   Булавка
   Повесть

   Марина Гинтер

   © Марина Гинтер, 2023

   ISBN 978-5-0060-0201-2
   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

   Встречи в нашей жизни не случайны. Бывает, прошёл человек по самой обочине, но подарил тебе что-то важное. И это важное нельзя оценить в деньгах. Оно про смыслы и ценности, чаще всего. Про помощь. Зачастую, довольно неожиданную.
   Один человек из маленького города Рыбинск подарил женщине фразу. «Всего лишь» фраза сыграла важную роль в истории. И может быть, даже жизни.

Анжелика

   Лика выбирала мужа. Того, с кем хочется рука в руке идти. К целям и мечтам. Бесконечно разговаривать и делать что-то значимое. Чтобы он признавал то, как она его изменила к лучшему. И она знала, что он на неё влияет, и она рядом с ним растёт. Знаете, такого человека, который тебя не загасит, а с которым ты реализуешь максимум творческого потенциала.
   Но не такого, с которым рядом надо стоять плечом к плечу и подавать ему патроны. К чёрту такого. Потому что женщина – это нежность. Вернее, нежность в потенциале. Который сам собой раскрывается при взгляде на младенцев и котят.
   И пробуждается, когда рядом сильный мужчина. Мужчина, который может дать такой уровень защиты, что ты расслабляешься и крыша едет. Тебе не надо больше быть сильной, защищаться, что-то доказывать. Ты можешь просто быть. Течь серебристой реченькой, журча и нашептывая ласковые слова. Гладить нежно по лицу, как первые рассветные лучи. Окутывать и обнимать, погружая в покой. И реализовывать свою творческую часть, потому что без этого речка пересыхает и заболачивается.
   Жизнь Анжелики протекала уединённо – работа онлайн. Промышленные альпинисты и пожарные в окна не заглядывали. Волшебники на голубых вертолётах на крышу типовой десятиэтажки не приземлялись.
   Для того, чтобы встречать хоть каких-то мужчин, Лика установила «Тиндер» и устроилась работать на теплоход. Первый опыт на «Спящей красавице» в прошлом году принёс крышесносный роман с букетами на каждой стоянке и завистью всех горничных. Но завершилось чудо романтики печальным открытием – ни цветов, ни букетов не было бы без банальной рюмки, что жила за шторой на окне каюты Морского волка.
   В этом году Лика не решилась попадать под обаяние вечно молодого и вечно пьяного, потому на лето устроилась на в другую компанию. На теплоход «Лорд Байрон».

Илья Муромец

   Илья, как и положено, богатырю, широк в плечах. Вот прям косая сажень. Натурально. Без врак и прикрас.
   И, как и положено по былине, пребывал в длительном сне, помноженном на современные реалии: Илья – сериаломаном. То есть парень (а Илье всего ничего 20 с хвостиком) почти не смотрел фильмов, а смотрел, в основном, зарубежные сериалы. В общем, купили нашего Илюшу с потрохами, дав хлеба (а родители его держали несколько магазинов) и зрелищ.
   После того, как проспал Илья первый год учёбы в судоходном училище, пора ему стало на практику. Пожить всё лето на плавучей посудине. Повезёт – радистом или рулевым, а не повезёт, так батрачить матросом.
   – А что делать, если добавят рейс? – Илья смотрит на отца. Первая компания, которая одобрила для него прохождение практики была худшим из вариантов. Зарплата на посудине с громким названием «Лорд Байрон» – мизерная. Оборудование совковое. Так что по для развития по специальности пользы ноль, даже если повезёт.
   – Нуууу, попробуешь уволиться. Если что, меня подключишь, – отец уже нетерпеливо поглядывает на телефон.
   – Так мне тогда могут не засчитать практику! А ещё два хвоста в сентябре сдавать, иначе вылечу, поэтому навигация до октября – вообще не вариант.

   – Давай решать проблемы по мере их поступления, – это любимая фразочка отца, – иди собирайся.
   Отец уже отвечает кому-то по телефону, и парню ничего не остается, как идти упаковывать в рюкзак толстовку и собирать документы.
   Лучше бы проблему без отца решить. Тот быстро впрягается и выручает, но при ссорах всё равно проскальзывает, мол, слабак, сам решать вопросы не умеешь.
   Перед выходом из дома Илья выходит в сад. Садится на садовую качель, достает сигареты. 3 года он курит официально. А шесть лет прятался от родителей. Они не знали, что курить он начал очень давно – после того случая.

Белый медведь

   Как известно, белые медведи с трудом поддаются дрессировке. К человеку не привыкает, ласка к нему неприменима, понятливостью обладает очень ограниченной.
   Белые медведи отличаются злобной агрессивностью и коварством – а по его морде невозможно разобрать, не бросится ли он сейчас на дрессировщика.
   Капитан Радион Борисович Бляденко, когда ему не надо было держать марку, напоминал мультяшного белого медведя. Доброе лицо, испещрённое морщинками, седина, рост под два метра, мощные плечи и выпирающее над ремнём пузико.
   Но вот в общении с подчинёнными и женщинами вёл он себя, как всамделишний белый медведь – никто не мог предсказать, когда он набросится и как глубоко вонзит острые зубы. В его арсенале всегда имелся оглушающей громкости мат и путеводитель по доступу к женскому телу – под завязку набитый скабрезностями всех мастей.
   Жизнь капитана самого недальнего плавания достаточно однообразна, поэтому увидев за стойкой регистрации новое женское лицо, Бляденко решил как обычно, проверить нервы новой жертвы на прочность.
   – А это кто у нас? – пробасил он прямо над ухом девицы, раскладывающей папки по местам.
   – Отчаянная Анжелика Андреевна, старший администратор, – ответила та, не поднимая головы от коробки с папками.
   – Отчаянная, значит, – хмыкнул кэп.
   Подняв глаза Лика увидела огромного мужчину. Белая рубашка с погонами и золотым бейджем «капитан». Обрадовалась, что представилась по всей форме, мол, и мы не лыком шиты.
   Лика вышла из-за стойки на зов начальницы. Бляденко опытным взглядом просканировал стройную фигуру, тихонько подошёл со спины. Положил ладони на плечи новенькой, начал массировать. Если вести себя с женщиной так, словно они уже спят вместе, то скоро это непременно произойдёт.
   Новенькая не повела и бровью. Словно они и, правда, полчаса назад спустились сюда из одной каюты.
   Лика – барышня сообразительная. Понимает, что вырваться из таких лапищ дело непростое. Поэтому она последовала принципу «расслабься и получай удовольствие». Если бы капитанский заход не шокировал тем, что случилось это в первую же минуту знакомства, то нет ничего криминального в том, что один человек разминает другому плечи.
   Как только начальство удалилось, а самые срочные дела были сделаны, Лика вышла прогуляться по набережной. Заселение туристов – завтра.
   В небе словно разлили сиреневую и оранжевую акварель. Свет фонарей создавал на набережной романтический антураж. Лика с радостью гуляла бы ещё пару часов, да холод, которым повеяло от реки, едва село солнце, пробирал до дрожи.
   Она вернулась к «Лорду Байрону». Трапа нет. Матросы что-то крепят и колотят. Компания начальников тусит рядом. Смолят сигареты и травят байки.
   Спуститься на причал с высокой набережной можно по двум брускам. Когда Лика подходит к ненадёжному на вид сооружению, кэп протягивает руки и нарочито громко говорит:
   – А эту женщину я спущу на руках!
   Старпом и системный замирают в ожидании шоу. Матросы приостанавливают работы.
   – Не обязательно на руках, – отвечает Лика, опирается на капитанскую лапищу и осторожно идёт вниз.
   – Ну и ходи неношенная! – изрекает капитан.
   Под одобрительный ржач Лика скрывается в пролёте теплохода. «Ему бы не в капитаны, а в комики!» Само внимание кэпа, конечно, льстит самолюбию. Но быть участницей его импровизированных шоу – такое себе…

Северный олень

   Юрий Сахалинский сел на «Лорда Байрона» ещё в Москве. Если честно, на теплоходе скучно. Каюту он выбрал прямо у стойки регистрации – 102. Экскурсии покупать рядом, до душевых рукой подать и ресторан в трёх шагах.
   Ездил на экскурсии. Исправно ходил на обеды и мероприятия, смотрел на воду и берега, сидя на палубе. Но его не покидало ощущение, что пройдут 3 недели, вернётся с материка и снова один.
   С женой развелись. Многие друзья попереезжали. Он всё думал, оставаться ему на Сахалине или нет. Пенсия через год. Юрий поехал в отпуск, обещая себе присмотреть город, в котором купит квартиру.
   Ну во-всяком случае, так он говорил тем женщинам, которые казались ему симпатичными. Женщины существа – меркантильные. Покажи им перспективу благополучной жизни и глядишь, что-то да сложится.
   Юрий понимал, что надо выбирать женщину не юную. Статусные – тоже особо не подходят. Ну кто он для них? Так, мастер теплового цеха. А вот женщины попроще вполне могут соблазниться на его северную зарплату, которая несопоставима с материком. Да и переехать такая сможет легче, ей оставлять тут почти нечего.
   Выбор невест на теплоходе весьма скромный. Старушки. Среди работников много молодёжи. Интересные варианты, в основном, путешествуют с мужьями.
   Юрию понравилось спокойная улыбка одной из девочек на ресеншен. Тем более, что девочкой, её назвать можно было весьма условно. Лет 38 ей было. Кольца на пальце нет, можно испытать судьбу.
   «Лорд Байрон» неторопливо идёт по водам Волги в сторону юга. Каждый день становится теплее. На берегах города сменяются деревеньками. Теплоходное радио три раза в день приглашает в ресторан дурацкой песенкой, а занудный диктор вещает о достопримечательностях за бортом.

Весёлый щенок

   Лике не спится. Выбралась из шумного кубрика в тишину туристической части теплохода. Идёт за интернетом – в центральном пролёте можно добыть вай-фая.
   Лампы выключены. Лишь тусклый свет ночников. Туристы спят. На диванчике в главном пролёте развалился знакомый паренёк.
   Он как-то назвал Лику Лерой. Лика его поправила, так он каждый раз, проходя мимо стойки регистрации, говорил с улыбкой: «Анжеликааа», «Ликочка».
   – Не помешаю? – спрашивает Лика, присаживается рядом. Он меняет горизонтальное положение на сидячее:
   – Фильм посмотреть?
   – Нееее, вэкашку проверить. Фильмы у меня с запасом – на жестком диске. В прошлую навигацию я прочувствовала прелести скуки, когда интернет не тянет.
   – Ооо, может обменяемся? У меня есть…
   Парень перечисляет киноприпасы.
   В пролёте появляется капитан:
   – Как фильм?
   Вчера она смотрела «Метод» с Хабенским в кают-компании, куда кэп заходит каждый раз, совершая обход перед ночной вахтой.
   – Вот у меня сегодня вместо фильма, – Лика кивает на парня.
   – Меня, кстати, зовут Георгий, – нагло врезается в разговор малёк.
   – А ты знаешь, кому-то сегодня зарплату выдавали наличными? – интересуется кэп, не обращая внимание на парня, как и положено сытому медведю, который слышит писк щенка морского котика.
   – Могу посмотреть, включу комп, если надо, – отвечает Лика. Бляденко молчит, не уходит. Лика идёт к ноутбуку. Вообще-то её подбешивает – он оторвал её от интересного разговора в нерабочее время. Но блин, начальник. Да и сама болтнула, мол, не трудно.
   Получив ответ, кэп говорит абсолютно нейтральным тоном:
   – Приходи на вахту до 4 утра.
   «Шутка? Или на полном серьёзе приглашает?» – думает Лика, глядя, как капитан поднимается по трапу. Попасть в рулевую рубку ночью – кажется настоящим приключением.
   – Георгий? Вот, значит, про кого благодарные отзывы? – когда кэп скрывается из вида, Лика с интересом смотрит на парня.
   – Ну да, когда гости благодарят, я отвечаю: «Вы можете написать, книга отзывов на стойке регистрации».
   – Умно, – скептично говорит Лика. Сканирует парня, пытаясь понять, есть в нём что-то толковое или это суповой набор а-ля советы Дейла Карнеги, – значит, ты – официант… Я давно на тебя внимание обратила. Университетская футболка – не самая обычная одежда на теплоходе. На кого учишься?
   Жорик закончил два курса универа по специальности менеджер по туризму. Поскольку с ростом ему не повезло, приходилось брать умом и сообразительностью. Поговорить и поактивничать тоже любит и потому баллотировался в студенческий парламент, участвовал в КВНах.
   В навигацию пошёл проверить себя на прочность. Наслышан, что многие не выдерживают до конца, вот и решил узнать, а смогу?
   – Ну и как отношения с коллективом? – поинтересовалась Лика.
   С прошлой навигации она знала, что на теплоходы такого уровня идут работать, в основном, ребята из деревень и небольших городков. Для них это хороший шанс подзаработать. Она ничего не имела против сельской местности, просто уровень культуры и интересов исчерпывался соревнованиями, кто круче матюкнётся, фильмами про супергероев и пробежкой за сигаретами да шавермой на стоянках. Поговорить с ними было не о чем. А за косяки официантов обласкивали трехэтажным матом.
   – Можешь не отвечать, – рассмеялась она, прочитав ответ по лицу Жорика, – ладно, я спать.
   – И что в рубку не пойдёте?
   – С какой стати? – возмущённо ответила Лика, и уже примирительно, – неее, рубка, да ещё и ночью – это офигенно, я думаю. Обязательно схожу. Но точно не сегодня.
   – Но, вроде ж капитан пригласил или, как бы, приказал….
   – Капитан – не мой непосредственный начальник, – рассмеялась Лика, – и он пригласил. А «в гости» – дело добровольное.
   Капитан перед вахтой обходит всё судно. Это не просто обязанность, это – информация. Его обход начинается как раз в то время, когда ночь берёт права и люди становятся по-домашнему расслабленными.
   Где-то услышишь случайный разговор. Подсмотришь сценку корабельно-семейной жизни. Или нарушения. Горничные любят ночевать в незаселённых каютах. Ключи-то у них. Арт-бригада c разрешения директора круиза тоже имеет наглость расползаться по свободным каютам из своих убогих чуланов. Кэп вел мысленный счёт небольших нарушений и умел в момент конфликта доставать козырей из рукава.
   Интересно, что у старшей администраторши может быть общего с этим мальчишкой-официантом?
   Свежий ветер трепал флаг. Радион Борисович поднялся по левому трапу. В рулевую рубку, которую все привыкли называть капитанской, ведут два трапа. По одному поднимаются все, кто допущен инструкцией или приглашением. Трап по правому борту позволяет капитану спуститься прямо к дверям своей каюты. Им никто, кроме кэпа, не пользуется.
   Бляденко садится на диванчик. Чёрные туфли меняет на уютные тапки. Сейчас придут матросы – одни сдавать вахту, другой – принимать. Он назначил в свою вахту одного матроса, второму и третьему штурманам кинул с барского плеча по два. Но себя не обидел: Илья – самый крепкий. И показался толковым на вид.
   Капитану нравилось, и как чётко он исполняет распоряжения, и наблюдать, как открыто и заливисто Илья хохочет над его шуточками. Другие парни сжимались под капитанским взглядом и всегда старались сохранять невозмутимые лица. Но от этих стараний получались лишь унылые гримасы.

