Расследования комиссара Вернье

Дмитрий Кудрец

Горничная госпожи Брийе

   – Ненавижу оперу! – недовольно проворчал Вернье, пытаясь высвободить шею от жесткого галстука. – И с чего это только генералу вздумалось затащить нас сюда?

   Комиссар бросил презрительный взгляд на золоченые ложи, обитые кроваво-красным бархатом, неторопливо заполняемые разряженными дамами в сопровождении чопорных кавалеров.
   – Просто генерал решил таким образом выразить свою благодарность, – пояснил помощник комиссара Жиль, высматривая среди пестрой толпы знакомые лица. – Ведь вы так удачно раскрыли дело с исчезновением его племянницы. Вот он и…
   – Благодарность! – вскипел Вернье, не дав Жилю закончить фразу. – Очень мне нужна его благодарность!
   – Я бы на вашем месте не высказывался столь громко, – Жиль заметил у входа генерала Айзенка.
   – Как хочу, так и высказываюсь! – гремел Вернье, не обращая внимания на косые взгляды соседей. – Вы можете тут оставаться, сколько вам угодно, а я ухожу!
   – Но что я скажу генералу? – Жиль пытался удержать комиссара на месте.
   – Придумайте, что хотите! – Вернье рванул к выходу. – Срочное дело! Убийство! Ограбление! Понос, в конце концов!
   Вернье резко повернулся и столкнулся нос к носу с генералом.
   – Господин комиссар! – Айзенк натянуто улыбался. – Я рад, что вы приняли мое приглашение.
   – Что не скажешь обо мне, – пробурчал под нос Вернье.
   – Вы что-то сказали? – не меняя интонации, переспросил генерал.
   – Так, – Вернье, несмотря на свой взрывной характер, не осмелился перечить начальству. – Всегда мечтал побывать в опере.
   – Надеюсь, вам понравится спектакль, – генерал явно ощущал свое превосходство. – Но не буду вас больше беспокоить. Уже дали третий звонок, а мне еще нужно успеть занять свое место. Приятного просмотра, господа.
   Генерал еще раз натянуто улыбнулся и направился в свою ложу. Вернье ничего не оставалось, как вернуться назад.
   – Дело уже закончено? – сострил Жиль.
   – Черт возьми! – раздраженно пробухтел Вернье. – Генерал словно чувствовал, что я хочу смыться! Но ничего не поделаешь. Придется мучиться.
   Свет погас, оркестр заиграл увертюру. Присутствующие затаили дыхание, и только комиссар не мог никак угомониться.
   – Понять не могу, – шипел он, пытаясь поудобнее пристроиться в кресле, явно не рассчитанном на его габариты. – Как можно смотреть спектакль, в котором не говорят ни слова?
   – В опере поют, – прошептал Жиль, не отрывая восторженного взгляда от сцены.
   – Поют! – не унимался комиссар. – Да я не понимаю ни одного слова!
   – Они поют на итальянском. Слушайте музыку.
   – Эту тягомотину вы называете музыкой? – скрипел комиссар.
   – У каждого свой вкус.
   – Свою жену вы почему-то с собой не взяли! – Вернье решил отыграться на своем помощнике.
   – Она разделяет вашу симпатию к опере, – улыбнулся Жиль.
   – По-крайней мере у нее есть выбор, – стенал Вернье.
   Сидящие рядом стали злобно шикать.
   – Не мешайте смотреть! Нельзя ли потише! Ведите себя прилично! Господа, вы не на базаре!
   – Как скажете, – комиссару не хотелось выглядеть в глазах окружающих полным невеждой и невоспитанным типом, и он затих1. А чтобы хоть как-то убить время, он стал бесцеремонно разглядывать зрителей, похожих друг на друга как две капли воды. Мужчины в одинаковых черных фраках и ослепительно белоснежных манишках. Женщины в одинаковых откровенных вечерних нарядах, отличавшихся разве что цветом, качеством ткани и количеством украшений. Больше всех в этой пестрой безликой массе выделалась расфуфыренная старуха, сидевшая в ложе напротив генерала. Создавалось такое впечатление, что она нацепила на себя не только все свои украшения, но и елочные гирлянды. Облако страусовых перьев, ворох кружев и бесчисленное количество лент дополняли ее несуразное одеяние.
   – Занятная дама, – ухмыльнулся комиссар. – Одна заняла целую ложу.
   – Она может себе это позволить, – заметил Жиль.
   – Вы на что это намекаете?
   – Ведь это госпожа Брийе!
   – Ну и что из этого? – возмущенно пробормотал комиссар.
   – Как? – недоуменно прошептал Жиль. – Вы не знаете кто такая госпожа Брийе?
   – Я не обязан знать всех! – насупился комиссар.
   – Но это же госпожа Брийе! – Жиль отвлекся от представления и переключился на старуху. – Она самая богатая дама в нашем городе. У нее одно состояние оценивается в несколько миллионов. В последнее время, правда, о ней никто не слышал. Даже подумывали, что она умерла. А около месяца назад она снова стала появляться на публике. Мало того, она стала напропалую тратить свое состояние. Чуть ли не оптом скупает украшения, платья, картины и всяческие ценные безделушки.
   – Что тут такого? – Вернье недоуменно пожал плечами. – Старуха решила перед смертью наверстать упущенное. У нее есть наследники?
   – Нет. Она одинока. Живет в загородном доме с горничной.
   – И откуда вы все это знаете? – комиссар недоверчиво посмотрел на своего помощника.
   – Мне об этом рассказала моя жена, – пояснил Жиль.
   – От женщин, оказывается, иногда можно узнать больше чем из газет, – хмыкнул Вернье.
   На соседних креслах снова зашикали.
   – Ну сколько можно! Вы же мешаете!
   Вернье тяжело засопел. Он хотел что-то добавить, но Жиль, отвлекшись от разговора, снова обратил свой взгляд на сцену.
   Комиссар нервно заерзал на стуле. Звуки музыки для него были как нож по стеклу.
   – Как бы досидеть до антракта? – тоскливо вздыхал он. – Там можно будет попробовать незаметно улизнуть.
   В это время взгляд комиссара упал на появившегося у одного из выходов полицейского. Он что-то сказал билетеру и тот, беспрестанно извиняясь и пригибаясь как можно ниже, стал пробираться между рядами, направляясь прямо к комиссару.
   – Срочное дело, господин комиссар, – зашептал билетер на ухо Вернье.
   – Какое дело? – Вернье оживился.
   – Я не знаю, – билетер растерянно развел руками. – Но меня просили передать, чтобы вы срочно приехали. Кажется, в парке нашли чей-то труп.
   Вернье довольно потер руки. Разумеется, весть о трупе его не обрадовала, но, по крайней мере, это неожиданное происшествие избавило его от пытки классической музыкой.
   Учтиво извинившись и кивнув головой генералу, комиссар проследовал за билетером.
   – Мне пойти с вами? – Жиль привстал на своем месте.
   – О, нет! – комиссар охладил пыл своего помощника. – Не стоит. Наслаждайтесь оперой.
   И Вернье с наслаждением покинул зрительный зал.
   В фойе его поджидал тот же полицейский.
   – Ну! – срывая с шеи злополучный галстук, проговорил комиссар. – Что там за труп?
   – Я точно не знаю, – полицейский пожал плечами. – Какой-то господин гулял с собакой, она и откопала труп.
   – Дожили! – прогремел комиссар, выходя на улицу. – Уже собаки начали разыскивать трупы. А что будет дальше?
   Полицейский недоуменно хлопал глазами, едва поспевая за комиссаром.
   – Тело опознали?
   – Я не знаю, – растерянно пробормотал полицейский.
   – А что вы вообще знаете! – рассерженно вскричал комиссар, закуривая вонючую сигарету. – Черт возьми! С кем приходится работать! Ну? Чего ждем? Поехали!
   Вернье шлепнулся на заднее сиденье стоявшей возле крыльца машины. Полицейский сел за руль, и автомобиль тронулся с места. Комиссар дымил сигаретой и всю дорогу брюзжал себе под нос:
   – Отвратительный вечер! Сначала генерал со своей оперой! Потом этот пустоголовый болван в форме, – Вернье имел ввиду присланного за ним полицейского. – И еще собака с трупом! Я не удивлюсь, если на мою голову свалится еще что-нибудь. Ну, скоро мы приедем?
   – Уже приехали, – полицейский бережно притормозил на одной из аллей парка.
   Вернье толкнул дверцу и вышел из машины. У сиреневых кустов, которыми была обсажена аллея, собралась толпа зевак, которую тщетно пытались разогнать несколько полицейских.
   – Ну! – прорычал Вернье, поворачиваясь к толпе. – Что тут произошло?
   – Что произошло? – к комиссару подскочил невысокий пожилой человечек с таксой на длинном поводке. – Я вам сейчас все разъясню. Дело в том, что я гулял с собакой. Я всегда гуляю по вечерам с Линдой. Так зовут мою собаку. Она хоть и не породистая, но очень сообразительная и умная. Она хоть и не разговаривает, но прекрасно все понимает.
   – Короче! – рявкнул комиссар, не в силах выносить пустую болтовню господина с таксой. – Что вы нашли?
   – Это не я нашел, а Линда нашла, – человечек был огорошен таким обращением. – Она побежала в кустики по своим делам, стала рыть, и я увидел труп. Вот и все.
   – Занятное дельце! – комиссар выплюнул сигарету, и направился к склонившемуся над трупом эксперту. Толпа послушно расступилась, освобождая проход комиссару.
   – Что скажете? – брезгливо морщась, комиссар обратился к эксперту.
   – Тело зарыли около месяца назад, – механически проговорил эксперт, выпрямляясь и стягивая с рук резиновые перчатки. – Следов насильственной смерти не обнаружено. Скорее всего, старуха умерла своей смертью.
   – Своей смертью! – хмыкнул Вернье. – И сама зарыла себя в парке?
   Эксперт только пожал плечами.
   Вернье бросил беглый взгляд на труп. Это была пожилая женщина в ночной сорочке. Седые растрепанные волосы. Костлявые, распухшие от артрита руки. Черты лица неопределенные. Она пролежала в земле довольно длительное время, что и дало отпечаток на ее внешний вид. Но то, что от нее осталось Вернье показалось довольно знакомым.
   – Что еще удалось узнать? – комиссара начало немного мутить, и он закурил. – Личность установили?
   – Пока нет, – эксперт отрицательно покачал головой.
   – Соседей опросили?
   – Опросили, – кивнул эксперт. – Но никто ничего не видел.
   – Как всегда, – недовольно промычал комиссар. – Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Но бог с ним! Все равно до утра мы ничего не выясним. Так что подождем до утра.
   – Подождем, – согласился эксперт.
   Вернье выплюнул недокуренную сигарету и зашагал к машине. По дороге он успел окинуть взглядом раскинувшиеся вокруг парка шикарные виллы.
   – И откуда только у людей берутся деньги, чтобы строить такие особняки? – озлобленно проворчал он, плюхаясь на заднее сиденье.
   Полицейский, привезший комиссара в парк, ничего не ответил.
   – Домой! – приказал Вернье, хлопая дверцей.
   Мотор жалобно зарычал, и машина неспешно покатилась по полутемным улицам.
   Наутро, едва переступив порог своего кабинета, комиссар с ехидной ухмылкой подошел к возившемся с бумагами Жилю.
   – Ну? – поинтересовался он у своего помощника. – Как опера?
   – Превосходно, – ответил Жиль, не отрываясь от бумаг. – А как труп?
   – Труп? – как-то растерянно переспросил Вернье. – Кстати о трупе. Бросайте свои бумаги и ступайте в морг.
   – В морг? – лицо у Жиля вытянулось.
   – Ну да, – Вернье плюхнулся в свое кресло и задымил. – Мне нужны результаты вскрытия, чтобы раз и навсегда покончить с этим делом.
   – Делом? – лицо Жиля вытянулось еще больше.
   – Ах да! – Вернье хлопнул себя по лбу. – Вы же еще ничего не знаете! Вчера какой-то господин с собакой нашел в парке труп какой-то старухи.
   – Это для этого вас вчера вызвали со спектакля? – Жиль начал догадываться, о чем говорит комиссар.
   – Ну разумеется! – рявкнул Вернье. – Ну? Что вы стоите как истукан? Ступайте в морг! Я не собираюсь ждать до вечера!
   Жиль аккуратно сложил бумаги в стопку и вышел за дверь.
   Вернье вылез из своего кресла и, размышляя о вчерашнем событии, стал неторопливо расхаживать по кабинету.
   – Где его черти носят? – бурчал комиссар намекая на то, что Жиля долго нет. – Вечно он где-то копается!
   Дверь скрипнула. В дверях показался Жиль.
   – Ну наконец-то! – прогремел комиссар и снова шлепнулся в кресло. – Ну, чем порадуют нас коллеги? Что показало вскрытие?
   – Вот, – Жиль протянул Вернье листок бумаги. – Ничего особенного. Женщина лет семидесяти. Умерла своей смертью. Правда, эксперт сказал, что сейчас об этом судить сложно.
   – Вы это о чем? – Вернье нахмурил брови.
   – Они не исключают возможности убийства. За такое время яд мог улетучиться. А следы удушья исчезнуть. Ведь тело пролежало в земле больше месяца.
   – Вот в этом-то и вся загвоздка! – Вернье стал нервно барабанить пальцами по столу. – Кто-то ведь закопал эту старуху. Не сама же она себя зарыла. Личность установили?
   – Пока нет, – Жиль растерянно пожал плечами. – Но они над этим работают.
   – Работают! – Вернье перестал барабанить и вскочил с кресла. – Вызовите машину, Жиль!
   – Машину? – неуверенно переспросил помощник.
   – Ну да! – Вернье рванулся к двери. – И вообще! Вы сегодня, словно не в себе. Вам все приходится повторять два раза! Или это опера на вас так повлияла? Ну? Чего вы ждете?
   – Мы куда-то едем? – осторожно, чтобы не вызвать гнева начальника, поинтересовался Жиль.
   – Ну да! – рявкнул Вернье. – Мы же должны осмотреть место происшествия. Да к тому же еще раз нужно опросить соседей. Может они что-то видели?
   Через несколько минут Вернье с Жилем оказались на месте вчерашних событий. Ночью прошел дождь, и разыскать хоть какие-то следы в грязном месиве не представлялось возможности. Опрос соседей тоже не дал никаких результатов. Никто ничего не видел. Никто ничего не слышал. А о произошедшем все узнали из утренних газет. Вернье уже начал терять самообладание и невозмутимость.
   – Черт возьми! – кипел комиссар. – Просто сонное царство! Такое впечатление, что они все находятся в коме или все замешаны в этом преступлении. Но не на того они нарвались! Комиссар Вернье им еще покажет что почем! Жиль! Где вы там застряли? Я не собираюсь торчать тут всю жизнь! Сколько у нас еще домов осталось?
   – Еще один, – уныло протянул Жиль.
   – Хорошо! Но если и тут никто ничего не слышал, то я отказываюсь от этого дела! Пусть им занимается кто-либо другой. А меня увольте. Кстати, Жиль, чей это дом?
   – Госпожи Брийе, – равнодушно ответил помощник, которому не меньше комиссара надоело шляться по домам. – Помните, я вам о ней рассказывал.
   – Госпожи Брийе? – комиссар оживился. – Это не та ли старуха, которой не терпится спустить свои миллионы?
   – Она самая.
   – Что ж! – комиссар воодушевился. – Поговорим и с ней. Нутром чую, что эта старая кляча что-нибудь знает. Такие старухи только и делают, что подглядывают за соседями, чтобы хорошенечко им насолить.
   Вернье бесцеремонно постучал ногой в дверь стоявшего на отшибе особняка. Дверь открыла молоденькая девушка. При виде двух мужчин она немного смутилась.
   – Госпожи Брийе нет дома, – опустив глаза, прощебетала девушка.
   – А с чего вы взяли, что мы пришли именно к ней? – насторожился комиссар.
   Девушка растерянно пожала плечами и глупо улыбнулась.
   – Было бы довольно занятно, если бы пришли к ее горничной, – девушка держалась довольно уверенно.
   – Так вы ее горничная? – Вернье оценивающе окинул взглядом девушку.
   Она была довольно хорошо сложена. Не красавица, но довольно симпатичная. Скромная, но с характером.
   – Скажите, – Вернье напрочь забыл о старухе и стал расспрашивать горничную. – Вы слышали о том, что вчера в вашем парке нашли тело?
   – Да, – спокойно ответила девушка. – Слышала.
   – И что вы можете сказать?
   – Ничего, – девушка снова пожала плечами. – Только то, что слышала. Нашли тело старухи, которую не то убили, не то отравили. Вот и все.
   – Негусто, – промычал под нос Вернье.
   – Моя хозяйка, – словно оправдываясь, продолжала девушка. – Моя хозяйка и я мало общаемся с соседями.
   – А вы не могли бы припомнить, – Вернье не покидала надежда отыскать хоть одну зацепку. – Около месяца назад. Не видели ли вы кого-нибудь подозрительного?
   – Нет, – девушка отрицательно покачала головой. – Этот район слишком спокойный, можно даже сказать сонный. Если здесь и появляется какой-нибудь чужой человек – это становится всеобщим событием. Извините, но я ничем не могу вам помочь.
   – А ваша хозяйка? – Вернье не торопился уходить. – Может она что-либо знает или видела?
   – Вряд ли, – девушка начала немного нервничать и старалась поскорее закончить разговор. – Моя хозяйка ведет довольно затворнический образ жизни и почти ни с кем не общается.
   Вернье ухмыльнулся. Вчерашнее появление госпожи Брийе в театре говорило об обратном.
   – А можно мы подождем ее? – Вернье намеревался войти в дом, но девушка преградила ему путь.
   – Боюсь, вам придется долго ждать. Она уехала в гости и вернется только через пару дней.
   – И она не боится вас оставлять здесь? – Вернье своим пронзительным взглядом пытался заглянуть в дом, но девушка намеренно или ненароком препятствовала ему.
   – Она мне вполне доверяет, – тихо, но вполне уверенно проговорила она. – Я у нее не только горничная, но и стража, если хотите.
   – Ладно! – Вернье оставил безрезультатную попытку пройти в дом и поговорить с хозяйкой. – Заглянем завтра.
   – Как вам будет угодно, – девушка захлопнула дверь перед носом у комиссара.
   – Нет! – возмущенно пыхтел комиссар, усаживаясь в машину. – Простая горничная, а ведет себя, словно она сама хозяйка этого дома!
   – Общение с такими особами, как госпожа Брийе, – пояснил Жиль, – накладывает свой отпечаток на поведение.
   – Вам то откуда знать? – недовольно бросил Вернье. – Или вам об этом тоже сказала ваша жена? Похоже, что она не только все решает за вас, но и думает.
   Жиль ничего не ответил.
   До участка ехали молча. Вернье дымил неизменной вонючей сигаретой, что-то бормоча себе под нос. Жиль, обидевшись на заявление комиссара, тупо смотрел в окно.
   Подъезжая к участку, Жиль машинально посмотрел на часы. Рабочий день уже давно закончился.
   – До свидания, господин комиссар, – учтиво проговорил Жиль выходя из машины.
   – Как до свидания? – взревел Вернье. – Вы что? Собираетесь домой?
   – Господин комиссар, не кажется ли вам, – как можно спокойнее произнес Жиль, – что рабочий день уже закончился?
   – Что? – зарычал комиссар. – Рабочий день еще не начинался! У нас есть труп, о котором ничего не известно! Есть труп, и нет ни одной зацепки! А вы собираетесь домой! Хотя, можете уходить! Мне не нужны такие помощники! Я справлюсь и сам!
   Жиль тяжело вздохнул, и поплелся вслед за негодующим комиссаром в участок. Вернье, не заходя в свой кабинет, направился к экспертам.
   – Неужели они еще работают? – Жиль тоскливо посматривал на часы. – Хотя, куда им торопиться? Ведь у них нет жены, которая волнуется и переживает.
   И чтобы хоть как-то убить время, Жиль принялся перекладывать бумаги. Прошло полчаса. Час. Вернье не возвращался. Жиль давно уже закончил с бумагами и тупо смотрел в потолок. Прошло еще полчаса. Вернье все еще не было. Жиль начал терять терпение. Хотелось плюнуть на все и уйти. Но, зная суровый нрав комиссара, он не решался на такой отчаянный поступок. Но и торчать всю ночь в пустом кабинете у него не было никакого желания.
   – Еще десять минут, – решил Жиль, – и я иду домой. И пусть Вернье завтра делает со мной что хочет. Пусть даже увольняет. Мне уже все равно.
   И тут в кабинет ввалился комиссар.
   – Как? – удивленно воскликнул Вернье при виде скучающего Жиля. – Вы еще здесь? Разве рабочий день не кончился?
   – Но… – Жиль пытался что-то сказать в свое оправдание, но комиссар его не слушал.
   – Вам что дома нечем заняться? – гремел он. – Ступайте домой! К жене. За то, что вы здесь сидите, вам все равно больше не заплатят. Да и какой пример вы подаете остальным?
   – А вы? – Жиль медленно встал из-за стола и направился к двери.
   – А меня дома никто не ждет, – Вернье шумно вздохнул. – Да и у меня появилось кое-какое дельце.
   – А что с телом? – Жиль остановился у двери, не решаясь покинуть кабинет. – Что-нибудь удалось узнать?
   – Повторный анализ показал, закуривая, прогудел Вернье, – что старуха умерла своей смертью.
   – Это плохо, – озабоченно произнес Жиль. – Будь она убита, было бы легче выйти на след преступника. Но кому понадобилось скрывать смерть старухи?
   – Не знаю, – Вернье хотелось поскорее распрощаться со своим помощником, но тот не торопился.
   – Личность установили?
   – Да, – Вернье понял, что Жиль так просто не уйдет. – Это госпожа Брийе.
   – Как? – изумленно воскликнул Жиль. – Вы сказали госпожа Брийе? Вы уверены?
   – Абсолютно.
   – Но мы же видели ее вчера в опере! – недоумевал помощник. – Возможно, эксперты что-нибудь напутали? Что вы на это скажете?
   – Не знаю, – еле сдерживаясь, процедил Вернье. – Завтра мы это выясним. А теперь ступайте домой. И никаких возражений. Мне не нужны не выспавшиеся работники.
   Жиль понял, что перечить бессмысленно и, распрощавшись с комиссаром, отправился домой.
   Едва дождавшись, пока Жиль покинет участок, Вернье выскочил из кабинета и, вызвав машину и наряд полиции, вновь отправился к дому госпожи Брийе.
   У дома старухи стояло такси.
   – Вы куда-то уезжаете? – Вернье преградил дорогу горничной, вышедшей из дома с чемоданом в руках.
   – Да, – девушка была поражена неожиданным появлением комиссара в сопровождении эскорта полицейских. – Госпожа приказала привезти ее вещи.
   – Вот как? – Вернье недоверчиво окинул взглядом гору коробок и чемоданов.
   – Вы понимаете, – залепетала девушка. – Богатые со своими странностями, со своими заморочками. Сегодня они хотят одно, завтра – другое. Сегодня их тянет в Париж, а завтра в Лондон.
   – Понимаю, – Вернье сочувственно вздохнул.
   – А мы люди подневольные, – продолжала оправдываться девушка. – Нам что велят, то мы и должны выполнять.
   – Да-да, конечно, – согласительно кивнул комиссар.
   – Вы же знаете, как сейчас трудно устроиться на приличную работу.
   – Разумеется.
   – Как трудно найти приличное жалованье.
   – Послушайте, – Вернье решил перевести разговор на другую тему. – Неужели вашей хозяйке понадобятся все эти вещи? Такое впечатление, словно вы собираетесь переезжать, а не гостить пару дней.
   – Гостить? – девушка непонимающе захлопала глазами.
   – Ну да. Ведь вы сами говорили, что ваша хозяйка уехала в гости.
   – Ах да! – девушка натянуто улыбнулась. – Как же я могла об этом забыть!
   – Странно, – Вернье явно что-то подозревал. – Разве можно забыть, что ваша хозяйка находится в гостях?
   – Я совершенно завертелась с хозяйством, – снова начала оправдываться девушка. – Тут еще это тело в парке. И этот непредвиденный отъезд.
   – Но несколько часов назад вы утверждали, что ваша хозяйка собиралась вернуться домой через пару дней.
   – Она передумала, – девушка сменила тон. – Позвонила. Сказала, чтобы я собрала вещи и привезла их ей. У богатых свои прихоти.
   – Ну-ну, – Вернье ехидно усмехнулся.
   – Можете язвить сколько вам угодно, – девушка шагнула к машине. – Но я не собираюсь вас больше слушать. Мне пора ехать.
   – Это если я вам разрешу.
   – Вот как? – девушка ухмыльнулась. – С каких это пор нужно спрашивать разрешение на отъезд у полиции? Или вы меня в чем-то обвиняете?
   – Вы сами это сказали.
   – Вот как? И в чем же вы меня обвиняете? В убийстве? Краже или еще в чем-нибудь?
   – Ни в том и ни в другом, – Вернье был на редкость любезен и спокоен. – Но с вашим отъездом я бы повременил. До выяснения обстоятельств смерти вашей хозяйки – госпожи Брийе.
   – С чего вы взяли, что она мертва? – девушка держалась смело, даже несколько вызывающе.
   – Это ее тело обнаружили вчера в парке.
   – И у вас есть доказательства?
   – Есть. И не одно. Так что прошу вас проследовать вместе с нами в полицейский участок.
   – Но меня ждет такси.
   – С такси мы уладим, – Вернье галантно взял под руку девушку и повел ее к полицейской машине.
   – Как бы вам не пришлось извиняться, господин комиссар, – насмешливо проговорила девушка.
   – Я это переживу, – в тон девушке ответил Вернье.
   – А мне что с этим делать? – таксист недоуменно кивнул на забитый свертками и пакетами багажник.
   – Следуйте за нами, – приказал Вернье. – Там разберемся.
   И кортеж во главе с комиссаром направился к полицейскому участку.
   Наутро Жиль застал своего шефа в приподнятом настроении. Вернье расхаживал по кабинету и, попыхивая сигаретой, что-то бормотал себе под нос.
   – А! – протянул комиссар, едва Жиль переступил порог. – Вот и вы! Как спалось? Как поживает ваша жена? Надеюсь, она не очень на вас бранилась, что я вас вчера задержал? Передайте ей мои извинения.
   Жиль недоуменно застыл у двери.
   – Черт возьми! – продолжал комиссар. – Оказывается и от оперы есть своя польза. Ведь если бы вы не затащили меня туда, то, возможно, эта дурацкая история с госпожой Брийе не была бы столь быстро раскрыта.
   – Дурацкая история? – Жиль ровным счетом ничего не понимал.
   – Ну да! – Вернье перестал расхаживать, словно маятник, по кабинету и шлепнулся в кресло. – Это же надо было до такого додуматься! Я имею в виду горничную этой старухи.
   – Это она убила госпожу Брийе? – удивленно воскликнул Жиль.
   – Вот еще! – вскричал комиссар. – Эта старуха померла сама собой. Удивительно как она еще дожила до таких лет. Ну а эта девица и решила этим воспользоваться. Ночью, чтобы никто не видел, она закопала тело в парке. Там все равно почти никто не ходит. И если бы не этот чудак со своей таксой, боюсь, мы еще долго бы не узнали развязки этой истории. Так вот, эта девица решила сыграть роль своей преставившейся хозяйки. Благо, что сыграть старуху не так уж и сложно. Побольше косметики, побольше лоска и никто не догадается, что перед тобой не размалеванная кукла, а молоденькая девушка.
   – Но для чего? – не переставал удивляться Жиль.
   – А кто ж ее знает? – Вернье растерянно пожал плечами. – Наверное, ей просто хотелось пожить хоть немного как ее хозяйка. Носить дорогие украшения, надевать роскошные наряды, ездить в шикарных лимузинах. Но самое странное, она совершенно не беспокоилась, что обман рано или поздно раскроется.
   – И что теперь с ней будет? – поинтересовался Жиль, когда комиссар закончил свой рассказ.
   – Не знаю, – комиссар неопределенно пожал плечами. – Скорее всего, ее отпустят. Но, да бог с ней! У нас и без нее дел хватает. Кстати, вы нашли мне бумаги по делу Реаля?
   – Да, – Жиль направился к столу и стал рыться в ворохе бумаг. – Они где-то были здесь.
   – У вас никогда нет порядка на столе, – заметил Вернье, посматривая на свой стол на котором кроме телефонного аппарата и набитой окурками пепельницы ничего не было. – Или ваша жена вас еще не приучила к порядку?
   – Кстати, о моей жене, – Жиль отыскал нужные бумаги и протянул их комиссару. – Ей предложили парочку билетов на оперу. Может быть, вы составите ей кампанию?
   – Боже упаси! – вскричал Вернье, выскакивая из кабинета. – Больше никаких опер! Слышите, Жиль! Никаких!

