Сначала их было восемь – смертных грехов, ведущих в ад. Евагрий Понтийский, перечислив их, назвал те, которые, по его мнению, способны нанести непоправимый вред душе. Они были разными, сливались в один и заменяли друг друга. Но один был неизменно – Гнев. Пятый грех.
«Гнев – вспыльчивость, принятие гневных помыслов: мечтание гнева и отмщения, возмущение сердца яростью, помрачение ею ума: непристойный крик, спор, бранные жестокие и колкие слова. Памятозлобие, ненависть, вражда, мщение, оклеветание, осуждение, возмущение и обида ближнего».
«Мне отмщенье, и аз воздам».
Стояла небывалая для московского лета жара. Асфальт плавился, проминаясь под острыми женскими каблучками, горожане страдали от духоты и снимали с себя все, что только могли снять. Москва стала похожа на курортный Сочи. На улицах замелькали обнаженные мужские торсы и девичьи фигурки, стыдливо прикрытые узкими полосочками ткани, только по недоразумению именующимися майками и юбками. И все, буквально все без различия пола и возраста при первой же возможности норовили залезть в фонтан или пруд. И пусть городские пруды, по утверждению санэпидстанции, грязны и небезопасны, но они так манили прохладой, что невозможно было справиться с искушением.
И только офисные клерки, заложники дресс-кодов, вышагивали по раскаленному городу в похоронных черных костюмах, вызывая своим видом у прохожих приступы острой жалости и вместе с тем облегчения. Согласитесь, есть некая доля превосходства в осознании того, что тебе чуть-чуть лучше, чем кому-то идущему рядом.
Ювелирный магазин на Большой Никитской с утра стоял пустой. Аномальная жара разогнала посетителей, заставив их отложить покупки на более прохладное время. Но ближе к полудню в нем все-таки появились две женщины: гибкая шатенка в полупрозрачном шелке цвета маренго и благообразная старушка в старомодной шляпке, костюме фасона времен молодости Елизаветы II и с ридикюлем под стать ему.
– Александра Ильинична у себя? – тихо спросила первая.
Одна из продавщиц, Лера, тут же отрицательно покачала головой:
– Нет, но вы можете ее подождать, она вот-вот будет.
Бедная девочка с трудом погасила жадный взгляд. Ей уже давно хотелось купить нечто подобное, чтобы выглядеть незаурядно, и она мечтала о таком же шикарном наряде, от которого за версту веяло роскошью и благополучием. Женщину в нем невозможно представить стоящей в очереди в магазине или трясущейся в час пик в вагоне метро. Нет-нет, ее сразу мысленно видишь за столиком в модном ресторане, поднимающей бокал вина и смеющейся в ответ на остроумную шутку спутника – непременно состоятельного и импозантного. Или представляешь ее в ароматной пене в ванной комнате, где все блестит золотом и глянцем. А еще она видится за рулем суперскоростного авто, уверенная в себе, красивая и сексуальная. Таким людям Лера неистово завидовала и одновременно ненавидела их за это.
Вторая продавщица, Ася, заметив, что Лера замерла с вытаращенными глазами, легонько подтолкнула ее локтем. Та тут же очнулась и натянула на лицо самую любезную из своих улыбок.
– Вы подождите вон там, за столиком у окна, – указала жестом Ася. – Александра Ильинична скоро придет.
– Спасибо. – Женщина прошла к окну легкой походкой, выворачивая стопы так, что в ней сразу угадывалась балерина, возможно бывшая. Она даже на стул села как-то по-особенному, продолжая держать абсолютно прямой спину и совершенно не расслабляясь. Отвернувшись к окну, она полностью погрузилась в свои мысли.
Вторая посетительница, сморщенная сгорбленная старушка, очень милая и опрятная, близоруко прилипла к прилавку, вцепившись в него подагрическими узловатыми руками. Черные ажурные перчатки ее были старыми и застиранными до белизны.
Таких Лера презирала. Они раздражали ее уже самим фактом своего существования, тем, что постоянно попадались на ее пути. Они рылись в помидорах в магазине «Копейка», тщательно перебирая и разглядывая каждый плод. Лера забегала туда в обеденный перерыв и, если видела согнутую фигуру у ящика с овощами или фруктами, брезгливо морщилась и отходила. Вот понятно же, что помидоры или груши можно потом помыть или даже, на крайний случай, обдать кипятком, но все равно после бабок Лера брезговала что-либо брать. От таких старушенций часто пахло немытым телом и лежалыми старыми вещами, и Лера невольно задерживала дыхание, когда проходила мимо. Она ненавидела старость и тех, кто напоминал ей об этом.
Сейчас она довольно резко, отчего ее голос сразу приобрел визгливо-пронзительные нотки, спросила:
– Женщина, что вы хотели?
Бабушка подняла голову и смущенно улыбнулась:
– Деточка, я хочу внучке на день рождения колье подобрать. Вот это мне приглянулось. Покажите его, пожалуйста, поближе.
