Лидия Чарская
Первые товарищи

Глава 1
Маленький пансионер

   Яркое солнышко заглянуло в окошко и разбудило Сережу. Он проснулся, протер сонные глазки и уже снова было прикорнул на подушке, как вдруг, что-то вспомнив, быстро приподнялся и громко произнес:
   – Надо вставать! Ведь сегодня я поступаю в пансион.
   Сережа проворно натянул чулки и башмаки на свои крошечные ножонки и крикнул няне, чтобы она дала ему умыться. Вошла няня, полная, добродушная женщина, Домна Исаевна, бывшая кормилица мальчика, которую и Сережа, и его пятилетняя сестрица Адочка любили точно родную.
   – Ну, что в такую рань поднялся? – шутливо заворчала Домна Исаевна.
   – Что ты, что ты, няня! – замахал на старушку обеими руками Сережа. – Разве ты забыла, что я еду сегодня в пансион?
   Сережа говорил правду. Его мама решила отдать мальчика в учебное заведение госпожи Власьевой полным пансионером. Поступив туда, Сережа целую неделю должен будет проводить в пансионе и только по праздникам сможет приходить в отпуск домой. Поэтому поступление в пансион составляло большое событие не только для самого Сережи, но и для всех домашних.
   И няня Домна Исаевна, перестав ворчать на своего любимца, начала лить из большого кувшина на маленькие ручки Сережи холодную воду.
   Едва Сережа успел умыться, как вбежала его сестра Адочка и повисла у него на шее. Смеясь, малютка рассказывала брату о том, каких потешных маленьких человечков видела она во сне, потом – что Арапка, их большая комнатная собака, пришла ее будить рано утром и как няня рассердилась и прогнала Арапку. И Адочка, вспомнив, как потешно няня сердилась и гнала собаку, залилась громким хохотом. Но Сереже было не до смеха. Его белокурая головка сегодня была озабочена предстоящим поступлением в пансион. Он только улыбнулся в ответ на смех Адочки и, помолившись Богу, пошел в столовую. Мама была уже там.
   – Ну, пансионер, здравствуй! – ласково улыбнулась она мальчику и подала ему большую чашку с дымящимся кофе.
   Сережа пил кофе, ел сдобные булочки и всё время думал, как бы ему не опоздать в пансион.
   Когда на больших столовых часах пробило девять, мама сказала:
   – Ну, Сергунчик, собирайся, пора!
   Сережа не заставил себя долго просить. Он быстро оделся, поцеловал Домну Исаевну, обнял Адочку, погладил большую добрую морду Арапки и вышел на лестницу в сопровождении мамы.
   Няня Домна Исаевна уже собиралась закрыть входную дверь, как вдруг послышался звонкий и нежный голос Адочки:
   – Подожди, Сергунчик, я хочу тебе что-то подарить.
   Мама и Сережа молча переглянулись, не понимая, что девочка могла бы подарить старшему братцу. А она уже стояла перед ним на площадке лестницы, примыкавшей к квартире, и протягивала что-то, тщательно завернутое в бумажку. Сережа развернул бумажку и увидел однорукую маленькую куколку Адочки – ее любимицу Стешу.
   – Зачем же ты мне ее даешь, Адочка? – удивился Сережа и хотел возвратить сестре куколку, но сестра упрямо заговорила:
   – Нет, нет, оставь ее себе, я тебе ее дарю! С ней тебе в пансионе не будет так одиноко. Когда тебе станет скучно, ты с ней поиграешь.
   – Да ты сама по ней соскучишься, Адочка! – пробовал Сережа уговорить сестренку.
   – Нет, нет, – лепетала Адочка и даже слезки навернулись на ее длинные черные ресницы, – нет, нет, я не соскучусь. Ведь я останусь дома с мамой, Домной Исаевной и Арапкой, а ты один, среди чужих мальчиков проведешь всю эту неделю. Так пускай с тобой будет хоть Стеша! Пожалуйста, Сергушек!
   Сергушек взглянул на Адочку, на ее полные слез голубые глазки и вдруг крепко обнял сестрицу.
   Однорукая Стеша осталась у него.

Глава 2
Среди новых товарищей

   Сережа старался выглядеть спокойным, чтобы не огорчать маму, но от самого дома и до дверей пансиона он волновался и сердце у него щемило от страха. Когда в прихожей пансиона седой сторож Вавилыч снял с него пальто и пригласил его с мамой последовать за ним, Сережа совсем оробел и сконфузился.
   Они прошли целый ряд больших и красиво убранных комнат, пока в одной из них не увидели невысокую полную даму, приветливо ответившую на поклон Сережиной мамы. Это и была госпожа Власьева, начальница пансиона, в который поступал мальчик.
   – Привезли сынка? – ласково обратилась Власьева к маме. – Вот и отлично! Мальчик большой, пора учиться. Не хотите ли проводить его в класс?
   Мама охотно согласилась на предложение начальницы, и они все втроем пошли на ту половину, где помещались классы. Длинный коридор очень понравился Сереже. «Здесь отлично можно бегать и играть в лошадки», – подумал он и пожалел, что Адочка не может бегать с ним вместе.
   – Ну, вот и твои новые товарищи! – сказала начальница, обращаясь к Сереже, когда они вошли в класс, где на скамейках за темными длинными столиками сидело около двенадцати мальчиков одного с Сережей возраста.
   Отдельно, посреди класса, за маленьким столиком сидел очень строгий на вид учитель, с синими очками на носу.
   Сережа с любопытством оглядывал класс, а мальчики, вставшие со своих мест при входе начальницы, в свою очередь разглядывали новичка, как невиданного зверька. Сереже стало неловко и грустно – грустно потому, что ему приходилось сию минуту проститься с мамой, которую он не увидит целую неделю, до субботы, когда их на двухдневный отпуск распустят по домам.
   Мама точно поняла, что происходило в душе мальчика. Она крепко обняла Сережу, перекрестила его несколько раз и нежно шепнула ему на ушко:
   – Не скучай, мой мальчик. В субботу увидимся. Мне пора домой.
   Сережа считал себя «молодцом» и всеми силами старался удержать набегавшие на глаза непрошеные слезы. Он крепко поцеловал маму и обещал ей не скучать, быть умным мальчиком и прилежно учиться.
   Когда мама в сопровождении начальницы вышла из класса, Сережа почувствовал себя ужасно одиноким.

Глава 3
Нежданные враги

   Чтобы как-нибудь успокоить себя, Сережа стал разглядывать своих соседей. Некоторые из мальчиков были старше его, другие моложе. Особенно привлек внимание Сережи высокий рыжий мальчик, сидевший с ним на одной скамейке. Это был большой шалун и проказник. Как только учитель отворачивался, рыжий мальчик делал такие смешные рожицы, что, как ни грустно было на душе у Сережи, он едва мог удержаться от улыбки.
   – Как тебя зовут? – шепотом обратился Рыжий к Сереже.
   – Сережа! – ответил тот.
   – Ну, вот и соврал, – тихо, чтобы не слышал учитель, рассмеялся мальчик.
   – Нет, не соврал, – даже немножко обиделся Сережа, – меня так зовут.
   – А фамилия твоя как? – не унимался Рыжий.
   – Фамилия – Горин.
   – Ну, значит, тебя зовут Сергей Горин, а вовсе не Сережа! – захихикал Рыжий и добавил так, чтобы слышали сидящие вокруг мальчики: – Ах, ты мартышка!
   Сережа обиделся на данное ему прозвище; дома его называли Сереженькой, Сергунчиком, Сергушком, и быть мартышкой ему очень не понравилось.
   – Я вовсе не мартышка, – обидчиво возразил он Рыжему. – Мартышки сидят в клетках в Зоологическом саду, а я просто Сережа.
   – Нет, мартышка! – не унимался Рыжий. – Скажите, пожалуйста, обижаться еще вздумал… Ах, ты, гоголь-моголь этакий!
   – Грушин! – вдруг послышался голос учителя. – Ты сам не слушаешь и другим слушать мешаешь. Ступай в угол и стой, пока не окончится урок.
   – Виноват, Алексей Иванович! – взмолился Грушин. – Я больше не буду!
   – Ступай в угол! – еще строже повторил учитель и так сердито посмотрел на Рыжего поверх очков, что тот не посмел ослушаться и покорно встал у стены, рядом с большой черной доской.
   Но он никак не мог уняться и продолжал дразнить Сережу и показывать ему язык.
   Между тем учитель взял книгу со стола, подозвал к себе Сережу, велел ему прочесть первую страницу. Мальчик учился читать с мамой и старательно относился к урокам. Для своих восьми лет Сережа читал прекрасно и заслужил похвалу учителя.
   – Очень хорошо, Горин, – сказал тот, – молодец! Вот, Грушин, – неожиданно повернулся он к стоявшему у доски Рыжему, который никак не ждал обращения Алексея Ивановича и от неожиданности прикусил язык, которым он дразнил Сережу, – вот с кого тебе пример надо брать: такой маленький, а как читает! А ты меня перерос, а еще Ч от Щ отличить не можешь! Сереже было и стыдно, и приятно от похвалы учителя. «Вот бы мамочка услышала, как бы она порадовалась!» – невольно подумал мальчик. Рыжий сердился и краснел. Он едва умел читать и слыл самым ленивым учеником в младшем классе.
   Вскоре раздался громкий звонок: урок закончился. Как только учитель вышел из класса, все мальчики вскочили со своих мест и окружили Сережу:
   – Кто ты?
   – Как тебя зовут?
   – Кто твой отец?
   Сережа едва успевал отвечать на предлагаемые вопросы и робко косился на новых товарищей.
   – А ты Москву видел? – неожиданно подскочил к нему Рыжий, и прежде чем Сережа успел опомниться, он схватил его обеими руками за голову и поднял высоко в воздух.
   Рыжий был намного выше и сильнее Сережи. Последний почувствовал боль, его уши горели и ныли в цепких пальцах Грушина, но он, однако, сделал над собой усилие и не заплакал.
   – Вот тебе Москва, вот тебе Москва! – приговаривал между тем рыжий мальчик, а остальные пансионеры громко смеялись.
   – А бороться умеешь? – неожиданно подскочил другой мальчуган одного возраста с Сережей, плотный, коренастый, с забавным вихром на лбу.
   За этот вихор мальчики прозвали Мишу Викторова Петухом. Своей драчливостью, громким голосом и задором он действительно походил на эту птицу и как нельзя лучше оправдывал данное ему прозвище.
   – Хочешь бороться? – еще раз крикнул Петух, и, не дав Сереже опомниться, плотно обхватил его за талию, стараясь повалить на пол.

Глава 4
Борьба. – Неожиданный покровитель

   Завязалась борьба. Мальчики встали полукругом и с живым интересом смотрели на борющихся. Одни были уверены, что победит Миша, другие стояли за Сережу. Если Петух брал силой, то Сережа отличался ловкостью и изворотливостью, и победить его было не так-то легко. Вот-вот казалось, что Петух осилит и побежденный Сережа упадет, но каждый раз новичок делал быстрый прыжок, выскальзывал из рук Миши, и борьба снова возобновлялась, к необычайному удовольствию маленьких зрителей.
   Пот с обоих мальчиков катился градом. Красные от усилия и волнения, они кружились и топтались на одном месте. Наконец Сережа начал заметно осиливать… Еще немного, и он останется победителем… Но в ту самую минуту, когда Миша был в руках Сережи, Рыжий, следивший за борьбой, незаметно выступил вперед и подставил новичку ножку. Сережа споткнулся и упал, сильно ударившись головой о пол. Петух тотчас же уселся на его груди и торжествующе оглядел товарищей.
   – Браво, Петушок! Браво! – кричали они и хлопали в ладоши; громче всех кричал Рыжий.
   – Прочь с дороги! – внезапно прозвучал громкий окрик, и хорошенький белокурый мальчик лет девяти вскочил в круг.
   – Петух! – гневно закричал он, и его голубые глазки горели, как звезды. – Не воображай, что ты победил Горина: я отлично видел, как Рыжий подставил ему ногу!
   – Принц врет! Не верьте, братцы! – оправдывался Грушин, пойманный и уличенный на месте.
   – Нет, Принц не врет никогда, – сказал бледный худенький мальчик и с восторгом посмотрел на белокурого Принца.
   Последний между тем помог Сереже подняться, очистил на нем запылившуюся во время борьбы курточку и, протягивая ему руку, сказал:
   – Здравствуй! Меня зовут Котей Вакулиным, а они прозвали меня Принцем, – он мотнул головой в сторону товарищей. – Зови и ты меня Принцем, и будем друзьями!
   Сережа, смущенный и сконфуженный, стоял напротив своего нового покровителя и смотрел на него восхищенными глазами. У Коти Вакулина были мягкие, длинные и белые, как лен, кудри, голубые ясные глаза и умное лицо. Прозвище «Принц» как нельзя лучше шло ему.
   Мальчики притихли при появлении Коти и теперь, увидев, что тот взял новенького под свою защиту, стали понемногу расходиться по своим местам.
   Новый звонок возвестил начало следующего урока. Антонина Васильевна Власьева, или Пушка, как за полную фигуру и чрезвычайно грубый голос называли ее мальчики, вошла в класс. Начальница сама давала уроки арифметики маленьким пансионерам и была ужасно строга. При ее появлении в классе стало так тихо, что было слышно, как летали мухи.

Глава 5
Урок арифметики. – Казаки и разбойники

   – Дважды четыре – сколько будет? – неожиданно обратилась она к Петуху, сидевшему на первой скамейке.
   Петух, еще не пришедший в себя от недавней борьбы и красный, как морковь, вскочил со своего места и бойко ответил невпопад:
   – Десять!
   – Отлично! Вот я тебя десять суббот в отпуск и не отпущу. Тогда будешь знать, как наугад говорить! – рассердилась Антонина Васильевна, не терпевшая рассеянности в классе.
   Непускание по субботам домой было самым строгим наказанием, и маленькие пансионеры боялись его как огня. Поэтому Петух моментально стряхнул с себя всякую рассеянность и вспомнил, что дважды четыре – восемь, а никак не десять, и сказал это Пушке.
   – Ну, а трижды восемь сколько? – обратилась Пушка к Сереже.
   Сережа долго думал, прежде чем ответить, и наконец сказал:
   – Двадцать четыре.
   – Верно, – похвалила Пушка и вызвала к доске худенького Мартика Миллера – того самого, который смело заявил товарищам о том, что Принц никогда не врет.
   Мартик очень крупно и красиво написал те цифры, которые ему продиктовала Пушка. «Точно солдатиков выровнял», – пришло в голову Сереже.
   – Он хороший ученик? – обратился он к своему соседу Рыжему, забыв о его злой выходке.
   Сережа был очень добрый мальчик и долго не помнил причиненного ему зла. Он полагал, что и все мальчики на свете должны были быть такими же добрыми и хорошими, как он. Но не тут-то было. Рыжий, невзлюбивший почему-то Сережу, решил изводить его всевозможными способами.
   – А тебе какое дело, мартышка? – дерзко спросил он. В ту же минуту большой комок белой бумаги, скатанный вроде мячика и брошенный с той скамьи, где сидел Принц, угодил Рыжему прямо в лоб.
   – А… ты бросаться! – рассвирепел в бессильном гневе Грушин и ущипнул ни в чем не повинного Сережу.
   Принц сидел далеко, и потому Рыжий ограничился тем, что показал ему кулак. «Злой мальчик», – подумал Сережа и отодвинулся от Рыжего на самый дальний конец скамейки.
   Урок арифметики закончился. Пушка вышла из класса, и ее заменил воспитатель маленьких пансионеров Василий Иванович – очень добрый на вид маленький человечек. Он выстроил мальчиков гуськом и повел в столовую завтракать.
   Все двенадцать мальчиков, составляющие младший класс пансиона, сели за один стол, на одном конце которого было место для Василия Ивановича. Каждому мальчику дали по бараньей котлетке, стакан чая и бутерброд с сыром.
   Сережа не был особенно голоден. Он думал: «Мама и Адочка сейчас тоже садятся завтракать. Мама на конце стола, а Адочка с правой стороны на высоком детском стуле. А мое место не занято… Арапка наверняка удивляется, почему место не занято, и недоумевает, должно быть, где я».
   Мальчик так замечтался, что не заметил, как его котлетка исчезла с тарелки и пропала в кармане сидевшего напротив него Грушина. Но Принц всё видел и, не стесняясь присутствием воспитателя за столом, резко сказал:
   – Рыжий, сейчас же положи котлету на тарелку Горина. А ты, Горин, – прибавил он мягко, – не зевай по сторонам, а то у тебя другие всё съедят.
   Сконфуженный Грушин исполнил требование Принца и возвратил котлету, но при этом так сердито посмотрел на Сережу, что тот сразу почувствовал, как сильна была ненависть к нему злого мальчика.
   Завтрак закончился. Мальчиков повели наверх в большую светлую комнату, где стояла высокая, до самого потолка, гимнастика [1 - Гимна́стика – здесь: гимнастические снаряды.] с трапециями, кольцами, лестницами и даже комнатными качелями.
   – Дети, играйте и веселитесь, – сказал, уходя, Василий Иванович, – только не шумите и не ссорьтесь.
   – Братцы! Кто хочет играть в казаки-разбойники? – весело крикнул Принц.
   – Я! Я! И я! – закричали со всех сторон маленькие пансионеры, которые очень любили эту игру.
   Все мальчики разделились на две группы; одни были казаками, другие – разбойниками. Разбойники выбрали себе атамана. Казаки мирно стали устраивать свою станицу [2 - Стани́ца – казачье поселение, поселок.] (станицей всегда была гимнастика), как вдруг на них напали разбойники. Казаки обратились в бегство, а разбойники их преследовали и уводили в плен.
   Сережа еще не знал этой игры, но она ему очень понравилась. Сережа, Мартик Миллер, Петух, потом черненький Жучок, или Ваня Изюмин, удивительно шустрый и веселый мальчик, и высокий Морозов, или «Морозко», как его называли в классе, были казаками.
   Принц, Грушин и остальные шесть мальчиков – разбойниками.
   Сережа во всю прыть мчался по залу. Его догонял Принц. Вот-вот, казалось, он протянет руку и поймает новичка. Но Сережа прибавил ходу, и «разбойник» остался далеко позади.
   Принц тяжело дышал, щеки разгорелись, стали красными, волосы на лбу спутались. Сереже стало жаль мальчика, которому он был обязан за заступничество перед Рыжим. «Надо ему поддаться», – решил Сережа и незаметно замедлил бег. Принц тут же нагнал его и ударил три раза по плечу.
   – Поймал! – весело крикнул он.
   – Как же не поймать, когда он тебе поддался! – насмешливо сказал подоспевший Рыжий.
   – Разве ты поддался? – обратился Принц к Сереже, всё еще держа его за плечо.
   Сережа никогда не лгал, даже по пустякам, и потому немного смущенно признался:
   – Да, поддался.
   – И глупо сделал! – рассердился Принц и, весь вспыхнув, прибавил: – Господа, это не игра, я с Гориным играть не хочу.
   – Не игра, не игра! – подхватили остальные мальчики и отхлынули от Сережи.
   Сереже стало грустно и нехорошо на душе. Он не хотел обидеть Принца, который ему ужасно нравился своей резвостью и веселостью, а главное, подкупил его своим заступничеством. Потерять дружбу Принца было для Сережи большим горем. Грустный и печальный, он подошел к окну и стал смотреть на улицу. А мальчики по-прежнему шумели, кричали и бегали по залу.

