Влас Михайлович Дорошевич
Истинно русский Емельян

* * *

   Заметное место среди фельетонистов буржуазной прессы конца XIX – начала XX в. занимал Влас Михайлович Дорошевич (1864—1922), который сотрудничал в юмористических журналах «Будильник» и «Развлечение», в виднейших буржуазных газетах – «Биржевые ведомости», «Россия», «Русское слово» и др.
   Особенностью стиля Дорошевича является так называемая «короткая строка» – манера писать короткими, рублеными предложениями, каждое из которых начиналось с красной строки, причем почти единственным знаком препинания была точка. Эта манера изрекать афоризмы могла быть оправдана в том случае, если бы за каждым из них стояла мысль, но именно мысли и не хватало фельетонам Дорошевича и многочисленным его подражателям.
   Плоские либеральные суждения, выпады против отдельных бюрократов, пусть порой и занимавших высокие посты, вплоть до министерских, – дальше этого «короли» буржуазного фельетона идти не могли да и не хотели. Но в своих пределах они действовали лихо и не без огонька.

   «На днях в Уфу прибыл минский мещанин Тополев, который, явившись ко мне, заявил, что он командирован в Уфу „Советом Союза русского народа“ [1 - «Союз русского народа» – реакционная черносотенная организация.]). Мною было предложено полицеймейстеру оказать всякое содействие г. Тополеву… Но он содействие полиции отклонил на том лишь основании, что уфимский полицеймейстер – католик. Будучи направлен к полицеймейстеру, Тополев ушел от него и напился пьяным до бесчувствия, так что с улицы был взят в полицейский участок для вытрезвления. Протрезвившись, он снова напился и был взят в участок…
   Ввиду всего происшедшего, я вынужден был по телеграфу запросить Совет Союза, действительно ли Тополев командирован Союзом. Глубоко сочувствую „Союзу русского народа“ и так далее».
   (Из донесений г. уфимского губернатора г. Пуришкевичу) [2 - В. М. Пуришкевич – основатель и руководитель «Союза русского народа».])

   К сожалению, название губернии не разобрано. Но настоящий дневник, принадлежащий перу одного из губернаторов, получен нами из самых достоверных рук: от одного экспроприатора. Так что никаких сомнений в подлинности!

   2-го января

   День прошел благополучно.
   И я жив, и злоумышленники все живы.
   Ни одного покушения, ни одной казни.
   (Название не разобрано) губерния должна быть признана исключительной по благополучию.

   3-го января

   В город прибыл мещанин Емельян Березкин.
   Член «Союза русского народа».
   Узнал об этом совершенно случайно.
   Слава богу, он сделал скандал.
   Вечером в трактире купца Власова один посетитель напился водки, наелся семги, а когда с него потребовали деньги, – начал бить посуду, зеркала, посетителей и кричать:
   – Что? Измена? Да вы знаете – кто я?
   – Да я член «Союза русского народа»! Из Петербурга прислали! Да я Дубровину! [3 - Дубровин – черносотенец, один из главарей «Союза русского народа».]) Да я Пуришкевичу! Подай мне сейчас телеграфную бланку! Бейте телеграмму на казенный счет!
   Да по морде всем, да по морде!
   Полиция донесла полицеймейстеру:
   – Что делать? Полицеймейстер мне. Черт знает что такое!
   Губернатор, словно муж: узнает все последним.
   Этакое лицо в городе! А я не знаю.
   Хорошо, что он в первый же день скандал сделал.
   Каналью-трактирщика приказал оштрафовать на 500 рублей.
   Мещанина Емельяна Березкина перевести в лучшую гостиницу в городе. Поместил в номере, где останавливался в прошлом году проездом персидский принц.
   Спит.

   4-го января

   Сегодня утром был у мещанина Емельяна Березкина с визитом.
   Долг службы.
   Был в полной парадной форме и при всех орденах.
   Принял благосклонно. Жаловался на головную боль.
   Наружность значительная.
   Волосы такие рыжие и во все стороны. Лицо тоже красное. В бороде остатки пищи. Справа двух зубов не хватает.
   Говорит:
   – Потерял в борьбе со внутренними врагами.
   Положил зубы на алтарь, так сказать.
   Пригласил его обедать. Но с дороги он несколько запылился.
   Предложил:
   Не угодно ли, по русскому обычаю, сначала посетить баню?
   Согласился.
   – Давненько, – говорит, – собираюсь.
   Курьер, который его мыл, – нарочно ему курьера послал, хорошо, подлец, парит! Пусть видит, до чего губернатор – русский человек, каких курьеров при себе держит! – курьер говорит, что мещанин Березкин какие-то знаки в бане на теле показывал.
   – А после бани, в предбаннике, – говорит, – изволили одним духом две бутылки водки выпить и двух холодных жареных гусей съесть. Сразу видать, что истинно русский человек!

