   Александр Лельчук
   «Закон бутерброда»
   Записки арбитражного управляющего

На обложке я в начале карьеры, здесь – через 25 лет

Предисловие М. Таёкиной

   Закон бутерброда. Это какой закон? К какой категории его можно отнести? В моем понимании это закон любви одного прекрасного мужчины к окружающему его миру в словах и текстах!
   Вы держите в своих руках прекрасную книгу, которая принесет в вашу жизнь новый взгляд на, казалось бы, давно известные вам вещи и события, вы сможете окунуться в лирический мир антикризисного управления и понять сколько же тепла может быть даже в коллективе предприятия, обладающего признаками банкротства.
   Хочу рассказать вам немного об авторе этого увлекательного литературного путешествия. Лельчук Александр Павлович, для меня самый первый и один из лучших арбитражных управляющих, прекрасный муж, любящий отец, смелый моряк, верный друг и опора. Это один из немногих людей, кто вдохновил меня стать арбитражным управляющим и полюбить банкротство так, что сейчас это мое самое любимое хобби.
   И, да, «Закон бутерброда» – это книга не только о деятельности арбитражного управляющего, написанная с любовью и трепетом, это книга о мужчинах и женщинах, которые были рядом на пути с автором и оставили след в его душе.
   «Закон бутерброда» созрел в душе автора очень давно, я слышала о нем последние десять лет, глава за главой появлялись проза и стихи для этой книги.
   Стоит отметить, что это не первая книга Лельчука А. П.
   Много лет работы в больших коллективах на морских судах, знакомство с сильными мира сего, участие в процедурах банкротства крупных градо– и системо-образующих предприятий, взгляд изнутри разных крупных производственных организаций, большой житейский опыт, смена общественных формаций, произошедшая на глазах Автора, дали ему возможность рассказать нам о становлении института банкротства в России именно с практической точки зрения.
   Как моряк смог стать преуспевающим антикризисным управляющим, который сохранил в себе мудрость, честность, великодушие и многие человеческие качества.
   Почему так получилось? Как на самом деле всё было?
   Эти и другие истории Лельчука А. П. представлены в легкой шуточной форме для человека, который не только не знает об антикризисном управлении, но и в целом далек от юриспруденции.
   Я горжусь тем, что могу назвать Александра Палыча своим другом. Возможно, вы зададитесь вопросом о том, как может складываться дружба между мужчиной и женщиной с такой разницей в возрасте? Дружба, это когда не чувствуешь разницы в возрасте, разницы положений в обществе.
   Наше знакомство было в тот момент, когда я только соприкоснулась с понятием банкротство, а Александр Палыч уже был опытным арбитражником. Мы вместе с ним изучали нововведения в Законе о банкротстве, он с учетом того, что было в его практике, я с незнанием что это вообще, но огромным желанием и интересом понять чем же отличаются процедуры банкротства друг от друга и какие есть особенности в деятельности арбитражного управляющего. В тот момент у меня даже мысли не было, что я смогу сама стать успешным арбитражным управляющим.
   Не могу промолчать об огромном сердце Александра Палыча. Его шефство над детским домом, готовность в любой момент прийти на помощь, поддержка коллег, обучение новых молодых и успешных последователей нашей великой профессии. Но сейчас я поделюсь личной историей, которая произошла в 2014 году. Моя мама была вынуждена переехать в Москву из-за происходящих событий в г. Луганск. В квартире, куда она переехала не было люстры, а бюджет у нее был ограничен. И вот Александр Палыч подарил ей люстру, которая с его слов им в квартире не пригодилась. Но моя мама до сих пор уверена, что такая прекрасная люстра не могла не пригодиться в быту, а он купил эту люстру специально для нас. Как было на самом деле не важно. Важно ощущение поддержки и силы, которую дало это действие.
   Радость, от того что Александр Палыч есть в моей жизни дает мне силы выйти из сложных ситуаций, связанных с профессиональной деятельностью. Я благодарна ему за людей, которыми он делился, которые помогли мне вырасти в профессиональном плане и не только.
   Его переезд в Москву дал мне друга, который всегда дает мне отеческую поддержку. Возможно, мир арбитражных управляющих менялся, но Александр Палыч оставался всегда верен себе и отчаянно отстаивал законность своих действий и решений, это то, что навсегда осталось со мной. Благодаря его советам на старте моего пути, я спокойно сплю, так как навсегда усвоила правило действовать только в рамках действующего законодательства.
   Спасибо Вам!

С уважением, Таёкина М. Т.

   Моим товарищам по оружию – арбитражным управляющим первой волны, рыцарям без страха и упрека

   К нам не надо жалости,
   Нас тошнит от плесени,
   Мы уйдем по старости,
   Только не на пенсию.
   Темными курганами
   Ляжем в небе розовом,
   Чтоб шуметь упрямыми
   На Руси березами……
Эмиль Куни

Очень короткое предисловие автора

   Что это – Закон бутерброда? Кто его открыл?
   Как он доказывается?
   Этот Закон прекрасен тем, что его нельзя отменить Указом Президента. Его нельзя изменить. Его нельзя принять или не принять в первом и последующих чтениях. Как бы ни доказывали обратное депутаты всех уровней, ни изгалялись комментаторы и обозреватели, чтобы ни выкрикивала оппозиция на очередном марше несогласных —
   бутерброд упадет маслом вниз!
   Его можно подвергать критике, собирать подписи трудящихся, обсуждать в средствах массовой информации, отдать на растерзание партийным лидерам…… ученые будут писать докторские и…… ничего не изменится —
   бутерброд упадет маслом вниз!
   Другого ему не дано. Так и должно быть.
   Должен ведь хоть один Закон работать!
   Государственные Законы меняются постоянно и… не исполняются гражданами и властью, Церковные каноны деформируются Воровской Закон претерпевает существенные изменения.
   Я даже не вспоминаю сейчас о так любимом мною в течение четверти века Законе «О несостоятельности (банкротстве)» О нем я говорю почтительно, с придыханием, поскольку так много лет ему служил………………………………
   Но бутерброд падает маслом вниз, независимо от сорта и свежести хлеба, качества и стоимости масла. А ведь это так здорово, когда хоть что-то не зависит от воли одного или двух обличенных властью лиц…… даже из их холеных рук кусок наисвежайшего хлеба, намазанный самым высококачественным маслом, практически не содержащим холестерина, смачно и вкусно шлепнется маслом вниз!
   Да здравствует Закон бутерброда!

Еще одно предисловие автора

   Это – не научный труд о банкротстве. Это – не художественное произведение о людях, осуществляющих эту процедуру. Это – мысли вслух: о банкротстве и процветании, о законах и беззаконии, о любви и ненависти, вражде и дружбе, правде и вымыслах – обо всем, что нас окружает.
   Некоторые имена и фамилии изменены. Реалии перемежаются с домыслом. Иные сюжеты имеют место быть, а иные – совпадение.
   Автор благодарит своих сослуживцев за помощь в подборе материала, за поддержку и товарищескую критику, а так же приносит извинения всем героям и антигероям, которые посчитают себя обиженными либо ущемленными.
   В конце книги, перед эпилогом я разместил полтора десятка моих стихов… Они о море. О мужестве. О дружбе. О любви.
   Впрочем, вся эта книга – о любви!

   Не сердитесь на меня. Ведь мой бутерброд тоже падает маслом вниз!

   «…береги честь смолоду…»
(русская пословица)

   Меня выгнали с работы. Элементарно. Просто и незатейливо. Грищенко, начальник управления, позвал к себе и, играя в смущение и неловкость, спросил, не могу ли я подать в отставку…
   В таких редких случаях я всегда теряюсь: начинает стучать в висках, забывается заранее заготовленная фраза, не получается стать в позу оскорбленного и благородного дворянина и т. д.
   Почему-то становится необычайно жалко себя в этот момент и жену, которая так гордилась тем, что меня уже на склоне лет, перевели с далекого восточного полуострова в Москву, в такое крупное министерство…
   Если бы это случилось с кем-то другим, я бы еще пошутил, рассказал бы анекдот:

   – какой размер обуви носит Грищенко?
   – посмотрите на задницу Петрова (Сидорова, Козлова и т. п.)

   На этот раз под зад дали мне. Впервые в жизни. Так беспардонно. Размер туфли Грищенко можно определить по её следу у меня ниже спины.

   А как хорошо все начиналось!

   1997 год. Я в самолете лечу в Москву, из Москвы – в Стокгольм на судебный процесс с одной американской фирмой.
   Мог ли я предполагать, что в жизни бывают такие интересные командировки? Конечно, нет.
   Нет, за рубежом я бывал часто и много, все-таки столько лет работал в море, но все выходы на берег в иностранном порту сопровождались неизменным инструктажем помполита (1-ого помощника капитана), обязательной группой, не менее 3-х человек, среди которых один – коммунист, второй – офицер, ну, а третий, по-моему, стукач.
   Да и в увольнении лишней рюмки не выпей, на женщин не смотри (а как тут не смотреть, если это южный порт и юбка у нее короче моей тельняшки? да еще к 19.00 быть на судне трезвым…)…
   А тут я лечу совершенно один, в кармане 19 тысяч долларов, впереди довольно длительное пребывание в одном из интереснейших городов Мира – Стокгольме.

   Я, заместитель директора Усть-Камчатской Рыбфирмы «Истен Стар Кам», направляюсь в Стокгольм, потому что именно там Королевский Арбитраж будет решать спор между моим рыбзаводом и одной американской фирмой, которая, как я понял впоследствии, сделала капитальное кидалово и рыбзаводу, и Рыбфирме, и всему Усть-Камчатску.
   Теперь я представляю, какой откат получили люди, подписавшие с госпожой Лойс (так звали американскую бизнес-леди) этот контракт, если споры решались не в Камчатском арбитражном суде, а в Королевском арбитраже г. Стокгольма.
   Судебный процесс был затяжным, я его не проиграл, но и не выиграл: мы просто перестали летать в Швецию на суды, потому что деньги в Рыбфирме закончились. А в памяти осталась замечательная, яркая командировка в красивую страну и полная свобода передвижения по этой стране.

   И после возвращения, уже в Петропавловске, мне пришлось получать справку о моем предприятии в Федеральной службе по делам несостоятельности (ФСДН).
   Именно там, впервые в новой России, я услышал слово «БАНКРОТСТВО».
   Мог ли я тогда представить, что с этим словом будет связана моя вся последующая жизнь?

Мы были первыми

   Я до сих пор теряюсь в догадках, почему именно мне было сделано это предложение: или потому что кадровиком в ФСДН (Федеральная служба по делам несостоятельности) работал Генка Федоровский, мой однокашник по мореходному училищу, или потому что я часто стал заходить сюда, готовясь к очередной поездке в Стокгольм, а скорее всего, просто подвернулся под руку, когда пришла разнарядка – оказался в нужном месте в нужное время.
   Николай Степанович Сильченко, руководитель ФСДН предложил мне ехать во Владивосток и проходить специализацию конкурсного управляющего – так тогда назывался нынешний антикризисный управляющий – кризис-менеджер, как называли нас во Владивостоке преподаватели Дальневосточного Государственного технического университета.
   Что это такое не знал, по-моему, никто, даже сам Сильченко, ухоженный, невысокий мужчина средних лет, с улыбчивым лицом, в костюме в мелкую полоску и с очками на круглом, всегда тщательно выбритом лице.
   Во всяком случае, все руководство Приморского ФСДН во главе Александром Юрьевичем Сажновым, почти постоянно приходили на многие лекции
   Но однокашники мои по группе оказались довольно-таки неплохими ребятами, уже не юноши, как правило, бывшие руководители, имеющие юридические или экономические дипломы.
   Были две девушки довольно-таки приятной внешности. Все – дальневосточники. С Камчатки, кроме меня, был парень из Оссоры, коряк, по фамилии Попов, невысокий, полненький, ко всем относился с подозрительностью и недоверием.
   Из преподавательского состава запомнилась прежде всего Нина Георгиевна Ильяшенко – руководитель Центра переподготовки кадров, светловолосая дама в возрасте, кандидат технических наук, давняя выпускница Дальневосточного политехнического института, который впоследствии стал университетом – Дальневосточный государственный технический университет.
   При всей своей напускной строгости Нина Георгиевна была добрейшим человеком, с молодежью она разговаривала на ее же языке. Могла выпить с нами рюмашку коньяка, отпустить солененькое словцо и очень ловко поставить на место зарвавшегося студента или слушателя. С ее легкой руки я впоследствии стал преподавать в Камчатском филиале ДВГТУ, она познакомила меня с директором Камчатского филиала. Сама приезжала на все гос. экзамены, на защиту дипломов, была эрудирована и в юриспруденции и в экономике, и в менеджменте. Руководство и преподаватели Камчатского филиала ее жутко боялись, расшаркивались перед ней, пытались как-то угодить. Я же, пользуясь давней с ней дружбой, возил ее на машине в военный санаторий (она останавливалась только там). Лишь однажды она по совету Разумеева, директора Камчатского филиала ДВГТУ, остановилась в банковском санатории, куда попасть смертному было практически невозможно. Ее пребывание там закончилось очень быстро и как ни странно, при моем участии.
   Я привез ее в санаторий с тяжелыми сумками с рыбными деликатесами – она везла для всех преподавателей во Владивосток. На въезде в санаторий путь нам преградили вооруженные охранники и не позволили мне помочь ей донести вещи до корпуса. Уж как мы их ни упрашивали, как ни ублажали, но они были непреклонны.
   И вот тогда я увидел свою учительницу во всей ее красе: презрительно поджав губы, она притянула к себе дюжего бодигарда и прошипела ему прямо в лицо:
   – Не зря вас, банковских крыс, отстреливают…

   Много лет с тех пор прошло, но я, как сейчас вижу эту картину и слышу ее слова.
   Мне приходилось после этого и работать и дружить и враждовать с банкирами, судиться с ними, но фразу моей учительницы я запомнил и (совсем немножечко) с ней согласен.
   Нет больше Нины Георгиевны. После ее ухода Институт дистанционного обучения возглавила ее дочь Марина Безуглова, а Камчатский и, по-моему, Сахалинский филиалы прекратили свое существование. Да и держались они только на инициативе Нины Георгиевны. Мы с ребятами про себя звали ее «бабушкой». Если бы она услышала – конец бы нам пришел. Помню, как-то, рассорившись с Разумеевым, я пригрозил ему, что расскажу ей, что он ее бабушкой кличет. Так бедный Михаил Лазаревич аж с спал, так был испуган.
   Когда «бабушку» провожали в последний путь – приехали почти все ее ученики: большие начальники и неудавшиеся чиновники, студенты и преподаватели, профессора и технички. Но больше всего там было арбитражных управляющих. Марина, ее дочь, подарила мне фотографию. На ней Нина Георгиевна в строгом темном костюме и едва заметной улыбкой на лице. Удивительный был человек – библейской доброты и вселенской щедрости. Светлая память ей.

   Татьяна Владимировна Гордиевская. Вела правовые дисциплины. У нас сложилась добрая и довольно-таки долгая дружба. Жгучая брюнетка средних лет, стройная, даже худенькая, много курила, участвовала в наших неформальных вечеринках, даже была объектом безответной влюбленности одного из моих коллег – арбитражного управляющего с Камчатки. Мы встречались много лет, до самого моего переезда в Москву.
   Экономику читала очень красивая молодая женщина, кандидат экономических наук, влюбленная в свой предмет. Она читала лекции в различных ВУЗах и многим аудиториям. К нам, слушателям, обращалась непривычным в то время словом «Господа!» Звали ее Елена Тахтарова. Из ее лекций я усвоил понятие «Гудвил» – нематериальные активы, доброе имя. И еще запомнились ее обалденно красивые и длинные ножки. В последствии она вышла замуж за Сергея Зырянова, окончившего курсы раньше нас, они уехали в США, открыли свой бизнес, не связанный с банкротством и несостоятельностью.
   Запомнилась преподаватель бухгалтерского учета.
   До тех пор я никогда не считал бухгалтерию серьезной структурой. Но прослушав курс лекций, которые читала Ольга Александровна Тупикова, я изменил свое мнение в корне. Я теперь говорю своим подчиненным и студентам о бухгалтерии только высокие слова. Я убеждаю будущих руководителей никогда на бухгалтерии не экономить. Я убежден, что руководитель обязан рассказывать бухгалтеру обо всех своих сделках, даже «левых». Иначе бухгалтер не сможет прикрыть руководителя при малейшей проверке.
   За прошедшие годы мне встречались разные бухгалтера. Иногда попадались бухгалтера «от Бога». Я понял, насколько это интересная и творческая работа.
   Я прочитал книгу итальянского монаха 17 века Лука Пачоли «Трактат о счетах и записях». Еще в то время он открыл, придумал, создал двойную запись. Именно он – праотец бухгалтерии. Эта книга у меня есть. Редчайший экземпляр. Иногда я хвастаюсь ею перед бухгалтерами и преподавателями.
   С тех пор я всегда отдаю предпочтение бухгалтерии перед экономикой, и знакомым, которые не знают, куда определять своего недоросля после окончании школы, я всегда советую – «бух. учет и аудит».
   Может быть по этой причине, вступая в должность на банкротном предприятии, я никогда не увольняю бухгалтеров. Даже если он (она) участвовал в махинациях вместе с директором, даже если он (она) настроены враждебно к арбитражному управляющему – кто лучше бухгалтера знает обстановку на банкротном предприятии? Кто кому сколько должен, что на складах числится, а что нет, откуда и куда идут поставки… все это знает бухгалтер, проработавший на предприятии годы. Заменить его невозможно. Нужно перетягивать на свою сторону. Это уже зависит от арбитражного управляющего.
   У меня это, слава Богу, получалось.
   Далее, в разделах, я расскажу о некоторых, наиболее запомнившихся мне бухгалтерах, которым я пожизненно благодарен за то что они были в моей команде.

   Психологические тесты на курсах вели два молодых, очень похожих друг на друга, одинаково одетых, очень слаженно говорящих человека… Они были настолько зависимы друг от друга, что слушатели решили, что они братья-близнецы и ласково называли их «братцами». Не знаю, насколько это соответствовало истине, но предмет свой они знали великолепно и тесты были очень интересные. Они тоже ездили по Дальнему востоку и участвовали во всех программах подготовки арбитражных управляющих.

   Как-то на встрече с Хабаровскими арбитражными управляющими я услышал, что «братцы» проводят тестирование во многих Хабаровских ВУЗах также.
   Преподавательский состав был довольно-таки сильным.

   Из всех моих однокашников по группе арбитражных управляющих по специальности работают не больше десяти человек. Я бы отметил Юрия Розова из Владивостока. Один из сильнейших специалистов в стране. Банкротил крупнейшие предприятия Приморья. И сейчас работает по специальности.
   Аврор Леонидович Вонгай много лет возглавлял Управление по финансовому оздоровлению и банкротству Администрации Приморского края. Ушел недавно, когда сменился Губернатор Приморья.
   Александр Юрьевич Сажнов долго возглавлял ФСДН (впоследствии ФСФО – Федеральная служба финансового оздоровления) Приморского края, затем – всего Дальнего востока, защитил диссертацию, сейчас живет в Москве, работает в судостроительной корпорации, банкротит предприятия.
   Александр Чавычалов. Несколько лет проводил банкротство Дальзавода – крупнейшего судоремонтного предприятия Дальнего Востока. Получил благодарственное письмо от Президента страны, а потом – уголовное дело по надуманным основаниям. Какое-то время работал заместителем Мэра г. Владивостока, сейчас работает в Санкт-Петербурге. Лауреат конкурса «Антикризисный управляющий-2000».
   Сергей Синельников. Старейший арбитражник Хабаровского края. Прекрасный специалист. Имеет колоссальный опыт работы. Лауреат конкурса «Антикризисный управляющий-2000».
   Андрей Владимирович Макаров долгое время был заместителем Сажнова во Владивостоке и Хабаровске, в 2008 году стал моим заместителем в министерстве, после моего ухода стал начальником банкротного отдела.
   Отношения с ним, несмотря на многолетнюю дружбу, к сожалению, прекратились. Я затрудняюсь объяснить причину. Может, сказывается моя органическая нелюбовь к чиновникам, может гложет ревность: все-таки он занял мое место после моей отставки, а может он сам в чем-то повел себя неэтично по отношению ко мне.
   Просто однажды в телефонном разговоре я уловил раздражение в его тоне и желание поскорее прекратить разговор. Больше мы не встречаемся.
   Также разошлись наши пути с Александром Петровичем Канчиным, арбитражным управляющим первой волны.
   Много лет мы общались, встречались на собраниях и семинарах, я приезжал во Владивосток, он – в Петропавловск. Он получил чиновничью должность на Камчатке, потом у него были серьезные неприятности, со временем все наладилось, он занялся предпринимательством и предложил мне одну сделку, которую я посчитал для себя неприемлемой, поскольку там страдали интересы других лиц. Наши взаимоотношения прекратились.
   Потеря друзей и отчуждение близких – это, к сожалению, неизбежные риски нашей работы. Основной костяк моих сослуживцев, товарищей по цеху, учеников, остался неизменным. И сейчас, когда я живу в Москве, а они на Камчатке, Владивостоке, Хабаровске, Калининграде и других городах России, не прекращается наша дружба и взаимопомощь.

   В 2002 году вступил в силу новый Закон «О несостоятельности (банкротстве)», который во многом отличался от Закона 1998 г. причем, на мой взгляд, в худшую сторону.
   Начали создаваться саморегулируемые организации.
   До этого мы все состояли в Гильдии арбитражных управляющих России, переписывались, созванивались, по первому зову прилетали к тому, кому была нужна помощь… Арбитражные управляющие – это была элита.

   Одна семья. Мне довелось выйти в финал конкурса «Антикризисный управляющий-2000», получить грамоту из рук Георгия Константиновича Таля, тогдашнего министра (руководителя Федеральной службы по несостоятельности и банкротству России). Это был неординарный, эрудированный глубоко порядочный человек. Жаль, что его уже нет с нами.
   На этих конкурсах и семинарах, которые проводились систематически в разных городах, мы знакомились друг с другом, спорили, обсуждали те или иные вопросы банкротства. Кроме профессионального интереса, имела место настоящая, суровая мужская дружба (99 процентов арбитражных управляющих были мужчины).
   Создание саморегулируемых организаций (СРО) разбило нас всех на группы, группировки, кланы. Мы постепенно отдалились друг от друга, стали ревностно относиться друг к другу, переживать, чтобы соседнее СРО не перехватило более «хлебное» предприятие.
   Помню, я прилетел во Владивосток и пришел к коллегам в гости по старой привычке. Увы! Мои товарищи, знавшие меня, как и я их, с первых дней совместной работы и учебы, смотрели на меня с подозрительностью. Зачем я приехал? Не конкурент ли? Уже никто не верил, что приехал просто так! Да ни за чем! Узнать, как дела. Как здоровье. Женился? Развелся? Поужинать в ресторане. Выпить водки. Сходить в баньку со старыми друзьями…

   Так жаль, что это ушло…

   Но это все будет потом. Аж, в 2002 году. А пока мы заканчиваем учебу, получаем кучу дипломов и свидетельств и разъезжаемся по своим городам с прекрасным настроением и наполеоновскими планами перекроить Мир.

   Январь 1998 г. Первое назначение. Увы!
   Мои надежды попасть на свой же рыбоконсервный завод похоронил Арбитражный суд Камчатской области.
   Поскольку я работал там в должности заместителя Генерального директора, то являлся заинтересованным лицом и ни в коем случае, в соответствии с Законом «О несостоятельности (банкротстве)», не мог быть назначен на банкротные процедуры этого предприятия.
   На рыбфирму «Истен Стар Кам» (Рыбоконсервный завод) в качестве арбитражного управляющего был назначен Вячеслав Петрович Панков, который в дальнейшем стал моим другом на долгие годы.
   А я? Я тоже получил назначение, которое вызвало у меня шок и категорический протест: я был направлен на птицефабрику «Восточная», в 20 км от областного центра.
   Вспоминаю себя в состоянии гордого негодования:

   – Меня! Моряка! В курятник! Лучше с голоду помру…

   В моем представлении птицефабрика была курятником. Когда я был еще школьником, мы жили в Смоленской области, у нас были куры и гуси, которыми занималась мама, я был от этого бесконечно далек, а теперь, в 50-летнем возрасте должен идти работать в такой же курятник?
   Да никогда в жизни!
   Это я категорически заявил дома жене, плюхнулся на диван и отвернулся к стенке. Задыхался от возмущения.
   И вот именно тогда, в самый первый день моего назначения на сельскохозяйственное предприятие «Птицефабрика «Восточная» я получил очень важный урок!
   Моего назначения на банкротство крупнейшего рыбоконсервного завода ждало очень много людей.
   От мелкого лавочника – торговца рыбой, до серьезных предпринимателей со своими рыбодобывающими судами и деньгами, от чиновников районного, городского и областного масштабов до… лиц теневого рода деятельности. Очень многие хотели погреть руки на этом предприятии при его распродаже.
   А сколько было обещаний в мой адрес! Если бы они исполнились, хоть в малой доле, то я, наверняка, стал-бы олигархом, по меньшей мере.
   Увы! Не срослось. Мой телефон умолк в первый же день. Я стал совершенно никому не нужным.
   Хотя нет! Один из них все-же позвонил! И участливо предложил работу водителем для своей тещи. Кстати, с неплохой зарплатой.

   На диване лицом к стене я провалялся несколько дней. Позвонил мой однокурсник по мореходке Валерка Сторожев и когда жена рассказала ему, что меня не назначили на рыбоконсервный завод, попросил меня к трубке.

   Жаль, что этот разговор я не записал. А он был знаковым. Со мной по очереди разговаривали мои однокурсники и сослуживцы, старые моряки. Разговор был жестким, с большим обилием ненормативной лексики.
   – Старик, на свете осталось 30–40 человек, которые знают и помнят тебя с 17-летнего возраста! И этим людям абсолютно все равно, кем ты работаешь: министром или дворником. Они хотят немногого: чтобы ты был жив и здоров еще много лет. Оденься прилично и приезжай! Мы тебя ждем. За руль не садись. Закажи такси.
   Прошло 25 лет. Уже не 30–40, а 10–15 человек, друзей моей юности и зрелости, которых я люблю и которые любят меня, живут на этой земле. Они настоящие моряки и настоящие мужики. Они мои друзья. Мои братья.
   И в трудные минуты, а их было и есть немало, мы становимся рядом друг с другом.

   На другой день я поехал на птицефабрику.
   Пожалуй, это не курятник. Огромные каменные птичники.
   Лаборатории. Санитарные блоки. Инкубаторы. Гаражи для техники и сама техника. Склады. 3-хэтажное здание управления. Территория на много гектаров, обнесенная каменным забором с проходной.
   Птицы нет. Работников нет. Фабрика мертва.

   И только в гараже горит лампочка, стоит самодельный спиральный обогреватель (зима ведь!!) За столами сидят женщины в телогрейках и теплых платках, на руках у них перчатки с обрезанными пальцами, чтобы листать бумаги, не снимая перчаток. Их четверо. Двое из них бухгалтеры, одна инспектор по кадрам, и одна – заведующая складом.
   Представился. Смотрят на меня с равнодушием, как на пустое место.
   Что такое банкротство, они не знают. Что я должен делать, и что я буду делать они тоже не знают, да им, видимо, это все до лампочки.
   То, что когда-то будут деньги, они не верят. Зарплата не выплачена за два года.
   Самое парадоксальное это то, что я тоже ничего этого не знаю и ни во что уже не верю.
   Это был очень унылый день, и такие дни шли один за одним.
   Я приезжал с утра, познакомился с директором птицефабрики, он показал мне все, что не занесено снегом, рассказал, что фабрика – муниципальное предприятие, комитет по управлению имуществом области вынашивает идею преобразовать птицефабрику в страусиную ферму.
   Оказывается, эту бредовую идею подбросил бывший работник фабрики, переехавший в Америку на постоянное жительство. Почему-то все поверили в это светлое страусиное будущее, но, тем не менее, кроме этих четверых женщин, в штате вместе с директором оставалось всего трое мужчин.
   Но самое интересное, это то, что птицефабрика практически не была разворована.
   Сейчас это кажется странным, но тогда это было нормой.
   Откровенно говоря, меня больше всего беспокоила задолженность по заработной плате. На то время это была космическая цифра: чуть меньше 3-х миллионов рублей.
   Я еще не знал даже сколько я буду получать: по Закону «О несостоятельности (банкротстве)» вознаграждение арбитражному управляющему устанавливает собрание кредиторов, которое состоится в конце 3-хмесячной процедуры наблюдения. Этот вопрос меня серьезно волновал, поскольку будущее было очень туманным, и я был практически нищ, как церковная мышка.

   Неожиданно, какой-то совхоз возвратил долг птицефабрике. Долг был возвращен не деньгами, т. к. денег ни у кого не было, а продовольствием: полтушки поросенка, ящик яиц (это птицефабрике-то!), огромная фляга сметаны, что-то еще, кажется овощи, картофель и т. д.
   И я увидел, какими глазами смотрят женщины на это добро!
   У них ведь дома мужья и дети, денег не было очень давно, а тут сметана! Свинина! Масло…
   Делить все это на 300 работников, которые не получили расчеты по заработной плате, бессмысленно.
   Я даю свое первое распоряжение в этой сфере деятельности:
   – разберите продукты по домам, составьте ведомость, скорректируйте задолженность по зарплате перед вами.

   Я видел их растерянные лица и руки, перебирающие продукты…
   Я и сейчас их вижу, по истечении 25 лет.

   Утром, когда я приехал, меня позвала в холодный бокс Надежда Тычинина, инспектор по кадрам.
   Надя положила передо мной увесистые свертки, мою долю! Банка сметаны, несколько десятков яиц, огромный кусок мяса, что-то еще…
   У меня перехватило дыхание: девочки, это же вам, я то здесь при чем?
   Женщины натолкали мне в машину продукты и не стали слушать мои возражения.

   Это для меня был уже второй урок. Я видел их лица и их глаза. Немолодые тетки, у каждой дома были свои проблемы. Они поделились со мной!
   Они посчитали меня своим!
   Я, как будто увидел их впервые: да они же красавицы! На самом деле. Они не бросили предприятие, не сбежали, не ушли. Они здесь, рядом со мной. Вернее это я рядом с ними. Они ведь создавали это предприятие и остались со мной, возможно даже на продажу имущества, которое собиралось годами. Более того, я пришел сюда уволить их с работы, они это знают…
   Если бы можно было стать перед ними на колени, я бы это сделал. Я бы присягнул им в верности.
   И дело вовсе не в свертке со жратвой! Я увидел своих женщин, какими они были на самом деле.
   Я и сейчас перезваниваюсь и переписываюсь с ними. А главный бухгалтер Нина Петровна Лусунова с моей подачи окончила юрфак, прошла обучение на арбитражного управляющего и стала одним из сильнейших арбитражников Камчатки. Бухгалтер Тоня Заранко работала с ней на ее банкротных предприятиях, работала со мной на других предприятиях. И все это началось с птицефабрики «Восточная». Ольга Зозуля тоже работала постоянно с ними. Надя Тычинина также закончила юрфак и продолжила работу на другой птицефабрике «Пионерская»
   Где-то через пару лет, когда мы уже заканчивали процедуру, меня пригласили на Камчатское телевидение в программу «Персона грата». Я давал подробное интервью.
   Когда спросили про этих женщин, я сказал только одну фразу:
   «Эти четыре женщины – моя вечная любовь»…

   Мне почему-то кажется, что в те годы любая беда, неприятность, авария и пр. сплачивали людей, объединяли их, делали дружнее и теплее по отношению друг к другу.
   Главным инженером на птицефабрике был сравнительно молодой, красивый парень Валериан Михайлович Шубладзе. Грузин, но почему-то светловолосый с открытым и добрым лицом. С ним было легко работать и дружить.
   В процессе совместной работы родилась дружба. Так, кстати, впоследствии было и на других предприятиях.
   Я пришел проводить процедуры на птицефабрике, которая выращивала кур – бройлеров. Откровенно говоря, ранее я видел курицу только в кастрюле, ну, и бегающих кур по двору, когда мама сыпала им корм, подзывая их позывными «Цып-цып-цып».
   Также я совершенно не представлял сам процесс инкубации, кормления, выращивания и забоя птицы, поэтому совершенно честно расспрашивал работников, не принимал никаких революционных решений по имуществу. Ведь еще неизвестно, будет ли предприятие ликвидироваться или продолжать свое производство. Впереди собрание кредиторов и Арбитражный суд.
   Вице-губернатор области, возглавлявший комитет по управлению имуществом, изначально настаивал на распродаже и ликвидации, тем более, что в нескольких километрах от «Восточной» бесперебойно и успешно работала еще одна птицефабрика «Пионерская», возглавляемая замечательной женщиной, опытным руководителем, прекрасным человеком Любовью Ивановной Колядой.
   Но я робко заглядывал в Закон и настоятельно твердил, что для распродажи и ликвидации должно быть принято решение собрания кредиторов и Арбитражного суда.
   Ну, о самом первом в моей жизни собрании кредиторов нужно рассказать подробно.
   Я пригласил, разумеется, всех кредиторов, судебного пристава, руководителя ФСДН области и многих должностных лиц, которых, наверняка можно было не приглашать.
   Я писал письма и рассылал приглашения:
   «Уважаемая г-жа А. П. Иванова!»
   Арбитражный управляющий ГУП «Птицефабрика «Восточная» имеет честь пригласить Вас…» и так далее, в таком же напыщенном стиле.
   Пришли практически все приглашенные. Для них это тоже было все новым. Может быть, поэтому, меня слушали внимательно и принимали те решения, которые я хотел.
   Это не потому что кредиторы были, якобы, глупы. Вовсе нет!
   Это потому, что кредиторы верили арбитражному управляющему безоговорочно!