Она ткнула пальцем в украшение стоимостью в сорок тысяч долларов, и глаза у Леры гневно сверкнули.
– Боюсь, это не для вас. – Продавщица сложила руки на груди и не тронулась с места.
– Понимаете, это дорогое, даже эксклюзивное украшение, – с нажимом на слове «эксклюзивное» произнесла вторая продавщица – Ася. В ее голосе явственно промелькнули извиняющиеся нотки, и Лера тут же отреагировала на них, бросив на коллегу испепеляющий взгляд.
Но старушка ничуть не смутилась, а только удивленно подняла бровь:
– Но я хочу его посмотреть!
– Нельзя.
– Почему? – Пожилая женщина явно растерялась.
– Денег у вас не хватит. Значит, нечего и смотреть.
Лера почти не скрывала своего презрения. Ася же явно сочувствовала пожилой леди, но показать это боялась из страха перед напарницей. Как старшая смены Лера уже не раз грозилась, что сделает так, чтобы Асю уволили.
Старушка беспомощно оглянулась и, поймав сочувственный взгляд Аси, со смущенной улыбкой обратилась к ней:
– День рождения у внучки моей, я хочу ей подарок сделать. Такой, чтобы, когда меня не станет, она добрым словом бабушку свою вспоминала.
Решимость Аси не уступать, чтобы не наживать неприятностей со старшей смены, была основательно поколеблена. Трясущимися руками она схватила ключи и, несмотря на протестующий жест Леры, открыла витрину. И все-таки пойти до конца и достать «яблоко раздора» – бриллиантовое колье духу у нее не хватило. Она вынула маленькое колечко в форме цветка, усыпанное бриллиантовой крошкой, и протянула пожилой женщине:
– Вот посмотрите. Мне кажется, оно очень должно подойти вашей внучке. Сейчас такие считаются модными у молодежи.
– Зачем мне кольцо? Я хочу колье. – Старушка обвела взглядом присутствующих и, перехватив возмущенный взгляд второй посетительницы, которая отвернулась от окна и с негодованием смотрела на сцену, разворачивающуюся в зале, укоризненно покачала головой: – Они, должно быть, думают, что никогда не постареют. Ах, да ладно. Надоел этот цирк.
Старуха вдруг запустила пальцы куда-то себе под волосы и содрала морщинистую «кожу» с лица вместе с париком.
– Александра Ильинична! – охнула Ася.
– Обе уволены. Кассиру Марии временно занять место продавца. – Она, глядя в глаза кассиру, качнула головой в сторону прилавка. – Машенька, сегодня придется совмещать, а завтра я тебе постараюсь кого-нибудь в смену подобрать.
– Хорошо, – пролепетала Мария, которая тоже еще не пришла в себя от удивления.
Александра сняла с рук перчатки вместе с «подагрическими» узлами, вытерла руки платком и улыбнулась ожидавшей ее посетительнице.
– Фая, пойдем. Устала я что-то. Да и глаза от цветных линз болят, наверное, с непривычки вставила неправильно.
Фаина встала и со все еще не сошедшим выражением удивления на лице приблизилась к Александре:
– Признаться, я поверила. Очень убедительно получилось.
– Да что ты! – Александра, махнув рукой, засмеялась. – Это не я, это мне пластический грим шикарный сделали. Дорого, конечно, но оно того стоит.
– И сколько, если не секрет? – заинтересовалась Фаина.
– Десять тысяч евро обычно, но мне по блату в пять обошлось. Правда, волокиты много. Сначала лицо силиконовым составом заливают, потом сверху загипсовывают…
– А дышать как?
– Так отверстия для этого оставляют. Только вот сидеть и ждать, пока все высохнет, несколько часов нужно. Я чуть со скуки не умерла, даже несколько раз уснуть и проснуться успела. После, уже в мое отсутствие, с получившихся слепков отлили силиконовые детали, изнутри в точности повторяющие контуры моего лица, а снаружи – нового, старческого. Мне предлагали грим вурдалака или утопленницы сделать, – она хихикнула, – но я отказалась. Не люблю экстрим: появись я в таком виде перед гостями на свой день рождения, и кто-нибудь по дружбе кол осиновый всадил бы. А старушка – это мило и невинно.
– Так ты на свой день рождения грим заказывала? – изумилась Фаина.
– Ну да. Хотела публику удивить. Решила, когда все соберутся, я появлюсь в роли собственной бабушки, разведу народ на эмоции. Но потом передумала. Лучше в Европу на свой день рождения слетаю.
Александра толкнула дверь, ведущую из торгового зала в коридор, и пропустила Фаину вперед. Там пахло свежим деревом, патиной и лаком.
– Как тебе мой ремонт под старину? Нравится? Мастер специальную морилку использовал, чтобы патинировать, искусственно состарить поверхности. Он раньше реставратором работал, а сейчас увлекся созданием нового.
Фаина легко коснулась пальцами искусно выполненных панелей и восхищенно заметила:
– Идеально гармонирует со светло-зеленым цветом стен. Надумаю делать ремонт – подскажешь телефон мастера.