Дантист барона Экера

   – Вам никогда не говорили, что вы удивительно похожи на барона Эккера? – Вернье пытался удобнее устроиться в зубном кресле, явно не предназначенного для его массивного тела.
   – Не разговаривайте, – дантист Сэмюэль Трентон пытался запихнуть в рот комиссара ватный тампон.
   – И все же, – не унимался Вернье. – Вы как две капли воды похожи на нашего управляющего банком – барона Эккера. Если бы я вас встретил на улице, что непременно принял бы вас за него.
   – Не вы один, – Трентон недовольно поморщился. – Все принимают меня за него. Я уже устал объяснять, что я не барон Эккер, а всего лишь простой дантист. Это даже наводит меня на мысль сделать пластическую операцию.
   – Напрасно, – комиссар снова выплюнул тампон. – В этом есть свои преимущества.
   – Интересно какие? – дантист предпринял очередную попытку водворить тампон на место.
   – Я бы на вашем месте, – усмехнулся Вернье, – укокошил бы барона и занял его место. Никто бы и не заметил подмены.
   – На что вы меня подбиваете? – удивленно произнес Трентон.
   – Шучу, – отмахнулся комиссар.
   – Плохо быть чьим-то двойником, – задумчиво произнес Трентон. – К тому же я ничего не смыслю в банковском деле.
   – А барон?
   – Что барон?
   – Он знает, что у него есть двойник?
   – Разумеется. Он, как и вы, мой постоянный клиент.
   – Ну и как он к этому относится?
   – Точно так же как и вы. Он тоже предлагал мне убить его и занять его место. Но я на своем месте. И совершенно не собираюсь ничего менять.
   – Ну-ну! – ехидно хмыкнул Вернье.
   – А если вы сейчас же не замолчите, – дантист безуспешно пытался втолкнуть новый тампон в рот комиссара, – то вам придется мучиться со своими зубами и дальше.
   Вернье замолк. Дантист затолкал целый ком ваты в рот комиссара и занялся делом. Минут через пять он облегченно вздохнул:
   – Ну вот. Все готово.
   Вернье смачно сплюнул и прищелкнул зубами.
   – Надеюсь, что ваш зуб больше не будет вас беспокоить, – Трентон отправился мыть руки.
   – Я тоже на это надеюсь, – пробурчал Вернье, рассматривая свои зубы в зеркало. – Нет ничего хуже зубной боли и пустого кармана. Кстати, Сэмюэль, а как идут ваши дела?
   – Да какие там дела! – озабоченно вздохнул Трентон. – Нужно выплачивать кредит, а денег нет. Боюсь, что мое заведение закроют. Так что вам придется искать нового дантиста.
   – А вы не пробовали обратиться к барону? – предложил комиссар. – Возможно, он дал бы вам денег? Тем более что у вас есть такая мотивировка. Я имею в виду вашу схожесть.
   – Вы думаете… – Трентон напрягся, – что барон мне сможет чем-то помочь?
   – Как знать, – Вернье направился к выходу. – Как знать. Но попробовать стоит.
   После дантиста комиссар отправился прямиком домой. Возвращаться в участок ему не хотелось. Неотложных дел не было, к тому же дежурил Жиль. А на него Вернье полагался как на самого себя, хоть и постоянно контролировал своего молодого помощника. Дома зуб разболелся опять. Те лекарства, которые ему дал с собой Трентон, помогали слабо. Кое-как дотянув до утра, раздраженный и измученный Вернье снова отправился к дантисту.
   Трентон не торопил открывать. Вернье чуть не вдавил кнопку звонка в стену. Наконец-то дверь открылась. В дверном проеме показалось растерянное лицо зубного врача.
   – Я сегодня не принимаю, – скороговоркой проговорил дантист и попытался захлопнуть дверь перед носом комиссара.
   – Одну минутку, – Вернье потянул дверь на себя. Трентон даже не стал сопротивляться. Его щуплая фигура явно уступала громаде комиссара.
   – Что вы хотите? – потерянно спросил он.
   – Зуб, – прорычал Вернье. – Он снова болит.
   – Хорошо, – дантист явно был чем-то озабочен. – Подождите минутку. Я сейчас.
   Трентон скрылся за дверью, оставив комиссара дожидаться на улице. Через минуту он вернулся и протянул небольшой пузырек.
   – Вот. Надеюсь, вам это поможет.
   – И все? – ошарашено спросил Вернье.
   – Извините, комиссар, но я очень занят, – Трентон потянул за ручку двери. – Я не смогу вас сегодня принять.
   Комиссар был так обескуражен таким приемом, что даже не успел ничего возразить. Как только дверь захлопнулась, Вернье снова пришел в себя.
   – Чертов дантист! – проревел он, поворачивая домой. – И что он о себе возомнил! Сделал все кое-как, и пытается отмазаться какой-то микстурой.
   Вернье недоверчиво покосился на пузырек.
   – Однако, – шумно просопел он, – выбирать не приходится.
   Комиссар залпом осушил склянку. Зубная боль не утихла. Не помогли и сигареты, которые комиссар курил одну за другой. В сердцах Вернье заскочил в первую попавшуюся аптеку, которые он никогда не жаловал.
   – Что-нибудь от зубной боли, – проворчал он, не обращая внимания на очередь. – И поскорее.
   О суровом нраве и тяжелом характере комиссара знали все, поэтому не осмелились возражать.
   – Вот, – аптекарь протянул пакетик с порошком.
   Комиссар тут же высыпал содержимое пакетика в рот.
   – Воды? – сочувственно предложил аптекарь.
   – Обойдусь! – бросил комиссар и, расплатившись, вышел на улицу.
   Порошок подействовал. Боль отпустила. Вернье облегченно вздохнул и отправился в участок.
   Жиль как обычно был на месте. Дожидаясь комиссара, он просматривал утренние газеты.
   – Ну и что там пишут? – с порога поинтересовался комиссар. Вместе с зубной болью улетучилась и его раздраженность. Он размеренно расхаживал по кабинету, что-то напевая под нос. Для Жиля это не предвещало ничего хорошего. Если Вернье напевал, это могло означать только одно – он был в растерянности. Или просто страдал от безделья.
   – Ну так что там пишут? – Вернье перестал напевать. – Чьи косточки журналисты перемывают на этот раз?
   – Да ничего особенного, – Жиль отложил газету в сторону. – Все то же самое. Хотя, нет. Есть свежие новости. Самоубийство барона Эккера. Застрелился в собственной квартире.
   – Причина? – комиссар насторожился.
   – Прогорел на липовых кредитах.
   – Ерунда! – махнул рукой Вернье. – Липовые кредиты не по нашей части. Как и самоубийства. Есть что-нибудь стоящее?
   – Увы! – разочарованно протянул Жиль. – Больше ничего примечательного. Если не считать задавленной кошки и сбитого велосипедиста.
   – Дожили! – Вернье продолжал размеренно расхаживать взад и вперед по кабинету. – Полиция должна выискивать себе работу из газет. Если так и дальше пойдет, то…
   Вернье не успел договорить, как в дверь постучали.
   – Кого это там несет? – Вернье замер. На пороге кабинета возник Трентон.
   – Господин комиссар, – дантист нерешительно топтался у двери, – Я зашел извиниться. Все так глупо получилось. Бессонная ночь… Проблемы с кредитами… Сами понимаете… Вот лекарство…
   Трентон протянул комиссару коробочку с таблетками.
   – Спасибо, – язвительно хмыкнул Вернье. – Но мне уже лучше.
   – Все равно, – Трентон не торопился уходить. – Возьмите. Возможно, они вам еще пригодятся.
   – Буду надеяться, что нет, – Вернье выводил из себя услужливый тон дантиста.
   – Все это так глупо получилось, – повторялся Трентон. – Эта история с бароном так потрясла меня… Вы, наверное, уже слышали? А я взял в его банке крупный кредит. Вы же знаете… А как теперь выплачивать? Ума не приложу…
   – У вас все? – резко оборвал комиссар причитания Трентона.
   – Все, – промямлил дантист.
   – Тогда до свидания, – Вернье кивнул головой на дверь, давая понять назойливому посетителю, что в его услугах не нуждаются. Трентон понял жест комиссара и смиренно покинул кабинет.
   – Нет! – Вернье снова принялся расхаживать взад и вперед. – Вы только посмотрите на него! Он еще пришел извиняться! Как будто думает, что он единственный! Дудки! Я найду себе другого дантиста!
   – Хорошего дантиста найти трудно, – заметил Жиль.
   – Ну и что! – продолжал разоряться Комиссар. – Найду плохого! По крайней мере, будет с кого спросить.
   Комиссар хотел еще что-то добавить, но в дверь снова постучали.
   – Да что это сегодня? – прорычал комиссар. – День открытых дверей?
   – Простите, – в дверь просунулась взъерошенная голова. – Могу я видеть комиссара Вернье?
   Жиль кивком головы указал на комиссара.
   – Что вам? – проворчал комиссар.
   – Я пришел по делу барона Эккера, – новый посетитель также нерешительно мялся у двери. – Вы наверняка уже читали об этом в газетах?
   – Мы не занимаемся этим делом! – возмущенно рявкнул Вернье.
   – Я понимаю, что самоубийства не входят в вашу юрисдикцию, – совершенно не обращая внимания на негодование комиссара, продолжил посетитель. – Тем более, когда итак все ясно и понятно. Но в этом происшествии есть одно НО.
   – Какое еще НО? – одно упоминание имени барона начинало бесить комиссара.
   – Дело в том, – посетитель помедлил, словно обдумывая как правильнее сформулировать фразу. – Дело в том, что это был не барон Эккер.
   – Вот как? – насмешливо присвистнул Вернье. – А кто же это был?
   – Я не знаю, – растеряно пожал плечами посетитель. – Его двойник, если хотите.
   – С чего вы взяли?
   – Я знал барона. Мы какие-то время даже были приятелями…
   – Меня эти подробности не интересуют, – Вернье прервал на полуслове посетителя. – Если у вас есть что-то по существу – говорите, а нет – то проваливайте ко всем чертям!
   – Хорошо, – надменный тон комиссара совершенно не задевал посетителя. – Но, боюсь, что по существу у меня ничего нет. Барон был не из тех людей, который при небольших неприятностях пускает себе пулю в лоб.
   – Липовые кредиты вы называете небольшой неприятностью? – хмыкнул Вернье.
   – Уверяю вас, господин комиссар, для барона это было не более чем неприятность, – усмехнулся посетитель.
   – И поэтому вы заключили, что убитый – не барон Эккер? – продолжал язвить Вернье.
   – Не только, – спокойно продолжал посетитель. – Я был на месте происшествия. Видел тело. Разумеется, все приметы, одежда полностью соответствуют личности барона. Но у меня закралось смутное сомнение, что это действительно был он.
   – А кто же это был? – усмехнулся комиссар.
   – Я не знаю, – посетитель растеряно пожал плечами. – За этим я и пришел к вам, чтобы поделиться своими подозрениями.
   – Идите к черту со своими подозрениями! – вспылил Вернье. – Нам и без вас хлопот хватает.
   – А я думал, что вы займетесь этим делом, – разочарованно пробормотал посетитель и, не прощаясь, вышел из кабинета.
   – Нет! – продолжал возмущаться вслед неизвестному комиссар. – Вы только посмотрите на него! У него возникли сомнения! Он пришел поделиться своими подозрениями! Он думал, что я тут же брошусь расследовать это дело только потому, что кому-то что-то там показалось. Дудки! Если бы полиция занималась подозреньями и сомнениями, у нее не осталось бы времени расследовать настоящие дела.
   Вернье нервно выхватил из пачки сигарету и закурил. Табачный дым оказал на комиссара успокоительное действие. Вернье угомонился и, опустившись в кресло, обратился к Жилю:
   – Кстати, а кто это был?
   – Это? – Жиль недоуменно посмотрел на комиссара. – Я думал, что вы знаете. Это был лорд Эверет.
   – Как? – изумленно воскликнул Вернье, чуть не проглотив сигарету. – Сам лорд Эверет? И вы все время молчали?
   – Вы же сами не дали мне и слова сказать, – спокойно ответил Жиль.
   – Черт возьми! – Вернье заметался по кабинету. – Лорд Эверет! Кузен генерала Айзенка! И как я мог его не узнать! Лорд Эверет! Дело принимает совершенно другой оборот. Если лорд Эверет утверждает, что убитый не барон, значит, так оно и есть. Жиль! Что вы сидите? Хватит читать всякий бред!
   – А что? – Жиль отложил газету. – Разве у нас есть дела?
   – Теперь есть, – недовольно пробурчал комиссар. – Надо бы действительно разобраться с этим бароном. Как выразился этот прыщ – в этом деле слишком много НО.
   Вернье плюхнулся в кресло и снова закурил. Жиль поморщился. Он никак не мог привыкнуть к вонючим сигаретам комиссара.
   – Ну и что мы имеем? – рассуждал Вернье, пуская сизые клубы дыма. – С одной стороны – стопроцентное самоубийство, как пишут газеты. Есть повод для самоубийства. Но, если верить лорду Эверету, а ему нельзя не верить, то барон вовсе не барон. Тогда кто? Застрелился он в своем доме. Все опознали его как барона. Если, конечно, это не его двойник. Но у него есть один двойник – Трентон. Дантист. Все об этом прекрасно знают. Но Трентон жив и здоров. Будь он неладен! Не может же у барона быть еще один двойник! Если бы это было так – то все сошлось бы как нельзя хорошо. Барон на грани разорения. Его аферы с липовыми кредитами всплыли наружу. Чтобы избежать скандала барон разыгрывает самоубийство и убивает вместо себя двойника. Но откуда взялся этот третий двойник? Тысяча загадок и ни одной мысли. Жиль, что вы сидите? Скорее запросите данные о смерти барона! И соберите показания всех свидетелей. Всех! Прислуги, случайных прохожих, всех, кто видел, и кто разговаривал с бароном в последнее время. Затем пройдитесь по всем врачам, лечивших барона. Возможно, там тоже можно будет отыскать какую-нибудь зацепку. Да, еще – соберите все фотографии с места самоубийства.
   Жиль даже не пытался запомнить все, что говорил комиссар. Он просто нелепо хлопал ресницами.
   – Все это мне понадобится, скажем… – Вернье посмотрел на часы. – Часа через два. Не позже. Справитесь? Хотя, что я вас спрашиваю? У вас все равно нет выбора.
   Вернье дружески похлопал Жиля по плечу. От такой ласки Жиль закряхтел.
   – А я, – Вернье шагнул к двери, – пока проведаю одного старого знакомого.
   Жиль сразу сообразил, что речь идет о Трентоне. Конечно, он бы с большим удовольствием сам навестил бы дантиста. Но перечить Вернье он не смел. Смирившись со своей нелегкой участью, Жиль отправился выполнять приказание комиссара.
   Вернье на ходу обдумывал свои дальнейшие действия. В существование третьего двойника он не верил. Существенных доказательств того, что самоубийца не барон, у него тоже не было. Как и не было доказательств, что убитый является дантистом Трентоном.
   – Ничего, – обнадеживал он себя. – Может быть, разговор с дантистом прольет хоть какой-то свет на это дело. Ведь не мог лорд Эверет, просто затем, чтобы немного поразвлечься, придумать всю эту историю. Лорд – человек, который отвечает за свои слова. Он бы просто так не пришел в полицию. Я думаю, что это генерал Айзенк посоветовал ему обратиться ко мне.
   Вернье выпрямился. Мысль о генерале повышала и без того завышенную самооценку комиссара. Вернье в голове прокручивал планы своего повышения по службе, приобретение собственного домика где-нибудь на берегу живописного озера, отпуск на море в элитном пансионе, шикарную машину и многое другое, о чем простые обыватели могут только мечтать.
   – Господин комиссар? – чей-то знакомый голос вмиг развеял все грезы.
   – Трентон? – удивленно воскликнул Вернье, словно не ожидая встретить дантиста на улице. – А я к вам направляюсь!
   – Снова зуб беспокоит? – Трентон как-то подозрительно посмотрел на комиссара.
   – Да нет, – покачал головой Вернье. – С зубом, тьфу-тьфу, все в порядке. Я по другому вопросу.
   – По какому вопросу? – смутился Трентон.
   – По личному.
   – Может быть, – рассеянно пробормотал дантист. – Нам будет удобнее разговаривать у меня, а не на улице?
   – Пожалуй, – согласился Вернье.
   Шли молча. Вернье курил сигарету за сигаретой. Трентон весь путь нервно вздрагивал.
   – Нервишки у вас пошаливают, – заметил комиссар.
   – Это все из-за этой истории, – оправдывался Трентон. – Никак не могу придти в себя.
   – Ваш кредит тоже был липовым? – без интереса спросил комиссар.
   – Да, – уныло вздохнул Трентон. – Но выплачивать его все равно придется. Банк не спишет его на барона.
   – Вам можно только посочувствовать.
   – Сочувствием не расплатишься, – сухо произнес дантист.
   – И что вы намереваетесь делать дальше?
   – Не знаю. Наверное, придется расстаться с практикой.
   – Жаль терять хорошего дантиста.
   – А что поделать? Как это говорится? От тюрьмы и от сумы не зарекайся.
   – Ну тюрьма то вам точно не грозит, – попытался успокоить дантиста комиссар. – А вот сума…
   От таких слов Трентон передернулся.
   – Вот мы и пришли, – он отпер дверь, приглашая комиссара войти внутрь.
   – Я, пожалуй, здесь с вами и распрощаюсь, – Вернье остановился у распахнутой двери.
   – Но у вас было ко мне какое-то дело! – недоуменно проговорил Трентон.
   – Да так! – отмахнулся комиссар. – Ерунда! Просто я хотел спросить – те таблетки, что вы мне дали, нужно принимать до или после еды?
   – До… – растерянно пробормотал дантист. – То есть после.
   – Спасибо, – бросил комиссар и неторопливо зашагал обратно в участок.
   Жиль был готов к встрече. Не смотря на кучу поручений, помощнику комиссара удалось быстро с ними разделаться. И теперь он не без гордости давал отчет о проделанной работе.
   – Вот заключение экспертизы, – Жиль выкладывал на стол перед комиссаром бумаги. – Стопроцентное самоубийство. Без всяких сомнений. На столе нашли предсмертную записку. Подчерк, естественно, барона. Пистолет, из которого был произведен выстрел, нашли рядом с убитым. На руках барона обнаружены следы пороха. Он абсолютно идентичен следам пороха на пистолете. Выстрел был произведен в упор. Пуля, извлеченная из тела, и пули из пистолета совпадают по всем параметрам. Вот протокол допроса горничной. У барона не было больше слуг, за исключением экономки. Но она неделю назад взяла отпуск и уехала из города. Так что допрашивать ее нет смысла. Горничная подтвердила, что убитый – барон Эккер. На нем была его одежда, на руке – перстень, который барон никогда не снимал. Это бумаги осмотра места убийства. Ничего примечательного. Это – медицинская карта барона. Он ежегодно проходил обследование у Стемпа. Других врачей он не признавал. Разве что зубы лечил у Трентона. Но они у него были в полном порядке. Что касается посетителей, то кроме лорда Эверета в тот вечер барона никто не навещал. Лорд пробыл у него с полчаса, затем ушел. Больше никого в тот вечер не было. Это подтверждает горничная и дежуривший возле дома полицейский. У них там что-то вроде поста.
   – Кто нашел тело? – Вернье хмурился.
   – Горничная. Утром она принесла завтрак и нашла барона с дыркой в голове.
   – Когда случилось самоубийство?
   – Что-то около полуночи.
   – Выстрела, разумеется, никто не слышал.
   – Вы правы. Горничная уходит ночевать домой. А дежуривший полицейский в это время сдавал смену.
   – И это все? – Вернье скрипел зубами.
   – Все, – Жиль выложил на стол последние бумаги. – Вот разве что фотографии.
   – Какие фотографии?
   – Вы же просили, чтобы я достал фотографии с места убийства.
   – Сдались мне эти фотографии! – Вернье негодовал. – Куча бумаг и ни одной полезной! Куча догадок, и ни одной зацепки. Ну не мог же лорд Эверет просто так заявить, что самоубийца – не барон Эккер. Не могло же ему просто померещиться!
   Вернье снова уставился в бумаги. Жиль вернулся к недочитанным газетам.
   Прошел час. Другой. Вернье не отрывался от бумаг. В кабинете было нечем дышать. Зловонный сигаретный дым расползался вокруг словно туман. Окно запотело. Жиль хотел немного проветрить помещение, но форточка находилась за спиной Вернье. А прервать занятие комиссара Жиль не рискнул.
   – Может стоит обратиться к Легри? – видя озадаченное лицо начальника, предложил Жиль. – Возможно, они подскажут с чего начать?
   – К черту Легри! – взревел комиссар. – Хватит мне и того, что после их вмешательства генерал чуть не лишил меня моего места! Никаких Легри! Я не хочу больше ничего о них слышать! Я сам распутаю это дело. Чего бы мне это не стоило. Я знаю, что здесь есть зацепка. Есть! Остается ее только найти!
   Комиссар убавил пыл и снова занялся изучением бумаг. Прошел еще час. Вернье сдался.
   – Чертовы писаки! Понапишут всякой ерунды, а самого главного нет. У всех алиби! Горничная ночевала дома. Экономка в отпуске. Лорд Эверет вне подозрений. Полицейские тоже. Никаких посетителей, никаких свидетелей, никаких подозреваемых. Стоп! – Вернье хлопнул себя по лбу. – Один подозреваемый, кажется есть!
   – Вы о дантисте? – подал голос из угла Жиль.
   – О нем самом.
   – Бросьте! Разве у него был повод!
   – А как же! – Вернье самодовольно потирал руки. – Ведь он сам признался, что погорел на банке барона.
   – Как и многие другие. Послушать вас, то в подозреваемых окажется полгорода.
   – Но Трентон как две капли воды похож на барона.
   – Ну и что? – Жиль никак не мог вникнуть, на что намекает комиссар. – Если бы я был на месте Трентона, то я постарался бы выдать самоубийство барона за свое. А сам бы спокойно занял его место.
   – Жиль! – Вернье вскочил с кресла и рванулся к помощнику. – Вы гений!
   Жиль был просто ошарашен. Комиссар никогда не употреблял в отношении его таких значительных слов.
   – Вы даже не представляете себе! – Вернье бросился обнимать помощника, на что тот брезгливо съеживался. – Вы даже не представляете себе, что вы раскрыли, возможно, самое странное и запутанное дело.
   – Какое дело? – Жиль выскользнул из железных объятий комиссара.
   – Потом! – отмахнулся Вернье, устремляясь к выходу. – Я потом вам все объясню!
   Хлопнула дверь, и Вернье исчез, оставив Жиля ломать голову над случившимся. Спустя полчаса или час, комиссар появился снова.
   – Дьявол! – сердито прошипел он, опускаясь в кресло.
   – У Трентона оказалось алиби? – поинтересовался Жиль.
   – Трентон мертв, – закуривая, протянул комиссар.
   – Он испугался, что его обвинят в убийстве барона и тоже застрелился? – рискнул предположить Жиль.
   – Трентон мертв, – повторил комиссар. – А вот барон напротив – жив и здоров.
   – Как это?
   – Очень просто, – Вернье недовольно хмурился. – Сейчас вы сами все узнаете.
   Комиссар нажал кнопку, приглашая дежурного. Но вместо полицейского в кабинет вошел Трентон-Эккер.
   – Присаживайтесь, господин барон, – не вставая со своего места, комиссар указал на стул у двери.
   – Благодарю вас, – вошедший бросил придирчивый взгляд на стул, но сел.
   – У меня к вам, – Вернье растягивал слова, словно подбирая, что сказать, – всего пара вопросов.
   – Извольте, – вошедший снисходительно кивнул головой.
   – Ваше имя.
   – Барон Персиваль Эккер.
   Жиль изумленно вытаращил глаза.
   – Не могли бы рассказать, что произошло сегодня ночью в вашем доме? – протокольным тоном спросил комиссар. – Дабы окончательно поставить точку в этом деле.
   – Разумеется, – любезно ответил барон. – Мне и самому хотелось бы поставить точку в этом деле.
   – Протоколировать? – поинтересовался Жиль, вспомнив о своих прямых обязанностях.
   – Обойдемся без протокола, – Вернье вопросительно посмотрел на барона.
   – Обойдемся, – согласился тот. – Так, если позволите, я начну. Как вы знаете, я являюсь управляющим и учредителем одного из крупного банка. В последнее время наши дела шли не очень хорошо. Вы прекрасно понимаете, что я имею ввиду. Поэтому я решил обратиться за помощью к лорду Эверету. Он мой давний приятель. И он обещал помочь уладить эту неприятность. Мы договорились встретиться еще раз сегодня утром, чтобы детально обсудить все вопросы. Но, как вы понимаете, эта встреча не состоялась. И все из-за этого дантиста. Где-то спустя час или чуть более того после ухода лорда Эверета, Трентон заявился ко мне и стал требовать денег. Разумеется, я ему отказал. Тогда он достал пистолет…
   – И стал угрожать вам?, – перебил барона Жиль и тут же был удостоен суровым взглядом комиссара.
   – Ну что вы! – барон умиленно улыбнулся. – У него не хватило бы на это духу. Он стал вопить, что если я не дам денег, он убьет себя.
   – На это у него тоже не хватило бы духу, – вставил слово Вернье.
   – Я тоже так думал, – продолжал барон, совершенно не обращая внимания на то, что его перебивают. – Но когда я в очередной раз отказал ему, он приставил пистолет к виску и выстрелил. Я даже сообразить не успел, как все произошло. Когда я понял, что этот недотепа застрелился, я не на шутку перепугался. Ведь никто бы не поверил, что Трентон вот так запросто пришел ко мне домой, чтобы застрелиться. Все бы подумали, что это я его застрелил.
   – Что бы застрелить человека, нужен повод, – заметил Жиль.
   – Да бросьте! – отмахнулся барон. – В свете последних событий все были бы только рады засадить меня за решетку. А тут такой повод! Никому ничего не пришлось бы доказывать. Все однозначно бы подтвердили, что несчастного дантиста убил я.
   – И вы решили выдать его за себя, – продолжил Вернье.
   – Да, – барон виновато опустил глаза. – Трентон все равно был мертв. Какая разница, как бы его похоронили – как простого дантиста или как барона Эккера. Я решил воспользоваться нашим сходством и выдать Трентона за себя. Я написал предсмертную записку, переодел его в свою одежду. Хорошо, что он выстрелил себе в голову. Хотя, что я говорю? Затем, для пущей убедительности, я надел ему свой перстень.
   Вернье хмыкнул.
   – Не вижу в этом ничего смешного, – насупился барон. – А как бы вы поступили на моем месте?
   – Скорее всего, точно так же, – произнес Жиль. – Но продолжайте, пожалуйста.
   – А что продолжать? – барон пожал плечами. – Уладив все формальности, я переоделся в одежду Трентона и отправился к нему домой. А дальше вы и сами все знаете. Утром горничная обнаружила тело и заявила в полицию. Никто не усомнился, что это был не барон Эккер, а бедный дантист.
   – А вот лорд Эверет усомнился, – хмыкнул комиссар.
   – Я думаю, что если бы он не обратился к вам, – барон почтительно кивнул комиссару, – то дело не получило бы дальнейшей развязки. Я только ума не приложу, как вы догадались, что я – это я, а не Трентон?
   – Во-первых, – Вернье выпятил грудь. Наконец-то ему представилась возможность блеснуть перед бароном своей проницательностью. – Когда я утром пришел к Трентону, он был очень испуган и озабочен.
   – Но это не дает вам повода делать столь веские предположения, – недоумевал барон.
   – Во-вторых, – продолжал Вернье. – Те таблетки, которые вы мне дали, были не от зубной боли, а от насморка.
   – Трентон мог и перепутать, – настаивал барон.
   – В-третьих, ваш перстень. Когда мы с вами беседовали на улице, я обратил внимание на след от кольца на вашем пальце. Если долго носить кольцо, не снимая, оно всегда оставляет след. Трентон никогда не носил колец.
   – И на этом основании вы и заключили, что Трентон никто иной, как барон Эккер?
   – Это только подтвердили мои догадки. Таблетки, нервозность дантиста, след от кольца – это все маленькие кусочки, из которых складывается единое целое. Признаюсь честно, я не забивал бы голову этой историей, если бы не предположение моего помощника Жиля о возможности Трентоном занять ваше место. Я и сам не раз намекал ему на это, впрочем, как и вы. Но если Трентон может занять ваше место, почему бы вам не занять его? Вот я и решил проверить так ли оно на самом деле.
   – Браво! – барон хлопнул в ладоши. – Великолепно! Да, вначале я был действительно немного растерян и напуган. Смерть бедолаги Трентона не входила в мои планы. Но, застрелившись, он разрешил часть моих проблем. Через день-другой это нелепое происшествие позабылось бы, и я спокойно смог бы отправиться куда угодно.
   – Под именем Сэмюэла Трентона? – поинтересовался Жиль.
   – Не обязательно, – барон презрительно скривил губы. – Я мог взять себе любое другое имя. Отправиться за границу. Прожить остаток жизни тихо и спокойно. Благо, не все мои счета заморожены. Но я не рассчитал, что имею дело с таким проницательным человеком как вы, господин комиссар.
   – Вы мне льстите, – Вернье самодовольно усмехнулся.
   – Отнюдь. Я думал, что в полиции сидят один болваны, но я просчитался. Оказывается и здесь есть свои светлые головы. Если вы также хорошо разбираетесь в финансовых вопросах, я бы порекомендовал бы вас на должность управляющего каким-нибудь банком.
   – Увольте, – комиссар нахмурился. – Я ненавижу иметь дело с деньгами. И терпеть не могу банкиров.
   – Как скажете, – барон начинал нервничать. Исповедь, несомненно, затянулась. – И как вы теперь со мной поступите? Посадите?
   – За что? – удивился Вернье. – Вы ведь не совершили ничего противозаконного. Трентон сам покончил с жизнью. Вы тут ни при чем. Вы просто использовали представившийся случай. За это у нас пока не сажают. Но вам предстоит долгая тяжба с вашими вкладчиками и кредиторами.
   – Ну с этим я как-нибудь справлюсь, – барон встал, учтиво поклонился и не торопясь вышел из кабинета.
   – Минуточку, – Вернье бросился следом.
   – Что еще?
   – А вам великолепно удалась роль дантиста, господин барон.
   – Теперь вы мне льстите.
   – Это моя работа, – в голове комиссара снова возникли видения о предстоящем повышении, собственном домике на берегу озера, шикарном лимузине и многом другом, о чем простые обыватели могут только мечтать.

