-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Фридрих Шиллер
|
| Сочинения
-------
Фридрих Шиллер
Сочинения
Деметриус
Перевод Л. А. Мея
Действие первое
Сейм в Кракове. При поднятии занавеса открывается зал сената, в котором заседает собрание польских государственных чинов. В глубине сцены на высокой эстраде о трех ступенях, крытых алым сукном, королевский трон под балдахином; по бокам висят польские и литовские гербы. Король встает на троне; справа и слева стоят на эстраде десять коронных сановников. Ниже эстрады по обеим сторонам сцены сидят епископы, палатины и кастелланы с покрытой головой; позади них стоят в два ряда выборные от шляхты с непокрытой головой, все вооруженные. Гнезненский архиепископ, как примас королевства, сидит ближе всех к авансцене, за ним его капеллан держит золотое распятие.

Архиепископ Гнезненский.
Итак, наш бурный сейм благополучно
Достиг давно желанного конца:
Король с чинами расстается дружно,
Оружие с себя слагает шляхта;
Упрямый рокош [1 - Рокош – восстание шляхты. (Прим. пер.)] разойтись согласен;
А сам король дает святое слово —
Внимать отныне жалобам правдивым.
Ничто…
Нам Pacta conventa [2 - Договорные условия, которые король при своем избрании клятвеннообязывался соблюдать. (Прим. пер.)] не нарушает,
Внутри все мирно, и теперь мы можем
Окинуть взором внешние дела.
Угодно ли чинам светлейшим будет,
Чтоб князь Деметриус здесь как законный
И подлинный царя Ивана сын
Предстал и доказал свои права
На русский трон пред этим сеймом Вальным?
Краковский кастеллан.
Конечно! Где же честь и справедливость?
И отказать нам князю неприлично.
Епископ Вермеландский.
Все документы на его права
Просмотрены теперь и оказались
Все подлинными; выслушать его
Нам можно.
Несколько выборных шляхтичей.
И должно.
Лев Сапега.
Но выслушать – все то же, что признать.
Одовальский.
Не выслушать – все то же, что отвергнуть.
Архиепископ Гнезненский.
Благоволят ли допросить его?
Вопрос в другой и в третий раз предложен,
Великий коронный канцлер.
Предстанет пусть пред королевским троном!
Сенаторы.
Пусть говорит!
Выборные.
Мы все готовы слушать.
Великий коронный маршал дает привратнику знак своим жезлом; привратник отворяет двери.
Лев Сапега.
Я протестую – пусть запишет канцлер —
Против всего, что несогласно с миром
Меж Польшей и московскою короной.
Входит Дмитрий, приближается на несколько шагов к трону и, не снимая шапки, отдает по поклону королю, сенаторам и выборным; ему отвечают наклонением головы. Затем Дмитрий становится так, что ему видна большая часть собрания и присутствующих на сейме и он не обращен к королевскому трону спиной.
Архиепископ Гнезненский.
Князь Дмитрий Иоаннович! Быть может,
Блеск сейма и величье короля
Тебе невольно связывают речь?
Так ведай, что дозволено сенатом
Тебе избрать поверенного: можешь
Его устами с сеймом объясниться.
Дмитрий.
Отец архиепископ, я предстал
Искателем наследственного царства
И скипетра державного: не гоже
Смущаться мне перед народом вольным,
Перед его владыкой и сенатом.
Я никогда еще не лицезрел
Подобного высокого собранья,
И этот вид мне возвышает душу,
Но – не страшит. Чем послухи [3 - Я не нашел приличнее забытого слова «послух» для передачи современного понятия «свидетель». Оттенки обоих понятны. (Прим. пер.)] достойней,
Тем мне желанней; а теперь я слово
Держу наисветлейшему собранью.
Архиепископ Гнезненский.
… Речь Посполита
Благоволит тебя…
Дмитрий.
Король державный! И вельможный сонм
Епископов и палатинов, папы
И выборные Речи Посполитой!
Дивлюсь и с несказанным изумленьем
Себя, приимца русского престола,
Наследника державы Иоанна,
На вашем сейме всенародном вижу.
Кровавою враждою оба царства,
Русь с Польшей, обменялися; о мире
И речь не шла, пока отец был жив.
И вот теперь благорешило небо,
Чтоб плоть от плоти и от крови кровь,
Сын Иоанна, с молоком всосавший
Наследственную старую вражду,
Чтоб я пред вами странником явился
И у врагов, в срединном граде Польши,
Отстаивал законные права!
Забудьте ж прежде, чем держать мне слово,
Забудьте быль былую благодушно:
Не осудите сына за отца
И кровною войной не упрекните.
Я, русский князь, – ограблен, угнетен, —
Прошу защиты. Угнетенный вправе
Искать сочувствия у благородных,
А есть ли справедливей что на свете,
Как храбрый, независимый народ?
Верховной властью древле облеченный,
Он сам свои деянья поверяет
И преклоняет ухо ко всему,
Что человечно.
Архиепископ Гнезненский.
Князь! Ты перед нами
Предстал как сын законный Иоанна.
Твоя осанка и слова согласны
С таким высокомерным притязаньем;
Но докажи нам подлинность твою
Неотвержимо – и надейся смело
На благородство Речи Посполитой:
Она встречалась с русскими на поле
И доказала, что способна быть
Честным врагом и вселюбезным другом,
Дмитрий.
Иван Васильич был женат пять раз
И первую супругу взял из дома
Романовых. Царица родила
Царевича Феодора: наследник
И царь он был по смерти Иоанна.
Но у покойного был сын Димитрий
От брака с Марфой, из роду Нагих,
Он был дитя, когда скончался царь.
Феодор Иоаннович – и телом
И духом слабый – передал кормило
Правления Борису Годунову,
Великому конюшему, и тот
Всем царствам русским правил самовластно!
Бездетному Феодору надежды
На сына и наследника престола
Царицы юной лоно не сулило.
А между тем правитель хитрый царства
Снискал любовь и преданность народа
И на венец возвел свой смелый взор.
Одной препоной был царевич-отрок,
Димитрий Иоаннович, взращенный
В удельном Угличе царицей Марфой.
Когда Бориса замыслы созрели,
Послал убийц он в Углич потаенно,
Чтоб умертвить царевича-младенца…
Глухою ночью в терему царицы
Вдруг вспыхнули отдельные покои,
Где с дядькою опочивал царевич.
Все сделалось добычею пожара,
А сам царевич без вести пропал:
И мать и все сочли его погибшим,
Оплакали безвременную смерть.
Я говорю, что всей Москве известно.
Архиепископ Гнезненский.
Мы слышали тогда же эти вести:
Все государства обошла молва,
Что в Угличе царевич средь пожара
Погиб, и так как смерть его, конечно,
Была желанна для царя Бориса,
Бориса в этой смерти обвинили.
Теперь, однакож, не о смерти речи:
Царевич жив. Ты уверяешь, будто
Он жив в твоей особе. Докажи,
Где основанье тождеству такому?
Чем ты докажешь подлинность твою?
Как спасся ты и чрез шестнадцать лет
На свет вдруг объявился так нежданно?
Дмитрий.
И года нет, как самого себя
Обрел я, ибо жил доселе скрытно
И о своем рождении не ведал.
Едва себя запомню, был я служкой
За крепкой монастырскою оградой.
Ох, как тесна монашеская жизнь,
Когда душа запросит вольной воли
И в богатырских, юношеских жилах
Забьет ключом наследственная кровь!
Я сбросил ненавистный мне подрясник
И убежал потайно в вашу Польшу.
Здесь славный сандомирский воевода
Мне дал приют в своем вельможном замке
И честным званьем воина облек.
Архиепископ Гнезненский.
Как? О себе ты сам еще не ведал,
Когда по свету слух ходил издавна,
Что был спасен от гибели царевич?
Борис, дрожа на отнятом престоле,
По всем границам утвердил заставы,
Чтобы следить за путниками зорко.
Как? До тебя слух этот не достигнул
И ты не выдавал себя нигде
За Дмитрия?
Дмитрий.
Я рассказал, что знаю.
Коль слухи о моем существованье
Ходили, – их посеял сам господь.
Себя не знал я. В доме палатина
Я прожил юность в сонме челядинцев
В молчании благоговейном; страстно
Я полюбил одну из дочерей
Хозяина, хоть взоров и не поднял
На высоту, запретную пришельцу.
Но вот что было: львовский кастеллан,
Жених моей красавицы, случайно
Узнал про страсть мою к его невесте
И оскорбил меня кичливой бранью
И даже руку поднял на меня…
Я взялся за оружие; безумный,
Он в бешенстве попался мне под саблю —
И пал… Но в смерти этой я невинен.
Мнишек.
Да, так все было…
Дмитрий.
Боже! Безыменный
И беглый чужеземец умертвил
Сановника, приятеля и зятя
Вельможного патрона своего!
Ни явная невинность, ни участье
Всей челяди, ни даже милосердье
Патрона не могли меня спасти:
Закон, к полякам милостивый, прямо
Меня, пришельца, осуждал на казнь.
И вот меня приговорили к смерти.
И я колени преклонил пред плахой
И шею под удар меча подставил.
(Умолкает и…)
Но в этот миг вдруг у меня на шее
Увидели из золота литого,
Каменьями осыпанный, наперсный
Купельный крест! У нас такой обычай,
Чтобы символ святого искупленья
Не скидывать с груди от колыбели.
В тот самый миг, как с жизнью расставаться
Пришлося мне, я этот крест купельный
Поднес к устам с благочестивой думой.
Заметили святую драгоценность
С немалым изумленьем; любопытство
Понудило мне узы разрешить
И допросить меня; но я не ведал,
С которых пор ношу святыню эту.
Тут были трое из детей боярских,
Бежавших от Бориса в Сандомир;
Они признали крест, по изумрудам
И аметистам, за наперсный крест
Царевича Димитрия: возложен,
По их словам, он был Мстиславским, князем,
При самом восприятье из купели
Царевича. Оглядывают ближе
Меня и замечают с изумленьем,
Что правая рука моя короче,
Чем левая: такая же примета
Была и у Димитрия случайно.
Допрашивают крепко. Я припомнил,
Что захватил с собою при побеге
Из монастырской келий псалтырь,
Что в псалтыре есть греческая надпись,
Начерчена игумном, а какая —
Не знаю по незнанью языка.
Псалтырь нашли и разобрали надпись.
Гласит: что брат Василий – Филарет
(Тогда мое монашеское имя),
Владетель псалтыря сего, – законный
Царевич Дмитрий, младший сын Ивана;
Что тайно спас младенца дьяк Андрей;
Что есть тому свидетельства: хранятся
В каких-то двух обителях и ныне.
Тогда бояре мне упали в ноги
И с полным убежденьем и сознаньем
Челом мне били как цареву сыну.
Так вдруг судьба из глубины несчастья
Меня к вершине счастья вознесла.
Архиепископ Гнезненский.
…
Дмитрий.
Как будто с глаз ниспала чешуя!
Воспоминанья подняли завесу
Минувшего – и ясно в отдаленье,
Как купола в лучах зари вечерней,
Два образа передо мной мелькнули —
Две первых искры детского сознанья.
Я вижу, как бегу я темной ночью;
Взглянул назад – потемки словно спрыснул
Пылающими брызгами пожар.
Должно быть, давнее воспоминанье,
Затем что облики его погасли
В моей душе. Я смутно помню только
Вот этот страшный, неотступный образ.
Потом припомнил я еще как раз:
Один из слуг меня назвал во гневе
Царевичем. Я счел то за насмешку,
И на слова ударом я ответил.
Все это молнией вдруг пронеслось,
Уверенность слепительную дав,
Что я царевич, будто бы погибший.
Разрешена судьбы моей загадка:
Не по приметам, может быть обманным,
А по биенью собственного сердца
Я узнаю…
И уж скорей пролью ее по капле,
Чем…
Архиепископ Гнезненский.
Но разве можем положиться мы
На надпись, найденную так случайно?
Кому должны мы верить? Беглецу?
Иль показанью беглецов таких же?
О благородный юноша, по речи
И по осанке видно – ты не лжец;
Но ведь и сам ты можешь быть обманут?
Простительно такой игрой высокой
Увлечься человеческому сердцу.
Что может быть словам твоим порукой?
Дмитрий.
Я пятьдесят свидетелей представлю
Поляков, от рождения свободных,
От корня безукорного Пиастов:
Пусть подтвердят иль нет мои слова.
Сидит здесь сандомирский воевода
И кастеллан из Люблина с ним рядом,
Они вам подтвердят мои слова.
…
Архиепископ Гнезненский.
Так что ж еще, пресветлое собранье?
Свидетельством таких особ высоких
Разрешено сомнение. Давно
По свету слух прошел, что князь Димитрий
Сын Иоанна, жив еще доселе.
Сам царь Борис то страхом подтверждает.
Вот юноша: летами и обличьем,
Вплоть до случайностей игры природы,
Он сходен с тем царевичем пропавшим,
И духом благородным он достоин
Высокого такого притязанья.
Судьба его чудесна несказанно:
Из кельи монастырской бедный служка
Является, и на груди его —
Тот самый крест бесценный, что царевич
Носил, с которым он не расставался.
А рукопись смиренная монаха,
Без спору несомненная, гласит
О царственном его происхожденье.
К тому же это ясное чело
И речь по правде – всякому порука:
С таким челом обман потайный в свете
Еще ни разу не посмел пройти,
Закидывая громкими словами…
Итак, я дальше возражать не смею
На притязанье юноши и имя, —
Даю ему как примас первый голос!
Архиепископ Львовский.
Как примас голосую.
Несколько епископов.
Мы как примас.
Несколько палатинов.
И я!
Одовальский.
И я!
Выборные (поспешно друг за другом).
Мы все!
Сапега.
Нет, паны-рада!
Обдумайте и не спешите так!
Ведь благородный сейм нельзя таи быстро
Склонить к…
Одовальский.
Что думать тут! Все ясно.
Свидетельство и дело – налицо.
Здесь не Москва: здесь горла не затянет
За слово правды деспота веревка!
Здесь истина чела не потупляет!
Надеюсь, что в собранье благородном
Здесь, в Кракове, на главном польском сейме,
Ни одного нет царского холопа.
Дмитрий.
Благодарю светлейших…
За признанную истину! И если
Я подлинно тот самый, за кого
Меня признали, то не потерпите,
Чтоб дерзостный и наглый похититель
Владел моим наследием законным
И государским скипетром моим
…
Мои – права, а ваши – мощь и сила;
Такого нет ни царства, ни престола,
Где не было бы слова справедливость,
У каждого на свете есть свое.
Ведь только там, где справедливость правит,
Своим наследьем пользуется каждый,
Над каждым домом и над каждым троном
Витает договор, как херувим.
Но где…
Распоряжается чужим наследьем,
Там государства потрясен устой.
Недаром говорят, что справедливость —
Над миром словно возведенный свод.
В нем крепко слиты целое и часть,
За частью рухнувшей всему упасть.
….
Дмитрий.
Взгляни, король пресветлый Сигизмунд!
Пойми, что участь скорбная моя
Сродна с твоей; ведь ты и сам родился
В темнице, сам безропотно сносил
Судьбы несправедливые удары.
Твой первый взгляд на склеп тюремный брошен;
И из тюрьмы избавиться ты мог
Единым бегством – на престол наследный…
Достиг – а с ним достиг великодушья,
Так будь же и ко мне великодушен…
Дозволь… [4 - Здесь должно следовать всеобщее одобрение сейма. (Прим. ред.)]
И вы, мужи высокие сената,
Вы, преподобно-твердые столпы
Всей церкви христианской, палатины
И кастелланы! Вот удобный случай
Народа два враждебных примирить.
Вам будет слава, если сила Польши
Законного царя даст московитам
И если во враждебном вам соседе
Вы друга благородного найдете.
А вы, опора Речи Посполитой,
Вы, шляхтичи, скорей коней седлайте,
Влетайте в золотые ворота,
Что перед вами распахнуло счастье!
Я поделюсь всей вражьею добычей.
Москва богата. Царская казна
Несчетна: награжу друзей по-царски.
Кто въедет в Кремль за мной, так – вот клянусь! —
Хотя б он был беднейший между вами,
Тот в бархате, в шелку, и в соболях,
И в жемчугах ходить по будням будет,
А серебром подкуй коня, кто хочет…
Сильное волнение между выборных от шляхты.
Корела. [5 - Казацкий гетман. Он заявляет, что приведет Дмитрию войска. (Прим.)]
…
Одовальский.
Ужели же казак у нас похитит
И славу и богатую добычу?
Мы в мире с Крымом, с турками, со шведом.
От мира долгого теряем храбрость,
Давно покрылись ржавчиною сабли…
Пора!.. Гайда – на царские владенья!..
Соседа благодарного получим,
Умножим Польши силу и величье.
Многие шляхтичи.
Война! Война с Москвою!
Другие.
Решено!
По голосам решим!
Сапега.
Коронный маршал!
Вели молчать: хочу держать я слово.
Множество голосов.
Война! Война с Москвой!
Сапега.
Прошу я слова.
Вы, маршал, долг исполнить не хотите?
Коронный маршал.
Вы видите, что это невозможно.
Сапега.
Как? И коронный маршал также куплен?
На сейме, значит, больше нет свободы?
Бросайте жезл в знак общего молчанья:
Я требую, упорствую, хочу.
Коронный маршал бросает свой жезл на средину зала; шум стихает.
Что замышляете? Иль мы не в мире
Сейчас находимся с царем московским?
Не я ли как посланник королевский
На двадцать лет с ним заключил союз?
Я поднял руку правую к соборам
И поклялся торжественно на Кремль.
Царь слово держит. Но зачем же клятвы,
Зачем же и святые договоры,
Коль можно их нарушить сеймом сразу?
Дмитрий.
Князь Лев Сапега! Вы нам говорите,
Что мир с царем московским заключали?
Неправда: царь московский – это я.
Во мне Москвы величие; за мною
Наследная держава Иоанна.
Когда с Россией Польша хочет мира,
Пусть заключит его с царем законным.
Одовальский.
И нам-то что за дело? Мы тогда
Хотели так – теперь хотим другого.
Иль мы…
Сапега.
А! Вот куда зашло! И не найдется
Здесь никого, кто б стал теперь за правду?
Так стану я, так я сорву личину
И обнаружу истину. Как? Примас,
Ты можешь так сочувствовать усердно
Налетной, недоказанной молве?
Иль можешь так искусно притворяться?…
Как? Польские сенаторы доступны А.
Для первой сплетни? Как?… И ты, короле
Так слабодушен, что поверил сплетне?
Да разве вы не ведали доселе,
Что были вы игрушкою в руках
У воеводы хитрого, что он-то
И выдумал вам русского царя,
Такого честолюбца, самозванца,
Что загодя Москву распродает?
Напоминать об этом вам, помимо
Всех клятвенно скрепленных договоров,
Не нужно, а скажу, что воевода
Дочь младшую ему же, самозванцу,
Помолвил. Будто в Речи Посполитой
Все слепы так, что разглядеть не могут,
Где омут? Но зачем же нам вдаваться
В опасности, в случайности войны
На пользу воеводы Сандомира
И быть ступенькой для его Марины,
Чтоб легче ей взойти на русский трон?
Всех подкупает он и покупает,
И сеймом хочет он распоряжаться.
Сторонников его здесь большинство
И в этом зале, но ему все мало,
Что через них он сеймом руководит!
Три тысячи сюда привел он сабель,
Наемниками Краков весь заполнил.
Сторонники его и здесь, в палате,
Свободный голос заглушить хотят
Своими покупными голосами.
Но страх душе правдивой не причастен,
Покуда кровь моя струится в жилах,
Я за свободу слова постою.
Тот, кто разумен, перейдет ко мне.
Пока я жив, не допущу решенья,
Противного и разуму и праву.
Я заключил с Москвою мир, и я
Не допущу сейчас его нарушить.
Одовальский.
Не слушайте его! По голосам!
Епископы Краковский и Виленский встают и становятся на сторону Одовальского, чтобы отбирать голоса.
Многие.
Война, война с Москвою!
Архиепископ Гнезенский (Сапеге).
Пан, сдавайся!
Ты видишь, большинство против тебя.
Не вызывай злосчастного раскола!
Коронный канцлер (сходит со ступенек трона и говорит Сапеге).
Король вас очень просит уступить,
Пан воевода, и не рушить сейма.
Пристав (на ухо Одовальскому).
Вас просят: стойте смело на своем,
На этом вас поддержит целый Краков.
Коронный маршал (Сапеге).
Решенье обще: лучше согласитесь
И уступите воле большинства.
Краковский епископ (отобрав с одной стороны голоса).
Направо – все согласны.
Сапега.
Пусть согласны,
А все-таки и всем скажу я: нет!
Я сейм по праву распускаю. Veto! [6 - По-латыни – запрещаю. (Прим. пер.)]
Кричите, как хотите! Отменяю
Все, что вы! здесь решили!
Общее смятение. Король встает с трона. Перила раздвигаются. Шум. Выборные обнажили сабли и сверкают ими справа и слева перед Салегой. Епископы с обеих сторон прикрывают его своими столами.
Что большинство? Бессмыслица одна.
Ведь разум – достояние немногих.
Что значит целое для неимущих?
Иль есть у нищего свобода, выбор?
Он служит богачу, который кормит
И обувает за продажный голос.
Не счет, а вес быть должен голосам:
То государство рано или поздно
Обрушится, где большинство царит,
А неразумье дело разрешает.
Одовальский.
Не слушайте предателя!
Выборные.
Долой его! Рубите на куски!
Архиепископ Гнезненский (вырывает из руки своего капеллана крест и становится между спорщиками).
Мир!.. Уступи, Сапега благородный!
Ужели сейм наш будет окровавлен?
(Епископам.)
Скорей его отсюда! Потихоньку.
В дверь боковую. Защитите грудью,
Чтобы толпа в куски не растерзала…
Сапега, все еще грозящий очами, насильно уводится епископами. Архиепископы Гнезненский и Львовский сдерживают в это время наседающих выборных о шляхты. При общем шуме и звоне сабель палата пустеет; остаются только Дмитрий, Мнишек, Одовальский и казачий гетман.
Одовальский.
Мы промахнулись. Только не отсюда
Вы ждите помощи: пусть даже Польша
С Москвою в мире, справимся мы сами.
Корела.
И кто б подумал, чтобы он один
На целый сейм так дерзко поднял голос?
Мнишек.
Король!
Входит король Сигизмунд, за ним коронные канцлер, маршал и несколько епископов.
Король (Дмитрию).
Позвольте вас обнять, царевич.
Вы признаны всей Речью Посполитой,
Но наше сердце вас признало прежде.
Мы тронуты до глубины души
Судьбою вашей, как все короли.
Дмитрий.
Я все забыл, что я перестрадал,
И на груди у вас я возрождаюсь.
Король.
Я много слов не трачу, но спрошу вас:
Как властвовать возможно королю,
Когда беднее он своих вассалов?
Вы видели теперь пример плачевный.
Но худо не подумайте о Польше:
Случайно государственный корабль
Был потрясен грозою мимолетной.
Мнишек.
А смелый кормчий и под шумом бури
Направит судно в пристань безопасно.
Король.
Сейм надвое распался. Я не властен,
Коль и хотел бы, мир с царем нарушить.
Но сильные друзья у вас… Поляки
Могли б и на свой страх вооружиться,
И казаки могли бы попытать
Удачи: те, да и другие вольны.
Мнишек.
Весь рокош под оружьем, государь.
Коль вашему величеству угодно,
Поток мятежный можете отвесть
Вы на другое русло – на Москву.
Король.
Царевич, вам сильнейшее оружье
Даст Русь: щитом вам будет грудь народа.
Русь победима разве только Русью.
Как нынче говорили перед сеймом,
Так точно говорите и в Кремле!
Все вашим сердцем доблестным пленятся,
И властвовать вы будете, конечно.
Чужим оружьем трона не добудешь,
Насильственно правителя народу
Не навязать, коль он его не хочет.
Я в Швеции наследником природным
Вступил когда-то на престол законно,
Но потерял отцовское наследье,
Затем что мне противился народ.
Входит Марина.
Мнишек.
Всепресветлейший, вот у ног твоих
Дочь младшая моя, Марина, с просьбой.
Ей руку вместе с сердцем предлагает
Царевич… Ты – одна у нас опора:
Твоей руке единой подобает
Ввести к нам в дом достойного супруга.
Марина опускается на колени перед королем.
Король.
Согласен, мой кузен! Готов я даже
Быть у царевича отцом на свадьбе.
(Дмитрию, влагая руку Марины в его руку,)
Я лучший фант теперь вам вынимаю:
Богиню счастья, только бы дожить,
Пока чета прелестная такая
Воссядет на достойном ей престоле!
Марина.
Я, государь,
Всегда твоей остануся рабой.
Король.
Царица, встаньте! Здесь вы не у места —
Здесь места нет для царской нареченной
И дочери такого воеводы.
У нас он – первый, и хоть вы моложе
Сестер, однакож ум ваш и любезность
На высоту должны вас возвести.
Дмитрий.
Король, из рук передаю я в руки,
Как государь такому ж государю,
Вот эту клятву: принимаю руку
Девицы Мнишек как залог на счастье!
Клянусь, взойдя на отческий престол,
Взвести ее торжественно туда же,
Как подобает, истою царицей!
На утро после свадьбы ей даю
Как брачный дар и Псков и Новый Город.,
Всю пригородь их, волости, концы,
И села, и поселки, и угодья —
Как собственность на вечное владенье —
И грамоту пишу в Кремле московском!
А воеводе, что теперь сбирает
По шляхте ополченье, предлагаю
Мильон дукатов польского чекана!
…
Помог бы мне господь и все святые,
А клятву я сдержу ненарушимо!
Король.
Вы сдержите: нельзя вам позабыть,
Чем одолжил вас польский воевода.
Тот, кто свое заведомое благо,
Кто дщерь свою любимую, бросает,
Как упованье лучшее, на жребий, —
Такого друга надобно ценить!
И, если посчастливится, вам должно
Припомнить все престольные ступени.
С одеждою вы сердца на сменяйте
И не забудьте, что нашлись вы в Польше,
Что Польша вас вторично породила.
Дмитрий.
Я вырос ведь в бездолье и узнал,
Что только узы чувства и приязни
Людей взаимно меж собой связуют.
Король.
Но вы теперь вступаете на царство,
Где нравы и обычаи не схожи
С такой землей свободною, как Польша.
Здесь сам король, хотя из первых первый
По блеску, должен часто уступать
И угождать Могущественной знати.
Там власть отцовская ненарушима,
Рабы страдающие там покорны,
И государь самодержавно правит.
Дмитрий.
Я здесь свободу сладкую вкусил —
Пересадить ее хочу в отчизну,
Хочу свободных сделать из рабов,
Я над рабами не хочу царить.
Король.
Не торопитесь! Время нужно выждать!
Послушайте, царевич, три совета
И следуйте им верно: предлагает
Вам их старик, а в старческом совете
Для юноши всегда таится польза.
Дмитрий.
О, научите, доблестный король!
Вы почтены, вы избраны народом
Свободным: как достигнуть мне того же?
Король.
Вы на Руси явились из чужбины,
Явились вы под вражеским оружьем —
Сумейте ж, чтоб про это позабыли,
Чтоб вас признали родичем Москвы,
И местные обычаи уважьте.
Блюдите слово, данное полякам…
На новом троне нужен старый друг,
Иначе та же самая рука,
Что вознесла, и ниспровергнуть может,
Но помните, что подражать не надо:
Обычай чуждый для страны не впрок…
…
Что ни начнете, – чтите мать свою,
Ведь вы ее найдете?
Дмитрий.
Государь!
Король.
Как сын вы чтить ее должны сыновне —
Почтите же – меж вами и народом
Да будет ваша мать священной связью.
Конечно, нет законов для царей,
Но для людей законы естества
Не только есть, а боязливо чтимы.
Для вашего народа нет святее
Залога доказательства и права,
Как детская – сыновняя любовь.
Я умолкаю. Ведь препон немало
Преодолеть придется, чтоб достигнуть
До золотого вашего руна.
Вам предстоит нелегкая победа!
Силен и чтим престол царя Бориса,
Не с неженкой вступаете вы в спор.
Кто по заслугам получил престол,
Того нескоро сбросит ветр молвы.
…
Ему деянья заменяют предков.
Прощайте…
Я вас вверяю вашему же счастью.
Оно два раза вас спасло от смерти —
Спасло каким-то непонятным чудом, —
Оно же вас и увенчать должно.
Марина. Одовальский.
Одовальский.
Ну, панна, я исполнил порученье;
Жду, чтобы ты усердно похвалила.
Марина.
Наедине с тобою, Одовальский,
Поговорить хочу о деле важном,
Но втайне от царевича. Пусть он
Внушению божественному внемлет!
Коль верит он в себя, весь мир поверит.
Пускай его объемлет темнота,
Что матерью великих дел бывает.
Мы действовать должны и ясно видеть.
Он имя нам дает и вдохновенье,
Мы думаем и мыслим за него,
И если обеспечим мы успех
Искусством умным, то пускай он мнит,
Что это все ему ниспало с неба.
Одовальский.
Повелевай! Живу твоею службой.
Тебе я отдаю и жизнь и кровь.
Какое дело мне до московитов?
Лишь за тебя и за твое величье
Готов я жизнь и кровь свою отдать.
Я не могу тобою обладать.
Вассал я без поместий,
Желаний не могу к тебе возвысить,
Но добиваюсь милости твоей.
Моя мечта – тебя великой сделать.
Пускай тогда другой тобой владеет,
Моей ты будешь, делом рук моих.
Марина.
Я на тебя всем сердцем полагаюсь.
Я знаю, ты отличный исполнитель.
Король не верит. Вижу я насквозь —
Игра с Сапегой тайная, и только.
Хотя ему, конечно, по душе,
Что мой отец, кого он так боится,
Ослабнуть может в этом предприятье
И что союз вельмож, ему враждебный,
В походе чужеземном разрядится.
Нейтральным хочет он в борьбе остаться,
Ведь счастье переменчиво. Коль наша
Победа будет, то Москва ослабнет.
Нас победят – ему тем легче будет
Согнуть всю Польшу под свое ярмо.
Мы стоим одни.
Он – за себя, а мы – за дело наше.
…
Ты в Киев войско приведешь. Присягу
Пускай дадут царевичу и мне.
Мне, слышишь?
Одовальский.
Тебе! Ведь за тебя идем сражаться,
К тебе на службу всех их нанимаю.
Марина.
Мне мало рук – нужны мне и глаза.
Одовальский.
Что, королева?
Марина.
Ведь с тобой царевич.
Ты неотлучно охраняй его,
О каждом шаге мне давай отчет,
О всех, кто с ним,
О том, что замышляют, сообщай.
Одовальский.
Доверься мне!
Марина.
Глаз не спускай с него!
Защитник будь ему и сторож тайный.
Веди его к победе так, чтоб он
Всегда нуждался в нас! Меня ты понял?
Одовальский.
Поверь мне, он без нас не обойдется.
Марина.
Неблагодарны все. Себя царем
Почувствует и сбросит наши путы.
Благодеянье станет тяжким злом,
Когда должны его мы оплатить.
Русь ненавидит Польшу, что понятно,
Нельзя связать надолго их сердца.
Несчастье, счастье, только б поскорей!
Ждать буду в Киеве твоих послов.
Их раскидай столбами верстовыми,
По всем дорогам шли их ежечасно,
Хотя бы этим обезлюдил войско.
Входит толпа шляхтичей.
Шляхтичи.
Ты слышала, патронесса? Хорошо мы поработали?
Кого нам рубить? Повелевай нашими
руками и саблями!
Марина.
Кто выступит со мной в поход?
Шляхтичи.
Все! Все!
Марина.
Пункт сборный в Киеве. Туда с отцом
Моим две тысячи прибудет сабель,
И с деверем две тысячи. Да с Дону
Мы помощь ожидаем от казаков,
Которые в низовьях там живут.
Шляхтичи.
Дай денег, патронесса!
Нас выручи, и мы пойдем в поход!
Сейм бесконечный нас извел совсем,
Засели крепко мы.
Другие.
Дай денег, патронесса, и тогда
Тебя поставим русскою царицей.
Марина.
Епископ каменецкий, он же кульмский,
Даст денег под залог земли и душ.
Крестьян своих продайте, заложите,
Всё – в деньги, на оружье и коней.
Война – хозяин лучший и добудет
Железом золото. Убытки в Польше
Москва оплатит вдесятеро вам.
Роколь.
Еще две сотни там сидят в корчме.
Им покажись и выпей с ними кубок
За их здоровье. Там ведь все твои.
Марина.
Жди, ты сейчас меня туда проводишь.
Все.
Ты будешь царицей, или мы сложим головы!
Другие.
Ты нас одела заново, обула.
Тебе послужим мы своею кровью.
Входят Опалинский, Замойский и другие шляхтичи.
Опалинский.
Мы все пойдем с тобой! Все! Ни один
Здесь не останется.
Замойский.
Мы все желаем
Добычею московской поживиться.
Оссолинский.
Возьми нас, патронесса! Мы тебя
Царицей русской сделаем.
Марина.
А это что за люди? Сброд какой-то.
Оссолинский.
Мы конюхи у старосты…
Замойский.
Я повар виленского кастеллана.
Опалинский.
Я кучером служу.
Вельский.
Верчу я вертел.
Марина.
Фи, Одовальский, что это за люди!
Одовальский.
А все же шляхтичи! И если ты
Возьмешь на службу их, сражаться будут.
Один.
Не презирай нас. Мы хоть и бедны,
Но все же шляхтичи и пясты родом.
Конюхи.
Мы – пясты и свободные поляки!
Не смешивай нас с низким мужичьем!
Имеем мы сословные права.
Одовальский.
Поэтому их на коврах секут [7 - «Шляхтич может содержать шляхтичей на службе и пороть их за проступки, но только на ковре». (Заметка Шиллера из Коннора.)].
Один.
Не презирай, душой мы благородны.
Одовальский.
Найми их и обуй, дай им коней,
И драться будут так же, как и все.
Марина.
Идите!
И покажитесь мне, людьми одевшись.
Дворецкий мой сейчас вам выдаст платье.
Шляхтичи.
Заботливость какая! Ты все видишь,
Ты рождена, чтоб королевой быть.
Марина.
Я это знаю и хочу стать ею.
Оссолинский.
На иноходца белого садись,
Вооружись и, как вторая Ванда,
Веди к победе храбрые войска.
Марина.
Воодушевлю я вас, война ведь не для женщин.
…
Клянитесь в верности.
Все.
Мы клянемся!
(Обнажают сабли.)
Один.
Vivat Marina!
Другие.
Russiae regina!
Мнишек. Марина.
Марина.
Зачем, отец, так хмурен, если счастье
Наш каждый шаг улыбкою встречает
И все для нас берутся за оружье?
Мнишек.
Вот потому. Ведь все у нас на ставку
Поставлено, и это ополченье
Изводит силы твоего отца!
Есть у меня причины хмурым быть.
Обманчивы и счастье и успех.
Страшусь, что нас постигнет неудача.
Марина.
Но почему…
Мнишек.
О сумасбродка-девушка, куда
Меня ты завлекла! Отец я слабый,
Что не противился твоим стремленьям.
По короле я первый воевода
И всех богаче. Если б мы тогда
Не заключили договор – ничто бы
Покоя не нарушило; но ты
Рвалась душой повыше: скромный жребий
Твоих сестер тебе был не под стать;
Стремилась ты всечасно к высшей цели,
Тянула руку к царскому венцу;
А я, родитель слабый, я для милой,
Для дочери, готов был заблуждаться,
И позволял себя вполне дурачить,
И случаю свою доверил совесть!
Марина.
Как? Ты, отец, раскаялся? Но в чем?
Не в доброте ль? Тот капли не услышит,
Над кем неслышно пролилась река.
Мнишек.
Однако сестры счастливы покуда,
Хотя не коронованы.
…
Марина.
Разве это счастье,
Когда из дома моего отца
И воеводы я перевожусь
В дом мужа моего и палатина?
Что нового кому в таком обмене?
Как для меня должно быть это завтра
Приятней, чем сегодня? Как и чем?
Одно и то же, все одно и то же!
Нет ни стремленья, даже ни надежды!
Но мне – одно: любовь или величье,
А все другое – ровно ничего.
Мнишек.
…
Марина.
Развеселись, мой дорогой родитель!
Что нам…
Доверимся несущему потоку!
Не думай ты о жертве принесенной —
А о давно намеченной уж цели;
Подумай ты, что дочь свою увидишь
Царицей, в облаченье на престоле
Московском, где твои воссядут внуки!
Мнишек.
Я только ведь и думаю о том,
Как я тебя, дитя мое родное,
В венце увижу царском. Так ты хочешь,
А я тебе не смею отказать!
Марина.
Еще есть просьба, милый мой родитель!
Мнишек.
Какая, дочь моя?
Марина.
Иль в Сандомире
Я схимницей все буду изнывать?
За Днепр теперь мой жребий переброшен —
И от него я отстаю далеко,
И тяжело сносить его – нет силы!
Ты знаешь сам, что ожиданье – пытка
И что его измерить можно только
Тоскливыми биениями сердца.
Мнишек.
Что хочешь ты? Что требуешь?
Марина.
Пусти меня ты в Киев за удачей!
Я буду черпать новости вседневно
Там, на границе наших царств обоих,
Скорей узнаю каждое событье,
У ветра там могу я их подслушать.
Могу днепровские увидеть волны,
Текущие туда из-под Смоленска…
Там…
Мнишек.
Ты так взволнована! О, успокойся!
Марина.
Ты сам вовлек меня во все.
Мнишек.
Нет! Ты,
Ты вовлекла меня – твоя и воля!
Марина.
Когда царицей московской стану,
То Киев, будет _нашею_ границей.
И в Киеве тогда ты будешь править,
И многое исполнится.
Мнишек.
Ты грезишь!
Тебе уже сама Москва тесна:
Ты польские владенья отбираешь?
Марина.
Киев…
Там княжили варяжские князья.
Я летопись старинную читала —
Оторван он от русского княженья,
Короне прежней я его верну.
Мнишек.
Тс! Тс! Не говори при воеводе.
Слышны трубы.
Они уж выступают…
Действие второе
Первая сцена
Православный монастырь в пустынной зимней местности у Белого озера.
По сцене переходит длинный ряд монахинь в черных рясах и покрывалах. На них смотрит Марфа из-под белого покрывала; она уединенно склонилась над надгробным камнем. Ольга выходит из ряда, минуту смотрит на Марфу и подходит к ней.

Ольга.
Весна идет и зиму разбудила,
А у тебя к ней сердце не лежит.
Ведь вот и солнце… да и ночь короче;
Лед ломится по речкам и оврагам,
И сани – уж не сани – челноки,
И птицы перелетные вон тянут…
Земля вздохнула; обновленный воздух
Всех выманил на монастырский двор
Из душных келий; только ты одна
Печальна, общей радости не делишь.
Марфа.
Оставь меня, не покидай сестер!
Кому есть радость в свете – есть надежда!
Мне ничего не принесет весна:
Все прошлое, как тень, идет за мною.
Ольга.
Неужели ты век не перестанешь
Оплакивать потерянного сына
И прежнее величие? Ведь время
Бальзам на раны сердца проливает.
Иль только над тобой оно бессильно?
Была ты царства мощного царицей
И матерью цветущего младенца;
Он был случайно у тебя похищен;
Ты скрылася в стенах монастыря,
Здесь, на пределе всякой жизни… Что ж!
Шестнадцать лет с поры той миновало,
Шестнадцать раз юнел господний мир
И изменялся – ты не изменилась:
Ты холодна, как памятник надгробный,
Обсаженный цветами юной жизни!
Похожа ты на неподвижный облик,
Изваянный художником из камня
И навсегда одним запечатленный.
Марфа.
Да, годы всю меня окаменили
На память о судьбе моей ужасной!
Я не могу ни сдвинуться с былого,
Ни позабыть того, что было прежде.
То сердце слабо, ежели уж время
Ему способно раны заживить
И заменить, что век незаменимо.
Моей печали подкупить нельзя:
Как свод небесный путника повсюду
Сопровождает, так и скорбь меня.
Она меня объяла, словно море,
И не иссякнет никогда от слез.
Ольга.
А! Посмотри: вон там столпились сестры
Вокруг мальчишки-рыбака. Он вести
Принес нам из далекой стороны,
Где есть жилье и люди. Посмотри же —
Теперь отлив, и улицы свободны.
Ужель тебя не тянет любопытство?
Мы все здесь словно умерли для света,
Но слушаем о нем еще охотно.
Пойдем на берег: там с тобой мы можем
Прибоем волн спокойно любоваться.
Монахини подходят с мальчиком-рыбаком.
Ксения и Елена.
Скажи, скажи, что нового?
Алексия.
Что в мире?
Рыбак.
Дозвольте, сестры, дух перевести.
Ксения.
Война иль мир?
Алексия.
Кто властвует над миром?
Рыбак.
Пришел корабль в Архангельск ото льдов,
От полюса, где мир весь замерзает.
Ольга.
А как зашел он в Ледяное море?
Рыбак.
То английский купеческий корабль.
К Архангельску он первый раз заходит.
Алексия.
Ой! Люди где не будут из наживы!
Ксения.
Теперь от мира никуда не скрыться.
Рыбак.
Да это новость малая, а вот что:
Молва другая по свету прошла…
Алексия.
Что? Что?
Ольга.
Скажи, пожалуйста, скорее.
Рыбак.
На свете появились чудеса:
И мертвецы, встают и оживают.
Ольга.
Как так?
Рыбак.
А вот как: Дмитрий-то царевич
(Тужили лет шестнадцать, говорят,
По нем по мертвом) – он теперь воскрес
И в Польше объявился.
Ольга.
Жив царевич?
Марфа (подходит).
Мой сын!
Ольга.
Скрепися! Сердце удержи,
Пока все сестры не слыхали вести.
Алексия.
Царевич Дмитрий!.. Да его убили:
Он в Угличе погиб среди пожара.
Рыбак.
Вишь от огня и полымя он спасся;
Его укрыли, приютив, монахи;
В монастыре подрос и появился,
Как, значит, время самое пришло.
Ольга (Марфе).
Царица! Ты дрожишь и побледнела.
Марфа.
Я знаю, знаю: это только греза!
Но так еще малейшая надежда
И страх меня тревожат, что невольно
Трепещет сердце.
Ольга.
Отчего же греза?
Послушай… Даром не идет молва.
Рыбак.
Как даром! Да ведь дело-то какое:
На нас Литва поднялася, поляки.
Царевич в град престольный свой грядет!
Марфа дрожит всем телом и должна опереться на Ольгу и Алексию.
Кceния.
Да говори ж ты, говори, что знаешь!
Алексия.
Да ты скажи, откуда эти вести?
Рыбак.
Я разве лгу? Ведь грамота царева
Давно пришла, и нам читал посадник
На городу, на сходке вечевой,
А писано, что, слышите, обманщик,
И нам тому обману бы не верить!
А мы-то верим. Коль была б неправда,
Так… Что уж тут!.. Царевич не солжет.
Марфа.
Так оттого мне сердце защемило?
Ужель оно так слушается мира,
Что слух пустой его тревожить может?
Шестнадцать лет оплакиваю сына —
И верю сразу, что он жив еще.
Ольга.
Шестнадцать лет ты плакала по мертвом,
А никогда и трупа не видала.
Молвы ничто не может опровергнуть,
И кто же может предсказать судьбу
Народов и царей? Открой же сердце
Для упованья: неисповедимы…
Предела всемогущему ведь нет!
Марфа.
Ужели взор приходится на то
Мне обратить, что так давно уж было?
…не в могиле?
На мертвых я тогда не уповала.
Не говори, сестра, мне ничего!
Не раздражай виденьем ложным сердце!
Не допусти вторично потерять
Возлюбленного сына. Нет покоя
И мира нет в душе моей давно!..
Ох, и слова-то даже я забыла.
С тех самых пор, как сына потеряла,
Не знаю я, жива иль умерла?
Отчаянье безмерное!
Слышен удар колокола. Входит сестра-привратница.
Ольга.
Зачем сзывает колокол, сестра?
Привратница.
У монастырских врат архиепископ
Желает быть допущен от царя.
Ольга.
Архиепископ! Сам архиепископ…
За чудом чудо!
Ксения.
Поскорее все
Навстречу!..
Монахини отправляются к воротам; при входе архиепископа опускаются пред ним на колени; он их осеняет православным крестом.
Иов.
Мир обители во имя
Отца и сына и святого духа.
Ольга.
Владыко, паству допусти к руке
Святительской…
Иов.
Где инокиня Марфа?
Ольга.
Владыко, здесь, твоих ждет повелений!
Все инокини удаляются.
Иов и Марфа.
Иов.
Сам государь послать меня изволил,
Тебя он вспомнил….
Зане: как солнце лучезарным оком
Вселенную повсюду освещает,
Так государь своим всезрящим взглядом
Все освещает царство, ибо свыше
Печалует о всем и обо всех.
Марфа.
Я знаю, как рука его разит.
Иов.
Величье духа твоего он знает.
Разгневан он правдиво, как и ты,
Тебе же нанесенною обидой…
Марфа.
…
Иов.
Обманщик некий появился в Польше,
Расстрига, свой нарушивший обет,
Он божье имя призывает всуе
От имени младенца твоего,
Представшего перед престол господний;
И сыном Иоанновым дерзает
Сей скоморох народно величаться!
Миро-изменник, польский воевода,
Ведет на Русь из Польши самозванца
Во всеоружье, верные сердца
К предательству и мятежу склоняя
…
Меня сам царь в отеческой заботе
Послал к тебе… Душевно поминая
Покойного младенца, ты не можешь
Дозволить потревожить прах и имя
Во гробе опочиющего сына;
Ты не должна позволить проходимцу
Права у непорочного похитить.
Но объяви всегласно, что скитальца
Не признаешь за собственное чадо,
Что этой подлой крови не могло
Быть у тебя под сердцем благородным.
Царь ждет, что ты, конечно, отречешься
От выдумки позорной, наказуя
Ее правдиво заслуженным гневом.
Марфа (в продолжение всей речи силится сдержать душевное волнение).
Владыко, что я слышу!.. Невозможно!
Какой же признак, повод, да и довод,
Чтоб кто-нибудь обманщику поверил?
Иов.
Со Иоанном сходство, письмена
И крест святой – вот чем обманщик этот
К себе привлек немало легковерных.
Марфа.
Какой же крест?… Поведай мне, владыко!
Иов.
Крест золотой… в нем девять изумрудин…
И говорят, что князь Иван Мстиславский
Как восприемник им благословил.
Марфа.
Владыко, как? И крест он этот знает?
(Подавляет сердечный порыв.)
А объяснил обманщик, как он спасся?
Иов.
Да говорит, что был спасен он дьяком
От смерти и полночного пожара,
Что был в Смоленск потайно увезен.
Марфа.
Да где же пребывал-то он доселе?
Где, говорит, доселе он скрывался?
Иов.
Он вырос в Чудовом монастыре,
Не ведая и сам-то – кто такой?
Бежал оттуда он в Литву и в Польшу,
Где раз, при сандомирском воеводе,
Узнав свое происхожденье…
Марфа.
Будто
Такой побасенкою он нашел
Таких друзей, что крови не жалеют?
Иов.
Царица, ведь лукавы все поляки:
Завистливо на нашу землю смотрят
…
Войну в пределах русских запалить.
Марфа.
Да есть ли легковерные в Москве?
Иов.
Сердца народов ведь непостоянны
И перемены жаждут, ожидают
От новой власти выгод для себя.
И дерзостная ложь их увлекает,
Чудесное ж у них находит веру.
Поэтому желает государь,
Чтоб ты рассеяла обман народный.
…
…
Твоим он сыном дерзостно назвался
Твое смущенье радует меня:
Я вижу – скоморошество его
До глубины души тебя волнует,
И гнев тебе ланиты зарумянил.
Марфа.
Но где, скажи мне, где тот дерзновенный,
Что имя сына нашего присвоил?
Иов.
Из Киева идет он под Чернигов;
За ним толпа вооруженных ляхов
И целый хвост казаков, прямо с Дону.
Марфа.
Благодарю тебя я, всемогущий,
Что мне даешь спасение и мщенье.
Иов.
Да что с тобой? Как разуметь велишь?
Марфа.
О господи, веди его к победе!
Архангелы, крылами осеняйте
Его хоругвь!
Иов.
Как? И тебя обманщик…
Марфа.
Мне сын он! Я по признакам всем знаю —
И признаю… Хоть по боязни царской…
Он, самый он! Он жив! Он недалеко!
Долой, тиран, с престола! Трепещи!
Вконец не сгибла Рюрикова отрасль,
И царь грядет, наследный царь грядет
Спросить у верноподданных отчета.
Иов.
Безумная, слова свои обдумай!
Марфа.
Вот, наконец, зарделся день отмщенья:
На божий свет выводит из могилы
Невинность угнетенную господь!
Сам Годунов, смертельный враг мой, должен
У ног моих пощады вымолять:
Услышаны горячие молитвы!
Иов.
Ужели месть слепит тебя настолько?
Марфа.
А не настолько страх слепит царя,
Что он себе спасенья ожидает
От женщины, которую обидел?
Что подослал тебя…
Улещивать…
Мне отрекаться надобно от сына,
Что из могилы вызвало мне чудо?
И отрекаться для чего? В угоду
Всеродного убийцы моего?
Мне избегать господнего спасенья
От материнских скорбей и печалей,
Ниспосланного свыше наконец?
Иов.
…
Марфа.
Не убеждай, а выслушай меня!
Не выслушав, ты не уйдешь, владыко!
Ох, наконец вздохнула грудь свободно,
Мне, наконец, пришлось излить всю желчь,
Под сердцем схороненную… Скажи,
Кто заживо зарыл меня в могилу,
Со всею силой свежею моей
И девственным волненьем юных персей?
Кто отнял сына милого от лона
Под нож убийцы? Не найдешь ты слов
Для передачи всех моих страданий,
Когда меня бессонница томила
Ночами долгими при блеске звезд,
Когда платила я за каждый час
Тоскою и горючими слезами.
Настал день и спасения и мести:
Мне мощь влагает в душу всемогущий!
Иов.
Не мнишь ли ты…
Марфа.
Он у меня во власти: только слово,
Одно вот слово – и ему конец!
За ним-то он послал тебя, владыко!
Все на меня – и Русь и Польша – смотрят.
Признай теперь я сыном Иоанна
Царевича – ему удастся все;
А не признай – все словно в воду канет.
Вот почему кто и когда поверит,
Чтобы, как я, обиженная мать
От подлинного сына отреклася?
С убийцею семейным по согласью?…
Скажу другое слово – целый мир
Отступит от обманщика. Не правда ль?
Вот это слово вам теперь и нужно;
И услужить могу я Годунову!
Иов.
Нет, не царю – отечеству всему:
Ты от войны спасла бы государство
Правдивым словом. Ты сама, царица,
Не можешь в смерти сына твоего,
По совести и чести, сомневаться.
Марфа.
Я плакала об нем шестнадцать лет,
А мертвым не видала; да и в смерти
Его затем лишь только убедилась,
Что все сказали… что мне было тяжко.
Теперь молве всеобщей, да и сердцу
Я верю, что мой сын не умирал.
В сомненье заблудившимся не должно
Переступать прямых путей господних.
Но если б я под сердцем не носила
Его, теперь под сердцем мщенье носит
Его же. Я того усыновляю,
Кого мне возродили небеса.
Иов.
Несчастная! Ты с сильным не борися!
Его рука, ты знаешь, далека:
В обители достанет.
Марфа.
Пусть убьет —
Мой голос ведь не то, что из темницы,
Из-за могилы будет слышен миром.
В ту и в другую он повергнуть может,
Да вот чего не может: приказать
Мне говорить со слов его, и даже
Не сможет он при хитрости своей.
Иов.
Последнее твое, царица, слово?
Что ж мне сказать царю и государю?
Марфа.
Пусть на небо надеется, коль смеет,
И на народ, коль может!
Иов.
Помолчи,
Не завершай заране преступленья:
Ты беремя берешь себе на плечи,
Да беремя-то плечи к земи клонит.
Марфа (одна).
Сын – несомненно!.. Дальние края
И дикие пустыни возмутились
И за него оружие подняли,
Поляк-вельможа, гордый палатин,
Решается отдать ему в супруги
Не дочь свою, а золото литое,
И я одна, я, мать, его отвергну?
И буду очевидицей немой,
Как вихорь общей радости и счастья
Всю Русь охватит в день венчальный сына?
Он сын мой – знаю, чувствую и верю!
Хочу поверить и берусь за якорь,
Ниспущенный мне с неба для спасенья.
Он! Он! Идет сюда вооруженный
Спасти меня и отомстить врагу!
Я слышу звуки громких труб и бубнов!
Сбирайтесь же от севера и юга,
Из всех степей, из вековых лесов
Все языки державному навстречу
По всем путям! Седлайте и коня,
Взнуздайте и оленя и верблюда!
Как волны моря, слейтесь отовсюду
Бесчисленно под царскую хоругвь!
О, для чего же здесь с тоской-печалью
Безмерной в заточении я гибну!
Ты, солнце вековечное, ты ходишь
Кругом земли – снеси мои желанья!
Ты, воздух необъятный и летучий,
Вей на него моим благословеньем.
Опричь молитв и скорби, ничего
Нет у меня. Из глубины душевной
Их окрыленно шлю я в выси неба,
Чтоб воинством помощным низошли
И к моему возлюбленному сыну!
Вторая сцена
Пригорок, осененный деревьями.
Открывается вдали веселая окрестность, широкая река; кругом зеленые нивы; там и сям мелькают церковные купола нескольких городов; за сценой трубы и звуки военной музыки.
Появляются Одовальский и прочие военачальники; вслед за ними Дмитрий.
Одовальский.
Лес окружить всем войском, а покуда
Осмотрим мы окрестности с пригорка.
Некоторые уходят. Дмитрий выступает вперед.
Дмитрий (осматриваясь кругом).
Эх! Что за вид!
Одовальский.
Теперь ты пред собою
Свое же царство видишь, государь!
Русь!
Разин.
На меже поставлен столб московский;
А польские владенья прекратились.
Дмитрий.
Что ж это, Днепр?
Одовальский.
Нет, государь, Десна:
Вот это – кремль в Чернигове белеет.
Все, что ты видишь здесь, – твоя земля.
Разин.
А дальше – вон сверкают купола:
Сам Новгород то Северский.
Дмитрий.
Красив он!
Что за поляны!
Одовальский.
Государь, весна!
Беременна роскошной жатвой нива.
Дмитрий.
И взглядом не окинешь весь простор.
Одовальский.
По правде молвить, это ведь начаток
Руси. Идет она необозримо
К востоку и к востоку, а на север
Предел ей там же, где пределы жизни.
Разин.
Гляди, задумался наш государь.
Дмитрий.
И эти мирные поля я должен
Опустошить ужасною войною!
Одовальский.
Так, государь, и следует.
Дмитрий.
Послушай,
Ведь ты поляк, а я москвич природный,
Ведь это все – все родина моя.
Прости меня, прости, земля родная!
Прости меня и ты, столб пограничный
С наследственным родительским орлом!
Простите, что с оружием враждебным
Я в мирный храм насильственно вхожу,
Чтоб возвратить законное по праву
И достоянье отчее и имя!
Здесь властвовало тридцать поколений
Моих родоначальников-варягов;
Я – их последний отпрыск, от убийства
Спасенный божьим промыслом чудесно.
Третья сцена
Русское село. Церковный погост. Звучит набат.
Глеб, Илья и Тимошка выходят на сцену: за поясами у них топоры.
Глеб (выходя из избы).
Куда народ?
Илья (выходя из другой избы).
Да кто в набат ударил?
Тимошка.
Соседушка, скорее все на сходку!
Входят Олег и Игорь; за ними толпа крестьян, баб и ребятишек с пожитками.
Олег.
Спасайтесь все, кто может!
Глеб.
Что стряслось?
Куда вы все, бабье и ребятежь?
Игорь.
Беги скорей: под Муромом поляки.
И бьют и режут, кто ни попадется.
Олег.
Беги, беги!.. Скорее!.. В город! В город!
А уж село со всех концов зажгли.
Все миром снялись – прямо в царский стан.
Тимошка.
Вон беженцы еще валят толпой.
С противоположной стороны выходят Ивашка и Петрушка, за ними вооруженная толпа.
Ивашка.
Да здравствует царь, князь Димитрий!
Петрушка.
Идите с нами!
Глеб.
Как? Куда?
Илья.
Куда идете?
Тимошка.
Кто такие?
Ивашка.
…
Тимошка.
Да что ж такое? Все село бежит
От поляков, а ты вот так и лезешь
Под лапу им? Иль ворог-то – не ворог?
Петрушка.
Какой он ворог?… Он наш друг, а хочет
Свое наследье отобрать, по правде.
Вон идет посадник.
Посадник (выходит со свитком).
То злое дело соседей и советчиков,
Избави нас, господь, от смуты! Просвети нас!
Народ.
Что стряслось, посадник?
Посадник.
Посланье от царевича пришло,
Находится сейчас он в польском войске,
Он в нем…
Что делать нам?
Народ.
Прочти посланье! Пусть читает!
Другие.
Послание прочти!
Посадник.
Так слушайте!
«Мы, Димитрий Иванович, божиею милостью царевич всея Руси, князь Угличский, Дмитровский и прочих княжений, прирожденный государь и наследник всей русской державы, всем царский наш поклон».
Глеб.
То полный титул нашего царя.
Посадник.
«Царь Иван Васильевич преславной памяти…
Его детям верой и правдой служить.
Мы – истинный кровный царский сын,
На жизнь коего посягнул Борис Годунов,
Но промысел господний спас нас.
Теперь мы идем занять наследный трон
С мечом в одной руке, с масличной ветвью в другой,
Неся милость верным, погибель супостатам.
Напоминаем о присяге вашей,
Увещеваем вас отстать от Бориса Годунова
И нам, наследственному государю,
Царю законному, присягу дать.
Исполните, и милостиво будем править вами,
А нет, так пусть падет кровь пролитая
На ваши головы, не вложим мы
В ножны меча, пока на трон наследный
Своих отцов не сядем».
Тимошка.
…
Глеб.
Как можем сыну нашего царя
Не присягнуть и в землю не пускать?
Илья.
…
Тимошка.
Не будьте дурачьем. Умом тряхните!
Да разве б мог он выдумать такое?
Коль не царевич, стал бы так писать?
Глеб.
Я тоже так смекаю! Разве ляхи
Пошли бы за обманщиком?
Тимошка.
Не иначе – царевич настоящий.
Как можем сыну нашего царя
Не присягать и в землю не пускать?
Илья.
Однакож мы Борису Годунову
Клялись и присягали, как царю.
План дальнейшего действия [8 - Этот план был составлен Кернером по сохранившимся наброскам Шиллера.]
Стан Дмитрия. Он разбит в первом сражении, но войско царя Бориса одержало победу как бы нехотя и не пользуется своим успехом, Дмитрий в отчаянии хочет умертвить себя; Корела и Одовальский с трудом его отговаривают. Своевольные поступки казаков, даже против самого Дмитрия.
–
Царский стан. Сам царь Борис находится в отсутствии, и это очень вредит царю, потому что его больше страшатся, чем любят. Войско сильно, но очень ненадежно. Воеводы несогласны между собою и по разным причинам держат сторону Дмитрия. Один из воевод, Салтыков, объявляет себя сторонником Дмитрия по убеждению. Его переход влечет за собою важные последствия: большая часть войска переходит к Дмитрию.
–
Борис в Москве. Он еще не утратил самодержавной своей власти и окружен верными слугами, но постоянно огорчен худыми вестями. Страх народного восстания в Москве не позволяет ему принять военачалие над войском. Вместе с тем он как царь стыдится вступить в борьбу с обманщиком. Сцены между ним и патриархом.
Со всех сторон гонцы приносят печальные вести, и опасения Бориса увеличиваются все более и более. Он слышит об измене крестьян и уездных городов, о бездействии и мятеже войск, о народном волнении в Москве, о приближении Дмитрия. Романов, тяжело оскорбленный Борисом, прибыл в Москву.
Его прибытие возбуждает новое опасение царя. Приходит весть, что бояре перебегают из стана к Дмитрию и что все войско передалось ему.
–
Борис и Ксения. Царь растроган как отец и в разговоре, с дочерью открывает всю свою душу.
Борис достигнул престола преступлением, но все обязанности самодержавного владьжи бестрепетно взял себе на рамена и выполнял добросовестно. Он бесценный повелитель страны и истинный отец народа. Только в своих личных отношениях он гневен, мстителен и суров. По своему уму и положению он выше всего, что его окружает. Долговременная привычка к верховной власти, уменье повелевать людьми и самодержавная форма правления развили в нем гордость до того, что он не в силах пережить свое величие. Он видит ясно, что его ожидает, но он еще царь и никогда не дойдет до унижения, потому что решился умереть.
–
Он верит в приметы, и в настоящем настроении его духа ему кажутся важными такие безделицы, которыми он пренебрегал некогда. Случайные обстоятельства принимает он за предвещание судьбы, и оно заставляет его прибегнуть к решительной мере.
Незадолго до смерти в душе его происходит перемена: он кротко выслушивает даже вестников неудачи и стыдится прежних порывов гнева. Он заставляет рассказывать себе все, до мельчайших подробностей, мало того – награждает рассказчика.
–
Получив весть об окончательной неудаче, он хладнокровно и самоотверженно решается покончить с собою: облекается в иноческую одежду и в последнее мгновение удаляет от себя дочь. В стенах обители должна она найти защиту от оскорблений; сыну его Феодору как юноше грозит меньшая, может быть, опасность. Борис принимает яд и удаляется в уединенную горницу, чтобы умереть спокойно.
–
Общее смущение при вести о смерти царя. Бояре составляют государскую думу и правят в Кремле. Романов (впоследствии царь и прародитель императорского дома) является во главе вооруженного отряда перед останками царя Бориса, присягает сыну его, Феодору, и принуждает бояр последовать его примеру. Месть и честолюбие не сродни его душе; он служит единой правде.
Ксению любит он безнадежно и любим взаимно, не подозревая этой любви.
–
Романов спешит к войску, чтобы склонить его на сторону юного царя.
Волнение в Москве, произведенное приверженцами Дмитрия. Народ врывается в боярские дома, овладевает особами Феодора и Ксении, заключает их в темницу и посылает выборных к Дмитрию.
–
Дмитрий в Туле, на высоте своего благополучия. Войско ему присягнуло; ему подносят ключи от городов. Одна Москва, повидимому, противится. Дмитрий ласков и любезен, с благородным сердечным волнением выслушивает он весть о смерти царя Бориса; прощает обличенным заговорщикам покушение на его жизнь; отклоняет от себя рабские изъявления покорности русских и выказывает намерение уничтожить с корнем низкопоклонство. Напротив, окружающие Дмитрия поляки обращаются с русскими сурово и презрительно. Дмитрий изъявляет желание видеться со своею матерью и отправляет послов к Марине.
Посреди толпы русских, скопившихся в Туле около Дмитрия, появляется человек, которого царевич признает сразу и встреча с которым в высшей степени его обрадовала. Он удаляет от себя всех и, оставшись наедине с этим человеком, приносит ему сердечную благодарность как своему спасителю и благодетелю. Незнакомец объясняет, что Дмитрий, без всякого сомнения, очень обязан ему, и даже более, чем сам думает. Дмитрий вынуждает его объясниться определеннее, и убийца законного царевича показывает всю правду. Он не получил награды «за убийство» и мог ожидать от Бориса только смерти. Пылая мщением, он увидал случайно одного отрока и был поражен его сходством с царем Иваном. Случай нельзя было упустить. Убийца взял мальчика, бежал с ним из Углича, поручил его одному духовному лицу, принявшему участие в его предприятии, и передал этому сообщнику драгоценный крест, снятый им самим с умерщвленного царевича. И вот теперь он отомстил своему врагу в лице этого отрока, которого никогда не терял из виду и за которым следил незаметно.
Лжедмитрий, его орудие, царит над Русью вместо Бориса.
Во время этого рассказа в душе Дмитрия кипит борьба. Молчание его ужасно. В то самое мгновение, как он предается необузданному отчаянию, убийца выводит его из себя кичливым и дерзким требованием награды. Дмитрий закалывает его.
–
Монолог Дмитрия. Внутренняя борьба, но сознание необходимости объявить себя царем превозмогает.
–
Являются выборные от Москвы и подчиняют город власти Дмитрия. Их принимают сурово и с грозными предосторожностями. Между ними находится патриарх. Дмитрий слагает с него патриаршее звание и вслед за тем осуждает на смертную казнь одного из знатных россиян, усомнившегося в его неподложности.
–
Марфа и Ольга ожидают Дмитрия в роскошно убранной, ставке. Марфа говорит о предстоящем свидании более с волнением и боязнию, чем с надеждою, и трепещет того мгновения, которое сулит ей полное благополучие; Ольга ее уговаривает, хотя и сама не верит своим словам. Во время долгого пути они успели обсудить все обстоятельства, и восторженность уступила место раздумью. Суровое молчание и угрюмые взгляды стражей только увеличивают сомнение.
–
Гремят трубы. Марфа в нерешимости: итти ли ей навстречу Дмитрию или нет? И вот он стоит пред нею один. При первом взгляде на царевича в сердце Марфы угасает последняя искра надежды. Что-то неведомое стало между ними; природа не сказалась: они навек чужды друг другу. В первое мгновение была обоюдная попытка кинуться друг другу в объятия; но Марфа отшатнулась назад.
Дмитрий заметил ее движение и поражен. Знаменательное молчание.
Дмитрий. И ничего не говорит тебе сердце? И не сказалась во мне кровь твоя?
Марфа молчит.
Голос естества свят и свободен; не изнасиловать его, не исказить.
Забейся твое сердце при взгляде на меня – и мое ответило бы, и пал бы тебе на грудь покорный и любящий сын. Чему суждено – сбылось бы добросклонно, любовно, искренно. Но если ты не чувствуешь как мать, обдумай все как великая княгиня, укрепи свой дух как царица! Меня судьба повергает в твои объятия нежданным сыном – прими же меня на свое лоно как дар небесный! Если бы я даже не был твоим сыном, каким теперь являюсь, что же я отнимаю у твоего дитяти? Отнимаю я что-нибудь только у твоего врага. Тебя и кровь твою извлек я из бездны, где тебя заживо похоронили, – извлек и возвел на «царское место». Пойми, что твой жребий скован с моим. Ты высоко стоишь возле меня и упадешь со мной. Народ не спускает с нас глаз. Ненавижу я скоморошество, облыжным чувством не кичуся, но перед тобой благоговею и достойно преклоняю колени.
