Илья Соколов
Красавчик

   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.



   Ибо, кто слушает слово и не исполняет, тот подобен человеку, рассматривающему природные черты лица своего в зеркале: он посмотрел на себя, отошел и тотчас забыл, каков он.
   Апостол Иаков, 1: 23, 24

Введение в неведение

   Девчушка лет 11-ти возвращалась от подружки. Вот район, в котором она жила. Вот её многоэтажка. А вон там её окна. Которые сейчас горят, полыхают, сгорают, как стопки осенних листьев, считаемые малоэстетичным мусором.
   Лоджия объята пламенем тоже. Из окон квартиры валит чёрный дым, накидываясь на соседние (верхние) этажи, взмывая к жаркой осенней луне. Перед домом пожарные машины, мигание огней, но уже электронных. Огнеборцы честно пытаются отрабатывать зарплату…
   Девчушка чуть не плачет. Начинается дождик. Она не знает, что ей делать теперь. Её жизнь сгорела?! Где мама и папа?!
   Солидный офицер органов правопорядка (толстый лысоватый дядька с усами) насколько мог мягко и доходчиво объяснил ей, что родители её сгорели внутри квартиры. Скорее всего, это был несчастный случай. Задохнулись угарным газом. (Сказать по правде, папуля всегда любил эксперименты с призовом, где нужен открытый огонь.)
   Ночь уже засверкала над головой. Растрёпанные волосы и рюкзачок за спиной намокли от дождя.
   «У тебя ещё есть родные? Хоть кто-нибудь?» – вопросы совсем издалека.
   Девчонка сразу вспомнила про свою бабушку. Добрая пожилая шаманка правды будет рада любому обществу, учитывая её одиночество в данный (заключительный) момент «долгого перехода». Нужно ей позвонить.
   – Соболезную тебе, – промямлил офицер, слегка странно глянув на девчушку с намокшими белокурыми волосами. Конечно, очень красивая. Соблазнительная уже в столь раннем возрасте.
   «Такая жизнь теперь её ждёт…»
   Она стояла под проливным дождём, взявшимся будто из ниоткуда. Слёзы текли по её личику, но на фоне прозрачных капель это было почти незаметно.
   Огонь уже не пылал, мучительный и страшный. Лишь плотная завеса дыма из окон квартиры в многоэтажном доме прикрывала весёлую луну.

Начало трансляции

   – Займёмся чем-нибудь? – заговорщицки спрашивает симпатичная брюнетка с по-настоящему идеальными ногами, слегка склонившись над кроватью, на которой сидит Красавчик и смотрит в её по-настоящему прекрасное личико не моргая.
   Сахар специально так встала, чтобы можно было рассмотреть её шикарную грудь через вырез розовой блузки, подвязанной краями в бантик над пупком.
   Парень глядит ей в глаза. Левый глаз у Сахара зелёный, а правый – голубой. Её прямые чёрные («вороньи») волосы забраны в пучок на затылке. Это ей очень идёт. Сахару вообще всё очень идёт.
   Даже такие просьбы:
   – Поцелуешь меня в серое? А потом поделишься со мной всем при поцелуе…
   Красавчик влюблён. Сахар красива. Больше ничего и не нужно? Девушка сложила губки бантиком, а затем эротично их облизнула.
   – В «серое» поцеловать? – нежданный Август крепко обхватил её за талию. – Я так полагаю, что в серое вещество? – Он жарко прижался к брюнетке. – Брось, Красавчик не станет вскрывать тебе череп, чтобы достать до мозга. Если он есть.
   – Отстань, гомик несчастный! – Сахар вырвалась и демонстративно удалилась на балкон, в тёплый холод только-только начавшейся осенней ночи.
   – Испортил тебе развлечение? – Август: шутливо (и как бы хвалясь).
   – Нет, – Красавчик: насмешливо плюс кратко, поднимаясь с кровати. – Как думаешь, она там курит? – он указал на балконную дверь. Август помотал в задумчивости головой. Шипы пирсинга, закреплённые на черепе под прямым углом (и делавшие Августа похожим на Пинхэда), весело затряслись, разнося положительную ауру по комнате.
   – Не знаю… Я её с сигаретой во рту не видел, – отозвался парень, прошёл мимо Красавчика к лестнице.
   У Августа русые волосы. Он всегда стрижётся коротко, практически под ноль, и «лепит» на голову пластиковые или железные «протезы волос» (напоминающие гвозди, растущие из-под кожи). У него тёмно-зелёные глаза, которые всегда блестят радостью и немного грустью. А ещё у Августа 6 пальцев на левой руке. Патология. Август, кстати, «голубой». Но не то чтобы совсем уж.
   «Пойду телек включу. Может, сигнал снова появится. Скоро все соберутся… А Лилианна опять потерялась, что ли?»
   Красавчик слышит, как внизу Август зовёт Лилию. Становится тихо. Заработал телевизор, стали слышны какие-то стоны вперемешку с жуткой бранью и криками. Значит, сигнальчик из Пекла сегодня прошёл. Хорошо.
   Кстати, Красавчик всегда хотел на кого-нибудь походить. Быть похожим внешне на что-то лучшее…
   Парень выходит на балкон. Сахар локтями оперлась на деревянные перила. Повернувшись, смотрит на друга. Красавчик делает страшную рожу, становясь похожим на монстра.
   – Напугалась? – он возвращает своему лицу прежний вид, мило улыбается.
   – Сочувствием люди делают уродам только хуже… – с грустью в голосе сообщает Сахар. И плюёт на асфальтовую дорожку под балконом. Комок её слюны чуть не попадает в Лжеца. Тот как раз спешил «домой», можно сказать.
   – Воздух! – выкрикивает Красавчик, Лжец смеётся.
   – Буду в следующий раз подходить с другой стороны.
   Он заходит в дом.
   – Наконец-то мы одни, – нарочито томно молвит Сахар, обнимает парня, дерзко хватает его за задницу. – Не волнуйся. Я не сделаю тебе больно, – её пальцы настойчиво врезаются в его плоть. – Снимай эту свою куртку. Сейчас она тебе ни к чему.
   Сахар приближает свои губы к лицу Красавчика и говорит:
   – Я всегда хотела стать самой любимой леди на Западе.
   – Этот титул уже принадлежит той единственной. – Мягко произносит парень. – Но ты всё же лучше. Для меня.
   – Ну, хоть за это спасибо, «мистер Восток». – она убирает свои руки с его задницы. И полностью выходит из роли. – Талантливо получилось, правда?
   Очередная мини-репетиция завершилась. Всё дело в том, что Сахар (при своей роскошной внешности) мечтает стать знаменитой актрисой. Кинозвездой.
   Или диктором погоды.
   Очень хочет, чтобы все на неё пялились и хотели трахнуть. Мужики бы представляли то, как она им делает минет в машине, в бассейне, перед полыхающим камином, в сотнях других мест. А потом они её имеют.
   Сахар называет это славой.
   У неё есть все задатки. Только вот она бы хотела задницу чуть побольше.
   – Вот в этом я – неотразима, – произносит она с гордостью и спускает свои розовые обтягивающие джинсики до колен. Сахар в стрингах чёрного цвета. Пусть это совсем не контрастирует с её немного смуглой кожей, но смотрится просто великолепно.
   Красавчик словно под гипнозом.
   Девушка плавно поворачивается к нему спиной. От чёрной линии вдоль её копчика вниз тянется такая же чёрная линия. Она тонкая и почти не заметна промеж упругих ягодиц девушки. Сахар подаётся вперёд и выгибает спину.
   – Можешь смотреть на всё, но руками трогать нельзя, – игриво предупреждает она, глядя на Красавчика через плечо. «Фотография» города, чётко видимая с балкона, выполнена словно на киберкартонке. Текстуры плоские и застывшие.
   – Как думаешь, за нами наблюдают? – осторожно спрашивает парень. – Возможно, нас сейчас подслушивают.
   – Да ладно. Ещё скажи «подчитывают». Впрочем, в каждом доме есть «адские компоненты», – компетентно сообщает Сахар, снова облокачиваясь на перила. – Только не в этом. Здесь мы смотрим на них.
   – Знаю. Так и есть… – кивает парень. Девушка, протянув руку, нежно проводит по его щеке кончиками пальцев. Розовые джинсы так и висят на её соблазнительнейших коленках.
   – Меня очаровали твои прелестные трусики, – громко говорит Лжец. Он наблюдал за всей этой «эротической» сценой из глубины тёмной комнаты, тихо сидя на кровати.
   – Я не могу успокоиться! – почти смеясь, уверяет Лжец девушку. – Я влюбился в тебя всей душой и частично телом! Не дай мне умереть от безутешности… – а дальше он начинает кривляться, изображая безумно влюблённого идиота.
   Сахар саркастически скривила губы в подобии милой улыбочки. И надела свои джинсы обратно, застенчиво скрывая чёрные стринги. Она выходит с балкона. Красавчик следует за ней.
   На улице осталась лишь одна ночь. Ну ещё луна и ранняя осень. Вот, пожалуй, и всё, что осталось на улице.
   Жёлтый дом номер 16, который стоит на окраине города, окружён низенькими деревянными хибарами и бараками. Они все заброшены. Только бездомные и неоновые наркоманы изредка ютятся в них, надеясь на приют и пару крупиц тепла. Но ничего этого нет среди полуразваленных домишек.
   То тут, то там пылает жёлто-красной листвой какое-нибудь старое дерево. По разбитым асфальтовым дорогам в этом районе никто не ездит. Да и незачем. Место-то мёртвое (но не совсем). Само собой, оно прославлено парой убедительных историй о привидениях, о дырах в Преисподнюю и о возможной встрече с Дьяволом (не пойми что делающим в этих местах).
   Сюда редко кто заглядывает, но Жёлтый дом номер 16 по такой-то улице по-прежнему жив. Он как пенсионер. Лучшие годы позади, но жизнь всё-таки продолжается…
   В доме два устойчивых этажа, подвал и чердак. Подведён газ, есть электричество и водопровод… Это дом бабушки Лилии. Её наследство. Она же регулярно высылает внучке приличные суммы, что обеспечивает безбедное существование не только для Лилианны, но и для всех её друзей.
   Жёлтый дом номер 16 деревянный и рассохшийся. Краска снаружи заметно пооблетела, словно листва с умирающего дерева, которое всё равно готово встречать новый сезон года. Зато крыша не протекает. И соседей нет.
   Пять человек в Жёлтом доме номер 16 по такой-то улице крайне довольны всеми вышеизложенными обстоятельствами.
   Они все – ровесники. Конечно.
   Они все – разного возраста. Наверняка.
   Они все – психи. Возможно…
   Им не нужен героин, каннабис, гашиш, кокаин, пейотль, экстази, лсд, фенамин, нембутал, юкодол, метадон, валиум, никотин, опий, алкоголь им не нужен. Им и так вполне хорошо.
   – Ладно, достаточно тут торчать. Пошлите-ка вниз, – говорит Сахар, – глянем, что там происходит.
   Август сидит на тахте в так называемом холле. Он пялится в телевизор, по которому показывают Ад. Лжец, Сахар и Красавчик спускаются по лестнице.
   Дело в том, что эта лестница выполнена с необычным подходом. Почему-то по ней трудно спускаться, но легко подниматься.
   – Предлагаю назвать группу «Ступень Свободы». – Осторожно (с сомнением) произносит Лжец. Его спутники отрицательно мотают головами, словно марионетки со сломанными шеями. Лестница слегка скрипит.
   Лжец – музыкант по происхождению. Он прилично играет на гитаре даже в не очень-то приличном виде/состоянии. Сочиняет песни, пишет музыку. Его длинные тёмные волосы убраны в хвост, отлично дополняющий общую картину внешности парня. Лжец считает, что у рок-музыканта непременно должны быть длинные волосы. Обычно он носит чёрные сапоги, брюки такого же цвета, белую рубашку (чуть реже – футболку) и лёгкую чёрную куртку.
   Лжец всегда придумывает название для своей будущей группы. А ещё у него постоянно мелкие порезы на руках. Он не помнит, откуда они появляются.
   – Всё в телевизоре – обман, – негромко утверждает Август, покачивая «шурупами» на голове. – По-настоящему в мире нет Ада. В эфире существуют милые улыбки, добрые слова. Радость на лицах. Всё напоказ, и товар, и польза от него.
   Сахар и Красавчик садятся (девушка на парня) в кресло, что мирно стоит у дальней стены. Лжец идёт на кухню. В доме привычно темно.
   «Вот ведь парень. Он – как актёр из эпизода. Но всё равно мне определённо нравится. Он:
   1. Симпатичный.
   2. С чувством юмора.
   3. Дружелюбный.
   Красивая, я лучше всех. Хочу быть знаменитой, самой заметной… Я суперсекси! О, да! Я самая классная.
   4. Симпатичный.
   Лилианна его совсем не любит…»
   В телевизоре показывали мерзкую драку грешников в каких-то доспехах из осколков костей. Лжец вернулся с чашкой чая, уселся на пластиковый стул, сворованный с веранды летнего кафе.
   На экране герои адской сцены кроваво бьют друг друга. Вокруг них – мягкая темнота. Такая же, как здесь.
   – «Удар под дых», – произносит Лжец задумчиво. И отпивает из кружки.
   – Не-а! Рок-группе нужно несколько другое название, – замечает Август. Левой (шестипалой) рукой он подпёр шипастую голову. На экране искрится всеми любимая реклама.
   – Наша жизнь такая же. Мимолётная и, в сущности, однообразная по своей фактуре. Как бесконечный рекламный блок. – Зачем-то замечает Лжец, сонно зевнув. Похоже, что чай его сегодня совсем не бодрит.
   – Бог. Вот он точно как реклама. – На втором этаже появилась блондинка (должно быть, спустилась с чердака). – Что мы обычно делаем с рекламой?
   Все смотрят на неё.
   – Переключаем канал, – произносит она уверенно. – Люди у телевизора терпеть не могут, когда фильмы прерываются из-за рекламы. Правда ведь? Но если им нужно что-нибудь купить…
   Блондинка с короткой стрижкой «под мальчика». На её миловидном личике – «творческий грим». Чёрным косметическим карандашом нарисованы линии. Две вниз, будто слезинки, которые пролились ровно посередине, а ещё две отходят под углом из краешков рта.
   Эта девушка и есть хозяйка дома. Лилия. Лилианна.
   – Удался новый шедевр? – брюнетка Сахар с интересом глядит на холст, что повёрнут «затылком» ко всем, кроме Лилии. Она художница. Весь дом усеян, завален, завешан её картинами.
   «Лилия просто озабочена смертью. Я, кажется, люблю её…»
   Музыкальный паренёк Лжец не сводит с блондинки взгляда своих синих глаз. Тихий дымок поднимается из чашки с чаем.
   – Друзья нужны, чтобы от них отдыхать.
   Лилия выговорила эти слова немного устало.
   – Наша Пикассо утомилась? – объявил Лжец и допил чай резким залпом.
   – Ну давай, показывай. Что там у тебя? – подал голос Красавчик. Парень хотел видеть новое творение подруги-художницы.
   – Мы требуем, чтобы искусство принадлежало народу. – Август наконец отвернулся от мерцающего экрана. У Лилии все руки были испачканы масляной краской. Она повернула холст лицевой стороной к зрителям. Те оценили эту работу крайне высоко. К примеру, Лжец сказал:
   – Прекрасно… Действительно прекрасная картина. Как вон там сочетаются краски! А вот здесь глубина цвета гипнотически затягивает в себя! Гамма, палитра… Идеально! Это шедевр. Ше-де-вр.
   Лилия держала в руках чистый холст. Картина была по-настоящему великолепна. Её не было вообще.
   Август даже (картинно) зааплодировал. К нему присоединились остальные.
   – Всё! Хватит! Аплодисменты – стадный рефлекс, – хозяйка дома начала спускаться по «неправильным» ступеням. Она прислонила свой так называемый «шедевр» к тёмно-жёлтой стене. Краска давно высохла и частично облетела не только снаружи дома, но и внутри. Впрочем, кое-где имелись старинные обои (тоже желтоватого цвета). Они ещё не совсем отвалились.
   Лжец вполне обоснованно предложил слово «Пустота» в качестве имени для группы. Опять что-то не очень удачно.
   Кино из Преисподней продолжалось. Лилианна сходила на кухню и смыла там свой (Лик Смерти) «образ художницы». Её картины валялись под столом, помещались за холодильником. Одна даже была прибита к потолку. На этом полотне виднелись две рыбы в форме инь-янь.
   Лилия в шутку называет свои произведения «красочные проказы». Её причёска напоминает птичье гнездо. Главное, что ей это очень идёт. Лилия почти всегда одета в джинсовый костюм чёрного цвета. Всегда, когда пишет картины. Сейчас на ней ещё и голубая (под цвет глаз) футболка. Рукава джинсовой куртки закатаны как попало.
   Хозяйка Жёлтого дома номер 16 присоединилась к просмотру адской телетрансляции. Перед этим она выключила свет в холле, стало совсем темно. Голубоватый экран, мягко мерцая, освещал лицо Лилианны так, что был виден шрам, тоненькой бледной линией лежавший у неё на щеке. Она называла его «подарком из детства». Шрам совсем не портил эту девушку. Пусть она была немного худой (и уступала Сахару в объёмах форм), но красота её являлась какой-то ангельской, чудесной, сияющей, неповторимой навскидку…
   – Август, смотри! – Сахар не отрывала своего «разноглазого» взгляда от экрана. – Вон на том мертвеце терновый венец из гвоздей.
   – Ну да, – с сомнением вымолвил парень.
   – Она о том, что у тебя примерно такая же внешность, – сообщила Лилия. – Но ты живой, конечно.
   – Ну да, – вторил сам себе Август, стал снимать свои пирсинг-шипы с головы (ведь спать-то с ними не будешь).
   Лжец уже задремал. Глубокая ночь сладко убаюкивала. Занавески на окнах мерно дышали свежим осенним воздухом.
   – Эфир всегда такой слащавый, – Сахар (способная завести любого мужика) завела разговор.
   – Ага… – кивнула Лилианна. – Я, кстати, пока на чердаке с картиной время проводила, о самоубийстве думала. Но не о своём, не пугайтесь… Размышляла о суициде в общем и целом. Когда кто-нибудь, кто угодно, себя убивает в мирное время, тогда про него, про неё ли, говорят, дескать, слабость проявил и всё в этом духе… Короче, сразу же кричат о важности утраченной жизни. Такой расход человеческих ресурсов просто невыгоден. Зато миллионы попадают в эфир и становятся участниками трансляции, если уходят из жизни так, как нужно. Но какие же они все при этом уродливые. А вот ты – красавчик, Красавчик.
   Лилия почти восхищённо смотрела на парня, «оккупированного» брюнеткой Сахар. Август тоже нежно глядел на друга. Тот улыбнулся всем в знак признательности.
   «Но ведь Красавчик и вправду самый-самый…»
   На экране же в это время проходили «тщательные выяснения». Ватага грешных душ, претендующих на лучшее место в эфире, расправлялась с горсткой каких-то страдальцев, которые вполне сносно справлялись с болью.
   Как Лилия переключила на другой канал.
   С экрана глядел человек. Внизу висела полоска с его именем и фамилией. Он что-то говорил о дезорганизации существующей власти, политически верных пропорциях и, вроде бы, о выборах предметов…
   Лилия вообще выключила телек. Из глубины кромешной тьмы она тихо сказала:
   – Бог – это цензор. Он решает, что можно, а что – нет…
   По комнате неспешно шёл призрак, приветливо лоснясь голубоватым светом. Он медленно проплыл мимо тахты и остановился у окна в лёгкой задумчивости. После – привидение исчезло.
   – Какой-то новый, – подметила Лилия. – Я его раньше не видела.
   – Да…
   Красавчик хорошо помнил всех привидений, которых ему посчастливилось встречать в этом ненормальном доме. Сахар обвила руками его шею. Нежно чмокнула в щёку и предложила:
   – Займёмся чем-нибудь?

