35

– Да… Что-то не то происходит с нами, – задумчиво протянул Василич. – Что-то не то…

Все мужчины, кроме бомжа, сидели вокруг Василича. Только Сергей давно уже встал и ходил по проходу между лавками. Он не принимал участия в разговоре о студентах.

Его продолжала мучить другая проблема.

Наконец он остановился напротив старшего азербайджанца.

– Нет, ты мне скажи, – Сергей близко придвинулся, едва не схватил азербайджанца за грудки, – ты мне скажи, ты зачем сюда приехал? Тебе что, дома, в своём Азербайджане, не сиделось?

В голосе Сергея была злоба. Чистая, едва сдерживаемая злоба. И боль.

– Ты что? – отстранился азербайджанец.

– Это ты – что? Ты зачем приехал сюда, а?

– Все приехали, и я приехал. – Алик тоже поднялся. – Дэньги зарабатывать приехал. Я нэ виноват, что ты только кричать умеешь, а торговать нэ умеешь.

Они стояли друг против друга. Почти одного роста и почти одинаковые по сложению. Алик был чуть повыше, но похудее.

– Да я тебя…

– Тихо, тихо! Остановись, Серёга! Даже если ты набьёшь ему морду, ничего не изменится. В том, что произошло, не он виноват. Тут что-то глобальное происходит… Дьявольщина какая-то… Такое впечатление, что кто-то давно всё распланировал и действует. Причём действует умно и по всем фронтам. А мы, дураки, только сопли утираем. Пока опомнимся… А ведь и не опомнились ещё!

– Но умирать мне придётся… рядом с ним… сейчас, – глухо произнёс Серёга. – Не хочу! Мы по разные стороны фронта, понял? Понял или нет?

– Я тоже не хочу… с тобой рядом умирать… – тихо сказал Алик.

В это время младший его брат в очередной раз попытался позвонить по мобильному телефону. И во время небольшой паузы в тишине в очередной раз прозвучали слышные всем слова: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

– Хочешь не хочешь… – сказал Николай Васильевич, как бы в ответ Алику. Или Серёге. Или в ответ телефону…

Василич тоже встал. Тяжело так встал, упираясь рукой в колено. Усадил Алика движением руки. Потом другой рукой обнял Серёгу:

– Да… последняя затяжка… такая вот вещь… неподкупная… Уймитесь вы… и вправду, может, вместе придётся… того… помирать… А вы… Нельзя в злобе помирать-то. Серёга, Серёга… остановись…

– Да я…

– Да что вы заладили: «умирать, умирать»! Ещё никто не умирает!

Дмитрий Ильич всё ещё сопротивлялся серьёзности положения. Голос его прозвучал бодро, но чуть-чуть неестественно.

– Нас спасут, вот увидите! И каждый пойдёт своей дорогой. И все проблемы можно будет решить через суд, поверьте мне! – воскликнул он.

– Умирать неохота… охота пожить… хоть немного пожить… на воле… а не получается ничего, – тихо ответил Саша. – А суд ваш… Тьфу! – И Саша мастерски сплюнул сквозь зубы.

– Да, умирать неохота, – согласился Павел. – А вот насчёт суда… Я тут пытался гражданство получить… По закону! Даже вспоминать не хочется.

– А я купил. И гражданство купил, и прописку купил. – Алик сказал эту фразу неожиданно для себя. Может, что-то такое… про последнюю затяжку… всколыхнуло в нём душу, давно уже забывшую о службе в Советской Армии… об учениях… о стрельбах… о самоволках… о дембельском альбоме… Вот и захотелось вдруг… сказать, поделиться… несмотря на претензии Серёги…

– Купил, да, – повторил он. – Деньги были – и купил.

– Ах ты! – Сергей рванулся было в сторону Алика.

– Чего ты дёргаешься? – остановил его Николай Васильевич. – Он хоть правду говорит. А ты подумай, кто у него деньги брал. Наши же чиновники и брали. Что ж ты не бегаешь по городу, чиновникам морды не бьёшь?

– Эх!

– Тем, кто так дорого за экзамены берёт, тоже можно было бы морды набить, – вставил Макс.

Кто о чём…

– И тем, кто им деньги даёт, а учиться не хочет, – добавил Павел. – Хотя я сам… в трёх институтах учился, да еле-еле последний закончил. Заочно.

На это Макс только хмыкнул.

– Мы просто живём так, как будто над нами смерти нет, – сказал доктор. – Так живём, как будто собираемся жить вечно. Или так, что после нас – хоть потоп. Потому мы и боимся думать о смерти, что совесть у нас не чиста. Как только подумаем, что есть Бог и что будет над нами суд, так сразу и кричим, что Бога нет. Бога нет, и суда над нами нет. Вот и получается так – что хотим, то и воротим.

– А кто сильнее да наглее, тот сильнее и воротит.

– Почему это суда нет? Суд есть и всегда был! – возразил Дмитрий Ильич.

– Да не этот суд! Не ваш, извините, продажный суд, а Божий суд. Помните, учили в детстве… – Доктор потёр лоб. – Сейчас…

Но есть и Божий суд, наперсники разврата!

Есть грозный судия: он ждёт;

Он не доступен звону злата, И мысли и дела он знает наперёд…

– Да вы поэт, доктор! – удивился Макс.

– При чём тут я? Это Лермонтов! Вы что, это в школе не учили?