   Позднее, на своих лекциях студентам и будущим арбитражникам я всегда ссылался на Закон, согласно которому собрание кредиторов является высшим органом банкротного предприятия и его решения обязательны для арбитражного управляющего. Но!!!
   Вопрос нужно ставить так, чтобы кредиторы приняли именно то решение, которое просит арбитражный управляющий. У меня это получалось. Даже впоследствии, на других предприятиях, даже при поступлении жалоб на мои действия, я, как щитом прикрывался решением собрания кредиторов.
   Самое интересно, что собрания проходили вполне демократично: все вопросы решались на месте. Не было того, что сейчас: представитель налоговой службы, пенсионного фонда, банка и т. д. идет на собрание уже с приказом сверху, как ему голосовать! Чушь полная!
   Зачем тогда содержать штат юристов? Платить им высокую зарплату?
   Можно ведь прислать уборщицу с доверенностью и указанием как и за что голосовать.
   Когда собрание приступило к решению вопроса о моем вознаграждении, я потупив взор, скромно попросил 100 МРОТ. Я сделал это первым в Камчатской области Это по сумме выходило около 6,5 тысяч рублей.
   Примерно такую зарплату получали многие руководители предприятий.
   Кредиторы утвердили мне это вознаграждение, и я почувствовал, что весь мир у меня в кармане.
//-- * * * --//
   Банкротство птицефабрики «Восточная» было началом моей новой биографии. Работа была очень интересной и совершенно честной.
   Конечно, было много наносного. Дельцы еще слабо знали банкротство, его, в прочем, и чиновники не знали, да и мы, несколько арбитражных управляющих на всю область, знали его только теоретически. Закон еще не вышел отдельным изданием, мы перепечатывали его друг у друга, пока Н. С. Сильченко не размножил его для каждого.
   Еще не прошли лихие 90-е. Со стороны пугали наездами криминала. Я не очень этого опасался, т. к. вырос в этих же дворах, дружил со многими, в том числе с друзьями по обе стороны закона.
   Приехали бывшие спортсмены. Вовсе они не бандиты, просто умели постоять за себя. У них заморозка и переработка рыбы. А на фабрике был рефвагон. В рабочем состоянии, но уж очень энергоемкий.
   Сговорились на 30 тысяч.
   В Петропавловске-Камчатском практически одна дорога. Вагон вывозили ночью в сопровождении ГАИ и везли на другой конец города, прямо к Авачинской бухте.
   А этих денег хватило, чтобы расплатиться по зарплате с работающими в штате сотрудниками. Какая же это была радость для всех нас!
   Конечно, сделали застолье, по-моему, мне начинали чуточку верить. Ура!
   Да и я пришел домой и небрежно бросил на стол несколько тысяч рублей, чем привел в счастливое замешательство жену и дочь-школьницу.
   Когда растаял снег и появилась возможность открыть склады, мы, наверное, первые из банкротчиков, приняли совершенно неординарное решение.
   На складе были холодильники, электроплиты, линолеум, краски и другие стройматериалы.
   Птицефабрика в хорошие времена начала строительство многоквартирного дома, но перестройка, кризис и банкротство все мечты похоронили.
   Мы предложили бывшим работникам забрать в счет погашения долгов по зарплате складское имущество: стройматериалы, электроплиты, холодильники и т. д. по закупочным ценам.
   И люди пошли. Кто брал для себя, кто на перепродажу. Короче, мы погасили самую главную очередь: вторую!
   Как сказала судья, это был прецедент.

   Появился материал в газетах, даже дали видеосюжет. Конечно, это все очень льстило, но я откровенно говоря, сейчас понимаю, да и раньше понимал, что меня хвалили, обо мне писали, награждали вовсе не потому, что я такой умный, а просто потому что я был практически одним из первых. По счету, конечно, а не по знаниям.
   И многое, что делалось – делалось впервые. Но я нос не задирал. Рядом со мной работали мои коллеги Вячеслав Петрович Панков, Евгений Владимирович Зусманович и другие, вновь пришедшие арбитражные управляющие. Всего нас было 7 человек на область.
   Сложности? Их было выше крыши. Мы оценивали с помощью независимых оценщиков объекты недвижимости и технику, и иное имущество и продавали его, заключая договоры купли-продажи. Тогда еще не было, слава Богу, никаких электронных площадок, даже аукционы пришли чуточку позже. Мы все делали сами, и, честное слово, справлялись.
   Закон «О несостоятельности (банкротстве)» не знал никто. В том числе администрация области.
   Вице-губернатор, курирующий сельское хозяйство, узнав, что я распродал стройматериалы для недостроенного дома, обвинил меня в разбазаривании средств. За меня заступался только руководитель ФСДН Николай Степанович Сильченко, а вице-губернатор по гос. имуществу… уклонился от скандала.

   Нервы мои не выдерживали. Чуть было не бросил все. Областью руководил замечательный хозяйственник, рыбопромышленник, битый, исключенный из партии и восстановленный вновь, обвиненный в хищениях и отбившийся от наветов, Владимир Афанасьевич Бирюков.
   Его уже нет с нами.
   Я пришел к нему, сел в приемной взял стопку бумаги и начал писать длинную объяснительную, с ссылкой на Закон и прочее.
   К моему стыду, я не знал, что я подчиняюсь только собранию кредиторов и Арбитражному суду! И никому более!
   Вообще-то, я знал это, но как-то не решался громко сказать. Сказали другие.
   В приемную вошел милиционер.
   – Это вы Лельчук? – спросил он.
   Я не успел ответить. Еще раз распахнулась дверь и милиционер отлетел в сторону. На пороге стояли… мои птичницы (я так их про себя называл). В рабочей одежде, с какими-то сумками, папками и бумагами.
   Немая сцена длилась недолго. Ольга Зозуля вырвала у меня из-под руки мою недописанную объяснительную, отодвинув плечом мента, повернулась к вышедшему на шум Губернатору и в жестких выражениях высказала ему все, что она думает о фабрике, о страусиной ферме, о новых формах правления… и еще об очень многом.
   Порвав на мелкие клочки мою бумагу, она положила эти клочки на секретарский стол. Губернатор подошел ко мне, приобнял за плечи и спросил:
   – Ты можешь их увести?
   Я кивнул головой, взял Ольгу за руку и мы всей группой пошли вниз с 4-ого этажа, не пользуясь лифтом. Внизу, в машине сидел Валериан Шубладзе, и мы кортежем поехали на фабрику.
   У нас в отстое стоял старенький послевоенный трактор. Давно списанный по всем бумагам. На него давно засматривался один фермер, у которого был большой свинарник. Ольга позвонила ему. Он привез какие-то деньги, мы отдали ему трактор и… поехали в шашлычку всей командой. И просадили эти тракторные деньги напрочь!
   Когда я думаю, о своем звездном часе, то убеждаюсь, что он был не тогда, когда меня наградили медалью, не тогда, когда перевели в Москву в Министерство «Росимущество», не Грамота ГосДумы, не почетное звание – мой звездный час наступил, когда эти женщины, которых я должен уволить с работы, ворвались в приемную Губернатора Камчатки и встали рядом со мной.
   Я иногда говорил молодым арбитражникам, что первое предприятие, это, как первая любовь.

   А, ведь это правда.

О женщинах

   Рассказывая о трудовых коллективах предприятий-банкротов, я всегда подчеркиваю необычайную находчивость и компетентность женщин, работающих на этих предприятиях.
   Конечно, все начинается от птицефабрики «Восточная»:
   Бухгалтерия – это женщины;
   Экономисты – женщины;
   Склады – женщины;
   Коммунальное хозяйство – тоже женщины.
   Их участие, активность, выносливость и мужество (я не оговорился) трудно переоценить

   Удивительное существо – женщина! У нее сын принес двойку из школы. Муж остался без работы. Зарплату дают редко и мало. Болит голова, горло, температура +38. А она приезжает на работу, улыбается, и отмечает День рождения подруги.
   Простите меня, мужики, но мы так не можем! Мы слабее.
   Эти женщины – моя вечная любовь. Когда я прилетаю на Камчатку, то мы видимся обязательно. Мы перезваниваемся, знаем как зовут наших всех детей и внуков. Мы стали друг другу родными людьми!
   На судоремонтно-механическом заводе меня встретила Вера Владимировна Макарова, финансовый директор. Завод работал, только было много долгов, которые невозможно было погасить.
   Вера Макарова, очень миловидная и очень добрая женщина, бухгалтер от Бога, душа любой компании, грамотна, эрудированна, с тонким чувством юмора. И вся бухгалтерская команда была ей под стать.
   Мы как-то очень быстро сдружились. Все. Приезжали женщины с птицефабрики. Перезнакомились. Поскольку птицефабрика распродавалась, заводские спецы частенько ездили туда в поисках тех или иных запчастей. Главный инженер завода В. Н. Скрипаль часто бывал в мастерских птицефабрики, на что та же Вера Макарова в шутку осаживала его, напоминая, что у него есть «свой курятник». Это было удивительно доброе время. Я один день работал на ПСРМЗ (Петропавловский судоремонтно-механический завод), следующий – на птицефабрике, и все шло по довольно-таки отработанной схеме. Мы почему-то понимали друг друга сразу.
   Тоже отмечали праздники и дни рождений. Очень хорошим праздником с фуршетом и банкетом, с участием ветеранов и Губернатора отметили 80-летие мехзавода. Кредиторы отпустили на это средства.
   Вере Владимировне кредиторы разрешили командировку в Москву, на курсы повышения квалификации.
   А архивом завода занимались две бабушки, которые проработали на заводе всю сознательную жизнь, занимали должности, но с возрастом перешли на архив, переплетали папки и очень добросовестно готовили архив к сдаче.
   И на каждой вечеринке поднимали тост «За любовь!»

   Галина Павловна Варзина и Евгения Митрофановна Агеева.
   Галина Павловна, к сожалению, уже покинула нас
   Это великие женщины! Я горжусь знакомством и дружбой с ними.
   А Вера Владимировна сейчас работает на «Судоремсервисе», бывшем межколхозном заводе. Также возглавляет бухгалтерию. Мы не потеряли друг друга. Перезваниваемся и переписываемся.
   Кстати, когда я принимал ПСРМЗ у бывшего директора А. А. Щукина, он передал мне шефство над Детским Домом № 5 по Рябиковской улице. Через какое-то время, мне, как шефу, пришлось туда заехать и познакомиться с руководителем – Светланой Михайловной Козелковой.
   Я впервые увидел воспитанников детского дома. Абсолютно нормальные, совершенно адекватные дети, очень дружные и …… очень ранимые. Еще бы!
   Некоторые из них похоронили родителей, но большинство оказались преданы своими родителями. И в этом их отличие от домашних детей.
   Детский Дом – это такое учреждение, куда по служебной обязанности можно прийти только один раз. После этого будешь ходить по собственному желанию. Притягивает. Приближает. Очищает. Дает энергию.

   И Светлана со своими детьми (воспитанниками и собственными) шефствовала над каждым моим банкротным предприятием. И работники мехзавода, УТРФ, МУП «Южного» и других предприятий принимали их, как родных людей. Мы ставили спектакли совместно с детьми. Я играл роль графа Розанова («Юнона и Авось»), а Яна Нечипоренко (воспитанница) – губернаторскую дочку. Это было так здорово!
   Во время многочисленных доносов на меня от «доброжелателей» после Камчатского БАСУ Светлана Михайловна по собственной инициативе пришла на прием к Прокурору Камчатской области и очень требовательным тоном убедила его прекратить многочисленные проверки моей лояльности.
   Когда я бываю на Камчатке, мы обязательно видимся. Я знаю ее детей, она дружит с моей женой и, бывая в Москве, заезжает к нам.
   Кстати, особой моей гордостью является Почетная Грамота Министра образования России, где Министр благодарит меня за шефство над Детским Домом № 5.
   До самого переезда в Москву я числился председателем Попечительского Совета Детского Дома.
   В Камчатском Бассейновом аварийно-спасательном управлении с экономистом Галиной Сергеевной Елефтериади у нас возникла сначала глухая вражда, потом трудное примирение, потом глубокая и настоящая дружба.
   Когда у меня после окончания процедуры на этом предприятии возникли по доносам недоброжелателей неприятности, она не побоялась сказать правду, после чего осталась без работы, и я позвал ее работать со мной.
   Пошла. Мы вместе работали до самого моего переезда в Москву. Отважная женщина! Когда на меня поступали жалобы, она выходила вперед и брала на себя все разборки, когда приходили журналисты хвалить – она выталкивала меня вперед. Мои гос. награды, почетные звания и грамоты – наполовину ее заслуга. Закончила еще один институт. Получила диплом юриста. Имеет медаль от Президента и грамоту Губернатора. Ветеран труда.
   Несколько лет назад переехала с семьей в Подмосковье, прошла обучение, стала арбитражным управляющим, и работала со мной в одной саморегулируемой организации.
   Вместе с ней, Натальей Квитко, Оксаной Карулиной, мы закрывали Ордена Ленина УТРФ.
   Оксана Карулина работает в Правительстве Камчатского Края, Наталья Квитко переехала с семьей в Новороссийск.
   Перезваниваемся. Переписываемся. Встречаемся. Это команда!
   Я бы добавил еще Ингу Шеремет, которая занимала ответственный пост в УВД г. Петропавловска, когда пришла к нам в команду, очень быстро переучилась с уголовных дел, на арбитражные, ее выступления в арбитражном суде всегда были показательны. Она и сейчас работает в области банкротства. Переписываемся и перезваниваемся.
   Рассказывая о предприятиях рыбного хозяйства, нельзя не сказать добрых слов об Ирине Орловой, которая много лет возглавляла рыбацкий профсоюз.
   Легендарный УТРФ (Управление Ордена Ленина тралового и рефрижераторного флота) и «УТРФ-Холдинг» мы закрывали вместе. Сколько вопросов, которые могли решить только депутаты или Губернатор, брала на себя Ирина Леонтьевна, и все они решались. Очень многие рыбаки получили ветеранские звания с легкой руки Ирины Орловой. И вообще, она – человек неравнодушный к своему делу, и рыбаки области (Края) были для нее близкими людьми. Руководители рыбных компаний зачастую опасались ее, относились настороженно, частенько возникали острые баталии, но рыбаками она была любима и уважаема.
   Сейчас она живет недалеко от Москвы, в Тульской области, мы перезваниваемся, переписываемся и встречаемся.

   На 19-м километре, недалеко от бывшей птицефабрики стоит небольшое общежитие, принадлежавшее тогда «Камчатсклесу». Оно представляло из себя одно-двухкомнатные квартирки, довольно благоустроенные. Сам «Камчатсклес» и это общежитие были у меня в производстве. Однажды раздался телефонный звонок и незнакомая женщина срывающимся от волнения голосом сказала мне, что она жительница этого общежития и собирается сейчас совершить акт самосожжения прямо в этом общежитии.
   Сначала я не очень поверил в реальность этих намерений, поэтому мой голос был спокоен, видимо это тоже сыграло роль, короче, я упросил эту женщину дождаться моего приезда, выехал туда сразу же.
   Ее звали Ирина Прядка. Недавно умер муж. Остались она и двое сыновей. Средств к существованию нет. Работы нет. Несколько дней назад за неуплату долгов по электроэнергии на базе «Камчатсклеса» (и в общежитии тоже) отключили электроэнергию – света и отопления тоже нет. Это декабрь месяц. Через несколько дней Новый год. Ее отчаяние дошло до предела.
   В жизни каждого человека бывают случаи, которые он считает невероятными, удивительными, фантастическими…
   Со мной это случилось именно тогда. Суть не в том, что мне удалось убедить Ирину не совершать страшного поступка, удивительное и невероятное в том, что когда мы с ней приехали в Елизовскую электросеть, после окончания рабочего дня, и я начал сбивчиво и путано рассказывать диспетчеру, что под раздачу у них попало общежитие с людьми, они обесточены и замерзают, он почему-то сразу поверил! Начал звонить в областной центр и соединил меня с самым главным энергетиком области, передал мне трубку, я проговорил свой монолог и… чиновник разрешил найти электрика и подключить общежитие. Это было невероятно! Столько лет прошло, а я до сих пор сам себе не верю.

   Мы с ней искали электрика, потом подключали здание, потом у какого-то киоска пили горячий чай с сосисками в тесте, и я чувствовал себя совершенно счастливым. Я привез Ирину на 19-й километр, на радостях отдал ей продуктовые подарки и шампанское, которые на Жестяно-Баночной фабрике мне дали к Новому году. Мы стали друзьями. Настоящими. Надолго. Ирина работала со мной еще на двух банкротных предприятиях. Работала сторожем, мыла полы, заведовала складом и т. д. Получила квартиру на 20-м километре, была у меня на юбилее.
   Когда мы с женой ехали в аэропорт, покидая Камчатку, я остановил машину на 20-м километре, Ирина прибежала на остановку и обняла меня.
   Я до сих пор чувствую её объятия и её слезы.
   Больше я ее не видел. Где она?
   Попробую разыскать.

   Я не могу не сказать о работницах коммунального хозяйства. Мне довелось работать с тремя крупными предприятиями: ЖКХ «Южное», МУП «Жилремуслуга» и Елизовским ЖКХ. Работу коммуналки я знал очень отдаленно. Я ежедневно в разных районах города видел дворников, но мне казалось, что мы живем параллельно друг другу.
   А здесь пришлось окунуться в эту работу с головой. Я увидел и узнал, какой это тяжкий труд! Процесс коммуналки остановить нельзя, потому что люди замерзнут в домах, остановится водопровод, дворы и улицы зарастут мусором.
   Дворники – это, в основном, женщины. Дворники – это целое явление!
   Оказывается, дворники – это умнейшие люди! Бывшие продавцы, медицинские сестры, был художник, был судовой механик, а когда дворники-женщины сбрасывали с себя дворницкие хламиды, то превращались в очень хорошеньких женщин, с добрыми глазами, тонкой талией, красивыми ножками! Честное слово!
   И еще – они очень добрые и честные люди!
   Мне очень помогла разобраться в сложнейшей коммунальной кухне Елена Ивановна Яковлева, которая возглавляла профсоюз работников коммунальной сферы. Неутомимая женщина! Умела найти подход к любому работнику, будь то начальник ЖЭКа или рядовой дворник. Ей верили и ее понимали.
   Один из участков возглавляла Валентина Бащук – интеллигентная женщина, умница, красавица.
   Сначала она наговорила мне много горьких слов, и только потом, поняв суть моей работы, сама подошла ко мне и изменила свое мнение. Мы до сих пор переписываемся. Как-то меня вызвали на административную комиссию за плохую расчистку снега, зам. градоначальника оштрафовал на 2 тысячи рублей, прошел слух, что меня снимут с работы…
   А наутро я встретил в коридоре пожилую женщину-дворника Галину Бокову, которая собирала от работников МУП «Жилремуслуга» подписи… в мою защиту!
   Это же парадокс! Я пришел сюда по судебному определению, чтобы все продать и уволить этих людей, а они просят администрацию города не отстранять меня от должности.
   У меня предательски защипало в носу и покраснели глаза. Я и сейчас не могу сдержать волнения, когда вспоминаю этот случай. Ну, разве я мог предать теперь этих людей? Они до сих пор работают в коммуналке. А этой женщине я лично вручал грамоту Министра ЖКХ России, теперь она ветеран труда. Кстати, на прощальной вечеринке я с ней танцевал. Галина Бокова оказалась обалденно красивой, стройной и совсем не пожилой женщиной!
   И тогда, тоже в марте, ко Дню работников коммунального хозяйства в газете «Вести» появилась статья «Снимите перед дворником шляпу».
   Сейчас бы я не только снял шляпу, а низко поклонился бы этим людям! За их удивительную щедрость и первозданную красоту.

   Я рассказал о женщинах, которые прошли вместе со мной трудный путь несостоятельности и банкротства.
   А может быть, это я прошел этот путь с ними?
   Ведь им было намного труднее, чем мне.
   Мне закон обеспечивал зарплату вне очереди. А они ждали свою зарплату.
   Они помогали мне закрывать предприятия, которые сами создавали десятилетиями. Я представляю, как это больно. Но они поверили мне и встали рядом.
   Они не просто мои сослуживицы или подчиненные. Нет!
   Они мои товарищи по оружию.
   Я учился у них гражданскому мужеству. Я учился у них порядочности. Доброте. Правдивости и требовательности к самому себе, в первую очередь.
   Об этих женщинах песни нужно писать, а не только статьи в газету.

   И еще: все они удивительно, просто сказочно красивы!
   Я влюблен в каждую из них!

Судоремонтный завод

   Одно из старейших Камчатских предприятий. Прямо в центре города. Заводоуправление. Здравпункт с оборудованием.
   Цеха. Причалы. Огромная столовая в отдельном новом здании. Большая территория. Охрана и сторожевые собаки.
   Впервые я попал на эту территорию еще будучи курсантом мореходного училища. Вместе с преподавателем морского дела совершили экскурсию на большой морозильный рыболовецкий траулер «Браслав». Впервые моя нога ступила на палубу океанского судна.
   И вот вторично я прохожу в проходную завода уже 50-летним мужиком в качестве арбитражного управляющего.
   Это в моей практике второе предприятие, в производстве у меня еще птицефабрика «Восточная» и на подходе третье предприятие «Бассейновое аварийно-спасательное управление» (БАСУ). Но оно будет еще через годик.
   Судоремонтный завод (ПСРМЗ), акционерное общество, предприятие с 80-летней историей, около 400 работающих, имеющее свой жилфонд, рабочее общежитие и подшефный детский дом, большую базу складов в другом конце города и огромную кредиторскую задолженность – по заработной плате своим работникам, по страховым взносам в пенсионный фонд, по уплате налогов и сборов и задолженность перед кредиторами-предприятиями большими и малыми.
   Доходы предприятия поступают только от судовладельцев, чьи суда ремонтируются на заводе. Из полученных средств нужно выплачивать заработную плату работникам, оплачивать расходы по электроэнергии, текущие платежи в бюджет, приобретать запчасти, расходные материалы, оборудование и так далее, еще очень много пунктов и подпунктов.
   Если птицефабрика «Восточная» досталась мне в практически заброшенном виде, с четырьмя работающими женщинами и пятью мужиками, то ПСРМЗ был действующим предприятием, у причалов стояли рыбодобывающие и транспортные суда, работала сварка, работали дизелисты, радиоспециалисты, готовилось деревянное оборудование и т. д.
   Но все это кипело, строилось, создавалось уже в долг.
   Работники практически не получали зарплату, электроэнергию часто отключали за неуплату, налоговики грозили самыми страшными карами…
   Генеральный директор Анатолий Александрович Щукин встретил меня хмуро, представился, познакомил с главным инженером, с финансовым директором, с начальником экономического отдела…
   Отдать должное А. А. Щукину, он в отведенные на наблюдение сроки, вводил меня в курс всего, что делалось на заводе, знакомил со специалистами, с партнерами, с кредиторами и должниками. Уже в ближайшее время я понял причину попадания такого знакового предприятия в банкротную мясорубку – это неплатежи! Отсутствие средств у заказчиков, как правило, тоже рыбников и прочих. Увы! Этим страдала всё рыбное хозяйство страны.
   Анатолий Александрович – замечательный директор. Судоремонтник. Он вырос на этом заводе и выстроил этот завод. Интеллигентный человек, никто от него не слышал грубого слова, раздражения или ругани. Он не готовился к отставке. В отличие от многих обанкротившихся предприятий, мехзавод (так его зовут в Петропавловске до сих пор) не был разворован и растаскан по закромам. Просто не было средств, не было никакой перспективы их получить, нечем было расплатиться с кредиторами, и никто из дирекции завода, никто из руководителей города и области не знал и не предполагал, что можно сделать и как спасти одно из старейших камчатских предприятий.
   Межведомственная комиссия решила вводить банкротные процедуры и направить на завод арбитражного управляющего.
   Сейчас, по истечении многолетнего срока с этого времени, скажу честно, что арбитражный управляющий в моем лице, был растерян, потерян и не знал ничегошеньки из практики банкротств, поскольку они (банкротства) только начинались в Камчатской области, а теория, которую мне вбивали в голову на курсах, полностью вылетела у меня из головы, да она и не могла помочь.
   Единственное, что можно было сделать сразу же, или почти сразу, во второй процедуре, – это ввести мораторий на уплату долгов, в соответствии с законом «О несостоятельности (банкротстве)» 1998 г.
   Кстати, я и сейчас убежден, что этот закон был самым высоконравственным законом о банкротстве за всю историю постсоветского банкротства.
   Это была совершенно новая и очень интересная процедура, которая началась в далеком 1998 г.
   Сначала суд ввел процедуру Наблюдения. В течение 3-х месяцев проходила инвентаризация предприятия, различные экспертизы, финансовый анализ и т. д. а в ноябре того же 1998 г. Арбитражный суд назначил процедуру Внешнего управления сроком на 1 год, впоследствии она продлевалась, а в январе 2000 года – последнюю процедуру – Конкурсное производство, которое было завершено в январе 2002 года.
   Почему процедура банкротства затянулась почти на 4 года?

   Потому что команде арбитражного управляющего пришлось весьма дипломатично полемизировать не только с дебиторами и кредиторами, которые должны были возвратить немалые суммы, но и с администрацией области, в частности с Вице-Губернатором А. Л. Котляром, который озвучил идею полного сноса завода и устройстве на освободившейся территории парковой зоны, игровых площадок, кафе и клубов.
   После вступления в должность я ходил по цехам и знакомился с работниками. Я увидел токаря – «золотые руки», при мне кузнец закрывал механическим молотом спичечный коробок, рабочие – дизелисты определяли неисправность двигателя по его шуму…
   Почти все работники – люди старшего возраста, пожилые.
   Я представил себе, что если придется отправить всех на сокращение, то… этих рабочих людей уже никто никуда не возьмет.
   Мне страшно стало от этих мыслей. Уже потом я сам себе дал слово, что если сохранить производство и работников не удастся, я просто сложу полномочия. На свою совесть я это не возьму.
   Нужно было экстренно что-то придумывать. Именно поэтому после процедуры наблюдения, заведомо уже зная, что восстановление платежеспособности невозможно (слишком много долгов), мы попросили суд ввести Внешнее управление. Это давало некоторую передышку. Во внешнем управлении вводится мораторий на выплату задолженностей кредиторам, в том числе ФНС, и это все давало возможность осуществить нашу придумку.
   А придумка заключалась в следующем:
   1) В каждом цеху создается малое предприятие – ООО во главе с начальником цеха и участием всех работников цеха;
   2) Каждое ООО заключает с заводом в лице Арбитражного управляющего договор аренды цеха, станков и инструмента с правом выкупа арендованного имущества (тогда это было возможно по Закону и широко распространялось);
   3) Получаемую ежемесячно арендную плату, арбитражный управляющий возвращает ООО-шкам в качестве уплаты задолженностей по заработной плате для работников, т. е. пошел круговорот денег.
   4) Как только стоимость имущества того или иного цеха будет выплачена, цех со станками и инструментами переходит в собственность соответствующего ООО.
   Именно для этого затягивалась процедура – чтобы каждая ООО-шка успела выкупить свой цех. Не берусь гарантировать, что оценщики были принципиальны или наоборот, но все делалось для того, чтобы сохранить производство.
   Были сложности и накладки: заказчику (судовладельцу) приходилось заключать договор на ремонт с каждым цехом, конечно были неудобства, но мы прошли через все это. Приходили молодые люди, желающие выкупить за большие деньги самый большой цех под дискотеку. Приходилось изворачиваться, что-то придумывать, ссылаться на договор аренды и т. д.
   И когда, в конце концов, все цеха оказались выкупленными своими же работниками, я перестал врать начальству и доложил Вице-губернатору, что снести завод не получится, поскольку у каждого цеха теперь имеется официальный собственник.
   Потом эти ООО-шки объединились в холдинг и получился ООО «ПСРМЗ-Причал».
   Работая по этому проекту, я безуспешно пытался разъяснить некоторым оппонентам, что сравнительно невысокая стоимость каждого цеха была не потому, что арбитражный управляющий получил откат или взял в лапу, а потому что выкупалось имущество самими работниками завода.
   Многие студенты, которым я читал «Правовые основы банкротства» писали об этой вполне законной авантюре в своих курсовых и дипломных работах.
   Этот проект был продуман не только мною, арбитражным управляющим, но практически всей администрацией завода, включая бывшего директора А. А. Щукина, гл. инженера В. Н. Скрипаля, Финансового директора В. В. Макаровой, нач. экономического отдела Л. И. Авиловой и, конечно, всех начальников цехов.
   31 января 2002 г. Арбитражный суд закрыл процедуру банкротства. На прощальном вечере я сказал, да и сейчас готов повторить:
   «Время неумолимо. Меняются Губернаторы и Президенты, а судоремонтный завод стоял и стоять будет.»
//-- * * * --//
   За период 4-летней процедуры практически все долги ПСРМЗ перед кредиторами были погашены.
   Была выплачена огромная задолженность по заработной плате работникам. За период банкротства уволились только работники столовой, остальные перешли в вновь созданные малые предприятия в каждом цехе.
   Но оставить ПСРМЗ, как юридическое лицо, уже было невозможно: у него ведь уже не было имущества, оно перешло к малым предприятиям, ООО-шкам., которые, в свою очередь объединились в холдинговое предприятие ООО «ПСРМЗ «Причал».
   Ведь в собственности холдинга осталось самое ценное – морские причалы и пирсы.
   За мою 24-летнюю практику это была, пожалуй, самая знаковая процедура. В ней участвовал весь коллектив ПСРМЗ.

   Очевидно, работы по банкротству птицефабрики и судоремонтного завода, мои первые банкротные дела положили начало и дали задел на дальнейшую трудовую деятельность в этом направлении.
   Я до сих пор считаю, что мне очень повезло. Я увидел рабочие предприятия, я увидел рабочих людей на производстве, познакомился с ними, подружился с ними, учился у них и был принят ими.
   Сам производственный процесс мне был очень интересен. Я ходил по всем цехам, общался не только с начальниками и бригадирами, но и с рабочими, несколько раз мне позволяли стать к токарному станку, это было захватывающе и интересно.
   Естественно, каждого работающего интересовало, в первую очередь, когда он получит задолженность по своей заработной плате. Я очень боялся пообещать и не исполнить. Поэтому был аккуратен в словах.
   Отношение к арбитражному управляющему на банкротном предприятии настороженное. Недоброжелательное. Это естественно: люди работают там десятилетиями. А ты пришел с улицы, в технике ни уха – ни рыла, планируешь продавать наше имущество, а нас увольнять с работы!
   Ну, как-то обошлось без пустых обещаний и… без увольнений. Этим я особенно горжусь.
   За период банкротства судоремонтного завода уволились только работники столовой.

   Вспоминается один случай, который до сих пор приводит меня в смущение.
   Ко мне обратился пожилой рабочий. Ему, впервые в жизни дали путевку в санаторий. Нужно покупать билет и вылетать, а денег-то у него нет.
   Я пошел с ним в бухгалтерию, еще куда-то, но, к сожалению, денег не нашли. Меня очень затронуло: человек едет на курорт впервые в жизни! И, возможно, этот первый раз будет и последним., дядька в солидном возрасте. Ему было нужно 45 тысяч. И я пообещал ему дать взаймы, завтра принесу из дому.
   Он очень растерялся, но я его успокоил и пояснил, что я принесу деньги, он полетит в санаторий, а мне оставит доверенность на 45 тысяч, и, когда поступят деньги, мне бухгалтерия отдаст из его зарплаты.
   Прошло более четверти века, но я готов присягнуть, что не было у меня никакой погони за дешевой популярностью, я просто хотел помочь рабочему человеку слетать в санаторий впервые в жизни.
   Конечно, дома мне пришлось объясняться с женой, но утром, когда я приехал с деньгами, выяснилось, что бухгалтерия нашла где-то заначку и выплатили ветерану деньги. Моя помощь не понадобилась. Я до сих пор считаю это нормальным.

   А производственный процесс не был остановлен ни на один день. Все цеха и заводоуправление работали в нормальном режиме.
   После того, как мы начали работать по схеме, о которой я говорил выше, заработные платы стали выплачиваться постоянно, с небольшим нарастанием для закрытия задолженности.

   За несколько лет работы на судоремонтном заводе я прошел школу рабочих специальностей. Мне нравилось приходить в кузницу или в столярку, да практически в любой цех, и находиться рядом с людьми в спецовках. Как я завидовал им, что они все знают и все умеют.

   В диспетчерскую обратился заказчик с просьбой отремонтировать трактор. Возмущенный снабженец рассказывал мне, что сейчас они направят его с «Сельхозтехнику», чтобы он не мешал работать. Мы с В. Н. Скрипалем, главным инженером, остановили его.
   Подумали, посчитали и… приняли трактор в ремонт.
   – А что я с ним буду делать? – вопрошал начальник цеха.
   – А ничего. Беги в «Сельхозтехнику», тащи сюда специалиста и заключай с ним договор на ремонт трактора.

   Утром приглашенный специалист приступил к ремонту трактора, а вечером собственнику трактора выставили счет, включающий в себя оплату работы специалиста «Сельхозтехники» и 20 или 30 процентов услуги нашего завода. Это было первое коммерческое мероприятие с моим участием.
   Случались нестандартные ситуации. Как-то после планерки в кабинет вошел тракторист. Он был взвинчен, волновался:
   – Все! За такую зарплату я больше не работаю! Ежедневная расчистка от снега оплачивается по другому тарифу. Или платите, или я увольняюсь, и пусть заваливает причалы снегом!
   Молодой диспетчер тоже перешел на крик:
   – Ну, и вали отсюда, мы сегодня же других найдем, обойдемся без твоей помощи…
   Я попросил всех успокоиться, а тракториста задержаться. Мы остались вдвоем. Я уже не помню, как его звали, но я честно ему сказал, что если он уйдет, то завод действительно занесет снегом, и никто сюда на такую зарплату не пойдет.
   – Я могу добавить 500 рублей, если можешь, продолжай работу, а? Если не можешь, тогда иди, никакой обиды на тебя не будет.
   Мы посмотрели друг другу в глаза. Он поднял рукавицы и пошел работать. Много лет, до самой пенсии он работал на судоремонтном заводе.