Марфа молчит; в ней заметна сильная душевная тревога.
Решайся! Не стесняй своей воли, говори по душе. Я не требую ни лицемерия, ни лжи: требую истинного чувства. Полно тебе казаться моею матерью – будь ею! Откинь от себя прошлое, прилепись всем сердцем к настоящему! Если я не сын твой – я царь. За меня – сила, за меня – счастие.
Тот лежит в гробу, тот прах, и ничего более: у него нет сердца, чтобы любить тебя, нет взора, чтоб приветствовать. Полюби того, кто жив.
Марфа плачет.
О, эти слезы – золотая роса! Пусть их падают, пусть на них смотрит народ!
Дмитрий делает знак: пола шатра поднимается, и толпы русских становятся зрителями этой сцены.
–
Въезд Дмитрия в Москву. Торжественно пышно, но лица окружающих царевича угрюмы. Поляки и казаки во главе поезда. Какая-то мрачность и боязнь нарушают общее веселие. Так и веет недоверием и предчувствием беды.
–
Романов прибыл в войско в недобрый час: он опоздал и возвратился в Москву, чтобы защитить Феодора и Ксению. Попытки его напрасны; он становится узником. Ксения прибегает под кров царицы Марфы и бьет ей челом о защите от поляков. Здесь видит ее Дмитрий, и в душе его вспыхивает мгновенная неодолимая страсть. Ксения гнушается Дмитрием.
Дмитрий – царь. Несет его вдаль грозная стихия, и он не может противостать ей; его увлекают страсти других людей, В глубине души своей он никому не доверяет: у него нет ни друга, ни преданного сердца. Поляки и казаки вредят ему в народном мнении своею дерзостью. Даже то, что делает ему честь, то есть его любовь к народу, простота обращения, пренебрежение к старинным льстивым обрядам и обычаям, даже и эти достоинства возбуждают общий ропот. Иногда он возбужденно попирает ногами заветы праотцев. Он преследует монахов, потому что долго вращался между ними. Бывают мгновения, когда его гордость глубоко уязвлена, и тогда он становится причудливым деспотом. Одовальский сумел сделаться для него необходимым, удалил от него русских и окончательно упрочил свое влияние.
–
Дмитрий задумал изменить Марине. Он рассуждает об этом с патриархом Иовом, а тот, в надежде отстранить поляков, одобряет его замыслы и представляет ему царскую власть во всем ее величии.
–
Марина прибыла в Москву с многочисленною свитою. Свидание с Дмитрием. С обеих сторон коварство и холодность; но Марина лучше умеет носить личину. Она торопит бракосочетание. Приготовление к пышному празднеству.
–
По приказанию Марины Ксении подносят отравленный кубок. Смерть отрадна для молодой царевны: она боялась, что Дмитрий поведет ее к алтарю.
–
Неутолимая печаль Дмитрия. С растерзанным сердцем он становится под венец с Мариною.
После венца Марина открывает своему супругу, что она никогда не считала и не признавала его за истинного Дмитрия, и оставляет его одного в самом ужасном положении.
–
Между тем один из воевод царя Бориса, Шуйский, пользуется возрастающим негодованием народа и составляет заговор против Дмитрия.
–
Романов в темнице утешен неземным видением: ему является душа Ксении, заставляет его прозреть в будущие счастливые времена, повелевает ему спокойно дожидаться своего жребия и не обагрять своих рук в крови. В словах призрака слышен намек, что Романов сам некогда взойдет на престол. Вскоре за тем его приглашают сделаться участником в заговоре.

Смерть Валленштейна
//-- Действующие лица: --//
Валленштейн.
Октавио Пикколомини.
Макс Пикколомини.
Терцки.
Илло.
Изолани.
Бутлер.
Ротмистр Нейман.
Адъютант.
Полковник Врангель, посланный шведами.
Гордон, комендант Эгера.
Майор Геральдин.
Деверу, Макдональд – капитаны армии Валленштейна.
Шведский капитан.
Депутация кирасир.
Бургомистр Эгера.
Сени.
Герцогиня Фридландская.
Графиня Терцки.
Текла.
Девица Нейбрунн, фрейлина принцессы.
Фон Розенберг, шталмейстер принцессы.
Драгун.
Слуги. Пажи. Народ.
Место действия: в первых трех актах Пильзен, в двух остальных – Эгер.
Действие первое
Комната, оборудованная для занятий астрологией; в ней сферы, карты, квадранты и другие астрономические приборы. В ротонде, занавес которой отдернут, видно семь странно освещенных изображений планет, каждое из которых в отдельной нише. Сени наблюдает звезды. Валленштейн стоит перед большой черной доской, на которой начертан аспект планет.
Явление первое
Валленштейн. Сени.

Валленштейн
Довольно, Сени! Наступает день.
Сходи. Рассвета часом правит Марс,
И не годится продолжать. Пойдем!
Достаточно того, что мы узнали.
Сени
Лишь на Венеру посмотреть дозволь
Высочество! Вот поднялась она
И, словно солнце, блещет на востоке.
Валленштейн
Да, близится теперь она к земле
И к ней стремит своих лучей влиянье.
(Рассматривая фигуру на доске.)
Аспект счастливый! Наконец сошлись
Астральные три силы роковые,
И оба благотворные светила,
Юпитер и Венера, с двух сторон
Стеснили пагубного Марса, сделав
Моим слугой виновника всех бед.
Он, долго будучи враждебен мне,
Порою косвенно, порой отвесно
К моим планетам злобно устремлял
Свой красный луч, их действию благому
Препятствуя. Над недругом старинным
Они теперь победу одержали
И пленником ко мне ведут по небу.
Сени
Великим двум светилам не грозит
Никто злокозненный. Сатурн бессилен
И безопасен in cadente domo.
Валленштейн
Владычество Сатурна миновало,
Правителя таинственных зачатий,
И в глубине земли, и в недрах духа,
Властителя всего, что дня страшится.
Не время размышлять и колебаться;
Царит теперь Юпитер лучезарный,
Всесильно вовлекая в область света,
Что зрело в темноте. Теперь скорей
Я должен действовать, покуда счастье
Не пронеслось над головой моей, —
Ведь ежечасно измененье неба.
Стук в дверь.
Стучат. Узнай, кто там.
Терцки(за сценой)
Откройте!
Валленштейн
Это Терцки.
Что там за спешность? Заняты мы здесь.
Терцки(за сценой)
Все брось немедленно, прошу тебя!
Нельзя откладывать.
Валленштейн(к Сени)
Впусти его.
Пока Сени отпирает дверь, Валленштейн задергивает занавес ротонды.
Явление второе
Валленштейн. Граф Терцки.
Терцки(входит)
Тебе уже известно? Схвачен он
И Галласом уж выдан государю!
Валленштейн
Кто схвачен, выдан?
Терцки
Тот, кому известны
Все наши тайны, все переговоры
С саксонцами и шведами, кто нашим
Посредником всегда бывал…
Валленштейн(вздрогнув)
Сезина?
Не может быть! Прошу, скажи мне: нет!
Терцки
Он на дороге к шведам в Регенсбург
Был Галласа шпионами задержан.
Они его давно подстерегали.
Мои все письма к Оксенштирну, к Турну,
К Арнгейму, к Кински вез он на себе;
У них в руках все это; им известно
Все, что произошло.
Явление третье
Те же. Илло входит.
Илло(к Терцки)
Он знает?
Терцки
Знает.
Илло(Валленштейну)
Ужель еще мечтаешь помириться
Ты с императором? Ужели хочешь
Его доверье вновь приобрести?
Когда бы ты свой замысел и бросил,
Что ты задумал, – знают там. Ты должен
Вперед идти теперь. Назад нельзя!
Терцки
Есть документы, явные улики
У них…
Валленштейн
Ни слова нет моей рукой,
Тебя я обвиню во лжи.
Илло
Ужели
Тебе в вину – ты веришь – не поставят,
Что твой свояк от твоего лица
Предпринимал? Должны ль его слова
Твоим словам равняться лишь у шведов,
А не у венских недругов твоих?
Терцки
Ты ничего не написал. Но вспомни,
Как далеко с Сезиной в разговорах
Ты заходил. Он станет ли молчать?
Когда спастись твоей он может тайной,
Ее скрывать ужель он предпочтет?
Илло
Ты сам того не ждешь. А если знают,
Как далеко в переговорах ты
Со шведами зашел, чего ж ты ждешь?
Не сохранить тебе начальство дольше;
Его ж лишась, погиб ты безвозвратно.
Валленштейн
Моя защита – войско; не покинет
Оно меня. Что б ни узнали в Вене, —
Проглотят молча; власть в моих руках,
Я ж им поруку за себя представлю,
Так поневоле стихнут.
Илло
Войско, да,
Оно твое, сейчас оно твое;
Но времени медлительного власти
Не доверяй. От явного насилья
Сегодня, завтра преданностью войска
Ты защищен, но дай им только срок,
И мнение хорошее, которым
Ты держишься, противники твои
Сумеют незаметно подкопать,
За другом друга у тебя украдут,
И в миг, когда землетрясенье грянет,
Все здание обрушится во прах.
Валленштейн
Несчастный случай!
Илло
Я его счастливым
Готов назвать, коль он тебя принудит
Скорее шаг решительный свершить.
Полковник шведский…
Валленштейн
Прибыл? С чем, ты знаешь?
Илло
Намерен он открыться лишь тебе.
Да, да: несчастный случай! Слишком много
Сезина знает – и молчать не будет.
Терцки
Он беглый бунтовщик, повинный смерти;
Посовестится ль он свое спасенье
Твоей бедой купить? Коль будет пытке
Подвергнут, трус, останется ль он тверд?
Валленштейн(погруженный в размышления)
Доверия не обрести мне вновь.
И как бы я ни поступал, останусь
Изменником я в их глазах. Как честно
Я б ни вернулся к долгу моему,
Мне этим не спастись.
Илло
Себя лишь этим
Погубишь ты. Бессилию припишут,
Не преданности действия твои.
Валленштейн(ходит взад и вперед в сильном волнении)
Как? Потому что замыслом играл я,
Его теперь исполнить должен? Проклят
Будь тот, кто с чортом шутит!
Илло
Если
Игрой ты это почитал, не в шутку
Ты за нее поплатишься, поверь.
Валленштейн
Коль надо действовать, тогда сейчас же,
Сейчас, пока я власть держу в руках.
Илло
… А в Вене не успели от удара
Очнуться и опередить тебя.
Валленштейн(рассматривая подписи)
Согласье письменное генералов
Есть у меня. Зачем не подписался
Макс Пикколомини?
Терцки
Он… он сказал…
Илло(прерывает)
Высокомерье! Меж тобой и им
Не нужно, говорит он, договоров.
Валленштейн
Не нужно их; он прав вполне.
Во Фландрию идти не хочет войско;
Мне грамоту полки прислали, ропщут,
Противятся открыто повеленью.
К восстанью сделан первый шаг.
Илло
Их легче,
Поверь, склонить на сторону врага,
Чем убедить сражаться за испанца.
Валленштейн
Все ж выслушать хочу, что мне сказать
Намерен швед.
Илло(поспешно)
Не позовете ль, Терцки,
Его сюда? Он тут.
Валленштейн
Повремени!
Меня застало это все врасплох.
Я не привык, чтоб, слепо правя мной,
Меня с собой вел самовластно случай.
Илло
Прими его. Подумать после можешь.
Уходят.

Явление четвертое
Валленштейн (разговаривая с самим собой)
Ужель в своих я действиях не волен?
Назад вернуться не могу? Поступок
Ужель свершить я должен, потому
Что думал я о нем, что от соблазна
Не отказался, что питал я сердце
Мечтою этой, что себе я средства
Сберег сомнительного исполненья
И лишь держал к нему открытым путь?
Свидетель бог! Намереньем моим
Определенным не было оно.
Меня прельщала только эта мысль;
Влекли меня свобода и возможность.
Далеким призраком державной власти
Преступно ль было тешиться? В груди
Не сохранял ли волю я свободной
И правый путь не видел ли вблизи,
Открытый мне всегда для возвращенья?
Куда же вдруг я завлечен? За мной
Дороги нет. Возвысилась громадой
Из действий собственных моих стена,
Мне преграждая путь назад!
(Останавливается, погрузившись в раздумье.)
Виновным я кажусь, и оправдаться
Пытался б тщетно: обвиняет жизни
Двусмысленность меня. И подозренье
Злым толкованием будет отравлять
Безгрешных даже дел источник чистый.
Когда б я был изменником коварным,
Каким слыву теперь, я б сохранил
Вид добродетели, я скрыл бы душу,
И недовольства я б не проявлял.
В сознании безвинности сердечной
Я страсти волю дал, был смел в речах
Затем, что не был смелым я на деле,
И в том, что без расчета совершилось,
Теперь расчет увидят многолетний,
И то, что гнев, то, что отвага сердца
В уста мне вкладывали, это ныне
Искусно в ткань сплетут и превратят
В улику страшную, перед которой
Я должен смолкнуть. Так, в сетях своих же
Запутавшись, могу я, лишь насильем
Их разорвав, себя освободить.
(Снова остановившись.)
Одно, когда отважный дух влечет
Нас к смелому деянью, и другое,
Когда нужда велит свершить его.
Необходимости нам грозен вид,
И с трепетом мы опускаем руку
В таинственный сосуд земных судеб.
Мой помысел, хранимый в недрах сердца,
В моей был власти: выпущенный вон
Из своего родимого приюта,
Чужбине жизни отданный, подвластен
Он силам злым, – их никаким искусством
Не сделает друзьями человек.
(Прохаживается быстро по комнате и опять останавливается в задумчивости.)
И что ж предпримешь ты? Признался ль честно
Ты в этом самому себе? Ты хочешь
Власть потрясти, царящую спокойно,
Упроченную обладаньем древним,
Могуществом привычки вековой,
В понятье детски-набожном народов
Глубоко вкоренившуюся власть.
Не будет это битва силы с силой:
Такой борьбы я не боюсь; кто б ни был
Противник мой, лишь мог бы я ему
Глядеть в глаза, лишь бы своей отвагой
Воспламенял отвагу он мою.
Пугает бой меня с врагом незримым,
Сокрытым в человеческой груди,
С врагом, мне страшным робостью своею.
Не то опасно, в чем избыток сил, —
Опасно только пошлое и вечно
Вчерашнее, что неизменно было
И возвращается всегда, что завтра
Годиться будет, ибо годно ныне!
Воспитан и взлелеян человек
Тем, что обычно, и зовет привычку
Кормилицей своей. Беда тому,
Кто давнего добра его коснется,
Наследства предков! Делают года
Все на земле законным и заветным.
Что поседело, то для нас священно;.
Чем ты владеешь, то твое по праву,
И это свято сохранит толпа.
(Вошедшему пажу.)
Полковник шведский? Пусть войдет.
Паж уходит. Валленштейн задумчиво смотрит на дверь.
Она
Чиста еще! Не перешла измена
Еще порога. О, сколь узкой гранью
Разделены две жизненных тропы!
Явление пятое
Валленштейн. Врангель.
Валленштейн(посмотрев на него испытующим взором)
Вы Врангель?
Врангель
Да, полковник Густав Врангель,
Зюдерманландского полка.
Валленштейн
Немало
Один мне Врангель причинил вреда
Под Штральзундом: сопротивленьем храбрым
Он город отстоял.
Врангель
Стихии подвиг,
С которой вы боролись, не моя
Заслуга, герцог! Защищал упорно
Порывом бури Бельт свою свободу;
Нельзя, чтобы служили одному
Земля и море.
Валленштейн
Шляпу адмирала
Вы у меня сорвали с головы.
Врангель
Чтоб возложить корону на нее,
Я прибыл.
Валленштейн(знаком предлагает ему, сесть и садится сам)
Есть письмо у вас? Явились
Вы с полномочиями?
Врангель(значительно)
Разрешить
Две-три неясности придется…
Валленштейн(прочитав письмо)
Дельно
Составлено письмо. Умен и сведущ
Начальник ваш, полковник. Канцлер пишет,
Что короля покойного он мысль
Исполнит, мне добыв венец богемский.
Врангель
Он правду говорит. Король покойный
Высоко вашей светлости ценил
Военный гений и могучий ум;
И должен только тот быть властелином,
Он говорил, кто властвовать умеет.
Валленштейн
Он смел так говорить!
(Доверчиво взяв его руку.)
Полковник Врангель, был всегда я в сердце
Друг шведам. Это вы под Нюренбергом
Узнали и в Силезии; вы были
Не раз в моих руках, и постоянно
Я вам давал возможность ускользнуть.
Вот то, чего мне не прощают в Вене
И что меня на этот шаг толкнуло.
А так как ваша выгода теперь
Сливается с моею, – пусть друг к другу
Доверье будет в нас.
Врангель
Оно придет,
Коль обеспечится залогом каждый.
Валленштейн
Я вижу, канцлер мне не доверяет;
В невыгодном ему кажусь я свете;
Он думает, что, коль с моим законным
Я господином поступаю так,
Я так же мог бы поступить с врагами,
И было бы простительней оно.
Вы не того же мненья?
Врангель
У меня
Есть только порученье, мненья ж – нет.
Валленштейн
До крайности последней доведен
Я императором; ему служить
Я честно не могу уже. Свершаю
Для своего спасенья тяжкий шаг,
Который сознаю неправым.
Врангель
Верю,
Так далеко зайдут ли добровольно!
(После паузы.)
Что вашу светлость побуждает ныне
Восстать на государя своего,
Не следует нам разбирать. Мы, шведы,
За дело правое ведем борьбу
Своею совестью и славной шпагой.
Удобный представляется нам случай. —
В войне всегда все выгодное кстати, —
Берем и мы, что подвернулось нам.
И коль все так…
Валленштейн
Чему ж не доверяют?
Моей ли воле? Силам ли моим?
Я канцлеру дал слово, – если вверит
Он мне шестнадцать тысяч человек,
И восемнадцать тысяч к ним прибавить
Имперских войск…
Врангель
Как славный полководец
Известна ваша светлость, как второй
Пирр и Аттила. С изумленьем помнят,
Как, вопреки всем мненьям, вы когда-то
Из ничего призвали к жизни рать.
Но все же…
Валленштейн
Все же?…
Врангель
Канцлер полагает,
Что легче тысяч шестьдесят бойцов,
Средств не имея, выставить внезапно,
Чем хоть шестидесятую их часть…
(Умолкает.)
Валленштейн
Ну? Без стеснения!
Врангель
Склонить к измене.
Валленштейн
Он это полагает? Судит он
Как швед и протестант. Вы, лютеране,
Сражаетесь за библию свою,
Вам ваше дело свято, вы идете
Вослед знаменам, сердцу повинуясь.
К противникам из вас кто перешел,
Тот совершил двойное вероломство.
Об этом всем и речи нет у нас…
Врангель
Помилуй бог! Иль нет здесь у людей
Ни очага, ни церкви, ни отчизны?
Валленштейн
Я объясню вам это. У австрийца
Отчизна есть, и любит он ее,
И не напрасно любит. Но у войска,
Стоящего в Богемии, себя
Имперским именующего, – нет.
Бродяги это из чужих земель,
Отбросы наций; все их достоянье —
Одно лишь всем сияющее солнце.
И здесь в краю Богемском, за который
Воюем мы, привязанности нет
К властителю, лишь боевым успехом
Венчанному, не выбором народным.
Народ озлоблен тиранией веры,
Насильем он запуган, – не смирён.
Жива в нем жаждущая мести память
Об ужасах, в его стране свершенных.
Забыть возможно ль сыну, что отца
К латинской литургии гнали псами?
Когда с народом поступали так,
То, как и месть, страшна его покорность.
Врангель
А знать и офицеры что? Такому
Предательству и вероломству, герцог,
Примера в летописях мира нет.
Валленштейн
Все заодно со мною безусловно.
Не мне поверьте, а своим глазам.
(Подает ему бумагу, подписанную генералами.)
Врангель, прочитав, кладет ее молча на стол.
Ну как? Понятно вам?
Врангель
Пойми кто может!
Личину я снимаю. Договор
Я заключить уполномочен, герцог.
Стоят всего в трех днях пути отсюда
Пятнадцать тысяч шведов, под начальством
Рейнграфа; ждут они приказа к вашим
Пристать войскам. Приказ пошлю я этот,
Как только все мы с вами порешим.
Валленштейн
В чем требованье канцлера?
Врангель(значительно)
Идет
Тут дело о двенадцати полках
Народа шведского; я отвечаю
За них своею головой. Все это
Могло бы хитростью…
Валленштейн(вспыхнув)
Полковник Врангель!
Врангель(спокойно продолжая)
А потому настаивать я должен,
Чтоб окончательно Фридландский герцог
Связь с императором порвал, иначе
Не будут шведы вверены ему.
Валленштейн
В чем требованье? Говорите прямо!
Врангель
Чтоб преданные Австрии полки
Испанские немедленно все были
Обезоружены; чтоб, взявши Прагу,
Вы город этот, как и крепость Эгер,
Нам передали.
Валленштейн
Много вы хотите!
Вам Прагу! Эгер – так и быть. Но Прагу?
Нет! Я готов любой залог вам дать
По требованью скромному, но только
Не Прагу. Я Богемию могу
Сам защитить.
Врангель
Сомнений в этом нет.
Но дело не в защите лишь. Напрасно
Мы не хотим людей и деньги тратить.
Валленштейн
Понятно.
Врангель
Прага будет нам залогом
До возвращенья всех издержек наших.
Валленштейн
Так мало доверяете вы нам?!
Врангель(встает)
Быть осторожен с немцем должен швед.
Из-за моря нас в этот край призвали;
От гибели империю спасли мы,
Мы вероисповеданья свободу,
Учение Евангелия здесь
Запечатлели кровию своею.
Но уж забыв благодеянья ныне,
Лишь бремя чувствуют и смотрят косо
На чужеземцев; к нам в леса назад
Нас отослать хотели б с горстью денег.
Не ради мзды Иудовой, не ради
Мы серебра и золота здесь лечь
На поле битвы дали королю!
Так много шведской благородной крови
Не ради золота лилось. Мы с данью
Бесплодных лавров не хотим к отчизне
Опять направить вымпелы свои.
Мы гражданами быть земли желаем,
Что покорил король наш, пав на ней.
Валленштейн
На общего врага со мной идите,
И вашим будет пограничный край!
Врангель
А что упрочит дружбу нашу с вами,
Когда мы сломим общего врага?
Мы знаем, герцог, хоть от шведов это
Скрывают, что с саксонцами вступили
В сношенья вы. Кто нам порукой в том,
Что мы не стали жертвой тех переговоров,
Которые скрывать от нас хотят?
Валленштейн
Избрал себе удачно канцлер ваш
Поверенного. Никого упорней
Не мог бы он прислать.
(Вставая.)
Полковник Врангель
О Праге думать нечего!
Врангель
Конец
Тут полномочиям моим.
Валленштейн
Отдать вам
Мою столицу! Лучше возвращусь
Я к императору.
Врангель
Когда не поздно!
Валленштейн
Я хоть сейчас могу с ним помириться.
Врангель
Еще недавно – да, сегодня – нет.
С тех пор как взят Сезина – невозможно.
Валленштейн смущенно молчит.
Мы верим, герцог, искренности вашей,
Вчера в нас это чувство родилось.
В содействии полков нам этот лист
Порукой служит; никаких сомнений
Нет большие. Прага не поссорит нас.
Альтштадтом удовлетворится канцлер,
Оставив Градчин и Заречье вам.
Но Эгер не заняв, не можем с вами
Соединиться мы.
Валленштейн
Так должен верить
Я вам, когда не верите вы мне?
Готов я взвесить ваше предложенье.
Врангель
Но, если можно, времени не тратя.
Второй уж год идут переговоры;
Коль тщетны будут и теперь они,
Их вовсе прекратить намерен канцлер.
Валленштейн
Вы слишком торопливы. Шаг подобный
Обдумать надо.
Врангель
Прежде чем его
Задумывать. Лишь действий быстрота
Его удачу, герцог, обеспечит.
(Уходит.)
Явление шестое
Валленштейн. Илло и Терцки возвращаются.
Илло
Что ж?
Терцки
Сговорились?
Илло
Швед отсюда вышел
С довольным видом. Сговорились? Да?
Валленштейн
Еще ничто не решено, и лучше
От этого мне вовсе отказаться.
Терцки
Как? Это что?
Валленштейн
От милости зависеть
Надменных шведов! Это было б мне
Невыносимо.
Илло
Разве к ним идешь
Ты как беглец, о помощи моля?
Ты более даешь, чем получаешь.
Валленштейн
Того Бурбона королевской крови,
Который продался врагам отчизны
И стал ее бичом, – каков был жребий?
Проклятие людей! За преступленье
Презреньем мстил народ ему.
Илло
Равняться
Тебе с ним можно ль?
Валленштейн
Говорю я вам,
Вступается за верность человек,
Как друг за друга кровного; рожден он
Ее защитником. Враждебных партий
Стихает ярость, зависть умолкает,
Все, что свирепую между собой
Ведет борьбу, мирится вдруг, чтоб вместе
Идти на общего врага людского,
На злую тварь, вломившуюся люто
В жилище человека. Помнит каждый,
Что одному ему не защититься.
Ему дала природа зренья свет
Лишь спереди; а со спины он должен
Быть неподкупной верностью храним.
Терцки
Суди себя не строже ты, чем шведы,
Готовые с тобой быть заодно.
И Габсбургов порфироносный прадед
Не так разборчив был; того Бурбона
С раскрытыми объятьями он принял:
Одна корысть всем правит на земле!
Явление седьмое
Те же и графиня Терцки.
Валленштейн
Кто звал тебя? Не женскими делами
Мы заняты.
Графиня
Пришла я с поздравленьем.
Ужели рано?
Валленштейн
Терцки, властью мужа
Вели отсюда ей уйти!
Графиня
Богемцам
Уж одного дала я короля.
Валленштейн
Оно и видно было!
Графиня(к остальным)
В чем задержка?
Скажите мне!
Терцки
Не хочет он.
Графиня
Не хочет
Того, что должен?
Илло
Ваш черед теперь,
Попробуйте. Я умолкаю, если
Толкуют мне про верность и про совесть.
Графиня
Как? Ты был тверд, ты смелости был полон,
Когда вдали скрывалась цель твоя.
Когда конца не видел ты дороги?
А в час осуществления мечты,
Когда успех так близок и так верен,
Колеблешься? Лишь в замыслах ты храбр,
В делах же трус? Что ж, докажи, что правы
Твой враги; они того и ждут.
Никто из них в намеренье твоем
Не сомневается, и будешь ими
В нем уличен вполне ты; это знай.
Но в исполненье замысла не верят;
Нет! Иначе они б тебя боялись
И уважали бы тебя. – Возможно ль?
Когда завел ты дело так далеко,
Когда известно худшее, когда
Тебя винят в поступке, как в свершенном,
Ты, отступив, плодов его лишишься?
Задуманный лишь – преступленье он,
Свершенный же – бессмертное деянье.
Что удалось, того не порицают,
Исход борений каждых – божий суд!
Слуга(входит)
Полковник Пикколомини.
Графиня(поспешно)
Пусть ждет.
Валленштейн
Я не могу сейчас. В другое время.
Слуга
О двух минутах только просит он
По делу неотложному…
Валленштейн
Как знать,
С чем он пришел. Я выслушаю все же.
Графиня(смеется)
Ему пускай и к спеху, ты же можешь
Повременить.
Валленштейн
Чего он хочет?
Графиня
После
Узнаешь. С Врангелем сперва покончи.
Слуга уходит.
Валленштейн
Когда б другой имелся выбор, мягче
Исход нашелся б, – я сейчас готов
Его избрать, чтоб крайности избегнуть.
Графиня
Коль в этом ты нуждаешься, такая
Близка дорога. Отошли назад
Ты Врангеля, забудь свои надежды,
Брось все свое прошедшее и жизнью
Жить новою решись. Герои есть
И добродетели, как есть герои
Военной славы. Не теряя часа,
Отправься к императору ты в Вену,
Возьми казну с собою, объяви,
Что слуг ты лишь испытывал усердье,
Над шведами лишь подшутить хотел.
Илло
И это поздно. Слишком много знают.
Он голову понес бы лишь на плаху.
Графиня
Не страшно это. Для законных действий
Улики где? Прибегнуть к произволу
Опасно. Герцога отпустят с миром.
Предвижу я, как все произойдет:
Появится король венгерский, герцог,
Понятно, удалится, так что тут
И объяснения не надо будет.
Король к присяге войско приведет —
И все останется без изменений.
В один прекрасный день исчезнет герцог.
Пойдет житье в его наследных замках,
Охотиться там будет он и строить,
Двор содержать, ключами золотыми
Домашних жаловать, давать пиры
Своим соседям; там он будет, словом,
Великий властелин – в размерах малых.
А так как в тень он отойдет умело
И согласится ничего не значить,
Ему дадут казаться по желанью
Особой важною, и будет ею
Казаться он до своего конца.
Останется одним он из людей,
Войною вознесенных, однодневным
Творением той милости двора,
Что создает и принцев и баронов.
Валленштейн(встает в сильном волнении)
Спасенья путь мне укажите, силы
Небесные! Путь укажите мне,
Доступный для меня! Я не могу, —
Как хвастуны, герои на словах,
Мечтаньями пустыми утешаться;
Покинутый непостоянным счастьем,
Я не могу со лживой похвальбой
Ему оказать: «Иди! Ты мне не нужно!» —
Коль мне не действовать – я уничтожен.
Не побоюсь опасности и жертв,
Чтоб только шага крайнего избегнуть;
Но раньше, чем я погружусь в ничтожность
И кончу жалко, славно так начав,
Но раньше, чем причислен буду миром
К презренным выскочкам, живущим: день,
Пусть с отвращеньем поминать меня
Начнет и современник и потомок,
Пусть станет имя Фридланд равнозначным
Делам, проклятия достойным.
Графиня
Поступок этот чем же так ужасен —
Скажи! О, не давай ты суеверья
Грозящим призракам брать верх над ясным
Твоим умом! Тебя винят в измене
Отечеству; правдиво ль обвиненье
Иль нет – не в этом дело! Ты погиб,
Коль власть свою использовать замедлишь.
Где ж существо, которое себя
Не защищало б всей своею силой?
К каким прибегнуть средствам не велит
Необходимость личной обороны?
Валленштейн
Так благосклонен некогда ко мне
Был этот Фердинанд! Ценил меня,
Меня любил он; никаким князьям
Владетельным такого он почета
Не оказал, как мне. И кончить этим!
Графиня
Его все ласки в памяти своей
Ты сохранил, а позабыл обиды?
Должна ль тебе напомнить я, какую
Ты получил награду в Регенсбурге
За службу верную? В отчизне были
Сословья все тобой оскорблены;
Чтоб вознести его, ты на себя
Навлек проклятье и вражду народов,
Во всей Германии друзей лишился,
Затем что жил для государя только
Ты своего. Ты за него держался,
Когда гроза гремела над тобой,
На Регенебургоком сейме. – И тебя
Тут выдал он! Тебя он выдал! В жертву
Тебя принес кичливому баварцу.
Не говори, что, власть вернув тебе,
Несправедливость эту он загладил.
Не доброй волей, а нужды суровой
Законом ты поставлен был на место,
Что отняли б охотно у тебя.
Валленштейн
Да, это так; я не любви его
Обязан властью, пользоваться ею
Не значило б обманывать доверье.
Графиня
Доверье! Ты был надобен ему:
Нужда, та притеснительница злая,
Которой требуются не статисты
И не пустые имена, которой
Нужны деянья, а не внешний вид,
Найдет того, кто больше всех и лучше,
И будь он ею даже взят из черни,
Его поставит у руля; она
Тебя назначила на это место.
Пока возможно, венценосцев племя
К продажным, рабским душам прибегает,
К послушным марьонеткам; но лишь крайность
Жестокая прядет и блеск пустой
Бессилен защитить, оно спешит
В объятья мощные природы, духа
Гигантского, который лишь себе
Покорствует, который договора
Не хочет знать и с ними по своим,
А не по их законам поступает.
Валленштейн
Каким я был, тем и казался, правда.
Не обманул я их, – желаний смелых
Я никогда не думал и скрывать.
Графиня
Напротив, ты всегда являлся грозным.
Не ты виновен, – верен оставался
Ты самому себе; виновен тот,
Кто власть тебе дал в руки, хоть страшился
Тебя в душе. Не подлежит упреку,
Кто действует в ладу с самим собой
И сообразно со своей природой:
Неправ лишь тот, в ком есть противоречье.
Иль был другим ты восемь лет назад,
Когда прошел по всей земле Германской,
Неся огонь и меч, поднявши плеть
Над странами, глумясь над их законом?
Когда по бедственному праву силы
Ты попирал, что люди почитали,
Чтоб увеличить твоего султана
Могущество? Тогда была пора
Сломить твою неистовую волю,
Тебя обуздывать; но император
Не сетовал на то, в чем пользу видел
И выгоду себе, и допускал
Он молча зло. Что было справедливо,
Когда в угоду делалось ему,
То грех ли будет, если повторится
Ему во вред теперь?
Валленштейн(вставая)
Не приходила
Мне эта мысль. Оно и вправду так:
Моей рукой он совершил деянья
Вне всякого закона и порядка;
И титул мой – награда за услуги,
Которым мир даст имя преступлений.
Графиня
Признайся же, что дело между вами
Не о правах и верности идет,
А об удобном случае и силе!
Тому, что жизнь тебе должна осталась,
Теперь ты можешь подвести итог;
Аспекты над тобой победоносны,
Пророчат счастие тебе планеты,
С высот небес глася: «Приспело время!»
Напрасно ль ты весь век свой измерял
Теченье звезд? Напрасно ль ты квадрантом
И циркулем владел? Изобразил ли
Небесный шар и знаки зодиака
На этой ты стене вокруг себя
Поставил ли, в таинственном подобье,
Ты семерых властителей судьбы,
Чтоб сделать их пустою лишь игрушкой?
Ужель приборы эти бесполезны,
Ужель ничто наука вся твоя,
Не веришь ты в нее и в час решенья
Весь смысл ее безвластен над тобой?…
Валленштейн(в продолжение последней речи графини ходивший взад и вперед, напряженно размышляя, внезапно останавливается перед графиней и прерывает ее)
Позвать мне Врангеля! Пусть три гонца
Немедленно седлают!
Илло
Слава Богу!
(Поспешно уходит.)
Валленштейн
Его и мой недобрый это гений!
Ему он казнь готовит чрез меня,
Свершителя его корыстных видов;
Но мщенья сталь и для моей груди
Уже наточена. Отрадной жатвы
Не жди, посеявший дракона зубы!
Злодейство каждое под сердцем носит
И мстителя – недобрую надежду.
Мне верить он не может, но тогда
И я вернуться не могу. Да будет,
Что быть должно! Нельзя велений рока
Избегнуть человеку; сердце в нас
Их ревностный, могучий исполнитель!
(К Терцки.)
Мне шведа приведи в мой кабинет,
Гонцов я сам отправлю. Да позвать
Октавио ко мне.
(К графине, принявшей торжествующий вид.)
Не торжествуй!
Одарена судьба ревнивой властью;
Кто будущему радуется счастью,
Ее гневит. Мы ей вручаем семя, —
Добра иль бед, – то обнаружит время.
(Уходит.)
Занавес
Действие второе
Явление первое
Комната.
Валленштейн. Октавио Пикколомини.
Вскоре потом Макс Пикколомини.
Валленштейн
Он пишет мне из Линца, будто болен;
Но получил я весть, что спрятан он
У графа Галласа во Фрауэнберге.
Схвати обоих и пришли сюда.
Ты во главе полков испанских встанешь,
Но пусть конца твоим не будет сборам;
А станут принуждать тебя, чтоб против
Меня ты выступил, скажи: иду!
А сам ни с места. Знаю, что тебе
Услугу окажу я, в стороне
Тебя оставив, – ты наружный вид,
Пока возможно, любишь соблюдать
И до шагов ты крайних не охотник;
Так для тебя я выбрал эту роль.
Своим бездействием ты будешь мне
Всего полезней. Если ж я меж тем
Верх одержу, свое ты знаешь дело.
Макс Пикколомини входит.
Ступай же, старина! Отбыть ты должен
Сегодня в ночь. Возьми моих коней.
Макс остается здесь. Прощаться долго
Вам не к чему. Мы скоро все, надеюсь,
Вновь радостно увидимся.
Октавио(сыну)
С тобой
Еще поговорю я.
(Уходит.)
Явление второе
Валленштейн. Макс.
Макс(подходит к нему)
Генерал!
Валленштейн
Я для тебя не генерал, коль служишь
Ты императору.
Макс
Так все же войско
Оставить хочешь ты?
Валленштейн
Я отказался
От службы императору.
Макс
Ты хочешь
Покинуть войско?
Валленштейн
Крепче я, напротив,
Его к себе надеюсь привязать.
(Садится.)
Да, Макс. Тебе я не хотел открыться,
Покуда действий час не наступил.
В дни юности легко понять, что право,
И любо над несложною задачей
Испытывать суждение свое. —
Но где из двух определенных зол
Одно избрать нам надо, где в борьбе
Обязанностей сохранить не можем
Мы целость сердца, там счастливец тот,
Кому нет выбора; благодеяньем
Становится тогда необходимость.
Она явилась. Не смотри назад,
Тебе нет пользы в том. Смотри вперед!
Не рассуждай! И действовать готовься!
Двор погубить меня намерен; я же
Его хочу предупредить. В союз
Со шведами мы вступим. Это люди
Хорошие и верные друзья.
(Останавливается в ожидании ответа Пикколомини.)
Я удивил тебя. Не отвечай!
Опомниться тебе даю я время.
(Встает и отходит в глубину сцены.)
Макс долгое время стоит неподвижно, охваченный величайшей скорбью; при первом его движении Валленштейн возвращается и останавливается перед ним.
Макс
Благодаря тебе сегодня, герцог,
Я совершеннолетним стал. Досель
Не надо было путь мне выбирать —
Вслед за тобой я шел беспрекословно.
Взгляд на тебя один мне говорил,
Что путь мой верен. Должен я впервые
Теперь прибегнуть к самому себе,
И к выбору меня ты принуждаешь
Между тобой и совестью моей.
Валленштейн
Лелеяла досель тебя судьба:
Свои обязанности мог, играя,
Ты исполнять, свободно предаваться
Всегда благим стремлениям своим
И действовать, в душе борьбы не зная.
Так дальше быть не может, путь двоится,
Долг спорит с долгом; надо государя
Тебе держаться твоего иль друга,
Когда война меж ними началась.
Макс
Война ли это? Нет! Война ужасна,
Как божий бич, оно, так же как и он,
Небесное она определенье.
В войне ли честной будешь угрожать
Ты императору его же войском?
О боже мой! Какая перемена!
Мне ль так с тобою говорить? С тобою,
Который, как Полярная звезда,
Жизнь озарил лучом мне путеводным?
О, как мне сердце разрываешь ты!
Ото всего, что с ним срослось издавна,
От моего к тебе благоговенья
И от святой привычки к послушанью
Насильственно отречься должен я!
Нет, не гляди ты на меня! Мне это
Лицо всегда божественным казалось;
Власть надо мной оно свою не может
Утратить вдруг: мое осталось чувство
В твоих цепях, хоть, обливаясь кровью,
Моя душа с себя их сорвала!
Валленштейн
Макс! выслушай меня.
Макс
Не совершай
Злосчастного деянья. Благородным
Твоим чертам неведомо оно,
И лишь твое воображенье им
Запятнано. Невинность удалиться
Не хочет с величавого чела.
Сотри ты с сердца черное пятно!
Пусть это злым лишь будет сном, намеком
Для праведных о близости греха.
Такие есть минуты, но над ними
Добра понятье верх берет в душе.
Нет! Ты не кончишь так! Возвел бы этим
Ты клевету на все, что на земле
Одарено и волею и силой,
Ты подкрепил бы пошлый взгляд, который
Свободы благородство отрицает
И доверяет одному бессилью.
Валленштейн
Меня осудит строго мир – я знаю.
Что можешь ты сказать, уже я сам
Себе сказал. И кто же рад бы не был
Не доходить до крайности? Но здесь
Нет выбора, я вынужден прибегнуть
К насилию иль претерпеть его:
Возможности другой не остается.
Макс
Пусть будет так! Начальство удержи
Ты силой, императору противься;
Коль иначе нельзя, взбунтуй ты войско;
Не похвалю я этого поступка,
Но извиню его, я в том решусь
Участвовать, чего не одобряю.
Но лишь изменником не будь! Да, слово
Промолвлено, – изменником не будь!
Не прегрешенье это, не ошибка,
В которую впадать отвага может
В избытке сил. Нет! Здесь другое дело —
Оно черно, оно черно, как ад!
Валленштейн(мрачно наморщив лоб, но сдержанно)
Быстра на слово молодость, которым
Владеть трудней, чем лезвием ножа,
И бойко пылкой головой оценку
Дает вещам, чья мера в них самих.
У вас все тотчас честно иль постыдно,
Добро иль зло, и что воображенье
Вмещает в эти темные слова,
Вы прилагаете к вещам и людям.
Тесна вселенная, а ум обширен,
Легко сосуществуют мысли в нем;
В пространстве ж вещь всегда помеха вещи;
Тут завладеть чужим лишь можно местом:
Иль вытесняй, иль вытеснят тебя;
Тут вечный спор, и верх берет в нем сила.
Да, кто свой путь проходит без желаний,
Кто отказаться мог от всякой цели,
Тот с саламандрами в огне витает
И остается чист в стихии чистой.
Грубее вещество взяла природа,
Меня творя, к земле влеком я страстью.
Земля есть достоянье злого духа,
А не благого. Божество шлет с неба
Нам только общие дары; их свет
Нас радует, но не обогащает;
В их царстве не завоевать стяжаний,
А золото и драгоценный камень
Изволь выманивать у темных сил,
Тех, что злокозненно живут во мраке.
Нельзя без жертв снискать их благосклонность,
И нет такого, кто бы им служил
И душу все же сохранил бы чистой.
Макс(значительно)
Страшись, страшись, ты этих сил лукавых!
Они не держат слова: лживо к бездне
Они влекут тебя! Не верь ты им!
Я предостерегаю! О, вернись
Ты к долгу своему! Возможно ль это?
Меня пошли ты в Вену, примирить
Позволь мне с императором тебя.
Не знает он тебя, но я – я знаю;
Моими на тебя глядеть глазами
Я научу его и привезу
Тебе назад его доверье.
Валленштейн
Поздно!
Не знаешь ты, что здесь произошло.
Макс
И если поздно, если от паденья
Лишь преступленьем можешь ты спастись, —
Пади! Пади так честно, как стоял!
Сдай власть свою! Ты с поприща со славой
Сойдешь, сойди ж с него и без вины.
Ты для других жил долго, поживи же
И для себя. Я удалюсь с тобой,
Твоя судьба моею будет!
Валленштейн
Поздно!
Пока слова здесь тратишь ты, несутся
Мои гонцы, отправленные в Прагу
И в Эгер с приказанием моим.
Так покорись судьбе! Мы то свершаем,
К чему принуждены. Стопою твердой
Приступим же с достоинством мы к делу
Необходимому. И чем виновней
Я Цезаря, чьим именем и ныне
Зовется что есть высшего на свете?
Повел он против Рима легионы,
Что Рим ему доверил для защиты.
Отбрось он меч, он так же бы погиб,
Как я теперь, когда б сложил оружье.
Есть дух его во мне. Его удачу
Мне только дай, и с остальным я справлюсь.
Макс, стоявший до этого времени в мучительной внутренней борьбе чувств, поспешно уходит. Валленштейн глядит ему вслед с изумлением и смущением и погружается в глубокую задумчивость.
Явление третье
Валленштейн. Терцки, потом Илло.
Терцки
Макс Пикколомини был здесь?
Валленштейн
Где Врангель?
Терцки
Уехал он.
Валленштейн
Так скоро?
Терцки
Как сквозь землю
Он провалился. Только-только вышел
Он от тебя, пошел за ним я следом —
Поговорить мне нужно было с ним,
Но он исчез; куда – никто не знал.
По-моему, был это сам нечистый.
Так вдруг пропасть не может человек.
Илло(входит)
Ужели правда – старика услать
Намерен ты?
Терцки
Октавио? Да что ты!
Валленштейн
Во Фрауэнберг, чтоб принял он начальство
Над итальянским и испанским войском.
Терцки
Избави бог от этого тебя!
Илло
Коварному ты вверить хочешь войско?
Его теперь из глаз ты выпускаешь —
В минуту, от которой все зависит?
Терцки
Не делай этого, всем, что священно,
Я умоляю!
Валленштейн
Странные вы люди!
Илло
Хоть этот раз прими ты наш совет —
Не отпускай его!
Валленштейн
Но почему же
Ему я ныне доверять не должен,
Коль доверял всегда? Что за причина
О нем вдруг хуже думать? Я в угоду
Причудам вашим изменю ль свое
На опыте основанное мненье?
Ведь я не женщина. Доселе верил,
Так верить буду и теперь ему.
Терцки
Не именно его ж отправить надо.
Пошли другого.
Валленштейн
Именно его.
Ему я должность ту избрал, к которой
Способен он.
Илло
Способен, – потому
Что итальянец.
Валленштейн
Знаю, что к обоим
Вы никогда приязни не питали.
За то, что их люблю я, уважаю,
Вам и другим предпочитаю явно,
По справедливости, – вы им враги.
До вашей зависти мне что за дело?
И то, что ненавидите вы их,
В моих глазах их уронить не может.
Друг друга ненавидьте иль любите,
Как вам угодно, я ни чувств, ни мнений
Ничьих стеснять не думаю, но знаю
Из вас любому цену для меня.
Илло
Он не уедет! У его повозки
Колеса прежде я разбить велю!
Валленштейн
Опомнись, Илло!
Терцки
Квестенберг с ним тоже,
Пока был здесь, шушукался о чем-то.
Валленштейн
Я знал о том и это разрешал.
Терцки
Что Галлас тайных шлет к нему гонцов,
Известно тоже мне.
Валленштейн
Неправда это!
Илло
О, ты слепец, хоть не утратил зренья!
Валленштейн
Не поколеблешь веры ты моей,
Основанной на знании глубоком.
Коль он мне лжет, то лгут в все планеты.
Судьбой мне дан залог, что он мой лучший,
Вернейший друг.
Илло
А что залог не ложен,
В том также ты залогом убежден?
Валленштейн
Мгновения есть в жизни человека,
Когда он к духу мировому ближе
И может вопрошать судьбу свободно.
В подобное мгновение, в ночи,
Предшествовавшей Люценскому бою,
Я, прислонившись к дереву, в равнину
Задумчиво глядел. Там в нашем стане
Огни горели тускло сквозь туман,
Глухой оружья гул иль стражи оклик
Лишь прерывал порою тишину.
Пред взором умственным моим былая
И будущая жизнь моя прошла,
И связывал мой дух, предчувствий полный,
Мое прядущее с судьбою утра.
И я сказал: «Ты – повелитель многих!
Они пошли вослед твоим звездам,
Поставив все, как на число большое,
На голову твою, с тобою вместе
В ладью вступили счастья твоего.
Но день придет, когда их всех рассеет
Опять судьба, и не покинут только
Немногие тебя. Я знать хотел бы:
Кто в лагере здесь мой вернейший друг?
Дай знамение мне, судьба! Пусть будет
Он тот, кто первый предстоящим утром
Мне встретится и знак любви подаст!»
И с этим помышленьем я заснул.
И сон унес меня в тревогу битвы.
Был натиск лют. С убитым подо мною
Конем упал я, и через меня
Неслись беспечно всадники и «они,
А я, в предсмертной муке задыхаясь.
Под острыми подковами лежал.
И вдруг рукой спасительною кто-то
Схватил меня. Мой избавитель был
Октавио. Проснулся я, светало, —
И предо мной Октавио стоял.
«Брат, – мне сказал он, – не садись сегодня
На своего обычного коня;
Возьми другого, выбранного мною.
Ты это сделай из любви ко мне —
Зловещим я встревожен сновиденьем».
И этот добрый конь меня унес
От гнавшихся за мной драгунов шведских.
Взял моего мой родственник в тот день —
И конь и всадник без вести пропали.
Илло
Случайность!
Валленштейн(значительно)
Нет случайностей. Что в мире
Мы все считаем случаем слепым,
То рождено источником глубоким.
Я убежден, что он – мой добрый гений,
И кончено!
(Уходит.)
Терцки
Утешен я лишь тем,
Что как заложник Макс нам остается.
Илло
И я его не выпущу живого.
Валленштейн(останавливается и оборачивается)
Вы оба не похожи ли на женщин,
Которые все вновь свое твердят,
Хотя б часами их увещевали?
Деяния и помыслы людей
Совсем не бег слепой морского вала.
Мир внутренний – и мыслей и страстей
Глубокое, извечное начало.
Как дерева необходимый плод,
Они не будут случаю подвластны.
Чье я узнал зерно, знаком мне тот,
Его стремленья и дела мне ясны.
(Уходит.)
Явление четвертое
Комната в жилище Пикколомини.
Октавио Пикколомини, готовый к отъезду.
Адъютант.
Октавио
Готов отряд?
Адъютант
Он приказаний ждет.
Октавио
Надежны ль эти люди, адъютант?
В каком полку их взяли?
Адъютант
В Тифенбахском.
Октавио
Полк этот верен. Чтоб они без шума
Двор задний заняли и чтоб никто
Не видел их, пока не позвоню!
Дом запереть тогда и охранять,
И всех, кого ни встретят, взять под стражу.
Адъютант уходит.
Надеюсь обойтись без их услуг,
В своем расчете я вполне уверен.
Но речь идет о службе государю,
И лишняя уместна осторожность.
Явление пятое
Октавио Пикколомини. Изолани входит.
Изолани
Я здесь. Из остальных еще кто будет?
Октавио(таинственно)
Сперва, граф Изолани, вам два слова.
Изолани(таинственно)
Пора? Что, действовать намерен герцог?
Я предан вам. Меня вы испытайте!
Октавио
То может статься.
Изолани
Да, я не из тех,
Которые лишь на словах храбры,
Но прочь бегут, когда дойдет до дела.
Со мною герцог поступил как друг.
Ей-богу – так! Я всем ему обязан.
На верность пусть положится мою.
Октавио
Увидим.
Изолани
Не все так мыслят; будьте осторожны.
Здесь многие на стороне двора
И говорят, что взятая обманом
Подписка с герцогом быть заодно
Необязательна.
Октавио
Нельзя ль назвать,
Кто говорит так?
Изолани
Чорт возьми, все немцы.
Все-Кауниц, Деодат и Эстергази
Твердят о послушании двору.
Октавио
Я рад.
Изолани
Вы рады?
Октавио
Что еще надежных
Друзей и слуг, имеет император.
Изолани
Не смейтесь! Это неплохие люди.
Октавио
Напротив! Не смеюсь я, бог избави!
Я рад душевно, что за честь и право
Столь многие стоят.
Изолани
Да как же это?…
Да разве вы?… Тогда зачем я здесь?
Октавио(значительно)
Чтоб объяснить мне коротко и ясно,
Вы друг ли императору, иль враг.
Изолани(гордо)
Я это объяснить тому намерен,
Кто вправе мне задать такой вопрос.
Октавио
Я вправе, что вам этот лист докажет.
Изолани
Как, императора печать и подпись?
(Читает.)
«Повелеваем всем без исключенья
Начальникам полков и офицерам
Войск наших императорских приказы
Все генерала Пикколомини,
Как наши собственные…» Гм! Да! Точно!
Я… я вас поздравляю, генерал!
Октавио
Готовы вы исполнить повеленье?
Изолани
Я… Но так, вдруг нельзя же… Вы, надеюсь,
Дадите мне хоть время…
Октавио
Две минуты.
Изолани
Но, боже мой! Ведь дело…
Октавио
Очень просто!
Хотите ль государю своему
Вы изменить иль верным быть слугою?
Изолани
Да кто же мыслит об измене?
Октавио
Герцог.
Он перейти к врагам намерен с войском.
Скажите же: хотите ли присяге
Своей вы изменить? Продаться шведам?
Хотите?
Изолани
Я? Присяге изменить?
Да разве я сказал?… Когда же это
Сказал я?
Октавио
Нет, пока не говорили.
Хочу услышать, скажете ль теперь.
Изолани
Что ж, мне приятно ваше утвержденье,
Что этого не говорил я вовсе.
Октавио
Итак, готовы отступиться вы
От герцога?
Изолани
Коль изменить он хочет —
Измена узы разрывает все.
Октавио
Бороться с ним решаете вы твердо?
Изолани
Он делал мне добро, но если он
Разбойник и злодей, пусть будет проклят!
Разорван счет!
Октавио
Я рад, что мы сойтись
Могли добром. Сегодня ночью тайно
Вы с легким войском выступить должны;
Пусть думают, что так велел сам герцог.
Во Фрауэнберге сборный пункт. Там Галлас
Дальнейшие вам приказанья даст.
Изолани
Исполню все. Вы ж о моем усердье
Скажите императору.
Октавио
Скажу.
Изолани намеревается уйти. Входит слуга.
Полковник Бутлер? Хорошо.
Изолани(возвращаясь)
И мне
Вы резкости простите, старина.
Творец мой! Как же мог я угадать,
С какою важной говорю особой?
Октавио
Оставим это!
Изолани
Я веселый малый.
Коль невзначай, за кружкою вина,
Против двора и вырвалось словечко,
Без умысла, вы знаете, оно
Сказалось.
(Уходит.)
Октавио
Пусть вас это не тревожит. —
С ним удалось. Судьба! Пошли теперь
Такое же мне счастье и с другими!
Явление шестое
Октавио Пикколомини. Бутлер.
Бутлер
Что приказать угодно, генерал?
Октавио
Приветствую как друга вас и гостя!
Бутлер
Чрезмерна эта честь.
Октавио(после того как оба сели)
С холодностью вы отвечали
На дружелюбие мое вчера;
Сочли вы то учтивостью пустою,
В чем искреннее высказалось чувство.
Хотел я с вами сблизиться. Теперь
Сплотиться надо всем хорошим людям.
Бутлер
Единомышленники только могут
Быть заодно.
Октавио
Всех честных я считаю
Единомышленниками. Сужу
О человеке я лишь по поступкам,
В которых проявляется спокойно
Его природа. Недоразумений
Слепая сила может совратить
И благороднейших с пути прямого.
Вы были в Фрауэнберге? Ничего
Граф Галлас вам не доверял? Скажите!
Он друг мой.
Бутлер
Он слова напрасно тратил.
Октавио
Прискорбно слышать это. Был хорош
Его совет. И я б вам дал такой же.
Бутлер
От этого труда себя избавьте,
Меня ж от надобности неприятной
Вас разуверить в мненье обо мне.
Октавио
Час каждый дорог, будем откровенны!
Вам все известно. Герцог изменить
Намерен; я вам более скажу —
Он изменил уже: союз с врагами
Им заключен сегодня. В Прагу, в Эгер
Уже опешат его гонцы, и завтра
Нас к шведам отвести намерен он.
Но ошибается: благоразумье
Не дремлет; есть друзья у государя
Надежные, союз их тайный крепок.
Вот манифест, который возлагает
На герцога опалу, с войск снимает
Повиновенья долг и всем велит
Соединиться под моим начальством.
Итак, хотите ль в правом деле с нами
Быть заодно, иль разделить злодеев
Злой жребий с ним?
Бутлер(вставая)
Его судьба – моя.
Октавио
Последнее ль решенье это ваше?
Бутлер
Да.
Октавио
Но одумайтесь, полковник Бутлер!
В грудь верную упало ваше слово
Неосторожное – возьмите вы
Его назад, путь лучший изберите;
Недобрым вы намерены идти.
Бутлер
Что вам еще угодно, генерал?
Октавио
Взгляните вы на седину свою!
Одумайтесь!
Бутлер
Прощайте!
Октавио
Меч свой честный
В такой войне хотите ль обнажить?
Намерены ль вы обратить в проклятье
Признательность, которую снискали
Сорокалетней верностью стране?
Бутлер(смеется горько)
Признательность – династии австрийской!
(Направляется к выходу.)
Октавио (дает ему дойти до двери и затем окликает)
Полковник Бутлер!
Бутлер
Что?
Октавио
Как было дело,
Когда шла речь о графе?
Бутлер
Речь о графе?
Октавио
Да, речь о графском титуле?
Бутлер(вспыхнув)
Проклятье!
Октавио(холодно)
Просили вы о нем. Вам отказали.
Бутлер
Не дам вам насмехаться надо мной!
Обороняйтесь! Шпагу вон!
Октавио
Оставьте,
Скажите мне, как было дело. После
Готов принять я вызов.
Бутлер
Пусть же знают
О слабости, которой не прощаю
Я сам себе! Да, я честолюбив
И никогда не выносил презренья.
Мне было больно, что рожденье, титул
Ценились в войске больше, чем заслуги.
Я не желал быть ниже равных мне,
И часом злым был этот шаг внушен мне, —
Я сделал глупость, но столь тяжкой кары
Не заслужил. Могли мне отказать, —
Зачем отказ усиливать презреньем?
Слугу испытанного, старика
Уничтожать безжалостной насмешкой,
Корить его незнатностью так грубо
За то, что он в час слабости забылся?
Но и червю дала природа жало,
Чтоб, коль, смеясь наступят на него…
Октавио
Оклеветали, верно, вас. Кто же враг,
Вам столь дурную службу сослуживший?
Бутлер
Кто б ни был он, он подлый негодяй,
Наверное придворный, из испанцев,
Потомок рода древнего, кому
Я на пути стою, завистник гнусный
Почета, мной добытого себе!
Октавио
Скажите: герцог этот шаг одобрил?
Бутлер
Он на него меня толкал, старался
С усердьем друга за меня.
Октавио
Вы в этом
Убеждены?
Бутлер
Да, я читал письмо.
Октавио(значительно)
Я также, но не то я в нем нашел.
Бутлер поражен.
Письмо случайно мне попало в руки,
Удостоверьтесь сами.
(Дает ему письмо.)
Бутлер
Как? Что значит?…
Октавио
Боюсь, полковник Бутлер, что вы жертва
Бессовестной игры. Сказали вы,
Что вас толкал на этот шаг сам герцог?
О вас в письме он говорит с презреньем,
Дает совет министру ваше чванство —
Как он определяет – наказать.
Бутлер прочитал письмо, колени у него дрожат, он хватается за стул и садится.
Никто вас не преследует, не хочет
Вредить вам; нанесенной вам обиды
Виновник герцог. Цель его ясна:
От императора он вас отторгнуть
Хотел и ждал того от вашей мести,
Что, при спокойном духе, верность ваша
Известная отвергла б, негодуя.
Вас к исполненью замыслов преступных
Презрительно употребить хотел он
Слепым орудьем. Удалось ему,
Сумел он вас сманить с пути прямого,
Которым сорок лет вы твердо шли.
Бутлер(дрожащим голосом)
От государя моего могу ли
Я ждать прощенья?
Октавио
Больше чем прощенья, —
Обиду, не заслуженную вами,
Загладить император захотел;
Он утвердил за вами дар, вам данный
С злой целью герцогом. Отныне полк,
Которым вы начальствуете, ваш.
Бутлер хочет встать и падает снова на стул. Он в сильном волнении пытается говорить и не может; наконец он снимает шпагу с перевязи и подает ее Пикколомини.
Октавио
Зачем? Опомнитесь.
Бутлер
Возьмите!
Октавио
Что вы?
Опомнитесь, вы вне себя.
Бутлер
Возьмите!
Носить я эту шпагу не достоин.
Октавио
Из рук моих ее примите вновь
И ею с честью правое вы дело
Впредь защищайте!
Бутлер
Изменить хотел я
Такому милосердному владыке!
Октавио
Загладьте грех свой! С герцогом порвите!
Бутлер
Мне с ним порвать!
Октавио
Колеблетесь еще?
Бутлер(в порыве ярости)
Порвать с ним только? – Он погибнуть должен!
Октавио
Последуйте за мною в Фрауэнберг,
Где Альтрингер и Галлас собирают
Друзей двора! Вернул я многих долгу,
И все покинут нынче ночью Пильзен.
Бутлер(ходивший взад и вперед в сильном волнении, подходит к Октавио с решимостью)
Граф Пикколомини! О чести вам
Тот может говорить, кто изменил?
Октавио
Кто искренно раскаялся, тот может.
Бутлер
Так здесь меня оставьте.
Октавио
Для чего же?
Бутлер
С полком моим меня оставьте здесь.
Октавио
Вам доверять могу я, но откройте
Мне вашу мысль.
Бутлер
Ее откроет дело.
Не спрашивайте больше! Верьте мне!
Вы можете! Клянусь вам всем, что свято,
Оставите _его_ вы на руках
Не ангела-хранителя! Прощайте!
(Уходит.)
Слуга(приносит записку)
Принес ее какой-то незнакомец
И тотчас удалился. У подъезда
Уж герцогские лошади стоят.
(Уходит.)
Октавио(читает)
«Скорее уезжайте. Верный Изолан».
О, если б Пильзен уж лежал за мною!
Ужели нам погибнуть суждено
Почти у гавани? Прочь, прочь отсюда!
Мне здесь грозит опасность. Где ж мой сын?
Явление седьмое
Оба Пикколомини.
Макс входит, охваченный сильнейшим волнением; взгляд его беспокоен, походка неверна; он, по-видимому, не замечает отца, который стоит в отдалении и с состраданием смотрит на него. Большими шагами он проходит через комнату, останавливается и, наконец, бросается на стул, устремив перед собой неподвижный взор.
Октавио(приближается к нему)
Я еду, Макс.
(Не получив ответа, берет его за руку.)
Прощай, мой сын!
Макс
Прощай!
Октавио
За мной ты скоро следом?
Макс(не смотря на него)
За тобою?
Твой путь не прям, моим не будет он.
Октавио, выпустив его руку, отступает.
О, если б ты всегда был прямодушен,
До этого бы не дошло, поступка
Ужасного не совершил бы он,
Он оставался б под влияньем честных
И не попал бы в сеть к дурным! Зачем
Так красться, так хитрить, так осторожно
Подглядывать, как вор? Источник зол
Коварство жалкое! Нас погубило
Ты, бедоносное! Нас всех спасла бы
Правдивость благодатная. Отец!
Нельзя мне оправдать тебя – нельзя.
Обманут был я герцогом ужасно!
Но ты не лучше поступил!
Октавио
Прощаю
Твоей я скорби, сын.
Макс(встает и смотрит на отца с подозрением)
Отец! Отец!
Возможно ли, что ты его довел
Умышленно до этого поступка?
Его падение тебя возвысит.
Мне не по нраву это…
Октавио
Боже правый!
Макс
Увы! Моя природа изменилась!
В моей душе откуда подозренье?
Вас нет, доверчивость, надежда, вера, —
Все лгало мне, пред чем благоговел я!
Нет! Нет! Не все! Она осталась мне,
Правдива и чиста, как небеса.
Везде обман, убийство, лицемерье,
Предательство и клятвопреступленье,
Во всей вселенной наша лишь любовь
Единое убежище святое!
Октавио
Макс, поезжай со мною: лучше будет.
Макс
Как? Не простившись с ней? В последний раз
С ней не простившись? Нет!
Октавио
Не подвергайся
Мучениям напрасным расставанья
Необходимого. Поедем.
(Хочет увести его.)
Макс
Нет!
Клянуся богом!
Октавио(настойчиво)
Макс! Я, твой отец,
Я требую, чтоб ехал ты со мною.
Макс
Поступка человеческого требуй.
Я остаюсь.
Октавио
Макс! Я повелеваю
Во имя императора тебе!
Макс
У государя нет над сердцем власти!
Ты у меня ужель похитить хочешь
Единое, что мне в моем несчастье
Осталось, – сострадание ее?
Жестокое я должен ли жестоко
И неизбежное бесчестно совершить?
Как недостойный, в малодушном бегстве,
Украдкою ее покину? Нет!
Она мое страдание увидит,
Услышит вопль истерзанной души
И слезы обо мне прольет. О, люди
Жестоки, но она – небесный ангел.
Она спасет мой исступленный ум
От страшного отчаянья. Мученье
Мое смертельное она уймет
Сочувствия печальными словами.
Октавио
Макс! От нее не оторвешься ты.
Пойдем, мой сын, спасись от искушенья!
Макс
Не трать напрасных слов. Веленье сердца
Исполню я, ему могу я верить.
Октавио(вне себя, дрожащим голосом)
Макс! Макс! Коль бедствие меня постигнет,
Коль ты – страшусь подумать! – ты, мой сын,
Изменнику себя продашь, наложишь
На славный род отцов клеймо позора, —
Тогда чудовищное мир увидит,
И сына меч в безжалостном бою
Тогда отцовской кровью обагрится.
Макс
О, если б ты о людях лучше мыслил,
Ты лучше бы всегда и поступал.
О подозрительность, и ты, сомненье!
Нет неизменного и твердого для вас.
Где веры нет – все шатко и ничтожно!
Октавио
Хоть в сердце я твоем уверен, будешь
Всегда ты властен следовать ему?
Макс
Не победил сейчас ты голос сердца,
И герцог не одержит верх над ним.
Октавио
Макс! Более тебя я не увижу!
Макс
Меня виновным не увидишь ты.
Октавио
Я еду в Фрауэнберг, а паппенгеймцев
Тебе оставлю, так же как полки
Тосканский, Лотарингский, Тифенбаха,
Чтоб охранять тебя. Верны присяге
И преданы тебе они, и прежде
Падут, сражаясь храбро, чем от чести
И от вождя отступятся.
Макс
Не бойся!
Я здесь в бою погибну иль с собою
Их выведу из Пильзена.
Октавио
Мой сын,
Прощай!
Макс
Прощай!
Октавио
Ужели так! Ни взгляда
Любви, ни дружеской руки пожатья?
Война кровавая, – успех неверен!
Не так, бывало, расставались мы.
Ужели правда? Я лишился сына?
Макс падает в его объятия. Они долго стоят, обнявшись молча, потом удаляются в противоположные стороны.
Действие третье
В Пильзене.
Зал у герцогини Фридландской.
Явление первое
Графиня Терцки. Текла. Девица Нейбрунн.
Две последние заняты рукоделием.
Графиня
Вам, Текла, не о чем меня спросить?
Давно от вас я жду хотя бы слова.
