, которое доставляет мне близость с тобой, – сказал Герман, притягивая девушку к себе. – Я даже не представлял, что такое вообще возможно.
   – Я тоже, – согласилась с ним Тая. – Каждый раз я испытываю неземное блаженство. И виновник его ты, мой любимый. Но, помимо телесного удовольствия, есть еще и пищевое. Тебе стоит восстановить свою энергию: ведь впереди нас ждет бессонная ночь.
   – Ну и ненасытная же у меня невеста, – шутливо простонал Герман. – Так не долго и в ящик сыграть.
   – Чур тебя! Чур! Не говори глупостей! Ты мне нужен живой и полон сил. Так что поднимайся и держи курс на кухню. Там мы с тобой и поужинаем.
   Ночь прошла в интимных ласках и разговорах. Заснули только под утро, когда за окном стало сереть. Первым проснулся Герман. Полежав немного, он осторожно встал и, приняв душ, пошел на кухню, где сварил себе крепкий кофе.
   Он сидел, попивая его и читая в интернете новости, когда зашла Тая. Она выглядела настолько милой и домашней в коротком атласном халатике с растрепанными волосами и припухшими от поцелуев губами, что от умиления в груди Германа что-то сжалось.
   Потянув её за руку, он усадил Таю себе на колени и стал целовать ее глаза, потом проложил дорожку поцелуев от уха по шее…
   – Всё! – воспротивилась девушка. – Я тоже хочу кофе. Нельзя быть таким махровым эгоистом.
   – Исправлюсь, – сказал Герман, пересаживая её на другой стул и ставя турку с водой и кофе на газ. – Надо было дольше поспать.
   – Не хочу. Мне дорога каждая оставшаяся минута. Высплюсь ещё, а сейчас хочу смотреть на тебя. Пить кофе и смотреть, любуясь каждой черточкой на твоем лице. А потом будем завтракать вместе, ощущая всеми фибрами души присутствие друг друга. Разве это не чудо? И ты подарил его мне. Подарил полтора дня незабываемого счастья. Какой уж тут сон?
   – Согласен. Сон нам сейчас ни к чему. Что будешь завтракать?
   – Бутерброды со шпротами и крабовым мясом с огурчиком. А ты?
   – А я отварю себе пару сарделек, доем куриный окорочок и дополню все это твоим овощным рагу.
   Тая было уже поднялась из-за стола, как Герман усадил ее обратно, сказав:
   – Я всё сделаю сам. Отдыхай, милая. Мне приятно поухаживать за тобой… и собой впридачу.
   После завтрака Тая всё же вывела его на прогулку в парк. Они гуляли по аллеям, взявшись за руки, потом сели на скамейку и долго молчали, глядя на пышное убранство деревьев. Молчание нарушил Герман:
   – В следующий мой отпуск мы поженимся, и я заберу тебя к себе. Ты попросила дать тебе год. Я согласился, хотя сейчас жалею об этом. Но не в моих правилах переиначивать собственные слова. Мне очень трудно уезжать от тебя, Тая. До боли в сердце. Даже не представляю, как буду жить от встречи до встречи. Мне без тебя не в радость было даже у брата. Может, бросишь все и поедешь со мной?
   – Не могу, – дрожащим от волнения голосом сказала Тая. – Я несу ответственность за людей, которые поверили мне и в меня, уйдя с неплохих работ. Мы сейчас только заявляем о себе на рынке аудиторских услуг, зарабатываем авторитет и успешно набираем клиентов. Вот когда будем уверенно стоять на ногах, я и поеду к тебе. Не исключено, что мы добьёмся этого меньше, чем за год.
   – Я всё прекрасно понимаю, но душа стонет от мысли, что нам осталось быть вместе всего лишь восемь часов. Когда увидимся снова, я не знаю. Моя служба непредсказуема: ведь часто бывает, что срываемся с места за два часа, а на сколько, никто из нас не знает. Выдержишь ты это?
   – Конечно, выдержу. Разве у меня есть другой вариант?
   – Никакого другого варианта, кроме того, чтобы стать моей женой, у тебя нет.
   – Вот и я о том же. Так что за меня не волнуйся. Это я внешне хрупкая, а внутренне меня не так просто сломать. Так что у тебя в моем лице будет надежный тыл.
   Герман обнял Таю за плечи и прижал к себе, целуя в волосы.
   – Ты не представляешь, какой силы чувства я испытываю к тебе. Даже в самых смелых мечтах я не надеялся встретить такую женщину, как ты. Думал, они перевелись под тлетворным влиянием современных нравов. Но, оказывается, бриллиант самой высшей пробы все же дождался меня.
   – Не стоит сравнивать меня с бриллиантом. Да, он красивый, но при этом холодный. Никогда не понимала, почему женщины сходят с ума по этим камням. Мой голубой топаз намного красивее, потому что в нем есть тепло. Он живой. Как и рубин, и изумруд…
   Я же обычная женщина, которая полюбила с первого взгляда мужчину, достойного этого великого чувства. Мне тоже нехорошо от мысли, что скоро между нами пролягут сотни километров, что нас обоих ждёт тягостная разлука. Но мы выдержим ее, не так ли? Мы обязаны пережить расстояния ради нашего будущего.
   Знаешь, я очень хочу от тебя ребенка. Безразлично, кто это будет – девочка или мальчик. Лишь бы он был наш. Мы окружим его нашей любовью и никогда не предадим, чтобы он ни сделал.
   – Так и будет, милая. Именно так. Но я рассчитываю еще на одного. Вдвоем им расти будет веселее. Ты согласна?
   – Естественно, согласна. Пойдем домой? Что-то пить хочется. У меня есть превосходный зеленый чай с тонким ароматом. Я заварю его, и мы почаевничаем с пирожными, которые купим по дороге в кафе.
   Герман встал и протянул руку Тае. Обняв друг друга за талии, они медленно пошли из парка.
   Оставшееся до отъезда время промелькнуло очень быстро. Поужинав, они сели на диван перед дорожкой – и Тая вдруг расплакалась.
   – А говорила, что сильная внутри. Я тебе поверил, а ты меня обманула, – шутливо попенял ей Герман.
   Слезы еще сильнее потекли по щекам девушки.
   – Да, сейчас я слабая. Очень, – проговорила, всхлипывая она. – Не могу же я смеяться, когда на душе тошно. Это она плачет, а не я.
   – Всё. Бери себя в руки и проводи меня к такси. Сейчас возьму чемодан и пойдем.
   Как только Герман собрался садиться в салон автомобиля, она бросилась ему на шею. Они застыли, чувствуя притяжение их тесно прижавшихся тел. Просигналил таксист, и он попытался оторвать от себя Таю. Она не размыкала рук, уткнувшись ему в грудь. И тогда Герман шепнул ей на ухо:
   – Мы же скоро напишем друг другу, подобрав миллион красивых слов. Вот как только вернешься в квартиру, сразу же начинай мне писать – и на сердце станет легче.
   Тая слегка отодвинулась, подставив губы для прощального поцелуя. Она, словно через сизую пелену, наблюдала за тем, как любимый мужчина скрылся в глубине машины, как она отъехала и затерялась в потоке среди других автомобилей. В пустую квартиру возвращаться не хотелось, и девушка медленно пошла по улице, сама не зная, куда.
   Вернулась через два часа. Убрала кухню, приняла душ и села в кабинете за стол, глядя отрешённо на закрытый компьютер. Затем подняла крышку, зашла в почту и, нажав «Написать», открыла окно. Долго просидела перед экраном, ничего не видя перед собой.
   В какой-то момент вздрогнула от оповещения на телефоне. Схватив его в руку, открыла сообщение – и улыбка осветила ее лицо. Прикусив нижнюю губу, она стала читать: «Родная, ты могла отдать себя другому, но никто не смог бы любить тебя чище и нежнее, чем я. Ни для кого иного наше счастье не могло быть священнее, чем оно всегда было и будет для меня. Всё мое существование, всё, что во мне живет хорошего, я посвящаю тебе. Вытри слезы и открой наши фотографии. Пересмотри их все – и тебе станет легче от осознания того, что мы есть друг у друга. Многие лишены этого, а судьба сделала нас богатыми. Целую тебя, любовь моя. Твой спецназовец».
   Всё еще продолжая улыбаться, написала в ответ: «Единственный мой, не считай меня глупой, но я не могу начать ни одного письма, не повторив то, что постоянно чувствую и о чем думаю: я люблю тебя. О, родной, до сих пор не понимаю, что это за сила, которая навсегда сделала меня твоей пленницей.
   Вот сейчас сижу одна в квартире и ни о чем не могу думать, кроме тебя. Когда ты надел мне на палец помолвочное кольцо, я отдала свою жизнь в твои руки. Большего я не могу отдать. Ты имеешь полную власть над каждой капелькой моей любви! Удачной тебе дороги! Моё сердце ты забрал с собой, и оно бьётся рядом с твоим».
   В душе было пусто, а в голове – ни одной мысли. Тая поднялась и пошла в спальню. Сначала какое-то время смотрела на неубранную постель, а потом легла на то место, которое облюбовал себе Герман. Уткнулась носом в его подушку, которая еще пахла им, обняла ее и закрыла глаза, не заметив, как задремала. Проснулась, когда в комнате было уже совсем темно. Посмотрела на будильник, который показывал половину первого ночи.
   Нехотя поднялась, чтобы раздеться, и вспомнила, что не написала обещанного письма Герману. Так как знала, что он будет ждать, поспешила в кабинет. Долго не могла собраться с мыслями, а потом слова стали складываться в предложения, рассказывая любимому о том, о чем она никогда не делилась с другими:
   «Знаешь, Гера, уж так случилось в моей жизни, что за двадцать восемь лет жизни мне не с кем было поговорить по душам. Несмотря на то, что я была единственным ребенком в семье и росла, по мнению других, в благополучной семье, я не чувствовала этого. Близких отношений у меня не было ни с матерью, ни с отцом. Были требования с их стороны ко мне, которые с каждым годом ужесточались. Из-за них у меня не было полноценной школьной жизни и дружбы. Не было задушевной подруги, которой бы я поверяла свои тайны. Не было никого, кто пришел бы мне на помощь, если бы я в ней нуждалась. В их числе оказались и родители. Они запрограммировали меня на одиночество. И в этой программе прошли все пять лет моей студенческой жизни.
   Никто и никогда не знал, о чем я думаю и что у меня в душе. Я привыкла полагаться только на себя, только себе доверять и откровенничать только с самой собой. Да, в своем рабочем коллективе я стараюсь поддерживать доброжелательные отношения, далекие от авторитаризма, могу оценить шутку и пошутить сама, не считаю для себя зазорным обратиться к своим подчиненным за советом. Правда, исключительно за профессиональным. Но в личных вопросах держу их на расстоянии и не позволяю никому из них даже одним глазком заглянуть в мою душу. И вот сейчас я добровольно раскрываю её перед тобой.
   У нас не было достаточного времени, чтобы поговорить о сокровенном, которое спрятано от чужих глаз и ушей. Мы старались каждую отведенную нам минуту насладиться друг другом и своими чувствами. А ведь существует много тем, которые мне хотелось бы обсудить с тобой, человеком, которому я безгранично доверяю, будучи уверенной в том, что ты поймешь всё, о чем бы я тебе ни написала сейчас и в будущем.
   Любимый, сейчас я хочу немного поразмышлять о жизненных приоритетах. Удивился? И не только ты. Я даже улыбнулась, прочитав, что написала. Тем не менее, эта тема волнует меня. Казалось бы, в моей жизни только всё более-менее устроилось. Нашлись решения для больших проблем, из череды которых состояла моя прежняя жизнь, и появился свет в конце туннеля. Ан нет.
   Образно говоря, ещё вчера засыпалось спокойно и безмятежно. Был четкий план, который помог мне выйти из трудного периода. Он работал и не давал сбоев. И каждое утро встречало солнцем и пением птиц. И были идеи, и была легкость, и всё казалось… казалось понятным и ясным.
   И вдруг сюрприз. Откуда его не ждала. Сначала было невнятное вступление, не совсем понимала, о чем речь и в чем дело, а когда смысл дошел, кажется, что Земля остановилась, а инерцию, по которой я двигалась, забыли отменить. Как с велосипеда, когда первый раз по незнанию слишком сильно нажимаешь ручной тормоз. Кувырок вперед и жесткое приземление. Такое жесткое, что чувствуешь себя оглушенным. Воздух, который пытаешься вдохнуть, становится вязким и рыхлым. Он не хочет затекать в легкие. И в голове пустота. Только звон стоит от мысли, которая бьется там, как муха в банке: что делать? Как все решить?
   Наверное, ты понял, что сейчас я пишу о тебе. Ты ворвался в мою жизнь, как цунами: мощно, с напором и без права на спасение. Впрочем, спасаться от тебя и своего чувства к тебе я не хочу. Правда, в начале нашего знакомства у меня появлялись подобные мысли, но я от них успешно избавилась.
   Да, сейчас я уже не представляю своей жизни без тебя. Но, если честно, пока не представляю ее и с тобой. В отпуске все казалось просто: феерия чувств закружила меня настолько, что я оторвалась от реальной действительности. А она всё же заявила о себе, когда начались рабочие будни. Когда ты приехал ко мне, она снова отодвинулась на второй план, а с твоим отъездом… Впрочем, не подумай, что я струсила. Я просто пишу о том, что меня волнует и в чем еще не разобралась. Но об этом немного позже.
   А сейчас хочу написать о том, над чем не раз размышляла, но ни с кем не делилась своими мыслями. Знаешь, что я поняла за свою недолгую жизнь? Как бы мы ни гордились своими достижениями, чего бы ни добились, какие бы высоты ни покорили, судить нас всегда будут за наши промахи, ошибки и слабости. Причем, очень строго. Первый урок в этом мне преподали родители, второй – мой начальник на первой работе после универа, третий – мои сослуживцы из второй компании, а четвёртый – Алексей, который вместо того, чтобы извиниться передо мной за свой обман, сделал в нашей истории крайней меня. Я тебе так и не рассказала, чем всё закончилось, но отвечу на твои вопросы, если они у тебя возникнут.
   В своей самостоятельной жизни я постоянно выстраивала баррикады от надвигающихся проблем извне, забывая о своих слабостях. Итак, что же я всегда старалась укреплять? Карьеру, материальную независимость и отношение с окружающими. Получила образование, работала без сна и отдыха, старалась решать возникавшие проблемы. А остальное пускала на самотёк. Однако то, на что я махнула рукой, прикрыла глаза и предпочла не заметить, преподнесло мне самые жестокие сюрпризы. Точнее, уроки.
   Наверное, многим в детстве говорили: хорошо учись, много работай и всего в жизни добьешься. Но мало кому подсказали: научись расставлять приоритеты. Защищай свои слабости. Укрепляй отношения с самыми близкими и родными. Во всяком случае мне – нет.
   И только встретив тебя, я осознала: когда самое дорогое, что есть в твоей жизни, становится твоей силой, не так страшно, когда рушится то, к чему стремилась до этого.
   Не буду утаивать от тебя: внутренне я очень испугалась, когда ты сказал, что в следующий твой отпуск мы поженимся, и ты заберешь меня к себе.
   Испугалась, что нужно будет всё бросить, чего я достигла, изменить привычный образ жизни, потерять свою свободу и начать свою жизнь с чистого листа, не зная, найду ли я себя в ней. Я не призналась тебе в этих мыслях, ибо они отражали мою слабость. А ведь я всегда считала себя сильной. Но после некоторых раздумий поняла, что, вопреки всем страхам, не смогу наслаждаться жизнью, отличать главное от мелочей и суеты, если не сумею правильно расставить приоритеты. Они мне нужны, чтобы тратить бесценное время жизни на действительно важные вещи.
   Из всего я сделала для себя один важный вывод: в попытке угодить всем и каждому я не принесу никакой пользы, да еще и поступлюсь тем, что действительно ценно – тобой. Поэтому отныне для меня главным приоритетом в моей жизни является наше совместное будущее. Именно о том, как важно научиться расставлять приоритеты, я расскажу детям, ругая их за какой-нибудь проступок.
   Размышляя, что ждет меня с тобой, я вдруг четко осознала, что всегда существует возможность найти новую работу, переехать в другой город, создать семью, чувствовать себя любимой и счастливой… Главное – не отворачиваться от этих возможностей и не бояться: ведь их предлагаешь мне ты, самый лучший мужчина на свете.
   Мне так холодно без тебя…. Так пусто в квартире…. И я ненавижу постель и спальню, потому что сейчас ты не рядом. Ненавижу, когда мы не вместе. Ненавижу часы разлуки и расстояния, хотя именно они дают мне понимание того, что ты для меня – всё.
   Я люблю тебя и скучаю по тебе. И ничего, что сегодня мне больно и грустно без тебя. Ты этого стоишь. Я могу ждать тебя всю жизнь…
   Не знаю, как раньше жила без тебя. Скорее всего, перепутала жизнь с безрадостным существованием.
   Что же касается непосредственно жизни, то она началась для меня только тогда, когда в ней появился ты.
   Вот сейчас сижу, закрыв глаза, и чувствую фантомное прикосновение твоих пальцев, которые скользят по моей коже, слышу эхо твоего голоса и смеха – и кажется, что сейчас откроется дверь и ты войдёшь в неё. Но она всё никак не открывается… Несмотря на то, что ты за три-девять земель от меня, я ощущаю тебя рядом, чувствую твоё присутствие каждую минуту, каждую секунду. На часах уже почти два часа ночи. Пойду спать. Люблю тебя, дорогой мой человек! Мягкой тебе посадки!»
   Герман прочитал письмо в аэропорту после того, как вышел из самолета. На сердце было тоскливо, так как физически ощущал отсутствие Таи. Ему внове было читать размышления женщины. Вспомнилась Ксана – и он вдруг отчетливо понял, что они никогда не говорили друг с другом по душам. Он не имел ни малейшего представления, о чем она думала, как относилась к жизни и его службе, каковы были ее интересы, что ее волновало и составляло смысл жизни.
   Словом, у него с первой женой никогда не было не только духовной близости, но и намека на неё. Постель – вот что их объединяло. На остальное он закрывал глаза, считая это не существенным. Да, жениться на Ксане было большой ошибкой, но он с детства лелеял в себе эту мысль и привык думать о том, что они обязательно будут вместе несмотря ни на что, – и это сыграло в его жизни роковую роль.
   Однако теперь всё в прошлом. Его же настоящее – Тая. И будущее тоже. Закрыв компьютер, пошел в кафе, где выпил двойной кофе с несвежими бутербродами и направился к такси. В квартиру вошел около четырех часов утра.
   Она встретила его тишиной. Включив свет, он первым долгом подошел к цветам – и удовлетворенно покивал головой, слегка прикасаясь пальцами к сочным листьям. Время его отсутствия не сказалось на них: соседка Тамара хорошо ухаживала за его растениями, к которым он питал слабость. Разведение редких цветов было его хобби. Правда, оранжереи у него не было, но два подоконника, напольные горшки и специальные подставки компенсировали её.
   В полутемном углу комнаты, который в холодное время года обогревался дополнительно, росли три чёрные такки – невероятно красивые и эффектные тропические растения. Их называют летучей мышью, цветком дьявола и черной лилией. К его возвращению они уже выбросили бутоны необычной формы, похожие на крылья летучей мыши или бабочки с усиками, хотя, по мнению Германа, усы ее больше походили на кошачьи. Лепестки диковинных цветков были окрашены в темные цвета с оттенками серого, зеленого, вишневого и пурпурного.
   Эти прелестницы уважали «баню», поэтому Герман периодически оставлял их на ночь в ванной, наполненной паром, – и они выразили ему свою признательность тем, что прекрасно прижились в его квартире.
   В другом углу выросла почти до потолка кубанола с очень красивыми крупными листьями, среди которых свисали вниз большие колокольчики кремового цвета с волнистыми краями, бутоны которых напоминали звёзды. Они источали терпкий запах, распространяя в воздухе аромат горячего шоколада.
   В углу спальни на верхушке гибискуса китайского появилось в его отсутствие три красных цветка, которые он не удержался погладить кончиками пальцев.
   В одном из горшков обильно цвела шафранная калатея, радуя глаза необычными оранжевыми цветами.
   В другом – колерия с красивыми опушенными листьями и яркими цветками, напоминающими колокольчики, заканчивающиеся пятью пестрыми лепестками. Зацвели красными цветами пеларгония, черными и бордовыми – орхидеи, розовыми – глоксиния и лиловыми – раскидистая лиана дисхидия. Росянка же выпустила сладкие капельки на красных ворсинках, покрывающих листья на длинных стеблях.
   Герман, рассматривая каждый цветок отдельно, вдруг поймал себя на мысли, что он не рассказал Тае о своем увлечении. Улыбнувшись, решил, что напишет о нем в очередном письме.
   Уделив внимание и своей коллекции кактусов на подоконнике в кухне, Герман остался доволен увиденным, решив прямо с утра отблагодарить Тамару, которая так хорошо ухаживала за его растениями. Затем направился в кухню, где включил электрочайник, чтобы заварить чай.
   Поставив перед собой чашку с ароматным напитком, он открыл компьютер и стал печатать: «Солнышко мое, здравствуй. Спасибо, что написала мне такое большое письмо. Это ты правильно решила: писать мне о том, что тебя волнует. Я буду поступать так же. Рассказывая о себе, как можно больше, мы лучше узнаем друг друга, и нам будет легче начать совместную жизнь.
   Я уже дома. Грустно, что тебя нет рядом. Вообще не люблю возвращаться в пустой дом. Уже не раз представлял, как ты будешь меня встречать из командировок: с радостной улыбкой на лице, распростертыми объятиями и горячими поцелуями. В квартире будет пахнуть уютом и любовью. Ты сядешь мне на колени, и мы с неутолимой нежностью будем смотреть в глаза друг другу, рассказывая о своих чувствах, которые пережили в разлуке. Да, мечты, мечты… Однако я верю, что именно так и будет.
   Но, говоря о пустом доме, я несколько слукавил. Дело в том, что в квартире меня ждали цветы. Представляю твое удивление, когда ты прочтёшь об этом. Но я не оговорился: именно цветы встретили меня своим разноцветием, источая тонкие ароматы.
   Дело в том… О, чёрт, даже не знаю, с чего начать, чтобы ты прониклась моим увлечением: ведь когда мы будем вместе, цветы станут и твоей частью жизни. Словом, они моё хобби.
   Кто-то коллекционирует марки, другие – монеты, третьи – старинные артефакты, а вот я увлекаюсь выращиванием редких комнатных растений. Мне очень интересно заниматься именно экзотическими, которые не растут в нашей местности и дарят мне наслаждение и радость.
   Комнатные цветы такие разные. Их у меня всего двадцать три, но каждое растение индивидуально, как и человек, и требует к себе особого подхода и внимания. Я постоянно читаю специальную литературу и нередко обращаюсь к интернету.
   Как любитель-цветовод могу с уверенностью сказать: чтобы растения радовали своей красотой и цветением, их нужно любить, нежным и доброжелательным тоном разговаривать с ними и постоянно ухаживать за каждым из них. Конечно, с моей работой это проблематично из-за длительных командировок, но я нашел выход благодаря соседке, которая присматривает за моими «детками» в мое отсутствие.
   Кстати, согласно исследованиям английских садоводов, женский голос действует на рост растений лучше, чем мужской. Так что готовься очаровывать их… и целовать. Они очень любят нежные поцелуи, которые у тебя получаются великолепно. Да, забыл сказать еще о главном. Комнатные цветы перестают цвести, начинают желтеть и гибнут, если в их присутствии люди часто конфликтуют на повышенных тонах.
   А посему наши семейные ссоры исключены априори. Да и вообще никогда не хочу с тобой ссориться.
   Я тебе ничего не рассказывал о своей квартире. Она у меня двухкомнатная. В спальне из мебели только кровать, тумбочка и однодверный шкаф для одежды, а в комнате – угловой диван, письменный стол с креслом и большой телевизор на стене. Вот и всё. Остальные свободные места занимают цветы. Они расставлены не только на подоконниках, но и на специальных полочках на стенах возле окон и в углах квартиры.
   Ухаживая за своими растениями, я посвящаю им много свободного времени, получая от этого большое удовольствие: ведь для меня это – праздник души.
   Знаешь, я выращиваю их уже много лет. Цветы привлекали меня с детства. Возвращаясь домой с улицы, я всегда приносил маме цветы, самые незатейливые, которые росли в дикой природе. Часто они были уже увядшими, но мама никогда не отказывалась даже от таких и с благодарностью ставила их в вазу с водой. И, знаешь, часто они оживали.
   Первые цветы я вырастил в родительском доме и никого не подпускал к ним. Брат смеялся над моим увлечением, дразня девчонкой, но я не реагировал. Родители думали, что мое хобби перерастет в дело всей моей жизни, но я выбрал другую стезю и не жалею об этом, ибо жизнь на острие стресса – это моё всё.
   У большинства людей слово «адреналин» ассоциируется с риском, страхом, острыми ощущениями. Мы с тобой не говорили об этом, но ты должна знать, что экстрим для меня является не увлечением, а жизненной необходимостью. Я азартный человек, поэтому не могу обходиться без состояний, когда «закипает кровь». Выбросы адреналина «программируют» меня на повторение подобных поступков вновь и вновь. Поскольку у каждого человека есть своя норма эмоций, так называемый эмоциональный пик, мне также требуется периодически достигать его, чтобы избежать развития депрессивного состояния.
   Наверное, ты слышала, что существует понятие «эмоциональный наркоман». Это о людях с очень высоким порогом эмоционального пика. Для достижения всплеска эмоций им необходим дополнительный стимул, например, управление машиной на критично высокой скорости или затяжной прыжок с парашютом. К ним отношусь и я.
   Мне как эмоциональному наркоману жизненно необходим риск в любом его проявлении. Как правило, таким людям, как я, неведомы состояния усталости, стресса или недовольства собой. Наш вектор жизни направлен в совершенно другую сторону – на поиск острых ощущений. Именно этим я могу объяснить тебе, почему стал спецназовцем. Другими словами, я неслучайно выбрал себе «стрессовую профессию».
   Наверное, на подсознательном уровне в свои семнадцать лет я понимал, что моему организму требуется постоянный и высокий уровень адреналина и что только таким образом я могу достигать своего эмоционального пика.
   Хотя биологи из США обнаружили недавно ранее неизвестный механизм, который, якобы, подготавливает людей к запуску физиологической реакции «бей или беги». По их мнению, гормон остеокальцин, который выделяется из наших костей, играет еще более важную роль в реакции организма на экстремальные ситуации, чем адреналин, поскольку именно этот гормон имеет решающее значение для быстрой адаптации организма к стрессу, улучшает память и мышечную выносливость, что является важным фактором для выживания в потенциально опасных условиях.
   Так это или нет, не знаю, но не думаю, что это коренным образом что-то меняет. Я должен был написать тебе об этом, чтобы ты знала, с каким человеком решила связать свою жизнь. Мне нужен постоянный драйв и события, только тогда я ощущаю, что живу.
   Разочаровалась или испугалась? Надеюсь, восприняла мои признания спокойно без «Ах!» и выражения ужаса на лице. Мой «адреналин в крови» никак не скажется на наших отношениях и моей любви к тебе, но позволит тебе лучше понимать меня.
   Но вернусь к своим «цветочкам». Ты не представляешь, как приятно наблюдать, когда из маленького семечка или листочка, посаженного в землю, вырастает прекрасное растение, которое радует тебя своим цветением и необычной красотой.
   Мой брат не раз задавал мне вопросы: «Что за странная потребность растить цветы? Держать в горшочках, поливать, ухаживать, следить за тем, чтобы не сохли лепестки, а весной их удобрять и пересаживать?».
   Сам не знаю, почему выращиваю комнатные растения и вожусь с ними, прибавляя тем себе хлопот и забот. Наверное, этого требует моя душа, а, возможно, таким образом я расслабляюсь… Но это не важно. Главное другое – прекрасные эмоции, которые дарят мне цветы, когда за окнами метель, мороз и лёд. Именно поэтому я зимой особенно дорожу ими.
   В этот период у меня появляется ощущение, что они цветут, как будто для меня. Каждый вечер я сажусь в кресло напротив них и любуюсь этим чудом природы, чувствуя ничем не объяснимое единение с ними, понимая, о чем они говорят со мной без слов.
   Милая, замучил тебя своими отеровениями? Прости. Я никогда и ни с кем не разговаривал на эти темы. Вот и прорвало. Так хотелось, чтобы ты поняла меня!
   Вот сижу сейчас один в квартире и ясно осознаю, что не видеть тебя – самое большое испытание для меня. Не могу дождаться того дня, когда мы снова будем вместе.
   Конечно, я понимаю, что с моей работой без разлук никак нельзя, но ведь могу же я хотя бы помечтать, правда?
   Я впервые в жизни ощутил, что время и мир останавливаются, когда нет рядом любимого человека. Я отсчитываю секунды до того момента, когда опять обниму тебя, почувствую твои поцелуи на своих губах, до того дня, когда опять усну под равномерный звук твоего тихого дыхания, когда опять услышу твой смех и такой родной голос…
   Как тяжело знать, что ты далеко! Но мы выдержим предстоящие испытания, не так ли? Наша любовь закалится и станет сильной. Её не разрушат расстояния, сомнения и различные страхи. Мы есть друг у друга – и это самое главное. Остальное – шелуха жизни.
   Мне пора бежать на службу. Целую тебя, моя орхидея. Люблю, люблю, люблю… Твой потерявший от счастья разум спецназовец.
   P.S. Пока писал письмо, мысленно метался между «спросить-не спросить», а потом решил: если вопрос появился, значит, нужно получить на него ответ. Я имею ввиду Алексея».

