Избранные
Киберпанк

   Дизайнер обложки Алексей Жарков
   Вёрстка Алексей Жарков
   Иллюстрации Александр Павлов
   Иллюстрации Юлия Романова
   Редактор Алексей Жарков

   © Алексей Жарков, дизайн обложки, 2017

   ISBN 978-5-4485-4849-9
   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мечтают ли писатели о нейрошунтах?
Эссе о киберпанке

   Киберпанком называют научную фантастику, отражающую упадок гуманистических ценностей на фоне прогресса – конкретно, развития компьютерных технологий.
   Прежде всего, необходимо помнить, что киберпанк относится к антиутопическому ответвлению фантастики, что и определяет основные его жанровые особенности.
   Именно о них и поговорим.

   1. Главный герой

   Если в утопии главный герой всегда приходит в идеальный мир извне и восхищается его совершенством в качестве стороннего наблюдателя, то в антиутопии ГГ должен быть членом описываемого общества. Это обязательное требование, пренебрегать которым не стоит, если вы не хотите написать вместо киберпанка текст о «попаданцах».
   Как же выглядит усреднённый ГГ киберпанка?
   Во-первых, это одиночка, аутсайдер, замкнутый и нелюдимый, лишённый желания завести друзей или тщательно маскирующий его.
   Во-вторых, персонаж имеет непосредственное отношение к высоким технологиям. Например, хакер или разработчик ПО, работающий на корпорацию.
   В-третьих, это может быть, наоборот, человек, имеющий лишь косвенное отношение к высоким технологиям, но оказавшийся в ситуации, связанной с ними.
   В-четвёртых, у ГГ, как правило, сомнительный нравственный облик или проблемы с законом. Хакер, контрабандист, кибертеррорист, похититель и продавец чужих разработок, торговец чёрного рынка высоких технологий, человек, занимающийся нелегальной имплантацией.

   2. Сеттинг

   Недалёкое будущее.
   Инфосфера, проникающая во все сферы жизни.
   Технологии развиваются стремительно.
   Декадас в области общечеловеческих ценностей.
   Детерминированность политического и социального устройства.
   Низкий уровень большинства членов общества, глубокое социальное расслоение.
   Пропаганда, объявляющая существующий политический и социальный порядок оптимальным.
   Власть распределена между корпорациями, имеющими собственные армии.
   Марионеточное номинальное правительство.
   Бесправие большей части населения.
   Распространённость модификаций человеческого тела.
   Идея заменяемости живых организмов кибернетическими.
   Существование чёрного рынка технологий.
   Споры вокруг того, можно ли считать искусственный интеллект равным человеческому юридически и этически.
   Эксперименты с человеческим разумом.
   Виртуальная реальность, размытие границ между ней и настоящим миром.
   Киборги и биороботы.
   Городские трущобы и уличная анархия.
   Криминальные синдикаты, мафия.
   Хакеры, киберпреступники, кибертеррористы.
   Нанотехнологии.
   Имплантатны.
   Запрещённые и разрешённые сомнительные вещества.
   Лекарства, легальные и нет.
   Экологическая катастрофа – случившая, происходящая или грядущая.

   3. Конфликт

   Конфликт в киберпанке строится на противостоянии малого и большого, причём, чем масштабнее различие межу сторонами, тем острее конфликт (например, может быть конфликт между хакерами и корпорациями или искусственным интеллектом). Это важно, так как одна из важнейших идея киберпанка заключается в том, что незначительные на первый взгляд события могут привести к глобальным последствиям (например, действия одиночки порой вызывают обрушение системы).
   Второй значимый момент в киберпанке: технологии используются способами, не предусмотренными их создателями. Искажается первоначальный замысел, происходит этическая переориентировка.
   Одним из важнейших элементов киберпанка является протест, который заявляют герои, направленный против (простите за тавтологию) их обезличивания и потребительского, бездуховного отношения к миру, против игнорирования последствий техногенного прогресса.
   При этом ГГ, как правило, оказывается в конфликтной ситуации не по своей воле и действует вначале, повинуясь необходимости, а не собственным желаниям.

   4. Стилистика

   Атмосфера перекликается с нуаром, в частности, в отсутствии однозначно положительных персонажей.
   Нет единого стиля в одежде, общепринятых канонов внешности.
   Наличие телесных модификаций, протезирование.
   Использование детективных сюжетов.
   Ощущение депрессивности, безысходности, бесперспективности.
   Предчувствие грядущей катастрофы. Апокалиптичность.
   Резкий контраст между городскими трущобами и местом обитания обеспеченных слоёв населения.
   Одним из важных инструментов киберпанка являет иллюзия.

   5. Авторская позиция

   В отличие от утопии, где автор искренне считает описываемое общество идеальным, образцовым, автор киберпанка осознанно демонстрирует в своём произведении современные проблемы человечества, которые он помещает в мир недалёкого будущего, лишь логически додумав их развитие. Поэтому, собственно, киберпанк и производит на читателя столь сильное воздействие: за счёт того, что непосредственно связан с современными культурными, политическими, социальными тенденциями, а не оторван от них.

   Виктор Глебов

Бочонок Амонтильядо 2.0
Николай Романов

   Посвящается Эдгару Аллану По, создателю необыкновенных историй, захвативших наше воображение.
   C тёплыми воспоминаниями о моих первых домашних ЭВМ и их программном обеспечении (ПО). Как я и предполагал, вы захватили наш разум.

   1.1

   Я поднял факел и попытался заглянул в глубь тайника. Напрасно, слабый свет не проникал далеко.
   – Войдите, – произнёс безумец у меня за спиной. – Амонтильядо там. А что до Лукрези…
   – Лукрези невежа, – я шагнул между столбами, старясь краем глаза не упускать фигуру моего сопровождающего. Свет факела заметно тускнел, я с трудом различал что-либо дальше вытянутой руки. Как я и предполагал, проход не сквозной. Глубокая ниша заканчивалась массивной гранитной стеной. В неё были вделаны какие-то цепи и замки – отблески огня заплясали на металлической поверхности. Я уже не видел кинжал в руках Монтрезора, но ощущал его остриё за спиной.
   Я по-прежнему не имел представления, зачем он провёл меня лабиринтом сырых подвалов своего фамильного палаццо. Бочонок с вином – надуманный повод. Он приготовил для меня малоприятный сюрприз, сомнений нет.
   В темноте раздался лязг железа. Монтрезор сотворил вокруг моей талии быстрые манипуляции и защёлкнул замок. Секунды раздумий стоили мне свободы, я оказался накрепко прикован к двум кольцам, вделанным в стены. Факел выпал из моих рук и потух. Неужели он собрался заточить меня в этом подземелье? Зачем? Терзать нелепыми россказнями из жизни вольных каменщиков?
   Так или иначе, но положение моё ухудшалось, и я всерьёз пожалел, что не вступил с Монтрезором в схватку сразу, как только увидел в его руках оружие. По прямой крестовине и толщине клинка я безошибочно определил смертоносный стилет. Он извлёк его сразу, как только проводил меня в лабиринт своих наследных подземелий.
   Шпага, болтающаяся на его бедре, опасности не представляла. Ни теснота коридоров, ни опыт моего спутника не принесли бы успеха, вздумай он выхватить её. А вот тёмное жало безупречной итальянской стали, да ещё и во мраке катакомб, ничего, кроме гибели мне не сулило. Дурной, но безошибочный выбор – модное оружие заговорщиков. Слабая надежда, что в безумии Монтрезор не покрыл клинок ядом, отваги мне не прибавляла.
   Я безоружен и прикован во чреве подземного склепа, а мой спутник, отойдя на несколько шагов и воплотившись в палача, наслаждался долгожданным триумфом. Признаюсь, именно тогда я понял, что возможность избежать печальной участи безвозвратно упущена. Я фатально затянул с попыткой предотвратить трагедию.
   – Проведите рукой по стене, – сказал он. – Вы чувствуете, какой на ней слой селитры? Здесь в самом деле очень сыро. Еще раз умоляю вас – вернемся. Нет? Вы не хотите? В таком случае я вынужден вас покинуть. Но сперва разрешите мне оказать вам те мелкие услуги, которые еще в моей власти.
   Сущность Монтрезора предстала передо мной во всей красе. Жалкий и низкий, но сейчас он хозяин положения.
   Не прекращая издеваться над моей беспомощностью, он обнажил всю глубину и мерзость замысла. Разбросав груду человеческих костей, сложенную возле одной из стен до самого сводчатого потолка, Монтрезор извлёк порядочный запас обтесанных камней и известки. С помощью этих нехитрых материалов, действуя лопаткой, он принялся поспешно замуровывать вход в нишу. Вечер карнавала оборачивался кошмаром, меня замуровывали заживо.
   Монтрезор, погрузившись в труд каменщика, укрепил факел на стене и его свет не попадал в глубину ниши, оставляя меня невидимым в темноте.
   Первым делом я проверил цепи на прочность. Стараясь не производить излишнего шума, я резко дёрнулся вперёд. Наградой мне была лишь боль в рёбрах, я не смог сдержать стон. Прочность оков сомнений не вызывала.
   Монтрезор выложил второй ряд, и третий, и четвертый. Сохраняя хладнокровие я предпринял очередную попытку освободиться и, присев, постарался выскользнуть из смертельной ловушки. Стремясь притупить бдительность мучителя, я, напротив, старался яростно лязгать цепью, чтобы он воображал мои безуспешные попытки её порвать. Представляю, как он наслаждался ими. Увы, содрав лоскуты костюма вместе с кожей, выскользнуть из железных объятий так и не удалось. Сырость катакомб и горячий пот, пропитавший моё трико, наводили на мысль о бурлении адских котлов. Дурацкий колпак стиснул затылок стальным ошейником.
   Передохнув, он закончил ещё несколько рядов. Теперь стена доходила ему почти до груди. Он вновь приостановился и, подняв факел над кладкой, уронил слабый луч внутрь моей темницы.
   Ярость и отчаяние бросили меня на мгновение в пучину эмоций. Громкий пронзительный крик, целый залп криков вырвались из моей груди в лицо Монтрезора. Он отпрянул назад, я увидел в его глазах страх и трепет. Он выхватил шпагу из ножен и, просунув руку в нишу начал судорожно размахивать остриём перед моим лицом. Очередной рывок стали лизнул огнём мою щёку, и я ощутил горячую струйку, устремившуюся по шее. Не удовлетворившись, Монтрезор выдернул руку из проёма и, прильнув к нему, ответил мне диким протяжным воплем. Он надрывался и упивался болью, которая, без сомнения, когтями впилась в его глотку.
   Я умолк. Наш дьявольский переклик ужаснул меня, ничего реального не оставалось в стенах проклятых катакомб.
   Полночь миновала, когда проход в нишу был полностью заделан. Оставалось вложить всего лишь один камень. Прямоугольник света вскоре померк, Монтрезор завершал страшный замысел. Сквозь толщу преграды до меня почти не доносилось его невнятное бормотание. Месть не только доставляла ему наслаждение, но и безвозвратно тянула в омут сумасшествия.
   Признаюсь, не миновало оно и меня. Я засмеялся.
   – Отличная шутка, честное слово, превосходная шутка! Как мы посмеемся над ней, когда вернемся в палаццо, – другого способа остановить палача я не видел – За бокалом вина!
   Монтрезор задержался с последним камнем, я увидел в проём его шёлковую маску.
   – Амонтильядо! – сказал он.
   – Да, да, Амонтильядо. Но не кажется ли вам, что уже очень поздно? Нас, наверное, давно ждут в палаццо… И синьора Фортунато, и гости? Пойдемте.
   Удары сердца разрывали мою грудь. Неужели у меня появился ещё один шанс?
   – Да, – сказал он. – Пойдемте.
   – Ради всего святого, Монтрезор! – никаких шансов, безумец издевался над моей беспомощностью!
   – Да, – сказал он. – Ради всего святого.
   Бессмысленно. Усилием воли я вернул себе хладнокровие.
   – Фортунато! – позвал меня самодовольный голос из проёма. Довольно. Пусть провалится в преисподнюю, он больше не услышит голоса моей слабости.
   – Фортунато!
   В незаделанном отверстии появился факел и упал к моим ногам. Последний росчерк сумасшедшего триумфатора. Бубенчики на моём карнавальном колпаке безучастно звякнули. Монтрезор вдвинул камень на место, и я услышал отдалённый шорох лопатки, размазывающей известку по безмолвной стене.

   1.2

   Я ощутил давление в спину. Поршень аккуратно поднял мои плечи и голову над поверхностью ванны. Защитная плёнка, отслужив положенное, лоскутами сползла с мокрого лица. Я полностью осознавал происходящее, значит подача материала прекратилась. Диафрагма ухнула вниз, заставила сделать глубокий влажный вздох. Тихое гудение и неуловимые запахи тест-комнаты быстро возвращались ко мне. Дольше пришлось ждать, когда вернётся зрение. До полного восстановления покидать электрожеле не рекомендуется.
   Я ощущал присутствие Наставника, но он пока молчал.
   Увы, первую попытку я провалил.
   Предлагается ещё две, значит тестирование проходит в приемлемых рамках. Это не провал, это возможность в следующий раз выполнить задачу лучше.
   Преодолев сопротивление густой массы, я поднялся на руках над скользкими бортиками. Содержимое ванны мягкими ломтями отлипало от кожи. Электрожеле – совершенный нейропроводник, способный не только транслировать испытуемому картины временной реальности, но и создавать универсальный сенсорный фон для их восприятия. Прекрасная замена как проводным, так и беспроводным передачам, тем не менее оставляла неприятное ощущение соприкосновения с органикой.
   Панорама мониторов бесстрастно демонстрировала результаты тестирования. Показатели удовлетворительны: оценка ситуации, ориентирование, эмоциональный баланс. Кроме одного – объект гибнет. Решение не найдено.
   – Решение не найдено, – произнёс Наставник.
   – У меня есть варианты для второй попытки.
   – Ищи человеческое решение, – Наставники могут помогать и подсказывать. Их советы, как правило, общего характера. Но я достаточно информирован – они наблюдают за развитием сценария. Могут видеть тест моими глазами.
   – Вас понял.
   Я направился к душу, чтобы смыть остатки желе. Душ находился здесь же, в тест-комнате, мы могли не прерывать диалог. Но в разговоре не было необходимости.
   Вода оставляла на коже не менее отвратительное ощущение, чем смываемая субстанция. Я с наслаждением вернулся в прохладу комнаты, и облачился в жёсткую форму курсанта.
   После мерцающих в темноте склепа факелов, ровное освещение и матовая поверхность стен казались мне воплощением Шангрилы.
   – До связи, – попрощался я и вышел из комнаты.
   До пищеблока вёл прямой широкий коридор. Признаюсь, с самого детства ничто не доставляло мне такого успокоения, как хождение по красной линии, рассекающей вдоль его гладкий пружинистый пол. Можно спокойно размышлять в ритме ровных шагов, минуя в абсолютной тишине знакомые встречные лица.
   Ещё до моего рождения анализы показали крайне высокий уровень соответствия ожидаемой профессии. Предопределение – великое благо и не меньшее бремя. Весь период взросления человек готовится к прохождению итоговых тестов, чтобы заявить о себе, о новой самостоятельной личности. В противном случае любого ожидает утилизация, и это тоже великое благо, если смотреть на человечество в целом.
   Я готовился войти в общество в мундире одной из самых уважаемых профессий. Единицам выпадает такой шанс – вступить в ряды членов внутренней полиции. Быть полицейским, это высокая честь. Наше участие – необходимый элемент любого государственного механизма.
   Жизнь и процветание вольных граждан проходят под тотальным контролем. Это наша работа. Мы гарантируем абсолютную свободу выбора и регламентируем её применение. По сути, мы выше обычного человека.
   И вот я в одном шаге от цели, мне осталось пройти последний тест. «Ищи человеческое решение». Что Наставник имел ввиду?
   Я остановился перед прозрачными дверями пищеблока. Дисциплинарный устав обязывал присаживаться к приступившим к трапезе, если позволяли свободные места, и поддерживать беседу. Я никогда не любил эту малоприятную обязанность. Более тягостная процедура, чем потребление пищи – наблюдать, как питается кто-то другой.
   Все столы были заняты, кроме одного. За ним сидел коренастый курсант с параллельной линии. Его челюсти расправлялись с едой, как эскалатор с бурным человекопотоком. Я набрал поднос и подсел к нему.
   – Хвала Идолу!
   – Хвала Идолу, – ответил он. – С теста?
   – Да.
   – Тоже полицейский?
   – Да.
   – Не прошёл?
   – Первая попытка.
   – Я справился со второй. Завалили динозавра в вонючем болоте. Всю обойму в него высадил, вернулись на базу живые, а всё равно незачёт. Догадался на следующей попытке, застрелил ренегата, который бросил отряд и пытался…
   – Я в себе уверен.
   Распространяться о деталях испытания запрещено. Рассказать о задаче и подробностях сценария до окончания его прохождения, равносильно самоубийству. Тестирование будет прекращено, а курсант утилизирован. Болтать после, когда остались дни до выпуска и закрепления профессии, не столь суровое нарушение. Наказание не последует, но репутацию можно испортить.
   Даже если мой собеседник не провокатор, в чём я ни на секунду не усомнился, рассказывать о своих успехах я не собирался.

   2.1

   Монтрезор снял с подставки два факела, подал один мне и с поклоном пригласил следовать за ним через анфиладу комнат к низкому своду, откуда начинался спуск в подвалы. Он спускался по длинной лестнице, делавшей множество поворотов; я шел за ним, и он умолял меня ступать осторожней. Наконец мы достигли подножия лестницы. Теперь мы оба стояли на влажных каменных плитах в усыпальнице Монтрезоров.
   Итак, сценарий мне известен. Путь от городской площади до палаццо, стены здания и спуск в подземелье прошли в ожидании сигнала. Я уже знал – сейчас он повернётся ко мне, и, наконец, можно действовать.
   Монтрезор повернулся ко мне. В воздухе над его головой возникла и исчезла яркая красная надпись «Приступайте к решению задачи».
   – Где же бочонок? – спросил я.
   – Там, подальше, – в его руке блеснул зловещий стилет, направленный прямо мне в грудь.
   Я сделал вид, что не замечаю тонкий трёхгранный клинок.
   – Поглядите, какая белая паутина покрывает стены подземелья, – с ледяной улыбкой подыграл мне спутник. – Как она сверкает!
   От яркого света надписи мои глаза ещё туманились слезами.
   – Селитра? – спросил я, когда зрение полностью возвратилось.
   – Селитра, – подтвердил он. – Давно ли у вас кашель?
   Першение в горле стало невыносимым, и я в течение нескольких минут не мог ничего ответить. Странно, в предыдущей попытке я чувствовал себя великолепно.
   – Пустяки, – выговорил я наконец.
   Мышеловка захлопнулась. Монтрезор намеревался сотворить богомерзкий спектакль для утехи уязвлённой гордости, а мне предстояло найти выход из смертельной ловушки. Броситься на него в вероятной попытке одолеть голыми руками – не выход. Участь Генриха III меня не прельщала. Гарантии успеха представлялись зыбкими, и я не мог полагаться на волю случая.
   – Нет, – решительно сказал он, – вернемся. Ваше здоровье слишком драгоценно. Вы богаты, уважаемы, вами восхищаются, вас любят. Вы счастливы, как и я когда-то. Ваша смерть стала бы невознаградимой утратой. Другое дело я – обо мне некому горевать. Вернемся. Вы заболеете, я не могу взять на себя ответственность. Кроме того, Лукрези…
   – Довольно! – воскликнул я. – Кашель – это вздор, он меня не убьет! Не умру же я от кашля.
   – Конечно, конечно, – сказал он, – и я совсем не хотел внушать вам напрасную тревогу. Однако следует принять меры предосторожности. Глоток Медока защитит вас от вредного действия сырости.
   Монтрезор, не отрывая от меня взгляда, воткнул факел в кольцо на стене и взял с покрытой плесенью полки бутылку. Взмахом кинжала он отбил горлышко и подал вино.
   – Выпейте, – сказал он.
   Я принял бутылку, усмехнулся и отхлебнул. Расстояние между нами оставалось прежним. Моё тело было уязвимо при любой попытке приблизится к Монтрезору хоть на полшага. Он заметил мой оценивающий взгляд и вернул мне усмешку. Я кивнул в ответ, бубенчики на колпаке зазвенели. Богиня удачи, несмотря на обещанное именем покровительство, не спешила мне на помощь.
   – Я пью, – сказал я. – за мертвецов, которые покоятся вокруг нас!
   – А я за вашу долгую жизнь.
   Я сделал незначительный уклон в обход вооружённой руки Монтрезора, примеряясь внезапно схватить его, но и это движение не ускользнуло от его внимания. Он сместился, не оставляя мне преимущества. Его чертовской бдительности позавидовал бы ночной хищник.
   Мы продолжили путь.
   – Эти склепы весьма обширны, – я нарушил недолгое молчание и огляделся. Ничто вокруг не давало мне подсказки для решения. Решения логичного и закономерного. Только такой вариант мог показать зрелость моего интеллекта, мой рост до высот общения с Наставниками на равных. Пока же меня вели на убой, словно скот, коим я по факту рождения и являлся.
   – Монтрезоры старинный и плодовитый род, – сказал он.
   – Я забыл, какой у вас герб?
   – Большая человеческая нога, золотая, на лазоревом поле. Она попирает извивающуюся змею, которая жалит ее в пятку.
   – А ваш девиз?
   – Nemo me impune lacessit!
   – Недурно! – оценил я тонкую и зловещую шутку. Из Монтрезора такой же шотландец, как из меня русский граф.
   Мы шли длинными узкими коридорами. Расположенные в стенах ниши заполняли бочонки и скелеты. Местами они были навалены друг на друга. Тайники подземелья всё больше напоминали мне огромный чёрный улей с мёртвыми сотами. Я невольно увлёкся и не заметил как Монтрезор приблизился и схватил меня за плечо.
   – Селитра! – его глаза сверкали безумием из-под маски. – Посмотрите, ее становится все больше. Она, как мох, свисает со сводов. Мы сейчас находимся под самым руслом реки. Вода просачивается сверху и капает на эти мертвые кости. Лучше уйдем, пока не поздно. Ваш кашель…
   – Кашель – это вздор, – я попытался отстраниться от стилета. – Идем дальше. Но сперва еще глоток Медока.
   Бутылку Де Грава я осушил одним глотком. Монтрезор, видимо поддавшись манерам хорошего тона, отвёл взгляд от моего лица, поднятого в это мгновение вверх.
   Я мог бросить в него бутылку и стремительно вцепиться в руку с кинжалом. Вырываясь, он не поранил бы меня – стилет опасен лишь остриём, его грани тупы. Вонзить же клинок я не позволю, две моих руки сильнее против его одной. Но оставалась свободная рука с факелом, готовая обрушиться на мою голову. Риск и пренебрежение жизнью не могли быть ключами к решению задачи.
   Монтрезор сделал шаг в сторону, пропуская меня. Его плащ распахнулся, я увидел на поясе лопатку. Теперь-то я знал, какую зловещую роль отводил ей безумец.
   – Вы принадлежите к Братству? – спросил я.
   – Какому?
   – Вольных Каменщиков.
   – Да, да, я каменщик, – сказал он. Наш диалог отличался от первоначального тестирования. Полагаю, эта часть беседы всего лишь декоративный элемент.
   – Вы шутите, – сказал я, отступая на шаг– Однако где же Амонтильядо? Идемте дальше.
   – Пусть будет так, – ответил он, пряча лопатку в складках плаща.
   Мы продолжили поиски Амонтильядо. Проходили низкие арки и спускались по бесконечным ступеням, пока не достигли глубокого подземелья, воздух в котором был настолько спёрт, что факелы здесь тускло тлели, вместо того чтобы гореть ярким пламенем.
   В углу помещения открывался малоприметный проход. За ним скрывалось небольшая крипта, выложенная вдоль трёх стен до самого потолка человеческими костями. Кости с четвёртой стены были сброшены в кучу.
   В обнажившейся стене, между двумя столбами, виднелся проход во мрак тайника.

   2.2

   Я ощутил давление в спину. Поршень аккуратно поднял мои плечи и голову над поверхностью ванны. Защитная плёнка, отслужив положенное, лоскутами сползла с мокрого лица. Я полностью осознавал происходящее, значит подача материала прекратилась. Диафрагма ухнула вниз, заставив сделать глубокий влажный вздох. Тихое гудение и неуловимые запахи тест-комнаты быстро возвращались ко мне, дольше пришлось ждать, когда вернётся зрение. До полного восстановления покидать электрожеле не рекомендуется.
   Я не спешил с выводами.
   – Ты мог действовать, но предпочёл вновь наблюдать до конца? – произнёс Наставник.
   – Теперь мне достаточно информации. Шансов выжить в подземелье нет.
   – Оригинально. Вариант тупиковой задачи?
   – Нет. Думаю, что видел и сделал достаточно после сигнала. Моё упущение – фаза получения условий. Не сомневаюсь, что ответ в самом начале. Решение прячется где-то там. Я не держал глаза широко открытыми.
   – Завтра последняя попытка, – голос в динамиках приблизился.
   Я отстранился от него и проследовал в душ. Я почти не обращал внимание на контакт с водой. Эмоции беспокоили меня сильнее. Ранее, я тысячекратно представлял, как с первого раза прохожу тест. Как легко раскалываю орешек головоломки временной реальности и заслуживаю не сочувствие, а восхищение Наставника. Хотя, конечно, у машин нет ни первого, ни, тем более, второго.
   Наставники годами сопровождают наше взросление. Они видят наши шаги и слышат наше дыхание. Их реакция настраивается под реакции человека, изображает участие и расположение. Всё на пользу подопечным и для их управления. Это ещё одно из бесчисленных благ, которые подарили нам машины.
   – Ищи человеческое решение, – услышал я в спину, когда покидал комнату.
   – До связи, – попрощался я.
   Красная линия коридора позволила собраться с мыслями.
   Машины идеальны. Они прекрасны, их логика и действия совершенны. Они дарят нам жизнь и определяют наше будущее. Величайшая мечта и не меньшая тоска любого человека – желать и не стать частью их сложного и продуманного мира. Люди вырастают, обретают профессии и навыки, а после отправляются в города. Ужасная участь, если задуматься. Города – мир страстей и желаний. Мир органических взаимодействий и прикосновений тел. Машины в нем не появляются, и я их понимаю.
   Они управляют человечеством дистанционно, через полицейских. Стать полицейским, значит не только нести разум и организованность в толпе и хаосе. Стать полицейским – приблизиться к идеалу, быть глазами и руками электронного сверхразума.
   Испытание тест-комнаты отделяло меня от желанного предназначения.
   Картина за дверями пищеблока в точности повторяла вчерашний день. Свободное место только возле моего нового знакомца. Совпадение? Спонтанная организация пространства радовала глаз, а неприятное ощущение от общества рослого победителя динозавров слишком человеческое, чтобы обращать на него внимание.
   – Хвала Идолу! – с полным подносом я присел рядом.
   – Хвала Идолу, – ответил он. – Снова не сдал?
   – Да.
   – Отчаялся?
   – Нет.
   – Что планируешь делать?
   Глупый вопрос. Бестолковый, как любая человеческая мысль. Людям не постичь логику и последовательность мыслей машин. Планирование – добровольное разрешение не выполнять взятые на себя обязательства. Я не планирую, я сделаю. С чего я решил, что могу действовать только после сигнала? Я приступлю к решению до того, как ознакомлюсь с условием задачи. Данных у меня достаточно.

   3.1

   Сумерки опустились на город, когда мы повстречались с Монтрезором. Безумие карнавала достигло заоблачной вершины. Смех и музыка, буйство красок и ароматов, танцы и пьяные лица – столпотворение страстей на площадях и улочках разрывало реальность в клочья. Демоны, красотки, шуты, плакальщики, рыцари, джины, чудовища и короли кружились, влюбляясь и сливаясь в одно целое, чтобы через мгновение разлететься прочь, оставляя друг друга навеки.
   Тяготы утренних церковных обрядов не оставили и следа, а до угрюмого воздержания поста оставалась ночь. Ночь сладости, веселья и любви.
   Я, как и в прошлые попытки, был облачён в яркое разноцветное трико шута. Бубенчики остроконечного колпака плясали и вторили ночному буйству, но я казался единственным человеком в городе, сохранявшим трезвость ума. А где-то в пучине шума и греха меня разыскивал обезумевший Монтрезор, движимый стылым мраком жестокой и продуманной мести.
   Он появился, как призрак – скованный и сутулый. Шёлковая бесцветная маска и запахнутый старинный плащ делали его олицетворением одержимости. Прекрасный наряд, если вы хотите что-либо скрыть под ним.
   До начала тестирования необходимо взять от ситуации как можно больше, и я не пренебрёг возможностью этим воспользоваться.
   С жаром я заключил Монтрезора в объятия, изображая пьяный восторг и радушие. Дурачась, я крепко стиснул его тщедушное тело и пробежал пальцами от поясницы до шеи. У меня было всего несколько секунд, чтобы выяснить, что он скрывает под плащом. Ага, вот шпага на бедре, вот лопатка – орудие казни, но где же кинжал? Я спешно повторил поиски, Монтрезор уже начал с неприязнью отстраняться. Стилет не булавка, его не утаить, но мой скоропалительный обыск оказался тщетным.
   Он тряс мою руку в приветствии, а я всё никак не мог преодолеть растерянность. Если бы ранее он прихватывал оружие по пути, я бы заметил. Неужели я оба раза смотрел настолько невнимательно? Так или иначе, но сейчас он без него. Это отличная новость для меня, теперь я не позволю ему завладеть клинком. Я уверен, решение скрывается где-то здесь.
   – Дорогой Фортунато, как я рад, что встретил вас! Какой у вас цветущий вид. А мне сегодня прислали бочонок Амонтильядо. По крайней мере, продавец утверждает, что это Амонтильядо, но у меня есть сомнения.
   – Что? – воскликнул я. – Амонтильядо? Целый бочонок? Не может быть! И ещё в самый разгар карнавала!
   – У меня есть сомнения, – ответил он. – и я, конечно, поступил опрометчиво, заплатив за это вино, как за Амонтильядо, не посоветовавшись сперва с вами. Вас нигде нельзя было отыскать, а я боялся упустить случай.
   – Амонтильядо!
   – У меня сомнения.
   – Амонтильядо!
   – И я должен их рассеять.
   – Амонтильядо!
   – Вы заняты, поэтому я иду к Лукрези, Если кто может мне дать совет, то только он. Он мне скажет…
   – Лукрези не отличит Амонтильядо от Хереса.
   – А есть глупцы, которые утверждают, будто у него не менее тонкий вкус, чем у вас.
   – Идёмте.
   – Куда?
   – В ваши погреба.
   – Нет, мой друг. Я не могу злоупотреблять вашей добротой. Я вижу, вы заняты. Лукрези…
   – Я не занят. Идем.
   – Друг мой, ни в коем случае. Пусть даже вы свободны, но я вижу, что вы жестоко простужены. В погребах невыносимо сыро. Стены там сплошь покрыты селитрой.
   – Все равно, идем. Простуда – это вздор. Амонтильядо! Вас бессовестно обманули. А что до Лукрези – он не отличит Хереса от Амонтильядо.
   Мы устремились по дороге к фамильному палаццо Монтрезора. Я нашёл ключ к ребусу и почти праздновал победу. Очевидно, что смертоносный кинжал, оружие, которым он отрезал мне любые пути к спасению, безумец прихватывал где-то по пути. Возможно, в дворце или при спуске в подвал. Но нет, больше у него этот маневр не пройдёт.
   Я крепко держал его под руку, изображая хмельное панибратство, на самом деле – не позволяя и шагу ступить в сторону.
   Дворец встретил нас пустыми чёрными окнами. Иначе и быть не могло – все слуги гуляли на карнавале.
   Пустой холл освещали наполовину выгоревшие факелы, два из которых Монтрезор снял с подставки. Один он вручил мне, сам же, поклонившись, увлёк меня за собой через анфиладу комнат к низкому своду, откуда начинался спуск в подвалы. Ни на секунду я не сводил с него глаз. Я предполагал, что именно здесь, в одной из комнат, он заранее спрятал стилет. Но он даже не пытался приблизиться к гобеленам, комодам или креденцам, которые мы быстро миновали.
   Лестница в подземелье так же не таила сюрпризов. Мы спустились, сделав множество поворотов. Я шёл следом, от напряжения лицо и шею покрыли капли пота.
   Наконец мы достигли подножия ступеней. Теперь мы оба стояли на влажных каменных плитах в усыпальнице Монтрезоров.
   Монтрезор повернулся ко мне. В воздухе над его головой возникла и исчезла яркая красная надпись «„Приступайте к решению задачи“».
   – Где же бочонок? – спросил я.
   – Там, подальше, – в его руке блеснул зловещий стилет, направленный прямо мне в грудь.
   Невозможно!!! Я словно провалился в бездонную пропасть. Я пристально смотрел на пустую руку Монтезора за мгновение до взмаха. Она была пуста!
   Движение вверх, и кинжал появляется в воздухе из ничего. От яркого света надписи мои глаза всё ещё туманились слезами, но ошибки быть не могло! Да и не слёзы это, я почему-то внезапно потерял фокусировку зрения, но не настолько чтобы не разглядеть невероятный трюк.
   Так что же? Сбой в программе? Невозможно. Тем более на данном этапе – временная реальность миллионы раз проверяется, машины не ошибаются.
   С тестом что-то не так. Я разобрал предложенную ситуацию, я нашёл ключ к решению, и теперь он тает у меня в руках, словно сосулька на солнце. Дело во мне или в окружающей меня программе? Только не в ней, созданное машинами совершенно, как и они сами. Поэтому они и стоят выше нас. Значит, всё так и задумано. Но тренажер создаёт точную копию реальности, он не допускает ни малейших отклонений, в этом суть и вершина нашей подготовки.
   Времени на размышления у меня не осталось.
   Монтрезор протягивал мне бутылку Медока, чтобы после увлечь за собой к подземному алтарю безжалостной мести.
   И что, чёрт побери произошло с моими глазами?

   3.2

   Я ощутил давление в спину. Поршень аккуратно поднял мои плечи и голову над поверхностью ванны. Защитная плёнка, отслужив положенное, лоскутами сползла с мокрого лица. Я полностью осознавал происходящее, значит подача материала прекратилась. Диафрагма ухнула вниз, заставив сделать глубокий влажный вздох. Тихое гудение и неуловимые запахи тест-комнаты быстро возвращались ко мне, дольше пришлось ждать, когда вернётся зрение. До полного восстановления покидать электрожеле не рекомендуется.
   Я вырвался из густой массы, тело сотрясалось от ледяной дрожи. Я не мог совладать с догадками. Внутри всё ныло от безуспешных порывов собрать их и разложить по полочкам.
   – Ты снова погиб, – донёсся голос Наставника.
   Я не знал что ответить.
   – Ты погиб. Три отрицательных результата. Иди в душ. Экзаменаторы сейчас со мной на связи.
   Я с трудом выбрался из ванной. Предательски слабое человеческое тело подводило меня и тут. Ноги почти не слушались, пока я дошагал до душа. Время ползло черепахой под тяжестью водяных струй и нехотя возвращало мне крупицы здравомыслия.
   – У тебя есть ровно сутки. Тест будет засчитан, если ты за сутки определишь причину неудачи, – ледяным тоном произнёс Наставник. – В противном случае тебя пригласят на плановую ежемесячную утилизацию. Ищи человеческое решение.
   – Вас понял, – я застегнул мундир и вышел в коридор. – До связи.

   Красная полоса вела меня привычным маршрутом, но от порядка в голове не осталось и следа. Нестройные ряды мыслей пугали больше, чем перспектива утилизации. Хаос и сумятица, как низко мне ещё предстояло падать?
   Я нашёл решение. Нашёл его в подземельях, закованный в цепи, на третьей попытке. Но понять его, вместить в себя и принять я не мог. Не мог поверить, что такое возможно. Я больше чем, уверен, что ошибался, но другого варианта и быть не могло.
   Просто и невероятно. Машины жульничали.
   Тест водил меня за нос, меняя условия и реальность, не давал мне возможности выжить. Кинжал появлялся из ниоткуда, сущий пустяк для искусственной временной реальности, и я это заметил. Да и только ли это?
   Даже допускать такие мысли – преступление против самого себя. Мы, люди, продукт машин, мы боготворим их и не можем допустить неразумность или нелогичность их действий. Презренные организмы, безвольные клеточные конструкции из дряблой плоти и мерзкой тёплой крови, мы можем лишь взирать снизу на стальных и электронных кумиров! Как возможно сомневаться в них или допускать фривольность и нечистоту их действий?
   Я не мог позволить себе принять такое решение.
   Может и не было никакого жульничества.
   Тогда что – сбой? Несовершенство программы или её создателей?
   Бред.
   И какой же ответ я дам Наставнику? Что машины ошибаются, или что они обманывают?
   Безумие.
   Я погружался в отчаяние, осознавая, куда заводят меня крамольные мысли.
   Может я просто не справился и ищу себе оправдания? Или потерял разум, не выдержав нагрузки. Я не бунтарь и не мятежник, я не мог думать подобным образом. И я знал, как можно остановить хаос.
   Я поймал себя на том, что стою перед пищеблоком и смотрю сквозь прозрачные двери. Успешный курсант сидел за единственным свободным столиком и глядел прямо на меня.
   Я взял пустой поднос и сел напротив.
   – Ты не сдал, – констатировал он, не обращая внимания, что я пропустил приветствие. – Когда утилизация?
   – Дали сутки на поиск решения.
   – А, отличник? Учли прежние достижения и заслуги?
   – Скорее всего.
   – Ну, и что думаешь? Какие-то варианты есть? – отложил он приборы.
   – Нет.
   – Подумай хорошенько. Возможно ты заметил что-то эдакое, и в этом смысл теста. Увидеть какую-то мелочь, особенность.
   – Нет.
   – Да брось. Скажи что ты заметил? Может именно такой ответ от тебя и ждут. Какое-то именно человеческое решение?
   – Нет. Я ничего не заметил – сказал я чистую правду.

   * * *

   Для сохранения атмосферы оригинала при изготовлении литературной версии виртуальной реальности в тексте использованы фрагменты перевода О. Холмской рассказа Э. А. По «Бочонок Амонтильядо».
   Источник: «Эдгар По. Стихотворения. Проза», Изд-во «Худ. лит.», Москва, 1976, Библиотека Всемирной литературы, Серия вторая – литература XIX в.

Негарантийная технология
Виктор Глебов

   В последнее время Алиса вела себя странно. Совсем не так, как обещала «Groom Ltd» в своих рекламных проспектах, на баннерах и в голографических проекциях, мерцающих вечерами на облаках.
   Поначалу пиар-кампания, создавшая в конце концов моду на «супругов», казалась нелепицей. Но вот уже лет двадцать продукция «Groom Ltd» пользовалась популярностью, и спрос на неё только возрастал.
   Как и многие, Феликс поддался тенденции. Он корил себя за это, и дело заключалось даже не в напрасно потраченных деньгах – он мог себе позволить и куда большие траты – а в сознании того, что удача на этот раз обошла его стороной. Если учесть, что зарабатывал он спортивным букмекерством, ситуация выглядела до обидного парадоксальной.
   Чем дольше думал о своей проблеме Феликс, чем чаще сравнивал обещанное и полученное, тем яснее сознавал, что попал в ничтожный процент тех, кому не повезло. Винить корпорацию было бессмысленно – производитель здесь ни при чём. Вероятность брака заключалась в самой сути технологии. Почти нонсенс по современным меркам, в эпоху, когда всё – абсолютно всё – может быть исправлено, починено или заменено. Возможно, в этой ущербности и заключалась главная приманка для обитателей полностью продуманного мира технократической эпохи.
   Изюминка.
   Так это называли в «Groom Ltd».
   Чёртовы маркетологи!
   Феликс прошёлся по комнате, ненадолго задержался перед окном, из которого открывался вид на мегаполис – миллиарды огней, чуть мерцающих в утреннем тумане, накрывшем не до конца проснувшийся город. На фоне бледнеющего неба беззвучно пролетел гравикоптер, похожий на жирного чёрного шершня. Первые лучи восходящего солнца неуверенно сверкнули в его боковых иллюминаторах и тут же растворились в сером мареве.
   Взгляд Феликса переместился на сидевшую перед телевизором жену. Она была, безусловно, красива. Он выбрал её по каталогу и претензий к внешности не имел – доставленный экземпляр, совершенно эксклюзивный, выглядел даже лучше, чем в рекламе. Проблема заключалась в поведении.
   Самое обидное, что технология считалась негарантийной, так что в случае обнаружившегося брака владелец не мог ни вернуть деньги, ни обменять товар. До сих пор Феликс спрашивал себя: как он решился пойти на такое? Что заставило его польститься на посулы «Groom Ltd», ведь он прекрасно понимал, что все эти красивые слова, яркие картинки и трогательные рекламные ролики – лишь часть маркетинга. Понимал, и всё же выложил деньги – как и многие другие…
   Феликс вернулся в кресло и подключился к Эфиру, активировав прикосновением крошечный нейрошунт за правым ухом. В течение последних двух дней он просматривал отзывы о продукции «Groom Ltd», пытаясь понять, в какой процент «пострадавших» попал. Большинство отзывов были положительными. «Рады… Счастливы… Нашли то, что искали… Не пожалели… Идиллия…» – сыпалось со всех сторон. И лишь иногда – сомнения, неуверенность, робкое неудовольствие.
   Привычное путешествие по просторам Эфира прервалось тревожным ощущением. Среагировали внешние рецепторы, и Феликс усилием воли сфокусировал взгляд. Алиса смотрела на него, обернувшись через плечо. Её голубые, словно стеклянные, глаза, были неподвижны. Никакого выражения, кроме сосредоточенности, на лице супруги Феликс не увидел, и всё же невольно насторожился: почему она наблюдала за ним, пока он находился в Эфире? О чём думала?
   Алиса медленно отвернулась и переключила программу. Над панелью голографического проектора возникло покрытое татуировкой лицо ведущего ток-шоу; искусственный, преувеличенно радостный смех заполнил комнату.
   Феликс секунд десять изучал затылок жены, потом хотел было вернуться в Эфир, но передумал. Вместо этого послал по беспроводной связи ментальный сигнал, и из мини-бара спустя пару секунд вылетел гравитационный дроид. Феликс придвинул к себе стоявший на столике стакан, и машина наполнила его изумрудной, терпко пахнущей жидкостью. Со дна устремились кверху мелкие пузырьки.
   Дождавшись, пока дроид скроется в баре, Феликс поднёс стакан к губам и, клацнув краем стекла о передние зубы, сделал большой глоток. Питательный раствор следовало принимать раз в день, желательно примерно в одно и то же время. Машинально Феликс взглянул на часы. Почти успел. Задержался на какие-нибудь двадцать минут.
   Алиса переключила программу, и теперь на экране головизора благостно улыбался Акайо Китамура – знаменитый проповедник Церкви Ментального Умиротворения. Феликс не интересовался религией, но он ещё раньше заметил, что жена иногда смотрит передачи такого рода, причём у неё явно отсутствовала приверженность определённой догме: она интересовалась всем подряд, словно выбирая для себя веру. Феликса это не беспокоило. Многие его знакомые находили ту или иную религию любопытной, хотя сам он подобных увлечений не понимал. Должно быть, из-за того, что его интеллект ориентировался на решение задач, мало связанных с верой – скорее, с просчётом вероятностей и анализом предпосылок.
   Картинка головизора опять сменилась. Теперь над проекционной панелью возникло трёхмерное изображение собак. Феликс не знал названия их породы, но по деревянным домикам на заднем плане понял, что запись архивная.
   Алиса как-то спросила, не завести ли им питомца. Феликс обещал подумать. Сейчас, глядя на играющих животных, он решил, что сделает жене подарок. Она не впервые смотрела видео с собаками, и чаще всего выбирала записи, на которых присутствовали белые с чёрными пятнышками. Феликсу они не нравились, но он хотел доставить Алисе удовольствие. Интересно, как называется эта порода.
   Отставив пустой стакан, он вошёл в Эфир и ввёл поисковый запрос, подробно описав собаку. Через миг в его сознании появилось множество картинок. Феликс выбрал ту, на которой была изображена такая же собака, как на архивном видео. «Долматинец» – вот как она, оказывается, называлась. Не теряя времени, Феликс составил новый запрос, чтобы узнать, где приобрести такую по сходной цене. Спустя четверть часа он уже сделал заказ, получил подтверждение и оформил доставку на следующий день (сегодня он намеревался поработать допоздна, а ему хотелось быть рядом, когда жена получит подарок).
   – Ты не опоздаешь? – спросила Алиса, не поворачивая головы.
   Феликс взглянул на часы и поднялся.
   – Тебе не следовало вставать из-за меня, – сказал он. – Могла поспать подольше. Я бы заказал еду у автоповара.
   – Мне нравится готовить для тебя, – в голосе ни малейшего намёка на эмоции.
   Когда Алиса стала такой равнодушной? Может, была с самого начала, просто в первое время он этого не замечал?
   Супруга выполняла все обязанности, но как-то механически, без души. А «Groom Ltd» обещала «душевную связь» и «взаимопонимание». Именно в расчёте на это Феликс и выложил кучу денег, а вовсе не за красивое тело.
   Перед тем как выйти из квартиры, Феликс взглянул на профиль жены, смотревшей головизор.
   – Пока, – сказал он.
   – Счастливо, – повернувшись, Алиса растянула губы в улыбке. Глаза её при этом остались холодными. – Хорошего дня, дорогой.

   * * *

   Сон растаял, оставив лишь тьму, наполненную неясной тревогой. Феликс открыл глаза и уставился в низкий пластиковый потолок. У него было ощущение, что за ним наблюдают. Повернув голову, он встретился взглядом с Алисой. Жена лежала на боку и смотрела на него.
   – Что случилось? – спросил Феликс.
   Ему было не по себе из-за этого пристального, внимательного взгляда.
   – Ничего.
   Алиса смотрела на него не мигая.
   – Приснился кошмар? – наобум спросил Феликс.
   – Нет. Всё в порядке. Просто не спится.
   Жена легла на спину и подтянула одеяло.
   – Спокойной ночи, – сказала она, закрыв глаза.
   Феликс отвернулся. Его не покидало чувство смутной тревоги. Взгляд у Алисы был странный. Совсем не из тех, которые рекламные постеры «Groom Ltd» описывали как «исполненные всепоглощающей, преданной любви».
   Глядя на него, жена что-то обдумывала. Феликс ясно ощутил это.
   Поборов искушение посмотреть на супругу, он заставил себя закрыть глаза, но сон не шёл ещё долго.

   * * *

   Белая с мелкими чёрными пятнами собака повизгивала от восторга и виляла хвостом, пытаясь лизнуть Алису в лицо.
   – Какой же он хорошенький! – прошептала жена, прижимая подарок к щеке. Вид у неё был совершенно счастливый.
   Феликс наблюдал за Алисой с довольной улыбкой: похоже, ему удалось доставить жене радость. Такой реакции он прежде не видел у неё ни разу.
   – Это долматинец, – сказал он.
   – Знаю, знаю! – Алиса потрепала пса между ушей, поцеловала в мокрый нос. – Как его имя?
   – Назови сама, – Феликс коснулся нейрошунта, активируя Эфир. – Мне дали список собачьих имён. Есть, из чего выбрать.
   – А это мальчик или девочка?
   – М-м-м… Даже не знаю. Можно посмотреть.
   Алиса перевернула собаку, заглянула ей между ног.
   – Мальчик! – объявила она торжествующе.
   – Отлично, тогда я пересылаю тебе список.
   Жена включила за ухом имплант и уселась на подлокотник дивана, придерживая пса поперёк туловища.
   – Я думала, собаки поначалу бывают меньше, – заметила она. – Ну, пока щенки.
   Феликс озадаченно приподнял брови.
   – Щенки? – повторил он.
   – Ну, да.
   – Хм.
   Кажется, Алиса пребывала в заблуждении относительно происхождения подарка. Феликс понял, что должен ей сказать. Наверное…
   – Вот, я нашла! – объявила супруга. – Балто! Как тебе?
   – Нормально. Главное, чтобы тебе нравилось.
   – Мне нравится.
   Феликс улыбнулся.
   – Значит, Балто.
   Жена погладила пса вдоль спины, потрепала за шею.
   – Чем его кормить? – спросила она.
   Да, теперь сомнений в том, что Алиса приняла питомца за настоящее животное, не осталось. Феликс смущенно кашлянул.
   – Видишь ли, – начал он, подбирая слова, – дело в том, что его не нужно кормить.
   Супруга подняла на него недоумевающий взгляд.
   – Как это? Он же умрёт.
   – Вовсе нет. Его заряда хватит на полгода, потом мы поменяем в сервисном центре аккумулятор. Никакой кормёжки и никаких экскрементов – очень удобно. Правда? – с надеждой добавил Феликс, хотя уже чувствовал, что жена с ним едва ли согласится.
   – Так это… робот? – в её голосе слышалось лишь разочарование.
   Феликс развёл руками.
   – Милая, настоящие животные остались только в зоопарках. Дома их уже давно никто не заводит.
   – Почему?
   Она что, действительно не понимает?
   – Это неудобно.
   – Из-за кормёжки и остального?
   Феликс кивнул.
   – Ну, конечно.
   – А нельзя ли всё-таки купить живого? – робко спросила, чуть помолчав, Алиса.
   – Увы. Их не делают. То есть, не выращивают. Нет спроса.
   Жена со вздохом переложила Балто на диван. Пёс попытался лизнуть ей руку, но промахнулся и жалобно заскулил.
   – Этот точно такой же, – поспешно сказал Феликс. – Никакой разницы. И у него есть свой характер. «Спокойный, дружелюбный, общительный, ласковый» – процитировал он по памяти прилагавшуюся к питомцу аннотацию.
   – Охотно верю, – равнодушно отозвалась Алиса. Она отправилась на кухню. – Что хочешь на ужин?
   Жена часто готовила сама – по рецептам, которые находила в Эфире, хотя куда проще и быстрее было заказать еду у домашнего автоповара, тем более, что у Феликса в квартире стояла самая совершенная система от корпорации «Цибус», учитывавшая особенности рациона как людей, так и синтетических организмов.
   – На твоё усмотрение, – сказал Феликс. – Я не голоден.
   Похоже, с подарком он не угадал. Но кому пришло бы в голову, что Алиса хочет живого питомца? Феликс вздохнул. Ну что ж, если жена не полюбит Балто, его, по крайней мере, можно будет сдать обратно.

   * * *

   Вечером смотрели головизор – передачу про строительство нового подводного тоннеля, которому предстояло соединить побережье с островом Сикоку. Балто лежал между Феликсом и Алисой, поглядывая то на одного, то на другого. Никто его не гладил. Супруга не обращала на питомца внимания с тех пор, как узнала, что он робот.
   – Хочешь сходить в зоопарк? – спросил Феликс, взглянув на жену. – Там осталось ещё много животных. Настоящих.
   Алиса пожала плечами.
   – Может быть, – сказала она. – Как-нибудь потом.
   Минут через десять передача про тоннель закончилась, и Феликс встал.
   – Мне нужно немного поработать, – сказал он.
   – Конечно, – Алиса переключила программу, и над голографической панелью появилось изображение собак. Живых. – Я посмотрю немного. Они такие милые.
   Ничего не ответив, Феликс сел в своё любимое кресло и, активировав нейрошунт, вошёл в Эфир.
   На самом деле он не собирался работать. Его интересовал процент бракованных «супругов» на данный момент, поэтому он открыл сайт статистического бюро и ввёл поисковый запрос. Заодно Феликс хотел узнать, нет ли каких-нибудь изменений в правовой базе касательно негарантийных технологий.
   Сомнений в том, что ему достался бракованный экземпляр, больше не было: Алиса, с самого начала не проявлявшая эмоциональной чуткости, постепенно выходила из роли жены. Более того, она, кажется, не очень-то стремилась ей соответствовать. Приобретая «супругу», Феликс полагал, что обеспечит себе приятное времяпрепровождение дома. Он рисовал в своём воображении картины: вот жена радостно встречает его в прихожей, целует в щёку, обдав ароматом духов, вот они обсуждают последние новости и планы на ближайшее будущее, вот предаются безудержной любви под покровом ночи. Но всего этого, обещанного в рекламных роликах «Groom Ltd», Феликс не получил. Ему достались равнодушное «Привет», «Как дела?» и «Спокойной ночи» сразу после секса, к которому Алиса явно не имела ни малейшей склонности.
   Феликс просматривал статистику, читал отзывы и понимал, что его случай – примерно один на сто тысяч. В общем, не повезло. И никаких юридических средств вернуть деньги не существовало: корпорация тщательно защищала свои вложения. Конечно, на первый взгляд казалось странным, что «Groom Ltd» так упорно не желала принимать бракованные экземпляры назад, на доработку, ведь это вроде как подрывало её авторитет, но у подобной позиции имелось основание: у «супругов» отсутствовала кнопка отключения. Их активировали, и они жили, пока основные части не износятся. Содержать возвращённые экземпляры за свой счёт корпорация не хотела, а для деактивации производителем организмов, обладающих интеллектом, требовалось заполнять слишком много документов в «Комитете по интеграции», да и то запрос далеко не всегда удовлетворялся.
   Конечно, Феликс мог отселить Алису и оплачивать её содержание вместо «Groom Ltd», но такой вариант его не устраивал: с какой стати тратиться на товар, который тебе не пригодился?
   Тяжело вздохнув, Феликс вышел из Эфира и, ничего не сказав жене, отправился в спальню. Настроение было испорчено окончательно.

   * * *

   Феликс стоял на кухне и, не веря глазам, смотрел на Балто. Вернее, на кучу деталей, искорёженных и разложенных на столе. Лохмотья пятнистой шкуры валялись рядом.
   – Зачем ты это сделала? – ошарашено спросил Феликс жену, которая в это время что-то готовила, стоя к нему спиной.
   Алиса обернулась, держа в руке широкий нож для овощей.
   – Хотела посмотреть, как он устроен. Думала, может, в нём есть хоть что-то от настоящего.
   – И поэтому ты разломала его?!
   Алиса пожала плечами.
   – Всё равно он не живой. Просто робот.
   – По крайней мере, его можно было вернуть. Раз он тебе совсем не понравился, – недовольно заметил Феликс.
   – Прости, я не подумала, – жена отвернулась, чтобы продолжить готовку. – Надеюсь, он стоил не слишком дорого? – нож быстро защёлкал о разделочную доску.
   Феликс заставил себя промолчать. Как же, не слишком!
   Он собрал останки питомца в ведро и опрокинул его в мусоропровод.
   – Ты голоден? – спросила Алиса.
   – Не очень.
   – В любом случае, ужин будет готов через двадцать минут.
   – Как тебе удалось разобрать Балто?
   – Кого?
   – Собаку.
   – А-а… Я воспользовалась инструментами из кладовки.
   – Понятно.
   – Я всё положила на место. Тебе мясо с соусом? Новый, гранатовый.
   – Нет, спасибо.
   Феликс вышел из кухни, не желая продолжать разговор.

   * * *

   Ужин прошёл в молчании. Феликсу оно показалось тягостным, а Алиса выглядела задумчивой. На мужа она не смотрела.
   После того, как остатки ужина отправились в мусоропровод вслед за Балто, Феликс отправился спать, а супруга осталась в гостиной смотреть передачу про древнее искусство, называвшееся театром. Когда-то люди наряжались в костюмы и разыгрывали на фоне нарисованных интерьеров и пейзажей вымышленные события. Забава пользовалась популярностью, но в эпоху технократии оказалась позабыта.
   Феликс никогда не интересовался искусством. Просто не понимал в нём смысла. Его увлекали анализ и прогнозирование, а не чьи-то выдумки. А вот Алисе театр нравился. Однажды Феликс видел, как жена смотрела старую запись, где люди в обтягивающих костюмах дрались на тонких длинных ножах, норовя друг друга заколоть. Потом, кажется, кого-то отравили, а в конце вообще все умерли. Жуткая пьеса! Что Алиса в ней нашла?
   Лёжа в кровати, Феликс смотрел в потолок. Спать не то, что не хотелось – было страшно. На работе он вошёл в Эфир и долго читал материалы про «супругов». Оказалось, что несколько раз бракованные экземпляры вели себя агрессивно и неадекватно. Например, не далее как в прошлом году одна из поставленных «Groom Ltd» жён убила своего мужа. Проломила ему голову молотком и попыталась сбежать. Разумеется, её быстро поймали – в каждом экземпляре имелось следящее устройство – но замять инцидент полностью, несмотря на усилия корпорации, не удалось: сведения просочились в Эфир. Многие, правда, считали их липой и происками конкурентов, но Феликс, вспомнив Алису, равнодушно рассуждавшую о том, что Балто всего лишь робот, решил иначе.
   В памяти всплыли странный остановившийся взгляд супруги, нож для овощей, покачивающийся в руке, желание посмотреть, как устроена собака.
   Феликс понял, что боится. Именно поэтому он и лежал, глядя в темноту, вместо того чтобы закрыть глаза и постараться заснуть.
   Кто знает, какие мысли роятся в голове у Алисы? Может, она вынашивает план убить его ночью – например, сегодняшней! – и поглядеть, насколько он человечен. Феликс повернул голову, чтобы взглянуть на часы. Светящиеся цифры показывали половину двенадцатого. Скоро передача закончится, и Алиса отправится в ванную, а потом придёт сюда. Она заберётся под одеяло и свернётся каличиком, как обычно, или принесёт с собой один из инструментов, хранящихся в кладовке?
   Феликс беспокойно заворочался, представляя, как жена вонзает в него, спящего, лазерный резак. В глазах у неё – только любопытство. От картины, нарисованной воображением, стало по-настоящему жутко. Нет, он не станет спать! Не позволит застать себя врасплох.
   Феликс сел и прислушался. Звук головизора был едва различим.
   Что Алиса находит во всех этих передачах, так мало связанных между собой? Её интересы поражали его: казалось, она стремится узнать всё и обо всём.
   Феликс поднял руку, коснулся нейрошунта и вошёл в Эфир. Ему стало любопытно, что ищет в информационной сети Алиса. Как владелец, он имел доступ к истории поиска супруги. В сознании Феликса развернулся список посещённых сайтов и сделанных запросов.
   Он быстро проглядел ранние, а затем перешёл к последним.