Короткая реальность

   Когда он открыл дверь, то совсем не ожидал увидеть её.
   Его любимая стояла на пороге, а если быть точным во всём – на коврике для ног. Её по-настоящему идеальных, красивейших ног.
   Эта девушка пристально всматривалась в его глаза из полутьмы лестничной клетки. Она была здесь, но её вообще не было.
   – Можно зайти?
   Не дожидаясь ответа девушка сразу прошла в квартиру, направилась на кухню. Песок на полу. Жёлтый след ночного одиночества. В темноте таился и таял его грустный взгляд. Тёмные волосы распущенны, розовая блузка застёгнута только на одну пуговку (аккурат промеж грудей), белая короткая юбка плотно обхватывает задницу, туфли на высоком каблуке тоже белого цвета.
   Всё, что он успел рассмотреть в её образе на сегодня.
   Они сели друг напротив друга. Их разъединяет один только кухонный стол. Темнота повсюду. В окне чернеет синее небо, заляпанное звёздами. Она говорит:
   – Зачем я тебе? Я же почти шлюха. Эгоистичная, озабоченная только своей внешностью. Капризная стерва. Многие считают меня всего лишь давалкой, только и способной что ноги раздвигать. Зачем я тебе?
   Он молчит и смотрит на неё. Она говорит:
   – Ты будешь согласен со мной во всём? У меня всегда будет много требований. К тебе, к другим. Требования, как у секс-террористки. Ты захочешь их выполнять для меня?
   Она говорит:
   – А если я не смогу любить тебя по-настоящему? Что тогда? Бросишь меня?
   Он хочет что-то возразить, но она быстро снимает свои трусики и запихивает их ему в рот. Такой кляп легко его затыкает.
   Она говорит, но уже о другом:
   – Надо не унижать людей, а самому становиться лучше… Вот твои друзья. Они же все как подставные лица. Им приходится быть теми, кем они кажутся тебе. Словно в шоу. В Жизни. Их жизнь – она такая. Притворная и обманчивая.
   Он спокойно глядит ей в глаза. Они разного цвета. Левый глаз зелёный, а правый – голубой.
   Она говорит, улыбаясь:
   – Мне всегда становится смешно, когда на улице я вижу какую-нибудь красотку с аппетитными формами, которая выставляет их напоказ всеми возможными способами… Чисто символическое платье (желательно вообще просвечивающее), короткая (почти исчезающая) юбочка, отсутствие лифчика, туфли на шпильках и многое-многое другое. Будто больше её и полюбить-то не за что. Только за свою агрессивную сексуальность она может заслужить чьё-то внимание? Больше никак?
   Он ей не ответил. Трудно говорить, когда трусики/кляп у тебя во рту.
   – Нам всем необходимо нравиться кому-то… Хотя бы даже себе.
   Луна, по-телевизионному мерцая, освещает её лицо. Идеальное совершенство. Изгиб бровей; губы, будто сахарные; волшебные глаза; чудесный носик; длинные порхающие ресницы… Красота.
   У неё отваливается правая рука. Симпатичные ушки ссохлись, стали напоминать смятую бумагу. Идеальные ноги и грудь начали крошиться, подобно кусочкам замысловатой мозаики. Прекрасное лицо девушки превратилось в уродливый слепок глины, коряво покрытый трещинами.
   Она сказала:
   – Красота проходит. Совершенство не вечно. Что-то прекрасное и идеальное непременно постареет. Потеряет свою былую притягательность. Всё это произойдёт когда-нибудь…
   Девушка не может договорить. Её нет.
   В дверь опять звонят.
   Он идёт к ней, открывает.
   На пороге – вполне себе реальная аргентинская «звезда мыльных опер». Мария Селесте Сид. В своём сногсшибательном красном платье она неотразима. У неё короткая стрижка. Мария Селесте Сид – жгучая брюнетка. Очень красивая.
   – Можно зайти? – вопросец с акцентом.
   Он не в силах ответить. Мешают трусики любимой.
   Мария Селесте идёт на кухню, тихо ступая по песочному полу. Он следует за ней. Они садятся друг напротив друга.
   Темнота повсюду. Луна с любопытством заглядывает в окно.
   Мария Селесте Сид говорит:
   – Любовь – это полноценное отрицание себя в пользу другого человека. Только человек, которого ты любишь, имеет значение. Ты – ничто. Тебя вообще нет. Никакого эгоизма. Любимый человек – это главное. Всё ради него. Всё из-за него. Когда эти чувства взаимны, это и есть любовь. Правда ведь?
   Он медленно вынимает намокшие от слюны трусики изо рта.
   И говорит:
   – А что тогда ненависть?
   Красавчика разбудил странный шорох на лестнице. Но на этот раз обошлось без присутствия призраков. Сахар зашла в его комнату. На ней не было ничего. Только чёрные стринги.
   Вот что он бы не отказался запихнуть себе в рот.