Александра согласно кивнула и толкнула дверь приемной.
– Александра Ильинична, – вскочила из-за стола навстречу ей секретарь Зина, – я здесь прайсы распечатала, как вы просили. И еще Иванов звонил, просил встречу перенести. Он застрял в стокгольмском аэропорту, прилетит на сутки позже.
– Спасибо, Зина. Приготовь нам две чашечки кофе. Покрепче, пожалуйста.
Зинаида только сейчас обратила внимание на странный наряд начальницы и стояла с открытым ртом, изумленно ее разглядывая.
– А, это… Модно сейчас так, – серьезно пояснила Александра, стараясь не расхохотаться, до того ошарашенное выражение застыло на Зининой мордашке. – Весь Париж с ума сошел, буквально все так ходят. «Ретростайл» называется.
И она, едва сдерживая смех, вошла в кабинет. Вдруг дверь в приемную с грохотом распахнулась, и в нее со всех ног влетела Ася.
– Александра Ильинична! – закричала она. – Умоляю, простите меня!!!
Продавщица, не обращая внимания на попытки Зины остановить ее, бросилась к Александре и вцепилась в ее рукав. От волнения ноги девушки подкосились, и она непременно упала бы, если б только Александра не успела ее подхватить.
– Держите себя в руках, Ася. Что за странное поведение? – гневно выговорила ей Александра.
– Простите меня, – с отчаянием прошептала девушка.
– С какой стати я должна прощать? Никто ведь не заставлял тебя грубить старушке. Вы на пару с Лерой развлекаетесь, повышая за счет покупателей свою самооценку, а я теряю клиентов.
– Пожалуйста. Я вас очень прошу… – Из глаз Аси закапали слезы.
Горе ее было искренним и глубоким. Александра даже не сразу нашлась, что ответить. Она удивленно посмотрела на ее бледное лицо, отметила, что Ася сильно исхудала за последнее время и у нее вокруг глаз залегли нездоровые круги. Ася выглядела очень несчастной и замученной. Александра почувствовала острый укол жалости.
– У тебя что-то случилось, Ася? А ну-ка, садись сюда, расскажи.
Фаина, расположившаяся на кожаном диване, из деликатности делала вид, будто увлечена чтением глянцевого журнала. Она листала его, вряд ли замечая, о чем там написано, и мысли ее были далеко.
– На, выпей и давай выкладывай, что с тобой происходит. – Александра усадила Асю на стул и села рядом. – Исхудала так отчего? Недоедаешь, что ли?
Ася неопределенно качнула головой. От волнения и необходимости говорить о своих проблемах она пила так жадно, будто не видела воды три дня. Оторвавшись наконец от стакана, она вытерла губы дрожащей рукой и жалобно спросила:
– Вы простите меня?
– А можешь ты мне все-таки объяснить, что это было? Вот конкретно тебе зачем так себя вести? Если бы мне так нагрубили на рынке или в магазине, я бы к такому продавцу в жизни снова не пришла. Слава богу, конкуренция сейчас большая, выбор есть. Как можно позволять себе дерзить, находясь на рабочем месте?
– Да, я виновата, знаю, – понурилась Ася. – С Лерой не ссорилась, честно говоря, боялась работу потерять. Она все время повторяла, что если я только пикну или пожалуюсь, то она сделает так, чтобы меня уволили. А я верила ей, думала, она и правда ваша приятельница. Она так говорила. И в итоге я все равно работу потеряла. А мне без нее никак нельзя! Сын на руках маленький, три годика всего. Уволите – голодать будем.
Она всхлипнула, и слезы градом покатились по ее щекам.
– Куда ж ты деньги тратишь, я же вам хорошо плачу? – опешила Александра. – И ты мне не ответила, чего худая-то такая? Недоедаешь?
Ася отрицательно затрясла головой.
– Нет. Я просто не всегда поесть успеваю. С работы – сразу на занятия: на вечернем учусь. Сына только и успеваю из детсада забрать и соседке по лестничной клетке оставить, – она вздохнула, – да кредит по дурости год назад взяла, а теперь никак расплатиться не могу. То штрафы, то пени. И все время остаюсь должна. Нет, мне без зарплаты никак нельзя, голодать будем.
Она пригорюнилась, явно собираясь снова зарыдать.
– Ладно. – Александра встала, и Ася вскочила вслед за ней. – Иди работай. Но запомни – это в последний раз! И то только потому, что какое-никакое, а сострадание к бабуле ты проявила. Хотя должна была просто колье показать. Пусть в руки не отдавая, но показать покупательнице! Понимаешь?
Ася кивнула.
– И еще запомни: никогда не суди людей по внешнему виду. Бабушка вполне могла оказаться обеспеченной особой, а вот разодетый франт часто бывает нищим аферистом. В общем, иди. Марии скажешь, что я тебе разрешила приступить к работе. А завтра подойдешь ко мне в конце рабочего дня, посмотрим, чем могу помочь с кредитом.