Дождь

   Дождь лил весь день, нагоняя меланхолию и тоску. Но комиссара это нисколько не заботило. Напротив, в такие пасмурные и унылые дни он становился намного активнее и деятельнее. Серый день, промозглый дождь, казалось, только прибавляли Вернье и без того с избытком неуемной энергии. К тому же в такие дни комиссар был на редкость учтив и внимателен к окружающим.
   Дождь лил и совершенно не собирался утихать. Жиль, чтобы хоть как-то убить еле ползущее время, уныло смотрел в окно и сонно зевал.
   – Жиль, – поинтересовался Вернье, – что вы там высматриваете?
   – Жду, когда закончится дождь, – вяло произнес помощник и снова зевнул.
   – О! – усмехнулся комиссар. – Этого придется ждать долго. Думаю, что дождь не кончится и к вечеру. Видите, как обложило небо. Точно, до вечера дождь не прекратится. Я подозреваю, что он будет лить и всю ночь.
   Жиль безрадостно вздохнул.
   – Скучно, – помощник комиссара отвернулся от окна и уставился на сырое пятно на потолке, очертаниями напоминающего большого серого паука, если только у паука бывает шесть ног.
   – Если вам скучно, – Вернье швырнул Жилю пухлую папку, – займитесь бумагами. Давно пора их разобрать.
   Жиль в очередной раз сонно зевнул и нехотя раскрыл папку. Прикинув количество листов, которые ему придется изучить и пробежав глазами пару страниц, он захлопнул папку и вернул ее комиссару.
   – Это, кажется, по вашей части.
   Вернье недовольно нахмурился.
   – Что еще?
   – Дело некоего Гастона Буатьера. Он обвиняется в преднамеренном убийстве своего отца. А я, как вы знаете, не уполномочен…
   – Сам знаю, – пробубнил Вернье, принимая папку обратно. – Вас никто и не заставляет заниматься этим делом. Я просто попросил разобрать бумаги. Проверить, все ли в порядке.
   – Все в порядке, – произнес Жиль, радуясь что комиссару все-таки не удалось сбросить на него неугодное дело.
   – Свидетели есть? – Вернье совершенно не хотелось заниматься этим Буатьером. Но раз папка оказалась на его столе, как бы он ни противился, переложить на Жиля это дело ему не удастся. К тому же Жиль всего-навсего его помощник и секретарь. И он вообще не имеет права заниматься какими-либо расследованиями. Особенно убийств.
   – Ну так есть свидетели? – Вернье не хотелось читать безграмотно составленные и наспех оформленные протоколы допросов.
   – Нет, свидетелей нет. Да и зачем нужны свидетели, когда Буатьер сам признался в убийстве. Он преднамеренно превысил дозу прописанного лекарственного средства.
   – Жиль! – Вернье терпеть не мог, когда его помощник выражался протокольными терминами. – Вы не можете говорить нормальным языком?
   – Хорошо, – согласился Жиль. – Гастон Буатьер просто дал своему папаше конскую дозу снотворного. Так лучше?
   – Гораздо, – комиссар довольно улыбнулся. – Ну и что вы думаете по этому делу?
   – Ничего, – Жиль растерянно пожал плечами. – Думаю, что Гастону Буатьеру светит лет десять, а может и больше.
   – А вам это дело не показалось немного странным?
   – Странным? – Жиль не понял, на что намекает комиссар.
   – Да, странным.
   – Нет, ничего странного в этом деле я не вижу.
   – И все же, – настаивал Вернье. – Поразмыслите немного. Дайте волю своему воображению. Хотя какое у вас воображение. У вас в голове творится то же, что и на улице. Сплошная сырость и грязь. И ни капли просвета.
   Жиль пропустил мимо ушей едкое замечание комиссара. От своего шефа ему доводилось выслушивать реплики и похлеще.
   – И все равно, я не вижу тут ничего необычного.
   – Как! – Вернье подскочил на месте. – Буатьер укокошил своего папашу, а потом добровольно сдался в руки полиции! И вам это не кажется странным?
   – Нет, – Жиль недоумевал, что такого особенного нашел комиссар в заурядном убийстве. – Наверное, его просто замучила совесть.
   – Совесть! – вскричал Вернье. – Человек сознательно убивает другого человека, а вы твердите о какой-то там совести! Откуда у убийцы совесть?
   – А если это запоздалое раскаяние? А если он действовал неосознанно?
   – Жиль! – Вернье немного утихомирился. – Откуда вы набрались таких слов? Все эти литературные термины не уместны в уголовной полиции. Да, есть такие мастаки, способные изобразить искреннее раскаяние, как вы выражаетесь, получше самых именитых артистов. Есть мастера на суде выжать из присяжных слезы и тем самым скостить себе срок. Но, поверьте моему опыту, это всего лишь игра. Блестящая игра. Убийца по своей сути тот же актер. Только актер говорит заранее выученный и отрепетированный текст. А убийце приходится импровизировать исходя из обстоятельств.
   – Вы хотите сказать, что Буатьер превосходный актер?
   – Скорее он психически ненормальный, – Вернье вытащил из папки несколько листков. – Бьюсь об заклад, что он совершенно не виновен в смерти своего отца.
   – Вот как? – глаза Жиля округлились.
   – Да, мой мальчик, бывают и такие случаи. Приходят люди в участок, заявляют о совершенном преступлении. А потом оказывается, что они к нему не имеют ни малейшего отношения.
   – Но какой смысл Буатьеру наговаривать на самого себя?
   – Не знаю, – Вернье закурил вонючую сигарету и погрузился в изучение бумаг. – Возможно он испугался. Или его запугали. Это нам и предстоит выяснить.
   Вернье пододвинул телефон и стал кому-то названивать. Жиль снова уныло уставился в окно. Дождь не прекращался. Он еще больше усиливался, навевая на Жиля еще большую тоску.
   – Жаннетта, – голос комиссара заглушал капли дождя, барабанившие по подоконнику, – как поживаешь? Что значит кто это? Ты меня уже не узнаешь? А помнится раньше ты меня узнавала даже по шагам. Ну да, конечно! Да уж! Богатым мне никогда не быть. Да, я знаю. Но уже что-то поздно менять. Да. Привык. Нравится? Разве эта работа может нравиться? Ты и сама знаешь, что мне нравится. Но хватит обо мне. Как у тебя дела? Как Бернар? Лили? Что? Когда? Два месяца назад? И ты мне ничего не сказала? Это надо же, как летит время! Малышка Лили уже вышла замуж. Передавай ей привет. И Бернару привет передавай. И Жан-Полю тоже. Что? Надо же! А я и не знал! А ведь мы с ним одногодки. Вот видишь, Жаннетта, какие мы с тобой уже старые. Шучу. Ты всегда останешься для меня миленькой молоденькой Жаннеттой. Нет, я не заигрываю Я уже не в том возрасте, чтобы заигрывать. Хотя… Если немного сбросить вес, то… Что? Ты обижена? На меня? За что? Брось. Ты же знаешь, что мне сложно вырваться. Столько дел, столько забот. Ты даже не представляешь себе. Голова кругом идет. Не успеешь разделаться с одним, как наваливается другое. И так бес конца. Да. Я помню. Ты меня предупреждала. Но уже что-либо поздно менять. Ну что ты! Я прекрасно помню. Нет, я не забыл. Я же сказал, что я помню. Конечно загляну. Как-нибудь. Непременно загляну. Обещаю. В ближайшие выходные. Да. Да. Нет. Да. Нет. Послушай, Жаннетта, я вот зачем тебе звоню. Ты не помнишь, как называлось то снотворное, которое принимала тетушка Полли? Как? Да. Да. Ну и как? Неужели? Что ты говоришь. А тетушка? А врач что сказал? Не может быть! Ну ладно, Жаннетта, тут ко мне пришли. Я не могу больше разговаривать. Я тебе потом перезвоню. Попозже. Как освобожусь. Да. Да. Обязательно загляну. В ближайшие… Непременно. Всего хорошего.
   Вернье положил трубку и шумно вздохнул. Затем небрежно засунул вынутые из папки листки обратно и, развалившись на стуле, закурил.
   – Жиль, – комиссар кивнул на папку. – Можете отнести это дело в архив.
   – Как в архив? – удивленно воскликнул Жиль. – Дело ведь еще не закрыто!
   – Уже закрыто, – Вернье выпустил сизый клуб дыма. – Буатьер невиновен.
   – Как невиновен? – опешил Жиль. – А убийство отца? Он сам признался в отравлении. И пусть я снова выскажусь, как вы выражаетесь, литературными терминами, возможно, его замучила совесть. Возможно, он действовал неосознанно. Возможно, совершив преступление, он раскаялся и осознал…
   – Жиль, – комиссар бросил в сторону помощника грозный взгляд, – если вы еще раз произнесете слово ВОЗМОЖНО, я вас поколочу.
   – Хорошо, – Жиль сдался. – Но… Возможно…
   – Жиль!
   – Тогда объясните мне – с чего вы взяли, что Буатьер невиновен?
   – Очень просто, – Вернье наслаждался своим триумфом. – Не было никакого отравления. Если вы внимательно изучили дело, то, возможно, – Вернье сделал ударение на слове ВОЗМОЖНО, – вы заметили, что Гастон Буатьер последние два года только и занимался тем, что ухаживал за своим неизлечимо больным отцом. Ему это, разумеется, порядком надоело, и он захотел ускорить кончину Буатьера старшего. И не для того, чтобы получить какое-то наследство. Буатьер отец был беден, как церковная мышь. И не для того, чтобы разрешить какие-то свои проблемы. Их у Буатьера младшего просто не было. Все было сделано только для того, чтобы лишить больного страданий. И Буатьер младший принял решение разрешить эту проблему с помощью снотворного. Только он оказался полным профаном в фармацевтике. Даже конская доза этого лекарства не способна убить человека. Единственное, что оно может вызвать – это понос. Буатьер старший доживал свои дни, находясь в бессознательном состоянии. Он уже ничего не чувствовал. Его смерть была лишь делом времени. Врач прописал ему самое слабое снотворное, какое только существует, чтобы он мог спать. Сын не знал этого.
   – Значит, бедняга Гастон зря сидит в тюрьме? – рассказ комиссар вызвал у Жиля приступ сентиментальности.
   – В тюрьме зря никто не сидит, мой дорогой Жиль, – Вернье сладко потянулся.
   – Превосходно! – Жиль был в восторге. – Одна выкуренная сигарета, один телефонный звонок – и дело раскрыто. Мои поздравления, господин комиссар.
   – Ну что вы! – Вернье слегка смутился. – Это просто дождь так благотворно влияет на мои мозговые процессы, что нельзя сказать о вас, мой дорогой Жиль.
   – Согласен, – восторг Жиля мигом улетучился. – Дождь на меня навевает только сон и скуку.
   – В таком случае, – Вернье сгреб со своего стола бумаги и бухнул их перед помощником. – Это чтобы вы не скучали. Надеюсь, к концу рабочего дня вы с ними управитесь?
   Комиссар бросил беглый взгляд в окно и, лукаво подмигнув, добавил:
   – К тому же дождь уже закончился.