Глава 6
Кошка и мышка

   От завтрака до обеда было три урока: гимнастика, Закон Божий и французский язык. Гимнастике мальчиков учил пансионер старшего класса по фамилии Валерик, такой высокий юноша, что Сереже приходилось задирать голову, чтобы взглянуть на него.
   Гимнастика была самым любимым уроком мальчиков, потому что, если они хорошо и чинно себя вели, Валерик позволял им в конце урока поиграть в «кошки-мышки» или «жмурки».
   Сегодня Валерик был в самом лучшем настроении духа и в середине урока весело закричал:
   – А ну-ка, братцы, в «кошки-мышки»!
   Мальчики завизжали от радости и бросились устраивать круг.
   – Принц! Ты будешь мышкой, а новенький – кошкой! – распорядился Валерик и поставил Принца в круг взявшихся за руки мальчиков.
   Сережа очутился за кругом. «Непременно надо поймать Принца, непременно, – думал он, – пусть мальчики увидят, что я ловкий и проворный, не хуже их!.. А вдруг Принц опять рассердится? – и сердечко Сережи тревожно сжалось. – Будь что будет!» – решил он, и помчался за Принцем во всю прыть своих маленьких ножек.
   Принц был проворным и быстрым мальчиком, и поймать его было нелегко. Наконец после долгих усилий Сережа схватил Принца за плечо. Но тот быстро вырвался и снова был уже далеко.
   Мальчики дружно хохотали и восторгались ловкостью Принца. Согласно правилам игры они впускали его в круг без всяких затруднений и быстро замыкали цепь, Сережа, как ни старался, оставался за кругом.
   – Кошка, прочь, кошка, прочь! – кричали мальчики.
   Сережа уже начал понемногу уставать… Но ему ужасно хотелось поймать Принца, и потому он не терял надежды проникнуть в круг.
   – Принц, Принц! – воскликнул черненький Изюмин, или Жучок, как его называли товарищи. – Берегись!
   – Берегись, Принц!
   Но было уже поздно. Через руки двух зазевавшихся мальчиков Сережа прыгнул в круг и поймал Принца.
   – Молодец! – похвалил его Валерик.
   Но Сереже эта похвала не доставила никакого удовольствия. Он со страхом взглянул на Принца, ожидая увидеть гневное, сердитое личико, полное укора. Но ничуть не бывало. Принц так ласково и добро смотрел на Сережу, что на душе последнего точно птички запели, ему стало вдруг хорошо и радостно.

   – Вот ты какой проворный! – с улыбкой сказал Принц. – Я бегаю очень быстро, почти лучше их всех, – оглянулся он на остальных мальчиков, – а ты меня все-таки догнал… Хорошо!
   Сережа очень обрадовался похвале Принца.
   После они еще долго ходили обнявшись по классу, и Сережа рассказывал своему новому товарищу о маме, об Адочке и о черной Арапке.
   – А ты очень рассердился на меня за то, что я тебе поддался, когда мы играли в казаки-разбойники? – спросил он Принца.
   – Очень! – ответил тот серьезно. – Если бы мальчики заметили, что мне поддаются, они бы засмеяли меня. Я считаюсь самым ловким в классе. Посмотри, какие у меня мускулы!
   Принц высоко поднял рукав свой курточки и, прижав кисть руки к плечу, напряг мышцы. Сережа, однако, мускулов не заметил, но со значением покачал головой, не желая обидеть своего нового друга.

Глава 7
Уроки. – Мудрец и огородники

   Следующие два урока прошли незаметно. Закону Божиему мальчиков учил дьякон из соседней церкви. Он говорил, сильно упирая на «о», и был очень добр. Сереже понравилось его милое улыбающееся лицо. Отец дьякон рассказывал мальчикам о Всемирном потопе, и новичок внимательно слушал каждое слово.
   После Закона Божия был французский урок. За столиком снова появилась Антонина Васильевна. Она учила мальчиков французскому языку и относилась к этому предмету еще строже, нежели к арифметике.
   Пушка любила Принца, потому что тот отлично говорил по-французски.
   – А ты, Горин, знаешь что-нибудь? – обратилась она к Сереже.
   Но Сережа знал только два слова: «мерси» [3 - Merci – «спасибо» (франц.).] да «иси» [4 - Ici – «здесь, сюда» (франц.).]. Последнее он потому только и знал, что мама часто кричала Арапке: «Иси, Арапка». Об этом он чистосердечно и заявил Пушке. Она рассмеялась, а за ней следом и все мальчики. А Сережа не мог понять, почему они смеются.
   – Ты не беспокойся, пожалуйста, я тебя выучу по-французски, – успокоил его Принц после урока, когда они чинно под предводительством Василия Ивановича пошли в столовую обедать.
   Сережа был очень признателен Принцу. Ему казалось, что он давно знает и любит этого голубоглазого и белокурого мальчика.
   Обед прошел очень весело. Мальчики загадывали друг другу загадки, а угадывали большей частью невпопад – к общему удовольствию и смеху.
   – Я всегда все загадки могу угадать, – неожиданно громко заявил на весь стол Рыжий.
   – Ну, ты всегда хвастаешься, Грушин, – засмеялся худенький Мартик Миллер.
   – Да, да, Рыжий известный хвастунишка, – подхватил Петух и незаметно для Рыжего сделал ему над головой рожки.
   – Ну, не спорьте, дети! – вмешался Василий Иванович, занятый разрезанием жарко́го на своей тарелке.
   – Не спорьте, – поддержал его Принц, и веселые глаза мальчика насмешливо взглянули на Грушина. – Ну-ка, отгадай мою загадку, раз ты такой отгадчик.
   – Говори! – важно произнес Грушин.
   – Антипка низок – на нем сто ризок [5 - Ри́зка, ри́за – здесь: одежда.]! Что это такое?
   – Желудь! – не моргнув, выпалил Рыжий.
   – Сам ты желудь! – звонко рассмеялся Принц. – Где же у желудя ризки? Да и на дереве он растет, а не низко на земле. Это капуста, глупый! Понимаешь ли, – простая капуста! А ты вдруг – желудь! Ха-ха-ха! – Капуста! – протянул Рыжий и препотешно открыл свой и без того большой рот. – А я думал, желудь.
   – Ну, ладно, первая ошибка не в счет, – добродушно вмешался Жучок, добрый и покладистый мальчик, не любивший насмешек и споров. – Задай ему лучше вторую загадку, Принц.
   – Идет, – согласился развеселившийся мальчик. – А ну-ка, мудрец, что такое: без окон, без дверей – полна горница людей?
   Грушин на этот раз ответил не сразу: он почесал свою рыжую голову и, густо краснея, медленно пробасил:
   – Комната.
   И мальчики, и Василий Иванович, и подававшая детям обед горничная Паша – все так и покатились со смеху. Даже старшие пансионеры, сидевшие за другими столами, пришли спросить, почему так весело у «малышей» и не именинник ли кто-нибудь в младшем классе. Но больше всех смеялся Принц. На его щеках появились ямочки, он стал красный, как мак, и так тряс головой, что длинные кудрявые волосы били его по лицу, закрывая глаза и нос своими пушистыми прядями.
   – Ха-ха-ха! Вот так мудрец! – заливался он. – Ай да Грушин, ха-ха-ха!
   Грушин окончательно рассердился.
   – Глупая загадка! Никто ее не знает! – вспыхнув, ответил он.
   – Я знаю, – против воли вырвалось у Сережи.
   Он вовсе не хотел досадить Грушину, а просто внезапно вспомнил, что мама загадывала ему как-то эту загадку и объяснила отгадку.
   – Ну? – Грушин сердито повел глазами в сторону Сережи.
   – Это огурец.
   – Да где же тут люди?
   – А зернышки огуречные?! – вмешался бледненький Мартик.
   – Ну, уж вы… То про капусту… То про огурцы… А умного ничего не придумаете. Эх вы, огородники, – недовольно ворчал сконфуженный Грушин и еще злее посмотрел на Сережу.
   – Огородники пользу приносят, трудятся и работают, – заметил Жучок тоном, каким взрослые говорят с маленькими детьми.
   – Ну, вы и будьте огородниками! – так же сердито продолжал Рыжий. – А я не желаю им быть… Не велика честь… Я не огородник.
   – Нет, нет! Ты не огородник, Грушин, ты мудрец! – подхватил Принц и снова громко рассмеялся.
   – Мудрец! Мудрец! – засмеялись мальчики. – Рыжий Мудрец!
   Грушин злился, но ничего поделать не мог. Между тем обед закончился, и все мальчики снова разошлись по классам.

Глава 8
Вечер в пансионе

   После обеда мальчики должны были готовить уроки к следующему дню.
   – Хочешь заниматься со мной? Я покажу тебе, что задано, – предложил Сереже Принц.
   Сережа охотно согласился. Принц нравился ему с каждым часом всё больше и больше. К тому же он отлично учился и мог во многом помочь Сереже. Поэтому, не теряя времени, мальчики уселись в самом дальнем углу класса, где стоял большой шкаф с книгами и глобусом, и принялись за приготовление уроков.
   Историю Ноя и Всемирного потопа Сережа не раз слышал от мамы и потому выучить ее к следующему дню для него не составило никакого труда.
   – Ну! Один урок одолели! – весело воскликнул Принц и с шумом захлопнул учебник. – Теперь давай учить французский язык. Ты увидишь, как это легко!
   Но с французским языком оказалось куда сложнее. Сережа с трудом запомнил слова, заданные на завтрашний день Пушкой, причем многие из них перепутались в его голове. Принц не оставлял Сережу в покое, пока тот не ответил ему всего урока наизусть.
   В восемь часов мальчикам дали по большой кружке чая с молоком и по сладкой булке и отвели их в спальню.
   В спальне было двенадцать кроватей с ночным столиком у каждой, куда пансионеры на ночь могли убирать одежду. У одной стены было несколько умывальников, у другой – шкаф с запасной одеждой. Посредине спальни висела большая лампа под зеленым абажуром. В правом углу стоял киот [6 - Кио́т – шкафчик или полка для икон.] с образа́ми, у которого теплилась лампада и ночью освещала спальню своим слабым светом. На левой стене висел портрет Пушки в черном платье с розой в волосах.
   Большая спальня с двенадцатью кроватями показалась Сереже пустой и неуютной. Он с грустью вспомнил свою маленькую комнатку с крошечной постелькой, застланной голубым шелковым одеялом, сшитым милыми руками самой мамы.
   Постель Сережи была крайней. Зато его соседом оказался Мартик Миллер – кроткий болезненный мальчик, общий любимец всего класса.
   – Ну, раздевайся, не зевай! – окликнул Принц замечтавшегося было Сережу.
   Сам он уже успел сбросить свою щегольскую курточку, расчесал белокурые волосы и пришел помочь Сереже. Сережа тоже стал стягивать с себя одежду и вдруг вспомнил, что у него в левом кармане лежит подарок Адочки – однорукая Стеша. «Еще, пожалуй, кто-нибудь увидит, и тогда меня мальчики засмеют, задразнят», – подумал Сережа и, осторожно вытащив куклу из кармана, положил ее в постель и прикрыл одеялом.
   – Что это у тебя? – спросил Принц и, сунув руку под одеяло, вытащил оттуда Стешу.
   – Оставь, оставь! Спрячь скорее, а то увидят! – испуганно залепетал Сережа и постарался вырвать Стешу из рук Принца.
   Мальчику всё казалось, что его новый товарищ сейчас рассмеется ему в лицо, не поняв, в чем дело. И чтобы не заслужить насмешки Принца, он торопливо стал рассказывать, как Адочка подарила ему свою любимицу куклу, и какая она добрая маленькая девочка, и как они вместе с ней дружно играли и росли.
   Принц выслушал Сережу и ни разу не улыбнулся. Напротив, на его лицо набежала какая-то тень, и оно вдруг стало печальным.
   – Счастливый ты, Сережа! – сказал он грустно. – У тебя есть и мама, и сестрица, и няня, и Арапка. А у меня никого нет, кроме приемного отца, которого я почти никогда не вижу, и гувернера Рено, который заставляет меня постоянно говорить по-французски и ставит на колени в угол, если я провинюсь.
   Сереже стало искренне жаль бедного Принца. Несмотря на бархатные костюмчики и нарядное белье с кружевами, он был беднее всех мальчиков из их класса. У каждого из них был или любящий папа, или добрая, ласковая мама, или братья и сестрицы. У Принца же никого не было. Сережа крепко обнял нового друга:
   – Знаешь, Принц, я тебя очень полюбил. Ты такой хороший! Хочешь, будем братьями? Пойдем к нам в субботу – к моей маме и Адочке. Тебе у нас будет гораздо приятнее и веселее, чем с твоим строгим гувернером.
   Принц ничего не ответил и бросился на шею доброго Сережи. Через минуту он уже снова громко смеялся, прыгая с постели на постель с ловкостью котенка. Маленький Принц не мог долго предаваться печальным мыслям. Он был очень веселый по природе мальчик.
   – Ну, дети, спать! – строго приказал внезапно появившийся в дверях Василий Иванович, и все двенадцать мальчиков мигом разлетелись по своим кроваткам.
   Сережа с непривычки долго ворочался на жесткой постели, крутился с боку на бок, перекладывал и крестил подушки и, наконец, прижав Стешу к груди и думая об Адочке, крепко уснул.

Глава 9
Стеша как героиня

   Когда Сережа проснулся, его поразили царившие в комнате шум и хохот. «Уж не во сне ли всё это?» – подумал он спросонья и, сделав над собой усилие, открыл глаза.
   Нет, это не во сне. Возле его постели стоял Рыжий и высоко держал над головой однорукую Стешу. Принц, красный и взволнованный, прыгал вокруг Грушина, стараясь вырвать из его рук куклу.
   Мальчики разделились на два лагеря: одни держали сторону Рыжего, другие – Принца.
   – Мальчик не должен играть в куклы! Горин срамит наш пансион! Лучше бы он поступил в институт, где воспитываются девочки! – кричали одни.

   Другие старались перекричать их:
   – Какое вам дело? Пусть играет, если хочет. Раз Принц заступился за него, значит, он прав.
   – Ваш Принц – сам девчонка. Смотрите, какие у него длинные волосы, хоть косу плети! – захохотал Грушин и вдруг высоко подбросил Стешу.
   Стеша упала на пол, и ее фарфоровая головка разбилась вдребезги. Это было уже слишком. Как ни сдерживался Сережа, как ни крепился, а при виде разбитой Адочкиной любимицы он разрыдался. В одной рубашонке он спрыгнул с постели и, подскочив к Грушину, залепетал, дрожа и захлебываясь:
   – Злой мальчик! Эту куклу мне дала маленькая сестрица и не для игры дала… А на память… Понимаешь, на память… Чтобы взять из дома какую-нибудь вещь, которая бы напоминала о ней… Адочка дала… А ты разбил… Злой… Злой… Нехороший…
   При виде неподдельного горя Сережи мальчики, заступавшиеся было за Грушина, притихли. Те же, которые были на стороне Принца, бросились поднимать осколки Стешиной головы, а сам Принц обнял Сережу и постарался его утешить.
   – Не плачь, милый, мы ее склеим, а нет – попросим Василия Ивановича купить другую голову. Я много видел точно таких в Гостином дворе. У меня есть рубль в кошельке, возьми, пожалуйста, и купи новую головку кукле. Адочка не узнает.
   Рыжий стоял пристыженный, сконфуженный, не зная куда девать глаза. Многие из его прежних товарищей перешли на сторону Сережи и Принца.
   – И в самом деле, зачем было бить игрушку, принадлежащую другому? – рассуждали одни.
   – Тем более, что куклу Горину дала его маленькая сестренка, – вторили другие.
   И все мальчики ужасно негодовали на Грушина.
   Принц подобрал осколки Стешиной головки, но – увы! – склеить ее не было никакой возможности: она разбилась вдребезги. Сережа был безутешен.
   – Адочка будет очень печалиться, – твердил он на все уговоры Принца и спрятал безголовую однорукую Стешу в карман своей курточки.
   Покупать новую головку для куклы он не хотел. «Адочка наверняка узнает! – думал он. – Ведь у ее Стеши были такие истрепанные, всклокоченные волосы, каких нет у других кукол. Да и от частого мытья и Адочкиных поцелуев красные щеки Стеши слиняли и вся она имела очень бледный вид».
   – Не надо, Принц, – отклонил Сережа протянутую ладонь мальчика, на которой блестел круглый серебряный рубль, – спасибо тебе! Ты добрый! Но новую головку я покупать не буду, не надо.

