   Митя
   Повесть о первой любви

   Денис Евгеньевич Чернов

   © Денис Евгеньевич Чернов, 2017

   ISBN 978-5-4485-9047-4
   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

   От автора: Разговаривайте с теми, кого вы любите! Разговаривайте обо всём. Высказывайте вслух свои мысли, свои тревоги, обиды и претензии. Задавайте вопросы, спрашивайте всё, о чем хочется спросить. Разговаривайте как можно больше! Это единственный способ сохранить вашу любовь на долгие годы.

Митя

   После школы Митя зашел домой за гитарой и обреченно поплелся в Дом детского творчества на занятия. Два раза в неделю он тащился с громоздким футляром через весь город, чтобы разучивать надоевшие этюды. Поначалу ему все очень нравилось. Под руководством Валентины Семеновны он научился брать первые аккорды, освоил перебор. Но потом все пошло не так. Он хотел играть песни Виктора Цоя, «Наутилуса», «Нирваны», «Металлики», но педагог даже слышать не хотела о рок-музыке.
   – Если ты хочешь учиться всякой гадости, иди в подворотню, – твердила она. – Освоишь три блатных аккорда – и хоть «Ласковый май» исполняй. Я тебя буду учить только настоящей музыке.
   И Митя терпел. Он понимал, что в подворотне он не научится даже блатным аккордам. В ближайшей подворотне он мог научиться только нюхать клей и пить стеклоочиститель. Он обреченно заучивал постылые этюды и пытался дома в свободное время подбирать песни Курта Кобейна.
   – Дмитрий, у меня хорошая новость, – встретила его радостная Валентина Семеновна. – Мы едем на областной фестиваль детского творчества в Южно-Сахалинск. На три дня. Дорогу нам оплачивает городская администрация. Проживание и питание бесплатное. Мне нужно только заявление от твоей мамы, что она не против.
   Митя не верил своему счастью. Целых три дня в Южно-Сахалинске! Это как пионерский лагерь, только еще круче, ведь в 15 лет такие мероприятия могут сулить куда более интересные впечатления, чем ночные вылазки за территорию лагеря или поход в палату к девочкам с целью намазать их зубной пастой. Митя представил, как он всю ночь напролет играет на гитаре пока еще незнакомым ему девочкам из какого-нибудь далекого Углегорска, и они восторженно смотрят на него…
   – Митя, соберись уже, ты сегодня будешь заниматься или в облаках витать!? – прервала его мечты Валентина Семеновна. – Ты с чем собираешься на областной фестиваль ехать?
   – А что, там играть нужно будет?
   – Нет, если ты готов сплясать, спляши, конечно. Это ведь фестиваль детского творчества, а не слет любителей витать в облаках. Давай разучим произведение Дональда Дюарта «Мой менуэт». В твоем возрасте, конечно, нужно уже играть более серьезные вещи, но хотя бы так, а то мне за тебя придется краснеть.
   И Митя начал разучивать менуэт, тихо ненавидя композитора Дюарта. Эх, как бы он хотел выйти на сцену и исполнить Nothing else matters! Про то, чтобы исполнить одну из своих песен, Митя даже не мечтал, хотя у него уже было три. Их не слышал никто кроме Андрюхи Тарана. Андрюха говорил, что они гениальны и все время упрашивал Митю сыграть одну из песен Валентине Семеновне, но Митя и слышать этого не хотел. Тексты своих песен он считал удачными. Каждую строчку выстрадал. А вот за музыку ему было стыдно. Валентина точно не оценила бы такое творчество.
   Неделя тянулась очень долго. Все мысли его были только о предстоящей поездке. В выходные Митя выгреб свою копилку, сходил на рынок и купил новый дезодорант, сделал модную стрижку. Митя верил, что именно в этой поездке он встретит ту, которая оценит его по достоинству.
   До сих пор у него ни разу не было отношений с девочками. Первый раз он влюбился в детском саду в Юлю Артеменко. В нее был влюблен также Сережа Егоров. Он целыми днями крутился вокруг. Митя очень ревновал Юлю к Сереже, но пересилить себя и подойти, заговорить с ней не решался. Он был уверен, что Юля поднимет его на смех. Разве станет такая красивая и умная девочка общаться с рыжим и конопатым мальчиком.
   Митя ненавидел цвет своих волос. Знакомые говорили, что он похож на папу. Папа говорил, что в детстве он тоже был рыжим. С одной стороны Митя тешил себя надеждой, что он, как и папа, выцветет с годами и перестанет быть рыжим, но с другой стороны – он не знал, как ему дожить до этого дня. Быть рыжим стыдно и очень обидно. Митина сестра, унаследовавшая от мамы темный цвет волос, с ранних лет твердила брату, что он уродлив и что он никогда не женится, потому что с рыжим парнем ни одна девушка не пойдет, да еще и с таким губошлепом, как он. Митя часами тренировался перед зеркалом сжимать губы, чтобы они не казались такими огромными. Он знал и ненавидел каждую веснушку на своем лице. Он задавался вопросом: за что ему достался такой нос? Что именно не так с носом, Митя не понимал, но он определенно был некрасив. Во дворе у них был толстый мальчик Антошка. Его иногда обзывали и дразнили, как и Митю, но даже Антошке Митя завидовал. Толстым быть не так позорно, как рыжим. К тому же толстый всегда может взять себя в руки, заняться спортом и похудеть. «Рыжий человек обречен, – думал Митя. – Он может разве что перекрасить свои волосы, но тогда над ним будут еще сильнее смеяться, потому что все будут знать, что он рыжий и перекрашенный». С этим несчастьем Митя жил на свете все 15 лет. Каждый раз, когда он встречал взрослого рыжего мужчину, его более всего интересовал вопрос – женат ли он. И если оказывалось, что женат, новая капелька надежды проникала в его сердце. Капелька за капелькой надежда росла, и к 15 годам вместе с ней в сердце подростка уже обосновалась вера в то, что рано или поздно это произойдет. Быть может, он встретит слепую от рождения девушку, которая не видит различия между рыжим человеком и нормальным. А может быть, найдется и зрячая, которая оценит его богатый внутренний мир и не станет обращать внимания на цвет волос.
   В первом классе Митя влюбился в Зою Уфимцеву. Она была немного полновата, но он не считал это недостатком. Зоя была очень умна, училась на одни пятерки и вообще была просто образцом поведения и успеваемости. Как и в случае с Юлей Артеменко, он не выдавал свои чувства. Влюбленность к Зое постепенно прошла. В пятом классе их посадили за одну парту и Митя подружился с Зоей. Она помогала ему в учебе, а он охотно носил воду и вытирал доску, когда они были дежурными по классу. Общаться с Зоей было также просто, как и с пацанами. Они шутили, смеялись, обсуждали прочитанные книги и просмотренные фильмы. Также просто Митя общался с зоиными подружками – Полиной, Юлей и Светой. Все они были скромницами и хорошистками. Они не пользовались косметикой, носили косы и одевались скромно, как и подобает школьницам. Ни одну из них Митя не воспринимал как желанный объект. Хотя их нельзя было назвать дурнушками. Полину немного портили прыщи, но зато у нее были довольно интересные формы, а Юля и вовсе была хороша собой. Но Митя, как ни старался, не мог увидеть в своих подружках женщин. Для него они были просто товарищами. А вот встречаясь взглядом с Надей Крупиной или Таней Сироткиной, Митя густо краснел и отводил глаза. Если же одна из них оказывалась к нему спиной, то Митя напротив подолгу не мог отвести взгляд. Обе носили короткие юбки, из под которых было видно начало черных чулков. При ходьбе они старательно крутили попами. Надя и Таня красили губы, подводили глаза и завивали волосы. Они были роскошны и смотрели на одноклассников свысока. После уроков во дворе школы их ждали взрослые парни на собственных машинах.
   Когда Таню или Надю вызывали к доске, тестостерон наполнял весь класс. Зная о том, какую реакцию вызывают их короткие юбки у мальчиков, обе нарочито долго писали на доске, а Таня при этом старалась писать как можно выше, чтобы ее и без того короткая юбка стала еще короче. Более всего в такие моменты Митя боялся, что его вызовут к доске следующим и весь класс увидит, как оттопыриваются его брюки. Он вообще считал недопустимым проявление в той или иной мере физиологического влечения к лицам противоположного пола. С ранних лет он слышал от мамы, бабушки и других женщин, что всем мужикам одного только и нужно от баб. И у него сложилось мнение, что бабам этого от мужиков не нужно совсем. Он был бы счастлив, если бы физическое влечение к женщине у него отсутствовало, но оно было и с каждым годом становилось все сильнее. Митя дал себе слово, что никогда не сделает шаг к близости с девушкой, пока она сама не даст ему понять, что он это заслужил.
   Митя очень много работал над собой, чтобы завладеть симпатией девушек. К 15 годам он имел крепкую мускулатуру, ради которой часами изнурял себя гантелями и упражнениями на турнике. Рост уже приближался к отметке 180 см. Он был широк в плечах, начитан и остроумен, часто смешил класс меткими каламбурами, которые сочинял по любому поводу. Среди пацанов он был душой компании, но, как только видел симпатичную девочку, которая ему нравилась, вел себя так, как будто язык проглотил. Если с Надей и Таней он хотя бы здоровался, то с Милой Любимцевой он не мог вымолвить даже слова.
   Мила переехала с родителями из другого города, когда Митя учился в шестом классе. В нее в первый же день влюбились все мальчики. Она была словно ангел – белые волосы, кукольное лицо, пухлые щеки и большие губы. Она напоминала Мальвину, только ее красота была естественной. Она не пользовалась косметикой, волосы ее вились без всякой завивки. Юбку она носила не такую короткую, как Таня с Надей и чулки на ней были телесного цвета и никогда из под юбки не было видно больше, чем того требовали приличия. Мила не вызывала у Мити такой бурной физиологической реакции, как две ее подружки, но, появившись в их классе, она парализовала его сознание. В ее присутствии Митя переставал шутить и сочинять каламбуры. Он вообще старался избегать ее. Если он встречал ее на улице, то делал вид, что не видит. Даже сталкиваясь в магазине лицом к лицу, он не здоровался с ней. А она не здоровалась с ним. Но не думать о ней Митя не мог. В седьмом классе мысли о Миле не покидали его даже ночью. То он представлял себе, как спасает ее из горящего дома и она в благодарность целует его в губы. То он отбивает ее у маньяка, который пытается надругаться над бедной девочкой, отдает ей свою куртку, и она прижимается к своему спасителю. Иногда он воображал, как к ней пристают хулиганы, он побеждает их всех и предлагает ей проводить до дома.
   В восьмом классе мысли о Миле были уже не такими навязчивыми, а в девятом он совсем перестал о ней думать, начал здороваться с ней и шутить в ее присутствии, но заговорить с ней по-прежнему не смел.

Фестиваль

   Наступил долгожданный день отъезда. Митя с громоздким гитарным футляром пришел на вокзал на час раньше. От Корсаковского дома детского творчества – вчерашнего дома пионеров – в Южно-Сахалинск поехали Митя с Валентиной Семеновной и танцевальный коллектив «Улыбка». Семь девчонок 10—12 лет и их преподавательница Анна Эдуардовна. Поездка на 115 автобусе с самого детства была непростым испытанием для нашего героя. Насколько он любил бывать в областном центре, настолько же он боялся и ненавидел ехать в 115 автобусе. Большая часть пути представляла собой непрерывные спуски, подъемы и крутые повороты. В салоне автобуса воняло паленым сцеплением и выхлопными газами. Редкий раз Мите удавалось доехать до столицы острова, чтобы его не стошнило на конечной остановке. На этот раз обошлось.
   Автобус въехал в областной центр. С правой стороны проспекта Мира, как солдаты на параде, выстроились гордые, подтянутые девятиэтажки. Местами попадались дома в 12 этажей. Митя прекрасно знал с самого детства, где сколько этажей, но каждый раз, проезжая мимо такой красоты, не мог не пересчитать, как будто за время его отсутствия часть этажей могла куда-то испариться или же выросли новые этажи. «Вот сейчас будет тюрьма», – ждал Митя, знавший эту дорогу, как свои пять пальцев. «Подумать только, за этими решетками сидят настоящие преступники – воры, убийцы. Они сидят там по много лет! Как можно так долго сидеть на одном месте. Я бы, наверное умер от тоски или попытался сбежать. Хотя… Как тут сбежишь через эти пятиметровые стены, увенчанные путанкой из колючей проволоки…».
   Загорелся зеленый свет, автобус повернул на проспект Победы. Митя подмигнул светофору. Эти черные трехглазые коробочки казались ему живыми. В Корсакове не было ни одного светофора. Митя мысленно здоровался с каждым трехглазым маячком.
   Автобус повернул на улицу Ленина. Вот и вокзал.
   – Валентина Семеновна, можно я куплю себе пянсе?
   – Купи, – улыбнулась Валентина Семеновна. – Традиции нужно беречь.
   Покупать пянсе по приезду в Южно-Сахалинск для Мити было традицией. Он очень любил эти острые сваренные на пару пирожки с мясом и капустой. Почему-то в Корсакове их нигде не продавали, даже в пирожковой, где всегда были самые вкусные жареные пироги.
   – Анна Эдуардовна, мы до Дворца пионеров пешком пойдем или поедем на автобусе? – обратилась к коллеге Валентина Семеновна.
   – Пешком! Пойдемте пешком, – вцепилась в свою наставницу самая бойкая в коллективе девочка Таня.
   – Да. Пойдемте пешком! – поддержал Митя. – Так хочется полюбоваться на краеведческий музей и на самолет около Дома офицеров.
   Вся компания отправилась вверх по Коммунистическому проспекту. Рядом с кинотеатром «Октябрь» с огромной афиши фильма «Телохранитель» на Митю нежно смотрела Уитни Хьюстон в черном платье с глубоким декольте. Первый раз Митя посмотрел этот фильм прошлой осенью в видеосалоне. История о том, как эстрадная звезда полюбила простого парня за то, что сильный и храбрый, вдохновила Митю. Он принес из сарая старые ржавые гантели, оставшиеся ему от отца, и начал качать бицепсы, каждый день измеряя маминым сантиметром их объем. Второй раз они взяли этот фильм вместе с Андрюхой в видео-прокате во время зимних каникул и долго обсуждали может ли такая история повториться в реальной жизни.
   – Митя, ты чего там застрял, – окликнула его Валентина Семеновна. – Тебе нужно думать о том, как ты будешь выглядеть завтра на сцене, а не на женщин заглядываться.
   Митя густо покраснел, как будто его поймали за каким-то очень неприличным делом. Он ускорил шаг. Проходя мимо областной администрации – бывшего обкома партии, он опять замедлил движение, разглядывая важного дяденьку в костюме, садящегося в черную «Волгу». «Если оказаться здесь в нужное время, то можно так же запросто увидеть самого губернатора Валентина Федорова», – подумал Митя.
   Была ранняя весна. Дороги и тротуары уже были сухими, но на клумбах и в скверах еще лежали спрессованные остатки серого снега. Площадь перед драматическим театром была полностью сухая, на ней кучковались мамы с колясками. Какой-то малыш делал свои первые шаги, улыбаясь своим достижениям. Митя подумал, что этот ребенок даже не понимает, какое счастье выпало на его долю – жить в самом центре такого большого и красивого города, каждый день гулять по этим улицам.
   Напротив краеведческого музея остановилась вся делегация. Девочки из «Улыбки» раскрыли от восторга рты. Некоторые из них были здесь впервые. Посреди просыпающегося от зимней спячки сада величественно раскинулось японское здание, увенчанное пагодами. У входа расположились каменные львы, а напротив едва зазеленевшая сакура.
   – Мы обязательно придем сюда на экскурсию, – пообещала своим подопечным Анна Эдуардовна. – Пойдемте, нас ждут во дворце пионеров.
   Во дворце пионеров было очень людно. Сюда съехались творческие коллективы со всей Сахалинской области. Ну разве что с Курильских островов представителей не было. В фойе была устроена выставка картин, написанных учениками изостудии. Митя пробежал взглядом по картинам, и его как магнитом притянуло к двум огромным глобусам, стоявшим напротив гардероба. На одном глобусе была изображена проекция звездного неба, а другой представлял собой рельефный макет Луны. Он-то более всех и привлекал Митю. В детстве он представлял себя гуляющим по луне Незнайкой и искал, где тот самый кратер, в котором открывался путь во внутренний лунный мир, где живут лунные коротышки и малышка Звездочка.
   – Я так и знала, что ты здесь! – Раздался за спиной голос Валентины Семеновны. – И что тебя так манит к этой Луне? Не пора ли уже повзрослеть?
   Первый день фестиваля начался со знакомства с областным дворцом детского творчества, который все по привычке называли дворцом пионеров. Гости фестиваля группами по 5—10 человек бродили из кабинета в кабинет, в которых их ждали постоянные обитатели. Практически в каждой аудитории были накрыты столы с чаем и сладостями, которые ребята испекли своими руками. В кружке макраме гостям показывали техники плетения и хвастали образцами своих поделок. В музыкальных кружках шли импровизированные концерты. В шахматном – сеанс одновременной игры подающего надежды юноши с несколькими участниками фестиваля. В изостудии старшеклассники рисовали карандашные портреты каждого желающего. Везде царила атмосфера дружбы и любви. Несколько часов пролетели, как одна минута. В 17.00 участников фестиваля собрали в фойе.
   – Дорогие ребята, меня зовут Вера Анатольевна. Я организатор этого фестиваля, – представилась женщина с большой шевелюрой на голове. – Сейчас я расскажу вам о программе мероприятий, которую мы для вас приготовили. Очень надеюсь, что впечатлений вам хватит на всю оставшуюся жизнь. Те, кто приехал из других городов, будут жить в общежитии института усовершенствования учителей. Питаться мы с вами будем в столовой расположенной неподалеку отсюда школы. Завтра утром после завтрака мы с вами встретимся здесь. До обеда у нас запланированы выступления музыкальных и танцевальных коллективов. После обеда все вместе пойдем на экскурсию в краеведческий музей. Послезавтра утром ребята из театральной студии покажут вам спектакль по книге Бориса Васильева «Завтра была война». А после обеда будем прощаться и разъезжаться по домам.
   За ужином к Мите подсел высокий парень. На вид ему было никак не меньше 17-ти лет.
   – Костя, – представился он, протягивая руку.
   – Дмитрий. Можно просто Митя.
   – Ты из Корсакова?
   – Да. А ты откуда?
   – Я из Невельска. Ансамбль народной песни.
   Корсаков и Невельск – два самых южных сахалинских порта. В каждом из них было по мореходной школе. И вообще они были во многом похожи. Разве что Невельск всегда слыл городом беспредельщиков, где могли убить на улице просто так за неосторожное слово или чтобы отнять шапку. В Корсакове преступность была более организованной. Здесь все жили строго по понятиям.
   – А ты, судя по футляру, – гитарист? Девки, наверное, в очереди стоят? – Костя лукаво подмигнул Мите. В следующую секунду он застыл. – Вот это даааа! – прошептал он, глядя в сторону входной двери.
   Митя обернулся. В столовую вошла делегация вновь прибывших участников фестиваля. Красивая, стройная женщина – преподаватель, юная девушка и шестеро детишек лет 9—10. Три мальчика и три девочки.
   – Танцовщица! – с придыханием вымолвил Костя, пожирая глазами девушку. – Какие ноги! Какая осанка! Ох, как бы я ей вдул!
   – Хорошенькая, – согласился Митя, еще раз оглянувшись на незнакомку. – Но я подозреваю, что у нее на уме совсем другие вещи, чем у тебя.
   – Хорошенькая? Это все, что ты увидел? Нет, братец! Послушай дядю Коку. Он слишком хорошо знает женщин. Дамы делятся на «дам», «не дам» и «дам, но не вам». И вот именно это – дама третьего типа. Я буду не я, если я не пригублю росы из этого прекрасного цветка.
   – А ты прям поэт, – улыбнулся Митя.
   – Да, стихи слагать я умею, но это – не главное мое достоинство. Пойдем, посмотрим, в каком клоповнике нас поселят.
   В фойе школы Костю окружили три девицы. Две ухватили его под руки, еще одна встала рядом.
   – Знакомьтесь, девоньки, это – Митя. Гитарист-виртуоз из славного города-героя Корсакова. Сегодня он при помощи этого нехитрого инструмента, – Костя показал на гитарный футляр, – будет давить из нас слезу.
   – Очень приятно. Света – протянула руку полногрудая искусственная блондинка с ярко-красными губами, держащаяся за Костю.
   – Катя, – протянула Мите руку вторая девушка, крепко вцепившаяся в левую костину руку. У нее были каштановые крашенные прямые волосы, длинные стройные ноги и небольшая, но очень отчетливая грудь.
   – Нина – скромно кивнула третья девушка, сделав некое подобие реверанса. У нее были светло-русые волосы, приятные черты лица. Она была совсем без косметики, невысокого роста с изящной женственной фигурой без явных изъянов и особенных излишеств.
   – Ну чего ты стоишь, как маятник, – Костя взглядом подтолкнул Митю к Нине. – Бери даму под руку, прояви галантность.
   – Костян, ты где такие слова выискиваешь? С библиотекаршей спишь, что ли? – пошутила Света.
   До общежития было 15 минут неторопливой ходьбы. Валентина Семеновна вместе с Анной Эдуардовной и остальными девочками шли неподалеку от Мити и его новых друзей. Валентине Семеновне хватило такта, чтобы не проявлять на людях, а точнее при дамах, опеки в адрес Мити. И Митя был ей за это очень признателен, о чем дал понять, встретившись в какой-то момент с наставницей взглядами. Он улыбнулся, а она в ответ понимающе кивнула головой.
   Митя не чувствовал неловкости, идя под руку с девушкой. У него был большой опыт. То и дело он провожал домой подружек старшей сестры. Однажды, встретив в центре города одноклассницу Полину, прошел с ней под руку по улице Советской. Это были очень волнительные для юноши моменты – редкие моменты физической близости к женщине. Он чувствовал ее запах, слышал ее дыхание, ритм ее шага. Его плечо соприкасалось с ее грудью. И, несмотря на то, что оба были одеты в куртки, он ощущал плечом ее упругость и в то же время мягкость. И как у лишенных зрения людей особенно развивается слух, так у Мити в эти моменты все органы чувств блекли перед внешней стороной левого плеча по силе тактильного восприятия. Он был бы рад, если бы до общежития пришлось идти часа полтора, но, к сожалению, этот путь закончился, не успев начаться. По дороге Нина успела рассказать ему, что учится в 11 классе вместе со Светой и Катей. Костя тоже когда-то учился в их классе, а сейчас он учится в мореходной школе, но продолжает участвовать в их ансамбле, который их всех и объединил.
   Комнаты в общежитии были рассчитаны на четверых. Костя и Митя поселились в одной комнате. В соседи им достались два мальчика лет 12 на вид с флейтами.
   – Ну что, пионеры, давайте знакомиться, – Костя протянул Руку одному из них. – Меня зовут Константин. Можете меня звать просто дядя Кока.
   – Роман, – представился первый флейтист.
   – Саша, – робко, почти шепотом выдавил второй.
   – Да вы не ссыте, пацаны! Солдат ребенка не обидит, – Костя похлопал Сашу по плечу. – Будьте, как дома. Мы тут все свои. Если кто обижать станет, жалуйтесь. Музыкант музыканта никогда в обиду не даст. Пойдем, Митя, прогуляемся до лабаза. Нам нужно кое-что прикупить.
   Побросав вещи, не снимая верхней одежды, Митя и Костя вышли на улицу и отправились в сторону магазина «Рябинка».
   – Я считаю своим долгом предупредить тебя, – серьезно начал Костя. – К Светке не вздумай яйца подкатывать. У нее мужик очень крутой. Порвет в лохмотья и скормит собакам. На Катьку тоже рыло не разевай. Она с моим другом встречается. А вот с Нинкой ежели захочешь зажечь, тут тебе мое отцовское благословение. Хорошая девка. Я бы и сам с ней не прочь был бы, но у меня правило – не блуди там, где живешь.
   – А мне Нина больше всех понравилась, – у Мити учащенно забилось сердце. – Ты думаешь, что у меня есть шансы?
   – Тут все только от твоей настойчивости будет зависеть. Бабы – они настойчивых любят. Чтобы пришел, увидел и победил… Девушка, нам 0,7 водки, пачку чая малинового, 200 граммов мармелада и поцеловать, – бодро отчеканил Костя, подойдя к прилавку магазина.
   – За водкой и поцелуями обращайтесь в ликероводочный отдел, – расплылась в улыбке продавщица.
   Костя обернулся в сторону ликероводочного. За прилавком стояла хмурая ссутулившаяся женщина пенсионного возраста.
   – Я предпочел бы самообслуживание, – печально вздохнул он, направляясь к ликероводочному отделу.
   Взяв бутылку водки, Костя ловким, хорошо отработанным движением сунул ее в рукав. В этот самый момент в магазин вошли Анна Эдуардовна с Валентиной Семеновной.
   – Митя, а ты почему не предупредил меня, что ушел из общежития? – строго спросила Валентина. – Я ведь за тебя отвечаю.
   – Да мы тут с Костей решили чаю купить с мармеладом. Нас девочки пригласили в гости, – виновато пробормотал Митя.
   – Я очень рассчитываю на твое благоразумие, Дмитрий. Надеюсь, что мне не придется за тебя краснеть.
   Митя и Костя вышли из магазина. У Мити от стыда горели уши. Он начал переживать, как бы Костя не втянул его в какой-нибудь скандал.
   – Может, не стоило брать водку? – Спросил он у старшего товарища. – Если нас увидят пьяными, могут досрочно отправить домой.
   – Я тебя умоляю! С чего тут пьянеть то! 0,7 на пятерых – это же брызги. Не ссы. Мы этих фестивалей, конкурсов и гастролей столько пережили, что тебе и не снилось. И ни разу нас не выгоняли. Твоя Валентина Семеновна тоже небось за пузырем пришла в магазин.
   – Да нет! – начал было Митя, возмущенный таким предположением в адрес его наставницы.
   – Да чего нет-то, когда да! Эти старые работники культуры только и ждут гастролей, чтобы пуститься во все тяжкие.
   Костя постучал в комнату, где поселились девочки. Помимо знакомых уже Мите девиц там была их наставница – достаточно еще молодая женщина Анна Сергеевна. Она прихорашивалась перед зеркалом.
   – А вы, Анна Сергеевна, как обычно к институтской подружке ночевать пойдете? – Язвительно поинтересовался Костя.
   – Да. А вы тут ведите себя хорошо, спиртным не злоупотребляйте, песен громко не пойте, – говорила Анна Сергеевна, аккуратно обводя глаз обслюнявленным карандашом.
   – Счастливчик он, – мечтательно выдохнул Костя, любуясь своей наставницей.
   – Кто он? – все также невозмутимо уточнила педагог, обводя второй глаз.
   – Я хотел сказать, что вашей подружке сегодня очень интересная собеседница достанется.
   – Кабы ты не был бы последним мужским голосом в нашем ансамбле, Сенюков, я бы тебе сама лично язык отрезала бы, – без особых эмоций промолвила Анна Сергеевна, обводя губы ярко красной помадой.
   Она еще немного покрутилась перед зеркалом, затем вопросительно посмотрела на Катю со Светой.
   – Ну как?
   – Шикарно, – одобрительно кивнула Света. Катя молча подняла вверх большой палец.
   – Ну все. Я убежала. Будьте паиньками.
   Едва учительница вышла за дверь, Костя достал из кармана потемневшие от времени алюминиевые рюмки, откупорил бутылку и разлил.
   – Давай, Митяй, за знакомство, – протянул Костя полную стопку своему новому товарищу.
   Девочки тоже подняли рюмки, все чокнулись, быстро выпили, закусили мармеладом и попрятали рюмки. Девочки накрыли стол, чтобы в случае появления незваных гостей, их посиделки можно было принять за чаепитие. Нина принесла чайник от вахтерши и заварила каждому по кружке пакетированного чая. Катя достала из сумки привезенное с собой домашнее печенье.
   – А у вас раньше еще пацаны были в ансамбле? – поинтересовался Митя, припоминая слова Анны Сергеевны.
   – Да. Раньше у нас коллектив был ого-го! – грустно вздохнул Костя. – Ваську Бурова посадили за кражу. Точнее, за кражи. Он сам эту дорогу выбрал. Витька посадили за изнасилование. Причем все у них там было исключительно по любви. Он, как это водится, поматросил и бросил, а Валька-сука заяву накатала. Ему «двушечку» вкатили. Вальку, конечно, мы из ансамбля погнали сранным веником. Танька замуж вышла, коляску катает уже полгода. Катька маленькая замуж не вышла, но тоже вместе с Танькой коляску катает. Надюха во Владик с предками переехала. А Женьку Шмыгина застрелили.
   – Менты?
   – Да нет. Шальная пуля. Был у нас кинотеатр «Мир». Однажды прямо во время сеанса туда вошли ребята с «калашами» и расстреляли компанию, сидевшую на первом ряду. Обычная такая разборка. Ничего личного. А Женька наш сидел на четвертом ряду и ему, каким-то образом шальная пуля досталась. А кинотеатр с тех пор все стали называть «Тир».
   – Дааа! Весело вы живете! Покруче, чем мы… – вздохнул потрясенный рассказом Митя.
   – Давайте Женёчка нашего не чокаясь помянем, – предложила Светка. – Хороший был мальчишка. Земля пухом.
   Костя разлил водку. Вся компания со скорбными лицами выпила, не чокаясь. Костя громко занюхал мармеладкой, после чего положил ее в рот.
   – Ну а ты как живешь, Митя? – спросила Света, уставившись на нашего героя. – Девка-то у тебя есть?
   Митя, изрядно уже захмелевший после двух рюмок, мгновенно покраснел.
   – В данный момент нет, – виновато промямлил он.
   – Ну а чем таким примечателен данный момент? Я надеюсь, ты не педик хотя бы?
   – Усачева, тебе когда-нибудь за такие предположения язык вырвут, – возмутился Костя.
   – Не, ну а чо! Я же просто поинтересовалась. Мало ли. Мы тут сидим из одной посуды пьем… Нужно сразу определиться. Всякое ведь бывает в жизни.
   – Я не педик, – собравшись с мыслями, начал Митя. Просто я пока еще не встретил свою вторую половину.
   – Дрочишь что ли? – все также невозмутимо парировала Света.
   – Светка, ты ваще что ли дура! – на этот раз не выдержала Катя. – Хватит уже пацана смущать своими дебильными вопросами. Какое твое дело! Отстань от него!
   – Не, ну а чо вы все на меня накинулись! – еще сильнее разошлась Светка. – Я, может, пацану добра хочу. Может, мы тут ему личную жизнь сейчас организуем. А чо, вон у нас Нинка в свободном полете.
   – Ну да. Давайте теперь мне кости промоем, – улыбнулась Нина. – Мне не привыкать.
   – А давайте лучше Костику кости промоем, – улыбнулась Катя. – Сознавайся, ты уже познакомился с этой штучкой в черном свитере?
   – С какой штучкой? – Костя сделал вид, что не понял, хотя все присутствующие догадались, что речь идет о прекрасной незнакомке, явившейся им в столовой в окружении детей, как королева в окружении пажей.
   – Да ладно тут из себя святую невинность изображать. Я видела, как ты на нее в столовке пялился. Неужели не познакомился? Стареешь. Мог бы ее к нам на чай позвать.
   Костя громко расхохотался.
   – К вам на чай! Ага. Я что враг себе! Такой прекрасный цветок к таким горгонам как вы на чай звать. Чтобы вы мне всю малину обгадили.
   В дверь тихонько постучали. Катя со Светой в один голос сказали «Войдите». В дверях появилась Валентина Семеновна в ночной сорочке.
   – Я прошу прощения, молодые люди, но вам не кажется, что вы засиделись? Митя, я за тебя несу ответственность вплоть до уголовной, сделай, пожалуйста, одолжение – ляг спать в свою постель.
   Прекрасное завершение вечера. Давно уже Митя не чувствовал себя таким униженным и раздавленным. Он смущенно попрощался с новыми друзьями и поплелся в свою комнату. Проходя мимо наставницы, Митя старался не дышать, но даже задержав дыхание, он ощутил запах портвейна, доносившийся от Валентины Семеновны. Выходит, что Костя был прав.
   Митя долго не мог уснуть. Он мысленно проживал минувший день раз за разом, особенно те приятные минуты, когда он шел рука об руку с Ниной. Но возвращаясь мыслями к разговору, который произошел в комнате у девушек, он испытывал обжигающий стыд. Мало было того унижения, которое он претерпел от Светки, картину дополнила явившаяся под занавес Валентина Семеновна. Ни о каких дальнейших отношениях с Ниной не могло быть и речи. Даже если Нина, видевшая его позор и унижение, согласится иметь дело с такой размазней, он сам не сможет чувствовать себя мужчиной рядом с той, которая видела его таким посмешищем.
   Костя вернулся глубокой ночью. Митя сделал вид, что спит. Костя разделся, лег в кровать и мгновенно засопел, забывшись богатырским сном. Митя долго терзал себя вопросом: «Почему некоторым так легко даются отношения с девушками, а таким, как он, не даются вовсе?» Дело не в цвете волос. Теперь Митя хорошо понимал это. Взять хотя бы Саню Марьина из параллельного класса. Он еще рыжее и конопатее его, но все время с девчонками ходит в обнимку. И, судя по всему, объятиями там не ограничивается. Может быть, дело в отсутствии опыта? Но ведь и Саня Марьин, и Костя с чего-то начинали. У них тоже поначалу не было опыта. Еще вчера Митя был уверен, что с девушками у него не клеится из-за того, что все девушки, которые его окружают, помнят его непутевым, угловатым подростком, который все время всем улыбается без всякого повода, как дурачок. Эта дурацкая черта – все время улыбаться – тоже была одним из тех «зол», которые Митя всеми силами старался в себе искоренить. И в последнее время у него иногда начало получаться быть серьезным. Он был уверен, что вырвавшись из привычного ему мира, сумеет начать жизнь сначала – явиться миру и населяющим его прекрасным девушкам сильным, остроумным, талантливым, прекрасно сложенным принцем. Но первая же попавшаяся на пути Светка уничтожила все его планы парой прямых беспардонных вопросов. Быть может, ему стоило сказать, что девушка есть? Но Митя не умеет врать и никогда не умел. Красные от стыда уши выдали бы его, и он выглядел бы еще более жалким и смешным. Да и не в том дело – есть у него девушка или нет. У Кости, судя по всему, тоже нет девушки, но почему-то никому не придет в голову спрашивать, дрочит ли он и не является ли педиком. Все дело в том, что Митя – не такой, как Костик, и никогда таким не станет. Он не способен быть крутым и развязным в отношении с дамами. Он – нежный романтик, и нужно просто смириться с этим. Рано или поздно найдется та, которая это оценит. С этой мыслью Митя наконец-то уснул.
   Утром участники фестиваля начали стекаться в школьную столовую. Митя дал себе слово забыть о вчерашнем вечере и попробовать начать все сначала. Он опять шел под руку с Ниной и непринужденно обсуждал музыку, которую они слушают. Оказалось, что Нина знает все группы, которыми на тот момент увлекался Митя. Сама она оказалась поклонницей творчества Тани Булановой. Митя тоже слушал ее песни, но сознаваться в этом Нине не стал. Для парня слушать эти слезливые бабские стоны было неприлично.
   На этот раз весь невельский ансамбль вместе с Митей сели за один стол. Светка была явно не в духе. Она молчала и все время глядела в окно, за которым дворник не спеша убирал остатки снега из затененного угла школьного двора, выбрасывая его на освещенную солнцем асфальтированную площадку. Катя с Ниной обсуждали какую-то подругу, которая собиралась летом ехать поступать во ВГИК. Нина верила, что у нее все получится и она станет известной актрисой, а Катя говорила, что в лучшем случае она вернется из Москвы не солоно хлебавши, а в худшем – окажется на панели и будет раздвигать ноги до тех пор, пока не умрет от СПИДа. Костя отлучился, пробормотав что-то невнятное. Минут через десять он вернулся довольный и счастливый. Практически в тот же самый момент в столовую вошла прекрасная танцовщица вместе с преподавателем и ребятней, кружившей вокруг нее, как бабочки вокруг цветка. На ней была темно-синяя водолазка и черные леггинсы. Сегодня она выглядела еще прекраснее, чем накануне. Водолазка плотно облегала высокую грудь – не очень большую, но и не маленькую, а леггинсы демонстрировали все остальные прелести спортивной девичьей фигуры. Темные волосы были забраны в пучок. Яркие карие глаза, крупные, правильные черты лица и идеально гладкая кожа дополняли картину.
   – Ну и как зовут нашу принцессу? – Катя, несмотря на то, что была увлечена беседой, не упустила из виду ни одной детали.
   – Маша, – все так же сияя, выдохнул Костя.
   – А ты теперь, стало быть, Дубровский? Ну что ж… Танцуй, пока молодой. Откуда хоть она приехала? Где это тридевятое царство?
   – Из Макарова.
   – А где это? Что-то я даже про такой колхоз не слышала.
   – Учи географию, – съязвил Костя.
   Время завтрака уже наступило, но еду все не подавали. За столами начался ропот.
   – Нас сегодня кормить будут или нет? – громко возмутилась Света.
   Из кухни вышла женщина в белом халате и виновато начала оправдываться.
   – Дорогие ребята, у нас сегодня случилось ЧП – с самого утра не было света и дали его буквально за пять минут до вашего прихода. Мы не успели приготовить завтрак. Сейчас мы вам дадим по вареному яйцу, чтобы, как говорится, заморить червячка, а минут через 10—15 будет готова каша.
   – Лучше вы нам к яйцам чаю дайте и хлеба, и мы удовлетворимся, – предложила одна из преподавателей, – а то нам уже идти нужно. Нас ждут.
   Из кухни вынесли большую кастрюлю с вареными яйцами. Все оживились. Начали биться яйцами как на Пасху. Настроение повысилось.
   – Да! Не густо! Меня в моей мореходке – и то громче кормят, – громогласно посетовал Костя, доев яйцо. Его комментарий вызвал взрыв смеха.
   – А у нас Митя остроумные каламбуры умеет сочинять, – громко похвастала Валентина Семеновна. – Митя, сочини-ка на злобу дня!
   Митя, поймав на себе несколько десятков взглядов, почесал затылок и выдал:
   «Нам давали по яйцу…
   Хорошо – не по лицу!
   Если б дали по лицу,
   То не дали б по яйцу!»
   Дети громко засмеялись, а Валентина Семеновна побагровела от стыда. «Так ей и надо! – подумал Митя, довольно улыбаясь. – Пусть это будет моей маленькой местью за вчерашнее явление в ночной сорочке».
   Слегка голодные, но очень веселые все отправились в Дом пионеров. Начался концерт. Артисты выходили на сцену прямо из зала. Атмосфера была теплая, почти домашняя. Трое 14-летних ребят из Углегорска зажгли публику, исполнив на гитарах Hotel California и бессмертный битловский Yesterday. Флейтисты Саша и Рома сыграли песню из кинофильма «Игрушка». Им аккомпанировала на рояле их наставница. Группа брейк-дансеров из Томари взорвала зал танцем под популярную песню MC Хаммера You Can’t Touch This.
   Митя с ужасом ждал своего выхода на сцену. Почему все играют то, что нравится им, а он должен играть дурацкий менуэт, написанный сто лет назад?
   В зале погас свет. Все замерли в ожидании. Луч прожектора осветил сидящую на сцене фигуру. Это была та самая Маша из Макарова.
   – Костян, тебе, может быть, на последнем ряду уединиться? Чтобы никто не мешал? – съязвила Света.
   – Да ну тебя, – отмахнулся Костя, жадно пожирающий глазами танцовщицу.
   Началась песня из кинофильма «Телохранитель» I will always love you. Митя затаил дыхание. Маша начала плавно двигаться по сцене, сопровождаемая прожектором. Она демонстрировала потрясающие грацию и пластику. Темная водолазка и трико плотно облегали ее фигуру. Волосы были спрятаны.
   – Богиня! – восторженно, не очень громко, так что слышал только Митя и сидевшая рядом Нина, комментировал Костик выступление Марии. – Просто чудо! И почему я не догадался купить перед концертом цветы…
   После Маши на сцену вышли три пары детей, которые все время кружили вокруг Маши. На них были яркие танцевальные костюмы. Они исполнили попурри, составленное из латиноамериканских танцев. Завершился их номер Ламбадой. Наступила очередь Мити выходить на сцену. От волнения у него пересохло в горле. Руки и ноги плохо слушались. Он вышел на сцену, вынес на середину стул, сел, взял в руки гитару, провел по струнам, немного подстроил инструмент. Яркий свет бил ему прямо в лицо. Это было даже хорошо. Он расфокусировал зрение, чтобы не видеть лиц. Сердце бешено колотилось. «Никогда бы не подумал, что оказаться на сцене настолько тяжело», – думал Митя. Из-за кулис вышла Маша, она, стараясь быть незаметной спустилась со сцены, чтобы занять свое место в первом ряду, прямо напротив Мити. Зал встретил ее аплодисментами. «И сейчас я возьму и начну играть свой дурацкий менуэт?», – подумал Митя. В следующую секунду он решился на отчаянный и безрассудный поступок.
   – Здравствуйте, друзья! – Начал он, подняв микрофон от гитары ближе к подбородку. – Меня зовут Дмитрий Зыков. Я живу в городе Корсакове. Если кто-то не знает, это южные морские ворота нашей Сахалинской области. Я очень люблю свой город и сейчас я спою вам песню о нем. Эту песню я написал сам.
   Митя представил себе удивленные, наполненные ужасом глаза Валентины Семеновны. Он заиграл и запел:

