Вам не показалось

Лана Тайгес

   Иллюстратор Павел Воронцов

   © Лана Тайгес, 2023
   © Павел Воронцов, иллюстрации, 2023

   ISBN 978-5-0060-0176-3
   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

   Лана Тайгес

Человек Января

   Я терпеть не могу автобусы! И вообще весь наземный транспорт. Во всяком случае – в мегаполисе. Но именно в одном из них я и живу.

   Ну что за удовольствие делить не слишком просторное пространство с абсолютно незнакомыми людьми? Особенно, когда их там много. Я уже не говорю о сногсшибательной перспективе застрять в пробке. Так можно простоять минут сорок, а то и час. Хорошо еще, если водитель смилостивится и откроет дверь, чтобы можно было пешочком добежать до ближайшего метро или до пункта назначения. А то ведь сидишь как дурак, пялишься на унылый пейзаж за окном и слушаешь всякую глупую болтовню оказавшихся поблизости пассажиров. Вот у этого долговязого и писклявого зануды в ярко-синей куртке начальник – хам и козел. А вон та гламурная киса в китайском эксклюзиве под высокую моду никак не может решить, с кем ей поехать в Хорватию и ехать ли вообще. Мне это так интересно!

   По городу я стараюсь передвигаться либо под землей, либо пешочком. Я бы, конечно, с удовольствием обзавелась собственным вертолетом, но мне это удовольствие не по карману, увы. А полеты на помеле возможны только в астральном плане, так что свою тушку приходится перемещать обычными человеческими способами.

   Ну да, я – ведьма. Но ничто человеческое мне не чуждо. Например, у меня есть обычные человеческие дела, из-за которых иногда приходится добираться до таких закоулков родного мегаполиса, которые обычно носят название «у черта на куличках». Но на самом деле там нет не только ни одного черта, но даже никакой станции метро поблизости. Так что приходится забираться в автобус и взывать ко всем известным духам верхнего и нижнего мира с просьбой очистить мою дорогу от пробок и преградить путь в салон всяким неадекватным личностям, рискующим нарушить мое душевное равновесие на свою же голову. Помогает, но не всегда. Не зря же говорят, что дуракам закон не писан. Дурак – он сквозь любые магические заслоны пройдет и даже не заметит. Слетит в пропасть и не разобьется. Потому что дурак!

   На сей раз народу в автобусе было не так уж много. Даже не все сиденья заняты. А водитель – с ума сойти! – был очень вежлив и приветлив с пассажирами. Но вот ситуация на дорогах оставляла желать лучшего. Автобус плелся еле-еле, то и дело останавливаясь на пару-тройку минут в небольших заторах. У меня в ушах Damh the Bard заливаются соловьями, временами сливаясь с грохотом проезжающих мимо машин, пронзительными сигналами и шипением открывающихся дверей.

   В конце концов мы застряли-таки на одном из перекрестков. Светофоры меняли цвета своих вертикальных глаз в каком-то причудливом порядке, но потоки машин практически не двигались, зато сгустки пешеходов возле пешеходной зебры все уплотнялись и расползались во всех направлениях бесформенной биомассой. Я тоскливо покосилась на дверь, она была закрыта. Да и выходить особого смысла не имело – до нужного мне адреса еще пилить и пилить.

   Пространство за окном дребезжало промозглой моросью «около нуля». Замершие автомобили отражались то здесь, то там в небольших проплешинах мокрой дороги. На минуту мне показалось, что вообще все замерло и стоит неподвижно: разномастные автомобили, построившиеся друг за другом на дороге, сколько доступно зрению, дома с аляповатыми рекламными вывесками, пассажиры с суровыми или безразличными лицами, примостившиеся на потрепанных сиденьях… Кажется, даже пешеходы все замерли в неподвижности – кто на остановке, кто у киоска. Ну еще бы! Кто же будет бродить по улице в такую жуткую погоду! И это называется январь! Снег, если и выпадет, тут же растает, будто боясь нарушить какие-то неведомые правила, явно придуманные против природного хода вещей.

   Внезапно поток моих мрачных мыслей был прерван появлением незнакомца. Я даже не заметила, как он подкрался к моему сиденью (что очень странно при моей наблюдательности и привычке сканировать пространство – так, на всякий случай) и плюхнулся прямо рядом со мной. С чего бы это? Полно других свободных мест.

   По привычке я отметила это внезапное соседство боковым зрением и не удостоила его поворота головы. Но новоявленный попутчик явно жаждал моего внимания.

   – Да, застряли мы тут! – задумчиво протянул он, выжидающе поглядывая на меня.
   Пришлось все же взглянуть на него в ответ. Вполне обычный мужик, правда, одет как-то странно. Вместо привычных для здешней публики куртки или пуховика – на нем шерстяное пальто, да еще и щегольские кожаные сапожки. Явно не завсегдатай общественного транспорта. Я его сразу прозвала про себя Конь в пальто. Тем более что в его лице и правда было что-то лошадиное, а венчала буйну головушку шикарная грива темно-каштановых волос.

   Я едва заметно пожала плечами, сопроводив этот жест вынужденного внимания весьма недружелюбным взором. Но на Коня в пальто это не произвело никакого впечатления. Он по-прежнему жаждал общения со мной.

   – Вы знаете, какое сегодня число?

   – Да вроде 15 января, – вяло отозвалась я.

   – Вот именно! – торжественно подтвердил Конь. – А что с погодой творится?

   Я сочувственно молчала.

   – А все это знаете почему? Потому что я должен был этот Новый год встречать со своей девушкой! Но я еще по молодости так боялся по-настоящему влюбиться, что придумал себе такую девушку своей мечты, которой не существует! И конечно же, я встречал его, как обычно последние несколько столетий, в полном одиночестве. А все потому, что в молодости на мой неокрепший ум внезапно обрушилась страшная история про одного дальнего родственника, который страстно влюбился в одну девушку, а она оказалась Снегурочкой и растаяла по весне. Представляете как?!

   И он одарил меня взглядом, полным вселенской скорби и осознания тщетности бытия.

   Тут я все поняла. Это же пикапер! И костюмчик странноватый, и мелет какую-то несуразицу. Видно, новую тактику придумали – цепляться к девушкам в автобусах, застрявших в пробке, чтобы точно никуда не сбежали. Нет, ну надо же так влипнуть! Тьфу!

   Я изобразила на лице полнейшее презрение и отвернулась к окну. И вообще, я же в наушниках, музыку слушаю. Неужели непонятно, что не хочу я ни с кем говорить? Может, намекнуть ему, что я вообще-то намного старше, чем выгляжу? А на самом деле у меня уже дети и внуки? Да нет, не поможет. Он сам что-то про «последние несколько столетий» молол. Нет, ну надо же так влипнуть!

   – Девушка моей мечты – она вся из противоречий, – продолжал меж тем разглагольствовать Конь. – Она не любит слушать музыку в наушниках, но все время именно так ее и слушает, потому что слушать по-другому не получается, времени нет. Ей очень интересны другие люди, поэтому она не может не обращать на них внимания. Но при этом она все время отталкивает их. Она красива совершенно особенной красотой, которой больше ни у кого нет. Но не придает этому значения и все время портит свою внешность неумело подобранной одеждой. В детстве она любила лазить по деревьям. Представляла, что она птица и живет прямо здесь, среди ветвей. Но однажды она упала, сломала руку и с тех пор боится высоты. Для нее лучший завтрак – это черный кофе и сэндвичи с сыром. Но она каждое утро жарит яичницу и запивает ее чаем, потому что так привыкла. Ей нравятся духи с цитрусовыми нотками, но она не пользуется вообще никакими. Она очень любит рисовать, и у нее есть настоящий талант к этому. Но она даже не удосужится купить альбом для рисования и краски или карандаши, потому что считает это пустой тратой времени. Она умна, но тратит свой ум на решение таких задач, которые на самом деле вообще не стоят ее внимания. И самое главное – она тоже очень боится по-настоящему влюбиться! Хотя всю жизнь мечтает о настоящей любви и ее душа способна на очень искренние и глубокие чувства.

   Что творилось в моей голове, пока я все это слушала, не возьмусь передать словами. И наверное, это было даже не в голове на самом деле, а в сердце. Потому что в мозгах все громче и громче звучал один и тот же вопрос: «КАК ЭТО ВОЗМОЖНО?!» Нет, если бы он был колдун и рылся в моих мыслях – я бы сразу это почувствовала. К тому же на мне целая броня из защитных амулетов, умело замаскированных под светские побрякушки, я без них вообще на улицу не выхожу. Кто это в таком случае? И откуда он все это обо мне знает?

   Что-то из сказанного им отзывалось гулким эхом из глубин памяти – да, ведь и правда… Что-то вызывало бурный протест, но по какой-то неведомой причине он моментально сменялся смирением и даже сожалением, что теперь уже этого не развидеть. Но вот это – про страх по-настоящему влюбиться! Нет, не надо на эту тему! Мне страшно даже смотреть в эту сторону! Это хуже любого самого страшного проклятия и одурманивающего зелья. Это полная потеря контроля, жизнь зомби и тотальная наркозависимость от чужого внимания. Нет, нет и нет!!!

   Теперь я смотрела на него во все глаза, даже не пытаясь изображать безразличие. А он как ни в чем не бывало продолжал:

   – И вот еще что: она самая настоящая ведьма. Читает заклинания, проводит ритуалы, много чего умеет и понимает. Но при этом боится использовать свою силу по-настоящему. А чего именно боится – мы уже знаем! – На этом месте он заговорщически мне улыбнулся и сделал небольшую, но многозначительную паузу. – И пока она не победит этот свой страх – ее силы будет хватать лишь на то, чтобы подметать осколки своей сломанной жизни и делать ее хоть насколько-то сносной. Баловать себя небольшими радостями – то вкусняшка какая-нибудь, то новое платьишко на распродаже, то колечко от подружки за полцены, потому что той оно не подошло…

   И он посмотрел на мое кольцо, которое именно таким путем ко мне и попало.

   Печально вздохнув, он продолжал:

   – Я был уверен, что такой девушки точно не существует. Как так можно жить вообще? Ну кто же такое выдержит? Но в этом году ОНИ (он многозначительно закатил глаза куда-то внутрь, к центру лба, так что зрачки на минуту будто исчезли из виду, но потом снова появились на прежнем месте) поставили вопрос ребром. Либо я встречаю Новый год вместе со своей девушкой, либо он вообще не наступит в этом измерении. Что автоматически означает, что мое существование себя не оправдало… Ну то есть я не оправдал своих кармических задач… и поэтому меня – в переработку, в утиль, полное стирание из истории, из памяти всех существ всех мыслимых измерений. И я прекрасно знаю, что ОНИ шутить не любят.

   Я уже не пыталась что-то понять, и тут мне стало ужасно любопытно. Ну да, я уже практически поверила в эту его историю и даже в то, что я сама, видимо, задолго до своего рождения каким-то немыслимым образом стала ее частью.

   – Как это может быть, что Новый год вообще не наступит? – спросила я. – Ведь есть календарь, все знают, когда какое число. Какая разница, кто с кем отмечает этот праздник, весьма сомнительный, кстати? Что от этого может вообще измениться?

   – Если этот кто-то – я, тогда очень многое зависит, – ответил незнакомец. Он это сказал таким будничным тоном, как говорят о курсе валют, когда он меняется на десятую цифру после запятой, – и я опять ему поверила.

   – Видишь ли… – он внезапно перешел на «ты», но я, как ни странно, даже не удивилась и не возмутилась. – Видишь ли, формальная смена календарной даты абсолютно ничего не значит. Важно не число в календаре, напечатанное в газете или в электронном гаджете. Важен запуск нового цикла, нового хода событий. Без этого все будет крутиться по одной и той же накатанной траектории, не будет развития, перехода на новый уровень. И вот для этого как раз нужен я. Это моя миссия – запускать новый цикл. Я… как бы это сказать в переводе на человеческий? Пожалуй, наиболее точно в некотором приближении – Человек января.

   – Так это значит, что я… Ну, то есть что ты теперь со своей девушкой будешь встречать Новый год? То есть, когда ты ее встретишь, я имею в виду? Какое бы ни было число в календаре?

   Он опять заговорщически усмехнулся:

   – Определенный срок для этого все же есть, по земному времени. Это должно произойти, пока в ваших календарях январь. Иначе – все, пиши пропало. А встречать Новый год… Мы и так его уже встречаем… с тобой.

   И он посмотрел на меня так нежно и понимающе, что я опять испугалась. Но он заметил и это и тут же сделал свой взгляд таким же, как прежде, – загадочным и отстраненным. И сказал как ни в чем не бывало, будто для поддержания разговора на светской вечеринке:

   – Встречать Новый год – это же не обязательно оливье с шампанским и дурацкие вопли под фейерверками. Главное же не это. Ты лучше в окно посмотри. Все уже случилось.

   Я повернулась к окну и…

   На улице шел снег. Фонари, прокладывая световые дорожки своими лучами в вечернем сумраке, заставляли каждую снежинку светиться серебром, как только она оказывалась в их власти. Вот появилась компания парней и девчонок в цветастых шапках с кошачьими ушками, золотыми коронами и антеннами инопланетян. В доме напротив прямо на застекленной лоджии елка сияла разноцветной гирляндой, мигая лампочками в такт какой-то причудливой мелодии. Дама в винтажной шляпке и длинном пальто с меховым воротником торжественно несла в руках сверток, перевязанный огромным бантом. Из машины, что стояла рядом с нами, доносился… Damh the Bard? Причем та же песня, что у меня в наушниках? Или это у меня в ушах двоилось?

   Я не успела выяснить это, потому как все пришло в движение. Разноцветный гудящий автомобильный поток обтекает нас со всех сторон, наш автобус вздрагивает всем корпусом и трогается с места, будто крупный зверь, пробудившийся после долгого сна.

   И вдруг за окном я успеваю заметить – это было бы невероятно, если бы я не утратила способность сомневаться в реалистичности чего угодно еще несколько минут назад – огромный плакат посреди дороги с моим портретом и подписью… да, тот самый дурацкий плакат с портретом кисти неизвестного художника и те самые три слова, от которых рыдают в мелодрамах всякие романтичные дуры… и мое имя! Я ведь его не называла, но ему и это известно! И я уже не сомневаюсь, что и его он тоже придумал для комплекта к девушке своей мечты, иначе откуда бы оно вообще взялось?

   Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на него… но сиденье рядом со мной свободно. Он исчез так же незаметно, как появился. Автобус по-прежнему полупустой и просторный, в таком бы ехать и ехать. Не зря же я его наколдовала именно таким…

   Но я встаю и выхожу на первой же остановке. Мне совсем в другом направлении. Мне – в этот падающий снег, к разноцветным гирляндам, каскадам музыки в концертных залах, к моей истинной красоте в винтажных платьях с легким шлейфом цитрусовых духов, к вдохновенным взмахам кисти, творящей новые миры и пространства, к черному кофе и сырным сэндвичам по утрам. И к нему – моему Человеку января. Он нашел меня в этом полупустом автобусе, застрявшем в пробке среди серого и унылого безвременья, пройдя сквозь все магические защиты и амулеты, возведенные для защиты моих драгоценных страхов. А теперь я найду его – в его… нет, в нашем мире, который уже наступил.

Хозяин старого чердака

   Нет, что угодно, только не чердак!

   Мне вполне хватило старого хлама во всем доме, который пришлось разбирать. Тот еще аттракцион, я вам скажу. Чего тут только не нашлось! Целые пачки неведомых журналов столетней давности, пледы и одеяла, некоторые даже со следами былой красоты, а теперь изрядно поеденные молью и покрытые многоярусными слоями пыли, платья, блузки, пиджаки и еще куча одежды, понятия не имею, каких лет… Я уже не говорю про мебель, точнее то, что ею когда-то было. Массивные шкафы, заполненные всякой всячиной: книгами самой неожиданной тематики, коробками из-под конфет, из которых вдруг выкатываются нитки и пуговицы, картонными папками со шнурками, до отказа набитыми газетными вырезками; открытками, сувенирчиками, внезапными хрустальными вазами и бокалами среди всего этого хлама… Нет, перечислить все это невозможно, даже просто запомнить – и то не реально!

   Почти целая неделя моей жизни была посвящена тому, чтобы навести во всем этом хоть какой-то порядок. После того как уехали мусорщики, погрузив в свой грузовик всю рухлядь, которая была совсем безнадежна, пришел черед генеральной уборки. На совершение этого подвига ушло еще два дня, причем совместными усилиями с клининговой службой. Все же – двухэтажный дом, хоть и не очень большой!

   Самое печальное – я даже не знаю, нужен ли мне этот дом и что с ним делать. Внезапно свалившееся на меня наследство троюродного дедушки Иннокентия, которого я, честно говоря, толком и не знал. Судя по рассказам его ближайших родственников – дяди Аркадия и двоюродных братьев Сашки и Мишки, – характер у Иннокентия был «еще тот». На старости лет он умудрился перессориться со всей родней, имевшей неосторожность хоть как-то с ним общаться. И вот, исключительно дабы им насолить (других причин я не могу придумать!), он решил завещать эту развалюху мне. У меня просто не было шанса его прогневить. Оно и неудивительно – виделись мы с ним всего пару раз в жизни, когда я был совсем мальчишкой.

   Спасибо тебе, конечно, дедушка Иннокентий, за доверие и такой щедрый подарок. Только вот ума не приложу, что мне с ним делать. Я никогда не был любителем деревенской жизни и явно не захочу здесь обустраиваться хоть на сколько-то продолжительный промежуток времени. К тому же этому дому нужна не просто уборка, а основательный ремонт. Вкладывать в него деньги? А смысл? Покупателей на загородную недвижимость сейчас не найдешь. Сдавать кому-то? Для этого надо сперва нормальных людей найти, чтобы доверить свое имущество, да потом проверять, что тут и как… Сплошная морока!

   Здесь, конечно, прекрасный, свежий воздух, рядом сосновый бор и высыпаюсь я так, будто всю ночь в живой воде плавал. А какие сны снятся! Запредельные, будто я в параллельном пространстве путешествую. Там тоже есть города со своими жителями, все почти так же, как у нас, но не совсем… Причем каждую ночь в один и тот же город попадаю, но времена года там могут меняться, как им вздумается… Интересно так! И это притом, что я вообще не помню, когда мне до этого хоть что-нибудь снилось. А тут прямо будто портал открылся, который всегда был рядом, но я его не замечал. Бывает же такое!

   И вот сижу я не террасе, пью чай из лесных трав, здесь же на кухне обнаруженный, как вдруг вспоминаю – еще же есть чердак! Я и забыл про него совсем. Надо же так настроение испортить самому себе. Да уж, представляю какой там бардак, если по всему дому такое творилось! Думаю – может, ну его вообще? Это же опять придется выгребать несколько мешков всякой рухляди, будь она неладна! Но нет, если уж начал дело – надо довести до конца, такой у меня характер. Вот допью чай и пойду.

   Лестница на чердак, как ей и положено, оказалась шаткой и скрипучей. Дверь сперва никак не хотела открываться, я даже подумал, что заперта на замок, но нет – ее всего лишь заклинило. Немного грубой силы и сноровки – и вот я на чердаке. Стою и глазам своим не верю.

   Здесь не то что нет никакого хлама – даже намека на беспорядок не наблюдается. Такое впечатление, что дедушка Иннокентий здесь как раз и жил – на чердаке, а все прочее было подсобными помещениями. Ну а здесь – ничего лишнего. Возле крохотного окошка стоит небольшая тахта, вполне пригодная для сна. А я-то устраивался каждую ночь на ветхом диване, брезгливо завернувшись в специально привезенный спальник! Посередине чердака – письменный стол, на нем – раскрытая книга, несколько ручек и карандашей. Или это не книга, а такая толстая тетрадь? Подхожу ближе – да, и правда тетрадь. Похоже, дедушка Иннокентий писал книгу! От руки писал, видимо, не пришлась по вкусу компьютеризация всей страны. Пробегаю глазами текст… Похоже на неспешное жизнеописание нескольких семейных пар. Некоего семейства Маршаловых с множеством детей и всякой родни, их соседей Гришки и Алины Кочуевых с маленькой дочкой с необычным именем Весна, степенных пенсионеров Степана Серафимовича и Зинаиды Панфиловны Надеждиных… Да их тут целая тьма, всех не запомнишь! Да уж, такое чтиво не назовешь занимательным – цепочки событий, уходящие в никуда, герои то появляются, то исчезают, никаких намеков хоть на какой-то сюжет, не говоря уже об интриге. Зачем дедуля все это писал? Просто коротал долгие томные вечера, не иначе.

   Замечаю в углу массивный сундук. Ого! Он, правда, заперт на ключ. Это уже интересно! Шарю по ящикам стола, даже заглядываю под тахту… Да вот же целая связка ключей возле окна, как я мог не заметить! Хотя… могу поклясться, что минутой раньше ее здесь не было! Да нет, видимо, с другого ракурса смотрел просто, не привидения же их принесли.

   После нескольких неудачных попыток наконец нахожу нужный ключ, и тяжеловесная крышка со скрипом поднимается, распахивая сундук, будто пасть древнего чудовища, решившего то ли зевнуть, то ли проглотить зазевавшегося прохожего, меня то есть.

   Я свечу фонариком в пасть чудовища – и замираю от удивления и восторга. Здесь крохотные домики, точнее макеты, миниатюрные копии жилых домов, да еще с приусадебными участками! И это тот самый городок, в который я попадал в своих снах! Да, теперь я вспомнил, почему он мне казался смутно знакомым – ведь я уже видел все это когда-то давно, в детстве, когда приезжал к дедушке Иннокентию на пару дней. Тогда я тоже видел сны – очень яркие, живые. И я был уверен, что оказываюсь там каждую ночь на самом деле. Неудивительно, что обычные сновидения я не запоминал после этого – что интересного в них, если уже знаешь, какими бывают настоящие сны? Даже если в суете взрослой жизни их напрочь позабыл.

   Я беру в руки домик с красной крышей и резными наличниками и откуда-то знаю: это дом Маршаловых. Сейчас глава семейства курит трубку в гостиной, хозяйка стряпает на кухне, двое их сыновей что-то мастерят во дворе, дочка возится с котятами, совсем еще крохами, в кресле-качалке томно листает журнал приехавшая погостить тетушка… А вот домик Гришки с Алиной, маленькая Весна сейчас на качелях взлетает до небес и радостно хохочет…

   Странное чувство – я вижу всех обитателей этого городка, знаю, чем занят каждый из них, достаточно мне прикоснуться к миниатюрному макету домика с приусадебным участком. И в то же время я знаю, что их судьба зависит от меня! Все эти события происходят помимо моей воли, но мне важно, мне очень важно их записать. Потому что как я напишу в той толстой книге – так и будет.

   Я не совсем понимаю, что это. Может, я снова вижу сон? Может, мне снится этот чердак и все эти домики? Да и дедушка Иннокентий тоже приснился? А может, сном была моя предыдущая жизнь? Городская квартира, работа, встречи и расставания с любимыми девушками, так, кстати, в очередной раз завершившиеся прямо перед поездкой в этот дом…

   Но теперь уже мне кажется, что я никуда отсюда и не уезжал. Просто приехал в детстве, прилег отдохнуть здесь на кушетке да и заснул… И приснилось мне, что я уже взрослый, вот я учусь в универе, вот ищу работу, никак не найду подходящую, наконец нахожу, думаю, что пора тогда уж найти и девушку, чтобы она стала моей женой… Но стоило мне проснуться – и стало ясно, что все это было сном. Ну и что с того, что, глядя в зеркало, я вижу взрослого мужика в полном расцвете сил, а не маленького мальчишку? Значит, долго я спал, нужно было хорошо выспаться перед таким серьезным делом – писать книгу судеб целого городка, пусть и небольшого. Главное – теперь наконец-то я точно знаю, кто я и что должен делать.

