-------
| bookZ.ru collection
|-------
|  Михаил Монастырский
|
|  Кто-то может вернуться. Сборник мистических рассказов
 -------


   Сборник мистических рассказов
   «Кто-то может вернуться»
   Автор: Монастырский
   Запишите нас
   Более века назад, с тех пор как человечество получило в свои руки,
   записывающие аудио и видеоустройства, Перри начал коллекционировать
   голоса. Сегодня старику Перри уже было 144 года, и он не бросил своё хобби.
   Правда, в последние годы Перри значительно реже, чем раньше записывал
   на свой, такой же древний и забытый, как и он сам, диктофон Panasonic, свои
   разговоры и беседы с различными людьми. Теперь он только их слушал.
   Да, поначалу когда-то очень давно Перри начал записывать на плёнку своих
   родственников, близких, друзей, соседей и разных знакомых. Потом, когда
   постепенно никого из них не стало, а Перри всё жил и жил, он стал записывать
   разговоры с теми, с кем случайно доводилось говорить о каком-то важном и
   необычном событии.
   Слушать записи спустя годы и десятилетия старику было очень интересно.
   Увлекала Перри не только тема разговора, которая теперь уже слышалась по-
   другому, а ещё и голоса, передающие эмоции тех, с кем он когда-то общался, и
   кого уже не было на этом свете.
   Устраиваясь поудобнее в своём кресле-качалке, почти полностью с головой
   накрывшись клетчатым пледом, старик Перри отдавался целиком своему
   любимому занятию и, надев наушники, часами внимательно слушал и слушал
   звуки из своего прошлого. Смысл теперешней полужизни-полусуществования
   свёлся к прослушиванию сотни ранее записанных кассет, и старик с его
   любимым занятием ничуть не мешал быту своих праправнуков, с которыми жил
   в собственном старом доме, не один раз ремонтированном поколениями
   жившими и умершими в нём.
   Часто Перри отматывал записи на определённое заинтересовавшее его
   место и сосредоточенно вслушивался в тот или иной момент беседы. Часто
   слёзы неожиданно срывались с глаз Перри, и он подолгу не мог успокоиться,
   утопив до упора большим пальцем клавишу паузы Panasonicа и сжав его в
   трясущемся кулаке. Часто старик крепко зажмуривал веки и мысленно
   торопился скорее туда, где остались все, туда, куда иначе никак нельзя было
   вернуться, потому как не существовало путей, ведущих Перри обратно кроме
   этого. И если человеческое счастье имело право быть, то счастье Перри было
   там – в его прошлом. Звуки, доносившиеся из наушников, с каждым годом
   приобретали новые оттенки, наполнялись новым смыслом и всё сильнее и
   сильнее тревожили сердце и душу Перри.
   И вот однажды, слушая голос и смех своей сестры, Перри вдруг заметил
   одну очень существенную закономерность. Он поспешил взять карандаш и
   большой белый лист бумаги и, аккуратно разложив его на письменном столе,
   начал перечислять имена людей, записанных когда-то им на плёнку, с указанием
   дат их смерти. Он чертил линии, стрелки, писал цифры, складывал, умножал и
   делил числа, заштриховывал часть их, а другую часть перечёркивал.
   Проведя за этим занятием без перерыва несколько часов, Перри рухнул в
   кресло-качалку и онемел от ужаса, охватившего его с ног до головы. Так и есть!
   Его предположение подтвердилось…
   Старик понял, что оказывается каждый раз после записи на диктофон кого
   бы там ни было, этот человек погибал по разным причинам ровно через девять
   месяцев! И никто, и ни сам Перри не замечал никогда этого совпадения! Да и
   каким же образом, аудиозапись могла повлиять на судьбу всех этих людей?
   Почти сотни людей… Нет, это было невозможно!
   Перри с трудом поднялся с кресла и подошёл к письменному столу. Он
   снова провёл арифметические действия с имеющимися числами, включив в
   расчёты дату начала первой совершённой им аудиозаписи, и убедился, что,
   таким образом, к его жизни каждый раз прибавлялось по девять месяцев жизни
   каждого им записанного человека. Мало того, старик вычислил, что именно
   завтра заканчивается его срок. Это было так неожиданно! Завтра, именно завтра,
   жизнь Перри либо оборвётся на этом 144-ом году, либо он успеет записать
   новую жертву. .
   На следующий день старик поступил так, как поступили бы многие,
   оказавшись в такой щекотливой ситуации. Но Перри, спасая себя, записал на
   свой Panasonic голос своего самого юного на тот момент родственника –
   двухлетнего малыша Айзека, с интересом ползающего под ногами среди
   специально разбросанных прапрапрадедом ярких игрушек.
   «Да, будет его душа в раю», – пробормотал себе под нос Перри, заигрывая с
   мальчишкой и гладя его морщинистой ладонью по белобрысой макушке.
   Довольный собой старик, улыбаясь, поплёлся к себе в комнату и, надев
   наушники, неторопливо прилёг в своё кресло-качалку.
   Безусловно, так история Перри могла длиться до бесконечности, но тонкие
   миры, невообразимая загадка которых была им раскрыта, не могли без внимания
   оставить нашего умника. И вот, устроившись как всегда поудобнее, почти
   полностью с головой накрывшись клетчатым пледом, старик нажал на клавишу
   пуска своего диктофона, но, впервые, клавиша хрустнула под большим пальцем
   и вдруг развалилась на мелкие части. Гарантированный японцами срок
   эксплуатации Panasonicа закончился ещё в прошлом столетии.
   Леденящая душу дрожь, вызванная непредвиденной ситуацией, вспыхнула и
   промчалась по позвоночнику Перри, молниеносно ударив в голову приступом
   ужаса. Старик запаниковал, задёргался и попытался вскочить из своего кресла,
   но оно уже не отпустило его из своих объятий. Любимый клетчатый плед
   внезапно отяжелел, будто став на мгновение железобетонной плитой, и так
   сильно придавил тело к спинке кресла, что у Перри перехватило дыхание.
   Секунда, и изо рта старика вырвался какой-то беззвучный вопль, более
   походивший на последний глоток воздуха рыбы, выброшенной на берег рукой
   безжалостного рыбака. Ещё секунда, и старое сердце остановилось. Плед
   медленно сполз с мёртвого тела хозяина и, свернувшись на полу, улёгся, как
   верный пёс, у его ног.
   Шёл снегопад или дорога домой
   Мой отец, которого я несколько лет не видел, умирал. В конце рабочего дня
   позвонили из моего небольшого городка детства "Т" и сообщили, что он
   находится при смерти. Заехав на автозаправочную станцию, не заезжая домой,
   где меня ждала Метти с дочерями, я сразу направился к родителю, в надежде
   застать его живым. Наши с отцом отношения нельзя было назвать хорошими, но
   и плохими уже тоже нельзя было считать. Мой зрелый возраст и его старость
   нам обоим были на руку.
   Шёл снегопад. Жители нашего шумного города ликовали. Через четыре с
   небольшим часа наступал Новый 2012 год, непрерывно искрящийся и
   мигающий фейерверками и цветными лампочками, которые перестали
   отражаться в чёрных стёклах моего автомобиля лишь только я выехал на
   заснеженную трассу. Здесь дожидалась меня последняя ночь. Прибавив на одно
   деление печку, я представил, как в снежной безветренной мгле постепенно
   пропали красные фонари габаритных огней.
   Трасса была пуста, все давно отмечали долгожданный праздник. Крупные
   хлопья снега, освещаемые ближним светом фар, неторопливо кружили и падали
   на моём пути. Зелёные цифры часов на приборной панели показали мне 20:15.
   Справа от дороги из темноты друг за другом показались два дорожных
   указателя: один с надписью «Счастливого пути», другой – указатель расстояния
   до моего города «Т. – 850». На рассвете я должен добраться до дома моего
   детства, где не был более 7 лет. Вглядываясь в ночную дорогу, я погрузился в
   свои воспоминания. Завтрашний мой визит будет уже не таким, каким он был
   раньше, когда была жива мама.
   Вдруг появившийся одноглазый грузовик, тяжело кативший мне навстречу,
   вернул меня к реальности. Он моргнул два раза своим, не перегоревшим левым
   глазом, и коротко, но громко дал гудок. Я притормозил, сравниваясь с ним,
   чтобы узнать значение сигналов, но он не снижая скорости, так и проехал мимо.
   Я не успел разглядеть водителя, зато заметил, что лобовое стекло его кабины
   было полностью засыпано снегом, у него не работали дворники. Я следил за
   удаляющимся от меня в сторону города странным грузовиком через боковое
   зеркало, менее чем через минуту от него не осталось и следа, он сгинул в
   новогодней ночи. Придурок. Я снова прибавил скорость, недоумевая о значении
   этой встречи, и тут же забыл о ней.
   Зелёные цифры часов на приборной панели опять показывали мне 20:15.
   Первый раз в жизни вижу, как зависают электронные часы. По крайней мере, у
   меня такого ещё не было. Кнопки для установки времени не среагировали на
   мои нажатия. Я надавил на кнопку подсветки наручных часов. Циферблат
   вспыхнул ярко – голубым светом, освещая даже моё лицо. Стрелки стояли на
   месте – 20:15. Тогда я достал из кармана куртки мобильник и разблокировал его.
   Связь отсутствовала (…) и время на экране тоже замерло на 20:15. Положив
   телефон на переднюю панель, я решил, что одновременный сбой всех часов
   (плюс телефона) – это и есть тот «правдоподобный» случай, когда снаряд падает
   оба раза в одно и то же место. Даже три раза!
   А ведь я выехал из города не менее как полтора – два часа назад. Вспомнив,
   что сразу при выезде на трассу забыл засечь километраж по спидометру, я
   обнулил счётчик. Где–то через 600 километров я буду уже рядом с домом, в
   котором сейчас умирает мой отец. Конечно, теперь-то он желает меня увидеть.
   Каждый имеет право прожить жизнь так, как ему хочется. По крайней мере,
   он не сделал меня таким же, как он. У меня было иначе, чем у многих моих
   друзей. Это их отцы пытались мастерить своих сыновей, мой же был занят
   самим собой. Я всегда был предоставлен себе, сам совершал ошибки и сам
   исправлял. Ему за меня незачем и некогда было беспокоиться. Я потом перестал
   вовсе ждать от него какой-либо помощи и на десяток лет вообще забыл о его
   существовании. Может он умер ещё тогда? Позже при встрече, оправдывая себя
   в моих и, прежде всего в своих собственных глазах, он назвал отсутствие
   воспитания воспитанием. Я даже молча согласился, дабы не ранить старика. У
   меня уже были свои взрослые дети, которых я никогда не оставлял без внимания
   больше, чем на время двухнедельной командировки. Моё согласие с его
   мнением утешило его тогда, а я просто перевёл разговор на другую тему и
   укатился от него за тысячу километров.
   Шёл снегопад. Как быстро в размышлениях летит время, я проехал уже 192
   километра. Зелёные цифры часов по–прежнему показывали 20:15. Ни одной
   машины, ни туда и ни обратно, ни догнать и ни обогнать. Здоровенные хлопья,
   освещаемые ближним светом, продолжали тихо падать на белоснежную трассу.
   Справа от меня на мгновение из темноты друг за другом показались два
   дорожных указателя: один с надписью «Счастливого пути», а другой – указатель
   расстояния до моего города «Т. – 850»? Но, не сбавляя скорости, я промчался
   дальше. Видимо устали глаза и мне показались те же самые надписи, что и при
   выезде из города. Проехав ещё около получаса, я решил, не дожидаясь пока на
   моём пути появится населённый пункт, остановиться и выйти из машины, чтобы
   немного передохнуть. Ни одной машины. Ну, кто в такую погоду, да ещё и в
   новогоднюю ночь поедет на межгород? Только при чрезвычайных
   обстоятельствах, только.
   Я вздохнул и выключил двигатель. Вышел на улицу, захлопнув дверь.
   Куртку моментально засыпал падающий с молчаливого чёрного неба снег. Как
   тихо и необычно. Будто не настоящий мир. Истинный остался там, позади, где
   веселье и радость, праздник и смех.
   Подняв под капюшоном голову вверх, я всматривался в каждую падающую
   на меня снежинку, одновременно получая непередаваемое наслаждение от
   освобождения мочевого пузыря. Но тут неожиданно с боку я вдруг услышал
   знакомый короткий и громкий сигнал старого грузовика, откуда-то (****ь!)
   вынырнувшего недалеко от меня и так же, как в прошлый раз, не тормозя
   проезжающего мимо. Я даже забыл о мочеиспускании! Я опять не смог
   разглядеть, кто там был за рулём, но снова отчётливо увидел, что лобовое стекло
   кабины было полностью засыпано снегом. Я только смотрел ему вслед…
   Проехав ещё пятьдесят километров, я решил, что нужно включить музыку,
   дабы отключится от мыслей о странном грузовике, но на первой же песне
   "Назарет" выключил магнитофон, решив, что в тишине лучше.
   Но мы же с ним не едем по кругу? Да, нет чушь какая–то. Просто такой же
   второй грузовик ехал оттуда же откуда и первый. И лампочки правых фар у них
   тоже одновременно перегорели, так же как и у меня зависли трое часов. Я
   проверил и убедился, что на всех часах до сих пор было 20:15.
   Шёл снегопад. По памяти уже недалеко будет известный каждому,
   проезжавшему когда–нибудь по этой дороге одинокий отель «Белый волк» с
   придорожным кафе, там я выпью чашечку кофе и перекушу. Заодно узнаю
   точное время. Уже, наверное, за полночь.
   Помню, ещё 20, нет 22 года назад, мы останавливались в этом отеле шумной
   компанией друзей, большая часть которых уже на том свете. А ведь я всех так
   ясно помню. Александр, Тод, Рон, Бетти.. и … Хелен… С каждым годом имена
   только прибавляются. Тогда в «Белом волке» мы смеялись и отрывались (да, от
   земли!) пару дней, мы отмечали 1988 Новый год. Как будто позавчера (…). С
   остальными друзьями теперь встречи только случайны или когда действительно
   прижмёт. Нет, надо чаще встречаться! Обязательно! Вот вернусь и соберу у себя
   всех, даю себе слово! Хочу увидеть я… всех…
   Нереальные хлопья снега, освещаемые ближним светом фар, продолжали
   сопровождать меня. Я набрал скорость. Справа из темноты друг за другом
   показались два дорожных указателя: один с надписью «Счастливого пути», а
   другой – указатель расстояния до моего города «Т. – 850». Стоп!!! Я ударил по
   тормозам, меня кинуло, но машину я удержал. Быстро включил заднюю
   скорость и резко сдал назад, так что оба указателя оказались передо мной. Я
   щёлкнул дальний и обомлел. Действительно это были те же самые указатели,
   которые я видел, выехав из города! На моём спидометре было 264 километра
   плюс минимум полторы – две сотни, которые я не засёк сразу!
   Ночь одним выдохом задула новогодние огни и опустилась над самой
   землёй. Она уставилась на меня через лобовое стекло, медленно и тяжело
   дыша. От неё разило гниющим мясом. Мне казалось, что она сжала со всех
   сторон мой автомобиль и уже никогда меня не отпустит. Я незаметно и
   осторожно протянул руку вперёд, включил первую передачу и резко рванул с
   пробуксовкой вперёд. Набрав максимальную скорость, я в ужасе нёсся от
   погони, ничуть не страшась вылететь в кювет. Я мчал в «Белый волк», только
   там я найду объяснение происходящему.
   Впереди сверкнул огонёк. До него мне чуть–чуть. Это, конечно же «Белый
   волк», я точно знаю. Я ездил по этой дороге не раз и прекрасно помню
   расстояние от города до отеля. Огонёк приближался ко мне, я не сбавлял ход.
   Всё хорошо, в зеркалах никого!
   Я успокаивал себя и вспомнил детей и жену. Какое счастье, что они есть у
   меня! Я, выехав второпях к отцу, только и успел поговорить с ними пару минут
   по телефону! Но всё же, в конце, я успел сказать им самые важные слова.
   Я заехал под знакомую огромную вывеску «Белый волк» освещавшую
   оранжевым светом всю территорию парковочной стоянки, на которой стояла ещё
   пара машин, полностью заваленных снегом. В окнах кафе я приметил несколько
   торжествующих, судя по их жестам, людей. У всех Новый год!
   Я взял с передней панели телефон и посмотрел на экран. Связи так и не
   было, а все трое часов показывали 20:15, хотя, наверное, уже около часа ночи.
   Большее расстояние я проехал. Заглушив двигатель, я вышел на улицу и,
   захлопнув дверь, поставил машину на сигнализацию. Она в ответ мне пикнула и
   пару раз моргнула фарами.
   Шёл снегопад. Куртку моментально засыпал падающий с молчаливого
   чёрного неба снег. Как тихо и необычно. Только теперь там за закрытым окном
   кафе издавались глухие праздничные звуки. Хм.. Всё равно, будто это не
   настоящий мир. Подняв под капюшоном голову вверх, я всматривался в каждую
   падающую на меня снежинку, сверкающую, будто в волшебной сказке, на фоне
   светящейся надписи «Белый волк» и был безумно доволен. Глубоко вдохнув
   свежего новогоднего воздуха, я направился к кафе и остановился у одного из
   окон.
   Мне показалось, что я увидел там парня очень похожего на моего, погибшего
   в 93-м году друга Александра. Я приблизился к стеклу и заглянул вовнутрь кафе.
   За большим столом в центре зала сидели мои… умершие друзья. Их было так
   много… И Тод, и Рон, и Бетти.. и … Хелен (!). Они все дурачились и выпивали
   точно, так как тогда, двадцать два года назад, на Новый 1988 год!
   У меня потемнело в глазах, и сознание дало сбой. Мозг не мог объяснить
   увиденное за стеклом. Только я начал пятиться назад, как Александр заметил
   меня и стал показывать всем в мою сторону. Они радостно закричали и
   бросились к окну, у которого я стоял. Они смеялись, корчили мне рожи и, махая
   руками, звали зайти к ним внутрь кафе.
   Рука машинально уже доставала ключи из кармана, как внезапно знакомый
   короткий и громкий сигнал, раздавшийся прямо за спиной перепугал меня
   окончательно. Я выронил ключи и, обернувшись, увидел стоящий рядом с моей
   машиной старый одноглазый грузовик. Его лобовое стекло было полностью
   засыпано толстым слоем снега. Дверь кабины медленно отворилась, и из неё
   вышел мой отец.
   – Привет, – сказал он, подойдя ко мне и обняв за плечо. – А мы тебя давно
   тут ждём, пошли вовнутрь, на улице холодно. Жаль, что ты к 12-ти не успел, ну
   и ничего страшного. Веселье в самом разгаре! Твои друзья так будут рады тебе,
   пошли.
   Я, молча с ним согласился, дабы не тревожить старика своим волнением. За
   праздничным столом я узнал, что вчера в 20:15, когда выехал из города на
   трассу, у меня случился инфаркт. Я умер в одиночестве в собственной машине,
   остановившись у края обочины прямо перед двумя, освещаемыми ближним
   светом, дорожными указателями: один с надписью «Счастливого пути», а другой
   – указатель расстояния до моего города «Т. – 850». Когда шёл снегопад…

   Архивная справка из местной газеты: «Отель «Белый волк» был закрыт в
   1990 году и в течение следующего года был снесён, в связи с
   нерентабельностью заведения».
   Кризхин
   И тогда, тысячи лет назад, уже не было на земле людей, не согрешивших ни
   разу за свою жизнь, но не было до рождения Кризхина поступивших так, как
   поступил он.
   Кризхин родился и вырос в простой крестьянской семье. Он был
   единственным ребёнком. Слабое здоровье, постоянные болезни мучили
   мальчика всё его детство. Также как и всем детям на земле, родительская забота
   приходилась ему по вкусу. И очень скоро без внимания он не мог уже быть ни
   дня. Все свои силы родители, а особенно мать, отдавали на ублажение капризов
   и желаний мальчишки.
   Время летело быстро, Кризхин вырос и стал взрослым. Однако не было у
   него ни забот, ни хлопот, ни жены, ни детей, ни друзей и даже не было врагов.
   Только старуха мать, да старик отец были его окружением. День и ночь, без
   отдыха, продолжали родители работать для своего сына. Тот же только погонял
   их, да учил, как им жить правильно и трудиться с пользою.
   Так уж загладила мать сына, что однажды встал тот против отца своего. И
   как не пытался старик втолковать старухе, что слепа она и не видит греха своего
   – бесполезно всё было. Бежала бабка тут же к сыночку, в ноги падала и
   жаловалась на деда, дословно всё пересказывая, что муж говорил ей. Злился сын
   и бил её, за то, что расстраивает его, а отца сказал, что вовсе убьёт, если тот сам
   к утру не повесится.
   Побежала тогда бабка обратно к деду и сказала ему о желании их сына.
   Расхохотался старик над ней, плюнул через плечо и повесился.
   Опять побежала к сыну старуха, чтобы новость эту сообщить, да встретил
   её по дороге чёрт и говорит:
   – Что, бабка, так сильно любишь сыночка своего?
   – Очень люблю, – отвечает она, – до чёртиков!
   – Это хорошо, а вот он тебя любит?
   – Конечно, любит, я же мать его.
   А чёрт продолжает:
   – А давай – ка, проверим?
   – Нечего тут и проверять! – обижается старуха.
   – А если я ему сердце твоё принесу и за сердце мизинец попрошу его свой
   отдать? – насмехается чёрт, прищурившись, да хвостом повиливая.
   – Ты что это?! – завизжала старуха. – Зачем тебе мизинец то сына моего, как это
   он без мизинца жить будет? Сердце моё так себе забери, а его не тронь!
   И чёрт расхохотался над ней, плюнул через плечо и исчез.
   Старуха дальше к сыну побежала. Прибежала мокрая вся, про смерть мужа
   совсем позабыла, а про чёрта ему рассказала. Рассердился тот, да опять побил
   мать свою, приговаривая:
   – Дура ты старая, может чёрт то не простой был, может он за сердце твоё
   сторговаться на что-то со мною хотел!
   Ох, как огорчилась бабка, извинилась перед сыночком, и обратно чёрта
   искать кинулась. Разыскивала она его до глубокой ночи, с ног совсем сбилась,
   упала, но так и не нашла рогатого. Не хотел он с ней больше встречаться, а вот к
   сыну её в это время пожаловал и говорит ему:
   – Вот сердце матери твоей у меня на ладошке лежит, бьётся ещё. Отдашь мне
   свой мизинец – будет ещё жить она и к утру домой вернётся, а не отдашь –
   погибнет этой же ночью на болотах.
   – Ты что торговаться ко мне пришёл? – спрашивает сын бабкин у чёрта. – Забери
   ты себе это сердце старое, если оно тебе так нужно, а мне по наследству за него
   заплати, да только не деньгами или золотом, а чудом каким!

   Разозлился чёрт тогда, да решил урок преподать умнику.
   – Хорошо, чудо то, настоящее будет тебе. Хочешь вечно жить и Душами
   руководить, чтобы служили они тебе всегда? Чтобы вкалывали они на тебя,
   спины свои гнули, а ты их только и ругал, только и погонял, как пастух баранов.
   – Конечно, хочу! Кто же не хочет?
   – Хорошо, тогда я сейчас к Богу схожу, и сердце матери твоей ему отдам, чтобы
   поверил Он мне в то, что есть такой человек на земле как ты. Рассердится Он на
   тебя, а я то тут и пристрою тебя Душами руководить. Согласен?
   – Ещё бы, конечно, согласен! Кто же не согласен то будет? Поскорее только
   вопрос этот с Богом реши, а то обо мне теперь заботиться некому, сирота я
   Получив это согласие, чёрт отнёс, как и обещал, Богу сердце старухи. Чёрт
   рассказал Ему всё как было. Опечалился Бог и сказал чёрту, чтобы тот навсегда
   забрал себе этого выродка и чтобы на земле духа его никогда больше не было -
   только под землёй место ему.
   Так чёрт и слово своё сдержал, и помощника себе получил, и проучил
   Кризхина.
   Потом уже под землёй Кризхин узнал, что непростые Души у него в
   подчинении, а Души заблудшие и что выходить на землю ему на свет Божий не
   велено, да и невозможно вовсе. Только поздно уже было что-то менять – время
   назад не раскрутишь. Так и живёт Кризхин до сих пор под землёй уже тысячи
   лет.