   Есть на карте серенький кружочек
   Ничем не примечателен на вид.
   Там морские волны камень точат.
   Там берега закованы в гранит

   Маяки лучами осторожно
   Обнажают контуры земли.
   Чайки стонут на море тревожно
   У причалов дремлют корабли.

   Припев:

   Карты обманщицы! Вы им не верьте,
   Будто бы город наш серый.
   Вы приезжайте и сами проверьте!
   Пройдитесь по паркам и скверам.

   Вслушайтесь в пение птиц поднебесных.
   Полною грудью вдохните
   Прижмитесь всем телом к скалам отвесным
   В небе бездонном не утоните

   Лето уходит, приходит зима.
   Город становится белым.
   Снежные шапки примерив,
   Дома с вьюгой встречаются смело.

   Там за этим маленьким кружочком
   Бьются хором тысячи сердец.
   Кто-то новый в мир приходит ночью
   Кто-то днем находит свой конец.

   Припев:

   Когда Митя закончил петь, зал аплодировал. Митя переживал целую гамму противоречивых чувств. Он был счастлив, что решился и заявил на публике о том, что он талантлив и достоин признания. В то же время, он сгорал от стыда, как будто бы вышел на публику голым. И это отчасти было так, ведь он обнажил свои чувства – свою нежную любовь к городу, в котором помимо буйной зелени, красоты природы, свежего морского воздуха были серые обшарпанные хрущобы, пыльные разухабистые дороги, коптящие небо кочегарки… Столь откровенная нежность, выраженная в поэтической форме может вызвать не только признание публики, но и насмешки.
   – А ты, оказывается, сам поэт, да еще какой! – выразил свой восторг Костя, когда Митя вернулся в зрительный зал. – Держи «краба»! Ты вырос в моих глазах.
   – Да, Митяй, мы тебя явно недооценили, – шепнула Света, пожимая руку. – Желаю тебе поскорее найти свою музу.
   После Мити на сцену вышел корсаковский танцевальный коллектив «Улыбка» с зажигательным эстрадным танцем. Затем наступил черед невельского ансамбля. Костя со Светой в лицах разыграли сюжет песни «Ты ж мене пидманула» а Нина с Катей подхватывали припев, притопывали, прихлопывали и подзадоривали публику. Затем они очень красиво и лирично исполнили песню «Миленький ты мой, возьми меня с собой».
   Но для Мити весь этот концерт был как будто в тумане. Он погрузился в свои чувства, переживал свой дебют. Как бы он хотел, чтобы в этом зале был Андрюха Таран. Ведь он с самого начала верил в успех митиного таланта. Мама тоже, наверное, порадовалась бы за сына, хотя к Митиному увлечению музыкой она с самого начала относилась скептически, как и к любым другим стремлениям сына. Каждый раз, когда Митя брался за какое-то дело, будь то музыка, писательство, живопись или каратэ, мама заранее предупреждала сына, что толку из него не выйдет. Она переживала, что сын потратит много времени и сил на достижение цели и разочаруется, потерпев неудачу. Уж лучше он с самого начала смирится с тем, что из него ничего хорошего не получится. Чтобы не слышать от мамы скептических прогнозов в адрес своих песен, Митя никогда ей даже не говорил о своем сочинительстве. Интересно, что сказала бы Ленка? Сестра тоже никогда не верила в таланты своего брата, но если в маминых речах о том, что из него ничего получится, звучала жалость к сыну-неудачнику, сестра вторила ей с открытой издевкой. Как бы он хотел, чтобы Ленка сейчас была в этом зале и видела, как ему аплодируют.
   Когда концерт закончился, к Мите подбежала исполненная чувств Валентина Семеновна. Он готовился к самому худшему, но к его удивлению, реакция была прямо противоположной.
   – Вот так сюрприз ты мне устроил! Почему ты до сих пор скрывал, что пишешь песни? Мы бы хоть с тобой отрепетировали. Мелодию можно было бы сделать поинтереснее… – тараторила наставница.

   После обеда всем фестивалем отправились в краеведческий музей. Митя бывал в нем много раз, наизусть знал все постоянные экспозиции, но каждый раз посещение музея было для него праздником. Переступая через ограду музейного комплекса, он забывал обо всем на свете и мысленно перемещался во времени. Он представлял, как по этому саду семенили на своих высоченных деревянных башмаках скромные японские женщины в кимоно и важно прохаживались самураи с огромными мечами. Быть может, тут бывал сам японский император, и вот этот самый камень под ногами помнит его голос. Он представил, как японская женщина с нарисованным лицом складывает руки и низко кланяется, произнося тоненьким трепещущим голосом: «Кончиуа, самурай-сан! О гэнки дэскА, мой великий господин!» А самурай, выпятив свою грудь, как бойцовый пес, которого потрепали за ухом, довольно гавкает в ответ: «Хай! Хай! Ватащи-ва самурай-сан!». Но тут же в митину фантазию заползает червячок сомнения. А в чем они ходили зимой? Ведь на Сахалине зима не то что у них там в Токио. И вот уже следующая гейша идет по сугробам в валенках, замотанная в оренбургский пуховый платок, а самурай важно вышагивает навстречу в валенках, овечьем тулупе и шапке-ушанке на голове. А из кармана тулупа непременно должна торчать бутылка сакэ…
   – Чего лыбишься? – прервал митины мечты Костя. – Расскажи, вместе поржем.
   – Да так. Вспомнил кое-что, – отмахнулся Митя. Меньше всего ему сейчас хотелось болтать с другом. Он ни с кем не хотел делить музей, поэтому улучил момент, когда Костя разговаривал с Катей и Ниной, незаметно отошел от них и растворился в недрах музея.
   Прямо напротив входа располагался небольшой зал, в котором были представлены находки, поднятые с глубин Охотского моря – чучело гигантской морской черепахи, огромные окаменелые раковины моллюсков, окаменелая вулканическая лава, скелеты доисторических животных. Эти экспонаты настолько древние, что для них японский император на Сахалине, впрочем, как и появление разумного человека на земле, были как будто бы одно мгновенье назад. Находясь рядом с ними, Митя ощущал внутри благоговейный трепет.
   В зале «Растительный и животный мир» ощущения были совершенно иными. Здесь на него не давила тяжесть прожитых до него тысячелетий. Все эти чучела, которые изображали из себя наслаждающихся природными богатствами животных и птиц были живы еще совсем недавно. Какие-то – десять лет назад. Другие – двадцать или может быть тридцать. Вот эти сивучи совсем не отличаются от тех, которые греются на солнце в 20 минутах ходьбы от Митиного дома в сторону Нечаевки. Разве что к живым сивучам нельзя подойти так близко. Они поднимают панику и, смешно переваливаясь с ласты на ласту, толкаясь и крича бегут к воде.
   А эта медведица с медвежонком ничем не отличается от медведицы, которая выгуливала своих медвежат рядом с воротами пионерского лагеря «Моряк». Она каждый день приходила туда со своими отпрысками в поисках остатков еды, которую привозили детям их родители. Митя несколько раз видел эту косолапую делегацию своими глазами.
   А вот тот самый знаменитый волк, который перебежал на Сахалин с материка по льду через татарский пролив в 1955 году. Ни до него, ни после на острове не водилось волков. Он мог бы стать родоначальником сахалинского волчьего племени, если бы не меткий глаз нанайского охотника. Хотя, может, это был и не нанаец, история об этом умалчивает, но Митя, каждый раз оказываясь рядом с этим чучелом, представлял себе круглолицего усатого старика, одетого в национальный костюм из тюленьих шкур и сапоги из рыбьей кожи, который бесшумно идет на подбитых оленьим мехом лыжах по заснеженному лесу, преследуя неведомого ему доселе зверя…
   В следующем зале, посвященном народам, населяющим Сахалин и Курилы, Митины представления о том самом охотнике получали подпитку широким ассортиментом национальных костюмов нивхов, айнов, нанайцев и других племен, разбросанных по островам.
   В самом конце зала Митя обнаружил экспозицию, которую не видел раньше. Видимо, она появилась совсем недавно. Она изображала комнату первого переселенца из материковой части России. На вешалке висел столетней давности сюртук, какие можно было увидеть только в фильмах, иллюстрирующих ту эпоху. Рядом стоял саквояж. На небольшом столике с резными ножками стояла старинная печатная машинка с дореформенным шрифтом. Рядом лежали пожелтевшие от времени документы, отпечатанные на этой или на такой же точно машинке. На высоком резном комоде стояли старинные иконы и лежала Библия. Видно было, что книга и иконы намного старше всех остальных вещей в этой комнате. Митя никогда раньше не видел Библию. Икона, тоже очень старая, была в квартире у соседки бабы Нины. Он подолгу разглядывал ее, оказываясь в гостях у радушной старушки. Ему всегда казалось, что эта икона живая. Она вызывала у него какой-то необъяснимый трепет. Митина семья не была религиозной. Да и вообще религии на Сахалине не было как таковой – ни церквей, ни попов. Разве что традиция красить яйца на Пасху и говорить каждому встречному «Христос Воскресе!», но Митя никогда не связывал эту традицию с религией. Он был уверен, что это из той же области, что ходить с шариками на первомайскую демонстрацию и кричать «Мир! Труд! Май!» или поздравлять женщин с 8 Марта. Старинная книга, как и старинные иконы, произвела на Митю неизгладимое впечатление. В памяти всплывали эпизоды из фильмов, в которых различные упыри и вурдалаки при виде Этой Книги корчились в страшных муках. В этой книге определенно заключалась какая-то огромная Сила. И он ощущал эту силу всеми фибрами своей души. Интересно, кому она принадлежала раньше? Должно быть, она как реликвия передавалась из поколения в поколение и бережно хранилась, как огромная ценность.
   – Интересно, сколько лет этой книге, – приятный девичий голос раздался прямо рядом с Митиным ухом. Митя вздрогнул от неожиданности, он настолько погрузился в свои мысли, что забыл, где находится и что он тут не один. Рядом стояла танцовщица Маша из Макарова.
   – Я думаю, что лет 100 или 150, – ответил Митя.
   – Подумать только! Нас еще не было, наших родителей – тоже не было, даже наших бабушек не было, а эта книга уже была. А ты читал Библию?
   Этот вопрос застал Митю врасплох. Конечно же, он никогда не читал Библию. Он даже никогда не держал ее в руках и даже не видел. Но признаться в этом он не мог. Врать Митя тоже не умел, и чтобы тактично уйти от ответа на этот прямой вопрос, он пошел на компромисс со своей совестью.
   – Она помогла мне однажды пережить смерть близкого друга. Он катался на мопеде, и его хотели тормознуть менты. А ему тогда не было еще 14 лет. Мопед могли конфисковать. Он стал убегать, менты погнались за ним. Он разбился насмерть, – Митя рассказывал Маше реальную историю, случившуюся с его другом. Он действительно очень сильно переживал из-за смерти Сереги, и тот день, когда он погиб, регулярно прокручивал в голове. Митя придумывал, каким образом он смог бы избежать трагедии, если бы знал о ней заранее. И вот сейчас он подумал, что эта Книга, может быть, действительно помогла ему. Ведь если в ней заключена такая великая Сила, она могла помочь даже не смотря на то, что Митя никогда ее не читал. Так он оправдывал свою полуложь.
   – Как это страшно, когда молодые погибают, – с искренним сочувствием вымолвила Маша. – Ты только себя не вини. Видимо, его Бог зачем-то к себе забрал. Мы же не знаем, что для нас лучше…
   В этот момент к Маше подбежали две девочки из ее команды и, схватив ее за руки потащили в соседний зал, обещая показать что-то очень интересное. Митя облегченно вздохнул. Его переполняло странное ощущение. Маша была из тех девушек, которые не просто нравятся, как, например Нина. Она была настоящая звезда, которой можно только восхищаться. Она привлекала Митю, как женщина, но даже в самых смелых своих мечтах он не мог представить себя рядом с ней. Никогда в жизни он не решился бы подойти к ней и заговорить о чем бы то ни было. Она сама сделала это. Она общалась с ним как с равным, и он чувствовал себя, как гадкий утенок, которого приняли в свою стаю прекрасные лебеди. Митя был очень доволен тем, как он сумел поддержать разговор. И хотя ему было немного стыдно за то, что пришлось почти солгать про Библию, он был доволен тем, что сумел ввернуть историю про Серегу. Девушки любят парней, которые многое пережили в своей жизни.

   Вечером после ужина в общежитии все двери комнат были открыты. Ребята передружились за время концерта и совместного похода в музей. Самое большое скопление народа было в комнате у девочек из Невельска. Пели под гитару песни Цоя и «Наутилуса», пили чай и украдкой водку, разбавленную апельсиновым соком и налитую в коробку из под такого же сока. Преподаватели лишь иногда заглядывали проверить, все ли в порядке, и интерес старших ребят к соку не замечали. Может быть, потому что не хотели замечать. У них тоже было все хорошо. Взрослые совершенно легально пили коньяк в другой комнате.
   Костя изо всех сил ухаживал за Машей – подливал ей чай, выбирал самые лучшие конфеты из вазочки, не переставая делал комплименты. Маша благосклонно улыбалась в ответ и с благодарностью принимала знаки внимания. Только от сока с водкой наотрез отказалась. Костя не настаивал.
   – Вот что значит истинная леди! – восхищенно вздохнул Костя. – Настоящие леди водку с соком не мешают.
   – Сенюков, ты за базаром следи, – осадила его Света. – А то мы сейчас тебе живо преподадим краткий курс того, чего от «ледей» ожидать! Взял бы лучше гитару, да спел нам свою козырную.
   Косте протянули сразу несколько гитар. Он, изрядно уже захмелевший, взял в руки инструмент и с чувством запел песню «Мохнатый шмель» из кинофильма «Жестокий романс». Все время он смотрел на Машу, как бы посвящая свою песню ей. Со второго припева Косте подпевали все присутствующие, включая преподавателей, которые заявились полным составом и начали отплясывать цыганочку.
   – Ребята, вы все такие милые! – восторженно залепетала совсем еще юная девочка Юля из Поронайска после того, как Костя закончил петь и сорвал бурные аплодисменты. – Как жалко будет завтра нам всем расставаться! Ну почему фестиваль так быстро заканчивается! Давайте будем дружить! Если кто-то из вас будет у нас в Поронайске, обязательно приходите ко мне в гости. Я готова всем дать свой адрес и домашний телефон.
   – А давайте все обменяемся адресами и телефонами, – поддержал Ваня из Углегорска. – будем друг другу письма писать и открытки.
   По рукам пошли блокноты, тетрадки, листочки бумаги, на которых каждый, кому они попадали в руки, писал свой адрес и телефон, если он был.
   – Ребята, а давайте еще каждый будет писать небольшое пожелание хозяину блокнота помимо адреса, – предложила Нина из Невельска.
   – А еще давайте указывать дни своего рождения, чтобы можно было открыточку послать и с днем рождения поздравить.
   Митя запустил по кругу свою записную книжку, в которой он записывал строчки будущих песен, приходившие ему на ум. Он сидел и старательно вписывал свой адрес в проходящие через его руки блокноты, добавлял пожелания творческих успехов и комплименты типа «Ты замечательно поешь!» или «Ты очень красиво танцуешь!». Когда ему в руки попала тетрадка Маши из Макарова, он пробежал взглядом по тем записям, которые сделали выше. В каждой второй было написано, что Маша потрясающе танцует. Митя не захотел повторять за другими и написал просто: «Привет от самого ярого воздыхателя из Корсакова».
   – Митяй, а напиши, пожалуйста текст своей песни, мне она очень понравилась, – обратился к Мите Серега из Углегорска. – Классную ты песню написал. Кстати, она не только про Корсаков, но и про любой портовый город. Ты не против, если мы будем петь ее как будто про наш Углегорск? Конечно же, с указанием твоего авторства.
   – И мне напиши, – добавила Юля из Поронайска. – У нас тоже есть порт. Мы ее с Татьяной Санной на фортепьяно подберем.
   – И нам всем напиши уж тогда, – сказала Света. – Мы тоже портовые.
   – А лучше спой ее еще раз, – сказал Костя, протягивая Мите гитару.
   Митя покраснел от смущения. Ему было очень приятно слышать такие добрые отзывы о его песне. Он взял гитару и запел. И снова у дверей комнаты собралось все общежитие. После того как Митя закончил все стали его хвалить наперебой. Серега уже протянул тетрадь. Митя стал старательно выводить буквы.
   – А я сама перепишу, – сказала Юля, устраиваясь рядом с Митей. – А то Митя до утра будет всем переписывать. Но ты мне обязательно поставишь свой автограф под песней.
   В десять вечера преподаватели стали разгонять собрание по комнатам, но это у них не очень то получалось. Окончательно всех угомонить удалось только к полуночи.

   Утром в столовую все шли одной большой компанией. Костя вел под руку Машу, Света шла вместе с Катей, Нину сопровождал Серега из Углегорска, который еще накануне начал делать ей знаки внимания. Митя шел вместе с корейцем Женькой из Углегорска. Они обсуждали музыку. Оказалось, что слушают они одних и тех же исполнителей, и Женька, как и Митя, очень интересовался не только песнями, но и судьбами любимых музыкантов.
   После обеда все отправились во Дворец пионеров и стали занимать места в зрительном зале. Костя сел рядом с Митей. Маша – в окружении своих малышей в первом ряду.
   – Почему ты не с ней? – спросил Митя.
   – С детьми труднее всего соперничать, – вздохнул Костя. – Эта мелюзга меня пуще Гитлера невзлюбила. Ревнуют к Машеньке. Что мне с ними драться, что ли?
   Митя первый раз в жизни оказался на спектакле. Раньше он никогда не проявлял интереса к театру. Если по телевизору шел телевизионный спектакль, он переключал канал или выключал вовсе. Ему казалось скучным занятием смотреть, как люди сидят и разговаривают. Постановка, сделанная совсем молодыми ребятами, практические его ровесниками, перевернула его отношение к театру с ног на голову. С первых минут его захватило действо, развернувшееся на сцене. Он внимал каждому слову, переживал вместе с героями драму, развернувшуюся на его глазах.
   После спектакля был прощальный обед. Многие отправлялись на вокзал прямо из столовой. Митя обнялся с Костей, Светой, Катей и Ниной, крепко пожал руки каждому из углегорских гитаристов. Они с Костей пообещали писать друг другу письма. Вместе с коллективом «Улыбка» сразу из столовой он отправился на вокзал. 115 автобус подъехал сразу после того, как Валентина Семеновна и Анна Эдуардовна купили билеты. Всю дорогу Митя молча смотрел в окно и грустил. Поездка оказалась совсем не такой, какой он представлял ее себе неделю назад. Он так и не встретил ту, которая сумела бы оценить по достоинству его богатый внутренний мир, но все равно он был очень доволен. Он подружился с Костей и твердо намеревался переписываться с ним. Он первый раз в жизни публично исполнил одну из своих песен, и реакция публики подтвердила самые смелые его ожидания. Он стал чуточку старше и мудрее. Ничего, что придется еще немного подождать первого поцелуя и всего остального. Рано или поздно обязательно случится. Ведь могло бы случиться с Ниной, если бы не Светка. Или все-таки дело не в Светке?
   Погрузившись в свои мысли, Митя не заметил, как автобус въехал на родные улочки. Иногда они казались ему слишком серыми, убогими и постылыми, но сейчас, не смотря на то, что весна еще не вступила в полные права, они были как никогда милы и любимы. Справа показалось недостроенное здание мореходной школы. Стройка остановилась лет пять назад. Наверное, его никогда и не достроят. Через десятки лет там будут играть в войнушку дети и внуки пацанов, которые сейчас резвятся в пустых помещениях. Автобус повернул, и за серыми зданиями показались мачты военных кораблей. «Привет вам, минные тральщики, – мысленно поздоровался Митя. – Спокойного вам боевого дежурства!»
   Бабушка с авоськой терпеливо ждет на тротуаре, пока пройдет поток машин. «Эх, бабуся, как же ты, должно быть, скучно живешь! – мысленно обратился к старушке Митя. – Вчера из всех событий – поход в магазин за хлебом да за молоком. Сегодня опять. Ничего у тебя в жизни кроме „Санта-Барбары“ интересного не происходит! Если бы знала, бабусенька, какой интересной может быть жизнь!»
   Автобус остановился у здания вокзала. Митя распрощался со своими спутницами и быстрым шагом пошел в сторону дома. Ему не терпелось скинуть вещи и рассказать обо всех своих приключениях Андрюхе Тарану.
   Андрей с интересом выслушал во всех подробностях рассказ Мити, включая самые позорные для нашего героя моменты. От лучшего друга у него не было секретов. Андрей подробно выспрашивал самые мельчайшие детали.
   – Зря ты не стал продолжать с Ниной, – резюмировал друг, выслушав весь рассказ. – Надо было отшутиться и замять. Сказал бы: «Да, дрочу! А ты что, хочешь составить мне компанию?»
   – Тебе тут, сидя у себя в комнате, легко говорить. Сам бы небось сгорел от стыда. Все мы смелые, когда нас лично не касается.
   – Да ладно, забей! Чего тебе эта Нина. До нее 100 км. Мы себе поближе найдем.
   – Да я, собственно, уже и забил, – улыбнулся Митя.
   Когда Митя дошел до своего выступления, Андрюха кинулся жать ему руку.
   – Наконец-то! Как долго я ждал этого! Давно пора уже выходить со своими песнями в народ.
   Он стал подробно выспрашивать мельчайшие детали обоих митиных выступлений. Его интересовало, смотрела ли на Митю Нина, каким был взгляд? Кто еще из девчонок просил слова песни?
   – Чувак, ты понимаешь, что ты мог там практически с любой после этого зажечь? Ну кроме тех, чье сердце безнадежно занято. И Нина бы тебе дала без всяких предисловий, если бы ты не был таким мнительным. Эх, Митя, мне бы твои таланты, я бы уже давно был при девке.
   – Мне бы твою внешность и цвет волос, я бы вообще не парился, – парировал Митя.

Андрюха

   Митя и Андрей всегда были очень разными. Митя был торопливый, суетливый, иногда не в меру болтливый экстраверт. Андрей был медлительный, молчаливый, флегматичный интроверт. Они дополняли и компенсировали друг друга. У них не было друг от друга ни тайн, ни секретов. Андрей был единственным человеком, с которым Митя мог быть откровенным во всем, в том числе и в вопросах, касающихся отношений с девушками, точнее, отсутствия этих отношений.
   Их дружба началась в первом классе. По корсаковским меркам ребята жили далеко друг от друга. Между их домами было 15—20 минут ходьбы. Когда они были вместе, этот путь занимал у них не менее часа. Препятствием на пути мог послужить любой куст или дерево, помойка или старый заброшенный дом. В младших классах каждый будний день, в который никому из друзей не нужно было идти на кружки и спортивные секции, складывался по одному и тому же сценарию.
   – Давай забежим ко мне, я переоденусь быстренько, поедим, потом пойдем к тебе, ты переоденешься и пойдем гулять, – предлагал Митя.
   – Давай, только мне нужно будет еще прибраться в доме, – соглашался Андрей. – Я быстренько приберусь.
   В лучшем случае до митиного дома им удавалось добраться за час, хотя у Мити, когда он был один, эта дорога занимала не больше 10 минут. По пути они исследовали глубину каждой встречной лужи, проверяли, есть ли головастики в большой канаве за пустырем. Если обнаруживались головастики, они пересчитывались и изучались. Иногда они отклонялись от курса, чтобы немного порулить на старом грузовике, стоявшем посреди груды школьного металлолома.
   Дома у Мити обычно долго не задерживались, а если и задерживались, то только по вине Андрея. Митя пулей переодевался в гуляльную одежду, делал бутерброд себе и другу. Андрей мог минут на 40 зависнуть, изучая старую радиолу, кофемолку или фен.
   – Пойдем уже! – торопил Митя.
   – Ща! – медленно отвечал Андрей, погруженный в изучение выбранного предмета.
   – Ну почему ты такой тормоз! – изнемогал от нетерпения Митя.
   – Я не тормоз. Я – медленный газ, – вяло отвечал Андрей.
   Если Андрей добирался до митиных пластинок, гулянье могло отложиться еще на час, потому что тут уже и Митя забывал о своей спешке и погружался вместе со своим другом в волшебный мир музыки.
   До Андрея от Мити нужно было идти через лес. Тут отвлекающих факторов было поболее, чем на школьном пустыре: муравейник, вороньи гнезда, куст с боярышником. Добравшись до андрюхиного дома, ребята приступали к уборке.
   – Андрюха, эту ерундовину куда положить? – спросил Митя, поднимая с пола странный предмет.
   – Это не ерундовина, а музыкальная шкатулка, – поправил Андрей, отнимая у друга предмет. – Погляди-ка!
   Андрей нажал на небольшой выступ сбоку, открылась крышка шкатулки и заиграла мелодия «Подмосковные вечера». Митя смотрел как завороженный. Когда мелодия смолкла, Андрей завел прибор ключиком, спрятанным внутри шкатулки, и она заиграла снова. Митя взял шкатулку в руки и стал ее рассматривать. Незаметно пролетело еще полчаса.
   – Ой! Времени-то уже! Скоро мама с папой придут! – спохватился гостеприимный хозяин, запирая шкатулку в сервант. – Давай убираться!
   – А это где должно лежать? – спросил Митя, взяв в руки механическую игру «Гонки».
   – Это нужно на шкаф закинуть в детской.
   – Сломанная?
   – Почему это сломанная? Очень даже целая! Вот смотри… – Андрей установил игру на стол, поднял валявшиеся тут же на полу машинки и стал устанавливать их на стартовые позиции.
   Увлекшись игрой, мальчики не заметили, как пролетел еще час. Пришли родители вместе с пятилетним братом Андрея Максимкой.
   – Ты почему в доме не прибрал! закричала с порога мама Андрея тетя Рита. – Я тебе что сказала? Никаких игр, пока не приберешься и уроки не сделаешь! У тебя занятия в школе закончились в час дня, а сейчас уже пять…
   Митя, опасаясь попасть под раздачу, тихонечко пробирался к выходу и пулей мчался домой. Мечта погулять после школы никогда не исполнялась. Однажды Андрей придумал, как воплотить ее в жизнь.
   – Вся проблема в том, что мы сначала идем к тебе. Давай пойдем ко мне, уберемся, поедим, потом пойдем к тебе, переоденешься и пойдем гулять.
   От школы до андрюхиного дома путь оказался намного длиннее. Не обошлось и без происшествий. Когда мальчишки были уже близки к цели, у них на пути нарисовалась компания из четырех недружелюбно настроенных пацанов. Двое были года на три старше их, один – примерно их возраста и еще один – меньше их.
   – Вы кто такие? Чего здесь шляетесь? – спросил самый старший.
   – Мы домой идем. Я живу вон за тем домом, – ответил Андрей.
   – А ты, рыжий, чего здесь забыл?
   – Я к Андрею в гости иду.
   – А где живешь?
   – На Серафимке.
   – Ну и катись на свою Серафимку!
   – Деньги есть у вас? – Встрял в разговор тот, что помладше. В этот же самый момент самый мелкий принялся шарить по карманам Андрея и Мити. У Мити нашлись 10 копеек. Тут же они оказались в руках у самого здоровяка.
   – Ладно, за 10 копеек можешь по нашей территории пройти. Но это последний раз. В следующий раз без рубля не суйся. Отметелим.
   Морально раздавленные, униженные и расстроенные мальчишки поплелись в сторону Андрюхиного дома. Но это был еще не конец испытания. Стоило отойти на несколько метров, как им в спину открыли шквальный огонь из плевательных трубок сушеным горохом. Желтые горошины очень больно впивались в ноги, спины, руки. Одна попала Андрею в ухо, отчего оно сделалось красным. У Андрея брызнули слезы. У Мити глаза тоже были на мокром месте. День был безнадежно испорчен. Друзья молчали, и каждый в мечтах представлял себе, как он стал бы непобедимым Брюсом Ли и играючи разделался бы с этой сворой озлобленных мерзавцев.
   Мальчишки никому не рассказали о том происшествии и сами никогда о нем больше не говорили. Старались даже не вспоминать. Но этот случай будто разделил их жизнь на до и после. Пережитый вместе позор и унижение как будто сплотили их на долгие годы. Они верили друг другу безоговорочно. Могли доверить друг другу не только собственную жизнь, но и самую сокровенную тайну.