   Первым делом я вынимаю из сундука двухэтажный домик с витражной беседкой, ставлю его перед собой на столе и пишу: «Когда Иннокентий Тихонович стал все явственнее ощущать приближение того часа, за которым следует переход в мир совсем других сновидений, он сделал две важных вещи. Первую – составил завещание, оставив все свое движимое и недвижимое имущество своему внуку Алексею Жиганову, единственному из родственников, кто видит те же сны, что и он. Вторую – написал в своей книге о приезде в город бригады строителей, которые ему предложили провести капитальный ремонт во всем доме на благотворительной основе в качестве некой рекламной акции, причем очень тихо и незаметно».

   Ну вот, теперь о собственном комфорте можно не беспокоиться. Внизу меня ждут комнаты с новенькими обоями, свежевыбеленными потолками и с дубовым паркетом под ногами – все как я люблю. Теперь можно подумать о судьбах жителей городка. С какого бы домика начать? Пусть это решит случай. Не все ли равно, в каком порядке они мне пригрезятся?

Тайна профессора Шапокляка

   Сегодня – особенный день. Потому что сегодня я решился. Сегодня я сделаю это. Прямо сейчас, под покровом ночи открою дверь и…

   Но обо всем по порядку.

   В этом году страсти за грант Фонда Крокуса на разработку секретной технологии безоперационного похудения пылают с особой страстью. А все потому, что два основных претендента идут по финишной прямой буквально нос к носу. Кому достанется вожделенная сумма с шестью нулями и вытекающий из нее целый год безбедного существования – вопрос не только материального, но и глубокого морального удовлетворения.

   Я всего лишь скромный докторант профессора Крокодилова. С этого гранта я не так уж много получу, если задуматься. Но мне чертовски обидно за нашу лабораторию! Столько труда, бессонных ночей среди колб и пробирок! Но почему, за какие грехи наш препарат всегда чуть-чуть не дотягивает до того зелья, что гонит у себя в подвале профессор Шапокляк?!

   Год за годом грант достается именно ему! Здесь явно что-то нечисто. Либо это какие-то запрещенные препараты, которые он умело скрывает от всех проверок, либо… я не знаю, сделка с дьяволом! Я уже ничему не удивлюсь.

   Вы бы тоже не удивились – случись вам хоть раз увидеть этого самого профессора Шапокляка на близкой дистанции. На первый взгляд он производит впечатление этакого холеного, импозантного мужчины без возраста. Седая шевелюра, трость с набалдашником из слоновой кости, всегда элегантный костюм точно впору и мефистофелевская улыбка – вишенкой на торте, так сказать. Ну просто мечта юных аспиранток и ученых старых дев, коих, кстати, в его лаборатории пруд пруди.

   Но случись вам оказаться с ним за одним столиком нашей кофейни или столкнуться внезапно в коридоре на чрезмерно близком расстоянии – сразу бросается в глаза какая-то странная бледность его лица, да и движения у него будто не совсем живые… Признаться, у меня от него мурашки по всему телу, брр…

   Никогда бы я не решился соваться к нему за какими-то объяснениями этих сногсшибательных успехов на попроще безоперационного похудения. И потому решился на некоторую гнусность. Но без этого, признаться, уже никак.

   Есть у него ассистентка, которая не отходит от него ни на шаг. Тощая, вертлявая, с маленькими злобными глазками, длиннющим носом и плохо скрываемыми усиками. Так и вертится без конца вокруг него! Зовут ее Лариска, а за глаза называют Крыской. Уж она-то точно в курсе всех его тайн.

   Все знают, что есть у этой самой Лариски тайная страсть – печенье с шоколадными крошками. Но профессор Шапокляк строго-настрого ей запретил любую выпечку. Говорит, что она – лицо лаборатории и должна поддерживать форму и быть живым примером для всех желающих безоперационно похудеть. Ну, положим, лицо у нее то еще, скажу я вам, но вот фигура и правда вполне себе ничего, несмотря на, быть может, даже излишнюю худобу.

   Нет, я бы вряд ли решился столь коварно соблазнять Лариску печеньем с шоколадными крошками, а может быть даже и собой. Но тут действительно нужны крайние меры, на войне, знаете ли, как на войне. Очень уж мне за профессора Крокодилова обидно, да и за себя тоже и за весь наш коллектив.

   И вот вчера поздним вечером я специально, но делая вид, что случайно, встретил Лариску возле кофейни – нашего общего водопоя, так сказать, места перемирия и белых флагов. И назначил ей свидание – в полночь, ровно в полночь, в лаборатории профессора Шапокляка, потому как она там днюет и ночует все равно. Она сперва было отказываться стала, но, когда я упомянул о целом ящике печенья с шоколадной крошкой, Лариска залилась стыдливым румянцем и сказала, потупив взор: «Я согласна. С меня – травяной чай с нашими фирменными вкусовыми добавками».

   Мне, конечно, этот чай сто лет не нужен, так же как и сама Лариска. Но вот он я, иду по темному и пустому коридору прямо к вражьей лаборатории, вооружившись обещанным ящиком печенья. Внезапно меня накрывает страшная мысль: а что, если Лариска соблазнилась не только печеньем, но и мной?

   Вообще-то, я был уверен, что она безответно влюблена в Шапокляка, так же как все особы женского пола в их теплой компании. Но чем черт не шутит? Может, у нее это зов плоти, инстинкты ведь не обманешь, сколько бы ни было Шапокляков вокруг… Как я буду выкручиваться, если она и правда захочет не только печенье, но и мою бренную плоть?!

   Лучше и не думать об этом. А просто идти и делать, что решил. Печенье ведь у меня не простое, а с особыми галлюциногенами, которые не считываются ни одним реактивом, если что. Стоит Лариске отведать того печенья – и выболтает она мне все страшные тайны их лаборатории как миленькая. Да еще и ключ от сейфа отдаст, где все их секретные формулы хранятся. Тут-то я все и узнаю. И тогда – держись, профессор Шапокляк! Не видать тебе гранта в этом году!

   А вот и она – дверь заветной лаборатории. Я негромко стучу, скорее из вежливости, и захожу внутрь. Наконец-то я ее узнаю – тайну профессора Шапокляка! Только бы с Лариской все гладко прошло…

   Должен сказать, что никогда прежде я в этой лаборатории не бывал. Я, конечно, ожидал увидеть все что угодно, но такое… То, что я вижу перед собой, реально за пределами моего воображения. Повсюду мерцают свечи крохотными огоньками, будто само звездное небо опустилось на землю. Никаких колб и приборов не видно, зато по всем стенам – какие-то причудливые наслоения, вроде сталактитов… Я невольно касаюсь рукой одного из них – мох, мягкий и влажный мох, словно посреди глухого леса, отвечает мне прикосновением, бархатным и прохладным. А где-то вдали раздается размеренный, гулкий шум, похожий на морской прибой.

   Посреди всего этого великолепия в здоровенном кресле, больше похожем на трон, восседает Лариска, облаченная в какой-то средневековый балдахин.

   – Ну что, – спрашивает она глухим, нездешним голосом, – принес печенье с шоколадной крошкой? Небось, еще и галлюциногенами накачал его, дурашка?

   Я в ответ только глупо открываю рот да так и застываю, совершенно не зная, что ответить.

   – Ты и правда думал, что мы тут средство для похудения разрабатываем? Надеялся вызнать наши секретные ингредиенты? Ха-ха-ха!

   Лариска откидывает голову и оглушительно хохочет. Я хочу бросить к чертям это печенье и бежать куда подальше от этого вязкого морока, но тут невесть откуда рядом со мной появляется профессор Шапокляк. Он все в том же элегантном костюме и со своей фирменной инфернальной улыбкой. Взмахнув тростью, он выбивает из моих рук ящик с печеньем и жадно впивается в него своими длинными бескровными пальцами. Из его горла вырывается сиплый свист:

   – Наконец-то мы получили ее – шоколадную крошку! Этот дуралей собственными руками принес ее нам!

   Я закрываю глаза и странные картины проносятся в моем сознании… Вот профессор Шапокляк в длинной мантии колдует над каким-то зельем… Рядом с ним Лариска, правда совсем с другим лицом, весьма миловидная, но я почему-то все равно узнаю ее… Вот-вот они должны создать нечто такое, что перевернет весь земной шар, сотрет с лица земли все человечество и заставит родиться снова, забыв свою прошлую жизнь… Но внезапно появляется черная тень прямо перед ними. Шапокляк и Лариска испуганно шарахаются в разные стороны от котла с зельем.

   – Вы кем себя возомнили? Богами? – грозно вопрошает тень. – Я заставлю вас унять вашу спесь. Я сделаю вас ничтожными и смешными. Люди, чьи судьбы вы собирались вершить, станут потешаться над вами! Никогда вам не вспомнить состав вашего зелья, пока не отведаете вы того, чего еще нет и не скоро появится, а когда и появится – вы не сможете взять это в руки, пока кто-то несведущий в ваших делах ни принесет его собственными руками под покровом ночи прямо к вам домой!

   Это и было печенье с шоколадной крошкой – этакая шутка страшной тени, которую боится сам Шапокляк… Так, значит, все это было их замыслом, а я сам был пешкой в их игре, причем стал ею задолго до своего рождения, во всяком случае, в этой жизни… И теперь наш мир и все люди…

   Но мне, признаться, все равно. Я больше не помню, кто я и как меня зовут. Я сажусь на поляну, поросшую мягким мхом, и любуюсь на звездное небо, сливающееся с крохотными огоньками по всей поляне и за ее пределами… Я просто есть, и этого вполне достаточно.

Ваш Чебурашка

Они любили друг друга…

   Каждый раз, когда она заходит в эту комнату, ее охватывает какое-то странное, ни с чем не сравнимое чувство. Вроде бы комната как комната, раньше здесь жила ее сестра Лизонька, а теперь она уже два года как замужем за Илларионом Тихоновичем, и комната остается ничьей, будто хранит верность своей хозяйке. В этой комнате все очень мило, по-девичьи: изящные занавески на окнах, трюмо, в котором отражается луна, если не закрыть на ночь окно, небольшой столик с несколькими томиками французских романов, один из которых так и остался недочитанным.

   Но за чем бы она ни зашла в эту комнату – стоит ей увидеть портрет кисти неизвестного художника, висящий на стене, и тут же улетучиваются все прочие мысли и она забывает, для чего пришла сюда, стоит и смотрит на портрет. «Ах, как же он хорош!» – вздыхает она про себя.

   Что это за портрет и как попал он сюда, никто толком не знает. Говорят, его подарил прадеду какой-то дальний родственник, или этот самый художник гостил здесь да и расплатился таким образом за кров и стол. Но только, кто бы он ни был, этот мужчина, изображенный на портрете, – у нее никогда не было сомнений, что это и есть ее суженый. Ведь еще в детстве как только увидела – сразу пришло такое чувство, будто знакома с ним всю свою жизнь. И он на нее так смотрит в ответ, что никаких сомнений не остается в его взаимности.

   Но тут недовольный голос маменьки из гостиной возвращает ее к реальности:

   – Ну где же ты? Только тебя и ждем!

   Ах да, они ведь собрались на прогулку всем семейством, а она оставила здесь перчатки, за ними и пошла.

   – До скорой встречи, любимый! Я знаю, уже совсем, совсем скоро мы встретимся с тобой по-настоящему! – шепчет она, хватает перчатки и выбегает из комнаты.

   Был жаркий летний день, когда друзья затащили его на эту прогулку. Они рванули в лес, купались в реке, дурачились, играли в карты и волейбол на берегу. А потом кто-то из них вспомнил, что здесь неподалеку красивая усадьба, и вполне можно разнообразить отдых на природе культурной программой.

   Они долго шли через лес, пару раз сбивались с пути, спорили, куда идти, порядком устали и едва не переругались. Он уже не был рад, что согласился идти смотреть на эту красивую усадьбу – ну чего он там не видел?

   Наконец они вышли на открытое пространство, и впереди замаячил небольшой, но вполне живописный домик с парой пристроек и аккуратным садиком.

   Поначалу им показалось, что там нет ни одной живой души. Но стоило войти через калитку в сад – из дверей усадьбы навстречу вышла смотрительница, строгого вида дама, похожая на школьную учительницу. Она сообщила, что вход в усадьбу только вместе с экскурсией, но им повезло – как раз набралась группа, вместе с ними полный комплект.

   Друзья оказались в компании понурой мамаши с двумя шкодливыми пацанятами, трех девиц студенческого вида, постоянно перешептывающихся и хихикающих, задумчивого дедушки с рыболовным сачком и невесть как тут оказавшихся мужичков, явно мающихся от похмелья.

   Он ходил из одной комнаты в другую, скользя рассеянным взглядом по забавным приземистым стульям, окружившим массивный стол с кружевной скатертью, слегка потемневшим зеркалам, милым предметам утвари прошлого века, слушал вполуха монотонный бубнеж экскурсовода и не очень понимал, зачем сюда пришел.

   Но вот небольшая комната, девичьи занавески с цветочками на окнах, трюмо возле окна, пуфик, на котором лежат изящные дамские перчатки… И портрет! Прямо перед ним – портрет прекрасной дамы, именно такой, как он себе ее всегда представлял.

   Он останавливается как вкопанный и смотрит в ответ на нее. Значит, она ему не приснилась, а в самом деле есть… То есть была, видимо, жила здесь больше века назад. И сейчас смотрит на него из параллельного мира.
   – Наконец я нашел тебя, любимая! – шепчет он. – Но ты все равно так далеко… Я найду тебя, где бы ты ни была!

   Небольшая, но дружная группка экскурсантов приходит в движение и суетливо перемещается в следующую комнату. Он поворачивается к строгой смотрительнице-экскурсоводу и спрашивает:

   – Кто это – на этом портрете? Она жила здесь? Как ее имя? Кто художник?

   – Об этом портрете мало что известно, – отвечает ему скучающим голосом музейная дама. – По одной версии, это подарок дальнего родственника владельцев усадьбы. По другой – заезжий художник гостил у хозяев несколько дней, вот и подарил им этот портрет, чтобы отблагодарить за гостеприимство. Работу даже не назовешь профессиональной, художественной ценности она не представляет. Но посетителям нравится этот портрет, поэтому не убираем.

   – А имена?

   – Нет, имена неизвестны. Ни художника, ни девушки на портрете.

   – Проходим в следующую комнату, молодой человек.

Квартира напротив

   Вы знаете, что у вас творится в квартире напротив? У нас, например, черт-те что! Вот я вам сейчас расскажу!

   Я давно уже запаслась попкорном и наблюдаю. Сперва хотела вмешаться, а потом думаю – да ну, лучше пусть сами разбираются, а я посмотрю. Меня же не спрашивают, я и не лезу – правильно ведь я говорю?

   Началось все с того, что в этой квартирке поселилась парочка молодоженов – Игорь и Настенька. Соседи как соседи – спокойные, вежливые, не особо общительные, да оно и к лучшему. А то до них там жила учительница из школы, что у нас во дворе, так выйти на площадку было невозможно – обязательно с каким-нибудь разговором прицепится… Ну да речь не о ней, она переехала в другой район, говорят, ей новую работу предложили, что-то с коммунальными службами – вот и хорошо!

   Но я-то сейчас о том, что через полгода спокойной жизни Игоря с Настенькой потянуло путешествовать. Знаете, как это сейчас у них модно – бросить «скучную офисную работу и уехать на Гоа»? Вот это они и сделали. Не знаю, что они нашли в этом Гоа? Я там была один раз – индусы такие дикие, по-английски не говорят и простыни влажные все время были, и это в отеле пять звезд… Ну да не об этом сейчас разговор, тем более что соседи наши отправились и не на Гоа, а на Бали. И чего их туда тянет? Я в эту Азию ни за какие коврижки не поеду, только в Европу! Мне, знаете ли, Гоа вполне хватило в плане экзотики.

   Так вот. Только собрались они уезжать, как вдруг вспомнили, что Настенька – страстный цветовод-любитель, особенно по части фиалок и орхидей. У нее для них даже специальный стеллаж оборудован, с особым освещением и всеми делами. Цветочки же с собой не повезешь! А бросать жалко.

   И вот смотрю – как они уехали, стала к ним ходить Настенькина подруга, Кариночка. Она тут живет неподалеку, как выяснилось, так что ей не сложно раз в два-три дня забежать полить цветочки. Уж не знаю, за вознаграждение или еще как они договорились, ну да это их дела.

   Так все и продолжалось, пока хозяева на Бали прохлаждались, вроде ничего особенного. Правда, Кариночка сразу показалась мне какой-то странноватой, будто немного не от мира сего. Все время такая задумчивая и будто в облаках витает. И потом – ну сколько нужно времени, чтобы цветочки полить? Даже если их много? Полчаса? Ладно, час – это максимум. А она там по несколько часов сидела, два-три… А иногда и оставалась на всю ночь, потом утром смотрю – выходит оттуда и на работу идет. В этом, конечно, нет ничего предосудительного, может, ей так на работу ехать ближе или у нее жилищные условия не очень. Дело не в этом, а в том, что лучше бы Настеньке не связываться с этой Кариночкой! Вы сами увидите, когда я расскажу, что дальше было.

   В общем, через полгода путешественники наши вернулись. Понятное дело, денежки свои, в офисах заработанные, промотали, а там ничего не заработали, как надеялись сперва. Я, конечно, их разговоры слышала только урывками иногда, чисто случайно, но у них такие были идеи, чтобы приглашать туристов к шаману балийскому какому-то, исцеляться и просветление получать. Ну это, знаете, как фильм тот вышел, с Джулией Робертс, так все и подались по тому же маршруту, жизнь свою менять. Кстати, говорят, тому шаману балийскому она неслабую рекламу сделала книжкой своей. Не Джулия Робертс, конечно, а писательница эта, по чьей книжке фильм был снят. Но его же на всех не хватит, шамана этого, вот и стал народ других искать, не таких раскрученных, подешевле, туристов к ним зазывать. Игорь с Настенькой, я так понимаю, тоже такого нашли, к нему и поехали, только не пошел у них этот бизнес, вот они и вернулись, снова стали здесь на работу устраиваться.

   Только уволиться-то – это раз плюнуть, а вот найти что-то приличное в наше время – это пойди попробуй! Где-то месяц помыкались они без работы и без денег, ну и пришлось потом соглашаться на то, что предложили, – не знаю, что и где, а только уходят они оба рано утром и приходят поздно вечером, по выходным вообще их не видно, отсыпаются, наверное, устают сильно. Но в этом нет ничего удивительного, у многих сейчас так, дело-то не в этом!

   А дело в том, что, пока их нет весь день, Кариночка по-прежнему наведывается в их квартиру! Ну ключ-то сделать не сложно, они ведь замки не меняли, даже и не подозревают ни о чем таком. Но как она оказывается на площадке, да еще в какой-то странной одежде и с диким макияжем, если я не слышу ни лифт, ни дверь квартиры чтобы открывалась, а минуту назад ее не было? И взгляд у нее стал не просто отстраненный, а какой-то потусторонний, я бы сказала.

   Я столкнулась с ней однажды, когда из магазина возвращалась, как посмотрела – мне прямо нехорошо стало. Ну то, что она не здоровается, – так она и раньше не всегда здоровалась, но сейчас вообще будто смотрит сквозь тебя. Я бы ее даже не узнала в таком наряде, она, видно, на то и рассчитывает. Но я же все равно догадалась: кто это еще может быть, если не она? Мне, конечно, нет до нее никакого дела, но от такого соседства, сказать честно, даже оторопь берет.

   И вот вчера слышу среди ночи, часов было около трех, на площадке какой-то шум, будто рычит кто-то. Думаю, может, соседи собаку завели? Да не похоже, у нас тут кошатники больше, только двумя этажами ниже собачка маленькая есть, но она так не рычит. Я к двери подошла, даже открывать не стала, смотрю в глазок. И вот вижу – Кариночка опять в своей странной одежде и будто состарилась лет на двадцать, кроме совершенно безвкусного макияжа на все лицо, у нее накладные ногти длиннющие, парик лохматый, и мне даже показалось, что клыки торчат изо рта.

   Я, конечно, все понимаю, может, она с костюмированной вечеринки какой-то, но какой интерес так себя уродовать? И вот стоит она возле двери соседей наших – путешественников и рычит! Что за игрища такие, думаю, среди ночи? А тут смотрю – открывается дверь соседей, появляется Игорь в белой пижаме, а из-за плеча его Настенька выглядывает – оба перепуганные, будто самого черта увидали. И Настенька тут как закричит: «Рангда! Рангда!» А у Игоря в руках здоровенная такая маска, тоже страшная до ужаса, с клыками, с глазами горящими – моя подруга Ниночка такую из Монголии привезла, правда, я не понимаю, зачем в дом тащить всякую гадость страшенную, неужели поэстетичнее сувениров не нашлось?

   Я даже посмотрела потом специально в интернете, что это за Рангда такая. Вы представляете, оказывается, это королева демонов на Бали! Она еще и детей пожирает! Ну вот зачем Кариночке рядиться в такую гадость? Что за странные такие фантазии? Хотя потом уже я догадалась, зачем это ей. Слушайте, что дальше было.

   Стоит, значит, Игорь в дверях с той страшной маской в руках и начинает ей размахивать перед Кариночкой да еще что-то кричать, я не разобрала что. Тут Кариночка взвыла страшным голосом, дернулась и… не знаю, может, упала, а может, убежала по лестнице, я ее уже не видела, и очень тихо стало вдруг. Только слышу Настенькин голос из их квартиры: «Я же говорила: не надо ее просить. Сами бы работу нашли». Тут я и поняла: они Кариночку попросили с поиском работы помочь и в обмен пообещали что-то, но не сделали. Вот она теперь и устраивает им в отместку.

   Игорь ничего Настеньке не ответил. Только по сторонам огляделся, пугливо так, я бы даже сказала – затравленно, и дверь закрыл. Да еще так хлопнул, что даже стены затряслись. И это притом, что дом кирпичный у нас.

   Сейчас утро, пока что тихо все. Мне, конечно, интересно посмотреть, что там у них дальше будет, никогда еще такого не видела. Но если они снова устроят светопреставление среди ночи – буду звонить участковому. Я все понимаю, мне тоже было восемнадцать лет, но я даже в подростковом возрасте ничего подобного не вытворяла, не то что старше, когда работать пошла. А теперь у нынешней молодежи такого насмотришься – никакие сериалы не нужны!

Мой очень странный брат

   Мой брат всегда казался мне каким-то странным. Придет иногда, сядет рядом на диван и молчит. И мыслями где-то не здесь. Зачем пришел – непонятно.

   Или я прихожу домой, а брат сидит за столом, перед ним одна чашка с чаем, а напротив него другая. Я спрашиваю: «К тебе кто-то в гости приходил?»
   А он молчит. И только улыбается. И при этом так заговорщически на другую чашку смотрит. То есть даже где-то над ней, будто там кто-то есть.