Ужели имени его так долго
Вы можете ни разу не назвать?
Иль стала лишней я, и есть иные
Пути, не чрез меня? Признайтесь мне!
Его видали вы?
Текла
Нет, не видала
Ни нынче, ни вчера.
Графиня
И ничего
О нем вам слышать не пришлось?
Текла
Ни слова.
Графиня
И вы спокойны?
Текла
Я спокойна.
Графиня
Нейбрунн,
Оставьте нас.
Девица Нейбрунн удаляется.
Явление второе
Графиня. Текла.
Графиня
Не нравится мне это,
Что именно теперь так присмирел он.
Текла
Теперь?
Графиня
Когда узнал он обо всем,
Теперь бы надлежало объясниться.
Текла
Чтоб мне понять, яснее говорите.
Графиня
Затем ее и удалила я.
Вы больше не ребенок, Текла. Сердцем
Созрели вы вполне, коль полюбили.
Любовь нас учит смелости, ее
Вы доказали. Духом вы подобней
Отцу, чем матери, и можете узнать,
Чего она снести не в силах.
Текла
Прошу вас, прекратите предисловья.
Что б ни было, не может быть страшней
Оно вступленья этого. Короче
Скажите, что намерены сказать.
Графиня
Вы не должны пугаться…
Текла
Говорите!
Графиня
От вас зависит оказать отцу услугу
Большую…
Текла
От меня? Отцу?
Графиня
Вас любит
Макс Пикколомини. Во власти вашей
Его к отцу навеки привязать.
Текла
Тут моего содействия не нужно,
Ему уже он предан всей душой.
Графиня
Был предан.
Текла
Почему же был? А ныне?
Графиня
И к императору привязан он.
Текла
Не более, чем долг велит и честь.
Графиня
Нам доказательства теперь нужны
Его любви, не чести. Честь и долг —
Слова двусмысленные! Пояснить их
Ему должны вы. Пусть ему любовь
Веленье чести истолкует.
Текла
Как?
Графиня
Он должен императора покинуть
Иль вас.
Текла
Он за моим отцом охотно
В жизнь частную последует. Он сам
Сказал, – вы слышали, – что жаждет
Сложить оружье.
Графиня
Не сложить его,
А защищать им герцога он должен.
Текла
Как скоро нанесут отцу обиду,
Он за него всю кровь свою прольет.
Графиня
Слова мои понять вы не хотите,
Так слушайте: отец ваш отложился
От императора, и с целым войском
Он перейти готовится к врагам.
Текла
О мать моя!
Графиня
Пример великий нужен,
Чтобы увлечь все войско; уважает
Оно обоих Пикколомини.
За них общественное мненье, будут
Готовы все последовать за ними.
Коль сын за нас, нам и отец союзник,
И все теперь у вас в руках.
Текла
О мать несчастная! Что ждет тебя!
Не пережить ей этого удара!
Графиня
Пред неизбежностью она смирится.
Ее я знаю, будущего робким сердцем
Она страшится; то, что непреложно,
Что уж сбылось, она смиренно сносит.
Текла
О вещая душа! Вот, вот она,
Холодная и грозная рука,
Свергающая светлые надежды!
Я это знала: в самую минуту,
Когда вступила я сюда, мне чувство
Сказало тайное, что надо мною
Сияет вредоносная звезда.
Но о своем ли помышлять мне горе?
О мать моя!
Графиня
Не тратьте жалоб тщетных,
Отцу вы дружбу Макса сохраните,
Себе его любовь. Тогда мы можем
Достигнуть все желанной цели.
Текла
Цели?
Какой? Я с ним навек разлучена!
Ах, больше нет уже об этом речи!
Графиня
Он вас не бросит, вас не может бросить!
Текла
Несчастный!
Графиня
Если вас он точно любит,
Решится, верьте, скоро он.
Текла
Решится
Он скоро, да. – Увы! Тут есть ли выбор?
Графиня
Собой владейте. Ваша мать идет.
Текла
Как встретиться мне с нею?
Графиня
Успокойтесь.
Явление третье
Те же. Герцогиня.
Герцогиня
Сестра! Кто был здесь? Разговор горячий
Я слышала.
Графиня
Нет, не был здесь никто.
Герцогиня(графине)
Меня пугает все. Мне каждый шорох
Сдается шагом вестника беды.
Ты знаешь ли, сестра, что он решил?
Исполнит ли он волю государя?
Пошлет ли конные полки инфанту?
Он Квестенберга отпустил ли с добрым
Ответом?
Графиня
Нет.
Герцогиня
Тогда всему конец!
Предвижу все: начальства над войсками
Его лишат; вновь будет то, что было
С ним в Регенсбурге.
Графиня
Нет, того не будет,
На этот раз не будет. Не страшитесь.
Текла в сильном волнении бросается к матери и со слезами заключает ее в объятия.
Герцогиня
О непреклонный этот человек!
Чего не вынесла, не претерпела
В супружестве я этом злополучном!
Я, словно к огненному колесу
Прикованная, все быстрей, быстрей
Им увлекаемая с силой страшной,
С ним жизнь мучительную прожила.
Меня всегда по краю бездны грозной
И головокружительной он мчал.
Не плачь, мое дитя! Таких страданий
Быть жертвою не опасайся ты:
Нет Фридланда другого. Ты не можешь
Иметь удел, подобный моему.
Текла
Бежим отсюда, мать! Скорей! Скорее!
Нельзя нам здесь остаться! С каждым часом
Здесь новое страшилище грозит.
Герцогиня
Твоя судьба спокойней будет. Знали
И мы дни счастья, твой отец и я.
Года я первые с отрадой помню:
Шел с радостным еще тогда он рвеньем
Дорогой жизни. Честолюбье было
В нем греющий огонь, не пламень жадный,
Как ныне; доверял ему в то время,
Любил его как друга император,
И все его труды и предприятья
Венчал успех. Но с бедственного дня,
Который в Регенсбурге с верха власти
Его низвергнул, овладел угрюмо
Им подозрительный, тревожный дух.
Лишась покоя, своему он счастью
И собственным не доверяя силам,
Науке темной предался, в которой
Еще никто отрады не нашел.
Графиня
Вы смотрите своими лишь глазами.
Но кстати ли теперь такие речи,
Когда мы ждем его? Он будет скоро.
В таком ли состоянье должен он
Найти ее?
Герцогиня
Ты слезы осуши,
Встречай отца с лицом веселым, Текла.
Смотри, здесь лента развязалась. Надо
Поправить волосы. Не плачь, слезами
Ты глаз не омрачай. Что я оказать
Хотела? – Да, Макс Пикколамини —
Достойный, благородный человек.
Графиня
Конечно.
Текла(графине, тревожно)
Вы мне, тетя, разрешите…
(Хочет идти.)
Графиня
Сейчас отец ваш явится. Куда вы?
Текла
Его теперь я встретить не могу.
Графиня
Но он отсутствие заметит ваше.
Герцогиня
Зачем уходишь ты?
Текла
Мне невозможно
С ним быть теперь.
Графиня(герцогине)
Она больна.
Герцогиня(заботливо)
Что с нею?
Обе идут за Теклой и стараются удержать ее.
Валленштейн входит, разговаривая с Илло.
Явление четвертое
Те же. Валленштейн. Илло.
Валленштейн
Еще спокойно в лагере?
Илло
Спокойно.
Валленштейн
Мы можем через несколько часов
Известье получить, что Прага наша;
Тогда, сняв маску, знать дадим полкам
О шаге сделанном и об успехе.
Вся сила тут в примере; человек —
Тварь подражающая, и по следу
Того, кто впереди, идет все стадо.
Отряд, стоящий в Праге, в том уверен,
Что в Пильзене нам войско присягнуло,
А в Пильзене нам присягнет оно,
Узнав о поданном примере в Праге.
Ты говоришь, и Бутлер быть за нас
Уже решился?
Илло
Нынче добровольно
Мне предложил себя он и свой полк.
Валленштейн
Не каждому, как вижу я, внушенью
Мы внутреннему доверять должны.
Порой дух лжи коварно голос правды
Заимствует и с целью злобной шепчет
Пророчества обманчивые нам.
Так (виноват и против старика
Достойного я этого. Мне чувство
Непобедимое, – назвать боязнью
Я не хотел бы ощущенье это, —
В присутствии его стесняет грудь
И дружеским препятствует влеченьям;
И он, кому не доверяет сердце,
Он счастья первый мне дает залог.
Илло
И в войске лучшие его примеру
Достойному последуют, поверь.
Валленштейн
Теперь ступай и тотчас Изолани
Сюда пришли мне. Оказал услугу
Ему недавно я, с него начну.
Илло уходит. Между тем остальные приблизились.
Мать с дочерью! Так отдохнем от дел.
Желал я провести в кругу семейном
Отрадный час.
Графиня
Давно все вместе, брат,
Мы не были.
Валленштейн(тихо графине)
Могу ли ей открыться?
Успела ли ее ты подготовить?
Графиня
Нет.
Валленштейн(Текле)
Подойди ко мне, мое дитя,
Сядь здесь со мною. На твоих устах
Благая сила. Мне твое искусство
Хвалила мать. В груди твоей живет
Чарующая власть напевов стройных.
Мне сладкие теперь потребны звуки, —
Отгонят злого демона они,
Который мрачные раскинул крылья
Над головой моей.
Герцогиня
Где лютня, Текла?
Спой, докажи отцу свое искусство.
Текла
Мать! Боже мой!
Герцогиня
Порадуй же отца.
Текла
Я не могу…
Графиня
Племянница, что это?
Текла(графине)
О, пощадите! Как, мне петь? Теперь!..
С душой истерзанной! Петь перед тем,
Кто мать мою в могилу сводит!
Герцогиня
Что за упрямство, Текла? Твой отец
Напрасно ль изъявил свое желанье?
Графиня
Вот лютня.
Текла
Боже мой! Я петь могу ли?
(Берет инструмент дрожащей рукой, душа ее охвачена сильным волнением, и в то мгновенье, когда она намеревается запеть, она содрогается, бросает лютню и быстро уходит.)
Герцогиня
Дитя мое! Она больна!
Валленштейн
Что с ней? Всегда ль она такой бывает?
Графиня
Раз тайну выдала она свою,
То не к чему и мне молчать.
Валленштейн
Как?
Графиня
Любит
Она его.
Валленштейн
Его? Кого же?
Графиня
Любит,
Да, любит Пикколомини она.
Ужель ты не заметил? Да и ты,
Сестра?
Герцогиня
О, это ль тяготит ей душу?
Благословенье божье над тобой,
Мое дитя, ты выбора такого
Стыдиться не должна.
Графиня
Поездка эта…
Коль не имел ты видов, самого
Себя вини: назначить надо было
Другого спутника ей.
Валленштейн
Знает он?
Графиня
Надеется он мужем стать ее.
Валленштейн
Ей мужем? Юноша с ума сошел!
Графиня
Так сам ей и скажи твое решенье.
Валленштейн
Он вздумал взять дочь герцога Фридланда!
Мне это нравится! Как видно, ставит
Себе он цель не низкую.
Графиня
К нему
Ты так всегда благоволишь, что ныне…
Валленштейн
Быть и моим наследником он хочет,
Да, я его люблю, ценю высоко;
Но тут с рукою дочери моей
Какая ж связь? Родители дают ли
В знак милости единственную дочь?
Герцогиня
Он благородством мыслей…
Валленштейн
Заслужил
Мою привязанность – не дочь, однако.
Герцогиня
Высокий род его и предки…
Валленштейн
Предки!
Он подданный, а Текле жениха
Намерен я искать средь венценосцев.
Герцогиня
О мой супруг! Не будем мы стараться
Возвыситься чрезмерно, чтоб не пасть
Тем бедственней.
Валленштейн
С таким трудом, за тем ли
Вознесся я над прочими людьми,
Чтоб жизни все великие стремленья
Обыкновенным заключить родством?
Затем ли я…
(Спохватившись, вдруг прерывает речь.)
Ее одну оставлю
По себе на свете, я хочу
На голове ее корону видеть.
Иль не желаю жить! Как? Я на все,
На все дерзаю, чтоб ее возвысить,
Да, в этот самый час…
(Снова спохватившись.)
И соглашусь
Я ныне, как отец мягкосердечный,
Дочь по-мещански выдать за того,
Кто полюбился ей? Ее так выдать
Теперь, когда готов я увенчать
Свое почти оконченное дело?
Нет! Мной давно она хранимый клад,
Последняя монета дорогая
Моей казны – не уступлю иначе,
Как за монарший скиптр ее.
Герцогиня
О мой супруг! Вы беспрестанно выше
И выше строите, о том не мысля,
Что ваше зданье устоять не может
На шатком основании своем.
Валленштейн(графине)
Сказала ль ты, где местопребыванье
Ей выбрал я?
Графиня
Нет. Объяви ей сам!
Герцогиня
Как? Мы в Каринтию не возвратимся?
Валленштейн
Нет.
Герцогиня
И в поместья ваши мы не едем?
Валленштейн
Грозила б вам опасность там.
Герцогиня
Опасность
В земле австрийской, там, где под защитой
Мы императора?
Валленштейн
Моя жена
Ждать от него защиты тщетно б стала.
Герцогиня
О боже мой! Вот до чего дошло!
Валленштейн
В Голландии защиту вы найдете.
Герцогиня
У лютеран?
Валленштейн
Вам провожатый – герцог
Фон Лауэнберг.
Герцогиня
Как, герцог Лауэнбергский,
Враг императора? Союзник шведов?
Валленштейн
Враг императора не враг мне больше.
Герцогиня(с ужасом смотрит на него и на графиню)
Так это правда? Конечно! Лишились
Начальства вы над войском? Боже, боже!
Графиня(тихо Валленштейну)
Не выводи ее из заблужденья!
Ты видишь, правды не снесла б она.
Явление пятое
Те же. Граф Терцки.
Графиня
Что с Терцки? На лице его испуг,
Как будто призрак он увидел!
Терцки(тихо Валленштейну, отводя его в сторону)
Ты сам велел хорватам выступать?
Валленштейн
Нет, и не думал я…
Терцки
Измена!
Валленштейн
Как?
Терцки
Хорваты выступили этой ночью
И егери. Кругом деревни пусты.
Валленштейн
Где ж Изолан?
Терцки
Ведь ты его услал.
Валленштейн
Я?
Терцки
Не услал? И также Деодату
Уехать не велел? – Исчезли оба.
Явление шестое
Те же. Илло.
Илло(Валленштейну)
Уж Терцки…
Терцки
Все он знает.
Илло
И что Кауниц,
Колальто, Гёц, Марадас, Эстергази
Тебя оставили?
Терцки
Проклятье!
Валленштейн(подает знак)
Тише!
Графиня(издали тревожно наблюдавшая за ними, подходит)
Брат! Терцки! Что случилось?
Валленштейн(намереваясь идти)
Ничего
Пусти! Идемте.
Терцки(хочет следовать за ним)
Ничего, Тереза.
Графиня
Как ничего? Но разве я не вижу,
Что кровь из ваших помертвелых лиц
Исчезла вся? Что даже брат с усильем
Спокойный вид старается принять?
Паж(входит)
Вас опрашивает адъютант, граф Терцки!
(Уходит.)
Терцки следует за пажем.
Валленштейн
Узнай зачем!
(К Илло.)
Без мятежа и тайно
Произойти все это не могло.
Кто у ворот сегодня в карауле?
Илло
Полк Тифенбаха.
Валленштейн
Сменишь ты его
Теперь же. Гренадеров графа Терцки
Там на часы вели поставить. Слушай!
Где Бутлер, знаешь ты?
Илло
Его я видел.
Сейчас он сам здесь будет. Бутлер верен.
(Уходит.)
Валленштейн хочет последовать за ним.
Графиня
Сестра! Не выпускай его отсюда!
Беда случилась…
Герцогиня
Боже! Что такое?
(Удерживает Валленштейна.)
Валленштейн(освобождаясь от нее)
Пусти, мой друг! И ты, сестра! Не бойтесь
Мы в стане; бури здесь сменяют быстро
Луч солнечный, мятежными умами
Вождю не просто править, никогда
Не знает он отрадного покоя.
Коль мне остаться здесь, идите вы:
Дела мужчин не терпят жалоб женщин.
(Хочет идти.)
Терцки возвращается.
Терцки
Останься. Из окна мы все увидим.
Валленштейн(графине)
Идите!
Графиня
Нет!
Валленштейн
Я так хочу.
Терцки(отводит ее в сторону и многозначительно указывает на герцогиню)
Тереза!
Герцогиня
Пойдем, сестра, коль он велит.
(Уходит.)
Явление седьмое
Валленштейн. Граф Терцки.
Валленштейн(подходя к окну)
Так что ж там?
Терцки
Войска сбегаются, зачем – не знают.
С молчаньем мрачным под свои знамена
Таинственно становятся полки;
Недружелюбно смотрят тифанбахцы;
Одни валлоны в стороне стоят,
Построясь, никого не подпускают
И, как всегда, степенны и спокойны.
Валленштейн
Там Пикколомини?
Терцки
Его повсюду
Разыскивают, нет его нигде.
Валленштейн
Какое адъютант принес известье?
Терцки
Его ко мне полки мои послали.
Вновь в верности они тебе клянутся
И с нетерпеньем ждут сраженья.
Валленштейн
Как же
Тревога эта в стане поднялась?
Я все велел скрывать от войск, пока
Из Праги нет еще счастливой вести.
Терцки
О, если б ты словам моим поверил!
Еще вчера мы умоляли
Не выпускать из Пильзена лукавца
Октавио. Ты сам ему коней
Для бегства дал…
Валленштейн
Ты снова ту же песню!
Мне о твоем безумном подозренье
Не говори.
Терцки
И в Изолани был
Уверен ты, а изменил он первый.
Валленштейн
Еще вчера его от нищеты
Я спас. Что ж? Благодарности не ждал я.
Терцки
Все таковы.
Валленштейн
Он прав, меня покинув;
Он верен остается божеству,
Которому за карточным столом
Всю жизнь служил. В союз с моей удачей
Вступив, он порывает не со мной.
Что я ему, что мне он? Для него
Я лишь корабль, который он надеждой
Своею наирузил. Открытым морем
Он плыл на нем; его опасный бег
Над рифом видя, он спасает ныне
Свое добро. Меня он покидает,
Как птица ветвь, ей давшую приют.
Сердечных уз меж нами нет разрыва.
Да, поделом обманут тот бывает,
Кто сердце в скудомысленном искал!
На краткий срок житейские явленья
На гладком отражаются челе,
В беспечный ум ничто не западает.
Волнуется легко и живо кровь,
Но глубь груди душою не согрета.
Терцки
Скорей готов я гладкому челу
Довериться, чем хмурому иному.
Явление восьмое
Валленштейн. Терцки. Илло входит взбешенный.
Илло
Измена!
Терцки
Что еще?
Илло
Велел я стражу
Сменить. Злодеи тифенбахцы…
Терцки
Ну?
Валленштейн
Что с ними?
Илло
Вышли из повиновенья.
Терцки
Вели стрелять по ним! О, дай приказ!
Валленштейн
Не горячись! Тебе какой же дали
Они ответ?
Илло
Что слушаться им должно
Лишь генерала Пикколомини.
Валленштейн
Как? Это что?
Илло
Войскам-де предъявил он
Указ собственноручный государя.
Терцки
Ты слышишь, герцог?
Илло
По его ж внушенью
Полковники отправились вчера.
Терцки
Ты слышишь?
Илло
Монгекукули, Караффа,
Еще других шесть генералов ночью
Уехали, чтоб с ним соединиться.
Приказ от императора получен
Им будто бы давно, на днях же он
Условился об этом с Квестенбергом.
Валленштейн опускается на стул и закрывает лицо руками.
Терцки
О, если б ты поверил мне!
Явление девятое
Те же. Графиня.
Графиня
Нет сил, нет сил переносить тревогу!
Скажите ради бога: что случилось?
Илло
От нас все отлагаются полки;
Граф Пикколомини нам изменил.
Графиня
Предчувствие мое!
(Бросается вон из комнаты.)
Терцки
Ты мне не верил.
Как звезды лгали, видишь ты теперь?
Валленштейн(встает)
Не лгут нам звезды, это вопреки
Теченью их и року совершилось.
Верна наука, но коварство сердца
Ложь в небеса правдивые внесло.
Основаны на правде предвещанья;
Где выступает из своих границ
Природа, там все знание земное
Ошибочно. Иль суеверьем было,
Что не хотел подобным подозреньем
Я образ человека осквернить?
Не буду я краснеть за эту слабость!
Религия заложена и в звере,
Не смеет дикий выпить чаши с жертвой,
Которой в грудь вонзить он хочет меч.
Октавио! Ты совершил не подвиг.
Не ум твой над моим взял верх – победу
Твоя душа лукавая над честной
Моей душой постыдно одержала.
Я без щита был, ты удар безбожно
В незащищенную направил грудь.
Перед таким оружьем я – ребенок.
Явление десятое
Те же. Бутлер.
Терцки
Вот Бутлер, друг, оставшийся у нас.
Валленштейн(идет ему навстречу с распростертыми объятиями и сердечно обнимает его)
В мои объятья, старый мой товарищ!
Не так отраден солнца вешний луч,
Как друга вид в подобную минуту.
Бутлер
Пришел я, герцог…
Валленштейн(опираясь на его плечо)
Ты уже слыхал?
Старик мне изменил. Что скажешь? Жили
Мы вместе неразлучно тридцать лет.
В походе спали на одной кровати,
Из одного стакана пили мы,
Одним куском делились; опирался
Я на него, как на твое теперь
Плечо я дружеское опираюсь.
И в час, когда с доверчивой любовью
К его груди прижал я грудь свою,
Он, высмотрев удобный миг, украдкой
Мне медленно вонзает в сердце нож.
(Прячет лицо на груди у Бутлера.)
Бутлер
Забудьте вы коварного. Скажите.
На что решаетесь?
Валленштейн
Ты прав, ты прав.
Еще друзьями я богат, не так ли?
Еще любим судьбою; открывая
Мне злобу лицемера, в то же время
Она мне преданность души правдивой
Дает познать. Забудем мы о нем.
Не думайте, что мне его потеря
Так. тяжела; нет, мне тяжел обман.
Обоих я любил, ценил высоко,
И Макс был искренно мне предан, он
Не изменил мне, Макс не изменил.
Оставим это. Действовать нам надо.
Гонец из Праги, что послал мне Кински,
Вот-вот прибудет. Что бы он ни вез,
Попасться в руки он бунтовщикам
Не должен. Так скорее верхового
Отправить верного ему навстречу,
Чтоб тайным провести путем ко мне.
Илло намеревается идти.
Бутлер(удерживает его)
Кого, фельдмаршал, ждете вы?
Валленштейн
Я нарочного с вестью жду о том,
Как в Праге дело удалось.
Бутлер
Гм!
Валленштейн
Что же?
Бутлер
Так вы не знаете?
Валленштейн
Чего?
Бутлер
Причины
Тревоги в лагере.
Валленштейн
Как?
Бутлер
Тот гонец…
Валленштейн(нетерпеливо)
Ну?
Бутлер
Прибыл он.
Терцки и Илло
Он прибыл?
Валленштейн
Мой гонец?
Бутлер
Уж несколько часов тому назад.
Валленштейн
И я не знал?
Бутлер
Его схватила стража.
Илло(топнув ногой)
Проклятье!
Бутлер
Распечатано письмо,
По лагерю гуляет…
Валленштейн(с напряженным ожиданием)
Вам известно,
Что в том письме?
Бутлер(уклончиво)
Не спрашивайте, герцог!
Терцки
О горе нам! Все рушится!
Валленштейн
Я в силах
Услышать все. Скажи мне правду: Прага
Потеряна?… Не так ли? Говори!
Бутлер
Потеряна. Вы войском в Кениггреце,
В Будвейсе, Браунау, Таборе и Брюнне
Покинуты, – и снова присягнуло
Оно повсюду государю; вы же
И Кински, Терцки, Илло – все в опале.
Терцки и Илло проявляют испуг и ярость… Валленштейн остается тверд и спокоен.
Валленштейн(после паузы)
Решен вопрос. Душа исцелена
От мук своих; в груди воскресла сила,
И светел ум; мгла ночи быть должна
Там, где сияют Фридланда светила!
Готовился свой меч я обнажить в бою
С сомненьем, с колебаньем и тревогой,
Когда другой я мог итти дорогой;
Прекращена борьба во мне: стою
Теперь за жизнь и голову свою.
(Уходит.)
Прочие следуют за ним.
Явление одиннадцатое
Графиня Терцки(выходит из боковой комнаты)
Нет! Дольше не могу я. Где ж они?
Все пусто. Я одна, одна, со страхом
Моим убийственным. Перед сестрою
Казаться я спокойною должна,
И сдерживать в груди свои все муки —
Не в силах я! Коль счастье нас покинет,
Коль должен будет к шведам перейти
Он нищим беглецом, не многочтимым
Союзником, вождем могучей рати,
Коль так же, как пфальцграф, блуждать
из края в край
Должны мы будем памятником жалким
Минувшего величья… нет, дожить
До этого я не хочу! И если б
Он, так упав, свою снести мог долю,
Я б не снесла падения его.
Явление двенадцатое
Графиня. Герцогиня. Текла.
Текла(удерживая герцогиню)
Останьтесь, умоляю вас!
Герцогиня
Нет, тайну
Здесь страшную скрывают от меня.
Зачем сестра со мной не остается?
Зачем она, встревоженная, бродит
Без отдыха по залам? Ты зачем
Испугана? Что значат эти знаки,
Которыми таинственно ты с нею
Обмениваешься?
Текла
О, ничего!
Герцогиня
Сестра, я знать хочу.
Графиня
Скрывать нет пользы,
Да и возможно ль? Раньше или позже
Придется ж ей узнать и перенесть.
Теперь не время слабой быть, нам смелость
И твердый дух нужны, учиться силе
Должны! мы. Пусть одним решится словом
Ее судьба. – Да, вас ввели в обман,
Сестра. Вы в убеждении, что герцог
Отставлен, – не отставлен он…
Текла(идет к графине)
Хотите
Ее убить?
Графиня
Ваш муж…
Текла(заключая мать в объятья)
О мать, крепитесь!
Графиня
Ваш муж восстал и перейти хотел
Уже к врагу, как отложилось войско,
И рухнуло задуманное им.
При этих словах герцогиня, пошатнувшись, без чувств падает на руки дочери.
Явление тринадцатое
Большой зал у герцога Фридландского.
Валленштейн(в панцире)
Октавио! Достиг своей ты цели!
Едва ли я не так же вновь покинут,
Как некогда на Регенсбургском сейме
Покинут был. Я лишь с самим собой
Тогда остался, но что может значить
Единый муж, уже известно вам.
Роскошные вы ветви обрубили,
Стою я, обнаженный ствол, но в недрах
Скрывается живительная сила,
Родившая цветущий мир. Был час,
Когда один я заменил вам войско.
Рать вашу истребляли силы шведа,
Последняя надежда ваша, Тилли,
При Лехе пал. В Баварскую страну,
Как яростный поток, Густав ворвался,
И в Вене император трепетал.
Солдат был дорог: ведь толпа идет
Вослед удаче. Тут-то обратились
Все взоры на меня, помощника в беде;
Смирилась перед горько оскорбленным
Надменность императора: молил он,
Чтоб произнес я творческое слово,
Чтоб населил людьми пустые станы.
Я это сделал. Барабанный бой
Раздался, имя пронеслось мое,
Как брани бог, из края в край по миру.
Свою соху оратай покидает,
Ремесленник работу, – все спешат
К знакомым им прославленным знаменам.
Все тот же я еще и ныне! Тело —
Созданье духа, и свой ратный стан
Вокруг себя наполнит Фридланд снова.
Ведите на меня свои войска!
Они умеют одержать победу
Со мной, но не победу надо мной.
Когда глава от членов отделится,
То явным станет, где жила душа.
Илло и Терцки входят.
Смелей, друзья, смелей! Мы не погибли!
У нас твоих есть, Терцки, пять полков
И Бутлера драгуны. Завтра утром
Шестнадцать тысяч шведов к нам примкнет.
Я девять лет назад не с большим войском
Шел покорять Германию монарху.
Явление четырнадцатое
Те же. Нейман, который говорит с графом Терцки, отведя его в сторону.
Терцки(Нейману)
Кого вам нужно?
Валленштейн
Что он говорит?
Терцки
Что десять паппенгеймских кирасир
С тобой самим поговорить желают
От имени полка.
Валленштейн(быстро Нейману)
Пускай войдут.
Нейман удаляется.
Тут я успеха жду. Они, заметьте,
Колеблются, и убедить их можно.
Явление пятнадцатое
Валленштейн. Терцки. Илло. Десять кирасир входят во главе с ефрейтором и, по команде построясь перед герцогом, отдают ему честь.
Валленштейн(смотрит на них некоторое время, затем обращается к ефрейтору)
Тебя я знаю: ты из Брюгге родом,
Тебя зовут ведь Мерси?
Ефрейтор
Генрих Мерси.
Валленштейн
Отрядом гессенцев от войска ты
Отрезан был и окружен; с тобою
Сто восемьдесят было человек,
И с ними ты сквозь тысячи пробился.
Ефрейтор
Так точно, генерал.
Валленштейн
Чем за отвагу
Ты награжден был?
Ефрейтор
Честью, о которой
Я сам просил, – в полк этот поступить.
Валленштейн(обращаясь к другому)
Ты был в числе охотников, которых
На Альтенберг послал я батарею
Взять шведскую.
Второй кирасир
Так точно.
Валленштейн
Никого
Не забываю я, с кем говорил.
Чего хотите вы?
Ефрейтор(командует)
На караул!
Валленштейн(к третьему)
Ты кельнский уроженец, Рисбек?
Третий кирасир
Рисбек.
Валленштейн
Ты, шведского полковника Дюбальда,
Взяв в плен, доставил в Нюренбергский лагерь.
Третий кирасир
Не я.
Валленштейн
Так старший брат твой. У тебя
И младший был, где он теперь?
Третий кирасир
Стоит он
Под Ольмюцем с полком.
Валленштейн(ефрейтору)
Так говори!
Ефрейтор
Нам императорский указ объявлен.
В нем…
Валленштейн(перебивает его)
Как вас избирали?
Ефрейтор
Жеребьевкой,
По одному от роты.
Валленштейн
Продолжай!
Ефрейтор
Нам императорский указ объявлен.
В нем сказано, что не должны отныне
Повиноваться мы тебе, затем
Что ты изменник и отчизны враг.
Валленштейн
На что же вы решились?
Ефрейтор
В Браунау, в Праге,
В Будвейсе, в Ольмюце приказ исполнен
Товарищами нашими; здесь взяли
Пример с них тифенбахцы и тосканцы.
Но мы не верим, что ты враг отчизны.
Что ты изменник, и считаем это
Обманом или выдумкой испанской.
(Простодушно.)
Пришли спросить тебя мы самого,
Что делать ты намерен. Был ты с нами
Всегда правдив: тебе мы доверяем.
Меж добрым войском и его вождем
Пусть языков не будет посторонних.
Валленштейн
Тут узнаю своих я паппенгеймцев.
Ефрейтор
И вот с чем нас твой полк к тебе отправил:
Коль власти жезл, врученный государем
Тебе по справедливости, ты только
В своих руках намерен сохранить,
Быть честным полководцем войск австрийских, —
Мы за тебя готовы грудью стать,
Оборонять твое мы будем право;
И если все полки тебя оставят,
Мы не оставим, голову положим
Мы за тебя; пасть, а тебя не выдать —
Наш долг солдатский. Но коль так оно,
Как в грамоте написано, коль хочешь
Изменой нас перевести к врагу, —
Чего избави бог! – то покидаем
И мы тебя, как тот указ велит.
Валленштейн
Друзья мои…
Ефрейтор
Не нужно много слов,
Скажи нам: да иль нет – и с нас довольно.
Валленштейн
Послушайте. Я знаю, люди вы
Разумные, не за толпой идете,
А судите вы собственным умом, —
За то я вас и отличал от прочих.
Считает быстрый взор вождя знамена,
Он ратника не замечает в строе,
Тут без разбора все подчинены
Веленью строгому, и не имеет
Значенья человек для человека.
Таким для вас начальником я не был —
Себе самим вы в ремесле суровом
Понятней стали, на лице я вашем
Разумной мысли видел луч, и с вами
Я поступал как с вольными людьми,
За вами право голоса оставив.
Ефрейтор
Да, генерал, ты к нам благоволил,
Доверья своего нас удостоил,
Нам более, чем всем другим, ты милость
Всегда оказывал, зато и мы
Не следуем за большинством. Ты видишь
Тебе мы верны. Молви только слово, —
Для нас довольно слова твоего, —
Что ты не замышлял измены, войско
Перевести ты не хотел врагам.
Валленштейн
Мне изменяют! Знайте, император
Моим врагам меня приносит в жертву.
Погибну я, коль за меня войска
Не вступятся мои. Вверяюсь вам,
Моей твердыней будет сердце ваше!
Да, эту грудь разить готовы, эту
Седую голову! Вот благодарность
Испанская за бой под Нюренбергом,
На люценских равнинах! Для того-то
Мы вражьим пикам подставляли грудь!
Нам мерзлая земля, холодный камень
Периной были, не существовало
Для нас быстрин, лесов непроходимых,
Мы Мансфельда неутомимо гнали
Извилистым путем его побега,
Вся наша жизнь была походом тяжким.
Мы по земле, встревоженной войной,
Как грозный вихрь носились бесприютно
И вот, когда мы выполнили дело,
Неблагодарное и полное проклятий,
И груз войны рукой неутомимой, верной,
Тащили, этот царственный юнец
Мир унесет легко и ветвь оливы —
Заслуженное наше украшенье —
Себе он в кудри русые вплетет?
Ефрейтор
Тому не быть! Того мы не допустим!
Ты вел войну со славою, и ты
Ее окончишь. Ты на поле смерти
Кровавое нас вывел, только ты
Нас поведешь домой с веселым сердцем
В прекрасные и мирные долины,
Разделишь с нами плод работы долгой.
Валленштейн
Как? Вы надеетесь вкусить под старость
Плоды трудов своих? Того не ждите!
Конца войны вам не видать вовек,
Нас всех она поглотит. – Император
Мир заключать не хочет, потому-то
Мне пасть и должно, что хочу я мира.
Какое дело Австрии, что свет
Опустошен войной, что гибнет войско?
Ей хочется расти и покорять.
Вы тронуты – гнев благородный вижу
В глазах я ваших. О, когда б теперь
Моим я мог воспламенить вас духом,
Как увлекал он вас средь грозных битв!
Вы заступиться за меня хотите,
Готовы право защищать мое, —
Великодушно это! Но не ждите
Успеха вы, немногие. Вы даром
Погибнете для вашего вождя.
(Доверчиво.)
Нет! Выбрать путь нам надо безопасный,
Искать друзей. Швед помогать нам хочет.
Воспользуемся помощью его
Для вида лишь, до дня, когда мы будем
В своих руках держать судьбу Европы
И выведем народам благодарным
Желанный мир из стана своего.
Ефрейтор
Так сносишься со шведом ты для вида?
Не хочешь государю изменить?
Нас сделать шведами? Нам только это
И требовалось от тебя узнать.
Валленштейн
Что мне до шведов? Ненавижу их,
Как ад кромешный. С божьей помощью надеюсь
Прогнать их скоро за море домой.
О благе общем мысль моя. Есть сердце
В моей груди, и скорбь германского народа
Мне больно видеть. Люди вы простые,
Но мыслите незаурядно: с вами
Могу я как с друзьями говорить.
Пятнадцать лет уже война пылает
Без устали, и все конца ей нет.
Папист и лютеранин, швед и немец —
Никто не уступает; восстают
Одни против других; раздоры всюду,
И нет судьи. – Как тут найти исход?
Как узел возрастающий распутать?
Лишь разрубив его. Я избран роком,
Я чувствую, на это и надеюсь,
Что с вашей помощью исполню все.
Явление шестнадцатое
Те же. Бутлер.
Бутлер(с горячностью)
Так поступать не следовало, герцог!
Валленштейн
Как поступать?
Бутлер
Нам это повредит
В глазах всех благомыслящих.
Валленштейн
В чем дело?
Бутлер
Ведь это означает бунт открытый!
Валленштейн
Что?
Что именно?
Бутлер
Полки все графа Терцки
Австрийского орла срывают со знамен
И твой к ним прикрепляют герб!
Ефрейтор(кирасирам)
Направо
Марш!
Валленштейн
Проклят будь, кто надоумил их!
(Уходящим кирасирам.)
Стой, братцы, стой! Произошла ошибка,
И строго наказать велю виновных.
Я объясню вам! Выслушайте! Стойте!
Не слушают.
(К Илло.)
Поди уговори их,
Верни сюда во что бы то ни стало.
Илло поспешно удаляется.
Погибель это наша, Бутлер! Бутлер!
Вы мой недобрый гений! Для чего при них
Сказали это вы? Все шло успешно,
Мне их склонить почти уж удалось.
Безумцы с их усердьем неуместным
Жестоко шутит рок! Меня погубит
Услужливость друзей, не злость врагов.
Явление семнадцатое
Те же. Вбегает герцогиня, следом за ней Текла и графиня, потом Илло.
Герцогиня
О Альбрехт! Что ты сделал!
Валленштейн
Вот чего
Недоставало!
Графиня
Брат, прости меня:
Я все открыла им.
Герцогиня
О, что ты сделал!
Графиня(графу Терцки)
Ужель надежды нет, и все пропало?
Терцки
Все. Император, а не мы – хозяин Праги:
Ему полки все присягнули вновь.
Графиня
Злодей Октавио! И графа Макса
Здесь также больше нет?
Терцки
Где быть ему?
С отцом он к императору уехал.
Текла бросается в объятия матери и прячет лицо у нее на груди.
Герцогиня(заключая ее в объятия)
Несчастна ты; еще несчастней я.
Валленштейн(отводит графа Терцки в сторону)
Вели скорей повозку приготовить,
Чтоб их отправить.
(Указывая на женщин.)
Шерфенберг нам верен, —
Пусть он везет их в Эгер, мы туда же
Поедем вслед.
(Возвратившемуся Илло.)
Ты их не воротил?
Илло
Ты слышишь шум? Восстали паппенгеймцы:
Мятежно требуют, чтоб их полковник
Граф Макс им отдан был; кричат, что здесь он,
Что силою тобой задержан в замке
И что, коль ты не выпустишь его,
Освободят они его мечами.
Все изумлены.
Терцки
Как поступить?
Валленштейн
Не говорил ли я?
О сердце вещее мое! Он здесь!
Не изменил, не мог мне изменить!
Я был уверен в этом.
Графиня
Если здесь он,
Еще поправить можно все, я знаю,
Чем удержать его!
(Обнимает Теклу.)
Терцки
Не может быть,
Подумай! Императору нас предал
Отец и перешел к нему, остаться
Отважится ли сын?
Илло(Валленштейну)
Коней, которых
Ты подарил ему недавно, видел
Я нынче: их по площади вели.
Графиня
О, так он здесь, племянница!
Текла(устремляет глаза на дверь и восклицает)
Вот он!
Явление восемнадцатое
Те же. Макс Пикколомини.
Макс(входит и останавливается посреди залы)
Да, да, вот он! Я больше не могу
Вкруг дома этого бродить украдкой,
Удобного мгновенья выжидать.
И этот страх и эти ожиданья
Превыше сил моих.
(Направляется к Текле, бросившейся в объятия матери.)
О нежный ангел!
Взгляни! Не отвращай лица! Признайся
Пред всеми смело; никого не бойся.
Пусть слышат все, что мы друг друга любим!
Что нам таиться? Тайны – для счастливцев.
Несчастью безнадежному покров
Не нужен больше, поступать свободно
Оно вольно при свете тысяч солнц.
(Замечает графиню, которая с торжествующим видом смотрит на Теклу.)
Нет, тетя, нет, с надеждой не смотрите
Вы на меня. Пришел я не остаться —
Проститься я пришел. Конец всему!
Прочь от тебя я должен, Текла, должен!
Но не могу взять ненависть твою
С собой. Даруй один лишь взгляд участья,
Скажи, что ненависти ты ко мне
Не чувствуешь, скажи мне это, Текла!
(Берет ее за руку, в сильном волнении.)
О боже! боже! Силы нет уйти,
Нет сил, нет сил оставить эту руку.
О, молви, Текла, что состраждешь мне
И веришь, что я не могу иначе.
Текла, избегая его взгляда, указывает рукой на отца; Макс оборачивается в сторону герцога и только теперь замечает его.
Ты здесь? Я не с тобой искал здесь встречи.
Тебя не должен был я больше видеть.
Имею здесь я дело только с ней,
Хочу оправдан быть я этим сердцем,
До остального же мне нужды нет.
Валленштейн
Ты думаешь, глупцом и буду я тебе
Позволю скрыться, разыграю сцену
Великодушья? Обманул, как вор,
Меня отец твой, для меня ты ныне
Лишь сын его и мне попался в руки
Недаром здесь. Не жди, что им безбожно
Нарушенную дружбу уважать я стану.
Прошла пора любви, пощады нежной,
Приходит очередь вражды и мести;
Могу и я быть извергом, как он.
Макс
Как хочешь поступай со мной. Ты знаешь,
Что гнев твой мне не страшен, но что я
Не похваляюсь. Что меня здесь держит,
Тебе известно!
(Взяв Теклу за руку.)
Хотел я всем, всем быть тебе обязан,
Из рук твоих отцовских получить
Блаженных жребий. Ты его разрушил.
Но что тебе? Привык ты счастье ближних
Топтать во прах. Не милосердья бог
Тот бог, которому всегда ты служишь.
Как дикая, ужасная стихия,
С которой заключить нельзя союза,
Ты следуешь своим влеченьям бурным.
Беда тому, кто доверял тебе,
Кто привлечен твоим приветным видом,
Кто счастия земного своего
Тебя избрал надежною опорой!
Средь тишины полночной закипит
Нежданно огнедышащая бездна,
С неистовою разразится силой
И бедственно, чрез все людей посевы,
Польется истребительный поток.
Валленштейн
Изобразил ты своего отца —
Так черного он полон лицемерья.
Искусство адское мой ум затмило,
Судьба коварнейшего духа лжи
Жестоко избрала и в виде друга
Послала мне его. Над силой ада
Верх одержать как может человек!
Я заключил в объятья василиска
И кровью сердца я поил его,
И у сосцов любви моей окреп он
И напитался. Никогда не думал
Его я опасаться; отворил
Перед ним я настежь двери мыслей тайных
И осторожности ключи отбросил.
Искал мой взор в просторе звездном неба
Предателя, которого впустил
К себе я в сердце. – Если б Фердинанду
Я тем же был, чем твой отец был мне,
Я б на него не шел, итти не мог бы!
Он господином был моим – не другом,
Он не вверялся мне. Когда мне дал он
Власть полководца, между ним и мной
Уже была война, как должно вечно.
Меж хитростью ей быть и подозреньем.
Мир только между верой и доверьем.
Те, кто доверье отравляют, губят
Грядущий род в утробе матерей!
Макс
Отца я не намерен защищать.
Увы! Я не могу!
Несчастные деянья совершились,
Сомкнулось преступленье с преступленьем,
Как звенья цепи бедственной; но мы,
Безвинные, как очутились в этом
Кругу злодейств? Кому мы изменили?
Зачем отцов виною обоюдной
Обвиты мы, как грозных змей четой?
Зачем должна нас, любящих друг друга,
Вражда отцов жестоко разлучить?
(С величайшей скорбью заключает Теклу в объятия.)
Валленштейн(смотрит на него молча и подходит к нему)
Макс! От меня не уходи! Останься
Со мною, Макс! Когда в наш зимний лагерь
Под Прагою тебя мне принесли
В палатку, отрока, к зиме немецкой
Привыкнуть не успевшего, ты знамя
Еще держал рукой окоченевшей, —
Как муж ты не хотел расстаться с ним. Тогда
Плащом моим тебя покрыл я, нянькой
Твоею был, с заботливостью женской
Не постыдился за тобой ходить,
И, мной согретый, ожил молодою
Ты жизнью вновь в объятиях моих.
Когда с тех пор к тебе я изменился?
Обогатил я многих, дал в награду
Им земли, почести, – тебя любил я,
Тебе – себя, свое я сердце отдал.
Они чужие были мне, а ты
Был мне как сын родной. – Нет, Макс!
Меня не можешь
Покинуть ты! Я не желаю верить,
Что может Макс меня покинуть.
Макс
Боже!
Валленштейн
Я с детства твоего тебя лелеял
И о тебе заботился. Что сделал
Отец твой для тебя, чего б я также
Не сделал? Я вокруг тебя сплел сеть
Моей любви – порви ее, коль можешь! —
Ко мне ты всеми нитями души
Привязан, всеми узами природы,
Которыми быть может человек
Соединен с другим. Со мной расстаться!
Слугой будь государя! Наградит
Он Золотым Руном тебя за то,
Что от отца и друга ты отрекся,
Что чувство ты святейшее презрел!
Макс(в сильной борьбе)
О боже мой! Я волен ли?… Присяга…
Долг…
Валленштейн
Долг? Какой? И кто же ты? Коль ныне
Я перед императором виновен, —
Вина – моя, ты не причастен к ней.
Себе ль ты принадлежишь? Собою
Располагаешь ли? Стоишь ли в мире,
Как я, свободен, чтобы быть творцом
Своих деяний? От меня зависишь,
Мне ты подвластен, я твой император;
Принадлежать, повиноваться мне —
Вот весь твой долг и твой закон природы.
Когда тот мир, которого ты житель,
С пути сорвавшись своего, пылая,
С другим столкнется миром, не дано
Тебе избрать, итти ли с ним иль нет.
Умчит великой силой он стремленья
С собой тебя и спутников своих.
Грех на себя возьмешь ты не тяжелый,
Не обвинят тебя, – тебя похвалят
За то, что друга предпочел всему.
Явление девятнадцатое
Те же. Нейман.
Валленштейн
Что там?
Нейман
Все паппенгеймцы, спешившись, сюда
Сомкнутым строем движутся: решили
Они с мечом в руке взять дом и графа
Освободить.
Валленштейн(к графу Терцки)
Цепь протянуть вели
И выставить орудия! Я встречу
Их ядрами цепными.
Терцки уходит.
Мне мечом
Предписывать! Иди скажи им, Нейман,
Что я велю им отступить сейчас же
И ждать, храня порядок, молча, что мне делать
Угодно будет.
Нейман удаляется. Илло подходит к окну.
Графиня
Отпусти его,
Брат! Отпусти! Молю тебя!
Илло(у окна)
Проклятье!
Валленштейн
Что там?
Илло
На ратушу они взошли,
Срывают кровлю; вот взялись за пушки
И направляют их сюда…
Макс
Безумцы!
Илло
Хотят начать обстрел…
Герцогиня и графиня
Творец небесный!
Макс(Валленштейну)
Позволь мне к ним, уговорить…
Валленштейн
Ни шагу!
Макс(указывая на Теклу и герцогиню)
Но жизнь их! Жизнь твоя!
Валленштейн
Что скажешь, Терцки?
Явление двадцатое
Те же. Терцки.
Терцки
Весть от полков нам верных. Им отваги
Своей-де больше не сдержать и просят
Им разрешить ударить на врага.
В руках их двое городских ворот.
Дай только знак – и могут в тыл зайти
Они врагам, их в городе стеснить
И в узких улицах легко осилить.
Илло
Не дай остыть их рвению! Нам верен
Полк Бутлера, нас больше, чем восставших.
Мы верх возьмем и здесь же бунт подавим.
Валленштейн
Чтоб этот город полем битвы стал?
Междоусобной огнеокой брани
Неистовствовать мы позволим в нем?
И ярости, вождя не признающей,
Решенье дела предоставим? Здесь
Лишь для резни есть место, не для боя.
Освобожденных фурий дикой злобы
Не сдержит власть ничья. Да будет Так!
Обдумывал я долго, пусть свершится
Оно теперь мгновенно и кроваво!
(Обращаясь к Максу.)
Что ж? Хочешь ли сразиться ты со мною?
Идти ты волен! Стань со строем их,
Веди их в бой! Ты воевать умеешь;
Ты научился у меня, не стыдно
Тебя иметь противником, и случай
Едва ль найдешь ты лучший за уроки
Мне заплатить.
Графиня
Вот до чего дошло!
Макс! Макс! И это выдержать вы в силах?
Макс
Полки, порученные мне, дал слово
Присяге верными я увести;
Исполню это иль умру. Иного
Не требует мой долг. С тобой сражаться,
Пока возможно, буду избегать, —
Мне голова твоя еще священна,
Хотя ты стал моим врагом.
Раздаются два выстрела Илло и Терпки спешат к окну.
Валленштейн
Что там?
Терцки
Убит!
Валленштейн
Кто?
Илло
Выстрелили тифенбахцы.
Валленштейн
По ком?
Илло
По Нейману, который послан
Тобою был…
Валленштейн(с гневом)
Проклятье! Так я сам…
(Хочет итти.)
Терцки
Их ярости итти навстречу хочешь?
Герцогиня и графиня
Избави бог!
Илло
Теперь не время, герцог!
Графиня
Останови, останови его!
Валленштейн
Пусти!
Макс
Не делай этого, теперь
Не делай: их ожесточил свирепый
Поступок их, раскаянья дождись…
Валленштейн
Прочь! Слишком долго колебался я.
Они свершать дела такие смеют
Лишь потому, что самого меня
Не видят; пусть увидят, пусть услышат
Мой голос. Не мои ль они полки?
Не я ль их вождь и грозный повелитель?
Посмотрим, чуждо ль стало им лицо,
Что в темной битве солнцем их бывало?
Оружия не надо. Покажусь
Бунтовщикам, и тотчас же, смирившись,
Вернутся вновь тревожные умы
В привычные пределы послушанья.
(Уходит.)
За ним следуют Илло, Терцки и Бутлер.
Явление двадцать первое
Графиня. Герцогиня. Макс. Текла.
Графиня(герцогине)
Когда его увидят… Есть надежда,
Сестра.
Герцогиня
Надежда! Я простилась с нею.
Макс(стоявший во время последнего явления впереди в приметной, борьбе с самим собою, приближается)
Нет! Этого снести я не могу.
Пришел сюда с намереньем я твердым
И с верою, что прав и непорочен
Поступок мой; здесь я стою, как изверг,
Достойный ненависти, на себя
Проклятье навлекая и презренье
Тех, кто мне дорог; видеть в тяжкой скорби
Любимых мной я должен, хоть могу их
Единым словом осчастливить. Сердце
Возмущено во мне, и спор ведут
Два голоса в груди, и ночь во мне,
Бессилен истинное выбрать я. Отец!
Ты правду говорил: я слишком твердо
Уверен был в себе; стою колеблясь,
Не знаю, как я должен поступить.
Графиня
Не знаете? Вам не подскажет сердце?
Так я скажу вам это!
Отец ваш изменил безбожно нам,
На герцога он посягнул, он стыд
Навлек на нас; так ясно же, что делать
Вы, сын его, должны: его злодейство
Исправив, верности подать пример,
Чтоб имя Пикколомини проклятьем
Всегдашним не осталось и позорным
Прозванием в семействе Валленштейнов.
Макс
Из чьих я уст услышу голос правды?
Волнуют всех нас страсти здесь. О, если б
Теперь ко мне сойти мог ангел с неба,
Мне истину святую почерпнуть
Из чистого ключа рукою чистой!
(Взор его обращается на Текли.)
И я еще зову его? Другого
Жду ангела?
(Подходит к ней и обвивает ее стан рукой.)
Непогрешимым сердцем,
Святым и чистым, ты решить должна.
Спрошу твою любовь, что осчастливить
Счастливого лишь может, что несчастно
Виновного отвергнет навсегда.
Меня любить ты можешь, коль останусь?
Скажи, что можешь, – и тогда я ваш.
Графиня(многозначительно)
Подумай…
Макс(прерывая ее)
Нет, не думай ни о чем!
Скажи, что чувствуешь!
Графиня
Отец твой, помни…
Макс(прерывая ее)
Не Фридланда я спрашиваю дочь, —
Тебя, тебя, возлюбленную! Дело
Идет не о короне; размышлять
Тогда могла б ты, – дело о душевном
Покое друга твоего идет,
О тысяче товарищей отважных,
Которые последуют теперь
Его примеру. Должен ли присягу
Нарушить я и в стан Октавио
Послать отцеубийственную пулю?
Свинец, из дула вырвавшийся, больше
Не мертвое орудие, – живет он,
Вселится дух в него, покорен власти
Он Эвменид карающих, и злейший
Они ему указывают путь.
Текла
О Макс!
Макс(прерывая ее)
Не отвечай мне слишком скоро!
Тебя я знаю, – сердцем ты способна
Труднейший долг всем прочим предпочесть.
Как человек здесь поступить хочу я,
Не как герой. Подумай, чем обязан
Я герцогу, припомни, чем воздал
Ему отец мой. А влеченье дружбы,
Признательности чувство для души —
Святой закон, и мстит тяжелым мщеньем
Природа нарушителю его.
Все, все ты взвесь – и твоему дай сердцу
Решить вопрос.
Текла
Твое его давно
Решило. Первому последуй чувству
Ты своему!
Графиня
Несчастная!
Текла
Как может
Быть справедливым то, чего сначала
Ты не избрал правдивым этим сердцем?
Исполни долг свой. Как ты б ни решился,
Тебя любить не перестала б я.
Поступки все твои тебя достойны
И благородны были бы всегда.
Раскаянье же не должно нарушить
Душевного покоя твоего.
Макс
Итак, я вынужден с тобой расстаться!
Жить без тебя!
Текла
Себе оставшись верен,
Ты верен мне. Судьба нас разлучает,
Сердец ей наших разлучить нельзя.
Дом Пикколомини и дом Фридлаада
Навек разделены враждой кровавой,
Но мы с тобой, мы не принадлежим
К своим домам. Ступай, ступай и дело
Свое благое отделить спеши
От нашего, злосчастного. Не медли!
На нашей голове проклятье неба,
Паденью мы обречены! Погубит
Вина отца меня. Не сетуй! Скоро
Решится жребий мой.
Макс в сильном волнении обнимает ее. За сценой слышны громкие, яростные долго не смолкающие восклицания: «Vivat Ferdinandus», сопровождаемые военной музыкой.
Макс и Текла замирают друг у друга в объятиях.
Явление двадцать второе
Те же. Терцки.
Графиня(идет ему навстречу)
Что значат эти клики?
Терцки
Все пропало!
Все кончено!
Графиня
Он их смирить не мог?
Терцки
Напрасно было все.
Графиня
Они кричали:
Да здравствует…
Терцки
Австрийский Фердинанд!
Графиня
Изменники!
Терцки
И не дали промолвить
Ему ни слова. Только речь он начинал,
Как заглушали музыкой ее.
Идет он.
Явление двадцать третье
Те же. Валленштейн в сопровождении Илло и Бутлера. Затем кирасиры.
Валленштейн
Граф Терцки!
Терцки
Герцог!
Валленштейн
Чтоб полки сейчас же
Готовились к походу. Мы до ночи
Оставим Пильзен.
Терцки уходит.
Бутлер!
Бутлер
Генерал!
Валленштейн
Гонца отправьте к коменданту в Эгер.
Он ваш земляк и друг. Вы напишите,
Чтоб был готов принять нас завтра в крепость.
За нами следом со своим полком
Вы двинетесь.
Бутлер
Я слышал вас, фельдмаршал.
Исполню все.
Валленштейн(подходит к Максу и Текле, которые все это время стояли, крепко обнявшись)
Расстаньтесь!
Макс
Боже!
Кирасиры с обнаженными шпагами входят и останавливаются в глубине зала. В то же время слышны за сценой отрывки из паппенгеймского марша, как бы призывающие Макса.
Валленштейн(кирасирам)
Вот он.
Свободен он. Я не держу его.
(Отворачивается и стоит так, что Макс не может подойти ни к нему ни к Текле.)
Макс
Меня ты ненавидишь, злобно гонишь.
Любви давнишней узам суждено
Не развязаться нежно, а порваться.
Но захотел ты боль разрыва сделать
Еще больнее мне. Жить без тебя
Не научился я, ты это знаешь;
Иду в пустыню, – все здесь оставляю,
Все, что люблю! Не отвращай лица!
Твои черты, мне вечно дорогие,
Мне раз еще теперь увидеть дай!
Не отвергай меня…
(Хочет взять его руку. Валленштейн отдергивает ее. Макс обращается к графине.)
Не обратится ль
Взор состраданья на меня? Графиня!
Графиня отворачивается; он подходит к герцогине.
Мать Теклы вы моей!
Герцогиня
Идите, граф,
Куда зовет вас долг! Нам верным другом,
Заступником нам можете усердным
У трона императора вы быть.
Макс
Вы не хотите без надежд оставить,
Предать вполне отчаянью меня.
Отрады не ищите мне напрасно
В пустой мечте. Мое несчастье верно,
И слава милосердным небесам,
Что прекратить его дано мне средство!
Снова начинается военная музыка. Зал все более и более наполняется вооруженными воинами. Макс видит Бутлера.
Вы здесь, полковник Бутлер? Не пойдете
За мною вы? Прощайте же! Служите
Вы господину новому верней,
Чем прежнему служили. Дайте руку
И слово мне, что будете всечасно
Жизнь охранять его.
Бутлер не подает ему руки.
Опальный он,
И голова его добычей стала
Убийцы каждого, который плату
Назначенную взять себе захочет
За злодеяние. Ему теперь
Заботливость нужна прямого друга.
А те, которых вижу вкруг него…
(Многозначительно смотрит на Илло и Бутлера.)
Илло
Изменников ищите там, где Галлас
И ваш отец. Здесь лишь один остался.
Нас от него избавить вам пора!
Макс пытается еще раз подойти к Текле. Валленштейн препятствует этому. Он стоит в нерешительности, полный скорби; между тем зал все больше наполняется, и звуки труб за сценой раздаются все громче и чаще.
Макс
Трубите! О, когда бы это был
Зов шведских труб, зов к битве беспощадной!
Когда б мечи все эти обнажились
Пронзить мне грудь! – Чего хотите вы?
Меня с ней разлучить? – Не доводите
Вы до отчаянья меня! Пришлось бы
Раскаяться вам в том!
Весь зал наполнен вооруженными солдатами.
Еще
На тяжесть тяжесть, и людская масса
Увлечь меня готова. Берегитесь!
Себе вождем опасно брать того,
Кто безнадежен. Вы меня из рая
Безжалостно влечете моего —
Свершись же месть над вами роковая!
Будь выбор ваш вам карой и бедою!
Идет на смерть, кто следует за мною!
В то время как он направляется в глубину сцены, кирасиры в шумном волнении окружают и провожают его. Валленштейн стоит недвижимо. Текла падает в объятия матери.
Занавес
Действие четвертое
Явление первое
В доме бургомистра в Эгере.
Бутлер(входя)
Он здесь. Сюда он роком приведен.
Решетка вслед за ним упала. Так же,
Как перед ним, спустился этот мост
И, дав ему пройти, поднялся снова, —
Спасенья путь отрезан для него.
До этих пор лишь, Фридланд, и не дале! —
Гласит судьба. Возник в земле богемской
Ты дивным метеором, пролагая
По небесам сверкающий свой путь,
И у границ Богемии померкнешь!
От прежних ты знамен своих отрекся
И веришь в счастье старое, слепец!
Чтоб вновь разжечь в империи войну,
Чтоб лар очаг священный уничтожить,
Вооружил преступную ты руку.
Тобою правил мести дух свирепый, —
Смотри, от мести не погибни сам.
Явление второе
Бутлер и Гордон.
Гордон
Вы это? Жаждал я беседы с вами.
Изменник герцог! Боже! Он – беглец!
И голова его оценена!
Скажите мне: как в Пильзене все это
Произошло?
Бутлер
Письмо вы получили,
Которое послал я вам с гонцом?
Гордон
И все исполнил, как вы мне велели,
Впустил его я в крепость, так как было
Мне императорское предписанье
Повиноваться слепо вам во всем.
Но – вы меня простите-как увидел
Я герцога, в сомнение невольно
Я снова впал. Вступил не как опальный
Он в город. На челе его, как встарь,
Величие властителя сияло,
Повиновенья требуя. Спокойно,
Как в дни порядка, принял от меня
Отчет он. Человек в беде приветлив,
И ласково бывает к малым людям
Величье павшее. Но герцог скупо,
С достоинством слова мне одобренья
Отмеривал, как господин слуге.
Бутлер
Все точно так, как вам писал я: войско
Врагам он продал, Прагу и Эгер
Отдать хотел. Узнав о том, полки
Оставили его. Из них лишь пять
Пришли с ним под командой графа Терцки,
Объявлен он опальным, и обязан
Его живым иль мертвым выдать каждый,
Кто верный императору слуга.
Гордон
Такой вельможа изменил престолу!
Что значит все величие земное!
Я часто говорил: он плохо кончит;
Погубит герцога его же сила,
Его же власть, которой нет предела!
Растут желанья: можно ль человека
Умеренности доверять его?
Его в границах держит лишь закон,
Лишь торная обычая дорога.
Власть герцога неслыханна была,
Он ею с императором равнялся:
От послушанья гордый ум отвык.
Да, жаль такого человека! Кто же
Там устоять бы мог, где Фридланд пал!
Бутлер
Успеете жалеть, когда он будет
Нуждаться в состраданье. Он теперь
Еще опасен. Подступают шведы
И вскоре, если мы не примем мер,
Соединятся с ним. Нам невозможно медлить,
Нельзя мне допустить, чтоб он свободный
Отсюда вышел. В плен его здесь взять
И жизнью я и честью обязался,
И помощи от вас я ожидаю.
Гордон
Когда б не видеть этого мне дня!
Из рук его я принял эту должность,
Он эту крепость мне препоручил,
И быть ему она должна тюрьмою!
У нас, у подчиненных, воли нет, —
Один лишь тот, кто силен и свободен,
Влеченьям сердца может уступать.
А мы должны жестокого закона
Быть исполнители; доступна нам
Одна лишь добродетель – послушанье.
Бутлер
Не жалуйтесь, что в действиях своих
Так стеснены вы. Где свободы много,
Там много заблуждений. Безопасен
Повиновенья только узкий путь.
Гордон
Итак, покинут герцог всеми? Скольких
Он осчастливил королевски щедро!
Его рука всегда была готова
Дарами каждого осыпать…
(Искоса взглянув на Бутлера.)
Поднял
Иного он из праха – сан высокий
И положенье дал ему; а друга
Надежного в нужде и злополучье
Ни одного себе не приобрел.
Бутлер
Здесь, вижу я, есть друг ему надежный.
Гордон
Мне милостью его нельзя хвалиться.
Быть может, он в величье и не вспомнил
Про друга юности своей. Вдали
От герцога я был удержан службой.
Меня из виду потерял он здесь,
Где, не участвуя в его щедротах,
Свободу сердца я себе сберег.
Когда меня начальником назначил
Он этой крепости, еще был верен
Он долгу своему; не обману я
Его доверья, честно охраняя,
Что он поручит честности моей.
Бутлер
Скажите ж: императора веленье
Хотите ли исполнить, мне помочь
Его взять в плен?
Гордон(задумчиво помолчав, скорбно)
Когда все это правда,
Что вы сказали, если изменил
Он императору, и продал войско,
И крепости хотел открыть врагам, —
Спасенья нет ему. Но что меня
Из всех других назначили орудьем
Погибели его – жестоко это.
В Бургау служили вместе при дворе
Пажами мы, но я был старший.
Бутлер
Знаю.
Гордон
Тому теперь едва ль не тридцать лет,
Исполнен был уже стремлений смелых
Двадцатилетний юноша тогда.
О важных он лишь помышлял предметах,
Как зрелый муж, был тих и молчалив
Меж нами, вел с самим собой беседы,
Забав чуждался детских. Но минуты
Восторженности странной находили
Внезапно на него, и вырывался
Из глубины таинственной души
Могучей мысли луч, и мы дивились
Его словам, не зная, было ль это
Безумья речь иль божье вдохновенье.
Бутлер
Там и случилось то, что, задремавши
Раз у окна, он с высоты упал
Двухъярусной и встал без повреждений?
Есть слух, что были с ним с тех пор припадки
Безумья.
Гордон
Стал задумчивее он
И сделался католиком. В нем чудо
Спасения его вдруг перемену
Произвело. Себя он существом
Предизбранным почел и дерзновенно,
Как будто знать несчастия не мог,
Пошел неверною стезею жизни;
И нас судьба далеко развела.
К величию и славе быстрым шагом
Он восходил; за ним следил я взором,
И голова кружилась. Стал он вскоре
И граф, и князь, и герцог, и диктатор.
И мало все ему теперь, – он руку
К короне королевской простирает
И в бездну падает!
Бутлер
Молчите! Он
Идет сюда.
Явление третье
Те же. Валленштейн входит, разговаривая с бургомистром Эгера.
Валленштейн
Ваш город прежде вольный был? Зачем же
У вас орел не целый на гербе,
А половина лишь его?
Бургомистр
Имперским
Мы были городом, но двести лет
Как город у Богемии в закладе.
Отрезан потому до половины
Гербовый наш орел, покуда нас
Не выкупит империя.
Валленштейн
Свободы
Достойны вы. Не увлекайтесь только
Словами злоумышленных людей!
Большую ль подать с вас берут?
Бургомистр(пожимая плечами)
Такую,
Что нам вносить ее едва возможно:
Мы же содержать должны и гарнизон.
Валленштейн
Вам будет льгота. Есть здесь протестанты?
Бургомистр смущен.
Да, да! Я знаю, в городе их много
Скрывается! Признайтесь мне: вы сами,
Не правда ли?
(Пристально смотрит на него. Бургомистр пугается.)
Не бойтесь! Иезуитов
Я ненавижу; если б только мог,
Их из империи давно б я выгнал.
Обедня, Библия – мне все равно;
Я это доказал: я лютеранам
В Глогау сам церковь выстроил. Скажу вам…
Как вас зовут?
Бургомистр
Пахгельбель, ваша светлость.
Валленштейн
О том, что вам поверю я, с другими
Не говорите вы.
(Положив ему руку на плечо, с некоторой торжественностью.)
Да, бургомистр,
Пришла пора, могучие падут,
И слабые возвысятся. Но это
Меж нами пусть! Владычество двойное
Испанцев близится к концу, и новый
Порядок установится. Недавно
Вы видели ль на небе три луны?
Бургомистр
Со страхом видел.