Письмо

   После поездки на фестиваль Митя стал более уверенным в себе. Выступление на сцене и неожиданный успех публики значительно повысили его самооценку. И хотя школьные товарищи не слышали его выступления и даже не догадывались о том, что он пишет песни, он расправил плечи.
   «Вы-то думаете, что я – пустое место? – мысленно говорил он своим одноклассникам, а еще чаще одноклассницам. – Да если бы вы только знали, какой я на самом деле…»
   Митя настолько осмелел, что стал громко острить не только в адрес пацанов, но и девчонок. И даже перестал смущаться Тани Сироткиной и Нади Крупиной, за что жестоко поплатился.
   Таня вошла в класс, задорно виляя задом, едва прикрытым мини-юбкой и напевая песню Show must go on группы Queen.
   – Сироткина, если бы Меркюри услышал, он бы сам свою песню не узнал, – съязвил Митя.
   – Ну ты же узнал, Зыков. Может быть, ты думаешь, что Фредди тупее тебя?
   – Может и не тупее. А ты в курсе, что он – гомик?
   – А мне насрать! Он такой милаша! Ты вот, Зыков, не гомик, а что толку. Все равно тебе никто не дает.
   Митя густо покраснел, а Таня, еще сильнее виляя попой, прошла по классу, напевая под едкое хихиканье коллектива: «Изэнибадичотата-а-ааам…»
   После этого позорного падения Митя стал аккуратнее в общении с классными дивами. К счастью, последствий не было. Пацаны не напоминали Мите об этой истории, потому что им самим в отношениях с девочками похвастать было нечем. Таня с Надей великодушно забыли про Митю и его выступление в адрес их кумира, а остальные девочки были слишком воспитанны, чтобы говорить о таких вещах. Тем не менее, все помнили о случившемся, и это угнетало Митю. В школу он шел неохотно. Старался не отсвечивать и в то же время пытался улыбаться и делать вид, что ничего не случилось. Митя очень хотел заболеть, чтобы отсидеться недельку дома, но в организме не было и намека на хворь. Но в субботу Митя все-таки сказался больным, и мама разрешила ему прогулять один день. По субботам было всего три урока по 30 минут. Ничего важного он не пропустил.
   В понедельник с самого утра светило солнце. Весна набирала силу. Снега почти не осталось. О былых сугробах напоминали грязно-серые глыбы в затененных углах. Двор многоквартирного дома, в котором жил Митя, был совсем сухой. Дворница Клава уже успела начисто вымести его. На улице пахло весной, морем, сожженной сухой травой. Всю хандру с Мити как будто рукой сняло. Он вдыхал свежий воздух и улыбался. Как будто бы все его тревоги – обиды, причиненные Светкой и Танькой, – растаяли вместе с прошлогодним снегом.
   Радость солнечного дня царила во всем классе. Ребята шутили, улыбались друг другу и учителям, а учителя улыбались в ответ. Учительница биологии сделала всем большой подарок. Ее урок был последним в расписании.
   – Мы с вами всю зиму были зайками. Учились в поте лица, постигали основы генетики, эволюции и селекции. Я считаю, что мы имеем право сегодня забить наши пестики и тычинки на гранит науки и насладиться от всей души солнышком, которое давно уже не баловало нас своим светом.
   Растроганные пламенной речью Инги Александровны, Надя и Таня бросились обнимать учительницу. Педагог горячо откликнулась и обеих подруг поцеловала в щеки. Она была непохожа на всех остальных учителей. С учениками общалась на одном языке, используя сленг и жаргонизмы. Причем из ее уст все это звучало гармонично и не пошло. Она умела оставаться на грани. Она откровенно говорила на тему взаимоотношения полов, в том числе касаясь самого сокровенного. И тут она тоже идеально балансировала, не вдаваясь в морализаторство и не пропагандируя ранние связи среди учеников.
   – Лапули мои, я надеюсь, что вам не нужно объяснять, чтобы вы свои язычки держали за зубами. Никто не должен узнать, что у нас сегодня не было урока, – продолжила Инга Александровна. – И не бегите, как стадо слонов по коридору. Давайте по двое сваливайте, не привлекая внимания.
   Дома Митю ждал сюрприз. Пришло письмо от Кости из Невельска.

   Моё почтение, дорогой мой друг!
   Как видишь, дядя Кока держит свои обещания. Я обещал тебе написать, и вот пишу. Чего же боле…
   Сейчас, когда улеглись первые впечатления от поездки и вся эта фестивальная суматоха осталась позади, все стало как-то иначе восприниматься. Здорово мы с тобой зажгли! Вообще я очень рад, что познакомился с тобой. Ты неординарный. Настоящий какой-то. Я очень надеюсь, что этот фестиваль был только началом крепкой мужской дружбы. Мне о многом хочется с тобой поговорить при встрече. На фестивале мы мало общались. Выпивка, бабы, гы-гы да ха-ха. А я уверен, что с тобой есть о чем поговорить серьезно. Так что жди меня в гости на каникулах. Я надеюсь, что на коврике в твоей прихожей найдется место для старого бродячего пса. А больше мне ничего и не надо. Разве что глоток живительной водки, но об этом я и сам позабочусь. Напиши мне, готов ли ты принять меня в первых числах июня.
   Теперь о делах сердечных. Какая-то меня гложет тоска последнее время. Сердце просит чего-то большого и светлого. И у меня не идет из головы Маша. В ней есть какая-то загадка. И эта загадка манит меня, как будто бермудский треугольник. На других девок даже смотреть не хочу. Соседка Ленка проходу не дает. Пару раз приласкал по пьяни. Готова на все, но мне этого всего не надо, хотя она очень даже ничего. Так что пропадаю я от любви-с!
   После тебя планирую поехать в Макаров и поставить уже вопрос ребром. Ну чем я не прынц? На этом окончу повествование, потому что надо учить историю. Зачем она нужна будущему электромеханику, я не понимаю, но историчка-сука знает об электромеханиках что-то такое, чего не знаю я, и требует, чтобы я знал наизусть всех царей.
   Пиши! Твой друг Костя. 15.04.1994

   Митя прочел письмо еще раз и лег на заправленную кровать. Минут 20 он лежал и глядел в потолок. Он думал о Косте и Маше. Быть может, именно сейчас, практически на его глазах зарождается будущая семья. Он представил себе постаревшего Костю, сидящего за столом в окружении взрослых детей. Машу – солидную и грациозную старушку с пучком седых волос и морщинистым лбом, подающую на стол свежеиспеченный пирог. Вокруг щебечут внуки, на подоконнике жмурится пушистый кот.
   Потом он представил их свадьбу. Тонкая, женственная Маша в ослепительно белом платье. Костя в костюме. «Быть может, он пригласит меня свидетелем?» – подумал Митя. И тут фантазия накрыла его горячей волной. Он представил, как танцует со свидетельницей – скромной, хрупкой блондинкой, и она стеснительно прячет глаза. Митя много раз слышал, что между свидетелем и свидетельницей обязательно должно что-то произойти. И быть может, она ради счастья подруги не побрезгует им. А уж стоит ей только согласиться, и она уже ни на кого его не променяет. Митя достал с полки кассету группы «Браво», поставил свою любимую песню и стал танцевать с воображаемой свидетельницей.

   Дай мне этот день, дай мне эту ночь,
   Дай мне хоть один шанс, и ты поймешь,
   Я то, что надо.
   Дай мне этот день, дай мне эту ночь,
   Дай мне хоть один шанс, ты не уснешь,
   Пока я рядом.

   Мечты о будущем счастье Кости и вытекающем из него своем собственном счастье так захлестнули Митю, что он воспринимал их, как свершившееся уже неизбежное будущее. Он сел писать другу ответ.

   Здравствуй, дорогой товарищ дядя Кока!
   Мне было очень приятно получить от тебя письмо. И буду безмерно счастлив предложить тебе собственную постель и уйти спать на коврик, если приедешь ко мне в гости (шутка! дома есть раскладушка).
   Твои чувства по отношению к Маше мне понятны. Даже более чем. Она потрясающая. И в ней действительно есть какая-то тайна. Я даже не смею мечтать о такой девушке. Тебе же я желаю удачи и, если у тебя все получится, буду за тебя очень рад. Не забудь пригласить на свадьбу!
   А историчку великодушно прости и вызубри царей. Не ради нее, а ради Маши. У меня сложилось впечатление, что она умная и начитанная. В общении с ней никакие знания лишними не будут.
   С большим приветом, твой друг Митя.
   24.04.1994

   Митя нашел почтовый конверт, подписал его, вложил письмо, запечатал и стал собираться на музыкальное занятие. Это было первое занятие после фестиваля. Валентина Семеновна сразу по возвращении из Южно-Сахалинска ушла на больничный.
   Митя забежал на главпочтамт, отправил письмо и явился к Валентине Семеновне.
   – Ну здравствуй, поэт и композитор! – приветствовала его наставница. – Хотя слово «композитор» я бы тут взяла в кавычки. У меня коты под окном и то более мелодично орут, чем ты свою песню играешь. Давай поработаем над аранжировкой.
   Никогда еще Мите не было так интересно заниматься у Валентины Семеновны, как в этот день. Ну разве что самые первые занятия, когда он только учился извлекать из инструмента звуки. Митя сыграл наставнице все свои песни, немало удивив её. Она помогла ему оформить вступление, проигрыши песни, с которой он выступил на фестивале. Подобрали перебор, изменив мелодию. Она зазвучала совершенно иначе. Валентина Семеновна пообещала помочь на следующем занятии с другой песней. Митя первый раз пожалел, что занятия всего два раза в неделю. После Дома творчества он помчался к Андрею, чтобы сыграть ему новый вариант песни и получить новую порцию заверений в своей гениальности.
   На следующий день, вернувшись из школы, Митя выудил из почтового ящика еще одно письмо. Адрес был написан женским почерком. От волнения у Мити перехватило дыхание. В графе «отправитель» значилось «Мария Овечкина». Это она – Маша из Макарова! Сердце бешено заколотилось, руки задрожали. Попасть ключом в замочную скважину удалось только с четвертой попытки.
   Митя небрежно стащил с ног ботинки, бросив их посреди прохода, чего никогда себе не позволял, и прямо в куртке прошел в кухню. Аккуратно ножом вскрыл конверт, как будто опасаясь его повредить, и вынул письмо. «О чем ОНА может писать мне!? – думал он. – Не станет же она спрашивать у меня совета, как ей быть с Костей. Принимать или отвергать его любовь».

   Здравствуй, Митя!
   Наконец-то я решилась сесть и написать тебе письмо. Я долго не могла придумать, с чего начать. В итоге решила просто сесть и начать со слова «Здравствуй», а дальше уже как получится. Для начала расскажу о себе, ведь мы с тобой почему-то совсем не общались на фестивале. Я живу в городе Макарове. Это в центральной части острова Сахалин. Хотя мне иногда кажется, что это самый край человеческой цивилизации. Мне стыдно в этом признаваться, но я не люблю свой родной город и мечтаю уехать отсюда.
   Мы живем вдвоем с мамой. Она работает учительницей. Еще у меня есть бабушка. Она живет отдельно, но мы как одна семья. Папа ушел от нас, когда мне было 9 лет. Это был для меня страшный удар. До сих пор не могу его простить. Никто не знает, как тяжело нам с мамой было остаться одним в такое тяжелое время. Самое страшное, что может случиться с человеком, – это предательство. Со мной это случилось дважды. Полтора года назад я попала в одну компанию. Стала покуривать, пить пиво, влюбилась в одного парня. Тогда я была очень глупая и наивная. Мне казалось, что это – настоящая жизнь. Но тот парень предал меня так же, как мой отец. И вся эта компания оказалась мерзкой и неприятной. Не представляю, как я пережила этот удар. Теперь я не пью и не курю, учусь на одни пятерки, потому что это залог моего будущего. Я не бываю ни в каких компаниях, и единственная моя отдушина – танцы. Только ими я и живу. Благодаря танцам я попала на фестиваль, перевернувший мою жизнь. Когда я ехала в Южно-Сахалинск, я чувствовала, что со мной случится что-то особенное, что-то очень важное. Так и случилось! Я влюбилась!
   Не могу сказать, что это была любовь с первого взгляда. Это и правильно, потому что внезапные и импульсивные чувства затмевают рассудок и также внезапно могут закончиться. Но понравился ты мне сразу. Ты очень отличаешься от других парней нашего возраста. Ты сильный, но при этом не пытаешься подавлять других. Ты умеешь быть душой компании, но при этом ты внимателен к окружающим. Ты обладаешь всеми качествами, которые должны быть у настоящего мужчины. Услышав твою песню, я поняла, как ты умеешь любить. Как бы мне хотелось испытывать по отношению к своему городу хоть каплю тех чувств, которыми наполнена твоя песня! Для меня теперь Корсаков – самый прекрасный город земли, хотя раньше я слышала о нем только всевозможные страшилки. Решающим моментом для меня стал тот наш разговор в музее. Это ведь был единственный наш разговор. У меня такое ощущение, что знаю тебя всю свою жизнь, лучше, чем кого бы то ни было, а мы с тобой за все время только один раз поговорили, да и то недолго. Но этого хватило. Не знаю как тебе, но мне хватило.
   Вернувшись домой, я не находила себе места, терзала себя вопросом, как мне теперь быть. Девушка не должна первая объясняться в любви. Моя гордость, мое воспитание – все против этого. Но что, если ты сам никогда не решишься сделать первый шаг? Твой друг Костя так настойчиво взялся за мной ухаживать, что выстроил между нами стену. Костя хороший парень, но я полюбила тебя.
   Наконец я нашла решение. Помнишь, ты говорил, что, когда было очень тяжело, тебе помогла Библия? Я решила обратиться за помощью к Библии, которую часто читает моя мама. Я взяла ее в руки, открыла первое попавшееся место и прочитала: «Никто, зажегши свечу, не покрывает ее сосудом, или не ставит под кровать, а ставит на подсвечник, чтобы входящие видели свет». Меня поразило, насколько точный ответ я получила на свой вопрос. Ведь моя любовь – это свеча. Глупо зажигать свечу и прятать ее под кровать. Она должна светить!
   С нетерпением жду от тебя ответа! Умоляю тебя об одном – пиши мне только правду, какой бы она ни была. Хотя разве ты можешь лгать! Какая же я дура! Пиши! Очень жду! Целую своего «самого ярого воздыхателя из Корсакова»!
   20.04.1994

   Письмо было написано ароматизированной шариковой ручкой и пропитано духами. На полях красной пастой были нарисованы сердечки. К письму была приложена фотография Маши. Митя уткнулся лицом в письмо, глубоко вдохнул исходивший от него аромат и начал читать сначала. Эту процедуру он проделал четыре, а может быть, пять раз подряд. Затем Митя вложил письмо обратно в конверт, отнес в свою комнату и спрятал его на полке между книг, чтобы оно случайно не попало в руки сестре. С одной стороны он хотел, чтобы сестра узнала, что была неправа, когда утверждала, что никто никогда не полюбит такого рыжего и конопатого губошлепа, как он. С другой стороны он боялся, что она будет язвить: «Куда собрался, Ромео?», «Ты уроки не забыл сделать, герой-любовник?» «Рыжий, честный, влюбленный», «Сейчас у людей в моде секс по телефону, а наш Митя предпочитает по переписке»… Ленка даже и половины тех шуток не придумала бы, которые в мыслях придумал за нее Митя, но в этот момент он злился на сестру так, как будто все эти колкости были действительно сказаны в его адрес.
   Митя снял куртку, повесил в шкаф школьную форму, оделся в домашнее трико и футболку, достал из холодильника суп и поставил его на плиту. Пока грелся суп, он сидел и глядел в окно совершенно отсутствующим взглядом. Он не видел ни сидящих на лавке старух, ни играющих в песочнице детей, ни стоящих рядом мамаш. Он думал о том, что ему делать со всем этим внезапно свалившимся на него счастьем, о том, что Маша ждет от него ответа и он должен его написать. Но что писать? «Здравствуй, Маша, я очень рад, что ты в меня влюбилась?» Но она ждала не этого. Она ждала ответа – да или нет? Про нет не могло быть и речи! Во-первых, это жестоко по отношению к Маше, а во-вторых – он всю жизнь мечтал встретить ту, которая сумеет оценить его по достоинству. Будет ли у него второй шанс? А если будет, то когда? Но если он напишет «Да. Я тебя люблю!», не будет ли это ложью?
   Митя не чувствовал себя влюбленным в Машу. Да – она удивительная. Да – она очень красива и грациозна. Да – она умна и интересна как собеседник. Но это ли и есть любовь? В мире есть много красивых и обаятельных девушек. Взять хоть ту же Милу Любимцеву или Таньку, или Надю… уж не говоря о певице Наталье Ветлицкой или Лике Стар… Для него Маша была одной из многих девушек, достойных восхищения и не более того. Хотя… Между Машей и всеми остальными прекрасными девушками и женщинами было одно существенное отличие. Она его полюбила таким вот непутевым, неуверенным в себе, витающим в облаках, улыбающимся невпопад, рыжим, конопатым, с губами-варениками, огромным с горбинкой носом. А другие в лучшем случае не замечают, а в худшем – насмехаются. И уже только на этом основании она была достойна любви.
   «Здравствуй, Маша! Спасибо тебе за то, что влюбилась в меня. Обещаю обязательно отплатить тебе добром и полюбить тебя в ответ!» Это было бы очень смешно, если бы не было так глупо.
   Митя достал с полки письмо и прочел его еще раз. Затем он лег на кровать и представил себе картину, как он – повзрослевший мужчина – возвращается домой с работы. Его встречает любимая жена. На ней легкий халатик и кружевной передничек. Она обнимает его и целует в губы, лопочет что-то о том, как она соскучилась и какой прекрасный ужин его ждет. Эту картину Митя представлял себе уже тысячу раз. Но никогда еще в роли жены он не представлял какую-то конкретную девушку или женщину. Даже в то время, когда он был влюблен в Милу Любимцеву, он не мог представить ее в роли своей жены. Образ любимой женщины давно жил в его сердце. Он любил ее нежно и трепетно, тосковал, скучал и с нетерпением ждал, когда же наконец встретит ее. И раз уж этот образ до сих пор не был привязан к какой-то конкретной девушке, то Маша вполне годилась для того, чтобы стать живым воплощением этого образа. Единственное сомнение, мелькнувшее в голове – это цвет волос. Митя всегда представлял себе блондинку, а она была брюнетка. Но и это сомнение он отогнал, как назойливую муху. В сущности, это такой пустяк! Может быть, она тоже никогда не мечтала влюбиться в рыжего-конопатого, так что и он привыкнет. Тем более, что в остальном она идеальна – умна, красива и, что самое главное – любящая его. Теперь Митя уже ни капли не сомневался, что любит Машу. Любит искренне, беззаветно. И ему уже не терпелось сообщить ей об этом, ибо, зажегши свечу, он не хотел прятать ее под кроватью. Митя взял ручку, вырвал из тетради двойной лист и сел писать ответ.

   Здравствуй, Маша!
   Для меня твое письмо стало полной неожиданностью. До этого самого момента я не смел и мечтать о любви такой девушки, как ты. Ты удивительная, очень интересная, с богатым внутренним миром и при всем при этом еще и очень красивая. Даже в мыслях я не посмел бы претендовать на твое внимание. И уж тем более я никогда бы не осмелился первым признаться тебе в любви. Спасибо тебе за твою смелость.
   Я не мастак писать о любви. Честно говоря, до сих пор я никому и не признавался в любви. Не знаю, какие тут нужны слова. Тебе, наверное, интересно, как я живу. Я живу с мамой и старшей сестрой Ленкой. Папа ушел от нас три года назад. Он сильно пил и скандалил с мамой, поэтому не могу сказать, что нам его сильно не хватает. У нас трехкомнатная квартира. У меня есть своя комната. В свободное время я люблю играть на гитаре. Как ты уже знаешь, я пытаюсь сочинять песни. Композитор из меня не очень, а вот стихи мне даже самому нравятся. Даются они мне непросто. Та песня, которую я пел на фестивале, как-то сама собой вдруг получилась. Как будто кто-то подсказал. После этого я с большим трудом написал еще две песни, но они уже не такие хорошие, хотя возился я с ними намного дольше.
   В школе хорошей успеваемостью похвастать не могу. В младших классах родители мной особо не занимались. Съехал на тройки, перестал делать домашние задания. Сейчас и рад бы подтянуться, осознаю важность учебы для моего будущего, но уже поздно. Ничего не понимаю. На алгебре, физике, химии все, что учителя говорят, для меня как будто иностранный язык. С иностранным языком, собственно, тоже все очень сложно. Педагоги ставят мне тройки из личной симпатии, тем только в школе и держусь. По гуманитарным предметам ситуация лучше. Хотя не умею себя заставить читать то, что мне не интересно. Чехова с Гоголем под настроение еще могу осилить, но Толстого или Достоевского даже под дулом автомата читать не стану, а если стану, то все равно потом не смогу сказать, о чем читал.

   Митя остановился в раздумье – о чем писать дальше? Раньше у него никогда не было проблем с написанием писем. Впрочем, как и с писаниной вообще. Ему легко давались и школьные сочинения. С детства он умел мыслить и облекать свои мысли в слова. Но любовных писем ему писать еще не приходилось. Само словосочетание «любовное письмо» вызывало у него чувство стыда. Подумать только: еще каких-то три недели назад он краснел перед Светкой из Невельска из-за того, что у него нет девушки, и вот теперь она у него есть, и ему стыдно перед самим собой за то, что он пишет ей письмо. И не писать это письмо он не мог. Он не мог заставить томиться ту, которая подарила ему бесценный дар – свою любовь. Но что же дальше писать? «Наверное, надо написать самое главное – что люблю ее», – подумал Митя. И всё? «Ты любишь меня, а я люблю тебя. И это все чудненько. Будь здорова. Желаю счастья в личной жизни».
   И тут Митю как из ушата окатило. Он вдруг осознал всю ответственность, которую он берет на себя, отправляя обычное, на первый взгляд, письмо. Сколько лет он мечтал о любви, представлял себя вместе с той единственной, которой суждено оценить его по достоинству. Но ни разу он даже на секунду не задумывался, насколько это хлопотное занятие любить и быть любимым. Ведь Маша не только признания в любви ждет от него. Она мечтает о нем, как о прекрасном принце, который явится за ней на корабле с алыми парусами и заберет ее из опостылевшего ей Макарова. А принц тем временем живет на мамином иждивении и копит на гитарные струны, экономя на проезде и вторых блюдах в школьной столовой. Написав сейчас письмо, Митя должен будет сделать следующий шаг. Конечно, его возраст и возраст его избранницы облегчает его участь. Он не должен сейчас забрать ее и возложить на себя всю материальную ответственность, но он просто обязан летом поехать в Макаров. И не с пустыми руками. Он должен привезти ей какой-то подарок и каких-нибудь гостинцев.
   Митя схватился за голову и стал ходить по комнате. Где же теперь взять деньги на поездку! Билет до Южно-Сахалинска стоит тысячу рублей. До Макарова расстояние в пять раз больше. То есть на дорогу туда и обратно нужно как минимум тысяч десять, а может быть даже пятнадцать. Да на подарок нужна еще десятка. И с собой взять, чтобы там в кафе сходить или хотя бы торт купить к чаю. В общем, понадобится тысяч тридцать. Где их взять? У мамы? Мама зарабатывает 200 тысяч в месяц. И получает их с задержками. На днях ей дали зарплату за декабрь, когда ее зарплата составляла всего 160 тысяч. «Нет, я должен заработать эти деньги сам!» – твердо решил Митя. – «Ради нее я готов на любые жертвы! Даже если потребуется украсть, я ни перед чем не остановлюсь!»
   Митя сел и продолжил писать письмо.

   Милая Маша, я очень рад, что теперь у меня есть ты. До сих пор я не знал, чего мне нужно от этой жизни, и вообще ни о чем не задумывался. Теперь же я твердо решил браться за ум. Как только начнутся летние каникулы, я обязательно найду себе работу и заработаю денег, чтобы приехать к тебе в гости. Быть может, вместе мы найдем, за что тебе можно было бы полюбить твой город. Я не верю, что там все так ужасно. В плохом месте не могла появиться на свет такая прекрасная девушка, как ты. И ты просто обязана полюбить свой город, потому что тебе жить в нем еще как минимум год до окончания школы. А жить без любви нельзя.

   Митя опять задумался. Нужно было написать самые главные слова. Но ему невыносимо трудно и стыдно было это сделать. «Ведь это всего лишь слова! Я уже и так дал ей понять, что она мне не безразлична! – мысленно говорил он сам себе. И тут же отвечал: – Нет! Ты должен написать именно эти три слова! Она ждет именно их. На какие жертвы ты собрался идти ради нее, если ты даже не можешь написать всего три слова!»
   Я тебя люблю! Твой Митя!
   23.04.1994

   Митя торопливо свернул письмо, как будто опасаясь, что его застанут за этим занятием. Вопреки обыкновению, он даже не стал его перечитывать. Ему было стыдно видеть те самые слова. Как будто они были признанием его собственной слабости. Он запечатал конверт, подписал его и помчался на почту. Почтовому ящику, висящему на углу соседнего дома, он такое письмо доверить не мог. С почты он побежал к Андрею, чтобы поделиться с ним своей радостью.
   – Ну где же это письмо? Я хочу его видеть! Почему ты не принес его! – кричал Андрей, возбужденный известием о переменах в личной жизни лучшего друга.
   – Андрюха, разве можно чужие письма читать! Это же очень личное! Я считаю, это не этично, – оправдывался Митя.
   – Ага! Пересказывать содержание письма – этично, а дать почитать то, что ты уже и так пересказал, – это не этично? Да я тебе зуб даю, что когда она твое письмо получит, все подружки его прочитают по пять раз!
   – У нее нет подружек. Она вся в учебе и в танцах!
   – Так не бывает, чтобы у девчонки не было подружек. Все равно кому-нибудь покажет! Хотя… Если ты так уж из-за этого переживаешь, не показывай. Обойдусь как-нибудь. Эх, Митька, как же я рад за тебя! Наконец-то хоть у тебя получилось! Завидую я тебе, братишка!
   – Да ладно завидовать! У тебя все впереди. Может, ты свою встретишь раньше, чем я до Макарова доберусь. Четыреста километров – это тебе не хрен собачий!
   – Но фотку чтобы завтра же принес в школу! Я хочу ее видеть! Кстати, а ты ей свою фотку послал?
   – Нет. Я что-то не подумал об этом.
   – Дурак ты! Она же от тебя фотку ждет!
   – Да у меня нет нормальных. Я везде как чмо какое-то получаюсь.
   – Да ты просто не любишь себя! Мне тоже кажется, что я на фотках урод уродом, а мама говорит, что я красавчик. Пойдем завтра после школы в фотоателье. Заодно вместе сфотографируемся. У нас ведь с тобой нет ни одной совместной фотографии.
   – Как это нет! А школьные?
   – Школьные не считаются. Там же мы всем классом. Давай сходим.
   – У меня денег нет совсем. Я всю свою копилку на фестиваль спустил, а у мамы и так проблемы с деньгами.
   – Это ерунда. У меня есть пять тысяч. Должно хватить. Когда на кону стоит личная жизнь друга, мне ничего не жалко. Тем более, что деньги с каждым днем обесцениваются. Сейчас не потрачу – через несколько месяцев на них коробку спичек не купишь.

   После школы Митя и Андрей разошлись по домам, чтобы принарядиться и договорились встретиться в фотоателье. Митя помыл голову, высушил волосы феном сестры и тщательно расчесал рыжую копну волос.
   – Вылитый Гитлер, – прокомментировал Митя, глядя в зеркало. – Усиков только не хватает.
   Он схватил расческу и начал зачесывать назад, но волосы не слушались. Митя вспомнил, что у сестры было множество всяких парфюмерных средств, нашел мусс для укладки и с его помощью придал прическе желаемую форму. Так он нравился себе гораздо больше. Жаль, что у сестры нет средства, позволяющего уменьшить губы. Нарядившись в модный спортивный костюм, купленный мамой еще осенью, Митя отправился в ателье.
   Андрюха как всегда опаздывал. Митя занял очередь. Впереди было несколько человек. Мужчина в костюме сильно нервничал и без конца поправлял пиджак. Видно было, что костюм он надел исключительно для фотографии. Скорее всего – на документ. Митя всегда удивлялся стремлению людей выглядеть на документах лучше и приличнее, чем они выглядят в жизни. В этом году ему предстояло получать паспорт, и он твердо решил фотографироваться на паспорт в футболке Metalica.
   За мужчиной в очереди были трое солдат. На них были парадные мундиры, увешанные побрякушками и аксельбантами. Дембеля. Решили запечатлеть свои последние деньки на службе. Солдаты все время хихикали и толкались, как первоклассники. Один, судя по внешности, был из Средней Азии – казах или узбек. Двое других – русоволосые. Один говорил, сильно смягчая «Г». Видимо, кубанец или украинец.
   Митя занял очередь за парочкой. Парень и девушка лет 20 на вид о чем-то тихо разговаривали, держась за руки. Девушка постоянно поглаживала парня, то и дело поправляла его рубашку, галстук, прическу. Украдкой поглядывала в зеркало и трогала своё платье. Митя представил, что он тоже будет вот так же запросто сидеть с Машей, держась за руки, и она точно так же заботливо будет приводить в порядок его одежду и прическу. Сердце сжалось от тоски по ней. Скорее бы все это уже случилось! Мужчина в пиджаке отстрелялся и, рассчитавшись, ушел. В студию отправились дембеля, а в холл ателье вошли два матроса. Они заняли очередь за Митей. Моряки вели себя сдержаннее, чем солдаты.
   Андрюхи все не было, и Митя начал уже волноваться. Солдаты заняли мастера надолго. Сделали групповое фото и помимо этого каждый сфотографировался персонально.
   Девушка достала помаду, зеркальце и стала подкрашивать губы. Видимо, здешнему зеркалу она не могла довериться на сто процентов.
   Андрей нарисовался на пороге, когда из студии вышли солдаты и вошла молодая пара. Он был аккуратно пострижен и надушен одеколоном. У Мити от резкого запаха парфюма перехватило дыхание.
   – Ты думаешь, фотография запечатлеет этот аромат? – съязвил он.
   Андрей пропустил шутку мимо ушей и, сияя, как пасхальное яйцо, стал крутиться перед зеркалом. Влюбленные вышли. Вошли Андрей и Митя. Сфотографировались вместе и по отдельности. Андрей заплатил в кассу. Фотографии обещали напечатать к субботе.
   Дни летели незаметно. Митя решил всерьез взяться за учебу. К удивлению учителей, он стал поднимать руку и рассказывать домашнее задание. Всего за три дня в его дневнике и в журнале появилось пять пятерок – две по истории, одна по литературе, одна по русскому языку, одна по биологии и четверка по английскому. Митя выучил наизусть заданный на дом текст USA. Текст рассказал без запинки, но Татьяна Афанасьевна снизила оценку за «ужасный рязанский выговор».
   Митя пытался взяться и за точные науки, но как ни силился, так и не смог понять ничего из того, что говорили учителя на алгебре, физике и геометрии. «Это ничего, – утешал себя Митя. – Пушкин тоже был не очень силен в математике. Как-нибудь проживу».
   В субботу, забрав из ателье фотографии, Митя написал Маше второе письмо.