Глава 9

   Таисия немного опоздала на работу, так как с трудом проснулась. Несмотря на лето, она не чувствовала тепла, исходящего от тела Германа, а потому в постели ощущала холод.
   Какое-то время стояла после душа перед зеркалом, рассматривая свое лицо. Оно почему-то казалось чужим. Возможно, из-за того, что в глазах не было блеска, вызываемого радостью жизни. А может, из-за того, что оно выглядело уставшим и осунувшимся. И не потому, что мало спала. Просто в каждой клеточке кожи притаилось осознание расстояния, которое пролегло между ней и любимым, осознание неизбежной разлуки, которое вызывало боль в душе.
   К тому же, не было в ней драйва, понимания, что жизнь хороша и жить хорошо, которое присутствовало, когда Герман был рядом. А без него ничего не хотелось делать. Была бы ее воля – забилась бы в уголок дивана и вспоминала дни, проведенные с ним. По минутам и секундам. Но надо идти на работу и с головой погружаться в нее. Иначе нельзя. Потеря клиентов скажется на делах фирмы.
   Уже сидя у себя в кабинете, Тая поймала себя на мысли, что ей ничего не хочется делать. Она и не делала: просто смотрела в окно. Зашла Рита с договорами на оказание аудиторских услуг новым клиентам.
   – Нужна твоя подпись, босс, – сказала она, кладя перед ней подготовленные документы.
   Тая не спеша взяла ручку и стала их просматривать.
   – Всё учли? – уточнила она.
   – Обижаешь. Не первый год замужем, – попыталась пошутить Рита, но, видя, что начальнице не до шуток, замолчала.
   Она наблюдала, как Тая подписывает каждую страницу договоров, и, когда была поставлена последняя подпись, спросила:
   – Плохо на душе?
   – Отвратительно.
   – Черт возьми, Тая, я вообще не понимаю, почему ты на работе.
   – А где мне надо было быть?
   – В самолете с Германом. Как ты могла отпустить его одного?
   – Думаешь, мне это легко далось? Но я не могла пойти на поводу своих чувств, не могла взять и всё бросить. Я с трудом открыла свою фирму, набрала прекрасных спецов… и в один миг отказаться от всего? Нет, я бы подвела всех: ведь вы сменили места своих работ только потому, что поверили в меня и мои планы. С моей стороны это выглядело бы не иначе, как предательство.
   – Да никакого предательства не было бы! – возмутилась Рита. – Ты сама сказала, что набрала профессионалов своего дела. Неужели бы мы не справились без тебя? Назначила бы кого-нибудь из нас директором – и держала бы свою руку на пульсе компании по видеосвязи.
   – Возможно, ты и права, – согласилась с ней Тая, – но я не смогла вот так просто, как на словах, уехать. Я с таким трудом шла к тому, что имею! Нет, мы должны стать крепко на ноги, создать большую клиентскую базу – и тогда я со спокойным сердцем отпущу вас в самостоятельное плавания. Год – не такой уж длинный срок. За это время мы с Германом хорошо узнаем друг друга, а потому и притирка, когда станем жить вместе, пройдет менее болезненно. Так что меняем тему.
   Рита, забрав договора, вышла из кабинета, прикрыв за собой дверь, и Тая тотчас открыла почту. Еще раньше увидев оповещение на телефоне, она еле дождалась, когда останется одна. Читала медленно, осмысливая каждое предложение. Улыбка не сходила с ее лица даже тогда, когда она закончила чтение.
   Её отвлекла пришедшая SMSка: «Я уже на службе. Вечером позвоню. Целую». Написав в ответ: «Буду ждать, любимый», она с головой окунулась в работу.
   Пообедала в кафе, которое находилось в бизнес-центре. Она редко его посещала, так как ей не нравилось, как здесь готовили, но сегодня было лень идти в любимую пиццерию. Она не часто баловала себя пиццей, но всегда покупала ее, когда на душе скребли кошки. Сегодня был именно такой день, но… Тая не пошла на поводу своих желаний, помня, что это прямой путь к набору лишнего веса.
   На работе задержалась позже обычного. Нужно было закончить проверку бухгалтерской отчетности фирмы клиента, условием которого было то, чтобы именно она ее осуществляла. Подготовив справку, в которой были перечислены все выявленные недостатки, Тая довольно потянулась, чувствуя усталость в мышцах от длительного сидения в одной позе.
   Потом еще раз прочитала письмо Германа и стала собираться домой. Поужинав, убрала кухню, приняла душ и села за комп. Но не успела написать и строчки, как зазвонил телефон. На экране появилась фотография Геры.
   – Привет, человек-адреналин, – сказала она, закрыв глаза в ожидании его ответа.
   – Привет, госпожа моего сердца. Как прошел день без меня? Скучала?
   – Нисколько. Просто тосковала, уныло глядя в окно. Казалось, что осталась на свете одна-одинешенька со своими приятными воспоминаниями и горькими мыслями. А как чувствовал себя ты?
   – Хреново! Ты околдовала меня, Эша.
   – Эша? – удивилась Тая. – Еще и суток не прошло, как мы расстались, а ты уже и имя мое забыл?
   – Хм, Эша в переводе с индийского – драгоценная.
   – О, такое обращение мне нравится. Расскажи, как прошел твой первый рабочий день.
   – В тренировках. В качестве разминки – бег на пять километров. После – физическая, тактико-специальная подготовка. К тому же, обязали в короткий срок обучиться новому боевому искусству – филиппинскому кали. У нас сменился инструктор и, как говорится, «новая метла» стала по – новому «мести». Завтра по плану военная топография и огневая подготовка. Вот, пожалуй, и всё. А как ты отработала?
   – С трудом…
   И Тая рассказала, как ей было тяжело втянуться в рабочий ритм, чем занималась и какое удовольствие доставило ей его письмо. Поговорив еще полчаса о каких-то пустяках, они простились, и Тая села за письмо, взяв с собой половину шоколадки.
   Она какое-то время сидела, глядя на белое поле открытого документа, а потом стала писать:
   «Желанный мой, только что закончился наш разговор, а у меня в ушах продолжает звучать твой голос, от которого у меня всегда пробегают мурашки по спине. Почему-то по телефону мы болтаем о всякой чепухе. Впрочем, какая разница, о чем мы разговариваем. Лишь бы слышать твой голос, а остальное для меня не важно. Всё, чем мы пожелаем поделиться друг с другом, мы доверим своим письмам. Так ведь?
   Вот и сейчас я хочу поделиться с тобой впечатлением, которое произвело на меня твое последнее письмо. Знаешь, если бы меня попросили угадать твое хобби, я никогда бы не назвала разведение редких комнатных цветов. Ни-ког-да! Для меня это стало приятным откровением. В голову бы, наверное, пришел спуск на байдарках, охота, рыбалка, наконец…
   Сначала я подумала, что твоя профессия и твоё хобби взаимоисключают друг друга. Как убедилась за время нашего общения, ты отлично умеешь контролировать свои эмоции, проявлять абсолютное хладнокровие в напряженных ситуациях. Словом, ты человек с крепкой устойчивой нервной системой, которого трудно вывести из себя и который способен в стрессовой ситуации сохранять самообладание, не давая воли своим эмоциям или подавляя их силой своей воли. Такие люди обычно не имеют видимых слабостей. Они тверды, как кремень. Не романтичны. И лишены способности выражать восторг относительно обыденных вещей. Если бы это было не так, ты не смог бы служить в войсках специального назначения.
   Но в тебе удивительным образом сочетается несочетаемое: твердость характера и духа с обычными эмоциями обычных людей, которые способны отдаваться во власть прекрасного. А экзотические комнатные растения из его числа.
   Вспоминая, каким я видела тебя на протяжении двадцати шести дней, я сделала интересный вывод: ты спецназовец со всеми присущими ему характеристиками и вне службы – чуткий, нежный, романтичный и восприимчивый к красоте человек. Нонсенс? По всей видимости, да.
   Но я рада, что ты не закомплексован на своей службе, что «универсальный солдат» удачно сочетается в тебе с человеком, для которого жизнь имеет и другие не только краски, но и оттенки. И, поняв это, я восприняла естественным, что твоим хобби является такое нетипичное для мужчины увлечение, как выращивание комнатных растений. Именно оно сохраняет всё то прекрасное, которое я люблю в тебе. Не будь в твоем сердце любви к цветам, ты был бы жестоким солдафоном, для которого весь мир фокусировался бы только на приказах. Так что твое хобби пришлось мне по душе, и я с удовольствием буду ухаживать за растениями и говорить каждому из них приятные комплименты.
   Теперь об Алексее. Наш последний разговор стал для меня серьезным уроком. И не потому, что я страдала от нашего разрыва или от обмана. Нет, я удивительным образом легко перенесла то, что наши отношения закончились.
   Они были у нас вполне хорошими, ровными, спокойными, но вот настоятельной потребности раствориться друг в друге не было. Я списывала это на возраст: ведь мне было не семнадцать, когда человеком управляют гормоны, а на десяток лет больше.
   Но вернусь к нашей с ним последней встрече. Накануне, не зная, что я виделась с его женой, он позвонил мне и сказал, что на следующий день приезжает из командировки. По его голосу я поняла, что он ничего не знает, и мысленно поблагодарила его жену, что она выполнила мою просьбу ничего не говорить мужу, пока я сама не поставлю точку в наших отношениях.
   Я спокойно слушала очередное враньё и, когда подошел момент прощания, сказала, что его при встрече ждет сюрприз. Он обрадовался, как ребенок, и тотчас попытался выведать, что я для него приготовила. Как у меня хватило терпения играть с ним в кошки-мышки, до сих пор не могу себе объяснить, но себя я ничем не выдала.
   На следующий день, когда уже пришла с работы, прозвенел звонок и, открыв дверь, как обычно, я увидела Алексея с небольшим чемоданом, с которым он уехал от жены в «командировку», а ко мне с ним же вернулся из «командировки».
   Поставив чемодан в коридоре, он схватил меня в объятия и, крепко прижав к груди, стал говорить мне, как соскучился по мне и еле дождался возвращения домой. Сейчас даже не помню, что ему отвечала.
   Потом я пошла на кухню, где стала накрывать стол для ужина. Алексей несколько задержался в ванной и пришел уже переодетый с коробкой конфет и бутылкой белого вермута, который я очень люблю. Мы сели ужинать. Он налил в бокалы вина и спросил:
   – Что-то случилось? Ты сегодня какая-то необычная.
   – Да вот думаю, как получше преподнести тебе приготовленный сюрприз, – ответила я, не сводя глаз с бокала.
   – А ты меньше думай, – хохотнул он, выпив свое вино.
   – Тогда ладно. Скажу, как есть.
   – Я весь внимание, – уплетая с аппетитом салат, сказал Алексей.
   – Когда ты собирался сказать мне, что женат? – на удивление спокойно поинтересовалась я, пристально глядя на него.
   От неожиданности он закашлялся и, положив вилку на тарелку, вытер салфеткой рот. Между нами воцарилось молчание, которое длилось, как мне казалось, вечность. Первой не выдержала я:
   – Это насколько же нужно быть непорядочным, чтобы жить на две семьи! Жить в постоянной лжи и притворстве! Ходить от одной женщине к другой, играя роль любящего мужчины… Тебе было в кайф обманывать меня? Не исключаю, что втихаря хихикал, какая я слепая дура. Да, ты подлец еще тот!
   – Не смей оскорблять меня! – взвился Алексей, вскакивая из-за стола. – Это ты установила правила игры между нами. Тебе было удобно думать, что я свободен от брачных уз, вот я тебе и подыгрывал.
   – Что? – возопила я, чувствуя, как от вспышки гнева темнеет в глазах. – В чем ты меня обвиняешь? Что я встречалась с женатым мужчиной, зная об этом?
   – Ну, может, и не знала, но догадывалась, – уверенно подтвердил он, спокойно наливая себе в бокал вина. – Ты ведь не слепая, чтобы не видеть того, что на поверхности.
   – Что ты имеешь ввиду? – уточнила я, не в состоянии справиться с дрожью в руках, которые спрятала под стол.
   – То, что ты предполагала, что я женат, но сознательно не заостряла на этом внимания, чтобы не потерять меня, и мы стали играть в «незнайку», что нас обоих вполне устраивало.
   – Ты сошел с ума! – воскликнула я, стукнув кулаком по столу. – Да если бы я знала, что у тебя есть жена и дети, никогда бы не связалась с тобой. Ты мне врал с первого до последнего дня.
   – Не врал, а делал вид, что свободен. И не надо строить из себя обиженную невинность! Ты ведь не дура! Всё было на поверхности…
   – О чем ты толкуешь? – прервала его я, не скрывая своего возмущения.
   – Об элементарных вещах. Ведь многое в моем поведении говорило о том, что я женат. Во-первых, мы с тобой за год не провели ни одного праздника вместе. Во-вторых, я никогда не приглашал тебя к себе домой, а ты ни разу не поинтересовалась, почему. В – третьих, я не познакомил тебя со своими друзьями и родителями. В – четвертых, мы с тобой не ходили в многолюдные места. В-пятых, мы всегда посещали рестораны на окраинах города. В-шестых, я часто сбрасывал звонки, а потом уходил разговаривать по телефону в другую комнату или на площадку. В-седьмых, я, бывало, долго не выходил на связь во время «командировок». В-восьмых, я излишне пользовался парфюмом, чтобы замаскировать запах жены для тебя и твой – для неё. В-девятых, я никогда не называл тебя по имени, заменяя его словами «милая» и «любовь моя». В-десятых, я никогда не оставлял телефон на видном месте. В…
   – Достаточно! – прервала я Алексея звенящим от гнева голосом, понимая, что он абсолютно прав: всё действительно было на поверхности, но я почему-то этого не видела. Даже затошнило от самой себя.
   – Что? Правда глаза колет? – спросил он, не скрывая ехидства в голосе. – Так что не надо всех дохлых собак вешать на меня. Повесь, справедливости ради, хотя бы парочку, и на себя. А то Алексей, видите ли, мерзавец, а ты впрямь невинная овечка, над чувствами которой надругался двуличный подонок.
   И, знаешь, я не нашлась, что сказать ему в ответ: ведь он был абсолютно прав. У меня в душе было так отвратительно, что не передать словами. И мерзко. В эту минуту я ненавидела себя за слепоту и наивность, доверчивость и те хорошие чувства, которые испытывала к нему на протяжении года. Было такое ощущение, что меня вываляли в дерьме, от которого невыносимо смердит. Во второй раз меня опустил мужчина, причем, ниже плинтуса. Но самым ужасным было осознание того, что все случилось по моей вине. Возможно, я действительно сознательно не хотела видеть очевидного?
   До сих пор я не ответила себе на этот вопрос. Ведь все, что перечислил мне Алексей, должно было насторожить меня, но почему-то не насторожило. Я за чистую монету принимала все то, что он мне говорил. Даже думала о совместном будущем. Вот какой недалёкой особой я оказалась.
   А конец был банальным: я выставила его чемодан на площадку, выкинула туда же туфли, вытолкала самого и под аккомпанемент его отборных оскорблений захлопнула дверь. Вот и вся история.
   Словом, Шекспир был прав, когда писал, что «Весь мир – театр. В нём женщины, мужчины – все актёры». Однако в реальной жизни этот театр порой превращается в абсурд, а «акты» в нем напрочь лишены здравого смысла и логики. По-другому просто невозможно объяснить все нелепости, которые случаются с нами в самых обыкновенных ситуациях.
   Надеюсь, ты не разочаровался во мне, что я умудрилась за короткое время дважды оказаться в дурах. Очень надеюсь. Наверное, поэтому я не рассказала тебе на «исповеди» о том, как закончились мои отношения с Алексеем.
   Теперь, по происшествии времени, как никогда раньше, понимаю, что имел ввиду Чехов, когда сказал:
   «В жизни нет сюжетов, в ней все смешано – глубокое с мелким, великое с ничтожным, трагическое со смешным». Нет, это не оправдание. Это понимание глубинного смысла человеческого существования.
   А вообще-то, ну его к черту, это моё прошлое. Напишу пару слов о настоящем. Сегодня я проснулась без тебя – и стало так холодно, словно на Земле наступила ядерная зима.
   На душе было паршиво, ведь я не услышала «Доброе утро, солнышко!», и ты не шептал мне на ушко, как сильно любишь меня…
   После работы зашла в супермаркет, чтобы купить чай с жасмином, запах которого меня успокаивает, сыр и французскую булку. Стала в очередь к кассе – и вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Оглянулась и увидела прилично одетого мужчину с улыбкой на лице. Он даже не стал скрывать своего интереса ко мне. Я пожала недовольно плечами и отвернулась. Тогда он тронул меня за руку, чтобы я обратила на него свое внимание, что я и сделала с явным выражением недовольства.
   И в этот момент я физически ощутила, что меня взбесило чужое мужское прикосновение, что меня вывел из себя посторонний мужской взгляд, пусть даже заинтересованный. Похоже, я стала полностью оправдывать эпитет «твоя».
   И ещё твои губы… Когда они прокладывали дорожку от мочки моего уха через ключицу вниз, я превращалась сначала в податливый пластилин… затем в кипящую лаву… потом в озеро райской благодати, растекающееся в океан блаженства и дарящее негу и покой купающемуся в нём. А купаться позволено было тебе одному. И это было наивысшее счастье. Ослепляющее. Неземное. Раскрывающее душу миру и закрывающее глаза на реальность.
   Когда мои ладошки касались твоих сильных рук, моей душе было очень тепло и радостно: ведь рядом был родной человек и настоящий мужчина, который меня всегда защитит и поддержит. Зачем лишние слова? Ты – моя жизнь, Гера.
   Слышал ли ты когда-нибудь тишину ночи в городе? В ней всегда раздаётся торопливое шуршание машин, торопящихся домой, где их кто-то ждёт, голоса людей, наслаждающихся покровом темноты. А еще треск веток и шуршание листвы, в которой птички устраиваются на ночной покой, стрекот сверчков и неторопливое ухаживание котов за кошками. И, конечно же, в этой тишине веет теплотой моего беспокойного дыхания и слышится стук моего взволнованного сердца, потому что я очень тебя люблю. Но ты и без моего признания знаешь об этом.
   Между нами могут быть тысячи километров или несколько других стран, что неважно, но я уверена: когда мне будет необходимо, ты будешь рядом. Я говорю это, конечно, метафорически, учитывая твое присутствие или отсутствие, но я имею в виду, что сердцем и душой ты будешь со мной.
   Прекрасным в наших отношениях, как мне кажется, является то, что мы ничего не ставим под сомнение. Мы ценим друг друга за то, кем каждый из нас есть. Знаем, что оба сумасшедшие, и принимаем это.
   Спокойной ночи, мой необыкновенный мужчина! Люблю тебя всего от макушки до пяток. Навеки твоя.
   P.S. Ты никогда мне не говорил, чем занимаешься на службе. Или это из разряда «совершенно секретно»?».
   Герман до самого сна нервничал, постоянно заглядывая в телефон, нет ли оповещения о письме от Таи.
   Он уже поужинал, полил цветы, обобрал пожелтевшие листья, постирал и высушил одежду, принял душ, а письма всё не было. Наконец услышал долгожданный звук на мобильном и, убедившись, что это оповещение от Таи, тотчас вошел в почту.
   Чтение заняло какое-то время. Дочитав последнюю строчку, он вышел из-за стола и стал ходить по комнате, осмысливая информацию. Его не удивило то, что Тая правильно не только восприняла, но и поняла его увлечение, не свойственное мужчинам. Она умница, умеющая проникать в суть вещей.
   А вот откровение по поводу Алексея вызвало в душе досаду, но не потому, что она оказалась слепа в отношениях с другим мужчиной. Он не подверг сомнению ни одного ее слова: если она написала, что не догадывалась, что этот мерзавец женат, значит, это действительно правда. Тая из тех женщин, которые не живут по нормам двойной морали. Если бы это было не так, она никогда бы не выставила себя в неприглядном свете, рассказав столь откровенно об этом эпизоде своей жизни. Ведь воспроизводя то, что ей сказал тогда Алексей, она понимала, что ей это не прибавляет плюсов. Тем не менее, она не стала
   ничего утаивать от него, хотя могла придумать куда более выгодный для себя вариант объяснения.
   И она еще спрашивает, не разочаровался ли он в ней. Конечно, нет. Наоборот, еще больше стал уважать её за искренность, смелость и объективность. Это был последний раз, когда он спросил её о прошлом. То, что было до него в ее жизни, его ни коим образом не должно касаться, но, прочитав письмо, всё же испытал боль. Не свою, а её. Ту, прежнюю, смешанную с унижением и острым разочарованием в человеке, к которому испытывала чувства.
   – Написать слова утешения? – спросил он себя, но сразу же отказался от этой мысли.
   Не стоит ему копаться в грязном белье любимой женщины. Не по-мужски это. Ей и так не по себе от того, что пришлось всё ему объяснять. Он и без этого уже накосячил, задав ей вопрос об Алексее, который, в сущности, вообще не должен был его интересовать, но скрытое любопытство всё же возобладало над его здравым смыслом. Выходит, что ему есть еще над чем работать. Оказывается, эмоции все же продолжают управлять им, что недопустимо в его профессии.
   Сон даже не намекал о своем присутствии, и Герман решил написать письмо Тае, не откладывая на завтра. Проснется – и почувствует его присутствие, пусть и онлайн. В голове было какое-то время пусто, так как необходимые мысли покинули её, но постепенно они стали выстраиваться в предложения: «Доброе утро, Солнышко! Вот я и рядом… чувствуешь моё тепло?
   Прости, что пришлось возвращаться в прошлое, которое тебе хотелось бы навсегда забыть. Это по моей вине, о чем я очень сожалею. Пусть оно остается там, за порогом забвения, где ему и место. А мы отныне будем говорить только о нашем настоящем и будущем. Согласна?
   Ты задала мне вопрос, на который я могу тебе ответить без каких-либо оговорок. Что предполагает моя профессия? Службу в горячих точках, выполнение спецопераций по поиску и обезвреживанию террористических и диверсионных групп, участие в боевых действиях на территории противника, сбор информации, выполнение спецзаданий по похищению особо важных грузов и людей, захваченных террористами или другими врагами страны, и многое другое.
   В ней есть очевидные плюсы и минусы. К плюсам я бы отнес осознание высокой ответственности за судьбы своей страны и соотечественников, уважение со стороны настоящих мужчин, материальные компенсации и льготы государства, возможность получать стабильную и постоянно индексируемую зарплату на службе Отечеству.
   Что касается минусов, это нахождение в постоянной готовности покинуть в любую минуту суток собственный дом и семью, работа в стрессовых и опасных для жизни ситуациях, высокий риск стать инвалидом или быть убитым, большая вероятность, что о тебе забудет государство, когда ты станешь отработанным материалом. Печально? Есть немного. Но я об этом никогда не думаю, чтобы не дать слабину.
   Не хочу тебя шокировать, но ты должна знать, что спецназовец – это специалист по «убою» людей. Точнее, это специалист по участию в контртеррористических и специальных военных операциях, связанных с выполнением диверсионных и иных задач повышенной сложности на территории других государств в любое время суток и в любых природно-климатических условиях.
   И выживает в них сильнейший! Ведь сильный характер предполагает волю и ум. Без ума такой характер – это тупая упертость, а без воли умный человек, как правило, только мыслитель. Словом, выживает тот, кто не раздумывает, когда надо нажать на спусковой крючок, тот, кто выполняет приказ, не обсуждая его.
   Создание Сил специальных операций длилось пять лет, за время которых они успешно прошли сложный этап формирования и боевого слаживания, став единым, четко работающим организмом. Их «батальонные тактические группы» представляют собой мобильные, хорошо подготовленные подразделения, которые могут быть в короткие сроки переброшены за сотни километров от госграницы. В арсенал ССО входят самые современные средства боевой экипировки, различные виды стрелкового оружия, в том числе бесшумного, противотанковые системы, миномёты, беспилотники, комплексы разведки, управления и связи.
   И ещё как отступление. Интересно, что в мире «слабаков» воспитание в себе психической стойкости дает спецназовцам колоссальные преимущества перед другими. Именно способность выстоять, когда вокруг все сдаются, делает нас успешными. Это если коротко и обобщенно, не касаясь государственных тайн.
   Предвижу ужас на твоем лицо после прочтения того, что я написал. Но жене офицера спецназа не гоже испытывать подобные эмоции. Я не собираюсь умирать, пока мы не вырастим наших детей, а к тому времени меня уже отправят в отставку или переведут на безопасную работу в какой-нибудь кабинет. Так что придется тебе старится рядом со мной и долго терпеть мой «спецназовский» характер. А он очень даже непростой. Поэтому где-то в глубине у меня всё же шевелится опасение: выдержишь ли ты его? Я не сахар, каким показался тебе во время нашего отпуска.
   Но вернусь к делам житейским. Сегодня посмотрел на свою квартиру глазами постороннего человека и понял, что работы в ней – непочатый край. Она больше напоминает берлогу холостяка, не привыкшего к уюту и предпочитающего спартанский образ жизни. Даже кровать у меня одноместная. И посуды мало.
   Вместо штор – жалюзи. Пол – из крашеных досок. Стены – в старых обоях, а мебель… Словом, тебе предстоит, засучив рукава, заниматься обустройством нашего семейного «гнёздышка». Пусть это не вызывает у тебя никакого волнения. Деньги на замену всего и вся у меня есть.
   Так что можешь, не задумываясь, выбросить всё старьё и купить то, что посчитаешь нужным. Обустраивай квартиру по своему вкусу. Если будет нравиться тебе, значит понравится и мне. Так что тебя ждёт непочатый край работы.
   Правда, автомобиль у меня хороший – Toyota Land Cruiser 200. Вот, пожалуй, и всё.
   А теперь о фильмах и музыке. Мне кажется, нам надо поделиться друг с другом своими приоритетами. К сожалению, я не знаю, каким из них ты отдаешь предпочтение, поэтому начну с себя.
   Сразу скажу, что не люблю слезливых мелодрам и гонялок-стрелялок. В последних много режиссерской фантазии, далекой от действительности. Изобилие в них ляпов и некомпетентности меня раздражает. Что же касается «зрелищности» этих боевиков, пусть под ее обаяние подпадают те, кто понятия не имеет, что за ней стоит в реальной жизни. Поэтому я предпочитаю смотреть биографические и исторические фильмы, а еще детективы и мультики. Не откажусь также от качественного вестерна.
   С музыкой проще. Терпеть не могу попсу, хип-хоп, метал, рок, электронную музыку и традиционную эстраду. В приоритете – блюз и классическая музыка, о которой ты уже знаешь. Вот, пожалуй, и всё. Мои пищевые пристрастия для тебя тоже не тайна.
   Думаю, мы еще на один шаг приблизимся друг к другу, когда ты тоже напишешь мне о своих музыкальных и кинематографических вкусах. Даже если они не будут совпадать с моими, не беда. Уверен, нам удастся их совместить. Тем более, что я буду находиться в длительных командировках, во время которых ты сможешь слушать и смотреть, что пожелает твоя душа. Да и в моем присутствии тоже: один вечер будем смотреть то, что нравится тебе, а в другой – что по вкусу мне. С музыкой будем поступать так же. Согласна?
   О чем еще написать тебе? Наверное, о том, что не было минуты, чтобы я не любил тебя, не было ночи, чтобы я не сжимал тебя в своих объятиях, пусть даже в мыслях.
   Даже сегодня во время тренировок я чувствовал, что мое сердце занято только тобой, моей возлюбленной. Ты лишаешь меня разума, заполняя собой мои мысли.
   Конечно, лучшее – это приехать к тебе, ничего не говорить, а долго целовать твои губы, милые, прохладные и теплые. Но служба… Через неё никак.
   Ты для меня единственная и неповторимая. И еще, пока не забыл: будь собой! Именно такую я и люблю тебя. Не поддавайся никаким обстоятельствам, ни под кого не подстраивайся и ни перед кем не прогибайся. Береги себя, любимая! И жди меня. Жди, когда мы будем вместе. Это время наступит. Не сомневайся.
   Скучаю. Даже не предполагал, что могу так скучать по ком-то. Но ведь ты не кто-то. Ты – это ты! Моё чудо! Моё сокровище! Я постараюсь надолго тебя не оставлять. Во всяком случае я этого очень хочу. И чувствуй меня каждую секунду. Люблю тебя! Целую».
   Письмо от Германа Тая прочитала утром, как только проснулась. Даже не успев выйти из сна, она взяла компьютер с тумбочки и открыла почту. Знала, что ее уже ждет весточка от любимого. Она любила перечитывать полученные от него письма, которые были для нее глотком кислорода в безвоздушном пространстве и от которых уже испытывала зависимость.
   Вот и последнее она прочитала, как обычно, два раза. На третий не хватило времени. Быстро одевшись, Тая поехала на работу так и не позавтракав. Слава богу, что успела выпить чашку крепкого кофе.
   По дороге на работу девушка думала о том, что ее жизнь перевернулась с ног на голову. Раньше она вставала в шесть часов утра и сразу же отправлялась в парк на пробежку, так как знала, что день грядущий несет в себе огромное множество неотложных дел. Потом для сосредоточения – двадцать минут йоги, душ, легкий макияж, кофе – и в продуманном с вечера наряде отправлялась на работу, где ее ждал рутинный рабочий процесс без отвлекающих моментов: важные встречи, деловые переговоры, звонки, совещания, изучение документов и прочее…
   Но после отпуска она никак не могла войти в привычный ритм. Перестала за ужином писать основные цели и задачи на завтра, чтобы разгрузить мозг, расслабиться и пораньше уснуть.
   Сейчас же у нее ни на что не хватало времени: вставала поздно, спортивные занятия забросила, мысли были заняты Германом и ожиданием письма от него. А вечера посвящались написанию ответных писем. Конечно, Тая понимала, что режим – это святое. Быть успешной бизнес – леди – это очень сложно: нужно везде успевать, обдумывать все свои действия наперед и осознавать то, что любое твое решение влечет за собой ответственность, но…
   Тая неожиданно подумала о том, что три года назад у нее и в мыслях не было стать деловой женщиной, а потом пришла ниоткуда мысль: а почему бы и нет? Разве нельзя построить свою жизнь без помощи мужчины?
   После истории с Артуром она решила, что женского и семейного счастья судьба ей не приготовила, а потому решила, что лучшим защитником ей станет её собственный внушительный счет в банке.
   Будучи наемным работником, его не создать, значит, надо открывать свое дело. Эта внезапно появившаяся мысль незаметно пустила корни в сознании и отказалась уходить. Тая понимала, что те сорок часов в неделю, которые она работала на другого, придётся увеличить вдвое, но ведь это время будет потрачено на себя и развитие своей фирмы.
   У неё отличная профессиональная подготовка, острый ум, хорошо развитая логика, здравый смысл, красивая внешность, грамотная речь… Разве этого мало, чтобы решиться коренным образом изменить свою жизнь?
   Этот вопрос, который Тая задала себе в одну из бессонных ночей, потребовал от неё ответа. И к утру она себе его уже дала, а со временем появилась компания «ТВ-Аудит». Она не боялась, что ждет ее в будущем, ибо была уверена, что находится на правильном пути, не опасалась неудач, ибо рассматривала их как ступеньки к успеху. К тому же ей хватало смелости пойти по непроторенной для себя дорожке, поскольку знала, что в своем деле она будет настолько хороша, что её не смогут игнорировать.
   Тая даже поставила у себя в кабинете на столе в рамке своеобразный мотиватор «Я не то, что со мной случилось. Я то, кем хочу стать». И ради этого она отказалась от всего, что могло сдерживать в её жизни и привычках, и научилась создавать свои собственные возможности.
   Она понимала, что никто не в состоянии сделать её сильной, кроме неё самой. И стала сильной. Знала, что удача улыбается смелым, а потому пошла на риск, чтобы узнать, на что способна. Оказалось, на многое.
   Будучи человеком земным, Тая никогда не верила в существование формулы мгновенного успеха, считая ее величайшим из мифов.
   Убежденная в том, что ничего невозможно достичь простыми желаниями и мечтами, она взвалила на себя тяжелую ношу в виде большого кредита, постоянной многочасовой работы, пристального внимания к мелочам и недосыпания и взбиралась на вершину лестницы постепенно, преодолевая ступеньку за ступенькой, по одной за раз. И в процессе этого подъема Таисия внезапно обнаружила у себя все необходимые качества, навыки и умения, нужные для достижения успеха, которыми она, вроде бы, никогда не обладала.
   И на сегодняшний день у нее неплохая клиентская база, которая стабильно пополняется, сотрудники – профессионалы высокого уровня и незапятнанный авторитет. И это за два года.
   Тая вышла из маршрутного такси и на миг остановилась, вдруг подумав о том, что лето приближалось к концу: уже тихо падали желтые листья с деревьев, ярко цвели хризантемы, воздух был хрустально чист, а в воздухе пахло арбузами. Утро было солнечным и ясным, и она, улыбнувшись, мысленно сама себе сказала: «Да, август умеет баловать летним теплом и притворяться нежным» и, тряхнув головой, словно избавляясь от незримого наваждения, направилась в бизнес-центр.
   Все ее сотрудницы были уже на месте: одни не сводили глаз с монитора компьютера, другие вычитывали документы, третьи составляли заключение о финансовом положении проверяемой фирмы.
   Поздоровавшись со всеми, Таисия прошла в свой кабинет.
   Ей сегодня предстояло провести переговоры с первыми лицами двух компаний-заказчиков и заключить с ними договора на аудит их бухгалтерской отчетности и первичных документов, проконсультировать одного из клиентов по налоговому законодательству и принять участие в разработке бизнес-проекта для новой компании-заказчика.
   Из головы не выходило, что ей надо написать ответ Герману, но Тая понимала, что на работе сделать это невозможно. Сильно скучая по нему, она открыла телефон и стала пересматривать их фотографии, сделанные в Сочи и Белокурихе, задерживая взгляд на лице любимого. Она так часто его рассматривала, что знала наизусть каждую морщинку возле его глаз и рта.
   Прежде чем отключить мобильник, не удержалась и отправила Герману сообщение: «Здравствуй, моя любовь! Что ты со мной сделал? Сама того не замечая, я постоянно ловлю себя на мысли, что всё время думаю о тебе, что хочу быть рядом с тобой… Мне тебя не хватает, не хватает всех тех слов, которые ты говорил мне, не хватает наших встреч. Пусть мы были вместе мало дней, пусть. Дни ничего не значат. Значат лишь эмоции, пережитые за эти дни. Ты принёс столько света в мою жизнь! Я бы просто потерялась в этом мире без него. Мне нужен только ты».
   Отодвинув телефон в сторону, Таисия открыла в компьютере налоговое законодательство и освежила в памяти, сделав для себя необходимые пометки, – и работа втянула ее, как в воронку. Выдохнула, когда уже зажглись на улице фонари.
   Приведя стол в идеальный порядок, еще раз прочитала сообщение от Германа, пришедшее вскоре в ответ на её: «Моя любимая! Ты ответ на все мои молитвы. Я – самый удачливый человек на свете, потому что у меня есть ты. Ты мое благословение небес», затем выключила во всех помещениях свет и поехала домой.