Ася расцвела, и на щеках ее выступил легкий румянец. Она часто-часто закивала, глядя с преданностью неожиданно обласканной бродячей собаки, и кинулась бежать.
– И не забывай есть, – крикнула ей вслед Александра, – а то в обмороки голодные падать будешь.
Когда за девушкой закрылась дверь и топот каблучков стих вдали, Фаина отложила журнал и спросила:
– Что случилось-то, к чему весь этот спектакль с переодеванием? Не проще было кого-нибудь с контрольной закупкой подослать?
– Не проще. – Александра вздохнула. – Поверь, я уже все испробовала. С мужчинами они кокетничали, Лера особенно. Маргиналов я и сама боюсь – себе дороже выйдет в магазин их приглашать. Нищие студенты роль не выдерживают, сразу комплиментами сыпать начинают, и все снова заканчивается кокетством и флиртом. И вот результатов никаких, а продажи неуклонно снижаются. Да что там – стремительно падают! Я пыталась кого-нибудь из подруг сюда подослать, так никто связываться не захотел. Видно, интуитивно чуют, что жареным пахнет, и отказываются. И я после сегодняшнего демарша их понимаю – кому ж приятно потом с испорченным настроением ходить?! – Она замолчала, вспоминая, как разговаривала с ней Лера, и стукнула по столу ладонью: – Ведь учила их, не судите по внешнему виду! Человек, может, намеренно не хочет к себе внимания привлекать, одевается попроще да поскромнее. А если к нему отнестись с пренебрежением да с высокомерием барским, он спорить и ссориться не станет. Он просто в другой магазин уйдет, и все. В тот, где с ним приветливо поговорят.
– Ты, конечно, правильно рассуждаешь, но профессиональную пригодность лучше все-таки на этапе приема на работу тестировать…
– Фай, ну вот что ты говоришь, а?! Кому, если не тебе, знать, как люди порой умеют маскироваться. Приходит на работу проситься – такая овечка, воды не замутит. И при мне всегда лапочка, сама вежливость. А чуть с глаз уйдет – там такой оскал, что люди в страхе шарахаться начинают. И где взять тесты, чтоб со стопроцентным успехом работников отбирать?
Фаина пожала плечами и улыбнулась:
– Нигде. Я бы сама с удовольствием на подобные хотя бы посмотрела. – Она достала электронную сигарету и вопросительно взглянула на Александру. – Будешь?
– Не хочу, кури сама. – Александра вдруг подумала, что рука у Фаины сильно дрожит, наверное, у подруги совсем плохо с нервами. Она накрыла своей ладонью ее пальцы и поразилась, насколько они холодны. – Ты замерзла?
Фаина отрицательно качнула головой и как-то неловко спрятала руку под стол.
– У меня часто последнее время такое бывает.
– Наверное, сердце барахлит. Ты же нервничаешь все время. Надо показаться хорошему врачу, хочешь, я…
– Ой, да что ты говоришь. – Фаина вдруг всхлипнула от смеха и, всплеснув рукой, закрыла ею лицо. – Да нет у меня ничего, понимаешь? Ни эмоций, ни сердечных болей. А может, и сердца нет.
– Синдром эмоционального выгорания? – растерянно спросила Александра.
Она, напротив, чувствовала себя полной жизненных сил и не понимала, как можно совсем и надолго потерять вкус к жизни. А потому не знала, чем можно помочь подруге.
– Пожалуй, так. Надоело все. – И заметив, что Александра открыла рот, чтобы возразить, торопливо закончила: – Но я с собой борюсь.
Кондиционер работал на полную мощность, и от него ощутимо веяло холодом. Фаина села боком, словно ей было не слишком комфортно и уютно, и Александра опять забеспокоилась:
– Я сделаю теплее, мне кажется, ты замерзла.
– Как хочешь. И не волнуйся ты, со мной все в порядке, – вдруг добавила она, поймав на себе ее обеспокоенный взгляд.
Александра поискала на столе пульт, задвигала ящиками стола, тихо ругаясь, потом вскочила и заглянула под стол.
– А, вспомнила! – легонько стукнула она себя по лбу ладошкой. – Вот же он, в лотке для бумаг.
Она быстро защелкала пультом, повышая температуру с прежних восемнадцати градусов до двадцати пяти. Потом кинула пульт обратно в лоток и, прокрутившись вокруг себя на одной ножке, порхнула к двери. Там, в небольшом отсеке, отделенном тонкой перегородкой от кабинета, у нее был устроен «будуар». Не в прямом смысле слова, конечно, до настоящего ему было далеко – не хватало роскоши и пространства, но в комнатке стояли уютный диван, кресло, в котором можно, забравшись с ногами, читать, платяной шкаф, небольшой стол и куча милых безделушек, которые время от времени ей дарили друзья и гости. Но, уже подойдя к двери, она вдруг вспомнила, что чуть раньше просила секретаршу сделать им с Фаиной кофе. Александра резво свернула и, толкнув соседнюю дверь, выглянула в приемную:
– Зина, мы же ждем! Где наш кофе?