Сокровища мадам Дюшон

   Вернье энергично хлопал себя по карманам, проверяя, все ли на месте. До конца рабочего дня оставалось еще минут пятнадцать, но комиссар не собирался провести остаток времени, бесцельно созерцая в окно и, вопреки всем своим правилам и устоям, решил улизнуть с работы пораньше. Его помощник Жиль, глядя на циферблат, лишь тоскливо вздыхал. Кому-кому, а ему сегодня явно не удастся вернуться домой вовремя. Комиссар органически не переваривал различного рода бумаги и всю бумажную работу сваливал на своего нештатного секретаря. Вот и сейчас Жиль безрадостно смотрел на толстую кипу папок, которые Вернье любезно предложил ему разобрать и на их основе состряпать к завтрашнему утру квартальный отчет. Тянуть дальше было некуда и Жиль обреченно принялся выводить на чистом листе шаблонные фразы.
   – Ну, – язвительно пробормотал комиссар, – не буду Вам мешать. Творите.
   Вернье решительно направился к двери, и в этот момент в дверной проем просунулась старушечья голова.
   – Извините, – проговорил тонкий писклявый голосок, – не здесь ли я могу увидеть комиссара Вернье?
   – Да, – комиссар кивнул головой. – Если Вам угодно, то комиссар Вернье – это я.
   – Какое счастье, что я Вас застала! – следом за головой в дверной проем протиснулось и тело. – А то мне сказали, что Вас уже нет на месте!
   – Как видите, я на месте, – Вернье недовольно скривился. Общение с нежданным посетителем сегодня явно не входило в его планы. – У Вас ко мне какое-то дело?
   – Разумеется, – старушка бесцеремонно прошла в кабинет и присела на краешек стула. – Иначе бы я к вам не пришла.
   Вернье обреченно взглянул на часы.
   – Валяйте! – сердито пробубнил он. – Только если можно, покороче.
   – Как скажете, – старушка бережно извлекла из недр ридикюля кружевной платочек, утерла нос и также бережно спрятала платочек обратно.
   – Дело в том, – старушка печально вздохнула, – что меня обокрали.
   – Что-то ценное? – Вернье хотелось побыстрее избавиться от нежеланного клиента.
   – Естественно! – недоуменно воскликнула старушка. – Украли все мои сокровища!
   – Сокровища? – заинтриговано переспросил Вернье.
   – Вас это удивляет? – в тон комиссару ответила старушка. – Или Вам никогда не приходилось заниматься подобного рода делами?
   – Ну почему не приходилось…
   – Так вот, – старушка не дала комиссару закончить фразу и защебетала своим пронзительным пискливым голоском. – Все это началось, когда мне пришлось уволить старую сиделку, хотя я ничего против нее не имела. Но Мартина стала стара и неповоротлива. Не было ни дня, чтобы она что-нибудь да не разбила. К тому же она страдала тугоухостью. Чтобы ее дозваться приходилось повышать голос, нервничать. А мой врач категорически запретил мне нервничать. Вот мне и пришлось расстаться с Мартиной. Ой, простите меня, господин комиссар, я не представилась. Моя фамилия Дюшон. Вы, наверное, слышали. Мой муж служил в мэрии. Возможно, Вы с ним встречались. Прекрасный был человек, – старушка смахнула внезапно набежавшую слезинку. – Но вернемся к Мартине. Уходя, она порекомендовала мне новую сиделку. И зачем только я ее послушалась? Эта Жаклин та еще штучка! Только и норовит, чтобы что-нибудь стащить. Вчера, к примеру, она стянула мой гребешок. А потом еще заявила, что она тут ни при чем. Что это я его потеряла. Но я ведь знаю…
   – Мадам, – как можно тактичнее Вернье перебил старушечье щебетание, – Вы что-то сказали о сокровищах…
   – Ах, да! Я и говорю, что за этой Жаклин нужен глаз да глаз. Я уверена на сто процентов, что это ее рук дело. Коробка еще утром стояла на месте, а теперь ее нет.
   – Коробка? – удивленно воскликнул комиссар. – Какая еще коробка?
   – Из-под обуви, – невозмутимо ответила мадам Дюшон. – В ней я хранила свои сокровища.
   – Мадам, – у Вернье он изумления перехватило дыхание, – кто же хранит сокровища в коробке из-под обуви?
   – Я храню, – без тени смущения ответила старушка. – Что в том такого? Это мои сокровища и я вольна хранить их, где мне заблагорассудится. Одни предпочитают хранить их в банке, а я – в коробке из-под обуви. Кстати о коробке. Сейчас таких не сыщешь. Мой муж – я Вам о нем уже говорила, служил в мэрии. И на первую годовщину свадьбы он преподнес мне поистине роскошный подарок – бальные туфли из шелка. Ручная работа. Сейчас таких уже не делают. Туфли давно износились, а вот коробка осталась. Превосходная коробка из розового картона, тисненая золотом с обивкой из белого атласа внутри…
   – Мадам, – Вернье нетерпеливо посмотрел на часы, – я понимаю Ваше состояние, но, может быть, мы займемся этим делом завтра?
   – Завтра? – на лице старушки отразилось явное недоумение.
   – Да, завтра, – Вернье попытался изобразить жалкое подобие улыбки. – Завтра утром вы придете, и мы с Вами все обсудим…
   – Но я не собираюсь ждать до завтра! – неожиданно вспылила мадам Дюшон. – Я не намерена ходить к Вам, когда это Вам будет удобно! Если не хотите заниматься моим делом, так и скажите. Я обращусь к кому-нибудь другому.
   Старушка резко встала со стула и направилась к выходу.
   – Хорошо, мадам, – Вернье скривил недовольную мину. – Прошу Вас, сядьте на место, выпейте воды, успокойтесь, и мы с Вами поговорим. Надеюсь, список пропавшего у Вас имеется?
   – Естественно, – мадам Дюшон вернулась на место и протянула Вернье сложенный вчетверо листок.
   Комиссар нервно развернул листок и пробежал глазами по бумаге.
   – Черт возьми! – вырвалось у него! – И из-за этого Вы полчаса морочите мне голову? Что это? Я Вас спрашиваю что это? – Вернье тыкал пальцем в листок.
   – Полный перечень пропавшего, – не обращая никакого внимания на негодование комиссара, проговорила старушка. – Вы же сами просили.
   – Мадам, Вы издеваетесь? Какие это к черту сокровища? Это же самый обыкновенный хлам!
   – Выбирайте выражения, господин комиссар! – старушка бросила в сторону Вернье строгий взгляд. – Может быть, для вас это и хлам, а для меня настоящие сокровища. Вы просто не представляете, как мне дороги эти вещи. Ни одни бриллианты и изумруды не сравнятся по ценности с ними.
   – Грош цена всем этим сокровищам, – пробурчал Вернье.
   – Можете язвить, сколько хотите, но Вам все же придется заняться моим делом.
   – Вы мне угрожаете? – ухмыльнулся Вернье.
   – Просто предупреждаю.
   – Простите, мадам, – Вернье постарался взять себя в руки, – но мне некогда заниматься вашим… – он хотел сказать хламом, но вовремя сориентировался и произнес делом.
   – Как знаете! – мадам Дюшон подскочила на месте. – Но я этого так не оставлю! Я сейчас же пойду к вашему начальству и расскажу, как Вы обходитесь с посетителями.
   – Боюсь, что вы его уже не застанете, – Вернье снова бросил взгляд на часы. На этот раз их торопливый ход его даже обрадовал.
   – Ничего! Я приду завтра!
   – Думаю, что и завтра у Вас ничего не получится, – злорадствовал Вернье. – Полиция не станет заниматься такими пустяками.
   – Господин комиссар, – мадам Дюшон еле сдерживалась, – Вы – это не вся полиция. И не Вам решать, чем должна заниматься полиция. Но если вам ваша работа в тягость, так и скажите. Думаю, что генерал Айзенк не одобрит вашего поведения.
   – Генерал? – при упоминании генерала Вернье сник. – Вы знакомы с генералом?
   – Более чем! – старушка выхватила листок из рук комиссара и направилась к выходу.
   – Постойте! Я займусь Вашим делом!
   – Я больше не намерена терпеть Ваше хамство! – не оборачиваясь, выпалила мадам Дюшон.
   – Да постойте, я Вам говорю! – Вернье понял, что немного перегнул палку. С одной стороны ему было плевать, что эта дамочка наговорит генералу. Доводилось выслушивать и не такое. А с другой стороны он представил себе, как завтра его недоброжелатели будут шептаться по углам – смотрите, вот комиссар Вернье, который не смог разобраться в таком пустяшном деле. А это было тяжким ударом по его самолюбию.
   – Прошу Вас, мадам, успокойтесь, присядьте и мы с все обсудим.
   – Это Вам нужно успокоиться, – недовольно пробурчала мадам Дюшон, но вняв словам комиссара, вернулась на место.
   – Итак, – Вернье шумно вздохнул, пытаясь привести себя в норму, – начнем сначала. Вы утверждаете, что у Вас пропала коробка с Вашим…
   Комиссар еле сдержался, чтобы не сказать с Вашим хламом, но мадам Дюшон резко перебила его.
   – Не пропала, а ее украли!
   – Хорошо. Украли.
   – Ничего хорошего я тут не вижу. Посмотрела бы я на Вас, когда бы Вы оказались на моем месте. Столько лет я собирала мои сокровища. По капельке, по крупиночке. И что? Все кануло в одно мгновенье.
   И мадам Дюшон издала стон, достойный лучших театральных актеров.
   – У вас есть подозрения?
   – Нет, – старушка отрицательно покачала головой, – подозрений у меня нет. Но у меня есть полная уверенность, что это сделала Жаклин.
   – Я бы не был так категоричен. Чтобы обвинить человека, нужны веские доказательства.
   – Поверьте мне, я знаю, что говорю! Если кто и стащил мои сокровища, так только она. А доказательств у меня более чем предостаточно. Во-первых, коробка пропала, когда Жаклин поступила ко мне на работу. Во-вторых, она терпеть меня не может, но это взаимно. Я тоже не питаю к ней особых чувств. Я бы давно ее вышвырнула вон, но хорошую сиделку теперь так трудно найти. Тем более что она обходится мне гораздо дешевле, чем предыдущая. А в-третьих… – мадам Дюшон на миг умолкла. – Впрочем, и двух первый вполне достаточно. Вот список, господин комиссар. Работайте. Завтра утром я зайду к Вам справиться, как идут дела. Думаю, что к этому времени Вы все уладите.
   Мадам Дюшон в очередной раз направилась к двери. Вернье засеменил за нею следом, рассыпаясь в любезностях.
   – Ну что Вы, мадам, стоит ли так беспокоиться? Я лично буду докладывать Вам о ходе дела. Если Вас это устроит.
   – Вполне устроит! – буркнула старушка, выходя за дверь.
   – Передавайте привет генералу, – обходительно бросил вслед комиссар.
   – Непременно! – эхом отозвалось из глубин коридора.
   Пара минут и все стихло. И только часы на стене неумолимо продолжали отстукивать время.
   – Что это было? – тиканье стрелок заглушил нерешительный голос Жиля. Все это время он только изумленно наблюдал за происходящим, не осмеливаясь даже вставить слово.
   – Лучше бы этого вообще не было! – мрачно произнес Вернье, закуривая сигарету. – Это чуть не был конец моей карьеры.
   – Разве история с пропавшими сокровищами Вас не заинтересовала? – недоуменно поинтересовался Жиль.
   – Сокровищами? – Вернье язвительно хмыкнул. – Это Вы называете сокровищами?
   И он швырнул помощнику листок, оставленный мадам Дюшон.
   Жиль пробежался глазами по бумаге и потрясенно перевел взгляд на комиссара.
   – Да, мой дорогой Жиль. Пинетки, засохшая роза, кружевной платочек, фарфоровая лошадка… Это все сокровища этой полоумной мадам Дюшон. Из-за этой старой рухляди весь этот сыр-бор. И мне, комиссару с более чем двадцатилетним стажем, распутавшим не одно запутанное преступление, раскрывшему не одно самое тяжкое убийство приходится заниматься поиском старых никому не нужных безделушек.
   – Но Вы могли бы и отказаться, – сочувственно проговорил Жиль.
   – Отказаться? – Вернье выплюнул окурок на пол, затушил его ногой и закурил новую сигарету. – Увы, мой друг. Это не тот случай. Хотя Вы натолкнули меня на одну мысль.
   – Какую мысль?
   – Если я не могу отказаться от этого дела, то этим делом займетесь Вы.
   – Я?
   – Да, мой дорогой Жиль, именно Вы и займетесь этим делом.
   – Вы хотите сказать, – Жиль никак не мог взять в толк, шутит ли сейчас комиссар или говорит серьезно. – Вы хотите сказать, чтобы я отыскал коробку со старыми безделушками?
   – Ну не я же! – Вернье важно бухнулся в кресло.
   – Нет, – Жиль чувствовал, что здесь есть какой-то подвох. – Я не могу. Я никогда не занимался подобными делами. Спасибо за доверие, господин комиссар, но я действительно не могу. К тому же мне еще нужно составить отчет…
   – К черту Ваши отчеты! – недовольно вскричал комиссар. – Отправляйтесь к этой старушенции и выясните на месте, что там произошло на самом деле. Возможно, эта бестия сама засунула свою коробку неизвестно куда, а сваливает на прислугу. Ну? Чего вы ждете? Давайте, давайте, Жиль! Я не собираюсь торчать здесь до утра.
   – Сейчас отправляться? – Жиль уныло посмотрел на часы.
   – А когда еще?
   – А отчет?
   – Я сам разберусь!
   Не в силах возражать Жиль покорно вышел из кабинета.
   Удовлетворенный, что ему удалось спихнуть это несущественное и несимпатичное дело на своего помощника, Вернье закурил. Он наслаждался терпким дымом крепких сигарет и своим превосходством, изредка посматривая на часы. Стрелки, которые еще недавно летели вперед, издевательски стояли на месте.
   Не торопясь комиссар докурил сигарету. Встал, описал несколько кругов вокруг стола и снова бросил взгляд на часы. Стрелки все также были неподвижны.
   – Черт возьми! – сердито выругался комиссар. – Видно и впрямь придется заняться этим отчетом, чтобы хоть как-то убить время.
   Он проследовал к столу Жиля, присел на стул, покачался на нем немного словно испытывая его на прочность, и начал просматривать начатое Жилем.
   Первые две страницы его вполне удовлетворили. Остальным он остался недоволен. Схватив ручку, он старательно стал вычеркивать лишние и замудрено написанные, как ему казалось, строчки.
   Искромсав несколько страниц, Вернье напрягся. Что-то во всей этой писанине его не страивало. Но вот что, он пока понять не мог. Придвинув к себе кучу папок, комиссар стал терпеливо перебирать разношерстные листы бумаги, выписывая из них бессмысленные цифры и бессвязные фразы, пытаясь придать им законченный и вполне логический вид.
   Терпения у Вернье хватило ровно на пять минут. Ничего не значащие цифры и скомканные фразы выводили его из себя больше чем постоянно досаждающие посетители.
   – Черт бы их побрал с их отчетами! – Вернье в сердцах отшвырнул ручку в сторону. – Крысы канцелярские! Кому это все нужно? Будто бы мне больше нечем заниматься, как сочинять бредовые отчеты? Я не для того нанимался в полицию, чтобы сочинять эти бредовые отчеты! Пусть этим занимается кто-нибудь другой. А меня увольте!
   Комиссар нервно закурил. Писать отчеты не его конек. Вот вылавливать убийц, распутывать загадочные преступления – это то, ради чего он готов пожертвовать всем. Или почти всем.
   – Ну и где, скажите, его носит? – Вернье все свое негодование переключил на Жиля. – Уже давно пора вернуться. Неужели так сложно….
   Но договорить комиссар не успел.
   В дверях появился взмыленный Жиль.
   – Наконец-то! – прогремел комиссар. – Выкладывайте, что Вы там раскопали?
   – Мадам Дюшон оказалась права, – переводя дух, выдавил из себя Жиль. – Жаклин оказалась целиком и полностью причастна к этому делу.
   – Целиком и полностью, – передразнил Вернье помощника. – Говорите проще. Это она сперла коробку?
   – И да и нет, – ответил Жиль.
   – Это еще как?
   – Дело в том… – Жиль никак не мог отдышаться. Видно всю обратную дорогу ему пришлось бежать бегом, чтобы в очередной раз не нарваться на гнев комиссара.
   – Что вы там лепечете? Говорите ясней.
   – Дело в том, что Жаклин не крала коробку. Она просто ее выбросила.
   – Как это выбросила? – удивился комиссар.
   – Очень просто. Она, как и Вы, господин комиссар, посчитала все эти безделушки ненужным хламом и выбросила их прямо с коробкой в мусор.
   – Молодец! – Вернье ликующе хлопнул в ладоши. – Надеюсь, старуха удовлетворена?
   – Увы, – Жиль растерянно развел руками. – Она требует, чтобы коробку вернули. В целости и сохранности.
   – Вот еще! – возмутился комиссар. – Я не собираюсь ползать по помойкам, потакая прихотям какой-то полоумной.
   – Но… – Жиль пытался добавить еще что-то, но комиссар его не слушал. Обрадованный, что ему так удачно удалось избавиться от нежеланного дела, он направился к двери.
   – Всего доброго, Жиль. Увидимся завтра.
   – Завтра? – рассеянно переспросил Жиль.
   – Ну да. Рабочий день уже давно кончился. Пора по домам.
   – Да-да, пора по домам, – пробормотал Жиль, устремляясь вслед за комиссаром.
   – А Вас, мой дорогой Жиль, – Вернье загородил собой выход, – еще ждет отчет. Или Вы о нем забыли?
   Жиль обреченно вздохнул и безропотно направился на свое рабочее место.
   Новый день не принес ничего нового. Жиль в своем углу клевал носом. Выспаться ему так и не удалось. Провозившись полночи с отчетом, он уснул прямо за рабочим столом. В результате отчет, который нужно было сдать этим утром, существовал только на черновиках и в таком виде, что проще было написать новый, чем привести в порядок эти сумбурные записи.
   Жиль уже предвещал бурю, которая разразится, едва комиссар узнает, что отчет не готов. К тому же Вернье запаздывал. А это тоже не предвещало ничего хорошего. Вообще-то он опаздывал крайне редко. Это были случаи, когда комиссар был болен или с самого утра его вызывали по неотложному делу.
   И Жиль не ошибся.
   Едва дверь распахнулась, вернее сказать, чуть не слетела с петель, кабинет наполнился смрадным дымом и разъяренными возгласами комиссара.
   – Нет, вы только посмотрите на нее! Что она о себе возомнила? Кто она такая? Подумаешь, она знакома с генералом! Я тоже с ним знаком! Ну и что? Это не повод для того, чтобы я – комиссар полиции копался на свалках!
   Вернье так разошелся, что Жиль даже не осмелился поздороваться и поинтересоваться в чем собственно дело. Он знал, что волна негодования уляжется и комиссар сам все расскажет. Но на этот раз волна превращалась в настоящее цунами.
   – Я, – продолжал распыляться Вернье, – должен посреди ночи тащиться черт знает куда! Рыться в мусоре! И все потому, что кому-то, видите ли, дороги ее воспоминания! Что Вы на меня так смотрите? Да, мой дорогой Жиль. Эта бестия разбудила меня посреди ночи. И откуда она только узнала мой телефон? Хотя, впрочем, это уже не важно. И мне пришлось ехать на помойку, разгребать завалы, разыскивая ее драгоценные сокровища. Черт бы побрал эту старуху!
   – Так Вы нашли ее? – Жиль наконец-то сообразил, что произошло.
   – Конечно! – торжествующе произнес Вернье. – Я бы был не я, если бы не смог отыскать какую-то там коробку, пусть даже спрятанную у черта в пекле!
   И Вернье водрузил на стол помятую розовую коробку. Жиль заинтригованно приподнялся со своего места.
   – Так. – Вернье перестал громыхать и уселся в кресло. – Посмотрим, что у нас там?
   Он снял крышку, небрежно отбросил ее в угол. Затем выудил из недр стола сложенный листок и стал сравнивать содержимое коробки с написанным на бумаге.
   – Пинетки вязаные. Есть. Кружевной платочек. Имеется. Забавно, неужели и я в старости буду собирать ненужные безделушки? Надеюсь, это не заразно? Что там дальше по описи? Флакон из-под духов. Есть такой. Это уж полный бред – хранить пустой флакон. Хотя, запах еще остался. А это что? Забавная вещичка. У меня, помнится, в детстве тоже была такая фарфоровая лошадка. Мы даже с братом иногда за нее дрались. Черт! Хвост отломался!
   Вернье виновато осмотрелся по сторонам.
   – Черт! Кто же знал, что эта штучка такая хрупкая, – Вернье не знал, куда деть отломанный хвост.
   – Возможно, – предложил Жиль, – его можно приклеить?
   – Приклеить? – растерянно переспросил комиссар. – Я думаю, проще его выбросить.
   Вернье сгреб безделушки обратно в коробку, а покалеченную лошадку вышвырнул в мусорную корзину.
   – Вот и все!
   – Вы думаете, – Жиль недоуменно посмотрел на комиссара, – что мадам Дюшон не заметит? У нее хорошая память.
   – И что вы предлагаете? – Вернье напрягся. – Хотя, я знаю, как мы поступим. Вот что, мой дорогой Жиль, Вы сейчас отправитесь на экскурсию по антикварным магазинам и лавкам. Возможно, и отыщете такую же или хотя бы похожую.
   Жиль понимал, что возражать бесполезно, но это распоряжение комиссара его даже немного обрадовало. Заодно он сможет немного развеяться, прогулявшись по парку, и не спеша перекусить в каком-нибудь уютном кафе. А потом свою задержку спишет на поиски.
   – Хорошо, господин комиссар, – непроизвольно улыбаясь, Жиль направился к двери и нос к носу столкнулся с мадам Дюшон. Улыбка тут же сползла с его лица. Визит этой дамы враз перечеркнул прогулку по парку и уютное кафе. Действовать нужно было быстро и четко.
   Учтиво пропустив старушку в кабинет, Жиль пулей выскочил из участка.
   – Как мое дело? – вместо приветствия проговорила мадам Дюшон, бесцеремонно усаживаясь напротив комиссара. – Вы отыскали мои сокровища?
   – Разумеется, – Вернье принужденно заулыбался. – Все в целости и сохранности. Все по описи. Можете не беспокоиться.
   – Вы мне будете говорить о беспокойстве? – хмыкнула старушка и открыла крышку.
   – Все в целости и сохранности, – повторялся Вернье. – Все на своих местах. Как и…
   – А где лошадка? – с ужасом вскричала мадам Дюшон. – Маленькая фарфоровая лошадка?
   – Наверное, она затерялась среди других вещиц, – комиссар понимал, что он несет полный бред.
   – Я не слепая! Ее здесь нет! Признавайтесь, что Вы с ней сделали? Куда Вы ее подевали? Я так и знала! Я так и знала, что Вам нельзя было поручать это дело! Надо было сразу обратиться к кому-нибудь другому!
   – Мадам, – Вернье еле сдерживался, чтобы не взорваться в ответ, – возможно, Вы просто забыли… Возможно, лошадки там просто не было…
   – Не порите ерунды! – вскричала мадам Дюшон. – У меня с памятью все прекрасно! Если я говорю, что лошадки нет, значит, ее нет.
   – Мадам, – сквозь зубы цедил комиссар, – возможно, она просто выпала.
   – Из закрытой коробки?
   – Да. Я как раз послал своего помощника посмотреть, не обронили ли ее случайно, когда доставляли коробку. Знаете, нынешняя молодежь такая безрукая. Не мне Вам объяснять, с кем приходится работать.
   – Кончено, – язвительно хмыкнула старушка, – ведь у них такой начальник. Ну и где Ваш помощник? Сколько он будет бегать? Или Вы просто мне морочите голову?
   – Ну что Вы, мадам, – нелепая улыбка на лице Вернье начала превращаться в гримасу. Весь свой гнев, разрывавший его внутри он переключил на Жиля.
   «Где его черти носят? Уже давно пора вернуться. У нас не столько много антикварных лавок, чтобы потратить на них полдня. Если через пять минут он не вернется, я не знаю, что я сделаю. Пока не знаю. Но, клянусь, этот день он запомнит надолго…»
   – Я не собираюсь ждать целую вечность, – мадам Дюшон поднялась со стула и решительно направилась к выходу. Вернье метнулся за ней следом.
   И в этот момент в дверях показался взмыленный Жиль. Вернье хватило и сотой доли секунды, чтобы понять, что Жиль нашел злополучную лошадку.
   – А вот и мой помощник! – не давая Жилю сказать и слова, Вернье подхватил старушку под руку и оттащив ее от двери чуть ли не насильно усадил на стул. – Вы ведь нашли лошадку? Я же Вам говорил, что ее просто обронили. Где Вы говорите ее нашли? В коридоре? Возле дежурного? Ай-ай, какая неосторожность. Я разберусь. Я обязательно разберусь с этим. Ну, что Вы стоите как истукан? Давайте скорее лошадку. Мадам начинает нервничать. Вот, прошу Вас. Это она. Целая и невредимая. Надеюсь, теперь вы удовлетворены.
   – Вполне! – старушка выхватила лошадку из рук комиссара и, не глядя, засунула ее в коробку к остальным безделушкам.
   – Рад Вам услужить, – Вернье рассыпался в любезностях.
   – Вот только не надо притворяться, господин комиссар. Я же знаю, какая у нас с Вами обоюдная антипатия, – и, сунув коробку под мышку, мадам Дюшон удалилась.
   Вернье и Жиль наконец-то смогли облегченно вздохнуть.
   Жиль – оттого, что ему больше не нужно бегать сломя голову по всему городу. Вернье – оттого, что весь этот кошмар закончился. Даже приливы ярости и гнева улетучились вместе с этой тошнотворной мадам Дюшон и ее бесполезным хламом.
   – Великолепно сработано, Жиль! – комиссар дружески похлопал помощника по плечу. – Ну, рассказывайте, где вы ее нашли?
   – В лавке у Норштейна.
   – Черт! – взревел комиссар. – Но это же самая дорогая лавка в городе! И сколько вы отдали за эту побрякушку?
   Жиль ответил. Вернье взревел еще громче.
   – Да за такие деньги можно купить сотню таких лошадок! Этот старый мошенник Норштейн Вас попросту надул.
   – Но Ваша репутация стоит дороже, – Жиль начал оправдываться.
   – Тут Вы правы, – Вернье сбавил пыл. – Тут Вы совершенно правы. Черт бы побрал эту старуху. Ее визит обошелся мне слишком дорого. И для кошелька и для моей нервной системы. Хотя… Чего не сделаешь для спасения собственной репутации. Кстати, о репутации. Как поживает наш отчет? Надеюсь, он готов?
   Жиль только уныло вздохнул.