   Здравствуй, милая Маша!
   Я был так взбудоражен твоим письмом, что не подумал о том, что тебе, наверное, тоже хотелось иметь мою фотографию. Вот специально сходил и сфотографировался.
   А еще я хотел сказать тебе, что твое письмо перевернуло всю мою жизнь. Мне вдруг тоже захотелось учиться и думать о будущем. На этой неделе я получил больше пятерок, чем за весь учебный год. И это только начало.
   С горячим приветом, твой Митя. 26.04.1994

Мама

   Наступили долгожданные майские выходные. Утром 1 мая Митя проснулся от запаха блинов. «Вот это настоящий праздник!» – подумал он, потягиваясь в кровати. Через пару минут он уже умытый и одетый в домашнюю футболку и трико сидел за столом, уплетая за обе щеки блины и запивая их горячим чаем. Мамины блины были самым любимым лакомством. В былые времена мама к блинам всегда подавала сгущенку или сметану, но с тех пор, как распался Советский Союз и началась стремительная инфляция, усугубляемая задержками зарплаты, про сладости пришлось забыть. Из всех гастрономических радостей остались только блины. Но и их Митя отведывал лишь по большим праздникам. Мама все время пропадала на работе, а если выпадали выходные, то с утра стирала белье и наводила порядки. В обычные дни рацион был не очень разнообразен. Чаще всего вареная сечка, перловка или пшенная каша на воде. Иногда суп, в котором помимо воды были только картошка, лук и какая-нибудь крупа – чаще гречневая или перловая. Иногда рыбные консервы. Мама работала на консервном заводе и часто выносила за пазухой банку-другую, оправдываясь, что это не воровство, а компенсация за то, что подолгу не дают зарплату.
   Еще одним любимым лакомством для Мити были пельмени. Вкус мясных он давно забыл, но ему очень нравились рыбные из тех же рыбных консервов. Когда у мамы выдавалось свободное время, она замешивала постное тесто, состоящее из муки и воды, а Митя чистил головку репчатого лука, мелко нарезал и размешивал с парой банок горбуши или сайры. Как только затевалась лепка пельменей, Ленка обязательно придумывала какое-то очень важное дело и уходила из дома. Возвращалась она всегда точно в тот момент, когда ставили варить свежеслепленные пельмени. Митю это всегда очень раздражало. В этих случаях он цитировал любимую бабушкину поговорку:
   « – Тит, иди молотить.
   – Брюхо болит!
   – Тит, иди кашу есть!
   – Где моя большая ложка!?»
   Мама всегда защищала сестру и пыталась устыдить Митю за то, что он к ней придирается.
   – Мам, а может, нам сегодня пельменей налепить? – предложил Митя. – Раз уж такой праздник, гулять так гулять.
   – Митенька, сынок, нам сегодня нужно идти картошку сажать. Нам Вера Петровна свой огород отдает. У нее здоровья не хватает, а нам картошечка очень нужна. Все так стремительно дорожает…
   – А что сажать будем?
   – Мне Анна Павловна дала полведра проросшей картошки. Мы ее на кусочки порежем, чтобы по одному глазочку, и посадим. Должно хватить.
   – А Ленка пойдет с нами?
   – Митя, имей совесть! Она же девочка!
   – А ты не девочка?
   – А я как была всю жизнь ломовой лошадью, так лошадью и помру. Мне не привыкать. Пусть хоть дочь моя поживет, как настоящая женщина.
   На самом деле Митя не очень-то и хотел, чтобы сестра шла с ними на огород. Он любил проводить время вдвоем с мамой.
   В сарае Митя нашел две лопаты. На штыковой сгнил черенок. Он переставил более крепкий черенок с совковой. Взял старый отцовский рюкзак, с которым ходили когда-то по грибы. На всякий случай сунул в рюкзак несколько больших полиэтиленовых мешков. После огорода, если останутся силы, можно будет дойти до моря, набрать морской капусты и морского винограда. Мама собрала остатки блинов в котомку, чтобы пообедать и, одевшись в рабочую одежду вышли из дома.
   Огород располагался в районе маяка, примерно в 15 минутах ходьбы от дома. Мама завела свой любимый разговор о том, какие все мужики паразиты и иждивенцы.
   – Вот мы с девочками вчера решили праздник отметить, сообразили на бутылку, кто чего принес, консервов из цеха притащили, накрыли стол, а Кузьмин приперся и сел с нами. Нажрался, выпил половину бутылки и как ни в чем ни бывало ушел. Вот как таких подлецов земля носит!
   – Мам, а вы ему предложили поучаствовать? Может быть, он не отказался бы свой вклад сделать?
   – Ага! Поучаствовать… Да где это видано, чтобы мужик баб угощать стал…
   Митя слушал молча. Он очень хотел сменить тему. Ему было стыдно в такие минуты за всех мужчин этого мира. Но он не мог никак исправить положение дел. Разве что пообещать очередной раз самому себе, что он сам никогда не будет нахлебником у женщин.
   – Мам, а у вас на путину рабочих еще не набирают? – прервал он монолог о несчастной бабьей доле. – Я хочу летом деньжат подзаработать.
   – Пока не набирают. К середине июня начнут. А деньги получишь где-нибудь в конце октября.
   – Нет. Это мне не подходит. Мне сразу деньги нужны.
   – Такого сейчас не бывает, чтобы сразу. Это при советах сразу платили. А сейчас сразу никто не платит. Все ждут, пока деньги обесценятся, потом только и выплачивают. А если сразу обещают, значит обманут обязательно. Так что хочешь работать, иди работай к нам на завод. Тут хоть гарантированно осенью получишь.
   Огородик Веры Петровны оказался в прекрасном состоянии. Она тщательно следила за ним. Сорняков почти не было. Земля была мягкая, как пух. Вокруг огорода была вырыта дренажная канава. Это постарался еще покойный дядя Стёпа – муж Веры Петровны. Митя взялся перекапывать, а мама поднимать упавшую кое-где колючую проволоку, защищавшую огород от пасущихся коров. Закончив с проволокой, она стала помогать Мите выбирать из комьев земли проволочника. Этих мерзких желтых паразитов оказалось много.
   – Надо будет на море сходить, капусты принести, обложить картошку, – сказала мама, – а то проволочник всю сожрет.
   – Я только за, – поддержал Митя. – Заодно домой капусты наберем и винограда. Будем сегодня пировать.
   За пару часов картошка была посажена. Мама полезла в рюкзак за блинами и термосом с чаем.
   – Мам, пойдем до маяка дойдем, там и поедим, – предложил Митя.
   – Это зачем еще? – Удивилась мама.
   – Там красиво очень!
   – И что теперь, ради какой-то красоты в гору карабкаться? Ты прям как твой папаша. Тот тоже, бывало, тащит куда-то, тащит, ничего не объясняя, а потом: «На, любуйся». А у тебя от этих скачек по горам язык через плечо.
   Митя грустно вздохнул. Он не понимал, почему люди не восхищаются красотой природы. Сам он иногда приходил в ясную погоду на маяк и часами сидел, созерцая открывающиеся оттуда дали – многочисленные сопки вдоль берега, бирюзовую, местами зеленую гладь залива, сопки на противоположном берегу, сливающиеся в один хребет, прибрежные скалы, над которыми кружат в вышине чайки. У него от восторга перехватывало дыхание. Он мог сколько угодно времени смотреть на все это великолепие и никак не мог насытиться этим видом. Ему хотелось все это взять и унести с собой. В такие минуты Митя сожалел о том, что не умеет рисовать. Хотя даже картина не способна была бы запечатлеть все великолепие и величие природы. Иногда он пытался представить себя живописцем. Вот где была бы граница его полотна? Он мысленно очерчивал прямоугольник предполагаемой картины. «Ну а как же вот эта сопка, которая не вошла. Разве она не прекрасна?» – мысленно возражал он сам себе. «А это бездонное небо, которое настолько близко и настолько живое, что хочется схватить его руками! Неужели его можно было бы оставить за рамкой? А маяк, а лес? А озера, которые внизу под горой! А аэродром, раскинувшийся в паре километров от маяка! Нет, даже если бы я был живописцем, я не смог бы унести с собой всю эту красоту».

   Съев все блины и выпив чай, Митя и мама пошли вниз к морю. Отлив был в самом своем пике. Залив в этом месте был очень мелководным, и вода ушла метров на двести от берега. Митя вместе с мамой кинулись собирать рапанов. Митя то и дело раскалывал рапана об камень, выковыривал и съедал. Сырыми они были особенно вкусны, но мама каждый раз смотрела на него с укором и брезгливостью. Митю это только подзадоривало. Он поймал четырех крабов-волосатиков и одного краба-стригуна, чему несказанно обрадовался. В нем мяса было побольше, чем в волосатике, хотя до камчатского и ему было далеко. Несмотря на то, что с собой у Мити не было ни сачка, ни вилки, он ухитрился наловить с десяток креветок, метавшихся в небольших лужах, и отыскал несколько раковин гребешка. Мама набрала большой пакет морского винограда и нарезала немного морской капусты на салат. В больших количествах ее брать не имело смысла, потому что капусту ели плохо и через некоторое время выкидывали. Другое дело – морской виноград. Один только Митя мог за раз навернуть целую сковороду.
   Вернувшись на берег, уложили аккуратно в рюкзак улов, набили два мешка, предусмотрительно взятые Митей в сарае, подгнившей морской капустой, огромными кучами намытой приливом на берег и отправились назад в сторону огорода. Тропинка шла в гору. Изрядно уже уставшие, мать и сын не торопились.
   – Мам, а я за одну неделю шесть пятерок получил, – прервал молчание Митя.
   Мама никогда не интересовалась тем, как учится сын, а сам Митя тоже никогда не рассказывал, потому что похвастать ему было нечем. На этот раз он решил доложить матери об успехах.
   – А чой-то ты? – удивилась мама.
   – Решил вот за ум взяться, – загадочно улыбнулся Митя. – Пойду после школы в институт.
   – Фантазер ты, Митька, – отмахнулась мама. – Какой тебе институт! Кто тебя туда возьмет. Никогда мы ни в каких институтах не учились. Твой папаня уж на что умный был в юности! Стихи даже сочинял, и то вон до слесаря только дослужился.
   – Вы может и не учились, а я пойду и буду учиться.
   – Да ты хоть знаешь, какие там деньги нужно платить? Где их взять-то?
   – Я на бюджет поступлю.
   – Мечтатель! Да на бюджет чтобы поступить, знаешь какие взятки нужно давать профессорам? Вон у Таньки Ворошиловой дочка – на одни пятерки школу закончила, а в институте экзамены провалила.
   – Да она просто глупая. Пятерки свои зубрежкой брала. Зубрила свои учебники с утра до ночи, а ты задай ей любой вопрос, про который в учебнике не написано, она тебе только промычит в ответ. Профессоры любят мыслящих. Таких, как я.
   – Да ну тебя со своими фантазиями! – махнула рукой мама.
   Митя всегда очень раздражался, когда мама называла фантазиями его планы. И вообще, из-за этой маминой привычки он ненавидел само слово «фантазия» и все производные от него. С самого детства мама внушала ему, что ничего хорошего никогда из него не получится и любая его идея – никудышная. В прошлом году он поделился идеей заработать на японский магнитофон, собирая грибы и сдавая их в пункт приема. Мама обозвала его фантазером, сказала, что в лучшем случае он не найдет грибов или его обманут приемщики, а в худшем – заблудится в лесу и погибнет. В результате Митя не только купил магнитофон, но и отдал маме три тысячи рублей, которые в то время были еще довольно приличной суммой и оказались весомым вкладом в семейную казну. Митя надулся и решил больше никогда не делиться с мамой своими планами.
   Вернувшись на огород, мать и сын аккуратно выстелили всю делянку морской капустой, равномерно распределив ее по всей площади. Капуста была отличным удобрением. Кроме того, ее резкий запах и большая концентрация йода отпугивала вредителей – колорадского жука и проволочника.
   Вернувшись домой, они нажарили морского винограда, почистили и отварили рапанов, сделали салат из морской капусты. Ленка, как того и следовало ожидать, влилась в семейную идиллию в тот момент, когда начали накрывать праздничный стол.

   На следующий день Митя решил повторить поход на море. Уж очень порадовали его морские деликатесы после бесконечной сечки и пшенки. Позавтракав остатками вчерашнего пиршества, он отправился к Андрею. Ему нужна была компания. Друг встретил его радостно, но выслушав предложение, опечалился.
   – Мы сегодня картошку сажаем, – грустно констатировал он. – Вчера весь день копали, сегодня сажать до самого вечера.
   – А ты спроси у родителей, можно мне вам помочь? Быстренько посадим половину, потом, когда отлив начнется, на море рванем, а вечером остальное досадим. Ну или завтра. Завтра ведь тоже выходной.
   Митя окинул огород взглядом. Он был раз в десять больше, чем та делянка, которая досталась им с мамой от Веры Петровны. Родители Андрея любили Митю как родного и доверяли ему, видя в нем ответственного и толкового парня. Тетя Рита вышла в огород и строгим голосом провозгласила:
   – Вы тут как хотите свое время организовывайте, можете вообще все на завтра отложить, но если завтра к вечеру вся картошка не будет посажена, Митя как хочет, а вы, – она обратила свой взор на Андрея и его младшего брата Максима, – будете всю неделю после школы сажать.
   Андрюха просиял. Мальчишки быстро взялись за работу. К часу дня половина дела была уже сделана.
   – Ну что, давайте на море уже рванем, пока отлив, а завтра я опять приду и все доделаем.
   Побросав инвентарь, пацаны вприпрыжку отправились на море. Андрей с Максом взяли с собой сачок и стальную вилку, зажатую в лыжную палку, чтобы ловить креветок. Отлив опять был в самом разгаре. Парни разбрелись по отмели, которая еще несколько часов назад была морским дном. У каждого в руках было по целлофановому пакету, в который складывали все, что попадалось съестного – мидии, гребешок, рапанов, крабов. Макс с Андреем то и дело ловили креветок. Макс орудовал сачком, а Андрюха ловким отработанным движением насаживал плывущих креветок на вилку. То и дело кто-то из парней созывал всех криком: «Смотрите, что я нашел!». Это могла быть большая медуза, затейливая морская звезда, осьминог, редкий обитатель в здешних краях, или трепанг, который в мальчишеской среде называли «морская манда» за внешнее сходство с женским половым органом.
   Время летело незаметно. Митя, равно как и любой другой мальчишка, мог до бесконечности разглядывать морское дно. Как будто океан приоткрывал людям часть своих тайн, обнажая жизнь своих обитателей. Когда начался прилив, сумки всех троих ребят ломились от добытой снеди. Они расположились у костровища, которое, судя по всему, использовалось уже не один раз. Рядом лежало толстое обточенное морской водой бревно, на котором можно было сидеть. От прежних постояльцев осталось немного дров. Пацаны быстренько натаскали еще палок и веток и разожгли костер. Макс нашел неподалеку огромный плоский камень. Вместе с Андреем они приволокли его и затолкали в костер. Всю добычу ссыпали в одну кучу на куске клеенки, толи забытой, толи специально оставленной кем-то под бревном. Куча получилась внушительная.
   – Макс, ты зачем ежей набрал? Ты их есть что ли собрался? – возмутился Андрей, ковыряясь в добыче брата.
   – Мне папа рассказывал, что морские ежи – настоящий деликатес. В Японии одна порция стоит чуть ли не как магнитофон! – заявил Макс.
   – Я тоже что-то такое слышал, – поддержал Митя. – Хотя сам никогда не пробовал.
   Андрей расколол ножом панцирь ежа и брезгливо разглядывая внутренности спросил:
   – Ну и чего тут есть?
   Внутри все выглядело не аппетитно. Еж был практически пустой. Примерно пятую часть занимала бурая кашица с песком и какой-то черной слизью. Ярким пятном на всем этом безобразии лежала ярко-желтая, почти оранжевая икра. Примерно пол чайной ложки.
   – Наверное, икру есть надо. Больше меня тут ничего не привлекает, – сказал Митя. Он взял у Андрея нож, подцепил икру и аккуратно положил ее на язык. Макс вместе с братом, брезгливо сморщившись, наблюдали за процессом в ожидании вердикта.
   – Ну! – нетерпеливо сказал Андрей. – Чего ты молчишь-то?
   – А что я тебе скажу! Хорошо бы их какому-нибудь японцу на магнитофон выменять. Вкус так себе.
   – Я бы согласился и на кассету к магнитофону, – поддержал Максимка, на лице которого сохранялась все та же брезгливая гримаса.
   – Но поскольку ни одного японца поблизости нет, я предлагаю жрать это самим. Мы же не миллионеры, чтобы магнитофонами разбрасываться, – с этими словами Митя потянулся за вторым ежом. Братья Тараны переглянувшись, нехотя взяли по ежу и тоже отведали деликатеса.
   – Магнитофона я бы, конечно, за это не дал, но с голодухи жрать можно, – резюмировал Андрей.
   Когда доели последнего ежа, костер был в самом разгаре. Андрей достал из кучи с уловом трепыхающуюся еще живую креветку и бросил ее на камень, лежащий посредине костровища. Креветка с характерным шипением мгновенно покраснела и свернулась калачиком. Через пару секунд Андрей ловким движением снял ее с камня при помощи ветки с разветвлением на конце. Подул и, обжигаясь, стал чистить. Вокруг разнесся аромат жареной креветки, вскруживший голову всем троим. Макс и Митя схватили по креветке и повторили проделанный Андреем номер.
   – Вот это деликатес! – закатил глаза Андрей, впиваясь в упругое, сочное мясо моллюска. – Вот за такое счастье никакого магнитофона не жаль! А ежи ваши – говно. Ешьте их сами.
   Покончив с креветками, пацаны по очереди громко рыгнули, как будто соревнуясь в том, кто сделает это более долго и звучно. Митя высыпал в костер рапанов, аккуратно закрыв их сверху слоем углей.
   – Эх, надо было из дома картошечки взять, – спохватился Андрей. – Она бы с этими рапанами очень подружилась.
   «Как жаль, что с нами сейчас нет Маши, – подумал про себя Митя. – Ей бы очень понравились креветки и Андрюха с Максом, и это море, и костер, и гранитная глыба, нависшая над куцым кустом шиповника. Она ведь тоже живет у моря. Неужели она не видит всей этой красоты? А может быть, она просто не бывает у моря? Может быть, она никогда не пробовала запеченных в костре креветок и рапанов? В этом случае ей предстоит жизнь, полная открытий и чудес. Она будет со мной очень счастлива».
   – О чем задумался? – Митины размышления прервал Андрей.
   – Вот я думаю: почему люди не ценят такое богатство, которое у них есть? Живут рядом с морем и совершенно им не интересуются.
   – Ты кого конкретно имеешь в виду?
   – Я вообще. В целом. Вот у нас в городе тыщ сорок или пятьдесят людей живет. Скольких ты видишь здесь на берегу?
   Андрей огляделся по сторонам. Метрах в двухстах от них копошилась большая корейская семья. Дети собирали рапанов, а взрослые вытаскивали на берег листы морской капусты и раскладывали их на солнце. Их было тринадцать человек – пожилая пара, трое мужчин и трое женщин и пятеро детей. Еще дальше тем же самым занималась корейская семья чуть поменьше. В другую сторону по берегу бродили трое одиноких путников. Итого получалось около 20 человек, не считая Мити, Макса и Андрея.
   – Так ведь побережье большое, – возразил Андрей.
   – Ну и что! Иди хоть до самой Нечаевки. Еще человек двадцать насчитаешь. Проедь в другую сторону от Корсакова километров пять. Ну максимум, сколько ты увидишь людей – это сто-двести человек. Из пятидесяти тысяч!
   – Да чего ты пристал! Люди сейчас картошку сажают, им некогда по морю шляться.
   – К тем, кто картошку сажает, у меня нет вопросов. Их побольше, конечно, чем нас, но все равно не так много. Если сосчитать, сколько людей в Корсакове сейчас сидят перед телевизором, ты ужаснешься. Их будет больше всего. В холодильнике мышь повесилась, на плите вареное пшено, а им лень задницу поднять и пойти креветок себе нажарить.
   – Да угомонись ты уже! – сказал Андрей, выкатывая из костра рапана. – Пусть сидят перед телевизорами. Нам больше вкусноты достанется!
   Андрей вынул из раковины моллюска и стал внимательно его разглядывать.
   – Я что-то забыл, что тут едят, а что выкидывают, – медленно промяукал он.
   Митя показал, что нужно есть.
   – А вот эту желтенькую штучку, что, не едят? – удивился Андрей. – Она вроде тоже аппетитно выглядит.
   Он лизнул «штучку» языком, многозначительно помолчал, потом откусил маленький кусочек, тщательно его прожевал и наконец целиком засунул в рот.
   – А если это его писюн, – тревожно высказался Максим.
   – Да хоть задница. Мне-то что. Главное, съедобно.
   Мальчишки принялись за обе щеки уплетать рапанов вместе с желтенькими «писюнами». Наевшись, они разлеглись прямо на гальке, жмурясь на солнце.
   – Что-то у меня какие-то странные ощущения, – прервал молчание Митя. Голова кружится.
   – Такая же фигня, – подтвердил Андрей.
   Максим попытался встать, но руки и ноги его не слушались. Митя с Андреем, глядя на него начали истерично хохотать. Максим тоже заразился смехом, распластавшись на гальке. Смеялись долго, до слез и до боли в животе. Потом Митя попытался встать, но у него тоже не получилось. Руки и ноги не слушались.
   – Пацаны, что с нами? – плача от смеха, провыл Максим.
   – Это твои ежики морские в нас вселились. Лучше бы мы их на магнитофон поменяли, – отвечал, хохоча, его брат.
   – На видеомагнитофон – вставил Митя, и все трое захохотали.
   – Мы отравились, – плакал Андрей, все еще пытаясь подняться. – Надо срочно «скорую» вызывать.
   – Ну так сбегай до автомата, вызови, – сказал Митя и все трое опять попадали.
   – Надо у тех корейцев помощи попросить, – простонал Максим.
   – Ползи скорее к ним, а то уедут сейчас, – выдавил из себя Андрей и они снова принялись смеяться.
   Так прошло минут 15. Корейцы погрузили свою добычу в прицеп и багажник Нивы, расселись по машинам и уехали. Последняя надежда на помощь пропала. Смеяться уже не было сил, но время от времени возникали приступы смеха. Парни сами были им не рады. Еще минут через пять Митя и Андрей сумели подняться сначала на четвереньки, а потом встали на ноги, держась друг за друга. Стали поднимать Максима. Он был младше их на два года и, видимо, отравился сильнее. Шатаясь и держась друг за друга, они пошли в сторону дома, периодически переходя на четвереньки и похихикивая. Смеяться организмы больше не могли. Постепенно координация движений возвращалась. С каждой сотней метров парни держались на ногах все крепче. Пройдя половину пути, они уже совсем перестали шататься. Жутко болели мышцы живота от смеха и кружились головы.
   – Что это было? – спросил Митя.
   – Может быть, нам какой-то наркотик подмешали?
   – В ежиков? – засмеялся Митя. – Японцы отомстили, суки, за то, что мы их магнитофон сожрали…
   Все трое упали в траву и стали кататься и биться в истерике.
   – Я тебя ненавижу, Зыков, – выл сквозь смех Андрюха. – Какой же ты подлец!
   После того, как истерика кончилась, парни опять поднялись и поплелись по домам. Несмотря на слабость в ногах и боль в надорванном смехом животе, Митя решил заглянуть в гости к Сереге Охотину, который жил в соседнем подъезде. Серега был на 10 лет старше Мити. Как-то раз, встретившись случайно на улице, они разговорились о музыке. Проболтали больше часа. На следующий день Митя пришел к Сереге с записями, которые заинтересовали Серегу, а домой унес много интересного, открытого ему новым другом. Серега оказался очень интересным собеседником. Он работал электромонтером на фабрике гофрированной тары. Закончил электромеханический техникум, но свой кругозор профессиональной сферой не ограничивал. Обладал без преувеличения энциклопедическими знаниями в самых неожиданных областях. Митя с восторгом слушал его. В такие минуты он сожалел, что в школе, где он учится, нет таких учителей, как Серега. У такого педагога он был бы круглым отличником.
   Митя во всех подробностях рассказал старшему товарищу о недавнем происшествии. Он был прирожденным актером и вопреки боли в животе, все изображал в красках и лицах. Серега слушал с интересом и от души смеялся.
   – Как думаешь, это мы ежами так отравились? – Спросил Митя, закончив рассказ.
   – Нет, вряд ли, – сделался серьезным старший товарищ. – Он нахмурил лоб, подвинул очки ближе к переносице, как будто готовясь к важной умственной работе. – А вы только ежей ели?
   – Нет. Мы много чего еще ели: креветок, рапанов, мидий, гребешка, пару крабов-волосатиков.
   – А рапанов вы целиком ели? Вместе с жалом?
   – С каким еще жалом?
   – Ну как с каким. Желтенькая такая пипетка. Рапан же хищный «зверь». Он присасывается к мидии, просверливает в ней маленькую дырочку, просовывает свое жало и впрыскивает яд. У мидии от него парализует мышцы, она раскрывается и после этого рапан ее выжирает. Видел, может быть, пустые раковины с маленькой дырочкой?
   – Да. Мы с этой пипеткой их и ели, – вымолвил потрясенный рассказом Митя. – Я обычно ее выкидываю, а тут Андрюха всех взбаламутил. И что теперь с нами будет?
   – Да теперь уже ничего не будет. Все позади. Хотя я читал, что можно и насмерть отравиться. А вот то, что этот яд на хи-хи пробивает, этого я не знал. В книгах об этом не пишут. Наверное, чтобы любители острых ощущений не истребили рапанов. А в остальном вся симптоматика сходится – паралич мышц, головокружение. Поаккуратнее с этими рапанами.

   На следующий день ребята закончили с огородом и остаток дня провели в лесу, недалеко от Андрюхиного дома. Они напекли картошки в углях и до самой темноты болтали и пели под гитару.
   Следующая рабочая неделя была короткой, но за эти три дня Митя успел получить еще четыре пятерки и две четверки. Его успехи удивляли и педагогов и одноклассников. Только Андрюха таинственно улыбался и заговорческим тоном шутил на переменах: «Вот что делает с человеком Любовь!»
   В субботу Митя вместе с мамой отправились на кладбище, чтобы привести в порядок могилы дедушки и бабушки. А в понедельник 9 мая Митя пошел утром на праздничный Митинг в честь Дня Победы. Кульминацией праздника по традиции стал воинский салют. Солдаты сделали несколько залпов из автоматов Калашникова в воздух. После чего мальчишки кинулись собирать гильзы. Мите, выглядевшему старше своих лет, было стыдно собирать гильзы вместе с малышней, но он все-таки украдкой нагнулся и зацепил одну гильзу. После этого он пошел на кладбище и положил ее на могилу деду-фронтовику.
   – Этот салют был в твою честь, дедушка, – тихонько прошептал он, торжественно вытянувшись перед надгробием, как солдат на посту у Вечного огня.

   Прошло еще две недели. В пятницу, когда Митя вернулся из школы, его встретила сестра, которая в этот день была дома.
   – Ты что, кралю себе нашел? – язвительно, но не зло подковырнула она Митю, когда тот вернулся из школы.
   – Сама ты краля, – парировал Митя. – Ты в моих вещах рылась?
   – Ну вот еще! Я только в почтовом ящике порылась.
   – Письмо? – просиял Митя. Щеки его зарделись от радости и в то же время от стыда. Теперь Ленка узнала его секрет.
   Ленка достала из-за спины конверт. Но когда брат попытался его взять, увернулась от его руки.
   – Пляши давай, герой-любовник!
   Митя нехотя подергал руками и едва заметно повилял задом, изображая танец, после чего опять потянулся за письмом.
   – Эээ нееет! – забраковала танец сестра, снова пряча письмо за спину. – Эдак ты будешь плясать, когда тебе повестка в армию придет. А сейчас я хочу видеть настоящий зажигательный брачный танец самца павиана.
   Митя изобразил танец обезьяны, насмешив сестру, вырвал у нее из рук письмо и убежал в свою комнату. Ленка пошла за ним следом.
   – Дай хоть почитать, чего тебе твоя зазноба пишет, – не отступала она от брата.
   – Чужие письма читать нехорошо!
   – Ой, кто бы говорил! А не ты ли читал письма, которые мне Валерка из армии присылал.
   Митя густо покраснел. Он до сих пор не знал, что сестре известно о том, что он тайно читал валеркины письма. Его совсем не интересовали всякие там любовные муси-пуси, он их пропускал. Ему очень было интересно про армейский быт, который с юмором и прибаутками описывал Валерка..
   – Валерка мне не чужой человек. Мы с ним до сих пор общаемся, в отличие от некоторых, – начал оправдываться Митя.
   – Так и мне твоя Мария, может быть, скоро станет родственницей. Давай колись, чего там у тебя с ней?
   – Не твое дело! Оставь меня в покое! – Митя аккуратно вытолкал за дверь сестру, которая была на целую голову ниже его, закрыл дверь и аккуратно распечатал письмо.
   Здравствуй, мой любимый Митя!
   Я – самая счастливая на свете девчонка. У меня есть ты, и это прекрасно! Я ждала твоего письма с волнением, но в душе все равно верила, что ответ твой будет именно таким. Иначе и быть не могло!
   Если ты сможешь приехать ко мне в гости этим летом, я буду еще счастливее! Я рассказала про тебя маме. Она будет рада знакомству с тобой. И бабушка тоже ждет тебя в гости. Попробуешь ее самого вкусного в мире варенья.
   Честно говоря, я не представляю, где молодой парень может заработать денег в это трудное время, когда взрослые люди с образованием и опытом работы едва сводят концы с концами, но я верю в тебя. Ты самый лучший на свете! У тебя все получится!
   С нетерпением жду нашей встречи! Твоя Мария!
   4.05.1994

   PS: Не сразу получилось отправить письмо. Не было ни одного конверта дома. Пока искала конверт, пришло твое второе письмо с фотографией. Она стоит у меня на письменном столе. Мама сказала, что ты очень красивый. Хотя я-то знаю, что в жизни ты еще лучше!
   Я очень рада твоим успехам в учебе. Думаю, что тебе не составит труда подтянуться не только по гуманитарным предметам, но и по всем остальным. Нужно всего лишь немного вникнуть. Я готова объяснить все, что тебе непонятно, когда ты приедешь ко мне в гости. Если захочешь, ты станешь отличником! У тебя все есть для этого. Ты намного умнее меня!
   Люблю тебя! Целую крепко-крепко!
   7.05.1994

   От письма на душе у Мити стало тепло и радостно. Наконец-то появился на свете кто-то, кто верит в него и считает его красивым. Он не допускал мысли, что Маша может лгать из лести к нему. Она действительно считала его красивым. Митя подошел к зеркалу и стал разглядывать себя. «Может быть, я действительно слишком критичен к себе? – подумал он, вглядываясь в отражение. – Ну губы! У Бельмондо тоже губы, а его бабы очень любят. Нос? Ну а что нос? Нос как нос! Только рыжий цвет волос все портит. Хотя… Если бы рыжий цвет был гадким, разве стали бы носить лисьи шубы и шапки? Но почему нет дразнилок для брюнетов? „Черный, черный, смугловатый убил дедушку лопатой“ и для шатенов нет, и для русых. Почему только рыжих дразнят за их цвет?»
   Раздумья прервала сгорающая от любопытства сестра.
   – Митька, пойдем чай пить! Я сухариков сладких купила.
   – Можешь не подлизываться, все равно письмо читать не дам, – весело заявил сестре Митя. Он чувствовал появившуюся у него хоть призрачную, но все-таки власть над Ленкой. Для нее неудовлетворенное любопытство было сильнее голода. И сам факт, что она сама пригласила его за стол и стала ухаживать за ним, угощать сладкими сухариками, о многом говорил.
   – Ну давай уже, колись! – сгорала от нетерпения сестра, схватив кружку с чаем так крепко, как будто пыталась выжать информацию из этой самой кружки. – Где ты взял-то эту Машу? Почему из Макарова? Ближе девок нет, что ли?
   – На фестивале познакомились, – как будто бы нехотя и в то же время великодушно начал рассказывать Митя с видом богача, от нечего делать бросающего кусочки хлеба нищим изголодавшимся бродягам.
   – Ну и чо? Давай уже выкладывай, что ты тут ломаешься, как девочка!
   – Ну чо-чо – влюбилась в меня.
   – Сама? В тебя? Да ладно тебе врать-то! Прям сама сказала тебе, что влюбилась?
   – Сказать не сказала, но в письме потом написала.
   – Вот в этом письме, которое ты сейчас получил? Или вы уже с ней давно переписываетесь?
   – Давно переписываемся.
   – Ну а ты что? Тоже влюбился?
   – Мне она очень нравится.
   – Страшненькая небось?
   – Очень красивая!
   – Что же она в тебе нашла, раз такая красивая?
   Митя молча встал, сходил в комнату и принес фотографию Маши. Ленка взяла фото в руки. В ее глазах было удивление. Митя в душе ликовал: «Вот то-то же! Смотри-смотри! Есть на свете красавицы не тебе чета, и одна из них – моя!»
   – Ну ничо такая! – процедила сестра, как бы признавая свое поражение. – Поздравляю, братишка! Я от тебя такого не ожидала!
   – Ты много чего обо мне не знаешь, – Митя с торжествующим видом выхватил из рук сестры фотографию и унес ее в свою комнату, поставив на полку с книгами лицом к миру. Теперь прятать ее было не от кого.
   С тех пор Ленка стала более уважительно относиться к брату. Он как-то вдруг вырос в ее глазах. Регулярно интересовалась, как дела на личном фронте и вопреки опасениям Мити совсем не дразнила его. Оба письма Маши она прочитала при первой же возможности, когда Мити не было дома. Он заметил это, но говорить ничего не стал.

