Аркадий Аверченко
Дьявольские козни

I

   Саксаулова удивило: с молодым человеком Чипулиным он был очень мало знаком, и тем не менее Чипулин, встретив мужа и жену Саксауловых на вокзале, закричал от радости, завертелся и, поцеловав дважды ручку госпожи Саксауловой, признался, что никогда ему не выпадала на долю более приятная встреча.
   – Здравствуйте, здравствуйте, – сказал Саксаулов.
   – Вот-то смешно! Приехал на вокзал и вдруг встречаю – кого же? Вас. Прямо кому-нибудь расскажи – не поверит… Изволите куда-нибудь ехать?
   – Да, я еду… а она провожает.
   – Едете, вероятно, для приятного удовольствия?
   – Какое! Тетка сильно заболела… в Рязани. Так вот, надо проведать.
   Чипулин побледнел и хватился рукой за сердце.
   – Что вы го-во-ри-те! Заболела?! Да чем же, господи! Вотто несчастье!
   – Да она старуха. Чего ж ей и не поболеть?..
   – Ах, уж эти болезни… Ну, ничего. Мужайтесь! Может быть, все обойдется.
   Тем не менее сам Чипулин долго не мог успокоиться. Он качал головой, соболезнующе почмокивал губами и весь вид его являл собою тревогу и скорбь о рязанской тетке Саксаулова.
   – Вы взяли билет? Позвольте, я возьму. Чего вам самим-то хлопотать.
   – Да билет есть. Пойдем на перрон. Семь минут до отхода.
   Хорошенькая, черноглазая Саксаулова, опустив голову, в задумчивости пошла за мужем. Чипулин, идя рядом с ней, спросил:
   – Вот-то, я думаю, вам тоже тяжело расставаться с Петром Сергеичем… Такая, право, неприятность.
   – Ну он ведь через два-три дня вернется.
   – Оно-то, конечно, три дня, а все-таки признайтесь: ведь даже на три дня тяжело расставаться, а? Да, тяжело… Я понимаю вас. Ей-богу. Но как смешно: приехал и вдруг встречаю вас. Вы разрешите мне потом проводить вас домой?
   – Нет, помилуйте. Зачем же вас затруднять. Я сама…
   – О, что вы! Теперь время вечернее… Я никогда не допущу! Не правда ли, Петр Сергеич?
   – Отчего же… Я вам буду очень благодарен, если вы ее довезете.
   – Милый! Но мне прямо-таки неудобно пользоваться временем мосье Чипулина…
   Чипулин страдальчески прижал руки к груди и простонал:
   – О, ради бога! Ну, ради бога, не думайте обо мне. Это – обязанность каждого порядочного знакомого проводить домой знакомую.
   Прозвонил второй звонок.
   Саксаулов поцеловал жену, пожал руку Чипулину, но Чипулин обнял его и поцеловал.
   – От всего сердца, – торжественно сказал он, – от всего сердца желаю, чтобы ваша добрая тетушка очутилась в приличном здоровье и благополучии. Ура!
   – Спасибо, спасибо! Прощайте.
   Чипулин побежал за тронувшимся поездом. Он махал платком, советовал не открывать окон в вагоне, настаивал на благополучном возвращении, а когда поезд удрал от него – вернулся к Саксауловой.
   Лицо его носило признаки тихой меланхолической грусти, которая, как заходящее солнце на верхушках деревьев, гаснет не сразу, а постепенно, передвигаясь от горькой складки у рта к затуманенным глазам, и умирает наконец на поморщенном челе.
   – Как всегда ужасно расставанье и как радостна встреча. Не правда ли? Мой совет таков: думайте о том, что три дня не вечность, – и вам будет легче.
   – Да, да, – сказала, кивая головой, Саксаулова. – Ну, прощайте.
   – Ни-ни! Ни-ни-ни! Я должен проводить вас.
   – Да зачем же? Я возьму извозчика и поеду одна.
   – Ольга Захаровна! Но ведь нам по дороге… И подумайте, что скажут, когда узнают, что я, как какая-нибудь свинья, бросил даму на вокзале, а сам удрал. Ведь это простой долг вежливости. Я знаю, вы из деликатности отказываетесь.
   – Вовсе нет! Я поеду одна. Мне еще нужно дать телеграмму.
   – О боже! Да ведь здесь же есть телеграф! Пойдемте! Я провожу вас. Вы напишете телеграмму, а я подам ее. Честное слово, я не буду в нее заглядывать.
   Сжав губы, Саксаулова последовала за Чипулиным, подошла к конторке и, потоптавшись немного, написала:
   «Москва. Пречистенка. Гарданову для Лидочки. Ну, как поживаешь? У нас все время дожди. Оля».
   Чипулин взял телеграмму и понес ее на отлете, подчеркивая этим, что он не позволит себе даже случайно заглянуть в нее.
   – Сдал! Теперь вы баиньки? Я довезу вас до самого дома.
   Саксаулова посмотрела на него с невыразимым страданием и мукой.
   – Чипулин! Я должна одна поехать домой.
   – Ольга Захаровна! К чему эти деликатности? Ради бога, не стесняйтесь.
   Саксаулова беспомощно посмотрела на потолок, постучала концом зонтика об пол и вдруг сказала:
   – Знайте же, надоедливый человек, что меня здесь ожидает Волк-Демьянский и мы поедем не домой, а в ресторан. Довольно с вас?
   – Иван Эрастыч? – обрадовался Чипулин. – О боже ж мой! Да чего вы раньше не сказали? Я вам сейчас найду его. Где он?
   – Он ожидает около багажного отделения.
   – Вот-то смешно! Да почему же он не провожал вместе с нами уважаемого Петра Сергеича?
   – Потому что было неудобно.
   – О боже! Иван Эрастыч такой прекрасный человек.
   – Еще бы, – злобно сказала Саксаулова. – Он мой любовник, знаете ли вы это, – и муж кое-что подозревает. Вот почему Эраст не провожал его! Понимаете вы, москит вы надоедливый?!
   – Вот что-о, – протянул Чипулин, и лицо его озарилось предоброй лукавой улыбкой. – Вот это здорово!
   – Только если вы скажете хоть одно слово мужу или комунибудь – Эраст выстрелит в вас.
   – Я?!! Скажу?!! Лучше же мне сейчас откусить свой язык. Нет-с! Чипулины не говорят. Не беспокойтесь! Я все это вам устрою.
   – Что все? – обеспокоилась Саксаулова.
   – Все, все.
   Кое-что Чипулин действительно устроил: он побежал в багажное отделение, отыскал там изумленного его появлением Эраста, привел его к Саксауловой, а потом проводил их до извозчика, усадил и, придерживаясь за крыло экипажа, сказал, элегически любуясь на небо:
   – Не правда ли, как хорошо любить? Приятнейшее занятие в сердечном смысле. А? Мужайтесь!
   – Пошел! – закричал Эраст извозчику.
   Извозчик дернул, и умиленный Чипулин чуть не упал, так как крыло экипажа выскользнуло из-под его руки.
   Забыв согнать с лица испуганное выражение, долго следил за экипажем Чипулин, и уста его шептали: «О ты, могущественнейшее чувство!»
   Потом спохватился Чипулин и, поспешно заменив испуганное выражение лица другим, задумчивым, пошел домой.