– Я – нет. Не помню…

– Ну ты даёшь, студент! В школе что, тоже за бабки стихи сдавали? Лермонтов это. «Смерть поэта». В наше время эти стихи каждый знал.

– А теперь уже наше время, – парировал Макс.

– Вот тебе и смерть поэтов, – усмехнулся Павел. – И смерть прозаиков тоже. Кушайте, доктор.

– Что-то нет аппетита, – тихо произнёс доктор.

Больше никто и ничего не сказал.

36

– Поднимайте нас, мальчики! – позвала из тоннеля Света.

Женщин подняли в вагон.

– Давайте еду делить! – не унимался Саша.

– Ладно, давайте. Я думаю, начать надо с того, что испортиться может. С моего обеда. Сколько нас человек-то?

Давай, Паша, посчитай.

Паша начал считать вслух, показывая на каждого пальцем.

– Раз, два, три… Шестнадцать. Шестнадцать нас человек, если без той женщины, что лежит, и без этого… которого ломает.

– Женщине бы надо оставить её долю, – предложила Наталья Сергеевна.

– Вот очнётся, тогда и будем оставлять! – отрезала Галя.

– Правильно, Галю, – поддержала дочку мать.

– Может, и так, – согласился Василич. – Вот очнётся, мы ей её долю выделим. Из другого чего-нибудь. И этот… как его…

– Антон.

– Антон… притих вроде. Может, заснул. Не будем его трогать. Так… Шестнадцать нас… А супа у меня две банки, по ноль-семь. Почти по сто грамм на брата и получается. Примерно, по две трети этой кружечки. И батон нарежем, по куску. Так, ну начнём. Сначала женщины. Мыть посуду нам негде, да и нечем. Так что… по очереди.

Василич разливал суп аккуратно, стараясь ложечкой регулировать количество гущи, попадающей в каждую чашку.

Когда женщины закончили есть, Дмитрий Ильич попросил:

– А этому… однокласснику моему… давайте в последнюю очередь, а?

Никто не возражал. Бомж, бывший Юра Горшков, и сам не подошёл к раздаче. Он спал, наконец-то сладко спал, в темноте и в тепле.

Много ли человеку надо…

Его порцию отдали Гале. И против этого тоже никто не возражал: всё-таки у неё срок беременности был наибольшим. Не возразили мужчины и против того, чтобы женщины выпили, по глотку, маленькую бутылочку сока. Ту, что приготовила себе Наталья Сергеевна.

– Пейте, – сказал Николай Васильевич, – всё равно нам тара нужна, куда воду переливать.

– Какую воду?

– А ту, что там, в тоннеле, по стенке капает.

Сок выпили. Каждый, вероятно, подумал при этом об одном и том же: «А что мы будем делать, когда закончатся все имеющиеся у нас скудные запасы? А?»

– Позвони, что ли… – попросил Павел младшего азербайджанца. – Позвони ноль-два, или ноль-три.

И снова в наступившей тишине прозвучали всё те же слова: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

– Осталось только молиться, – сказала Наталья Сергеевна.

– Кажется, Господь Бог нам уже ответил! «Аппарат абонента выключен» – и всё тут! – Макс со Светой продвигались на своё старое место, в слегка помятый угол вагона.

– Не волнуйся. У Бога никогда и ничего не отключается. Это у нас всё отключается. То сердце, то мозги, то совесть. Так отключается, что нам молитву воспроизвести – подвигу равносильно!

– Давайте отдохнём. Сэкономим освещение. Свет выключим да приляжем на лавки. У кого как получится. Подумаем, подремлем, – предложил Николай Васильевич.

– Может быть, кто-нибудь придумает… что-нибудь дельное, – поддержал его доктор. – Ладно, пойду я лягу напротив бомжа. У меня всё равно… что-то нос заложило.

– Ваша жертва, доктор, будет высоко оценена, – почти улыбнулся Павел.

– Разве что на небесах, – добавил Дмитрий Ильич. – Спокойной ночи, доктор.

– Спокойной ночи.

В вагоне стало совсем тихо. Тихо и темно. И, когда все затихли, нельзя было не заметить, что в вагоне очень душно. Значительно более душно, чем было раньше.

– Душно, – шепнула мужу Галя. Но все её услышали. – Душно, Серёга.

– Терпи, – отозвался муж.

– Что это – воздуха меньше становится?

– Терпи.

– Не надо, ребята, – попросила Наталья Сергеевна. – Не надо о воздухе, ладно?

– Боже мой… вообще как в могиле, – громко сказал Макс.

– Типун тебе на язык!

– Затихни, Макс! Дай подумать… может, в последний раз.

– Помолитесь, ребята, – посоветовала Наталья Сергеевна. – Кто как может, помолитесь.

– Вы за нас помолитесь, раз вы верующая, – неожиданно попросил Дмитрий Ильич.

– Да, точно, – поддержал адвоката Василич.

– Конечно, я помолюсь. Только, когда все, это лучше… Может, Бог над нами смилуется… А я сейчас «Отче наш» вслух прочту. Не возражаете?

Наталье Сергеевне никто не ответил. Голос её чуть-чуть дрожал:

– Отче наш, иже еси на небесех…

Наталья Сергеевна закончила читать молитву, и в вагоне воцарилась тревожная, густая, душная тишина.