Утро. Завтрак. Тараканы

   Все внутри Жёлтого дома номер 16 давно проснулись. Лилия что-то готовила на кухне. Август опять занял ванную комнату. Он периодически бреет всё тело, как бодебилдер перед соревнованиями.
   Иногда тяжело привыкнуть ко всему. Лжец и Сахар смотрели телек. Стандартная утренняя процедура. Опять показывали Ад. А вот к этому давно все привыкли.
   Красавчик прошёл на кухню. Лилианна насыпала кофе в чашку, затем добавила туда сахар. Обе (не растворившиеся пока) субстанции лежали на дне в «инь-янь форме». Красавчик подметил это и спросил:
   – Что для тебя любовь?
   Девушка строго посмотрела на него, налила в чашку воды, помешала ложечкой и ответила:
   – Любовь это двойка… Любовь это чьё-то имя. Бляяяяяядь! Я же воду не вскипятила!
   Лилия отхлебнула холодный кофе из своей чашки. Поморщилась. Поставила чайник на электроплиту.
   К ним подсоединился Лжец. Парень с важным видом уселся на табуретку.
   – Всё, что происходит вокруг – только в твоей голове, – стал он разглагольствовать, словно заведённый. – Мозг кодирует всю информацию из окружающего мира. Только для тебя. Получается, твой мозг сам влияет на то, что ты видишь, слышишь и чувствуешь.
   Лилия с интересом наблюдала за ним. Вода в чайнике закипела. Художница сделала себе новый/повторный кофе.
   – Это так же, как то, что история – лишь выдумка, – продолжал Лжец, увлечённый самим собой. – Всё придумано, чтобы было спокойнее тем, кого обманывают. Ты ведь не видел своих далёких предков, которые тебе достоверно скажут, что это было, а вот этого не было. Может, и предков-то твоих не было вовсе. У тебя же нет фотографии твоей пра-пра-прабабушки с годом выдачи на обороте.
   – А если есть портрет?
   – Картину можно нарисовать любую. Вот Лилианна сама знает, – он подмигнул хозяйке дома. – Дату легко поставить любую. И всё! Обман.
   Художница задумалась, смотрела сквозь окно на осеннее небо. Лжец плюнул ей в кофе и убежал.
   – Не против «цирка в зоопарке»? – бодро произнесла Лилия, на Красавчика не глядя, обращаясь как бы сугубо к себе самой.
   – Конечно, нет.
   Девушка вышла из оцепенения. Отпила из чашки.
   – Возможно, он будет не мужчиной. Кстати, похороны легко превратить в весёлый праздник-аттракцион для покойника. В могилу его можно забрасывать катапультой под музыку свадебного марша. Или пусть гроб съезжает туда по рельсовой дороге. Сделать церемонию более радужной для усопшего. Он же ведь умер, – девушка очень мечтательно улыбнулась. – Возможно, второй Спаситель будет не мужчиной, а женщиной…
   В кухню вошла Сахар. Опять одета – глаз не отведёшь. Сногсшибательная внешность, конечно.
   – Скоро выходим. Надо бы что-нибудь покусать из съестного, – потрясающая брюнетка стала рыться в холодильнике, выставив на показ свою потрясающую задницу. Сахар достала масло и возвестила:
   – Я нашла в верхнем ящике комода старинную фотку какой-то женщины. Это твоя…
   – Бабушка. Она в юности была красивой. И проституткой. А точнее сказать, куртизанкой, что ли… – объяснила хозяйка дома.
   Теперь Сахар начала резать хлеб. Её грудь покачивалась в такт движениям руки с ножом.
   – Надеюсь, она не была лесбиянкой.
   Сахар посмотрела на Красавчика и пояснила:
   – Ненавижу лесбиянок. Прям терпеть не могу…
   – Рассуждаете о своей никчёмной жизни? – в дверном проёме появился Август со своими традиционными «шипами»/причёской. На его лицо приклеилась довольная улыбка.
   – Ты где был-то? – как бы волнуясь спросила Лилианна у парня.
   – Собаку выгуливал! – несмешно пошутил тот. Все сели есть. Еда была вкусной, как обычно.
   – Снова смотрел эту ерунду, покрытую мылом? Сколько можно? – Лжец, объявившийся в кухонном помещении, как тихий полтергейст, хитро заулыбался Красавчику. – Какой она была сегодня?
   Просто Красавчик – большой поклонник аргентинской актрисы Марии Селесты Сид (как он её называет). Поздно ночью идёт сериал с её участием. Красавчик не пропустил пока ни одной серии.
   – Маша великолепная актриса. Но к чему такой ажиотаж? Зачем столько вопросов? Ты меня будто на работу принимаешь…
   Пятеро жильцов Жёлтого дома номер 16 закончили трапезу. Стали собираться для выхода в город.
   Август снова увидел таракана. Ну, такого огромного, чёрного, с маской на наглой роже неистребимого насекомого субъекта. Таракан был ростом с небольшого медведя. И внимательно смотрел в телевизор. Никому не мешал. Шевелил бамбуковидными усищами, с жадным аппетитом пил кофе из гранёного стакана…
   Август видел его уже в третий раз. Приятного, конечно, мало, но сколько познавательного.

По городу

   Бомж сидел, напивался (таким ему дорогим) дешёвым портвейном, как вдруг дошёл до кондиции. И опрокинулся назад, сломав при падении деревянную лавку. Он даже не думал подыматься, приводить тело в прежнее положение. Просто почти осознанно глядел на проходящую стороной жизнь, лёжа кверху ногами.
   – Вот этот – нормальный бомжище, – сообщил Лжец, указывая в сторону падшего. – Хрен теперь какой ублюдок на эту лавку сядет.
   Они следовали к центру города, на своём пути встречая тех, кого ты можешь видеть на улицах каждый божий день. Пространство взрывалось изображением, конструируя целые кварталы реальности.
   Красавчик беспокойно оглядывался. Лилианна искала примечательные вещи, новые сюжеты для своих картин. Лжец в левой руке нёс пустой футляр для гитары и на ходу придумывал новые названия для группы: «Пока живые», «Пока, живые…», «Шальной Ступор», «Пицца Солнца», «и Т.Д.» и т. п.
   Тёплая погода этой осенью была почти нормой. Прохожие откровенно пялились на Сахар и Красавчика. Первая притягивала наполненные похотью взгляды мужиков среднего возраста, старше и младше. А второй являлся предметом вожделения молоденьких девчушек, их мам, мам их мам. Он словно повелевал любовью. Будто умел вызывать её, когда кому-то этого очень хотелось. Иногда кто-то просто нуждался в том, чтобы его полюбить. Случайная, неловкая любовь по самопринуждению.
   Пятеро жильцов Жёлтого дома номер 16, воспользовавшись временным замешательством людей на проходной, проникли на территорию фабрики крови. Огромную решётчатую дверь закрывали после выезда грузовика с продукцией, и молодые люди резво проскочили вовнутрь…
   Под ногами – асфальт, в окружении – склады и цеха. А ещё бетонные стены. Культурные окрики не особо довольных людей из охраны. Вежливый мат с просьбой проследовать на выход.
   – Наибольшей популярностью пользуется цех готовой продукции! – в манере экскурсовода орал Лжец, на бегу потряхивая «гробом» для гитары. Ящики с бутылками (в которых кровь) грозно смотрели прямиком на него.
   – Это же наша эра! Будем делать, что хотим! – уверенно возвещала Лилия Лжецу вдогонку. За ней бежал тучный (толстожопый) охранник, но поймать так и не смог. Ребята побегали по территории ещё немного и ретировались через оставленную запыхавшимися преследователями проходную.
   Дальше они направились к ближайшему супермаркету. Великое стечение народа свидетельствовало о распродаже в некоторых отделах магазина. Все что-нибудь покупали. Жильцы Жёлтого дома номер 16 следили за этим процессом.
   Август, от которого все шарахались из-за его необычного (чуть ли не инопланетного) вида, высматривал своё отражение в стеклянных витринах. Толпа окутала друзей, понесла в душном потоке.
   Лжец начал громко базлать:
   – Знаешь какое у меня заболевание на данный момент?
   – Нет, разумеется, – Красавчик вопросительно смотрел на парня. Тот орал во всё горло, не стесняясь:
   – Циферова чума! Носитель этого недуга в инкубационный период становится разносчиком. Во мне как раз эта самая стадия! Я ужасно заразен!
   Циферова чума пугала всякого. Лжец забористо закашлялся. Толпа мгновенно «всосалась» в ближайший зал. Сахар довольно заулыбалась. (Друзья не обратили внимания на то, что Лжеца на самом деле, вроде бы, никто и не заметил.)
   Они покинули огромный магазин, снова шли по улицам. Небо запачкали пигментные пятна облаков. Возможно, пойдёт дождь. Возможно, солнце сгорит без остатка, устав от роли нагревательной лампы. Возможно практически всё…
   Им навстречу попалась девчушка лет десяти в смешной оранжевой футболке с номером 12 и с кошкой на поводке. Лилия охотно приметила эту странность.
   Потом какой-то «рыцарь уголовного образа» попытался методом запугивания вымогать n-ую сумму денег. Но получил решительный отказ вкупе с ударом в пах от Сахар. И остался ни с чем.
   – Ты прямо как бойцовая рыбка! – восхищённо объявил Лжец, продолжая путь в непосредственной близости от Сахара. – Всегда хотел спросить о твоём жизненном кредо.
   – Женщины сильнее, – она самодовольно улыбнулась. – А твоё?
   – Чума на все дома, – «отчитался» парень-музыкант.
   Лилианна говорит Красавчику на ухо:
   – Когда не знаешь, кому верить, – верь никому…
   Красавчик, кстати, сам испытывает определённого вида трудности при таких вот вылазках в город. Он постоянно влюбляется во всяких прекрасных незнакомок. Причём с первого взгляда. Но затем сразу же забывает их лица.
   В закусочной Сахар торжественно объявляет, что хочет начать свою карьеру с роли ВИЧ-инфицированной проститутки. Август скептично заявляет на это заявление примерно следующее:
   – Люди делают очень многое, чтобы попасть в телевизор. За деньги или бесплатно. А потом их ведь будут поливать дерьмом и насмехаться тысячи других людей, которые тоже хотят попасть в телевизор. Но все как будто забывают, что в телеке всегда господствует трансляция из Ада.
   Волосатик Лжец кивает много раз и многозначительно говорит:
   – У нас – поколение НОЛЬ. Даже уже не Х или какое-нибудь другое…
   Все молчат. Август отпивает что-то из чашки и произносит:
   – Граждане ребята, обед в вашем обществе намного круче посиделок с манекенами.
   Все улыбаются. Затем Сахар медленно облизывает языком горлышко бутылки и говорит:
   – Не секрет, что женщины склонны к бисексуальным отношениям намного больше, чем мужчины. Но я не выношу лесбиянок! Вот гомики – совсем другое дело. Они же всё-таки мужчины хотя бы по каким-то там признакам.
   Август смотрит на сексапильную подругу-брюнетку почти с благодарностью. А Лжец говорит:
   – А лесбиянки вообще не женщины, что ли? Или они – как бы неправильные мужчины, да?
   Сахар злобно глядит на него, потом миленько улыбается. Лжец произносит учтиво:
   – Спасибо, что назвала меня так… Могла бы это и вслух сказать, а не про себя.
   Брюнетка снова прикладывает горлышко бутылки к своим суперэротичным губам, подаренным природой для голубого экрана мечты (и) или грязного порнушного видео. Мужики в закусочной возбуждённо пялятся на неё во все зенки, гормонами сгорая от желания волн. Быстро «поднимаясь» внизу, без боязни кессонной болезни.
   Бесстыжая красотка всё это знает/видит. Она опять облизывает горлышко. Её дерзкий язычок совершил пару кругов по стеклянной поверхности. Лилианна склоняется к Красавчику и шёпотом говорит:
   – Как в порнухе, правда?
   Блондинка-«мальчик» Лилианна, прижавшись к парню близко-близко, сообщает на ухо:
   – Она только для мужчин.
   Лилия говорит Красавчику (совсем уж томно):
   – А главные в ней всё равно женщины.
   – Для мужчин? – спрашивает тот, спокойно улыбаясь. – А как насчёт лесбиянок?

До другого вечера

   – Бог – олицетворение управления Системой. Он приказывает, а не просит. Соблюдай заповеди, постись, молись. Ну всё, тварь. Молись…
   – Да замолчи ты, наконец! – Сахар затыкает Лжеца, произнося слова с каким-то подобием шипения. Август шёпотом спрашивает:
   – А кого ты здесь боишься… разбудить?
   Могилы неплохо промокли от лёгкого дождика. Он моросит и моросит. Мелкие капельки пропадают на поверхности надгробий.
   – Тут очень! Темно!! – с этими словами Красавчик падает в свежевырытую. Его спутники спешат к краю могилы. Смотрят в черноту земного углубления.
   – Если он умер, то это очень удобное и подходящее место, – заметил Лжец-острослов. Лилианна строго зыркнула на него.
   – Надеюсь, ты там не одинок? – Сахар будто бы даже немного обрадовалась случившейся оказии. Из могилы доносились хлюпающие звуки. Человек, словно разбуженный шаманом Вуду мертвец, медленно поднялся, облепленный комьями грязи, попытался выбраться из темноты могильной утробы. Скоро послышался бодрый голос из временного «небытья»:
   – Да, не одинок. Мы уже успели подружиться и обменялись телефонами… Вытащите меня скорей!
   Август приволок какую-то палку, посредством которой Красавчика изъяли из могилы на этот свет, прям-таки вырвав из холодных лап смерти.
   – Надо быть поаккуратнее, чтоб снова не очутиться в яме, – бодро высказался спасённый. Все с облегчением вздохнули.
   Лилианна сосчитала надгробия. Тут, на окраине кладбища, их было 16. Дальше начиналась речка, обрамлённая колючим кустарником с обоих берегов. Тьма как бы слегка рассеивалась, великодушно давала возможность взглянуть на всё это «мертвецкое» великолепие.
   Лжец опять завёл бодягу про Бога:
   – Он всех хочет сделать похожими друг на друга.
   – По образу своему и подобию. Похожими на него, – Сахар великодушно закончила мысль, задумчиво оглядела могилы.
   На каждой – своё имя. У жильцов Жёлтого дома номер 16 есть свои имена. (Настоящие, полные, паспортные.) Их уже никто не вспоминает…
   – Может, наткнёмся на привидение? Или оборотня встретим? – Лжец чутко всмотрелся в темноту вокруг и вовне. – Если повезёт, конечно…
   Лилия доверительно сообщила:
   – В древности людей с вытянутыми чертами лица считали оборотнями. Их жестоко убивали, опасаясь за свой скот, близких и себя.
   – Если бы у меня прикус был неправильный, то меня бы камнями закидали, что ли?! – Лжец выглядел очень даже встревоженным, будто традиция эта (до ужасного человечная) осталась и по сей день.
   Темнота никуда не отступала.
   – Чтобы делали тогда мои родители? – не унимался парень. Он обхватил футляр для гитары, обеими руками картинно прижал к себе. Сахар пояснила:
   – Они бы тебя и умертвили. Могли утопить, сжечь, задушить прямо в колыбели. Скормить свиньям. Это наводит на мысль, что некоторые дети – отходы. Словно дерьмо, появляющееся из тела человека. Выпадают в жизнь… Ведь для многих так? Они вырастут, случится смена поколений. Преемственность потомства. Как бесконечное течение.
   – Когда-нибудь её смоют, дёрнув ручку слива, – Лилианна великодушно закончила мысль, задумчиво оглядела могилы. Опять не те.
   Пятеро живых брели среди надгробий. Моросил дождь. Было темно. Немного ветра. Осенняя тишина…
   – Сколько можно тут шататься? – скопившаяся тишь лопнула под возгласом Лжеца. – Долго мы будем их искать?
   Лилия шла вперёд и твердила: «Я должна их найти. Я должна их найти…» Сахар максимально вежливо спросила:
   – Как они погибли? Твои родители. Как они умерли?
   – Сгорели… – тихий ответ блондинки-художницы снова скопил сгусток тишины. Она остановилась. Замерла перед двумя могилами, располагавшимися у пригорка (и будто смотрящими на мир земельно-мутными глазами).
   Могилы оглядели остальных людей, подошедших к ним поближе. Молчали. Ветер летел над дорогой, что в самом центре режет кладбище надвое. Место зачарованных бывших живых.
   Лилианна склонилась над могилами своих родителей. Трепет в её душе почти прекратился. Она тихо сказала в пустоту:
   – В следующий раз найду вас быстрей.