Любовь как повод для убийства

   Они сидели друг напротив друга. Грузный комиссар Вернье и эта хрупкая женщина. Вернье молчал, женщина говорила. Тихо, без эмоций, лишь изредка смолкая, чтобы перевести дух, собраться с мыслями и вновь продолжить свою исповедь.
   Женщина говорила. Вернье молча внимал ее словам, лишь изредка извлекая из пухлой папки какие-то бумажки, пробегая по ним глазами и засовывая их обратно.
   Женщина говорила. Вернье слушал. И так продолжалось около часа. Жиль даже начал немного нервничать. Было странно наблюдать, как строптивый комиссар Вернье, привыкший по большей части разрешать все вопросы криком, не проронил за это время ни слова, не задал ни одного вопроса, не выкурил ни одной сигареты. Или он просто спасовал перед этой тоненькой, как былинка, застенчивой, словно школьница, женщиной? Но это было так не похоже на Вернье. Надменного и строптивого. Неукротимого и заносчивого комиссара Вернье.
   Жиль не слушал, что говорила женщина. Он ждал. Он ждал, когда его начальник выйдет из состояния заторможенности и начнет действовать. Начнет маятником метаться по кабинету, засыплет подозреваемую тысячей вопросов и, не дожидаясь ответов, начнет выдвигать тысячу версий, пытаясь вывести свою жертву из равновесия, одну за одной станет курить свои вонючие сигареты… Но ничего этого не произошло.
   Когда женщина в очередной раз замолчала, Вернье по ее растерянному виду понял, что все сказано. Он еще раз выудил из папки какую-то бумажку, долго и усердно изучал ее, потом отложил ее в сторону, шумно втянул в себя воздух и выдохнул только одну фразу:
   – Зачем? Зачем вы это сделали?
   Женщина отрешенно посмотрела на комиссара.
   – А разве они имели право жить, когда мой сын мертв?
   Жиль напрягся. Вот сейчас Вернье извергнет весь поток негодования и спесивости. Но вместо этого комиссар спокойно произнес:
   – Продолжайте.
   Женщина потерянно опустила глаза.
   – А что продолжать? Моего Рене больше нет…
   – И вместе с ним Марго Ларош, Николь Ану, Софи Штайн… Мне продолжать?
   – Не стоит, – женщина устало вздохнула.
   – Хорошо, что вы осознали свою вину. Не стали отрицать свое причастие к убийству этих ни в чем неповинных девушек…
   Женщина невольно улыбнулась.
   – Что такого смешного я сказал? Убийство невинных девушек не такая уж и веселая штука.
   – Не такие они уж и невинные, – женщина перевела взгляд на окно.
   – И чем же их вина, позвольте узнать?
   – Их вина в том, что они живы, а мой сын нет.
   – Послушать вас, – неожиданно вспыхнул Вернье, – так и я, и мой помощник должны были угодить в ваш список.
   – Вы к этому не имеете никакого отношения.
   – А они? – в голосе Вернье начали проскакивать гневные нотки. – Какое отношение они имели к гибели вашего сына? Насколько я в курсе, ваш сын попал в автомобильную аварию. Несчастный случай и не более того. При чем тут эти девушки? Их даже не было рядом!
   – Их вина в том, что они остались живы, а мой сын нет, – упрямо повторила женщина.
   – Черт! – Вернье ошеломленно вскочил со своего места. – Вы понимаете, что вам теперь грозит?
   – Мне все равно, – женщина бессмысленно продолжала смотреть в окно.
   – Как хотите! – Вернье изнеможенно шлепнулся обратно в кресло. – Жиль, вызовите дежурного. С этим делом все понятно!
   Комиссар схватил папку и небрежно зашвырнул ее в ящик стола.
   – Простите, мадам, но я больше ничем не могу вам помочь.
   Женщина ничего не ответила.
   Вошел дежурный. Женщина медленно поднялась со стула и неторопливо проследовала за полицейским. Возле двери, она на мгновенье остановилась и повернувшись к комиссару, тихо произнесла:
   – Вам этого никогда не понять. Вы ведь никогда и никого не любили.
   Сказала и вышла в коридор.
   И тут Вернье словно подменили.
   Последние слова подействовали на него словно бомба. Комиссар взревел:
   – Чертова баба! Прикончила шесть человек и думает, что так и надо! Нет, вы только посмотрите на нее! Другая бы на ее месте волосы на себе рвана, локти кусала! А эта? Ни тебе слезинки! Ни тебе раскаяния!
   Жиль удовлетворенно наблюдал, как комиссар носится из угла в угол, сердито размахивая руками.
   – А как на нее вышли? – Жиль понимал, что в этой истории не все так просто.
   – Случайно, – Вернье перестал метаться по кабинету, плюхнулся в кресло и закурил. – Совершенно случайно. Если бы не соседи, не знаю, как долго мы бы провозились с этим делом. Это они учуяли запах и вызвали полицию.
   – Запах? Что еще за запах?
   – О! – Вернье выпустил колечко сизого дыма. – Запах – это слишком мягко сказано. Это была вонь. Вонь от разложившегося трупа. Вы даже не представляете себе, мой дорогой Жиль, на что способны женщины! Вместо того, чтобы похоронить своего сына, как это подобает по всем правилам приличия, эта мадам устроила у себя дома нечто вроде некрополя. Труп, разумеется, рано или поздно начинает гнить. А где гниль, там и вонь. Нужно быть медиком или на худой конец фармацевтом, чтобы знать, как избавиться от этого ужасного запаха. Но, увы, познания медицины у этой дамочки ограничиваются лишь знанием средств от бессонницы и поноса. Поэтому она и пыталась перебить эту вонь духами. Но ни одни духи, даже самые стойкие, не способны заглушить запах гниющей плоти. Кстати, Жиль, вы не могли бы сменить свой одеколон?
   – Одеколон? – Жиль не ожидал такого резкого перехода.
   – Да, – Вернье вдавил окурок в пепельницу и закурил по новой. – Купите себе что-нибудь поприличнее. У этого слишком тошнотворный аромат.
   «Что уж говорить про ваши сигареты!» – про себя проворчал Жиль, но вслух произнес:
   – Хорошо, я учту ваши пожелания.
   – Так вот, – Вернье с наслаждением посасывал сигарету. – Соседи унюхали вонь и вызвали полицию. Но это еще что! Полиции и не такое доводилось видеть. Но то, что они там увидели, потрясло даже самых стойких. Мухи. Тысячи. Миллионы мух. Они были везде. На окнах, на стенах, на потолке. Они жужжали так, что нельзя было услышать собственного голоса. Они ползали под ногами, скрыв под собой ковер. Миллиарды огромных толстых мух и еще столько же их мерзких личинок…
   Жиль ощутил, как тошнота подкатывает к его горлу.
   – А нельзя ли обойтись без этих подробностей?
   – Как хотите! – Вернье обиженно засопел.
   – А девушки? Причем тут девушки?
   – Это просто, – Вернье выплюнул сигарету. Рассказ о полчищах мух он считал гораздо более занятным, чем убийство каких-то там девушек. – Мать погибшего посчитала, что виной его гибели является его возлюбленная. Но поскольку ни имени, ни адреса, ни как выглядит очередная пассия ее сына женщина не знала, она решила действовать наверняка. Раскопав в записной книжке сына записи обо всех девушках, она начала действовать. Хладнокровно и уверенно. Марго Ларош она отравила. Николь Ану под предлогом поговорить о сыне она вызвала на встречу и сбросила ее с моста…
   – Но ведь девушка могла и выжить, – Жиль невольно перебил монолог комиссара.
   – Могла, но не выжила! – недовольно пробурчал Вернье. – А вы бы выжили, если бы вам привязали камень на шею?
   – Простите, господин комиссар, – Жиль осознал свою оплошность. – Продолжайте, пожалуйста.
   – Потом были Софи Штайн, Валентина Делерю, Анна Мэй. Ничего интересного. Заурядные убийства. Без извращения, без насилия, без фантазии. И заметьте, мой дорогой Жиль, никаких свидетелей, никаких следов, никаких зацепок. А это даже матерым маньякам не всегда удается. Только вот с шестой девушкой вышла небольшая загвоздочка. Жанна Бойль. Вот про кого бы нашим графоманам книги писать! – Вернье восхищенно взмахнул руками. – Ну не захотела она с первого разу умирать. Толи отрава была слишком слабой, толи девушка оказалась слишком крепкой, но все закончилось банальным расстройством желудка. Девчонка даже не поняла, что произошло. Но нашу мадам этим не остановить! Она выждала момент, когда Жанна возвращалась с работы, и на всем ходу налетела на нее на своем фордике. Но и тут невезение! Бойль отделалась лишь парой царапин. Взаимные извинения. Ох, какая я рассеянная! Ну что вы, мадам, это я невнимательная! И они чуть ли не лучшие подруги. Мадам запаниковала. Таких промахов у нее еще не было. Но остановиться мамаша уже не могла. Она приглашает Жанну на прогулку, вроде бы как компенсация за причиненные неудобства. Бойль по своей наивности соглашается. Они едут на какую-то станцию и наша мадам, вероятно начитавшись Толстого, толкает девушку под проходящий поезд.
   – И на этом все закончилось? – Жиль с увлечением слушал рассказ комиссара.
   – Если бы! – Вернье снова закурил. – Эта девчонка словно заговоренная. Короче, она отделалась парой переломов и сотрясением мозга. Сейчас она в больнице. Еще недельку и она сможет вернуться домой.
   – А как же наша серийная убийца? Она ведь, наверное, узнала, что Жанна осталась жива?
   – Разумеется! – находчивость Жиля позабавила комиссара. Он перестал дымить и, загасив недокуренную сигарету, направился к выходу. – Но довести свой план до конца ей не удалось. В дело вмешались соседи. У вас есть соседи?
   – Конечно, – Жиль был обескуражен таким вопросом. – Весьма приличные люди.
   – Так вот, – Вернье дружески похлопал помощника по плечу, – никогда не доверяйте соседям. Даже если они весьма приличные люди. При удобном случае они с превеликой радостью сдадут вас полиции. Как говорится, из благих побуждений.
   – Нет, – Жиль недоверчиво покачал головой. – Это невозможно.
   – А то, что обычная добропорядочная женщина, любящая заботливая мать, ничем не примечательная, ни в чем ранее не замешанная отправила на тот свет шесть человек? Это возможно?
   – Ее тоже можно понять, – Жиля изрядно утомила эта история. Ему хотелось поскорее выбраться из этого душного прокуренного, насквозь пропитанного убийствами, мошенничеством, воровством и еще множеством злодеяний помещения и отправиться домой, где нет подозреваемых и преступлений, нет нескончаемых допросов и бесконечных дознаний. Где жизнь протекает тихо и размеренно без всяких домыслов, догадок и предположений. Где нет комиссарской напыщенности, властности и чопорности. И он был уже там – в тишине и уюте, покое и неге. Заботливо укрытый теплым пледом, с чашкой горячего ароматного кофе. И рядом его ласковая, любящая Кристин.
   – Понять? – резкий окрик Вернье отбросил прочь плед, кофе и обожаемую Кристин. – Разве это можно понять? Чтобы это понять, нужно уразуметь мотив, причину! Найти оправдание, в конце концов! Вы можете найти оправдание содеянному этой мамашей?
   – Кажется да, – бездумно произнес Жиль и сам испугался сказанного.
   – Вот как? – глаза комиссара округлились. – Ну и в чем тут причина? Поделитесь, если вас не затруднит, своими мыслями на этот счет. Просветите, так сказать, коллегу.
   – Любовь, – только и смог выдавить из себя Жиль.
   – Что? – Вернье недоумевал.
   – Любовь, – повторил Жиль. – Эта женщина любила своего сына. Даже слишком любила. И из-за своей любви она сошла с ума. Она даже не осознавала, что делала.
   – Никогда не слышал, чтобы любовь служила поводом для убийства, – такое заявление помощника повергли в комиссара в транс.
   – А вы когда-нибудь любили, господин комиссар? – перед глазами Жиля вновь возник нежный образ Кристин.
   – Какое вам до этого дело! – Вернье рассерженно выскочил из кабинета.
   – Тогда вам этого не понять, – вслед комиссару негромко проговорил Жиль.