Костя

   Учебный год закончился 27 мая. Впервые за последние шесть лет, Митя ждал с нетерпением итоговых оценок. Результат его не удовлетворил на 100%, но все равно порадовал. По алгебре, геометрии, физике и химии по-прежнему были безнадежные и совершенно незаслуженные тройки. Зато по гуманитарным предметам картина совершенно изменилась. По георгафии за четверть вышла твердая пятерка, а за год, перемешавшись с двумя четверками и тройкой, полученными в другие четверти, получилась уверенная четверка. По литературе картина была примерно та же, но годовая четверка здесь вышла с небольшой натяжкой, как аванс за будущие успехи. По русскому и английскому получились тройки, но это уже были не те вымученные призрачные тройки, а твердые, смело смотрящие вдаль тройки, намеревающиеся стать со временем четверками.
   Митя вышел из школы и глубоко вдохнул полной грудью. Вроде бы с того момента, как он входил в школьную дверь, на улице ничего не изменилось, но для него все было уже совершенно по-иному. Это был воздух свободы! Он чувствовал, как эта свобода переполняла его легкие, как сердце мощными толчками разгоняло ее по артериям, а оттуда по мельчайшим капиллярам она достигала самых потаенных уголков его организма, опьяняя мозг, наполняя небывалой силой его мускулатуру. Привычным движением рук митя в два сильных маха оторвал рукава школьного пиджака, который давно уже был ему тесен. Эту процедуру он проделывал класса с четвертого каждый раз, когда выходил из школы в последний день учебного года. Потом он все лето таскал жилет, получившийся из школьного пиджака, навешивал на него металлические заклепки, значки. Последние пару лет он не носил летом остатки пиджака. Это уже было не солидно для взрослого юноши, но в удовольствии оторвать рукава он не смог себе отказать.
   Выходные Митя вместе с Максом, Андреем и их соседом Серегой Терентьевым провели на морском берегу. Они вдоволь объедались морепродуктами, опасливо вычищая из рапанов ядовитые жала, насушили морского винограда, порадовав добычей родителей.

   В понедельник Митя отправился в службу занятости, в надежде найти работу.
   – Для несовершеннолетних пока ничего нет, – равнодушно и монотонно, как радио процедила чиновница.. – Приходи после 10 июня.
   Митя поплелся домой. По дороге он купил газету «Восход», чтобы изучить объявления о вакансиях. Вернувшись домой, он прочел всю газету, но ничего подходящего не обнаружил. В дверь позвонили.
   – Зыков здесь живет? – спросила почтальон.
   – Я Зыков! – ответил растерянно Митя.
   – Распишитесь, вам телеграмма.
   Митя расписался и взял телеграмму, в которой было всего три слова: «Приеду завтра Костя». Митю обдало жаром. В горле образовался неприятный ком. Он вдруг вспомнил, что Костя влюблен в Машу и до сих пор ничего не знает про их отношения. Стало невыносимо стыдно, как будто он совершил какую-то подлость по отношению к другу.
   «Но даже если бы я отказал Маше во взаимности, она все-равно не смогла бы переключить свою любовь с меня на Костю, – оправдывал себя Митя. – Если бы я так поступил, то и Маша все равно отказала бы ему и было бы три одиноких человека. А так хотя бы мы с Машей счастливы, а Костя найдет себе другую девушку. Тем более, что для него завоевать кого-нибудь совсем плевое дело».
   Мите удалось убедить себя в том, что он ни в чем не виноват перед Костей, но чувство стыда и неловкости перед ним не прошло. Время его приезда надвигалось, как грозовая туча.
   С утра Митя навел в квартире порядок, убрал с глаз фотографию Маши, чтобы раньше времени не пришлось объясняться и стал ждать. Костя появился в третьем часу дня. Они обнялись. Костя долго тряс Митю за плечи, глядя ему в глаза с радостью и любовью, как будто они были родные люди, прожившие в разлуке много лет.
   – Вот видишь! Обещал и приехал! Дядя Кока слово слово держит! А ты, брат, как будто еще здоровее стал! И еще рыжее! И уж точно конопатее. На солнце что ли расцветаешь?
   Митя накормил гостя салатом из морского винограда и гречневым супом, рассказывая, как они с пацанами ходили на море, как отравились рапанами и не знали, как им добраться до дома с парализованными руками и ногами. Он болтал без умолку, боясь, что Костя заговорит о Маше и ему придется с ним объясниться. Костя, откинувшись на спинку стула, потягивая сладкий горячий чай молча улыбался и слушал друга с таким наслаждением, как будто это была не пустая мальчишеская болтовня, а красивая музыка.
   – Даааа. Весело вы живете, – промурлыкал он, когда выдалась пауза. – А я у меня, братец, вся жизнь – это сплошное томление в груди. Никогда еще так не влюблялся. Засыпаю, о ней думаю, просыпаюсь, она перед глазами. Вот погощу у тебя, пока не надоем и поеду к ней.
   А ты ей писал об этом? Она знает, что ты приедешь? – У Мити все похолодело внутри.
   – Нет, братец! Я так не могу. Несколько раз садился за письмо, но ничего не выходит. Мну и выбрасываю. Мне нужно видеть ее глаза. Скажу ей все лично, а потом будь, что будет.
   – Не езди к ней. Я тебе должен кое-что сказать. Я очень виноват перед тобой.
   У Кости сошла улыбка с лица.
   – Мы с Машей любим друг друга. Она – моя девушка.
   Повисла пауза. Митя и Костя смотрели друг другу в глаза с тревогой. После чего вдруг Костя громко и задорно расхохотался.
   – Ну ты, братец и актер! Станиславский курит! Я прям поверил тебе! Чуть было кондратий не хватил меня. Ты так не шути больше.
   – Это не шутка, – продолжил Митя, когда Костя закончил смеяться. – Я когда тебе письмо писал, я еще ничего не знал. Мне Маша тоже ведь очень понравилась, но я даже не смел мечтать о ней. Я искренне желал, чтобы у вас с ней все получилось. Но получил от нее письмо, в котором она написала, что любит меня. Сам посуди, что я мог ей ответить. Даже если бы я ее отверг, еще не факт, что она приняла бы твои ухаживания и тогда было бы три несчастных человека.
   – Слушай, это уже совсем не смешно, прекрати, – раздраженно перебил его Костя.
   – Костян, это правда. Это не шутка.
   – Покажи письмо.
   – Это не этично. Я не имею права давать тебе её письмо без её разрешения.
   – Покажи.
   Митя принес письмо и показал его Косте.
   – Дай мне его прочесть.
   – Костя, это нехорошо.
   – Или ты даешь мне его прочесть или я сейчас же еду к ней.
   Митя отдал письмо с чувством, что он предает Машу. Как если бы он сам привел друга к ней в спальню или в душевую кабину, когда она не одета.
   Костя прочел письмо. Потом он долго и растерянно смотрел на фотографию Маши. У Мити разрывалось сердце.
   – Костя, прости, если сможешь.
   – Да ладно! О чем ты говоришь! Ты ни в чем не виноват! Поздравляю тебя от всей души! – Костя встал со стула и крепко обнял Митю. – Мне с одной стороны очень грустно, но с другой – я рад, что она променяла меня не на какого-нибудь макаровского задрота, а на настоящего человека! Береги ее, брат! Только попробуй не уберечь, я тебе морду набью, если не убережешь.
   – Спасибо, дорогой друг! Спасибо! – у Мити из глаз выступили слезы. По щеке друга также катилась скупая мужская слеза.
   – Ну хватит тут уже сопли размазывать, пойдем осматривать ваши городские достопримечательности. Нужно выпить за твое счастье!

   Пацаны отправились гулять по Корсакову. Костя изъявил желание попробовать знаменитого корсаковского пива. Купил две бутылки, а еще бутылку водки и связку вяленой корюшки на рынке. Забравшись на сопку, с которой открывался великолепный вид на корсаковский порт, ребята выпили пиво и наелись рыбы. Водку решили приберечь. Костя без конца восхищался красотой города и его окрестностей, чем сильно радовал друга.
   – Не удивительно, что такое дивное место взрастило такого поэта, как ты, – сказал он, жмуря на солнце захмелевшие от пива глаза.
   Навалявшись вдоволь на траве и наговорившись о музыке, друзья спустились в город и отправились гулять по центральной пешеходной улице Советской.
   – У вас тут прямо настоящий бродвей, – не переставал восхищаться гость. – У нас в Невельске ни одной пешеходной улицы нет. А тут прям раздолье! А девок то! Девок! Да каких!… – Костя проводил жадным взглядом модно одетую девицу. – Давай ка познакомимся с кем-нибудь.
   – Мне нельзя! У меня Маша!
   – Но у меня то теперь нет Маши, мне все теперь можно! Да и деньги теперь надо как-то спускать, раз поездка в Макаров отменяется.
   Костя Затащил Митю в ближайший лабаз, купил бутылку сухого вина, пять одноразовых стаканов, банку маринованных огурчиков, бутылку сока, две шоколадки и пачку сигарет.
   – Костян, может не надо баб? – Попытался его отговорить Митя. – Ну вернешься ты в Невельск, там у тебя их немерено. Давай лучше друг с другом пообщаемся.
   – Разговорчики в строю! – отрезал Костя. – Мало того, что ты мне сердце сегодня разбил, хочешь все остальное растоптать?
   В Косте проснулся охотничий инстинкт. Как старый, видавший виды ловелас, он принялся высматривать подходящую жертву и заводить шутливые беседы с каждой более менее соответствующей по возрасту девушкой, идущей без парня. Наконец, в глазах его загорелся огонь, как у охотника, увидевшего дичь. В сквере на лавочке сидели две молодые особы. На вид лет 18—20-ти. Не то чтобы очень красивые, но и не дурнушки.
   – Милые дамы, позвольте составить вам компанию, – весело начал он и, не дожидаясь ответа уселся рядом с одной из девиц.
   – О, а вы судя по вашим манерам такие джентльмены! – одобрительно высказалась крашенная блондинка, рядом с которой сел Костя.
   – О да! Мы именно они. Меня зовут Константин Юрьевич. Можно просто Костя или Кока, а моего спутника… Ну чо ты глаза мазолишь то! Сядь уже на лавку… Это великий поэт песенник Дмитрий Зыков.
   – Таня, – улыбнулась в ответ блондинка.
   – Марина, – кивнула скромно ее подруга.
   Митя хотел сесть рядом с Костей, но девушки сидели точно посреди лавки. Рядом с Костей места не осталось и ему пришлось сесть рядом с Мариной. Он чувствовал себя неловко. «Что если бы меня сейчас увидела Маша? – думал он. – Наверное ей было бы неприятно лицезреть меня в обществе этих девиц, водки и вина».
   Костя, не переставая болтать, уже наливал девушкам вино и угощал их шоколадом. – А великий поэт-песенник порадует нас сегодня своими стихами и песнями? – Спросила Таня с улыбкой?
   – Я без инструмента, – рассеянно пробормотал Митя. – Да и насчет моего величия Константин Юрьевич сильно приукрасил.
   Время летело стремительно. Начало темнеть. Костя не умолкая шутил и балагурил. При этом он не повторялся, не пошлил, не надоедал своими шутками. Девушки были в восторге от него. Костя то и дело обнимался с Таней, несколько раз целовал ее как бы шутя в губы и шею, беспардонно, но совершенно запросто, как будто бы так и надо трогал ее за попу и за грудь. В голове у Мити роились мысли:
   «Вот рядом со мной сидит Марина, которая, наверняка была бы не прочь, чтобы я вел себя с ней также, как ведет себя Костя по отношению к ее подруге. И если бы я только захотел, я мог бы всерьез закрутить с этой Мариной. И мне не нужно было бы искать деньги на поездку в Макаров. Все то же самое было бы у меня прямо тут в Корсакове. Пусть Марина не так красива, как Маша, но она тоже не дурна собой. Все при ней. Ну почему это случилось после того, как я связал себя отношениями с Машей? Где же раньше был этот ловелас Костя? Почему он раньше не появился в моей жизни и не научил, как вести себя с девушками?»
   – Костя, а твой друг всегда такой молчун? – спросила Таня громко, как будто речь шла не о живом человеке, сидящем рядом, а о постороннем предмете. – Маринка вон продрогла вся, а он так старательно дистанцию держит, как будто боится обжечься.
   – У него любовь. Ему нельзя, – ответил Костя.
   Митя снял с себя олимпийку и заботливо накинул ее на плечи Марине, которая и правда начала мерзнуть.
   – О-о-о! Это многое объясняет! – Одобрительно закивала Таня. – В наше время парни, которые верны своей любви, большая редкость. А у тебя, Костенька, есть любовь?
   – Теперь уже нет, – драматично вздохнул Костя. – Еще сегодня утром она у меня была, но этот нехороший человек, – он резким движением руки показал на Митю, как будто наводя на него пистолет, – отнял у меня мою любовь. Теперь она – его любовь.
   Девушки, потрясенные услышанным, переводили удивленные взгляды с одного товарища на другого.
   – Че правда? – тревожным шепотом спросила Таня. – Да ладно врать то!
   – Все это правда, – подтвердил Митя.
   – Страсти то какие! Как в кино! И вы че даже не подрались?
   – Нет. Мы выше этого, – снисходительно подытожил Костя. – «Если случится, что друг влюблен, а я на его пути, уйду с дороги. Таков закон: Третий должен уйти!»
   Таня села на колени к Косте, прижав его голову к своей груди. Марина зябко кутаясь в Митину олимпийку, робко сказала, что ей пора домой.
   – Меня тоже ждут дома, – отозвалась Таня, уткнувшись лицом в волосы Кости. – Ты меня проводишь, Костя? А Митя пусть проводит Марину. Я надеюсь, его любовь не пострадает от этого?
   – Митяй, встретимся тут, – сказал Костя, уводя Таню в сторону Гвардейской улицы. При этом он крепко обнимал ее за талию, как будто она была его собственностью.
   – Смотри только не заблудись, напутствовал его Митя, собирая в пакет остатки банкета.
   Выбросив мусор в ближайшую помойку, Митя с Мариной не спеша отправились вверх по улице Советской. С моря дул теплый южный ветер. Улица была хорошо освещена. Деревья приятно шелестели листвой. Митю переполняли радость надвигающегося лета, восторг пробуждающейся от долгой зимы природы. Прохожих Было мало.
   – А ты молодец! – Нарушила тишину Марина. – Побольше бы таких парней как ты!
   – В каком смысле? – Удивился Митя внезапному комплименту.
   – У меня был парень. Ни одной юбки не пропускал. Даже в моем присутствии умудрялся моих подруг лапать. Твоей девушке очень с тобой повезло. Я надеюсь, что она будет это ценить.
   У Мити от этих слов по телу растеклось тепло. Да. Марина могла бы стать его девушкой. В этом теперь не было никаких сомнений! Столько лет он об этом мечтал. Ехал в Южно-Сахалинск в надежде встретить там ту, которая его оценит. А она все это время была здесь. Ходила по тем же улицам, что и он. Может быть даже ездила с ним в одном автобусе или занимала за ним очередь за колбасой. Но почему она нашлась только сейчас, когда он уже связан отношениями с Машей? Ведь теперь он не имеет права отказать Маше. Он будет тогда подлецом. И он не только Маше сделает больно, но и Марине будет не нужен, ведь Марина оценила его именно за честность по отношению к Маше. Какая же странная штука жизнь!
   – Ну все! Я пришла, – сказала Марина. – Вот мой дом.
   – Я провожу тебя до подъезда. Мало ли, кто там во дворе может быть.
   У входа в подъезд Марина вернула Мите олимпийку. Они долго смотрели в глаза друг другу. Только сейчас при тусклом свете фонаря Митя разглядел, что Марина была очень красива. У нее были большие голубые глаза, пухлые гладкие щеки, вьющиеся русые волосы, большие губы, округлая грудь, поднималась при каждом вдохе и опускалась при выдохе. Мите очень хотелось поцеловать ее, но он сдержал свои чувства. Сердце бешено колотилось в груди. Марина вошла в подъезд, а Митя, надевая на ходу олимпийку, которая еще хранила тепло девичьего тела Марины, зашагал в сторону сквера. Мите было невыносимо стыдно перед самим собой. Он предал Машу. Пусть он не сделал ничего плохого, но в мыслях своих он предпочел Марину той, которой дал обещание, которая подарила ему свою любовь. Митя ругал себя на чем свет стоит. «Наверное я ничем не лучше других мужиков, – думал он. – С виду такой весь благочестивый и верный, а внутри такая же подлая сущность. Мама права, что нормальных мужиков на свете нет. Все мы – подлецы!»
   Кости не было еще минут 20. Митя уже начал волноваться за друга. Не заблудился ли он в чужом городе в темноте, не нарвался ли на местных отморозков?
   Костя пришел довольный, как кот, вдоволь наевшийся сметаны.
   – Ах, какая пылкая эта Татьяна! – устало, но в то же время с восхищением вздохнул он. Давно у меня не было такого страстного секса.
   – Она что одна живет? – удивился Митя.
   – Да нет, конечно! С родителями!
   – А где же вы…
   – Известно где! В подъезде.
   – Но там же… Грязно… Неудобно…
   – Дурак ты, Митя! Нет в тебе романтики!

   Митя и Костя пришли домой глубокой ночью. Тихонько, чтобы не разбудить маму и сестру, они прокрались в комнату. Костя лег на раскладушку прямо в одежде и мгновенно захрапел. Митя долго не мог уснуть. Он прокручивал в памяти минувший вечер, вспоминал лицо Марины, представлял, как он мог бы каждый день гулять с ней по Корсакову, водить ее на море, кормить креветками и рапанами. И первый раз он понял всю трагичность слов Татьяны из второго письма Онегину «Но я другому отдана и буду век ему верна…»
   «Пусть я не совершенен, как все мужчины, – думал Митя. Пусть в мыслях я непостоянен и падок на других женщин, но важнее всего ведь не мысли, а поступки. Я буду верен Маше и никогда не сделаю ей больно!» С этими мыслями он уснул.
   Когда Митя проснулся, Костя уже пил чай с его сестрой на кухне. Видно они уже успели сдружиться. Костя громко отхлебывая из чашки, эмоционально рассказывал какую-то байку из гастрольной жизни. Появления Мити они как будто не заметили. Рассказ, судя по эмоциям рассказчика и слушательницы, был близок к кульминации. Костя жестикулировал, временами подскакивал со стула, изображая то одного, то другого героя и наконец оба разразились смехом.
   – Я вижу вы тут весело время проводите, – сказал Митя, наливая себе чай.
   – А ты, Митяня, оказывается у нас ларчик с сюрпризами, – с укоризной, но по-доброму упрекнула его сестра. – Мой брат, оказывается, выдающийся поэт-песенник, можно сказать – восходящая звезда эстрады, а я узнаю об этом от человека, которого вижу первый раз в жизни! Ну ка, неси свою гитару, да исполни для сестры свои шедевры!
   – Я сегодня не в голосе. Сделаю для тебя контрамарку на ближайший концерт.
   – Я живу такая вся в уверенности, что братец мой – никудышный заморыш, который только на гитарке может сам себе бренькать, а тут один за другим открываются тайные стороны его личности. Красотку у друга увел, песню написал, автографы почитателям раздает направо и налево…

   Митя познакомил Костю с Андреем. Друзья провели остаток дня, гуляя по живописным окрестностям города. Вечером гостя проводили до автостанции и посадили на автобус до Южно-Сахалинска. У Кости были все шансы этим же вечером уехать в Невельск, но он намеревался остановиться на ночь у брата в островной столице.
   – Андрюха, пойдем завтра работу искать, – предложил Митя сразу после того, как 115 автобус с Костей скрылся за поворотом.
   – Надо в «Восходе» посмотреть объявления или в службу занятости сходить, – поддержал Андрей.
   – В «Восходе» нет ничего, а в службе занятости говорят: «Приходите после 10 июня».
   – Ну так значит надо идти после 10 июня.
   – Я не хочу ждать, сложа руки. Надо идти по всем подряд организациям, по отделам кадров. На консервный завод на путину набирают много народу, но никаких объявлений не дают никогда. Там безо всяких объявлений очередь стоит в отдел кадров. Может быть где-то есть работа и нужно только туда прийти.
   Андрей к идее друга отнесся скептически, но, поскольку заняться ему все равно было нечем, согласился завтрашний день посвятить хождению по предприятиям.

Работа

   Утром друзья отправились на поиски работы. Начали с оптовой базы, расположенной неподалеку от андрюхиного дома.
   – Мне нужен грузчик, но вы, молодые люди, для такой работы слишком молоды, – скептически процедила начальница, разглядывая друзей поверх очков. – У нас работа достаточно тяжелая физически.
   – Мы справимся! Мы тяжелой атлетикой занимаемся! – начал убеждать Митя. – У меня гантели знаете сколько весят…
   – Молодой человек, если ко мне придет проверка, она не станет проверять, сколько весят ваши гантели. Если увидят, что я взяла на эту работу несовершеннолетнего, меня посадят в тюрьму. Так что идите, пожалуйста в службу занятости. Там трудоустраивают таких как вы.
   – Вот видишь, – грустно пробубнил Андрей, когда ребята вышли за ворота базы.
   – Нет! Это ты должен видеть, что работа есть. А в «Восходе» ни слова не сказано о том, что им нужен грузчик. Так что мы на верном пути. В Корсакове сотни предприятий и в одном из них обязательно найдется для нас дело.
   Друзья отправились на соседнюю территорию, где тоже располагалась какая-то база. Оттуда – на фабрику гофрированной тары, потом – в электросети, потом – в типографию. За несколько часов друзья обошли несколько десятков контор. С каждым отказом Андрюха становился все кислее и все время уговаривал Митю бросить эти пустые и бессмысленные поиски, но тот каждый раз уговаривал его потерпеть еще чуть-чуть и вот-вот удача улыбнется.
   – Ты как хочешь, а я пошел домой! – Категорично заявил Андрей, выходя из ворот очередного предприятия. – Жрать охота, маковой росинки не было с самого утра во рту.
   – Давай еще сюда зайдем, – Митя показал рукой на соседние ворота. – Честно это последнее место на сегодня будет.
   – Ты как хочешь, а я не пойду.
   – Андрюха, но глупо же. Мы ведь уже здесь. Нам специально для этого никуда идти не нужно, только войти в ворота.
   – Нет!
   – Ты об этом пожалеешь! Иди ешь свой суп. Я сам пойду, – с этими словами Митя шагнул в калитку. Андрюха нехотя поплелся за ним, бормоча о том, что все это бесполезно и бессмысленно.
   Оказавшись на территории, Митя безошибочно определил здание, в котором располагалась контора, в которой следовало искать руководителя. Судя по штабелям всевозможных стройматериалов, которые были складированы прямо под открытым небом, организация занималась строительством. Часть территории была запущена, но в целом обстановка была рабочей. Путь лежал мимо автохозяйства. Ворота боксов были распахнуты настежь. В гараже на смотровой яме стоял грузовик, из под него доносилась веселая матерная брань.
   Митя и Андрей вошли в контору – старенькое деревянное одноэтажное здание. Внутри было чисто, хотя ремонт тут не делали уже лет 20. Приемная, в которой очутились ребята, была пуста. Дверь в кабинет директора была немного приоткрыта. Оттуда доносились громкие мужские голоса. Обильно сдабривая матерщиной свою речь, мужчины обсуждали строительные дела. Один голос, судя по всему, директорский, пытался выяснить, почему до сих пор не завезли оконные блоки. Другие два наперебой объясняли, что делают все возможное для того, чтобы завезти блоки, но обстоятельства против них.
   Друзья замерли в нерешительности. С одной стороны им было неловко вторгаться в директорский кабинет во время совещания. С другой – также неловко находиться одним в чужом помещении без спроса. Андрей показал другу кивком головы, что лучше выйти на улицу, но Митя, набрав полную грудь воздуха, сделал шаг вперед и постучал в открытую дверь.
   – Кто там еще? – как будто бы недовольным голосом спросил директор.
   – Простите, мы тут по поводу работы пришли, – промямлил Митя, войдя в кабинет.
   – Какой еще работы?
   – Мы бы хотели денег подзаработать. Вот ищем… Может у вас для нас какая-нибудь работа найдется?
   – А чего делать умеете?
   – А чего скажете. Можем копать, можем грузить, разгружать… Да хоть даже полы мыть. Мы на все согласны, – на этих словах Андрюха незаметно толкнул товарища в бок. Видимо он не был согласен мыть полы.
   – Слушай, Петрович, так это тебе прям их Бог послал, – обратился директор к круглолицему усатому мужчине лет 50 на вид.
   – Ты думаешь их на склон? – скептически сдвинул брови Петрович.
   – Ты сам только что ныл, что тебе некому эту работу поручить.
   – Но они уж больно зеленые, – Петрович оценивающе оглядел незваных гостей. – Лет то вам сколько? По 18 есть?
   – Шестнадцать, – слукавил Митя, которому до дня рождения было еще два месяца. – Но вы на возраст не смотрите! Мы в колхозе мешки с картошкой тягаем лет с 12. И вообще мы спортсмены вот смотрите, какой бицепс, – Митя засучил рукав футболки и напряг мускулатуру.
   – Это ты спрячь! Девкам будешь показывать, – засмеялся директор. Ему вторили оба его подчиненных. – Если работы не боитесь, есть у нас для вас одно дело. Нам нужно склон задернить. Вдвоем за неделю управитесь. Получите сто тысяч рублей.
   – Что сделать? – Митя не совсем понял, какую именно работу им предложили, но озвученная сумма очень возбудила его.
   – Вам все расскажут и покажут, – Петрович, свози их на объект, объясни все. Если заднюю не включат, заключи договор.
   – Скажите, пожалуйста, а деньги потом долго нужно будет ждать?
   – Да как доделаете работу, так сразу и получите. У нас никаких задержек нет.

   Митя и Андрей загрузились к Петровичу в 21-ю «Волгу» и поехали. Машина была в идеальном техническом состоянии. Панель сияла чистотой. Старинный ламповый радиоприемник тихонько бормотал голосом диктора сахалинского радио.
   – Машина то у вас, как новенькая, – с искренним восхищением заметил Митя.
   – Да! Она мне от отца досталась. Он 20 лет на ней ездил. Я уже почти 15 езжу. Япошек на трассе обгоняю только так. Был бы у меня сын, еще и ему досталось бы поездить, но у меня две дочки. Старшая Водит, но ей видите ли гидроусилитель подавай, да магнитолу кассетную.
   Сергей Петрович привез ребят на парковую улицу, где строился пятиэтажный одноподъездный жилой дом. Здание было уже полностью возведено. Внутри велись отделочные работы – вставлялись окна, двери, штукатурились стены. На улице полным ходом велось благоустройство придомовой территории.
   Когда рухнул Советский Союз, строительство многоквартирных домов в Корсакове резко прекратилось. По всему городу были разбросаны долгострои. Некоторые дома были почти готовы, но и их никто не пытался довести до ума и сдать в эксплуатацию. Этот дом на Парковой стал удивительным исключением из правил.
   – Чудом деньги выбили на то, чтобы этот дом закончить, – ворчал про себя Петрович. – А новых заказов нет и не предвидится. Вот достроим и разгонят нас всех к чертям собачьим. Так что у вас есть уникальная возможность поработать на последней стройке города. Вот ваш фронт работы, – Петрович указал на крутой, почти отвесный откос, подножие которого располагалось в 15 метрах от новостройки. – Нужно этот откос покрыть дерном. Вы нарежете дерну в лесу. Лопаты мы выдадим. Потом мы дадим машину, вы погрузите, привезете сюда, выгрузите и уложите на откос.
   – Сползет ведь, – скептически поморщился Митя.
   – Не сползет. Мы вам дадим топоры, заготовите в лесу колышков и ими приколотите к откосу каждый кусок дерна.
   – А что нельзя подождать, пока трава сама вырастет? – лениво процедил Андрей, которого явно пугала предстоящая работа.
   – Пока трава вырастет сама, осыплется откос вместе с дорогой, которая там наверху проходит. У нас дом не примут, если он не будет укреплен.
   – А его прямо весь нужно покрыть? Чтобы до сантиметра?
   – Да нет. Можно немного вразбежку, но чтобы между кусками дерна не больше 20 сантиметров голой земли оставалось, а то долго будет зарастать.
   – Нам нужно обдумать… начал было Андрей, но его сильно пихнул в бок Митя.
   – Мы согласны! Давайте уже договор заключать.

   На следующее утро ребятам выдали штыковые лопаты и предложили самостоятельно определить место добычи дерна. Выбирать было из чего. Сразу за территорией предприятия раскинулись бескрайние луга с густыми перелесками. Андрей предложил не ходить далеко и начать прямо за забором.
   – Нет уж. Нужно хорошее место найти! – Вразумил его товарищ. Нам там несколько дней трудиться. Нужно в лесочке, чтобы не на солнцепеке.
   Дошли до ближайшего перелеска, выбрали хорошую ровную полянку и начали нарезать лопатами дерн.
   – Ты зачем такой толстый режешь, снимай потоньше, нам ведь его таскать, – ворчал Митя на товарища.
   – И зачем только ты меня впутал в это дело, – ворчал в ответ Андрей. – Тут на месяц работы. Я бы мог сейчас да диване полёживать перед видеомагнитофоном.
   – Диван от тебя никуда не денется! Сейчас войдем в ритм, за неделю все сделаем и лежи себе хоть все оставшееся лето!
   За час ребята нарезали примерно 20 квадратных метров дерна. Сделали небольшой перерыв, съели, разломив поровну принесенную Андреем булочку и запили чаем из термоса. После этого ударно потрудились еще пару часов и сделали перерыв на обед. Куча дерна у дороги уверенно росла, чем радовала обоих работников. К концу дня общая площадь скальпированной земли достигла 150 квадратных метров. В договоре, который они заключили с Петровичем, было сказано, что площадь склона составляет 320 квадратных метров.
   – У нас есть все шансы завтра закончить с дёрном. А там раскидаем по-быстренькому и уже на следующей неделе будем при деньгах, – радовался Митя.
   – Завтра же суббота.
   – И что?
   – Так выходной же.
   – У кого? у лопат?
   – У всех людей выходной. Мы с тобой что не люди?
   – Зачем тебе завтра выходной, если ты перед этим целую неделю отдыхал? Давай по-быстренькому работу выполним, получим деньги и будем отдыхать.
   – Если еще не обманут нас с деньгами, – ворчал его товарищ.
   – Да как же нас обманут, если у нас с ними договор!
   – Да кто в наше время эти договоры соблюдает. Вон у моего папы тоже договор, а зарплату второй месяц не получает.
   – Хватит каркать! Сказали же тебе, что задержек у них нет!
   – А машину нам все равно не дадут в воскресенье. У водителя выходной.
   – Ну давай хотя бы дерна нарежем, сколько нужно. Если завтра управимся, то так и быть, в воскресенье отдохнем.
   На следующий день друзья нарезали еще 150 квадратных метров и решили остановиться на этом, поскольку дерн разрешили укладывать вразбежку.
   В воскресенье Митя, уставший за два дня ударного труда, никуда не пошел и провел весь день с учебником английского языка. Взявшись за ум, он стал получать от учёбы удовольствие. К точным наукам душа не лежала, как и раньше, а от английского он не мог оторваться сам. Его настольной книгой стал англо-русский словарь. Каждый день он заучивал по 10 новых слов.

   В понедельник юные работяги с самого утра караулили у конторы Петровича, чтобы он распорядился насчет грузовой машины, чтобы доставить дёрн на стройку. Петрович удивился скорости работы наёмников. Лично сходил к перелеску и осмотрел сложенный кучками дёрн. Результатом он остался доволен, хотя, ему показалось, что дерну маловато. Петрович велел сидеть и ждать машину, предупредив, что она может приехать не скоро, потому что у водителя есть еще одно дело. Машина пришла через два часа.
   – Ну что, пионеры, разомнемся? – весело подбодрил ребят водитель, надевая рабочие перчатки. Он открыл все три борта машины, таким образом, чтобы дерн было удобно забрасывать с любой стороны. В кузове были навалены обрезки досок. Сергей объяснил, что из этих досок при помощи топора нужно будет наделать кольев, которыми будут прибивать дерн к земле. Погрузка заняла около часа. Выгрузили вдвое быстрее.
   Отобедав на новом месте, пацаны принялись за работу. Укладывать дерн оказалось намного сложнее, чем отрывать его от земли. Причиной тому был очень крутой уклон. Откос был практически отвесным. К тому же грунт был свежим, не утрамбованным. Колья приходилось забивать в землю на полметра и даже глубже. Но сложнее всего было передвигаться по склону. В ботинки набивалась земля.
   К вечеру оба были уставшие и чумазые.
   – Раскидаем по быстренькому, – припоминал другу Андрей его самонадеянность. – С такими темпами мы и к концу этой недели не управимся.
   – Ладно бухтеть! Деньги тоже на дороге просто так не валяются, отмахнулся от него Митя.

   На следующий день Андрей принес из дома крепкую веревку. Один конец ее привязали к торчащей из земли арматуре наверху склона. Держась за веревку передвигаться по откосу стало намного удобнее. Дело пошло быстрее, но даже при этом к концу вторника удалось покрыть чуть более половины склона.
   В среду ребята поняли, что дерна действительно заготовили маловато и стали увеличивать просветы между кусками дерна сначала до 30 см, потом до 40 и под конец уже до 50. К четырем часам вечера весь дерн был выстелен. Друзья, обессилевшие уселись на бордюр у подножия склона и стали вычищать землю из ботинок.
   На пятом этаже новостройки открылось окно. В него высунулась большая гофрированная труба.
   – Это еще что? – удивился Митя.
   Оба друга как завороженные уставились на трубу. В следующую секунду из нее хлынула серая жижа, покрыв обоих с ног до головы. Парни заорали. Из окна высунулись два женских лица в рабочих куртках и косынках на головах.
   – Вы чего творите то! – закричал Андрей, выплевывая комки цементного раствора, забившего и нос и рот.
   – А вы чего гуляете на стройплощадке!? – Перешли в оборону тетки.
   – Мы, между прочим не гуляем, а работаем тут! – присоединился Митя.
   – И кем же это вы тут работаете?
   – Мы вот этот склон дерном укрепляли.
   – Ну простите, ребятки, мы не нарочно. Все время выливаем так и никогда никого тут не было под окнами.
   – Взяли нам последний рабочий день испортили, – ворчал Андрей.
   – Мы больше не будем.
   – Больше и не надо. Мы работу закончили, больше сюда не придем.
   Грязные и мокрые друзья разошлись по домам. На следующее утро они караулили у конторы Петровича, чтобы получить свои деньги. Петрович посадил их в свою «Волгу» и повез на стройку принимать работу.
   – Это что за халтура, – сердито проворчал прораб, показывая на огромные расстояния между дёрном в самом верху склона. – Я же вам сказал, что не больше 20 см расстояние должно быть. Надо закрыть эти проплешины.
   – Но у нас больше дерна нет, – возразил Митя.
   – Вон поляна – махнул рукой Петрович. – Вон лопата. Вон тачка. Я часам к четырем приеду сюда. Дождитесь меня. Если все будет в порядке, завтра получите деньги.
   Обещание скорой расплаты взбодрило обоих. Работали с огоньком. Сначала старались не пачкать одежду. Пришли во всем чистом, будучи уверены, что работа вся позади. Но уже после обеда все чистое стало грязным. Когда работу закончили, до приезда Петровича оставалось еще двадцать минут. Ребята сидели на бордюре и, смеясь, вспоминали, как их накануне окатили грязью из окна. В этот самый момент опять открылось окно и высунулась та же самая труба.
   – Я надеюсь нас сегодня хотябы не будут поливать грязью, – тревожно произнес Митя, но в следующую секунду из трубы хлынула цементная жижа. Ребята заорали. Из окна опять высунулись перепуганные лица штукотурщиц.
   – А вы же вчера сказали, что больше не придете, – начала оправдываться одна.
   – И что разве это мешает выглянуть в окно, прежде чем лить? – Сердито проворчал Андрей.
   Петрович, увидев работников в столь неприглядном виде, расспросил, что произошло, нахмурился и буркнул, что задаст штукатурщицам за такие дела. Затем он внимательно осмотрел склон и велел приходить завтра к 10 утра за деньгами.