Валленштейн
Вытянулись две
В кровавые кинжалы, и осталась
Лишь средняя светла, не изменясь.
Бургомистр
Мы полагали, что беду от турок
Пророчит нам оно.
Валленштейн
От турок? Нет.
На западе падут и на востоке
Два государства, говорю я вам,
И лютеран лишь уцелеет вера.
(Замечает Бутлера и Гордона.)
Мы вечером пальбу слыхали слева,
Как ехали сюда. Была ли вам
И здесь она слышна?
Гордон
Да, ваша светлость,
По ветру прямо с юга несся гул.
Бутлер
От Нейштадта иль Вейдена, должно быть.
Валленштейн
Дорогой этой подступают шведы.
А как силен ваш гарнизон?
Гордон
У нас
Сто восемьдесят только годных к службе,
Все остальные инвалиды.
Валленштейн
Много ль
Стоит в Иоахимстале?
Гордон
Укрепить
Считая нужным этот пост, я двести
Пищальников туда теперь отправил.
Валленштейн
Похвальна ваша осторожность. Видел
При въезде я, что строите вы также
Здесь укрепленья.
Гордон
Нам грозит Рейнграф,
Так наскоро еще два бастиона
Построить я велел.
Валленштейн
Усердный вы
Слуга престола, я доволен вами.
(Бутлеру.)
Пост в Иоахимстале снять, как и другие
В том направлении.
(Гордону.)
Вам, комендант,
Препоручаю я мою жену,
Дочь и сестру. Я сам здесь не останусь,
Жду только писем. Завтра же, чем свет,
Из крепости я выступлю с полками.
Явление четвертое
Те же. Граф Терцки.
Терцки
Желанные и радостные вести!
Валленштейн
Какие же?
Терцки
Под Нейштадтом был бой,
И шведы победили.
Валленштейн
Как? Откуда
Известье?
Терцки
Селянин принес из Тиршенрейта.
Сраженье завязалось по закате.
Отряд имперских войск напал нежданно
На шведский лагерь. Бились два часа,
Имперских тысячу легло на месте,
И с ними их полковник. Вот что было
Мне сказано.
Валленштейн
Кто ж в Нейштадт мог поспеть?
Не Альтрингер – не прилетел же птицей:
В четырнадцати милях он оттуда
Стоял вчера. Во Фрауэнберге Галлас
Войск и поныне не собрал своих.
Ужели Суис вперед прошел так смело?
Не может быть.
Появляется Илло.
Терцки
Сейчас узнаем все,
Вот Илло к нам идет с веселым видом.
Явление пятое
Те же. Илло.
Илло(Валленштейну)
К тебе гонец с докладом прискакал.
Терцки
Слух о победе подтвердился ль?
Валленштейн
С вестью
Какою прислан он и кем?
Илло
Рейнграфом;
А весть его тебе могу сказать я:
В пяти лишь милях шведские войска.
Под Нейштадтом Макс Пикколомини
Ударил с конницей на них; ужасна
Была резня, но численностью шведы
Верх взяли наконец: полк паппенгеймцев
На месте лег, и Макс с ним.
Валленштейн
Где гонец?
Веди меня к нему.
(Хочет идти.)
Девица Нейбрунн врывается в комнату; следом за ней несколько слуг пробегают через зал.
Нейбрунн
Ах! Помогите!
Спасите!
Илло и Терцки
Что такое? Что случилось?
Нейбрунн
Дочь герцога…
Валленштейн и Терцки
Узнала?
Нейбрунн
Умирает!
(Поспешно уходит.)
Валленштейн, Илло и Терцки следуют за ней.
Явление шестое
Бутлер. Гордон.
Гордон(изумленно)
Что это значит! Растолкуйте мне!
Бутлер
Пал в битве тот, кого она любила,
Вождь паппенгеймцев, Пикколомини.
Гордон
Несчастная!
Бутлер
Вы слышали, что Илло говорил:
Идут победоносно шведы.
Гордон
Слышал.
Бутлер
Двенадцать у него полков, и пять
Прибывших с герцогом стоят вблизи.
У нас всего мой полк, и гарнизонных
Двухсот не соберется человек.
Гордон
Всё так.
Бутлер
С отрядом этим малым невозможно
Нам пленника такого удержать.
Гордон
Конечно, нет.
Бутлер
Его легко освободить им, наших
Обезоружив.
Гордон
Да, конечно.
Бутлер(после паузы)
Знайте,
Я за успех порукой. Отвечаю
Я головой за голову его.
Я слово данное сдержать обязан,
Коль удержать его живого трудно,
Он – мертвый не уйдет от нас.
Гордон
Как? Боже правый! Точно ль я вас понял?
Ужели…
Бутлер
Смерть его необходима…
Гордон
Такой вы грех свершите?
Бутлер
Я иль вы.
Он завтрашнего утра не увидит.
Гордон
Убить его хотите вы?
Бутлер
Хочу.
Гордон
Вам доверявшего!
Бутлер
Его злой рок!
Гордон
Фельдмаршала священную особу?
Бутлер
Им был он.
Гордон
Чем он был, того затмить
Не может преступленье никакое.
И без суда?
Бутлер
Судом да будет казнь!
Гордон
Убийство это, но не правосудие!
Суд выслушать виновнейшего должен.
Бутлер
Вина ясна. Судьей был император.
И выполним мы волю лишь его.
Гордон
Свершением кровавых приговоров
Не должно торопиться: можно слово
Обратно взять, – жизнь возвратить нельзя.
Бутлер
Хотят поспешной службы государи.
Гордон
Муж благородный палачом не служит.
Бутлер
Пред смелым делом храбрый не дрожит.
Гордон
Приносит храбрый в жертву жизнь, ее совесть.
Бутлер
Ему отсюда выйти и войны
Зажечь опять неугасимый пламень?
Гордон
Свободу отнимите у него,
Но жизнь ему оставьте, делом лютым
Не упреждайте ангела пощады.
Бутлер
Его б лишить я жизни не хотел,
Не будь разбито войско государя.
Гордон
Зачем ему я крепость отворил?!
Бутлер
Смерть послана ему судьбой, не местом.
Гордон
Мне вверенную крепость защищая,
В бою упорном я бы честно пал.
Бутлер
Бойцов отважных тысячи погибли.
Гордон
За долг свой, удостоившись хвалы,
Но на убийстве злом лежит проклятье.
Бутлер(вынимая из кармана бумагу)
Вот манифест: он герцога взять в плен
Вам так же, как и мне, велит. Хотите ль
Взять на себя ответственность вы, если
По вашей он вине уйдет к врагу?
Гордон
О небо! Я, бессильный?
Бутлер
Поручитесь
За все последствия, и будь что будет,
Я все на вас слагаю.
Гордон
Боже мой!
Бутлер
Вы знаете ль другое средство волю
Исполнить императора? Скажите!
Падения его хочу – не смерти.
Гордон
Что быть должно, я вижу тоже ясно,
Но сердце бьется иначе во мне.
Бутлер
С ним здесь и этот Терцки, этот Илло
Должны погибнуть.
Гордон
О, их мне не жаль!
Они своей корысти уступали, —
Не веря в тайную созвездий власть.
В грудь безмятежную его _они_-то
Вложили семя страсти роковой,
Нечастный плод старательно питали.
Будь злая мзда за злое дело им!
Бутлер
И прежде герцога их смерть постигнет.
Я все устроил. Их хотел средь пира
Схватить я ночью и держать в плену;
Но лучше и короче так. Сейчас же
Я приказанья нужные раздам.
Явление седьмое
Те же. Илло. Терцки.
Терцки
Теперь не то уж будет! Завтра к нам
Примкнут двенадцать тысяч храбрых шведов.
Тогда на Вену! Веселей, старик,
Не хмурься при такой хорошей вести.
Илло
Да, наш черед предписывать законы
И отомстить злодеям, нас бесстыдно
Покинувшим. Один уже казнен,
Макс Пикколомини. Когда б им всем
Такая ж, как ему, досталась доля!
Какой удар для старика! Возвысить
Свой древний род и княжества добиться
Всю жизнь свою старался, а теперь
Хоронит он единственного сына!
Бутлер
Жаль доблестного юношу. Сам герцог
Был, очевидно, огорчен известьем.
Илло
Послушай, этого-то одобрять
Я и не мог, за то с ним и бранился,
Что итальянцев этих он всегда
Предпочитал нам. И теперь, клянусь,
Он был бы рад всех мертвыми нас видеть,
Коль мог бы этим другу жизнь вернуть.
Терцки
Оставь в покое мертвых! Нас сегодня
Ваш угощает полк, так дело в том,
Кто перепьет кого. В честь карнавала
Всю пропируем ночь и будем ждать,
При полных кубках, авангарда шведов.
Илло
Да, мы повеселимся! Скоро дни
Горячие наступят. Эта шпага
Не будет отдыхать, покуда вдоволь
Австрийскою не обагрится кровью.
Гордон
Что за слова, фельдмаршал! Что за злоба
На государя вашего!
Бутлер
Не слишком
Победой этой обольщайтесь: быстро
Вращается фортуны колесо,
Еще, поверьте, силен император!
Илло
Есть войско у него – нет полководца,
Король венгерский – новичок в войне;
Несчастлив Галлас, рать лишь губит даром;
Змея ж Октавио ужалить может
В пяту украдкой, – верно, но в сраженье
Он против Фридланда не устоит.
Терцки
Должна взять наша. Не оставит счастье
Фельдмаршала. Известно, что австрийцы
Лишь с Валленштейном могут побеждать.
Илло
Большое войско скоро соберет он;
Спешат толпой к его знаменам славным.
Минувших дней успехи повторятся,
Велик, как прежде, будет он опять.
Глупцы, его покинувшие ныне,
Поймут, что вред себе лишь нанесли.
Приверженцам своим раздаст он земли
И наградит их с щедростию царской
За службу их, а мы к нему всех ближе.
(Гордону.)
Тогда он вспомнит и о вас, возьмет вас
Из захолустья этого, поставит
На место видное.
Гордон
Доволен я,
Возвыситься желанья не имею:
Где высота, там угрожает бездна.
Илло
Теперь вам нечего здесь делать, завтра
Вступают в крепость шведские полки.
Нам к ужину пора. Прикажем, Терцки,
В честь шведов город осветить! А кто
Откажется, – предатель тот, испанец.
Терцки
Не надо! Герцог недоволен будет.
Илло
Как?! Наша воля здесь, и, где мы правим,
Не смей никто имперским называться!
Гордон, спокойной ночи! Позаботьтесь
В последний раз о крепости сегодня,
Дозор пошлите, можно и пароль
Переменить. Когда ударит десять,
Вы отнесете герцогу ключи.
И кончена здесь ваша должность: завтра
Вступают в крепость шведские полки.
Терцки(уходя, Бутлеру)
Вы в замок к нам придете?
Бутлер
Буду в срок.
Илло и Терцки уходят.
Явление восьмое
Бутлер. Гордон.
Гордон(смотря им вслед)
Несчастные! О, как они беспечно
И в упоении слепом победой
В расставленную смерти сеть идут!
Я не могу жалеть их. Этот Илло,
Преступник дерзкий, хочет обагриться
Он кровью государя своего!
Бутлер
Дозор пошлите, как он вам велел,
От нападенья крепость охраняйте.
Лишь в замке будут все, его запру,
Чтоб город не узнал о происшедшем.
Гордон(робко)
О, не спешите…
Бутлер
Слышали вы сами:
С рассветом дня настанет шведов власть.
У нас есть только ночь. Они проворны,
Еще проворней будем мы! – Иду!
Гордон
Недоброе ваш предвещает взор.
Мне обещайте…
Бутлер
Солнце закатилось,
Нисходит вечер роковой. Спокойны
В своем высокомерии _они_.
Их предает судьба нам беззащитных,
Их жизнь среди мечтаний об успехе
Сталь острая прервет. Великий мастер
Рассчитывать был герцог, он умел
Расчислить все, по своему удобству
Людьми располагал он произвольно
И двигал их, как шашки на доске.
Он без стеснений честью, доброй славой,
Достоинством других играл и вечно
Рассчитывал, мудрил – и, наконец,
Расчет его окажется неверен,
Окажется, что жизнь он просчитал, —
Как Архимед падет внутри он круга.
Гордон
Его ошибки вы сейчас забудьте!
Припомните души его величье!
Все, что в нем есть достойного любви,
Все достохвальные его деянья
Припомните, и пусть они теперь,
Как ангелы, с мольбою о пощаде
Удержат меч, над ним взнесенный.
Бутлер
Поздно!
Я жалости не должен знать, я должен
Питать одни кровавые лишь мысли.
(Взяв Гордона за руку.)
Гордон! Я не из ненависти – герцог
Мной не любим, и не любим по праву, —
Я не из ненависти стану ныне
Убийцею его. Падет он жертвой
Своей судьбы. Несчастье правит мной,
Враждебное стечение событий.
Мнит человек, что волен он в поступке!
Напрасно! Он игрушка только силы
Слепой, что из его же произвола
Необходимость злую создает.
Когда б во мне и говорила жалость —
Его я должен все-таки убить.
Гордон
О, если сердце жалость вам внушает,
Ему внемлите! Сердце – голос божий,
А все расчеты мудрые ума —
Людское дело. Что для вас благого
Возникнет из кровавого деянья?
Нет, кровь добра не порождает! Этим
Возвыситься не думайте! Владыкам
Убийство может нравиться порой,
Но им всегда убийца ненавистен.
Бутлер
Вы знать не можете, так не заботьтесь.
Зачем идут сюда так скоро шведы?
Его бы милосердью государя
Я предоставил, не лишил бы жизни.
Но слово данное сдержать я должен,
И он умрет. – Гордон, я обесчещен,
Коль герцог ускользнет из наших рук!
Гордон
О, чтобы жизнь спасти такую…
Бутлер(быстро)
Что?
Гордон
Пожертвовать собою можно. Будьте
Великодушны. К чести мужа служат
Движенье сердца – не сужденье света.
Бутлер(холодно и гордо)
Да, человек он знатный; я, напротив, —
Неважное лицо, вот ваша мысль.
Что свету в том, по-вашему, срамит ли
Себя, иль нет рожденный в низком званье,
Лишь только бы светлейший был спасен?
Собою дорожить здесь в праве каждый.
Себя могу ценить я как хочу;
И нет того на свете человека,
В сравненье с кем я б презирал себя.
Велики мы по мере нашей воли;
Так как своей я верен – он умрет.
Гордон
О, я скалу поколебать пытаюсь!
Не женщина вас родила, нет чувств
В вас человеческих. Вам не могу я
Препятствовать; но да избавит бог
Его из рук немилосердных ваших!
Оба уходят.
Явление девятое
Комната у герцогини.
Текла в кресле, бледная, с закрытыми глазами. Герцогиня и девица фон Нейбрунн хлопочут около нее.
Валленштейн беседует с графиней.
Валленштейн
Как до нее дошла так скоро весть?
Графиня
Она беды ждала. Слух о сраженье,
В котором пал имперских войск полковник,
Заметно испугал ее. Гонцу
Навстречу бросилась она и тут же
Все выведала от него. Хватились
И вслед ей поспешили мы, – лежала
Она без чувств уж на его руках.
Валленштейн
И бедную удар постигнул этот
Внезапно так!
(Обращаясь к герцогине.)
Ну, как? В себя приходит?
Герцогиня
Глаза открыла.
Графиня
Оживает!
Текла(озираясь)
Где я?
Валленштейн(подходит к ней и, обняв ее, помогает ей подняться)
Опомнись, Текла! Будь тверда! Взгляни,
Вот мать твоя, тебя отец твой держит
В объятьях!
Текла(приподнимаясь)
Где он? Его здесь нет?
Герцогиня
Кого, мой друг?
Текла
Того, кто молвил слово
Ужасное…
Герцогиня
Не вспоминай об этом,
Дитя мое! От образа его
Мысль удали.
Валленштейн
Пусть изливает скорбь
Она в словах, пусть плачет! Плачьте с нею!
Великое она познала горе,
Но верх возьмет над ним: она отцовским
Наделена непобедимым сердцем.
Текла
Я не больна, я встать теперь могу.
Что плачет мать? Ее я испугала.
Мне лучше, помню ясно все.
(Встает и смотрит вокруг.)
Где он?
Зачем его скрывают от меня?
Я в силах выслушать его.
Герцогиня
Нет, Текла,
Ты с этим вестником несчастья больше
Не встретишься.
Текла
Отец!
Валленштейн
Дитя мое!
Текла
Я не слаба – совсем оправлюсь вскоре.
Не откажите в просьбе мне!
Валленштейн
В какой?
Текла
Позвольте этого гонца мне видеть
И выслушать наедине.
Герцогиня
Нет! Нет!
Графиня
Нет, этого ты допустить не должен!
Валленштейн
Зачем его ты видеть хочешь, Текла?
Текла
Я успокоюсь, как узнаю все.
Хочу услышать правду. Мать, я вижу,
Меня щадит. Я не хочу пощады.
Ужаснейшее сказано. Страшнее
Ничто не может быть.
Графиня и герцогиня(Валленштейну)
Не позволяй!
Текла
Мной овладел нежданный ужас, сердце
Чужому человеку выдал он,
Мою он видел слабость – я упала
В его объятья, стыдно мне, – должна я
Вновь уваженье заслужить его,
С ним говорить, чтоб не унес он мненья
Дурного обо мне.
Валленштейн
Ее желанье
Я одобряю – и готов исполнить.
Позвать его!
Девица Нейбрунн выходит.
Герцогиня
Но при свиданье этом
Я, мать твоя, присутствовать хочу.
Текла
Наедине с ним быть бы я желала,
Владела б больше я тогда собой.
Валленштейн(герцогине)
Пусть будет так. Одну ее оставьте.
Есть горести, в которых человек
Лишь сам себе дать может облегченье.
В своей лишь силе сильная душа
Опору ищет. Не в чужой груди,
Но в собственной найдет она возможность
Перенести удар. – Она сильна.
С ней обращаться я, как с героиней,
А не с робкой женщиной, хочу.
(Намеревается уйти.)
Графиня(удерживая его)
Куда идешь? От Терцки я узнала,
Что завтра утром уезжаешь ты,
Нас оставляя здесь.
Валленштейн
Да, остаетесь
Вы под защитой доблестных мужей.
Графиня
Возьми с собой нас, брат! Не принуждай нас
Со страхом ждать, в уединенье мрачном,
Исхода предприятья твоего.
Свершившееся бедствие не трудно
Перенести. Но делают ужасным
Его вдали сомненье и боязнь.
Валленштейн
Кто говорит о бедствии? Некстати
Твои слова! Я счастья ожидаю.
Графиня
Так нас с собой возьми! Не оставляй
Нас в этом месте грустных ожиданий.
Здесь тяжело на сердце. Смертью веет
Средь этих стен, как в склепе гробовом.
Сказать я не могу, как это место
Противно мне! – Возьми же нас с собой!
Проси, сестра, чтоб он нас взял отсюда,
Ты, милая племянница, проси!
Валленштейн
Другим хочу я это место сделать.
Пусть то, что мне всего дороже в мире,
Оно хранит.
Нейбрунн(возвращается)
Гонец явился шведский.
Валленштейн
Наедине его оставьте с ней.
Уходят.
Герцогиня(Текле)
Ты побледнела, Текла, ты не можешь
С ним говорить. Послушайся меня!
Текла
Так пусть невдалеке побудет Нейбрунн.
Герцогиня и графиня уходят.
Явление десятое
Текла. Шведский капитан. Девица Нейбрунн.
Капитан(почтительно подходит)
Принцесса, я просить прощенья должен…
Моя неосторожность… как я мог…
Текла(с благородством)
Вы видели меня в моем страданье.
Несчастный случай быстро сделал вас
Моим поверенным из незнакомца.
Капитан
Боюсь, что я вам ненавистен: слово
Сказал я скорбное.
Текла
Вина моя —
Я вырвала его у вас. Ваш голос
Был голос рока моего. Мой ужас
Прервал повествованье. Вас прошу я
Мне повторить его теперь.
Капитан(нерешительно)
Принцесса,
Возобновит оно страданье ваше.
Текла
Я слышать в силах – в силах быть хочу.
Как началось сраженье? Говорите.
Капитан
Стояли, нападенья не предвидя,
Мы в лагере, почти не укрепленном,
Под Нейштадтом. Вдруг под вечер уже
У леса пыль взвилась, и мчится в лагерь
Передовой отряд, крича: «Враги!:»
Мы на коней вскочить едва успели,
Когда уже врывались паппенгеймцы,
Во весь опор несясь через засеку,
Неистовой толпой перелетали
И через ров они, которым лагерь
Был обведен. Но храбрость безрассудно
Их увлекла, от них отстала сильно
Пехота; лишь пошли отважно паппенгеймцы
Вослед отважному вождю…
Текла делает движение. Капитан умолкает на мгновенье, пока она не дает ему знак продолжать.
Всей конницей мы спереди и с флангов
Ударили на них, ко рву прижали,
Где наскоро построенной пехоты
Навстречу им уже сверкали копья
Стальной щетиной. Не могли они
Ни отступить, ни двинуться вперед,
Стесненные ужасно отовсюду.
Тогда Рейнграф вождю их предложил
С почетом сдаться. Но, не отвечая,
Полковник Пикколомини…
Текла, пошатнувшись, хватается за стул.
Его
Узнали по пернатому мы шлему
И волосам, спустившимся до плеч.
Коня пришпорив, первый через ров
Перелетел он, полк за ним пустился.
Но уж свершилося, – его скакун,
Копьем пронзенный, в бешеном испуге
Стал на дыбы, далеко сброшен всадник,
И, удилам не повинуясь больше,
Толпа коней промчалась чрез него.
Текла, сопровождавшая последние слова знаками возрастающего ужаса, охвачена сильной дрожью и готова упасть; девица Нейбрунн спешит к ней и принимает ее в объятия.
Нейбрунн
Принцесса, милая…
Капитан(тронутый)
Я удаляюсь.
Текла
Прошло… Договорите…
Капитан
Смерть вождя
Полк привела в отчаянную ярость;
О собственном не думая спасенье,
На нас, как тигры, бросились они,
Нас раздражая яростью своею.
И кончилась тогда лишь схватка злая,
Когда последний паппенгеймец пал.
Текла(дрожащим голосом)
Но где же? Где? Вы мне не все сказали.
Капитан(после краткого молчания)
Сегодня мы его похоронили.
Двенадцать юношей родов знатнейших
Несли его останки, вслед шло войско.
Был лавром гроб украшен; на него
Свой меч победный положил Рейнграф.
Лились и слезы. Многие из нас
Изведали его великодушье
И кроткий нрав, и все о нем жалели.
Охотно б спас его Рейнграф, но сам он
Отвергнул это. Говорят, искал
Он смерти.
Нейбрунн(взволнованно Текле, закрывшей лицо руками)
О, взгляните же, принцесса!
О боже мой! Зачем хотели вы
Услышать это?…
Текла
Где его могила?
Капитан
Гроб в церковь монастырскую поставлен,
Близ Нейштадта, покуда от отца
Не получили вести.
Текла
Монастырь
Зовется как?
Капитан
Святой Екатерины.
Текла
И сколько до него?
Капитан
Семь миль считают.
Текла
Какой дорогою отсюда едут?
Капитан
На Тиршенрейт и Фалькенберг, а там
Через посты передовые наши.
Текла
Кто командир?
Капитан
Полковник Секендорф.
Текла(подходит к столу и вынимает из ларчика кольцо)
Вы скорбь мою видали и ко мне
С участьем отнеслись. Примите в память
(подает ему кольцо)
Об этом часе. А теперь ступайте.
Капитан
Принцесса…
Текла молча дает ему знак идти и удаляется от него.
Капитан колеблется и хочет говорить. Девица Нейбрунн повторяет знак. Он уходит.
Явление одиннадцатое
Текла. Нейбрунн.
Текла(бросается на шею к Нейбрунн)
Теперь на деле докажи свою
Мне преданность. Будь мне подругой верной!
Сегодня ночью ехать мы должны.
Нейбрунн
Куда?
Текла
Куда? Одно лишь место в мире есть.
Туда, где гроб его!
Нейбрунн
Зачем хотите,
Принцесса, ехать вы туда?
Текла
Зачем?
Несчастная! Когда бы ты любила,
Ты б не спросила так. Там все хранится,
Что от него осталось на земле.
Мне это место стало всей вселенной.
О, не удерживай меня! Мы средство
Должны найти сегодня же бежать.
Нейбрунн
О гневе герцога вы не забыли?
Текла
Меня ничей уж не пугает гнев.
Нейбрунн
О злой молве, о порицанье света?
Текла
Ищу того, кого уж больше нет!
Я не в объятья ведь спешу – о боже! —
В могилу я к любимому спешу.
Нейбрунн
Две женщины… одни…
Текла
Вооружусь я,
Защитницею буду я твоей.
Нейбрунн
В глухую ночь…
Текла
Она скрывать нас будет.
Нейбрунн
В ненастье…
Текла
Он на ложе ли покойном
Под конскими копытами лежал?
Нейбрунн
О боже правый! И стоят там шведы!
Нас не пропустят…
Текла
Люди же они.
По всей земле свободно ходит горе.
Нейбрунн
Такой далекий путь!
Текла
Страшится ль дали
К святым местам идущий пилигрим?
Нейбрунн
Как выйти нам из Эгера?
Текла
Ворота
Отворит золото.
Нейбрунн
Коль нас узнают…
Текла
В несчастной страннице искать не будут
Дочь Фридланда.
Нейбрунн
Как нам добыть коней?
Текла
Шталмейстер мой доставит их. Иди
Зови его.
Нейбрунн
Возьмется ль это сделать
Без ведома он князя?
Текла
Да! Иди!
Нейбрунн
И мать свою хотите вы покинуть?
Что будет с ней тогда?
Текла(опомнившись и устремляя перед собой скорбный взгляд)
О мать моя!
Нейбрунн
Она в таком уж горе! Нанесете ль
И этот ей последний вы удар?
Текла
Иначе не могу. Иди, не медли!
Нейбрунн
Все взвешайте, что делаете вы!
Текла
Все взвешено, что можно было взвесить.
Нейбрунн
А после что же с вами будет там?
Чем кончится?
Текла
Там Бог меня наставит.
Нейбрунн
Ваш дух смущен, теперь дорога эта
К успокоенью вас не приведет.
Текла
О нет, к глубокому успокоенью,
Какое он нашел. – Не трать же слов!
Спеши! Меня порыв неодолимый,
Загадочный влечет к его могиле!
Там легче станет мне; спадет там с сердца
Страдания невыносимый гнет.
Мои польются слезы. О, не медли!
Мы уж давно могли б в дороге быть!
Не успокоюсь я, пока не вырвусь
Из этих стен, – свод надо мной готов
Обрушиться. Меня отсюда гонит
Власть неземная. Что за чувство это!
Здесь в этом доме все наполнены покои
Бесплотными и бледными тенями.
Мне места нет, – все больше их и больше!
Кругом теснясь безжизненной толпой,
Они меня живую выгоняют.
Нейбрунн
Вы так меня пугаете, принцесса,
Что я сама остаться здесь не смею,
Вам приведу сейчас же Розенберга.
(Уходит.)
Явление двенадцатое
Текла
Да, дух его зовет меня; зовут
Товарищи, с ним павшие бесстрашно.
Винит меня в постыдном промедленве
Дружина верная. Вождя их жизни
И в смерти не покинули они!
Так поступить умел их сонм суровый;
А я – в земном останусь ли краю?
Нет! Был и мне сплетен венок лавровый,
Который взял в могилу ты свою.
Жизнь без любви не стоит сожаленья,
Ее как дар напрасный и пустой
Бросаю я. В ней были упоенья;
Во время то, как я сошлась с тобой,
На землю день спустился золотой;
Приснились мне два чудные мгновенья!
В тревожный мир я, робкая, вошла.
У входа ты стоял, как добрый гений,
Сиял простор лучами без числа.
Из баснословных детства обольщений
Меня ты ввел в иное бытие,
Роскошною вдруг жизнью ожила я,
И первым чувством было счастье рая,
И первый взгляд мой в сердце пал твое!
(Задумывается и потом продолжает с содроганьем.)
И вот судьба, с жестокостью своей,
Берет его и в пышном жизни цвете
Его бросает под ноги коней.
Таков удел прекрасного на свете!
Явление тринадцатое
Текла. Нейбрунн со шталмейстером.
Нейбрунн
Вот он, принцесса, и готов все сделать.
Текла
Ты нам коней достанешь, Розенберг?
Шталмейстер
Достану.
Текла
Хочешь ли ты ехать с нами?
Шталмейстер
Хотя б на край земли.
Текла
Но воротиться
Уже тогда ты к герцогу не можешь.
Шталмейстер
При вас останусь.
Текла
Награжу тебя
И службу отыщу тебе. Берешься ль
Из Эгера ты вывести нас тайно?
Шталмейстер
Берусь.
Текла
Когда нам можно ехать?
Шталмейстер
Тотчас.
Куда мы едем?
Текла
Мы… Скажи, Нейбрунн!
Нейбрунн
Мы едем в Нейштадт.
Шталмейстер
Все готово будет.
(Уходит.)
Нейбрунн
Принцесса, герцогиня к вам.
Текла
О Боже!
Явление четырнадцатое
Текла. Нейбрунн. Герцогиня.
Герцогиня
Ушел он. Ты спокойнее, я вижу.
Текла
Спокойнее. Теперь мне лечь позвольте,
И Нейбрунн пусть останется со мной.
Мне надо отдохнуть.
Герцогиня
Да, отдохни.
Пойду с успокоительною вестью
Я к твоему отцу.
Текла
Покойной ночи!
(Бросается к ней на шею и обнимает ее в сильном волнении.)
Герцогиня
Ты не вполне еще спокойна, Текла,
Ты вся дрожишь, дитя мое, и сердце
Так сильно бьется у моей груди…
Текла
Мне нужен сон. – Простите, доброй ночи!
В то время как она освобождается из объятий матери занавес падает.
Действие пятое
Явление первое
Комната Бутлера.
Бутлер. Майор Геральдин.

Бутлер
Двенадцать выберите самых сильных
Драгун, их пиками вооружите —
Стрелять нельзя! – и скройте близ столовой.
Как подадут десерт, ворвитесь в зал
Вы все, крича: «Кто здесь за государя?»
Я опрокину стол. На них обоих
Тогда вы броситесь и их убьете.
Запрем мы замок и поставим стражу,
Чтоб слух о том до князя не дошел.
Идите! – Капитаны Деверу
И Макдональд пришли?
Геральдин
Сейчас здесь будут.
(Уходит.)
Бутлер
Откладывать нельзя. И горожане
Все за него. – Какое-то безумье
Всем городом внезапно овладело.
Они здесь видят миротворца в нем,
Восстановителя златого века.
Оружье роздал магистрат; уж сотня
Их вызвалась ему охраной быть.
Спешить должны мы. Угрожает сила
И внешних нам и внутренних врагов.
Явление второе
Бутлер. Деверу. Макдональд.
Макдональд
Ждем приказаний, генерал.
Деверу
Пароль?
Бутлер
Да здравствует наш император!
Деверу и Макдональд(отступают)
Как?
Бутлер
Да здравствует австрийский дом!
Деверу
Но как же?
Не герцогу ли присягнули мы?
Макдональд
Не защищать его ль пришли мы в Эгер?
Бутлер
Нам защищать империи врага?
Деверу
Да ты же сам нас приводил к присяге.
Макдональд
Последовал за ним ведь ты сюда же.
Бутлер
Чтоб тем вернее погубить его.
Деверу
Да, разве так!
Макдональд
Оно другое дело!
Бутлер(к Деверу)
Злодей! Так быстро долгу изменяешь?
Деверу
Кой чорт! Я только брал с тебя пример.
Я думал, коль он может быть прохвостом.
Так, стало быть, и я могу.
Макдональд
Не смеем
Мы рассуждать, твое ведь это дело!
Ты наш начальник и веди хоть в ад, —
Мы не попятимся.
Бутлер(мягче)
Ну, да, ведь знаем
Друг друга мы.
Макдональд
Да, кажется, что так.
Деверу
Мы – воины фортуны. Служим мы
Тому, кто больше даст.
Макдональд
Само собой.
Бутлер
Вам надо честно долг теперь исполнить.
Деверу
С охотою.
Бутлер
И будете богаты.
Макдональд
Что вдвое лучше.
Бутлер
Слушайте ж меня.
Деверу и Макдональд
Мы слушаем.
Бутлер
Приказ дал император,
Чтоб Фридланд взят живым был или мертвым.
Деверу
Так говорит приказ.
Макдональд
Живым иль мертвым.
Бутлер
Награду щедрую – поместья, деньги —
Получит тот, кто это совершит.
Деверу
Да, сказано-то хорошо! Не скупы
Там на слова, мы знаем. А дадут
На деле-то цепочку золотую.
Хромую клячу иль диплом дворянский.
Князь лучше платит.
Макдональд
Да, он тороват.
Бутлер
Тому конец. Его звезда померкла!
Макдональд
Да верно ль это?
Бутлер
Я вам говорю.
Деверу
Его минуло счастье?
Бутлер
Навсегда!
Он так же беден, как и мы.
Макдональд
Как мы?
Деверу
Да, если так, его оставить надо!
Бутлер
Его уж двадцать тысяч человек
Оставили. Должны мы сделать больше
Его убить.
Оба отшатываются.
Деверу и Макдональд
Убить?
Бутлер
Убить – и вы
Мной выбраны для этого.
Деверу и Макдональд
Мы двое?
Бутлер
Вы двое, капитаны Деверу
И Макдональд.
Деверу(помолчав)
Ищи другого!
Макдональд
Да,
Ищи другого!
Бутлер(к Деверу)
Ты робеешь, трус,
А сам сгубил душ тридцать…
Деверу
Ты подумай:
На полководца руку наложить!
Макдональд
Убить того, кому мы присягнули!
Бутлер
Присягу он изменой уничтожил.
Деверу
Нет! Дело слишком страшное оно.
Макдональд
Есть совесть и у нас.
Деверу
Не будь он вождь,
Так много лет командовавший нами…
Бутлер
Вот затрудненье?
Деверу
Да. Кого б ни назвал
Другого ты, – не откажусь, зарежу,
Коль государь велит, родного сына.
Но мы солдаты, и убить вождя —
Такой тяжелый грех и преступленье,
Что отпустить не может духовник.
Бутлер
Я папа твой, и грех я отпускаю.
Скорей решайтесь!
Деверу(стоит в раздумье)
Нет, нельзя!
Макдональд
Нельзя.
Бутлер
Ну, так ступайте – и сюда пришлите
Мне Песталуца.
Деверу
Песталуца! Гм!
Макдональд
Зачем тебе он нужен, генерал?
Бутлер
Коль не хотите вы, так есть другие…
Деверу
Нет! Если должно умереть ему, —
Так заслужить и мы награду можем.
Как думаешь, брат Макдональд?
Макдональд
Да, если
Тому быть должно, и нельзя иначе, —
Награду взять не дам я Песталуцу.
Деверу(подумав)
Когда же пасть он должен?
Бутлер
Этой ночью!
Прибудут завтра шведы.
Деверу
Генерал,
Ты мне за все ручаешься?
Бутлер
Ручаюсь.
Деверу
И точно ль это воля государя?
И ясно ль это сказано? Порою
Убийству рады, а убийц казнят.
Бутлер
Слова приказа: взять живым иль мертвым.
Живым же, сами видите, нельзя —
Так мертвым.
Деверу
Как же до него дойти?
Полками графа Терцки город полон.
Макдональд
И Терцки сам, да Илло…
Бутлер
С них начнут.
Деверу
И их прикончат?
Бутлер
Прежде чем его.
Макдональд
Ну, Деверу, – кровавый будет вечер!
Деверу
Взялся ль уж кто за это? Я берусь!
Бутлер
Оно уже майору Геральдину
Поручено. Они пируют в замке.
Во время ужина с людьми своими
Он нападет на них и их заколет.
С ним Песталуц и Лесли.
Деверу
Генерал!
Тебе ведь все равно. Мне поменяться
С майором дай.
Бутлер
Его опасней дело.
Деверу
Опаснее? Да что ж ты полагаешь!
Взор герцога, не меч его мне страшен.
Бутлер
Зачем тебе его бояться взора?
Деверу
Ты знаешь, генерал, что я не трус,
Но, видишь ли, тому недели нет,
Как двадцать он пожаловал червонцев
Мне на кафтан вот этот; если ж ныне
Увидит он, что с пикой я стою,
И взглянет на кафтан мой, – то… то… знаешь…
То – я не трус, нет, чорт меня возьми!
Бутлер
Он подарил тебе кафтан, и ты,
Бедняк, за то его убить не хочешь!
А дал ему одежду император
Подрагоценней – герцогскую дал
Он мантию ему, – и чем же он
Благодарить хотел? – Изменой злою!
Деверу
И в самом деле! Благодарность… вздор!
Убью его!
Бутлер
А совесть успокоить,
Коль хочешь ты, сними с себя кафтан,
Тогда себя и упрекать не будешь.
Макдональд
Все так. Но затрудненье есть одно…
Бутлер
Какое затрудненье?
Макдональд
Что же сможем
Против него копьем мы и мечом?
Его не ранишь. Он ведь заколдован.
Бутлер(вспылив)
Вздор!
Макдональд
От меча заговорен и пули.
Он дьявольским искусством закален
И, говорю я вам, непроницаем.
Деверу
Да, в Ингольштадте видели такого,
Тверда, как сталь, была на теле кожа.
Насилу уж прикладами его
Добили наконец.
Макдональд
Послушай, брат,
Что сделать я придумал.
Деверу
Говори.
Макдональд
Знаком мне здесь в монастыре земляк,
Доминиканец. Пусть мечи и пики
Он окропит святой водою нам,
Благословив их. Никакие чары
Не устоят тогда.
Бутлер
Так, Макдональд!
Идите ж. Из полка возьмите двадцать
Иль тридцать удальцов, их приведите
К присяге. Как одиннадцать ударит,
Вы с ними, первый пропустив дозор,
Сюда идите. Буду я вблизи.
Деверу
Но как двором пройти нам мимо стражи?
Бутлер
Все осмотрел я. В задние ворота
Введу вас. Там один лишь часовой.
По чину и по должности имею
Я доступ к герцогу во всякий час.
Войду я первый, часовому в горло
Воткну кинжал и проложу вам путь.
Деверу
А как до спальни герцога добраться
Так, чтобы не проснулась вся прислуга
И шум не подняла? С ним тьма людей.
Бутлер
Его вся челядь разместилась в правом
Крыле. Противен шум ему, – так сам он в левом.
Деверу
Когда б уж позади все это было!
Мне что-то страшно, Макдональд!
Макдональд
Мне также.
Уж очень знатен он. Мы прослывем
Злодеями…
Бутлер
Средь почестей и блеска
Вы можете смеяться над молвой.
Деверу
Да точно ли нам почести-то эти
Достанутся?
Бутлер
Не сомневайтесь в том.
Корону и державу Фердинанду
Спасете вы. Он щедро наградит.
Деверу
Его с престола свергнуть хочет он?
Бутлер
Да, именно, лишить венца и жизни!
Деверу
Так если б он живой ему был выдал,
Он голову на плахе бы сложил?
Бутлер
Он участи б такой не миновал.
Деверу
Нет, Макдональд, тому не быть… Идем!
Падет он честно и умрет вождем!
Уходят.
Явление третье
Зал, примыкающий к галерее, которая теряется далеко в глубине. Валленштейн сидит у стола. Шведский капитан стоит перед ним. Вскоре потом – графиня Терцки.
Валленштейн
Рейнграфу поклонитесь от меня,
Участие живое принимаю
В его успехах. При победе этой,
Коль радости я изъявляю меньше,
Чем надлежало б, недостатка вы
Сочувствия во мне не полагайте.
Теперь мы с вами заодно. Прощайте!
Спасибо вам за труд. Когда вы завтра
Придете, крепость отопрется вам.
Шведский капитан уходит. Валленштейн сидит, подперев голову рукой, погрузившись в глубокую задумчивость, и неподвижно смотрит перед собой. Графиня Терцки входит и стоит некоторое время не замеченная им; наконец он делает быстрое движение, видит ее и овладевает собой.
Ты от нее? Ей лучше? Как она?
Графиня
Ее спокойней после разговора
Нашла сестра. Теперь она в постели.
Валленштейн
Польются слезы, боль ее утихнет.
Графиня
Ты тоже, брат, совсем не тот, что прежде,
Не радует тебя победа эта.
О, не впадай в унынье! Сильным будь.
Ведь ты надежда наша, наше солнце.
Валленштейн
Покойна будь, я – ничего. – Где муж твой?
Графиня
На празднестве он в замке вместе с Илло.
Валленштейн(встает и делает несколько шагов по залу)
Уж ночь глубокая. Ступай к себе.
Графиня
Не отсылай! Позволь с тобой остаться.
Валленштейн(подойдя к окну)
В небесной выси буйное движенье.
На башне флюгер крутится от ветра,
Несутся быстро тучи, и дрожит
Рог месяца. – Во тьме порой мерцанье
Неясное. И ни одной звезды!
Там светит тускло лишь Кассиопея,
А там стоит Юпитер, но теперь
Его скрывает мрак небес ненастных.
(Погружается в задумчивость, смотря неподвижным взором из окна.)
Графиня(глядит на него печально и берет его за руку)
Что думаешь?
Валленштейн
Мне кажется, что легче было б мне,
Когда б его увидел я. – Он жизни
Моей звезда, и, глядя на него,
Я чувствовал себя бодрее духом.
Пауза.
Графиня
Его увидишь снова.
Валленштейн(вновь погрузившийся в глубокую задумчивость, опомнившись обращается быстро к графине)
Увижу? Никогда!
Графиня
Как?
Валленштейн
Он погиб.
Он прах!
Графиня
О ком ты говоришь?
Валленштейн
Он счастлив!
Свершил он все, – грядущего не ждет;
Ему судьба обмана не готовит.
Его светло разостлана вся жизнь,
И нет на ней пятна; и бедоносный
Ему пробить не может час. Он чужд
Желания и страха, не подвластен
Планетам изменяющим. Он счастлив!
А как узнать, что скрытая покровом
Грядущая минута нам несет!
Графиня
Ты говоришь о Максе? Как он умер?
Гонец передо мной отсюда вышел.
Валленштейн делает ей рукой знак замолчать.
О, не гляди назад! Гляди туда,
Где ждет успех, и, радуясь победе,
Забудь, какою куплена была
Она ценою! Не сегодня друга
Лишился ты, он для тебя погиб
Тогда, когда отрекся от тебя.
Валленштейн
Перетерплю и эту боль, я знаю,
Чего не переносит человек?
От высших благ, как и от благ ничтожных,
Отвыкнуть он умеет; верх над ним
Всесильное одерживает время.
Но чувствую, чего я в нем лишился:
Цветок из жизни вырван у меня,
Холодной, тусклой предо мной теперь
Она лежит. – Он близ меня стоял,
Как молодость моя. И превращалась
Действительность в мечту, на грубый мир
Ложилась золотая дымка утра.
Я удивлялся, как возвысить чудно
Умел он чувством любящим своим
Все пошлые, житейские явленья, —
Чего б не удалось мне впредь достичь,
Прекрасное ушло и безвозвратно.
Превыше счастья труп его творит он,
Его ж деля, его он умножает.
Графиня
Верь в силы собственной души твоей.
Она довольно чувствами богата,
Чтобы жизнь не иссякала в ней. Ты в нем
То превозносишь, что ему ты в сердце
Посеял сам и тщательно развил.
Валленштейн (направляясь к двери)
Кто к нам идет так поздно? Комендант.
Несет ключи от крепости. Оставь нас, —
Уж полночь.
Графиня
Мне с тобой расстаться нынче
Так тяжело! Страшусь я…
Валленштейн
Но чего?
Графиня
Мне кажется, что удалишься вдруг
Ты этой ночью, что, проснувшись завтра,
Тебя мы здесь уж больше не найдем.
Валленштейн
Воображенье!
Графиня
Мне стесняют сердце
Предчувствия недобрые давно,
И если верх над ними взять удастся
Мне наяву, они меня во сне
Зловещими виденьями терзают.
Вчера ты мне приснился в пышном платье
С твоей супругой первой за столом…
Валленштейн
Хороший это сон; тот брак основой
Был счастья моего.
Графиня
А нынче ночью
Мне снилось, будто я иду к тебе.
Но как вошла я в дверь, то оказался
Не твой покой – был это монастырь,
Который в Гитчине ты основал
И где желаешь быть похоронен.
Валленштейн
Твой этим занят ум.
Графиня
Как? Ты не веришь,
Что предостерегающий нас голос
Звучит во снах?
Валленштейн
Да, голос существует
Такой. Но предостерегать не может
Пророчество о том, что неизбежно.
Как солнца светлый образ в атмосфере
Нам виден, прежде чем оно взошло,
Предшествуют так и событьям важным
Их призраки, и в настоящем дне
День будущий для нас уже грядет.
Меня всегда в раздумье приводило,
Что говорят о Генрихе Четвертом:
Он чувствовал в груди удар ножа
Гораздо раньше, чем вооружился
Им Равальяк. Он, как гонимый чем-то,
Из Лувра своего бежал тревожно,
И звон коронования супруги
Ему казался гулом погребальным,
Он слышал шаг того, который сам
Его искал на улицах Парижа.
Графиня
И нет в тебе предчувствий никаких?
Валленштейн
Нет. Будь спокойна.
Графиня(погруженная в мрачные думы)
Снилось мне еще, —
Я за тобой спешила; ты бежал
Передо мной по длинной галлерее,
Из залы в залу, без конца, и двери
Захлопывались с треском. Задыхаясь,
Тебя догнать я силилась напрасно.
И кто-то сзади вдруг схватил меня
Холодною рукой – был это ты;
И ты поцеловал меня, и красный
На нас покров какой-то опустился…
Валленштейн
В моем покое красный есть ковер,
Тебе на ум пришел он.
Графиня(смотря на него)
Если вправду,
Брат, если я тебя, который здесь
Передо мной стоишь так полон жизни…
(Рыдая, падает ему на грудь.)
Валленштейн
Указа государя ты страшишься:
Не ранят буквы, рук он не найдет.
Графиня
Но если бы нашел? Решилась я.
Есть у меня, к чему тогда прибегнуть.
(Уходит.)
Явление четвертое
Валленштейн. Гордон. Потом камердинер.
Валленштейн
Спокойно ль в городе?
Гордон
Спокоен город.
Валленштейн
Я слышу музыку, в огнях весь замок.
Кто это веселится?
Гордон
Графу Терцки
С фельдмаршалом устроен ужин в замке.
Валленштейн(про себя)
Победу празднуют. Для них веселья
Иначе нет, как за столом.
(Звонит.)
Входит камердинер.
Я лягу,
Раздень меня.
(Берет ключи.)
Итак, защищены мы
От всякого врага и заперлись
С надежными друзьями. Иль во всем
Я ошибаюсь, коль лицо такое
(смотря на Гордона)
Обманщика личиной может быть.
Камердинер снял с него мантию и шарф.
Упало что-то.
Камердинер
Разорвалася золотая цепь.
Валленштейн
Немало лет она мне прослужила;
Дай мне ее сюда.
(Смотря на цепь.)
Был это первый
Дар императора. В войне Фриульской,
Еще эрцгерцогом, он на меня
Ее надел. Носил я по привычке
Ее до этих пор и, признаюсь,
Из суеверия, как талисман,
Чтоб приковать ко мне навек то счастье,
Которого мне в жизни первым знаком
Она была. Отныне для меня
Начаться счастье новое должно.
Бессилен стал залог успеха этот.
Камердинер удаляется, унося одежду. Валленштейн встает и, пройдясь по залу, останавливается задумчиво перед Гордоном.
Как помнятся мне времена былые!
Себя я вижу при дворе в Бургау,
Где вместе мы пажами были оба.
Мы часто спорили. Ты дружелюбно,
Охотно наставленья мне давал,
Бранил меня за то, что цель себе я ставил
Высокую, мечтаньям смелым веря,
И среднюю ты мне хвалил дорогу.
Что ж приобрел ты мудростью своей?
Состарясь преждевременно, угас бы
Ты здесь в глуши, когда б не озарила
Тебя звезда счастливая моя.
Гордон
Мой герцог, в пристани надежной бедный челн
Рад привязать рыбак, когда он видит,
Что бурею разбит корабль огромный.
Валленштейн
Итак, уже ты в пристани, старик?
Несуся я еще душою бодрой
С отвагою по жизненным волнам.
Надежда и теперь моя богиня.
Мой молод дух, и нас, сравнив обоих,
Могу сказать я, что бессильно годы
Над головой моею пронеслись.
(Прохаживается быстрыми шагами по комнате и останавливается против Гордона на противоположной стороне сцены.)
Кто знает счастие непостоянным?
Я им всегда любим был, над толпою
Был поднят им и по ступеням жизни
Взнесен его могучею рукой.
Обыкновенного нет ничего
В пути, мне предназначенном судьбою,
Ни в линиях моей руки. Мой жребий
Кто по людским определит догадкам?
Низверженным кажусь теперь, но снова
Возвышусь я, отлива минет час,
И волн прибой вновь набежит широко…
Гордон
Все ж намекну о старом я совете:
Не надо день до вечера хвалить.
Не смел бы в счастье я надежде предаваться.
Ниспослана надежда злополучным,
Счастливому страшиться надлежит, —
Весы судьбы в движенье беспрерывном.
Валленштейн(усмехаясь)
Я прежних лет Гордона узнаю.
Что в мире все изменчиво – я знаю,
С нас духи злые взыскивают дань.
Язычники времен старинных это
Уж знали: подвергались добровольно
Они беде, чтоб укротить враждебность
Богов ревнивых, и людская кровь
Лилася в жертву грозному Тифону.
(После паузы, серьезно и тише.)
Ему и я пожертвовал. Погиб
Мой лучший друг, и по моей вине.
Меня успех не может никакой
Так радовать, как эта огорчила
Меня потеря. Стихла зависть рока!
Берет он жизнь за жизнь: сражен безвинный
Любимец мой тем громовым ударом,
Который пасть был должен на меня.
Явление пятое
Те же. Сени.
Валленштейн
Не Сени ли идет? Он вне себя!
Что привело тебя сюда так поздно,
Баптист?
Сени
Страх, герцог, за тебя.
Валленштейн
А что?
Сени
Спасайся, герцог, до рассвета дня
Беги отсюда! Не вверяйся шведам!
Валленштейн
В чем дело?
Сени
Этим шведам не вверяйся!
Валленштейн
Но почему ж?
Сени
Не дожидайся их!
Бедою близкой ложные друзья
Тебе грозят. Ужасны в небе знаки!
Ты сетью гибели уже опутан.
Валленштейн
Баптист, ты бредишь, страх смутил твой разум.
Сени
Нет, не обманут страхом я напрасным,
Сам по аспекту убедись, что должен
Ты бедствия от ложных ждать друзей.
Валленштейн
Они – причина всех моих несчастий.
Мне б раньше это указанье! Ныне
Тут звезды не нужны.
Сени
Пойдем, взгляни!
Своим глазам поверь. Ужасный знак
Стоит в жилище жизни. Недруг близкий,
Изменник злой таится за лучами
Твоей звезды. Остерегись, о герцог,
Язычникам не доверяйся этим,
Противникам священной церкви нашей!
Валленштейн(улыбаясь)
Так вот причина опасений? Да,
Союз со шведами тебе, я помню,
Всегда противен был. Ложись, баптист!
Не страшны мне такие знаки.
Гордон(сильно потрясенный этим разговором, обращается к Валленштейну)
Герцог!
Мне разреши сказать. Из уст простых
Полезное услышать можно слово.
Валленштейн
Скажи!
Гордон
Что, если он недаром полон страха?
Что, если провидение чудесно
Его словами хочет вас спасти?
Валленштейн
Вы оба говорите как в бреду.
Какой беды могу я ждать от шведов?
Союз со мной им выгоден, им нужен.
Гордон
Но если именно прибытье шведов, —
Как раз оно должно ускорить гибель,
Которая вам угрожает…
(Падает перед ним на колени.)
Герцог,
Еще не поздно!
Сени(опускается на колени)
О! Внемли ему!
Валленштейн
Не поздно! Что не поздно? Встаньте! Встаньте!
Приказываю вам.
Гордон(встает)
Рейнграф не прибыл.
Велите в крепость не впускать его.
Пусть нас он осаждает. С целым войском
Погибнет он под этими стенами
Скорей, чем нашу храбрость утомит.
Узнает он на опыте, что значит
Людей бесстрашных горсть с вождем-героем,
Который подвигом загладить хочет
Проступок свой. Смягчится император,
Он склонен к милосердию, и Фридланд,
С раскаяньем вернувшися к нему, —
Поставлен выше будет им, чем прежде,
До своего паденья, он стоял.
Валленштейн(с удивлением молча смотрит на него некоторое время, проявляя сильное внутреннее волнение)
Гордон, вас далеко заводит рвенье.
Я это другу юности прощаю.
Кровь пролилась, Гордон! – Нет, император
Меня простить не может. Если б мог —
Я не могу принять его прощенья.
Когда бы знал я наперед, что друга
Я лучшего лишусь, и мне бы сердце
Так говорило, как теперь, быть может,
Одумался бы я, быть может… Нет!
Что мне теперь щадить?… Серьезно слишком
Все началось, чтоб кончиться ничем.
Пусть совершится все!
(Подойдя к окну.)
Глухая ночь, и в замке все утихло.
(Камердинеру.)
Свети.
Камердинер, который тем временем тихо вошел и с видимым участием стоял в отдалении, подходит и, сильно встревоженный, бросается к ногам герцога.
И ты? Да, знаю почему
Тебе желанен мир мой с государем.
Бедняга! У него клочок земли
В Каринтии; боится он теперь,
Что у него имение отнимут
За то, что он остался верен мне.
Ужель так беден я, чтобы слуге
Вознаградить не мог потерю? Что же?
Не принуждаю никого. Коль мыслишь,
Что я покинут счастьем, брось меня.
В последний раз меня раздень сегодня,
А завтра к государю перейди.
Прощай, Гордон!
Я думаю, что долго буду спать,
Все эти дни тревог мне было много,
Так слишком рано не будить меня!
(Уходит.)
Камердинер светит. Сени идет вслед. Гордон продолжает стоять в темноте, провожая глазами герцога, покуда тот не исчезает в конце галлереи; тогда он жестами выражает свою боль и скорбно прислоняется к одной из колонн.
Явление шестое
Гордон. Бутлер (сначала за сценой).
Бутлер
Останьтесь здесь, пока не дам я знака.
Гордон(содрогаясь)
Вот он. Привел убийц!
Бутлер
Темно в покоях.
Все погрузилось в сон.
Гордон
Что делать мне?
Спасти ли мне его? Позвать ли стражу?
Бутлер(показывается в глубине)
Мерцает в галлерее свет. Она
Ведет к нему в опочивальню.
Гордон
Этим
Я не нарушу ли моей присяги?
И если он уйдет теперь к врагам,
Усиливая их, не я ль виновен
В последствиях ужасных буду?
Бутлер(приближаясь)
Тс!
Кто говорит здесь?
Гордон
Лучше провиденью
Все предоставить. Мне ль такое дело
Брать на себя? Не я его убийца,
Коль он погибнет. Но его спасенья
Виновник был бы я, – на мне б лежала
Тяжелая ответственность за все.
Бутлер(приближаясь)
Знаком мне голос…
Гордон
Бутлер!
Бутлер
Вы, Гордон!
Зачем вы здесь? Так долго оставались
Вы с герцогом?
Гордон
У вас рука в повязке?
Бутлер
Я ранен. Илло бешено сражался, —
Его осилить долго не могли…
Гордон(содрогаясь)
Они убиты?
Бутлер
Да. В постели герцог?
Гордон
О Бутлер!
Бутлер(настойчиво)
Отвечайте! Смерть их скоро
Известна станет.
Гордон
Он не должен пасть,
Не вам его сражать. Десницу вашу
Отвергло небо. Ранена она.
Бутлер
Моей руки не нужно.
Гордон
Умертвили
Виновных вы, свершилось правосудье!
Довольствуйтесь их гибелью.
Камердинер проходит по галлерее и, приложив палец к губам, призывает к молчанию.
Он спит!
О, сна священного не убивайте!
Бутлер
Нет, пусть умрет проснувшись.
(Хочет идти.)
Гордон
Ах, еще он занят
Житейскими делами, перед Богом
Он не готов предстать.
Бутлер
Бог милосерд!
(Хочет идти.)
Гордон(удерживает его)
Оставьте ночь ему.
Бутлер
Через минуту
Открыться может все.
(Хочет идти.)
Гордон(удерживает его)
Лишь час один!
Бутлер
Пустите! Что ему поможет час?
Гордон
О, время – чудотворный бог! Успеет
В час пронестись песчинок много тысяч;
Быстрее их ума людского мысли
Проносятся. Повремените час!
В его душе проснуться могут, в вашей
Другие чувства. Может весть приспеть,
Спасительно вдруг сбыться что-нибудь
Невероятное. О! Что не может
Свершиться в час?
Бутлер
Напомнили вы мне,
Как дороги мгновения.
(Топает ногой.)
Явление седьмое
Те же. Входят Макдональд и Деверу с алебардщиками. Потом камердинер.
Гордон(бросаясь между Бутлером и ими)
Нет, изверг!
Через мой труп перешагни сперва.
Участником злодейства я не буду.
Бутлер(отталкивая его)
Ты не в уме, старик!
Вдали слышен звук труб.
Макдональд и Деверу
Звук шведских труб!
Рейнграф стоит под Эгером! Скорее!
Гордон
Творец!
Бутлер
На ваше место, комендант!
Гордон устремляется вон.
Камердинер (входит поспешно)
Тс… Не шуметь здесь: герцог почивает.
Деверу(громовым голосом)
Пора шуметь!
Камердинер(кричит)
Убийцы! Помогите!
Бутлер
Коли!
Камердинер(которого пронзил Деверу, падает у входа в галерею)
О Господи!
Бутлер
Ломайте двери!
Они, перешагнув через труп, направляются в галерею. Слышно, как в отдалении одна за другой рушатся две двери. Глухие голоса, стук оружия, затем внезапно глубокая тишина.
Явление восьмое
Графиня(со свечой)
Не нахожу ее нигде, и спальня
Ее пуста. И Нейбруин также скрылась.
Ужель она бежала? Но куда же?
Вслед надо поспешить, велеть повсюду
Отыскивать ее. Какая весть
Для герцога! Хоть бы мой муж скорее
Вернулся с ужина. Быть может, герцог
Еще не спит. Здесь были голоса.
Пойду к нему, послушаю у двери.
Чу! Кто-то вверх по лестнице бежит.
Явление девятое
Графиня. Гордон. Затем Бутлер.
Гордон(вбегает, едва переводя дыхание)
Ошибка это?… Бутлер! То не шведы.
Не надо дальше вам… О Боже! Где он?
(Заметив графиню.)
Скажите мне, графиня…
Графиня
Вы только что из замка? Где мой муж?
Гордон(с ужасом)
Ваш муж? – Не спрашивайте. Возвратитесь
К себе…
(Хочет идти.)
Графиня(удерживает его)
Сначала знать хочу…
Гордон(вне себя)
Зависит
От этого мгновенья участь мира!
Идите же! Пока мы говорим…
О Боже всемогущий!
(Громко кричит.)
Бутлер! Бутлер!
Графиня
Ведь в замке с мужем он моим.
Бутлер выходит из галереи.
Гордон(увидев его)
Ошибка, —
Не шведы это – в крепость ворвались
Имперские войска. Меня послал
Граф Пикколомини, – он сам здесь будет
Сейчас, – что дальше, вам не надо…
Бутлер
Поздно!
Гордон(пошатнувшись, прислоняется к стене)
О Боже милосердный!
Графиня
Поздно? Что?
Кто будет здесь сейчас? Ворвался в Эгер
Октавио? Предательство! Измена!
Где герцог?
(Бежит ко входу в галерею.)
Явление десятое
Те же. Сени. Потом бургомистр. Паж. Фрейлина.
Слуги в страхе пробегают по сцене.
Сени(охваченный ужасом, появляется из галереи)
Кровавое злодейство!
Графиня
Что случилось, Сени?
Паж(входит)
О зрелище плачевное!
Слуги с факелами.
Графиня
Я умоляю,
Скажите, ради Бога: что такое?
Сени
И вы не знаете? Лежит там герцог
Зарезанный. Ваш муж заколот в замке.
Графиня застывает на месте.
Фрейлина(вбегает)
На помощь к герцогине!
Бургомистр(входит испуганный)
Что за вопли
Всех пробуждают в доме?
Гордон
Проклят дом ваш
Навек! Зарезан в вашем доме герцог!
Бургомистр
Помилуй Бог!
(Бросается вон.)
Первый слуга
Нас всех убьют. Бегите!
Второй слуга(несущий серебряную посуду)
Сюда! Внизу уже не пропускают.
За сценой кричат: «Дорогу генералу! Расступитесь!»
При этих словах графиня выходит из оцепенения и быстро удаляется.
За сценой: «Займите вход. Народа не впускать!»
Явление одиннадцатое
Те же, кроме графини. Октавио Пикколомини входит со свитой. Деверу и Макдональд в то же время выходят из галереи с алебардщиками. В глубине сцены проносят тело Валленштейна, покрытое красным ковром.
Октавио(быстро входя)
Не может быть! Я не поверю. Бутлер!
Гордон! Немыслимо! Скажите: нет!
Гордон, не отвечая, указывает рукой назад. Октавио оглядывается и стоит, пораженный ужасом.
Деверу(Бутлеру)
Вот орденская цепь и шпага князя.
Макдональд
Вам будет ли угодно приказать…
Бутлер(указывая на Октавио)
Вот кто теперь приказывает здесь.
Деверу и Макдональд почтительно отступают назад; все молча расходятся, и на сцене остаются только Октавио, Бутлер и Гордон.
Октавио(обращаясь к Бутлеру)
Того ли ждал от вас я, уезжая?
О боже правый! Поднимаю руку
Я к небу твоему – я не причастен
К чудовищному этому злодейству!
Бутлер
Чиста рука могла остаться ваша,
Моею действовали вы.
Октавио
Безбожник!
И ты дерзнул веленье государя
Во зло употребить, свершить убийство
Во имя господина твоего?
Бутлер(невозмутимо)
Я императора приказ исполнил.
Октавио
Владык проклятье тот, кто их словам
Жизнь сообщает грозную, кто тотчас
К их мимолетной мысли прикрепляет
Неисправимое деянье! Быстро
Так следовало ль выполнять веленье?
Ужель ты милосердному не мог
Дать времени на милосердье? Время —
Наш добрый гений. Суд свершать мгновенно
Лишь Богу подобает одному.
Бутлер
За что вы упрекаете меня?
Я сделал дело доброе, избавил
Империю от грозного врага
И жду награды. Меж моим поступком
И вашим разница лишь в том, что вы
Стрелу острили, я ж ее спустил.
Посеяв кровь, вы в ужасе, что жатва
Кровавая взошла. Я знал всегда,
Что делаю, и не могу смущаться
Последствием. Намерены ль мне дать
Вы поручение? Я еду в Вену
К подножью трона меч окровавленный
Мой положить и похвалу услышать,
Которой справедливый судия
Усердие вознаградить обязан!
(Уходит.)
Явление двенадцатое
Те же, кроме Бутлера. Графиня Терцки выходит бледная, с искаженным лицом. Она говорит слабым голосом, медленно и бесстрастно.
Октавио(ей навстречу)
О горе нам, графиня, что дошло
До этого! Вот плод неправых дел!
Графиня
Плоды деяний ваших это. Герцог
Убит, мой муж убит, сестра моя
У края гроба, дочь ее исчезла.
Дом пышности и славы опустел,
И ужасом охваченная челядь
Бежит из всех дверей. Я в нем осталась
Последняя, я заперла его
И принесла ключи.
Октавио(горестно)
Увы! Графиня,
Дом опустел и мой…
Графиня
Кому погибнуть
Еще назначено? Кому еще
Грозит преследованье? Герцог умер,
Месть императора насыщена.
О, пощадите старых слуг и не вменяйте
Им в грех привязанность и верность их.
Постигла гибель брата слишком быстро,
Об их судьбе он не успел подумать…
Октавио
Не будет мести никакой, графиня,
Искуплена тяжелая вина
Тяжелым наказаньем. Император
Не враг вам больше. Перейдут на дочь
Отца заслуги только все и слава.
Сочувствия полна императрица
К несчастью вашему; как мать, объятья
Она вам раскрывает. Бросив страх,
Предайтесь милосердью государя.
Графиня(взглянув на небо)
Я предаюсь властителю, который
Его сильнее. – Где успокоенье
Найдет прах герцога? В монастыре,
Что был им в Гитчине самим основан,
Покоится графиня Валленштейн;
И близ нее, начало положившей
Его удаче, благодарный он
Последним сном своим желал почить.
Похороните там его? О том же
Прошу для праха мужа моего.
Теперь всех наших замков и поместий
Владетель – император; пусть могилу
Он нам лишь даст среди родных могил.
Октавио
Графиня! Вы бледнеете – о Боже!
Как ваши речи должен я понять?
Графиня(собрав последние силы, говорит с живостью и благородством)
Не думаете вы, чтоб дома своего
Я гибель пережить была способна.
Достойными себя мы мнили руку
К короне королевской протянуть…
Иное рок судил, но все ж по-королевски
Мы думаем… и доблестную смерть
Предпочитаем мы бесславной жизни.
Яд…
Октавио
Боже мой! Спасите!
Графиня
Поздно. Совершится
Моя судьба чрез несколько мгновений.
(Уходит.)
Гордон
О дом убийств и ужаса!
Гонец входит с письмом.
Гордон(идет ему навстречу)
Откуда?
Посланье с императорской печатью!
(Прочитав надпись, он передает Октавио письмо со взором, полным упрека.)
Вам, князю Пикколомини.
Октавио, в трепете, горестно поднимает глаза к небу.
Занавес.
Орлеанская дева
Действующие лица:
Карл Седьмой, король французский.
Королева Изабелла, или Изабо, его мать.
Агнеса Сорель.
Филипп Добрый, герцог Бургундский.
Граф Дюнуа.
Ла Гир.
Дю Шатель.
Архиепископ Реймский.
Шатильон, бургундский рыцарь.
Рауль, лотарингский рыцарь.
Тальбот, главный вождь англичан.
Лионель, Фастольф, английские вожди.
Монгомери, валлиец.
Французские, бургундские, английские рыцари.