   Симулятор Смерти
   – Красавчик, ты желаешь сейчас прочувствовать любовь к этой грёбанной
   жизни и преждевременно, как твои дружки, не наложить на себя руки? – где-то
   за спиной Чесли Мура раздался немолодой прокуренный женский голос,
   который будто только что смог вырваться из бездонной тьмы этой поздней
   дождливой октябрьской ночи.
   Чесли обернулся и увидел перед собой пожилую женщину с ярко
   накрашенными блестящей помадой губами. Начёс её редких обесцвеченных
   длинных волос, торчащий во все стороны, наверное, ещё с начала
   восьмидесятых, выглядел чрезвычайно дерзко.
   Она стояла, опираясь спиной о дом, возле пристройки с разрушенными
   временем ступеньками, ведущими куда-то вниз. Невысокую слегка
   сгорбившуюся фигуру женщины и её давно состарившееся лицо в ночной
   темноте освещала мигающим светом разноцветных лампочек вывеска со
   странной надписью «Симулятор Смерти».
   – Да, я вовсе и не собираюсь покончить с жизнью. Я просто немного
   заблудился в неизвестном мне городе. Сегодня только прилетел часов пять назад
   и вот решил пройтись. А Вы отсюда? – указывая взглядом на моргающую
   вывеску, спросил женщину Мур.
   – Ну, да. Я зазываю посетителей. Это моя работа.
   Женщина, продолжая разговор, стала медленно спускаться по каменной
   лестнице, одной рукой опираясь о кирпичную стену дома, в полной
   уверенности, что незнакомец последует за ней:
   – Слушай, Красавчик, всего лишь за какие-то вонючие пятнадцать баксов, тебе
   мой Джон устроит, как настоящему туристу, самую натуральную прогулку на Ту
   сторону. Она приостановилась на полпути вниз, убедилась, что Чесли следует за
   ней и продолжила разговор. – Оставишь все свои печали Там и вернёшься через
   полчаса обратно сюда уже таким жизнелюбцем, что эта задница покажется тебе
   волшебным раем. Вот попомнишь меня, идём…
   И Чесли шёл за ней.
   Дойдя до огромной металлической ржавой двери внизу лестницы, она с
   трудом открыла её на себя и, приглашая гостя пройти первым, сказала:
   – Чем больше к нам будет посетителей, тем скорее наш город научиться
   жить по-новому. Но кругом же одни выродки и ублюдки! А ты, заходи, не стой.
   Чесли зашёл. За ним вошла и она, плотно закрыв за собой дверь на затвор.
   Тусклая и единственная лампочка над головой встретившего их крупного
   темнокожего мужчины, одетого в светлый бежевый лёгкий комбинезон,
   освещала небольшую комнату, стены и пол, которой были полностью выложены
   белым кафелем. Громила, внимательно оценив взглядом Чесли, представился:
   – Я Джон. Линда сказала, что путешествие будет стоить Вам пятнадцать
   долларов?
   – Да, – ответил Чесли, взглянув на Линду, прикурившую в этот момент
   сигарету.
   – Баксы вперёд, – пояснила Линда, протягивая за деньгами руку.
   Чесли совершенно не понимал зачем он сюда зашёл, доверившись
   абсолютно незнакомым и очень странным людям. В чём заключается смысл
   этого аттракциона? Однако он, достав из кошелька двадцатку, послушно
   протянул её Линде.
   Та, взяв деньги, обратилась к Джону:
   – Сдачи нет, давай на все.
   Джон подошёл к двери, расположенной в глубине комнатки и открыл её
   нараспашку. Там было ярко-белое помещение. Чесли, неподвижно стоя на месте,
   с любопытством всматривался в открытый дверной проём, пытаясь хоть что-
   нибудь разглядеть за широченной спиной Джона, направившегося туда. Но из-за
   сильного света, вырывающегося из яркой комнаты, Мур ничего не мог
   разглядеть. Ему показалось и представилось, что там, как в детской сказке, этот
   негр прячет украденное у людей Солнце.
   – Ты, главное, не трусь, Красавчик, смелее. Ещё глядишь, понравится, ха-ха-
   ха, – рассмеялась, кашляя Линда и похлопывая своей морщинистой ладонью по
   спине Чесли, будто это ему, а не ей, надо было сейчас стучать по спине.
   Странно, но почему-то Чесли и не опасался вовсе ничего. Он вообще не
   понимал, что здесь сейчас с ним будет происходить и чего нужно бояться.
   Тут снова в дверях появился громила Джон. Он, не закрывая за собой дверь,
   вкатил и остановил перед Чесли дорогущий гроб, установленный на
   специальной каталке. К ней он подставил приспособленный для этого высокий
   табурет и, протягивая чёрную мускулистую руку гостю, лёгкой улыбкой,
   обнажив крупные жемчужные зубы, приветливо сказал:
   – Прошу Вас, карета подана. Полезайте в гроб, не спешите, а я помогу Вам в
   нём устроиться.
   Чесли без капли сомнения так и сделал. Улегшись в гроб, он спокойно
   прикрыл глаза и стал прислушиваться к приятному мягкому звуку вращающихся
   колёсиков, везущих его в неизвестность. Почему у него не было страха?
   Неужели любопытство было сильнее предстоящей опасности? Всё дело в
   названии вывески или что-то потустороннее помогало сейчас ему легко
   преодолеть эту тайную черту?
   Чесли слышал, как Джон прикрыл за собой дверь, завозя гроб в
   ослепительно яркую комнату. Мысль о том, чтобы открыть глаза пришла в
   голову, но тут же она и безвозвратно исчезла в сознании Чесли, как пустая,
   лёгкая и совершенно неважная мысль, может даже и не его мысль, мысль от
   которой собственно ничего и никогда уже не будет зависеть. Через закрытые
   веки Мур ощущал свет и тепло, напоминавшее прикосновение морских
   солнечных лучей. Стало казаться, что он лежит в белом песке где-то на берегу
   океана и ничто больше не тревожит и не беспокоит его… И нет никаких ни
   тревог, ни забот. . Всё растворилось…
   Каталка с лежавшим в гробу Муром остановилась, словно, прямо «под
   Солнцем», лучи которого стали немного припекать лицо Чесли, но он всё
   дальше и дальше плавно уплывал в своих фантазиях вниз и вверх по уносящему
   его куда-то течению… Сон неспешно укутывал сознание… Постепенно белый
   слайд мягко тускнел, наполовину переходя в серые, а потом и более тёмные тона
   с редкими вспышками, кляксами и мазками разноцветных красок,
   запомнившихся ещё от мигающих лампочек странной вывески у входа на
   улице.
   Продолжая лежать с закрытыми глазами, Чесли Мур будто бы сверху и со
   стороны видел, как Джон тихо закрыл гроб крышкой и осторожно защёлкнул
   замки. Стало совсем темно.
   Вдруг резкое, абсолютно неожиданное падение вниз оборвало спокойствие
   Мура. Он попытался вскочить – нет, он начал стучать по крышке гроба кулаками
   и коленями, пытаясь её открыть, но тщетно. Лёжа в падающем в пропасть гробу,
   Чесли заорал изо всех своих сил и тут же замолк, поняв, что звать на помощь
   бессмысленно. Он чувствовал нарастающую скорость падения этого
   тяжеленного дубового гроба. Пальцы только успели крепко сжать в кулаки
   простынь, но удара ещё не последовало. Только гул и ветер, всё громче
   просачивающийся со свистом через щели замков, только безжалостный страх
   неизвестного! Чесли ожидал удара, как ему казалось, о дно очень глубокой
   шахты, и в нарастающем напряжении готовился к столкновению с землёй, но
   дна всё не было и не было, и не было. Это же невозможно!!!
   Страх, бесконечный жуткий страх овладел Чесли до такой степени, что его
   трясло и колотило, будто под током. Только теперь он понял, что это была
   ловушка и именно сейчас при ударе наступит его нелепая Смерть.
   Страх стал настолько велик, что сознание Чесли не выдержало и оставило,
   бросило, покинуло его. Оно ринулось обратно вверх, но тут снизу чья-то
   длиннющая худощавая дряхлая рука острыми пальцами успела схватить самый
   кончик нити уносящейся к свету и потянула за него на себя. Кто-то шёпотом
   произнёс:
   – Люди спустятся под землю, скоро… Так решил Бог. Даже муравьи будут
   торопиться пролезть в щели, чтобы укрыться от Его возмездия. Скоро падут их
   амбиции…
   Тут же порыв ветра ворвался внутрь гроба и забился внутри него, как
   загнанный и пойманный в клетку дикий зверь. Захваченный в плен ветер
   заколотил, будто тряпичную куклу о стенки гроба тело Чесли, который уже не
   дышал. И вдруг ветер исчез.
   В это мгновение сотни земляных змей моментально просочились сквозь
   стенки гроба и накинулись жадно обдирать тело Мура. Они пожирали его как
   саранча, уничтожающая всю растительность на своём пути. Секунды, и от тела
   Мура остался только скелет. Пожиратели, сделав своё дело, ушли также быстро,
   как и появились до этого.
   После них Его Величество Время пришло к Чесли Муру, неторопливо
   разрушая его кости в песок и пыль…
   И только после этого чья-то длинная худощавая дряхлая рука разжала свои
   острые пальцы и отпустила на свободу пойманное ею сознание Мура, которое
   тут же стремительно бросилось отсюда прочь.
   – Проснись, проснись, – смеялась довольная беззубая Линда, похлопывая по
   щекам Чесли. – С Днём рождения, Красавчик! Двадцать баксов кончились и тебе
   уже пора…
   Разделённая
   I
   Отчаяние бушевало в душе Евы от полученной сегодня новости, и она
   ничего не могла с этим поделать.
   Только месяц назад Ева потихоньку начала приходить в более-менее
   нормальное состояние, стала самостоятельно передвигаться и обслуживать себя
   после курса тяжелейшей реабилитации вследствие перенесённой травмы,
   полученной при автокатастрофе, из-за которой она навсегда потеряла мужа и
   шестимесячный плод не рождённого сына.
   Пару часов назад Еве пришло письмо по электронной почте о том, что её
   сократили с работы в связи с переподчинением их филиала, указав на
   необходимость получения письменного уведомления и на её право обращаться в
   суд. Не трудно было догадаться, что таким образом работодатели избавляются от
   тех, кто долго находится на больничном листе, а суды давно уже отработали
   порядок лишения несчастных тех самых прав. Бесполезно. Так и оборвалась
   последняя ниточка, связывающая Еву с миром, в который она, лёжа около года в
   больничной постели, мечтала скорее вернуться, дабы не свихнуться от
   пережитого в предстоящем ей одиночестве.
   После горьких рыданий Ева, покусывая распухшие от стекающих по щекам
   слез губы, молча сидела в кресле перед пылающим камином и держала в руке
   любимую игрушку покойного мужа – револьвер Taurus Raging Bull, давно
   получивший популярность в качестве оружия гражданской самообороны.
   Поняв, что пришло время нарушить баланс между страхом дальнейшей жизни и
   страхом предстоящей смерти, Ева решила довериться «русской рулетке» и
   поставила на кон свою жизнь. Она зарядила револьвер только одним патроном
   454 Casull, позволяющим охотиться на самых крупных животных, включая
   африканских слонов.
   Ева размышляла о своей жизни, пытаясь найти хоть какой-то смысл своего
   дальнейшего существования, и медленно вращала заряженный барабан о почти
   зажившее правое бедро, собранное вместе с костями таза несколькими
   сложными и дорогостоящими хирургическими операциями. Ей так сейчас
   хотелось освободиться от цепких сопливых щупальцев этого проклятого и
   предавшего её мира, что она даже вообразила, разлетающиеся во все стороны
   собственные окровавленные куски черепа и мозга, вспомнив сюжет одной
   научно-познавательной программы ТV, где в замедленной съёмке показывали
   стрельбу по тыквам. Ева представила, как круто всё будет выглядеть со стороны,
   если это смотреть по кабельному.
   Решение практически было принято. Ева, как человек до сих пор верующий
   (пусть и мало верующий), последний раз в жизни обратилась к Господу с
   просьбой… помочь ей нажать на спусковой крючок.

   II
   Ещё немного провернув барабан, Ева направила дуло в голову и, не
   раздумывая спустила курок. Но нет, выстрела не было. Она перевела дыхание и
   мысленно нарисовала себе Бога, который смотрит на неё сейчас свысока.
   Ева, долго не готовясь, повторно поднесла шестизарядный револьвер к
   виску и машинально выстрелила. И на этот раз револьвер промолчал.
   До этого момента удерживаемое где-то в глубине души волнение вдруг
   вырвалось наружу, и Ева учащённо задышала. В одно мгновение холодный пот
   выступил по всему телу так, что майка «Our happiness with you in San Francisco»
   разом прилипла к груди и спине. Пот со лба медленно пополз по переносице,
   нос зачесался, и захотелось чихнуть. Возможно так, подумала Ева, она смогла
   бы сбросить накатившее беспокойство и снова взять себя в руки для
   продолжения задуманного, но чихать уже не хотелось. Тут она опять вообразила
   Бога, на этот раз слегка ухмыляющегося ей. Его язвительная улыбка только
   подтолкнула Еву к очередной попытке самоубийства.
   Она снова подставила ствол револьвера к голове, и, сделав глубокий вдох, на
   счёт «раз, два, три…» выстрелила. Чёрт! Опять! Что же это за дерьмо! Ева
   вспомнила, что точно вставила в барабан патрон и после первой неудачной
   попытки больше его не прокручивала, дабы не уменьшить вероятность
   выстрела. То есть, без дополнительных вращений барабана Ева играет с
   Господом в честную в математическом смысле игру. Обдумав это, она как
   никогда разозлилась на Творца. Да, Он просто издевается над ней! Ну, ничего,
   решила Ева, даже если пять раз револьвер не выстрелит, то ясно, что он
   выстрелит при шестой попытке.
   Курок, выстрел! И опять нет! Револьвер в четвёртый раз тихо щёлкнул,
   предложив Еве ещё раз испытать судьбу. Курок, выстрел! И опять нет! Револьвер
   не выстрелил и в пятый раз! Вдруг вспомнилась где-то услышанная фраза, что у
   Господа полно всяких сюрпризов! Ева была доведена до бешенства! Так сводить
   счёты с собственной жизнью она не планировала. Это уже было чем-то похоже
   на игру ради игры или на смерть ради принципа. Сейчас Еву даже потряхивало
   от злости, она не успевала следить за собственными руками, независимо от неё
   дёргающимися во все стороны. Она не находила себе места, обида возросла до
   максимума! Ему всё мало, мало, мало! Она стремительно вскочила с кресла,
   сжав со всей силы рукоятку револьвера, и прихрамывая, подошла к стоявшему у
   стены огромному зеркалу.
   Увидев себя во весь рост, Ева зарыдала. Ей показалось, что она так жутко
   выглядит и будто бы постарела лет на десять – пятнадцать. Волосы стали реже,
   глаза потускнели, на лице появились новые морщинки, мешки под глазами
   раздулись, а шея и грудь абсолютно были не её! Как же она раньше не замечала
   в себе эти ужасные перемены! Эта маленькая ссутулившаяся женщина была не
   только незнакома Еве, она была ей противна! Горе сломало Еву, и оно не
   отцепится уже никогда! Больше сил её не было.
   III

   Наш мир подчиняется общим законам теории вероятностей. Так и
   вероятность выстрела увеличилась пропорционально уменьшению оставшегося
   количества ходов. Ева понимала, что именно сейчас она покончит с собой. И
   теперь она хотела только скорее сделать это. Ева видела себя одним из
   участников смертельной игры. У второго игрока, по её мнению, было
   существенное преимущество.
   Наблюдая в зеркале за трясущейся рукой, Ева подняла револьвер на высоту
   головы. Слёзы полностью залили её глаза, и в исказившемся изображении она
   увидела тыкву.
   На этот раз указательный палец неуверенно лёг на курок, но оружие
   выстрелило.

   IV
   Пожилой хирург, во время операции огнестрельной раны височно-теменной
   области головы Евы, шил и приговаривал, что некоторые пациенты после
   перенесённой тяжёлой травмы пытаются покончить с собой при отсутствии
   помощи и заботы со стороны близких людей, такое случается нередко. Только
   если человек не возненавидит свою жизнь в мире, по причине любви к Богу, то
   сможет перенести всякого рода трудности, настигающие его каждый час.
   После этих слов Ева очнулась на мгновение во время наркоза, чуть
   приоткрыв один глаз с уцелевшей стороны головы, и увидела человека, молча
   стоявшего в стороне от операционного стола. Она узнала Его по бездонным
   глазам, с состраданием и любовью смотрящими на нее.
   Это же был не Он, это не Он издевался надо мной…
   Такова была последняя мысль.
   Через минуту Господь забрал Еву, разделив её боль.
   Царапина
   I.
   Утром 4 мая Харли живо открыл глаза. Он всего лишь несколько мгновений
   назад яростно искал и, к его счастью, успел найти выход из своего сна. Лицо,
   волосы и подушка были мокрыми.
   – Чёртов сон! – Харли опять начал утро с ругательных слов. Ну, а кто бы на его
   месте не ругался?
   Глубоким вдохом и резким выдохом Харли привёл себя в чувства, стараясь
   забыть очередной ужас. Он одним махом выскочил с постели и тут же протянул
   руки к потолку, вытянувшись вверх и на всю свою пустую квартиру издав
   оглушительный звериный рёв. Да, здесь он уже был недосягаем для ночных
   кошмаров, терзающих его вторую неделю.
   – Хрен вам! – кому–то крикнул он вверх и, играя раскаченными мышцами рук,
   бросил взгляд на своё отражение в большом круглом зеркале, единственно
   висевшем на голой стене. На правой щеке была свежая ярко–красная царапина
   сантиметра три – три с половиной…
   Подойдя ближе к зеркалу, Харли несколько минут пристально рассматривал
   царапину, которая при дотрагивании болела. Она спускалась по щеке от самого
   края глаза ровно вниз и раздваивалась на равные части, как куриная лапа с
   отрубленным средним пальцем.
   Не найдя в постели предмет, о который он мог поранить себе щёку Харли
   решил, что поцарапался о золотое распятие, висящее на его шее на короткой
   широкой цепи со спаянными между собой концами. После того как однажды во
   время купания в океане у цепочки расстегнулся замок, Харли запаял её, опасаясь
   потерять украшение. Снять крест теперь возможно было только через голову, да
   и то с трудом.
   Всегда выходя из дома и встречая на улице соседей и знакомых, Харли с
   каждым из них любезно здоровался и широко улыбался. Вот и сегодня, несмотря
   на поганое настроение, он не изменил своим принципам и старался быть для
   всех приятным, чтобы не переменить мнение о себе.
   Приходя на работу, он был со всеми корректен, что восхищало коллег. Какая
   учтивость и галантность! Однако они не знали о том, сколько труда это стоило
   Харли.
   Всем нам порой приходится улыбаться, когда даже не хочется говорить, но,
   возвращаясь вечерами домой, не каждый занимается тем, что делал Харли. Чуть
   меньше года назад он с интересом увлёкся эзотерикой, затем самостоятельно
   занялся оккультизмом, а далее ещё чем-то странным и чёрным. Так незаметно
   для самого себя Харли с азартом перешёл от теории к практике.
   Вот только свои тайные и пока ещё сырые эксперименты начинающий маг
   стал проводить на своих знакомых, не подозревающих об этом. Да, это были те
   самые соседи и коллеги, родственники и приятели, бывшие одноклассники и
   просто первые встречные люди. Всех их объединяло одно – они все были
   виновны в несчастливой, а точнее нескладной жизни Харли! Кто–то мешал его
   карьерному росту, кто–то сделал ему несправедливое замечание, кто–то занял
   прямо перед его носом парковочное место на автостоянке перед магазином, а
   какая–то особа почему-то так легко отказала ему, красавцу, в любовных утехах.
   И каждый был для него, как царапина. Харли по несколько дней изводил себя по
   любому пустяку, ненавидя, и в душе проклиная своих обидчиков. Словом,
   список подопытных граждан с каждым новым днём только увеличивался
   пропорционально растущим, как думалось Харли, знаниям чёрной магии.
   Начитавшись легко доступной литературы, Харли подолгу выбирал меру
   наказания той или другой персоне. На одного шепнёт, другого фотографию
   сожжёт, про третьего заклятие на бумаге напишет. А на следующий день
   встретит свою жертву и внимательно всматривается в неё, улыбаясь. Мучается
   тот или ещё нет? Может нужно ещё добавить ему? Было ли в действительности
   какое-то отрицательное воздействие на людей сказать невозможно. Скорее
   наоборот. А вот страстное и нездоровое желание Харли мстить, в конце концов,
   создало такой избыточный потенциал, что им заинтересовались…
   II.
   Из рассказа дежурного врача:
   "В ту ночь, 13 мая, когда привезли Харли в госпиталь, я совершенно был не
   настроен на подобные разговоры с пациентом, но не выслушать умирающего
   человека я не мог.
   Так вот я, конечно, понимал, что в таком тяжёлом состоянии, в котором
   находился Харли, всякое может прийти в голову, и потому молча кивал ему в
   ответ, якобы я понимаю его и очень сочувствую. Он даже плёл, что может
   назвать мне, как и любому человеку, день и час моей смерти! Я, безусловно,
   посчитал это бредом. Сразу скажу, что меньше надо читать всякого дерьма, а вот
   некоторые люди, как и этот Харли, без дерьма не могут.
   В общем, как он сказал мне, когда им заинтересовались (кто-то там
   наверху), то поначалу ему стали сниться кошмары. Они были очень тяжёлые и
   походили скорее на реальность, чем на сновидение. Кстати сказать, спиртное
   или ещё какую–нибудь дрянь, я понял, он категорически не употреблял,
   объяснив, что так обязательно нужно для чистоты эксперимента. И вот сны
   были реальными настолько, что его сознание совсем скоро стало путать сон с
   явью. Ему стало кругом мерещится то, что видел он в снах. Короче, «крышу» у
   Харли снесло, как вирусом поражённую компьютерную программу. Мало того,
   он вместо того, чтобы остановиться на этом стал назло эти силы дразнить,
   увидев их заинтересованность им. Сказал, что хотел точно убедиться, что они с
   ним контачат.
   И вот вначале у него на щеке появилась царапина… Но, не придав ей
   должного значения, в этот же вечер он плавил на огне газовой плиты серьгу,
   выкраденную у своей начальницы, которая достала его. Расплавленный металл
   Харли вылил через окно на улицу, приговаривая в её адрес какие–то пожелания
   типа «как вода, туда-куда… » и так далее. А утром он опять проснулся от
   кошмара и на этот раз увидел глубоко разорванную на своём плече мышцу. Рука,
   подушка и простынь были в крови.
   Рука сильно болела. Врач тогда ему зашил рану и, несмотря на
   подозрительное молчание Харли о причине травмы сказал, что лучше сразу
   обратиться в полицию, если на него было совершено нападение. Харли не
   ответил врачу, но пришёл к нему на следующее утро с открытым переломом
   пары рёбер. Они торчали из него, как спицы, с концов которых на брюки капала
   кровь. Харли было очень плохо, он терял сознание и очень много говорил
   несуразного и непонятного. Тот врач тоже посчитал, что пострадавший бредит
   от боли. Однако от госпитализации Харли отказался и с трудом ушёл домой.
   На следующее утро Харли пыток не выдержал и уже умолял небеса о
   пощаде, но его мольбы не остановили кару. Он лежал дома с обеими
   перебитыми ногами в коленных суставах, повёрнутых вокруг оси на сто
   восемьдесят градусов. Самое страшное то, что его калечили во сне, и всегда
   прямо под утро, как только его сон становился глубоким. Он отчётливо помнил
   тех, кто и как над ним издевался. К счастью для него они оставались там во сне,
   а он почему–то изувеченный так и не звал никого на помощь? Говорил, что ему
   это было запрещено.
   Под следующее утро они вспороли ему живот и вытащили наружу чуть ли
   не половину его внутренних органов, которые волочились за ним по полу,
   оставляя за собой кровавый грязный след когда Харли окончательно сдался и
   выполз на улицу, нарушив их запрет. Вот его и привезли на моё дежурство.
   Говорят, что его по кровавому следу на земле обнаружил его сосед по дому,
   который потом всё переживал будет ли Харли жить и чем ему можно помочь?
   Помочь было уже поздно. Его вывалившиеся органы изодрались и жутко
   стёрлись об асфальт и стали непригодны. Не пойму, и как он не потерял
   сознание? Он говорил мне, что боялся отключиться и уснуть. Говорил, что они
   ждут там его и теперь никогда не отстанут за то, что он залез на их территорию.
   Он как никто боялся умирать. Он постоянно спрашивал у меня где его крест на
   цепочке со спаянными концами, но распятия на нём при поступлении в наш
   госпиталь не было.
   Мы, конечно, были обязаны сообщить в полицию о случившимся
   инциденте, что и сделали. Полицейские не восприняли всерьёз эту историю, но
   я почему–то поверил Харли. Собирая и зашивая его мёртвое тело, я представлял
   тех, кто там дождался его. Что же ещё можно с ним сделать за то, что он залез на
   их территорию?"
   Cначала