   Вот такие рабочие люди окружали меня. Я учился у них. Я хотел быть похожим на них. И я горжусь, что во мне есть частица от них, настоящих мужиков!

   Однажды, поздним зимним вечером мне домой позвонил диспетчер и взволновано рассказал, что единственный жилой многоквартирный дом, оставшийся от жилого фонда завода, Энергосбытом обесточен за неуплату. Отопление тоже отключено.
   Вся сложность была в том, что дом не стоял на балансе города, а завод вовремя не внес оплату. И все этажи огромного дома остались без тепла и света, а живут там, в основном, ветераны, пожилые люди.
   Все мои звонки дежурному по городу, в администрацию города и т. д. не дали никакого эффекта.
   – оплатите деньги, тогда включим!
   Даже сейчас, по истечении почти четверти века с того дня, у меня с языка срываются жесткие фразы.
   Завтра-то включат! С большим пониманием относится к проблемам завода Градоначальник, но сейчас ведь ночь!
   Одеваюсь. Бегу к машине. Еду туда, в этот двор. Представляю, сколько наслушаюсь горьких слов.
   Конечно, были горькие слова. И упреки тоже. Почти все жильцы были во дворе. Горели несколько костров. Ворчали, конечно.
   И я повинился перед всеми. Как школьник, опустил голову и просил прощения. Потом какая-то бабка спросила про Градоначальника. Я ответил, что только утром я его найду. Еще что-то, потом еще…

   Я присел на какую-то табуретку, кто-то дал кружку с горячим чаем. Я тупо смотрел в дымящуюся кружку и сидел вместе с жильцами этого дома.
   Я ничем им не помог. Я просто находился вместе с ними, хвалил чьего-то сына, который поступил в институт, вместе со всеми костерил начальство и тоже говорил, что нужно писать петиции или перекрывать улицы…
   Я чувствовал себя частью этого удивительного коллектива, этого сообщества рабочих людей.
   А перед 23 февраля, моим Днем рождения, в кабинет вошли замотанные в платки две пожилые женщины. Старушки из этого дома. И подарили мне подарок: они связали мне носки. Они заметили тогда, ночью, что я был в осенних, не меховых ботинках.
   Потом об этом подарке написали журналисты.
   Но подарок этих бабушек для меня намного дороже всех медалей, грамот и почетных званий!

   На протяжении этих процедур приходилось многое придумывать, выдумывать, изобретать и… лавировать между заказчиками, кредиторами, областным начальством.
   Самое главное и самое, наверное, сложное, это убедить кредиторов в необходимости той или иной операции или какого-то расходования денег.
   Арбитражный управляющий подчиняется Собранию кредиторов. Это высший орган в банкротном предприятии. Поэтому и собрания нужно было проводить не с позиции какого-то начальничка или цербера, а с позиции специалиста, болеющего за производство и за кредиторов одновременно.
   Хотелось ведь отдать долги и… сохранить производство.
   А собрания кредиторов тех лет отличались от современных собраний тем, что это были собрания единомышленников! Практически все предприятия того времени имели задолженности перед трудовыми коллективами по заработной плате, и я на всю оставшуюся жизни запомнил слова представителя Федеральной налоговой службы. Он сказал мне при всех:

   – Если вы закроете долги перед коллективом по заработной плате, то на все остальное мы будем смотреть сквозь пальцы.

   Сейчас в это трудно поверить, но тогда мы обсуждали на собраниях проблемы Должника и кредиторов и вместе планировали расходы и мероприятия.
   Все решалось на собраниях. ФНС полностью доверяло своему представителю и позволяло ему голосовать так, как он считал целесообразным.
   Это потом, через несколько лет, представители ФНС и банков приходили на собрания с приказом на руках, где было указано как и за что голосовать. Я тогда съехидничал:
   – Зачем направлять на собрания начальника юр. отдела? Пришлите уборщицу с доверенностью, дешевле ведь будет!
   И эти, тогдашние кредиторы, в том числе ФНС и ПФР (был самостоятельный кредитор) разрешили мне устроить вечер по случаю 80-летия Судоремонтно-механического завода с приглашением ветеранов завода, фуршетом и банкетом.

   И мы провели этот вечер. Старики – ветераны смотрели влажными глазами на приветствия, подарки, тосты.
   Эти же кредиторы санкционировали командировку главного бухгалтера Веры Владимировны Макаровой на какие-то бухгалтерские курсы повышения квалификации, которые проводились в Москве.

   С тех пор я всегда говорил и убеждал своих сослуживцев, стажеров, партнеров, студентов – все вопросы проводить через собрания кредиторов!
   Поэтому, кто бы вас потом не проверял и не инспектировал – у вас на руках надежный щит: протокол собрания кредиторов, где черным по белому указано как, куда и сколько денег тратить.
   Накось – выкуси, господин проверяющий!

   Но для того, чтобы кредиторы поддерживали все предложения арбитражного управляющего, нужно уметь их убеждать.
   Нужно быть всегда доступным для кредиторов, знать их наперечет, общаться с ними, на собраниях не доклад читать, а вести дружескую беседу, показать им, что вы работаете на них.

   Когда-то давно, при написании Закона «О несостоятельности (банкротстве)» какой-то …чудак написал и узаконил:
   «Арбитражный управляющий должен работать в интересах должника, кредиторов и общества».
   К сожалению, эта совершенно бессмысленная фраза остается во всех редакциях закона. Тем не менее, каждый арбитражник прекрасно понимает, что работать на кредиторов и должника одновременно невозможно.
   Банкротное законодательство разных стран разграничивается. В некоторых странах оно прокредиторское, а в некоторых продолжниковое, и совместить их, к сожалению, не получается.

   На судоремонтном заводе кредиторская задолженность погашалась в соответствии с Законом 1998 г.
   Там было 5 очередей.
   Но! Параллельно с погашением задолженности по 2-й очереди (расчеты с трудовым коллективом) взыскивалась дебиторка. Дебиторы, в большинстве своем, были судовладельцы, которые ремонтировали на заводе свои суда. Но поскольку денег ни у кого не было, то расплачивались рыбопродукцией, т. е. тем, что ловили и производили, в основном, консервами.
   Арбитражные управляющие того времени намертво знали одну истину: задолженность от дебиторов нужно брать чем угодно, даже борзыми щенками. Иначе ничего не получишь. Я уверен, что это правило целесообразно применять всегда.
   Получилась интереснейшая ситуация: рыбопромышленники-дебиторы расплачивались с долгами рыбопродукцией, и я ее немедленно предлагал для погашения кредиторской задолженности Пенсионному фонду России и Федеральной Налоговой службе.
   Естественно, они не могли брать продукцией! Инструкции! (Боже мой, какая идиотия!).
   Составлялся довольно-таки смешной протокол: арбитражный управляющий в качестве погашения задолженности предлагает ФНС России и ПФР консервы лососевых рыб в количестве… по цене… за единицу продукции, но кредитор, в соответствии с инструкцией или Постановлением, отказывается.
   Оп-па!!! Переходим к погашению задолженности перед кредиторами следующей очереди, которые в Законе ласково именуются «иные кредиторы».
   Это предприятия-партнеры различных форм собственности.
   Они с восторгом забирают консервы и… долги погашены.

   Вот и вся хитрость. Да ничего мы не хитрили. Работали очень честно.
   Моя жена приходила с работы чуть не в слезах:
   – все говорят, что арбитражный управляющий судоремонтного завода берет в лапу (или откат) и за копейки продает цеха!
   Во-первых, в лапу не брал. Да никто и не предлагал, кстати. Цеха продавались тем же ООО, которые были созданы в каждом цехе. А уж как там оценивали независимые оценщики – не ведаю.
   Вот почему эти объекты продавали не по заоблачным ценам.
   А когда распродавали имущество со склада, я тоже купил какой-то миксер, очень оригинальное ведро на дачу и лист нержавейки, чтобы на даче в бане сделать бак. За все это с меня были удержаны деньги из вознаграждения.

   Арбитражный суд закрыл процедуру и «Петропавловск-Камчатский судоремонтный завод» формально прекратил свое существование.
   Но появилось новое предприятие «ПСРМЗ – «Причал» в тех же цехах, с теми же станками и оборудованием, с теми же рабочими и мастерами и с теми же целями: ремонт рыбопромыслового флота.

   Был прощальный вечер. Журналисты. Речи. Тосты. Слезы тоже были.

   Я ведь тоже в течение почти 4-х лет был членом этого коллектива, хоть официально не значился в списках.
   Может быть, это звучит плакатно громко, но эти слова я произнес, и сейчас, через 20 с лишним лет подписываюсь под ними.
   «Я благодарен всем работникам судоремонтного завода. Я горжусь тем, что эти годы был рядом с ними.
   Преклоняюсь перед их гражданским мужеством и присягаю их нелегкой правде».

«Истен Стар Кам»
(«Усть-Камчатрыба»)

   В 90-х годах, когда началась повальная приватизация средств производства, выборы генеральных директоров не по опыту работы и знаниям, а по дружбе и другим, совсем не рабочим качествам, переход на коммерческие рельсы, ну, и, конечно, в наименованиях и лексиконе стали преобладать красивые иностранные словечки:
   Офис! А раньше была «контора».
   Менеджер! А раньше был «директор».
   Форум! Это «собрание».
   И подобной ереси очень много.
   Каждый бывший ларёк или палатка стал супермаркетом, в названии каждой автозаправочной станции обязательно слово ОЙЛ, т. е. топливо.
   Так и в Усть-Камчатске, замечательном портовом городе на Камчатке, рыболовецкий колхоз «Путь Ленина» и рыбоконсервный завод объединили вместе и нарекли «Истен стар кам», что в переводе означает «Восточная звезда Камчатки».
   Но, как и все гигантские предприятия того времени, фирма слабела, выдыхалась, накапливались долги в бюджет и внебюджетные фонды, долги партнерам, задолженности перед трудовым коллективом (800 человек), и т. д.
   В 1996 г. предприятие возглавил бывший председатель рыболовецкого колхоза «Путь Ленина» Виктор Иванович Калькаев, опытный руководитель, сам из моряков, а меня он позвал к себе в заместители и вменил мне в обязанности маркетинговую службу.
   Откровенно говоря, ни сам Калькаев, ни я тогда даже не знали, что это такое. Осваивали уже по ходу дела.
   Фактически предприятие было банкротом, надежды на спасение были очень призрачные.
   Чтобы закрыть долги по зарплате брали кредиты в банке, заранее зная, что выплатить их будет очень трудно.
   Как раз в это время, после моей красивой командировки в Стокгольм, о которой я рассказывал в 1-й главе, мне предложили поездку во Владивосток на специализацию по банкротству.
   На это тоже нужны были средства. А помог мне один предприниматель, который заключил с нами договор на поставку ему рыбы лососевых пород. Намерения у парня были серьезные, он хотел работать с рыбой постоянно.
   Вот он и профинансировал мое обучение во Владивостоке, даже выплатил мне задолженность по заработной плате. Разумеется, все это было совершенно официально.
   После моего возвращения Арбитражный суд направил меня банкротить «Птицефабрику «Восточная», а на «Истен стар кам» был направлен Вячеслав Петрович Панков.
   Я не мог быть назначен на эту фирму, поскольку работал на ней в должности заместителя директора, т. е. был лицом заинтересованным.
   Конечно, когда планировалось банкротство такого гиганта, как рыбоконсервный завод с огромными холодильниками, засольным, консервным и икорным цехами, рыбомучной установкой, плюс целая флотилия рыболовецких сейнеров, морских и речных катеров, бригад ставных неводов, бригад речных рыбалок, то вокруг этого предприятия кружилось много желающих приобрести по – дешевке цех или оборудование, суденышко или другое плавсредство, судоремонтную базу или столярный цех, а, может, сетепошивочную мастерскую…
   Действительно, так бы все и случилось, разорвали бы производство на малые части… и все.
   Фактически это предприятие было градообразующим, хоть и не значилось таковым.
   Сам Усть-Камчатск существовал за счет рыбы и леса. Лес сплавляли по реке Камчатка, и прямо из Усть-Камчатска грузили на Японию, ну, а рыба шла на внутренний и внешний рынки, поэтому желающих подкормиться было более чем достаточно.
   А в этот период Усть-Камчатск был без электроэнергии, из-за отсутствия топлива, которое не поставлялось, т. к. нечем было за него платить. Многие предприятия не работали, и была реальная угроза для восьмисот работников «Истен Стар Кам» выйти на улицу в качестве безработных.
   Но выход нашли. Вячеслав Панков вместе с тем самым предпринимателем, который помог мне пройти банкротную специализацию осуществили удивительно простой и великий проект!
   Этот предприниматель выплатил кредиты банку за предприятие, покрыл задолженности по заработной плате и фактически стал самым большим кредитором предприятия-должника, т. е. стал его собственником.
   Получилась идеальная картина: выплачены долги, сохранены рабочие места и средства производства.
   Завод начинает работать в полную силу. Рыбодобывающие суда идут на промысел.
   Конечно, пьяниц и несунов пришлось уволить, но все рабочие места сохранены!
   Прекратилось воровство, стали поступать средства, и фирма начала помогать Усть-Камчатску. Было закуплено топливо. Произведен ремонт дорог и системы водоснабжения, отремонтированы жилые дома.
   Кстати, «Истен Стар Кам» ушел в небытиё, вместо него зазвучало более прозаическое, но совершенно понятное наименование: «Усть-Камчатрыба».
   Оно и сейчас выдает продукцию во все регионы России.
   А его собственник (тот самый предприниматель, был избран Главой Усть-Камчатского района.
   Сейчас он представляет Камчатский Край в Совете федерации России. Его зовут Борис Александрович Невзоров.

   Этим кратким воспоминанием я хотел рассказать, как совместное партнерство арбитражного управляющего и кредитора помогло восстановить предприятие, погасить его задолженность, а впоследствии повлиять на благоустройство и деятельность большого района Камчатского Края (тогда еще Камчатской области).

Вкратце, о сущности банкротства

   Одна моя студентка написала оригинальный эпиграф к дипломному проекту.
   Я его запомнил;
   «Банкротство – это яд или лекарство?
   Яд – для предприятия-должника, и лекарство для экономики в целом»
   Это был конец 90-х годов, банкротство еще никто толком не знал и не изучил, в том числе и арбитражные управляющие. Всё приходилось осваивать на ходу. Старались. Учились. Набивали шишки. Делали выводы и начинали снова.

   Надо честно сказать, что в то время практически все руководители предприятий, чиновники и общественники относились к арбитражным управляющим и к процедурам банкротства с огромным уважением.
   Очень много выпускников Дальневосточного Государственного технического университета, факультета антикризисного управления, стали работать антикризисными консультантами, инспекторами в различных контролирующих службах и… арбитражными управляющими.

   Я читал им «Правовые основы банкротства». Это было действительно интересно. Студенты приходили на мои предприятия и брали темы курсовых работ по многим Камчатским предприятиям, где проходили процедуры банкротства.
   Я учился вместе со своими студентами. Очень многое постигал вместе с ними.
   Но уже изначально, с первого банкротного предприятия, с первого общения со студентами, я усвоил твердо и на всю жизнь:
   Банкротство – это плохо. Банкротство – это архи – плохо!
   Плохо потому, что любое предприятие, любой формы собственности, будь то мизерное ООО-шка или гигантский концерн, очень много теряет при банкротстве. Оно теряет хороших работников, которые увольняются сами, либо по сокращению, уходят искать работу и, как правило, не могут ее найти. Теряет деньги, потому что их нужно отдавать кредиторам, выплатить работникам, погасить долги в бюджет и внебюджетные фонды. Теряет имущество, потому что арбитражный управляющий вынужден продавать его, чтобы расплатиться с долгами.

   Теряет свой рейтинг и партнерские связи с другими предприятиями и кредитными организациями.
   А руководители предприятий-банкротов, зачастую профессионалы высочайшего класса, теряют свои должности и годами казнят себя, считая именно себя виновными в этом крахе.
   А причин банкротства, как правило много.
   Это неплатежи партнеров. Это неисполнение договоров поставок. Это сложная экономическая обстановка в стране. И еще – ВОРОВСТВО!
   Воровство, к сожалению, имеет место быть в любом предприятии, без исключения.
   Рыночные отношения. Все большие фабрики и заводы стали акционерными компаниями. Все рабочие стали акционерами. Но ничего не изменилось. Рабочий рыбоконсервного завода, уходя домой, кладет в карман банку-другую консервов.
   Из других заводов и фабрик также «уходит» продукция и инструменты. Имеют место глобальные хищения средств. Не все махинации вскрываются, не всех хватают за руку, но воровство – это бич!
   Арбитражный управляющий принимает то, что есть. То, что осталось на складах и в цехах. Принимает по факту. И работает с тем, что осталось, что занесено в инвентарные ведомости и амбарные книги.
   А что? Он не уполномочен ловить жуликов.
   Как правило, в результате банкротных процедур кредиторы получают далеко не все свои деньги. Они тоже теряют от банкротства.
   Никогда не забуду, как на фуршете по окончанию процедуры банкротства птицефабрики «Восточная» один уважаемый кредитор поднял бокал и горько пошутил, что этот бокал обошелся ему в миллион рублей. Он недополучил целый миллион. В то время миллион стоил дорого.
   Конечно, имеет место и восстановление платежеспособности. Вернее, полный расчет с кредиторами и трудовым коллективом.
   Праздник! Арбитражного управляющего провожают с аплодисментами, журналисты, телевидение…
   Но предприятие обескровлено. Ему очень трудно восстановиться.
   Были случаи, когда предприятие после банкротства через какое-то время окончательно падало на дно.
   Любой, прочитавший эту главу, может задать мне резонный вопрос:

   – Если банкротство это плохо, то что же ты там суетился почти четверть века?
   Отвечу. Во-первых, было действительно все ново и очень интересно. Работа на виду. Среди людей. Они встречают меня враждебно, а потом становятся друзьями на всю оставшуюся жизнь.
   Во-вторых, очень хотелось помочь. В первую очередь, рабочим людям. С большим трудом, но это удавалось.
   Действительно, в моей практике не было ни одного случая невыплаты задолженности по заработной плате. Я ставил перед собой эту задачу сразу. Честно скажу: для меня 2-я очередь (задолженности трудовому коллективу) была неизмеримо важнее иных задолженностей. И я этим горжусь.
   Я переписываюсь, перезваниваюсь с бывшими работниками банкротных предприятий, иногда встречаюсь. И это здорово!
   И, наконец, в-третьих. Довольно-таки приличное вознаграждение. Нынешних процентов и доп. вознаграждений тогда не было. Размер вознаграждения устанавливали кредиторы на первом собрании кредиторов.

   Как правило, вознаграждение примерно соответствовало директорскому окладу. Но бывало и выше.
   Это тоже было неплохим стимулом.

   Во время моей командировки в Стокгольм, я попросил юриста Российского Торгпредства провезти меня по рыбным предприятиям Швеции.
   Поехали. К моему удивлению, я не увидел таких предприятий-гигантов, как в России. Там я впервые услышал термин «малое предприятие».
   В Гетеборге такое малое предприятие выпускало вкуснейшие пресервы из сельди.
   Меня провели по причалам и цехам. Это было нечто! В цехах на разделке и засолке сельди работали только женщины. Работали в одну смену. Имели два выходных дня в неделю, обед за счет работодателя.
   Соус для маринада сельди у них был строго засекречен: очень много конкурентов среди рыбников.
   Хозяин рассказал мне, что ежедневно к причалу швартуется рыболовецкий сейнер другого малого предприятия, занимающегося ловом сельди, и выгружает ему 15–20 тонн свежей рыбы.
   И когда я, как опытный рыбник, спросил у хозяина, что будет, если сейнер не придет (поломка, шторм, порыв сетей и т. д.), хозяин посмотрел на меня, как на сумасшедшего: сейнер не может не прийти даже теоретически! Договор!
   Его дедушка начинал это дело, его отец продолжил, теперь он сам здесь хозяин, и сыновья работают вместе с ним.
   Его партнер, который ловит рыбу и поставляет ему ее ежедневно, понимает, что если подведет, то лишится своего бизнеса. Договор!
   Я не стал ему рассказывать про Усть-Камчатский рыбоконсервный завод, где 5 или 6 цехов, на которых работают сотни людей, плюс морские рыболовные сейнеры с экипажами, плюс морские ставные невода с бригадами, жилыми кунгасами и рабочими катерами, плюс речные рыбалки с бригадами, работающими круглосуточно. Далеко не малое предприятие.
   А на обратном пути в Стокгольм мы заехали на фермерское хозяйство.
   40-летний фермер, его 29-летняя жена и один подсобный рабочий.
   У них дойное стадо из 150 коров, холодильники, маленькая, почти контейнерная фабрика мороженого.
   Они втроем кормят коров, доят, сепарируют молоко, готовят мороженое, отгружают продукцию ежедневно в приходящий грузовик, и косят сено для своего стада, скошенное сено консервируют на зиму.
   Конечно, у них компьютеры, стадо постоянно находится в коровниках, там телята рождаются, вырастают, доятся, кормятся и т. д. Косят сено и убирают сенокосилками.
   Я коров сам не видел: чтобы зайти в коровник, нужно одеть совершенно чистую спецодежду и пройти медосмотр, чтобы не принести коровкам заразу.
   Я прикинул, что на эти 150 коров у нас в стране был бы совхоз с парткомом.

   Постепенно и в большинстве случаев в России тоже образовались малые предприятия. Там уже работник понимал, что он – акционер, значит собственник, и отношение к предприятию и его имуществу совершенно другое.

   А банкротства в моей практике были удачные и …не очень. Были хвалебные статьи в газетах, передачи ТВ, грамоты, подарки, награды.
   Были жалобы, доносы, расследования, суды и штрафы.

   Но, поверьте мне:
//-- Банкротство – это очень плохо!!! --//

Лекарства и яды в одном флаконе

   Получив назначение на это предприятие, я задохнулся от гордости. Я знал его еще будучи школьником, читал про него в газетах, смотрел по телевидению. Оно всегда было покрыто каким-то ореолом таинственности и героизма. Еще бы!
   Аварийно-спасательный отряд! Спасение на водах!
   Самые быстроходные суда. Самые бесстрашные водолазы. Самые настоящие моряки-спасатели…
   Даже когда я закончил мореходное училище и сам стал моряком Камчатского морского пароходства, а потом Управления океанического рыболовства, я продолжал уважительно и трепетно относиться к морским спасателям.

   Несмотря на фактическое банкротство предприятия, мое уважение к нему не упало.
   Два морских буксира. «Марс», стоит у причала. Не на ходу. Без экипажа. Нуждается в ремонте. «Гроза», периодически становится на мелкий ремонт, но выходит иногда с водолазами.
   Землесос «Камчатский» находится в аренде в Малайзии, работает на какого-то богатого жулика – китайца, который не оплачивает аренду и практически не платит жалованья морякам.
   Это судно мне было хорошо знакомо. Еще в 80-х годах, когда я работал в рыболовецком колхозе «Путь Ленина», в Усть-Камчатск пришел этот красавец-корабль, построенный на японской судоверфи. Это был корабль будущего. Такой техники в Советском Союзе еще не знали и не видели. Огромная труба опускалась на грунт и землесос выкачивал грунты, промывал устье реки Камчатка, после чего в порт Усть-Камчатск стали заходить океанские суда и разгружаться – загружаться не на рейде в Камчатском заливе, а непосредственно у причалов порта, что повышало производительность порта в огромное количество раз.
   А теперь этот земснаряд работал неизвестно где, неясно на кого и непонятно за что.

   Потом уже, через несколько лет, я понял, что аварийно-спасательный отряд уже не мог спасти тонущее судно, либо потушить пожар на горящем объекте, потому что не имел быстроходного спасательного судна на ходу. В работе была только водолазная станция.

   О ней нужно говорить особо. Водолазы – это действительно сильные и бесстрашные моряки, все без исключения, гордящиеся своей профессией, физически здоровые и красивые, но в силу особенности профессии, говорящие с иными людьми, НЕ водолазами, с небольшим оттенком превосходства, снисходительности и этакого легонького презрения…
   Практически на водолазной станции держался весь отряд. Были задолженности по зарплате, были долги перед бюджетом и другими фондами – то же самое, что на других предприятиях, но здесь было сложнее.
   Во-первых, нельзя было сократить работников, потому что все они СПАСАТЕЛИ и должны СПАСАТЬ в любое время и в любую погоду.
   По этой же причине нельзя было продавать имущество, если оно было необходимо для спасательных работ. И даже целиком предприятие нельзя было продавать никому, кроме государства.
   Почему? Да потому, что только государственная структура будет спасать людей бесплатно, а суда и грузы за деньги.
   «Без спасения нет вознаграждения» – эта строчка стояла в правом углу образца Договора о спасении.
   Тот же Петропавловск-Камчатский морской торговый порт уже был АО (акционерным обществом), его Генеральный директор порывался купить спасательный отряд с землей и имуществом, но… он был частник, который не стал бы спасать людей бесплатно. И никто не может обязать его на спасение. Он мог в любой момент на спасательном судне катать туристов за деньги, а водолазов опускать на дно для сбора икры морских ежей. Очень дорого ценилась эта икра.
   Здесь должно было фигурировать государство или государственные органы.

   Кстати! Я был крайне удивлен, и сейчас вспоминаю с ужасом, что час работы водолаза под водой оплачивался ему… в 56 рублей!
   Поэтому, чтобы сходить в кафе с женой вечером, он должен был просидеть под водой весь рабочий день.
   Почему-то это считалось нормальным. Возмущались только сами водолазы и профсоюзный секретарь Галина. О Галине, профсоюзном секретаре и экономисте по совместительству, я расскажу в этой же главе позднее и подробнее.
   Предприятие существовало за счет выполняемых водолазами различных работ: по ремонту подводной части судов, очистке дна у причалов и т. д. Очевидно, случались заявки частных судовладельцев, где водолазы могли немного подзаработать.
   На первом общем собрании трудового коллектива отряда я представился, рассказал, что меня направил арбитражный суд, пояснил смысл моей работы, рассказал, что интересы работников не должны быть ущемлены, что я постараюсь… надеюсь… думаю… и т. д.
   Естественно, слушали меня с ухмылкой, смотрели с недоверием, а профсоюзная Галина – с ехидцей и откровенной неприязнью.
   Водолазы с ней разговаривали уважительно и почтительно.
   – «Наверное, та ещё бандерша», – подумал я тогда.
   Вопросы мне задавались самые каверзные: когда рассчитаюсь с долгами, где возьму деньги, сколько сам буду получать и т. д.
   Особенно изгалялся один рыжий, крепко сбитый водолаз, которого все называли Серёгой.
   На вид ему было лет 35–38. Он задавал самые непонятные для меня вопросы, например, как я планирую эксплуатировать водолазную станцию.
   Я ничего не мог ему ответить, поскольку водолазная станция в моем представлении была кучей непонятных мне машин и механизмов.
   Видя моё замешательство и смущение, этот Серёга изгалялся еще больше, высказывая сожаление, что прислали к ним отсталого и неграмотного управляющего, который даже под воду ни разу «не ходил».
   Эти свои издёвки и придирки Серёга применял ко мне при каждой встрече, причем прилюдно. Было очень обидно.
   Бывший начальник этих выпадов не замечал или делал вид, что не замечает, а глаза Галины искрились откровенной радостью и злорадством.
   За что она так на меня? Вроде-бы, нормальная девчонка, ну что я ей сделал?
   Бывший начальник занимался переговорами с арендатором землесоса «Камчатский», который, очевидно, уже давно обещал перечислить арендную плату, но все никак не перечислял.
   Кроме того, был заключен договор с командованием Камчатской флотилии на конвертовку списанного корабля для буксировки его на утиль. Здесь могла быть хорошая оплата, которая так была необходима.
   Конвертовка – это задраивание всех дверей, иллюминаторов, люков и иных отверстий, чтобы при буксировке корабля без экипажа вода не попала в трюма и иные помещения судна и не потопила его.
   Все швы заваривались намертво.
   Работа в отряде была рутинной, но напряженной. Почти ежедневно приходили представители разных фирм с предложениями продать тот или иной объект. Было очень сложно.
   Аварийно-спасательный отряд должен работать круглосуточно, в полном объеме, постоянно быть готовым к экстремальной ситуации и любой аварии на море.
   Случай, о котором я расскажу ниже остался у меня в памяти надолго. Он напрямую связан с водолазом Сергеем Евтуховским, тем самым рыжим Серёгой.
   8-е марта. Вечер. Мы с женой едем в гости к родственникам отмечать женский день.
   Проезжаем вдоль берега Авачинской бухты, мимо судоремонтного завода, на котором я еще веду процедуры.
   Дул довольно сильный ветер, шел липкий снег, бухта была покрыта льдинами, которые громоздились друг на друга.
   Я увидел большой, черный несамоходный плашкоут, который то ли льдины, то ли ветер сорвали с якоря, и теперь он неуправляемый дрейфовал по бухте вблизи стоящих на рейде судов.
   Я начал названивать в отряд, в диспетчерскую – никто не снимает трубку. Пришлось, жене пересесть на автобус, а я – в отряд.
   Вся дежурная смена моряков отмечала женский праздник. Но на своих ногах и, практически нормальные, правда, с лёгоньким ароматом спиртного.
   Я обрисовал ситуацию, начали звонить диспетчеру порта, просить дежурный катер, который пришел к нашему причалу через час, все запрыгнули на борт и пошли на поиски плашкоута.
   Нашли его как раз на траверзе судоремонтного завода, совсем недалеко от стоявшего у причала судна. Сейчас я представляю, какой бы был анекдотический скандал, если бы этот летучий голландец разбил бы только заваренный и покрашенный борт судна.

   Получилось бы, что одно мое банкротное предприятие нанесло ущерб другому моему банкротному предприятию на очень крупную сумму.
   Но это я понял только на другой день.

   Нашли. Зацепили. Застропили. Парни работали слажено, я стоял в рубке рядом с капитаном катера, а Серёга с мужиками заводили троса и крепили их на плашкоуте. Серёга шипел, что таких руководителей, которые не знают водолазного дела, надо давить в зародыше, и при этом он плотоядно поглядывал на меня.
   Все обошлось. Только мои новая куртка и костюм теперь годились, разве что, для дачи.

   Когда наутро я прибыл в отряд и поднимался в диспетчерскую по металлической лестнице, я еще издалека услышал разглагольствования Евтуховского о том, как не повезло им с новым начальником (это со мной) и как вчера этот начальник чуть не плача умолял Серёгу поймать плашкоут, обещая завтра дать ему премию и погасить долг по зарплате.

   У меня потемнело в глазах от обиды, я ускорил шаги, намереваясь поставить на место этого наглеца.
   Дверь в диспетчерскую была открыта, я стал на пороге.
   Евтуховский стоял в метре от меня, спиной ко мне и продолжал говорить свой монолог, обильно перемежая его ненормативной лексикой и жестикулируя руками.
   Я слушал его в каком-то оцепенении. Кстати, я до сих пор не понимаю, почему ему никто не сделал знак, что я за спиной. Как-то, не по-пацански.
   Он обернулся ко мне, и впервые я увидел растерянность на его лице. Наверное, это, да еще явно нетоварищеский поступок окружающих повлияли на финал этой истории. Я не могу объяснить как, почему и зачем я произнес следующие слова:
   – Сергей, сколько тебя ждать? Пошли в бухгалтерию.
   Я обещал премию, значит будет премия!!!

   Мертвая тишина. Я потянул его за рукав, и мы пошли в бухгалтерию. Зашли вместе с ним. В кассе было около пяти тысяч рублей.
   Я объяснил растерянной главбухше, что нужно выплатить премию Евтуховскому за работу по швартовке бесхозяйного плашкоута. Приказ будет готов через 20 минут. Оставив Евтуховского у кассы, я пошел писать приказ.
   Он зашел ко мне и переминался у порога. У меня дрожали руки.
   – Это… спасибо. Не надо, чтоб премия… пусть будет в счет зарплаты, а? Спасибо вам…

   Я рассказываю об этом случае не для того, чтобы сказать, какой я хороший, а для того, чтобы показать, что в нашей работе, да, наверное, и в любой работе, самое сложное – это человеческий фактор.
   Не нужно делать пальцы веером, не нужно выпендриваться перед рабочим человеком. Он совсем не хуже тебя, а может даже лучше.

   После этого случая у меня дома частенько в очень позднее время раздавались звонки. Я подходил к телефону и слышал (кстати, с удовольствием слушал) голос Сергея Евтуховского.
   – Доброй ночи! Евтуховский. Нужно посоветоваться…
   Конечно, я догадывался, что рядом стоит вся дежурная смена, а Серёга показывает им свою близость к начальству.
   Жена ворчала на меня, а я ежился от холода, стоя босиком и в трусах у телефона и, честное слово, был очень счастлив!
   Где ты сейчас, Серёжа Евтуховский? Живой-здоровый? Выбрался ли из этого моря смеси добра и злобы, участия и зависти?
   Хороший водолаз и хороший мужик. Настоящий!
   Спасибо тебе, за то, что ты был в моей жизни.