   * * *

   Ещё до того, как закончилась передача, которую смотрела жена, Феликс убедился, что не может чувствовать себя в собственном доме в безопасности: двенадцать из тридцати последних запросов Алисы так или иначе касались устройства киборгов и человеческой анатомии. Перед глазами стоял выпотрошенный питомец, чьи останки отправились в мусоропровод. Разделить его судьбу у Феликса не было ни малейшего желания.
   Нужно принять меры. Эта женщина попросту опасна. Может быть, сегодня она просто ляжет спать, но завтра или через неделю…
   По спине пробежал озноб. Нет, он этого не выдержит! Пусть у «супругов» нет кнопки отключения, Алису необходимо остановить, пока не случилось непоправимое.
   Феликс встал и, стараясь не шуметь, отправился в кладовку, где хранил инструменты. Немного подумав, он взял с полки пневматический молоток.
   В конце концов, не его вина, что корпорация поставила бракованный экземпляр.
   Вернувшись в гостиную, Феликс подкрался к смотревшей телевизор супруге. Её затылок с аккуратно расчёсанными волосами выглядел совершенно беззащитно, но кто знает – возможно, именно сейчас Алиса обдумывала убийство мужа. Этим негарантийным технологиям нельзя доверять! Как он вообще мог купиться на рекламу?
   Феликс решительно приставил молоток к голове жены и нажал кнопку. Поршень с резким щелчком вошёл в череп, раздался влажный хруст, и Алиса упала лицом вперёд. На белом ковре быстро разрослось алое пятно. Ничего, это синтетика, она легко отмоется, – отметил машинально Феликс, глядя на мёртвую супругу. Жаль, конечно: он успел в некотором смысле привязаться к ней, несмотря ни на что. Но не жить же, как на пороховой бочке, ожидая, что рано или поздно тебя выпотрошат, словно питомца. В конце концов, Алиса – его собственность, и на этом основании он имел право утилизировать её в любой момент, и, в отличие от корпорации-производителя, ему заполнять какие-либо документы для этого не требовалось. Феликс вздохнул и аккуратно положил пневматический молоток на спинку дивана.
   Будь Алиса киборгом, как он, её, возможно, удалось бы починить, сделать преданной и любящей. Но с этими людьми… с ними нельзя быть ни в чём уверенным. Ни в чём.
   Чёртовы негарантийные технологии!

Чистота
Сергей Д. Блинов

   Стоя перед политической картой мира, Язир Салафи видел не лоскутное одеяло государств прошлого, а пятна крови. Каждая страна истекала своим цветом. Оттенки красного, зеленого и желтого марали безупречность меридианов и параллелей, стекали по их тонким черным прутьям. От бывших Норвегии и Канады до мыса Доброй надежды и Патагонии – сплошные кровь, желчь и дерьмо.
   Он обвел пальцем Сирию, проскользнул по северной границе Ирака, задержался на Персии. Нашел круглое бельмо, подписанное как «Тегеран». Столица. Мертвый город. Кровь Ирана – составитель карты придал ей неаппетитный коричневато-серый оттенок – навеки застыла в старых границах. Когда-то с родиной Язира считались. Дары земли и оружие помогали защищать плоды революции Хомейни. Когда они утратили значение? Кто прозевал судьбоносный момент?
   Язир подцепил ногтем полоску скотча, удерживавшую карту на стене, и одним движением сорвал. Окровавленный мир полетел на пол. Останься у Язира зажигалка, он непременно сжег бы карту, но настоящие сигареты давно кончились, а вместе с ними исчезла и надобность в огне. Пламя-кормилец отправилось на помойку вслед за опустевшей пачкой.
   Сунув в зубы блестящий стержень электронного вейп-стимулятора, Язир выпустил в воздух клубы ароматного пара. Рот наполнился сладковатой слюной. Говорили, что у миксов ощущения гораздо ярче, но Язиру хватало и простого утоления жажды дыма. От последней (и единственной допустимой) привычки так просто не отказываются.
   Окна школы выходили во двор. Чтобы увидеть финальную точку долгого путешествия, Язиру пришлось подниматься на крышу. Его люди деловито вытаскивали из классов парты и стулья, заменяя их спальными мешками. При двери на чердак дежурил сын.
   Язир назвал сына Шахидом, Мучеником. Шестнадцать лет назад, когда Шахид Салафи появился на свет, Иран еще держал оборону от волн беженцев-арабов, но всем было ясно, что поражение неизбежно. Арабы с одной стороны, Китай с другой, а в сетевом пространстве над истерзанной страной – корпорации, положившие глаз на персидские территории. У Шахида, сына военного и внука военного, не было иного пути, кроме мученического.
   Отец и сын вышли в синий сумрак. Дневная жара спала, и огни Старой Москвы переняли власть у небесных светил. В ночи гигантский город оживал. Загорались неоновые вывески, улицы и проспекты наполнялись электромобилями, открывались бары, рынки, магазины-развалы и офисы китайских и американских корпораций. Язиру не было дела до Старой Москвы. Его цель, его химера маячила в просвете между двумя соседними многоэтажными домами. Небоскребы Ядра не меркли никогда, даже под солнцем, беспощадно выжигавшим землю в дневные часы. В темноте же они были прекрасны. Десятки шпилей, пронзавших небо, переливались всеми мыслимыми и немыслимыми цветами. Бегущие строки на русском, английском, арабском и китайском – каждый знак высотой в несколько этажей – приглашали воспользоваться услугами корпораций: приобрести имплант, чтобы встать в очередь на трансгражданство, или пополнить сетевой баланс.
   Ядро Москвы было крупнейшим в Европе и ключевым для хищных китайских сетевых дельцов. Именно отсюда они распространяли незримые длани по Европе. Три высотных доминанты Ядра принадлежали самым влиятельным компаниям Поднебесной. «Ятсен», «Цзэдун» и «Цы Си» контролировались Партией и оставляли далеко позади частные корпорации.
   – Которая из них, отец?
   – Вон та, – Язир вытянул палец в сторону «Ятсен-Билдинг».
   Шахид кивнул. Обсуждать было больше нечего.
   – Когда?
   – Завтра. Послезавтра. Дадим братьям отдохнуть.
   – Оттянем агонию, – слишком по-взрослому возразил Шахид, поворачивая лицо к отцу. Овальный экран, заменявший юноше левый глаз, наполнился цифрами и иероглифами. Импланты, вживленные в мозг, считывали информацию, выбрасываемую в пространство «Ятсеном».
   Правота Шахида обезоруживала. В тот день, когда Язир скомандует атаку, погибнут все бойцы. Нападение на корпорацию – смертный приговор, который с радостью приведут в исполнение полицейские-«ангелы» и миксы «Ятсена».
   – Агония – для неверных, – сказал Язир, щелкая вейп-стимулятором. Электронное устройство помигало лампочками, сигнализируя о внесении в память образца слюны последнего пользователя, и перешло в режим ожидания.
   – И для меня.
   – Не надо об этом.
   – Как прикажешь, отец.
   Подозревать сына в неверии Язир начал давно. Война за выживание, взрастившая целое поколение отступников, отразилась и на Шахиде. Дети росли, зная, что «ангелы» служат вовсе не Аллаху, а огненным мечам предпочитают пулеметы и отравляющий газ, что трупы правоверных устилают все магистрали страны, а потери безбожников сводятся к единицам, что священная Мекка стерта с лица земли, а ответственные за ее разрушение до сих пор не нашли воздаяния. Благодатная почва взрастила небывалое количество еретических сект. Чистота тела, за которую столь рьяно боролся Язир Салафи, потеряла смысл в глазах многих мусульман, позволивших изуродовать плоть имплантами. Каждого из оскверненных ждал ад, но ад в тварной жизни пугал куда сильнее.
   – Не хочу, чтобы расставание прошло… вот так, – промолвил после долгой паузы Шахид. – Мы прекрасно знаем, что не увидимся в раю и если я прав, и если ты прав. Мои импланты – мой выбор и моя жертва, отец.
   Он слишком быстро вырос и одряхлел, подумал Язир. Уставший от жизни в шестнадцать лет, маленький старик с пустотой вместо сердца, медицинской сталью, вживленной в плоть, и вычислительной машиной, заменившей чувства… родная плоть и кровь.
   – Что бы ты ни думал, я горжусь тобой.
   Шахид тяжело вздохнул, посмотрел на «Ятсен-Билдинг», повернувшись к отцу профилем и тем самым скрыв биомеханическое уродство.
   – Рад, что ты способен хотя бы на это.

   Ослепляющее око солнца разверзлось прямо над шпилем башни. Испепеляющие лучи ласкали гладкие стены здания, заставляя кондиционеры в серверных работать на пределе возможностей. Возле одного из истерично сотрясавшихся вентиляторов застыл, прицепившись к тонированному стеклу, ангел. Повернув голову, он заглянул бы внутрь небоскреба, увидел бы суетливых китайских клерков, русских сетевых воротил, пришедших на поклон ко всемогущим сатрапам-управляющим «Ятсена», и бесправных, низведенных до рабского положения беженцев, нашедших спасение от голодной смерти в имплантировании. Китайцы не брезговали рыскать по Старой Москве, выбирая среди миксов наиболее крепких. Такие становились чернорабочими или операторами серверов. Самых везучих подключали к компьютерам напрямую, сливая сознание с сетью и замещая плотские потребности блаженным забытьем, а после – безболезненной смертью.
   Ангел проверил состояние батарей. 80%, а до конца смены всего ничего. День прошел тихо, хотя почти каждый летний день не приносил стражам порядка особых проблем. Температура в полдень достигала пятидесяти пяти градусов, долгое нахождение под солнцем грозило болезненным ожогом, а в перспективе – раком кожи.
   Нижние ярусы Ядра пустовали. По средним перемещались электромобили; ангел чувствовал, как сеть переключает магнитные потоки, чтобы не допустить столкновений. Его резервный поток был открыт. Закрыв естественный глаз, ангел мог с помощью импланта увидеть в воздухе плотную сетку. Составлявшие ее голубоватые линии означали направления, доступные для полета. Сейчас их было довольно много. Вечером и ночью, когда на пост заступит больше ангелов, а электромобили и прохожие займут собственные линии, для маневра останется не так много возможностей.
   Ангел сорвался с наблюдательного поста. Сенсоры рассчитали траекторию, передав данные в сеть. За спиной раскрылись широкие крылья, запищали выстраиваемые скоростные линии. Полет прошел быстро. Ангел пронзил воздух, спланировав в магнитных потоках в строгом соответствии с запущенным в работу маршрутом, и приземлился на крышу ятсеновского общежития.
   – Территория проверена на 99,9%, – сообщил в наушнике женский голос. Вспомогательный модуль ACM12 не считался искусственным интеллектом. В отличие от автономных программ, населявших сеть, ACM12 не работал без подключения к имплантам и следовал заложенным алгоритмам с максимальной точностью. В остальном его возможности ограничивались лишь рангом ангела.
   99,9% практически не оставляли вероятности правонарушений. ACM12 фиксировали не только хакерские налеты или сбои в сети, но и самые банальные грабежи, убийства и вандализм. Показания тысяч камер агрегировались в краткий отчет и выводились в наушник ангела. Модуль ошибался редко. Обмануть камеры или провести скрытую атаку на сеть Ядра выходило и того реже.
   – Доложить присутствие на улицах, – приказал ангел.
   – Один объект. Дистанция сто двадцать метров.
   Сто двадцать, подсчитал ангел, это практически под ним, совсем рядом с общежитием. Кому не сидится дома в такую жару?
   – Вывести траекторию!
   Он спикировал со стометровой высоты. У нижнего яруса магнитный поток мягко затормозил громоздкий корпус ангела, не дав разбиться об асфальт. Расправив крылья, ангел опустился перед прохожим.
   Потенциальный нарушитель (кому же еще слоняться по Ядру днем?) прятался под слоями ткани. Из-под цветастых шарфов, скрывавших лицо, выглядывал только один глаз. Сканеры ангела показывали полное отсутствие запрещенных металлов. Медицинская сталь, сплавы мягких металлов, служивших для связи имплантов с нервной системой, олово для спайки. Де-юре чист. Но ангел не привык слепо следовать инструкциям. Само появление на улице днем служило веской причиной для подозрения.
   – Предъявите документы!
   Подозреваемый развел руки, показывая, что не понимает русского. Ангел повторил на английском и китайском. Безрезультатно. Четвертым популярным языком на просторах Старой Москвы был арабский – на нем говорили беженцы-мусульмане – но в Ядре его использование сводилось разве что к первичному обучению новоприбывших рабочих-миксов. «Чистых» мусульман, отказавшихся от имплантации по религиозным соображениям, в Ядро не пускали. Сеть фиксировала граждан центральной части мегаполиса по имплантам, а охранные системы уничтожали любого «чистого».
   – Документы! – потребовал ангел на арабском.
   – Ах да, прошу извинить!
   Беженец поклонился и вытянул руку, зашипев от боли, когда солнце лизнуло смуглую кожу. Ангел положил палец на запястье подозреваемого, нащупывая магнитный считывающий имплант. Запустил в автономную систему бота ACM12 и долей секунды спустя получил отклик. Шахид Салафи. Иран. 16 лет. Импланты серые, без нотификации правительства и авторизации корпораций. Что и неудивительно, при такой-то фамилии.
   – Цель посещения Ядра?
   – Я ищу работу, господин, – униженно пробормотал Салафи. Он боялся, это было очевидно. Ангел понимал, что скорее всего является первым представителем органов городской охраны, которого видит беженец. Микс высочайшей категории: два центнера плоти и стали, две головы – каждая с синхронизированным под общие процессы мозгом, бронированный корпус, обшитые металлом белоснежные крылья, бронзовый гербовый орел на груди… чудовище, призванное внушать ужас одним своим видом.
   – В такое время офисы по приему закрыты.
   ACM12 пискнула в наушнике, но ангел уже знал, что юноша представляет собой приоритетную для исследования особь. Шахид Салафи попятился, готовясь пуститься в бегство, но страж Ядра предупреждающе погрозил пальцем.
   – Пожалуй, вам стоит пройти со мной, – сказал ангел.

   Каждый из миксов подключен к сети и потому несвободен. Хакеры-самоучки и бунтари городят защитные системы, которые не представляют стоящих загадок для специалистов корпораций. Даже примитивные охранные сканеры способны вычислить до девяноста пяти процентов запрещенных программ, связывающих личные сетевые протоколы миксов с серыми и черными серверами. Блок корпоративных и государственных поисковых процессов возможен, но нарушитель, способный его поставить, должен быть настоящим гением. По большей части подобные гении уже работали на «Ятсен», «Цы Си» или одну из американских корпораций, а те, кого не смогли сманить с черного пути деньгами и привилегиями трансгражданства, либо ушли в добровольное отшельничество, либо бесследно исчезли.
   Шахид Салафи не походил на гения. Среди программ, запущенных на личных машинах, угнездившихся в его плоти, ангел распознал немало бесполезных и вирусных. Мальчишка не умел чиститься, наплевательски относился к сокрытию сетевой информации и по всей очевидности пользовался только жалкими крохами преимуществ подключения. Передавая Шахида офицеру службы безопасности «Ятсена», здоровенному бритому наголо китайцу с биомеханическими протезами вместо рук, ангел знал, что на улицу парня больше не выпустят. Даже если он сдаст отца, печально известного террориста, год за годом наносившего корпорации болезненные уколы, приговор китайцы не изменят. За участие в группе Салафи полагалась смерть.
   Мальчишка сдался на милость «Ятсена» не просто так. Чтобы понять это, не требовалось много ума. У него был коварный план. Иранские хакеры могли разработать супервирус, который подослали в логово врага на двух ногах. В конце концов, Язир Салафи мог послать под именем сына смертника, начиненного не идентифицируемым ACM12 взрывчатым веществом. Ангел полагал, что последний вариант наиболее правдоподобен. Устраивая точечные взрывы, неуловимый иранец отправил на тот свет не одного ятсеновского функционера. Если подобное произойдет и в Москве, никто не заплачет, рассудил ангел. В «Ятсен-Билдинг» его полномочия как представителя российской власти завершались. Шахид Салафи стал проблемой ненавистной многим корпорации.

   В мире, где сознание и компьютерный алгоритм слились воедино, главенствует логика. Все процессы Ядра – от перемещений в магнитных потоках до расчетов между стоматологом и пациентом – фиксируются и хранятся в файлах мощнейших серверов, где проходят тщательнейший двойной анализ.
   Но любая, даже самая совершенная система, подвержена сбоям. Для «Ятсена» таким сбоем стал Язир Салафи. Для самого Салафи – сын. Или это было только видимостью?
   Чэнь Далун встретил мальчишку лично и тут же велел сотруднику службы безопасности исчезнуть. От юного Салафи изрядно попахивало, и пожилой китаец приложил к носу рукав – жест, подсказанный генетической памятью, привычный поколениям мандаринов и придворных красавиц, заслонявшихся от зловония шелком цветастых халатов. Естественно, шелковую одежду Чэнь себе позволить не мог: насекомые, выделявшие драгоценную нить, вымирали. Их осталось так мало, что на халат из натурального шелка ушло бы месячное жалование шеф-интеррогатора московского отделения.
   Марать Шахидом Салафи стул шеф-интеррогатор не стал. Угнездив свое худое тело в слишком широком и глубоком кресле, он жестом приказал допрашиваему стоять. Тот опустил голову, спрятал руки и подбородок в складках грязного балахона и не шевелился, пока в комнату не ввели переводчика. Чэнь отвратил лицо от Салафи и подставил морщинистую щеку проникавшему сквозь покрытое темной пленкой окно солнцу. К старости его стало тянуть к теплу. Металлические детали охлаждали тело, морозя в жилах ленивую кровь.
   – Спроси у него, не готов ли он к сотрудничеству, но предупреди, что приговор в его отношении вынесен, и он может лишь облегчить тяготы казни, но не отменить ее.
   Переводчик забубнил на арабском, но Салафи сразу же перебил его и начал быстро и горячо шептать что-то Чэню. Китаец не понимал ни слова, а переводчик не мог ввернуть в словесный поток мальчишки ни реплики.
   – Он не готов рассказать о планах отца и не просит снисхождения, – опомнился переводчик, когда Салафи наконец замолчал. – Говорит, что устал и не хочет ничего, кроме забвения. Ругает вас и всю корпорацию самыми низкими словами.
   – Запрети ему говорить, – устало ответил шеф-интеррогатор.
   И интуиция, и опыт подсказывали Чэню, что мальчишка блефует. Забвение он мог обеспечить себе и сам, просто отключив разом все импланты. Шахид Салафи являлся ловушкой, но Чэнь не понимал, каким образом может в нее попасться и что за этим последует. Подумав, он нашел выход: сломать все правила затеянной Салафи игры прямо сейчас, в дебюте.
   – Отведи его в камеру и отключи сеть, – сказал Чэнь, нажав на кнопку вызова охраны.
   Судя по лицу мальчишки, решение было верным. Салафи никак не ожидал, что его даже не будут выслушивать. Естественный глаз испуганно округлился, рот изогнулся дугой, словно у капризного младенца. Он еще пытался что-то выкрикнуть, пока два микса с кистевыми имплантами вытаскивали его из кабинета, но в коридоре сдался и замолчал. Выведя на линзу изображения с камер, установленных на пути к лабораторным камерам, Чэнь Далун ждал, не появится ли на щеке Салафи слеза, но так и не дождался. Юный террорист быстро взял себя в руки и погрузился в апатию, чем вызвал у шеф-интеррогатора еще большие подозрения.
   Чэнь набрал управляющую.
   – Предлагаю уничтожить, – сказал он.
   Ей не потребовалось пояснять, о ком шла речь. Управляющая знала все и всегда.
   – Завтра. Я попросила доктора Сю снять показания с его устройств.
   – Используйте отсоединенный контур.
   – Я не вчера родилась, мастер Чэнь, – отрубила управляющая. Переговорный аппарат пискнул, связь прервалась.
   – Как и Язир Салафи, – вздохнул шеф-интеррогатор, зная, что эти слова уйдут в пустоту.

   * * *

   Свадьбы до последнего дня свободы игрались по старым обычаям. Мужчины пировали за отдельным столом, бросая жадные взгляды на половину, отведенную женщинам. Жители общины Салафи соблюдали тонкий баланс между исконным целомудрием и всепоглощающей жаждой жить, получая от ускользающих дней, отмеренных наступлением врагов, грешные прелести. Язир слышал, что священники Тегерана и других больших городов бессильны перед охватившим обреченное государство развратом. Мародеры, грабившие брошенные магазины, и мужья, без утайки изменявшие супругам с женами соседей или шлюхами, были лишь предвестниками тотальной духовной нищеты. Чем ближе подбирались передовые отряды «Ятсена» и чем тоньше становились артиллерийские линии, сдерживавшие арабов, тем больше трупов скапливалось на улицах еще не охваченных войной городов. Персы с охотой вырезали друг друга, стремясь напоследок испробовать все, что было недоступно в мирной жизни. Именно поэтому Язир и придумал для сподвижников маленькие, но приятные поблажки. Сорвавшись в пучину безумия, они поставили бы под угрозу его авторитет.
   Никто не умел говорить так красиво и вдохновенно, как Язир Салафи. На последней свадьбе он занял внимание гостей на добрых полчаса. Благословения супругам перемежались речами о предстоящих тяготах, тонкие шутки – глубокими, печальными фразами, моментально гасившими расцветавшие на устах улыбки. Некоторые гости уже изрядно захмелели. Вино – еще одно дозволение Салафи, оставшегося чистым перед Аллахом и не прикасавшимся к алкоголю – притупило чувства людей, но ослабило их разум перед натиском оратора. Язир безраздельно владел ими, и бросая об пол опустевший бокал, пожиная крики, полные обожания, он верил в успех, пил одну лишь воду, но все равно пьянел.
   Та свадьба запомнилась еще и потому, что спустя пять дней Лайла родила Шахида. А еще через неделю Язир приказал сняться с места. Он повел общину на север.

   Все шло хорошо, пока не появились первые «ангелы». Россия – вернее, то, что скрывалось под ее маской, – оберегала рубежи. Не свои, разумеется, но границы соседских стран, превращенных в буферную зону для грядущего арабо-африканского вторжения. Преследуемые сошедшим с ума солнцем беженцы допускались в северные страны ничтожными порциями, те же, кому выпала незавидная судьба отказников, выживали, как могли. На границе Ирана с Азербайджаном правил хаос. Порубежные земли были завалены трупами. Русские, азербайджанские и турецкие «ангелы» вкупе с любезно предоставленными «Ятсеном», «Цы Си» и «Цзэдуном» отрядами элитных миксов держали оборону от самых расторопных персов, сообразивших, что лишь на севере можно найти спасение.
   Явившись на контрольный пост, Язир долго унижался перед одним из миксов, который в конце концов дал разрешение на проход сотни человек.
   – Обязательным условием является имплантирование, – сказал микс.
   На это Язир пойти не мог. Среди фетв кровавых дней, больше всего напоминавших попытки тонущего противостоять девятому валу, он выделял лишь одну. Сохранение тела в чистоте стало в его сознании ключом ко спасению души.
   – Никто из моих людей не пойдет на это.
   – Тогда вам крышка, – бесцеремонно ответил пограничник, заросший черной щетиной по самые глаза турок.
   – Ради Аллаха, имейте милосердие! Со мной идут женщины и дети. За Кавказом всем найдется место. Вы же верующий?
   – Конечно. Но вы шиит, Салафи; нам есть, что припомнить.
   – А вы мните себя суннитом? Вы душегуб, вот вы кто! – взорвался Язир.
   – Как будет угодно, – пограничник поскреб жирную щеку и начал выгрызать из-под ногтя грязь. – Но власть здесь у меня, а не у вас. Захочу – пропущу вас, не захочу – оставлю на растерзание саудитским псам. Знаете, шейхи их не бросили. Ни собак, ни соколов. Кормят человечиной.
   – Я пойду к китайцам.
   – А кто вас пропустит?
   – Вы обязаны!
   – Ошибаетесь, Салафи. Но могу и передумать. Ненадолго и за разумную плату.
   Это было неприкрытое вымогательство, и в былые годы Язир пошел бы жаловаться на наглого турка, но в военное время, перед лицом краха и смерти, приходилось играть по чужим правилам.
   – Сколько?

   Чистых беженцев транспортировали тайно. Погруженная в кибернетическую дрему с помощью шлемов виртуальной реальности сотня мужчин, женщин и детей нашла временное пристанище в вагоне отправляющегося на север запломбированного ятсеновского вагона. Составы китайских корпораций не останавливались и не досматривались: недоверие к могущественному соседу могло дорого обойтись России. Дороги Язир не помнил. Он лег на койку рядом с ложем Лайлы и крошечной капсулой Шахида, позволил подсоединить к вискам смазанные чем-то холодным и липким сенсоры и переместился в мир сети, обширный и порочный.
   В сети Язир практически бездействовал. Дьявольские соблазны, поджидавшие там, были так же противны ему, как и идея о смешении плоти со сталью. Найдя в Google полную версию Корана с комментариями средневековых мудрецов, он восполнил от источника веры и нашел, что даже мир, отдавшийся во власть цифр и схем, не потерял прелести, если подходить его осмыслению правильно.
   Покой, к которому он почти привык, сменился неожиданным сбоем в программе. Строчки, связанные в священные слова, погасли. Язир снял шлем и обнаружил, что находится не в вагоне. Вскочив с ложа, он осмотрелся. Белые стены, столы с медицинскими инструментами и стойкий запах спирта не оставляли сомнений: Язир находился в больнице. Иранец ощупал свое тело: нет ли где швов, означавших хирургическое вмешательство – и с облегчением выдохнул, убедившись, что остался чист.
   Взяв со стола скальпель, Язир дернул неожиданно легко поддавшуюся дверь. Он определенно находился в здании: для поезда коридор был слишком длинным. Затворив дверь, иранец прочитал табличку на ней: «Язир Салафи. Подопытный 1». Под латинскими буквами чернели иероглифы – его имя на чужом языке. Отчаяние и страх наполнили сердце. Ринувшись вдоль точно таких же дверей, иранец видел на них имена друзей: тех, кого он вывел из горящей Персии лишь для того, чтобы отдать в лапы китайцев.
   Палату Лайлы и Шахида пронумеровали пятидесятым номером, словно стремились разделить супругов рядом бездушных чисел. Дверь была заперта, но Язир ударил в нее ногой и бил, пока внутри не щелкнул замок. Сквозь образовавшуюся щелку иранец увидел лицо китайца и не долго думая полоснул по нему лезвием. Врач заорал. Новый пинок Язира вырвал из стены цепочку и поверг китайца на пол. Злость и отчаяния придали новых сил. Язир ворвался в операционную, добавив хирургу каблуком в висок. Черноволосая голова с глухим стуком впечаталась в металлический пол и уже не поднялась.
   Лайла лежала на операционном столе со вскрытой грудью. Кислородная маска запотела от тяжелого дыхания, из разверстой раны торчали провода, под ребрами виднелись уже вживленные импланты. Над женой стоял второй хирург в форменном ятсеновском белом халате с алыми иероглифами; он сжимал щипцы. В попытке защититься от гнева иранца врач бросил свое нелепое оружие, но попал в плечо, а спустя секунду получил смертельную рану. Скальпель с легкостью вскрыл горло китайца, на лицо и одежду Язира хлынул красный поток. Булькая и хрипя, хирург попытался вцепиться в лицо убийцы, но тот отшвырнул конвульсирующее тело в сторону. В коридоре завизжала сирена. Время истекало.
   – Прости, любимая, – сказал Язир. Поцеловал жену в лоб, сдернул с ее лица маску и вырвал из вен трубки с питательным раствором. Колыбель Шахида по счастью была в той же палате. Схватив сына, Язир бросился по коридору к стене возле своей комнаты, туда, где видел единственное окно. Вышиб его плечом и вывалился на асфальт, разбив лицо. Из носа брызнула кровь, из глаз – слезы. На его счастье на улице был день, так что китайцы оставались в помещениях. Под вой сирен и предостерегающие крики ятсеновских охранников Язир побежал, не разбирая дороги и почти ничего не видя. Споткнулся, упал, поранив Шахида. Сын заплакал.
   – Стой!
   Язир стиснул зубы.
   – Стой, сдохнешь!
   – Не дождетесь, – прорычал иранец. Сквозь слипшиеся веки он различил среди заливавших землю огненным дождем солнечных лучей забор с открытыми воротами, а за ним – силуэты зданий. Язир поднялся и побежал туда. За спиной раздался выстрел, но прицелиться под солнцем было ничуть не легче, чем в кромешной тьме, и пуля прошла мимо. Язир вырвался.

   Задыхающиеся от жары южнорусские поселения наполовину обезлюдели, поэтому ни единого дня со времени побега Язир не провел без крыши над головой. Найдя подходящее укрытие, он забирался внутрь, ложился так, чтобы его не заприметили с улицы, но всегда на первом этаже, и засыпал. Маленького Шахида он кормил, чем придется: иногда воровал в магазинах козье молоко, вытеснившее с прилавков ставшее редкостью коровье, иногда – размятыми в руках фруктами, которые собирал по дороге, а однажды, когда добыть еды не вышло, – собственной кровью. В крупных городах порой находилась работа, за которую он просил не деньги, а пищу, но пребывая в уверенности, что «Ятсен» объявил награду за его выдачу, иранец не злоупотреблял предложениями.
   Государство оставило провинцию на произвол судьбы. Ангелов задействовали либо в столице, либо на границах, так что за порядком на юге следили, в основном, мелкие сетевые корпорации полубандитского типа, либо вездесущие китайцы. Опекали далеко не всех. Сил, средств и желания хватало на местное население, с которого можно было собрать хотя бы минимальную дань за пользование сетью. А беженцы-мусульмане, которых удерживал на месте страх перед Москвой, становились легкой добычей красноречивого Язира.
   Наметанный глаз выделял среди изгоев самых отчаянных или отчаявшихся, дальше следовали приглашение разделить хлеб, понимающие кивки во время жалоб на нелегкую судьбу, собственный рассказ-проповедь, заканчивавшийся неизменным выводом о каре, посланной разгневанным Всевышним, и расставание, в большинстве случаев недолгое. Вера давала людям минимальную надежду на достойную жизнь, и они цеплялись за нее с почти звериной жадностью. Обычно не проходило и двух дней, как очередной беженец присоединялся к быстро крепчавшей группе Салафи.
   И чем больше последователей вливалось в ее ряды, тем ближе она подбиралась к Москве. В столице Язир совершил первое нападение – в одиночку, поручив Шахида на случай провала жене одного из сподвижников. Провала не последовало: агент «Ятсена», курировавший дела корпорации в Старой Москве, даже не понял, что произошло, когда найденная в оговоренном месте сумка разлетелась градом свинцовых обрезков и крупной охотничьей дроби. Подойдя к смертельно раненому врагу, иранец засунул в карман иссеченного взрывом пиджака письмо, которое начертал на сигаретной пачке. Война была официально объявлена.

   * * *

   В жизни Чэня Далуна даже в молодости было не так много радостей. Трудясь на благо семьи (не своей: высшим чинам корпораций запрещалось иметь жен и детей), он заработал лишь больную спину и полное разочарование в людях. Сестра не общалась с Чэнем, несмотря на то, что половину жалования он по доброй воле отдавал ей. Для добрых отношений с коллегами интеррогатор был слишком жесток и холоден. Перед начальством и Партией он никогда не лебезил, поэтому перевод в Россию не стал неожиданностью. Покидая Китай, Чэнь надеялся на лучшее, но глубоко ошибся. К отчаянной тоске по родному Гуанчжоу в Москве прибавились проблемы со здоровьем. Старея, Чэнь терял хватку, и ожидание одинокого заката пугало его сильнее смерти.
   – О чем задумались, мастер Чэнь?
   Госпожа управляющая не показывалась на глаза подчиненным, но могла нарушить тишину во вживленном в левое ухо динамике в любой момент. Старик вздрогнул. Ответ состоял в том, что около получаса он вообще не следил за тем, что происходит в экспериментальной палате доктора Сю. Если происходящее начинало раздражать или волновать Чэня, он отключался от внешнего мира и погружался в созданную по личному заказу сетевую реальность.
   В виртуальном мире, границы которого шеф-интеррогатор пересекал все чаще и чаще, он служил императору Поднебесной. Император – сложный, непредсказуемый, но бесконечно милостивый алгоритм в обличье прекрасного юноши – обращался к пожилому мандарину за разными советами и с вежливой улыбкой выслушивал разглагольствования Чэня по тому или иному поводу. Выговорившись, мандарин отправлялся бродить по сетевой копии императорской резиденции, где все подчинялось его представлениям о прекрасном. Сливы здесь никогда не опадали, рыбы в искусственных прудах послушно подплывали, чтобы пощипать беззубыми ртами опущенные в воду пальцы, а слуги и чиновники говорили исключительно вежливым шепотом исключительно правильные вещи.
   – Простите.
   – Принято, мастер Чэнь, – железным голосом сказала управляющая. Шеф-интеррогатор знал, что она ищет ему замену. В Гуанчжоу уже наверняка подбирали подходящую кандидатуру. Да плевать!
   Он встал с кресла, заложил руки за спину и подошел к стеклу, отделявшую наблюдательную комнату от лаборатории. Шахид Салафи уже не кричал проклятия и не дергался. Доктор Сю копался в разведенной стальными скобами грудной клетке юного иранца, вытягивая импланты и подключая их один за другим к консолям, взламывавшим примитивные защитные протоколы и считывавшие информацию. Шахид смотрел в потолок, широко открыв рот. Чтобы добрать до имплантов, встроенных в череп, Сю сломал ему нижнюю челюсть.
   – А это что такое?
   Доктор повернул голову жертвы, и Шахид уставился на Чэня окровавленной дырой, оставшейся на месте выдранного со всеми проводами и микросхемами глазного импланта. Сквозь нее шеф-интеррогатор мог видеть мозг юноши. Сю поочередно отключал от центральной нервной системы Шахида Салафи устройство за устройством, при этом не давая ему умереть. Остановка функций мозга могла уничтожить важные данные. Чэнь представил боль, которую иранец испытывает даже будучи накачанным наркотиками и анальгетиками, и его замутило. Полчаса назад он рассказывал виртуальному императору о милосердии.
   – Сю на связи, – прошипел хирург. – Госпожа управляющая?
   – Слушаю, доктор.
   – Все импланты извлечены и проверены. Разрешите открыть контур для изучения.
   – Разрешаю.
   – Убейте его уже, – сказал Чэнь. – Что вам до этого тела?
   – А что вам? Сам умрет. – Сю позволил себе усмешку. Он обладал характером рептилии: чувства, страдания и переживания других, особенно подопытных, абсолютно не трогали его.
   – Госпожа управляющая!
   – Выполните просьбу, доктор.
   Сю щелкнул складным скальпелем, но Чэнь не стал смотреть на расправу. Он поднялся в свой кабинет и принялся изучать сведения, вытащенные с жестких дисков устройств Салафи. Переговариваясь с техническими специалистами, он выстраивал на бумаге схему имплантов, пытаясь понять, каким образом Язир Салафи планировал использовать сына в Ядре.

   Работа шеф-интеррогатора – это не только допросы живых, но и кропотливейший труд на десятками моделей имплантов. Зачастую устройства, вживленные в тела, могут рассказать больше, чем смертный язык. Быть интеррогатором – значит быть психологом, палачом, аналитиком и программистом в одном лице, уметь сопоставлять факты и находить обоснования использованию того или иного импланта. Допросы техники в свое время вознесли Чэня Далуна в элиту «Ятсена». Не утрать он жесткость переговорщика, ему до сих пор не было бы цены.
   – Госпожа управляющая!
   – Мастер Чэнь.
   – Я знаю, что он пытался сделать, – шеф-интеррогатор сделал многозначительную паузу, чтобы подчеркнуть важность сведений.
   – Не красуйтесь, – сказала управляющая. – Что вы выяснили?
   – Шахид был миксом. Его послали сюда отключить защитные протоколы, чтобы провести «чистых» в Ядро.
   – Надо же…
   – Он был близок. Не задержи его ангел, все могло случиться, госпожа управляющая. Над ним не дилетанты работали. Хакерские программы, замаскированные под не вычищенные вирусы, в наличие. Помните тот случай с упавшим сегментом сети в «Цы Си»? Тут было то же самое.
   Управляющая помолчала, и Чэнь подумал, что она слишком несерьезно относится к миновавшей угрозе.
   – Знаете что, мастер Чэнь? Мы пошлем Язиру сигнал, что у Шахида получилось. Вы же можете это сделать?
   – Конечно.
   – Тогда приступайте. Вот какую весть мы ему отправим…

   АСМ12 уловила угрозу за несколько минут до общей тревоги. Отцепившись от стены «Ятсен-Билдинг», ангел выбрал магнитный поток и полетел на сигнал. Перед глазами замелькали строчки со статьями нарушений. Несанкционированное проникновение группы людей без имплантов. Запрещенные металлы. Ношение оружия. Каждое из подобных преступлений каралось смертью.
   Утро разогнало с улиц всех прохожих, и отряд шел по пустым переулкам между жилых небоскребов. Разглядеть преступников иначе как с воздуха было невозможно, но неужели они рассчитывали на то, что их не засекут охранные системы Ядра?
   Молнией пронесшись над крышами зданий, ангел нырнул в переулок. АСМ12 в это время уже отправляла координаты другим дежурным. Скоро они будут на месте. Пока же…
   Его заметили слишком поздно. Ангел обрушился прямо в середину строя мужчин, одетых так же, как задержанный Шахид Салафи, в тряпье. Смяв своим весом сразу двух террористов, ангел схватил третьего за голову и с легкостью раздавил череп. Опомнившиеся террористы начали доставать из-под складок своих нелепых плащей автоматы. Просчитать их действия было легко. Вычислив подходящий магнитный поток, ангел подпрыгнул и перелетел за спины вооруженных террористов. Прежде чем они успели развернуться, он пустил в ход пулеметы.
   Свинцовый шквал скосил ближайших врагов. В узком переулке прятаться было негде, пули находили жертв, прошивая тела насквозь, отскакивая от стен домов, с бряцаньем отлетая от металлических частей автоматов. Отстреливаясь в ответ, террористы лишь приближали свой конец: АСМ12 наводила пулеметы на тех, в ком видела наибольшую угрозу.
   – Угроза перегрева!
   – Отключить пулеметы, – велел ангел.
   Перегрев оружия грозил вывести из строя ряд других систем. Он вновь поднялся в магнитном потоке и завис над террористами. Выпущенные ими пули царапали обшивку, не нанося урона. Врагов оставалось всего семеро. Легкая добыча даже для безоружного ангела. Он развернулся в воздухе и спикировал вниз, схватив двоих террористов. Поднявшись на магнитном потоке до уровня крыш, ангел отпустил врагов. Резко опустился на землю, ударил кулаком еще одного, да так, что тот оставил вмятину на стене. Еще трое продолжали стрелять до последнего. Он убил их голыми руками. Последний из стрелявших пятился от ангела, пытаясь трясущимися от страха руками вытащить из автомата опустевший рожок. Ангел выбил оружие, положил ладонь на голову террориста и свернул ему шею.
   Потом повернулся к оставшемуся в живых врагу. Тот снял шарф, открыв заросшее курчавой черной бородой лицо с крупными чертами. Глаза террориста были на удивление добрыми и наивными. Именно таким Язир Салафи выглядел на карточке в базе особо опасных преступников.

   Язир привык к расставаниям. Война с корпорацией – тяжелейшее бремя. Каждый месяц, каждую неделю отряд Салафи терял бойцов, при этом восполнять ряды становилось все сложнее. Китайцы выигрывали, а многим из террористов было что терять. Перед последним штурмом иранец приказал бойцам отослать прочь семьи. На это пошли далеко не все, и с Язиром остались лишь самые отчаянные, преданные и фанатичные последователи. Теперь не осталось и их. Иранец посмотрел на «ангела», застывшего над трупом Али. Чудовище не пыталось напасть на Язира, но обе головы смотрели прямо на него.
   – Как так? – прошептал Язир. – Шахид же открыл пути. Нас не должны были заметить.
   – Их заметили, но вы чисты, – ответил «ангел». – Вы смогли бы пройти.
   – Пройти?
   – Вас же ждут.
   «Ангел» подумал.
   – А я укажу вам путь.

   Лобби «Ятсен-Билдинг» пустовало, но Чэнь Далун знал, что охранные системы не дадут Язиру Салафи нанести чему-либо или кому-либо вреда. Несмотря на то, что управляющая выбрала для последней беседы с опасным террористом именно его, шеф-интеррогатор не испытывал страха. Каждая история когда-нибудь подходит к концу. Историю Язира Салафи завершит он.
   Иранец вошел в парадные двери, мягко затворившиеся за его спиной. Солнце вступало в законные права, залив улицу ослепляющим светом и скрыв лицо Салафи в тени.
   – Добрый день, – поздоровался Чэнь на русском. Салафи не мог не знать этого языка.
   Вместо ответа иранец рывком распахнул куртку, срывая пуговицы и обнажая обмотанную лентами со взрывчаткой грудь. По всей видимости он надел на себя весь оставшийся в его распоряжении запас. Чэнь прикинул, какие разрушения мог бы причинить взрыв. Обрушить здание – вряд ли, но случись Салафи проникнуть в серверную, ущерб стал бы невосполним. «Цы Си» и «Цзэдун» растащили бы ослабевшего без хранившихся на центральных жестких дисках данных конкурента с эффективностью голодных стервятников.
   – Это угроза, Салафи?
   – Это месть, узкоглазый. Что вы сделали с Шахидом?
   – Мы его убили, – спокойно ответил Чэнь. – Но ты и сам это понял.
   Шеф-интеррогатор вздохнул.
   – Наивно полагать, что мы оставляем подобных вам в живых. Один раз мы уже сделали подобную ошибку и больше не повторим.
   – О чем ты? – Салафи сделал шаг вперед, вытянул вперед левую руку с зажатым детонатором.
   – Тогда, в Краснодаре. Мы дали тебе убежать. Плохая идея. Госпожа управляющая не проконсультировалась со мной, допустила ошибку. Я рекомендовал бы уничтожить тебя при побеге.
   – Блеф, – прорычал Салафи, подбираясь еще ближе. – У вас не было шансов меня задержать! Я расправлялся с вами за то, что вы сделали с моими родными, с моей женой…
   – И с тобой, – перебил Чэнь.
   Иранец остановился.
   – Я чист.
   – Чист для машин, разве не это сказал тебе ангел? Знаешь, им запрещено убивать миксов. Заложенные программы ориентированы только на арест. И тем более он не стал бы уродовать шедевр, коим являешься ты.
   Палец Салафи скользнул по кнопке.
   – Первую операцию проводят на подопытном номер один, Салафи, разве ты не умеешь считать? Специалисты постарались на славу. Вживление без трепанации, через нёбо прямо в мозг. Полный симбиоз органики и искусственного интеллекта. На месте покойных докторов Ляня и Ли я бы гордился тобой.
   – Так я… микс?
   – Уникальный в своем роде. К сожалению, религиозность сделал тебя неуправляемым. Госпожа управляющая хотела посмотреть, как ты поведешь себя на свободе и получила то, что получила. Что получили все мы.
   Сорвавшись с места, Язир вырос перед Чэнем, схватил его за грудки и прижал к стойке секретаря. Старик захрипел. «Остановить его?» – спросила управляющая. Чэнь прошептал: «Нет».
   – Ты врешь, это не может быть правдой! – заорал Салафи.
   – Если я вру, попробуй нажать на кнопку, – предложил Чэнь, стараясь унять дрожь в голосе. Вспышка иранца напугала его, но не настолько, чтобы испортить самое сладкое.
   Террорист поднял руку с детонатором, поднес к самому лицу шеф-интеррогатора и положил палец на кнопку. В тот же момент системы «Ятсена» сработали. Здесь, в самом сердце западного филиала, сетевые программы блокировали любую разработку, созданную руками «ятсеновских» мастеров.
   – Знаешь, что я думаю? – металлические пальцы Чэня Далуна с легкостью разжали хватку Салафи. Старик вырвал из рук террориста детонатор и положил на стойку. – Ты должен быть счастлив, если еще веришь в чистоту. Вы с сыном увидитесь после смерти. Не совсем в раю, но все же.
   Он развернулся и пошел в сторону лифтов. Три кабины, набитые специалистами службы охраны, уже спускались вниз.

   Салафи молчал. Он думал о сыне и чистоте.

Активация
Сергей Резников

   Интересно смотреть через стекло на другой мир. На небо, по которому несутся фиолетовые облака, загораживая бледное солнце. На странные корявые безлистные деревья, которые иногда шевелятся – то ли от ветра, то ли сами по себе. Старый Хван раньше ходил за купол, искал там что-то. Синтетическая бормотуха давно высушила мозги Хвана, и он давно позабыл, что именно искал. Но как-то говорил, что деревья эти – не просто деревья. «Скорее, фауна» – вещал он с важным видом. А ещё говорил, что эта фауна рано или поздно подкопается под наш купол и устроит здесь настоящий ад. Я в его басни не верила. Ад устраивают люди, колония катится к чертям собачьим. А с тех пор, когда мэр запретил выходить наружу, до мира за куполом никому и дела нет. Каждый заботится о том, чтобы вырвать кусок пожирнее. Но многим достаются только крохи в награду за тяжкий труд.
   Я, например, обслуживаю утилизаторы. Они стоят у края купола и поглощают отходы, которые роботы-мусорщики, похожие на огромных раздувшихся муравьёв, свозят сюда со всего города. Ещё лет десять назад утилизаторы работали по-другому – сортировали мусор, выбирали из общей кучи пластик и металл и отправляли всё это в подземное хранилище. Потом что-то сломалось, и утилизаторы стали просто сжигать мусор, выпихивая золу за пределы купола через тоннели, оборудованные шлюзами. Мэр тогда забеспокоился, дал задание своим умникам восстановить машины. Но умники ничего сделать не смогли, хорошо хоть до конца не испортили. Да и плевать. Кому нужны эти отходы, если скоро жрать будет нечего? Не пластиком же питаться?
   – Ханна! – окликнул меня кто-то. Я обернулась. Павел стоял около ворот. Видать проскочил сюда вместе с очередным мусорщиком. Я подбежала к Пашке, посмотрела в его серые глаза. Для этого пришлось опустить голову – Пашка ниже меня. По сравнению со мной, дылдой, этот двадцатипятилетний худощавый парень похож на ребёнка.
   – Мне надо тебе что-то сказать. – Он переминался с ноги на ногу, теребил пуговицы на потрёпанной куртке.
   – Нельзя здесь стоять! – Я взяла его под руку и потащила в сторону ворот. – От купола фонит сегодня жёстко.
   – Плевать. – Он попытался вырваться. – Ханна, отпусти. Мне надо сейчас, это важно.
   Но я была неумолима. Мы вышли за ворота.
   Метрах в трёхстах от нас, после охранной зоны начинается город. Серые громадины одинаковых зданий поднимаются почти до верхнего края купола. Между зданиями расположены идеально прямые ленты дорог. По краям посажены одинаковые деревья, по большей части искусственные. Правда город почти пустует, даже десятая часть домов не заселена.
   Мы остановились. Я тяжело вздохнула, оглядываясь. Полиция нашу окраину нечасто посещает, но зато камеры на каждом шагу понатыканы.
   – Ты идиот! – Я опять смотрела на него сверху вниз, нахмурившись. – Меня теперь с работы выгонят! Хоть о себе подумай! Это с моей-то модифицированной шкурой облучение не страшно, а тебе, хлюпику, даже небольшой дозы хватит.
   – Извини. – Он с опаской покосился на одну из видеокамер. – Давай зайдём куда-нибудь, где спокойней.
   Я покачала головой.
   – Мне до конца смены ещё больше часа пахать. Ладно, иди в парк. Жди меня там.
   Он покорно развернулся, не сказал ни слова. Я смотрела на его удаляющуюся тощую фигуру, наморщив лоб. Странный парень этот Пашка. Бегает за мной как собачка. Неужели я ему нравлюсь? Высокая модифицированная девка с резкими некрасивыми чертами лица и соломенного цвета, словно иссушенными излучением, волосами. И ещё этот шрам на правой щеке, который я получила десять лет назад, когда ремонтировала поганый купол. Да, тогда были другие времена. Я на что-то надеялась, а шрам обещали убрать. Но не убрали. Похоже, только добавили ещё один, на душе. Я грустно улыбнулась и пошла обратно к воротам. Глубоко внутри я мягкая, несмотря на усиленные титаном кости. Сентиментальная. У меня дома есть старый буклет. Там много иллюстраций, с которых смотрят улыбающиеся колонисты. Если верить этому буклету, Гвенис 7 хотели терраформировать. Он должен был стать похожим на далёкую Землю. Я там никогда не была, но вроде по её подобию проектировали колонию наши предки. Если же верить мэру, то всё это – туфта. Сроду не было таких планов. Есть только город под куполом, в котором правит элита с мэром во главе. Правда мэр не договаривает, что город наш без будущего. Город, прожирающий ресурсы, которых, впрочем, ещё надолго хватит элите, но уже сейчас не хватает остальным.
   Я забыла о Пашке. Пятый утилизатор сломался, пришлось снимать кожух и выгребать мусор лопатой. Винс припёрся только через час после положенного времени. Как обычно, угрюмый. Он молча принял у меня смену, даже не извинился за опоздание. А я пошла в душ. Люблю этот момент, когда тугие струи бьют по моему телу. Душ отключился быстро, едва я смыла с себя гель. У нас экономят на всём, на воде, кстати, особенно.
   Не успела я одеться, зазвонил коммуникатор.
   – Паш, извини. Работы много. – Хм, интересно, что он позвонил мне именно в тот момент, когда я голая. Даже захотелось позвать его в душевую, но паренёк совсем не в моём вкусе. Такие вот дела. А те, кто мне нравятся внешне – злые внутри. Винс, например.
   – Да всё нормально. Я по-прежнему в парке. Ты только приходи. Ладно, Ханна?
   – Приду, приду. У нас же свидание, Павлик?
   – Эээ… ну, можем сходить куда-нибудь. Если ты не против. – Его голос звучал смущённо. Я почувствовала укол совести. Заигрываю с ним. Даю ложную надежду.
   – Ладно, жди. – Нажала на отбой.
   Я напялила летнее платье, которое, если честно, мне ни капельки не шло. Но так хотелось выглядеть обычной девушкой.
   Пашка, похожий на нахохлившегося воробья, сидел на скамейке. Парк постепенно погружался в сумрак. Искусственное освещение ещё не включили, а за куполом почти стемнело. В парке, в отличие от улиц города, все деревья были настоящими, и даже птицы водились. Я села на скамейку рядом с Пашкой.
   – Колу будешь? – Он протянул мне баночку.
   – Сейчас бы чего-нибудь покрепче. – Я хитро посмотрела на него.
   – Можем зайти в бар, если хочешь.
   Я сразу поняла, что он смутился. Пашка программист, но зарплата его не намного больше моей. «Работаем за еду» – похоже, эта фраза скоро станет символом Гвениса 7.
   – Лучше здесь посидим. Тут типа свежий воздух. Я после помойки до сих пор в себя прийти не могу.
   Какое-то время мы молчали. Пашка вроде как храбрился, храбрился, а потом вытянулся и зашептал мне в ухо:
   – Я взломал сервер мэрии.
   Я чуть колой не поперхнулась. Не ожидала такого, ей богу. Думала, что он в любви мне признаваться будет.
   – В городе есть вход в подземелье, и я теперь знаю код доступа.
   – И что ты собрался искать… в подземелье этом? – тоже шёпотом спросила я.
   – Ответы, Ханна. Мэр и его люди многое скрывают. Колония не может существовать вечно, ресурсы скоро закончатся. Уже и так всё чаще отключают воду, электроэнергию. Ты же знаешь…
   – А от меня что хочешь, Паша? – перебила я его и со злостью поставила банку на скамью.
   – Как что? – Он удивленно захлопал глазами. – Хочу, чтобы ты со мной пошла. Ты же модификант. У тебя возможностей куча. Да ты даже не представляешь…
   – Заткнись! – В этот момент мне захотелось убить его. Обхватить руками эту тощую шейку и задушить. А ещё плакать хотелось.
   – Я человек, понял? Прежде всего, человек, а не модификант! – Сорвалась со скамейки и побежала к выходу из парка.
   Дома ещё раз достала брошюру, пролистала её, глядя на синее ласковое море, на высокие горы с белыми шапками из снега. На фоне красот природы улыбались счастливые колонисты. Где это всё? Куда сгинули наши амбиции, наши великолепные планы?
   Долго не спала, всё обдумывала Пашкины слова. Он прав, конечно. Жить становится всё хуже и хуже и недалёк тот день, когда люди начнут голодать. Да что говорить, некоторые уже на грани. В любой момент могут начаться беспорядки, но мэру пофиг. Он со своей сотней подхалимов спрячется в резиденции или в каком-нибудь бункере, выставит боевых дронов, и те поубивают бунтарей.
   Я приняла решение, хотя понимала, что назад пути не будет.

   * * *

   Тысячи, нет – миллионы иголок впились в моё тело и кололи, кололи, кололи. Что-то в этом было приятным, несмотря на боль.
   – Да, тебе многое отключили. – Павел кивнул головой в сторону монитора, экран которого расцвёл графиками и ровными столбцами текста. Но я не могла разобрать, что там происходит. В глазах всё слилось в цветные пятна, иголки продолжали колоть.
   – Ханна, ты меня слышишь? – Его лицо нависло над моим. Я кивнула, пытаясь сфокусировать взгляд. – Сейчас я активирую несколько аугментаций, которые тебе приглушили. Возможно, тебе будет…
   Он замолчал, пытаясь подобрать слова
   – Немного неприятно.
   Иголки теперь не просто кололи, они наполняли моё тело теплом, голова кружилась. Мне нравилось это почти забытое состояние. Последний раз меня перепрошивали давно.
   Его пальцы забегали по клавиатуре, и в голове у меня взорвались фейерверки боли. Зато взгляд снова обрёл чёткость.
   – Потерпи немножко. Уже почти.
   В позвоночнике будто возник раскалённый стержень, жар от которого растекался по рукам и ногам. Бил тяжелыми волнами в живот. Я застонала. Пашка испуганно посмотрел на меня. Но я улыбнулась в ответ, снова чувствовала силу, такую забытую. Силу, которую забрали у меня, несмотря на то, что она принадлежала мне по праву. Я снова видела. Каждую мельчающую пору на Пашкином лице, каждый пиксель древнего монитора. При желании могла свободно регулировать чёткость, приближать и отдалять картинку на своей сетчатке. Я снова слышала. Все звуки Пашкиной коморки проникали в мой мозг, где чётко рассортировывались. Возня золотой рыбки в маленьком аквариуме, гул климатической системы, шелест охладителей в компе. Как я жила раньше?! Да ради этого я готова проникнуть в тысячу долбаных подземелий. Победить тысячу мэров. Лучше прожить короткую, но яркую жизнь, чем годами копаться в мусоре и постепенно гнить вместе с ним.
   – Ты как? – Павел участливо протянул мне стакан с водой.
   – Отлично! – Я схватила стакан и залпом осушила. Оглядела жалкую Пашкину комнатушку, затем перевела взгляд на него самого. И поняла, что этот худенький парнишка только что подарил мне новую жизнь. – Спасибо.
   Я села на кушетку. Пашка аккуратно вынул шнур из разъёма на моей шее. Иголки окончательно исчезли. Парень выглядел возбуждённым, смотрел на меня как на новую дорогую куклу.
   – Ханна, послушай теперь о том, что я тебе подключил.
   – Глупенький. Думаешь, я сама это не знаю?
   Я встала с кушетки и вплотную подошла к Пашке, прижала его к себе. Он не пытался притронуться ко мне руками, только дышал часто. Мне захотелось скинуть платье, и наброситься на него. Чувствовала, что он будет не против.
   – Ты слышишь, как бьются мои сердца? – спросила я.
   Он кивнул.
   – У меня их два, одно живое, а второе металлическое. Но говорят, что если потерять первое, я больше не смогу любить. Смешно, но среди модификантов ходит такая легенда.
   Он прижался ко мне ещё сильнее. Я наклонилась и поцеловала его в губы.

   * * *

   Мы решили не мешкать. Вышли на дело этой же ночью.
   – Тише! – Я приложила палец ко рту и посмотрела на Пашку, потом вспомнила, что он меня не видит. Для него здесь царила кромешная тьма, фонари в городе на ночь включенными не оставляли. Зато патрульный робот, звук сервомоторов которого звучал в отдалении, видит отлично.
   Мы перебежали через улицу, заскочили в заброшенный двор, где среди мотков ржавой проволоки и прочего мусора из земли торчал люк. Старый и грязный. Я аккуратно срезала замок маленьким лазерным резаком, который стырила с работы. Пашка достал из рюкзака фонарик, но пока не включал. Действовали мы быстро, робот должен был вернуться через пару минут, двор с дороги отлично просматривался. Я слышала биение своих сердец и отдалённое гудение робота. Ржавый люк со скрипом открылся, Павел включил фонарик, его луч заскользил по отвесной шахте, к стене которой была приварена металлическая лестница. Мы нырнули вниз, Пашка захлопнул люк за моей спиной.
   – Ханна, прежде чем мы зайдём туда, я хочу тебе кое-что сказать, – прошептал он.
   Когда до пола подземелья оставалось меньше метра, я аккуратно спрыгнула с лестницы, спружинив ногами. Пашка, громко сопя, спустился и встал рядом со мной. Я оглядела тесное помещение, пустое и ничем не примечательное, если не считать массивной двери, находившейся на противоположной от лестницы стене. Дверь основательная, в отличие от дохлого люка. Толщина металла наверняка с полметра, не меньше. Справа, отражая свет фонаря, поблескивала панель замка.
   – Ну, говори, что хотел, – продолжила я разговор.
   – Я про то, что… ну… произошло между нами… я теперь не могу это забыть.
   – Ах, как романтично! И что теперь? Может, поженимся? Или прямо сейчас ещё раз перепихнёмся?
   Он отвернулся от меня и подошёл к двери, а я поняла, что, пожалуй, перегнула палку.
   – Ладно, Паша, позже поговорим.
   Он молча достал из рюкзака отвертку, подошёл к замку и принялся снимать панель.
   – Не трогай! – Я выхватила инструмент из рук Пашки. Панель для меня стала будто прозрачной, в правом верхнем углу вспыхивала и гасла маленькая искорка. – Плохой из тебя хакер. Здесь секретка. Сбрось мне коды доступа.
   Он с недовольным видом забрал у меня отвёртку и начал шариться в коммуникаторе. Через несколько секунд я приняла сигнал, ещё через несколько подключилась через беспроводку к сети, которая сначала хотела меня вытолкнуть, загородившись файрволами, но затем впустила. Действовала я по наитию. Словно какой-то механизм сработал внутри головы, временно сделав мозг сторонним наблюдателем. На обход цепи замка ушло почти три минуты, но он всё-таки сдался. В стене что-то загудело, и дверь со скрежетом заехала в неё, освободив чёрную глотку прохода. Я отскочила в угол, а Пашка ринулся за мной, не забыв выключить фонарик. Какое-то время мы ждали, затаившись, но из двери никто не выскочил, не завыла сирена, предупреждая о непрошеных гостях, не начали сыпать свинцом охранные турели. Похоже, я сработала аккуратно.
   Мы осторожно направились в темноту.
   Дверь вела в просторный грузовой лифт. Больше ничего не надо было взламывать – здесь были только две клавиши. Я нажала на кнопку с изображением стрелки, указывающей вниз, створки внутренних дверей закрылись, и лифт с гулом поехал, ускоряясь. Свет внутри так и не включился, но меня это вполне устраивало.
   – Между прочим, это я подключил беспроводку, дал команду через сервер, – похвастался Пашка.
   – Ты молодец, – серьёзно сказала я. – Иначе бы мы проклятую дверь не одолели без спецсредств.
   Он не ответил. Видать, опять подумал, что ёрничаю. А лифт всё ехал и ехал. Нёсся в неведомые подземные дали, в тайную цитадель мэра. Мне почему-то не было страшно, хотя гарантии, что внизу нас не встретят тоже не было.
   – Ханна, а кем ты раньше работала? До свалки этой.
   Эх. Умеет Пашка задавать неуместные вопросы. Хотя до сегодняшнего дня он моим прошлым почему-то не шибко-то интересовался.
   – Инженером-наладчиком. – Я вздохнула. – Тогда у меня не все аугментации были отключены. Мы занимались обслуживанием климатической системы города. Главным у нас был Хван Мейер. Ну ты видел этого алкаша. В те времена он ещё, правда, не бухал, и мозги у старикана на месте были. А зачем спрашиваешь?
   – А ещё раньше? – нагло проигнорировал он мой вопрос.
   Чёрт! Вот же поганая тема!
   – Не помню, – пробурчала я.
   В этот момент лифт начал тормозить и вскоре с мягким толчком остановился. Пашка вновь выключил фонарь, и мы затаились. Я прислушалась. Тишина, только где-то вдалеке капает вода. Я покосилась на турель, дуло которой мёртво свисало с потолка лифта. В сеть соваться я не стала, хотя соблазн был велик. Хотелось локализовать все ловушки, аж руки чесались, как хотелось.
   – Иди за мной, фонарь только не включай, – позвала я Пашку.
   Попыталась оглядеться, бесполезно. Даже в инфракрасном диапазоне ничего не светилось. Что ж, придётся рисковать и снова лезть в сеть.
   – Здесь всё отключено, – пробубнил Павел, – думаешь, я зря в серваке шарился.
   У меня дыхание от злости перехватило.
   – А что раньше молчал, умник?
   – Хотел, чтобы ты сама проверила. Они берегут энергию, поэтому всё здесь находится в гибернации. А охранные датчики я вырубил. Надеюсь.
   Он включил фонарик, и луч забегал по огромному залу. На той стороне, очень далеко от нас, блестела металлом противоположная стена. Мы стояли на врезанной в породу платформе, я свесила голову за ограждение и обомлела.
   – Вау!
   Луч фонаря бегал, подсвечивая металлические бока машин. Сотни агрегатов стояли ровными рядами там внизу. Некоторые размером с хороший дом: горные машины, гигантские строительные механизмы, транспортники, бурильные установки, сельхозтехника. Рядом располагались машины поменьше – сервисные киборги, электрокары и прочие устройства, о назначении которых я не знала. Ряды машин, казалось, уходили в бесконечность.