   – Память не стирается! – доказывал он мне уже целую неделю.
   – Я твоё любопытство понимаю, но участвовать в твоём психопатическом
   эксперименте категорически отказываюсь! – отбивался я. – Мы уже переросли
   тот возраст!
   – Но надо же попробовать и узнать! А вдруг это действительно реально!
   – Ты – сумасшедший! Лучше оставь эту идею!
   Прошла ещё неделя, а он продолжал меня досаждать своей просьбой. Он
   звонил на мобильник, на рабочий, на домашний, а сегодня даже пришёл в конце
   рабочего дня и ждал меня у моей машины! И я сдался.
   Всё решено было проделать утром следующего дня у него на холостяцкой
   квартире. Естественно он готовился к этому!
   – Я тебе скажу честно, что я переживаю, – начал я, только у него дома полностью
   осознав, что уже не смогу забрать своё согласие обратно. – Мы дружим с тобой
   со школы. Игры играми, но в этот раз что–то меня тормозит.
   – Но разве тебе не интересно?
   – Я же говорю, что зря всё это, а ты меня не слушаешь.
   – Давай начнём, – абсолютно отрешившись от моего волнения, подытожил он.
   – Ладно, – кивнул я.
   Он усадил меня в одно из двух кресел, а сам сел напротив, начав объяснять:
   – Если спросить себя, что ты делал, например, 1 декабря 1999 года, ты не
   сможешь ответить. Но это не значит, что в тот день ты ничего не делал.
   Правильно? И этот день не был пустым, он был наполнен твоей деятельностью.
   Но вот сегодня он ощущается пустым, потому что мы не помним. Аналогичным
   образом сегодня покажется пустым завтра. Через пять лет от сегодня не
   останется и следа. Согласен?
   – Да, – ответил я, – и это естественно, сегодня ведь 2011 год.
   – Вот видишь, ты и сам это понимаешь. Человеку возможно заглянуть в своё
   прошлое. Я случайно наткнулся на технику, направленную на то, чтобы
   вернуться назад в этой жизни. Например, в своё детство. Сейчас для начала мы
   отправимся в 1 декабря 1999 года…
   – Послушай, столько ведь снято фильмов и выдумано историй о путешествиях
   во времени и ты ещё в это веришь?
   Он промолчал, а я продолжал:
   – Это только в кино реально странствовать туда и обратно. Даже если
   теоретически допустить это, то я уверен, что без отрицательных последствий
   для путешественника не обойдётся.
   – Не торопись и не волнуйся ты так. Тело должно быть расслаблено, дыхание
   расслаблено, ум спокоен. Пусть у тебя в мыслях будет только одно: «Что
   происходило 1 декабря 1999 года?». На этом сфокусируйся. Мы узрим 1 декабря
   гораздо более подробно, чем видели фактически в тот самый день, потому что в
   тот день мы не были настолько осознанными. Это эксперимент с регрессией в
   эту жизнь. Ты принёс снотворное?
   – Принёс, – ответил я, достав из кармана флакончик с надписью «…ол». Этого
   «добра» на своей работе я всегда мог взять сколько угодно. – Знаешь, у меня
   абсолютно нет никакого желания ни травиться, ни спать.
   Он, не вставая, подкатил между нашими креслами заранее подготовленный
   небольшой сервировочный столик на колёсиках, на котором находились стакан с
   водой, будильник, коробок спичек и старый, но целый отрывной календарь 1999
   года. В центре столика стояла чистая хрустальная пепельница, а на её дне
   лежало круглое зеркальце, в котором отражался кусочек сегодняшнего ясного
   утра.
   – Давай по паре таблеток выпьем сразу, до начала у нас будет минут двадцать
   пять.
   Хоть этот препарат является сильнодействующим, но такой дозы было
   достаточно лишь для того, чтобы крепко уснуть, не более. И я дал ему две
   таблетки. Он запил их одним большим глотком воды и обратился ко мне:
   – Давай сам тоже пей, всё должно быть одновременно.
   Я выпил и посмотрел на свои электронные наручные часы. Было 09:17.
   Прошла минута.
   – Дальше что? – уже спокойно спросил я, откинувшись на спинку кресла.
   Видимо это первая волна снотворного нежно коснулась моего сознания.
   – Человек, который приобретает способность вспоминать, сможет полностью
   пробудить воспоминания о любом своём дне, – продолжил свои объяснения он, и
   я заметил, что он в это мгновение тоже почувствовал начинающийся эффект
   лекарства. – Память начинает полностью оживать…
   – Об экспериментах с осознанным сновидением я слышал давно, – продолжил я
   тему. – Это не ново. Иногда во сне мне удаётся осознать то, что я сплю. Я даже
   летал во сне, выбирая направление полёта, но это не оживление памяти.
   В разговоре мягко и незаметно наступила пауза, мы оба над чем–то
   задумались. Я посмотрел на часы.
   – Сколько прошло? – спросил он. – Минут пять?
   Я не ответил, давая ему понять, что жду от него дальнейших разъяснений. И
   он опять заговорил:
   – Когда ты входишь в прошлую жизнь, первым всплывает воспоминание о
   последнем событии, происшедшем в этой жизни. Помни, что это вызовет
   некоторые трудности и будет иметь очень мало смысла. Это будет похоже на
   фильм, который просматривается в обратную сторону, или книгу, написанную
   задом наперёд, – мы можем даже вначале почувствовать растерянность.
   Первое вхождение в прошлое вызовет некоторое замешательство, потому что
   последовательность событий будет обратной. В обратном порядке очень трудно
   сразу сообразить что к чему.
   – Вопрос не только в том, как мы войдём в тот мир, но и как мы его покинем?
   – Надеюсь, ты не забыл своё фото? – спросил он, медленно доставая из своего
   нагрудного кармана рубашки свою цветную фотографию.
   Я протянул ему своё фото, сделанное мной около года назад для какого–то
   документа. Он смял наши обе фотографии в маленький комок и после обернул
   их тут же им вырванным листочком календаря с датой 1 декабря.
   – Сколько уже прошло времени? – улыбнувшись мне, поинтересовался он,
   заводя будильник.
   – Уже… 09:29…
   Волны снотворного ещё сильнее накатились на нас. Я заметил как его веки
   стали тяжёлыми, зрачки медленно поплыли. Сон был неизбежен.
   Он поджёг фотографии с листком календаря и аккуратно уложил их на
   поверхность зеркальца на дне пепельницы. Пламя интересно засияло и тихо
   погасло, через минуту оставив только пепел.
   – И это всё?
   – Да, – сказал он, – закрывая глаза. – Когда услышим сквозь сон звонок
   будильника всё и начнётся. Расслабься и засыпай.
   – Так просто?..
   – Ну, там ещё некоторые математические подсчёты с датами, надо точно попасть
   в коридор…
   – В коридор? – не надеясь уже услышать ответ, ещё успел спросить я и уснул.
   Мне снилась притча, которую я когда-то слышал. Притчу о том, как один
   человек пришел к монаху и сказал:
   – Я был бы очень признателен, если бы ты принял меня в ученики.
   Монах отказался. Человек спросил о причине отказа.
   – В прошлой жизни у меня были ученики, которые впоследствии превратились
   во врагов, – ответил монах. – Я теперь все это увидел и знаю, что принимать
   учеников – значит принимать врагов, а заводить друзей – значит сеять семена для
   вражды. Теперь я не хочу никаких врагов, поэтому не завожу друзей. Я узнал,
   что быть одному достаточно. Приближать кого-то к себе означает отталкивать
   этого человека от себя.
   Тут зазвенел будильник…
   В моей руке была спортивная сумка «ADIDAS». Да, моя любимая, красная
   сумка! Я шёл сквозь с неба падающий на меня снег по направлению к нашей
   спортивной площадке, расположенной недалеко от набережной.
   Стоп! Я окаменел. Получилось?.. Не может быть… Так просто? Нет, нет, я
   же просто сплю. Я только что уснул, выпив две таблетки «…ола»! И только…
   Я осмотрелся по сторонам. Люди, машины и снег. Я вытянул руку перед
   собой. На моей тёплой ладони таяли упавшие снежинки. Это настоящий снег. . Я
   поднял глаза к небу. Оно тоже было абсолютно обычным. Никаких намёков на
   нереальность…
   Куда я шёл? Играть в футбол! Да, мы с друзьями любим резаться в зимний
   футбол на снегу. Скорее туда! Он обязательно там! Он всегда приходит раньше
   всех. Я побежал, ясно осознавая и чувствуя, что я бегу. Я физически себя
   прекрасно ощущаю. Чёрт побери, я действительно не сплю! Это же
   невозможно!
   Подбежав к футбольному полю, я увидел его. Слава Богу! Он один, стоя
   спиной ко мне, пинает мяч по пустым воротам. Я уже счастлив! Не сбавляя
   скорости, я на бегу с расстояния метров семи со всей силы точно метнул свою
   сумку ему в спину и закричал:
   – Я убью тебя, придурок!
   От неожиданного удара сумки, пришедшегося ему в область поясницы, и
   моего возмущения он поспешил увильнуть от меня в сторону, но я зацепил его
   своими пальцами и резко повалил на снег.
   – Ты что, ты что?! – завопил он.
   – Что? Это ты что, экспериментатор долбанный!
   – Не понял! – продолжал кричать он. – Да, отпусти ты меня! Ты что потерялся?
   – А ты не потерялся?!
   – Да, я тебя даже не видел, а ты накинулся на меня! Ты в своём уме!
   Мои руки ослабли, я уселся на снег, дав ему подняться. Его лицо выражало
   полное непонимание моего гнева. Он, отряхиваясь от снега, сказал:
   – Ты вон себе щёку обо что-то поцарапал.
   Я вытер лицо ладонью. Кровь… Самая настоящая кровь!
   – Мы что на самом деле сейчас в 1999 году? – спросил я его, чувствуя, как меня
   стало от волнения немного потряхивать изнутри.
   – Да… Ты в порядке? – настороженно поинтересовался он.
   – В порядке?
   Он недоверчиво промолчал.
   – Подожди, подожди, – стараясь не паниковать и держать себя в руках, ответил я.
   – Ты помнишь как мы только что переместились сюда из 2011 года?
   – Ты меня пугаешь…
   – Да, подожди ты! Как это я тебя пугаю! Мы только что с тобой в твоей квартире
   выпили по две таблетки «…ола» и ты сжёг наши с тобой фотографии!
   – Какие ещё фотографии?
   – Ну, наши с тобой фотографии!
   – Ты что заболел или это тупой розыгрыш?
   – Охренеть… Ты ещё говорил, что можно вернуться в прошлое…
   – Нет, ты что видик насмотрелся?
   – Да какой видик?!
   Мой рассказ о нашем с ним эксперименте прервали друзья, пришедшие
   играть в футбол.
   – Ты бы лучше отдохнул, – посоветовал он мне и оставил меня, торопясь
   переключиться с моего бреда на начавшуюся игру.
   Я молча просидел на скамейке пару часов, наблюдая за летающим по полю
   мячом и бегающими передо мной игроками. Я старался очнуться, но мне так и
   не удалось оборвать этот кошмарный сон.
   Прошла неделя, а я продолжал досаждать его своими допросами. Он стал
   избегать меня. Я звонил ему на домашний телефон, но он перестал мне отвечать
   даже после моих сообщений на автоответчик. А сегодня я даже пришёл в конце
   учебного дня к нему на кафедру университета и ждал его у машины. Когда он
   нехотя подошёл ко мне, я спросил его:
   – Хорошо, но ты помнишь, что ты ещё говорил мне о каких–то математических
   подсчётах с датами и о том, что надо точно попасть в какой-то коридор?
   Помнишь?
   Он, не ответив мне, поспешно захлопнул дверь своего автомобиля и быстро
   уехал прочь, оставив меня одного.
   7 декабря 1999 года…
   Я всегда иду домой
   Первое что увидел я перед собой – это бездонные ярко синие глаза,
   внимательно разглядывающие меня с радостью и восхищением. Фантастически
   мощная сила Любви была в этом её, так хорошо знакомом мне, взгляде…
   Она улыбалась мне как всегда, будто мы никогда с ней и не расставались.
   Будто я никогда не видел слёз на этих её самых-самых красивых в мире глазах.
   Будто бы я никогда в жизни не видел в них тревоги и беспокойства. Будто бы я
   никогда не обижал её…
   Сколько же раз я просил у неё прощения и обещал не расстраивать её даже
   по пустякам! А она опять всё мне прощала и продолжала меня любить как
   всегда. Я вспомнил, как в тот последний раз я не успел сказать ей самого-самого
   важного и потом, уже не в силах что-то изменить, я всегда жалел об этом,
   проклиная и ненавидя себя.
   Пожалуйста, дай мне скорее сказать тебе всё! Не будем откладывать на
   потом! Сейчас! Хотя бы одно слово! Самое-самое лучшее на всей земле слово!
   Но вдруг чьи-то невероятно огромные ладони подхватили меня под спину и
   легко подняли вверх, вырвав из твоих нежных объятий! Руки акушерки, быстро
   обернув моё тело в ткань, куда-то понесли меня, но я успел изо всех моих сил
   крикнуть тебе:
   – Мама!!!

   P.S. Я знаю, что очень скоро забуду об этом, но куда бы я ни шёл, в конце
   каждой жизни я прихожу домой…
   22.11.
   Помогите ребёнку
   – Люси, да кому нужны чужие дети? – смеялся над наивностью собственной
   супруги Фредди. – Я же ему это говорил! Так нет, он же идиот, ещё будет
   вспоминать меня, своего старшего брата! Да локотки не укусишь!
   – Фредди, ну вот зачем ты так о нём, он же твой брат и он тебя любит, – пыталась
   уразуметь строптивого мужа Люси, держащая в этот момент на руках их второго
   восьмимесячного ребёнка. Розовый грудной Альфред, не поворачивая головку,
   внимательно вслушивался в немецкую речь родителей.
   Фредди подошёл к Люси, и быстро забрав розового Альфреда себе на руки,
   продолжил аргументировать своё категорическое несогласие с решением своего
   младшего брата Клауса:
   – Даже если у них с этой вертихвосткой большая индийская любовь
   необязательно жениться на ней с её девятилетним недоноском! Что мало вокруг
   хорошеньких молодых девок?
   – Фредди, Фредди, ну как ты можешь так говорить? – недоумевала Люси и
   силой забрала обратно розового Альфреда, который стал краснеть от полемики
   родителей.
   – При чём здесь её несчастный мальчик, в жизни не видевший своего отца!
   Разве ребёнок виноват?
   – А я что его винил? Я за нашего идиота Клауса беспокоюсь, он просто
   свихнулся! Тут со своими двумя еле нервов хватает! Этот, – Фредди ткнул
   указательным пальцем в лоб красному Адльфреду так, что тот, наконец-таки
   заорал, – пока ещё не научился говорить, зато кричит, как баба круглосуточно!
   – Да ты же сам его трогаешь! – возмутилась Люси, начав качать на руках
   вопящего Альфреда. – Ребёнок сидел молча! Ты сам за собой следи! Всем уже
   надавал своих советов!
   – Старший хоть не орал так, как этот! Когда он там вернётся со своего хоккея?
   Вечно задерживается с дружками! Надо было мне за ним ехать! – не
   успокаивался Фредди, ему нужно было выораться, а ещё лучше, если и заодно
   передразнить жену. – Генри, Генри, у тебя есть деньги на Колу? Тьфу! Пацану
   уже четырнадцать, а ты ему всё задницу вытираешь! Может, ты ему грудного
   молока вместо Альфреда дашь? Тьфу!
   Люси не стерпела, слёзы полились по щекам. Её материнская любовь к
   Генри действительно была необыкновенно большой. Да, он еле выжил во время
   родов, потом они около трёх лет лечили мальчика от тяжёлых последствий
   родовой травмы, затем постоянные простудные заболевания, которые
   практически всегда протекали с осложнениями. В семь лет перелом бедра при
   падении на велосипеде, в одиннадцать Генри тонул в реке. Только к
   четырнадцати Генри почти отошёл от преследовавших его напастей. Он уже два
   года играл в основном составе юношеской сборной школы! У него, как сказал
   Люси тренер, очень хорошие данные, он будет классным нападающим!
   – Почему? – выговорила, заливаясь соплями Люси, прижавшая к себе
   всхлипывающего ей в такт маленького Альфреда.
   – Что? – не расслышал Фредди.
   – Почему ты не любишь детей?
   – Кого?
   – Генри… и Альфреда… и сына вертихвостки…
   – Ах вот что! – крикнул Фредди ещё громче. – Это я, оказывается, их не люблю?
   Да от моей правды и криков в сто раз больше пользы, чем от твоих крокодильих
   слёз! Не делай из них уродов!
   – Уродов?.. – Люси рыдала так, что багрового цвета Альфред уже, глядя на мать,
   ревел без голоса, он как рыба только открывал рот.
   В этот момент в дверь дома неожиданно позвонили, прервав очередное
   нападение Фредди на Люси. Он, про себя, выругался и раздражённо пошёл
   открывать дверь:
   – Кого там ещё черти принесли?
   На пороге перед ним стояла несчастная парочка бездомных
   несовершеннолетних детей, мальчик и девочка. У мальчишки в руке была
   табличка «Помогите ребёнку».
   Фредди сразу решил, что он был немой. Девочка была чуть старше. Она,
   хлопая ресницами, обратилась к хозяину дома на ломанных полунемецком и
   полуфранцузском языках:
   – Процтитэ, ми хотэт еда, процтитэ… Кущат…
   Что есть силы Фредди, со всего маху хлопнул входной дверью перед носами
   детей так, что Люси с Алфредом на руках показалось, что пришедшие за
   милостыней бедняжки отлетели от удара на противоположную сторону улицы и
   расшиблись насмерть.
   – Спасу от них нет! – хладнокровно прорычал Фредди, глядя на перепуганную
   его гневом Люси. – Вот и я говорю Клаусу, зачем тебе чужой ребёнок?
   Люси знала, что Фредди мог бесконечно продолжать монолог, но… снова
   внезапно раздался звонок в дверь. Люси и восьмимесячный Альфред, сидящий у
   матери на руках опять напряглись…
   – Тьфу! – Фредди плюнул на пол и в ярости пошёл навстречу бездомной ребятне.
   Он резко распахнул дверь, готовый как пёс сорваться на непонятливую девчонку,
   но перед ним стоял крепко сложенный полицейский, сразу же заметивший
   удивление и на глазах меняющуюся физиономию Фредди.
   – Фредди Хофман?
   – Да…
   – Я сегодня работаю в вашем районе. Меня зовут Леон Шульц. Разрешите
   пройти в дом?
   – Да, конечно, – жестом руки Фредди пригласил полицейского в дом, а сам в уме
   проклинал бездомную парочку подростков.
   Фредди увидел, что полицейский сразу обратил внимание на зарёванное
   лицо матери с грудным ребёнком на руках.
   Блюститель порядка медлил с объяснениями своего визита. Фредди
   волновался и, глядя то на Люси с Альфредом, то на подтянутого крепыша
   Шульца решил сам всё объяснить полицейскому и начал:
   – Помощь детям – это святое. Как можно не помочь ребёнку? Люси, закусив
   нижнюю губу, наблюдала за своим мужем, покачивая перед собой Альфреда.
   – Да… – согласился тот, медленно снимая с головы фуражку и опуская вниз
   глаза.
   – Я ведь сейчас уже шёл к двери, в тот самый момент, как Вы позвонили, -
   продолжал оправдываться Фредди. – Вы опередили меня на мгновение, я хотел
   им …
   – Да, я понимаю Вас, – не поднимая на Фредди взгляд, согласился Шульц. – Вот
   так вот…
   – Простите, если что не так, Вы же видите, что мы несколько растерянны
   сейчас, – Фредди, видя суровый нрав немногословного полицейского, решил
   взять себе в помощь заплаканную жену с младенцем на руках.
   – Да, понимаю, – ответил полицейский. – Двое детей, они…
   – Да, да, – с горечью в голосе согласился с ним Фредди, полностью признав свою
   ошибку и многозначительно кивая Шульцу головой, перед смотрящими на него
   Люси и Альфредом. – Извините, прошу, извините…
   – Да что Вы… – ответил вежливо полицейский, приняв извинения Фредди и
   медленно выходя из дома и, кланяясь Люси с Альфредом на руках. – Это вы
   меня…
   Выйдя за порог, Шульц обернулся лицом к Фредди, сочувственно вздохнул,
   неторопливо надел фуражку, и не глядя в глаза, сказал:
   – Вы через час уже можете приехать в морг на опознание сына, а завтра сможете
   забрать его для похорон. Мы в кратчайшие сроки постараемся установить
   личности не только виновных в его смерти, но и тех, кто мог, но не оказал так
   необходимую вашему Генри помощь.
   Возьмите паузу!
   Стоя на перекрёстке вместе с другими пешеходами и нетерпеливо дожидаясь
   зелёного сигнала светофора, тридцатидвухлетний сотрудник крупнейшей
   американской автомобильной корпорации «General Motors» Стив Коллинз,
   спешивший скорее закончить сегодняшние дела, поднял взгляд и, посмотрев
   вверх на идущий от него самого воображаемый им огненный луч, замер. Ему
   показалось, что он, осветив тьму, заметил в небе встревоженных им парящих
   над городом никому невидимых Душ. Стив подумал, что вечно живущие Там
   наблюдают круглосуточно за неминуемо умирающими здесь. Их интерес
   неиссякаемый и неподдельный. И не только потому, что теперь, зная будущее
   каждого им знакомого живого человека, они могут играючи делать ставки на все
   поступки людей, а ещё потому, что каждому из них, наверное, хочется вернуться
   сюда и прожить заново эту, как считалось, грёбанную жизнь, но уже никогда не
   совершая ошибок и быстро достигнув ранее казавшегося невозможным…
   Наличие звёзд в вечернем небе продолжило бесконечный полёт мыслей
   Стива так, что у него закружилась голова, и он был вынужден опустить взгляд,
   посмотрев на полосатую «зебру» под ногами. В этот момент в наушниках
   неторопливо заиграл Bill Callahan, и так захотелось вытянуть руки вверх,
   медленно и сладко потянуться, а потом легко и красиво улететь отсюда под
   музыку, как это сделал Киану Ривз в финальной сцене первой «Матрицы».
   Тут для пешеходов загорелся зелёный и Стив, быстро шагнув на проезжую
   часть, ускорил шаг. Он вспомнил, что когда-то не стал лётчиком и так не
   осуществил свою детскую мечту, о том, как он с неохотой учился и проваливал
   экзамены на юридическом, как его любимая девушка выбрала себе в мужья
   другого лишь за то, что Стив «не мог позволить себе покупку наручных часов за
   30 тысяч долларов»…
   А потом ему в голову неожиданно пришла мысль сейчас же пойти домой и
   поиграть в компьютерную игру Air Guardians – боевой аркадный авиасимулятор,
   действия которого разворачиваются в далеком будущем. Мировое правительство
   пытается полностью распространить свою власть, поэтому военно-воздушные
   силы призваны бороться с ним!
   – Отлично! – произнёс вслух Стив, плюнув на всё, и быстро развернулся на 180
   градусов.
   Его дом был в другой стороне, и он резко пошёл обратно против течения
   идущих вместе с ним людей в ту секунду, когда из-за угла магазина «American
   Eagle» вывернул и стремительно помчался им на встречу мотоциклист,
   надеющийся проскочить рядом с последними переходящими по "зебре" людьми.
   Неожиданный разворот Стива застал врасплох лихача и он, чудом сумев уйти от
   столкновения с пешеходом, только вскользь задел его рукояткой руля. Мотоцикл
   завилял и на всей скорости вместе со своим наездником влетел в витрину кафе.
   Звон разбитого стекла испугал прохожих. Некоторые из них застыли на месте,
   кто-то подбежал посмотреть поближе, но абсолютно никто не обратил внимания
   на упавшего на краю пешеходного перехода молодого человека. Стив Коллинз
   лежал на спине, цвет его одежды менялся при свете мигающего в сумерках
   светофора. Он ударился о бордюр головой и вытекающая изо рта и прижатого к
   земле уха кровь, медленно подталкиваемая изнутри только что угасшими
   ударами сердца, свидетельствовала о переломе основания черепа и мгновенной
   смерти парня.
   Стив лежал и думал о случившемся. Странно, но он совершенно не
   чувствовал никакой боли. Такое было впечатление, что он цел и ничуть не
   пострадал. Единственное – немного болело ухо, из которого текла кровь. Будто
   он его отлежал. И, безусловно, как и любого бы человека, его шокировала
   собственная внезапная трагическая смерть, о которой он сейчас размышлял.
   Если точнее сказать, то даже не размышлял, а формулировал своё резюме. И оно
   получилось довольно-таки простым: всегда всё упирается во Время.
   Вдруг зазвенел будильник на мобильном и Стив открыл глаза, очнувшись от
   ужасного сна. Не выключая повторяющийся сигнал, до смерти напуганный
   молодой человек ещё долго лежал в постели, не вставая и глядя в тяжело
   нависший над ним белый потолок, который казалось ему, вот-вот сорвётся и
   рухнет вниз, лишь только Стив попробует шевельнуться…
   Через час тридцатидвухлетний сотрудник крупнейшей американской
   автомобильной корпорации «General Motors», отзвонившись на работу и
   выключив телефон, уже вовсю играл в Air Guardians, жадно хрустя чипсами и
   заливая их, с детства обожаемой, шипящей фантой. Мировое правительство
   пытается полностью распространить свою власть, поэтому военно-воздушные
   силы призваны бороться с ним!
   Подзорная труба
   Из всех полученных на день рождения подарков Карлу больше всего
   пришлась по душе подзорная труба. Отец давно знал желание сына и был не
   менее счастлив, чем сам Карл. Именинник сразу же, взяв трубу в руки, объявил
   себя морским волком, внимательно изучающим линию горизонта и криком
   подающим приказ своей пиратской команде следовать выбранным курсом.
   Мощный тяжёлый металлический корпус трубы с гравировкой «CLAUDE OS,
   APERI OCULOS» еле умещался в мальчишечьих ладонях. Для Карла это была
   не просто солидная вещь. Труба постепенно приобрела в жизни ребёнка
   невероятное значение.
   Поначалу возрастающий интерес Карла к подзорной трубе естественно
   радовал родителей, его увлечение разглядывать по–новому окружающий мир
   веселило их. Однако спустя некоторое время мальчик стал замыкаться в себе, он
   стал искать уединения и практически не расставался со своей подзорной трубой.
   Карл на всё стал смотреть только через её окуляр. Даже когда с ним кто–то
   начинал говорить, он поднимал перед собеседником подзорную трубу, будто
   большущее ружьё, и наводил на человека огромный объектив.
   Появившаяся настороженность родителей была замечена Карлом, и он стал
   ещё более закрытым. И мать, и отец поочерёдно пытались поговорить с сыном и
   выяснить у него причину его скрытности, но тщетно. На вопросы родителей сын
   отвечал молчанием. Тогда было принято решение проследить за ребёнком.
   Карл, глядя в трубу часами, молчал. Только иногда что–то шёпотом бубня
   себе под нос, он периодически глубоко вздыхал. Карл разглядывал всё подряд.
   Нельзя было установить, что какие–то определённые объекты вызывают у
   мальчика повышенный интерес, нет. Он смотрел и на проплывающие по небу
   облака, и на проходящих мимо окон прохожих, и на предметы, находящиеся в
   комнате. Карл, сидя в кресле, даже пытался смотреть телевизор через подзорную
   трубу! Тут и лопнуло терпение матери.
   – Карлуша, отдай её мне! Ты же себе испортишь зрение, – воскликнула она. – В
   конце концов, хватит смотреть в эту чёртову трубу!
   На что Карл только ответил тем, что просто повернул объектив на мать и,
   поймав им её изображение, покачал трубой из стороны в сторону. К сыну
   подошёл отец и настойчиво сказал:
   – Ну, вот для чего ты ещё ей всегда покачиваешь, Карл? Дай мне её, пожалуйста.
   – Зачем? – насторожился Карл, пряча трубу за спину.
   – Я тоже хочу в неё посмотреть.
   Карл знал, что при такой интонации отца с ним лучше не шутить и нехотя
   протянул ему свою самую дорогую игрушку. Отец посмотрел в окуляр на свою
   жену и, не заметив чего необычного, ещё более серьёзно задумался над
   поведением сына.
   Он перевернул подзорную трубу наоборот и посмотрел на своё отражение в
   стекле объектива. Ничего странного. Отец отдал обратно Карлу его подарок и
   сказал:
   – Часто ею пользоваться вредно, тем более смотреть в телевизор. Кстати, ты на
   завтра выучил уроки?
   Карл взял из отцовских рук трубу, встал с кресла и молча пошёл в свою
   комнату.
   – Ненормально всё это, – сказала мать, как только Карл оставил родителей
   наедине. – Я завтра отведу его на консультацию к врачам. И к окулисту, и к
   психиатру!
   – Не преувеличивай, наиграется и забросит он эту трубу. Так все дети себя ведут.
   Просто подарок понравился и всё.
   На следующий день, выслушав жалобы матери и внимательно осмотрев
   Карла оба врача не нашли в здоровье ребёнка никаких отклонений. Однако
   выслушав историю психиатра о мальчике, который часто смотрел в бинокль и
   от этого попал несколько лет назад в больницу, Карл насторожился и сам
   поинтересовался у доктора:
   – А он Вам сказал, что он видел через бинокль?
   – Сказал, – ответил психиатр, – а ты мне скажешь?
   Карл чуть замешкался, но твёрдо ответил:
   – Да ничего, просто близко всё вижу.
   – Ну, хорошо, если так, – сказал врач, – захочешь поговорить – приходи.
   – Ладно, – принял приглашение Карл, и они с мамой ушли домой.
   Но через пару недель Карл сам попросил свою мать снова отвести его к
   тому врачу, который рассказал про мальчика с биноклем.
   – Хочешь поговорить? – начал доктор.
   Мать, не дождавшись ответа сына, сообщила, что за это время Карл плохо
   спал, его стали мучить какие–то ведения, пропал аппетит, и он совершенно
   перестал учиться. Карл слушал жалобы матери и раздражённо молчал, сжав
   кулаки. Доктор, сразу же заметив изменения в поведении мальчика, ещё раз
   аккуратно обратился к нему:
   – Так что же ты мне хотел рассказать, Карл?
   – Ничего я не хотел, – отрезал тот.
   – Ну, ты же сам вчера просил меня сюда прийти, Карлуша? – взволновано
   настаивала мать.
   – Пусть она выйдет, – неожиданно попросил Карл врача.
   – Хорошо, – согласился, подмигивая матери Карла врач, – подождите пока в
   коридоре.
   Женщина была в растерянности, но повиновалась просьбе сына.
   – Слушаю тебя, Карл.
   – Если бы они не забрали у меня мою подзорную трубу, то всё было бы
   нормально!
   – Кто они?
   – Родители! Они продали её, сами не зная кому по объявлению через газету, а
   теперь уже не найдут кому. Да!
   – Так мы сейчас попросим твою маму, и она купит тебе новую подзорную трубу.
   – Нет, та была непростая.
   – А какая?
   – Если ей покачать из стороны в сторону, то всё становится хорошо видно.
   – Ай–яй–яй, – сожалея, покачал головой врач. – И что ты без неё никак не
   можешь?
   – Теперь не могу.
   – Почему?
   – Да потому что без неё всё по-ненастоящему.
   – То есть, и я тоже ненастоящий?
   – И Вы, и я, и мама…
   – Хм… А какое оно настоящее?
   – Это нельзя рассказать, это видеть надо.
   – А ты, Карл, попытайся хотя бы мне объяснить.
   Карл зажмурил глаза и, представляя увиденное им ранее в подзорную трубу,
   расплылся в широкой улыбке. Врач, глядя на него, тоже заулыбался, пытаясь
   представить то, что сейчас видит мальчик. Карл, не открывая глаз, тихо
   зашептал себе под нос, будто он боялся спугнуть своё зыбкое детское счастье:
   – Там видна цепочка из разных цветов… в этой цепочке точки…
   – Какие точки? – осторожно спросил врач.
   – Ну, это мы с вами, мама с папой, прохожие всякие… И дети там, и взрослые,
   кошки есть тоже, все, все, все… Понимаете?
   – Да, понимаю…
   Карл будто вспомнив что-то, резко открыл глаза и, увидев перед собой
   доброе лицо доктора, зарыдал:
   – Вот как я теперь жить буду? Как?
   – Не расстраивайся, я выпишу тебе витаминки, которые помогут тебе
   успокоится. Со временем у тебя всё наладится. Время всё и всех лечит.
   – Я не хочу как все!
   – Но ведь главное, что ты уже в свои десять лет знаешь как это по–настоящему,
   Карл.
   И ты уже это никогда не забудешь.
   И действительно Карл так и не смог забыть, то, что он видел в свои десять
   лет через свою подзорную трубу. В детстве ему не помогли, выписанные
   доктором витаминки, в юности ему не помог алкоголь, а в тридцать лет
   наркотики убили Карла.
   Р.S. Я слышал, что в интернете несколько лет назад всплывало объявление о
   продаже подзорной трубы с гравировкой «CLAUDE OS, APERI OCULOS».