– Ой, Александра Ильинична, забыла! – спохватилась та. – Я сейчас.
Александра повернулась и удрученно посмотрела на Фаину.
– С этим определенно нужно что-то делать: у меня проблемы с персоналом. Найдешь нужные тесты – сразу мне звони. Буду тебе должна.
Фаина засмеялась.
– Да просто уволь ее и найми следующую. Так, методом тыка, хорошего секретаря и найдешь. Это самый лучший тест.
Александра вздохнула:
– Может, ты и права. Да, телевизор посмотри пока, а я сейчас переоденусь и приду. Надоел уже этот маскарад.
Она раздраженно сдернула с себя жакет – в кабинете заметно потеплело, и в костюме теперь было невыносимо жарко.
Появилась она довольно скоро в белой блузе и серых широких брюках. Светлые волосы ее разметались по плечам, а лицо было чисто вымыто и только чуть-чуть тронуто макияжем. На столе перед Фаиной уже стоял ароматный кофе, пахнущий ванилью и имбирем, но она сидела, задумавшись, не прикасаясь к нему и скрестив руки на коленях.
– Фая, чего не пьешь? – весело спросила Александра. – И давай рассказывай, чего там у тебя приключилось.
Фаина вскинула голову и так удивленно поглядела на нее, будто не поняла, о чем речь. Потом глаза ее прояснились, в них на мгновение метнулся испуг, и она сконфуженно произнесла:
– Представляешь, я так задумалась, что даже забыла, зачем пришла к тебе. – Она выключила звук у телевизора и отодвинула пульт от себя на край стола. – Ситуация странная и неприятная, а я, как назло, ничего умного придумать не могу, кроме как поставить видеокамеры и устроить круглосуточную слежку. В общем-то потому я к тебе и обратилась. Нужно все выполнить качественно, быстро и эффективно. А у тебя, помнится, был кто-то из знакомых, кто мог бы это сделать.
Александра подумала, наморщив лоб. Потом почесала переносицу и произнесла:
– Надо поразмыслить. Тот, кто у меня есть, боюсь, не подойдет.
– Почему?
– Потому что он из милиции. А тебе, как я понимаю, государственные структуры ни к чему, иначе бы сама к ним обратилась. Так?
Фаина помолчала, разглаживая невидимые морщинки на тонкой ткани брюк, и нехотя ответила:
– Да. Сначала нужно попробовать своими силами справиться. А уж если не выйдет – тогда можно и заявление писать.
– Ты мне расскажи все по порядку, а я пока решу, к кому можно с просьбой обратиться.
Фаина кивнула:
– Хорошо, слушай. У меня есть сотрудница, зовут ее Лиля. Молодая, энергичная, ей двадцать четыре всего. Пришла на работу три года назад, как только окончила институт, и мне сразу понравилась. Девочка исполнительная, доброжелательная, надежная – что еще может руководитель желать? В общем, нареканий к ней у меня не было, и я не так давно назначила ее начальником нового отдела.
– И что, она на радостях пустилась во все тяжкие?
– Нет. Не перебивай.
– Извини.
– Набрали в отдел сотрудников, Лиля принялась с энтузиазмом их обучать, работа налаживалась, да и коллектив сложился дружный. Так мне казалось. Но вдруг из сейфа исчезают деньги. Вечером, когда подсчитали выручку, обнаружили недостачу в две тысячи, но решили, что это случайность. Дескать, кто-то обсчитался, расплачиваясь с заказчиком. Виновного искать не стали, мне тоже ничего не сказали, тихо раскидали сумму на всех и вернули деньги в кассу. Шесть сотрудников плюс сама Лиля – седьмая – получилось чуть меньше трехсот рублей на каждого. Вроде бы не слишком напряжно. Хотя недовольные, конечно, нашлись – это те, кто был уверен, что сами никакой оплошности не допускали. Как ты понимаешь, от них я и узнала чуть позже обо всем.
– Сдали доброхоты. Ну да, понимаю, в любом коллективе найдутся подобные.
– Это еще не все. Теперь все были предельно аккуратны, расплачиваясь, пересчитывали сдачу по несколько раз, и казалось, сюрпризов больше не будет. Но тем не менее деньги исчезли снова. На этот раз сумма была уже более значительная – семнадцать тысяч, и списать ее на случайную ошибку никак не получилось. Оставалось признать, что деньги пропали из общей кассы, то есть из сейфа.
– Ничего не понимаю, – пожала плечами Александра, – а как сейф-то вскрыли? Следы взлома были?
– Видишь ли, – смутилась Фаина, – он обычно открытым стоит. Специфика работы отдела такова, что деньги постоянно находятся в движении. Ну и сейф закрывают чисто символически: ключи в дверце торчат, но когда замок запрут, когда нет. То есть даже если дверцу и закрыли, то ключи – вот они, бери, пользуйся. Но у нас на фирме сложились такие отношения, что все друг другу доверяли, никогда ничего не пропадало. – Александра хотела возразить, но Фаина ее торопливо перебила: – Да, я понимаю, что это неосторожно – оставлять деньги без надзора, практически на виду у всех. Но… сейчас мне важно выяснить, кто из работников крысятничал. Я подозреваю, что это делал один и тот же человек.