Рыба-прилипала

   Лика только выдохнула, собрав ключи с туристов, которые ломанулись осматривать красоты Костромы, как подходят к стойке кэп и старпом.
   Прилипкин пристраивается сбоку от стойки регистрации, капитан – напротив Лики.
   – Как сама? – спрашивает. – Не приставали?
   – Приставали, конечно, – отвечает Лика в тон.
   – А ты? Держишься? – спрашивает Бляденко, словно уже застолбил её.
   – Я? Конфетки ем. Меня легко купить за сладости и фрукты, – отвечает.
   – Ну так пошли, у меня есть пачка сахара.
   Все ржут, Лика тоже. Всё-таки, кэп подкупает тем, как виртуозно жонглирует словами.
   – Ну что, когда мы встретимся наедине, только ты и я? – продолжает напирать Бляденко, глядя на Лику.
   – Я работаю до 10, – она бледнеет. Видно, что злится, – не знает, как дальше отвечать на шуточки.
   – Так когда? – переспрашивает кэп, – только ты и я.
   Бляденко часто заводит эту игру, и она ему даже наскучила. Но иногда попадаются женщины, кто отвечает не слишком банально, и тогда это становится неплохим развлечением в днях, где каждый рейс отличается лишь ассортиментом овощного рынка: в июне абрикосы и огурчики, в августе – груши и перец.
   Старпом хихикает рядом. Лика осознаёт: такие союзы типичны в литературных сюжетах. Вожак стаи (самый крупный или дерзкий мальчишка в компании, или тот же Шерхан в «Маугли»), а рядом – подсевала-шакал. Который противно хихихает и кусает исподтишка, если «шеф» поблизости.
   Сейчас, когда Лика чувствовала себя загнанной в угол, он (просто фактом молчаливой поддержки хама) бесил даже больше, чем наглеющий кэп.
   – Пользуетесь тем, что я не могу уйти с рабочего места, – Лика почти молит о пощаде.
   – А так бы ушла, виляя задом, – снова «укладывает её на лопатки» капитан под одобрительный смех Прилипкина. Ох, бесит Лику мерзкий старпом, который сначала даже приглянулся из-за вежливости и наутюженности.
   Мимо стойки проходит Аня – двадцатилетняя горничная, худая, вечно в наушниках или с книгой.
   – Аня, – останавливает её Лика, – тебе передали, что 205 просил поменять постельное?
   – Нет.
   – А ещё два номера добавилось к заселению, – продолжает Анжелика.
   – А ты можешь мне в телеграм скинуть, какие именно? А то меня в люкс просили срочно подойти.
   Заметив, что Лика ослабила бдительность, сохраняя номер горничной, капитан через стойку протягивает руку к её груди. Лика отклоняется. Бьёт его по руке.
   – Ну ты и хамка!
   Кэп натренирован, чтобы все слова и действия оппонента оборачивать против него. А старший помощник капитана – Андрей Александрович Прилипкин натренирован в том, чтобы вовремя заметить, где и что не так лежит. В его ведомстве бытовая химия, стройматериалы и прочие хоз запасы теплохода. Ключи. Матросы. Кладовки.
   Жена старпома жена – прачка ресторана. Баба строгая. Даже суровая. Рядом с капитаном Прилипкин чувствует и себя немного героем, с восторгом глядя, как здоровяк вгоняет женщин в краску.
   Женщины разных возрастов и социальных слоев теряются от неловких ситуаций, провоцировать которые кэп большой мастак. И худосочный старпом, которого ненавидит каждый матрос, а жена держит в чёрном теле, ощущает себя на вершине мира, словно он сам загоняет каждую из баб в угол и хватает за грудь.
   Как только эти двое оставляют её в покое, Лика начинает продумывать план. Что она может сделать, чтобы этот тип перестал её так нагло донимать, а второй поддерживать это либидо-шоу?

Капитанская вахта

   Заселившись на теплоход, Илья сразу понял, что пахать ему придётся за троих.

   «Лорд Байрон» – старая чешская посудина, которую давно бы пора поставить на прикол. Но хозяева вкладывались в косметический ремонт, надеясь каждый сезон выжать из судёнышка ещё и ещё прибыли.
   Навигация даже не успела начаться, а главным желанием Ильи был глубокий и непрерывный восьмичасовой сон.

   Самый крупный среди младшего состава боцман – на полголовы выше Ильи. А вот остальные… Лёха одного роста, но худой, как интернет-кабель. Серёжка и Паша – мелковаты. Но хотя бы мозги на месте. А пятый матрос вообще был не пойми что. Ни роста, ни соображаловки.

   Если он несёт тюк с постельным или коробку с соками, кажется, запутается в штанах и башмаках. Рухнет и покатится вниз по длинному трапу.

   Из-за этого обрубка от человека Илью регулярно оставляли на подвахту, если стоянка или шлюз приходились на следующую за капитанской вахтой. Потому что этот ходячий мем был неспособен удержать швартовы. Казалось, что его самого намотает на кнехт вместе с канатом.

   Хотя Илья и уставал, работа в шлюзах ему нравилась, в отличие от бестолковости обычных ночных вахт. Каждую ночь натирать до блеска рамы на всех дверях туристической зоны. Тайно сбрасывать за борт коробки, чтобы теплоход меньше платил при сдаче мусора, делать каждые два часа обход и докладывать в рубку.

   Он драил раму, стараясь не зевать, когда подошла Аня.
   – Илья, мне сказали протереть пыль в видео-зале, а там пауки. Ты можешь убрать?
   – У тебя арахнофобия?
   – Да, всё время забываю, как это называется. Но когда я их вижу, у меня сразу истерика.
   Взгляд на часы. Пошёл за веником. В кают-компании сидит за ноутбуком старшая администратор. «Вот есть у человека возможность спать, а нет…»
   – Не спится?
   – Да, – вздыхает та, – два часа пыталась, решила не мучиться и тогда уж поработать.
   – Хотите чая с ромашкой? Помогает.
   – О, здорово, буду признательна.
   Спускается в кубрик за чаем. Потом спасать Аню от пауков. Хоть какое-то разнообразие.
   Вернувшись с вечерней вахты, Аня открывает сообщение, которое прилетело в телеграм. В общем-то, ей повезло несказанно. Она пошла на теплоход, чтобы немного подзаработать. Ей без разницы, где тусить, если есть, что почитать. А тут она познакомилась с целой настоящей писательницей. Их администратор написала уже несколько книг. Интересно, что она ей там скинула? Аня залезает под одеяло. Тепло. Шум машинного отделения.
   Странное сообщение – просто ссылка. Ладно, зайдём.
   «В прямой схватке его не победить, – читает Аня, – годы тренировок нужны.
   Самое странное в этой игре – не сама схватка. А то, что случилось потом. Когда я слышала, как капитан ругается или отдаёт команды по рации, я чувствовала, как внутри нарастает возбуждение. Вот уж чего никак не ожидала, что тело откликнется на пожилого пузатого верзилу, который сыплет матом налево-направо. Стар. Хамоват. Но тело хочет его.
   Придя «домой» со смены, я стала думать, как сделать так, чтобы у капитана пропало желание бомбардировать меня скабрезностями.
   И чёрт, что делать с этим влечением? Вот тебе и ребус: мозг ненавидит, а тело хочет.»
   «Блин – это заметки для книги или личный дневник?» Аня обещает себе, что завтра всё выяснит.
   Вставляет беруши, чтобы сгладить шум машины, и закрывает глаза. Спать и ещё раз спать.

Руслан и Людмила с графином

   – Что случилось-то? – спрашивает Лика Риту. На обед борщ и картофельная запеканка.

   – Людка ударила Руслана графином, разбила голову. Вот ведь, любовь-то что делает. Африканские страсти, – отвечает Рита и начинает тараторить, понизив голос, – в общем, вот что я успела разузнать: Людка с Русланом бухали. Потом он начал, как это ни странно, звучит, до неё домогаться. Она ударила его три раза по голове графином.

   – Три раза, – ахает какая-то новенькая из арт-группы, – он жив?

   Лика поясняет:
   – Да, я видела его после. Ходит. Руслан – это наш звукарь, ну и как бы муж директора круиза. Руслан с Людмилой жили вместе до начала навигации, а потом… что-то пошло не так.

   Лика продолжает холодно, как судья, выносящий приговор:
   – Если ты бухаешь в закрытом помещении с бывшим, то пьяный мужик будет домогаться. Вполне себе прогнозируемое развитие. Зачем пить-то с ним стала?

   – Ты чего зеваешь? – встревает Артём, садясь за стол. Певец и ведущий вечерних программ. Когда он смотрит на Лику, иногда кажется – захлебнётся слюной.
   – Да, бессонница замучила. Спать хочу, но не усну, – Лика машет безнадёжно рукой.

   – Марго, запри её в каюте. Делать будет нечего, уснёт, – Артём уплетает борщ и читает в телефоне программу вечернего выступления.
   – Какой там делать нечего? А писать, а читать, а рисовать? – Лика посмеивается.
   – Я всё с собой унесу, – категорично поддерживает Артёма Рита.
   – Так главное мысли в голове крутятся, их не унесёшь, если только вырубить меня…

   – Только графином не надо, – просит она настолько искренне, что все не могут удержаться от смеха.
   В кают-компанию входит Людка.
   – Неее, на это у нас есть профессионалы, – фыркает Рита.

   Но и Люда, и графины перестают её интересовать, как только в кают-компанию из кубрика поднимается Илья. Стоит только посмотреть на него, как мозг отключается, и крыша медленно едет… Он такой….

   – А это кто? – спрашивает новенькая, кивая на Илью.
   Маргарита приходит в себя и мечтательно произносит:
   – Илья.
   – Ну, он кто? – уточняет Даша.
   – Матрос, – удивляет ответом Марго.

   Та вздыхает, мол, «всего лишь, матрос»:
   – А тут нормальные мужчины есть? Ну в смысле, чтобы и статус, и не…
   – Не как кэп? – смеётся Лика, – ну вот вчера турист подарил книгу про Саратов. Тяжелая фотокнига «Немецкий тракт».
   – Зачем вам книга? Да ещё и тяжелая? – усмехается артистка, отпивает чай.
   – Ну там, по голове кого стукнуть, – острит Марго, – вот у Людмилы книги не было, а так бы она хресьнула по мордам Руслана, чтобы руки не распускал. И графин бы не понадобился.
   – Турист-то этот через пару часов ещё принес мороженое, – продолжает Лика.
   – Мороженое, говорю, спасибо было вкусное.
   А он:
   – А раз мороженое понравилось, может кофе вечером в баре выпьем?
   Ну вот, – подводит она итог, – пригласили меня на свидание.
   – Культурно ухаживает. Приятно, – говорит артистка, – ну, может, и на нашей улице будет праздник? Хоть симпатичный?
   – Да, ничего вроде, по разговору понятно будет.

На борту

   Продажа экскурсий закончилась, народ рассосался. Лика выставила на витрину новую брошку. Приходит Георгий, то есть Жорик. Вваливается за стойку и бух на стул.
   – Моё место, – произносит Лика с интонацией: «фу, брось».
   – Ну да, – отвечает наглый мальчишка, по-хозяйски, развалясь на стуле.
   «Вот зараза, – думает Лика, – подставляет меня, здесь же камеры».
   Просить его бесполезно, балуется ребёнок, расшалился. Он считает, что Лика держит себя в рамках, типа он такой спасатель, «расширяет» слишком серьёзную взрослую тётю.
   – Выйди, иначе я с тобой… – Лика задумывается, – 3 дня разговаривать не буду!
   Жорка почти вылетает из-за стойки. Лика смотрит удивлённо. Вот, что делает точная выверенность сроков – такого мгновенного эффекта она не ожидала.
   Лика садится к компу на пару минут. Отчёт за день сформирован, можно идти. Лика возвращается со смены через борт, Жорик рядом. Остановилась.
   – Ну сделай уже, – говорит Лика, – мне массаж, будь человеком.
   Начал мять спину.
   – Это что, – возмущается Лика, – демоверсия?
   – А что не так?
   – Чего так слабенько?
   Жорик проминает ей с усилием шею, плечи. Как только она прикрывает от удовольствия глаза, видно, что начала кайфовать, останавливается.
   – Остальное – платно, – говорит. Морда довольная.
   – Зараза ты, Жорик.
   – Меня мама всегда так называет.
   – Интуитивный маркетолог, – бросает Лика.
   – Это ты похвалила или как?
   – Ну с точки зрения личных отношений, редиска ты, а если с профессиональной, то это комплимент.
   – И обосрала, и пригладила?
   – Ага, профессиональная деформация.
   Она замолчала.
   Жорка не умеет держать паузы. Срывается с места и убегает со словами:
   – Не буду мешать.
   Лика идёт к кубрику.
   ***
   «Руки Жорка разбудили чувственность. Почти невинные прикосновения к плечам, спине, голове. Сумрак вечера. Воздух, пропитанный влагой.
   Ощущение, что происходящее, близко к непристойности. Невинное в сумерках и под наблюдением камер – вот что плетёт видимую ткань этого ощущения. Но главное рождалось внутри. Словно кипятильник, опущенный в стакан с водой нагревает сначала ту часть влаги, что обнимает его, каждое прикосновение молодого парня и удовлетворяло, и распаляло желание.
   Мне хотелось, чтобы малыш решился на нечто большее – обнял или прижался. Тогда я могла бы его оттолкнуть. Но он не решался. Или играл со мной. То, что у него есть опыт – очевидно. Дружба – хорошая ширма, чтобы перейти к невинным «дружеским» прикосновениям.
   Он поднял флаг дружбы, когда наткнулся на требование жесткой дистанции. Прошло время, теперь я позволяла даже массировать плечи. Потому что знала, чужой флаг сможно спокойно использовать и как защитный плащ от посягательств на большее.
   Я испытывала особое удовольствие от того, что контролировала ситуацию. Общаясь с мужчиной, у которого опыт заведомо меньше, и в которого не влюблена, степень своего влечения дозировать просто. Это как медленно есть пирожное, наслаждаясь каждым кусочком».
   Аня теперь каждый день переходит по ссылке с тем нетерпением, с которым влюблённые девушки, заглядывают в соцсети, ожидая сообщения от парня. На этот раз Аня с удивлением обнаружила, что читает не с только с любопытством, но и с долей ревности.
   «Мне всё больше нравится Илья. Та пора молодости, когда тело красиво, разум не изъеден червяками цинизма. Впереди вся жизнь.
   Но привлекло моё внимание не только это:
   Несколько раз я видела кают-компании парня в очках и думала: «А это кто?»
   Илья понравился тем, как он держался, когда капитан сказал: «А Илье придётся остаться». Ни капли недовольства или унылой покорности. Спокойное подчинение приказу. Следующая вахта выпадала на крайне бестолкового и неловкого матроса, а предстояла швартовка в 4.15 утра.
   Илья открыто и искренне хохотал над пошлыми капитанскими шуточками. Тот подтрунивал надо мной, над своими детьми, над рулевым. За эти пять минут я разглядела, что парень симпатичный, эмоциональный и смелый.
   А ещё мы с ним поболтали, как спустились из рубки. Он сразу за работу – натирал до блеска дверную раму в главном пролёте. Движения ловкие, красивые.
   В это же утро разговорились и в кают-компании. Он не убегал просто, когда его вызывали, а говорил сначала: «Извините, мне пора». Эта подчёркнутая вежливость подкупала.
   И вот, сижу в кают– компании, приходит тот самый «а кто этот в очках» и до меня доходит, что это Илья и есть.
   – Я в очках тебя не узнала. Ты похож на профессорского сына, – сказала я ему, встретив после в пролёте.
   – Спасибо. А как лучше?
   – И так, и так хорошо, – искренне ответила я.
   Через несколько дней до меня дошло, что этим он напоминает мне боцмана. Боцман на швартовке (ловкий и спорый) и боцман (в очках и за книжкой) – два абсолютно разных образа. И оба казались мне интересными. Только со вторым я не успела толком познакомиться.
   И как я надеялась, что это мне ещё предстоит».
   Что за боцман? Точно не с их теплохода. Тот книжек не читает. И вообще – Илья Лике нравится?! Пусть своим капитаном занимается, раз хочет его, а молодых оставит молодым! Илья спасал Аню от пауков. И не ржал над её страхом. Рядом с ним так спокойно.

Морской волк

   Роман Звонарёв работал на флоте, сколько себя помнил. И сколько бы он ни работал на суше – конечно, приходилось временами становиться сухопутным волком ради семьи, – его всегда тянуло в море. Ну, хотя бы, на реку.

   Но уж больно не любил он перемещаться с теплохода на теплоход – только сделаешь под себя идеальную каюту, как поссоришься с каким-нибудь придурком-начальником. Хорошо, что капитанов он знал многих, и перейти на другой теплоход всегда можно.

   В прошлом году он вслед за другом перешёл на «Спящую красавицу».

   Здесь не было уж прям строгого учёта, но хозяин – жадный. На фоне низких зарплат и контроля, с теплохода тащили. Ресторан регулярно тащил всё, что можно сохранить до зимы – коробками выносили подсолнечное масло, ведрами майонез, мешками – картофель и капусту.

   Боцман Звонарёв тоже мог, но не тащил. Некуда было. Жена переехала в город покрупнее и не очень-то приглашала его присоединиться. Так что жизнь свою Роман Васильевич обустраивал прямо тут в отдельной каюте на главной палубе.

   На ноутбуке пересмотренная на сто раз коллекция фильмов и игра в пасьянс, в блокноте старые стихи, за шторкой початая бутылочка и рюмка. Если пить понемногу, то работе не мешает. А даже наоборот. Трезвый он слишком требовательный, матросы на него обижаются. А градус всегда добавлял хорошего настроения и немного снижал строгость и критичность.

   Когда-то боцман мог стать капитаном. Но он заехал по башке табуреткой мужику, которого застал на своей кухне в трусах. А тот, сволочь, взял, да и откинулся в больничке.

   – Васильич? – в дверь вломились без стука, – там бабка опять себя в душе захлопнула. Сходи, девчонки с ресеншена просят.
   – Ну блин, сколько раз говорит, после обеда один час меня нет, сплю я, – проворчал боцман, вставая с дивана.

   Звонарёв не молод. Он чувствовал, как сила убывала. Это пугало и заставляло пить всё чаще. В надежде, что до момента, когда он не сможет с одного удара левой уложить противника, ему не дожить.

   Боцман объездил весь земной шар, но толком нигде не был. Чужие города немного пугали. До ближайшего магазина за сигаретами он выходил почти в каждом городе, если у капитанов не было срочных поручений на время стоянки. Женщин в каждом порту не было, а зато были подруги почти на каждом речном теплоходе.