   Не прощайся или основано
   на реальных событиях

   Я не видел его уже около лет четырёх с того дня, как мы его похоронили.
   Умер он скоропостижно и, как сказали родственники, без особых мук. Меня за
   несколько дней до своей кончины он просил помочь в постановке диагноза
   неожиданно свалившегося на него непонятного заболевания, но в то утро, в
   которое мы с ним договорились встретиться, он до моего приезда умер после
   бессонной ночи – лёг спать и уже не проснулся. Причину смерти
   патологоанатом, тоже наш друг, так и не установил. Сказал, что хоть убейте
   меня, но ничего не вижу. А через месяца два разговоры на эту тему постепенно
   затихли. Да, и какая уже была разница?
   Он снился мне несколько раз, весёлый такой, в кожаном пиджаке. Говорил,
   что там ему теперь по-настоящему спокойно, что нет никакой суеты и, что он
   также работает при кинотеатре художником и пишет афиши к фильмам. Я во сне
   удивлялся этому, но на мой вопрос как это возможно он только засмеялся и,
   выталкивая в спину, сказал, чтобы я уходил и не мешался. Потом ещё снился, не
   помню уже точно как там и что, но всё время, как живой.
   И вот сегодня утром паркуюсь у работы и вижу через лобовое стекло его.
   Стоит метрах в ста до машины и, подняв руку ладонью вверх, меня
   приветствует…
   Я подумал, что сплю, но нет… всё по-настоящему. Захлопываю дверь,
   ставлю машину на сигнализацию и нерешительно иду ему навстречу, надеясь,
   что эта галлюцинация непременно сейчас исчезнет. Подхожу, он стоит,
   улыбается. Как – то небрежно одет, волосы отпустил и на голой шее завязан
   нелепый галстук. Я не верю до сих пор, что это он, а он тянет руку, и мы
   совершаем рукопожатие. Тут я и понял, что это точно он…
   Рука холодная, неживая…
   Он понял, что я это ощутил и тут же заговорил со мной.
   – Ну, как ты? – спрашивает.
   – Как я? – переспрашиваю не своим, как мне показалось, голосом.
   – Давай отойдём, поговорим? Дело есть…
   – Подожди, ты сейчас переворачиваешь все существующие представления, -
   возмутился я, – и законы о реальном мире, не говоря уже о том, что у меня
   сейчас «рухнет крыша»! Как это возможно?
   – Да, это ерунда, я тебе объясню, только так уж сильно не будоражься. Тебе ещё
   жить надо, а у меня всего шесть минут осталось.
   – До чего?
   – Обратно надо.
   – Туда?…
   – Конечно, туда, а куда же ещё!
   Я был под таким сильнейшим впечатлением от происходящего, что бросил
   свои усилия проанализировать это всё и осознать, и в тот момент, когда он взял
   меня под руку и, медленно отводил по аллее в сторону под жёлтую листву
   огромного старого каштана, продолжал его слушать, не отрывая взгляд с его
   тёмно-карих глаз. Они были живыми…
   Он продолжал:
   – Нужна твоя поддержка…
   Я только моргнул ему в ответ обоими глазами.
   – Хорошо. Я знал, что ты всегда, в отличие от других, был мне настоящим
   другом.
   Дело вот в чём…
   Тут он и сам распереживался и рывком ослабил на голой шее свой нелепый
   галстук.
   – Понимаешь, моя жена и дети совсем обо мне забыли…
   – Как это забыли? – удивился я.
   – Ну, мало того, что могилу мою совершенно забросили, так ещё и не
   вспоминают вовсе. Ни на день смерти, ни на день рождения… Мы живём, пока
   нас помнят, и так не хочется пропадать…
   Я молчал и продолжал следить за его живыми зрачками.
   – Нет, – вздохнул он, – я понимаю, что уже прошло столько времени, у неё новый
   муж, у детей уже свои дети, но всё же…
   Он не выдержал, расчувствовался, завздыхал, и вдруг на его глазах
   появились слёзы… Они тихо сорвались с ресниц и стремительно прокатились по
   щекам до подбородка… Я видел, как они сорвались вниз и, по-настоящему,
   полетели к земле.
   У меня не было слов. Однако что-то нужно было сказать:
   – Ты хочешь, чтобы я встретился и поговорил с ними?
   – Нет, нет, ни в коем случае… я бы сам мог …
   Я сделал паузу и дал ему успокоиться. Он поспешно вытер слёзы и, взяв
   себя в руки, сказал:
   – Мало времени нам даётся на такие встречи и мне осталась уже пара минут. Я
   хлопотал, чтобы нам с тобой разрешили увидеться для того, чтобы просить тебя
   написать об этом в каком-нибудь своём рассказе, пусть и небольшом.
   Напишешь?
   – Напишу…
   – Спасибо тебе… Спасибо…
   Честно, я хотел спросить в тот момент, зачем ему нужно это, но не стал, боясь
   обидеть его.
   Он улыбнулся мне и снова пожал мне руку своей холодной рукой:
   – Мне пора… спасибо ещё раз…
   Он отвернулся от меня и побрёл вглубь осенней аллеи. Понимая, что он вот-
   вот сейчас исчезнет или растворится в воздухе, я крикнул ему:
   – Ты же мне обещал объяснить, как же это возможно?
   Он обернулся и, сверху вниз махнув рукой произнёс:
   – Всё возможно… В следующий раз расскажу…
   Через мгновение его силуэт исчез.
   2 сентября 2012 года
   Голодные волки