Огненная грязь

   Буквы в мониторе возникают из ниоткуда. За компьютером девушка, она брюнетка, волосы забраны в хвост, несколько прядей спадают на глаза. Непокорно и привлекательно. Она пишет адрес очередного «грешного» сайта. Преисподняя онлайн…
   Рядом с ней сидит парень. Он очень красив, это единственное, что сразу заметно. Тут же в комнате с жёлтыми (старинного покроя) обоями находится ещё одна девушка. Она блондинка с короткими растрёпанными волосами…
   Сахар запальчиво говорит, глядя в монитор:
   – Я хочу увидеть то, как какой-нибудь уродец подавится электричеством.
   Лилианна отхлёбывает из чашки. Сахар снова говорит:
   – Я желаю увидеть то, как этих грешников заставят осознать несправедливость своих действий при жизни… И ещё. Если я сделаю вот так, – обольстительная брюнетка поворачивается к Красавчику и «надувает» покрытые бордовой помадой губы, – тогда я стану похожей на кинозвезду?
   Красавчик утвердительно кивает, абсолютно не уверенный в обратном. Все пялятся в экран, на котором творится жутчайшее действо.
   В комнату вошёл Лжец. Засвидетельствовал своё почтение перед «сетевыми звёздами» и врубил музыкальный центр (старенький, почти ветхий, будто Завет). На радиоволне о жизни разглагольствовал ди-джей. До него сумела дозвониться чуток подвыпившая леди. И давай передавать приветы друзьям и всем, кто её, такую весёлую, узнал, чтоб у них всё было хорошо, и всё в таком же темпе духа…
   – Очень мило, – Лжец выключил радио. Он поставил саундтрэк к какому-то фильму. Зазвучала песня на испанском.
   Лжец слушает аудиокассеты и компакт-диски (которые приносит не пойми откуда) много-много, очень много раз. Чтобы потом не слушать их никогда.
   Он музыкант. И набирается опыта.
   Всё это уже не звучит после многократного «прокрута»…
   – Назову группу «Адский Предлог», – предлагает Лжец, ищет в лицах друзей одобрение. Он снова в своей чёрной куртке, неизменных сапогах, что покрыты пылью (плюс грязь на подошвах, оставляющая следы-ожоги на дощатом полу Жёлтого дома номер 16 по такой-то улице). Его тёмные волосы забраны в хвост, совсем как сейчас у Сахара.
   Сахар же говорит небрежно:
   – Название неплохое, но я его уже слышала. Кажется, во сне.
   В музыкальном центре звучит новая мелодия. В компьютере – очередное буйство из Интернета. На этот раз демонстрируется акт демонической лоботомии. Вереница жути заканчивается на шестнадцатой «живой» фотке. Больше нет.
   Сахар кликает на следующую ссылку. На этот раз видео. Адское шоу «отжигает» дальше. Лилианна вдруг произносит:
   – Очень качественная жестокость.
   Сахар просматривает новую порцию «трэша» и говорит:
   – И ведь за всё это деньги платят.
   Она говорит:
   – Может, хватит слушать эту туфту? – Но Лжец музыку не выключает; брюнетка продолжает размышлять. – Как думаете, если бы всё адское распространялось не визуальным потоком, а на аудио, его всё равно бы покупали? Пришлось бы только слушать всё это, не смотреть. Смачные шлепки, сочные чмоканья, стоны, мучительные крики… Но вообще никакой картинки.
   Новая порция Преисподней на мониторе. Сахар, похоже, слегка возбудилась. Она говорит:
   – Любовь с первого взгляда. Визуальное восприятие. Для всех это главное. Вот почему телевизор и всё такое же пользуется большой популярностью.
   Красавчик не глядит в монитор. Он смотрит на Сахар.
   В комнату заходит Август. Парень своей шестипалой рукой приделывает непокорный (один из многих) «шип» на прежнее место в «причёске». В тёмно-зелёных глазах отражён кусочек кровавой порки грешников с Интернет-ресурса. Август торжественно возвещает:
   – Стадия игрушки у меня закончилась. Иду на повышение. Несколько ступеней развития общественной марионетки. Лестница, по которой нас заставили подниматься. Мои учителя всегда считали, что я лишь падаю. Я и хотел падать…
   Он садится рядом с Красавчиком. Гомосексуалист Август непринуждённо говорит:
   – Сейчас в подвале Старуху встретил. Она выглядела больной. Мы немного поговорили…
   Старуха – ещё один местный призрак. Завёрнутая в тряпьё пожилая женщина с серым морщинистым лицом цыганской колдуньи.
   В мониторе – какая-то дама средних лет разбивается на машине о стену из червей и осколков.
   – Ужас! – произносит Лжец. – Я по поводу Старухи, – поясняет парень.
   Он резко вырубает музыку, оставляя лишь тишь осенней ночи властвовать над округой. Где-то раздаётся собачий вой. Лилианна спрашивает:
   – Август, дорогуша, зачем ты бреешь всё тело?
   – Это сексуально, – отвечает парень, – когда вся кожа гладкая.
   Август смотрит на Красавчика. Не глядит в монитор. В мониторе – так называемый «метод Босха» (монстроидной птице с котлом на голове запихивают в клюв голого грешника).
   «Я бы очень хотел его… Увидеть без одежды…»
   Пока Август продолжает смаковать внешность Красавчика, Лжец говорит:
   – Может, не стоит делать то, чего всё равно никто не оценит? – И дальше пялится в экран компьютера. Сахар уже вся мокрая от накатившей невесть откуда волны желания. Лилия странно глядит на Красавчика и произносит:
   – Все эти бизнесмены и бизнеследи. Цивилизованные люди. Что здороваются путём рукопожатия. Методом лёгкого целования щёк… Они хотят быть кем-то значимым, важным, уважаемым. Они хотят стать главными. Управлять. Руководить людьми. Воздействовать на них. Как истинные звёзды вещания из Преисподней…
   В мониторе – какая-то молоденькая девчушка пытается проглотить гобой весьма внушительных размеров. В её широко распахнутых глазах – коктейль из стыда, возбуждения и боли. А из горла у неё начинает течь кровь.
   Лжец задумчиво замечает:
   – Возможно, им просто нравится их работа.
   Сахар отключает браузер. Она вся взмокла. Её белая одежда кое-где стала слегка просвечивать. Брюнетка выходит из-за стола. Идёт к лестнице. Красавчик – за ней. Ему видны её трусики сквозь тонкую белую ткань. Стринги.
   Сахар мимоходом смотрит на картину Лилианны: на стене из серого кирпича надпись красными буквами, которая гласит «Обожаю тебя без резины».
   – Я хочу себе такую же на футболке, – сообщает Сахар, спускаясь по деревянной (чуть скрипучей) лестнице. Подниматься гораздо легче.
   В окнах с занавесом жёлтых штор – темнота. Сахар гасит свет в холле. На тахте сразу же проявляется фигура привидения. Маленькая девочка с чёрными короткими волосами. Красавчик её прекрасно видит. Она поворачивается, приятно улыбается. Зубы словно осколки ореховой скорлупы. Глаза малышки давно лопнули. Две милые ямки с чем-то тёмным внутри.
   Красавчик резко отворачивается. Видит Лжеца. Тот говорит громко, на весь первый и второй этаж:
   – Будем заниматься сексом! Специальный групповой сеанс!
   Сахар улыбается. Она не заметила девочки-привидения. Она зачем-то снова идёт по лестнице, на этот раз – вверх. Спускаться гораздо трудней.
   Лжец же продолжает побуждать к возбуждению. Он орёт:
   – Собирайтесь-ка все! Пришло время любви!
   И вот к Лжецу подходят Лилия, Август, Красавчик, Сахар. Они весело смотрят друг на друга.
   Потом расходятся по разным комнатам. Для занятия фантомным сексом.
   А далее – все засыпают.