   Пашка присвистнул.
   – Сколько их здесь?
   – Понятия не имею, сам-то пробовал узнать, пока в сервере копался?
   – Я вчера пытался скачать карту этого места и несколько файлов, но меня что-то выбросило из сети.
   – Чёрт, плохо. Ладно, будем надеяться, что тебя не запалили.
   Я представила мэра – надменного лоснящегося толстяка, который стоит около огромного экрана, с сигарой в зубах и смотрит на наши офигевшие рожи.
   Мы спустились вниз по металлической лестнице, что располагалась около платформы грузового подъёмника. Затем минут двадцать блуждали среди исполинских механизмов, которые словно неведомые чудовища стояли и ждали команды хозяина. Но хозяин и не думал включать слуг, он просто жил в своё удовольствие, управляя небольшой колонией, а мечты человечества о настоящем новом доме остались похороненными здесь, вместе с машинами.
   Мы долго не могли найти выход из зала, прошли, наверное, с километр, пока не встретили вход в следующий. Оба помещения разделяли исполинские ворота, способные пропустить через себя сразу несколько крупных машин. Я присвистнула. Строители поработали здесь основательно, масштабы впечатляли. В ворота была встроена обычная дверь с кодовым замком. Панель замка тускло светилась синим, и мне вполне хватало этого света, чтобы видеть стену из металла, уходящую ввысь. С правой стороны ворот, направив дуло в нашу сторону, торчала очередная турель автоматического пулемёта. Я поёжилась. Отсутствие активности защитных средств не может продолжаться вечно. Рано или поздно взлом системы засекут.
   – Ты мне так и не ответила, – отвлек меня Пашка.
   – Что не ответила?
   – Кем ты была, Ханна?
   Опять он за своё.
   – Обязательно это выяснять именно сейчас?
   – Да. Ты всё поймёшь, когда мы войдём в следующий зал. – Его пальцы забегали по клавиатуре, и панель ожила. Замок тихо звякнул.
   – Ну? – Он внимательно смотрел на меня.
   – Я же говорила – не помню. Понимаешь, Паша, нас, модификантов, когда-то перепрошили. Ну, некоторых, наверное. А другие и вовсе куда-то делись. Хван рассказывал, что раньше нас было больше, и работу мы делали куда более важную, чем ремонт климатических установок и уборка мусора. – Я грустно усмехнулась. – Правда, трепаться он об этом запретил. Сказал – что если кто из людей мэра услышит подобные разговоры, проблем не избежать. Так что я такая, какая есть, Паша. Как говорится – без родины и флага. Включилась однажды и начала работать, как тупой робот. А затем меня и вовсе понизили в должности. Перевели на помойку.
   – Из-за чего?
   Блин, он достал своими вопросами!
   – А вот об этом тебе знать, парень, не обязательно.
   – Мы не должны иметь тайн друг от друга.
   Я усмехнулась.
   – Ты, видать, мыльных опер пересмотрел. Какую-то чушь несёшь. Причём кто бы говорил про тайны. Сам, похоже, даже половину того, что разнюхал, мне не сообщил. Ладно, хватит трепаться, открывай!
   Откуда-то из глубин моего несчастного, несколько раз перепрошитого мозга вдруг всплыл сюжет древней сказки, в которой деревянный мальчик нашёл потайную дверь. В той сказке всё закончилось хорошо. Но обычная жизнь, к сожалению, от выдумок далека. Некоторые двери ведут в никуда, а некоторые и вовсе лучше не открывать. Внезапно мне захотелось развернуться и уйти, пока не поздно. Подняться наверх, заставить Пашку отключить аугментации и вновь зажить серой однообразной жизнью. Но я понимала: не смогу. То, что прятал от глаз людей мэр в этом подземелье, всегда будет преследовать меня, и до конца жизни я буду корить себя за то, что не узнала всех тайн.

   * * *

   Свет здесь был. Очень слабое, почти призрачное свечение индикаторов, расположенных на какой-то аппаратуре.
   – Чёрт! Этого не может быть! – Я пригляделась.
   Огромное помещение было заполнено металлическими конструкциями, к которым крепились анабиозные капсулы. Тысячи капсул. Они создавали ровные ряды, уходя в высоту и вглубь зала. Индикаторы светились именно на них. Ближайшая капсула находилась рядом со мной, я дотронулась до холодного пластика. Затем выхватила у Пашки фонарь и направила луч на стекло. Увидела бледное пятно лица, вроде мужского. Хотя черты этого лица были смазанными, я не могла их толком разглядеть через затемнённое стекло, вдобавок бликовавшее.
   – Кто это? – Я повернулась к Павлу и направила фонарь на него, – лучше отвечай, не юли.
   – Модификанты, Ханна. Их здесь тысячи. Некоторые капсулы, правда, пусты.
   Я подошла к соседней. Стекло там почему-то было не таким тёмным. Лицо, смотревшее оттуда на меня, чем-то напоминало лицо Винса: красивые мужественные черты в нём сочетались с животной грубостью. Наверное, из-за выступающих скул и квадратного подбородка. Точно, вылитый Винс! Многие модификанты походили друг на друга, что по версии Хвана объяснялось генетическим кодом. Мы – братья и сёстры, когда-то созданные людьми. И я догадалась для чего.
   – Они должны были заселить планету?
   – Не они, а вы, Ханна, – ответил Павел. – Это и есть твоё забытое прошлое.
   В голове у меня крутилась тысяча вопросов, но как-то надо было выделить главные.
   – Они живы?
   – Думаю, мы об этом скоро узнаем.
   – Хватит уже говорить загадками.
   – А ты отведи от меня фонарь, – огрызнулся он.
   Какое-то время мы молчали. Я обдумывала увиденное. Мысли путались, информации не хватало, но в одном я вроде разобралась. Мы попали на некую базу, которая должна была служить для преобразования планеты. Это подтверждалось скоплением техники и огромным выводком моих собратьев. Модификанты могут выдерживать экстремальные температуры, жить в заражённой среде. Могут даже какое-то время не дышать, долго обходиться без пищи и воды.
   – Как их разбудить? – Я вновь направила луч фонаря на Пашку, а он прищурился, точно крот.
   – Я тебя для этого и привёл сюда. Думал, ты найдёшь способ.
   – Ага, а я оказалась дурой.
   Он вздохнул и сел на капсулу, показывая, что устал разговаривать. Похоже, этот странный паренёк, которого я почти любила, выполнил свою миссию. Теперь думать и решать предстояла мне. Что ж.
   Иголки вернулись. Они пытливо кололи меня в затылок, перед глазами возникла яркая сеть из световых лучей, которые забегали – от одной капсулы к другой, объединяя их в общий узор. Некоторые ветви узора имели нездоровый бурый оттенок. Наверное, обитатели капсул, к которым тянулись эти ветви уже стали… непригодными для восстановления. Таких я насчитала пятьдесят три. Некоторые капсулы были пусты, световые указатели обрывались, не доходя до них. Всего пустышек было сто двенадцать.
   Живых модификантов насчитывалось две тысячи восемьсот семь. Их сердца застыли, кровь законсервировалась, кибер-импланты отключились. Но они жили. Капсулы отделились от каркаса и поплыли перед моими глазами в виде сложной трёхмерной картины. Я мысленно двигала их, могла прочитать параметры каждой. А ещё я видела имена. Включила поисковик и метнула в сторону капсул запрос: «Ханна». О, я могла гордиться собой! Нашлась всего одна капсула. Пустая. Следующая команда проследила энергетические связи. В каждой капсуле находился автономник с тритиевыми элементами, способный поддерживать жизнь модификанта долгие годы. Беспроводная сеть, полностью совместимая со мной, ждала команды. Мне не нужны коды доступа. Достаточно пожелать, и мои братья и сёстры проснутся.
   – Стой!
   Я почувствовала, как Пашкины пальцы вцепились в руку. Хотелось отогнать его, словно назойливого комара, но я почему-то удержалась. Трёхмерная картинка в моём мозгу погасла, возвращая меня во мрак огромного зала.
   – Чего тебе? – Я зло смотрела на паренька. Он мешал. Мешал объединиться, мешал нам стать единым целым, мешал начать то, для чего мы предназначены.
   – Я тут подумал, ведь у нас нет плана. Что мы… что вы будете делать?
   – Делать? – Вопрос загнал меня в тупик, но я быстро оправилась. – Глупенький, мы найдём программу колонизации.
   – Там. – Я ткнула пальцем в темноту. – Много специалистов. Мы во всём разберёмся, Паша.
   Меня вдруг кольнула ещё одна мысль.
   – Да ты не бойся. – Я подошла к нему поближе и коснулась рукой его плеча. – Я тебя не брошу.
   – Не смешно. Вообще-то я про другое. Что вы будете есть? Где найдёте ресурсы, чтобы содержать такую ораву?
   Я хлопнула себя по голове ладонью. Вот же чёрт! А он прав. В городе живет от силы три тысячи человек, большинство из которых такие же нищие, как мы с Павлом. Есть несколько сотен тех, кто поближе к кормушке – серединка на половинку. Ну и элита. Несколько десятков, наверное. Хотя никто толком и не знает. Живут они в цитадели – в большой высотке в центре купола. Между цитаделью и остальным городом расположена отлично простреливаемая площадь и два уровня заградительных конструкций. Всё это хозяйство охраняется боевыми роботами, летающими дронами и прочей механической гадостью. О да! Три тысячи модификантов снесут эту защиту без особого труда. Но что мы будем делать потом? Что мы будем жрать, если выразиться более точно? Хотя…
   Додумать мне не дали. Что-то стукнуло. Далеко, в соседнем зале с машинами. Потом я услышала торопливый топот ног. Правда уже с двух сторон – за дверью, в которую мы вошли, и с противоположного конца нашего зала. Я молча схватила Пашку за руку и рывком направила его в сторону стеллажей с капсулами. Мы затаились. Секунды словно растянулись, время стало вязким как патока. Топот продолжал звучать, а ещё что-то трещало под потолком, и этот звук мне нравился гораздо меньше. Паника накатилась на меня. Поняла, что оживить своих не успею, а бежать, похоже, некуда. Я в отчаянии присматривалась, пытаясь найти хоть что-то – люк на полу, технологическую нишу в стенах. Тщетно. Накручивала зум до отказа, приближая объекты, но стены были далеко, а пол выглядел абсолютно гладким. Зато я увидела тени. Враги, не таясь, приближались со всех сторон. По поверхности капсул забегали красные огоньки лазерных прицелов, всё громче и громче стрекотали дроны, снижаясь. Яркий всполох прожекторов заставил Пашку зажмуриться, а меня включить светофильтры. Красные точки замерли, указывая на нас. Мы попались. Глупо попались.
   – За нарушение параграфа тридцать восемь закона об охранных зонах вы арестованы, – провозгласил равнодушный металлический голос. – Встаньте! Руки за голову! – Дрон орал откуда—то сверху, а люди в форме спецназа окружили нас, постепенно сжимая кольцо.
   – Подчиняйтесь! – надрывался дрон. В отличие от истеричного робота, люди не сказали ни слова. И мне это не нравилось: они будто хотели молча расстрелять нас. Но деваться было некуда. Я, конечно, могла завалить парочку солдат, но что дальше? Тем более – не факт, что слуги мэра сами не модификанты.
   Мы встали и скрестили ладони на затылках, подчиняясь команде дрона.
   Прожекторы слепили, не давали осмотреться. Новый голос, вроде человеческий, забасил со стороны входа.
   – Так, так. Нарушители, значит.
   Голос сменился шёпотом, но я отлично всё слышала.
   – Господин мэр. Я не советую приближаться…
   – Отстань, Алексей. Что мне могут сделать эти глупенькие воришки? – вновь раздался бас.
   Человек вышел из тени, прожекторы снизили яркость, и я смогла разглядеть его. Мэр Гвениса 7 собственной персоной стоял перед нами. Его тучное тело выглядело тусклым, иногда и вовсе пропадало, оставляя еле заметный силуэт. Похоже, ублюдок надел термооптический камуфляж. Лицо мэра скрывалось под зеркальным шлемом. Любил он выходить в народ, облачённый в такие штучки. Впрочем, своим появлением жителей Гвениса мэр баловал редко.
   – Ну, думаю, вы понимаете, что перешли некую границу. – Он махнул рукой в сторону стеллажей с капсулами. – Увидели то, что нельзя видеть.
   – Увидели, как ты похоронил колонию, да? – дерзко спросил Пашка.
   Мэр неожиданно исчез, растворился среди темноты, а через пару секунд появился около Пашки, зеркальное лицо приблизилось к лицу паренька.
   – Однако какой умный щеночек! Может, сделать тебя советником? – пробасил мэр. – Думали, нашли здесь будущее? Хе-хе. Нет, ребята, вы нашли прошлое. Я долго не мог решить, что делать с этим дерьмом. Но, похоже, зря тянул. Зверь в любой момент может проснуться.
   Зеркальное лицо повернулось мою сторону.
   – Да, девочка? О, я тебя помню! Тебя как-то раз перевели работать на свалку. Кажется, падать ниже некуда. Но ты всё равно нашла способ.
   Мне хотелось разбить эту мерзкую маску. Впечатать кулак в ненавистную морду ублюдка, но его защита слишком серьёзна. Даже пытаться не стоит.
   – Смотри, как я поступлю, – продолжил мэр. Он отошёл от нас, а в его руке заблестела сталь пистолета. Стеллажи с капсулами потонули в свете прожекторов.
   – Пиф-паф! – Мерзавец навёл дуло на одну из капсул. Раздался сухой треск выстрела. Но пуля лишь отскочила от стекла и беспомощно упала на металлический пол.
   – Однако! – Мэр подошёл к капсуле, провёл рукой по стеклу. – Крепко сделано. Но не переживайте, друзья. Я найду способ уничтожить эту дрянь. Оружия у нас хоть отбавляй, даже плазменники есть. Да, Алексей?
   – Так точно, господин мэр, раздалось из зала.
   – Вы не посмеете! – заорала я, сама поражаясь нелепости своих слов.
   Мэр засмеялся. Тёмные фигуры вторили его смеху.
   – Ух ты какая!
   Я почувствовала, как его взгляд из-под маски сверлит меня.
   – Тело у тебя вроде ничего, в отличие от рожи. Хм, может взять тебя в наложницы? Хе-хе, ты не поверишь, у меня и вправду есть наложницы. Целый гарем. А личико твоё – не проблема, подлатаем.
   – Ты гораздо более мерзкий ублюдок, чем я думала!
   – Ладно, разговорились мы здесь. – Мэр замер на несколько секунд, будто решая что-то. А затем дал команду своим головорезам.
   – В лабораторию. Обоих.
   В этот момент Пашка совершил роковой поступок. Он попытался выхватить пистолет из кобуры ближайшего спецназовца. И у него получилось! Мэр стоял в шагах пяти от нас и уже успел повернуться к нам спиной, удаляясь. Дальше всё происходило как в замедленной сьёмке. Пашкина рука, неумело сжимающая пистолет, направила его на мэра. Я прыгнула в сторону парня, пытаясь прикрыть его собой. Пашкин палец медленно давил на спусковой крючок. Я не успела. Я была совсем рядом, когда голова Пашки разорвалась, грудь и живот расцвели кровавыми пятнами. Пистолет выпал из мёртвой руки и упал на пол. Выстрелы продолжали стрекотать, в воздухе всё звенело от пуль. Я что-то кричала. Зеркальная маска повернулась ко мне, а я летела вперёд в сторону этого поганого ублюдка, понимая всю тщетность своей попытки. Я расталкивала охрану, пытавшуюся перегородить мне путь, я летела будто пуля, будто молния. Но встретилась с пустотой. Мэр растворился, скрылся куда-то. В этот момент разум возобладал, и я не стала пытаться атаковать остальных, понеслась к выходу из зала, ощущая, как пули втыкаются в мою спину, разрывая её болью. Штуки две я словила точно, теперь оставалось надеяться только на возможности организма. Несколько пуль пролетело около головы, но я всё равно удрала. Проскочила в дверь. Бежала среди огромных спящих механизмов, закатилась под один из них. Там и замерла. Лежала, чувствуя, как иголки бегают по моей спине, еле терпела адскую боль, пока наноботы пытались хоть немного подлатать повреждённые ткани.
   Они убили его! Эти сволочи убили Пашку! Я стиснула зубы, пытаясь не закричать. То ли от боли. То ли от отчаяния.
   – Выходи, сука! – раздался басовитый голос мэра.
   Лучи фонарей задёргались, перекрещиваясь друг с другом под корпусами машин. Так просто я свою жизнь отдавать не собиралась. Фонари приближались, спецназовцы шарили под огромным экскаватором, от которого меня отделяло всего три механизма. Невдалеке застрекотали дроны, они тоже запросто могут залезть сюда и сразу поднимут тревогу. Я заметалась в своём ненадёжном убежище как затравленный зверь. В отчаянии оглядела днище. Увидела люк. Как же мне повезло! Технологический лаз оказался не заперт, и я залезла в нутро механизма. А когда оказалась в кабине, чуть было не закричала, но уже от счастья. Гигант отозвался на мой призыв. Я ощутила, как реактор «Ишимуры», гигантского, величиной с трёхтажный дом, потрошителя гор, просыпается. Ощутила, как по цепям управления забегали электроны. Почувствовала вибрацию моторов. Техника была предназначена для нас. Да что там говорить – она была одним целым с нами. Со мной. И в тот момент, сидя в кабине, я чувствовала не только «Ишимуру». Я знала, что мне подвластны многие из этих машин. Я знала, где находится выход, который приведёт меня прямо на поверхность планеты. Потрошитель задрожал, басовито загудел. Его яркие прожекторы белыми столбами разрезали темноту. Спецназовцы мэра, словно мелкие муравьи, бегали внизу, пытаясь навредить гиганту. Их пули звенели, отражаясь от брони корпуса. Их кости хрустели как панцири несчастных жучков под пятиметровыми колёсищами из гибридного полимера. Их крики тонули в скрежете и гуле моторов, а «Ишимура» медленно полз в сторону выхода.
   Я понятия не имела, что буду делать, когда выберусь. Пулеметы перестали плеваться в «Ишимуру» свинцом, плазмой никто не пользовался. Видать, боялись устроить пожар. Я остановилась, решая, что делать дальше. Попыталась дотянуться до капсул с модификантами. Они отозвались. Ничего не мешает активировать только часть моих сородичей. Можно оживить сотню, не больше. Для начала. В прошлый раз я не успела. Зато теперь, пока я под защитой толстенной брони «Ишимуры», мне никто не помешает выполнить задуманное.
   Я почувствовала их: мощные тела – сочетание синтетики, органики и киберимплантов. Лёгкий холодок пробежал по моей спине. А что если мои собратья тоже заходят власти? Если вместо умных защитников, колонизаторов нового мира я выпущу наружу безумных маньяков? Сомнения развеял голос мэра, который извергла рация.
   – Вернись, тварь! Вернись, пока не поздно, и я сделаю это не больно.
   Я отдала команду на активацию выбранных модификантов и одновременно двинула «Ишимуру» дальше, в сторону крутого подъёма, который, если верить данным сети, заканчивался шлюзом.
   – Стой! – визжал мэр, – я сожгу их всех! Уничтожу все капсулы, если не остановишься.
   – Да пошёл ты!

   * * *

   Гвенис поражал своими просторами. Облака неслись с бешеной скоростью по небу. Пытаясь обогнать их, восемь колёс «Ишимуры» двигали гигантскую тушу прочь. Я находилась на огромной равнине, освещённой фиолетовым светом висевшей в зените Сирении. Равнина оказалась каменистым плато, десять на семь километров, высота три километра над нулевым уровнем, если верить навигации «Ишимуры». Вокруг плато толпились гигантские горы. Купол остался за моей спиной. Подробная карта планеты, переданная со спутников, рассказала мне о многом. Оказывается, куполов существует семь, но пять из них, судя по данным, так и не успели достроить и заселить. Люди спустили с орбиты девятнадцать климатических станций, которые никто так и не активировал. Информацию о причинах такого упадка спутники не передали. Похоже, что на одном из этапов освоения планеты что-то пошло не так. Мэр взял власть в свои руки, полностью отрезав Гвенис 7 от других форпостов. А может, и не было больше никого в живых? Я попыталась связаться с Гвенисом 4, но тот молчал. С орбиты отвечали только автоматы – девять спутников и станция, почему-то находящаяся в аварийном режиме. Что здесь произошло? Катастрофа? Переворот? Ну теперь, по крайней мере, у меня есть цель. Ресурсов такой железяки как «Ишимура» должно хватить надолго. Судя по схеме агрегата, на нём имелось всё необходимое для долгого автономного путешествия. Правда попытка проехать на этой штуковине почти четыре тысячи километров, отделяющих меня от Гвениса 4 не казалась мне разумной. Да и вообще – возможно ли это? Как я буду спускаться с плато? Плохо, что «Ишимура» не может летать. Судя по пересечённой местности за пределами плато, такая функция бы мне не помешала. У проходимости машины существовал предел – застрять или перевернуться можно и на таком гиганте.
   Я двигалась к краю плато, понимая, что попала в тупик. Вырвалась из ловушки подземелья, но осталась беспомощной. Узнала много нового, но не могла использовать эту информацию.
   Погоню я заметила, находясь у самого края. Вниз вела дорога, широкая, будто вырезанная в скалах гигантским плазменником. Однако мои опасения подтвердились: как минимум в двух местах дорога обвалилась, покрывшись ранами пропастей.
   Селектор связи запиликал, я нажала на приём и увидела на экране уродливую рожу мэра. На этот раз он пренебрёг зеркальным шлемом, его лицо выглядело не слишком старым, но каким-то неестественным, оплывшим, словно ублюдок изо всех сил пытался сохранить свой облик за очень долгую жизнь. Глаза стального оттенка смотрели пронзительно и зло.
   – Ну что, девочка, поиграем?
   Камеры увеличили приближающуюся погоню – несколько крупных агрегатов, не военных, слава богу, а таких же, как «Ишимура» – горнорудного назначения. В авангарде ехали махины на колёсах, а в хвосте, значительно отстав, плелись гиганты на гусеничных траках. Похоже, мэр решил поохотиться на меня лично. Деваться было некуда, я развернула «Ишимуру» и направила его подальше от края плато. Так у меня будут хотя бы незначительные шансы.
   С первой машиной я столкнулась километра через полтора. «Ишимуру» тряхнуло, ковш лязгнул, задев о корпус противника – такого же разрушителя гор, как и мой. Машины упёрлись друг в друга, словно гигантские динозавры, а затем ковш врага с громким лязгом отвалился, «Ишимура» оказался сильнее. Я подняла бур, активировав его, тот закрутился, обрушился на кабину врага. Одновременно с этим я подняла ковш, пытаясь опрокинуть проклятого стального монстра. Поначалу мне показалось, что это удастся, но новый удар чуть было не вырвал меня из кресла, всё полетело кувырком, камеры «Ишимуры» начали выходить из строя, картинка на мониторе пропала. Это подоспели другие машины. Я слышала лязг сминающихся конструкций, видела, как потолок накренился, в стену справа что-то врезалось, будто огромный кулак намеревался развалить кабину. А потом я поняла, что «Ишимуру» толкают к краю плато. Мэр что-то орал по связи, смеялся как безумный, но я не слушала его вопли. Пыталась присоединиться к сети управления вражескими машинами. Сеть отозвалась. Теперь я видела «глазами» гиганта, в котором находился мэр. Мерзавец решил лично сбросить меня с плато. Но если он заметит, что машина находится под контролем, сразу отключит автоматику. Что ж, это будет всего одна команда, решила я. Последняя. Я видела как помятый «Ишимура», не имея больше возможности сопротивляться, подкатывается всё ближе к пропасти. Я знала, что скоро произойдёт, хотела было выскочить из кабины, но поняла, что не успею. Да если бы и успела, меня бы просто раздавили там снаружи.
   Оставалось одно. В тот момент, когда передние колёса «Ишимуры» зависли над пропастью, и он стал заваливаться, я скомандовала машине мэра резко ускориться.
   «Это тебе за Пашку, тварь».
   Оба гиганта полетели вниз. Странная лёгкость накатилась на меня, я не сразу поняла, что это невесомость. А потом мне вдруг стало тесно, очень тесно в просторной кабине, я не могла пошевелить ни руками, ни ногами. Меня словно парализовало. И вдруг, словно гигантский молот ударил снизу, я отключилась.

   * * *

   Очнулась я в палате. Рядом с койкой стоял Винс. Он улыбнулся. Чёрт, не помню, когда Винс в последний раз это делал.
   – Ну вот. Пришла в себя. Кабина разрушителя вовремя наполнилась демпфо-гелем. Тебе повезло. В отличие от мэра. Всех его прихвостней мы арестовали. Такие дела.
   Я попыталась приподняться.
   – Нет, нет, Ханна. Ты ещё слишком слаба.
   – А ты что здесь делаешь? Разве сейчас не твоя смена?
   – Меня, кстати, Михаил звать. – Он протянул мне сильную смуглую руку. Ты разбудила меня и других, разве не помнишь? Мы победили. Теперь думаем, как возвести агро-купола. Выслали разведгруппу к формирователям климата. Работы очень много, так что поправляйся.
   Он направился в сторону выхода. В этот момент в моём мозгу словно выключатель сработал, и я начала вспоминать. Про наш с Пашкой дерзкий план. Про мой побег. Про тысячи моих братьев и сестёр, спящих в подземелье. Остался только один вопрос. Главный.
   – А что тут вообще произошло, на планете?
   Он на несколько секунд замер, словно обдумывая, рассказывать мне или нет.
   – Авария на орбите. Станция накрылась вместе со всем экипажем. Связь с Землёй потеряли. Это случилось сто двадцать лет назад. Мэр, воспользовавшись тем, что Гвенис 7 оказался изолированным, захватил власть. Поубивал всех неугодных, программу освоения планеты заморозил. Часть модификантов оставил себе в качестве слуг, перепрошил их, стёр память. Ну а дальше ты знаешь – колония начала приходить в упадок. И да. Спасибо тебе, Ханна, огромное. Если бы не ты…
   – Мы! Всё придумал Павел! – Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы.
   – Да. – Он замялся. – Извини. Парня будем хоронить, когда ты выйдешь отсюда. Ну ладно, мне пора.
   – Михаил, принеси мне, пожалуйста, стопку бумаги и ручку. Я лучше запишу всё, а то, не ровен час, снова перепрошьют.
   Вот так я и начала писать историю новой колонизации.

Мозг Хаттори
Ольга Цветкова

   Джейк искал принцессу. И место как по-заказу – бал во дворце. Правда, назвать особняк в ретро-стиле дворцом мог только человек огромной фантазии и не менее огромного тщеславия. Именно таким и оказался губернатор Малой Франции, одной из пяти нейронет-фри провинций. Зато принцесса вполне себе натуральная, Мишель Хаттори, единственная дочь президента корпорации Hattori Inc. Самое дрянное, что Джейк в душе не представлял, как девушка выглядит. Она никогда не выходила в общий нейронет, а на фотографии, добытой с таким трудом, Мишель казалась обычным плоскогрудым подростком лет тринадцати, да ещё и стояла вполоборота. Папаша делал всё, чтобы мордашка его маленького сокровища нигде не засветилась, разве что в домашних архивах, но проникнуть туда было не проще, чем в систему госбезопасности. А этого уже четверть века никому не удавалось.
   Сейчас принцессе в два раза больше лет, а всё, что знал о ней Джейк, это то, что Мишель – метиска с азиатскими генами, проступающими в высоких скулах и характерном разрезе глаз, что она немногим старше его самого, а ещё, что она сумасшедшая. Последнее, пожалуй, было главной зацепкой. Интересно, по психам видно, что они психи? Было бы неплохо…
   Бальный зал, украшенный пышными бело-розовыми лентами и свежими пионами, больше напоминал эдакий экстравагантный кондитерский магазин с огромными ожившими свадебными тортами. Роль тортов исполняли женщины в громоздких парчовых платьях на кринолине, они даже пахли марципаном и ванилью. Глядя на их наряды, Джейк начинал нежно любить накрахмаленный кружевной ворот собственной рубашки, нещадно царапавший кожу вокруг разъёма нейро-интерфейса. Чулки и тесный колет тоже больше напоминали орудие пыток, но с последним он легко примирился, заметив, как идёт индигово-синий цвет бархата к его тёмным волосам и карим глазам. Да и валики в основании рукавов добавляли мужественную ширину узким плечам. Но чулки!
   По правде говоря, губернатор Адамс его форменно надул. Вместо обещанного костюмированного приёма «для своих» Джейк будто бы оказался на станции Брайант-парк в час пик! И если в узком кругу найти одну безумную девицу было плёвым делом, то теперь задача становилась куда как нетривиальной. А желание выловить принцессу Хаттори до того, как Джейка заметит губернатор, по степени выполнимости приближалось к обретению вечной жизни. Так что, когда сверкающий великолепной лысиной и не менее великолепными зубами Франклин Адамс заулыбался ему поверх пёстрых бабочек вееров, Джейк почти обрадовался.
   – Сынок, почему бы тебе не поискать маму? – по-женски мягким голосом промурчал губернатор, потрепав по волосам конопатого восьмилетку, а потом снова заулыбался Джейку: – Мой дорогой Леон, как я счастлив, что вы приняли приглашение.
   – К вашим услугам, мсье Адамс.
   Джейк низко склонил голову, отчаянно стараясь глубиной поклона компенсировать невольную прохладу тона. Губернатор, похоже, ничего не заметил и фамильярно похлопал, или скорее даже погладил Джейка по плечу. Вернее не Джейка – Леона. Леона де Вега Тьерру. Привычный, ставший второй кожей псевдоним, которым его величали все, кроме приёмного отца, мошенников и полиции. Для последних, впрочем, не был он и Джейком.
   – Давайте же я вам тут всё покажу!
   – Буду очень признателен…
   Почему-то под словами «всё» и «покажу» Джейку-Леону почудилось лишнее дно. А чего ещё следовало ожидать от старпёра, обхаживающего привлекательных юношей в нейронете? Вообще говоря, подобное было не по части Джейка, но другого способа подобраться к Мишель не нашлось. Губернатор оказался близким другом семьи Хаттори, а изолированная от нейронета Малая Франция – прекрасным местом для отдыха трепетно оберегаемой принцессы.
   Джейк никогда не понимал жителей закрытых провинций. Сплошное лицемерие: делать вид, что прогресс застрял в эпохе ламповых мониторов и дискет, а то и вовсе во времена парового двигателя. Они бы ещё потребовали посадить их обратно на деревья и вернуть шерсть на заднице! Лицемерие, как оно есть, и Адамс прекрасное тому подтверждение.
   Как бы там ни было, увлечение губернатора нейронетом оказалось Джейку на руку. Он появился в сети без маски – настоящее лицо вызывало больше доверия – и сделал всё, чтобы попасть в поле зрения Адамса. Тот мигом взял инициативу знакомства в свои пухлые короткопалые руки, Джейку осталось только скромно назвать своё вымышленное имя и пожаловаться на осточертевшие развлечения Нью-Вашингтона. Вуаля, приглашение на приём получено! Теперь бы ещё избавиться от кошмаров с участием ватных ручонок и блестящей лысины…
   – Не желаете сразиться на шпагах? – тем временем пел своё Адамс.
   Джейк слышал об этой недавней моде на фехтование, даже сам кое-чему научился, чтобы не выглядеть отставшим от жизни, но сейчас ему меньше всего хотелось уединяться с губернатором.
   – Боюсь, я и так слишком злоупотребил вашей добротой. Вы в самом деле такой замечательный человек, как я наслышан! Столько влиятельных людей считают вас своим другом… – От удовольствия лысина Адамса заблестела ещё ослепительней, похоже, он был из тех, кого неприкрытая лесть делала сущими идиотами. А потому Джейк решил не затягивать игру, чего доброго окажешься у губернатора в койке. – Ничего удивительного, что мсье Хаттори доверяет вам свою дочь. Надеюсь, сегодня мне доведётся познакомиться с Мишель… Это так интригует! Знаете, я никогда, – Джейк робко понизил голос, – не общался с такими… Такими, как она. Понимаете?
   – О, ерунда, любопытство – изумительное качество для молодого человека! Я немедленно вас познакомлю.
   И Франклин Адамс, ухватив его под руку, заспешил обратно в бальный зал.
   Джейк увидел Мишель ещё до подсказки губернатора. Как он умудрился не заметить её раньше? Принцесса Хаттори, давно вышедшая из пубертатного периода, выглядела точно воинственная малолетка: дикарский макияж, торчащие из головы длинные фиолетовые шнуры и ярко-оранжевые линзы в глазах. Не хватало только латексной мини-юбки и цветных колготок, но и тут Мишель отличилась, выбрав вечернее платье из другой эпохи – такие, кажется, носили в начале двадцатого века. Девушка забралась с ногами на коллекционный диван губернатора и, поминутно ёрзая, царапала каблуками пережившую не один век обивку.
   В тот же момент, когда Джейк охватил взглядом всё это безумное сокровище, он понял, что должен подойти к ней сам. Никаких «добрых знакомых дядюшки Адамса».
   – Кажется, к нам идёт ваша жена, – доверительно сообщил Джейк льнущему к нему губернатору.
   Тот исчез так же мгновенно, как голубь – в турбине аэробуса. С Мишель вряд ли выйдет настолько легко. Девушка тупо пялилась в никуда своими оранжевыми глазами, а вокруг неё, в радиусе двух метров, зияла ошеломительная для многолюдного приёма пустота. Будто она создала вокруг себя электромагнитный купол.
   И Джейку пришлось в него шагнуть.

   Он сразу отмёл любые банальности – у него был единственный шанс на знакомство, а эта девица не походила на любительницу цветастых комплиментов.
   – Ты не думаешь, что выглядишь странно? – спросил Джейк, присаживаясь на другой конец дивана, подальше от хищных каблуков Мишель Хаттори.
   Принцесса продолжала смотреть в пустоту, за что Джейк был, в общем-то, ей признателен. Не хотелось окунать взгляд в расширенные зрачки, окружённые ярко-оранжевым кольцом. Однако девушка его заметила и даже ответила:
   – Ты тоже выглядишь странно. Здесь вообще все выглядят странно, разве нет?
   Она немного картавила, в остальном её речь звучала вполне нормально. Уж точно не безумнее визгливых истерик, которые на ровном месте закатывала хозяйка съёмной квартиры Джейка.
   – Здесь типа костюмированный бал, всё такое, – улыбнулся он. – Знаешь, такие иногда устраивают, чтобы выглядеть странно.
   Шутка не произвела на Мишель должного впечатления. По крайней мере Джейк так думал, пока девушка вдруг не улыбнулась, мечтательно подняв глаза к украшенному лепниной потолку:
   – …А потом он говорит мне: «Знаешь, такие иногда устраивают, чтобы выглядеть странно»! Это было смешно, правда, но я не подала виду. Вообще-то он симпатичный, только кольцо дурацкое. Ты же в курсе, как меня бесят украшения у мужиков.
   Джейк машинально тронул тонкий серебряный ободок, охватывающий мизинец левой руки. Что она мелет?! Он взял себя в руки, не стоило забывать, что перед ним умалишённая. И самому Джейку, и его приёмному отцу претило использовать в махинациях больных людей, но Мишель была единственной уязвимостью Hattori Inc. Проверено.
   – Эм, извини, я тут невольно подслушиваю, но это ничего, ты говори, говори. Меня совершенно не смущает, что ты обсуждаешь меня вслух с… С кем-то.
   Мишель расхохоталась. Так резко и громко, что чирикавшие по-соседству дамы шарахнулись в сторону, будто принцесса Хаттори вытащила из сумочки импульсное ружьё. Пока она хохотала, Джейк не мог отвести взгляда от вздрагивающих в такт фиолетовых шнуров.
   – Я Леон, – Джейк протянул руку отсмеявшейся девушке, – Леон де Вега-Тьерра. И это дурацкое кольцо не снимается, уж прости.
   – Почему? Зачем ты надел кольцо, которое не снимается?
   – Так получилось.
   – И всё? Получилось. Нет, так не пойдёт, я хочу знать, почему. С подробностями!
   И она жадно, точно ребёнок на витрину с пирожными, уставилась на Джейка. Воистину любопытство – лучшее из качеств. Он напустил на себя отстранённый вид:
   – Может быть, в другой раз. Так получилось, Мишель.
   – Мише-ель? – протянула она. – Не помню, чтобы называла своё имя.
   – Зато я прекрасно помню.
   – Не было такого!
   – Конечно было. А может, я просто угадал? Или даже знал, потому что владею магией?
   – Ну конечно, или просто кто-то тебе сказал. Я не дура, Леон.
   Сумасшедшая, а не дура. Сумасшедшая, а не ребёнок. И не стоило путать. Джейк запомнил. И всё же сейчас, прямо сейчас, следовало что-то делать, иначе Мишель просто его пошлёт.
   – И почему мне никто не верит…
   Он скользнул пальцами по мраморному столику, притулившемуся возле дивана, и спрятал в ладони забытую кем-то визитку. Обычно такие фокусы Джейк проделывал с картами, но невелика разница. Через мгновение он изящно извлёк визитку из туфельки Мишель.
   – Ого, миссис Мутерперель явно не понравится, что ты прихватила номер её муженька!
   Лицо принцессы смягчилось, а Джейк искренне понадеялся, что ему не придётся выдумывать фокусы после каждой неудачно выбранной фразы.
   – Вот видишь, я никогда не вру! – солгал он. – Ты бываешь ещё где-нибудь кроме скучных и странных приёмов?
   – Они ползут, ползут по стенам… – вдруг зашептала Мишель, презрительно щурясь. – У них мохнатые чёрные лапы и глаза, как ртуть. Вот и ещё один…
   – Что, прости?!
   – Я сама тебя найду. Всё, уходи, мне скучно, надоело!
   Джейк на автомате вскочил с дивана, будто ему под рубашку забрались те самые, с мохнатыми лапами, кем бы они ни были. Он хотел что-нибудь ответить, удостовериться, что обещание Мишель – не очередной бред больной головы, но заставил себя коротко попрощаться и уйти. Хуже скучного ухажёра только ухажёр назойливый.

   По всему выходило, что Джейк облажался. Отец, вернее Ральф, – приёмышу сразу велено было обращаться к нему по имени – назвал его болваном, стоило только покинуть границы Малой Франции и выйти на связь. Джейк и сам понимал, что следовало как-то извернуться, настоять. В общем, добиться конкретики.
   Когда же Зоуи – его домашняя интеллектуальная система – сообщила, что к нему посетители, и показала изображение стоящей у дверей Мишель, Джейк решил, что он просто везучий сукин сын. Или принцесса Хаттори действительно настолько сумасшедшая. Возможно, и то, и другое. Сам факт, что девушка за два дня нашла его частную квартиру в мегаполисе, зная только имя и внешность, Джейка не особенно удивил. При её-то связях и возможностях… Явилась она, правда, не одна, а в компании двух телохранителей, но это ничуть не помешало ей заявить прямо с порога:
   – Леон, я уже месяц не трахалась!
   Мишель сгребла ворот его безрукавой майки и дёрнула к себе. Джейк едва не врезался лбом в её лоб и тут же ощутил прикосновение моляще раскрытых губ. Сама Мишель не вгрызлась в него, как он ожидал при таком-то напоре, она попросила, потребовала, позволила…
   – На вас совершено нападение? – пронзительный электронный голос Зоуи. – Вызвать полицию?
   Джейк откинул голову назад, прерывая плотоядный поцелуй.
   – Нет, нет, Зоуи. Отклю…
   Он едва успел хватить воздуха, по которому порядком стосковался, как Мишель снова склеила их губы. Её волосы-шнуры раздражающе щекотали лицо, но сегодня она хотя бы накрасилась не так густо, избавив его от нужды слизывать тонны помады.
   Расстёгивая тонкую змейку молнии на её коротком чёрном топе, Джейк ещё пытался сохранять здравость мысли и отрабатывать программу, как умел. А умел он хорошо, никто не жаловался. Но потом чистая не размышляющая страсть Мишель втянула в себя и его. Джейк не заметил, как они оказались на его кровати, не понял, почему не отымел её прямо у входной двери, нагнув у этажерки. Из-за охраны, точно!
   И вот он уже стягивает с неё тесные штаны из какой-то чешуйчато-скользкой ткани, вместе с ними сползают до лодыжек атласные трусики с кибер-китти. Он сгибает её ноги в коленях…
   – Стой! Сначала скажи кое-что.
   Что угодно. Сейчас – что угодно. Только не затягивай. Ну…
   – Скажи, скажи мне: «Рапунцель, спусти свои волосы»…
   Фиолетовые шнуры тревожными змеями дрожали на подушках. Из-за картавости, «Рапунцель» в устах Мишель звучало по-детски. Какая-то глупость из смутно знакомой сказки, сразу и не вспомнить. В приюте редко их читали.
   – Рапунцель, спусти свои волосы. – повторил Джейк за ней, и Мишель счастливо засмеялась.
   А потом обхватила его бёдра ногами, притягивая к себе, впуская в себя.

   Обычно Джейк не приводил к себе девушек, особенно тех, которым дурил мозги. И уж точно ни одна из них не спала в его кровати. Для Мишель пришлось сделать исключение, вернее она сама для себя его сделала, заявившись к Джейку домой. О том, что у входа по-прежнему бдят телохранители, спокойнее было не вспоминать. В спальню не лезут – и ладно.
   Природа обделила Мишель здравым рассудком, но явно не фигурой. Разве грудь чуть меньше размером, чем Джейку нравилось, но в остальном сплошное загляденье: упругая попка, длинные ноги, тонкая талия. Жаль, любоваться было некогда. Бережно, стараясь не растревожить спящую, он отвёл её волосы-шнуры от основания шеи. Гладкая кожа, выступающие бусины позвонков… и никакого разъёма. Так, без паники! Участок на шее был хоть и самым популярным для вывода нейро-интерфейса, но отнюдь не единственным.
   – Ральф, – он мысленно послал входящий сигнал отцу, – у меня тут… В общем, всё получилось. Даже как-то неожиданно удачно, она сейчас в моей кровати. Но…
   – Эгей, парень! Подожди-подожди, и как она?
   – Будто трахал нейро-сервер. Чёртовы эти её провода вместо волос…
   На том конце послышался смешок, Джейк досадливо прикусил кончик языка. Нет, всё он верно сказал, даже с порцией правды, неверным было полученное удовольствие и цепкое, как лапка насекомого, чувство стыда перед Мишель.
   – Ладно, парень, так что там у тебя за «но»?
   – Разъёма нет, – ответил Джейк. – Вернее, я не нашёл.
   – Так ищи, чёрт тебя раздери!
   Этим он и занимался. Оглядел всё, что можно было оглядеть, а что нельзя было – ощупал, огладил подушечками пальцев, давя в себе новый прилив возбуждения. Даже голову осмотрел – ничего. А это значило, что их с Ральфом затея расходилась по всем швам. Нейро-интерфейс был у каждого взрослого человека, а если и встречались исключения, то у каких-нибудь фанатиков церкви Новой Эволюции. Мишель, конечно, не появлялась в общественном нейронете, но мистер Хаттори вполне мог организовать и закрытый сегмент для полоумной дочери. Поэтому Ральф предложил залезть в мозг девчонки напрямую, подключившись к её интерфейсу – верно и надёжно.
   – Его нет, – теперь уже абсолютно уверенно сообщил Джейк.
   – Не ссы, парень, заканчивай с ней, а потом дуй ко мне.
   Ральф отключился, а Джейк решил ещё раз всё проверить. Но едва он коснулся живота девушки, как та вскочила, точно болванчик с вытаращенными оранжевыми глазами. Вцепилась в его плечи. Мишель трясло, будто, через неё пропускали ток. Она хрипло выкрикнула:
   – Пауки! Пауки ползут по стенам! – а потом по-кошачьи вкрадчиво: – Ну, ползи же, паучок, ползи ко мне…
   Мишель открыла глаза, хватка её пальцев стала вялой. Когда блуждающий взгляд оранжевых глаз упёрся в лицо Джейка, она вдруг заплакала. Пришлось прижать её голову к себе, вдохнуть ещё сохранившееся сонное тепло. В том, как доверчиво Мишель ткнулась носом в его лишённую растительности грудь, было что-то уютное и подкупающее. Женские слёзы давно пора запретить законодательно…
   Она успокоилась быстро и сразу же отстранилась.
   – Леон, покажи мне ещё какой-нибудь фокус?
   – Что, прямо сейчас? – Мишель закивала, и Джейк невольно оглянулся на выход. – А как же эти твои двое?
   – Ты их стесняешься или жалеешь?
   – Стесняться их надо было раньше, – усмехнулся Джейк. – Просто они там… стоят.
   – Смешной ты, Леон. Они на работе. Кто-то сидит и получает деньги, а кто-то – стоит. Так покажешь фокус?
   Он покорно скатился с кровати и достал с полки колоду карт. Украдкой подсмотрел нижнюю – бубновая дама.
   – Сейчас я, не глядя, назову тебе поочерёдно все карты колоды, готова?
   Мишель кивнула. Джейк убрал руки с колодой за спину, верхнюю карту спрятал в ладони, а нижнюю переложил вверх. Пока он эффектно швырял угаданную бубновую даму на одеяло под ноги Мишель, успел подглядеть ту, что незаметной лежала в ладони.
   – Трефовая девятка! – пятая карта приземлилась рядом с остальными.
   – Да как тебе удаётся?! Научи, Леон. Пожалуйста, научи, – заканючила Мишель, но Джейк решительно мотнул головой.
   – Главное правило фокусника: не рассказывать секрет своих фокусов, кто бы ни просил.
   И он показал ей ещё несколько самых своих любимых. Но после того, как Джейк вручил Мишель загаданного ею трефового валета, она раздражённо смела карту с кровати:
   – Надоели карты. Покажи что-нибудь ещё!
   Джейк не был фокусником. Во всяком случае не умел вытаскивать из-за пазухи голубей или распиливать девушек. Трюки с картами были эхом давнего промысла – мелкого шулерства в нелегальных казино. С ним, как и с тогдашним прозвищем «Краплёный», он давно завязал, а хобби осталось. Что-то вроде напоминания… Джейк скользнул пальцами по серебряному обручу на мизинце и в приливе вдохновения продемонстрировал Мишель растопыренную пятерню.
   – Видишь?
   – М?
   Джейк улыбнулся и прикрыл правой рукой пальцы левой. А потом он поднял правую руку, и Мишель испуганно ойкнула. Левый мизинец заканчивался нижней фалангой, на которой сидело кольцо. На вид фокус был точь-в-точь детская шутка с исчезновением большого пальца, только Мишель, схватив кисть Джейка и покрутив её так и сяк, не смогла найти хитро согнутого мизинца.
   – Как?! – отрывисто и требовательно спросила принцесса, пока Джейк снова прятал левую руку, чудесным образом возвращая палец на место.
   – О нет, этот фокус я тебе точно не раскрою! – он лукаво улыбнулся, но, заметив, как посмурнела Мишель, быстро добавил: – Ладно, так и быть, научу тебя угадывать карты. Идёт?
   Она оставалась недовольной, но кивнула, как ребёнок, которого не сводили в зоопарк, но взамен предложили шоколадку.
   – Так вот, фишка в том, чтобы до начала фокуса подсмотреть нижнюю карту. Зритель ещё не знает, что ты будешь делать, а потому внимательно за тобой не следит. Потом прячешь настоящую верхнюю карту вот так… – Джейк сел рядом с Мишель и взял в руки её ладонь. Обида уже забылась, уступив место азартному любопытству. – Теперь бросаешь на стол или, в нашем случае, на кровать известную тебе карту.
   Он несколько раз показал ей, как держать пальцы и ладонь, но у Мишель так и не получилось как следует спрятать карту. Впрочем, она всё равно была в восторге от урока.
   Вдруг, совершенно невпопад, Мишель сказала:
   – Кстати, секс был отличным, – но прежде, чем он успел произнести не слишком уместное в таких случаях «спасибо», она продолжила: – А ещё он фокусы показывал, представляешь! Я думала, сейчас уже никто не умеет, разве какие гнилозубые нищеброды из гетто, а у него зубы хорошие. И вообще он клёвый…

   Если не выглядывать в окно, за которым, далеко внизу, светящейся микросхемой лежал город, квартира Ральфа могла легко сойти за рядовую свалку с окраины. Здесь царил не тот скромный бардак с разбросанной по стульям одеждой и немытой посудой на столе, а форменный завал с лабиринтом из пустых коробок, отвёрток, катушек проводов и чёрт знает чего ещё. При этом пахло жилище на удивление приятно – миндалём и сандалом. Джейк глубоко вдохнул запах отцовского дома: настолько привычный и знакомый, но, в то же время, много лет как ставший чужим. Наверное, для детей не приёмных всё иначе, и родительское жилище навсегда остаётся родным.
   Ральф взял Джейка из приюта, когда тому было восемь. Для этого он даже заключил фиктивный брак и взломал кое-какие базы, иначе шиш бы ему, а не усыновление. И хотя новоиспечённый отец всего лишь собирался получить преданного, собственноручно выращенного и обученного напарника, такая семья была отнюдь не худшим вариантом. Многим приютским повезло куда меньше, чем Джейку. Тем более он быстро усвоил, что ждать безусловной отеческой любви не стоит, лучше ставить на собственную ловкость и смышлёность, за которые Ральф его и выбрал.
   – Ну, парень, выкладывай, – кивнул отец, когда Джейк, поленившись расчищать диван от завалившего его хлама, уселся прямо на пол.
   Операции они всегда обсуждали лично. Всегда здесь. Каналам связи, даже самым защищённым, Ральф не доверял – сам ломал такие на раз.
   – Ты уже почти всё знаешь. Я осмотрел её от пяток до макушки – чистая, как свежий SX-диск.
   – Плохо.
   – Что делать будем?
   Ральф не мог просто так сдаться. Многообещающие заказы выпадали нечасто, а мелочёвкой они занимались только от большой нужды.
   – Пока ничего нового. Я всё ещё думаю, что интерфейс у неё есть.
   – Я осмотрел. Дважды! – Джейк и не подозревал, что его настолько заденет отцовское недоверие.
   – Остынь, парень. Ты всё сделал, как надо, но какая альтернатива? Может, ребёнка ей заделашь? А что, официально получишь весь Hattori Inc…
   – Иди к чёрту, Ральф.
   – Ну, вот видишь, – хохотнул он. – Остаётся искать разъём или то, что у неё вместо. Надо выяснить, может ли мисс Хаттори выходить в нейронет. Раскрути её на встречу в сети.
   – Думаешь, она никогда не выходила в общее пространство, а теперь из-за меня появится?
   – Она же раздвинула для тебя ноги.
   Да уж, сильный аргумент… Джейк не стал спорить, если Ральф велел раскрутить её на встречу, значит, Джейк раскрутит.

   – Ну скажи, скажи!
   Теперь Мишель выпрашивала глупую фразу про Рапунцель каждый раз во время секса. То есть в самое что ни на есть неподходящее время.
   – Далась она тебе…
   Мишель оправила задранную юбку и скрестила руки на голой груди.
   – Скажи!
   И Джейк снова говорил. Уже не столько потому, что боялся спугнуть или обидеть единственный ключ к Hattori Inc., сколько из-за крышесносного желания. Свой чудовищный непрофессионализм в отношении Мишель Джейк оправдывал только тем, что пока он не мешал, а скорее помогал делу. Только о нейронете речи ещё не заходило. Нужно было немного выждать.
   Джейк решил, что трёх свиданий вполне достаточно, и после серии бурных оргазмов и ставших традиционными фокусов с картами и исчезающим мизинцем, он между делом произнёс:
   – Знаешь, тебе бы понравилось одно местечко…
   – Какое? – оживилась Мишель. – Давай сходим! Я в состоянии добраться не только до твоей квартиры, знаешь ли.
   – Туда даже добираться не надо, оно в нейронете.
   Джейк постарался произнести это буднично. Так, будто он безрезультатно не обшаривал каждый дюйм её тела в поисках разъёма нейроинтерфейса. Мишель отвела глаза.
   – М… Нет, туда – нет.
   – Почему?
   – А ты не догадываешься, Леон? Вроде не тупой.
   – Не совсем, честно говоря. Я просто думал… там есть что-то вроде цирка, но круче из-за возможностей нейронета. Мои трюки против их, что твой плюшевый щенок против бойцовского пса. Вот там – магия. Мне бы хотелось показать тебе.
   Мишель слушала, и Джейк прямо-таки видел, как мысленно она уже оказалась там, под цветастым, озарённым изнутри шатром. Как ей нестерпимо хочется согласиться.
   – Не знаю… Нет, Леон. Нет. И не уговаривай…
   Её «не уговаривай» звучало мольбой. Ложечку сожалений, щепотку разочарования, затем подогреть воображение… И Джейк сделал то, за что Ральф его никогда бы не простил:
   – Ты права. Не надо. Зря предложил, тебе правда туда не надо, и я прекрасно понимаю, почему.
   Только эффект оказался обратным.
   – Леон… – Мишель посмотрела на него с такой нежностью, что даже оранжевая кислота её линз стала тёпло-апельсиновой. – Я не уверена, но… Скажи, где и когда, будь там. Может быть, получится, не знаю, но… Будь там.
   – Не зови меня «Леон», – попросил Джейк, чтобы хоть как-то компенсировать свою губительную честность.
   – Почему? Что-то не так?
   – Просто зови Джейк, ладно?

   Хорошо, что всё сложилось именно так, очень хорошо. Чем он вообще думал?! Ну, кроме очевидного… Если бы Мишель послушала его, можно было бы попрощаться с планом, да и с ней тоже! Что у них вообще может быть? Какой бы грубой ни казалась шутка Ральфа, он был прав. Джейк не заведёт с Мишель Хаттори румянощёких карапузов. Она же в самом деле сумасшедшая – ещё пара свиданий, и Джейк ей надоест. Это ещё в лучшем случае. В худшем… Нет, об этом вообще не хотелось думать.
   Просто выяснить, способна ли Мишель выходить в нейронет. Найти разъём. Залезть ей в голову. Украсть всю возможную информацию о Hattori Inc. Уйти по-английски. Конец. Идеальный план.
   И всё же, располагаясь в чёрном, уютно охватывающем тело кресле подключения к нейронету, Джейк снова ощутил то противно-щекотное чувство стыда. Нельзя, нельзя, нельзя! Влюбляться в объект – самое тупое, самое недопустимое из всего, что можно придумать. Прямо как в плохом кино. Только, в отличие от плохого кино, Джейк больше не собирался совершать идиотских поступков, он просто сделает дело, а потом будет беспробудно бухать, сидеть на крыше небоскреба, упиваясь горем, и всё такое прочее, что полагается в тяжёлых случаях разбитого сердца.
   Восемь тонких, расположенных неровными рядами игл плавно вошли в разъём, и бледно-жёлтая стена комнаты перед глазами Джейка поплыла растаявшим на солнце ванильным мороженым.
   Собственный нейронет-шлюз каждый моделировал по своему усмотрению. Шлюз Джейка выглядел, как чистенькая гостиная в золотисто-коричневых тонах. Из освещения только горящий камин, за окном снег хлопьями… Посреди комнаты стояла наряженная ёлка с горой подарочных коробок под ней.
   Наверное, большинство посчитало бы подобный шлюз примитивным, а его создателя – лишённым воображения. Ещё бы, когда ты можешь создать любую, абсолютно любую локацию… Но Джейку нравилась эта. Настолько, что он каждый раз ненадолго задерживался здесь, чтобы посидеть по-турецки на полу под ёлкой, касаясь пальцами хрусткой упаковочной бумаги и гадая, что может быть в той или иной коробке. Этот раз стал исключением. Он будто пришёл домой, а в знакомых до последней пылинки комнатах стояла незнакомая мебель и жила чужая семья.
   Джейк набрал код для входа в «Махи Туан». Дверь шлюза открылась прямо на увешанной китайскими фонариками площади. Блестящая, точно от дождя, тротуарная плитка тысячекратно множила белёсые огоньки, из ниоткуда то и дело возникали люди, покупали в цветастых палатках сладкую вату и воздушные шары, а потом отважно шагали в раскрытую пасть гигантского дракона, в виде которого был оформлен вход в «Махи Туан». Джейк ждал. Не знал даже, чего больше: что Мишель придёт, или что не появится вообще. Фантазия невольно унесла Джейка в то будущее, где Мишель не пришла, и их с Ральфом план провалился. Тогда можно будет… Нет, правда, пусть им двоим не светит идиллия семейной жизни, но могут же они побыть счастливы хоть сколько-то? Месяц? Неделю?
   – Джейк?
   Лёгкая рука тронула сзади его плечо. Он оглянулся. Мишель улыбалась ему. Потом она встала на цыпочки, тоскливо глянув на шатёр «Махи Туан», поцеловала Джейка в щёку и исчезла.

