Молвь[1] старины

 

O тот язык! что пращуром рождённый!

Не оскудей, а упоеньем стань.

Величием времён обожествлённый,

Не покидай наследную гортань.

 

 

Она готова бережно лелеять

Те звуки слов в хранилищах своих.

Душе и ближе, и стократ милее

Родную молвь являть, слагая стих.

 

 

И, как рыбарь[2], выуживать из глуби

Ушедших, незапамятных веков

Ту сокровенность дум… Уста иль губы?..

Не всё ль одно? Но резонанс каков!

 

 

И то, что обновленье отрицало,

Взамен неологизмы принеся,

Хранило в глубине души зерцало[3].

Исконность речи в нём таится вся.

 

 

Как явно и доверчиво проворно,

Ломая все опоры на пути,

Идёт нововведенье животворно,

Пытаясь право мысли обрести.

 

 

Да будет так! Со временем не спорю.

Но как порой бывает мне милей

Молвь старины и в милости, и в горе,

Хранимая в ларцах души моей.

 

Паверечье

 

Паверечье[4]. Темь – слепой похитник[5],

Бродит меж зародами[6] в лугах.

Близ опочивать приник ракитник,

Грезится жалейка ивам в снах.

 

 

В горнице качает мамка зыбку.

Лунный свет в оконце заглянул.

На лице кормилицы улыбку

Осиял и в тучках утонул.

 

 

Есень[7] в рвани, словно побируха,

Милостыню просит по дворам.

Настоялись сбитень, медовуха…

Божий мир – величественный храм.

 

 

Ниспаденьем[8] разноцветье листьев

Льнёт к земле – тепло там отдышать.

В раздорожье[9] персть[10] и клочья мыслей

Гонит ветр, уставший их держать.

 

 

И горит свеча в слепом окошке.

Чахнет в чистополье травостой.

Держит есень губари[11] в лукошке,

Просится на роздых, на постой.

 

Любый мой

 

Свиделись на росстани

Изборной[12] стези.

Стлалось благо роздыми[13],

Виделось вблизи.

 

 

Любый мой, бажёный[14] мой,

Свет моих очей.

Ты приворожён был мной

Ворожбой ночей.

 

 

А на зорьке утрешней

Протянул мне длань[15].

Молвил мне: «Будь тутошней,

Ладой моей стань».

 

 

Был с небес водицами

Чуян Божий глас.

Вещими криницами

Омывало нас.

 

 

Любый мой, бажёный мой,

Сокол – горний свет,

Ежели нарёк женой,

«Да» – тебе ответ.

 

 

Что с тобой обрящем[16] мы?

Будем что сулить?

Россказнями нашими

Белый свет живить[17]?

 

 

На жалейке поровну

Песнь благу играть.

Сладкогласу вологу[18]

На распевки звать.

 

 

Не блажить, а связывать

Дней текущих нить.

Былями да сказами

Детушек дивить.

 

Родь моя

 

Родь[19] моя! Земь[20] праотцов!

Русь святая! Дщерь[21] твоя

Молит царствие венцов

O блаженстве бытия.

 

 

Мне тебе и песнь слагать,

Жаловати[22] мне тебя.

Мати[23] – любо называть,

Брезеть[24] в лета бедствия.

 

 

Ни остуду[25], ни охуд[26],

Ни похлебство[27] не прими.

Алчет[28] твой работный люд

Блага в мире. То ими́[29].

 

 

Дабы[30] дружество твоё

Воссияло, аки[31] свет.

Дабы голое жнивьё

Тучной нивой встало вслед.

 

Дорога жизни

 

Идущему надежда на свободу,

Как оберег дорожный, в путь дана.

О! сколько всевозможного народа

Прошло через лихие времена!

 

 

А путников стегали град и ливни,

Косили голод, моры и война.

И молний сногсшибательные бивни

Валили наземь. Выла тишина!

 

 

И ветер обнимал могучей хваткой,

И пыль вздымалась клубом под стопой…

Дорога колебалась зыбко, шатко,

Раскачанная горькою судьбой.

 

 

Метель стелила снежные постели,

И гнуло солнце зноем до земли.

Стирались в хлам подошвы, и зудели

Кровавые мозоли-волдыри.

 

 

Болели спины, ныли нестерпимо.

Колени подгибались, ослабев.

И пролетали годы мимо, мимо…

И разрушался сотворённый блеф.

 

 

И травы сохли, и взрастали снова

На выцветших обочинах дорог.

И ожидал молитвенного слова

От человека вездесущий Бог.

 

Идёт по тем дорогам пилигрим

…Эх ты, проезжая степная дорога, широкая, вдоль и поперёк потом и кровью залитая!..

А. И. Левитов «Степная дорога»


 

Дорога. По ухабам да по кочкам…

То там, то тут – нужда и нищета.

За строчкой непременно будет строчка…

И до поры в молчании уста.

 

 

Как сорняки, взрастают вдоль дороги

Тщеславье, доносительство, корысть…

Цепляются репьями в дни тревоги,

Чтоб твой серёдыш[32] под сурдинку грызть.

 

 

Гони, гони нас в бездорожье, время!

В безвыходность, в бесправие, туда,

Где дерзостному обрываешь стремя,

Где прошлого бурливая вода!

 

 

Где загнанная немощная кляча

Вперяет взгляд пугливый в борозду,

И где дитя, воинствуя и плача,

Ручонками схватилось за узду.

 

 

Где жница налитой срезает колос…

Где составляют вновь мартиролог[33].

Где кривда в правоту перемололась.

Где непреклонен вездесущий Бог.

 

 

В дожди, в метели, в липкие туманы

Идёт по тем дорогам пилигрим.

Бездельник ждёт всю жизнь небесной манны…

А делатель[34] возводит «Новый Рим»[35].

 

 

И только неприступная природа,

В своей первоначальной красоте

Не изменяя сути год от года,

Блаженствует в кристальной чистоте.