   Молодые из комсостава пялились на его погоны, если приходилось надевать форму. «У вас что морские?» – восхищённо выдыхали они, а боцман лишь прятал довольную улыбку в бороде.

   Боцман надел спецовку, взял телефон. Тот чирикнул, извещая о сообщении в Телеграм. «Телегу» – как смешно называла это молодёжь, поставил он в прошлом году из-за одного человечка. И пользовался очень редко последние полгода.

   Звонарёв пошёл спасать старушку из туалета, вспоминая, как в хорошие времена по нему сверяли силу шторма на море: «Боцман спит? Ну значит, всё в порядке».

Я для этого не подхожу

   «Купила безалкогольный коктейль. Он стоит прохладный в холодильнике, ждёт. О чём думают коктейли-нулёвки, мне неведомо. Но те, для кого они притащены, всяко о них иногда думают, предвкушая удовольствие. И я предвкушала. Особенно, когда соседка сказала, что меня ждёт ещё копчёный сом на шпажке.

   Вдруг поняла, что выпить и поесть одной мне категорически не хочется. Вернее, хочется сделать это в определённой компании.

   Иду я руки мыть, а «компания» навстречу спускается. Я стушевалась и промолчала. Может, надо было сразу за руку брать, да в каюту тащить? Потом походила вокруг него, да решилась.
   – Мне, – говорю, – срочно нужен собутыльник.
   – Не понял.
   – Ну Ритка на работе, а у меня безалкогольный коктейль и сом копчёный, компания нужна.
   – Подождите, я не понимаю, на солнце перегрелся, – отвечает моя «некомпания», а я как дура, повторяю и повторяю, наивно веря, что он, правда, не понял. А он ведь просто своим ушам не верит и время тянет.

   – Нет, я для этого не подхожу. Ничего такого не хочу, полежать бы. Вот, плечи у меня не обгорели?
   – Красные немного, – отвечаю. Чувствую себя дурой. Сижу пару минут, он прячется в телефон. Про плечи и их красоту я молчу, слава богу.

   Иду в каюту, вижу в пролёте один за другим проходят системный, старпом. Вот уж кто с радостью составил бы мне компанию. А я не хочу с ними.

   В каюте Ритка сома ест. Ура! Вот и компания! Я открываю свою «Эссу». Болтаем, лопаем. Она убегает на работу.

   Жорка заглядывает:
   – Я пришёл за шоколадкой.
   – Нет.
   – Мне Ритка тебя сдала, есть.
   – Ну я целую не дам, я жадная. Половинку. Налить?
   – Ну хоть и безалкогольный…
   – Ну да, у тебя рабочий день ещё не закончен.
   Я заглядываю в сумку– холодильник в поисках шоколадки, замечаю сок, хочу быть вежливой и не пить же одной.
   – Сока налить?
   – Да.
   – Вот кружка, наливай сам, – вежливой быть не вышло.
   Жорка хохочет:
   – Ну да, ты ж ленивец.
   – Ладно, налью сама.
   – Это ж надо, саму себя словами подставить!
   И как всё это выглядело в глазах «некомпании»? Я-то имела ввиду «Ритка занята, а так бы я и с ней посидела», а он что подумал? «Хата свободна…» Бог ты мой! Анекдот получился. Типа я его клеила! Чёрт, провалиться».

   Аня испытала смешанные чувства. Ржач. Но одновременно, хотелось пойти и объяснить Илье, что он не так понял Лику. Спохватилась, осознавая, что обладает информацией, которую никак не может использовать.

   Да и зачем? Илья нравился ей самой. Пусть он плохо о Лике думает, ей-то что?!

Ширма

   Свидание в баре «Чайка» протекало для Лики скучно. Товарищ из 102 каюты непрестанно говорил о себе. Нееее, особенности региона, всякая там морошка и клоповка коврами – прикольно. Как и случайные встречи с медведями нос к носу.

   Но когда человек только о себе, да о себе, ты думаешь: а я тут для чего? Ему просто ему свободные уши нужны?

   Лика сослалась на дела и побыстрее распрощалась.

   Жорка, встретился в проходе:
   – Ты завтра в город идёшь?
   – Да, мне нужно наушники купить.
   – Помочь тебе выбрать?
   – Да, спасибо.

   Перед Казанью в пролёте напоролась на Мишу – системного. Он, типа, невинно подкатывал к ней. То черешней угостит, то мороженое купит. Трезвый он нормальный, а как выпьет – дурак дурачком.
   – Идёшь в город?
   – Ага.
   – С кем-то? – уточняет Миша. В интонации явно читается «с мужчиной?»
   – С Жориком, – честно отвечает она. Вообще, Лика любит ходить одна. Она испытывала смущение, если отнимала время человека, решая свои вопросы в его присутствии, и шататься с кем-то по его делам её тоже раздражало.
   – В общем, чтобы идти вместе, нужна общая цель или должно быть интересно друг с другом.
   – Значит, Жорик? – многозначительно говорит Миша. Уходя по пролёту в каюту, ещё 2 раза оборачивается и повторяет. Лика его ни в чем не разубеждает.
   Выходит с теплохода и медленно двигает к проходной.
   – Представляешь, а наши собрались идти в парк кататься на аттракционах, – Жорик, догнавший её, выглядит несчастным.
   – Ну, а ты чего не пошёл? – уточняет Лика, хотя уже знает ответ.
   – Так я же обещал тебе помочь.
   – Какой ответственный. Ты и правда думаешь, что без тебя не справлюсь?
   Тот сияет.
   – Беги уже, – Лика слегка подталкивает Жорика по направлению к работникам ресторана, пестрая толпа которых готова к корпоративной вылазке и ожидает только директора.
   Лика понимает, что для Жорика – это реальный шанс наладить приятельские отношения с коллективом, с которым пока не клеилось. Он новичок. К тому же, более образованный и более амбициозный. И часто косячит.
   Почувствовала легкий укол сожаления. Но она поступила правильно. Лучше оттолкнуть человека в ту сторону, куда его тянет, чем вынудить быть с собой рядом, чувствуя что его желания сейчас – с другими.

Булавка

   Есть на теплоходе – ад, подземное царство. Машинное отделение напоминает тот круг ада, где черти жарят грешников на сковородках. В машине вечный шум сердца теплохода и его мучительный жар.
   Есть на теплоходе и свои небеса. Рулевая рубка – самая высокая часть теплохода. Место работы небожителей – капитана и его помощников.
   Не знаю, спускается ли кэп в подземелье, а вот вызвать в поднебесную на страшный суд, это пожалуйста.
   Напарница Лики захаживает в рубку чайком с шоколадкой побаловаться. Директор круиза со словами «я в рубку», тоже любит свалить с рабочего места.
   Лика старается туда не соваться. Особенно после случая, который обсуждали больше суток.
   До обеда надо заказывать автобус на экскурсию. Записавшихся немного. Лика составляет текст об архитектурно-историческом памятнике, осталось согласовать и передать методисту. Она надеется, что они снова наберут экскурсию за счёт «рекламы» по теплоходному радио, как это получилось уже дважды. Время терять нельзя, а директриса, как раз, бросив многозначительное:
   – Я в рубку! – поднялась к небожителям.
   Завершив с текстом, Лика распечатала его, поднимается по трапам.
   В рубке оказывается не только руль, вахтенный начальник, но и кэп. Алевтина Дура (вот уж наградил бог фамилией) сидит в кресле с чашкой кофе в руках.
   Лика входит и протягивает листок директрисе.
   – Что жалоба? – грозно начинает Бляденко, шагнув к Лике.
   – Конечно, – соглашается она.
   Кэп толкает Лику животом, вдавливает в стену между креслом Алевтины Витольдовны и небольшим диванчиком:
   – На что жалуются, отвечай? – продолжает Бляденко свою игру под одобрительные смешки подчинённых.
   – Не приду к вам больше, – начинает злиться Лика, попав в западню. Кэп налегает всем телом, под коленки что-то попадается, ноги сгибаются, она беспомощно валится на диванчик. Кэп налегает сверху, почти парализуя её движения.
   Сопротивляться этой двухметровой махине весом больше 100 кило при её 1,62 и 50 кг веса бесполезно. Никакими болевыми приёмами Лика не владеет, да и, вряд ли, решилась бы их применить. Так и лежит под ним. Мужики веселятся, начальница криво усмехается, подчинённая молча бесится от беспомощности, придавленная этой тушей.
   – Радион Борисович, отпустите, – зло кричит Лика в капитана. Он привстаёт.
   В бешенстве Лика вскакивает. К счастью, видит листок в руках директрисы и вспоминает, зачем на сюда, собственно, явилась. Берёт из рук Дуры лист. Содержимое Витольдовна одобряет кивком головы, так что Лику здесь больше ничего не держит. Она вылетает из рубки, зло хлопнув дверью.
   ***
   После «диванчика в рубке» Лика и не знала, радоваться или огорчаться. Теперь ей стало, хотя бы, не скучно. Предстояла придумать ход, чтобы ничего подобного он больше вытворять не смел.
   Кэп, конечно, будет пользоваться своим преимуществом в весовой категории. Не исключено, что ему нравится зажимать девчонок от скуки. Развлекается. «Думай, девочка, думай!» Надо придумать, как не давать себя так больше унижать.

   ****
   Аня иногда чувствовала, как её распирает от того, что она тайно узнает чуть ли не каждый день. Иногда она стояла у стойки регистрации, чтобы решиться спросить о чём-то Лику. Делала вид, что изучает программу на день или ищет ключи в своём кармане. Но каждый раз в нерешительности отходила. И вечером её ждал очередной увлекательный рассказ.
   «А 102-й с его опостылевшей заботой, уже бесит!
   Я даже не чувствую теперь себя сукой, принимая его дары и избегая его. Теперь, даже если я обещала ему попить с ним кофе, я не нахожу сил выполнить обещание.
   Меня выворачивает, когда я просто вижу его на палубе. Он, может быть, уже и не ищет специально со мной встречи (да ладно, конечно, ищет), но я натыкаюсь на него взглядом и мне кажется – он повсюду.
   Я чувствую себя, как в тюрьме. Сделаешь шаг из кают-компании на борт и там вдалеке он маячит. Пойдёшь по палубе, а вдруг его встретишь?
   Идёшь по городу и натыкаешься на его услужливое: «Я купил тебе мороженое».
   Он уже начал даже что-то понимать и старается не отсвечивать. Может отойти почти сразу, как подошёл.
   Это и вызывает облегчение, и бесит. Он мог не общаться со мной, не смотреть в мою сторону. И, возможно, тогда меня начало бы колбасить от невнимания. Всё ж таки, я привыкла к его заботе и к тому, что он хочет, чтобы я ему уделила время. Начни он вести себя иначе, сойди он с теплохода раньше, я бы заинтересовалась причинами. Это был бы поступок.
   Но теперь я не знаю уж, чем он должен быть платить за полчаса времени со мной. При том, что я ничего не хочу от него принимать.
   Поговаривают, что он продлил рейс. Сколько же ещё он будет мелькать у меня перед глазами?
   ***
   Жорка сегодня с невинным видом положил мне голову на плечо. И мне всё больше нравится Илья. Понимаю бред своей симпатии к мальчикам, которые годятся мне в сыновья, но мало что могу с собой поделать.
   Радуюсь, что у меня пока ни с кем ничего нет. Я не чувствую себя предательницей Роман Васильича. Узнав новость, что он долгое время не пьёт, я могу искренне радоваться, не чувствуя угрызений совести.
   Никто не ухаживал так красиво, как боцман. Океан эмоций.
   102-й трати деньги, но для его дохода это мелочи. Да и вообще в нём самом, как в личности, нет ничего, что позволяло сравнить его с Васильичем.
   На столе передомной стоит вишня, которую купил мне 102-й. А я с грустью думаю, как бы я хотела, чтобы где-то мы стояли рядом со «Спящей красавицей» корпус к корпусу. Я могла бы нырнуть в Ромку. В его силу, заботливую и щедрую, но с хитринкой. В его страсть, собственническую и такую молчаливо-щедрую.
   Ни с кем мне не молчалось,
   Как с тобой.
   Я не твоя.
   И ты, увы, не мой.

   Тишина. Тишину. Тишине.
   Я с тобой. Ты со мной. Я в тебе.
   В закоулках твоей широчайшей души.
   И в каюте твоей.
   Проходи. Не спеши.

   Я устроилась, словно хозяйка здесь я.
   Только я человек? Или кошка твоя?
   Ты ласкаешь меня,
   Словно я гибкийзверь.

   Мне без рук твоих гибель
   Отныне.
   И дверь,
   Что откроешь ты,
   В дом свой с работы придя,
   Открывает мне рай.
   Наш с тобой. Я не я.

   Я расплавилась,
   Как поздней ночью свеча,
   Мягче воска с тобою.
   Я так горяча.
   Что сжигаю сама я себя изнутри.
   Ты меня обними.
   На меня посмотри.

   Я не знаю, как мне примириться с тобой.
   И как без тебя примириться с собой.
   Ты – мой дом,
   Я искала его сорок лет.
   Ты восход мой над речкой.
   Закат
   В сотню лет
   Тишины,
   Где лишь ритмы сердец
   Бьют, как волны о борт.
   Моё море. Мой порт.

   Река жизнью мне стала. Десяток недель
   Пронеслись иль случились.
   Год или день?
   На борту, где стояли мы рядом с тобой,
   Мой оставлен навеки холодный покой.

   Я стремительно плавилась,
   Бытность кляня.
   Ощущая, что жить не могу без тебя.

   Эта тишь. Полумрак. Череда городов.
   Мы сумели пройти сотню тысяч шагов,
   Чтоб расстаться в тот миг,
   Когда бог нашу разность и нежность постиг.

   «Мой» мужчина с трещинками. Это такой дуб-дубище – сильный раскидистый и добрый. У дуба сидит дед, рассказывает сказки. Жарит на огоньке сосиски для детишек. И втихушку наливает себе стопарик. Достаёт из дупла дубового и наливает.
   Может с путником заблудившимся выпить, а может, и в одиночку. И вы думаете, что дедушка добрый и безобидный. Добрый-то добрый, но в глазах видно хитринку. Такие бывают у цыгана старого, да у купца. У тех людей, что своего не упустят.
   С ними нельзя дружить в дёсны, в них нельзя безумно влюбляться. Попадёшь в плен.
   И совсем он не безобидный при своей улыбке ласковой, говоре убаюкивающем, да вкусном угощении. Ветки-то у дуба мощные, как хлестнёт, с ног собьёт. Ты и не поймёшь, что случилось.
   Помню, я с ним только дружила. Ну ходила к нему в гости чаю попить, да кино посмотреть. Зашивала спецовку, да шоколад горький приносила, ведь удобная каюта, запас фильмов, кипяток, кофе да сахар – его. Вот я и не хотела в долгу оставаться.
   Но временами и с мальчишками в кают-компании фильмы смотрела. Один расторопный паренёк мне симпатизировал, потому я смело ему то голову на плечо положу, то ноги на него закину во время фильма.
   И вот приходит как-то «мой» Роман в кают-компанию за чаем. Ага, чай ему общественный понадобился, когда в каюте свой чайник есть. Налил чаю, да ушёл. Даже не посмотрел в нашу сторону. А я кино-то с мальчишкой досмотрела. Да решила узнать, был ли то «просто чай».
   Прихожу к Звонарёву. Но не сразу, дня через два пошла. Он на меня как глянет, аж до дрожи проняло, да спрашивает грубовато:
   – Чего пришла?
   А я отвечаю просто:
   – Фильм посмотрим?
   А сама взгляд его пытаюсь переварить. Вывод-то один напрашивался: «придётся, барышня, выбирать, то ли здесь кино смотреть, то ли с молодёжью».

Ширма. Продолжение

   В кают-компании вечером Жорик, Лика, Марго. На столе арбуз, конфеты, чай. Жорик то ли жалуется, то ли предъявляет претензии Лике.
   – Я чувствую себя использованным. Я ей массаж делаю по 10 минут, а она мне 2—3, – кидает он в «зал», видимо рассчитывая на сочувствие.

   – Да? – спрашивает Лика, подняв бровь.
   – Ну, ладно, четыре, – не унимается Жорка.
   – Каждый человек считает, что он даёт больше, чем дают ему, – парирует Лика. Видя сомнения на лице, предлагает:
   – Хорошо, а теперь давай посчитаем по моей линейке.
   – Давай, – оживляется Жорик.
   – Сколько девушек завидует мне и хотели бы оказаться на моём месте, когда я делаю тебе массаж? – Лика ставит вопрос ребром.
   – Ну в институте несколько…
   – Нееет, здесь на теплоходе.
   – Ну одна точно! 15-летняя девочка.
   – Поздравляем, сэр! – Марго не может сдержать ехидства, – у вас есть поклонницы. Значит, скоро будут и чаевые.
   Жорик надевает улыбку и делано гладит себя по голове.