   5-го января

   Сегодня сам убедился.
   Несмотря на сочельник, начались торжества в честь мещанина Березкина.
   Сделал для него смотр пожарным командам.
   Проезжали по частям. Сначала шагом, потом во весь карьер. В заключение проходили церемониальным маршем, как после пожара.
   Брандмейстер на фланге. Фланг впереди. Вестовой замыкающим.
   Мещанин потребовал водки и тут же на площади пил за здоровье команды из пожарной каски.
   Положительно в нем есть что-то богатырское!
   И вдруг полицеймейстер, возвратись, мне говорит:
   – А все-таки, не мешайло б из него удостоферений на лишность потребовайт.
   Только посмотрел на него.
   – У вас, Карл Карлович, в городе бомбы, как вареники, в каждом доме делают. Вы бы за этим лучше следили.
   Он тебе покажет «удостоферений на лишность»!

   6-го января

   Так и случилось.
   Сегодня мещанин Березкин поставил мне на вид, что у меня полицеймейстер лютеранского вероисповедания.
   Действительно, не доглядел.
   Ежели, – говорит, – об этом Дубровин узнает, он, брат, лютеранства не потерпит.
   Предложил полицеймейстеру изменить веру.
   Послал даже за соборным протоиереем.
   Вообразите, в амбицию вломился:
   – Всякий каждый фон-дер-Шнель-Клопс был, – говорит, – лютеран и умирал лютеран. Я, – говорит, – Лютер на всякий мещанин не меняй.
   Скажите, как за Лютера держится!
   Приказал полицеймейстера отставить.
   Без прошения.

   7-го января

   Торжества в честь мещанина Березкина продолжаются.
   Сегодня вечером был в театре.
   Давали «Марию Стюарт».
   В последнем акте Емельян приказал:
   – Не сметь казнить Марию Стюарт. Пущай живет.
   Поднялся в ложе и кричал:
   – Она королева! Я люблю королев!
   Потом приказал, чтобы Мария Стюарт на радостях русскую плясала.
   – Я, – говорит, – тебе жизнь пощадил. Веселись. Мария Стюарт плясала вприсядку.
   Дежурные полицейские кричали – ура!
   Хотел послать почему-то телеграмму королеве Вильгельмине. Но я кое-как отговорил.

   8-го января

   Емельян – трудный человек. Во-первых, говорит мне «ты».
   – «Вы», – говорит, – слово немецкое. А тебе, – говорит, – по-русскому буду! Ты.
   Оно, действительно, больше по-русски. Но все-таки я губернатор. И губернатор – слово нерусское. Просил его, чтобы хоть звал меня:
   – Ты, воевода.
   Слава богу, согласился.
   Сам обращаюсь к нему:
   – Уж ты гой еси!
   Все-таки не так фамильярно.
   Сегодня у меня был в честь Емельяна большой обед, а вечером бал.
   Были тосты.
   Емельян, как он говорит:
   – Себя не выдал!
   Особенно, когда какой-то оратор в пылу красноречия упомянул:
   – Заложим жен и детей…
   – Верно! Сию минуту! Воевода! Бери жену в охапку, понесем ее к жиду! Заложим, а деньги пропьем!
   Жена была в обмороке.
   Но Емельян кричал:
   – Ничего, что в обмороке! Тащить способнее!
   И стащил со стола скатерть, чтобы завязать жену в узел и нести.
   Уложил Емельяна в нашей спальне, чтобы отдохнул.
   На балу тоже вышел инцидент.
   Все шло как следует.
   Как вдруг в середине котильона Емельян воодушевился, прибежал из буфета на середину зала и скомандовал:
   – Ноги вверх…
   – Это, – говорит, – революционеры кричат «руки вверх», а по-нашему – «ноги».
   Произошло смятение.
   Старался объяснить истинно русской шуткой.
   Однако барышень увезли с бала в обмороке.
   Досадно. Но сами виноваты. Зачем барышень на бал возить!