   Чем он занимается – я так никогда и не мог понять, даже когда мы вместе жили. Что-то в интернете то ли продает, то ли покупает, а может, и то и другое. Из дома он уходил редко, говорил – по делам. В основном целыми днями пялился в компьютер. Тем более у него их целых три: один стационарный и два ноута, один из них «Мак», а другой старенький «Асус», но тоже рабочий.

   Несколько раз он вдохновенно рассказывал, что зарегистрирован на тридцати пяти разных форумах и на каждом у него своя легенда. То есть на одном форуме он – восемнадцатилетняя красотка в поисках секса, на другом – благонравный пенсионер, любитель рыбалки и столярного мастерства, на третьем – дама бальзаковского возраста в поисках иностранного жениха, на четвертом – великовозрастный геймер, фанатеющий по стратегиям… Зачем ему все это надо – я так и не понял. Но видно было, что он реально этим живет.

   Недавно зашел я поздравить его с днюхой. Смотрю – сидит мой братец за столом, только на этот раз перед ним не чай, а початая бутыль коньяка и три рюмки. Три стула вокруг стола, и опять никого нет. Я даже спрашивать ничего не стал. Просто подошел, вручил подарок, сказал: «С днем рождения, брат». А он сам меня за стол усадил на один из стульев и давай душу изливать. Ты, говорит, раньше был моим другом воображаемым, твой образ у меня сложился после долгих лет блуждания по интернету, и однажды наконец я его материализовал.

   Ну, думаю, все понятно: эта бутыль коньяка явно не первая у него. Да еще это безвылазное сидение за компами… Совсем крыша съехала! Ладно, говорю, как скажешь. Значит, так оно и было – рождением своим я обязан не нашим с тобой родителям, а твоему бурному воображению.

   Он заметил, что я не верю ему, но виду не подал. Но я все равно догадался. Выпили мы еще по рюмке, за новое знакомство. Тут я спрашиваю:

   – А для кого третий стул?

   А он на меня как руками замашет – молчи, мол, а то все испортишь! Потом притащил свой «Мак» и спрашивает:

   – А тебе правда интересно, для кого третий стул?

   Я говорю:

   – Конечно, интересно! Я же не просто твой брат, а еще друг, придуманный тобой же.

   Он говорит:

   – Тогда можешь тут посидеть пару часов?

   Я не совсем понял, к чему это он, но мне интересно стало.

   Говорю:

   – У меня весь вечер свободен, могу посидеть.

   А сам жду, что он еще расскажет. Не тут-то было!

   Уткнулся мой братец в монитор и по клавишам барабанит. На меня вообще ноль внимания. Но я сижу, раз уж обещал. Достал свой телефон, ответил на эсэмэски, повисел в соцсетях, шарики погонял… Потом хотел посмотреть, что там братец поделывает, но вдруг чувствую – не могу взгляд от экрана оторвать. Мне даже не по себе стало. Хотел сказать об этом брату – не тут-то было. Не могу губы разжать и даже замычать не могу. Тут меня прям холодный пот прошиб. Что за фигня?

   А из комнаты вроде звуки какие-то доносятся: музыка, голоса… Будто смеется кто-то… Только все это не рядом, а словно далеко, как будто комната вдруг огромной стала. И кажется, будто моего плеча кто-то коснулся мягкой тканью, словно задев рукавом. Звон коснувшихся друг друга бокалов, легкий запах духов, взрыв смеха… и опять музыка и гул голосов где-то вдали… А я все сижу, будто в оцепенении, и даже экрана уже не вижу перед глазами, вообще ничего…

   Не знаю, сколько времени так прошло. Только в какой-то момент я изнутри себя мыслями как заору: «Брат! Помоги!!!»

   И тут отпустило. Вместо этого жуткого оцепенения – такая бодрость, как бывает утром, когда прекрасно выспался и готов совершить подвиг во славу всего человечества.

   Поднял я наконец глаза – и тут чуть со стула не упал. Уже нет той комнаты, где я с братом разговаривал, ни стола, ни коньяка на нем. Сижу я, оказывается, на этаком вычурном табурете в огромном зале, а вокруг меня – толпа людей, все такие веселые, разодетые и мой брат среди них, не в убитых джинсах и бесформенной футболке, как обычно, а в щегольском костюме, идеально выбритый и со светской улыбкой, поздравления принимает.

   А у меня самого откуда-то появился в руке бокал с шампанским и рукав… и весь костюм – совсем не тот, в котором я пришел, точнее заскочил по пути домой из офиса. А этакий небрежный сюртук, и рубаха с расстегнутым воротом, и цепочка с кулоном – как я всегда мечтал.

   Я тут думаю: «Может, все это мираж? Может, мой братец выучился гипнозу по открытым урокам на ютубе и теперь на мне практикуется? Но если так – то иллюзия вышла какая-то очень уж убедительная». Поднес я бокал с шампанским к губам, отпил слегка – ну да, шампанское и весьма недурное. Постучал по бокалу ногтем – звенит, как и положено хрусталю.

   А тут уже передо мной братец мой стоит, ухмыляется.

   – Ну что, – говорит, – может, и по мне постучишь? А то вдруг я мираж или призрак, сам себя придумавший?

   Я, признаться, полным дураком себя почувствовал. Встал со стула, потрепал брата по плечу и говорю:

   – С днюхой тебя, брат! Вот это… праздник!

   И почувствовал себя еще глупее.

   А брат мне так хитро улыбнулся и говорит:

   – Очень рад! Присоединяйся! Кстати, вон за той дверью – фотостудия. Твоя.

   Я уже ничему не удивлялся. Даже тому, что брат мне сам подарок сделал. Причем такой, о котором я не то что ему, а даже самому себе никогда не говорил. Может, он и правда сам меня придумал и знает все мои мысли?

   Но перед тем как брат успел скрыться в толпе гостей, я все же спросил:

   – Слушай, я для кого был тот третий стул?

   А он засмеялся и говорит:

   – Не все сразу. Узнаешь со временем.

   Я сделал еще пару глотков из хрустального бокала и зашагал навстречу музыке и голосам.

Сон накануне ноября

   Это же надо целый год пылиться в кладовке, чтобы однажды быть извлеченной на свет божий со смехом и радостными возгласами! Когда-то давно ее сотворили из мертвой глины, обожгли в печи, раскрасили в такой яркий цвет, что теперь она сияет, как зрелый апельсин, – только пыль стереть.

   Потом засунули в картонную коробку, там было тесно и темно, куда-то перевозили, вокруг были чьи-то голоса, шум… Но однажды коробка наконец открылась, ее подхватили тонкие женские пальцы и освободили от картонного плена…

   Все это было так давно – будто сон, затерявшийся в туманах памяти, лишь изредка пробивающийся на поверхность сознания то одним, то другим фрагментом воспоминаний. А что намного ярче – это когда те волшебные пальцы, засверкавшие разноцветными огоньками перстней, ловко подхватили под основание и водрузили на праздничный стол, покрытый шелковистой, темно-синей скатертью. А вокруг – чаши с фруктами. Яблоки разных сортов и расцветок, одни дразнят сладким, медовым ароматом, другие манят сочной свежестью. Виноград развесил гроздья смугло-фиолетовых и янтарных ягод, на отдельном блюде разлеглась дыня, пока еще не разрезана, игриво усмехается рельефными полосками на кожуре. А вот принесли конфеты, сразу несколько подносов: шоколадные в блестящих обертках, леденцы, застывшие на палочках прозрачным красным сиропом, и отдельно – трюфели, аккуратными конусами, сложенные в пирамидку.

   Когда стемнело – зажгли свечи, поставили их на стол среди всего этого великолепия, в тяжелых чугунных подсвечниках. И все те же тонкие пальцы подносят к ней совсем крохотную свечку и ставят внутрь… И она становится живой! Трепетным огнем сияют глаза, разинутая пасть хохочет неслышным смехом, скалится острыми зубами. Вокруг – радостная кутерьма, то и дело раздается:

   – Угощение или шутка?

   – А ты кто – вампир, что ли?

   – Ага, а ты призрак? Прикольный костюмчик!

   Прибегают дети, хватают конфеты и фрукты, на столе появляются бокалы с вином, грохочет музыка, люди в причудливых костюмах танцуют, перешептываются друг с другом и прыскают от смеха, вдруг кидаются исподтишка со страшным рыком на зазевавшуюся гостью, и она пронзительно визжит, а уже через секунду заливается веселым хохотом, узнав в облике чудовищ своих друзей.

   Приходят гости, еще и еще, все громче музыка и голоса, на столе появляются новые блюда, от них идет жар вперемешку с густыми и хищными ароматами жареного мяса, полыхает огонь в камине, кто-то из вновь пришедших греет озябшие руки, усевшись рядом с ним…

   И она вдруг понимает – у нее особая роль. К ней никто не посмел прикоснуться, кроме той женщины, освободившей из плена. Она – сердце этого праздника, без нее ничего бы не получилось. И вот она, одурманенная ароматом конфет и пряного вина, мельканием огней и шаманским, ритмом ударных, впадает в легкое забытье… погружается в пучину воспоминаний – из своей древней, позапрошлой жизни, еще до картонной коробки и даже до глины…

   Вокруг – лес, вечереет, листва с деревьев уже почти облетела, дорогу развезло от влаги нескончаемых дождей. Сырость и холод пронизывают до костей. Ее сжимает в руках мальчонка, она вроде та же, но другая, кожа у нее нежная, уязвимая и недолговечная, в отличие от нынешней. Но внутри у нее – все тот же огонек! Мальчик кутается в тулупчик, но сырость проникает сквозь ворсистую ткань, он дрожит, то ли от холода, то ли от страха.

   Сумрак все гуще, раздаются недобрые вскрики птиц, а там не вой ли волка, где-то справа за сосняком? А вдруг не простой это волк, а вервольф, оборотень? Прямо над ухом раздается шелест крыльев, кто-то проносится совсем рядом с мальчонкой, и он сжимается от ужаса. Это, должно быть, вампир рыщет по лесу в поисках свежей крови! А вон там, на поляне, пляшут белесые тени, это души умерших ворвались в мир людей, сегодня им можно, дверь открыта…

   Мальчонка прижимает ее к груди и делает еще один шаг по дороге и еще один… Дома – накрытый стол, угощение, мама с папой и сестренки с братишками. Все уже давно собрались помянуть умерших да собранный урожай отметить, только он припозднился нынче в гостях у хворой бабушки, что не может на общий праздник прийти. Она когда провожала – дала ему с собой в дорогу оберег. Простой такой, ну подумаешь – обычный овощ с грядки со свечкой внутри. Но пока он с ним, пока горит внутри огонек – не страшны ни призраки, ни вампиры. Без этого бабушка не отпустила бы в такую ночь.

   Этот сон кажется ей живее яви, быть может, он и есть настоящее, то, что на самом деле? А картонная коробка, этот стол с синей скатертью и даже хозяйка с тонкими пальцами – все это лишь наваждение, что рассеется как дым? Она вспоминает этот сон снова и снова, пока ожидает своего часа, покрываясь пылью в кладовке, вдыхая запахи шалфея и лаванды, что сушатся здесь же лохматыми пучками, возле корзинок с разрисованными яйцами и керамическими зайчатами, стеклянными шарами – прозрачными, матовыми и глянцевыми, куколками из соломы и сотней еще каких-то предметов, значение которых ей неведомо, но она ощущает с ними явное родство…

Из жизни Мухоморыча

   Однажды ночью Мухоморыч проснулся от странных звуков, доносящихся со двора. Было похоже, будто кто-то пыхтит и скребется по земле, да при этом еще чихает. Недолго думая, Мухоморыч снял со стены саблю и пошел разбираться.

   Во дворе было темно и мокро. Только что прошел дождь, небо было сплошь затянуто тучами, с крыши и с ветвей деревьев то и дело срывались капли, внезапные и крупнокалиберные. Мерзляво поеживаясь, Мухоморыч вынул из кармана фонарик, включил его и принялся резать полуночный мрак острым лучом электрического света.

   Сарайчик, баня, яблоньки… а что это у нас тут в кустах смородины? Ну конечно – мадам Поганкина, кто же еще! А в руках у нее – шипящий и змеящийся во всех направлениях комок шерсти, когтей и зубов. Он же – предмет ее вожделений кот Мурчан, красавец и воображала.

   – И что это тебе по ночам не спится, соседушка? – пропел елейным голоском Мухоморыч.

   – Верни моего кота, изверг! – взвизгнула Поганкина, невольно ослабив хватку. Мурчан не замедлил воспользоваться представившимся шансом и вырвался на свободу. Презрительно фыркнув напоследок в адрес неудачливой похитительницы, он победно задрал хвост и неспешно отправился по ему лишь ведомым делам.

   – Да не нужна ты ему. Нашла бы себе кого другого, – Мухоморыч сочувственно вздохнул.

   Поганкина в ответ грязно выругалась, топнула и растворилась в темной ночи, только смородиновый куст все еще дрожал, перепуганный буйством незваной гостьи.

   Мухоморыч погрозил пальцем оставшемуся после нее пустому месту и пошел обходить свои владения посолонь, бормоча защитные заклинания и рисуя саблей в воздухе рунические знаки. Мурчан наблюдал за ним ночным зрением с высоты яблоневой ветки и одобрительно улыбался. Темнота его огромных зрачков сливалась с бездонным ночным небом, на котором в прорехах между тучами появилось несколько сверкающих звездами островков.

Легенды города на морском берегу

   Я хочу рассказать вам о городе, который невозможно вообразить, можно только в нем оказаться. Многие этого хотят, но далеко не всем удается. Пусть мой рассказ подскажет вам дорогу в этот город. Захотите ли вы по ней идти – решать вам.

   Там повсюду слышен шум моря, даже если его не видно. По какой из его улиц вы бы ни шли, море всегда напоминает о себе одним из тысячи голосов. Еле слышным шепотом или грозным рыком, оно говорит с вами на древнем языке, которому не нужны слова.

   Однажды неподалеку отсюда проплывал корабль из дальних стран. Случилась страшная буря, и судно разлетелось в щепки, налетев на скалы. Лишь одной молодой женщине каким-то чудом удалось спастись. Несколько дней она скиталась по необитаемой земле и подолгу всматривалась в горизонт в надежде увидеть корабль.

   Небольшую полоску каменистого берега сменили прибрежные заросли низкорослых деревьев. Вслед за ними начинался лес. Несколько раз женщина подходила к нему, но не решалась идти дальше. Не было в этом лесу ни единой тропинки, повсюду виднелись шипы и колючки, из-за огромных деревьев даже днем царил полумрак. А по ночам доносились оттуда то пронзительные крики неведомых птиц, то волчий вой.

   Каждый день она собирала сухие ветки возле берега и сооружала из них шалаш, чтобы устроиться в нем на ночлег. Но под утро налетал сильный ветер, и ее самодельный дом разлетался с печальным шорохом по всему берегу.

   И вот как-то раз, проснувшись под моросящим дождем, женщина решила: не стану больше дожидаться спасения, глядя в морскую даль! Отправлюсь в лес, в самую чащу. Пусть он темный и непроходимый, я буду идти, куда ноги сами пойдут. Будь что будет!

   Никто не знает, сколько времени бродила она по лесу и как ей удалось там выжить среди диких зверей и птиц. Но только однажды она увидела перед собой колодец. Сооруженный из диких камней, покрытых мхом, с мощной древесной перекладиной и железной цепью, свисающей в темноту, – он будто звал ее к себе.

   «Вот бы здесь был город вместо дремучего леса!» – подумала скиталица, сама не понимая, как ей в голову могло такое прийти. Ведь если здесь и был когда-то город или поселок, то сейчас от него не осталось и следа! Только громадные деревья зловеще грозили со всех сторон разлапистыми ветвями в сгущающемся полумраке сумерек.

   Она взялась обеими руками за тяжелую рукоять и принялась ее крутить что было сил. В глубине колодца раздался грохот и лязг, почерневшие от времени звенья колодезной цепи пришли в движение.

   То, что поднималось со дна колодца, было тяжелым и громоздким, судя по его стуку о каменные стены. Она продолжала вращать рукоять и все всматривалась в черную колодезную пасть, охваченная каким-то странным чувством… Как ни странно, в конце концов в ее руках оказалось обычное с виду ведро с водой, какому и положено быть в колодце.

   – Ну что же, хотя бы напьюсь воды вволю и умоюсь по-настоящему…

   Она заснула прямо там, возле колодца, утолив жажду, омыв свое лицо и тело прохладной, кристально чистой, колодезной водой. Лишь когда солнце уже довольно высоко поднялось над горизонтом, она открыла глаза… И принялась растерянно озираться, не веря. Вокруг нее вместо дремучего леса был город. С красивыми невысокими домами, аккуратно стриженными деревьями, изящными скульптурами из белого мрамора и клумбами, полными цветов, разноцветным колесом обозрения в небольшом парке с прудом в форме полумесяца… Это был именно такой город, в каком ей всегда хотелось жить!

   От мрачных деревьев и непроходимых зарослей не осталось и следа. Но колодец по-прежнему был на месте. Правда, когда женщина вновь подошла к нему и взялась за рукоять, ей не удалось даже сдвинуть ее с места. Ведро с водой внезапно стало неподъемно тяжелым. Ее это не слишком расстроило: ведь теперь у нее был город и она чувствовала себя как никогда живой.

   Никто не знает, сколько воды утекло с той поры. Сколько поколений сменилось, сколько раз зажигались и гасли огни в домах этого города и звезды в небе над ним. Все так же стоит колодец на главной площади, дразня любопытство местной детворы. Но никому с тех пор не удавалось повернуть рукоять хотя бы на миллиметр. Не шелохнется тяжелая цепь, кто бы ни пытался сдвинуть ее с места, даже в несколько рук.

   Эту историю мне рассказала старушка из кондитерской на углу главной площади. Она приходит сюда каждую неделю по выходным выпить чаю с пирожными и очень любит посудачить о старых временах.

   Когда я вышла на улицу и шла по аллее центрального парка мимо озера в форме полумесяца, вдали все так же шумело море, рассказывая о чем-то тысячей древних голосов.

//-- *** --//
   Случилось это в те древние времена, когда здесь еще не было города, а были только море и непроходимый лес. Возле леса было государство, где правил горделивый и жестокий царь. Однажды придворный провидец сказал ему, что в небольшой деревушке родился мальчик, который станет вольнодумцем, возглавит бунт против монарха и займет его трон. Царь велел немедленно разыскать этого мальчишку и убить его. Но сделать это оказалось не так просто.

   Услышав о страшном приказе жестокого правителя, жители всех деревень стали прятать своих детей в лесу, да так искусно, что царские стражники не могли их найти. Целых двенадцать лет продолжались поиски, пока однажды навстречу охранникам не вышел рыжеволосый мальчик и не сказал, что это он положит конец власти жестокого монарха и случится это очень скоро, несмотря на все старания его приспешников.

   Разъяренные охранники бросились на мальчугана, чтобы схватить его и выполнить царский приказ, но тот ловко увернулся и исчез в лесу, будто растворился в зеленой листве.

   Царь объявил щедрую награду за голову рыжеволосого мальчишки. Этот наглец будто дразнил своих преследователей, появляясь то тут, то там, расхаживал у всех на виду и кричал во всеуслышание, что царствованию зарвавшегося государя скоро придет конец. Но каждый раз, как только вояки приближались к нему, осыпая страшными проклятиями, он исчезал среди ветвей дремучего леса, не оставив и следа.

   Между тем людям полюбился рыжеволосый мальчуган. Говорили, что невозможно оторвать взгляд от его глаз – карих, миндалевидных, полных какой-то запредельной радости и печали одновременно. Никто не хотел помогать в его поимке, несмотря на щедрую награду и страшные угрозы за помощь бунтарю.

   Царь велел полководцам собрать армию и отправиться в лес, во что бы то ни стало изловить наглеца и принародно казнить на главной площади. Даже самые отважные воины побаивались заходить в дремучий лес, поговаривали, что сгинуть в нем проще простого. Но нарушить царский указ было еще страшнее.

   И вот идут по лесу вооруженные до зубов вояки, пробираются через бурелом, проклиная все на свете, а особенно этого незваного бунтаря. Выбрались наконец на поляну, смотрят – а там сидит тот самый паренек, волосы в закатных лучах как огонь полыхают. Увидел он своих преследователей, рассмеялся им в лицо:

   – – Вы меня ищите? Вот он я! Давайте, ловите!

   Да как помчится в самые заросли, а деревья будто расступаются перед ним, открывают дорогу.

   Кинулись за ним слуги царские, саблями дорогу себе прорубают, все дальше и дальше в непроходимый лес… Только вдруг глядят – топкое болото у них под ногами, нужно выбираться, пока не поздно. Хотели повернуть назад, а там деревья стеной стоят, не выпускают. Так и сгинула царская армия в болотах.

   Тут вспомнил царь, что есть в его государстве охотник, который славится меткостью и отвагой. Ни один зверь от него не скроется, ни одна птица не улетит. Позвал он этого охотника во дворец и приказал выследить да пристрелить мальчишку, как дикого зверя. Награду пообещал удвоить, если приказ его исполнен будет. Ну а если нет – самому охотнику не сносить головы!

   Стал собираться в лес охотник и так сам с собой рассуждает: царской армии не помогли сабли и ружья, возьму-ка я с собой лук и стрелы, да еще ядом наконечники напитаю. Так и сделал.

   Идет он по лесной тропе, ловко между древесными ветвями скользит, ни одной травинки напрасно не потревожит. Смотрит – мелькают впереди рыжие кудри мальчугана, подхватил он свой лук, вынул стрелу со смертельным ядом, держит наготове. Да только мальчишка уж больно прытко виляет от одного дерева к другому, никак не достать.

   Прибавил шаг охотник, уже несется вскачь по узкой тропе и вдруг смотрит – не мальчишка перед ним, а олень скачет по лесу, вот и следы остаются не от ботинок, как раньше, а от копытец. Стало не по себе охотнику, сколько он по лесу ходил, сколько разного зверья тут видел, но чтобы оборотень… Хотел было отступиться, да жадность одолела. Подумал: может, за оборотня царь еще больше золота отсыпет? И припустил вслед за оленем быстрее прежнего.

   Сколько длилась эта погоня, никто не знает. Только несколько раз солнце и луна менялись местами на небосводе, пока гнался охотник за мальчиком-оленем по дремучему лесу. Наконец подкараулил он свою жертву и выпустил стрелу…

   В то мгновение, когда отпустил охотник тетиву и взмыла в воздух стрела со смертельным ядом, обернулся к нему олень и посмотрел прямо в душу своими карими глазами, полными неземной грусти и счастья одновременно. И как только упал на землю олень, сраженный отравленным острием, разверзлась земля под ногами охотника, и больше о нем никто не слышал.

   Весь остаток дня завывал в лесу ветер, оплакивая кончину чудесного мальчика-оленя. Потом опустилась темная безлунная ночь.

   Наутро проснулись жители того царства, глядят – нет больше ни убогих деревенских избушек, ни царских хором, ни жестокого царя. Вместо этого перед ними огромный город, и каждому в нем место найдется, да такое, где он счастлив по-настоящему. Огромные небоскребы, подпирающие небеса стеклянными сводами высоких окон. Небольшие домики из красного кирпича с черепичными крышами и зелеными дворами. Несколько огромных парков с разноцветными музыкальными фонтанами, качелями-каруселями, сладкой ватой и яблоками в карамели. Крохотные уютные кафе на два-три столика с домашней кухней. Шикарные рестораны, от одного вида интерьеров которых захватывает дух. Выставки загадочных абстрактных скульптур под открытым небом и музеи классического искусства, ипподромы, где любой желающий может кататься на лошади сколько захочет, кинотеатры, где можно быть и зрителем, и актером одновременно… Никто точно не знает, сколько тут всего есть!