   После долгих споров и дебатов пришли к выводу, что можно продать землесос «Камчатский», а вырученные от продажи судна деньги пустить на выплату кредиторской задолженности.
   Даже нашелся потенциальный покупатель: Морская администрация порта Темрюк.
   Слава Богу, тогда еще не было никаких электронных торгов, любая продажа, согласованная с кредиторами обходилась значительно дешевле и оформлялась намного проще. Не нужно было никому ни за что платить.
   Я вылетел во Владивосток, где проходило какое-то минтрансовское совещание, где встретился и познакомился с Главой морской администрации порта Темрюк В. В. Сазоновым.
   Поговорили. Поспорили. Поторговались. Я сослался на Решение собрания кредиторов, установившее цену продажи судна в 16 миллионов рублей. На то время это была космическая сумма, но она, как раз была равна нашей кредиторской задолженности.
   Разъехались по своим портам. Валерий Сазонов – на юг, в Темрюк, а я – на Дальний Восток.
   Через некоторое время Сазонов сообщил мне, что принимает мое предложение и готов оплатить 16 миллионов рублей за покупку землесоса «Камчатский» Морской администрацией порта Темрюк.
   Чтобы продать корабль, его нужно было сначала вырвать из воровитых рук малайзийского арендатора и убедить экипаж судна не списываться на берег в Малайзии, а перегнать судно в Азовское море, в порт Темрюк, и там получить расчет, сдавши судно новой, Темрюкской команде.
   Это было сложно. Экипаж требовал расчет от арендатора, тот обещал, но не выплачивал. Переговоры велись через его жену, бывшую россиянку из Владивостока, довольно-таки базарную мадам. Я, кстати, предполагаю, что жульничал не китаец, а его российская супружница.
   На судне закончилось продовольствие и вода. Но никто не спешил снабжать судно и экипаж провизией.
   Через Камчатских представителей МИД я обратился в Посольство России в Малайзии, рассказал о бедственном положении обманутого экипажа, о необходимости перегона судна в порт Темрюк на Азовском море. Должны понять и помочь. М-дааааа. Разбежались!
   Они не только не помогли с продовольствием и водой, они прислали письмо в администрацию Камчатской области о том, что судно на грани ареста, якобы за долги арендатору (???).
   Короче, те члены экипажа, которые отказались участвовать в перегоне, сошли на берег в Малайзии, хотя я предлагал им следовать до Российского порта в качестве пассажиров. Несколько новых членов экипажа вылетели в Малайзию на судно. Все вопросы с продовольствием и водой решил Валерий Сазонов.
   Судно было в очень плохом техническом состоянии. Мне страшно было отправлять его через половину земного шара, через ревущие сороковые широты…
   Я категорически настоял, застраховал судно на 16 миллионов рублей, а также застраховал всех членов экипажа. Темрюк оплатил страховки, и только тогда «Камчатский» пошел в Средиземное, Черное и Азовское моря.
   Сказать, что весь период перехода судна я не спал и не отходил от телефонов – это ничего не сказать.

   Переход длился чуть меньше месяца. Когда капитан доложил, что вошел в Черное море, я вылетел в Темрюк для подписания договора купли-продажи.
   Слава Богу, все закончилось благополучно. Судно ошвартовалось у причала порта Кавказ. Всем морякам было предложено остаться работать на судне. Некоторые остались.
   Темрюк встретил судно с перегона торжественно: подарки и банкет были организованы для экипажа.
   Судно поставили в ремонт, переоборудовали и мне прислали его фото: красавец-землесос с новым названием «Темрюкский».
   А Валерий Сазонов навсегда остался моим другом. С его подачи руководством Краснодарского Края было отправлено ходатайство в наградной отдел Министерства транспорта и в Москве мне была вручена Государственная награда: медаль «300-летия Российского флота. Тогда она было государственной наградой, на удостоверении стояла подпись Президента России.
//-- * * * --//
   Наверное, на этом триумф закончился. Полученные деньги разошлись на оплату кредиторской задолженности.
   И я стал перед очень сложной проблемой: как выйти из процедуры внешнего управления, если все долги выплачены? Кто станет во главе ФГУП (федеральное государственное унитарное предприятие). Что предложит Морская спасательная служба России?
   По предложению ФСФО (федеральная служба финансового оздоровления) мы заключили с кредиторами мировое соглашение.
   Сейчас это вызывает улыбку, а тогда восстановления платежеспособности практически не происходило.
   И, если здраво рассуждать, то это вовсе не восстановление платежеспособности!
   Да, предприятие никому ничего не должно. Но! У него всего два плавсредства для спасения гибнущего судна: морской буксир «Марс», на ремонт которого нет денег, и старый буксир «Гроза», который может работать только на акватории Авачинской бухты, и то, только тогда, когда сам в рабочем состоянии.
   Землесос «Камчатский» стал землесосом «Темрюкским», значит заработать на дноуглубительных работах уже не получится. Но, поскольку предприятие государственное, его должно содержать государство.
   Но, это аварийно-спасательный отряд. Как быть, если он не может и не сможет никого спасти?
   Нужен ли он в таком состоянии?
   Аварийно-спасательный отряд нужен, конечно, но только сейчас, после процедуры внешнего управления Министерство транспорта обратило внимание, что работать-то и спасать он не может!
   Из Москвы прилетает министерский чиновник для поиска виновных.
   Если эти строки прочитает любой арбитражный управляющий России, он сразу же догадается, какой выход нашел приезжий чиновник!
   Ну, конечно же! Вся причина в прошедшей процедуре банкротства. И на роль козла отпущения назначен арбитражный управляющий, ваш покорный слуга.

   И… понеслось…

   Экстренное совещание у Вице-Губернатора области. Председатель ФСФО, прокурор области, бывший начальник отряда, много незнакомых мне должностных лиц.
   Вопрос только один: арбитражный управляющий, завершивший процедуру внешнего управления, получивший Государственную награду, обласканный прессой и телевидением, преподающий банкротство в университете… уничтожил аварийно-спасательную службу бассейна своими неграмотными, даже преступными действиями (это из выступления Бывшего начальника.)
   Я бы нисколько не удивился, если бы у дверей стоял конвой. Брызжущий слюной чиновник требовал вернуть имущество: землесос «Камчатский», здание небольшого цеха … и всё.
   Председатель ФСФО Н. С. Сильченко объяснил ему и всем присутствующим, что ничего нельзя вернуть. Можно только купить. Выкупить. И то, если новые собственники согласятся.
   Прокурор области плюнул и ушел, сказав, что ему нечего здесь делать.
   Ну, что? Обломилось обвинить арбитражного управляющего?

   Не обломилось… не на тех нарвались. И пошли доносы уже нового руководителя. Я хорошо с ним был знаком, встречались очень приветливо, добросовестно сдал ему дела.
   Его уже нет, к сожалению, поэтому в дальнейшем я буду называть его условно: «Новый начальник».
   В чем меня только не обвиняли!
   Включился ОБЭП. Должен же я был что-то украсть! Бывший начальник написал в своем доносе, что я украл… старый, ржавый якорь со свалки металлолома.
   Инспектор ОБЭП Ч. Тщательно протоколировал допрос. Согласно расценкам на приемку черного металла, этот тяжелый якорь стоил бы во «Вторчермете» 800 рублей.
   Я показал бухгалтерские выписки моих предприятий, по которым было видно, что мой среднемесячный заработок составлял 120 тысяч рублей. Надо ли мне воровать якорь? Он тяжелый. Нужен кран, нужна машина. Это… рублей 500. Остается 300. Зачем они мне при 120-тысячной зарплате?
   Ответ инспектора Ч. Меня убил:
   – 120 тысяч – это хорошо. Но 120 тысяч и еще 300 рублей – лучше!

   А сам якорь и железный хлам я разрешил сдать на металлолом морякам, которые работали на причале и убирали его, поскольку работать, не получая заработную плату, некомфортно. Пусть у ребят появятся хоть небольшие деньги.
   Да, пусть выпьют, в конце концов! Они это заслужили.

   И вот такая ересь изо дня в день, из года в год, итак 6 лет ровно, пока не истек срок исковой давности. На каждое заявление (донос) Нового начальника, кляузу Бывшего начальника милиция, прокуратура, ФСБ, налоговая полиция после очередных проверок отвечали отказом, но… Бывший начальник и Новый начальник обжаловали отказы и все начиналось снова.

   В этой грязной истории есть нечто удивительное и, вроде бы, непонятное. Но это нечто дало мне огромные силы переступить через эту грязь и продолжать свою работу.
   Об этом ниже.
   В этой мерзкой истории было много обиженных и оклеветанных людей. Я не могу не вспомнить Сергея Карцева, успешного предпринимателя, купившего с разрешения кредиторов этот злополучный маленький цех без станочного оборудования.

   На него тоже пошли доносы и поклепы, допросы в УВД и прокуратуре и т. д.
   Мои бывшие однокурсники, работавшие в силовых структурах, резонно предположили, что такое давление на меня скорее всего проплачено Бывшим или Новым начальником, потому что, если бы хоть что-то подтвердилось, то я уже был бы отстранен от работы.
   И вот однажды, будучи в таком подавленном настроении, я приехал к Сергею Карцеву и предложил ему сделать то же самое.
   – Сергей Викторович, давайте мы с вами оплатим такую услугу, и пусть наши недруги попадут в нашу шкуру!
   Я никогда не забуду его спокойный ответ:
   – Александр, после этого мы с вами ничем не будем отличаться от них.

   Убедительный аргумент.
   Я больше никогда не видел Сергея Викторовича, его уже нет с нами, но слова этого НАСТОЯЩЕГО человека я запомнил на всю оставшуюся жизнь.

   Оба начальника (Бывший и Новый) постоянно изобретали новые методы борьбы против меня. В ход пошли письма трудового коллектива.
   Это меня не очень беспокоило. Подписывали они сами, дочь Бывшего начальника, с которой у меня, кстати, были добрые отношения, было, конечно несколько шестерок, подписывавших все, что они просили, и был, к сожалению, ветеран войны, водолаз Зюляев. Я на него не в обиде, люди того поколения всегда верили начальникам. Его попросили подписать – он подписал.
   Конечно, подпись фронтовика всегда имела свой вес.

   Был еще один человек, относившийся ко мне крайне отрицательно. Это экономист и профсоюзный секретарь Галина.
   Когда мне кто-то сказал, что ее вызвали на допрос в налоговую полицию, я просто сник. Она девка грамотная, все мои огрехи, которые выговаривала мне на собраниях и лично, сейчас вывалит, наговорит столько, что не отмоюсь никогда.
   Поздно вечером зазвонил домашний телефон. Женский голос:
   – Саша, забери меня из налоговой полиции, здесь много собак и темно, я боюсь.
   Я в полной растерянности. Кто это? Галина? Она же в налоговой полиции. И что это за фамильярность? Издевается?

   Приехал. Она. Села в машину, ничего не рассказывала, я тоже ничего не спрашивал и привез ее к нам домой. Жена усадила ее за стол, уговорила что-то перекусить и… выпить коньяку.
   На другой день я узнал, что она жестко, полагаю, что не совсем вежливо, отчитала допрашивающих, отвергла все обвинения в мой адрес и хлопнула дверью.
   Ее мужа тоже зовут Саша. Она звонила мне, и окружающие решили, что мужу.
   Оба начальника уволили ее с работы за несговорчивость.

   Мы встретились случайно через несколько месяцев. Поздоровались. Я узнал, что она безработная. У меня в это время в производстве была одна частная строительная компания, почти пустая, нужен был экономист. Я позвал Галину. Она пошла.
   И больше мы практически не расставались. Она создала хорошую и крепкую команду арбитражного управляющего, закончила юрфак университета, взяла на себя всю черную и неблагодарную мою работу, жестко держала дисциплину в команде… и так много лет.
   Если шли жалобы – заслоняла меня и отбивалась сама, если хвалили – выталкивала меня вперед.
   Вскоре после моего переезда в Москву, она с мужем и сыном переехала в Подмосковье, построили дом. Галина пришла в мое СРО, прошла обучение на арбитражного управляющего и до сих пор работает.
   Еще на Камчатке она была награждена медалью, многими грамотами, ветеран труда.
   Её зовут Галина Сергеевна Елефтериади. Мы стали очень близкими людьми, дружим семьями. Наверное, уже навсегда.

Послесловие к этой главе

   Для всех участников происходящего действа было непривычно и непонятно, каким образом этот зарвавшийся арбитражный управляющий слушает только собрание кредиторов и не согласовывает свои действия ни с Морской спасательной службой, ни с Комитетом по имуществу, ни с ФСФО в крайнем случае.
   И никто не может понять, что в соответствии с Законом «О несостоятельности (банкротстве)» 1998 г. при введении процедуры внешнего управления ПРЕКРАЩАЮТСЯ ПОЛНОМОЧИЯ СОБСТВЕННИКА имущества, кем бы он ни был: акционерным обществом, общественной организацией, государством или простым лавочником – он больше не хозяин!
   А вопли по поводу земснаряда «Камчатский» с требованием «вернуть федеральную собственность» могли исходить только от малограмотных начальников, Бывшего и Нового, да еще от министерского чиновника, который тоже не мог понять, что федеральная собственность не пострадала. Судно осталось в федеральной собственности. Оно только сменило судовладельца.

   А закончилось все, как я уже говорил, по истечению срока исковой давности, по которому меня можно было бы привлечь за «злоупотребление полномочиями».

   Закончилось все приглашением (вызовом) в ОБЭП к начальнику отдела.
   Я спокойно и доброжелательно пояснил ему, что поскольку судно было куплено государственной структурой, то никакой возможности «навариться» мне – продавцу, и Сазонову – покупателю, не было, т. е. государство выделило 16 миллионов и государство же их и получило. И никакого смысла давать друг другу «в лапу» у нас не было.
   Вообще-то, у меня был некоторый «навар»:
   Валера Сазонов напихал мне целую сумку вин и коньяков из Темрюкских винзаводов. Пока добрался до дома, всех угощал. Классный был коньячок!

   И последний вопрос этого опытнейшего ОБЭПника был относительно моей награды: почему о награждении меня ходатайствовал Краснодарский Край. Кто и что с этого имел?
   Мой ответ:
   Ходатайство о награждении подписал Губернатор Краснодарского Края; Указ подписал Президент России.
   Допросите их! И я сразу во всем сознаюсь!
   На этом была поставлена точка.

   Вот и все. Нет уже этого начальника ОБЭП, нет Нового начальника, нет фронтовика Зюляева, нету Сергея Карцева, наверное, еще кого-то… земля им пухом!
   В этой борьбе победил не только я. Со мной была Галина Елефтериади, был Серёга Евтуховский, другие работники отряда, судоремонтного завода, службы финансового оздоровления, Сергей Карцев, молодой журналист Кирилл Маренин, первый написавший статью в защиту меня. Рядом всегда была моя жена, носящая в себе эти боли и сложности.
   Но это была настоящая работа арбитражного управляющего.

Размышления о прошлом и настоящем

   Закон «О несостоятельности (банкротстве)» 1998 г. для меня навсегда остался чем-то светлым и добрым. Он был строже и честнее. Он был добрее и перспективнее. Закон 1998 г, придавал романтику работе арбитражного управляющего!
   Я не оговорился. Для меня не было радостнее картины, чем видеть очередь сотрудников у кассы: выдают зарплату!
   Я буквально валялся в ногах у независимых оценщиков, когда на судоремонтном заводе, на жестяно-баночной фабрике и некоторых других предприятиях цеха выкупали сами работники этих цехов. Я просил оценщиков, по-возможности, не задирать стоимость, потому что выкупят цех рабочие и сохранят свои рабочие места.
   Да, приходили красивые молодые люди и просили продать им корпусный цех завода на Озерновской косе за очень большие деньги. Они хотели обустроить там дискотеку.
   Здорово могло получиться, но вот завода тогда бы не было. Можно было бы продать аварийно-спасательное предприятие с цехами и катерами лавочнику. Он отвалил-бы много денег, но не было бы тогда морской спасательной службы.
   Я представляю, что было бы сейчас, если бы сейчас мне нужно было продавать эти объекты.
   Наверное, этих объектов больше бы не было, а все работники ушли бы на другую работу. Но, поскольку все работники были далеко не молодыми людьми, то пошли бы они доживать свой век к детям и внукам. Все! И токарь-золотые руки, и кузнец-орденоносец, и водолаз-ветеран войны и остальные, менее знаменитые работники.
   Я тупо смотрю в Закон о банкротстве 2002 г. со всеми его прибавлениями и добавлениями и не могу понять, почему сейчас нельзя объявить конкурс на покупку той же котельной, вменив, кроме стоимости, потенциальному покупателю сохранение обслуживающего персонала в течение 2-х лет, обязанность отапливать жилые дома, и еще ряд условий, чтобы, как говорится, всем было хорошо! И волки сыты, и овцы целы…
   А как иначе сохранять производственные предприятия, попавшие на банкротство?

   Не стали доверять арбитражным управляющим проводить аукционы? Но это обходилось не намного дороже, но зато в тысячу раз надежнее!
   В Законе 2002 года уже нельзя сдать цех, склад, гараж в аренду с правом выкупа, даже за большие деньги! Даже сверхнадежному покупателю!
   А почему?
   Создано, зарегистрировано большое количество электронных площадок. Допускаю, что они работают честно. Но не бесплатно же!
   Я не слышал ни об одном случае злоупотребления арбитражным управляющим при проведении аукционных торгов.
   Я уже говорил, что ФНС и ПФР также, как и другие кредиторы вполне реально и по человечески разрешали покупать подарки Детскому дому, устраивать юбилейные вечера, за счет предприятия покупать авиабилеты арбитражному управляющему для полета в Москву с Камчатки на 1-й форум арбитражных управляющих и искренне волновались и переживали за погашение задолженности по заработной плате.
   Так было… Ладно, проехали!

Детский дом № 5

   Казалось бы, какое отношение к работе арбитражного управляющего может иметь Детский дом? И школа?

   Когда Анатолий Александрович Щукин сдавал мне дела по судоремонтному заводу, он сказал, что есть такой Детский Дом № 5, которому ПСРМЗ (Петропавловский судоремонтный завод) приходится шефским предприятием, а Детдом, стало быть, – подшефным.
   Ну, надо так надо! Отвезем конфетки, подарки к Новому Году, может еще чего-то…

   Я уже писал где-то или говорил в каком-то интервью, что в Детский Дом можно придти по обязанности только один раз… а потом… а потом он становится твоим местом работы, отдыха, общения и постоянного волнения.

   По-моему, было 45 детей, от малышей и до старшеклассников. Мальчишки и девчонки. Дети, как дети? Да, не совсем. Они – без родителей. Настоящих сирот очень мало. У большинства детей родители лишены родительских прав или отсутствуют в жизни ребенка по неизвестным причинам. То есть, большинство воспитанников преданы своими родителями.
   45 маленьких человечков, шаловливых, любознательных и очень доверчивых.
   Вот так я приехал один раз познакомиться с директором и детьми, а потом стал наезжать по делам и без дела, просто так.
   Вся моя команда во главе с Галиной полностью поддержала меня. У каждого появились друзья среди детей, проблемы…
   – Ну, что подарить Вите на День рождения?
   – А Наташке? Куклы ей уже не по возрасту, а платье я сам не выберу, пусть женщины покупают…
   Выбирали и покупали. Дарили и волновались, а вдруг не понравится? Или размер не тот. Старались детей не выделять, но у каждого и у каждой появились друзья и подружки среди детей.
   Мы с женой подружились с 5-летней Настей Баковской. Я не боюсь называть ее фамилию, потому что она уже взрослая и живет в одной солнечной стране, очень надеюсь, что все у нее хорошо, и она состоялась в жизни.
   В младенчестве она была отказным ребенком, потом ее удочерила семья молодых 30-летних предпринимателей и… через год вернули девочку в Детский Дом по «очень уважительной» причине: они не могли приучить ее складывать пижамку и ставить на место тапочки… Я не шучу.
   Так и было.
   Директор Светлана Михайловна не дала мне данные этих людей. Наверное, правильно сделала. Боюсь, что я поступил бы с ними и их коммерческой палаткой не совсем этично, в духе лихих 90-х годов.
   Но, уж очень крутая девчонка! В 7 лет пошла в школу. Кстати, много лет назад я закончил именно эту школу. В 11-м классе все наши пацаны были влюблены в молодую химичку. Эта бывшая химичка, уже стала директором школы у Насти.
   Школа была не детдомовская, а обычная, а детдомовцы в ней учились.
   Какой-то домашний мальчик из полноценной семьи был очень любим своими родителями, и они не придумали ничего иного, как давать ему в школу ежедневно большой пакет с конфетами.
   Мальчишка, очевидно, был жадноватым, он дразнил детей конфетками и сам их съедал…
   Наша Настя и её подружки поступили также, как, наверняка, поступил бы каждый, читающий эти строки. Жадному пацану надавали по мордасам, а мешок с конфетами национализировали.
   А когда поднялся скандал, Настенька сказала, вытирая слёзы, что придет Александр Павлович (это я!) и всех их то-ли побьет, то-ли поувольняет с работы – я так и не понял.
   После этого я сам вызвался в качестве «родителя» объясняться с бывшей химичкой, в которую был безнадежно влюблен в 11-ом классе.
   Мне удалось убедить педагогов, что конфетный мальчик и его папа/мама глубоко не правы, и что их сыночку наваляли правомерно и справедливо.
   Труднее было отмазать ребенка от угроз учителям, что мифический Александр Павлович (Я!) их разгонит.
   Все дети хвастаются друг перед другом.
   У одного пацана папа – капитан корабля (врет. Папа работает мотористом). У девочки старший брат чемпион по боксу (врет. Ходит в секцию всего-навсего). И так у всех детей. Все хвастаются родителями и старшими братьями.
   Так не лишайте же детдомовского ребенка его конституционного права тоже похвастаться и приврать! Чем же она хуже ваших конфетных детей?
   А то что она меня возвысила до всесильного доброго волшебника, меня наполнило настоящей гордостью. Этот ребенок поверил мне! И поверил в меня!
   Мы с женой отпросили ее на выходной день, повезли в зоопарк, еще куда-то, накупили ей игрушек и тряпок, обедали в кафе, и все трое были безмерно счастливы.
   Когда Насте исполнилось 9 лет, её удочерили муж и жена из Испании. Мы с женой познакомились с ними, пообщались. Они живут в Андалузии, владеют оливковой рощей.
   Проводили Настю и ее новых родителей в аэропорт. Сейчас ей больше 20 лет. Наверное, уже замужем.
   Дай, Бог, ей добра и любви
//-- * * * --//
   Не только я, а все мои коллеги принимали участие в жизни Детского дома. Игрушки, стройматериалы, краску, иногда продукты привозили в качестве шефской помощи.
   На всех вечерах и праздниках дети выступали с песнями и танцами. В этой дружбе принимали участие все банкротные предприятия города.
   Со школой тоже наладились отношения. Судоремонтный завод построил волейбольную площадку и огородил её металлической сеткой.
   К школе и учителям у меня всегда очень высокие чувства. Я считаю профессию учителя самой благородной и самой благодарной на свете. Учителями должны быть великие люди.
   Я начинал учиться в Смоленской области, в небольшом городке. Школа была еще довоенная. В 5-м классе мы все, весь класс, трепетно любили нашу молодую училку английского языка. Она была почти, как мы: задорная и смешливая. Очень ревностно мы относились к ней. Девчонки вместе с ней что-то кроили, шили, а мы, пацаны, приносили ей воду из колодца и рубили дрова.
   Потом заметили, что за ней ухлестывает наш физрук, очень это нас взволновало. Однажды вечером кто-то сообщил, что физрук пришел в гости к нашей любимице.
   Мы с ребятами натянули веревку возле дома, у полисадника, чтобы он в темноте зацепился и ногу себе сломал. Но вышла учительница, а не он. Зацепилась. Упала.
   Сломала ногу.
   В больницу к ней мы пришли всем классом. Она лежала в гипсе, встать не могла. Мы все, размазывая слезы, признались ей в своем поступке, что это мы виноваты, от ревности и т. д.
   Она плакала вместе с нами. Но не от боли. От счастья, что так любима нами.
   Вот у таких людей я учился!

   С директором Детского Дома и некоторыми бывшими воспитанниками я до сих пор поддерживаю связь, до самого переезда в Москву я был Председателем Попечительского совета Детского Дома № 5.
   Чуть не забыл похвастаться: за шефство над детскими учреждениями мне вручили Грамоту Министра образования России.
   Когда я изредка бываю на Камчатке, обязательно захожу в Детский дом и школу.

Траловый флот

   Вице-Губернатор был из варягов, т. е. не свой, не Камчатский. И приглашение к нему меня несколько насторожило. Мы не знакомы. Сам Губернатор избран недавно, он сменил В. А. Бирюкова, которого я очень хорошо знал. С нынешней администрацией области (тогда еще была Камчатская область. Камчатский край образовался в 2007 г.) у меня не было контактов и каких-либо взаимоотношений.
   Прием был коротким. Лаконичным. Сухим. Без кофе и сюсюканий.
   – Губернатор доверяет вам банкротство Управления тралового и рефрижераторного флота. Вы из рыбаков, юрист, о вас хорошие отзывы.
   Я не стал объяснять незнакомому человеку, что назначает арбитражных управляющих Арбитражный суд, а не Губернатор. Дипломатично промолчал. Я очень хотел попасть на это гигантское предприятие.
   Уже другие времена. Милый моему сердцу Закон «О несостоятельности (банкротстве)» 1998 г. уступил место новому закону – 2002 г. Уже ликвидирована Федеральная служба финансового оздоровления, нет уже межведомственной комиссии, уполномоченным органом в суде является налоговая служба.
   Кстати, этот финт в законе мне непонятен до сих пор: ФНС является одним из крупнейших кредиторов практически в любой процедуре банкротства, так как же может сам кредитор являться уполномоченным лицом, если у него есть полнейшая и свободнейшая возможность злоупотреблять этим правом?
   За 20 лет действия этого Закона никто не ответил мне на этот вопрос.
   Возвращаюсь к нашим баранам.
   Вице-Губернатор, г-н Виталий Севрин, по-братски (почти по-отечески) приобнял меня и прошелся со мной по кабинету.
   – Губернатор ставит задачу привлечь к суду Генерального директора. Обязательно нужно организовать открытый процесс над каким-либо рыбным генералом.
   Понятно. Что может звучать громче и звонче, чем Ордена Ленина Траловый и рефрижераторный флот?
   Это будет действительно бомба! И посаженному в тюрьму Генеральному директору и посадившему его Губернатору.
   – На раздумье вам два-три дня. С ответом не затягивайте.

   Я уже про себя решил отказаться категорически. Но Генерального директора Абрамова я все-же предупрежу. Мы оба камчадалы. Практически одного возраста. Мы оба рыбаки по профессии. Мы оба мужики.

   К моему удивлению А. Я. Абрамов воспринял это сообщение без паники, практически спокойно.
   – Знаешь что, Саша, завтра же дай согласие. Лучше ты, чем другие.

   Вскоре Арбитражный суд вынес свой вердикт и утвердил меня Арбитражным управляющим Управления Ордена Ленина Тралового и рефрижераторного флота.
   Первое мое распоряжение на этом предприятии было договором с аудиторской фирмой о проверке финансово-хозяйственной деятельности предприятия.
   Забегая вперед, скажу, что А. Я. Абрамов это знал, сам в этом участвовал, и после длительной и тщательной проверки аудиторы записали несколько маловажных замечаний, но никаких нарушений и злоупотреблений не обнаружили.
   Этот акт я отнес Вице-Губернатору Севрину, ёрнически выразил сожаление, что ничего криминального в деятельности руководства управления нет и, облегченно вздохнув, покинул Севрина, как потом выяснилось – НАВСЕГДА!
   Он куда-то исчез с поля зрения, а через несколько месяцев я увидел его по телевизору. В криминальной хронике. Он был без наручников (у него отсутствовала кисть руки), но под конвоем сотрудников Хабаровского УВД.

   Не знаю, что он там натворил, но пошел в «каторгу» на долгие годы.
//-- * * * --//
   Процедуры наблюдения и конкурсного производства самого знаменитого, орденоносного предприятия Камчатки проходили без особых сложностей. Как я говорил раньше, моей главной задачей всегда и всюду было погашение задолженности по заработной плате.
   Здесь, кстати, не было большой задолженности. Параллельно было создано аналогичное предприятие «УТРФ-холдинг», куда перешел на работу весь плавсостав предприятия-банкрота, туда же были переведены часть активов, в частности все рыбодобывающие и рыбоперерабатывающие суда.
   Сразу поясню, что все здесь далеко не просто.
   Проблемой каждого руководителя предприятия такого масштаба было сохранение средств производства и работников. Поэтому, при наступлении банкротной ситуации самым целесообразным было бы создание аналогичного предприятия, продажи ему средств производства по цене металлолома и переводу туда сотрудников.
   Но! Очень умные банкротные воротилы-теоретики тут же нашли криминал: руководитель, продавший за копейки средства производства с предбанкротного предприятия, искусственно сделал его неплатежеспособным, т. е. произвел умышленное банкротство!
   Пожалуйте в камеру, любезнейший!

   А, ведь и правда! Подпадает под статью. И следствию плевать, что сохранены рабочие места, машины и механизмы, предприятие продолжает деятельность под другим флагом…
   Обсуждали этот вопрос. Участвовали Губернатор, прокуратура области, председатель Законодательного собрания, председатель обкома профсоюза работников рыбного хозяйства Ирина Леонтьевна Орлова и многие другие.
   Я готов аплодировать тому времени и тем людям! Пошли на риск. Решились.
   Конечно, сейчас арбитражному управляющему выкатили бы субсидиарную ответственность на миллиарды рублей, Генерального директора – в тюрьму, работников – на улицу и т. д.
   Я нисколько не преувеличиваю. Просто в Камчатской области было более или менее здоровое ядро руководителей различного ранга, в том числе и в правоохранительных органах.
   Для меня примечательна процедура тралового флота тем, что она была не очень сложной и не очень скандальной. Кое-какое имущество, которого хватило для расчета с кредиторами, лежало на складах. Сами склады, как недвижимое имущество. Часть имущества, такого, как медицинское оборудование для судовых лазаретов, белые халаты и шапочки рыбообработчиков, посуда и бытовые предметы были, с разрешения кредиторов, переданы областной и 2-й городской больницам.
   А вот Орден Ленина и Знамя предприятия по Решению собрания кредиторов было передано Камчатскому краеведческому музею.
   Причем, для передачи этих реликвий был приглашен из г. Нижнего Новгорода бывший руководитель Камчатского тралфлота Иван Павлович Черниговский, который когда-то получал этот орден из рук главы государства. Кредиторы взяли на себя финансирование командировки И. П. Черниговского на Камчатку.
   Саму передачу знамени и Ордена приурочили к празднованию Дня рыбака и возложению венков к стеле с именами погибших рыбаков.
   Были ветераны флота, руководители области, гости. Был фуршет. Были речи и слезы. Ветераны напутствовали молодых рыбаков.
   И никто, ни один человек не сказал худого слова в адрес арбитражного управляющего. Сейчас в это трудно поверить, но было именно так.
   Эта процедура для меня была знаковой еще по одной причине: именно тогда с участием бывших работников Управления была создана команда арбитражного управляющего, которая оказалось вполне работоспособной. В этом, без сомнения, заслуга Галины Елефтериади.
   Кроме нее самой, в нее вошли работники Управления, которые после ликвидации управления вошли в штат созданного Галиной предприятия ООО «Бизнес и право».
   Наталья Квитко, заведующая канцелярией. Эта женщина, в совершенстве знающая всю канцелярскую, архивную, кадровую работы, умеющая находить общий язык с руководителями любого уровня, очень контактная в общении, глубоко эрудированная и… очень красивая.
   Оксана Карулина, юрист. Работая в банкротной команде освоила Закон «О несостоятельности (банкротстве)», по мере необходимости сама оформляла сделки купли-продажи, вела всю договорную работу, контролировала реестры кредиторов.
   Богдан Сокиран, главный бухгалтер. Если говорить откровенно, то я еще не видел бухгалтеров такого уровня.
   Богдан очень любил бухгалтерию и знал ее в совершенстве.
   Он был очень полным и тучным, у него был ряд хронических заболеваний, но никто так досконально не знал бухгалтерию и налоговое право, как Богдан Сокиран. Налоговики знали его и обходили нашу контору очень насторожено. К сожалению, завершив процедуру банкротства тралового флота, Богдан скончался.
   Мы все провожали его с горечью и болью.
   Ну, о Галине Сергеевне я уже рассказывал ранее. Она очень быстро освоила все банкротные премудрости.
   Человек глубоко эрудированный, умеющий спорить, выступать в судебных процессах, отстаивать свою точку зрения, не боящийся злых языков, больших начальников и многих проходимцев разного рода, которые всегда проявлялись в банкротных процедурах.
   Она уже не смотрела на меня враждебно, как в аварийно-спасательной службе, дружила с моей женой, обращалась ко мне на «ТЫ», и при всей жесткости характера создавала на предприятиях и в команде спокойную обстановку.
   Когда Богдан Сокиран нас покинул, его заменила маленькая юркая девчушка, проходившая у нас практику, Женя Кузьминых. Она скрупулезно осваивала бухгалтерское мастерство, училась на чужих и на собственных ошибках. Потом она вышла замуж, родила сына, но продолжала работать с нами. Перед моим переводом в столицу она перешла на работу в Комитет по управлению имуществом.

   Работая на рыбодобывающих и рыбоперерабатывающих предприятиях, мы постоянно контактировали, встречались, обсуждали, спорили, жаловались, переживали поражения и праздновали победы с Ириной Леонтьевной Орловой, депутатом областного Совета и председателем комитета профсоюза предприятий рыбного хозяйства.
   Работа с Ириной Леонтьевной была настолько плотной, что даже при банкротстве предприятий коммунального хозяйства я обращался к ней за советом и помощью. Она познакомила меня со своей коллегой, председателем профсоюза работников коммунального хозяйства. Так что И. Л. Орлова очень плотно работала с нашей командой.
   Через нее проходили все ходатайства о награждениях, причем на самом высоком уровне, она не смущалась Губернатора области, буквально заставляя его подписывать различные ходатайства.
   В те трудные годы постоянных неплатежей, она, не стесняясь, бросала топор войны любым начальникам, выбивая выплату зарплат для рыбаков. Причем, если я и мои помощники старались найти резервы, имущество, деньги для рыбаков Камчатского тралового флота, то И. Л. Орлова имела более масштабные задачи, которые сама перед собой ставила.
   В Петропавловск порой заходили промысловые суда других регионов, у которых не было не только средств, но и продуктов питания.