   – Одна? – переспрашивает Лика, – а теперь давай посчитаем, сколько хотели бы оказаться на твоём месте?
   – Капитан, старпом, – начинает перечислять Жорик, – этот с бородкой-испанкой, как его?
   – Миша – системный… – подсказывает Лика, – понимаешь теперь? Жорик – ты ширма.
   – Ширма? – возмущается Жорик, – обидно! Думал, я – друг. А меня используют!
   – Все друг друга используют, – с ленцой отвечает Анжелика, – ты используешь меня, когда я делаю тебе массаж и угощаю шоколадками, – продолжает она, срезая в тарелку арбузную мякоть, – я использую тебя, когда ты мне делаешь массаж и возвращаешь шоколадки. Тебе приятно и мне приятно, разве нет?

   Практичная циничность и прямота этой женщины поражают.

   – А зачем ширма? – уточняет Жорка.
   – Ну чтобы ко мне не делали шагов, на которые я не хочу ни отказывать, ни соглашаться.
   – А почему? Здесь же столько взрослых мужчин… – Жорику, и правда, интересно. А Лике, похоже, нравится просвещать молодежь в теме отношений.
   – Ничего подходящего. Давай посмотрим конкретно.
   Он снова перечисляет:
   – Капитан…
   – Женат и любовница.
   – Да? – Жорик изумляется на секунду, думает, – впрочем, это ожидаемо. Старпом?
   – Жена – прачка ресторана.
   – Правда? – у Жорки снова открытие, – системный?
   – Кажется, женат и бухает. Второго уже достаточно…
   – Ну этот ещё… Ну с красивыми руками.
   – Красивые руки? – всерьёз задумывается Лика.
   – Ну накачанные.
   – Аааа, Илья? Ну, вроде, нет. Мы с ним просто улыбаемся друг другу, – отвечает Лика. Марго, почему-то, вздыхает с облегчением.

   Жорик погружается в свои мысли.
   Разборки окончены, парочка расползается по диванчикам, что сдвинуты углами: он на своей стороне, Лика – на своей, головы почти касаются друг друга.
   Из кубрика, лёгок на помине, поднимается Илья.
   – Илья, там твои вещи постираны? – спрашивает Лика.
   Он кивает.
   – Многие почти высохли и стали разлетаться. Ветер сильный, – предупреждает она.

   Илья выходит на борт собирать вещи. Проходит обратно к кубрику мимо стола. Кажется, что его лицо слегка мрачнеет, когда он видит, как эти двое мирно лежат головами друг к другу.

Клубника с часами

   – Я купил тебе небольшой сувенир, – 102-й протянул белую коробку.
   – Ой, как красиво, – выдыхает Лика, увидев золотистые часы. Прямоугольные одной шириной с браслетом. Над циферблатом в отметке 12 – один прозрачный камушек.
   – Забери, пожалуйста, я не могу это принять, – говорит она.
   – Не заберу.
   Они препираются, пока Лика не слышит:
   – А можно?
   Неподалёку стоит пассажирка, ожидая пока неё обратят внимание.

   После смены Лика идёт в каюту, думая, как поступить с часами. Под золото, на металлическом браслете. Довольно стильный аксессуар, но сколько бы они ни стоили – это слишком дорого, чтобы принять от мужчины, с которым даже не симпатия.

   Надо придумать, что делать, если он откажется забирать. Часа в 2 ночи, наконец-то, засыпает.

   ***
   Теплоход причалил в Дубне. Этот город нравится Ане длинным песчаным пляжем, дорожками и забавными сувенирами. Кружки, шоперы сделаны с юморком, по современному, а не в лубочном стиле Костромы и Ярославля.

   Аня искупалась после смены и, заняв лавочку около ротонды, открывает ту самую ссылку:

   «Спасибо Жорке за тот разговор, я поняла, что у меня крыша не поехала. Что любуюсь на этого матроса неспроста, не только потому что я влюбилась в мальчишку, который годится мне в сыновья.

   Он объективно хорош. Я скрыла, конечно, будто понимаю, о чём Жорик, когда он говорил о симпатии Ильи. Мне приятно, прям пластырь на раны. Если кто-то извне видит его симпатию, значит, она есть?

   Мысль об его объективной мужественной красоте уже посещала меня, но теперь это уж точно! Если даже мужчина (Жорка – хоть и 20-летний мальчишка, но считай, мужчина – соперник, в глобальном смысле) замечает красоту его фигуры и признает, значит…
   Интересно, а чем занимается Илья? Каким спортом? Вряд ли, это качалка… Он по личным качествам не похож на качка.

   ***
   Вчера иду по пролёту. Впереди перекрывает дорогу капитан.

   Он стоит в пролёте между трапами, собирался, наверное, в рубку подниматься, да мои шаги услышал.

   А я спешу, ищу старшую, у нас внеплановое заселение туриста. Сбавила ход, думаю, как раз он поднимется пока. Он же, наоборот, делает шаг в пролёт. Стоит ему раскинуть руки, он перекроет всё пространство – его не обойти, слишком широк.

   Поймал. Прижимает к себе, хвать за попу, в своей лапище сжал тихонько. Чувствую, поплыла. Внутри всё всколыхнулось, поднялось, заалело. Бросило в жар. Я только выдыхаю ему в шею:
   – Поймали-таки.
   Вырываться-то бесполезно. Не буду же я орать рядом с пассажирскими каютами?!
   И так хорошо мне в этих лапах, так бы и забыла про всё.
   – Ну все, теперь отпускайте меня, – говорю, а самой так не хочется, чтобы он руки разжимал. Он руки убрал, мол, силком никого не держим, иди на все 4 стороны.
   Я иду, а у самой тело орёт и требует обратно в эти ручищи, хочет тело продолжения банкета.

   Вернулась в каюту, где-то на подходе слёзы. Как это понимать? Хамство человека бесит, а тело словно предаёт тебя».

   Аня готова от ярости швырнуть телефон об одну колонн ротонды. Да как же так! Когда есть такой классный Илья, как можно позволять капитану себя лапать? Она бы кусалась и вырывалась. Орала бы так, чтобы он к ней ни на секунду больше приближаться не смел.

   Что творится в голове у этой странной женщины? Ведь очевидно же, кто лучше!
   Чтобы успокоиться Аня прошлась до магазина. Купив колы, она вернулась на ту же лавочку и продолжила читать.

   ***
   «Теплоход прибыл к Рыбинску. Давит жара.
   – Пойдём прогуляемся? – спрашивает 102-й.
   – Да.
   – Купим клубнику до или после?
   Мы идём мимо тётки, ожидающей туристов. Спелая клубника выглядывает из прозрачных литровых стаканов и манит к себе из плетеных корзинок.

   Я не готова к разговору, но к такому, наверное, не подготовишься. Чтобы держать свою линию, важно сейчас от него ничего не принимать. Да и вообще, что за формулировка? Словно я уже заранее согласна на «мы», и мы точно что-то вместе купим. Но сейчас не до мелких ссор, нужно сберечь энергию для решительного броска. Вернее отказа.
   – Позже.
   Жара придавливает. Наконец-то, нашли тень. И лавку.

   – Я не могу принять часы, это слишком.
   – Это ничуть не слишком, – перебивает он.
   – Дай мне договорить, – повышаю голос, – я не могу принять. Это красивый подарок и мне приятно. Но нет.
   – Это просто на память, – снова начинает 102-й, – может, мы никогда больше или год не увидимся…
   – У нас не тот уровень отношений. Я понимаю, что ты искренне, но я не могу. И если ты откажешься взять их обратно, у нас с этой минуты отношения, как у администратора и туриста.
   – Ну и пожалуйста, – вскипает он, – я просто их выброшу. Они всё равно мне не нужны.
   – Твои слова сейчас похожи на шантаж! Впрочем, вещь твоя, поступай, как хочешь.
   – Это не золото и не что-то такое…
   – Неважно. Я не могу отплатить тем же… Не хочу чувствовать себя обязанной.
   – Достаточно подарить мне любой пустяк, магнитик. Пусть часы напоминают обо мне.

   Убедительно. Но я редко вступаю в разговоры без принятого решения.
   – Я и так тебя не забуду, – я не собиралась ему говорить, что такой подарок словно навязывает мне оставаться верной ему и ждать, пока он отработает год и приедет на материк.

   Не хочу связывать себя морально. Молча сижу на лавочке. А надо, как я потом поняла, было сразу встать и уйти. Надеялась, что, может быть, он сейчас как-то поможет, ну сменит тему, и можно как-то вежливо дойти до следующей точки маршрута, который для нас может спокойно проходить по тропе «приятельство».

   – Не понимаю, чего ты ломаешься, – говорит 102-й.

   Я почувствовала слово, как почёщину, резко встаю с лавки и ухожу прочь. Ну что ж… Истинное отношение ясно.

   Не надо покупать меня.
   Задешево не надо.
   Задорого? Рискните.
   Вдруг не устою?

   Не стоит вам меня касаться
   сальным взглядом, Я вижу, чувствую.
   Мне скучно. Я молю
   Пресыщенному мозгу дайте каплю
   Интриги,
   Тайны, чтоб подумать мог
   О том, что всё здесь не напрасно,
   Что в этой жизни и игра, и сказка ждёт.

   Не говорите прямо, что я мила,
   Что жизнь со мной готовы провести.
   И я прошу, хоть раз пройдите мимо,
   Когда так хочется вам мимо не пройти.

   Ведь разве что-то есть смертельней скуки?
   Есть яд сильнее? Есть острей кинжал?
   Когда сто раз тебя обнимут руки,
   Которые и ты сто раз обнял.

   О дайте воздуха, прошу,
   Воображению
   Позвольте над землёю воспарить.
   Ведь нет любви и жизни без движения.
   Когда всё ясно, слишком тошно жить.

   Постояла у стойки регистрации, в ожидании Ритки-Маргаритки. 102-й появляется в пролёте. «Чёрт, может подумать, что я жду его». Быстро прошла в каюту за часами. По дороге обратно сую ему в руку белую коробку, краем глаза вижу, как он шагает на борт.

   – Правда, выбросит? Жаль, красивая вещь.

   До отправления теплохода около часа, парень из Рыбинска (с личным катером) отписался:
   – У меня туристы заказали экскурсию на весь день, не выберусь.

   В качестве извинения кинул ссылку на фильм, «который стоит посмотреть хотя бы ради одной фразы».

   «Тиндер» пока не принёс ни одной встречи. Впрочем, теплоходная жизнь так затянула, что я и не успеваю толком уделять время перепискам.

   Аня поняла, что начинает всерьёз присматриваться к Лике. Что же в ней было такое, что мужики вьются вокруг неё? Она не верила больше в объяснения девчонок, которые утверждали, что та просто со всеми спит.

   Да есть такие женщины, только никто им часов не дарит. Зачем мужчинам всерьёз тратиться, если женщина в постель ложится с каждым?

   Да и дневник. Она достаточно откровенно пишет обо всём. Вряд ли, эту часть она обошла бы вниманием.

Булавка. Продолжение

   «Ох уж эта история с диванчиком в рубке. Но я придумала! Кусать кэпа я не буду – решимости не хватит. Неадекватная самозащита. И зубы жаль в случае его непредвиденной реакции. Не охота по морде получить. Кто знает, как мужские рефлексы на прямую агрессию сработают? Да и это может быть воспринято, как эротическая игра.

   А если всегда носить с собой булавочку? Типа, случайно расстегнулась. Неприятно, больно, неожиданно. Использовать её только при публичных выходках.

   Несколько дней я таскала огромную булавку с собой. Перестегивала её с форменной одежды на повседневку. А он перестал. Больше не было ничего, типа той истории с диваном в рубке, когда бы потребовалось защищать себя с оружием в руках.

   ***
   Ещё точнее осознала, что дело именно в широких плечах и в форме. Когда Илья в своих шортах и белой майке, у меня ничего к нему нет, кроме наработанной реакции «ой, Илья, ура». А вот тельняшка или форменный свитер… Сразу мозг в отключку.

   Он в работе – в этой конкретной форме своего проявления вызывает у меня бессознательную тягу. Горизонтальная полоска тельняшки визуально делает широкие плечи ещё шире. Из-за комбеза стройная талия скрыта темной тканью и кажется ещё уже – это усиливает контраст. Эффект перевёрнутого треугольника – идеальной мужской фигуры.

   Когда он на вахте, деловитый такой, сильный уверенный, я тащусь. Мне хочется подойти сзади, приобнять и положить голову ему на спину, прижаться к ложбинке между лопатками. Казалось бы, бред – малознакомый вспотевший на работе мужчина.

   Тянет прижаться к той точке, откуда, наверное, растут крылья у некоторых людей. У которых уверенная походка и трудолюбие. Хочется ощутить, как движутся мышцы под тельняшкой. Знаю, что если попробую сделать это, пока мы просто знакомые, это ничего мне не даст.

   А вот если я попробую его нарисовать, возможно, меня отпустит? Нарисовать в движении, в деле».

Нужна твоя помощь

   Анжелика повернулась на один бок, другой. Села. На планшете час ночи. Взяла листы и коробочку с пастелью. Ильи нет у кормы, работает где-то. Она пошла рисовать главный пролёт. Сделав набросок двери, трапа и мужской фигуры, ушла на корму. Смотрит на воду. Ночью вода страшная. Тёмная. Манит в омут.

   Скоро он появился – пришел за инструментом. Сначала смутилась. Заготовленная речь (про то, что хочется просто обнять) устарела, да и предполагала некую интимность и романтичность обстановки. Метла в его руке и мусорные бачки рядом как-то не вписывались в этот план. Из растерянности Лику вытащило понимание, что потом она его не найдёт и пожалеет. Она заставляет себя вынырнуть из одиночества и обойти корму. Илья курит.

   – Ты мне нужен. У тебя есть пара минут?
   Взгляд на часы:
   – Пара минут как раз и есть, потом обход.
   – У меня не получается нарисовать ноги, – Лика показывает ему набросок, – тогда после обхода? В главном пролёте? Ну там, где ты начищал до блеска ободки у стёкол…
   – Правда? – Илья немного обалдел, глядя на рисунок, и из-за повода, по которому Лика подошла. Обычно, все просят что-то сделать: утащи туда, подвинь это, убери то. А тут…

   Лика садится на нижнюю ступень главного трапа, прорисовывает детали: зеркало, перила. Приходят Аня с Лёхой. Им, видимо, надоело играть в карты. Аня крутится около Лики, заглядывает в рисунок.
   – Кыыыш, – шутливо отмахивается Лика.

   Лика боится, что надо будет просить: «Сделай вид, что ты натираешь…", модель потеряет естественность движений… Опасалась, что будет манерничать или смущаться. Но Илья просто делал свою работу, а она может поправить слабые места в наброске.

   Аня подходит к Илье – принесла ему тряпочку. Лика бросает ревнивый взгляд. Тряпочка – это просто тряпочка или это повод (с одной или другой стороны)?

Для тебя божественно стара

   Аня в каюте. Открыла телеграм, надеясь, что заветная ссылка, по-прежнему, на месте. Может, и хорошо, что она ничего сразу не сказала Лике. Видимо, ссылка предназначалась кому-то другому. Может, быть даже самой себе, чтобы не потерять.

   Илья, наверное, всем девчонкам нравится. Аня немного завидовала тому, какие поводы для общения есть у Лики – сегодня она его рисовала. Аня, всего лишь, горничная. Тряпочка…

   Забавно, но даже в этом банальном поводе хочется усмотреть что-то большее. Мол, Илья попросил у неё тряпочку, не потому что горничная и сейчас у неё вахта (то есть просить больше не у кого), а потому что она – это она. Аня. Симпатичная стройная молодая девушка. Не то, что эта Лика. Ей же под сорок!

   Почему не слушается взгляд?
   Отчего он отдыхает на тебе?
   Не пойму, смущён ты или рад,
   Что прикован он к тебе, к тебе.

   Я пытаюсь рот свой удержать
   На замке. Ведь счастье любит тишину.
   Как мне на весь мир не закричать,
   Что твоих объятий тайно жду.

   Ты не снишься мне. Пока что…
   Только днём
   Будет ох непросто будет нам в миру.
   Я не знаю, смогут ли понять
   Все, кого от нас я берегу.

   Я не знаю, сможешь ль это ты?
   Выдержат ли губы и глаза?
   Видеть, ну и главное, любить
   То, что полюбить, увы, нельзя.

   Каждый день ты набираешь сил.
   Опыт твой растёт и зрелость близко.
   Я же, так уж боже рассудил,
   Отмеряю в Лету годы. Искры?

   Нет ещё не уголь, но увы,
   Нам отмеряны не годы. Месяц, дни?
   Мой черёд придёт. Ещё десятка два…
   Для тебя божественно стара.

   Прочитав стихотворение Аня, почему-то смягчилась. Лика понимает всю странность ситуации и ей просто горько от невозможности. В этом скорее, некая драма, чем повод для возмущения или шуток.

Первым мирится тот…

   Теплоход идёт на Москву. Илье вместе с боцманом можно и не рассчитывать на сон. Впереди девять шлюзов.