   Зарплату выдали новенькими, хрустящими купюрами по тысяче рублей.
   – Лет пять назад мы с такими деньжищами могли бы на Канары поехать, – пошутил Митя, пряча за пазуху свою долю. – А теперь только до Макарова хватит съездить.
   – Пойдем в пирожковую, пир закатим, – предложил Андрей.
   Они зашли к Андрею домой, позвали с собой Максима и отправились кутить. Друзья вдоволь наелись пирогов, напились какао и на десерт съели по порции мороженого. Довольные разошлись по домам. Митя сообщил, что уедет завтра в Макаров.
   – Завтра же выходной, – возразил Андрей.
   – И что, думаешь, что в выходные поезда не ходят?
   – Да нет. Просто отдохнул бы после работы, а потом бы и ехал.
   – В этом деле выходных не бывает. В поезде отдохну.

Макаров

   Зная, что мама сидит без денег, вечером Митя отдал ей 10 тысяч из заработанных средств. В субботу он проснулся, позавтракал, собрал дорожную сумку, взяв с собой смену белья, учебник английского, томик детективов Агаты Кристи, несколько копий самых любимых своих кассет, чтобы подарить их Маше. Гитару решил не брать. Он боялся рисковать столь дорогим для него инструментом. Дорога дальняя, в каких условиях придется ехать, он еще не представлял и как его встретит макаровская шпана – тоже. Мамы дома не было. Ей пришлось подменить коллегу по работе. Завод готовился к лососевой путине.
   – Предохраняться не забывай, – напутствовала Митю сестра. – Мало того, что тебя приходится кормить, так еще притащишь нам в подоле…
   – Уж много ты меня кормишь, – огрызнулся Митя. Кто кого еще кормит.
   – Ладно тебе, не обижайся, – смягчила прощание Ленка. – Удачи тебе, братишка! Все будет хорошо! Если вдруг там задержишься, хоть телеграмму отбей нам, чтобы мама не волновалась.
   Митя вышел из дому и зашагал в сторону вокзала. Там он сразу сел в 115 автобус и поехал в Южно-Сахалинск. Дорога до островной столицы пролетела незаметно. Вот он уже выехал на проспект Мира.
   «Здравствуй, двенадцатиэтажка, раздватричетырепять…» Всего каких-то два месяца назад он ехал по этой же дороге на фестиваль. Как будто целая жизнь прошла с того дня. Сколько событий в его жизни уже успело произойти! Светофоры, тюрьма… «Привет, узники! Держитесь там! Все будет хорошо!». Автобус повернул на проспект Победы. Вдали мелькнула телевизионная мачта. «Я обязательно приду к вам на передачу и исполню для телезрителей пару своих песен!». Улица Ленина… Вокзал.
   Выйдя из автобуса, Митя купил пянсе. Поедая на ходу любимое лакомство, он отправился в здание вокзала. Ближайший поезд до Макарова отправлялся в 16.50. У него в запасе было целых три часа. Митя купил билет. Потом пошел на почту и отправил Маше телеграмму «приеду сегодня 2020 Митя». Потом он отправился в сторону большого универмага, располагавшегося на перекрестке Улиц Ленина и Сахалинской.
   Около часа бродил по универмагу. Больше всего ему хотелось подарить Маше золотые сережки, но они стоили от 100 тысяч. Приглянулся большой плюшевый заяц, но вдруг он не понравится ей. Митя решил, что безошибочным вариантом для подарка может быть только парфюмерия.
   В парфюмерном отделе глаза его разбегались от обилия товара. Он узнал, что набор духов, который подарил Ленке в прошлом году один из несостоявшихся женихов, стоит целых шестьдесят тысяч рублей. Больше, чем золотые серьги «Ну и дурак же он такие деньжищи на ветер выкидывать!»
   – Вам помочь? – улыбнулась Мите симпатичная девушка-продавец. – Вы девушке подарок выбираете?
   – Да, – радостно откликнулся Митя. Наконец-то в его жизни настал такой момент, когда он выбирает подарок девушке.
   – Вы на какую сумму рассчитываете.
   – Мне бы в 20 тысяч уложиться, – Митя покраснел, понимая, что для подарка девушке сумма не ахти.
   – На эту сумму можно подобрать туалетную воду. У нас огромный выбор! Вот, например, могу порекомендовать вам эту. Мне она очень нравится, – она достала флакон, брызнула в крышечку и дала понюхать.
   – Нет! У меня сестра так пахнет. Я не хочу, чтобы от моей девушки пахло моей сестрой.
   Продавщица рассмеялась и достала другой флакон.
   – Тогда понюхайте вот эту.
   – Это как у Зойки, моей соседки по парте.
   Продавщица вынимала флаконы один за другим, протягивая крышечки Мите.
   – Этот немного резковат… Это тоже не то… Это… Вроде ничего. Давайте оставим пока здесь. Может быть мы к нему вернемся… Это наша физичка Тамара Никитична… Это какое-то лекарство… Это тоже ничего… Вот! – Митя уткнулся в красненькую крышечку от флакона с названием «Даллас». Этот запах источала Мила Любимцева и он сводил Митю с ума. – Я беру эту!
   Аккуратно уложив подарок в сумку, Митя пошел гулять по Южно-Сахалинску. Он зашел в магазин «Рябинка», где они с Костей покупали водку в день знакомства. За прилавком стояла все та же улыбчивая продавщица, отправившая Костю за поцелуями в виноводочный отдел. Митя обернулся. В вино-водочном, облокотившись на прилавок разгадывала кроссворд все та же суровая тетка. Митя купил коробку конфет, молча расплатился и вышел.
   Ноги сами собой привели его к краеведческому музею. Он взял билет и неосознанно пошел прямиком в тот зал, где располагалась экспозиция предметов быта первых переселенцев. Библия лежала на том же месте. Митя теперь был еще больше уверен, что Книга эта необыкновенная. От Нее исходила неведомая ему сила. И Она была живая без всякого сомнения.
   Мите было стыдно, что он тогда почти что соврал Маше про то, что читал Библию. Но эта могучая сила, которая заключается в Книге не только не наказала его за это, но напротив, сделала ему самый важный в его жизни подарок. Она подарила ему Машу. Именно на этом месте они первый раз заговорили. И именно этот разговор, как призналась сама Маша, стал решающим для нее. И именно благодаря Библии она решилась написать ему о своих чувствах. Митя дал себе слово при первой же возможности прочесть эту Книгу.
   Перед Библией он простоял очень долго. Он мысленно поблагодарил Ее за то, что она для него сделала и пошел к выходу. Все остальное содержимое музея ему стало не интересно. Ведь он видел все два месяца назад.

   Перед поездом Митя съел еще два пянсе. С собой в дорогу он взял сдобную булку и бутылку кефира. Ехать предстояло более четырех часов. Место в поезде досталось у окна, чему он несказанно обрадовался. Книга и учебник ему не понадобились. Более интересного занятия, чем разглядывать пробегающие за окном пейзажи, он не мог себе представить. Кефир и булочка кончились очень быстро. На станции Взморье, где поезд стоял минут 15, купил у старушки два домашних пирожка и бутылку разбавленного водой красничного сиропа. Чем ближе был Макаров, тем тревожнее было на душе. «А что если она ждет совсем другого Митю? – подумал вдруг он. – Что если она приняла меня не за того, кто я есть на самом деле? Она увидела меня на сцене, поющего свою песню, окруженного восторженными малолетками из отдаленных деревень и решила, что я такой весь и есть. А я ведь таким был только там, да и то недолго. А в обычной жизни я неуклюжий, закомплексованный верзила, не умеющий поддержать умную беседу, не знающий, кто такой Базаров и чем он отличается от Пьера Безухова. Я не умею себя вести в обществе девушек и не умею даже целоваться, не говоря уже про все остальное. По утрам у меня неприятно пахнет изо рта, а по вечерам – воняют носки. Что если она увидит меня таким и разочаруется?»
   Вокзал города Макарова мало отличался от десятка станций и полустанков, которые проехал Митя за последние несколько часов. Сам город тоже не производил впечатления. Унылые хрущобы, перемежающиеся с покосившимися бараками. Корсаков в этом отношении был намного интереснее. Там в центре встречались красивые здания, построенные при японцах. Их дополняли сталинские двухэтажки.
   Поезд через две минуты ушел и перрон опустел. Митя интуитивно пошел в сторону ближайшей пятиэтажки, чтобы хоть у кого-нибудь спросить, где находится улица Школьная. Город выглядел безлюдным. Вдруг дорогу перегородила группа парней. Среди них было трое корейцев и двое русских. Самым борзым выглядел кореец небольшого роста в кожанной куртке и модных спортивных штанах с лампасами. Во рту у него ярко сверкал золотой зуб. У Мити похолодело внутри. Встреча не предвещала ему ничего хорошего. Рядом с борзым корейцем стоял огромный как шкаф мордоворот со сломанным носом, без единого намека на присутствие интеллекта в глазах. На нем была белая когда-то майка-алкоголичка и старые треники с провисшими коленками. Каждый из его кулаков был размером с два митиных кулака. Митя догадался, что это человекообразное существо служит для корейцев орудием для выбивания денег из приезжих туристов. Митя пожалел, что не купил обратный билет. Если у него отнимут все деньги, не на что будет вернуться домой.
   – Ты из Южного что ли? – Спросил самый Борзый кореец.
   – Да. Вот только с поезда, – махнул в сторону железной дороги Митя, пытаясь выглядеть непринужденно.
   – Курево есть?
   – Нет. Я не курю.
   – Спортсмен что ли?
   – Типа того.
   – А чо в Южном живешь что ли?
   – Нет. Живу в Корсакове.
   – В Корса-а-акове? – чужаки многозначительно переглянулись. – А Чукчу знаешь?
   – Конечно знаю. Кто ж его не знает!
   – Знаешь в смысле слышал или знаешь в смысле прямо знаешь лично?
   – Лично, конечно. В войнушку в детстве играли. Он в параллельном классе учился, пока школу не бросил.
   – Сека, – представился кореец, протягивая руку.
   – Митяй.
   – Лыба, – буркнул громила, больно сжав руку Мите. За ним последовали остальные:
   – Кимский.
   – Сипа.
   – Косой.
   – А вы откуда Чукчу знаете? – Митя почувствовал, что опасность миновала и заметно повеселел. Кто бы мог подумать, что знакомство с Чукчей когда-нибудь принесет ему что-то кроме неприятностей. Он действительно когда-то играл с ним в войнушку, но последние несколько лет после того, как Чукча стал известным на весь город и даже, как теперь выяснилось, на всю область, шпанюком, встречи с ним не доставляли никакой радости. Последняя такая встреча стоила Мите наручных часов, привезенных ему дядей из Кореи.
   – Так он же у нас от мусоров шкерился в прошлом году. Он тебе не рассказывал что ли?
   – Это когда его Серопан ментам сдал? Когда они тачку у какого-то барыги угнали? – Митя слышал эту историю краем уха. Ее обсуждали пацаны на перемене. Тогда он не вникал во все тонкости этого дела, но сейчас был несказанно рад, что владеет хоть какой-то информацией.
   – Да! Точно, – обрадовался кореец, все более убеждаясь, что Митя действительно не врет. – А чем та история закончилась? А то Чукча от нас как уехал в сентябре, так с тех пор ни ответа, ни привета.
   – Да ничем. Чукчу родня отмазала, а Серопана предки на материк к родственникам отправили. Чукча его убить грозился.
   – Ну а ты надолго к нам? Тоже от мусоров прячешься?
   – Да нет. У меня нормально все. Я в гости денька на два-три.
   – Да ты нас можешь не стрематься, – похлопал его по плечу Сека. – Мы не сдадим. Тут все пацаны надежные. Можем тебе хату подогнать. Ту же, где Чукча жил. Здесь пять минут ходьбы. Старый дом заброшенный. Там только электричества нет, но жить можно. Печка есть.
   – Не, спасибо, пацаны. Я к девушке в гости приехал.
   – К кому? – Засмеялся Кимский. – К девушке? У вас чо в Корсакове своих мочалок нету?
   Вся компания дружно захохотала.
   – Мочалки есть, а вот девушки наперечет.
   – А кто такая? Как фамилия? – заинтересовался Сипа.
   – Маша Овечкина.
   – Это из второй школы? Мать училка у нее?
   – Да. Мама у нее учительница.
   – Ну ничо так телка. Зачетная! Только она слишком много о себе думает. Не даст она тебе. Можешь даже время не терять.
   – Да ладно не даст! Длинному дала же! – вмешался Косой.
   – Да откуда ты знаешь. Длинный свистит через слово. Насвистит и даже не моргнет ни разу.
   – Он то может и свистит, но целок он в нашей школе перепортил сколько тебе и не снилось!
   – Митяй, пойдем лучше с нами, – предложил Сека. – Мы сейчас тузика свистнем.
   – Да. Пойдем, – подхватил Косой. – Тузик – это девка. Шалава одна. Очень классная. Сиськи во! Безотказная ваще. Мы с ней в патефон играем.
   – Это как?
   – Да вот так. У нас там патефон на фанзе есть рабочий. И куча пластинок. Выбираешь себе любую песню, какая тебе нравится, ставишь и пока песня играет, ты с Тузиком развлекаешься. А как песня кончается, всё! Уступи место другому.
   – А уфпел ты или не уфпел – это уве никого не колыфыт – резюмировал молчавший до сего момента Лыба, обнажив свой беззубый рот. Закончив фразу он громогласно захохотал. Вслед ему захохотали все остальные. Но смеялись не столько над шуткой, сколько над смехом своего товарища.
   – Все это, конечно, заманчиво, но я все же пойду к Маше. Мне с ней нужно очень важные вопросы обсудить, – вежливо отказал Митя, когда все закончили смеяться.
   – Ну как хочешь, – грустно ответил Сека. – Может дашь нам на пузырь денег? Есть у тебя?
   – Немного есть. – Митя вынул из кармана несколько сложенных купюр. Там было около двух тысяч рублей. – Хватит вам на бутылку? Сколько тут водка у вас стоит?
   – Нам даже на две хватит, – обрадовался Сека, пряча деньги в карман своих модных штанов. – Мы магазинную не покупаем. У нас тут есть один барыга смогоном торгует.
   – Мовет быть даве на три хватит, – расплылся в улыбке Лыба.
   – Покажете, где улица Школьная? – Попросил на прощание Митя.
   Косой объяснил, как дойти до машиного дома, после чего Митя пожал руки каждому из новых знакомых и отправился по указанному адресу.

   Маша ждала Митю, глядя в окно. Увидев, выбежала встречать на улицу. Он обнял ее, робко чмокнув в щеку. Она поцеловала его в ответ.
   – Я не верю своему счастью! – говорила Маша ласково глядя на Митю. – Я думала, что телеграмма – это чья-то жестокая шутка.
   – Я же обещал тебе приехать.
   – Но ты сказал, что тебе нужно сначала заработать денег.
   – Я их уже заработал.
   – Уже? Но ведь лето только началось! Сегодня только 11 июня!
   – Да. Я уже заработал 50 тысяч!
   – Я не представляю, как такое возможно!
   Взявшись за руки, Маша и Митя вошли в подъезд. Маша не переставала говорить:
   – А я так переволновалась за тебя. Сначала думала, что это шутка, потом решила, что все-таки правда. Сижу, смотрю в окно. Поезд уже ушел, а тебя все нет. Думаю: а вдруг ты повстречал наших отморозков местных. Они все время у вокзала отираются, поезда встречают, приезжих грабят.
   – Это ты про Секу и его команду?
   – Ты что с ними познакомился? – Маша остановилась и посмотрела на Митю. В ее глазах была тревога.
   – Да. Забавные они ребята. Особенно Лыба. Само обаяние.
   – Забавные? – на лице у Маши не было и тени улыбки. – Митя, держись от них подальше! Они очень опасные! И что? Чем закончилось ваше общение? Они тебя не ограбили?
   – Только самую малость. Дал им на бутылку. Они звали с собой бухать, но я отказался.
   – Митенька, ты очень легко отделался. Они обычно забирают все, что есть. Могут даже избить и покалечить! Держись от них подальше!
   – Да ладно, Машуль, не переживай. Я же из Корсакова. У меня неприкосновенность.
   Митя чувствовал, как в считанные минуты вырос в глазах своей избранницы. Он был благодарен встрече с этой гоп-компанией и рад был бы дать им еще на одну бутылку за то, что помогли ему утвердиться в машиных глазах. Несмотря на то, что сердце её уже принадлежало ему, он очень боялся, что разочарует её. Не сумеет удержать расположение, доставшееся ему, как он сам был уверен, совершенно незаслуженно. Он искал малейший повод утвердить себя в её глазах, но так, чтобы это не выглядело хвастовством или рисовкой.

   Квартира, в которой жили Маша и её мама, оказалась очень уютной и ухоженной. Обстановка была обычная, похожая на ту, которая была у Мити и большинства его друзей. Видно было, что живут небогато, хотя, Митя догадывался об этом и раньше. Да и откуда взяться богатству в такое тяжелое время у провинциальной учительницы, в одиночку воспитывающей дочь.
   Елена Сергеевна оказалась красивой высокой брюнеткой. У нее, как и у Маши, была идеальная осанка и спортивная фигура. Одета она была не то, чтобы очень нарядно, но точно не по-домашнему. На ней была красивая длинная кофта ручной вязки и юбка. Видно было, что приезд Мити и для неё был событием. Гостя она встретила ласковой улыбкой.
   – Очень приятно с вами познакомиться, Дмитрий! Маша так много о вас рассказывала.
   – Удивительно, Елена Сергеевна, мы так мало с Машей общались, что я не представляю, что она могла обо мне рассказывать.
   – Общались мало, но я тебя насквозь всего увидела сразу. Всё-всё про тебя знаю, – весело засмеялась Маша. Она сияла от счастья.
   И тут Митя понял свою оплошность. Он должен был привезти подарок не только Маше, но и маме. Щеки вспыхнули от стыда, но тут же он вспомнил про купленную в «Рябинке» коробку конфет и решил вручить её.
   Елена Сергеевна была искренне тронута вниманием, а Маша очень обрадовалась парфюму. Она несколько раз брызнула себе на запястье и закатив глаза вдыхала аромат, изображая блаженство на лице.
   Митя был тронут оказанным ему тёплым приёмом, но чувствовал себя неловко. Вешая куртку, он нечаянно сломал вешалку. Он готов был провалиться сквозь землю, хотя Маша вместе с мамой в один голос стали уверять его, что она уже была сломана и держалась на честном слове. Когда Митя пошел в ванную, чтобы вымыть с дороги руки, он нечаянно сломал кран.
   «Это катастрофа! – подумал он. – Одним неловким движением перечеркнул все очки, заработанные встречей с макаровскими отморозками». Но Маша с Еленой Сергеевной опять стали убеждать его, что сантехника у них постоянно ломается и что завтра придет дядя Витя и все починит.
   Митю усадили за стол и стали кормить сначала борщом, потом прекрасным овощным рагу с куриными окорочками.
   – Митя, мне Маша сказала, что ты сам заработал деньги на поездку. Это правда? – Спросила Елена Сергеевна.
   – Да. Задернили с Андрюхой – это товарищ мой – склон на стройке.
   – А что у вас в Корсакове все еще строят жилье? – очень удивилась Елена Сергеевна. – У нас люди бегут из города. Квартиры бросают, потому что продать даже за символическую цену трудно. Дома совсем не продаются. Целые улицы брошенные стоят.
   – У нас все стройки встали, – ответил Митя. – Та, на которой мы работали, чуть ли не самая последняя. Но квартиры и дома, пока не бросают. Даже напротив – однокомнатная квартира стоит как хорошая японская машина – тысячу долларов, а то и две.
   – Это, наверное, потому что у вас порт. Какая-никакая, а работа есть, – грустно вздохнула Елена Сергеевна.
   Съев две порции борща, большую тарелку рагу, Митя приступил к чаю. Елена Сергеевна распаковала и поставила перед ним подаренную коробку конфет. Митя решил, что совсем отказываться с его стороны не красиво, но и поедать собственный подарок – тоже было бы нехорошо. Он аккуратно съел конфетку и на этом остановился.
   Митя рассказал про свои трудовые подвиги на стройке, в мельчайших деталях изобразив оба случая, когда их облили остатками цементного раствора из окна. Маша вместе с мамой смеялись до слёз. Митя был отменным актером. Затем он поведал про то, как они с Андреем и Максом отравились рапанами. Рассказал еще несколько смешных историй из своей жизни. Незаметно пролетел час. Елена Сергеевна удалилась в свою комнату, не забыв перед этим еще раз сказать Мите, как она рада знакомству и что двери их квартиры всегда открыты для него настежь.
   Митя и Маша остались одни. Митя смутился. Ему было очень неловко, но в то же время он понимал, что должен быть непринужден и уверен в себе. Для того, чтобы скрыть свое смущение, он продолжал болтать. Он рассказывал про школу, про всевозможные курьезы, которые случались с ним во время учебы. Про Зою Уфимцеву, чтобы дать понять Маше, что он запросто общается с девушками, чтобы она не думала, что он их боится. Но Маша, почему-то стала очень грустная. Он стал судорожно вспоминать смешные истории, но чем смешнее был анекдот, тем печальнее становились глаза Маши. В конце концов Митя замолчал. «Видимо она не любит болтунов и огорчилась тем, что я оказался одним из них, – подумал Митя и расстроился. – угораздило же меня так распустить язык».
   – Да, весело ты живешь, – сказала Маша, подводя итог разговору. – Пойдем, я тебе постелю в моей комнате. Я сегодня с мамой буду спать на диване.
   Митя долго не мог уснуть. Он раз за разом прокручивал разговор, пытаясь понять, чем он расстроил Машу. Пока мама была вместе с ними в кухне, ее глаза сияли от счастья. Она так звонко и заразительно смеялась над его же рассказами. Может быть ее огорчила мама? Но нет, вроде бы она ничего такого не сказала. «Ладно, утро вечера мудренее! – решил он, засыпая. – Быть может к утру грусть развеется и Маша снова будет веселой».
   Митя проснулся от запаха блинов. В квартире была тишина. Только сковорода шкворчала на кухне. Митя пошел на запах. На кухне была Маша. На ней были облегающие спортивные штаны, футболка и симпатичный кухонный фартук. Она ловко жарила блины. Митя не видел ее глаз, но понял, что она по-прежнему такая же грустная и даже как будто немного обиженная.
   – Доброе утро! – стараясь быть как можно более веселым и жизнерадостным, сказал он.
   – Доброе, – грустно ответила Маша, не оборачиваясь. – Как тебе спалось на новом месте?
   – Спасибо! Очень хорошо.
   – Я рада за тебя.
   Митя, понимая, что его взгляда никто в этот момент не видит, разглядывал ноги и бедра девушки. «Неужели когда-нибудь я смогу все это трогать, обнимать, целовать?» – не верил своим глазам юноша. Ему очень хотелось обнять Машу, прижаться к ней, но он боялся сделать это. Что если она решит, что он такой же, как и все остальные мужики, которым от женщин надо одного. Митя мог бесконечно разглядывать молодое девичье тело, но удовольствие его омрачалось пониманием, что Маша действительно чем-то расстроена или обижена. Может быть он ни при чем? Может быть ее обидела мама или еще кто-то?
   – Маша, у тебя что-то случилось? – робко спросил он.
   – Почему ты так решил?
   – Ты какая-то грустная. Может быть я тебя обидел чем-то?
   – Да нет. Не бери в голову.
   – Как можно не брать в голову. Я очень переживаю. Может быть я что-то ляпнул, что тебя огорчило?
   – Просто я как-то иначе представляла себе нашу встречу.
   Митю осенило: она ждала поцелуя вчера, когда мама оставила их одних. Она ждала, что он будет обнимать и целовать ее. Она не только не против этого, но сама этого хочет. Митя подошел к Маше, аккуратно, как будто она была из фарфора, положил руки чуть выше бедер. И так же аккуратно, не дыша прикоснулся губами в основание ее шеи. Маша повернулась, посмотрев ему прямо в глаза. Никакой грусти и обиды в ее взгляде уже не было, но не было и того детского восторга, с каким она вчера встречала его. Это была совсем другая Маша, какой он никогда еще раньше не видел. Она была красива, как никогда. Она обвила руками его шею, не выпуская при этом лопатку, которой переворачивала блины, и немного прикрыв веки потянулась губами к его губам. Они поцеловались.
   Митя никогда раньше не целовался ни с кем по-настоящему. Маша сразу поняла это.
   – Ты что не умеешь целоваться? – Спросила она. И, заметив его смущение, тут же ласково добавила: – Это ничего. Я тебя научу, – и снова потянулась к его губам.
   – А если мама войдет? – Митя с опаской оглянулся на дверь.
   – Мама с бабушкой на дачу ушли.
   Митя закрыл глаза и отдался поцелую.
   – Мить, ты чего зубы стиснул, как партизан на допросе? Кто ж с закрытым ртом целуется. Открой рот.
   – Зачем это? Я же не у зубного.
   Маша прыснула от смеха прямо Мите в лицо.
   – Дурачок ты. Она взяла со стола полотенце и стала вытирать его лицо. Он ощущал капельки ее слюны на лбу и на щеках, но ему не было это неприятно. Даже напротив. Он широко раскрыл рот, как на приеме у дантиста и закрыл глаза. Маша опять рассмеялась. Свернула свежеиспеченный блин и сунула его в открытый рот.
   Запахло горелым. Маша охнула и кинулась к плите, где дымилась сковорода с блином. Маша убрала ее в сторону и поставила на ее место чайник. Напившись чаю, они стали целоваться прямо стоя посреди кухни. Для Мити это были новые, неведомые ранее ощущения. Он видел раньше, как это делают другие. Видел в кино и в жизни. Он всегда думал, что люди при этом испытывают какие-то приятные ощущения. Но никаких сверхъестественных ощущений в данный момент у него не было. Чувствовать у себя во рту машин язык было необычно, но не более того. Никакого наслаждения от поцелуя он не испытывал, но смирился, решив для себя, что поцелуй – это вынужденная необходимость на пути к чему-то более интересному и приятному. А Маше, судя по всему, целоваться очень нравилось. Она относилась к этому, как к какому-то искусству, как художник, увлеченный созиданием, старательно и методично наносящий мазки на полотно.
   Маша увела его за руку в свою комнату, повалила на кровать, сама взгромоздилась сверху и продолжила целовать. Митя решил, что она готова перейти к чему-то более интересному и осторожно сунул руку под футболку, прикоснувшись к горячему, нежному, но упругому животу. Маша так же аккуратно вынула его руку из под футболки и положила ее на тоже место, но поверх футболки. Митя понял это, как запрет на прикосновение к интимным местам. Видимо Маша пока к этому не готова.
   Они целовались очень долго. Быть может полчаса или даже час. Митя очень устал. с непривычки сводило скулы, болели челюсти и язык, но он не решался первым останавливать процесс. Наконец остановилась Маша. Она продолжала сидеть на нем верхом, разглядывая его и ласково скользя пальцем по его лицу, шее, перебирая волосы.
   – Митя, я должна тебе кое в чем признаться.
   Митя молчал. Начало его заинтриговало. Он вспомнил, как вчера обсуждали Машу Сипа и Косой.
   – У меня был парень… – продолжила она. – Я была глупая еще совсем… Думала, что все это серьезно… В общем у меня с ним было… ну ты понял… А он оказался таким подлецом! Оказалось, что у него такое хобби – девочек совращать…
   – Это и есть Длинный? – сопоставил Митя услышанное накануне с рассказом Маши. и тут же осекся, осознав, что сделал это вслух.
   – Откуда ты знаешь его прозвище? – Маша очень пристально посмотрела на Митю, слезла с кровати и села на стул. В глазах ее смешались тревога, удивление, рассерженность и страх. – Ты что наводил обо мне справки?
   – Да нет, Маш, ну какие справки, – начал оправдываться Митя. Он подошел и попытался ее обнять, но она отстранила его, отойдя к окну.
   – Так вот ты о чем вчера с ними разговаривал! Да как ты посмел обсуждать меня с этими… с этими… – Маша машинально стала надевать олимпийку. К гамме чувств, отражавшихся на ее лице, добавилась брезгливость, как будто она испачкалась в каких-то нечистотах.
   – Маша, ну зачем ты так, – Митя второй раз предпринял тщетную попытку обнять ее. – Да у меня не было даже в мыслях. Не хотел я ничего у них спрашивать. Они спросили к кому я приехал. Я ответил. Ну не врать же им. Разве я мог знать, что они про тебя что-то знают, чего им знать не положено. Напротив, я подумал, что они дорогу покажут.
   – И что они тебе рассказали?
   – Да ничего. Показали дорогу.
   – И все?
   – Нет. Косой сказал, что ты раньше с длинным встречалась.
   – Не смей больше говорить обо мне со всякими отморозками! Слышишь? Не смей!
   – Прости, – виновато потупился Митя.
   – Ладно. Пойдем на дачу. Бабушка мечтает с тобой познакомиться.

   Путь на дачу лежал через безлюдные закоулки частного сектора. То и дело встречались заброшенные дома. Митя представил, как в одном из таких домов Тузик играет с Лыбой, Секой и всей остальной бандой в патефон. Мите очень интересно было увидеть, как выглядит этот или, наверное, правильнее было бы сказать эта Тузик. Почему у нее такое дурацкое прозвище? Ходит ли она в этот патефонный клуб с удовольствием или ее каким-то образом принуждают к этому? Интересно было бы узнать, знакома ли с Тузиком Маша, но спрашивать ее об этом он не стал, памятуя о том, чем обернулись для него последствия разговора с местными.
   Подходя к калитке дачи, Маша взяла Митю за руку. Он догадался, что ей не хочется показывать маме и бабушке, что между ними что-то произошло. Маша снова стала улыбчивой, но та искорка счастья, которая вчера была в ее глазах, куда-то пропала.
   – У вас все хорошо? – спросила Елена Сергеевна, глядя пристально в глаза дочери.
   – Да, мам, все замечательно.
   Елена Сергеевна перевела взгляд на Митю. Митя виновато опустил голову.
   – Милые ругаются – только тешатся, – попыталась сгладить неловкую паузу бабушка.
   Дачный участок был небольшой – сотки четыре. Половина была засажена картошкой. Часть была засажена овощами. Рядом с калиткой стоял металлический трехтонный контейнер, в котором хранился садовый инвентарь и другое имущество. Рядом стоял неуклюжий самодельный стол с двумя такими же неуклюжими лавками. Вокруг стола располагались клумбы, сделанные из автомобильных колес, заполненных землей. Никакого домика на даче не было. За клумбами была установлена туристическая палатка.
   – Вы все лето тут живете? – спросил Митя бабушку, указывая на палатку.
   – Да нет. Сегодня одну ночь переночевала. Холодновато. Это уж ближе к августу поселюсь, чтобы картошку ночью не украли. Но палатку я разбираю даже когда не живу тут. Хорошо после обеда ноги вытянуть в тенечке, книгу почитать.
   Вся компания села за стол. Бабушка подала окрошку, салат и морс. Пока Митя ел, она подробно расспрашивала его про маму, папу, сестру, бабушек и дедушек.
   – Хороший ты парень! – резюмировала бабушка, когда Митя закончил обедать. – Видно, что хороший. Но смотри мне! Машку нашу обидишь – я с тебя шкуру спущу!
   – Можете уже начинать спускать, грустно вздохнул Митя.
   Бабушка испуганно посмотрела на внучку.
   – Бабуль, все хорошо! Митя так шутит, успокоила старушку Маша.
   – Елизавета Фёдоровна, может быть у вас есть какая-нибудь мужская работа? Я бы с удовольствием размялся, – предложил Митя.
   – Я тут сама за мужика! Всё сама здесь сделала. Даже этот стол сама построила.
   – Бабуля у нас никому ничего не даёт делать, – объяснила Маша. – Только если воды привезти с ручейка.
   – Да, милая, если водички мне привезёте, я буду очень вам благодарна, – одобрила Елизавета Фёдоровна.
   Митя и Маша вылили в закопченный костром чайник остатки воды из молочной алюминиевой фляги, погрузили ее на небольшую тележку, сделанную из детской коляски и пошли на родник.
   – Бабушка у тебя прямо огонь! – отметил Митя, когда они вышли из калитки.
   – Да, – согласилась Маша. – Ей очень тяжело довелось. Дед с войны израненный пришел, умер, когда мама совсем маленькая была. У нее отбоя не было от ухажёров, но она за всю жизнь так никого к себе и не подпустила. Всё сама. В школе нашей завучем работала до самой пенсии.
   – И коня на скаку остановит, и в горячую избу войдет. Прямо как у Пушкина.
   – У Некрасова!
   – Разве?
   – Есть женщины в русских селеньях с спокойною важностью лиц, с красивою силой в движеньях, с походкой, со взглядом цариц… – начала с выражением декламировать Маша.
   Митя густо покраснел. Маша, заметив это, весело и добродушно рассмеялась.
   – Это же седьмой класс! Двоечник ты!
   – Митя виновато опустил голову. Маша остановила его, взяв за руку и притянув к себе.
   Они поцеловались. Поцелуй прервала разразившаяся за соседним забором лаем собака. Мите стало очень хорошо и приятно на душе. Инцидент с Длинным оказался позади. И хотя Митя был совсем не виноват в предыдущей ссоре, он твердо решил, что никогда ни с кем больше не станет обсуждать Машу. Даже с Андрюхой, хотя, он и не отморозок.