Глава 10

   Наступивший вечер ничем не отличался от предыдущих. Когда ужин и ванная с морской солью были уже позади, она села за письмо Герману: «Доброго времени суток, счастье моё! Не могу сказать, что спокойно прочитала ту часть письма, в котором ты рассказываешь о своей службе. Ты дал мне много информации для размышления: уж слишком неожиданным было для меня твое откровение. Чтобы не зацикливаться на прочитанном и не углубляться в него, я приказала себе не думать о том, что составляет суть твоей работы. Так мне легче воспринимать то, чем ты занимаешься и почему. Хорошо, что твои родители не знают об этом, иначе закончились бы их спокойные и размеренные дни.
   К сожалению, я очень мало знаю о специфике твоей службы. Даже не знаю, в каком ты звании. Вот только сейчас поняла, что этот вопрос ни разу у меня не возник. Не знаю и того, почему ты решил стать спецназовцем, как тебе служится в твоем подразделении, есть ли у тебя друзья… Вы ведь особенные люди, и отношение к жизни у вас совсем другое, чем у гражданских. А я так мало знаю о тебе!
   Что касается фильмов, пусть тебя эта тема не волнует, поскольку мои вкусы совпадают с твоими, кроме вестернов. Вместо них я предпочитаю хорошие жизненные мелодрамы, снятые на реальных событиях. Так что мы не будем смотреть фильмы через день. По музыке вообще никаких проблем: мои музыкальные пристрастия такие же, как и твои.
   А сейчас хочу поделиться с тобой фобией, которая проявилась у меня после отпуска. Да, в длинном списке разнообразных фобий есть и такая: боязнь ситуаций, в которых все складывается слишком хорошо. Правда, это я сама дала ей определение, но, думаю, что подвержена ей не только я. К тому же внезапно обнаружила, что мне это вполне даже присуще!
   После того, как в мою жизнь вошел ты, в ней всё слишком хорошо складывается, отчего мне делается как-то не по себе… Ну не бывает же все хорошо! Эта мысль заставляет меня задумываться: если все слишком здорово, то не наступит ли в скором времени расплата?
   Не улыбайся. Я же чувствую, что ты улыбаешься, читая эти строки! В моей жизни действительно никогда не было так умиротворяюще хорошо. Несмотря на то, что ты уехал, мне уже несколько ночей подряд снятся приятные, красивые и явно предвещающие доброе сны: то я с большим удовольствием ем вкуснейшее мороженое, то пью, наслаждаясь, чай с очень ароматным вареньем, а вчера приснилась радуга, яркая, большая, во все небо. И мы под ней венчаемся… Но не слишком ли много хороших снов подряд? К добру ли это? Помимо этого, стоит на редкость замечательная погода, солнечная, ясная, душистая.
   Плюс к этому – прекрасное настроение и самочувствие, на работе полная идиллия и радуют финансовые результаты на конец месяца.
   И меня одолели сомнения, хотя такого раньше со мной никогда не было. Даже когда компанию свою открывала. То ли я боюсь сглазить, то ли не верю в то, что у меня все может быть хорошо. Но так же нельзя, правда?
   Ведь надо жить и радоваться жизни, не ожидая подвохов. Я так и жила последние годы. Конечно, неприятности могут быть, без них никак, но, пока все хорошо и в снах, и наяву, не следует особо беспокоиться. Это я так себе говорю, настраиваясь на позитивную волну, однако где-то в глубине души точит тревога.
   Знаешь, у меня вырисовались некоторые планы по оптимизации работы моей фирмы, но я сознательно никому не рассказываю о них. Моя интуиция советует: не делись с другими своими идеями, пока не вложишь в их воплощение столько усилий, чтобы было уже поздно отступать. Ведь новая идея очень уязвима: ее может убить один-единственный негативный комментарий.
   Как думаешь, права я или нет? Мне больше не с кем посоветоваться. Жаль, что у меня нет хороших друзей. Впрочем, у меня их нет никаких. С детства привыкла быть одна и полагаться только на себя. Родители мне не разрешали иметь подруг, а уехав от них и учась в университете, общалась с однокурсниками на определенном расстоянии, не подпуская к себе близко уже по привычке. Я не знала, что значит дружить с кем, поверять ему свои тайны, но была наслышана о предательстве в дружбе, а потому никому никогда не открывала свою душу. Да и когда стала работать, старалась не сближаться с коллегами, поскольку приятельские отношения меня вполне устраивали.
   Ты – другое дело. Тебя я сразу впустила не только в свою душу, но и сердце. Откуда у меня такое доверие к тебе, объяснить не могу. Но знаю точно, что ты никогда меня не предашь и будешь для меня не только возлюбленным, но и другом.
   Еще об одном хочу поделиться с тобой. Об этом я должна сказать тебе заранее, чтобы при случае не попасть в неловкую ситуацию. Дело в том, что я никогда не отмечаю своих дней рождений. Скажу больше: я испытываю к ним отвращение. И опять всё упирается в детство.
   Ты знаешь, что я была единственным ребенком в семье. Однако от этого я не была более счастливой. В других семьях по-разному отмечают этот день: кто-то приглашает на день рождения своего чада его сверстников, а кто-то многочисленных родственников. Мои же дни рождения не праздновались вообще.
   Я не ждала этого дня, как не ждала подарков. Меня родители не поздравляли, не говорили приятных слов, не покупали нового платья. Часто я вспоминала о своем дне рождения после того, как он прошел.
   Когда еще не ходила в школу, меня это особо не задевало. Точнее, я не думала об этом. Радовалась подаркам только раз в году – на Новый год. Да и те были выбраны родителями без учета моих желаний. Но все равно я их ждала и радовалась, когда находила под ёлкой.
   А вот в школе всё было по-другому. Когда кто-то из девочек праздновал свой день рождения, поначалу, помимо других, приглашали и меня. Но так как мне не разрешали их посещать, я отказывалась, придумывая уважительные причины. Со временем меня приглашать перестали. Тем не менее, я присутствовала в классе при обсуждении, как прошел тот или иной день рождения, что подарили имениннице и как красиво она выглядела.
   Эти разговоры не проходили бесследно. Оставаясь ночью один на один с собой, я испытывала разные чувства и эмоции, которые ожесточали меня и заставляли замыкаться в себе. И среди них самыми главными были зависть и обида.
   Став взрослой, я продолжала придерживаться этой «традиции» не отмечать свои дни рождения, поскольку друзей, с которыми я хотела бы их отметить, у меня не было, а собираться за столом, с кем попало, не видела ни смысла, ни надобности.
   Зачем я написала тебе об этом? Затем, что разговор на эту тему неизбежно бы возник, когда мы стали жить вместе. А так ты уже обо всем знаешь.
   Глянула на часы: уже полночь. Я же никак не могу уснуть, думая о тебе. Все мысли о тебе. Смотрю в окно: там одинокая луна смотрит с тоской с высоты черного неба. Не отводя от нее глаз, я вдруг подумала: луна одинока, а я нет. Уже нет. У меня есть ты. Чего еще желать? Все люди на земле ищут свою вторую половинку, а я нашла.
   Перевела взгляд на звезды. Сколько их? И скольким людям удается распознать свою любовь и найти друг друга? Нам удалось.
   Я хочу снова заснуть в твоих объятьях, чтобы проснуться от твоего теплого дыхания. Смотреть фильм, уютно устроившись на твоих коленях. Вдыхать твой запах, такой свежий и теплый, уткнувшись носом в твою шею. Брать тебя за руку, выходя на улицу. Засыпать, положив голову тебе на грудь и ощущая, как ты кончиками пальцев водишь по моей спине. Разглядывать твою улыбку во сне. Прижаться щекой к твоей щеке, ощущая легкое покалывание твоей щетины. Дунуть сбоку на твоё лицо, чтобы ты повернулся и поцеловал меня так, как только умеешь ты.
   Я хочу лежать с тобой рядом, не смея шевельнуться, чтобы не разбудить тебя. Проснуться от твоего поцелуя, такого нежного, сладкого и утреннего. Умирать от нежности, осыпая твое лицо поцелуями. Сидеть на работе, положив телефон рядом с собой и ждать, когда же он завибрирует от твоей СМСки. Знать, что в твоем телефоне мой номер в списке быстрого набора стоит под номером один. Быть уверенной в том, что между нами никто никогда не станет. Хочу. Чтобы. Так. Было. Всегда. До. Конца. Жизни.
   Видишь, как много у меня желаний? Нам этой жизни не хватит, чтобы их исполнить. Так что придется еще одну прожить вместе. Следующую.
   Господи, ну почему ты так далеко от меня?! Не могу смириться, не могу привыкнуть, что нас разделяют сотни километров. В этой жизни постоянно нужно преодолевать какие-то препятствия. Зачем?
   Рита на моей работе в первый день без тебя спросила, почему я не полетела с тобой, бросив всё к чертовой матери?
   Душой и сердцем я бы так и сделала, но есть еще разум и ответственность, которые не позволили мне этого сделать. Может, надо было действительно так поступить? Этот вопрос каждый день мучает меня после этого разговора. Но я не могла поддаться подобному побуждению. Ради своих сотрудников и клиентов, ради своего дела, которому я отдала очень многое. Надеюсь, что ты меня понимаешь…
   Пустая квартира, тишина. Только слышны за окном звуки проезжающих машин. И еще мысли… мысли, которые крутятся в голове. Знаешь, о чем? Опять о тебе. Только о тебе. Они давят на сознание, которое уже не может справляться с импульсами, передающими ему чувства.
   И это чувства любви к тебе. Настоящей. Неизменной. Всепоглощающей. Истинной. Глубокой. Искренней. Нежной. Светлой. Трепетной. Чистой. Верной. Прими их от меня как бесценный дар.
   На этом ставлю точку. Глаза закрываются, настойчиво приглашая меня в постель. Надеюсь и в эту ночь я увижу хороший сон с приятным послевкусием.
   Не знаю, когда прочитаешь мое письмо. Если перед сном, то желаю тебе сладких сновидений, а если утром, – удачного дня. Целую тебя, мой спецназовец, похитивший моё сердце.
   P.S. Забыла прокомментировать написанное тобою о квартире. Она у тебя типична для холостяка, который редко бывает дома. Когда будем жить вместе, сделаем все современно и со вкусом. У меня есть знакомая дизайнер по интерьерам домов и квартир. Если ты нарисуешь план своей квартиры с указанием длины и ширины комнат и пришлешь мне, я попрошу ее сделать эскизы. Понравятся – воспользуемся ими. Целую тебя».
   Герман прочитал письмо Таи утром, когда собирался на службу. Сколько затаенной боли в ее воспоминаниях о детстве! Он не понимал отношения ее родителей к собственному, к тому же единственному ребенку.
   Таким людям, уж коли их природа не одарила родительскими чувствами, лучше жить одним, нежели калечить детство и формировать в детях различные комплексы. Но Тая молодец. Она переосмыслила их и сформировала саму себя вопреки всему, став замечательным человеком. Это дорого стоит.
   Перед уходом окинув быстрым взглядом свою гостиную, Герман улыбнулся, подумав о том, что начертит план квартиры вечером. Ему хотелось, чтобы Тая сразу же занялась обустройством их жилища, пусть и на расстоянии. Это приблизит её к той жизни, которая ожидает ее в будущем, к их совместной жизни.
   Герману было неважно, какой стиль Тая выберет для оформления интерьера их квартиры.
   Главное, чтобы ей нравилось самой, чтобы не только мебель, но и каждая вещица декора вызывала у нее чувство удовлетворения. Новое место должно прийтись ей по душе, стать родным, а для этого пусть делает с ним, что захочет.
   С такими мыслями он ехал на службу, представляя, как они будут жить вместе, как Тая будет кормить его завтраками и провожать у порога, обнимая за шею и прижимаясь к груди. Эта картина вызвала на лице счастливую улыбку.
   Сегодня предстоял трудный день. Поскольку их экипировка постоянно совершенствовалась, сразу же с утра надо будет опробовать доработанный вариант и сделать вывод, позволяет ли она военнослужащему ССО десантироваться и мобильно передвигаться с оружием, боеприпасами, средствами связи и радиоэлектронной борьбы.
   Затем военная топография, на занятиях которой в очередной раз будут оттачиваться умения читать карты, ориентироваться на местности с помощью различных приборов наблюдения и без них. Вообще каждые полгода приходится подтверждать свои умения и навыки.
   Домой Герман вернулся поздно. Поужинав бутербродами и налив себе чашку крепкого сладкого чая, он сел возле ноутбука, собираясь с мыслями. Он понимал, что Тая должна как можно больше знать о его работе, но о многом он не имел права распространяться. Что ж, начнет он с безопасной темы: «Здравствуй, милая, любимая, единственная! Начну удовлетворять твоё любопытство по порядку. Стать спецназовцем я решил в десятом классе, хотя фильмы о бойцах специального назначения обожал смотреть с детства. Родители, сами того не ведая, воспитали во мне любовь к Родине в самом что ни на есть нежном возрасте.
   Я вырос на советских фильмах про войну, которые очень любил смотреть мой отец. Глядя на героев этих фильмов, мне хотелось быть похожим на них – служить своей стране, защищать и охранять людей, бороться со злом, несправедливостью. Мне кажется, именно из таких простых мыслей и сформировалась моя мечта – служить в спецназе.
   Еще подростком я начал заниматься спортом. Сначала каратэ, в котором я преуспел и получил синий пояс, потом муай-тай. Параллельно занимался в секции по стрельбе. Организм у меня был достаточно вынослив: я бегал на длинные расстояния, переносил большие физические нагрузки и имел быструю реакцию. К тому же хорошо учился. Всё вместе взятое помогло мне легко поступить в военное училище и так же легко его закончить. После окончания сам попросил направить меня в армейский спецназ. Просьбу мою удовлетворили, так как у меня были для этого высокие показатели.
   Служба мне нравилась, я отдавался ей со всей силой молодости и через время меня заметили, что сыграло большую роль, когда стали формировать Силы специальных операций.
   Создание Центра специального назначения было рассчитано на несколько сот спецназовцев из различных подразделений. В приоритете были офицеры, имевшие около пяти лет боевого стажа, после них – прапорщики. Призывники проходили службу лишь в хозяйственных подразделениях или водителями. Личный состав подразделений ССО формировался исключительно из военнослужащих, проходящих службу по контракту.
   Когда мне предложили перейти в новое подразделение спецназа, я не раздумывал. Прибыл по месту назначения, где с такими, как я, проводились вступительные испытания, во время прохождения которых проверялись и физическая подготовка будущих бойцов ССО, и личностные качества, а главное – способность работать в коллективе.
   Вообще основной принцип Центра – не подготовить индивидуального бойца с отличными навыками и умениями, а создать команду, действующую как единый организм, что всегда приводило его спецназовцев к победам.
   Я прошел все испытания с высокими показателями и меня, старшего лейтенанта, поставили во главе диверсионно-разведывательной группы.
   Если сравнить западные «эскадроны», выполняющие аналогичные задачи, с организационно-штатной структурой российского Центра, сразу можно увидеть отличия: первые – универсальные, поскольку не имеют ориентации под конкретную задачу, а наши специалисты – адаптивные, так как действуют сводными отрядами, куда в зависимости от задачи передаются группы из различных направлений.
   Было создано четыре направления. Бойцы воздушно-десантного отрабатывали сложные прыжки – как затяжные, так и с раскрытием парашюта сразу после отделения от борта.
   Владение такими способами позволяет спецназовцам незаметно для противника пролететь десятки километров. Специалисты прыгали и днем, и ночью с использованием приборов ночного видения, в плохую погоду, при сильном ветре и тумане.
   Спецназовцы штурмового направления учились не только брать дома и другие строения. Задачи ставились значительно шире – захват объектов противника в различных условиях, на любой местности.
   Военнослужащие горного направления стали боевыми альпинистами, научились штурмовать высокогорные вершины, захватывать и удерживать перевалы, ледники.
   Бойцы морского направления осваивали всевозможные акватории, отрабатывали действия в водолазном снаряжении с использованием специальных буксировщиков и легких катеров. Учились захватывать корабли и прибрежные сооружения.
   В Центре никогда не существовало жесткой привязки бойцов к конкретному направлению. Все учились прыгать с парашютом, ходить в горы, плавать с аквалангом, штурмовать дома. Но в зависимости от задач отдельные элементы подготовки для бойцов были более углубленными.
   Более того, командование старалось, чтобы специалисты за время службы отработали в нескольких направлениях. Осуществлялся обмен опытом, знаниями, навыками и умениями между подразделениями. К примеру, боец, пришедший из воздушно-десантного направления в морское, не только обучался особенностям работы на воде, но и делился с товарищами навыками затяжных прыжков с парашютом. И подобных примеров можно привести множество, но не буду захламлять твою хорошенькую головку информацией, которая тебе не нужна. А для общего понимания я написал достаточно. Если появятся дополнительные вопросы, отвечу, но не обещаю, что на все.
   Еще один интересный момент: благодаря специальным регулярным боевым тренировкам экстремальная ситуация становится для бойцов спецназа нормой. Как это не парадоксально, но человек действительно, привыкает ко всему. Он адаптируется к внешним неблагоприятным фактором.
   Когда находишься в спецкомандировке, тебя окружает другой уклад жизни, но привыкаешь и к нему. Поскольку в этот период велика вероятность получения ранения или даже смерти, очень усиливается чувство любви к людям, которые дороги сердцу. Только там начинаешь по-настоящему ценить то, что имеешь.
   Многие думают, что спецназовцы «твердолобые» и «башкой стену пробивают». Но чтобы пробить стену, надо этой самой «башкой» сначала очень хорошо подумать и все рассчитать. Люди, как правило, видят только верхушку айсберга, не вникая в суть.
   Спецназ всегда действует слаженно, то есть четко и быстро именно потому, что заранее продуман каждый шаг. А еще дерзко.
   Работа у меня очень интересная, поскольку каждый день преподносит что-то новое. В ней нет рутины. И что самое главное – есть возможность обучаться и расти, в том числе как личность. Надеюсь, любимая, ты привыкнешь к моей «нестандартной» работе. Я был бы рад, если бы мой сын пошел по моим стопам, но при этом буду не менее рад, если он, например, решит стать специалистом по ИТ. Главное, чтобы работа приносила ему удовольствие, как мне. Поэтому, естественно, он сам выберет, чем ему заполнить свои будни.
   Теперь что касается плана квартиры. Сегодня начертить его не успел. Если в выходные дни нас не вывезут в определенную точку, всё сделаю и отправлю тебе. И заранее хочу сказать: ориентируйся в оформлении интерьера исключительно на свой вкус.
   Да, если это случится, я имею ввиду, что придется сорваться с места, то позвоню тебе со служебного телефона, поэтому не игнорируй незнакомый номер. Чтобы ты знала впредь, все личные мобильники, оправляясь в спецкомандировку, мы оставляем дома.
   И несколько слов о твоей фобии. Посмотрел в интернете и не нашел такой. Так что это исключительно твое «ноу-хау» в психологии. Радуйся, что у тебя всё хорошо. Это же здорово! И никаких негативных мыслей, пронизанных страхом. Встречая каждый новый удачный день, помни о том, что хорошее всегда притягивает хорошее и наоборот.
   Мне было приятно читать, что тебе снятся добрые сновидения, которые питают тебя положительными эмоциями. Пусть и дальше они балуют тебя чудесными ощущениями.
   А вот о твоем дне рождения у меня имеется собственное мнение. Мы всегда будем отмечать его.
   В нашей семье это будет праздник с подарками и душевными тостами. Как и мое день рождения, и дни рождения наших детей. Это будет замечательная традиция нашей семьи.
   Что у тебя не было нормального детства, я понял и раньше. Но чтобы настолько! Слов нет, какое я испытываю возмущение по этому поводу. Но давай договоримся раз и навсегда: ты вычёркиваешь из своей памяти всё плохое, что сопровождало тебя в доме родителей. Уехала оттуда – и забыла. Напрочь.
   Не омрачай плохими воспоминаниями сегодняшние дни, наполненные нашей любовью и планами на будущее. Больше не возвращайся к прошлому. Ему нет места в нашем настоящем. Есть только ты и я, наши желания и наши мечты.
   Я скучаю по тебе и твоему теплу, испытываю невыносимое желание держать тебя в своих объятьях. Скучаю по твоей искренней улыбке, по твоему веселому смеху, по нежному голосу, по озорному взгляду, по твоим алым губам, по запаху твоих волос…
   Мысленно путешествую в дальний край и пытаюсь представить: где ты, моя дорогая, что ты делаешь, каких людей встречаешь, по каким улицам ходишь. Каждый день ожидания так медленно проходит, ох, как медленно! Это болезненное стремление быть рядом с тобой проникло глубоко в моё сердце. Моя душа взывает к тебе все сильнее и сильнее. Ты моя милая, моя жизнь, мое всё».
   Она открыла комп и стала писать: «Здравствуй, самый дорогой для меня человек на свете! После прочтения последнего письма я впервые серьезно задумалась над твоей опасной службой и осознала, насколько она мужественная, трудная, ответственная, напряженная и требующая постоянного совершенствования. Что ж, многие мальчишки, как и ты, в детстве мечтали и мечтают стать героями.
   Но, повзрослев, лишь немногие из них выбирают профессию офицера-спецназовца, поскольку не готовы взять на себя огромную ответственность за свой народ и страну.
   Да, офицер спецназа – это призвание. Это я поняла. Ведь он отдает свою жизнь стране, безоговорочно служит ей, пока есть силы, и каждый день ежеминутно готов выполнить свой долг. А сам спецназ – особая войсковая каста, объединяющая самых сильных, самых подготовленных и самых отважных. Объединив услышанное от тебя ранее и прочитанное сейчас в единое целое, я осознала, что спецназ – это даже не профессия, это образ жизни.
   Про вас, таких парней, пишут книги, снимают фильмы и сериалы. Для вас не привыкать работать в экстремальных, опасных для жизни условиях, когда рядом свистят пули и что-то периодически взрывается. Конечно, это работа не для слабонервных, а для настоящих мужчин.
   Но от этого на душе у меня не легче. Ведь для таких, как ты, не существует второй попытки. Каждый раз, когда ты будешь отправляться на задание, меня будут ждать напряженные дни и бессонные ночи, пронизанные страхом и ожиданием звонка от тебя. Каждый телефонный звонок в течение твоего вынужденного молчания будет вызывать у меня ощущение предполагаемой беды. Выдержу ли я такую психологическую нагрузку?
   Если честно, я не сразу ответила себе на этот вопрос. Однако вслед за ним возник другой: смогу ли я во имя своего спокойного будущего отказаться от тебя, пока есть такая возможность? В отличие от первого вопроса, на этот я, не задумываясь, сразу же категорично ответила: «Нет!» Да, отныне слово «спецназ» будет звучать для меня как выстрел, который в любой момент может попасть в тебя…
   От понимания этого сердце моё болезненно сжалось, а потом страх завладел им, противный и липкий.
   Но несмотря на это я полностью осознала, что выдержу всё, лишь бы ты был со мной. Зачем мне спокойная жизнь без тебя? Это уже будет размеренное серое существование. А я хочу испытывать прекрасные эмоции, связанные с любовью к тебе и твоей любовью ко мне. И ничего, что в определенные моменты жизни мне придется переживать и маяться бессонными ночами, не зная, где ты и что с тобой. Ты вернешься – и всё мне восполнишь своими чувствами. Если бы ты знал, как я тебя люблю! Я на всё готова, даже в ад, но только с тобой. Без тебя мне и рай не нужен.
   Ты сможешь написать мне, как приняли тебя по месту службы, каково было тебе на войне, когда ты впервые попал на неё, какие воспоминания о войне остались в твоей памяти? Мне интересно всё: ведь каждое написанное тобой слово поможет мне проникнуть в твою душу и понять тебя, что для меня чрезвычайно важно. Именно понимание тебя и твоих жизненных приоритетов и целей поможет мне стать настоящей женой спецназовца, любящей, понимающей и терпеливой. И не обходи острые моменты. Их отсутствие не сделает меня сильной. В сложившейся ситуации пословица «Лучше горькая правда, чем сладкая ложь» полностью оправдывает себя. Я не истеричка по натуре, а здравомыслящая женщина. И ты должен всегда помнить об этом.
   На этом пока всё. Жду ответа, как соловей лета. Улыбнись. Так я заканчивала свои письма к бабушке, когда была школьницей в начальных классах. Она обожала их получать, и, чтобы доставить ей такое удовольствие, я писала ей короткие письма почти каждый день и отправляла почтой.
   Я очень ее любила. Это был единственный в моей жизни человек, к которому я была искренне привязана. Жаль, что она неожиданно умерла, когда мне еще не было и двенадцати лет. С тех пор я лишилась её любви, которая для меня много значила: ведь в те годы бабушка была для меня всем. Да и после ее смерти тоже, только в памяти.
   Целую тебя, мой самый лучший мужчина на свете. Люблю тебя до бесконечности…»
   Герман после прочтения письма Таи неожиданно для себя разволновался. Ему была по душе её честность и откровенность. Он никогда не встречал женщину, подобную ей, и это наполняло его душу гордостью, а сердце – радостью. Ему до сих пор не верилось в свое счастье.
   Такого понимания со стороны женщины он не ожидал. Помня, каким был его неудавшийся брак, и, зная, как относятся другие жёны к службе своих мужей в спецназе, он воспринимал Таю как подарок судьбы. Конечно, будучи реалистом, он знал, что теория – не есть практика. Между ними – дистанция огромного размера. Кто знает, как поведет себя Тая, когда он неожиданно и неизвестно, на какое время уедет в спецкомандировку. Это будет проверка, которая определит в их отношениях всё. Но, учитывая её рассуждения по этому поводу, он надеялся, что Тая пройдет эту проверку достойно. А она уже не за горами. Можно сказать, уже витает в воздухе. Однако об этом он ей даже намекать не будет. Нельзя.
   А вот относительно острых углов, Тая права. Ей обо всем надо писать так, как есть. Ничего не приукрашивать и, главное, не убавлять. Она должна знать, с кем ей предстоит жить и какое будущее с ним ее ожидает. Поэтому вечером, как только вернулся домой со службы, Герман, взяв с собой чашку чая и несколько бутербродов, сел писать ей ответ:
   «Любовь моя, нежданная и единственная! Даже не знаю, с чего начать. Нелегкая судьба выпала тебе, когда жизнь связала нас в единое целое. Моя профессия не для женатого мужчины, но ведь я, хоть и спецназовец, живой человек, наделенный эмоциями и чувствами, которые мне хочется разделить с тобой. Мне хочется обнимать и целовать тебя, чувствовать рядом и знать, что ты любишь меня таким, какой я есть. И, конечно, любить самому.
   Я прекрасно понимаю, на какие психологические испытания обреку тебя, создав с тобой семью. И чувствую за это вину, но отказаться от тебя не могу. Это выше моих сил. Может я отпетый эгоист? Даже если ты в последствии не выдержишь и уйдешь, я буду бесконечно благодарен тебе за тот отрезок жизни, в течение которого ты была рядом и сделала меня счастливейшим среди смертных.
   Несмотря на мою большую любовь к тебе, я не могу уйти из спецназа. Даже если бы ты поставила передо мной такое условие во имя спасения семьи. Я не смог бы себя найти в другом качестве ни в армии, ни на гражданке, что повлекло бы за собой необратимые последствия для наших отношений. Для меня есть в этой жизни или только ты и спецназ, или спецназ без тебя. Это не значит, что он для меня превыше тебя. Просто перестав быть спецназовцем, я перестану быть собой. У меня наверняка испортится характер в худшую сторону: я буду раздражен и всем недоволен, а свою неудовлетворенность буду срывать на тебе как самом близком мне человеке. Я, может, и пить начну, хотя такой путь считаю проявлением явной слабости. Но кто знает, куда кривая выведет? Поэтому зарекаться, что подобного со мной не случится, не могу. Возможно, эта слабость где-то спрятана глубоко во мне и только ждет случая, чтобы вылезти наружу.
   Но как бы там ни было, без своей службы я конченный человек, а потому тебе лучше настроить себя на жизнь со спецназовцем, который и сердце, и душу, и даже жизнь готов отдать тебе. И постарается сделать тебя счастливой между спецкомандировками. С этим, думаю, разобрались, а теперь отвечу на твои вопросы.
   Когда после училища я попал в отряд армейского спецназа, вначале было любопытство. Затем «проверки на вшивость», «смогу—не смогу». Командир сразу сказал мне: «Раз служишь в элитном спецподразделении, то доказывай, что достоин». С этим постулатом я и работаю до настоящего времени, ибо он – постоянный стимул к самосовершенствованию, то есть приходится постоянно держать себя в тонусе, быть как взведенная пружина.
   Я служу уже одиннадцать лет. И в первом, и во втором отрядах все было просто и на виду: реакция на успехи и поражения, помощь или предательство. И раньше и сейчас мое подразделение для меня как семья. И, как в любой семье, приходится переживать всякое: взаимопомощь, братство, взаимовыручку, доброту, понимание и заботу. Хотя, если откровенно до конца, бывали и подлость, и предательство, и зависть.
   Несмотря на это отряд стал для меня школой жизни, сделал сильным, закалил характер. Я научился оценивать людей прежде всего через их поступки. Ощущение надежного плеча и прикрытой спины в спецназе – не пустые слова, а конкретные дела, за которыми – жизни твоих товарищей.
   Ты должна понять: чтобы в считанные минуты выполнить поставленную оперативно-боевую задачу, требуются годы изнурительных тренировок, сложного учебного процесса. Однако всё это – время, пот и кровь – остаются за кадром событий.
   Приведу тебе пример своего первого участия в боевых действиях. В один из дней нас послали на зачистку населенного пункта на «Урале» под прикрытием бэтээра. Дорога – это то место, где всё всегда происходит неожиданно. Вот и с нами так произошло. Ничего не предвещало подвоха…
   Но вдруг «Урал» подкинуло, потом – звук взрыва и команда покинуть машину. Начали быстро спрыгивать с борта и, перекатываясь, отходить к обочине, огрызаясь автоматными очередями по направлению атаки.
   В тот момент действовал исключительно на автомате. В голове крутились короткие инструкции – упал, перекатился, открыл огонь, опять перекатился. Кстати, при подготовке я думал, что в полной разгрузке неудобно кувыркаться, а на практике оказалось еще как удобно.
   Так вот, пытаюсь поджечь дымовую шашку, а поджиг отмок от утренней влаги. И не только у меня. Потом, учитывая этот плохой опыт, дымы переделали.
   Только в фильмах все знают, куда стрелять, а в жизни, как слепец, втыкаешь пули наобум, пока не получишь что-нибудь в ответ. В тот раз повезло. Нам оставили небольшой подарок в виде самодельного фугаса, взрыв которого никого не задел, кроме брони бэтээра.
   Каково быть на войне? Скажу сразу, без подходов издалека: война – это кровь, грязь, боль от потери близких тебе людей и сочувствие к незнакомым, но страдающим от неё. Каждая командировка особенная. Даже звуками и запахом отличается. Но чаще всего начинается с погрузки на борт и мерного гудения авиационных двигателей.
   Возможно, тебе покажется странным, но я люблю эти боевые командировки. Ценю их за то, что только в них понимаю, насколько люблю жизнь и не боюсь смерти. Чисто по-человечески, конечно, страшно, но этот страх – не в душе, а где-то рядом, как бы находится отдельно от тебя. Грань между жизнью и смертью в бою эфемерна: вот ты есть, а доля секунды, кусочек металла – и тебя уже нет. С этим не поспоришь и ничего не изменишь. Остается только уповать на судьбу, удачу и профессионализм как свой, так и тех, кто рядом.
   На войне всё работает на автомате, в дело вступают инстинкты и подсознание. Моя война началась с напутствия моего тогдашнего командира, который сказал мне: «Ничего не бойся. Война есть война. На ней бывает всякое. Если от своего вдруг почувствуешь угрозу, не дрогни и сумей защититься. А если останешься один на один с врагом, а свои все уже лежат, то лучше сам подорвись или пулю в висок: уж как получится…».
   Это напутствие я запомнил и потом уже воевал без страха, точно зная, что в критической ситуации рука у меня не дрогнет. Кстати, это успокаивало, хотя, наверное, звучит для тебя несколько цинично и грубо. Но на войне и в мирной жизни все слишком уж по-разному. И это поймёт только тот, кто побывал по обе стороны бытия.
   Иногда приходилось по нескольку часов лежать в засаде. Для меня легче принять бой. Но в «лежке» есть своя специфика: сначала прикидываешь все особенности выполнения предстоящей задачи, пути отхода, перехода, удобство стрельбы при различных вариантах.
   Затем прикидываешь возможности обхода. Все это требует времени и знаний – и только потом наступает то самое ожидание.
   И голову наполняют различные мысли. Чаще всего – обычные человеческие мысли, не связанные с войной, просто воспоминания или размышления, на которые раньше не было времени. Они самые разнообразные: житейские, мирные, отвлеченные. То вспомнится разговор с кем-то, то цветы, которые оставил на попечение другого человека, то рыбалка с друзьями, то вкусный шашлык на природе, то задушевный вечер с родителями, то веселая возня с племянниками… Словом, мысли крутятся в голове сами по себе, без моего влияния на них.
   Однако при этом на каком-то подсознательном уровне я продолжаю фиксировать всё вокруг в автоматическом режиме, пытаясь отследить все изменения в окружающей меня обстановке, вслушиваясь в звуки и тишину.
   Когда же понимаешь, что движение пошло, прошипела рация, когда время, до этого растянутое и ленивое, вдруг начинает набирать обороты, вот тогда главное – успокоить бешеное биение сердца, восстановить дыхание, сосредоточиться и вычислить момент для выполнения поставленной задачи.
   Вот только сейчас, когда писал тебе это письмо, вдруг понял, что у меня особое отношение к войне. Она отсеивает лишнее, снимает шелуху со всего и вся, показывает людей такими, какие они есть, а не кажутся. Я буду близок к истине, если скажу, что у каждого свои страхи, комплексы, причуды. И на войне сразу видно, кто ты по жизни. В этом и есть её правда.
   И знаешь, что самое интересное? На войне плохие люди становятся настоящими подонками, гниль в их душах разрастается, как раковые метастазы, и неизбежно мутирует в причудливые, уродливые явления человеческой подлости.
   А вот люди хорошие раскрываются, как бутон великолепного цветка, – и их внутренняя красота поражает своей силой. Мне даже однажды страшно стало: а вдруг в трудный момент я окажусь не таким, каким сам себя считаю? Правда, это было временным явлением. Но главное – я понял, что в сложных ситуациях на войне нет права на ошибку: нельзя будет что-то изменить, переиграть, извиниться или простить… В подобных обстоятельствах есть только «единственное число и настоящее время»: если идёшь на риск, то не исключено, что в последний раз, а если нет, то можешь всю жизнь не простить себе малодушия, даже если оно будет единственным.
   Ты спрашиваешь, какие воспоминания остаются в моей памяти, когда я возвращаюсь с боевых действий? Если честно, не знаю, что сказать. С одной стороны, всего происходит настолько много, что уже потом никогда не выкинешь из памяти. А с другой – всё вспомнить оказывается весьма трудно.
   Вот прямо сейчас вспомнил, как был на задании в горах. Пришлось лежать и выжидать, когда наступит благоприятное время выполнить поставленную задачу. И вдруг сзади меня, а я был под маскировкой, подошли четыре боевика. К тому же подошли так близко, что еще шаг – наступили бы на меня. Но не заметили. Они стояли и спокойно курили, разговаривая о том, как ненавидят нас, российских спецназовцев, и при этом даже не догадывались, что один из ненавистных врагов лежит практически у них под ногами. Я неплохо знаю арабский, поэтому свободно понял, о чем они говорили.
   Я прекрасно понимал, что, если хотя бы один из них сделает всего полшага, живым никто не уйдет, в том числе и я. Так лежал, сжимая в руке гранату. Причем настолько близко, что рассматривал ботинки одного из них. Если бы раньше увидел подобную сцену в каком-то боевике, посчитал бы её дешевой, высосанной из пальца человеком, не знающим, что такое война на самом деле. Но это была жизнь, а не кино. Причем, сама что ни на есть реальная.
   Но поразительно другое: я лежал, практически не дыша, но не испытывая никакого страха. Вместо него был какой-то глубокий внутренний стеб над невероятностью всей этой ситуации. В какое -то мгновение я чуть не рассмеялся.
   Покурив и поболтав еще какое-то время, боевики двинулись вглубь гор, повернувшись ко мне спиной. Представляешь, пошли не на меня, а от меня. Мои руки прямо физически зачесались от неистребимого желания прошить их, ничего не подозревающих, автоматной очередью. И позиция, и возможность у меня были отменными. Но пришлось силой воли сдержать свой порыв, поскольку я не имел права обнаружить себя в их тылу и сорвать задание.
   Да, всё вдруг вспомнилось так, будто было недавно, хотя прошло семь лет, в течение которых я ни разу не вспомнил об этом случае, поскольку на него наложились многочисленные другие. Так что воспоминания об участии в боевых действиях ведут себя весьма специфически. Возможно, потому, что мозг в мирной жизни блокирует их, чтобы не омрачать ее. Словом, война должна оставаться на войне, и в мирных буднях ей делать нечего.
   Что еще я могу рассказать тебе о своем участии в войнах? Наверное, о разрушенных ими городах. Как ни странно, но они притягивают к себе темными провалами оконных проемов, обвалившимися стенами,
   своим отравленным воздухом. В них даже тишина зловеща и ничего хорошего не предвещает.
   Глядя на такие города, сразу понимаешь, что все они много воевали, так как пропитаны неосязаемым запахом смерти, крови, человеческого горя, людской злобы, несправедливости, героизма, подвига и подлости. Вообще на войне рождаются странные чувства в душе.
   К тому же именно на войне я окончательно утвердился в своей любви к оружию. Я уважаю наше оружие, горжусь им, понимаю его и ценю. Это соединение жизни и смерти в одном куске металла.
   А вот возвращаться с войны тяжело. И не стоит верить тому, кто скажет, что это не так. Это будет всего лишь бравадой. Самое сложное – перетерпеть первые несколько дней и научиться опять жить без взрывов и автоматных очередей. Но, как показала жизнь, даже вернувшись «оттуда», всегда внутренне напрягаешься при слове «война».
   Все мы разные: кто-то хочет забыть на время о войне, кто-то, наоборот, бережет каждое её мгновение, но итог один – после возвращения с войны жизнь каждого разделяется на «до» и «после».
   Посмотрел, сколько написал тебе и чуть за голову не схватился. Сразу вылить на тебя столько всего и в таком объёме! О чем только я думал… Но, наверное, всё потому, что, кроме тебя, никто не интересовался у меня всем этим. Вот и прорвало, как вода плотину.
   Но в какой-то степени я доволен, что написал тебе обо всем столь откровенно. Ты, живя со мной, не должна находиться в неведении, какой человек рядом с тобой и чем занимается.
   Буду заканчивать свое письмо. Надеюсь, оно не шокирует тебя и ты адекватно воспримешь прочитанное. Целую тебя, любовь моя, незабудка моего любящего сердца. Ты единственный свет моей души. Обожаю тебя!».