– Почему ты так уверена? Первый случай вполне мог быть оплошностью, ну а второй – да, тут явная кража.
– Может быть. Но этим дело не ограничилось. Позавчера деньги пропали снова. Исчезло достаточно много – двадцать пять тысяч, и даже те, кто спокойно выплатил долг и в первый и во второй раз, стали возмущаться.
– А что, после второй кражи сумму опять молча на всех разделили?
– Ну да! Тихо, в своем кругу, не вынося, так сказать, сор из избы – то есть не ставя меня в известность. Но по фирме-то слухи все равно поползли, лишь до меня почему-то не доходили. А вот вчера, после нового случая воровства, ко мне тайно и независимо друг от друга пришли двое сотрудников. И каждый изложил свою версию происходящего. Скажу сразу, версии различались в деталях, но были сходны в основном. Теперь передо мной стоит дилемма: с одной стороны, я не могу поверить, что это делает кто-то из своих, с другой – очень сомнительно, чтобы посторонний мог подобную кражу в рабочее время совершить. В общем, мне нужно разобраться, что в коллективе происходит.
– Они на кого-то конкретно указывали?
– Да. И это самое неприятное во всей истории. Обе сотрудницы виновной в пропаже денег назвали Лилю. Дескать, она, пользуясь общей доверчивостью, брала деньги из сейфа, а потом устраивала показную истерику, подводя всех к мысли, что надо платить. Конечно, она тоже платила, как и все, но ведь тот, кто все деньги взял, в любом случае остается в выигрыше. Ропщущие приводили убедительные доводы: у Лили увеличились траты, в то время как доходы остались на прежнем уровне. Кому-то накануне кражи она жаловалась, что у нее не остается денег до получки, а потом пришла на работу в новых сапогах, ну и так далее. Понимаешь, шумиха неприятна в первую очередь мне. Это ведь я назначила Лилю начальницей нового отдела, я ей поверила. Следовательно, была недальновидна и ошиблась. И вот вчера, после визита ко мне сотрудников, я вызвала к себе Лилю и допросила. Она расплакалась, сказала, что ее оговаривают и денег она не брала. А еще рассказала, будто у нее появился богатый поклонник, который завалил ее подарками, и что у них очень серьезные отношения. Дескать, он сделал ей предложение, и скоро у них будет свадьба. Конечно, я бы могла ей и не поверить, но, во-первых, она говорила убедительно, а во-вторых, я имела счастье тем же вечером нового поклонника ее лицезреть. Симпатичный мужчина лет тридцати – тридцати трех, на серебристом джипе. Открыл ей дверцу автомобиля и смотрел влюбленными глазами. И что мне теперь думать?
– А сотрудники, значит, активно подводили тебя к мысли, что Лиля обнаглела, чувствуя твою поддержку. Может, их кто-то надоумил ее обвинить?
– Правильно понимаешь. И я хочу в этом непременно разобраться. Но настроения в коллективе такие, что, если я в ближайшее время вора не найду, мне придется уволить Лилю. Сплетни, шепотки за спиной, смешки – противно до ужаса. Кстати, я уже раньше странности замечала, как будто пересуды какие-то идут, но мне даже в голову не приходило, что это обо мне. А вот теперь, когда все выяснила, неприятно поражена.
– М-да, странно все это. А не может так быть, что все-таки именно Лиля виновата? Ну бывают же у людей расстройства психики, клептомания например. Это ведь не сразу проявляется, в периоды ремиссии человек ведет себя совершенно нормально. Вдруг у нее что-то подобное?
– Нет, не могу поверить.
– Да уж, бредовая история.
– Вот и я о том же. Для меня сейчас важно не просто выяснить, кто воровал, а прежде всего – зачем. Почему-то не отпускает ощущение, что мотив вовсе не деньги, как ни странно это звучит.
Александра с сожалением посмотрела в пустую чашку из-под кофе, повертела ее и встала.
– Надо же, выпила и даже не заметила когда. Фая, будешь еще? Кстати, у меня есть восхитительные пирожные и, что, без сомнения, является их несомненным достоинством, малокалорийные. Так как?
– Не знаю. Мне что-то последнее время ничего не хочется. Пирожных – тем более. Но ты на меня внимания не обращай, ешь.
Александра посмотрела на нее с подозрением.
– Фая, ты от меня ничего не скрываешь? Может быть, стоит все-таки сходить к врачу?
– Ах, Алекс, – отмахнулась Фаина, – ты же прекрасно знаешь, что это тут ни при чем.
– Ну ладно. Не хочешь пирожных – не надо. Но кофе-то будешь?
– Если можно – зеленый чай.