   I
   Какие только мысли не лезут в голову человеку, когда он вечером остаётся один.
   Особенно, если этот человек женщина.
   Несси с тревогой наблюдала за ходом минутной стрелки огромных старинных
   немецких механических часов, ожидая очередной бой звукового сигнала. Их
   привычный внешний вид в виде сказочного домика, украшенного листьями,
   шишками и прочими декоративными элементами, сейчас почему-то казался
   хозяйке несколько необычным. За одну минуту до того как часы должны были
   пробить одиннадцать часов ночи Несси поняла, что этот сказочный домик
   напоминает её загородное имение, в котором она сейчас находилась одна. Глядя
   на зависшую в ожидании минутную стрелку на чёрном в золоте циферблате,
   Несси стала отсчитать вслух оставшиеся в последней минуте секунды:
   пятьдесят восемь, пятьдесят девять…
   На весь дом раздался удар гонга, и из распахнувшейся дверцы часов выскочила,
   с раннего детства знакомая Несси, фигурка цветного скомороха. Он посмотрел
   на Несси, которая смотрела на него и тут же исчез обратно, как всегда оставив
   Несси одну ещё на один час. В это время дождливая осенняя ночь сужала свои
   круги вокруг её дома, снаружи наблюдая за происходящим через светлые щели
   между задёрнутых штор.
   Стряхнувшись от боя часов, Несси заглянула на свою страничку социальной
   сети интернета, и убедившись в отсутствии новых сообщений, собиралась
   выключить компьютер, как вдруг её внимание привлёк текст одного из
   пользователей на главной странице под заголовком "Не жди, когда страх
   придёт".
   В нём было написано: «Как-то я чуть было не сошел с ума от страха. Можно,
   конечно, напугаться, если с вами рядом есть кто-то очень страшный, но чего
   бояться человеку, если вокруг тебя вообще никого нет? Однако оказывается, что
   от этого ещё страшнее! Фактически, мы боимся самих себя, и, когда мы одни, то
   этот страх становится всё сильнее и сильнее. Никого мы не боимся больше
   самих себя! Мы же боимся меньше, когда нас кто-то сопровождает, и больше,
   если мы предоставлены сами себе…».
   Несси бегло пробежала вниз по тексту и в конце прочитала:
   «Только так упражняясь, день за днём мы можем побороть свой страх. Зачем
   ждать, когда страх придёт к тебе сам? Найди его и покончи с ним сейчас!». Имя
   пользователя Джими. Вдовец.
   В детстве Несси считалась жуткой проказницей и предпочитала мальчишечьи
   игры. Она не снимала до своего совершеннолетия джинсы с кроссовками и
   никогда не водилась с соседскими девчонками. Да, раньше она даже не знала,
   что значит подчиниться страху, но сейчас в свои «за тридцать» Несси боялась
   многого.
   Причины своих тайных страхов Несси отлично знала, но она боялась даже
   мысленно перебирать их в воспоминаниях, дабы снова не угодить в ту западню,
   из которой последний раз полгода назад с большим трудом выбралась благодаря
   заботе близких людей и стараниям высоко оплаченных врачей. После
   родственники и знакомые советовали ей в первую очередь обустроить личную
   жизнь и найти себе мужчину способного слышать, чувствовать и понимать её.
   Однако Несси знала, что никогда не сможет открыться человеку, к которому не
   испытывает настоящих чувств. Такого мужчину она не встретила. Несси даже
   знала, что он не существует.
   Ещё раз, теперь уже внимательно, прочитав рекомендации вдовца Джими,
   советовавшего всем найти где-нибудь «страшное» место и отправиться туда
   немедленно, чтобы начать сейчас же, не откладывая на потом, искоренять
   внутри себя свой страх, Несси быстро переоделась в спортивный костюм, на
   лету схватила ключи от своего белоснежного джипа и уже через минуту выехала
   на пустую ночную дорогу. Она знала такое место! Это был старый «ГЛУХОЙ»
   лес. Само только название леса наводило на всех друзей детства Несси и её саму
   леденящий душу ужас. И взрослыми, и детьми о нём было так много рассказано
   всяких страшилок, что каждый местный житель в тёмное время суток обходил
   «ГЛУХОЙ» лес стороной.
   Когда свет фар джипа уткнулся в стену столетних чёрных елей, то от пяток до
   затылка Несси тут же пробежала передёрнувшая в миг всю её сущность
   электрическая волна страха. Нога сама бросила педаль газа и ударила по педали
   тормоза. Машина дёрнулась, но не заглохла. Сердце Несси замерло на доли
   секунды и вдруг, как сорвавшись с цепи, заколотило так, что его нельзя было бы
   не услышать сидящему рядом, но сейчас отсутствующему на пассажирском
   сидении человеку. Бешеный сердечный ритм лупил в весках Несси и она
   отчётливо поняла, что это, действительно, и есть то место, где начинается её
   самый настоящий страх. Глядя через лобовое стекло на чёрные ободранные
   клочья материи скалившейся ей из далека мертвецкой тьмы между
   освещаемыми стволами изгрызанных мраком деревьев Несси решала, что делать
   дальше.
   Как там писал этот Джими? Джими? Какой ещё Джими?
   «Найдите самое страшное место и останьтесь там один. С помощью глубоких
   вдохов и выдохов пересильте себя хотя бы на несколько мгновений и
   прислушайтесь к самому себе. А после скорее уйдите оттуда."
   Да, Джими… Ублюдок ты конченный, Джими! Идиот! Сука! Такое советовать
   людям, сидя дома за семью замками!!
   "А на следующий день просто нужно повторить этот эксперимент, но уже
   увеличив время своего пребывания там. И вот через пять сеансов на этом
   страшном месте Вам уже находиться будет не страшно. Это и есть Ваша победа
   над собственным страхом! Это проверенная практика!».
   Вот же козёл! А я дура, которая тут абсолютно одна и ещё что-то решает. .
   Вперёд или назад? Вернуться в то же самое? Навсегда…
   Нет! Или сейчас, или никогда…
   Решительным нажатием кнопки Несси заблокировала изнутри двери машины,
   крепко сжала руль и резко ударила ногой по педали газа. Через секунды
   автомобиль сгинул в «ГЛУХОМ» лесу.
   В это мгновение в доме Несси опять раздался очередной удар гонга и из
   распахнувшейся дверцы немецких старинных часов выскочила цветная фигурка
   скомороха, который скоро снова исчез обратно, но на этот раз не увидев Несси.
   А где-то через неделю в местных газетах появилось сообщение полиции с
   просьбой к жителям местных окрестностей помочь в поисках пропавшей на
   днях Несси Н, выехавшей в прошлую пятницу из своего загородного дома на
   собственной машине около полуночи.
   Говорят, что спустя год кто-то наткнулся в "ГЛУХОМ" лесу на разбитый белый
   джип Несси, но её саму так и не нашли.
   Таким образом, стало больше ещё на одну страшную историю о том, как
   пропадают люди в "ГЛУХОМ" лесу, куда завтра нас поведёт один местный
   житель, поведовавший нам перед сном всё, что я вам тут рассказал.
   И ещё.
   Вместо пожелания нам "Спокойной ночи" он только что признался, что это он
   нашёл этот джип.
   II
   После часа пешего пути по «ГЛУХОМУ» лесу мы вышли на небольшую
   поляну, где среди деревьев и кустарника, накренившись на левый бок, стоял
   белый джип. По его несчастному виду было понятно, что по дороге сюда ему
   крепко досталось, а судя по спущенным колесам и укрывавшей крышу паутине,
   что припаркован он тут не со вчерашнего вечера.
   Наш широкоплечий более двух метров роста пятидесятилетний на вид
   проводник Саймон, никогда не снимающий свою замасленную бейсбольную
   кепку с названием его любимой команды «HUNGRY WOLVES», наткнулся на
   этот подбитый танк около месяца назад. Мы с Бадом окончательно поверили в
   его историю о хозяйке этого джипа – несчастной Несси Н. Страшно было
   представить, что же тогда произошло с ней? Тут Саймон и рассказал нам то, что
   утаил от полицейских.
   – На са-са-самом деле они все тупые, а считают себя лучше други-ги-гих! –
   громко выругался Саймон, заикаясь, и смачно харкнул в сторону, чуть не попав
   плевком в задний бампер джипа. – Зна-на-наю я их. У меня младший бра-а-ат
   полицейский. Так я вам ска-ка-кажу, что он на самом деле ещё то-то-от
   конченый отморозок. Он сдо-до-дохнет таким, но уже никогда не изменится. И
   поверьте мне лучше на слово, че-че-чем вы лично познакомитесь с ни-и-им. К
   тому же он «домашний» а-а-алкоголик! Саймон неожиданно засмеялся, видимо,
   припомнив пьяного братца.
   Наступила пауза, заполнившаяся безжизненным безмолвием. Осенний
   мокрый лес, думаю, совершенно отличался от летнего леса, когда на фоне ярких
   солнечных лучей, с трудом прорезающихся сквозь ветви столетних елей, там и
   тут раздаются радостные голоса птиц, обезумевших от обилия жужжащих и
   кружащих вокруг насекомых.
   Нет, сейчас в этом лесу было абсолютно необитаемо, сыро, зябко и тёмно-
   серо. На этой мрачной картине выделялся только джип Несси, как белое пятно,
   облепленное прилипшими к его холодной металлической поверхности
   почерневшими от влаги и времени давно опавшими листьями кустарников и
   хвойными иголками. Осколки разбитых оконных стёкол машины слегка играли
   перед нами преломляющимся в них слабым дневным светом, чуть поблёскивая
   на тёмной материи сидений, будто звёздочки, рассыпанные по вечернему небу, и
   хранящие втайне от наблюдавших за ними людей события, свидетелями которых
   они стали.
   Саймон увидев, как мы с любопытством разглядываем машину, наступил
   пяткой никогда не мытого огромного сапога на валяющуюся под его ногами
   ветку, которая хрустнув, переключила наше внимание на него.
   –Да-да-давайте мне оставшуюся половину денег сра-а-азу, а то я вам ничего не
   рас-с-с-скажу.
   Я протянул ему обещанные двести баксов. Саймон быстро сунул их в
   глубокий передний карман затёртых до дыр джинсов «MONTANA» и вдруг
   опять харкнул, но в этот раз точно угодив в рядом с ним стоящее дерево. Густой
   плевок начал медленно стекать по стволу.
   – Слушай, Саймон, – не выдержал я. – Мы хотим услышать не только то, что ты
   знаешь. Ты ещё обещал нас отвести обратно в посёлок. Ты это понял?
   – Ко-ко-конечно, так мне просто лучше, – поторопился с ответом великан и, чуть
   не облокотившись могучей ладонью о полуоткрытую покорёженную дверь
   машины, резко отдёрнул руку. – Смо-смо-смотрите только отпечатков свои-и-их
   тут не оставьте. Полиция давно обещала у-у-увезти отсюда этот хла-а-ам, но
   сами видите, как сюда по-о-о-дъехать?
   – Мне кажется, что тачка рухнула сверху, – пошутил Бад, скромно почёсывая
   правую бровь.
   Мы одновременно втроём посмотрели наверх, представив падающий с неба
   джип, но на деревьях сломанных веток не было.
   – Да-а-а, – протяжно произнёс Саймон, продолжая представлять, и посмотрел на
   нас.
   – Да-а-а, не ты его сюда так ловко загнал? Только профи сможет тут пролезть
   между деревьями, если не считать помятые бока, – продолжал подкалывать
   громилу Бад, на что Саймон нахмурился и промолчал. Я подумал, что в гневе
   наш проводник-гигант запросто уложит человек шесть или семь.
   – Хорошо, – продолжил я. – Мы с Бадом пока осмотрим машину Несси, а ты,
   Саймон, всё-таки начинай свой таинственный рассказ, а то уже от любопытства
   не терпится.
   Пока мы с Бадом лазили внутри машины, вокруг неё и под ней, великан
   Саймон, ещё чаще заикаясь от волнения, во всех красках поведал нам всё то, что
   томило его душу последний месяц после находки джипа. Он сказал, что никому,
   даже родному брату, не говорил всё что знает. В нас же Саймон видел двух
   сумасшедших, которые приехали в эту глушь на пару дней в поисках странных
   мест, где происходит что-то необъяснимое, да ещё и платят деньги, таким как
   Саймон, за компанию с ними. Он при знакомстве с нами, практически не
   раздумывая, согласился нас сопровождать по «ГЛУХОМУ» лесу. Где ещё тут
   можно так легко заработать четыре сотни? Но у меня тогда сразу создалось
   впечатление, что наш великан был рад нашему появлению не только из-за денег.
   Однако глядя на переживания Саймона, я не сомневался в его порядочности.
   Этот невоспитанный верзила в бейсбольной кепке «HUNGRY WOLVES» в душе
   был очень добрым малым.
   Саймон – заядлый грибник и в этих местах ему нет конкурентов. Мало кто
   отважится заходить глубже ста или двухсот метров в этот мрачный лес,
   охваченный жуткими страшилками местных жителей. Саймон же с детства
   бродил, где ему вздумается. Со своими габаритами, внушающими встречным
   прохожим уважение к великану он никогда и никого не боялся и до последнего
   не верил в существование здесь чего-то необычного, хотя подтверждений того,
   что тут периодически пропадали люди, было предостаточно.
   Мы с Бадом отследили в местных газетах сообщения последних десяти лет,
   где указывались и даты, и конкретные имена пропадавших тут людей. Из прессы
   впервые мы узнали и о пропавшей Несси Н. ещё до того, как нам о ней
   рассказал Саймон.
   Никто из исчезнувших никогда не возвращался. Как ни странно, но при
   поисках ни разу не нашли ни останки тел, ни какие-нибудь улики. На это
   Саймон сказал, что полиция никогда глубоко в чащу не заходит, а так пройдут
   кое-где, посмотрят. Несколько раз, как ему рассказывал его брат, собаки брали
   след, но зайдя в лес останавливались и только лаяли от страха. В общем, обычно
   к ночи всегда заканчивают искать. Дело было очень странным и, конечно, оно
   заинтересовало Бада и меня.
   Так вот, после пропажи Несси прошло около года, когда Саймон в очередной
   раз во время выходного дня, а работал он каменщиком на разных частных
   стройках, поплёлся за грибами и вдруг услышал где-то в глубине леса музыку.
   Такого тут никогда не было, и он пошёл на встречу доносившимся до него
   звукам. Великан вспомнил, что даже почему-то неожиданно захотел
   развернуться и пройти мимо, но расслышав «We Will Rock You» решил
   обязательно дойти и посмотреть на таких же, как он фанатов Фредди Меркури.
   Так Саймон вышел на эту разбитую машину и увидел на водительском сидении
   молодую женщину с закрытыми глазами, громко слушающую музыку. Он
   подошёл к открытой двери и тронул её за плечо. Она от неожиданности
   подскочила до потолка и завизжала. При виде такого громилы она так
   напугалась, что ей тут же стало дурно. Она скорее выключила музыку и,
   немного придя в себя, попросила его о помощи. Саймон очень разволновался,
   что нечаянно и не подумав напугал девушку и засуетился вокруг неё, после того,
   как помог ей осторожно выбраться из автомобиля. У неё всё болело, и она
   постоянно стонала. Великан дул на её лицо и махал своей кепкой. Тогда он
   заметил у девушки на шее цветную татуировку шута с надписью «I love Nessie».
   Оказалось, что Несси из соседнего небольшого городка, расположенного
   неподалёку от посёлка Саймона. Она сказала, что сегодня ночью заехала на
   машине в лес, и тут с ней произошло ужасное, а вот что именно Несси не успела
   рассказать своему спасителю. В этот момент ей стало совсем плохо, она
   попросила воды, увидев у Саймона военную фляжку, которую он всегда носил с
   собой. Там оставалось пара глотков его любимого сладкого вишнёвого компота.
   Выпив их, Несси встала на колени и её тут же вырвало. Она объяснила это
   возможным сотрясением мозга, полученного от удара машины в дерево, и
   попросила ещё попить. Саймон знал, что тут неподалёку течёт заросшая
   тоненькая речушка и изо всех сил кинулся туда со своей фляжкой. Он вернулся
   минут через десять, но Несси исчезла. Здоровяк до ночи искал её кругом, но не
   нашёл. Говорит, что приходил сюда потом ещё несколько раз, но безуспешно.
   Конечно, Саймон сразу сообщил брату-полицейскому о найденном в лесу
   внедорожнике, но о встрече с Несси промолчал. По выражению лица мы поняли,
   что наш великан с первого взгляда влюбился в таинственную незнакомку.
   – Что ж, перед нами самая обычная машина 2007 года выпуска и она в
   аварийном состоянии, – резюмировал Бад, обращаясь к Саймону. – А у тебя, мой
   друг, по-видимому, было знакомство с обычной галлюцинацией. Кстати, тут
   растут мухоморы? Я бы взял с собой килограмма три…
   – Ч-ч-ч-что?! – завопил Саймон, готовясь броситься на Бада.
   – Тихо-тихо, ребята! – я скорее вмешался между ними.
   – А это ты видел?! – на этот раз без запинки проорал здоровяк и сунул Баду под
   нос скомканный носовой платок, вытащив его из того же кармана брюк, куда
   спрятал наши деньги.
   – Что это? – спросил я.
   – Изви-и-и-нится пускай, тогда и покаж-ж-жу!
   – За что это? – возмутился Бад, сделав шаг навстречу Саймону, который был на
   три головы выше него.
   – К-к-к-как хочешь! – обрезал Саймон и сунул платок обратно.
   – Хорошо-хорошо, – подхватил я. – Бад, не перегибай палку, пожалуйста, а ты,
   Саймон, не спекулируй! Давайте по делу.
   – То-то, – проворчал Саймон и снова достал платок из кармана.
   Бад ловко выхватил с гигантской ладони платок и скорее развернул его. Там
   был какой-то крохотный белый кусочек чего-то.
   – Это что? – недоумевая, спросил Бад.
   – Это о-о-обломок переднего з-з-зуба.
   – Зуба? – продолжил я. – Чьего зуба?
   – Нес-с-с-си.
   – Как это?
   – Я заметил, что он-н-на постоянно его, как будто по при-при-привычке
   зализывала яз-зы-зыком. Я его на-на-нашёл под води-ди-дительским сидением в
   машине. По-по-потом.
   Мы скорее заглянули в салон и увидели на кожаном руле явный след от
   удара зубами. Бад посмотрел под бардачок на передней панели и подтвердил
   наше предположение – подушка безопасности когда-то была отключена и потому
   не сработала.
   – Получается, что впервые мы видим хоть какую-то часть человека, пропавшего
   в этом лесу! Это уже успех! – прокомментировал Бад.
   – Да-а-а-а, – протянул Саймон.
   – Да-а-а-а, ползуба, – передразнил его я.
   – Саймон, отдай наши деньги и повесь себе на шею этот зуб на память о вашей
   встрече, – не промолчал Бад. – К чему он нам?
   Саймон вдруг стал предельно серьёзен и кивнул головой, указывая куда-то в
   сторону:
   – И-и-и-идите за мной.
   Шагая молча за нашим великаном ещё дальше в непроходимую глушь, где
   становилось всё холоднее и темнее, я уже не сомневался, что мы с Бадом сейчас
   были очень нужны большому Саймону.
   – Н-н-н-нужно ждать здесь пока не наступит но-но-ночь, – сказал он нам,
   остановившись почему-то именно тут, и уселся на заросший тысячелетним мхом
   пень.
   – Ночь? И что потом? – почёсывая правую бровь, спросил Бад.
   – Увидите с-с-сами.
   Очень скоро, практически в течение получаса, окончательно стемнело. Всё
   это время мы, затаившись, молчали, будто боялись, что кто-то нас обнаружит.
   Саймон, как сторожевой пёс напрягся и ждал какой-то команды. Становилось
   жутковато от такой резкой перемены нашего проводника, но задавать сейчас ему
   вопросы мы, в темноте переглядываясь с Бадом, не решались.
   – Всё, о-н-н-ни идут, – неожиданно шёпотом сказал Саймон, прикрывая рот
   ладонью и одновременно делая нам знак, чтобы мы присели как он ниже к
   земле. Мы повторили за ним. Саймон смотрел куда-то в сторону, и мы
   посмотрели туда.
   Появившиеся в нашем поле зрения какие-то сгорбившиеся разодетые в
   балахоны люди, человек десять – двенадцать, шли с горящими факелами в руках.
   Они вышли на поляну и встали на колени, опустив лица к земле. Один из них
   запел вибрирующим на весь лес голосом:
   – Молитесь, чтобы не отступил от нас Ангел, чтобы грех не воздвиг на нас
   пламенеющей брани и не…
   – Во-о-о-н она, – прошептал Саймон, не отрывая глаз от ряженных.
   – Кто? – тихо спросил Бад.
   – Нес-с-с-си…
   Непонятно было кого из молящихся наш великан имел ввиду. В темноте и
   огненном свете все казались абсолютно одинаковыми. Да, и расстояние до них
   было не меньше метров двадцати пяти. Это явно смахивало на какую-то
   чокнутую секту, и ответ на все вопросы практически был сразу получен.
   – Так какая из них твоя? – чуть громче спросил Бад.
   – Тише! – дёрнул его Саймон.
   Вдруг в это мгновение некоторые из чокнутых подняли головы и
   посмотрели в нашу сторону.
   – Чёрт, – прошептал я. – Нас засекли.
   – Нет, нет, – шипел Саймон. – Главное не ше-ше-шевелитесь.
   Мы замерли и только собирались продолжить наблюдение, как неожиданно
   за нашими спинами раздался очень громкий мужской крик:
   – Вот они!
   Спустя какое-то время я открыл глаза от пронизывающей голову боли. Я
   лежал на траве между окружившими меня людьми и искал глазами Бада и
   Саймона, но их тут не было. Помню, что при попытке подняться, я откуда-то
   сбоку снова получил удар по голове.
   III
   Так я ещё никогда не встречал утро…
   Меня разбудил чей-то беспрерывный стон. Голова раскалывалась, будто
   треснула. Раскрывая глаза, я болезненно ощутил сильнейший отёк, заливший
   мне левый глаз или то, что от него осталось. Опрокинув немного назад голову
   через острую боль в шее, я пробовал разглядеть вторым глазом, где я нахожусь,
   и кто тут так тяжело стонет.
   – Бад… это ты?
   – Да, я, – простонал он.
   – Где мы?
   – В сарае…
   – А Саймон?
   – От него нам остался зажаренный на вчерашнем костре жирный кусок мяса. Ты
   проголодался?
   – Не смешно, Бад. Совсем не смешно.
   – Мне тоже, – он опять сильно застонал, и я услышал свист его дыхания.
   – Ты ранен? – я начал медленно подниматься на локоть, который был свезён до
   кости и кровоточил.
   – Да, – кашляя, отвечал Бад. – Кто-то во время драки мне в бок воткнул
   небольшой, но очень острый нож и забыл его там. Я смог его недавно вытащить
   и, стало быть, мы вооружены.
   Мне с большим трудом удалось сесть, головокружение и тошнота накатили
   одновременно. Я облокотился спиной о деревянную стену сарая и наконец-то
   увидел Бада. Он был настолько бледен, что стало понятно о невозвратимом
   количестве потерянной им крови, стекавшей по животу и ногам. Бад сидел в
   собственной кровавой луже, которая растекалась по земляному полу, медленно
   впитываясь в него. Баду оставалось недолго.
   – Тебе повезло, что они тебя сразу вырубили, и ты не сопротивлялся, – с тяжёлым
   дыханием выговорил Бад. Глаз – фигня. Главное, что у тебя ноги целы, а с одним
   глазом дорогу найдёшь…
   – Что произошло, Бад, и где наш великан?..
   – Я же уже сказал, что вот он, – Бад чуть дёрнул ногой, указывая ступнёй на что-
   то, валяющееся в пыльном углу. – Нам его подали вчера на поздний ужин,
   тёплого.
   Я вгляделся и увидел часть поджаренной человеческой голени, покрытую
   обуглившимися на костре волосами.
   – Да, друг, мы попали к пожирателям мертвечины, – через силу комментировал
   Бад, продолжая всё громче хрипеть и истекать кровью. – А самое страшное то,
   что когда они пытались схватить Саймона, он узнал среди них родного братца,
   который без малейшего сожаления застрелил великана. Думаю, поэтому
   полиция никого тут и не ищет. Здоровяк, видимо, или знал, или догадывался, что
   родственник его помешан на секте, но нас не предупредил.
   – Они его съели?
   – Да, они, привязав меня к дереву, наглядно продемонстрировали мне на нём то,
   что будет с нами. Традиции у них тут такие.
   – Ясно, – продолжая смотреть на ногу Саймона, произнёс я. – Если бы он не
   влюбился в Несси, то он бы так и продолжал не замечать шалости брата.
   Роковая любовь привела его прямо на шабаш, и он в помощь захватил с собой
   нас.
   – Отлично, – глубоко выдохнул Бад. – Вот теперь всё сошлось и никаких сказок…
   Я начинаю мёрзнуть, а значит, подыхаю.
   Я смог встать на ноги и, пошатываясь, подошёл к Баду, наступив нечаянно
   босой ногой в его кровь на земле. Потом сел рядом с ним и обнял за плечи. Бад
   зарыдал и, собрав последние силы, сказал:
   – Я сейчас умру, но пока эти мрази после утренней не захотели жрать, тебе
   нужно срочно копать ножом подкоп и валить отсюда. Нож лежит на полу за
   моею спиной.
   – Нет, Бад, нет.
   – Это… нужно остановить…
   Он тяжело выдохнул воздух и замер.
   Последние слова Бада стали клятвой, давшей так мне необходимые силы
   для борьбы не только за свою жизнь, но и за жизни всех кто ещё может
   пострадать от этих выродков.
   Уложив Бада на пол и прикрыв ему глаза, я взял в руки нож, прервавший
   жизнь моего друга. Где-то за дверью начинали слышаться голоса
   просыпающихся фанатиков. Расслышав чей-то смех, я с неистовой злостью на
   свою беспомощность бросился копать себе выход.
   Земля легко поддавалась лезвию, и я быстро углублял ход. Разгребая
   ладонями землю, я отбрасывал её в сторону и, прищуриваясь, наблюдал
   единственным глазом за глупым солнечным лучом, с обратной стороны
   пролезающим по моим рукам в сарай. Ещё немного, чуть-чуть и можно будет
   попробовать просунуться туда. Главное, чтобы голова пролезла.
   Вдруг, я услышал неторопливые шаги, остановившиеся в нескольких метрах
   у двери. Запах прикуренной сигареты подсказал мне, что можно успеть
   приготовиться к предстоящей встрече. Только бы без шума. Встав у двери вдоль
   стены, я крепко сжал рукоятку ножа.
   Через минуту дверь открылась, и я мгновенно со всего размаха воткнул
   лезвие в появившееся передо мной горло гостя. Я не видел и не помню ни его
   лица, ни во что он был одет. Только его рост и вес запомнили мои руки: левая -
   та, что била, а правая – та, что схватила его за шиворот и, протолкнув дальше в
   сарай, аккуратно швырнула на пол, боясь потревожить остальных любителей
   человечины. Забрав у ещё подёргивающегося на животе полуживого трупа уже
   ему ненужное ружьё я, быстро прикрыв дверь, кинулся к почти выкопанному
   ходу, уходить через дверь было рискованно. А через пять долгих, как никогда,
   минут я изо всех сил нёсся по «ГЛУХОМУ» лесу подальше отсюда.
   За мной никто не бежал и я, не понимая, каким чудом мне удалось
   выскользнуть из этой западни, летел над землёй без остановки. Я был
   непередаваемо счастлив!
   Только к вечеру я выбежал из этого леса в абсолютно противоположной
   стороне от той, где мы с Бадом и Саймоном вошли в него.
   Спустя два дня в моём присутствии специалисты ФБР и окружной полиции
   фотографировали белый джип Несси, а через три дня брошенный сектантами и
   сожжённый дотла лагерь. Через семь дней при очередном допросе мне
   сообщили, что по прихваченному мной ружью установлена личность его
   владельца, который вторую неделю не выходит на работу. Им оказался родной
   брат Саймона Стив Донахью, служивший помощником шерифа.
   А ещё через пару дней меня положили в госпиталь на операцию по
   трансплантации искусственного глазного яблока, которое будет всегда мне
   напоминать о Баде и великане Саймоне.
   Точка невозврата
   – Она меня никогда не любила, а я не смогу уже быть прежним, и даже захотеть
   этого хотеть у меня не получится, – объяснял сорока двухлетний тучного
   телосложения Лукас своему сухому, поджарому шестидесятилетнему
   попутчику Дику, который волей случая сегодня оказался его соседом по купе
   междугороднего поезда, следовавшего из Зальцбурга. – Вот так и самолёт летит
   только вперёд, когда топлива вернуться на базу у него уже не хватит.
   Дик тяжело вздохнул, отвернулся от Лукаса и посмотрел в вагонное окно.
   Темнело. Поезд, максимально разогнавшись, торопился до ночи проскочить
   пугающий взгляд пассажиров зимний многовековой еловый лес, будто сейчас
   его преследовали огромные голодные волки, выбежавшие из чащи на стук колёс
   в поисках добычи. Дик представил неразговорчивого машиниста, наблюдавшего
   из окошка тепловоза за заметившими его хищниками, и стал думать за него о
   том, что любому человеку будет страшно застрять здесь. Лучше скорее уйти от
   погони, о которой никто из пассажиров не догадывался.
   О мыслях неразговорчивого Дика невозможно было догадаться жирному и
   пока ещё рассудительному пьянице Лукасу.
   – Попробуй-ка тут разобраться в моей ситуации, Дик, – вернул к разговору
   соседа толстяк. – Так ли всё в жизни безвозвратно, как ты считаешь?
   – Уверен.
   – Тогда скажи мне, о чём ты там всю дорогу грустишь? – спросил Лукас,
   разливая по стаканам наполовину выпитый виски.
   – Тебе это интересно?
   – Да, очень любопытно, друг.
   Лукас весело поднял стакан перед собой, приглашая Дика чокнутся. Дик
   своим стаканом слегка ударил о стакан соседа и залпом выпил до дна. Не
   торопясь, закусив куском буженины Дик начал рассказ.
   – Я тогда был в твоём возрасте, когда впервые в жизни совершил убийство.
   Лукас от неожиданности поперхнулся и закашлял. Его упитанное лицо
   покраснело, но он постарался быстро откашляться, глядя на пристально
   наблюдавшего за ним соседа-убийцу.
   Убедившись в отсутствии у собеседника повторного приступа кашля Дик
   продолжил:
   – Так вот, ехали мы тогда в поезде с одним соседом.
   Дик замолчал на мгновение, задумался и налил себе и собеседнику ещё
   выпивки.
   Лукас, не отрывая взгляд с рассказчика, сделал небольшой глоток и замер. Дик
   снова посмотрел в окно, за которым уже стемнело, но ещё можно было
   разглядеть однообразный лесной лабиринт, сквозь который поезд настойчиво
   мчался в ночь. Дику сейчас показалось, что этот поезд везёт их по кругу. Потом
   он вытащил из кармана своего висевшего на крючке серого плаща тесак, явно
   предназначенный для резки мяса:
   – Ровно восемнадцать лет назад, когда я крепко уснул мой попутчик бесшумно
   подошёл ко мне и попытался воткнуть мне в сердце точно такой же нож.
   Дик, в свете лучей падающих из качающейся под потолком керосиновой
   лампы, неторопливо продемонстрировал остро наточенное лезвие. Лукас
   проглотил язык. Затем Дик протянул ему нож, но тот потряхиванием
   собственной головы из стороны в сторону поспешил категорически отказаться
   от предложения взяться за рукоятку. Дик не удивился. Он спрятал нож обратно
   во внутренний карман плаща, продолжив:
   – К моему счастью мне именно в тот момент захотелось пойти отлить. Да, я,
   слава Богу, вовремя проснулся и успел оказать ему сопротивление. Этот
   ненормальный, метился мне в сердце и всё же проткнул мне левое лёгкое. У
   меня одышка с тех пор. Я в ярости тогда раскромсал этого урода в клочья. Ещё
   под руку мне попалась парочка полицейских, пытавшихся связать меня, им
   крепко досталось. Решение суда было безапелляционно – восемнадцать лет
   тюрьмы.
   Лукас убрал руки со стола, совершенно забыв о своём недопитом виски. Он,
   услышав такое, теперь был крайне взволнован и напряжён. Стараясь взять себя в
   руки, протрезвевший толстяк пытался скрыть от попутчика страх, так быстро
   охвативший и всецело сковавший его. Лукас понял, что вляпался по уши,
   разоткровенничавшись за выпивкой с самым настоящим убийцей. Ну конечно,
   сомнений не было – взгляд, лицо, руки… Всё было запятнано кровью. «Всё в
   порядке, – успокаивал себя он. – Это какое-то недоразумение и только. Сколько
   ещё вместе с ним ехать?». Немного успокоившись, Лукас всё-таки сумел
   выдавить из себя:
   – Так это, понимаю, был маньяк, если Вы с ним были незнакомы?
   Дик снова отвернулся от собеседника и уставился в ночное окно. Ему
   захотелось скорее сойти с поезда. Заметив некоторую потерю интереса Дика к
   разговору, Лукас решился ещё немного реабилитироваться и добавил:
   – А в чём же смысл?
   Дик придавил Лукаса своим холодным взглядом к стенке и произнёс:
   – Всегда аккуратно относись к своим поступкам и даже словам, зная, что за них
   придется отвечать. Как выяснилось после, для этого маньяка я был мишенью
   задолго до нашей с ним встречи в поезде. Это была обычная кровная месть,
   которая чревата опасными последствиями. Месть всегда становится ещё более
   жестокой, чем предшествовавшее ей преступление. Она влечёт за собой
   ответную «месть за месть», и в итоге выливается в долгие кровавые конфликты,
   нередко приводящие к обескровливанию обеих враждующих сторон или
   абсолютному уничтожению одной из них.
   Лукас только хлопал глазами. Дик спросил:
   – Ты помнишь своего отца?
   – Нет. .
   – А имя то ты его знаешь?
   – Руди…
   – Вот именно. Так звали моего маньяка. Руди Миллер. Это был твой папаша,
   сынок.
   Тут Лукаса словно парализовало. «Значит, не зря этот Дик
   продемонстрировал мне нож, – быстро пробежало в голове Миллера. – Хочет
   запугать меня или …».
   Убийца продолжал:
   – Я всё время, пока находился за решёткой, мечтал. Да… Но не о свободе, нет. Я
   ждал тот день, когда встречу сына того ублюдка из-за которого я искалечил
   собственную жизнь!
   Лукаса затрясло так, что скрыть это было невозможно. Он не выдержал и
   бросился к входной двери купе, но хлёсткий удар Дика в переносицу вернул его
   обратно на место. Упитанное лицо онемело так, будто по нему заехали
   кирпичом. Из сломанного первым же ударом носа хлынула кровь, без боли. Дик
   умело вынул тесак из плаща и проворно подставил его к горлу толстяка. Лукас
   зажмурил глаза и только сейчас отчётливо услышал, сопровождавший их всю
   дорогу, монотонный стук колёс, мчавшегося поезда. Тук-тук, тук-тук, тук-тук.
   "Как сердце… Ещё миг и я, также как и мой папаша, буду разрезан на кусочки
   этим умалишённым Диком! – крутилось в голове Лукаса. – Не может быть! Как
   нелепо!».
   Через пару минут, стоя в тамбуре, прижав лезвие ножа к горлу Лукаса, Дик
   приказал своей жертве сорвать стоп-кран. Поезд резко дёрнулся и, взвизгнув,
   затормозил, порвав ночную глушь. Распахнув дверь вагона, Дик вытолкнул
   Лукаса и сам спрыгнул за ним в снег.
   Притаившись под еловыми ветками и, дождавшись, когда поезд тронется и
   продолжит свой путь, Дик грубо за шиворот поднял с четверенек трясущегося от
   ужаса Лукаса. Выхоленный и упитанный Лукас своей беспомощностью вызывал
   у Дика жуткое отвращение. Когда же толстяка ещё и вырвало недавно выпитым
   виски, Дик больше не выдержал и полоснул пленника ножом по ноге. Тот
   закричал от боли и быстро пополз в глубь леса, рыдая и оставляя за собой
   кровавый след. Дик тяжело задышал – его единственное лёгкое не справлялось с
   такими нагрузками, но он настойчиво продолжал ступать за смешно
   уползающим от него Лукасом. Дик смаковал мысль о том, что всё идёт точно по
   плану, что в этом жутком лесу ему никто и никогда не помешает расквитаться за
   свою несчастную жизнь. Он безжалостно наступал сапогами на пятки в
   истерике вопящему на весь лес Лукасу и, наклоняясь над ним, размахивая,
   словно косой, во все стороны тесаком, резал ему ноги вместе со штанинами
   брюк. Кровавые лоскуты…
   – Боль и страх – лучшие стимуляторы! Бесплатно! – кричал Дик, посвистывая
   одышкой на весь лес. – Кому ещё? Ха-ха-ха!
   Лукас, осознавая свой неминуемо приближающийся конец, ещё быстрее
   пополз от маньяка на руках, проваливаясь и утыкаясь лицом в снег, но скоро
   силы покинули его, голос сорвался. Полумёртвый Лукас развернулся лицом к
   убийце и рухнул под его ногами на спину, еле прикрываясь ладонями от
   неминуемого удара сверху. Дик, шутя, проколол насквозь остриём ножа,
   выставленную прямо перед ним правую ладонь Лукаса и засмеялся, как
   чокнутый. Эхо колесом прокатилось вокруг и смолкло вдалеке глубокой лесной
   чащи, будто безвозвратно провалилось в колодец.
   Тишина, царившая здесь, проглотила шум двух незваных гостей,
   нарушивших её вековой покой. Периодически слышен был лишь свист одного-
   единственного лёгкого Дика.
   Неожиданно в экзекуции наступила пауза. Дик вдруг замер, опустил
   окровавленный нож и медленно огляделся по сторонам, почуяв что-то неладное.
   Никого. Тогда он, насторожившись, сделал шаг назад, отойдя от своей жертвы.
   Лукас тоже заглох, почувствовав ещё чьё-то присутствие, и тоже осмотрелся,
   надеясь хоть на чью-нибудь помощь, но вокруг не было ни души. И только их
   взгляды встретились снова, как тут же на спину Дику сверху с ветки дерева
   кинулась рысь. Она молниеносно вцепилась когтями в плечи Дика и укусила его
   за шею так быстро, что тот и не успел понять произошедшего с ним. Рысь
   бросила взгляд на обомлевшего от увиденного Лукаса и, блеснув зрачками,
   мягко спрыгнула со спины Дика куда-то в сторону, бесшумно растворившись во
   тьме между стволами деревьев. Дик, простояв несколько секунд без движения,
   замертво рухнул лицом в снег.
   Истекающий кровью Лукас быстро дополз до своего обидчика и, вырвав из
   его руки тесак, яростно принялся уродовать мёртвое тело, переворачивая его и
   повторяя:
   – Месть за месть, месть за месть, месть за месть!
   Спустя год, заметно похудевший Лукас Миллер, немного прихрамывая на
   протезах и опираясь на элегантную ручной работы трость «Edoarti»,
   выполненной из ореха, подошёл к кассе железнодорожного вокзала и приобрёл
   себе билет на поезд, следовавший из Зальцбурга. Вот уже несколько месяцев он
   тщательно обдумывал своё первое особенное путешествие. Он даже специально
   заказал себе эту складную трость с секретом, скрывающую в себе остро
   заточенное лезвие ножа.
   Открыв дверь, и пройдя в купе класса "люкс", Лукас вежливо поздоровался
   с единственным попутчиком, нетерпеливо ожидающим отправление поезда.
   Присев на мягкий диван Лукас бросил взгляд через оконное стекло на перрон
   вокзала, с наслаждением приговаривая в уме "месть за месть", "месть за месть",
   "месть за месть"…
   Просили не волноваться или всё по-настоящему
   К нашему же счастью, никто не знает о том,
   что его ждёт. .
   Завтра может тебе не понравиться
   I
   Даниэль… Она, как и все женщины с таким именем, была весьма
   импульсивна, её всегда привлекало всё новое, её стимулировала атмосфера
   состязания. Однажды она мне сказала, что я стал её золотым кубком.
   Познакомились мы в ноябре 2004 года, чуть ли не столкнувшись лбами, при
   входе в бассейн «Meraviglie», который, как потом оказалось, оба посещали
   несколько лет, но в разные часы. Всё просто: Даниэла торопилась туда, а я
   спешил оттуда. Через день в это же время на следующее посещение тренировок
   мы уже выискивали друг друга глазами среди чужих и незнакомых нам лиц,
   словно давным-давно разлученные влюблённые. Я заметил Даниэль в то
   мгновение, когда и она увидела меня. Порой я думаю, что мы любили друг друга
   и в нашей прошлой жизни.
   На момент нашего знакомства каждый имел свою устроенную личную
   жизнь, и что-то менять было незачем. Однако Господь думал иначе и поэтому
   свёл нас в точно определённое нам время. В тот час всё поменялось, нас уже
   никто не мог остановить. Наш бурный роман длился только два с половиной
   года, но и сейчас, а с того времени прошло много лет, Даниэль живёт в моём
   сердце.
   Всю свою жизнь Даниэла занималась музыкой и спортом. Она с отличием
   окончила музыкальную консерваторию и была профессиональным музыкантом.
   Скрипка – её душа. При такой энергии, данной ей природой, Даниэле хватило
   упорства в достижении всех поставленных целей. Лучшие оперные театры мира,
   включая Metropolitan Opera в Линкольн-центре Нью-Йорка, зная её талант и
   чрезмерное трудолюбие, постоянно присылали ей предложения о заключении
   новых контрактов. Она выступала с лучшими оркестрами и в свои тридцать два
   года несколько раз успела объехать с концертами весь земной шар. Все говорят,
   что счастье – это реализованная возможность заниматься тем, что ты умеешь и
   любишь делать. Даниэль музыкой жила. Её творческая душа чувствовала всё по-
   другому: иные звуки, краски, отношение ко всему окружающему. И меня,
   проявляя терпение и заинтересованность, она учила прислушиваться,
   приглядываться и прочувствовать. Всё во мне замолкало, замирало и
   останавливалось, когда наедине со мной, в наших изнеженных паузах, она
   играла на скрипке или рояле только для меня. Даниэль одарила меня глазами
   любви и красоты к этому обычному, но на самом деле, волшебному миру. Если
   мне понадобится выбрать из своей жизни воспоминания, чтобы забрать их
   дальше с собой, то одними из них будут эти мгновения, к ним я возвращаюсь
   каждый свой день.
   Даниэль не могла жить без постоянного движения. Активный образ жизни –
   её стиль. Плавание, бег, йога, что угодно, но только не бездействие. Во время
   тренировок она, словно, не тратила энергию, а наоборот, заряжалась. Даниэль
   приковывала к себе внимание любого, кому попадалась на глаза, всех она
   очаровывала, но не позировала публике. В каждом её движении всегда
   сосредоточенность и осознанность. Наблюдая за ней, я понимал, что влюблён в
   неё до крайности. Как я хотел сцепиться с каждым, кто интересовался ею! Эти
   шакалы, а их было полно, всегда готовы были откусить её часть. Ещё мгновение
   и, казалось, я начну бить каждого, кто смотрит на мою Даниэль. Но в таком
   случае меня бы уже давно изолировали в камере, поэтому чаще я только
   многозначительно отмалчивался и ухмылялся, скрывая своё недовольство и
   внешне излучая непоколебимую уверенность в наших с Даниэль отношениях,
   каковыми на самом деле они и были.
   Вместе с тем, она и сама была жутко ревнива. Как все женщины Даниэль
   предпочитала быть не только первой, но и единственной. По малейшему поводу
   она вмиг менялась и превращалась во взбешённого убийцу. Мне представлялось,
   что она в своём припадке ярости сможет безжалостно полосонуть меня по шее
   кухонным ножом для резки мяса, запрыгнув мне на спину, лишь только я
   отвернусь, а потом, спрыгнув передо мной, всадить нож мне до упора в пах,
   вращая его против часовой стрелки, но, уже начиная сожалеть о содеянном.
   Такая мысль приходила мне в голову, как только мой взгляд в присутствии
   Даниэль задерживался на какой-нибудь ярко блестящей особе, вырядившейся
   так затем, чтобы сегодня таких как я, как можно больше замочили такие, как моя
   Даниэль. Я не люблю скандалы, и ей никогда нельзя было отвечать
   агрессивностью на её агрессивность. Её вспыльчивость можно было решительно
   пресечь, только обращаясь с ней спокойно и ласково. И у меня получалось. Это
   она особенно ценила во мне. Даниэль впитывала доброту с необычайной
   радостью и мгновенно добрела сама. Жизнерадостность и доброжелательность к
   окружающим, присущие ей, в тот час же, как весенние цветы под мягкими
   солнечными лучами, раскрывались и источали волшебное благоухание, ещё
   более опьяняющее нас обоих. Секс для Даниэлы был очень важен, поэтому она
   долго перебирала партнёров, пока не встретила себе подобного. Мы могли
   заниматься любовью в любое время и где угодно. Желание в течение наших двух
   с половиной лет не проходило и не ослабло.
   Приняв однажды решение, Даниэль, настойчиво проводила его в жизнь и
   доводила до конца, проявляя немало терпения. Честолюбия ей было не
   занимать: обладая силой воли, она всегда, как я уже говорил, добивалась
   больших успехов. Всё должно было крутиться только вокруг неё и так как она
   захочет. Наши отношения Даниэла не перед кем не скрывала, но и не говорила
   ни с кем о нашем личном. Она с неподдельной радостью демонстрировала меня
   всем своим друзьям, кого мы встречали, и рассказывала о том, как она
   изменилась и как теперь счастлива. На следующий день (!) нашего знакомства
   Даниэль объявила обо мне коллегам по работе, родственникам, родителям и
   мужу. С тех пор, она стала моим счастьем, и мы просто хотели быть вместе.
   Всё шло так, как хотелось бы многим. Казалось, небеса сделали нам
   бесценный подарок, из миллионов людей выбрав именно нас и дав нам, словно
   актёрам, самые-самые главные роли. И о чём ещё оставалось мечтать? Нужно
   было просто жить каждый день и каждую ночь, получая от жизни удовольствие,
   и наслаждаясь друг другом. Так думали мы.
   Только сейчас я понимаю, что Режиссёр решил необычно закончить наш
   фильм лишь потому, что зрителям, наблюдавшим всё это время за нами, нужен
   был в высшей степени экспансивный сюжет.