   Как только туристы сойдут, начнётся гонка и у горничных. За несколько часов надо полностью вымыть каюты, с которых выезжают, и сменить постельное.

   Заселение предстоит на 150 человек.

   У администраторов тоже своя история: с этого рейса им сообщили, что перестают платить за время, когда они выходят на смену одновременно.

   – Слушай, ну я не буду работать бесплатно, – говорит Анжелика Рите, – и ты давай не смей вставать с утра. Я справлюсь. Отдыхай, тебе смена предстоит та ещё.
   – Дура обещала, что поставит девочек из арт-бригады на декларации, а сама поможет с заселением.
   – Ну, будем надеяться, – грустно усмехается Лика, – но зная её «обязательность»…

   Гасит свет, чтобы не мешать соседке спать. Тускло мерцает экран планшета.

   Ане надо отоспаться. Но хоть на минутку заглянуть бы через замочную скважину случайной ссылки в чужую жизнь.

   – Вы так и не помирились? – спросила соседка про 102-го.
   – Первым мирится тот…
   – Кто мудрее, – Рита завершила фразу банальностью.
   – Первым мирится тот, кому нужнее, – возразила я.

   Лика проспала. Кое-кто из туристов успел съехать. На ресепшен лежат ключи и отзывы.

   Она быстро рассортировала всё и передала горничным ключи от пустых кают. Запело теплоходное радио, созывая на завтрак. После завтрака будет мощный выход – уезжают на экскурсию.

   Ближайшие пару часов с рабочего места не отойти.

   102-й подходит к стойке:
   – Прости, если не то сказал. Я не хотел обидеть.
   – Обижаются слабые, я оскорбляюсь.
   – Просто неудачное слово.
   – Слова выдают истинное отношение, – она распутывает верёвочки с бейджами для гостевых карт, на него не смотрит.
   – Ну что я такого сказал? – начинает он.
   – Если ничего, значит, ничего, – Лика смотрит мимо, – у меня сейчас смена, давай после?
   Если такое нужно объяснять, значит, смысла в объяснениях нет.

   В Москве 102 выходит. Через несколько часов стоит перед ней с букетом белых и бордовых роз с россыпью мелких ромашек.
   – В знак примирения. Не хочу больше ссориться.
   – Красивые, спасибо.

   С радостью сбежала с рабочего места, благо, смена закончилась.

   Пошла прогуляться по чудесному парку Северного речного вокзала. Одна. Счастье. Между деревьями пробегают белки. Шумят фонтаны, звенят детские голоса.

   По дороге смешные синие электробусы катят туристов с чемоданами к отдалённым причалам.

День речника

   – Ты чего?
   Рита в очередной раз припёрлась на рабочее место в то время, как могла бы отдыхать, – думаешь мне стоит снять кассу на полчаса раньше и свалить? Праздник?
   – Да, – покорно соглашается та, – а то в каюте страшновато. Поступает много предложений попить кофе.
   – Кто на этот раз? – хохочет Лика. Девочка ещё не понимает, что никто не будет её насиловать. Да и вообще – секс – это довольно приятно. Если мужчина симпатичный.
   – Я не знаю, как его зовут.
   – Ух ты! Это что-то новенькое.
   При помощи наводящих вопросов Лика выясняет личность, которая не могла в этот вечер прожить без чашечки кофе.
   – Ну, он симпатичный, – хмыкает она.
   Рита делает испуганное лицо, словно напарница собирается отдать её на растерзание толпе.
   – Пошли-пошли, – успокаивает девочку Лика, – с пьяными действительно иметь дело не очень приятно, буду оберегать твою честь.
   Они посидели в кают-компании. У Риты выявились какие-то проблемы с её преддипломной практикой. Она переживает и сидит с несчастнейшим видом.
   Лика подсказывает Рите, как можно решить проблему в обход.
   – Я пошла танцевать. Возьму с собой ключ, если что, просто закройся изнутри.
   Рита покорно кивает и выдавливает из себя благодарную улыбку. Хорошо, что успели поменять замок до этого праздника всех водяных и русалок. А то пришлось бы всю ночь бодрствовать, отпугивая подвыпившую нечисть, которая осаждает каюту. Пусть даже в Ритином воображении, которое возбудил любитель кофе из машинного отделения.
   Рита ходит теперь по туристической части осторожно, избегая главного пролёта, рядом с которым размещается 102 каюта. Лишний раз встречать настырного ухажера не хочется.
   На палубе за баром поёт Артём. У него дефект ног – носки максимально развёрнуты наружу. Походка напоминает девочек-балерин или мультяшного тюленя, вышагивающего на хвосте.
   Пошловатые попсовые песенки составляют основной репертуар. К некоторым неравнодушна и Лика. Но сегодня, кажется, их не будет. Или Лика не дождётся. Под ту лабуду, что он поёт, танцевать не хочется.
   Она сделала пару шагов в сторону выхода, Артём кричит в микрофон:
   – Анжелика, не уходи.
   Мультяшный тюлень посвящает ей следующую песню. Обозвав её борт-проводницей и сообщив (выбором песни), что даже очень хотел бы ей вдуть.
   Она дослушивает из вежливости, хотя выходка неприятна. Уходит на нос смотреть, как теплоход входит в шлюз.
   Когда теплоход оказывается в бетонном заточении, попсовая разноголосица второй и третьей палубы эхом отражается от стен шлюзов. Кажется, теплоход перемесился в мир абсурда. Фантасмагория. Бред воспалённого мозга.
   К счастью, в шлюзе запрещен шум. Музыку выключили. Но подвыпившие в честь праздника туристы не растерялись – начали хором горланить песни.
   Лике хотелось тишины. Надежда на это удерживала её в кают-компании. А ещё ей нравилось смотреть на Илью. А он как раз начал шататься из кубрика на палубу, собираясь на ночную вахту. То кофе выпить, то покурить.
   Она собралась даже поговорить с ним в надежде выяснить причину того, почему они стали смотреть мимо друг друга. Но где повод?
   Самолётик в левом верхнем уголке планшета намекнул, что Лику ждёт сообщение в телеграме.
   «Это он. Моё море. Мой порт», – мечтательно подумала она. Мир снова стал свежим и ароматным, как майское утро в яблоневом саду.
   Когда Лика подняла глаза от планшета, над ней навис ДрейфСаныч.
   – А я стою-стою, не замечает… Ты давай приходи сегодня в рубку в 10 минут первого, – строго говорит Прилипкин. Приглашение в обход критичного мозга воспринимается как приказ, которому нельзя не подчиниться. Осознавая, что она становится зомби под влиянием этого тона, Лика выдыхает смесь восхищения и офигевания от наглости:
   – Андрей Саныч, меня ещё никто так на свидание не приглашал: «Десять минут первого!» Во даёте!
   Перед сном Лика решает проверить ещё и вК. Свет выключен, большинство туриков спит. Осторожно идёт в главный пролёт – там лучший интернет, но для неё зона нон-грата из-за близости к каюте 102-го.
   «Был вчера на той астраханской аллее, где воровал для тебя розы, – прочитала она сообщение, – не родилась ещё та, которой ему хотелось бы снова подарить такую красоту».
   Слёзы текут по щекам, Лика радуется, что ночь и погашен свет.
   Очнулась от легкого шума. Илья натирает до золотого блеска рамы дверей центрального пролёта.
   Они снова разговорились, как добрые приятели.
   Лика обрадовалась возобновлению общения с Ильёй мельком, как чему-то само собой разумеющемуся. Так легла карта. Так должно было случиться. Она вообще была готова обнять весь мир, вновь обретя свой любимый причал.
   Не пошла она в рубку. С Ильёй гораздо интересней, чем со старпомом.
   После обхода Илья вернулся из кубрика с пачкой волшебного чая для Лики, ушёл на корму.
   Она с кружкой вышла из-под защиты стен кают-компании. Ветер набросился. Но скорее игриво, чем зло. Тёплый. Илья чинит стул, с которого вечером чуть не грохнулся капитанский сын.
   Присела на корточки, навалившись на стену.
   – Нам тут сказали, что больше не будут платить зарплату обеим на посадке, мол, выходите по одной. Ну я два Нижнего ухожу, если не моя смена. А Рита вчера два часа вертелась вокруг да около: «Меня никто не отпускал».
   «Я, – говорю, – тебя отпустила». Я сама-то, когда не моя смена, собралась, да ушла. Ну или Дуру поставила перед фактом, если она на месте.
   – Мы так не можем, – говорит Илья с сожалением.
   – Ну да, вы молодые ещё. За работу держитесь.
   – Вот если честно, я тут просто убиваю своё лето, – взрывается он, – у меня была возможность работать в другой компании. Там и зарплата несопоставима, и реальная практика. Но из-за того, что здесь уже согласовали, пришлось оставаться. Мне все родные пальцем у виска покрутили. Не тот уровень «матрос», да даже и «рулевой» – не тот уровень. У меня ведь семья вообще, если честно, других возможностей.

   – Так по тебе видно, – отзывается Лика, – видно, что ты из другой песочницы.
   – Ко мне почему-то капитан как-то иначе, чем ко всем относится, если бы так же, как к остальным, я бы не выдержал, уволился.
   – У него чуйка, он тоже видит, что ты от других отличаешься.
   – Вот, как вы это видите?
   – Опыт. Внутри какое-то ощущение появляется. Я ведь в разных слоях общалась, в нескольких городах жила, в Москве – год. Походка, взгляд, речь. Ты ответственный…
   – Ну я бы не сказал…
   – Ну это ты себя с самим собой сравниваешь, самокритично, а он тебя с другими, с общим срезом.
   Она и не заметила за разговором, как начало светлеть. На корму пришёл курить 3-й штурман. Значит, что скоро 4 утра. Илье можно сдавать вахту и спать.
   Чтобы не заставлять его из вежливости возобновлять разговоры (он ведь устал после вахты), Лика старалась в такие моменты уходить.
   Хотя хотелось увидеть его свободным от работы. Чувствовать, что вот сейчас он общается с ней, не только потому что разговор хоть как-то развлекает, а уйти с работы нельзя.
   Но она чувствовала – есть разговоры, которые не продолжишь, когда их подсветило утро и прервало вторжение другого человека.
   Но спать не хотела. Пошла гладить форменную блузку.
   – Ты чего не спишь? – в гладильную заглядывает Миша, системный. Лицо чуть припухшее от сна, помятое.
   – Не смогла уснуть, а через пару часов уже посадка в Чебах, – отвечает Лика, продолжая утюжить блузку.
   – Мужика тебе надо крепкого, – хамит он.
   – Н-да? Может ещё и кандидатуру предложишь? – включает она язву.
   – Ты ставишь меня в неудобное положение, – произносит он и… вдохнув побольше воздуха выпаливает, – ну а я чем хуже других?
   – Иди, давай. А то, видишь, я с утюгом, – Лика придаёт голосу строгость, но смеётся внутри: «Будто я не знаю, что ты меня хочешь».

Напиши адрес

   102-й вернувшись с очередной экскурсии, пытается задарить Лику открытками и сувенирами. Она отказывается.
   – Ладно, зовут на ужин, я пойду, а ты напиши мне свой адрес, – бросает он, словно и не видит её отношения.

   Лика фыркает и давай думать, как бы отказать ему, какое обоснование придумать? Время идёт, причина для отказа не придумывается.

   Она нарезает картонные обеденные карточки с ресторанной рассадкой для следующей партии туристов.
   – Ты мне адрес написала? – звучит над ухом.
   – Нет.
   – А напишешь?
   – Нет, – Лика спокойна. Радуется, что можно просто говорить «нет», не придумывая каких-то причин.
   – Ну что ты, глупенькая. Я бы тебе клоповку выслал. Уже придумал, как её отправить.
   «Клоповку? – думает Лика, – ага, а потом квартиру рядом купишь, и я буду в магазин через левый берег ходить, лишь бы с тобой не встретиться! Или в гости начнёшь наведываться».
   102-й нависает над несостоявшейся невестой, опёршись на стойку регистрации.
   – Думал, мы хоть друзьями останемся. Ничего серьёзного у нас не получилось бы, у меня есть женщина. Пусть она меня не подпускает близко, но я однолюб. Мало ли что в жизни случится. А для друзей я готов последние штаны снять. Но ты, значит, и друзьями не захотела. Созваниваться иногда…
   Лика молчит. Мало что можно придумать хуже, чем зажать человека на его рабочем месте и выяснять отношения.
   – Зачем? – выдавила она из себя, поскольку молчать уж было совсем невежливо.
   – Да, просто так. Вот я 10 лет дружу с Нижним, ну в гости приехал, они ко мне если приедут…
   – А вы распечатаете нам программу на завтра? – к стойке подходят туристки.
   Никогда прежде печать программки не была столь радостным занятием для старшего администратора. Пока она печатает программку и болтает с дамами, 102-й уходит.
   – Вы меня спасли, – шепчет Лика приятной даме из 228.
   Она оглядывается: «Да, он, кажется, уже всех достал!»

Жизнь взаймы

   «Так странно. После ночных разговоров он то улыбается при встрече, то смотрит словно сквозь меня.

   И день стоит, расправив крылья,
   Морщинки в свет софитов взял.
   И кажется до жути очевидным —
   Не быть тому, что вечер дал.

   Мы избегаем встречи даже взглядом.
   Одновременно мимо проходя.
   И я, как будто, даже рада,
   Что у меня по жизни нет тебя.

   Никто не сделает тот первый шаг неверный,
   Который разом всё перевернёт.
   Есть нечто. Безымянно. И бесценно.
   Как в судьбах очевидный поворот.

   ***
   102-й пытался что-то показать мне на телефоне, но постоянно вылазила та женщина на заставке. Она бесила меня. Может, она и была симпатичной в жизни, но фото было уродское, с каменным лицом, как на документах.

   Ещё бесило, что мужик подбивает ко мне клинья, таская чьё-то фото в телефоне, как икону. Пожалуй, я могла бы что-то ляпнуть, чтобы он удалил это фото, но я не хотела, чтобы значимость моя ещё выросла, мне и так душно от него.

   На последок он попытался уязвить меня, сказал: «У нас бы всё равно ничего серьёзного не вышло, у меня есть женщина».

   Это типа, он бросил меня?! Идиот.

   ***

   Перечитала «Жизнь взаймы». Он стал отчётливей и острее. Для меня. После встречи и разлуки с Романом.

   Не смогла удержаться и начала писать боцману. Это всё Лилиан и Клерфе. Ремарк с его силой перевернуть внутренний мир «всего лишь» словами, разобрал меня на части и пересобрал.

   Поняла вдруг: 102-й смертельно боится одиночества. Пытается купить себе кого-то, не вовлекаясь эмоционально.

   Он прикрылся той женщиной, как щитом. Деньгами хочет расплачиваться вместо чувств. Терять близких больно. Умирают ли они, уезжают ли. Сердце болит. Хочется защитить себя бесчувствием.

   Я защищаю себя писательством и поэзией. Ныряю в них каждый раз, когда мне тяжело.

   ***

   Мистика, философия и литературоведение

   Мне снился ветер.
   Вечер снился:
   В плаще из ветра
   Он носился
   И рвал изломанную нить,
   Которую не разрубить.

   И штиль в душе сменила буря.
   Она метала и рвала.
   Рвала на части и до дна.

   И плакать больше я не смела,
   Приняв, что жизнь мудрей меня.
   И даже думать не хотела,
   О том, что завтра. Блики дня

   Мелькали на бортах и трапах.
   И я щенка брала за лапы,
   А он хвостом по мне вилял.
   И где-то колокол звучал.

   Звонил по мне или по буре.
   Не будь он упомянут всуе,
   Но я молилась и ждала
   Того, кто выпьет день до дна.

   Ещё со школьных времён меня напрягали разборы художественных произведений, когда учитель/критик пытался извлечь скрытые смыслы. «Что хотел сказать автор?» – уже стало хохмой, ведь бывали истории, когда ныне живущий писатель помогал ребёнку с сочинением по его произведению, и учитель ставил тройбан.

   Но написав некоторые стихи, я понимала, что без знания контекста моей жизни их невозможно понять.

   «Вечер» – пограничное состояние между днём (когда всё прилично и явно) и ночью, когда нами управляет бессознательное.
   «Ветер» – не штиль. Новое. Вечер в плаще ветра – это про вероятные перемены в сексуальной жизни.

   Вчера Рома написал, что за ним бегает какая-то барышня. Я оскорбилась на его оценку «симпатичная». То есть он считает её достаточно привлекательной и написав мне об этом, делает ход: предупреждает о возможной (или уже случившейся измене). Или признаётся по принципу «повинную голову меч не сечёт».

   Испугалась, что потеряла его. Потому «ветер рвал изломанную нить» – нашу связь. Если бы мне предпочли другую, то я почувствовала бы себя глубоко оскорблённой. И буря нить «рвала до дна».