Чиновники орлеанские.
Английский герольд.
Тибо д'Арк, земледелец.
Алина, Луиза, Иоанна – его дочери.
Этьен, Арман, Раймонд – их женихи.
Бертранд, поселянин.
Черный рыцарь.
Угольщик.
Его жена.
Пажи. – Солдаты. – Народ. – Придворные. – Епископы. – Маршалы. – Чиновники. – Дамы, дети и пр.
Действие происходит в 1430 году.

Пролог
Сельское место; впереди на правой стороне часовня и в ней образ Богоматери; на левой стороне высокий ветвистый дуб.
Явление первое
Тибо д'Арк, Этьен, Арман, Раймонд, Алина, Луиза, Иоанна.
Тибо.
Так, добрые соседи, нынче мы
Еще французы, граждане, свободно
Святой землей отцов своих владеем;
А завтра… как узнать? чьи мы? что наше?
Во всех местах пришелец торжествует;
Везде врагов знамена; их конями
Истоптаны отеческие нивы;
Париж врата их войскам отворил,
И древняя корона Дагоберта
Досталася в добычу иноземцу;
Внук королей без трона, без приюта,
Скитается в своей земле, как странник;
Знатнейший пэр, ближайший из родных
Против него с врагами в заговоре;
Родная мать ему готовит гибель;
Деревни, города пылают; тихо
Еще у нас в долинах… но дойдет,
Дойдет и к нам гроза опустошенья.
Итак, друзья, пока еще есть воля,
Я дочерей хочу пристроить с Богом.
Для женщины против времен опасных
Необходим заботливый защитник;
А с кем любовь, тому в бедах легко.
Этьен, тебе понравилась Алина;
У нас поля соседственно граничат,
Сердца же заодно… такой союз
Угоден Богу. Ты, Арман, ни слова;
А ты глаза, Луиза, опустила…
Друзья, друзья, вы встретились сердцами —
Не мне вас разлучать. К чему богатство?
Кто в наши дни богат? Теперь все наше
До первого врага или пожара;
Теперь один спасительный приют:
Грудь верная испытанного мужа.
Луиза.
Арман!
Арман (подавая ей руку).
Твой навсегда.
Луиза.
А ты, сестра?
Тибо.
На каждую дам тридцать десятин,
И огород, и двор, и стадо – Бог
Благословил меня, благословит
И вас.
Алина.
Утешь отца, сестра Иоанна,
Пусть в этот день устроится три счастья.
Тибо.
Подите; завтра мы сыграем свадьбу
И пир на всю деревню; приготовьте,
Что надобно.
Алина, Луиза, Арман и Этьен уходят.
Явление второе
Тибо.
Твои, Жаннета, сестры
Выходят замуж; их судьба счастлива;
При старости они мое веселье;
Одна лишь ты мне горе и печаль.
Раймонд.
Сосед, на что Жаннету огорчать?
Тибо (указывая на Раймонда).
Вот юноша прекрасный, честный; с ним
Никто у нас в деревне не сравнится;
Тебе он отдал душу; три весны,
Как он, задумчивый, с желаньем тихим,
С безропотным, покорным постоянством
Вздыхает по тебе; а ты молчишь,
Ты холодно сама в себе таишься;
И ни один из наших поселян
Улыбкою твоею не утешен.
Смотрю: ты в полноте прекрасной жизни;
Пора надежд, весна твоя пришла;
Цветешь… но я напрасно ожидаю,
Чтобы любовь в душе твоей созрела,
Прискорбно это мне. Боюсь, но вижу,
Что над тобой ошиблася природа;
Я не люблю души холодной, черствой,
Бесчувственной в поре прекрасной чувства.
Раймонд.
Не принуждай ее, мой честный Арк.
Любовь, моей Иоанны есть прекрасный
Небесный плод; прекрасное свободно;
Оно медлительно и тайно зреет.
Теперь ее веселье жить в горах;
К нам в хижины, жилища суеты,
С вершины их она сходить боится.
Нередко я с благоговеньем тихим
Из дола вслед за ней смотрю, когда
Она одна в величии над стадом
Стоит и взор склоняет в размышленье
На мелкие обители земные.
Я вижу в ней тогда знаменованье
Чего-то высшего, и часто мнится,
Что из других времен пришла она.
Тибо.
А это мне противно! Для чего
Чуждаться ей сестер своих веселых?
Всегда встает до ранних петухов,
Чтобы бродить по высотам пустынным;
И в страшный час – в который человек
Доверчивей теснится к человеку —
Украдкою, как птица, друг развалин,
В туманное жилище привидений,
В ночную тьму бежит, чтоб горный ветер
Подслушивать на темном перекрестке.
Зачем она всегда на этом месте?
Зачем сюда гонять ей стадо? Часто
Видал я, как она час целый в думе
Под этим деревом друидов, где
Боится быть счастливое созданье,
Сидит недвижима… а здесь не пусто;
Здесь водится недобрый с давних лет;
У стариков ужасные преданья
Сохранены об этом старом дубе;
И часто шум каких-то голосов
Нам слышится в его печальных ветвях.
Однажды мне случилось запоздать,
Меня вела дорога мимо дуба,
И вдруг мне видится: под ним сидит
Туманное, а что?.. не знаю! Тихо
Иссохшею рукой приподняло
Широкую одежду и меня
Как будто бы манило… Сотворив
Молитву, я бежал скорее прочь.
Раймонд (указывая на образ в часовне).
Не верю я; не козни сатаны,
А чудотворный лик Пречистой Девы
Ее всегда приводит в это место.
Тибо.
Нет, нет! И сны и страшные виденья
Меня, мой друг, тревожат не напрасно:
Три ночи я все вижу, будто в Реймсе
Она сидит на королевском троне;
Семь ярких звезд венцом на голове;
В ее руке какой-то чудный скипетр,
И из него три белые лилеи,
И я – ее отец – и обе сестры,
И герцоги, и графы, и прелаты,
И сам король пред нею на коленях!..
Моей ли хижине такая слава?
Нет, это не к добру; то знак паденья;
Иносказательно мне этот сон
Ее души изобразил надменность;
Убожества она стыдится; Бог
Ей даровал богатство красоты,
Ее щедрей всех наших поселянок
Благословил чудесными дарами…
И гордость грешная зашла к ней в душу;
А гордостью и ангелы погибли,
И ею враг в свои нас ловит сети.
Раймонд.
Но кто ж скромней, кто непорочней в нравах
Твоей смиренной Иоанны? Старшим
Сестрам она с веселым сердцем служит;
В селе у нас она всех выше… правда!
Но где найдешь работницу прилежней?
Бывал ли ей и низкий труд противен?
Ты видишь, под ее рукой чудесно
Твои стада и жатвы процветают;
На все, к чему она коснется, сходит
Непостижимое благословенье.
Тибо.
Непостижимое… так, правда! Ужас
Объемлет при таком благословенье.
Ни слова; я молчу, молчать мне должно…
Мне ль вызывать на суд свое дитя?
Могу лишь остеречь; могу молиться;
Но остеречь мой долг… Оставь сей дуб;
Не будь одна; не рой кореньев в полночь;
Не составляй из сока их питья
И не черти в песке волшебных знаков.
Нам в области духов легко проникнуть;
Нас ждут они и молча стерегут
И, тихо внемля, в бурях вылетают.
Не будь одна: в пустыне искуситель
Перед самим создателем явился.
Явление третье
Бертранд входит с шлемом в руках.
Раймонд.
Молчи, идет Бертранд; он возвратился
Из города. Но что несет он?
Бертранд.
Вы
Дивитесь, что с таким добром я к вам
Являюсь?
Тибо.
Подлинно; откуда взял
Ты этот шлем? На что знак бед и смерти
Принес ты к нам в жилище тишины?
Иоанна, которая до сих пор не принимала никакого участия в том, что вокруг нее происходило, становится внимательнее и подходит ближе.
Бертранд.
И сам едва могу я объяснить,
Как мне достался он. Я покупал
Железные изделья в Вокулёре;
На площади толпилась тьма народа —
Вкруг беглецов, лишь только прибежавших
С недоброю из Орлеана вестью;
Весь город был в волненье; сквозь толпу
С усилием я продирался… вдруг
Цыганка смуглая со мной столкнулась;
В руках у ней был этот шлем; она,
Пронзительно в глаза мне посмотрев,
Сказала: «Ты, я знаю, ищешь шлема;
Вот шлем, недорогой, возьми». – «На что?» —
Я отвечал ей. – «К латникам пойди;
Я земледелец, мне нет нужды в шлеме».
Но я никак не мог отговориться.
«Возьми, возьми! – она одно твердила. —
Теперь для головы стальная кровля
Приютнее всех каменных палат».
И так из улицы одной в другую
Она за мной гналася с этим шлемом.
Я посмотрел: он был красив и светел;
Был рыцарской достоин головы;
Я взял его, чтоб ближе разглядеть;
Но между тем, как я стоял в сомненье,
Она из глаз моих, как сон, пропала:
Ее толпой народа унесло…
И этот шлем в моих руках остался.
Иоанна (ухватясь за него поспешно).
Отдай мне шлем.
Бертранд.
На что? Такой наряд
Не девичьей назначен голове.
Иоанна (вырывая шлем).
Отдай, он мой и мне принадлежит.
Тибо.
Иоанна, что с тобой?
Раймонд.
Оставь ее;
В ней мужеством наполнена душа,
И ей убор воинственный приличен.
Ты помнишь сам, как прошлого весной
Она в горах здесь волка одолела,
Ужасного для стад и пастухов.
Одна, одна, душою львица, дева
Чудовище сразила и ягненка
Исторгнула из челюстей кровавых.
Чью б голову сей шлем ни украшал,
Но ей приличней он.
Тибо.
Бертранд, какая
Беда еще случилась? Что сказали
Бежавшие из Орлеана?
Бертранд.
Боже,
Помилуй короля и наш народ!
Мы в двух больших сражениях разбиты;
Враги в средине Франции; все взято
До самых берегов Луары; войска
Со всех сторон сошлись под Орлеан,
И страшная осада началася.
Тибо.
Как! Север весь уже опустошен,
А хищникам все мало; к югу мчатся
С войной…
Бертранд.
Бесчисленный снаряд осадный
Со всех сторон придвинут к Орлеану.
Как летом пчел волнующийся рой,
Слетайся, жужжит кругом улья,
Как саранча, на нивы темной тучей
Обрушившись, кипит необозримо,
Так Орлеан бесчисленно народы
Осыпали, в одно столпившись войско;
От множества племен разноязычных
Наполнен стан глухим, невнятным шумом;
И всех своих землевластитель герцог
Бургундский в строй с пришельцами поставил:
Из Лидтиха, из Генего, из Гента,
Богатого и бархатом и шелком,
Из мирного Брабанта, из Намура,
Из городов Зеландии приморских,
Блистающих опрятностью веселой,
От пажитей голландских, от Утрехта,
От северных Фризландии пределов,
Под знамена могущего Бургунда
Сошлись полки разрушить Орлеан.
Тибо.
О горестный, погибельный раздор;
На Францию оружие французов!
Бертранд.
И, бронею покрывшись, Изабелла,
Мать короля, князей баварских племя,
Примчалась в стан врагов и разжигает
Их хитрыми словами на погибель
Того, кто жизнь приял у ней под сердцем.
Тибо.
Срази ее проклятием, Господь!
Богоотступница, погибнешь ты,
Как некогда Иезавель погибла.
Бертранд.
Заботливо осадой управляет
Рушитель стен, ужасный Салисбури;
С ним Лионель, боец с душой звериной;
И вождь Тальбот, один судьбу сражений
Свершающий убийственным мечом;
Они клялись, в отваге дерзновенной,
Всех наших дев предать на посрамленье;
Сразить мечом, кто встретится с мечом.
Придвинуты к стенам четыре башни,
И, городом владычествуя грозно,
С их высоты убийства жадным оком,
Невидимый, считает Салисбури,
На улицах поспешных пешеходов.
Уж много бомб упало в город; церкви
В развалинах, и сам великолепный
Храм Богоматери грозит паденьем.
Бесчисленны подкопы под стенами;
Весь Орлеан стоит теперь над бездной
И робко ждет, что вдруг под ним она,
Гремящая, разверзнется и вспыхнет.
Иоанна слушает с великим, беспрестанно усиливающимся вниманием и, наконец, надевает на голову шлем.
Тибо.
Но где Сангграль? Что сделалось с Ла Гирам?
Где Дюнуа, отечества надежда?
С победою вперед стремится враг, —
А мы об них не знаем и не слышим.
И что король? Ужель он равнодушен
К потере городов, к бедам народа?
Бертранд.
Король теперь с двором своим в Шиноне;
Людей взять негде, все полки разбиты.
Что смелый вождь? Что рыцарей отважность,
Когда нет сил, когда все войско в страхе?
Нас Бог казнит; ниспосланный им ужас
К бесстрашнейшим запал глубоко в душу;
Все скрылося; все вызовы напрасны;
Как робкие бегут к заградам овцы,
Послышавши ужасный волчий вой,
Так, древней чести изменив, французы
Спешат искать защиты в крепких замках.
Едва один нашелся храбрый рыцарь:
Он слабый полк собрал и к королю
С шестнадцатью знаменами идет.
Иоанна (поспешно).
Кто этот рыцарь?
Бертранд.
Бодрикур; но трудно
От поисков врага ему укрыться:
Две армии преследуют его.
Иоанна.
Но где же он? Скажи скорей, что слышно?
Бертранд.
На переход один от Вокулёра
Стоит он лагерем.
Тибо.
Молчи, Иоанна,
Ты говоришь о том, чего не смыслишь.
Бертранд.
Уверившись, что враг неодолим,
И помощи от короля не чая, —
Чтобы спастись от ига иноземцев
И сохранить себя законной власти, —
Решилися граждане Вокулёра
Могущему Бургунду покориться,
Но с тем, чтоб он их принял договор:
Чтоб возвратил нас древнему престолу,
Как скоро мир опять меж ними будет.
Иоанна (вдохновенно).
С кем договор? Ни слова о покорстве!
Спаситель жив; грядет, грядет он в силе!..
Могущий враг падет под Орлеаном:
Исполнилось! Для жатвы он созрел!..
Своим серпом вооружилась дева,
Пожнет она кичливые надежды;
Сорвет с небес продерзостную славу,
Взнесенную безумцами к звездам…
Не трепетать! Вперед! Не пожелтеет
Еще на ниве клас и круг луны
На небесах еще не совершится —
А ни один уже британский конь
Не будет пить из чистых вод Луары.
Бертранд.
Ах! В наши дни чудес уж не бывает.
Иоанна.
Есть чудеса!.. Взовьется голубица
И налетит с отважностью орла
На ястребов, терзающих отчизну;
И низразит она сего Бургунда,
Цареотступника, сего Тальбота,
Сторукого громителя небес,
С ругателем святыни Салисбури;
И побегут толпы островитян,
Затрепетав, как агнцы, перед нею…
Господь с ней будет! Бог всесильный брани
Пошлет свое дрожащее созданье;
Творец земли себя в смиренной деве
Явит земле… зане он всемогущий!
Тибо.
Какой в ней дух пророчит?
Раймонд.
Этот шлем
Воинственно воспламенил в ней душу:
Взгляните на нее: глаза, как звезды,
И все лицо ее преобразилось.
Иоанна.
Как! Древнему престолу пасть? Стране,
Избранной славою, под вечным солнцем
Прекраснейшей, счастливому Эдему,
Стране, творцу любезной, как зеница
Его очей, рабою быть пришельца?..
Здесь рухнула неверных сила; здесь
Был первый крест, спасенья знак, воздвигнут;
Здесь прах лежит святого Людовика;
Ерусалим отсюда завоеван…
Бертранд.
Вы слышите?.. Откуда вдруг открылся
Такой ей свет?.. О, дочерью чудесной,
Сосед, тебя Господь благословил.
Иоанна.
Нам не иметь властителей законных,
Воспитанных единым с нами небом?
Для нас король наш должен умереть,
Неумирающий; защитник плуга,
Хранитель стад, плодотворитель нив,
Невольникам дарующий свободу,
Скликающий пред трон свой наши грады,
Покров бессилия, гроза злодейства,
Без зависти возвышенный над миром,
И человек и ангел утешенья
На вражеской земле?.. Престол законных
Властителей и в пышности своей
Для слабого приют; при нем на страже
И власть и милость; стать пред ним боится
Виновный; пред него с надеждой правый
Идет в лицо судьи смотреть без страха…
Но царь-пришлец, чужой страны питомец,
Пред кем отцов священный прах не скрыт
У нас в земле, земли не взлюбит нашей.
Кто нашим юношам товарищ не был,
Кому язык наш в душу не бежит,
Тот будет ли для нас отец в короне?
Тибо.
Да защитит всевышний короля
И Францию! Нам, мирным поселянам,
Меч незнаком; нам бранного коня
Не укротить; мы будем ждать смиренно,
Кого нам даст владыкою победа!
Сражения успех есть божий суд.
Король наш тот, кто был миропомазан
В священном Реймсе, кто приял державу
Над древними гробами Сен-Дени…
Друзья, пора к работе; помни каждый
Ближайший долг свой; пусть князья земные
Земную власть по жеребью берут!
А нам смотреть в тиши на разрушенье:
Покорной нам земли оно не тронет;
Пускай пожжет селенья наши пламень,
Пускай кони притопчут наши нивы —
С младой весной взойдет младая жатва,
А низкие легко восстанут кровли.
Все, кроме Иоанны, уходят.
Явление четвертое
Иоанна (долго стоит в задумчивости).
Простите вы, холмы, поля родные;
Приютно-мирный, ясный дол, прости;
С Иоанной вам уж боле не видаться,
Навек она вам говорит: прости!
Друзья-луга, древа, мои питомцы,
Вам без меня и цвесть и доцветать;
Ты, сладостный долины голос, эхо,
Так часто здесь игравшее со мной,
Прохладный грот, поток мой быстротечный,
Иду от вас и не приду к вам вечно.
Места, где все бывало мне усладой,
Отныне вы со мной разлучены;
Мои стада, не буду вам оградой…
Без пастыря бродить вы суждены;
Досталось мне пасти иное стадо
На пажитях кровавыя войны.
Так вышнее назначило избранье;
Меня стремит не суетных желанье.
Кто некогда, гремя и пламенея,
В горящий куст к пророку нисходил,
Кто на царя воздвигнул Моисея,
Кто отрока Давида укрепил —
И с сильным в бой стал пастырь не бледнея, —
Кто пастырям всегда благоволил,
Тот здесь вещал ко мне из сени древа:
«Иди о мне свидетельствовать, дева!
Надеть должна ты даты боевые,
В железо трудь младую заковать;
Страшись надежд, не знай любви земныя,
Венчальных свеч тебе, не зажигать;
Не быть тебе душой семьи родныя;
Цветущего младенца не ласкать…
Но в битвах я главу твою прославлю;
Всех выше дев земных тебя поставлю.
Когда начнет бледнеть и смелый в брани,
И роковой пробьет отчизне час —
Возьмешь мою ты орифламму в длани
И мощь врагов сорвешь, как жница клас;
Поставишь их надменной власти грани,
Преобратишь во плач победный глас,
Дашь ратным честь, дашь блеск и силу трону,
И Карла в Реймс введешь принять корону».
Мне обещал небесный извещенье;
Исполнилось… и шлем сей послан им.
Как бранный Огнь – его прикосновенье,
С ним мужество, как божий херувим…
В кипящий бой несет души стремленье;
Как буря, пыл ее неукротим…
Се битвы клич! Полки с полками стали!
Взвились кони, и трубы зазвучали!
(Уходит.)
Действие первое
Явление первое
Ставка короля Карла в Шиноне.
Дюнуа. Дю Шатель.
Дюнуа.
Нет! Доле не стерплю; пора покинуть
Нам короля, который сам бесславно
Себя покинул. Кровь бунтует в жилах,
И душу всю я выплакать готов,
Смотря на бедную отчизну… Боже!
Разбойники мечами города,
Старинные жилища чести, делят
И выдают их ржавые ключи
С покорностью врагу… а мы, мы здесь
В бездействии покоя расточаем
Священные спасения часы.
Лишь весть пришла, что Орлеан в осаде, —
Спешу свою Нормандию покинуть,
Лечу сюда в надежде, что король,
Готовый в бой, попки уж вывел в поле…
Но что ж? Он окружен толпой шутов;
В кругу своих беспечных трубадуров
Заботится разгадывать загадки
И лишь пиры дает своей Агнесе.
Как будто все спокойно!.. Коннетабль,
Терпенье потеряв, уже решился
Расстаться с ним… и я, и я расстанусь;
Пора судьбе на власть его предать.
Дю Шатель.
Но вот и он.

Явление второе
Те же и король Карл.
Король.
Друзья, скажу вам новость:
Наш коннетабль прислал мне меч свой; он…
Он просится в отставку… в добрый час!
Брюзгливей, мне уж сделался несносен;
Все не по нем; лишь он один все знает.
Дюнуа.
Ах! Твердый муж бесценен в наше время!
Расстаться с ним мне было б тяжело.
Король.
Друг Дюнуа привык противоречить…
Но сам же ты всегда с ним был в раздоре.
Дюнуа.
Я признаюсь: он горд, досаден, скучен;
Век ничего он кончить не умел…
Но в пору он узнал сие искусство:
Он прочь идет, когда остаться – стыд.
Король.
Я вижу, ты в своем веселом нраве:
Смущать его не стану… Дю Шатель,
Король Рене прислал ко мне послов…
Они певцы, их имя знаменито;
Их угостить хочу великолепно,
И каждому по цепи золотой…
(К Дюнуа.)
К чему твой смех?
Дюнуа.
Ты цепи золотые
Куешь словами.
Дю Шатель.
Казна уж вся давно истощена,
И денег нет…
Король.
Найди; певец высокий
Без почести отселе не пойдет;
Для нас при нем наш мертвый жезл цветет;
Он жизни ветвь бессмертно-молодую
Вплетает в наш безжизненный венец;
Властителю совластвует певец:
Переселясь в обитель неземную,
Из легких снов себе он зиждет трон;
Пусть об руку идет с монархом он:
Они живут на высотах созданья.
Дю Шатель.
О государь, до сих пор я щадил
Твой слух; для нас была еще надежда!
Но все сказать велит необходимость:
Не о дарах нам думать, нет! о том,
Где завтра хлеб найти себе насущный.
Растрачено все золото твое,
И наши все сокровищницы пусты;
С роптаньем ждет условной платы войско,
Грозясь твои покинуть знамена;
Не в силах я твой королевский дом
И скудною рукою содержать.
Король.
Но разве нам уж средства не осталось?
Отдай в залог, что можно заложить.
Дю Шатель.
Все, государь, напрасно: на три года
Доходы все вперед заложены.
Дюнуа.
А срок придет… ни денег, ни залогов!
Король.
Еще у нас земель богатых много.
Дюнуа.
Пока щадит их Бог и меч Тальбота;
Но Орлеан в осаде; сдайся он —
Тогда паси овец с своим Рене.
Король.
Насчет Рене ты любишь ум острить;
Но этот твой безобластный король
Мне в дар прислал сокровище бесценно.
Дюнуа.
Избави Бог! Не право ль на Неаполь?
Несчастный дар! Оно в цене упало
С тех пор, как он пасет своих овец.
Король.
То ясная забава, шутка, праздник,
Который он душе своей готовит:
Средь ужасов существенности мрачной
Он сотворил невинный, чистый мир;
Он царское, великое замыслил:
Призвать назад то время старины,
Те дни любви, когда любовь вздымала
Грудь рыцарей великим и прекрасным,
Когда в суде присутствовали жены,
Суровое смягчая нежным чувством.
В сих временах живет незлобный старец;
И в той красе, какой они пленяют
Нас в дедовских преданьях, в древних песнях —
Как божий град на светлых облаках,
Он мыслит их переселить на землю.
Он учредил верховный суд любви,
Где рыцарей дела судимы будут,
Где чистых жен святое будет царство,
Где чистая любовь для нас воскреснет —
И он меня избрал царем любви.
Дюнуа.
Не столько я еще забыт природой,
Чтоб отвергать владычество любви.
И в областях любви мое наследство;
Я сын ее, она дала мне имя,
Моим отцом был Орлеанский принц —
Он не встречал красавиц непреклонных,
Зато не знал и крепких вражьих замков.
Ты хочешь быть царем любви по праву?
Храбрейшим будь из храбрых. В старых книгах
Случилось мне читать, что неразлучны
Любовь и рыцарская бодрость были;
Не пастухи, слыхал я, а герои
За круглый стол садились в древни годы.
Лишь тот, чья грудь защитой красоте,
Берет ее награду… Место боя
Перед тобой – сразись за трон наследный;
Опасность ждет – стань с рыцарским мечом
За честь венца, за славу жен прекрасных.
Когда ж, сломив врагов, из их когтей
Кровавую корону смело вырвешь —
Тогда твой час, тогда царю прилично
Венцом любви чело свое украсить.
Король (вошедшему пажу).
Что скажешь?
Паж.
Ждут гонцы из Орлеана.
Король.
Впусти.
Паж уходит.
Они пришли просить защиты…
Что отвечать? И сам я беззащитен.
Явление третье
Те же. Орлеанские чиновники.
Король.
Какую весть, граждане Орлеана,
Вы принесли? Что мой надежный город?
Все так же ли с отважным постоянством
Упорную осаду отражает?
Чиновник.
Ах! Государь, мы в крайности; погибель
Час от часу неизбежимей; сбиты
Все внешние твердыни; каждый приступ
Лишает нас и войска и земли;
Уж на стенах защитники редеют;
Всечасно в бой выходит рать; но с боя
Немногие приходят в город; скоро
Постигнет нас беда ужасней – голод.
В такой беде высокий Рошепьер,
Наместник твой, обычаем старинным
С врагом вступил в последний договор:
Чтоб город сдать через двенадцать дней,
Когда к нему не подоспеет войска,
Могущего осаду отразить.
Дюнуа показывает досаду.
Король.
Двенадцать дней! Как мало!
Чиновник.
Неприятель
Нас пропустил, и мы пришли тебя
О помощи спасительной молить.
Будь жалостлив, не медли, государь,
Иль Орлеан для Франции погибнет.
Дюнуа.
Возможно ль?.. Как Сантраль мог согласиться
На гнусный этот договор?
Чиновник.
О нет!
Никто не смел о сдаче и помыслить,
Пака был жив Сантраль великодушный.
Дюнуа.
Его уж нет?
Чиновник.
Сражаясь на стене,
За короля он с честию погиб.
Король.
Сантраль погиб! Ах! В нем одном погибло
Мне войско храбрых.
Входит рыцарь и говорит тихо с Дюнуа, который показывает изумление и негодование.
Что еще случилось?
Дюнуа.
К тебе прислал Дуглас: его шотландцы
Волнуются, грозятся отступить,
Когда не дашь задержанной им платы.
Король (к Дю Шателю).
Ты слышишь?
Дю Шатель (пожимая плечами).
Что могу я?
Король.
Обещай
Продать, что есть; в залог полкоролевства.
Дю Шатель.
Напрасно все: они словам не верят.
Король.
Они мое надежнейшее войско;
Ужель теперь, теперь меня покинут?
Чиновник (на коленях).
О государь, спаси твой Орлеан!
Король (в отчаянии).
Могу ль родить вам войско из земли?
В моей руке созреет ли вам жатва?
Вот грудь моя; мое пусть вырвут сердце;
Пусть выбьют из него монету; жизнью
Готов купить вам золото и войско.
Явление четвертое
Те же и Агнеса с ларчиком в руках.
Король (бежит к ней навстречу).
Агнеса, ты ль? Приди, мой утешитель;
Дай руку мне в ужасный час беды;
Отчаянье в мою теснится душу,
Но ты моя… не все еще погибло.
Агнеса.
О государь!
(Смотря на предстоящих в смятении.)
Что слышу?.. Дюнуа,
Ужели?
Дюнуа.
Правда.
Агнеса.
Как! Такая крайность?
Солдатам платы нет, бунтует войско?
Дю Шатель.
Все правда.
Агнеса (отдавая ларчик).
Вот вам деньги; здесь мои
Алмазы; серебро мое расплавьте
В монету; замки все мои в залог;
В залог мои прованские поместья;
Все в золото, чтоб войско успокоить!
Скорей! Беги, не медли, Дю Шатель.
Король.
Что, Дюнуа? Что, Дю Шатель? Еще ли
Я беден? Нет… Взгляните на нее;
Она со мной породою равна;
Кровь Валуа не благородней крови
Ее отцов; престола украшеньем
Была б она… но ей престол не лестен.
Моею быть – одно ее желанье.
Дарами ль я ее осыпал?.. Нет!
Весенний первый цвет иль редкий плод —
Вот все мои дары… Все в жертву мне,
И ничего на жертву от меня.
И что ж теперь?.. Последнее вверяет
Она моей обманчивой судьбе.
Дюнуа.
Она тебе в безумстве не уступит;
Она свое в горящий дом бросает
И бочку Данаид наполнить мыслит;
Тебя ей не спасти, себя лишь вместе
С тобою погубить.
Агнеса.
Не верь ему.
Он жертвовал тебе стократно жизнью…
Ему ль дрожать за золото мое?
И не давно ль тебе с веселым сердцем
Я отдала все то, что драгоценней
И золота и перлов? Мне ли ныне
Лишь для себя спасать земное счастье?
Пойдем, все лишние убранства жизни
Отбросим прочь… О друг! Дай мне примером
Высокого пожертвованья быть;
Преобрати свой двор в военный стан
И золото в железо; брось отважно
Все, все за твой обиженный венец,
Пойдем! Беды и бедность пополам;
Пора нам сесть на бранного коня;
Пусть солнце льет свой жар на нашу грудь;
Пусть кровлею нам будут облака;
Пусть будет нам подушкой острый камень,
Безропотно снесет суровый ратник
Свою беду, когда король – пример
И твердости и самоотверженья.
Король (усмехаясь).
Итак, должно обещанное сбыться:
Давно, давно монахиня в Клермоне
В пророческом жару мне предсказала,
Что женщина сразит моих врагов
И мой престол наследный завоюет.
Я мнил ее найти в британском стане,
Ее искал я в материнском сердце….
Но здесь она, спасительница славы;
В священный Реймс за нею мы пойдем;
Победу даст любовь моей Агнесы.
Агнеса.
Ты победишь мечом своих друзей.
Король.
Раздор врагов – другая нам надежда,
Уже молва мне верная сказала,
Что охладел к союзу англичан
Мой родственник, бургундский герцог; скоро
Узнаю все; к Филиппу я Ла Гира
Послал, чтоб он озлобленного пэра
Склонил на мир и дружбе возвратил,
Всечасно жду ответа.
Дюнуа (смотря в окно).
Рыцарь здесь;
Сейчас сошел с коня он у крыльца.
Король.
Желанный гость!.. Друзья, теперь решится:
К победе ль нам идти, иль уступить?
Явление пятое
Те же. Ла Гир.
Король.
Скажи, Ла Гир, надежда или смерть?
Чего нам ждать? Скорей, двумя словами!
Ла Гир.
Твой меч – вот вся теперь для нас надежда.
Король.
Итак, непримирим надменный герцог;
Но что же он тебе сказал в ответ?
Ла Гир.
Еще не дав произнести мне слово,
Потребовал он с гордостью, чтоб выдан
Был Дю Шатель: он мыслит и поныне,
Что Дю Шатель убил его отца.
Король.
Когда ж такой постыдный договор
Отвергнем мы…
Ла Гир.
Тогда и мир отвергнут.
Король.
И ты мое исполнил повеленье?
Сказал, что я готов с ним на мосту
У Монтеро, где пал его отец,
Сразиться?..
Ла Гир.
Я твою перчатку бросил;
Я объявил, что ты, забыв свой сан,
Идешь с ним в бой на жизнь и смерть, как рыцарь.
Но гордо он ответствовал: нет нужды
Сражаться мне за то, что уж мое.
Когда же Карл столь жадничает боя,
То пусть найдет меня под Орлеаном:
У стен его я завтра с войском буду.
Так отвечал с презрительным он смехом.
Король.
Но что ж? Ужель в парламенте моем
Совсем умолк священный голос правды?
Ла Гир.
Немеет он пред дерзким буйством партий;
Парламентом и ты и весь твой род
Отрешены навеки от престола.
Дюнуа.
Безумное властительство толпы!
Король.
Но виделся ль ты с матерью моею?
Ла Гир.
С твоею матерью?..
Король.
Что королева?
Ла Гир.
Скажу ли все?.. Был день коронованья,
Когда вошел я в Сен-Дени; граждане,
Как на триумф, разубраны все были;
Я видел ряд торжественных ворот —
И в них вступал с надменностью британец;
Усыпан был цветами путь; и, словно
Спасение отчизны торжествуя,
Рукоплескал народ за колесницей.
Агнеса.
Рукоплескал… предавши короля
И растерзав отеческое сердце!
Ла Гир.
Таясь в толпе, я видел, как Лянкастер,
Дитя, сидел на королевском троне
Святого Людвига, как близ него
Стояли гордые Бедфорд и Глостер,
Как наш Филипп, бургундский герцог, брат твой,
Произносил пред ним обет подданства.
Король.
Неверный брат! Предатель нашей чести!
Ла Гир.
Ребенок оробел и спотыкнулся,
Всходя на трон по ступеням высоким.
«Недобрый знак!» – послышалось в народе,
И поднялся отвсюду громкий хохот.
Но что же?.. Вдруг твоя родная мать…
О вечный стыд!.. приблизилась… скажу ли?
Король.
Скажи.
Ла Гир.
И, на руки схватив младенца,
Его сама на трон твой посадила.
Король.
О сердце матери!
Ла Гир.
Бургундцы сами,
Грабители, привыкшие к убийству,
При виде сем зарделись от стыда.
Но что ж она?.. Взглянувши на толпу,
Сказала вслух: французы, я для вас
Больную ветвь здоровою сменила;
Для вас навек отвергнула я сына,
Исчадие безумного отца.
Дюнуа.
Чудовище!
Король.
Вы слышали, друзья?
Чего ж вам ждать? Спешите возвратиться
В свой Орлеан и гражданам скажите,
Что сам король их клятвы разрешает.
Не у меня спасенья им искать.
Пускай идут с покорностью к Бургундцу;
Он милостив; его прозванье: Добрый.
Дюнуа.
Возможно ли?.. Покинуть Орлеан?
Чиновник.
О государь, не отнимай от нас
Твоей руки; не отдавай на жертву
Грабительству британцев Орлеана;
В твоем венце он самый лучший перл;
Он верностью к законным королям
Всегда был знаменит.
Дюнуа.
Но разве мы
Разбиты?.. Мы ль покинем поле чести,
За Орлеан меча не обнажив?
Как? Не пролив ни капли крови, ты
Осмелишься ничтожным словом вырвать
Из сердца Франции твой лучший город?
Король.
Довольно кровь лилась; напрасно все;
Рука небес на мне отяготела;
Везде мои разбиты войска; я
Парламентом отвергнут; мой Париж
И весь народ врагу рукоплескают;
И кровные преследуют меня!
И все мой враг – сама родная мать!..
Мы перейдем, не медля, за Луару;
Не устоять против руки небес;
Она теперь на нас за иноземца.
Агнеса.
Что слышу?.. Мы ль, в самих себе отчаясь,
Отечества постыдно отречемся?
Достойно ли тебя такое слово?
Нет, матери чудовищное дело
Минутно твой геройский дух смутило,
Войди в себя: будь снова твердый муж;
С величием беде противостань —
И победишь…
Король (в горестной задумчивости).
Усилия напрасны;
Ужасная свершается судьба
Над родом Валуа; его сам Бог
Отринул; мать злодействами погибель
Накликала на мой несчастный дом,
Отец мой был безумцем двадцать лет;
Безвременно моих трех старших братьев
Сразила смерть… то божий приговор:
Погибнет все шестого Карла племя.
Агнеса.
В тебе оно воскреснет обновленным.
О, верь в себя! Судьбою не напрасно
Ты, младший брат, твоих погибших братьев
Был пережить назначен; не напрасно
Ты на престол нежданный возведен;
Твоя, твоя прекрасная душа
Есть избранный целитель тяжких ран,
Отечеству раздором нанесенных;
Пожар войны гражданской ты потушишь;
Мне сердце говорит: ты дашь вам мир
И Франции создатель новый будешь.
Король.
Не я… Крутым и бурным временам
В правители сильнейший кормщик нужен.
Счастливить мог бы я народ спокойный —
Но с дикостью бунтующей не слажу;
Не мне мечом кровавым разверзать
Себе сердца, запершиеся в злобе.
Агнеса.
Народ твой слеп; он призраком обманут;
Сей тяжкий сон не может продолжиться;
День недалек: пробудится любовь
К законным королям – в груди французов
Она всегда жива и неизменна, —
Пробудятся и ненависть и ревность,
Врожденные двум нациям противным,
И гордый враг своим погибнет счастьем…
Не отходи ж от поприща побед,
Воюй, борись за каждый шаг земли;
Обороняй, как собственную грудь,
Твой Орлеан – скорей все переправы
Разрушь, скорее все сожги мосты,
Ведущие за грань твоей державы,
Туда, где нет уж чести, за Луару.
Король.
Что мог, то все я сделал; сам, как рыцарь,
Я был готов на смертный поединок
За мой венец… но вызов мой отвергнут.
Я тщетно жизнь моих народов трачу;
Все города мои валятся в прах.
Иль, матери свирепой уподобясь,
Своих детей на жертву сам я брошу?
Нет, лучше сам погибну, их спасая!
Дюнуа.
О Боже! То ль язык монарха? Так ли
Венец свой должно уступать?.. Последний
Твой подданный отважно отдает
И кровь и жизнь за мненье, за любовь
И ненависть свою; все жертва партий
Во времена войны междоусобной!
Тогда свой плуг бросает земледелец;
Старик, дитя – кидаются к мечу;
И гражданин свой город, пахарь ниву
Своей рукою жгут; и каждый рвется
Тебе служить иль вред тебе нанесть,
Чтоб отстоять души своей желанье.
Никто не даст пощады и не примет,
Как скоро честь зовет и биться должно
За идола иль Бога своего.
Итак, отбрось изнеженную жалость —
Она душе монарха неприлична;
Пускай война сама свой огнь потушит;
Не ты ее безумно воспалил.
Народ за трон себя щадить не должен —
Таков закон и вечный жребий света;
Иного мы, французы, не признаем;
И стыд той нации, которой жаль
Все положить за честь свою святую.
Король (к чиновникам).
Подите! Вам защитой небеса,
А я для вас ничто.
Дюнуа.
Да отвратится ж
Навеки бог победы от тебя,
Как ты от Франции! Когда ты сам
Себя оставил – мы должны расстаться.
Не Англия с бунтующим Бургундцем —
Твой робкий дух тебя сгоняет с трона.
Природный дар французских королей
Геройство – ты ж не мужем быть рожден.
(К чиновникам.)
Монарха нет у вас; но я за вами!
Я затворюсь в родимый Орлеан
И с ним в его развалинах погибну.
(Хочет идти.)
Агнеса.
О государь! Останови его;
Он на словах жесток, но сердцем верен,
Как золото; он твой; тебя он любит;
Он за тебя лил кровь… прольет и ныне…
Признайся, Дюнуа, ты далеко
Был заведен досадой благородной…
А ты прости его суровой дружбе…
Ах, дайте мне, пока не разгорелся
В сердцах огонь вражды непримиримой,
Завременно быть вашим миротворцем.
Дюнуа смотрит на короля и ждет ответа.
Король (к Дю Шателю).
Мы перейдем Луару; на суда
Вели скорей все нагружать…
Дюнуа (поспешно Агнесе).
Прости!
(Уходит с чиновниками.)
Агнеса.
Стой, Дюнуа!.. Теперь мы беззащитны!..
Беги за ним, Ла Гир, смягчи его.
Явление шестое
Король. Агнеса. Дю Шатель.
Король.
Ужели трон единственное благо?
Ужель расстаться с ним так тяжело?
О нет! Я зло несноснейшее знаю:
Игрушкой быть сих дерзких, гордых душ;
Покорствовать, жить милостью вассалов,
От грубой их надменности зависеть —
Вот бедствие, вот жребий нестерпимый.
Не легче ли судьбе своей поддаться?
(К Дю Шателю.)
Исполни мой приказ.
Дю Шатель (на коленях).
О государь!
Король.
Ни слова! Решено, поди.
Дю Шатель.
Нет! Нет!
Склонись на мир с Филиппом, государь;
Другого нет спасенья для тебя.
Король.
Какой совет!.. Но разве ты забыл,
Что жизнь твоя ценою примиренья?
Дю Шатель.
Вот голова моя; я за тебя
Не раз ее носил в сраженье… ныне
Я за тебя ж несу ее на плаху.
Иного средства нет; предай меня
На произвол неумолимой злобы;
Пускай вражда в моей крови потухнет.
Король (с горестью).
Как! До того ль дошло?.. Мои друзья,
Которым вся моя душа открыта,
Мне путь стыда к спасенью выбирают!
Теперь свою всю бедность узнаю:
На честь мою доверенность погибла.
Дю Шатель.
О нет!..
Король.
Молчи! Не раздражай меня!
Хотя бы сто престолов мне терять —
Я не спасусь погибелию друга…
Исполни то, что я велел, иди;
Чтоб на суда немедленно грузились.
Дю Шатель.
Иду.
Явление седьмое
Король. Агнеса.
Король.
Не унывай, моя Агнеса.
Есть Франция для нас и за Луарой.
В благословенный край с тобой мы едем.
Смеется там безоблачное небо,
И воздух легче там, и мягче нравы
С тобою я найду, звучат там песни,
Прекраснее цветут жизнь и любовь.
Агнеса.
Какой должна я страшный встретить день!
Король идти в изгнанье осужден;
Семейный дом покинуть должен сын
И с милою расстаться колыбелью…
О родина, прекрасная земля,
Прости, тебя мы вечно не увидим!
Явление восьмое
Те же. Ла Гир.
Агнеса.
Ла Гир, ты здесь? А Дюнуа?
(Смотрит на него пристально.)
Но что?
Сверкает взор твой… говори, Ла Гир,
Иль новая беда?
Ла Гир.
Беды прошли:
Нам небеса опять благоприятны.
Агнеса.
Возможно ль! Как?
Ла Гир (королю).
Скорее орлеанских
Чиновников вели позвать.
Король.
Зачем?
Ла Гир.
Судьба войны на нашей стороне:
Дано сражение; мы победили.
Агнеса.
Победа! О божественное слово!
Король.
Ла Гир, меня ты льстишь молвой напрасной.
Мы победили? Нет, то слух неверный.
Ла Гир.
Поверишь ты чудеснейшему скоро.
Но вот идет архиепископ; с ним
И Дюнуа.
Агнеса.
О сладкий цвет победы!
Как скоро плод небесный он приносит:
Согласие и мир!
Явление девятое
Те же. Архиепископ. Дюнуа. Рауль.
Архиепископ.
Граф, государь,
Забудьте гнев, друг другу дайте руку;
Раздору места нет; за нас всевышний.
Король и Дюнуа обнимаются.
Король.
Друзья, мое сомненье разрешите;
Я верю вам и верить вам страшусь;
Когда и как столь быстро перемена
Чудесная свершилась?
Архиепископ (Раулю).
Говори.
Рауль.
Шестнадцать было нас знамен; мы шли
Примкнуть к тебе; наш храбрый предводитель
Был рыцарь Бодрикур из Вокулёра.
Но только мы достигли Фермантонских
Высот и в дол, Ионной орошенный,
Спустились… вдруг явился нам вдали
Равнину всю занявший неприятель.
Хотим назад… возвратный путь захвачен;
Спасенья нет, победа невозможна;
Храбрейшие упали духом, ратник
Оружие готов был кинуть; тщетно,
Советуясь, вожди искали средства
К отпору – средства нет… Но в этот миг
Свершается неслыханное чудо:
Из глубины густой дубовой рощи
Выходит к нам девица: яркий шлем
На голове; идёт, как божество,
Прекрасная и страшная да взгляд,
И темными кудрями по плечам
Летают волосы… и вдруг чело
Сиянием небесным обвилося,
Когда она, приблизившись, сказала:
«Что медлите, французы? На врага!
Будь он морских песков неисчислимей —
За вас Господь и Дева Пресвятая!»
И вмиг она из рук знаменоносца
Исторгла знамя; с ним вперед и в страшном
Величии пошла перед рядами.
Мы, изумясь, безмолвные, невольно
За дивною воительницей вслед…
И на врага ударили, как буря.
Оторопев, ударом оглушенный,
Недвижимый, испуганными смотрит
Очами он на гибельное чудо…
И вдруг – как будто стал господний ужас
Ему в лицо – он дрогнул и бежит,
Бросая, щит и меч; и по равнине
В единый миг все войско разметалось;
Забыто все; невнятен клик вождей;
Преследуем, разимый без отпора,
Бежит он, глаз не смея обратить;
В реку стремглав и конь и всадник мчатся..
И то была не битва, но убийство;
На месте их две тысячи легло.
Но более в волнах реки погибло…
А наши все остались невредимы.
Король.
Неслыханно! Чудесно! Непонятно!
Агнеса.
Девица совершила это чудо?
Но кто она? Откуда?
Рауль.
Кто она,
Один король сию узнает тайну.
Пророчицей, посланницею Бога
Она себя зовет и обещает
До совершения луны прогнать
Врага и снять осаду Орлеана.
Ей веруя, народ сраженья жаждет;
И скоро здесь она сама явится.
Звон колоколов и шум за сценою.
Вы слышите… шумит народ… Она!
Король (к Дю Шателю).
Введи ее сюда.
(Архиепископу.)
Но что мне думать?
Победа нам от девы… и когда же?
Когда лишь Бог один спасти нас может..
Естественно ль? И где закон природы?
Скажи, отец, поверить ли мне чуду?
Голоса за сценой.
Да здравствует спасительница-дева!
Король.
Идет.
(К Дюнуа.)
Займи мое на время место;
Пророчицу мы опыту подвергнем;
Когда с небес ей послано всезнанье —
Она сама откроет короля.
Явление десятое
Прежние. Иоанна, за нею чиновники орлеанские и множество рыцарей, которые занимают всю глубину сцены. С величием выступает она вперед и осматривает предстоящих одного за другим.
Дюнуа (с важностию).
Ты ль, дивная…
Иоанна (прерывает его величественно).
Ты Бога испытуешь;
Не на своем ты месте, Дюнуа!
Вот тот, к кому меня послало небо.
(Решительно приближается к королю, преклоняет пред ним колено, потом встает и на несколько шагов отступает.)
Дюнуа сходит с места. Король остается один посреди сцены.
Король.
Мое лицо ты видишь в первый раз,
Кто дал тебе такое откровенье?
Иоанна.
Я видела тебя… но только там,
Где ты никем не зрим был, кроме Бога.
(Приближается и говорит таинственно.)
Ты помнишь ли, что было в эту ночь?
Тогда, как все кругом тебя заснуло
Глубоким сном – не ты ль, покинув ложе,
С молитвою пред Господом простерся?
Вели им выйти… я твою молитву
Тебе скажу.
Король.
Что Богу я поверил,
Не потаю того и от людей.
Открой при них моей молитвы тайну —
Тогда твое признаю назначенье.
Иоанна.
Ты произнес пред Богом три молитвы;
И первою молил ты, чтоб всевышний
Когда твой трон стяжанием неправым
Иль незаглаженной из древних лет
Виной обременен и тем на нас
Навлечена губящая война —
Тебя избрал мирительною жертвой
И на твою покорную главу
Излил за нас всю чашу наказанья.
Король (отступая с трепетом).
Но кто же ты, чудесная?.. Откуда?..
Все в изумлении.
Иоанна.
Другая же твоя была молитва:
Когда уже назначено всевышним
Тебя лишить родительского трона
И все отнять, чем праотцы твои
Венчанные владели в сей земле, —
Чтоб сохранить тебе три лучших блага:
Спокойствие души самодовольной,
Твоих друзей и верную Агнесу.
Король закрывает лицо и плачет. Движение изумления в толпе.
(Иоанна, помолчав, продолжает.)
Скажу ль твою последнюю молитву?
Король.
Довольно; верую; сего не может
Единый человек; с тобой всевышний!
Архиепископ.
Откройся ж нам, всезнающая, кто ты?
В каком краю родилась? Кто и где
Счастливые родители твои?
Иоанна.
Святой отец, меня зовут Иоанна;
Я дочь простого пастуха; родилась
В местечке Дом-Реми, в приходе Туля;
Там стадо моего отца пасла
Я с детских лет; и я слыхала часто,
Как набежал на нас островитянин
Неистовый, чтоб сделать нас рабами,
Чтоб посадить на трон наш иноземца,
Немилого народу; как столицей
И Францией властительствовал он…
И я в слезах молила Богоматерь:
Нас от цепей пришельца защитить,
Нам короля законного сберечь.
И близ села, в котором я родилась,
Есть чудотворный лик Пречистой Девы —
К нему толпой приходят богомольцы —
И близ него стоит священный дуб,
Прославленный издревле чудесами;
И я в тени его сидеть любила,
Пася овец, – меня стремило сердце —
И всякий раз, когда в горах пустынных
Случалося ягненку затеряться,
Пропадшего являл мне дивный сон,
Когда под тем я дубом засыпала.
И раз – всю ночь с усердною молитвой,
Забыв о сне, сидела я под древом —
Пречистая предстала мне; в руках
Ее был меч и знамя, но одета
Она была, как я, пастушкой и сказала:
«Узнай меня, восстань; иди от стада;
Господь тебя к иному призывает.
Возьми мое святое знамя, меч
Мой опояшь и им неустрашимо
Рази врагов народа моего,
И проведи помазанника в Реймс,
И увенчай его венцом наследным».
Но я сказала: «Мне ль, смиренной деве,
Неопытной в ужасном деле брани,
На подвиг гибельный такой дерзать?»
«Дерзай! – она рекла мне. – Чистой деве
Доступно все великое земли,
Когда земной любви она не знает».
Тогда моих очей коснулась…
Подъемлю взор: исполнено все небо
Сияющих крылатых серафимов;
И в их руках прекрасные лилеи;
И в воздухе провеял сладкий голос…
И так Пречистая три ночи сряду
Являлась мне и говорила: «Встань,
Господь тебя к иному призывает».
Но в третью ночь она, явясь во гневе,
Мне строгое сие вещала слово:
«Удел жены – тяжелое терпенье;
Возьми твой крест, покорствуй небесам;
В страдании земное очищенье;
Смиренный здесь – возвышен будет там».
И с словом сим она с себя одежду
Пастушки сбросила, и в дивном блеске
Явилась мне царицею небес,
И на меня с утехой поглядела,
И медленно на светлых облаках
К обители блаженства полетела.
Все тронуты. Агнеса в слезах закрывает лицо руками.
Архиепископ (по долгом молчании).
Должно молчать перед глаголом неба
Сомнение премудрости земной:
Здесь истине событие свидетель;
Единый Бог подобное творит.
Дюнуа.
Нет, не словам – ее глазам я верю
И чистоте девической ее.
Король.
Достоин ли я милости такой?
Всевидящий, необольстимый, ты,
Свидетель душ, в моей душе читаешь.
Иоанна.
Покорности всегда Господь доступен;
Смирился ты – тебя он возвеличил.
Король.
И так с врагом могу еще бороться?
Иоанна.
Я Францию во власть твою предам.
Король.
И Орлеан не будет завоеван?
Иоанна.
Скорей назад Луара потечет.
Король.
И Реймса я с победою достигну?
Иоанна.
По трупам их тебя в него введу.
Все предстоящие рыцари, показывая мужество, гремят копьями и щитами.
Дюнуа.
Вели ей стать пред нашим войском; слепо
За дивною мы бросимся вослед,
Нам вождь – ее пророческое око;
А верный ей защитник – этот меч.
Ла Гир.
Будь мир на нас, будь враг в союзе с адом —
Не дрогнем, стой она лишь впереди;
Мы рады в бой. Чудесная, веди!
Сам бог побед пойдет с тобою рядом.
Король.
Так, я тебе свое вверяю войско;
Его вожди твою признают власть.
Прими сей меч, сей знак верховной силы;
Покинутый строптивым полководцем,
Его кладу в достойнейшую руку;
И будь отныне ты…
Иоанна.
Постой, дофин;
Орудие могущества земного
Не совершит победы. Меч другой,
Предизбранный сразить врага, я знаю,
Чудесным сном мне этот меч указан;
Мне ведомо то место, где он скрыт.
Король.
Где?
Иоанна.
В городе старинном Фьербуа
Кладбище есть святой Екатерины;
На древнем том кладбище есть палата,
Где множество набросано оружий —
Военная добыча древних лет, —
Меж ними скрыт мой меч обетованный
Примета ж: три лилеи золотые
Насечены на лезвии булатном.
Найди сей меч – в нем сила и победа.
Король.
Немедленно исполнить, Дю Шатель.
Иоанна.
И белое хочу носить я знамя,
Обшитое пурпурной полосой.
Изобразить на нем святую деву
С спасителем-младенцем на руках,
И под ее стопами шар земной;
В ее руке такое было знамя.
Король.
Исполню все.
Иоанна (к архиепископу).
Святой архиепископ,
Моей главы коснись твоей рукою,
И дочь свою, отец, благослови.
(Становится на колена.)
Архиепископ.
Не нам тебя благословлять; тобою
Сошло на нас благословенье… С Богом
Гряди; а мы, и в мудрости своей,
Слепцы.
Паж.
Герольд от графа Салисбури.
Иоанна.
Введи! Господь приводит к нам его.
Явление одиннадцатое
Те же. Герольд.
Король.
Кем послан ты, герольд? С какою вестью?
Герольд.
Найду ли здесь я Карла Валуа?
Дюнуа.
Презрительный ругатель, как дерзаешь
Ты короля законного французов
Здесь на его земле не признавать?
Твой сан тебе защита; без того…
Герольд.
Один король законный у французов;
Но он теперь живет в британском стане.
Король (к Дюнуа).
Спокойся, друг… доканчивай, герольд!
Герольд.
Военачальник мой, жалея крови,
Которая пролита и прольется,
Свой грозный меч в ножнах остановил;
И, гибнущий спасая Орлеан,
С тобой вступить желает в договор.
Король.
В какой?
Иоанна.
Позволь мне именем твоим
Сказать ответ герольду.
Король.
Говори.
Тебе решить судьбу войны иль мира.
Иоанна.
Кто говорит, герольд, в твоем лице?
Герольд.
Граф Салисбури, вождь британцев.
Иоанна.
Лжешь,
Герольд; одни живые говорят;
И так твой вождь здесь говорить не может.
Герольд.
Но вождь мой жив – и здравием и силой
Исполнен он врагам на истребленье.
Иоанна.
Вчера был жив – а нынче на заре
Убит он выстрелом из Орлеана,
Когда стоял на башне Лятурнель.
Смеешься ты моей чудесной вести:
Но верь не мне – своим глазам, герольд.
Ты, в лагерь свой вступая, будешь встречен
Печальными его похоронами.
Теперь скажи: в чем ваше предложенье?
Герольд.
Когда тебе все тайное открыто —
Его сама ты знаешь без меня.
Иоанна.
Но знать его не нужно мне теперь.
Внимай, герольд, внимай и повтори
Мои слова британским полководцам:
Ты, английский король, ты, гордый Глостер,
И ты, Бедфорд, бичи моей страны,
Готовьтесь дать всевышнему отчет
За кровь пролитую; готовьтесь выдать
Ключи градов, отъятых вопреки
Святейшего божественного права.
От Господа предизбранная дева
Несет вам мир иль гибель – выбирайте!
Вещаю здесь, и ведомо да будет:
Не вам, не вам всевышний завещал
Святую Францию – но моему
Владыке, Карлу; он от Бога избран;
И вступит он в столицу с торжеством,
Любовию народа окруженный…
Теперь, герольд, спеши к твоим вождям;
Но знай, когда с сей вестию до стана
Достигнешь ты – уж дева будет там,
С кровавою свободой Орлеана.
(Уходит; все за нею.)
Действие второе
Явление первое
Место, окруженное утесами. Ночь.
Тальбот. Лионель. Герцог Бургундский. Фастольф. Шатильон. Солдаты.
Тальбот.
Здесь можем мы, под этими скалами,
Разбить шатры; здесь место безопасно;
Сюда сберем скорее беглецов,
Расстроенных внезапностью и страхом.
По высотам расставить стражу. Правда,
Преследовать не будут ночью нас;
Хотя б они имели крылья – нам
Нельзя теперь бояться нападенья:
Но все нужна предосторожность; враг
Успехом ободрен, а мы разбиты.
Фастольф уходит с солдатами.
Лионель.
Разбиты! Мы! Неверная судьба!
Возможно ли постигнуть, чтоб француз
Торжествовал и нас бегущих видел…
О Орлеан, могила нашей славы,
Честь Англии погибла пред тобой!
Постыдное, презрительное бегство!
Поверят ли грядущие лета,
Чтоб женщиной был прогнан победитель
При Пуатье, Креки и Азинкуре?
Герцог.
Утешимся; не силой человека
Разбиты мы, но силой чародейства.
Тальбот.
Нет, силой нашего безумства… Герцог,
Ужель и ты испуган привиденьем?
Но суеверие не оправданье
Для робких; первый ты бежал с твоими.
Герцог.
Но кто же устоял? Все побежало.
Тальбот.
Нет, прежде всех твое крыло смешалось.
Не вы ли в лагерь к нам вломились с воплем:
«Пропали! Ад за Францию воюет!»
И не тогда ль смятенье стало общим?
Лионель.
Вы первые бежали, это правда.
Герцог.
На первых нас ударил неприятель.
Тальбот.
Он угадал, что вы не устоите,
Что робкие и храбрых увлекут.
Герцог.
Как?.. Я ль один виною пораженья?
Лионель.
Свидетель Бог, без вас бы Орлеана
Не потерять нам…
Герцог.
Так! Но потому,
Что вы без нас его б и не видали.
Кто вам открыл во Францию дорогу?
Кто руку вам защитную простер
При выходе на брег враждебно-чуждый?
Кем Генрих ваш в Париже коронован?
Кто покорил ему сердца французов?..
Не будь моя могущая рука
Вожатый ваш – вы дыма б не видали,
Встающего вдали с французской кровли.
Лионель.
Так! Будь в словах напыщенных победа —
Ты был бы здесь один завоеватель.
Герцог.
Раздражены утратой Орлеана,
Хотите вы всю желчь напрасной злобы
На верного союзника пролить.
Но кто ж у вас похитил Орлеан?
Не вы ли? Он готов был покориться —
Кто помешал?.. Корысть и зависть ваша.
Тальбот.
Не для тебя его мы осаждали.
Герцог.
Уйди я с войском… что б тогда вы были?
Лионель.
Все то ж, что в день победы азинкурской,
Когда с тобой и с Францией одни
Мы сладили.
Герцог.
Но цену дорогую
За мой союз регент ваш заплатил.
Тальбот.
Он стоит нам теперь еще дороже:
Он чести нас лишил пред Орлеаном.
Герцог.
Молчи, Тальбот, иль будешь сожалеть!
Затем ли я отечества отрекся
И на себя навлек позор измены,
Чтобы сносить ругательства пришельцев?
Зачем я здесь? За что сражаюсь с Карлом?
Когда служить неблагодарным должно —
Верней служить родному королю.
Тальбот.
Мы знаем: ты в переговоры с Карлом
Уже вступил… но верь, что от измены
Себя мы защитим.
Герцог.
Великий Боже,
Что слышать мне досталось?.. Шатильон,
Собрать полки! Сей час отступим!..
Шатильон уходит.
Лионель.
С Богом
Британия всегда торжествовала,
Когда ее надежный меч один
Разил, не ждав союзников неверных.
Всяк за себя сражайся; кровь француза
С британскою не породнится кровью.
Явление второе
Те же. Королева Изабелла.
Королева.
Возможно ли? Что слышу, полководцы?
Какой враждебный дух вас обуял!
Вы на себя раздором безрассудным
Постыдную накличете погибель.
В согласии теперь спасенье наше…
Останови полки свои, Филипп;
А ты, Тальбот достойно-славный, руку
В знак мира дай обиженному другу…
Тебя зову на помощь, Лионель,
Скажи вождям мирительное слово.
Лионель.
Нет, я молчу! Мне все равно; и лучше
Разрознить то, чему нельзя быть вместе.
Королева.
Ужель и здесь владычествует ад,
Столь гибельно смутивший нас в сраженье?
Скажите, кто зачинщик был? Тальбот,
Ты ль, выгоду свою пренебрегая,
Достоинство союзника обидел?
Но что начнешь, союз его отринув?
Не им ли ваш король на троне нашем?
Кого венчал, того и развенчать
Ему легко. Пускай нахлынет вся
Британия на наши берега —
Не победит, когда согласны будем:
Лишь Франция для Франции опасна.
Тальбот.
Союзника надежного я чту,
Но долг вождя предателей беречься.
Герцог.
Кто пренебрег коварно благодарность,
Тому знаком и лжи язык бесстыдный.
Королева.
Как, герцог, ты ль забудешь честь и руку
Подашь руке, еще облитой кровью
Предательски убитого отца?
Безумие поверить, чтоб дофин,
К погибели тобою приведенный,
Тебе твой стыд простить от сердца мог.
Над бездной он и пасть в нее готов…
Ты ль сам свое творенье уничтожишь?
Здесь, здесь твои друзья; в союзе тесном
С Британией спасение твое.
Герцог.
О мире я с дофином и не мыслил;
Но как молчать?.. Могу ль снести презренье
И дерзкую хвастливость пришлецов?
Королева.
Не обвиняй горячности минутной.
Прискорбен вождь: победой он обманут;
В несчастии мы все несправедливы;
Спеши же с ним обняться; примиритесь,
Пока раздор еще не разгорелся.
Тальбот.
Что скажешь, герцог? Кто душою прав,
Тому легко покорствовать рассудку;
Я убежден советом королевы.
Забудь мои поспешные слова
И руку мне залогом дружбы дай.
Герцог.
Согласен, вот рука; необходимость
Велит мне гнев правдивый укротить.
Королева.
И хорошо; скорей запечатлейте
Союз ваш крепким, братским поцелуем —
И на ветер все гневные слова.
Герцог и Тальбот обнимаются.
Лионель (смотря на них, про себя).
Надежен мир, подписанный мегерой!
Королева.
В сраженье мы разбиты, полководцы,
И счастье не за нас; но бодрость нашу
Сразит ли неуспех? Пускай дофин
Отчаялся в защите неба, ад
В сообщники зовет… напрасно губит
Он душу: ад его не защитит.
Будь дева их вождем победоносным —
За вас его разгневанная мать.
Лионель.
Нет, королева, мой совет: в Париж
Вам возвратиться; нам не нужно женщин.
Тальбот.
Так, признаюсь, с тех пор, как в стане вы,
Нам ни на что благословенья нет.
Герцог.
Подите; вам при войске быть не должно;
На вас глядит неблагосклонно ратник.
Королева (смотря на каждого с изумлением).
И ты за них! И ты к неблагодарным,
Филипп, пристал ругаться надо мной!
Герцог.
Нет, королева, рать теряет бодрость;
Противно ей за вас идти в сраженье.
Королева.
Возможно ль? Вас едва я примирила —
И вы меня согласны уж отречься.
Тальбот.
Мадам, уйдите! Мы не побоимся
И чорта, если только вас не будет.
Королева.
Но знать хочу, в союзе мы иль нет?
Не за одно ль сражаемся мы дело?
Тальбот.
Не за одно; мы рыцарски стоим
За честь отечества, за наше право.
Герцог.
Я за отца убийцам отомщаю;
Сыновний долг вложил мне в руку меч.
Тальбот.
Но, признаюсь, поступки ваши с сыном
И человечеству и божеству
Противны.
Королева.
Проклят будь он в чадах чад;
Над матерью своею он ругался.
Герцог.
Он мстил за честь супруга и отца.
Королева.
Он быть дерзнул судьей моих деяний!
Он мать свою на ссылку осудил!
Мне, мне его простить? Скорей погибну —
Скорей, чем дать ему престол наследный…
Тальбот.
Вы честь свою готовы посрамить.
Королева.
Не знаете вы, слабые сердца,
Что чувствует обиженная мать.
Без меры я люблю и ненавижу,
Чем ближе к сердцу враг – и будь он сын, —
Тем ненависть моя непримиримей,
Когда он грудь, питавшую его,
Дерзнул пронзить в богоотступной злобе.
Сама своей рукою истреблю
Я бытие, дарованное мною.
Но вы за что ведете с ним войну?
На трон его какое ваше право?
Обидой ли, нарушенным ли долгом
Он на себя навлек гоненье ваше?
О нет! Корысть и зависть – ваш закон.
Но мне он сын – властна я ненавидеть.
Тальбот.
Так, мать свою по мщенью знает он.
Королева.
Ругатели презренные, не вам
Правдивый свет коварством обмануть.
На Францию разбойнически руку
Простерли вы, британцы, но по праву
Здесь шагу нет земли подвластной вам;
Вы хищники. А ты, бургундский герцог,
Ты, обесславленный прозваньем: Добрый,
Не ты ль врагам свою отчизну продал?
Не ты ль отцов наследие пришельцу,
Грабителю отдал на разграбленье?
А все твердит язык ваш: справедливость,
О лицемеры, вас я презираю.
На мне личины нет; с лицом открытым
Иду на суд; пусть судит свет…
Герцог.
То правда!
Вы мненье света подтвердить сумели.
Королева.
Во мне есть страсти, кровь во мне кипит,
Как и у всех; сюда как королева
Явилась я, чтоб жить, а не сиять!
Должна ль от радостей я отказаться
Из-за того, что отдала судьба
Безумцу мужу молодость мою?
Свобода мне дороже самой жизни,
И кто меня поносит… Но к чему
Мне с вами спорить о своих правах?
У вас густая кровь коснеет в жилах,
Не наслажденье, ярость вам знакома.
А этот герцог вечно меж добром
И злом колеблется и не умеет
Любить и ненавидеть всей душой.
В Мелун я еду. Дайте мне его
(указывая на Лионеля)
Как провожатого, для развлеченья.
Решайте, как хотите! Мне нет дела
Ни до бургундцев, ни до англичан.
(Кивает своему пажу и хочет уйти.)
Лионель.
Не беспокойтесь! Юношей отборных
Из пленников мы к вам пошлем в Мелун.
Королева (останавливаясь).
Вы годны лишь владеть мечом; французы
Одни умеют говорить галантно.
(Уходит.)