   Говорят, каждую зиму в конце декабря то в одном, то в другом городском парке появляется олень с прекрасными карими глазами. Люди верят, что встретить его – это большая удача, и подолгу гуляют в парках, согреваясь горячим травяным чаем и глинтвейном. Но особенно везет тем, кто не просто увидит чудесного оленя, но и встретится с ним взглядом. Ведь тогда исполнится самое заветное желание в предстоящем году!

   Эту историю мне рассказал парнишка-таксист, который вез меня из одной части города в другую. Он признался, что очень ждет декабря в этом году. Однажды он уже видел чудесного оленя в парке возле своего дома, когда вышел погулять с собакой. И этот год был для него по-настоящему счастливым. А теперь у него есть заветное желание, и он очень хочет, чтобы оно исполнилось в новом году.

   Когда я вышла из такси, теплый ветер раскачивал ветви деревьев, а вдали шумело море, будто пело колыбельную уходящему дню.

Единственный вопрос

   Она мчалась по залитой лучами утреннего солнца дороге, сердце бешено колотилось. Знакомые улицы сменились заброшенным пустырем, впереди была только неизвестность, но назад дороги для нее не было.

   Она родилась в большом городе, но, когда ей было пять лет, ее родители погибли в автокатастрофе. У нее было множество родственников, правда, жили они кто где, некоторые даже в других странах. Сменив несколько семей, она оказалась у бабушки, которую вся родня единодушно считала «какой-то странной».

   Жила она в небольшом городке, на самой окраине, буквально через дорогу от ее дома начинался лес. Бабушка была знахаркой, травницей: знала в лесу каждую травинку, каждый кустик, собирала целебные травы, сушила их, готовила целебные настойки и отвары. К ней приходили со всего города с любыми хворями, и она для каждого находила не только лекарство, но и добрые слова.

   Едва оказавшись в крохотной однокомнатной квартирке, где все стены были увешаны пучками сушеных трав, а на кухне громоздились стеллажи, уставленные разноцветными бутылями и пузырьками самых разных форм и размеров, девочка будто вернулась к себе домой. Не в тот дом, где жила когда-то с родителями, а другой, откуда-то из прошлой жизни. С бабушкой она сразу подружилась, стала ходить с ней в лес каждый день, жадно впитывая все, что бабушка рассказывала о травах. Но еще больше ей нравились сказки про разных лесных существ.

   – Бабушка, смотри! Вон за тем дубом леший прячется, за нами наблюдает! – А на этой поляне рано утром танцуют эльфы, смотри, сколько тут цветов! – Ты говорила, за этим лесом есть болото? Там живут кикиморы? Пойдем посмотрим!

   Бабушка только таинственно улыбалась в ответ:

   – Может, правда, так и есть… а может, и нет…

   Годы шли, и вот наступил у девочки четырнадцатый день рождения. Собрались ее друзья, бабушка, как обычно, испекла торт именинный и свечей сама накатала из воска. Стали звонить тетушки с дядюшками из других городов, чтобы поздравить. Одна из них жила в другом городе неподалеку, держала свой магазин одежды. После привычных поздравлений она вдруг спросила племянницу:

   – Ты еще не думала, кем хочешь стать, когда вырастешь? Может, переедешь ко мне? Мне помощница в магазине не помешает, научу тебя всему, что знаю. А потом, если захочешь, будешь у меня работать или свой магазин откроешь со временем. Знание торговли всегда пригодится!

   Девочка так удивилась и растерялась, что даже не знала, что сказать.

   – Я не хочу никуда переезжать, – пробормотала она, – мне тут с бабушкой хорошо. – И бросила трубку.

   В этот год стали звонить все чаще родственники с подобными разговорами. Дядя из большого города звал к себе, обещал помочь с поступлением в политех, где он сам работал. Двоюродная сестра предлагала устроить в языковую школу, чтобы потом на переводчика можно было выучиться. А еще одна тетушка говорила, что у нее на примете есть жених хороший…

   Девочку только раздражали такие разговоры. Она отмахивалась от них как от надоедливых мух, а бабушка на это печально вздыхала и качала головой.

   Однажды вечером бабушка с внучкой пили чай с вишневым пирогом и ватрушками. Девочка щебетала что-то о новой книге про лесных фей, которую она сейчас читала, и о том, как красив лес этой осенью. Бабушка вдруг посмотрела на нее очень серьезно и спросила:

   – Ты так и не решила еще, чем хочешь заниматься? Как на жизнь зарабатывать?

   От бабушки отмахнуться, как от других родственников, она не могла.

   – Ну не знаю… Буду, как ты, собирать травы в лесу и целебные снадобья продавать…

   – Да нет, – вздохнула бабушка, – у тебя к сказкам душа лежит, а не к целительству. Я бы с радостью тебе свой дар передала, но это не твое.

   – Тогда я не знаю, – насупилась девочка.

   – Пора тебе что-то решать, – и бабушка посмотрела на нее так строго, почти сурово, как не смотрела еще никогда.

   Девочка так ничего и не решила. Когда она пыталась об этом думать, получалась какая-то ерунда. «Чем я хочу заниматься? Гулять по лесу, сказки слушать – вот что мне нравится! Но ведь это не работа, никто не будет за это деньги платить. А то, что мне предлагают родственники, – это все так скучно! Когда придет время работать, придется согласиться на что-то из этого. Но какой смысл выбирать? Оно все одинаково неинтересное».

   Через пару недель утром ее разбудила непривычная тишина. Подошла она к спящей бабушке – а она не дышит. Девочка сперва не поверила, стала ее звать, кричать… Но бабушка лежала неподвижно, будто глубоко спала, и слегка улыбалась во сне. Дотронулась внучка до ее руки, а она холодная как лед.

   – Этого не может быть! Это неправда! Этого не может быть! —
   шептала она будто заклинание, способное оживить бабушку.

   Но ничего не менялось. Квартира стала какой-то чужой и враждебной. Она выскочила за порог, захлопнув за собой дверь, и понеслась куда глядели глаза, но не в лес, тот, что рядом, а через весь город, к малознакомым окраинам, через пустыри, мимо строительных заборов… Внезапно будто кончился заряд. Тяжело дыша, она наконец остановилась и увидела, что находится в незнакомом месте на разбитой дороге, на заросшем высокой травой пустыре с остатками незавершенной стройки. Среди зарослей полыни и чертополоха виднелись сваленные как попало ржавые трубы и бетонные плиты, зиял черной пастью котлован с водой.

   Ее охватил ужас:

   – Где я? Как отсюда выбираться?

   И тут же накрыли ледяной волной утренние воспоминания.

   – Нет! Только не домой! Это уже не мой дом!

   Она увидела, что за пустырем начинается лес. Другой, не тот, который был для нее почти что домом или, во всяком случае, его продолжением. Но она вдруг почувствовала, что ей нужно идти именно туда.

   Чем дальше она шла по лесной тропе, тем больше погружалась в незнакомое ей до сих пор состояние отсутствия каких-либо мыслей и желаний. Она просто делала один шаг за другим, не думая, куда идет и что ее ждет впереди. Внезапно она почувствовала такую усталость, что готова была упасть и заснуть прямо здесь, посреди леса.

   Сделав над собой невероятное усилие, девочка отошла в сторону от тропы и устроилась в корнях огромного дерева среди мягкого мха, в окружении высокой травы. И моментально заснула.

   Из мягких объятий сна ее вырвала резкая боль сразу в нескольких частях тела. Она открыла глаза и обнаружила, что не лежит, а висит, слегка раскачиваясь на ветру в огромной сети, напоминающей гигантскую паутину. Липкие тонкие нити обвили ее тело со всех сторон так, что она не могла шевельнуться.

   Девочка зажмурилась, отчаянно закричала и напрягла все тело, пытаясь найти хоть какую-то лазейку в цепких объятиях страшной ловушки. Но абсолютно ничего не изменилось.

   Она вновь открыла глаза и увидела, что прямо напротив нее сидят три женщины, одна причудливее другой. Сиденьем им служил огромный древесный корень, берущий свое начало где-то за паутиной, на которой висела несчастная беглянка.

   Одна из женщин была очень стара. Ее седые волосы выглядывали из-под капюшона плаща из грубой ткани. Сгорбившись, она сидела с левой стороны корня и смотрела куда-то вдаль. В руках она держала целый пучок нитей, уходящих к паутине, и непрестанно перебирала их, что-то бормоча себе под нос.

   «Она чем-то похожа на мою бабушку…» – пронеслось в сознании девочки, но она тут же отбросила эту мысль.

   Второй женщине было на вид лет тридцать. На ней была такая же накидка, но капюшон лежал на плечах массивным воротником, по нему рассыпались рыжие кудри. Она внимательно смотрела на девочку, будто чего-то ждала от нее. В ее глазах не было ни жестокости, ни сочувствия к той, что беспомощно болталась перед ней в паутине. Скорее искренний интерес.

   С правой стороны гигантского корня сидела самая загадочная из этих трех. Судя по хрупкой фигуре, угадывавшейся под тяжелыми складками накидки, она была юной, хотя судить о возрасте было сложно, поскольку капюшон был опущен так низко, что лицо полностью исчезло в его темной пасти. Они сидела, отвернувшись вполоборота от рыжеволосой, и было впечатление, что здесь присутствует лишь ее физическая оболочка, тогда как разум странствует где-то очень далеко.

   – Отпустите меня! Я же вам ничего плохого не сделала! – крикнула девочка и расплакалась от бессилия и обиды.

   – Мы не держим тебя. Ты сама себя поймала, – ответила рыжекудрая мягким грудным голосом. Но была в нем такая жесткость, что девочке стало совсем страшно и тоскливо.

   – Я ничего не понимаю, – всхлипывала девочка. – Я же правда ничего плохого не делала. Я так любила бабушку, а она умерла-а-а-а.

   – Она умерла, потому что пришло ее время, – голос рыжеволосой звучал все так же мягко и бесстрастно, – а ты заблудилась в своем прошлом, ходишь по старым дорогам, надеясь найти ответы, а их там нет! Прошлое над каждым имеет власть, да только одному оно – опора, а другому – капкан. Так ты и застряла в паутине, так и запуталась.

   Липкий гамак, казалось, сковал девочку еще сильнее, будто подтверждая эти слова.

   – Тебе пришло время ответить всего на один вопрос, – продолжала меж тем рыжая. – Если ответишь верно – будешь жить счастливо еще много лет, но, если ошибешься… найдут тебя завтра мертвой в этом лесу!

   Это было будто удар под дых, девочке захотелось свернуться калачиком и забыться глубоким сном. Но паутина удерживала ее на весу, не позволяя сбежать от происходящего ни на секунду.

   Она не могла поверить, что это с ней происходит. Конечно, она читала о чем-то подобном в сказках, но все это казалось лишь художественным вымыслом, не способным как-то затронуть ее реальную жизнь. И вот эти две реальности переплелись в какой-то жуткой фантасмагории, где она – главный действующий персонаж.

   – Тебе повезло, что ты нас нашла, – вновь заговорила рыжая, будто услыхав ее мысли. – Мало кто к нам дорогу знает. Вот и гибнут, запутавшись в паутине своего прошлого: кто в автокатастрофу попадет, кого недуг смертельный одолеет. А ты правильные книги читала и, главное, верила… хотя и не до конца.

   – Сказки читала, да на ус не мотала, – сердито прохрипела старуха, внезапно перейдя на поэтический лад, – времени у тебя почти не осталось, запуталась ты в своей жизни, вот-вот петля на шее затянется. Я нити держу, да не властна над тем, что они с тобой делают. Всего-то и надо, что на один вопрос ответить, а ты только ревешь да жалеешь о том, чего не вернуть.

   И снова девочке почудилась бабушка в этой седовласой, последний их разговор. Она уже догадалась, что это за вопрос, на который нужно ответить. Она так долго от него бегала, но теперь точно попалась, не отвертеться.

   – У меня три попытки? – пролепетала она.

   – Хорошо, пусть будут три попытки, – улыбнулась рыжая, – только не мешкай, времени у тебя немного, ты сама слышала.

   Рыжеволосая посмотрела ей прямо в глаза:

   – Чья ты, девочка?

   Это был не тот вопрос, которого она ожидала. Думала – надо будет выбрать что-то из того, что ей предлагали, с кем дальше жить, чем заняться. Но времени на размышления не было, и она выпалила первое, что пришло в голову:

   – Я бабушкина!

   – Неверный ответ, – мотнула головой рыжеволосая. – Пойми уже: нет больше бабушки. Да и ты слишком взрослая, чтобы бабушкиной внучкой быть. Подумай, ты ведь знаешь ответ!

   Девочка с ужасом ощутила, как паучья петля сжала ее горло чуть сильнее, чем прежде.

   – Значит, нужно выбрать из живых… – пробормотала девочка, размышляя вслух. – Я тетушкина племянница! Той тетушки, у которой магазин, я к ней поеду…

   – Опять неверно, – вздохнула рыжая. – Раньше ты могла бы это выбрать, хотя большого счастья это тебе бы не принесло. Но сейчас поздно уже в поддавки играть. Думай!

   Еще сильнее стала липкая хватка паутины на девочкиной шее, и она задрожала от ужаса, понимая, что остался последний шанс.

   – Ну и пусть, – пронеслось у нее в голове, – пусть меня найдут мертвой в лесу, мне все равно…

   – Да ты сердцем думай, а не головой! – рявкнула седовласая. – Для верного ответа смелость нужна. Все в тебе есть: и доброта, и ум, и красотой Бог не обидел… А вот смелости вечно не хватает!

   Уже ни на что не надеясь, сама не понимая почему, девочка закричала:

   – Я своя! Своя собственная!

   – Наконец-то! – ей почудилось, что она услышала сразу три голоса, слившихся в этом вздохе облегчения.

   Паутина исчезла, девочка шлепнулась на мягкую траву и с удивлением почувствовала, как вернулись к ней силы.

   Старуха все так же что-то бормотала, теребя паучьи нити, но теперь они уходили куда-то в густую листву огромного дерева. Девочка только сейчас смогла его увидеть, избавившись от плена висевших на нем сетей, от которых теперь не осталось даже намека.

   Рыжекудрая одобрительно потрепала ее по плечу, как бы говоря: «Теперь все будет хорошо». И тут девочка вздрогнула от неожиданности, когда самая молчаливая до сих пор участница этой запредельной мистерии внезапно повернулась к ней и протянула книгу в тисненом кожаном переплете, украшенном драгоценными камнями.

   – Знаешь, что это? – ее голос оказался звонким и напоминал птичий щебет.

   Девочка восхищенно впилась взором в диковинные узоры на переплете и лишь едва мотнула головой: не знаю…

   – Это книга твоей жизни. В ней записано все, что с тобой происходило до этого момента. Возьми, теперь она твоя. Пиши все, что захочешь. Но помни: прошлое все так же будет иметь над тобой власть, только создавать его теперь будешь ты сама.

   – Но чем же я буду писать в ней? Нужна волшебная ручка? Перо и чернила?

   – Нет, глупая! – раздалось из-под капюшона. – Это не книга желаний из мультфильмов, тут все иначе. Писать ты будешь ее своими мыслями, решениями и поступками. Все это будет в книге появляться само, как только ты о чем-то подумала, что-то сделала.

   – Я не понимаю…

   – Да, это непросто. Но ты поймешь очень скоро. Это же твоя книга.

   – Не знаю… Как-то все это сложно… Может, ты меня научишь?.. Книга же была у тебя…

   – Ты так думаешь?

   Собеседница откинула капюшон за спину, и девочка вскрикнула от изумления. Она будто глядела в зеркало и видела саму себя, только в другой одежде и с роскошной копной волос цвета спелой пшеницы.

   «Придет время, ты распустишь косу и будешь сама укладывать волосы, как пожелаешь», – вспомнила она бабушкины слова.

   – Эта книга была твоей от рождения. Просто писали ее раньше другие люди. Это нормально, так бывает у всех. Но теперь она принадлежит только тебе.

   – Отдохни хорошенько, – сказала рыжеволосая, – завтра ты будешь живая как никогда.

   Она отвела девочку в небольшую хижину, скрытую от посторонних глаз высокими деревьями, и уложила в кровать.

   – Завтра утром, когда проснешься, увидишь неподалеку отсюда родник. Напейся из него воды, чтобы набраться сил. А дальше ты сама поймешь, что нужно делать.

   Девочка провалилась в глубокий сон.

   Проснулась она в уютном гнезде среди корней огромного дерева. Рядом с ней действительно был родник. Она сделала всего несколько глотков прозрачной, почти ледяной воды и почувствовала такой прилив сил, как никогда раньше.

   Возле родника вилась по лесу тропинка, и девочка радостно откликнулась на ее зов к путешествию в неизведанные места.

   Вскоре за верхушками деревьев стали виднеться крыши домов, и она оказалась на окраине города. Любопытство заставляло ее идти все быстрее, и вот она уже почти бежала по улицам, успевая выхватить взглядом дом необычного цвета, фонтан в виде смеющегося кита, городской парк с цветущими розовыми кустами.

   Внезапно она остановилась перед обычным с виду зданием, охваченная каким-то странным чувством. «Городская библиотека» – гласила вывеска на двери. А чуть ниже объявление, написанное от руки: «Требуется помощник библиотекаря».

   Я оказалась в том городе через пару лет после девочкиных приключений. Поиски одной редкой книги привели меня в городскую библиотеку. Меня встретила улыбчивая девушка с шикарной копной волос цвета спелой пшеницы. Она пригласила меня на прогулку-экскурсию, посвященную сказкам и легендам.

   – Я сама придумала проводить ее не в зале, а в лесу, – рассказала мне она, – чтобы можно было показать во время прогулки, где любит прятаться леший, а где эльфы под луной танцуют.
   – Сперва она проводила такие прогулки для детей, но они так понравились их родителям, что стала приглашать и взрослых тоже.

   В конце каждой прогулки она рассказывает свою необычную историю о том, как попала в этот город. Когда дети спрашивают у нее: «Это правда было на самом деле?» – она хитро улыбается в ответ: «Может, правда так все и было, а может, и нет…»

Танцор

   Агис завершил еще один круг ритуального танца, такой же, как множество предыдущих. И тут же начал следующий. Как славно чувствовать себя крохотным атомом в огромном мироздании, где все четко продумано! Просто исполняй свой танец день ото дня. Это и есть счастье.

   Говорят, когда-то давно во всем мире были только тьма, холод и пустота. Но однажды произошел великий взрыв, и появилось светило. Его лучи дали рождение всем живым существам. Счастливейшие из них были избраны для особой роли. Свою жизнь они посвящали ритуальному танцу вокруг светила, поддерживая его вечное сияние.

   Агис уже прошел почти половину нового круга, когда вдруг заметил новичка. Совсем юный, он растерянно озирался по сторонам и старался копировать движения опытных танцоров.

   – Скоро освоишься, – сказал ему Агис, отечески похлопав по плечу, – танцевать легко. Ты ведь рожден для этого!

   – Рожден для этого? – эхом повторил тот. – Значит, мы, избранные, должны всю жизнь танцевать?

   – Ну конечно! – воскликнул Агис, поправляя его неловкие движения. – Кстати, как твое имя?

   – Энэд, – ответил тот, немного смутившись.

   – Ты понимаешь, какая это огромная честь, Энэд? – продолжал Агис. – Наш танец поддерживает существование светила! Поколения танцоров сменяют друг друга в ритуальном кружении, чтобы его свет был вечным!

   – Но если я не хочу всю жизнь танцевать один и тот же танец? Неужели светило погаснет, если я не буду это делать?

   – Разве ты не знаешь, что только нам, избранным, оказана особая честь?! – поразился Агис. – Души других живых существ после смерти исчезают в небытии. Мы же сливаемся с сиянием светила, обретая вечную жизнь! Это и есть настоящее освобождение!

   Агис раскинул руки и взвился в тройном пируэте от захвативших его чувств.

   В следующий раз, когда он вновь заметил Энэда в разноцветной кружащейся толпе, тот почти стоял на месте, отойдя на приличное расстояние от светила, и задумчиво смотрел в противоположном направлении.

   – Ты почему не танцуешь? – Агис приблизился к нему, не прекращая танец, и попытался увлечь в общий круг.

   – Я пытаюсь вспомнить, откуда я пришел сюда. Откуда мы все беремся здесь? – Энэд продолжал стоять на месте, и Агис тоже поневоле остановился.

   – Мы приходим из тьмы, – сообщил он, понизив голос

   – Но ведь это значит, что вся жизнь происходит там, во тьме? Здесь только светило и этот бессмысленный ритуальный танец!

   – Мы служим величайшей силе нашего мира и получаем просветление! Разве это можно сравнить с жалким прозябанием тех, кто населяет тьму?

   – Ты видел хоть одного просветленного? Я видел, как уносят тела тех, кто падает в изнеможении от этих бесконечных кружений. Я не заметил никакого сияния вокруг них, ничего похожего на слияние со светилом.

   – Ты просто не понимаешь, о чем говоришь! – Агис закипел от гнева. – Конечно, ты не можешь так просто увидеть просветление. Но оно точно происходит! Так гласят древние легенды, это знание пришло к нам из глубины веков!

   – Да у вас тут у всех мозги поплыли от этих плясок! – разозлился в ответ Энэд. – Вы поверили в этот глупый ритуал, потому что не хотите ни о чем думать! А я не верю, что светило погаснет без этого дурацкого танца, не верю ни в какие слияния с ним!

   Он резко развернулся и зашагал прочь от танцоров.

   – Ты куда направился? – изумился Агис. – Там же тьма, нам туда нет пути!

   – Если мы пришли оттуда – значит, там не только тьма, – твердо сказал Энэд. – Здесь мы слишком близко к светилу, и его лучи затмили собой все вокруг. Но я не верю, что оно единственное, есть и другие.

   Агис кинулся в толпу танцоров, надеясь поскорее забыть всю эту безумную ересь. Но не тут-то было! Слова Энэда звучали в его памяти вновь и вновь. А что, если и правда нет никакого слияния со светилом? Что, если их танец не более чем самообман, а настоящая жизнь где-то там… во тьме!

   Сколько ни пытался Агис разыскать Энэда, ему это не удавалось. При этом он чувствовал, что его необычный знакомый жив благодаря незримой связи между всеми танцорами. Что с ним стало? Как он смог уйти во тьму и остаться в живых?

   Агис уже не мог танцевать, как раньше. Все чаще накатывали мрачные мысли о том, что он тратит свою жизнь на какой-то бессмысленный ритуал, рассчитывая на весьма туманное вознаграждение после смерти. Иногда он ловил себя на крамольном желании уйти вслед за Энэдом во тьму. Но вдруг это правда означало смерть и небытие?

   Здесь, возле светила, все было так знакомо и понятно! Было до встречи с этим непутевым новичком. Ритуальный танец был так хорош тем, что давал ответы на все вопросы, не оставлял места для сомнений… Но теперь они появились, и от них невозможно было уйти!

   Агис смотрел на танцоров, и они уже не казались ему столь прекрасными избранными существами, как раньше. Он видел изможденных людей с остекленевшими глазами, бесконечно повторяющих одни и те же действия. Он больше не хотел быть одним из них.