Глава 10
Кочерыжки

   На пансионской кухне рубили капусту, заготавливая ее на зиму. Об этом таинственно заявила горничная Паша Мартику Миллеру. Мартик был не только любимцем всех пансионеров и начальства, но и прислуги. Объявив мальчику столь интересную новость, краснощекая Паша порылась в кармане, где у нее, вместе с неизменным наперстком, огрызком сахара и катушкой черных ниток, лежала кочерыжка. Паша вытащила кочерыжку и сунула ее Мартику, как только воспитатель на минуту отвернулся от стола малышей. Мартик поблагодарил Пашу, но от кочерыжки отказался, передав ее товарищам. Он был настоящий маленький немец и капусты не терпел. Зато товарищи Мартика, всё младшее отделение пансиона Пушки, набросились на кочерыжку: ее разделили на двенадцать частей и каждый мальчик мог насладиться лакомством. Кусочки, однако, оказались очень маленькими.
   – Не стоило и пробовать! – решительно заявил Принц и, немного подумав, прибавил: – Я сам пойду в кухню и достану целых двенадцать кочерыжек. – Он, братцы, хвастается! – засмеялся Рыжий.
   – Хвастаюсь? – обидчиво воскликнул Принц и весь вспыхнул от негодования. – Сейчас увидишь, как я хвастаюсь! А за то, что ты так сказал, я не принесу кочерыжку на твою долю. Слышите, братцы? Грушин ничего не получит!
   – Хорошо! Хорошо! Отлично! Пусть он будет наказан! – раздалось со всех концов стола.
   – Сережа, – обратился Принц к своему новому другу, – не хочешь пойти со мной?
   Сережа не хотел: он боялся Пушки и наказания. Но и отказать милому маленькому Принцу он не мог, поэтому твердо и весело сказал:
   – Хорошо, пойдем.
   – Вот и отлично! – обрадовался тот. – Ты не бойся, мы ни за что не попадемся, только слушай меня и исполняй всё, что я тебе прикажу. Как только Василий Иванович отойдет разговаривать с воспитателем старших, ты спустись под стол и сиди там как можно тише. Ну, братцы, не выдайте! – звонким шепотом проговорил Принц и, прежде чем кто-либо успел сказать слово, юркнул под стол.
   Сережа выждал время, когда Василий Иванович отошел от стола, и последовал примеру Принца.
   Под столом было пыльно и сорно. Скатерть доходила почти до пола, и потому сидящих там никто заметить не мог. К тому же мальчики притихли, как мышки. Сережа видел вокруг себя больше двух десятков ног, разных размеров, обутых в разные ботинки. Вот туфельки Мартика Миллера с блестящими пряжками, вот лакированные щегольские сапожки Жучка, а вон большие желтые сапоги Грушина. Эти-то сапоги и тянулись украдкой к Сереже, точно хотели достать его.
   – Э-э! Стой, братец! – прошептал со смехом Принц, заметивший маневры сапог Грушина. – Он тебя хочет достать, Сережа. Ну погоди же!
   И прежде чем Сережа мог остановить своего друга, Принц подполз к сапогам Рыжего и сильно ущипнул последнего за ногу. Рыжий благим матом заорал на всю столовую. Испуганный Сережа даже прилег под столом. А Принц чуть не давился от смеха. Мальчикам было слышно, как к столу подскочил Василий Иванович и с беспокойством спрашивал Грушина, что с ним случилось. Рыжий не смел при всем классе выдавать Принца и Сережу, к тому же он считал себя отчасти виноватым, и потому, весь красный и перепуганный, он ответил заикаясь:
   – Это ничего… Виноват… Василий Иванович… Меня… Меня укусила блоха!..
   – Чего ж ты орешь, точно не блоха, а змея тебя ужалила? – вышел из себя воспитатель, не любивший Рыжего за грубость и лень. – Будешь наказан!
   Между тем мальчики встали из-за стола, выстроились парами и чинно направились в класс. Принц и Сережа остались сидеть под столом.
   «Лишь бы не заметили нашего отсутствия», – думал Сережа, не высказывая, однако, своих опасений вслух. Он боялся показаться Принцу жалким трусишкой и потерять любовь такого смелого, хорошего мальчика.
   – Ну, теперь пора! – воскликнул последний, когда уже не слышно было голосов удалившихся мальчиков. – Вылезай, Сережа!
   Оба мальчика осторожно, на четвереньках, как две маленькие собачки, выползли из-под стола.
   – А теперь живо налево кругом, рысью марш! – продолжал командовать Принц, и, крепко взявшись за руки, друзья бегом, стараясь не шуметь и потому едва ступая на пальцы, бросились в кухню, находившуюся рядом со столовой.

Глава 11
Попались!

   – Господин повар, не откажите дать нам кочерыжек! – насколько мог любезно проговорил Принц и улыбнулся.
   Когда Принц улыбался, отказать ему в просьбе не было никакой возможности. Так, по крайней мере, полагал Сережа. Так же, по всей вероятности, подумал и повар, потому что перестал рубить капусту, доверху наполнявшую большую кадку, и ласково посмотрел на хорошенького голубоглазого и белокурого, словно маленький ангел, мальчика. К тому же Принц назвал повара «господином». А повара, как известно, ужасно любят, когда их так величают.
   – Как вас зовут, маленький барчонок? – спросил повар.
   – Меня зовут Принц, – смело ответил мальчик, заглядывая в глубокую кадку с капустой, а потом прибавил, указывая на своего спутника: – А его зовут Сережа.
   – Ну-с, господин Принц и господин Сережа, – улыбнулся повар, – я дам вам кочерыжек. Только, сохрани Бог, как бы Антонина Васильевна не узнали. А то всем нам плохо придется!
   Подойдя к кухонному столу, повар отобрал из нескольких десятков лежащих на нем кочерыжек пять штук самых больших и протянул их мальчикам.
   – Только пять! – разочарованно протянул Принц. – А нам нужно одиннадцать! Ах, господин повар, будьте так добры, дайте нам одиннадцать кочерыжек!
   Лицо мальчика приняло такое умоляющее выражение, что повар громко расхохотался. Даже его белый колпак трясся от смеха, а передник плясал и вздрагивал на толстом животе.
   – Одиннадцать кочерыжек! – еле мог выговорить он между взрывами смеха. – Да куда же вам столько? Солить или мариновать их на зиму будете?
   Повар оказался очень веселым человеком: он смеялся всё время, пока Принц старался пояснить ему, что одиннадцать кочерыжек съедят одиннадцать мальчиков, что в младшем классе всего двенадцать пансионеров, но Рыжий не получит своей доли, так как позволил себе насмехаться над ним, Принцем, и считать его трусом.
   Повар выслушал мальчика и вручил ему ровно одиннадцать кочерыжек.
   – Ну, с Богом! Смотрите, барыне не попадитесь! – напутствовал он ликующих шалунов.
   – Благодарю вас! Большое спасибо, господин повар! – торжествующе воскликнул Принц и вдруг замолк на полуслове.
   Из-за смежной со столовой двери кухни послышался резкий и крикливый голос Пушки:
   – Почему неплотно закрывают кухню? По всему пансиону пахнет капустой!
   В ту же минуту дверь с шумом распахнулась и влетевшая в кухню, как пуля, горничная Паша прошептала отчаянным шепотом:
   – Спасайтесь! Начальница идет!
   Мальчики замерли на месте. «Господин» повар растерялся не меньше. Одна только краснощекая Паша не потеряла присутствия духа и, быстро схватив Принца за плечи, подняла его над кадкой и тотчас опустила туда – прямо в нарубленную капусту. В следующую секунду она то же самое проделала и с Сережей.
   Мальчики очутились по пояс в капусте, которая своим запахом ужасно била по носу.
   – Господи! Только бы не чихнуть! – шепотом взмолился Сережа и обеими руками зажал нос.
   Тем временем Пушка вошла в кухню. Повар настолько оправился, что мог приветствовать начальницу. Но Пушка, раздраженная с утра запахом капусты, наполнявшим пансион, не обратила внимания на приветствие повара и сердито спросила:
   – Почему на полу валяются кочерыжки? Надо их выбросить в помойную яму. И не вздумайте угощать ими пансионеров!
   – Боже сохрани! – совершенно искренне вырвалось из уст Паши; она как будто забыла о данной ею Мартику Миллеру кочерыжке.
   Сережа и Принц, несмотря на страх, не могли не переглянуться в своем убежище.
   – Скоро ли она уплывет? – шепнул Принц.
   – Ах, скорее бы! – также шепотом проговорил Сережа. – Мне ужасно хочется чихнуть!
   – Ты что! – искренне заволновался Принц. – Потерпи как-нибудь, пожалуйста, потерпи как-нибудь, голуб…
   Но было поздно… Несмотря на искреннее желание терпеть, Сережа, однако, не выдержал и… чихнул, – да так громко, что услышать его можно было не только в кухне, но, пожалуй, и в классах, и в спальне, и гимнастической зале.
   Мальчики помертвели. Через мгновение прямо над ними показалось красное и взбешенное лицо Пушки.
   – Вот оно что! – зашипела она. – Вот вы как! И ты, Сидор, их покрываешь! – бросила она в сторону оторопевшего повара, не удостоив его, однако, взглядом. – Очень хорошо, прекрасно, отлично! Вы оба будете примерно наказаны! Вылезайте из бочки.
   Вылезайте! Хорошо ей было приказывать, а каково выполнить! И Сережа, и Принц поняли, как трудно им будет вылезти из их убежища: бочка была гораздо выше их роста. Если бы они позвали на помощь повара или Пашу, то начальница узнала бы о сообщничестве прислуги. А этого добрые шалуны не хотели.
   – Я тебя подсажу, – сказал Принц, – а ты ухватись за край бочки и вылезай. А потом и я попробую выбраться.

   Он подсадил Сережу, и тот даже взобрался на верх бочки. Но тут от тяжести обоих мальчиков, налегших на один ее край, бочка опрокинулась – вместе с шалунами и капустой. Мальчики поднялись с пола смешные и жалкие: их волосы, одежда, ботинки – всё было облеплено сырой и скользкой капустой, а карманы топорщились от наложенных в них доверху кочерыжек.
   В таком виде предстали они перед грозными очами Антонины Васильевны.
   – Очень хороши! Куда как хороши! Полюбуйтесь-ка на них! – обратилась начальница к оробевшей прислуге.
   Но никто не любовался. Даже смешливому повару было не до смеха. Он ужасно боялся потерять свое место в пансионе.
   Между тем Пушка взяла за одну руку Принца, за другую Сережу и повела их в класс.

Глава 12
За черным столом

   Когда начальница и двое маленьких преступников появились на пороге, весь класс сначала дружно ахнул, а потом рассмеялся. Действительно, оба мальчика не могли не возбудить смеха. С их голов и одежды капала мутная водица, листики капусты прилипли к лицу и волосам, а карманы, наполненные кочерыжками, смешно топорщились. Громче и продолжительнее всех хохотал Грушин. Остальные мальчики вскоре вспомнили, почему попались Принц и Сережа, и, считая себя тоже отчасти виноватыми, перестали смеяться. К тому же начальница не заметила оттопыренных карманов у обоих мальчиков, и кочерыжки все-таки остались у них.
   – Стойте у печки, носами в угол! – строго проговорила Пушка. – А за обедом и завтраком вы будете стоять в таком виде в столовой, чтобы раз и навсегда запомнили, как себя вести!
   И, поставив мальчиков к печке, Сережу с одной стороны, а Принца с другой, Пушка величественно выплыла из класса.
   Сереже было очень неловко. Хорошо еще, что начальница повернула его лицом в угол, и не видно было его сконфуженных глаз и пылающих щек! Принц же чувствовал себя прекрасно. Он начал с того, что вытащил из кармана добытые сокровища и стал перебрасывать по одной кочерыжке на колени Жучку, ближе всех сидевшему к печке. Жучок принимал кочерыжки и рассылал их по классу. Когда Принц освободил свои карманы, он тихонько обратился к Сереже:
   – Давай скорей свои кочерыжки!
   Сережа исполнил его требование, и Жучок разослал по скамейкам новый запас лакомства. Отец дьякон ничего не заметил. Он старательно рассказывал мальчикам о том, что было после Всемирного потопа.
   Таким образом Принц исполнил свою задачу: все одиннадцать мальчиков получили одиннадцать кочерыжек. Один Рыжий не получил ничего.
   Сережа и Принц геройски отбыли наказание. На всех уроках они стояли в углу, а во время обеда и завтрака сидели за «черным» столом, находившимся в стороне от прочих, не покрытым скатертью, за которым обедали только провинившиеся и наказанные ученики.
   – Не беда! – успокаивал Принц приунывшего было Сережу. – Все-таки лучше это наказание, чем если бы она не пустила нас в субботу домой. А я к вам собирался. Уж очень мне с твоей мамой и Адочкой познакомиться хочется. Да, кстати, и Арапку посмотреть. Но Пушке я этого не прощу. Вот увидишь, что я сделаю завтра!
   – Нет, Принц, не делай ничего, – взмолился робкий Сережа. – А то опять она тебя накажет.
   – Не накажет! Не узнает! Вот увидишь, как это будет забавно!
   И Принц, придумавший какую-то, должно быть, очень веселую штучку, залился звонким смехом, совершенно позабыв о том, что он наказан. Зато Сереже была очень неприятна вся эта история с кочерыжками. «Если б мама знала, – она наверняка очень огорчилась бы», – с тоской подумал мальчик и впредь решил удерживать резвого и бойкого Принца от его шаловливых выходок.

Глава 13
Месть Принца

   Принц сдержал свое обещание. Сережа не успел предостеречь его.
   На следующее утро мальчики были разбужены раньше времени громким смехом Жучка, спавшего как раз напротив портрета Пушки. Все одиннадцать мальчиков разом проснулись от его смеха.
   – Ха-ха-ха! – заливался Жучок и, будучи не в силах произнести хоть одно слово от душившего его хохота, показывал одной рукой на портрет начальницы.
   Недоумевая, пансионеры взглянули по направлению руки Жучка и все разразились дружным и громким смехом. И было чему смеяться! За одну ночь на лице изображенной на портрете Пушки выросли усы, борода и бакенбарды, совершенно изменившие лицо почтенной начальницы пансиона. Нельзя было без смеха смотреть на это превращение, и мальчики хохотали до упаду.
   – Кто это сделал? Чьих рук работа? Ай да молодец! Вот так украсил! – кричали они наперебой.
   Но виновник не отыскивался. Правда, у постели Принца был найден кусочек угля, но это еще ничего не доказывало. Мало ли как мог попасть сюда уголь! И потом, разве мог такой милый мальчик, как Принц, так мастерски разукрасить лицо начальницы?
   – Нет, вероятно, это сделал кто-нибудь из старшеклассников, пока мы спали, – решили мальчики.
   Один Сережа догадывался, чьих это рук дело. «Это сделал Принц, непременно Принц!» – решил он и ужасно разволновался. В самом деле, что будет с его маленьким другом, если Пушка узнает о его новой шалости! Ведь она его не простит, ни за что не простит! И в отпуск не отпустит в субботу, и опять поставит носом в угол, и за черный стол посадит во время обеда и завтрака! А на субботу Сережа возлагал такие надежды! Как ему хотелось привести Принца в их квартирку на Мытнинской набережной, из окон которой открывается такой славный вид на Неву, и познакомить с Адочкой, с мамой и похвастать всякими «штучками» Арапки, на которые тот такой великий мастер!
   – Послушай, ведь это ты сделал? – насколько мог ласковее спросил Сережа, когда они с Принцем оказались в стороне от остальных мальчиков.
   – Что? – притворился непонимающим маленький шалунишка.
   – Да разрисовал Пушку?
   – Я! – нимало не смущаясь, ответил Принц и смело тряхнул белокурыми кудрями.
   – Но тебе попадет, – испуганно залепетал Сережа. – Конечно попадет, если выдадут! Только никто выдать не посмеет, – так спокойно и уверенно сказал мальчик, что его спокойствие передалось и Сереже, и он смеялся не меньше самого Принца, когда тот шепотом передавал ему, как под утро влез на ночной столик спящего под портретом Мики Эрлера, сонного, как сурок, мальчика, и «преобразил» Пушку.
   Старшие пансионеры, прослышав о новой проказе младших, пришли посмотреть на превращение Пушки, которую никто не любил за ее постоянную раздражительность и несправедливость. Даже повар Сидор и краснощекая Паша прибежали взглянуть на работу Принца. И все – и старшие, и младшие, и повар, и Паша, и сторож Вавилыч – все от мала до велика хохотали до упаду. Принц торжествовал. Даже Сережа совсем успокоился, уверенный в том, что никто не узнает о поступке его маленького друга.

Глава 14
В карцере

   Но хохот и веселье разом прекратились, когда на пороге появилась взбешенная Пушка.
   – Что за шум? Что за крики? – негодовала она. – Вы ведете себя, как уличные мальчишки. Стыд и срам! Если это будет так продолжаться… я…
   Но тут случилось нечто неожиданное. Пушка взглянула на свое изображение и словно подавилась. Из красной она стала багровой… С вытаращенными глазами и с вытянутыми вперед руками она стояла перед портретом и только зловеще потряхивала головой.
   «Вот оно, начинается!» – подумал с тоской Сережа и с состраданием и нежностью взглянул на Принца. Тот побледнел и, видно, испугался не на шутку.
   Начальница долго молчала. Наконец она повернулась в сторону мальчиков и резко-отчетливо проговорила:
   – Я подниму на ноги весь пансион, пока не отыщу виновного. Слышите, негодные мальчишки? И до тех пор, пока не найдется виновный, я не позволю никому из мальчиков бегать и играть ни во дворе, ни в гимнастическом зале.
   О, это было очень строгое наказание! Все двенадцать мальчиков одновременно вздохнули. Принц стал еще бледнее и опустил свои правдивые голубые глаза. Ему стало стыдно и больно, что за его глупую шалость придется отвечать всему классу. Поэтому нимало не колеблясь, он вышел вперед и проговорил дрожащим голосом:
   – Простите меня, Антонина Васильевна, это сделал я!
   – Что ты сделал? – как-то особенно резко взвизгнула начальница.
   – Я нарисовал на вашем лице усы, бороду и баки! Простите!
   – Прости-и-и-ить? – протянула с особенным выражением Пушка. – Нет, голубчик, за это не прощают, – и сердито повернув Принца от себя, подтолкнула его вперед со словами: – Ступай в карцер [7 - Ка́рцер – изолированное помещение для провинившихся.]да скажи Вавилычу, что я велела тебя запереть до завтрашнего утра.
   Принц, низко опустив кудрявую голову, пошел исполнять строгое приказание начальницы. А Пушка, всё еще дрожащим от гнева голосом, приказала Грушину, как самому высокому из всего класса, влезть на ночной столик Мики Эрлера и снять портрет со стены. Грушин в точности исполнил желание начальницы.
   Вблизи лицо Пушки, разрисованное шалуном Принцем, казалось еще смешнее, и мальчики поминутно отворачивались и тихонько фыркали, закрываясь ладонями.
   – Принеси мне губку и полотенце, – приказала Антонина Васильевна тому же Грушину.
   Когда тот подал ей требуемое, она собственноручно стала смывать уголь с портрета. Но это ей плохо удавалось: мокрая губка только размазывала грязь на портрете. Видя, что ей не поправить дела, Пушка окончательно вышла из себя.
   – Не на одни сутки, а на трое надо было бы посадить в карцер этого негодного мальчишку! – проговорила она.
   Сердечко Сережи сжалось. Он в первый раз почувствовал, как привязался к своему новому другу. «Лучше бы уж нас обоих наказали за вчерашние кочерыжки», – подумал он.
   – Там темно? – робко спросил он у Жучка, когда Пушка, еще раз выбранив малышей, скрылась за дверью спальни.
   – Где? – удивился Жучок.
   – Да в карцере.
   – Темно, сыро и крысы бегают, и летучие мыши летают, и твоему Принцу голову отъедят! – зло рассмеялся подоспевший Рыжий.
   Сережу возмутила глупая шутка.
   – Оставь меня и Принца в покое! – сердито сказал он Рыжему. – Ты злой мальчик, и я не хочу с тобой разговаривать.
   – Ах, сейчас запла́чу! – насмешливо расхохотался тот.
   – Братцы, не ссорьтесь с утра! Как вам не стыдно! – укорил их Мартик, который всех всегда старался примирить.
   Мальчики выстроились парами и пошли в столовую пить чай.