   Источник представлял собой торчащую из земли металлическую трубу, из которой текла вода, образовывая ручей. Рядом росла ветвистая ива. Один ее ствол был спилен. К пню была приколочена доска, которая судя, по всему, служила лавкой для водоносов. На одной из ветвей был устроен из проволоки крюк, на котором висела железная эмалированная кружка. Митя установил флягу под струю. Фляга наполнялась медленно. Маша усадила его на лавку, села к нему на колени и они опять стали целоваться. Целовались очень долго. Фляга давно наполнилась. Вода лилась через край. Где-то очень близко, прямо в ветвях ивы запел соловей. Чуть подальше начала куковать кукушка. Мите было так хорошо, что описать его чувства нельзя словами.
   Он по-прежнему не понимал в чем смысл столь усердного переплетения языков. Куда приятнее ему было бы просто сидеть, крепко обнимая любимую, положив ей голову на грудь, слушая ее дыхание, уткнуться в волосы, коснуться губами ее щек, глаз, подбородка, шеи… Но он не решался прерывать поцелуй, который, судя по всему, доставлял удовольствие его избраннице.
   Влюбленных спугнула старушка с бидончиком. Она появилась очень тихо и совершенно неожиданно для обоих.
   – Флягу-ти убирайтя! – громко сказала бабушка.
   Молодые вскочили. Митя кинулся оттаскивать от источника флягу, а Маша покраснела от стыда и стала поправлять олимпийку и прическу, отворачивая лицо от старушки, видимо в надежде, что она не узнает или не запомнит ее.
   – Эх, молодежь! Все одно у вас в голове… Да я и сама такая же была…
   Захваченные врасплох голубки поспешили восвояси. Там их уже ждал заваренный бабушкой отвар на смородиновых почках, ароматных травах и листьях малины.
   Митя, переполняемый радостью от примирения с Машей, пения соловьев и кукушек, солнца, легкого летнего ветерка, снова стал разговорчивым и стал без умолку рассказывать байки. Маша, как и вчера звонко смеялась. Мама и бабушка улыбались. Но если Елена Сергеевна смотрела на Митю с искренней симпатией и теплотой, во взгляде бабушки чувствовалась холодная настороженность. Каждый раз, встречаясь с ней взглядами, Митя представлял себе, как она спускает шкуру с Длинного.

   Ближе к вечеру переменился ветер, со стороны моря потянуло холодом. Маша озябла. Мама велела им вместе с Митей идти домой. Сама она осталась помогать бабушке убирать палатку и инвентарь.
   По дороге домой Митя изъявил желание купить торт.
   – Ты что, это же так дорого! Не надо! – Попыталась его отговорить Маша, но Митя даже слушать не стал. Он затащил ее в продуктовый магазин и купил самый большой, самый дорогой торт из имевшихся в наличии.
   Войдя домой, Митя и Маша прошли в кухню. Маша поставила чайник, после чего посадила митю на стул, села на него таким образом, что его тело оказалось между ее ног, крепко обвила его руками и стала страстно целовать. Митя почувствовал, что Маша протолкнула ему в рот сладкий апельсиновый леденец. Немного подержав его у себя во рту, Митя отправил его назад в рот к Маше. Эта игра очень понравилась ему тем, что внесла хоть какое-то разнообразие в утомительный процесс целования. Митя ощущал близость девичьего тела, упругость груди, с которой соприкоснулся впервые, хотя, пока ещё только через одежду. В нем начало просыпаться что-то необузданное, мужское. Что-то, что он с трудом мог контролировать. Ему захотелось целовать Машу всю. Он решился наконец прервать это бесконечное переплетение языков, оторвал губы от машиного рта и аккуратно прикоснулся ими к тонкой и нежной девичьей шее. Маша замерла. глаза ее были прикрыты, дыхание было неровным. Митя повторил прикосновение. Маша задышала чаще, но не отстраняла его, а даже напротив – приподняла подбородок, открывая всю шею для поцелуев.
   Митя почувствовал, как внутри него просыпается вулкан. Огненная лава пульсировала в его артериях. Он медленно, аккуратно, как по минному полю стал перемещать правую руку от спины к груди поверх машиной одежды. В тот момент, когда рука была близка к цели, Маша ловким движением перехватила ее и вернула ее себе за спину, дав таким образом понять, что не готова пока пустить его в столь интиминую зону. В то же время процесс целования шеи шел своим чередом. Митя уже дошел до ключицы, когда вдруг раздался звонок в дверь.
   – Мама? – предположил Митя.
   – У мамы ключ есть, – ответила шепотом Маша, сдвинув брови. – Не будем открывать.
   – А если мама специально не открывает своим ключом, чтобы не застать нас за чем-нибудь нехорошим? Если мы не будем открывать, это может вызвать у нее подозрения.
   Маша пошла к двери. Там действительно была мама. Она вошла, непринужденно болтая о том, что ее ключ куда-то запропастился и нашелся в тот момент, когда Маша уже открывала ей дверь.
   Елена Сергеевна переоделась и вышла на кухню. Торт на столе приятно удивил ее. Маша уже заваривала чай и подавала на стол чашки, ложки и блюдца.
   – Митя, ты когда назад собираешься ехать? – спросила Елена Сергеевна, когда сели пить чай.
   – Завтра, – машинально ответил Митя. – Вопрос смутил его. Быть может ему было неприлично так долго злоупотрелять гостеприимством и следовало уехать уже сегодня?
   – Елена Сергеевна осознала всю пикантность заданного ею вопроса и поспешила исправиться:
   – Я хотела тебя предупредить, что у нас лучше заранее брать билеты, потому что может не достаться мест. Без мест ехать очень тяжело. Если ты хочешь, можешь гостить у нас сколько угодно. Мы только рады тебе.
   – Нет-нет! У меня в Корсакове много дел! – Митя не хотел сворачивать с уже принятого, пусть и под давлением обстоятельств, решения. Он сам уже убедил себя в том, что гостить дольше неприлично с его стороны и все уверения Елены Сергеевны в ее радушии – не более, чем дань вежливости. Вечер скоротали чаем с тортом и разговорами. Митя опять забыл данное себе обещание поменьше болтать и в течение двух часов веселил своих себеседниц историями из жизни. Он ждал, когда уйдет Елена Сергеевна, чтобы опять получить доступ к Маше, к только что открывшимся ему новым ощущениям, но Маша на сей раз оказалась сдержаннее. Она не дала целовать ее в шею и ограничилась недолгим по сравнению с предыдущими поцелуем в губы.

   Митя проснулся поздно. Обе хозяйки были в этот момент на кухне. Маша листала журнал, а Елена Сергеевна вязала. Они разговаривали о танцах. Митя поздоровался. Он внимательно всматривался в лицо Маши, пытаясь уловить ее настроение. Маша была абсолютно спокойна. Ее глаза не выдавали ни грусти, ни радости, ни того щенячьего восторга, который был в день приезда. Это спокойствие немного встревожило нашего героя.
   «Неужели она все-таки во мне разочаровалась? – Думал он. – Еще вчера, когда вернулись с дачи она обнимала, целовала меня, позволяла целовать ее шею и, судя по всему, ей это было приятно. А уже позднее, когда мама ушла спать, она не захотела повторить этот приятный момент. Может быть она боялась, что их застанет мама? Но вдруг она все-таки разочаровалась из-за моей болтовни? Угораздило же опять распустить язык».
   Маша налила Мите чаю, достала из холодильника коробку с остатками торта, села напротив него и подперев подбородок кулаком, стала смотреть, как он ест. Взгляд бы совершенно обычный. Точно таким же взглядом смотрела на него мама, классная руководительница, Валентина Семеновна, когда он настривал гитару. В нем не было эмоций. «Но разочарование – это ведь тоже эмоция, – утешал себя Митя. – Если бы она разочаровалась во мне, то я бы понял это».
   – Митя, ты каким поездом поедешь? – спросила Елена Сергеевна. – До Южно-Сахалинска сегодня будут в 11.50 и в 22.15.
   Митя посмотрел на часы. Было 10 часов.
   – Мне бы в 11.50 уехать, чтобы в Корсаков сегодня попасть.
   На самом деле Митя не столько спешил в Корсаков, сколько хотел уже вырваться на свободу. Ему очень хотелось побыть одному, обдумать всё, поразмыслить. Ну и больше всего на свете ему хотелось сходить в туалет по большому. Последний раз он делал это в поезде по дороге в Макаров. Делать это у Маши в гостях он не мог. Ему было неловко. Он прекрасно понимал, что Маша догадывается о том, что внутри него происходят все те же процессы, которые происходят внутри любого другого живого организма, но все равно он не решался обнаружить перед ней этот факт. Где-то в глубине души Митя спрашивал себя, когда последний раз была в туалете сама Маша, но он не желал отвечать на эти вопросы даже сам себе.

   В 11.00 Маша и Митя вышли из дома и не спеша, держась за руки двинулись в сторону вокзала. Митя купил билет, они вышли на перрон и сели на лавку.
   – Я к концу лета обязательно приеду к тебе ещё раз, – пообещал Митя. – Вернусь и найду еще какую-нибудь работу.
   – Приезжай, – все также спокойно, без эмоций ответила Маша. Немного помолчав, она добавила: – Хорошо бы, если бы ты приехал ко мне на день рождения – 29 августа.
   – Приеду.

   Поезд пришел точно по расписанию. Митя и Маша обнялись и наскоро поцеловались, чтобы не привлекать к себе внимание.
   – Митя, береги себя, – напутствовала его Маша.
   – Ты тоже береги себя, – ответил он, поднимаясь на подножку вагона.
   Поезд был полон. Он шел из Александровска-Сахалинского. На этот раз кресло было не у окна, а в проходе. Митя закинул сумку на багажную полку и пошёл занимать очередь в туалет. Оправившись, уселся в кресло и стал смотреть в окно, за которым пробегали сахалинские сопки. Он думал о Маше и о своих чувствах по отношению к ней. Это ли и есть настоящая любовь? Та, самая любовь о которой пишут в книгах? Если это она, то она совсем не такая, какой он себе ее представлял. Еще каких-то три месяца назад, когда не было в его жизни Маши, он мечтал о ней. Желание любить и быть любимым сводило его с ума, испепеляло его. Скажи ему, что любовь ждет его за триста километров и он готов был бы бежать к ней бегом, хоть даже по снегу босиком. В его понимании любовь – это когда два человека не могут жить друг без друга. Как Ромео не сумел жить, лишившись своей Джульеты «Одна судьба у наших двух сердец: Замрёт твоё – и моему конец». Мог ли Митя сказать то же самое о своих отношениях с Машей? Чем она была для него?
   С Машей ему было хорошо. Она интересная, умная, весёлая. Внешность ее вообще вне всякой конкуренции. Ему было приятно, когда она касалась своими губами его губ. Настоящее наслаждение он испытывал вчера на кухне, когда Маша впервые позволила ему целовать шею. Но если бы Маша вдруг дала ему отставку и попросила забыть к ней дорогу, стал бы он, как Ромео сводить счеты с жизнью? Нет! Ему было бы жаль расставаться с ней, как жаль было бы прекращать общение с Андрюхой или Костей, но ощущения невозможности жить без нее у него не было.
   «Может быть я просто не способен любить? – Снова спросил себя Митя. – Есть же люди, которым от рождения не дано музыкального слуха. Может быть я точно также родился лишённым способности любить другого человека?»

   Три часа пролетели как одна минута. Выйдя из поезда, Митя сразу же сел в 115 автобус и также, не заметив времени оказался в Корсакове. Дома никого не было. Митя лег на кровать прямо в одежде, которую не снимая носил с момента отъезда из Макарова, и мгновенно уснул, проспав до утра.

Бизнес

   Свои отношения с Машей и то, что творилось у него на душе Митя не обсуждал ни с кем, даже с Андреем. Хотя, кое-что друг из него все-таки вытянул. Он сгорал от нетерпения узнать, насколько далеко Митя зашел в делах интимных и даже не просил, а требовал отчета. Митя уступил натиску и без особых подробностей рассказал, куда позволила ему зайти возлюбленная и где поставила барьеры.
   Оставшиеся от поездки деньги – около десяти тысяч рублей Митя отдал маме, которая давно не получала зарплату на заводе. Мама погасила часть долга за электричество и купила пшена, гречки и муки. Ничего мясного покупать не стала, потому что не надеялась на скорое поступление денег.. К середине июня ей не выплатили даже за январь.
   Братья Тараны тем временем жили припеваючи. В их семье ситуация с финансами была не так плачевна, поэтому отдавать родителям заработок Андрей не стал. Каждый день они с Максом брали в видеопрокате пару кассет с новыми фильмами, покупали мороженое, сахарную вату и шоколад. Целыми днями пялились в телевизор. Несколько дней Митя провел вместе с ними в этом тягучем и сладком безделье. На четвертый день бездумного просмотра фильмов и поедания сладостей Митя затосковал.
   – Пацаны, может быть хватит уже дома торчать целыми днями? Лето пролетает, столько всего можно сделать, денег можно заработать, а мы тут торчим перед телеком впустую, – начал он.
   – У нас деньги еще те не кончились, – лениво промяукал Андрей, распечатывая новую порцию мороженого.
   – А зачем ждать, когда они кончатся? Если сейчас пойти и заработать еще денег, можно что-то стоящее купить или просто дольше жрать мороженое каждый день. Ну неужели вам самим не надоело?
   – Ну а куда идти? Петрович сказал, что их самих скоро разгонят.
   – А что ты думаешь, что на Петровиче свет клином сошелся? Надо идти и искать.
   – Да мы же в прошлый раз с тобой почти все организации обошли. Нет никакой работы ни у кого.
   – Да какие все! Даже половины не обошли. У нас в городе знаешь сколько организаций!
   – Надо какой-нибудь бизнес замутить, – вклинился в разговор Максим. На бизнесе можно много бабок поднять.
   – Чтобы бизнес замутить, стартовый капитал нужен, – парировал его брат.
   – Не обязательно. Я по телеку видел, что в Москве пацаны стекла у машин протирают. Караулят на светофоре. Как красный загорается, машина останавливается, они подбегают, бутылкой на стекло побрызгают, тряпкой насухо вытрут и им водители за это кто сотку, кто пятихатку (пятьсот рублей, – прим. автора) суют.
   – И где ты в Корсакове видел светофоры? – С издевкой спросил Митя.
   – В Южный можно поехать.
   – Ты на проезд больше потратишь, чем заработаешь.
   – Ребзя! Я придумал! – заорал Андрей. – Давайте мойку машин откроем!
   – Какую мойку! Ты что с дуба рухнул? – Засмеялся Митя. – Знаешь, сколько денег нужно, чтобы ее открыть!
   – Да не надо никаких денег. Около старого рынка целая река течет. Рядом стоянка. Там постоянно машины стоят. В любой день по три или по пять штук. Кто на рынок приезжает, кто в столовку, кто на базу. Ведра из дома возьмем, тряпки мама даст какие-нибудь.
   Друзья кинулись обниматься и веселиться. Идея действительно была стоящая. В Корсакове на тот момент не было ни одной автомойки. Автовладельцы мыли своих железных коней сами. Услуга должна была пользоваться спросом.
   – Ну вс!. Завтра я за вами захожу в 8 утра, – подытожил Митя, обуваясь, чтобы идти домой.
   – Завтра суббота же! – возмутился Андрей. – Давайте с понедельника начнем!
   – Чего тебе эти субботы дались! Ты что еврей чтоли? Две недели пролежал на диване и еще выходные после этого ему подавай! Завтра там самый сенокос будет. Это же рынок!

   Наутро вооружившись ведрами и тряпками, все трое отправились на рынок. На стоянке было пять машин. Но хозяев рядом не было. Парни сели верхом на перевернутые ведра и стали ждать. С рынка вышел мужчина с авоськой продуктов и пошел прямиком к малолитражной «Хонде».
   – А вам машину помыть? – спросил его Митя, подбежав с ведром и тряпкой в руке.
   – Чего? – не понял мужик.
   – Машина у вас грязная. А у нас ведра, тряпки есть, мы можем помыть, если хотите.
   – Тимуровцы что ли? – мужчина продолжал с недоумением разглядывать ребят.
   – Мы деньги здесь зарабатываем.
   – И сколько хотите?
   – Тыщу рублей, – неуверенно пробормотал Митя, поняв, что надо было им заранее обсудить, сколько должен стоить этот труд.
   – Это только снаружи или внутри тоже?
   – Только снаружи, – встрял Андрей, которому показалось, что Митя назначил слишком низкую цену. – Если хотите коврики вымыть, пыль протереть и мусор выгрести, то две тысячи.
   – Две – это грабеж! – поморщился мужик, смекнув, что у парней нет жесткого тарифа. – Больше полутора я не дам. тем более, что у меня машина маленькая.
   – Ну ладно! Мы вам скидку сделаем, как первому клиенту! – обрадовался Митя и побежал к реке за водой.
   Мужчина открыл все двери и багажник машины и закурил. Мальчишки действовали слаженно, как будто всю жизнь занимались этим делом. Макс разложил на траве и стал надраивать резиновые коврики, Андрей взялся протирать панель приборов, а Митя – внутреннюю обшивку дверей. Минут через 15 в салоне была идеальная чистота и красота. Парни закрыли двери, облили машину и начали с трех сторон оттирать грязь. На парковку въехала шикарная черная «Тойота Кроун».
   – Андрюха, вы с этой заканчивайте, а я пойду еще одного в оборот возьму, – шепнул Митя и побежал к вновь прибывшему автомобилю.
   Из «Тойоты» вышли мужчина и женщина.
   – Вам машину помыть?
   – Чо!? – мужчина бросил на Митю суровый, чем-то недовольный взгляд.
   – Мы тут машины моем, – объяснил Митя, непринужденно улыбаясь. – Снаружи – полторы тысячи. С ковриками и салоном – две.
   – Не надо, – все так же сурово и зло отрезал мужчина.
   – Чего не надо то! – встряла в разговор его жена. – Ты когда последний раз её мыл то? Сифилис и змеи внутри! А снаружи уже не поймешь какого она цвета! Самому лень мыть, дай хоть пацану денег заработать!
   Мужик молча сунул ключи от машины в руки Мите. Он радостно побежал за водой на речку. Когда вернулся с полным ведром, Андрей уже рассчитывался с владельцем «Хонды». Ребята, обрадованные первым деньгам, с воодушевлением взялись за «Тойоту».
   К полудню парни уже сбились со счета. Количество помытых машин уже перевалило за десять, а поток клиентов не иссякал. Андрей настаивал на том, чтобы прекратить работу на сегодня и пойти обедать в пирожковую, но Митя не соглашался.
   – Нельзя уходить, пока так прет! – Пытался он вразумить товарища. – Ты что не рыбак что ли? Где ты видел, чтобы у рыбака рыба перла, а он встал и пошел домой?
   – Но мне жрать охота!
   – Давай Макса отправим в магазин за булками и кефиром. Пожрем на ходу.
   – Да, Андрюха, Митяй прав, – поддержал Максим. – Надо стоять до последнего!
   Максим сбегал в магазин, принес три бутылки кефира и три сдобные булки. Времени для перерыва у ребят не было. Клиенты возникали один за другим, и то и дело в работе было сразу две машины. Обедать решили по очереди. Первым свою булку с кефиром приговорил Максим. Вторым – Андрей. Митя поел последним. В 14.15 наступил первый перерыв в работе. Жизнь на рынке начала затухать, парковка опустела. В половине третьего подъехал старенький «Жигуленок». За рулем сидел дед с орденскими планками на груди. Андрей с Митей переглянулись.
   – Я думаю, что у деда нет денег, – предположил Митя.
   – Да! – Согласился Андрей. – Но это не мешает нам сделать деду сюрприз. Он все-таки за нас кровь проливал.
   Дождавшись, пока старик скроется за воротами рынка, парни бросились надраивать старенький Жигуленок. Машина оказалась незапертой. Максим открыл дверцу и озираясь, как воришка, стал протирать панель.
   – Ты что делаешь! – зашипел на него старший брат. – Это противозаконно!
   – Тихо ты! – отмахнулся Макс, вынимая коврики. – Ты сам частную собственность без разрешения лапаешь.
   Через 15 минут жигуленок сиял чистотой, а юные «тимуровцы», прячась за кустом шиповника, ждали реакции ветерана. Дед не сразу заметил метаморфозу, произошедшую с его железным конем. Он шел с рынка, погруженный в свои мысли, открыл багажник, положил в него авоську с продуктами, потом подошел к водительской двери, взялся за ручку и замер. Несколько секунд он стоял, не шелохнувшись, как будто соображая, что именно не так. Потом отошел на несколько шагов, осмотрел машину, обошел вокруг, покачал головой, посмотрел по сторонам. В этот момент за кустом шиповника не выдержал сначала Максим, а потом и вся троица повалилась со смеху. Дед улыбнулся, что-то доброе пробормотал себе под нос и уехал. Сразу после него подъехал джип «Ниссан Патрол», с которого ребята без всякого зазрения совести взяли три тысячи рублей. Потом помыли еще две легковушки и, посидев без работы минут 15, решили идти по домам. В общей сложности они заработали 48 тысяч рублей, чему были несказанно рады. В теле была приятная усталость. Зашли на рынок, купили новые ведра и губки, потому что старые выглядели не лучшим образом.
   – Давайте завтра с шести начнем, – предложил Митя. – Здесь на рынке в шесть часов движуха начинается.
   – Ну вот еще! – Возразил Андрей! – Нельзя же так любить деньги, чтобы в воскресенье в такую рань вставать.
   Максим встал на сторону Мити. Немного поспорив, сторговались на половине седьмого. Максим с Андреем звали Митю к себе в гости отметить заработок мороженым и взятым накануне в прокате боевиком, но Митя так устал, что ему было не до фильмов. По дороге домой он на пять тысяч накупил колбасы, сыра и сладостей к чаю. Мяса в их доме не было уже очень давно. Мама едва сводила концы с концами и из еды покупала только перловку, пшено и хлеб. Митя решил от своих заработков половину отдавать маме. Поскольку на этот раз добрую часть заработка потратил на еду, он решил, что справедливым будет отдать маме еще пять тысяч, а оставшиеся шесть спрятать в свою заначку.
   В 6.20 утра Митя уже стоял на пороге дома Таранов. Внутри была пугающая тишина. Андрей через палисадник прокрался к окну детской и тихонько постучал. В окне появилось лицо Максима. Он открыл форточку и шепотом объяснил, что не может поднять брата.
   – Если хочет спать, пусть спит. Выходи сам. Давай уволим этого ленивца!
   – Я вам уволю! – раздался заспанный голос Андрея.
   Через 10 минут Тараны вышли на улицу. На рабочем месте были в 6.40. Машин было еще мало. Первые два автомобилиста оказались не сговорчивыми. Видимо, не выспались, как Андрей. Третий согласился только снаружи помыть за тысячу рублей. Ровно в семь утра как будто открылся рог изобилия и работа закипела еще шибче, чем накануне. К 10 утра было ощущение, что за спиной долгий рабочий день. Андрюха, которому досталась роль кассира, порывался пересчитать деньги, но Митя каждый раз бил его по рукам. Он настаивал, что пересчитывать деньги можно только в конце дня, а то можно спугнуть удачу.
   В 11 Макса отправили за кефиром и булками. Обедали так же – на ходу. Первый перерыв наступил в 13.55. После этого в течение полутора часов помыли еще три машины и сели пересчитывать деньги. На этот раз заработок составил 62,5 тысячи.
   – Круто! – радовался Максим. – И почему до сих пор в Корсакове такой бизнес никому в голову не пришел! Это ведь мы так разбогатеем к концу лета!
   – Главное, чтобы к нам рекетиры (вымогатели, облогавшие данью предпринимателей в 90-е годы. – прим. автора) не пришли, – внес ложку дегтя Андрей. – Если у кого-то пошел хороший бизнес – жди рекетиров. Верная примета.
   – Сплюнь! – Митя толкнул товарища в бок. – Давайте пообещаем друг другу, что не будем кроме родителей никому болтать, чем мы занимаемся. А то помимо рекетиров еще и конкуренты есть на свете.

   В понедельник работы стало значительно меньше. Рынок в этот день был закрыт. К счастью, друзьям хватило ума начать этот день не очень рано – в 9 утра. До 11.30 они вымыли только три машины. Зато потом случился аврал – открылась расположенная рядом столовая и в течение двух часов они едва успевали обслужить всех клиентов. В половине второго машины кончились также внезапно, как и начались. Парни решили свернуть деятельность. В кассе было 19 тысяч.
   – В следующий раз в понедельник будем брать выходной, – резюмировал Митя, складывая в карман свою долю.
   – Может быть вообще работать только в выходные? – предложил Андрей.
   – Нет. Давайте только в понедельник отдыхать, когда рынок закрыт. А в остальные дни надо еще опытным путем проверить.
   Во вторник улов был значительно лучше – 36 тысяч. В среду, четверг и пятницу – примерно также. Следующие выходные опять выдались горячими – 63 и 59 тысяч. Следующий понедельник ребята провели в безделье. Они набрали в прокате фильмов, купили два торта «Синегорье», целую авоську лимонада и килограмм мороженого.
   Со вторника началась новая рабочая неделя. У друзей уже сформировался четкий прейскурант. Появились постоянные клиенты, в числе которых был и дед ветеран, с которого они не брали денег. Каждый раз после деда им доставался джек-пот в виде дорогого джипа или богатой «Тойоты».
   Июнь закончился, наступил жаркий июль. Благосостояние товарищей росло. Братья Тараны с удовольствием спускали свои заработки на сиюминутные удовольствия. Митя скоро остепенился и стал копить, получая удовольствие от того, как растет стопка денег. Но скоро он стал задумываться о покупке валюты. Рубли обесценивались стремительно. Цены на всё росли с такой быстротой, что за два месяца, оставшиеся до дня рождения Маши, заработанные тяжёлым трудом деньги могли потерять часть своей стоимости. В следующий понедельник Митя отправился в обменный пункт и всю свою заначку обменял на доллары. Получилось не так много – 60 долларов.

   К середине июля Андрей все чаще стал подбивать своих партнеров по бизнесу к тому, чтобы поменьше работать и побольше отдыхать. Максим брата не поддерживал, а Митя строго пресекал любые разговоры об изменении их рабочего графика в сторону послабления. После работы каждый день парни стали ходить в порт купаться, нырять с пирса. Обед стали готовить накануне – покупали вскладчину колбасу, батон и делали бутерброды. Митя пытался возразить против такого транжирства, но тут Макс яро выступил на стороне брата. Пришлось согласиться. О раздельном питании не могло быть и речи.
   Был жаркий июльский вторник. Обед в столовой закончился, домыв последнюю машину, ребята стали собираться домой, когда приехал большой джип. Из него вышли два накачанных бритоголовых парня лет 25.
   – Видно, что ребята при деньгах, – шепнул Митя, шагая в сторону новых клиентов.
   – Погоди! – схватил его за руку Андрей, – Это бандюки какие-то. Ну их! Пойдем. Мы сегодня нормально и так заработали.
   Митя не послушал друга и направился к парням с предложением помыть машину.
   – Санёк, ты видал? У нас в Корсакове сервис не хуже, чем в Москве! – воскликнул водитель. – Ну а почем берете?
   – Снаружи – 2 тысячи, с ковриками и салоном – 2,5. – Отчеканил привычную фразу Митя.
   – Ну давайте, пацаны, действуйте! – Сказал Водитель, открывая двери машины. – Багажник тоже вымойте. У меня там какого только говна нет. Все выкидывайте на помойку. Я вам еще сотку сверху накину.
   Парни дружно принялись за дело, а спортсмены ушли на рынок. Через 15 минут они вернулись. Они стояли в стороне от машины, любовались на слаженную работу пацанов и о чем-то шептались.
   – Не нравятся мне эти ребята, – бубнил себе под нос Андрей. Чую я, что не будет добра от них. Чего вот они сейчас там про нас шепчутся?
   – Да с чего ты взял, что про нас? Больно мы им нужны. Они если и бандиты, то на такую мелочь, как мы с тобой не станут клевать.
   В багажнике у спортсменов действительно оказалось много всякого мусора. Вычистив все, ребята стали выстилать коврики и насухо протирать стёкла.
   – Дружно вы работаете, – сделал комплимент водитель. Приятно посмотреть.
   – А сколько в день зарабатываете, если не секрет? – поддержал разговор Санек.
   Митя с Андреем переглянулись. Андрей смотрел на друга с укоризной. Митя внешне выглядел спокойно, но ему тоже не понравился вопрос.
   – По разному. День на день не приходится, – начал отговариваться он, не желая называть никаких цифр.
   – Да вы не подумайте чего, добродушно смягчил неловкость ситуации водитель. – Мы вам работу хотим предложить. Пытаемся понять, сколько она может стоить.
   – Какую работу? – в голосе Мити все еще была настороженность, но дружелюбный тон незнакомца почти успокоил его.
   – Пойдем со мной, – водитель повел Митю в сторону рынка.
   За ними увязался Андрей. Они подошли к старому обшарпанному киоску, в котором когда-то торговали рыбой. Спортсмен достал из кармана ключ и открыл дверь киоска. Войти внутрь было невозможно. Помещение было до потолка завалено мусором. Изнутри доносилась невыносимая вонь. Как минимум, оно служило кому-то отхожим местом, хотя, не исключено было, что там внутри кто-то умер.
   – Вот это все безобразие нужно привести в порядок, – подытожил спортсмен. – Сколько вы возьмете за такую работу?
   – Да мы таким не занимаемся, – попытался съехать с темы Андрей. – У нас на мойке дел невпроворот.
   – Ну так вы цену назовите. Сколько вы на машинах в день имеете? Тысяч 30? 40?
   – Шестьдесят! – встрял Митя, понявший, что на спортсменах можно неплохо заработать. Но там у нас не такая вредная работа. На свежем воздухе…
   – Сто тысяч вас устроит?
   – Да!
   – Дима, – протянул руку новый работодатель.

   Дима отдал Мите ключи от киоска и три тысячи рублей за помывку джипа. От сдачи отказался, видимо, чтобы укрепить взаимное доверие.
   – Как думаешь, ко скольки управитесь? – спросил он, видимо определив для себя Митю, как бригадира над всей командой.
   – А можно завтра с утра начать? А то мы сегодня рано вышли. Уработались уже.
   – Валяйте. Но только чтобы завтра закончили. А то у нас на послезавтра планы на этот киоск. В бизнесе простой – это убытки. Усёк?
   – Да! Конечно! Мы часов с восьми начнем. К вечеру управимся. Пока не сделаем, домой не уйдем. Хотя, я надеюсь, что часам к пяти будет готово.
   Дима достал из кармана еще тысячу рублей и протянул Мите.
   – Купите в хозяйственном мешков для мусора. А то если ветром всё это говно растащит по рынку, нам никто спасибо за это не скажет.

   В восемь утра парни были на своем рабочем месте. Они повязали свои футболки на лица, в надежде, что они спасут их от невыносимой вони. Футболки не помогли, но ребята решили, что с ними все-таки лучше. Надев на руки перчатки, они стали складывать мусор в мешки и оттаскивать их на помойку. Очень скоро помойные контейнеры оказались забиты одинаковыми мешками. Посовещавшись, парни решили таскать остальной мусор на разные помойки, чтобы не навлечь на себя и своих работодателей гнев администрации рынка. Дело двигалось медленно, но верно. К обеду докопались до источников неприятного запаха. Их оказалось два – куча дерьма, лежавшая аккуратно в коробке из под торта. Ее вынесли вместе с коробкой на помойку и алюминиевый ящик с протухшей рыбой, в котором кишели опарыши. Максим, увидев находку, побежал на улицу, где его тут же вырвало. Митя с Андреем, заткнув носы, взялись вдвоем за ручки, понесли ящик на помойку. Когда они вернулись, в киоске уже было проще дышать, хотя свежим воздух назвать еще было нельзя.
   В 12.00 ребята заперли киоск и пошли обедать в столовую первый раз за месяц работы рядом с этим заведением. Раньше они не могли себе позволить этого, потому что во время обеда, благодаря посетителям столовой, у них был аврал.
   В пять часов приехали Дима и Санёк. Они остались довольны увиденным. Достав из багажника гвоздодер, они оторвали доски, которыми было заколочено окно киоска, служившее его витриной и распахнули настежь ставни.
   – Так быстрее вонь выветрится! – сказал Дима. – Когда весь мусор вытащите, надо будет тут все с хлоркой вымыть хорошенько, чтобы сияло. И снаружи тоже.
   Он достал из багажника пакет с белым порошком, ведро и ворох тряпок. После этого они опять уехали.
   Последний мешок с мусором унесли на помойку в четыре вечера. Внутри остались только два стула, прилавок, стеклянная ваза и сейф со сломанным замком. Ребята принялись отмывать стены и стекла, утратившие от грязи свою прозрачность. К шести часам работники падали от усталости. Киоск же сиял, как новенький. Митя нарвал одуванчиков и поставил их в вазу, предварительно наполнив ее водой.
   Работодатели приехали в седьмом часу вечера.
   – Вах! – воскликнул Дима, выйдя из машины. – Санёк, а ты говорил, что красить придётся. Он же как новенький!
   – Да. Молодцы, пацаны! С вами приятно иметь дело! – Поддержал Санёк. – Смотри, Димон, они даже цветы в вазу нарвали. Ну ваще шарман! Завтра мы вам отдыхать не дадим, парни. Поедете на другой объект!
   Рассчитавшись, Дима велел назавтра к девяти утра прибыть на остановку у Дома культуры. Там их ждал еще один киоск. Он был больше размером и так же забит хламом. В нем не было тухлятины. Мешки выдал Дима. Он велел складывать мусор перед киоском, пообещав прислать ближе к вечеру машину, которая должна была вывезти все на свалку. К шести часам киоск сиял чистотой, а на прилавке стояла стеклянная бутылка из под кефира с водой и букетом васильков. Парни шли домой через рынок. В киоске, который они накануне отмывали, бойко шла торговля вином на разлив.
   На следующий день они отмывали киоск на Пяти углах, в субботу – рядом с железнодорожным вокзалом, а воскресенье – напротив портовской проходной. На этом сотрудничество с Димой и Саньком завершилось. Отмывание будущих винных киосков так измотало парней, что они решили отдыхать до самой субботы. Даже Митя не сопротивлялся этой идее. Они целыми днями смотрели видеофильмы, а вечерами, когда спадала жара, шли в порт нырять с брейкватера.