Александра согласно кивнула и, встав, вышла в приемную к Зине. Оттуда раздался смех обеих, и лицо Фаины сразу стало непроницаемым. Она ценила и уважала своих подчиненных, но не понимала стремления Александры со всеми быть sur un bon pied. Совершенно необязательно дружить с теми, кто получает от тебя зарплату, считала она.
Вернувшись, Александра села на кожаный диван и, закинув ногу на ногу, сказала:
– Мне сейчас одна идея в голову пришла. Все-таки я своего знакомого из милиции задействую в твоем деле. – И, увидев протестующий жест Фаины, торопливо закончила: – Воспользуюсь его связями с частными детективными агентствами. Уж он-то наверняка знает, где работают настоящие профессионалы, а где сидят бездельники, умеющие только деньги загребать.
Фаина, ранее вытянувшаяся от напряжения как струна, сразу обмякла и вяло кивнула.
– А… Ну, ладно. Пускай.
Александра взяла мобильник, достала его из чехла и, вытащив салфетку из тубы, протерла ею дисплей. «Царапина» на нем стерлась, и это ее порадовало.
«Точно как в анекдоте: у компьютерщика спросили, что такое счастье, он ответил: это когда битый пиксель сковыривается ногтем», – подумала она.
Найдя в записной книжке нужное имя, она нажала на кнопку звонка и взглянула на Фаину. Та сидела с застывшим лицом и с совершенно прямой, напряженной спиной.
– Все будет хорошо. – Александра ободряюще улыбнулась и махнула подруге рукой. – Эдуард Петрович? – проворковала она в трубку. – Вспоминали меня добрым словом? Да ладно, шутить изволите. Наверняка желали, чтоб островные аборигены съели меня на завтрак?..
Фаина встала и отошла к окну, давая понять, что она эти отношения не слишком одобряет. Она была в курсе не только истории знакомства Александры и Лямзина, но и знала, чем все закончилось[1]. И ей не нравилось, что Лямзин психанул и уехал, оставив Алекс рыдать в одиночестве. По ее мнению, мезальянс – он и есть мезальянс, и не стоит снова в этот союз влезать – было уже подобное в жизни Александры. «Никогда мужчина, который ниже женщины по социальному статусу, не смирится с этим», – считала она. Александра же ее мнения не разделяла, а над страхами смеялась.
Наболтавшись вдоволь, она повернулась к Фаине с чрезвычайно довольным видом.
– Думаю, сегодня я твою проблему решу. – Она коснулась ладонями раскрасневшихся щек. – Причем в самом лучшем виде, можешь не сомневаться. Подполковник Эдуард Петрович Лямзин в данном случае – это то, что надо.
– Уверена? – с сомнением посмотрела на нее Фаина. – Мне показалось, ты все как-то не по существу говорила. Кокетничала, заигрывала, флиртовала. О каком деле может идти речь?
– Ах, Фая, твое отношение к Эдику я уже знаю, – Александра захохотала, – поверь, все не так страшно, как кажется тебе.
Фаина поджала губы:
– Вечно у тебя какие-то экстравагантные выверты в личной жизни. Ну вот чем тебе был плох Вадим? Какой красивый мужчина! Все пациентки его заглядывались…
– Фая, – перебила ее Александра, – если Вадим – хороший врач, это еще не значит, что он хороший муж. И потом, он мне замуж не предлагал.
– Тебе просто стоило быть немного настойчивей. И терпеливей. Человек два раза обжегся, не мог же он очертя голову в роман с тобой броситься.
Александра поморщилась.
– Ерунда, он вообще рохля. Никогда сам ни на что в отношениях решиться не может. Ну да мы отвлеклись, вернемся к делу. Я считаю, что такие вопросы, как твой, надо с глазу на глаз решать, а не по телефону. Так что я сегодня поеду к Лямзину и все сделаю. Обещаю.
Они познакомились, когда Александра после балетного училища пришла работать в труппу театра. Ей было девятнадцать, Фаине только исполнилось двадцать три. Фая сразу прониклась к молодой балерине симпатией и всячески начала опекать и поддерживать ее. В атмосфере сплошных заговоров и интриг это оказалось совсем нелишним, и Александра была ей искренне благодарна. А когда через полгода подруга вышла замуж и оставила театр, Алекс затосковала. Свободолюбивая и независимая, она всегда тяготилась железной дисциплиной и многими ограничениями, которым должны были постоянно подвергать себя балетные. И потому, как только подвернулась возможность, она тоже ушла. Но если для Фаины с балетом было покончено навсегда – она решила родить ребенка и полностью погрузиться в материнство, то Александра выбрала щадящий вариант. Она нашла место преподавателя в балетной студии и с удовольствием занялась новым для себя ремеслом – обучением детей танцам.
Но хотя жизнь Фаину и Александру развела в разные стороны, дружба между ними не только не прекратилась, а стала еще крепче. Вскоре Фаина родила девочку, и Александра стала той крестной матерью.