Глава 11

   Тая прочитала письмо от Германа, как только оно пришло к ней. Промаявшись в тревожных мыслях до утра, она села за стол, чтобы написать ответ, но, тупо глядя в светящийся экран, просидела перед открытым ноутбуком минут сорок и, закрыв его крышку, встала. Она не знала, что писать. Надо было правильно отреагировать на то, что он ей написал, но девушка не была готова показать свое здравомыслие. Не сейчас.
   Плакаться, что ей страшно, ныть, что она не знает, как жить с постоянным ожиданием плохой вести, Тая не хотела. Герман не этого ждет от неё. Но и играть роль уверенной в себе и своих чувствах женщины она не желала, да и пока не могла. Ей требовалось время. И она выделила его себе, ограничившись телефонным сообщением: «Повелитель сердца моего, здравствуй! Я люблю нас. Мы с тобой самые-самые! Знаю, что это звучит самонадеянно, но уверена, что мы сумеем создать действительно идеальную пару. Мы понимаем друг друга без слов, слушая друг друга душой и сердцем и вдохновляя друг друга становиться лучше и сильнее. Для меня нет большего счастья, чем быть рядом с тобой. Помни об этом всегда, любимый!»
   Отправив СМСку, Тая отправилась на пробежку по парку, хотя желания и сил не было. Однако она не позволила себе поддаться нашептываниям лени – и побежала. Отмеренное расстояние преодолела на автомате.
   Возвратившись в квартиру, сразу направилась в ванную, стала под горячий душ, который вскоре сменила холодным. Почувствовав в теле недостающую ей бодрость, высушила волосы феном, сделала себе легкий дневной макияж и отправилась на кухню сварить кофе. Пока напиток закипал, сделала себе бутерброды с красной икрой.
   С рыбой бутерброд съела, не дождавшись кофе, и только налила его себе в чашку, как зазвонил телефон. Тая бросилась в кабинет, где оставила свой мобильник. На дисплее высветилось «Номер не определен». Сердце тревожно забилось о ребра и по позвоночнику пробежал холод. Быстро нажав кнопку вызова, поднесла телефон к уху – и услышала такой любимый голос Германа:
   – У меня мало времени, родная. Улетаем на спецзадание. Когда вернусь, не знаю. Связаться с тобой возможности у меня не будет, поэтому у нас появился своеобразный таймаут. Тем не менее, ты должна знать, что, когда мы познакомились, мне стало понятно, что все предыдущие годы в личной жизни не имели для меня никакого смысла. Единственное, что имеет для меня значение, лишь то, что связано с тобой. Наши разговоры, наши поездки, наши встречи, наши шутки… Жди меня. Я обязательно вернусь».
   Тая ничего не успела сказать в ответ, как услышала короткие гудки. Из глаз по щекам покатились слёзы отчаяния. Забыв, что ресницы уже накрашены, она стала вытирать их руками, оставляя на лице черные разводы. Ей было больно осознавать, что она настолько растерялась, что не смогла сказать любимому, что будет рядом с ним в сердце и мыслях, что будет ждать, веря только в хорошее, что будет молиться за него, чтобы он вернулся невредимым.
   Девушка упала на диван и горько заплакала. Когда слезы были выплаканы, долго смотрела в потолок, не находя в голове ни одной мысли. Казалось, их все безвозвратно смыли слёзы.
   Наконец она стала приходить в себя и посмотрела на часы. Рабочий день уже полчаса, как начался, а она продолжала лежать и жалеть себя. Через тридцать минут у нее встреча с клиентом, на которую она уже не успеет прийти вовремя, как бы не старалась. Чувствуя вселенскую усталость, навалившуюся на нее, она нехотя поднялась, чтобы позвонить, и, извинившись, отменила встречу.
   Потом сделала звонок Рите, сказав, что будет на работе после обеда. Бездумно посидев за столом с телефоном в руках, встала и пошла на кухню. Посмотрев на остывший кофе, вылила его в раковину и сварила новый. Не ощущая привычного вкуса, съела второй бутерброд и отправилась в спальню, где легла на кровать и стала пересматривать фотографии Германа на телефоне. Незаметно для себя уснула.
   Проснулась в одиннадцать сорок пять. Ощущение слабости сохранилось, но Тая не стала обращать на него внимания. Снова приняв контрастный душ, занялась своим лицом, на котором сразу же обратили на себя внимание опухшие глаза.
   Заварила крепкий чай и остудила его, чтобы сделать компрессы на веки. Через сорок минут снова посмотрела в зеркало и убедилась, что припухлость спала, а макияж ликвидировал все остатки былых слез. Надев синий костюм с кремовой блузкой и такого же цвета лодочки, отправилась на работу.
   По-видимому, ее сотрудницы поняли, что она не в настроении, а потому не дергали ее по пустякам. Уже в конце рабочего дня к ней заехал один из ее клиентов и завез билет на оперу Бородина «Князь Игорь», с которой в их город приехали столичные артисты. Она поблагодарила за оказанное ей внимание и, поговорив с ним минут десять, дала понять, что у нее есть неотложные дела.
   Когда клиент ушел, Тая покрутила билет в руках и уже было хотела отдать его кому-нибудь из своих сотрудниц, как неожиданно передумала и положила в свою сумку. Билет был на завтрашний вечер, что вполне устраивало её, так как сегодня идти куда-то было выше ее сил.
   Пытаясь понять, почему она передумала и решила пойти на оперу сама, вдруг осознала, что ее патриотизм поможет ей глубже понять движения и потребности души Германа. Тая в общем помнила содержание этой героической литературной «песни» по школе, но оперы никогда не слушала. Да и других опер, кроме «Евгения Онегина», тоже. Так что ей предстоял интересный вечер.
   Дома после ужина Тая не знала, куда себя деть. Чтобы хоть как-то ускорить невыносимо медленно тянущееся время, она решила написать письмо Герману, хотя и знала, что он его до своего возвращения не прочтет. Но ей было жизненно необходимо «поговорить» с ним, рассказать, как она воспринимает те или иные проблемы, поделиться с ним своим мнением.
   Так она будет к нему ближе и не станет изводить себя мыслями, где он и как он, хотя и понимала, что ей от них никуда не деться.
   «Мой милый, здравствуй! Не знаю, где и чем ты занят, но догадываюсь: на Востоке. Там, где идет война. Это слово вызывает у меня множество ассоциаций, среди которых боль, кровь, голод, звуки орудий и бомб, огонь, смерть, непросыхающие слезы и бесконечная вера в то, что придет конец этим страданиям… Но самое страшное в войне то, что она рождает привычку убивать других людей. И среди всего этого находишься ты. Не наблюдателем, а участником.
   До тебя я никогда не интересовалась политикой, особенно внешней. Мне было абсолютно все равно, где наши войска принимают участие в боях за пределами страны. Да, когда случайно попадалась в интернет сетях статья о погибшем герое, испытывала сострадание к его семье, но и только. А вот теперь это уже коснулось и меня: ведь ты там, где бродит смерть в поисках своих жертв.
   После ужина решила немного познакомиться со страной, где тебе придётся находиться определенное время, и пришла в ужас из-за крайне тяжелой эпидемиологической обстановки, а точнее из-за распространенного там гепатита.
   Надеюсь, вы пьете хлорированную воду? Ведь существует очень высокий риск заражения этим страшным заболеванием. Хотя понимаю, что пишу глупости. Какое кипячение в полевых условиях! Но, возможно, вам выдали специальные таблетки для очистки воды? Знаю, что после них вода приобретает противный вкус, но ведь безопасность превыше этого.
   Знаешь, размышляя сейчас о войне, в которой ты принимаешь участие, я попыталась ответить себе на вопрос, каким образом мирный человек превращается в бесчувственного и жестокого. И не смогла. По-видимому, из-за отсутствия необходимого опыта. А может, мне и вовсе не надо об этом думать? Тем не менее, я думаю.
   Наверное, когда смерть ежедневно ходит за тобой по пятам, ты забываешь, что такое нормальная жизнь. Эту «нормальную жизнь» заменяет новая, кардинально отличающаяся. Как я понимаю, сначала границы нравственности для участвующих в военных действиях очерчены военным приказом, а потом солдаты настолько привыкают, что убивать для отдельных из них становится потребностью. А что ты можешь сказать о себе?
   Вот сейчас закончила читать в интернете воспоминания рядовых, командиров и медсестер, принимавших участие в Афганской войне, которые открыли для меня неприглядную правду о ней, но главное – они осознали ужасную ошибку, которую совершили. К сожалению, ничего уже не вернуть, а мертвые не смогут снова жить.
   Один из них боец с простреленной ногой, настоящий русский солдат, не видевший проблемы в том, что обездвижен. Он продолжал бороться даже в этом состоянии. Видя, что враги их окружают и силы неравные, он решил подорвать себя, чтобы не попасть в плен. Не боясь смерти, этот, на мой взгляд, герой обращается сам к себе со словами: «Ты покажешь им, как надо умирать!»
   И у меня тотчас возник вопрос: «Кому и зачем нужна смерть этого молодого человека на чужой земле?» Ведь он собрался умереть не за свою Родину… К счастью, его спасли два солдата, один из которых погиб непонятно во имя чего. И вместо него в дом пришло горе. Да, мне трудно представить весь тот ужас, который испытали в той войне наши мальчики. Да-да, именно мальчики, потому что большинству из них не было и двадцати лет…
   Ограниченность чистой питьевой воды, песок, застилавший глаза и не позволявший дышать, раны, не заживавшие под палящим солнцем, – всё это отягощало и без того страшную картину. Настоящая война, беспощадная и жуткая, проверяла на прочность этих ребят. А теперь такая же война проверяет тебя.
   Что ж, мы, гражданские, ничего о той войне не знаем, кроме героических телерепортажей. Государство не разглашает правду о десяти годах той бесславной войны, которую один из ее участников назвал «незнаменитой». Как и о той, в которой участвуешь ты. Героизм и подвиг наших военнослужащих – другая сторона медали, но не о ней речь. Кому же верить? Где истина? Единая мысль, которая сформировалась у меня, состоит в том, что война – это неправильно.
   Когда с экрана телевизора на каждом канале я раньше слышала о войнах, вооружённых конфликтах, терактах и убийствах, часто задавала себе вопрос: «Зачем и кому это нужно, что они всё делят и поделить не могут?» Земля – одна для всех, и у каждого есть право жить на ней.
   Но так думаю я, которая в этих вопросах абсолютно ничего не решает. Ты же мыслишь иначе, в противном случае уже давно сменил свою работу. Убедить тебя сделать это я не могу, значит, мне не остается ничего другого, как смириться с твоим спецназовским настоящим и не думать, чем ты занят в своих спецкомандировках. Но говорить об этом легко, а вот выполнить…
   Не знаю зачем включила песню Розенбаума «Чёрный тюльпан». Слушала – и мурашки по коже от картин, мелькающих перед глазами. Что я знаю о войне? Ничего. Только некоторые строчки книг, газетные статьи и статьи в интернете… Но моё воображение стало рисовать мне страшные картины: цепенея от ужаса и горя, матери не сводят глаз с цинковых гробов – «груза 200», привезенных из Афганистана. Словами их чувства не передать. И пережить невероятно тяжело.
   И вдруг я подумала о том, что тебя точно также могут привезти… и ужас сковал меня. Душа окаменела – и я почувствовала холод, который стал сотрясать моё тело. А потом долго плакала, не став продолжать это письмо.
   Когда отпустило, выругала себя, что на пустом месте накликаю беду. Я прогнала все эти кошмарные мысли, настойчиво шепча: «Ты не умрешь, любимый! Не имеешь права оставить меня одну после того, как судьба подарила мне тебя. Иначе во всем этом не было бы никакого смысла». И потихоньку успокоилась. Выпила чашку горячего какао – и почувствовала, что в состоянии писать тебе дальше.
   На глаза попалась строчка, что наше государство признаёт войну в Афганистане исторической ошибкой, при этом до сих пор скрывая истинный масштаб понесенных потерь. А разве озвученной цифры в пятнадцать тысяч убитых мало? И ради чего они не вернулись с чужбины? Ради ошибки? А не совершается ли она и теперь применительно к ближневосточной стране, где ты находишься? Видишь, всё-таки я догадалась, где ты подвергаешь свою жизнь смертельной опасности. Догадалась, потому что другого государства, где задействованы наши войска, не знаю.
   Я провожу параллель между этими двумя войнами, потому что они удивительным образом схожи. Спустя три десятка лет по-разному смотрят на афганскую войну те, кто отдавали приказы, и те, кто их исполнял. Но для тех и других действия, которые проходили на территории чужого исламского государства, укладываются в одно емкое и страшное слово – война. Война, которая никогда не должна повториться, уроки которой должны быть усвоены на всю оставшуюся жизнь. Однако она повторилась, а уроки оказались не усвоенными, иначе бы тебя и твоих подчиненных не послали в «горячую точку».
   Но что меня задевает, так это то, что мы в своей жизни воспринимаем всё как зрелище, как театр. Что-то где-то происходит, льется кровь, умирают люди, но меня это, якобы, не касается. Я могу посмотреть на это, но просто как зритель. Как фильм про войну по телевизору.
   А ведь реальная жизнь – это же не телевизор! И стоит ли потом удивляться, что очень немногие готовы не то, чтобы совершить что-то героическое ради кого-то, а просто перелезть через барьер, протянуть руку и выручить человека. И это наша жизнь, и это страшно.
   Впрочем, для меня сейчас это отодвинулось на второй план, а на первом – ты, моё счастье, моя половинка. Не рискуй собой без необходимости. Даже если за твои героические поступки тебе дадут посмертно звание Героя России, это не должно тебя утешить. Прежде всего, береги свою жизнь. Она важнее всех наград. Не станет тебя – не будет и меня. Да, я буду есть, пить, ходить на работу, но это нельзя будет назвать жизнью. Это будет существованием, одиноким, серым, скучным и безрадостным.
   У меня же очень много планов относительно тебя. Я хочу быть твоей женой, родить от тебя сына и дочь, воспитать их хорошими и сильными людьми, растить наших внуков и вместе состариться.
   Так что помни об этом, выполняя приказы, помни о том, что ты теперь ответственен за мою жизнь и жизнь наших еще нерожденных детей, которым не будет суждено появиться на свет, если ты погибнешь.
   А теперь немного мажорного настроения. Впрочем, о нем завтра с утра. Что-то меня совсем покинули силы. Пожелай мне хорошего сна! Боюсь, чтобы после сегодняшних переживаний не приснился кошмар… Целую».
   «Сегодня суббота. И опять хочу быть с тобой. А кроме письма, у меня других вариантов быть ближе к тебе нет.
   Итак, проснулась в объятьях позднего утра. Солнце уже взошло высоко и ослепило мое окно. Свет его лучей разлился по всей спальне. Если честно, именно этот яркий свет не дал мне досмотреть мой чудесный сон. Твое пожелание сбылось.
   Ощущение такое, что мне его подарили, как ответ на мой вопрос, который находится в глубине моего сердца. Но то был не точный ответ, скорее даже слегка путаный. Однако от него остались яркие воспоминания. Загадочный сон, и в то же время простой, светлый. Я о нем думала все время, пока стояла под душем, и даже уже вытирая лицо полотенцем, думала, думала и думала… Вспоминать было приятно и в то же время хотелось разобраться, к чему он.
   А увидела я во сне тебя, в коричневых брюках и яркой желтой футболке. Никогда раньше не видела у тебя вещей такого цвета. Ты зачем-то носил из машины в дом своей мамы целые охапки цветов. Я наблюдала за этим как бы со стороны, а потом вслед за тобой зашла в комнату и увидела, что в ней полным-полно цветов, сверху которых лежит одна большая красная роза, только начавшая распускаться.
   Удивившись, я спросила тебя, почему ты не подарил цветов мне. Ты широко улыбнулся и, подмигнув, в шутку протянул мне букет искусственных цветов, которые появились в твоей руке, словно ниоткуда. Видя мое ошарашенное выражение лица, ты громко рассмеялся и, наклонившись, взял в руку ту единственную красную розу, которая привлекла мое внимание. «Ты достойна не просто цветов, а розы», – сказал ты, протягивая цветок мне. Я взяла его и очень удивилась – роза была без шипов и источала изумительный аромат. Её не до конца распустившиеся лепестки напоминали необыкновенной красоты шёлк и были удивительно свежи.
   Что произошло потом, не знаю. Я проснулась от яркого солнца, забыв зашторить с вечера окно. Ощущения от сна были приятными, но то, что ты первыми дал мне искусственные цветы, осталось в душе занозой – и я, найдя в интернете сонник, попыталась разобраться в своем сновидении.
   Оказывается, цветы в нём – это чувства. Твои чувства к своей маме, которые очень нежны и сильны. Что же касается меня, то я, согласно сну, боюсь, что по отношению ко мне ты ведёшь себя неискренно, на что и указывает искусственный букет. Но моя тревога ложная, ибо сон говорит еще и о том, что мои страхи пустые, ведь искусственные цветы был протянуты мне тобой «в шутку».
   А вообще этот замечательный сон пророчествует, что самое хорошее у нас с тобой еще впереди: все только начинается – и распускающаяся роза тому подтверждение. Её красный цвет – символ твоей любви, искренней и сильной, пылкой и страстной. И даришь её ты мне без всяких там «заноз» и других «шипов». Видишь, какой чудесный сон подарила мне ночь после длинного тревожного дня, который начался со слез после твоего звонка.
   Вот сейчас пересматриваю наши сочинские фотографии и вспоминаю нашу первую встречу. Было очень жарко и солнце неутолимо нагревало воздух еще больше. Оно было ослепительным, таким же ослепительным, как и ты, мгновенно покоривший мое сердце. У меня просто не было ни единого шанса устоять перед твоим магнетическим обаянием, уверенностью и силой, которые исходили от тебя, как незримое сияние. Ты меня очаровал, и эти чары усиливаются с каждым днём. А может ты воплотившийся в двадцать первом веке Мерилин? Я постоянно думаю о тебе, мой самый близкий человек.
   Наверное, ты для меня как остров спасения в океане жизни. Остров, полный красок и очарования: теплый песок, легкий бриз, тенистые пальмы, водопад с радугой, бабочки, порхающие по цветам… И если вдруг этот остров исчезнет, мне будет очень сложно. Нет, будет невыносимо. Поэтому прошу – береги себя! И всегда знай, что не кому-то, а именно мне ты очень-очень нужен. Ты для меня – жизнь. Поскольку она зависит тебя, не дай мне умереть. Люблю тебя… и скучаю до боли в сердце». Нажав на «Отправить», Тая удовлетворенно потянулась, подумав о том, что пора бы уже и позавтракать.
   В шкафу нашла две баночки: с красной икрой и крабовым мясом, купленные еще Германом. Она обожала бутерброды с маслом, покрытые красными прозрачными икринками, не только из-за красивого и аппетитного внешнего вида, но и по удивительному сочетанию вкусовых оттенков.
   Пока занималась завтраком, в голову неожиданно пришла мысль распечатать все их совместные
   фотографии, купить альбом и вложить в него все снимки, сделав к каждому оригинальные комментарии. Выполнение задуманного заняло весь субботний день до позднего вечера, но после просмотра альбома Тая радостно улыбнулась, предвкушая удовольствие, с которым они будут вместе с Германом рассматривать каждое фото. Этот альбом будет их первой совместной вещью, нет, реликвией, которую они передадут своим детям. От этой мысли на сердце стало тепло.
   После звонка Тае Герман вышел во двор, где его уже ждал отряд, готовый к вылету. Все были одеты в камуфляж, а за плечами – рюкзаки цвета хаки.
   Через практически пустой аэропорт мужчины прошли к стойке регистрации, на экране которой не было ни номера рейса, ни пункта назначения. На взлетной полосе молчаливых пассажиров уже ждал прилетевший из столицы ближневосточного государства самолет. Прибывшие этим рейсом тридцать пять человек с загоревшими лицами побежали к ожидавшему их на улице автобусу. Все они были в пустынном камуфляже.
   И вот их самолет уже летит к месту назначения. Герман сидел, прикрыв глаза и вспоминая свой разговор с Таей. Точнее свой монолог, поскольку разговора не получилось. «По всей видимости, она от неожиданности растерялась, – подумал он. – С ней это, должно быть, впервые. Без него она жила спокойно, без неожиданных звонков… Что ж, привыкнет». Но на душе было неспокойно: он прекрасно понимал, в каком состоянии оставил любимую женщину.
   Открыв глаза, прикинул, что наверняка уже пересекли границу, и посмотрел в иллюминатор – небо… голубое небо с далёкими перистыми облаками.
   Ах! Какое прекрасное небо над этой изуродованной войной землёй! Медленно отвёл взгляд от неба и потихоньку начал возвращаться в реальность.
   Что ж, спецназ ССО стал больше работать, не пересекая линию соприкосновения, но…
   Что и говорить, никуда не делись «классические» задачи, которые выполняются в тылу врага. Их как раз и поставили перед его отрядом, главная из которых – обнаружение и уничтожение важных объектов.
   В этой «горячей точке» гораздо больше, чем в предыдущих заданиях, спецназу пришлось выполнять задачи по корректировке и наведению артиллерии, авиации и высокоточного оружия. И сейчас его группе предстоит, не обнаружив себя, высветить несколько объектов, навести авиацию и уйти, по возможности, не вступая в огневой контакт. Но разве это от них зависит? Обычно приходится вступать в бой с боевиками не по своей воле или инициативе. Они ведь тоже не лыком шиты и воевать умеют, привлекая к этому матёрых наёмников, прошедших не одну войну.
   Хорошо, что из-за пустынного характера местности в этой стране гораздо меньше, чем в предыдущих конфликтах, используется исламскими боевиками тактика засад. Может, это позволит за две-три недели подготовить участок фронта для будущих операций, выполнить поставленные задачи и вернуться домой. Дай бог, чтобы в полном составе: Герман болезненно реагировал, когда в процессе подобных «командировок» терял кого-то из своего отряда.
   И самым страшным для него было – звонить жене или родителям погибшего: ведь не всегда им можно было сказать правду, где их мужа или сына настигла смерть. А врать было до тошноты омерзительно, но… такая у них служба, которая большей частью находится под грифом «секретно».
   Группа из шестнадцати спецназовцев вскоре приземлилась в арабской столице, откуда была переброшена в нужный район, где среди горной пустыни находилась правительственная военная база. В их пользование было передано три пикапа марки «Тойота» и столько же квадроциклов, палатки, а ещё достаточное количество необходимого оружия.
   Что ж, противник с их участием в боевых действиях тут же на базе будет находиться в постоянном напряжении, устанет, и правительственным войскам при наступлении будет намного проще сломить его волю.
   В группе у Германа были разведчики, корректировщики, снайперская пара, которая по огневой эффективности могла заменить целое подразделение, и другие специалисты, один из которых прекрасно владел арабским языком, чтобы при необходимости отряд мог вступить во взаимодействие с дружескими войсками, в частности, наводить артиллерию и авиацию правительственных войск на уничтожение необходимых объектов.
   Перед Германом тут же на базе сразу поставили задачу отправить снайперов на «рыбный» участок, где они будут работать посменно круглые сутки, пока не уничтожат вражеского снайпера, который убил четырнадцать солдат, защищавших правительственный режим.
   Герман послал за лейтенантом Лобовым и дал задание в течение двух часов собрать всю возможную информацию по снайперу боевиков и, подключив современные технические средства, выстроить тактику, чтобы выследить его и уничтожить.
   – Быстрее всего, их двое, – сказал он. – Вряд ли один человек способен около пятидесяти часов отстреливать врага. На выполнение данной операции у нашей снайперской пары всего одни сутки. Выполняй!
   – Так точно, товарищ капитан! От наших ребят еще никто и никогда не уходил.
   Когда Максим ушел, Герман попросил принести ему чашку кофе и, выйдя с ней на улицу, задумался, что ждет его отряд впереди.
   По прежнему опыту он знал, что их приезд не остался незамеченным, и теперь на том участке фронта, где будет находиться его группа, возникнет своего рода военное состязание: боевикам уже стопроцентно сообщили, что прибыли российские спецназовцы ССО – профессионалы высокого уровня, поэтому террористы постараются выставить против них наиболее подготовленных снайперов и других специалистов – наёмников. Но это его абсолютно не волновало, поскольку счет этого «состязания» непременно будет в пользу его подразделения.
   Выпив кофе, Герман пошёл проверить, доставлена ли их экипировка. Он не собирался рисковать своими бойцами, а потому решил не отправляться по месту назначения без неё, сколько бы дней из-за этого не было потеряно.
   Герман возлагал большие надежды на лёгкое и прочное снаряжение комплекта «Ратник-2», доработанного под нестандартные требования спецназа, которое защитит его ребят от попаданий из стрелкового оружия, ножевых ранений и осколков гранат. Конечно, полной гарантии от смерти это снаряжение не даёт, поскольку некоторые участки тела остаются незащищёнными, но от определенного количества пуль или осколков, конечно же, убережёт.
   Также ему предстояло проверить рабочее состояние комплекса разведки, управления и связи «Стрелец», который позволит им не только оперативно взаимодействовать друг с другом, но и без демаскировки передавать информацию и целеуказания в реальном времени, вести визуальную разведку с помощью самолетов и вертолетов ВКС.
   Занимаясь рутинной проверкой, Герман вдруг подумал о том, чем в этот момент занимается Тая. Наверное, возится со своими договорами и отчетами, решил он, посмотрев на часы.
   Сердце откликнулось на его мысли учащенным биением – и нестерпимо захотелось бросить всё к чертовой матери и оказаться рядом с женщиной, которая вошла в его плоть и кровь. Но есть долг и присяга, которые он не может нарушить. Ни при каких условиях.
   Тряхнув головой, он постарался избавиться от мыслей о Тае, которые стали в последнее время его наваждением. Они делали его слабым, чего Герман не мог допустить. Он несёт ответственность за своих бойцов, а потому не имеет права расслабляться ни на секунду. Он на войне, где Тае не место, как и мыслям о ней.
   Возвращаясь назад в большую палатку, где расположился один из пунктов командования правительственных войск, он встретился с полковником Стрельцовым, который был назначен советником от России.
   – С прибытием, товарищ капитан, – сказал он, протягивая Герману руку для приветствия. – Бойцы ССО показывают на этой богом забытой земле не только высочайший профессионализм, но и беспримерные мужество и героизм. Берегите своих ребят и без нужды не рискуйте. Жизнь одна.
   – Спасибо на добром слове, товарищ полковник. На то я и командир, чтобы беречь жизнь каждого своего бойца. Вы не введете нас в курс происходящего? Не гоже бросаться в пасть к тигру, не имея понятия о его повадках и привычках.
   – Конечно, капитан. Через два часа собирай свое подразделение – и я познакомлю вас со сложившейся обстановкой. Боевики совсем оборзели. В вашу предшествующую командировку вы выполняли несколько другие задания, а потому вплотную с ними не сталкивались. Сейчас придётся заниматься не только разведкой, но и совершать диверсии и помогать штурмовым отрядам: как местным, так и нашим, в частности военной полиции.
   _ Будешь? – спросил полковник, протягивая капитану пачку мальборо.
   Герман достал сигарету, подумав о том, что его попытка бросить курить выдержала всего три месяца, но потом решительно вернул ее на место, сказав с улыбкой;
   – Извините, пытаюсь отказаться от курения. Вначале дал слабину, а потом опомнился.
   – Похвально, капитан. Похвально. А вот я уже раз десять пытался бросить, но обстоятельства складывались так, что опять начинал курить. Впрочем, была бы сила воли, как у вас, ссылаться на обстоятельства не пришлось бы. Тогда я выкурю сигарету и за себя, и за вас, – и, сделав затяжку, полковник выпустил изо рта белый дым, закрыв глаза от удовольствия.
   Извинившись, что уходит, Герман покинул советника Стрельцова, чтобы набросать в блокноте план работы на завтрашний день.
   Спустя два часа всё его подразделение было в сборе. Представив полковника Стрельцова, Герман сел в первом ряду справа, где было оставлено место для него.
   – Я по возможности кратко изложу военную ситуацию, сложившуюся на нашем участке в настоящий момент, – сказал советник, глядя на сидящих перед ним бойцов ССО. – Вам придется вложить и свою лепту в освобождение населенных пунктов, находящихся в настоящий момент под бандитами.
   Ситуация неоднозначна. Сейчас бои ведутся за Рамааль, который был в руках исламских боевиков. Террористы отступают, оставляя на улицах трупы единоверцев, которых также не пытаются убирать местные жители, ненавидящие террористов. Из-за жары эпидемиологическое состояние города на грани эпидемии.
   Наступление на город со стороны правительственных войск продолжается уже третью неделю. Сначала велись бои для очистки от боевиков окружающей местности, а затем, две недели спустя, в промзону в восточных окрестностях города вошли силы военной полиции.
   – То-то было радости у местных жителей! – высказал свое мнение один из бойцов.
   – Я бы не сказал. Горожане приветствовали их сдержанно, хотя каждый из них был счастлив, что уцелел, будучи уверенным в том, что его уберег от бомб и снарядов Аллах. Местные говорят, что время под боевиками было воплощением ада на земле. «На моих глазах отрубили голову уважаемому человеку и стали играть ею в футбол», – с ужасом рассказал один из жителей провинции. Но вернемся к ситуации.
   Время от времени по восточным кварталам города открывается артиллерийский огонь из самоходных установок. Наступление продвигается крайне медленно. Командиры правительственной армии уверяют, что в городе осталось еще очень много мирных жителей, поэтому не хотят ими рисковать.
   В течение трех недель вели бои и иранские «революционные бригады», которые смогли занять все стратегические высоты и перекрыть пять из шести автострад, ведущих в город, но ситуация не изменилась.
   Правда, бульдозеры создают долговременные укрепления, чтобы боевики не смогли контратаковать.
   Военизированные формирования шиитского ополчения из Ливана освобождают города и населенные пункты вокруг Рамааля, поскольку знают, что оставлять наёмников в тылу никак нельзя. В их руках оказались трофейные ракетные установки. Эти самодельные ракеты боевики клепают из газовых баллонов и начиняют взрывчаткой. Стреляют они недалеко, зато легко сносят до основания целый дом.
   Каждый день из Рамааля пытаются выйти двести– триста человек. Их тщательно проверяют.
   Некоторых даже арестовывают, подозревая в них боевиков. Но большинство людей – напуганные и замученные постоянными обстрелами обыватели.
   Сначала любую деревню, где засели боевики, обрабатывают наши бомбардировщики, а потом туда заходят передовые отряды правительственных войск. Освобожденные селения – одни руины, в которых нет ни домов, ни жителей. На улицах – сгоревшие бензовозы, изуродованные трупы. Обугленными минаретами упираются в небо разрушенные мечети.
   Освобождения Рамааля ждет на передовой и делегация российских езидов. В городе осталась крупнейшая диаспора их единоверцев. Езидов превратили в рабов, а тех, кто не захотел принять ислам, просто расстреляли.
   Страдают и христиане. В одном из освобожденных от террористов городке вернувшиеся жители нашли свой храм разгромленным, со сбитым крестом, а православный священник был зверски убит распятием на кресте. Библии боевики свалили в кучу и сожгли.
   Теперь о том, как воюют эти исламские нелюди. Они, несмотря на отступление, предпринимают активные атаки на наступающие силы: используют систему подземных тоннелей, чтобы проникнуть в тыл и атаковать наступающие силы в районе Хотлиба.
   – Каким образом? – уточнил один из бойцов.
   – В атаках они используют небольшие легковооруженные отряды бойцов, которые передвигаются по плотной застройке и атакуют небольшие силы правительственной армии. Также очень активно используются смертники на заминированных автомобилях. Один раз произвели даже комбинированную атаку двух смертников на одном автомобиле: один – водитель, второй – пулеметчик, прикрывающий огнем приближение машины к цели.
   При обороне используются самодельные взрывные устройства, снайперы, минирование, рвы и окопы. Особую популярность у них получило использование подожженных нефтяных скважин и ям, заполненных горючим для маскировки передвижений своих бойцов от авиации коалиции.
   Самые отчаянные из боевиков -отряды смертников, которые сначала ведут бой как обычные солдаты, а когда у них заканчиваются патроны – активируют пояс шахида. Они взрываются, умирая и забирая всех, кто рядом, с собой. Каждый из них – настоящая Хиросима и Нагасаки из-за количества тротила, навешанного на нём. Задача этих ненормальных фанатиков – умереть на поле сражения.
   Вступая в бой с ними, вы должны помнить о том, что тактика духов нехитрая: когда идёт ночная перестрелка, два-три шахида подбираются вплотную и взрываются. От таких ночных вылазок погибает немало бойцов, в том числе наших. Так что постарайтесь близко их к себе не подпускать и в плен не брать.
   А также не попадать в плен к ним. Лучше пустить себе пулю в висок, чем обречь себя на пытки, которым боевики подвергают своих пленных: бьют электрошокерами по гениталиям, заставляют вступать между собой в сексуальные отношения, засовывают горящие окурки в анальные отверстия. Это самые щадящие издевательства, а о более жестоких пытках даже говорить страшно. Поэтому хорошо подумайте перед тем, как сдастся в плен.
   На этом я заканчиваю. О приемах наступления и обороны террористов вам расскажет ваш командир, капитан Чернышов. Он ознакомлен с содержанием соответствующего документа. А я желаю вам в таком же полном составе возвратиться домой! Если есть вопросы, я на них отвечу.
   Все сидели молча, осмысливая услышанное. Подождав еще минуту, полковник Стрельцов попрощался и ушел.
   – Командир, давай сделаем перерыв. Есть хочется, – услышал Герман и поднялся, обведя взглядом своих бойцов.
   – Перерыв на полчаса. Ровно через тридцать минут жду вас здесь же. Ужин будет в девятнадцать ноль-ноль, а сейчас можете перекусить, поскольку пропустили обед. И, дав команду расходиться, сам тоже направился к своему рюкзаку, где лежал дневной паёк.

