-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Михаил Юрьевич Лермонтов
|
|  Исповедь
 -------

   Михаил Юрьевич Лермонтов
   Исповедь


   I


     День гас; в наряде голубом
     Крутясь бежал Гвадалкивир,
     И не заботяся о том,
     Что есть под ним какой-то мир,
     Для счастья чуждый, полный злом,
     Светило южное текло,
     Беспечно, пышно и светло;
     Но в монастырскую тюрьму
     Игривый луч не проникал;
     Какую б радость одному
     Туда принес он, если б знал;
     Главу склоня, в темнице той
     Сидел отшельник молодой,
     Испанец родом и душой;
     Таков был рок! – зачем, за что,
     Не знал и знать не мог никто;
     Но в преступленье обвинен,
     Он оправданья не искал;
     Он знал людей и знал закон…
     И ничего от них не ждал.
     Но вот по лестнице крутой
     Звучат шаги, открылась дверь,
     И старец дряхлый и седой
     Взошел в тюрьму – зачем теперь?
     Что сожаленья и привет
     Тому, кто гибнет в цвете лет?



   II


     «Ты здесь опять! напрасный труд!..
     Не говори, что божий суд
     Определяет мне конец.
     Всё люди, люди, мой отец…
     Пускай погибну, смерть моя
     Не продолжит их бытия,
     И дни грядущие мои
     Им не присвоить – и в крови,
     Неправой казнью пролитой,
     В крови безумца молодой,
     Согреть им вновь не суждено
     Сердца, увядшие давно;
     И гроб без камня и креста,
     Как жизнь их ни была свята,
     Не будет слабым их ногам
     Ступенью новой к небесам.
     И тень невинного, поверь,
     Не отопрет им рая дверь.
     Меня могила не страшит.
     Там, говорят, страданье спит
     В холодной вечной тишине,
     Но с жизнью жаль расстаться мне;
     Я молод – молод, – знал ли ты,
     Что значит молодость, мечты?
     Или не знал – или забыл,
     Как ненавидел и любил,
     Как сердце билося живей
     При виде солнца и полей
     С высокой башни угловой,
     Где воздух свеж и где порой,
     В глубокой скважине стены
     Дитя неведомой страны,
     Прижавшись голубь молодой
     Сидит, испуганный грозой!
     Пускай теперь прекрасный свет
     Тебе постыл – ты слеп, ты сед,
     И от желаний ты отвык;
     Что за нужда? – ты жил, старик
     Тебе есть в мире что забыть!
     Ты жил! я также мог бы жить!



   III


     «Ты слушать исповедь мою
     Сюда пришел – благодарю;
     Не понимаю: что была
     У них за мысль? – мои дела
     И без меня ты должен знать —
     А душу можно ль рассказать?
     И если б мог я эту грудь
     Перед тобою развернуть,
     Ты верно не прочел бы в ней,
     Что я преступник иль злодей.
     Пусть монастырский ваш закон
     Рукою неба утвержден;
     Но в этом сердце есть другой,
     Ему не менее святой;
     Он оправдал меня – один
     Он сердца полный властелин;
     И тайну страшную мою
     Я неизменно сохраню,
     Пока земля в урочный час
     Как двух друзей не примет нас.
     Доселе жизнь была мне плен
     Среди угрюмых этих стен,
     Где детства ясные года
     Я проводил, бог весть куда!
     Как сон, без радости и бед,
     Промчались тени лучших лет,
     И воскресить те дни едва ль
     Желал бы я – а всё их жаль!
     Зачем, молчание храня,
     Так грозно смотришь на меня?
     Я волен… я не брат живых.
     Судей бесчувственных моих
     Не проклинаю… но, старик,
     Я признаюся, мой язык
     Не станет их благодарить
     За то, что прежде, может быть,
     Чем луч зари на той стене
     Погаснет в мирной тишине,
     Я, свежий, пылкий, молодой,
     Который здесь перед тобой,
     Живу, как жил тому пять лет,
     Весь превращуся в слово: нет!..
     И прах, лишенный бытия,
     Уж будет прах один, – не я!