   II
   Периодов неудач у Даниэль, да и у меня тоже, раньше не было. Они
   возникли с момента сделанного ею мне подарка на третьем году нашей
   совместной жизни. Это были наручные часы A. Lange & Sohne, которые начали
   отсчёт оставшегося нам времени.
   Часы Даниэль купила заранее за месяц до дня моего рождения и не нашла
   их уже на следующий день, когда захотела в тайне полюбоваться ими. Она
   обыскала всё, начиная от салона машины и заканчивая мусорным контейнером
   во дворе дома – бесполезно. Через несколько дней Даниэль была измотана
   поисками и попытками вспомнить, где могла потерять подарок и рассказала об
   этой трагедии родной сестре Саманте, когда та заехала к ней в гости.
   Сочувствуя, Саманта предложила единственный верный вариант – купить новые
   и скорее об этом забыть.
   Тут же они направились в магазин, но как только сели в автомобиль Даниэль
   Саманта, обернувшись назад, увидела эти самые часы, спокойно лежащие на
   заднем сидении со стороны водительского кресла. Сёстры сочли это какой-то
   мистикой, дабы Даниэла утверждала, и как ей можно было не верить, что она не
   могла не заметить эти "чёртовы часы", двадцать восемь раз обшарив и
   перевернув весь салон машины от багажника до бардачка передней панели. Тем
   не менее, девушки были безумно удовлетворены разрешением проблемы и на
   радостях уже через десять минут обмывали найденную пропажу в одном
   знаменитом местном ресторане «L’isola che non c’e» бутылочкой «Vigneti di
   Foscarino Soave» с ароматными нотками полевых цветов и мёда.
   На втором бокале, Саманте позвонила подруга детства Лорен, которая
   обычно беспокоит её по каждому пустяку. Саманта между делом тут же
   поведала ей мистическую историю с находкой моих будущих часов. Та,
   внимательно выслушав всё, сказала, что когда-то слышала о плохой примете о
   том, что нельзя никому дарить часы и мол, то, что вы их уже успели один раз
   потерять точно нехороший знак.
   Саманта не могла не пересказать это сестре. Понятно, что Даниэла
   расстроилась, но трезво проанализировав ситуацию на третьем бокале, они
   решили, что это вымыслы сумасшедших и Лорен всегда была завистливой
   сучкой. Достаточно вспомнить, как она постоянно критикует всех новых
   мужиков Саманты, обвиняя их в чём только можно, вплоть до гомосятины, что
   на самом-то деле совершенно безосновательно.
   Этот случай с моими часами я узнал от Саманты спустя четыре года,
   навещая её в тюрьме. А подарок от Даниэль я получил в своё время, как она того
   и хотела.
   III
   Происходящее потом никак не связано с этими часами, они всегда были на
   моей руке и стали молчаливыми свидетелями целого ряда несчастных событий,
   череду которых в таком сжатом периоде времени объяснить так никто и не смог.
   Оказалось, что достаточно было полтора месяца, чтобы разгромить,
   расколотить, разнести в прах и уничтожить наш с Даниэль волшебный мир.
   Я не стану в подробностях описывать каждый «несчастный случай» (так они
   классифицировались в полицейских протоколах). Спасибо тем, кто находился
   рядом и переживал это вместе с нами. Теперь мы с Даниэль просили только
   одного – пусть это скорее закончится.
   Вначале мы узнали от Саманты, что в течение двух дней ей не звонила
   Лорен, а потом её нашли изуродованной в собственной квартире. Через
   несколько недель сама Саманта, возвращаясь с поминок близкой подруги,
   попадает в автомобильную аварию. Она в нетрезвом состоянии на всей скорости
   таранит и давит всмятку своим внедорожником французскую малолитражку,
   убивая всю находящуюся в ней молодую семью с двумя годовалыми
   мальчиками-близнецами, обеспечив тем самым себе не только тюремный срок
   на много лет, но и ночные кошмары до конца своей жизни. Из-за этого случая на
   следующий день у отца Саманты и Даниэль Алекса, одного из добрейших
   людей, которых я только знал, случается гипертонический криз и сердечный
   приступ, он скоропостижно умирает через два дня. Сёстры со своей матерью еле
   пережили такую утрату. Далее гибнут мои родители, сорвавшись в машине с
   высоты 1123-х метров в пропасть с горного серпантина, когда они поторопились
   вернуться с отдыха в город, узнав о смерти Алекса и не стали дожидаться утро.
   От них ничего не осталось, и я их больше не видел. Полицейский, помню,
   сказал мне, что от ударов о камни даже номерной автомобильный знак стал
   размером не больше теннисного мячика. А ещё четыре дня спустя мать Даниэль
   Тина, находясь в постоянном полуобмороке от горя, падает дома с лестницы
   второго этажа, разбивает себе лицо и ломает бедренную кость. Её
   госпитализируют без сознания в тяжелейшем состоянии. Где-то ещё через
   неделю мы узнаём, что бывший муж Даниэль Хью, с которым она сумела
   сохранить после развода дружеские отношения, на какой-то конной прогулке,
   будучи под приличным градусом, получает копытом в голову от лягнувшего его
   необъезженного племенного жеребца. Хью от удара впадает в кому с
   неблагоприятным для жизни прогнозом. Спустя полгода его похоронили, но об
   этом он тоже не узнал.
   Свалившиеся тогда беды сильно надорвали нас с Даниэль. Мы держались
   друг за друга. Нужно было лезть наверх и выкарабкиваться из этой адовой ямы
   изо всех сил несмотря ни на что, ни на слёзы, ни на боль, ни на страдания.
   Нельзя поддаваться панике, надо ежеминутно помогать друг другу и не давать
   сорваться с резьбы. Мы не понимали, почему и за что (?!) вдруг это всё стало
   происходить, как запустился этот дьявольский механизм, но мы с Даниэль точно
   знали, что сейчас это нужно пережить, а осознание придёт потом, может быть
   когда-нибудь, но потом.
   Спустя дней десять после нокаута Хью я проснулся среди ночи в испуге,
   почуяв во сне новое несчастье, и увидел стоявшую у окна Даниэль. Было
   страсть как холодно. Смерть заглянула сюда. Я ощутил Её присутствие в воздухе
   комнаты стянувшейся на мне, как на барабане, кожей, вмиг покрывшейся
   твёрдыми гусиными пупырышками от леденящего моё сознание страха.
   Даниэль отречёно смотрела на светящийся ночной город и, услышав моё
   приближение к ней, не шевельнулась, а тихо сказала, что увидела плохой сон.
   Она мне не рассказала его, но произнесла только, что теперь Они (те, которые
   управляют всеми нами с небес) доберутся до неё и тогда всё закончится. В этот
   момент Даниэль была необъяснимо спокойна и отчуждена и от меня, и от
   реальности, словно приняла эту новость как должное.
   IV
   На следующий день, когда Даниэла навещала в больнице Тину, ей позвонил
   вечно задроченный дирижёр её оркестра и предупредил о том, что он входит в её
   положение, но контракт есть контракт, и его нужно либо выполнять, либо
   разорвать. Последний месяц Даниэль не работала и пропустила начало
   ежегодного турне по Америке в самый неподходящий для театра период. Это
   был июнь, и до десятого июля артистам и, сопровождавшим их музыкантам,
   необходимо было по-быстрому посетить ещё три страны. В это время я их
   называл табором. Они все уже устали и хотели скорее вернуться домой на
   двухмесячные каникулы. Как всегда некоторым из них удавалось закосить под
   заразившихся гриппом, некоторые смогли заболеть расстройством желудка и так
   далее. Конечно, «больных» отпускали домой, но при условии их замены. И
   Даниэль согласилась к ним приехать, успокоив и убедив меня тем, что работа
   сейчас пойдёт ей на пользу. Всего-то пару недель?
   Она догнала театр и звонила мне каждые пять часов и днём, и ночью.
   Постепенно Даниэль стала чувствовать себя лучше, её голос изменился,
   свидетельствуя о возвращении к жизни. Слава Богу, – думал я и радовался,
   слушая подробности о том, как проходили концерты. Такая смена декораций
   обязательно ей была нужна, всё к лучшему. Я ежедневно проведывал Тину,
   которая медленно, но шла на поправку, и успокаивал её хорошими известиями
   от дочери.
   И вот уже гастроли подходили к концу, и на днях театру, как и каждый год,
   оставалось прибыть на заключительный концерт в Пуэрто-Рико. Добраться туда
   можно было по воздуху в течение трёх часов или по воде за двое суток.
   Музыканты всегда разбивались на две группы. Одна их часть летела на
   самолёте, а другая, которая переносила качку и желала отдохнуть, наслаждаясь
   свежим морским воздухом и загорая на Солнце, пересекала по краю
   Атлантический океан вдоль западного побережья на небольшой, но
   комфортабельной яхте. Даниэль всегда выбирала морской путь.
   Это было 5 июля, а 6 числа мои часы вдруг остановились и не шли
   несколько часов с 11:47 до часов двух дня. Потом они неожиданно сами пошли,
   и я подвёл стрелки, сверив точное время в интернете. Ещё через один час и
   четырнадцать минут мне позвонили. Женский голос сотрудницы какой-то
   федеральной службы спасения сообщил, что яхта, на борту которой вместе со
   всеми находилась Даниэль, исчезла в океане семнадцать часов назад и судно до
   сих пор не могут обнаружить, несмотря на то, что погода наладилась, и высота
   волн уже не превышает 2 баллов. Просили не волноваться.
   С того дня «6 июля» на моих часах не меняется, но часы идут и время
   показывают правильно.
   Я каждый день жду возвращения своей Даниэль.
   Ноябрь, 2012 год.
   P.S.

   В 2013 году я получил по электронной почте письмо из ARRS*. В нём
   сообщалась, что в районе острова Коберн-Таун в Атлантическом океане найдена
   яхта, затонувшая в 2007 году, на которой одним из пассажиров была Даниэль Д.
   "Предоставить тело для захоронения не представляется возможным.
   Получить личные вещи родственника можно по адресу: 14 East Street, New York,
   NY 14428".
   На следующий день на своих часах я увидел «7 июля».
   V
   В августе 2014 года я получил приглашение в Рейкьявик для участия в
   двухдневной международной конференции по роду своей профессиональной
   деятельности.
   В первый день, рано утром прилетев в аэропорт Keflavik, я направился в
   Рейкьявик и уже через 50 минут стоял под тёплым душем в номере отеля Hilton
   Reykjavik Nordica, пытаясь до мелочей вспомнить недолгий сон, только что
   привидевшийся во время полёта над Атлантическим океаном.
   Я видел во сне Даниэль. Она взяла меня за руку, молча и внимательно
   посмотрела мне в глаза, словно заглядывая во тьму, глубоко хранящуюся во мне
   все эти годы, а потом, чуть наклонившись, поцеловала мою ладонь. Я только
   хотел погладить её волосы второй рукой и обнять её, как образ Даниэль тут же
   растворился и исчез.
   Этот сон был точно таким, как нависший сегодня над Рейкьявиком туман.
   Ни тот, ни другой не собирались рассеиваться.
   Вечером, приблизительно через час-полтора после завершения первого дня
   конференции и ужина, прихватив с собой в номере зонт (слегка моросящий
   дождик начался ещё до обеда), я отправился прогуляться перед сном по,
   пожалуй, единственно относительно крупному городу Исландии, который за
   полдня можно обойти пешком. Выйдя из отеля, я тут же зашёл в скопившийся на
   улице туман, плотно окутывающий неторопливо перемещавшихся прохожих и
   медлительно ползущие автомобили. Внутренний голос выдал справку:
   туманность Андромеды – крупнейшая спиральная галактика ближайшая к
   Млечному пути, содержит примерно 1 триллион звёзд, отдалена от Земли на
   расстояние 2,5 миллионов световых лет. Не анализируя установившуюся
   ассоциативную связь, я побрёл вглубь тумана по городской площади мимо огней
   кафе, музеев и магазинов. Через минут 20 я вышел к лютеранской церкви
   Халлгримура. Сегодня перед посетителями на земле лежало только лишь её
   длинное основание, а её знаменитый шпиль и стоявший на постаменте перед
   входом в собор викинг Лейф Счастливый, как и 80 процентов города, были
   спрятаны от глаз туманом. Из храма слышалась органная музыка. Я закрыл зонт
   и вошёл.
   Месса уже подходила к концу. Священник перед началом причащения
   обратился к верующим, и они адресовали друг другу «Мир тебе!», начиная
   сопровождать эти слова рукопожатиями или лёгкими поклонами. Я был готов
   соответствующим образом ответить на обращение ко мне и повернулся к справа
   стоящему рядом со мной улыбающемуся мужчине, но я отвёл от него глаза в
   сторону, почувствовав на себе чей-то взгляд, и вдруг увидел среди
   присутствующих потрясённо глядевшую на меня монахиню. Это была
   Даниэль…

   VI
   Я ждал Даниэль (!) под зонтом у статуи Лейфу Счастливому, который,
   возможно, как тысячу лет назад, подплывая к берегам Америки, был вместе со
   своим кораблём скрыт морским туманом от надзирающих за ним с неба звёзд,
   дабы не загубили они его настойчивое влечение и решительную направленность
   к своей цели.
   Через некоторое время Даниэль, выйдя из храма, подошла ко мне. Она свела
   наш разговор до минимума, сообщив, что все эти годы провела здесь, что чудом
   тогда осталась жива, когда яхта громадными волнами Атлантики была
   опрокинута на бок. Несколько суток (может трое, а может четверо) Даниэль без
   каких-либо вспомогательных средств находилась на плаву в океане (сказав
   спасибо регулярным занятиям плаванием в бассейне «Meraviglie», она скромно
   улыбнулась). К счастью, в пустом океане, её, уже в шоковом состоянии, без
   памяти, очень далеко от берега заметили моряки исландского торгового судна.
   Около 5 месяцев Даниэль провела в больнице после пережитого.
   На мой вопрос, почему она сразу не сообщила мне, что спасена, Даниэль
   тихо ответила, что пообещала за свою спасённую Жизнь отказаться от всего, что
   только есть у неё на этой Земле. Обещала ещё давно. Обещала тогда, во сне.
   Тем, которые управляют всеми нами с небес.
   Дверь храма открылась. Пожилая монахиня выглянула на улицу и, увидев
   нас с Даниэль, позвала её:
   – Хелен, мы тебя ждём, пора.
   Даниэль взяла меня за руку, опустила глаза и, чуть наклонившись,
   поцеловала мою ладонь. Только я хотел погладить её волосы второй рукой и
   скорее обнять её, как она тут же сделала шаг назад и, больше не произнеся ни
   слова, ушла…
   VII
   17 июня 2015 года во второй половине дня я получил сообщение, что
   сегодня Даниэль не стало. Последние три года она страдала от онкологии…