Глава 12

   В назначенное время все собрались в указанном месте. Герман терпеливо ждал, когда все рассядутся.
   – Итак, в городе, из которого нам предстоит выбить террористов, – начал он, – много их так называемых спящих ячеек, готовых по первому сигналу своих главарей организовать теракты. Почти каждый день происходят убийства полицейских и военных.
   Отступая из города, наёмники подожгли все месторождения нефти в окрестностях, чтобы она не досталась правящему режиму и затруднить прицеливания для нашей авиации. Все небо в клубах черного дыма.
   Мирных жителей боевики используют в качестве живых щитов, не давая им возможности уйти из осажденных городов. За попытку покинуть населенный пункт – казнь. Перед нашим приездом они заживо сожгли двадцать человек, пытавшихся сбежать из города. Заподозренных в дезертирстве заживо сварили в чане, а тех, кого посчитали шпионами от правительства – бросили в бассейн с азотной кислотой. На территории страны существует как минимум тридцать концлагерей, где заключенные подвергаются жесточайшим пыткам и издевательствам.
   Также террористы переодеваются в женскую одежду и подходят с детьми на руках, пользуясь тем, что ни у одного военного не поднимется рука стрелять в них.
   А поскольку на каждом из них пояс шахида, они уносят с собой на небеса много своих врагов. Поэтому, прежде чем подпустить их к себе близко, хорошо подумайте. Вообще эта ближневосточная «песочница» опасна для нас не только этим. Как вы знаете, здесь много песка. И жара плюс пятьдесят. Поэтому, случись что, – никто не спасет, и наши трупы навсегда останутся гнить под этим сжигающим все вокруг солнцем, а шакалы довершат остальное. И домой будет отправлять нечего. Так что морально будьте готовы ко всему. Но вернусь к тактике, которую применяют боевики, защищаясь или нападая.
   Архитектура местных городов напоминает городские джунгли, но это террористам только на руку.
   Надо отдать должное, они профессионально организовали их оборону. Очень профессионально.
   Вы должны знать, что их огневые точки располагаются обычно в подвальных помещениях, а также на вторых и третьих этажах зданий. Все подвалы соединяются тоннелями. Вторые и третьи этажи связываются между собой настилами. Лестницы с первого этажа на второй перекрываются баррикадами и закрепляются арматурой. В потолках они делают бойницы. Поэтому по земле боевики практически не ходят. А для штурмующих любой дом – ловушка.
   Вход в подвал найти крайне тяжело, еще тяжелее залезть на второй этаж. Штурмовикам не остается ничего другого, как врываться на первые этажи, где они постоянно попадают в огневые мешки и несут значительные потери.
   К тому же террористы выбрали ещё и другую крайне удачную тактику. Они не держат на передовой большие силы. На несколько домов оставляют по одному наблюдателю и по паре бойцов. Как только появляются танки, сразу же поступает команда на отход. Поэтому в основном удары правительственных войск приходятся по пустым домам.
   Атаки террористы подготавливают тщательно. Всю неделю над тем или иным постом летают их беспилотники. Потом несколькими минометными обстрелами они бомбят дорогу вокруг, что является постоянной частью их масштабной операции.
   Накануне был совершен обстрел из минометов наблюдательного пункта российской военной полиции. Ночная съемка была сделана за несколько часов до начала боя, когда противник занимал позиции. К рассвету наблюдательный пункт был окружен, а пути отхода отрезаны.
   Целились исключительно в здание, где находилась наша военная полиция. Её тридцать бойцов показали пример мужества и военного искусства, держа оборону до тех пор, пока минометные снаряды не стали попадать прямой наводкой по зданию. Второй этаж был разрушен, и они переместились на первый, где находились двенадцать местных военнослужащих. Совместно с ними наши бойцы не только держали оборону на первом этаже, но и отбили атаки сотен боевиков, у которых были и минометы, и танки. Бойцы ССО, наши товарищи– штурмовики, подоспели на помощь вовремя и разблокировали взвод полиции. Потерь нет, но некоторые из них были ранены в первые минуты обстрела. Это нападение было частью масштабной операции террористов. Можно сказать, последняя попытка обернуть ситуацию в свою пользу.
   На настоящий момент большая часть территории этой ближневосточной страны находится под контролем правительственных войск. Идет борьба за остальную, особенно за ту, где находятся нефтяные поля.
   Вчера боевикам удалось вклиниться в оборону правительственной армии на глубину до двадцати километров. Более того, когда её войска начали форсировать реку Евфрат, уровень воды в ней и скорость течения резко повысились, поскольку террористы сбросили воду с контролируемых ими плотин. И все это ради того, чтобы сохранить под контролем город Акалфиат, за которым начинаются нефтяные районы. Однако правительственные войска переправились через Евфрат и захватили плацдарм, чтобы завтра начать наступление.
   До спокойной жизни в этой раздираемой военными конфликтами стране еще далеко. Но главное – закончить войну.
   – А куда денутся поверженные наёмные исламские бандиты? – спросил один из бойцов.
   – Уйдут в подполье, а значит, вероятность терактов в Европе возрастет. Потянутся в Афганистан, Йемен и Ливию. И в этих странах стабильности не ждать не придётся. Словом, борьба с радикалами не закончена.
   Теперь о том, какие задачи поставлены перед нами во время этой спецкомандировки. Главная -разведывательно-поисковые действия по активному поиску скопления живой силы и техники террористов в местной пустыне, а также тайников, так называемых схронов, которые наёмные боевики делают в совершенно произвольных местах и без привязок к местности. В таких тайниках исламские террористы хранят продукты, оружие и боеприпасы. В телефоне или навигаторе ими отмечается точка с координатами, и только по ней можно найти тайник.
   – Так вероятность случайного или целенаправленного обнаружения схрона без знания его координат практически исключена, – высказал свое мнение один из бойцов отряда.
   – Да, в какой-то степени, но в ходе предыдущих разведывательно-поисковых мероприятий бойцы ССО обнаружили двадцать восемь схронов, более двадцати пяти тонн боеприпасов, а также девять тонн материальных средств и другого имущества террористов. Так что, думаю, и нам будет под силу выполнение поставленной задачи.
   Кроме этого, наши военные получили сведения о подготовке очередной провокации с «химоружием» в провинции Идбли. Ее собираются организовать окопавшиеся в этом регионе недобитые террористы. Стали известны некоторые детали готовящейся инсценировки атаки на мирных жителей и их дома с использованием отравляющих веществ. Имитацию «отравления» обычных людей боевики планируют снять на видео. Затем эти кадры разместят в социальных сетях и западных СМИ, чтобы обвинить правительственные войска в применении химического оружия против мирного населения. Нам предстоит сорвать эту акцию.
   Мы также должны будем выявить укрытия террористов, склады их боеприпасов, замаскированные базы, на которых ведется формирование боевых групп для отправки и проведения терактов в различных регионах страны, а также изготовляются самодельные взрывные устройства, и направить авиаудары российских ВКС по ним.
   Есть еще одна задача, которую нам предстоит решить: мы должны оказать помощь в апробации технологии наведения новейших ударных российских беспилотников «Иноходец» на объекты международных террористов с помощью полевого комплекса разведки, управления и связи «Стрелец-М». Цель – повысить оперативность и точность поражения целей.
   – На сегодня пока всё. Вопросы есть? – спросил Герман.
   Вопросов не было, так как его бойцы имели достаточный опыт в выполнении подобных задач. Осталось поужинать по-человечески и отправиться в ночь по месту назначения. Снайперская пара прибудет к ним, когда покончит с вражеским снайпером.
   Убедившись, что каждый член группы имел необходимый набор медицинских препаратов, средств от кровотечения, он дал команду грузить в машины оружие, которое им может понадобиться: последние модели автомата Калашникова, снайперские высокоточные винтовки российского производства СВД-С и австрийские Steyr SSG 08, крупнокалиберные пулеметы «Корд», 7,62-миллиметровые «Печенеги» и ранцевые огнеметы, применение которых по подвальным помещениям, а также по вторым и третьим этажам было весьма кстати.
   В погрузку пошли различные оптические системы, приборы ночного видения и тепловизоры, с помощью которых можно просматривать большие участки местности, обнаруживать и уничтожать противника.
   Как раз перед ужином Герману сообщили, что по поступившим данным северо-восточнее города Беджамель, расположившегося в коридоре между горной цепью, боевики создали замаскированную базу, на которой велось формирование террористических боевых групп. Им предстояло в кратчайшие сроки выявить её и уничтожить, обозначив цель для авиаудара российских ВКС. Выслушав вводную от командира, отряд отправился выполнять задание.
   Сев в машину, Герман закрыл глаза и визуализировал образ Таи. Перед ним, как на кинопленке, пронеслись видения тех моментов, когда они были вместе. Сердце окатило тепло. То, что она появилась в его жизни, усилило его желание жить, стремление возвратиться к ней во чтобы то ни стало.
   Тая была тем светом, к которому стремилась не только его душа, но и каждая клеточка тела. Без этой женщины он не мыслил своего будущего.
   – Я вернусь к тебе, любовь моя. У нас только начало, но я обещаю, что будет и продолжение. Обязательно, – мысленно пообещал он – и тотчас переключился на настоящий момент, оставив позади все мысли и чувства, чтобы не отвлекали его от выполнения задания. Впереди предстоял долгий день, пронизанный опасностью, жарой и тревогой за своих людей, которых он должен уберечь от смерти ради их жен, детей и родителей.
   В дороге у него было много времени обдумать полученное задание до мельчайших деталей, ведь именно от них и зависит успешное выполнение любой операции. А он никогда не полагался на «авось». Поэтому как командир он обязан предусмотреть всё, чтобы снизить даже минимальные риски.
   Тая вернулась из оперы под большим впечатлением. Почему-то «Слово о полку Игореве» в таком выражении заставил ее задуматься о том, что человек – не бабочка-однодневка, весело порхающая на солнце и не знающая о том, что было вчера и что сулит ей завтра, ибо её опыт ограничен всего одним днём.
   В судьбе человека сплетаются в один узел былое, нынешнее и завтрашнее. Он сын времени и сын своей страны, поэтому чувство родины для него всегда неотделимо от чувства истории. Как для Германа.
   Когда Тая читала «Слово о полку Игореве» в школе, оно показалось ей нудным, совершенно неинтересным. По-видимому, в пятнадцать лет рано изучать подобные произведения. Они не затрагивают душу, оставляют равнодушным сердце и не воздействуют на сознание желанием рассуждать над прочитанным, хотя бы мысленно.
   А вот сидя в зале театра и пропуская через душу слова арий, усиленных для восприятия пением, она вдруг поняла, что люди обращаются к памятным страницам прошлого в годины лихолетий, стремясь таким образом найти в отшумевших веках поддержку, ответы на загадки современности. Что ж, симбиоз литературного слова с музыкальным искусством оказался великой силой воздействия на человека.
   Слушая музыку оперы, она явственно представляла и зловещее затмение, и прощание Игоря с народом, и плач Ярославны, чувства которой ей были очень близки. Музыка сменилась – и перед ней возникли картины половецких плясок, народное торжество по поводу возвращения Игоря из плена.
   Её заворожила ария князя Игоря глубокой сосредоточенностью чувств, усиленной пением.
   Широкая протяжная мелодия переходила в одушевление душевного порыва, непреклонную волю к свободе, что поистине затрагивало сердце, не оставляя его равнодушным.
   А половецкие пляски, отмеченные неистовством, вызвали двоякое ощущение: с одной стороны пылкость, энергия, игры, опьянение вихрем движения, а с другой – само это движение, которое стремится не к ясной цели, а к хаосу. Поэтому Тая восприняла их, скорее, как движение ради движения, страсть ради страсти.
   Но вот зазвучал дуэт Кончаковны и Владимира – и жестокость восточного мира была смягчена. В нём она услышала дыхание мелодий, растворенность в чувстве, гармонию. Словом, любовь.
   Поэтому не появилось в душе осуждения того, что Владимир, сын Игоря, женился на дочери Кончака и вернулся на Русь с женой и ребенком.
   С удовольствием слушая музыку Бородина, она ясно выделила две стихии: стихию русской народной жизни и стихию Востока. И ей показалось, что они не разделены, а, наоборот, объединены звуками набата, которые как бы напоминали о том, что все люди – дети человечества, дети одной матери Земли.
   Так почему же эти дети много веков подряд воюют друг с другом? Вот и сейчас Герман на Востоке, где идёт кровопролитная война людей, не умеющих жить в мире из-за своих политических амбиций и экономических интересов. Он должен защищать одну из сторон и воевать против другой, но самое обидное в том, что ни одна из них не соотносится ни коим образом с его родиной, которую он присягал защищать. И гибнут такие, как он, на чужой земле во имя чужих идеалов. И разве горе матери, жены или дочери утешит ничего не значащая для них сухая официальная фраза «Погиб при выполнении интернационального долга». Какого долга? Перед кем? Перед людьми, которых не знает и для которых он лишь статистическая единица?
   Эти мысли не привели Таю ни к чему хорошему. Она неожиданно расплакалась, чувствуя жалость к самой себе. Ну почему у Германа такая профессия? Почему она полюбила именно такого человека? Судьба решила проверить ее на стойкость чувств и терпение, что ли?
   Но вопросы так и остались без ответов. Да и что она могла ответить? Сердцу ведь не прикажешь. Она окинула взглядом комнату и остановила его на столе, за которым они сидели с Германом. А теперь она одна. Без него. И чувствует себя ужасно одинокой. Ей так его не хватает.
   Вот и сегодня они могли бы вместе пойти на оперу, а потом обсудить ее, обменявшись своими мнениями. Ей так хотелось поделиться с ним чувствами после возвращения из театра, эмоциями, которые она испытала, но не могла этого сделать даже в письме, поскольку он его не мог прочитать, а по возвращении все станет для неё уже не актуально. Как говорится, ложка дорога к обеду…
   Тем не менее, она все же решила сесть за компьютер и поделиться с Германом другими мыслями, которые мучили ее весь день после того, как Ольга приходила к ней в кабинет, чтобы поплакаться в жилетку о своей семейной жизни, которая приносила ей сплошные огорчения.
   «Любимый, здравствуй! Знаю, что ты не прочитаешь мое письмо, когда оно окажется в твоей почте, но у меня появилась настоятельная потребность поделиться с тобой своими мыслями.
   Сегодня ко мне приходила Ольга, моя сотрудница, чтобы взять себе пару дней отпуска. Она уличила мужа в измене и попыталась выставить его из квартиры, собрав его вещи, но не тут -то было. Он не только с улыбкой признал, что у него есть любовница, но и избил жену, оставив лицо не тронутым.
   Чего не скажешь о рёбрах, которые были в сплошных синяках. Ольге было больно сидеть за столом, поэтому и пришла, чтобы отпроситься с работы.
   Конечно, я ее отпустила, но перед этим выслушала ее жалобы, поймав себя на мысли, что каждый человек изо дня в день, хочет он того или нет, играет определенные роли. Три, как минимум. Конечно, эти роли важны, поскольку определяют, как мы ведем себя с окружающими, сможем ли завоевать их доверие и симпатию, построить глубокие личные отношения и долгосрочные деловые связи.
   Мне кажется, все слышат с детства одни и те же напутствия типа «будь самим собой» или «веди себя естественно». Но ведь общество, точнее жизнь в нём, часто располагает к тому, чтобы каждый из нас отыгрывал определенные роли, даже если они ему не нравятся. Это утомляет и раздражает, хотя мы можем этого не замечать. К чему это я? К тому, что сегодня, как и раньше, я была не честна с собой, ибо при общении с Ольгой надела на себя маску сочувствия к ней, хотя и не понимала её.
   Плохая девочка, да? Сама знаю, но… никогда не смогу понять таких женщин. Муж постоянно изменяет. Чтобы молчала и не капала на мозги, избивает, а она продолжает его прощать и жить с ним дальше.
   Мне хотелось крикнуть Ольге в лицо: «Почему ты терпишь это скотское обращение с собой? Почему прощаешь человека, который тебя в грош не ценит? Почему, глядя на свои синяки и каждый раз садясь на стул, в тебе не просыпается чувство собственного достоинства?» Но вместо этого я надела маску сочувствия к этой «бедняжке», сделав участливое выражения лица.
   А зачем ее жалеть? Она зарабатывает достаточно, чтобы снять квартиру и воспитывать дочь без этого подонка, который избивает ее у той на глазах. Но вот на тебе: держится за него и прощает. Может, я жестокая по отношению к ней? Нет, не думаю. Никогда не поверю, что Ольгу держит с мужем любовь.
   Он не достоин любви, да и любить его не за что. Хотя, правда, говорят, что любят ни за что, но я с этим не согласна. Невозможно испытывать любовь к тому, кто приносит боль, душевную и физическую. Это уже смахивает на психологический мазохизм. Впрочем, я не имею права судить Ольгу. Будем считать, что я просто высказала свое мнение по поводу определенной ситуации.
   Впредь буду говорить только о себе. В процессе общения с сотрудниками я всегда испытываю эмоции «для себя», хотя и преподношу эти переживания как желание помочь другим. Вот я слушала Ольгу и в какой-то мере все же сочувствовала. Хотела я ей помочь или только играла роль спасителя, чтобы получить ответную реакцию – благодарность, добрые чувства или что-то еще, чего мне не хватало в детстве?
   Я сразу не смогла ответить на этот вопрос, а потом поняла, что за этой маской стоят мои переживания детства, точнее, потребность в принятии и любви. И опять это мое детство. Если честно, я не понимаю, зачем меня родили те, которым не ведомы от природы родительские чувства. Столько семей, жаждущих иметь ребенка, чтобы отдать ему свою любовь, а не имеют его. Где же справедливость? Впрочем, о чем это я толкую. О том, что является дефицитом?
   Знаешь, как-то прочитала, что семейные установки определенным образом влияют на то, какие роли для себя выберет человек в своей сознательной жизни.
   Якобы, он становится похожим на родителей, проживает их жизнь, повторяет пройденный ими опыт. Иногда люди намеренно выбирают тот же путь, что и родители, как будто возвращая их в свою жизнь.
   Но это ведь не про меня! Я не подхожу под этот шаблон, так как даже в самом страшном сне не хотела бы быть похожей на свою мать или отца, а тем более проживать их размеренную, скучную жизнь, ограниченную всевозможными запретами. Я выросла в семье, в которой мне приходилось играть по заданным родителями правилам. Их опыт мне категорически не подходит. Ни в чем!
   Если бы ты знал, как облегченно я вздохнула, когда вырвалась из домашнего плена. А освободилась от навязанных родителями ролей только тогда, когда начала независимую жизнь. Только после этого я стала способна на осознание настоящего и отвечать за свои поступки. И при этом четко поняла, что ничего из родительского наследия мне не хочется сохранить в моей новой жизни.
   Вот выговорилась – и стало легче. Никогда еще и никому я не открывала столь глубоко свою душу. Только тебе, ибо знаю, что каждое мое слово поймешь правильно: так, как я хотела его сказать.
   Жаль, что долго не смогу получить от тебя ответа. Мне бы очень хотелось узнать, что ты об этом думаешь. Ты ведь не только мой возлюбленный, мой жених, но и друг, которого у меня до настоящего времени не было. И понимание этого для меня очень дорого.
   Только что подумала о том, что весьма странно все складывается в жизни: когда люди рядом, они не ценят свои встречи и проведенное время, а воспринимают всё как должное. А когда случается, что им приходится расстаться и реже встречаться, так сразу же становится дорога каждая проведенная вместе минута.
   На вопрос себе: было бы проще, если бы могли видеться каждый день? – я ответила однозначно: «Да». Мы были бы счастливее, если бы физически могли быть вместе? Конечно. Но стало бы наше доверие и преданность друг к другу больше, если бы нас не разделило расстояние? Естественно, нет.
   Да, безумно тяжело и сложно жить в разлуке, но ведь наша любовь безгранична. И только она способна помочь нам перенести всё. Мы с тобой в разных частях планеты, но солнце каждый день нежным рассветом разливает свой свет и ласково пробуждает ото сна. Мы смотрим на него – и оно нас объединяет. А многие другие вещи мы просто не видим… Я, например, стараюсь не замечать расстояние, которое, словно пропасть, разделяет тебя и меня.
   Мы не будем видеть друг друга длительное время, а любовь не перестанет все это время связывать нас. И не будет отпускать. Это счастье!
   Я люблю тебя…. Аромат моей любви во всем: в небе, в облаках, в солнечных лучах, на далекой земле, где ты сейчас находишься, в воздухе…. И в каждой букве, в каждом слове, которое я пишу тебе. Твоих звонков я жду, как чуда, и пронзаю телефон ожиданием.
   Пишу это письмо, чтобы даже в далеком краю ты знал, что я очень скучаю по тебе. Пусть ангелы нашей любви берегут тебя и вернут здоровым и невредимым. До следующего откровения. Целую тебя нежно-нежно».
   Рабочий день прошел в обычном ритме. Тая старалась не думать о том, где Герман и чем занимается. Незнание порождало в душе предположения одно страшнее другого, что выбивало её из колеи жизни: хотелось сесть в какой -нибудь укромный уголок и плакать от страха, что с любимым может случиться непоправимое. И вообще внутренне она была так напряжена, что достаточно было даже самого мелкого повода, чтобы вспыхнуть, как спичка. А потому изо всех сил держала себя в руках.
   И в этом, как нельзя лучше, ей помогала бумажная работа, требовавшая сосредоточения.
   Несколько раз не выдержала и посмотрела телефон: вдруг уведомление отключилось, и она не слышала, как от Геры пришло сообщение. Но от него ничего не было. Тая сознательно радовалась, что ей не было звонков с неизвестного номера. И даже то, что за целый день никто из новых клиентов не позвонил, ее заботило мало: работа отошла на второй план.
   Засиделась в кабинете допоздна: идти в пустую квартиру желания не было. Как в жизни странно получается: столько лет жила одна – и такая проблема ее не волновала. Она никогда не чувствовала одиночества в своем доме, не испытывала дискомфорта, когда он встречал ее тишиной и темнотой, но два дня с Германом, проведенных в квартире, перевернули в ее душе все с ног на голову. Она теперь не хочет жить в ней одна.
   Тая думала об этом, когда ехала в троллейбусе, но ее мысли вспугнуло оповещение на телефоне. Сердце в испуге отчаянно забилось, а разум тотчас успокоил: если бы с Германом что-то случилось, ей бы позвонили, а не писали сообщения. Сдерживая дрожь в руках, она достала телефон из сумки. На дисплее отобразился значок, что ей на почту пришло письмо с почты Геры. «Неужели вернулся?» – радостно подумала Тая, но открыть почту не успела, поскольку ей надо было выходить.
   Изо всех сил сдерживая рвущееся нетерпение, она, как могла спокойно, направилась к подъезду, и уже в нем, не став дожидаться лифта, помчалась по ступенькам на свой этаж. В голове назойливо пульсировала мысль: почему Герман не позвонил, если вернулся из командировки? Это было бы значительно быстрее, нежели писать письмо.
   Да и услышать его голос для неё было бы предпочтительнее. Но и письмо тоже здорово! Может, он и не возвратился вовсе, а просто ему предоставилась возможность связаться с ней таким образом?
   Сбросив на ходу туфли в коридоре, Тая поспешила в кабинет и включила ноут. Для нее было удобнее читать письма от Геры на большом экране. Сразу же убедилась еще раз, что письмо пришло с его почты и открыла окно. В глаза бросились слова: «Здравствуйте Таисия!» – и сердце сжалось от предчувствия беды. Тая даже закрыла глаза, боясь читать дальше. Когда острое волнение прошло, она продолжила чтение:
   «Наверное, вы очень удивлены, что вам пишет не Герман. Он сейчас в командировке и попросил меня объяснить вам ситуацию, которая сложилась в его жизни. Сам он просто не смог этого сделать по двум причинам: во-первых, ему не хотелось слышать боль в вашем голосе, когда вы узнаете правду; во-вторых, у него не было времени, так как его отряд спешным образом отправили на выполнение задания. Поэтому эта неприятная миссия досталась мне. Я несколько дней психологически готовилась написать вам письмо, зная, что оно явится для вас ударом.
   Конечно, любая другая на моём месте не стала бы переживать из-за соперницы, неожиданно ворвавшейся в её жизнь, но только не я, поскольку сочувствую вам и сопереживаю с вами, так как вы оказались без вины виноватой да еще и пострадавшей стороной. Гера не должен был продлевать с вами курортный роман, зная, что мы поссорились временно и обязательно помиримся: ведь подобные случаи у нас уже были. Но он был настолько на меня зол, что решил досадить по полной, заведя себе невесту.
   Увы, эта его затея оказалась временной: мы опять помирились и собираемся пожениться, как только он возвратится из командировки. Всё дело в том, что я беременна и ребенок должен родиться в семье на законном основании. Это было его решение. Лично я не настаивала.
   Наверное, у вас в мозгу крутится мысль, кто я. Что ж, удовлетворю ваше любопытство: я Тамара, соседка Геры и в настоящее время его невеста. Перед самым его отъездом он надел мне на палец помолвочное кольцо, и теперь я живу в его квартире. Извините, что так получилось, но… я была у Германа до вас, а вы появились во время нашей размолвки, так что обижаться на меня не стоит: просто вы оказались в его жизни не в том месте и не в то время.
   Думаю, вы все поняли правильно и начнете жить заново без Геры: ведь на нем свет клином не сошелся. В мире и вашем городе много мужчин, которые займут его место: вы ведь молоды, красивы, успешны… Я многое знаю о вас и видела ваши фотографии. Так что всё у вас еще впереди. На этом прощаюсь с вами, надеясь, что вы поступите достойно и не будете донимать Германа своими претензиями и обидами. Да, в какой-то мере он виноват, что не рассказал вам о нас, но он был зол на меня и… прочем, я уже писала об этом.
   Удачи вам в личной жизни и женского счастья! Тамара».
   Тая сидела перед светящимся экраном, закрыв глаза, довольно долго. Все мысли разбежались и в голове образовалась пустота. На сердце словно положили тяжелую гирю, и оно, казалось, еле билось. Но боли в нём не было. В каждой клеточке ее тела поселилась безысходность. Ей казалось, что весь мир вокруг
   замер в ожидании ее гнева. Но его не было. Было щемящее чувство трагедии.
   До чего же мир несправедлив! Третий раз она ошиблась в мужчине. Карма у нее что ли такая? Ну почему ей так не везет? Наверное, от излишней доверчивости. Сама не способная на подлость, она и людей постоянно воспринимала таковыми. Каждый раз жизнь преподносила ей уроки, но никаких выводов из них не делала: просто молча вытирала дерьмо с лица после того, как она его в него окунала.
   На автомате встала с кресла и отправилась в спальню переодеваться. Так же машинально стала под душ, меняя горячую воду на холодную и обратно. Когда зубы застучали от холода, вышла и стала вяло вытирать себя полотенцем. Потом вернулась в спальню и бросилась ничком на кровать.
   Слёз до сих пор не было. Казалось, что их кто-то заморозил, но в сердце потихоньку стала проявляться боль, ноющая и глубокая. Сколько времени прошло в таком состоянии, Тая не знала, но, когда боль стала нестерпимой, – вдруг заплакала. Отчаянно. Навзрыд.
   Плакала до глубокой ночи. Ей казалось, что она задохнётся от своих рыданий, думала, что никогда не сможет перестать плакать. Но слезы в конце концов кончились – и её стало трясти, да так, что слегка прикусила язык. Затем стало лихорадить, и Тая никак не могла согреться. С трудом встала и пошла в ванную за градусником. Он показал 39, 2 градуса. Очень удивилась, поскольку не чувствовала никаких признаков простуды или гриппа, но жаропонижающую таблетку на всякий случай выпила и снова легла на кровать, уже укрывшись одеялом.
   Находясь в состоянии прострации, думать не хотелось: боялась боли в сердце. Какой смысл теперь в подобных мыслях: Германа ими не вернешь. К тому же в сложившейся ситуации она ничего не намерена предпринимать. Пусть будет счастлив с женой и ребенком! Больше ничего она не могла ему пожелать. Но с обидой на него все же пришлось бороться.
   Она, как коррозия, стала разъедать её душу. Не к месту стали всплывать в памяти разные моменты их совместного времяпровождения, которая запечатлела каждый из дней, когда она была счастлива, а их было целых двадцать шесть. Ну как она умудрилась не увидеть неискренность в его отношении к ней? Испытывая чувства к другой женщине, он не мог так правдоподобно играть роль влюбленного в неё мужчины. А ведь он даже в малом не скрывал свои чувства. И какой ему был смысл приезжать к ней, прервав свою поездку к брату?
   Расстались в аэропорту – и всё. Тем более, знал, что у них с Тамарой разрыв временный и они все равно рано или поздно помирятся.
   Тая вдруг подумала о том, что мозаика почему-то не складывается в рисунок с законченным сюжетом. Такое впечатление, что цветное стекло смешано со стеклом с другой фракции. Эта мысль постепенно пустила корни в её сознании. Температура спала, нервы немного успокоились – и захотелось есть. И не удивительно, поскольку она пропустила не только ужин, но и обед.
   Дома ничего приготовленного не было. Она открыла шкаф и увидела баночки шпрот и сельди, которые купил Герман, – и слёзы вновь наполнили глаза. Смахнув их рукой, Тая достала обе банки и стала открывать, приговаривая: «Надо съесть всё, что он покупал. Не хочу, чтобы что-то напоминало о нём».
   Сделав себе два разных бутерброда, она налила большую чашку чая и стала не спеша ужинать, отгоняя мысли о Германе: не желала, чтоб они мешали ей наслаждаться едой.
   Когда с ней было покончено, Тая вернулась в спальню – и здесь уже ей было некуда деваться от мыслей, которые стали прямо осаждали ее мозг.
   Она лежала на кровати, но было такое ощущение, словно находилась не в своем теле. Ей казалось, что всё происходящее с ней на самом деле происходит с кем-то другим. Она будто наблюдала за ситуацией со стороны.
   Когда Тая только начала читать письмо, сначала подумала, что оно – чья-то злобная шутка, потому что никаких предпосылок для их разрыва с Германом не было.
   Она всегда знала, что он особенный, её. Не такой, как все. Ей сложно описать это чувство. Но это именно то, к чему она так долго стремилась, не зная о его существовании. Она была уверенной в чувствах Германа, поэтому боль, которая последовала за тем, когда осознала его обман, тоже не была похожей ни на что.
   Конечно, очень сложно чувствовать такую сильную любовь и спустя мгновение потерять ее. В ее душе боролись явно противоположные друг другу чувства: всё еще живая любовь к Герману с обидой, горечью, неверием в происходящее… и злорадством, смешанным с недоброжелательностью к Тамаре:
   – Пусть еще попробует удержать его! Почему-то же они постоянно ссорятся. Что ж, вряд ли он будет счастлив с женщиной, на которой женится вынужденно. Но, как говорится, любил кататься, пусть теперь любит и саночки возить.
   – Мне его ни капельки не жалко, – убеждала себя Тая. – Никаких выводов он не сделал из первой женитьбы. Да еще оказался трусом!
   Подобные мысли сменялись, оставляя в душе горький осадок. Ей было несвойственно быть такой.
   И сейчас Тае вдруг показалось, что никогда она уже не сможет снова прийти в норму. Никогда бы раньше не поверила, что может стать такой негативно настроенной, никогда, но…
   Но, оказывается, утраченная любовь меняет человека, как ничто другое.
   Однако даже в эти ужасные минуты, несмотря ни на что, она не испытывала к Герману ненависти. Просто не могла. Она винила его в трусости, неискренности, в незрелости чувств, в том, что он её не оценил, и во многих других вещах… но только не ненавидела.
   Она продолжала его любить, безумно и безнадёжно. Герман поглотил ее полностью: она не хотела думать о нем, но не могла, хотела вычеркнуть его из своей души и жизни, но не получалось. И память ее предавала, заставляя скучать по его рукам, по голосу, по таким страстным и нежным взглядам.
   Как же могло так случиться? Ведь она видела блеск в его глазах, когда они были вдвоём, ей было очень комфортно рядом с ним, а от него исходила сильная энергетика счастья.
   Она прокручивала в голове их разговоры, мечты, вспоминала ту романтику, что была у них на протяжении всего их знакомства…
   Тая ничего не понимала, так как содержание письма от Тамары вошло в противоречие с тем, что она чувствовала, находясь рядом с Германом. Он просто не мог настолько притворяться! Не мог. Он не артист, а человек мужественной профессии, в которой не принято играть несколько ролей сразу.
   Если бы он был плохим человеком, способным на обман и предательство, она бы по мелочам заметила это и задумалась, что за этим стоит, но на фальшь в их отношениях не было даже намека. А какие письма писал он ей! Каждое было продиктовано сильными, искренними чувствами. Если бы он их не испытывал, зачем бы ему писать ей такие письма и тратить на них столько времени?
   У Таи голова пошла кругом от такого количества вопросов без ответов. Но даже сейчас, в полнейшем раздрае чувств, она тосковала по Герману и знала, что с мыслью о нём будет засыпать и просыпаться с нею же. Не передать словами, что творилось в её душе! Осознавая, что была отвергнута любимым, она и ругала себя, и жалела, не понимая, почему гордость не берет верх над этими чувствами.
   Оказывается, безответная любовь – очень тяжёлое чувство, которое Тая никому бы не пожелала ощутить на себе. Это совершенно необъяснимое чувство, и оно находится за гранью восприятия. И еще этот «синдром недосказанности»… Он мешал ей жить сейчас и будет мешать в дальнейшем. Она это знала.
   Оглядываясь на свою жизнь, Тая подумала, почему ей столько раз не везло встретить хороших мужчин? Заговоренная она, что ли. Хотя в никакие заговоры она никогда не верила, тем не менее, ей двадцать восемь лет, три мужчины и все обманщики, которые предпочли ее другим женщинам. Обидно. И даже очень.
   Но почему подобное произошло у нее с Германом? Ведь было очень много слов сказано друг другу. Тая думала, что такая любовь встречается один раз в жизни, когда находишь своего человека, который похож на тебя во всем, которого ты чувствуешь на расстоянии. Что происходило с ним, то происходило и с ней. И мечтала она встретить именно такого мужчину. С такими взглядами на жизнь и убеждениями, как у неё. И, казалось, встретила. Засветилась вся от радости, благодаря судьбу за такой подарок, а всё оказалось мыльным пузырем, который лопнул, когда они расстались по долгу его службы.
   Но ничего. Она сильная. У нее есть любимая работа, успешная фирма, сила воли и стремление выжить.
   Разве можно сказать, что жизнь не такая, какой она хотела ее видеть до встречи с Германом? Нет. Всё осталось по-прежнему. Почему же тогда сейчас жизнь воспринимается, как тлеющие угли? Такое ощущение, будто солнце, что клонится к закату, горит ярким и сильным огнем, но это все лишь последние его минуты перед тем, как оно догорит до конца. Такое чувство, что это уже все, финал. Мысли о будущем пронизаны пессимизмом: ей кажется, что в дальнейшем она будет доживать по инерции, как затихающий костер, что жизнь уже прошла и все хорошее тоже, поскольку осталось где-то там за спиной.
   – Нет, я сумею все пережить и пойти дальше! – воскликнула Тая, вскочив с кровати. – Несмотря на то, что во мне что-то надломилось, я не превращу свою жизнь в догорающий костер. Не позволю, чтобы из огромного яркого живого пламени все обернулось в маленький умирающий и уставший огонек, что медленно исчезает в темноте.
   Когда запал иссяк, она снова упала на кровать, ужаснувшись, что времени до рассвета осталось мало – и приказала себе спать, решив, что утро вечера мудренее. На сегодня с неё достаточно и переживаний, и осмысливания ситуации. Ничего ведь от них в её жизни уже не изменится.
   Проснувшись утром, первая мысль, которая посетила Таю, была о том, что Герман никогда бы не смог поступить с ней столь отвратительно. Во всяком случае не позволил бы другой женщине поставить ее в известность о том, что он бросил все, что было между ними, ради другой.
   Он был человеком честным, и в этом она нисколько не сомневалась. А раз так, то и предать ее,
   спрятавшись за спину своей любовницы, он не мог. Любовницы ли? Не исключено, что между ними вовсе нет никаких отношений, и Тамара их просто выдумала, борясь за свое женское счастье. Причем, таким скверным и подлым образом.
   В принципе, Герман в одном из писем писал, что Тамара ухаживает за его цветами, за что он ей очень благодарен. И больше ни одного слова. Ни о возрасте, ни о ее внешности, ни о своем отношении к ней, не говоря уже об отношениях между ними. Возможно, эта женщина влюблена в Германа, а потому и предложила ему свою помощь, чтобы быть ближе к нему. Наверняка, она надеялась, что рано или поздно Герман обратит на нее свое внимание – и вот тут уже она своего не упустит. Но он не обратил, и ее надежды стали развеиваться, как дым. Особенно тогда, когда он рассказал ей, что в его жизни появилась женщина, на которой он собирается жениться. Это был для неё уже удар ниже пояса.
   А тут командировка, появившаяся очень кстати. Пока Герман будет в другой стране, Тамара решила избавиться от соперницы. И началом стало ее письмо, благодаря которому женщина надеялась разрушить их с Германом отношения. Тем более, что представился вдвойне удобный случай: ведь ноутбук его остался дома и в нем легко найти почту той, которая неожиданно разрушила её планы. Ну как им не воспользоваться себе во благо? Почему-то именно в этот момент Тая поняла, что, думая так о Тамаре, ее предположения абсолютно верны. И ей стало легче.
   По всей вероятности, Герман даже не догадывается, какую паутину плетет соседка за его спиной. А вот она повелась и устроила себе вчера настоящую «черную пятницу» в прямом смысле этого слова, поскольку сегодня суббота. Что ж, ей остаётся только одно – проявить терпение и дождаться Германа. Во время первого телефонного разговора с ним она поймет, права или нет в своих умозаключениях. Вот тогда и будет решать проблему, если, конечно, она у нее появится. Быстрее всего, вся эта история закончится для нее хорошо.
   А ребенок? Эта внезапно появившаяся мысль сразу же заставила ее сердце похолодеть. И как она забыла о нем? Ведь его существование станет серьезным препятствием для восстановления её отношений с Германом.
   Может, его и нет вовсе, и Тамара выдумала его исключительно для усиления ситуации? Но как ей узнать об этом? Да никак. Ответ на этот вопрос тоже переносится к тому времени, когда возвратится Герман. Только он может или подтвердить эту информацию, или опровергнуть.
   А если у него все же была интимная связь с Тамарой до того, как они познакомились в Сочи, и она действительно беременна?
   Тая понимала, что Герман может пожертвовать своей жизнью с ней ради ребенка, чтобы тот не рос безотцовщиной. Он не из тех мужчин, которые бросают беременную женщину ради своих чувств к другой. От этой мысли Тае физически стало плохо, и она опрометью бросилась в туалет, где долго рвала над унитазом. Сильно разболелась голова. Выпив таблетку, она вернулась в спальню. Легла на спину и бездумно уставилась на потолок.
   – Надо его побелить, – вдруг пришла нелепая мысль, но она отвлекла ее от ужаса, который поселился в её душе в связи с ее предположениями.
   Так она и пролежала до двух часов дня, не чувствуя голода. А потом он все же проявился, и Тая, объявив непримиримый бой своему пессимистическому настроению, поднялась и, натянув на себя джинсы и первую попавшуюся футболку, отправилась в супермаркет за продуктами, решив, что после уборки квартиры она сделает себе вкусный ужин и съест его под хорошее белое вино.
   До места назначения отряд Германа ехал всю ночь. Повезло, что с рассветом не напоролись на боевиков, да и «встреча» с минами миновала. Машины пришлось замаскировать, а самим обосноваться на базе в пещере на той же горе, что и террористы, но только западнее.
   После того, как позавтракали, Герман провел небольшое совещание, поставив задачу перед каждым. Ему уже сообщили, что его снайперская пара «сняла» двух стрелков, которые в течение нескольких дней отстреливали правительственных военнослужащих, и уже отправилась в свое подразделение. Это была хорошая новость, так как снайперы в отряде были нужны.
   По предварительным данным в горе на границе с соседним государством террористы устроили себе убежище со множеством помещений, которые использовали не только для подготовки террористических групп, но и для снабжения сил боевиков продовольствием и медикаментами.
   Прежде всего надо было произвести разведку местности и определиться с дальнейшими действиями. Для этого Герман послал Серёгу и Лёшку, опытных офицеров, достоверности сведений которых можно было полностью доверять.
   Их не было более девяти часов, и он уже стал переживать, не напоролись ли они на боевиков, которых там, если верить оперативным сводкам, целые бандформирования.
   Однако ребята, к его великому облегчению, вернулись целыми и невредимыми. Старший из них Сергей Коршунов сразу же доложил:
   – Командир, задержались, так как местные шарахались от нас, как от чумы, а засветиться боялись.
   Наконец повезло. Леха переговорил с одним стариком, который шел в соседнее поселение. Он сказал, что в предгорье в течение полугода велись какие-то строительные работы. Какие именно, он не знает, так как ему запрещали даже приближаться к тому району, хотя у него там растут оливковые деревья и находилось раньше пастбище для баранов. Однако все видели, как оттуда вывозили много машин земли и горных пород. По всей видимости строили тоннели. К тому же сгоняли сотни пленных солдат и простых крестьян со всей провинции для строительства катакомб. Никто из них не вернулся. Их там, наверное, держат в одной из них или заставляют рыть подземные туннели дальше. Знать бы, что у них там и как.
   Старик видел, как туда свозили баранов, отобранных у местных жителей. Стадо регулярно выгоняли в лощину на выпас. Проезжало по дороге на базу много крытых машин. Что в них было, он не знает. И вообще у окрестных жителей забрали матрасы, лежаки, чаны, бочки для воды и другую посуду. Словом, укомплектовывались по полной. Слышал он среди боевиков и турецкую речь.
   – Да, – протянул Герман, что-то обдумывая, – Турецкие боевики – это серьезно. В отличие от других они имеют на вооружении турецкое оружие, беспилотники, экипировку и даже бронетехнику. Что еще?
   Помимо всего, эти сволочи насильно забрали из близлежащих деревень детей, чтобы сделать из них шахидов-смертников. Некоторые, правда, сами отдали своих детей за деньги. Самим же этим сволочам раньше времени погибать не хочется, вот и используют малолеток как живую взрывчатку.
   – Что ж, это турецкий почерк. Именно турецкие боевики стали формировать целые подразделения, укомплектованные детьми, обученными ведению партизанской войны, – сказал Герман, делая какие-то пометки в своем блокноте. – Для этого детей подсаживают на наркотические вещества и различные стимуляторы, что в итоге полностью уничтожает детскую психику, подавляет сопротивление ребенка и превращает его в исполнителя приказов. Еще есть информация?
   – К лощине, которая находится перед предгорьем, приблизиться невозможно, так как она плотно обстреливается по каждому звуку и шороху. Проверил лично, бросив камень. Только приземлился – и сразу дали в его сторону автоматную очередь, а потом наряд проверил, что вызвало звук. Так что подобраться по ней вплотную к горе никак не удастся. Подступы к ней, кроме дороги, заминированы, но она охраняется, как зеница ока.
   Нам самим эту базу не взять: погибнем, прежде чем приблизимся к входу в пещеру. Боевиков там, по словам старика, очень много. Каждый день туда-сюда снуют грузовики с людьми.
   – Точные координаты вычислили?
   – Конечно. Выявив всё, что смогли, нанесли координаты на планшет «Стрельца» и передали информацию об обнаруженных объектах боевиков на пункт управления беспилотными аппаратами в режиме реального времени. Но оттуда ответили, что им с уничтожением этой базы не справиться, но они могут сфотографировать базу сверху, а там уж пусть командир связывается с ВКС, чтобы они задействовали стратегическую авиацию для нанесения массированного ракетно-бомбового удара по позициям террористов.
   – Всё. Можете отдыхать, а всем остальным займусь сам.
   Получив снимки базы с беспилотников, Герман убедился, что она практически находится под землей и в горе. На территории, примыкающей к ней, видны только малочисленные боевики, и ничего более.
   Связавшись с авиабазой Мхейним, на которой располагались самолеты российских Воздушно-космических сил, он кратко обрисовал ситуацию, передал снимки и координаты и после недолгого обсуждения было решено нанести по базе боевиков массированный ракетно-бомбовый удар тремя самолетами Ту-160 на рассвете следующего дня.
   Собрав группу, он поставил перед ней задачу укомплектоваться и быть готовыми к выходу на позицию уничтожения.
   – Как только наши самолеты начнут наносить удары с воздуха, наша задача взять под контроль дорогу, по которой террористы будут пытаться спастись. Несмотря на то, что на территории боевиков никакого транспорта не видно, могу предположить, что он находится в подземном гараже.
   Займем позиции вдоль дороги на безопасном расстоянии от их базы, чтобы шальной осколок ракеты или горной породы не попал ни в кого из вас. Кроме этой дороги, террористы все заминировали, чтобы обезопасить подступы к себе, а это значит, что отступать они будут именно по ней, и наша задача уничтожить все машины и другой транспорт и перестрелять тех, кто останется жив после выведения техники из строя.
   С собой берем автоматы АК-74М, гранатометы АГС-17, крупнокалиберные пулеметы «Корд» и огнеметы «Шмель». Укомплектуйтесь максимальным количеством лент с патронами, боекомплектами и магазинами с патронами.
   Всем надеть модульные баллистические системы, пуленепробиваемые шлемы, активные наушники, взять с собой приборы ночного видения, так как видимость на рассвете будет низкой, и, естественно, необходимый набор медицинских препаратов и средств от кровотечения, а также пару сухих пайков. Оперативно взаимодействовать друг с другом будем по комплексу «Стрелец». Вопросы есть?
   – Ты, командир, инструктируешь нас, как новичков, – сказал Николай Егоров.
   – Отставить ненужные разговоры, прапорщик. Я отвечаю за жизнь каждого из вас, а потому сам знаю, как инструктировать. Сбор в 22—00 при полном «параде».
   Мы должны быть на месте в три часа утра и занять позиции до начала ракетно-бомбовых ударов. Еще раз спрашиваю: вопросы есть? Получив отрицательные ответы, Герман отпустил бойцов готовиться к поездке.
   Выехали ровно в назначенный час и приехали на место дислокации тоже, поскольку в дороге не было никаких ЧП. Машины оставили за пару километров, замаскировали их и отправились пешком по обочинам дороги, боясь, что дальше них могут быть заложены мины. И тут повезло: на дороге никакого движения машин не было, что вселило надежду на успех операции. Заняли позиции и стали ждать.
   Ровно в четыре часа пятнадцать минут утра прозвучал первый взрыв. Затем – целая серия. Все ракетно-бомбовые удары слились в одну громыхающую канонаду, сопровождаемую огненными вспышками, уходящими высоко в небо. Земля буквально содрогалась даже на расстоянии километра, ощущаясь всем телом.
   – Всем приготовиться, – дал команду Герман – и, словно его подслушав, вдалеке появились огни фар.
   – Рысь, первый грузовик твой. Потом достреливай всех, кто покинет борт.
   – Есть, командир.
   – Остальные машины и технику все берут по очереди, не мешая друг другу. Подключаться только тогда, когда это необходимо. Проявляйте инициативу по ситуации, но так, чтобы товарищ не остался без помощи. Всем понятно?
   Получив положительный ответ, Герман сказал:
   – А сейчас все внимание на дорогу и не отвлекаться.
   Не успел он закончить, как в темноте вспыхнул огнемет «Шмель» и раздались громкие крики на арабском.
   – Молодец, Рысь. Сам справишься?
   – Без проблем. Дохнут, как мухи. Вдали появился другой грузовик. Это тебе подарок, Снегирь.
   – Приму с великой радостью.
   – Удачи! Ты у нас еще не обстрелянный.
   – Прекратить разговоры, – приказал Герман.
   Раздался следующий выстрел огнемета. По всей видимости, в десятку, поскольку следом зазвучал пулемет. Два с половиной часа продолжалась операция по уничтожению террористов. Вся дорога была залита кровью, завалена трупами и обгоревшими останками машин. Среди них было и два БТР.
   Когда солнце полностью взошло, с террористами было покончено. Два бойца отряда получили легкие ранения, поскольку наёмники остервенело огрызались автоматными очередями. На месте сделав сами себе перевязки, они продолжали вести бой.
   Подождав еще полтора часа и убедившись, что никакого движения со стороны базы боевиков нет, Герман отдал приказ подтягиваться к машинам. Когда все были в сборе, поехали проверить, что делается на базе.
   Приблизившись, они увидели перед собой картину полного разрушения. Но это так выглядело на первый взгляд. Герман знал, что под этими завалами находятся входы в туннели и катакомбы, где могут до сих пор оставаться боевики. Искать их было опасно, поэтому он принял решение сделать засады и ждать, когда террористы сами начнут выбираться наружу и отстреливать их по мере появления. Они отошли на приличное расстояние, рассредоточились и стали ждать. Трех бойцов Герман отправил за километр до базы.
   Расчет Германа оказался верным. Через час начали доноситься звуки с другой стороны завалов, в основном ругань на арабском. Освободив два проема, через которые можно было уже выбраться, боевики вдруг затихли. Потом из них стали появляться дети лет десяти в поясах шахидов. Их насчитали шестнадцать.
   – Вот сволочи, – выругался Костя Розгин. – И как теперь нам быть? Стрелять в детей?
   В наушниках воцарилось молчание, так как бойцы затаили дыхание в ожидании ответа командира. Мысли в голове Германа закрутились с неимоверной скоростью.
   – Слушайте все! Боевики выпустили детей, чтобы проверить, ждут их снаружи или нет. Если они убедятся, что никто по ним стрельбы не откроет, дети, по всей вероятности, сделают коридор. В этом случае их будут использовать, чтобы прикрыть отступающих с боков, а потом они их сами расстреляют.
   Словом, в детей не стрелять. Дадим террористам вылезти из своих нор и достойно их встретим. Открывать огонь только по команде.
   Дети действительно, постояв некоторое время без движения, перегруппировались в две шеренги, образовав коридор, через который потянулись друг за другом наемники, оглядываясь по сторонам. Ни один из них не свернул ни вправо, ни влево, что дало понять Герману, что на заминированной территории после ракетно-бомбового удара взорвались не все мины.
   Руки так и чесались нажать на спусковой крючок, но Герман терпеливо ждал, считая в уме боевиков. Успокоенные тишиной, они не спешили уходить по дороге, дожидаясь остальных. Их было около двухсот человек. Когда они двинулись по дороге, несколько из них пустили автоматные очереди по детям. Наступило время вступить с ними в бой – и Герман отдал команду.
   Террористы от неожиданности первое время растерялись, видя, как их товарищи падают, сраженные пулями, а потом стали отчаянно отстреливаться, бросившись на землю. Бой длился долго. Герман на давал команду окружать их, чтобы не подставить своих бойцов под пули. Наконец последний боевик, дав беспорядочную очередь в небо, упал и затих.
   – Гриф, проверь, все ли мертвы. При любом шевелении стреляй на поражение и не позволь выстрелить в себя.
   – Понял, командир. Выхожу.
   Все пристально следили за лейтенантом Ковальчуком, слушая его редкие автоматные очереди. Наконец он поднял автомат вверх, показывая, что зачистка произведена. Облегченно вздохнув, все стали подниматься из своих укрытий и направились к капитану. И в этот момент неожиданно прозвучала короткая автоматная очередь. На глазах у всех Ковальчук упал всем корпусом вперед, а наемник, по-видимому, пришедший в какой-то момент в сознание после того, как убил российского спецназовца, взорвал себя.
   Костя Розгин, который находился к Роману ближе всех, побежал к нему и, наклонившись, перевернул на спину. Пощупав артерию на шее, он выпрямился и покачал головой, подтверждая, что боевой товарищ мертв. Когда подошли остальные, он сказал:
   – Шансов у Ромки не было. Вся шея прошита пулями. Надо же, этот гад попал как раз в незащищенное место.
   Постояв над убитым со снятыми касками, все посмотрели на командира.
   – Тело погрузить в машину, – сказал он снайперской паре, а остальные идут со мной проверять базу боевиков. Андрей и Стас подойдут к нам позже.
   После этих слов Герман направился к одному из проёмов.
   – Отрабатываем проемы по очереди. А сейчас заходим по одному в полной боевой готовности. Проявлять сверхосторожность. Мне хватило потери Ковальчука. Всем понятно?
   Бойцы кивнули в ответ и стали друг за другом исчезать в разобранной боевиками дыре. Последним вошел Герман.
   Он сразу же заметил, что свое пребывание террористы обустроили по всем правилам. Видно, что строили основательно и надолго. Каждое помещение имело свое предназначение. Хотя стены и потолки частично обвалились и, куда ни глянь, валялись трупы, Герман нутром чувствовал опасность, которая, казалось, пропитала воздух.
   – Всем сконцентрироваться и быть предельно внимательными. Могут быть смертельные неприятности, нутром чую.
   – Капитан, успокой своё нутро. Тут одни жмурики, – услышал он по рации голос Стаса.
   – Успокаиваются только на том свете, а нам надо глядеть в оба. Сейчас идем в правое ответвление, – и Герман свернул в него.
   Пробираясь через развалины, они вышли к помещению, пол которого был заложен лежаками и матрасами, на которых лежали раненые. По всей видимости, те, которые не могли самостоятельно уйти, а спасать их было некому: каждый из террористов спасался сам, как мог.
   Быстро окинув помещение пристальным взглядом, Герман отметил, что оружия ни у кого из них не было. Все раненые не сводили с них напряженных взглядов.
   – Ну что, командир, отстреляем их, как уток на охоте?
   Он не успел ответить, как краем глаза увидел, что один из раненых откинул одеяло, пытаясь с помощью детонатора взорвать на себе пояс шахида.
   – Назад, на землю, – приказал он своим бойцам, сам падая на пол из бетона и пытаясь отползти под прикрытие стены.
   Его слова заглушил взрыв такой мощности, что на какое-то время он оглох, а в глазах пошли цветные круги. Спустя минут пять, а может, десять, он окончательно пришел в себя и попытался встать. Ноги были словно набиты ватой и подкашивались. Наверное, контузило, подумал Герман, и стал искать взглядом Андрея и Стаса.
   Они оба лежали, не шевелясь, и страшная мысль прошила его сознание, бросив в холодный пот. Подойдя ближе, он осмотрел их, но кровавых пятен, кроме на левой руке у Белова, не увидел. Не успел он наклониться к Стасу, лежавшему к нему ближе, как тот стал шевелиться, пытаясь сесть. Когда это ему удалось и он прислонился спиной к стене для опоры, Герман услышал:
   – Какого хрена! Вот же гадина! Этому гребаному шахиду захотелось пойти к Аллаху, а я– то здесь причем! У меня свой бог, но я к нему пока еще не собираюсь…
   Свою речь он вдруг прервал, посмотрев налево и увидев своего напарника. Откуда только взялась у него прыть и сила. Вскочив на ноги, он перевернул Стаса на спину и стал щупать артерию на шее.
   – Живой, чёрт! Командир, Стас живой!
   – Герман слышал Андрея, борясь с пеленой в глазах и слабостью в ногах. Он пока ничем не мог ему помочь, изо всех сил пытаясь не упасть сам.
   – Если есть силы, посади его, прислонив к стене и посмотри, где он ранен, – только и смог сказать он.
   Андрей с трудом справился с поставленной задачей и осмотрел своего напарника. Крови, кроме предплечья, нигде больше не обнаружил. Пока он проводил осмотр, Стас пришел в себя и, попытавшись пошевелить раненой рукой, застонал.
   – Мать твою, просто сиди и не мешай мне, – сказал Андрей, разрезая пропитанный кровью рукав. Перетянув жгутом руку, стал осматривать рану.
   – Жить будешь, братан, – сказал он радостно, хлопнув рукой по здоровому плечу друга.
   Тот скривился, но ничего не сказал.
   – Доложи, – сказал Герман.
   – Рана сквозная. Флашэт прошел насквозь и в тканях не остался. Кость не задета, но крови вытекло до хрена. Отсюда и слабость. Слава богу в плечо не попал, а прошел сквозь мягкие ткани нижней части предплечья.
   Умело обработав рану и наложив повязку, Андрей сделал напарнику обезболивающий укол и помог встать, закинув себе за голову его здоровую руку.
   – Отведи его в машину и оставь бутылку воды, а сам возвращайся. Надо до конца проверить все помещения, – приказал Герман.
   – Командир, ты сам еле стоишь. Подожди немного – и я приду за тобой.
   – Выполнять приказ, лейтенант! – повысил голос Герман, чувствуя, что силы, хоть и медленно, но возвращаются к нему. – И захвати мне бутылку воды.
   Андрей двинулся назад по проходу, практически таща на себе тело раненного товарища. Герман остался один и, несколько минут спустя, медленно сделав несколько шагов, заглянул в помещение, где недавно прозвучал взрыв.
   Картина открылась неприглядная: по всей комнате были раскиданы куски мяса, кровь была и на стенах, и на полу, и на потолке. Те, кто лежали недалеко от смертника, были продырявлены пластиковыми иглами. На некоторых из них были надеты жилеты со вшитыми зарядами, которые не взорвались, хотя при внимательном осмотре Герман заметил, что помимо первого шахида свои пояса взорвали еще трое, но их взрывов он уже не слышал.
   Оценив ситуацию, Герман понял, какое свершилось чудо, что он и двое его бойцов обошлись малой кровью. Они живы, а это главное.
   Пока он стоял и анализировал открывшееся его взору, слева он заметил шевеление одного из террористов. Машинально рука вскинула пистолет – и боевик был убит, не активировав пояс, который был на нем. Чтобы не испытывать судьбу на милость, он зашел в помещение и пустил всем остальным, тела которых были только ранены, по пуле между глаз.
   Почему-то в эту минуту он вспомнил кадры из фильмов с такими сценами и криво улыбнулся:
   – Уж лучше так. С чем черт не шутит, когда боженька спит, а на этой проклятой земле хозяйничает аллах.
   Герман, пока зачищал помещение, заметил, что на всех раненых были надеты жилеты смертников.
   В них шашки были переложены поражающими элементами. Все они были шахидами, сознательно пойдя на смерть. Наверное, ждали, чтобы побольше забрать с собой врагов, но не удалось.
   – Что ж, и на старуху бывает проруха, – подумал он, выходя в коридор.
   Вскоре послышались шаги – и Герман вскину автомат, но шедшим оказался Андрей.
   Передав бутылку с водой командиру, доложил:
   – Стас потихоньку приходит в себя. Даже шутить стал, но боюсь, что придется отправить в госпиталь: рана получилась рваная, зашивать надо.
   – Значит, отправим. Сам нас дождется?
   – Конечно. Он крепкий орешек. Не хуже Брюса Уиллиса. Идти можешь, командир?
   – Могу. Давай вперёд – и будь внимательным.
   – Я это уже слышал, капитан.
   – Слышал, да проморгал, когда шахид детонатором себя подорвал. Хорошо, что почти в целости выбрались из этой передряги.
   Ничего на это не ответив, Андрей пошел впереди, держа наготове перед собой в руках автомат.
   Вооружился автоматом и Герман, идя следом за своим бойцом и перешагивая через трупы, которые попадались по пути.
   Соседнее помещение было оборудовано под медицинскую комнату со столом для операций и специальным освещением над ним. В шкафах было много медикаментов, шприцов и других медицинских аппаратов.
   За ним, в другом, но больше размером, вероятно, содержали скот для кормления раненых. В одной отгороженной половине валялось девять туш мертвых баранов и лежали двое раненных осколками животных, а в другой – много клочков бараньей шерсти и недоделанных матрасов.
   В следующей комнате хранилось продовольствие, а в самом конце была дверь, выходившая в загон для скота. Там, помимо уже мертвых баранов, было пять коров, которые лежали на боку с зияющими дырками, из которых вытекло много крови. Её запах, смешавшийся с тяжелым запахом не совсем чистых животных, вызвал у Андрея тошноту, с которой он еле справился, боясь показать свою слабость перед капитаном.
   Дальше уже ничего не было. Возвращаясь, они услышали разговор других членов отряда.
   – Все целы? – спросил Герман.
   – Да, без происшествий.
   – Тогда встречаемся перед входом в пещеру, – сказал он.
   Выйдя на солнечный свет, они с удовольствием втянули в себя свежий воздух, наслаждаясь жизнью. Вскоре подошли остальные.
   – Что видели? – поинтересовался Герман.
   – В основном комнаты, где спали боевики, – стал докладывать старший лейтенант Ромашко. – Самое большое помещение, по всей видимости, было предназначено для отдыха. Оно прилично оборудовано: диваны, столы, розетки и включатели электричества. Также имелись места для оружия и боеприпасов, полки и шкафчики под личные вещи. Для удобства боевиков было сделано всё, включая ниши для пропагандистской литературы, атрибутики и флагов.
   Тоннели, которые построили боевики, настолько прочные, что взять их не могли даже наши ракеты и бомбы, а они весьма мощные боеприпасы. На местах видели воронки от пятисоткилограммовых авиабомб, которые так и не смогли обрушить своды тоннелей.
   – Ничего. Передадим это «архитектурное творение» нашим саперам. Они заложат в него столько тонн взрывчатки, что превратят этот склон горы с ее подземными помещениями в груду камней и клубы известняковой породы, которые поднимутся вверх больше чем на сотню метров. Эти ребята сотрут с лица земли эту базу, чтобы впредь террористы не смогли ею воспользоваться.
   А сейчас проверим другую часть – и после слов командира бойцы отряда двинулись в темнеющее отверстие, которое находилось несколько поодаль от первого.
   Там было всего три больших помещения. Они все же оказались не столь прочными, как предыдущие, а потому следы разрушений от ракетно-бомбовых ударов были на каждом шагу. В одном располагался гараж, в котором находилось много техники, собранной по миру: три танка советского производства Т-55МВ, увешанные блоками динамической защиты и самодельными противокумулятивными экранами, четыре БМП турецкого производства, два турецких бронированных штурмовых автомобиля, самоходный минный трал, шесть «джихад-мобилей» на базе американских джипов, три машины для прокладки подземных тоннелей, а также ракетно-артиллерийское вооружение.
   Герман от удивления даже присвистнул. Сейчас практически вся техника находилась в плачевном состоянии, но до уничтожения была ощутимой силой, направленной против правительственных войск и их союзников.
   В следующем помещении раньше была оружейная. Здесь находилось очень много оружия и различных средств связи иностранного производства: США, Бельгии и Великобритании, но уцелевшего оружия было не так уж и много.
   – Командир, можно кое-чем поживиться на халяву? – услышал Герман вопрос Кости Розгина.
   – Валяйте, – разрешил он и отправился дальше по коридору.
   Картина, открывшаяся в последнем помещении, повергла в шок: оно было прямо-таки набито людьми, изможденными, в лохмотьях, куски которых образовали несколько больших куч вперемешку с горной породой. С первого взгляда было понятно, что авиационная бомба, пробив потолок, разорвалась практически по центру, образовав месиво человеческой плоти, камней и земли.
   По остаткам одежды он определил, что это были те самые военнопленные и крестьяне, которых, по информации местного жителя, забрали для каких-то работ и которые так оттуда и не вернулись.
   Передав на базу о выполнении поставленной задачи, Герман попросил прислать саперов.
   Необходимо было окончательно уничтожить это оборудованное «лежбище» террористов, стерев его с лица земли. После этого он вернулся обратно. Его бойцы уже стояли на улице, обвешанные импортным оружием. Он понимающе улыбнулся, но ничего не сказал.
   Вскоре они стали усаживаться в машины. Стас чувствовал себя удовлетворительно: по – видимому, сработало болеутоляющее и физраствор, которым его напоил Андрей перед возвращением. Он держал в руках две британские снайперские винтовки L96A1, которые считаются у снайперов настоящим символом снайперского оружия, а возле его ног стояли коробчатые магазины к ним.
   – По сколько? – спросил Стас, не сводя горящего взгляда с винтовки, которую перед ним демонстрировал напарник. Он понял вопрос друга и ответил:
   – По десять патронов. В целом по сорок штук на каждого. На первое время хватит, а потом еще раздобудем.
   – Жаль, не могу взять ее в руки, – с досадой произнес Стас. – Да хватит крутить ею перед моим носом. Дай хотя бы ее погладить здоровой рукой.
   Андрей расхохотался и выполнил просьбу товарища, а потом, всё погрузив в машину, уселся рядом с раненым, чтобы поддерживать на ухабах.
   – Да, капитан, забыл сказать. Когда мы сняли снайперов, отстреливавших правительственных военнослужащих, увидели, что они пользовались снайперскими винтовками, оснащенными прицелами ночного видения с новейшей электроникой, произведенной в России. Не хотелось бы принять смерть от своего оружия. Как думаешь, откуда они у них? Неужто Россия за нашей спиной продает свое оружие исламским боевикам?
   – Вряд ли. Быстрее всего они перекупили его в Ливии и других арабских странах, которым Россия продает оружие официально. Хотя, кто его знает. Торговля оружием – это прибыльный бизнес, а большие деньги не пахнут пролитой кровью ни своих соотечественников, ни какой-либо другой. Так что не заморачивайся на эту тему.