JtR, каннибал и психоаналитик

   Это – темнота в тёмном коридоре. Глубокая ночь сгустилась над городом. Темнота в тёмном коридоре упёрлась в деревянную дверь. Она открылась тебе.
   В комнате, охваченной тусклым жёлтым светом, находятся 5 женщин. Каждая одета в платье разного цвета. Каждой кажется, что она – бесспорно самая красивая и самая желанная. У каждой волосы распущенны. Каждая работает проституткой. Временно, конечно же. Временно.
   Ты видишь на жёлтой стене календарь за 1888 год. Платья женщин разных цветов. Все женщины – белые.
   Мэри Энн Николс зевает протяжно и говорит:
   – Просто ужасно. На Уайтчепл стало невозможно работать. Эта деревенщина лезет в Лондон, будто он безразмерный.
   – Ты права, дорогуша. – Соглашается Тёмная Анни, она же Анна Чепмэн. – Мне как-то раз пришлось отсосать одному бедолаге-приезжему за бесплатно, за просто так.
   – Да!?! – «Длинная» Лиз Страйд не поверила своим шлюхастым ушам. Анна пояснила:
   – Он тоже был болен чахоткой. Жалость взяла верх над коммерческим инстинктом.
   Кейт Эддоус надула губки и обиженно произнесла:
   – Мне надоела такая вот жизнь. Трахаться за бесценок, чтобы не подохнуть с голодухи. Я хотела совсем другого.
   – Уж не детей ли нарожать? – ухмыльнулась Мэри Келли. – Нет. Это всё блядские разговоры о «я-бы-хотела-иной-лучшей-участи». Просто поразмыслите, что будет с ним…
   Анна Чепмэн кивнула в знак глубочайшего согласия и понимания.
   – На его роль берут троих, – сообщила она.
   «Длинная» Лиз Страйд весело улыбнулась. И пояснила:
   – Майкл Острог сразу не подходит. Он даже не в Лондоне!
   Мэри Келли заявила тоном детектива на допросе:
   – А Монтегью Джон – просто психопатичный учитель. Быть им не его призвание. И имечко у него странное, прямо скажем. Джон Друитт.
   – Да, дурацкое какое-то, – согласилась Кейт Эддоус.
   Мэри Энн Николс снова зевнула.
   Келли сменила смелый тон детектива на уверенный тон прокурора. Она сказала:
   – Космински. Вот кто может сыграть его.
   Остальные проститутки лениво закивали. Мэри продолжила:
   – Тут ведь не просто история о маньяке. Это наглядное пособие. И битва двух районов. Ист-Энд против Сити. Где больше он убьёт шлюх. Важно, сколько где умрёт проституток от его ножа. Особенно для газетчиков. Пособие и битва.
   Анна Чепмэн строго глянула на коллегу. И сказала:
   – Прекрати нести эту блядятину. Меня… Нас. Волнует другое.
   Мэри внимательно слушала Тёмную Анни. А та говорила с напором:
   – Ист-Энд. Сити. Всем плевать! Уайтчепл ничуть не хуже. И тоже сможет войти в историю. Главное – почему он? Станет настоящим героем… Мерзкий извращенец! Обретёт славу легендарного «Jack the Ripper». А что же мы!? Нам остаётся роль изуродованных мёртвых шлюшек. Мы всего лишь его жертвы. А он чуть ли не мифический серийный убийца всех времён!
   Она замолкла, полная бессильного гнева и даже жгучей зависти. Кейт Эддоус, чувствуя нечто похожее, заявила:
   – Про него будут снимать фильмы. Делать репортажи и телепрограммы. Писать в газетах и книгах, наконец! А нам останется лишь изучать даты наших убийств, места, где он нас прикончит, и безобразные фото наших изувеченных тел.
   Мэри Энн Николс опять зевнула. А другая Мэри, Келли, предложила тоном обиженной и обозлённой женщины:
   – Надо его самого прикончить. Не будем жертвами. Станем убийцами. Что мы теряем?! Возможность трахаться за бесценок, чтоб не подохнуть с голодухи!?
   В тёмном коридоре ты слышишь уверенные шаги. Стук. Стук! Стук… Стук? Стук. Дверь открывается.
   Он заходит. (Будто лис в курятнике.)
   В комнате, охваченной жёлтым светом, находятся 5 женщин. Каждая одета в платье разного цвета. Все женщины – белые.
   На жёлтой стене он видит календарь за 1888 год.
   Мэри Энн Николс зевает и говорит:
   – Просто ужасно…
   – – – – – – —
   Веселье продолжается. Темнота растворяется. Ты видишь подвал: камни, деревянные балки, торчащие кое-где и кое-как, камни, старые пыльные бочонки, камни, жёлтая лампа – источник света, камни…
   Ты лежишь на столе в центре столь зловещего подвала. Этого места, забытого всеми. Ты лежишь и дышишь ровно, спокойно. Деревянная дверь резко открывается. На каменных уступах лестницы ты видишь его. С тесаком в одной, ножом – в другой руке.
   Здоровенный лысый мужик с волосатыми руками и свирепыми (безумными) глазами. Он идёт по камням (пол подвала) прямо к тебе. Он улыбается. Лыбится своей отвратной ухмылкой.
   Твои же руки и ноги крепко связаны ремнями, что прибиты к столу ржавыми гвоздями. Лысый уже стоит над столом, над тобой. Твоё тело не в силах двинуться. Ты лежишь и смотришь. Дышишь уже не ровно и совсем не спокойно.
   – Привет!
   Говорит лысый вполне дружелюбно. Тесак сверкает бликами жёлтого у него в руке.
   – Как себя чувствуешь? Надеюсь, всё хорошо?
   Он лыбится. У него очень жёлтые зубы. Смотрит на тебя безумными глазами маньяка-убийцы. И говорит:
   – Всё будет хорошо…
   И с размаху отсекает тебе левую руку.
   Ты относишься к этому событию так, словно оно написано в какой-то книге рукой полнейшего психа. Твоя левая рука лежит на каменном полу. Сам ты лежишь и почти не дышишь.
   – Как теперь дела? – интересуется лысый.
   Он погружает свой добротно заточенный нож в плоть твоей правой ноги. Выше колена, там где мяса побольше.
   Он говорит:
   – Больно, наверное…
   Он говорит:
   – Ты, кстати, не бойся.
   Он говорит:
   – Вообще-то, всё в полном порядке.
   Он говорит:
   – С тобой ничего страшного не случится.
   Он говорит ласково и смотрит на тебя свирепыми глазами. Безумный взгляд.
   Лысый проворно отрезает большой кусок мяса. С твоей правой ноги. И запихивает его в свой мерзопакостный рот. Он жуёт с аппетитом, обильно обливаясь кровью. Каннибал сжимает в своей (будто бы политой красным соусом) руке тесак, который сверкает бликами жёлтого.
   Каннибал медленно отрезает твой нос от твоего лица. Самый кончик. Он тоже суёт его себе в рот. Обрадованно и самодовольно жуёт. И сообщает:
   – Тщательно пережёвывая пищу, ты помогаешь обществу.
   Лысый ублюдок-людоед замахивается тесаком. Заносит его над твоей непонимающей головой… Ты лежишь в центре подвала. И не дышишь.
   Потому что нечем.
   – – – – – – -
   – Вы хотите об этом поговорить?
   Психоаналитик (белая рубашка, чёрный галстук в полоску, коричневые брюки, бежевые туфли, пробор, гладко выбритое лицо) внимательно глядит на женщину (розовое платье в обтяжку, почти не скрывающее шикарные ноги, туфли тоже розовые, высокий каблук, яркий макияж, красная помада, волосы распущенны), которая лежит на удобной кушетке и жуёт жвачку.
   Она говорит:
   – Ну да. Наверное…
   Она очень сексуальна. Из выреза розового платья вылезают куски её (Лилианна выходит из-за кулисы, на сцене нет вообще ничего. Полутьма.), разумеется, не видны. А он хочет их увидеть.
   – Вы хотите об этом поговорить? – Спрашивает женщина, неторопливо стягивая с себя трусики «на верёвочках». Психоаналитик говорит:
   – Моя жена меня абсолютно (На сцене без единого звука появляется Лжец).
   Он жалуется своей пациентке.
   – Моя жена ничего не (Говоря о чём-то псевдоважном, Лилианна повернулась к Лжецу не дольше, чем на секунду. Тот, в свою очередь, учинил (аб)сурдоперевод слов блондинки-подруги, нарочито кривляясь.).
   Женщина в розовом на кушетке кидает свои трусики через голову. Они попадают в лицо разгорячённому психоаналитику. Тот продолжает:
   – Она постоянно жалуется, что не получает удовольствия. Она никак не может кончить со мной. По-настоящему. Болтает во время секса без умолку. А иногда молчит, противно и глупо.
   Пациентка слушает психоаналитика, жуёт жвачку и (На сцену добавляется Красавчик в маске молнии.) одновременно.
   Позвоните Гиннессу. Пора обновлять дурацкую Книгу Рекордов.
   Мужчина сдирает с себя галстук в полоску. Он (мужчина, не предмет гардероба) натужно орёт:
   – Я нормальный человек! Я хочу нормально (Красавчик зловеще приближается к Лилианне, а Лжец продолжает молча «хохмить».), женой!
   Сексуальная женщина в розовом (В руке Красавчика оказалась ярко-алая роза, которой он, по всей видимости, собрался причинить коротко стриженной блондиночке вред…), лёжа на кушетке. А психоаналитик орёт:
   – У меня, наверное, комплекс какой-нибудь! Вы хотите об этом поговорить!?
   Он не выдерживает и вскакивает с места. Он расстёгивает резким движением ширинку своих коричневых брюк. И суёт свой (Парень в маске молнии нападает на беззвучно говорящую Лилию, орудуя розой, точно молотком.) эрекцией вперёд. Стойко и мощно. Женщина перестаёт (Девушка перестаёт «произносить» слова. Лжец не вмешивается.). Она слегка удивлена. Её глаза вытаращены от возбуждения. А половой орган психоаналитика начинает (Ничего страшного не происходит.). Трёт изнутри (Красавчик машет над девушкой цветком, имитируя буйство серийного убийцы. А Лилианне всё равно…) по языку, цепляясь за зубы. На (Тут Лжец вынимает из кармана куртки пистолет и совсем без подготовки стреляет себе в голову. Пуля, как бабочка без крыльев, вылетает из «кокона» его мозгов. Музыкант-самоубийца падает на подмостки с глухим стуком.) налипла жвачка.
   Женщина в розовом оголяет свои по-хорошему огромные сиськи, водит пальцами по твёрдым соскам. Туда-сюда-обратно. Трёт их. Стойко и мощно. Психоаналитик, продолжая (Парень в маске прекращает «розовый разнос»… Лилианна смахнула с плеча алые лепестки и поклонилась темноте в зале. Занавес.) между красных губ клиентки-пациентки, спрашивает:
   – Действительно, у меня комплекс?
   А та не может ответить, так как рот её занят.
   + + + ++ + + + + + + + + ++ + + + + + + + + + + + + +
   Красавчик просыпается. В окошке небо отдаёт бледно-синим. И немного пепельно-фиолетовым. Светает (медленно, почти вяло). Ещё сквозь стекло виднеется обветшалое дерево. Морщинистый ствол. Желтоватые листья.
   И также слышен чей-то крик. Стоны, переходящие в судорожные вздохи. И наоборот.
   Красавчик тихо идёт на неожиданный звук. Деревянный пол мерно поскрипывает, когда он шагает… Красавчик открывает дверь в одну из комнат (ту самую). Сахар лежит на кровати. И стонет, стонет, стонет.
   Девушка спит. Она самозабвенно вскрикивает во сне. Жарко. Ещё мгновение. Стихает.
   Где-то далеко завыла собака. Жалобно и по-особому протяжно.
   Красавчик пошёл в холл. Включил телевизор. Синеватые молнии блеска от экрана смешались с предрассветной полутьмой, аккуратно рассеивая её в пространстве комнаты.
   В тишине осеннего сумрака перед зарёй. В Жёлтом доме номер 16 кто-то смотрит аргентинский сериал с Марией Селестой Сид в главной роли.

Легенда о машинисте

   – Люди, вашу мать, помогите! Я больше не могу! – кричит Август громко, надрывно и весело.
   И поясняет:
   – Это однажды прокричал парень, с которым я учился в школе. Он во время урока вскочил с места, залез на подоконник и стал орать в открытое окно, держась руками за решётки. Кричал, пока его не сняли.
   Красавчик сдержанно улыбнулся.
   Они вдвоём идут по железнодорожным путям. Словно несчастные, готовые совершить акт суицида. Подождать какой-нибудь состав-призрак и кинуться на рельсы. Август говорит:
   – Знаешь, в этом месте можно увидеть очень много частей человеческих тел. На путях. Жестокая аллегория. Или что-то в этом роде, не помню… Но тут с фатальным постоянством обнаруживаются руки, ноги. Головы… Как будто поставленное на конвейер смерти производство.
   Он шагает по рельсам, удерживая равновесие. Красавчик глядит на его левую руку, на палец «под номером шесть».
   Красавчик отворачивается. Вокруг – щебень, железнодорожные пути повсюду, жёлтые и красные деревья, вдалеке стоят рядком кирпичные гаражи. Август говорит, посматривая на Красавчика:
   – Виной всему, основной причиной этих отрубленных частей тела, являются машинисты. Люди, которые управляют поездом, который везёт других людей или пищу для других людей.
   Август говорит, а ветер весело играет его (сегодня) металлическими «волосами»:
   – У машиниста есть всё, что нужно. Специальные «гостиницы» для отдыха между поездками. Провиант и питьё. Но не выпивка. Пьяный машинист не имеет права вести состав. А трезвый со спокойной душой отправляется в путь.
   Август говорит:
   – У машиниста весьма приемлемая зарплата. Ему полагаются кое-какие льготы. Он может бесплатно поехать с семьёй на курорт к морю во время отпуска или ещё куда.
   Красавчик внимательно слушает. А его друг. Гомосексуалист. Август. Говорит:
   – Только за все эти блага машинисту надо убивать людей. Поезд не может так просто и быстро остановиться. Можно только посигналить гудком в надежде, что тебя услышит какой-нибудь будущий покойник, зачастую пьяный настолько, что даже слышать уже не может.
   Красавчик ступает по щебню. А Август говорит:
   – Машинист за свою карьеру видит множество убийц и убийств. Коллег и жертв. Он своим составом переезжает кучу народа. Тех, что хотят умереть. Или тех, которые просто в бухом состоянии дрыхнут на путях. Этих будущих мёртвых перемалывают колёса вагонов, в которых сидят люди. Или в которых везут пищу для людей. А управляет всем машинист… Жестокая аллегория жизни.
   Красавчик молчит.
   Оба шагают по железнодорожным путям. Приближается поезд. Но машинист даже не думает тормозить. Или сигналить гудком.
   Август и Красавчик ступают в разные стороны от рельс. Между ними шумно проносится пассажирский состав. Люди пялятся на обоих из окон вагонов. Кто-то плюёт в Августа, но комок слюны и соплей цели не достигает.
   Поезд уносится вдаль. С машинистом во главе.
   Август говорит:
   – Кстати, на сленге хипстеров наркомана называют по-разному. Наркот. Торчок. Мусорный. Нарик… Машинист.
   Красавчик глядит на синеющее над жёлтыми деревьями небо. И произносит:
   – Жестокая аллегория.
   Август улыбается и добавляет:
   – Но интересная.