Явление третье
Тальбот. Герцог. Лионель.
Тальбот.
Вот женщина!..
Лионель.
Что делать, полководцы?
Все ль отступать, иль, быстро обратившись,
Решительным ударом истребить
Бесславие последнего сраженья?
Герцог.
Мы слабы; все расстроены полки;
И ратником владычествует ужас.
Тальбот.
Нас победил слепой, минутный страх —
Незапное могущество мгновенья;
Но робкого воображенья призрак
Исчезнет сам, увиденный вблизи;
И мой совет: с рассветом переправить
Через реку все воинство и стать
В лицо врагу.
Герцог.
Подумайте.
Лионель.
Но, герцог,
Что думать здесь? Минута драгоценна;
Теперь для нас один удар отважный
Решит навек: бесчестье или честь.
Тальбот.
Так, решено; и завтра мы сразимся,
Чтоб истребить мечту, перед которой
Все наше войско в страхе цепенеет.
Увидим мы: Тальботова меча
Осмелится ль отведать чародейка?
Когда она со мною выйдет в бой —
Тогда одним все кончено ударом;
Когда же нет, и, верьте, не посмеет,
Тогда и страх волшебный истреблен.
Лионель.
Дай мне, Тальбот, с ней выйти в поединок.
Не обнажив меча, ее живую
В виду всего их войска принесу
В британский стан.
Герцог.
Не слишком на себя
Надейся, Лионель.
Тальбот.
Сведи нас Бог —
Ее ласкать моя рука не станет.
Теперь пойдем; истраченные силы
Возобновим минутою покоя;
Но только день займется – на сраженье.
Уходят.
Явление четвертое
Темная ночь. Вдали показывается Иоанна в шлеме, в панцыре; остальная одежда женская; в руках ее знамя. За нею Дюнуа, Ла Гир, множество рыцарей и солдат. Они сперва являются на высотах, осторожно пробираются между утесами, потом сходят на сцену.
Иоанна (окружающим ее рыцарям).
Мы стражу обошли – и вот их лагерь;
Нам мрак не изменил; теперь пора
С себя сложить покров безмолвной ночи;
Пусть в ужасе погибельную близость
Узнает нашу враг… Ударьте разом,
Воскликнув: Бог и дева!
Между тем беспрестанно подходит войско; оно занимает, наконец, всю глубину сцены.
Солдаты (гремя оружием).
Бог и дева!
Стражи (за сценою).
К оружию!
Иоанна.
Огня! Зажечь шатры!
Пускай пожар удвоит их тревогу!
Извлечь мечи! Рубить и истреблять!
Все солдаты обнажают мечи и бегут за сцену; Иоанна хочет за ними следовать.
Дюнуа (удерживая ее).
Иоанна, стой; свое ты совершила;
Мы введены тобой в средину стана,
И в руки нам врага ты предала —
Довольна будь, от боя удались
И нам оставь кровавую расправу.
Ла Гир.
Так, пролагай для войска путь победы;
Неси пред ним святую орифламму;
Но до меча сама не прикасайся,
Чтоб о тебе не ведал бог сражений;
Обманчив он, и слеп, и беспощаден.
Иоанна.
Кто путь мне заградит? Кто остановит
Мной властвующий дух?.. Лети стрела,
Худа ее стрелок послал могучий,
Где гибель, там должна Иоанна быть;
Не в этот час, не здесь она падет;
Ей короля в короне видеть должно;
Доколь она всего не совершила —
Ее главы не тронет вражья сила.
(Уходит.)
Ла Гир.
Друг Дюнуа, пойдем за ней; пусть будет
Ей наша грудь защитой.
(Уходит.)
Явление пятое
Английские солдаты бегут через сцену, потом Тальбот.
Один солдат.
Дева! Дева!
Другой.
Кто?
Первый.
Дева в лагере!
Другой.
Не может быть!
Как в лагерь ей зайти?
Третий.
На облаках
Примчалась, с ней все бесы заодно!
Множество бежит через сцену.
Спасайтеся!.. Бегите!.. Все пропало!
Тальбот(за ними).
Куда вы?.. Стой! Не видят и не слышат.
Разрушена покорность, страх бунтует;
Как будто ад все ужасы свои
Наслал на нас и вдруг одно безумство
Постигло всех; и робкий и бесстрашный
Бегут; отпора нет, весь лагерь
Внезапная погибель обхватила.
Ужель во мне одном осталась память,
А все вокруг меня в чаду безумства?
И так опять бежать от малодушных,
Во всех боях бежавших перед нами!..
Но кто ж сия владычица судьбы,
Ужасная решительница битвы,
Дающая и львиную отважность,
И ратный дух, и силу малодушным?..
Обманщица ль под маскою геройства
В презренный страх бесстрашных приведет
И женщина ль – о вечный стыд! – исторгнет
Из рук моих награду славы?
Солдат (бежит через сцену).
Дева!
Беги! Беги! Спасайся, полководец!
Тальбот (гонится за ним с мечом и убивает его).
Безумец! Вот тебе мое спасенье!
Никто не смей о бегстве поминать!
(Уходит.)
Явление шестое
Сцена открывается. На высотах виден пылающий английский лагерь.
Бегство и преследование; стук оружия и гром барабанов. Чрез несколько времени является Монгомери.
Монгомери.
Куда бежать?.. Кругом враги, везде погибель!
Там вождь разгневанный, карающим мечом
Дорогу заслонив, навстречу смерти гонит;
А здесь ужасная… повсюду, как пожар
Губительный, она свирепствует… И нет
Защитного куста, пещеры темной нет.
Зачем переплывал я море?.. Бедный! Бедный!
Обманутый любимою мечтой, я здесь
Искал в бою прекрасной славы… что ж нашел?
Моей судьбы неодолимая рука
Меня в сей бой на гибель привела… Почто
Не на брегу моей Саверны я теперь,
В дому родительском, где матерь я покинул
В печали, где моя цветущая невеста?
Иоанна является вдали на утесе, освещенная пламенем пожара.
О страх!.. Что вижу я?.. Ужасная идет;
Из племени, сияя грозно, поднялась
Она, как мрачное страшилище из ада…
Куда спасусь?.. За мною огненные очи
Уж погнались; уже бросает на меня
Издалека неизбежимых взоров сеть;
Я чувствую, уже волшебный узел мне
Опутал ноги; я прикован к месту, силы
Для бегства нет; я принужден – хоть вся душа
Противится – смотреть на смертоносный образ.
Иоанна делает несколько шагов и опять останавливается.
Подходит… Буду ль ждать, чтоб грозная ко мне
Приблизилась?.. Моля о жизни, обниму
Ее колена; может быть, ее смягчу.
В ней сердце женщины; слезам она доступна.
(Хочет идти к ней навстречу; Иоанна быстрыми шагами к нему подступает.)
Явление седьмое
Монгомери. Иоанна.
Иоанна.
Стой! Ты погиб! Британка жизнь тебе дала.
Монгомери (падает пред нею на колена).
Помедли, грозная; не опускай руки
На беззащитного; я бросил меч и щит;
Я пред тобой обезоруженный, в слезах;
Оставь мне свет прекрасной жизни; мой отец.
Богат поместьями в цветущей стороне
Валлийской, где Саверна по густым лугам
Катит веселый свой поток; там много нив
Обильных у него; и злато и сребро
Он даст, чтоб выкупить единственного сына,
Когда к нему дойдет молва его неволи.
Иоанна.
Обманутый, погибший, в руку девы ты
В неумолимую достался; из нее
Ни избавления, ли выкупа уж нет;
Когда б у крокодила ты во власти был,
Когда б ты трепетал под тяжкой лапой тигра
Или детей младых у львицы истребил —
Тебе осталась бы надежда на пощаду.
Но встреча с девою смертельна… Я вступила
С могуществом нездешним, строгим, недоступным,
Навек в связущий ужасно договор
Все умерщвлять мечом, что мне сражений бог
Живущее пошлет на встречу роковую.
Монгомери.
Ужасна речь твоя, но взор твой ясно-тих!
И, зримая вблизи, уже ты не страшна;
Всю душу мне пленил твой милый, кроткий лик…
Ах! Женской прелестью и нежностью твоей
Молю тебя: смягчись над младостью моею.
Иоанна.
Не уповай на нежный пол мой; не зови
Меня ты женщиной… Подобно бестелесным
Духам, не знающим земного сочетанья,
Не приобщаюсь я породе человека.
Престань молить… под этой броней сердца нет.
Монгомери.
Душевластительным, святым любви законом,
Перед которым все смиряется, молю:
Смягчись! На родине меня невеста ждет,
Прекрасная, как ты, в прекрасном цвете жизни;
И ждет она возврата моего в печали.
О, если ты сама любовь знавала, если
Ждешь счастья от любви, – не разрывай жестоко
Двух сочетавшихся любовию сердец.
Иоанна.
Ты именуешь здесь богов земных и чуждых,
Не чтимых мной и мной отверженных; вотще
Зовешь любовь, не знаю я об ней и вечно
Моя душа не будет знать ее закона.
Готовься жизнь оборонять – твой час настал.
Монгомери.
Увы! Смягчись моих родителей судьбою;
Они ждут сына… о своих ты вспомни, верно
И день и ночь они тоскуют по тебе.
Иоанна.
Несчастный! Ты родителей напомнил мне.
Но сколько здесь от вас бесчадных матерей!
И сколько чад осиротелых и невест,
Безбрачно овдовевших!.. Пусть теперь узнают
И матери британские, как тяжко тратить
Надежду жизни, милых чад! Пусть ваши вдовы
Поймут, что значит скорбь по милых невозвратных.
Монгомери.
Увы! Погибну ль на чужбине, не оплакан?
Иоанна.
Но кто вас звал в чужую землю – истреблять
Цветущее богатство нив, нас из домов
Семейных выгонять и пламенник войны
Вносить в спокойное святилище градов?..
Мечтали вы, в надменности души своей,
Свободно дышащим французам дать неволю
И Францию великую, как челн покорный,
Пустить вослед за вашим гордым кораблем…
О вы, безумцы! Наш державный герб прибит
К престолу Бога; легче вам сорвать звезду
С небес, чем хижину единую похитить
У Франции неразделимо-вечной… Час
Возмездия ударил: ни один живой
Не проплывет в обратный путь святого моря,
Сей грани, Божеством уставленной меж нами,
Которую безумно вы переступили.
Монгомери (опускает ее руку).
И так погибнуть, смерть ужасную увидеть?..
Иоанна.
Умри, друг… и зачем так робко трепетать
Пред смертию, пред неизбежною?.. Смотри,
Кто я. Простая дева; бедною пастушкой
Родилаь я; и меч был чужд моей руке,
Привыкнувшей носить невинно-легкий посох…
Но вдруг, отъятая от пажитей домашних,
От груди милого отца, от милых сестр,
Я здесь должна… должна – не выбор сердца, голос
Небес меня влечет – на гибель вам, себе
Не в радость, призраком карающим бродить,
Носить повсюду смерть, потом… быть жертвой смерти.
И не взойдет мне день свидания с семьею;
Еще для многих вас погибельна я буду;
И много сотворю вдовиц; но, наконец,
Сама погибну… и свершу свою судьбу.
Сверши ж свою и ты… берись за бодрый меч,
И бой начнем за милую добычу жизни.
Монгомери (встает).
Итак, когда ты смертная, когда мечу
Подвластна, как и мы, сразимся; мне, быть может,
За Англию назначено тебе отмстить.
Я жребий свой кладу в святую руку Бога;
А ты, призвав на помощь весь твой страшный ад,
Отступница, дерись со мной на жизнь и смерть.
(Схватывает меч и щит и нападает на нее.)
Вдали раздается военная музыка. Чрез несколько минут Монгомери падает.
Иоанна.
Твой рок привел тебя ко мне… прости, несчастный!
(Отходит от него и останавливается в размышлении.)
О благодатная! Что ты творишь со мною?
Ты невоинственной руке даруешь силу;
Неумолимостью вооружаешь сердце;
Теснится жалость в душу мне; рука, готовясь
Сразить живущее создание, трепещет,
Как будто храм божественный ниспровергая;
Один уж блеск изъятого меча мне страшен…
Но только повелит мой долг готова сила;
И неизбежный меч, как некий дух живой,
Владычествует сам трепещущей рукой.
Явление восьмое
Иоанна. Рыцарь с опущенным забралом.
Рыцарь.
Ты здесь, отступница?.. Твой час ударил;
Тебя давно ищу на поле ратном;
Страшилище, созданье сатаны,
Исчезни; в ад сокройся, призрак адский.
Иоанна.
Кто ты?.. Тебя послал не добрый ангел
Навстречу мне… по виду не простой
Ты ратник; мнится мне, ты не британец;
Бургундский герб ты носишь на щите,
И меч мой сам склонился пред тобою.
Рыцарь.
Проклятая! Не княжеской руке
Тебя бы поразить; под топором
Презренным палача должна бы ты
На плахе умереть – не с честью пасть
Под герцогским Бургундии мечом.
Иоанна.
Итак, ты сам державный этот герцог?
Рыцарь (поднимая забрало).
Я… Трепещи, конец твой наступил;
Теперь тебе не в помощь чародейство;
Лишь робких ты досель одолевала —
Муж твердый ждет тебя…
Явление девятое
Те же. Дюнуа. Ла Гир.
Дюнуа.
Постой, Филипп;
Не с девами, но с рыцарями бейся;
Мы защищать пророчицу клялися;
Нам прежде грудь пронзить твой должен меч.
Герцог.
Я не страшусь ни хитрой чародейки,
Ни вас, рабов презренных чародейства.
Стыдися, Дюнуа; красней, Ла Гир;
Унизили вы рыцарскую храбрость;
Вы сан вождей на сан оруженосцев
Отступницы коварной променяли…
Я жду вас, бьемся… Тот в защите Бога
Отчаялся, кто ад зовет на помощь.
Обнажают мечи.
Иоанна (становится между ними).
Стой!
Герцог.
Прочь!
Иоанна.
Ла Гир, останови их. Нет!
Не должно здесь французской литься крови,
И не мечом решить сей спор; иное
На небесах назначено: я говорю,
Остановитесь, мне внемлите, духу
Покорствуйте, гласящему во мне.
Дюнуа.
Зачем ты мой удерживаешь меч?
Он дать готов кровавое решенье;
Готов упасть карательный удар,
Отмщающий отечества обиду.
Иоанна.
Ни слова, Дюнуа… Ла Гир, умолкни,
Я с герцогом Бургундским говорю.
Все молчат.
Что делаешь, Филипп? И на кого
Ты обнажил убийства жадный меч?
Сей Дюнуа – сын Франции, как ты;
Сей храбрый – твой земляк и сослуживец;
И я сама – твоей отчизны дочь;
Все мы, которых ты обрек на гибель,
Принадлежим тебе, тебя готовы
Принять в объятия, склонить колена
Перед тобой почтительно желаем
И для тебя наш меч без острия.
В твоем лице, под самым вражьим шлемом,
Мы зрим черты любимого монарха.
Герцог.
Волшебница, ты жертву обольстить
Приманкою сладкоречивой мыслишь;
Но не меня тебе поймать; мой слух
Оборонен от сети слов коварных;
Твоих очей пылающие стрелы
От твердых лат души моей отпрянут…
Что медлишь, Дюнуа?.. Сразимся; биться
Оружием должны мы, не словами.
Дюнуа.
Сперва слова, потом удары; стыдно
Бояться слов; не та же ль это робость,
Свидетельство неправды?
Иоанна.
Нас не крайность
Влечет к твоим стопам, и не пощады
С покорностью мы просим… оглянись!
Британский стан лежит в кровавом пепле,
И поле все покрыли ваши трупы;
Ты всюду гром трубы французской внемлешь…
Всевышний произнес: победа наша!
Но лаврами прекрасного венца
С тобою мы готовы поделиться…
О, возвратись! Враг милый, перейди
Туда, где честь, где правда и победа.
Небес посланница, сама я руку
Тебе даю; спасительно хочу я
Тебя увлечь в святое наше братство;
Господь за нас! Все ангелы его —
Ты их не зришь – за Францию воюют;
Лилеями увенчаны они;
И белизне сей чистой орифламмы
Подобится святое наше дело;
Его символ: божественная дева.
Герцог.
Прельстительны слова коварной лжи,
Ее ж язык – простой язык младенца;
И адский дух, вселившийся в нее,
Невинности небесной подражает.
Нет! страшно ей внимать… К мечу! Мой слух,
Я чувствую, слабей моей руки.
Иоанна.
Ты мнишь, что я волшебница, что ад
Союзник мой… но разве миротворство,
Прощение обид, есть дело ада?
Согласие ль из тьмы его исходит?
Что ж человечески прекрасней, чище
Святой борьбы за родину? Давно ли
Сама с собой природа в споре, небо
С неправой стороны и ад за правду?
Когда же то, что я сказала, свято —
Кто мог внушить его мне, кроме неба?
Кто мог сойти ко мне в мою долину,
Чтобы душе неопытной открыть
Великую властителей науку?
Я пред лицом монархов не бывала,
Язык мой чужд искусству слов… но что же?
Теперь тебя должна я убедить —
И ум мой светел, зрю дела земные;
Судьба держав, народов и царей
Ясна душе младенческой моей;
Мои слова как стрелы громовые.
Герцог (смотрит на нее с изумлением).
Что я? И что со мной?.. Какая сила
Мой смутный дух внезапно усмирила?..
Обманчив ли сей трогательный вид?
Нет! Чувствую, не адский обольститель
Меня влечет; мне сердце говорит:
С ней Бог, она небес благовеститель.
Иоанна.
Он тронут… так, он тронут; не напрасно
Молила я… лицо его безгневно!
Его глаза миролюбиво-ясны…
Скорей… покинуть меч… и сердце к сердцу!
Он плачет!.. Он смиряется!.. Он наш!
(И меч и знамя выпадают из рук ее; она бежит к герцогу, обнимает его в сильном движении.)
Ла Гир и Дюнуа бросают мечи и стремятся в объятия герцога.
Действие третье
Явление первое
Дворец короля Карла в Шалоне на Марне.
Дюнуа. Ла Гир.

Дюнуа.
Мы верные друзья и сослуживцы,
Мы за одно вооружились дело,
Беды и смерть делили дружно мы.
Ужель теперь любовь разлучит нас,
Превратною судьбой не разлученных?
Ла Гир.
Принц, выслушай.
Дюнуа.
Ла Гир, ты любишь деву;
И тайный твой мне замысел известен.
Я знаю, ты пришел сюда просить
У короля Иоанниной руки.
Не может быть, чтоб храбрости твоей
Он отказал в награде заслуженной;
Но знай, Ла Гир, чтоб ею обладать,
Сперва со мной…
Ла Гир.
Спокойся, Дюнуа.
Дюнуа.
Не блеском я минутной красоты,
Как юноша кипящий, очарован;
Любви моя упорная душа
До встречи с сей чудесною не знала;
Но здесь она, предизбранная Богом
Избавить Францию, моя невеста;
И ей моя душа при первой встрече
Любовию и клятвой отдалася,
Могущий муж могущую подругу
Сопутником житейским, избирает;
Я сильную, пылающую грудь,
Хочу прижать ко груди равносильной.
Ла Гир.
Не мне с тобой достоинством равняться,
Не мне с твоей великой славой спорить;
С кем Дюнуа идет в единоборство,
Покорно тот без боя отступи.
Но вспомни, кто она? Дочь земледельца.
Приличен ли тебе такой союз?
Кто твой отец? И с кровью королей
Смешается ль простая кровь пастушки?
Дюнуа.
Она небесное дитя святой
Природы, как и я; равны мы саном.
И принцу ли бесславно руку дать
Ей, ангелов невесте непорочной?
Блистательней земных корон сияют
Лучи небес кругом ее главы;
Невидимы, ничтожны и презренны
Пред нею все величиия земли;
Поставьте трон на трон, до самых звезд
Воздвигнитесь… но все вам не достигнуть
Той высоты, на коей предстоит
Нам в ангельском величестве она.
Ла Гир.
Пускай решит король.
Дюнуа.
Нет! Ей одной
Решить. Она свободу нам спасла —
Пускай сама останется свободна.
Явление второе
Те же. Король. Дю Шатель. Шатильон. Агнеса.
Ла Гир.
Вот и король.
Король (к Шатильону).
Он будет? Он готов
Меня признать и дать обет подданства?
Шатильон.
Так, государь; в Шалоне всенародно
Желает пасть Филипп, бургундский герцог,
К твоим стопам; и мне он повелел
Приветствовать тебя, как короля,
Законного владыку своего;
За мною вслед он скоро сам здесь будет.
Агнеса.
Он близко, день стократ благословенный!
Желанный день согласия и мира!
Шатильон.
С ним двести рыцарей; перед тобой
Готов склонить свои колена герцог,
Но мыслит он, что ты того не стерпишь
И родственно прострешь ко брату руки.
Король.
Моя душа летит к нему навстречу.
Шатильон.
Желает он, чтоб о вражде минувшей
Не поминать при первой вашей встрече.
Король.
Минувшее навеки позабыто;
Лишь ясные дни в будущем я вижу.
Шатильон.
За всех своих ходатайствует герцог:
Прощение без исключенья всем.
Король.
Всем! Всем! Они опять мое семейство!
Шатильон.
Не исключать и королевы, если
На мир с тобой она согласна будет.
Король.
Не я воюю с ней, она со мною;
Конец вражде, когда ей мир угоден.
Шатильон.
Двенадцать рыцарей залогом мира.
Король.
Мне слово свято.
Шатильон.
Пусть архиепископ
Пред алтарем присягой обоюдной
Спасительный союз сей утвердит.
Король.
Не будь мне счастья в царствии небесном,
Когда моя рука и сердце врозь.
Какой еще залог желает герцог?
Шатильон (посмотрев на Дю Шателя).
Здесь есть один… присутствием своим
Он возмутит свиданья сладость.
Дю Шатель удаляется молча.
Король.
Друг,
Поди! Пускай смирит Филиппа время;
Дотоль его присутствия чуждайся.
(Смотрит за ним вослед, потом бежит к нему и обнимает его.)
О верный друг, ты более хотел
За мой покой на жертву принести.
Шатильон (подавая свиток).
Здесь прочие означены статьи.
Король.
Все наперед бесспорно утверждаю.
Что дорого за друга? – Дюнуа,
Возьми с собой сто рыцарей избранных
И к герцогу с приветствием спеши.
Должны надеть зеленые венки
Солдаты все для встречи братьев; город
Торжественно убрать, и звон
Колоколов пускай провозгласит,
Что Франция с Бургундией мирится,
Но что?.. Трубят!
Звук трубы.
Паж (вбегая поспешно).
Бургундский герцог в город
Вступает.
Дюнуа.
Рыцари, к нему навстречу!
(Уходит с Ла Гиром и Шатильоном.)
Король.
Агнеса, плачешь?.. Ах! И у меня
Нет сил для этой радостной минуты;
Сколь много жертв досталось смерти прежде,
Чем мирно мы увидеться могли.
Но стихнула свирепость бури; день
Сменил ночную тьму; настанет время,
И нам плоды прекрасные созреют.
Архиепископ (смотря в окно).
Народ со всех сторон, и нет ему
Дороги; на руках его несут,
Сорвав с коня; целуют платье, шпоры…
Король.
О добрый мой народ! Огонь во мщенье!
Огонь в любви!.. Как скоро, примиренный,
Он позабыл, что этот самый герцог
Его отцов и чад убийцей был!
Всю жизнь одна минута поглощает.
Агнеса, укрепись! Восторг твой сильный
Его душе быть может укоризной;
Чтоб здесь ничто его не оскорбляло.
Явление третье
Герцог Бургундский, Дюнуа, Ла Гир, Шатильон, два рыцаря из свиты герцога и прежние.
Герцог останавливается в дверях; король делает движение, чтобы к нему подойти, но герцог его предупреждает; он хочет преклонить колена, но король принимает его в объятия.
Король.
Ты нас предупредил; тебе навстречу
Хотели мы; твои кони крылаты.
Герцог.
Они к стопам монарха моего
Несли меня…
(Увидев Агнесу.)
Прекрасная Агнеса,
Вы здесь?.. Позвольте мне обычай наш
Аррасский сохранить; в моем краю
Прекрасный пол ему не прекословит.
(Целует ее в лоб.)
Король.
Молва идет, что твой блестящий двор
Учтивостью обычаев отличен,
Что он любви и красоты столица.
Герцог.
Вас, государь, молва не обманула:.
Моя земля отечество красавиц.
Король.
Но про тебя молва гласит иное:
Что будто ты в любви непостоянен
И верности не веришь.
Герцог.
Государь,
Неверием неверный и наказан;
Заране вы постигли сердцем то,
Что поздно мне открыто бурной жизнью.
(Увидев архиепископа, подает ему руку.)
Вы здесь, отец; вы вечно там, где честь.
Благословите. Кто вас хочет встретить,
Тот праведной стези не покидай.
Архиепископ.
Благодарю всевышнего! Я радость
Вкусил вполне и свет готов покинуть:
Мои глаза прекрасный день сей зрели.
Герцог (Агнесе).
До нас дошло, что все свои алмазы
Вы отдали, дабы сковать из них
Оружие против меня… ужели
Вам так была нужна моя погибель?
Но спор наш кончен; все должно найтись,
Что в нем утрачено; алмазы ваши
Нашлись; войне вы жертвовали ими —
Их от меня примите знаком мира.
(Берет у одного из пришедших с ним ларчик и подает его Агнесе; она смотрит в недоумении на короля.)
Король.
Возьми; то мне залог вдвойне священный
Прекрасный любви и примиренья.
Герцог (вплетая ей в волосы алмазную розу).
Жаль, что теперь в руках моих цветочек,
А не венец французской королевы:
Как возложил бы я его любовно
На эту несравненную головку…
(Значительно пожимает руку Агнесы.)
И ежели понадобится друг,
Вы на меня рассчитывайте смело.
Агнеса плачет; король тронут; все смотрят на них с чувством.
Герцог (посмотря на всех, бросается в объятия к королю).
О государь!
В эту минуту три бургундских рыцаря бегут к Дюнуа, Ла Гиру и архиепископу и обнимают их. Герцог несколько минут держит короля в объятиях.
И вас я мог отречься?
И вам я недруг был?
Король.
Молчи! Ни слова!
Герцог.
Я мог врага венчать короной вашей,
Пришельцу дать обет подданства, гибель
Законному монарху приготовить?
Король.
Спокойся; все забыто; этот миг
Всему, всему замена; то была
Судьба или враждебная звезда.
Герцог.
Заглажу все; поверьте, все заглажу;
И вам за все страдания воздам;
Вся Франция во власти вашей будет;
Ни одного села им не похитить.
Король.
В союзе мы – какой же враг опасен?
Герцог.
О верьте, я спокоен сердцем не был,
Воюя против вас. Когда б вы знали…
(Указывая на Агнесу.)
Но для чего ж ее вам не прислать?
Ее слезам кто б мог не покориться?
Теперь всему конец; сам ад не властен
Нас разлучить, прижавших сердце к сердцу;
Узнал свое теперь я место; здесь,
При вас свое я странничество кончил.
Архиепископ.
В союзе вы – и Франция, как феникс,
Подымется из пепла своего;
Загладится войны кровавый след;
Сожженные селенья, города
Блистательней восстанут из развалин,
И жатвою поля зазеленеют.
Но падшие раздора жертвой – их
Уже не воскресить! И слезы, в вашей
Вражде пролитые, пролиты были
И будут; расцветет другое племя,
Но прежнее все жертвой бед увяло…
Пробудятся ль отцы для счастья внуков?
Таков раздора плод: для вас, монархи,
Урок сей; божество меча ужасно;
Его могущества не испытуйте; раз
Исторгнувшись с войной, оно уже —
Как сокол, с вышины на крик знакомый
Слетающий к стрелку, – не покорится
Напрасному призванью человека;
И не всегда к нам во-время, как ныне,
Спасение небесное нисходит.
Герцог.
О государь! При вас небесный ангел.
Но где ж она? Что медлит?..
Король.
Где Иоанна?
Почто в торжественно-счастливый миг
Не видим мы создательницы счастья?
Архиепископ.
Ее душе противен, государь,
Веселый блеск роскошного двора.
Когда ее глас божий не стремит
В среду людей, застенчиво она
Скрывается от взоров любопытных;
Как скоро нет заботы ей о благе
Отечества – она в беседе с Богом;
И всюду с ней его благословенье.
Явление четвертое
Прежние. Иоанна, в панцыре, но без шлема; на голове ее венок из белых роз.
Король.
Иоанна, ты священницей пришла
Благословить тобою утвержденный
Союз.
Герцог.
Ужасна ты была в сраженье;
Но сколь мила в спокойной красоте!
Иоанна, я исполнил свой обет;
Довольна ль мною ты?
Иоанна.
Себя, Филипп,
Возвысил ты смирением своим.
Доселе нам в пожарном блеске брани
Являлся ты кометой бедоносной, —
И благостью теперь ты нам сияешь.
(Осматриваясь.)
Все рыцари в торжественном собранье,
И светлая горит в очах их радость;
Лишь одного несчастного я зрела…
Тоскует он при общем торжестве.
Герцог.
Кто он? Каким тяжелым преступленьем
Обременен, чтоб милости не верить?
Иоанна.
Дерзнет ли он приблизиться? Скажи…
И он у ног твоих. О, доверши
Прекрасный подвиг твой; нет примиренья,
Когда душа не вся еще свободна!
Отравой нам целебное питье,
Когда в святом мирительном сосуде
Хотя одна есть ненависти капля.
Не может быть обиды столь кровавой,
Чтоб ты ее в сей день не позабыл.
Герцог.
Я понимаю.
Иоанна.
Так! И ты простишь;
Не правда ль, друг?.. Войди же, Дю Шатель;
Своих врагов всех милует Филипп;
И ты прощен.
Герцог.
Что делаешь со мною,
Иоанна?.. Знаешь ли, чего ты просишь?
Иоанна.
Приветливо, без исключенья, всех
Зовет в свой дом гостеприимец добрый;
Как небеса вселенную свободно,
Так друга и врага объемлет милость;
Без выбора, повсюду блеском равным
В неизмеримости сияет солнце;
Всем жаждущим растениям равно
Дает свою живую росу небо;
На всех, для всех добро нисходит свыше.
Герцог.
Не властен я упорствовать пред нею;
Моя душа в руках ее, как воск…
Приближься, Дю Шатель… Не оскорбись,
О тень отца, что руку я свою
В сразившую тебя влагаю руку;
Не оскорбитеся, вы, боги смерти,
Что изменил я страшной клятве мщенья;
У вас, во тьме подземного покоя,
Не бьется сердце; там все вечно, все
Неизменяемо… Но все иное
Здесь на земле, под ясным блеском солнца;
Здесь человек, живым влекомый чувством,
Игралище всесильного мгновенья.
Король (Иоанне).
О, как тебя благодарить, Иоанна?
Прекрасно ты свершила свой обет;
Ты всю мою судьбу преобразила:
Мои друзья со мной примирены,
Мои враги низринуты во прах,
У хищника мои отняты земли,
И все тобой… Что дам тебе в награду?
Иоанна.
Будь в счастье человек, как был в несчастье;
На высоте величия земного
Не позабудь, что значит друг в беде:
То испытал ты в горьком униженье;
К беднейшему в народе правосудным
И милостивым будь: из бедной кущи
Тебе извел спасительницу Бог…
Вся Франция твою признает власть;
Ты праотцом владык великих будешь;
Потомки от тебя своею славой
Затмят твоих предшественников славу,
И род твой будет цвесть, доколь любовь
Он сохранит к себе в душе народа;
Лишь гордостью погибнуть может он;
И в низкой хижине, откуда ныне
Спаситель вышел твой, таится грозно
Для правнуков виновных истребленье.
Герцог.
Пророчица, наставленная небом,
Когда тебе в грядущем тайны нет,
Скажи и мне о племени моем:
Продлится ли величие его?
Иоанна.
Филипп, я зрю тебя во блеске, в силе;
Близ трона ты, и выше гордый дух
Стремится возлететь; под облака
Он смелое свое возносит зданье;
И сильная рука из высоты
Строение гордыни остановит…
Но не страшись, не рушится твой дом;
Он девою для славы сохранится,
И скиптроносные монархи, сильных
Народов пастыри, от ней родятся;
Могущие, они с двух славных тронов
Дадут закон и знаемому свету
И новому, сокрытому всевышним
Еще за мглой морей непереплытых.
Король.
О, если дух открыл тебе, поведай:
Сей дружеский, спасительный союз —
Продлится ль он, чтобы и внукам нашим
Как нам, благотворить?
Иоанна (помолчав).
Владыки мира,
Страшитеся раздора, не будите
Вражды в ее ужасном логовище;
Рассвирепев, не стихнет; от нее
Ужасное родится поколенье;
Она пожар пожаром зажигает…
Но я молчу… Спокойно в настоящем
Ловите счастие, а мне оставьте
Грядущее безмолвием закрыть.
Агнеса.
Иоанна, ты в душе моей читаешь;
Ты ведаешь, хочу ль мирских величий…
Скажи и мне пророческое слово.
Иоанна.
Небесный дух являет мне одну
Великую всемирного судьбину…
Твоя ж судьба в твоей душе таится.
Дюнуа.
Но что ж тебе самой назначил Бог?
Откройся нам, небесная. О, верно,
Тебя ждет лучшее земное счастье
В награду за твое смиренье.
Иоанна (задумчиво и смиренно показав на небо).
На небесах у вечного отца.
Король.
Поверь его монарху твоему;
И почтено твое да будет имя
Во Франции; пускай тебе дивятся
Позднейшие потомки… да свершится
Теперь же долг мой; на колена!
Иоанна становится на колена; король вынимает меч и прикасается им к ней.
Сим
Прикосновением меча, Иоанна,
Король тебе дарует благородство;
Восстань; твоя возвышена порода,
И самый прах отцов твоих прославлен;
Лилея Франции твой герб; знатнейшим
Отныне будь равна высоким саном;
Твоя рука будь первому из первых
Великою наградой; мне ж оставь
Тебе найти достойного супруга.
Дюнуа.
Моя она; ее и в низкой доле
Я выбрал сердцем – честь не возвышает
Моей любви, ни доблести ее;
Перед лицом монарха моего,
В присутствии святого мужа церкви,
Готов ее наречь моей супругой,
Готов подать ей княжескую руку,
Когда мой дар принять благоволит.
Король.
Неизъяснимая, за чудом – чудо
Творишь ты… Так, я верю, для тебя
Возможно все; ты в этом гордом сердце,
Любовию досель не побежденном,
Любовь произвела.
Ла Гир.
Краса Иоанны
Есть кроткое души ее смиренье;
Она всего великого достойна —
Но чужды ей и гордые желанья
И почестей блестящая ничтожность;
Простой удел, любовь простого сердца
С моей рукой я предлагаю ей…
Король.
И ты, Ла Гир? Два равных пред тобою
Соперника по мужеству и сану,
Иоанна… ты врагов со мной сдружила,
Мой трон возвысила: ужель теперь
Меня лишишь друзей моих вернейших?
Для одного награда, но достойны
Равно награды оба; отвечай.
Агнеса.
Ее душа внезапностью смутилась,
И девственным стыдом она краснеет.
О, дайте ей спроситься с сердцем, тайну
С подругой верной разделять и душу
Передо мной открыть непринужденно;
Теперь мой час; как нежная сестра
Приблизиться могу я к строгой деве,
Чтоб женское с заботливостью женской
Размыслить вместе с ней. Оставьте нас
Решить наедине.
Король.
Пойдем.
Иоанна.
Постойте!
Нет, государь, мои пылают щеки
Не пламенем смятенного стыда;
И то, что я могу сказать ей втайне,
То я скажу и пред лицом мужей…
О рыцари! Своим избраньем вы
Великую мне делаете честь;
Но разве я для суетных величий
Покинула отеческую паству?
Для брачного ль венца я грудь младую
Одела в сталь и панцырь боевой?
Нет, призвана я к подвигу иному;
Лишь чистою свершится девой он;
Я на земле воительница Бога,
Я на земле супруга не найду.
Архиепископ.
Быть на земле сопутницей супруга
Есть жребий женщины; храня закон
Природы, божеству она угодна;
И, совершив указанное небом,
Тебя пославшим в бой, ты броню скинешь,
Ты перейдешь к судьбе своей смиренной,
Покинутой для бранного меча;
Не девственной руке им управлять.
Иоанна.
Святой отец, еще не знаю я,
Куда меня пошлет могущий дух;
Придет пора, и он не промолчит,
И покорюсь тогда его веленью;
Теперь же он велит начатый подвиг
Свершить: еще монарх мой не увенчан;
Еще елей главы его избранной
Не освятил; еще он не король.
Король.
Но мы идем стезей прямою к Реймсу.
Иоанна.
И медлить нам не должно; враг повсюду;
Дорогу нам он мыслит заградить;
Но сквозь него промчу к победе вас.
Дюнуа.
Когда же все, Иоанна, совершится,
Когда войдем с тобою в стены Реймса,
Склонишь ли ты внимание тогда…
Иоанна.
Когда Господь велит, чтоб я с победой
Из грозныя борьбы со смертью вышла,
Тогда всему конец; тогда пастушке
Уж места нет в обители монарха.
Король (взяв ее за руку).
Теперь тебе лишь голос духа внятен;
Любовь молчит в груди, горящей Богом;
Но верь, она молчать не вечно будет.
Утихнет брань; победа приведет
К нам ясный мир; в сердца вольется радость,
Нежнейшие пробудятся в них чувства…
Тогда об них проведаешь и ты,
Тогда впервой печали сладкой слезы
Прольют твои глаза и будешь сердцем,
Исполненным доныне только неба,
С любовию искать земного друга;
Всех ныне ты для счастия спасла —
И одному тогда ты будешь счастьем.
Иоанна (посмотрев на него с унылым негодованием).
Иль, утомясь божественным явленьем,
Уж хочешь ты разбить его сосуд
И благовестницу верховной воли
Низвесть во прах ничтожности земной?
О маловерные! Сердца слепые!
Величие небес кругом вас блещет;
Их чудеса пред вами без покрова;
А я для вас лишь женщина… безумцы!
Но женщине ль под бронею железной
Мешаться в бой, водить мужей к победе?
Погибель мне, когда, господне мщенье
Неся в руке, я суетную душу
Отдам любви, от Бога запрещенной;
О нет! Тогда мне лучше б не родиться;
Ни слова более; не раздражайте
Моей душой владеющего духа;
Один уж взор желающего мужа
Есть для меня и страх и оскверненье.
Король.
Умолкните; ее не преклонить.
Иоанна.
Вели, вели греметь трубе военной,
Спокойствие меня теснит и мучит;
Стремительно зовет моя судьба
Меня от сей бездейственности хладной;
И строгий глас твердит мне: довершай.
Явление пятое
Те же. Рыцарь вбегает поспешно.
Король.
Что сделалось?
Рыцарь.
Близ Марны неприятель;
Он строится в сраженье.
Иоанна (вдохновенно).
Бой и брань!
Теперь душа от уз своих свободна…
Друзья, и мечам; а я устрою войско.
(Уходит поспешно.)
Король (Ла Гиру).
Поди за ней. Перед стенами Реймса
Они хотят сорвать с меня корону.
Дюнуа.
Их мчит не мужество, но безнадежной
Свирепости отчаянный порыв.
Король (герцогу).
Филипп, тебя я не зову; но час
Настал минувшее загладить.
Герцог.
Будешь
Доволен мной.
Король.
Я сам дорогой чести
Хочу идти пред войсками моими,
Хочу в виду венчательного Реймса
Венец мой заслужить. Моя Агнеса,
Твой рыцарь говорит тебе: прости!
Агнеса (подает ему руку).
Не плачу я; моя душа спокойна;
На небесах живет моя надежда;
На то ль даны столь явные залоги
Спасенья их, чтоб после нам погибнуть?..
Ты победишь; то сердца предвещанье;
И в Реймсе нам назначено свиданье.
Все уходят. Сцена переменяется; видно открытое поле, на нем рассыпаны группы деревьев; за сценою слышны военные инструменты, выстрелы, стук оружия; сражающиеся пробегают через сцену; наконец все тихо; сцена пуста.
Явление шестое
Тальбот выходит раненый, опираясь на Фастольфа, за ним солдаты, скоро потом Лионель.
Тальбот.
Под этими деревьями, друзья,
Меня оставьте; сами в бой подите;
Чтоб умереть, помощник мне не нужен.
Фастольф.
Несчастный день! Враждебная судьба!
(К Лионелю.)
Зачем пришел ты, Лионель? Смотри,
Наш храбрый вождь от раны умирает.
Лионель.
Да сохранит нас небо! Встань, Тальбот,
Не время нам о ранах помышлять;
Вели ожить природе, одолей
Бунтующую смерть.
Тальбот.
Напрасно все;
Судьба произнесла: должна погибнуть
Во Франции британская держава;
Последнее отчаянною битвой
Я истощил, чтоб рок сей отвратить;
И здесь лежу, разбит стрелой громовой,
Чтоб более не встать. Потерян Реймс —
Париж спасайте.
Лионель.
Нет для нас Парижа:
Он договор с дофином заключил.
Тальбот (срывая с себя повязку).
Бегите ж вы, кровавые потоки!
Противно мне смотреть на это солнце.
Лионель.
Мне ждать нельзя; Фастольф, на этом месте
Вождю опасно быть; нам отстоять
Его не можно; нас теснят ужасно;
Ряды расстроены; за девой вслед
Они бегут – и все, как буря, ломят.
Тальбот.
Безумство, ты превозмогло, а я
Погибнуть осужден. И сами боги
Против тебя не в силах устоять.
О гордый ум, ты, светлое рожденье
Премудрости, верховный основатель
Создания, правитель мира, что ты?
Тебя несет, как бурный конь, безумство;
Вотще твоя узда; ты бездну видишь
И сам в нее с ним падаешь невольно;
Будь проклят тот, кто в замыслах великих
Теряет жизнь, кто мудро выбирает
Себе стезю вернейшую. Безумству
Принадлежит земля.
Лионель.
Тальбот, тебе
Не много здесь минут осталось; вспомни
О Боге…
Тальбот.
Если б мы разбиты были,
Как храбрые от храбрых, – нам отрадой
Была бы мысль, что мы в руке судьбы,
Играющей землею самовластно;
Но жалкой быть игрушкою мечты…
Иль наша жизнь, вся отданная бурям,
Не стоила славнейшего конца?
Лионель.
Тальбот, прости! Дань слез моих тебе
Я принесу, как друг твой, после битвы,
Когда останусь цел… теперь иду…
Еще судьба на поле боевом
Свой держит суд и жребии бросает.
Простимся до другого света! Краток
Разлуки миг за долгую любовь!
(Уходит.)
Тальбот.
Минута кончит все; отдам земле
И солнцу все, что здесь во мне сливалось
В страдание и в радость так напрасно;
И от могучего Тальбота, славой
Наполнившего свет, на свете будет
Одна лишь горсть летучей пыли. Так
Весь гибнет человек – и вся нам прибыль
От тягостной борьбы с суровой жизнью
Есть убеждение в небытии
И хладное презренье ко всему,
Что мнилось нам великим и желанным.
Явление седьмое
Король, герцог, Дюнуа, Дю Шатель и солдаты входят.
Герцог.
Сраженье решено.
Дюнуа.
Победа наша.
Король (заметив Тальбота).
Но кто же там, покинутый, лежит
В борении с последнею минутой?
По броне он не ратник рядовой.
Скорей! Помочь, когда еще не поздно!
К Тальботу приближаются солдаты.
Фастольф.
Не приближайтесь! Прочь! Почтенье к смерти
Того, кто был вам страшен так живой!
Герцог.
Что вижу я? Тальбот лежит в крови.
(Приближается к нему.)
Тальбот, взглянув на него, умирает.
Фастольф.
Не подходи, предатель ненавистный!
Твой вид смутит последний взор героя.
Дюнуа.
Тальбот, погибельный, неодолимый,
Столь малое пространство для тебя,
Которого желаньям исполинским
Всей Франции обширной было мало!
(Преклоняет меч пред королем.)
Теперь приветствую вас королем;
Дрожал венец на вашей голове,
Пока душа жила еще в сем теле.
Король (посмотрев молча на мертвого).
Не мы его сразили – некто высший!
На землю Франции он лег, как бодрый
Боец на щит, которого не выдал.
(К воинам.)
Возьмите!
Труп Тальбота выносят.
Мир его великой тени;
Здесь памятник ему достойный будет;
В средине Франции, где он геройски
Свой кончил путь, покойся прах его!
Столь далеко враги не заходили,
И лучшее надгробие ему
То место, где его найдут во гробе.
Фастольф (подавая меч королю).
Я пленник ваш.
Король (возвращая ему меч).
Нет, рыцарь, и война
Священный долг умеет чтить, свободно
Ты своего проводишь полководца…
Но, Дю Шатель… моя Агнеса в страхе;
Спеши ее обрадовать победой;
Скажи, что я и жив и невредим,
Что в Реймсе жду ее к коронованью.
Дю Шатель уходит.
Явление восьмое
Те же. Ла Гир.
Дюнуа.
Ты здесь, Ла Гир? Но где Иоанна?
Ла Гир.
Как?
Она не с вами?.. Я ее покинул
В сраженье близ тебя.
Дюнуа.
Я побежал
На помощь к королю; я был в надежде,
Что ты останешься при ней…
Герцог.
Недавно
Я видел сам в густой толпе врагов
Ее распущенное знамя…
Дюнуа.
Боже!
Страшусь я! Где она? Скорее к ней
На помощь. Может быть, ее далеко
Замчало мужество. Одна, быть может,
Она, толпой стесняемая, бьется
И тщетно ждет защиты от друзей.
Король.
Спешите.
Дюнуа.
Я бегу.
Ла Гир.
И я.
Герцог.
Мы все.
Все уходят поспешно.
Явление девятое
Другое место на поле сражения: утесы, деревья; вдали башни Реймса, освещенные заходящим солнцем. Рыцарь в черном панцыре с опущенным забралом.
Иоанна преследует его; он останавливается.
Иоанна.
Коварный, я твою узнала хитрость;
Обманчиво притворным бегством ты
Меня сюда увлек из жаркой битвы,
Чтобы своих спасти от грозной встречи
С моим мечом; но сам теперь погибнешь.
Черный рыцарь.
Почто за мной ты гонишься? Почто
Так бешено к моим стопам пристала?
Не суждено мне пасть твоей рукой.
Иоанна.
Противен ты душе моей, как ночь,
Которой цвет ты носишь; истребить
Тебя с лица земли неодолимо
Влечет меня могущее желанье.
Скажись, кто ты? Открой забрало. Если б
Передо мной Тальбот не пал в сраженье,
Тогда бы я сказала: ты Тальбот.
Черный рыцарь.
Иль смолкнул глас пророческого духа?
Иоанна.
Нет, громко он вещает мне, что здесь
Моя беда стоит с тобою рядом.
Черный рыцарь.
Иоанна д'Арк, с победою до Реймса
Дошла ты – стой! Не дале! Будь довольна
Своим венцом и счастье отпусти,
Служившее тебе рабом покорным;
Не жди, чтобы оно забунтовало;
Ласкает нас, но верность ненавидит
И никому не служит до конца.
Иоанна.
Почто ты мне велишь с моей дороги
Сойти, забыв начатый мною подвиг?
Свершу его, исполню свой обет.
Черный рыцарь.
Могучая, ты все ниспровергаешь;
Покорен бой тебе – но удержись
От боя; мне поверь, пока не поздно.
Иоанна.
Не выпущу меча я из руки,
Доколь враги не втоптаны во прах.
Черный рыцарь.
Смотри же, там сияют башни Реймса;
Туда твой путь; ты видишь: блещет купол
Соборный на величественной церкви —
В нее вступить ты можешь с торжеством,
В ней увенчать монарха, свой обет
Исполнить, но… Иоанна, не входи
В ту церковь; мне поверь – и возвратись.
Иоанна.
Но кто же ты, прельститель двуязычный?
Ты мнишь меня смутить и ужаснуть
Обманчивым пророчеством…
Черный рыцарь хочет уйти; она заступает ему дорогу.
Постой!
Ответствуй мне иль гибни…
(Хочет ударить в него мечом.)
Черный рыцарь(прикасается к ней рукой, и она остается неподвижна).
Умерщвляй
Одно лишь смертное.
Гром и молния; рыцарь исчезает.
Иоанна (долго молчит в изумлении, потом, опомнившись, говорит).
То был не здешний
И не живой… то было привиденье,
Враждебный дух, изникнувший из ада,
Чтобы смутить во мне святую веру.
Но мне с мечом владыки моего
Кто страшен? Нет, иду; зовет победа;
Пусть на меня весь ад вооружится;
Жив Бог – моя надежда не смутится.
Явление десятое
Иоанна. Лионель.
Лионель.
Отступница, готовься в бой; погибнуть
Один из нас на этом месте должен;
Храбрейшие тобой умерщвлены;
Герой Тальбот в объятиях моих
С великою душой своей расстался;
Отмщу за храброго иль будь одна
Для нас судьба; но пасть ли мне, иль нет,
Ты прежде знать должна, кого твой рок
С тобою свел: я Лионель, последний
Британский вождь, еще непобежденный.
(Нападает на нее; через минуту она вышибает из руки его меч.)
О счастие!
(Борется с нею.)
Иоанна во время борьбы срывает с него шлем, и он остается с непокрытою головою; поднявши меч, чтобы его поразить, она говорит:
Иоанна.
Умри! Святая Дева
Моей рукой тебя приносит в жертву.
(В эту минуту ее глаза встречаются с глазами Лионеля; пораженная видом его, она стоит неподвижно, и рука ее опускается.)
Лионель.
Что медлишь? Что удар твой задержало?
Взяв честь, возьми и жизнь; я не хочу
Пощады; я в твоих руках.
Она подает ему знак рукою, чтобы он бежал.
Бежать
Мне должно? Быть обязанным тебе
Презренной жизнию? Скорей погибнуть!
Иоанна (отвратив глаза).
И знать я не хочу, что жизнь твоя
Была в моих руках…
Лионель.
Я ненавижу
Тебя и дар твой; не хочу пощады;
Не медли, поражай того, кто сам
Сразить тебя хотел.
Иоанна.
Убей меня
И удались.
Лионель.
Что слышу?
Иоанна (закрыв лицо руками).
Горе мне!
Лионель (приблизясь к ней).
Молва идет, что ни один британец
Тобой не пощажен; за что же мне
Пощада одному?
Иоанна (собравшись с духом, поднимает меч, чтобы его поразить; но, опять взглянув на него, опускает руку).
Святая Дева!
Лионель.
Почто зовешь святую? О тебе
Не ведает она; ты небесами
Отвержена.
Иоанна (в сильнейшем отчаянии).
О горе! Горе! Что
Я сделала? Нарушен мой обет.
(Ломает в горести руки.)
Лионель (смотрит на нее с участием и подходит ближе).
Несчастная, жалею о тебе;
Ты трогаешь меня; со мной одним
Великодушною была ты; сердце
Мое тебя, я чувствую, простило;
С участием оно к тебе стремится.
Скажи, кто ты? Откуда?
Иоанна.
Прочь! Беги!
Лионель.
Мне жаль твоей цветущей красоты,
Жаль младости твоей; твой милый образ
Теснится в душу мне, и я хотел бы
Тебя спасти, но как и чем спасу?
Поди за мной; оставь союз твой страшный;
Оставь погибельный свой меч.
Иоанна.
Увы!
Носить его я недостойна.
Лионель.
Брось
Его, иди со мной.
Иоанна (в ужасе).
С тобой? О небо!
Лионель.
Пойдем; еще тебя спасти возможно,
И я тебя спасу… но поспеши.
Моя душа печалью непонятной
Томится по тебе… невыразимым
Желанием спасти тебя полна.
(Берет ее за руку.)
Вдали показываются Дюнуа и Ла Гир.
Иоанна.
О Боже! Дюнуа… они уж близко;
Беги!.. Тебя найдут.
Лионель.
Я твой защитник.
Иоанна.
О нет! Беги! Умру, когда погибнешь.
Лионель.
Иль дорог я тебе?
Иоанна.
О Пресвятая!
Лионель.
Увидимся ль? Услышу ль о тебе?
Иоанна.
Нет, никогда.
Лионель.
Сей меч в залог, что я
Тебя найду.
(Вырывает из рук ее меч.)
Иоанна.
Ты смеешь, безрассудный?
Лионель.
Теперь я уступаю силе; мы
Увидимся.
(Уходит поспешно.)
Явление одиннадцатое
Дюнуа. Ла Гир. Иоанна.
Ла Гир.
Она! Она!
Дюнуа.
Иоанна,
Спокойна будь: друзья твои с тобою.
Ла Гир.
Не Лионель ли там бежит?
Дюнуа.
Оставь
Его; Иоанна, битва решена;
Реймс отворил ворота; весь народ
Бежит толпой навстречу королю.
Ла Гир.
Но что она?.. Шатается, бледнеет!..
Дюнуа.
Ты ранена?
Иоанна падает к ним на руки.
Снять панцырь! Рана
В плече, и легкая.
Ла Гир.
Но льется кровь!
Иоанна.
Пускай она с моею льется жизнью.
(Лишается памяти.)
Действие четвертое
Явление первое
Богато убранная зала; колонны обвиты гирляндами из цветов; вдали слышны флейты и гобои; они играют во все продолжение первой сцены.
Иоанна (стоит в задумчивости и слушает, потом говорит).
Молчит гроза военной непогоды;
Спокойствие на поле боевом;
Везде шумят по стогнам хороводы,
Алтарь и храм блистают торжеством,
И зиждутся из ветвей пышны входы,
И гордый столб обвит живым венцом,
И гости ждут венчательного пира;
Готовы трон, корона и порфира.
И все горит единым вдохновеньем,
И груди всем подъемлет мысль одна,
И счастие волшебным упоеньем
Сдружило все, что рознила война;
Гордится франк своим происхожденьем,
Как будто всем отчизна вновь дана;
И с честию примирена корона;
Вся Франция в собрании у трона.
Лишь я одна, великого свершитель,
Ему чужда бесчувственной душой;
Их счастия, их славы хладный зритель,
Я прочь от них лечу моей мечтой;
Британский стан – любви моей обитель,
Ищу врагов желаньем и тоской;
Таюсь друзей, бегу в уединенье
Сокрыть души преступное волненье.
Как! Мне любовию пылать?
Я клятву страшную нарушу?
Я смертному дерзну отдать
Творцу обещанную душу?
Мне, усладительнице бед,
Вождю спасенья и побед,
Любить врага моей отчизны?
Снесу ли сердца укоризны?
Скажу ль о том сиянью дня?
И стыд не истребит меня!
Звуки инструментов за сценою сливаются в тихую, нежную мелодию.
Горе мне! Какие звуки!
Пламень душу всю проник,
Милый слышится мне голос,
Милый видится мне лик.
Возвратися, буря брани!
Загремите, стрелы, копья!
Вы ударьте, строй на строй!
Битва, дай душе покой!
Тише, звуки! Замолчите,
Обольстители души!
Непонятным упоеньем
Вы ее очаровали;
Слезы льются от печали.
(Помолчав, с большею живостью.)
Могла ли я его сразить? О, как
Сразить, узрев его прекрасный образ?
Нет, нет, себя скорей бы я сразила.
Виновна ль я, склонясь душой на жалость?
И грех ли жалость?.. Как?.. Скажи ж, Иоанна,
Была ль к другим ты жалостлива в битве?
И жалости ль покорен был твой меч,
Когда младой валлиец пред тобою
Лежал в слезах, вотще моля о жизни?
О сердце хитрое, ты ль небеса
Всезрящие заманишь в ослепленье?
Нет, нет, тебя влекло не сожаленье!..
Увы! Почто дерзнула я приметить
Его лица младую красоту!
Несчастная, сей взор – твоя погибель!
Орудия слепого хочет Бог.
идти за ним должна была ты слепо;
Но волю ты дала очам узреть —
И от тебя щит божий отклонился,
И адская тебя схватила сеть.
(Задумывается, вслушивается в музыку, потом говорит.)
Ах! Почто за меч воинственный
Я мой посох отдала
И тобою, дуб таинственный,
Очарована была?
Мне, Владычица, являла ты
Свет небесного лица;
И венец мне обещала ты…
Недостойна я венца!
Зрела я небес сияние,
Зрела ангелов в лучах…
Но души моей желание
Не живет на небесах.
Грозной силы повеление
Мне ль, бессильной, совершить?
Мне ли дать ожесточение
Сердцу, жадному любить?
Нет! Из чистых небожителей
Избирай твоих свершителей!
С неприступных облаков
Призови твоих духов,
Безмятежных, не желающих,
Не скорбящих, не теряющих…
Деву с нежною душой
Да минует выбор твой.
Мне ль свирепствовать в сражении?
Мне ль решить судьбу царей?..
Я пасла в уединении
Стадо родины моей…
Бурный путь мне указала ты,
В дом царей меня ввела;
Но… лишь гибель мне послала ты…
Я ль сама то избрала?
Явление второе
Агнеса. Иоанна.
Агнеса (идет в сильном волнении чувства к Иоанне, хочет броситься к ней на шею, но, одумавшись, падает перед ней на колена).
Нет! Нет! Во прах перед тобою…
Иоанна (стараясь ее поднять).
Встань,
Агнеса, ты свой сан позабываешь.
Агнеса.
Оставь меня; томительная радость
Меня к твоим ногам бросает – сердце
Пред божеством излить себя стремится;
Незримого в тебе боготворю.
Наш ангел ты; тобою мой властитель
Сюда введен; готов обряд венчанья;
Стоит король в торжественной одежде;
Сбираются кругом монарха пэры,
Чтобы нести регалии во храм;
Народ толпой бежит и соборной церкви;
Повсюду клик и звон колоколов…
Кто даст мне сил снести такое счастье?
Иоанна поднимает ее. Агнеса смотрит на нее пристально.
Лишь ты одна сурово-равнодушна;
Ты благ, тобой даруемых, не делишь;
Ты холодно глядишь на нашу радость;
Ты видела величие небес
И счастию земному неприступна.
Иоанна в сильном движении схватывает ее за руку, потом задумчиво опять ее опускает.
О, если б ты узнала сладость чувства!
Войны уж нет; сложи твой бранный панцырь
И грудь открой чувствительности женской…
Моя душа, горящая любовью,
Чуждается тебя вооруженной.
Иоанна.
Чего ты требуешь?
Агнеса.
Обезоружь
Себя, покинь твой меч; любовь страшится
Окованной железом тяжким груди;
Будь женщина, и ты любовь узнаешь.
Иоанна.
Мне, мне себя обезоружить? Нет,
Я побегу с открытой грудью в бой…
Навстречу смерти… нет, тройной булат
Пусть будет мне защитою от ваших
Пиров и от меня самой.
Агнеса.
Иоанна,
Граф Дюнуа, великодушный, славный,
К тебе горит святым, великим чувством;
О, верь мне, быть любовию героя
Удел прекрасный… но любить героя
Еще прекраснее…
Иоанна отвращается в сильном волнении.
Ты ненавидишь
Его?.. Нет, нет, его не любишь ты;
Но ненависть… лишь тот нам ненавистен,
Кто милого из наших рук исторгнул;
Но для тебя нет милого; ты сердцем
Спокойна… Ах, когда б оно смягчилось!
Иоанна.
Жалей меня, оплачь мою судьбу.
Агнеса.
Чего ж тебе недостает для счастья?
Все решено: отчизна спасена;
С победою, торжественно в свой Реймс
Вступил король, и слава твой удел;
Тебя народ честит и обожает;
Во всех устах твоя хвала: ты гений,
Ты божество сих праздников веселых,
И сам король не столь в своей короне
Величествен, как ты.
Иоанна.
О, если б скрыться
Могла во тьме подземной я от вас!
Агнеса.
Что слышу? Как понять тебя, Иоанна?
И ныне кто ж взглянуть дерзнет на свет,
Когда тебе глаза потупить должно?..
Мне, мне краснеть, мне, низкой пред тобою,
Не смеющей и мыслию постигнуть
Величия души твоей прекрасной.
Открою ль все ничтожество мое?
Не славное спасение отчизны,
Не торжество побед, не обновленный
Престола блеск, не шумный пир народа
Мне радости причина; нет, один
Живет в моей душе – иному чувству
В ней места нет, – он, сей боготворимый;
Его народ приветствует; его
Бегут встречать; пред ним цветы бросают —
И он, для всех единственный, – он мой.
Иоанна.
Счастливица, завидую тебе;
Ты любишь там, где любит все; ты смеешь
Свободно, вслух изречь свое блаженство;
Перед людьми его ты не таишь;
Их общий пир есть пир твоей любви;
И этот весь бесчисленный народ,
Ликующий с тобой в одних стенах, —
Прекрасное твое он чувство делит,
Тебя приветствует, тебя венчает,
Ты с радостью всеобщей заодно,
Твоей душе небесный день сияет,
Любовью все твоей озарено.
Агнеса (падая в ее объятия).
О радость! Мой язык тебе понятен!
Иоанна, ты… любви ты не чужда;
Что чувствую – ты выразила сильно;
И ободренная душа моя
Доверчиво тебе передается…
Иоанна (вырываясь из ее объятий).
Прочь, прочь! Беги меня, не заражайся
Губительным сообществом моим;
Поди, будь счастлива, а мне дай скрыть
Во мрак мой стыд, мой страх, мое страданье.
Агнеса.
Я трепещу; ты мне непостижима,
Но кто ж тебя постигнул? Кто проник
Во глубину твоей великой тайны?
Кто может ведать, что святому сердцу,
Что чистоте души твоей понятно?
Иоанна.
Нет, нет, ты – чистая, святая – ты;
Когда б в мою ты внутренность проникла,
Ты б от меня, как от врага, бежала.
Явление третье
Иоанна. Агнеса. Дюнуа и Ла Гир со знаменем Иоанны.
Дюнуа.
Мы за тобой, Иоанна; все готово;
Король тебя зовет: в ряду вельмож,
Ближайшая к монарху, ты должна
Пред ним нести святую орифламму.
Он признает и хочет всенародно
Перед лицом всей Франции признать,
Что лишь тебе одной принадлежит
Вся честь сего торжественного дня.
Иоанна.
О Боже! Мне предшествовать ему?
Мне перед ним нести святое знамя?
Дюнуа.
Кому ж, Иоанна? Чья рука посмеет
Святыни сей коснуться? Это знамя
Носила ты в сраженье; им должна ты
И торжество победное украсить.
Ла Гир.
Вот знамя; поспешим; король, вожди
И весь народ зовут тебя, Иоанна.
(Хочет подать ей знамя, она отступает с ужасом.)
Иоанна.
Прочь, прочь!
Ла Гир.
Иоанна, что с тобой? Трепещешь
Пред собственным ты знаменем своим!
Узнай его, оно твое; ты им
Победу нам дала; взгляни, на нем
Сияет лик Владычицы Небесной.
(Развертывает знамя.)
Иоанна (в ужасе смотря на знамя).
Она, она!.. В таком являлась блеске
Она передо мной… Смотрите, гневом
Омрачено ее чело, и грозно
Сверкает взор, к преступнице склоненный.
Агнеса.
Ты вне себя: опомнись, ты виденьем
Обманчивым испугана; тот образ…
Он слабой и земной руки созданье;
Сама ж она небес не покидала.
Иоанна.
О грозная! Карать ли ты пришла?
Где молнии твои? Пускай сразят
Они мою преступную главу.
Разрушен наш союз; я посрамила,
Унизила твое святое имя.
Дюнуа.
Что слышу я! Какой язык ужасный!
Ла Гир (к Дю Шателю).
Как изъяснить ее волненье, рыцарь?
Дю Шатель.
Я вижу то, чего давно боялся.
Дюнуа.
Как? Что ты говоришь?
Дю Шатель.
Того открыть;
Что думаю, не смею; но дай Бог,
Чтоб было все уж кончено и наш
Король уж коронован был.
Ла Гир.
Иоанна,
Иль ужас тот, который разливала
Ты знаменем своим, оборотился
Против тебя? Узнай его, Иоанна;
Одним врагам погибельно оно;
Для Франции оно символ спасенья.
Иоанна.
Так, так, оно спасительно для верных;
Лишь на врагов оно наводит ужас.
Слышен марш.
Дюнуа.
Возьми его, возьми; ты слышишь, ход
Торжественный уж начался: пойдем.
Принуждают ее взять знамя; она берет его с видимым отвращением и уходит; все прочие за нею.
Явление четвертое
Площадь перед кафедральною церковью.
Вдали множество народа. Бертранд, Арман, Этьен выходят из толпы; за ними вскоре Алина и
Луиза. Вдали слышен марш.
Бертранд.
Уж музыка играет; идут; скоро
Увидим их; но где бы лучше нам
Остановиться? Там, на площади,
Иль здесь, на улице, чтоб посмотреть
На ход вблизи?
Этьен.
Нет, сквозь толпу народа
Нам не пройти: от конных и от пеших
Простора нет; все улицы набиты;
У тех домов есть место, там увидеть
Нам можно все.
Арман.
Какая бездна! Скажешь,
Что здесь вся Франция; и так велико
Народное стремленье, что и мы
Из Лотарингии своей далекой
Сюда с толпой пришли.
Бертранд.
Да кто же будет
Один дремать в своем углу, когда
Великое свершается в отчизне?
Истратили довольно крови мы,
Чтоб голове законной дать корону;
А наш король, наш истинный король,
Которого мы в Реймсе коронуем,
Ужель он здесь быть должен встречен хуже
Парижского, который в Сен-Дени
По милости пришельца коронован?
Тот не француз, кто в этот славный день
Не будет здесь с другими и от сердца
Не закричит: да здравствует король!
Явление пятое
Те же. Луиза. Алина.
Луиза.
Сестрица, мы увидим здесь Иоанну;
Как бьется сердце!
Алина.
Мы ее увидим
В величестве и в почести и скажем:
То наша милая сестра Иоанна.
Луиза.
Пока меня глаза не убедили,
До тех пор все не буду верить я,
Чтоб та, которую все называют
Здесь Орлеанской девою, была
Сестра Иоанна, без вести от нас
Пропавшая.
Алина.
Увидишь и поверишь.
Бертранд.
Молчите, идут.