Глава 13

   На базу ехали в полном молчании, так как бойцы, несмотря на тряску, заснули: сказались бессонная ночь и внутреннее напряжение. О лейтенанте Ковальчуке, тело которого возвращалось с ними, никто не сказал ни слова, а вот Герман думал о том, какая ужасная весть ждет его жену Марину и двоих дочек-близняшек. Он уже сообщил на главную базу о его смерти и теперь жалел о том, что сам не может сообщить ей об этом и рассказать, как по-глупому погиб Серёга. Конечно, его представят к награде каким-то орденом или медалью, но от этого его семье ни холодно, ни жарко. Его ведь все равно этой наградой не вернешь.
   Правда, вдове и детям Сереги положено в равных долях страховое обеспечение в сравнительно неплохой сумме, но, чтобы получить его, Марине придется побегать. И вряд ли выплатят в полном соответствии с законодательством. А вот с жильем у них будут проблемы, поскольку оно ведомственное. Нет Сергея – нет жилплощади.
   Да и для матери его удар. Месяц назад похоронила мужа, внезапно умершего от остановки сердца, а теперь и Сергея нет, а ведь он один у неё. Остались только внучки как память о безвременно ушедшем сыне.
   Мысли о Сергее плавно перешли к Тае. Почему-то в эту минуту он осознанно понял, что его жизнь в избранной профессии подобна тонкой ниточке, готовой в любой момент оборваться. Он и раньше знал, что, участвуя в военных действиях в горячих точках, ходит по лезвию бритвы: шаг в любую сторону – и смерть. О ней он не думал и не зацикливался на жизни. А теперь ему хотелось вернуться живым и здоровым к любимой женщине. Ради нее он хотел жить. Хотел жить ради их будущих детей. И смерть в эти его планы не входила.
   Но ведь она не выбирает. Ей без разницы, как человек к ней относится. Забрала – и всё. Представив, какую боль испытает Тая в случае его смерти, Герман почувствовал, как сжалось его сердце. И самое страшное для нее в сложившейся ситуации то, что он не может пообещать ей вернуться живым и выполнить данное обещание. Всё будет зависеть от слепого случая, такого, например, как с Сергеем Ковальчуком. Разве он думал о смерти, когда шел производить зачистку на дороге после перестрелки с террористами. Но шальные пули мусульманского фанатика достали его. Мгновение – и Сереги не стало.
   Подобные мысли затронули в Германе ту часть души, в которую он никогда не заглядывал. Там не было приказов, адреналина и возбуждающей игры со смертью. Там царили земные человеческие чувства, среди которых главной была любовь к женщине, к его Тае, умной, нежной, ласковой и понимающей. И вдруг в голове появилась предательская мысль: «Стоит ли его служба того счастья, которое он мог бы испытать с этой женщиной, не подвергая свою жизнь риску?»
   Однако он тотчас прогнал ее, как неуместную и отвлекающую от командирских проблем. Он рожден быть спецназовцем – и другого ему не дано. Герман понимал, что не сможет найти себя на гражданке, хотя его диплом позволял иметь мирную профессию от звонка до звонка. Зачахнет от тоски по риску и лезвию, а свою неудовлетворенность будет выливать ушатами на ни в чем не повинную Таю. В конце концов она не выдержит и, забрав ребенка или детей, уйдет от него. Голова у нее светлая, а потому не побоится остаться одна с детьми без мужа: сама их прокормит, воспитает и на ноги поставит. А он запьет от безысходности. Проявит слабость духа? Не он один. Много спецназовцев сдружились на гражданке с зеленым змием. Они были сильными под пулями и в бою, а без них – беспомощными, словно цыплята. Вот такой парадокс.
   Незаметно для Германа мысли перешли в дрему, а та в сон. Открыл глаза, почувствовав, что автомобиль остановился. Они прибыли на место и, закамуфлировав машины, чтобы они не были заметны с воздуха, направились в пещеру.
   Тело лейтенанта Ковальчука трогать не стали. За ним скоро должен прилететь вертолет, на котором его доставят на российскую базу, а оттуда грузом 200 – в Подмосковье к жене. На этом его земной путь закончится, хотя его душа уже и без этого на небесах. Во всяком случае именно так о ней скажут его маленьким дочкам.
   Только успели пообедать, как услышали шум вертушки. Все, не сговариваясь вышли из пещеры и стали следить за вертолетом. Он сел недалеко. Герман, взяв с сбой четырех бойцов, пошел навстречу вышедшему из него офицеру. Поздоровавшись, он остался с ним, а ребята вынесли цинковый гроб и направились к машине.
   Достали оттуда тело лейтенанта Ковальчука и бережно уложили в гроб. Так как никакой подставки не было, поставили его прямо на землю и построились, чтобы отдать ему последнюю честь. Стрелять в воздух не стали, чтобы не привлечь к себе внимание духов.
   Молча каждый попрощался со своим товарищем по отряду. Герман сказал несколько слов о том, что Сергей был прекрасным офицером и напарником при выполнении боевых задач. После этого шесть бойцов занесли гроб в вертолет и долго смотрели ему вслед, пока он не скрылся в небесной дали. Их отряд понёс ощутимую потерю. Никогда больше они не услышат веселого смеха Сереги, его анекдотов, которых он знал сотни и всегда к месту рассказывал, его юморных рассказов о дочках -шалуньях… За ужином помянули друга – и каждый занялся своим делом.
   Андрей, подсев к Стасу, спросил:
   – Почему ты отказался полететь на этом вертолете в госпиталь? Неужто мертвецов боишься?
   – Не говори чепухи. Что мне в госпитале делать? Ты точно также можешь заштопать мне дырку, как и сестричка в госпитале. Кровь приостановилась, а чтобы быстрее зажило, зашьешь мне рану.
   – И долго ты думал, прежде чем сказать мне это?
   – Пока ехали на базу. Не ты зашьешь, так кого-то другого попрошу, но останусь в отряде.
   – Не обижай, братан. Я твой напарник, а не кто-то. Так что снимай с себя футболку – и я займусь твоей раной.
   Стас разделся и сел, прислонившись к стене. Андрей тем временем достал из аптечки стерильную упаковку с иглой и ниткой, шприц, антибиотик, вату и перевязочный материал. Герман, молча следивший за ним глазами, через минуту услышал:
   – Стас, дать тебе глотнуть чистоганчика? Несколько глотков девяносто шестиградусного снизят болевой
   порог. Как только окосеешь, сразу начну шить.
   Герман улыбнулся в ожидании ответа.
   – Я не какая-нибудь кисейная барышня. Да и дырка не такая уж большая. Потерплю, – сказал Стас.
   – Так их у тебя две. Не забыл? Впереди и сзади.
   – Не забыл. Меньше говори – да больше делай.
   Андрей продезинфицировал переднюю рану и стал зашивать. Стас стоически терпел, не издав ни звука. Потом была зашита вторая и сделан укол с антибиотиком. Андрей с одобрением осмотрел свою работу и сказал, хихикнув:
   – Такое впечатление, что я всю жизнь вышивал, как девчонка. Вон какие ровные стежки наложил. Оцени.
   Стас скосил глаза на свое плечо и согласно кивнул.
   – Не волнуйся, сзади зашил так же красиво. Так что швы будут ровные. Теперь сможешь хвастаться перед женщинами своими боевыми ранениями. Они это любят.
   – Да пошел ты к черту! – выругался Стас. – Закрывай их уже поскорее, а то инфекцию занесешь.
   – Не-а, щас спиртиком полью и наложу повязку, а потом три дня проколю антибиотик. Так что готовь свою задницу.
   После того, как с ранами напарника было покончено, Андрей собрал аптечку и на всякий случай дал ему парацетамол, чтобы не поднялась температура.
   – Ухаживает за другом, как мама-наседка, – подумал Герман. – Хорошие у меня в отряд подобрались ребята. Жаль Серегу. Совсем немного не дожил до двадцати пяти лет.
   Вечер постепенно перешел в ночь.
   Утром Герман получил информацию о подготовке террористами очередной провокации с «химоружием» в провинции Лидби, которую собираются организовать окопавшиеся в этом регионе недобитые боевики. Стали известны некоторые детали готовящейся инсценировки атаки на мирных жителей и их дома с использованием отравляющих веществ. Имитацию «отравления» мирных граждан боевики планируют снять на видео. Затем эти кадры разместят в социальных сетях и западных СМИ, чтобы обвинить правительственные войска страны в применении химического оружия против мирного населения.
   – Вам предстоит сорвать эту акцию, – поставили задачу перед отрядом Германа. – Она намечается, якобы, через три дня. Вас перебросят в тот район где-то за двести километров до пункта назначения. Там вас будут ждать джипы– грузовички, чтобы вы могли погрузить необходимое оружие и добраться до населенного пункта. Вы должны не допустить съемку так называемого «химзаражения». Всех боевиков уничтожить. Задача ясна?
   – Так точно, товарищ полковник! Приступаем к подготовке и ждем вертушку.
   – Капитан, о выполнении доложить лично мне.
   – Понял, товарищ полковник.
   Когда связь отключилась, Герман собрал своих бойцов и ввёл их в курс дела, объяснив ситуацию.
   – По имеющимся разведданным, готовится имитация химзаражения мирных жителей в одном из населенных пунктов, но я бы не относился к этому столь легковерно, – продолжил он. – Не знаю, кто добыл эти сведения, однако они могут быть ложными, и мы должны быть к этому готовы.
   – Что ты имеешь ввиду, командир? – спросил Влад Лебедев.
   – То, что химическое заражение может быть вовсе не имитацией, а самым что ни на есть настоящим. Зачем боевикам его имитировать? Они привыкли всеми средствами запугивать местных жителей. Их жизни они в грош не ставят, а потому на самом деле, уверен, применят химоружие и заснимут реальные снимки, как, корчась, от него умирают дети, женщины и старики, а раструбят по всему свету, что это дело рук правительства.
   – Чуйка, капитан, сработала? – поинтересовался Андрей Воронин.
   – Она самая, лейтенант. Думаю, террористы используют для отравления хлор, который почти в два раза тяжелее воздуха. Испаряясь на воздухе, жидкий хлор образует белый туман. Если взорвать емкость с хлором, облако газа вследствие его тяжести начнет стелиться по земле, заполняя почти все углубления в почве: канавы, овраги, подвалы. Хлор – сильный окислитель. Не горит, но пожароопасен, так как поддерживает горение многих органических веществ.
   Не исключено, что могут применить для отравления и паракват, поступающий в организм людей с водой.
   Он является потенциальным диверсионным ядом, который хорошо растворим в ней.
   А может, используют их вместе. Кто знает, до чего они додумаются. В любом случае, придется одеться в защитные газонепроницаемые комбинезоны. Для подстраховки.
   – И как в них истреблять подонков? Неудобно же, – вставил и свое слово Стас Белов.
   – Жить захочешь – приспособишься, – оборвал его Герман. Но в этой операции лично ты участвовать не будешь.
   – Так не честно, командир. Я не инвалид и могу прицельно держать оружие. Именно снайперы вам больше всего понадобятся. Разрешите, товарищ капитан, принимать участие. Я прекрасно себя чувствую, да и вторая снайперская винтовка не помешает.
   – Хорошо. Уговорил пока, а там посмотрим по твоему состоянию. Наша задача сорвать намеченную операцию боевиков и не допустить химического заражения населенного пункта. Все террористы подлежат уничтожению. Задача ясна?
   Получив подтверждение, Герман приказал всем проверить оружие и подготовить его к бою.
   Вечером за ними прилетел вертолет. Погрузившись в него, группа спецназа отправилась на новое задание. Ночь они проведут на одной из баз правительственных войск, а ранним утром отправятся на место, чтобы изучить обстановку и разработать тактику операции с учетом особенностей местности.
   Правительственные военные встретили их с восточным гостеприимством, накрыв стол, поэтому ужин проходил в веселой непринужденной обстановке. Каждый из бойцов отряда сносно знал арабский язык, поэтому трудностей в общении не возникало. Каждым словом хозяева базы подчеркивали, как ценят их помощь в борьбе с религиозными фанатами-боевиками, как восхищаются их мастерством и выучкой.
   Герману и его бойцам было приятно слышать столь высокое мнение о себе. Чтобы не остаться в долгу перед хозяевами, он тоже похвалил мужество и слаженность военных из правительственных подразделений, которые они проявляли повсеместно, освобождая города от исламских террористов. Словом, как говорят в подобных случаях, вечер встречи двух союзников удался.
   За домашними делами вечер субботы наступил незаметно. Налепив себе пельменей с чечевицей и луком, а также вареников с картошкой, сдобренных золотистым, хорошо поджаренным лучком, Тая решила оторваться по полной, купив бутылку белого полусладкого вина. Накрыла стол с полагающимися приборами и села, взяв в руку бокал вина.
   – Ну что, Гера, за что выпьем? За расставание или прояснение ситуации в нашу пользу?
   Прислушавшись к тишине, царившей в доме, она тряхнула головой и сказала:
   – Нет, за первое пить не буду. Выпьем, когда оно случиться, а пока есть луч надежды, пусть светит в моей душе. Так что поднимаю тост за то, чтобы все окончилось просто неприятным недоразумением.
   Выпив вино, Тая с удовольствием, так как была очень голодна, стала уплетать пельмени с варениками, которыми баловала себя очень редко. Вообще на всё, что было связано с мукой, она установила негласное табу, позволяя себе только бутерброды, но сегодня был вечер исключения из правил, поэтому она наслаждалась едой, медленно пережевывая кусочки.
   После второго бокала не удержалась и, принеся ноут, стала просматривать их с Герой фотографии. Боже, какая она на всех снимках счастливая! Не спрашивая разрешения, на глазах выступили слезы, но Тая не позволила им пролиться, зло вытерев их рукой.
   – Не буду плакать, – прошептала она, глядя на фотографию Германа, – принципиально не буду. Ведь я загадала желание камню и, по преданию, оно должно исполниться. Обязано, иначе к чему бы люди придумали такую историю. Если бы не сбывалось загаданное, камень не стал бы местной легендой.
   Успокоив себя подобным образом, она налила себе еще бокал вина, чтобы просто посмаковать его без еды, ибо уже наелась. Вино было, конечно, не из дорогих, но довольно тонкое и приятное на вкус. Пила его маленькими глоточками и рассматривала фотографию за фотографией, как бы возвращаясь в недавнее прошлое, когда жизнь была безоблачной и полной светлых надежд на будущее.
   Когда фотографии закончились, Тая тяжело вздохнула и посмотрела в окно: в стекла уже заглядывали звезды, мерцая своим далеким светом. Дома оставаться не хотелось, и она, накинув на себя вязанный пиджак, вышла на улицу.
   Стояло тёплое бабье лето. Утомленные после рабочего дня люди спешили домой, погружённые в свои мысли. Тая свернула в парк, в котором совершала утренние пробежки и где они гуляли с Германом. Многие посетители просто прогуливались по аллеям, вдыхая ароматный осенний воздух. Она села на скамейку, на которой ее обнимал любимый, – и настолько тепло и уютно стало на душе, что разум погрузился в умиротворение.
   Глядя на пожелтевшую листву березок, Тая почувствовала, как в душе появился оттенок грусти и печали по ушедшему тёплому лету, которое внесло в ее жизнь много положительных эмоций, но главное – подарило любовь, неповторимую и чистую.
   Она оглянулась вокруг себя, останавливая свой взгляд на деревьях, которые уже приобрели волшебные, яркие цвета листвы и постепенно начали скидывать свои одеяния. Как они похожи на то, что произошло в моей жизни, подумала Тая. Она тоже недавно имела в душе волшебные, яркие краски, а сейчас, словно скинула с себя летнее наваждение. Нет, любовь продолжала радовать ее сердце, но была омрачена незнанием ситуации с Германом. Неужели в его жизни есть Тамара? От этой мысли даже потемнело в глазах, но потом она избавилась от неё, боясь ею бросить тень недоверия на человека, которому продолжала до сих пор верить. Не стоит поддаваться провокационным предположением, решила Тая, вставая со скамьи, и неспешно пошла по аллее, любуясь открывшимися взору пейзажами.
   Ей было приятно слушать шуршание опавших листьев под ногами, которое ее успокаивало. Она остановилась недалеко от группы маленьких ребятишек, с увлечением копошащихся под фонарем в этом природном лиственном ковре, пока их мамы весело общались между собой.
   Затем пошла дальше, любуясь цветочными клумбами, все ещё радующими цветением поздних цветов, которые пестрели яркими красками на фоне увядающей природы.
   Вдруг теплый ветерок овеял лицо, оставив на нем полоску серебристой паутины, приятно щекотавшей щеку. Тая сняла ее и улыбнулась. Просто так. Первый раз за последние два дня. Почему в эту минуту она подумала о том, что в такие погожие дни и вечера, как сегодня, как-то по – особому начинаешь ценить каждые теплые моменты жизни и готовиться к приходу поздней осени.
   Да, вечер – это особое время суток. Вечером в свою силу вступают темные и насыщенные краски, делая улицы города таинственными, романтическими и манящими. На улицах светятся ночные фонари, витрины магазинов сияют всеми красками, привлекая покупателей. Но все равно в душе Тая продолжала грустить.
   Остановилась возле памятника Расула Гамзатова, стихи которого очень любила. Он был с красивой подсветкой, которая позволила ей по-новому взглянуть на него, хотя по утрам пробегала мимо, не обращая внимая на привычную достопримечательность.
   Романтика, непредсказуемость и любовь витали в этом пряном осеннем воздухе, и Тая остро почувствовала, как скучает по Герману. Она села на первую попавшуюся лавочку и стала, закрыв глаза, вспоминать его красивую улыбку и любящий взгляд, которым он ее всегда, словно обнимал.
   – Нет, – уже в который раз сказала она себе, – такой взгляд не может лгать или что-то скрывать: в нём слишком много искренности.
   – Гера, любимый, мне так не хватает твоих теплых объятий и нежных слов, моему сердцу так необходим стук твоего сердца рядом. Нет в мире таких слов и эмоций, чтобы описать, насколько сильно я скучаю по тебе, – прошептала она, прислушиваясь к каждому слову. – И расстоянию не победить моей любви. Слышишь, никогда не победить.
   И опять в глазах появились слезы.
   – Что-то я стала постоянной плаксой, – подумала Тая, поднимаясь. – Надо с этим заканчивать.
   Она вышла на улицу и пошла вниз, любуясь огнями в окнах домов. В каждой квартире все заняты своими делами. Одни, наверное, решили сделать поздний ужин, другие собираются в душ, кто-то укладывается в постель. А вот она просто гуляет, любуясь вечерним городом.
   Что ж, завтра будет новый день и новая жизнь, а сегодня можно позволить себе никуда не спешить, поразмышлять о чем-то приятном. О чем? Конечно, о Гере и тех днях, которые разделили ее жизнь на до и после.
   Даже люди, которые проходили мимо, показались Тае какими-то особенными, более добрыми и умиротворёнными что ли. А воздух! Так и хочется укутаться в его теплоту и нежность! В такое время последних теплых дней бабьего лета просто преступление сидеть дома. Нужно обязательно гулять, дышать и наслаждаться. Эти мысли вызвали на лице Таи улыбку: ведь она никогда раньше так не думала ни в весенние, ни в летние вечера.
   Она не знала, в чем секрет этой магии, окружавшей её. Может быть, ей просто не хватает за каждодневной спешкой этой расслабленности и неспешности? Днем она, как и все другие, какая-то суетящаяся, вечно куда-то спешащая, порой агрессивная. А по вечерам, оказывается, всё иначе. Каждый словно становится снова ребёнком, верящим в волшебство. Да и как в него не верить, когда кругом огни и красота, которую так жадно хочется лицезреть: фонари, светящиеся витрины, звёздное небо, луна… Разве это не великолепно? Скоро ночь, в которой тоже так много красоты и магии. Но ночью надо спать, видя интересные и добрые сны. А пока вечер… она побалует себя чем-то сладеньким, решила Тая, остановившись возле светящегося окнами уютного кафе.
   Заказав себе микс сорбета и пломбира, а также молочный коктейль со «сникерсом», она села у окна, наблюдая за вечерней жизнью города. Сначала принесли слегка подтаявшее мороженое и, пока Тая наслаждалась его великолепным вкусом, на стол поставили высокий стакан с молочным напитком. Так она и лакомилась, чередуя мороженное с коктейлем. В кафе играла спокойная классическая музыка в исполнении скрипки, которая приятно ложилась на слух, расслабляя напряженную душу. Тае стало комфортно, и она мысленно поблагодарила хозяина.
   Когда с самобаловством было покончено, она почувствовала, как в ней просыпается настоятельная потребность лечь в постель: начала напоминать о себе предыдущая ночь, которую она провела в раздумьях, практически без сна. Немного поспала, когда уже наступило утро, а потом занялась делами. А сейчас просто хотелось спать. Расплатившись, она медленно пошла назад к своему дому.
   Утро встретило ее пробуждение ласковыми солнечными лучами, облюбовавшими подушку, на которой она лежала. Что ж, ничего удивительного: как всегда, она забыла задернуть шторы. Потянувшись прямо на кровати, Тая легла на бок и решила немного полентяйничать в постели. Она закрыла глаза и, не отягощая свой мозг мыслями, опять задремала.
   Проснулась через час от настоятельной потребности освободить свой мочевой пузырь. Прямо босиком побежала в туалет, где задержалась совсем ненадолго, и снова легла, но мысли уже окончательно пробудились и овладели ею. И опять они были о том, что написала ей Тамара.
   Они несмотря на то, что она постоянно их прогоняла, пытались стать ее наваждением, чего нельзя было допустить, осознавая, чем это может для них с Германом окончится. Пока она с ним не поговорила, никаких выводов делать не должна. Женщины – существа коварные и могут пуститься во все тяжкие, лишь бы добиться желанного мужчины. И ей не стоит подыгрывать Тамаре, подозревая Германа в непорядочности.
   Она не верила этой женщине. Герман после того, как сделал ей предложение стать его женой, не мог продолжить интимные отношения со своей соседкой и при этом писать ей искренние, полные откровений письма. Такое просто невозможно.
   Тая не исключала, что они могли быть у них ранее, до отпуска, но вряд ли серьезные, с намерением дальнейшей совместной жизни. В таком случае Герман не позволил бы себе так вести себя с ней, Таей, не познакомил бы её с родителями и не заявил, что через год они поженятся. Он серьезно относится к взятым на себя обязательствам, отсюда следует, что интимную связь с Тамарой он рассматривал как временную и ничего не значащую для себя.
   Единственное, что очень волновало Таю, это беременность Тамары. По срокам ее наличие совпадает, но как поступит Герман, узнав о ней, она не имела ни малейшего представления, тем не менее, допускала с большой вероятностью, что женится на его матери. И не важно, что без любви. В приоритете будет не он со своими чувствами к другой женщине, а ребенок, который должен расти вместе с отцом. И такое его решение станет крахом всей ее жизни. От этой мысли Тая даже вздрогнула, почувствовав, как по спине пробежал холод.
   Понимая, что позволяет своим размышлениям затянуть себя в черный омут преждевременной безысходности, она вскочила с кровати и, застелив постель, пошла в ванную приводить себя в порядок. На очереди был заваренный в турке вкусный итальянский кофе, купленный ею вчера.
   Насладившись чашечкой горячего ароматного напитка, Тая вдруг поняла, что ей совершенно нечего делать, а впереди ее ждал долгий день и такой же вечер. В одиночестве. Идти никуда не хотелось. Да и куда? Продукты вчера она купила, а организовать себе воскресный шопинг желания не было. Она вообще не была любительницей ходить по магазинам и тратить время на шальные покупки, которые выбирали глаза. Она привыкла знать, что ей нужно купить и где, а потому делала это параллельно с другими делами. Одежды у нее было полно, и ее гардероб не требовал пополнения.
   Чем занять себя, она никак не могла придумать, а потом решила сесть и написать Герману письмо. И не важно, что он сейчас не сможет его прочитать. Это он сделает по возвращении и будет знать, какие чувства она испытывала к нему в разлуке, о чем думала и как любит его.
   Не став откладывать его написание в долгий ящик, Тая села за стол в кухне, на котором со вчерашнего вечера лежал ноутбук, и стала писать: «Доброго времени суток, мой любимый мужчина! Я не знаю, где ты и чем занят, но все равно хочу поговорить с тобой. Так мне легче переносить наше временное расставание. Я даже предположить не могла, что оно окажется для меня таким трудным и бесконечно тянущимся.
   Каждый день смотрю на наши фотографии и вспоминаю, сколько счастья принесли мне те дни, когда мы с тобой были вместе. Это был рай на земле, а сейчас такое ощущение, что я постепенно соскальзываю в ад. Разве рай на земле может быть без тебя? Ответ для меня очевиден.
   Безумно скучаю. Я знаю, что тебя нет рядом, но так хочется просто закрыть глаза, а потом вдруг открыть – и мы снова вместе! Если бы ты знал, с каким нетерпением я жду, когда пролетит это время вынужденной разлуки и мы с тобой увидимся. Мне кажется, что в момент нашей встречи я зацелую тебя до беспамятства. Так что собирайся с силами.
   Вроде совсем немного времени прошло без тебя, но мне уже надоело считать минуты, проведенные врозь. Они меня не только раздражают, но и вызывают душевную боль: ведь все мои мысли связаны исключительно с тобой. Так хочется поскорее прикоснуться, обнять и вдоволь насладиться твоим запахом, ощущением твоего теплого тела, растаять, как снежинка, в твоем жарком от страсти взгляде…
   Ты знаешь, мне кажется, Вселенная замерла и время остановилось, когда ты перестал со мной общаться. Словами практически невозможно описать те чувства, которые сейчас меня переполняют, ведь без тебя существует только часть моей души, а одной половинке не совсем комфортно без другой. Скучаю по твоей улыбке, разговорам, глазам, фразам, голосу. Если бы существовала единица измерения моей тоски, она была бы немыслимо велика.
   Без тебя и солнце не светит, и на улице уныло, и в доме не хватает тепла, потому что ты – мой свет, моя радость, моё вдохновение. Мне без тебя немыслимо трудно.
   За весь период твоего отсутствия город буквально потерял все свои цвета. Мне ужасно одиноко в своей квартире. Я постоянно вспоминаю, где ты сидел, где лежал и что мне говорил. Наваждение с именем «Герман» одолено меня, лишив жизнь красок и удовольствия.
   Если бы мне сказали, что я могу сейчас ощутить твои прикосновения, принеся какую-нибудь жертву, я бы, не задумываясь, отказалась от всех существующих благ. А всё потому, что мне катастрофически не хватает тебя: без тебя внутри меня пустота, а вокруг – серость. Но я утешаю своё сердце тем, что пройдут минуты, часы, дни и месяцы, – и мы встретимся снова. Я обниму тебя крепко -крепко и больше никуда не отпущу!
   Жду нашей встречи и, надеюсь, что она наступит очень скоро, иначе без тебя сойду с ума.
   Пусть поскорее бегут минуты… Целую тебя, мой единственный и неповторимый. Люблю каждой клеточкой своего сердца».
   Тая прочитала написанное и улыбнулась: всё-таки она смогла описать в письме к Герману то, что чувствовала. Закрыв крышку ноута, она почувствовала, что голодна. Достав подсохший французский батон, уже совсем с другим настроением сделала себе бутерброды со шпротами и сельдью, которые остались с позавчерашнего вечера. Ела, запивая большой чашкой сладкого чая, сама удивляясь своей пищевой распущенности. По-видимому, она из той группы людей, которые «заедают» свое нервное расстройство. Ну и пусть будет так, решила Тая, уплетая с удовольствием вкусные бутерброды. Настанут рабочие будни – она начнет бегать и сбросит лишний вес, если он за выходные появится. Успокоив себя таким образом, она доела и убрала кухню.
   Выйдя в гостиную, Тая остановилась, думая, чем бы полезным заняться. Пощелкав на пульте каналы, от просмотра телепередач отказалась. Она не выносила их за политизированность. Фильмов для души тоже не было, а бессодержательные сериалы, наводнившие все каналы, терпеть не могла. Поэтому пришлось отказаться от всего, что предлагало ей телевидение.
   В конце концов решила перечитать «Поющие в терновнике». Лет восемь назад эта книга произвела на нее большое впечатление силой любви главных героев. Сейчас ей, как никогда ранее, требовалась подпитка подобной силой, чтобы удержаться на облаке надежды и веры, которое так и норовило скинуть ее на грешную землю, где царствуют разочарование, боль и обида. Она же не хотела этого всеми фибрами своей души.
   Взяв книгу, которая стояла у нее на полке среди других любимых книг, Тая уютно устроилась на диване и углубилась в чтение, периодически отрываясь и, закрыв глаза, осмысливая прочитанное. Чтение настолько ее затянуло, что она забыла про обед, вспомнив о нем лишь тогда, когда услышала недовольное урчание в животе.
   Пожарив себе два соевых шницеля и сделав салат из свежей капусты с морковью и яблоком, Тая вкусно поела и вновь вернулась к чтению, которое вызывало у нее много эмоций.
   Легла спать около полуночи, но сон не шел. Почему-то в мыслях она стала проводить параллель между главными героями романа и собой с Германом. Казалось бы, на первый взгляд ничего общего, но с открывшимися обстоятельствами, связанными с письмом Тамары, с психологической точки зрения общее все же было.
   Даже если взять легенду о птице, поющей в своей короткой жизни только раз и бросающейся грудью на самый острый шип. Она продолжает петь, умирая, страдая от невероятной муки, и эта ее единственная прекрасная песнь удается ей ценой собственной жизни.
   Разве нет сходства с ситуацией, которая сложилась в её жизни? Отвечая на этот вопрос, Тая подумала о том, что ее любовь к Герману сродни птице, поющей в терновнике. Если то, что написала Тамара, правда, это станет тем острым шипом, на который ей придется сознательно нанизать свое чувство, поскольку никогда не поставит Германа перед выбором она или ребенок.
   Да, она будет невероятно мучиться и страдать от этого, но осознание, что благодаря ей малыш не останется без отца, будет ее прекрасной «песней», спетой ценой собственной любви, пожертвованной во имя дальнейшего благополучия не рожденного еще ребенка.
   Да и Герман очень схож с Ральфом в плане больших амбиций в карьере. И пусть она сама не столь юна, как Мэгги, но на момент их встречи в Сочи между ними сразу установилась такая же особая связь и взаимопонимание, которые вполне логично перетекли в более глубокие и сильные чувства.
   Однако, как и любви Ральфа и Мэгги, их любви, с большой долей вероятности, тоже не суждено быть счастливой. Но с одним существенным отличием: отец Ральф дал обет безбрачия до того, как познал это великое чувство, а Герман поступит по совести как настоящий мужчина с высоким порогом порядочности после того, как в его жизнь вошла любимая женщина.
   Что ж, история их с Германом любви тоже может стать историей сложной, запутанной, запретной, но истинной любви. За единичные мгновения совместного счастья им придется заплатить долгими годами непреложных мук и внутренних терзаний.
   Как и героям романа, им обоим предстоит пройти через долгий конфликт между чувством и долгом. В большей степени это, конечно, ударит по Герману. Он болезненно будет метаться между долгом перед ребенком и любовью к ней, любимой женщине, от которой не сможет до конца отказаться, видя искреннюю взаимность чувств. И эта борьба в нем будет продолжаться долгие годы.
   Несмотря на все рассуждения, Тая вновь и вновь возвращалась к тому, что ее ждет в жизни после возвращения Германа. Эта неизвестность давила душу, словно глыба гранита, не давая спокойно жить и дышать, не давая покоя ни днём, ни ночью и нещадно изматывая.
   Что и говорить, счастье никак не хотело улыбаться страдающим Мегги и Ральфу, и вряд ли улыбнется им с Германом, хотя и та пара, и они были созданы друг для друга, ибо их физическая близость только подтвердила духовное единство. Поэтому Тае было очень больно от мысли, что жизнь может повернуться так, что они не смогут быть вместе.
   Посмотрев на часы, она тяжело вздохнула: опять недосып, а завтра намечается на работе непростой день. Один из клиентов затеял судебную тяжбу о возврате своих денег за аудиторскую проверку. Тая была уверена в качестве проведенной работы, в её папке лежали подготовленные для судьи цифровые доказательства этого, но клиент непростой, с большими связами, а потому исход суда она расценивала как пятьдесят на пятьдесят: или его решение будет в её пользу, или в пользу клиента. Но даже если будет второе, она вернет ему деньги, но вот моральную компенсацию, которую тот потребовал, платить не хотелось, поскольку вины в данном конфликте со стороны ее компании не было. Никакого морального ущерба клиент не испытал, поскольку он был высосан из пальца опытным адвокатом, но не подчиниться решению суда она не сможет. Придется платить, но перед этим она все же попытается опротестовать решение районного суда в суде высшей инстанции. Впрочем, решила она, пока рано думать об этом: не стоит предвосхищать события, пока они не свершились.
   Полежав еще немного и отгоняя любые мысли прочь, Тая стала проваливаться в сон, и, как всегда, её последней мыслью опять был Герман.
   Решение суд вынес все-таки в пользу ее компании. Дорошев рвал и метал, не скрывая рвущейся наружу злости, даже пригрозил судье, что найдет не только на неё управу, но и добьётся справедливости в областном суде, но судья на его угрозы не обратила никакого внимая, спокойно уйдя из зала заседания: наверно, привыкла такому поведению людей.
   На работе ее все ждали с нетерпением и напряжением, особенно Галка, которая делала этот аудит.
   Узнав результат, все искренне обрадовались и стали громко говорить, перебивая друг друга, пока Рита не поставила на стол две бутылки красного вина.
   – Я предвидела такой итог судебного разбирательства, а потому подготовилась. По-другому и быть не могло: мы ведь сильная команда профи, и недоучек среди нас нет. Так что, девчата, тащите сюда бокалы и выпьем за справедливый российский суд, подняв тост, прозвучавший в «Кавказской пленнице»: Да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире!
   Обе бутылки вскоре опустели, как и коробка конфет, положенная на стол Ольгой.
   – Я, девочки, верну вам деньги, – сказала Тая, направляясь в кабинет. – Только назовите сумму.
   – Это не тот случай, когда ответственность за случившееся несет начальник, – возразила ей Рита. – Заявление Дорошева бросило тень некомпетентности на каждого из нас, а мы – команда. Это значит, что сумму нашей общей радости мы разделим на всех. Да, девчонки?
   – Конечно, – нестройным хором ответили те, возвращаясь на свои рабочие места.
   Тая села за свой стол и сжала пальцами виски. Только сейчас, когда расслабилась, появилась острая головная боль. Четыре часа сна и целая тонна переживаний сделали свое черное дело. Открыв сумку, она достала спазмалгон и выпила таблетку, положив голову на руки, сложенные на столе. Через сорок минут о том, что ее мучила головная боль, осталось только ощущение тяжести.
   Остаток рабочего дня прошел в штатном режиме. Надо было идти домой, но Тая поймала себя на мысли, что она не хочет этого делать, так как боится его тишины и одиночества, спрятавшегося в углах каждой комнаты. Такое с ней было впервые. Она любила свою квартиру, в которой все было сделано по ее вкусу. А теперь она чувствовала себя в ней одинокой и забытой тем, кто стал главным человеком в ее жизни. Многое поменялось после того, как в ней появился Герман.
   Поужинала салатом, поскольку весы утром выдали ей неутешительные цифры. И после того, как салатница была помыта, Тая уже в который раз за последние дни подумала о том, что не знает, чем ей заняться дальше. Книгу дочитывать не хотелось, так как конец её был известен, а опять проводить параллели, значит, снова обречь себя на бессонную ночь. Выйти погулять? Лень оказалась сильнее. И единственное, до чего она додумалась, – забиться в уголок дивана, накрывшись пледом, и немного поспать. Что она и сделала, бросив на него подушку и плед. Может, ей приснится Герман? И с этой приятной мыслью Тая закрыла глаза – и тотчас в комнате послышалось ее спокойное дыхание под сгущающиеся за окном сумерки.
   Проснулась, когда на улице вовсю уже властвовала ночь. Машинально потянулась за телефоном, чтобы проверить, нет ли чего от Германа, но на экране не было никаких оповещений. Тупо глядя в светящийся экран, Тая вдруг решила сама написать сообщение Герману. Пусть он его сейчас не прочитает. Это совсем не важно. Оно дождется его, когда он вернется домой.
   Недолго думая, она стала набирать текст: «Любимый, нельзя выразить словами всю нежность, которую я к тебе испытываю. Разлука с тобой кажется настоящей мукой: такое ощущение, словно у меня украли всю отмеренную мне радость. Как же хочется вновь взглянуть в твои глаза и увидеть там любовь! Надеюсь, скоро мы будем опять вместе.
   Сказать «скучаю по тебе», значит, ничего не сказать. От тоски душевной хочется выть, громко и протяжно.
   Но сдерживаюсь. Боюсь, как бы соседи не вызвали священника. Или психиатров. Ты единственное мое лекарство от осенней хандры.
   Стараюсь по тебе не скучать, но не получается. Сердце отказывается слушать разум. Как бы я его не ругала, как бы не уговаривала, все равно оно просится к тебе. Ты очень далеко от меня, но сердцу расстояние – не помеха. Оно, как и прежде, стучит только для тебя и скучает невообразимо.
   В закоулках темной ночи сверкают лунные нити, которые сплетают твой образ вокруг моего сердца. Он будет со мной, пока ты далеко и не вернёшься ко мне.
   Милый, ты вызываешь привыкание. Без твоего голоса и твоих прикосновений у меня начинается ломка. SOS! Спаси меня! До нашей встречи считаю минуты. Обожаю тебя».
   Улыбнувшись написанному, Тая осталась довольна, поскольку каждое слово дышало искренностью в выражении чувств. Она за всю свою жизнь не написала столько, сколько Герману. Но это ее не тяготило. Наоборот, она испытывала потребность в написании писем к нему. Если бы не внутренняя сдержанность, предостерегающая ее от излишеств, она бы писала ему письма и сообщения каждые три часа.
   Тая, выплескивая скопившиеся в душе чувства в электронные послания, испытывала облегчение. Ей очень тяжело давалась вынужденная разлука с Германом, усиленная невозможностью общения с ним. Это оказалось труднее, чем она думала. И, если всё разрешится им в угоду, такие разлуки будут частыми. Вряд ли она привыкнет к ним, но ради долгожданной встречи выдержит всё. Другого ведь ей не дано – и она сознательно пойдёт на это.