Глава 15
Принц – девочка

   Карцер, где сидел бедненький Принц, находился недалеко от прихожей. Ключи от него хранились у сторожа Вавилыча. Сережа после обеда долго ходил вокруг карцера, прислушиваясь к тому, что там делалось. Единственное крошечное окошечко находилось очень высоко от пола, и Сережа, даже поднявшись на цыпочки, не мог заглянуть через него в карцер. Однако он прекрасно слышал за дверью шаги Принца.
   «Если б он знал, что я тут, рядом, он наверняка нашел бы способ влезть на подоконник и показаться в окне», – подумал Сережа. Подойдя к двери, он прошептал:
   – Принц! Я здесь.
   С секунду длилось молчание. Потом Сережа, приложив ухо к замочной скважине, ясно услышал:
   – Здравствуй, Сережа. Это ты?
   – Это я, Принц! Здравствуй.
   – Что у вас делается в классе без меня? – продолжал говорить из своего заключения Принц.
   – Всё по-старому. Мальчики шалят и дерутся. Рыжий толкнул меня два раза и ущипнул четыре.
   – Ах, он скверный! – рассердился Принц. – Вот погоди, выйду завтра, так задам ему на орехи. А тебе скучно без меня? – после короткого молчания раздалось из карцера.
   – Очень скучно, Принц, – печально проговорил Сережа и вдруг так и замер на месте.
   Перед ним стояла Пушка.
   – Скучно, скажите на милость! – насмешливо протянула она. – Так, чтобы веселее было, не угодно ли вам будет туда же, к товарищу на побывку? Вавилыч! – крикнула она сторожу.
   Вавилыч тут же очутился перед своей госпожой, точно из-под земли вырос.
   – Дай ключи!
   Ключи были в кармане Вавилыча. Пока он полез за ними, вытаскивал их из кармана и отыскивал ключ от карцера, Сережа замирал от страха, что вот-вот Антонина Васильевна передумает его наказывать и он не увидит своего дорогого Принца. Но Пушка и не думала изменять своего решения. Ожидая, пока сторож отопрет дверь, Пушка отчитывала Сережу.
   – И как тебе не стыдно, – говорила она, – третий день в пансионе, а так шалишь, что уже в карцер попал. Нечего тебе дружить с Вакулиным: он самый шаловливый мальчик из всего пансиона, дружба с ним к добру не приведет.
   Но Сережа не мог согласиться со словами Пушки. Котя Вакулин, он же Принц, был, по его мнению, самым смелым, самым веселым, самым добрым мальчиком на свете, Сережа любил его, как родного брата. «Нет, – хотел он крикнуть в ответ на слова Пушки, – не говорите так про Принца! Он милый, чудесный, хороший!» Но, однако, ничего не сказал, боясь окончательно рассердить начальницу.
   Вавилыч в это время подобрал ключ из связки, воткнул его в замочную скважину, распахнул дверь и… отступил в изумлении. Отступили и Пушка, и сам Сережа, не понимая, что происходит…
   А дивиться было чему: Принца в карцере не оказалось. Вместо шаловливого маленького пансионера стояла прехорошенькая голубоглазая девочка с двумя белокурыми косичками за плечами, в длинной юбке и кофточке для гуляния. В руках девочка держала муфточку и низко приседала Пушке.

   Пушка недоумевающе моргала глазами и пятилась от двери. Вавилыч был удивлен и напуган не меньше самой начальницы.
   – Да что же это, прости Господи, за наваждение! – прошептал он и даже незаметно перекрестился.
   Но тут девочка заговорила, и Пушка, и Сережа, и Вавилыч поняли, в чем дело.
   – Антонина Васильевна, – начала девочка хорошо знакомым Сереже голоском, – простите, пожалуйста, виноват, но в карцере было так холодно, его давно не топили, а ваше платье, жакет и шляпа висели в шкафу. Шкаф не был заперт, и я взял всё это оттуда и надел на себя!
   Это был Принц, его голос, его манера говорить, но Сережа ни за что бы не узнал своего друга в хорошенькой белокурой девочке!
   Пушка хотела наброситься с выговором, выбранить Принца, но вместо этого только отвернулась, чтобы скрыть невольную улыбку. Уж очень был забавен и мил маленький шалун в своей новой роли! К тому же Пушка хоть и отличалась вспыльчивостью, но сердце у нее было доброе-предоброе, и она не могла долго сердиться на своих питомцев.
   – На этот раз прощаю вас обоих, – проговорила она, – но надеюсь, Вакулин, ты не повторишь больше своей злой утренней шалости! Мне жаль портрета, потому что его мне подарила моя дорогая мать, которой уже несколько лет нет на свете!
   И, говоря это, Пушка прослезилась. Слезы начальницы сильно подействовали на Принца.
   – Простите Бога ради, Антонина Васильевна, – прошептал он печально, – я не знал этого. Моя шутка очень глупа, но я не злой мальчик. Простите меня, пожалуйста! Или нет, лучше накажите меня, мне будет легче.
   – Нет, мальчик, я не буду наказывать тебя, – ласково ответила Антонина Васильевна. – Ты сам понял, как нехорош твой поступок, и наверняка больше никогда не повторишь подобное.
   – Никогда! – горячо вырвалось у Принца, и он, совершенно забывшись, бросился на шею начальнице.
   Перед сном Принц и Сережа долго беседовали обо всем произошедшем.
   – Нет, что ни говори, она очень добрая, – искренне произнес Принц.
   – Очень! – подхватил Сережа.
   – И мне ужасно стыдно, – продолжал его маленький товарищ, – что я нарисовал ей усы и бакенбарды на портрете! Ну да сделанного не вернешь, только впредь, будь свидетель, я никогда не стану изводить Пушку. Спокойной ночи, Сережа!
   – Спокойной ночи, Принц!
   И, разойдясь по своим постелям, оба мальчугана скоро заснули.

Глава 16
Маленькие защитники

   – Братцы, кто со мной? На том углу мальчишки пугают собачонку, надо освободить ее!
   С этими словами Принц соскочил с толстого сука березы, на котором уселся во время прогулки пансионеров по саду. Береза росла возле самого забора, и если подняться на суку во весь рост, то можно было видеть, что делалось по ту сторону каменной, в высоту взрослого человека, стены.
   – Я с тобой! – ни на минуту не задумавшись, воскликнул Сережа.
   – И я! – закричал Жучок.
   – И я! И я! – вторили мальчики.
   Желающих набралось очень много. Один только Рыжий, ненавидевший Принца, да кроткий и боязливый Мартик не решились последовать за ним. Остальные же десять мальчиков окружили Принца и всей толпой бросились к калитке сада.
   – Берегись, Принц, берегитесь, братцы, – уговаривал мальчиков Мартик, – Василий Иванович сейчас вернется, и всем вам попадет!
   – Достанется на орехи! – злорадно подтвердил Рыжий.
   – Василий Иванович еще не скоро вернется, он будет читать газету очень долго! Я видел, как ее подал ему Вавилыч! – успокаивал Жучок в нерешительности остановившихся было перед калиткой мальчиков.
   – Конечно, – подхватил Принц, – он не скоро вернется! А, впрочем, я не принуждаю никого идти за мной. Трусы могут остаться. Кто боится – может не ходить.
   Но желающих остаться, кроме Рыжего и Миллера, не оказалось. Всем мальчикам хотелось идти на выручку собачки, а главное – чем-либо проявить свою храбрость в глазах товарищей. И потому все они наперегонки бросились к калитке.
   Принц сказал правду. На противоположном углу улицы собралась большая толпа уличных мальчишек. Один из них держал на веревке маленькую дрожащую собачонку, а другой поливал ее водой из большой садовой лейки. Собака жалобно визжала, стараясь вырваться из рук своих мучителей. Но все ее усилия были тщетны. Бедняжке оставалось только жалобно скулить и трястись от холода.
   Пансионеры, гурьбой высыпавшие из калитки, смело направились к маленьким бездельникам. Принц, как главный зачинщик, выступил вперед.
   – Зачем вы мучаете бедное животное? – строго крикнул он.
   – А тебе какое дело? – дерзко ответил мальчишка с лейкой. – Собака не твоя, значит, и не суйся, куда тебя не спрашивают.
   – Молчать! – громко прикрикнул взбешенный Принц, и потом, оглянув всю толпу стоявших за ним товарищей, добавил спокойнее: – Сейчас же изволь отдать мне собаку, или я отберу ее силой.
   – Ого-го-го! – рассмеялся маленький оборванец. – Ишь ты, какой прыткий: поспешишь – людей насмешишь.
   И неожиданно он высоко поднял лейку над головой, и целая струя холодной и грязной воды залила лицо и пальто Принца.
   – Ха-ха-ха! – дружно захохотали уличные мальчишки. – Вот так защитник!
   Но долго им смеяться не пришлось. Принц и вся толпа пансионеров бросились на них, и завязалась драка. Уличных мальчишек было гораздо меньше, и потому школьники живо одолели их. Первые обратились в бегство, оставив собачку в руках победителей.
   Сережа, пока дрались его товарищи, бросился к дрожащему от холода и страха животному, отвязал с его шеи веревку и, сбросив с себя пальто, в один миг укутал в него иззябшую собачку. Она перестала жалобно визжать и притихла в руках своего нового покровителя. Не дожидаясь окончания схватки, Сережа опрометью бросился назад в сад, тесно прижимая к груди собачку и стараясь отогреть ее своим дыханием.

Глава 17
Худышка

   Это была совсем маленькая черненькая дворняжка, с круглыми изюминками-глазками и смешным, точно обрубленным хвостиком. Когда измотанные борьбой и погоней мальчики вернулись в сад и обступили приемыша, пришлось решать трудный вопрос: как его назвать.
   – Подойдет имя Шарик, – решил Жучок.
   – Что ты! Что ты! – замахали на него руками мальчики. – Ведь Шарик круглый, а она, видишь, какая худышка, точно пять дней не ела.
   – Худышка, это правда! – печально покачал головой Мартик, и тут собачонка, услышав его нежный голосок, повернула к нему голову и завиляла хвостом.
   – Ах ты, бедная, – и Мартик приласкал беднягу, – ты точно и вправду Худышкой называешься, раз оглядываешься на зов.
   – А знаете, братцы, – внезапно вмешался в разговор Принц, – мы и назовем ее Худышкой. Хорошо?
   – Хорошо! Отлично, пусть будет Худышка! – подхватило сразу несколько голосов.
   – А только покормить ее не мешало бы! – сказал Сережа.
   – Погодите, братцы, у меня есть сухарь в кармане, – проговорил Мика Эрлер.
   – Ну, вот еще, будет он есть сухари! Ему овсянку надо сварить, – посоветовал Жучок.
   Но Худышка преблагополучно съела предложенный Микой сухарь.
   – Ах ты, бедненькая, бедненькая Худышка, – соболезновали мальчики и поочередно гладили мягкую черную шерстку.
   Решено было всем классом просить у Василия Ивановича позволения оставить собаку в пансионе.
   – Пусть она живет в комнате у Вавилыча, а мы будем давать ему за это по рублю в месяц, – предложил кто-то из мальчиков, и все нашли эту мысль как нельзя более удачной.
   Василий Иванович выслушал малышей и, переговорив с начальницей, позволил приютить собачку. Вавилыч тоже изъявил полное согласие и за рубль в месяц обещал ухаживать за ней.
   – А кормить ее мы будем сами. Если купить вскладчину несколько фунтов [8 - Фунт – мера веса, равная 409,5 грамма.] овсянки, то ей на месяц хватит, – решили малыши.
   И судьба Худышки была решена. Она осталась в пансионе госпожи Власьевой на попечении младшего класса.
   В день ее принятия в пансион Жучок в сопровождении горничной Паши слазил на чердак и притащил оттуда целый ворох соломы для постели Худышки. Мика Эрлер, как единственный, кто умел держать иголку в руках, сшил холщовый матрасик и набил его соломой. Мартик Миллер, собиравший потихоньку целую коллекцию разных ленточек, выбрал из них самую лучшую и повязал ее на шею Худышке. Черноглазый Жучок принес Вавилычу свою «собственную» большую фарфоровую чашку, на которой золотыми буквами была выведена надпись: «В день Ангела», и строго наказал Вавилычу кормить из нее Худышку. Вообще все мальчики, составляющие младший класс пансиона госпожи Власьевой, с большой нежностью и заботой относились к их маленькому приемышу.
   Только один пансионер невзлюбил Худышку. Это был Рыжий. Всем сердцем ненавидя Принца и Сережу, злой Грушин перенес часть своего недоброго к ним чувства и на ни в чем не повинную Худышку.
   – Противная собачонка! – кричал он с бешенством, лишь только она приходила тереться у его ног, и грубо отталкивал ее от себя.
   – Не ходи к нему, Худышка! Он злюка, не люби его, – говорили мальчики.
   – Куси его, куси, Худышка, – подуськивал Принц, не любивший рыжего Грушина.
   И Худышка скалила зубы и рычала, лишь только Рыжий подходил к ней близко.
   – Ну, подожди ж ты у меня, дрянная собачонка! – сердился тот. – Попадись ты мне только!
   – Ничего ты с ней не посмеешь сделать! – волновался Сережа, особенно полюбивший Худышку за то, что она ему напоминала Арапку. – Она наша, и мы не дадим ее в обиду.
   – А вот увидите! – злобно поддразнивал мальчиков Рыжий и исподлобья метал на покровителей Худышки сердитые взгляды.

Глава 18
Печальное происшествие

   – Палочка пришла, никого не нашла, кого первого найдет, тот за палочкой пойдет! – громко, скороговоркой говорил Принц, пока остальные мальчики разбегались и прятались по всему саду.
   Принц искал не один. Ему помогала Худышка. Палочка-воровочка была любимой игрой не только мальчиков, но и собачонки. За месяц своего пребывания в пансионе Худышка сделала удивительные успехи. Она не только отлично танцевала на задних лапках и прыгала через руки не хуже любой дрессированной собачки из цирка, но и прекрасно умела играть в палочку-воровочку и в прятки. И сейчас, когда Принц громко спросил: «Пора?» и ему откуда-то из глубины сада ответили шепотом: «Готово, пора!» – Худышка взвизгнула от удовольствия, подпрыгнула и помчалась впереди Принца, усердно обнюхивая землю и ища следы спрятавшихся мальчиков. Сад вокруг пансиона был громадный, и найти спрятавшихся было не так-то легко. Посреди сада, прямо перед крыльцом, была разбита большая площадка с качелями, гимнастикой и громадным мраморным бассейном, в котором мальчики летом купались, а зимой катались на коньках. Теперь, ранней осенью, бассейн казался темным, а вода в нем была холодной, как лед. По всему саду были разбросаны кусты бузины и волчьей ягоды, и росли высокие березы и ели. Несмотря на такое множество убежищ, за которыми прятались мальчики, Худышка легко их отыскивала.
   Собачонка обнюхивала каждый кустик, каждое деревцо, с которых слетела уже добрая половина листвы, и затем, если там оказывался спрятавшийся мальчик, она с громким лаем и визгом бросалась на него, облизывая ему лицо и руки своим острым язычком. Таким образом, благодаря стараниям Худышки за какие-нибудь десять минут почти все мальчики были найдены. И никому не удалось украсть палочку-воровочку. Лишь только кто-либо из играющих бросался к берегу бассейна, у которого на скамейке лежала палочка, Худышка кидалась вслед за бегущим, совалась ему под ноги и всеми силами старалась помешать украсть палочку.
   – Кажется, всех отыскали? – весело крикнул Принц.
   – Нет, не всех! Смотри, бежит Грушин, он сейчас украдет палочку! – тревожно прокричал Сережа.
   И действительно, с противоположного конца сада сломя голову несся Рыжий, направляясь к бассейну и скамье с лежащей на ней палочкой. Увидев своего недруга, Принц бросился ему наперерез. Следом кинулась и Худышка, громко лая и визжа, по своему обыкновению. За ними помчался и Сережа.
   – Скорей, скорей, Принц! – кричали одни.
   – Не зевай, Грушин! – вторили другие.
   Рыжий и без того не зевал, он уже почти достиг желанной скамейки. Но тут подоспевшая Худышка вцепилась в сапог Рыжего и прокусила его насквозь. Рыжий заорал во всё горло. Из сапога вытекла струйка крови. Худышка, оказалось, прокусила не только сапог Рыжего, но и его ногу.
   – Скверная собачонка! – не помня себя от бешенства закричал тот. – Я тебе покажу, как кусаться! – и гневно, изо всей силы ударил собачку здоровой ногой.
   Худышка присела на землю и жалобно завизжала. Сережа схватил ее на руки и, сверкая глазами, крикнул Рыжему:
   – Не смей ее обижать, скверный мальчишка! Или я…

   – Что ты? – поддразнил его Грушин, рассерженный и укусом Худышки, и непрошенным заступничеством Сережи.
   – Или я пожалуюсь Василию Ивановичу! Слышишь? – весь дрожа, в сердцах продолжал Сережа.
   – А я вышвырну за забор вашу собачонку! – и Рыжий, насвистывая как ни в чем не бывало, повернулся к нему спиной.
   – Не посмеешь! Не посмеешь! – взволнованно повторил Сережа и с силой повернул Рыжего к себе.
   Но Рыжий отмахнулся от него, и сильно оттолкнул от себя.
   Мальчики стояли на самом краю бассейна. Рыжий не рассчитал своего движения. Толчок вышел слишком сильный, и Сережа с Худышкой на руках полетел в холодную темную воду.
   Дружное отчаянное «ах?» вырвалось у одиннадцати мальчиков, и они в ужасе замерли.