Явление шестое
Впереди идут музыканты; за ними дети в белых платьях с венками в руках; потом два герольда; отряд воинов с алебардами; чиновники в парадных платьях; два маршала с жезлами; бургундский герцог с мечом; Дюнуа с скипетром; другие вельможи с короною, державою, королевским жезлом; за ними рыцари в орденских одеждах; певчие с кадильницами; два епископа с сосудом миропомазания; архиепископ с крестом; за ним Иоанна с знаменем; она идет медленными, неровными шагами, наклонив голову; ее сестры, увидев ее, знаками показывают радость и удивление; за Иоанною следует король под балдахином, который несут бароны; за королем придворные чиновники; потом отряд воинов. Когда все входят в церковь, марш умолкает.
Явление седьмое
Луиза. Алина, Арман. Этьен. Бертранд.
Алина.
Видел ли сестру?
Арман.
Что шла пред королем в богатых латах,
Со знаменем в руках?
Алина.
Да, то Иоанна,
Сестра.
Луиза.
На нас она не поглядела:
Она не думала, что сестры близко;
Была бледна, смотрела вниз, – дрожала
Под знаменем своим… мне стало грустно;
Я не могла обрадоваться ей.
Алина.
Теперь мы видели Иоанну в славе
И в почести; но кто б мог то подумать
В то время, как она у нас в горах
Пасла овец?
Луиза.
Отцу недаром снилось,
Что в Реймсе он и мы перед Иоанной
Стоять с почтеньем будем; вот та церковь,
Которая привиделась ему.
И все сбылось. Но знаешь ли? Отцу
С тех пор и страшные виденья были…
Ах! Мне она жалка, мне тяжко видеть
Ее в таком величии.
Бертранд.
Пойдем.
Что здесь стоять? Не лучше ль протесниться
Нам в церковь? Там увидим весь обряд.
Алина.
Пойдем; быть может, там с сестрой Иоанной
Мы встретимся.
Луиза.
Мы видели ее,
Довольно с нас; воротимся в село.
Алина.
Как, не сказав ни одного ей слова?
Луиза.
Она теперь не нам принадлежит;
Лишь общество князей и полководцев
Прилично ей; на что же нам тесниться
К блестящему величеству ее?
И с нами быв, она была не наша…
Алина.
Иль думаешь, что ей нас будет стыдно,
Что нас она теперь пренебрежет?
Бертранд.
И сам король нас не стыдился; он
Здесь ласково всем кланялся; хотя
Она теперь стоит и высоко,
Но наш король все выше.
Трубы и литавры в церкви.
Арман.
В церковь! В церковь!
Идут и пропадают в толпе народа.
Явление восьмое
Тибо в черном платье; за ним Раймонд, который старается удержать его.
Раймонд.
Воротимся, мой добрый Арк, уйдем
Отсюда; здесь все празднует; твое
Уныние обидно для веселых…
Чего нам ждать? Зачем здесь оставаться?
Тибо.
Ты видел ли несчастное мое
Дитя? Всмотрелся ли в ее лицо?
Раймонд.
Ах! Поскорей… прошу тебя, уйдем.
Тибо.
Приметил ли, как робко шла она,
С каким лицом расстроенным и бледным?
Несчастная, она свой жребий знает…
Но час настал ее спасти; я им
Воспользуюсь.
(Хочет идти.)
Раймонд.
Куда? Чего ты хочешь?
Тибо.
Хочу ее внезапно поразить,
Хочу ее с ничтожной славы сбросить,
Хочу ее насильно возвратить
Отверженному ею Богу.
Раймонд.
Ах!
Подумай прежде, что ты начинаешь;
Ты сам свое дитя погубишь.
Тибо.
Так!
Жила б душа – пускай погибнет тело.
Иоанна выбегает из церкви без знамени; народ окружает ее, теснится к ней, целует платье ее и препятствует ей приблизиться.
Смотри, идет; на ней лица нет, ужас
Ее из церкви гонит, божий суд
Преследует ее…
Раймонд.
Прости, отец;
С надеждой я пришел и без надежды
Уйду; я видел дочь твою и знаю,
Что для меня навек она пропала.
(Уходит.)
Тибо удаляется на противоположную сторону.
Явление девятое
Иоанна, народ, потом ее сестры.
Иоанна (приближаясь).
Я не могу там оставаться – духи
Преследуют меня; органа звук,
Как гром, мой слух терзает; своды храма
Дрожат и пасть готовы на меня;
Хочу вздохнуть под вольным небом; там
В святилище оставила я знамя
И никогда к нему не прикоснусь…
Казалось мне, что видела я милых
Моих сестер, Луизу и Алину.
Они, как сон, мелькнули предо мной…
Ах! То была мечта; они далеко,
Далеко; мне уж их не возвратить,
Как детского потерянного счастья.
Алина (выходя из толпы).
Жаннета!
Луиза (подбегая к ней).
Милая сестра!
Иоанна.
О Боже!
Итак, я видела не сон; вы здесь,
Со мной; опять знакомый – слышу голос,
Опять могу в степи сей многолюдной
Родную грудь прижать к печальной груди.
Алина.
Она узнала нас; она все та же
Добросердечная сестра Жаннета.
Иоанна.
О милые! Вы из какой далекой,
Далекой стороны пришли сюда,
Чтоб свидеться со мной; вы мне простили,
Что из села я, не сказавшись вам,
Ушла и вас как будто отреклась.
Луиза.
То воля Божия была.
Алина.
Молва
О чудесах твоих дошла и к нам;
Мы не могли противиться стремленью
И, родину спокойную покинув,
Пришли сюда взглянуть на славный праздник
Пришли твое величие увидеть.
Мы не одни…
Иоанна.
Как? И отец? Он здесь…
Он здесь… но где же он? Зачем он скрылся?
Алина.
Отца здесь нет.
Иоанна.
О Боже! Нет!.. Ужели
Свое дитя он видеть не хотел?
Но с вами он хотя благословенье
Свое прислал мне…
Луиза.
Он не знал, что мы
Сюда пошли…
Иоанна.
Не знал? Но для чего ж
Не знал он?.. Вы молчите, вы глаза
Потупили?.. Скажите, где отец?
Алина.
С тех пор, как ты ушла…
Луиза (делая ей знаки).
Алина!
Алина.
Он
Задумчив стал.
Иоанна.
Задумчив?
Луиза.
Будь спокойна;
Ты лучше нас отца, Жанета, знаешь;
Его всегда предчувствие тревожит,
Но он утешится, когда мы скажем,
Что видели тебя, что ты жива
И счастлива.
Алина.
Не правда ли, Жанета,
Ты счастлива? Чему ж и быть иному
В такой чести, в такой великой славе?
Иоанна.
Ах, счастлива! Я с вами, я ваш голос
Опять услышала; он мне напомнил
Отечество, домашние луга;
Там я пасла стада свои беспечно,
Там счастлива была я как в раю.
И не видать уж мне такого счастья!
(Скрывает лицо на груди Луизы.)
Арман, Этьен и Бертранд показываются в отдалении и не смеют подойти.
Алина.
Арман, Этьен, не бойтесь, подойдите;
Сестра узнала нас; она все так же
Смиренна и тиха и к нам теперь
Гораздо ласковей, чем прежде.
Они приближаются и хотят подать ей руку; Иоанна смотрит на них неподвижными глазами и впадает в задумчивость; потом говорит в изумлении.
Иоанна.
Где я?
Мои друзья, не правда ль? Все то было
Один лишь долгий сон? Я в Дом-Реми;
Под деревом друидов я заснула;
Теперь проснулася, и вкруг меня
Знакомые, приветливые лица
Моих родных? Об этих королях,
Сраженьях, подвигах мне только снилось;
То были тени; вкруг меня они
Носилися под тем волшебным дубом;
Иначе как зайти вам в Реймс? Как мне
Самой быть в Реймсе? Нет, не покидала
Я Дом-Реми; признайтеся, друзья,
Обрадуйте мне сердце.
Луиза.
Нет, мы в Реймсе,
Иоанна, и тебе не снилось; ты
Великое свершила наяву;
Опомнись, погляди вокруг себя,
Дотронься до своих блестящих лат.
Иоанна кладет руку на грудь, приходит в себя и вздрагивает.
Бертранд.
Тебе твой шлем из рук моих достался.
Арман.
Не диво, что тебе все это мнится
Чудесным сном; какой быть может сон
Чудеснее того, что ты свершила?
Иоанна.
Ах, убежим! Я с вами возвращусь
К отцу, в село.
Луиза.
Так, милая, пойдем.
Иоанна.
Они меня здесь славят без заслуги;
Но с вами я, друзья, была младенцем;
Вы слабою меня знавали, вы
Не мыслите меня боготворить —
Вы любите меня.
Алина.
Ты хочешь бросить
Свое величие?
Иоанна.
Хочу, друзья,
С себя сорвать убор тот ненавистный,
Который нас сердцами разлучил;
Хочу опять пастушкой быть смиренной,
Покорною работою вам служить
И горестным загладить покаяньем
Безумное величие мое.
Трубы.
Явление десятое
Король выходит из церкви в короне и порфире, Агнеса, архиепископ, герцог Бургундский, Дюнуа, Ла Гир, Дю Шатель, рыцари, придворные, народ.
Народ (кричит во время шествия короля).
Да здравствует король!
Гремят трубы; по мановению короля, герольды подают знак, и все умолкают.
Король.
Народ мой добрый,
Благодарю за верность и любовь,
Мне отдал Бог отцов моих корону;
Народа меч ее завоевал;
Еще на ней кровь подданных видна,
Но мир ее оливою украсит.
Благодарим защитников престола,
А нашим всем врагам даем прощенье;
К нам милостив Господь всевышний был —
И первое будь наше слово: милость.
Народ.
Да здравствует король!
Король.
Досель незримо
Сам Бог венчал французских королей,
Но видимо из рук его прияли
Мы свой венец.
(Указывая на Иоанну.)
Народ, перед тобою
Чудесная посланница небес,
Она престол законный защитила,
Она разрушила пришельца власть;
Ее пускай народная любовь
Защитницей отечества признает;
Да будет ей воздвигнут здесь алтарь.
Народ.
Да здравствует спасительница-дева!
Трубы.
Король (к Иоанне).
Скажи, когда ты нам равна породой,
Какое здесь тебе угодно счастье?
Но если ты сошла на время с неба,
Чтоб нас спасти под видом смертной девы,
То просвети земные наши очи;
Преобразись, дай видеть нам твой светлый,
Бессмертный лик, в каком тебя лишь небо
Видало, чтоб тебя могли мы в прахе
Боготворить.
Всеобщее молчание; все глядят на Иоанну.
Иоанна (вдруг восклицает).
О Боже! Мой отец!
Явление одиннадцатое
Тибо выходит из толпы и становится прямо против Иоанны.
Множество голосов.
Ее отец!
Тибо.
Так, горестный, несчастный
Ее отец, пришедший сам предать
На суд свое дитя.
Герцог.
Что это значит?
Дю Шатель.
Ужасный свет увидим мы теперь.
Тибо (к королю).
Ты думаешь: могущество небес
Тебя спасло – ты, государь, обманут;
Народ, ты ослеплен; вы спасены
Искусством адовым.
Все отступают в ужасе.
Дюнуа.
Безумство!
Тибо.
Нет!
Безумец ты и все вы! Как поверить,
Чтобы Господь, создатель, вседержитель,
Себя явил в такой ничтожной твари?
Увидим мы: перед лицом отца
Отважится ль она обман свой хитрый,
Которым вас прельстила, подтвердить?
Ответствуй Мне во имя трисвятого:
Принадлежишь ли ты к святым и чистым?
Всеобщее молчание; все глаза устремлены на Иоанну; она стоит неподвижно.
Агнеса.
Она молчит!
Тибо.
Она должна молчать
Пред именем, пред коим ад и небо
Безмолвствуют. Она святая, небом
Нам посланная? Нет, на месте страшном,
Под деревом волшебным, где издревле
Нечистый дух гнездится, было все
Придумано; там вечность продала
Она врагу, чтоб славою минутной
Здесь, на земле, ее он возвеличил.
Герцог.
Ужасно!.. Но отцу поверить должно:
Отцу ли дочь свою оклеветать!
Дюнуа.
Безумец, кто жестокому безумцу,
Губящему детей своих, поверит!
Агнеса (к Иоанне).
Ах, отвечай! Молю тебя, прерви
Ужасное твое молчанье; мы
Не усомнимся, нас единым словом
Из уст твоих ты можешь убедить;
Но отвечай, отвергни клевету,
Скажи, что ты невинна, и поверим.
Иоанна молчит; Агнеса отступает от нее с ужасом.
Ла Гир.
Она испугана; внезапный ужас
Сковал язык ее; сам божий ангел
От клеветы такой оцепенеет…
Приди в себя, очувствуйся; невинность
Имеет взгляд непобедимо-сильный;
Как молния, сразит он клевету;
Иоанна, подыми свой чистый взор,
Воздвигайся во гневе благородном,
Чтоб пристыдить, чтоб наказать сомненье,
Срамящее святую добродетель.
Иоанна молчит; Ла Гир, ужаснувшись, отступает; движение в народе увеличивается.
Дюнуа.
Почто дрожит народ? Чего страшатся
Вожди и рыцари? Она невинна —
Я княжеским моим ручаюсь словом;
И здесь бросаю я перчатку; кто
Отважится ее назвать виновной?
Сильный удар грома; все трепещут.
Тибо.
От имени гремящего там Бога
Я говорю: Иоанна, отвечай,
Скажи, что ты невинна, что врага
Нет в сердце у тебя, и в клевете
Изобличи отца.
Другой сильнейший удар; народ разбегается во все стороны.
Герцог.
О защити,
Создатель, нас! Какие страшны знаки!
Дю Шатель (королю).
Уйдите, государь.
Архиепископ.
Я вопрошаю
Во имя Бога: что велит тебе
Молчать – твоя невинность иль вина?
Ты слышала гремящий божий голос?
Возьми сей крест – когда он за тебя.
Иоанна стоит неподвижно; новые сильные удары грома; король, Агнеса, архиепископ, герцог, Ла Гир и Дю Шатель уходят.
Явление двенадцатое
Дюнуа. Иоанна.
Дюнуа.
Иоанна, я назвал тебя невестой,
Я с первого тебе поверил взгляда;
Так думаю я и теперь; я верю
Иоанне более, чем этим знакам,
Чем говорящему на небе грому.
Понятно мне молчание твое:
То благородный гнев; себя закрыв
Святой невинностью, ты подозренью
Презренному не хочешь дать ответа;
Пренебреги его, но мне откройся;
Я в чистоте твоей не усомнился;
Не говори ни слова; дай лишь руку
В залог, что ты себя моей руке
И делу правому вверяешь смело.
(Он подает ей руку; она отворачивается с трепетом; Дюнуа смотрит на нее в изумлении и ужасе.)
Явление тринадцатое
Иоанна, Дю Шатель, Дюнуа, потом Раймонд.
Дю Шатель.
Иоанна д'Арк, король тебе позволил
Покинуть Реймс; тебе отворены
Ворота. Не страшись – никто тебя
Не оскорбит; король твоя защита…
Граф Дюнуа, вам быть здесь неприлично;
Какой конец!..
(Он уходит.)
Дюнуа несколько времени молчит, потом бросает взгляд на Иоанну и медленно удаляется; Иоанна остается одна; наконец является Раймонд; он останавливается в отдалении, смотрит на нее в горестном молчании, потом подходит к ней и берет ее за руку.
Раймонд.
Воспользуйся минутой;
На улицах все пусто; дай мне руку;
Иди за мной; я буду твой защитник.
При взгляде на него, она подает первый знак чувства; смотрит быстро ему в лицо, потом на небо, потом с живостью берет его за руку, и они уходят.
Действие пятое
Явление первое
Густой дикий лес; вдали хижина угольщика; темно; ужасная гроза; слышны выстрелы.
Угольщик и его жена.
Угольщик.
Какая сильная гроза! Все небо
В огне; ночь среди бела дня, и страшно
Бушует ветер. Видишь ли, как гнутся
Деревья, как бунтуют их вершины?
И эта на небе война – пред нею
И дикий зверь смиряется и робко
В свой темный лог уходит, – лишь одних
Людей она не может усмирить;
Сквозь шум грозы, сквозь гром и вихорь слышны
Мне выстрелы; и оба войска так
Одно к другому близко, что теперь
Лишь только этот лес их разделяет;
Того и жди, что битва загорится.
Жена.
Помилуй нас, Господь; враги разбиты
Уж наголову были; отчего ж
Они опять так сделались отважны?
Угольщик.
Уж им теперь король наш не опасен;
С тех пор, как, дева, стала в Реймсе ведьмой,
Нечистый дух нам боле не помощник,
И все пошло вверх дном.
Жена.
Смотри, смотри,
Кто там идет?
Явление второе
Те же. Иоанна. Раймонд.
Раймонд.
Здесь хижина, Иоанна;
Иди за мной, мы здесь найдем приют;
Ты выбилась из сил; уж третий день,
Как по лесу безлюдному ты бродишь,
Лишь дикими кореньями питаясь.
Гроза мало-помалу утихает; становится ясно.
Здесь угольщик живет; поди сюда,
Иоанна.
Угольщик.
Вы устали; отдохните
У нас; чем Бог послал, мы тем охотно
Вас угостим.
Жена.
На ней военный панцырь:
К чему это?.. Но, правда, в наше время
И женщине всего приличней латы;
Я слышала, что королева-мать….
Явилася опять у англичан.
Надела шлем и панцырь и живет
В их лагере как ратник; и давно ли
Пастушка, дочь крестьянина простого,
За короля сражалась?..
Угольщик.
Поди, из хижины ей принеси
Напиться.
Она уходит в хижину.
Раймонд.
Видишь ли, Иоанна? Люди
Не все безжалостны, и в диком лесе
Есть добрые сердца; развеселись;
Гроза прошла; на небе ясно; солнце
В безоблачном сиянии заходит.
Угольщик.
Конечно, вы идете к нашим войскам.
Остерегитеся: здесь недалеко
Поставили свой лагерь англичане,
И по лесу ежеминутно бродят
Отряды их.
Раймонд.
Беда нам! Как от них
Спастись?
Угольщик.
Останьтесь здесь; мой мальчик скоро
Воротится из города, он вас
Оврагами лесными проведет
В французский лагерь, нам тропинки все
Знакомы здесь.
Раймонд (Иоанне).
Сними свой шлем и панцырь;
Они тебя не защитят, лишь только
Врагам откроют.
Иоанна трясет головою.
Угольщик.
Отчего она
Такая грустная?.. Но тише, кто там?
Явление третье
Угольщикова жена выходит из хижины с стаканом воды. Сын их и прежние.
Жена.
Наш мальчик; он из Реймса воротился.
Пей с Богом.
(Подает Иоанне стакан.)
Угольщик.
Что ты скажешь? Что там слышно?
Сын (увидев, что мать его подает стакан Иоанне, и узнав ее, бросается к ней и вырывает из рук ее стакан).
Прочь! Что ты делаешь? Каму напиться
Ты принесла?.. Ведь это чародейка.
Угольщик и жена его (вместе).
Помилуй нас, небесный царь.
(Крестятся и убегают.)
Явление четвертое
Раймонд. Иоанна.
Иоанна (с кротостию).
Ты видишь!
Проклятие за мною по следам;
Все от меня бежит; беги и ты;
Спасайся, друг; покинь меня.
Раймонд.
Тебя
Покинуть! Мне! Теперь!.. Но кто же будет
Твоим проводником?
Иоанна.
Я не одна;
Есть проводник; ты слышал гром небесный?
Моя судьба ведет меня; я к цели
Моей, и не искав ее, дойду.
Раймонд.
Но этот лес опасен: англичане
Толпятся здесь; они клялись тебе
Отмстить. А там французы; и они
Против тебя… Куда же ты пойдешь?
Иоанна.
Чему не должно быть, того со мной
Не будет.
Раймонд.
Кто ж тебе здесь пищи станет
Искать? Кто здесь тебя оборонит
От зверя дикого, от злых людей?
Кто будет за тобой ходить в болезни
И нищете?
Иоанна.
Я знаю все коренья
И травы – от овец я научилась
Целебные от вредных отличать;
Я знаю ход светил и облаков;
Для человека здесь не много нужно,
Природа жизнию богата.
Раймонд.
Правда.
Но должно бы тебе войти в себя,
Покаяться, и примириться с Богом,
И возвратиться в недра церкви…
Иоанна.
Друг,
И ты меня винишь?
Раймонд.
Я принужден;
Твое безмолвное признанье…
Иоанна.
Как?
Ты, не покинувший меня в беде,
Единое мне верное творенье,
Ты, мне отдавшийся, когда весь свет
Отрекся от меня, и ты считаешь
Меня отступницей, забывшей Бога!..
Раймонд молчит.
Ах, это тяжело!
Раймонд.
Как, в самом деле
Ты не волшебница! Иоанна?
Иоанна.
Я
Волшебница?
Раймонд.
А эти чудеса?
Ты с помощью небесной их свершила?
Иоанна.
С какою же иной?
Раймонд.
Но для чего же
Молчала ты пред страшным обвиненьем?
Теперь ты говоришь; а при народе,
При короле, где ты должна была
Ответствовать, была ты как немая.
Иоанна.
Я той судьбе в молчанье покорилась,
Которую мой Бог, мой повелитель,
Назначил мне.
Раймонд.
Но разве дать ответа
Ты не могла отцу?
Иоанна.
От Бога было,
Что было от отца; и испытанье
Отеческое будет.
Раймонд.
Голос неба
Твою вину свидетельствовал им.
Иоанна.
И потому, что небо говорило,
Молчала я.
Раймонд.
Как? Ты единым словом
Могла очиститься – и ты решилась
Оставить свет в погибельном обмане?
Иоанна.
То не обман; то было испытанье…
Раймонд.
И этот стыд стерпела ты безвинно,
С покорностью, без ропотного слова?
О, я тебе дивлюсь, мой ум мутится,
В моей груди поворотилось сердце,
Я сам твоей вины не постигал,
И сладко мне словам твоим поверить…
Но кто б вообразил, что сердце в силах
Безмолвствовать пред ужасом таким?
Иоанна.
Была ли б я посланницею Бога,
Когда б его не чтила слепо власти?
И я не так несчастна, как ты мыслишь;
Я в нищете – но в низкой нашей доле
Несчастье ль нищета? Меня изгнали,
Нет места, где мне голову склонить, —
Но знать себя в степи я научилась;
Лишь там была борьба в моей душе,
Где вкруг меня сияла честь. Весь свет
Моей судьбе завидовал, а я
Была несчастней всех… Но все прошло,
И я исцелена; и эта буря,
Грозившая природе разрушеньем,
Была мне друг: с землею и меня
Она очистила; во мне спокойно;
Пусть будет то, чему быть должно, – я
Уж слабости не ведаю в себе.
Раймонд.
Пойдем, пойдем, изобличим неправду.
Пускай твою невинность свет узнает.
Иоанна.
Кто ослепил их очи, тот один
И просветит их. Не дозревши, плод
Судьбы не упадет; наступит день —
И кто теперь меня клянет и гонит,
Тот свой обман признает, и в слезах
Моей судьбе отказано не будет.
Раймонд.
Как, буду ль ждать в молчании, чтоб случай…
Иоанна (с кротостью взяв его за руку).
Друг, ты одно естественное видишь,
И пелена земная омрачает
Твой взор – но я бессмертное глазами
Здесь видела… Без Бога не падет
И волос с нашей головы. Взгляни
На заходящее там солнце – завтра
Оно опять взойдет среди сиянья;
Так верно день наступит оправданья.
Явление пятое
Королева Изабелла с солдатами и прежние.
Королева (еще за сценою).
Здесь в лагерь английский дорога.
Раймонд.
Боже!
Погибли! Неприятель!
Солдаты выходят на сцену; увидев Иоанну, они отступают в ужасе.
Королева.
Что случилось?
Что испугало вас? Куда бежите?
(Увидев Иоанну, невольно содрогается.)
Что вижу я?
(Одумавшись, быстро к ней подходит.)
Остановися, сдайся!
Ты пленница моя.
Иоанна.
Сдаюсь.
Раймонд убегает в отчаянии.
Королева.
В оковы!
Солдаты робко подходят к Иоанне; она протягивает руки; на нее налагают цепи.
Вот та ужасная, перед которой
В сраженье вы, как овцы, разбегались;
Она себя не в силах защитить,
Чудесная для тех, кто верил чуду,
Лишь женщина при встрече с твердым мужем.
(К Иоанне.)
Зачем покинула ты войско? Где
Граф Дюнуа, твой рыцарь и защитник?
Иоанна.
Меня изгнали.
Королева.
Как, тебя изгнали?
Мой сын тебя изгнал?
Иоанна.
К чему вопросы?
Я пленница твоя; реши мой жребий.
Королева.
Изгнал! За то, что был тобой спасен
От гибели, и в Реймсе коронован,
И королем французским сделан? В этом
Я сына узнаю… Вы! отведите
Ее в наш лагерь; пусть увидит войско
Страшилище, пугавшее его.
Она волшебница? В безумстве вашем
И в вашей робости – ее волшебство;
Она сама безумная: она
За короля пожертвовала жизнью —
И королевскую теперь награду
Пускай узнает. – Прямо и Лионелю
Ее ведите; я ему с ней вместе
Передаю окованное счастье
Французов… Я сама за вами скоро
Последую; идите.
Иоанна.
К Лионелю?
Нет, лучше умертви меня.
Королева.
Идите.
(Уходит с частию солдат.)
Явление шестое
Иоанна. Солдаты.
Иоанна (к солдатам).
Британцы, вы ль потерпите, чтоб я
Из ваших рук живая вышла? Выньте
Мечи, вонзите их мне в сердце, бросьте
К ногам вождя мой труп окровавленный;
О, вспомните, что я храбрейших ваших
Товарищей сразила беспощадно,
Что я лила ручьями кровь британцев,
Что от меня столь многие из вас
С отчизною свиданья лишены;
Отмстите мне; убийцу умертвите;
Она у вас в руках; вы не всегда
Столь слабою увидите ее.
Начальник.
Исполните, что велено.
Иоанна.
О Боже!
Ужель мне быть несчастною вполне?..
Владычица, иль ты непримирима?
Иль я совсем отвержена тобою?
Не внемлет Бог, не сходит божий ангел;
Спят чудеса, и небо затворилось.
(Следует за солдатами.)
Явление седьмое
Французский лагерь. Дюнуа. Архиепископ. Дю Шатель.
Архиепископ.
Оставь твое негодованье, принц;
Король нас ждет; ужель теперь покинешь
Ты дело общее, когда все гибнет,
Когда рука могучая в защиту
Отечеству нужна?
Дюнуа.
Но что причиной
Нам новых бед? Что подняло врага?
Все было решено: победа наша;
Врат истреблен; окончена война…
Спасительницу, вы, изгнали – сами
Теперь спасайтесь; ну а мне противен
Тот лагерь, где ее уж боле нет.
Дю Шатель.
Не отпускай нас, принц, с таким ответом;
Подумай…
Дюнуа.
Дю Шатель, молчи! Тебя
Я ненавижу, ты мой первый враг,
В ее душе ты первый усомнился.
Архиепископ.
Но кто ж из нас мог веру сохранить
В тот страшный день, когда сам божий гром
Против нее свидетельствовал с неба?
Мы были все поражены; кто мог
При ужасе таком не обезуметь?..
Но заблуждение прошло; мы видим
Ее опять в той прелести, в какой
Она являлась нам, и в страхе мыслим,
Что тяжкая неправда совершилась.
Король раскаялся, бургундский герцог
Себя винит, в отчаянье Ла Гир,
И мрачная унылость в каждом сердце.
Дюнуа.
Она обманщица? О, если б с неба
Святая истина сойти хотела —
Ее черты она бы приняла;
И если где живут здесь на земле
Невинность, верность, правда, чистота —
То на ее устах, то в светлом взоре
Ее жить должно им.
Архиепископ.
Лишь чуду свыше
Рассеять мрак ужасной этой тайны,
Для ока смертного непостижимой;
Но что ни совершись – все мы виновны
В одном: иль мы в союзе были с адом,
Иль божию посланницу изгнали;
И вышний гнев за наше преступленье
Несчастное отечество казнит.
Явление восьмое
Паж, прежние, потом Раймонд.
Паж.
Граф, молодой пастух пришел к вам: он
Усильно просит, чтоб ему вам лично
Сказать два слова дали; он о деве
Известие принес.
Дюнуа.
Скорей ввести
Его сюда!.. Известие о ней!
(Бежит навстречу к Раймонду.)
Где, где она?
Раймонд.
Благодаренье Богу,
Что с вами здесь святой наш архипастырь,
Несчастных друг, подпора притесненных;
Он будет мой заступник.
Дюнуа.
Где Иоанна?
Архиепископ.
Ответствуй нам, мой сын.
Раймонд.
Ах, верьте мне,
Не хитрая волшебница она!
Свидетель Бог и все его святые:
Вы и народ обмануты, невинность
Изгнали вы, посланницу Господню
Отвергнули.
Дюнуа.
Но где она, скажи.
Раймонд.
Я был проводником; в Арденском
Лесу скитались мы, и там она
Все исповедала передо мною;
Я в муках умереть готов и царства
Небесного пускай мне не видать,
Когда она, как ангел, не безгрешна.
Дюнуа.
Сам божий день души ее не чище.
Но где она?
Раймонд.
О, если вам Господь
К ней душу обратил, то поспешите
Ее спасти: она у англичан
В плену.
Дюнуа.
В плену!
Архиепископ.
Несчастная!
Раймонд.
В Арденах,
Где вместе мы пристанища искали,
Попалась нам навстречу королева;
Она ее велела оковать
И в неприятельский послала лагерь…
Погибнуть в муках ей; о, поспешите
С защитою к защитнице своей.
Дюнуа.
К оружию! Бей сбор! Все войско в строй!
Вся Франция беги за нами в бой!
В залоге честь, обругана корона;
Разрушена престола оборона;
В руках врага палладиум святой;
Все за нее; всей крови нашей мало!
(Обнажает меч.)
Спасти ее, во что бы то ни стало!
(Уходит.)
Явление девятое
Башня; на верху ее отверстие.
Иоанна, Лионель, Фастольф, потом королева.
Фастольф (входя).
Не укротить бунтующий народ:
Как бешеный, он требует, чтоб выдал
Ты пленницу ему на жертву. Силой
Его не одолеть; убей ее
И выбрось к ним ее кровавый труп;
Другим ничем не усмирится войско.
Королева (входит).
Уж лестницы приставлены к стене;
Хотят взять приступом наш замок… Слышишь
Их крик?.. Дождешься ли, чтоб силой
Они сюда вломились? Мы погибнем,
Ее не защитить, отдай ее.
Лионель.
Пускай бунтуют, мне не страшен приступ,
Мой замок крепок, я скорей в его
Обломках погребусь, чем дерзкой воле
Бунтовщиков поддамся… Отвечай,
Иоанна, мне; решися быть моею —
И за тебя я драться с целым светом
Готов.
Королева.
Стыдись, британский вождь!
Лионель.
Твои
Отвергнули тебя, неблагодарной
Отчизне ты ничем уж не должна;
Предатели, спасенные тобою,
Тебя покинули – они не смели
За честь твою сразиться; я ж осмелюсь
С моим, с твоим народом за тебя
Сразиться… Мне казалось прежде,
Что жизнию моей ты дорожила,
Тогда врагом стоял я пред тобою,
А ныне я единственный твой друг.
Иоанна.
Из всех врагов народа моего
Ты ненавистнейший мне враг, меж нами
Быть общего не может, я не могу
Тебя любить… Но если ты наклонен
Ко мне душой, то пусть во благо будет
Твоя любовь для наших двух народов;
Вели твоим полкам мою отчизну
Немедленно покинуть, возврати
Мне все ключи французских городов,
Похищенных войной; отдай всех пленных
Без выкупа; вознагради за все,
Что здесь разорено, и дай залоги
Священной верности – тогда тебе
От имени монарха моего
Я предлагаю мир.
Королева.
Ты смеешь нам,
Безумная, в цепях давать законы?
Иоанна.
Решись завременно; ты должен будешь
Решиться; Франции не одолеть;
Нет, нет, тому не быть! Скорей она
Для ваших войск обширным гробом будет
Храбрейшие из вас погибли; вспомни
О родине; подумай о возврате;
Уже давно пропала ваша слава,
И вашего могущества уж нет.
Королева.
С безумною речей не стоит тратить!
Явление десятое
Один из военачальников входит поспешно.
Военачальник.
Скорее, вождь, устрой полки в сраженье;
Французское поколебалось войско,
Они идут, знамена распустив,
Долина вся оружием сверкает.
Иоанна.
Идут, идут! Теперь вооружись,
Британия! Теперь отведай силы!
Ударил час; увидим, чья победа!
Фастольф.
Безумная, твоя напрасна радость;
Из этих стен живая ты не выйдешь!
Иоанна.
Пускай умру – народ мой победит,
Для храбрых я уж боле не нужна.
Лионель.
Я презираю их; во всех сраженьях
Мы с ними ладили, доколе эта
Рука за них не поднялась. Меж ними
Одна была достойна уваженья —
И ту они изгнали… Друг, пойдем,
Теперь наш час: пришла пора напомнить
Им страшный день Креки и Пуатье.
Вы, королева, здесь останьтесь; вам
Вверяю пленницу.
Фастольф.
Как? Нам ее
Покинуть за собой?
Иоанна.
Стыдися, воин,
Ты женщины окованной робеешь.
Лионель (Иоанне).
Дай слово мне, что ты искать свободы.
Не станешь.
Иоанна.
Нет, свободу возвратить
Живейшее желание мое.
Королева.
В тройную цепь ее закуйте; жизнью
Клянусь вам, что она не убежит.
На Иоанну налагают цепи, которые окружают и руки ее и все тело.
Лионель.
Иоанна, ты сама того хотела;
Еще не поздно; будь за нас и знамя
Британское возьми – и ты свободна;
И те враги, которые так крови
Твоей хотят, твою признают волю.
Фастольф.
Пойдем, пойдем.
Иоанна.
Не трать напрасно слов;
Они идут, спеши обороняться.
Трубы. Лионель уходит.
Фастольф.
Вы знаете, что делать, королева,
Когда не к нам наклонится фортуна,
Когда не мы победу…
Королева (вынимая кинжал).
Будь спокоен,
Я ей не дам торжествовать.
Фастольф (Иоанне).
Теперь
Ты знаешь жребий свой; молися ж небу,
Чтоб твой народ оно благословило.
(Уходит.)
Явление одиннадцатое
Иоанна. Королева. Солдаты.
Иоанна.
Я буду за него молиться, кто
Язык мой окует?.. Но что я слышу?
Военный марш народа моего;
Как мужественно он гремит мне в душу!
Победа Франции! Британцам гибель!
Вперед, мои бесстрашные, вперед!
Иоанна близко; знамя перед вами
Она нести не может, как бывало;
Она в цепях – но дух ее свободно
Стремится в бой за вашей бранной песнью.
Королева (одному из солдат).
Взойди на башню; с ней все поле видно;
Рассказывай, что там случится…
Солдат всходит на башню.
Иоанна.
Дружно!
Мужайся, мой народ! То бой последний;
Еще победа – и врага не стало!
Королева.
Что видишь там?
Солдат.
Сошлись… Вот кто-то скачет,
Как бешеный, на вороном коне, —
Покрытый тигром; вслед за ним жандармы.
Иоанна.
Граф Дюнуа! Вперед, мой бодрый витязь!
Победа там, где ты.
Солдат.
Бургундский герцог
Ударил на мост.
Королева.
Смерть тебе, предатель!
Солдат.
Ему Фастольф дорогу заступил;
Сошли с коней – дерутся, грудь на грудь —
Бургундцы с нашими перемешались.
Королева.
Узнал ли ты дофина? Не видишь ли
Там королевских знаков?
Солдат.
Все в пыли
Смешалось; ничего не различишь.
Иоанна.
Когда б мой взор имел он иль на башне
Стояла я – ничто б не ускользнуло
От зоркости моей; и вдалеке
От ворона орла б я отличила.
Солдат.
Теперь во рву ужасная тревога…
Тут все вожди…
Королева.
А наше знамя?
Солдат.
Веет.
Иоанна.
О, если б я хотя в пролом стены
Смотреть на них могла; тогда б и взор мой
Сражением повелевал.
Солдат.
О горе!
Что вижу я! Наш вождь стеснен отвсюду.
Королева (замахивается кинжалом на Иоанну).
Умри, несчастная!
Солдат (торопливо).
Освободили!..
Фастольф на них с затылка налетел:
Он мнет врагов, он врезался в их гущу.
Королева (прячет кинжал).
Есть ангелы-хранители!
Солдат.
Бегут!
Бегут! Победа!
Королева.
Кто бежит?
Солдат.
Французы,
Бургундцы… поле все покрылось ими.
Иоанна.
О Боже! До того ль меня покинешь?
Солдат.
Какой-то раненый упал… на помощь
Бегут толпы… то, верно, вождь…
Королева.
Француз
Иль наш?
Солдат.
Снимают шлем; граф Дюнуа.
Иоанна в отчаянии порывается из цепей.
Иоанна.
А я в цепях!
Солдат.
Вот кто-то в голубой
Богатой мантии с шитьем и с белым
Пером на шлеме… он несется прямо
На наших.
Иоанна (с живостью).
То король, мой государь!
Солдат.
Конь испугался – прянул – и упал —
Он бьется под конем – он в стременах
Запутался – к нему помчались наши —
Уж близко – вот они – он окружен.
Иоанна сопровождает каждое слово отчаянным движением.
Иоанна.
Иль ангелов на небесах не стало?
Королева (с ругательным смехом).
Теперь пора… Защитница, спасай!
Иоанна (бросившись на колена).
Господь, Господь! В беде моей жестокой,
На небеса твои, с надеждой, с верой,
В тоске, в слезах я душу посылаю;
Всесилен ты – тончайшей паутине
Тебе легко дать крепость твердой стали;
Всесилен ты – тройным железным узам
Тебе легко дать бренность паутины;
Ты повелишь – и цепь сия падет
И сей тюрьмы разрушится стена;
Ты дивный Бог, с тобой слепец Самсон
И в слабости могущество низринул;
Тебя призвав, он столб переломил —
И на врага упали своды храма.
Солдат.
Победа!
Королева.
Что?
Солдат.
Король взят в плен.
Иоанна (вскочив).
Нет! С нами
Бог!
(Она схватила обеими руками свои цепи и разом перервала их; потом бросилась на близстоящего воина, вырвала из рук его меч и убежала; все остались неподвижны от изумления и ужаса.)
Явление двенадцатое
Прежние, кроме Иоанны.
Королева (после долгого молчания).
Что это? Во сне ль я? Где она?
И эту цепь она перервала!
Своим глазам поверить я не смею.
Солдат (с башни).
Она на крыльях… вихрем мчится.
Королева.
Где
Она?
Солдат.
Ударила в средину битвы;
Мой взор за ней не поспевает – вдруг
И там, и тут, и в тысяче местах
Является она – там раздвоит
Толпу – там сломит строй – все перед ней
Бежит и падает – французы стали,
Опять построились – о горе! Наши
Рассыпались, оружие бросают, —
Знамена пали…
Королева.
Как? Ужель она
Отымет верную у нас победу?
Солдат.
Она пробилась к королю – и сильной
Рукою вырвала его из битвы —
К ней бросился Фастольф – он опрокинут —
Вождь окружен – его схватили…
Королева.
Стой!
Ни слова более, сойди!
Солдат.
Бегите!
Спасайтеся! Они хотят ударить
На замок наш.
(Сходит с башни.)
Королева (вынимая меч).
Обороняйтесь! Стойте!
Явление тринадцатое
Ла Гир вбегает с солдатами; солдаты королевы бросают оружие.
Ла Гир (почтительно подходя к ней).
Поддайтеся победе, королева,
Все ваши рыцари в плену; без нужды
Не должно крови лить; мои услуги
Я предлагаю вам… Куда велите
Вас проводить?
Королева.
Туда, где нет дофина;
Мне все равно, лишь бы его не встретить.
(Отдает меч и следует за Ла Гиром.)
Явление четырнадцатое
Поле сражения; позади сцены солдаты с распущенными знаменами; впереди король и герцог Бургундский; на руках у них лежит Иоанна, смертельно раненная и неподвижная; они тихо подвигаются вперед; Агнеса вбегает.

Агнеса.
Ты жив, освобожден, ты снова мой!
Король.
Освобожден… но вот цена свободы,
Смотри!
(Указывает на Иоанну.)
Агнеса.
Иоанна! Боже! Умирает.
Герцог.
Скончалась; улетел наш ангел; тихо,
Безгорестно, как спящее дитя,
Она лежит, и райский мир сияет
В чертах ее лица; уже дыханье
Не подымает груди ей; но жизнь
Чувствительна еще в руке горячей.
Король.
Ее уж нет; она уж не проснется;
Ее глаза померкли для земного;
И с высоты преображенный ангел
Не зрит ни слез, ни угрызений наших.
Агнеса.
Она жива; она глаза открыла.
Герцог.
Иль хочешь к нам из гроба воротиться?
Иль смерть покорна ей?.. Она встает.
Иоанна (осматриваясь).
Где я?
Герцог.
С своим народом, посреди
Твоих, Иоанна.
Король.
Здесь твои друзья;
Здесь твой король.
Иоанна (долго смотрев неподвижными глазами).
Ах нет! Вы в заблужденьи;
Я не волшебница.
Король.
Ты ангел чистый;
Мы были слепы; наш был ум в затменьи.
Иоанна (осматриваясь с веселой улыбкою).
Итак опять с народом я моим;
И не отвержена; и не в презренье;
И не клянут меня; и я любима…
Так! Все теперь опять я узнаю:
Вот мой король… вот Франции знамена…
Но моего не вижу… Где оно?
Без знамени явиться не могу;
Его мой Бог, владыка мой, мне вверил;
Его должна перед господний трон
Я положить; теперь с ним показаться
Я смею: я ему не изменила.
Король (отвратив глаза).
Подайте знамя… Вот оно, возьми.
Она берет его, подымается и стоит; небо сияет ярким блеском.
Иоанна.
Смотрите, радуга на небесах,
Растворены врата их золотые;
Средь ангелов – на персях вечный сын —
В божественных лучах стоит она
И с милостью ко мне простерла руки;
О, что со мною?.. Мой тяжелый панцырь
Стал легкою крылатою одеждой…
Я в облаках… я мчуся быстротечно…
Туда… туда!.. Земля ушла из глаз…
Минута – скорбь, блаженство – бесконечно.
Знамя выпадает из рук ее, и она мертвая на него опускается, все стоят в горестном молчании. – Король подает знак, и тихо склоняют на нее все знамена, так, что она совершенно ими закрыта.
Стихотворения
Перевод М. Л. Михайлова, Д. Е. Мина, В. А. Жуковского, А. А. Фета
Беспредельность
Над бездной возникших из мрака миров
Несется челнок мой на крыльях ветров.
Проплывши пучину,
Свой якорь закину,
Где жизни дыхание спит,
Где грань мирозданья стоит.
Я видел: звезда за звездою встает —
Свершать вековечный, размеренный ход.
Вот к цели, играя,
Несутся… Блуждая,
Окрест обращается взор
И видит – беззвездный простор!
И вихря и света быстрей мой полет.
Отважнее! в область хаоса! вперед!
Но тучей туманной,
По тверди пространной,
Ладье дерзновенной вослед
Клубятся системы планет.
И вижу – пловец мне навстречу спешит.
«О странник! куда и зачем ты?» – кричит.
«Проплывши пучину,
Свой якорь закину,
Где жизни дыхание спит,
Где грань мирозданья стоит!» —
«Вотще! беспредельны пути пред тобой!» —
«Межи не оставил и я за собой!..»
Напрасны усилья!
Орлиные крылья,
Пытливая мысль, опускай
И якорь, смиряясь, бросай!
(1855)
Миг
Шумен, радостен и тесен,
Вновь сомкнулся наш кружок.
Заплетемте ж свежих песен
Зеленеющий венок!
Но кого между богами
Песня первая почтит?
Он воспет да будет нами —
Он, что радость нам дарит!
Хоть Церера с нивы нашей
Хлеб несет нам на алтарь
И вливает Бахус в чаши
Гроздий пурпур и янтарь,
Но коль с неба огнь священный
Алтаря не опалит,
Не зажжется дух наш пленный,
В сердце радость не вскипит!
Свыше к нам нисходит счастье,
От божественных владык;
Но из них всех выше властью —
Из владык владыка – Миг!
С той поры, как произволу
Смутных сил назначен строй,
Все божественное долу —
Свет лишь мысли огневой.
Тихо в мерном Ор движенье
Дело жизни совершай;
Миг же краткий вдохновенья
Быстро сердцем уловляй!
Феб с безоблачной лазури
Стелет вмиг покров цветной,
Вмиг по небу после бури
Строит мост Ирида свой.
Так и каждый дар прекрасный,
Словно молнии струя,
Промелькнет – и гаснет, ясный,
В черной тьме небытия!
Надовесская похоронная песня
Посмотрите! вот – посажен
На плетеный одр —
Как живой сидит он, важен,
Величав и бодр.
Но уж тело недвижимо,
Бездыханна грудь…
В трубке жертвенного дыма
Ей уж не раздуть.
Очи, где ваш взор орлиный?
Не вглядитесь вы
По долине в след звериный
На росе травы.
Ты не встанешь, легконогий!
Не направишь бег,
Как олень ветвисторогий,
Через горный снег.
Не согнешь, как прежде, смело
Свой упругий лук…
Посмотрите! отлетела
Жизнь из сильных рук.
Мир душе его свободной! —
Там, где нет снегов,
Там, где маис самородный
Зреет средь лугов…
Где в кустах щебечут птицы,
Полон дичи бор,
Где гуляют вереницы
Рыб по дну озер.
Уходя на пир с духами,
Нас оставил он,
Чтобы здесь, воспетый нами,
Был похоронен.
Труп над вырытой могилой
Плачем огласим!
Все, что было другу мило,
Мы положим с ним:
В головах – облитый свежей
Кровью томагок;
Сбоку – окорок медвежий:
Путь его далек!
С ним и нож! Над вражьим трупом
Он не раз сверкал,
Как, бывало, кожу с чубом
С черепа сдирал.
Алой краски в руки вложим,
Чтоб, натершись ей,
Он явился краснокожим
И в страну теней.
Колумб
Далее, смелый пловец! И пусть невежды смеются,
Пусть, утомившися, руль выпустит кормчий из рук —
Далее, далее к западу! Должен там берег явиться:
Ясно видится он мысли твоей вдалеке.
Веруй вожатаю-разуму! бодро плыви океаном!
Если земли там и нет – выйдет она из пучин.
В тесном союзе и были и будут природа и гений:
Что обещает нам он – верно исполнит она!
(1851), (1861)
Друг и враг
Дорог мне друг, но полезен и враг: наблюдения друга
Силу оценят мою; враг мне укажет мой долг.
(1848), (1861)
Ребенок в колыбели
Счастлив младенец! ему в колыбели простор бесконечный;
Тесен будет потом мир бесконечный ему.
(1848), (1861)
Ключ
Хочешь себя изучить – посмотри на людей и дела их;
Хочешь людей изучить – в сердце к себе загляни!
(1847), (1861)
Великий миг
Век породил нам эпоху великую. Боже! как горько
В этот великий момент видеть ничтожных людей!
(1858)
Долг каждого
К целому вечно стремись, и, если не можешь стать целым
Сам, – подчиненным звеном к целому скромно примкни,
(1857), между 1862 и 1865 (?)
Величие мира
Над бездной возникших из мрака миров
Несется челнок мой на крыльях ветров.
Проплывши пучину,
Свой якорь закину,
Где жизни дыхание спит,
Где грань мирозданья стоит.
Я видел: звезда за звездою встает —
Свершать вековечный, размеренный ход.
Вот к цели, играя,
Несутся… Блуждая,
Окрест обращается взор
И видит – беззвездный простор!
И вихря и света быстрей мой полет.
Отважнее! в область хаоса! вперед!
Но тучей туманной
По тверди пространной
Ладье дерзновенной вослед
Клубятся системы планет.
И вижу – пловец мне навстречу спешит.
«О странник! куда и зачем ты?» – кричит.
«Проплывши пучину,
Свой якорь закину,
Где жизни дыхание спит,
Где грань мирозданья стоит!»
«Вотще! беспредельны пути пред тобой!» —
«Межи не оставил и я за собой!..»
Напрасны усилья!
Орлиные крылья,
Пытливая мысль, опускай
И якорь, смиряясь, бросай!
(1781)
Сеятель
Полон надежды, земле ты вверяешь зерно золотое —
И ожидаешь весной радостно всхода его.
Что же боишься на поле времен свои сеять деянья?
Мудрости смелой посев тихо цветет для веков.
(1795)
Метафизик
«В какую высь меня взнесло!
Людишек на земле я вижу еле-еле.
Вот-вот коснусь небес! Всех выше в самом деле
Мое на свете ремесло!» —
Так кровельщик, на башне стоя,
Провозгласил. Так крошка-исполин,
Ганс-метафизик, мнит в своем покое
За книгой. Крошка-исполин,
Та башня, с высоты которой ты взираешь,
На чем и из чего воздвигнута, ты знаешь?
Как ты туда попал? И эта крутизна
На что, как не затем, чтоб вниз глядеть, нужна?
(1795)
Дифирамб
Порознь бессмертные к смертным не сходят
С горних высот:
Следом за Вакхом веселым на праздник
Мчится Эрот, прихотливый проказник,
Феб лучезарный идет.
Сходятся гости небесного края;
Светлых приемлет обитель земная.
Что в угощенье сын праха предложит
Вечным богам?
Вы, олимпийцы, меня одарите
Вашею жизнью бессмертной! возьмите
В небо лазурное, к вам!
Родина радости – Зевса чертоги…
Вашего нектара дайте мне, боги!
«Светлым напитком налей ему, Геба,
Полный фиал!
Влагой небесной омой ему око,
Чтоб ненавистного Стиксова тока
Он, как и мы, не видал!»
Нектар Олимпа, лиясь, пламенеет…
Сердцу просторнее, око светлеет.
Прощание Гектора
Андромаха.
О Гектор, супруг мой, ужели меня ты покинешь?
Пойдешь ли туда, где Ахилл беспощадной рукою
Приносит кровавые жертвы Патроклу? Кто будет
Малютку учить твоего покоряться бессмертным
И дротик метать? О мой Гектор, что станется с нами,
Когда ты потонешь в пучине туманного Орка?
Гектор.
Не плачь, дорогая супруга! отри свои слезы!
В груди моей мщенье кипит врагам за отчизну…
Рука моя будет защитой родного Пергама;
И если паду я – паду за пенатов отцовских;
И к Стиксу сойду как защитник твердынь илионских!
Андромаха.
Увы! не внимать мне бряцанью доспехов супруга!
Твой меч сиротеющий ржавчина съест, и с тобою
Погибнет навеки могучее племя Приама!
Сойдешь ты туда, где и дня не бывало от века,
Где волны Коцита рыдают и стонут в пустыне…
О Гектор, супруг мой, любовь твоя в Лете потонет!
Гектор.
Потонут в ней все мои страсти, порывы и думы —
Любовь не погибнет в холодной пучине забвенья.
Но, слышишь?… уж варвар примчался к стенам Илиона!
Мечом опояшь меня!.. Плач свой оставь ты и веруй:
Любовь моя вечная в Лете погибнуть не может!
Истукан Изиды
I
Жрецами Саиса, в Египте, взят в ученье
Был пылкий юноша, алкавший просвещенья.
Могучей мыслию он быстро обнял круг
Хранимых мудростью таинственных наук;
Но смелый дух его рвался к познаньям новым.
Наставник-жрец вотще старался кротким словом
В душе ученика смирять мятежный пыл.
«Скажи, мне, что мое, – пришелец говорил, —
Когда не все мое? Где знанью грань положим?
Иль самой Истиной, как наслажденьем, можем
Лишь в разных степенях и порознь обладать?
Ее ль, единую, дробить и разделять?
Один лишь звук убавь в гармонии чудесной!
Один лишь цвет возьми из радуги небесной!
Что значит звук один и что единый цвет?
Но нет гармонии, и радуги уж нет!»
II
Однажды, говоря о таинствах вселенной,
Наставник с юношей к ротонде отдаленной
Пришли, где полотном закрытый истукан
До свода высился, как грозный великан.
Дивяся, юноша подходит к изваянью.
«Чей образ кроется под этой плотной тканью?» —
Спросил он. «Истины под ней таится лик», —
Ответил спутник. «Как! – воскликнул ученик. —
Лишь Истины ищу, по ней одной тоскую;
А от меня ее сокрыли вы, святую!»
«То воля божества! – промолвил жрец в ответ. —
Завесы не коснись (таков его завет),
Пока с себя само ее не совлеку я!
Кто ж, сокровенное преступно испытуя,
Поднимет мой покров, тому присуждено…» —
«Что?» – «Истину узреть». – «Значенье слов темно;
В них смысл таинственный. Запретного покрова
Не поднимал ты?» – «Нет! и искушенья злого
Не ведал ум». – «Дивлюсь! О, если б, точно, я
Был им лишь отделен от цели бытия —
От Истины!..» – «Мой сын! – прервал его сурово
Наставник, – преступить божественное слово
Нетрудно. Долго ли завесу приподнять?
Но каково душе себя преступной знать?»
III
Из храма юноша печальный и угрюмый
Пришел домой. Душа одной тревожной думой
Была полна, и сон от глаз его бежал.
В жару метался он на ложе и стенал.
Уж было за полночь, как шаткими стопами
Пошел ко храму он. Цепляяся руками
За камни, на окно вскарабкался; с окна
Спустился в темный храм, и вот – пред ним она,
Ротонда дивная, где цель его исканья.
Повсюду мертвое, могильное молчанье;
Порой лишь смутный гул из склепов отвечал
На робкие шаги. Повсюду мрак лежал,
И только бледное сребристое мерцанье
Лила из купола луна на изваянье,
В покров одетое… И, словно бог живой,
Казалось, истукан качает головой,
Казалось, движутся края одежды белой.
И к богу юноша приблизил шаг несмелый,
И косная рука уж поднята была,
Но кровь пылала в нем, и капал пот с чела,
И вспять его влекла незримая десница.
«Безумец! что творишь? куда твой дух стремится?
Тебе ли, бренному, бессмертное пытать? —
Взывал глас совести. – Ты хочешь приподнять
Завесу, а забыл завещанное слово:
До срока не коснись запретного покрова!»
Но для чего ж завет божественный гласит:
Кто приподнимет ткань, тот Истину узрит?
«О, что бы ни было, я вскрою покрывало!
Увижу!» – вскрикнул он. «Увижу!» – прокричало
И эхо громкое из сумрачных углов…
И дерзкою рукой он приподнял покров.
IV
Что ж увидал он там?… У ног Изиды, в храме,
Поутру, недвижим, он поднят был жрецами.
И что он увидал? и что постигнул он?
Вопросы слышались ему со всех сторон.
Угрюмый юноша на них ответа не дал… —
Но в жизни счастья он и радости не ведал.
В могилу раннюю тоска его свела,
И к людям речь его прощальная была:
«Кто к Истине идет стезею преступленья,
Тому и в Истине не ведать наслажденья!»
Одиссей
Все моря переплыл Одиссей, возвращаясь в отчизну:
Слышал и Сциллы он лай, зрел и Харибды грозу;
Моря враждебного злобу и горе на суше изведал,
Даже и в темный аид, долго блуждая, попал.
Сонного волны его принесли ко прибрежью Итаки:
Скорбный, от сна пробудясь, родины он не узнал.
Нения
Смерть суждена и прекрасному – богу людей и бессмертных!
Зевса стигийского грудь, меди подобно, тверда.
Раз лишь достигла любовь до властителя сумрачных теней.
Но при пороге еще строго он отнял свой дар.
Не усладить Афродите прекрасного юноши рану:
Вепрь беспощадно красу тела его растерзал.
И бессмертная мать не спасла великого сына:
Пал он у скейских ворот волей державных судеб…
Но она вышла из моря в сонме дщерей Нерея:
В жалобах ожил опять славный делами герой.
Видишь: боги рыдают и плачут богини Олимпа,
Что совершенному – смерть, смерть красоте суждена.
Даже и песнью печали славно в устах быть любимых;
Только ничтожное в Орк сходит без звуков любви.
Илиада
Рвите Гомеров венок и считайте отцов совершенной,
Вечной поэмы его! Матерь одна у нее:
Ясно и стройно на ней родные черты отразились —
Вечной природы черты в их неизменной красе.
Согласие
Истины оба мы ищем: ее ты ищешь в природе,
В сердце ищу я, и – верь! – оба ее обретем.
Здравое око увидит творца в чудесах мирозданья;
Здравое сердце в себе мир и творца отразит.
Архимед и ученик
Юноша, жаждущий знаний, однажды пришел к Архимеду,
«О! посвяти меня в тайну науки божественной! – молвил, —
Той, что отчизне столь дивные службы служила —
И охранила от вражьей самбуки родные, твердыни!» —
«Ты называешь науку божественной! – мудрый ответил.—
Да, не служа государству, была таковою наука.
Хочешь плодов от нее? Но плодов и от смертной добудешь,
Хочешь богиню святую в ней видеть – жены не ищи в ней».
Ожидание и исполнение
С тысячью гордых судов пускается юноша в море;
Чуть уцелевший челнок к пристани правит старик.
Данаиды
Веки черпаем ситом и камень у сердца мы греем:
Холоден камень, как был; в сите ни капли воды.
Друг и враг
Дорог мне друг, но полезен и враг: наблюдения друга
Силу оценят мою; враг мне укажет мой долг.
Triebfedern [9 - Движущие силы (нем.).]
Страх пусть прутом железным своим раба побуждает.
Розовой вязью своей ты меня, радость, веди.
Лжеученые
Сколько у истины новых врагов… Душа замирает.
К свету теснится – увы! – стая незрячая сов.
Ученый работник
Ты дерево взрастил, но не вкусил плода;
Изящный вкус сорвет плод знанья и труда.
Общая участь
Ненависть, распри меж нами; и мненья и чувства нас делят.
Время идет, серебря кудри и мне и тебе.
К музе
Что бы я был без тебя – не знаю; но страшно, как взглянешь,
Что без тебя этот рой сотен и тысяч людей.
Наше поколение
Ты непонятно мне, племя! Иль было и прежде как ныне?
Молоды старцы теперь, юноши стары у нас!
Благо и величие
Две только есть добродетели. Быть им вечно в союзе:
Вечно великим добру, вечно величью благим.
Натуралисты и трансцендентальные философы
Будьте враждебны друг другу: союз заключать вам не время.
Только отдельно ища, истину сыщете вы.
Милость муз
Вместе с невеждой умрет его слава; небесная муза
В сень Мнемозины вселит верных любимцев своих.
Печать с изображением головы Гомера
Старец Гомер! тебе доверяю нежную тайну:
Счастье любовников знай ты лишь единый, певец!
Погребальная песнь индейцев
//-- (Посвящается Н. В. Гербелю.) --//
Вот сидит он на рогоже;
Как смотрел на свет,
Тот же взгляд, величье то же,
Но уж жизни нет.
Где ж избыток прежней мочи?
Где тот сердца пал,
Как, бывало, духу ночи
Трубку он курил?
Сердце в нём разорвалося,
Светлый взор угас —
Взор, которым след он лося
Узнавал не раз.
Где проворство ног, которым
На горах, в снегу,
С горной ланью, с лосем скорым
Спорил на бегу?
Где могучесть рук, о Боже!
Гнувших луг тугой?
Вот сидит он на рогоже,
Бледный и немой!
Счастлив воин знаменитый!
Ты идёшь в края,
Где нет снега, где покрыты
Маисом поля;
Где полны дубравы дичью,
Где хор птиц поёт,
Где кипит твоей добычью —
Рыбой лоно вод.
Там пируй, с духами равный!
Мы же здесь в слезах,
Вспоминая подвиг славный,
Погребём твой прах.
Так начнём же погребальный
Хор среди могил;
Принесёмте в дар прощальный
Всё, что он любил:
Лук положим к изголовью,
А топор на грудь,
В ноги мех с медвежьей кровью
Другу в дальний путь.
Нож отточим, чтоб без страха
Свергнув вражий труп,
С головы его три взмаха
Мог он срезатъ чуп.
Краски огненнаго цвета
Бросим на ладонь,
Чтоб предстал он в бездне света
Красный как огонь.
1854
Песнь о колоколе
Vivos voco. Mortuos plango. Fulgura frango. [10 - Живых призываю. Мёртвых оплакиваю. Молнии ломаю (лат.).]
Утвердивши форму в глине,
Обожженную огнем,
Выльем колокол мы ныне;
Ну, живей, друзья, начнем!
Если градом пот
С жарких лиц течёт, —
Мастер честь за труд находит;
Благодать же свыше сходит.
Разумный труд, начатый нами,
Разумных требует речей:
Работа с мудрыми речами
Идет успешней и быстрей.
И так обдумаем прилежно,
Что слабой силою свершим;
Презрен, кто действует небрежно,
Не думав над трудом своим!
В том человеку честь и слава,
На то? и светлый разум в нем,
Чтоб размышлял он в сердце здраво
О каждом подвиге своем.
Дров давай сюда проворней,
Дров сосновых и сухих,
Чтоб огонь, стесненный в горне,
Охватил в минуту их.
Медь дружнее плавь,
Олова прибавь,
Чтобы с силой надлежащей
Медь лилась струей кипящей.
Что с помощью огня глубоко
Тут в яме сила рук создаст,
То звуком весть об нас далёко
С высокой башни передаст.
И звук пойдет к столетьям дальным
И многим смертным слух пленит,
Застонет жалобно с печальным
И в хор мольбы соединит.
Чтоб земнородным ни послала
Судьба, свершая свой закон, —
Про всё звучит венец металла,
И поучителен им звон.
Пузыри блестят по сплаву;
Дружно! плавится металл.
Поташу прибавь к составу,
Чтоб состав не застывал.
Смесь в горну мешай,
Пену очищай,
Чтоб металл, очищен жаром,
Чистый звук давал не даром.
Веселый звон святого пира
Встречает милое дитя,
Когда оно в объятьях мира
Вступает в область бытия.
Покуда жребий неизбежный
Почиет в мгле грядущих лет,
Лелеет мать с заботой нежной
Златой младенчества рассвет.
Но дни за днями мчатся вслед.
С подругой детства отрок смелый
Расстался гордо, в жизнь влеком,
Обходит мир и – мыслью зрелый —
Идет как странник в отчий дом.
Там в неге юности чудесной,
Как дивный образ неземной,
В лице с стыдливостью прелестной
Он видит деву пред собой.
И сердце юноши пылает:
Неизреченных полный мук,
Он слезы льет, он покидает
Разгульных братий буйный круг.
За ней он следует, безмолвный,
Её приветом он согрет
И в дар любви, восторгов полный,
С полей приносит лучший цвет.
О, нега чувств, надежды сладость!
О, первой страсти миг златой!
Душа вкусила жизни радость,
Для ней открылся рай земной.
Зачем же мчишься, прелесть мая?
Постой, любви пора младая!
Вот уж сопла стали рдиться;
Опущу я прут опять:
Если он остеклянится,
Значит – время выливать.
Ну, друзья, живей!
Пробуйте скорей,
Слил ли вместе пламень горна
Всё, что мягко, что упорно.
Где строгость с нежностью, где сила
С душою кроткой в связь вступила,
Там раздается добрый звук.
Найдижь, кто ищет связи вечной,
Для сердца склонности сердечной:
За миг мечтанья годы мук!
Свеж, душист венок любовный
У невесты вкруг кудрей
В час, как благовест церковный
К торжеству зовет гостей.
Ах! тот праздник жизни новый
Губит жизни светлый май:
Пояс сняв, сорвав покровы,
Молви призракам: прощай!
Страсть сердца пройдет,
Любовь остается;
Цветок отцветет,
Но плод разовьется.
Муж должен потом
В бой с жизнью стремиться,
Творить и трудиться;
Он должен искать,
Хитрить, добывать,
Дерзать, состязаться —
За счастьем гоняться;
И вот! полилися богатства, как волны:
Амбары пожитками до верху полны;
Стал нужен простор, раздвигается дом.
А в недрах семейства,
С стыдливостью скромной,
И мать и хозяйка
В заботе всегдашней
Круг правит домашний,
И девочек, мальчиков
Учит, смиряет,
И, с мудрой заботой,
Прилежной работой
Порядок ведёт
И множит доход,
И копит богатства в прилавках сосновых,
И нитки с жужжащих прядет веретён,
И в шкафах хранит – и опрятных и новых —
Блестящую шерсть, ослепительный лён,
И, дом украшая изяществом строя,
Не знает покоя.
И радостным взором отец
С балкона высоко-стоящего дома
Не видит, где счастью конец.
Пред ним воротные вздымаются створы,
В амбарах сокровищь подъемлются горы,
И закромы гнутся от милостей неба,
И нивы волнуются жатвою хлеба.
И сказал он с гордостью:
«С незыблемой твердостью,
Прочнее основ земных,
Я счастливый дом воздвиг.»
Но с враждебной силой рока
Прочен наш союз – до срока;
Вот и горе настает.
Лить теперь мы можем смело:
Уж зубчатым стал излом.
Но пока начнем мы дело,
Бога в помощь призовём.
Краны отверни!
Боже, дом храни!
Вот по жолобу, сверкая,
Брыжжет масса огневая.
Огонь нам в пользу, если он
У нас обуздан, укрощён;
Что ни творим, ни создаем —
Огонь союзник наш во всем.
Но страшен нам его союз,
Когда, сорвавшись с крепких уз,
Себе он путь прорвет один,
Природы щедрой вольный сын.
Горе, если, сбросив с выи
Груз цепей, свиреп и яр,
Двинет волны огневые
Вдоль по улицам пожар!
Ненавидят в нас стихии
Творчества небесный дар.
Благодатный
Льется с тучи
Дождь могучий;
Но и молний страшный луч
С тех же тучь!
Чу!.. на башне бьют набат:
То пожар!
Словно жар,
Небо рдеет;
Но не утро то алеет.
Чу! тревога!
Стук и гром!
Дым кругом!
Столб огня взлетает с блеском;
Ряд строений, с громом, с треском,
Пламя мигом охватило;
Раскален, как из горнила,
Воздух жжет; трещат стропила;
Скрип ворот, дверей стучанье,
Стекол треск и дребезжанье,
Матерей, детей рыданье,
Стоны, крики,
Беспокойный
Рев зверей, вой бури дикий —
Всё слилося в гул нестройный.
Все бегут, кричат, спасают:
Небеса как днем сияют.
По рукам, сквозь дым, под зноем,
Длинным строем
Мчатся ведра, – льют дугою
В пламя волны за волною.