Глава 14

   Лежа уже на кровати без сна, Тая стала вспоминать свою первую встречу с Германом. Каким чудесным образом сложились обстоятельства так, что он оказался именно в то время и в том месте? Эта встречу можно считать случайной и неслучайной одновременно, но она была судьбоносной.
   Тая, словно наяву, видела, как Герман, протягивая ей шляпу, смотрит на неё и не сводит глаз… Все зависело на тот момент от него, но он оказался мужчиной не из робких, сделал первый шаг и познакомился с ней, растопив ее сердце своим извинением, букетом и приглашением на ужин. А потом многое зависело от нее: поймет ли она, что он и есть тот самый – особенный? Если даже разумом она этого тогда еще не осознавала, сердце оказалось сообразительнее и всё сделало вместо него.
   И сейчас, осмысливая историю их курортного романа, Тая поняла, что в жизни есть какая-то предопределенность. Однако не все следует списывать неё. Она и Герман тоже приложили к произошедшему свои усилия, понимая, что от каждого из них зависит не меньше.
   В эту минуту приятных воспоминаний Тая вдруг подумала о том, какими путями людей сводит судьба и сколько всевозможных испытаний она порой им дает… Вот и их не миновала сия участь.
   Что ж, она всегда верила в судьбу, но также и в то, что на их жизненном пути очень многое зависит от них самих, от их правильного выбора, и Тая надеялась, что они его сделают.
   Утром после завтрака отряд Германа погрузился на автомобили и отправился в путь. Их на базе успокоили, что территория до Лидби очищена от боевиков и разминирована, но Герман не стал бездумно полагаться на это. На дороге, конечно, они вряд ли напорются на мины, а съезжать с неё он не собирался, а вот турецкие беспилотники, которые используют террористы, всё же могут их засечь, поэтому нужно смотреть в оба.
   Для защиты от дронов он приказал взять с собой электромагнитное ружье REX 1, чтобы блокировать летательный аппарат на расстоянии одного километра и приземлить. Если, конечно, будет хорошая видимость. А нет – попытаются расстрелять в воздухе, что, естественно, уже намного опаснее, так как он сможет не только открыть по ним огонь, но и сбросить взрывчатку. Его ребята – опытные бойцы, а потому решат проблему по мере её появления.
   До города дорога была вся в выбоинах, а потому ехали на малой скорости, боясь, чтобы не убить подвески и не остаться без автомобилей. Где-то посередине дороги прапорщик Перов заметил в небе точку, быстро приближающуюся к ним. Чтобы не рассекретить себя, Герман приказал Владу срочно от него избавиться. Тот в считанные секунды развернул электромагнитное ружье, присоединил блок подавления и взял на прицел беспилотник. Мгновение – и дрон стал снижаться, потеряв канал навигации, и приземлился в зоне видения. Герман, во избежание неприятных сюрпризов, приказал одной из машин развернуться и уничтожить его. Подождав, когда бойцы вернутся, отряд продолжил путь.
   – Командир, твоя знаменитая чуйка тебя и сейчас не подвела, – хохотнул Антон Перов, упаковывая ружьё «ПМ».
   – Она у меня сродни компасу, но на неприятности, – ответил с улыбкой Герман.
   Не доезжая до города километров двадцать, он дал команду остановиться и дождаться густых сумерек.
   – Задача такова, – начал он, собрав членов своего отряда. – Согласно карте, в город идет пять дорог. Мы распределимся на пять групп по три человека и займём позиции наблюдения на каждой из них. В городе на окраинах много разрушенных зданий, в которых никто не живет. Выбирайте самый удобный для контроля за дорогой и спрячьтесь в нём, но чтобы вас не было не видно и не слышно.
   Я с группой берем под наблюдение дорогу, по которой мы едем, то есть южную. Старший лейтенант Ромашко завозит и оставляет группу под командованием старшего лейтенанта Величко на восточной дороге, а сам со своей группой берет под контроль северо – восточную.
   Лейтенант Лобов завозит группу лейтенанта Казарина на западную дорогу, а сам отправляется блокировать северо– западную. Старшие по группам определяются с их составом самостоятельно. Снайперскую пару разделяем и определяем в разные группы. После вводной сразу же приступайте к полной комплектации. Связываемся друг с другом с помощью «Стрельца». Как обычно.
   Теперь о конкретных действиях. Через город не ехать. Объезжать его по периметру. Меня проинформировали, что мин там уже нет. На местах выбрать удобные позиции, с которых бы во всех ракурсах просматривалась дорога. Как только будут замечены машины с боевиками, командирам отрядов молниеносно просчитать самую успешную тактику и приступить к их уничтожению. Ни один террорист не должен остаться живым.
   После уничтожения всё зачистить и проверить машины на наличие средств химического заражения. Если найдете, изъять и передать по возвращению в спецслужбу правительственных войск. Без надобности не рисковать. В случае ранения оказывать быструю помощь на месте.
   Имейте ввиду: многие жители этого города стали возвращаться в свои даже разрушенные дома.
   Поэтому их убежищами стали десятки подземелий, вырытых ими ранее возле своих домов с целью укрытия от бомбардировок. Сейчас они стали их вторым домом, поэтому в любом районе города редко можно встретить семью, которая не имела бы такого убежища. Так что выбирайте себе дома для укрытия без таких подземелий, чтобы не поставить под угрозу жизни мирных арабов. Прежде чем выбрать позицию, проведите полную разведку на местности.
   Думаю, боевики колонной не двинутся по одной из дорог. Быстрее всего, они рассредоточатся одновременно по нескольким дорогам с целью снимать химзаражение в разных районах города. Смотрите в оба: если они будут в обычной одежде, значит планируется имитация. Если же в защитных комбинезонах, тогда угроза химического отравления будет реальной. И постарайтесь не прошить пулями баллоны, в которых будут химические средства.
   Сегодняшнюю ночь не спать. Не исключено, что боевики изберут другую тактику и проберутся в город под покровом темноты в обычном камуфляже, чтобы днем вылезти из заранее подготовленных лежбищ, переодевшись там в защитные комбинезоны, и осуществить задуманное.
   На посту находиться в приборах ночного видения и тепловизорах, чтобы не пропустить их появление. Они могут оставить машины, не доезжая города, и отправиться до лежбищ пешком, а может будут ехать по улицам с выключенными фарами в приборах ночного видения. Словом, их появление может быть в какое угодно время и в любом виде. Вопросы есть?
   Вопросов не было, и, разделившись на группы, бойцы заняли свои места в машинах, уложив оружие. По команде Германа все машины двинулись к городу. Приблизившись к его окраине с юга, две машины разделились, повернув направо и налево. Герман со своим отрядом въехал в город и остановился, чтобы изучить дислокацию.
   Послав Егорова и Белова разведать состояние вторых по счету домов по обе стороны улицы, он сидел в машине, визуально изучая местность. Пустые глазницы полуразрушенных пятиэтажных домов с укром смотрели на него.
   Глядя на них, он подумал о том, сколько страданий, несчастий и боли принесла этому многострадальному арабскому народу продолжающаяся многолетняя война, почерком которой была чрезмерная жестокость со стороны исламских наёмников.
   Из раздумий его вывел голос Стаса:
   – Командир, второй дом слева пригоден, чтобы в нём сделать засаду. Удобный для этих целей и четвертый дом справа. Думаю, нам надо разделиться и занять их. Параллельно обстреливать их – можно упустить, если они решат дать задний ход. Лучше пропустить машины к четвертому дому и оттуда начать их прессовать, а со второго начать обстрел с тыла. Таким образом мы возьмем их в своеобразный капкан.
   Подземных жилищ возле домов не обнаружено. Нет их и возле соседних. Если вдруг откуда-то вынырнут, мы их быстро вернем назад.
   – Лейтенант Белов, выражаю благодарность за чёткость мышления и сообразительность. Мы так и поступим. Ты пойдешь со мной во второй дом, а Алексей – в третий.
   Он открывает по моему приказу огонь первым, а мы со Стасом будем действовать по ситуации. Каким бы образом не явились боевики, наша задача их уничтожить.
   В половине четвертого ночи заработал «Стрелец». На связь вышел старший лейтенант Ромашко.
   – Командир, уничтожили восемь террористов. Приехали на двух машинах. В город въезжали без фар. На всех были электронно-оптические преобразователи турецкой компании «Aselsan». Отстреляли без происшествий. В машине нашли две канистры ёмкостью по одному литру, четыре флакона по 500 миллилитров и банку с сыпучим вещество внутри. Все без опознавательных знаков, но были сложены в металлический контейнер. Наши дальнейшие действия?
   – Оставаться на месте. Не исключено, что может еще кто-то подтянуться. Террористы – народ предусмотрительный и часто имеют запасной план «Б». Учитывая наличие изъятой тары с неизвестными веществами, можно предположить, что готовилась настоящая акция отравления местных жителей, но специалисты разберутся, что в ней. Может, просто «игрушки». Молодцы!
   Вслед за Евгением на связь вышел лейтенант Казарин, доложив об уничтожении также двух групп боевиков по четыре человека. История с химсредствами повторилась.
   И тут на дороге появилось три машины, две медленно ехавшие друг за другом, а третья несколько позади на определенном расстоянии. Это было неожиданно. И в эту минуту Герман мысленно поблагодарил Стаса Белова за предусмотрительность. Если бы они заняли позиции напротив, третий автомобиль наверняка потеряли бы, так как у него была большая вероятность отойти назад и скрыться.
   Если бы не химсредства, террористов можно было бы накрыть фугасами – и никаких проблем, но из-за них надо отстреливать по одному.
   – Стас, берёшь на себя последнюю машину. Сразу же, как Лёха атакует первый автомобиль, стреляй по колесам второй, чтобы остановилась, а когда станут вылазить из нее, пали по гадам из автомата. Ни один не должен скрыться в руинах. На себя беру третий.
   – Понял, капитан. Никуда они не уйдут, перебьём, как мух.
   На связь вышел Самохин:
   – Капитан, когда третья машина поравняется с вами, уйдите от проёмов и спрячьтесь за стенами, закрыв на время глаза. Я ослеплю их даззлером, а потом отключу.
   – Вас понял, лейтенант. Сейчас предупрежу Стаса, – сказал Герман, внимательно следя за продвижением небольшой колонны из джипов и передавая сказанное Лёхой Белову.
   – Хорошо устроились, сволочи, – криво усмехнулся он. – На японцах разъезжают.
   Наконец третий автомобиль поравнялся с домом, где они сидели в засаде, рассредоточившись по его длине – и они тотчас нашли укрытие за стенами. В этот момент Самохин применил американскую лазерную винтовку-даззлер PHASR, которую он реквизировал на разгромленной базе боевиков. Ребята еще посмеивались над ним, говоря, что он собрался воевать с террористами фонарем. А вот и пригодилась, причем, к месту.
   В это время яркий красный свет лазера, развёрнутый в линию, прошелся сразу по трём машинам, вызвав временное ослепление находившихся в ней боевиков, вследствие чего первая машина остановилась, а ей в зад въехала вторая. Третий автомобиль несколько развернуло – и он замер, перегородив дорогу.
   Выйдя из своего укрытия, Герман начал следить, как из машин стали практически выползать подвергшиеся психологическому воздействию лазерного луча террористы, которые еле удерживались на ногах в положении стоя. Герман насчитал их десять человек.
   Со стороны было видно, что они не могли выполнять осознанных действий. Их боеспособность была заметно снижена, чем и воспользовались Герман и его бойцы, приступив без труда и опасения расстреливать врага.
   Когда все покинувшие автомобиль попадали под автоматными очередями на дорогу, Герман приказал лейтенанту Самохину проверить автомобили на наличие боевиков и окончательно зачистить место, захватив с собой химические средства, если таковые будут обнаружены.
   Вскоре Лёха уже был возле машин, расстреливая в упор оставшихся в них террористов. Ими оказались водители. Проверив остальных, контрольными выстрелами добил еще двои. К нему спустился Белов, и они вместе стали обыскивать автомобили. В одном из них в багажнике нашли контейнер с железной и пластиковой тарой невыясненного производства и с неизвестным содержимым. Забрав его, они направились к дому, где находился Герман.
   – Ну ты даешь, Леха! – восторженно говорил на ходу Белов. – Один за всех нас уничтожил этих сволочей. А мы тебя еще подкалывали, когда увидели, что ты прибарахлился красным фонарем несмертельного действия. Будет, что рассказать, когда все вернутся с задания. Я даже вначале тормознул, увидев, как они выползали из машин, словно колорадские жуки, и пытались устоять на ногах. Ну и фонарь! Впервые видел его действие.
   – Вот бы и нас такими же укомплектовать, командир! – обратился он к Герману.
   Тот сдвинул плечами, показывая, что это не в его компетенции.
   – Можете запастись ими, когда мы отыщем очередные «схроны» боевиков. Они пользуются новейшим оружием американского, китайского и турецкого производства и складируют его в песках для дальнейшего применения. Так что будет возможность поживиться с пользой для себя.
   Вскоре оставшиеся группы доложили о выполнении поставленной задачи. Было решено подождать до вечера. День прошел спокойно. Бойцы отряда даже смогли по очереди поспать по несколько часов, восполняя бессонную ночь. С наступлением сумерек все собрались на южной дороге перед городом. Обменявшись впечатлениями о проведенной операции, отправились назад на базу правительственных войск.
   Герман доложил об успешном выполнении задания и, получив благодарность от полковника Вересаева, передал ее своим бойцам.
   – Значит, сведения об имитации химзаражения были дезой? – спросил тот.
   – По всей видимости, да. Но точный ответ получим, когда специалисты выяснят, что находится в таре, которую мы везем с собой.
   – Если вы предотвратили химический теракт, готовь, капитан, дырку под орден.
   – Не я один принимал участие в операции по предотвращению химического заражения.
   – Я понимаю, что скромность украшает человека, но слаженные действия бойцов отряда зависят их командира. Ты продумал операцию от начала до конца, поэтому она закончилась столь успешно. Понял меня, капитан?
   – Так точно! Служу России!
   – То-то. И хорошо служишь.
   На этом их разговор закончился – и Герман откинулся на спинку сидения, прикрыв глаза. Еще одно задание было выполнено и, слава богу, без потерь. А сколько заданий еще впереди? Он этого не знал, но знал, что каждое из них будет с риском для жизни любого из них. Серёгу Ковальчука уже потеряли. А кто на очереди? От этого вопроса по спине пробежал холодок. Он всегда близко к сердцу принимал гибель своих боевых товарищей. За время его службы их насчитывается уже восемь, вместе с Сергеем. Но без этого – никак. Служба у них такая. Он это понимал. И не только он. Каждый из его бойцов знал, что его жизнь круглосуточно в постоянной опасности. Все они играли со смертью в орел и решку, но это не было поводом для увольнения.
   На базу приехали ночью. Выгрузили контейнеры и передали местным военным, которые встретили их аплодисментами, тем самым выражая восторг по поводу столь успешной операции. Поев, сразу отправились на отдых с чувством выполненного долга.
   Герман никак не мог уснуть. После того, как в его жизнь вошла Тая, он стал часто задумываться над темами, которые раньше вообще не удостаивал своим вниманием. Воспринимал себя как живого полуробота, призванного, не задумываясь, выполнять приказы. И если слово «война» – самое страшное слово во всех языках мира, то для него она была, как «мать родна». Всё прямо по пословице.
   Сначала человечество воевало копьями и стрелами, а сейчас новейшим оружием, в том числе и лазерным, но это не улучшило ситуацию, а наоборот, ухудшило, забирая в потусторонний мир все большее количество людей, причем абсолютно неповинных и не желающих участвовать в переделах мира.
   Герман прекрасно понимал, что войны не проходят в то или иное государство сами по себе, их начинают люди. Именно группы, стоящие у власти, решают судьбы народов. Эти опьяненные силой и властью политики стремятся к мировому превосходству, не понимая самого простого и главного, что каждый человек на Земле любой национальности и любого цвета кожи имеет право на жизнь…
   Вот и в этой ближневосточной стране целые города лежат в руинах в прямом смысле этого слова. Одни люди строят, а другие потом разрушают. И жестокости людской нет предела. Разве можно назвать людьми тех исламских боевиков, которые под дружное улюлюканье себе подобных играют в футбол отрезанными головами своих врагов вместо мячей или прикрываются, словно живым щитом, беременными женщинами и женщинами с маленькими детьми на руках?
   Да, за годы службы он насмотрелся горьких слез, разлук и смертей. На десять жизней хватит. Но главное понял, что война в любом своем обличье – это кровожадный зверь, который трапезничает с особой ненасытностью и жестокостью. И убить его невозможно, ибо убийство и есть он.
   Герман по свой натуре был оптимистом, но прекрасно знал, что войны будут всегда, а значит, для таких, как он, будет работа. Терроризм не искореним, сколько бы усилий не было приложено к его уничтожению. На место убитых придут другие и, взяв оружие в руки, так же будут проливать реки человеческой крови и сеять смерть среди мирных жителей, оправдывая свои действия защитой выдуманных идеалов. Но он не политик, а потому не стоит грузить себя тем, что не в его компетенции.
   Незаметно для себя Герман провалился в долгожданный сон. Утро выдалось спокойным. Позавтракав, каждый боец из его отряда занялся своими делами. Однако ближе к вечеру появилась информация, что в небольшом городе Айн-эль-Аюгун на западе страны правительственные войска совершили акт химического отравления мирных жителей.
   Герман сразу догадался, что это ответ на сорванную ими вчера операцию по химическому заражению в Лидби. В район инсценировки были свезены тела мирных жителей, по-видимому, казненных террористами на подконтрольной им территории. Большая часть из них были женщины и дети.
   В статьях местной оппозиции, разлетевшихся благодаря интернету по всему миру, говорилось, что смерть людей наступила вследствие нервно – паралитического газа зарин. Ракеты с отравляющим веществом были выпущены, якобы, утром сегодняшнего дня с позиции, занимаемой дивизией «Арабские львы», одного из самых боеспособных подразделений правительственных войск.
   Были записаны на видео интервью с тридцатью выжившими жертвами и свидетелями этого злодеяния. Они красочно, задыхаясь от ужаса, описывали систематические убийства, избиения, пытки с использованием электрошокеров и задержания людей, обращавшихся за медицинской помощью, правительственными спецслужбами.
   Герман понимал, что эти люди говорили, находясь под прицелом автоматов, которые не вошли в камеру. Это была проверенная тактика террористов, которую они использовали повсеместно.
   Большая часть статей заканчивалась предложениями примерно одного содержания типа: «Уже более двух месяцев правительственные спецслужбы убивают и пытают свой народ с полной безнаказанностью, а теперь уже стали травить смертоносным газом».
   «Неужели мировая общественность закроет глаза на свершившееся преступление против человечности?» – вопрошали в других статьях.
   В третьих – обращались с требованиями к Совету Безопасности ООН наложить жесткие санкции против этой ближневосточной страны и призвать ее к ответственности, а в случае отсутствия адекватного ответа, передать её досье в Международный уголовный суд. Был даже составлен список жертв, насчитывавший пятьсот двадцать семь человек.
   Герман просматривал статьи и удивлялся оперативности террористов. Хотя первая их акция в Лидби была сорвана, они за короткий срок организовали другую и всё же добились поставленной цели. Его отряду удалось спасти жителей одного города, но вот более пятисот других поплатились жизнью за политические амбиции оппозиции, вступившей в преступный альянс с наёмниками. Уже много лет на этой многострадальной земле не было мира и, кажется, наступит он не скоро.
   Собрав своих бойцов, Герман вкратце изложил им суть мировой шумихи вокруг инсценировки террористов в городе Айн-эль-Аюгун.
   Андрей Воронин зло сплюнул себе под ноги, громко выругавшись:
   – Мать их так! Вот же нелюди. Убить столько женщин и детей ради своих низменных интересов.
   – Ага, низменных, – возразил ему Костя Розгин. – Ты хоть представляешь, какие бабки там крутятся? Всё завязано не на больших, а огромных деньжищах. Ради них можно было бы еще втрое увеличить кучу сфотографированных мёртвых тел. Мало мы их убиваем. Их надо стереть с лица Земли, чтобы прекратить эти зверства.
   – Щас! – хохотнул Влад Лебедев. – И чем ты предлагаешь их стереть? Ластиком? И кто будут эти смелые и всемогущественные люди? Пока страны изготавливают оружие, продают и покупают его, будут войны. Не в одной ближневосточной стране, так в другой. Словом, в Ливане закончится – начнется в Ливии или продолжится в Афгане. Войны – это симбиоз политики и экономических интересов, и денег на них жалеть не будут.
   – Ну, всё, – прекратил спор Герман. – Мы спецназовцы элитного подразделения и наша задача не полемизировать на политические и экономические темы, а бороться с международным терроризмом, и со своими обязанностями мы на сегодняшний день хорошо справляемся. В том, что произошло в Айн-эль-Аюгуне, нет нашей вины. Местная военная разведка не доложила, что боевиками готовится в нем такая жестокая акция. Была бы подобная информация, мы бы эту трагедию попытались предотвратить. А теперь все свободны.
   Оставшись один, он стал размышлять о том, а действительно ли это боевики сымитировали гибель стольких людей? Может, это президент распорядился совершить эту химическую диверсию, чтобы обвинить террористов, но его люди не успели возложить на них вину, поскольку те оказались проворнее? Не исключено, что это дело рук его российских коллег, так как именно они чаще всего пользуются зарином.
   Оказавшись на распутье своих предположений, Герман понял, что ступил на зыбкую почву сомнений,
   которые могут внести в душу и сознание ненужную смуту. Не в его полномочиях анализировать данную ситуацию. Его дело исполнять приказы. Чтобы отвлечься от опасных мыслей, от стал думать о том, куда судьба закинет их в ближайшие дни. Самое нудное дело – искать схроны оружия в песках, которые в абсолютно произвольных местах, без привязок к местности, заложили боевики.
   Человеку нелегко привыкнуть к войне – к ее опасностям, лишениям, иной шкале ценностей. Даже таким бойцам, как они. Война – это не приключение и не игра в романтику. Каждый день для кого-то из них может стать последним. Но и это были мысли, которые не должны присутствовать в его сознании, а потому Герман постарался прогнать и их прочь.
   Хотя ему очень не хотелось заниматься схронами, все-таки его отряд кинули на их поиск. Почти полтора месяца они колесили по пескам. Не всегда удача улыбалась им, но в целом результаты радовали.
   Были найдены в пустыне новые пещеры террористов – схроны с оружием, боеприпасами и продуктами. Одни из них использовались в качестве военных баз, а другие, расположенные около постов правительственной армии, для наблюдения и последующего нападения на опорные пункты и колонны правительственных сил.
   Эти сооружения на равнинной части пустыни практически невозможно было обнаружить с воздуха, поэтому они являлись хорошим укрытием и местом, которое боевики использовали как перевалочный пункт.
   Отряду Германа удалось не только их выявить, но и направить на эти пещеры массированные удары крылатыми ракетами воздушного базирования и авиабомбами ВКС. Попытавшихся спастись бандитов они совместно с военной полицией уничтожили. Операция завершилась их триумфом.
   Особо радовали умело скрытые в песках схроны, на которые они случайно натыкались, наматывая сотни километров по пустыне. Внутри одного из них хранилось около тысячи минометных снарядов различных калибров, упакованные в полиэтилен мины, гранаты и дымовые шашки, взрывчатые вещества и заготовки для фугасных снарядов.
   В другом было обнаружено оружие, боеприпасы, медикаменты и средства химзащиты.
   Еще в одном схроне они нашли крупный тайник с дистанционно управляемыми минами, бронежилетами, фугасами, разного рода взрывчаткой и даже самодельной ракетной установкой, сваренной из металлических листов и труб, а еще пояса смертников.
   В последнем тайном арсенале находились противотанковые управляемые ракеты американского «Тоу», выстрелы к чешским ручным противотанковым гранатометам РПГ-75, десятки гранатометов РПГ-7 производства Болгарии, пулеметы и более ста тысяч патронов для стрелкового оружия различного калибра.
   Координаты всех найденных схронов Герман передал руководству правительственной армии. Сорок два дня напряженных поисков в жаркой пустыне, неожиданные стычки с боевиками очень утомили его бойцов, и Герман договорился с командованием, что им дадут неделю отдыха.
   Но отдохнуть от войны им удалось всего пять дней, когда ему позвонили с российской базы. Всё тот же полковник Вересаев поставил перед его отрядом новую задачу:
   – Капитан, тебе со своим отрядом нужно помочь нашим арабским друзьям взять город Жедбель. Террористическая группировка неизвестно какой численности, засевшая в нём, ведет активные действия против правительственных войск и использует тактику «пчелиного роя», за счет которой достигает эффекта непрерывной атаки, деморализуя и лишая тем самым инициативы достаточно крупных воинских формирований.
   К тому же, чтобы избежать ударов авиации по своим позициям, боевики разместили военную технику рядом со школами, больницами и мечетями и, чтобы удержать город, организовали систему очаговой обороны. Здания соединили тоннелями и подземными ходами сообщения, что позволяет наёмникам скрытно проводить перегруппировку и перебрасывать резервы.
   Нижние этажи домов на основных направлениях они оборудовали под долговременные огневые точки. В качестве подвижных огневых средств используют автомобили повышенной проходимости с установленными на них крупнокалиберными пулеметами, противотанковыми средствами и минометами.
   Террористы постоянно пытаются прорвать кольцо правительственных войск, закрепившихся по периметру предместий города, используя начиненные взрывчаткой автомобили, управляемые смертниками, и вклиниться таким образом в их боевые порядки, чтобы закрепиться до подхода основных сил.
   Часто применяют скоротечные удары по отдельным объектам, которые, как правило, завершаются немедленным отходом на исходные позиции. Бандиты применяют как новейшее оружие, так и самодельные отравляющие вещества.
   Сегодня они использовали мирное население в качестве «живого щита», лишив тем самым правительственные силы превосходства в огневой мощи.
   Герман слушал молча, двигая в нетерпении желваками, не понимая, зачем ему нужна эта прорвавшаяся плотина красноречия полковника Вересаева. Было бы вполне достаточно, если бы он поставил перед его отрядом конкретную задачу, а в этом ворохе словесного мусора он никак не мог отыскать зерно истины, которое подсказало бы ему, чем им придется заниматься в ближайшее время.
   Но с начальством нужно вести себя покладисто и терпеливо, а потому он стоически слушал информацию, которой его, словно ворохом соломы, заваливал полковник.
   Наконец он умолк и Герман сосредоточил свое внимание:
   – Ваша задача, капитан, обеспечить правительственным войскам возможность захватить город.
   Герман чуть не спросил, как, но вовремя одумался. Исходя из того, что он услышал, задача была практически невыполнимая. Если правительственные войска со своими многочисленными подразделения забуксовали на этом участке фронта, то что может сделать он со своими пятнадцатью бойцами?
   Но противоречить вышестоящему начальству в ССО не принято, и он молча проглотил свой вопрос.
   – Задачу уяснил, капитан?
   – Так точно, товарищ полковник, – отрапортовал Герман, чувствуя, что недовольство бурлит внутри него, как огненная лава.
   Когда связь отключилась, он еще минут двадцать сидел, приходя в себя от возмущения. Сейчас надо будет собрать отряд и предстать пред внимательные очи своих бойцов максимально собранным, твердым и уверенным в себе. Мысленно готовясь выступить перед ними, он понял, почему Вересаев так долго и много говорил об обстановке в городе Жедбель, который вот уже месяц не могут взять правительственные силы. Во всяком случае теперь он имеет полное представление, с чем им придется иметь дело.