   При этом я допускала, что могу сейчас видеть плохое в том, что в итоге для меня обернётся хорошим, поэтому «плакать не смела», пытаясь не бороться, а смириться. Всё, что использовала для боя за свою любовь и честь – это стих:

   Так может, дать себя догнать?
   Темницей быть тебе?
   Не стану.

   Я тоже бегать перестану
   От тех, кто хочет слышать «да»,
   И выбор сделаю тогда.

   Пусть горько мне терять, что было,
   И знать, что фразу «мой любимый»
   Мне станет некому сказать.
   Твой выбор надо уважать.

   «Щенок» – это ассоциация с Жоркой, с его непосредственностью. Как он радуется, видя меня, и открыто симпатизирует, не боясь прикасаться.

   «Колокол» – это, конечно, Хемингуэй.

   В завершающих строках уважение ко всевышнему и запрос на выбор/либо знакомство с мужчиной, который вытерпит мой характер и особенности жизни, а так же окажется достойным для «дня» – моего окружения и потенциальных возможностей развития. Запрос на длительные долгосрочные отношения».

Чай с ромашкой

   Вернувшись из рубки, Лика взяла комп и села в кают-компании. Записать было что.
   Илья:
   – Опять не спится?
   – Я даже легла, но…
   – Чая с ромашкой?
   – Да!
   Он спускается в кубрик, Лика включает чайник и идёт за кружкой. Илья ставит на стол пачку «Липтона» – «Ромашка и мята». Пачка. Пакетики-пирамидки. Жорик притащил бы один мятый пакетик «Майского» и бросил бы его прямо на стол.
   – Как книга? – спрашивает Лика. В прошлый разговор она узнала, что из-за несчастного случая тот начал курить ещё подростком. Бросить пытался много раз, не получалось. Лика подсказала, что почитать.

   – Полтора дня не курю, – начинает Илья, – но там много повторений. Я читаю и такое ощущение, что нет стержня, что ли…
   Обсуждают книгу, его сомнения в том, что у него получится бросить курить. Илья ходит по кают-компании, видно, что его переполняют эмоции и мысли, часть из которых ему сложно выразить.
   – Да, рецепторы перестраиваются, – говорит Илья в ответ на историю Лики, как она не ела сладкое почти месяц. – Я вот не курил 1,5 дня. Потом взял, как он рекомендует, сигарету, выкурил 6 затяжек подряд. Но так никто не курит, понятно, что там всё запершило!
   – А знаешь, я когда голодала… Не помню, пишет ли Аллен Карр о том, что тяга бывает приступами. Ну так вот чувство голода не мучает тебя целыми днями, а оно остро появляется, например, когда время обедать. Если ты чем-то занят, то оно скоро проходит. Снова появится, например, в ужин… Я пять дней голодала максимум.
   – Как? Совсем ничего не есть?
   – Ну да, только воду пьёшь.
   – А вы знаете, что это опасно?
   – Ну, конечно, я прочитала уйму литературы, там же целая система, как входить, как выходить из голодания.
   – Когда я читаю книгу, временами хочется поспорить с чем-то…
   – Критичный ум, – резюмирует Лика вслух.
   – Я даже в фильмах, когда смотрю, нахожу неувязки: в прошлом кадре расчёска в другой руке была… Мне не хватает живого общения с автором.
   – Ну, знаешь, у экспертов многих всё равно позиция: ты же учиться пришёл? У тебя ведь есть проблема, значит, прислушивайся, а не спорь.
   – Ну хочется спросить, если где-то неувязка, почему именно так… Мне сложно объяснить, именно вам сложно объяснить почему-то.
   – Тебе нужен живой диалог… Я понимаю, из-за того, что у тебя большой опыт, ты много раз пытался бросить, соответственно, ты видишь слабые места.
   Знаешь, есть такой человек Павел Берестнев в одном из тренингов он говорит: «Успешные люди отличаются от неуспешных тем, что они берут то, что можно сделать прямо сейчас, и применяют, а не успешные хотят сначала разобрать всё непонятное, найти ответы на все вопросы». Мне кажется, что ты идёшь по верному пути – хоть и не получил ответы на все вопросы, но уже не куришь.
   – Мне не верится, что может что-то такое произойти, какой-то щелчок и переворот внутри. И ещё, вот он пишет: понаблюдайте, как курят другие. Серёга курит изредка, я вчера наблюдал за ним. И только сегодня я читаю это в книге. Как будто я иду на два шага впереди.
   – А, это нормальная история. Чем больше опыт у человека в каком-то вопросе, тем сложнее ему найти то, что станет кардинально новым. Мы уже собираем детали, мелочи, нюансы. Иногда покупаешь курс и понимаешь, что там новая для тебя только одна фишка.
   После разговора Лика опять ворочается в постели, мозг работал на полную катушку.
   Но волшебный чай, на то и волшебный, минут через 15 она засыпает.
   Утром проснулась раньше Ритки. Общение, как с Ильёй, создавало некий внутренний заряд, который требует выхода в реальность. Внутри снова заворочалось неутолённое желание.

Привет из прошлого октября

   – В прошлом году в октябре мы стояли бортами с «Байроном», – слышит Лика в мессенджере голос, который погружает её в транс, – ну и там была старшая горничная. В общем, она написала мне недавно и говорит, что родила от меня ребёнка.

   Лика тупо смотрит на экран. Отрицание. Гнев. Торг. Депрессия. Принятие. Вот что сейчас ей предстоит.

   – Ну если есть ребёнок, то надо нести за него ответственность, – записывает она голосовое по прошествии часа. Блокирует боцмана Звонарёва.

   Выходит на левый борт. Ветер. Волны. Теплоход. Всё такое же, как час назад.

   А её нет. Там внутри, словно разбили стекло. Оно осыпалось мелкой крошкой. На борту стоит её оболочка. Которая, может быть, даже сможет что-то вежливо ответить, если кто-то обратится с вопросом.

   «Какого хрена я выбрала работу именно на этом теплоходе? С которым связан мой позор и моё унижение? – она кутается в плед, хотя на улице +25. – Пойди я на другой теплоход, наверное, ничего бы и не узнала. Он ведь, вероятно, признался из страха, что я узнаю из сплетен.

   Может быть, я вообще не возобновила бы с ним общение. Потому что на другом теплоходе не было бы Марго с книжками. Ох уж этот Ремарк с его «Жизнью взаймы» – сделал меня сентиментальной. Какого чёрта я сидела год на голодном пайке ради того, кто изменил мне, когда и месяца не прошло?»

   Лика пытается понять, чем занять себя, чтобы не выть в подушку, не бросаться на тех, кто заговорил, или, наоборот, не расплакаться в ответ на простой вопрос.

   Берёт блокнот с ручкой, хобу. Садится на кнехт, пытаясь нарисовать приближающийся мост.

Обратной дороги нет

   Аня несколько раз обещала себе, что спросит Анжелику про ту ссылку, случайность ли, что она к ней попала. Не решившись на разговор, обещала себе, что просто перестанет читать. Ну да, надо удалить сообщение и перестать читать.

   Но обычно, её решимости хватает лишь до ночи, когда она остается наедине с телефоном и понимает, что вот сейчас её ждёт самое захватывающее за день – читать историю, которая пишется в реальном времени, а она сама знакома с персонажами. Решение «больше не читать» переносится на другой день.

   Иногда Аня проявляла просто чудеса силы и воли – не заглядывала в заветный файл целых три дня.

   Но тем сильнее она мечтала об окончании вахты, чтобы запереться в каюте и читать чужую душу.

   «Жорик:
   – Не люблю паузы.
   – Идиот, – я грубовата, мы ж друганы, – всё самое важное случается в тишине.
   – Поясни?
   – Разве могли бы мы различать мелодии, не будь пауз, не будь ноты разной длительности? Разве знали бы мы, что такое день, и ценили бы его, не будь ночи?
   – Ну я говорю про паузы в разговоре…
   – Попробуй поговори без остановок. Хватит ли тебя, хотя бы, на час?

   ***
   Пауза в отношениях дает свои всходы. Мы узнаём, кто есть кто. И чего стоят чьи-то слова.

   Просто выкинуть из жизни.
   Забыть, как призрачный кошмар.
   И перестать отныне верить.
   О мука, этот чёртов дар.

   Устала, спать хочу. Навечно.
   Развидеть всё, забыть. Забыть.
   Тот, кто отнесся так беспечно.
   Не может в жизни моей быть.

   Черта. Черте. Черту. Чертою.
   Кусаться. Выть. Дружить с тоскою.
   Забыть. Забыть. Забыть. Забыть.
   Уснуть. Проснуться. Снова жить.

   Предатель рук. Любви палач.
   Ты на меня повесил муку.
   Я выдержала всю разлуку.
   А ты сломал. Не плачь, не плачь,

   Не плачь кровавыми слезами,
   Он недостоин слёз твоих.
   Боль не уменьшится с годами?
   И голос строчек почти стих.

   Ещё пару часов назад я чувствовала себя абсолютно несчастной и подавленной. Я шла по Казани, как мантру, повторяя: «Читать и спать». Если я начинала думать о вчерашней новости, на глазах сами собой наворачивались слёзы. Мне решительно необходимо было отоспаться.
   Книги лечили меня. Истории людей, которых я никогда не знала, особенно талантливо написанные, отвлекали от собственных переживаний. Преодолев тупость и ступор, я включила мозг, осознала, что надписи «30% скидки в первый понедельник месяца» кричат именно о сегодняшнем дне.
   Я зашла, на всякий случай, сначала в обувной магазин поблизости. Если что-то подойдёт, то выбор книг – только после покупки обуви. Мне давно стало нелегко подобрать обувь. Я не носила каблук. Не любила чёрную обувь. И коже предпочитала замшу или лакировку. Старалась не покупать модели, похожие на то, что носила сейчас.
   Выбрала приличную недорогую пару лакированных туфель вишнёвого цвета. И неплохие зимние полуботиночки цвета мокрого асфальта. Они были достаточно элегантны даже для делового стиля. Благодаря прошивке подошвы и оригинальной шнуровке не выглядели скучно.
   Увидев, что счёт капнули деньги, я решилась взять обе приглянувшиеся пары. А в книжном затем остановила выбор на трёх книгах Ги де Мопассана, которого ценила после прочтения «Милого друга».
   «Жизнь», «Страх» и «Сильна, как смерть» показались мне весьма символичными в моей ситуации.
   Теперь осталось добраться до каюты.
   Я то читала, то дремала. Когда у теплохода завёлся мотор, вибрация стала отдавать в уши и голову через металлическую спинку кровати, к которой была прислонена подушка.
   Одновременно с раздражением и неудобством я ощутила радость: «Как хорошо, что я чувствую это. Я чувствую это сейчас, когда хотела не чувствовать ничего, лишь бы избавиться от душевной боли!»
   Через эту надоедливую вибрацию я ощутила себя немного живой.
   Ещё через полчаса мне захотелось из липкой духоты каюты выйти на борт. И я увидела вновь красоту плеч Илюхи. Я снова могла любоваться. Жизнь опять трепетала во мне, прорываясь сквозь саван депрессии, накрывший меня после новости об измене.
   Я читала, сидя на борту, затем села на диванчик кают-компании, чтобы, поднимая взгляд от книги, мельком видеть его.
   А когда я ощутила желание вновь взять в руки ноутбук и описать это состояние возвращения к жизни, осознала, что переломный момент произошёл и моя боль однажды будет преодолена.
   В этом неизменном мире, где капитан, по-прежнему, не упускал случая подколоть меня, старпом, по-прежнему, сердился, а я, по-прежнему, любовалась походкой Ильи, потихоньку всё вставало на свои места.
   Жорка прибегал за шоколадкой и ради разговоров со мной. Я ела мороженое и ходила по грани между здоровьем и обострением болезни.
   Боль облуплялась и осыпалась сухими скорлупками с моего лица, мозга и сердца. Глаза начинали смотреть без слёз. Мозг соображать. Сердце откликаться тому, что мне приятно. Теперь я радовалась тому, что ни на кого вчера не наорала. Ни перед кем не распустила нюни и не рассказала о своём унижении. Никому не отдалась без любви, считая наивно это тем клином, который сможет выбить. Выбить что?
   Забытья его не забуду. Разлюбить? Возможно. Но должна ли я из-за его поступка и признания начать меньше любить и уважать себя? Вчера я нашла то, что спасло меня от истерики: закутаться в плед смотреть на волны, закат и берега. Потребовать от Жорки сладкий чай и массаж головы, ничего не давая взамен.
   А днём работала. Администратором. Копирайтером. Когда не могла работать, «работала» – резала и резала талончики на питание. Своего рода медитация. И снятие стресса.
   Думала, с кем я могла бы сейчас пережить боль? Чьи объятия лучше выбрать, чтобы через тело ощутить себя живой?
   Начала всерьёз выбирать, как вспомнился вопрос из фильма. Я не помнила название. Не помнила имени этого мужчины из Рыбинска, но помнила вопрос, который подарил фильм: «О чём с тобой трахаться?»
   – С капитаном о солёных огурцах, детях и других бабах. Больше не о чем. Тем на две-три встречи.
   – С системным и старпомом тоже не о чем и, главное, никогда не станет, о чём.
   – Илья или Жорка? Да, молодые, растут, развиваются. Но всё будет только о них и для них. Что мне в них? Тела, амбиции. Радость за успехи и наставления при провалах. Мне нуженна воспитание взрослый ребёнок?
   Но в мальчишках хотя бы звенит ещё это упрямство, нежелание смиряться с обстоятельствами. Жорка косячит, и так ему влетает, что другой бы давно сбежал с этой работы. А у него цель – выдержать до конца.
   А Илья… Вспомнилось и его упрямое «вместе набедокурили, вместе и убирать», когда он после вахты оставался помогать товарищу. И это «в нерабочее время не обязан!» Пусть он и вправду не слышал окрик старпома, я видела, что в нём смелость отстоять себя есть.
   Трезвая голова, новая обувь и книги Мопассана помогли мне снова ощутить себя собой. Оставляя ему его. Его предательство и его сожаления. Егопопытки дозвониться и написать туда, куда я закрыла ему доступ. И плечи Ильи мне помогли. Я снова могла любоваться на них. Без чувства вины. Как любуются на произведения искусства.
   Не хочу, чтобы боцман достиг чего-то словами. Мне нужна компенсация в виде поступков. Я очень надеялась, что тоска по нему не навалится голодным зверем и не задушит мою решимость.
   ***
   Хотела Илью себе. Помочь ему бросить курить. Узнать, если он готов рассказывать, что случилось, отчего он закурил? Хотелось верить, что это только наше. Верить, что мне не кажется, а он правда, охотно идёт на контакт именно со мной. И что между нами что-то возможно.
   Все эти обрывки разговоров во время его ночной вахты, в них было что-то личное, похожее на разговор о сокровенном в полголоса. Я боялась разорвать те паутинки, которые, казалось, плелись и соединяли нас под защитой спящего теплохода.
   Вчера дочитала «Сильнее смерти» о влюблённости стареющего художника в юную дочь своей любовницы. Кажется, он мог бы влюбить её в себя. Если бы поменьше думало своём удовольствии, а умел бы на самом деле заинтересовывать собой, влюблять. Ведь она смущалась, считая, что он ещё недостаточно стар, но и уже не молод, чтобы она говорила ему «ты». Но он не умел особо влюблять. Да и не чувствовал себя вправе из-за её матери.
   Меня тоже звали на «вы». Уважение к возрасту. Годы лежали между нами глубочайшим рвом.
   Жорка взял и перемахнул ров, сказав, что я ему – друг.
   Он пытался утянуть меня на свой берег, щекоча и ведя себя, словно я его подружка. А я периодически скидывала его в ров, напоминая о моём возрасте или заявлениями, что он – моя ширма. И что его попытки уравнять нас – необоснованны, потомучто у Жорки неверные единицы измерения.
   Могла бы я попробовать использовать уловку Жорика? Но в ней же была и ловушка. Я не хотела ставить себя в положение того, кому больше надо. Я не видела от Ильи шагов к себе. Днём был один всего шаг, когда я вернулась из поездки. Мы разговаривали его инициативе не о работе. Единственный раз.
   А потом подошёл Жорик. Этот радостный щенок на правах давнего друга оттянул моё внимание (а я и вправду была рада его видеть). Илья отошёл. А я не сориентировалась. Да и тема была не сильно мне интересна, с кем другим я бы не стала её вести. Больше он сам не подходил.
   ****
   Решимости моей хватило ненадолго.
   В мессенджер прилетело сообщение:
   – Я пошутил. Ничего не было.
   Словно он почувствовал меня. Вновь прочитал мысли, увидел в магическом зеркале то, что творилось в душе. Я хотела сохранить его. И он помогал.

   Засмеялась. Но смех не был радостным, скорее, напоминал истерический. Ну вот, можно выдохнуть.