Дело о трех миллионах

   Вернье психовал. Всего лишь полчаса назад он выкурил последнюю сигарету, а сейчас снова изнемогал от желания закурить. Он перерыл все ящики, перетряс все папки, он даже не побрезговал заглянуть в урну в поисках случайно завалявшейся сигаретки. Но все его старания были тщетны. Ни в ящиках письменного стола, ни в книжном шкафу, ни в карманах собственного плаща ничего не было. Даже полная пепельница убила последнюю надежду комиссара сделать хотя бы одну затяжку.
   – И все эта дурацкая привычка докуривать сигарету до фильтра! – упрекал себя Вернье. – Все! Решено! Бросаю курить! Давно пора избавиться от этой вредной манеры! Да и для здоровья оно полезней…
   Вернье тоскливо вздохнул.
   – Черт! Как же хочется курить!
   Вернье высунул голову в коридор.
   – Рамье! – кликнул он дежурного по участку. – У тебя закурить не найдется? А то у меня сигареты закончились.
   – Вы же знаете, господин комиссар, – добродушно ответил Рамье, – что я не курю.
   – А напрасно! – рявкнул Вернье и захлопнул дверь.
   Кончено, ему ничего не стоило попросить того же Рамье сбегать в ближайший киоск и купить пачку сигарет. Но кое-кто мог воспринять эту невинную просьбу как злоупотреблением служебным положением. А раздувать целую историю из пустяка Вернье не хотелось. Так же как и не хотелось идти за сигаретами самому. На улице накрапывал дождь, а у Вернье после телефона на втором месте самых ненавистных вещей стояли сырость и слякоть. Так что комиссару оставалось только озлобленно метаться по кабинету, чтобы хоть как-то заглушить дикое желание втянуть в себя пару клубов едкого дыма.
   – И где это Жиль запропастился? – Вернье попытался отвлечься, переключить свой мозг на другую тему. – Уже как полчаса назад он должен быть на работе! Неужели он и сегодня проспал? Ну, на этот раз ему это так не сойдет! Я ему устрою разнос по полной программе! Почему я – комиссар полиции со стажем, с множеством благодарностей от начальства должен приходить на работу вовремя, а какой-то там мальчишка позволяет себе постоянно опаздывать! Все! Точка! Сегодня же потребую от него рапорт на увольнение. Пусть катится ко всем чертям! Хотя нет… Лучше я переведу его в отдел к Курто. Вот уж где он…
   Но закончить фразу Вернье не успел. Дверь кабинета тихо открылась и на пороге появился довольный Жиль. Стряхнув воду с зонтика, он негромко и любезно произнес:
   – Доброе утро, господин комиссар.
   – Можете не раздеваться! – вместо приветствия рявкнул комиссар. – С данного момента вы поступаете в распоряжение Курто!
   – Надолго? – не обращая внимание на повышенный тон Вернье, поинтересовался Жиль.
   – Навсегда! Мне больше не нужны помощники, которые не умеют приходить на работу вовремя!
   – Значит, дело господина Леви тоже передать Курто? – немного разочарованно произнес Жиль.
   – Леви? – Вернье поубавил пыл, – Какого еще Леви?
   – Господина Леви, – Жиль сложил зонтик и спокойно повесил его на спинку стула, – которого ограбили на прошлой неделе.
   – Черт! – Вернье хлопнул себя по лбу. – Как же я мог об этом забыть! Ну уж дудки! Курто обойдется! Кому-кому, а ему я никогда не доверю такое деликатное дело. Пусть лучше возится с карманными кражами. Такие дела как раз по нему.
   – Насколько я понимаю, – Жиль невольно улыбнулся, – мой переход к Курто откладывается?
   – Хватит о Курто! – Вернье снова вспылил. – Вы лучше мне разъясните, почему вы опоздали на этот раз? Только придумайте сказку поинтересней. А то мне надоело слушать про не прозвонивший вовремя будильник, про сломавшийся трамвай и несчастных старушек, которых вы по полдня переводили через улицу. Ну… Я вас слушаю. Начинайте оправдываться.
   – А что оправдываться? – Жиль уселся за свой стол и, как ни в чем не бывало, стал разбирать скопившиеся за вчерашний день бумаги. – Вы ведь сами просили меня сегодня утром зайти к мадам Огюстье и передать ей билеты в театр.
   Вернье засопел. В последнее время он что-то стал слишком забывчивым.
   – А вы же знаете подобного рода старушек, – продолжал Жиль. – Они ни за что не отпустят, пока не напоят вас чаем. Кстати, она на вас немного обижена.
   – С какой стати? – вспыхнул Вернье.
   – Она думала, что вы сами принесете ей эти билеты.
   – Слишком много чести, – отрезал комиссар. – Пусть будет довольна тем, что ее регулярно два раза в месяц снабжают билетами в оперу и театр. И заметьте, мой дорогой Жиль, бесплатно.
   – А еще она просила, вернее сказать, настаивала, чтобы вы в нынешнюю субботу обязательно пришли к ней сами. Кажется, у нее намечается какое-то торжество и вы, передаю дословно, могли бы хотя бы на день забросить к дьяволу свою идиотскую работу и соблаговолить отдать долг уважения старой, но пока еще живой тетке.
   – Вот еще! – Вернье покосился на пепельницу. При упоминании своей родственницы желание курить обострилось еще сильнее.
   – С вашего позволения я заверил старушку, что вы по возможности будете.
   – Вы слишком многое себе позволяете, – заметил комиссар.
   – По крайней мере, старушка осталась довольна, – не обращая внимания на замечания Вернье, продолжал Жиль. – Даже если вы и не придете, она вряд ли станет вас этим попрекать. Обещание быть равносильно самому визиту. И, если вы не станете возражать, я позволил себе еще одну вольность…
   С этими словами Жиль протянул комиссару пачку сигарет. Вернье ошарашено завертел глазами.
   – Как вы узнали, что у меня закончились сигареты?
   – Я и не знал, – Жиль пожал плечами. – Я просто предположил, что мое опоздание вас немного расстроит и таким способом я хотел бы избежать последствий.
   – Забудьте про опоздание! – Вернье выхватил пачку из рук помощника, одним рывком сорвал обертку, вытащил сигарету и, чиркнув спичкой, блаженно затянулся.
   Жиль умолк. За время совместной работы с комиссаром он прекрасно усвоил два момента. Первый – никогда не говорить с комиссаром о женщинах. И второй – не мешать своему начальнику когда он курит или ведет беседу с посетителем. Если второй момент Жиль мог хоть как-то объяснить, то первый для него оставался загадкой.
   – Ну? – Вернье докурил сигарету и, опустившись в кресло, закурил другую. – Что у нас там с этим Леви?
   – Ничего конкретного. Свидетелей нет. Мотив не ясен. Подозреваемых тьма, но почти у всех алиби, – Жиль растеряно развел руками. – Дело безнадежное. Я бы на вашем месте спокойно передал его Курто.
   – Поэтому ты и не на моем месте, – Вернье самодовольно пыхтел сигаретой. – И много украли?
   – Три миллиона.
   – Ничего себе! – присвистнул комиссар. – И вы так спокойно об этом говорите?
   – А разве что-то изменилось, если бы украли больше или меньше? – Жиль сник. – Я такие деньги даже в руках не держал.
   – У вас все еще впереди.
   – Об этом можно только мечтать! – Жиль невесело вздохнул.
   – Хватит вздыхать! – Вернье вдавил окурок в пепельницу и поднялся с кресла. – За вас никто работать не будет! Где у вас бумаги по делу этого…
   – Леви, – подсказал Жиль.
   – Ну да… Дайте их мне. Не может быть, чтобы в этом деле не было ни одной зацепки.
   Вернье схватил протянутую помощником тоненькую папку и снова бухнулся в кресло.
   – Да! – протянул он, вытряхивая содержимое папки себе на стол. – Негусто. Теперь я понимаю, почему Курто от него отказался.
   Жиль недоуменно посмотрел на комиссара.
   – Ладно! – Вернье сгреб бумаги в верхний ящик стола и направился к выходу. – Нет подсказок на бумаге, поищем их на месте преступления. Ну? Чего вы сидите? Я что один должен расхлебывать это дело?
   Жиль удрученно посмотрел в окно, за которым все также моросил противный дождь.
   – Сколько вас можно ждать? – Вернье нетерпеливо тряс ручку двери.
   Жиль неторопливо взял зонтик и без особого энтузиазма направился следом за комиссаром.
   Супруги Леви, к которым первым делом решил заглянуть Вернье, восприняли визит комиссара полиции как-то слишком спокойно, если не сказать равнодушно. У Жиля даже создалось впечатление, что речь шла не о краже трех миллионов, а просто о потере старой безделушки.
   Роже Леви управляющий какой-то фирмой по продаже недвижимости любезно предложил комиссару чашечку чая, от чего Вернье как можно учтивее отказался. А вот от соблазна выкурить сигару комиссар удержаться не смог. Мало того, он умудрился тайком стянуть еще одну сигару и незаметно, как он думал, для окружающих спрятать ее в нагрудный карман пиджака.
   – Я догадываюсь, – первым начал разговор Леви, – какой повод привел вас в мой дом. Все это настолько глупо и нелепо, что просто не укладывается в голове. Я ведь прекрасно понимаю, что ответственность за случившееся целиком и полностью лежит на мне и в случае, если настоящий похититель не будет найден, мне грозит тюрьма.
   – Уж сразу и тюрьма! – комиссар поперхнулся сигарным дымом. Эти изыски богемной жизни были не для него. Вернье больше по нраву были дешевые вонючие сигаретки, но не мог же комиссар полиции пасть лицом в грязь перед каким-то там новоиспеченным коммерсантом. Вот и приходилось через силу пропускать через себя сизый не привычный для его организма дым.
   – Если не тюрьма, – равнодушно пробормотал Леви, – то скандала мне избежать точно не удастся. Так что задавайте свои вопросы. Я с готовностью на них отвечу.
   Вернье сделал затяжку, покривился и, отложив сигару в сторону, перешел в наступление. Он задавал вопросы, Леви отвечал на них. Вернье пытался быть корректным, Леви – искренним. Но со стороны их разговор походил не на откровенный разговор, не на допрос с пристрастием, а на экзамен, где экзаменатор всячески пытается завалить экзаменуемого.
   Жилю и мадам Леви отводилась роль сторонних молчаливых наблюдателей, в голове которых возникала только одна мысль – когда же это все закончится? Но, казалось, этому не будет конца.
   – Когда это произошло? – Вернье никогда не записывал сказанное, надеясь на память.
   – В пятницу, двенадцатого.
   – Точнее.
   – В шестом часу. Уходя домой, я решил захватить кое-что из бумаг. Открыв сейф, я обнаружил пропажу.
   – Когда вы положили деньги в сейф?
   – Сразу же после того, как господин Вилье передал их мне.
   – Время.
   – Что-то около полудня. Точнее сказать не могу.
   – Зачем господин Вилье передал вам такую крупную сумму?
   – Это коммерческая тайна.
   – Нам сейчас не до тайн! – Вернье нахмурился. – Отвечайте на поставленный вопрос.
   – Это были деньги для реализации одного проекта. Надеюсь, я могу не посвящать вас в суть данного проекта?
   – Как знаете. Почему Вилье передал сумму наличными, а не чеком или через банк?
   – Потому что по ходу выполнения заказа мне и моим подручным приходится расплачиваться с поставщиками, их рабочими, а они к чекам относятся предвзято. Рабочий люд сами понимаете.
   – Ясно. Кто кроме вас знал о существовании этой суммы?
   – Я, мой заместитель Дакен и господин Вилье.
   – Кто еще?
   – Кажется больше никто?
   – Выражайтесь точнее.
   – Больше никто.
   – А бухгалтерия? Кто-нибудь из бухгалтерии знал об этих деньгах? Ведь, насколько мне известно, такие суммы всегда должны проходить через бухгалтерию.
   – Я не успел поставить их в известность. Пятница. Конец рабочей недели, рабочего дня. Вилье совершенно неожиданно привез деньги и я подумал, что будет лучше, если их оформлением мы займемся в понедельник. Два дня все равно ничего бы не решило.
   – После того как Вилье передал вам деньги, вы покидали кабинет?
   – Нет. Разве что съездил домой пообедать.
   – Как долго вы отсутствовали?
   – Что-то около часа.
   – В ваше отсутствие кто-нибудь мог проникнуть в кабинет?
   – Вряд ли. Ключ находится только у меня, моего заместителя и…
   – И… – Вернье напрягся.
   – И у Софи.
   – Кто такая Софи? – Вернье оживился. Ему показалось, что он нащупал ниточку к разгадке.
   – Моя супруга, – недоуменно произнес Леви.
   – Хорошо, – ниточка оказалась обманкой. – А запасного ключа у вас нет? На случай пожара или еще для каких-нибудь целей?
   – Я же вам уже говорил, что дубликат ключа есть у моего заместителя.
   – А где в момент вашего отсутствия находился ваш заместитель?
   – В Лидо. По делам фирмы. Вернется дня через три.
   – Он знал о деньгах?
   – Вы повторяетесь, господин комиссар.
   – Извините, – сконфуженно пробормотал Вернье. – После вашего возвращения вы открывали сейф?
   – Нет.
   – У вас были посетители?
   – Нет.
   – Вы отлучались?
   – Нет.
   – А если подумать?
   – Нет, – настаивал Леви.
   – Понятно, – угрюмо просопел Вернье, хотя ему ровным счетом ничего не было понятно. Три миллиона наличными исчезли из запертого сейфа в течение каких-то трех часов и никаких следов. Но комиссар не терял надежды нащупать хоть какую-то зацепку, хоть какую-то подсказку, хоть малейший намек и он продолжал засыпать Леви вопросами. – У кого из вашего окружения был ключ от сейфа?
   – У меня и моего заместителя.
   – Еще у кого?
   Леви посмотрел на жену и. выдержав паузу, нерешительно произнес:
   – У моей жены.
   Вернье оживился.
   – Так. А мадам Леви с какой целью понадобился ключ от сейфа?
   – Она держала в нем свои драгоценности. Мы решили немножко сэкономить и, чтобы не открывать ячейку в банке, хранили драгоценности в сейфе фирмы. Так безопаснее.
   – Драгоценности пропали?
   – Слава богу, нет.
   – Странно, – Вернье задумался.
   – Возможно, – Леви озвучил мысли комиссара, – вор подумал, что от украшений будет сложнее избавиться. Сами понимаете, драгоценности не так легко продать, не засветившись.
   – Логично, – Вернье поразила рассудительность коммерсанта. – Что-нибудь еще пропало? Бумаги, документы?
   – Нет, – Леви отрицательно покачал головой. – Только деньги.
   – Так, – Вернье озабоченно бренчал пальцами по столу. – Пройдемся еще раз. Вы кого-нибудь подозреваете?
   – Увы.
   – Вилье может быть как-то причастен к краже?
   – Позвольте, – Леви окатил комиссара недоумевающим взглядом, – он сам дал мне эти деньги.
   – Ваш заместитель?
   – Он в отъезде, – Леви раздражала забывчивость комиссара, но он относился к этому весьма снисходительно. Возможно у Вернье просто такая тактика. Возможно таким образом комиссар пытается его сбить с мысли, запутать, выведать то, о чем ему знать не положено. Полиция против коммерции. Посмотрим кто кого?
   – Ваша жена… – Вернье и самому порядком надоело повторять одно и то же. Но он не мог уйти просто так, не выудив из этого утомительно долгого разговора ни крохи того, что приведет его к разгадке, возможно, самой запутанной истории в его карьере.
   – Вы подозреваете Софи? – Леви начал нервничать. – Но это же нелепость!
   – Я должен проверить все версии, – Вернье уже ощущал, что еще немного и козырная карта будет у него в кармане. Коммерсант занервничал, а это означало, что еще немного и он перестанет себя контролировать и выложит комиссару как на духу все, о чем умалчивал. – Итак, где на момент пропажи была ваша жена?
   – Я… – Леви замялся. – Я не знаю.
   «Есть!» – Вернье самодовольно улыбнулся. Вот оно – приближение к заветной развязке.
   – Весь день я была в гостях у своей тетушки в Пьемонте.
   – И вы можете это доказать? – развязка стала таять как снежный ком весной.
   – Разумеется…
   – Простите, господин комиссар, – нервозность Леви переросла в нетерпение. – Вы не могли бы перенести продолжение нашей беседы на другое время? Скажем на завтра? У вас в участке. В удобное для вас время. Просто некоторые коммерческие дела не терпят отлагательств. Как говорится время – деньги.
   – Пожалуй, вы правы, – Вернье с тяжелым вздохом поднялся с кресла. – Продолжим завтра. В одиннадцать ноль-ноль вас устроит?
   – Вполне, – Леви заискивающе заулыбался. Пытка закончилась, так и не принеся удовлетворения ни одному, ни другому. Вернье так и не получил ответов на свои незаданные вопросы, Леви же из всего сказанного уразумел только одно – свои миллионы он не скоро получит обратно.
   Раскланявшись с хозяевами, пропустив вперед себя Жиля, комиссар задержался у двери.
   – Вы понимаете, – пробасил он, – что на время расследования вы не имеете права покидать пределов города?
   – Разумеется, господин комиссар, – Леви тупо улыбался.
   – И вы, мадам Леви, тоже, – бросил Вернье и скрылся за дверью.
   Супруги Леви облегченно вздохнули.
   – И куда теперь? – Жиль поморщился, уныло глядя на непрекращающийся дождь.
   – Понятия не имею, – Вернье брезгливо передернулся. Дождь и разговор с Леви на него наводили тоску.
   – Может наведаемся в офис Леви? – рискнул предложить Жиль, раскрывая над головой комиссара зонтик. – Возможно, там что-нибудь удастся узнать?
   – Можно и в офис, – нехотя согласился комиссар. – Хотя нового мы там ничего не узнаем.
   – Боже мой, кого я вижу! – пронзительный женский голос заглушил шум дождя. – Неужели это вы, господин комиссар?
   Вернье обернулся. В двух шагах от него остановился Кадиллак невообразимого розового цвета, из которого выскочила пестро разряженная дама и, не обращая никакого внимания на дождь, рванулась навстречу к комиссару.
   – Клара? – Вернье содрогнулся? – Клара Моршан?
   – А я думала, вы меня позабыли, – дама шутя погрозила пальчиком комиссару.
   – Вас забудешь? – Вернье недовольно поморщился. – Только не говорите, что у вас опять возникли какие-то проблемы.
   – Боже упаси! – Клара всплеснула руками. – С момента нашей последней встречи всяческие проблемы и неудачи меня просто минуют стороной. Наверное, господин комиссар, вы послужили для меня чем-то вроде талисмана. А я ведь знаю, что вы меня недолюбливаете.
   – Недолюбливаете – не то слово! – сердито произнес Вернье и, повернувшись спиной к давней знакомой, спешно зашагал по мокрой мостовой.
   Клару такое поведение ничуть не смутило. Напротив, без умолку вереща, она бросилась вслед за комиссаром.
   – А вы по-прежнему служите в полиции? Все еще в комиссарах ходите? А я думала, что уже дослужились до генерала. С вашими-то способностями! Хотя, что я говорю? Кого в наше время интересуют чьи-то способности? Сейчас важнее связи, знакомства. Кстати, вы знакомы с господином Ковальским? Новым управляющим банком. Как? Вы с ним не знакомы? А впрочем, с какой стати, вы должны быть с ним знакомы? Ведь у вас нет таких средств, чтобы хранить их в банке. Да и кредиты вас мало интересуют. А когда вы в последний раз виделись с Легри? Следовало бы навестить их. А то я совсем о них позабыла. А нас столько всего связывало. Да и вас тоже, господин комиссар! Ведь не станете же вы отрицать, что Шарль и Элен не так уж и мало для вас сделали? А что вы здесь делаете? Ведете очередное расследование? Ну, не буду, не буду. Понимаю, это тайна. Но неужели по старой памяти вы не намекнете мне, чем вы сейчас занимаетесь? Хотя я итак знаю. Бедный Роже! Вляпаться в такую неприятную историю! А все из-за этой кокотки Мадлен. А Софи и не догадывается, что ее Леви изменяет ей прямо у нее под носом…
   – Леви? – Вернье резко остановился. – Вы упомянули имя Леви?
   – Кажется, я сказала что-то лишнее, – Клара поспешила вернуться к своей машине, но комиссар ухватил ее за руку.
   – Или вы мне сейчас расскажете все, что вы знаете о Леви, или…
   – Хорошо! – Клара понимала, что возражать комиссару просто бессмысленно. – Я вам все расскажу. Только отпустите мою руку. Мне больно!
   – Извините, – Вернье ослабил свою железную хватку. – Давайте! Выкладывайте, что вам известно.
   – А что выкладывать? – Клара обиженно надула губки. – Выкладывать-то особо и нечего.
   – Не тяните! – Вернье встряхнул даму.
   – Ну изменяет он своей жене… Ну и что? Кто сейчас не изменяет?
   – Как давно?
   – Месяца четыре.
   – С кем?
   – С какой-то девицей из бухгалтерии.
   – Имя девицы.
   – Это допрос?
   – Считайте, что так.
   – Тогда я имею права на адвоката, – заартачилась Клара.
   – Тогда я вас препровожу в участок, – в тон ей ответил Вернье.
   – Не надо в участок. Ее зовут Мадлен. Мадлен Руанар.
   – Откуда вам все это известно? – Вернье недоверчиво посмотрел на свою собеседницу.
   – Ах, бросьте, господин комиссар! Об этой интрижке в городе не болтает разве только ленивый и глухой! Но вот я никак не могу понять Леви. Променять Софи и на кого? Какую-то пустышку! Особу ничего из себя не представляющую и ничего не значащую…
   – Это все? – Вернье порядком утомила болтовня Клары.
   – А вам и этого мало?
   – На первый раз достаточно, – Вернье стал прокручивать в голове разные версии.
   – На первый раз? – Клара вздрогнула. – Вы намекаете на то, что может быть и другой? Простите, господин комиссар, но другого раза не будет. Я итак, чисто по-дружески, рассказала вам то, что не должна была рассказывать. К тому же, пообщавшись с вами, я усвоила одну, но очень важную вещь…
   – И какую же? – Вернье ехидно усмехнулся, ожидая услышать от Клары очередную глупость.
   – Все, что сказано не в присутствии адвоката и не внесено в протокол не может восприниматься как показание. Так что я вам ничего не говорила, а вы ничего не слышали. Прощайте, господин комиссар! – Клара выскользнула из цепких рук Вернье и поспешила к своему Кадиллаку. – Передавайте привет Легри!
   Розовый Кадиллак выпустил клуб сизого дыма и рванул с места.
   Вернье с облегчением вздохнул.
   – Это ваша знакомая? – поинтересовался Жиль, когда машина скрылась из виду.
   – Знакомая, – буркнул в ответ комиссар.
   – Эффектная дама.
   – Эффектная, – согласился Вернье. – Если бы к этому добавить немного ума…
   – А мне кажется, – перебил Жиль, – что она довольно рассудительная и здравомыслящая женщина.
   – Вы просто с ней тесно не сталкивались, – недовольно бросил Вернье и, втянув голову в плечи, зашагал по мостовой. Жиль бросился следом, едва поспевая за размашистым шагом комиссара.
   Полчаса в участке. Пара телефонных звонков. Пара несерьезных бесед с коллегами и комиссар Вернье в сопровождении Жиля уже восседали в пухлых креслах будуара Мадлен Руанар.
   Эта блондинка из бухгалтерии оказалась не такой уж и ничего из себя не представляющей и ничего не значащей особой, как ее описала Клара. Напротив, девица была довольно миловидной, довольно обходительной и довольно рассудительной. При виде комиссара полиции она не стала причитать, заламывать в сердцах руки и размазывать по лицу слезы, пытаясь тем вызвать сочувствие и сострадание к ее отчаянному положению. Любезно предложив нежданным гостям чаю, она первой завела разговор о Леви.
   – Я не знаю, что вам там наговорили о нас с Роже, но я могу сказать вам только одно – мы любим друг друга.
   Вернье недоверчиво хмыкнул.
   – Ваша ирония, господин комиссар, здесь совершенно не уместна. Мы с Роже любим друг друга. И не важно, что он мой босс, а я всего лишь его подчиненная. Это ничего не меняет. В жизни есть вещи поважнее денег, успеха или титулов. Вы никогда не задавались вопросом, на что вы способны ради денег? А ради любви? На что, господин комиссар, вы способны ради любви?
   – Ну… – Вернье замялся, ошарашенный таким вопросом. – Я не знаю…
   – Не знаете, – Мадлен невольно улыбнулась. – А вот Роже знает! Ради нашей любви он готов пожертвовать своей карьерой, своим положением, начать все с нуля.
   «Имея в кармане три миллиона, – подумал Вернье, – и я бы начал все с нуля».
   – А мадам Леви, – продолжала лепетать девушка, – может сколько угодно противиться нашим встречам, поливать нас грязью, это все равно ничего не изменит. Но, как мне кажется, вы не за этим сюда пришли?
   – Вы совершенно правы, – комиссар поставил чашку с нетронутым чаем на стол и приготовился засыпать блондинку вопросами, но Мадлен вновь опередила его.
   – Что касается пропавших денег, то я убеждена, что Роже не имеет к этому никакого отношения.
   – Я бы не стал отрицать такой возможности, – комиссара раздражал слишком самоуверенный тон девушки.
   – Господин комиссар, – Мадлен недоуменно посмотрела на Вернье, – не кажется ли вам, что красть деньги у самого себя просто абсурдно. Да и для чего?
   – Чтобы получить страховку, – выпалил комиссар первое, что пришло ему в голову.
   – Страховка не покроет пропажи, – со знанием дела заметила девушка. – К тому же у господина Леви нет необходимости укрывать подобные суммы. При желании он может позволить себе траты значительно большие, легально, не прибегая ни к каким уловкам и ухищрениям.
   – Возможно, – рискнул предположить комиссар, – что таким образом он пытался избежать огласки.
   – Огласки, – удивилась девушка. – Но зачем?
   – Хотя бы для того, чтобы передать эти деньги вам. Тихо и без свидетелей.
   – Я похожа на человека, у которого есть три миллиона? – Мадлен язвительно усмехнулась. – Поверьте, господин комиссар, Роже не станет опускаться до такого. Да и мне ни к чему такие деньги.
   – Не скажите, – комиссар окинул взглядом с шиком и изяществом обставленную квартирку. – Для бухгалтерши вы слишком хорошо, если не сказать роскошно живете.
   – Завидуете? – парировала девушка.
   – Вот еще! – хмыкнул Вернье.
   – Просто я умею распоряжаться своими средствами…
   – И не только своими…
   – Это вас не касается, – Мадлен начал раздражать надменный и заносчивый тон комиссара. – Если вы пришли по поводу пропажи, то задавайте вопросы по существу.
   – Как скажете, – Вернье удобнее примостился в кресле. – Что вы знаете об этом деле?
   – Ничего, – коротко отрезала девушка.
   – Совсем ничего? – комиссар недоверчиво посмотрел на блондинку.
   – Ничего из того, чтобы не знали вы.
   – У вас есть подозреваемые?
   – А у вас?
   – Вопросы теперь задаю я, – громыхнул Вернье.
   – Нет, – девушка решила не выводить из себя комиссара. – У меня нет подозреваемых.
   – Возможно, – продолжал Вернье, – вы что-либо слышали? Или кто-то в разговоре случайно упомянул об этом деле? Ведь, наверное, вы на работе обсуждали это происшествие?
   – Нет. Я ничего не слышала. И у нас нет привычки обсуждать то, что нас не касается.
   – Странно, – ухмыльнулся Вернье. – Пропало три миллиона, а вас это не касается.
   – Господин комиссар, – Мадлен поняла, что разговор может затянуться, – если бы пропажа касалась бухгалтерии, то я могла бы вам что-нибудь да рассказать. Но поскольку деньги пропали из личного сейфа господина Леви, то к ним ни я, ни кто-либо другой никакого отношения не имеет. Насколько мне известно, доступ к сейфу имеет весьма ограниченный круг людей. И о том, что в день пропажи в сейфе находилась такая сумма, знало всего лишь несколько человек. Надеюсь, их фамилии вам известны?
   – Естественно!
   – В таком случае, господин комиссар, мне больше нечего вам сказать. И, не сочтите за наглость, я бы попросила вас удалиться! У меня тоже есть неотложные дела. Всего доброго.
   Вернье даже не успел возмутиться. Поддавшись какому-то непонятным чарам блондинки он, учтиво раскланявшись, послушно вышел за дверь.
   – Эта Руанар напрочь развеяла миф о блондинках, – спускаясь по лестнице, пробормотал Вернье.
   – Что вы хотите этим сказать? – поинтересовался Жиль, неторопливо следуя за комиссаром.
   – А то, что эта особа уложила нас на обе лопатки своими доводами!
   – Ну не нас, – случайно вырвалось у Жиля, – а вас, господин комиссар.
   – И если пораскинуть мозгами, – Вернье пропустил мимо ушей замечание помощника, – то она в чем-то и права. Искать нужно среди тех, у кого был доступ к сейфу. Кто знал, что именно в это день там окажется такая саму денег. Но черт возьми! У них всех алиби!
   – Ну и что нам теперь делать? – растерянно спросил Жиль, выходя следом за комиссаром на улицу.
   – Откуда я знаю! – взбешенно гаркнул Вернье. – Вы мой помощник, вот вы и думайте!
   – Мало того, – чуть слышно проворчал Жиль, – что я заполняю вместо него все бумаги, так теперь я должен за него еще и думать…
   Прошла неделя. Долгая и утомительная. Измученная нескончаемыми дождями и безрезультатными попытками комиссара Вернье продвинуться хоть на немного в деле Леви. Все возможные и невозможные предположения, все самые невообразимые гипотезы и самые нелепые домыслы были тщательно проверены и отброшены за их несостоятельностью. Миллионы Леви растаяли, словно их никогда и не было.
   – Не может быть! – Вернье ломал голову над этой неразрешимой загадкой. – Не может быть, чтобы я не раскопал это дело! Я добью его, чего бы мне это не стоило! растормошу не только этот вялый и заспанный городок! Если понадобится, я подниму на уши всю страну!
   – Если их переправили за границу, – посмел высказать свое мнение Жиль, – то навряд ли вам придется это делать.
   – За границу? Бросьте! Вы представляете, Жиль, сколько это – три миллиона. Это вам не рождественская открытка. В карман ее не спрячешь! К тому же через границу не так уж и просто переправить такую сумму, если…
   – Если они не осели в каком-нибудь банке, – закончил мысль комиссара Жиль.
   – Этот вариант я уже проверил. Господин Ковальский, о котором так упорно твердила Клара Моршан, оказался весьма добропорядочным и великодушным. По своим каналам он проверил, что подобная сумма в ближайшее время ни в одном из банков не фигурировала. Так что и от женщин, оказывается, бывает польза.
   – Но сумму могли положить в банк и по частям.
   – Мы проверили и эту возможность. Увы! Ничего утешительного.
   – Остается одно, – Жиль начал впадать в меланхолию. Вся эта история с испарившимися миллионами ему порядком надоела. – Их украл какой-то маньяк и ночью на пустыре просто сжег их.
   – Жиль! – Вернье подозрительно посмотрел на своего помощника. – Вы бредите! Найдите мне хоть одного человека в мире, который бы от нечего делать спалил бы три миллиона! Это надо быть полным идиотом, чтобы решиться на такое! Придумали! Сжечь! И как вам только в голову такое пришло?
   – Просто в мою голову больше уже ничего не приходит, – Жиль обреченно уронил голову на стол.
   – Тогда займитесь делом Марсена! – прогромыхал Вернье, выскакивая за дверь. – А то его соседи уже достали жалобами на него и его собаку!
   – Марсен, так Марсен, – безропотно произнес Жиль и выудив из стопки пухлую папку принялся просматривать кипу мелко исписанных отвратительным подчерком листков.
   Так прошел день. За ним другой. За ним еще один. Еще… Жиль занимался разборками соседских перебранок, поиском сбежавших кошек, разборками с продавцами, обвешивавших и обсчитывавших своих покупателей и прочими, как ему казалось маловажными и несущественными делами. А доблестный комиссар Вернье все это время пропадал неизвестно где, всецело посвятив себя делу Леви. Кажется, он что-то раскопал. Нащупал какую-то неведомую ниточку и осталось только потянуть за нее и вся эта запутанная и таинственная история всплывет наружу. В участке комиссар появлялся изредка, лишь для того, чтобы отметиться и подкинуть Жилю очередную семейную ссору или помятые на чьей-то клумбе цветы. В пылу расследования Вернье даже не занимал себя вопросом, что происходит вокруг.
   Когда комиссар в очередной раз заскочил в кабинет, чтобы дать Жилю указания насчет дальнейших действий его взгляд натолкнулся с несколько странным выражением лица помощника.
   – У меня две новости, – не дожидаясь вопроса, произнес Жиль. – Плохая и не очень. С какой начать?
   – Все равно! – отмахнулся Вернье.
   – Тогда начну с не очень плохой.
   Вернье закурил.
   – Дело Леви передали Курто.
   – Курто? – Вернье выронил сигарету. – Когда?
   – Еще вчера. Я несколько раз пытался вам об этом сказать, но…
   – Курто? – Вернье не дал договорить. – Этому выскочке? С какой стати? С какой стати дело вдруг передают другому, когда преступление почти раскрыто. Когда до его разгадки остается один шаг. И кому? Этому недотепе Курто! Не спросив, не поставив в известность…
   – Вас просто не было на месте, – Жиль умудрился ввернуть словечко в бесконечный поток эмоций комиссара.
   – Ну и что из того? – Вернье метался по кабинету, снося на пути стулья и сметая со стола бумаги. – Это мое дело! И я не собираюсь никому его отдавать! Мы еще посмотрим, кто из нас – я или эта мямля Курто его закончит! Ну да черт с ним!
   Вернье поднял оброненную сигарету, закурил. Сделав пару затяжек, он немного успокоился. Перестал метаться по кабинету, подошел к своему столу и грузно опустился в кресло.
   – Если это была не очень плохая новость, то какая же плохая?
   Жиль молчал. Он никак не мог собраться с мыслями, чтобы выдать комиссару новость, услышав которую, как ему казалось, комиссар просто сравняет участок с землей.
   – Леви…
   – Что вы там бормочете? – Вернье напрягся. – Я ничего не слышу.
   – Леви… – Жиль не осмелился произнести фразу громче. – Леви арестован…
   Помощник комиссара приготовился принять на себя гром и молнии, но в ответ раздался приглушенный голос комиссара:
   – Этого и следовало ожидать.
   Вернье встал и, не произнеся ни слова, вышел в коридор.
   Ошарашенный такой реакцией комиссара Жиль просто прилип к стулу.
   А Вернье, как ни в чем не бывало, попыхивая сигареткой, прогуливался по длинному сумрачному коридору.
   – Леви арестован? Прекрасно! Вместо того, чтобы искать настоящего вора, Курто решил все списать на бедного коммерсанта. Хотя какой он бедный? Три миллиона пропало, а он даже не расстроился. А может, Курто прав? Может быть, Леви сам стащил эти денежки? Но зачем? Чтобы ублажить свою блондинку? Но для этого ему совершенно не нужно было их красть. Он мог их спокойно взять, а не раздувать целую историю с кражей. А вот и Курто собственной персоной!
   Вернье попытался изобразить на лице что-то наподобие дружелюбной улыбки.
   – Браво! Браво! Я слышал, что в деле Леви ты за один день сделал больше, чем я за две недели. Прими мои поздравления!
   – Злорадствуешь? – Курто старался держаться от Вернье на расстоянии. Зная вспыльчивый нрав коллеги, он опасался ненароком схлопотать по шее.
   – Ну что ты! – заискивал Вернье. – Наоборот. Восхищаюсь. Я из кожи вон лезу, чтобы докопаться до истины, а ты – раз, два и в дамках!
   – Возможно, ты просто не там копал.
   – Возможно, – согласился Вернье. – Но я ни за что не поверю, что Леви сам пришел к тебе и сам во всем сознался.
   – Да, – Курто, не замечая язвительности Вернье, самодовольно улыбался, – тут пришлось немного постараться…
   – Поднажать, – подсказал Вернье.
   – Поднажать.
   – Припугнуть немного.
   – Не без этого.
   – Оклеветать невинного…
   – Разумеется, – проговорил Курто и понял, что повелся на уловку комиссара. – А ну тебя! Ты просто мне завидуешь. Ведь не ты, а я раскрыл это дело. Не ты, а я засадил этого мошенника Леви. Ну и где теперь пресловутый комиссар Вернье? Нет его. Выдохся. Иссяк. Истоптался, как старый башмак. Ты просто стареешь. Тебе уже не о делах думать надо, не о преступниках а о маленьком уютном домике за городом, с клумбой под окном, с сиделкой, что по вечерам будет заваривать тебе чай из ромашки и читать вчерашние газеты. На пенсию не думаешь уходить? На твоем месте это самое лучшее решение.
   – Не дождешься! – рассержено рявкнул Вернье.
   – Как знаешь, – Курто ухмыльнулся и, гордо прошествовав мимо комиссара, направился к выходу.
   – А можно один вопрос? – в спину Курто ударил оглушительный голос Вернье. – А Леви сказал тебе, где он спрятал свои миллионы?
   Вместо ответа Курто как-то сжался, съежился и поспешил выскочить на улицу.
   – Не сказал… – задумчиво протянул Вернье. – Значит, он их не крал…
   Прошло несколько дней. Дело Леви можно было считать закрытым. Благодаря рвению Курто ему вменяли обвинение в мошенничестве и злоупотребление служебным положением. В общем участь незадачливого коммерсанта была предрешена. Дело спокойно можно было бы передавать в суд, если бы не одна маленькая загвоздка – самих денег Курто так пока и не нашел. Леви, со своей стороны покорно приняв все обвинения, наотрез отказывался сообщить, куда он припрятал проклятые миллионы. Курто злился, Вернье ликовал.
   – Пусть этот выскочка и рохля Курто поломает голову! Выбить признание из человека, не совершившего преступление – это он мастер. Тут особого таланта не нужно. А теперь пусть попробует разыскать то, чего Леви никогда не крал! Кишка тонка! Ставлю сто против одного, что ему это не удастся. Шиш он получит, а не миллионы…
   – А вы? – Жилю было забавно наблюдать, как комиссар злорадствует по поводу Курто.
   – Что я? – рассеянно переспросил Вернье.
   – Вы знаете, где искать эти миллионы?
   – Мой дорогой Жиль, – комиссар вдруг осознал, что его помощник нелепым вопросом загнал его в тупик. – Этим делом занимается господин Курто. А я не имею привычки совать нос в чужие дела. И вам не советую. И вообще! Вам что? Заняться нечем? У вас что? Своей работы не хватает?
   – Хватает, – Жиль уныло посмотрел на гору папок на своем столе. – Но я бы с большим удовольствием занялся поисками пропавших миллионов, чем возиться с разбирательствами насчет выбитых стекол, магазинных краж и прочей ерунды…
   – Не скажите, мой дорогой Жиль! – Вернье попыхивал сигаретой. – Любой великий сыщик начинал когда-то, как вы выразились, с ерунды. Не будь этой ерунды, вам никогда не удастся постигнуть тонкостей нашей профессии, котором не обучают в полицейской академии. Не будь этих дел, вы не сможете до конца овладеть навыками ремесла ищейки, уразуметь психологию злоумышленника, пусть и не закоренелого преступника, а всего лишь обычного хулигана. К тому же…
   Договорить комиссар не успел. Дверь кабинета отворилась и на пороге появилась женщина с пухлым саквояжем в руках. Это была Софи Леви.
   – Вот, – вместо приветствия она поставила на стол перед комиссаром саквояж.
   – Что это? – ошеломленный внезапным визитом мадам Леви спросил Вернье.
   – Деньги, – мадам Леви не дожидаясь приглашения, опустилась на стул. – Три миллиона. Все до последнего гроша.
   – Три миллиона? – Вернье не верил своим ушам.
   – Вы не ослышались, – тихо проговорила мадам Леви. – Три миллиона. Те, в краже которых обвиняют моего мужа.
   – Но как? Откуда? – удивлению комиссара не было предела.
   – Вы не возражаете, если я закурю? – женщина кивнула головой на переполненную пепельницу.
   – Курите, пожалуйста, – Вернье немного смутился из-за своей неряшливости.
   Мадам Леви достала из сумочки пачку сигарет, вытащила из нее тонкую, сильно разящую ментолом сигарету, закурила.
   – Я понимаю, господин комиссар, – начала она, выдыхая едкие сиреневые клубы дыма, от которых даже у заядлого курильщика Вернье щекотало в носу, – что у вас ко мне возникло много вопросов. Но, дабы не отнимать ни вашего драгоценного времени ни моего, я буду краткой. Никакого похищения не было. Это я взяла деньги. Я понимала, что пропажа быстро обнаружится и, не найдя реального похитителя, подозрение рано или поздно падет на моего мужа. Его обвинят в хищении, растрате или чем-либо подобном и тогда единственно, что ожидало бы его в дальнейшем – это тюрьма.
   – Но зачем? – недоумевал комиссар. – Зачем вам понадобилось упечь собственного мужа за решетку? Причем таким необычным способом.
   – Зачем? – мадам Леви пожала плечами. – Банальная история. Обычная ревность. Полгода назад я стала подозревать, что мой муж мне изменяет. Я наняла частного детектива и мои подозрения подтвердились. У моего мужа действительно оказалась любовница – блондиночка из бухгалтерии.
   – Мадлен Руанар, – выпалил Жиль, пытаясь хоть как-то принять участие в разговоре.
   – Да, – при упоминании этого имени мадам Леви недовольно поморщилась. – Мадлен Руанар. Ничего не обещающая, ничего не требующая, довольная лишь тем, что попала в поле зрения своего шефа. Я понимала, что этому увлечению Роже не стоило даже придавать значения. Мало ли у него было таких Мадлен! Но на этот раз мне захотелось немного проучить.
   – И вы придумали эту историю с мнимой кражей? – Вернье тоже не хотелось оставаться безучастным в беседе.
   – Воспользовавшись тем, – продолжала мадам Леви, чередуя предложения с затяжками, – что у меня был доступ к его деньгам, я взяла их и припрятала.
   – Причем весьма успешно, – заметил комиссар. – Ни тщательные обыски, ни отслеживание счетов не дали ни малейшего намека на то, куда вы их дели. Мы даже на границе установили проверку, но…
   – Господин комиссар, – женщина была польщена, – для того, чтобы хорошо спрятать вещь от посторонних глаз вовсе не обязательно их переправлять через границу или помещать на счет в каком-то отдаленном банке. Для этого вполне достаточно иметь старую добрую тетушку, которая ради вас готова хранить у себя хоть слона, не задавая при этом лишних вопросов.
   – В этом вы абсолютно правы, – комиссар вдруг вспомнил о своей тетке Соланж Огюстье, к которой он так и не соизволил зайти. – Ох, уж эти тетушки! И все равно – я не улавливаю связи между мнимой кражей и неверностью вашего мужа…
   – Мадам Леви, – Жиль решил блеснуть познаниями женской психологии, – таким образом хотела вернуть мужа.
   – И да, и нет, – женщина улыбнулась. Ее развеселило то, что молодой человек оказался более проницательным, нежели степенный умудренный опытом и годами комиссар.
   – А вы не боялись, – Вернье задавал вопросы скорее не из любопытства, а просто потому, что его должность обязывала это делать, – что полиция могла выйти и на ваш след?
   – Нисколько, – женщина небрежно бросила погасшую сигарету в пепельницу и закурила следующую. – У меня было стопроцентное алиби. Если не сказать большее…
   – Но как?
   – Господин комиссар, я в своей жизни прочитала немало детективных историй, к тому же у меня было предостаточно времени и средств, чтобы предусмотреть и такую мелочь как алиби. Но я думаю, вас это мало волнует. Вас больше занимает сам мотив преступления. Так вот. Загнанный зверь всегда стремится в свое логово. Но в отношении Леви я ошиблась. Я думала, что когда ему будет угрожать тюрьма, бесчестие, унижение, он забудет свою блондиночку и вернется ко мне, на коленях и в слезах вымаливая прощения. Но Леви пренебрег всеми канонами и правилами. Они еще больше сблизились. Подумать только! Я прожила с ним более двадцати лет и не думала, что кроме денег, положения, дома для семейной жизни необходима еще одна немаловажная вещь – любовь.
   – Простите за бестактный вопрос, – комиссар усмехнулся. – Но разве вы не любили своего мужа?
   – Не знаю, – мадам Леви вдавила недокуренную сигарету в пепельницу. – Поначалу, наверное, любила. Но это была совсем не та любовь, о которой пишут в сентиментальных романах. Не было прогулок до рассвета, не было серенад под балконами, не было пылких и страстных признаний и клятв. Но были цветы, подарки, были поездки за город. Леви как никто умел угождать. Он всегда знал, что в данный момент хочет и о чем думает женщина. Он предложил стать его женой и я, не раздумывая, согласилась. Любила? Возможно и любила. Мне нравилось, когда утром уходя на работу, он нежно целовал меня в щеку. Мне нравилось, что он постоянно звонил, предупреждая, что задерживается. Мне нравилось, что возвращаясь с работы, он всегда приносил то цветы, то какую-нибудь безделушку. Он обожал меня. И я старалась отвечать ему взаимностью. Вы скажете, что это не любовь? Тогда что это? Привязанность? Дружба? Обоюдная симпатия? Я никогда не задумывалась над этим. Я воспринимала все так, как есть. Вскоре симпатия переросла в обычную привязанность, переходящую в собственность. Я стала воспринимать Роже как нечто должное, как вещь, которая всегда будет рядом и с которой я ни с кем не намерена делиться. Но он стал постепенно отдаляться от меня. Первую интрижку я даже не приняла в расчет. Другие его романы я посчитала за необходимость расслабиться, сменить наскучивший образ жизни, встряхнуться. Но в этом случае… Я быстро догадалась, что теперь это нечто большее, чем обычное увлечение. Деньги, положение, связи, обязательства – все полетело к черту из-за какой-то смазливой мордашки. Оказывается, любовь может быть превыше всех привилегий…
   Мадам Леви замолчала. Вернье тоже не нашел, что спросить. Из оцепенения всех вывел Жиль:
   – Мадам Леви, но ведь теперь вас обвинят в похищении этих денег! – наивно по-детски воскликнул помощник комиссара.
   – Что ж! – женщина равнодушно пожала плечами. – Я к этому готова! Я затеяла эту битву, и я же ее проиграла.
   – Черта с два! – Вернье стукнул кулаком по столу. – Я не позволю недоумку Курто погреть руки на этом деле! Похищение? Кто тут говорит о похищении? Не было никакого похищения! И вы, мадам, не совершали ничего противоправного.
   – Но ведь это я украла у мужа деньги, – женщина непонимающе смотрела то на комиссара, то на его помощника.
   – Не украла, – Вернье понизил тон, – а одолжила. Назовем это так. Одолжили, и забыли об этом сказать мужу. Я думаю, что господин Леви в нынешнем положении не станет отрицать о совершенно выскочившим из его памяти моменте, что это он собственноручно распорядился выдать вам эти деньги, ну и запамятовал. С кем не бывает? Такое с каждым может случиться? Не так ли, мой дорогой Жиль?
   Жиль и мадам Леви недоуменно переглянулись. В словах Вернье, не смотря на отсутствие здравого смысла, явно проблескивало рациональное зерно.
   – А раз не было кражи, то и не было преступления! – Вернье упоенно закончил свою тираду.
   – И его теперь отпустят? – мадам Леви сникла.
   – Разумеется! – Вернье ликовал. – Хотел бы я посмотреть на выражение лица Курто, когда тот узнает о невиновности Леви…
   – И он снова вернется к своей блондинке, – задумчиво проговорила мадам Леви. – Хотя это теперь уже и не важно. Вместо суда Леви теперь ждет бракоразводный процесс.
   Женщина медленно поднялась со стула и направилась к выходу.
   – Прощайте, господин комиссар.
   – А деньги? – комиссар указал на оставленный саквояж. – Вы забыли деньги!
   – Деньги? – мадам Леви остановилась. – Мне они больше не нужны. Приобщите их к делу, как улику. Так, кажется, у вас поступают с украденным? К тому же при разводе я получу значительно больше.
   Мадам Леви взмахнула рукой, словно выводя в воздухе какие-то буквы, и бесшумно скрылась за дверью. Вернье самодовольно закряхтел.
   – Ну вот, мой дорогой Жиль, – комиссар многозначительно подмигнул помощнику, – помнится, вы горели желанием подержать в руках три миллиона? Так вот, вам представилась такая уникальная возможность. Прошу вас. Вот. Ровно три миллиона.
   – И все же, – недоумевал Жиль, – в этой истории для меня кое-что остается неясным. Во-первых, как мадам Леви удалось взять деньги из сейфа, не оставив после себя никаких улик и свидетелей? Во-вторых, почему она принесла деньги именно вам, а не Курто, ведь это он занимается делом Леви? В-третьих…
   – На этом, пожалуй, можно и остановиться, – комиссар загадочно улыбался. – Вы все равно не получите ответов на свои вопросы. И вот что я вам скажу, мой друг, читайте больше детективов. Из них вы почерпнете гораздо больше полезной информации, нежели из своих отчетов. Кстати, об отчете! У вас готовы материалы по делу Буатье? Да, чуть не забыл! Тетушка Соланж слезно просила, чтобы вы навестили ее в эту субботу. Не знаю, чем вы ее подкупили? В последнее время она только и говорит, что о вас. Ну так как, мой дорогой Жиль? Вы ведь не сможете отказать старой больной женщине в этой маленькой прихоти? Не так ли?