Глава 19
Последствия

   Ледяная вода на минуту отрезвила Сережу. «Я утону… утону вместе с Худышкой, – вихрем пронеслось в его мыслях. – Как будут плакать мама и Адочка, когда узнают, что утонул их Сережа! Нет, не хочу, не надо, я должен жить и буду жить. Господи, спаси меня!». И он потерял сознание.
   Потом словно какой-то сон охватил Сережу. Сколько времени длился этот сон, он и сам не знал, но чувствовал, как его трясли чьи-то сильные руки. А в ушах стоял такой шум, что он ничего не слышал…
   Сережа очень удивился, когда, открыв глаза, увидел возле себя маму. Он было потянулся к ней с поцелуем, но всё его маленькое тельце так ослабло, что он должен был снова откинуться на подушку.
   – Мамочка! Дорогая! Как я рад! – тихо прошептал он и протянул к ней руку.
   Мама схватила эту маленькую ручку обеими своими и крепко прижала к губам.
   – Мамочка, дорогая! – еще раз сказал Сережа и снова забылся.
   Когда он опять открыл глаза, мама была не одна: возле нее склонилась кудрявая голова Принца. Сам Сережа лежал в кроватке в совершенно ему незнакомой комнате.
   Сережа стал напряженно вспоминать, как он попал сюда, в комнату, и почему лежит в постели, а мама и Принц смотрят на него так ласково и грустно.
   «Я, должно быть, болен», – неожиданно решил Сережа и вдруг вспомнил всё, что с ним произошло: и край бассейна, и ссору из-за Худышки, и холодную мутную воду, и чьи-то отчаянные крики. «Ну да, я болен, потому что я не утонул, – сообразил наконец Сережа. – А если б я не был болен, то, значит, я бы лежал мертвый на дне бассейна».
   – Мамочка, – твердо, как здоровый, произнес Сережа, – я ужасно рад, что не утонул. А где Худышка?
   – Худышку тоже спасли, – поторопился успокоить его Принц, – впрочем, ее никто не спасал, она сама приплыла к берегу, а тебя вытащили старшие воспитанники и откачали. Теперь ты снова будешь здоровым!
   – Ах, как хорошо! – обрадовался Сережа и прибавил, озираясь с удивлением вокруг: – А где же я?
   – Ты в комнате начальницы, и я останусь здесь, с тобой, пока ты совсем поправишься, – ласково успокоила его мама и нежно погладила по головке.
   Сережа не ощущал никакой боли… Ему хотелось спать и только. Он уже начал забываться дремотой, как вдруг внезапно вспомнил, что виновником его падения был Грушин.
   – Ему наверняка попадет, если начальница узнает об этом, – тревожно проговорил Сережа, обращаясь к всё еще стоявшему у его постели Принцу. – Непременно попадет.
   – Непременно попадет. Да и поделом, – подхватил тот и сердито сжал маленькие кулачки, грозя невидимому Рыжему. – И поделом – не толкайся! Ведь не подоспей вовремя старшие воспитанники, ты бы захлебнулся и умер. Весь наш класс ужасно сердится на Грушина, никто не хочет сидеть рядом с ним во время уроков и обеда, а главное – исключили его из всех игр и сторонятся его.
   – А он что?
   – Притих. Сознает свою вину и молчит. Валерик знает, что он толкнул тебя в бассейн, и говорит, что как только донесет об этом, Пушка его непременно исключит из пансиона.
   – Неужели исключат? – взволновался Сережа.
   – Понятно! – спокойно подтвердил Принц. – И пусть исключат! Такого не жалко. Вот мать его жалко. Она такая бедная, несчастная, живет на крошечную пенсию и души не чает в сыне, думает, он ее помощником и опорой будет.
   – Ну, довольно, дети, – прервала Сережина мама разболтавшегося Принца. – Пора спать. Закрой глазки, Сережа, и спи спокойно!
   Но спать спокойно Сережа не мог. Он долго ворочался с боку на бок, и ему всё мерещилась печальная, горем убитая старушка, мать Грушина, просившая Сережу спасти ее сына.

Глава 20
Он не виноват!

   Бодрый и здоровый поднялся на другое утро Сережа. Приехавший доктор внимательно осмотрел его и остался очень доволен.
   – Молодчина! Чугунный он у вас, – обратился он, смеясь, к Пушке.
   Сережина мама отправилась за теплой одеждой для своего выздоровевшего мальчика, так как день был субботний и пансионеров распускали по домам.
   Когда доктор уехал, позволив Сереже идти в класс, мальчик чуть не запрыгал от радости. Особенно приятно ему было обещание Принца пойти с ним в отпуск и провести целых два дня в гостях у Сережи. Но в самую сильную минуту радости Сережа вдруг вспомнил о Грушине и его бедной матери.
   – Антонина Васильевна, – робко обратился он к начальнице, – я хотел спросить вас о Грушине…
   – Не говори мне о нем, – строго проговорила та. – Я сейчас же сажусь писать письмо его матери, чтобы она взяла своего сына из пансиона.
   – За что? – невольно вырвалось у Сережи.
   – Как за что! Или ты не знаешь, что тебя толкнул в бассейн этот негодный Грушин?
   – Ах, нет! – горячо воскликнул Сережа. – Да, то есть… Он толкнул меня… нечаянно… Он не хотел… Я обидел его… Я начал первый… Я ударил сначала, а он только защищался… Уверяю вас, он не хотел меня толкнуть…
   Начальница внимательно слушала взволнованный лепет Сережи. Когда он закончил, она сказала, строго сдвинув брови:
   – Так вот как это было! А мне передали совершенно иначе. Это меняет дело. Ты оказываешься более виновным, нежели Грушин, и следовало бы наказать тебя. Но я полагаю, что ты достаточно наказан вчерашним падением в воду, и потому лишь советую тебе постараться исправиться: я не люблю забияк! Второго такого поступка я не прощу.
   Несмотря на строгое лицо начальницы и на ее суровый тон, Сережа был ужасно счастлив, что ему удалось спасти Грушина. Если бы он оглянулся, выходя из комнаты, то увидел бы, как строгое лицо Пушки озарилось доброй улыбкой и она чуть слышно прошептала вслед Сереже:
   – Храни тебя Бог, добрый мальчик, за твое чудесное сердечко. Ты не побоялся оклеветать себя, чтобы спасти своего недавнего врага.
   А сияющий Сережа как пуля влетел в класс, отыскал глазами сидевшего в углу Грушина и со всех ног кинулся к нему, размахивая руками и крича:
   – Не печалься, Рыженький, не горюй! Она простила! И тебя не исключат!
   Грушин поднял на Сережу заплаканные глаза – ему уже было объявлено об исключении, и он не понимал, что́ ему кричал так радостно настроенный Сережа. Последний вынужден был повторить…
   Мальчики окружили недавних врагов, закидали Сережу вопросами. Узнав, в чем дело, все закричали в один голос:
   – Молодец, Сережа! Добрый, Сережа! Да здравствует Сережа!
   И двадцать две маленькие ручонки протянулись к нему и, подхватив, начали качать. Когда счастливого, торжествующего мальчика опустили на землю, Грушин бросился на шею Сереже и, обнимая его, проговорил смущенно и растроганно:
   – Ты меня прости, Горин, я сильно виноват перед тобой!
   – Ну, вот еще! – засмеялся Сережа. – Кто старое помянет, тому глаз вон.
   И мальчики крепко поцеловались, как родные братья.

Глава 21
Принц в гостях у Сережи

   – Няня, няня, да открой же скорее, звонят! – заволновалась Адочка, ожидавшая у окна возвращения Сережи.
   – Иду! Иду, матушка! – и Домна Исаевна заторопилась к двери.
   Каково же было удивление Адочки, когда вместо Сережи она увидела на пороге прелестного белокурого мальчика. Адочка даже попятилась назад и спряталась под передник Домны Исаевны. Потом она высунула оттуда свое хорошенькое личико и сказала:
   – Нет, нет, это не Сережа!
   – И Сережа здесь, и Сережа! – поспешил крикнуть ей из передней братишка, и через секунду он уже был в гостиной и крепко обнимал и целовал Адочку.
   – А кто же это? – робко косясь на белокурого мальчика, спросила девочка.
   – Это Принц, товарищ Сережи, – поспешила объяснить ей мама, – его зовут Котей. Он очень дружен с Сережей и очень его любит!
   – Ну, если он любит Сережу, то и я его полюблю, – пресерьезно ответила малютка и, как взрослая, крепко пожала руку Принца.
   – А где же Арапка?.. Арапка, фю-фю! – свистнул Сережа, и в ту же минуту откуда ни возьмись громадный черный Арапка бросился к Сереже и приветствовал его, лизнув в самое лицо.
   Мальчики по очереди ласкали и гладили собаку и наперебой рассказывали все новости пансионской жизни: и о Худышке, и о Грушине, и о доброте Пушки, простившей мальчика, – словом, обо всем, обо всем. И мама, и Домна Исаевна, и Адочка – все слушали их. Особенно внимательно слушала мама – слушала и не могла наглядеться, налюбоваться и нарадоваться на своего доброго, милого, великодушного мальчика, на своего дорогого Сережу…
   Вместе со всеми слушал и Арапка. Он не сводил глаз с обоих маленьких рассказчиков, хлопал ушами, вилял хвостом и, казалось, без слов говорил всей своей собачьей персоной:
   – Это ничего, что вы люди, а я только большой черный ньюфаундленд: я отлично понимаю всё, что вы говорите, и куда умнее и развитее всех остальных собак в мире.
   Принц провел в гостях у Сережи всё воскресенье. Им было так весело, что они и не заметили, как этот счастливый день промелькнул, словно его и не бывало.

Глава 22
Новая затея

   Как-то раз, проснувшись холодным осенним утром, мальчики увидели в окно спальни, что вся земля, крыши домов и деревья покрыты толстым слоем белого снега.
   – Вот так штука! – воскликнул Принц. – Легли спать осенью, а проснулись зимой!
   – Зима! Зима! – раздалось со всех сторон, и мальчики гурьбой хлынули к окошку.
   – Ну, теперь надо готовить коньки и салазки! – рассудительно произнес черненький Жучок.
   – Братцы, – предложил Петух, – давайте выстроим гору!
   – Ну, вот еще выдумал, – насмешливо пожал плечами Грушин. – Разве можно из первого снега гору строить… Как по такой прокатишься, так и провалишься.
   – Вверх тормашками, – ввернул свое слово Принц, теперь окончательно примирившийся со своим бывшим врагом.
   После Сережиного падения в бассейн и последовавшего затем полного раскаяния со стороны виновника этого несчастья, Грушина, между троими мальчиками не было и помину о прошлых ссорах. Напротив, они даже подружились с Грушиным и охотно играли с ним во время рекреаций [9 - Рекреа́ция – перемена.].
   Грушин оказался вовсе не таким злым, каким его представляли себе наставники и товарищи: он был только чрезвычайно ленив и очень любил поддразнивать младших пансионеров. Но после примирения с Сережей и Принцем Грушин дал торжественное слово перед всем классом отвыкать от этой несносной привычки.
   – Господа! – внезапно раздался голосок Принца, когда мальчики в полнейшем безмолвии созерцали заснеженный, точно одетый в белое одеяние, сад пансиона. – Давайте-ка вместо горы устроим в саду снежную бабу!
   – Да, да, бабу, бабу! Отлично! – послышалось со всех сторон, и вся толпа маленьких пансионеров обступила Принца.
   – И знаете что? – продолжал тот, блестя разгоревшимися глазами от предвкушения новой забавы. – Сделаем бабу и изведем Пушку.
   – Да, да, изведем Пушку! – подхватили веселые голоса мальчиков, почуявших в предложении Принца новую проказу.
   – Братцы, не надо! – нерешительно произнес голосок Мартика Миллера, ужасно не любившего шалостей, которые приносили кому-нибудь вред и неприятность.
   – Вот глупости! – вспыхнул Принц. – Тебе жалко ее, что ли? Или ты боишься, что она похудеет от злости? Так ведь это ей полезно, смотри, какая она толстая!
   Принц, совершенно позабыв о том, что дал себе слово не раздражать начальницу, беспечно тряхнув кудрями, повернулся к Мартику спиной и стал объяснять мальчикам, как им надо извести Пушку.
   На начальницу Принц был ужасно сердит. Во-первых, она как-то пожаловалась на его проказы месье Рено, аккуратно каждую неделю приходившему узнавать об успехах и поведении его маленького воспитанника, а во-вторых, не пустила его в последнюю субботу в отпуск к Сережиной маме. Принцу было страшно тяжело это наказание. Еще бы! Он обещал Адочке, которую любил не меньше Сережи, выдрессировать Арапку и сделать крепость из картонки от шляпы! А вместо этого целый субботний вечер и всё воскресенье пришлось чинно просидеть в кабинете приемного отца, подле ненавистного Рено, и учить французские глаголы! И Принц, рассерженный не на шутку, поклялся с этого дня изводить Пушку чем и как только может.

Глава 23
Снежная баба

   С трех до четырех часов по вторникам Валерик преподавал младшим пансионерам гимнастику в рекреационной зале. Но когда бывала хорошая погода, урок гимнастики проводили в саду, и дети бегали и резвились на чистом воздухе.
   На этот раз тоже было решено перенести урок в сад, и мальчики гурьбой хлынули на садовую площадку, находившуюся прямо перед окнами комнаты Пушки.
   – Равняйся! Налево кругом! Руки кверху! Руки в бок! Левой, правой! – кричал, надрываясь, Валерик, и из его рта при каждом слове шел пар.
   Через четверть часа Валерик прекратил урок, находя, должно быть, что он достаточно надорвал себе горло, и маленькие пансионеры рассыпались по саду.
   – Грушин и Сережа, подойдите сюда! – звонким шепотом сказал Принц.
   Когда оба мальчика приблизились к шалуну, он отвел их подальше от кучки бегающих по площадке пансионеров и заговорил, волнуясь и захлебываясь от нетерпения:
   – Помогите мне сгрести в кучу как можно больше снега!
   Сережа и Грушин не заставили Принца повторять приглашение. Взяв в руки огромные лопаты, забытые дворниками у сарая, они стали сбрасывать в кучу снег.
   Кучка росла с каждой минутой. Начинало темнеть, из окон Пушки уже нельзя было различить, что делается на площадке. Между тем трое мальчиков тихонько позвали остальных и маленькие детские ручонки за какие-то полчаса соорудили небольшую, в рост десятилетнего мальчика, снежную фигуру. Валерика давно уже не было в саду, а воспитатель Василий Иванович с двумя-тремя кашляющими пансионерами, которым запрещено было гулять, остался в классе. Таким образом, никто не мешал малышам, и баба вышла на славу. Издали ее можно было принять за маленького человечка, а когда Принц сбросил свое длинное пальто и круглую шапочку и надел то и другое на снежную фигуру, она окончательно приобрела вид маленького пансионера.
   – Что ты делаешь? – крикнул испуганно Сережа. – Ты простудишься!
   – Нет, нет! – нетерпеливо ответил Принц и, обведя всю толпу мальчуганов ярко заблестевшими глазками, крикнул задорно: – Ну-ка, кто теперь хочет извести Пушку?
   – Я! И я! И я! – послышались звонкие голоса самых отъявленных шалунов класса.
   – Ладно! Ладно! Не все сразу! – замахал на них руками Принц. – Ты, Петух, и ты, Жучок, – самые подходящие. Вот что: я побегу теперь в спальню и лягу под постель, а вы, придя в класс, скажите Пушке, что я пропал. Поднимется суматоха! А когда она наищется вдоволь, кто-нибудь из вас бегите к ней и кричите, что меня нашли в саду, но что я упрямлюсь и не хочу идти. А потом..! Потом… – тут Принц так и залился прорвавшимся наружу смехом, – потом уж увидите, что будет!.. Вот потеха!
   Уже заметно стемнело, когда Василий Иванович вышел на крыльцо и стал звать мальчиков из сада. Принц, ежась от холода, незаметно проскользнул в дом за остальными.
   Сад опустел. Только перед окнами Пушки, спиной к ним, одиноко стоял маленький пансионер в аккуратно застегнутом пальто с поднятым воротником и нахлобученной на самый нос меховой шапке. Руки неподвижного пансионера были заложены в рукава пальто, а ноги скрыты длинным тулупчиком Принца, доходившим почти до самой земли.