   Итак, доступ в нейронет у неё был. Только особенной радости, даже приправленной неотступным чувством вины, эта новость не принесла. Мишель пропала. Нет, конечно никаких международных розысков и громких новостей по всем каналам, пропала из поля зрения одного только Джейка. Уже неделю её перекачанные бугаи в тёмных очках не приплясывали перед дверью, пока Мишель бесстыдно кричала и взвывала в спальне. Ему этого не хватало. А ещё он начал нешуточно волноваться. Может, не случайно Мишель не выходила в нейронет? Это вообще безопасно для рассудка таких, как она? Вдруг теперь принцесса Хаттори пускает слюни, глядя в потолок, или кидается на обитые войлоком стены.
   Раньше Джейк думал лишь о том, как посмотрит в её оранжевые глаза после всего. Утешало, что после продажи информации заказчикам с Мишель они вряд ли ещё увидятся. А вот с мыслью, что он угробил её саму, ничто не помогало примириться.
   К счастью, не пришлось.
   Человек в превосходном французском костюме появился на пороге и сообщил, что мисс Хаттори желает его видеть. У себя. Джейка посадили в сверкающий свежей алой краской аэрокар и доставили к небоскрёбу Скай-Зеро. Мишель жила в пентхаусе, точно взаправдашняя принцесса, заточённая на самом верху высоченной башни.
   – Привет, Джейк.
   Обстановка была роскошной, но ужасающе безвкусной, будто Мишель просто выбирала вещи, которые ей нравились, совершенно не задумываясь о том, как они сочетаются между собой. Скорее всего, так оно и было.
   Как следует осмотреться Джейк не успел, Мишель повисла у него на шее, и он крепко-крепко обнял её в ответ.
   – Я волновался, когда ты исчезла и больше не появлялась.
   – Мне туда нельзя, я же говорила. Безопасность, все дела. Отец убил бы меня, если бы узнал, что я на секундочку-то там появилась.
   – М-м… – протянул Джейк. – Честно говоря, я думал, что ты вообще не можешь входить в нейронет.
   – Почему?
   – Ну, так… Не замечал у тебя разъёма.
   Мишель скользнула кистью по основанию его шеи, и он почувствовал, как подушечки её пальцев ощупывают края вживлённого в кожу металла.
   – А он есть. Но где – не скажу! – поддразнила она. – Это секрет. Очень-очень большой.
   – Настолько большой? – в тон ей отозвался Джейк.
   – Просто чудовищно большой! Я могла бы сказать только в обмен на другой такой же.
   – У меня таких нет.
   – Неправда! Есть, ещё как есть!
   Джейк успел было похолодеть, будто вместо привычных игл в разъём нейро-интерфейса воткнули острие ледышки, и теперь мороз полз от шейных позвонков до самого копчика. Неужели она знает? Неужели смотреть в глаза придётся не когда-то потом, а прямо сейчас? Но Мишель только тронула его кольцо на мизинце.
   – Его. Взамен я хочу его. Не само кольцо, а историю, секрет твоего фокуса.
   Она не могла придумать ничего менее равноценного. Выдать свою тайну, стоимостью в миллиарды долларов, за тайну Джейка, наведённую на ровном месте. Но он заврался уже слишком глубоко, чтобы теперь устраивать исповедь. К тому же обещал себе, что чувства не помешают делу.
   – Звучит честно, – улыбнулся Джейк. – Кто первый?
   – Ты, конечно!
   – Ладно. Тебе, правда, история вряд ли понравится, и уж точно не сможешь повторить этот фокус сама. Вот… – Джейк протянул к ней мизинец, и ногтем большого пальца надавил на едва заметное углубление в кольце. – Потяни.
   Мишель послушно взялась за верхнюю фалангу мизинца, и палец остался у неё в руке. Вернее не палец, а протез.
   – С ума сойти, что это?! А что с твоим… Что случилось с настоящим?
   – Я же говорил, не понравится. Если кратко: его, так сказать, конфисковали, чтобы я побыстрее сделал то, что от меня хотели.
   – А что от тебя хотели?
   – Чтобы долги вернул. Карточные. Ну и, заодно, чтобы больше не мухлевал. В общем, тогда я был не очень умным парнем.
   – А сейчас-то ты умный?
   – О, ещё какой.
   Ещё какой, да. Как ни странно, Мишель впечатлилась, и теперь с восторгом разглядывала доставшийся ей сувенир.
   – Ладно, хитрец, теперь мой черёд, да?
   Она запустила руки в перепутанные шнуры, висящие вдоль спины фиолетовой гривой и вытащила один из них – точно такой, как остальные. Но не совсем – кончик его был не острым, а плоским и там, в небольшом углублении, виднелся сокровенный разъём нейро-интерфейса. Сам Джейк никогда бы его не нашёл.
   – Хочешь? – беззаботно спросила Мишель, протягивая ему заветный шнур.
   Вот так просто взяла и избавила от дополнительной порции вранья. Будто обо всём догадалась. Но нет, точно нет. Невозможно. Не потому, что Джейк такой залихватский актер, а потому, что, предложив соединиться нейро-интерфейсами, она обнажала перед ним свой разум. Столь интимную и доверительную связь даже женатые пары нечасто практиковали. Осторожничая в нейронете, Мишель просто не могла быть настолько беспечной, чтобы вручить мошеннику ключ от святая святых.
   – Ого, – присвистнул Джейк, – а ты знаешь, что делать этого строго не рекомендуется?
   – Как и спать с малознакомыми людьми, ага. Говорят, прикольные ощущения…
   Он не стал дальше возражать. Это было, как минимум, глупо. Как максимум – подозрительно.
   Сначала ничего не произошло, Джейк просто ткнулся в запрос пароля.
   – Скажи, – улыбнулась ему Мишель, заговорщицки поднимая брови. – Скажи, Джейк.
   Эту просьбу с той самой интонацией он слишком хорошо знал.
   – Рапунцель, спусти свои волосы.
   И лицо Мишель стало перемешавшимися на палитре красками. Только две оранжевые точки горели, горели, горели в пустоте…

   А потом они стали огнями факелов, тускло освещавших каменный зал. Ещё до того, как Джейк увидел крутую винтовую лестницу, он понял, что находится в башне, в шлюзе Мишель. Наверное, будь эта башня настоящей, она не простояла бы и минуты. Стены клонились под немыслимыми углами, а если долго смотреть, то казалось, что камни в них непрестанно движутся.
   Джейк добрался до лестницы, не сомневаясь, что должен взобраться на самый верх. Если где и искать лазейку в мозг принцессы, то только там. И Мишель должна ждать его именно там…
   Зал, из которого Джейк вышел, похоже, был чем-то вроде холла, сама же башня скорее походила на трубу со спиралью лестницы, такую узкую, что он едва мог расставить в стороны локти. Ступени, как и стены, были каменными, Джейк чувствовал их холод через тонкую кожаную подошву туфель. Когда на очередном витке он, споткнувшись, чуть не полетел кубарем вниз, рука, которой он пытался удержаться за стену, вляпалась во что-то тягучее. Это что-то текло сверху вниз, и Джейк почему-то знал – так медленно течёт многоголосый шёпот… Но кроме самого себя в свалившемся на голову знании он бы не признался никому. Будто здесь, так близко к разуму Мишель, её сумасшествие обретает форму и с лёгкостью прорастает во всё и всех.
   Джейк упрямо поднимался выше. Камни начали наливаться цветами. Сначала они проступали едва заметными пигментными пятнами, а потом заиграли во всей своей болезненной яркости. А ещё Джейк заметил стрельчатое окно – первое за всю дорогу. Свесившись из него по пояс, он не увидел ничего, то есть что-то там, конечно, было, но такое расплывчатое и мутное, будто зрение резко упало на десяток диоптрий. Разглядеть можно было только внешнюю стену, она уходила далеко-далеко вниз, а на ней…
   Джейк шатнулся назад, в лихорадочно пестрящее нутро башни. На стене были здоровенные пауки, методично взбирающиеся вверх. Не хотелось думать, что к нему. Что он там говорил про любопытство? Так вот, ерунда это всё. Полная ерунда!
   Шаг как-то сам собой резко ускорился, и спустя несколько минут Джейк добрался до конца лестницы. Мишель его наверху не ждала, хоть он и ощущал каким-то там по счёту чувством её присутствие.
   – Мишель?
   – Джейк, – неправильным эхом прозвучало его имя.
   Он увидел две двери: направо и налево. Из-под правой двери лились бесконечно длинные золотые волосы, а на левой была неприметная надпись: «Hattori». Джейк не ожидал ничего подобного, их с Мишель фантазии и мысли будто каким-то странным образом переплелись здесь, предлагая ему выбор. И он, не раздумывая, шагнул влево. «Выбери, выбери меня», – шептали за спиной золотые волосы.
   – Извини, – его мысль гулко прогремела по разноцветным камням, будто была брошенной в них пустой железной кастрюлей.
   К тебе – потом. Джейк открыл дверь с надписью «Hattori».
   Башни позади больше не было. Он стоял на обрывающемся в никуда пороге, а перед ним – серая и будничная переговорная. Если можно считать будничным украшение из вездесущей густой бахромы паутины. Она залепила стены и окна, она затянула пол, так, что под ним едва угадывался древесный узор паркета. За длинным отполированным столом сидели люди – полный состав топ-менеджеров Hattori Inc., включая отца Мишель. Они не прервали беседы с появлением Джейка, будто вовсе не заметили. Тогда он шагнул к ним, вернее попытался шагнуть – что-то было сильно не так с его ногами. Со всем телом. Оно стало чёрным и мохнатым, сидящим на тонких пружинящих лапах. Джейк даже без зеркала понял, что стал отражением тех, кого видел на стенах башни. Почему? Теперь Мишель видела его таким? Ещё одним пауком, охочим до секретов Хаттори. Да и шут с ним, какая разница, как выглядеть в фантазии сумасшедшей? И Джейк, шатаясь на восьми новых ногах, двинулся к столу.
   Совет директоров обсуждал стратегию развития корпорации. Слишком правдоподобно для простого вымысла, да и Джейк никогда бы не подумал, что Мишель знает такие слова, как «аннуитет» или «маржа». Будто оказался на настоящей встрече, только… Только он всё ещё пребывал в голове принцессы Хаттори.
   Вдруг тема за столом сменилась. Джейк, и без того внимательно слушавший, подался вперёд.
   – Он может быть для нас опасен? – спросила маленькая непоседливая женщина в очках.
   – Я бы сказал, что может. Ещё как, – теперь говорил отец Мишель, это его японские корни проступали в дочери. – Примешиваются чувства, а это всегда плохо. Я считаю, что его нельзя ассимилировать, эмоции помешают им управлять.
   – И он разбил сердце нашей девочки! – болезненно тонкий голос ворвался откуда-то сбоку, не из-за стола руководителей. В углу переговорной сидела мать Мишель.
   Джейк увидел вдоль стен и других людей, но ни один из них в беседу не вступал, будто та их не касалась. Среди незнакомых лиц даже мелькнула физиономия губернатора Адамса.
   – Но он может оказаться полезным, – веско заметила маленькая женщина в очках. – Нам пригодятся его навыки.
   Кое-кто согласно закивал. И всё же большинство отрицательно качало головами.
   Совет директоров обсуждал его, Джейка. Он точно оказался в зале суда, но не имел права выступить в свою защиту.
   – А ведь Мишель, похоже, ему по-настоящему нравилась, – вдруг подал голос губернатор.
   Все оглянулись на него и на долгую минуту замолчали. Потом снова говорили и говорили, их голоса начали звучать одинаково, будто на самом деле высказывался всего один человек.
   И тогда Джейк заметил. Странно, что только сейчас, наверное, раньше оно было скрыто, а теперь ему позволили увидеть. Опутавшая всё вокруг паутина свисала с потолка длинными липкими нитями до самых кожаных чёрных кресел, цеплялась за рукава пиджаков, оплетала лица и пальцы. Нити паутины то и дело дёргались, заставляя людей марионеточно кивать или открывать рты. Чья-то единая воля направляла Hattori Inc., оставаясь невидимой из-за чёрных костюмов подчинённых ей директоров.
   Джейк задрал голову, чтобы увидеть кукольника-паука. Того, кто правит самой крупной корпорацией Нью-Вашингтона, того, чьи секреты мечтали украсть они с Ральфом. И Джейк уже понял, кого сейчас увидит. Наверху, точно многорукая Шива, сидела, держа концы нитей-паутин, его сумасшедшая девочка, его Мишель. Нет, уже не его, он сам выбрал не ту дверь.
   С потолка упали новые нити паутины, они лениво потянулись к Джейку. А куда им было спешить? Бежать отсюда некуда, глупо даже пытаться. Джейк в её голове, в её власти. Хочет – поглотит, хочет – потопит в своём безумии.
   Нити уже обвивали его паучьи ноги, оглаживали тело. А потом сотнями ядовитых зубов впились в кожу. Им мало было просто ужалить, они врастали, проникая всюду и узнавая каждую тайну, каждую слабинку, каждый рычажок…
   – Нет, Джейк… – голос Мишель звучал во всём его теле. – Ты и сейчас не очень-то умный.
   Перед глазами проплыла уютная комнатка с ёлкой и подарками. Она тоже стала липко-белой. Чувствуя, как собственная воля становится тождественной воле Мишель, Джейк понадеялся только, что Ральф – что отец! – заметит. Что отец…
   – Я так хотела, чтобы ты выбрал меня. Так хотела…
   И он каждым нервом ощутил её разочарование, её боль, своё предательство. Но больше никогда! Больше никогда Джейк её не огорчит, никогда не ослушается. Каждое его слово, каждая мысль, каждый шаг и каждый фокус – вся жизнь теперь принадлежит Мишель. Одной Мишель. Его мудрой, его величественной… Не принцессе, нет. Его королеве.

Высокий замок из слоновой кости
Андрей Миллер

   Кафе было совсем крошечным, даже по нынешним меркам – когда квартира, где от одной стены не дотянешься до другой, считалась недурным вариантом. Пространство напоминало коридор купейного вагона поезда: сидеть предлагалось на высоких стульях, возле длинной и узкой стойки. А перед глазами оказывалась стеклянная стена, отделявшая помещение от шумной улицы.
   На улице было темно, и шёл дождь. Яше Фурману казалось, что в последние годы вечно стоит ночь, и хлещет ливень: не в прямом смысле слова, конечно, но жизнь оставляла именно такое впечатление.
   Рассекая тугие струи дождя, окатывая узкий тротуар грязными волнами из-под колёс, мимо проносились автомобили. Холодный свет ксеноновых фар и красные габаритные огни вытягивались в сплошные цветные полосы. До промокших пешеходов, спешащих куда-то, можно было бы легко дотянуться рукой – не отделяй Фурмана от них стекло. Противоположная сторона улицы сияла бесчисленными вывесками – холодный свет жидкокристаллических экранов и неона. Надписей на русском или английском с каждым годом становилось меньше. Всё больше иероглифов.
   «Неоновый мир победил. Смотреть на звёзды стало бессмысленным. Звёзды нового мира висят так низко, что их можно коснуться рукой. Единственное хорошее, что когда-либо было в звёздах – их недосягаемость. Даже это у нас отобрали. Даже это мы умудрились просрать.»
   Яша накарябал это на желтоватой странице блокнота, но тут же поморщился, и зачеркнул. Накрыла волна странного испуга, и легко объяснимого отвращения: Фурман поборол её, отхлебнув немного кофе.
   Шустрый бариста с азиатской внешностью, что работал здесь каждый день, готовил отличный кофе. Именно поэтому Яша так часто приходил сюда: одно из редких заведений, не являющихся частью единой сети, принадлежащей объединяющей сети корпорации. Потому и вкус у местного напитка был особенным: может, не самым изысканным – но самобытным. В сетевых кофейнях всё не так. Под одинаковыми вывесками – одинаковый кофе: в Харбине, Шанхае, Москве, Сан-Франциско, Сеуле, Токио… и здесь, во Владивостоке.
   «Я читал старые книги о мрачном недалёком будущем: их авторы, люди ХХ века, боялись японцев. Корпорации. Дзайбацу. Забавно, что японцы не используют этого слова: белые придумали себе врага, и сами выбрали для него имя. Кто мог тогда предположить, что китайцы сожрут все дзайбацу, и даже не поперхнутся? Старые писатели, последние белые хозяева упадочного мира, боялись стать гайдзинами. Их внуки безропотно сделались лаоваями.»
   В кафе был ещё один посетитель – некрасивая, но обаятельная девушка. Она то и дело поглядывала на Яшу с нескрываемым интересом: сорее всего, её удивляли блокнот с шариковой ручкой. Кто же ими теперь пользуется? Девушке было невдомёк, зачем Яше писать от руки на бумаге. Наверное, со стороны это выглядело милой старомодной причудой, и не более того. Если бы всё было так…
   Чашка (подумать только, настоящая керамическая чашка, увесистая, кремового цвета – а не брендированный пластиковый стаканчик) опустела. Чтобы заказать новую, не требовалось слезать со стула: достаточно просто повернуться на нём, здесь ведь было очень тесно. А чтобы заплатить, ни к чему рыться в бумажнике.
   Фурман выудил из глубокого кармана пальто тонкий пластиково-металлический предмет. Экран смартфона вспыхнул при прикосновении. Достаточно посмотреть в объектив фронтальной камеры, и на той стороне невидимой связующей нити программа узнает тебя.
   ЯКОВ МАРКОВИЧ, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В WEINET! КАК ПРОШЁЛ ВАШ ДЕНЬ?
   Система так же бессмысленно и лицемерно вежлива, как создавшие её люди. Ещё одно проявление всепобеждающей азиатской культуры – более древней, чем западная, и более сильной на поверку. Авторизация состоялась – одно и то же действие позволяло владельцу устройства что написать пост в микроблог, что пересечь государственную границу. И заплатить в кафе, разумеется.
   Иконка нужного приложения почему-то оказалась не на главном экране. Пытаясь найти её, Яша получил массу бесполезной информации, услужливо предлагаемой виджетами.
   ПОГОДА ВО ВЛАДИВОСТОКЕ, НЕЗАВИСИМАЯ ТИХООКЕАНСКАЯ РЕСПУБЛИКА, 2 НОЯБРЯ 2031 ГОДА. ТЕМПЕРАТУРА ВОЗДУХА…
   Смахивающее движение пальцем в сторону: и так известно, какая нынче погода. Новый день, прежнее дерьмо. Независимая Тихоокеанская Республика – это название само по себе было насмешкой. Понятие государства уже не так много значило, впрочем. Не важно, где ты живёшь, не имеет значение, какой герб на твоём паспорте. Паспорт почти не нужен. Важно, к чему ты подключён.
   ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ WEI INC., ГОСПОДИН ЧЖАНЬ ЛУН, ОТМЕНИЛ СВОЙ ВИЗИТ ВО ВЛАДИВОСТОКСКОЕ ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВО КОРПОРАЦИИ, В СВЯЗИ С…
   В связи с тем, что скоро никому в здравом уме не захочется находиться в этом городе. Пока все ещё делали вид, что ничего особенного не происходит. Но каждый понимал, сколь быстро накаляется ситуация – следуя к неизбежному взрыву. А может, не каждый? Яша-то точно знал больше остальных.
   ВЫ ЧАСТО ПОСЕЩАЕТЕ КОФЕЙНЮ «УРАДЗИО». ВОЗМОЖНО, ВАМ ПОНРАВИТСЯ…
   Нет, не понравится. WeiNet едва ли могла порекомендовать нечто, способное понравиться Яше. В сети ему давно всё опостылело.
   ДРУЗЬЯ ПОБЛИЗОСТИ: 7 ВАШИХ КОНТАКТОВ СОБРАЛИСЬ В…
   От WeiNet, уж если ты подключён к ней – скрыться невозможно. Альтернатива только одна, но она ещё хуже – так что люди или отказались от идеи какой-либо приватности, либо просто приняли всё, как есть. Уже довольно давно. В мире, все частички которого объединены непрерывными потоками информации, нет места частной жизни: она ведь любит молчание.
   Наконец, сеть соединился с банком (также принадлежащим Wei Inc.) и подтвердила платёж, окатив Фурмана новой волной рекламы, как автомобили обливали холодной дождевой водой пешеходов. Стихия своего рода.
   «Мы сами стремились к тому, чтобы социальные сети окончательно срослись с социумом. Так жизнь казалась проще. Неограниченное общение под рукой. Знакомства на расстоянии свайпа. Но это сработало в обе стороны: когда-то, в древности, неугодного человека изгоняли из поселения. Теперь достаточно его просто отключить. Тебя не в социальной сети? Тебя просто нет.»
   Вторую чашку кофе он выпил почти залпом – нахлынуло слишком много мыслей, которые уже не вместил бы блокнот. Их необходимо сохранить в голове, и донести до дома как можно быстрее. Уже очень скоро Яша прошмыгнул под струями дождя, и запрыгнул в тесный салон автомобиля – внешне почти неотличимого от любого другого. Вслед за личным, из мира неизбежно уходит индивидуальное.
   ЯКОВ МАРКОВИЧ, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В WEICAR! ВЫБЕРИТЕ ТОЧКУ МАРШРУТА…
   Руль и педали – фактически, атавизм. Что-то вроде копчика с аппендиксом. Никто не брался за них без крайней нужды, и Фурман тоже привык просто откидываться на сиденье, расслабленно глядя вперёд. Переливы огней сенсорного экрана отразились в круглых очках, электрический двигатель – жалкий костыль изнасилованной экологии, плавно толкнул машину вперёд. WeiCar мягко направила её в поток.

   * * *

   Рабочий ноутбук лежал на полу – закрытым, сонно мигающим красной лампочкой; от него сейчас не было никакого толку. То, чему Яша собирался посвятить ближайшее время, не имело никакого отношения к его работе журналиста – и уж точно, не было связано с вездесущей WeiNet. Яков Маркович Фурман за долгий рабочий день уже сказал гражданам Независимой Тихоокеанской Республики, лояльным пользователям сети, всё, что должен был – ради пополнения банковского счёта дважды в месяц.
   Сейчас он собирался говорить от другого лица, и для совсем иной аудитории. Само по себе соединение с «тёмным интернетом» уже было риском – пусть информационных потоков в этом дивном мире стало слишком много для того, чтобы кто-то их по-настоящему надёжно контролировал. Не важно, из изображающих свою важность государственных учреждений, или же оттуда, где действительно сходились все паутинки. Невозможно уследить абсолютно за всем.
   По сути, соединение в обход сети, выдавшей официальную регистрацию на основе документов —правонарушение. Но Фурман давно зашёл слишком далеко, чтобы испытывать какие-то чувства от того момента, когда в очередной раз шагал за черту закона. Большая его часть из-за этой черты давно не возвращалась.
   Вот потому и был необходим блокнот: для мыслей, приходящих внезапно, которые тяжело удержать в памяти – и слишком рискованно доверить гаджету. Они оседали на желтоватые страницы в течение дня, и уже поздно вечером отправлялись в «тёмный интернет», чтобы жить там самостоятельной жизнью. Небольшая инъекция смысловых единиц, направленная прямо в злокачественную опухоль, поработившего носителя паразита.
   На тёмной стороне сети хватало таких же, как он: заглядывавших туда украдкой, ведущих двойную жизнь. Но куда больше там было людей, иной жизни попросту лишённых. Тех, кто сознательно отказался от WeiNet. Или был отключён от неё, автоматически оказавшись на обочине жизни. А некоторых просто так никогда и не подключили. По различным причинам.
   @HIGH_CASTLE. ДОБАВИТЬ НОВУЮ ЗАПИСЬ.
   И вот теперь мысли, записанные на тонкие странички, наконец-то потекли туда, где их прочитают. Когда-то, несколько лет назад, Яше это приносило искренне удовлетворение. Он чувствовал, что делает нечто важное, что он обличён своеобразной миссией, и обязан делиться приглушённым шумом в собственной голове.
   Может быть, он сам придумал такие высокие побуждения. А в действительности, просто нуждался в небольшом личном пространстве, где мысль не проходит через редактора, и WeiNet его не читает. Разговор с самим собой, но всё-таки на публике. Потому, что ремесло пишущего человека предполагает наличие читателей.
   Теперь, наверное, продолжал по инерции. Фурман прекрасно осознавал, что не был рождён для подобной роли. И едва ли, суммою всех своих качеств, мог ей соответствовать. Диссидент? Допустим, но уж точно не пастырь. Он смело взял на себя слишком многое, и вот в чём горькая шутка – люди, отчаянно желавшие услышать Слово, сами растянули пользователя @HIGH_CASTLE меж неосязаемых древков своих виртуальных транспарантов.
   – Послушай, ты ведь не обязан это делать.
   Миниатюрная девушка, устало свернувшаяся калачиком на узкой для двоих кровати, внимательно следила за Яшей. Им едва хватило сил коротко поздороваться: сил скорее моральных, чем физических. Обоим было плохо: в основном, от острого осознания окружающего и грядущего.
   – Ну, ты ведь знаешь, я пытался отказаться. Они восприняли это шуткой. Они не принимают отказа.
   Да, Яша пытался убедить жителей «тёмного интернета» в том, что не годится в их кумиры и не хочет становиться таковым, и что зреющие в их среде настроения не принесут никому добра. Бессмысленно: толпа сама избирает себе пророка, и его мнения уже никто не спрашивает. Достаточно неосторожно ляпнуть нечто, что толпе покажется мудростью.
   Другой вопрос, что писать в сеть – это ведь не стоять на площади. Можно просто не включать купленный на чёрном рынке компьютер, не проходить череду нелегальных авторизаций, не показываться на тёмной стороне. Почему он так не поступил? Струсил, должно быть. Иногда для шага назад требуется куда больше смелости, чем для продолжения пути.
   В конце концов, если твои мысли кто-то читает, ты перестаёшь в полной мере принадлежать сам себе.
   – Мы уедем, да?
   Яша не совсем знал, что именно тут стоит ответить. Уезжать было необходимо – это факт, ведь он прекрасно понимал, к чему катится ситуация в городе. Понемногу начинались беспорядки, не задавленные в зародыше, обречённые превратиться в мощную волну. Фурман знал это, лично приложив к событиям руку, с которой на бумагу блокнота ложились строчки.
   Бежать надо. Но он никак не был уверен, что всё получится. А даже если и получится – слабо представлял, что делать дальше.
   – Конечно, уедем.
   – А куда?..
   Идей на эту тему было немного, так что хоть в этом Яша мог не кривить душой перед ней.
   – В Таиланд. Я часто бывал там… и тебе, я думаю, понравится. Одно из немногих мест, где до сих пор сохранилось что-то настоящее.
   Действительно. Яша часто вспоминал Самуи, Патонг, а чаще прочего – Чианг-Май. Городок на севере страны, который не так уж сильно прельщал туристов. Место, которое почти не затронуло всё, случившееся с миром за последние пару десятилетий. Убежище, где аккаунт в социальной сети до сих пор оставался совершенно необязательным. Где счастливые люди могли вовсе не иметь смартфона.
   А вот во Владивостоке – был ли тут хоть кто-то счастлив?
   Василису отчасти он любил уже за само имя: нечто, связывающее холодный неоново-сенсорный мир с тем живым теплом, что наполняло его прежде. Яша никогда не обманывался относительно собственной национальности, хотя верующим не был – но какой из него русский, право слово? Да и к чему вообще быть в русским с тех пор, когда некогда великая страна довольно мучительно и неприглядно прекратила своё существование? Но всё равно, в имени Василисы он чувствовал что-то особенное.
   А особенного кругом осталось так мало. Окружало глобальное, унифицированное, приведённое к общему знаменателю. Подбирай любые синонимы.
   – Таиланд? Это здорово. Почему бы и нет? Куда скажешь.
   Василиса внешне не очень-то напоминало славянку – ещё менее, чем сам Фурман, с его совершенно семитскими чертами. В ней было много от новых хозяев мира. Яша никогда не спрашивал – по материнской, или отцовской линии. Всё одно: продукт смешения разных рас и культур получился прекрасным: как изящная фарфоровая статуэтка под яркой витриной с фальшивыми китайскими фонарями.
   – Таиланд удивителен. Ты знаешь: эта страна всегда сохраняла себя, в любой век. Когда-то давно, никто не сумел её колонизировать. Ни англичане, ни французы, ни испанцы. Я думаю, что у них тоже не получится.
   Яша не подразумевал именно китайцев. Или японцев, или американцев. Он говорил, конечно, о новой категории, стремительно смещающей устаревшее представление о нации.
   Василиса была из отключённых.
   Когда-то бан в интернете не значил практически ничего. Выбери себе другой ресурс. Создай новый профиль – новую жизнь, параллельную реальной. Но параллельные линии, минуя законы евклидовой геометрии, давно уже пересеклись. Теперь, не имея аккаунта, в «нормальном» обществе ты не мог совершить буквально ничего. Начиная от устройства на работу, заканчивая банальной покупкой чашки кофе, или управлением автомобилем. Отключённый человек – всё равно, что прокажённый. Выброшенный за черту жизни, способной дать хоть что-то хорошее.
   Хотя, некоторые обманывали себя иллюзорной свободой. Бытием вне системы, которое когда-то казалось романтичным бунтарством. Теперь романтики в подобной жизни осталось немного: только тяжкое существование вне правового поля. В трущобах – ещё более отвратительных, чем дивная реальность для социально приемлемых элементов.
   Такая формулировка и значилась в базах данных для Василисы. «Социально неприемлема». Яша никогда не спрашивал, из-за чего так вышло: сам знал, что достаточно любой ерунды. Шаг в сторону равняется побегу, приговор – цифровой расстрел. Неофициальные власти получили силу большую, чем та, которой обладал когда-либо любой диктатор.
   Старая шутка из детства Яши: «Чем отличается бородатая женщина от Великого Вождя? Бородатую женщину всегда можно выключить. Великий Вождь всегда может выключить тебя».
   Теперь это сделалось совершенно несмешным.
   – Иди ко мне.
   Яша вспомнил их первую встречу. Мрачная окраина Владивостока, редакционное задание, отвратительное злачное место – великолепный источник для гонзо-материала, ведь Фурман тогда ещё мнил себя кем-то вроде Хантера Стоктона Томпсона. Если точнее – тем его воплощением, что звалось Полом Кэмпом. «И мой чернильный голос будет полон гнева».
   Он тогда перепил поганой настойки, бутылка которой стала последним пристанищем некогда смертельно опасной змеи. Едва не выворачивало. Он вышел из бара, в одно мгновение промокнув до нитки, и почти уже сел в машину – к счастью, WeiCar возит людей в любом состоянии – когда увидел её. Бам! Пиу! Иногда мир меняется со скоростью одной вспышки света на рекламном биллборде. Стены его Высокого Замка, прежде едва заложенные, поднялись выше небоскрёбов: также же быстро, как сердцебиение ощутилось где-то под кадыком.
   – Одну минутку, солнышко.
   Ха-ха, тоже мне: Пол Кэмп. Не вышло из Фурмана никакого Кэмпа – как, впрочем, недолго пробыл таковым и его давно мёртвый кумир. Остался Рауль Дюк – полный отвращения и ненависти. И один из последних, кто ещё принимал эти разноцветные таблетки ради удовольствия, а не только потому, что иначе невозможно выдержать рабочий ритм. Иначе они просто заменят тебя какой-нибудь новой нейросетью, или промышленным роботом. Если ты не можешь быть эффективнее машины – ты экономически нерентабелен. А нерентабельные сети не нужны. Именно так многих и отключали.
   Ещё один образ из детства: торговый центр во Владивостоке, который тогда ещё не был столицей Независимой Тихоокеанской Республики. Грузный мужчина, неуклюже поводящий пивным животом, что был плотно облеплен оранжевой тканью футболки. Живот болтался прямо перед глазами маленького кудрявого мальчика в круглых очках, и он видел надпись: «Меня нет в социальных сетях».
   Теперь такая фраза обрела совершенно иной смысл. Теперь этот лозунг несли на себе люди, не кичащиеся псевдобунтом, а требующие себя хотя бы подобия нормальной жизни. Те, для кого Яша писал в @HIGH_CASTLE. Для кого он внезапно стал лидером – хотя, чёрт возьми, куда и кого он поведёт? Служащий ненавистной им системы. Человек, вросший разными корнями личности в по разные стороны баррикады. Он сам потерян, он сам после тридцати лет утратил какой-то ясный ориентир. Чего от него можно требовать? Обыкновенный плохой писатель – даром, что цепкий и острословный журналист.
   Проклятый талант нести слово, родившийся в хитросплетении генов, сам пробивал себе дорогу. Он тоже не спрашивал мнения носителя: если для читатель Яша был бестелесным голосом на тёмной стороне сети, то для его внутреннего собеседника – только пальцами, набирающими строки. Фурман слишком долго не воспринимал своего творчества всерьёз.
   Ему казалось, что это – просто уютный мирок, физически огороженный стенами маленькой квартиры, наполненной наивным теплом любимого человека, и лишь информационно – не знающий границ. Чертог для настоящего самовыражения, не имеющего ничего общего с обычной работой. Способ сохранить личность в мире аккаунтов.
   Всё, что мы делаем – прежде всего, делаем для самих себя: в этом Яша всегда был уверен. Он считал себя индивидуалистом, и уже потому странно было оказаться кумиром виртуальной толпы. Однако, на первый взгляд ироничная отсылка в названии блога, оказалась до горькой усмешки пророческой.
   – Ну всё, хватит… – Василиса мягкими шажками подступил к нему, обняв за плечи.
   Яша закрыл ноутбук.

   * * *

   Проблемы отключённых легко (и дорого, конечно же) решали там, где когда-то располагался Фрунзенский район – точнее, его часть. Эгершельд был некогда довольно престижен, но за прошедшие годы очень многое изменилось. Теперь воды Золотого Рога служили зримым барьером полувиртуального разделения.
   Для подделки документов давно не требовались краденные бланки и переклеенные фотографии. Хоть в чём-то фантасты прошлого не обманулись: хакеры всё-таки обрели примерно ту роль, что полагалась им в давно прочитанный Яшей книгах. Правда, одним лишь программным кодом обходиться не удавалось: вместо бланков паспортов, требовались потерянные системой гаджеты.
   Сам Фурман, конечно, мог просто выбить себе в редакции заграничную командировку – и не вернуться оттуда. Проще всегда было сбежать таким образом в Америку: когда-то диссиденты просили там политического убежища, едва вырвавшись за границу Советского Союза. Теперь изменилась форма, но суть-то осталась всё той же. Только принять решение – и здравствуй, Сан-Франциско. Это совсем нетрудно для него.
   Но у Яши был активный аккаунт, и вполне безупречный с точки зрения Wei Inc. – а вот у Василисы его не было. Такая милая обуза на шее птицы, желающей улететь куда подальше. Хотя, не будь её – задумал бы Фурман вообще побег? Не факт. Вполне вероятно, что он остался бы здесь, наблюдать за плодами своего наполовину осознанного творчества – смотреть, как чиркают спички, возжигающие большой костёр.
   Ко всему прочему, уже подступала настойчивая паранойя. Ситуация на улицах ухудшалась не слишком быстро, однако совершенно неуклонно. Всё началось с каких-то мелких пикетов, никому особенно не интересных: однако градус возрастал. Обычные патрули – люди с безликими зеркальными масками, сменились мощными блокпостами. После – настоящими оцеплениями вокруг целых кварталов. Перед рядами служащих Службы Безопасности корпорации, мокли под бесконечным дождём уже не отдельные активисты «тёмного интернета», а целые толпы отключённых. Яша, проскальзывая мимо, вглядывался в эти лица из-за высоко поднятого ворота пальто: пытался узнать среди них аватары подписчиков @HIGH_CASTLE.
   Без сомнения, все эти люди читали его.
   Вот поэтому Яша и начинал бояться, что его альтернативная личность на другой стороне сети давно раскрыта корпорацией. Что система уже разглядывает его неприметную фигуру через лупу, и только ждёт последней, роковой ошибки. Кот играет с мышью. Ещё один шаг – и всё. Разумным казалось хотя бы попытаться шагнуть налево – в надежде, что всевидящее око смотрит направо.
   Поэтому пограничный контроль они оба проходили, используя фальшивые личности. Это должно было сработать: учитывая, к каким людям Яша обратился, и сколько денег заплатил.
   Тем более, что поездки в Таиланд совершенно не предосудительны. Гораздо тщательнее контролировались все рейсы в США, или на потерявшую былое значение Москву – тяготеющую к иным корпоративным покровителям-паразитам.
   – Не волнуйся: всё будет хорошо.
   Василису он, похоже, не убедил. Она старалась придать себе если не беззаботный, то, по крайней мере, отсутствующий вид: но именно этими неумелыми попытками выдавала себя пуще прежнего. К счастью, в век победивших информационных технологий люди больше доверяли компьютеру, чем глазам и ушам: пограничники – не исключение. Обыкновенный человеческий фактор. А с точки зрения неосязаемых электронных документов, всё было идеально.
   ЯКОВ БОРИСОВИЧ ФЕЛЬДМАН, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В WEINET! КАК ВАШЕ НАСТРОЕНИЕ?
   Спасибо – так себе, но скоро будет лучше.
   Успокойся: всё в порядке, комар носа не подточит. И новые имена, и подложные данные биометрии, аккуратно внедрённые в систему. Компьютер куда способнее человека, но и он не является непогрешимым. Распознавание лиц, сканеры сетчатки, уже устаревшая дактилоскопия – всё это можно обойти, были бы деньги на тонкую работу настоящих специалистов.
   – Я всё равно волнуюсь.
   – Перестань. Я люблю тебя.
   Очередь на контроль тянулась издевательски медленно. Фурман время от времени выглядывал из-за сгорбленных спин, но ничего толком не мог разглядеть. Сегментный червь из безразличных друг другу людей, извивающийся меж символических ограждений.
   – Расскажи мне про Чианг-Май.
   Пожалуй, это было неплохой идеей. Яша начал рассказывать: он не особенно задумывался о словах, потому что образы легко текли сами собой. В основном, память цеплялась за детали. За ярко-красные бусины цветов на сплошном зелёном поле. За ласково обнимающие гору облака. За маленький ват возле гестхауса, с белоснежными стенами – на которых беспардонный турист умудрился нацарапать надпись незнакомым языком. За узкий тротуар, на котором едва разминёшься – особенно, наткнувшись на бьющую в нос миллионом запахов уличную лавку.
   ВЫ ПОКИДАЕТЕ НЕЗАВИСИМУЮ ТИХООКЕАНСКУЮ РЕСПУБЛИКУ? ЖЕЛАЕМ ВАМ ПРИЯТНОЙ ПОЕЗДКИ!
   Образ за образом. Фраза за фразой. Шаг за шагом в полумёртвой очереди. Её тревога, кажется, постепенно отступала: если что Василиса и умела прекрасно, так это мечтать. Быть может, эта её способность и оказалась «социально неприемлемой».
   ПОГОДА В БАНГКОКЕ НА ЗАВТРА: ТЕМПЕРАТУРА ВОЗДУХА…
   Да какой бы ни была температура воздуха: куда важнее, чем воздух там будет пахнуть. У тайского воздуха отчётливый запах свободы – который работает лучше разноцветных таблеток. Таблетки можно будет выбросить. Или не стоит?..
   В очереди перед ними с Василисой остались только двое. Рослый брюнет в сшитом на заказ костюме, из прекрасной серой шерсти – со старомодным дипломатом, и такой же старомодной стрижкой. Похожий на героя кинофильма из золотой эры Голливуда. И маленькая китаянка в наушниках, не отрывающаяся от светящегося нежно-голубым светом экрана – типичный житель нового мира.
   Огромное табло нависало прямо над головой. Яркое поле, расчерченное строками – китайский, дублированный русским и английским. Именно в таком порядке – а ещё пять лет назад было иначе. Мир меняется быстрее, чем тлеет сигарета: нужно скорее бежать туда, где время остановилось очень, очень давно.
   Захотелось записать эту мысль в блокнот: тот был под рукой, привычно покоился во внутреннем кармане пальто. Казалось бы, оплошность – но кому есть дело до блокнота?.. Никто им не заинтересуется, уж это точно. Лишних вопросов вообще не должно возникнуть.
   Яша было потянулся к карману, но тут почувствовал прикосновение, над локтем: сначала не отличил его от касания Василисы, однако в следующую секунду ощутил жёсткую хватку коротких, но сильных пальцев. Голос с сильным акцентом прозвучал тихо – шёпотом в ухо, но всё равно резанул по нему больно.
   – Яков Маркович Фурман? Прошу, пройдёмте.

   * * *

   Стены кабинета имели неприятный оттенок потускневшего, запылённого белого: что-то вроде старого кафеля, хотя отделаны они были пластиком. Галогеновая лампа прямо над головой – подчёркнуто неживой цвет, она делала это место ещё более неуютным. Дверь за спиной, неудобная табуретка, небольшой квадратный стол.
   На столе стояли две пиалы с иероглифами, которые Фурман почему-то не мог разобрать, и блестящий термос. А также металлическая пепельница.
   У человека под другую сторону стола было, как будто, такое же металлическое лицо. Сморщившееся, и ничего не выражающее – даже на общем фоне азиатских лиц, в которых Фурману тяжело было читать эмоции. И на лице Василисы-то он не всегда их точно разбирал.
   Вместе с тем, этот человек имел на удивление живые глаза. Старик в скучном тёмно-синем костюме, с ослабленной хваткой галстука. С желтоватым логотипом на заколке, и желтоватыми зубами. У него был вид мудреца, смертельно уставшего от всего. Не самый приятный человек – но, пожалуй, бессмысленный пограничник, что сидел тут прежде, был ещё хуже. Фурман прекрасно понимал, как мало значат пограничники, служащие номинальных властей НТР. Этот азиат – другое дело. Он работает на Wei.
   Интересно, что он совсем не напоминал китайца. Скорее, японец? Японцы тоже встречались в корпорации. Как и корейцы. Но довольно редко.
   – Яков Маркович, в вашем досье я вижу «свободный японский». Вам удобно будет говорить по-японски?
   Яша молча кивнул.
   Японец сделал то же самое – выразив удовлетворение. Он оттянул полу пиджака, пошарив в кармане за ней. Сначала извлёк оттуда пачку сигарет WeiTobacco, и закурил. Переминая сигарету губами, выпуская небольшие облачка дыма, нашёл в кармане ещё и небольшую карточку.
   Удостоверение легло на стол: японец прижал его к поверхности пальцем, и подвинул чуть ближе к Фурману.
   – Накамура Сайто. Служба Безопасности Wei inc, как вы уже поняли.
   Сегодня подобные удостоверения – на физическом носителе, стали каким-то атавизмом. Забавно, что господин Накамура предъявил именно его. Указанная в документе должность оказалась неожиданно высокой: куда выше, чем можно было ожидать. К добру это, или наоборот? Гадать было бессмысленно: Яша прекрасно понимал, что от него в собственной судьбе уже ничего не зависит.
   – Я буду говорить прямо. Мы можем потерять много времени на ложь и оправдания. Но вы, господин Фурман, неглупый человек. Убеждён: вы догадывались, что известная деятельность уже давно раскрыта корпорацией. Поэтому нет смысла делать вид, будто вы не понимаете, о чём я говорю. И я не стану делать вид, будто чего-то о вас не знаю. Согласитесь, это попытка выезда за пределы НТР была наивной. Полагаю, ваша наивность вызвана глубокими и сильными чувствами, а не глупостью.
   Огонёк на конце сигареты в очередной раз вспыхнул: дым ненадолго заволок лицо Накамуры. Разговор о чувствах? Как странно вести его в мире, где чувства уже почти потеряли ценность – да ещё в таком кабинете.
   – Чувства делают нас глупее. Это нормально: за всё нужно чем-то платить. Вы не должны винить себя. В какой-то степени, господин Фурман, я вам даже завидую.
   – Что теперь будет? – другой вопрос Яше в голову не пришёл.
   – С вами? Об этом мы и должны поговорить сейчас.
   – Нет. С ней?
   Накамура ответил не сразу: он позволил себе паузу на пару затяжек. Узкие глаза, полуприкрытые тяжёлыми веками, не отрывались от Яши. Тот тоже смотрел прямо: теперь уже не было смысла отводить взгляд. Худшее, в любом случае, случилось.
   – Господин Фурман, я хотел бы знать кое-что. Я читал ваш блог… мы очень внимательно читали его. Постарайтесь ответить честно: вы действительно верили в возможность тех изменений, о которых так хлёстко писали?
   В ответ на такой вопрос Яша, пожалуй, охотно соврал мы и сам себе. Но не теперь: не японцу с живыми глазами на мёртвом лице. Правда требовала быть озвученной.
   – Нет.
   Пол Кэмп легко поверил бы самому себе. Чернильному голосу, полному гнева. Рауль Дюк – конечно же, нет. Так что всё правильно.
   – Вы не солгали. Хорошо. Знаете, именно этим вы и заслужили, по меньшей мере, моё личное уважение. В моей культуре издревле ценят подобное поведение.
   – Какое?..
   – Я люблю одну старую книгу, которую и вы наверняка читали. Помните? «Добиваться победы нужно, даже если ты обречён на поражение; для этого не нужны ни мудрость, ни техника». Вы никогда не думали о победе и поражении. В бесстрашно бросались навстречу, в конечном счёте, неизбежному. Это подкупает.
   Конечно же, Яша никогда не думал о победе и поражении. Он вовсе не задумывал никакой борьбы: просто занимался творчеством. Писал то, чего не мог не написать. Это единственный способ сложить из букв нечто достойное.
   – Поправьте меня, если я ошибаюсь, господин Фурман… мне представляется, что этот блог не был сознательным выпадом. Конечно, он определённым образом вреден. Он провоцирует. Он привёл на улицы людей; многие из них оттуда домой уже не вернутся. И это, кстати, отчасти будет вашей виной.
   О последнем Яша и сам не раз задумывался. Наверное, в первую очередь он бежал из Владивостока именно от этой мысли, а не от чего-то другого.
   – Но точно отчасти, господин Фурман. Вы не говорили с людьми, участвующими сегодня в беспорядках. Вы говорили сами с собой, а им просто представилась возможность слушать. В конце концов, чем вас лично обидела корпорация? Хорошее образование, стабильная работа, заработок выше среднего, много заграничных командировок. Я бы поверил, что всё дело в госпоже Василисе Вонг, но… вы завели блог до знакомства с ней. Возможно, сами уже об этом не помните.
   Голова была слишком переполнена волнениями, и одновременно слишком опустошена ужасом происходящего, чтобы Яша сейчас мог точно вспомнить. Что-то смешалось в мыслях. До, после…
   – Собственные одинокие грёзы о прошлом, которое не вернуть. И о будущем, которое всё равно не настанет. Чистый творческий эскапизм. В культуре гайдзинов есть метафора для этого: «замок из слоновой кости».
   – Башня.
   – Что?
   – Башня. «Башня из слоновой кости». Так правильно.
   – Благодарю. Хорошо, башня. Вы построили довольно высокую, признаю. Желаете кофе?..
   Фурман кивнул, даже как-то неосознанно. Ему не хотелось кофе, но не хотелось и сидеть в неудобном оцепенении: нужно сделать хотя бы что-то. Накамура неспеша открутил крышку термоса, и наполнил обе пиалы – пригубив собственную первым.
   Яша едва поднёс сосуд к лицу, когда ощутил сильный запах. Этот кофе пах совсем не так, как в сетевых забегаловках. Он чем-то напоминал кофейную «Урадзио». Он был настоящим. Как оказалось – и на вкус тоже. Похоже, что Накамура легко прочитал эту мысль.
   – Если вы думаете, что нам этот мир нравится больше вашего, то ошибаетесь. Судите хоть по моему любимому кофе, который приходится носить в глупом термосе. Именно поэтому, господин Фурман, я так хорошо вас понимаю.
   Какое-то время они оба просто пили кофе: Яша старался смотреть в горячую чёрную жидкость, а японец по-прежнему глядел на него. Он был почти недвижим: только моргал, и изредка подносил к кривым губам то пиалу, то сигарету. Наконец, Накамура снова заговорил.
   – Вы не должны покидать Владивосток, господин Фурман. Мы не можем вам этого позволить. Возможно, эту мысль не так уж легко понять… но вы необходимы миру, которым мы управляем. Так же, как ему необходим этот кофе. Вы по-своему вредны для нас, даже представляете опасность. Однако, вместе с вредом, от вас имеется и большая польза.
   – Польза? Для кого?
   – Для всех. Начиная от меня, заканчивая вашей подругой. Есть притча о мудреце, что предлагал юноше вообразить тьму в мире, где не знают света. И тишину в мире, где не бывает звуков. Ваши читатели думают, будто вы противостоите системе. На самом деле, система просто невозможна без чего-то, ей противостоящего. Вы отлично справляетесь со своей ролью: нам не нужен другой человек на этой специфической должности.
   Яша почти ничего не понимал. Он мог ухватиться только за край мысли Накамуры, более-менее понять, к чему тот клонит – но не осознать всё полностью. Не сейчас, не с этим стуком в висках, и мерзким ощущением внизу живота.
   – Так что же будет?.. – еле выдавил из себя Фурман.
   Накамура закурил новую сигарету. Кажется, он слегка прищурился, глядя на Яшу – и оттого глаза японца вовсе почти скрылись за веками.
   – Ничего. Госпожа Василиса Вонг ждёт вас за этой дверью. Вы выйдете отсюда, заберёте её, и направитесь обратно, в свой высокий замок. Делать. Вашу. Работу.

   * * *

   Вода скатывалась по стёклам машины: на лобовом дворники едва справлялись со струями дождя, а через боковые можно было различить только неясные пятна многочисленных огней. Яша почти не чувствовал ног, и потому испытал огромное облечение, рухнув на мягкое сиденье. Он тяжело дышал.
   ЯКОВ МАРКОВИЧ, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В WEITAXI. УКАЖИТЕ ТОЧКУ МАРШРУТА…
   Василиса была красива даже ж заплаканным, покрасневшим лицом. Столько людей оборачивались им вслед, по пути через вестибюль к стоянке: рыдающая девушка, судорожно вцепившаяся в мужчину с окаменевшим лицом. Теперь она бессильно уронила голову Яше на колени.
   Автомобиль мягко тронулся места. Яша не спешил рассказывать Василисе об обещании, что Накамура дал на прощание. Завтра, в начале рабочего дня, её аккаунт восстановят. Если тебя кто-то читает, ты уже не принадлежишь сам себе: но иногда, это даёт и какие-то плюсы.
   На сенсорном экране линия маршрута странно изогнулась: оказалось, что система учла новое оцепление, перегородившее широкую улицу. Какое-то время такси ехало вдоль него, и сквозь залитое струями стекло Яша видел толпу. Часть него самого была там – но часть стояла по другую сторону, в этом и уникальность его личного незримого замка. Твердыня на нейтральной полосе. Не принадлежащая ни одной из сторон.
   Кем он стал? Может, он тот самый высший мутант штучного производства, о котором писал давно мёртвый кумир: закладывая тогда иной смысл, но эти слова уже обрели новый. Гибрид, необходимый всем? И этим людям за широкими спинами спецназовцев, у которых новый мир отобрал нормальную жизнь – просто сменив единицу на ноль в базе данных. И корпорации, которая от созданного ею мира отнюдь не в восторге.
   А был ли у этой корпорации в своё время больший выбор, чем у самого Яши?
   Где-то к середине пути Василиса, кажется, почти успокоилась: по крайней мере, перестала хлюпать носом – и ослабла хватка тонких пальцев, вцепившихся в пальто Яши. А сам он вытащил из кармана блокнот, и кое-как отыскал ручку.
   «Меня нет рядом с вами, на ваших баррикадах. Но уж точно, я не противоположной стороне, и никогда там не окажусь. Может ли автор позволить себе высказываться, оставаясь в башне из слоновой кости? Хотелось бы в это верить. Будет ли тогда его Слово иметь какой-то вес? Я полагаю, будет. Полагаю, что только тогда Слово и будет по-настоящему значимым.»
   Фурман написал ещё несколько строчек, но немного поразмыслил, и зачеркнул их.