Бессонница

   Вернье не спалось. Ворочался с боку на бок. Вставал. Курил. Снова ложился и всё равно ничего не помогало. Сна не было ни в одном глазу. Комиссара мучил запор и странное дело Раньи. Если с запором все было ясно – сказались последствия черничного пирога, то в деле Раньи было столько белых пятен, что даже чистый лист бумаги в сравнении с ним был более красноречивым.
   Вернье кряхтел и морщился.
   – Чёрт бы побрал Жиля с его чаепитием! – возмущался Вернье. – И его жену с её черничным пирогом! Знает же, что я не могу отказать себе в удовольствии побаловаться сладеньким! Знает и всё равно предлагает! А я? Я ведь мог просто отказаться. Так нет… Один кусочек… Из вежливости… А где один, там и другой. И к чему привела теперь эта вежливость? Ума не приложу, кому из них двоих пришло в голову испечь пирог с черникой? И откуда у них в феврале взялась свежая черника? Наверное, ещё с лета остались запасы – вот и решили их использовать, пока не испортились. Слава богу, что не отравили…
   Вернье встал с кровати, прошёл в кухню, закурил.
   – А этот Раньи! Тоже мне гусь! Заявился в участок и, как ни в чём не бывало, заявил – арестуйте меня, я отравил своего отца. Отравитель нашёлся! Спасибо ему, конечно, за то, что сам явился, что сам признался, что упростил нам расследование… Упростил! Чёрта с два! Только всё запутал. Какое там к чёрту отравление! Обычный сердечный приступ. И никаких следов отравения. Никаких! Три раза делали анализ и ничего. А что Раньи? Иди себе домой, радуйся! Так нет. Долдонит, как попугай – отравил и всё!
   Вернье смял погасшую сигарету о край пепельницы и вернулся в спальню.
   – И чем он там его отравил? – комиссар взял с тумбочки дело Раньи, перелистал. – Сульфат магния… Что-то я никогда не слышал, чтобы им травили людей. Барбитураты – понятно, цианиды – ясно. На крайний случай сойдёт и уксус. Но сульфат магния! Где-то я уже слышал это название. Но где? Нет. Не помню. И где только Раньи достал этот сульфат? Хотя, чего я ломаю голову? Он ведь химик по образованию. Вполне возможно, у него сохранились старые связи. Вот и украл этот сульфат в какой-нибудь лаборатории или выпросил для каких-то опытов… Опытов… Выходят боком мне его опыты! Надо будет завтра уточнить, что это за сульфат магния и с чем его едят…
   Вернье вновь поморщился. Давал о себе знать черничный пирог.
   – Чёрт бы побрал Жиля с его пирогом! – Вернье лёг и вновь попытался заснуть. Не получилось. Пирог, Раньи витали перед его глазами. Сплетались в единое целое, потом разлетались в разные стороны и вновь сплетались воедино. Проворочавшись с полчаса, комиссар опять отправился в кухню. Запор досаждал ему больше, чем этот несчастный юноша.
   – Аспирин, йод, арбидол, – Вернье высыпал на стол содержимое коробки из-под обуви, – парацетамол, трамадол… Это ещё что за дрянь?
   Комиссар достал инструкцию и начал читать:
   – Трамадол. Психотропный анальгетик. Обладает сильной анальгезирующей активностью, даёт быстрый и длительный эффект… Психотропный? Анальгетик? Забавно, как он сюда попал? Неужели я когда-то его покупал? Быстрый и длительный эффект… Знать бы наверняка, что за эффект. А ну его!
   Вернье швырнул упаковку с таблетками в мусорное ведро.
   – Всякой дряни полно, а того, что мне нужно нет! А это что?
   Вернье поднял с пола упавший пакетик с каким-то порошком.
   – Магнезия… Слабительное… Вот, наконец, то, что мне нужно!
   Комиссар сгрёб оставшиеся лекарства обратно в коробку.
   – Магнезия, магнезия… – напевая, Вернье подошёл к крану, снял с полки наиболее чистый, по его мнению, стакан и наполнил его водой. – Вот и решение моих мучений…
   Комиссар всыпал в стакан половину порошка, размешал пальцем. Затем, немного подумав, высыпал остатки.
   – Так вернее…
   Залпом выпил. Задумался.
   – А не переборщил ли я с магнезией? Как-никак лекарство… Надо было вначале почитать инструкцию. Вечно так! Сначала делаем, потом думаем!
   Вернье взял пакетик из-под порошка.
   – Магнезия, – прочитал он на упаковке, – оказывает желчегонное и слабительное действие… Другое название магнезии – сульфат магния… Сульфат магния! Чёрт!
   Комиссар хлопнул себя по лбу.
   – Сульфат магния! И как я раньше об этом не додумался! Ну, Раньи, теперь ты от меня не уйдешь! Посмотрим, как ты мне завтра будешь снова петь про отравление!
   В животе у комиссара заурчало. Магнезия начала действовать. Вернье ликовал. Пакетик порошка решил сразу две его проблемы – с запором и с Раньи.
   Живот вновь подал сигнал. Вернье спешно направился в туалет. Просидев там с полчаса, облегчённый и удовлетворённый, комиссар наконец-то улёгся спать. Уснул сразу. Спал без снов. Проснулся поздно. И, наскоро умывшись и побрившись, даже не позавтракав и не выпив кофе, захватив дело Раньи об отравлении, помчался в участок.
   – Раньи ко мне! Живо! – прогромыхал комиссар, едва переступив порог кабинета.
   – Посмотрим, что он запоёт на этот раз, – Вернье самодовольно потирал руки.
   Привели Раньи. Вернье кивком головы предложил юноше сесть. Тот безвольно опустился на стул.
   – Итак, – комиссар закурил, – вы по-прежнему утверждаете, что отравили своего отца?
   – Отравил, – Раньи тупо пялился в пол.
   – И с какой, позвольте узнать, целью?
   Раньи непонятливо посмотрел на комиссара, затем вновь опустил глаза.
   – Он был невыносим. Он всю жизнь был невыносим. Кроме его самого в этом мире его не волновало ничего и никто. Он постоянно изводил меня своими придирками. Ему не нравилось всё, чтобы я ни делал. Абсолютно всё. А когда он заболел и слёг он стал просто несносен…
   – И за это вы решили его отравить?
   – А что мне оставалось делать?
   – И для этой цели вы использовали… – Вернье задумался.
   – Сульфат магния, – подсказал юноша.
   – Да-да. Сульфат магния. Всё сходится…
   – Комиссар, – Раньи устало посмотрел на Вернье. – К чему эти вопросы? Я же во всем сознался. Я виновен и готов понести за это наказание.
   – Виновен, – задумчиво протянул комиссар. – Молодой человек, если вы в чём-то и виновны, так это в том, что дали отцу слабительное…
   – Слабительное? – юноша встрепенулся. – Какое слабительное?
   – Самое обыкновенное, – Вернье выплюнул сигарету. – Сульфат магния или магнезия – обычное слабительное. Применяется при самых банальных запорах. Так что если вы действительно хотели отравить отца, то своими действиями могли вызвать у него только понос…
   – Но ведь это попытка убийства, – возразил Раньи.
   – Неудачная и бесполезная, – добавил Вернье.
   – За это ведь тоже сажают!
   – Юноша! – комиссар начал терять терпение. – Если бы у нас сажали за глупость, то в стране не осталось бы ни одного свободного человека. Всё. Дело закрыто. Вы свободны…
   – Как свободен? – недоумевал Раньи. – А покушение на убийство?
   – Вы свободны! – твёрдо произнес комиссар.
   – Вы не имеете права… – сбивчиво заверещал юноша. – Я этого так не оставлю… Я добьюсь пересмотра дела… Пусть мне дадут более опытного, более сведущего человека…
   И тут Вернье взорвался.
   – Пошёл вон! – рявкнул комиссар.
   – Что?
   – Пошёл вон!
   Раньи сник, молча поднялся со стула и потерянно покинул кабинет.
   – А всё-таки, – проговорил комиссар, немного успокоившись, – пирог был очень даже ничего. Даже не смотря на последствия. Надо будет сегодня зайти в аптеку и купить ещё магнезии. Так, на всякий случай.