   Уверена?
   Ты что загадывала?
   «Лишь бы никто не узнал»?
   ***
   А он писал. И писал. И каждое слово пробирало до мурашек. Я чувствовала, что моё решение быть стойкой и без компенсации не сдвигаться ни на дюйм, начинает таять, как снег под весенним дождём.
   Рома писал. Писал, словно каждый слог набирал не на экране телефона, а в моём сердце:
   – Я твою мою любовь не предавал. Нет у меня никого. Одиночество. Это всегда рядом. Прости за эту глупость, не думал, что так отреагируешь.
   Чувствовала, как эти слова, теперь уже настоящие, пробираются внутрь меня и наполняют. Он лечил меня словами от той раны, которую нанёс сам. Наш теплоход приближался к «Спящей красавице».
   – Вы нас сейчас обгоните, – прилетело сообщение от Ромы.
   Всё сложнее стало концентрироваться на отчёте. Последний час смены.
   Меня охватило какое-то спокойствие и радостный пофигизм. Теперь ведь не так уж и важно, помашем ли мы друг другу в кромешной тьме. Через пару дней увидимся. А вместе с тем появился какой-то азарт увидеть его теплоход в ночи.
   Я выходила то на один борт, то на второй, но нигде не видела на реке огней. Может, уже обогнали? На носу стоять холодно. Сегодня были дожди, почти осенние. Из шорт все перелезли в толстовки и джинсы.
   – Мы раньше из шлюза вышли. В Кинешме на рейд встали. Ты где? Ау?
   Я окончательно забросила бумаги, увидев, как справа светится огнями город. Вахта Дани и старпома. Надела ветровку и поднялась в рубку:
   – Кинешму проходим? А где «Спящая красавица»? Должна тут на рейде стоять, у них бункировка.
   – А вы откуда знаете? – удивился Данила.
   – Разведка донесла. Каким бортом разойдёмся?
   Даня посмотрел по приборам:
   – Да, вот там, видите огоньки? Каким бортом не знаю.
   Я выхожу из рубки на мостик. Пять минут. Десять.
   Волнуюсь, пишу:
   – Идём, видим вас. Я в рубке.
   – Иду на бак, нос.
   – Поняла.
   – Я вас тоже вижу, фонариком помашу.
   Сажусь на диванчик перед рубкой, чтобы быстро двинуть на любой борт. Наконец-то вижу: впереди светится огнями трёхэтажный длинный дом на воде. Поперёк течения стоят?
   Встаю на правый борт, вижу мелькание фонарика с носа «Красавицы». Милый мой.
   Теперь мы впереди. Огни всё уменьшались вдали.
   – Я написал лучом фонарика: «Я тебя люблю».
   Как романтично! Аня завидовала. И понимала одновременно, что изменивший мужик просто покупает сейчас за фантики умную женщину. На эмоции разгоняет и покупает.
   «Главное, чтобы никто не узнал, – думала я, – тогда я могу вернуться в отношения, потребовав компенсацию. Я не буду чувствовать себя униженной, если это останется между нами. Главное, чтобы никто не узнал…
   Глотала слёзы. Переживать боль в одиночку острее. Тону, но держусь за эту идею, как за соломинку. Ведь потерять его совсем – кажется чем-то немыслимым. Никто не дарил мне столько эмоций, что жизнь расцветала».

   Аня осознала, что пути назад уже нет. Дверь, которая казалась ей всегда открытой – расскажи, избавься от мук совести – захлопнулась. Если она признается Лике, что читала её записи, теперь, то станет её врагом. От осознания она быстро закрыла документ. Словно увидела на экране взгляд Анжелики, проникающий в самое нутро.

   Встала, убедилась, что дверь заперта на ключ. Села на кровать. Встала. Но заняться всё равно было нечем, поэтому Аня посмеялась над своими страхами и вернулась к чтению.

   «Никто – это кто? Все, кроме тебя и него?

   Он-то знает. Если изменил, знает, что изменил тебе. И теперь знает, что тебя легко обмануть. Сказал «пошутил», а ты и рада простить.

   И, главное, ты знаешь.
   Ты боишься быть дурой в чужих глазах?
   А в своих – не боишься?

   Теперь я мучилась не столько от боли предательства и пренебрежения, сколько от сомнений. Чему верить? Тому, что он сказал сначала? Или тому, что после?

   В душе наступил новый ад. Не могла уснуть ночью, пытаясь принять решение – верить или не верить этому человеку. Казалось, сойду с ума.

   Логически понять невозможно. Голова наполнялась ватой. Тело мечтало провалиться в сон и проснуться, только когда всё останется позади. Проснуться в новой реальности, где не надо принимать решение.

   А решение надо принимать сейчас. Скоро Москва. Предстоит второй и последний за эту навигацию случай, когда наши теплоходы несколько часов простоят на одном речном вокзале.

   Я мечтала увидеться. Ещё до того, как «это случилось». Собственно, всю навигацию, наверное, жила этой надеждой.
   И вот, исполнение мечты близко, но как всё изменилось. Теперь смысла нет. Или совсем иной смысл.

   Решила идти. Не обсуждать ничего. Не выяснять отношения. Соскучилась. И тело будет радо его видеть. Оно предавало меня. Глаза хотели на него смотреть, а кожа ощущать его тепло.

   Разум хотел разгадки, а чувства – успокоения. Поэтому…

   Когда он будет уверен, что я ему поверила, и расслабится, я сделаю или спрошу. Что? Сама ещё не знала, что именно. Но была уверена, что изменник невольно выдаст себя.

   И всё. Больше мне не надо будет мучиться, верить или не верить ему. Я буду верить себе. Своим глазам, ушам, своему чутью. Слова и интонации обязательно выдадут его.

   ***

   «Байрон» пришёл раньше «Спящей красавицы». Я стояла на причале и смотрела, как слаженно боцман с матросами работает на швартовке. Синяя спецовка, оранжевый спасжилет. В тёмных очках он напоминал киногероя.

   Любовалась. Душа и тело надеялись, что этот мужчина принадлежит мне. А мозг думал. Если бы мозг в тот момент можно было представить в виде человека, то это была бы Мисс Марпл, анализирующая каждый жест и взгляд вероятного убийцы.

   Солнце заливало всё вокруг. Как только спустили трап, боцман, оставив жилет на борту, сошёл на берег.
   – Я бы и сам пришёл, – сказал он, обнимая.

   В одном сне я видела, как он мчится в ущелье в инвалидной коляске. Я, почему-то, мчалась с ним.
   Чувствовала, что у него вероятны два пути: либо бросить пить и курить, и рядом с ней он может подняться и далеко пойти. Либо… В кошмарах видела его таким: обрубок тела, стоял на плоской платформе с колёсиками. Культями, защищёнными брезентовыми перчатками, он толкал себя по асфальту. Всё это под шутки-прибаутки, не выпуская из зубов папироски, не расставаясь с бутылкой. Вечные его подруги, из-за которых он и потерял ноги по самые яйца, да кисти рук.

   Прошли по борту в его каюту. Здоровалась и болтала со знакомыми. Чувствовала любопытные взгляды тех, кто не был в прошлой навигации.

   Нырнули в полумрак пролёта. Знакомая дверь. Перестановка. Стол на всю длину сделал.

   Черновики графиков шлюзования служили тарелкой для головы и костей воблы. Немытая кружка с засохшим пакетиком дешёвого чая. Подсохшие кусочки хлеба.

   Сразу захотелось уйти. Здесь меня не ждали, к моему приходу не готовились, хотя не видели почти год. А значит, и не любили. Наверное, и надо было уйти.
   Но мной овладела Мисс Марпл. Проницательной старухе надо было во что бы то ни стало, окончательно понять, пытаются ли из неё сделать дуру?

   По сути, мне уже всё равно. Очевидно, что завтра с этим человеком невозможно. Но решение должен был принять не мозг, не оскорблённое самолюбие, а чувства. Чувствам надо было «дать пощупать», чтобы они убедились и успокоились. Чтобы они перестали стенать и доказывать разуму, что тот, может быть, ошибся.

   Мне самой не хватит силы воли. А если они услышат и увидят эту самую нелюбовь из его уст, из его взглядов и жестов, они смогут поверить и закрыться от него.

   Я отключила любовь. Не разрешила себе любоваться, любить, верить. Ведь будущего нет, а значит, нельзя вновь привязываться. Я уже сделала так, поверила словам, а он в самый момент остроты и распахнутости души – на Эвересте моей любви, сказал об измене.

   Теперь во мне осталось только желание тела, лишь возбуждение. Которое мешало жить, тянуло в мужские объятия. Его надо снять знакомыми уже руками. Я наслаждалась телесностью. Теплом, страстью, силой.

   Мы лежали рядом. Ещё минуту назад я была женщиной, что стонет под ладонями опытного любовника. Но сейчас уже рядом с ним, хотя он об этом ещё не догадывался, уже лежала Мисс Марпл.
   – Так, значит, пошутил? -спросила я.
   – Что мозгтеперь выносить будешь? – грубовато и как-то привычно рубанул он в ответ. Словно говорит эту фразу, как заведённая пластинка. Которая и сама не рада повторять одну и ту же заезженную мелодию. Играет её, потому что другой не умеет и не имеет. Самой до сблёва надоели одни и те же аккорды. Но где взять другие?

   «Пошли домой», – устало шепнули чувства. Они ненавидели сейчас Мисс Марпл за то, что та не дала продлить агонию. Просто разбила розовые очки стёклами внутрь. Но больно не стало. Вся боль была тогда, когда он рассказал об измене. Тогда сотни осколков воткнулись в … – во всё воткнулись, до крови истерзали.

     Стало пусто.

     Без будущего.

   До его ответа будущее было. Хотя бы страдательное вперемешку с иллюзорным. Хотя бы унизительное. А теперь ничего. Многие боятся этого освобождения. Они не умеют сами наполнять свою пустоту.

   Я поспешила спрятать своё «пусто». Не хотелось, чтобы он что-то в него налил. Он силён в словах, умеет убеждать и погружать в транс, умеет завладеть волей.
   – Мне пора идти, обед заканчивается, не хочу голодной остаться.
   – Так я тебя покормлю.
   Сейчас возьмёт тарелку и сходит за двумя порциями на камбуз. И салат сделает. Как всегда, гостеприимен.
   – А что у вас на ужин? – я встала. Быстро застегнула на платье все, до последней, пуговицы.
   – Пойдём в кают-компанию, узнаем.

   Шла за ним по пролёту теплохода, который был прошлым, моим позавчера, и думала, сколько женщин входило в его каюту? И выходило вот так, только-только застегнув пуговицы?
   И сейчас все, кто меня видят, знают: «она – одна из многих». Хотя… Кто-то помнит, как он каждую стоянку приносил мне букеты. Но всё это уже не важно. Не важно, что другие могут думать обо мне.

   Теперь я снова уважала себя. Хотела удостовериться, что не дала себя обмануть. Что такими вещами, как измена не шутят. Купила за постель своё спокойствие. Теперь не буду думать, обманул он прошлой осенью или когда сказал, что пошутил. Теперь знаю. Я пришла сюда, чтобы помочь чувствам убедиться в том, что разум понял сразу. Пришла вернуть целостность.

   – Ну нет, – ответила я, увидев лоток в сосисками на раздаче, – у нас-то сегодня курочка.
   – Я провожу тебя, – не предложил, а как бы поставил перед фактом он. Мне всё равно.

   Мне нравилось это – не чувствовать по отношению к нему ничего. Ни злости, ни обиды, ни гнева. Я так ярко переболела острую боль. И так звонко ощутила, что сомнения «верить – не верить» убивают быстрее, чем боль. Что после момента истины стало просто, ровно и пусто.

   Он стал чужим».

Любимый мужчина

   Лика меняет Маргаритку на стойке. Через 15 минут на стоянке подходит кэп с коробочкой.
   – Поставить на хранение? – спрашивает Лика.
   – Угощайтесь.
   – Спасибо, пока некогда.
   – Тогда в рубку надо унести, – отвечает. Хитрый гад, знает этот приём «если предложить, а сразу не хватаются, надо отобрать». Но это же только с детьми работает и с жадными.
   Лика без раздумий возвращает коробку кэпу.
   – Нет-нет, – говорит, – оставьте.
   «Оххх, – думает, – началось!» До этого только дразнил, да хвастался покупками. Угощать начал.

   Съела пару конфеток, когда почти всех заселила. Пришла в рубку, вернуть коробку со сладостями, говорит Прилипкину:
   – Радион Борисович забыл.
   – Он у тебя что ли был? – оживился тот.
   – На стойке регистрации забыл.
   – А откуда он её нес? – продолжает старпом допрос с пристрастием.
   – Откуда мне знать? Я за ним не слежу, – Лику и бесит, и смешно, на сколько люди падки до жареного, когда им скучно.
   – Ну ладно, – говорит Лика, – я к любимому мужчине.
   – Так его нет, он дома, – отвечает старпом.
   – Как нет? Мой стоит, никуда не девается, – посмеивается Лика, усаживаясь на диванчик перед рубкой.

   Небо голубое, аж звенит. Мозг расслабился.

   Перезагрузилась, можно идти работать.

   Старпом говорит:
   – Чтобы пришла вечером.
   – Так вот она я, пришла же.
   – После смены приходи, а то кровно обижусь.

   Оххх. Ох уж эти начальники. И отказаться совсем нельзя, мстить начнут. И против себя-то идти не хочется. Ну да ладно, ей пока эта игра интересна, наверное, придёт.

   Вечерняя смена заканчивается в 10. На улице стремительно темнеет.
   – Ритка, оденься прилично, да пошли в рубку чай пить, – говорит Лика соседке, которая любит рассекать в коротеньком халатике, не смотря на пышные формы. Карабкаются в темноте по трапам.

   – Ой, и капитан сидит, – говорит Ритка. Сейчас вахта старпома. Чего кэп забыл в рубке? Скучно, наверное. От волнения конфеты, которые Ритка набрала с собой, начинают сыпаться у неё из рук. Маргаритка побаивается кэпа, да и вообще, испытывает перед начальством благоговение.

   Ветрище. Пользуясь тем, что из-за ветра дверь в рубку закрыта, Лика командует:
   – Пошли на диванчик.

   И они, не заглядывая к хозяевам, располагаются в их «саду».
   – Тебе не кажется, что это слишком нагло? – переживает Рита.
   – Конечно! Я так часто делаю. У них же дверь закрыта. Может, нельзя или совещание, – прикалывается Лика. Не даёт Ритке вставать, пока не появляется суетливый Прилипкин:
   – Кто тут?
   – Ну вот, Андрей Саныч все ноги оттоптали, – делано возмущается Лика.
   – Наступи мне, – сердито говорит он и не отстает, пока она не наступает основательно. У Лики ощущение, что она со всего маху провалилась в детство.
   – Пойдёмте туда, – зовёт Прилипкин. Лика подходит к дверям рубки, Бляденко покуривает в приоткрытую дверь. С воздуха уходить неохота. Анжелика приваливается к косяку.

   Со словами:
   – Чтобы не пахло, – кэп отходит на мостик. Лика остаётся на месте.
   – А чего тут стоишь? – спрашивает он, докурив, – посидела бы.
   – Там звезды не видно.
   Капитан рассказывает пошлый анекдот про звёзды. Опять у кэпа взрыв либидо. Он тянется осторожно к груди, получает по руке.
   – Чего? А так? – продолжает атаковать он, пытаясь схватить за мягкое место ниже талии и комментируя на публику. Лика разворачивается и идёт на выход, к трапу.
   – Да ладно, Лика, всё, я ухожу, – кричит кэп вслед, но уже ушла она.

   Она всё пыталась принять решение, а пока вот такие у них игры получались. Его пока что это всё распаляет. Он становится потихоньку более заботливым, в прошлый раз вот уже курткой укрыл, когда она на диванчике сидела.

   Лике вспоминается: " А о чём с тобой трахаться?»

   ***
   «Тело без секса измучилось, чувствую это каждый раз, как в каюту возвращаюсь. Оно пристаёт ко мне. Иногда в самые неподходящие моменты: сажусь на стул, хочется ноги посильнее сжать и… Я прям уже на грани.

   И все эти мужчины, кружащие вокруг… Никто толкового шага не делает, чтобы можно было откликнуться. Кэп разве что зовёт на диванчик к себе. Так он всех зовёт.

   Первый раз такое: влечение есть, иллюзий нет. Я вижу, что и он меня хочет и меня от него подколбашивает, но перспектив-то нет. Даже не из-за того, что он и женат, и с любовницей, а ещё и потому что мне быстро с ним станет скучно. И вот я думаю, зачем оно? Надо ли идти в этот поток? Выиграю я или больше потеряю?

   Странную игру я затеяла: параллельно 3 истории. Кэп, старпом и Жорик. Я их подпустила близко-близко, уже прям на грани. А сама грущу по Илье.

   Жорка сам стал сокращать дистанцию, прикрывшись дружбой.

   Старпому я просто так плечи помяла. Думала он совсем безопасный – вобла сушёная, а оказалось нет. Тоже, видать, спермотоксикоз.