   Он продолжал танцевать, но делал круги все больше, постепенно отдаляясь от светила. Оказавшись на приличном расстоянии от других танцоров, он резко развернулся и побежал, будто боялся, что его кто-то остановит и заставит вернуться.

   – Энэд ушел, и светило не погасло, – бормотал он себе под нос. – Я тоже остановил свой танец и ушел достаточно далеко. Светило по-прежнему на месте. Да ему и правда нет дела до нашего танца! А значит, и взамен нечего ждать!

   По мере того как светило оставалось все дальше за спиной, вокруг становилось все темнее и прохладнее. Он оказался в сумеречной зоне. С одной стороны пробивался далекий свет светила, с другой – расстилалась тьма.

   Агис остановился, чтобы отдышаться. Еще не поздно было повернуть назад и кружиться в привычном танце как ни в чем не бывало. Если продолжить путь, то светило скроется из виду и все мосты будут сожжены. Он на минуту прикрыл глаза, чтобы свыкнуться с темнотой. «Да не так уж она страшна, – подумал он. – В конце концов, возможно, прав Энэд и там действительно есть настоящая жизнь… Может, даже другие светила!»

   Вскоре он оказался в кромешной тьме, двигаться приходилось на ощупь. Несколько раз он падал, упирался в невидимые преграды, больно ударяясь о них. И вот внезапно волна свежего воздуха окатила его лицо, он сделал еще несколько шагов и увидел сияние далеких огней.

   Вокруг становилось все светлее, хотя яркого светила, похожего на то, вокруг которого он так долго танцевал, нигде не было видно. Огоньки были разбросаны по небу беспорядочной россыпью. Они были разного цвета и размера и все вместе наполняли пространство прозрачным сиянием.

   Здесь было столько разных звуков и запахов, что у Агиса с непривычки закружилась голова. Повсюду сновали самые разные живые существа, невиданные им ранее.

   – Свободен! Наконец свободен! – прошептал Агис. Он расправил крылья и полетел.

   В комнате на диване сидели парень с девушкой. Они пили чай и говорили на возвышенные темы, какие обычно интересуют студентов-гуманитариев.

   – Смотри, сколько мотыльков налетело опять! – сказал парень. – Так и вьются вокруг лампы, круги наматывают.

   – Какие они глупые, – вздохнула девушка, – прилетают за собственной смертью.

   – У некоторых хватает осознанности улететь в окно! – парировал парень. – Я двоих видел за сегодняшний вечер.

   – Да какая у мотыльков осознанность! – засмеялась его подруга. – Это просто случайность… Ой, мы весь чай выпили! Заварим еще?

   По дороге на кухню они принялись обсуждать, какой сорт чая больше всего подходит для теплого летнего вечера, и напрочь забыли про мотыльков.

Танец на краю

   В один ничем не примечательный весенний день, когда снег еще лежит не только на газонах, но и на тротуарах, а солнце уже припекает, прогоняя с неба остатки зимы, в помпезный, но слегка провинциальный четырехзвездочный отель города N вошла дама. Кто она и чем занимается, определить было решительно невозможно. Она могла быть и обычной служащей некоего предприятия, и представительницей зарубежного благотворительного фонда, и супругой крупного бизнесмена… или не крупного – все равно. Девушек за стойкой ресепшен эти вопросы совершенно не интересовали. Плати деньги – и живи себе. А с деньгами у дамы явно было все в порядке, раз она могла позволить себе симпатичный одноместный полулюкс с окнами во двор. Поэтому девушки любезно ей улыбнулись, как и всем остальным гостям, вручили электронный ключ от комнаты под номером пятьсот двадцать пять, а подоспевший юноша в изящной униформе помог донести сумку. Было 15:25 по местному времени, когда дверь этого номера закрылась за новой гостьей отеля.

//-- *** --//
   Горничная Авдотья все никак не могла привыкнуть к тому, что с постояльцами отеля, где она теперь работала, нужно разговаривать совсем не тем языком, каким она привыкла разговаривать со своими товарками в селе Угрюмове, откуда она была родом и где проработала на бумажно-целлюлозном комбинате целых девять лет. Потом комбинат закрылся, товарки разъехались по ближайшим городам, а ее дальние родственники из города N пристроили работать горничной. Тогда еще это была обычная гостиница и она не носила гордое звание четырехзведочного отеля. Потом сменилось руководство города, сменился хозяин гостиницы и начались перемены. В гостинице сделали ремонт, в холле все выложили мрамором и поставили огромный аквариум с причудливыми рыбами, в номерах водрузили навесные потолки, привезли новую мебель и цветные телевизоры с суперплоскими экранами. Словом, бывшая скромная гостиница стала походить на шикарный особняк из популярных мексиканских сериалов, кои Авдотья любила смотреть на досуге, помешивая очередное варенье из яблок или вывязывая рукав свитера для кого-нибудь из своих многочисленных племянников.

   Новый хозяин сменил практически весь гостиничный персонал. Уволил деревенских тетушек вроде Авдотьи и набрал молодых длинноногих девок и коренастеньких пацанов. Они были выучены улыбаться гостям, говорить некоторые фразы на иностранных наречиях и вообще будто сошли с экрана тех самых сериалов. Авдотья собралась уж было искать новую работу, но тут оказалось, что ее родственники (те самые, что ее сюда устроили) как-то удачно встроились в новую струю и остались при делах и при новом хозяине. Поэтому она осталась на своем месте, чему была безмерно рада. Вот только разговаривать на новый лад так и не научилась, поэтому старалась в разговоры ни с кем не вступать без особой надобности – ни с постояльцами, ни с новым гостиничным персоналом. Иногда родственники приглашали ее в гости, угощали дорогой колбасой и неместными фруктами и задавали какие-то вопросы о том, что делается в гостинице, как себя вел тот или иной постоялец, в каких отношениях один сотрудник с другим… Смысла этих вопросов Авдотья не понимала, но была наблюдательна, поэтому рассказывала все, что смогла подметить и запомнить. Родственники многозначительно переглядывались, слушая ее ответы, иногда хмурились, а иногда приятственно улыбались…

   Было около пяти часов вечера, когда Авдотья мирно смотрела телевизор, сидя в своей комнатке на пятом этаже. Внезапно зазвонил телефон, и дежурившая сегодня на ресепшен администратор Елена велела ей принести в пятьсот двадцать пятый номер справочник «Желтые страницы» города N. Авдотья отправилась выполнять поручение, очень надеясь, что обитатель этого номера не станет ей задавать никаких вопросов и она уже совсем скоро вернется к сериалу и травяному чаю.

   Авдотья постучала в дверь.

   – Входите, открыто! – сказал кто-то изнутри.
   Дверь действительно была не заперта, и Авдотья вошла в комнату. «Наверное, ванну с дороги принимает, – с облегчением подумала Авдотья, – сейчас положу справочник на стол и уйду». Но в ванной шума воды не было слышно, а в комнате, прямо на ковре, сидел ребенок – мальчик лет пяти. Он смотрел прямо перед собой, расплывшись в блаженной улыбке, и что-то тихонько бормотал. Авдотья огляделась, заглянула в спальню – кроме мальчика, в номере никого не было.

   – Ты чего ж это на полу-то сидишь? – забеспокоилась Авдотья. – Здесь же тебе не дома, где полы все мамкой мыты и метены, мало ль кто по тому ковру ходил.

   Мальчик не обратил на нее никакого внимания. Он все так же смотрел в одну точку и блаженно улыбался. Авдотья подошла ближе. Встала перед ним.

   – А звать-то тебя как?

   Мальчик по-прежнему не отвечал и, казалось, вообще ее не видел.

   – Да ты не хворый часом? Где мамка-то твоя?

   Авдотья даже немного испугалась. За годы работы в гостинице она много повидала, но чтобы дите вот так одно сидело… Да еще и странный мальчонка-то какой… Вздыхая и ворча себе под нос что-то про нонешних мамаш, Авдотья положила справочник на стол возле телефона и отправилась на первый этаж посоветоваться с кем-нибудь, как поступить со странным мальчонкой.

   Возле стойки ресепшен Авдотья застала скучающую Елену в компании второго сегодняшнего администратора Натальи и вечно увивающегося возле них официанта местного ресторана Василия. Убедившись, что гостей поблизости нет и им никто не помешает, Авдотья принялась рассказывать.

   – Я не знаю, там дама поселилась, – сказала Наталья. – Приличная вполне. Правда, ребенка при ней не было, но никто не запрещает приводить в номер гостей – хоть детей, хоть взрослых. У нас же современный отель.

   Наталья гордо вскинула голову и тряхнула шикарной гривкой русых волос. Авдотья все не унималась:

   – Так, может, хоть позвонить ей, спросить? А то вдруг мальчонка-то на голову больной, а она его бросила и сбежала?

   – Нас это не касается, – отрезал Василий, – вот если она за номер не заплатит или сопрет чего – тогда другое дело. Или там шуметь будет сильно, доставлять неудобства другим гостям. А пока жалоб не поступало – пусть себе чего хочет, то и делает там. Ее полное право.

   Авдотья поняла, что судьба необычного мальчика никого, кроме нее, не интересует, и загрустила.

   – Ну если этот мальчик там будет сидеть и после того, как она от нас уедет, тогда другое дело, – сказала Елена. – А пока… – Она развела руками, давая понять, что разговор окончен.

   Опечаленная Авдотья вернулась в свою комнатушку, уселась перед телевизором и задремала. Не заснула глубоким сном, а лишь слегка погрузилась в себя, воспринимая при этом все, что происходило в комнате. Она слышала монотонный бубнеж телевизора, иногда слегка ерзала, чтобы устроиться поудобнее на своем диване. Внезапно она почувствовала, что кто-то тронул ее за руку. Авдотья открыла глаза и увидела перед собой того самого мальчика, которого видела в пятьсот двадцать пятой комнате. Теперь он смотрел прямо на нее и улыбался.

   – Не бойся, у меня все хорошо, – сказал мальчик, – и у тебя тоже все будет хорошо. Ты спи!

   Авдотья хотела что-то ему ответить, но не успела – ее глаза сами собой закрылись, и сон накрыл ее, будто морской прибой кромку прибрежного песка…

//-- *** --//
   Ровно в 18:23, когда солнце клонилось к закату и вечерний сумрак разливался над городом N, в холл отеля вошел немолодой, но вполне импозантный мужчина – предприниматель Вадим Урюков. Он был злой и уставший и никак не мог понять, чего ему больше хочется, есть или спать. От этого он злился еще больше.

   Целых три дня Вадим просидел в городе M, где вел переговоры с поставщиками. Переговоры зашли в тупик, и дальнейшее сотрудничество было бы не только бессмысленным, но и опасным. Поставщики оказались тупыми проходимцами, а хуже этого ничего быть не может. С умными проходимцами нужно держать ухо востро, но все же договориться можно. С честными тупицами работать тоже можно: они хоть и действуют топорными методами, но абсолютно предсказуемы. А вот тупые проходимцы – это самый безнадежный вариант. Они не видят очевидной выгоды для себя и других, при этом ищут выгоду там, где ее по определению быть не может. В результате они действуют во вред и себе, и другим, не получая при этом ничего, кроме адреналина, ну и возможно, чувства собственной крутости. Хотя в результате они все равно идут ко дну, причем увлекая за собой всех своих партнеров. Именно с таким случаем и пришлось столкнуться Вадиму. После долгих и бесплодных попыток достучаться до их здравого смысла стало ясно – надо срочно рвать все контракты и искать новых поставщиков. Поэтому Вадим еще из города M позвонил своей секретарше и велел срочно купить ему билет в город N на ближайший рейс. В аэропорту он пересел с одного самолета на другой и снова поднялся в облака.

   Утомленный и сердитый, Вадим летел навстречу неизвестности. С N-скими поставщиками придется начинать все практически с нуля. Сама по себе неизвестность его не пугала. Но для встречи с ней нужны были силы и присутствие духа, а именно этого Вадиму сейчас так недоставало. В самолете, как назло, попался надоедливый сосед – все рассказывал, как он играл в местной футбольной команде, и очень настойчиво зазывал прийти к нему в гости выпить водки. А впереди сидела мамаша с двумя детишками чрезвычайно буйного поведения – мальцы все время делили, чья очередь сидеть у окна, кто будет пить вишневый сок, а кто яблочный и еще Бог знает что, завывая при этом на весь самолет… К концу полета Вадим был готов удавить и своего соседа, и мальцов, и заодно их мамашу.

   Добравшись наконец до отеля, Вадим осмотрел номер люкс и остался вполне доволен: тихо, просторно, в ванной стоит джакузи, в мини-баре полный набор напитков и легких закусок. Несколько воспрянув духом, Вадим решил спуститься в ресторан и по-быстрому перекусить. Он заказал буженинки с хреном, рыбное ассорти, мясной рулет с жареной картошкой и овощным салатом, бутылочку «Будвайзера» и двести граммов лучшей водки местного разлива – исключительно для успокоения нервов и хорошего сна. При этом Вадим категорически отказался от предложенных шустрым официантом Василием эксклюзивных блюд от шеф-повара (по тысяче рублей каждое) и от интимных услуг местных жриц любви (цены вполне умеренные, но сейчас не надо, может быть, потом…). Покончив с ужином и оставив Василию щедрые чаевые (шустрый малый – мало ли чего…), Вадим поднялся на пятый этаж и вошел в дверь с номером пятьсот двадцать четыре. У него едва хватило сил принять душ, после чего он рухнул в кровать и забылся глубоким сном.

   Во сне Вадима мучили кошмары. Сколько ни говорила ему жена Анастасия не нажираться перед сном, следовать этому правилу Вадиму практически никогда не удавалось. Вот и теперь он тревожно ворочался с боку на бок, терзаемый жуткими кошмарами. Сперва ему явилась жена Анастасия и стала требовать, чтобы он бросил пить и обжираться, потому что у всех мужья как мужья, только он как этот самый, и чтобы купил ей новую шубу, причем непременно на порядок дороже, чем у ее подруги Любаши, которая уже целых полгода перед ней выпендривается, а ей нечем ответить. Вадим даже не знал, какое из этих требований страшнее, и от этого становилось совсем хреново. Потом появился сын Венька и принялся упрашивать, чтоб ему купили всех акробатов и жонглеров из цирка на Цветном бульваре, чтоб они все поселились на их даче и каждый вечер устраивали представление. «Ну, купи-и-и, па-а-а-ап, купи-и-и-и!» – противно ныл Венька и тянул Вадима за рукав. Потом случилось и вовсе страшное. Среди черных туч в зловещем красном сиянии появилась Белла – любовница Вадима, молодая и страстная, как Клеопатра, и объявила, что уходит от него к Гусякину. Она давно уже грозилась это сделать, если Вадим не купит ей квартиру в центре. «Лапусь, ну зачем тебе в центре? – уговаривал ее Вадим. – Там же шум, копоть, экологии никакой. Я тебе лучше в лесопарковой зоне куплю…» «Я те че – пенсионерка, в лесопарковой зоне жить?! – злилась Белка. – Я еще молодая, у меня жизнь только начинается! Мне, между прочим, Гусякин давно уже в центре квартиру предлагает. Так что ты думай, Вадик, мне надо со своей жизнью что-то решать». Эти разговоры всегда кончались истерикой и слезами и стали для Вадима нескончаемой пыткой. Хорошо еще, если ему удавалось затащить Белку в постель, тогда все было не так уж и плохо. Но в последнее время она все чаще уходила, громко хлопнув дверью, давая тем самым понять всю серьезность своих намерений. Вот и в этот раз все закончилось страшным грохотом, подобным раскату грома во время майской грозы, и Белла исчезла среди туч… Вместо нее в наступившей мгле замаячила мерзкая рожа Гусякина, который почему-то стал подозрительно похож на самого гнусного из тех самых придурковатых поставщиков.

   Вадим издал хриплый стон, сел на кровати и открыл глаза. На окне шторы были задернуты лишь наполовину, и в комнату заглядывала круглая и нахально яркая луна. Из-за этого в комнате царил полумрак и по всему полу были разбросаны призрачно бледные тени. Вадим сердито и вместе с тем испуганно взглянул на луну, будто она могла видеть его сны и узнала страшные его тайны. Он подошел к окну и плотно задернул шторы. Однако, вопреки его ожиданиям, в комнате не наступил полный мрак. Вадим обернулся и увидел, что стена, отделяющая его номер от соседнего, будто стала полупрозрачной и сквозь нее в его спальню проникает рассеянный, едва уловимый свет. Вадим потряс головой, пытаясь отогнать наваждение, но оно не проходило. Напротив, свет будто стал еще отчетливей, и теперь было ясно видно, что от стены идут пять лучей, слегка разных по своей насыщенности и силе. Вадим хотел было подойти к стене и дотронуться до нее, но не смог и шевельнуться – его тело замерло в оцепенении, он мог только стоять и смотреть, что будет дальше. И тут прямо из стены появилась изящная женская рука с жемчужным браслетом на запястье, от каждого из пальцев шел луч света, пронизывая комнату и уходя дальше, сквозь следующую стену, куда-то в бесконечность.

   Вся комната наполнилась светом – теплым и мягким, растворившем в себе его страхи. Исчезли комната, кровать, окна с занавесками – остался только этот прозрачный свет. Вадим будто парил в его потоках, внезапно сделавшись невесомо легким. Где-то вдалеке послышался ему звон бубенцов. Он обернулся и увидел чей-то далекий силуэт. То ли Белла, то ли Анастасия. Да точно ли он женский – этот силуэт? Может, это кто-то из прошлого или будущего? Мысли шевелились в его голове очень неспешно, как бы нехотя, и, едва вырвавшись на волю, тут же растворялись в потоках света.

   «А ну их всех в болото, – подумал Вадим, – не буду даже гадать – кто, зачем…» Тут он начал стремительно падать и услышал под собой глухой рокот волн. К своему удивлению, он ничуть не испугался и с блаженной улыбкой опустился в мягкие волны… глубокого сна безо всяких сновидений.

//-- *** --//
   Около семи часов вечера в ресторане N-ской гостиницы раздался телефонный звонок. Василий радостно снял трубку и начал было рассказывать про эксклюзивные блюда от шеф-повара, но голос в трубке сразу его остановил. Звонивший сам прекрасно знал, чего он хочет. Заказ был весьма странным: попросили принести пять суши с угрем, четыре – с лососем, три – с тунцом, два – с морским гребешком и одно – с креветкой. Еще заказали салат из маринованных осьминожек с водорослями, рисовый суп с крабами и ко всему этому – глубокий трехлитровый кувшин с холодным шербетом. Все это просили доставить в течение получаса в пятьсот двадцать пятый номер. Вспомнив рассказ о странном мальчике из этого номера, Василий затараторил:

   – Возьмите пирожное – оно понравится вашему мальчику!

   Но в трубке уже раздавались короткие гудки.

   Через двадцать пять минут Василий поднимался в лифте на пятый этаж, держа в руке поднос с блюдами японской кухни и кувшином шербета. Он работал в этом ресторане третий год и научился виртуозно управляться с подносами и подачей блюд, непринужденно болтать с клиентами и располагать их к щедрым чаевым. Работа его вполне устраивала: скользящий график оставлял достаточно времени для гулянок, ночные смены служили прекрасным предлогом для того, чтобы не показываться дома у родителей по нескольку недель, к тому же всегда рядом крутились симпатичные горничные и администраторы. Правда, время от времени родителям все же удавалось застать дома своего блудного сына, и тогда они обрушивали не него весь свой праведный гнев за «бездарное прожигание лучших лет», а также за «отсутствие идеалов и устремлений». Василий считал все это сущим бредом, но, будучи по натуре человеком добросердечным, родителей своих жалел. После таких разговоров он очень расстраивался, подумывал даже поступить в какой-нибудь институт или жениться, но, выйдя за порог дома, тут же об этом забывал.

   Подойдя к комнате пятьсот двадцать пять, Василий постучал в дверь и приготовил дежурную улыбку. Однако открывать ему не спешили. Василий постучал еще раз, погромче. В ответ раздались шлепающие шаги, замок повернулся, и изнутри послышался неприятно дребезжащий голос:

   – Заходи уж!

   Шаги тут же прошлепали назад, вглубь комнаты. Василий толкнул дверь и остолбенел, увидев открывшуюся ему картину. Весь коридор был залит водой, причем в лужах плавали непонятно откуда взявшиеся водоросли и кувшинки.

   – У вас что – трубу прорвало? – крикнул Василий.

   – Это тебя прорвало сегодня утром, когда ты на этого дебила Ермолая наконец наорал! – отозвался из комнаты все тот же дребезжащий голос. И тут же добавил: – Проходи уже давай, чего встал? Неси чего принес!

   Тяжело вздохнув, Василий пошел прямо по лужам по коридору. «Не надо мне от него чаевых, – решил он, – поставлю сейчас поднос и уйду…» Однако то, что он увидел в комнате, заставило его снова остановиться.

   Комнаты, собственно, не было. Точнее, была только та ее стена, что примыкала к коридору. Дальше ковровое покрытие практичного коричневого цвета таинственным образом переходило в лужайку, покрытую травой, а за ней и вовсе виднелось озеро, заросшее камышами.

   – Опять он встал как истукан! – раздалось из камышей. – Сюда давай подходи! Тебя не съедим, не боись!

   Василий сделал несколько шагов в сторону озера и тут наконец разглядел своего собеседника. Более странного существа ему еще видеть не приходилось: это был небольшого роста коренастый мужичок, подозрительно похожий на лягушку. Увидев подносы, мужичок-лягушка деловито подскочил к Василию, схватил несколько суши и со словами «давай помогай!» повлек его к самому берегу озера. Василию оставалось только подчиниться…

   Водная гладь во многих местах затянулась ряской, но в оставшихся просветах вода была поразительно чистой. В одном из таких просветов неподалеку от берега стоял журавль и неспешно чистил оперенье. Василий невольно залюбовался грациозной птицей и даже перестал удивляться всей странности происходящего. Между тем журавль закончил свой туалет и чуть заметно кивнул стоящему рядом с Василием мужичку-лягушке. Тот принялся с энтузиазмом кидать ему суши, а журавль, по-прежнему стоя на одной ноге и лишь поворачивая клюв в нужном направлении, ловил лакомство и тут же его проглатывал.

   – Теперь ты! – толкнул в бок зазевавшегося Василия мужичок-лягушка.

   Василий стал кидать журавлю оставшиеся суши, но у него получалось это совсем не так здорово, как у лягушонка. Журавлю приходилось наклоняться то в одну, то в другую сторону гораздо сильнее, чем прежде, а одно суши и вовсе улетело так далеко, что, печально булькнув, исчезло в ряске.

   – Эх ты, растяпа! – взъелся лягушонок. – Считай, что это утонули твои чаевые!

   Василий загрустил. Но не из-за чаевых, а из-за того, что не смог он быть достойным этой прекрасной птицы и что какой-то неказистый лягушонок, и тот оказался проворней его. Между тем лягушонок уже плыл, рассекая ряску, прямиком к журавлю. На голове он удерживал поднос с кувшином и двумя мисками – с супом и салатом.

   Пока журавль ел и пил, то опуская клюв в миски или кувшин, то запрокидывая его высоко над головой, лягушонок умудрялся из-под подноса увещевать Василия.