   Однажды даже то ли Приморские, то ли Сахалинские рыбаки устроили сидячую забастовку на площади перед администрацией области. Ирина Леонтьевна занималась их проблемами, пока вопрос не решился положительно.
   И передача краеведческому музею Ордена Ленина и Знамени тралового флота происходила с участием И. Л. Орловой.
   Ветераны флота прощались со своим знаменем В момент передачи знамени эскорту для отправки в музей я взглянул на Ирину Орлову и увидел… слёзы. Молодая, красивая женщина… плачет.
   Она хорошо понимала, что переданное на вечное хранение в музей рыбацкое знамя уже не вернется никогда.
//-- * * * --//
   Как-то почти незаметно, уже на последних месяцах процедуры конкурсного производства УТРФ, я начал процедуру наблюдения в «УТРФ-холдинг», этой неудавшейся «дочке» головного предприятия.
   Уже много лет прошло, но трудно понять, как я был назначен арбитражным управляющим на «УТРФ-холдинг», который являлся крупным дебитором «УТРФ», который тоже был в моем производстве.
   Я думаю, что все всё понимали и видели, но посчитали такое нарушение самым целесообразным, потому что я прекрасно знал обстановку на этих родственных предприятиях, работали одни и те же люди, не нужно было долго входить в курс дела.
   Здесь было значительно сложнее. Во-первых, тем, что не было денег. Совсем не было! Имущества тоже не было! Куда делись большие суда – плавзаводы никто не знал. Бывший руководитель утверждал, что проданы. А деньги где? Тоже никто не знал.
   Очень вялотекуще этим занималась милиция. Руководители «УТРФ-холдинга» общались исключительно с Губернатором и были, так сказать, под его «крышей».
   Да фиг с ними, с плавбазами! Их на балансе нет, и не буду забивать себе голову! Пусть милиция ищет! Меня волнует задолженность рыбакам по зарплате, порядка 8 миллионов.

   Нужно как-то объяснить команде, что денег нет и долго не будет. У всех семьи и дети. Ох, боюсь, уйдут от меня…
   Все объяснила Галина. Доходчиво и просто:
   – Ну, вот теперь, дорогие, начинается настоящее банкротство!
   Вздохнули, покручинились и принялись за работу.
   На балансе числилась доля в газопроводе, который тянули с западного побережья Камчатки, из села Соболево.
   Продать – бы эту долю! А кто ее купит? Кому она нужна?
   Российская пресса все чаще и больше писала о молодом и перспективном Губернаторе Чукотской области Романе Абрамовиче, который практически поднимал Чукотку из средневековья.
   А с ним контактировал и дружил Губернатор Корякского автономного округа Олег Николаевич Кожемяко.
   Где-то через третьи руки я попросил его предложить Абрамовичу выкупить эту долю в будущем газопроводе за скромные 10 миллионов.
   Я думаю, что Кожемяко ничего ему не сказал за эту газовую трубу.
   Но слух пошёл! И когда меня, наверное, в сотый раз кто-то спросил, ну, что там, у Абрамовича – я спокойно ответил:
   – Взял тайм-аут на недельку, думает…

   Короче, блефовал, как мог. Даже как-то на какой-то безымянный звонок я в присутствии посторонних театрально прокричал:
   – Роман Аркадьевич! Извините, не могу сейчас говорить, перезвоню вам!

   Довольно-таки долго мы все пытались кому-либо впарить эту злосчастную трубу, но опять же, выручила нас Ирина Орлова.
   Меня даже пригласили на Совет областных депутатов, в котором обсуждали бюджет, я с дрожью в голосе рассказал, про задолженность по заработной плате перед рыбаками, рассказал про долю в трубе и попросил принять мудрое решение и выкупить эту трубу (или долю) за каких-то 8 миллионов рублей.
   И меня поддержали! И Невзоров, и Мещеряков, и Бондаренко, и, конечно, Ирина Орлова. Ура! Решение принято! Включили в бюджет трубу, и, где-то через месяц-полтора на счет поступили 8 миллионов рублей.

   Была страшная пурга, я не мог выехать на своей легковушке. Александр, муж Галины приехал на внедорожнике, взял меня, бухгалтеров, Галку, и мы поехали в банк за деньгами.
   Мы ведь тоже все эти месяцы не получали денег.
   Ладно, у меня были еще предприятия в банкротстве, что-то перепадало мне и моим девчонкам, они же работали на всех фронтах.
   В банке нам выдали целый мешок денег.
   Это был праздник! Журналисты! Телевизионщики!
   Я раздавал интервью. Был героем целой недели.
   Но первое, что я сделал, это по радио, на ТВ и в прессе принес извинения рыбакам. И поблагодарил их за терпение, за выдержку, за понимание.
   А сколько было рукопожатий и объятий!
   Простые мужики, суровые, немногословные и бесконечно добрые, жали нам руки, хлопали по плечу, несли конфеты девчонкам и говорили хорошие слова.
   Я действительно был счастлив своим родством с этими удивительными людьми.
   И еще! Радостное и не совсем скромное:
   Москва присвоила мне звание «Почетный работник рыбного хозяйства России».

Степаныч

   Предыдущая глава пробудила такую ностальгию,
   что здесь я расскажу о своей первой серьезной встрече,
   общении и жизни среди моряков

   Ему было меньше пятидесяти лет, но для меня он казался стариком, тем более, все на судне называли его Степанычем.
   На флоте так заведено – обращение к старшим по возрасту или должности по отчеству, за исключением, конечно капитана и старшего командного состава.
   И то, в неофициальной беседе, либо играя в домино в столовой команды, можно было назвать старпома Петровичем, но на мостике или на вахте – Боже, упаси!
   Впервые я увидел Степаныча, когда ступил на палубу теплохода «Кодино» с маленьким чемоданчиком в руке, а в чемоданчике вместился весь нехитрый скарб курсанта мореходки, направляющегося на морскую практику: пара тельняшек, носки, трусы, кеды (кроссовок тогда еще не изобрели), дешевенькая электробритва и, пожалуй, все.
   – Щас, постой, Степаныч придет, примет тебя, – не очень приветливо встретил меня вахтенный матрос у трапа.
   И пояснил:
   – Степаныч – это Дракон наш.
   Поскольку на палубе морского судна я стоял первый раз в жизни, то традиционных наименований должностных лиц, конечно, не знал. Я даже подумал, что Дракон – это фамилия боцмана Степаныча и уже мысленно подготовил свое обращение к боцману, типа:
   «Товарищ Дракон, курсант Александр Лельчук прибыл для прохождения практики» и так далее, что-то в этом роде. Но вахтенный во-время пояснил, что Драконами на флоте зовут боцманов.
   Степаныч молча пожал мне руку и послал вахтенного отвести меня в каюту и показать мое место.
   Каюта мне понравилась, двухместная, рундук, стол, диванчик, иллюминатор, довольно-таки приличное место на верхнем ярусе.
   Показав каюту, вахтенный повел меня в столовую команды, указал место за столом и предложил сразу же пообедать. Обед мне понравился: горячий борщ, макароны с курицей, компот. Я почувствовал себя взрослым.
//-- * * * --//
   Немного смутило первое распоряжение боцмана.
   Он поручил мне уже не помню какую работу, но все его слова перемежались морскими терминами и названиями, из которых мне было знакомо только одно слово: палуба.
   И когда я, краснея и заикаясь спросил у боцмана перевода этих слов, он удивленно посмотрел на меня и, думая, что я над ним издеваюсь, буркнул:
   – Да не будь ты Шуриком!
   В его лексиконе слово Шурик означало что-то, вроде, дурачка, недотёпы.
   – Да, кстати, как тебя зовут?
   – Шурик, – растеряно ответил я ему. Меня дома звали только Шуркой, Шуриком, я к этому привык и очень стеснялся.
   И боцман… смутился. За многие годы и десятилетия нашего дальнейшего общения с ним я больше никогда не видел его смущенным.
   Я с детства зачитывался рассказами К. Станюковича, который писал о плаваниях парусных судов 19 века, порядкам на них, службе матросской и о боцманах – хозяев палуб. Боцман был непременно с серьгой в ухе, огромный, хмельной, имел неограниченную власть над матросами, за плохое исполнения приказания мог избить матроса и т. д.
   Всеми этими чертами я мысленно наделил Степаныча. Работу свою я исполнял старательно, особых нареканий не имел, практика проходила нормально, но несколько случаев остались в моей памяти навсегда.
   Курсанты мореходки самостоятельно следили за своей одеждой, стирались, гладились, штопались (если надо) тоже самостоятельно. Самое трудное и неприятное это стирка зимних тельняшек: они толстые, плохо промокаемые и тяжелые.
   Мама прислала мне немного денег и предложила сдать нижнее белье в стирку в прачечную, что я и намеревался сделать.
   Завернув в газету пару тельников, я предупредил боцмана, что отлучусь на часик на берег (это было во Владивостоке). На вопрос боцмана, куда я иду, небрежно бросил:
   – Да, в прачечную. Бельишко простирнуть.
   Надо было видеть лицо старого моряка. Оно окаменело. Ни слова не говоря, он взял мой сверток и развернул. Повесив тельняшки на локоть руки, второй рукой он взял меня за плечо и жестко повел вниз по трапу в душевые. Включил почему-то холодную воду, подставил под кран обрез (тазик) и, наполнив его до половины, замочил в холодной воде обе тельняшки.
   Когда белье пропиталось водой, стало тяжелым и неподъемным, он расстелил на плитках палубы тельняшку и стал намыливать ее простым хозяйственным мылом.
   Работал долго и остервенело. Полоскал тельняшки в нескольких водах. Потом, через годы, он рассказал мне, что специально не включал горячую воду, чтобы показать мне, как нужно стирать белье в любых условиях. Отжав почти насухо тельняшки, он развесил их там же, в душевой для просушки. Вымыл руки и молча ушел, не сказав мне ни слова.
   Этот урок я запомнил и впредь стирал белье самостоятельно. Потом, через годы, я понял, какой удар по авторитету моряка я мог нанести сдав в прачечную тельняшки в стирку.
   Следующий эпизод с боцманом произошел тем же летом в Находкинском морском порту. Я получил первую зарплату, целых 60 рублей! Мне очень хотелось что-нибудь купить. В универмаге я купил… пижаму!
   По-моему, в моей жизни это был самый идиотский поступок. Но я тогда этого не понимал. И в тот же день, придя на судно и постояв под душем, я напялил на себя полосатые пижамные штаны и курточку, пеструю, как юбка цыганской танцовщицы, и пришел в столовую команды на чай.
   Когда я вошел, все разговоры смолкли, и моряки взирали на меня с испуганным удивлением. Я понял, что мне завидуют, прошелся, как по подиуму, показал всем ценник на 22 рубля с копейками, плюхнулся на свободное место и начал наливать себе чай.
   Но, когда я увидел лицо боцмана, мне стало по-настоящему страшно. Если бы в Московском зоопарке меня бросили в клетку к тигру, я испугался бы меньше.
   Лицо боцмана наливалось кровью и приобрело цвет знамени в красном уголке, глаза его выкатывались из орбит, он хотел что-то сказать, но его рот произносил только нечленораздельные звуки, а дрожащая рука, размером с хорошую лопату тянулась через стол ко мне…
   Я не стал испытывать фортуну, встал из-за стола и, стараясь не терять достоинства, вальяжной походкой хотел выйти из столовой.
   Боцман издал какой-то рёв (индейцы в прериях отдыхают) и ринулся на меня, наверняка, не для объятий.
   В дверях столовой он сумел ухватить меня за шиворот, но я каким-то образом вывернулся, оставив у него в руках пижамную курточку цвета юбки танцующей цыганки.
   На палубе я бы, наверное, смог убежать, если бы не споткнулся о разбросанный швартовный конец, упал, боцман с хрипом навалился на меня, стараясь сорвать с меня полосатые пижамные брюки, это у него не получилось, но… брюки разошлись на две полосатые штанины.
   Каким-то образом рядом уже стояла судовая уборщица, и у нее в ведре плавала моя цыганско-пижамная курточка, которая продолжала свой век в должности половой тряпки.
   Туда же легли две полосатые штанины общей стоимостью 22 рубля с мелочью.
   А потом… в течение, наверное, получаса, я выслушивал монолог Степаныча на возвышенных тонах, который, естественно, не могу здесь воспроизвести, но нисколько не сомневаюсь, что любой старый боцман парусных времен, услышав его, попросил бы у Степаныча автограф.
   Я не могу сказать, что этот пижамный случай боцман вспоминал долго. Он его не забывал. Никогда!
   Наверняка, учил молодых матросов на моем отрицательном примере.
   И последний, очень знаковый эпизод произошел на том же судне, по-моему через пару месяцев после инцидента с пижамой.
   Ребята из палубной команды пристыдили меня, что я уже несколько месяцев в экипаже, получаю хорошую зарплату (это 60 рублей-то!), но напрочь забыл морскую традицию, наплевал на дружбу и предательски зажал денежки и не проставился своим товарищам, которые помогают мне и учат меня нелегкому морскому ремеслу.
   И то правда! Я же моряк, а не прачка! Пошли, парни! И мы пошли.
   На ресторан или кафешку денег не хватило, поэтому взяли несколько бутылок, каравай хлеба, колбаску, огурцы и забрались на сопку недалеко от порта. Стаканчик умыкнули из автомата с газировкой.
   Хорошо посидели. На вахту я не заступил.
   Но ребята, верные морской дружбе, привели меня под руки на судно и уложили спать. Помню только, как шли и пели хором песню «Ведь ты ж моряк, Мишка…».
   Вместо «Мишка» они пели «Сашка», что меня умиляло до слез. Вот это друзья! Настоящие! А что этот малограмотный Дракон? Вот стану капитаном, попадет он на мое судно, по струнке ходить будет! Напомню я ему мою пижаму за 22 с мелочью!
   Разбудил меня мощный шлепок по заднице. Я протирал глаза и натягивал штаны, боцман стоял рядом и дрожал от ярости.
   – Пошли в мою каюту!
   – Ты,… щенок, не вышел на вахту! На флоте это недопустимо. Гнать тебя метлой нужно с судна к … и из мореходки… Ничего из тебя не выйдет… С кем пил,…?
   – Я их не знаю. Ребята с Одесского судна, стояли рядом с нами, пригласили, не рассчитал дозу…
   Боцман схватил меня за горло и чуть не задушил.
   – Говори,… с кем пьянствовал, я все равно узнаю.
   – Степаныч, с одесситами, честно! Они уже снялись в рейс…
   Он махал огрубелой ладонью перед моим лицом, я был уверен, что изобьет. Уж, скорей-бы!
   Там, где выкрики боцмана я прерываю многоточиями, тоже были слова. К сожалению, я не могу их цитировать.
   Экзекуция продолжалась долго. Он требовал имена (я думаю, что он их знал), я же утверждал, что это были «не наши» матросы.
   Он накручивал мое ухо, которое уже горело огнем.
   – Говори, паршивец, с кем пил! – ревел боцман громче пароходного гудка.
   И вдруг… мельком взглянув в его глаза, я увидел (вы не поверите!), я увидел в них одобрение моему упорству.
   – Месяц с судна ни ногой! Пошел вон!
//-- * * * --//
   Прошло более пятидесяти лет. Я точно знаю, что если бы я тогда сказал ему, с кем я пьянствовал на сопке, то никогда я не стал бы моряком.
   И стал я им именно в ту минуту, после молчаливого одобрения старого боцмана.
   Степаныч жил на судне. Своего дома или квартиры у него не было. Говорят, что когда-то была у него жена и даже сын, но правда ли это – никто не знает.

   Много лет он работал в пароходстве, сначала в море, потом на берегу, в мастерских, потом, когда совсем состарился, сторожил морской порт. Мы частенько виделись. Наши дороги пересекались. Он был однажды у меня дома, а вот в ресторан я не мог его затащить. В межрейсовом Доме моряков ему, как ветерану, выделили комнатку, я был у него. Койка. Стол и стул., телевизор и судовой барометр на стене.
   Он отслеживал мое продвижение по службе, иногда, при встречах поздравлял меня с повышением.
   Однажды в ресторане «Океан» мы отмечали какое-то мое событие: то ли удачное назначение, то ли завершение какого-то задания, уже не помню.
   Среди старых моряков, ныне чиновников, зашла речь о Степаныче, и… никто не знал где он и что с ним.
   Меня буквально обожгло жгучим стыдом. «Вспомнив», что у меня назначена какая-то встреча, я извинился и уехал раньше. Забежал домой. Сбросил красивый мундир, надел джинсы и простую «Аляску», поехал в МДМ (Межрейсовый Дом моряков) к Степанычу.

   На табуретке стояла непочатая бутылка водки, на тарелке колбаса, огурцы, и мы сидели молча, друг напротив друга и, наверняка, думали об одном и том же.
   Про Шурика и про пижаму, про пьянку с одесситами и пропущенную вахту, о наших плаваниях, о возрасте и о жизни.
   Тогда я видел Степаныча последний раз.

   Он уехал во Владивосток, где-то на 19 км у него был маленький домик, доставшийся ему от умершего друга, небольшой огородик и дворовая собака в будке.
   Нет больше Степаныча. На Морском кладбище Владивостока, недалеко от могил Варяговцев, есть небольшой холмик, где стоит маленький макет морского якоря и скромный памятник.
   На День рождения старого моряка и в День работников морского и речного флота моя дочь Софья приносит туда цветы.

Отступление от темы

   Я хочу заверить своего будущего читателя, что не пишу, не составляю и не придумываю учебник по банкротству. Я далеко не все знаю и не все умею. Очень многие мои бывшие студенты, ученики, стажеры ушли далеко вперед и вполне состоялись профессионально.
   Та же Галина Елефтериади, которая много лет была моим помощником, а переехав в Подмосковье, стала арбитражным управляющим, имея дипломы экономиста и юриста, успешно работает с юридическими и физическими лицами.
   В Петропавловске-Камчатском Вадим Чернеев, который пришел ко мне в стажеры после окончания университета (по-моему, «Бух. учет и аудит»), уже перешагнул 24-летний стаж, администрация Петропавловска только ему доверяет работу по коммунальному хозяйству.
   А в Москве Марина Таёкина, также имея два высших образования, сделала головокружительную карьеру арбитражного управляющего, создала надежную команду специалистов и одновременно имеет в производстве несколько десятков предприятий и физических лиц.
   Мне самому неоднократно приходилось обращаться к своим бывшим стажерам и помощникам за помощью или консультацией, кстати, я этого не стыжусь, а этим горжусь. Своими воспоминаниями я просто рассказываю, как все это было еще совсем недавно, лет этак 20–25 назад.
   И знаете, я нисколько не чувствую себя в чем-то ущемленным.
   Я получал предприятия не от «Заказчика», как сейчас принято говорить, а от Межведомственной комиссии и Арбитражного суда; предприятия были промышленными или сельскохозяйственными, с большими штатами сотрудников, это было непредсказуемо и очень трудно, но каждое завершение было праздником.
   Поэтому я просто рассказываю, как все происходило, получалось или не получалось, ну, а главное, как все начиналось. Я рассказываю об отношениях различных людей друг к другу.
   Все, это наверняка могут подтвердить те мои коллеги, которые еще работают или работали в те годы.
   И в отличие от молодых коллег, которые по мастерству меня, возможно, превзошли, у меня есть один неоспоримый плюс, которым, кроме меня, могут похвастаться Андрей Еньков из Санкт-Петербурга, Людмила Сырвачева из Москвы, Виктор Кугушев из Новосибирска, Марина Безуглова и Юрий Розов из Владивостока, Сергей Синельников из Хабаровска…
   Каждый из нас имеет право сказать:
   «Я это начинал!» Ведь мы были первыми.
   Если быть честным, мы были не самыми первыми. Некоторые процедуры проводились до нас, тем не менее, основная масса специалистов готовилась уже по Закону «О несостоятельности (банкротстве)» 1998 года. Мы же завершили обучение перед самым принятием этого великого (я не оговорился) Закона.

Покой нам только снится

   «Как сладко
   За подленькое словцо,
   За лживую опечатку
   Врагу в перекошенное лицо
   Надменно
   Швырнуть перчатку!»

   Я не помню автора этих строк, которые поставил, эпиграфом, но они мне очень нравятся и подходят к содержанию этой части моей книги.
   Безусловно, речь пойдет о борьбе, даже, наверное, о войне, с применением самых подлых и запрещенных приемов, которые настоящие мужчины считают недопустимыми.
   Действующие лица: ваш покорный слуга со своей командой и некий банк довольно большого масштаба, имеющий во многих регионах свои филиалы и представительства.
   Этот банк был залоговым кредитором в одной рыбопромышленной фирмочке, еще одним кредитором был завод, который ремонтировал рыбопромысловые суда этой фирмочки.
   А ещё – сама фирмочка, во главе которой стояли два братца, очень не любившие отдавать долги, выплачивать кредиты, да и платить зарплату тоже.
   Так и получилось: братья не вернули банку кредит, по-моему 18 миллионов и, примерно столько же не отдали заводу за ремонт своих судов.
   Вроде бы, ничего необычного. Будем готовить имущество к продаже, а потом делить деньги. Залоговый кредитор, в соответствии с Законом, имеет преимущество.
   Мы не особенно нервничаем: моё вознаграждение и зарплата девчат идет в нулевую, текущую очередь. Так что получим своё!
   Процедура была, откровенно говоря, скучноватая. Инвентаризировалось имущество, проводились собрания, готовили к продаже рыболовецкий сейнер и с нетерпением ждали окончания процедуры. Все серенько.
   Сюжет завязался, когда откорректировали реестр.
   Получилось, что по текущим платежам, т. е. по платежам, которые отдаются вне очереди, мы должны оплатить ремонт этого сейнера, поскольку ремонтировался он в период процедуры. В ремонт его отдавал не арбитражный управляющий, а судовладельцы, хозяева, которых мы банкротим, Да. Все по закону. Ничего не попишешь.
   Но у нас ведь есть договор залога! Есть! И Залогодержатель имеет льготу: он является первым! Но… в 3-ей очереди!
   Не листайте закон и не ищите! До 2008 г. так и было. Залогодержатель впереди! Но в 3-ей очереди.

   Мне даже стало жалко Залогодержателя. Все заберет завод. Значит, банку ничего не достанется.
   Межколхозный завод в суде представлял адвокат Ю. О. Баранков, один из сильнейших юристов, работающих в банкротстве. Я часто встречался с ним, консультировался, заключал договоры юридического сопровождения и т. д.
   За мою бытность Юрий Баранков никогда не ошибался.
   Из любой ситуации он выходил победителем.
   К этому времени я уже хорошо изучил характер и методы работы любого банка.
   Как только в России началась коммерционализация, банкиры сразу же выделились в этакую элиту, равной которой, пожалуй, и не было.
   Поскольку банкир – это деньгодержатель, а деньги нужны всем: от дворника до Премьера, то банки стали предприятиями вне критики и почти вне закона (я написал «почти»). Им подыгрывали правоохранительные органы, иногда даже суды и другие государственные структуры.
   Ко мне часто приезжала представитель банка Ирина М., очень интеллигентная и приятная женщина, но когда встал вопрос об очередности, то мне без обиняков было предложено «перейти на позицию банка». Я написал слово-в-слово. Никакие дискуссии о законе и инструкциях не имели эффекта. Эта интеллигентная обаяшка заявила:
   – Если вы меня не послушаете, то… (театральная пауза)… будут неприятности!

   Во как! И попадаю я между двух очень серьезных огней: банк с многообещающими неприятностями и Юрий Баранков, юрист, который не проигрывает суды. Так как же мне быть?
   По-моему, еще во время травли меня в аварийно-спасательной службе тот же Баранков дал мне одну рекомендацию, которой я следую всегда:
   «Если не знаешь, как поступить – поступай по Закону!»
   Я, правда, сделал еще одну попытку образумить неразумных банковцев: съездил на консультацию к одной пожилой женщине, которая ранее была руководителем этого банка и, буквально, в начале моей процедуры ушла в отставку, уступив кресло приезжему молодому банкиру.
   Я рассказал ей о камне преткновения и попросил совета. Совет был лаконичен и прост:
   – Александр Павлович, станьте на сторону банка!
   Мне сейчас кажется, что это было не заблуждение, а система. Это было жесткое, железное правило времени: в банке деньги, значит нужно стать на сторону банка, поскольку он должен быть прав!
   Вот теперь я вспомнил свою учительницу и ее слова, когда меня не пускали на территорию банковского санатория с тяжелыми сумками откормленные бодигарды!
   Вот теперь мы пойдем неукоснительно по Закону!
   Разумеется, суд принял мою позицию. Слава Богу! Все суды, все инстанции в Камчатском Арбитражном суде я выиграл и оплатил заводу 18 миллионов рублей по текущим платежам. Я и моя команда получили свое вознаграждение.
   Банк обратился в Арбитражный суд Дальневосточного федерального округа… и выиграл процесс.
   А я влип безоговорочно. Такую сумму я никогда не смогу выплатить. Даже теоретически.
   Вся эта судебно-банковская тяжба тянулась долго. Но не очень честно. У меня дома раздавались звонки. Нет, не с угрозами! По угрозам я бы решил все проблемы: я вырос в этом городе и в этих дворах, все «крыши» мне были хорошо знакомы. Звонки были моей жене, которой слащавым голосом рассказывали, какую сауну посещает ее муж, т. е. Я, в каком ресторане и какой коньяк я пью. Вот здесь они прокололись. Уже несколько лет я практически не пью спиртное. Жена, слава Богу, знает это.
   На эти выходки мне дал разъяснение мой приятель, начальник юридического отдела «Камчатпрофитбанка». Оказывается, все юридические службы всех банков имеют такое распоряжение своих банкиров, в случае невозможности или затруднения с возвратом средств идти на любые провокации и любые методы для компрометации оппонента.
   Прошли годы, наверное, сейчас банки работают более цивилизовано. Надеюсь на это.
   Единственный мой консультант Юрий Баранков на удивление спокойно сказал, что все станет на свои места, я могу не беспокоиться и т. д.
   Легко сказать! И я, и супруга, восприняли этот удар очень болезненно.

   Стали поступать иски о взыскании с меня этих денег. Камчатский суд допустил участие заседателей по предложению Баранкова. Вся эта пытка тянулась мучительно долго.
   Моя жалоба в коллегию Высшего арбитражного суда даже не была рассмотрена. Я получил категорический ответ, что коллегия не будет ее рассматривать, считая это бессмысленным.
   Все-таки я постарался как-то обезопасить свою семью. Квартиру во Владивостоке, которую купили для дочери-студентки, переписали на дочь, остальное имущество, кроме автомашины – на жену. Для убедительности мы с супругой сходили в ЗАГС… и развелись. Конечно, это тоже была попытка сохранить то, что мы собрали за много лет.
   Наши жёны несут тяжкий крест.
//-- * * * --//
   Мы познакомились и поженились в Минске, много-много лет назад. Там жили мои родители, я приехал их навестить. Нелла работала на киностудии «Беларусьфильм» после окончания кинотехникума.
   Замуж я ее позвал в первый же день знакомства. Она пошла домой и сказала маме, что уезжает на Камчатку.
   Были слёзы, и уговоры. На Камчатку в то время нужно было оформлять пропуск – погранзона!
   Мой старший брат прислал ей вызов, а так как вызов был на ее девичью фамилию, то и в ЗАГСе она оставила свою фамилию. Так и живем… почти 45 лет. Вырастили дочь. У нас внучка уже.
   В Минск ездим ежегодно, навещаем могилки. Постарели, конечно. Но намертво вросли друг в друга. Нормально живём. Квартира. Машина. Дачка.
   Ворчим друг на друга. Иногда ругаемся. Потом миримся.
   И вспоминаем наш развод 2008 года. Могли бы не разводиться.
   В Смоленской области арбитражный управляющий, женщина, 72-х лет отроду, сделала то же, что и я: учитывая, что Залогодержатель (банк) имеет льготу только в 3-й очереди, выплатила задолженность по заработной плате двести тысяч рублей трудовому коллективу, а это 2-я очередь.
   Банк таким же образом выиграл иски, до Высшего арбитражного суда дело не допустили, и пожилая женщина готовилась выплачивать эту сумму из своего вознаграждения и пенсии.
   Вот именно на это обратил внимание г-н Егоров, работник Высшего арбитражного суда, листавший отказные дела. Его удивил возраст арбитражного управляющего – 72 года!
   А прочитав фабулу дела, г-н Егоров побежал по кабинетам, разъясняя ошибку и недосмотр всех нижестоящих судов.
   Если говорить откровенно, то эта статья закона была написана так запутано и туманно, что далеко не все её правильно понимали.
   Появилась заметка в каком-то правовом журнале. Потом Пленум Высшего арбитражного суда отменил все судебные решения по этим делам, в том числе и по моему делу
   Банковские юристы и Юрий Баранков с моей доверенностью летали в Хабаровск на пересуд.
   Все отменили. Я победил. Но какой ценой!
   Банковские чины со мной прекратили все взаимоотношения, появилась грязная статейка в местной газете. Ирина М. получила повышение по службе.

   А мы с женой, вернее, с бывшей женой, ныне невестой, пошли в ЗАГС, зарегистрировали брак, впервые купили кольца и… отпраздновали свадьбу. Она, я и доченька.

О чём говорят шепотом?

   А о чем говорят только шёпотом? Или только на кухнях? И не рассказывают в интервью. И не пишут в мемуарах. Конечно, о теневой стороне любой деятельности. О теневых доходах, не облагаемых налогом.
   О существовании и содержании «крыши», т. е. крепких ребят спортивного вида, которые могут решить проблему проще любого суда и милицейского наряда.
   Ну, а деятельность арбитражного управляющего безусловно являлась привлекательной для любой структуры. А лихие 90-ые годы, когда старые законы уже не действовали, а новые ещё не работали, создавали для этого «зелёную» улицу.
   Появлялись киоски, ларьки, лавочки, коммерческие палатки, естественно, на почве необязательности предпринимателей друг перед другом родился рэкет.
   Один криминальный авторитет еще в Усть-Камчатске сказал великие слова, что если коммерсанты начнут работать цивильно, будут исполнять договорные обязательства, возвращать средства и поставлять продукцию в соответствие с договорами, то ему, рэкетиру, придется устраиваться на работу.
   Конечно, явление рэкета имело место на Камчатке тоже. Но, хотите верьте, хотите нет, если предприниматели-коммерсанты были обложены соответствующими бригадами, то рабочие и рыбаки, с которыми из-за отсутствия средств предприятие расплачивалось огромным количеством рыбных консервов, или иной продукцией любого предприятия, были категорически неприкасаемы!

   Да-да! Если работник получал продукцию вместо зарплаты, то его никто не трогал.
   Когда я банкротил судоремонтный завод, ко мне пришел солидный мужчина спортивного телосложения, расспросил меня о делах, о проблемах, мы с ним прошли в Красный уголок, и он доверительно мне рассказал, что когда-то работал здесь слесарем, потом по малолетке что-то натворил, и его судили. Процесс был показательным. В этом Красном уголке.
   Уходя, он оставил номер телефона и попросил «звонить, если что…»
   Многие парни пошли в бизнес. В легальный бизнес. В основном, занимались рыбой. С птицефабрики я продал реф. вагон бригаде бывших спортсменов.
   Более того, я вырос в Петропавловске, окончил школу, мореходку, юридический факультет. Я многих знал, и многие знали меня. Поэтому моя работа не нарушалась наездами и поборами. Честно!
   Более 30 лет я дружу с двумя парнями, уже зрелыми, немолодыми мужчинами, которые в 90-е годы в необходимых случаях вступались за предпринимателей, основываясь исключительно на своей физической подготовке. Они не были ни рэкетирами, ни бандитами, у обоих были жены и сыновья.
   Поскольку у них обоих было юридическое образование, я рекомендовал их ФСФО к обучению на арбитражных управляющих.
   Пока там суть да дело, один из них, Артём, приходил ко мне на судоремонтный завод, сначала из любопытства, потом вызвался безвозмездно помогать мне взыскивать дебиторскую задолженность.
   Я очень твердо ему пояснил, что работаю исключительно в рамках закона, без всякого криминала. Артём искренне дал слово все это соблюдать.
   И вдруг… мне стали возвращать долги даже те, на кого я уже просто не надеялся и махнул рукой.
   Почувствовав неладное, я позвонил Артёму:
   – Артём, в чём дело? Мне возвращают дебиторку, ты же обещал…
   Ответ моего друга меня поразил напрочь:
   – Палыч! Честное слово, без всякого криминала! Увиделись в баре или биллиардной, я спрашиваю: ты почему Палычу долг не отдаешь? А он мне, мол, не волнуйся, братан, завтра же перечислю.
   – Палыч! Он же не знает, что я уже не в криминале!
   Этот Артём (имя изменено) стал прекрасным арбитражным управляющим.
   Я не оправдываю и не идеализирую 90-е годы.
   Но я действительно не знаю случаев «наезда» на арбитражного управляющего. Конечно, криминалитет работал с кредиторами, возможно, с должниками, но арбитражное управление было еще ноу-хау, кроме того, здесь фигурировали суды, а защищала, в случае чего, ФСК (ФСБ).
   Теперь о дополнительных доходах. О том, что арбитражные управляющие торгуют целыми заводами и получают деньги пачками в то время не говорили только немые. Эти слухи росли и множились.
   Уверяю, что это далеко не так.
   Если говорить начистоту, я тоже не ангел. Если после купли-продажи какого-либо объекта (машина, склад, здание и т. д.) купивший этот объект предприниматель принесет конверт, то в этой благодарности я не вижу ничего страшного. Но при условии:
   1) если арбитражный управляющий НЕ просил благодарности;
   2) если конверт подарен не ДО сделки, а ПОСЛЕ ее завершения;
   3) если арбитражный управляющий, приняв подарок, пригласит главного инженера, главного бухгалтера, еще кого-то, кто вместе с ним работал и премирует каждого.
   Но, Боже вас упаси, нарушить хоть один из этих трёх пунктов!
   Если попросите сами – это вымогательство;
   Если возьмете до сделки – попадаете в зависимость покупателю. Он начнет помыкать вами.
   Если не дадите тем, кто работает рядом – это будет элементарное жлобство и непорядочность.
   Поэтому, если когда-то, кто-то, чем-то вас отблагодарит – дай, Бог, ему здоровья.
   Были объявлены торги на продажу маленькой мастерской в Петропавловске по ул. Дачной, она принадлежала ЖКХ «Жилремуслуга». Желающих было много, но все, почему-то, хотели по блату.
   Ко мне зашел один из претендентов, он как раз оформлял заявку на участие в торгах. Я догадывался, что он направлен каким-то чиновником, который сам не объявляется. Мужик оказался настолько нудным и неприятным в своих попытках склонить меня на свою сторону, что я не выдержал и повысил на него голос.
   – Александр Павлович, не нервничайте, я понимаю, что у вас сложная работа, мы тут… приготовили небольшой подарок для коллектива, – проситель достал из кармана пухлый конверт.
   Я много лет вспоминаю этот случай. Рассказываю его студентам, и нисколько не стесняюсь рассказать здесь.
   Прекрасно понимая, что этот дядька подставной, у меня возникло жгучее желание забрать этот конверт.
   Наверное, в трудную минуту мозги работают не хуже компьютера.
   Я постучал кулаком в стену.
   – Звали, Александр Павлович? – вошла главный бухгалтер.
   – Да, вот товарищ, хочет сделать нам подарок и безвозмездный взнос для поощрения сотрудников. Оформите, пожалуйста!
   За несколько минут обескураженному клиенту был выписан приходный ордер с подписью и печатью, а конверт с деньгами лег в бухгалтерский сейф.
   Мы с главбухшей пожали ему руку, поблагодарили, предложили кофе.
   Когда я успокоился, я разъяснил ему, как проходят торги, сказал, что выиграет тот, кто предложит наивысшую сумму. И мы расстались почти друзьями.
   На торги от них пришла очень красивая девушка, но ей, очевидно, не очень хорошо объяснили. Она постоянно повышала цену, довела ее до огромной цифры и была признана выигравшей.
   На другой день эта фирма отказалась от покупки, признав, что высокую цену их представительница назвала ошибочно.