Глава 24
Пушку изводят

   Принц лежал под постелью Морозова, крайней у печки, куда не только никто из пансионеров не заглядывал, но где даже и щетка редко проходила по пыльному полу… По крайней мере краснощекая Паша предпочитала мести под теми кроватями, которые находились ближе к коридорной двери. Зато теперь, лежа в добровольном заточении, Принц благодаря неаккуратности Паши узнал про́пасть интересных вещей. Узнал, что помадную банку [10 - Помадная банка – здесь: жестяная емкость с помадками – конфетами из сахара и фруктового сока.], потерянную Валей Сторком, любимцем Пушки, никто не утащил, как уверял потерпевший, – она преблагополучно лежала тут же и представляла собой весьма печальное зрелище: помада растаяла от жара печки и, вылившись наружу, облепила банку темной жидкостью, от которой пахло чем-то пряным и невкусным. Узнал Принц и то, что под кроватью Морозова крысы проделали дырку, и писк по ночам, слышанный им в спальне, производят они, а вовсе не маленькие пансионеры, как думал воспитатель Василий Иванович, спавший рядом, в соседней со спальней младшего отделения крошечной комнатке.
   Сначала Принц весь ушел в созерцание помадной банки и дырки в полу, но мало-помалу ему это наскучило, и, высунув из-под постели свою кудрявую голову, он начал напряженно прислушиваться, стараясь угадать, что происходит в это время в классе.
   А происходило вот что.
   Как только мальчики вернулись в класс, с быстротой молнии разнеслась весть о том, что Принц пропал. Поднялась суматоха. Принца искали всюду: в старшем классе, в коридоре, в спальнях и даже в кухне. Пушка, испуганная насмерть исчезновением мальчика из пансиона, не позабыла заглянуть и в громадную кадку, из которой месяца два тому назад извлекала Сережу и Принца, перепачканных капустой. Но, разумеется, Принца там не оказалось.
   Тогда начальница бросилась в спальню младших. Это было преинтересное шествие. Впереди шла со свечой Паша, хотя в свече не было никакой необходимости, потому что всюду горели лампы. За ней – Вавилыч, далее – Василий Иванович с бледным, встревоженным лицом и, наконец, красная, взволнованная Пушка, замыкавшая шествие.
   – Вакулин! – кричала начальница с порога каждой комнаты, куда бы ни входила. – Вакулин, ты здесь? Откликнись!
   Но Принц не откликался, и шествие направлялось дальше.
   В этот вечер младшее отделение пансиона госпожи Власьевой прилежнее, чем когда-либо, принялось за уроки. Разумеется, никто из мальчиков и не думал учиться, всех их так и разбирал интересный вопрос: «А что будет дальше»?
   Один Сережа волновался совершенно иначе. «И зачем он выдумал эту глупую затею! – с тоской размышлял мальчик. – Ведь опять его накажут, что хорошего! А Адочка сказала, что будет ждать его в будущую субботу! А его не пустят, наверняка не пустят!»
   Ровно в восемь часов, когда младший класс шел ужинать, в столовую неожиданно влетел с громким криком Ваня Изюмин, прозываемый Жучком:
   – Я нашел его! Нашел!
   – Где? Где? – так и набросилась на него Пушка.
   – Нашел, нашел! – твердил Жучок. – Он в саду гуляет один! Я его звал через форточку, но он и слушать не хочет!
   – Ах, он скверный мальчишка! – вскипятилась Пушка. – Скажи ему, чтобы шел сейчас же, или он будет строго наказан.
   – Да я ему и так уже говорил!
   – А он что?
   – Не идет!
   – А ты бы оделся и привел его!
   – Да он не послушается: Принц сильный, сильнее меня! Надо кого-нибудь еще взять на подмогу.
   Пушка задумалась на минуту, потом ее вдруг осенила какая-то мысль. Она произнесла:
   – Вот что, дети, и вы, Василий Иванович. Оденьтесь и идите в сад! Я приду туда сейчас же. Поймайте мне Вакулина, и чтобы сейчас же он отправился в карцер, немедля!
   Мальчики были в восторге и от предстоящей вечерней прогулки, и от забавной облавы снежной бабы, которая изображала собой спрятавшегося Принца.
   Через пять минут вся ватага веселых маленьких пансионеров с воспитателем во главе ринулась в сад.

Глава 25
Облава

   – Вакулин! Домой!
   Молчание.
   – Вакулин, сию же минуту домой!
   Новое молчание в ответ.
   – Скверный мальчишка, иди сюда. Слышишь?
   Но Вакулин не двинулся с места.
   Пансионеры тесным кругом окружили снежную бабу, одетую в костюм Принца, и поминутно прыскали со смеха втихомолку от Пушки. А она из себя выходила, надрываясь криком, призывающим Принца. Пушка стояла на крыльце, не решаясь спуститься в сад без галош, а Паша как нарочно медлила, не неся галоши.
   Наконец Василий Иванович, отличающийся ужасной близорукостью, пробрался сквозь толпу пансионеров и, подойдя почти вплотную к снежной бабе, заговорил ласково и кротко, стараясь урезонить шалуна-Принца:
   – Вакулин, и не стыдно тебе! Ты тревожишь начальницу, заставляешь ее стоять на холоде и простужаться. Какой пример ты подаешь прочим мальчикам? А еще лучший ученик! Ай-ай-ай, как стыдно, Вакулин!
   Несмотря на эту ласковую отповедь наставника, Вакулин по-прежнему не шевелился, повергая в полное недоумение доброго Василия Ивановича.
   Наконец галоши были принесены, надеты на ноги Антонины Васильевны, и она почти бегом, задыхаясь от волнения, бросилась к фигуре, окруженной мальчиками. Схватив предполагаемого Принца за рукав пальто, она стала сильно трясти его из стороны в сторону. От сотрясения плохо приделанная к туловищу голова снежной бабы отвалилась вместе с шапкой и, упав на землю, рассыпалась там на несколько кусков.

   Фигура в пальто стояла теперь уже обезглавленная. Пансионеры хохотали до изнеможения, до колик, а взбешенная Пушка, с громкими угрозами «негодным шалунам», как разъяренная львица кинулась в дом на новые поиски исчезнувшего Вакулина.
   Но искать его на этот раз долго не пришлось: Принц преспокойно спал на своей кровати, и когда разбудившая его Пушка, захлебываясь от злости, стала выговаривать ему громким, сердитым голосом, он открыл заспанные глаза, бессмысленно вытаращил их на начальницу и вдруг разразился сердито-жалобным голосом:
   – Что такое? Какая баба? Что надо? Ничего не понимаю! У меня болит голова, дайте мне спать, пожалуйста! – и вдруг, придав своему красивому личику выражение плачущего ребенка, он заревел во всё горло, протяжно и смешно растягивая слова, как это обычно делают самые маленькие дети. – Дайте мне спа-а-ать. Я папе скажу-у-у!
   Пушка, как ошпаренная, отскочила от постели ревущего благим матом Принца и, зажав уши, прошептала в смертельном унынии:
   – Господь милосердный! Что это за ребенок!
   Пансионеры так и прыснули от смеха.
   Затея Принца удалась на славу. Пушку извели.

Глава 26
Арапка виноват

   Принц отсидел шесть дней в карцере, и снова всё вошло в свою прежнюю колею. Сережа опять был в воскресном отпуске без своего друга.
   – А где же Принцынька? – приставала к нему Адочка, пока мальчик не решился, наконец, сказать, что Принц снова наказан.
   – Ах, он бедненький, – чуть не плача лепетала Адочка, узнав про похождения своего любимца. – А Пушка злая, гадкая! Я ее не люблю! Терпеть не могу! Ты ей так и скажи это от меня, Сережа!
   Но мама объяснила разошедшейся девочке, что Пушка тут ни при чем и что Котя Вакулин наказан за дело, что нехорошо подшучивать над старшими, а тем более над начальством, и Адочка несколько успокоилась.
   – А ты все-таки передай ему, – сказала она Сереже, когда тот в понедельник утром складывал свои книги, готовясь идти в пансион, – что я его очень люблю, Принцыньку, и что непременно приду вас навестить на этой неделе с няней. Ведь можно, мамочка? Да?
   – Конечно, можно, девочка! – улыбнулась мама, и тут же было решено, что Адочка с Домной Исаевной придут в пансион в четверг утром.
   Адочка сдержала свое обещание, и в четверг, в двенадцать часов, когда пансионеры сидели за завтраком, она пришла в сопровождении Домны Исаевны и Арапки и попросила Вавилыча вызвать брата и Вакулина из столовой.
   Принц и Сережа наперегонки бросились в прихожую. Адочка при виде их весело захлопала в ладоши, Арапка завизжал и запрыгал, Домна Исаевна зашикала, усмиряя маленькую команду. Словом, они наделали сразу столько шума в крошечной пансионеркой прихожей, что из столовой прибежал Василий Иванович, а за ним и несколько человек пансионеров младшего отделения.
   – Вот так пес! Настоящий медведь! Как его зовут, Горин? – раздавались восклицания столпившихся в прихожей мальчиков.
   Сережа, запыхавшийся и довольный тем, что его любимец произвел такое приятное впечатление на его товарищей, отвечал, что собаку зовут Адочкой, а сестрицу Арапкой, и просил собаку сделать реверанс пансионерам, как подобает умной девочке, а Адочке наказывал не кусаться и вести себя вполне благопристойно.
   – Что ты мелешь, Горин? – остановил его Василий Иванович.
   Только тут Сережа понял свою оговорку и громко расхохотался. Расхохоталась и вся толпа пансионеров. Звонким, как серебряный колокольчик, голоском залилась и Адочка. Арапка, видя, что все радостно и весело смеются, тоже засмеялся – только по своему, по-собачьи, ужасно разевая пасть, точно готовясь проглотить и пансионеров, и воспитателя, и сторожа Вавилыча. При этом он издавал отчаянный лай, от которого звенело в ушах, и у непривычных к этим звукам маленьких пансионеров от страха пробегала по спинам легкая дрожь.
   В эту минуту в прихожей раздался звонок. Вавилыч бросился отворять двери.
   Вошла Антонина Васильевна Власьева, нагруженная тючками и пакетами.
   – Что такое? Что здесь за шум? – строго обвела она глазами всё собрание и вдруг, увидев громадного, с открытой пастью Арапку, остолбенела от ужаса.
   – Батюшки, медведь! – воскликнула она и присела на пол.
   Напрасно Принц и Сережа уверяли почтенную даму, что это вовсе не медведь, а только собака, и вдобавок совсем не страшная, начальница еще раз проговорила чуть слышно перепуганным голосом:
   – Прочь ее! Прочь сейчас же это чудовище! – и быстрым шагом бросилась из прихожей.

   У Арапки была одна особенность: он не мог равнодушно видеть бегущего человека. Теперь, увидев, как толстая барыня выскочила в коридор, он предположил, что она хочет с ним поиграть, и быстрыми скачками кинулся за ней вдогонку, отчаянно лая на весь пансион. Пушка обомлела. Мгновение она стояла в нерешительности, потом, видя, что собака приближается к ней, с громким криком бросилась бежать. Арапка за ней. За Арапкой мчался насмерть перепуганный Сережа, который кричал начальнице, надрывая горло, что собака не укусит, и старался схватить Арапку за хвост. За Сережей бежал Принц, хохочущий во всё горло, забывший окончательно, что едва прошли сутки, как он вышел из карцера, где отсиживал срок наказания за непочтение к старшим. За Принцем бежал Василий Иванович, неистово крича:
   – Тубо [11 - Тубо́! – Нельзя! (запретительная команда для собаки).], Трезорка, тубо!
   Но собака, которую звали Арапкой, а не Трезоркой, конечно, и в ус не дула, как говорится, и мчалась по пятам начальницы с неистовым лаем.
   Старшие пансионеры выскочили из столовой посмотреть на новую проделку младших.
   Наконец Пушка, достигнув своей комнаты, изо всех сил рванула дверь и, вбежав туда, захлопнула ее перед самым носом Арапки.
   Арапка сразу осел. Всё его собачье веселье мигом как рукой сняло. Он примостился перед закрытой дверью и стал умильно помахивать хвостом и жалобно подвывать, как бы жалуясь на то, что так неожиданно и скоро прервали его забаву. В ту же минуту из-за двери послышался сердитый голос Пушки:
   – Позвать сюда Вакулина, Горина и всех мальчиков, уськавших собаку.
   – Уськавших собаку? – переспросил Принц, и у него разом прошла всякая охота смеяться.
   Ему было весело бежать вместе с другими мальчиками за собакой, но вовсе не хотелось отсиживать второе наказание в карцере, из которого он только что вышел. А между тем на это было очень похоже. Очевидно, начальница приняла глупую выходку Арапки за новую шалость мальчиков. Недаром же она звала всех тех, кто «науськивал» собаку.
   Сережа, Принц и другие пансионеры тревожно переглянулись.
   – Она ни за что не поверит, что это мы не нарочно сделали и что во всем виноват один Арапка, – понурясь, произнес Сережа.
   – Василий Иванович скажет! Ведь вы скажете, Василий Иванович, что мы не нарочно! Да? – самым умильным голоском попросил Принц воспитателя.
   Но тот был сердит на Принца за последнюю его проделку со снежной бабой и наотрез отказался заступаться за мальчиков.
   – Ну, тогда ты, Валя Сторк, пойди к Антонине Васильевне и объясни, как всё было, – попросил Принц худенького, высокого некрасивого мальчика, любимца Пушки.
   – Вот еще, стану я заступаться за вас, шалунов, – насмешливо ответил Сторк. – Да и потом, я не ручаюсь, что ты или Горин не подуськивали Арапку.
   – Ах, ты гадкий мальчишка! – процедил только сквозь зубы Принц, не желая начинать ссору в присутствии Адочки и няни.
   А между тем из комнаты начальницы раздался новый возглас, звучавший много строже первого:
   – Вакулин и Горин, две субботы без отпуска и марш под арест на целую неделю!
   – Что это? – воскликнула Адочка, приблизившаяся к мальчикам в сопровождении няни. – За что вас наказывают? Ведь вы ни в чем не виноваты, бедненькие! – и она бросилась к Принцу и Сереже с полными слез глазами.
   – Ничего, ничего, Адочка! – утешал Сережа встревоженную девочку. – Она вовсе не злая и простит нас, сейчас же простит, как узнает, что мы не виноваты!
   – А как же она узнает?
   – Ей кто-нибудь расскажет, – убежденно проговорил Принц.
   – Да как же она узнает, – не унималась девочка, – когда ни этот строгий господин, – она метнула глазками в сторону удалявшегося Василия Ивановича, – ни тот злой мальчик, которого просил Принцынька, не хотят заступиться за вас.
   – Не беда, Адочка, посидим в карцере, эка невидаль! – весело проговорил Принц, беспечно тряхнув белокурыми кудрями.
   – Но я не хочу! Не хочу, чтобы вы сидели в карцере! – совсем уже готовая заплакать, проговорила девочка.
   Но вдруг внезапная мысль промелькнула в ее хорошенькой головке, и мгновенно всё ее розовое личико расплылось в лукавой и веселой улыбке. Она с таинственным видом посмотрела на обоих друзей, потом перевела тот же лукавый взгляд на няню Домну Исаевну и, решительно подойдя к комнате Пушки, взялась за ручку двери.
   – Что ты делаешь, Адочка! – вырвалось разом из груди няни, Принца и Сережи.
   Но было уже поздно. Адочка повернула ручку и вошла в комнату начальницы.

Глава 27
Адочка в роли защитника

   Если бы перед лицом всё еще сильно разгневанной Пушки предстала старая седая колдунья, начальница удивилась бы ничуть не больше, чем теперь, увидев перед собой нарядную маленькую девочку, смотревшую на нее застенчиво и кротко.
   – Что тебе надо, малютка? – обратилась она к девочке. – И кто ты?
   Адочка еще ласковее взглянула на начальницу. Она решительно ничего ни дурного, ни злого не находила во всё еще красном от волнения, полном лице начальницы, которую так недолюбливали и брат девочки, и ее новый друг Принцынька. «Наверняка она их простит, если попросить хорошенько, – подумала малышка, – она добрая», – и, сделав два шага от двери, проговорила звонким, как серебро, голоском, всё еще не спуская с начальницы своего застенчиво-ласкового взгляда:
   – Пожалуйста, добрая госпожа Пушка, простите Принца и Сережу. Уверяю вас, они не нарочно. Один Арапка виноват, и больше никто. Он очень глупая собака – Арапка, но он тоже больше не будет. Пожалуйста, госпожа Пушка, простите их!
   При этих словах госпожа Власьева уже собиралась было вскочить со стула, затопать ногами и накричать на маленькую девочку за то, что она называла ее Пушкой. Антонина Васильевна знала, что пансионеры, большие и маленькие, прозвали ее так, и напоминание об этом прозвище ужасно раздражало и сердило почтенную даму. «Такая крошечная, – сердито подумала она про Адочку, – а уже позволяет себе говорить дерзости старшим!»
   Но при виде испуганно-молящего личика ребенка, заглянув в его синие кроткие глазки, Пушка вдруг сразу поняла, что эта милая, хорошая маленькая девочка далека от мысли ее обидеть. К тому же Адочка подвигалась всё ближе и ближе к ней и твердила всё нежнее и ласковее:
   – Ну пожалуйста, ну пожалуйста, миленькая, добренькая госпожа Пушка, не сердитесь на них и не наказывайте! Право же, это всё Арапка!.. Накажите лучше Арапку!.. Посадите его в карцер… Только не Сергунчика и не Принцыньку. Пожалуйста, госпожа Пушка!
   Каждый раз при повторении ее ненавистного прозвища Пушку передергивало, но прелестная маленькая девочка так нравилась ей своим прямым чистым взглядом и открытым личиком, что рассердиться на нее она положительно не могла.
   – Меня зовут Антониной Васильевной, а не Пушкой, малютка! – произнесла она как можно ласковее, чтобы не испугать ребенка. – И ты не зови меня больше Пушкой. Слышишь?
   – Хорошо! – покорно произнесла Адочка и тут же стала рассказывать начальнице, как они с няней пришли навестить Сережу и Принца, и как за ними увязался противный Арапка, и как Арапка стал лаять на весь дом и напугал всех пансионеров.
   – И потом вы вошли, – торопливо поясняла девочка, – испугались и побежали, а глупый Арапка думал, что с ним играют, и тоже побежал за вами. А его никто не думал уськать. Правда! Принц и Сережа такие добрые… Они бы ни за что не стали… Принц веселый… Он обещал устроить крепость из картона в следующий же отпуск… Ах, как я его люблю! И Сергунчика, и маму! Тех еще больше! И няню! Всех, всех! – неожиданно заключила Адочка.
   Пушка с большим вниманием слушала всё, что ей рассказывала эта маленькая голубоглазая девочка, и постепенно морщинки на ее сердито нахмуренном лице расправлялись и улыбка то и дело трогала плотно сжатые губы.
   Наконец, когда Адочка остановилась на мгновение, чтобы перевести дыхание, Пушка спросила:
   – Как тебя зовут, девочка?
   – Адочкой! – было ответом.
   – Ну, вот что, Адочка, – ласково проговорила начальница и погладила девочку по кудрявой головке, – я верю, что ты говоришь правду. Ни твой брат, ни его товарищ не виноваты в том, что собака бросилась за мной. Поэтому пойди скажи им от моего имени, что они не будут наказаны и я не посажу их в карцер.
   – И Арапку тоже не посадите? – тревожно спросила Адочка.
   – И Арапку не посажу! – с невольной улыбкой произнесла начальница и тут же прибавила шутливо: – Хоть его и следовало бы наказать за то, что он не умеет себя вести! Ну да Бог с ним! Ведь он тоже больше не будет? Как ты думаешь, Адочка?
   – Не будет! – убежденно проговорила девочка.
   – Ну, вот и отлично, – совсем уже развеселилась Антонина Васильевна. – И Арапку мы с тобой простим.
   – Ах, какая вы добрая, госпожа Пушка! Спасибо вам! – воскликнула обрадованная Адочка и хотела было броситься на шею начальнице, но неожиданно смутилась, вспомнив, что опять назвала ее не так, как следовало бы, и тревожно скосила глазки на свою новую знакомую.
   Но Пушка и не подумала рассердиться. Напротив, ее лицо так и сияло ласковой улыбкой. Она поманила к себе малютку, крепко поцеловала ее, и довольная, счастливая своим успехом Адочка, весело подпрыгивая, выскочила из комнаты начальницы.