Пророк

   Я сижу на потолке и пишу:
   Он был подставным. Работа такая. Тяжёлая, но интересная. Интересная, но не смертельная. По вечерам он одевался, предварительно получив «заказ», и шёл туда, где люди обычно развлекаются. Зал филармонии, тетра, цирка, ещё какой-то зал с жёлтой лепниной чуть ли не на сиденьях у зрителей.
   Я начинаю изнывать от жары (так как мне холодно). И я пишу:
   Однажды он отправился работать. Надел серый свой свитер, чёрные джинсы. Что он надел на ноги, я так и не придумал. А он уже сидел в чуть затемнённом зале. На сцене сплетал свой обман фокусник-иллюзионист. Он (фокусник, маг, мать их) уже благополучно разрезал надвое отважную глупую женщину из зала. Шёл звук прямо-таки победоносных аплодисментов.
   Мне почему-то вспомнился Рим, Колизей и гладиаторы, погибающие под почти идентичные звуки.
   А он ждёт своего часа. Отступать-то некуда. Спасения нет. Он ждёт…
   А я весь трясусь от холода, сидя на потолке. Я пишу:
   Иллюзионист объявляет:
   – Для следующего номера мне вновь нужен некто из зала. Кто-нибудь. Кто угодно!
   Это сигнал. Это знак. Наш герой поднимает руку. Это он. Это его работа. Подставной сидит. Подставной ждёт. Подставы…
   А я пишу с закрытыми глазами то, как фокусник уверенной поступью идёт к нему по проходу. Люди с интересом смотрят на всё происходящее. Они ждут.
   Все ждут (даже я), а иллюзионист-маг-волшебник (сукаблядьтварьпадла) останавливается у места, на котором сидит подставной и ждёт.
   Тавтология за тавтологией. Я плююсь, но пишу дальше:
   Он выхватывает пистолет (револьвер, чёрный, крупнокалиберный, блестящий) и целится им в него. (Кто? В кого?) Ему в голову. Он стреляет ему в голову. Он падает. Нет, не падает. Он оседает, а он смотрит на то, как он оседает. Мякнет. Какую-то женщину забрызгали его кровь и мозги. «Простите, мадам, мне мою неосторожность.» Она начинает аплодировать и смеяться. Мозги текут у неё по причёске, по виску, по щеке, проворно скользят к уголку рта. А она аплодирует. Фокус удался. Вот уже аплодисментами гремит весь зал.
   Мне вспоминается Колизей.
   Я убираю ручку и улетаю в глубь внутренней вселенной…
   Пророк (это была его кличка) закончил читать, нервно глянул на слушателей, перебирая мятые листы руками.
   – Рассказ, конечно, своеобразный. Но всё же, кто там кого убил? – Сахар мило посмотрела на автора. Тот несколько раз погладил свою голову. Улыбнулся и сказал:
   – А это совсем не важно. Главное, что все развлеклись, увидев убийство человека. Человека! – почти прокричал он страшным шёпотом.
   Пророк опять улыбнулся. Запрятал рукопись в затёртую грязную папку серого цвета и вручил её Лилианне. И спросил, прищурив глаза:
   – Покажешь мне свои новые картины?
   Лжец вышел на балкон. Он как раз собирался слушать очередной OST (достал с большим трудом) или какой-нибудь рок-мюзикл. Решал, что выбрать первым для дегустации, как вдруг припёрся этот странный чудак со своими идиотскими рассказиками. Лжецу всё равно Пророк очень нравился. С ним было весело и нескучно.
   А Пророк по-прежнему не отставал от Лилианны. Он говорил:
   – Один мой друг, «по небытию», очень хочет быть таким же, как Мотоцикл-бой, когда умрёт. Он заблаговременно сделал такую же причёску и нашёл на помойке проколотое колесо от мопеда, с которым не расстаётся ни на миг. Это, на мой вкус, уже слишком!
   Пророк говорил:
   – Ты знаешь, я тебя очень люблю и уважаю, но хочется чего-нибудь удивительного в твоём исполнении.
   Хозяйка дома погладила свой бледный шрам на щеке и легла на кровать уже с ногами (до этого момента она лежала на ней без ног, кои сейчас возложила на подлокотник близстоящего старинного кресла). Лилия весело пояснила:
   – Я в последнее время не пишу столь много, как ты. У меня есть кое-что из старого в подвале, если хочешь…
   – Хочу. Конечно, хочу. – Он подождал, пока Лилианна поднялась, подал ей руку с дурацким и благородным выражением на роже. И они пошли вниз. Красавчик услышал отдаляющийся голос хозяйки дома:
   – Кстати, когда ты сбреешь бороду? Такой молодой, а всё с этой бородой…
   Сахар тоже вышла из комнаты. Скрылась в одном из многих покоев. Дело в том, что она озабочена одной затеей. Она тренирует мышцы влагалища.
   Руководство по сборке «тренажёра» вычитала в какой-то газете. Нужна «груша» для накачки воздуха. От неё идёт шнур к «камере», в которую и поступает этот воздух. Шнур тянется через манометр к «рабочему элементу», точнее – презервативу. А он уже вставляется, так сказать, в этот самый слабый орган, мускулатуру которого и следует укрепить.
   Сахар этим и занимается.
   Сейчас она заперлась в комнате. А ещё она вычитала (но уже в Интернете) про некую пожилую особу. Бабушка не пила ничего и не ела целых 4 годика. Бодрая, нормально себя чувствует. Во всяком случае, так написано в Сети.
   Пророк и Лилия поднимаются по лестнице. Мимо них проходит Август. Пророк «вещает» непонятно кому:
   – У меня появилась отличная идея для новой книги. Главный герой – молодой мужчина с хорошим юридическим образованием. И у него раздвоение личности. Он одновременно адвокат и прокурор. Как мистер Джекил и доктор Хайд.
   – Наоборот, – поправляет Лилия. – Доктор Джекил и мистер Хайд.
   Пророк рассеяно кивает.
   Он писатель. Он всегда немножечко не в себе.
   Иногда Пророк заходил летом и спрашивал: можно ли погреться у вентилятора. Он сидел с протянутыми к вентилятору руками, тёр ладони друг о дружку, словно сильно замёрз. Хотя всегда в жаркие дни надевал куртку.
   Ещё Пророк всегда говорил, что хочет написать книгу и посвятить её тебе. Эти слова должны быть в заглавии. «Посвящается тебе.»
   Также Пророк повторял, что Бог ненавидит Христа. Бог допустил страдания своего сына, потому что очень этого хотел. Он радовался мукам Иисуса. Словно садист какой.
   Пророк говорил: «А может, они спутали Бога и Дьявола? Что, если рай – самое ужасное место?»
   А ещё он сообщал многозначительно: «Всё заканчивается на 16-ти.»
   Иногда Пророк заявлял: «Я мечтаю быть сбитым не автомобилем, но велосипедом…»
   Лжец направлялся в ванную. Красавчик никуда не шёл, а спал в кресле (ночные показы аргентинского сериала приводят к недосыпу).
   Лжец зашёл в ванную. И резко оттуда вышел. Безо всяких вытекающих водных процедур. К явно взволнованному парню невольно поспешили Лилианна с Пророком.
   – Эй, да что с тобой? – блондинка Лилия заглянула в глаза другу, придвинулась вплотную. Лжец указал на дверь ванной комнаты. И сказал:
   – Там Морская Богиня.
   – Да!?! – серьёзно переспросил Пророк. – А кто это?
   Лжец пояснил:
   – Я иду, иду, иду. Открываю дверь. А там – Кира! Морская Богиня. Стоит и смотрит на меня с плохо скрываемой жалостью во взгляде.
   Пророк резко мотнул головой, закусил губу, шумно вздохнул и разразился нижеследующей тирадой:
   – Пора покинуть эту систему. Перебраться в другую… Уснуть. Умереть. И видеть сны, и ничего не видеть… Если ты – никто, то ты можешь быть кем угодно.
   В это время мимо них, игриво виляя бёдрами, прошла Сахар. Затем заперлась в ванной.
   – Она там одна? – спросил Пророк у стены. – Вот что интересно…
   А далее он сообщил Лилианне кое-какую (важную) информацию:
   – Я, когда шёл к вам, встретил своего деда. Он отлично выглядел. Мы поговорили, попрощались. И только потом я вспомнил, что мой дед умер несколько лет назад. Он был мёртв! А я – нет.
   – Бывает, – шепнул Лжец Лилии на ухо. И всё-таки удалился.
   Сахар вышла из ванной. Она приняла быстрый душ, а вытираться не стала. Капельки воды маленькими бриллиантами блестели на её чуть смуглой коже. Она только промокнула мокрые волосы махровым полотенцем. Таким же пользуешься ты?
   Пророк сразу же как-то оживился. Обсыпал Сахар комплементами.
   – Ты прекрасно смотришься в любой одежде. А без неё – так ещё лучше. Склони голову чуть вбок. Да, да. Нет… Мадам, вы божественно пошло милы и красивы. Вы идеальны…
   Сахар довольно улыбнулась. И удалилась одевать себя, кинув полотенце на лестничные перила. Пророк поглядел на свои наручные часы.
   – Ровно 16! – возвестил он. – Мне пора. Всем пока!
   Лилианна стояла рядом и рассмотрела циферблат. Стрелки никуда не спешили. Они вообще не шли.
   Часы были сломаны.

Погляди

   Красавчик на балконе с биноклем. Он пытается разглядеть хоть что-нибудь в окнах ближайшего к ним далёкого многоэтажного дома. Там, где ещё живут люди. Бинокль «дальнобойный», но, тем не менее, жилая многоэтажка всё ж таки видна не самым подробным образом.
   Август что-то читает в комнате.
   Красавчик водит взглядом, «одетым» в бинокль. И видит несколько балконов, окон с горящим в них светом, людей, живущих своей частной (только их) жизнью.
   Он смотрит на верхние этажи. Натыкается на женщину с грудным ребёнком. Она держит младенца, как какую-то куклу. У неё уродливый двойной подбородок. Она подходит к перилам балкона.
   Август продолжает читать.
   Женщина протягивает руки с младенцем. Он сейчас будет над пропастью человеческой жизни. Вон мусорные баки дружно образуют уютную помойку. Бинокль сожрал расстояние. Красавчик «замороженно» следит за тем, как толстая неприятная женщина с двойным подбородком держит ребёнка высоко над землёй, за перилами балкона.
   Август беззвучно читает дальше.
   Женщина выкидывает младенца. Разводит руки. Больше не держит. Малютка на долю секунды свободно зависает над двором, в котором столько же жизни, сколько грешников в одном адском котле. И взмывает вверх, в небо, прочь от города и двора.
   Красавчик резко отдёргивает бинокль от глаз. Теперь он видит жизнь на отдалении. Многоэтажные дома с людьми внутри и снаружи – вдалеке, до них ещё нужно добраться, пройдя полуразваленные и абсолютно пустующие бараки, некоторые другие деревянные и каменные постройки, давнишние, старые, ненужные теперь никому.
   Придётся идти по грязной, залитой дождевой водой, разбитой дороге, постоянно натыкаясь на желтеющие, местами иссохшиеся деревья, на которых почему-то не садятся птицы.
   Мёртвый (насколько?) путь к жизни.
   Август читает до конца эпизода. И закрывает книгу.

Размытые круги на воде

   Тебя ещё терзают сомнения и дурацкие вопросы? Терзали когда-нибудь вообще? Возможно.
   Да? Ты хочешь всё узнать? Отлично.
   Начнём с того, что Красавчик дико обожает Сахар.
   А Сахару нравится музыкальный паренёк Лжец.
   И тем не менее (дежа-вю?) Лжец испытывает мучительную симпатию к Лилианне.
   Художнице же и хозяйке Жёлтого дома номер 16 нравится не кто иной, как Август (гомик, кстати).
   Улавливаешь глубину тупизны ситуации? Отлично.
   А кого тогда любишь ты? Если ты вообще кого-нибудь любишь.

Сюрреализм, заляпанный краской

   На картине был изображён опухший половой член сине-красного цвета. Весь воспалённый, практически мёртвый.
   – Как в справочнике венерических заболеваний. – Подметил Лжец. Лилия нервно улыбнулась, пошла к другой своей работе, рядом с которой уже стоял Красавчик. На полотне – женщина или мужчина, как-то не ясно. Стоит у двери и смотрит на тебя. В комнате темно.
   «Серое привидение», прочитал название Лжец.
   – Я его в доме видела пару раз, – разъяснила Лилия. – Решила запечатлеть. На память, что ли.
   – Поняяяятно… – по-дурацки протянул музыкант-волосатик, пошёл дальше вдоль стены, поскрипывая рокерскими сапогами по дощатому полу. Красавчик тихо спросил у хозяйки дома (номер 16 по такой-то улице, Жёлтого, конечно):
   – Мы, кстати, где? На чердаке? Или в подвале?
   – Мы тут. – Лилианна ответила тоже шёпотом, грациозно перешагнула через кипу своих холстов. На ней были излюбленные чёрные джинсы, голубая (под цвет глаз) футболка и мягкие тапочки домашнего предназначения.
   На очередной картине застыла девочка (совсем юного возраста) невероятной красоты, с белокурыми волосами, с сигаретой в руке. И грустным взглядом 30-тилетней проститутки. Троица друзей молчком двинулась дальше.
   На другом творении блондинки-художницы друзья увидели морщинистого старика с печалью выразительных глаз, смотрящего на тебя из полутьмы. Лилианна пояснила удивлённо-недоумевающим парням:
   – Это портрет Берроуза.
   – Ты нарисовала портрет Уильяма Берроуза?! – картинно изумился Лжец. – Без письменного разрешения?!
   Лилианна лишь подняла рукой чёлку своих белых волос в ответ.
   «С причёской подлиннее ей, возможно, было бы даже лучше…»
   Красавчик разглядывал ещё один шедевр хозяйки дома, девушки с голубыми глазами. На чёрном глубоком фоне сияли жёлтым крупные буквы, образуя странную надпись. «Self Street». Вот что было на картине.
   – А это?.. Как такое… появилось?
   Лжец ближе подступил к художнице (и попытался её приобнять). Лилианна шагнула к Красавчику. И сообщила:
   – Взяла эту надпись из какой-то там книжки. У нас в доме, кажется, где-то была…
   Красавчик видел на следующем холсте пятерых. Он видел там (тут) секс-эротичную Сахар; видел Августа со своим неизменным пирсингом головы; видел Лжеца с гитарой, мечтательно прислонённого к стене белого кирпича; видел Лилию с «творческим гримом» на красивом лице со шрамом; видел себя…
   Картина называлась просто – «Человечество».