   Если когда-либо появлялись такие «премии», то только при аукционной продаже имущества. Это было изредка, но всё же было.
   Самым главным принципом, которому я следовал всегда, это то, что ни при каких обстоятельствах не должна пострадать выплата долгов трудовому коллективу. 30 тысяч рублей слесаря для меня значительно важнее 30 миллионов рублей бюджета.
   По-иному просто быть не может.

Коммуналка

   Недавно, одна молодая женщина, успешный арбитражный управляющий, сказала мне, просмотрев мои воспоминания:
   – У вас были большие предприятия с трудовыми коллективами, сейчас такого нет…
   Есть! Коммунальные службы. ЖЭКи! Или, как там их сейчас – Управляющие компании. Если по-честному, то я этим компаниям ни на грош не верю. Но это – моё, субъективное.
   В тех районах, где жилищный фонд далеко не нов, все коммуникации, водопровод, канализация и другие сети давно нуждаются в ремонте или полной замене; где постоянно нет на это средств – это и есть настоящая, реальная, взаправдашняя коммуналка.
   Бытует мнение, что начальник ЖКХ обязательно нечист на руку. Это полная ерунда! Нелепость!
   При всем его желании, ему просто не на чем погреть руки.
   У меня в производстве были одновременно три больших хозяйства. Я пришел туда полным дилетантом, будучи уверенным, что всех разоблачу и наведу порядок.
   И все оказалось не таким, как в фельетонах.
   В первую очередь, я убедился, что начальник ЖКХ – это постоянный изгой, которого ругают на всех планерках, которого обвиняют в воровстве, которого судят за то что с крыши ледышка падает кому-то на голову, на которого жалуются за плохое отопление, поломку водопровода, захламленные дворы и т. д.
   И уволиться ему практически некуда. В этой карусели ему крутиться до пенсии. А левый доход?
   Пояснил мне один директор ЖКХ. За всю жизнь презентовали бутылку коньяку и мобильный телефончик б/у. Может, наврал, но не намного.
   Самое сложное в банкротстве ЖКХ – это невозможность остановить работу. Коммуналка работает в праздники и будни. Ночью и днем. В мирные дни и военное время.
   Не только уволить работников, но и сократить их тоже нельзя. А как же без сантехников? Без электриков? Без дворников? Теперь уже и без лифтеров?
   Но, почему-то, в этой суете и неразберихе, перепалках с жильцами, неплатежами квартиросъемщиков и жалобами населения, чувствуется какой-то рабочий ритм, беспокойство, собственная полезность и даже (вы будете смеяться) какой-то кайф!
   Это нескончаемо. Интересно. И захватывает.
   Уже давно канули в лету забулдыги-сантехники, старые классические дворники, хамские управдомы и другие карикатурные личности из старого «Крокодила»
   Штат ЖКХ – это грамотные, не старые инженеры, опрятные интеллигентные женщины, не пьющие на работе сантехники и дворники, которых после работы и в цивильной одежде можно принять за бизнесменов, врачей, учителей иностранного языка, а женщин – за жён ответственных работников.

   Я рассказывал об этом в главе «О женщинах».
   Это когда прошёл слух о моей грядущей отставке за плохую очистку улиц от снега. Не могли же работники знать, что нельзя меня «отставить» ни Градоначальнику, ни Губернатору – Закон им этого не позволяет – а только Арбитражному суду дано это право.
   Но когда я утром увидел Галину Бокову с листом бумаги и карандашом, собирающую подписи дворников в мою защиту… я, честное слово, стал совсем другим!
   Я стал лучше, чем был: ведь за меня заступились!
   К сожалению, в работе арбитражного управляющего это явление можно считать редчайшим.
//-- * * * --//
   Стук в дверь. В кабинет вошли парень и девушка, почти девочка, маленькая и щупленькая. Рассказали о своей беде. Приехали с Украины в Петропавловск к тётке этого парня. Тётка работает в ЖКХ. Работу искали недолго: оба устроились дворниками в это же ЖКХ.
   Уже через короткое время бдительное око спецслужб их вычислило и, как граждан иностранного государства, проникнувших на территорию РФ и самовольно устроившихся на работу на важный объект (в ЖКХ дворниками!) оштрафовали его и её, кажется, на 50 тысяч каждого, и вроде бы, предприятие на 100 тысяч.
   И сейчас они собирают деньги на штрафы, а также по требованию начальницы отдела кадров должны возвратить предприятию эти мифические 100 тысяч.
   В то далекое время Украина не была еще нашим врагом, но была уже суверенным государством. У этой девчонки-дворника папа работал в Украине районным прокурором.
   Ситуация была настолько сказочно-идиотской и фантастической по сути, что я немедленно связался с редакцией газеты «Вести» и журналист Кирилл Маренин взял на себя дальнейшую судьбу этих ребят.
   И еще я настрого запретил работнице отдела кадров требовать с них деньги, якобы для возмещения убытков. Откровенно говоря, я и сейчас еще сомневаюсь, был ли этот штраф и, даже, если был, то зачем его возмещать ребятам, которых приняли на работу даже ошибочно. Ведь это вина администрации, а не ошибочно принятых работников.
   Сейчас уже трудно вспомнить подробности, но всё завершилось убедительной победой! Ребят приняли на работу и прекратили вымогать с них деньги.
   Через полтора десятка лет у меня дома, в Москве, раздался звонок. Звонила эта девчушка. Простите, уже дама! Была проездом в Москве. Она напомнила мне о себе, об этом событии. У нее двое детей. Старший уже служит в армии, младший еще школьник. У нее квартира в Петропавловске, мама переехала на Камчатку, а сама Оксана (Ксюша!!!) так и работает в коммуналке, только уже не дворником, а каким-то большим дворницким начальником, следит за чистотой целого района. Оксана Верета, а не Ксюша.
   У нее поднялась температура, и она побоялась меня заразить (а вдруг, коронавирус!), и мы не встретились. Но перезваниваемся и переписываемся.
   Она овдовела, к сожалению. Но какая красавица!
   А бывший директор ЖКХ «Жилремуслуга» организовал свой частный ЖЭК ООО «Жилремуслуга», выкупил ту самую мастерскую по ул. Дачной, и уже 15 лет работает с теми же работниками, с которыми работал еще в муниципальном предприятии.
   Уже работая в Москве, я неоднократно бывал в Министерстве регионального развития, оформлял и отправлял на Камчатку Почетные Грамоты Министра работникам ЖКХ, чтобы они могли получить ветеранское звание.
   Работая с коммунальными службами, я приобрел большой опыт общения с людьми, с руководителями, с коммунальными начальниками.
   Этот отрезок моей профессиональной деятельности я вспоминаю очень часто и с большой теплотой., а с бывшими начальниками ЖКХ до сих пор перезваниваюсь и переписываюсь.

   С 1997 по 2008 годы у меня было много предприятий различных форм собственности, я здесь рассказал о самых интересных и самых скандальных.
   В 2008 г. поступило предложение от которого отказаться было невозможно: Москва. Федеральное агентство по управлению государственным имуществом. Росимущество!
   45 лет жизни отдано Дальнему Востоку.
   Школа. Мореходка. Университет. Море. Друзья.
   Прощай, моя Камчатка!

Я – федеральный чиновник!

   Звучит-то как, а? На прощанье Артур и Андрей подарили мне золотой значок с государственным гербом, такие носят только гос. чиновники. Встаю в 6 утра. Белая рубашка, галстук, что еще? Дресс-кода, вроде бы, нет, но что я, хуже других что ли?
   Самый центр Москвы. Улица Варварка. До Кремля несколько сот метров. В этом здании и на этом же этаже когда-то был кабинет А. И. Микояна.
   Дали большой кабинет. Компьютер, столы и стулья. Разрешили самому набирать штат. Придумали должность мне: начальник отдела по обеспечению, участию и сопровождению процедур банкротства Управления инфраструктурных отраслей и организаций военно-промышленного комплекса.
   Около года я занимал эту высокую должность, но так и не понял ее смысла, ее задач и ее необходимости.
   Впрочем, я не понял там очень многого.
   Буквально через несколько дней после вступления в должность я был направлен в Белый Дом на какое-то очень высокое совещание, как представитель Министерства. Этот вояж меня здорово вдохновил.
   Во-первых, мне на работу позвонил старший брат, и на его просьбу пригласить к телефону Александра Павловича, секретарь привычно ответила:
   – Александр Павловчич сегодня в Правительстве.
   Мой старший брат, бывший Вице-Губернатор Камчатки, выпал в осадок…
   А в Белый Дом я прошёл через много ворот, подъездов, пунктов охраны, сквозь магнитные рамки и всякие досмотровые причиндалы.
   В небольшом зале мне было отведено место за столом, микрофон, ручка, бумага и еще много чего. Многих участников совещания я видел только по телевизору.
   Обсуждали вопрос возможного банкротства крупной авиакомпании.
   Когда я спустился с небес на землю и начал слушать дебаты, то был искренне удивлён: эти архи-государственные люди не знали, что делать с компанией.
   Когда предоставили слово представителю министерства, т. е. мне, я скромно сказал:
   – Полагаю, что нужно поступить в соответствии с Законом. Обязать Президента компании подать заявление в Арбитраж о признании предприятия банкротом. А я постараюсь предложить сильное СРО и неворовитого арбитражного управляющего.
   На этом моё выступление в Белом Доме закончилось.

   Начальник управления долго мне объяснял, почему я не должен был так говорить на этом уровне, но мне трудно было это понять.
   Дома жена и мой старший брат пытались вразумить меня, что в чиновники нужно было идти в 25 лет, но не в 60!
   Я не верил им: Завидуют!!!
   Короче, очень скоро ко мне пришло отрезвление.
   Я ведь наивно полагал, что возглавляемый мною отдел должен вести работу по недопущению или минимизации банкротств государственных предприятий, а не наоборот.
   При проверке ведомственных предприятий я исходил из главного принципа: выплачивается ли заработная плата?
   И второе: поступают ли платежи в бюджет и внебюджетные фонды?
   Оказывается, я опять был неправ. В моем управлении были другие критерии проверки деятельности предприятия и «нужности» руководителя.
   Поэтому, когда меня начальник управления попросил уйти в отставку, я с облегчением согласился.
   И, если честно, то мне там было просто не интересно.
   Мне еще дали отпуск и путевку в ведомственный санаторий. Я взял безо всякого стеснения.
   Придя домой, стал под душ и долго смывал с себя эту… липкость.

   По возвращении из санатория стал думать о трудоустройстве. В Москве нет морского порта и промысла рыбы и морского зверя. А что я еще умею делать?

   Ах, да! Банкротить предприятия. Кризис-менеджер, как говорила моя учительница Нина Георгиевна.
   – Пойду. Попрошусь, может, возьмут.
   Взяли!
   И пошло-поехало! Псков, Гусь-Хрустальный, Рязань, Великий Новгород, Орел, Братск, Якутия, Ханты-Мансийск, Хабаровск, Казань – это неполный перечень городов, где мне приходилось проводить процедуры.
   А золотой чиновничий значок до сих пор на лацкане моего пиджака. Но пиджак я уже почти не надеваю. Только на официальные приемы.

Возвращение блудного сына

   Так назвал моё возвращение в профессию Ю. А. Старков, заместитель Президента СРО «РСО ПАУ», а в прошлом руководитель ФСФО Дальневосточного федерального округа, где мы с ним когда-то познакомились.
   Итак, с 2009 г. и до выхода в отставку я состоял сначала в «РСО ПАУ», потом перевелся в «Возрождение».
   Практически всё то же, что и на Дальнем востоке. Единственное, пожалуй, Камчатские, Сахалинские и Приморские арбитражники были значительно дружнее.
   Здесь людей было больше, у каждого свой характер, в основном, молодёжь, может поэтому настоящей дружбы между арбитражными управляющими я не заметил.
   Да ещё, явно не бросалась в глаза доброжелательность друг к другу и щедрость.
   Помню, за одним моим предприятием числился какой-то небольшой магазинчик в г. Барнауле. А есть ли он там?
   Вдруг прилечу, а он давно снесен, попробую уточнить у коллег.
   Нашел какое-то СРО в Барнауле, позвонил, попросил к телефону любого арбитражного управляющего, который есть в помещении. Передали трубку. Поздоровался. Представился. Попросил сходить на такую-то улицу, взглянуть и сообщить мне, есть ли такой-то магазин в таком-то доме.
   Барнаульский коллега любезно согласился помочь, сказал, что это рядом, в пяти минутах ходьбы и… спросил, как я планирую с ним расплатиться и в каком размере.
   У меня не нашлось для ответа слов, даже ненормативных.
   В процессе знакомства, общения, расспросов и дебатов с Московскими арбитражниками уловил одну общность: очень многие, расспрашивая о взаимоотношениях с директорами предприятий, с управляющими, которых случалось заменять или подменять, неоднократно задавали вопросы, как мне, так и другим собеседникам:
   – А вы его в ментовку не сдавали? Почему?.
   Эти вопросы носили массовый характер. То, что я и мои дальневосточные коллеги считали невозможным и неприемлемым, здесь, в центре, почему-то считалось чуть ли не обязательным.
   Сразу же оговорюсь: в моей, почти четвертьвековой практике был один единственный случай подачи заявления в УВД на бывшего директора, это когда в далёком городе Алдане, я обнаружил, что задолженность по заработной плате 4 миллиона рублей не выплачена работникам, тогда, когда было продано имущество и на счетах имелись деньги. Это подло и омерзительно со стороны директора.

   А подача жалобы на своего же коллегу, которого ты сменил, не лезет ни в какие ворота, хотя прекрасно знаю, что среди «наших» тоже хватает случайных людей.
   И почему-то арбитражные управляющие перестали быть «производственниками», перестали общаться с работниками, может быть, потому что предприятия шли на банкротство уже без работников. Только висела задолженность по заработной плате, не видит арбитражник живых людей, которые долго ждут своей заработной платы. Более того, я заметил, что разговоры о 2-й очереди, о задолженности перед бывшими работниками раздражают арбитражных управляющих.
   Появилось в арбитражном лексиконе мерзкое слово «Закзчик». Так называют то лицо, которое «заказывает» процедуру и даже указывает рамки, в которых должен работать арбитражный управляющий.
   Очевидно, это стало возможным, когда вознаграждение арбитражного управляющего опустили до 30 тысяч рублей, убрав право кредиторов самим назначать сумму вознаграждения управляющему. А почему?
   Ведь это деньги кредиторов! Почему они не могут хорошему работнику повысить, а плохому понизить вознаграждение?

   Ах, да! Закон 2002 года! Никогда не забуду слова руководителя ФСФО Камчатской области в период вступления в силу этого закона, упразднении ФСФО – Федеральной службы финансового оздоровления.
   Он громогласно заявил, что слово «оздоровление» можно забыть. Это так и есть.
   Именно тогда отошел от темы банкротства один из авторов и создателей Закона «О несостоятельности (банкротстве)», доктор юридических наук, Заслуженный юрист России Василий Владимирович Витрянский.
   Наука, в частности банкротство и арбитражное управление, в прямом смысле осиротели!
   За Закон 1998 года В. В. Витрянскому нужно было присудить Нобелевскую премию!
   Увы!
//-- * * * --//
   Несмотря на мой большой опыт работы в банкротстве, начинать сызнова мне было очень трудно.
   Ведь сама процедура арбитражного управления усложняется. Разрастается. На нее нанизываются всякие бюрократические прибамбасы: отчет управляющего по определенной схеме, на специальном бланке; ведение реестра кредиторов, в котором действительно невозможно разобраться: перечень кредиторов на одном листе, цифры задолженности – на другом; народился ЕФРСБ, в который нужно давать публикации определенного формата и еще деньги платить. А «Коммерсант»?

   А я этого всего не знаю, и, честно говоря, не умею. Как быть?
   Во время таких грустных размышлений подошла к столу улыбчивая девчушка и поставила мне чашку ароматного кофе. У нее были очень теплые глаза.
   И… ко мне пришло второе дыхание.
   То, что на Камчатке мне готовила целая команда, теперь делала эта девушка. Она, в прямом смысле, взяла шефство надо мной: прекрасно знала компьютер, умела писать заявления в суды, вести реестры кредиторов, готовить и писать отчеты, протоколы собраний и т. д.
   Чтобы решить вопрос о ее материальном вознаграждении в период наблюдений, я просил директоров заключать с ней соглашения на подготовку фин. анализов. Она нравилась всем: и моим соратникам, и моим оппонентам.
   Её детство и ранняя юность прошли на Украине, она очень хорошо знала любую сельскую работу и, взглянув на брусок свиного сала, могла с высокой точностью сказать, в каких краях откармливался поросёнок.
   Это была Марина Таёкина, которую я зову своим ангелом-хранителем.
   Я уже говорил, что она впоследствии прошла обучение и стала успешным арбитражным управляющим.
   Сейчас у нее в производстве десятки дел, но я уверен, что её помощникам с ней вполне комфортно.
   Она очень коммуникабельна, дружелюбна и доброжелательна ко всем.
   Она основательно помогла мне освоить то, на что ранее я не обращал внимания.

   Ко мне пришёл на стажировку молодой парень, Никита Потапов. Самое интересное, что он – сын Сергея Александровича Потапова, бывшего Генерального директора Камчатского УТРФ, которое я закрывал.
   Пройдя стажировку, Никита еще какое-то время работал у меня помощником, мы вместе с ним пришли в СРО «Возрождение», он начал самостоятельно работать, но мы много лет встречаемся, перезваниваемся. Юрист. Женат. Воспитывает дочурку.
   За долгий период работы, откровенно говоря, несмотря на мой легкий характер, у меня появилось не очень много друзей. Некоторые после моего ухода просто забыли о моем существовании.
   Часто перезваниваюсь и с удовольствием общаюсь с Ваником Саркисяном. Прекрасный специалист и очень хороший человек. Игорь Вышегородцев – неоднократно битый, прошедший полную школу негатива, клеветы, предательства. Игорь Гулаков – активный и дружелюбный, готовый оказать помощь всегда.
   Сергей Ивасюк – живет в другом городе, никогда не виделись, но очень чувствую нашу с ним общность во всём! Ещё бы! Бывший речник. Это всё равно, что бывший моряк. А моряки в отставку не уходят!
   Игорь Лысаков – он тоже бывший моряк. Дослужился до высших должностей в плавсоставе. Мы с ним просто дружим.

   Надя и Дима Стекляновы – очень хорошие ребята, живут недалеко от нас, мировоззрение на банкротство у нас во многом совпадает.
   Наталья и Володя Шараповы – она – арбитражница, он – адвокат. Всегда готовы помочь. И не только советом.
   С огромным уважением и почтением отношусь к Надежде и Максиму Лагода. Замечательная семья!
   Из «Возрождения» перезваниваюсь с Кириллом Бодровым.
   А вот старые друзья и сослуживцы по флоту остались все!
   В моих воспоминаниях и рассуждениях часто переплетаются, казалось бы, несовместимые понятия: арбитражное управление и… мореплавание.
   Понятия действительно несовместимые, но общее есть. И я его нашел.

   Капитан морского судна и арбитражный управляющий имеют право и обязаны самостоятельно принимать решения, зачастую, нестандартные, не популярные и рискованные.
   Капитан морского судна и арбитражный управляющий несут огромную ответственность за свою работу и за свое хозяйство. У капитана больше: он отвечает за жизнь и здоровье своих моряков.
   У капитана судна есть преимущество: он не один. У него есть команда, которая называет его (капитана) Первым после Бога, и доверяет ему в работе, в заработке и в безопасности своей жизни. Они всегда, в любой ситуации встанут рядом. Случаев предательства на флоте НЕТ.
   В команде арбитражного управляющего сложнее. Там несколько иные ценности. Они измеряются деньгами. Дружба имеет место, но… в рабочее время.
   Случаи предательства, к сожалению, случаются.

   Из приведенного выше сравнения видно, что в некоторых случаях арбитражнику приходится тяжелее.
   Любое его самостоятельно принятое смелое решение, даже давшее положительный результат, может быть подано под таким извращенным соусом, что отправленное за 13, а не за 14 дней письмо, не принесшее никому ущерба, может перечеркнуть все предыдущие достижения, оставить его без работы, а семью – без средств существования.
   Об этом я подробнее расскажу в главе «Кто сегодня правит бал?»
   На основании вышеизложенного я делаю вывод, что моряки и арбитражные управляющие – одинаково рисковые ребята. Дай им, Бог, здоровья и мужества в их благородной и не всегда благодарной работе!

Современный арбитражный управляющий
Кто он?

   Отвлекся я на философские темы. Но вернусь к обобщенному образу арбитражного управляющего.
   Совсем неважно, что я из «мастодонтов», как однажды выразился Иван Рыков, подчеркивая наше ветеранство в арбитражном управлении, а современный арбитражник более грамотен, значительно лучше экипирован, мобильник у него такой, на который мне уже не собрать, а авто – я с ним даже рядом не стоял!
   Но мне кажется, что в любом случае молодого или старого арбитражного управляющего, независимо от его материальных благ, социального происхождения, пола и политических пристрастий, должны отличать такие черты характера, как воспитанность, дружелюбие, скромность.
   Любой человек, позвавший вас к себе на предприятие или лично к себе, может быть раздражительным, неуживчивым, неприятным в общении, обладать жутким характером, но… но!
   Но он пришёл к тебе за помощью!
   И уже одно это обязывает тебя максимально бережно к нему относиться.
   Не слышит? Повтори! Не понимает? Поясни ещё раз, ещё сто раз! Укрыл что-то из документов? Имущество? Поговори и еще раз все поясни. Без угроз! Не беги в ментовку! Защити его при любых обстоятельствах – это тебе окупится сторицей.
   Сколько в моей практике было старых директоров, создавших своими руками предприятия, которые, в соответствии с Законом, должны быть отстранены от должности.
   А я никогда до этого не доводил. За неделю до суда я объяснял директору ситуацию и предлагал не портить трудовую книжку «отстранением от должности», а уволиться до суда по собственному желанию, а на следующий же день я предлагал ему устроиться на работу в качестве технического директора или консультанта и т. д.
   Директор судоремонтного завода А. А. Щукин отмахнулся, хлопнул дверью и ушел.
   Я сам приехал к нему домой через неделю и сказал, что можно уйти от меня, но нельзя уйти от самого себя и уговорил его вернуться на завод. Много лет мы дружили с ним. Он и сейчас жив-здоров, дай, Бог, ему благополучия.
   Никогда не забуду, как жена его Людмила позвонила мне и сказала: – «Спасибо за мужа».
   Только ради этой фразы стоило стать арбитражником.
   Каждому директору я предлагал остаться в штате. И я не изменил своего мнения даже когда бывший начальник аварийно-спасательного отряда, оставшись моим консультантом, забрасывал меня письмами, доносами и жалобами в суд.

   А что сейчас даёт привлечение к субсидиарной ответственности бывшего директора или арбитражного управляющего? И иски к ним на полтора-два миллиарда рублей?
   Что даёт этот, по меньшей мере, гестаповский метод?
   Получить инфаркт? – запросто! Вернуть такую сумму? – да никогда в жизни!
   Если деньги украдены – пусть разбирается Следственный комитет и суд. Это уголовная ответственность. Ведь предъявляемые суммы никогда не удастся возвратить, просто не под силу. Не только пожилому директору, но и молодому арбитражному управляющему.
   Я уважаю Ивана Рыкова, автора теории субсидиарной ответственности, но применение ее в арбитражной практике не приемлю!
   Ранее, когда предприятие несло убытки по вине руководителя, практиковалось заявление того же руководителя, который просил в счет частичного погашения ущерба удерживать с него 1/3 часть заработной платы. Удерживали, по-моему, три месяца. И получали какую-то небольшую денежку, а ныне с субсидиаркой… мы не получим ни-че-го!
   Мне кажется, это понимают судьи и все, кроме налоговиков, которые радостно инициируют это мероприятие.

   У меня в производстве было большое предприятие в Якутском городе Алдане. Там значился огромная задолженность перед работниками, около 4-х миллионов.
   Заявитель – большое предприятие, которое инициировало мою кандидатуру, к моим стараниям закрыть задолженность по зарплате относилось критически. Когда мне удалось продать с торгов один объект и получить за него средства достаточные для погашения зарплаты, я сделал это, не колеблясь. Рассчитавшись с работниками, я немедленно сложил полномочия и передал дела другому арбитражному управляющему. Но предварительно, я вернул из конкурсной массы средства, которые выплачивало мне предприятие-заявитель в качестве вознаграждения.
   Мне кажется, что руководители таких предприятий либо не понимают, либо не хотят понимать, что в случае отсутствия средств для ведения процедуры, в том числе средств на вознаграждение арбитражного управляющего, эти расходы несет Заявитель, а потом арбитражный управляющий возвращает их ему вне очереди, как текущие платежи.
   И напрасно Заявитель пытается выкрутить руки арбитражнику, мотивируя свою щедрость и доброту, это не он, Заявитель, выплачивает вознаграждение, это Закон его обязал давать эти деньги в долг на ведение процедуры. Кстати, эта процедура еще не закончена. Почти 9 лет.

   Работая по этому Должнику в Алдане, я получил еще одно мизерное ООО там же. Просто, чтобы не назначать на Алдан другого управляющего, дали мне в нагрузку.
   Это был маленький магазинчик, продающий продукты. Его хозяйка, Наталья М., рассказала мне свою беду, всё, как есть, без утайки. Не пошла у нее торговля. Не получилось. И она осталась должна практически всем. Предприятие было оформлено, как ООО.
   Я услышал ее голос, увидел подрагивающие в волнении руки и… поверил ей безоговорочно.
   Благо, что у меня там было большое предприятие, куда я прилетал несколько раз, поэтому Наталье не пришлось мне оплачивать дорогу. Мне удалось завершить по этому магазинчику конкурсное производство и попросить Якутских друзей провести с Натальей банкротство физ. лица.
   Я не могу рассказывать сейчас об этом в подробностях без разрешения самой Натальи, ну, и учитывая, что еще прошло мало времени после завершения.
   Но мы остались большими друзьями. Мы поверили и доверились друг другу. Для меня это очень много значит.
   В Казани, бывший директор предприятия «Акоста» также перезванивается со мной постоянно, консультируется и помогал мне тоже по необходимости с реализацией некоторого имущества.

   Во многих городах страны у меня сохранились искренние отношения с бывшими должниками или кредиторами.

   Ещё, к вопросу о скромности. Конечно, трудно удержаться от самодовольства, когда становишься 1-м лицом на большом предприятии. Все обращаются к тебе по имени-отчеству, большой штат сотрудников, секретарша, чашка кофе и прочие буржуйские атрибуты.
   У меня тоже когда-то прорывались самодовольные нотки замашки, но один случай расставил всё по местам. Мне и сейчас совестно его вспоминать, но, всё же, расскажу.

   Этот короткий сюжет я назвал «За кулисами», т. к. действие происходило в театре, но… за кулисами.

За кулисами

   В небольшом провинциальном городе, областном центре, арбитражный управляющий в конце 90-х годов считался зна́чимой фигурой. Очень хорошо, что в то время основная часть арбитражников были людьми не очень молодыми, прошедшими большой путь инженера, юриста, экономиста, многие руководили предприятиями, уже обжигались, были битыми и хорошо разбирались во всех сложностях, скандалах и интригах руководства своей области или края.
   На Камчатке нас было совсем немного. Мы знали друг друга, встречались и дружили.
   Никто из нас особенно не выпендривался, правда те, кто моложе, немного воображали: служебная машина, мобильный телефон (они тогда только появлялись, были громоздкими, тяжелыми и обалденно дорогими), некоторые нанимали себе охрану. Смешно! Это сейчас смешно, а тогда было даже чуточку завидно.
   Однажды мы с женой пошли в театр, а после спектакля мой школьный товарищ, который работал в этом театре, потянул меня за кулисы. Я отправил супругу домой и последовал за моим дружком в царство Мельпомены…
   Очень веселая и смешливая компания молодых актеров и актрис, громко и яростно обсуждали прошедший спектакль, на меня взглянули только мельком, я представился, но уверен, что мое имя было забыто каждым (и каждой) сразу же после дежурной фразы «оч. приятно».

   Они стояли и сидели на разнокалиберных стульях, пили сухое вино из разных стаканов и клеймили какого-то театрального деятеля, которому по словам моего другана, уже пора в домино с дедами в парке играть и т. д.
   Женщины были молодые и не очень молодые, но очень интересные. Какая-то девушка собиралась на свиданку и взяла из реквизита то ли шарфик, то ли кофточку. Все это говорилось при всех, это была одна бригада. Одна команда. Одна семья.
   Я, немного растеряно, но все-таки, демонстративно достал из кармана деньги и попросил своего одноклассника купить пару бутылок хорошего коньяка, фруктов, конфет и т. д.
   Через 10 минут коньяк был доставлен и……… перелит в какую-то кастрюлю, туда же отправились остатки сухого вина, добавлен сахар и минералка, кастрюльку водрузили на маленькую газовую плитку с баллончиком, разогрели…… а на меня – ноль внимания!

   Девушки пили это варево, которое назвали то-ли грогом, то-ли пуншем, конечно, меньше мужчин – я вообще не пил, но этого никто не заметил и не оценил.
   Вечер продолжался. Было интересно. Весело. Но я, кажется, там был посторонним. Когда мой школьный дружок стал меня расспрашивать, о работе, о семье, о жизни, я, конечно, рассказывал красочно и ввернул, на какой машине я езжу, какие у меня квартиры здесь и во Владивостоке, еще что-то…… Никто меня не осудил, потому что никто не обращал на меня внимания.
   Они пустили шапку по кругу и собирали деньги на командировку одной пожилой актрисы в Москву на просмотр какого-то спектакля. Я тоже бросил в шапку солидную купюру – все равно не оценили.
   Я провел с ними весь вечер. Завидовал им черной завистью. Я очень хотел к ним, быть с ними, участвовать в их спорах, разборках, браках и разводах, но они не брали меня. Я был для них чужим. Со своими деньгами, машинами, квартирами – я им не нужен!
   Я потом не спал всю ночь, переживал, почему так? Я ж неплохой мужик, компанейский, не жлоб, в недавнем прошлом моряк, но им оказался неинтересным.
   Только через долгое время я понял смысл и мораль этой пощечины. Да это и не пощечина, просто эти люди живут и работают, и дружат, и женятся, и разводятся все вместе. У них общие друзья и общие недруги. У них общие интересы и общая семья.
   А я, со своими машинами и квартирами был самым нищим среди них. Обыкновенным, кондовым, классическим голодранцем!

   Этот урок я запомнил навсегда. И больше никогда и нигде не раздвигал пальцы.