Глава 15

   Когда все собрались на ужин, Герман сказал всем собраться в дальней комнате для того, чтобы выработать план выполнения нового задания.
   – У нас всего два дня на это, – подчеркнул он тот факт, что им для этого отведено мало времени.
   Никто из бойцов не проронил ни слова, только Андрей не удержался:
   – И это надо обязательно сделать за счет нашего отпуска? Сворованных у нас два дня нам возвратят после того, как?
   – Отставить неуместные разговоры, лейтенант Воронин! – строго оборвал его Герман. – Жду вас всех ровно через сорок минут.
   – За столом, как обычно, шуток не звучало. Все ели практически молча, настраиваясь на предстоящий разговор. Даже Андрей притих.
   Когда все подтянулись и заняли свои места, Герман в подробностях объяснил ситуацию с осадой Жедбеля террористами и какую задачу перед ними поставило командование.
   – Ничего себе задачка! – присвистнул Максим Лобов. – Мать их всех, этих арабских горе-вояк. Город окружили и три с лишним недели сопли жуют. Ждут, когда пятнадцать человек им откроют дорогу для наступления и включат зеленый свет.
   – А меня ты в расчет уже не берешь? – спросил Герман. – Я все-таки шестнадцатый.
   – Ты, командир, у нас мозги и координатор действий, – вставил в разговор и свое слово Егоров. -Тебе в пекло соваться нельзя. Это наша участь.
   – Итак, парни, у кого какие будут предложения по поводу плана взятия этой бастилии боевиков?
   Герман сел, открыв блокнот, чтобы делать, если потребуется, необходимые пометки. В комнате воцарилось молчание. Даже дыхания не было слышно. Тишина поистине оглушала. Прошло минут пятнадцать – и руку поднял Стас Белов.
   – Можно, командир?
   – Валяй, – разрешил Герман, предчувствуя, что сейчас услышит неординарное решение проблемы.
   – Значит, так, – и Стас почесал рукой нос. – Нам надо запечатать террористов в подземных тоннелях и убрать огневые точки на первых этажах домов.
   – И как это видится твоей светлой головушке? – съязвил Андрей. – Мы все наденем шапки невидимки?
   Стас не обратил внимания на выпад напарника. За несколько лет, наверное, уже привык к ним.
   – Вряд ли боевики знают всех в лицо. Поэтому можно на этом сыграть и провернуть интересное дельце.
   – Хватит мариновать нас загадками, – нетерпеливо оборвал его Евгений Ромашко. – Давай по существу.
   – По существу, так по существу. И предлагаю я вот что, – продолжил Стас, обведя всех взглядом. – Мы все оденемся в черную женскую одежду и закроем лица.
   – Во, я еще в виде бабы не воевал, – хохотнул Костя Розгин.
   Предвидя, что сейчас последует, Герман сразу же прекратил дальнейшие высказывания:
   – Слушайте внимательно, что предлагает Белов. После того, как он закончит, каждый внесет свои предложения – и мы обсудим, чьи лучше.
   Видя, что желание комментировать услышанное у его бойцов пропало, он про себя улыбнулся, не показав этого внешне.
   – Продолжай, – сказал он Стасу.
   – Под свободными платьями мы пронесем минимум оружия, но…
   – Ага, и будем убивать духов указательным пальцем, – перебил его Андрей. – Не понимаю, чего тогда ты столько лет тягаешь с собой снайперскую винтовку?
   Тут Стас не выдержал и, повернувшись к другу, рявкнул:
   – Заткнись и слушай дальше. Да, оружия возьмем с собой минимум, чтобы не выпирало из-под платьев. На месте им разживёмся. Главное – пронести на себе как можно больше взрывчатки. Одевшись в женские платья, мы сверху на них наденем пояса шахидов. Нас привезет на машине араб, одетый как боевик, и скажет охране, что в подмогу им прислали с базы такой-то подмогу.
   Нас пропустят в город и поместят в какое-то помещение. Там на месте мы сориентируемся, изучим, где входы в подземные тоннели под домами и выходы, где расположились боевики, и огневые точки на первых этажах. Потом ночью, когда большая часть из них уляжется спать, положим пояса в коридорах недалеко от входов и взорвем детонаторами, запечатав таким образом большую часть террористов в поземных тоннелях. Но одно уточнение: пояса должны быть начинены взрывчаткой, которую можно активировать детонатором дистанционно.
   Проходы завалит бетоном, кирпичом и прочим мусором, а мы, пока будет в их рядах царить неразбериха, тем временем обездвижим минометчиков на первых этажах, заранее распределив их между собой. После этого выпустим ракету как сигнал правительственным силам для наступления. Вот и весь план.
   Герман в который раз удивился креативному мышлению Стаса. План его, хотя пока и сырой, был, на его взгляд, довольно привлекательным. Обратившись к другим бойцам, он спросил, прервав повисшую тишину:
   – Кто может предложить более успешный план нейтрализации боевиков?
   Рук больше не поднялось. Все сидели, сосредоточенно обдумывая услышанное. Минут через десять тишина взорвалась голосами бойцов, спешащих внести свои дополнения. Задержались до поздней ночи, оттачивая каждую деталь, чтобы даже в малом не проколоться. Предусмотрели даже женские бюстгалтеры, которые требовалось наполнить ватой, чтобы создать имитацию женской груди, и закрытые туфли. С последними появилась новая проблема, так как размеры обуви у мужчин были не женскими. Обсудив её с арабским офицером, отвечавшим за эту операцию со стороны правительства, было решено обойтись кроссовками, так как в разрушенной войной стране многие женщины предпочитали для удобства именно такую обувь.
   Когда всё было подготовлено, офицер, который должен был их сопровождать, привез шестнадцать поясов шахидов и легких бронежилетов.
   Не такая уж серьезная защита, но все же это было лучше, чем ничего. На ноги было решено надеть спортивные штаны, чтобы потом, когда скинут платья, и подключатся к бою, не смущать друг друга голыми ляшками и волосатыми ногами. Осталось тщательно выбриться, да ночь переночевать.
   Утро выдалось пасмурным. Во время завтрака над столом витало напряжение. Каждый был настолько сосредоточен на предстоящей операции, что говорить ни с кем не хотелось.
   Герман связался с полковником Вересаевым, сообщив ему, что через час они приступят к выполнению операции и попросил связаться с командованием правительственных сил, окруживших предместья, чтобы в четыре часа утра следующего дня они были готовы осуществить молниеносный захват города, увидев в воздухе красную ракету, которая будет сигналом для наступления.
   – Капитан, удачи вам! – сказал полковник. – Надеюсь, вернетесь на базу в полном составе.
   – Спасибо! Постараемся.
   На этом их разговор закончился, и отряд приступил к переодеванию. Шестнадцать «женщин» в поясах шахида были готовы к выходу. Герман внимательно осмотрел каждого, чтобы ни одна деталь не привлекла к себе внимания боевиков. Как будто всё соответствовало задуманному.
   Выйдя на улицу, они увидели грузовой автомобиль с деревянными лавками в кузове. Он был довольно потрепанным войной. Водитель и сопровождающий, сели в кабину, а «женщины» полезли в кузов путаясь с непривычки в длинных юбках. Когда разместились, Герман стукнул кулаком по кузову – и машина поехала. На душе было тревожно: как – никак, а направлялись прямо в логово свирепого тигра. Маленький просчет – и вряд ли кому-то из них удастся выбраться из этой передряги живым.
   Герман мотнул головой, избавляясь от непрошеных мыслей. Сейчас нельзя в них погружаться.
   – Когда машину остановят, ведите себя, как местные женщины. Смотрите под ноги, не поднимая глаз. Обо всем будет договариваться араб. Руки прячьте в складках платья: они у вас далеко не женские.
   – Не волнуйся, командир, разыграем все, как по нотам, – сказал за всех Андрей, как всегда, не сумевший промолчать.
   Их остановили, и сопровождавший офицер стал объяснять охраннику, что женщин прислал какой-то Ваджит.
   – Используете, когда надо будет. Наш разведчик донёс, что правительственные войска укрепляются на окраинах и готовятся в наступление, подтягивая технику. Она прибудет через два дня. Вот тогда шахидки и пригодятся. Есть куда их поместить?
   Ничего не ответив, боевик подошел к машине сзади и посмотрел на женщин, сидящих на скамейках, опустив глаза в пол. Поднимись, сказал он крайней. Это был Влад Лебедев. Он поднялся, все также не поднимая глаз. Пристально осмотрев шахидку, тот вернулся назад к сопровождающему.
   – Сейчас позвоню командиру и спрошу, что с ними делать, – сказал боевик, звоня кому-то.
   Через несколько минут он отключился и скомандовал, чтобы сопровождающий залез в кузов к женщинам, а сам сел в кабину.
   Остановились возле полуразрушенного здания, этажность которого было трудно определить. Дав команду спускаться, боевик отошел в сторону и закурил. Офицер, чтобы он не увидел спортивного «исподнего» шахидок, попросил у него сигарету и, прикуривая, как бы невзначай повернул его спиной к ним. Когда они все уже слезли и стояли, сгрудившись кучкой, террорист посмотрел на них и, засмеявшись, сказал:
   – Ну бабы и дуры! К Аллаху захотели! Не волнуйтесь – отправитесь и там расскажете, как мы за него тут на земле воюем.
   Докурив, направился к рядом стоявшему жилому дому. Войдя в дверной проем на первый этаж, он показал на большое отверстие, из которого выглядывали поручни лестницы.
   – Спускайтесь по одной и ждите меня там, – приказал он.
   Пока женщины медленно исчезали в подземном ходу, он расспрашивал сопровождающего Хайдара, откуда он и где воюет. Тот охотно рассказывал, ведя себя довольно-таки раскованно.
   После того, как последняя «шахидка» спустилась, в проеме исчез и сам боевик.
   Он прошел мимо них, не обращая никакого внимания, и пошел вперед по подземному ходу. Минут через двадцать они свернули в туннель, в конце которого было пустое забетонированное помещение без дверей.
   – Вот тут и будете ждать своего часа, чтобы встретиться с Аллахом. Кормить будут два раза. Приходить будете сами. Пройдете дальше по проходу и свернете в третий туннель. Там вам дадут жрачку – и, сказав это, он развернулся и ушел.
   «Женщины» какое-то время стояли молча, а потом Герман выглянул в проход: в нем никого не было – и шепотом произнёс:
   – На первом этапе повезло. Будем надеяться, что и дальше тоже. А теперь все разбрелись по туннелям. И четко запомните, где основные лежбища террористов.
   По-видимому, шахидок здесь было немало, поскольку никто из боевиков не обращал на них никакого внимания.
   До самого вечера они изучали расположение подземных туннелей. Помещений, в которых спали боевики, было десять в разных концах города. Пол был уставлен матрасами и лежаками. Других, более приемлемых условий для проживания, не было. Они имели только один выход, от чего Герман, когда это было выяснено, обрадованно хмыкнул, посчитав это знаком свыше: ведь поясов шахидов у них было всего шестнадцать, что не могло не порадовать.
   Так что шесть из них они используют для обвалов подземных ходов наружу. Таким образом, террористы будут дважды «упакованы» под землей.
   Также нужно было определить, где находятся подвижные огневые средства, чтобы с наступлением темноты вывести их из строя.
   Пропустив ужин, все они собрались в помещении, куда их поместили. О еде никто не сказал ни слова. Определившись, где и как они оставят пояса, Герман распределил своих бойцов по два на каждый туннель. Осталось ждать глубокой ночи.
   Все сели на пол и прислонились к стене, решив подремать. Герман оставил как дозорного Егорова, а сам присоединился к своим бойцам. Через три часа Николая сменил Самохин. Достав часы, Герман посмотрел на время. У них в запасе оставалось сорок минут. В назначенный час все были уже на ногах и вскоре разошлись
   Когда Ромашко направлялся к своему месту, навстречу ему попался один из боевиков. Увидев перед собой женщину, он оторопел, а потом стал приставать, приглашая завернуть за угол в пустой туннель.
   Евгений засеменил перед бандитом и, как только вошли в полукруглое помещение, в котором стояли еще не распакованные ящики, быстро развернулся и резко крутнул голову ничего не подозревающему террористу. Раздался хруст сломанных шейных позвонков, прежде чем тело обмякло в его руках. Старший лейтенант отодвинул от стены ящики и в освободившееся место засунул тело, а сам поспешил к месту своего назначения.
   Сначала подложили пояса в проходах тоннелей, а потом в конце тех подземных ходов, куда они выходили. Затем вывели из строя, сколько смогли, подвижных огневых средств – автомобилей с установленными на них крупнокалиберными пулеметами, противотанковыми средствами и минометами: где сами машины, где пулеметы…
   Ровно в половине четвертого утра прогремели взрывы – и Герман выстрелил вверх ракетой, а его бойцы рассредоточились по первым этажам, «снимая» огнемётчиков. На улицах началась беспорядочная стрельба, так как боевики не поняли, что произошло. Его отряд вступил в бой с теми из них, кто был на дежурстве или спали не в тоннелях. Со всех сторон к ним доносился грохот орудий и автоматные очереди: правительственная армия пошла в наступление. Надо только дождаться соединения с ней.
   Пока не взошло солнце, своих бойцов он не видел. Они встретились только в одиннадцать часов утра, когда город был взят правительственными силами.
   Четверо были ранены, но серьезно – Максим Лобов. Его ранило в живот. Не дождались только старшего лейтенанта Никиты Величко. Герман быстро организовал отправку раненых в больницу, которая находилась в двух кварталах от них. Там перепуганные врачи и сестры оказывали первую помощь военным из правительственных войск. Договорившись с хирургом, чтобы он срочно осмотрел Максима и принял необходимые меры, Герман оставил раненых и вернулся к оставшимся бойцам. Они обсуждали, где видели последний раз Никиту Величко. Выслушав их, Герман направил всех на поиски боевого товарища.
   Спустя час они вернулись, неся на руках его тело, которое покинула жизнь. Еще одна потеря для их отряда. Сердце у него сжалось от боли. У Никиты выжить не было ни одного шанса: пуля пробила ему череп.
   Оставив двух человек рядом с погибшим, Герман отправил остальных найти транспорт, чтобы на нем можно было вернуться на базу, а сам отправился в больницу. Ребятам сделали перевязки, уколы с антибиотиком и обезболивающим средством. Двое из них хромали, а один нес руку на перевязи.
   Герман, отправив их на улицу, пошел искать хирурга. Ему сказали, что он делает операцию русскому
   военному – и он облегченно вздохнул. Вскоре к ним подъехали на джипах бойцы его отряда. Посадив в один из них раненых, он оставил лейтенанта Казарина в больнице, чтобы он узнал, как прошла операция и определил Максима в палату с двумя койками: одна для него, другая – для Санька.
   – Если операция пройдёт успешно, ты должен остаться с Максимом и привезти его потом в госпиталь, расположенный на российской базе. Задача ясна?
   – Так точно, товарищ капитан!
   – Тогда выполняй!
   Попрощавшись с Казариным, Герман присоединился к своему отряду, и они поехали на местную военную базу. Уже оттуда он позвонил полковнику Вересаеву и доложил о выполнении задания.
   – Знаю, знаю… Тут местное командование не перестает восхищаться русскими героями. Молодцы. Оправдываете название Сил Специальных Операций. Это ж надо было провернуть такой план! Как твои бойцы?
   – Хотел сам рассказать, но не успел. Два ранены в ногу, один в плечо, четвертый – в живот. Сейчас ему делают операцию в местной больнице. Побоялся везти в наш госпиталь. Старший лейтенант Никита Величко погиб.
   – Соболезную. Подавай документы – представим к награде орденом. Сколько у тебя осталось в отряде?
   – Десять бойцов.
   – Да еще каких! Мужики – орлы. Готовьтесь к возвращению домой. Сейчас дам распоряжение, чтобы прислали вертушку и забрали вас. Отдохнете дня три – и в матушку Россию.
   – Товарищ полковник, через три дня надо будет послать вертолет за Казариным и Лобовым. Последнего нельзя транспортировать в машине, а Казарин – сопровождающий.
   – Насчет этого не беспокойся. Заберем по первому требованию, как только позвонит. А сейчас пока отдохни.
   Герман сел на стул возле окна и стал смотреть на улицу, думая о Ксении, жене Никиты. У них около полутора лет назад родился сын, а Ксюша вновь беременна. Как только они прилетят на базу, ему придется звонить ей и сообщать страшную весть о ее муже. Для него в его службе самым тяжелым было именно это.
   Как и обещал Вересаев, вертолет прибыл за ними через два часа. Связавшись за это время с Казариным, Герман узнал, что операция прошла успешно, и облегченно вздохнул. Объяснив Апексу ситуацию, он послал четырех бойцов за цинковым гробом для тела Никиты. Упаковав его в него, гроб отнесли в вертушку и, погрузив все свое оружие, полетели на базу.
   Во время полета Герман обрадовал своих бойцов, что через три дня они отправятся домой. Новость была настолько неожиданной, что вызвала у них ступор, а потом минуту спустя раздались радостные возгласы.
   Собравшись с духом, Герман из штаба позвонил жене убитого бойца:
   – Ксюша, здравствуй!
   – Герман, это ты?
   – Да.
   – Ничего не говори! – закричала она сквозь слёзы. – Слышишь, ничего не говори!
   – Слышу, но все равно сказать мне тебе придется.
   – Никита? – спросила она дрожащим шепотом.
   – Да, он погиб, как герой.
   – Да на кой мне это? Мне муж нужен, живой и здоровый, а не мертвый герой. Он так хотел дочку! И я ношу ее под сердцем, но Ник никогда ее не увидит, как и она его. Чертовы спецназовцы! Зачем вы женитесь, если знаете, что можете в один из дней не вернуться? И что я буду делать с двумя детьми? У меня даже нет родителей, чтобы помочь их вырастить. И квартиры не будет. Где я буду их воспитывать? На улице? – кричала Ксения, не владея собой от горя.
   – Успокойся. Тебе выдадут неплохое пособие по случаю его смерти, что – нибудь придумаешь. А сейчас надо будет Никиту похоронить. В части тебе помогут, только надо сходить в контору.
   Ксения ничего не ответила, только плакала навзрыд.
   – Ты поняла, что я тебе сказал? – спросил Герман.
   – Поняла. Когда привезут?
   – Думаю, завтра. Береги себя, тебе еще предстоит родить дочку, которую Ник так ждал.
   – Постараюсь, – сказала она, переходя уже на тихий плач. – А вас не будет на его похоронах?
   – Не знаю. Полковник пообещал, что мы дня через три вернемся в Россию. Попробую его попросить, чтобы нас отправили раньше. Я также позвоню в нашу контору и договорюсь, чтобы тело Никиты подержали в морге, пока мы не вернемся. Нам бы хотелось с ним попрощаться. А сейчас выпей что-нибудь успокоительное, но чтобы не навредило ребенку. Обнимаю тебя. Держись.
   С облегчением вздохнув, что разговор закончился, Герман направился к Вересаеву объяснить, почему им необходимо вернуться домой раньше. Тот выслушал его и пошел навстречу, сказав, что в качестве исключения отряд вместе со своим командиром полетит на специализированном авиарейсе вместе с грузом 200. В их часть о гибели бойца уже сообщили.
   – Полетите завтра после обеда. К этому времени тело погибшего забальзамируют и поместят в металлический контейнер, который опаяют оловом и вставят в полированный деревянный гроб.
   Слово свое полковник Вересаев сдержал. На следующий день в час дня почетный экскорт донес гроб с телом в сопровождении членов его отряда до аэродрома и погрузил в самолет. По прибытию их уже ждал в на военном аэродроме такой же почетный эскорт, который забрал его и погрузил в катафалк, отъехавший в сопровождении наряда на погребение.
   Герман со своим отрядом сели в ожидавший их автобус и отправились в военный городок. Прежде чем расходиться по домам, они зашли к Ксении, чтобы поддержать лично. Но ее в квартире не оказалось, и они отправились в дом офицеров, где на постаменте уже был установлен гроб с телом Никиты, возле которого в траурной одежде сидела его жена и жены членов его отряда.
   Ксения, увидев сослуживцев покойного мужа, встала им навстречу и, поравнявшись с Германом, склонила голову ему на грудь. Он обнял ее за плечи, слегка прижимая к себе и тихо говоря слова утешения.
   – Гера, я не знаю, как буду жить дальше без него. Я не могу поверить, что он лежит там, в этом холодном гробу, и я не могу с ним даже попрощаться.
   – Я не знаю, что тебе, Ксюша, сказать. Нет таких слов, чтобы унять твою боль. Нужно время. Только оно способно залечить сердечные и душевные раны. Конечно, я понимаю, что не могу тебе заменить Никиты, но ты в любое время можешь обращаться ко мне за помощью.
   – То же самое я говорю и тебе, Марина, – сказал Герман, увидев Марину Ковальчук, которая сидела неподалеку.
   Передав Ксению членам своего отряда для выражения слов соболезнования, он подошел к Марине и сел рядом.
   – Прости, что не смог разделить твое горе на похоронах Сергея. Мы обязательно сходим с тобой и парнями на его могилу, чтобы отдать ему последние почести.
   – Да я всё понимаю, – не скрывая горечи ответила женщина, не скрывая слёз. – Вы же все были в командировке. А на могилу мы обязательно сходим, как только вы все вместе соберетесь. Сережа будет рад.
   – Как пацаны? Знают, что папка умер?
   – Нет. Я сказала, что его отправили в длительную командировку на несколько лет. Когда подрастут – расскажу.
   – Ну и правильно. Не стоит травмировать их детскую психику. Извини, но мне надо идти. Очень устал. Еле держусь на ногах.
   – Конечно. Я рада, что ты жив и здоров.
   Попрощавшись также с Ксенией, Герман направился к себе домой. Он очень хотел позвонить Тае и, наконец, услышать ее голос, поскольку неимоверно по ней соскучился. Прямо до боли в сердце. Такое с ним было впервые.

Глава 16

   Поднимаясь на свой этаж пешком, Герман предвкушал удовольствие от разговора с ней, представлял, как она обрадуется его неожиданному возвращению. И они будут говорить и говорить. Долго, пока не устанут и не начнут заплетаться языки. Представив себе эту картину, Герман счастливо улыбнулся, прошептав:
   – Тая, моя любимая, единственная…
   Потянулся рукой на верх коробки со счетчиком электричества, пошарил ею, но ключа не нашел. Было уже повернулся, чтобы идти к соседке за ключом, как услышал в своей квартире за дверью ее пение. Он нажал на звонок – и дверь резко открылась. В коридоре стояла нарядно одетая Тамара в туфлях на тонких шпильках.
   – По какому случаю праздник? – спросил Герман, бросая рюкзак прямо в коридоре.
   – Ты вернулся жив и здоров. Это одна причина, а о другой скажу позже. Сюрприз! – сказала она, весело протянув последнее слово.
   Ничего не понимая, он прошел в комнату и увидел накрытый стол со свечами. В воздухе витал запах жареной утки с яблоками. Растерянно осмотрев стол, он поднял глаза на Тамару, но спросить ничего не успел, услышав:
   – Давай в ванную и быстрее мой руки. Пюре остывает. Времени у меня особо не было, поэтому пришлось обойтись разной нарезкой, сделать оливье, пюре и запечь утку. Думаю, голодным не останешься. Сейчас поставлю на стол охлажденное шампанское и твой любимый ром. Ну что ты стоишь?
   Герман зашел ванную комнату и сел на унитаз. В голове все мысли запутались. Он не первый раз возвращается из командировок, и никогда Тамара не встречала его, да еще с накрытым столом. Впрочем, это ему и не было нужно. С какой стати? Она всего лишь соседка. И к чему она все это затеяла? Ему надо позвонить Тае, но ведь он не сможет с ней разговаривать, пока в его квартире Тамара. Ну и принесла же ее нелегкая!
   Конечно, он бы мог попросить её оставить его одного, но так поступить – значит, испортить с ней отношения, а кроме неё ухаживать за его цветами больше некому. Что ж, придется потерпеть ее пару часов, а потом, когда освободится, позвонит Тае. Не может же он сейчас позвонить ей, поздороваться и сказать, что перезвонит позже. С такими невеселыми мыслями он помыл руки, умылся и вышел в гостиную, где на столе уже стояли тарелки с пюре и аппетитно поджаренной уткой в окружении яблок. В бокалы даже было уже налито шампанское.
   – У тебя случайно не день рождения? – подозрительно глядя на нее, спросил Герман. – Я без подарка.
   – Нет. Но если бы и был, то подарком был бы ты сам. Ой, я кое-то забыла.
   Вскочив, Тамара поспешила в кухню и вернулась с небольшим листком бумаги, сложенным пополам. Она то ли ненароком, то ли специально повернулась к нему боком – и он увидел ее увеличившийся живот.
   – Ты беременна? – удивился он, чувствуя, как липкий пот потек по спине.
   В ушах зазвенело и почему-то на душе стало совсем холодно. Не в состоянии понять, что с ним происходит, он вопросительно посмотрел на соседку.
   – Да, – ответила радостно она, протягивая ему листок, который держала в руке.
   Герман раскрыл его и прочитал, что беременность Гришиной Тамары Алексеевны составляет 19—20 недель.
   – И кто отец? – поинтересовался он, взяв в руки бокал с шампанским.
   – Ты, – спокойно ответила Тамара, протягивая к нему свой бокал, чтобы чокнуться.
   От неожиданности Герман разжал пальцы – и бокал полетел на стол, залив скатерть и его брюки.
   – Ничего страшного! – воскликнула она, вскакивая со стула. – Я сейчас заменю скатерть, а ты пойди переоденься.
   Герман, словно на ходулях, прошел в спальню и сел на кровать. В голове гудело, а в глазах плыли темные круги. Он стряхнул с себя марево и схватился руками за голову. Машинально переоделся и вернулся в гостиную. Тамара уже сидела за столом.
   – Этот ребенок не может быть моим. Мы с тобой переспали только раз, и я пользовался презервативом.
   – У меня тогда было время овуляции, а презерватив оказался бракованным. Подтверждение этому налицо – и она слегка похлопала себя по выступающему из -под платья животу.
   Герману физически затошнило, а в висках молоточками застучало: Тая, Тая, Тая…
   Он еле переносил присутствие Тамары, которая делала вид, что ничего необычного в их жизни не происходит. Она с милой улыбкой накладывала в его тарелку еду несмотря на то, что он ни к чему не прикоснулся. Выпил две рюмки рома – и всё.
   – Ты поешь, пожалуйста. Я старалась, чтобы ты почувствовал семейный уют, то, что тебя дома ждут. Почти три месяца скитался по арабской пустыне, в жаре, без удобств, на сухих пайках… Но ничего, я буду тебе каждый день готовить что-нибудь вкусненькое. Знаешь, я хорошо готовлю. Все говорят, кто пробовал мою стряпню. Ну почему ты молчишь? Радоваться надо, что у нас будет ребенок. А у меня ещё есть один сюрприз для тебя.
   От этого слова Герман дёрнулся, словно его пронзило электричество.
   – Не надо. Мне уже хватило одного, – глухо сказал он, наливая себе еще одну рюмку рома.
   – Нет -нет, ты должен на это посмотреть – и Тамара протянула ему еще один листок бумаги.
   Герман взял его, не понимая, что изображено на фотографии УЗИ, хотя догадка всё же в мозгу проскользнула.
   – Это первое фото нашего сына. Присмотрись внимательно – и ты сам увидишь, что это маленький мальчик. Врач сказала, что он лежит правильно и всё хорошо видно.
   Герман даже не подумал этого делать, а скривившись, словно держал в руке что-то мерзкое, отдал снимок женщине, которая безумно его раздражала и вызывала в душе начавшуюся формироваться ненависть. Но она не обращала на это никакого внимания.
   А потом наступила тишина. Тамара с аппетитом обгладывала утиную ножку, чередуя ее с яблоками.
   – Ну до чего же я люблю запеченные в утином жире яблоки! – сказал она, дожевывая и вытирая губы салфеткой. – А ты почему не ешь? Я так старалась. Смотри, уже всё остыло. Сейчас я подогрею.
   – Сиди, – выпив очередную рюмку, сказал Герман, чувствуя, что наконец спиртное стало расслаблять его сжавшуюся, словно пружина, нервную систему.
   – Я ни-че-го не хо-чу есть, – расчленяя слова на слоги, произнес он. – Убери со стола всё, что наставила. Меня от тебя тошнит.
   – Ну зачем ты так, миленький, – обиженно возразила Тамара. – Я к тебе со всей душой, а ты мне грубишь. Я же так старалась, чтобы наша встреча была теплой, душевной. Как -никак, а нас объединяет сын, мы за него в ответе…
   – Хватит! Замолчи! – повысив голос, крикнул Герман, вставая из-за стола. – Убери всё к чертовой матери!
   Слышишь?!
   Тамара, больше не говоря ни слова, стала поспешно убирать тарелки со стола. Через полчаса и гостиная, и кухня были в полном порядке, а еда сложена в холодильник.
   Герман стоял на пороге кухни, наблюдая из-под нахмуренных бровей за Тамарой. Она по-своему истолковала его взгляд, робко произнеся:
   – Может, я останусь: постельное бельё я поменяла… Нам же с тобой было очень хорошо. Помнишь?
   – Ничего я не помню. И ты прекрасно об этом знаешь. Как только кончил, сразу же отключился.
   – Не может такого быть, – тоном обиженной девочки протянула Тамара. – Ты же мне говорил, что я горячая штучка, что секс со мной обалденный и такого удовольствия ты еще ни с кем не испытывал…
   – Вон! – не своим голосом заорал Герман, прервав её. – Вон из моей квартиры, и всё, что наготовила, захвати с собой. И вот эти бумажки– сюрпризы тоже.
   Заключения врачей, брошенные Германом, не долетев до нее, упали на пол. Развернувшись на одной ноге, он скрылся в гостиной.
   Дрожащими руками Тамара стала вынимать пластиковые емкости с пюре, оливье и уткой. Сложив их в пакет, она тихо защелкнула за собой входную дверь.
   Герман лежал на кровати, так и не раздевшись, и бездумно смотрел в белый потолок. Как только появлялась мысль о Тае, он ее прогонял, чтобы не замарать в грязь, в которую попал по своей вине. Как-то само собой вспомнился тот вечер, который раздербанил его жизнь. И что теперь с ней делать, он не знал.
   Он пришел на день рождения Сереги, мир его праху, когда гости были в полном составе и уже изрядно захмелели.
   Среди них была и Тамара, муж которой до того, как погиб при исполнении, был другом Ковальчука. Она же сама продолжала дружить с Мариной. Весело отмечая, он не заметил, как Тамара поменялась местами со Стасом, который сидел рядом с ним, и стала поддерживать каждый тост, чокаясь с ним. Было весело.
   Потом включили музыку и стали танцевать. Он уже был в приличном подпитиии, а потому сугубо по-мужски отреагировал, когда соседка, прижавшись к нему всем телом, терлась о его причинное место, которое стало выходить из-под контроля. Когда в брюках ему стало тесно, Тамара как бы невзначай провела по выпуклости в брюках рукой и довольно захихикала:
   – А ты меня хочешь, голубок! Вон в какую боевую готовность пришел. Ты меня хочешь?
   Он что-то промычал. Что конкретно, сейчас уже и не вспомнить, но Тамара восприняла всё по-своему и, взяв его за руку, потянула за собой к выходу. Идти было близко, а потому он даже не подумал о том, что надо дать дёру. Тамара все время поглаживала его вздыбившийся член, приговаривая:
   – Сейчас тебе, миленький, станет легче. Только потерпи немного, пока дойдем домой.
   И сейчас он отчетливо вспомнил, как желание быть с женщиной скрутило его. У него на то время давно никого не было – и теперь взведенное тело требовало разрядки. Они не зашли, а прямо ввалились в квартиру Тамары, на ходу срывая одежду и бросая ее на пол.
   Как они оказались на кровати, он не помнил, но в памяти осталось, как искал джинсы, чтобы достать из заднего кармана презерватив. Надевая его, он услышал, как Тамара прошептала, целуя его под ухом:
   – Это не обязательно. У меня не опасный период: через пару дней должны быть месячные.
   Однако он не обратил на это внимания, помня железное для себя правило: секс должен быть защищенным. А потом, как только наступила разрядка, сразу же заснул мертвецким сном.
   Утром проснулся с головой, трещавшей от боли. Свет резал глаза и любое движение отдавалось острыми резями в висках. Он застонал – и тут, словно джин из бутылки, нарисовалась Тамара с подносом в руках, на котором стояли чашка с горячим кофе и стакан холодной воды. Сидя на кровати и глядя в пол, он боковым зрением заметил, что Тамара протянула ему таблетку.
   – Возьми. Это аспирин большой дозировки. Вместе с кофе поможет снять головную боль.
   Герман хорошо помнил, как запил таблетку водой, выпил кофе и, полежав с полчаса, поднялся с постели. Подобрав одежду, оделся и собрался уже уходить, как из кухни его перехватила в коридоре Тамара.
   – Ты куда это? Я завтрак приготовила. Пойдем со мной на кухню, пока всё не остыло.
   Высвободив свою руку из ее железной хватки, он сказал:
   – То, что мы с тобой один раз перепихнулись, еще не значит, что я задержусь у тебя дольше, чем нужно. Мы с тобой просто соседи, и то, что мы переспали, ничего между нами не меняет. Ни-че-го! Никаких обязательств по этому поводу. Поняла?
   – Да, тихо ответила Тамара, отступая в кухню и не пытаясь скрыть выступившие на глазах слёзы.
   – И завтракать я буду у себя дома, – говоря эти слова, он открыл дверь и ушел.
   Встретились в подъезде несколько дней спустя. Тамара вела себя так, словно размолвки между ними никогда не было и они по-прежнему добрые соседи. Герман тоже не стал возвращаться к недавнему прошлому, помня о том, что меньше через месяц он уезжает в отпуск и ему понадобится помощь Тамары по уходу за его цветами.
   До того, как он уехал в Сочи, они виделись раза четыре. Не больше. И говорили друг с другом, обходя тему, которая вызывала у него неловкость. Почему он так отреагировал на Тамару в тот раз, он объяснить себе не мог.
   Она интересная внешне брюнетка с голубыми глазами, красивое лицо, стройная фигура… Казалось бы, всё при ней, но как женщина она его никогда не привлекала. Что-то в ней даже отталкивало его. Конечно, то, что переспал он с ней по пьяни, чести ему не делало, однако вины за собой не чувствовал, поскольку Тамара еще на дне рождения провоцировала его на интимную близость. Она хотела, он хотел, и в итоге они удовлетворили свои желания по обоюдному согласию без заделов на ответственность и без каких-либо обязательств. И вот теперь неожиданно появилась проблема в виде ребенка. Нежеланного для него ребенка.
   И опять в памяти Германа всплыли слова Тамары о том, что у нее безопасный период для секса и можно обойтись без презерватива. Сказанное противоречит последствиям. Как такое может быть? Но на этот вопрос ответа у него не было, а факт есть факт – и от него никуда не денешься.
   Почувствовав, что опьянение стало проходить, Герман поднялся и выпил на кухне чашку крепкого кофе. Посидел за столом, чувствуя, как явно проявляется голод.
   Открыв холодильник, увидел сложенную на одной тарелке нарезку и достал ее. Взяв три куска хлеба, сделал себе бутерброды, наложив на хлеб всё, что попадало под пальцы. Насытившись, пришел в себя настолько, что решил посмотреть почту: вдруг есть письма от Таи. По дороге захватил телефон, но он полностью за время его отсутствия разрядился.
   Положив его рядом с собой на зарядку, Герман включил ноут, открыв окно «Входящие». Там было четыре письма от Таи. Он обрадовался настолько, что захотелось пуститься в пляс. Нетерпеливо открыл первое и прочитал на одном дыхании. Таины рассуждения о войне заставили зазвучать тонкие струны его души, которые он старался никогда не слышать, ибо они расслабляли его и входили в противоречие с выбранной профессией, которая и кровью, и плотью срослась с войной.
   Однако каждое написанное ею слово отзывалось в его сердце. Она не просто писала о войнах, а видела его в них и сопереживала, испытывая чувства, не ведомые ей ранее. Ее глубокое понимание поднятой темы поразило его. Он знал, что она очень умная, но вот с ее женской мудростью, направленной на сохранение жизни на земле, соприкоснулся впервые. В ее письме звучали чувства всех женщин мира, ненавидящих войны, которые забирают у них самых дорогих им людей – мужей, сыновей, отцов и братьев.
   Тая, рассуждая о них, пыталась одновременно понять и своего любимого мужчину, который стал неотъемлемой частью того, против чего восставала ее душа. Да, не осудить, а понять. И это ей удалось, за что Герман был ей бесконечно благодарен.
   – Любовь моя, – прошептал он в темноту, поскольку так и не удосужился включить свет. – Как мне тебя не хватает! Прижать бы тебя сейчас к моему сердцу крепко-крепко – и никогда не отпускать…
   Но взгляд его уже сосредоточился на следующем письме. Оно было совершенно другим. Вместо душевной тревоги каждая строчка была пронизана романтикой чувств, любовью к нему и красотой ее собственной души. Читая его, Герман не переставал улыбаться, чувствуя, как его сердце наполняется приятной теплотой. Всё же Тая – чудо, которое, непонятно за какие заслуги, подарила ему судьба. Нежное, ласковое, искреннее чудо, не похожее ни на кого. Боже, насколько она близка ему! В ней есть все, о чем мог бы мечтать мужчина, ища свою единственную женщину. Она и стала для него Единственной, Необыкновенной, Неповторимой,
   Думая о Тае, Герман чувствовал приливы счастья. Он не мог потерять эту женщину! Найти, а потом потерять – это будет самым безрассудным поступком в его жизни, который сплошь закрасит ее черной краской. И что в ней останется ему? Искать преждевременную смерть в горячих точках. Другого ответа он не нашел. Это не он, а она для него остров спасения в океане жизни. Пока Тая – рядом, он будет бороться за жизнь и их будущее.
   В этом мире лжи и притворства она была для него глотком свежего воздуха в помещении с затхлым воздухом, в котором было трудно дышать. Свежим, чистым и долгожданным.
   Её третье письмо поразило Германа своей откровенностью и доверчивостью. Она не побоялась обнажить перед ним свою душу, не опасалась того, что он не поймет ее самокопания и осуждения в том, что считала неправильным в своих поступках и мыслях.
   Её размышления о масках, которые люди надевают на себя, играя те или иные роли, полностью совпали с его. Правда, он не часто об этом задумывался, привыкнув быть таким, как все. Что ж, жизнь – театр, а значит, в нем должны быть и актеры. Иначе никак. Спектакль жизни каждого человека не может состояться без зрителей, которым будет абсолютно неинтересен спектакль одного актера, вот и приходится сменять одну роль на другую, чтобы им понравиться. Такова с’est la vie.
   Герман также был поражен тем, насколько плохой след оставили родители в ее памяти. И в душе, конечно. Её строки «даже в самом страшном сне не хотела бы быть похожей на свою мать или отца, а тем более проживать их размеренную, скучную жизнь, ограниченную всевозможными запретами» заставили его сердце сжаться. Насколько он был счастливее по сравнению с ней. Его детство, лишенное строгих рамок, протекало в атмосфере родительской любви и заботы. Отец и мать были для него надежным тылом, людьми, которые поймут его, чтобы он не совершил. И простят. А если нужно, подставят еще и свои руки, чтобы он не испытал боль при падении.
   Её детство проходило в иной психологической атмосфере, нежели его, без родительской любви.
   Проникаясь ее болью, Герман подспудно начинал уже ненавидеть людей, которые сделали детство Таи столь уродливым и не соответствующим доброй природе человеческих отношений.
   «Если бы ты знал, как облегченно я вздохнула, когда вырвалась из домашнего плена», – выхватил взгляд очередную строчку. Нет, таких чувств он не испытывал, когда покидал отчий дом. Наоборот было грустно, что он долго не увидит родителей. А с каким нетерпением он ждал их в училище на присягу после курса молодого бойца! Он упивался их гордостью за него, которую излучали их глаза. И каждый раз, уходя в отпуск, он планировал поездку к родителям минимум на десять дней. И относился он к этому не как к обязанности, а как к душевной потребности. Ему хотелось почувствовать мамины любовь и заботу, побеседовать по-мужски с отцом, проникнуться их поддержкой и явным участием в его судьбе.
   Но Тая была не только лишена всего этого в детстве и юности, но и в молодые годы, когда осталась одна и нашла приют у чужой женщины, сделавшей для нее больше, чем родная мать. И Герман не брал при этом во внимание материальные составляющие. Нет. Чужая женщина отдала ей нерастраченное тепло своей души, увидев в Тае девушку, достойную этого дара. И она оценила это, платя старушке своей любовью и заботой.
   Герман даже почувствовал выступившую влагу в глазах, когда прочитал: «Никогда еще и никому я не открывала столь глубоко свою душу. Только тебе, ибо знаю, что каждое мое слово поймешь правильно: так, как я хотела его сказать».
   – Конечно, пойму, мое солнышко. Уже понял, – произнес он вслух то, что подумал. И его слова поглотила тишина.
   «Мне бы очень хотелось узнать, что ты об этом думаешь. Ты ведь не только мой возлюбленный, мой жених, но и друг, которого у меня до настоящего времени не было. И понимание этого для меня очень дорого».
   Сердце не выдержало этих слов – и он заплакал. Впервые за двадцать три года. Последний раз он пролил слёзы в десять лет, когда упал с велосипеда и сильно ободрал себе колени, локти и щеку. Казалось, он не может подняться: всё тело очень болело. И велосипед надо было довезти до дома… А сил не было. Да и жалко себя было неимоверно.
   Пацаны, с которыми он катался, помчались к нему домой и привели отца. Увидев сына в таком плачевном состоянии, он быстро осмотрел его, а потом, поднявшись, спросил:
   – И чего разлегся? Неужели удобно лежать на грязной бугристой земле?
   – Я не могу. Я разбился, – хныкая, произнес он, растирая грязной рукой слезы по лицу.
   – Не разбился, а ушибся, получив ссадины на коже. И что? Кости целы, значит, можешь встать и пойти домой, чтобы обработать раны и привести себя в порядок. Вообще-то я думал, что у меня растет будущий мужик, а оказалось, слюнявая девчонка.
   Повернулся – и стал уходить. Герман с улыбкой вспомнил, как он вскочил, забыв о ранах, и крикнул вслед отцу:
   – А велосипед? Я не смогу довезти его домой.
   – Тогда оставь там, где лежит, – ответил отец, не оборачиваясь. – Может, для него лучший хозяин найдется.
   Но он слишком любил свой велосипед, чтобы оставить его для кого-то. И, кривясь от боли и постанывая, дошел до дома, везя велосипед рядом. Мама обработала ссадины, помогла переодеться и накормила его сладким пирогом с яблоками, даже дала мороженое, безмолвно выражая ему тем самым свое женское и материнское сочувствие. Но на словах жалеть не стала, за что он был ей благодарен и тогда, и после.
   «Мы не будем видеть друг друга длительное время, а любовь не перестанет все это время связывать нас. И не будет отпускать. Это счастье!» От этих слов на душе стало муторно.
   Да, любовь связала их обоих, игнорируя разлуку, не будет отпускать она и впредь, но о счастье говорить не придется, когда он расскажет ей о Тамаре и ее беременности. Ему даже вспоминать было страшно об этом.
   «Пишу это письмо, чтобы даже в далеком краю ты знал, что я очень скучаю по тебе. Пусть ангелы нашей любви берегут тебя и вернут здоровым и невредимым».
   – Да, любимая, я знал об этом все эти месяцы, когда был далеко от тебя. И ангелы нашей любви уберегли меня… Они такие же чистые, как и ты, чего не скажешь обо мне, – прокомментировал он мысленно прочитанное.
   Последнее письмо было наполнено тоской по нему и любовью, которую Тая щедро ему дарила. Каждое слово было пропитано ею и теми чувствами, которые она испытывала в разлуке. Душа ее просто кричала, выплескивая наружу всё, что ее переполняло: тоску, грусть, надежду на скорую встречу, уверенность и силу чувств, которые она не могла оставить при себе и хотела, чтобы и он знал о них.
   «Если бы мне сказали, что я могу сейчас ощутить твои прикосновения, принеся какую-нибудь жертву, я бы, не задумываясь, отказалась от всех существующих благ». Эта фраза сразила его наповал – и Герман впервые в жизни понял, что собой представляет настоящая любовь, поймав себя на мысли, что и он готов отказаться от всех благ ради прикосновений этой необычной женщины, без которой не мыслил своего будущего.
   – А что делать с Тамарой? – вылила на него ушат холодной воды следующая мысль. Ей есть место в этом будущем?
   Он не представлял эту женщину в своей жизни: ни женой, ни матерью своего ребенка. Если бы мог, убежал бы от нее к пингвинам в Антарктиду, лишь забыть о ней, как о кошмарном сне. Но ее квартира находится с ним на одной площадке. После всего случившегося он даже содрогнулся, представив, что она будет ухаживать за его цветами, когда он отправится в очередную командировку.
   – Пусть лучше они все засохнут, – прошептал он сам себе, – чем она будет прикасаться к ним и за ними ухаживать. Больше Тамара не переступит порог моего дома, – от этой мысли стало легче.
   Дочитав последнее письмо, Герман отправился на кухню налить себе еще чашку кофе. За окном уже хозяйничала заря, окрасив край неба в розовый цвет.
   – Светает, – подумал он, стоя у плиты. Слух поймал оповещение на телефоне.
   – Кому я понадобился в такую рань? Опять куда-то лететь? Вряд ли. Его отряд только вчера вернулся, поэтому так быстро не должны отправить на другое задание.
   А потом улыбнулся своим мыслям. Его никогда не вызывали для спецкомандировок СМСками.
   Всегда звонили и требовали срочно явиться в контору.
   Взяв не спеша чашку с кофе, он вернулся в гостиную. Поставив ее, потянулся за телефоном и, включив его, почувствовал, как оголтело забилось сердце: сообщение было от Таи. Посмотрел на часы: они показывали половину шестого утра.
   Почему она не спит? Ведь еще так рано… Может, что-то случилось? Обеспокоенный, он открыл телефон и стал читать: «Знаешь, мой родной, только что включила любимую музыку и хотела нырнуть в омут приятных звуков, но даже они, увы, не отвлекли меня от тоски по тебе: ведь мне больше нравится растворяться в мелодии не в одиночку, а с тобой, в твоих объятиях. Когда нет тебя рядом, все песни кажутся грустными, все люди вокруг – унылыми, все дела – не особо важными, день – бесконечным, еда – не вкусная, обстановка грустная и тоскливая… Я мучаюсь и безумно скучаю, с нетерпением ожидая нашей новой встречи.
   Каким бы колдовством не обладала ночь, вся её дивная магическая красота не в состоянии освободить меня от мыслей о тебе, любимый. Знаю, что ты далеко и не прочтешь написанное мною, но я представляю, что ты читаешь, – и мне становится легче.
   Ожидая тебя, я будто замираю в странном летаргическом сне, где стрелки часов не ведают привычного движения, а трепетный момент разлуки кажется бездонной серой круговертью, в которой я никак не могу найти себя.
   Солнечный мой, ты будто забрал в свой кармашек все золотистые лучики теплоты. И я, скучая, стыну в холодных и безлунных вечерах».
   Это сообщение оказалось последней каплей – и Герман закричал в оглушающую тишину комнаты, как раненый зверь. Не владея собой, он вскочил и стал неистово ударять кулаком в стену, пытаясь вложить в эти удары всю безысходность ситуации, всё отчаяние, которое разрывало ему сердце. Пришел в себя от боли. Костяшки пальцев были разбиты в кровь, стена краснела ею в немом укоре, что он не смог сдержать себя и сорвался. Но Герману было наплевать. На всё, кроме Таи.
   Он даже не удосужился продезинфицировать раны. Пусть ноют и напоминают ему о том, какой он дурак. Сев обратно на стул, вспомнил, что видел еще одно сообщение от Таи, но поспешил прочесть последнее. Открыв предыдущее, он окунулся в его нежность и чувственность. А место про священника и психиатров даже вызвало на его лице скупую улыбку.
   «Милый, ты вызываешь привыкание. Без твоего голоса и твоих прикосновений у меня начинается ломка. SOS! Спаси меня, мой спецназовец!»
   – Как? – воскликнул Герман в отчаянии, опять вскочив. – На войне есть внешний враг, с которым я привык бороться и спасать от него других. А теперь врагом являюсь я сам. Как же я смогу спасти любимую женщину от себя самого, который вляпался по уши в дерьмо и не знает, как из него выбраться?
   Герман понимал: хочет он того или нет, но ему придется все рассказать Тае, и этот разговор не спасет ее, а изваляет в его собственной грязи несмотря на то, что в сложившейся ситуации ее вины нет. Понимал он и то, что не может дальше прятаться за молчанием. Он вернулся – и надо звонить Тае, но впервые в жизни он понял, что панически боится этого. Он испытал страх, которого не испытывал даже под пулями и разорвавшимися снарядами. Настоящий и всепоглощающий. Даже в холодный пот кинуло.
   Борьба внутри самого себя заставила взять телефон, но нажать вызов он не смог. Струсил. От осознания этого даже швырнул мобильник на стол.

   Продолжение следует…

Не могу без тебя… Лариса Печенежская