Полуденная полночь

   Стемнело рано. Кипа пожухлой листвы шуршит под ногами идущих в «Ночной клуб». Они идут по заросшей парковой тропинке. Их пятеро. Они идут сквозь голые рассохшиеся деревья, древние (как сам этот парк), покрытые уличной пылью непокорной природы. Деревья зловещие, устало уходят верхушками во тьму. Под ними холмиками могилок настелены листья, листья, листья. Цвет жёлтый, жёлтый, жёлтый.
   Они идут.
   Лжец пару раз в темноте чуть не напоролся на ветки, растопыренные во все стороны, как смертоносные пики. Сахар опасалась вляпаться в чьё-нибудь дерьмо, судорожно исследовала взглядом тёмную почву под красными туфлями. Она надела и своё красное платье. Единственное. Феноменально уникальное при оценке всего её гардероба.
   «Я же должна предстать перед ним во всей красе!»
   А сверху, на плечи набросила джинсовую куртку.
   «Осень. Всё-таки ночью холодно…»
   Август, отчаянно пытаясь не растерять свои «гвозди», следовал через кустарник за Лилией и Красавчиком.
   Сырость. Мгла. Грязь. Парк. «Ночной клуб». Возбуждение. Предвкушение.
   «Надо спешить. Ведь скоро полночь.»
   Лилианна подошла к давно заброшенному кирпичному дому первой. На ней тот самый Лик Смерти. Привычный грим. Она осторожно входит в «Ночной клуб». Достаёт из кармана свёрток. Внутри – свеча. Лилия ставит её на выступающий из стены кирпич и поджигает спичками. Пространство вокруг, чёрная мгла с серым полночным оттенком, отступает в дальние углы просторной комнаты, заваленной мусором, разбитыми кирпичами и песком. Никого.
   К Лилии присоединились остальные.
   Они сели кругом. (Неудобнее всех было Сахару в вечернем платье, она подстелила картонку себе под задницу.)
   Они взялись за руки.
   Они посмотрели друг на друга.
   Они будут вызывать Дьявола.
   Желтоватый свет противится тьме. Но сумрак чёрной ночи всё сильнее…
   – Полночь, – возвещает Лилианна. Её приятный голос слегка дрожит. Все взволнованны. Но никто не боится. Здесь никого нет.
   Лилия начинает читать заклинание. (Она нашла его в одной старинной книге. Старинная книга её бабушки.) В нём есть странные слова и цифры. Их ровно 16.
   Лилианна медленно шевелит губами, произнося читаемое вслух. Еле слышно, как она говорит последние слова. Заключение заклинания.
   – …16…
   Затхлый воздух начинает вибрировать, оседая волнами электричества на камни, на стены, на пятерых, что сидят и чего-то ждут.
   И тут происходит то, чего они так ждали. Ну, почти…
   Свеча больше не отбрасывает жёлтый свет. Не разгоняет злую тьму. Она сама – источник темноты. Её дрожащее свечение стало чёрным.
   В дальнем углу послышался звук издевательских аплодисментов. И «смех трупов», будто всё происходящее – глупая комедия с пошлым смехом за кадром. Затем опять свалилась тишина. Седая пыль легла на камни.
   А в дальнем углу, во тьме, по-прежнему был кто-то. В тусклом свете луны, заливавшемся в пустые окна, можно рассмотреть серый плащ с капюшоном, надетый на что-то пугающее совершенно непонятным страхом.
   – Доброй ночи, ребятки.
   Заговорил чей-то голос. Что-то неспешно двинулось вдоль стены, как тень без хозяина. Не просто тень, а тень от тени. Оно сипело:
   – Шеф не мог откликнуться на вашу… молитву (оно улыбнулось невидимой пастью), но прислал для беседы меня… Я скромный помощник. Ваш покорный слуга… (снова улыбка).
   «Покорный слуга» замер у чёрной свечки. И задул её. Пятеро друзей услышали лишь шипение. Затем его голос:
   – «Человечество»… Подумай над этим названием, парень. Если… станешь живым.
   Лжец попытался улыбнуться. Состроил гримасу наподобие. А вот оно улыбнулось. И продолжало:
   – Красотка, так кем ты хочешь стать?
   Сахар сглотнула комок слюны. Зачем-то попыталась привстать и, видимо, сделать реверанс, но не смогла ни того, ни другого.
   – Знаменитой ведущей программы для детей. Или звездой фильмов для взрослых. – Всё-таки сумела выговорить девушка.
   Что-то у стены поджало губы (если они в принципе были), как бы говоря «Интересно, интересно…»
   – А может, побудешь актрисой немого кино? Тебе подойдёт.
   Пошутило оно, подарив незримую ухмылочку сексуальной брюнетке. А дальше подошло к Августу, стоя у стены с затушенной свечкой, не двигаясь с места ни на шаг. И сообщило:
   – Молодец. Причёска очень необычная. Скоро у нас опять будет в моде… С некоторыми поправками, разумеется… Но вот твой шестой палец…
   Невидимая улыбка.
   Дальше что-то обращается к Лилианне:
   – Великолепный макияж, – сипит довольный голос у стены. – Долгая, кропотливая работа художницы. Твоя лучшая картина… Начни автопортретом. Им же и закончи.
   Художница молчала. Она вся перепачкалась пылью с раскрошенных кирпичей.
   – И наконец о наболевшем… – сказало оно.
   Оно сказало:
   – Не хочешь, чтобы друзья узнали твою тайну? Тебя это немножечко пугает?
   И что-то невзначай посмотрело на Красавчика.
   – Я прав, дорогуша? – спросило оно (у кого – непонятно). Все молчали.
   А оно говорило:
   – Подумайте о страхе. Задумайтесь над тем, чего вы боитесь. Если вы сделали то, что сделали, зачем вам бояться? В Аду страх уже не поможет.
   Улыбка невидимки. «Вашего покорного слуги».
   – Представь это… Жёлтая весёлая луна смеётся. Она даёт жизнь умершим. Живые мертвецы. Для них нет ничего важного. Они выбираются из могил, рыскают по округе в поисках жертвы. Они ищут тебя. Мёртвым нужна жизнь. Покойники пытаются схватить тебя отвратными руками в знак собственной силы. (Но ведь сил у мертвецов для этого нет?) Они хотят заразить тебя смертью. Сделать из тебя копию с покойника. Они живут только этим. Просто представьте всё это всерьёз…
   «Скромный помощник» Сатаны говорит умиротворённо:
   – И жёлтая весёлая луна посмеётся вместе с вами.
   Опять тишина свалилась на них. Лаская слух спокойно и мирно. В «Ночном клубе» никого, кроме них. Здесь темно. Мусор. Сырость. Грязь. Парк. Осень делает ночной обход, шелестя опавшей листвой по мокрому асфальту, по тропинке, захваченной голыми рассохшимися деревьями. Осень улыбается и глядит на жёлтый круг в глубине ночного неба. Она смеётся.
   И говорит сиплым голосом невидимки:
   – …16…

Невосполнимые потери

   Надо нарубить дров.
   Для поддержки огня в камине нужны дрова. Хочешь осенним (бежевым) вечером разжечь камин в старинном доме на окраине города? Если да, то тогда надо нарубить дров…
   Она прямо так и сказала:
   – Надо бы дров нарубить.
   Брюнетка Сахар с мольбой во взгляде смотрела на Августа, пристально изучая реакцию его лица. Тот вяло улыбнулся, пошёл искать в подвале топор. Мимо проковыляли два обезглавленных трупа. На столе у компьютера – сотовый телефон. Примерно такой же, как у тебя.
   Он зазвонил? Нет. Галлюцинации не всегда воспринимаются визуально.
   – С мобильниками люди становятся более доступными. Так ими легче управлять… По телефону легко сказать неправду. Ты же не видишь того, с кем говоришь, и он запросто может тебя обмануть. – Говорит Лжец лукаво.
   – Позвони, пожалуйста, Пророку, – просит Лилия. – Что-то он давно не появлялся в нашей скромной обители.
   Парочка обезглавленных протопала теперь мимо Красавчика, который зашёл в комнату, к остальным. Стали слышны гулкие удары топора и звук раскалывающихся деревяшек. Во дворе – приятный осенний вечер. Будет дождь? Вряд ли.
   Мобильник уже в руке у Лжеца. Он уже набрал номер.
   «Первый… Второй… Третий… Четвёртый…»
   На том конце ответили на сигнал. Лжец поприветствовал Пророка. Затем стал слушать, что ему говорят. Правду? Или нет?
   Где-то через минуту парень «отрубился» от разговора, вернул телефон на прежнее место. Он был удивлён и чуток «смят» всем услышанным. Он сказал:
   – Пророк переехал. Убрался в другой город. Навсегда… Говорить больше не мог, некогда. Передавал всем привет. Всё.
   Молчали. Тишина врывалась в осенний вечер. Только топор редко выстукивал где-то снаружи.
   – Ему, наверное, там лучше будет… – (будто пытаясь прояснить ситуацию собственной оценкой) высказалась Лилианна. – Он всё равно останется нашим другом. Наверное…
   Девушка вышла на балкон, откинув лёгким движением в сторону бледно-жёлтые шторы. Вечерний ветер мрачно и взбудораженно заставлял занавески «дышать», весело раскачиваться под неслышную музыку осени, смотревшей в окна затемнённым лицом надвигавшейся ночи.
   «Надо Августу сказать. На всякий случай.»
   Красавчик поднялся из кресла и вышел в проём дверей, покидая закатную комнату. На улице Август взял новое полено. Он занёс топор над деревяшкой, как палач над приговорённым. Красавчик вышел во двор. Остриё топора неровно опустилось. На шестой палец Августа с левой руки.

16-ая глава

   Быстрый щелчок. И…
   БАХ!
   Пулю выплюнул пистолет, а она резко (трах!) проскочила сквозь голову «куклы», распыляя красноватую жидкость и крошечные кусочки электронных мозгов из образовавшегося отверстия. Тело киберпарня покачнулось. И…
   ШЛЁП!
   Упало к ногам Лжеца неловким мешком с электрической начинкой.
   Красавчик снял палец с курка. Убрал пистолет во внутренний карман куртки.
   – Где ты достал эту штуку? – переспросил Лжец.
   – Ты про «куклу»? – улыбка мелькнула на прекрасном лице. – Я же тебе уже всё рассказал…
   – Ладно. Давай-ка лучше переложим его в мой футляр.
   Так и сделали. И…
   Красавчик еле волочил ноги, шаркал кроссовками по асфальту (будто пьяный) так, что многих прохожих это тихо выводило из себя, как личное оскорбление со стороны парня.
   Лжец клацал своими сапогами. Он старался идти под тонкими тенями деревьев, что почти голыми стройно высились вдоль дороги. Обоим вспоминался неспешно проходящий день. И киберпарень, который сейчас смиренно лежит на пустыре за заброшенным складом. Он не может встать и уйти. Пуля сделала две лишние дырки в его черепе.
   Пистолет – в футляре для гитары. Надёжно спрятан? Как сказать…
   – Я никому не скажу. – Заверил друга Лжец. – Это правда.
   Снова, уже понизив тембр голоса, Лжец доверительно произнёс:
   – Я тебе не вру никогда.
   Лжец честными глазами синего цвета неба посмотрел другу в лицо.
   – Ответ? – Красавчик не вынес пристального вглядывания. – Так всё же тебе нужен ответ? Хорошо… – Он протяжно вздохнул, прищурился от тусклого солнца осени. – Этот электронный манекен собирался превратиться в серийного убийцу. Ему хотелось уничтожать людей, безжалостно и быстро… Эта цифровая «кукла» искала по Сети себе помощника, чтобы тот по ночам сопровождал её жертв. Безумный киберпарень жаждал сближения с ними, также желая показать свою значимость в их судьбах. И возгордился он тем, что способен причинять смерть. И стали мысли его устремляться к ней всё чаще. И вот, он отыскал меня…
   Лжец, внимая повествованию, чуть не ударился о фонарный столб. Об который стукнулся его футляр для гитары. Пистолет напомнил о себе, глухо тыкаясь в стенку.
   – Мне он сам про это всё рассказал. Правда. – Красавчик повернул за угол. Лжец слушал и шёл рядом. Красавчик страшновато улыбнулся:
   – А дальше ты знаешь.

Её папочка

   16 лет было ему, когда отец его умер. Когда умер он сам, ему было за 30. А до этого момента, обзаведясь женой и дочкой, этот кибершаман (по примеру своей мамочки) усердно пытался прорваться.
   Бесчисленные эксперименты по проникновению в телепреисподнюю заканчивались обычным дымом из зеркала. Призыв электронной плоти тоже ничего не давал. Но он продолжал свои попытки…
   Однажды всё вышло из-под контроля… Жена сгорела сразу, почти не мучилась при том. А он получил взрыв тока, способный выбросить живую материю за грань смешения цветов.
   Агония прошла мгновенно. С кошмара темноты струилась электрическая пустота. Реальность будто впала в кому.
   Там промелькнуло много лет. Преисподней не было. Изнанка мира поражала простотой разрывов пространства. Он получил шанс вернуться в реальность.
   Теперь ему хочется жизни. Нужно лишь найти свою дочку. И освободить её.
   Свою доченьку.
   Освободить от жизни.

Углы одиночества

1. Музыкант-невидимка

   Я стою на углу какого-то дома. Мерзопакостная «тюряга» из серых кирпичей с жильцами в утробе. Застенки для жизни. Из окон – ругань, музыка, звуки вращения лопастей вентиляторов, стоны, крики, вой, лай, закипание воды в чайнике… Я прислонился спиной ко всему этому.
   Играю на гитаре и даже пытаюсь петь. Но меня никто не замечает. Никто не бросает деньги в мой футляр, так жалобно раскрытый (словно выпотрошенный труп) у моих ног.
   Меня замечает никто…
   Симпатичная блондиночка моего возраста смотрит прямо на меня. Она меня видит. Девушка очень приятная, с короткой стрижкой, с голубыми (ангельскими) глазами. В руках у неё небольшой чистый холст. Она неторопливо приближается. Походка уверенная и лёгкая.
   Я больше не перебираю пальцами по струнам. Гляжу на неё. Она теперь совсем рядом. Над ней – высокая зелень деревьев, синева неба, жёлтый блеск солнечной сферы.
   Девушка-ангел говорит:
   – Привет. Я Лилианна. А как тебя зовут?
   Всё так приятно просто.
   Я улыбаюсь. Никто, кроме неё, меня не видит. Глядя на блондинку-ангела я пытаюсь что-нибудь соврать насчёт своего имени.