   * ARRS – Аэрокосмическая поисково-спасательная служба США

   Руди Аттвуд
   Руди Аттвуд торопился, но пока ещё не знал, как ему избавиться от страха
   колотившего его изнутри так, что он сразу привлёк к себе внимание прохожих,
   выбежав как угорелый из продовольственного магазина и дважды выронив из
   трясущихся рук перед машиной на землю ключи от замка зажигания. Ах, эти
   неприятности, тайком доставляющие нам удовольствие, когда дело касается
   кого-нибудь другого, но последнее время не везло Руди.
   Хлопнув дверью Ламборджини он, дёргаясь, как отбойный молоток, скорее
   завёл двигатель и поспешил, как можно быстрее спрятаться ото всех. Руди
   помчался в свой гараж.
   Он давил на педаль газа и даже не замечал улиц, по которым бешено летел
   его новенький, пару месяцев назад купленный чёрный авто. В последние
   полгода, благодаря неожиданно появившейся высокооплачиваемой работе, о
   которой Руди и не мог даже мечтать, он реализовал практически все свои
   желания.
   Да, всего лишь полгода назад Руди Аттвуд был на волоске от самоубийства,
   мысли о котором посещали его при участившихся встречах с кредиторами, до
   последнего веривших его новым проектам и обещаниям. Все знали, что за всё и
   всегда Руди брался с лёгкостью. Ни на одной сделке он никогда не
   задерживался. Он быстро и максимально выжимал всё до последней капли, а
   потом, ни на мгновение не задумываясь, бросал в сторону, тут же переключаясь
   на новое. Деловая хватка Аттвуда привлекала его деловых партнёров, и
   постоянных заимодавцев. Все видели в нём удачливого говнюка, приносящего
   прибыль от любой розничной купли-продажи, будь то эксклюзивные морские
   катера, дорогущие автомобили или раритетное оружие.
   По своему незаурядному характеру Руди мог торговать всем кроме
   наркотиков. Он категорически отказался от поступивших ему несколько раз
   предложений, заняться наркотрафиком. Он и сам не употреблял, потому что
   около 10 лет назад от дури погибли оба его старших брата. Они сразу друг за
   другом покончили с собой, когда им по очереди исполнилось 33 года. Руди год
   назад пережил этот возраст. Память о братьях и любовь к футболу оказались
   сильнее сомнительного кайфа. Еженедельно Руди занимался на стадионе, со
   стороны наблюдая за тренировкой юношеской сборной, за которую в своё время
   он сам выступал. В команде давно уже не было и его тренера Джеймса Кука по
   кличке Слепой (у него был один стеклянный глаз после войны во Вьетнаме), но
   всё же уследившего за своими подопечными. Слепой часто повторял им о том,
   что хоть жизнь – игра, но "всегда нужно стараться жить хорошо, а плохо само
   получится". Однако азарт игрока как-то подвёл Аттвуда.
   Руди на последний свой день рождения в казино «Стальная удача» прилично
   выпил и проигрался, вляпнувшись в крупный долг. Опомнившись на следующий
   день и узнав сумму долга в 1,5 миллиона долларов, которую необходимо было
   вернуть следующим вечером, Аттвуд пришёл в ужас.
   Когда Руди выворачивало над унитазом, он готов был скорее сдохнуть,
   задохнувшись собственной блевотиной, чем раз за разом снова и снова брать
   телефонную трубку и умолять всяких козлов дать ему в долг. В конце концов,
   посоветовавшись, старые друзья-кредиторы нехотя согласились на то, чтобы
   выручить Руди, но подписав с ним необходимые документы и взяв с него
   подписку, что он не войдёт больше в казино пока не выплатит им долг. Всё
   разрешилось и Аттвуду только оставалось пахать и отрабатывать деньги, но с
   этого момента у него куда-то вдруг пропало везение, сноровка, настрой и даже
   желание.
   Словом, стоило один раз пустить к себе неудачу, как она решила остаться и
   более не покидать Руди. Дела у него абсолютно не шли, он быстро терял
   интерес к делам, да и собственно к самой жизни, став себя считать таким же
   обречённым неудачником, как и его погибшие братья.
   Он стал пить в собственном гараже и только твердил всем, что на их семье
   роду лежит какое-то там проклятие и что он вообще плевать хотел на свой долг.
   Когда кредиторы, посетив его, основательно взяли за горло, Руди решил пойти
   по кратчайшему пути и покончить с собой, но тогда что-то спасло горемыку.
   Прикрыв изнутри дверь в собственном гараже, Руди сел в машину, перед этим
   накрыв её автомобильным тентом, и завёл двигатель. Он закрыл глаза,
   приоткрыл рот и стал вдумчиво вдыхать выхлопной газ. Наверное, он так бы и
   помер, если бы не сконцентрировался на собственных мыслях, в тот момент,
   когда на мозг подействовала какая-то "лечебная" доза дыма. Так или иначе, Руди
   уже находящегося в полудрёме осенило! Он закричал, выскочил из машины, и
   пулей, добежав до входной двери, распахнул её и вылетел из испускающего со
   всех щелей наружу дым гаража, с одышкой рухнув на землю. Перевернувшись
   лицом вверх, Аттвуд около получаса приходил в себя, повторно прокручивая в
   уме ведение, только что посетившее его. Оно было страшно интересным.
   Почудилось ему, будто находится он ночью у входа на кладбище, да кругом
   из темноты ему зачарованно поют птицы. Стоит Руди, а к нему тянется странная
   очередь. Это он берёт с только что умерших покойников деньги за то, чтобы
   пропустить их сюда на кладбище. С кого-то много берёт, с кого-то ещё больше,
   просто так ни кого не пускает. Это всё Руди сам решает, ему виднее. Денег у
   мертвецов много, только ни к чему они им теперь. Отдают ему практически всё
   что нажили, лишь бы разрешил пройти им, упрашивают даже некоторые, на
   колени падают перед ним и молятся за него. И мужчины, и женщины, а детей
   тут совсем нет. Вдруг один старик спрашивает у Руди:
   – Меня-то бесплатно, сынок, пропустишь?
   – Почему это? – удивился Руди.
   – Так я же сам умер от старости, это они – ироды, руки на себя наложили, а я нет.
   Тут покойники все завозмущались и говорят, что они не сами, сами они бы
   не смогли – страшно было. Это, оказывается, сам Руди всем и помог покончить с
   собой, за это и деньги ему уплачены ими были. Тогда Руди гаркнул на старика,
   чтобы он не нарушал кладбищенский покой и скорее прочь отсюда убирался, да
   искал другое себе место. Зарыдал старик и перед тем как уходить сказал:
   – А сам-то ты, Иуда, когда себя порешаешь, место найдёшь себе?
   Руди только расхохотался, не отвлекаясь от подсчитывания денег, но тут
   закашлял и стал задыхаться от выхлопного газа. Вот на этом месте видение его и
   оборвалось, после чего он опомнился и успел выскочить из задымленного
   гаража на улицу.
   Оклемавшись Руди Аттвуд скорее принялся за реализацию увиденного. Уже
   через месяц у него был целый список тех, кто тайно обратился к нему с
   просьбой помочь совершить самоубийство. Не каждый же самостоятельно
   сможет вырвать себе расшатавшийся и повисший на волоске зуб. Вот здесь-то
   Руди и нащупал в норах под тёмной водой целое полчище нерешительных
   страдальцев, желающих свести счёты с собственной жизнью. Естественно, что
   за деньги, конечно.
   Тяжело было Руди с первым клиентом, а на очередном пятом он уже так
   вошёл в раж, что, казалось, ещё плюс-минус один покойник никакого значения
   нет. Да, так Аттвуд скоро стал богатеть. Он скоро отдал долг, но все кто ранее
   знал его, поспешили разорвать с ним все отношения. Конечно, деньги не пахнут,
   но контактировать с ним стало нестерпимо и даже опасно! Со временем у Руди
   стали возникать вспышки и приступы бешенства, ярости, буйства, крайнего
   нервного напряжения и следующее за этим состояние утомления, упадка сил,
   депрессии и страха, которые начали преследовать Руди всюду.
   Ему стали мерещиться те, кого он отправил на тот свет. Нет, они не
   приходили к нему в снах. Если бы. Они сопровождали его кругом. Аттвуд не
   просто видел их среди живых людей, он слышал их и мог даже говорить с ними.
   Только ему не о чем было разговаривать. Все покойники требовали только
   одного – вернуть им деньги! Один из них внезапно появился на заднем сидении,
   когда Руди вёл по трассе машину. Мертвец взял своего убийцу за горло и сказал,
   что с удовольствием поменялся бы с Аттвудом местами. Ещё он сказал, что если
   Руди вернёт убитым их деньги, то Руди там, на том свете, простят и не станут
   доставать, а если нет, то скоро Руди сам станет мертвецом. Аттвуд тогда ещё
   попытался возразить убитому, что, мол, действовал только с согласия клиентов,
   но на это покойник уже ничего не ответил и исчез.
   Так никто и точно и не знает, сколько человек Руди Аттвуд отправил на тот
   свет и скольким ещё он бы успел оказать свою услугу, но однозначно, что с
   каждой новой смертью что-то уходило от Руди. Он что-то утрачивал взамен на
   причитающуюся ему от жертв мзду. Можно было бы найти определение этому
   что-то, нащупав в себе эту потерю, но Руди поняв, что находится в чьей-то
   власти, желал знать только одно – в чьей? Кто использует его для решения
   каких-то своих, ему человеку, неведомых целей, нагоняя на Руди
   душераздирающие галлюцинации?
   Так что, встретив в тот день в продовольственном магазине сразу несколько
   десятков убитых им человек, по пятам преследующих его между прилавками и
   требующих возврата денег, Аттвуд больше не выдержал и, бросившись из
   магазина на улицу, побежал к своей машине.
   Он снова приехал в гараж. Прикрыв изнутри тяжёлую металлическую дверь,
   Руди опять сел в машину, перед этим накрыв её автомобильным тентом. Он
   завёл двигатель.
   Аттвуд закрыл глаза, приоткрыл рот и стал вдумчиво вдыхать выхлопной
   дым. Он сконцентрировался на собственных мыслях и точно уловил момент,
   когда на мозг начал действовать газ. Минута и ещё одна, и ещё другая… Сколько
   их? Сознание поплыло и провалилось… Ещё мгновение и тут Руди осенило! Он
   закричал, выскочил из машины, и пулей бросился к входной двери, но в этот раз
   она уже была кем-то заперта с обратной стороны.
   Удушливый газ вмиг окутал свою жертву, петлёй обвиваясь вокруг шеи.
   Хоть бы один глоток воздуха! Руди со всего маху, не жалея кулаков стал долбить
   в железную дверь гаража – бесполезно, молотить её ногами и ударять в неё
   плечом – тщетно. Невидимая мёртвая хватка упрямо сжимала его горло и Аттвуд
   не выдержал. Он распахнул рот и горько-кислый поток выхлопного дыма
   мгновенно хлынул внутрь него, насыщая ядом лёгкие.
   Двигатель! Нужно же выключить машину! Руди кинулся к водительской
   двери, махом задёрнул тент на крышу, рванул ручку, но дверь не открылась!
   Через плотно сощуренные глаза, слезящиеся от выхлопа газа, Руди заглянул в
   салон. Да, двери заблокированы изнутри. И только одна мысль в голове –
   воздуха почти не осталось…
   Тогда он одним ударом колена вышиб водительское стекло, распоров себе
   мясо, но это уже было не важно. Оставались секунды. Скорее! Изнутри открыв
   дверь, Руди шлёпнулся на сидение и повернул на себя ключ в замке зажигания,
   но Ламборджини безотказно продолжал работать! Не может быть! Руди
   выдернул ключ – двигатель не среагировал.
   Тут и кончился воздух. Руди постепенно затих. Перестав дышать, с широко
   открытыми глазами, он глядел сквозь лобовое стекло в пелену выхлопного
   дыма, полностью заполнившего гараж.
   Только мозг всё ещё думал и соображал, когда с той стороны стекла близко
   надвинулось улыбающееся знакомое лицо кивающего старика:
   – Ну, что, Иуда, место себе найдёшь?
   Письмо
   «Дорогой друг! Спешу скорее сообщить тебе нижеследующее.
   Ещё в детстве я заметил, как некоторые взрослые, находясь в кругу своей
   семьи, уединяются и читают художественные книги. Потом, по той же самой
   причине, я писал их сам. Но мне никогда не было интересно заниматься
   анализом семейных отношений, потому как каждый имеет право жить или
   пытаться жить так, как он хочет.
   Ты помнишь, что во мне всегда было одно неутолимое ничем желание
   сказать о другом мире, который, как мне казалось, существовал за обычным для
   нас миром? И если раньше я всё-таки думал, что он находится только в нашем
   воображении, то теперь знаю, что он абсолютно материален. Всё придуманное и
   представляемое нами появляется и живёт в нём, дожидаясь нас.
   Увидеть его очень легко. Нужно только закрыть глаза. А чтобы оказаться
   там, надо просто умереть.
   Поэтому призываю тебя: помни об этом и живи радостно! Потом уже
   изменить ничего НЕ возможно! Если бы ты знал, каких трудов мне стоило
   оправить тебе это письмо… Надеюсь, ты его получил и мои усилия не напрасны.
   Живи с Богом!

   Твой вечный друг, Алекс».
   P.S. Настоящее письмо получено мной по электронной почте через полгода
   после смерти моего близкого друга А. Стемплера.
   2 мая 2016 г.
   Видно в этом и есть прикол

   – Абсолютно непонятно мне, чего ты от меня добиваешься? – торопясь,
   застёгивая пуговицы своей помятой вчерашней рубашки и затягивая на небритой
   шее галстук, раздражённо повторил вопрос своему начальнику Боб.
   – Как что, дружище? – удивился Генри, с детства знавший Боба, как свои пять
   пальцев. – Я, управляющий филиалом нашей компании, беспокоясь о тебе,
   пришёл в твой кабинет до начала рабочего дня, а ты ещё и не рад? Ты давай,
   рассказывай, как всё было! Вижу, что пустые бутылки с конфетками ты уже
   успел спрятать.
   – Да ничего не было…
   – Не было? А кровь? Чья кровь? У тебя даже рубашка в крови!
   – Это не кровь, Генри…
   – Да что ты говоришь? А, это гранатовый сок?
   – Нет…
   – Так что? Лучше говори, и это останется только между нами. Обещаю. Я же -
   могила.
   – Ну, ладно. Это кровь…
   – Кровь?! Боб, да ты в своём уме?!
   – Не знаю…
   – Она, что не считала свои дни?
   – В смысле?
   – Как её зовут? Она точно работает не у нас?
   – Да о чём ты говоришь! – Боб вскочил с кресла, подлетел к самому лицу Генри
   и сквозь зубы зашипел. – Кто она? Ты, что подумал, что я вчера задержался на
   работе для того, чтобы здесь кого – нибудь… Ту, которая работает не у нас! Я
   люблю Келли и я однолюб! Ты знаешь об этом!
   – А что я мог тут ещё подумать? – оторопело ответил Генри.
   – Ты вообще, ничего не понимаешь!
   – Так объясни. На тебе лица нет, и ты крайне озадачен. Ты провёл ночь на
   работе, а твоя одежда и мебель, куда не глянь, запачканы кровью. Не странно?
   Боб не ответил. Он подошёл к зеркалу и стал пристально всматриваться в
   своё отражение. До этой ночи его карие глаза теперь стали абсолютно чёрными,
   но Генри, кажется, ещё не заметил этого.
   – Ладно, успокойся вначале, – продолжал Генри. – Не забудь, мне потом
   рассказать, что за ночные забавы ты тут устроил. Кровь хотя бы сотри, пока
   сюда никого не принесло и накинь пиджак. Что ты себя там рассматриваешь?
   Выглядишь ты скверно и заметно нервничаешь. Я лучше к себе пойду. И не
   забудь, что в 9.00 совещание, на котором ты – докладчик!
   – Подожди, не уходи. Понимаешь…
   – Что? Вспомнил её имя?
   – Присядь, пожалуйста, Генри, я лучше сейчас тебе всё расскажу, иначе я не
   выдержу этого…
   И только они уселись друг напротив друга через столик, расположенный
   между кресел, как Генри ахнул:
   – Что у тебя с глазами?!
   – А что у меня с глазами?..
   – Зрачки чёрные, как угли…
   – Я же не спал и мне нехорошо сейчас, но ни это главное.
   – Так, что произошло?
   – Я всё расскажу, но только выслушай меня до конца и не перебивай.
   Понимаешь?
   Генри, проглотил слюну и кивнул, что согласен слушать молча. Ему
   становилось ещё интересней.
   – Вчера, за пять минут до конца рабочего дня, раздался телефонный звонок и я
   взял трубку, – начал повествование Боб. – Мне сказали, что от наших партнёров
   для меня имеется какое-то важное сообщение и попросили задержаться минут
   на десять до того, как курьер доставит конверт. Странный конверт. .
   – Странный конверт? – удивлённо переспросил Генри.
   – Да, но я же просил меня не прерывать! – передёрнулся Боб, еле подавляя
   клокочущее волнение. – Понимаешь?
   – Молчу, молчу, молчу, – затараторил Генри, прикрывая рот ладонью.
   Боб зыркнул на приятеля почерневшими зрачками, принимая извинения и
   продолжил:
   – Да странный! Он был чёрного цвета… Тебе когда-нибудь вручали конверт
   чёрного цвета? – Боб опустил на мгновение глаза в пол куда-то себе под ноги и
   сам же, тяжело вздохнув, ответил на свой вопрос. – Вот и я раньше не получал
   чёрных конвертов…
   В уме Генри появилось несколько любопытных и, как ему казалось, важных
   вопросов, но он молчал, как рыба.
   – На конверте не было написано ни одного слова, – снова заговорил Боб, – и я,
   конечно, как и любой, я думаю, другой человек на моём месте, только проводив
   взглядом курьера, тут же вскрыл этот чёртов конверт! Не задумываясь!
   Генри, затаив дыхание, заморгал.
   – В конверте не было ничего! Я тряс его и заглядывал вовнутрь – пусто! Я шарил
   в нём пальцами – чисто! Я был крайне возмущён, но… – Боб откинулся на
   спинку кресла и закинул ногу на ногу. – Только через минуту я почувствовал, что
   ЧТО-ТО вылетело из него, я ЧТО-ТО выпустил из конверта, когда открыл его.
   ЧТО-ТО выпорхнуло сюда, понимаешь?
   Тут Генри абсолютно перехотел что-либо спрашивать, он предвкушал
   продолжение этого захватывающего сюжета, мысленно представляя и моделируя
   его. Боб продолжал:
   – Однако я ничего нового и необычного перед собой не видел в комнате. Только
   чувствовал, что здесь кроме меня теперь КТО-ТО есть. И этот КТО-ТО ничего
   хорошего тут делать не собирается, понимаешь?
   Нет, Генри этого не понимал.
   – Этот КТО-ТО оказывается уже стоял за моей спиной и смотрел мне сверху на
   темечко! Я это понял, когда замер и почувствовал на себе ЕГО дыхание. Жуть…
   Генри посмотрел вверх над сидящим напротив черноглазым Бобом (он даже
   показался ему совершенно чужим и незнакомым человеком), и попытался
   представить в воздухе или разглядеть там этого КТО-ТО. Никого.
   – Бесполезно, – ответил Боб, заметив, как Генри вглядывается куда-то над ним. –
   ЕГО сейчас надо мной нет. ЕГО там нет, Генри, – повторил Боб. – ОН сейчас
   стоит за тобой…
   Генри будто окостенел.
   – Лучше сиди и не шевелись, может ОН тебя не тронет, – посоветовал Боб, и
   добавил. – Хотя вряд ли…
   Генри, тут же почуял расползающийся по спине страх. Чьи-то мёртвые
   леденящие душу пальцы плавно приближались к нему, опускаясь на плечи.
   Генри ясно ощутил это движение незнакомца. Осталось только позволить
   сцапать себя, даже не успев обернуться, чтобы увидеть КТО ЭТО.
   Генри мигом бросился прочь из кабинета, но в нескольких сантиметрах от
   двери он был жёстко завален на пол, будто на него сверху рухнула строительная
   железобетонная плита.
   Спустя 20 минут Генри, застегнув пуговицы рубашки и поправив на шее
   галстук, открыл дверь из кабинета Боба и, обернувшись, посмотрев на приятеля
   чёрными бездушными зрачками, спокойно произнёс:
   – Спасибо, Боб, ты справился. Я у себя в кабинете. Да, и не забудь, что
   совещание в 9.00, а ты – докладчик.
   Боб был на пределе, но старался не подавать виду. Он молча улыбался Генри
   и даже несколько раз кланялся, провожая приятеля. Аккуратно прикрыв за ним
   входную дверь, Боб тяжело выдохнул воздух, развязал и, сняв с себя галстук,
   швырнул его куда-то в сторону. Голова затрещала от боли. Подойдя к своему
   рабочему столу, Боб плюхнулся в кресло. Посидев минуту, он открыл ящик
   стола и достал чёрный конверт. Всматриваясь в чёрное, Боб задумался.
   Безусловно, это было ужасно. Отдать Генри, чтобы самому выжить? Гнусно
   и бесчеловечно. Ну, разве у меня был выбор? Да, был. Нет, не было, я же
   сопротивлялся, как мог, я бы не выдержал больше, я бы погиб. Но это же и есть
   выбор… Нет, уже поздно.
   Боб скинул рубашку и посмотрел на свою грудь. В области сердца след от
   прокола. Ему так же, как и Генри, эта тварь пронзила сердце и впрыснула в него
   какую-то гадость. Однако Генри не повезло больше.
   Нужно понять КТО ЭТО и что будет дальше? Дальше что?
   Опустошение выворачивало Боба наизнанку. Он пытался взять себя в руки и
   принял решение одолевать проблемы по мере их поступления. Так всегда ему
   советовала Келли, его любимая супруга, которая, слава Богу, в это время
   находилась в гостях у своей матери в Канаде и была не в курсе, что Боб не
   ночевал дома и успел натворить непоправимое. Как он сможет объяснить ей
   предательство друга? Как стыдно! Нет, нужно всё поправить или вернуть.
   Только так.
   Боб встал из-за стола, подошёл к бару, достал виски и налил себе половину
   бокала. Сделав глоток, он направился к сейфу и, набрав код, решительно вынул
   из стены револьвер. Только так. Решено. В 9.00.
   В 9.01 Боб, намеренно опаздывая, вышел из своего кабинета и, не обращая
   внимания на поздоровавшуюся с ним и удивлённую от его мрачного вида
   секретаршу, вышел в коридор и последовал в кабинет Генри. Мягкой тигриной
   поступью, переставляя по ковровой дорожке ноги, Боб шёл, как в замедленном
   кино. Движения тела, головы, глаз, век и рук, готовых нанести сокрушительный
   удар противнику, напоминали ему Чак Норисса из фильма 93-го «Посланец ада».
   Боб сейчас был намерен умереть и умереть красиво. Любимый Кольт 45
   калибра, заправленный за пояс приятно сдавливал мышцы вдоль позвоночника.
   Мимо проплывали лица сотрудников фирмы, увидевших идущего по коридору
   помощника и самого близкого друга шефа. Они приветливо улыбались ему и
   опускали глаза…
   Стоп! Чёрные глаза! У всех чёрные глаза! Бобу как врезали по щеке! Он
   резко остановился и посмотрел в окружавшие его лица. Да! У всех… Но все
   отворачивались и старались скорее ускользнуть от него по своим рабочим делам.
   Боб закричал:
   – Стоять! Всем стоять!
   Сотрудники замерли как в стоп-кадре и тупо склонили головы вниз.
   – Поднять лица! – заорал Боб и вырвал из-за ремня брюк револьвер, выставив
   его перед собой. – Смотреть на меня!
   Никто не шевельнулся, как манекены, но в этот момент распахнулась дверь
   кабинета шефа, и из неё вышел Генри:
   – В чём дело?
   Боб тут же направил дуло на черноглазого друга:
   – Не двигайся, сволочь, а то я прострелю тебе башку!
   – Ты спятил? – прохладно спросил Генри, не думая останавливаться.
   – Стой! – завопил Боб. – Стой!
   На следующем шаге, приближающегося к нему Генри, Боб дёрнул курок, и
   пуля пробила череп друга, точно между глаз. Она с такой лёгкостью и скоростью
   прошибла голову, что Боб вспомнил как когда – то они же с Генри в детстве
   стреляли так по переспевшим и брошенным гнить на поле тыквам,
   разлетающихся при попадании на мелкие кусочки. Как и мозги друга… Однако
   это воспоминание оборвалось последующим за ним падением вниз лицом и
   ударом о пол убитого.
   Визг и крики сослуживцев прервали безмолвие. У Боба зазвенело в голове
   так, словно у него одновременно лопнули перепонки в обоих ушах. Он
   развернулся лицом к разбегающимся, как мыши по норам, коллегам и открыл по
   ним огонь. Несколько человек, настигнутые пулями подскочили в воздухе и
   рухнули, не успев укрыться за стенками и перегородками офиса. Один из
   мужчин, упав перед Бобом на колени, сложив перед собой руки, просил о
   пощаде, но его чёрные зрачки выдавали его суть. Боб, не мешкая застрелил и
   его.
   В барабане остался последний патрон. Естественно, – подумал Боб, – он мой.
   И, поднеся ствол револьвера к своему виску, выстрелил…
   Лишь мгновение пролетело перед глазами Боба. Оно только раз порхнуло
   перед ним своим огромным чёрным крылом, как там его уже встретил Генри.
   Сквозная дыра в его голове друга напоминала Бобу о только что совершённом
   им убийстве. С этим человеком они с самого рождения были неразлучными
   друзьями. И теперь после смерти, встретившись здесь, они тоже могли бы
   никогда не расставаться, но вот только с этого момента их пути расходились в
   противоположные стороны. Генри сказал:
   – Боб, ты мне можешь сказать, что же всё-таки это было?
   – Да ничего не было…
   – Не было? А кровь? Чья кровь? У тебя даже рубашка была в крови!
   – Это не кровь, Генри… Я получил странный конверт…
   – Боб, очнись, я это уже слышал! Спустя 40 минут после твоего рассказа о
   курьере с чёрным конвертом ты перестрелял наших сотрудников, а перед ними
   замочил меня!
   – Не было выбора…
   – Неправда, выбор всегда есть!
   Боб молчал. И снова подкатила тошнота, хотелось опустошения. Даже
   здесь…
   – Как знаешь, Боб, я не в силах тебя переубедить, но я надеялся…
   Генри отвернулся и направился прочь.
   – Хорошо, я скажу, – окликнул его Боб. – В конверте конкуренты нам прислали
   некую Сущность.
   Генри остановился и, развернув лицом к своему убийце дырявую голову,
   спросил:
   – Что?
   – Это такая новая мулька. Стоит бешеных денег. Я сам думал недавно о том,
   чтобы поговорить с тобой о её покупке нам для устранения конкурентов, но
   опоздал на неделю. Рынок перенасыщен всякими услугами, а это современная
   разработка, завязанная на тонких материях потустороннего мира и так далее.
   – Мира, где мы теперь находимся?
   – Получается так.
   – И что остановить это нельзя было как то иначе? Нужно было тебе всех
   перестрелять?
   – Видно в этом и есть прикол, Генри. Как видишь, я же повёлся на эту муть.
   Генри подлетел к самому лицу Боба и сквозь зубы зашипел:
   – Да уж… Добавить нечего…
   Боб, не поднимая глаз прошептал:
   – Но может ещё можно это как-то всё вернуть…
   Генри передёрнулся, еле подавляя клокочущую ярость:
   – Это уж я не знаю, Боб! Это приятель твоя проблема. Вот иди и решай! Знаешь,
   где меня найти, дружище…
   Шаг вперёд, два шага назад
   Монастырский

   I

   Жил да был один мужик. Было ему лет пятьдесят, когда умерла его мать. И
   вот поехал он на её похороны в далёкую деревушку – родной дом.
   Лежал он на верхней полке в последнем вагоне, мчащегося в ночи поезда, и
   никак не мог уснуть от мыслей своих. Но не о матушке, умершей думал он, а о
   последних словах её, которые сказала она ему около недели назад, позвонив по
   телефону.
   – Сыночек мой любимый, умру я скоро, а потому секрет должна тебе свой
   сообщить сейчас. Вот только, смотри, старшему брату своему ничего не
   рассказывай.
   – Хорошо, мама, не расскажу, – пообещал любимый сын.
   – Дед твой, – продолжила, вздыхая, мать, – когда умирал, поведал мне свою
   тайну.
   Теперь мой черёд. Он мне, доченьке своей, передал золотые украшения, да
   камушки дорогие, которые однажды достались ему чудом. А у нас, крестьян,
   никогда таких богатств и не водилось. Когда меня ещё и в помине не было,
   служил мой отец в Красной армии у Будённого. С лошадьми дед твой всегда
   умело обходился, он любил их.
   В телефонной трубке между словами стало слышно тихое пошмыгивание
   носом – слёзы потекли ручьём по щекам старухи, но она продолжила рассказ.
   – И вот однажды будённовцы взяли какой-то небольшой городок, а отец мой
   молодой, да крепкий, сам одной саблей очистил от врагов какой-то купеческий
   дом, где прятались белые. Так вот, последний живой упал перед ним на колени и
   просил не убивать его, за это пообещав отдать своё богатство. Да только не
   нужно было твоему деду сокровищ, а увидел он под рубахой купца младенца
   спрятанного, как котёночка. Оказалось, что жена его умерла через неделю как
   родила, и вдовец сам уже два месяца с помощью чужой кормилицы доченьку
   свою выхаживает. Сжалился дед твой и не тронул их.
   А только через пятнадцать лет, когда я уже во всю по земле бегала и по дому
   помогала, отыскал этот купец деда нашего. Представляешь? Помню я, что они
   приходили с девочкой взрослой и такой красивой. Отец её представился
   учителем. Долго они спорили с дедом нашим, а мы в это время с этой девочкой
   вдвоём прогулялись до реки. Она мне про бабочек всю дорогу интересно
   рассказывала. Когда мы с ней к дому вернулись – они сразу и уехали. Руками всё
   нам махали долго, да кланялись всё. И вот только перед смертью своей дед и
   рассказал мне, что учитель тот ему тогда сокровищ привёз, как обещал за жизнь
   свою и доченьки его.
   В телефоне опять послышалось тихое пошмыгивание носом.
   – Мы, сынок, сокровищ не знали, потому отец мой их как закопал тогда в амбаре,
   так они там до сих пор и лежат. Я один разок откопала, чтобы посмотреть и
   ахнула. Страшно сделалось от них мне. А сейчас-то в мире всё по-другому.
   Конечно, не в сокровищах счастье, но без денег теперь никуда. Тебе они
   пригодятся. Ты их забери, когда меня хоронить приедешь. А брату если скажешь
   – поругаетесь. Лучше пусть и не знает он. У него-то семья крепкая, да жена
   ладная. Это тебе не повезло, сыночек. А так-то, глядишь, да полегче будет.
   Не дав сыну и слова сказать, старуха повесила трубку.
   II
   Поезд неожиданно сбросил скорость. В чёрном окне замелькали огоньки
   фонарей какого-то небольшого городка и главный герой этой реальной истории,
   очнувшись от воспоминаний, аккуратно слез с верхней полки, стараясь не
   беспокоить спящих попутчиков, взял сигареты и пошёл курить.
   – Стоим десять минут, – предупредила его коренастая давно немолодая
   проводница, умело щёлкнув зажигалкой и прикуривая тонкую сигарету. – Не
   спится?
   – Не, – задумчиво ответил мужик.
   – Утро вечера мудренее. Не ломай голову. В семь часов приезжаем.
   III