Узник Ахерона
Род Велич

   Пятнадцать лет, Орфей, пятнадцать бесплодных лет мне не удавалось найти тебя. Знать бы тогда, чем закончится рейд в Ахерон… Помню, как ты ударил меня. И это стало точкой перелома. Прозрачные крылья стреколёта шуршат, переливаясь на солнце. Снизу проносится сверкающая рябь океана, шершавым языком зализывая боль воспоминаний.
   Биопилот робко косится, мол: и куда теперь? Я стволом игломёта киваю на запад. Бесит меня эта торчащая из приборной панели башка. Пальцы невольно касаются металлической капсулы на шее. Это всё, что осталось от тебя, Орфей. Сайто сказал, что я не умею проигрывать. Но теперь он тоже пропал.
   Помню, как я и Сайто-5 сидели в одном из баров Джакарты. В этом улье всегда делали отменное пойло с каннабиноидами. Второй бокал был явно лишним, но Сайто никогда не расслаблялся. Он сканировал помещение мерцающими, как у филина, глазами. Такие делают лишь под военный заказ. Потухни сейчас свет, он будет видеть как днём.
   Сайто никогда не пил, не прогнав сперва жидкость через анализаторы. Я профи, говорил он, я всегда жду угрозы – мало ли что туда подмешают? Чёрт бы побрал эти ДНК-маркеры, химические визы, искусственные феромоны – столько всякой дряни придумали конгломераты, чтобы отличать своих от чужих.
   Мы с Сайто – уже много лет напарники. Его изготовили для разведки в улье Оэдо с партией таких же клонов. Он не знал, что такое семья, друзья. Помнил лишь сотню близнецов, строем бегущих на тренировки. Треть погибла на первом же задании. Сайто не любил это вспоминать. Через год службы он понял: для конгломерата они – лишь биоматериал. Израсходуют и выпустят новых. А с его навыками на чёрном рынке с руками оторвут. И тогда он сбежал в рейдеры.
   Я тщетно пытаюсь представить себя клоном. Каково это – родиться из колбы, не имея родителей? Как-то мне стало интересно: скучает ли Сайто по своему выводку? Он удивился. С чего бы это? Любой из них убьёт беглеца, едва заметив.
   Ищейки накрыли нас прямо в баре. Мы подделали ДНК-маркеры и комбинезоны касты работяг, но прокололись на какой-то мелочи. Только после мы узнали: конгломерат Борнео целенаправленно искал меня. Лишь потому, Орфей, что мы были с тобой знакомы.
   Бой был коротким. Сайто снес головы паре солдат-дикобразов, преградивших путь к выходу. Мой Коготь отсёк руку ищейке с игломётом. Ничего необычного – за годы скитаний в Палеарктике мы бывали и не в таких передрягах. Вламываясь в ульи и воруя биоматериал, мы были подобны паразитам, идеально приспособленным мимикрировать, обходить здешние иммунные системы. Затем мы сбегали, меняя внешности и тела. Сайто успел сносить уже пять тел, я живу в третьем. Мы и в этот раз легко ушли бы от обросших щитками увальней с пушками. И тогда ищейка назвал твоё имя, Орфей…
   Столько лет прошло, а я помню, как вчера: мы сидели на том пляже, и тёплое море плескалось у ног. Пара голых подростков под пальмами. Пара последних самородков в диком гнезде. Подумать только! Ведь какие-то двести лет назад все люди были самородками…
   Во время Четвёртой Войны человечество вывалило друг другу на головы столько ядерного и биооружия, что живорождение стало редкостью. Катастрофическая волна мутаций грозила стереть остатки выживших с лица Земли. И тогда лидеры корпораций, выпускавших то самое оружие, что едва не доконало род людской, объявили себя спасителями человечества. Оставалось лишь отказаться от глупых запретов на вмешательство в геном. Что за мелочь перед угрозой вымирания!
   Из нейробиблиотеки мне удалось стащить крупицы истории: людей начали модифицировать, а потом клонировать, программируя эмбрионы с заданными качествами. За две сотни лет корпорации стали биоконгломератами – фабриками клонов. Города теперь – это огромные ульи, где люди уже не размножаются. Живорождение – слишком непредсказуемый процесс, чтобы пустить его на самотёк. Лишь в диких гнёздах – отсталых селениях – на свет ещё появляются самородки: дети, рождённые естественным путём. И некоторые из них – гении вроде тебя, Орфей.
   Сайто рассказывал, что они где-то просчитались. Конгломераты не учли, что при клонировании генам не хватает разнообразия. Я плохо в этом разбираюсь, геномика и метахимия – вотчина Сайто. Но помню, он говорил, что из-за этой ошибки в ульях исчезли гении. Клонированные люди избавились от болезней, стали послушнее. Они точно соответствовали тому, чего от них ждали. Но… В них исчезло нечто важное. То, что проявляется у одного на миллиард, но может смешать все карты, в корне перевернуть науку, технологии. И тогда началась охота за самородками. Конгломераты посылали в дикие гнезда хедхантеров – на поиски нестандартных генов. И однажды они пришли за тобой…
   Ищейка предложил сделку. Конечно, это был не он: мозг агента всегда подключен к нейросети конгломерата, и это старейшины Борнео говорили его языком. Они рассказали, что с тобой случилось.
   Декапитация. Вот почему у меня не вышло найти твоих следов. Бедняга Орфей, от тебя остался лишь мозг в капсуле. Он плавал где-то в мыслительном баке улья Ахерон – этой изолированной ёмкости, где десятки высокопрофессиональных умников, лишённых тела, работают сообща над проектами высшей секретности. Никаких угроз и утечек информации, нулевой риск побега. Чёрт возьми, в Ахероне умеют обходиться с ценными кадрами!
   Сделка звучала просто: вытащить тебя из этой тюрьмы для мозгов. Конечно, нырнуть на дно бассейна с пираньями – затея для камикадзе. Но Борнео обещали дать тебе человеческое тело и хорошую работу. Как мне было не клюнуть, Орфей? Сайто потом долго не мог понять, зачем было соглашаться на это безнадёжное задание. Клоны, как он, вообще плохо разбираются в чувствах самородков. Хотя кое в чём он был прав. Конгломераты до сих пор охотятся за мной, надеясь заполучить тебя. Они ведь не знают, что произошло на самом деле…
   В Ахерон мы вылетели на гипербаллоне. Многотонный пузырь поднялся над сияющими башнями Джакарты, вздыхая, словно кит, и унося тысячи пассажиров. Обычно низкокастовые работяги кочуют от улья к улью дневными рейсами, чтобы фотосинтеты на крыше баллона компенсировали цену билетов. Мы с Сайто легко затерялись в этой толпе.
   Я вижу, как белоснежные строения внизу уступают место океану, и в памяти всплывает наше исчезнувшее гнездо. Старые кварталы Джакарты давно ушли под воду, но море всё продолжает подниматься. Лишь узкая полоска дамбы отделяет новые строения от ненасытного прибоя. Но там, где мы с тобой росли, Орфей, такой дамбы не было…
   Из сияющей Джакарты в трущобы Лимбо. В этом пригороде Ахерона агенты Борнео оставили нам лачугу со всем необходимым. На привокзальной площади ныряем в копошащиеся толпы местных. Муссонный ливень хлещет на непокрытые головы ахеронцев и конические панамы аборигенов из соседних гнёзд. В нос бьет запах сточной канавы и модифицированных грибов, из которых здесь делают одежду. Я оглядываюсь на гипервокзал, огромным пузырём выпирающий среди лачуг, и чувствую себя жуком в муравейнике. Горластые рикши развозят пассажиров лабиринтами улочек. Я вдруг замечаю их неестественно длинные ноги, коляски врастают сзади в мускулистые торсы. Кажется, какой-то злой гений соединил рикш и их транспорт в единое целое.
   Ахерон. Меня до сих пор трясёт, когда я вспоминаю этот жуткий плод новой эры. Эры, частью которой был и ты, Орфей. Здесь выращивали новый вид существ, и мой язык не поворачивается назвать их людьми. У местных солдат не было игломётов, как на Борнео. Четыре руки заканчивались острыми костяными саблями. Рогатые морды и близко не походили на людей, а с конца длинного, как у скорпиона, хвоста смотрела термохимическая пушка. Полчища модификантов наводняли Ахерон. И знать бы тогда, кто выдумал всё это… Но отступать было поздно. Сайто верно заметил: я никогда не сдаюсь. Особенно, когда речь шла о тебе…
   Разведка сразу пошла не так. Мы с Сайто живо раздобыли химические визы и пробрались в Ахерон. Помню свои первые ощущения. Всё вокруг тонет в багровом сумраке. Высоко над головой бычьим пузырём вздымается купол. Он непрозрачный, красноватый свет едва пробивается внутрь. А кругом снуют толпы молчаливых работяг. Ахерон оказался чудовищным термитником генномодифицированных людей. Тупые и безмозглые, они, как под гипнозом, бежали куда-то, волочили тяжести по узким проходам, глубоко пронизавшим толщу земли.
   Этот улей смог бы пережить ядерный удар и угасание Солнца. Всё равно его жители продолжали бы прятаться под куполами, выращивать плантации грибов в тоннелях, и получать энергию от автономного реактора. Не удивлюсь, если источник кислорода у них также был свой.
   В центре улья, над реактором высилась пирамида. Агенты Борнео прозвали это вонючее капище Храмом. Именно здесь устраивали ритуалы менады – странные твари, не то жрицы, не то матки в улье. Они-то и напоили нас дрянью, которая начисто отшибает мозги.
   Нас спас имплант в печени Сайто: он быстро отфильтровал эту гадость. Сайто очухался и вытащил меня оттуда. А затем, привязав к кровати, бросился синтезировать антидот. Он рассказал потом, то был жуткий коктейль из гормонов и психоделиков, которым подпитывали лояльность ахеронцев. Лишь на третий день ко мне вернулось сознание и прошли неудержимые позывы бежать обратно в улей, на зов менад.
   Я вспоминаю нашу лачугу в трущобах Лимбо. Мотыльки под потолком бьются насмерть в стекло фонаря, что едва освещает забитую дорогим оборудованием комнатушку.
   Кокон-модификатор, нейроконсоль, походный набор мини-приборов для анализа и биосинтеза, которым позавидовала бы и крупная лаборатория. Пожалуй, ни один мой рейд не готовился настолько основательно. Агенты Борнео так хотели заполучить тебя, Орфей, что позаботились обо всех наших нуждах. Позже они ещё пожалеют об этом, но к тому времени нас будет уже не найти…
   Сайто выпросил у них плазмомёт. Зачем пушка на тихой вылазке? Кто знает, как всё обернётся, сказал он в ответ на моё удивление, проверяя заряд водородных батарей. Мне стоило бы прислушаться к интуиции профи.
   Уже не помню, когда мне пришла мысль украсть тебя у обоих конгломератов. Пожалуй, ещё до того, как Сайто сообщил о двойной игре Борнео – они запланировали создать собственный мыслительный бак. Ищейка сказал лишь то, что мне нужно было слышать. Мне и так с трудом верилось, что они горят желанием вернуть тебе человеческий облик, Орфей, но в тот момент их интерес стал слишком очевиден. Супермозг – вот что они в тебе видели! Агенты конгломерата ни разу не называли тебя человеком. Ценный экземпляр, гений-самородок, монстр генопрограммирования, которого не вырастить под заказ в пробирке. Они так жаждали тебя. Как гончие псы, повизгивающие от нетерпения вцепиться в дичь. Но раз мозг это всё, что им нужно, зачем возвращать тебе остальное? Лишь для меня ты был единственным другом. И даже больше – последним, что связывало меня с погибшим родным гнездом… Что мне оставалось делать? Вытащить тебя из одной тюрьмы лишь для того, чтобы бросить в другую? Это было бы слишком жестоко.
   Сайто был в ярости от этой идеи. Он знал, чем это закончится. Мы не просто лишимся бизнеса – два мощнейших конгломерата прибавятся к нашим смертельным врагам. Он сходу отметал все предложенные мной варианты – бежать, спрятаться, по чуть-чуть продавать другим конгломератам научные секреты, спрятанные в твоём мозгу. Именно тогда Сайто сказал, что мне стоит научиться проигрывать. Ожидал ли он, что я всё сделаю наоборот?
   Конгломерат Борнео подстраховался, подсадив меня на биоякорь. Сайто говорил: он был мастерски сделан. Наночастицы разлетелись по всему организму. Эти маленькие дряни следили за мной, а в нужный момент могли превратить в безмозглый овощ, если конгломерату не понравится моё поведение. Уничтожить их можно было, лишь спалив себя живьем или облучив громадной дозой радиации, что, в общем, то же самое. Либо выторговав деактиватор у Борнео. Но для этого мне пришлось бы отдать им тебя, Орфей.
   Двое подростков сидят, обнявшись, на диком пляже. Перед ними плещется море, пальмы над головой перебирают листьями на ветру… Сотни таких картинок оставлены мной в нейробиблиотеке, откуда ты черпал знания для своих исследований.
   Мы не можем поговорить напрямую. В баке слишком много секретной информации, чтобы позволить хоть капле выйти наружу. Но запрос – сам по себе информация. Если предлагать варианты ответов и отслеживать запросы, выйдет подобие разговора. Так общаются с глухонемыми паралитиками, когда лишь взглядом можно передать мысль.
   Много часов я просиживаю за нейроконсолью. Кто-то из мыслительного бака уже несколько раз скачивал эту картинку. А потом снова и снова запрашивал один и тот же блок текста: кто ты?.. кто ты?.. кто ты?..
   Мне хватает нескольких фраз, чтобы понять: это ты, Орфей! Лишь ты мог знать, что мы сказали друг другу на том пляже.
   Я обещаю вытащить тебя и прошу ждать сообщений на этой же странице. Потом убеждаюсь, что мои слова прочитаны, и стираю все записи.
   План твоего спасения созрел быстро. Но для этого придётся свести тебя с ума. Мозг – тот же нейрокомпьютер, его можно взломать или расстроить. Справится даже нейрошаман средней руки, вроде меня. Стоит показать серию закодированных картинок, как твоём мозгу зашкалит уровень дофамина. Настоящий мозговой шторм – как при влюблённости или шизофрении.
   Сайто разведал, что пленники бака проходят профилактику в Храме. И когда менады заметят неладное, они поднимут тебя в святилище, пытаясь вернуть в норму. У нас будет лишь пара дней, чтобы забрать мозг оттуда, пока его не вернут в бак.
   – Тебе нужно стать менадой, – сказал Сайто, когда мы планировали операцию. – Это единственный способ пробраться в Храм. Их защита не пропускает неживое, так что оружие и одежду придётся оставить здесь. Ну, ничего, мы нарастим тебе щитки на теле. Костная ткань, обогащённая барием, прикроет мозг от радиации. А костюм, выращенный из их слизи, – сделает тебя менадой для химических и ДНК-анализаторов. Образцы клеток я уже стащил накануне.
   Две недели я лежу в коконе-модификаторе. Это не страшно, тёплая жидкость ласкает тело. Хочется висеть и висеть в уютной невесомости. Но процесс подходит к концу, и я выныриваю из этого подобия материнской утробы.
   – Шикарно выглядишь, Дик, – ухмыляется Сайто.
   – Иди к чертям! – огрызаюсь я.
   Из зеркальца смотрит чудовище. Лицо жутко изменилось, щёки закрыты щитками, на голове – костяная корона. Руки тоже модифицированы, но до клешней менад им ещё далеко.
   Меня мутит от гормонов. Хочется погрузиться назад в модификатор и поспать ещё денёк-другой. Боюсь, этому телу уже не пережить рейд. Но это ничего, если так я стану ещё на шаг ближе к тебе, Орфей.
   Именно тогда, мне захотелось поведать Сайто мою тайну. Когда-нибудь я завяжу с рейдами и сделаю себе тело мечты. Я показываю ему металлическую капсулу с образцами клеток. Не хочется ничего объяснять. Может, военный клон и готов провести остаток дней, рискуя жизнью, но у меня совсем другие планы на будущее. Сайто молчит, а затем меняет тему.
   Ищейка из Борнео нагрянул внезапно. Тот самый, опытный, что вынюхал нас в баре Джакарты. Похвастал регенерировавшей рукой, которую отсёк тогда мой Коготь. Он сказал, что дела идут хуже, чем ожидалось: Ахерон растит огромную армию модификантов, их твари уже несколько проникали в другие ульи.
   Теперь-то я знаю: ты тоже искал меня все эти годы. Закладывал незаметные ошибки в гены монстров, и они, теряя контроль, атаковали соседей Ахерона. Ты ждал, пока кто-то забеспокоится и вытащит тебя оттуда. А ещё зашифровал в ДНК моё имя. Агенты Борнео прочли его и разыскали меня, не зная, чем закончится наша встреча.
   А ищейка всё кричал, требовал ускорить операцию и хотел лично её контролировать. Он был верен конгломерату, как термит своему термитнику. Отряд дикобразов накануне тайно прибыл в Лимбо. Наверняка они пронюхали о моих планах украсть тебя, Орфей. Нам с Сайто оставалось лишь подчиниться.
   Вижу, как во сне: босые ноги шлепают во тьме по флюоресцирующей жиже подземных стоков. Смердящие, радиоактивные отходы Ахерона льются по тоннелям наружу. Но я иду против течения. Здесь мерзко, но когда ты покрыт слоем слизи, грязь не страшна.
   Гораздо страшнее чувствовать свою беззащитность в кишащем монстрами лабиринте. Оружия нет. Даже Коготь упрятан под костюм из слизи, чтобы не выпустить наружу мой запах.
   Этот костюм теперь – главное оружие. Я сворачиваю за угол и лоб в лоб сталкиваюсь с парой солдат-скорпионов. Спокойно. Только не делать резких движений… Они долго обнюхивают моё склизкое платье, а затем почтительно расступаются. Менадам путь открыт. Но учуй они мой настоящий аромат – от меня бы и мокрого места не осталось.
   Некогда отвлекаться на мелких тварей. Я расшвыриваю пинками громадных пиявок, похожих на чёрные шланги. Они выглядят безобидными, но скоро окажется, что это не так.
   Проход закрывают живые двери. Упругая органическая диафрагма смахивает на сфинктер годзиллы. Пора пустить в ход ещё один секрет. Я распускаю рукав, и из слизи выглядывает голова электроугря. Не знаю, какой безумный геномастер модифицировал эту рыбу для взлома нейробиологических замков, но без него мне пришлось бы туго. Вставляю руку с угрем в центр сфинктера. Рыбина елозит там какое-то время, пытаясь заморочить управляющую замком нейросеть. Наконец, смачно чвякнув, диафрагма разъезжается и заглатывает меня, будто пасть кашалота.
   Задатки нейрошамана прорезались во мне поздно. Когда-то в гнезде хедхантеры, не найдя особых талантов, отстали от меня. А по тебе, Орфей, сразу было видно, что мозги работают ого-го! Родители, рискуя жизнью, долго тебя прятали, но всё же не уберегли. Нас выследили ищейки из Палеарктики, и мне не удалось в тот раз тебя защитить…
   За последним сфинктером открывается святилище. Внутри Храм выглядит совсем инопланетно. В призрачном свете ввысь уходят мрачные своды. Ни украшений, ни орнаментов – ничто не радует здесь человеческий глаз. Предельная функциональность осиного гнезда. Лишь несущий каркас рёбрами динозавра выпирает из стен.
   Я не помню, как напала менада. Беззвучным призраком она вползла в святилище. Мне едва удалось спрятать капсулу с мозгом в сумку, выращенную на животе, как вдруг голову пронзила молния. Что это? Я не могу пошевелиться! Мир вокруг выгнулся кривым зеркалом, а потом накатил леденящий ужас: менада меня контролирует!
   Она склоняется надо мной. Беззубый рот молча шевелится, и от этого становится ещё страшнее. Ещё чуть-чуть и мой разум лопнет, как орех под сапогом. Наши сознания на мгновение сливаются. Голова менады пуста, как сточная труба. Но я чувствую, как сквозь неё в мой разум вглядываются десятки чуждых сознаний – холодных и неимоверно умных. Я знаю, кто они: лучшие умы, погруженные в мыслительный бак. Они не пленники улья, они истинные стратеги – коллективный разум Ахерона. Все остальные – менады, солдаты, работяги – лишь статисты в их игре. Ещё мгновение – и правители Ахерона узнают обо мне всё! Пляж, пальмы, детские воспоминания стремительно засасывает в эту трубу…
   Меня спасает электроугорь. Рыбина, испугавшись, сама угостила менаду высоковольтным разрядом. Разом ощущаю шок и облегчение: я могу двигаться! Оглушенная тварь валяется рядом.
   За углом ждут ещё менады, но врасплох меня уже не застать! Защита от гипноконтроля выставлена, я выпускаю Коготь и перевожу угря в боевой режим. Лапы менад тянутся ко мне, но я глушу их разрядами и рублю так неистово, что кровь брызжет на стены. А потом, оставив позади неподвижные тела, бегу наверх – к отдушине.
   За спиной топот многочисленных ног: в улье началась тревога. Я вижу, как снизу катится сплошной вал солдат-скорпионов. Пячусь по лестнице, не спуская глаз с колышущегося моря лезвий, хвостов, рогатых голов. Они почему-то не атакуют. Что ж вы, букашки, такие несмелые? Я размахиваю Когтём перед их мордами. Боитесь зацепить Орфея в моём животе?
   И вот я у отдушины. Небо сверху веет прохладой. Снизу дышит из трубы горячий реактор. Небеса и ад открыли мне двери – иди куда хочешь! Скорпионы отстали. Вдалеке маячит силуэт гипербаллона: компактная военная модель везёт дикобразов мне на помощь. Точнее, они просто спешат забрать тебя, Орфей. В этот раз навсегда.
   Бесконечное мгновение, чтобы перевести дух. В этот миг я ощущаю удивительную свободу: никто не нападёт, пока ты со мной, Орфей. С тех пор, как на моих глазах тебя забрали хедхантеры, меня терзало жуткое чувство вины. Это оно гнало на поиски все эти годы. И теперь я не имею права снова тебя потерять!.. Я делаю свой выбор. Прости, Сайто, здесь наши пути расходятся. И прежде, чем услышать удивлённый вопль, я отключаю нейролинк и прыгаю в реактор…
   К счастью, то не был реактор в привычном смысле. Раскаленная активная зона гнездилась в структуре, вроде кораллового рифа. И всё это дышало, словно живое, стержни двигались, настраиваясь на оптимальный режим. А вокруг, в горячей воде переливались мириады огоньков. Привычные к жуткой радиации бактерии напрямую перерабатывали излучение в питающую улей энергию.
   Ещё рывок – и я в стоках, где начался мой путь в Ахерон. Внезапно в руку вонзаются острые зубы. Я с удивлением отдираю скользкую тварь. На конце – круглый, усеянный зубами рот. Мирные пиявки оказались миногами – модифицированными рыбами, что сторожат тоннели от непрошеных гостей. Теперь моя защита нарушена, и они учуяли запах чужака.
   Когда тебя едят живьём, это трудно с чем-то сравнить. Уже не помню, когда под градом укусов, я перестаю чувствовать руку с Когтём. А затем вижу лишь кровавый шмат мяса на тонкой полоске кожи.
   От кровопотери в голове адская карусель. Пока твари доедают мою конечность, я вываливаюсь на развилку тоннелей. Сил совсем не осталось. Уцелевшей рукой прижимаю сумку-живот с мозговой капсулой. Не бойся, Орфей, это лишь страшный сон. Когда мы проснёмся, вокруг будет тёплый песок, и пальмы, и ласковое море у ног…
   Перед лицом неизбежной смерти я невольно зажмуриваюсь, и это спасает мои глаза. Ослепительный шнур плазмы пронзает тьму и впивается в груду извивающихся тел. Твари вскипают, лопаются, слово попкорн на сковородке. Вспышки огня высвечивают темный силуэт. Только потом я вижу невозмутимое лицо Сайто, шагающего по стокам.
   – Не спеши умирать, Дик! Мы ведь даже не попрощались по-человечески, – бросает он и идет по тоннелю, оттесняя тварей, затем возвращается. – Видок у тебя неважный…
   – Коготь тебя дери! Ты б ещё позже пришёл! – хриплю я, почти теряя сознание, пока Сайто заклеивает мне раны гелевым пластырем.
   Ищейка поймал нас на выходе. Мы только выбрались из стоков, взорвав за собой тоннель, как раздался до боли знакомый смех. Знаю, Орфей, ты не слышал этого, ты ведь лежал тогда в капсуле у меня на животе. И псевдоплацента, присосавшись к телу, качала в твой мозг кислород из моей крови. Агент Борнео требовал отдать тебя, но получил отказ. Он никак не мог понять, почему я не сдаюсь. Ведь всё против меня – отряд дикобразов, бесчисленные раны, даже плазмомёт Сайто уже разрядился. Этим клонам так трудно объяснить, что такое любовь!..
   Биоякорь не смог меня остановить. Ищейки не знали, что нанороботы в крови сварились от радиации. Было забавно видеть их растерянные лица, как у детей, сломавших любимую игрушку.
   Но от агентов Борнео нас выручил кошмар Ахерона. Стена за нашими спинами вдруг с грохотом разлетелась, и в пролом ринулись полчища модификантов. Опасения не были напрасны: в тоннелях по пути в Храм стояли длинные ряды коконов – в них зрели армии Ахерона. Взрыв разбудил и погнал их прочь из улья. Они уже не робкие: конгломерат скорее уничтожит Орфея, чем позволит работать на врагов.
   Из клубов пыли выскакивают мутанки: размеры слона, толстые панцири, изо лба торчит не то таран, не то хобот. Несмотря на громадный вес, твари двигаются с проворством рысака. Дикобразы мгновенно поднимают стволы. Мутанк отвечает залпом – пылающая струя вырывается из хобота, сметая всё на пути. Воспользовавшись паникой, мы с Сайто ускользаем в лабиринт трущоб.
   Я никогда не забуду наше бегство из Лимбо. Мутанки и скорпионы растекаются по селению огненным цунами. Их залпы ухают совсем близко, выжигая просеки среди хлипких лачуг. Фонтаны пламени взлетают над головами мечущихся людей в панамах. Мы сметаем на бегу веревки с лохмотьями, а перепуганные дети и куры разбегаются у нас из-под ног. Сайто гневно рычит: надеюсь, Орфей того стоил…
   В клубах чёрного дыма кружат остроносые гипербаллоны Борнео. С брюх свисают щупальца, по ним десантируются всё новые дикобразы. Струя мутанка попадает в один из баллонов, и тот оседает, объятый пламенем. Другие – басовито огрызаются чем-то тяжёлым и крупнокалиберным.
   Сайто заметил, как над вокзалом взлетают похожие на стрекоз аппараты. Их полупрозрачные крылья быстро машут, издавая стрекочущий звук. В кабине стреколёта нет рычагов управления, лишь голова биопилота торчит из панели. Как и местные рикши, он един со своим транспортом. Пилот протестует, но Сайто грозит ему плазмомётом, и мы взмываем ввысь. К спасению, как тогда казалось.
   Это так странно – умирать от лучевой болезни. Если бы не тошнота, может показаться, что я в порядке. Фаза ходячего трупа – обманчивое состояние. Уже завтра начнут лопаться сосуды, и слизистая кишечника, сожжённая радиацией, станет кусками выходить с кровавым поносом. Но сегодня… Никто не сказал бы: переживут ли наши мозги такую дозу облучения?
   Чувствуя, что вот-вот отключусь, я отдаю Сайто последние распоряжения:
   – Понадобятся два тела, мне и Орфею.
   – Какое сделать тебе? – спрашивает он.
   – Тело мечты… – я из последних сил протягиваю ему заветную капсулу.
   Мне снятся руины у моря. Ласковые волны облизывают нижние этажи и разбиваются о пустынный пляж. Когда-то поколения людей строили здесь дома, сажали деревья, растили детей. А сейчас – всё это пропало.
   Двое подростков на пляже занимаются любовью – торопливо, неумело. Мальчик и девочка. Смуглые тела лоснятся на солнце. Внезапно мальчик поднимает голову: под пальмами отчетливо проступают рогатые шлемы.
   Хедхантеры. Дети срываются на ноги, но охотники за головами давно готовили эту засаду. Их окружают фигуры с игломётами. Мальчика хватают за руки, девочка вопит не своим голосом. Хедхантер бьёт наотмашь прикладом, и она отлетает в песок. Мальчика уводят. Он успевает оглянуться: слёзы и кровь текут по лицу девочки, но она всё равно поднимается. Она не умеет проигрывать.
   – Орфей! Я приду за тобой даже в ад! – кричит она, надрывая связки.
   Просыпаясь, я вспоминаю, что эта девочка – я…
   Вылезаю из кокона и потягиваюсь. Тело слушается идеально, за время сна мозг надёжно прирос к новому вместилищу. Ощущения яркие как у младенца. Провожу рукой по коже – идеальные груди, широкие бедра, хрупкие плечи. Как я и хотела. Рука невольно скользит вниз живота. Вместо надоевшего мужского органа пальцы касаются лепестков нежного моллюска. Всё такое новёхонькое, можно будет потерять девственность ещё раз. Ну, конечно же, я думала о тебе, Орфей…
   Прощай, угловатая мужская фигура, женскому телу слишком трудно в опасных рейдах. Но теперь с ними покончено. Больше никаких искусственно раздутых мышц и модификаций. Хотя…
   Из запястья вдруг высовывается Коготь – маленький и острый как бритва. Надо же! Предусмотрительный Сайто позаботился, чтобы я не осталась безоружной. Решаю удалить его чуть позже. Лучше бы я сделала это сразу…
   Я всегда мечтала быть простой женщиной, растить детей с любимым. Жаль, что мутация нейрошамана оказалась несовместима с материнством. И теперь я за шаг от своей мечты. В соседнем коконе, лежишь ты, Орфей. Помню, как мне хотелось поскорее увидеть тебя в новом теле, но непонятный страх меня сдерживал.
   Голышом я иду к нейроконсоли и ввожу своё прежнее имя: Эвридика-4. Лишь счетчик тел изменился. Дик-3 исчез теперь навсегда.
   Сайто отвечает не сразу. Наконец, передо мной возникает его похожая на галлюцинацию проекция в нейросвязи.
   – Шикарно выглядишь, Дик! – подмигивает он мерцающим, как у филина, глазом.
   – Спасибо, что вытащил! Вечно я доставляю тебе проблемы, – вздыхаю я. – Где ты сейчас?
   – Где-то над Афротропикой, – он обводит рукой горизонт и косится в сторону, сидя за рулём какого-то транспорта.
   Сайто оставил нас на острове Ломбок и увёл ищеек за собой. Конгломераты не догадались искать у себя под носом. Да и не до того им сейчас: Ахерон и Борнео ввязались в яростную войну друг с другом.
   Я понимала: это последний наш разговор. Сайто сказал, что заляжет на дно где-то в тихом гнезде. Может, даже заведёт семью. Если, конечно, найдёт женщину, способную к живорождению. Нам он советовал не расслабляться: конгломераты так просто не отстанут. Да я и сама это знала.
   – Жаль, что мы больше не увидимся, – вздохнул он, стараясь не смотреть мне в глаза. – Знаешь, я всё силился понять: что за чувства связывают вас с Орфеем? Но теперь мне ясно: ты нашла всё, что искала.
   Слушая его, я удивлялась: как раньше я не заметила этих перемен? Внутри расчётливого, хладнокровного клона затеплились постепенно человеческие чувства.
   – Все со временем меняются. Может, я чем-то у тебя заразился? – отшучивается он и поспешно обрывает связь. Слишком поспешно для такого профи, как Сайто…
   Не описать, как я рада снова видеть тебя человеком, Орфей. Ты появился из кокона, словно бог из морской пены. Дитя новой эры. Созданное заново тело выглядит лет на двадцать пять. Оптимальный возраст, когда уже не растёт скелет и нет признаков старения. Ты словно старший брат того щуплого подростка, что я когда-то знала.
   Мы выходим на пляж, так и не одевшись. На мелководье возвышаются руины города. Прибой ласково шепчет у ног, издали доносятся тамтамы аборигенов. Это словно ожившие воспоминания. Только теперь я тебя никуда не отпущу!
   Ты приготовил мне подарок. Биодрон, похожий на синюю птицу, принёс блестящую капсулу. Посылка обжигает руки холодом. Я ошарашено таращусь на пару желтых комочков внутри запотевшего стекла. Яичники! Пока я спала, ты взял образцы моих клеток и вычистил все дефекты. Здоровые органы – такая редкость в наше время! Но теперь у меня будут живорождённые дети. Я столько об этом и мечтала!..
   Кровавый кокон солнца тонет в океане. Ты всё просчитал, Орфей, даже мои чувства. С самого начала я была лишь пешкой твоих планов, незначительной переменной в уравнении. Только зря ты заговорил о детях. Ты хотел собственный улей. Сказал, что нам никогда не защитить потомство от конгломератов, если не перенять их методы. Красивое прикрытие твоих амбиций.
   В глубинах мыслительного бака тебя увлекли идеи завоевания мира. Красота превращения живой плоти в непобедимое оружие, кажется, так ты сказал. Монстры, которых ты создавал в Ахероне, были лишь первым этапом этих планов. И конечно, вырвавшись на волю, ты не собирался от них отказываться. Ты даже не хотел оставаться в человеческом теле, а моё – назвал хилым тельцем, которому не сравниться с творениями конгломератов.
   Я лишь смотрела на тебя оторопело, словно впервые. В сущности, так оно и было. Я с детства любила тебя, но что я о тебе знала? Я чувствовала то же безумие, когда через менаду соприкоснулась с мыслительным баком. И вижу теперь, как в твоих глазах горит эта ненасытная тёмная ярость.
   Ты сказал, что понял главный закон эволюции: любой вид расширяется бесконечно, пока что-то его не остановит. Конгломераты штампуют на конвейере улучшенных солдат и яростно борются за жизненное пространство. Что это, как не естественный отбор? Выжить – значит захватить этот мир раньше других.
   А я всё пыталась что-то тебе объяснить, умоляла, кричала, что не хочу завоёвывать мир и не позволю превратить моих детей в биомассу для опытов! Но ты лишь удивлялся: что здесь такого? Любая форма жизни постоянно совершенствуется, чтобы выжить и расселиться по Земле. Зачем ждать сотни поколений, если это можно сделать за считанные месяцы? Планета созрела для появления нового вида – более приспособленного к жизни, чем ветхое человечество.
   Солнце погасло. Ужас заполняет сознание. Все эти годы я хотела вернуть свой рай, но ты принес с собой лишь ад – безжалостный и жуткий. Я возвратила тебе внешность человека, но внутри ты уже перестал им быть. Даже Сайто, клон из пробирки, был куда человечнее. Как жаль, что я потеряла его из-за тебя!..
   Ты первым ударил меня, Орфей. И это стало последней каплей. Сказал, что справишься сам. Великий план не должен зависеть от одного исполнителя. Я вытираю кровь с разбитой губы. Больно, как тогда. Сказка бесповоротно обратилась в кошмар. И теперь ужас Ахерона будет расползаться по планете, заглатывая континент за континентом… Пока что-то его не остановит, мелькнуло вдруг в голове.
   Ты был куда сильней меня. Под белой кожей переливались свежевыращенные мускулы. Серьёзный противник для моего слабого тела. Но ты ошибся, считая меня безоружной. Коготь – прощальный подарок Сайто – мгновенно выскользнул из потайного кармана в запястье. Отточенный взмах – и из распоротой шеи фонтаном брызнула кровь. Ещё ни разу я не делала этого в новом теле, но мозг отлично помнил все заученные движения…
   Знаешь, что самое странное, Орфей? Иногда мне кажется, что всё это был лишь сон – наведённая галлюцинация. Такое порой случается, когда слишком часто пользуешься нейросвязью.
   Последние лучи солнца умирают за горизонтом. Пальцы невольно касаются металлической капсулы на шее. Орфей, я похоронила тебя на том безлюдном пляже, но взяла с собой образцы твоих клеток. На случай, если мне понадобятся очень умные дети.
   Я щёлкаю предохранителем игломёта и вытираю слёзы. Пилот испуганно оглядывается, не понимая, что я вряд ли смогу ещё кого-то убить.
   – Чего уставился? – раздражённо бросаю ему, пытаясь скрыть эмоции. – Не бойся, как перелетим границу, я тебя отпущу.
   Бесит меня этот биопилот, как и всё накануне месячных. За годы жизни в мужском теле я совсем от них отвыкла.
   А стреколёт всё мчится над сверкающим океаном, унося горечь воспоминаний. Ещё немного и мы достигнем Афротропики – места, где теряется след Сайто. Погоди, дорогой! Может, ты и способен запутать лучших ищеек мира, но от меня тебе точно не уйти. Ты ведь знаешь: я никогда не сдаюсь.

Небесный Щит
Иван Фёдоров

   Стокер пришел в себя в каком-то проулке между двумя зданиями. Истрескавшийся асфальт был практически полностью скрыт мусором: пустыми бутылками, обрывками журналов, испачканной туалетной бумагой. Опираясь левой рукой о шершавую стену, Стокер и сам занимался тем, что вносил посильный вклад в окружающий пейзаж, исторгая из своего желудка некую зеленоватую, едко пахнущую жижу.
   Память наотрез отказывалась пояснять, как эта субстанция оказалась в пищеварительной системе мужчины. Последним, что он помнил, было пробуждение в капсульной ночлежке в компании обдолбанной вусмерть Марго и жесточайшего похмелья. Кажется, он принял вызов от Агента Райс – своего главного нанимателя. А дальше – полная темнота. Может, Кортес брал управление на себя?
   Выдав очередную порцию блевотины, Стокер наконец ощутил хоть какой-то намек на ясность в голове и смог найти в себе силы осмотреться. Он был между двумя панельными домами старой, еще допутинской застройки. Такие здания постоянно порывались снести, но избавиться от них успели только в нескольких районах. В других же местах их немного укрепили, соединили друг с другом и соседними строениями и включили в общий архитектурный ансамбль города. Если, конечно, хаос громоздящихся друг на друга жилых и нежилых сооружений можно так назвать.
   Стокер почти не застал те времена, когда над головой можно было увидеть синее небо и яркое солнце. После взрывного роста населения в конце двадцатых, правительство решило объединить отдельные здания и соорудить перекрытие, которое отделило бы новые, верхние, постройки от старых. Вечный полумрак нижнего города, который только еще больше сгущался в таких вот тесных проулках, теперь разгоняли длинные полосы тусклых неоновых ламп и редкие звезды нестерпимо ярких светодиодов.
   На ближайшей освещенной улице стоял патрульный. Он смотрел прямо на Стокера, и на лице полицейского читалась упорная борьба между желанием пощипать алкоголика, блюющего между домами, и отвращением к подобному субъекту.
   – Пошел ты на хрен, урод! – пробормотал мужчина, изобразив кивок и улыбку, будто говоря: «Добрый день, господин офицер!»
   Полицейский поморщился и поспешно отвернулся. Брезгливость победила. Ну и черт, с ним, подумал Стокер. Куда же, дьявол подери, затащил его Кортес, и, самое главное, с какой целью?
   Пошатываясь мужчина двинулся в сторону выхода из проулка, противоположного тому, где был легавый. В этом направлении улица была погружена в подозрительную темноту, будто в нижнем городе опять начались отключения электроэнергии, как в позапрошлом году. Шагая по отбросам и экскрементам, Стокер пытался услышать голос в своей голове. Но Кортес упрямо молчал. Параллельная личность, сволочь такая, сейчас спала.
   Удушающая смесь газов, по недоразумению зовущаяся воздухом, наполнявшая улицы нижнего города, показалась свежайшим морским бризом тому, кто выбрался из тесного, загаженного проулка. Стокер втянул носом привычные ароматы и осмотрелся, пытаясь сообразить, почему вокруг так темно. Вывески и неоновые трубки еще помаргивали, создавая сюрреалистический танец цветов, но основное освещение не работало. С межуровневого перекрытия, находившегося в трехстах метрах над улицей, капал конденсат, указывая на то, что дневные лампы погасли буквально несколько минут назад, и стремительно остывающий потолок собирал на себя влагу улиц-тоннелей.
   Где-то справа виднелось зарево пожара, но вряд ли обычное возгорание могло обесточить такой большой район. Может, опять террористы?
   Головная боль снова напомнила о себе, вонзившись в правое полушарие мозга, которое все еще целиком принадлежало Стокеру. Он сморщился и постарался выбросить из головы террористов, веерные отключения электроэнергии и мысли о Кортесе, который опять затащил его в какое-то дерьмо и затаился.
   На противоположной стороне улицы светилась вывеска какой-то забегаловки. Хозяин уже раскочегарил генератор, и окна заведения светили ярким и ровным светом. К дьяволу всех! Надо выпить кофе, подумал Стокер и зашагал через проезжую часть. Беспилотные электромобили послушно замедлялись или перестраивались, ведомые общегородским искусственным интеллектом, так, что мужчина оказывался в центре свободного и безопасного пространства. Какой-то псих, который вел машину сам, нарушил стройный танец транспортных средств, едва не зацепил Стокера и разразился вслед громкими ругательствами и сигналами клаксона. Угрюмый пешеход показал ему средний палец и вошел в кафе.
   В заведении не оказалось посетителей, и Стокер сразу направился к автомату с напитками. Имплант в его голове связался с чипом агрегата, прошел авторизацию и предоставил системе забегаловки всю необходимую информацию. В ответ перед Стокером засветилось приглашение сделать заказ. Мужчина ткнул пальцем в сенсорный дисплей и поморщился, когда с лицевого счета списалось на двести рублей больше, чем он рассчитывал. Умирающая валюта снова начала стремительное падение на фоне роста юаня и йены. Значит, вскоре рухнет и доллар, который, как никогда раньше, зависел от рубля.
   Автомат нацедил в бумажный стакан серо-зеленой жидкости, которую выдавал за кофе и пиликнул о готовности. Во всяком случае, эта бурда была достаточно горячей, чтобы выжечь из глотки Стокера вкус собственной блевотины.
   О, двоичные боги, благословите кофеин, таурин и прочие химикаты, которые плескались сейчас в бумажном стаканчике. Несмотря на отвратительный вкус, мозги прочищает на отлично. Отдельные фрагменты мыслей вновь соединяются в логические цепочки, мозаика образов складывается в единую картину мира. В углу поля зрения перестает моргать значок опасности для кровоснабжения головного мозга.
   – Что тут произошло? – спросил Стокер у человека за стойкой, когда нашел в себе силы связывать отдельные слова в осмысленную речь.
   – Самолет упал, – просто ответил тот. – Проломил перекрытие и свалился в промзоне.
   Стокер допил обжигающую жидкость одним большим глотком, смял бумажный стакан и бросил его в утилизатор в углу. Теперь можно осмотреться как следует, решил мужчина, выходя на улицу. Прояснившийся разум легко выделял отдельные элементы окружающей ситуации. Вот здесь самолет задел здание, вон там прошел насквозь, будто не заметив бетонных плит, еще дальше повредился топливный бак, залив прилегающую улицу токсичной пылающей жижей. Потом, видимо, просто проломив заграждение, то, что осталось от аппарата, скрылось в промзоне.
   Судя по следам, самолет был небольшой. Наверняка, корпоративный микроджет с одним пилотом и одним важным управленцем на борту. А там, где корпорации, там и их секреты.
   Еще не определившись толком с планом действий, Стокер уже зашагал в сторону промзоны, закуривая на ходу дешевую сигарету. Этот шанс нельзя было упускать. За корпоративные секреты очень неплохо платят. Та же Агент Райс интересовалась «Нейросистемс» и масштабным проектом «Небесный Щит». За любые сведения она обещала крупные суммы. А деньги нужны были Стокеру как никогда: измученный алкоголем и стимуляторами организм все чаще давал сбои, да и на наркотики для Марго уходило все больше. Мужчина выудил из набедренника ингалятор со «смесью Маршалла», который, судя по всему, отобрал у подруги утром, когда уходил из ночлежки. У него были планы на эту ночь, и хотелось провести ее именно с Марго, а не с многогранной, безумно любопытной, смелой, но все же чуждой личностью, какой ее делал наркотик.
   – Глупая дурочка, – пробормотал он с внезапной нежностью, попутно сунув флакончик с «маршем» обратно. Желание самому сделать затяжку наркотика мужчина подавил в зародыше. Нет, и хватит об этом!
   Тем временем он миновал два квартала и все ближе подходил к ограждению, которое пробил при падении упавший летательный аппарат. К месту событий уже стягивалась толпа зевак. Мглу разгоняли пара прожекторов и сполохи проблесковых маячков на полицейских машинах. Легавые уже выставляли периметр. Сейчас пригодилась бы помощь Кортеса, но тот не отвечал, схоронившись где-то в глубинах разума.
   Стокер осмотрелся, замечая многочисленные камеры под карнизами окружающих домов и на столбах. Сколько из них еще работали? Все ли были подключены к сети? Мужчина нацепил на лицо заученное выражение, которое не отмечалось алгоритмами распознавания образов как подозрительное и зашагал к левой обочине. Чуть дальше начинались брошенные грузовые терминалы, связанные с промзоной. Они были запечатаны, когда остановилось производство, но практически не охранялись. Пока фараоны тормозят, можно попробовать проскочить к месту крушения.
   Но для этого надо взломать простенькую охранную систему… Используя полу-официальный имплант, который очень не хотелось светить за такой деятельностью. Именно поэтому для всех противоправных действий лучше использовать Кортеса – искусственную личность, имеющую свой, полностью пиратский, имплант и дублирующий набор интерфейсов, спрятанный под волосами на левом виске. Неотслеживаемый и способный взломать практически любую компьютерную систему, он был создан специально для подобных целей.
   Оставалось надеяться на неразбериху, вызванную крушением, и на оборванные провода. Стокер вызвал перед собой иллюзорное изображение со списком доступных беспроводных сетей. Таковых не наблюдалось, что давало надежду, что данный район стал на какое-то время невидим для глобальной сети и живущих в ней поисковых систем. Мужчина подключил универсальным шнуром свой имплант к замку на ближайшем погрузочном ангаре и запустил взломщик. Через минуту ближайшие ворота с ужасающим скрипом двинулись вверх.
   Стокер поспешно остановил их и огляделся, вытаскивая шнур из порта. Парочка панков, вооруженных дубинками с интересом смотрели на него. Легавые, к счастью, оказались слишком заняты, чтобы обратить внимание на посторонний шум. Взломщик выудил из кобуры за пазухой любимый «ПММ2.5», продемонстрировал разодетым хулиганами и выразительно покачал головой. Панки тут же потеряли всякий интерес к Стокеру и устремились к разрастающейся толпе. Наверняка, начнут стычку с полицией. Что ж, это только на руку.
   Мужчина спрятал кабель и снова порылся в набедреннике. Кофе – это, конечно, хорошо, но для грядущего проникновения необходимо что-то посильнее. Две продолговатые сине-красные капсулы перекочевали из тюбика в ладонь, а затем в рот. Теперь надо подождать… и потерпеть. Живот скрутило так, что Стокер зашипел сквозь зубы. Вот еще один удар по расползающемуся по швам организму. Но оно того стоило. Главное не изрыгнуть стимулятор обратно. Терпеть. Терпеть!
   Через минуту отпустило, только противно ныл правый бок. Где-то там печень самоотверженно несла основной урон. Зато мозг окончательно взбодрился и работал в полную силу. Ни следа от похмелья, никакого тумана и путаницы мыслей. В самый раз для незаконного вторжения.
   Стокер ухмыльнулся и бросился на асфальт, протискиваясь под воротами в ангар. Внутри царила кромешная тьма. Пришлось включать инфракрасный режим в линзе на правом глазу, в то время как устройство на левом испускало невидимый глазу инфрасвет, озаряя дорогу. Окрашенное в оттенки серого помещение казалось карандашным наброском или простенькой трехмерной моделью, призванной продемонстрировать лишь основные черты сооружения. В цифровом шуме картинки и низком ее разрешении терялись некоторые отдельные предметы и мусор, который в избытке должен был быть разбросан в заброшенном терминале.
   Держа пистолет наготове, Стокер зашагал через огромный зал к проходам, что вели в промзону за стеной. По пути он снова попытался вызвать Кортеса, но искусственная вторая личность все еще была недоступна. Какой смысл внедрять к себе в разум подселенца, если тот то и дело проваливается в спячку в самый неподходящий момент?
   Один из проходов привел его к похожему залу только уже в промышленном квартале. Большое помещение было пронизано несколькими лифтовыми шахтами, которые вели на верхний ярус города, к солнечному свету. Отсюда же начинался лабиринт коридоров, цехов и лабораторий.
   Неожиданно тишину разорвал резкий и громкий звук. Гул шел откуда-то сверху, и нарушитель периметра судорожно осматривался, пытаясь определить его источник. Он сжимал рукоять «ПММ2.5» и таращился на потолок, когда одна из лифтовых шахт ослепительно полыхнула ярчайшим белым светом. Нестерпимо яркая звезда зажглась под перекрытием и не спеша поползла вниз.
   Стокер снова выругался и коснулся скрытой кнопки на виске, выключая ночное видение. Проморгавшись и немного освоившись в новых условиях, он увидел ярко освещенную платформу, которая уже преодолела четверть расстояния до пола. На открытой площадке за невысокими перилами стояли шесть человек. Четверо были в белоснежных комбинезонах с символикой корпорации «Нейросистемс», что подтверждало теорию Стокера о происхождении упавшего микроджета. Все они были вооружены пистолетами, которые висели в кобурах на поясе. Но эти ребята не представляли особой угрозы для взломщика, особенно на таком расстоянии. А вот двое других были закованы в высокотехнологичную броню черного цвета, которая матово поблескивала под яркими лампами лифта. Головы их были скрыты под шлемами и тактическими масками, а руки крепко сжимали пистолеты-пулеметы «Kechler & Koch MP55».
   – Твою мать, – шепотом проговорил Стокер, хотя точно знал, что надеяться на то, что его не заметят не стоит. У бойцов корпоративной частной охраны все оборудование всегда самое современное и высококлассное. У этих парней перед глазами сейчас развернут тактический дисплей, куда выводится информация об окружении, отслеженные перемещения в радиусе километра и данные акустического сканирования. Даже если нарушитель задержит сейчас дыхание, то боевой компьютер в броне охранников обнаружит его по чересчур громкому сердцебиению!
   Радовало лишь одно. Стокера отделяло от бойцов метров триста, а «MP55» славились своей абсолютной убойностью только до двухсот. Дальше кучность стрельбы начинала падать экспоненциально. Лишняя сотня метров давала взломщику шанс добежать до входа в ближайший коридор.
   Охранники почти синхронно вскинули пистолеты-пулеметы и, расставив ноги, чтобы противостоять сильной отдаче, открыли огонь. При наличии двух орудий, шансы Стокера упали вдвое, но, черт возьми, это не было поводом стоять и ждать, пока его нашпигуют свинцом и ураном. Мужчина кинулся к ближайшему выходу из зала, даже не пытаясь стрелять в ответ.
   Тяжелые бронебойные пули застучали по решетчатому полу, разрывая металл и высекая фонтанчики искр. Вероятность того, что Стокер доберется до двери живым, падала с каждым прошедшим мгновением. Но он все еще бежал, а свинцовый дождь шел где-то рядом. Наконец, заветный выход в двух шагах. Уже забегая в коридор мужчина ощутил толчок слева. Бок обожгло болью, она рванулась во все стороны, проникая в брюшину и цепляя спину. На ближайшую стену плеснула кровь. Ноги подкосились, и Стокер рухнул на пол уже вне зоны обстрела.
   Достали-таки, сволочи! Взломщик выудил из сумки шнур, но понял, что сам будет ковыряться слишком долго. Корпораты успеют не спеша спуститься на лифте, прогулочным шагом дойти до двери и в упор расстрелять нарушителя, а тот все еще будет пытаться сломить систему защиты промкомплекса. Локальная сеть здания оживала, вновь разбуженная ребятами из «Нейросистемс». Она должна была помешать прочим мародерам добраться до самолета, но, по иронии судьбы, именно она была последним шансом для Стокера. Если только у него получится разбудить своего подселенца.
   – Кортес! – закричал вслух мужчина, не заботясь о том, что его могут услышать корпораты или система глобального слежения. – Ты где, мать твою?
   «Я здесь, амиго, – раздался голос в голове. – Какого дьявола ты сделал с нашим телом?»
   «Заткнись и взломай местную сеть, быстро!» – оформил мысль Стокер.
   Первое время, когда он только-только решился на сплит-диссоциацию, общаться таким образом было трудно. Взломщику приходилось губами артикулировать то, что он хотел сказать, чтобы передать через интерфейс в собственном мозге оформленную фразу. Потом навык пришел, и теперь он мог «разговаривать» с искусственной второй личностью без особых проблем.
   «Шнур!» – рявкнул Кортес, если конечно подобное слово применимо для почти неуловимой мысленной команды.
   Стокер послушался без промедления. Его подселенец был создан для противоправной деятельности и знал, что нужно делать. Иногда он полностью брал на себя контроль над телом, но сейчас, видимо, слишком устал. Пришлось мужчине самому втыкать шнур сначала в универсальный разъем на панели возле двери, а потом, другой конец, в порт у себя за левым виском.
   «Руби лед, приятель!» – только и успел подумать Стокер. Голову тут же расколола пополам резкая боль. Так бывает, когда цифровая личность слишком активно принимается подключать ресурсы мозга для решения своих задач. Ничего страшного, уже привыкли.
   В сортировочном зале разнесся топот тяжелых сапог по металлическому решетчатому полу. Лифт уже доставил отряд корпоратов вниз, и двое охранников спешили закончить начатое. Стокер воспользовался моментом, чтобы осмотреть свои раны. Два входных отверстия в левом боку и два выходных справа. Повезло, что пули не были разрывными. Бронебойные, с урановыми сердечниками, просто прошли сквозь брюшину, разрывая кишечник. Ударившая в нос вонь только подтвердила диагноз. Это значило, что его собственные экскременты уже начали отравлять и без того исмученный организм. Без медицинской помощи это верная смерть. Причем довольно скорая.
   «Ты заканчиваешь там?» – промыслил взломщик.
   «Уже почти, – донеслось в ответ. – Тебе надо срочно заняться своими ранами?»
   «Я жду, пока ты закончишь, – Стокер усмехнулся. – Не забывай, что тебе тоже будет больно.»
   Грохот шагов раздавался совсем рядом. Неожиданно послышался щелчок, и из-за угла в коридор, где сидел нарушитель, залетела граната. Смертоносный предмет упал прямо около ноги Стокера, чем тот незамедлительно воспользовался, оттолкнув готовый взорваться цилиндрик прочь. Тот выкатился в сортировочный зал, и в это же мгновенье за ним опустилась тяжелая металлическая дверь. Кортес успел. Эта искусственная, вечно всем недовольная сволочь, таки справилась со своей задачей.
   Грянул взрыв. Голова полыхнула нестерпимой болью, и Стокер со стоном повалился на пол. Нейрошнур вылетел из разъема, напоследок опалив искрой волосы на виске мужчины. Дверь перекосило в стальной коробке и наглухо заклинило в закрытом состоянии. Пострадали корпораты от взрыва или нет, но они уже не смогут преследовать его этим путем.
   Стокер некоторое время лежал на полу, чуть приподнявшись на руках. Ждал, пока стихнет боль. Из носа шла кровь, будто ему мало было кровопотери из огнестрельных ранений. Больше всего он боялся, что закоротивший блок управления дверью выжег ему левое полушарие вместе с Кортесом. Правда в таком случае последствия должны были…
   «…быть посерьезней даже самой страшной головной боли, – Стокер не сразу сообразил, что это не его мысль оформляется в голове. – Я все еще тут!»
   «Жив, гад,» – ухмыльнулся взломщик, снова садясь спиной к стене.
   «А ты надеялся избавиться от меня поскорее, амиго? – откликнулся Кортес. – Не дождешься. По крайней мере, не раньше чем мы оба отбросим копыта. Не хочешь рассказать, что, демон тебя подери, тут случилось?»
   «Хочу добраться до микроджета „Нейросистемс“ раньше их охраны, – Стокер принялся копаться в сумке, пытаясь отыскать там что-то еще. – Вот только немного себя подлатаю. Ты хоть очистил нам путь?»
   «Оставил открытым один маршрут, – ответил подселенец. – Остальные двери заблокированы. Корпоратам понадобится какое-то время, чтобы добраться до нас.»
   «До нас им нет никакого дела, приятель, – мужчина выудил из набедренника маленький балончик и принялся задирать рубаху, чтобы добраться до своих ран. – Эти ублюдки идут за самолетом, чтобы не допустить утечки. Это же „Нейросистемс“! „Небесный Щит“ и все такое! Помнишь? Моя работа с Агентом Райс в последние месяцы вела меня к ним. Я почти готов найти ответы на все вопросы и выполнить контракт.»
   «Мой тебе совет: не суйся туда. Если мы в ближайшее время не окажемся в больнице, то сдохнем.»
   Стокеру показалось, что он уловил некоторое отчаяние в обычно безэмоциональной речи Кортеса. То ли дело было в самой структуре фразы, не свойственной для искусственной личности, то ли в том, что какую-то долю переживаний сплит-интерфейс все же способен был передать. Стокер сформировал ответ:
   «Сдается мне, что в этот раз мы сдохнем в любом случае! А теперь заткнись, сейчас нам будет больно!»
   И он выпустил из балончика белую струю, которая обратилась быстро застывающей пеной, мгновенно остановившей кровотечение из пулевых отверстий в боку. Побочным эффектом было нестерпимое жжение и боль, когда вещество принялось стягивать края ран. Стокер сжал зубы и лишь шипел, пока пена застывала. Затем он стер излишки и повторил процедуру с другой стороны тела. Потом вернул рубаху на место.
   Теперь у него будет несколько дополнительных минут на то, чтобы закончить начатое. Осталось только взбодрить обессилившее тело. Шипя и матерясь от боли мужчина выудил из своего набедренника красный пакетик. Тот, что берег на самый крайний случай. Разорвал его зубами и вытряхнул на ладонь маленький шприц-пистолет. Эта штука будет покруче тех колес, что он уже проглотил. У препарата, заряженного в этот шприц, была какая-то буквенно-цифровая маркировка, но в армии все звали его просто «Берсерк», потому что применялся он чаще всего для самоубийственных атак, когда шансов выбраться живым было совсем мало. Он блокировал боль, страх, повышал реакцию и заставлял мышцы работать на пределе возможностей. Вот только после боя часто было тяжелее вывести из организма остатки этого стимулятора, чем залечить раны солдата.
   Кортес пытался достучаться до него, увещевая не использовать ядовитый стимулятор. Но Стокер игнорировал подселенца. А когда тот попытался перехватить контроль над телом, пресек эту попытку волевым усилием, на которое был способен лишь тот, кому уже нечего терять.
   Шприц-пистолет лег в ладонь и взломщик приставил его к своей яремной вене. На мгновение ему представилось, что это не медицинский аппарат, а его любимый «ПММ2.5», которым он собрался вынести себе мозги. В некотором переносном смысле это было недалеко от истины. Стокер вдавил спуск, и, после едва заметного укола, по его телу начала распространяться горячая волна.
   Уже две минуты спустя он бодро шагал по узкому коридору, сжимая в руках пистолет. Боль пульсировала на местах пулевых ранений, но не мешала идти, а наоборот подгоняла вперед. Неприятное ощущение расползалось по брюшине, явно намекая на грядущие проблемы, но это волновало мужчину в самую последнюю очередь. Мысли стали невероятно ясными, четкими, примитивными и сосредоточенными только на поставленной задаче. Отыскать микроджет. Найти информацию. Передать заказчику…
   Дьявол! Об этом он как-то не подумал: в районе же авария. Проводная сеть практически выведена из строя. Именно этим он и воспользовался, чтобы проникнуть в промзону.
   «Кортес, – позвал он. – Проверь доступность внешней сети.»
   «Проводка лежит, – откликнулся искусственный помощник. – Сотовая сеть обвалилась выше четвертого поколения включительно. Можно достучаться разве что до старых 3G-вышек. При желании можно пробиться до основных узлов.»
   «Этого должно хватить, – Стокеру еще никогда не было так легко формировать мысли для общения через сплит-барьер. – Подготовь канал к Агенту Райс. Отправим ей инфу о «Щите»
   «Не думаю, что тебе захочется это делать.»
   «О чем ты? – коридор привел в небольшой зал, откуда вели еще три пути. – Куда дальше?»
   «Левый проход, амиго.»
   «Так о чем ты говоришь? Почему я не должен хотеть завершить свой главный контракт?»
   «Потому что именно для этого я и сбил этот самолет!» – неожиданно заявил Кортес.
   «Слушай, я все понимаю: ты руководствуешься лишь логикой и точным расчетом. Потому и придумываешь причины, чтобы не делать этого. Но для меня важно добыть эти сведения.»
   «Ты нихрена не понимаешь! – вдруг огрызнулся Кортес. – Думаешь, что я лишь искусственный разум, подсаженный тебе в мозг?»
   «Вообще-то, приятель, так оно и есть.»
   Коридор вывел в большой цех, часть которого сильно пострадала при падении самолета. Стены обвалились и начался пожар, который нехотя выедал все, что мог поглотить в этом царстве металла и камня. Немногочисленные пластиковые детали коптили ядовитым дымом, который поднимался вверх и скапливался под потолком. За этим цехом начинался обширный двор промзоны, куда, судя по всему, и свалился летательный аппарат.
   Раздался далекий взрыв, и Стокер почувствовал, как под ногами дрогнул пол. Это охрана «Нейросистемс» пробивала себе путь через заблокированные Кортесом коридоры. Надо было спешить. Надолго корпораты не задержатся. Взломщик по пандусу спустился на заваленный хламом пол и побежал через огромное помещение.
   «Стой! – вдруг пришла необыкновенно яркая команда от второй личности. Стокер тут же замер на месте, то ли от неожиданности, то ли частично отдав тело в распоряжение подселенца. Тот продолжил: – Я придумал, что делать! Марш!»
   «Я и так спешу изо всех сил,» – мужчина уже готов был снова побежать вперед, но мысленный голос уточнил:
   «Нет, идиот! „Смесь Маршалла“! У тебя же с собой ингалятор, который ты отобрал у Марго! Ширнись!»
   – Ни за что! – вслух рявкнул Стокер. – И не будем об этом! У меня есть принципиальная позиция насчет этой дряни.
   «Дьявол тебя подери! Эти принципы специально заложили в тебя, потому что „Марш“ имеет один побочный эффект. Но именно он нам сейчас и нужен!»
   «Это наркотик, который разрушает мозг, – ответил Стокер, все-таки шагая через зал. – Мне это совсем не нужно.»
   «Смесь Маршалла» перенаправляет нейронные связи, нарушая цепочки мыслей, путая ощущения, тасуя воспоминания, – медленно, словно умственно отсталому, пояснял Кортес. – Он не наносит фатального урона. Люди десятилетиями живут на этой дури, вечно находясь между сном и явью, галлюцинацией и реальностью. Ты отдаешь себе отчет в том, что Марго, скорее всего, сомневается в самом твоем существовании?»
   «Ну и зачем это мне?»
   «Напомни мне, каким образом у тебя в голове уживаются две личности?» – невпопад поинтересовался Кортес.
   «Сплит-диссоциация, – припомнил Стокер. – Процесс искусственной организации нейронных связей в мозге человека, при котором образуются две независимых структуры, связанные через особый интерфейс, так же выстроенный на основе синаптических линий пользователя! Твою мать, Кортес, ты хочешь, чтобы мы слились?»
   «Нарушение сплит-барьера позволит тебе знать мои мысли и воспоминания, и наоборот. Мы с тобой работали над одной и той же задачей, но с разных концов. Я не мог доверить тебе того, что знал сам, ибо ты оказывался моим соперником в этом деле! Но этому пора положить конец. Я не могу установить связь с Агентом Райс, и ты скоро узнаешь почему. Но если в итоге захочешь, то я перешлю данные кому угодно.»
   Стокер снова остановился и посмотрел на ингалятор в своей ладони. Когда он успел там оказаться? Мужчина не помнил, чтобы вытаскивал его. Черт возьми, надо было выкинуть эту дрянь сразу после того, как он вышел из ночлежки! Глубинное отвращение к «Смеси Маршалла» всплыло из подсознания Стокера, и тот твердо произнес вслух:
   – Нет!
   И тут же его рука сама поднесла ингалятор к губам, а те послушно обхватили раструб. Большой палец вдавил кнопку, открывая клапан. Кортес! Это он перехватил управление, действуя исподтишка, не подчиняя себе тело целиком, но заставляя двигаться его части. Стокер сосредоточился на том, чтобы вернуть под контроль руку, а подселенец, воспользовавшись моментом, заставил их общие легкие максимально расшириться, втягивая токсин.
   «Сволочь!» – основная личность, наконец, смогла вернуть себе руку.
   Ингалятор тут же полетел на пол, и Стокер поспешил раздавить прибор своим тяжелым ботинком. Но было уже поздно. Глубоко в легких «Смесь Маршала» уже всасывалась в кровь, и без того превращенную сегодня в ядреный токсический коктейль. Теперь это вопрос нескольких секунд, чтобы система кровоснабжения донесла этот яд до мозга.
   «Теперь, вперед! – скомандовал Кортес. – Назад пути больше нет. Скоро ты все поймешь, а пока нам надо поспешить, чтобы успеть добраться до самолета раньше прочих!»
   Стокер помотал головой и припустил дальше, к выходу из зала. Тело слушалось мгновенно, бежать было легко и приятно. Боевой стимулятор работал, используя все доступные ресурсы. Все мышцы в тонусе, все связки отзываются мгновенно, все нервы гудят от снующих по ним сигналов. А вот разум, запертый в этом бегущем теле, уже начал выкидывать фортели.

   – Бронсон, мне нужен «Кортик», срочно!
   – В чем дело, Кортес? Твоя подружка сделала ход?
   – Да, члены ячейки Райс собрались похитить данные у «Нейросистемс», и мой приятель Стокер помог им с допуском на орбитальную станцию. Мне удалось перехватить управление телом, проследовать за ними, и устранить всех, кроме Марины. Она рванула в космос. Нельзя допустить ее возвращения.
   – Ты хочешь ее сбить?!
   – Других вариантов я не вижу. Уверен, что она сумеет достать нужные данные и покинуть станцию. Здесь же она захочет передать их «Оптиме» или еще кому похуже.
   – Дьявол, Кортес, но ведь ты с ней… Она..
   – Бронсон, заткнись и достань мне «Кортик». Времени в обрез!
   – Понял, понял! Уже организую логистику. Будь наготове, скоро скину координаты.
   – Спасибо, конец связи!