2. Зелёная муть летнего заката

   Закат мучительно валится с неба на блёклую линию горизонта, разметавшись алым над городским парком, жилыми многоэтажками, что столпились и выглядывают из-за зелёных крон.
   Мы с Лилией тихо идём по ступенькам парковой лестницы. Она, Лилианна, прекрасна сегодня. Впрочем, как обычно… Я немножко шаркаю подошвами своих сапог. Ручку футляра (с гитарой во чреве) сжимаю правой рукой.
   Вот мы и в парке. Безлюдно. Тихо, но не очень, ведь ещё не ночь. Лето ясным днём спокойно подходит к постели, чтобы погрузиться в тёмный прохладный сон до рассвета.
   Мы с Лиличкой идём по асфальтовой дорожке в глубь зеленеющего парка. На мосту, что лёг над запрудой из тины и мутно-серой воды, прижавшись к перилам, смотрит вниз очень странный парень. У него довольно короткая стрижка, меньше сантиметра. А из кожи головы торчком топорщатся какие-то «шурупы». Да он явно псих!
   Лилианна весело улыбается, идёт прямиком к парню. Я – за ней. Мы подходим. Тёмно-зелёные глаза странного «подражателя» восставшему из Ада светятся радостью, но и немного грустью. Он спокоен и безобиден. Как бомба.
   А ещё у него патология. На руке, которой он подпёр свой подбородок, есть шестой палец. Как бы совсем лишний…
   Солнце ушло, утонуло за полосой горизонта. Желтеющая полоска над ним переливается в синее. Солнце ушло, оставляя сумрак над мутно-серой водой, усыпанной зеленоватой тиной. Оставляя нас втроём.
   И тут-то Лилия начинает знакомиться с «шестипалым» парнем, который абсолютно никому не мешал этим августовским вечером.

3. Темнота под фонарями

   Я иду в одиночестве.
   Обыкновенный вечер позднего лета. Довольно поздний вечер. Свет исходит от уличных фонарей, грустно склонивших над мостовой свои «лица», будто готовясь заплакать, неожиданно излить тебе на голову накопившийся за многие годы груз негатива.
   Свет. Но кое-где кустится тьма.
   Свет. Тьма. Свет. Тьма. Фонарь не работает (лампа разбита) – тьма.
   Иду. Надо возвращаться домой. У бабушки всё хорошо. Замечательно! Очередная порция «жизни» – у меня во внутреннем кармане. Этих денег на многое хватит… Что-то мне холодно. Ничего, завтра потеплеет. Лето, хоть и позднее. Собачий лай. Чьи-то крики вдали. Наплевать. Меня никто тут не тронет.
   Захожу за угол кирпичного дома.
   И!
   Какой-то парень налетел прямо на меня. Мы столкнулись. Я упала. Он тоже. Или это она? Слишком темно. Трудно рассмотреть.
   – Извините! – говорит он (всё-таки он) таким приятным голосом, неторопливо поднимается с асфальта.
   А я уже на ногах. Лучше быть всегда наготове.
   – Не страшно… Это я виновата, – промямлила я, как настоящая дура.
   А он улыбнулся.
   – Всё нормально? – спрашивает.
   – О, да! Замечательно. Куча трупов, которых здесь нет, леденящая душу темень, налетающие на тебя парни… Здорово, классно!
   Пытаюсь быть чертовски интересной. А он улыбается. Он очень красивый. Пусть для парня это звучит странно. В плане подходящего комплемента, разумеется. Но…
   – Как вас зовут?
   Я сую руки в задние карманы своих джинсов. Зачем, интересно? Легко улыбаюсь ему в ответ.
   – Лилианна, – говорю я ему.
   – По-моему, необычно, – улыбается парень.
   Он почему-то резко оборачивается. Никого поблизости нет. Только темнота ночной улицы и свет от фонарей чуть правей меня.
   – Куда идёте… направляетесь? – он уже смотрит мне в глаза, я взгляд не отвожу. Парень просто прекрасный. Глупо звучит, но я слишком дурная сегодня, поэтому имею право на такие мысли. Даже скажу это вслух, пожалуй…
   Я говорю:
   – Иду домой… Я одна живу.
   Он так очаровательно глядит на меня. Красавчик.
   – Ну, может, не совсем одна, – говорю ему я.

4. Раздражитель без секса

   Она очень хочет быть похожей хоть на какую-то кинозвезду.
   Она считает себя крайне сексуальной, сексапильной, сексмагнитной…
   Она раздаёт на улице флаеры с рекламой. Люди безликим потоком проходят мимо, забирая пёстрые бумажки, которые она им всучивает.
   Они словно делают ей огромное одолжение!
   Это она им делает одолжение. Безвозмездная раздача «ценностей». Никому не нужных. Эти листовки уже на следующем углу «рушатся» на асфальт, смятые, беспомощные и лишние. Никчёмная бумага устилает людям путь. Их выкидывают. От них избавляются.
   Она раздаёт листовки. Она (хоть ей это и не нравится) с чувством глубокой самодостаточности осуществляет эту «миссионерскую» раздачу уже несколько дней кряду.
   Ещё бы! На неё ведь смотрят. Сексапильная брюнетка в ярко-жёлтой футболке в обтяжку и туго сидящих джинсах. Занимается не особо престижной (и практически ненужной обществу) работой, но зато может показать себя во всей девичьей красе.
   Она никому не нужна!
   Всем плевать на её секс-секс-секс-секс-образ шикарной внешности!
   Ею пользовались бы, как куском секса. Просто для утоления похоти.
   Секс-кукла. Секс-станок. Секс-автомат…
   Уже 16 часов. Она кончает. Работу выполнила. Всё раздала.
   Идёт по улице. Немного жарко. И солнце. И небо.
   И ей вручает флаер какой-то красивый улыбчивый парень.
   Она в замешательстве. Это ведь она «обогащала» всех этих озабоченных тупиц/идиотов своим «подаянием». А тут сама им всем уподобилась! Стала эквивалентной. Но совсем не кинозвезде.
   Парень-красавчик по-прежнему стоит рядом. Точнее сказать, она никуда не уходит. И солнце. И небо. И ей очень хочется что-нибудь ему сказать.

Мёртвое электричество

   Шёпот.
   Осень, словно шёпотом, падает мятым ворохом жёлто-красных листьев. В лужи. В грязь. Земля холодная, умершая, но ещё не совсем.
   Лжец опять пытается сочинить песню-суперхит для пока что несуществующей группы без названия. Он в дальней комнате, на втором этаже. Сидит с гитарой и кипой бумаг в кресле-качалке.
   Его мелодичное блеянье абсолютно не мешает ни ангельской Лилианне, ни странноватому Августу, ни сексуальной Сахар, ни красивому Красавчику. Все вчетвером уютно устроились рядом с камином – единственным, наверное, не из дерева кусочком Жёлтого дома номер 16 по такой-то улице.
   У Августа бинтом перемотана левая рука. Нет больше шестого (лишнего) пальца. Патология исчезла, уже насовсем, уже окончательно. Теперь он, видимо, нормальный человек. С пирсингом из шипов на башке. С нетрадиционной сексуальной ориентацией в ней же.
   Конечно же, над ними ночь. Город спит лёгкой смертью. От заката. До восхода… По дому (кроме прерывистых звуков музыки наверху) разносятся потрескивания пылающих поленьев на дне камина. Спокойная полуулыбка и умиротворённый взгляд хозяйки дома. Лилианна. Девушка луны.
   – Предлагаю… отправиться на кухню. – Красавчик медленно поднялся с кушетки. – Совершим вылазку к плите и галлюцинациям. Возьмём немного кофе.
   Сахар тоже встаёт. Она уже отсидела себе на полу всё, что могла.
   Кругом – темнота и тени, ищущие себя по углам. Все (тени) смиренно молчат, двигаются размеренно и тихо, не затевая беспорядков. Хлопнул выключатель. Лампочка, под которой стоял «электрический» призрак, прыснула желтизной в глаза. Незнакомый непрошенный гость улыбнулся, как обезумевший религиозный фанатик. Он ждал этого. Он желал этой встречи. Он нашёл её. Нашёл свою дочку. Ту, которую почти потерял после несчастного случая, своего «выключения».
   Призрак стоял под светом, грустно спадавшим на него (затеняя глазницы с диким взором внутри, превращая труп в живого).
   Отец произнёс хриплым голосом:
   – Так выглядит твой мир.
   И это был не вопрос… Никто никуда не бежал. Но стало тише. Отчётливо стали слышны далёкие переборы струн. Похоже, получался хит.
   Слова вываливались из отцовского рта электронным лязгом. Призрак говорил:
   – Ты сильно изменилась, малышка. Стала не похожа на себя, на маму… Но я всё помню. Помню. Стала похожа… По-прежнему очень красива. Дочурка. Очень красива…
   Больная, страшная, жуткая, сумасшедшая, убийственно-маниакальная улыбка сквозь фразу:
   – Вся в меня.
   Лилианна сидела спокойно, хоть и боялась до тошноты. Что-то менялось. Она это ясно осознавала через острый слой чувств. Её родители сгорели. Автокатастрофа. Спешишь домой, но не суждено успеть. Как ни старайся. Родители Лилии погибли в огне. В своей машине.
   Всё, что говорил этот загробный безумец, он говорил Красавчику…
   Красавчик прекрасен.
   Его никогда не видели без одежды?
   Он никогда не рассказывал о своих родных.
   Он любит Сахар, которая (без сомнения) женского пола, и которая терпеть не может лесбиянок.
   Он всегда мог подарить любовь. Будто умел вызывать её, когда кто-то в этом очень нуждался.
   Он, возможно, был порой счастлив.
   Он – девушка. (?!)
   И он от всех это скрывал.
   Красавчик. Она…
   На самом деле – нет.
   Это лишь бредовые измышления спятившего привидения.
   Оно только потом поняло, что произошло.
   Вода мощным потоком выплеснулась на него со спины, из тьмы, из ничего. (Повсюду в доме были вёдра с дождевой водой, которые ждали своего часа, чтобы на что-нибудь сгодиться.)
   Призрак, зашатавшись, резко обернулся, ударившись намагниченным плечом о дверной косяк. Из его «тела» стали выстреливать мокрые молнии. Не было больше ни лязганья, ни хрипа. Лишь скомканный крик-вампир, идущий из глотки вспыхнувшего мертвеца. Привидение чьего-то отца, пылая и светясь, рухнуло на пол. Страшное пламя стало жрать жилище изнутри.
   Парни и девушки торопливо покидали помещение. Пара оставшихся вёдер с водой уже не помогли бы. Что-то заохало на лестнице. Мимо промчался синеющий призрак. То ли женщина, то ли мужчина.
   Огонь быстро охватывал дом…

   Полная ночь. Жёлтый дом номер 16, который стоит на окраине города, окружён низкими деревянными бараками и хибарами. Они давно заброшены. А рядом умирают облетевшие, тоже брошенные своей жизненной силой деревья, всё равно одинокие, сколько бы их тут не было.
   Жёлтый дом номер 16 по такой-то улице горит. Его плотно скрутило пламя. Огонь своими горячими лапами обнимает страстно. Первый этаж, второй, чердак. Пылает дерево рядом. Всё окружает тьма. Ночное небо мерцает и переливается в лучистом звёздном свете. Из окон валит чёрный дым…
   Красавчик, Сахар, Август и Лжец стоят рядом с Лилианной. Блондинка чуть не плачет. Начинается дождик. Она не знает, что ей делать теперь. Её жизнь сгорела?
   Её друзья смотрят на то, как объятый адским пламенем дом начинает разваливаться. Лучшее место. Такое тихое и такое спокойное. Всегда весёлое и всегда радостное.
   Любовь и счастье. Призраки и страхи.
   Всё горит. Всё…
   Лжец прислонил какую-то картину Лилии к одинокому дереву поблизости. Друзья стоят рядом с ним. А горящий дом уже рухнул. Захоронение и кремация.
   Огонь уже не так пылает. Скоро останутся только угли.
   А плотная завеса дыма лишь слегка прикрывает развеселённую луну.

Правда(?)

   1…
   Лжец смотрит в объектив камеры, которую держит в руках.
   2…
   – Если вы смотрите эту запись, то меня уже нет в живых.
   Лжец смеётся. Спокойно, свободно.
   3…
   – Сказать по правде, я уже мёртв. Да… Это так… Я тоже призрак.
   Говорит Лжец, глядя в объектив своими пронзительно-синими глазами.
   4…
   – Только мои друзья и могли меня видеть. Как и многих наших, настолько постоянно.
   5…
   Он замолкает. А потом снова смотрит в камеру. Крайне внимательно.
   Такое впечатление, что он смотрит куда-то дальше.
   6…
   Лжец говорит:
   – И сейчас ты, должно быть, спросишь: «А как же та белокурая девочка в самом начале?»
   7…
   – Картина с этой девчонкой была в коллекции Лилианны. И всё. И больше ничего.
   8…
   – «А что тогда твои друзья? Красавчик действительно девушка?» – Спросишь ты у меня.
   9…
   – А я скажу: нет… Он парень. Красавчик… Его и остальных забрали в психушку. Другой Жёлтый дом… Им там, наверно, будет хорошо. Хотя вряд ли. Надеюсь, это ненадолго… Они всё равно останутся моими друзьями.
   10…
   Лжец усмехается. И говорит:
   – «Человечество». Только эту картину удалось вынести из горящего жестоким пламенем дома.
   11…
   – Кстати, я всё-таки придумал название для группы.
   12…
   – «Красавчик».
   13…
   – Знаю, что не самое лучшее. Зато в этом слове для меня много смысла. Теперь, когда оно ничего больше не значит.
   Лжец снова замолк. Где-то падает желтизной чарующее время осеннего мига.
   – Я думаю сейчас о том, что с нами со всеми произошло. И мне становится грустно. Правда, не очень.
   14…
   – Потому, что вся истина наших жизней уже никогда не будет прежней. И уж, конечно, не повторится… Всё ведь заканчивается на 16-ти.
   15…
   Осень плачет во мгле, где-то.
   Лжец поворачивает камеру, и ты видишь себя.

16…

Илья Соколов Красавчик