Глава 28
Двенадцать рыцарей и одна королева

   – Простила! Простила! Всех простила! И тебя, Сергунчик, и тебя, Принцынька, и тебя, Арапка! – веселым шепотом объявила девочка всё еще стоявшим у двери мальчикам, тревожно прислушивавшимся к голосам, долетающим из комнаты Пушки.
   Арапка, придерживаемый за ошейник сильной рукой Домны Исаевны, тоже как будто прислушивался, держа ушки на макушке и тяжело дыша после злосчастной беготни по пансиону.
   – Что? Что такое? – так и кинулись к Адочке Сережа с Принцем.
   Тем же звонким шепотом Адочка сообщила своим друзьям, как она упросила начальницу и как та оказалась вовсе не такой злюкой, какой она ей представлялась, а напротив, очень доброй, и только просила Адочку не называть ее больше Пушкой.
   – Как? Разве ты ее называла Пушкой? – воскликнули в один голос Сережа и Принц, совсем позабыв, что они находятся у самой двери начальницы.
   – Вовсе нет! – даже как будто обиделась Адочка. – Я вовсе не называла ее просто Пушкой, а госпожой Пушкой… Мама всегда ведь прибавляет госпожа, когда говорит с портнихой Анной Петровной Вязиной. Так и говорит: госпожа Вязина. Так отчего же и мне не сказать было вашей начальнице: госпожа Пушка! Это очень вежливо…
   – Что ты наделала, Адочка, ты нас погубила! – испуганно зашептал Сережа. – Ведь ее зовут Антониной Васильевной, а не Пушкой вовсе, и только шалуны-мальчики прозвали ее так в насмешку! Она этого не знала раньше, а теперь узнала от тебя и ужасно рассердится!
   – Вот пустяки-то! – прервал Принц тревожную речь Сережи. – Ничего не рассердится! А рассердится, не будем ее называть так больше. Только и всего! Молодец, Адочка! – обратился он к сконфуженной девочке. – Ловко нас отстояла! Спасибо!
   И прежде чем Сережа, Домна Исаевна и сама Адочка успели опомниться, Принц подхватил девочку на руки, посадил ее на спину и бегом пустился с ней в класс.
   Сережа, попросив няню подождать их в прихожей и подержать Арапку, чтобы он снова не выкинул какой-нибудь новой нежелательной штуки, пустился за ними.
   В младшем отделении была так называемая большая перемена, то есть промежуток между завтраком и следующими уроками, и предоставленные самим себе мальчики в это время играли, читали или, дружно обнявшись, гуляли между скамейками.
   При виде вбежавшего Принца и громко смеющейся на его спине Адочки, они все повскакали со своих мест и вмиг окружили Принца.
   – Дорогу королеве! – кричал он басом и, сбросив с кафедры [12 - Ка́федра – возвышение (трибуна) для учителя.] лежащие на ней книги и тетради, посадил на нее Адочку.
   Адочка вовсе не отличалась робостью, как прочие маленькие девочки, и, преважно восседая на кафедре с видом настоящей маленькой королевы, разглядывала толпившихся у ее ног мальчиков любопытными смеющимися глазками. А Принц, стоя подле девочки и придерживая ее, чтобы она не упала со своего королевского трона, рассказывал товарищам, как храбрая Адочка избавила его и Сережу от наказания, попросив за них Пушку.
   Мальчики шумно одобрили поступок Адочки и страшно хохотали над тем, как она, по своей детской наивности, называла начальницу госпожой Пушкой.
   – Вот ты струсил, а девочка, да еще такая малюсенькая, не побоялась! – упрекнул Грушин Валю Сторка, тоже подошедшего вместе с другими к кафедре.
   – И совсем я не малюсенькая: мне уже пять лет! – обиженно возразила Грушину Адочка. – И потом, я теперь уже не девочка, – продолжала она, окинув всех гордым взглядом, – а королева! Вы слышали, Принц назвал меня королевой!
   – Да, да, королева, королева! – раздались со всех сторон веселые голоса. – Ты королева, а мы твои рыцари!
   – Смотри, как нас много, – воскликнул Петух, – целых двенадцать человек! И у тебя будет двенадцать рыцарей. Хочешь?
   – Конечно, хочу! – серьезно ответила Адочка. – Только мне пора домой! А то меня дома ждет мама, а в прихожей – няня и Арапка!
   – Отлично! – закричал Жучок. – Мы проводим тебя к ним. С почетом проводим, как подобает королеве.
   – Да, да, проводим, проводим! – подхватили другие.
   – Сережа, – между тем уже распорядился Принц, – ты, как брат королевы, будешь ее гофмаршалом [13 - Гофма́ршал – придворный чин.]. Вот тебе кочерга. Это твой гофмаршальский жезл. Подними его и иди впереди. Ты, Морозко, и ты, Грушин, вы самые высокие в классе, соедините руки и посадите на них Адочку. Жучок, я, Петух и все прочие возьмем линейки. Привяжем к ним носовые платки – это будут знамена. Становитесь с ними в пары и идите по двое за носилками. А ты, Мартик, и ты, Сторк, вы такие тихони, что Пушка на вас не рассердится, если вас и поймает, берите тетрадки, сверните их трубочками и трубите вовсю. Поняли меня все? Ну, марш вперед!
   Когда Принц выдумывал какую-нибудь затею или шалость, никому и в голову не приходило ослушаться его. Он к тому же всегда говорил тоном настоящего маленького командира, которому никто не посмел бы возражать. Поэтому все одиннадцать мальчиков мигом поступили под его команду. Двое рыцарей несли королеву, один представлял из себя гофмаршала, семь человек шли попарно, размахивая грязными носовыми платками (чистого, к сожалению, не нашлось ни у одного мальчика), а двое (самые лучшие ученики в классе – Сторк и Миллер) так старательно трубили в свои самодельные трубы, что грозили оглушить весь пансион.
   Это странное шествие миновало коридор, рекреационный зал и вступило в коридор, направляясь к прихожей. Несколько старших пансионеров, желая повеселить важно восседающую на руках своих рыцарей Адочку, примкнули к малышам и временами оглашали громким «ура!» стены пансиона.
   Проходя мимо комнаты начальницы, мальчики было притихли на минуту, но внезапно появившаяся на пороге Пушка, увидев забавное шествие, не могла удержаться от улыбки, и, увидев эту улыбку, маленькие трубачи затрубили еще оглушительнее, а знаменщики еще неистовее замахали грязными платками, привязанными к линейкам.
   – А знаешь, Сергунь, она вовсе не такая злюка, как мы думали, – сказал старший знаменщик Принц гофмаршалу Сереже.
   Гофмаршал только важно кивнул головой в знак согласия и еще выше поднял руку с жезлом-кочергой.
   При виде стольких мальчиков и своей маленькой хозяйки на руках у двух высоких пансионеров, Арапка, несмотря на урезонивания няни Домны Исаевны, всё еще державшей его за ошейник, завыл так, точно увидел не королеву с двенадцатью рыцарями, а целую дюжину кошек, которых считал своими злейшими врагами.
   Няня зашикала на него изо всех сил, поторопилась снять торжествующую Адочку с рук ее новых приятелей и стала обувать ее в теплые гамаши [14 - Гама́ши – теплые толстые чулки, надеваемые поверх обуви.] и галоши. Через десять минут девочка была одета.
   – Прощайте, королева! – кричали все двенадцать мальчиков, высыпая следом за Адочкой на площадку лестницы.
   – Прощайте, рыцари! – важно ответила Адочка и с улыбкой кивала головой своим новым друзьям.
   И няня так же ласково кивала шалунам. Ей очень понравились веселые и жизнерадостные товарищи ее ненаглядного Сереженьки, так ласково принявшие сегодня его маленькую сестренку.
   Только Арапка был недоволен приемом. Он всю дорогу скалил зубы и издавал что-то похожее на тихое рычание. Очевидно, пес считал себя непонятым и неоцененным в достаточной мере своими новыми знакомыми…

Глава 29
Горе Мартика

   Мартик Миллер, всегда тихенький бледный мальчик, стал еще молчаливее и грустнее.
   – Что с тобой, Мартик? – спрашивали его товарищи.
   Но Мартик ничего не отвечал на это, словно не слышал вопроса, и старался тотчас же заговорить о чем-нибудь другом. И Сережа замечал, что после таких расспросов Мартик становился еще грустнее, печальнее и задумчивее. Сережа очень любил Мартика, немногим меньше Принца: Принцем он восхищался, преклонялся перед его храбростью, заразительной веселостью и добрым сердечком; Мартика же он жалел за то, что тот был постоянно такой тихий и грустный, точно у него всегда что-нибудь болело. А теперь Сережа вдвое жалел Мартика, видя, что тот грустит с каждым днем всё сильнее и сильнее.
   – Что с тобой, Мартик? – как-то раз, улучив свободную минутку, когда Принц гонялся за Жучком по залу, спросил Сережа мальчика.
   В ответ на его вопрос Мартик молча заплакал. У Сережи сердечко забилось от жалости. Еще бы! Маленький, худенький, немногим выше Адочки, Мартик горько плакал, вытирая глаза кулачонками, как самый крошечный мальчик.
   – Мартик, голубчик! – не унимался Сережа и, обняв мальчика, отвел его подальше от бегающих и резвящихся по залу пансионеров. – Расскажи ты мне, о чем ты плачешь. Пожалуйста, расскажи, Мартик, миленький.
   Ласковый голос Сережи, его блестевшие слезами участия глаза успокоили Мартика. Он немного успокоился и, обняв в свою очередь Сережу, прошептал:
   – Хорошо, я тебе откроюсь! Только ты никому не скажешь?
   – Нет! – твердо ответил Сережа. – Никому не скажу, будь покоен!
   – Смотри же, – произнес строго Мартик, грозя тоненьким пальчиком, – ты обещал не говорить! А теперь слушай! Ты знаешь, Сережа, что меня воспитывает одна богатая генеральша, одевает меня, берет к себе в отпуск, платит за мое учение. Она очень строгая и важная, но меня она любит. У нее нет своих детей, и она меня еще совсем маленьким взяла от моей мамы. Моя мама – простая швея, но она ужасно меня любит, Сережа. Ей было очень жаль отдавать меня генеральше, но сама она не смогла бы дать мне такого хорошего воспитания, да и заниматься ей мною было бы некогда: она должна день и ночь работать, чтобы прокормить себя хоть как-нибудь. Генеральша очень важная барыня и никогда не спросит маму о ее делах, она и так считает себя маминой благодетельницей и говорит, что уже много сделала для мамы и без того, взяв меня к себе. Да и мама из гордости никогда не попросит у нее ничего; лучше просидит голодная. Но всё бы это еще ничего, если бы мама была здорова. Но вот уже с неделю как она больна и лежит в постели. Ты знаешь, Сережа, ведь она приходит ко мне в пансион каждую среду, в эту же среду она не пришла, а прислала дочку квартирной хозяйки – сказать мне, что она немного нездорова. Только это неправда, Сережа: она очень нездорова, а не немного. А говорит так, чтобы не встревожить меня. Дуня, хозяйская девочка, сказала, что мама лежит горячая, как огонь, и что ей не на что пригласить доктора и купить лекарство! У мамы нет ни копейки, а пока я обращусь к генеральше с просьбой помочь ей и пока генеральша даст мне денег – может быть, уже будет поздно и моя мама умрет.
   И с этими словами бедненький Мартик припал на плечо Сережи и снова горько-горько заплакал.

Глава 30
По секрету

   – Принц! Принц! – тревожно произнес тихим шепотом Сережа, лежа в тот же вечер в своей постельке, находящейся в самом близком соседстве с кроваткой друга. – Ты еще не спишь?
   – Нет. А что тебе надо?
   – Я должен кое-что сообщить тебе по секрету.
   – По секрету?
   – Ну да, только говори тише, чтобы никто не услышал. Слушай же…
   – Ну, говори.
   – Видишь ли, Принц, мама Мартика больна… Очень больна, а у нее нет ни копейки денег, чтобы позвать доктора… А без доктора она умрет… Наверняка… Мартик плачет, бедный… Ему Дуня говорила… Ну, та девчонка, которая вызывала Мартика в прихожую на этой неделе… Надо ему помочь…
   Сережа очень волновался, и поэтому всё выходило у него нескладно, но Принц всё сразу понял и думал теперь, как бы помочь маме Мартика.
   – Экая досада! – воскликнул он так громко, что спавший рядом, по другую его сторону, Жучок разом вскочил и, бессмысленно уставившись сонными глазами в одну точку, залепетал спросонья быстро и невнятно:
   – Два чижа и одна канарейка… Одна канарейка… Одна канарейка… Желтенькая!
   – Фу, глупый какой! Это ему канарейку и чижей отец на именины третьего дня подарил, – засмеялся в подушку Сережа, – а он так рад, что бредит ими во сне… Ты смотри, – добавил он, строго взглянув на Принца, – про Мартика ни слова… Ни гу-гу! Я тебе сказал по секрету.
   – Ладно, слышал! – ответил Принц и, полежав минуту с мыслью о том, чем бы помочь Мартику, неожиданно дернул своего соседа Жучка за конец одеяла.
   – Два чижа… и одна канарейка, – залепетал было снова мальчуган спросонья, но Принц прыгнул к нему на постель и выдернул из-под головы Жучка подушку.
   Жучок сел на постели и протер глаза.
   – Ну, слава Богу, проснулся! Слушай, – и Принц, наклоняясь к самому уху Жучка, зашептал чуть слышно всё, что услышал минуту тому назад от Сережи. – Только ты смотри – никому не проболтайся, это секрет! – добавил внушительно Принц, окончив свой рассказ о несчастье Мартика, и, повернувшись к Жучку спиной, снова стал советоваться с Сережей, как помочь Миллеру.
   А Жучок уже будил спавшего по левую его сторону Грушина:
   – Рыженький, проснись! Проснись сейчас, а то я тебя водой оболью, – говорил он и тащил мычавшего Рыжего за рукав рубашки.
   При этой угрозе Грушин вскочил, как встрепанный, и стал браниться:
   – Вот гадкие мальчишки, спать не дают по ночам! Погоди, вот я завтра Пушке на тебя пожалуюсь…
   – Стой, Рыженький! – молящим шепотом продолжал Жучок. – Стой, не засыпай! Слушай….
   – Ну?
   – У Мартика Миллера мама больна… Денег нет, лечиться не на что… Придумай, что сделать! Мы думали, думали…
   – Кто думал? – так же мрачно спросил Грушин, окончательно проснувшись.
   – Я думал, Принц и Горин.
   – Ну, и что же?
   – Да ничего не выдумали. Подумай теперь ты и разбуди Сторка. Пусть и он подумает. Только сам никому не говори и ему скажи, чтобы не говорил. Это по секрету!
   – Ладно… – согласился Рыжий. – Сторк, а Сторк, проснись, – затормошил он своего соседа. – Экий ты соня!
   Таким образом секрет Мартика Миллера обошел всю спальню в какие-нибудь полчаса. Мальчики, разбуженные друг другом, за исключением самого Мартика, наплакавшегося вдоволь за день и теперь спавшего тяжелым сном в своей постельке, собрались на кровати Принца и стали сообща придумывать, как помочь маме Мартика.
   Разговоры велись тихим шепотом, чтобы не разбудить Василия Ивановича, спавшего за стеной, и самого измученного Мартика. Спорили долго и горячо… Наконец Принц изо всей силы шлепнул себя ладонью по лбу и вскрикнул:
   – Ба! Придумал!
   – Что? Что? – потянулись к нему со всех сторон всклокоченные, заспанные головенки.
   – Придумал! – повторил он звонким шепотом. – Придумал! Слышите, братцы: мы разыграем лотерею!
   – Вот это здорово! – похвалил Морозко. – Люблю друга за ум! – и полез целоваться с Принцем.
   – Лотерею! Лотерею! – зашептали мальчики. – Прекрасная мысль! Лотерея!
   – Мы разыграем всё самое лучшее, что у нас есть! – продолжал ораторствовать Принц. – А вырученные деньги отдадим Миллеру на лечение его матери. Согласны?
   – Все согласны, все, все! – подхватили мальчуганы, и каждый из них теперь потянулся обнять Принца за его прекрасную выдумку.
   Через полчаса все двенадцать мальчиков спали в своих постелях самым крепким, глубоким детским сном.