   9-го января

   Емельян – подозрительный человек.
   Сегодня, встретивши на площади соборного псаломщика, заподозрил его в принадлежности к магометанству.
   Заставил его тут же всенародно читать молитвы и, стоя в снегу, бить поклоны.
   Потом отпустил. Было много народу.

   10-го января

   Это уж бог знает, что такое!
   Положим, он член «Союза русских людей». Но все-таки.
   Емельян сегодня отправился в часть, приказал поднять шары, звонить в звонок, и с пожарными, сам на трубе, поскакал в женскую гимназию.
   Командовал:
   – Качай!
   Приказывал качать проходящим.
   Подставлял к окнам лестницы, кричал:
   – Ломай переплеты! Двери! Потолки!
   И поливал выбегающих гимназисток водой.
   Многие обледенели.
   Чтобы выйти из неловкого положения, должен был телеграфировать в Петербург:
   «В женской гимназии вспыхнули волнения, грозившие государству. Удалось погасить, не прибегая к помощи воинских частей».
   Ах, Емельян!

   11-го января

   Сегодня Емельян меня осматривал.
   На предмет принадлежности к иудейству.
   – Ты, – говорит, – мне подозрителен, кто тебя знает!
   Велел раздеваться.
   Разделся.
   Емельян похвалил мое сложение.
   – Ничего еврейского в тебе не нашел. Можешь одеваться.
   Потом хотел осматривать также мою жену.
   – А может, ты на жидовке женат? Почем я знаю.
   Умолил его, доказывая, что… предмет щекотливый… Вообще, признаков не бывает.
   Согласился.
   Только взял ее за волосы. Дернул несколько раз.
   – Не ходит ли в парике? – говорит.
   Дочь – ничего.
   Дочь у меня все это время в погребице сидела. Печку ей там железную поставил, чтобы не замерзла. Девушка молодая. Из института. Требований патриотического момента не понимает.
   Может нагрубить.

   12-го января

   Сегодня мне пришла ужасная мысль.
   Я вставал, она была еще в постели. И вдруг она мне:
   – А вдруг, – говорит, – твой Емельян самозванец. Весь город свидетельствует, а может быть, он в жизнь свою не видел ни Дубровина, ни Пуришкевича! Знаки на теле! А может быть, его секли. Арестант беглый!
   Я кинулся и накрыл ей голову подушкой.
   Себя не помнил от ужаса.
   Тогда пустил, когда хрипеть начала.
   – Ты, – говорю, – с ума сошла! Такие слова говорить! Прислуга может услышать! До него дойдет!
   Полузадушенная, а свое твердит.
   Вот женщина.
   Уши затыкал.
   Пилит:
   – А ты пошли! Пошли!
   Допилила.
   Послал.
   С ужасом жду ответа. Вдруг Дубровин:
   «Не усматривая в вас достаточной веры, предлагаю немедленно оставить должность и сдать ее Емельяну».
   Ночь, а не сплю.
   Жду.

   13-го января

   Батюшки!
   Что ж это?
   Свидетельствовал… Полицеймейстер… Мария Стюарт в присядку пляшет… Емельян… Гимназистки… Самозв…
   Тут чьей-то рукой было приписано:
   «У Аммоса Ивановича отнялся язык, правая рука и правая нога, правый глаз стал стеклянным, а левый светится безумием».
   К дневнику подшиты два документа:
   1) Телеграмма:
   «Губернатору такому-то. Никакого Емельяна Березкина Союзом не командировалось. Проверке списков членов такой фамилии не оказалось. Пуришкевич».
   2) Форменная бумага:
   «Первый департамент Сената. Ввиду того что постановление об исключении статского советника Карла Карловича фон-дер-Шнель-Клопс со службы без прошения состоялось с соблюдением всех требуемых законом форм, – постановили: прошение об его обратном зачислении на должность полицеймейстера оставить без последствий».

   В составлении комментариев принимал участие Л. Н. Арутюнов.
   Печатается по книге: В. М. Дорошевич, Пирог с околоточным. М.-Л. 1926.

Влас Михайлович Дорошевич Истинно русский Емельян

* * *

Влас Михайлович Дорошевич
Истинно русский Емельян