Стажёр

   Комиссар нервничал. Вернее он был просто взбешён. И было из-за чего. Во-первых, на место вышедшего в отставку генерала Айзенка был назначен полковник Ришар Лезире. Никто о нём никогда не слышал, поэтому ничего плохого, как ничего хорошего о полковнике сказать не могли.
   Во-вторых, Лезире с первого дня занялся наведением новых порядков, что свелось к извлечению из архивных недр заведомо безнадежных и давно похороненных из-за их нераскрываемости дел. И папка с делом Марии Рокко двадцатилетней давности украсила стол комиссара.
   В-третьих… А вот это в-третьих раздражало комиссара больше всего. Это третье появилось в кабинете комиссара в виде юноши с ослепительно белоснежной улыбкой. Едва переступив порог, молодой человек без смущения протянул руку Вернье.
   – Добрый день. Меня зовут Анри Фора.
   От неожиданности Вернье на какой-то миг лишился дара речи. Придя в себя, он заносчиво протянул:
   – Ну и…
   – Я назначен к вам стажёром, – пояснил юноша.
   – Кем? – не понял комиссар.
   – Стажёром, – Фора все ещё держал на весу руку для приветствия.
   – Ну и… – Вернье придирчиво осматривал юношу. Слишком чистый, слишком выглаженный, слишком хорошо пахнущий дорогим одеколоном и что больше всего нервировало комиссара – слишком учтивый и самонадеянный.
   – Вот я и пришёл, – приветливая улыбка не сходила с лица Фора. – Познакомиться… И чтобы вы ввели меня в курс дела…
   – Какого дела?
   – Ну, я не знаю… – протянул юноша, – Над тем, над которым вы сейчас работаете.
   – Ну и до свиданья! – пробурчал Вернье, встал и направился к выходу. Фора убрал руку. Улыбка сползла с его лица.
   «Занятный типаж, – подумал Фора, глядя на исчезающую за дверью спину комиссара. – С таким придётся нелегко…»
   – Я чего-то не понял, – из коридора доносился громовой бас комиссара. – Что это за тип у меня в кабинете?
   – А разве он не представился? – голос дежурного звучал виновато и взволновано.
   – Ну и что из того? Как будто мне есть дело до того, что его зовут Анри Фора и что он какой-то там стажёр! Что это ещё за стажёр? Кто его прислал? И какого чёрта вообще он мне нужен?
   – Лезире, – оправдывался дежурный. – Его прислал Лезире. Из академии… Обучать, так сказать, молодые кадры…
   – Но почему ко мне? – гремел Вернье. – У нас что, в участке нет людей, чтобы возиться с сопляками? Возьмите, к примеру, Курто…
   – У Курто итак двое… У Леблера тоже… А этого направили к вам…
   – Ну, – Вернье убавил тон, – и зачем он мне сдался?
   – Кто-то же должен обучить его тонкостям профессии. К тому же ваш помощник Жиль сейчас в отпуске… А вам, возможно, не помешала бы помощь…
   – Помощь! – Вернье язвительно хмыкнул. – Во-первых, я никому и ничего не должен. Во-вторых, я всегда обхожусь без помощников. Впрочем, на этом можно и остановиться. Переводите этого мальчишку к кому угодно, куда угодно, но чтобы через десять минут его в моём кабинете не было!
   – Но это невозможно…
   – Это почему это?
   – Приказ Лезире…
   – Приказ? Сейчас разберёмся. Лезире у себя?
   – Я бы не стал по таким пустякам беспокоить полковника, – дежурный, как мог, сдерживал комиссара от необдуманных шагов. – К тому же его нет на месте…
   – Ладно, – Вернье сдался. – Стажёр, так стажёр. Но учтите, я не буду ходить за ним следом, вытирать ему нос и вообще – пусть держится от меня на расстоянии!
   Громыхнула дверь. Вернье вернулся в кабинет. Фора, слышавший весь разговор, быстро переключился на изучение, развешанных на стенах, дипломов и грамот.
   – Это всё ваше? – улыбка снова засияла на лице юноши.
   – Мое, – сердито буркнул Вернье.
   – Так много!
   – Так мало, – Вернье отшвырнул дело Марии Рокко в сторону. Сегодня ему было не до разгадок покрытых пылью и плесенью дел.
   – С чего начнём? – Фора предвкушал момент, когда он с головой окунётся в работу. – Можете без стеснения меня эксплуатировать. Я готов выполнять любые ваши поручения…
   – Любые? – Вернье презрительно хмыкнул. – Тогда займись разбором бумаг…
   Комиссар кивнул на сваленные в одну беспорядочную кучу папки с делами, приказы, стенограммы опросов свидетелей и конфетные фантики. Как ни странно, это нисколько не мешало комиссару в нужный момент из бумажного хаоса нужный документ.
   «Похоже, – подумал Фора, глядя на беспорядок на столе, – комиссару неизвестно не только понятие вежливости, но и слово порядок. Что ж, с этим я вполне справлюсь».
   – Надеюсь, – язвительно проговорил Вернье, направляясь к выходу, – к вечеру ты управишься…
   – А вы куда? – поинтересовался юноша.
   – Куда надо! – бросил Вернье и вышел за дверь.
   Фора озабоченно вздохнул. Стажировка ему представлялась совершенно иначе. Он думал, что ему предоставят раскрытие какого-нибудь запутанного дела и он, применив все знания и навыки, полученные в академии, а также собственные дедуктивные способности, блестяще справится с поручением. О нём будут, говорить. Им будут восхищаться. Имя Фора будет у всех на устах. И что вместо этого? Заваленный бумагами стол. Пренебрежительное отношение комиссара. Разве за этим сюда он пришёл? Хотя, стоит только сходить к Лезире с просьбой перевести его к кому-нибудь более адекватному, чем этот напыщенный комиссар Вернье, как мечты могут стать вполне реальными. Но Фора по своей натуре был амбициозен и тщеславен не меньше пресловутого комиссара.
   Фора ещё раз озабоченно вздохнул и уселся за стол Вернье.
   – Итак, – закинув ноги на стол, произнес юноша, вслух обращаясь к самому себе, – господин комиссар, чем мы сегодня займемся? Бумагами? Почему бы и нет?
   Фора убрал ноги со стола и принялся за сортировку бумаг, бегло просматривал содержимое и раскладывал в разные аккуратные стопки. Это заняло у него чуть больше часа. Не зная, как дальше убить время, Фора отправился исследовать участок и заводить, как ему казалось, новые и нужные знакомства.
   За этим занятием его и застал Вернье. Анри мило болтал в коридоре с мадмуазель Кати из машинописного бюро. Склонившись к самому уху девушки, Фора что-то ей нашептывал, отчего та невольно хихикала.
   – Это ещё что? – рявкнул Вернье, возмущённый такой наглостью стажёра, – Вместо того чтобы амуры крутить, лучше бы занялся делом!
   Девушка, смутившись, убежала. Фора даже не дёрнулся.
   – Уже, – невозмутимо ответил юноша.
   – Что значит уже? – не понял Вернье, толкнул дверь в кабинет и замер у порога. На столе аккуратными стопками высились дела.
   – Ты что наделал? – комиссар в ужасе рванулся к столу.
   – Как вы и велели, – не обращая внимания на негодование комиссара, спокойно ответил Анри, – разобрал бумаги. В этой стопке – завершенные дела. В этой – те, что еще в работе. Я взял на себя смелость рассортировать их по отдельным папкам. Вот здесь не хватает показаний. В этой…
   – Ну и как мне теперь понять, – рычал комиссар, – где что?
   – Очень просто, – Фора, словно экскурсовод в музее, разъяснял комиссару назначение той или иной стопки. – Я наклеил на каждую папку ярлык с названием дела и перечнем имеющихся документов. Теперь отыскать нужную бумагу станет намного удобнее и проще…
   – Проще! – Вернье снова сгрёб папки в общую груду. – Черта с два!
   – Мог бы и спасибо сказать, – ничуть не обидевшись на такое отношение к его труду, тихо пробормотал Фора.
   – Это ты мне скажи спасибо, – ревел Вернье, – что я сразу не вышвырнул тебя за дверь…
   Фора промолчал. Он, конечно, был предупрежден о своенравном и вспыльчивом характере комиссара, но чтобы испытать его на себе в первый день, это не входило в его планы.
   – Хорошее начало, – пробубнил себе под нос юноша, уже сожалея о том, что не пошёл к Лезире с просьбой о переводе. – Что же будет дальше?
   – Что ты там бормочешь? – Вернье достал из кармана пачку сигарет.
   – Так, ничего…
   – Ладно, – Вернье плюхнулся в кресло, закурил. – Раз уж тебя ко мне приставили, то ты должен уяснить кое-какие правила…
   Фора напряг слух.
   – Во-первых, – Вернье выпустил в потолок клуб едкого дыма, – никогда не бубни себе под нос. Во-вторых, никогда не суй нос в мои дела. В-третьих, никогда не трогай мои бумаги…
   – Но вы же сами велели… – попытался возразить юноша.
   – И никогда не перечь мне! Уяснил?
   «Сплошные никогда», – подумал Анри, но вслух, пытаясь придать голосу виноватый тон, произнёс:
   – Уяснил…
   Честолюбие Вернье было удовлетворено. В считанные секунды он показал этому самовлюблённому мальчишке, кто здесь настоящий хозяин. Вернье блаженно затянулся, выпустив очередной клуб дыма.
   – Можешь быть свободен, – комиссар повелительно указал юноше на дверь.
   – Как это свободен? – не понял Фора.
   – На сегодня, – Вернье пытался продемонстрировать стажёру свою снисходительность, в которой тот явно не нуждался, – достаточно… Приходи завтра в это же время…
   – Разве у вас не будет больше никаких поручений? – Фора не собирался так скоро покинуть кабинет.
   – Поручений? – Вернье задумался, его снисходительность вмиг испарилась. – Будет… Одно… Исчезни!
   Фора без возражений вышел за дверь.
   На следующее утро Вернье на работу не торопился. Зашёл в кафе, выпил чашку кофе, поговорил с официантом о погоде, выкурил сигарету. Нераскрытое дело Марии Рокко не давало ему покоя. Женщина исчезла двадцать лет назад, оставив мужа с двумя малолетними детьми. Опрос соседей и знакомых не дал никакого результата. Говорили много, разное. Но к единому мнению так и не пришли. Исчезла, растворилась, не оставив никаких следов. Было подозрение, что якобы её убил муж, но за неимением улик, оно было сразу отсеяно. Сошлись на версии, что, скорее всего, женщина сбежала со своим любовником. Но кто был этим любовником и где искать следы их любовной страсти так и не выяснили. И дело, за неимением состава преступления, закрыли. Закрыли, чтобы через двадцать лет снова начать расследование.
   Но о каком расследовании могла идти речь? Муж Марии погиб в автомобильной аварии через пару месяцев после исчезновения жены. Детей приютила тётка – сестра Марии. Сейчас дети выросли, разъехались по разным городам. Свидетели, соседи? Их, наверное, и в живых то уже нет…
   Вернье недовольно скрипел зубами.
   – Какого черта угораздило Лезире копаться в давно заброшенных делах? Как будто ему мало нынешних? Как будто дело этой Марии Рокко – наиважнейшее дело жизни и смерти…
   Вернье насторожился. Мысль о смерти Марии Рокко навела его на размышления. А что, если действительно, она была убита? Но кем? И где убийца спрятал тело? И с аварией тоже не всё чисто… Что, если любовник решил отомстить мужу и устроил эту аварию? Хотя зачем было ждать несколько месяцев? Почему он не сделал этого сразу?
   Комиссар отмахнулся от назойливых мыслей.
   «К чёрту Марию! – подумал комиссар, поднимаясь по ступенькам. – У меня ещё дело с ограблением галантерейного магазина не закончено. Это важнее…»
   О вчерашнем стажёре комиссар даже и не вспомнил. Самодовольный мальчишка начисто стёрся из его памяти.
   – О, господин комиссар! – у двери в участок Вернье столкнулся нос к носу с Лезире. – Я вижу, вы не торопитесь на службу…
   – Да я, – начал оправдываться перед полковником комиссар, – по дороге решил кое-что уточнить по делу ограбления галантерейного магазина…
   – Это не к спеху, – Лезире натягивал перчатки, расправляя каждую складку на тонкой лайке. – Лучше займитесь делом Рокко…
   Вернье тягостно засопел.
   – Я понимаю, – сочувственно произнёс полковник, – что нелегко разобраться в деле такой давности, но вы уж постарайтесь. С ваши опытом, с вашей смекалкой, с вашим умением отыскивать информацию там, где её казалось бы невозможно отыскать… В общем, я на вас надеюсь…
   Вернье был польщён. Что-что, а когда его хвалили, когда ему пели дифирамбы, комиссар любил. Лесть не любил. Подлизывание не любил. А вот когда его ценили по заслугам и не только Вернье нравилось. Это было, наверное, единственной слабостью комиссара, за исключением курения и пива.
   – Кстати, – Лезире задержался у поджидавшей его машины, – как там поживает мой ставленник?
   – Какой ставленник? – не понял комиссар.
   – Мой племянник… Анри Фора…
   Вернье сник. Он совершенно забыл про мальчишку. А тот, как некстати оказался ещё племянником полковника.
   – Я думаю, – проворковал Лезире, усаживаясь в машину, – вы найдёте с ним общий язык. Мальчик он неплохой, но слегка взбалмошный и беспечный.
   «Слегка!» – перед глазами Вернье всплыл стол с опрятно разложенными бумагами.
   Лезире тронул за плечо водителя, машина, рванув с места, скрылась за поворотом, напоследок окатив комиссара выхлопными газами.
   «Час от часу не легче!» – Вернье достал сигарету, помял её в пальцах, затем, передумав, засунул её обратно в пачку и толкнул ногой входную дверь.
   В коридоре было пусто. Даже дежурного не было на месте.
   «Новые порядки! – криво усмехнулся комиссар. – Что будет дальше? И стажёра моего не видно. Опаздывает, должно быть. Ну, это мне на руку. Нарушение есть нарушение. Даже дядя-полковник не сможет его защитить. При удобном случае отделаюсь от него, как от надоедливого прыща!»
   Но удобный случай не представился. Фора, как ни в чём не бывало, восседал в кресле комиссара, делая какие-то пометки у себя в блокноте. Напротив него сидела старушка, о чём-то воодушевлённо рассказывая юноше.
   – Это что тут происходит? – взревел Вернье, вваливаясь в кабинет. – По какому праву…
   Договорить он не успел. Фора спрыгнул с кресла и подскочил к изумлённому комиссару.
   – Доброе утро, господин комиссар, – Фора ринулся помочь Вернье снять плащ, но тот жестом охладил пыл юноши. – Вчера, разбирая бумаги, я обратил внимание, что в деле Рокко не хватает кое-каких свидетельских показаний. Вот я и взял на себя смелость вызвать мадам Качински. Она любезно согласилась ответить на некоторые вопросы. Теперь, мне кажется, все складывается…
   – Кажется! – комиссар, усаживаясь на своё законное место, язвительно усмехнулся. – А вам не кажется, что ты кое-что не уяснил из нашего вчерашнего разговора? Или ещё раз напомнить?
   Фора виновато опустил глаза. Его стремления и старания в очередной раз потерпели крах.
   – Я, кажется, – не обращая внимания на старушку, Вернье отчитывал стажёра, – уже говорил, чтобы ты не совал свой нос в мои дела…
   Мадам Качински, сообразив, что сейчас начнутся разборки между комиссаром и его подчинённым, решила удалиться.
   – Я, наверное, пойду… – тихо проговорила старушка, направляясь к выходу.
   – Да, мадам, – бросил ей вслед комиссар. – Ступайте. Мы больше не нуждаемся в ваших услугах. И простите моего неопытного помощника за то, что он причинил вам беспокойство…
   – Ну что вы, – старушка бросила на юношу благосклонный взгляд. – Какое беспокойство? Я даже была рада, что меня…
   – Спасибо, мадам, – выдавил из себя Вернье. – До свидания!
   – Но ещё не обо всём рассказала… – мадам Качински наделась на продолжение разговора, но комиссар был неумолим. Он поднялся с кресла, легонько подхватил старушку под руку и бережно вытолкал за дверь.
   – Значит, не хватает свидетельских показаний? – оставшись один на один со стажёром, насмешливо спросил комиссар. – И ты решил поиграть в Шерлока Холмса? Поставить точку в так сказать безнадежном деле? Похвально… Весьма похвально… Но есть одно маленькое но… Тебя никто на это не уполномочивал. Никто!
   Последнее слово Вернье гаркнул так, что задрожали стекла.
   Фора сжался.
   – Ты здесь пока никто! – разорялся комиссар. – Никто и ничто! И давно было пора это уяснить!
   – Я хотел помочь… – растеряно лепетал юноша.
   – Твоя помощь заключается лишь в одном – не мешать! Не мешать! Я даже не посмотрю на родственные связи…
   Анри удивлённо вскинул брови.
   – Ты думаешь, – ревел комиссар, – я не в курсе, что ты племянник полковника? Ты хотел это скрыть, но, увы, не получилось! Если ты думаешь, что он станет за тебя заступаться, то ты ошибаешься… Если ты думаешь, что я буду угождать твоим прихотям и капризам, ты тоже ошибаешься… Мне плевать кто ты и чей ты родственник! Ещё раз сунешь нос в мои дела – пеняй на себя! Я понятно выразился?
   – Вполне… – подавленно выдохнул юноша.
   – А теперь, – Вернье шлепнулся в кресло, – уйди прочь с глаз моих!
   Фора, опустив голову, потерянно вышел из кабинета. Вернье выпустил пар. Наконец-то с этим мальчишкой покончено. Не сегодня-завтра он пойдет к дяде с просьбой перевести его в другое место. Ну что ж! Удачи ему на новом поприще! Комиссар невольно бросил взгляд на забытый юношей блокнот. На листке красовались стройные строчки, выведенные почти каллиграфическим почерком. Вопросы, ответы, выводы. Чёткие, вразумительные, заданные со знанием дела. Никакой воды, ничего лишнего. Всё только по существу.
   Вернье непроизвольно усмехнулся, но тут же взял себя в руки, негодующее зашвырнул блокнот в самый нижний ящик стола.
   – Я хотел помочь, – передразнил комиссар юношу. – Ну и что? Помог… Молодец… Восполнил пробелы… Нашёл недостающее звено… Даже умудрился откопать где-то эту, как её там, мадам Качински… И как только она дожила до этого дня? И всё равно… Спасибо ты от меня не дождешься. Не дорос еще…
   Вернье задумался, затем достал блокнот, ещё раз пересмотрел записи и, чертыхнувшись, засунул блокнот во внутренний карман пиджака.
   – Так надежнее.
   Оставшийся день прошёл без волнений и происшествий, если не считать обнаружение строителями при ремонте дома трупа. Труп Вернье не заинтересовал.
   «Пусть этим занимается Леблер или Курто, – решил комиссар, – а у меня и своих дел полно».
   Утром следующего дня Вернье повстречался с Леблером. Тот поджидал его у двери кабинета.
   – Каким ветром? – не здороваясь, спросил комиссар.
   – Да так, – отмахнулся Леблер. – Шёл мимо, решил заглянуть. Расспросить как дела?
   – С каких это пор ты интересуешься моими делами? – усмехнулся Вернье.
   – С тех пор, как нас назначили няньками, – в тон комиссару ответил Леблер.
   – Я не напрашивался…
   – Я тоже. Но приказы начальства не обсуждаются…
   Вернье презрительно ухмыльнулся.
   – Тебе повезло, – сетовал Леблер, – тебе только одного дали. А у меня сразу двое…
   – Хочешь поменяться?
   – Да нет… Меня мои вполне устраивают. Правда, немного туповаты… Опыта никакого… Но вполне обучаемы… Кстати, а где твой? Что-то его редко видно? Не сбежал ли? Зная тебя…
   – Что ты имеешь против меня? – Вернье недовольно покосился на Леблера.
   – Ничего, – поспешил ретироваться Леблер. – Просто твои методы и приёмы не всем дано постигнуть…
   – Их проблемы, – болтовня Леблера начала действовать комиссару на нервы. – Слушай, если тебе хочется почесать языком, иди к Курто. Он с удовольствием составит тебе кампанию. А мне некогда с тобой трепаться по пустякам…
   Леблер умолк, протянул Вернье какую-то папку.
   – Что это?
   – Возможно, тебя это заинтересует… – Леблер сунул папку в руки комиссару и неторопливо зашагал вдоль по коридору.
   Вернье вошёл в кабинет, оценил взглядом его пустоту.
   «Мальчишка всё-таки сбежал! – усаживаясь за стол, удовлетворённо подумал комиссар. – Ну и чёрт с ним! Меньше возни. Я, конечно, зря на него вчера наехал. Кто знает что у этого сопляка на уме? Как бы он не нажаловался дяде… Хотя, если бы нажаловался, Леблер бы уже был в курсе. А он даже словом не обмолвился. Скрыл? Вряд ли… Леблер не из тех людей, которые скрывают свежие сплетни и слухи. Значит, не нажаловался. Просто сбежал. А жаль. Я стал к нему даже привыкать. Он даже чем-то напоминает меня… В молодости…»
   Вернье вдруг вспомнил о папке Леблера.
   – Что это он мне подсунул? – комиссар раскрыл папку. Это был отчёт о найденном вчера трупе. Вернье бегло пробежал глазами отчёт, отбросил папку в сторону. – Какое мне дело до этого трупа? Труп и труп… Женщина… Лет около тридцати… Причина смерти – ножевое ранение… Предполагаемое время смерти – около двадцати лет…
   Вернье вскочил.
   – Около двадцати лет? Занятно! А нет ли какой либо связи между этим трупом и исчезновением Марии Рокко? Так… Какой там адрес? Улица Революции, 25… Где-то я уже встречал этот адрес…
   Вернье рассеянно хлопал себя па карманам в поисках сигарет. Вместо сигарет рука нащупала во внутреннем кармане пиджака блокнот Фора.
   Комиссар достал блокнот, просмотрел записи.
   – Точно! Улица Революции, дом 23… Это же рядом с домом, где нашли труп… Это же адрес той старушки… Я всё время забываю её фамилию… А, вот – мадам Качински… А от мальчишки есть толк! Напрасно я его выгнал. Ладно, жалеть будем потом, а пока не мешало бы наведаться к этой мадам Качински. Заодно ещё раз расспросить строителей… Может в отчёте пропустили что-нибудь важное… – и Вернье направился по адресам.
   Опрос строителей не дал ничего нового. Перестраивали дом, в подвале нашли тело. Сразу сообщили в полицию. Да её приезда ничего не трогали. Как обычно никто ничего не видел, никто ничего слышал…
   Мадам Качински вначале тоже не хотела разговаривать. Она таила обиду за то, как комиссар с ней обошёлся. Но, всплывшее спустя двадцать лет имя Марии Рокко, найденное в соседнем доме тело женщины, да и просто возможность поговорить, заставили старушку смилостивиться и пропустить комиссара в дом.
   Вернье даже не пришлось ни о чём спрашивать. Старушка с порога принялась изливать свои домыслы и заключения по поводу произошедшего.
   – Боже мой! – восклицала мадам Качински, предлагая комиссару присесть и угощая чаем с только что, по словам самой мадам Качински, вынутыми из духовки сдобными булочками. – Как это ужасно! Труп в доме, где жила Мария!
   – Мария? – переспросил комиссар. – Что за Мария?
   – Мария Рокко…
   Комиссар чуть не поперхнулся.
   – Мария Рокко была вашей соседкой?
   – Была, – старушка грустно вздохнула. – Чудесная женщина. Добрая, заботливая, отзывчивая. Я так переживала, когда узнала, что Мария исчезла… Ещё чаю? Я ни на секунду не поверила в россказни, что она сбежала с каким-то там вымышленным любовником. Мария для этого была слишком порядочной. Булочку? Возьмите эту – с корицей… К тому же оставить двоих детей… Нет, я на сто процентов уверена, что в её исчезновении повинен Альбер… Кто такой Альбер? Её муж. Неприятный тип… Даже вспоминать о нём не хочу… О, не беспокойтесь о крошках. Я потом всё уберу. Но меня никто не захотел слушать… Полиции было удобнее признать Марию сбежавшей с любовником. Странно, как это спустя столько лет вас заинтересовало это дело? Или Вилли и Милли решили докопаться до истины? Кто такие Вилли и Милли? Это дети Марии. Бедные детки! Если бы не сестра Марии Тереза сироток отдали бы в приют. А вы же прекрасно знаете, какие там нравы… Что? Больше не надо чаю? Как хотите… Ну и Альбер поплатился за своё злодеяние. Вы же в курсе, что он погиб в автомобильной аварии… Не справился с управлением! И это в погожий день, при исправной машине, при отсутствии алкоголя в крови! Нет, я думаю, что его всё-таки замучила совесть, и он покончил с собой. Что? Откуда я всё это знаю? Господин комиссар, вы меня удивляете! Достаточно сходить в ближайшее кафе, чтобы узнать самые последние и достоверные новости… Ещё чаю?
   – Спасибо, мадам Качински, – Вернье тяжело поднялся с кресла. Всё и даже больше он узнал.
   – Возьмите, – старушка протянула комиссару пакет.
   – Что это?
   – Булочки. С вашей работой вам и перекусить, наверное, некогда.
   Вернье засопел. От сдобы его пучило, но отказать старушке он не посмел. Поблагодарив мадам Качински за чай и информацию, раскланялся и размеренным шагом направился в участок, на ходу сопоставляя факты и предположения.
   В коридоре его снова поджидал Леблер.
   – Какие результаты с места событий? – насмешливо поинтересовался он.
   – Никаких, – Вернье был разочарован. Даже болтовня мадам Качински не прояснила ничего. Ему хотелось поскорее избавиться от назойливого коллеги, но Леблер преградил ему путь.
   – А тебя, – загадочно подмигнул Леблер, – в кабинете ждёт сюрприз…
   – Какой ещё сюрприз? – насторожено пробормотал Вернье.
   – Сам увидишь, – Леблер учтиво распахнул дверь, пропуская комиссара войти.
   Сюрпризом оказался Фора. Как всегда наглаженный, надушенный, без малейшей тени смущения на лице.
   – Доброе утро, господин комиссар…
   – Утро? – Вернье удивлённо вскинул брови. – Почти полдень… Ну, если для тебя утро, то с добрым утром. Хотя утро добрым не бывает…
   От внимательного взгляда Фора не ускользнула озабоченность комиссара.
   – Вы всё ещё расследуете дело Рокко? – осмелился поинтересоваться юноша.
   – Расследую, – недовольно проворчал Вернье, усаживаясь в кресло и закуривая сигарету. – Будь оно неладно!
   Понимая, что любой, даже пустяковый вопрос может вывести комиссара из терпения, Анри умолк, наблюдая за тем, как Вернье прокручивает в мозгу все варианты безнадёжного дела.
   Первым нарушил молчание комиссар, закурив очередную сигарету, он принялся рассуждать вслух.
   – Есть две версии – побег и убийство. Побег исключается. Мать не оставила бы детей на попечении мужа, будь он самим святым. Хотя, смотря какая мать… По словам мадам Качински, Мария Рокко не была на такое способна. К тому же рано или поздно она объявилась бы. Но за двадцать лет ни слуху, ни духу. Нет. Любовник исключается… Остается убийство. Повод? Ревность, случайность, неосторожность… Да ещё этот труп в её доме… Если бы найти связь между трупом и исчезновением Марии… Тогда…
   Вернье замолчал, закрыл глаза, задумался.
   – Эй, стажёр, – комиссар открыл глаза, – сбегай к патологоанатомам, выясни, не удалось ли им определить личность… Я имею в виду того, кому принадлежит труп… Возможно, тело принадлежит нашей Марии…
   – Я понял, – воскликнул Фора, обрадовавшись, что, наконец, ему поручили хоть какое-то дело.
   Хлопнула дверь. Вернье снова закрыл глаза, мысленно отбрасывая ненужные и бесполезные версии. В животе тихо урчало. Давала знать сдоба мадам Кончински.
   – Патологоанатомы ничего нового не сказали, – урчание в животе перебил радостный голос Фора. – Они говорят, что для опознания у них слишком мало материала. Если бы у них было что-то для сравнения… Зубы, волосы, ногти…
   Вернье не дал юноше договорить.
   – Я это и без них знаю! – сердито проворчал Вернье. – А где я им это возьму? Ладно, пойдём!
   – Куда?
   – Здесь недалеко, – комиссару пришли на ум слова старушки о кафе, в котором можно узнать самые последние и достоверные новости. Возможно, там можно узнать и кое-что из новостей давно минувших дней. Вероятность практически равна нулю, но попробовать всё же стоит.
   Спускаясь по ступенькам, комиссар протянул Анри блокнот.
   – Это, кажется, твоё.
   Фора перелистал книжечку, словно хотел убедиться в его целостности и запихнул его в карман куртки.
   – Будем вновь допрашивать свидетелей? – следуя за Вернье, полюбопытствовал юноша.
   – Нет, – отрезал комиссар, направляясь к одному из расположенных на улице Революции кафе. – Но в таких местах можно узнать больше подробностей, чем при опросе свидетелей. Свидетели не всегда откровенны…
   Фора пытался понять логику комиссара, но логика Вернье не поддавалась никаким анализам. Приходилось смириться.
   – Что вам? – как только Фора и комиссар заняли место за одним из пустующих столиков, к ним подскочил официант преклонного возраста.
   – Пива, – пробурчал Вернье.
   – А вам? – официант обратился к Анри.
   – Кофе, – робко произнес Фора, не понимая, как комиссар в середине рабочего дня позволяет себе бокал пива.
   Официант, шаркая ногами в войлочных туфлях, медленно направился в кухню выполнять заказ. Фора осмотрелся по сторонам. Кафе, как кафе. Ничего необычного. Старая, давно без ремонта забегаловка, клиентами которого являются одни и те же лица близлежащих улиц. И в этом заведении комиссар, спустя двадцать лет, пытается отыскать ответы на исчезновение Марии Рокко? Посмотрим, как ему это удастся?
   Официант принёс пиво и кофе, смахнул полотенцем пыль со стола.
   – Ещё что-нибудь? – равнодушно осведомился он.
   – Нет, – отрезал комиссар. – Спасибо.
   Официант пожелал приятного аппетита и занялся протиранием пивных бокалов, в ряд выставленных на барной стойке.
   Фора пригубил кофе и поморщился. Кофе был холодный и безвкусный.
   – Красивая женщина, – Вернье кивком головы указал на фотографию молодой особы, висевшую на стене возле барной стойки.
   – Красивая, – согласился официант. – Но несчастливая…
   – В каком смысле? – не понял Вернье.
   – Пропала двадцать лет назад. И никаких следов… – официант смахнул со щеки невольно набежавшую слезу. – Был человек и нет его… Только и осталось, что эта фотография и прядь её волос… Бедная Мария…
   – Как? – Вернье оживился. – Вы сказали Мария?
   – Мария, – подтвердил официант. – Мария Гаррель… Я когда-то с ней встречался, но она предпочла другого… Я не настаивал. Это был её выбор. Но, возможно, не выйдя замуж за Рокко, её бы постигла совсем другая участь…
   – Рокко? – воскликнул Вернье. – Альбера Рокко?
   – Да. Вы его знали? Вы знали Марию?
   – Нет. Но я занимаюсь делом об исчезновении Марии Рокко, – Вернье достал из кармана удостоверение. – Я комиссар полиции.
   – Не слишком ли поздно вы взялись за это дело? – с упрёком произнёс официант.
   – Что поделать, – комиссар растеряно развёл руками. – Не хватало улик. Если позволите, не могли бы вы на время одолжить прядь. Я понимаю, что она дорога вам как память. Но без неё нам никак не закончить расследование. Уверяю вас, с нею ничего не случится…
   «Оказывается, – подумал Фора, – комиссар может быть довольно учтивым, когда ему это нужно».
   Официант медлил. Ему ни за что не хотелось расставаться с дорогой его сердцу реликвией. Но судьба Марии его волновала не меньше. И он сдался.
   – Обещайте мне, – официант неуверенно протянул прядь, – что с ней ничего не случится. Это единственное, что осталось от Марии…
   Старик снова смахнул слезу со щеки.
   – Будьте уверены, – Вернье завернул локон в салфетку, бесцеремонно засунул в карман плаща. – Если хотите, я могу написать вам расписку…
   – Не стоит, – отмахнулся официант. – Я вам верю.
   – Ну? – Вернье набросился на Фора. – Чего сидишь? Мы уходим…
   Юноша посмотрел на нетронутый бокал пива.
   – Куда теперь?
   – В участок! – Вернье толкнул дверь. – И заплати за пиво!
   По прибытии в участок Вернье оставил Фора скучать в кабинете, в очередной раз созерцая дипломы и грамоты, а сам побежал по каким-то только одному ведомым делам. За окнами начинало темнеть. У Анри не раз возникало желание бросить всё, уйти домой, но азарт развязки странной истории Марии Рокко принуждал его оставаться на месте.
   Вернье вернулся часа через четыре. Возбуждённый, жизнерадостный.
   – Ты ещё здесь? – удивился он, увидев Фора, томившегося в гордом одиночестве. – Прекрасно! Надеюсь, ты умеешь печатать на машинке?
   – Да, немного.
   – Хорошо, – Вернье щёлкнул выключателем. Яркий свет на мгновение ослепил юношу. – Хоть для чего-то ты годишься…
   Фора безропотно сел за машинку, вставил чистый лист. Вернье закурил, начал диктовать.
   – К делу об исчезновении Марии Рокко. Точка. Опрос свидетелей показал, что версия о побеге оной особы с любовником не имеет под собой веских оснований. Не было установлено ни факта наличия вышеупомянутого любовника, ни факта переезда мадам Рокко на другое место жительства. Из показаний свидетелей следует, что мадам Рокко в день исчезновения не покидала своего дома. Следовательно, версия побега безосновательна. Абзац. Найденный недавно при ремонте дома на улице Революции, ранее принадлежавшей семье Рокко, труп женщины при проведении экспертизы показал, что тело принадлежит непосредственно Марии Рокко. Материал для проведения экспертизы предоставлен господином Шаба. Подлинность материала не вызывает сомнений…
   Вернье задумался.
   «Откуда он узнал фамилию официанта?» – недоумевал Фора.
   – На чём остановился?
   – Не вызывает сомнений, – подсказал Анри.
   – Можно провести дополнительный анализ, – продолжил диктовать Вернье. – Взяв для экспертизы материал у детей покойной, проживающих ныне в Лиажу, по адресу улица Готье, 17, но в этом нет необходимости. Новый абзац. Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод, что Мария Рокко была убита с помощью ножа в собственном доме Альбером Рокко, являющимся её законным супругом. Поскольку Альбер Рокко ненадолго пережил свою жену… Нет. Лучше так – поскольку Альбер Рокко, осознав содеянное, покончил самоубийством, тем самым совершив правосудие, считаю, что дальнейшее расследование дела об исчезновении Марии Рокко нецелесообразно. Вставь перед словом нецелесообразно по истечении срока давности.
   Фора нахмурился. Вставь! Придётся перепечатывать заново.
   – Число, – комиссар дирижировал незажженной сигаретой. – Подпись.
   – Всё, – Фора посмотрел на часы. Было далеко за полночь.
   – Всё!
   Юноша облегчённо вздохнул, протянул комиссару листки. Тот, не глядя, поставил подпись. Фора стал собираться домой, зачехлил машинку, убрал в стол чистую бумагу.
   – Протокол опроса свидетелей, – Вернье шарил по карманам в поисках зажигалки, – я имею в виду мадам Канчински и Шаба, напечатаешь сам. И возьми из старого дела то, что посчитаешь нужным. Для полноты картины…
   Фора с нескрываемым неудовольствием начал расчехлять печатную машинку. Вернье направился к выходу. У двери остановился, пошарил по карманам и бросил стажёру монетку.
   – Это тебе за пиво…
   Бросил и ушёл, оставив бедного юношу сочинять дополнение к отчёту.
   На следующее утро Вернье в предвкушении раскрытия новых дел и встречи со стажёром распахнул дверь кабинета. В кабинете никого не было.
   – Опять опаздывает, – снисходительно улыбнулся комиссар. – Этот юноша неисправим. Но ничего, ещё пару недель и из этого мальчишки выйдет толк. Он ещё меня перещеголяет…
   Вернье посмотрел на аккуратно сложенные листки вчерашнего отчета, пробежал глазами, остался доволен.
   – Ещё одно дело завершено, – закуривая, произнёс комиссар. – Правду говорят, нет нераскрытых дел – есть нерадивые полицейские. Что-то мальчишка сегодня припозднился, – Вернье нетерпеливо посмотрел на часы. – Пора бы ему уже и появиться…
   Прошел час, второй. Фора не было. Вернье начал нервничать. Выглянул в коридор, схватил за фалды пиджака пробегавшего мимо Леблера.
   – Ты не видел моего стажёра?
   – Фора что ли?
   – Его самого…
   – А ты разве не в курсе? – Леблер запнулся.
   – В курсе чего?
   – Так его… – мялся Леблер, – перевели к Курто…
   – К Курто? – то ли разочарованно, то ли возмущенно переспросил комиссар. – И когда же?
   – Сегодня… А ты не знал?
   – Знал, – Вернье отпустил Леблера и вернулся в кабинет, бухнулся в кресло, закурил.
   – К Курто! Ну и чёрт с ним, с этим стажером! От него было больше проблем, чем толку! Пусть Курто возится с малышнёй, рассказывает им сказки, подтирает задницы. А я займусь делом!
   Вернье выплюнул недокуренную сигарету.
   – А всё-таки, – комиссар бросил взгляд на стопку аккуратно разложенных на столе бумаг, – от этого стажёра была хоть какая-то польза…

Расследования комиссара Вернье Дмитрий Кудрец