   – Твоя проблема, – дребезжал он, – в том, что ты повсюду и при этом нигде. Это, конечно, могло бы быть высшей стадией просветления, и многие искатели духа тебе бы завидовали. Но это в том случае, если бы ты был в этом везде-нигде уже, а не пока. А ты пока что – пока. Потому что, чтобы действительно быть повсюду и нигде одновременно, нужно сперва побывать конкретно где-то, причем не один раз и не два… Ква! Впрочем, сколько – это всегда по-разному, главное – это где и насколько конкретно. Вот тогда уже – пожалуйста тебе. А так – нет…

   После этой глубокомысленной речи лягушонок замолчал. Какое-то время было лишь слышно, как клацает клюв у журавля и временами всплескивает вода, потревоженная мелкими рыбешками. Наконец журавль насытился, лягушонок приплыл к берегу и отдал Василию поднос с опустевшими мисками и кувшином.

   – Ну так что? Ты теперь куда? – спросил у него лягушонок.

   – Туда… – Василий неопределенно махнул рукой в том направлении, откуда, как ему казалось, он пришел.

   – Ну, давай-давай! – хмыкнул лягушонок и, прыгнув в озеро, резво поплыл брассом в сгущающийся над озером туман.

   Василий повернулся к озеру спиной и пошел, надеясь вскоре увидеть хорошо знакомое ковровое покрытие… Он никак не мог выбросить из головы бессвязную речь лягушонка… Так, задумавшись, он шел довольно долго, глядя себе под ноги, а когда поднял глаза, увидел, что идет вдоль берега озера. Туман становился все гуще, и Василий совершенно не мог понять, где он находится и куда ему нужно идти.

   – Это не над озером туман, а в твоей бестолковой башке! – раздался где-то рядом хорошо знакомый дребезжащий голос. – Я же говорю – сосредоточиться ты ни на чем не можешь, вот и ходишь-бродишь кругами. А еще ты очень сильно напрягаешься, чтобы хоть где-то оказаться и хоть что-то понять. Но напряжение дискретно и требует усилий. А вокруг все течет и изменяется… Вот и выходит, Василий, что вокруг тебя – сплошной туман… Утро туманное, утро седое… О-о-ой-е-е-е-е-е… Ом-м-м-м, – запел вдруг лягушонок ужасным дискантом.

   Василий так расстроился, что перестал напряженно вглядываться в туман. Он уселся прямо на траву и закрыл глаза… Перед его внутренним взором тут же появился лягушонок. Он сидел в огромном цветке лотоса и продолжал петь свою странную песню. Рядом с ним прекрасным недвижным изваянием стоял журавль.

   – Один взмах крыльев – и ты где угодно. Вот что такое свобода, везде-нигде. – Это произнес уже другой голос, негромкий, но мощный, как аккорд, вобравший в себя все ноты – от самых низких, идущих из самой земли, до самых высоких, сошедших с горных вершин.

   Один только взмах…

//-- *** --//
   В психиатрической больнице города N был обычный вечер обычного рабочего дня. Впрочем, вечер был уже довольно поздний, и потому пациентам пора было спать. Однако неугомонная шизофреничка Пелагея Селедкина все развлекала соседей по палате пением частушек не совсем приличного содержания.

   – Ну что, Пелагеюшка? По-хорошему, значит, засыпать не хотим? Укольчик тебе сделать?

   Психиатр Георгий Агафонов частенько засиживался на работе допоздна. Он давно перестал реагировать на шуточки своих друзей насчет того, что «будешь со своими психами день и ночь сидеть – сам гикнешься с ними». Георгий в глубине души давно уже пришел к выводу, что каждый человек по-своему ненормальный, просто одни научились это умело скрывать, а другие – нет. Ненаучившихся считают психами и держат в специальных заведениях. А научившиеся сами себя держат в определенных рамках, собственными силами, поэтому в санитарах и таблетках для ограничения своей активности не нуждаются. В задачу психологов и психиатров, собственно говоря, как раз и входит помочь своим пациентам интериоризировать стены психиатрической клиники в собственное сознание, после чего они могут спокойно отправляться на все четыре стороны. Делиться этими своими открытиями Георгий, конечно, не спешил. Он решил, что эта истина – из разряда «умный не скажет, дурак не заметит». Или, как более навороченно сформулировал Лао-цзы, «знающий не говорит, говорящий не знает».

   Потому Георгий аккуратно посещал все больничные мероприятия для сотрудников, наблюдал своих пациентов, время от времени писал статьи об особо интересных случаях из своей практики, участвовал даже в международных конференциях и трудился над диссертацией на тему «Психосемантический анализ параноидального бреда в период обострения МДП». Самое интересное, что, когда бессвязное на первый взгляд содержание параноидального бреда пропускалось сквозь мудреные компьютерные программы, бессмысленные ранее слова вдруг выстраивались в четкие фразы, несущие определенный смысл. Правда, смысл был всегда разным: иногда он относился исключительно к личной жизни пациента и его семейным дрязгам, а иногда больше походил на послание от братьев по разуму с других планет. Самое удивительное, что никакой корреляции между поведением пациентов и содержанием их бреда совершенно не наблюдалось. Они явно и не догадывались о скрытом значении своих бессвязных речей. Поначалу Георгий, обрадованный своим открытием, рассказывал пациентам о том, что сами они, того не ведая, говорят. Но те только пугались, не понимая, откуда он узнал об их жизни и тайных мыслях. Тогда Георгий решил не вламываться в их души с внезапно оказавшейся в его руках отмычкой и продолжал обычный курс лечения, используя полученные знания лишь в качестве ориентиров. Делиться своим открытием с коллегами он тоже не спешил. Мало ли среди них идиотов, которые станут калечить жизни своих пациентов ради удовлетворения собственного любопытства? Правда, какое-то время он боролся с собой, жалко было отказываться от всех лавров, которые он вполне мог бы получить. Но тут совершенно случайно в гостях у друга он посмотрел фильм «Адвокат дьявола», решил, что это знак и что не стоит поддаваться любимому искушению владыки тьмы.

   Шизофреничка Пелагея меж тем все не унималась.

   – Сергеич, ну дай хоть еще одну-то спеть! Из времен моей молодости, я девочкам обещала…

   – Ну ладно, одну можно, – милостиво разрешил Георгий. – Но только без мата!

   Он встал прямо напротив Пелагеи и строго так на нее смотрел, скрестив руки на груди. Та радостно приосанилась и заголосила:

     Перестройка-перестройка,
     Я и перестроилась.
     У соседа хрен большой,
     Я к нему пристроилась!

   – А без мата, – объявила она, хитро улыбаясь психиатру.

   – Так, ну все, быстро спать, – скомандовал Георгий. – Если через пять минут хоть один звук услышу – вернусь с санитарами.

   Георгий неспешно шел по больничному коридору. За дверьми палат мирно спали пациенты, а из персонала остались лишь дежурные медсестры да охранники, которые сидели по своим кабинетам. Тишина и одиночество располагали к размышлениям и мечтам. А мечта у Георгия была большая и красивая. Она появилась в тот самый день, когда он решил не делиться со всем миром своим открытием. «Все, что происходит, неслучайно, – думал Георгий. – В том, что происходит со мной, есть определенный смысл, которого я пока не понимаю. Я не знаю, кому адресован смысл тех слов из бредовых посланий моих пациентов. Но когда-нибудь вдруг появится тот, чьи слова будут адресованы именно мне». Эта мысль придавала сил Георгию хранить свою тайну, вновь и вновь загонять в компьютер транскрипты бредовых речей своих пациентов.

   Вообще-то, ему бы хотелось, чтобы этим человеком оказалась симпатичная девушка с большими карими глазами и задумчивым взглядом. Иногда он видел ее во сне. А в такие вот тихие ночные часы ему казалось, что она вот-вот выйдет из-за поворота больничного коридора и подойдет к нему… Но пока она не появлялась.

   Георгий зашел в свой кабинет и стал листать историю болезни Пелагеи Селедкиной. Жила она с любовником – художником из числа непризнанных талантов. Когда ему удавалось продать что-то из своих картин, все деньги он пропивал, а потом принимался пропивать зарплату Пелагеи. Поначалу она пыталась его образумить, но потом махнула рукой и стала пить вместе с ним…

   Зазвонил телефон.

   – Георгий Сергеевич? Тут больного только что привезли, он такой бред несет, я подумала, может, вам интересно будет…

   Сегодня на дежурстве была Шурочка, молоденькая медсестра, явно положившая глаз на Георгия. Тот особого значения этому не придал. Сам он к Шурочке не испытывал ни малейшего интереса, но девушкой она была бойкой и миловидной, так что без жениха не останется…

   – Интересно. Давайте приводите.

   Через несколько минут в дверях кабинета нарисовался могучий парень в сопровождении не менее могучего санитара.

   – Вот, Георгий Сергеевич, привел. Только вы это… Чего-то он совсем… – сказал санитар, кивая на парня. – А ты смотри у меня тут! – наградил он суровым взглядом пациента.

   Парень сперва стоял, потупившись, и не хотел ни присаживаться в предложенное кресло, ни говорить. Но постепенно Георгию удалось его усадить и даже напоить чаем. Когда же парень начал наконец говорить, его речь и вправду была крайне бессвязной. Он рассказал, что работает охранником в местном четырехзвездочном отеле и что он согласен, конечно, оберегать постояльцев от бандюков и всяких придурков, но воевать с драконами не нанимался.

   – Не, ну нормально вообще, да? Я, значит, дверь открываю, а там – комнаты-то и нет, все черно совсем, будто бы слюда или нефть. Я внутрь сунулся, а там – вода! Но только я в ней не утонул. Я как был, так и иду все дальше и дальше внутри нее. Только чувствую – вода двигаться начинает, будто водоворот. Тут я идти не смог уже, упал и поплыл, поплыл, будто затягивает меня в воронку. И вдруг вижу – дракон. Огромный такой, стоит на задних лапах и на хвост опирается. И вот что я вам скажу, доктор. Вот можете мне не верить и совсем психом считать, но этот дракон воду-то и мутит! У него только лапы и хвост неподвижно стоят, а остальное все ходуном ходит. И голова тоже на одном месте стоит, да, так вот, он за всем и наблюдает. А вода эта черная будто бы проходит сквозь него, ну чисто прям насквозь! Я его как увидел – прям вот повис так посреди воды и слова сказать не могу. То есть не так чтобы на одном месте повис, а вместе с водой вокруг дракона вращаюсь. А дракон сперва меня даже и не замечал. Но потом вдруг вижу – он свою морду ко мне наклонил и – вот хоть режьте вы меня, доктор! – улыбнулся мне. Клыки свои, значит, показал. Тут я закричал, давай барахтаться и вот, сам не знаю как, выскочил из воды этой за дверь, в коридор. Только дверь захлопнул, смотрю – а одежда-то на мне вся сухая, ни одной капельки на ней нет. Я тогда, только дух перевел – сразу к товарищу Завьялову и так ему и сказал, что плавать я вообще не умею и убивать драконов не обучен. И еще сказал, что всем нам грозит серьезная опасность и поэтому надо поднимать армию в ружье, выводить на улицы танки и тяжелую артиллерию. Возможно, даже понадобится ядерная боеголовка. Всех жителей срочно эвакуировать – и по нему! Потому что дракон этот появился здесь неспроста и наверняка в заговоре с нашими врагами. Только в одиночку мне с ним не справиться, нечего было даже меня туда звать. Так что, если вам, доктор, небезразлична судьба нашей державы, а может, и всей планеты Земля, вы должны немедленно позвонить министру обороны и сообщить обо всем случившемся, пока дракон не залил нас всех водой и не сожрал. Я же говорю вам – чудом мне удалось спастись…

   Георгию стоило немалых трудов утихомирить разбушевавшегося Ермолая (именно так представился его новый пациент). Наконец санитар отвел страдальца в палату, а Георгий собрался перекинуть запись его рассказа в компьютер…

   «Не надо, твой компьютер – у тебя в голове, и так все поймешь».

   Георгий даже не стал оборачиваться, он и так понял, что этот голос – внутри его головы.

   «Ну вот, началось…» – подумал Георгий.

   Он встал из-за стола, подошел к небольшому зеркалу и внимательно посмотрел на свое отражение. Ничего особенного не заметил. Да, вообще-то, психические расстройства на лице и не отражаются, во всяком случае поначалу, ему это было хорошо известно.

   «Там ты меня не увидишь. Я внутри тебя. Я – черный дракон из племени водных драконов черного озера. Доверься мне. Я проведу тебя сквозь зеркальную поверхность. Я умею это делать. Конечно, лучше бы это была вода, но зеркало тоже подойдет». Так говорил черный дракон, а Георгий смотрел на свое отражение в блестящей поверхности зеркала и постепенно переставал его видеть…

   В какой-то момент он закрыл глаза или ему так показалось, потому что наступил мрак. А когда зрение вернулось к нему, он увидел, что стоит на дне огромного озера с черной водой, вокруг него плавают рыбы, все дно устлано разноцветными водорослями и осыпано круглыми валунами. Хотя вода была черной, Георгий хорошо видел, что происходит вокруг него, причем на довольно большом расстоянии. Он сделал шаг и обнаружил, что может перемещаться по дну, причем его передвижение было чем-то средним между ходьбой и полетом. Ему каждый раз приходилось отталкиваться от дна, но при этом, оттолкнувшись, он пролетал несколько метров и снова опускался.

   «Скоро ты научишься летать, и дно будет тебе не нужно», – сказал ему черный дракон внутри его головы.

   Летая по озеру, Георгий увидел, как на одном из валунов сидели Ермолай и учитель восточных единоборств, очень похожий на Джеки Чана.

   – Ты пойми – смысл не в том, чтобы победить дракона, а в том, чтобы самому стать драконом. Дракон – он сам по себе не злой и не добрый, просто очень сильный. Если ты боишься собственной силы, то для тебя дракон – злой. А когда перестанешь бояться – станет добрым. Это только в ваших западных сказках драконы почему-то в основном злые. А у нас, в Китае, драконы добрые, – так говорил учитель восточных единоборств и улыбался.

   Георгий оттолкнулся и полетел дальше. Теперь ему приходилось опускаться на дно все реже, его тело уже почти научилось полету. Он залетел в фиолетовое буйство водорослей с разлапистыми листьями и тут среди них увидел девушку с большими карими глазами и задумчивым взглядом. Она была совсем такой, какой он видел ее в своих снах, лишь с одним небольшим отличием. Она была русалкой. Георгий залихватски крутанул мощным хвостом и выпустил из своей пасти радостный фейерверк разноцветных искр.

//-- *** --//
   Черноокая красотка Карменсита медленно поднималась по лестнице четырехзвездочного отеля с одного этажа на другой. Было уже так поздно, что даже слишком рано. Было время той самой густой мглы, которая бывает перед рассветом. Отель спал. Весь город спал. Казалось, что спит весь мир.

   Десятью минутами раньше Карменсита сидела за столиком ресторана и небольшими глотками пила уже седьмую по счету пинаколаду. Это был ее любимый коктейль. В его вкусе были летний зной, песчаный пляж, морские волны и какое-то далекое счастье, никому не знакомое, но от этого не менее притягательное… Ресторан работал круглосуточно, но дежуривший сегодня официант давно уединился у себя в подсобке, причем, судя по всему, не один. Карменсите приходилось самой отправляться в бар за очередной порцией коктейля. Именно там, возле бара, ее и заприметил припозднившийся гость. Возвращался он с какой-то развеселой гулянки и был не то что сильно выпивший, а скорее смертельно пьяный. С удивленной улыбкой на потной физиономии сидел он на стуле-гвоздике, навалившись всей своей могучей грудью на барную стойку. Очень вероятно, что у него двоилось в глазах, поскольку Карменситу он приветствовал радостным криком:

   – О! Девушки пришли!

   Та с невозмутимым видом подошла к бармену и заказала очередную порцию пинаколады. Стала ждать, пока он готовит, смотрела, как он смешивает ром «Малибу» со светлым ромом, потом – ананасовый сок, и сверху сливки. Вот и готово блаженство еще на целых полчаса!

   Мужик тем временем все пялился на Карменситу, продолжая удивленно улыбаться. Карменсита и вправду была красивой.

   Ее отец был испанцем. Еще в советские времена приехал он в N из какого-то небольшого испанского города. Он был музыкантом, играл на саксофоне, а к тому же он был чернокудрым красавцем с гордой осанкой. Весь его вид прозрачно намекал на существование какого-то другого мира, к которому он принадлежал, – мира пинаколады, джазовых оркестров и соленых морских волн… Этим он и очаровал молоденькую билетершу из местной филармонии, которая через положенный срок произвела на свет дочку, названную необычным именем Карменсита. Девочка выросла, обрела такую же, как у отца, гордую осанку, фигуру греческой богини и взгляд, устремленный в бесконечность. Существо из другого мира, случайно материализовавшееся в городе N с неясными целями, на неопределенный срок. Сейчас, с бокалом пинаколады в руке, ее принадлежность к тому запредельному измерению как-то особенно явственно ощущалась…

   – Ты приходи ко мне в номер минут через десять, – изрек наконец мужик. – Я вот только немного самого себя в себя приведу… А то я чего-то сейчас совсем не…

   На этом он конфузливо хрюкнул и замолчал, шумно дыша. Карменсита многозначительно посмотрела на него и отправилась в ресторан пить свой коктейль.

   – Ключ я тебе здесь оставлю, сама открой! – крикнул мужик и громыхнул о стойку бара тяжелым брелком.

   Карменсита не обернулась. Она знала, что ключ так и будет лежать на этом месте, пока она его не заберет.

   Через двадцать минут Карменсита поднималась по ступенькам, застеленным дорогой ковровой дорожкой. Она совершенно не думала о том, куда она идет и зачем. Просто шла, и все. Это было тем более странно, что на самом деле никакой «ночной бабочкой» она не была. Продавать свое тело за деньги она не собиралась, и мужик этот был ей совершенно неинтересен. Просто ей было скучно. Смертельно скучно в этом отеле, в этом городе N, в этом мире, где она оказалась по какой-то нелепой случайности и теперь не знала, как вернуться к себе домой.

   Карменсита была студенткой, училась в столичном университете, на филологическом факультете. Романо-германское отделение, конечно. Первый год было интересно, второй – не очень, на третий стало совсем скучно. Эти знания были мертвыми. Они, подобно листу Мебиуса, вели бесконечной дорогой к самим себе, а не к тому, кто шел. И тогда Карменсита ушла. Взяла академ, чтобы не рвать все и сразу, но возвращаться не собиралась. Жила то в Москве, то в городе N, зарабатывала переводами зарубежных телесериалов средней степени идиотизма – причем платили за это, надо сказать, очень даже неплохо. В Москве были друзья по универу, интеллектуальные клубы и богемные тусовки, в N – мама и немногочисленные школьные друзья. Но ей по-прежнему было скучно…

   И вот, оказавшись в очередной раз в городе N, Карменсита обнаружила обновленную до неузнаваемости местную гостиницу, ставшую теперь отелем. Ярким и вычурным пятном выделялась она на фоне унылого N-ского пейзажа. Блистали иссиня-черной слюдой тонированные стекла окон, на стоянке то и дело хлопали дверцы иномарок, возле входа блуждали нелепо эротичные путаны… Будто бы неумелая пародия на те самые сериалы о счастливой жизни, о другом мире… Но и эти сериалы были не более чем пародией, неумелой подделкой другого мира – даром что были в них и черноокие красавцы, и море, и пинаколада, и иногда даже неплохая музыка с голосовым сопровождением или без.

   И все же Карменсите стало любопытно (или просто забавно), и она направилась к массивной двери отеля. Ее встретил невысокий мужичок в красном камзоле, расшитом самоварным золотом, и строго вопросил:

   – Вы куда?

   – Хочу в ресторане у вас поужинать, – не поведя бровью, ответила Карменсита.

   Одета она была по местным меркам не просто хорошо, а даже шикарно, поэтому ее намерение оставить часть своих денег в ресторане было встречено самым искренним одобрением.

   Когда Карменсита вошла в ресторан, его зал был совершенно пуст. Заглянув в меню, она поняла, в чем причина, – цены здесь были по масштабам N заоблачными. Тем не менее Карменсита согласилась взять эксклюзивное блюдо от шеф-повара под загадочным названием «Песня русалки», предложенное мгновенно подоспевшим официантом Василием. Она решила, что его расположение ей совсем даже не помешает, ведь, как будут дальше разворачиваться события, неизвестно… К тому же это блюдо явно огромное и жутко калорийное, а значит, больше ничего существенного можно будет вообще не заказывать, сославшись на диету, фигуру и прочую ахинею, которой, по мнению мужчин, женщины придают огромное значение.

   Пока блюдо готовилось, а Карменсита пила аперитив, в ресторане абсолютно ничего интересного не происходило. Заходил, правда, средних лет мужичок в деловом костюме, проглотил целую груду разных блюд, выпил водки и удалился, о чем-то заговорщически пошептавшись с официантом. Карменсита даже начала скучать и пожалела, что пришла. Но внезапно дверь с шумом распахнулась, и внутрь потекли разномастные девицы во главе с неприятного вида мужиком. В некоторых из вошедших Карменсита узнала тех самых «ночных бабочек», которые около получаса назад ошивались возле входа в отель. Мужик велел девицам сесть за большой стол и ждать, а сам скрылся за дверью с надписью «служебное помещение».

   Через некоторое время дверь снова распахнулась, и в зал с шумом ввалилась довольно большая компания немцев с несколькими примкнувшими к ним отечественными гражданами. К неудовольствию скучающих в ожидании добычи жриц любви, среди иностранных гостей было несколько женщин. Иностранцы уселись за длинный банкетный стол, вокруг которого уже суетились несколько официантов, а приунывшие девицы остались ждать за своим столиком, время от времени лениво перекидываясь репликами о своей нелегкой жизни.

   Карменсита неспешно пережевывала «Песню русалки», немцы пили водку, курили сигареты с ужасным табаком и громко гоготали, девицы все так же сидели за своим столиком, понуро насупившись. Все это было бы очень скучным и заурядным, если бы происходило где-то еще, а не в городе N. Не в том городе, где прошло детство Карменситы, где ее ругали в школе за мини-юбку, время от времени отправляли в туалет умываться, подозревая, что она красит ресницы (хотя на самом деле они были у нее такими густыми и яркими от природы) и где ее подругу на три месяца исключили из пионеров за ношение серег. Не в том городе, который умудрялся не меняться ни от перестройки, ни от дефолтов – вообще ни от чего. Этот отель был уникальной точкой, где что-то менялось на фоне общего монолита неизменности. Случайно проросшим сорняком среди мертвых развалин, свято хранящих верность тому, чем они когда-то были. Во всяком случае, у Карменситы появилось явственное ощущение какого-то раздвоения и не-совсем-реальности происходящего. Это уже само по себе было интересно, поэтому ела она очень медленно, намереваясь задержаться здесь как можно дольше.

   Наконец немцы закончили ужин и начали расходиться по своим номерам. Предводитель «ночных бабочек» оживился, видимо решив, что «клиент дошел до кондиции». С таинственным видом он подходил к каждому из них и что-то нашептывал, выразительно кивая в сторону девиц. Не обошел он вниманием и тех, кто остался сидеть за столом, лениво допивая свой чай…

   Карменсита без особого внимания наблюдала за происходящим. Стороннему наблюдателю показалось бы, что она и вовсе не наблюдает, а просто пьет уже неизвестно какую по счету пинаколаду, глядя куда-то в бесконечность. В общем-то, так оно и было. Она упивалась этим ощущением нездешности происходящего, внезапно вошедшего с ней в контакт. Все происходящие вокруг события сейчас не имели смысла. Обладало смыслом лишь то, что происходило непосредственно с ней.