Глава 31
Лотерея

   На следующий день между завтраком и дообеденными уроками на кафедре, стоявшей посреди младшего отделения, высилась целая груда самых разнообразных предметов. Добрые маленькие пансионеры горячо откликнулись на горе несчастного Мартика, и каждый пожертвовал для лотереи всё, что имел самого ценного.
   – Что ты делаешь, Принц? – испуганно произнес Сережа, видя, что его друг написал на одном из билетиков, предназначенных для разыгрывания лотереи: «золотые часы».
   Сережа знал, что Принц очень гордится своими «настоящими» часами, которые не снимая носит в боковом кармане куртки, совсем как взрослый.
   – Так что ж такого! – усмехнулся в ответ Вакулин. – Не беда! Ну, были часы, а теперь не будет. Ведь другие больше, чем я, сделали для Миллера. Смотри, Грушин пожертвовал для лотереи свою коллекцию бабочек, которую собирал целое лето, а Жучок канарейку, которую ему третьего дня подарили… Ведь ты пожертвовал канарейку, Жучок, правда? – неожиданно обратился к проходившему мимо них в эту минуту Изюмину.
   – Эка невидаль – канарейка! – воскликнул с деланой веселостью Жучок, но Сережа тут же увидел по глазам мальчика, как ему жалко расстаться со своей птичкой. – Экая невидаль! У меня останутся два чижика. А на будущий год я попрошу папу, и он опять мне подарит к именинам канарейку, такую же! Еще лучше!
   У Петуха не было ничего, что можно было бы пожертвовать для лотереи, но он, нимало не смущаясь, взял ножницы, отрезал со своего костюмчика две большие перламутровые пуговицы и положил их с прочими вещами на кафедру.
   Мартик, видя все эти приготовления, бледный, взволнованный от счастья, поминутно подходил то к одному, то к другому товарищу и молча обнимал его с глазами полными признательных слез.
   Лотерея была назначена после обеда, ровно в шесть часов. По просьбе Принца краснощекая Паша принесла из кухни большую кастрюлю и поставила ее на отдельный столик подле кафедры. В кастрюлю Принц с помощью Грушина и Сережи положил билетики, свернутые в трубочку, с номерами, которые должен был покупать каждый желающий принять участие в лотерее. Точно такие же билетики, но уже не свернутые, а с тщательно надписанными номерами, были пришпилены к каждой из вещей, лежащих на кафедре. Один билетик лежал особо, без вещи, он обозначал канарейку, которая была у Жучка дома и которую он громогласно обещал принести тому, кто ее выиграет, в следующий же понедельник.
   Старшие, услышав, что у малышей устраивается лотерея, гурьбой прибежали в младшее отделение и изъявили свое желание участвовать в ней.
   – Если только билеты не до́роги! – благоразумно заявил Валерик.
   – О, нет! – поспешил его успокоить Сережа. – Всего только по десять копеек штука.
   Пришла Пушка и, поощрительно улыбаясь и кивая детям, купила у мальчиков целых десять билетов. Пришел повар Сидор из кухни и горничная Паша и даже степенный, не выходивший никогда из прихожей сторож Вавилыч. Воспитатели старшего и младшего отделения тоже накупили билетов, к тому же каждый из пансионеров, имевший карманные деньги, не поскупился на доброе дело.
   Когда все билеты были куплены и занимавшийся их продажей Принц, стоявший у кастрюли и клавший деньги в большую жестянку от печенья, серьезным тоном попросил развернуть билетики, в классе поднялась ужасная суматоха.
   Мальчики выиграли по большей части пустяки: кто карандаш, кто тетрадки, пеналы или пуговицы от костюмчика Петуха. Но зато Пушка приобрела целую массу сокровищ, среди которых оказались и часы Принца, и канарейка Жучка, и хорошенькая бронзовая чернильница, пожертвованная для лотереи Сережей.
   – Вот кому счастье! – пробурчал Грушин, передавая свою коллекцию бабочек Сторку, выигравшему ее.
   – Хорошо, если у нее есть знакомый мальчик, – рассудительно произнес подошедший Морозко. – Тогда она сможет подарить ему часы Принца.
   – Ну, Жучок, прощайся со своей канареечкой! – поддразнивал мальчика веселый Петух. – Вот увидишь, Пушка велит сделать из нее жаркое, потому что она любит поспать, а твоя канарейка не даст ей по утрам покоя своим чириканьем.
   – Ну, вот еще! Канареек не едят! – ответил Жучок, стараясь отвернуться от товарища и не показать ему своих глаз, тут же наполнившихся слезами.
   Жучок отлично знал, что Пушка не зажарит его птичку, но все-таки ему было бесконечно жаль передавать в чужие руки свою хорошенькую желтенькую певунью.
   – Дети! – раздался как раз в эту минуту голос Пушки. – Ваш сегодняшний поступок, помощь, оказанная вами вашему маленькому товарищу, доказывает, что у всех вас добрые, славные сердечки. Я очень рада, что мои маленькие шалуны оказались такими прекрасными мальчиками. Чтобы как-нибудь наградить вас за ваш великодушный поступок, мы, то есть ваши воспитатели и я, решили возвратить вам выигранные нами вещи. Ты, Вакулин, бери свои часы, ты, Горин, свою чернильницу, а ты, Изюмин, можешь оставить канарейку дома и не приносить ее сюда…
   И, положив выигранные вещи на кафедру, Антонина Васильевна ласково кивнула детям и вышла из класса.
   На минуту в классе воцарилась полная тишина. Потом мальчики, притихшие от поразившей их радостной неожиданности, вдруг громко заговорили все разом, перекрикивая один другого:
   – Вот она какая добрая! – слышалось в одном углу.
   – А мы-то думали, что она злючка, – неслось из другого.
   – Тише, тише! – унимал разошедшихся пансионеров Василий Иванович.
   – Братцы! – стараясь перекричать весь класс, воскликнул Принц. – Даю торжественное слово, что с сегодняшнего дня буду стараться как можно меньше шалить и проказничать!
   – И я! – И я!
   – И я тоже! – раздалось изо всех углов класса.
   – Вот и отлично! – подхватил Жучок. – Идемте все сейчас же к Антонине Васильевне и скажем ей об этом.
   – Да, да! Идем, сейчас же!
   – Нет, лучше Василия Ивановича попросим, пусть он и передаст от нашего имени начальнице! – предложил Принц.
   – Да, да! Василия Ивановича! – разом согласились мальчики и, окружив тесной толпой воспитателя, стали его просить исполнить их поручение.
   Василий Иванович, очень добрый от природы человек, не заставил себя долго упрашивать и пошел по поручению своих питомцев в комнату начальницы. Едва только он скрылся за дверью, как Принц вскочил на стул, оттуда на стол, со стола на кафедру и взмахнув линейкой, громким голосом заявил притихшим в ожидании его слов товарищам:
   – Шалить мы больше не будем – это раз. И называть ее Пушкой тоже не будем – это два. Нехорошо обижать даже за спиной, если она оказалась такой хорошей. Слышите все? Пушки нет! Есть тетя Тоня! Это три!
   И, соскочив с кафедры на пол под громкое «ура!» всего класса, Принц окинул блестящими глазами своих друзей и повторил уже намного тише:
   – Тетя Тоня! Не забудьте же! Поняли все?
   – Поняли, поняли! Все поняли! Молодец, Принц! Ура, Принц! – прокричали мальчики.
   Потом все сообща стали считать выручку от лотереи, высыпанную на кафедру из жестяной коробки.
   В тот же вечер Принц вручил Мартику Миллеру целых десять рублей на лечение матери.

Глава 32
Цирк Чинизелли

   Хотя мальчики дали себе торжественное обещание не шалить и вести себя вполне благопристойно, как подобает умным маленьким пансионерам, сдержать такое обещание оказалось куда труднее, нежели они предполагали. По крайней мере Принц совсем позабыл о нем, когда однажды на перемене между двумя уроками объявил во всеуслышание классу, что сегодня ночью у них в спальне будет дано большое представление цирка Чинизелли [15 - Цирк Чинизелли – труппа цирковых артистов, названная по имени основателя – итальянского наездника и дрессировщика Гаэтано Чинизелли.].
   Надо же было случиться, что в этот день воспитатель уехал из города к своей заболевшей сестре, и мальчики знали, что он не вернется раньше следующего утра. Поэтому новая затея Принца была принята с шумным взрывом восторга.
   Когда после ужина младшее отделение пришло в спальню, маленькие пансионеры скорее, чем когда-либо, разделись, умылись на ночь и юркнули в свои постели. Валерик, дежуривший в этот день вместо отлучившегося Василия Ивановича, не мог нахвалиться на редкое поведение малышей.
   – Вот если бы вы всегда так вели себя! – произнес он, уходя из спальни и гася по дороге большую лампу.
   – Спокойной ночи, господин Валерик, и счастливого пути! – самым кротким голосом пискнул Жучок вслед старшему пансионеру.
   – Тс-с! – прошипел испуганно Принц. – Он догадается!
   Но Валерик ни о чем не догадался и спокойно направился в спальню старшего отделения. Лишь только его высокая и тонкая, как палка, фигура скрылась за дверью, как со всех постелей разом соскочили все двенадцать мальчиков и столпились у кроватей Принца и Сережи.
   – Прежде всего надо сдвинуть постели, чтобы образовалась площадка – это и будет арена цирка, – командовал Принц. – Вокруг мы поставим зажженные огарки… Ты, Грушин, будешь лошадью, я – наездницей, Сережа пусть ходит по канату – он акробат. А Жучок и Петух будут клоуны. Остальные все садитесь на пол! Просим почтенную публику не очень громко аплодировать, а то придет начальница и всем попадет на орехи.
   Говоря это, Принц с помощью Грушина зажигал огарки свечей, вытащенные из ночного столика и Бог знает где приобретенные им. Зажженные огарки он расставил полукругом на полу, а затем наскоро приделал к поясу с помощью булавок коротенькую, как у наездниц, юбку из газетной бумаги, а потом помог Жучку и Петуху припудрить лица зубным порошком и намазать щеки золой из печи, как подобает настоящим клоунам. Остальные мальчики важно расселись в два ряда на полу, изображая публику.
   – Динь, динь, динь! – позвонил в воображаемый колокольчик Морозов, и в ту же минуту Жучок и Петух выскочили, перепрыгнув через горящие огарки свечей, на арену.
   Они гримасничали, хохотали, награждали друг друга шлепками, как настоящие клоуны, которых не раз видели в цирке. Наконец, разошедшийся не в меру Жучок захотел поддать Петуха ногой сзади, чтобы он подпрыгнул, но вместо того, чтобы попасть в спину Петуху, попал ему в нос. Из носа тотчас потекла алая струйка крови, и Петух заревел во всё горло, совсем уже не по-клоунски, а по-настоящему, да вдобавок еще так громко, точно ему совсем оторвали нос. Заревел и Жучок – от страха, что сломал нос Петуху.
   Обоих пострадавших увели с арены под ручки Сторк и Морозов, изображавшие капельдинеров [16 - Капельди́нер – работник театра или цирка, следящий за порядком.] цирка. Мальчики, стоя у медного рукомойника, еще долго кричали и бранились: Петух – придерживая распухший от удара нос, а Жучок – размахивая руками и стараясь доказать Петуху, что это только игра и что даже настоящие клоуны друг на друга не сердятся.
   Между тем Сторк и Морозов протянули между двумя кроватями толстую веревку и, придерживая ее за оба конца руками, предложили акробату Сереже пройтись по «канату». Однако, Сережа, как ни боялся прослыть трусом в глазах товарищей, не решался влезть и идти по веревке, слабо привязанной на целый аршин [17 - Арши́н – мера длины, равная 0,711 метра.] от пола… К тому же ржавший от нетерпения конь-Грушин с наездницей-Принцем на спине так и порывался, став на четвереньки, прыгнуть на арену. И публика требовала скорейшего исполнения номера верховой езды гораздо громче, нежели акробатических штучек такого неумелого акробата, каким оказался Сережа. Поэтому последний благоразумно уступил свое место Грушину и Принцу.

   Грушин неуклюжими прыжками, до слез потешавшими юную публику, с продолжительным ржанием выскочил на арену.
   – Браво, Грушин! Принц, браво! – кричали мальчики и неистово хлопали в ладоши.
   Принц любезно раскланивался на все четыре стороны со спины Грушина, где он сидел так же спокойно, как в кресле. Потом, желая, очевидно, подражать настоящей наезднице, он осторожно встал на ноги на спине Рыжего и, вытянувшись во весь рост, крикнул бесстрашно:
   – В галоп! В галоп! Живо!
   И Грушин помчался галопом, ежеминутно рискуя свалить Принца со своей спины на пол.
   Публика аплодировала неистово, выражая свое полное одобрение прыткому коню и храброй наезднице. И вдруг среди общего гвалта раздался пронзительный испуганный голосок Мартика Миллера:
   – Принц! Принц! Ты горишь, Принц!

Глава 33
Принц горит!

   Действительно, воздушная бумажная юбочка Принца с одного боку горела. В пылу игры мальчик не заметил, как приблизился к одному из огарков, стоявших на полу, и задел его прицепленным к талии листом газетной бумаги.
   Когда Мартик, увидевший пламя на юбке Принца, закричал не своим голосом, только тогда остальные мальчики и сам Принц заметили несчастье. Испуганные дети вскочили со своих мест и бросились со всех ног к Принцу, стараясь потушить охватившее его пламя, как обыкновенно тушат горящую свечу. Но этим они только раздували и увеличивали огонь, да и сам Принц, метавшийся от страха по комнате, производил движением ветер, от которого огонь разгорался всё сильнее и сильнее.
   Если бы мальчики были немного постарше и поумнее, они бы поняли, что движение благоприятствует огню, и постарались бы помочь Принцу более подходящим средством. Но они были еще очень малы и глупы, к тому же насмерть испуганы видом горящего Принца.
   Между тем огонь в одно мгновение уничтожил бумажную юбочку и принялся теперь за длинную ночную рубашку мальчика, обжигая нежное тельце Принца. Один из огненных языков достиг кудрявой головки и вмиг запылали чудесные белокурые локоны Принца. Он заплакал навзрыд от боли и страха; мальчики метались, как безумные, не зная, что делать. Сережа и Мартик Миллер потеряли сознание и лежали без чувств посреди спальни. Но на них никто не обращал внимания; все были поглощены одной только мыслью: как бы потушить огонь и спасти Принца. Крик и шум в спальне маленьких был ужасный.
   Когда несчастный Принц был уже весь охвачен пламенем, в спальню неожиданно вбежала Антонина Васильевна, разбуженная криками из спальни младшего отделения. Начальница схватила одеяла и подушки с ближайших постелей и, толкнув горящего Принца на пол, забросала его ими… Огонь сразу потух. Из-под груды вещей послышались стоны.
   – Слава Богу, Принц жив! – произнесла Пушка и, освободив мальчика из-под кучи наваленных на него одеял и подушек, подняла его и с помощью Морозова и Грушина, считавшихся самыми сильными в классе, понесла в лазарет.
   Бесчувственных Сережу и Мартика оставшиеся мальчики тоже подняли и уложили по постелям.
   Все говорили теперь шепотом, перепуганные происшествием, и никто из них не мог спать в эту ночь. Так замечательно начавшаяся сегодняшняя затея так плохо закончилась для их маленького друга.

Глава 34
Выздоровление

   Принц получил сильные ожоги на всем теле. Длинные локоны мальчика сгорели до корней: их пришлось сбрить. Бедный Принц очень страдал. Доктор ежедневно навещал его. Мальчик болел очень долго и серьезно. В пансионе думали, что Принц умрет, и многие из его товарищей, в том числе Сережа, горько плакали втихомолку. Другие сидели нахмуренные и скучные, игры и шалости никому не шли теперь на ум.
   Только перед самым Рождеством, когда мальчиков распускали на каникулы, Принц, выписавшийся из лазарета, вернулся в класс. Похудевший, побледневший, с бритой головой и со следами ожогов на лице и руках, он очень мало походил теперь на прежнего хорошенького кудрявого мальчика, каким был до болезни.
   Но все его товарищи, настрадавшиеся боязнью за его жизнь, страшно обрадовались выздоровлению Принца. Сережа так и повис у него на шее.
   – Принцынька, миленький! Выздоровел! – ласково лепетал Мартик Миллер, умильно глядя в глаза их общего любимца.
   Сережина мама просила начальницу отпустить Принца на рождественские каникулы к ним. Антонина Васильевна долго не соглашалась, говоря, что лишний мальчик в доме прибавит и лишние заботы, особенно такой шалун, каким был Принц. Но когда госпожа Горина сказала, что Принц достаточно наказан за свои шалости ужасным испугом и болезнью и что у него надолго пропала охота к новым проказам, начальница, подумав немного, согласилась отпустить Принца в отпуск к Гориным.
   Накануне дня разъезда пансионеров на праздничное время по домам Антонина Васильевна позвала Принца в свою комнату.
   – Видишь ли, Вакулин, шалости никогда не доводят до добра, – произнесла Антонина Васильевна ласково, когда бритая головка Принца предстала перед ней. – Надеюсь, ты постараешься удерживаться от твоих проказ и не оставишь в чужом доме после себя дурного впечатления. Я ведь очень люблю тебя, мой мальчик, и страшно боюсь, как бы опять не случилось с тобой чего дурного! – еще ласковее произнесла начальница и притянула Принца к себе.
   У Принца не было матери… Она умерла, когда мальчику было два года, и он не знал ее, как не знал материнской ласки. А слова Антонины Васильевны звучали такой добротой, такой искренней любовью, какую можно встретить только в сердце родной матери.
   У Принца было доброе маленькое сердечко, несмотря на то, что он был самый отъявленный шалун из всего пансиона… От ласковых речей начальницы это сердечко как-то разом размякло, и слезы хлынули из глаз Принца.
   – Какая вы чудесная! Какая добрая! – лепетал он, заикаясь. – А я-то… Я-то… Как часто сердил и огорчал вас… Теперь я вижу, что я самый негодный маленький мальчик!
   – Вовсе нет, – успокоила его добрая начальница. – Котя Вакулин прекрасный маленький человечек! Не смей его бранить, я не позволяю! А лучше скажи ему, чтобы он дал слово не проказничать так много! Скажешь?
   – Скажу! – убежденно произнес Принц и, подумав, добавил тихо: – Я уже сказал ему…
   – И что же он ответил? – спросила с улыбкой начальница.
   – Он ответил… Что дает слово вас слушаться! И он его сдержит!
   И совсем позабыв, что перед ним его прежняя строгая начальница, Принц крепко обнял за шею Антонину Васильевну и, поцеловав ее с детской горячностью в полные щеки, шепнул:
   – Да, я сдержу слово, дорогая тетя Тоня!..

Лидия Чарская Первые товарищи

Глава 1 Маленький пансионер

Глава 2 Среди новых товарищей

Глава 3 Нежданные враги

Глава 4 Борьба. – Неожиданный покровитель

Глава 5 Урок арифметики. – Казаки и разбойники

Глава 6 Кошка и мышка

Глава 7 Уроки. – Мудрец и огородники

Глава 8 Вечер в пансионе

Глава 9 Стеша как героиня

Глава 10 Кочерыжки

Глава 11 Попались!

Глава 12 За черным столом

Глава 13 Месть Принца

Глава 14 В карцере

Глава 15 Принц – девочка

Глава 16 Маленькие защитники

Глава 17 Худышка

Глава 18 Печальное происшествие

Глава 19 Последствия

Глава 20 Он не виноват!

Глава 21 Принц в гостях у Сережи

Глава 22 Новая затея

Глава 23 Снежная баба

Глава 24 Пушку изводят

Глава 25 Облава

Глава 26 Арапка виноват

Глава 27 Адочка в роли защитника

Глава 28 Двенадцать рыцарей и одна королева

Глава 29 Горе Мартика

Глава 30 По секрету

Глава 31 Лотерея

Глава 32 Цирк Чинизелли

Глава 33 Принц горит!

Глава 34 Выздоровление