   Приходим вечером в рубку. По пути Ритка говорит:
   – Как-то меня это смущает.
   – Почему?
   – Не знаю.
   Ну, а мне-то ясно, почему. Девчонки по темноте поперлись к мужикам, что ж тут думать и чувствовать? Я-то знаю, зачем иду. Мне нужно мужской энергии.

   Ночью они смелеют, не видно же, что они делают. Даже им самим не видно (и типа не так стыдно), они начинают тискать девок-то. Вот мне хочется, чтобы меня мужские руки потискали. Но я-то контролирую, какие части себя я потискать дам, а какие – нет. Плечи, голову, шею, спину – пожалуйста. Это я много кому готова доверить хоть в ночи, хоть при свете дня.

   Посидели с Риткой на диванчике, отдались ветру. Захожу в рубку. Старпом спрашивает:
   – Это кто?
   Идёт на меня.
   Я смеюсь:
   – А вы Андрей Саныч умеете по лицу определять, кто пришёл?
   Кладу ему ладошки на лицо. Он трогает моё лицо и начинает массажировать мне голову, шею. А мне только того и надо. Не хватает мне этого – телесности.

   При такой игре я могу это получать, не платя за это сексом. Мне нравится. Он мнёт мне шею, спускается ниже по позвоночнику. Не будь дурак руку-то запустил под футболку. Мне пофиг. Бесплатный сеанс массажа.

   Голова моя упирается ему в грудь и он массажирует мне шею, плечи. Резко перестаёт, когда в рубку заходит Ритка. Боится огласки. А я для того Ритку с собой и беру, чтобы такие ситуации случались. Чтобы он осторожничал. Жена-то на корабле. Мы сидим молча. Мне просто хорошо. Он мне голову и шею расслабил массажем, меня в сон клонит. Ритка от чая отказывается.

   – А мы с Ликой попьём, – говорит Прилипкин, включая чайник. Намекает, чтобы Ритка валила. А она, умница, не уходит. Или, дура, не понимающая намёков. Но мне это выгодно сейчас, поэтому, умница.

   Я допиваю чай. Говорю Маргарите:
   – Ну что, пошли спать?
   Выходим из рубки, Рита идёт к трапу. Старпом уговаривает ещё остаться. Поднимаю голову вверх, там небо очистилось от облаков, мириады звезд смотрят на нас.

   Аня возмущена: фууу. Как с ним можно? Старпом же подлюка.

   Опираюсь на дверной косяк, смотрю в небо. Старпом елозит по мне рукой, перемежая массаж с попыткой ухватиться за женскую плоть. То к груди пытается подобраться, то давит на подбородок, пытаясь развернуть к себе лицо. То находит возможность снизу футболки подобраться.

   Регулирую слегка: то отодвинусь, то рукой заслон поставлю. Тогда он теребит мою пальцы. Чувственности в нём ни на грош.

   Пальцы, шея, уши… Он получил доступ к огромной территории. Будь он хоть немного в теме, то я бы хотела его уже, как кошка. Да одним массажем ушей можно возбудить. Наблюдаю за ощущениями. Когда мужчина действует спокойно и уверенно, это расслабляет и возбуждает. Когда он может взять (или дать) всё на том минимуме, который ему открыли, ему готовы открыть больше.

   А этот…. Суетится и пытается ухватить то, что ему давать не хотят, от его прикосновений хочется избавиться.

   Просто массажист. А что творится в его влажных фантазиях не моё дело. Хотя… как бы не развязать конфликт. Ладно… дальше видно будет, как поведёт себя после отказа. Ясно, что в плане секса он не стоит того, чтобы иметь с ним дело.

   Хорошо, что завтра Волгоград и вечером в рубку нельзя. Перерыв в 2—3 дня – это прекрасно. А то я вечно сама на рожон лезу.

   Кэп вот прям генератор сексуальной энергии… Он даже к руке прикасается через одежду, и я его уже хочу. Он не спешит. По-хозяйски всё делает. Давно бы уже пришла к нему, как загипнотизированная. Да вот не хочу у него (сейчас или потом) другую застать. И огласки не хочу в этой плавучей деревне. Сдерживающие факторы.

   Я почувствовала в этом вот стремлении старпома повернуть лицо к себе и поцеловать, в этих попытках пролезть к груди – насилие. Терпеть не могу насилие.

   А кэп хоть и лапает, но по-хозяйски, как своё, – это возбуждает. А Дрейфсаныч пытается принудить, оттяпать по-тихоньку, пролезть в щель. Противно. И влечение умерло, даже не успев возникнуть…

   Я оценила, что тело может потребовать, вот прямо прижать так, что захочется лезть на стену. Ходила в рубку, чтобы понять, какое будет послевкусие от близости с этими мужчинами, я их тестила. На максимально возможной близкой дистанции. До той границы, которую считаю для себя приемлемой.

   А что они сделают на рабочем месте? Хотя, конечно, риск какой-то был.
   Помню, как капитан давай спрашивать:
   – Тебя насиловали когда-нибудь?
   Шуточки у него, конечно, такие себе. Но в каждой шутке, как говорится. Раздразнила их, видать….»

Чугунные ядра

   Когда человек на что-то нацелен, в нём накапливается заряд энергии, требующий выхода, реализации. Если возникает препятствие или цель теряет смысл или уже в пути мы осознаём, что в том виде, в каком мы её сформировали (или в тех условиях, куда мы себя погрузили) она не достижима (или достижима, но для нас неверна – результат не принесёт счастья), то приходится иметь дело с этим зарядом.

   Он толкает нас действовать дальше. Его достаточно, чтобы достичь цель, но он становится избыточным, если мы сходим с дистанции. Он начинает разрывать нас и мучить.

   Он может толкать на поступки, которые принесут нам вред, потому что мы хотим покончить с этим, мы хотим некоего завершения.

   Лика осознала, что целью этой навигации, на самом деле, была встреча с боцманом Романом Васильевичем. Она жила в некой иллюзии, что счастье со Звонарёвым возможно.

   Избыток потенциала, когда она резко налетела на стену – его измену, подталкивал её на глупости – мог завести её в постель к любому, кто хоть как-то проявлял к ней влечение.

   Её спасло знание о том, что сейчас те действия, которые ей хочется совершать имеют лишь одну цель – всё завершить, сбросить этот мучительный избыточный сгусток энергии. И мозгу даже не важно, как и чем завершить. Будет ей полезно или наоборот.

   Знание о том, что не надо избавляться от энергии – тоже помогло. Даже если энергия мучает, если напрягает, если привычным кажется сбросить (напиться, потрахаться, пожрать сладкого, покурить, выговориться). Энергию надо постараться принять и усвоить.

   Не давать ей управлять собой. А сделать над собой усилие и совершить некое новое для тебя действие – переварить и усвоить этот непонятный, раздражающий объём новый энергии.

Месть

   Но и у старпома, и у кэпа тоже образовался избыточный потенциал.

   В Волгограде старпом как-то запросил у администраторов списки туристов. Заранее. Они подготовили.

   После ночной истории в рубке, Прилипкин затребовал списки в тот момент, когда туристы уже начали сдавать ключи для выхода в Волгоград. Отвлечься на то, чтобы составить списки, когда тебе каждые две-три секунды надо принимать ключ, чтобы повесить его на крючок с тем же номером и выдать номерную карту гостя – за гранью фантастики.

   Туристы толпятся, сдают ключи. Старпом настойчиво требует списки. Раз, второй.

   Лика принимает ключи. Игнорит его. Если честно, она могла стать супергероем: ваять список по кусочку между обменами ключей на карты гостя. Или могла позвонить Ритке и сказать:
   – Давай приходи, забей на свой отдых, тут у нас форс-мажор в виде ДрейфСаныча.

   Но в прошлый раз списки никому не понадобились. Лика понимает, что сейчас Прилипкин строит из себя требовательного начальника, потому что вчера вечером получил ни-че-го. Ему позволили прикасаться, но ничего не дали. Ни губ, ни груди. Ни до чего он не смог дотронуться. Распалили и даже ощущения хоть маленькой победы не подарили.

   Поэтому она, понимая причины внезапной строгости, спокойно, но твёрдо отвечает:
   – Вы меня заранее не предупредили. Сейчас туристы выйдут, я освобожусь и сделаю.

   Как ни пытался он давить, она не дала себя вогнать в суету.

   Как только основная часть туристов утопала в город, Лика делает списки. Обострять не стоит.

   Но этот Волгоград, всё-таки, не прошёл для неё даром.

   11:45. Готовность к отправлению, а ещё не вернулось 6 кают. И что страшнее – одна так и не заселилась.
   «А если новенькие не в курсе, что теплоход уходит не в 12:30, а в 12?» – думает Лика. Дурацкая ситуация. Официальное время отправления из города на полчаса позже фактического. Капитану плевать – главное успеть в шлюз.
   11:50. «Мы всегда так отправляемся», – заявляет Лике кэп, как и Витольдовна в прошлый раз. Лика горько усмехается, подумав о менеджерах из агентских фирм и туристах, которые садятся на теплоход впервые. Интересно, а их кто-то об этом «всегда» предупреждает?
   Вообще, то, что туристы не явились на посадку, должно волновать директора круиза. Администратор просто исполняет её поручения. Но поскольку Дура лишь один раз за день показывала нос из каюты и до сих пор то, что ниже носа, укутано в махровый халат, очевидно – решать вопрос Лике.
   Лика пишет менеджеру. И, как специально! Агентская продажа, то есть надо время на выяснение телефонов туристов.
   11:55. Капитан даёт команду убирать трап. Лика велит Рите звонить по телефону, который скинула, наконец-то, менеджер.
   Прочитав, как их распнут, если теплоход уйдёт без этой каюты, Лика второй раз за 10 минут мчится в рубку.

   – Какого *** Где они?! **** это делается во время отправления!???
   Капитан орёт на всю округу матом. Раскаты гнева летят Лике прямо в лицо впервые. Ощущается это совсем иначе, чем когда тебя отделяют от громовержца две палубы, и орут не на тебя. Представьте, человек выше на 2 головы, тяжелей в два с половиной раза. Нависает над вами, как белый медведь, что встал на задние лапы и ревёт от голода.
   Ваши внутренние органы, словно настраиваются на вибрации его рёва, и начинают подпрыгивать в такт. Казалось, что он не орёт, а плюёт в Лику чугунными ядрами. Аж ноги подогнулись. Внутри словно образовался колодец, наполненный эхом капитанского рёва.
   Одновременно с животным страхом (после того, как страх отпустил) пришло освобождение. Мужчина, который способен так на неё орать, не может вызывать ни влечения, ни интереса. Крик всё убил.
   С верхней палубы Лика видит, как на причале появились женщина, подросток, мужчина с чемоданом. Матросы с грохотом кидают трап обратно.
   12:05 «Лорд Байрон» отходит от Волгограда.
   – Но почему? – спрашивает растерянная туристка, – теплоход же отправляется в 12:30?!
   Лика только вздыхает:
   – Извините, что всё так нервно началось, надеюсь, путешествие будет приятным.
   Туристы отошли от испуга, что теплоход уйдёт без них, и уже улыбаются.

Правильно расставить буквы

   Как-то Ритка ушла на смену. Лика смотрит, а Илью тащит к ним в каюту стол, на который соседка давно положила глаз.

   Лика пару дней назад заявление об увольнении написала и чемодан собрала. Знала, что Илья тоже хотел сойти в своём городе, раз ещё пару рейсов накинули.
   – Ну как, – спрашивает Лика, – получается уволиться?
   – Мне сказали, как написать заявление, – он протягивает листочек, узкий, как бланк телеграммы, там пара предложений, – да вот не знаю, что с практикой делать. Хожу за капитаном, а он, такое впечатление, что от меня бегает.
   – Бегает? – Лика смеётся. Представляя, что такая махина, да ещё и статусная, шугается матроса.
   – Да. Прихожу в рубку, только собираюсь с ним поговорить об этом, а он раз и по своему трапу в каюту спустился.
   – Нууу, ты самый сильный и исполнительный матрос, понятно, что ему ни ещё одну единицу в конце навигации терять не хочется, ни тебя лично, – говорит Лика.
   – Если я просто уволюсь, то мне зачёт по практике не поставят, – переживает парень, – мне родители уже звонят пять раз в день. Отец спрашивает: «Ну что мне пора вмешиваться?» А я всё: «Подожди, я сам». А что делать-то уже и не знаю.
   – Я подумаю, Илья.

   Мозг заработал. Ну не спать же с капитаном, чтобы он этого мальчика выпустил? Но, во-первых, её влечение к кэпу закончилось после Волгограда. И когда перекинул ответственность за сокращение другой стоянки на Ритку.

   А если она не хочёт, то она не хочет. Ну и на жертвы ради других людей она не идёт. Да и обмануть мог кэп, пообещать и не сделать, когда своё получит. Да и вообще, это как-то… Ну ведь не жизнь же она спасает любимому. А мальчишку, который боится вылететь с учёбы.

   Но задачка интересная, и мозг думает дальше.

   Лика вспомнила, что работала секретарём, да ещё и в судах несколько раз участвовала. Знает, как использовать и иерархию, и правильные формулировки.

   – Кидай мне своё заявление, – пишет Илье, – подправлю.

   Быстро дополнила текст, поясняет:

   – Заявление надо написать на главного, а копию (с указанием в заявлении, кому предоставляется копия) направить капитану. В заявлении написать не «уволить по собственному желанию», а «зачесть прохождение практики и уволить в связи с изменением сроков навигации».
   Капитан не посмеет тянуть с твоим заявлением, когда оно есть и на столе у директора компании.

   Если понимать, куда ударить, то всё просто.

   Сходя на берег, Лика знала, что в 16:00, как только закончится вахта, Илья будет свободен. Приятная невинная месть, товарищ капитан, за недостаток уважения.

   Ветер злился, но в пальто тепло. На воротнике блеснула серебристым отливом та самая булавка.

   ***

   А цель? Бывает, человек выбирает маршрут, по которому до цели никак не дойти. Надо пересмотреть карту. Пересобрать себя. И вновь собраться в путь.

Об авторе

   Марина Викторовна Гинтер (Малышева) родилась в Перми.
   https://vk.com/marinaginter

   Я человек, в котором 50% женщины и 50% мужчины. Мужская сторона развита, потому что – «считано» поведение сильной с мамы и есть опыт предпринимательства. Женская – сознательными усилиями после понимания, что стала бесчувственной, как бревно, пока шла мужским путём к целям. Жизнь у меня не самая стандартная: я жила в Перми, Новосибирске, на Алтае, в Москве. Родила детей в естественных родах. Практиковала голодание, вегетарианство.

   Работала переводчиком, копирайтером (создатель коммерческих продающих текстов), игропрактиком, горничной и администратором на теплоходе, кассиром в супермаркете, контент-директором. Пишу с 2004 года. Художественные тексты начала писать в 2015 году, стихи с 2017 года.

Другие книги автора

   «Каюта без номера», сборник стихов и рассказов
   Река. Теплоход. Для кого-то – отдых, для кого-то – работа. А для некоторых… жизнь. Река околдовывает и расстаться с ней трудно, несмотря на то, что в навигации труд без выходных. Здесь встречаются удивительные люди. Опыт первой навигации в стихах и рассказах.

   «Кредит доверия», роман-тренинг

   В каждой семье наступает момент, когда яркость влюблённости затухает и начинаются будни. Опасно, когда в период серых будней приходит увлечение другим человеком. Это грозит развалом семьи, изменой. Чаще всего, второй партнёр может даже не подозревать, какие бури бушуют у его супруга в душе.
   Прочитайте вместе с супругом/ой роман-тренинг «Кредит доверия. Выбор между семьёй и влюблённостью». Вы узнаете модели поведения в критичной ситуации, которые помогут сохранить семью.
   Чем полезна эта книга для мужчин? Вы узнаете, как проводить «профилактику измены» и сохранить любовь женщины, чтобы она ни в кого не влюблялась, кроме вас. Женщины изменяют, потому что им не хватает эмоциональной близости и внимания.
   Чем полезна эта книга для женщин: узнаете на что обратить внимание, когда брак стал пресным? Эта книга основана на реальных событиях и переживаниях. 80% ситуаций, описанных в книге произошли с автором в реальной жизни.

   Сюжет: Арина Звонкая, выйдя замуж, через какое-то время встречает друга юности и влюбляется в него. В основу сюжета, казалось бы, заложен банальный любовный треугольник. Но для героини влюблённость становится поводом внимательно присмотреться к себе и к тому, чего ей не хватает в семье. Она ищет выход, как сохранить верность мужу, но и не предать свои чувства.

   «Живая…», сборник стихов и рассказов

   «Искушение для деловых мужчин», поэтический сборник

   «Штрихи любви и смерти», сборник стихов и рассказов

   Приглашаю подписаться на мои телеграм-каналы:

   «Лаборатория Творческой жизни» (жизнь, как самый важный творческий проект) https://t.me/labartlife

   «На глубине. Словами о сокровенном» (стихи, фрагменты прозаических произведений, о фильмах и людях) https://t.me/marinaginter_stihi

Булавка Повесть Марина Гинтер