   Прошло ещё часа два. Поезд стрелой летел навстречу рассвету, а мужик наш
   так и не уснул. Единственное право любого человека – право выбора –
   окончательно измучило его. Он, уставившись в окно на утренний пейзаж,
   наблюдал, как на медленно проявляющейся фотографии, за деревьями и
   кустарниками, крепко окутанными густым туманом. Он уже не мог разобрать
   явь – это всё или уже сон? За ночь одни и те же мысли он прокрутил по сотни
   раз туда и обратно, окончательно их запутав узлами в громадный клубок
   сомнений.
   С одной стороны, он думал обо всех своих проблемах причиной которых в
   основном была постоянная нехватка денег и отсутствие нормальной работы, о
   своей жене вечно недовольной им, о своих двух заканчивающих школу лодырях-
   сыновьях и их перспективах. А как могло бы всё устроиться! Это будет такой
   громадный шаг вперёд!
   С другой стороны, он думал, что он не какой-нибудь выродок, что он не
   может не поделиться внезапно рухнувшим на голову богатством со своим
   старшим братом, переживающим не только такие же проблемы с деньгами, но
   даже проблемы со здоровьем после год назад перенесённой резекции желудка.
   Но…
   Если сейчас сказать брату, а там неизвестно, на сколько денег потянет это
   столетнее богатство? Да, может, там и на одного мало? Вначале откопаю, а там
   решу. И то, если успею приехать к матери раньше брата! А если он уже там?
   Ему ехать поменьше, чем мне. Нет, даже если успею, то брат заметит всё. Он
   умнее, опытнее – сразу раскусит меня. Он же меня даже по лицу на чистую воду
   выведет, он меня знает – всё детство моё за руку водил за собой. И никому
   никогда в обиду не дал… Нет, нехорошо так. А разбогатею – он увидит и спросит
   потом: откуда взял? Лучше с ним сразу обсудить всё. По совести нужно! Ну, а
   вдруг так ещё хуже будет? Не зря же мать сказала ему не говорить? Значит,
   знала, чем дело кончится. Ну, мамаша!
   IV
   Измаявшийся от головной боли мужик в семь утра вышел из вагона на
   перрон районного городка, откуда ему предстояло ещё около часа ехать на
   попутках до своей деревушки. То ли утренняя прохлада свежего воздуха, то ли
   родные и знакомые с детства места неожиданно просто помогли ему наконец-то
   принять своё решение!
   – Ну что разобрался, лунатик? – послышался за спиной голос коренастой
   проводницы.
   – Конечно, – не оборачиваясь, через плечо бросил мужик и сделал уверенный
   шаг вперёд навстречу своему богатству.
   Воспалившиеся от усталости глаза болели, и чёрные солнцезащитные очки,
   надвинутые на нос, были как никогда кстати. Лёгкой быстрой походкой он
   направился наискосок по привокзальной площади медленно просыпающегося
   городка к вдалеке стоявшим нескольким машинам такси, у которых весело
   спорили водители, попивая из пластиковых стаканчиков горячий чай. Будущий
   миллионер решил с этой самой минуты больше на себе никогда не экономить! К
   тому же нужно было постараться опередить старшего брата, чтобы незаметно
   провернуть дело. Задерживаться там нечего. С кладбища прямиком на вокзал,
   якобы на работе большие проблемы, связанные с деньгами. Да!
   Вдруг оглушительный автомобильный гудок раздался на высоте уха,
   спешившего на встречу с сокровищами счастливца. Полуадекватный водитель
   грузовой мусоровозки, также мчавшейся наискосок по привокзальной площади
   с противоположной стороны, шутя изо всех сил ударил по звуковому сигналу,
   когда для неожиданности из-за спины сравнял автомобиль с единственным
   пешеходом.
   Наш герой отскочил в сторону, как ошпаренный, но тут же оступился и
   неловко сделал шаг вперёд, подпрыгнув на одной ноге и успев развернуться в
   полёте почти на сто восемьдесят градусов. Тут вдруг будто бы какая-то сила
   толкнула его в грудь и он, танцуя, сделал два шага назад и наклонился чуть куда-
   то в бок. Он шагнул точно в то место, где на привокзальной площади лежала
   единственная металлическая круглая крышка взамен неделю назад украденной
   чугунной. Крышка звякнула и съехала в сторону, безжалостно открыв под
   зависшим на мгновение в воздухе человеком раззявленную пасть
   канализационного люка. Миг. . и человек рухнул вниз, скрывшись под землёй.
   Таксисты разом побросали стаканчики с недопитым чаем и кинулись в
   сторону люка и заглохнувшего рядом с ним грузовика, водитель которого,
   почернев от страха, обмер, подняв вверх руки от руля. Подбежав к люку,
   свидетели случившегося увидели внизу лежавшего на металлических трубах
   погибшего только что человека со сломанной шеей и повернутой в обратную
   сторону головой. Из его ушей и носа струилась ярко красная кровь, которая
   стекая по дужкам и стёклам солнцезащитных очков, капала вниз в темноту.
   Никто не купил у старшего сына, доставшийся ему по наследству домик.
   Кто теперь будет жить в глухой деревушке? Только старики доживали здесь свой
   век. А амбар через несколько лет развалился, и место это заросло высокой
   травой.
   P.S. Многие не поверили в "счастливый" конец этого рассказа. Но
   справедливости ради, уверяю Вас, дорогой мой читатель, что эта история
   закончилась именно так. Главного героя, как и всех персонажей всех моих
   произведений, я знал лично.

   Итальянец

   Слишком тиха эта ночь. Придавила, так придавила. Конечно, лучше уснуть
   скорее, к утру сама уйдёт, но не спится. Жду. Пишу и курсором стираю слова и
   мысли. Забываю их, кажется, а они опять тут. Бесполезное это занятие. Лучше
   сейчас одеться, вызвать такси и поехать в аэропорт. Купить там билет и тут же
   улететь к тебе, но нет, трупом лежу и не встаю, потому что знаю, что нет тебя
   там и куда мне лететь неизвестно. Отправил тебе ещё одно письмо. Опять жду
   ответа…
   Всё-таки встал, оделся и вышел на улицу. Половина третьего. Накрапывает
   осенний дождик. Подняв воротник пальто, закрутив шарф вокруг шеи, надел
   перчатки и, раскрыв над собой зонт, шагнул из под козырька своего подъезда в
   ночь.
   Иду в сторону набережной. Там самый свежий воздух и ветер.
   Перемигивающиеся жёлтые светофоры отражаются в тёмных окнах домов. Ещё
   один переулок, вокруг ни души. С каждым шагом на сердце становится как-то
   теплее. Значит, правильно иду, куда надо.
   В свете фонаря на асфальте прямо передо мной что-то ярко блеснуло. Я
   подошёл поближе и присел, чтобы рассмотреть что это. Это была красивая
   серьга в виде листочка с необыкновенным камушком-сердечком по центру,
   потерянная здесь, по-видимому, не так давно. Не заметить этот волшебный
   блеск было абсолютно невозможно. Взяв её, и покрутив на свету, я мог бы
   представить себе хозяйку этой серьги, которая сейчас в это время где-то смотрит
   на её пару и горько сожалеет о потере. Мог бы, если бы не одно но! Это была
   твоя серёжка, я тебе подарил их год назад на твой день рождения! Вторых таких
   я не встречал никогда и вряд ли тут бы у кого такие увидел. Но как это всё
   понять?
   Я встал и, побыв немного в размышлениях, разглядывая украшение,
   согласился с версией о том, что это просто странное совпадение, серьга эта всё
   же не твоя. Это, по крайней мере, логично и мне так спокойнее. Ты бы
   обязательно сообщила о своём визите в этот город, у тебя здесь кроме меня
   никого нет. А вот что делать с потерянным украшением? Наверняка её
   владелица рыскает сейчас в ночи под дождём по исхоженным за последние
   сутки тропам.
   И только я решил положить серёжку обратно на асфальт, как тут внезапно в
   паре метров за моей спиной раздался оглушительный рёв паровоза! У меня от
   страха так дёрнулось сердце, что я чуть было, не выронил из ладони серьгу, но я
   наоборот автоматически сжал её в кулаке. Обернувшись, я увидел прямо перед
   собой чёрного цвета локомотив с ярко-красной звездой между большущих фар!
   Машинист, вылезший наружу из окна, демонстративно разгладил шикарные усы
   и прокричал:
   – Через пару минут трогаю! Давай шевелись, чего стоишь? Следующий поезд
   только через четыре дня. Ты тут дуба дашь, приятель!
   Каково же было моё удивление, когда я в этот момент увидел и осознал себя
   стоящим под зонтом в каком-то захолустье на перроне крошечного
   одноэтажного вокзала, напоминающего мне здания начала ХХ века.
   – Ну, так что, интеллигенция? – продолжал машинист, – едешь или как?
   Да, безусловно, он обращался ко мне, других людей на перроне не было. Я
   опустил зонт и крикнул ему:
   – Куда поедем?
   – В Царицын, куда же ещё! Едешь?
   Я не ответил. Машинист, тут же спрятавшись в кабине, повторно дал
   оглушительный гудок и плавно тронул поезд с места. Проезжая мимо, он одним
   глазом косился на меня, другим смотрел на дорогу. Я нашёл этого машиниста
   всё-таки несколько странным – он был будто ненастоящий, а какой-то
   нарисованный.
   Поезд медленно набирал скорость, замельтешили окна вагонов и в них
   наблюдавшие за перроном лица пассажиров. И вдруг среди них я заметил тебя!
   Бросившись догонять твой вагон и, сравнявшись с дверью, я уже схватился
   за поручень, приготовившись к прыжку, как он тут же, как дым, растворился в
   воздухе из под моей руки вместе с поездом, перроном и вокзалом! Я оступился и
   кубарем покатился по земле, выронив из одной руки зонт, а из другой серьгу.
   Падение было настолько жёстким, что острая боль прострелила локтевой сустав.
   Я еле поднялся. Да, как бы ещё не перелом? Раскрытый зонт забавно лежал в
   луже, на краю которой блестела серьга. Я поднял её и тут же услышал за
   спиной мужской голос:
   – Синьор, думаю, что Вы сломали руку.
   Я обернулся и на этот раз увидел перед собой Адриано Челентано, который
   улыбался обаятельнейшей во всём мире улыбкой.
   – Вы говорите по-русски? – спросил я, про себя удивляясь и диагнозу,
   поставленному мне итальянцем.
   – Конечно, я знаком с русскими женщинами, которые в своё время дали мне
   хорошие и полезные уроки, в том числе по оказанию первой медицинской
   помощи.
   – Да Вы просто удивительно говорите на русском, – сделал я наклоном головы
   реверанс артисту мировой величины.
   Но Адриано, не замечая мой комплимент, уже взял меня за ушибленную
   руку и, не спросив моего согласия на проведение манипуляций, стал аккуратно
   крутить моё предплечье, объясняя:
   – На самом-то деле переломы лечатся не месяцами, а за одну минуту, но только
   единицы знают об этом.
   Он отпустил мою руку и, взяв себя пальцами за подбородок, сделал умную
   гримасу учёного человека. Итальянец произнёс:
   – Уже не болит?
   И действительно рука не болела! Я покрутил ею. Как новенькая!
   – Вот видите, – засмеялся он, подойдя ко мне и обняв за плечо.
   Челентано внимательно заглянул мне в глаза, и я подумал о том, что никогда
   в жизни не мог даже представить себе нашу с ним встречу.
   – Да, так лечатся переломы! Любые! А Вы учились там медицине своей,
   учились, мучились и ничему не научились. Согласны?
   Ну, как можно было с ним не согласиться? Такой результат! Я с
   благодарностью кивнул ему.
   – Prego! – продолжил Адриано, – и напоследок я позволю дать Вам, друг мой,
   один незатейливый совет, основанный на личных интереснейших наблюдениях.
   – Конечно, – я был весь во внимании. Меня поражал его русский.
   – Понимаешь, – итальянец перешёл на ты, – вот эти паровозы с машинистами,
   руки с медицинами – ерунда! Мне уже 74 года. Я скажу тебе, что главное в
   жизни. Это то, что существует между людьми. Главное – это связь!
   – Связь? – переспросил я.
   – Да, связь, но не компьютерная или телефонная, – он достал из кармана своего
   пальто мобильник и вложил его мне в руку. – А связь настоящая. Если хочешь -
   даже телепатическая… Например, так, чтобы ты всегда чувствовал свою
   женщину на любом расстоянии, а она также чувствовала тебя… Никогда не
   теряй её, друг мой, дорожи ею!
   В моей руке зазвонил его телефон. Я посмотрел на Адриано. Он опять мне
   улыбался своей необыкновенной улыбкой. Снова раздался звонок.
   Я, как ошпаренный, вскочил с постели и схватил телефонную трубку:
   – Алло!
   На том конце провода я услышал твой голос:
   – Привет! Тебе уже пора просыпаться! У меня есть одна очень хорошая новость
   и одна… не очень хорошая…
   – Начни с хорошей…
   – Мы завтра увидимся, я прилетаю!
   – Прекрасно! Я очень-очень рад!
   – А нехорошая… Я вчера где-то потеряла одну серьгу, которую ты подарил мне
   на прошлый день рождения.
   – Ничего страшного. Главное, что мы скоро встретимся, – произнёс я, зажигая в
   комнате свет.
   Ты что-то ответила и стала говорить дальше, но я уже не слышал тебя. На
   полу передо мной блестела твоя серёжка…
   Слишком тиха эта ночь. Придавила, так придавила. Конечно, лучше уснуть
   скорее, к утру сама уйдёт, но не спится. Жду. Пишу и курсором стираю слова и
   мысли. Забываю их, кажется, а они опять тут. Бесполезное это занятие. Лучше
   сейчас одеться, вызвать такси и поехать в аэропорт. Купить там билет и тут же
   улететь к тебе, но нет, трупом лежу и не встаю, потому что знаю, что нет тебя
   там и куда мне лететь неизвестно. Отправил тебе ещё одно письмо. Опять жду
   ответа…
   Всё-таки встал, оделся и вышел на улицу. Половина третьего. Накрапывает
   осенний дождик. Подняв воротник пальто, закрутив шарф вокруг шеи, надел
   перчатки и, раскрыв над собой зонт, шагнул из под козырька своего подъезда в
   ночь.
   Иду в сторону набережной. Там самый свежий воздух и ветер.
   Перемигивающиеся жёлтые светофоры отражаются в тёмных окнах домов. Ещё
   один переулок, вокруг ни души. С каждым шагом на сердце становится как-то
   теплее. Значит, правильно иду, куда надо.
   В свете фонаря на асфальте прямо передо мной что-то ярко блеснуло. Я
   подошёл поближе и присел, чтобы рассмотреть что это. Это была красивая
   серьга в виде листочка с необыкновенным камушком-сердечком по центру,
   потерянная здесь, по-видимому, не так давно. Не заметить этот волшебный
   блеск было абсолютно невозможно. Взяв её, и покрутив на свету, я мог бы
   представить себе хозяйку этой серьги, которая сейчас в это время где-то смотрит
   на её пару и горько сожалеет о потере. Мог бы, если бы не одно но! Это была
   твоя серёжка, я тебе подарил их год назад на твой день рождения! Вторых таких
   я не встречал никогда и вряд ли тут бы у кого такие увидел. Но как это всё
   понять?
   Я встал и, побыв немного в размышлениях, разглядывая украшение,
   согласился с версией о том, что это просто странное совпадение, серьга эта всё
   же не твоя. Это, по крайней мере, логично и мне так спокойнее. Ты бы
   обязательно сообщила о своём визите в этот город, у тебя здесь кроме меня
   никого нет. А вот что делать с потерянным украшением? Наверняка её
   владелица рыскает сейчас в ночи под дождём по исхоженным за последние
   сутки тропам.
   И только я решил положить серёжку обратно на асфальт, как тут внезапно в
   паре метров за моей спиной раздался оглушительный рёв паровоза! У меня от
   страха так дёрнулось сердце, что я чуть было, не выронил из ладони серьгу, но я
   наоборот автоматически сжал её в кулаке. Обернувшись, я увидел прямо перед
   собой чёрного цвета локомотив с ярко-красной звездой между большущих фар!
   Машинист, вылезший наружу из окна, демонстративно разгладил шикарные усы
   и прокричал:
   – Через пару минут трогаю! Давай шевелись, чего стоишь? Следующий поезд
   только через четыре дня. Ты тут дуба дашь, приятель!
   Каково же было моё удивление, когда я в этот момент увидел и осознал себя
   стоящим под зонтом в каком-то захолустье на перроне крошечного
   одноэтажного вокзала, напоминающего мне здания начала ХХ века.
   – Ну, так что, интеллигенция? – продолжал машинист, – едешь или как?
   Да, безусловно, он обращался ко мне, других людей на перроне не было. Я
   опустил зонт и крикнул ему:
   – Куда поедем?
   – В Царицын, куда же ещё! Едешь?
   Я не ответил. Машинист, тут же спрятавшись в кабине, повторно дал
   оглушительный гудок и плавно тронул поезд с места. Проезжая мимо, он одним
   глазом косился на меня, другим смотрел на дорогу. Я нашёл этого машиниста
   всё-таки несколько странным – он был будто ненастоящий, а какой-то
   нарисованный.
   Поезд медленно набирал скорость, замельтешили окна вагонов и в них
   наблюдавшие за перроном лица пассажиров. И вдруг среди них я заметил тебя!
   Бросившись догонять твой вагон и, сравнявшись с дверью, я уже схватился за
   поручень, приготовившись к прыжку, как он тут же, как дым, растворился в
   воздухе из под моей руки вместе с поездом, перроном и вокзалом! Я оступился и
   кубарем покатился по земле, выронив из одной руки зонт, а из другой серьгу.
   Падение было настолько жёстким, что острая боль прострелила локтевой сустав.
   Я еле поднялся. Да, как бы ещё не перелом? Раскрытый зонт забавно лежал в
   луже, на краю которой блестела серьга. Я поднял её и тут же услышал за
   спиной мужской голос:
   – Синьор, думаю, что Вы сломали руку.
   Я обернулся и на этот раз увидел перед собой Адриано Челентано, который
   улыбался обаятельнейшей во всём мире улыбкой.
   – Вы говорите по-русски? – спросил я, про себя удивляясь и диагнозу,
   поставленному мне итальянцем.
   – Конечно, я знаком с русскими женщинами, которые в своё время дали мне
   хорошие и полезные уроки, в том числе по оказанию первой медицинской
   помощи.
   – Да Вы просто удивительно говорите на русском, – сделал я наклоном головы
   реверанс артисту мировой величины.
   Но Адриано, не замечая мой комплимент, уже взял меня за ушибленную
   руку и, не спросив моего согласия на проведение манипуляций, стал аккуратно
   крутить моё предплечье, объясняя:
   – На самом-то деле переломы лечатся не месяцами, а за одну минуту, но только
   единицы знают об этом.
   Он отпустил мою руку и, взяв себя пальцами за подбородок, сделал умную
   гримасу учёного человека. Итальянец произнёс:
   – Уже не болит?
   И действительно рука не болела! Я покрутил ею. Как новенькая!
   – Вот видите, – засмеялся он, подойдя ко мне и обняв за плечо.
   Челентано внимательно заглянул мне в глаза, и я подумал о том, что никогда
   в жизни не мог даже представить себе нашу с ним встречу.
   – Да, так лечатся переломы! Любые! А Вы учились там медицине своей,
   учились, мучились и ничему не научились. Согласны?
   Ну, как можно было с ним не согласиться? Такой результат! Я с
   благодарностью кивнул ему.
   – Prego! – продолжил Адриано, – и напоследок я позволю дать Вам, друг мой,
   один незатейливый совет, основанный на личных интереснейших наблюдениях.
   – Конечно, – я был весь во внимании. Меня поражал его русский.
   – Понимаешь, – итальянец перешёл на ты, – вот эти паровозы с машинистами,
   руки с медицинами – ерунда! Мне уже 74 года. Я скажу тебе, что главное в
   жизни. Это то, что существует между людьми. Главное – это связь!
   – Связь? – переспросил я.
   – Да, связь, но не компьютерная или телефонная, – он достал из кармана своего
   пальто мобильник и вложил его мне в руку. – А связь настоящая. Если хочешь -
   даже телепатическая… Например так, чтобы ты всегда чувствовал свою
   женщину на любом расстоянии, а она также чувствовала тебя… Никогда не
   теряй её, друг мой, дорожи ею!
   В моей руке зазвонил его телефон. Я посмотрел на Адриано. Он опять мне
   улыбался своей необыкновенной улыбкой. Снова раздался звонок.
   Я, как ошпаренный, вскочил с постели и схватил телефонную трубку:
   – Алло!
   На том конце провода я услышал твой голос:
   – Привет! Тебе уже пора просыпаться! У меня есть одна очень хорошая новость
   и одна… не очень хорошая…
   – Начни с хорошей…
   – Мы завтра увидимся, я прилетаю!
   – Прекрасно! Я очень-очень рад!
   – А нехорошая… Я вчера где-то потеряла одну серьгу, которую ты подарил мне
   на прошлый день рождения.
   – Ничего страшного. Главное, что мы скоро встретимся, – произнёс я, зажигая в
   комнате свет.
   Ты что-то ответила и стала говорить дальше, но я уже не слышал тебя. На
   полу передо мной блестела твоя серёжка…
   Письмо тебе о нас тут и о НИХ ТАМ
   Мы с тобой уже давно не сомневаемся в том, что ОНИ творят над нами всё,
   что только им вздумается. Сколько раз мы убеждались и уже перестали
   удивляться всему, что случается.
   Потешаются ОНИ и играются с нами будто с букашками. Одному лапку
   оторвут, другой крылышко. И смотрят, как же эти несчастные полетят, да что
   дальше делать будут? Трепыхаются?
   А мы здесь только и стараемся, и сопротивляемся непредвиденным
   неприятностям. ИМ же только интереснее от этого делается. Тогда ещё лапку,
   ещё крылышко. Ах, уже не противятся? Можно головы открутить! А
   раздражают – в сторону выкинуть. Не могут ОНИ ТАМ без таких игр над нами,
   не могут.
   Вот у нас же, у людей, с детства вся жизнь в игре проходит. Каждый
   играется. И у всякого игра своя. Декорации только разные. А разобраться, то у
   всех всё по одному сценарию.
   Кому что Судьба даст? Нет, это ОНИ тебе подбрасывают себе на
   развлечение. Попробуй тут вовремя не сообрази про "вторую щёку"… Сразу под
   дых, в кровь, об землю! Потеха!
   Всё и так ясно, но…
   Большинство из нас, бедняжек, так закрутится, что в этой своей
   неосознанности, сне своём, так из этой жизни и уходят, не поняв, к чему же всё
   это с ними происходило? Было то что?
   Стоишь у гроба, смотришь на покойного и думаешь, что он, теперь лёжа
   оттуда всё видит и понимает. Молчит только.
   Скажешь, что, мол, с того понимания?
   Не знаю. Просто не хочется в такой роли на новый круг заходить.
   Вот и сегодня, когда в очередной раз разбился самолёт с пассажирами, сижу
   я и думаю о НИХ ТАМ и о нас тут.

   Document Outline
   Сборник мистических рассказов
   «Кто-то может вернуться»
   Автор: Монастырский
   Запишите нас
   Шёл снегопад или дорога домой
   Кризхин
   Симулятор Смерти
   Разделённая
   Царапина
   Cначала
   Я всегда иду домой
   Помогите ребёнку
   Возьмите паузу!
   Подзорная труба
   Не прощайся или основано
   на реальных событиях
   Голодные волки
   Точка невозврата
   Просили не волноваться или всё по-настоящему
   Руди Аттвуд
   Письмо
   Видно в этом и есть прикол
   Шаг вперёд, два шага назад
   Итальянец
   Письмо тебе о нас тут и о НИХ ТАМ