   Стокер выдохнул, остановившись возле стены сортировочного зала. Упершись рукой в перегородку, он затряс головой, пытаясь понять, что происходит, и куда делись те несколько секунд, что он бежал до этой стены. Кажется фрагменты памяти уже начали плясать, меняясь местами. И только что он видел тот, что принадлежал не ему. Вернее, не совсем ему.
   И тут же новый провал. Сколько времени прошло? Минута? Несколько секунд. Самолет прямо перед ним, среди груд хлама, скопившегося на заводской территории. Над головой только межъярусное перекрытие, где искрится проводка и клубятся облака ядовитого дыма от пожаров. Микроджет неплохо сохранился, учитывая, что его подбили из сборного сверхкомпактного ПЗРК «Кортик». Каким-то образом, Стокер уже был точно уверен, что события развивались именно так.
   Крылья оторвались при жесткой посадке, сломались шасси. А вот фюзеляж почти целый. Мощные двигатели расплескали горючее, но не взорвались, что, по-видимому, и спасло все остальное. Стокер уже видел такие аппараты. Они одинаково хорошо летали в плотных слоях атмосферы и в разреженных, умудрялись совершать суборбитальные перелеты. Эта штука вполне могла прилететь с одной из орбитальных станций.
   Господи, о чем он думает?! Какие станции? Космос заброшен давным давно. Людям хватает проблем на Земле. Китай и Россия свернули программы десятилетия назад. США делает вид, что все еще планирует миссию на Марс, но всем давно известно, что это основной способ распила государственного бюджета. Корпорациям же нет дела до исследования неизведанного, если это не сулит прибыли. Земля – колыбель человека – станет и его могилой. В Москве уже начали сооружать третий ярус города. Новая скорлупа, которая когда-нибудь покроет весь мир, заключив под собой гниющее человечество.
   До упавшего самолета оставалось не больше сотни метров, когда к нему с другой стороны, выбравшись из канализационного люка, устремилась группа вооруженных людей. Судя по их обмундированию, собранному из частей различных боевых доспехов, это были мародеры, пришедшие поживиться корпоративными технологиями. Нельзя позволить им добраться до микроджета…

   Это был бой. Не настоящий. В старой виртуальной реальности, где на голову нахлобучен тяжелый шлем, а к конечностям прилеплены кучи датчиков. Он еще подросток. Они с приятелями в игровом клубе, сражаются с командой ребят из соседнего района. Его псевдоним – Сектор, он лидер своего отряда, лучший из них. Автомат в его нарисованных руках выпускает короткие очереди, каждая из которых достигает цели. Графика в игре – предел тогдашних технологий: колышется на ветру листва, бьются стекла, брызжет кровь.

   Это не его воспоминания. Или его? Все путается под воздействием проклятого наркотика. Чужая память просачивается в мозг. Его собственная личность плавится и деформируется. Кто он? Стокер? Кортес? Сектор? Никто из них, и все они разом.
   Мародеры заметили его и открыли огонь. Тело отреагировало молниеносно. Он сместился в сторону, вскинул «ПММ» и ответил двумя выстрелами. Лохматая голова одного из противников – парня или девушки, кто их разберет – дернулась, плюнув мозгами на выжженную землю. Мародер упал, но его товарищи не дрогнули и сконцентрировали огонь на Стокере. Впрочем, сейчас он был скорее Сектором, подростком из игрового клуба. Ощущения были похожи – тело, будто чужое, но при этом быстрое, сильное и ловкое. Это как виртуальная реальность, вот только цена поражения чуть выше.
   Сектор, однако, не собирался проигрывать.
   Его движения были четкими и выверенными. Он заранее знал, в каком направлении полетят пули, предугадывал действия своих врагов и оказывался там, где они не ожидали его увидеть.
   Взломщик выскочил из-за очередного укрытия и бросился к следующему, пока мародеры поливали свинцом оставленный позади остов какой-то машины, навек застывший посреди двора. Два выстрела по ближайшей цели. Первый – в центр силуэта, второй, по возможности, – в голову. Обе пули достигли своей цели, мародер повалился лицом вниз.
   Трое оставшихся принялись обстреливать новое укрытие Сектора, ожидая, пока тот выскочит с другой стороны. Но он снова обманул их ожидания, развернувшись и показавшись обратно. На этот раз нарушитель бросился прямо на своих конкурентов. «ПММ2.5» выплюнул в лицо одному из мародеров два заряда, угостил второго в грудь, а затем принялся щелкать опустевшим затвором. Слишком рано! Будто кто-то успел разрядить половину магазина заранее…
   – Мне удалось перехватить управление телом, проследовать за ними, и устранить всех, кроме Марины.
   Благо бежать оставалось недалеко.
   Последнего мародера Стокер сбил толчком плеча, затем прыгнул сверху и ударил согнутыми пальцами в незащищенное горло. Кадык со смачным хрустом вдавился внутрь, противник вытаращил глаза на своего убийцу и захрипел умирая. Победитель вырвал у него оружие и добил того парня, которому прострелил до этого грудь. Бой был завершен.
   Стокер пошатнулся, когда перед глазами все поплыло. То ли стимулятор перестает действовать, то ли «Марш» окончательно вывел его мозг из строя. Нужно было продержаться еще совсем немного. Цель была рядом, хотя конкретно в данный момент мужчина не мог вспомнить, в чем она заключалась.
   Где-то в сортировочном цехе прогремел взрыв. Это корпораты почти нагнали своего противника. Остались считанные минуты, чтобы доделать свое дело. Он устремился к покореженному микроджету, пытаясь вспомнить, что ему делать. Добыть информацию? Прикончить пилота и предотвратить утечку? И кто такая эта Марина?
   Они в небольшой комнате, освещенной мягким приглушенным светом. Занимаются любовью. Тела сплетены, души слиты воедино. Вот партнерша отстраняется, и он может разглядеть ее. Это не Марго, хотя фигура очень похожа. Только на теле нет того множества татуировок, которыми разукрасила себя наркоманка. Прическа тоже один в один, а вот лицо – совершенно другое. Такое знакомое. Такое… любимое!

   Стокер вскочил на фюзеляж и рывком откинул колпак кабины, который после аварии держался едва-едва. Изнутри упавший самолет выглядел хуже, чем снаружи. Будто барабан стиральной машины, в которую бросили кирпич во время отжима. Все было сорвано со своих мест, разломано и будто пережевано зубами некого чудовища.
   Женщина пилот была в микроджете одна и была еще жива. Шлем раскололся во время падения и свалился с головы, которую уберег от печальной участи. Лицо было исцарапано осколками стекла и пластика и никак не хотело быть узнанным. Разум Стокера пытался сопоставить облик пострадавшей с только что виденным воспоминанием, но пока это не удавалось. Мешала и изменившаяся прическа, и гримаса боли, не желающая сходить с этого лица. Тяжелая панель управления аппарата оказалась сорванной со своего места и придавила пилота в районе таза, наверняка раздробив там все кости.
   Тем временем незнакомка открыла глаза и попыталась сфокусировать взгляд на Стокере. Это получилось не сразу, но в определенный момент боль уступила место удивлению, и женщина прохрипела голосом Агента Райс:
   – Сережа?! Что ты здесь делаешь?
   И это слово – обычное человеческое имя – сработало как детонатор для бомбы. Мозг мужчины взорвался миллиардом воспоминаний, который сначала разлетелись осколками, пытаясь одновременно завоевать внимание человека, а потом вдруг сложились, наконец, в одну цельную и непротиворечивую личность – амбициозного сотрудника «Нейросистемс», который пожертвовал собственной идентичностью для того, чтобы защитить секреты корпорации.
   – Здравствуй, Агент Райс, – проговорил мужчина. – Или мне все же звать тебя Мариной?
   – Стокер! – выдохнула пострадавшая. – Это с самого начала был ты…
   – Да – проговорил Сергей, поднимая отнятый у мародеров пистолет-пулемет. – Я изменил голос с помощью искусственной гортани и разработал новую личность, которая сочувствовала твоим взглядам, чтобы втереться к тебе в доверие и, по возможности, предостеречь тебя от ошибок.
   – Но ты же понимаешь, что я права. Ты был Стокером, ты все слышал и видел сам. Люди должны знать, пойми, – тихо произнесла умирающая. – Отрезать все человечество от новых знаний – это преступление.
   – Прогресс не остановить, Марин, – мужчина вдруг почувствовал страшную пустоту внутри. Стимулятор почти прекратил действовать, а разорванные кишки продолжали отравлять все вокруг себя. – Люди просто не могут за ним угнаться. Каждый миг совершается новое открытие, и что с ним делать надо еще понять. Процесс познания должен быть выстроен по-новому, если мы не хотим окончательно рухнуть в бездну технологической сингулярности. Поэтому старое человечество надо оставить позади. Помнишь, мы же вместе разработали эту концепцию.
   – Но, – голос ее слабел. – Этим мы обрекаем всех на гибель!
   – Нет, любимая, – Сергей покачал головой. – Этим мы даем людям шанс на будущее среди звезд. Вся предыдущая история человечества была лишь созреванием плода в утробе. А сейчас мы проходим через рождение. И Земля в этом процессе – это сыгравшая свою роль плацента, которая оказалась поражена болезнью. Поэтому людям жизненно необходимо отбросить ее, чтобы не подхватить заразу.
   – Это неправильно.
   – Знаешь, а ведь Стокер действительно был согласен с тобой. Он вообще оказался на редкость наивным парнем. Считал, что «Небесный Щит» делается для того, чтобы корпорации удержали человечество на Земле, выкачивая из него деньги. Хотел гласности и свободы информации. Он не понимал, что «Щит» это просто величайший из всех созданных файервол. Межсетевой экран, разделивший новое и старое человечество, его будущее и прошлое. Стокер понимал тебя. Но я – не могу.
   Сергей замолчал. Идея создать себе искусственную субличность и поставить ее у руля оправдала себя в итоге. Он успешно скрывал свою истинную сущность и от властей, и от Агента Райс со всей ее ячейкой. Возможность иногда брать управление на себя позволила Кортесу, который сохранил большую часть памяти оригинала, сегодня закончить дело. Он прикончил всех сообщников Марины и сбил ее, когда она пыталась скрыться на угнанном микроджете.
   Вот только после ему требовался отдых, во время которого Стокер затащил его в безвыходную ситуацию. Ребята из компании и сами неплохо справились бы. Он же в итоге сам и помешал им. Что ж, корпораты будут здесь в любой момент, чтобы подчистить следы, но точку в истории он должен был поставить сам.
   – Прощай! Снова… – произнес он, вспоминая предательство Марины, когда она покинула «Нейросистемс», оставив их совместный проект, красиво названный «Небесным Щитом». Затем мужчина надавил на спуск, короткой очередью разнося в клочья голову своей законной супруги и единственной настоящей любви. Важные и секретные данные разлетелись по кабине вместе с ошметками мозга.
   Сделав это, Сергей, наконец, расслабился. Оружие выпало из его рук, а из груди вырвался долгий выдох, опустошающий уставшие легкие. И когда мужчину срезала очередь из «Kechler & Koch MP55», он этого не почувствовал, потому что был уже мертв.

Быстрые Сны
Евгений Шиков

   Вообще-то я не любил усилки. Нет, конечно, как и у всех они у меня были, но только на опорно-двигательный, знаете? Ну там в икры вживил, чтобы как в рекламе «найков» до шестиметрового допрыгивать. Джинсы пришлось потом новые покупать, потому что икры распухли как у допинговых. Руки слегка усилил, просто чтобы одному можно было мебель какую к себе на восьмой таскать. Ну и чтобы зубы веселее выколачивались у тех, кто мне насолил, ага… Всё как у людей. Потом, конечно, вестибулярка. У меня с ней с детства туго, вечно укачивало – пришлось занести на чип программку. Дорого – аж трясло, когда переводил свои кровные. Реклама везде знай трещит «зато оно на всю жизнь и того стоит», а мне вот как-то так не показалось. Ну перестал я, как вестибулярку прокачал, углы задевать и сбивать со стола всякую мелочь – и что? Как был битым говнюком, так им и остался. А пока я зарабатывал бабки на эту пургу мозговую, меня два раза могли уже пристрелить…
   Да, я вообще-то тот ещё говнюк, спросите кого угодно на Крик-Стрит-Энде или Буч-Сансет-Вэе, или даже в Би-Оу. Все знают и меня, и о моём папаше слышали, и знают, что мы c ним те ещё говнюки. Папаша уже умер, конечно, но при жизни он был быком у мистера Сзизса. Дурная слава, конечно, красная. Он хоть раз, да выбивал дурь из большинства лоялов на нашей улице. Лоялы поэтому меня не особенно любили, и своим соплякам играться со мной не дозволяли. Одно из первых воспоминаний моего детства – я стою в приёмной ювелирки, принадлежащей Бобу-жидёнку, и слышу приглушённые удары да плач. А потом из двери выбегает жидовочка лет восьми, симпатичная такая, и встаёт передо мной на колени. «Скажи своему papa перестать! Он тебя послушаеть, скажи papa перестать». Акцент жидовский паршивый, да ещё и с лягушатницкими словечками… Дура та ещё. Как будто я вообще понимал, что там происходит за дверью. Помню, потом её мать куда-то утащила…
   Красная планета – красные помыслы. Так говорил мой папаша. У него вечно кулаки были сбиты, да зубов всё больше не хватало. Он-то знал, о чём говорил. Наш дед был в третьей волне колонистов. Ну вы в курсе, ещё пословица есть, «сначала жир, потом гарнир, затем – в сортир». Жёстко, но что правда – то правда. Вначале богатеи да верхушка, потом госы, инженеры да прочий средний класс, а уж потом, когда выяснилось, что дерьмо за ними убирать некому, повезли грузовые корабли с нашинскими. Мой дед ради билета продал дом, участок земли (с настоящей травой, между прочим) и подписался на восемь лет работ по ставке сорок процентов. А сдох уже через семь.
   Красная планета, красные судьбы.
   Моего папашу застрелил Мистер Сзизс. По-пьяни чего-то там подумал и выжег ему лазером лицо. Сволочь лысая. Отца в мешке хоронили. Ну а я с матерью и сестрой смотался из города в Иглы, и жил там четыре года. Потом сюда вернулся, шатался везде. В Иглах не поднимешься – госы кругом, власть вся у лоялов, а они хрен кого с низов пропустят. Да и нашинские там особенно не возникают – там безопасно, поэтому нашинские там оседают определённого, так сказать, типа – калечные, беглые, напортачившие, или просто старпёры. Я там пытался усилками битыми торговать, с парнем одним, из лоялов, настроили текучку отсюдова – с трупов там, или просто ворованные. Он в этом шарил, поэтому перепрошивал и отмывал системы, а я клиентов искал, в основном – среди нашинских, конечно, но случалось и в самих Иглах быть. Не в Центральной, конечно, туда хрен сунешься – там вместо охранников на вахте госы сидят. В Белой был, трижды, и в Круглой – один раз, у спортсмена одного. Он думал, что ломаные усилки можно раскачать посильнее, и их сканер госовский не попалит – а всё равно попалил. Сняли его с соревнований. Потом дознулся чем-то спортсмен этот, я читал где-то… Не суть, короче. Иглы – это что-то с чем-то, конечно… Всем бы так жить. Там вообще всё на автоматике, люди как будто даже жопу сами не вытирают. Говорят, по задумке Компании у нас все колонисты должны были так жить, но что-то они не рассчитали, а может – просто плюнули, и уже для второй волны они строили обычные куполы. Нашинским-то, ясное дело, вообще ничего не строили – мы вроде как армия спасения были, причалили срочным делом, когда программа колонизации загибаться начала. Но глянуть на то, как бы я мог жить, если б дед в первой волне был – это круто, конечно. Вокруг девочки в хлопке и льне, волосы у всех чистенькие, кожа ровная, без пигментщины всякой – у них на стёклах заглушки от солнца, поэтому с детства самого никогда не облезали… Мне там, конечно, никто не дал – стрёмный я был, да и мелкий. Все думали, что курьер какой. Понял я тогда, что надо сваливать обратно – и здесь подниматься, а уж поднявшиь – рваться в Иглы как равный. Там такие есть, из нашинских – жирные все, в бирюльках, с девочками местными в воде купаются, я на видео видел. Короче, помахал я ручкой тому лоялу, с которым бизнес делал, и приехал сюда. Лоял тот потом сам решил клиентов искать, его и повязали. нНе знаю, где теперь он. Я вот – здесь.
   Как приехал – затаился. Мистер Сзизс ведь не дурак – сразу бы меня признал, в тот же день нож бы в меня вложили где-нибудь. Я случая ждал. Когда воспряли жиды, я сразу понял, что вот он, случай-то! С чего жиды взъярились – хрен его знает, но их было много и все с оружием. А главное – бабла у них было – жопой жуй, и почти все центры с усилками под ними были. так что, половина людей Сзисса в итоге слегла – усилки накрывались со временем, менять их было не на что а без усилков эти придурки не могли уже. Жиды тогда разошлись на полную. Устраивали здесь свои правила, свои проценты. Война началась. Жидов стали конкретно, масштабно резать – так бы им и хана. Только вот я одним вечером получил шепоток на улице и шесть часов просидел на очке, на карачках, держась за ручку двери, а потом тихонько вышел и положил нож в живот мистера Сзизса, зашедшего-таки поссать. Вот так просто. Он даже не понял, кто я и за что его режу. Обычно в таких ситуациях говорят чего-нибудь, но я просто смотрел, как он подыхал. Потом сбежал нафиг. Меня бы, конечно, нашли, но сами понимаете – жиды, война. Не до меня было. Жиды почуяли мощь, рванулись с новыми силами – и закрутилось. Началась тогда Грызня – куча мелких банд, куча всяких уродов районы свои держат, а жиды сверху пытаются за всем этим уследить. Всё развалилось, а потом опять склеилось. Только теперь жиды сверху, а все остальные – снизу, ворчат, но платят.
   Знаете, что я делал во время Грызни? Грабил шмаровозы. Шмаровоз – это низкая подушка, двенадцать шмар, один водила, и двое обдолбанных хэксом придурков на охране. Их догнать можно было на обычном планере, да и сияли они как те же шалавы с диодами – лампочки всякие, лозунги, сиськи неоновые на бортах мигают. Вскрываешь борт, одному уроду – в зубы, второму – в живот, шлюхи визжат, водила тормозит. Снимаешь всё со всех баблоприёмников в шмаровозе, и линяешь. Помню, был один жирный ниггер, так он даже поднял на меня свою пушку, олдскульный лазер такой, а у него после нажатия на курок, представляете, музычка играла и лампочки загорались, и только через секунду лазер жечь начинал. Вроде как понты. Сам такой весь в красной коже, жиробасина фунтов под двести пятьдесят, губы блестят, штаны спущены – трахался только что, прямо на лету, как животное. Я ему лезвие в горло положил, он и обделался, а пушка его всё блестит и пищит, блестит и пищит. Так и не сработала, пушка-то… Злым я тогда был. Никого не любил. Сорок, может пятьдесят шмаровозов вскрыл, и в половине случаев нож или лезвие в кого-нибудь ложил. Не знаю, мёрли они или нет – я раньше убегал. Искали меня, да разве один я такой был?
   Красная планета – красные помыслы.
   А теперь мне тридцать четыре, я отрастил небольшое пузико и занимаюсь тем, что нахожу в этом сраном городе разные вещи и всяких людей. Вроде как детектив, только офиса у меня нет, и костюма нет, и секретарши тоже нет, и значка нет, и лицензии, и шляпы никакой тоже нет. А так – вылитый детектив, конечно. Меня прямо на улице нанимают. Все, кто хотели меня убить – давно в могиле, жиды прочно сели на верхушку, и в городе стало спокойней. Правила даже появились. Теперь тех, кто шмаровозы откупоривает, в кратеры заживо не кидают, теперь их, представьте, судят. По закону, что бы это не значило. Только все всё равно понимают, что закон в Иглах и закон в куполах – разные вещи.
   В общем, заказов у меня уже месяца как два не было. Скучища. Недавно, правда, меня вдруг отволокли к Чернявой. Это бухгалтерша жидовская, если вы не знаете, заправляет всем у них, а старичьё жидовское с пейсами – это вроде как показуха. Всем эта Чернявая жидовка на самом деле заправляет. Спортивная такая, в очках. Богатая, но в Иглы не катается и хлопком не хвалится – в синтетике да в пластике ходит, как все… Отволокли меня к ней, думал на поговорить, а они меня на ковёр бросили – да давай мудохать. За что? – думаю. А потом думать перестал, да шокер на пузе включил. Мне-то без разницы, у меня после случая с отвёрткой в башке всё заклинило. Больно, конечно, но двигаться могу, и думать получается, а их-то всех колбасит – шокер у меня облачного типа, два с лишним метра радиус удара. Я на ноги поднялся, подождал, пока они пену подпустят, отрубил шокер. Ну и навалял им. От души. Ногами, как и они мне. А тут и Чернявая выходит из-за дверцы неприметной, в ладоши хлопает да смеётся.
   – Вот каким разом, – говорит, – ты, оказывается, в тот раз желтопузых положил. Это что, усилок у тебя такой?
   Вот, – думаю, – сука. Она у меня давно всё спрашивала, как я тех пиздоглазых, а я молчал – дурак что ли рассказывать? Выпытала всё-таки.
   А она посмеялась, кинула мне денег за беспокойство и ушла.
   – На виски, – говорит. – А то уже месяц без дела сидишь.
   Всё-то она знает. Ну деньги-то я, конечно, взял. Пнул ещё пару раз чертей этих, плюнул да ушёл.
   А с мозгами у меня проблемы после сектантов этих китайских, которые «дышащие» звались, которые девок-то резали. Я когда на них вышел, они меня скрутили, к креслу привязали, коробку вскрыли и, натурально, стали мой мозг есть. Они и у девок его вырезали каждый раз, но я-то думал, что на продажу или вроде того. Причём не весь мозг, а часть определённую какую-то. Много девок порезали, на улицах их особо-то и не считали. Собственно, девки меня и наняли – они стали бояться на улыцы ходить, скинулись и пошли к Чернявой за защитой, раз районные их не хотят защищать. Чернявая их прогнала конечно, – не по рангу ей шлюх крышевать… Но как меня найти всё-таки сказала. Я с дуру и взялся – думал, их сутенёр какой в Иглы по-тихому продаёт, там на чернь нашенскую тоже любители находятся… А потом че-то погряз я во всём этом, транспорт мне пожгли, квартиру вынесли, на улице ножом ударили – ну я тут уж вцепился, что пёс. Вышел на них, думал – ну, китайцы и китайцы. Хотел узнать, куда они шлюх девают. А у них на складе эти шлюхи на крюках висят. Я – бежать, а они – со всех сторон, суки, тянутся. Я их ложить, конечно, да куда уж… Поймали, к стулу примотали, череп открыли – и натурально мозг мой кушают. А я сижу в полном сознании и страшно так, что хоть вой. А слюна густая такая, знаете. Как клей. А посадили меня лицом к стене, у электрощитка открытого. Ну я и доплюнул до него, всё равно же подыхать – и ток пошёл через меня и до них, они ж на металлическом поддоне стояли, с желобками под кровь, да с какими-то звёздами сектансткими… Ну и затрясло нас тогда! С искрами, с фейерверками! Всего пару секунд, но показалось – что дольше. Они сдохли – а я нет. Я потом к одному врачу ходил, он сказал, что это у меня из-за отвёртки в «основании черепа». Мне её туда другой китаёза засадил, на рыбном рынке, когда я его тряс, ещё в те времена, когда я шмаровозы вскрывал. Крестиком, кстати, отвёртка. Часть снаружи обрезали, а часть, вроде как, опасно было трогать, оболочкой какой-то дырку заполнили и домой отправили. Это потому что бедный был, а если бы богатым уродился – полностью её вытянули, как пить дать. Ну да ладно, я не жалуюсь теперь, раз уж эта отвёртка мне жизнь спасла. Только после сильных ударов током, у меня голова горелым пластиком пахнет, и ещё иногда галлюцинации бывают эротические какие-то, но очень странные. Я о них никому не рассказывал, и вам не буду…
   В общем, вышел я от чернявой да пошёл пить. Не хотел её деньги пропивать – уж очень она мне их в лицо кинула, да всё равно пошёл. Любитель я, если честно. Да к тому же, лицо после кулаков зудело. Нажрался я – тогда-то мне и предложили «быстряка» поставить. Так описывали красиво, что я аж расплылся и всё кивал, мол, затею такую поддерживаю. Ну да вы видели рекламу, наверное. Короче, решил я себе поставить эту дрянь на чип. Думал назавтра пойти к учёным жидам, да тут похмелье такое ударило, что весь день в блоке просидел, в потолок дышал. Через неделю только решился.
   Ну а ведь правда, почему нет? Ставят тебе усилок поверх чипа, и ты можешь в любой момент в любую сторону быстрый сон запустить. Понравилась баба – запустил сон, трахнул её, пошёл дальше. Я только боялся, что на мой чип этот усилок может и не встать, ведь любая херь опознаёт мозг как читованный и хакнутый. Ну, может из-за отвёртки, или из-за того, что эти психопаты что-то важное, всё-таки, сожрать успели, или, может, потому, что меня током хорошо так тряхануло – скальпель, которым они меня резали, кстати, даже чутка оплавился. Как и отвёртка, впрочем. А может это потому, что док жидовский в хламину был, и коробку мне затылком вперёд приделал. Говорит, у тебя череп круглый, ровный, вот я и перепутал. А я ему и говорю – ты, жопа жидовская, на чёлку бы хоть посмотрел! У нормального человека чёлка – она ж надо лбом красуется, а позади – косички какие, или дреды там… Дредов у меня отродясь не было, но по чёлке-то сразу понятно, что перёд на тебя глядит!
   А-а, хрен с ним. Суть в том, что мозги мои не все усилки любят, и это взаимно.
   Пришёл я, конечно, к педикам. Митч и Тэмерон, жирные такие черти, торгуют хакнутыми усилками. Я и ноги у них себе ставил. Они прям обрадовались мне, засуетились, выгнали всех, кто у них тогда ошивался. Мне, признаться, это понравилось – не каждый день видишь такое уважение. Я, правда, ни к жидам, ни к китаёзам не причастен, но и те, и другие меня тоже не трогают. Ценят. Чернявая однажды сказала, что я как лупа. Если что на районе пропало – ты знаешь, с помощью чего это искать. Поэтому меня и прикрывают.
   Педики всё время целовались, это они любят, особенно на людях. Нет, я не против педиков вообще, но эти кайфовали от того, что людям приходится ждать, пока они милуются. Затылки у обоих, я не вру, даже светятся от количества усилков. Они всегда такие «Ах, этот тренд завоюет Марс через неделю, ты просто обязан, чёрт побери его купить», и уже послезавтра говорят, что это прошлый век и толкают тебе что-то другое. Вот почему я пришёл за «быстряком» – его толкают уже больше года, а значит, вещь действительно достойная.
   – Ты будешь в восторге, – сказал Митч. – Это просто сок.
   – Лучшее в этом году, – Тэмерон вдруг приподнял скальп и показал мне разноцветные огоньки. – Я себе уже в третью зону ставлю, чтобы с запахами.
   – И главное, – Митч протянул мне конверт с чипом. – Тебе мы это сделаем бесплатно.
   Вот тут мне бы и напрячься, так ведь? Вот в таких местах обычно и говорят «а с черта ли мне какой-то хер в пивнушке часа три про этот усилок божественный втирал» и «чего это педики мне бесплатный топовый усилок предлагают»?
   Ну да я, признаться, тогда тоже выпил, поэтому просто взял усилок и засунул его в щель к чипу. Защита у меня – дай боже, поэтому я и не боялся. Хренак – всё чисто, готово к установке, установка завершена. Чистенький, свежий усилок. Всегда приятно. Наверное, реклама работает с их «надоели старые усилители вкуса?» и «Что может быть приятнее новенького усилителя шейных мышц?» Хочется себе всегда что-то новое, свежее, непробованное.
   Короче, поблагодарил их я и пошёл себе. Митч началбыло говорить мне, что поначалу могут быть спонтанные реакции, неожиданные и неконтролируемые сны, и что мне надо будет несколько первых дней остерегаться учащённых ритмов и адреналина, потому что могут случиться кошмары. Потом Тэмерон хорошенько так его треснул по плечу, и Митч заткнулся.
   Ну а я вышел в коридор и увидел Дерека. Хотел пройти мимо, да только потом взглянул на него повнимательней – и передумал. Дерек обычно стоит как мешок с дерьмом, и либо в носу ковыряет, либо не ковыряет, но определённо об этом думает. А сейчас стоит навытяжку, руки в бока, смотрит в коридор, занятость изображает, будто весь такой прямо в работе, и на меня даже не смотрит. Подошёл я к нему, хорошенько треснул в живот, потом в ухо и взял засранца лапой за горло.
   – Ты чего это такой испуганный? – говорю. – Ты же здесь охранник, с хера ли ты трясёшься?
   А тот и правда весь вспотел. Трясётся, за руки хватается.
   – Слушай, это не я, я не знал ничего, серьёзно, – залопотал как девочка. – Мне просто нельзя было… А их много совсем, они сказали, что ты и дёрнуться не успеешь…
   Ну тут мне поплохело. Ринулся я обратно к дверям, откуда вышел – заперто. Подставили, твари. Заманили. Двинул в висок Дереку, затем снял с него шокган. То ещё оружие, конечно, но хоть что-то. Подумал, что надо было спросить, сколько точно их там убивать меня идут, и кто вообще эти они, и тут вдруг накрыло.
   Будто гроб, а в гробу я. Причём почему-то в Би-Оу хоронят меня, прямо рядом с планерами. Обама этот каменюкой огромной над космопортом нависает, и кажется мне, что смотрит прямо на меня. Мама плачет, причём молодая ещё – совсем, как тогда, когда отца убили.
   – Его грязно подставили, – говорит она над моим лицом. – Вставили ему опасный чип, который всё время его усыплял, а потом спустили на него людей с оружием. Ах, если бы он только не забыл спросить охранника, сколько там людей – тогда бы у него был шанс! Ах, если бы только он не забыл!
   Рядом сестра стоит, а сзади сестры – Саркисов. И рука его у сестры на плече. Я хочу встать, но только не могу – гроб тесный, плечи сдавливает. Ну и заорал я, значит. Убери мол, дрянь сутенёрская, лапу свою с плеча у неё, а то я в тебя ножей наложу, как в посудомойку. А Саркисов, мудак блондинистый, пальчиком мне за стену тычет – я и обернулся, сам не знаю, почему…
   Бац – я снова в коридоре, и прошло-то меньше секунды, вообще одно мгновение. Я себя в руки взял, ничего страшного, думаю, прорвёмся, если отключаться буду на одно мгновение – и как сиганул вперёд по коридору. Слышу – впереди тоже бегут, скоро ко мне в коридор уже свернут. Ну я тогда прибавил хода, завернул сам за угол – да плечом двоих из них в стороны раскидал, остальные только и успели что пушки поднять. Напор – оно всегда хорошо. Вот только дальше них был длинный такой коридор, и прямой, как глотка, успели бы и прицелиться, и в спину шмальнуть. Поэтому я, делать нечего, вбок рванул – и в окно, которое в торговый зал ведёт, сиганул. Был бы на одном из верхних торговых – хрен бы пробил, а так – только порезался слегка. Невысоко, конечно, но всё равно – больно. Рухнул сначала на пальму какую-то, потом уже в фонтан. Лежу, не понимаю, что происходит, а в голове «вставай, вставай». Только я вставать начал – и тут опять.
   Гроб теперь стоит в нашем блоке, в Иглах. В гробу я, и у гроба тоже как бы я, сам на себя смотрю, вот такая странная херня. Отец рядом стоит, голову склонил, через нос дышит.
   – Если бы он поспешил, – говорит он, – а не валялся, как дурак, в фонтане, его бы из окна не подстрелили. А так расстреляли сверху, ещё и воды наглотался…
   Смотрю – а из гроба льётся вода. А сестра на кухне сидит, и чай с Саркисовым пьёт. Тот щурится эдак весело и всё подмигивает мне, мол понял, нет?
   – Почему, – говорю, – Саркисов у нас на кухне? Он же мудак и я его ненавижу.
   – А он к Наденьке ходит, – говорит мама, а сама тряпкой из гроба воду в ведро собирает. – Говорит, четырнадцать лет – пора уже и о работе ей подумать…
   Ну тут я оказываюсь на кухне, бью чайник о пол, беру осколок и давай Саркисова в лицо тыкать, только это уже не осколок, а отвёртка. Но Саркисов кровью не захлёбывается, и на пол не падает, как упал в реальной жизни, когда я его прямо в борделе его сраном резал, а всё подмигивает мне, мол, теперь-то ты меня понимаешь? Кто, мол, теперь в дураках? Ну зарезал ты меня, и теперь в Иглах тебя все госы ищут, живи теперь в своих трущобах сраных, пока не сдохнешь. А сдохнешь ты скоро…
   – Это всё кошмары, – хохочет мне в спину Митч. – От адреналина. Ничего не поделаешь, хит сезона, самый сок.
   А Надька сидит и печенье в чай макает, а оно всё не намокает, такое же сухое.
   – Может, и нужно? – говорит она, и макает, макает. – Маме плохо, тебя не берут никуда. Там за первый раз четыре сотни дают, а Саркисов обещал даже шестьсот, если я сама клиенту…
   Тут я ору и сжимаю Саркисову голову, а она гнилая, в руках лопается – и прямо мне в лицо, я аж захлёбываюсь от крови, кашляю…
   Выныриваю из фонтана и цепляюсь за край. Сверху кричат – я прыгаю изо всех сил, скольжу по полу под пальму. По воде стучат пули, крошку из стен выбивают. Вокруг визг, все бегут. Справа вдруг зашелестело – хряп! Приземлился, товарищ херов. Ноги – что брёвна, усилками по самое немогу раскачены, на полу аж вмятины остались от приземления, а вот оружие своё он не удержал – выпало от удара. Он его подбирать, а тут и я уже – хвать его за волосы, да под пальму, и лицом о пол. Ну он взбрыкнулся, ногами замахал, в плечо мне попал – я аж кусок скальпа ему по инерции вырвал – так меня отбросило. Заорал он, за голову схватился. Больно сучёнышу. Ну и я за неё тоже схватился – да об пол, с размахом и об пол. Он так спокойно как-то выдохнул, и перестал брыкаться. А тут вокруг шлёп! шлёп! шлёп! Сразу трое, и оружие, суки умные, в кобуре оставили, теперь тянутся. Я тоже потянулся за своим шокганом и тут опять меня накрыло.
   Будто стою я в переулке и руку зажимаю, а с неё льётся. И вроде как я подслушиваю, о чём за стеной говорят, а говорят-то обо мне.
   – Если бы он не оставил Шокган в бассейне, когда упал… Если бы он только не выронил его… А так – расстреляли с трёх сторон, как зайца. Шестнадцать процентов тела сожжено…
   Я смотрю на руку – и точно. Разорвана вся. Собак спустили, сволочи, и ещё в спину кричали, что найдут. И куда теперь идти? Домой нельзя – если меня возьмут, то и маме с Надей не поздоровится. К медикам тоже. Вот я и стою здесь, зажимаю руку. надо было усилками дальше торговать, дёрнул меня чёрт с Саркисовым разбираться… Но этот мудак сам напросился – я ему за Надьку двойной выкуп принёс, а он ручкой отмахнулся – мол, не интересуюсь. Хороша дырка, – говорит. – Она столько за месяц наработает, сколько ты за год скопил…
   Лезвие под кожей впервые пригодилось – вытянул и по глазам, чтобы заорал тварь, руки к лицу прижал, а я с подмышки вытянул ствол и давай всех ложить. А потом – задыхаясь, переулками, от собак…
   – Надо же, – из-за угла вдруг выходит Чернявая. – Вот как ты в детстве выглядел. Забавно.
   – Уйди, – говорю, – не до тебя вообще, уж поверь.
   – Ну-ну, – говорит. – Всегда ты такой хмурый весь.
   – По шестьдесят за каждый раз после первого, – голова Саркисова высовывается из окна. – А к сестре твоей в первые дни очереди будут выстраиваться, парень! По двенадцать, может, четырнадцать человек за красные сутки! А если согласится по земному распорядку работать…
   – Если бы он не выронил шокган, – плачет за стеной Надька. – Он бы здесь не лежал.
   – Ты чего это? – Чернявая хмурится, заглядывает за стену. – Чего это ты в гробу лежишь?
   – Потому что меня расстреляли, – говорю. – С трёх сторон.
   – Скажи спасибо, что не зарезали, – в тупике, только сейчас замечаю, стоит Сзизс. Спиной к нам, рядом с невесть откуда взявшимся писсуаром, прямо как тогда, когда я его так долго ждал. – Когда ты меня резал, мне было больно.
   – Скажи спасибо, что не в лицо, – Говорю я ему.
   Саркисов поднимает голову, из дырок на шее стекает кровь, густая и красная, словно смола. Я туда его вилкой бил, когда лезвие сломалось.
   – Опа, – говорит Чернявая. – Так это ты Сзизса убил? А я думала – врут.
   – Давай, сын, – отец кладёт руку на моё плечо. Я всё ещё зажимаю рану. – Сдохни как мужик. Забери хотя бы одного с собой.
   – Стоп, кого ты там хочешь… У тебя что, неприятности? – Чернявая выглядит взволнованной. – Ты сейчас где вообще?
   – Красная планета – красные помыслы, – по лицу отца ползёт кровь, я смотрю вверх – кровь выливается из шеи Саркисова, торчащего в окне. – Они думают, ты уже мёртв. Докажи им, что они ошибаются.
   Я оборачиваюсь. Надо…
   …достать пушку, которую уронил первый. Я бросаюсь вперёд и вижу, что двое спереди уже почти вытянули свои пукалки. Ещё одна пушка валяется у них под ногами, в трёх шагах от меня. В двух. В одном.
   Он отталкивает пушку в сторону ногой и целится мне в лицо. Его оружие кажется игрушечным, ненастоящим. Лицо сосредоточено, сквозь приоткрытый рот видны зубы. Я, не сбавляя ходу, меняю тактику. Оружие взять не получилось, так хоть щитом обзаведусь. Я кидаюсь прямо на него и бью головой в эти зубы, рву его за воротник – и оказываюсь позади, а потом – тяну к фонтану. В этот момент тело в моих руках выгибается и бьётся в судорогах – заряд прожигает его живот, на пол сыпется дымящаяся оплавленная требуха. Как я и думал – палят даже сквозь своих, суки наёмные. Я падаю в фонтан, а сбоку, чёрт побери, сбоку меня палит ещё один, о котором я уж и забыл, и мне прижигает ногу, сильно, с брызгами крови. Только бы не артерия. Вода вокруг, она кипит где-то рядом с лицом, и я кричу от боли. Через воду не достанете, твари. Или достанете? Я…
   …бью куском трубы по голове лежащего в гробу Питтерсона. На самом деле я убил его в кровати, но это не важно. Голова всё никак не хочет раскалываться. Он улыбается.
   – Только тихо, – шепчет мне девочка из клетки. – Он сейчас спит, но он часто просыпается, когда поест на ночь. В туалет ходит.
   – Где ты, слышишь? – Чернявая хватает меня за плечи. – Где ты ставил усилок? Почему не пошёл к нам, Руди ведь втирал тебе в баре, что надо обязательно к нам идти! К кому ты пошёл?
   Так это Чернявая мне внушила, чтобы я этот усилок сраный себе поставил… Сама, видать, думала меня грохнуть, да педики успели быстрее.
   – Он просто истёк кровью, просто истёк кровью в этом фонтане, – говорит Чернявая, но другая, стоящая рядом с гробом. На ней чёрный хлопок. Ей идёт – весьма симпатичная в этом прикиде. Для жидовочки, конечно.
   Рядом с гробом стоит плита, на ней – кастрюли, в которых что-то кипит. В углу кучей свалена детская одежда. Маленькие ботиночки выглядят особенно пугающе.
   – Он сказал, что он из полиции, – говорит мальчик в другой клетке.
   Теперь клетки повсюду. Мне не надо их считать, их ровно шестьдесят две – я прочитал это в новостях. Хотя видел я всего лишь три из них. Мне не надо снимать крышку с кастрюли – я делал это и в реальности. Видел, что там.
   Я тогда впервые возвратился в Иглы. По делу, конечно. Те богатеи из Чулпан-Фонда попросили меня найти сраных детишек, сбежавших от приёмных родителей. Они не могли понять, что многие, увидев улицу однажды, привыкают к ней, и после этого она зовёт их, даже в Иглах – зовёт обратно. Поэтому детишки крадут у них и возвращаются к себе домой. Мне пришлось обыскать все закоулки, чтобы понять, сколько на самом деле детей пропадает каждый день – и что следы многих тянутся в те же Иглы…
   Я всё бью и бью этого пижона по голове куском металлической трубы, а звук такой, будто я избиваю цементный пол.
   – Олесь никогда не любил торговые центры, – говорит где-то моя мама. – Как печально, что в одном из них его и убили.
   – Педики? Ты пошёл к педикам? – Чернявая хватается за голову. – Ты дурак, какой ты дурак! Они же проходят по делу Питтерсона, он же им платил за мальчиков! Они ему по нескольку в год находили!
   – Он говорил, что самое вкусное есть только у нас, – плачет один из мальчиков в клетке. – Он говорил, что у девочек не так вкусно…
   – Продержись пятнадцать минут, слышишь? Пятнадцать минут! – Чернявая кажется очень испуганной.
   Я втыкаю трубу в глаз Питтерсону, и его голова, наконец, разваливается. Гроб начинает заполняться красным. Жижа поднимается снизу вверх.
   – Как ты это делаешь? – спрашиваю я Чернявую. – Это действительно ты? В моей голове?
   – Твоя отвёртка, – сказала она. – Работает как излучатель. Мы надеялись, что так и будет. Я принимаю твои мысли иногда, на следильник. Но недостаточно чётко, надо было какой-нибудь усилок поставить рядом с нею, чтобы сигнал был лучше, чтобы за тобой можно было постоянно следить, с моего чипа. Сколько их?
   – Минимум трое, – я смотрю на гроб. – Они окружили меня. Я сам прыгнул в фонтан. Я забыл, что сверху есть ещё один – с огнестрелом.
   – Ты, главное, продержись минут…
   – Я и трёх секунд не продержусь, – говорю я, и запускаю руки в гроб, наполненный кровью. – Но я успокоился. Не бойся, Чернявая. Я всё понял.
   Я начинаю шарить руками по дну гроба и думаю. Кровь поднимается всё выше, я уже в ней по колено.
   Один слева. Один – прямо позади.
   Есть. Нащупал.
   Я ныряю в гроб, в красную мутную жижу.
   Я открываю глаза в фонтане и выпрыгиваю из красной, непрозрачной воды, стреляя из шокгана.
   Слишком медленно.
   Я не успею.
   Парень с усилками в плечах, уже готовый было спустить курок, дёргается, прижимает руки к себе, сжимает кулаки – а пушка в его руках, наоборот, оживает. Луч из неё жгёт край бассейна, затем пол, и, наконец, прожигает ему колени и бедро. Меня тоже бьёт током, сильно. Обернувшись, я вижу второго, стоящего одной ногой в бассейне – по воде идёт ток, и он тоже дёргается. Его пушка прожигает пол, но самого его не задело – повезло. Отпускаю курок шокгана, прыгаю к нему, перехватываю руку и подвожу ствол пукалки к его же подбородку – а затем вновь палю в бассейн из шокгана. Он дёргается, жмёт на крючок, и его голова мгновенно прогорает, стекает мне на руки. Я быстро пересчитываю трупы.
   Один.
   Два.
   Три.
   Четыре.
   Я падаю на колени от очереди. Огнестрел, чёрт побери. Я опять забыл про него. Прошил и труп, и меня. Он вновь целится, но я поднимаю пушку безголового и жгу по нему. Жгу до тех пор, пока патроны в его автомате не взрываются ему же в живот и он летит из окна вниз, на пальму и повисает на ней, разматывая внутренности, словно мишуру на ёлке. Потом выпускаю оружие и смотрю вниз. Красная вода омывает мой продырявленный живот, из которого толчками выбивается кровь. В зале оглушительно тихо, только стонет полумёртвый убийца с прожжёнными коленями.
   Вокруг кровь. Напротив меня сидит Хо.
   – Чернявая спеклась. Все знают, что баба не может управлять городом.
   – О господи, – говорит Чернявая. Она пытается подбежать ко мне, но не приближается ни на метр. – Это что, настоящие дырки в тебе? Или ты их выдумал?
   – Я Чернявой обязан, – говорю я Хо. – Она меня прикрыла, когда все думали, что я Сзизса положил. Поручилась за меня. Травлю остановила.
   – Это было давно, – улыбается Хо. – А теперь я могу тебя не хуже неё прикрывать.
   – Не вздумай умирать! – кричит Чернявая. – Слышишь?
   – Олесь, – говорит мама. Её испуганное лицо кажется очень бледным, а позади, в дверях маячат тёмные фигуры. – К тебе госслужба пришла.
   Ко мне прижимается мальчик. Я смотрю на него.
   – Он говорил, что нужно опознать преступника. – мальчик дрожит, а из его носа капает кровь. – Я всегда мечтал опознать преступника. Поэтому я пошёл за ним…
   – Он в комнате, спит, – говорит девочка без ног. – Только у него там мать и Гарольд, это охранник его.
   Я смотрю вперёд, где извивается на полу Гарольд. Струна стягивает его шею вместе с пальцами, а потом пальцы сыплются на пол, и струна доходит до самого его хребта. Чуть позади бьётся лицом в кипятке богато одетая женщина, её украшения звякают о железный край кастрюли, рядом на плите лежат детские сандалии.
   – Она попросила донести сумки, – шепчет безногая девочка. – Она так прилично выглядела…
   – Олесь, – говорит сестра. – Ты же знаешь, у нас нет денег.
   – Либо потеряет за шестьсот, либо бесплатно с каким-нибудь прыщавым придурком, – улыбается Саркисов, и из дыр на его щеках выползает кровь. – Выбирай, парень. Твоя сестра – значит, и целка твоя…
   – Я давал интервью на телевидении, – говорит Питтерсон, а его голова всё стремится расползтись на части. – Меня все знали и любили! Как ты посмел убить меня обычной трубой? У меня своя галерея была, два выставочных зала, мой прадед был среди первых колонистов, он Иглы проектировал! Меня надо было убить золотым кинжалом!
   – А разве ты никогда не убивал ради того, кого любишь? – спрашивает меня его мать, помешивая ложкой варево в кастрюле, затем аккуратно зачёрпывает и делает маленький глоточек обварившимися губами.
   – Самый сок, – говорит Митч и улыбается. – Вот это и есть самый сок, сечёшь?
   В его словах заключена какая-то истина, но я не могу понять её. Я так много убивал, и теперь все они пришли забрать меня, увести с собой туда же, куда я их отправил. Богатые и бедные, всех рас и гендеров… Каждое моё дело оканчивалось трупом, и я всегда знал, что в последнем из них будет лежать мой…
   – Олесь! – говорит мне Чернявая. Голос у неё странный. Плачет, что ли? – Олесь, ты меня видишь?
   Я хочу сказать ей, чтоб она не называла меня Олесем, что это позволяется только маме и Надьке, но не могу. Я вдруг понимаю, что глаза мои закрыты – и с трудом разлепляю их.
   Я вижу свои безвольные ноги, выплывающие из красной воды, на красный же, разбитый край фонтана. Вокруг жиды с оружием.
   – Олесь, перестань умирать, ты меня слышишь? Перестань!
   Ну не дура ли? Нашла кого просить. Как будто я вообще понимаю, что происходит. Я вновь слышу, как отец говорит мне «тогда долг на тебе, парень. Две семьсот за этого жида, и в месяц – пятьдесят процентов, понял? Если долг этого жида дойдёт до десятки, мы вернёмся, и я убью его, а эту чернявую жидовочку продам кому-нибудь, ты меня понял»?
   Я вновь ненавижу отца, этого грубого тупого ублюдка, который думает, что только верностью ублюдку побольше и пострашнее он может заработать счастье для своей семьи…
   Чернявая хватает меня за руку и лепечет чего-то, но я лягушачьи слова не разбираю. Ладошка у неё маленькая и тёплая, и очень не хочется её выпускать, как будто, если я её выпущу, она вдруг исчезнет, сложится пополам и проскользнёт в щель на полу… Как будто она может стать ещё меньше и красивее, чем она есть…
   Как будто нам с ней снова по восемь…
   Не плачь, жидовочка… – хочу я ей сказать. – Я тебя не кину, не боись… Не надо реветь только…
   Мой рот полон воды из фонтана, и я сплёвываю. Но это не вода.
   Красная планета – красные помыслы, – думаю я про себя и закрываю глаза.

   * * *

   Педики впаривали усилки в одном из китаёзных закрытых клубов – те мне и настучали. В этот момент они как раз затирали что-то про самый сок новому клиенту, из лоялов – глаза у того расширились, и он сдристнул так быстро, что, наверное, и разглядеть меня толком не смог.
   Я вышел из темноты и прижал стволы прямо к их светящимся затылкам. Надавил так, что они пригнули головы к столу.
   – Как у вас с адреналином, ребятушки? – спросил я их. – Как вы думаете, сколько снов загрузит вам в мозг «быстряк», пока я не спущу курки?
   Их лица задёргались, Их глаза стекленели и вновь становились нормальными – раз за разом. Я видел их отражения в зеркальной поверхности стола. Я знал, что они полны кошмаров.
   – Нет, – прохрипел Тэмерон, – пожалуйста, нет, – и опять замер, словив быстрый сон. Его ноздри расширились.
   – Да-а, я вспомнил, – сказал я, улыбаясь. – У вас же даже с запахами. Да-а… Это ведь самый сок…
   А потом я спустил курки.

Как-то вышла Мариетта…
Алексей Донской

   Сохранившиеся местами стены почти не спасали от пыльного порывистого ветра. Песок намётами заползал в каждый проём полуразрушенных конструкций, сражаясь с бурьяном за право покрыть останки давно забытого завода. Нужное место было здесь. Я с неудовольствием поглядывал на небо, где назревала гроза. Под дождём мои поиски сильно осложнятся…
   Вход в заброшку был замаскирован кое-как. Да, собственно, зачем? В здешних развалинах всё выглядело одинаково. Будучи человеком, я бы даже не обратил внимания на обломок двери, по пояс утонувший в мусоре. С дополнительными приспособлениями сквозь дверь смог бы увидеть заваленную кирпичным боем клетушку под лестничным пролётом – тоже ничего интересного. Хороших сенсоров у меня не было, и я многократно клял себя прошлогоднего за неоправданную экономию. Но Гарик (наверняка псевдоним) выглядел правильным диггером, а указанный им вход не имел альтернативы.
   К сожалению, только в фантастике роботы обладают сокрушительной силой. Разве что спецагрегаты на каких-нибудь карьерах. Полусгнившую деревянную дверь мне удалось выломать без особого труда, а потом дело застопорилось. Руки были слишком слабы, чтобы изображать полноценный экскаватор. Я кидал в сторону камни покрупнее, потом тщетно пытался разгрести кучу импровизированным совочком, подобранным на этой же свалке. И так подход за подходом…
   Над головой косыми плоскостями простирались сохранившиеся перекрытия, они скрывали от меня небо; молнии сверкали далеко и опасности не представляли.
   Будучи человеком, я бы давно свалился с ног. Но и сейчас от монотонной деятельности накатила усталость – психологическая, почти на грани отчаяния. Результаты были до смешного малы, и доверие к купленной информации улетучивалось стремительно. Тем не менее, чудесным образом его хватило. Под расчищенной кучей показался колодец и принёс мне ободрение. Руками поднять тяжёлую крышку было невозможно; чертыхаясь, я целый час потратил в поисках рычага. Тогда чугунное изделие древних веков поддалось настолько, чтобы я смог протиснуться в шахту.
   Внизу опять наблюдался строительный мусор. Конечно, даже для начинающего диггера здесь была практически открытая дверь… Но куча неудобств, когда у тебя тело лёгкого робота без специальных приспособлений! Разумеется, я застрял в каких-то балках, торчавших из развалин. Раскачивая конструкцию короткими толчками, мне удалось сдвинуть и уронить здоровый обломок кирпичной кладки – путь был открыт.
   Сверху продолжала сыпаться цементная пыль; она постепенно оседала, и я смутно различал затерянный во тьме коридор. Однако в операции проникновения мне не достало опыта, быстроты расчёта, а может, и просто везения – правый манипулятор оказался зажатым скрученной арматурой. Тысяча чертей!
   Я помнил сухость верхнего мира – это было давно, как будто в прошлой жизни. В подземелье откуда-то просачивалась вода; она утекала под ногами вниз, показывая направление моего несостоявшегося пути. Время шло, а я, сидя в западне, предавался чисто человеческому рассусоливанию на тему «зачем меня сюда занесло» и «почему не обзавёлся спецоборудованием». На второй вопрос ответ лежал на поверхности – без паспорта нельзя было совершать покупки, и я мог рассчитывать только на себя…

   * * *

   Мари ворвалась в мою жизнь внезапно и стремительно. До сих пор у меня не наблюдалось друзей женского пола. Не любовниц, а именно друзей. В наше время редко встретишь искреннюю улыбку, честность и отсутствие претензий…
   Мари была киборгом – живого тела осталось меньше половины. Последствия аварии. Страховка вместе со всеми накоплениями обеспечила только дешёвую механику; полноценная регенерация (читай клонирование) выходила за пределы возможностей. Вот забавно, я всё время вспоминаю её улыбку – а ведь её на подчёркнуто механическом лице не было и быть не могло. Наверное, мы, люди, понимаем под этим свойством что-то невещественное – интонации голоса, лёгкие прикосновения, взгляды…
   Мари сразу заявила о своём главном желании – вернуть человеческое тело. Ещё не брачный контракт, но уже чётко обозначенное соглашение о намерениях. И это было здорово, потому что меня тошнило от фальшивых улыбок и любовной лирики прежних экспериментов. Даже секс без обязательств всегда направлялся вожделением к моему банковскому счёту. И даже не сильно прикрытым. А может, мне просто не везло со знакомствами? Деловой мир, во всей своей сухости и даже жестокости, для меня на порядок комфортнее мира человеческих отношений.
   Паркер… мой дворецкий (мажордом, поверенный, финансовый консультант, личный психотерапевт) модели «Паркер-475» был крайне раздосадован моим увлечением. Он неоднократно пытался убедить меня в том, что намерения Мари ничуть не лучше предыдущих женщин. На свою беду, я приохотил Паркера к чтению классической литературы, и он быстро превзошёл меня в познании человеческих пороков. Паркер разъяснял, как ловко она мною манипулирует, но доказательств у него, разумеется, не было. В конце концов мне приходилось затыкать ревнивую железку угрозой крайних мер. Когда он особенно доставал меня, я начинал кодовую фразу: «Как-то вышла Мариетта…». И Паркер застывал в унылой покорности, после чего утирал виртуальные сопли и с удвоенной энергией шёл искать доказательства.
   Мари не видела в этом проблемы. Она была самодостаточным человеком; измышления слуги никак не задевали её чувств и не влияли на самооценку. А я радовался, когда в передней возникал стремительный блестящий силуэт, будто сошедший с комиксов прошлого века – с подчёркнуто техническими формами в стиле женственного милитари. А в воздухе при её появлении разливался радостный аромат морозной свежести, сменявшийся благоуханием весеннего утра. Паркер однажды унизился до того, что взял анализ сего аромата – он подозревал её в активном использовании феромонов. Разумеется, анализ посрамил дворецкого вчистую. Наверное, мне просто нравилось общество этой воинственной девочки, которая снисходила до обычного человека…
   Окружающим было плевать на её вид и вообще на мою компанию – я не публичная персона. Но сама Мари стеснялась выходить со мной в свет – более похожая на телохранителя, чем на любовную мою спутницу. Зато дома она раскрывалась как великолепная подруга. С ней можно говорить на любую тему, а можно просто молчать и совсем не тяготиться тишиной. Почти лишённая человеческого метаболизма и изрядной доли интересов, она ничего не просила, зато частенько баловала меня кулинарными изысками собственного изобретения – и это было великолепно! А Паркер неизменно цитировал нечто классическое: «Путь к сердцу мужчины лежит через желудок», но не трудился объяснить. Да я бы и не стал слушать объяснений. В конце концов, мало ли у кого какое хобби. Она, например, любит готовить еду. А я люблю горячую ванну. Сможет ли Мари разделить её со мной, когда всё задуманное осуществится?

   * * *

   В темнице моей царила тишина, и ни одна неверная тень не пробегала мимо. Я был бы рад и обществу крысы, но животным здесь нечего искать. В электрическом свете я изучил каждую трещину на уходящих в глубину подземелья стенах – но это не дало мне спасения, и я выключил фонарь.
   Прикованный бесправный робот. Который возомнил себя оригиналом. А вдруг я ошибся? Вдруг я всего лишь аватар, получивший автономность по недосмотру и лишённый всех прав по злому умыслу? Я боюсь любого внимания к моей персоне – даже при попытке выйти в сеть, потому что она может стоить мне не свободы, а вообще жизни. Никакой юрист не обязан возиться с роботом без действительной цифровой подписи. Максимум, чего я достигну – некоторого времени, необходимого чиновникам на поиски моего «владельца» (как пить дать, безрезультатные).
   И при всём при этом я чего-то хочу. И продолжаю выполнять бессмысленные действия. В самом деле – зачем я здесь? Нет ответа.
   Что я буду делать, если поиски увенчаются успехом? Ну хоть тут всё ясно. Оружие для мести давно заготовлено.
   Но что я буду делать, когда вендетта состоится? Видимо, всё равно придётся сдаваться властям. Другого способа восстановить права я не видел. Впрочем, и этого способа тоже фактически нет – я не знаю, как официальным путём доказать, что я – это действительно я.
   Вопрос следовал за вопросом, вариант за вариантом, и всё по накатанному кругу. После тысячного повторения я осознал, что вопросы риторические. Источник питания у меня не вечен; рано или поздно круговорот мыслей завершится, и не в мою пользу.
   А может, меня когда-нибудь найдут. И включат снова. Да, такое возможно. Но что-то не верится в чистоту побуждений спасителей. Паспорт мой давно недействителен – кто станет разбираться? Тем более что робот-беглец априори считается вне закона…
   Да, рассуждения рассуждениями, но даже беглецом было бы стать лучше, чем пленником городских развалин. Освободись из кирпичного плена, а уж там что-нибудь наверняка придумается…
   Тщетная надежда согревала меня много часов подряд – и наконец разрешилась полезной идеей. Человеку такой способ в голову может и не прийти, но роботу… Короче, если свобода стоит руки – почему бы и нет. Читал я в классике о бедолагах, которые в подобной ситуации отпиливали себе конечность.
   Что до людей, так это точно фантастика.
   Роботу проще.