   Между тем внешний мир внезапно обратил внимание на Карменситу. Он принял облик покровителя местных «интердевочек» и замаячил возле Карменситы, продолжавшей сидеть за своим столиком в опустевшем зале. Причем намерения у него были явно не доброжелательные.

   – Ты чего здесь сидишь? – мрачно поинтересовался он.

   – Ужинаю, – просто ответила Карменсита.

   – Ужинаешь! – повторил тот с большим подозрением в искренности ответа.

   – А почему именно здесь?

   – Здесь кормят хорошо. А мне дома готовить неохота, – ответила Карменсита томным голосом и улыбнулась такой невинно-придурковатой улыбкой, что подозревать ее в намерении заработать денег было бы по меньшей мере нелепо.

   Торговец интимными удовольствиями моментально потерял к ней всякий интерес и удалился. А вот ощущение раздвоения реальности по-прежнему оставалось. Стало совсем тихо, и можно вслушиваться в тишину, угадывая в ней голос саксофона, растворенный в шелесте морских волн. И чувствовать горьковатый запах морского бриза, ощущать всей кожей, что он здесь. И тянуть через трубочку пинаколаду, наслаждаясь каждым прикосновением к небу ее ласкающе сладких капель.

   Так и сидела Карменсита, растворяясь в открывшейся раздвоенности миров, отлучаясь только за очередной порцией пинаколады, пока не нарисовался тот самый вышедший из самого себя мужик, который оставил ей ключ…

   Карменсита шла по ступенькам, и две реальности, несхожие друг с другом, как день и ночь, рвали ее на части. В одной из них она была обычной дурой, которая ищет себе приключений на одно место, и нет чтобы наразвлекавшись пойти домой – так она прет на рожон, рискует получить массу неприятностей – и ради чего? Ради сомнительного удовольствия посмотреть, что будет, пощекотать себе нервы? «Да ладно, мужик же мертвецки пьяный, он уже спит давно. Зайду, посмотрю на номер, может, даже оставлю ему любовную записку смеха ради… Ну и все», – так уговаривала себя Карменсита в этой «здешней» реальности.

   А в другой реальности, «нездешней», ни пьяный мужик, ни его номер вообще сами по себе не имели значения. Они и не существовали вовсе, их просто материализовали на небольшой промежуток времени в качестве посредников между мирами, чтобы передать ключ Карменсите и создать портал в другой мир…

   Она подошла к номеру пятьсот двадцать пять и открыла дверь. Она даже не удивилась, не увидев там ни гостиничного номера, ни тем более мужика, передавшего ей ключ. Сразу за дверью пестрел разнотравьем луг, а посреди него росло огромное дерево, своей вершиной уходящее в бесконечность. Карменсита сделала несколько шагов по лугу, и та, прежняя, реальность, исчезла для нее навсегда. Она шла навстречу дереву и слышала, как где-то вдалеке шумит море, посылая ей воздушные поцелуи. Музыка не была слышна, но она существовала повсюду, была растворена во времени и пространстве, и каждый, кто оказался в ее поле, становился нотой космической гармонии. Карменсита подошла к дереву вплотную и остановилась, обняв его ствол. Мировое древо, о котором гласят легенды, корни его спускаются к самому центру земли, а крона уходит в бесконечность небесных сфер. Оно приняло Карменситу, и теперь она сама стала точкой отсчета, началом начал. Несравненно малой, но при этом наделенной безграничной властью. Теперь, куда бы она ни шла и что бы ни делала, этот путь был ее, потому что она была началом этого пути. В этом не было ни ложного величия, ни гордыни. Напротив – смирение с бесконечностью, примирение с ней.

//-- *** --//
   Карменсита закрыла глаза, прижавшись руками к шершавой коре дерева, замерла, вдыхая смоляной аромат и слушая шум листьев… а когда открыла их – увидела, что стоит на морском берегу и вокруг – лето. Море звало Карменситу, и она направилась к нему. По дороге она видела, как в старомодном кресле-качалке сидит пожилая женщина и вяжет свитер, возле нее стоит небольшой деревянный столик, накрытый белой ажурной салфеткой, а на нем – чайник и керамическая кружка с дымящимся травяным чаем. По самой кромке воды промчался мимо Карменситы немолодой, но вполне импозантный мужчина, на котором не было ничего, кроме цветастых шорт-бермудов и забавной гирлянды из оранжевых цветов. Он с восторгом шлепал босыми ногами по мокрому песку, поднимая после себя фонтанчики брызг. Еще дальше, уже по колено в воде, Карменсита вдруг заметила неподалеку от себя лодку, в которой сидел рыбак. Лодка подплыла чуть ближе, и Карменсита узнала в рыбаке вчерашнего официанта Василия. Но теперь он был чрезвычайно серьезен и смотрел только на поплавок – сосредоточенно, но не напряженно.

   Карменсита сделала еще несколько шагов, и вдруг ей показалось, что она слышит музыку. Она никогда раньше не слышала эту мелодию, но, если бы могла писать музыку, написала бы именно эту, чтобы выразить все, что творилось в ее душе. Во рту появился привкус пинаколады, нежный и сладкий. Сомнений не было – эта музыка и этот вкус пробивались сквозь толщу воды, из глубины моря. Карменсита нырнула и поплыла… или полетела к своему дому, где ее ждали счастливые люди, прекрасная музыка и черный дракон, посвятивший свою прошлую жизнь выслушиванию бредовых рассказов – ради того, чтобы встретить ее глаза…

Эпилог

     Мы сошли с ума, но мы не скажем никому.
     Мы сошли с ума, и мы шагаем в темноту.
     Найти любовь и посмотреть в ее глаза,
     Чтобы до конца сойти с ума.

(с) «Агата Кристи»

После эпилога

   На следующее утро из номера пятьсот двадцать пять вышла та самая дама, которая поселилась там вчера в середине дня. Она спустилась в ресторан, и там ее встретил недавно заступивший на свою смену официант Сергей.

   – Что желаете на завтрак?

   Дама окинула беглым взглядом меню.

   – А вы можете приготовить омлет по-испански?

   – Нет, – смутился Сергей, – у нас такого не бывает.

   – Очень жаль, – огорчилась дама, – я привыкла есть на завтрак именно омлет по-испански, а не что-то другое.

   – А вы знаете, – нашелся Сергей, – тут неподалеку есть ресторан «Самоварофф», так у них там шеф-повар – испанец, он наверняка вам приготовит этот омлет.

   Дама решила позавтракать там.

   – Уходите? – за стойкой ресепшен сегодня дежурила такая же миловидная, улыбчивая девушка, как вчера, но с другим именем на бейджике.

   – Да, меня не будет около часа, – ответила дама.

   Несколько минут спустя девушка за стойкой ресепшен нажала на кнопку связи с горничной.

   – Марина, сделай уборочку в пятьсот двадцать пятом…

Москва, 2003

Служба определенности

   Маришка крутится перед зеркалом в примерочной кабинке и уже в который раз переодевается в темно-синее платье с аккуратной белой строчкой по бокам. Ах, какое платье! Она в нем будто выше и стройнее становится, лицо преображается без всякой косметики, а в глазах играют веселые огоньки. Но они моментально гаснут, Маришка грустно вздыхает…

   Возле кабинки томится Инка, ее подруга, с которой вместе в магазин пришли.

   – Мариш, да купи ты это платье! Тебе же идет. И не так уж дорого!

   – Ну да, не так уж дорого, – эхом повторяет Маришка, – но все равно это деньги! Не знаю, сейчас все так неопределенно… Вдруг я сегодня куплю это платье, а завтра меня уволят? У нас без конца сокращения!

   – Ну если даже сократят – у тебя же Сашка есть. Не помрешь ты с голоду, пока будешь новую работу искать

   – Не знаю, у Сашки тоже все непросто на работе… Да и у нас с ним как-то не ладится последнее время… Ты же знаешь, как сейчас: все на нервах!

   Маришка выходит из кабинки и отдает платье продавщице:

   – Спасибо, я еще подумаю.

   – Мариш, ну нельзя быть такой трусихой! – Инка вечно пытается ее воспитывать. Вот и сейчас опять начала: – У всех неопределенность сейчас, время такое. Так что теперь – красивое платье не покупать? Вот купила бы его – может, и с Сашкой отношения бы наладились, – Инка заговорщически толкает ее в бок.

   – Да ну тебя, – отмахивается Маришка, – не до этого мне сейчас. Я вообще не понимаю, как на что-то решиться, если не знаешь, что будет дальше…

   – Что-то ты совсем раскисла, подруга! – ворчит Инка. Думает, может, в кафе ее позвать, сесть за столик у окна, заказать карамельный латте с эклером, как они любят… Но вовремя спохватывается, что сейчас эта идея не прокатит. Опять ведь траты, а кругом сплошная неопределенность.

   Они выходят из торгового центра с его вечным праздником разномастных соблазнов и оказываются на осенней улице под моросящим дождем. Инка открывает зонт и берет подругу под руку. Хорошо, что у Инки есть зонт! Маришка давно не заглядывает в прогноз погоды, ей как-то все равно.

   – Девушки, извините, я случайно услышал ваш разговор… – Мужичок непонятного возраста в длинном плаще цвета мокрого асфальта топчется напротив них.

   – Рекламный агент или пикапер? – хором думают подруги. Инка уже готовит отповедь, годную в любом из этих случаев.

   – Я и сам ужасно боюсь неопределенности, – продолжает меж тем незваный собеседник. – Прямо ни есть, ни спать не мог, а она все больше и больше! Вы не сочтите за рекламу, я просто по-человечески помочь хочу.

   Он протягивает Маришке визитку, она скорее на автомате, чем из интереса, берет ее и, не глядя, кладет в карман.

   – Вы знаете, что есть у нас в городе Служба определенности? Многие не знают про нее, а она есть! Я сам только в прошлом месяце про нее узнал. Хорошая служба, нужная. Я у них заказал определенность в самом важном для меня, чтобы дома и на работе все стабильно было. И теперь живу спокойно, с уверенностью в завтрашнем дне.

   Маришка слушает вполуха и слегка кивает, даже благодарит. Просто из вежливости.

   – Ну что, пойдешь в Службу определенности? – весело подначивает ее Инка, как только мужик остается позади. – Сходи-сходи!

   – Чего только не придумают, чтобы на дураках заработать! – ворчит в ответ Маришка. – Еще один лохотрон!

//-- *** --//
   Придя домой, Маришка вынимает из кармана куртки перчатки, и на пол падает визитка – та самая, что ей всучил тот странный тип возле торгового центра. Она уже и забыла про него, пока шла домой.

   На визитке действительно так и написано: «Служба определенности. Приемные часы: пн. – пт. – с 10:00 до 20:00, сб. – с 10:00 до 17:00, вс. – выходной. Адрес: Малый Треугольный переулок, дом 17, телефон…» В правом верхнем углу красуется непонятный символ, видимо, придуманный лихим рекламщиком.

   Еще минуту назад Маришка хотела выбросить визитку и засесть за просмотр очередного сериала – единственной ее отдушины в последнее время. Хоть как-то позволяет отвлечься от мрачных мыслей и постоянной тревоги о будущем. Но внезапно мелькнула безумная мысль: «А вдруг?!» Звучит совершенно по-идиотски, конечно, и действительно похоже на лохотрон. Но что, если это какая-то новая технология? В конце концов, мобильные телефоны каждый год новые версии выпускают, иногда с такими обновлениями, что вообразить было невозможно! Может, и здесь какая-то инновация, например, на нейросетях или еще на чем-то малопонятном для тех, кто в этом не разбирается.

   – Съезжу завтра, посмотрю, – решает Маришка, – в конце концов, что я теряю? Мошенников я за версту почую, развернусь и уйду, если что.

   На следующий день погода снова не радует: промозглая сырость, на асфальте блестят осколками разбитого зеркала застывшие за ночь лужи. Хорошо хотя бы нет дождя.

   Маришка выходит на ближайшей станции метро и забивает адрес с визитки в «Яндекс-карты» на телефоне. Но это явно тот случай, когда карта не совпадает с территорией. Вскоре она упирается в забор строительной площадки, хотя, судя по карте, здесь должен быть проход. Вокруг, как назло, никого нет. Она уже не рада, что ввязалась в эту авантюру, бредет вдоль забора, надеясь выйти хотя бы на людную улицу, как вдруг навстречу идет коренастый мужичок в спецкостюме местной службы энергоснабжения.

   – Вы не подскажете, где здесь Малый Треугольный переулок, дом 17? – кидается к нему Маришка.

   – А черт его знает! – внезапно заводится электрик и сердито взмахивает руками. – Чего это у вас там, карта? – кивает он на телефон.

   – Да, вроде в той стороне, – робко говорит Маришка и показывает ему сбившийся с курса навигатор.
   – Так это минут двадцать туда идти! Чего они пишут двенадцать минут? Ну это если бегом бежать разве что! А сейчас еще и дорога такая, что черт-те что! А вам туда зачем? Что там находится?

   – Там… Служба определенности.

   – Никогда о такой не слышал! Придумают всяких служб, дармоеды! Их давно всех закрыть пора!

   Служба определенности оказалась самым обычным с виду служебным зданием. Трехэтажный особнячок, затерявшийся среди панельных пятиэтажек. Как только Маришка вошла внутрь и закрыла за собой тяжелую дверь, к ней подскочил жизнерадостный юноша в деловом костюме. Судя по бейджику на лацкане, звали его Никодим.

   – Здравствуйте! Вы у нас впервые? Могу я вам чем-то помочь?

   – Я… впервые, да, – смущенно говорит Маришка. – Мне сказали, что… ну, что у вас можно определенность заказать… чтобы все в жизни стабильно было… чтобы никакой неопределенности!

   – Конечно можно! – улыбается в тридцать два зуба Никодим. – Давайте я вас провожу в отдел обеспечения стабильности. Пройдемте по лестнице на второй этаж!

   Пока они идут к лестнице, Маришка осматривается. По виду обычная контора, как районная служба одного окна или те же электрики. Вдоль одной стены – стулья со скучающими посетителями в ожидании своей очереди, напротив них – кабинеты с номерами. Даже есть электронная очередь, кулер с питьевой водой и кофейный автомат.

   На втором этаже та же самая картина. Никодим выдает Маришке талончик с номером семнадцать (и дом 17! – замечает она), усаживает на стул напротив кабинета, который почему-то без номера. Прямо над ним электронное табло, где высвечиваются номера.

   Не успевает Маришка выпить кофе со сливками из картонного стаканчика, как над дверью кабинета высвечивается ее номер. Она залпом допивает непонятного вкуса напиток (главное, что горячий и может согреть после промозглого холода снаружи) и заходит внутрь.

   – Присаживайтесь, Марианна Алексеевна! – пожилая дама в элегантном платье дымчатого цвета делает приглашающий жест рукой. На ее среднем пальце сверкает граненый раухтопаз в простой оправе.

   «Интересно, откуда она знает мои имя, отчество? – думает Маришка. – Я же никому здесь не говорила…»

   Она садится в кресло напротив элегантной дамы, и оно оказывается неожиданно уютным, будто сделанным для нее на заказ.

   – Значит, устали от неопределенности? Понимаю вас. Сейчас такое время, многие к нам обращаются. Желаете по всем сферам жизни контракт на стабильность и определенность заключить? Или только по некоторым из них?

   – Ой, я даже не знаю… А по каким, например, сферам жизни?

   – Например, только для семейной жизни. Или для отношений с конкретным человеком. Можно на работу в целом или, допустим, на один проект.

   – Давайте на все сразу! – выпаливает Маришка и сама удивляется такой решимости. – Чтобы во всем определенность была!

   – – Хорошо, можно на все, – кивает дама, – расценки наши знаете?

   «Ну вот, расценки… Что я сразу не спросила? Вдруг очень дорого?» – пугается Маришка.

   – Нет, деньги нам платить не нужно, – улыбается дама, явно угадав ее мысли, – за определенность вы платите всеми неожиданностями, которые могли бы с вами произойти за все время действия контракта.

   – А, это пожалуйста! У меня уже вот где эти неожиданности! – Маришка подносит два пальца к своему горлу и закатывает глаза. – Они мне и даром не нужны! А на какой срок заключается контракт?

   – Обычно на год. Потом можно продлить, если пожелаете.

   – Конечно пожелаю! А можно сразу на пять лет заключить? Или на десять? Вдруг у вас большая очередь будет в следующем году?

   – Вы знаете, не нужно так горячиться. За год многое может произойти…

   Дама протягивает Маришке контракт, он уже отпечатан на принтере, и там все ее данные: фамилия, имя, отчество, адрес, место работы…

   «Интересно, откуда им все обо мне известно? – удивляется она. – Хотя… все эти конторы общаются же друг с другом, у них в интернете общие базы есть, так что…»

   Она подписывает контракт, и на душе сразу становится спокойнее.

   «Зайду по дороге домой в кофейню, возьму карамельный латте с эклером, посижу за столиком у окна… – решает она. – Пусть на улице хоть град будет, хоть ливень! У меня теперь все стабильно, никакой неопределенности!»

//-- *** --//
   Они сидят с Инкой в кафе в канун Нового года. Елка мигает разноцветными огнями посреди зала, неизменный Jingle Bells льется из динамиков, за окном редкие снежинки задумчиво планируют сверху вниз.

   Маришка берет пару очень креативных эклеров: один манговый, а другой с маракуйей. Оба украшены кремовыми узорами и по вкусу действительно напоминают одноименные фрукты. Инка, как всегда, решает попробовать что-то новенькое, на ее блюдце красуется рождественский рулет, посыпанный разноцветной крошкой поверх зеленых листьев и красных ягод остролиста из глазури.

   – Так ты решила не рассылать резюме? – спрашивает Инка, цепляя серебристой ложкой взбитые сливки с рождественского латте.

   – Да нет, у нас все хорошо на работе, зачем что-то новое искать?

   – Но ты же говорила: сокращения, никакой стабильности. Да и должность свою ты уже переросла.

   – У нас уже закончились сокращения. Да меня и собирались сокращать, Павел Дмитрич мной доволен, ему нравится, как я аналитикой занимаюсь, как отчеты пишу. Мне сама Дурьянова сказала!

   – Поня-я-ятно, – тянет Инка с едва заметной ноткой иронии. – А мне казалось что тебя интересует карьерный рост… Ну главное, что ты довольна. А как с Сашкой у тебя?

   – Тоже все хорошо. По вечерам больше на задерживается в своем агентстве, вместе ужинаем, телик смотрим… А еще мы же на фитнес абонемент взяли! Ходим вместе по субботам теперь. А у тебя как?

   – А я недавно ездила в командировку в Калининград. Зашла вечером в музей, а у них, оказывается, есть экскурсия по ночному городу, я там с такими клевыми чуваками познакомилась! У них свое производство…

   Когда Инка начинает рассказывать о своей жизни, Маришка довольно быстро теряет нить повествования и слушает вполуха, слегка кивая. Как это ее подруге удается вечно встревать в невероятные истории и что ей в этом нравится, Маришке непонятно. Но при этом так приятно наслаждаться стабильностью в собственной жизни на ее фоне!

   В самый разгар Инкиного рассказа дверь кафе открывается и в зал врывается жизнерадостный карапуз лет четырех в ярко-красной куртке. С радостным визгом он кидается к витрине с пирожными и ложится на нее, растопырив руки.

   – А вот и мои пришли! – смеется Инка. – Лексус, как всегда, впереди всех и хочет все и сразу!

   – Девчонки, вот вы где! – Инкин муж Егор машет им рукой. Рядом с ним Лизавета, важничает и показывает, что она уже взрослая, не то что ее глупый братишка.

   – Как подрос твой Лексус! – говорит Маришка.

   – Да, быстро они растут… – отвечает подруга и деликатно замолкает.

   Маришка уже давно хочет детей, но Сашка все говорит, что не готов. Надо пожить для себя, выйти на новый финансовый уровень… Так и говорит – наслушался всяких бизнес-гуру! Может, теперь наконец решится, когда все стабильно у них…

//-- *** --//
   – Ты уже слышала? Кулебякина теперь начальник отдела!

   Не успевает Маришка усесться за свой рабочий стол, а главная сплетница их конторы Надя Сервюгина тут как тут. Конечно, со свежими новостями. Обычно она трещит без умолку про сокращения, любимая ее тема. Кого уже рассчитали, кому за что пригрозили, а кого, по слухам, собираются уволить или в малоперспективный филиал сослать. Ей сама Леночка рассказывает, директорская секретарша, они лучшие подруги.

   Но сегодня новость другая, оказывается, не всех увольняют или отправляют в ссылку. Кому-то повышение дают. И Маришке почему-то становится неприятно, обидно как-то. Она ведь дольше Кулебякиной здесь работает, и квалификация у нее повыше будет. Не то чтобы она сильно хотела повышения, но в душе надеялась, что предложат хотя бы.

   Весь день у нее все из рук валится. А тут еще девчонки из соседнего отдела обсуждают Мануфрину, которая недавно в Лондон поехала на стажировку, новые технологии осваивает. Маришке давно хочется в Лондоне побывать. Но одной ехать страшновато, а Сашку не вытащишь никуда, он домосед. Вот бы на стажировку! Ну почему ей не предлагают? Она не знала даже, что такая возможность есть…

   Едва дождавшись конца рабочего дня, Маришка бежит в кафе. Как хорошо, что они как раз на сегодня с Инкой договорились встретиться посидеть. А то уже больше месяца не виделись!

   – Ну почему мне ничего не предлагают? – чуть не плачет Маришка. – У других и заграничные стажировки, и повышения… А я как сидела со своими аналитическими отчетами, так и сижу!

   – Так ты с директором говорила? Ты у него спрашивала насчет повышений? Или стажировок?

   – Я говорила, правда, давно… Он тогда сказал, что очень ценит меня как сотрудника и все такое… А насчет повышения ничего толком не сказал.

   – Но ты же сама все время говоришь, что тебе важна стабильность, – Инка удивленно пожимает плечами. – Повышение – это стрессы, да и поездки тоже. Все время то одно, то другое, вечные сюрпризы, приходится на ходу разбираться. Мне, например, все это в кайф. А тебе вряд ли понравится.

   Маришка смотрит на подругу и понимает, какие же они разные. У Инки только один раз в жизни был период затишья, после института. Она вроде как решила, что пора остепениться. Замуж вышла за Николая – однокурсника, который давно за ней хвостом ходил. Правда, он такой скучный и нудный, что у Маришки от него скулы сводило. Но Инка решила, что они с Колей прекрасно дополняют друг друга. Вроде как студенчество закончилось, а взрослая жизнь – это ответственность и стабильность. Она даже на работу в какую-то госконтору устроилась, тоже скучную, зато со стабильной зарплатой.

   Правда, наелась она такой «взрослой жизни» буквально через три месяца. Брак ее разлетелся в клочья, с Николаем они разбежались, и с работы Инка уволилась. Осталась без мужа, без работы, в съемной квартире… и беременная Лизаветой. Несмотря на уговоры родственников вернуться к мужу или в родной город, отправилась искать новую работу. И ведь нашла то, что нравится! На пятом месяце беременности ее взяли, договорилась, что из дома будет работать после родов. Как она со всем этим справилась?