   IV


     «И мог ли я во цвете лет,
     Как вы, душой оставить свет
     И жить, не ведая страстей,
     Под солнцем родины моей?
     Ты позабыл, что седина
     Меж этих кудрей не видна,
     Что пламень в сердце молодом
     Не остудить мольбой, постом!
     Когда над бездною морской
     Свирепой бури слышен вой
     И гром гремит по небесам,
     Вели не трогаться волнам,
     И сердцу бурному вели
     Не слушать голоса любви!..
     Да если б черный сей наряд
     Не допускал до сердца яд,
     Тогда я был бы виноват;
     Но под одеждой власяной
     Я человек, как и другой!
     И ты, бесчувственный старик,
     Когда б ее небесный лик
     Тебе явился хоть во сне,
     Ты позавидовал бы мне
     И в исступленье, может быть,
     Решился б также согрешить,
     Отвергнув всё, закон и честь,
     Ты был бы счастлив перенесть
     За слово, ласку или взор
     Мое страданье, мой позор!..



   V


     «Я о спасенье не молюсь,
     Небес и ада не боюсь;
     Пусть вечно мучусь: не беда!
     Ведь с ней не встречусь никогда!
     Разлуки первый, грозный час
     Стал веком, вечностью для нас!
     И если б рай передо мной
     Открыт был властью неземной,
     Клянусь, я, прежде чем вступил,
     У врат священных бы спросил,
     Найду ли там, среди святых,
     Погибший рай надежд моих?
     Нет, перестань, не возражай…
     Что без нее земля и рай?
     Пустые звонкие слова,
     Блестящий храм без божества!
     Увы! отдай ты мне назад
     Ее улыбку, милый взгляд,
     Отдай мне свежие уста,
     И голос сладкий, как мечта…
     Один лишь слабый звук отдай…
     О! старец! что такое рай?..



   VI


     «Смотри, в сырой тюрьме моей
     Не видно солнечных лучей;
     Но раз на мрачное окно
     Упал один – давным-давно;
     И с этих пор между камней
     Ничтожный след веселых дней
     Забыт, как узник, одинок
     Растет бледнеющий цветок;
     Но вовсе он не расцветет,
     И где родился – там умрет;
     И не сходна ль, отец святой,
     Его судьба с моей судьбой?
     Знай, может быть ее уж нет…
     И вот последний мой ответ:
     Поди, беги, зови скорей
     Окровавленных палачей:
     Судить и медлить вам на что?
     Она не тут – и всё ничто!
     Прощай, старик; вот казни час:
     За них молись… в последний раз
     Тебе клянусь перед творцом,
     Что не виновен я ни в чем.
     Скажи: что умер я как мог,
     Без угрызений и тревог,
     Что с тайной гибельной моей
     Я не расстался для людей…
     Забудь, что жил я… что любил
     Гораздо более, чем жил!
     Кого любил? отец святой,
     Вот что умрет во мне, со мной;
     За жизнь, за мир, за вечность вам
     Я этой тайны не продам!»
     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



   VII


     … И он погиб, – и погребен.
     И в эту ночь могильный звон
     Был степи ветром принесен
     К стенам обители другой,
     Объятой сонной тишиной,
     И в храм высокий он проник…
     Там, где сиял Мадонны лик
     В дыму трепещущих лампад,
     Как призраки стояли в ряд
     Двенадцать дев, которых свет
     Причел к умершим с давних лет;
     Неслась мольба их к небесам,
     И отвечал старинный храм
     Их песни мирной и святой,
     И пели все, кроме одной.
     Как херувим, она была
     Обворожительно мила.
     В ее лице никто б не мог
     Открыть печали и тревог.
     Но что такое женский взгляд?
     В глазах был рай, а в сердце ад!
     Прилежным ухом у окна
     Шум ветра слушала она,
     Как будто должен был принесть
     Он речь любви иль смерти весть!..
     Когда ж унылый звон проник
     В обширный храм – то слабый крик
     Раздался, пролетел и в миг
     Утих. Но тот, кто услыхал,
     Подумал, верно, иль сказал,
     Что дважды из груди одной
     Не вылетает звук такой!..
     Любовь и жизнь он взял с собой.