Кто я? Кто я в этом мире?
Если я – полынь-трава,
То меня ветра косили
До Святого Покрова.
От ветров степные веды
Укрывали до корней
И на скудные обеды
Созывали снегирей.
Если птица я какая,
Ветер пусть меня несёт,
То лаская, то бросая,
Над стихией грозных вод!
Упаду, опять взметнусь я,
В небе сделав пируэт.
Поклонись царице Музе,
Опиши меня, поэт!
Если я вода, то ветер,
В одночасье вспенив гладь,
Бесконечным разноцветьем
Вынудит меня кричать!
А когда затихну, солнце
Слёзы высушит мои,
Бросит луч тепла на донце
В сети рыбьей чешуи…
Может, я тот самый ветер?
И мой дом – весь белый свет?
Но никто мне не ответил.
Может, здесь меня и нет?
В память о моём отце
Когда б я был не человек
И правду жизни не искал,
Не поднял б я тяжёлых век
Взглянуть не раз в судьбы оскал.
Не умилялся б красотой
Чарующего естества.
Не видел связи бы простой
В величии всего родства.
И не нашёл бы блага я
Во всепрощении людском.
И не узнал бы многого,
С чем стал поистине знаком.
Глотая пыль прошедших лет,
Вступая смело в новый день,
Я оставлял заметный след,
На новую взойдя ступень.
И каждый пройденный этап
Я ощущал как сердца стук.
И смелый, дерзостный нахрап
Не убавлял душевных мук.
Память ищет отдушину в жизни.
Материнское ищет тепло.
То тепло, что мы помним до тризны,
Только детство от нас утекло.
Все ручьи собираются в речку,
Оттого полноводней она.
Материнское бьётся сердечко,
Будто бьётся о берег волна.
Заключая потоки в объятья,
Речка воды несёт далеко.
Мама рядом и сестры, и братья.
Вместе всем и тепло, и легко.
Так по руслу текут поколенья,
Свой имея единый исток.
Но приходит пора ответвленья,
И ты сам по себе водоток.
А когда станет вдруг одиноко,
Вспомни маму свою и те дни,
Когда речкой вы были глубокой,
И в душе навсегда схорони.
В пыльном шкафу, позабывшем хозяйские руки,
Многие жизни альбом на страницах хранит.
Пройденный путь чей-то в нём, время встречи, разлуки…
День за окном, уходя, тусклым светом дрожит.
Верный хранитель, зажав меж листами горсть снимков,
Стиснул молчанье и замер, на полке лежа.
Перед вторжением вышла минутной заминка,
И замерла в ожидании полном душа.
Я машинально сотру пыль рукою с альбома,
Будто к нему подберу генетический код.
Как же мне эта картинка с обложки знакома…
Словно с неё начинался по матери род.
Бабушка, дед, мама, дяди и дядины тёти.
Сестры и братья. Пестрит от волненья в глазах.
Люди одеты по той – незапамятной – моде.
Многие души давно отошли в небеса.
Тихо листаю хранящие фото страницы,
Словно по жизни чужой осторожно иду.
Вижу ли я это всё? Или мне это снится?
Что для себя потаённого здесь я найду?
День догорел, занавесила ночь тьмою окна.
Надо бы свет электрический в доме зажечь.
Жарко вспотели ладони. Блестят в каплях стёкла…
Время пришло эту тайну мне в сердце беречь.
Собирай, жизнь, друзей и недругов,
Бескорыстных, рвачей, льстецов…
Только дай средь молчанья, вéрезгов[38]…
Сохранить мне своё лицо.
Только дай не связаться с циником,
Проходимцем… и хитрецом.
Подружи лучше крепко с лириком,
Награди меня мудрецом.
Дай мне силы на сострадание,
Крепость духа и ясный ум.
И оставь хоть одно желание
Для создания чувств и дум.
Вот такая ты: очень разная!
Тут уж как судьба повернёт:
Повседневная ты и праздная.
А порой… кто ж тебя разберёт!
Я не прячусь от дел и трудностей.
Спотыкаюсь о камни бед
И сгораю в твоей безлюдности,
За собой оставляя след.
Зачем пишу стихи? Дать мысли
Истечь желанием с души.
Дожди над городом повисли,
С небесных тянутся вершин.
Ни облаков, ни туч не видно.
В кромешной серости дождя
Двусмысленно и незавидно
Всё утопает в блике дня.
И только слово троекратно
С созвучием открытых чувств
Передаёт невероятно
Мои бесстрастье, радость, грусть…
Так изливаются потоки
Из недр, глаголя о своём.
И мысли, собираясь в строки,
Свой создают здесь водоём.
Сквозь туман и причуды осени,
Поднимая усталый взгляд,
Вижу пятна внезапной просини
И природы цветной наряд.
Улыбнуться бы сочной яркости,
Только сердце сильней стучит.
Есть пора у детей и старости:
Выдаёт им Господь ключи.
Открывание – закрывание,
Паутинка – паучья сеть.
Многозначное расстояние.
Время есть ещё повисеть.
Полустёртые в памяти жизни страницы.
Что ж, векуй, горемычная, плачь…
Но сквозь слёзы проступят знакомые лица,
И в ночи громко крикнет дергач.
Ухнет филин… Луна озарит ярким светом
Трепыхание мокрых ресниц…
Далеко-далеко… за пределами где-то
Небо высветят вспышки зарниц.
Колыхнётся верхушка берёзы высокой,
По коленям пройдёт ветерок…
И дождём, как небесным живительным соком,
Вдруг омоется здешний мирок.
Что гадать? Доживай свою жизнь, вековуха!
Посмотри, как ярится гроза!
Будто льётся хмельная с небес медовуха,
И в медах затерялась слеза!
И баюкает ночь долгосрочную память,
И смывает задумчивость дождь.
И так хочется ей, будто льдинке, растаять!..
Только знает она слово «ложь».
Что в судьбе умыкнули слепые воришки,
Всё просыпалось здесь серебром.
Улыбнулась мгновению молнии вспышки,
Помолилась на свет и на гром…
И идёт она в дождь по мощёной дороге
Босиком, закрывая лицо.
И вослед ей глядят безутешные боги,
Замыкая дорогу в кольцо.