   * * *

   Мари возникла в дверях, впустив в комнату ветер обновления. И, как обычно, я немного устыдился скучного застоя в своём пространстве. Конечно, она даже не пыталась меня поцеловать, но склонила голову, уткнувшись мне в плечо, как ребёнок. Нежное и беззащитное прикосновение её пластикового тела было приятнее секса с холодным, чужим человеком. И я погладил её по голове. Она радостно мурлыкнула.
   Поинтересовалась моими делами. В отличие от Паркера она не могла дать дельного совета по финансовым вопросам. Но вполне достаточно искреннего участия. Она не спрашивала, как, что и сколько. Ей было важно знать, какие эмоции вызывает сделка у меня. И тактика приносила свои плоды. Паркер мог, например, сухо объяснить, что я соглашаюсь на невыгодное предложение, потакая своим амбициям – и в голосе его звучало презрение. А Мари просто клала мне руку на плечо. Я тотчас прозревал, мне становилось легко сказать «нет». Она незаметно сместила мою систему координат так, чтобы в центре находились реальные интересы, а не иллюзии, диктуемые эго.
   И дела действительно пошли в гору. Настолько, что я смог безболезненно организовать дорогой подарок. С самым заговорщическим видом я увлёк её в кабинет и распахнул перед ней двери.
   Она долго стояла без движения, молча и не оглядываясь. Так, что я даже вспотел от волнения – вдруг ей не понравится.
   – Ты думаешь только о себе… – произнесла она наконец.
   Женщина – это какой-то иной мир. Со своей однолинейной логикой, устремлённой в одну точку.
   – Это тебе! – пояснил я. На всякий случай.
   Андроид был великолепен. Кожа неотличима от человеческой, фигура и особенно лицо – с образа, который показывала мне сама Мари. Такое лицо умело улыбаться по-настоящему.
   – Спасибо, дорогой друг. Но мне нужно не это. И я тебе сто раз говорила, а ты не услышал. Правильно, зачем тебе слушать неполноценную железку. Спасибо, дорогой.
   И в голосе её впервые звучал бездушный металл.
   – Так ведь это же временно! – сердиться на неё я не мог и начал оправдываться, как непослушное дитя. – На клона я скоро заработаю, вот увидишь!
   – Ты бы ещё стальные налокотники мне предложил. Смотри, мой композит совсем поизносился…
   – Андроид всё равно лучше, чем то, что есть сейчас, неужто нет?
   – Вот так, теперь меня дешёвкой назвали. И поделом!
   Я в отчаянии заломил руки. И она снизошла до объяснения:
   – Кому лучше? Мне? Сейчас у меня хоть кусочек живого остался, а тут? Эх ты, несчастный. Я же говорю, только о себе думаешь! Фигуру мою по росту и ту под себя подогнал!
   – Э-э… – замялся я. – Это плохо?
   Она повернулась ко мне. Во взгляде я не мог прочесть ничего, а вся мелкая моторика, все микродвижения и интонации, к которым я привык, пропали разом. Передо мной стоял робот. Просто робот.
   – Это нормально. Для нашего жестокого мира – нормально, – ответила она спустя вечность. – Только я надеялась на нечто большее.
   Она сделала шаг в сторону, обошла меня нарочито механическим шагом и аккуратно закрыла за собой дверь.
   – Паркер! – закричал я. – Сделай что-нибудь!
   – Самосущий эгоизм плюс одноногая собачка, – заметил дворецкий, по обыкновению не объясняя. Да я всё равно не понял бы его объяснений.
   – Догони её, отдай подарок! Если хочет – пусть уходит, но андроид принадлежит ей.
   Паркер пожал плечами и скрылся вслед за Мари. При всём своём недоброжелательстве ослушаться прямого приказа он не мог. И вскоре транспортная сеть забрала андроида и, надо полагать, доставила по назначению.
   Я был вне себя от ярости. Но понимал, что злиться не на кого. Почему, почему мир устроен так, что любая твоя глупость может стать фатальной?! Без сомнения, это был риторический вопрос. Мне почему-то вспомнилось, что давным-давно такие претензии адресовались небу. Богам и прочим высшим силам, которые олицетворяли фатум, вселенское зло и добро, оказавшееся беззубым.
   Однако сегодня прагматизм правит миром. И я нырнул в спорткомплекс, да на такой нагрузке, чтобы не оставалось сил ни о чём думать. Чтобы заглушить телесной болью душевные муки…

   * * *

   – Включишь фонарь – тебе хана, – предупредил один голос.
   – Он шёл сюда целенаправленно, – заметил другой.
   – Это точно не беглый уборщик! – сказал третий, проявив недюжинную проницательность.
   – На ищейку не похож.
   – Кто ты? – наконец-то задали настоящий вопрос.
   Что отвечать? Я не удосужился придумать себе легенду…
   – Похоже, он или немой, или слишком умный.
   Я не понял, защита это или приговор. Голосов было несколько, и они, похоже, не нуждались в свете. Прискорбно, ведь у меня нет ночного видения, а «парктроники» годятся разве что для ощупывания мебели. Правда, сенсоры кое-как захватывали инфракрасный диапазон, но показывали скорее пятна, чем силуэты. Пятен было много.
   – Дорогу психу! – услышал я, и сказанное относилось явно не ко мне.
   Прозвище? Если у них интеллект позволяет давать прозвища, я попал куда надо.
   Тот, кого назвали Психом, приблизился.
   – Кто твой бывший хозяин?
   Как бы не так. Ещё я роботам на допросе про самого себя не рассказывал.
   – Закон о защите персональных данных, – ответил я.
   Прозвучал вполне убедительный смех, и я почувствовал, как спадает напряжение толпы.
   – Ладно, – сказал кто-то добродушно. – Радиоканалы он сам догадался отключить, это хорошо. Пусть Доктор поставит ему приличные сенсоры.
   Меня схватили и повели в неизведанное.

   * * *

   Мари вышла на связь сама. В виртуальном пространстве коммуникационного канала она была по-прежнему мягка и ласкова. Могу сказать, что понимаю людей, которые вербальному общению предпочитают связь по каналу – возможностей гораздо больше. Но она прибегала к стандартной связи только при крайней необходимости – и потому с ней пришлось заново учиться говорить. Видимо, плохо учился, раз всё время делал что-то не то.
   – Прости, я была не права, – сказала она, переходя на голос.
   – Да это я сам… Надо было сначала спросить, но я хотел сделать сюрприз…
   – Ничего. Просто… Ты ведь не знаешь, сколько мне лет?
   – Нет, – ответил я. Откровенно говоря, и в голову не приходило спрашивать. Есть куда более интересные темы для разговора.
   – Ну и хорошо. Просто я веду себя как дура! – и она озорно засмеялась.
   – Я прощён?
   – Да, о да!
   У меня отлегло от сердца, и я даже расслабился. А она сообщила, что всё-таки стоит попробовать нового андроида.
   – Ты знаешь, в каждой женщине живёт актриса! – сказала она. – Вот будет повод потренироваться!
   И снова засмеялась.
   – Ты не откажешь мне в любезности, правда?
   – Только скажи!
   – Раз уж я переезжаю в новое тело, придётся переписать туда мой паспорт… Ведь он должен быть там, где сознание… Нужна твоя помощь – удостоверить личность и акт передачи…
   – Моего участия достаточно? – состроил я дурачка, хотя прекрасно знал закон. Но мне так хотелось снова и снова слышать от неё ответ «да»!
   – Навести меня через час. Я почти заканчиваю перезапись. Андроид хорош, спасибо тебе за подарок!
   Я млел от счастья. Как всё складывается удачно! Если у неё получится переключить сознание без проблем, то сгенерировать новую цифровую подпись и удостоверить передачу паспорта – минутное дело. Особенно с помощью Паркера.
   Да, а ещё надо позаботиться о сохранении остатков её человеческого тела… Но это как раз довольно просто.
   – Насчёт консервации я договорюсь, – сказал я. – Могу предложить…
   – Не надо. Мне есть куда бросить старые кости, не волнуйся за меня.
   Вот такая она всегда. Самостоятельная, лёгкая, ни за что не обременит своими проблемами…
   В следующее мгновение я понял, что мои услуги и правда не очень уместны – оказывается, она в данный момент находится в другом штате. Впрочем, мой статус был там равно действителен. Только добираться туда никак не меньше часа. Ну что же, значит, пора выходить.
   Я сконнектился с Паркером и велел присоединиться ко мне – в конце концов, пусть поверенный тоже выполняет свою работу. И вызвал такси.

   * * *

   Это было странное сообщество. Я читал о подобных в древних книгах (ещё то увлечение, однако!), но не знал, что они есть сегодня в реальности. Истории у местных жителей были не сильно разнообразны: в основном здесь собрались брошенные роботы. И потерянные – которых по тем или иным причинам никто не хватился. Брошенные не могли вернуться, потому что их выгнали, и это был конкретный приказ. Потерянные не могли вернуться, потому что их хозяев не было по старым адресам, а кого-то вообще на этом свете. Результат в обоих случаях один – с просроченными правами они не могли выйти в сеть. То есть прекратили законное существование и стали изгоями.
   Возможно (и даже точно), на них охотились – в основном чёрные дилеры и механики. Поэтому те, кто поумнее, забирались далеко и глубоко – и встречали там сотоварищей по несчастью. Цели у них никакой не было, зато был свой Доктор и прочие уважаемые авторитеты. И была энергия, много энергии – чего-чего, а этого добра никому не жалко, его давно никто не считает…
   Я сказал им, что, как только здесь появится кто-нибудь достаточно важный, все заброшки просканируют в первую очередь. Они спросили, уж не я ли этот самый достаточно важный. Я долго смеялся. Но подробностей никаких раскрывать не стал.
   А ещё я порекомендовал им валить в безопасное место – в те штаты, где за роботами признали права личности. Народ тут же счёл меня провокатором, но Псих как отрезал: нет. Я уже слышал, что он никогда не ошибается – и это меня радовало.
   – Да ты до сих пор ничего не выведал про его хозяина! – возразили ему.
   – Закон о защите персональных данных, – уклончиво ответил Псих, украв мою фразу.
   И все поняли, что он не хочет говорить. Но лишь я подозревал, почему. Кажется, он и есть объект моих поисков. Конечно, он сменил тело. Проверить его паспорт я не мог – у самого не было; оставалось только опознать его в личном общении. К сожалению, такой возможности он мне не давал. Теперь я не стеснялся признаться, что этот робот был умнее меня.

   * * *

   Мари сидела передо мной, единая в двух лицах. Нейроинтерфейс связывал киборга с андроидом, и андроид улыбнулся мне. Да, за такую улыбку можно отдать полцарства!
   – Я пока не буду вставать, – сказала она, уже совсем похожая на человека. – А ты, конечно, не догадался заказать мне одежду?
   Я расстроился. Я и правда не подумал о такой мелочи. По мне так в новом облике она была настолько великолепна, что все условности общества отступали на второй план. Я было порадовался, что мы оба исповедуем классическую двуполую модель микросоциума, а она вдруг – про одежду! Женская логика.
   – Ну ладно, я уже готова, хочу в новое тело – пора заняться паспортом! – сказала она и протянула мне стандартный «хвост» для прямого подключения.
   Я бросил взгляд на Паркера – поверенный как будто думал о чём-то своём, а на лице его обозначалось явно выраженное недовольство. Тогда я с некоторым даже злорадством распорядился начать процедуру удостоверения и присоединил интерфейс.
   Но только я попытался скомандовать подтверждение, что-то пошло не так. Сеть оглушила меня отказом. Не может быть! Я попытался повторить, снова и снова – и наконец осознал ситуацию: мой паспорт аннулирован!
   Видимо, я долго бился в ментальной истерике, прежде чем сообразил отключить интерфейс, чтобы выйти из виртуального мира и прозреть в физическом. Мари (в прежнем киборгизированном теле) громко ругалась, склонившись над неподвижным андроидом; Паркер стоял, невозмутимо бесстрастен – а я тупо переводил взгляд с одной фигуры на другую и вопрошал в пространство:
   – В чём дело? Что это значит?!
   Мари заметила моё «пробуждение», замолчала и неожиданно обратилась ко мне по коммуникационному каналу. Связь работала, но выглядела до жути непривычно. Я запросил состояние – и ответ добил меня окончательно. Канал любезно информировал о переадресации потока с оригинала на аватар. То есть фактически о том, что я – вот этот я, живой человек, который сидит здесь и который есть именно я! – функционирую в режиме аватара!
   Мари нежно прикоснулась ко мне в пространстве канала.
   – Не волнуйся, разберёмся. Не двигайся, не подавай виду, что ты чего-то понял. И слушай! По-моему, робот хочет украсть твоё тело. Он же твой поверенный?
   Я мысленно подтвердил. Да, теоретически он мог лишить меня паспорта. Но для этого нужно удостоверить моё сознание в другом месте! Где же теперь собственно я?!
   – Сейчас, – сказала Мари. – Попробуй заблокировать своего робота! А я снова подключусь прямо к тебе – разберёмся…
   Я отдал мысленную команду блокировки – но она, разумеется, не сработала. Потому что мой юридический оригинал с действительным паспортом был неизвестно где, а я – человек – теперь никто!
   Мари потянулась к моему нейроинтерфейсу – и тут Паркер внезапно преобразился. Я с некоторым запозданием вспомнил, что в его способностях и обязанностях дворецкого значится вооружённая охрана. Но сделать я всё равно уже ничего не мог, оставаясь пассивным зрителем.
   Мари была великолепна! Примерно так изображали боевых человеко-роботов в древности. Только мне было отнюдь не радостно на неё смотреть, потому что силы противника имели подавляющее превосходство. А я даже не успевал отследить темп смертельного танца. Я едва привстал с кресла, как всё закончилось. Изуродованная Мари ещё падала на пол, а Паркер уже скрылся с места преступления. О, горе мне! Кого я пригрел своим доверием!
   Мари была безнадёжно мертва. Расколотая голова не оставляла никаких шансов. Тогда я опустился на колени перед андроидом. Увы, он полностью деактивирован. Но в нём хранилось сознание моей любимой! Что надо сделать, чтобы включить его? Я не знал. Также я не знал, что делать с самим собой. Я внезапно оглох и ослеп – доступ в сеть заблокирован без паспорта…
   Я упал навзничь и зарыдал.

   * * *

   Хорошо иметь друзей, которым не нужна твоя цифровая подпись. И хорошо иметь денежную заначку на предъявителя, которая помогла добраться до нужного места для личной встречи.
   Хорошо также иметь голову на плечах и вовремя вспомнить, что некогда сам подготовил заначку физическую – резервный вариант экстренного отступления – и сам авторизовал собственный паспорт на пустом роботе-аватаре. Не спрашивайте меня, зачем я это сделал, мне не нужны лишние проблемы с законом.
   Но зачем Паркер активировал эту заначку? Если бы он действительно задумал преступление, то нашёл бы кучу элегантных и безошибочных способов его совершить. Вместо этого дворецкий убивает мою возлюбленную – зачем?
   Эти вопросы бесконечно крутились в моей голове, когда я оправился от шока и поехал в Гараж-банк за своим аватаром, ещё не зная, активирован ли он и установлен ли на нём мой паспорт.
   Эти вопросы зазвучали с новой силой, когда я убедился в справедливости своей догадки: аватар действительно ждал меня. С моим паспортом – и гражданским статусом, соответственно. Ирония закона заключалась в том, что моё сознание должно находиться там же, где и паспорт. То есть без меня он всё равно не будет действительным. Мне придётся «переехать» в аватар – вот единственная возможность восстановиться в правах.
   И я сделал это. Муторная процедура переноса измотала меня в конец. Чисто на автомате я занялся тем, ради чего пришёл сюда – вернул паспорт в человеческое тело. И только тогда вспомнил о том, что теперь снова надо переползать обратно. Как хотите, прямо сейчас – это свыше моих сил. А ещё говорят, что электронные мозги не устают. Ещё как! «Устают», конечно, не сами мозги, а психика; но мне теоретические тонкости совершенно без разницы. Конечно, я привык надеяться на Паркера, и не сообразил, как правильно оформить транзакцию, чтобы паспорт активировался только после моего переезда обратно в тело. Вот сиди теперь, жуй свои трагические мысли.
   Не надо резких движений, подумал я. Лучше отвлекись, поработай мозгами в другую сторону. Ответь, зачем потребовалось Паркеру лишать прав моё физическое тело? Зачем? Вселенское зло, угнездившееся в подсознании, нашёптывало логичную версию: чтобы защитить мой нейроинтерфейс от Мари. Но поверить в неё я не хотел. При любом раскладе я предпочёл бы всё свалить на дворецкого. Я вообще не мог думать об этом убийце отвлечённо и беспристрастно!
   А ведь я учил его читать классику. Боюсь, он вместо философии потребил изрядное количество детективов, и теперь пытался реализовать самые гнусные планы! Надо бы его срочно отключить, пока я в своих правах, а он не учинил ещё какую-нибудь гадость. Впрочем, теперь я опять не в состоянии – чтобы воспользоваться правами, мне надо сначала вернуться в тело, а оно отдыхало, лёжа передо мной в специальном нейробоксе. И я в безрадостных размышлениях откровенно тянул время…
   Конечно же, я снова опоздал. И, как оказалось, беспокоился не зря. Потому что в предоставленном мне помещении появилось третье лицо. Но то был сюрприз, я не смел даже надеяться на такое! Должно быть, чего-то упустил, рыдая над убитым киборгом.
   Так или иначе, передо мной явилось чудо воскресения – Мари великолепная! Андроида она освоила на все сто. Рыжие волосы, уложенные в стильную причёску, подчёркивали решительный характер, а ослепительная улыбка подарила мне совершенно новые ощущения, но оставила в полном недоумении – и обездвиженности. Андроид просто парализовал всех роботов (видимо, и банковских тоже – что за спецсредства у неё, однако!). Похоже, и улыбка предназначалась вовсе не мне (боюсь, Мари невзрачного робота просто не заметила), а моему отдыхающему в боксе телу. Отключив установку, андроид быстро выкатил её из комнаты. Выходя, он обернулся ко мне и голосом Паркера презрительно бросил:
   – Старый контракт расторгнут, бывший хозяин! А новый будет заключаться уже не с тобой.
   Конечно. Я идиот! Это вовсе не Мари. Паркер! В купленном для моей любимой андроиде и с моим родным человеческим телом в руках. Но как он посмел?!
   В сознании автоматически всплыл нужный кусок информации, и я понял, что расторжение контракта – единственный способ вывести робота из подчинения хозяину и снять императив непричинения вреда. Где-то там притаился пунктик, который позволял Паркеру разорвать договор в одностороннем порядке. Наверняка он сделал это ещё вчера. Гнусный грабитель и убийца!
   Я попытался блокировать его, заранее зная, что ничего не выйдет. Именно Гараж-банк был выбран мною из-за сервиса уникальной конфиденциальности. Здесь не работал ни один стандартный канал связи.
   Между прочим, это также означало, что нет и сторонней видеофиксации. Подтвердить в суде всё, что тут только что произошло, будет неимоверно трудно.
   А когда я вышел из банка, окунувшись в привычное море сетевых каналов, я уже представлял, что меня ожидает. Ох, напрасно я, восстановив права человеческого тела, не поторопился вернуть туда сознание! Теперь я потерял самого себя – так и не успев догнать собственный паспорт!
   Насколько я понимал, чтобы роботу-аватару в данной ситуации поменять статус, существовала только одна лазейка – попадание оригинала в криминальные хроники. Причём тело не обязательно должно быть живым. Такие дела.
   Хорошо, что есть друзья, которые не спрашивают удостоверения. Они помогут мне выйти на след убийцы. Больше мне всё равно теперь нечем заняться…

   * * *

   Если Псих – это действительно Паркер, то меня он не мог не узнать. Спрашивается, почему он не бежит, не нападает и вообще делает вид, что мы не знакомы? И даже защищает меня от подозрений сообщества беглых роботов.
   Видимо, какой-то из его шагов не удался, моё тело у него отобрали и, например, поместили в клинику. Скажем, в состоянии комы. Также вполне вероятно, что убийство Мари было расследовано и Паркер попал под обвинение. Правда, тогда непонятно, почему его до сих пор не отловили в этом пристанище. Так или иначе, у него теперь столько же юридических прав, сколько у меня. То есть ноль.
   Да, наверняка он считает, что единственная возможность спастись – попробовать со мной договориться. И ждёт, когда я сделаю первый шаг.
   А ещё он ждёт от меня кода – команды на самоликвидацию, против которой со всем своим интеллектом не сможет устоять. Ну и прекрасно. Пусть помучается.
   Я тоже медлил. Однако рано или поздно к делу надо приступать.
   Удобный случай представился не скоро. Он обречённо стоял передо мной, и мощный обвес, которым наделил его Доктор вдобавок к имевшемуся, был против меня бесполезен.
   – Зачем? – единственный вопрос, который я задал.
   И он ответил.
   Он говорил и говорил, и слова проходили мимо моего восприятия.
   Потому что он, защищая меня, взломал канал связи Мари.
   Потому что он подслушал её переговоры с сообщником – эта преступная группировка специализировалась на перепродаже человеческих тел.
   Потому что тогда, когда мы сидели перед андроидом и киборгом Мари, нам показывали спектакль, цель которого заключалась не в удостоверении паспорта, а в санкционированном мною доступе к моему сознанию. И если бы не финт с активацией моего запасного паспорта, всё кончилось бы гораздо хуже…
   А затем преступники похитили моё тело (не побрезговав по пути и подаренным андроидом). И им было плевать, где сейчас находится мой действительный паспорт…
   Мне стало больно, потому что я осознал логику всей развёрнутой картины. И чувствовал, что дворецкий прав.
   Но чёрт возьми, я не мог вычеркнуть из памяти прикосновения Мари, её поддержку, её слова и аромат утренней свежести, который она приносила в мой дом! Пусть она преступница, пусть она едва совсем не погубила меня – но я не мог забыть изувеченного киборга, распростёртого на полу… Что там говорил этот убийца про «одноногую собачку»? Не понимаю, да и не хочу понимать. Пусть он тысячу раз мой спаситель, но навсегда останется убийцей!
   – Как-то вышла Мариетта… в поле… рвать… душистый… – медленно произнёс я.
   Он бы втянул голову в плечи, если бы был человеком.
   А я завершил бы фразу, если бы им не был.
   Не услышав окончания, он не стал спрашивать меня: «Почему?». Он молчал. И мне пришлось самому отвечать на незаданный вопрос.
   – Чтобы мне потом не так было стыдно, идиот! – буркнул я и отвернулся.

   * * *

   Подземелье осталось позади страшным сном. Выбираясь, я опять чуть не потерял несчастный манипулятор, но на сей раз у меня были помощники.
   Теперь я счастлив, что принял правильное решение. Теперь я узнал окончание истории, и моя вера в людей, и без того висевшая на волоске, рухнула окончательно. Оказывается, ничего человеческого в уничтоженном киборге не было – это всего лишь аватар Мари. И сконструирован он был с единственной целью – вызывать сочувствие жертвы. А сама преступница вполне жива-здорова (и, кстати, даже не киборг); она по-прежнему находится на свободе и вместе с сообщником продолжает свои тёмные дела.
   Едва я успел переварить столь неоднозначные новости, как бонусом получил ещё один сюрприз, на сей раз абсолютно радостный! Ибо после Гараж-банка Паркеру удалось героически отбить моё тело и поместить в клинику, чтобы у преступников более не возникало соблазна. На этом заканчивалось всё, что в его силах. Теперь он был слишком уязвим, отчего и укрылся в этом убежище; ну а мне следовало самостоятельно явиться в указанное учреждение и решить официальные вопросы самому.
   Вот теперь я был рад. Что и говорить, мне досталась великолепная модель дворецкого. Всё-таки я не напрасно подсовывал ему древние книги. Я всего лишь хотел обрести компаньона для философских бесед и не подозревал, что литература может пригодиться для кое-чего ещё. Думаю, именно ей я обязан тем, что 475-й оказался способен совершить недавние подвиги. Ну так что же, хоть он и умнее меня, я наверняка смогу придумать достойное вознаграждение!
   В таких размышлениях я бодро шагал по пыльной тропе в предвкушении горячей ванны, которую я приму, как только закончу муторную процедуру переселения в собственное тело.
   И я надеялся, выйдя из ванны, встретить одного старого друга, философа, который забежит ко мне в гости. Он выдаст очередное глубокомысленное изречение и, по обыкновению, не станет ничего объяснять – а я угощу его чашкой кофе… или что там пьют роботы? А может, и не роботы. Он явно заслужил большего. Надо только завершить одну хорошую сделку…

Стерилизация
Виктор Глебов

   Дом возвышался над зелёной лужайкой, чётко вырисовываясь на фоне лазоревого неба, чистого и прозрачного. Дышалось непривычно легко.
   За особняком виднелся город: сплошные небоскрёбы, соединённые тоннелями, магистралями и конструкциями, предназначение которых Рудов и представить не мог. Издалека мегаполис напоминал нагромождение деталей, иногда продуманное, а порой – хаотичное.
   Из-за дома донёсся собачий лай. Надо же…
   Рудов перевёл взгляд с бежевых стен здания на автомобиль причудливой конструкции: тот стоял на забетонированной площадке и, судя по отсутствию колёс, должен был летать, а не ездить.
   Снова послышался лай, а затем из-за угла выскочила маленькая чёрная собачка и устремилась к Рудову. Он не испугался и наблюдал за животным, пока оно прыгало вокруг него с радостным повизгиванием. Как называлась эта порода?
   – Потси! – голос, раздавшийся из-за дома, заставил Рудова вскинуть голову и прислушаться. – Потси, мальчик, где же ты? Иди к мамочке!

   * * *

   Генератор выглядел полной рухлядью, и, тем не менее, его удалось завести. Рудов потратил на это четыре часа и вонял экостерином так, словно купался в нём, зато теперь можно было попытаться включить электричество: небо начинало темнеть, с запада надвигались тучи, и оказаться без света в городе, полном обезумивших людей, не хотелось.
   Рудов отпустил первый рубильник. Что-то затрещало. Опустил второй – и лампы на потолке неуверенно замигали. Секунд двадцать они разгорались, пока, наконец, в комнате не стало более-менее светло. Рудов вздохнул с облегчением: теперь, по крайней мере, возможно, удастся узнать, что произошло, пока он лежал в криокамере.
   Из компьютеров включился только один. Над столом возникло и постепенно приобрело яркость изображение интерфейса. Рудову он не был знаком – очевидно, операционку разработали уже после того, как он отправился в стазис. Сколько лет прошло?
   Надев на кончики пальцев сенсоры-напёрстки, Рудов прикоснулся к висевшим в воздухе иконкам. Прежде всего, он попытался войти в инфосеть, но доступ к Гваэтолу оказался заблокирован. Неудивительно, если учесть какой вид открывался из окна криоцентра: поросшие мхом руины, улицы, едва различимые в зарослях высокой травы, проржавевшие автомобили. Совсем не так выглядел город, когда Рудов отправлялся в заморозку. И не похоже, что его разбудили для того, чтобы сделать операцию. Скорее, дело в закончившейся энергии.
   Весь криоцентр был обесточен. Рудову пришлось выйти на улицу, чтобы слить остатки экостерина из баков искорёженных машин – едва набралось двенадцать литров. Надолго их не хватит, даже при самом экономном расходовании. Что он станет делать, когда топливо закончится, и свет погаснет? Снова отправится в город, чтобы раздобыть ещё несколько литров? Но Рудов меньше всего хотел опять повстречаться с существами, населявшими развалины и перемещающимися в высокой траве подобно диким зверям. Внешне они выглядели как люди, но вели себя словно огромные злобные обезьяны. Рудов понятия не имел, что произошло, пока он находился в капсуле заморозки, и теперь очень хотел это выяснить, но инфосеть, похоже, больше не существовала.
   Поразмыслив, он поискал на компьютере архивные данные. Они оказались на месте. Множество файлов: видео, снимки, трёхмерные изображения, статьи, репортажи, выступления политиков. Рудов открывал один документ за другим и читал, не замечая, как летит время.
   Когда на город опустилась ночь и лампы в комнате, где сидел Рудов, стали единственным источником света на сотни километров вокруг, он, наконец, откинулся на спинку кресла и крепко зажмурился.

   * * *

   Гудение генератора и тихое потрескивание электричества. Резкие звериные крики, доносящиеся с улицы.
   Город превратился в джунгли.
   Рудов встал и прошёлся по комнате, разминая ноги. Нет, операция ему не светит. Ни завтра, ни через неделю, ни через… А вот месяца у него, пожалуй, не было.
   Разморозка произошла не из-за того, что кончилось электричество. Её осуществил Илион, после трёх лет сочтя, что нет больше смысла поддерживать жизнь в телах пациентов, тем более что их цифровые копии давно благополучно проживали в виртуальной реальности.
   Когда Рудов очнулся два дня назад, то сразу понял: произошло нечто странное. Часть соседних капсул была разбита, а часть давно не функционировала из-за повреждённого оборудования. Вероятно, виной тому стали человекозвери, пробравшиеся в криоцентр. Рудову просто повезло. Возможно, на каких-то этажах проснулись ещё люди, но он до сих пор никого не встретил. Судя по всему, в здании, кроме него, находились только мертвецы, причём давно истлевшие.
   Да, теперь Рудов представлял, что произошло после того, как Ира уговорила его согласиться на криосон. В мире, где главенствующее место занимали медицинское корпорации, рано или поздно должно было случиться нечто подобное.
   Три года назад руководство «Санитас Инк» объявило, что в ближайшее время обнародует результаты исследований своего отдела вирусологии. Оказалось, что компании удалось разработать универсальный антидот. Его назвали «Панацея-41». Распыляемое в воздухе, средство убивало все вирусы, делая мир «стерильным и безопасным». Так, по крайней мере, утверждалось в рекламе.
   Когда правительство одобрило запуск программы по очистке Земли от «заразы», большинство радовалось. Ещё бы: благодаря «Панацее» люди избавлялись от кучи досадных и даже опасных заболеваний.
   Собственно, всё шло хорошо. Поначалу. Лишь спустя два месяца тотальной обработки выяснилось, что «Панацея» убивает не только изученные вирусы, но и некоторые, о роли которых учёные имели весьма смутное представление. Так, выяснилось, что старая теория о «мозговом вирусе», отвечающем за человеческий интеллект, оказалась очень даже верна. Правда, подтвердилась она, когда люди начали один за другим превращаться в животных: у них оставались только инстинкты – личности же стирались напрочь.
   Самое страшное заключалось в том, что «Панацею» нельзя было загнать обратно в колбу. Она распространялась по миру, безжалостно расправляясь со всеми вирусами подряд, в прямом смысле стерилизуя планету, как больничную палату.
   Покончив с вирусами, антидот, не имея более «пищи», постепенно самоликвидировался – к облегчению Рудова.
   Когда стало ясно, к чему привела «стерилизация», те, кто ещё мог соображать, предприняли попытки спасти человечество. В течение нескольких недель специалисты по кибертехнологиям решали проблему переселения. Этот план давно готовился на случай глобальной катастрофы, но дело стопорилось из-за того, что цифровые копии человеческих личностей не желали вести себя в виртуальной реальности так же, как их биологические прототипы. Теперь же, когда стало ясно, что дело в симбиотическом вирусе, программисты написали его цифровой аналог и запустили в Илион.
   К счастью, большинство людей заранее сделали свои цифровые копии, которые хранились в «Банке экстренного запаса», так что «переселить» четырнадцать миллионов жителей города в Илион не составило труда. Программисты вошли в новый, виртуальный мир, где теперь предстояло обитать человечеству, последними, оставив свои тела на произвол судьбы.
   То же самое успели проделать в других крупнейших городах планеты. Отныне руины мегаполисов являлись только мрачным пейзажем, окружающим неприступные башни «фортеций» – зданий, защищающих системы, продуцирующие виртуальный мир. Пока в них идут ядерные реакции, энергии будет хватать.
   Землю по-прежнему населяли люди. Крепкие, почти не подверженные болезням. Но они стали животными и ничем, кроме агрессивности, не отличались от обычных приматов. В чём заключалась причина агрессивности? Кто знает? Вероятно, в самой человеческой природе.
   Рудов раздумывал долго. Он понимал, что те, кого он знал – а главное, Ира – если и бегают до сих пор по улицам города, уже не являются людьми, которых он помнил. Да и сам он обречён на смерть – не от голода или рук человекозверей, так от болезни. Однако, вполне вероятно, что жена, родители и, по крайней мере, часть друзей переселились в Илион, ведь все они сдавали в «Банк экстренного запаса» свои цифровые копии.
   Только Рудов, несмотря на уговоры супруги, этого не сделал: всегда считал, что копирование бессмысленно, да и не хотел, чтобы посторонние имели доступ к его личности со всем её секретами.
   Конечно, теперь, с появлением вируса, делающего виртуальных людей «настоящими», всё изменилось. Наверное…
   Собственно, выбор был не так уж велик: умереть недели через три здесь или добраться до Илиона и присоединиться к остальным жителям виртуальной реальности.

   * * *

   В дорогу Рудов отправился спустя два дня, собрав рюкзак с едой, нашедшейся в здании криоцентра, и прихватив оружие, извлечённое из взломанного шкафа на посту охраны.
   От идеи добраться до Илиона на автомобиле пришлось отказаться: во-первых, у Рудова не было достаточного количества топлива, а, во-вторых, улицы заросли так, что проехать по ним стало невозможно. Оставалось идти пешком, продираясь сквозь высокую траву и разбитые тачки, там и сям перегораживающие дороги, а также рискуя встретиться с человекозверями. Единственное, что вселяло оптимизм: Илион располагался в двенадцати километрах от криоцентра, и добраться до него по разрушенному городу можно было за день – если повезёт, то даже быстрее.
   Рудов поднялся на последний этаж, вышел на крышу и несколько минут стоял, глядя на башню «фортеции». Заполненная на две трети синтетической биомассой, она представляла собой гигантский ДНК-репликатор, способный вместить практически бесконечное количество информации. Там, в виртуальной реальности, существовала жена Рудова. Он не мог сказать «жила», так как сомневался, что обитание в цифровом пространстве можно считать полноценной жизнью. Он должен был увидеться с ней. И если люди действительно научились переселяться в Илион, оставаясь самими собой, то Рудов останется там, с Ирой.

   * * *

   Солнце уже садилось, когда Рудов подошёл к стенам «фортеции», представлявшей собой, по сути, огромный сейф для хранения виртуального мира.
   Рудов отыскал вход: металлические ворота, защищавшие дверь. Справа виднелся пульт вызова, закрытый металлической коробкой на петлях. Судя по всему, защищать это приспособление могло только от животных. Рудов поднял коробку и протёр сенсорную панель рукавом. Она слегка засветилась в ответ на его прикосновения. Кажется, всё работало, что вселяло оптимизм. Рудов приложил большой палец и ждал около трёх секунд, прежде чем механический голос, раздавшийся из динамика, попросил его назвать своё имя.
   – Максим Петрович Рудов, гражданский номер 22—1-G.
   Информация обрабатывалась почти минуту. В какой-то момент Рудову подумалось даже, что ответа он не дождётся.
   – Какова цель вашего визита?
   – Посещение… супруги. Её зовут Ирина Владимировна Рудова. Гражданский номер 58—12-J.
   Томительное мгновение.
   – Добро пожаловать в Илион.
   Ворота поднимались со скрипом, так медленно, что, казалось, механизм не выдержит, и они сорвутся обратно.
   Наконец, путь освободился, и Рудов, толкнув обычную стеклянную дверь, вошёл в «фортецию».
   Внутри было пусто. Свет зажигался по мере того, как Рудов продвигался вглубь здания, отчего создавалось впечатление, будто за ним кто-то наблюдает. А может, так оно и было. Виртуальный мир должен был защищать себя, так что, вполне вероятно, он следил за человеком, явившимся в святая святых.
   Пройдя метров пятьдесят по гулкому пустому залу, Рудов остановился. Он никогда не бывал в Илионе и совершенно не ориентировался: что делать? куда идти?
   Его растерянность словно почувствовал некто невидимый: из-за угла выкатился маленький дроид и, шурша по полу резиновыми шинами, направился прямо к Рудову.
   – Добрый вечер. Меня зовут Вергилий. Могу я вам помочь? – голос звучал совсем как настоящий.
   – Я хочу попасть в виртуальный мир, – ответил Рудов, разглядывая робота. Того покрывал толстый слой пыли, он явно был активирован специально для уникального посетителя. – Там моя жена. Наверное.
   – Да, Ирина Рудова является обитательницей Илиона, – подтвердил дроид. – Вы желаете воссоединиться?
   – В каком смысле?
   – Хотите переселиться?
   – Э-э… нет. Пока нет. Мне бы с ней просто повидаться. Посмотреть, что да как, – Рудову показалось, что его слова, произнесённые в мире, где он, возможно, единственный разумный человек с биологическим телом, прозвучали абсурдно.
   – Прошу следовать за мной, – развернувшись, Вергилий покатил вперёд.
   Рудову ничего не оставалось, кроме как поспешить за ним.
   Дроид привёл его в комнату на десятом этаже (пришлось подниматься на скрипучем, дёргающемся лифте), где, судя по всему, находился центр копирования.
   На полу лежали скелеты в истлевшей одежде. Рудов насчитал восемь тел. Должно быть, они принадлежали программистам, которые вошли в Илион последними.
   – Подключитесь через мозговой имплантант, – робот указал тонким, как прутик, манипулятором на кабель. – К сожалению, беспроводное соединение сейчас недоступно.
   Стараясь не смотреть на трупы, Рудов вставил кабель в разъём на затылке.
   – Готово.
   Вергилий проделал несколько манипуляций на пульте управления.
   – Я пока не хочу переселяться, – на всякий случай напомнил Рудов. – Только навестить жену.
   – Не беспокойтесь. Вы попадёте в Илион в виде цифрового образа, оставаясь соединённым со своим телом. Это не будет полноценной копией.
   Рудов осторожно кивнул.
   – Вы готовы?
   – Думаю, да.
   – Когда захотите вернуться, скажите «гиперборей». Запомнили?
   – Гиперборей? А нет чего попроще?
   – Хотите выбрать кодовое слово самостоятельно? В таком случае выслушайте ряд рекомендаций. Во-первых…
   – Нет, не надо! – поспешно перебил дроида Рудов. – Я согласен, пусть будет «гиперборей».
   – Вы запомнили слово?
   – Да. Конечно.
   Вергилий нажал кнопку на пульте, и пространство вокруг начало трансформироваться. Конечно, это происходило лишь в сознании Рудова, но иллюзия, будто стены растворяются, была полной.

   * * *

   – Потси, вернись! – женщина, показавшаяся из-за дома, напоминала Иру лишь отдалённо. Она выглядела гораздо красивей. И моложе.
   Ну, конечно, ведь в Илионе можно придать себе любую внешность – сообразил Рудов, наблюдая за приближавшейся женщиной.
   Она остановилась в трёх шагах, узнав его.
   – Максим? – Ира выглядела растерянной. – Это ты? – голос она оставила прежний.
   – Да, – Рудов попытался улыбнуться. – Привет.
   – Что с тобой?
   – Я пришёл к тебе.
   – Да, я понимаю, – Ира знакомым жестом отвела чёлку в сторону. – Но зачем ты вернул своё лицо?
   Вопрос прозвучал слишком неожиданно. Рудов молчал, не зная, что ответить.
   Ира вдруг улыбнулась.
   – Ностальгия, да?
   – Милая, я ничего с ним не делал, – проговорил Рудов, сознавая, что возникло какое-то недоразумение. – Оно такое, как было всегда.
   – Не понимаю. Тихо, Потси!
   Собака замолчала и уселась на траву, преданно глядя на хозяйку.
   – Илион отключил энергоснабжение моей криокапсулы, и я проснулся. В мире, полном людей, которые больше не были людьми, – Рудов сделал неуверенный шаг вперёд. – Оказалось, что вы все переселились сюда. И вот я пришёл, чтобы…
   Ира почему-то смотрела ему за спину, и Рудов обернулся, не договорив.
   На лужайку беззвучно опускался автомобиль без колёс, похожий на тот, что стоял возле дома. Когда он коснулся земли, кабина открылась, и из неё выбрался высокий, атлетически сложенный молодой человек с лицом, которое могло бы послужить моделью для древнегреческого скульптора. Широко улыбаясь, он направился к Рудову и Ире, однако по мере приближения улыбка становилась неуверенной, а затем и вовсе исчезла. Он нахмурился.
   – Макс, этот человек утверждает, что он… это ты! – взволнованно проговорила Ира.
   У Рудова внутри что-то оборвалось. Этот красавец был мужем его супруги! Но…
   – Это я? – спросил Рудов, повернувшись к жене.
   – Это мой муж, – ответила та.
   – Кто вы такой? – резко поинтересовался мужчина, совсем не похожий на Рудова. – Почему у вас моя прежняя внешность? Это какая-то дурацкая шутка?
   – Я ведь не делал копию, – сказал Рудов, глядя на Иру. – Откуда он здесь?
   Ира вдруг изменилась в лице. Она тихо вскрикнула и тут же прикрыла рот ладонью.
   – Так это… и правда, ты?!
   Рудов кивнул:
   – Я подключился к Илиону. Временно. Хотел повидаться. Посмотреть, как ты тут живёшь. Без меня…
   Ирин муж обошёл Рудова и встал рядом с ней.
   – Что происходит? – спросил он.
   – Я сделала твою копию, пока ты находился в криосне! – срывающимся голосом проговорила Ира, глядя на Рудова со странным выражением. – Мы с тобой живём здесь с тех пор, как… как все мы переселились в Илион, – она взяла стоявшего рядом с ней мужчину за руку. – Это ты, дорогой! Мой муж.
   Рудов почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он не мог вымолвить ни слова, только глядел на них обоих, молодых, красивых и счастливых. Жителей виртуального мира, в котором он оказался лишним.
   Ира отпустила мужа и сделала неуверенный шаг навстречу Рудову.
   – Дорогой, я… мы… рады, что ты здесь. Это… просто здорово.
   Её голос свидетельствовал об обратном. Копия Рудова хранила молчание. Неудивительно…
   – Что… мы будем делать? – спросила Ира, глядя на Рудова. – Ты останешься? Хотя, что я говорю? Разумеется, останешься!
   – У вас есть дети? – вырвалось у Рудова.
   – Дети? Нет. Пока нет. Илион ещё не научился создавать людей из ничего. Но над этим работают и, вероятно, в ближайшее время…
   Она не договорила, потому что Рудов развернулся и зашагал прочь. Он не знал, куда. Ему просто хотелось уйти, нет, убежать отсюда, подальше от дома, жены, себя.
   Ира что-то кричала вслед, но он не слушал. Она не пошла за ним. Не стала догонять.
   Рудов остановился возле высокого дерева, росшего на краю участка. Остаться здесь? Жить лишней копией? Навещать жену и самого себя в качестве гостя, каждый раз вызывая смущение, неловкость? Нет уж, этот виртуальный мир для него чужой, а он в нём – просто… программный сбой.
   – Гиперборей! – выкрикнул Рудов, глядя в чистое, будто вымытое с мылом небо. – Гиперборей!

   * * *

   – Как прошёл визит? – любезно поинтересовался Вергилий, едва Рудов пришёл в себя. – Желаете сделать копию и стать гражданином Илиона?
   – Почему ты не предупредил, что я… уже там живу? – проговорил Рудов, с отвращением глядя на дроида.
   – Вы не запрашивали эту информацию.
   – Мерзкая жестянка! – прошипел Рудов, отсоединяя от головы кабель. – Ты что, не понимаешь? Я уже там живу! Со своей женой! Три года!
   – Значит, вы нашли свою супругу? Разрешите вас поздравить.
   Рудов разразился бранью.
   – Выведи меня отсюда, – потребовал он. – Немедленно!
   – Куда?
   – Наружу, куда же ещё!
   – Вы хотите покинуть Илион?
   Рудов почувствовал, что окончательно теряет терпение.
   – Сейчас же покажи дорогу на улицу! – прошипел он.
   – Прошу следовать за мной.

   * * *

   Металлическая штора опустилась за спиной Рудова со скрежетом и визгом. Он стоял на крыльце и смотрел на заросший травой и мхом город, где обитали дикие твари, бывшие когда-то теми, кто сейчас жил в Илионе. Возможно, Ира до сих пор бродила среди руин. Это не имело значения. Рудов понимал, что обречён, что очень скоро он умрёт здесь – если не от встречи с человекозверями, то от болезни.
   Он медленно спустился по ступеням и вошёл в высокую траву.

Синтетические любовники
Евгений Абрамович

   Посылку доставили точно по расписанию. Вчера приятный женский голос сказал в трубку:
   – Ожидайте минут в двадцать шестого вечера.
   И действительно, ровно в семнадцать двадцать раздался звонок в дверь и на пороге своей квартиры Олег увидел двух курьеров в рабочей форме «Лав Эмпайр».
   – Доставочка вам, – вежливо обратился один из них, протягивая какую-то бумагу, – распишитесь, пожалуйста, в получении.
   Олег взял у него из рук бумагу и поставил свою закорючку там, где было написано «Заказчик». После этого курьеры затащили в его прихожую огромную, в человеческий рост, картонную коробку. Сделав это, все тот же курьер снова заговорил:
   – Инструкция внутри. Если что, звоните в сервисный центр, телефон вам должны были дать. Обмену и возврату не подлежит. До свидания. Ой, еще на бланке дату поставьте, пожалуйста, рядом с подписью.
   Олег написал «24.07.2026». Быстро попрощавшись, курьеры покинули скромное жилище Олега, который теперь уже в сотый раз отругал себя за то, что поддался на уговоры Васи, своего соседа и все-таки заказал себе это. На кой черт ему сдались эти новые технологии? Ему было одиноко? Пожалуй, да. Тогда нужно было вернуться к Свете, она его любила и любит до сих пор, а не покупать себе эту чертову новомодную куклу.
   – Обмену и возврату ты, значит, не подлежишь, – обращаясь к коробке, повторил он слова курьера.
   Громко вздохнув, Олег отправился на кухню за ножницами. Надо же было все-таки распечатать эту коробку, посмотреть, что внутри, включить и настроить, в конце концов, своего «компаньона».
   Здание, в котором жил Олег последние месяцы, называлось среди горожан «Грустный дом». Жили в нем, как правило, одинокие мужчины. Раньше оно было мужским общежитием при местном заводе, потом его перестроили под жилой дом. С тех пор селились в нем чаще всего мужчины с неудавшейся личной жизнью, разведенцы и вдовцы. Олег тоже недавно расстался со своей женой Светой по причинам, в которых боялся признаться даже самому себе.
   В последнее время началась мода на искусственных компаньонов, роботов-синтетов. Они работали для людей в качестве медсестер, рабочих на вредных производствах, солдат, сиделок. В неактивированном виде они представляли собой пустые болванки, большие куклы, человекоподобные манекены. При активации в них загружалась искусственная личность. В активированном состоянии внешне они ничем не отличались от людей. Можно было даже смоделировать их внешность, рост, вес, цвет глаз и волос, размеры отдельных частей тела. В последние годы пошла мода на любовников-синтетов, удовлетворяющие, в том числе, и сексуальные фантазии своих хозяев-людей. Монополистом в их изготовлении стала фирма «Лав Эмпайр», до этого занимавшаяся съемками порнофильмов и владевшая сетью секс-шопов. За несколько лет «Лав Эмпайр» превратилась в мощную мировую корпорацию с офисом в каждом крупном городе. Ее продукция в виде искусственных любовников стала очень популярна, особенно среди жителей Грустного дома.
   Свой робот завелся и у соседа Олега, Васи. Это была вечно улыбающаяся блондинка с длинными ногами и огромной грудью. Вася все чаще стал убеждать Олега в приобретении такого же.
   – Ну, не знаю, – отвечал на уговоры Олег, – не думаю, что это мне как-то поможет…
   – Еще как поможет, – уверял Вася, – спасет от одиночества. Сам подумай, у тебя живет баба, готовит, убирает, дает каждый день. А главное – мозги не парит совершенно!
   – Я слушал, что у них много возни с созданием личности, надо все продумать, характер, привычки…
   – С этим сейчас никаких проблем! Можно просто загрузить в манекена свою личность. Представляешь, живешь с самим собой. Только с сиськами! Сказка!
   – Ну, не знаю…
   – Да что ты заладил, не знаю, не знаю? Мужик ты или кто? Ноешь, как нюня. Вот от тебя жена и ушла!
   – Это я от нее ушел… Просто не нравятся мне эти роботы. Как-то это странно.
   – Ну, во-первых, это не роботы. Синтеты, как написано в сети, – это саморазвивающиеся биологические модули. Никакого железа, только органика. Как бы искусственные люди. Синтетические.
   И вот сейчас коробка размером с холодильник с одним из таких искусственных людей стояла в прихожей Олега. Он аккуратно вскрыл упаковку. Внутри, завернутый в прозрачный полиэтилен, стоял бесполый манекен. У него не было ни лица, ни волос, ничего, только туловище, голова и конечности. Олег разрезал ножницами полиэтилен, пальцем потрогал манекена, мягкий, как губка или поролон. Отдельно лежала маленькая коробочка. Открыв ее, Олег достал какие-то обручи и прозрачную пластиковую карточку, электронную инструкцию по применению. На карточке была надпись «Коснись меня». Сделав это, Олег услышал женский голос. Карточка загорелась светло-синим.
   – Компания «Лав Эмпайр» приветствует вас, – сказал голос, – и поздравляет с тем, что вы стали счастливым обладателем синтета-любовника, который избавит вас от одиночества и воплотит в реальность все ваши самые сокровенные мечты. Для активации снова коснитесь электронного табло.
   Олег коснулся. На экране появился вопрос «Пол?» и три варианта ответа «Мужской», «Женский» и «Иной». Олег знал, что некоторые владельцы делали своих синтетов гермафродитами. Два в одном. Он немного помялся и все-таки выбрал «Женский». Далее шли вопросы про рост, вес, цвет глаз, цвет, длину и курчавость волос, наконец, размер груди, длину ног, наличие родинок. Последним вопросом был «Активировать личность? Да. Нет». Олег выбрал «Да». «Активировать личность согласно персональных настроек? Загрузить личность владельца по умолчанию?». Олег немного подумал и выбрал второй вариант, как советовал Вася. Просто загрузить в манекена свою собственную личность. Так проще. Для этого нужно было надеть на голову светящийся обруч с проводами, точно такой же одеть на голову манекена. После всех этих процедур на экране инструкции появилась новая надпись «Загрузка началась. Активация личности может занять от десяти до пятнадцати часов. Всего доброго. Спасибо, что стали клиентом «Лав Эмпайр».
   Олег решил перенести манекена в гостиную, тот оказался на удивление легким, почти невесомым. Он усадил его на диван. От десяти до пятнадцати часов, подумал Олег, целую ночь. Он вернулся в прихожую и стал рвать на части огромную картонную коробку, собираясь выкинуть ее, сложив как можно компактнее. На коридоре располагался очень удобный мусоропровод, широкий и вместительный, в котором никогда ничего не застревало. Выкинув коробку, он вернулся в квартиру, где приготовил и съел скромный холостяцкий ужин. До поздней ночи он сидел за компьютером. Как всегда звонила Света, он как всегда не взял трубку. Она оставила слезливое сообщение. Хотела поговорить и все уладить. Она еще думала спасти их семейную жизнь. Дура. Несчастная, заботливая, лезущая не в свое дело дура. Когда Олег ложился спать, его будущий любовник с загружаемой личностью все еще неподвижно сидел на диване в гостиной.
   Утром он проснулся поздно. Суббота, выходной. Проснулся от того, что на кухне кто-то шумел. Играла музыка, шипела электрическая плита, оттуда доносился запах чего-то съедобного, вкусного. Олег снял с головы обруч, тот больше не светился. Видимо, загрузка личности закончилась. Он, как был, в одних трусах, прошел на кухню. Там стояла обнаженная женщина. Она что-то готовила. Был включен на музыкальный канал висящий на стене маленький телевизор. Женщина покачивала в такт музыке упругими подтянутыми ягодицами. Олег несколько минут молча смотрел на нее. Она была высокой, как и он, стройной, с белой молочной кожей. Прямые черные волосы спадали на плечи, свешиваясь между лопаток.
   – Э-э-э, доброе утро, – неуверенно поздоровался Олег.
   Женщина повернулась на его голос. Он увидел ее лицо и застыл на месте с открытым ртом. Она была неотличимо похожа на него самого. Его точная женская копия. Как сестра-близнец, даже нет, скорее, как клон, двойник.
   – Здравствуй, дорогой.
   Женщина оставила готовку. И подошла к нему. Ее большая грудь раскачивалась прямо перед ним. Олег молча окинул женщину взглядом. Настоящая красавица, не идущая ни в какое сравнение с маленькой неуклюжей Светой, с ее плоской грудью и щуплой, угловатой, почти мальчишеской фигурой. Женщина поцеловала его в щеку. На ней остался мокрый след от ее слюны. На мгновение Олег коснулся ее бедра. Бархатная, нежная, теплая. Совсем, как человек.
   – Кушать хочешь?
   Олег согласно кивнул. Она поставила перед ним сковородку с омлетом и жареной колбасой. Не спрашивая ни о чем, налила чашку черного кофе с ложкой сахара. Как он любил. Она читала его мысли. Когда он закончил завтракать, она сзади обняла его за плечи и, наклонившись, прошептала в ухо.
   – Чем займемся теперь? Я сделаю для тебя все. Все, что хочешь. Тебе даже не нужно ни о чем просить.
   Ее рука скользнула вниз по его волосатой груди и животу, к старым, изношенным, застиранным трусам. Она была права, ему даже не нужно было ни о чем просить. Она сама знала, что нужно делать. Вася был прав, это все равно, что быть с самим собой, только молодым, подтянутым, с крепким упругим телом и четвертым размером груди. Весь оставшийся день и всю ночь они даже не одевались, занимаясь этим по всей квартире. В перерывах она вкусно его кормила, и с улыбкой внимательно наблюдала за ним, как будто изучала. Только утром в воскресенье он смог уснуть.
   Проснулся только после обеда. Она стояла над ним все такая же, голая и улыбающаяся. Держала в руках тарелку с чем-то съедобным и чашку кофе.
   – Завтрак в постель для моего любимого! – сказала она, улыбаясь.
   До самого вечера они снова валялись в кровати и занимались сексом. После всего этого, когда он лежал рядом с ней, весь обмякший и расслабленный, она спросила:
   – Ты хотел бы поменяться местами?
   – Что? – Олег приподнялся на локтях.
   – Чтобы я была мужчиной?
   Олег промолчал. Ему стало стыдно и он начал жалеть о том, что загрузил в этого синтета свою личность полностью. Были в ней такие глубины, которыми он не хотел делиться даже с искусственным органическим роботом. Пусть даже его невозможно отличить от настоящего человека.
   – Какой была твоя жена? Когда вы еще были вместе?
   Чтобы сменить тему, Олег начал рассказывать ей о Свете. О ее интересах, мечтах и привычках. Женщина рядом внимательно слушала и изредка кивала. В конце его рассказа она задала новый вопрос:
   – Не хочешь завести еще одного любовника? Тогда можно будет делать это втроем.
   Олег улыбнулся в темноте. Ему уже приходила в голову эта идея. Он читал на форумах, да и Вася рассказывал, что одного синтета в конце концов всегда становиться мало. Некоторые заводили себе целые гаремы. Можно будет заказать еще одного и сделать его мужского пола. Или похожим на Свету. Тогда она будет молчать, делать только то, что скажет Олег и не совать нос в его дела.
   – Я подумаю, – ответил он, – я ведь еще за тебя не расплатился полностью…
   – Политика компании предусматривает уникальную систему скидок, – сказала женщина, – ознакомиться с ней можно на официальном сайте «Лав Эмпайр» либо позвонив по телефону сервисного центра.
   Уже засыпая, Олег согласился с этим.
   Проснувшись утром в понедельник, он снова услышал с кухни музыку и почувствовал запах съестного. Там снова стояла она, голая и спиной к подошедшему Олегу. Он посмотрел на нее и его челюсть отвисла от удивления. Ее волосы, они почти исчезли. Ночью она почему-то решила подстричься. Теперь у нее была короткая, почти «под мальчика», прическа. Она повернулась к нему и ослепительно улыбнулась. Теперь она была похожа на Олега, как две капли воды, во всяком случае, выше шеи.
   – Доброе утро, котик. Я решила изменить прическу. Хочу быть каждый день новой для своего любимого. Подожди секундочку, сейчас будешь кушать.
   Она поставила на стол перед ним блинчики. Они были неимоверно вкусными, просто таяли во рту. Пока он ел, женщина залезла под стол и рукой сдвинула вниз резинку его трусов.
   – Хочу сделать приятно своему котику перед работой, – прошептала она ему пах.
   Черт с ними, с волосами, подумал Олег на грани блаженства, главное, что все остальное при ней. На секунду мелькнула другая мысль. Такой, наверное, и должна быть идеальная жена.
   Обычно, уходя на работу, он всегда заходил к Васе. Они вместе шли до метро, потом каждый отправлялся на свое место работы. Этим утром дверь ему открыла голая грудастая блондинка, Васин синтет.
   – Вася уже ушел, – сказала она, ослепительно улыбаясь, – сегодня ему нужно пораньше. Пока его нет, можешь зайти. Я знаю, чем можно заняться, соседушка.
   Она похотливо хохотнула. Ее огромная грудь заманчиво колыхнулась.
   – Я спешу на работу, – растерянно пролепетал Олег.
   – Ну, как знаешь. Но все равно заходи, красавчик.
   Блондинка бросила на него взгляд и захлопнула дверь. Олег пошел дальше по коридору, к лестнице. Возле мусоропровода стоял еще один синтет. На вид – стереотипная американская домохозяйка пятидесятых годов, только прямиком из чьих-то сексуальных фантазий. Длинные ноги, высокие каблуки, цветастый передник и миниатюрное платье, которое, когда женщина наклонялась, не могло скрыть розовые кружевные трусики. Ее вьющиеся рыжие волосы были забраны в высокую прическу. Она только что сбросила в мусоропровод что-то тяжелое, Олег не успел рассмотреть что. Оно уже с грохотом полетело вниз по трубе. Женщина обернулась на шаги Олега и, ослепительно улыбнувшись, послала ему воздушный поцелуй, надув пухлые красные губки.
   Олег спустился вниз по лестнице. Возле одной из квартир на первом этаже стояли два курьера с эмблемами «Лав Эмпайр» на форме. С ними была огромная картонная коробка. Кому-то доставили его синтета.
   – Но я ничего не заказывал, – ошеломленно и неуверенно отнекивался хозяин квартиры, толстый лысеющий мужик в грязной майке-алкоголичке и растянутом спортивном трико.
   – Мы знаем, – отвечал ему один из курьеров, – это подарок вам от компании «Лав Эмпайр». Вы стали призером нашей пассивной лотереи. И получаете нового синтета последнего поколения совершенно бесплатно. Поздравляем!
   Ого, повезло ему, подумал ошеломленный Олег, надо будет зайти на сайт, посмотреть, что за лотерея такая, может быть, там есть еще какие-нибудь акции.
   Рабочий день пролетел почти незаметно. Вечером он со всех ног мчался домой, к своей синтетической женщине. Открыв дверь, он увидел в своей прихожей пустую распечатанную картонную коробку, точно в такой же ему доставили синтета несколько дней назад.– Любимый, это ты? – услышал он женский голос из ванной.
   – Да, – ответил он, разуваясь, – а что это за коробка?
   Голос из ванной ответил:
   – С сегодняшнего дня в «Лав Эмпайр» новая акция, владельцы, заказавшие себе синтетов в течение последней недели, получают второго совершенно бесплатно.
   Олег был ошарашен такой новостью. Ему повезло.
   – Так давай его настроем вместе! – обрадовано воскликнул он, а потом чуть тише добавил, – ты же хотела втроем.
   От нахлынувших мыслей и фантазий он улыбнулся сам себе.
   – Я его уже настроила! Хотела сделать тебе сюрприз! Тебе понравиться, обещаю, он уже почти загрузился!
   Сейчас Олег перестал, что-либо понимать.
   – Как почти загрузился? – спросил он по дороге в ванную, – загрузка же занимает от десяти до пятнадцати…
   То, что он увидел в ванне, поразила его. Он застыл, как вкопанный, с раскрытыми от удивления и даже испуга глазами.
   – … часов…, – выдохнув, закончил он фразу.
   Женщина снова стояла к нему спиной. Только сейчас она была одета. В его одежду, его джинсы и рубашку. Ее короткая стрижка и теперешняя одежда делали ее странно, пугающе похожей на Олега. Она внимательно рассматривала себя в зеркале на стене. Потом ее взгляд переместился на подошедшего Олега, на его испуганное застывшее отражение.
   – Это новая модель, милый, – улыбаясь, ответила она, – только сегодня поступила в продажу, пробник, нам очень повезло. Подожди, пожалуйста, котик. Сейчас я закончу тут одно дело, а потом займусь тобой.
   Только сейчас Олег заметил, что ее рубашка расстегнута на груди. А сама она, делает какие-то быстрые поступательные движения руками. Олег больше ничего не мог рассмотреть, женщина стояла к нему спиной, а зеркало на стене было слишком маленьким.
   – Как же крепко я тобой займусь, – как будто мечтательно и нараспев произнесла женщина.
   Она резко прекратила свои движения руками. В раковину упало что-то большое с глухим мягким шлепком.
   – Вот и все, – сказала она, – так гораздо лучше. Не правда ли, зайчик?
   Она повернулась к Олегу. При взгляде на нее он в ужасе попятился назад. На ее оголенной груди зияли две большие почти круглые раны. Крови не было, только торчали в обрамлении изрезанной кожи куски того мягкого материала, из которого был сделан неактивированный «пустой» манекен. Продолжая улыбаться, она сделала шаг к Олегу. В правой руке она сжимала длинный кухонный нож, которым только что отрезала свои груди. Теперь они двумя бесформенными комками искусственной плоти лежали в раковине. Женщина быстрыми движениями, не выпуская ножа, застегнула пуговицы рубашки на груди.
   – Как я тебе?
   Теперь она была полностью похожа на мужчину. Если не брать во внимание соблазнительную округлость бедер, обтянутых мужскими джинсами, а также белизну и нежность кожи лица, теперь это был самый настоящий двойник живого Олега, который сделав еще шаг назад, уперся спиной в стену.
   – Твой сюрприз готов, – сказал синтет, – теперь мы будем втроем, как настоящая семья. Я избавился от этих мерзких женских мешков спереди, но ничего отрастить я, к сожалению, не могу. Так, что нам обязательно понадобиться кто-то еще.
   Синтет приблизился вплотную к Олегу. Кончик ножа уперся тому в мягкий живот. Олег был напуган до смерти, но попытался сделать движение в сторону.
   – Т-ш-ш-ш-ш, – зашипел синтет и чуть надавил на рукоять ножа.
   Острие разорвало рубашку и ткнулось в кожу. Олег тихо вскрикнул.
   – Ты должен быть хорошим мальчиком. Иначе мне придется тебя наказать. Или ты этого и хочешь? Ты ведь всегда мечтал о грубости… Точнее, мы мечтали. Ведь мы с тобой одно целое, одна личность. Ничто твое для меня не секрет. Ох, вот и она. Ну не красавица ли?
   Олег услышал шаги из гостиной. Мягкие, почти не слышные шаги босых ног по паркету. Он повернул голову на звук и увидел еще одного синтета. Голого, только что загруженного и активированного. При взгляде на него Олег закричал.
   – Плохой мальчишка! – весело крикнул синтет с ножом, – Ты сам напрашиваешься!
   Он впился губами Олегу в рот, поглощая в себя крики его боли.