С воем дунул ветр грозою
На пылающий пожар;
Вот на вспыхнувший амбар
Пал – трещат, огнем объяты,
Бревна, балки и накаты:
Пламя – будто хочет в пар
Превратить земной весь шар —
Поднялося великаном
До небес.
Без надежды, смертный здесь
Силе Божьей уступает:
Праздно зрит, как погибает
Труд его под ураганом.
В запустеньи
Дом старинный,
Диких бурь притон пустынный.
В окнах выбитых гнездится
Страх могучий;
В них заглядывают тучи
С высоты.
Грустный взгляд
На пустое пепелище,
Счастья прежнего кладбище,
Человек стремит назад:
И взял он посох, жалкий нищий,
Но пусть огнем лишен всего,
Он верит сладостной надежде:
Он счел своих и вот, как прежде,
Все невредимы вкруг него.
В землю влит металл горячий:
Неудач пока нам нет;
Но с такою ли удачей
Честь искусства выйдет в свет?
Ну, как вышло в щель?
Лопнула модель?
Ах! Как знать? быть может, вскоре,
Где не ждем нагрянет горе.
Земли священной темным недрам
Созданье наше вручено:
Так сеет сеятель зерно
И ждет, пока в обильи щедром
В урочный день взойдет оно.
Но, ах! еще дороже семя
В слезах кладем мы в грудь земли,
И верим, что настанет время —
И процветет оно из тли.
С колокольни,
Будто стон,
Похоронный,
Льется звон.
Грустно стонет меди звук унылый
Над отшедшим в дальний путь могилы.
Ах! то нежная супруга,
Ах! то мать младая в гробе:
Из семейственного круга
Смерть-губительница в злобе
Мчит ее в страну теней
От супруга, от детей,
Начинавших дни свои
Под крылом её любви.
Ах! на веки разрывается
Дома связь и благодать:
Уж в стране теней скитается
Благодетельница-мать.
Ах! прошли минуты счастия,
Нет заступницы сирот;
Без любви и без участия
К ним чужая в дом войдёт.
Колокол пока простынет,
Пусть, как птичка у гнезда,
Всяк из вас заботу кинет
После тяжкого труда.
Лишь звезда взойдет,
Час зари пробьет, —
Вся артель идет с работы;
Мастеру всегда заботы!
Вот чрез бор непроходимый,
Ободрясь, шаги торопит
Путник в хижине родимой.
Вот бегут с блеяньем овцы;
Вот и стадо
Круторогих, толстовыйных,
С шумом, с рёвом,
Под родным теснится кровом.
С хлебом воз
Едет, тяжко
Колыхаясь.
И венками
Воз с снопами
Вкруг цветёт,
И жнецы сплелись руками
В хоровод.
Площадь, улицы стихают;
К огоньку собрался мирно
Круг домашних, и со скрипом
Затворил ворота город.
В мир нисходит
Мрак; но в ужас
Мирных граждан не приводит
Час ночной —
Час, когда губитель бродит:
Их хранит закон святой.
О, святой порядок, чудный
Дар небесный! правосудный,
Верный, кроткий нрав блюститель,
Городских твердынь зиждитель!
В города из дебрей тёмных
Дикарей призвав бездомных,
Ты вселился к ним под кровы,
Укротил в них нрав суровый
И нежнейшую цепь жизни
Им сковал – любовь к отчизне.
В дружном, пламенном стремленьи
Труд все руки братски слил,
И цветет союз в движеньи
Проявленьем общих сил.
Мастер и работник равны,
Каждый горд своей судьбой:
Где законов щит державный,
Там отпор обиде злой.
Труд есть граждан украшенье,
Прибыль – плата их трудам,
Честь царям за их правленье,
За труды почет и нам.
Мир прекрасный,
Душ согласье!
Вечно, вечно
Охраняйте город наш!
Да не явится во веки
День, в который гром оружий
Возмутит наш мирный край, —
Грозный день, когда свод неба,
Где теперь зари пурпурной
Луч горит,
Городов и весей бурный
Огнь пожаров озарит!
Ну, теперь ломайте зданье:
В нем уж колокол отлит.
Пусть изящное созданье
Взор и сердце веселит.
Бей же, молот, бей!
Чтоб в красе своей
Колокол восстал пред нами:
Форма пусть спадет кусками.
Разбить лишь мастер может форму
Рукою мудрой в должный срок;
Но, горе! если сам из горну
Прорвется пламенный поток!
С громовым треском дом на части
Взрывает меди бурный пар
И, как из черной адской пасти,
Стремит погибельный пожар.
Где буйных сил кипит восстанье,
Там гибнет каждое созданье;
Где самовольствует народ,
Там время бедствий настаёт.
Беда стране, в которой пламя
Скопится в недрах городов,
Где чернь, подняв восстанья знамя,
С себя сбивает груз оков.
Тогда в руках толпы преступной
Зловещий загудит металл,
И, мира вестник неподкупный,
К насилью первый даст сигнал.
Чу! крики бешеной тревоги:
К оружью, мирный гражданин!
Толпы бегут; дворцы, дороги
Полны убийственных дружин.
Тогда и женщины-гиены
Ликуют в ужасах пиров,
Как тигры, рвут зубами члены,
Сердца кровавые врагов.
Тогда святого нет уж боле,
Покинул скромный стыд людей,
Пороки царствуют на воле,
Над добрым высится злодей.
Ужасна львица в пробужденьи,
Ужасней тигров злой набег;
Но что все ужасы в сравненьи
С твоим безумством, человек?
И горе тем, кто светочь рая
Слепцам от вечности вручит:
Не свет, но пламень разливая,
Он грады, страны пепелит.
Радость небо мне послала!
Посмотрите! вот оно,
Как звезда сквозь покрывало,
Блещет медное зерно.
И горят на нем
Солнечным огнем
И венец и герб державный,
Как желал художник славный.
Друзья! скорей
В один кружок сольемся с ликованьем,
И окрестим наш колокол названьем:
Согласие, для счастия людей.
Для мирных дел, для дружеских объятий
Пусть весь приход сзывает он, как братий.
И вечно тем да будет он,
На что он нами освящён!
Под пологом святой лазури,
Над низкой жизнию земной,
Да будет он в соседстве бури
Граничить с звездной стороной.
Да будет свыше он глаголом
О том, как звездный хор поёт
Гимн Богу пред Его престолом
И в вечность сводит старый год.
Из медных уст его да льется
Лишь весть о вечном и святом
И время каждый час коснется
В полете до него крылом.
Да будет он судьбы законом,
И, сам без сердца, без страстей,
Сопровождать да будет звоном
Игру изменных наших дней.
Когда же, грянув в час полночный
И слух встревожа, замолчит,
Да учить нас, что всё непрочно,
Что всё земное отзвучит.
Пусть теперь канатов силы
Двинут колокол святой
В царство звуков из могилы,
В Божий свет из тмы густой.
Дружно! сильно!.. вот
Тронулся, встаёт!
Пусть зовет он город к пиру;
Первый звон да будет к миру
Вечер
//-- По одной картине --//
Бог лучезарный, спустись! – жаждут долины
Вновь освежиться росой; люди томятся;
Медлят усталые кони, —
Спустись в золотой колеснице!
Кто, посмотри, там манит из светлого моря
Милой улыбкой тебя! Узнало ли сердце?
Кони помчались быстрее,
Манит Фетида тебя.
Быстро в объятия к ней, вожжи покинув,
Спрянул возничий; Эрот держит коней за узды;
Будто вкопаны, кони
Пьют прохладную влагу.
Ночь по своду небес, прохладою вея,
Легкой стопою идет с подругой-любовью.
Люди, покойтесь, любите!
Феб влюбленный почил.
(1795)
Цветы
Дети солнечного всхода,
Пёстрых пажитей цветы,
Вас взлелеяла природа
В честь любви и красоты.
Ваши яркие уборы,
Под перстом прозрачным Флоры,
Так нарядно хороши;
Но, любимцы неги вешней,
Плачьте! Прелесть жизни внешней
Не вдохнула в вас души.
Вслед за жаворонком нежно
Соловьи о вас грустят;
На листах у вас, небрежно
Колыхаясь, сильфы спят;
Ваши пышные короны
Превратила дочь Дионы
В брачный полог мотыльков.
Плачьте, плачьте, дети света!
В вас тоска понятна эта —
Вам неведома любовь.
Но томление разлуки
Выношу я не скорбя…
Друг мой Нанни! Эти руки
Вьют подарок для тебя.
Жизнь и душу, страсть и речи,
Сердца нежные предтечи,
Вам теперь передаю.
И сильнейший меж богами
Здесь под скромными листами
Скрыл божественность свою.
Руссо
//-- Перевод Л. Мея --//
Монумент, возникший злым укором
Нашим дням и Франции – позором,
Гроб Руссо, склоняюсь пред тобой!
Мир тебе, мудрец уже безгласный!
Мира в жизни ты искал напрасно:
Мир нашел ты, но в земле сырой.
Язвы мира ввек не заживали:
Встарь был мрак – и мудрых убивали,
Нынче – свет, а меньше ль палачей?
Пал Сократ от рук невежд суровых,
Пал Руссо – но от рабов Христовых,
За порыв создать из них людей.
(1781)
Прощание Гектора
//-- Пуншевая песня --//
Андромаха.
Для чего стремится Гектор к бою,
Где Ахилл безжалостной рукою
За Патрокла грозно мстит врагам?
Если Орк угрюмый нас разлучит,
Кто малютку твоего научит
Дрот метать и угождать богам?
Гектор.
Слез не лей, супруга дорогая!
В поле битвы пыл свой устремляя,
Этой дланью я храню Пергам.
За богов священную обитель
Я паду и – родины спаситель —
Отойду к стигийским берегам.
Андромаха.
Не греметь твоим доспехам боле;
Ржавый меч твой пролежит в неволе,
И Приама оскудеет кровь.
В область мрака ты сойдешь отныне,
Где Коцит слезится по пустыне.
Канет в Лету Гектора любовь!
Гектор.
Весь мой пыл, все мысли и стремленья
Я залью волной реки забвенья,
Но, не пламенник любви.
Чу! Дикарь у стен уж кличет к бою.
Дай мне меч и не томись тоскою!
Леты нет для Гектора любви.
(1780)
Пуншевая песня
Внутренней связью
Сил четырех
Держится стройно
Мира чертог.
Звезды лимона
В чашу на дно!
Горько и жгуче
Жизни зерно.
Но растопите
Сахар в огне:
Где эта жгучесть
В горьком зерне?
Воду струями
Лейте сюда:
Все обтекает
Мирно вода.
Каплю по капле
Лейте вино:
Жизнь обновляет
Только оно!
Выпьем, покамест
Кубок наш жгуч:
Только кипучий
Сладостен ключ!
(1803)
Кубок
«Кто, рыцарь ли знатный иль латник простой,
В ту бездну прыгнет с вышины?
Бросаю мой кубок туда золотой:
Кто сыщет во тьме глубины
Мой кубок и с ним возвратится безвредно,
Тому он и будет наградой победной».
Так царь возгласил и с высокой скалы,
Висевшей над бездной морской,
В пучину бездонной, зияющей мглы
Он бросил свой кубок златой.
«Кто, смелый, на подвиг опасный решится?
Кто сыщет мой кубок и с ним возвратится?»
Но рыцарь и латник недвижно стоят;
Молчанье – на вызов ответ;
В молчанье на грозное море глядят;
За кубком отважного нет.
И в третий раз царь возгласил громогласно:
«Отыщется ль смелый на подвиг опасный?»
И все безответны… вдруг паж молодой
Смиренно и дерзко вперед;
Он снял епанчу, снял пояс он свой;
Их молча на землю кладет…
И дамы и рыцари мыслят, безгласны:
«Ах! юноша, кто ты? Куда ты, прекрасный?»
И он подступает к наклону скалы
И взор устремил в глубину…
Из чрева пучины бежали валы,
Шумя и гремя, в вышину;
И волны спирались, и пена кипела:
Как будто гроза, наступая, ревела.
И воет, и свищет, и бьет, и шипит,
Как влага, мешаясь с огнем,
Волна за волною; и к небу летит
Дымящимся пена столбом;
Пучина бунтует, пучина клокочет…
Не море ль из моря извергнуться хочет?
И вдруг, успокоясь, волненье легло;
И грозно из пены седой
Разинулось черною щелью жерло;
И воды обратно толпой
Помчались во глубь истощенного чрева;
И глубь застонала от грома и рева.
И он, упредя разъяренный прилив,
Спасителя-бога призвал…
И дрогнули зрители, все возопив, —
Уж юноша в бездне пропал.
И бездна таинственно зев свой закрыла:
Его не спасет никакая уж сила.
Над бездной утихло… в ней глухо шумит…
И каждый, очей отвести
Не смея от бездны, печально твердит:
«Красавец отважный, прости!»
Все тише и тише на дне ее воет…
И сердце у всех ожиданием ноет.
«Хоть брось ты туда свой венец золотой,
Сказав: кто венец возвратит,
Тот с ним и престол мой разделит со мной! —
Меня твой престол не прельстит.
Того, что скрывает та бездна немая,
Ничья здесь душа не расскажет живая.
Немало судов, закруженных волной,
Глотала ее глубина:
Все мелкой назад вылетали щепой
С ее неприступного дна…»
Но слышится снова в пучине глубокой
Как будто роптанье грозы недалекой.
И воет, и свищет, и бьет, и шипит,
Как влага, мешаясь с огнем,
Волна за волною; и к небу летит
Дымящимся пена столбом…
И брызнул поток с оглушительным ревом,
Извергнутый бездны зияющим зевом.
Вдруг… что-то сквозь пену седой глубины
Мелькнуло живой белизной…
Мелькнула рука и плечо из волны…
И борется, спорит с волной…
И видят – весь берег потрясся от клича —
Он левою правит, а в правой добыча.
И долго дышал он, и тяжко дышал,
И божий приветствовал свет…
И каждый с весельем «Он жив! – повторял. —
Чудеснее подвига нет!
Из темного гроба, из пропасти влажной
Спас душу живую красавец отважный».
Он на берег вышел; он встречен толпой;
К царевым ногам он упал
И кубок у ног положил золотой;
И дочери царь приказал:
Дать юноше кубок с струей винограда;
И в сладость была для него та награда.
«Да здравствует царь! Кто живет на земле,
Тот жизнью земной веселись!
Но страшно в подземной таинственной мгле…
И смертный пред богом смирись:
И мыслью своей не желай дерзновенно
Знать тайны, им мудро от нас сокровенной.
Стрелою стремглав полетел я туда…
И вдруг мне навстречу поток;
Из трещины камня лилася вода;
И вихорь ужасный повлек
Меня в глубину с непонятною силой…
И страшно меня там кружило и било.
Но богу молитву тогда я принес,
И он мне спасителем был:
Торчащий из мглы я увидел утес
И крепко его обхватил;
Висел там и кубок на ветви коралла:
В бездонное влага его не умчала.
И смутно все было внизу подо мной,
В пурпуровом сумраке там,
Все спало для слуха в той бездне глухой;
Но виделось страшно очам,
Как двигались в ней безобразные груды,
Морской глубины несказанные чуды.
Я видел, как в черной пучине кипят,
В громадный свиваяся клуб:
И млат водяной, и уродливый скат,
И ужас морей однозуб;
И смертью грозил мне, зубами сверкая,
Мокой ненасытный, гиена морская.
И был я один с неизбежной судьбой,
От взора людей далеко;
Один меж чудовищ, с любящей душой,
Во чреве земли глубоко,
Под звуком живым человечьего слова,
Меж страшных жильцов подземелья немого.
И я содрогался… вдруг слышу: ползет
Стоногое грозно из мглы,
И хочет схватить, и разинулся рот…
Я в ужасе прочь от скалы!..
То было спасеньем: я схвачен приливом
И выброшен вверх водомета порывом».
Чудесен рассказ показался царю:
«Мой кубок возьми золотой;
Но с ним я и перстень тебе подарю,
В котором алмаз дорогой,
Когда ты на подвиг отважишься снова
И тайны все дна перескажешь морского».
То слыша, царевна, с волненьем в груди,
Краснея, царю говорит:
«Довольно, родитель, его пощади!
Подобное кто совершит?
И если уж должно быть опыту снова,
То рыцаря вышли, не пажа младого».
Но царь, не внимая, свой кубок златой
В пучину швырнул с высоты:
«И будешь здесь рыцарь любимейший мой,
Когда с ним воротишься, ты;
И дочь моя, ныне твоя предо мною
Заступница, будет твоею женою».
В нем жизнью небесной душа зажжена;
Отважность сверкнула в очах;
Он видит: краснеет, бледнеет она;
Он видит: в ней жалость и страх…
Тогда, неописанной радостью полный,
На жизнь и погибель он кинулся в волны…
Утихнула бездна… и снова шумит…
И пеною снова полна…
И с трепетом в бездну царевна глядит…
И бьет за волною волна…
Приходит, уходит волна быстротечно:
А юноши нет и не будет уж вечно.
(1797)
Перчатка
Перед своим зверинцем,
С баронами, с наследным принцем,
Король Франциск сидел;
С высокого балкона он глядел
На поприще, сраженья ожидая;
За королем, обворожая
Цветущей прелестию взгляд,
Придворных дам являлся пышный ряд
Король дал знак рукою —
Со стуком растворилась дверь:
И грозный зверь
С огромной головою,
Косматый лев
Выходит;
Кругом глаза угрюмо водит;
И вот, все оглядев,
Наморщил лоб с осанкой горделивой,
Пошевелил густою гривой,
И потянулся, и зевнул,
И лег. Король опять рукой махнул —
Затвор железной двери грянул,
И смелый тигр из-за решетки прянул;
Но видит льва, робеет и ревет,
Себя хвостом по ребрам бьет,
И крадется, косяся взглядом,
И лижет морду языком,
И, обошедши льва кругом,
Рычит и с ним ложится рядом.
И в третий раз король махнул рукой —
Два барса дружною четой
В один прыжок над тигром очутились;
Но он удар им тяжкой лапой дал,
А лев с рыканьем встал…
Они смирились,
Оскалив зубы, отошли,
И зарычали, и легли.
И гости ждут, чтоб битва началася…
Вдруг женская с балкона сорвалася
Перчатка… все глядят за ней…
Она упала меж зверей.
Тогда на рыцаря Делоржа с лицемерной
И колкою улыбкою глядит
Его красавица и говорит:
«Когда меня, мой рыцарь верный,
Ты любишь так, как говоришь,
Ты мне перчатку возвратишь».
Делорж, не отвечав ни слова,
К зверям идет,
Перчатку смело он берет
И возвращается к собранью снова.
У рыцарей и дам при дерзости такой
От страха сердце помутилось;
А витязь молодой,
Как будто ничего с ним не случилось,
Спокойно всходит на балкон;
Рукоплесканьем встречен он;
Его приветствуют красавицыны взгляды…
Но, холодно приняв привет ее очей,
В лицо перчатку ей
Он бросил и сказал: «Не требую награды».
(1797)
Поликратов перстень
На кровле он стоял высоко
И на Самос богатый око
С весельем гордым преклонял.
«Сколь щедро взыскан я богами!
Сколь счастлив я между царями!» —
Царю Египта он сказал.
«Тебе благоприятны боги;
Они к твоим врагам лишь строги,
И всех их предали тебе;
Но жив один, опасный мститель;
Пока он дышит… победитель,
Не доверяй своей судьбе».
Еще не кончил он ответа,
Как из союзного Милета
Явился присланный гонец:
«Победой ты украшен новой;
Да обовьет опять лавровый
Главу властителя венец;
Твой враг постигнут строгой местью;
Меня послал к вам с этой вестью
Наш полководец Полидор».
Рука гонца сосуд держала:
В сосуде голова лежала;
Врага узнал в ней царский взор»
И гость воскликнул с содроганьем:
«Страшись! Судьба очарованьем
Тебя к погибели влечет.
Неверные морские волны
Обломков корабельных полны;
Еще не в пристани твой флот».
Еще слова его звучали…
А клики брег уж оглашали.
Народ на пристани кипел;
И в пристань, царь морей крылатый,
Дарами дальних стран богатый,
Флот торжествующий влетел.
И гость, увидя то, бледнеет:
«Тебе Фортуна благодеет…
Но ты не верь – здесь хитрый ков,
Здесь тайная погибель скрыта:
Разбойники морские Крита
От здешних близко берегов».
И только выронил он слово,
Гонец вбегает с вестью новой:
«Победа, царь! Судьбе хвала!
Мы торжествуем над врагами!
Флот критский истреблен богами:
Его их буря пожрала».
Испуган гость нежданной вестью:
«Ты счастлив, но Судьбины лестью
Такое счастье мнится мне.
Здесь вечны блага не бывали,
И никогда нам без печали
Не доставалися оне.
И мне все в жизни улыбалось,
Неизменяемо, казалось,
Я силой вышней был храним;
Все блага прочил я для сына…
Его, его взяла Судьбина;
Я долг мой сыном заплатил.
Чтоб верной избежать напасти,
Моли невидимые Власти
Подлить печали в твой фиал.
Судьба и в милостях мздоимец:
Какой, какой ее любимец
Свой век не бедственно кончал?
Когда ж в несчастье Рок откажет,
Исполни то, что друг твой скажет:
Ты призови несчастье сам.
Твои сокровища несметны:
Из них скорей, как дар заветный,
Отдай любимое богам».
Он гостю внемлет с содроганьем:
«Моим избранным достояньем
Доныне этот перстень был;
Но я готов Властям незримым
Добром пожертвовать любимым…»
И перстень в море он пустил.
Наутро, только луч денницы
Озолотил верхи столицы,
К царю является рыбарь:
«Я рыбу, пойманную мною,
Чудовище величиною,
Тебе принес в подарок, царь!»
Царь изъявил благоволенье…
Вдруг царский повар в исступленье
С нежданной вестию бежит:
«Найден твой перстень драгоценный,
Огромной рыбой поглощенный,
Он в ней ножом моим открыт».
Тут гость, как пораженный громом,
Сказал: «Беда над этим домом!
Нельзя мне другом быть твоим;
На смерть ты обречен Судьбою,
Бегу, чтоб здесь не пасть с тобою…»
Сказал и разлучился с ним.
(1797)
Рыцарь Тогенбург
«Сладко мне твоей сестрою,
Милый рыцарь, быть;
Но любовию иною
Не могу любить:
При разлуке, при свиданье
Сердце в тишине —
И любви твоей страданье
Непонятно мне».
Он глядит с немой печалью —
Участь решена:
Руку сжал ей; крепкой сталью
Грудь обложена.
Звонкий рог созвал дружину:
Все уж на конях;
И помчались в Палестину,
Крест на раменах.
Уж в толпе врагов сверкают
Грозно шлемы их;
Уж отвагой изумляют
Чуждых и своих.
Тогенбург лишь выйдет к бою:
Сарацин бежит…
Но душа в нем все тоскою
Прежнею болит.
Год прошел без утоленья…
Нет уж сил страдать;
Не найти ему забвенья —
И покинул рать.
Зрит корабль – шумят ветрилы,
Бьет в корму волна, —
Сел и поплыл в край тот милый,
Где цветет она.
Но стучится к ней напрасно
В двери пилигрим;
Ах, они с молвой ужасной
Отперлись пред ним:
«Узы вечного обета
Приняла она;
И, погибшая для света,
Богу отдана».
Пышны праотцев палаты
Бросить он спешит;
Навсегда покинул латы;
Конь навек забыт.
Власяной покрыт одеждой,
Инок в цвете лет,
Не украшенный надеждой,
Он оставил свет.
И в убогой келье скрылся
Близ долины той,
Где меж темных лип светился
Монастырь святой:
Там – сияло ль утро ясно,
Вечер ли темнел —
В ожиданье, с мукой страстной,
Он один сидел.
И душе его унылой
Счастье там одно:
Дожидаться, чтоб у милой
Стукнуло окно,
Чтоб прекрасная явилась,
Чтоб от вышины
В тихий дол лицом склонилась,
Ангел тишины…
И – дождавшися – на ложе
Простирался он;
И надежда: завтра то же! —
Услаждала сон.
Время годы уводило…
Для него ж одно:
Ждать, как ждал он, чтоб у милой
Стукнуло окно;
Чтоб прекрасная явилась;
Чтоб от вышины
В тихий дол лицом склонилась,
Ангел тишины.
Раз – туманно утро было —
Мертв он там сидел,
Бледен ликом, и уныло
На окно глядел.
(1797)
Желание
Озарися, дол туманный!
Расступися, мрак густой!
Где найду исход желанный?
Где воскресну я душой?
Испещренные цветами,
Красны холмы вижу там…
Ах, зачем я не с крылами?
Полетел бы я к холмам.
Там поют согласны лиры,
Там обитель тишины,
Мчат ко мне оттоль зефиры
Благовония весны;
Там блестят плоды златые
На сенистых деревах;
Там не слышны вихри злые
На пригорках, на лугах.
О, предел очарованья!
Как прелестна таи весна!
Как от юных роз дыханья
Там душа оживлена!
Полечу туда… напрасно!
Нет путей к сим берегам:
Предо мной поток ужасный
Грозно мчится по скалам.
Лодку вижу… где ж вожатый?
Едем!.. будь, что суждено!..
Паруса ее крылаты
И весло оживлено.
Верь тому, что сердце скажет;
Нет залогов от небес;
Нам лишь чудо путь укажет
В сей волшебный край чудес.
(1801)
Торжество победителей
Пал Приамов град священный,
Грудой пепла стал Пергам;
И, победой насыщенны,
К острогрудым кораблям
Собрались эллины – тризну
В честь минувшего свершить
И в желанную отчизну,
К берегам Эллады, плыть.
«Пойте, пойте гимн согласный:
Корабли обращены
От враждебной стороны
К нашей Греции прекрасной!»
Брегом шла толпа густая
Илионских дев и жен:
Из отеческого края
Их вели в далекий плен.
И с победной песнью дикой
Их сливался тихий стон
По тебе, святой, великий,
Невозвратный Илион.
«Вы, родные холмы, нивы,
Нам вас боле не видать;
Будем в рабстве увядать…
О, сколь мертвые счастливы!»
И, с предвиденьем во взгляде,
Жертву сам Калхас заклал:
«Грады зиждущей Палладе
И губящей (он воззвал),
Буреносцу Посейдону,
Воздымателю валов,
И носящему Горгону —
Богу смертных и богов!»
«Суд окончен; спор решился;
Прекратилася борьба;
Все исполнила судьба:
Град великий сокрушился».
Царь народов, сын Атрея,
Обозрел полков число;
Вслед за ним на брег Сигея
Много, много их пришло…
И незапный мрак печали
Отуманил царский взгляд:
Благороднейшие пали…
Мало с ним пойдет назад.
«Счастлив тот, кому сиянье
Бытия сохранено,
Тот, кому вкусить дано
С милой родиной свиданье!»
«И не всякий насладится
Миром, в свой пришедши дом:
Часто злобный ков таится
За домашним алтарем;
Часто Марсом пощаженный
Погибает от друзей», —
Рек, Палладой вдохновенный,
Хитроумный Одиссей.
«Счастлив тот, чей дом украшен
Скромной верностью жены!
Жены алчут новизны:
Постоянный мир им страшен».
И стоящий близ Елены
Менелай тогда сказал:
«Плод губительной измены,
Ею сам изменник пал;
И погиб, виной Парида
Отягченный, Илион…
Неизбежен суд Кронида,
Все блюдет с Олимпа он».
«Злому злой конец бывает:
Гибнет жертвой Эвменид,
Кто безумно, как Парид,
Право гостя оскверняет».
«Пусть веселый взор счастливых, —
Оилеев сын сказал, —
Зрит в богах богов правдивых!
Суд их часто слеп бывал:
Скольких бодрых жизнь поблёкла!
Скольких низких рок щадит!..
Нет великого Патрокла,
Жив презрительный Терсит!»
«Смертный, царь Зевес Фортуне
Своенравной предал нас:
Уловляй же быстрый час,
Не тревожа сердца втуне».
«Лучших бой похитил ярый!
Вечно памятен нам будь
Ты, мой брат, ты, под удары
Подставлявший твердо грудь,
Ты, который нас, пожаром
Осажденных, защитил…
Но коварнейшему даром
Щит и меч Ахиллов был».
«Мир тебе во тьме Эрева!
Жизнь твою не враг отнял:
Ты своею силой пал,
Жертва гибельного гнева».
«О Ахилл! О мой родитель! —
Возгласил Неоптолем. —
Быстрый мира посетитель,
Жребий лучший взял ты в нем.
Жить в любви племен делами —
Благо первое земли.
Будем вечно именами
И сокрытые в пыли!»
«Слава дней твоих нетленна —
В песнях будет цвесть она.
Жизнь живущих неверна,
Жизнь отживших неизменна!»
«Смерть велит умолкнуть злобе! —
Диомед провозгласил. —
Слава Гектору во гробе:
Он краса Пергама был;
Он за край, где жили деды,
Веледушно пролил кровь…
Победившим – честь победы,
Охранявшему – любовь!»
«Кто, на суд явясь кровавый,
Славно пал за отчий дом,
Тот, почтенный и врагом,
Будет жить в преданьях славы».
Нестор, жизнью убеленный,
Нацедил вина фиал
И Гекубе сокрушенной
Дружелюбно выпить дал.
«Пей страданий утоленье!
Добрый Вакхов дар – вино;
И веселость и забвенье
Проливает в нас оно».
«Пей, страдалица! Печали
Услаждаются вином:
Боги жалостные в нем
Подкрепленье сердцу дали».
«Вспомни матерь Ниобею:
Что изведала она!
Сколь ужасная над нею
Казнь была совершена!
Но и с нею, безотрадной,
Добрый Вакх недаром был:
Он струею виноградной
Вмиг тоску в ней усыпил».
«Если грудь вином согрета
И в устах вино кипит:
Скорби наши быстро мчит
Их смывающая Лета».
И вперила взор Кассандра,
Вняв шепнувшим ей богам,
На пустынный брег Скамандра,
На дымящийся Пергам:
«Все великое земное
Разлетается, как дым:
Ныне жребий выпал Трое,
Завтра выпадет другим…»
«Смертный, Силе, нас гнетущей,
Покоряйся и терпи;
Спящий в гробе, мирно спи;
Жизнью пользуйся, живущий!»
(1803)
Путешественник
Дней моих еще весною
Отчий дом покинул я;
Все забыто было мною —
И семейство и друзья.
В ризе странника убогой,
С детской в сердце простотой,
Я пошел путем-дорогой —
Вера был вожатый мой.
И в надежде, в уверенье
Путь казался недалек.
«Странник, – слышалось, – терпенье!
Прямо, прямо на восток.
Ты увидишь храм чудесный;
Ты в святилище войдешь;
Там в нетленности небесной
Все земное обретешь».
Утро вечером сменялось,
Вечер утру уступал;
Неизвестное скрывалось;
Я искал – не обретал.
Там встречались мне пучины;
Здесь высоких гор хребты;
Я взбирался на стремнины;
Чрез потоки стлал мосты.
Вдруг река передо мною —
Вод склоненье на восток;
Вижу зыблемый струею
Подле берега челнок.
Я в надежде, я в смятенье;
Предаю себя волнам,
Счастье вижу в отдаленье;
Все, что мило, – мнится – там!
Ах! В безвестном океане
Очутился мой челнок;
Даль попрежнему в тумане.
Брег невидим и далек.
И вовеки надо мною
Не сольется, как поднесь,
Небо светлое с землею…
Там не будет вечно здесь.
(1803)
Горная песня
Над страшною бездной дорога бежит,
Меж жизнью и смертию мчится;
Толпа великанов ее сторожит;
Погибель над нею гнездится.
Страшись пробужденья лавины ужасной:
В молчанье пройди по дороге опасной.
Там мост через бездну отважной дугой
С скалы на скалу перегнулся;
Не смертною был он поставлен рукой —
Кто смертный к нему бы коснулся?
Поток под него разъяренный бежит;
Сразить его рвется и ввек не сразит.
Там, грозно раздавшись, стоят ворота:
Мнишь, область теней пред тобою;
Пройди их – долина, долин красота,
Там осень играет с весною.
Приют сокровенный! Желанный предел!
Туда бы от жизни ушел, улетел!
Четыре потока оттуда шумят —
Не зрели их выхода очи.
Стремятся они на восток, на закат;
Стремятся к полудню, к полночи;
Рождаются вместе; родясь, расстаются;
Бегут без возврата и ввек не сольются.
Там в блеске небес два утеса стоят,
Превыше всего, что земное;
Кругом облака золотые кипят,
Эфира семейство младое;
Ведут хороводы в стране голубой;
Там не был, не будет свидетель земной,
Царица сидит высоко и светло
На вечно-незыблемом троне;
Чудесной красой обвивает чело
И блещет в алмазной короне;
Напрасно там солнцу сиять и гореть:
Ее золотит, но не может согреть.
(1804)
Кассандра
Все в обители Приама
Возвещало брачный час —
Запах роз и фимиама,
Гимны дев и лирный глас.
Спит гроза минувшей брани,
Щит, и меч, и конь забыт:
Облечен в пурпурны ткани
С Поликсеною Пелид.
Девы, юноши четами
По узорчатым коврам,
Разукрашены венками,
Идут весело во храм.
Стогны дышат фимиамом,
В злато царский дом одет.
Снова счастье над Пергамом —
Для Кассандры счастья нет.
Уклонясь от лирных звонов,
Нелюдима и одна,
Дочь Приама в Аполлонов
Древний лес удалена.
Сводом лавров осененна,
Сбросив жреческий покров,
Провозвестница священна
Так роптала на богов:
«Там шумят веселых волны;
Всем душа оживлена.
Мать, отец надеждой полны,
В храм сестра приведена.
Я одна мечты лишенна;
Ужас мне, что радость там…
Вижу, вижу: окрыленна
Мчится гибель на Пергам.
Вижу факел – он светлеет
Не в Гименовых руках,
И не жертвы пламя рдеет
На сгущенных облаках.
Зрю пиров уготовленье…
Но… горе, по небесам,
Слышно бога приближенье,
Предлетящего бедам.
И вотще мое стенанье,
И печаль моя мне стыд:
Лишь с пустынями страданье
Сердце сирое делит.
От счастливых отчужденна,
Веселящимся позор,
Я тобой всех благ лишенна,
О предведения взор!
Что Кассандры дар вещанья
В сем жилище скромных чад
Безмятежного незнанья
И блаженных им стократ?
Ах, почто она предвидит
То, чего не отвратит?
Неизбежное приидет,
И грозящее сразит.
И спасу ль их, открывая
Близкий ужас их очам?
Лишь незнанье – жизнь прямая;
Знанье – смерть прямая нам.
Феб, возьми твой дар опасный,
Очи мне спеши затмить!
Тяжко истины ужасной
Смертною скуделью быть.
Я забыла славить радость,
Став пророчицей твоей;
Слепоты погибшей сладость,
Мирный мрак минувших дней,
С вами скрылись наслажденья!
Он мне будущее дал,
Но веселие мгновенья
Настоящего отнял.
Никогда покров венчальный
Мне главы не осенит;
Вижу факел погребальный,
Вижу – ранний гроб открыт.
Я с родными скучну младость
Всю утратила в тоске…
Ах, могла ль делить их радость,
Видя скорбь их вдалеке?
Их ласкает ожиданье,
Жизнь, любовь передо мной;
Все окрест очарованье,
Я одна мертва душой.
Для меня весна напрасна,
Мир цветущий пуст и дик…
Ах, сколь жизнь тому ужасна,
Кто во глубь ее проник!
Сладкий жребий Поликсены!
С женихом рука с рукой,
Взор любовью распаленный,
И, гордясь сама собой,
Благ своих не постигает:
В сновидениях златых
И бессмертья не желает
За один, с Пелидом миг.
И моей любви открылся
Тот, кого мы ждем душой:
Милый взор ко мне стремился,
Полный страстною тоской…
Но для нас перед богами
Брачный гимн не возгремит;
Вижу: грозно между нами
Тень стигийская стоит.
Духи, бледною толпою
Покидая мрачный ад,
Вслед за мной и предо мною
Неотступные летят;
В резвы юношески лики
Вносят ужас за собой;
Внемля радостные клики,
Внемлю их надгробный вой.
Там сокрытый блеск кинжала,
Там убийцы взор горит,
Там невидимого жала
Яд погибелью грозит,
Все предчувствуя и зная,
В страшный путь сама иду:
Ты падешь, страна родная;
Я в чужбине гроб найду…»
И слова еще звучали…
Вдруг… шумит священный лес…
И зефиры глас примчали:
«Пал великий Ахиллес!»
Машут фурии змеями,
Боги мчатся к небесам,
И карающий громами
Грозно смотрит на Пергам.
(1802)
Граф Габсбургский
Торжественным Ахен весельем шумел;
В старинных чертогах, на пире,
Рудольф, император избранный, сидел
В сиянье венца и в порфире.
Там кушанья рейнский пфальцграф разносил,
Богемец напитки в бокалы цедил,
И семь избирателей, чином
Устроенный древле свершая обряд,
Блистали, как звезды пред солнцем блестят,
Пред новым своим властелином.
Кругом возвышался богатый балкон,
Ликующим полный народом;
И клики, со всех прилетая сторон,
Под древним сливалися сводом.
Был кончен раздор, перестала война;
Бесцарственны, грозны прошли времена:
Судья над землею был снова,
И воля губить у меча отнята;
Не брошены слабый, вдова, сирота
Могущим во власть без покрова.
И кесарь, наполнив бокал золотой,
С приветливым взором вещает:
«Прекрасен мой пир, все пирует со мной,
Все царский мой дух восхищает;
Но где утешитель, пленитель сердец?
Придет ли мне душу растрогать певец
Игрой и благим поученьем?
Я песней был другом, как рыцарь простой;
Став кесарем, брошу ль обычай святой
Пиры услаждать песнопеньем?»
И вдруг из среды величавых гостей
Выходит, одетый таларом,
Певец в красоте поседелых кудрей,
Младым преисполненный жаром:
«В струнах золотых вдохновенье живет,
Певец о любви благодатной поет,
О всем, что святого есть в мире,
Что душу волнует, что сердце манит…
О чем же властитель воспеть повелит
Певцу на торжественном пире?»
«Не мне управлять песнопевца душой, —
Певцу отвечает властитель: —
Он высшую силу признал над собой, —
Минута ему повелитель.
По воздуху вихорь свободно шумит,
Кто знает, откуда, куда он летит?
Из бездны поток выбегает:
Так песнь зарождает души глубина,
И темное чувство, из дивного сна
При звуках воспрянув, пылает».
И смело ударил певец по струнам,
И голос приятный раздался:
«На статном коне по горам, по полям
За серною рыцарь гонялся;
Он с ловчим одним выезжает сам-друг
Из чаши лесной на сияющий луг,
И едет он шагом кустами.
Вдруг слышат они, колокольчик гремит;
Идет из кустов пономарь и звонит,
И следом священник с дарами.
И набожный граф, умиленный душой,
Колени свои преклоняет
С сердечною верой, с горячей мольбой
Пред тем, что живит и спасает.
Но лугом стремился кипучий ручей,
Свирепо надувшись от сильных дождей,
Он путь заграждал пешеходу;
И спутнику пастырь дары отдает,
И обувь снимает, и смело идет
С священною ношею в воду.
«Куда?» – изумившийся граф вопросил.
«В село: умирающий нищий
Ждет в муках, чтоб пастырь его разрешил,
И алчет небесныя пищи.
Недавно лежал через этот поток
Сплетенный из сучьев для пеших мосток,
Его разбросало водою.
Чтоб душу святой благодатью спасти,
Я здесь неглубокий поток перейти
Спешу обнаженной стопою».
И пастырю витязь коня уступил
И подал ноге его стремя,
Чтоб он облегчить покаяньем спешил
Страдальцу греховное бремя.
И к ловчему сам на седло пересел
И весело в чащу на лов полетел.
Священник же, требу святую
Свершивши, при первом мерцании дня
Является к графу, смиренно коня
Ведя за узду золотую.
«Дерзну ли помыслить я, – граф возгласил,
Почтительно взоры склонивши, —
Чтоб конь сей ничтожной забаве служил,
Спасителю богу служивши?
Когда ты, отец, не приемлешь коня,
Пусть будет он даром благим от меня
Отныне тому, чье даянье —
Все блага земные, и сила, и честь,
Кому не помедлю на жертву принесть
И силу, и честь, и дыханье».
«Да будет же вышний господь над тобой
Своей благодатью святою!
Тебя да почтит он в сей жизни и в той,
Как днесь он почтен был тобою!
Гельвеция славой сияет твоей
И шесть расцветает тебе дочерей,
Богатых дарами природы!
Да будет же (молвил пророчески он)
Уделом их шесть знаменитых корон!
Да славятся в роды и роды!»
Задумавшись, голову кесарь склонил:
Минувшее в нем оживилось.
Вдруг быстрый он взор на певца устремил —
И таинство слов объяснилось.
Он пастыря видит в певце пред собой —
И слезы свои от толпы золотой
Порфирой закрыл в умиленье…
Все смолкли, на кесаря очи подняв,
И всяк догадался, кто набожный граф,
И сердцем почтил провиденье.
(1803)
Жалоба Цереры
Снова гений жизни веет,
Возвратилася весна;
Холм на солнце зеленеет,
Лед разрушила волна,
Распустившийся дымится
Благовониями лес,
И, безоблачен, глядится
В воды зеркальны Зевес.
Все цветет – лишь мой единый
Не взойдет прекрасный цвет.
Прозерпины, Прозерпины
На земле моей уж нет!
Я везде ее искала,
В дневном свете и в ночи;
Все за ней я посылала
Аполлоновы лучи;
Но ее под сводом неба
Не нашел всезрящий бог,
А подземной тьмы Эреба
Луч его пронзить не мог.
Те брега недостижимы, —
И богам их страшен вид…
Там она: неумолимый
Ею властвует Аид.
Кто ж мое во мрак Плутона
Слово к ней перенесет?
Вечно ходит челн Харона,
Но лишь тени он берет.
Жизнь подземного страшится;
Недоступен ад и тих:
И с тех пор, как он стремится,
Стикс не видывал живых.
Тьма дорог туда низводит,
Ни одной оттуда нет,
И отшедший не приходит
Никогда опять на свет.
Сколь завидна мне, печальной,
Участь смертных матерей!
Легкий пламень погребальный
Возвращает им детей;
А для нас, богов нетленных,
Что усладою утрат?
Нас, безрадостно блаженных,
Парки строгие щадят…
Парки, парки, поспешите
С неба в ад меня послать!
Прав богини не щадите:
Вы обрадуете мать!
В тот предел, где, утешенью
И веселию чужда,
Дочь живет, свободной тенью
Полетела б я тогда;
Близ супруга на престоле
Мне предстала бы она,
Грустной думою о воле
И о матери полна;
И ко мне бы взор склонился,
И меня узнал бы он,
И над нами б прослезился
Сам безжалостный Плутон.
Тщетный призрак! Стон напрасный!
Все одним путем небес
Ходит Гелиос прекрасный;
Все навек решил Зевес:
Жизнью горнею доволен,
Ненавидя адску ночь,
Он и сам отдать не волен
Мне утраченную дочь.
Там ей быть, доколь Аида
Не осветит Аполлон
Или радугой Ирида
Не сойдет на Ахерон!
Нет ли мне чего от милой
В сладко-памятный завет,
Что осталось все, как было,
Что для нас разлуки нет?
Нет ли тайных уз, чтоб ими
Снова сблизить мать и дочь,
Мертвых – с милыми живыми,
С светлым днем – подземну ночь?
Так не все следы пропали!
К ней дойдет мой нежный клик:
Нам святые боги дали
Усладительный язык.
В те часы, как хлад Борея
Губит нежных чад весны,
Листья падают, желтея,
И леса обнажены,
Из руки Вертумна щедрой
Семя жизни взять спешу
И, его в земное недро
Бросив, Стиксу приношу;
Сердцу дочери вверяю
Тайный дар моей руки
И, скорбя, в нем посылаю
Весть любви, залог тоски.
Но когда с небес слетает
Вслед за бурями весна,
В мертвом снова жизнь играет,
Сердце греет семена;
И умершие для взора,
Вняв они весны привет,
Из подземного затвора
Рвутся радостно на свет:
Лист выходит в область неба,
Корень ищет тьмы ночной;
Лист живет лучами Феба,
Корень – Стиксовой струей.
Ими таинственно слита
Область тьмы с страною дня,
И приходят от Коцита
С ними вести для меня;
И ко мне в живом дыханье
Молодых цветов весны
Подымается признанье,
Глас родной из глубины;
Он разлуку услаждает,
Он душе моей твердит,
Что любовь не умирает
И в отшедших за Коцит.
О, приветствую вас, чада
Расцветающих полей!
Вы тоски моей услада,
Образ дочери моей;
Вас налью благоуханьем,
Напою живой росой
И с Аврориным сияньем
Поравняю красотой.
Пусть весной природы младость,
Пусть осенний мрак полей
И мою вещают радость
И печаль души моей.
Элевзинский праздник
Свивайте венцы из колосьев златых,
Цианы лазурные в них заплетайте!
Сбирайтесь плясать на коврах луговых
И с пеньем благую Цереру встречайте:
Церера сдружила враждебных людей,
Жестокие нравы смягчила
И в дом постоянный меж нив и полей
Шатер подвижной обратила.
Робок, наг и дик, скрывался
Троглодит в пещерах скал;
По полям номад скитался
И поля опустошал.
Зверолов с копьем, стрелами,
Грозен, бегал по лесам…
Горе брошенным волнами
К неприютным их брегам!
С олимпийския вершины
Сходит мать-Церера вслед
Похищенной Прозерпины;
Дик лежит пред нею свет.
Ни угла, ни угощенья
Нет нигде богине там;
И нигде богопочтенья
Не свидетельствует храм.
Плод полей и грозды сладки
Не блистают на пирах;
Лишь дымятся тел остатки
На кровавых алтарях.
И куда печальным оком
Там Церера ни глядит —
В унижении глубоком
Человека всюду зрит.
«Ты ль, Зевесовой рукою
Сотворенный человек?
Для того ль тебя красою
Олимпийскою облек
Бог богов и во владенье
Мир земной тебе отдал,
Чтоб ты в нем, как в заточенье
Узник брошенный, страдал?
Иль ни в ком между богами
Сожаленья к людям нет
И могучими руками
Ни один из бездны бед
Их не вырвет? Знать, к блаженным
Скорбь земная не дошла?
Знать, одна я огорченным
Сердцем горе поняла?
Чтоб из низости душою
Мог подняться человек,
С древней матерью-землею
Он вступил в союз навек.
Чти закон времен спокойный,
Знай теченье лун и лет;
Знай, как движется под стройной
Их гармониею свет».
И мгновенно расступилась
Тьма, лежавшая на ней,
И небесная явилась
Божеством пред дикарей.
Кончив бой, они, как тигры,
Из черепьев вражьих пьют
И ее на зверски игры
И на страшный пир зовут.
Но богиня, с содроганьем
Отвратясь, рекла: «Богам
Кровь противна; с сим даяньем
Вы, как звери, чужды нам:
Чистым чистое угодно.
Дар достойнейший небес:
Нивы колос первородной,
Сок оливы, плод древес».
Тут богиня исторгает
Тяжкий дротик у стрелка,
Острием его пронзает
Грудь земли ее рука;
И берет она живое
Из венца главы зерно —
И в пронзенное земное
Лоно брошено оно.
И выводит молодые
Класы тучная земля —
И повсюду, как златые
Волны, зыблются поля.
Их она благословляет
И, колосья в сноп сложив,
На смиренный возлагает
Камень жертву первых нив
И гласит: «Прими даянье,
Царь Зевес, и с высоты
Нам давай знаменованье,
Что доволен жертвой ты!
Вечный бог, сними завесу
С них, не знающих тебя:
Да поклонятся Зевесу,
Сердцем правду возлюбя!»
Чистой жертвы не отринул
На Олимпе царь Зевес;
Он во знамение кинул
Гром излучистый с небес.
Вмиг алтарь воспламенился,
К небу жертвы дым взлетел,
И над ней горе явился
Зевсов пламенный орел.
И чудо проникло в сердца дикарей:
Упали во прах перед дивной Церерой,
Исторгнулись слезы из грубых очей,
И сладкой сердца растворилися верой.
Оружие кинув, теснятся толпой,
И ей воздают поклоненье,
И с видом смиренным, покорной душой
Приемлют ее поученье.
С высоты небес нисходит
Олимпийцев светлый сонм;
И Фемида их предводит,
И своим она жезлом
Ставит грани юных, жатвой
Озлатившихся полей
И скрепляет первой клятвой
Узы первые людей.
И приходит благ податель,
Друг пиров, веселый Ком:
Бог, ремесл изобретатель,
Он людей дружит с огнем,
Учит их владеть клещами,
Движет мехом, млатом бьет
И искусными трудами
Первый плуг им создает.
И вослед ему Паллада
Копьеносная идет
И богов к строенью града
Крепкостенного зовет,
Чтоб приютно безопасный
Кров толпам бродящим дать
И в один союз согласный
Мир рассеянный собрать.
И богиня утверждает
Града нового чертеж;
Ей покорный означает
Термин камнями рубеж;
Цепью смерена равнина,
Холм глубоким рвом обвит,
И могучая плотина
Гранью бурных вод стоит.
Мчатся нимфы, ореады
За Дианой по лесам,
Чрез потоки, водопады,
По долинам, по холмам
С звонким скачущие луком;
Блещет в их руках топор, —
И обрушился со стуком
Побежденный ими бор.
И, Палладою призванный,
Из зеленых вод встает
Бог, осокою венчанный,
И тяжелый строит плот;
И, сияя, низлетают
Оры легкие с небес
И в колонну округляют
Суковатый ствол древес.
И во грудь горы вонзает
Свой трезубец Посейдон;
Слой гранитный отторгает
От ребра земного он,
И в руке своей громаду,
Как песчинку, он несет —
И огромную ограду
Во мгновенье создает.
И вливает в струны пенье
Светлоглавый Аполлон;
Пробуждает вдохновенье
Их согласно-мерный звон;
Сладким хором с ним поют
И красивых зданий стены
Под напев их восстают.
И творит рука Цибелы
Створы врат городовых:
Держат петли их дебелы,
Утвержден замок на них;
И чудесное творенье
Довершает в честь богам
Совокупное строенье
Всех богов – великий храм.
И Юнона, с оком ясным,
Низлетев от высоты,
Сводит с юношей прекрасным
В храме деву красоты,
И Киприда обвивает
Их гирляндою цветов,
И с небес благословляет
Первый брак отец богов.
И с торжественной игрою
Сладких лир, поющих в лад,
Вводят боги за собою
Новых граждан в новый град.
В храме Зевсовом царица
Мать-Церера там стоит,
Жжет курения, как жрица,
И пришельцам говорит:
«В лесе ищет зверь свободы,
Правит всем свободно бог;
Их закон – закон природы.
Человек, прияв в залог
Зоркий ум – звено меж ними,
Для гражданства сотворен:
Здесь лишь нравами одними
Может быть свободен он».
Свивайте венцы из колосьев златых,
Цианы лазурные в них заплетайте!
Сбирайтесь плясать на коврах луговых
И с пеньем благую Цереру встречайте!
Всю землю богини приход изменил:
Признавши ее руководство,
В союз человек с человеком вступил
И жизни постиг благородство.
(1791)
Ивиковы журавли
На Посидонов пир веселый,
Куда стекались чада Гелы
Зреть бег коней и бой певцов,
Шел Ивик, скромный друг богов.
Ему с крылатою мечтою
Послал дар песней Аполлон:
И с лирой, с легкою клюкою,
Шел, вдохновенный, к Истму он.
Уже его открыли взоры
Вдали Акрокоринф и горы,
Слиянны с синевой небес.
Он входит в Посидонов лес…
Все тихо: лист не колыхнется;
Лишь журавлей по вышине
Шумящая станица вьется
В страны полуденны к весне.
«О спутники, ваш рой крылатый,
Досель мой верный провожатый,
Будь добрым знамением мне.
Сказав: прости! родной стране,
Чужого брега посетитель,
Ищу приюта, как и вы;
Да отвратит Зевес-хранитель
Беду от странничьей главы».
И с твердой верою в Зевеса
Он в глубину вступает леса;
Идет заглохшею тропой…
И зрит убийц перед собой.
Готов сразиться он с врагами;
Но час судьбы его приспел:
Знакомый с лирными струнами,
Напрячь он лука не умел.
К богам и к людям он взывает…
Лишь эхо стоны повторяет —
В ужасном лесе жизни нет.
«И так погибну в цвете лет,
Истлею здесь без погребенья
И не оплакан от друзей;
И сим врагам не будет мщенья,
Ни от богов, ни от людей».
И он боролся уж с кончиной…
Вдруг… шум от стаи журавлиной;
Он слышит (взор уже угас)
Их жалобно-стенящий глас.
«Вы, журавли под небесами,
Я вас в свидетели зову!
Да грянет, привлеченный вами,
Зевесов гром на их главу».
И труп узрели обнаженный:
Рукой убийцы искаженны
Черты прекрасного лица.
Коринфский друг узнал певца.
«И ты ль недвижим предо мною?
И на главу твою, певец,
Я мнил торжественной рукою
Сосновый положить венец».
И внемлют гости Посидона,
Что пал наперсник Аполлона…
Вся Греция поражена;
Для всех сердец печаль одна.
И с диким ревом исступленья
Пританов окружил народ,
И вопит: «Старцы, мщенья, мщенья!
Злодеям казнь, их сгибни род!»
Но где их след? Кому приметно
Лицо врага в толпе несметной
Притекших в Посидонов храм?
Они ругаются богам.
И кто ж – разбойник ли презренный
Иль тайный враг удар нанес?
Лишь Гелиос то зрел священный,
Все озаряющий с небес.
С подъятой, может быть, главою,
Между шумящею толпою,
Злодей сокрыт в сей самый час
И хладно внемлет скорби глас;
Иль в капище, склонив колени,
Жжет ладан гнусною рукой;
Или теснится на ступени
Амфитеатра за толпой,
Где, устремив на сцену взоры
(Чуть могут их сдержать подпоры),
Пришед из ближних, дальних стран,
Шумя, как смутный океан,
Над рядом ряд, сидят народы;
И движутся, как в бурю лес,
Людьми кипящи переходы,
Всходя до синевы небес.
И кто сочтет разноплеменных,
Сим торжеством соединенных?
Пришли отвсюду: от Афин,
От древней Спарты, от Микин,
С пределов Азии далекой,
С Эгейских вод, с Фракийских гор…
И сели в тишине глубокой,
И тихо выступает хор.
По древнему обряду, важно,
Походкой мерной и протяжной,
Священным страхом окружен,
Обходит вкруг театра он.
Не шествуют так персти чада;
Не здесь их колыбель была.
Их стака дивная громада
Предел земного перешла.
Идут с поникшими главами
И движут тощими руками
Свечи, от коих темный свет;
И в их ланитах крови нет;
Их мертвы лица, очи впалы;
И свитые меж их власов
Эхидпы движут с свистом жалы,
Являя страшный ряд зубов.
И стали вкруг, сверкая взором;
И гимн запели диким хором,
В сердца вонзающий боязнь;
И в нем преступник слышит: казнь!
Гроза души, ума смутитель,
Эринний страшный хор гремит;
И, цепенея, внемлет зритель;
И лира, онемев, молчит:
«Блажен, кто незнаком с виною,
Кто чист младенчески душою!
Мы не дерзнем ему вослед;
Ему чужда дорога бед…
Но вам, убийцы, горе, горе!
Как тень, за вами всюду мы,
С грозою мщения во взоре,
Ужасные созданья тьмы.
Не мнится скрыться – мы с крылами;
Вы в лес, вы в бездну – мы за вами;
растерзанных бросаем в прах.
Вам покаянье не защита;
Ваш стон, ваш плач – веселье нам;
Терзать вас будем до Коцита,
Но не покинем вас и там».
И песнь ужасных замолчала;
И над внимавшими лежала,
Богинь присутствием полна,
Как над могилой, тишина.
И тихой, мерною стопою
Они обратно потекли,
Склонив главы, рука с рукою,
И скрылись медленно вдали.
И зритель – зыблемый сомненьем
Меж истиной и заблужденьем —
Со страхом мнит о Силе той,
Которая, во мгле густой
Скрываяся, неизбежима,
Вьет нити роковых сетей,
Во глубине лишь сердца зрима,
Но скрыта от дневных лучей.
И все, и все еще в молчанье…
Вдруг на ступенях восклицанье:
«Парфений, слышишь?… Крик вдали —
То Ивоковы журавли!..»
И небо вдруг покрылось тьмою;
И воздух весь от крыл шумит;
И видят… черной полосою
Станица журавлей летит.
«Что? Ивак!..» Все поколебалось —
И имя Ивака помчалось
Из уст в уста… шумит народ,
Как бурная пучина вод.
«Наш добрый Ивак! наш сраженный
Врагом незнаемым поэт!..
Что, что в сем слове сокровенно?
И что сих журавлей полет?»
И всем сердцам в одно мгновенье,
Как будто свыше откровенье,
Блеснула мысль: «Убийца тут;
То Эвменид ужасных суд;
Отмщенье за певца готово;
Себе преступник изменил.
К суду и тот, кто молвил слово,
И тот, кем он внимаем был!»
И бледен, трепетен, смятенный,
Незапной речью обличенный,
Исторгнут из толпы злодей:
Перед седалище судей
Он привлечен с своим клевретом;
Смущенный вид, склоненный взор
И тщетный плач был их ответом;
И смерть была им приговор.
Сражение с змеем
//-- Повесть --//
Что за тревога в Родосе? Все улицы полны народом;
Мчатся толпами, вопят, шумят. На коне величавом
Едет по улице рыцарь красивый; за рыцарем тащат
Мертвого змея с кровавой разинутой пастью; все смотрят
С радостным чувством на рыцаря, с страхом невольным на змея,
«Вот! – говорят, – посмотрите, тот враг, от которого столько
Времени не было здесь ни стадам, ни людям проходу.
Много рыцарей храбрых пыталось с чудовищем выйти
В бой… все погибли. Но бог нас помиловал: вот наш спаситель;
Слава ему!» И вслед за младым победителем идут
Все в монастырь Иоанна Крестителя, где иоаннитов
Был знаменитый капитул собран в то время. Смиренно
Рыцарь подходит к престолу магистера; шумной толпою
Ломится следом за ним в палату народ. Преклонивши
Голову, юноша так говорить начинает: «Владыка!
Рыцарский долг я исполнил: змей, разоритель Родоса,
Мною убит; безопасны дороги для путников; смело
Могут стада выгонять пастухи; на молитву
Может без страха теперь пилигрим к чудотворному лику
Девы пречистой ходить». Но с суровым ответствовал взглядом
Строгий магистер: «Сын мой, подвиг отважный с успехом
Ты совершил: отважность рыцарю честь. Но ответствуй:
В чем обязанность главная рыцарей, верных Христовых
Слуг, христианства защитников, в знак смиренья носящих
Крест Иисуса Христа на плечах?» То зрители внемля,
Все оробели. Но рыцарь, краснея, ответствовал: «Первый
Рыцарский долг есть покорность», – «И рыцарский долг сей
Ныне, сын мой, ты нарушил: ты мной запрещенный
Подвиг дерзнул совершить». – «Владыка, сперва благосклонно
Выслушай слово мое, потом осуди. Не с слепою
Дерзостью я на опасное дело решился; но верно
Волю закона исполнить хотел: одной осторожной
Хитростью мнил одержать я победу. Пять благородных
Рыцарей нашего ордена, честь христианства, погибли
В битве с чудовищем. Ты запретил нам сей подвиг;
Мы покорились. Но душу мою нестерпимо терзали
Бедствия гибнущих братий; стремленьем спасти их томимый,
Днем я покоя не знал, и сны ужасные ночью
Мучили душу мою, представляя мне призрак сраженья
С змеем; и все как будто бы чудилось мне, что небесный
Голос меня возбуждал и твердил мне: дерзай! и дерзнул я.
Вот что я мыслил: ты рыцарь; одних ли врагов христианства
Должен твой меч поражать? Твое назначенье святое:
Быть защитником слабых, спасать от гоненья гонимых,
Грозных чудовищ разить; но дерзкою силой искусство,
Мужеством мудрость должны управлять. И в таком убежденье
Долго себя я готовил к опасному бою, и часто
К месту, где змей обитал, я тайком подходил, чтоб заране
С сильным врагом ознакомиться; долго обдумывал средства,
Как мне врага победить; наконец вдохновение свыше
Душу мою просветило: найдено средство! сказал я
В радости сердца. Тогда у тебя позволенья, владыка,
Я испросил посетить отеческий дом мой; угодно
Было тебе меня отпустить. Переплыв безопасно
Море и на берег вышед, в отеческом доме немедля
Все к предпринятому подвигу стал я готовить. Искусством
Сделан был змей, подобный тому, которого образ
Врезался в память мою; на коротких лапах громадой
Тяжкое чрево лежало; хребет, чешуею покрытый,
Круто вздымался; на длинной гривистой шее торчала,
Пастью зияя, зубами грозя, голова; из отверстых
Челюстей острым копьем выставлялся язык, и змеиный
Хвост сгибался в огромные кольца, как будто готовый,
Вдруг обхватив ездока и коня, задушить их обоих.
Все учредивши, двух собак, могучих и к бою
С диким быком приученных, я выбрал и мнимого змея
Ими травил, чтоб привыкли они по единому клику
Зубы вонзать в непокрытое броней чешуйчатой чрево.
Сам же, сидя на коне благородной арабской породы,
Я устремлялся на змея и руку мою беспрестанно
В верном метанье копья упражнял. Сначала от страха
Конь мой, храпя, на дыбы становился, и выли собаки;
Но наконец победило мое постоянство их робость.
Так совершилось три месяца. Я возвращаюсь. Вот третий
День, как пристал я к Родосу. О новых бедствиях вести
Душу мою возмутили. Горя нетерпением кончить
Дело начатое, слуг собираю моих и, ученых
Взявши собак, на верном коне, никому не сказавшись,
Еду отыскивать змея. Ты знаешь, владыка, часовню,
Где богомольствовать сходится здешний народ: на утесе
В диком месте она возвышается; образ пречистой
Матери божией, видимый там, знаменит чудесами;
Трудно всходить на утес, и доселе сей путь был опасен.
Там, у подошвы утеса, в норе, недоступной сиянью
Дня, гнездился чудовищный змей, сторожа проходящих;
Горе тому, кто дорогу терял! из темной пещеры
Враг исторгался, добычу ловил и ее в свой глубокий
Лог увлекал на пожранье. В ту часовню пречистой
Девы пошел я, там пал на колена, усердной мольбою
В помощь призвал богоматерь, в грехах принес покаянье,
Таин святых причастился: потом, сошедши с утеса,
Латы надел, взял меч и копье и, раздав приказанья
Спутникам (им же велел дожидаться меня близ часовни),
Сел на коня, поручил вездесущему господу богу
Душу мою и поехал. Едва я увидел на ровном
Месте себя, как собаки мои, почуявши змея,
Подняли ноздри, а конь захрапел и пятиться начал:
Блещущим свившися клубом, вблизи он грелся на солнце.
Дружно и смело помчалися в бой с ним собаки; но с воем
Кинулись обе назад, когда, развернувшися быстро,
Вдруг он разинул огромную пасть, и их ядовитым
Обдал дыханьем, и с страшным шипеньем поднялся на лапы.
Крик мой собак ободрил: они вцепилися в змея.
Сильной рукой я бросаю копье; но, ударясь в чешуйный,
Крепкий хребет, оно, как тонкая трость, отлетело;
Новый удар я спешу нанести; но испуганный конь мой,
Бешено стал на дыбы; раскаленные очи, зиянье
Пасти зубастой, и свист, и дыханье палящее змея
В ужас его привели, и он опрокинулся. Видя
Близкую гибель, проворно спрыгнула с седла и в сраженье
Пеший вступил с обнаженным мечом; но меч мой напрасно
Колет и рубит: как сталь чешуя. Вдруг змей, разъярившись,
Сильным ударом хвоста меня повалил и поднялся
Дыбом, как столб, надо мной, и уже растворил он огромный
Зев, чтоб зубами стиснуть меня; но в это мгновенье
В чрево его, чешуей не покрытое, вгрызлись собаки;
Взвыл он от боли и бешено начал кидаться… напрасно!
Стиснувши зубы, собаки повисли на нем; я поспешно
На ноги стал и бросился к ним, и меч мой вонзился
Весь во чрево чудовища: хлынула черным потоком
Кровь; согнувшись в дугу, он грянулся оземь и, тяжким
Телом меня заваливши, издох надо мною. Не помню,
Долго ль бесчувствен под ним я лежал; глаза открываю:
Слуги мои предо мною, а змей в крови неподвижен».
Рыцарь, докончивши повесть свою, замолчал. Раздалися
Громкие клики; дрогнули своды палаты от гула
Рукоплесканий, и самые рыцари ордена вместе
С шумной толпой возгласили: «Хвала!» Но магистер,
Строго нахмурив чело, повелел, чтоб все замолчали, —
Все замолчали. Тогда он сказал победителю: «Змея,
Долго Родос ужасавшего, ты поразил, благородный
Рыцарь; но, богом явяся народу, врагом ты явился
Нашему ордену: в сердце твоем поселился отныне
Змей, ужасней тобою сраженного, змей, отравитель
Воли, сеятель смут и раздоров, презритель смиренья,
Недруг порядка, древний губитель земли. Быть отважным
Может и враг ненавистный Христа, мамелюк; но покорность
Есть одних христиан достоянье. Где сам искупитель,
Бог всемогущий, смиренно стерпел поношенье и муку,
Там в старину основали отцы наш орден священный;
Там, облачася крестом, на себя они возложили
Долг, труднейший из всех: свою обуздывать волю.
Суетной славой ты был обольщен – удались; ты отныне
Нашему братству чужой: кто господнее иго отринул,
Тот и господним крестом себя украшать недостоин».
Так магистер сказал, и в толпе предстоявших поднялся
Громкий ропот, и рыцари ордена сами владыку
Стали молить о прощенье; но юноша молча, потупив
Очи, снял епанчу, у магистера строгую руку
Поцеловал и пошел. Его проводивши глазами,
Гневный смягчился судья и, назад осужденного кротким
Голосом кликнув, сказал: «Обними меня, мой достойный
Сын: ты победу теперь одержал, труднейшую первой.
Снова сей крест возложи: он твой, он награда смиренью».