II

   На другое утро Саксаулова получила городскую телеграмму:
   «Будьте покойны. Все устрою. Телеграфируйте мне час и день приезда мужа. Феодосий Чипулин».
   На это Саксаулова ответила:
   «Что там такое вы устраиваете? Ничего не надо. Молчите и больше ничего».
   Вечером пришла вторая телеграмма от Чипулина:
   «Нужно устранить подозрения. Надеюсь успеть к приезду. Мужайтесь!»
   Саксаулова написала телеграмму:
   «Вы просто дурак».
   Но телеграф отказался передать эту телеграмму, на том-де основании, что ругательные слова запрещено передавать по телеграфу.
   На третий день явился Саксаулов.
   Жена приехала встречать его за пять минут до прихода поезда, а запыхавшийся Чипулин показался тогда, когда поезд уже подошел.
   Поздоровавшись с Саксауловым, Чипулин зашел за его спину и сделал ряд знаков, которые должны были вполне успокоить Саксаулову, что все, дескать, обстоит как следует.
   – Ну, что у вас тут новенького? – спросил Саксаулов.
   – Ради бога! – вскричал, прижимая руки к сердцу Чипулин. – Прежде всего – как тетушка?
   – Здорова. Спасибо. Выздоровела.
   – О боже! Воображаю, в каком вы восторге!
   Саксаулов посмотрел внимательно на Чипулина и пожал плечами.
   – Что ты поделывала без меня? – спросил он жену.
   Чипулин сделал озабоченное лицо, полез в жилетный карман и вынул оттуда какие-то билеты.
   – Вот-с. Это мы с Ольгой Захаровной были в театре. Видите? Даже контрольные купоны оторваны. Пресмешная пьеса. Хи-хи-хи. Это мы были позавчера. А в день вашего отъезда я, значит, отвез Ольгу Захаровну домой и, посидев немного, уехал, так как у нее заболела голова, и она легла спать.
   – Ну, едем домой, – нетерпеливо сказала Саксаулова. – Прощайте, Чипулин.
   Муж стал расплачиваться с носильщиком, а Чипулин наклонился к Саксауловой и таинственно подмигнул.
   – И дома у вас все устроено. Дворнику дал десять, двум горничным и швейцару по пяти. Все дали слово молчать.
   – Что б вы пропали! – сказала Саксаулова.
   – Что? – переспросил вернувшийся муж.
   – Я говорю – куда ты запропал? Поедем. У меня голова болит.
   – Да? И вчера болела?
   – Да, да! – сказал Чипулин. – Вчера Ольга Захаровна совсем из дому не выходила. Была больна… Как же-с. Вот докторское свидетельство.
   Действительно, он порылся в боковом кармане и вынул какое-то свидетельство.
   Саксаулов широко открыл глаза.
   – Да к чему же свидетельство? Ничего не понимаю.
   – Больна Ольга Захаровна – очень просто. Значит, никуда и не выходила, сидела дома. Вот и свидетельство – видите ее имя и число месяца. Я вам сейчас позову извозчика. Кстати, знаете, удивительно пресмешная вещь… Вы знаете Эраста ВолкДемьянского?
   – Я думаю, – сказал муж, усмехнувшись углом рта.
   – Так такое совпадение, можете представить: захожу вчера к нему – три дня как болен. Лежит – жар у него, из дому не выходит. Такая странность.
   Саксаулов опустил голову. Потом спросил:
   – Может, вы и на его болезнь имеете докторское свидетельство? Ха-ха-ха!
   Смех его был странный.
   – Умоляю тебя, едем! – вскричала Саксаулова. – Мне очень нехорошо!!
   – Верю, – покачал головой Саксаулов. – Тебе очень нехорошо… Прощайте, Чипулин.
   – До свиданья. Но не смешно ли: три дня лежит ВолкДемьянский в жару, в бреду и все время твердит имя какой-то Альфонсины.
   Чипулин уперся руками в бока и раскатился самодовольным смехом ловкого хитреца.

Аркадий Аверченко Дьявольские козни

I

II

Аркадий Аверченко
Дьявольские козни