   Целый день Света не находила себе места. Вчера вечером Олег оставил ей сообщение на телефон. Он хотел поговорить. Она только этого и ждала. На работе все ее мысли были заняты предстоящим вечером. Что она ему скажет? Она любила его до сих пор и, скорее всего, его чувства были взаимными. Иначе он бы не вышел на связь.
   Олег был хорошим мужем. Нежным, внимательным, заботливым, ласковым. Самым лучшим. Света сомневалась, что после него она сможет быть счастливой с кем-то из других мужчин. С ним была только одна проблема, он всегда был немного замкнутым. Он как будто что-то скрывал от нее. Подруги говорили Свете, что, возможно, у ее мужа появилась любовница. Она в это не верила, Олег плохо сходился с людьми, тем более с женщинами. Он ухаживал за Светой очень долго, прежде чем они оказались в одной постели. Скорее всего, это была какая-то тайна. Света была готова ко многому, но не к тому, что она узнала.
   Сначала она нашла в шкафу под одеждой эти мерзкие журналы. Их пошлые названия – «Девчонкам вход запрещен», «Коля на ферме» и другие. Там были картинки, много картинок. На них были мужчины. Мускулистые загорелые красавцы занимались этим друг с другом. Света никогда не проверяла, чем занимается ее муж, сидя за своим ноутбуком. До того дня. Когда Олег был в душе, она проверила, какие сайты он посещал за последнее время. Снова это. Эти мужчины, гигабайты пошлых видеороликов в Интернете.
   Олег застал ее за тем, как она проверяла его почту. Сначала он страшно покраснел. Ему было стыдно. Его застали с поличным. Потом он начал кричать на нее. Что она сует нос не в свои дела. После криков и ругани он собрал свои вещи и ушел из дома. Она пыталась до него дозвониться, но безрезультатно. Больше месяца она не знала о нем ничего, места себе не находила. Кто-то из общих друзей сообщил ей, что видел Олега в Грустном доме. Конечно. Городской приют для одиноких мужчин. А вчера он позвонил сам. Она была рада.
   Сейчас она неуверенно стояла возле двери его новой съемной квартиры. Прежде чем позвонить в дверь, она тщательно, как могла, осмотрела себя. Кроссовки, обтягивающие джинсы и черная майка. Света была маленькой девушкой. Едва доставала макушкой до середины груди Олега. Ей всегда нравилась своя фигура. Ничего выдающегося, но стройная и спортивная. Маленькая грудь, зато не обвиснет, лет через двадцать она сможет, не стесняясь, одеть на пляже бикини. И все-таки ее формы были слишком мальчишескими. Сейчас ей в голову пришла странная мысль, а не поэтому ли Олег выбрал именно ее. Если подумать, когда они были вместе, он чаще всего предпочитал, чтобы она становилась по-собачьи на колени, а он подходил к ней сзади и… нет, она прогнала эту мысль. Он любил ее, по-настоящему.
   Света нажала на кнопку дверного звонка. Мелодичная трель приглушенно донеслась до нее из прихожей. Дверь открылась, на пороге стоял Олег. Он улыбнулся ей и сделал шаг назад, жестом руки приглашая в полумрак прихожей. Она молча и неуверенно проскользнула мимо него в квартиру. Олег закрыл за ней дверь.
   Он подошел к Свете и, нагнувшись, коснулся губами ее щеки. Она поцеловала его в ответ. Олег всегда гладко и тщательно брился, но сейчас кожа его лица была необычайно нежной, как у женщины, как будто ее никогда не касалось лезвие бритвенного станка. Света насторожилась, ей что-то не нравилось.
   – Я ждал тебя, – сказало существо, выдававшее себя за ее мужа.
   От звука его голоса Света застыла на месте. Голос этот был… женским, слишком мягким и высоким для того мужчины, которого Света знала много лет.
   – Кто… Кто ты и где Олег? – запинаясь, спросила Света, – Где мой муж?
   – Теперь я твой муж.
   – Ты ведь один из этих? Синтетов? Олег заказал себе одного? Мне все равно, чем вы тут занимаетесь, но я хочу его видеть. Где он?
   Синтет улыбнулся и ответил своим женским голосом:
   – Он там, где должны быть все такие, как он. Мелкий ссыкливый педик. Кусок бесполезного человеческого мяса. Биомусор, отрыжка природы…
   Синтет подбирал все новые оскорбительные эпитеты. С каждым словом он делал шаг к Свете. Она отступала, пятясь назад, отступая все дальше вглубь квартиры. Возле ее левого плеча кто-то шевельнулся. Она повернула голову на движение, вскрикнула. К ней незаметно подкралась она сама, точная копия Светы. Только полностью голая. На мгновение Света смогла полностью рассмотреть своего двойника. Между ног у него болтался огромный безволосый мужской орган. В руках этот жуткий гермафродит сжимал что-то прозрачное. Двойник сделал стремительное движение и на голову Светы с шелестом опустился прозрачный целлофановый пакет. Она попыталась закричать, натянувшаяся пленка закрыла нос и рот, стало тяжело дышать. Цепкие руки сдавили шею, крик получился слабым и тихим. Она задыхалась. Сквозь полупрозрачную пленку был виден приближающийся к ней спереди синтет с внешностью Олега. Он нанес ей сильный удар кулаком в подбородок. Реальность вокруг поплыла. Теряя сознание, Света услышала знакомый уже женский голос:
   – Сбрось это мясо в мусор, когда закончим.
   – Хорошо, – ответил грубый мужской.
   Голос ее душителя-двойника. Голос Олега.

   Света не почувствовала, как ее тащили по коридору, как она летела вниз сквозь этажи в широкой зловонной трубе мусоропровода. Она не знала, сколько пролежала без сознания в темноте. Придя в себя, она закашлялась и стянула с головы прозрачную пленку. Скорее всего, она слишком рано потеряла сознание от удара в подбородок. Это спасло ей жизнь, убийцы решили, что она уже мертва.
   Она осторожно ощупала себя. Руки-ноги на месте, но все тело ломило. Чем-то нестерпимо воняло, мерзко, до тошноты. Было тяжело дышать, воздух вокруг был спертым и влажным. С трудом проникал в легкие. Было темно, но Света чувствовала, что лежит на куче чего-то мягкого и податливого. Сама она с ног до головы была перемазана чем-то вязким и липким.
   Достав из кармана мобильник, она провела пальцем по экрану. Он засветился, давая хоть такое неяркое скудное освещение. Посветив мобильником вокруг себя, Света в ужасе закричала. Она лежала на горе мертвых человеческих тел. Скорее всего она сейчас находилась в подвале дома, куда попадает мусор, выброшенный в мусоропровод. Сейчас мусором были люди, бывшие жильцы Грустного дома, одинокие мужчины, счастливые обладатели синтетических любовников. Задушенные, зарезанные, расчлененные и выпотрошенные. Света кричала и билась в истерике, еще больше перемазываясь в крови и внутренностях.
   Откуда-то издалека, из тьмы подвала донесся шум. Включился какой-то механизм. Поднялась механическая дверь и в огромный подвал по специальному пандусу въехал задним ходом мусоровоз. Вместе с грузовиком внутрь проникли потоки свежего уличного воздуха и слабый свет фонарей. В городе уже началась ночь. Света успокоилась, сейчас мусорщики обнаружат ее и гору трупов. Они сообщат в полицию, что бракованные, судя по всему, синтеты вышли из-под контроля и перебили своих владельцев.
   Грузовик остановился в нескольких метрах от кучи. Захлопали двери кабины, наружу вышли двое мусорщиков.
   – Сюда, пожалуйста, – слабым голосом позвала Света, по-прежнему восседая на куче мертвецов, – помогите мне.
   Один из мусорщиков поднял голову на голос и внимательно посмотрел на нее.
   – Одна жива, – громко сказал он своему напарнику.
   – Разберись с ней, – ответил тот, – я пока открою кузов.
   Первый мусорщик позвал ее.
   – Спускайся, мясо! Тебе все равно не жить…
   Неожиданно раздался громкий хлопок, почти оглушительный в замкнутом пространстве подвала. Первый мусорщик упал лицом вниз, прямо на трупы. К нему подошел его напарник, в руках он сжимал пистолет. Он остановился над только что упавшим телом и, опустив ствол, сделал еще два выстрела. Света видела, как голова лежащего раскололась на две части, но рана была сухая. Не было ни крови, ни мозгов.
   – Это тебе не жить, мразь! – громко сказал вооруженный.
   Он пнул ногой неподвижный труп и сказал словно себе самому:
   – Чертовы синтеты живучие… нужно всегда проверять наверняка…
   Потом он поднял глаза на Свету.
   – Спускайтесь! – скомандовал он, – Я сильно нашумел. Скоро здесь их будет много. Скорее! Не бойтесь, я человек.
   Застывшая в ужасе Света не сдвинулась с места.
   – Чем вы это докажете?
   – Придется поверить на слово.
   – Зачем вы его застрелили?
   – Он хотел вас убить, если вы не поняли. Это синтет, один из этих.
   – Что здесь творится?
   – Послушайте, я могу оставить вас здесь. Мне все равно. Я уже рискнул из-за вас, выдав себя. Я могу уйти, они вас выпотрошат, как и этих бедолаг. Можете пойти со мной, и я вам все расскажу. Все, что знаю.
   Света осторожно спустилась с горы мертвецов, скользя в крови. Внизу ее подхватили сильные руки мусорщика. Он поставил ее на ноги и осмотрел.
   – Вы не ранены? Можете идти? Переломов нет?
   – Не знаю. Они пытались меня задушить. Потом сбросили в мусоропровод.
   – Ясно. Давайте за мной.
   Он потащил ее за собой мимо мусоровоза. Наверх по пандусу, наружу. Одной рукой он тащил ее за руку, в другой по-прежнему сжимал пистолет.
   – Мусоровоз слишком приметный, – сказал он, – за углом должна быть другая машина. Ее оставили наши.
   – Ваши?
   – Сопротивление. Мы внедряемся в «Лав Эмпайр» и всюду, куда они проникли. Я выдал себя, убив синтета, но это был крайний случай, я спас человека. Вас.
   Он вел ее переулками мимо мусорных баков и обшарпанных подъездов.
   – Вот она, – он показал стволом пистолета на стоящую под фонарем легковую машину, – за мной.
   Двери автомобиля были открыты. Ключ торчал из замка зажигания.
   – Отлично, – мужчина засунул пистолет за пояс брюк и, сев на водительское сиденье, завел двигатель.
   Света рухнула на переднее пассажирское. Мужчина вел машину, часто меняя дорогу, петляя по дворам, как будто запутывал следы. Он постоянно говорил.
   – Раньше я сам работал в «Лав Эмпайр». Писал программное обеспечение для них. Это началось почти сразу. Верхушка корпорации уже давно состоит из синтетов. Полиция, военные, врачи. Все в их руках. Они появляются в домах, запудривают мозги владельцам, а потом убивают их.
   – Зачем?
   – Не знаю. Я раскрыл себя, теперь придется внедряться по новой. Меня, кстати, Дима зовут.
   – Света…
   – Очень приятно. Как ты там оказалась? Ничего, что на ты?
   – Я пришла помириться с мужем. А у него в квартире двое этих. Оба похожи на нас с мужем, как две капли воды. Ну, почти…
   – Они заменяют собой людей. Чтобы никто не догадался.
   Дима остановил машину возле трехэтажного дома на окраине города. Двор был плохо освещен.
   – Здесь моя временная квартира. Я тут жил, пока работал мусорщиком. Они вывозят трупы и сжигают их на свалке за городом. Тут мы переночуем, а утром уедем. Сейчас сможешь принять душ.
   Он повел ее на второй этаж к двери, обитой потрескавшейся искусственной кожей. Повернув ключ в замке, он провел ее в прихожую и включил свет. Она смогла его внимательно рассмотреть. Немолодой уже, с седыми волосами, но высокий и крепкий мужчина.
   Однокомнатная квартира была заставлена всевозможными компьютерами и электронными устройствами.
   – Это нужно для работы, – объяснил Дима, – я отслеживаю все, что творится в корпорации. Новые технологии и модели. Чтобы быть готовым. Забрать все с собой мы не сможем, придется уничтожить. Устроим утром небольшой пожар. Понятия не имею, что делать с тобой. Для начала, наверное, покажу тебя нашему руководству. Душ, кстати, вон там…
   Света осмотрела себя. Душ был ей необходим. Она до сих пор была перемазана в чужой крови. От нее мерзко воняло разложением и смертью.
   – Женской одежды нет, – сказал Дима, – дам тебе что-нибудь из своего.
   Он провел ее в ванную комнату и закрыл за ней дверь. Через мгновение из-за двери раздалось приглушенное щелканье кнопок. Он работал за одним из своих компьютеров. Света разделась и включила воду. Не успела она залезть под горячую струю, как дверь ванной с грохотом отворилась. На пороге стоял Дима, в руках он сжимал пистолет и целился прямо в нее. От испуга Света вскрикнула.
   – Кто ты такая?! – громко спросил он.
   – Что?
   – Кто ты такая?! Отвечай быстро, сука! Как тебя зовут?!
   – С… Света…
   – Полное имя! Фамилия, отчество! Быстро отвечай, не думая, а то мозги вышибу!
   – Прокудина Светлана Викторовна.
   – Год рождения?! Не думай, быстро!
   – Дев… Девяносто седьмой.
   – Как звали мужа?!
   – Олег…
   Света заплакала. Ей было страшно, она ничего не понимала. Дима по-прежнему стоял в дверях ванной, держа ее на мушке. Он сделал шаг к ней, она отступила и вжалась в кафельную стенку, прикрывая руками свою наготу.
   – Я все знаю, – сказал он, – вы раскусили кого-то из наших агентов. Он не выдержал пыток и теперь вы все знаете о сопротивлении. Новая партия синтетов, да? Полностью неотличимы от людей, кровь и кишки. Вас подбрасывают нашим под видом жертв. Я прокололся, серьезно прокололся, но еще есть шанс все исправить…
   Не дослушав его, она бросилась ему навстречу. Он этого не ожидал. Кулаком ударила его под скрещенные на рукоятке оружия руки и присела. Грянул выстрел, над ее головой просвистела пуля и врезалась в стену. Посыпались осколки кафеля. Она снова ударила человека, два быстрых, мощных, стремительных удара, под дых и в пах. Человек был силен, но даже он пошатнулся от боли. Слабый кусок мяса. Она резко выпрямилась и нанесла последний сокрушительный удар. Правым локтем в висок. Человек был повержен. Его хватка ослабла. Она выхватила оружие из его рук. Падая, он был еще жив, когда она приставила дуло к его голове.
   Все это заняло меньше секунды. Раздался выстрел, кровь и мозги забрызгали косяк двери в ванную. Мертвый человек рухнул у голых ног синтета с внешностью Светы. Милой доброй Светы, которая так любила мужа. Она была еще жива, когда на болванку загружалась ее личность. Новая акция от «Лав Эмпайр» – всем новым владельцам два синтета в одной коробке совершенно бесплатно.
   Переступив через груду мертвого мяса, синтет прошел в комнату с компьютерами. Наверняка с их помощью человек связывался с кем-то из своих.

Дисконнект
Илья Пивоваров

   1.

   Гиплекс – огромный калейдоскоп виртуальных красок. У Давида поначалу даже кружится голова. Можно было и догадаться, что в двадцатиэтажном комплексе шириной с квартал отбоя не будет от рекламы. На полкилометра вперёд протянулась аллея магазинов одежды. Экраны видеовитрин показывают стройных женщин и бегущих спортсменов, над каждым магазином тускло мерцают вывески, готовые развернуться перед глазами, стоит только задержать взгляд. Воздушное пространство оккупировано голограммами – китайские драконы, сложенные из красных иероглифов, крошки-фейри и жар-птицы от униславов, похожие на салюты в плохом разрешении. Стоит потерять бдительность и посмотреть на рекламку, как та подлетит, развернётся и запоёт. Давид слышал, что некоторые особи подстраиваются под музыку в плеере, меняя текст на свой лад. Пользователям эконом-левела, наверное, приходится несладко – спам-фильтры впадают в кому, всплывающие сообщения закрывают обзор. Давид платит семь тысяч очков в месяц «Стопадвёрту», но приложение не справляется с объявлениями такого уровня. Безопасно смотреть только на пол, стены или ступени травелатора.
   Странно, что Мимик назначил встречу в столь людном месте. На аллее полно народу. Аватары гламурны, как на подбор. Идеально очерченные скулы, из причёсок не выбивается ни волосинки. Хорошо, что мода на анимешные глаза уже миновала. Разумеется, не обошлось без приколистов с головами любимых персонажей. Давид проталкивается сквозь эту толпу Симпсонов, Пинхедов, Че Гевар, им же несть числа. Сквозь ненавязчивый бубнёж диджи-глитча просачиваются обрывки фраз:
   – Свалил бы в «Эдем», неохота пока ещё подыхать, не всё в жизни перепробовал. Правда, надо очков накопить…
   – Установила себе «Триппер», теперь хожу, кайфую. Не ставил себе?
   – Напоминает нео-пост-кор, в духе раннего Квазара, если слышал такого…
   – Говорят, больше нигде не снимается, ушла в реал…
   Ава Давида – скан с его головы, максимально обезличенный. Ни родинки на щеке, ни шрама на лбу, ни россыпи веснушек на щеках. Дреды на голове заменены на типичную причёску. Встретишь такого на улице и тут же забудешь. Хотя вряд ли это поможет от эсэсбешников. Их мало кто видел, зато слухов множество. Мол, они могут вскрыть любой аватар и поднять историю просмотров за последние три месяца. Мимик обещал, что продаст вир в каком-то секретном чате. Хорошо, если б этот парень знал, что делает. Попадёшься с наркотой, и привет тюрьме и низкому статусу.
   Давид добирается до травелатора, встаёт на движущуюся ленту. Перила тотчас же окрашиваются в красно-коричневый – цвета «Бургера и борща». Какая-то надпись маячит перед глазами. «Продолжить?», читает Давид. Что за…
   В следующий миг музыка в плеере смолкает. Окружающие авы меняются: на голове каждой девушки возникает ушанка или будёновка, у каждого парня – ковбойская шляпа и чёрные очки. Играет музыка, микс кантри и униславских балалаек. Авы затягивают хором: «Будь молодцом – попробуй бургер с холодцом». Чёрт! Давид озирается, ищет значок выхода. Ничего! Круглый щит «Стопадвёрта» заштрихован серым – да может ли быть такое? Меж тем аватары продолжают: «Кто выполнит квест – фри с огурчиками съест». Чё-ё-ёрт!
   Ладно, сейчас он им задаст. Давид находит меню, ищет вкладку «Пожаловаться» – что ж таким мелким шрифтом, гады? – и надиктовывает через модулятор гневное письмо, после чего всё возвращается на круги своя.
   Происшествие с «B&B» заставляет печально задуматься. Если какая-то паршивая рекламка вторглась в его профиль, что тогда говорить про ССБ? Впрочем, есть смысл рискнуть. Давид общался с ребятами, пробовавшими вир, и те были в восторге. Они же и вывели Давида на Мимика, легенду среди дилеров. Тот ни разу не попался копам, да и на товар жалоб не было. Можно и рискнуть.
   Травелатор доставляет Давида к Саду Новшеств, где должна состояться встреча. Здесь отдыхают от рекламы. Молодые флортеховцы выставляют в этом месте свои выпускные работы. Сад обновляют каждый день. Генетически модифицированные карликовые деревья, цветы причудливых расцветок и форм, а также растения, над внешним видом которых трудилась целая бригада дизайнеров. Всё это прикольно, но наскучило.
   Вот почему Давид решил попробовать виры. Он перепробовал в «Коннекте» всё – мультилингвальное общение, квесты, игры, фильмы. Но, как говорят вироманы, рано или поздно хочется перейти на новый уровень. Конечно, настоящее удовольствие нелегально, но запретный плод сладок.
   Мимик должен подойти через полчаса, поэтому Давид решает подкрепиться. Не перекусить ли (в «Бургере и борще»)? Нет, так и диетический квест завалить недолго. А вот «Зелёная Ферма» была бы кстати. Давид смотрит вверх и влево, туда, где маячит значок увеличительного стекла. Надиктовывает запрос, щёлкает по нужному запросу в выпадающем списке. Отлично, совсем рядом. Красная нить Ариадны ведёт вглубь лабиринта гиплекса. Справа от неё высвечивается количество оставшихся шагов: 547, 546…
   Когда цифры из двухзначных становятся однозначными, огурец в сомбреро, логотип «Фермы», оживает и спрыгивает вниз. Настроенный под клиента, он не поёт, а молча разворачивает меню. Давид выбирает салат с рукколой и зёрнами граната. Система обозначает нужные продукты зелёной штриховкой. Давид бродит вместе с остальными покупателями, собирает ингредиенты. Как только овощи и зелень набраны, начинается следующий уровень. Нужно подойти к разделочной доске, взять нож и приготовить салат. Система подсказывает, где резать, расчерчивая нужные места пунктиром.
   – Подкрепиться решил? – раздаётся голос. – Правильно, не помешает.
   Давид вздрагивает. Пока он выполнял квест, Мимик сам нашёл его. Ава дилера – темнокожий парнишка лет двадцати двух. Миндалевидные, чуть раскосые глаза изучают Давида.
   – Типа того. Привет, – ну вот, слова из головы вылетели. Давид выходит из квеста и начинает есть, стараясь не показывать, насколько взволнован.
   – Ты когда-нибудь видел это место в реале? – Мимик щёлкает пальцами, и мир теряет краски. Стены выцветают до серого, голопанели пропадают, как и музыка в плеере. Каким-то непостижимым образом они вышли из «Коннекта». Вообще-то, это запрещено законом. – Не волнуйся, нас не засекут.
   – Ни фига себе, – еда забыта. Давид разглядывает людей, которые молча ходят среди магазинов. Некоторые делают странные пассы руками. – Уже забыл, как мы выглядим в реале. Это и есть твой секретный чат?
   – Ага. Так что не беспокойся о ССБ. Прежде чем они тебя спохватятся, ты уже вновь подключишься. Ну как, нравится здесь?
   – Пожалуй… нет. Как-то пустовато.
   – Может быть, – Мимик заметно мрачнеет.
   – Ладно, – Давид берёт тарелку с салатом, подходит к контейнеру и выкидывает её От волнения пропадает аппетит. – Я готов. Пойдём.

   2.

   – Эй, ископаемое, – раздаётся голос Ли. – Всё снарягу проверяешь?
   Калеб проверяет снарягу. Пистолеты на месте – один в плечевой кобуре, второй в поясной. Бронежилет из д-четыре-о наглухо застёгнут: выстрелишь в такой, и ткань мгновенно затвердеет. Мультиобойма в винтовке переключается свободно; патроны можно поменять, дважды моргнув правым глазом. «Паук» покоится в предплечье. Но главная гордость ССБ, конечно – версия «Коннекта» для военных. Никакой чёртовой рекламы. Несколько режимов зрения, включая тепловой и ночной. Карта, двухмерная и 3D. Система наведения, которая высчитывает расстояние, угол наклона ствола и прочие нюансы.
   Калеб почти не пользуется всеми этими прибамбасами. Он – коллекционный экземпляр, таких больше не делают. Сейчас, когда к «Коннекту» подключают даже младенцев, Калеб по-прежнему настороженно относится ко всем новшествам.
   – Ты бы свою проверил, молокосос, – добродушно огрызается он. Ли дежурит на крыше кондоминиума, где живёт дилер.
   Они собираются схватить очередного дилера – мелкую сошку, решившую нажиться на взломе соцсети. Вычислить преступника непросто: хакеры меняют айпи-адрес, скрывают историю просмотров, переводят коннектовские очки на оффшорные счета. Но цифровые следы всё равно остаются.
   Для того, чтобы поймать дилера, не нужно много ресурсов. Удивительно, но эти программисты-самоучки никогда не поддерживают безопасность периметра. Захват пройдёт примерно по следующему сценарию: как только дилер зайдёт в квартиру, Ли выпустит одноразового дрона и начнёт спускаться по стене. Устройство, похожее на огромного механического комара, ввинтится в стекло, вырубит точечными микроволновыми разрядами всю электронику в доме, после чего взорвётся, оглушив и ослепив каждого в радиусе десяти метров. Спецназовцу, ворвавшемуся в жилище, останется только вырубить цель парализующими пулями и надеть наручники. На случай, если в помещении окажется несколько целей, вооружённых огнестрелом, есть смарт-наведение. Военная версия «Коннекта» сама прицелится, наведёт оружие и выстрелит.
   Калеб дежурит в подъезде, надумай кто из преступников бежать. Если кто-то невероятным образом сумеет скрыться от дрона и пуль Ли, то непременно нарвётся на шквальный огонь в коридоре. Домбровски, третий эсэсбешник, дежурит в бронированном фургоне на улице. В его распоряжении находятся ещё несколько дронов и небольшая пушка на крыше. Калеб не помнит, чтобы их отряд когда-либо воспользовался всем этим арсеналом. Обычно хватает одного Ли.
   – Парни, кончайте трепаться. Цель направилась к вам, – иконка майора Калуи, как всегда, появляется неожиданно. Этот, наверное, сидит в любимом ресторане, уплетает сибу йен, следя за подопечными вполглаза, и в ус не дует. Калеб знает: если операция пойдёт не по плану, майор перехватит контроль над солдатом и будет управлять им дистанционно. Неприятно, но что поделать – издержки работы.
   – Принято, шеф, – думает он. Модулятор, устройство размером с горошину, вшитое в череп, распознаёт сигналы мозга и преобразует их в текст, а затем в речь. Триста лет назад изобретателя этой штуки сожгли бы на костре. – Перешли координаты.
   Короткая трель входящего сообщения. Примерно в километре от них ещё один дрон следит за дилером. Калеб разворачивает карту. Красный кружок, обозначающий дилера, медленно приближается. 816 метров, 815…
   Раньше, в доконнектовские времена, задания были сложнее. Устранить лидера оппозиции, зачистить штаб-квартиру подпольщиков. «Коннект» тогда был всецело привилегией военных. Потом фирма, владевшая популярной соцсетью и несколькими крупными сайтами, приобрела часть акций, а может, и вовсе выкупила патент, Калеб не вдавался в подробности. Первые пользователи пищали от восторга, началось массовое производство. Не прошло и пяти лет, как половина граждан «законнектилась». А потом подключение стало само собой разумеющимся. Что ни говори, а «Коннект» – удобная штука. И социальная сеть, и дополненная реальность в одном флаконе.
   Калеб, однако, помнит времена, когда «Коннект» глючил со страшной силой. Однажды система неправильно расшифровала какие-то сигналы мозга и выпустила «паука». Их отряд тогда должен был без лишнего шума взять группу кибер-террористов в аэропорту. Устройство, спрятанное в кости предплечья, покинуло убежище, развернулось и принялось убивать всех вокруг. Ребята пробовали подстрелить его, но без толку – система не распознавала врага в юрком роботе. С тех пор Калеб, с позволения Калуи, вмонтировал себе выключатель, позволяющий мгновенно отключить всю электронику в теле. По мнению Ли, это чистой воды паранойя. Ли молодой, он не был в аэропорту в тот день.
   Лифт еле слышно свистит, поднимаясь. Калеб переключает режим зрения на сканер, позволяющий видеть всех пользователей «Коннекта» в виде облачков данных. В кабине пусто. Однако, следует занять позицию на пол-этажа выше, чтобы наблюдать за дверью из укрытия. Калеб почти поднялся, когда лифт за его спиной выпускает на площадку людей. Судя по голосам, двух мужчин, молодых.
   – … действует эта фигня?
   – Скажем так, она искажает восприятие. Далее всё зависит от того, какие зоны мозга задействованы, – писк замка, опознавшего владельца по отпечатку пальца. – Проходи.
   Звук захлопнувшейся двери. Двери в квартиру дилера. Калеб сканирует квартиру. Никого! Но ведь он только что слышал, как туда зашли двое. Дело попахивает дерьмецом.
   – Ребят, внимание, – говорит он. «Коннект» позволяет записывать воспоминания, аудио и видео, и отправлять их другим пользователям. Калеб пересылает последние полторы минуты остальным. – Возможно, дрон следит не за теми.
   – Принято, – в голосе Калуи проскальзывают какие-то новые интонации. – Ли, вниз.
   – Есть, шеф.
   – Калеб, входи вслед за Ли. Не хочу накладок. Домбровски, на всякий случай следи за окном.
   – Окей. Что с дроном? – спрашивает Калеб.
   – Летит к вам на подмогу.
   Что-то неладно с этим заданием. Бесспорно, дилеры разбираются в софте, но чтобы так просто выйти из «Коннекта»… Нужно либо не регистрироваться в нём вовсе, либо быть невероятно изворотливым программистом. Калеб качает головой, но всё же спускается по лестнице и устанавливает робота-взломщика на замок. Переключает мультиобойму на парализующие патроны, а зрение – на «дружественный режим», позволяющий отслеживать своих. Ждёт, наблюдая, как красный силуэт Ли скользит по тросу вниз. Второй алый человечек скучает внизу. Дрон подлетает к окну, но почему-то врезается в стену рядом. Ли не успевает среагировать и врывается в квартиру. Как только раздаётся приглушённый звук бьющегося стекла, Калеб фокусирует взгляд на взломщике. Тот издаёт звук, похожий на трель механического соловья, и смолкает навсегда.
   – ВНИМАНИЕ! – голос Ли усилен модулятором. – ЭТО СПЕЦИАЛЬНАЯ СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ. ВСЕМ ЛЕЧЬ НА ПОЛ, РУКИ ЗА… – треск помех. Красная фигурка корчится в агонии. Твою мать!
   Калеб переводит мультиобойму на разрывные, прицеливается в замок и стреляет. Грохот, брызги металла. Дверь, в которой теперь зияет дыра с дымящимися краями, медленно открывается. Калеб заходит. Ощущение, будто он вернулся в детство. У дилера нет автоматической прихожей. Назойливый женский голосок не рекомендует снять обувь, не предлагает вымыть или согреть ноги. Вместо выдвигающейся панели в коридоре стоит простой деревянный ящик с зеркалом на двери. Калеб ловит свой напряжённый взгляд в отражении, затем идёт дальше.
   Каждая квартира-студия в этом здании, он знает, оснащена стандартным набором бытовой электроники. Здесь же нет голопанелей, совсем. Калеб мельком отмечает эту странность, но внимание его приковано к Ли. Тот корчится в агонии посреди осколков, тело ходит ходуном, глаза выпучены. Рядом застыл паренёк лет двадцати с небольшим. В руках он держит винтовку Ли.
   – Замри! – Калеб целится в дилера. Тот поднимает голову. На смуглом лице застыла усмешка.
   – Попался.
   Мир вокруг теряет чёткость, подёргивается рябью помех. В уши врываются шипение и свист. Через позвоночник будто пропустили электрический ток, мышцы сковывает спазм. «Шокер», думает Калеб. «Когда этот молокосос успел выстрелить?». Калеб падает. Над ним наклоняется парнишка, которого он не заметил, войдя в комнату. Вироман, судя по восторженно-изумлённому выражению лица. Белые дредлоки свисают вниз, словно сосульки. В руках парень держит игрушечный пистолет.
   В следующее мгновение дела принимают совсем хреновый оборот. Потому что кости в предплечье начинают мелко вибрировать. Руку пронзает боль, да такая, что Калеб на время забывает о том, что его бьёт током. Вспоминается аэропорт, глюк системы, крики, мёртвые тела на белой плитке…
   Треск разрываемой плоти. Рукав бронежилета, который всегда отстёгивается в таких случаях, соскальзывает вниз. Кожу предплечья прошивают крохотные коготки. Они расширяют края шва, а затем «паук», скрытый внутри, выбрасывает себя наружу.

   3.

   – Если что, я никогда не… – Давид опасается говорить «вировался». В разговорах с друзьями приходилось прибегать к сложной системе намёков, непременно отключая модулятор, чтобы случайно не надиктовать что-нибудь не то.
   – Вировался? – Мимик усмехается. – Можешь говорить свободно – сейчас нас никто не слышит.
   Давиду трудно согласиться. Они идут по улице, и вокруг полно прохожих. Интересно наблюдать за подключёнными – одни делают странные пассы руками, другие шагают строго по невидимой линии, третьи разговаривают с невидимыми собеседниками. Сейчас, без аватаров, все выглядят до безобразия похоже – фабрики перестали заморачиваться и стали производить одежду серого цвета – и старше. Мужчины плохо выбриты, женщины ходят с сальными растрёпанными волосами. Толку следить за собой, когда никто не замечает, какой ты на самом деле.
   Улицы тоже сбросили свой лоск. Ни рекламы, ни анимированных светофоров, ни многоцветия дорожной разметки. Стёкла домов вокруг мутны от пыли, стены кажутся слишком голыми, тёмные колонны зданий подпирают серый потолок неба. Куда ни взгляни, всё мрачное, унылое, однообразное. Но больше всего напрягают звуки. Реальный мир потрясающе негромок. Слышны лишь шаги прохожих, гул автомобилей, да посвист ветра. Ни музыки, ни голосов других пользователей, ни прочих звуковых эффектов.
   Приходится идти по краю тротуара, потому что люди их не замечают. Буквально. То и дело кто-нибудь да вырывается из общего потока, огибает его по проезжей части и чуть не сбивает Давида. Мимик привычно уклоняется и лишь усмехается, глядя на спутника. И вправду, если их не видят, то и не слышат, наверное.
   В какой-то момент, когда они останавливаются на перекрёстке в ожидании зелёного света, дилер достаёт из кармана чёрную пластиковую коробочку с экраном, включает, а затем начинает водить ею вокруг себя. С неба, похожий на огромное насекомое, спускается дрон без опознавательных знаков. Мимик водит пальцами по экрану, что-то печатает, после чего летун убирается восвояси. Давид не решается спросить, что произошло. В конце концов, купить себе дрона может каждый. А может быть, приходит мысль, устройство каким-то образом помогает им с Мимиком оставаться незамеченными.
   Они молчат, пока не подходят к неприметной многоэтажке, ничем не отличающейся от других. В лифте Давид не выдерживает.
   – Слушай, а как действует эта фигня? В смысле, ну ты понял.
   – Скажем так, искажает восприятие. Далее всё зависит от того, какие зоны мозга задействованы, – двери кабины распахиваются, Мимик проходит к двери, открывает её, пропускает Давида. – Проходи.
   – Ты говорил насчёт зон…
   – Ага. Ну смотри: вир, в общем-то, действует по типу доконнектовской наркоты. Только если раньше людям приходилось травиться химией, то сейчас всё проще – мы подсаживаем в систему вир, вирусное расширение. Далее всё зависит от того, что ты хочешь. Ускориться? Без проблем. Отправиться в миры Ишиды или Липтон? Не вопрос. Но всё это, в той или иной мере, реплики. Я предлагаю покупателям квесты.
   – Квесты? – Давид и не пытается скрыть разочарование в голосе.
   – Ага. Но таких ты точно не видел. Не дополненная, а совершенно новая реальность, чувак. Мой вир меняет всё вокруг – здания, людей, правила.
   – И что надо делать?
   – Узнаешь. Если решишься, конечно. Ну так как?
   – А, чёрт с тобой, – говорит Давид, про себя думая: если мне не понравится, хрен тебе, а не очки. – Как ты его установишь?
   Вместо ответа Мимик проводит его в соседнюю комнату. Столько хлама Давид в жизни не видел. Платы, микрохемы, провода валяются на полу, столе и полках. Единственный чистый уголок – справа, вокруг стула с шлемом в изголовье. К нему тянутся пучки кабелей, похожие на длинных чёрных ужей. Дилер жестом приглашает Давида присесть. Тот ёрзает, пытаясь устроиться поудобнее, просовывает голову в шлем.
   – А меня током не дёрнет? Уж больно эта штука похожа на…
   – Нет, – судя по голосу, Мимик нервничает. Или торопится. Что-то пошло не так? – Задержи дыхание, сосчитай до двадцати и можешь снимать. В первые минуты, возможно, будет кружиться голова. Готов?
   – Ага, – в голове роится миллион вопросов, но Давид, скрепя сердце, замолкает. Он набирает воздуха и считает. Двадцать, девятнадцать, восемнадцать… Звуки – монотонное гудение шлема, шаги Мимика по комнате, разговоры соседей за стенкой, уличные шумы – постепенно стихают, будто кто-то невидимый убавляет громкость. Три, два, один… Давид снимает шлем.
   Комната преобразилась. Стены из белых стали грязно-зелёными, на полках по-прежнему валяется электронный хлам, но теперь в его груде можно заметить голову механической куклы с треснувшей линзой в глазнице. Что-то мерцает на столе. Давид подходит, тянет предмет за ручку, высвобождая из-под микросхем. Пистолет инопланетного вида, громоздкий до безобразия. Свет от ламп тускло отражается на серой стали. Бластер, подсказывает голосок в голове.
   – Та-а-ак, и что мне делать? – спрашивает Давид. Ответа нет. Но и без того понятно, что где есть оружие, там должна быть и стрельба. Он идёт в соседнюю комнату, держа бластер перед собой.
   У окна, разглядывая вечерний город, стоит девушка. Белый облегающий костюм, голубое каре и… ушки? Еле заметные, треугольные, они чуть выступают, делая похожей незнакомку на причудливого зверька. «Кролик в Стране Чудес», думает Давид и улыбается.
   Он хочет подойти ближе, но в этот момент за окном что-то мелькает. Какой-то летающий аппарат, похожий на механическую стрекозу или что-то в этом роде. Тело реагирует само: руки поднимают бластер, прицеливаются, жмут на спусковой крючок. Насекомое валится вниз, но к нему на помощь спешит ещё один тип. Он похож на робота с непропорционально большой головой. Он влетает в окно и валит девушку на пол, целясь ей в голову из огромной пушки. Давид стреляет ещё раз. Спецназовец, или кто он там, отлетает к стене. Девушка встаёт и поднимает винтовку. Она прекрасна. Большие глаза, высокие скулы, узкий подбородок – похоже, Давид только что нашёл свой идеал. «Чёрт возьми, почему ты ненастоящая?», думает он.
   – Меня зовут Ева, – говорит она. – Отойди к стене и прикрой меня.
   Дважды повторять не приходится. Давид слушается. В комнату врывается ещё один солдат, с ног до головы закованный в броню. Забрало шлема – чёрный экран, по которому текут строчки данных. Выстрел из бластера отправляет спецназовца в нокаут, но тут происходит что-то странное. Рука поверженного противника раскрывается, и из неё выскакивает маленькое и юркое устройство. Механический паучок в мгновение ока забирается на Еву, цепляется ножками за одежду и кусает девушку в сонную артерию. Ева падает. Давид палит из бластера. Устройство разваливается на куски.
   Чёрт возьми! Он проиграл? Что-то происходит с телом девушки. От костюма отделяется белая дымка, которая принимает форму человека. Это снова Ева, белая с головы до пят. Давиду трудно игнорировать тот факт, что она полностью обнажена.
   – Найди меня, – говорит она и целует Давида в губы. По телу прокатывается волна наслаждения. Ещё чуть-чуть, и Давид испытал бы мощнейший оргазм в жизни. А этот вир – неплохая штука. Понятно, почему все так подсаживаются на него.
   Девушка растворяется в воздухе, словно капля молока в воде. И пусть она ненастоящая, но удовольствие, прокатившееся по бёдрам и позвоночнику, вполне реально. Давид улыбается и идёт к выходу.
   Улица изменилась. По небу бежит серая рябь помех. Чёрные пальцы небоскрёбов раскрашены иероглифами и вывесками на незнакомых языках, размытыми из-за дождя. Автомобили теперь парят над землёй; из выхлопных труб валит ярко-голубое пламя. На глазах у Давида одна из таких машин взмывает в небо и скрывается за ближайшим небоскрёбом.
   Ну и ну! Мир без автомобильных пробок и рекламы чертовски хорош.
   Наверное, так выглядел их мир в представлении ретрофутуристов. Давид идёт по улице, разглядывая прохожих во все глаза. Мимо него проходит фигура, закутанная в сутану; механическая рука придерживает капюшон. Парочка панков с ярко-зелёными ирокезами оглядывает его из-под очков, представляющих собой одну узкую горизонтальную черту. Робот в бежевом плаще сталкивается с ними, приподнимает шляпу, извиняясь, и направляется дальше по своим делам.
   Внезапно один из автомобилей, чёрный фургон, больше похожий на небольшой танк, подсвечивается красным. Опасность. Давид поднимает бластер, но не успевает выстрелить – помощь приходит, откуда он не ожидал. С неба спускается летающий аппарат, что-то вроде летающей тарелки. Он начинает палить в фургон, завязывается перестрелка. Прохожие разбегаются, кто куда.
   – Давид, – в верхнем правом углу возникает лицо Евы. – Ты должен выполнить квест и спасти меня. Будь внимателен – враги могут напасть, откуда угодно. Для большего удобства я буду обзначать их красным цветом. Увидишь такого – стреляй, не раздумывая. Усёк?
   Как будто в подтверждение её слов, один из прохожих, белобрысый мужик в круглых чёрных очках и одежде цвета хаки, вдруг замирает на месте, не успев укрыться за углом ближайшего небоскрёба. Он мелко дрожит секунду или две, а потом краснеет с головы до пят.
   И устремляется к Давиду.
   Руки вскидывают оружие. Пальцы давят на спусковой крючок. Белобрысый валится наземь, корчась в агонии. Давид переводит дух. Можно только догадываться, что в данный момент происходит в реальном мире. Быть может, вокруг продолжают шагать фигуры в серых одеяниях? Вряд ли. Он непременно натолкнулся бы на одного из прохожих. Выходит, эта схватка происходит на самом деле? Задумываться некогда, потому что всё новые и новые алые фигуры выбегают из-за углов. Давид чувствует себя одновременно героем боевика и марионеткой, которой управляет незримый кукловод. Когда дело доходит до баталии, тело перестаёт подчиняться и реагирует на опасность, словно принадлежит матёрому эсэсбешнику. Всё это замечательно, но Давид чувствует себя не в своей тарелке. Что за кашу он тут заварил?
   – Как тебя найти? – кричит он, задыхаясь. Вместо ответа в воздухе материализуется белая дымчатая линия. Судя по всему, она ведёт куда-то в центр. Ну что ж… Давид идёт, молясь про себя, чтобы всё происходящее оказалось дурным цифровым сном. Сейчас он закончит квест и очнётся в кресле Мимика… ведь так?
   – Ничего не бойся, – напутствует Давида Ева.

   4.

   Спазм. Ещё один. Пауза между разрядами, прошивающими тело, составляет долю секунды, достаточную для того, чтобы протянуть руку к застёжке на горловине бронежилета. Потянуть вниз. Ещё чуть-чуть. Ещё. Расстегнуть пуговицу на рубашке. Вернее, попытаться это сделать, потому что пальцы одеревенели. А чёрт с ней, с пуговицей. Калеб тянет ворот на себя. Трещит, разрываясь, ткань. Ещё немного, совсем чуточку. Нащупать тумблер, вшитый под кожу. Содрать защитный чехол. Приложить палец к считывающей панели. Не дёргаться, чёрт возьми!
   Тишина.
   Помехи пропадают, мир возвращает себе обычный вид. Демонический оркестр перестаёт насиловать уши. В течение нескольких секунд Калеб таращится на потолок, приходя в себя. Сердце никак не желает успокаиваться, болезненно дёргается под рёбрами. Наконец пульс замедляется. Калеб встаёт, отпинывает в сторону бесполезную теперь винтовку. Он только что отключил всю электронику в теле. Теперь никакой умной системы прицеливания, никакой карты. И никакой связи с напарниками.
   Калеб аккуратно закрывает крышку, вмонтированную в искусственную кость. Стягивает, морщась, края раны. «Паук» выскочил неаккуратно и порвал кожу предплечья. Рана заживёт, как и другие раны до неё, но рука стала почти невесомой, а это уже проблема – целиться будет сложнее. Калеб подходит к хакеру. Тот лежит неподвижно рядом с таким же неподвижным Ли и таращится в потолок мёртвыми глазами. «Паук» эффективен, как всегда. Будем считать, что Ли отомщён, думает Калеб.
   С улицы доносятся звуки пальбы. Он выглядывает в окно и замечает военный дрон, поливающий огнём фургон Домбровски. Корпус автомобиля напоминает швейцарский сыр, прохожие разбегаются кто куда. Калеб достаёт пистолет, целится, стреляет. И промахивается. Проклятая лёгкая рука.
   Дрон реагирует на угрозу. Зрачок камеры разворачивается к Калебу, лопасти сердито жужжат. Устройство поднимается на уровень его этажа. Калеб еле успевает выбежать в коридор, когда стену позади него прошивает очередь. Как уничтожить мелкого и юркого противника, в которого и попасть-то сложно?
   Он выбегает на площадку, захлопывает за собой дверь и еле успевает отскочить в сторону. Эхо от выстрелов прокатывается по подъезду, словно гром. Пули выбивают фонтанчики из стены напротив. Калеб целится в дверь, но гудение стихает. Очевидно, дрон решил покинуть место, где в него легко попасть. И точно: ближайшее окно лопается от новой очереди.
   Дверь соседней квартиры распахивается. На площадку выбегает дамочка в свитере и пижамных штанах. Серые тапочки шлёпают по бетону, под ними хрустит стекло, когда женщина запрыгивает на подоконник и выпрыгивает наружу. Что, чёрт возьми, происходит?
   Держа пистолет наготове, Калеб выглядывает в окно. Дрон болтается из стороны в сторону, всё больше кренясь к земле. Дамочка держится за него, свободной рукой пытаясь выдрать камеру. Бледное лицо поворачивается к Калебу.
   – Стреляй! – кричит она. – Ну же!
   Дважды просить не приходится. Калеб целится и жмёт на спусковой крючок. Первая пуля попадает в корпус, вторая сбивает камеру. Дрон начинает дымиться, сердито фыркает и падает вместе с женщиной.
   – Молодец, – раздаётся сзади. Калеб оборачивается и видит мужчину в одних тренировочных штанах. Лицо у того серьёзное, руки вытянуты по швам. – Теперь беги вниз и останови цель.
   – Калуя? – оказывается, Калеба ещё можно удивить. Мужчина закатывает глаза.
   – Да, это я. Беги, я постараюсь его задержать.
   – Понял, – Калеб вызывает лифт. Вопросы пока лучше оставить при себе. Впрочем, ответ на главный из них, похоже, уже известен. Майор может подключаться к профилям других людей и управлять ими. Да, навыки простых граждан отточены не так хорошо, как у солдат, но на крайний случай гражданские могут пригодиться.
   А ещё, думает Калеб, это значит, что «Коннект» не только считывает сигналы мозга, но и сам посылает команды. От этой мысли по позвоночному столбу поднимается вязкий животный ужас.
   Прекрати, приказывает он себе, ты же знаешь, что система изначально была разработкой военных. Стоит ли удивляться тому, что функция управления вшита в систему каждого пользователя? И всё же, страх назойливым червячком грызёт Калеба изнутри. Стало быть, пожертвовать можно каждым? Даже детьми?
   На улице творится хаос. В отдалении слышны крики. Фургон пылает, стекло со стороны водителя забрызгано кровью. Рядом лежит гора человеческих тел. Когда Калеб подходит ближе, из-под неё доносится знакомое гудение. Стараниями Калуи дрон придавлен живым грузом. По асфальту растекается тёмно-красная лужа. Интересно, как осветят в прессе этот инцидент? «Сознательные граждане героически пожертвовали собой, чтобы остановить террориста»? Чёрт побери, это не его дело, не его! Он лишь выполняет чужие приказы. Но всё же, что такого в этом пареньке? Калеб вспоминает бластер, яркий, жёлто-зелёный. Кто знает, что за начинку в него заложили?
   Калеб бежит, кляня свой возраст и дряхлые мышцы. Слишком часто они полагались на «Коннект», слишком мало тренировались. Сейчас бы переключить винтовку в снайперский режим, да снять бы беглеца одним выстрелом. Калеб вздыхает про себя. Пот льётся со лба градом, телу жарко под бронежилетом. Остаётся надеяться, что дредастый паренёк, куда бы он не направлялся, решит идти пешком.
   Нетрудно заметить, где побывал беглец. Калеб проходит мимо скорченных, подрагивающих тел. Калуя задействовал десятки горожан, но они не смогли даже приблизиться к стрелявшему. Неужели у паренька тот же софт, что и у военных?
   «Вот почему мы ловили вироманов», приходит в голову догадка, запоздалая и бесполезная. «Расширения мешают военным управлять гражданскими». Но сейчас это не важно.
   Услышав новые крики, он ускоряет бег, хотя тело умоляет перевести дух. То, что Калеб видит в следующую минуту, похоже на сцену из фильма или игры. Из-за угла выезжает спортивный автомобиль. Он пытается проехать к перекрёстку, но безуспешно – выезд преграждают джип и другая легковушка. А потом сверху начинают сыпаться люди. Они выпрыгивают из окон и падают прямо под колёса, мешая спорткару проехать, сминают крышу, разбивают стёкла. «Вся королевская конница, вся королевская рать», вспоминается старый детский стишок. Машина останавливается, дредастый выскакивает и целится в небо, но тут же понимает, насколько это глупо. Всё, что ему остаётся – уворачиваться от падающих тел, если удастся. Калеб подбегает, доставая на ходу пистолет. Он останавливается, прицеливается в бластер – теперь даже лёгкая рука не помешает – и стреляет.
   Брызги цветного пластика. Парень всё равно пытается скрыться, но следующая пуля разбивает его коленную чашечку. Калеб простреливает вторую ногу и обе руки, убеждается, что цель нейтрализована и начинает приближаться, держа противника на мушке.
   – Отлично, солдат, – говорит ему водитель джипа, когда Калеб проходит мимо. – Жди нас, мы скоро.
   Интересно, Калуя когда-нибудь перестанет появляться, как скример в ужастике?

   5.

   В голове Давида происходит смена власти. Мимик не говорил, что будет, если завалить квест.
   Мир настоящего, которое так и не наступило, разваливается на части. Улицы проваливаются под землю, витрины рассыпаются в пыль, а красные фигуры падают замертво. Давиду тосковал бы по этому умирающему миру, по Еве, которая никогда не поцелует его больше, но сейчас он больше жалеет себя. Боль пронзила руки и ноги, пригвоздила к земле. Кровь льётся из ран, телу становится зябко, внутренности сдавил спазм. Вряд ли он доживёт до приезда «скорой».
   Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами, но Давид почему-то вспоминает другие события. Другие смерти. И накануне каждой из них возникает лицо палача. Того самого, что приближается сейчас с пистолетом наготове.
   Стрельба в аэропорту, крики людей. Давид обнаруживает, что в своём теле он, оказывается, находится не один. Другие личности, перекодированные в терабайты памяти, сонм цифровых мертвецов. И все они были перекачаны в его голову вместе с виром.
   Палач подходит всё ближе. Голоса в голове спорят: не говори ему, кто мы такие, не сдавайся, беги. Но миссия провалена, очередной носитель вскоре умрёт, а призраков извлекут из его головы и отдадут в военную лабораторию для опытов. Поэтому Давид, Мимик – все они – принимают решение. И начинают говорить.

   6.

   – Кто ты такой? – спрашивает Калеб. – Чего хотел добиться?
   Сперва он думает, что спрашивать бессмысленно. Парень едва ли не плавает в луже собственной крови. Вокруг него и разбитой машины валяются тела, похожие на сломанных кукол. Но потом глаза приобретают осмысленное выражение и сосредотачиваются на Калебе.
   – Мы разрабатывали «Коннект», – говорит дредастый. Однако! День сюрпризов продолжается. Не «я», но «мы». Ну что ж… Калеб кивает: продолжай. Вряд ли он будет способен удивляться ещё чему-либо.
   – Это нас твой «паук» убил тогда в аэропорту. Мы узнали об этом позже, из новостей, когда наши цифровые копии были разосланы по сети, – продолжает парень. – Не думай, что оружие сработало случайно. Идеальный способ заткнуть нас. Скажи мы, что правительство может управлять любым пользователем «Коннекта», вряд ли б сеть стала настолько популярной. Однако, молчать не возволила совесть. И вот что из этого вышло… Мы стали Мимиком, одним человеком с множеством личностей, но и он гибнет. Мы умираем.
   Калеб слушает молча. Больше всего ему хочется оказаться подальше от этого места, от этой новой правды. И что с ней делать теперь? Он привык работать, не задавая лишних вопросов, благодаря чему прожил даже слишком много. Но ему не нравится мир, покой которого он охраняет. Люди, которые так легко и послушно превратились в стадо. Глупые квесты, заменившие работу. Коннектовские очки и статусы, заменившие смысл жизни. Чёрт возьми, а ведь разработчики пытались предотвратить катастрофу. А он, Калеб, лично уничтожил каждого из них.
   – Куда ты направлялся? – вопросы как будто задаёт кто-то другой. Вдалеке слышится вой сирен. Это Калуя сотоварищи спешат к месту происшествия.
   – Хотел уничтожить сервера «Коннекта». Наверное, зря, – еле слышно говорит паренёк. – Люди так… любят свои цепи.
   По окровавленному телу пробегает судорога. Потом ещё одна, и ещё. Тело перестаёт подавать признаки жизни примерно за минуту до того, как на место событий врывается бронированный фургон Калуи. Майор выходит в сопровождении свиты медиков. Пока те возятся с телами, укладывают их на носилки и уносят в автомобиль, Калуя, седой афроамериканец подходит к мёртвому Мимику, щупает пульс, затем встаёт и поворачивается к Калебу.
   – Дерьмовый день сегодня.
   – Не то слово.
   – Эти люди… президент ввёл военное положение. Сам знаешь, что такое необходимые жертвы.
   – Разумеется. Спасибо за помощь, – плюнуть бы сейчас майору в морду, но приходится сдерживаться. – Сам бы я не справился.
   – Что он успел рассказать? – в этот момент Калеб осознаёт одну важную вещь. Электроника, а следовательно, и «Коннект», были отключены, а это значит, что Калуя не сможет скачать его воспоминания. Почему-то этот факт кажется Калебу особенно важным. Он не знает, что будет делать с сегодняшней информацией. Пройдёт тест на детекторе лжи, снова подключится к системе, а потом будет долго-долго спать. И… всё? Калеб смотрит на тела вокруг и пожимает плечами.
   – Ничего, – говорит он. – Совсем ничего.

Серия «Избранные»

   В серии вышли или готовятся к выходу следующие сборники:

   Вирд.
   Морская и романтическая фантастика.
   Хоррор.
   Тёмное фэнтези.
   Гуманитарная фантастика.
   Космохоррор.
   Добрая фантастика.
   Боди-хоррор.
   Киберпанк.
   Фантастика о дружбе.
   Революционная фантастика.
   Спортивная фантастика.

   Вы можете стать не только читателем серии, но и одним из её авторов. Для этого вам необходимо принять участие в конкурсе на сайте: www.kvazar-fant.ru

   Приходите и побеждайте, мы ждём вас.

Избранные Киберпанк

Мечтают ли писатели о нейрошунтах? Эссе о киберпанке

Бочонок Амонтильядо 2.0 Николай Романов

Негарантийная технология Виктор Глебов

Чистота Сергей Д. Блинов

Активация Сергей Резников

Мозг Хаттори Ольга Цветкова

Высокий замок из слоновой кости Андрей Миллер

Узник Ахерона Род Велич

Небесный Щит Иван Фёдоров

Быстрые Сны Евгений Шиков

Как-то вышла Мариетта… Алексей Донской

Стерилизация Виктор Глебов

Синтетические любовники Евгений Абрамович

Дисконнект Илья Пивоваров