   – Хорошо тебе, ты такая смелая! – вздыхает Маришка. – А я… Конечно, я хочу чего-то нового… Но, наверное, стабильность мне важнее, ты права.

   А сама вспоминает Службу определенности и свой контракт с ней. «За определенность вы платите всеми неожиданностями, которые могли бы с вами произойти за все время действия контракта», – звучат у нее в голове слова улыбчивой дамы с раухтопазом на среднем пальце.

//-- *** --//
   С утра пораньше зарядил противный мелкий дождь. Вроде и не ливень, но на улицу выходить совсем неохота. Маришка вместе с Сашкой сидят на кухне, пьют чай с пирожками из соседней пекарни. Маришка сегодня утром сбегала купила специально к завтраку. Очень хотелось порадовать любимого мужа, тем более что он свалился с простудой. Будет теперь целую неделю дома сидеть, лечиться.

   Но вот пирожки съедены и чай выпит. Маришка привычно целует мужа в щечку перед уходом, берет зонт и выходит в серую морось. Хорошо, что до метро совсем недалеко.

   На работе все как обычно. Все сидят, уткнувшись в мониторы, и сосредоточенно стучат по клавишам. Надя Севрюгина со свежей порцией слухов про сокращения ищет, кому бы их рассказать.

   Внезапно у Маришки звонит мобильник – это Сашка, в рабочее время у нее телефон поставлен на «белый список», только для самых близких. Она слушает его голос и… холодеет от ужаса. Пришли анализы, и оказалось, что это не простуда вовсе, все куда серьезнее. У Маришки голова идет кругом, она даже не расслышала название какой-то редкой болезни, к которой у Сашки, оказывается, наследственная предрасположенность.

   – Доктор сказал, что это не так уж опасно. Нужно будет соблюдать постельный режим какое-то время, лекарства принимать, – Сашка старается держаться бодрячком, но у самого голос дрожит. – Ну и вообще себя беречь. Ты же знаешь, врачи всегда так говорят. Диета, режим, никаких стрессов… Работать лучше дома…

   У Маришки едва хватает сил сказать Сашке «до вечера!» и она выскакивает в коридор, мчится на пустую лестничную клетку, уже не сдерживая рыданий.

   «Ну почему, за что такое моему Сашеньке? Он же такой хороший! Всегда за здоровьем следил! Вон сисадмин наш Кирюшка вообще из баров не вылезает и жрет вечно фастфуд – а все нипочем! Лучше бы это он заболел! Нет, нельзя так думать о людях… Но за что такое Сашульке моему?»

   Мысли мечутся как бешеные у нее в голове, она стоит у окна и ревет. Хорошо, что на лестнице никого нет в рабочее время. Маришка знает, что у нее всегда так, если что-то страшное случилось. Сперва надо прореветься, а потом ясность наступает и спокойствие. Относительное, конечно, но по крайней мере возвращается способность связно говорить и думать о случившемся без истерики.

   Вот и сейчас так. Всхлипывания утихают, и тут приходит мысль: «А как же мой контракт со Службой определенности? Там же черным по белому написано что они гарантируют стабильность, в том числе в семейной жизни. Так почему вдруг такое? Я же счастливой семейной жизни хотела! А тут ни счастья, ни стабильности! Завтра же пойду к ним разбираться!»

   – Так, давайте смотреть наш с вами контракт, – Маришка сидит в том самом кабинете, что и в прошлый раз. Дама с раухтопазом на среднем пальце приветливо ей улыбается.

   – Да, посмотрите, пожалуйста! – у Маришки голос предательски срывается на мышиный писк. – Я же просила стабильности! И всеми неожиданностями за это заплатила! Почему эта страшная болезнь? За что нам такое?!

   Дама листает подшитые в папку листки бумаги и устало вздыхает:

   – Вы же хотели стабильных отношений с вашим супругом? Верно?

   Маришка печально кивает.

   – Ну так вот. Болезнь была единственным способом сохранить ваши с ним отношения, да еще на стабильном уровне. К сожалению, – она кидает сочувствующий взгляд на Маришку и снова погружается в бумаги, – понимаете, у вашего мужа на работе появилась новая сотрудница. У них возникла взаимная симпатия. Пока что все невинно, но уже через пару месяцев с высокой долей вероятности у них начнется сперва интрижка, а потом все перейдет в серьезные отношения. В семье у вас начнутся конфликты, и через год-полтора все закончится разводом.

   – Не верю я ни единому вашему слову! – кричит Маришка. – У нас с Сашей все хорошо, мы любим друг друга!

   Но сама вспоминает, что и правда последние дни ее Сашка был какой-то рассеянный, где-то витал, что ли. Да и любовь, конечно, не та уже, как восемь лет назад, когда они только поженились… Но это же у всех так бывает! Сперва влюбленность, конфетно-букетный период, а потом – спокойная семейная жизнь…

   – Да вы не волнуйтесь, Марианна Алексеевна! – продолжает между тем дама. – Эта болезнь не такая уж опасная. Правда, вашему Саше придется большую часть времени дома проводить, ну так вы будете за ним ухаживать, он всегда будет рядом с вами. Все будет стабильно и по расписанию, как вы и хотели.

   – Не такой стабильности я хотела! И вообще, что значит «с высокой долей вероятности будет интрижка, которая потом приведет к разводу»? А если я буду очень стараться сохранить семью? Есть же хоть какая-то вероятность, что я смогу это сделать?

   – Какая-то есть, но небольшая…

   – Так, знаете что? – Маришка решает взять быка за рога. – Я привыкла с цифрами работать, вы мне, пожалуйста, точно скажите! Сколько процентов вероятности этой интрижки? Развода? И еще… Вы можете сказать, насколько увеличится эта вероятность, если я… ну, например, больше времени буду с мужем проводить? Прическу новую сделаю? Книжки почитаю о том, как семью сохранить, к психологу схожу? Ну и вообще – много же чего можно сделать!

   – А вот это уже не к нам, – дама разводит руками, сверкая раухтопазом, – это в Службу расчета вероятностей. Они нам дают сигнал, если появляется угроза стабильности для кого-то из наших подопечных. И мы принимаем меры. Но точных цифр мы не знаем, это только у них. Дать вам адрес?

//-- *** --//
   На улице уже вечереет, и Маришка прибавляет шагу, чтобы успеть в Службу расчета вероятностей, пока она не закрылась. Пойди найди ее в незнакомом районе! Но Маришка не на шутку разозлилась, и это придает ей решимости.

   «Ничего себе методы у них сохранить семью! Болезнь не опасная, значит! Да что толку в такой стабильности?! И как им только такое разрешают?»

   Зажигаются фонари, и улица неуловимо меняет свой облик с дневного на вечерний. Теперь уже Маришка совсем не уверена, что идет в нужном направлении. Хорошо, что неподалеку появляется мужчина, явно местный. Она подбегает к нему и на ходу тараторит:

   – Вы не подскажете, как пройти на Поливановскую, 18?

   Подходит ближе и в желтых лучах ближайшего фонаря видит перед собой того самого электрика, которого встретила по дороге в Службу определенности. Или ей показалось?

   – А черт ее знает! – гневный возглас окончательно рушит ее сомнения: это и правда он.

   – Извините… – мрачно бросает Маришка и идет дальше.

   – Опять переименовали, небось! Они же все улицы переименовывают, дармоеды! Разогнать их к чертям! – несется ей вслед.

   «Что он тут делает? – недоумевает Маришка. – Это же совсем другой район! А может… это как сбой матрицы? – Она вспоминает, как недавно смотрели с Сашкой этот фильм. – У них там черные кошки бегали, а у меня – электрик… Значит, я в правильном направлении иду!»

   Служба расчета вероятностей оказывается совсем не похожа на Службу определенности. На Поливановской, 18 Маришка видит огромное офисное здание из стекла и бетона, оно устремилось в небо замысловатой спиралью. Никогда бы не подумала, что в этом глухом районе можно такое увидеть!

   Преисполненный собственной важности вахтер в шикарном холле направляет ее к лифту и велит подняться на двадцать третий этаж.

   – Там третья дверь направо, вы увидите.

   За той самой дверью оказывается целый отсек коридора с тремя девушками-администраторами за полукруглым столом, мягкими диванчиками и кофейным автоматом.

   – Марианна Алексеевна? Мы вас уже ждем! Нам звонили насчет вас коллеги из Службы определенности. Подождите, пожалуйста, несколько минут, мы вас пригласим.
   Белокурая дева-администратор взмахивает рукой в сторону свободного дивана, демонстрируя темно-синий маникюр с серебристыми стразами.

   Маришка скорее по привычке подходит сперва к кофейному автомату и видит, что напитки здесь какие-то необычные. Она выбирает латте на кокосовом молоке с миндальным сиропом. Такой не во всяком кафе найдешь, а в автоматах вообще никогда не видела!

   – Пройдите, пожалуйста, к столу номер три! – говорит Маришке обладательница синего маникюра.

   В кабинете оказывается пять столов, разделенных стеклянными перегородками. Возле одного из них мигает зеленым цифра три.

   – Значит, хотите узнать точные цифры вероятностей? – За столом сидит парень с аккуратной бородкой, на красной футболке замысловатая загогулина, похожая на иероглиф.

   – Да, хочу. С какой вероятностью… мой муж уйдет от меня к другой, – ее голос снова дрожит, грозя перейти в рыдания. Но Маришка берет себя в руки. Лучше знать заранее, к чему готовиться. И главное – что можно сделать. Если можно вообще…

   – Сочувствую вашей ситуации, – произносит парень заученную фразу. Явно не первый и не последний раз за этот день.

   – Вы можете разорвать ваш контракт со Службой определенности, и ваш муж снова будет здоров. В этом случае с вероятностью семьдесят три процента ваш брак распадется в срок от года до полутора лет. Если же вы продлите ваш контракт, у вас впереди как минимум двадцать восемь лет стабильной совместной жизни с вероятностью девяносто пять процентов. К сожалению, в этом случае он будет болеть и его состояние будет постепенно ухудшаться.

   Маришка не может вымолвить ни слова, кажется, что пауза затягивается на целую вечность. Наконец она произносит:

   – А что, если… я буду очень стараться сохранить наши отношения? Ведь семьдесят три процента вероятности, что они – распадутся, если я ничего не буду делать, это так?

   – Да, вы совершенно правильно поняли. Но чтобы просчитать вероятность сохранения семьи, мне нужна конкретика, понимаете? Что именно вы планируете делать?

   Маришка вообще-то ничего еще толком не планировала. Она начинает называть все, что приходит в голову. Куплю новое платье. Похудею на пять килограммов. Пройду тренинг повышения женственности. Буду вместе с Сашкой ходить на футбол. В конце концов, объясню этой девушке с его работы, что крутить интрижки с моим мужем не надо, и на корню пресеку саму возможность их отношений.

   Парень терпеливо выслушивает каждый вариант, колдует над своим монитором, задумчиво почесывая бородку… Но при любых вариантах вероятность сохранить отношения не выше тридцати двух процентов.

   – А хотите, я посмотрю, как сложится ваша личная жизнь в случае развода? – внезапно предлагает он.

   – Посмотрите, – соглашается Маришка скорее от безысходности, чем в надежде услышать хоть что-то приятное сегодня.

   Бородач снова погружается в расчеты и наконец радостно выдает:

   – Через три месяца после развода с вероятностью шестьдесят восемь процентов вы познакомитесь с мужчиной, с которым у вас совместимость характеров – восемьдесят девять процентов. Через два месяца после этого с вероятностью семьдесят пять процентов у вас с ним начнется роман. Вероятность брака – девяносто один процент в течение восьми месяцев после начала романа. Про детей хотите посмотреть? По имеющимся расчетам я вижу, что их будет двое, первый родится примерно через год после заключения брака, второй где-то через пару лет после первого. Хотите, посмотрим поточнее?

   – Да нет, не надо… И так все понятно уже… Хотя так странно! Откуда вдруг возьмется этот мужчина? И почему он не появился до сих пор, если у нас с ним все будет так хорошо?

   Маришка вдруг осознает, что рассуждает вслух сама с собой, и ей становится неловко.

   – Понимаете… – парень деликатно отводит глаза. – Пока вы с Александром, вероятность появления в вашей жизни другого мужчины не более двенадцати процентов. И это я говорю не про серьезные отношения, а о том, что вы его вообще заметите.

   – Понимаю, – в тон ему отвечает Маришка, – вы знаете, мне надо все обдумать, прежде чем что-то решать. Я ведь даже не думала… То есть столько новой информации… Кстати, сколько я должна вам за консультацию?

   – Консультация бесплатна. Мы предоставляем вам информацию на безвозмездной основе. Но если вы решите ею воспользоваться, тогда придется заплатить, но не деньгами.

   – А чем? – на душе у Маришки становится совсем тоскливо.

   – Страхом перемен, привычкой плыть по течению, предсказуемостью и… некоторыми иллюзиями.

   – Но я думала… платить же нужно чем-то ценным, разве нет? Что ценного в страхах и иллюзиях?

   – Все это ценно чем-то для вас, Марианна Алексеевна! – отвечает бородач, и в его глазах появляются хитроватые огоньки. – Иначе вы бы не держались за них. Поэтому для вас и плата такая.

//-- *** --//
   Весь вечер Маришка не находит себе места, никак не может собраться с мыслями. Сперва ей кажется, что она должна разорвать контракт ради Сашки – а то ведь получается, что он из-за нее заболел. Но тут же приходит другая мысль: да нет же, это он наказан за то, что «налево» собрался! Потом думает: «А может, мне с тем другим мужчиной будет лучше? А вдруг не будет? Вдруг у нас вообще ничего не получится, стопроцентной гарантии ведь никто не дает. Даже при высоком проценте вероятности есть доля риска. Как же сложно все!»

   Так ничего и не решив, она наконец засыпает…

   И оказывается в просторной светлой комнате, в уютном кресле, будто из того же комплекта, что диваны в Службе расчета вероятностей. Откуда свет идет, непонятно, и стен этой комнаты не видно… Очень странное место!

   Она оборачивается и вскрикивает от изумления. Рядом с ней на диване сидит она же, только старше на несколько лет. Прическа другая и выражение лица совсем не такое, как у нее сейчас. Столько уверенности и силы! Неужели это и правда она?

   – Да, я – это действительно ты, только из будущего. Из той его версии, в которой ты разорвала контракт со Службой определенности.

   – Так это, наверное, сон? – догадывается Маришка из настоящего.

   – Да, сон. Пожалуйста, вспомни его, когда проснешься! Очень тебя прошу, – улыбается она же из будущего.

   – Но ты же знаешь, что я… то есть мы… не запоминаем сны.

   – Ну вот, опять ты это делаешь!

   – Что опять делаю?

   – Ты когда-то давно пыталась вспомнить свои сны и не смогла. И сразу решила, что вообще сны не видишь, так что и пытаться их вспомнить бессмысленно. Но теперь ты знаешь, что видишь сны! По крайней мере этот точно видишь, ты в нем находишься.

   – Да, этот точно вижу… Но если я раньше сны не запоминала, то как запомню этот?

   – Просто реши запомнить его!

   – Хорошо. Решаю запомнить этот сон… Подожди, а зачем?

   – Я пришла для очень важного разговора с тобой.

   – Так. Уже догадываюсь, о чем пойдет речь.

   – Вот и хорошо, что догадываешься.

   – Да не знаю я, что делать! – сокрушается Маришка из настоящего. – Получается, если я разорву контракт – потеряю Сашку почти наверняка. А если не разорву… тогда ведь он всю жизнь болеть будет!

   – А чего ты сама хочешь? Для себя, для Сашки?

   – Я для него только добра хочу! Для нас обоих… Я же его так люблю!

   – Как ты его любишь?

   – Ну… очень люблю…

   – Послушай, хватит обманывать себя. Вы уже несколько лет живете как брат и сестра. Это, конечно, тоже любовь, но… ты понимаешь.

   Да, именно в этом Маришка так боится признаться самой себе. Но сейчас придется как раз это сделать. Точнее, это и так уже произошло.

   – Дело ведь не в твоих чувствах к Сашке, а в том, что ты жутко боишься всего нового, даже попробовать не хочешь. Поэтому тебе и стажировки не предлагают, и повышение ты, прямо скажем, проворонила.

   Маришка печально молчит. Кто еще может вот так прийти и сказать все как есть? Только она сама. Кто-то другой бы сказал – не поверила бы, разозлилась только. А саму себя обманывать смысла нет никакого. И самой себе не верить тоже.

   – Все так и есть, – тихо говорит она, – только я все равно не понимаю, что мне делать…

   Пару минут они молча смотрят друг на друга.

   – Скажи, зачем тебе этот контракт со Службой определенности? – спрашивает вдруг она из будущего.

   – Чтобы быть уверенной в будущем, конечно!

   – То есть ты хочешь, чтобы эту уверенность тебе создал кто-то другой, так? Чтобы с работой все было стабильно, потому что никогда не уволят, в семье стабильно, потому что муж никуда не денется…

   – Ну а как еще может быть?

   – Ты ведь уже поняла, чем приходится платить за такую уверенность в завтрашнем дне? Тем, что в твоей жизни не происходит вообще ничего нового: ни плохого, ни хорошего. Да еще приходится платить здоровьем, сейчас Сашкиным, а потом и твоим тоже. Тебе такая жизнь интересна?

   Маришка только пожимает плечами.

   – Нет, конечно. Но как еще можно быть уверенной в будущем? Не трястись без конца из-за сокращений, кризисов, инфляции… новых сотрудниц у Сашки на работе, в конце концов?

   – Да очень просто! Нужно быть уверенной в себе!

   – Я уверена в себе. Но я же не всесильна. Я не могу остановить инфляцию или запретить руководству меня уволить.

   – Тебе и не нужно быть всесильной для уверенности в своем будущем. Речь же о твоей жизни, а не всей страны или этой конторы, где ты работаешь. Понимаешь?

   Маришка из настоящего отвечает неуверенным кивком.

   – Допустим, сократят тебя – ну и что? Тебе же начальник говорил, что ты ценный сотрудник? Ты сама недавно вспоминала, что у тебя и опыт, и квалификация, какие еще поискать. А что касается личной жизни… С внешностью у тебя полный порядок, сама знаешь, – она из будущего заговорщически подмигивает, и Маришка вспоминает то самое платье, которое не решилась купить. Она ведь в нем и правда очень хороша! – Но ты сама подумай: кому ты можешь быть интересна, если тебе самой не интересна твоя жизнь?

   Маришка вздыхает в ответ. У нее только и есть интересного, что встречи с Инкой, хотя бы послушать про ее приключения. Правда, она все больше боится, что их дружба увянет со временем. У Инки все подруги такие же, как она, у них все время что-то происходит, такое, что нарочно не придумаешь. Зачем ей подруга, у которой все серо и предсказуемо?

   – Кстати, я хотела пригласить на эту встречу и другую версию тебя из будущего. Ту, которая сохранила свой контракт со Службой определенности. Она так и продлевает его из года в год. Знаешь, что она мне сказала? Что у нее другие планы, и ей все это неинтересно.

   – То есть она сама себе помочь не хочет? Она самой себе неинтересна? – кричит Маришка во сне и просыпается.
   За окном еще темно. Рядом сопит Сашка. Маришка смотрит на часы: без четверти шесть утра, обычно она еще спит в это время. Но сейчас она чувствует себя как никогда бодрой и проснувшейся. И очень хорошо помнит свой сон, во всех деталях.

//-- *** --//
   Маришка крутится перед зеркалом в гостиной. На ней то самое синее платье с белой строчкой, в котором она выглядит настоящей королевой. Берет из деревянной шкатулки янтарный кулон на серебряной цепочке – купила его в тот же день, что и платье, очень уж здорово подошел – и бережно надевает на шею. Снова любуется на себя, берет сумочку и уже через пару минут выскакивает на улицу.

   Первые дни настоящей весны всегда казались ей чем-то волшебным. На газонах между остатками снега появляется зеленая трава, а веточки вербы возле дома покрываются пушистыми почками, похожими на крохотных птенцов. Солнце вполне отчетливо намекает на жаркое лето, а небо такое отчаянно-синее, что кажется сбежавшим из фантастического кинофильма.

   Они встречаются с Инкой в их любимом кафе. Маришка видит подругу за столиком у окна с чашкой латте и устремляется к ней, прямо на ходу тараторя:

   – Ты представляешь? Я вчера получила визу в Англию! Еду всего на неделю, а визу на полгода дали! Прихожу я вчера в посольство, а меня спрашивают…

   Последнее время Инка больше слушает, чем рассказывает. У Маришки столько новостей каждый раз! Сперва этот кошмар с Сашкиной болезнью. Врачи перепугали до смерти, а через несколько дней позвонили с извинениями, оказывается, перепутали его анализы с чьими-то другими. А у Сашки обычная простуда была, он через неделю уже скакал бодрячком, как обычно.

   Всегда был домоседом, но так обрадовался своему чудесному выздоровлению, что даже поддался на Маришкины уговоры рвануть в Сочи на выходные. Так понравилось, что решили каждый месяц такие выходные себе устраивать, с поездкой в другой город. Маришка не успевает фотки выкладывать в соцсетях, хочется же похвастаться!

   Внезапно ее стали находить старые подруги, да и просто однокурсники, с кем особенно и не общалась, – в соцсетях это быстро происходит, если каждый день что-то постишь. Оказалось, что ее приятельница Таня Соловьева менеджером по персоналу работает, стала ей вакансию предлагать. Договорились, что Маришка для начала консультантом у них поработает, вне штата. Дальше видно будет.

   И все же Инка самой любимой Маришкиной подругой остается. Она даже слушает как-то по-особенному. Ей всегда самой первой хочется все новости рассказать и не из хвастовства, а потому что она порадуется вместе с тобой.

   Только про Службу определенности Маришка не решилась ей рассказать. Про то, как заключила контракт, что дальше было… И про сон не рассказывала. И о том, как утром после этого сна, едва проснувшись, наскоро оделась и побежала в Службу определенности, чтобы расторгнуть контракт. Как встретила по дороге все того же электрика, уже ни о чем его не спрашивала, но он по собственной инициативе ей доложил о своей нелюбви к дармоедам, которых надо разогнать. Как дама с раухтопазом все так же загадочно улыбалась и предупреждала ее: «После отмены контракта неожиданностей может быть очень много, причем самых разных». И о том, что теперь она очень хорошо помнит свои сны, тоже не говорила, это слишком личное.

   – Так ты в Лондон только на стажировку или у тебя свободный денек будет?

   – Один денек будет! – радостно сообщает Маришка.

   Инка делает глоток карамельного латте и мечтательно улыбается:

   – Я когда была в Лондоне и выдался свободный день, пошла гулять по городу и забрела в какие-то богемные кварталы. Там разговорилась с художниками, один из них захотел мой портрет написать. Прямо в парке на улице достал блокнот и сделал набросок карандашом. Так здорово получилось!

   – Какая ты смелая! Я бы не решилась с какими-то незнакомыми художниками разговаривать, тем более в чужом городе…

   У Маришки уже составлен список достопримечательностей для свободного выходного и кафе на карте отмечены, которые в туристических приложениях хвалят.

   – Я не то чтобы смелая, – говорит Инка, – я просто очень любопытная. Мне всегда так интересно все новое, что я как-то забываю про страх. Кстати, Службу определенности я нашла значительно раньше тебя. Помнишь, когда я «решила что пора остепениться» после института?

Бангкок, 2013

Вам не показалось Лана Тайгес