Первый съезд арбитражных управляющих России

   Он состоялся в феврале 2017 года. О необходимости его проведения впервой заявила Валентина Кулабухова из Белгорода.
   Шумиха поднялась в фэйсбуке. Оппоненты сразу же начали высмеивать и критиковать это предложение.
   Несколько недель шла различная переписка, создавался оргкомитет, плюс группировки и компании. Кто ЗА, и кто ПРОТИВ. Многие регионы страны участвовали в обсуждениях, спорах и просто перепалках.
   Белгородская группа – это Валя Кулабухова и Александр
   Ковалевский, Ульяновск – Оксана Бердникова и Ольга Блинкова, Ставрополье – Инна Лозина, Самара – Олег Шевцов, Тольятти – Жавдят Заитов, Пермский Край – Оксана Кирток, Санкт-Петербург – Дарья Асеева и Владимир Петров, Новосибирск – Виктор Кугушев, Владивосток – Анатолий Ний, Нижний Новгород – Виктор Ямовой, Якутия – Анатолий Ноев, еще другие регионы, ну, и, конечно, Москва.
   Подключился профсоюзный лидер арбитражных управляющих Михаил Василега. Мы с ним познакомились и…подружились.
   Классный мужик. ОРПАУ (Общероссийский профсоюз арбитражных управляющих) изначально был противником проведения съезда. Но когда ситуация уже была в стадии выбора делегатов по областям, то Михаил активно включился во все оргвопросы. Он правильно рассудил и даже не скрывал, что «если нельзя этот съезд отменить, то его нужно возглавить». Мне он, кстати, очень понравился своей открытостью, веселым нравом и даже бесшабашным цинизмом. Я почему-то ему поверил сразу и до сих пор убежден, что на предательство он не способен.
   Торгово-Промышленная палата предоставила нам огромную библиотеку, куда свободно можно было разместить сотню человек.
   Правда, предварительно меня пригласил на «разговор» начальник службы безопасности ТПП. Мне он, кстати, понравился. Бывший чекист, дальневосточник, мы нашли с ним общий язык, он, главное, убедился, что соберется не оппозиция, а актив, тем более по списку приглашенных – ряд депутатов и чиновников, портреты которых я видел только в газетах и по телевизору.
   Наше объявление гласило, что 17 февраля в здании ТПП состоится 1-й съезд арбитражных управляющих России. Далее шла повестка дня довольно-таки жесткого содержания, а проект Резолюции съезда отдаленно напоминал ультиматум.
   Ставились самые наболевшие вопросы: статус арбитражного управляющего; постоянные проблемы с налоговиками; потуги Росреестра наказывать арбитражников за несвоевременную публикацию, за отправку приглашения на собрание не за 14, а за 13 дней и прочие шероховатости, искусственно возводимые чиновничьей братией на процедурах банкротства.
   Еще несколько лет назад на судебных процессах по жалобам на арбитражного управляющего суд основывался исключительно исключительно на позициях:
   – Каков ущерб, нанесенный действиями/бездействием арбитражного управляющего;
   – Чьи права нарушены дествиями/бездействием арбитражного управляющего;
   – Как велика общественная опасность данного правонарушения?

   Что? Ущерба нет. Права кредитора не ущемлены. Отправка уведомления о собрании кредиторов произведена за 10 дней до собрания, а не за 14, тем не менее, все кредиторы и лица, имеющие право присутствовать на собрании, надлежаще уведомлены. Что еще?
   – Жалобщик, пшел вон!
   И это было правильно. Ведь жалоба, даже самая завалящая, надолго выбивает из колеи арбитражного управляющего: он пишет объяснения, приносит в Росреестр свои отчеты за всю процедуру, которые никто не читает и которые никому, кроме собрания кредиторов не нужны. Это «преступление века» обсуждается на дисциплинарном комитете СРО, причем обсуждается людьми, находящимися космически далеко от деятельности арбитражника; в Росреестре девушка, вчерашняя школьница или отставной мент составляют протоколы, искренне веруя в то, что раскрыли действительно преступление века… А как же!
   Ведь введен в обиход термин «Формальный состав»!
   Что такое формальный состав?
   Простое объяснение: ты не совершил ничего запретного, но… мог совершить. В лучшем случае штраф 25–40 тысяч рублей, а если это уже повторно – дисквалификация!
   Мое субъективное мнение, что понятие формальный состав – это полный бред, которому почему-то аплодируют Гос. Дума, Росреетор, и Федеральная налоговая служба.
   Лет 10 тому назад на меня поступила жалоба при банкротстве одной крупной строительной организации, где главный инженер предприятия-должника обвинял меня в несвоевременной публикации какого-то уведомления, отсутствия в личном деле какой-то справки и в прочих грехах, в которых может разбираться только арбитражный управляющий, более того, эти огрехи, если они были в действительности, играли бы на руку предприятию-должнику.
   Я нашел жалобщика, с которым, кстати, состоял в дружеских отношениях, неоднократно встречались в неформальной обстановке и… был ошарашен тем, что он ничего не писал. Кто-то из «доброжелателей» накатал телегу от его имени.
   Мы вместе с ним приехали в Росреестр и, стоя навытяжку перед юной девушкой, годящейся нам обоим во внучки, битый час доказывали ей, что автор доноса – вымышленный, подставной, анонимный.
   И когда, наконец, мы в этом ее убедили, она не нашла ничего более умного сказать, кроме того, чтобы обязать меня писать объяснительные по всем этим выдуманным неизвестным автором вопросам. На мое счастье пришла женщина, начальник отдела и прекратила эту комедию.
   Так вот, все эти вопросы – большие и мелкие были включены в повестку дня 1-ого съезда арбитражных управляющих Российской Федерации. И далее был размещен список приглашенных лиц. Это были депутаты Государственной Думы, руководитель Росреестра, Министр труда, Министр экономического развития, Глава ФНС и т. д., практически весь Двор!
   И совершенно безапелляционно в самом начале публикации было предложено всем участникам Съезда (кроме приглашенных лиц) перебросить мне на банковскую карту по 1 тысяче рублей с носа!
   Во как! Эти деньги нужны были для оплаты аренды зала.
   И, конечно, номер моей карты был обозначен.
   Неприятности начались на следующее утро после публикации. Мне позвонила Антонина Николаевна Ряховская, ректор института экономики и антикризисного управления.
   Я иногда читал там лекции, мы с Антониной Николаевной были давно знакомы и состояли в хороших дружеских отношениях.
   Когда я приехал к ней, она испуганно выложила на стол газету с публикацией, и сразу же задала вопрос мне прямо в лоб:
   – Поступают звонки из аппаратов должностных лиц с просьбой разъяснить ситуацию: на съезд приглашены министры и главы различных ведомств, и за их присутствие и обозрение Александр Лельчук, т. е. я, истребует по тысяче с делегата?
   А. Н. Ряховская дружит с руководительницей Росреестра и та была удивлена такой публикацией.
   Вообще-то мне в тот момент было вовсе не смешно. Конечно, все они понимали, что это не очень грамотно собираются деньги на проведение мероприятия, но в данном случае обыграли и перевели на меня стрелки.
   Здесь меня опять выручил Михаил Василега, встретился с руководителями ТПП и разъяснил ситуацию на пальцах.
   Короче, ни один чиновник, ни одно должностное лицо от управдома до Премьера на наш съезд не прибыло. Не прибыли также и депутаты Государственной Думы, хотя я лично приглашал двоих: К. Г. Слыщенко, знакомого мне еще по Камчатке, и И. Н. Абрамова, депутата от Амурской области, очень приятного мужика, совершенно не старого. Сейчас он уже работает в Совете Федерации. С ним я познакомился совершенно случайно: в конкурсной массе одного из предприятий – банкротов были малоэтажные домостроения, он прочитал на сайте мои публикации и попросил показать ему, намереваясь купить дачу. Дачу он не купил, но у нас сложились нормальные взаимоотношения, сыграло роль то, что мы оба дальневосточники.
   Как мне потом объяснил Иван Николаевич Абрамов, у них, в ГД строжайшая дисциплина, и чтобы посетить мероприятие такое, как съезд арбитражных управляющих, необходимо персональное разрешение спикера Володина.
   Но, что было обалденно приятно, это то, что Государственная Дума прислала приветственный адрес! И я его зачитывал, открывая съезд.
   Он до сих пор у меня хранится. И у этого приветственного адреса.

   Государственной Думы Российской Федерации есть одна особенность, отличающая этот документ от иных поздравительных актов. Там в 3-ем абзаце красивыми буквами указано:
   «…при реформировании законодательства, изменении и применении тех или иных норм Закона необходимы консультации его исполнителей – арбитражных управляющих».
   Лиха беда – начало! В том же феврале я удостоился высокой награды – Грамоты Государственной Думы. И там также было написано и подписано «….за существенный личный вклад в развитие законодательства по банкротству…».
   Я на этом акцентирую свое повествование, потому что в течение долгих лет моей работы в банкротстве, с 1997 г. и до 2017 при получении любых наград, премий, почетных грамот, Государственной награды и даже Почетного звания слово «банкротство» старательно умалчивалось. Награды и грамоты шли за доблестный труд, активное участие, высокие показатели и т. д. а в этих документах, о которых я рассказываю, вещи, наконец-то, стали называть своими именами.
   Хотя…… ведомственных руководителей тоже можно понять. Я полжизни работал в системе рыбного хозяйства: на добывающих судах ловил рыбу, транспортировал ее на рыбоперерабатывающие предприятия, работал на береговых рыбных объектах, а звание «Почетный рыбак России» мне присвоили за проведение ряда банкротных процедур на предприятиях-должниках системы Росрыболовства.
   Конечно, формулировку «за банкротство» понять было бы крайне трудно.

   Итак, Первый съезд арбитражных управляющих России.
   Состоялся 17 февраля 2017 г. в г. Москве. В нем участвовали 60 делегатов… Было много выступлений, довольно-таки острых. Среди гостей был А. Ю. Сажнов, в прошлом руководитель ФСФО по Дальневосточному федеральному округу, были юристы, работающие в банкротстве, много арбитражных управляющих, из руководителей СРО была только Надежда Лагода, остальные не решились присутствовать.
   Выступления были острые. Никакой предварительной цензуры не было. С болью говорил о проблемах Виктор Николаевич Кугушев из Новосибирска. Олег Шевцов рассказал о сложностях в банкротстве физических лиц. Я с этим ранее не сталкивался, для меня это было внове.
   Приняли довольно-таки жесткую резолюцию, которую потом мы разослали и разнесли по министерствам и ведомствам, а один экземпляр был мною сдан в приемную Президента РФ.
   Где-то в середине марта поступил ответ из Государственной Думы, от Председателя комитета Н. П. Николаева.
   Ответ мне очень не понравился. Кроме того, что все наши предложения были отвергнуты, сам тон письма был…. несколько издевательским и хамоватым, отдавал ехидненькой ухмылкой.
   Я до сих пор думаю, что Н. П. Николаев его подписал не глядя, а готовили его помощники.
   Настроение было испорчено надолго. Парадокс! В приветственном адресе красиво написано, что нельзя менять законодательство о банкротстве без консультации профессионалов – арбитражников, а в письме г-на Николаева идет ссылка на депутатский корпус, да еще сделано замечание, дескать в Резолюции не очень вежливо написано о депутатском корпусе.
   Вот, вроде бы, и все.
   Обсуждали этот ответ на «круглом столе», в ОРПАУ.
   Очень мне понравилось выступление Ивана Рыкова и многих участников круглого стола. Было много предложений, как исправить ситуацию, возможно, с привлечением институтов экономики и т. д.

   Были, конечно, брожения и среди участников съезда, из руководителей различных СРО. Многие посчитали эту попытку объединения неудачной.
   У меня иное мнение. Это был съезд, собрание, слет неравнодушных людей. Из различных регионов. Он нас объединил. С проблемами, спорами, болью и т. д. До сих пор существует рабочая группа: Валентина Кулабухова, Оксана Кирток, Оксана Бердникова, Инна Лозина, ваш покорный слуга и еще много соратников-участников 1-ого съезда.
   Михаил Василега привел пример, что Первый съезд РСДРП в Минске в 1898 г. проходил в составе 7 человек, вроде бы ничего не дал, но весь мир до сих пор ощущает и пожинает его плоды.
   Первый съезд арбитражных управляющих России вошел в мою биографию: как старейшему по возрасту, мне было предоставлена честь его открыть.
   Ниже, в следующей главе опубликована моя статья, которая, к сожалению, не прошла публикацию в журнале «Арбитражный управляющий», и мои коллеги могли ее прочитать только в фэйсбуке.
   Она в некоторых местах дублирует цитаты из этой главы. Но цитаты и формулировки очень важные!

   Уж, простите меня!

Кто сегодня правит бал?

   90-е годы. Как все хорошо начиналось! Арбитражные управляющие (их было немного) утверждались Арбитражными судами регионов из числа лиц, состоящих на учете в том или ином суде, либо по предложению Межведомственной комиссии (МВК). В каждом регионе была областная либо краевая Федеральная служба по делам несостоятельности (ФСДН), позднее – Федеральная служба финансового оздоровления (ФСФО), которые замыкались на Федеральное Агентство по делам несостоятельности и банкротства (позднее – по финансовому оздоровлению).
   Возглавлял эту службу Георгий Константинович Таль – экономист, практик, человек глубочайшей культуры и имевший большой авторитет в Правительстве.
   Жалобы на арбитражных управляющих подавались редко, только кредиторами, и только в арбитражный суд, либо в региональную ФСФО.
   Практически все арбитражные управляющие замыкались на эту службу и, как правило, арбитражники и чиновники ФСФО были единомышленниками, дружили, проводили совместные мероприятия, учебу, лекции, конкурсы и т. д.
   1997–2002 годы были временем наивысшего подъема антикризисной деятельности. Проводились конкурсы: региональные, окружные, всероссийские.
   Я участвовал в окружном конкурсе, в Хабаровске, и во всероссийском «Антикризисный управляющий – 2000» в Москве.
   На этих конкурсах завязывались дружеские и деловые связи между арбитражными управляющими различных регионов.
   Это было интересно и очень здорово: в случае необходимости можно было приехать к кому-либо, или пригласить к себе коллегу и решить проблемы совместно.
   В каждой области и каждом городе немногочисленные арбитражные управляющие были довольно-таки зна́чимыми фигурами, на Камчатке я мог почти свободно зайти к Губернатору или Председателю законодательного собрания посоветоваться по какому-либо вопросу, конечно, предварительно позвонив секретарю.
   С выходом нового Закона все ранее заготовленное рухнуло. Создавались саморегулируемые организации.
   Федеральная служба финансового оздоровления, которая, кстати, являлась уполномоченным органом в Арбитраже, была ликвидирована.
   Тогдашний руководитель ФНС Сердюков, будущий Министр обороны, громогласно заявил: «Если мы не можем у Должника взыскать деньги, мы должны их списать».
   Это было принято, как указание, и с тех пор практически на несколько лет суды по ходатайству кредиторов, где большинство голосов было за ФНС, утверждали только ликвидационные процедуры! Только конкурсное производство! Провели. Завершились. Списали долги. Ликвидировали предприятия, многие из которых могли бы быть восстановлены. И получили премию, как за взыскание задолженности!
   И …ни о каком оздоровлении речь больше не шла. Никогда!
   Уполномоченным органом утвердили ФНС.
   Это нонсенс! Любой студент 2-ого курса юрфака скажет, что это нецелесообразно и не совсем законно.
   А как же! ФНС, как правило, является крупным кредитором во всех процедурах, а звание уполномоченного органа у кредитора непременно приведет к злоупотреблениям. Не может и не должен кредитор являться уполномоченным лицом.
   Практически одновременно с этим новшеством появляется новая скромненькая структура под названием: Федеральная регистрационная служба (ФРС) – матушка нынешнего Росреестра), в которой сидят один-два инспектора с небольшой зарплаткой и внимательно читают Закон «О несостоятельности (банкротстве)», ибо еще вчера они не знали о существовании этого закона и банкротства тоже.
   А далее, зародыш рос не по дням, а по часам, почти, как князь Гвидон в бочке. Все! И пошло-поехало!
   ФРС перерождается в Росреестр, один-два инспектора с небольшой зарплаткой превращаются в Управление! Да-да! В Управление по контролю за СРО. Это вовсе не страшно, что во многих городах СРО нет, есть либо филиалы, либо представительства, или вовсе ничего.
   Но Управление-то есть!
   Когда в период президентства Медведева милиция стала полицией и там прошло сокращение, то большинство сокращенцев ринулись в инспекции Росреестра.
   И пошли протоколы! Казенным милицейским языком.
   Держать и не пущать!

   И жалобы посыпались! Если жалоб нет, то юный Росреестр их инициирует! Сотрудники низовых инспекций даже не скрывали, что количество жалоб на арбитражного управляющего, пусть даже не подтвержденных и не доказанных в суде, это показатель работоспособности отдела, инспекции, системы!
   В одном древнем русском городе поступила жалоба на меня за несвоевременное опубликование уведомления о собрании кредиторов. Кто жалобщик? ИФНС № 3. Кстати, ФНС являлся единственным кредитором! т. е. была 100-процентная гарантия 100-процентной явки на собрание, которое проводилось в здании ИФНС № 3. Как потом выяснилось, жалобу подготовил Росреетр, только подпись поставили в ИФНС. Даже смешно было читать: налоговая волновалась, что кредиторы не придут, тогда как сама налоговая и была 100-процентным кредитором и могла не придти в собственное здание, где проводилось собрание, разве что совершив прогул.
   В зале суда кроме меня и судьи был тогдашний руководитель местного Росреестра. Хорошо, что у меня сохранилась квитанция об оплате публикации, которая по дате попала в 14-дневный срок.
   И вот здесь – казус: в законе указано, что арбитражный управляющий должен ОПУБЛИКОВАТЬ объявление. Законодатель не учел, что арбитражный управляющий НЕ публикует, а только подает заявку и оплачивает публикацию. Судья меня поддержал, слава Богу!
   Всегда поводом для наказания арбитражного управляющего было: а) общественная опасность правонарушения; б) материальный ущерб сторонам; в) ущемление прав какой-либо стороны
   Ущерба нет. Нарушений прав нет. Значит, все в порядке?
   Да не совсем. А формальный состав? Ах, формальный состав! Да. Появился этот термин, который я не могу назвать иначе, чем изощренно-фашистским.

   «Формальный состав правонарушения – это действия, которые не влекут материального ущерба, т. е. состав, не влекущий материально вредного последствия».

   Так какого же…… вам нужно, любезнейший? Оказывается, нужно. Количество поданных жалоб – показатель работы любой ИФНС!
   Количество выявленных правонарушений – показатель работы и бдительности Росреетра.

   Не так давно в интернете был опубликован портрет молодой красивой женщины из Уфы. Сотрудница Росреестра. Обаяшка просто!
   Ее показывают, как передовика «производства»: за отчетный период, благодаря ей, попали под дисквалификацию более 100 человек. Браво! Интернет рукоплещет!
   Меня поражает именно то, что улыбающаяся красивая девушка и ее руководство этим хвалятся! Гордятся! Ликуют!
   Это не ткачиха, выполнившая досрочно годовой план! Не доярка, добившаяся рекордных надоев, не хлебороб, вырастивший урожай, или шахтер, выдавший две нормы на-гора.
   Дисквалификацию специалистов, штрафы и наказания приравняли к трудовому подвигу!
   Мне могут возразить: а как же полиция? Армия? Другие структуры, борющиеся с врагами, преступниками и т. д. Какая разница?
   А разница довольно-таки существенная: и армия, и полиция ЗАЩИЩАЮТ людей от зла. Защищают, а не гнобят.
   Очень многие жалобы создаются искусственно, фиктивно, чтобы проиллюстрировать деятельность того или иного чиновника.
   У меня был объект банкротства в г. Братске. Готовлюсь к 1-ому собранию. Назначаю дату собрания. Получаю от ИФНС сообщение, в котором инспекция сообщает, что у сотрудницы, которая курирует этот объект, скончался отец, и, в связи с этим просят меня перенести собрание на неделю-другую позже.
   Конечно! Иду навстречу. Приезжаю. Знакомлюсь. Провожу собрание. И инспекторша, которая похоронила папу, пишет на меня жалобу за несвоевременное проведение собрания.
   Вот так. Ничего страшного не произошло, но отбивался от этой жалобы больше года. Не желая с ними больше общаться, следующее собрание назначил в Москве. Пошли жалобы и требования отстранения меня одна за другой. И так до самого завершения.
   Навек запомнил я эту сотрудницу ИФНС.
   Свежий пример, уже 2021 года.
   ФНС одного краевого центра (подчеркиваю – уполномоченный орган в банкротных делах) подает в Краевой Арбитражный суд иск о признании банкротом предприятия-должника «Рыбоперерабатывающий завод» (сокращенно – РПЗ).
   Название пока не сообщаю, поскольку имеются неясности в инциденте.
   Так вот, уполномоченный орган, Краевое УФНС обращается в Арбитражный суд с иском о признании несостоятельным (банкротом) этого самого РПЗ, задолжавшего бюджету 459 263,27 руб, из которых 413 371,92 – сумма основного долга. Заявка серьезная. Но в судебном процессе, который состоялся практически сразу – через 4 дня, заявитель «уточнил» свои требования. Сумма долга была скорректирована до 4129,89 руб.
   Естественно, суд заявление не принял, т. к. закон о банкротстве включается для юридических лиц с 300 000,00 рублей.
   Банкротство РПЗ не состоялось.
   А что это было? Ошибка девочки-юристки? Подпись 1-ого лица без прочтения документа? Или……
   Или заявить с сайта Арбитражного суда о о том, что РПЗ попал или попадет на процедуру?
   И сразу же после этого рыбодобывающие предприятия прекратят сдачу на РПЗ своих уловов. И все. Завод стал. Конкурент практически уничтожен.
   Интересно, кто автор этого «проекта»?

   Все-таки, теплится маленькая надежда, что это недоразумение, ошибка сотрудника, невнимательность секретарши и т. д. Дай, Бог!

   Любая, даже самая нелепая и глупая жалоба, надолго выбивает управляющего из рабочей колеи. Он вынужден оправдываться, отписываться, писать глупые объяснения и…. рассказывать о банкротстве людям, ни бельмеса не смыслящим в банкротстве. Это самое страшное. И самое нелогичное.

   Дальше – больше! Пошли наказания штрафами, каждый из которых больше суммы вознаграждения управляющего. Уже в ход идут не только многотысячные штрафы, но и отстранения от процедуры, дисквалификация на определенный период… за два письма, отправленных не за 14, а за 13 дней, за не во-время поданную публикацию………. т. е. за действия, не влекущие материально вредного последствия, управляющий платит материально и ощущает на себе и своей семье глупейшие негативные материальные последствия несвоевременной отправки письма (которое тоже, как правило, отправляется за счет арбитражного управляющего).
   Уже недавно, в 2021 году Арбитражный суд одного из регионов Дальнего востока (не называю регион и номер дела, поскольку я стал арбитражным управляющим, именно благодаря этому суду и пожизненно благодарен судейским составам 90-х и 2000-х годов) наказывая штрафом арбитражного управляющего, дает классическую формулировку: «…объектом данного правонарушения являются…. экономическая и финансовая стабильность государства в целом…… на которые арбитражным управляющим допущены посягательства в ходе ведения процедуры, применяемой в деле о банкротстве.»

   Во как! Приехали! А где конвой?

   Нет, арбитражный управляющий не вступил в сговор с ЦРУ, не пустил под откос поезд с продовольствием для Сирии или Донбасса, даже не оспаривал лозунг «Крымнаш!»!
   Он, вернее она, просто не во-время дала публикацию в ЕФРСБ. Нарушение, конечно, имеет место, но с такими формулировками следствие должны вести ФСБ и контрразведка, да и сроки, наверное, должны быть внушительными, а тут… 25 тысяч рублей…
   Откровенно говоря, я немного в растерянности: я тоже иногда не очень аккуратно отправлял письма. Значит, я тоже виноват, что порушена экономическая и финансовая стабильность государства в целом! Это из-за меня по ТВ ежедневно собирают деньги на лечение больного ребенка! Из-за меня безработица и неплатежи…. Кошмар!
   Молодой судья К. доказал причинно-следственную связь между несвоевременной отправкой письма и тяжелой жизнью страны……
   Еще немного и судить будут «Тройки». С таким формальным составом мы догоним и перегоним 37-й год.
   Ситуация, достойная сатирического журнала. Было бы очень смешно, если б не было так грустно.

   И пока Законодатель не выбросит из текста Закона этот унижающий людей ФОРМАЛЬНЫЙ СОСТАВ, пока не будут конструктивно работать уполномоченный и контрольный органы, пока саморегулируемые организации не станут во исполнение Закона вступаться за своих арбитражных управляющих, пока районные прокуратуры не начнут заглядывать в Закон, прежде чем прислать Представление в СРО, мы будем катиться только назад.

   Арбитражный управляющий очень важная фигура!
   Потому что стоит только его исключить из этой цепочки, то образуется огромная орава безработных, бывших работников управлений по контролю за СРО, самих работников СРО, сокращенных налоговиков и т. д.
   А это существенно повысит процент безработицы в стране.

   Так кто же сегодня правит бал?
   Помощник районного прокурора?
   Мелкий чиновник из контрольного органа?
   Инспектор Федеральной налоговой службы?
   * Саморегулируемая организация?
   * ЕФРСБ?
   * РССО АУ? [1 - Звездочкой помечены организации, финансируемые арбитражным управляющимЕФРСБ – единый федеральный реестр сведений о банкротствеРССО АУ = Российский союз саморегулируемых организаций Арбитражных управляющихP. S. Когда готовилась эта глава, еще не наступил звездный час страховых компаний.]

   А, может, все же, арбитражный управляющий?
   Ведь он и есть самая ключевая фигура в этой связке!

   Увы! Арбитражный управляющий на этот бал даже не приглашен!
   Горько и обидно.
   Они тоже имеют право конкурировать с остальными участниками этого бала, который все больше становится похожим на пир во время чумы

Портреты
(о друзьях – товарищах)

   Воспоминания и размышления близятся к эпилогу и не рассказать вкратце о тех людях, которые шли со мной в ногу или поддерживали меня в трудные минуты, помогали мне, любо просто думали так же, я не имею права.
   Были советы, рекомендации, подсказки, даже нравоучения.
   Наверняка у каждого человека очень показателен выход в отставку, на пенсию, на заслуженный отдых.
   После этого можно легко подсчитать, кто остался с тобой, а кто… выбыл.
   Когда после нелегкой работы, где всегда или почти всегда я был в центре внимания и сам, отбросив скромность, считал себя авторитетом во всех аспектах, остаешься один, сам с собою, при молчащих телефонах, зачастую становится просто страшно!
   Слава Богу, пережили эти явления. Да и не все про меня забыли. Многие и сейчас в контакте.

   Вадим Чернеев. Пришел ко мне в стажеры в 1998 г. Мы с ним вместе начинали работу на судоремонтном заводе, потом в аварийно-спасательном отряде. У него за плечами было высшее образование, по-моему, «бухучет и аудит», потом уже, через несколько лет, он получил юридический диплом.
   Мы с ним практически учились вместе. Осваивали то, что не дают в учебных заведениях.
   Запомнился такой момент: однажды, сев ко мне в машину, Вадим мечтательно сказал:
   – Вам хорошо, у вас есть машина, дача, квартира…
   Я даже растерялся. Остановив машину, я, наверное целый час доказывал своему юному другу и стажеру, что, если бы мне сейчас добрый волшебник предложил бы его возраст 22 года… то я бы из этой машины ушел бы в одних трусах и был бы счастлив без квартир и машин!
   Сейчас у Вадима Игоревича Чернеева имеются красивые новые машины, квартиры в Петропавловске и Санкт-Петербурге, он является ведущим и старейшим арбитражным управляющим в Камчатском Крае, семья, двое детей.
   И мы с ним по-прежнему дружим. Честно. Надежно.

   Арбитражные управляющие В. П. Панков и Е. В. Зусманович уже на пенсии, но мы перезваниваемся, переписываемся, поздравляем друг друга с праздниками. Нам есть что вспомнить.

   Галина Елефтериади. О ней я уже говорил. Начиная с аварийно-спасательного отряда и по сегодняшний день мы всегда в одной команде. Она с семьей живет под Москвой, работает в том же СРО, в котором работал я, в «Возрождении».

   Нина Петровна Лусунова, Тоня Заранко, Дружим и перезваниваемся и переписываемся еще с птицефабрики «Восточная». Нина Петровна по моему примеру стала арбитражным управляющим, работала долго и качественно, потом ушла на административную работу. Тоня Заранко работала у нее на банкротных предприятиях, помогала мне с отчетами и решением разных бухгалтерских премудростей.

   Елена Лопкова, Марина Заичкина, Ольга Молодоженя, Светлана Антонова – это мои бывшие и любимые студентки.
   Елена Лопкова – это автор знаменитой фразы, с которой я начал одну из глав этой книги:
   «Банкротство – это яд или лекарство?
   Яд для предприятия-должника, но лекарство для экономики в целом».
   Елена работает чиновником краевого масштаба в Министерстве имущественных отношений Камчатского Края.
   Вместе с ней Марина Заичкина, экономист от Бога, добрейшей души женщина. Я знал ее мужа, всех его родных еще по Усть-Камчатску.
   Ольга Молодоженя живет и работает в Санкт-Петербурге, постоянно пишет мне и сама всегда на связи.
   Светлана Антонова занимает какую-то руководящую должность в области спорта. Когда я бываю на Камчатке, мы видимся, пишет, поздравляет, говорит, что я лучше всех. Шутит, конечно, но мне радостно.

   Владимир Николаевич Яхно – адвокат. Вместе читали студентам лекции. Потом, когда я стал почти обвиняемым, включился в мою защиту. В течение долгих шести лет отбивал меня от всякой грязи и мерзости.
   Помогал многим арбитражникам на Камчатке, потом переехал во Владивосток, практикует до сих пор.

   Юрий Олегович Баранков. Адвокат. Теперь уже и арбитражный управляющий. Я о нем писал. Он помогал мне в аварийно-спасательном отряде, на судоремонтном заводе и в тяжбе с банком.

   Марина Таёкина. Мой ангел-хранитель. Вступив в Московское СРО, я, будучи уже опытным и матерым арбитражным управляющим, не знал, как написать отчет, как и когда дать публикацию, как вести протокол. Практически был полным дилетантом в делопроизводстве, отчетности и прочей бюрократической тарабарщине. Я ведь на Дальнем Востоке имел надежную команду, которая все это делала.
   Я наверняка-бы утонул в этом море бумаг и инструкций, если бы Марина не взяла все это на себя.
   Сейчас она уже опытный арбитражный управляющий, имеющий надежную команду и много должников в производстве.
   Но она – всегда на связи со мной. Рядом. Надежно. Честно и искренне.
   В создании этой книги она тоже участвует.

   Никита Потапов. По моей рекомендации поступил на курсы арбитражных управляющих. Потом пришел ко мне на стажировку. Стал арбитражным управляющим. Работали вместе в двух СРО.
   Дружим.

   Анатолий Ноев. Арбитражный управляющий из Якутска. Коренной якут. Северянин. Младше меня на 24 года. В работе и дружбе НАДЕЖЕН!

   Наталья Михеева. Была директором предприятия-банкрота в г. Алдане (Якутия). Предприятия нет давно. А Наталья есть.
   Человек исключительной порядочности и честности.
   Хорошо, что мы с ней друзья.

   Надежда и Максим Лагода. Муж и жена. Авторы и создатели СРО «Стратегия».
   Удивительные люди. Мы не являемся близкими друзьями, но они мне очень помогают. Своим отношением к делу. К событиям. К поведению. Такое ощущение, что они думают точно так же, как я.
   Любят свою работу, путешествия и детей. И еще: Надежда – очень красивая женщина.

   Наталья и Владимир Шараповы. Муж и жена. Она арбитражный управляющий. Он – адвокат.
   В любой ситуации они готовы стать рядом: решить правовую проблему, выступить в суде, помочь найти хорошего доктора или просто посидеть вместе за чашкой кофе.

   Кирилл Бодров. Арбитражный управляющий. Частенько оказывал мне помощь, когда я работал. Сейчас перезваниваемся. Он всегда готов к контакту.

   Оксана Бердникова (г. Ульяновск), Оксана Кирток (г. Пермь), Валентина Кулабухова (г. Белгород), Инна Лозина (г. Ставрополь)
   Эти симпатичные молодые женщины входят в оргкомитет 1-ого съезда арбитражных управляющих России. Мы там подружились.
   И постоянно в контакте.
   Если говорить о степени их надежности – ВЫСОЧАЙШАЯ!!!

   Александр Юрьевич Сажнов. Мы рядом с ним с конца 1997 г. и по сегодняшний день. Руководитель ФСДН/ФСФО Приморского Края, руководитель ФСФО Дальневосточного федерального округа (заместитель Министра), кандидат экономических наук и еще много регалий и званий.
   Совместная работа перешла в долгую, надежную мужскую дружбу.
   Нас обоих отличает постоянная готовность встать рядом друг с другом.

   Николай Степанович Сильченко. Руководитель ФСФО Камчатской области. Всегда был рядом. Всегда на стороне арбитражного управляющего. Требовательный руководитель и настоящий друг.

   И, конечно, я не могу не сказать добрых слов об судьях арбитражных судов. За время моей работы их прошло большое количество. Мужчины и женщины. Молодые и пожилые. Опытные и… не очень.
   К судейской мантии я всегда отношусь трепетно и с почтением.

   Людмила Анатольевна Барвинская. Судья Арбитражного суда Камчатского Края. Самые первые процедуры прошли через нее.
   Человек бескомпромиссный, компетентный и очень порядочный.
   Уже в отставке. Дай, Бог, ей здоровья и благополучия.

   Елена Николаевна Кондрат. Арбитражный суд г. Москвы.
   В последнее время в разных источниках ее забрасывают критическими и, наверняка, клеветническими статьями и клеветническими обвинениями.
   Убежден я, что это враньё! Бессовестное и грязное.
   Я благодарен ей за принципиальность и честность.

   Анна Николаевна Устинова. Арбитражный суд республики Саха (Якутия).
   Требовательность. Справедливость. Доброжелательность. Глубокая компетентность. Безукоризненная порядочность.
   Хорошо, что мой объект был в ее производстве!

   Кирилл Александрович Маренин. Журналист. Познакомились более двадцати лет назад. Меня практически загнали в угол при банкротстве аварийно-спасательного отряда, обвиняя в преступной халатности, мздоимстве и … элементарном воровстве.
   Молодой парень, еще юноша, выслушал всех обвинителей и обвиняемых и… написал разгромную статью в мою защиту.
   С тех пор в моей практике не было объектов, о которых Кирилл не знал и не публиковал статьи, репортажи, короткие заметки.
   Причём, ничего не изменилось после моего переезда в столицу.
   Сейчас он редактирует газеты «Рыбак Камчатки» и «Камчатский Край». Мы не теряем друг друга.

   Конечно, в моей биографии было значительно больше хороших людей, здесь я выделил только тех, кто работал, помогал, подсказывал, находился рядом со мной в последнюю четверть века при немыслимо сложной работе с предприятиями-банкротами.
   Если сказать, что эти, перечисленные мною люди БЫЛИ со мной, будет не совсем верно. Нельзя сказать о них в прошедшем времени.
   Слово «были» здесь не подходит.
   Эти люди остались в моей памяти и моей жизни.
   Я благодарен им.
   То, что за период моей работы арбитражным управляющим у меня не было ни одного случае невыплаты задолженностей по заработной плате – это их заслуга.
   Я очень многое получил от них. Честное. Доброе. Безвозмездное.
   Мои почетные звания и награды – их заслуга.
   Работая и общаясь с ними, я обязан был быть достойным их.
   Они верили мне и верили в меня.