Фаина помешала ложечкой остывающий чай и прервала затянувшуюся паузу:
– Знаешь, я в юности жутко обижалась на каждую несправедливость, допущенную по отношению ко мне. И на досуге придумывала характеристики людям, замеченным в неблаговидных поступках. Потом так увлеклась этим, что классификация разрослась вглубь и вширь, причем я не обделила своим вниманием и положительные персонажи.
– А ну-ка, расскажи, – заинтересовалась Александра.
– Да, право, не стоит. – Фаина коротко хохотнула, но, искоса бросив взгляд на заинтересованное лицо подруги, решилась. – Ну, первый тип – это «индюк». Таких раздувает от собственной важности, независимо от их достижений. Причем чем меньше этих достижений, тем больше пучит индюка. Кстати, сделаю отступление – индюшки еще хуже, тех пыжит не от своих успехов, а от достижений мужа настолько, что они теряют чувство реальности. Успехов друзей или их детей органически не переносят.
– О, я знаю один такой экземпляр, – засмеялась Александра. – Девушка все время рассказывала о своих знаменитых знакомых и собственных грандиозных планах, а в итоге все оказалось сущей чепухой.
– Значит, ты меня понимаешь. Второй тип – «рыба-прилипала». Эти крутятся вокруг, если чувствуют, что с тебя можно что-то поиметь. Не важно что – деньги взаймы, и лучше без отдачи, или рецепты к новогоднему столу. Чтобы добиться своего, старательно вылизывают тебя с ног до головы. Трагедии случаются и у них – когда приходится выбирать между двумя дойными коровами и если выбор в итоге сделан неправильно.
– Таких, пожалуй, я тоже встречала. Хотя я старательно избегаю их. Пока удавалось, – сказала Алекс.
– Значит, тебе везет. У меня есть сотрудница, никак не могу от нее избавиться. Вроде бы все правильно делает, придраться не к чему, но прилипчива до безобразия. Раздражает. Хотя, пожалуй, она больше к типу карьеристов подходит. Острый локоток конкуренту в бок, вовремя умело поданная сплетня – и вот она уже в полушаге от успеха.
– Ты не ее случайно подозреваешь? – спросила Александра.
– В краже денег?! Нет, ну что ты. Она на такой риск не пойдет. А вот повернуть ситуацию в свою пользу – это она может.
– Крушение карьеры подобные люди обычно воспринимают как катастрофу.
– Так и есть. Она уже сейчас обвиняет в своих неудачах кого угодно, но только не себя. – Фаина на мгновение запнулась, потом устало махнула рукой. – Я, наверное, занимаюсь не своим делом. Мне всегда нравились барды, поэты, бродячие странники, я даже когда-то мечтала стать подругой одного из них. И это даже произошло, если ты помнишь.
– Конечно, – Александра кивнула.
– Потом я «повзрослела», набралась житейского практицизма и вышла удачно замуж за умного, богатого и красивого, – она горько усмехнулась, – вот только счастья с каждым годом все меньше и меньше.
– Фая, все будет хорошо, только не надо переживать, – обеспокоенно сказала Александра.
– Ах, перестань, не успокаивай меня, – отмахнулась Фаина. – Мне тридцать девять лет, и моя жизнь похожа на пыльный мешок. Я сама не знаю, когда, в какой момент, окончательно опустила себя туда и завязала сверху тесемку столь крепким узлом, что уже не развязать. И нет мне оттуда возврата. Даже если вылезу, все равно буду грязной.
– Но…
– Не надо! Не хочу слушать никаких возражений! – резко сказала Фаина и поднялась. – Понимаешь, Алекс, я знаю, о чем говорю. И успокаивать меня не стоит.
Александра после ее ухода еще долго сидела, задумавшись. Такая Фаина разительно отличалась от обычной – спокойной и невозмутимой, какими, как правило, бывают все балетные. У них желание веселиться и болтать без умолку отбивают еще в детстве железной дисциплиной и муштрой, подобной армейской. Привычка говорить и двигаться тихо в итоге так въедается в подкорку, что остается на всю жизнь почти у всех. Но на Александре балетные порядки мало сказались в силу ее характера – она всегда была взбалмошной и бойкой, с легкостью попирающей любые авторитеты. Правда, железная дисциплина и ее заставила немного усмирить свой нрав, но это даже, пожалуй, пошло ей на пользу. Ее «дикий» авантюризм, насильно закованный в рамки, приобрел цивилизованные черты. Хотя все равно временами Александра выглядела бунтаркой.
Но Фаина – нет. Талантливая, изящная, красивая той благородной красотой, которую отразил в своих картинах Карл Брюллов, она всегда казалась воплощением спокойствия и кротости. А выяснилось – вон какие вулканы дремлют в ее душе.
Александра выплеснула гущу кофе в раковину, сполоснула чашку и налила в нее чистой воды. От совершенно нереальной жары ее все время мучила жажда. А кофе, как, впрочем, и чай, жажду утоляет, но лишь на короткое время. Потом с новой силой хочется пить.