Эпилог. Выводы. Резюме

   О себе. Родился после войны. В 1947. Но войну помню.
   По разрушенным зданиям. Огромный полуразваленный дом мы называли Разбиткой и играли с пацанами там в войнушку.
   По фронтовикам-инвалидам. Очень много было мужчин в солдатских гимнастерках, с орденами-медалями, кто-то с костылём или деревянной ногой, другой на маленькой каталке – значит без обеих ног.
   Они собирались у пивных ларьков, курили самокрутки, пили пиво и частенько угощали конфеткой.
   По песням, которые пели взрослые, когда приходили в гости.
   И по отцовской шинели, которую носил старший брат, я очень завидовал ему и ждал, когда вырасту и тоже буду носить шинелку и брезентовую полевую сумку.
   Еще по редким взрывам в ближайшем овраге: старшие мальчишки находили снаряды и кидали их в костер.

   О прекрасной даме. О них всегда говорил мой папа. Рассказывал о прекрасной даме, учил, как уступать ей место в автобусе, как приглашать на танец, как целовать ручку.
   Бабушка ходила в церковь, и я был уверен, что Бог – это женщина.

   Я думаю, что этих аристократических манер отец насмотрелся в фильмах или начитался в книгах, потому что образование у него было довольно-таки скромное: рабфак.
   Хотя и с этим образованием он занимал министерскую должность в Белоруссии до войны.
   Однажды мы с братом ехали на трамвае из бани. Я сидел у окна, брат шипел на меня и требовал встать. Я не хотел, мы переругались и пока дошли до дому, он влепил мне пинка.
   Папа учинил допрос, и, когда узнал причину ссоры, рассвирипел и взял ремень.
   Мои пояснения, что в трамвае было полно свободных мест, и вошедшая дама вполне могла найти себе место, не нашли понимания, отец вынес вердикт:
   – Сидеть в присутствии дамы – недостойно мужчины. А ты – мой сын. Это позор семьи!
   Много лет прошло с тех пор, но я никогда не сажусь в общественном транспорте.
   К женщинам у меня отношение трепетное. Первый раз влюбился в 3-ем классе.

   О семье. Женат (не первый раз! Но последний – это точно) вырастили дочь. Врач. Замужем. Уже подрастает внучка. Старший сын – инженер. Женат. Тоже внучки. Двое!

   О профессии. Мечтал стать моряком, и стал им.

   Получив морскую пенсию в 50 лет, прошел обучение и стал арбитражным управляющим.
   И так, почти 25 лет, до самой отставки.

Награды и поощрения (могу ведь похвастаться?)

   Пусть меня простят за хвастовство мои коллеги, но я хочу подчеркнуть, что к моему большому удивлению только Государственная Дума прошлого созыва вручила мне Грамоту «…за многолетний труд и существенный личный вклад в развитие законодательства по банкротству…», тогда как другие награды и поощрения вручались «за хорошую работу» и т. д. очевидно, боялись или стеснялись слова «банкротство».

   Подводя итог всему написанному мною, постараюсь пояснить, что мне нравится в современном арбитражном управлении, что не нравится, и что, на мой взгляд, можно было бы изменить.

   Не нравится. Раздутые штаты саморегулируемых организаций. Специально поинтересовался адвокатскими коллегиями. Оказывается там только председатель коллегии и секретарь, в крупных коллегиях – еще один-два человека.
   Некоторые СРО помимо ежемесячных членских взносов истребуют от членов СРО плату за назначения (или за согласование), за обучение и так далее.
   Во главе многих СРО стоят люди, имеющие очень отдаленное представление об арбитражном управлении.
   То же самое и в объединениях саморегулируемых организаций.

   Категорически не нравится. Изменение в Законе ст. 134 по выплате очередности 2-й очереди. Туда внесены задолженности перед ФНС и страховые взносы ПФР.
   Моё твердое убеждение, что этого делать нельзя. Работники банкротных предприятий годами ждут расчета по заработной плате.
   Что будет, если работники начнут обращаться в суды с исками дополнительной оплаты за многолетнюю задержку выплаты задолженности?

   В одном из Якутских предприятий бывший работник это сделал. Суд взыскал с предприятия кругленькую сумму за задержку.

   Ещё: убрать бы из лексикона судей «Формальный состав» и забыть его, как дурной сон.

   Что мне нравится? Нравятся те же СРО, когда они в редких случаях вступаются за арбитражного управляющего перед прокурорами и контролирующими органами, что должны делать всегда, в соответствии с Законом.
   Мне повезло: за меня вступилось СРО «Возрождение» против иска районного прокурора из Ханты-Мансийской области, мы выиграли процесс, я до сих пор храню Решение суда.
   А вот в г. Алдане, когда мне после 4-х лет работы и прямой войны с некоторыми кредиторами удалось выплатить задолженность более 4-х миллионов рублей работникам, через три дня после моего отъезда из Алдана в местной газете появилась статейка, в которой помощница прокурора района с восторгом пишет, как Алданская прокуратура вырвала из жадных рук арбитражного управляющего деньги и заставила расплатиться с работниками.
   На мой недоуменный звонок в Алдан, та же помощница (кстати, очень хорошенькая) радостно сообщила мне:
   – Ничего личного, поверьте! Ничего личного!

   Наверное, всё!

   Я заранее приношу свои извинения тем лицам, которые в моих записках увидели себя или приняли на свой счет мои упрёки. Я не назвал ни одной фамилии! Либо называл только должности, и то, при изменённом названии предприятия, либо вымышленное имя.
   Прекрасно понимаю, что этот мой фолиант ничего не изменит ни в законе, ни во взаимоотношениях, но пусть хоть мои бывшие коллеги увидят, что я старался и, наверняка, выразил не только свою боль.

   А говоря критически о некоторых государственных структурах, опять же я критиковал не саму организацию, а её нерадивых сотрудников без указания фамилии.
   Ничего личного!
   Не обижайтесь! Ведь мой бутерброд тоже падает маслом вниз.

Позвоните мне из вчера!

   Я не удаляю номера
   Друзей ушедших
   и шагнувших в вечность…
   Мне кажется, что с ними
   там, вчера,
   Остались дружба,
   юность
   и беспечность…

   Ушли и доброта,
   и простота,
   Мужская удаль
   и ребячья шалость…
   Ушли надежды,
   верность,
   теплота —
   Ушли все те,
   с кем пелось и дышалось.

   Я бережно храню их номера:
   Друзей почивших,
   И умерших близких,
   Как-будто из далекого вчера
   Вдруг позвонят,
   Или пришлют записки…
   А жизнь штормит, безжалостно грозя,
   Пытаясь сбросить
   С корабельной сходни!
   Ну, где – ж вы, парни?
   Мне без вас нельзя!
   В холодном и безрадостном сегодня!

   Тасует память дни и вечера…
   И держат нас невидимые нити…
   Ребята,
   позвоните из вчера!
   Пожалуйста…
   Прошу вас!
   позвоните!

2020

Повернуть-бы время вспять

   Повернуть-бы время вспять!
   Может есть такое средство?
   Я бы с радостью опять
   Вернулся в солнечное детство.

   Туда! На речку! На простор!
   Вранья и фальши нет ни грамма!
   Такой знакомый с детства двор,
   Крылечко наше… Наша мама!

   Соседи выйдут. В горле ком.
   Сидят деды, играют в шашки.
   – Прими меня, мой старый дом,
   я не люблю многоэтажки!

   Стальные двери дни и ночи
   Закрыты намертво и крепко.
   А мне милее дом мой отчий
   И дверь, примкнутая на щепку.

   Я обниму дружков своих,
   Привет! Ладонью по плечу!
   У них хлеб с маслом на двоих
   – И мне дадут, коль захочу.

   В том доме, в школе, во дворе я
   Вдруг понял, будто наяву,
   Что жизнь тогда была щедрее,
   Чем та, которой я живу.

   Щедрее, проще и добрее…
   Мы нелегко простились с ней.
   А может, просто я старею?
   Но, все-же, жили мы… честней

   И только память не стареет.
   Где те друзья? Соседи? Мать?
   Воспоминанья сердце греют.
   Эх, повернуть-бы время вспять!

2021

Богиня

   Как разгорается очаг!
   Какой манящий запах хлеба!
   Тепло у женщины в очах
   И синь в глазах синее неба

   А разве может быть иное?
   Сомнений нету и в помине:
   Бывают семьи без Героя,
   Но не бывают без Богини.

   А у мужчин своя дорога:
   Держать корабль на стремнине!
   Иной из нас не верит в Бога,
   Но поклоняется Богине!

   Наверное, Богиня – мама?
   А, может, дочь? Или жена?
   Строга. Заботлива. Упряма.
   Красива. Женственна. Нежна!

   Сильней, чем вирусы и войны!
   Ей статус свыше был обещан.
   Его все женщины достойны.
   Боготворите ваших женщин!

Письмо в район промысла

   Эй, морские дьяволы в зюйдвестках!
   Что же вас не радует апрель?
   Может, загрустили о невестах,
   Что живут за тридевять земель?
   Иль не все в порядке в царстве флотском?
   Стало грустно без гитарных струн?
   Или в неприветливом Кроноцком
   Стал совсем прижимистым Нептун?
   Тяжела рыбацкая удача,
   И циклон некстати нанесло,
   Очевидно, вам нельзя иначе
   – Находить попроще ремесло.
   Так издревле повелось на флоте:
   Выбирать нелегкие пути.
   Где-то через месяц вы придете,
   Чтобы через сутки вновь уйти.

В гостях у старого друга

   Как поживают парни наши?
   Ужель, пилюли и диеты?
   На завтрак йогурты и каши,
   В обед – морковные котлеты?

   Да, не сердись ты! Это шутка.
   И трижды сплюнь через плечо:
   Не так уж вредны для желудка
   Шашлык, шурпа или харчо.

   Мы смолоду нао́тмашь жили:
   Походы, рейсы, марш-броски…
   А если где-то и шалили,
   То только честно. По-мужски.

   Мы не испытывали скуки,
   Да просто не было причин,
   Ведь, с юности в мозолях руки
   У начинающих мужчин.

   Не тосковали по работе:
   Да, только выйди за порог —
   В цехах, полях или на флоте —
   Есть перед каждым сто дорог!

   Смешались в судьбах радость, горе.
   Отход-приход. Аврал. Стихия.
   И наше братство. Наше море.
   И наша матушка Россия.

   Да убери ты эти чашки!
   Я к чаепитьям не готов.
   Давай, накатим по рюмашке
   За настоящих мужиков!

Прощание после рейса

   На швартовках маемся:
   В бухте лед.
   Мы с тобой прощаемся,
   Пароход!
   Мы с тобой протопали
   Шарик весь.
   Сколько соли слопали!
   Ну-ка, взвесь….
   Палуба изучена
   В шторм и штиль,
   На винту накручено
   Сколько миль?
   Тыщи набираются,
   Уж поверь!
   Кто-то сомневается —
   Ну, измерь!
   Слал Нептун проклятия,
   Был сердит.
   Раскрывал объятия
   Порт-Саид.
   Много было каверз:
   Смятый борт,
   Вот последний траверз —
   Русский порт

   Я мотаю удочки,
   Будь здоров!
   Ты ж, на третьи суточки
   Вновь на лов.
   Снова шторма просишь…
   Рвешься в бой…….
   Может, трап мне бросишь?
   Я – с тобой!

Наших бьют!

   Я вспоминаю, как когда-то
   По всем дворам: и там, и тут
   Звенел мальчиший вопль:
   «Ребята! Сюда, ребята! Наших бьют!»

   Неуж-то это детвора?
   Махались лихо пацаны
   За независимость двора,
   Как-будто бы за честь страны.

   Я даже думаю порою,
   Что подавляя детский страх,
   Орденоносцы и Герои —
   Все вырастали во дворах.

   Уже седые пацаны
   Мне до сих пор приветы шлют,
   Хоть нет давно уж той войны,
   А нас все, по-старинке, бьют.
   Исподтишка и изощренно,
   Обидно, больно, да под дых!
   Законно бьют и беззаконно,
   И стариков, и молодых

   Увы! Побои стали нормой.
   Непобедим чиновный фронт!
   Крушит безжалостно реформой
   Родимый пенсионный фон

   И разбрелись мы: кто – на даче,
   Кто – на рыбалке у реки…
   А что? Слабо нам дать им сдачи?
   Иль мы уже не мужики?

   Оставлю дом свой на рассвете,
   Отброшу прочь покой, уют
   И кину клич по всей планете:
   Да где ж вы, парни? Наших бьют!!!

Свет в окошке

   Папам дочки – свет в окошке!
   И пока девчонки крошки —
   Погремушки и матрешки,
   А потом – собачки – кошки,
   Дальше – кольца и сережки,
   А еще цепочки, брошки,
   Шубки, модные сапожки…

   Ладно! Это – понарошке…

   Все отдам ей на ладошке!
   Все, что есть! До самой крошки!
   Говорю, как есть, точь-в-точь!
   Не погаснет свет в окошке:
   У меня ведь тоже дочь…

Три тоста

   Метель и вьюга за окном,
   Мороз стреляет, словно в тире,
   И мы за праздничным столом
   Сидим вдвоем в пустой квартире.
   Подарок скромен, стол наш прост.
   Плевать! О прошлом не скорбя,
   Провозглашаю первый тост:
   За то, что я люблю тебя!
   И не беда, что грусть порой,
   Ведь не всегда нам сладко было!
   Налей, старушка по второй,
   Чтоб ты меня не разлюбила!
   И третий тост. Плесни по третьей!
   Лей! Я сегодня не пьянею……
   Ну, сколько есть чудес на свете?
   Ты – это все, что я имею.

Памяти моих учителей

   Пасмурно и зябко на погосте,
   Мертвой тишиною оглушен,
   Я пришел сюда, как будто, в гости,
   Хоть никем и не был приглашен.

   Напуган и растерян. Просто сник.
   Дождь моросит, и мокрая земля.
   Нет, я не гость, я – бывший ученик,
   А здесь лежат мои учителя…

   Смотрю на план и схему – пляшут строчки,
   И сердце гулко бьется о ребро,
   Мне б только положить для них цветочки,
   И низко поклониться за добро!

   За правду и любовь благодарить —
   Совсем не к месту яркие цветы,
   Но чем еще могу я одарить
   Простых людей вселенской доброты?

   Я школу помню: печи на дровах,
   Физрук в потертой, старой гимнастерке,
   Перемешались в наших головах
   Мичурин, Блок, Ньютон, Василий Теркин.

   Учительница курит «Беломор» —
   Еще с войны не женская привычка.
   Металлолом, линейки, школьный двор,
   И, как девчонка, юная химичка.

   Дневник, тетрадки, ручки и пенал,
   И на обед вареная картоха,
   Конечно, я науки слабо знал,
   Но понимал, что хорошо, что плохо.

   Стою. Молчу и глаз поднять не смею
   Среди могил учителей моих,
   Я перед ними мертвыми робею,
   Хотя уже годами старше их.

   Все поле – пирамидки и кресты,
   Держу в руках гвоздики, свечи, розы,
   В траву роняю глупые цветы,
   И, как пацан, не сдерживаю слезы.

   Наставники мои, простите нас!
   Когда-то чувства вырвутся из плена,
   Я жду, надеюсь, верю: будет час —
   И вся Россия преклонит колена.

   От малой деревушки до Кремля
   Для памяти и веры нету срока.
//-- * * * --//
   Здесь похоронены мои учителя —
   Рыцари без страха и упрека

Морская соль

   Сошел на берег старый капитан.
   Нетрудно для тоски найти причину:
   Отныне он идет не в океан.
   На пенсию. Домой. Не на путину…

   «Ну, разве не солидно – ветеран!
   И волноваться сердцу не пристало», —
   Так думал, удаляясь, капитан
   От скользкого, соленого причала.

   Что мне осталось? Баня, домино,
   Газеты, внуки – разве это мало?
   Путину буду видеть лишь в кино,
   А рыбу иногда удить с причала…

   Как режет слух прибойная волна!
   А на душе так пасмурно и голо,
   И на виски упала седина,
   Всегда с собой таблетка валидола…

   Не рановато ль мне в последний сорт?
   С женою разругавшись не на шутку,
   Наутро капитан примчится в порт,
   Остановив случайную попутку.

   И вновь у пирса бесится волна,
   Вам, ветеранам, глаз и слух лаская!
   И на висках… совсем не седина!
   А просто отложилась соль морская

1981

Ностальгия

   По заснеженной Камчатке
   Проложить бы санный путь!
   К черту шарф! Долой перчатки!
   Снег и ветер – прямо в грудь!

   Мне б умыться колким снегом!
   Мне б – сосульку языком!
   Рассмеяться прежним смехом,
   И по снегу – босиком!

   В эту песенную лунность
   (Уж за лирику прости)
   Взять бы снова нашу юность,
   Как ребенка, пронести!

   Снова ночь снежит немножко,
   Вновь пургу грозит начать.
   Мне б опять в твое окошко,
   Как когда-то, постучать.

   Все вранье, что время старит!
   На дворе метель рычит………
   ……………………………………
   А в окно какой-то парень
   К нашей дочери стучит…

1998

Застольная с грустинкой

   Атеистам-циникам в насмешку
   Собрались на дружеский обед
   И сидим мы, будто вперемешку,
   С близкими, которых больше нет.

   Без костюмов праздничных и грима,
   Без цветов и всяческих прикрас,
   Все они присутствуют незримо,
   Навсегда. Навечно среди нас.

   Здесь ни слез не будет, ни стенаний,
   Ни речей, ни скорбных женских плеч……
   Это просто день воспоминаний,
   Честной дружбы и желанных встреч….

   И не станет слезным или пошлым
   (хоть с годами стали мы сварливы)
   На минутку повидаться с прошлым!
   Хорошо, когда еще все живы!

   Не виним ни возраст, ни здоровье,
   Коли что-то сделать не успел,
   И ушел, не долюбив. с любовью,
   С песнею, что с нами не допел…

   Нету ни седин и ни болезней!
   Женщины желанны и красивы,
   Ищем, что вкусней, а не полезней
   Здорово, когда еще все живы

   И на сердце памятку зарубим
   Как молитву. Каждый о своем.
   Мы за них, ушедших, жизнь долюбим,
   И за них мы песню допоем.

   В наших жизнях уже вечер. Лунность.
   Мысли и желания не лживы,
   Нам-бы хоть на миг вернуться в юность.
   В ту страну, где все мы еще живы

2018

Моряки в отставку не уходят

   Живу я тихо, скромно, как монах.
   Пожалуй, смог порадовать-бы маму:
   Хожу по дому в бархатных штанах
   (Я с пенсии купил себе пижаму!).
   С журнальчиком валяюсь на кровати
   (Заботы и проблемы далеко),
   В красивом, теплом бархатном халате,
   А вовсе не в застиранном трико.
   И кофе пью я, оттопырив пальчик,
   Смотрю по телевизору балет,
   Ну, не мужик, а просто милый мальчик!
   Жаль только, что уже на склоне лет.
   Квартира. Дача. Подрастает внучка.
   Все, вроде, есть, и нет долгов давно.
   Вообще-то, жизнь – забавнейшая штучка,
   Почти что удалась. Почти что! Но…
   Тревожат сновиденья иногда,
   И старые друзья меня находят:
   Мол, сам кричал: «Пускай бегут года,
   А моряки в отставку не уходят…».
   А ты совсем погряз в трясине быта!
   Ну, что с того, что мы не на работе?
   И старая традиция забыта,
   Что мы ВСЕГДА считаемся на флоте?
   Мне, как перчатку, бросили насмешку,
   Как ледяной водою окатили,
   Слова и мысли слились вперемешку…
   А парни посмеялись. И простили.

   Звоню жене, чтоб не варила кашку.
   – Яичницу пожарь-ка с ветчиной!
   И приготовь мне брюки и тельняшку.
   Нормальный я! Пока что не хмельной,
   Штаны? Халат? Свезти на дачу? Нет уж!
   Не нужно их ни гладить, ни стирать.
   Порежь-ка их, родная, мне на ветошь,
   Чтоб бархатом машину вытирать.
   Приду с друзьями, сделай вкусный ужин!
   И что купить, спрошу я у жены.
   Как радостно, что я ребятам нужен!
   Как хорошо, что мне они нужны!

Бес в ребре

   Ко мне в ребро вселился Бес.
   Да как вселился? Он вломился!
   Без приглашенья. В душу влез!
   Все раскачал. И я… влюбился…

   На сердце затрубили горны.
   И что с того, что много лет?
   – Любви все возрасты покорны, —
   Сказал известный всем поэт.

   Без худа, вроде, нет добра.
   Бывает в жизни разное:
   Прогнать бы Беса из ребра!
   Но не хочу. Я праздную.

   Я стал стройнее: спал живот,
   Я в дорогой одежде.
   С тех пор, как Бес во мне живет,
   Я стал иным, чем прежде.

   Творю изысканные штучки:
   Своей манерностью горжусь:
   Я женщинам целую ручки,
   В метро при дамах не сажусь.

   Смотрю немножко свысока,
   От красноречья сам шалею,
   Я им вполголоса, слегка:
   «Отнюдь», «Извольте», «Честь имею».

   Удобный подловив момент,
   Шепчу красавице на ушко
   Неотразимый комплимент.
   Ну, не мужик, а просто душка!

   – Гуляка! Бабник и повеса! —
   Жена мою раскрыла суть.
   – Не виноват я! Всё от Беса!
   – Ну, ладно, бабник… есть чуть-чуть

   Всем жёнам повторяю снова,
   Что для волнений нет причин.
   Позвольте мне сказать два слова
   Для всех стареющих мужчин:

   По жизни мы вступили в осень,
   Но снова слышим птичью трель!
   Ты видишь Солнце, неба просинь!
   И на душе звенит апрель.

   Не страшен дождь и лютый холод.
   Виски покрылись серебром?
   А ты красив! Здоров и молод,
   Коль Бес ютится под ребром.

   Пусть фельетоны пишет пресса,
   Пусть корчат рожи шутники.
   Не прогоняйте, братцы, Беса!
   Влюбляйтесь в женщин, мужики!

Исповедь к юбилею

   Попытай меня, жизнь,
   Хорошо ли прожил,
   Расспроси меня, жизнь,
   Сколько песен сложил,
   Всюду ль честен я был,
   Что я сделал не так,
   Что любил – не любил?
   С кем делил я табак?

   Жизнь торопит, браня,
   Дней ушедших не счесть,
   И тревожит меня:
   «Знать пора-бы и честь»
   Может есть еще срок,
   Чтоб накрыть другу стол?
   Или срок уж истек,
   И мой поезд ушел?

   Вроде рано еще,
   Чтоб в последнем порту
   Я закончил свой счет
   И подвел бы черту.
   И отцов позабыть
   Не настала пора.
   А другим мне не быть!
   Я такой, как вчера
   Много груза с собой
   У меня в багаже.
   Я доволен судьбой
   Где-то тайно, в душе,
   Что ходил без сумы,
   Что детей породил.
   Много взял я взаймы,
   Да не все возвратил!

   Будь покладиста, Жизнь!
   Я прошу подождать,
   Чтоб покуда я жив,
   Хоть долги мне раздать.
   Дай еще долюбить!
   Дай мне песню допеть,
   Свою чашу допить…
   И на поезд успеть!

   Разве мало рвались
   Мы в шторма и дожди?
   Я прошу тебя, Жизнь,
   Подожди, подожди…
   Мысли в рифмы и строчки
   Я построить сумею.
   До критической точки
   Доживу. Я успею.

Иду на «Вы»

   Как жизнь полна рекламы и обманов,
   Подобострастных тостов и речей!
   Уже почти не стало Д'Артаньянов,
   Все больше подлецов и стукачей.
   А эти телешоу всей страны?
   Пожалуй, в них истоки и причины:
   Там особи, носящие штаны,
   А, где – же настоящие мужчины?
   Я если перегнул, то только малость,
   Поддавшись визгу ряженых щенков,
   Надеюсь, на Руси еще осталась
   Хоть толика нормальных мужиков!
   Мне не забыть, как сверстники мои,
   Матросский шаг печатали в брусчатку,
   И, даже поседевшие, они
   Готовы бросить пошлости перчатку
   Я ранее слыл мягким и не злым,
   А ныне, не склонивши головы,
   Как древний витязь, недругам моим
   Бросаю вызов: я «Иду на «ВЫ»!
   Угомоните свой шакалий вой!
   Да, постарел. Да, завершил карьеру!
   Но я еще не слабый. Я живой!
   Эй, как вас там? Пожалуйте к барьеру!

Отзывы

//-- Н. Ю. Михеева --//
//-- республика Саха (Якутия), г. Алдан --//
   Банкротство зачастую, это не вина, это чья-то беда и горе.
   Это нарушение кратковременной памяти, трудности с рациональным мышлением, с выражением своих чувств другим.
   Изменения в семьях, дружбах, профессиональных и деловых отношениях. Переговоры, общение и борьба с кредиторами. Потери личности, самооценки, уверенности в себе. Человек замыкается и… жизнь потеряна.
   …это из тех случаев, когда без чьей-либо протянутой руки, готовой оказать помощь, все может закончиться очень плохо.
   Я – учредитель и Генеральный директор ООО. Вынуждена была подать документы на банкротство. Из 3-х кандидатов в арбитражные управляющие двое отказались, остался последний шанс, иначе суд вернет документы.
   На телефонные звонки я уже не отвечала, но СМС-ку прочла: «Здравствуйте, Н.Ю.! вас беспокоит арбитражный управляющий из Москвы…».
   Ну, думаю, из Москвы – тебя-то мне только не хватало!
   Недоверие? Это мягко сказано!
   Встреча. Напряжение. В представлении, это как встреча с ФНС, МВД, ФССП или коллекторами.
   Вопреки ожиданиям, собеседника можно назвать приятным, коммуникабельным, спокойным, открытым к диалогу и грамотно оценивающим сам диалог человеком (т. к. в затяжном стрессе не все стороны, особенно должники, бывают адекватными)
   Вроде-бы, внушает доверие?!
   Доверяй, но проверяй!
   Начали работать. В процессе работы и общения: дипломатичен, рассудителен. Говорит, что думает.
   Отсутствие какого-либо злого, алчного умысла.
   Работали долго, трудно, преодолевая множество препятствий, но продвигались вперед, не взирая на разные обстоятельства…
   Наблюдение. Конкурсное производство. Арбитраж.
   И, наконец, закрытие конкурсного производства.
   Предприятия больше нет!
   Но и это еще не все! Кредиты-то банки оформляли на меня, как на физическое лицо, а не предприятие ООО.
   Увы и ах! Все эти неподъемные цифры нужно погашать мне.
   …и в очередной раз мне на помощь пришел мой ангел-хранитель. Подсказали. Научили. Помогли. Провели процедуру банкротства физического лица.
   С тех пор нас объединяет дружба, основанная на взаимном доверии.
   Я прочитала «Закон бутерброда» еще в рукописи. Узнала больше о том, откуда берутся такие замечательные люди.
   Человек с волей. Моралью. Стойкостью. У него основное правило по жизни – не дать сломить себя ни людям, ни обстоятельствам.

   Все, что написано в книге – чистая правда. Напрасно многие люди к работе арбитражных управляющих относятся негативно и с недоверием.
   Арбитражный управляющий – это освобождение от страхов, страданий, депрессий…
   Книгу очень рекомендую к прочтению. Вы переживете много эмоций, а для кого-то она поможет обрести почву под ногами.

Наталья Михеева

//-- Игорь Гулаков, --//
//-- арбитражный управляющий --//
   Полезно читать мемуары с живым опытом профессионала, а не голую теорию. Тогда будет ясно, что важно и ценно в деле, а что только пиар и имитация деятельности. Можно критиковать во многом Советский Союз. Тогда судьи часто не были юристами, но были профессионалами производственного процесса и им не нужно было экспертов, чтобы самостоятельно разобраться, как говорят сейчас, в корпоративном споре. Понять, что существенно, а что вредит делу. А сейчас бывшие секретари, ни дня не проработавшие арбитражными управляющими выносят вердикты, после которых только остается разводить руками – государство решило уничтожить экономику «специалистами», которые могут красиво говорить и пухлые отчеты сочинять? Надеюсь, что данная книга будет настольной для судей и депутатов.
   Согласно славянским легендам Лель, отвечал за любовь и семью.
   Услышав песню Леля, таяло любое жестокосердное сердце. Надеюсь, что, прочитав данное повествование о злоключениях арбитражных управляющих с очей верховных божеств спадет пелена морока. Как еще объяснить, когда депутаты, чиновники и прочие государевы люди дружно разрушают институт банкротства, виня при этом «мальчиков для битья»? Почему те, кто призван заботится о государственных интересах – только имитирует их? Почему суть нормотворчества и правоприменение заменено на формализм и популизм. То, что кому – то проще отчитываться цифрами, не значит, что изменение этих показателей улучшает экономические процессы.
   Автор не раз задавал вопрос: улучшилось ли эффективность процедур банкротства после резкого увеличения придирок к арбитражным управляющим? Нет, ухудшились. Ускорилось ли проведение процедур после вала дисквалификаций? Нет, замедлилось. Кто из арбитражных управляющих возьмёт предприятие, где стороны, в том числе и суд злоупотребляют своими правами и приходится отбиваться от пустых жалоб? Увеличилось ли погашение требований кредиторов, когда стали взыскивать убытки с арбитражного управляющего по любому поводу? Нет. Откуда у арбитражных управляющих эти высосанные из пальца миллионы и миллиарды? И почему арбитражный управляющий должен отвечать своим имуществом за серые схемы бывших собственников, за желание фискальных органов получить больше в ущерб деловой активности, за недальновидность контрагентов и желание заработать гринмэйлеров?
   И профессионалы уходят и их «уходят» из профессии. Такое ощущение, что кто-то специально по глупости или чьему-то злому приказу разрушает важную часть экономики любой страны.
   «(Не) поступай по отношению к другим так, как ты (не) хотел бы, чтобы они поступали по отношению к тебе» – написано в Библии, Коране, об этом говорил философ Иммануил Кант. Все вроде согласны. Но если суд, правоохранители, депутаты, чиновники защищены от пустых жалоб, то на арбитражного управляющего могут жаловаться кто угодно, когда угодно и не кого не интересует, а поможет ли это процедурам банкротства или наоборот…

И. Гулаков,
арбитражный управляющий

//-- Светлана Козелкова --//
//-- о записках арбитражного управляющего --//
//-- «Закон бутерброда» --//
   Сегодня прочитала воспоминания о трудовой деятельности и жизни на Камчатке моего большого друга Александра Павловича Лельчука. Сказать, что очень понравилось – значит, ничего не сказать, а хочется поделиться эмоциями от прочитанного. Сразу отмечу, что реальные истории из жизни во многом интереснее и насыщеннее выдуманных рассказов. Это поистине душевная книга, приоткрывающая завесу над жизнью в двадцатом веке и людях, живших в то время.
   Читатели, родившиеся в прошлом веке, наверняка хоть краем уха слышали фамилию автора, может, даже имеют некоторое представление о его профессиональной деятельности и линии жизни, но книга позволяет заглянуть чуточку дальше, попытаться с её помощью проникнуть в те места далекой Камчатки, о которых рассказывает автор: Петропавловск-Камчатский, Усть-Камчатск…, автор знакомит нас с интересными людьми и увидеть его глазами не только проблемы «лихих 90-х», но и раскрывает прекрасные удивительные человеческие ресурсы – помощь, поддержка, и самопожертвование ради общего дела, а еще веру в лучшее, любовь к профессии и людям, надежду на успех.
   Отличительным свойством «Закона бутерброда» является стремление автора рассказать прежде всего о людях, с которыми ему удалось встретиться и познакомиться на своем жизненном пути, в котором было немало трудностей, испытаний, но и радостей, светлых моментов.
   Так как я была тем самым директором детского дома, над которым шефствовал Александр Павлович, то, естественно, меня особенно интересовали воспоминания автора о нашем сотрудничестве по вопросам помощи детям-сиротам. И вновь окунулась в те непростые времена, когда банка краски или мешок перловки были событием. Это сейчас для детей в детских домах созданы условия, приближенные к домашним. Нет, не правильно – созданы домашние условия(!), где каждый ребенок может себя полностью реализовать. А в начале 90-х ребятишки только рисовали свои мечты-маленький кассетный магнитофон, мороженое каждый выходной, отдых на море… Александр Павлович при всей своей занятости находил время не только подарить подарки, но и навестить ребят в лагере, поддержать их в творчестве и пожурить за недостойное поведение. Лельчук А. П. был одним из первых, кто поддержал наставничество над выпускниками и стал наставником над моими ребятами-студентами профтехучилища. Ребята до сих пор вспоминают мешки продуктов, одежду и обувь, которые выпускникам в то время сложно было приобрести на собственные средства. Для помощи ребятам Александр Павлович привлекал всех с кем работал в тот период.
   Удивительный человек, удивительная и сложная судьба, но при этом Лельчук А. П. для нас остается большим другом с чистой и светлой душой, на которого хочется равняться.

Светлана Козелкова, директор КГАУ «Камчатский ресурсный центр содействия развитию семейных форм устройства»

Фотографии

Нина Георгиевна Ильяшенко. Мой главный учитель

Наш выпуск 1998 г. – арбитражных управляющих

1-е собрание кредиторов

Ордена Ленина траловой флот. В рабочем кабинете

Экс-градоначальник А. К. Дудников. Ген. директор «Тралфлота» А. Я. Абрамов. Арбитражный управляющий А. П. Лельчук

На семинаре

Команда

В Гос. комиссии Университета. Защита дипломов

С Мариной Таёкиной

Александр Лельчук «Закон бутерброда» Записки арбитражного управляющего