   Благодаря Митиным заработкам, жить стало намного легче. Мама с Ленкой ходили по субботам на рынок и покупали куриные окорочка, сливочное и растительное масло, кофе, чай, конфеты и печенье к чаю. У Ленки появились новые джинсы и пара маек. Митя подозревал, что наряды сестре были куплены на его деньги, но не стал заводить об этом разговоров ни с мамой, ни с сестрой, решив, что мама вправе сама распоряжаться теми деньгами, которые он отдает ей. Мама несколько раз предлагала Мите сходить на рынок и купить что-нибудь из вещей, но он отмахивался. Внешний вид его беспокоил меньше всего. Ему стало доставлять удовольствие наблюдать за тем, как растет его благосостояние. Теперь у него было две заначки. Рублевую он держал в романе Гоголя «Мертвые души». Она наполнялась в течение недели, затем пустела. Все деньги Митя никогда из нее не вынимал, хоть самую маленькую купюру, но оставлял «на развод». Долларовая заначка хранилась в романе Достоевского «Бедные люди». Она не так быстро, но зато стабильно росла. Митя задался целью к машиному дню рождения накопить 300 долларов. Сумма до сих пор была для него фантастическая. Никогда раньше он не держал в руках более сотни, и уж тем более никогда даже сотней не владел сам. За 300 долларов можно было бы купить старенькую потрепанную японскую машину или два «Жигуленка» или целых три «Запорожца», но Митя о машине не думал. Ему очень хотелось удивить Машу каким-нибудь дорогим подарком, например, золотым украшением.
   Отдохнув после винных киосков, в выходные ребята снова взялись за работу. Почувствовав вкус денег, Андрей перестал подбивать своих коллег к уклонению от дела. Несколько раз непредвиденные выходные случались из-за проливных дождей. Даже в свой день рождения Митя не стал устраивать выходного. После работы он позвал братьев к себе домой, купив торт и шампанское. Друзья вручили ему в подарок часы, чем растрогали его. Это были настоящие японские «Сейко». Не самые дорогие, но довольно приличные. Они стоили им, как минимум субботнего заработка.

Непонятные перемены

   Август летел стремительно. Надвигался новый учебный год. Мама уговаривала Митю купить для школы костюм и письменные принадлежности, но он отмахивался. В последнее время к внешнему виду учеников учителя относились почти безразлично. Многие ходили в школу в джинсах и толстовках. Порицались только слишком яркие наряды и спортивные костюмы. Митя решил не тратить деньги на пиджак и брюки и решил носить в школу джинсы, которые пока еще были ему впору. Что касается письменных принадлежностей, то ими был забит весь письменный стол. Запас тетрадей и ручек оставался еще от Ленки.
   Близился день рождения Маши. Митя заранее купил подарок. Он решил не тратить весь свой капитал и взял на эти цели сотню долларов. Это была огромная сумма – месячный заработок митиной мамы, при том, что деньги она получала с огромной задержкой. Мама Маши в то время зарабатывала и того меньше. Митя был уверен, что его возлюбленная оценит такой подарок по достоинству. Он обменял доллары на рубли и купил в ювелирном магазине золотую цепочку с кулоном в виде сердца. Митя был доволен собой. К украшению он подобрал красную бархатную коробочку тоже в виде сердца. Крышечка коробочки откидывалась при нажатии на кнопку.
   В последние выходные августа ребята сорвали на мойке большой куш. На рынке было столпотворение будущих школьников и их родителей. Парни начинали работать с 7 утра и заканчивали в пятом часу вечера. За два дня они заработали на троих 180 тысяч рублей. Митя, как обычно половину своей доли отдал маме, а вторую половину решил потратить на поездку к Маше. В последний момент он решил взять еще 20 тысяч из заначки, чтобы ни в чем не отказывать себе и своей возлюбленной.
   Митя решил, что на этот раз ему нужно во что бы то ни стало успеть на самый ранний поезд до Макарова, который отходил в 10.30 утра и прибывал в 15.17. Телеграмму Маше он отправил еще в пятницу 26 августа. В понедельник он встал в 6 утра, плотно позавтракал и отправился на вокзал. В восемь утра он уже сидел на заднем сиденье 115 автобуса, который медленно, как будто нехотя выруливал с привокзальной площади города Корсакова. В 9.15 Митя уже пережевывал свой пянсе, запивая яблочным соком из Южной Кореи, который еще совсем недавно был для него недоступным деликатесом.
   Митя купил билет на поезд, взял с собой несколько разрекламированных шоколадных батончиков и бутылку Фанты. Он чувствовал себя успешным и респектабельным человеком, который может позволить себе все, что ему хочется.
   В 10.30 поезд тронулся. Митя прилип к окну и с жадностью вглядывался в преобразившуюся до неузнаваемости природу. За окном проплывали заросли трехметрового лопуха, медвежьей дудки, борщевика, усыпанные ягодами кусты голубики и черники, покрытый увесистыми шишками кедровый стланик.
   Митя вспомнил, как они с папой ходили в лес за ягодами и грибами, как бродили через дремучие заросли, то спускаясь, то поднимаясь на очередную сопку, как тащили домой полные ведра грибов и ягод. У папы на спине был огромный, как тогда казалось Мите, короб из фанеры. Они мастерили его вместе. В него входило три с половиной ведра грибов или ягод.
   Они никуда не торопились и очень много разговаривали. Митя угадывал породы встречавшихся на их пути деревьев и кустарников. Папа время от времени поправлял его и рассказывал всевозможные интересные факты об этих растениях, он называл по имени каждую птичку, встретившуюся на их пути, находил заячьи норы, показывал где живет выдра и ласка. Пожалуй, эти дни были самыми счастливыми в жизни ребенка. Митя вспомнил, как однажды они поехали с папой за клоповкой (красника – прим. автора). Они доехали на автобусе до Утесного и пошли пешком по просёлочной дороге, ведущей на сопку. Шли не спеша, час, а может быть даже полтора, делая остановки, чтобы послушать птиц, понаблюдать за белками, срезать спрятавшийся в траве подосиновик. Наконец добрались до самого верха. Небольшая полянка на южном склоне сопки была покрыта ковром из красники, но ягод почти не было. Видимо кто-то здесь уже побывал и собрал весь урожай. Отец с сыном перешли на другую полянку, на третью, но вся сопка была тщательно зачищена от ягоды. Митя расстроился так, что едва сдерживал слезы. Папа пытался подбодрить его.
   – Сынок, ты не переживай. Ягоды – не главное. Ты посмотри, какой отсюда открывается вид!
   Папа подстелил свою куртку, они вместе сели и крепко обнялись. Вид и правда был потрясающий. Далеко внизу виднелся залив Анива. Был полный штиль. Из гладкой, как скатерть, бирюзовой воды торчали черные скалы. Чем дальше от берега, тем вода делалась темнее, а на горизонте, там, где залив переходит в пролив Лаперуза, они как будто сливалась с небом, так, что сложно было понять, где кончается вода и начинается небо. Над водой кружили чайки.
   – А где сейчас наш дом? – спросил Митя после долгого созерцания.
   – Где-то вон за той сопкой, показал папа на северо-запад.
   – А бабушка Нина в какой стороне живет?
   – Папа после некоторого раздумья неуверенно ткнул пальцем в неведомую даль.
   – А там Япония?
   – Да.
   – А она ближе, чем Южно-Сахалинск?
   – Нет. Подальше. До Южного отсюда километров 50, а до Японии не меньше 150.
   Митя и папа просидели так не менее часа. Хотя, может быть и все два часа. Часов у них с собой не было и они совершенно не думали о времени. Насидевшись, они встали и пошли вниз. Папа предложить идти напрямик прямо через лес. Этот путь был намного круче, но идти с горы было одно удовольствие. Как только вошли в лес, папа наткнулся на семью шампиньонов. Метров через тридцать вышли на полянку, усеянную шампиньонами. Это было чудо, потому что даже папа – опытный грибник, проживший на Сахалине уже 15 лет, редко встречал здесь шампиньоны. Спуск с горы до трассы, по которой ходили автобусы, занял не более получаса. За это время неудавшиеся ягодники набили грибами оба ведра и короб. Можно было набрать еще столько же, но грибы уже некуда было класть.

   Поезд прибыл в Макаров точно по расписанию. На вокзале Митя встретил компанию во главе с Секой. Лыба был все в той же майке и тех же трениках с обвисшими коленками. Скорее всего, с момента первой встречи он их даже не стирал. Митя радостно поздоровался с каждым за руку. По лицу Секи он видел, что тот судорожно пытается вспомнить его имя.
   – Как вы тут поживаете? – начал Митя.
   – Да так… Как обычно, процедил Сека, сплюнув сквозь зубы.
   – Встречаете кого? Или так просто гуляете?
   – Так просто.
   – Как там ваш Бобик поживает?
   – Тузик. Да все так же поживает. Чего ей будет то. А ты чо опять к телке своей?
   Мите было очень неприятно, что Машу называют телкой, но он промолчал, понимая, что поправлять Секу бессмысленно и гораздо лучше просто не акцентировать внимание на Маше.
   – Как там Чукча поживает? – спросил Сипа.
   – Да я давно его не видел. В делах весь.
   – Чо за дела у тебя? – Заинтересовался Сека.
   – Да разные дела, – отмахнулся Митя. Жизнь сейчас – сам понимаешь. Только успевай крутиться.
   – Может кирнёшь с нами?
   – Не, пацаны. Рад бы, но не могу. Нате выпейте за мое здоровье, – Митя вынул из кармана небрежно скомканные деньги и отсчитал три тысячи.
   – Я вижу, что дела у тебя идут неплохо, одобрительно кивнул Сека, пряча деньги в карман спортивных штанов. – Благодарю, братела, выпьем за ваш Корсаков. Годных пацанов он нам подгоняет.
   Митя довольный отправился в продуктовый магазин, чтобы купить торт. На душе было очень радостно. Здесь его приняли за крутого парня. Впервые в жизни он чувствовал себя авторитетом. В Корсакове он все время был начеку. Встреча с местной малолетней братвой ничего хорошего, как правило, не сулила.
   Купив самый дорогой торт, Митя заявился к Маше. Маша была очень красива. На ней было длинное платье, волосы были уложены и в двух местах пришпилены небольшими заколками. От нее пахло туалетной водой, которую он ей подарил. Маша обняла Митю и поцеловала в щеку. Видимо она стеснялась стоящей за спиной мамы и выглядывающих из гостиной подруг. Митю посадили на самое почетное место у окна. Кроме мамы и Маши за столом было еще две девочки – Марина и Юля. Маша представила их. Это были ее коллеги по танцам. Марина кроме того была ее одноклассницей.
   Девочки очень старались не обращать внимания на Митю, но их распирало от любопытства и практически все время Митя чувствовал на себе пристальные взгляды, которые отводились только, когда он обращал в ответ свой взгляд. Судя по чистым тарелкам, застолье еще не началось. Видимо все ждали Митю. Елена Сергеевна принесла горячую тушёную картошку, а Маша вручила Мите запечатанную бутылку шампанского.
   – А я не думал, что вы выпиваете, я бы тоже вина купил, – растерялся Митя.
   – Митя, ну что за выражение «выпиваете», – сконфуженно поправила его Маша. Нам хватит одной бутылки шампанского. Чисто символически. В честь праздника.
   – Да, мы девушки приличные. Может у вас в Корсакове там и выпивают, а у нас только пригубляют слегка, – поддержала Юля. При этом она очень кокетничала и сильно хлопала ресницами. Было непонятно – всерьез она это говорит или решила свети замечание Маши на шутку, но Митя от всей этой ситуации чувствовал себя неловко.
   Митя пытался открыть шампанское без шума, но не сумел. Пробка громко выстрелила, попала в стоявшую на телевизоре вазу с цветами. Падая, ваза разбилась о чугунную батарею. У Мити все опустилось внутри: «Я все время приношу в этот дом разрушения!» – подумал он.
   – Это к счастью, – весело прощебетала Елена Сергеевна, собирая осколки.
   Маша сбегала в ванную за тряпкой, вытерла пол, затем достала с антресоли другую вазу, наполнила ее водой и поставила в нее рассыпавшийся по полу букет. Елена Сергеевна подняла бокал с шампанским и все сидящие за столом встали, приготовившись слушать тост.
   – Машенька, Милая, – начала она, обращаясь к дочери. – Ты теперь у меня совсем взрослая. Тебе уже 16. Ты уже многое повидала в этой жизни, за последний год с тобой произошло много всего интересного, – взгляд Елены Сергеевны ненадолго скользнул в сторону Мити, – но поверь мне, что у тебя всё еще впереди! Твоя жизнь только начинается и следующий год будет самым интересным из всех прожитых тобой лет. Желаю тебе, чтобы тебя окружали любимые и надежные люди, на которых всегда можно положиться!
   Все чокнулись и выпили по нескольку глотков. После этого Маша сразу обратилась к единственному в компании мужчине, вогнав его в краску:
   – Митя, может быть ты хочешь мне что-нибудь сказать?
   – Я как-то растерялся, – начал оправдываться он, смущаясь своего собственного смущения. – Не думал, что будет всё так официально и не готовил никаких речей. Я знаю Машу совсем недавно, меньше, чем любой из присутствующих здесь, но могу твердо сказать, что это самая лучшая девушка на земле! Она умна, красива, добра… Маша, с днем рождения тебя! Пусть сбываются все твои мечты!
   Митя вынул из кармана коробочку с золотой цепочкой и протянул ее Марии. Все присутствующие ахнули. Маша нажала кнопочку, сердечко открылось и все ахнули еще раз.
   – Неужели золото? – Прошептала Марина.
   – Митя, зачем ты… Маша растеряно смотрела на подарок. – Ведь это, наверное очень дорого!
   – Может быть примеришь? – Спросил в ответ Митя.
   Маша надела украшение, покрутилась перед зеркалом и вернулась за стол. Гости взялись за еду, а Елена Сергеевна, допив свое шампанское, вежливо распрощалась с гостями и ушла к Елизавете Федоровне.
   – Митя, расскажи, как вы там в Корсакове живете? – обратилась Марина. – У нас тут ходят слухи, что это такой жутко криминальный город, что там людей на улице убивают чуть не каждый день.
   – Не так страшен черт, как его малюют, – отшутился Митя. – Убивать убивают, но не каждый день.
   – А ты знаешь Чукчу?
   Митя от неожиданности закашлялся, чуть не подавившись тушеной картошкой.
   – Надо же, какой глубокий след он оставил в истории вашего города своим визитом, – пошутил Митя, прокашлявшись.
   – Он тут у нас целый месяц зажигал, – поддержала Марина, видимо не уловив сарказма в словах Мити. – Наша братва тут перед ним вся раскланивалась. Я так поняла, что он какой-то очень крутой парниша.
   – Давайте поговорим о чем-нибудь более интересном, – попытался сменить тему Митя.
   – Так ты его знаешь?
   – Да, конечно, в детстве в войнушку играли. Но сейчас я с ним не общаюсь. У меня другие интересы.
   Девочки быстро переключили свое внимание с корсаковских парней на танцы. Они стали обсуждать концертные наряды свои, своих подруг, стоимость костюмов. Это длилось не менее двух часов. Мите было очень скучно слушать все это, но он боялся обидеть Машу и старался внимательно следить за разговором. Он с удивлением узнал, что увлечение бальными танцами требует наличия двух костюмов – для классической программы и для латиноамериканских танцев. И стоят эти костюмы огромных денег.
   Часа через полтора после начала застолья, Маша подала чай с тортом. За чаем разговор также шел о танцах. Митя настолько устал от этой темы, что перестал делать вид, что ему интересно и откинулся в первую попавшуюся книгу, взятую из книжного шкафа. Он чувствовал себя чужим на этом празднике. Привыкший быть в центре внимания, он очень тяготился тем, что не может поддержать разговор.
   Марина и Юля ушли в восьмом часу вечера. Проводив гостей, влюбленные остались одни. Митя обнял Машу и хотел поцеловать в губы, но она остановила его.
   – Митя, мне нужно с тобой поговорить. Только пойми меня, пожалуйста правильно.
   У Мити по спине пробежал неприятный холодок. Ему не понравилось начало разговора.
   – Нам с тобой нужно немного подождать с… – Маша замолчала, пытаясь подобрать нужные слова. – В общем давай не будем пока переходить к слишком близким отношениям.
   – Так я же тебя и не тороплю, – сказал Митя и снова потянулся к губам Маши, чтобы поцеловать, но она опять уклонилась от поцелуя.
   – Митя, я имею в виду, что мы и так уже слишком далеко зашли и нужно взять себя в руки, проверить наши чувства.
   У Мити внутри все опустилось. Не то, чтобы он очень любил целоваться, без этого он мог прожить еще какое-то время, но его расстроила навязчивая мысль, что он теряет Машу.
   – Да, конечно, Маша, если для тебя это важно, давай подождем, – сказал он.
   В это время внутри у него выла сирена и отчаянно бил набат: «Я облажался! Все кончено! Я что-то сделал не так! Я всё сделал не так!»
   – Митя, и ещё… пойми меня, пожалуйста правильно… Я не могу принять от тебя такой дорогой подарок. Ты меня поставил в неловкое положение, – Маша сняла с шеи цепочку с кулоном и протянула Мите.
   – Если тебе не нравится мой подарок, можешь просто выбросить его в мусорное ведро, – ответил он сдавленным голосом. – Я не возьму это назад. Выброси, подари кому-нибудь… Делай с этим что хочешь…
   Маша обняла его, как обычно обнимают близкого человека – брата или отца.
   – Митя, ты только пойми меня правильно. Я все еще люблю тебя. Но так надо. Просто поверь, что так надо. Это все временно.
   – Я всё понимаю, надо так надо, – Митя пытался говорить как можно непринужденнее, но внутри его душили слезы.
   – А у меня для тебя есть хорошая новость! – Маша пыталась подзадорить своего друга, но её веселый тон звучал очень натянуто. Она чувствовала себя виноватой перед ним. – Пойдем, чаю еще выпьем и я тебе всё расскажу.
   Маша налила чаю и положила на чистые блюдца по кусочку торта.
   – Мы с мамой переезжаем в Южно-Сахалинск! – Торжественно произнесла Маша, вглядываясь в глаза своего избранника. – Ну, чего ты такой хмурый? Разве ты не рад? Я ведь буду от тебя всего в 40 километрах!
   – Очень рад! Поздравляю тебя!
   – Что-то ты таким тоном, говоришь, как будто не рад!
   – И когда вы переезжаете?
   – Послезавтра! Я уже первого сентября пойду в гимназию! А следующим летом буду поступать в частный институт.
   – И когда ты об этом узнала?
   – Я раньше не говорила, потому что там всё было под вопросом. Всё зависело от того, возьмут ли маму на работу в гимназию или нет. И вот буквально три дня назад ее приняли.
   – А где вы там будете жить?
   – Первое время будем жить у моей тети. А месяца через три-четыре нам дадут комнату в общежитии или будем снимать.
   – Я ведь тебе забыл сказать, – мне сегодня нужно будет ехать назад, спохватился Митя, глядя на часы.
   – У тебя новые часы, – заметила Маша. Она взяла Митину руку и внимательно рассмотрела. – Дорогие!
   – Друзья подарили на День рождения, – небрежно отмахнулся он.
   – Богатенькие у тебя друзья. Ты случайно не с бандитами связался?
   – Нет. Работали все лето от зари до зари.
   – Митя, ты только с бандитами не связывайся! Я тебя очень прошу! Ты такой горячий, что можешь дел натворить, всю жизнь себе испортить в одну минуту. Держись подальше, пожалуйста от криминала.
   Митя был в смятении. Он был уверен, что Маша дала ему отставку. Но почему тогда она делится с ним своими планами, в которые входят и встречи с ним? Из жалости, чтобы не убивать в нем надежду? Но ведь резать по кусочкам – это намного больнее и мучительнее, чем заколоть одним ударом насмерть.
   – А это даже к лучшему, что ты сегодня уезжаешь, – сказала Маша, убирая посуду со стола. – Завтра такой суматошный день у нас будет. Нужно вещи паковать, после завтра поезд. А в сентябре мы с тобой увидимся. Ты же приедешь в Южный?
   – Приеду, конечно!
   – Запиши телефон моей тети.
   Маша достала с полки записную книжку и продиктовала номер. Митя записал его в свою записную книжку, лежавшую в сумке.
   – В гости в ближайшее время я, конечно, я не смогу тебя пригласить, потому что я сама буду там в гостях, но если ты позвонишь, я буду счастлива погулять с тобой по городу. Я так плохо знаю Южный. А ты у меня такой путешественник. Всё мне покажешь.
   В половине десятого Митя распрощался с Машей дружеским поцелуем в щеку, вышел из дома и пошел в сторону вокзала. На улице темнело и он запретил Маше провожать его.
   На вокзале было многолюдно. Билетов с местами на прибывающий поезд в кассе не было. Митя купил билет без места. Поезд был забит людьми. Это были студенты, возвращавшиеся в островную столицу с каникул, дачники, забившие проходы рюкзаками и корзинами с урожаем. Ягодники везли полные ведра клоповки, от чего терпкий запах ягоды переполнял весь поезд. В вагоне негде было не только сидеть, но и стоять. Митя пристроился в тамбуре. Он сел на свою сумку и накрыв голову курткой, провалился в какую-то полудрему. Между сном и явью он пытался найти ответ на вопрос: Что же происходит между ним и его возлюбленной.
   «Она во мне разочаровалась. Совершенно точно! На фестивале я выглядел таким крутым, а в жизни оказался… Но нет же. В жизни я оказался еще круче. Я сумел заработать за несколько дней денег на поездку, я сумел невредимым выйти из лап Лыбы… А может быть это из-за того, что я тогда обсуждал ее с местной братвой? Но она же меня за это простила. У нас всё так хорошо было на даче и после дачи. Может быть бабушка ей запретила? Она все время недоверчиво на меня смотрела, да еще эта угроза шкуру спустить. Она явно приняла меня за „длинного“, у которого одно на уме. Но Маша ведь не похожа на ту, которая будет жить по бабушкиной указке, тем более, что бабушка никак не может ее в этом контролировать. Нет! Совершенно точно – это было ее личное решение, принятое самостоятельно и осознанно. Может быть я зря в прошлый раз стал целовать ее в шею? Она тогда начала возбуждаться и если бы не пришла мама, кто знает, до чего бы мы дошли? Может быть она просто боится, что в следующий раз мы не сможем остановиться? Но нет ведь. Это всё ерунда! Все дело в этом переезде. Раньше я казался ей принцем, живущим в портовом городе, разъезжающим куда вздумается, покупающим торты. А она была скромная золушка, живущая в трущобах, где кроме Лыбы и Тузика никаких достопримечательностей нет и на фоне Секи, Лыбы всей остальной братии я, наверное, очень завидный жених. А теперь она переедет в Южно-Сахалинск, где жизнь кипит, похлеще, чем в Корсакове. Там полно мажоров на джипах и я буду теперь всего лишь жалким рыжим мечтателем, побренькивающим на гитарке…»
   Вывод, к которому логическим путем пришел Митя казался ему самым разумным объяснением случившегося. И от этой мысли на душе его стало очень тошно.
   Поезд прибыл в Южно-Сахалинск в половине третьего ночи. До первого автобуса на Корсаков было четыре часа. Митя уселся в кресло на вокзале и попытался уснуть, но очень скоро к нему подошел милиционер.
   – Билет есть? – Грубо спросил он.
   – Какой билет?
   – Вокзал – это не ночлежка. Здесь ночью можно находиться только при наличии билета.
   – Я 115 автобус жду.
   – Билет покажи!
   – Откуда у меня билет, если автобусные кассы закрыты!
   – Нет билета – иди гуляй на улице.
   Митя вышел на улицу. Ему в лицо пахнула своим ледяным дыханием осень. Под курткой у него была только футболка. Он мог бы себе позволить переночевать в гостинице, но у него не было паспорта. 16 исполнилось три недели назад, но он был так увлечен заколачиванием денег, что даже не вспомнил о том, что нужно получить паспорт.
   Митя сел на лавочку, но тут же вскочил. Она была очень холодная. Куда податься? В Южно-Сахалинске он никого не знал. Чтобы не замерзнуть, он быстрым шагом зашагал по улице Ленина. Город спал. Машин практически не было, магазины изнутри светились пустотой. Вот любимая «Рябинка». Тоже закрыта. Митя перешел улицу по диагонали. Она всегда была очень оживленной и перейти ее можно было только на светофоре на зеленый свет. На другой стороне мрачно возвышалось здание областного управления Внутренних дел. Митя свернул за угол к городскому отделу милиции. И вот тут то кипела жизнь. Половина окон светилась, на крыльце стояли какие-то люди и курили. К крыльцу подъехал УАЗик. Из него вышли трое милиционеров и один парень в штатском. Милиционер взял парня под руку и повел внутрь. «Арестовали! – подумал Митя. – Жаль бедолагу, но зато он хоть сейчас в тепле, в отличие от меня». И тут ему в голову пришла сумасбродная идея – а что если пойти погреться в милиции? Он вошел в здание и уверенным шагом, как ни в чем ни бывало прошел мимо дежурного.
   – Эй, ты к кому? крикнул дежурный вслед.
   Митя понял, что его номер не удался. Он вернулся и поздоровался с дежурным, улыбаясь во весь рот, изо всех сил пытаясь расположить к себе.
   – Да я погреться зашел. Холодно на улице, с вокзала меня выгнали.
   – Ну ты даешь! Нашел место погреться! А ну покажи, что в сумке.
   Митя продемонстрировал свои нехитрые пожитки. Затем честно, ничего не тая, рассказал капитану о том, что его привело в отдел.
   – Извини, но я ничем помочь не могу! – развел руками милиционер. У нас тут не проходной двор. Не положено посторонним.
   – А может вы меня пустите в «обезьянник» посидеть до утра?
   Милиционер рассмеялся.
   – А ты отчаянный парень! Первый раз вижу, чтобы кто-то сам в обезьянник просился. Нет, братец. Не пущу! Мне тогда тебя оформлять придется, как административно задержанного.
   – Ну оформите, как будто я матом выругался.
   – Сумку твою изымать придется, опись личных вещей производить…
   Митя понял, что в обезьянник ему не хочется. Стало грустно.
   – Ну можно хотя бы я тут рядом с вами еще посижу погреюсь. Десять минут уже просидел, глядишь еще час проболтаем. Это ведь вам не запрещено?
   Капитал сочувственно вздохнул.
   – Какой же ты настырный пацан! Ладно, пойдем со мной.
   Он отвел Митю на второй этаж здания в «Красный уголок». Там рядами стояли откидные деревянные стулья со спинками.
   – Ложись здесь, спи. Никуда не шарахайся! Если вдруг приспичит, туалет в конце коридора, вторая дверь. И чтобы к утру духу твоего тут не было. В восемь здесь развод будет.
   Капитан выключил свет и ушел. А Митя блаженно вытянулся на последнем ряду и мгновенно уснул.
   Проснулся от громкого голоса. Осмотревшись, понял, где находится и, что не выполнил обещание убраться из помещения до развода. Митя лежал и боялся шелохнулся. Он судорожно думал, как ему быть. Долежать до конца и уйти, когда завончится собрание? Но если его поймают, в конце, решат, что он шпионит. Мало ли какие планы по борьбе с преступностью тут сейчас обсуждают. Встать и выйти сейчас – но как к этому отнесется этот суровый громкоголосый начальник? Не влетит ли благодетелю капитану, сжалившемуся над замерзающим юношей. В конце концов, капитана можно и не впутывать, сказать, что сам нашел это место. А капитан мог не заметить.
   Митя встал, взял в руки сумку и как ни в чем ни бывало проследовал к выходу, поздоровавшись с начальником, который с виду оказался не так грозен, как его голос. Полковник, открыв от изумления рот, проводил Митю взглядом, спохватившись только когда он уже вышел в коридор.
   – Это еще что за хер? – строго спросил он своих подчиненных. – Что вообще у вас тут творится?

   Митя беспрепятственно вышел из здания, дошел до вокзала, запрыгнул в уходящий автобус и через полтора часа уже лежал дома на своей кровати, глядя в белый потолок.

Осень

   Учебный год Митя начал без былого энтузиазма. Он очень переживал из-за непонятных ему перемен, произошедших в отношении с Машей. В глубине души он верил, что это действительно временно, но желание учиться и становиться лучше, чем он есть на самом деле, у него как отрезало. Митя стал реже видеться с Андреем и Максом. Занятие гитарой он тоже бросил. И лишь изредка усугублял свою тоску наигрыванием любимых мелодий. О том, что случилось между ним и Машей он никому не рассказывал, даже Андрею.
   В конце сентября Митя решился позвонить Маше в Южно-Сахалинск. Дома телефона у него не было. Он отправился в переговорный пункт районного дома связи.
   – Здравствуйте! А Машу я могу услышать? – робко спросил он, услышав ответ на другом конце провода.
   – Митя, привет! Это ты? – Раздался веселый голос Марии. – А я как чувствовала, что это ты звонишь, сама к телефону побежала. Как у тебя дела? Как успехи в учебе?
   – Да так… – уклончиво ответил он. – Расскажи, как ты, как мама? Как устроились на новом месте?
   – Ой! У нас все так замечательно! Я обожаю этот город! Я учусь в самой прекрасной на свете гимназии! Я в такой замечательный класс попала. Все такие родные, как будто я их тысячу лет всех знаю!
   – Я рад за тебя! – Митя очень старался говорить бодрым голосом. Он действительно желал Маше добра и в глубине души радовался за нее, хотя, он чувствовал, что чем ближе она к той столичной образованной молодежи, тем дальше она от него.
   – Мить, а ты в Южный не собираешься? Я бы рада была с тобой встретиться, рассказать тебе много чего. У меня в жизни столько всего произошло за этот месяц.
   – Да я вот как раз в воскресенье собирался поехать, – Митя немного воспрял духом от того, что Маша сама изъявила желание с ним встретиться.
   – Ой, как здорово! Я как раз в воскресенье весь день свободна. Буду ждать твоего звонка.
   После телефонного разговора Митя воспрял духом. Даже умудрился получить в школе несколько пятерок. В субботу он достал из заначки сотню долларов, пошел на рынок и купил себе новые джинсы, кроссовки и модную демисезонную куртку. Оставшиеся деньги взял с собой в Южно-Сахалинск.
   Островная столица в любое время года выглядела прекрасно. Сойдя с автобуса, Митя по старой традиции первым делом купил себе пянсе. Съев его, он отправился к ближайшему телефону-автомату и позвонил Маше, договорившись встретиться с ней через 30 минут в саду рядом с краеведческим музеем.
   Митя был на месте уже через 15 минут. На скамейках сквера свободных мест не было. День был солнечный, хотя и прохладный по-осеннему. Для первых дней октября погода была очень хорошая. Вокруг гуляли мамы и бабушки с детьми.
   Маша пришла точно в назначенное время. Выглядела она, как всегда безупречно. На ней было элегантное черное пальто и оранжевый в цвет осенней листвы шарф. Настоящая столичная девушка. Из всех находившихся в тот момент в саду она менее всего походила на вчерашнюю жительницу далекого захолустья. Маша радостно поцеловала Митю в щеку, осмотрелась вокруг.
   – Пойдем погуляем, – предложила она, беря своего кавалера под руку. – Здесь присесть некуда, да и не больно хочется. Погода такая замечательная!
   Они вышли из сада и не спеша, пошли вниз по Коммунистическому проспекту. Дойдя до драматического театра, свернули и пошли по бульвару в сторону Дома торговли. Маша с воодушевлением рассказывала про свою гимназию, про замечательный класс, про учительницу английского, которая знакома с самой Маргарет Тетчер. Митя был очень рад ее видеть, слышать ее голос. Он радовался тому, что у нее сбылась мечта и она вырвалась из ненавистного городка. Но в то же время ему было очень грустно. Они с Машей как будто поменялись ролями. Раньше он часами рассказывал ей о своей жизни, а теперь о чем он мог рассказать ей, живущей полной жизнью в столице островного края? О том, как мыл машины с Максом и Андреем? Как выносили дерьмо из киоска, чтобы там можно было торговать вином?
   – Мить, ты какой-то грустный сегодня, – заметила Маша. – У тебя что-то случилось?
   – Да нет. Просто осень. Тоскливая пора.
   – Ну да. Вы – поэты особенно чувствительны к увяданию природы. Ну а как у тебя дела в школе? Ты наконец нашел подход к точным наукам?
   – Да я не искал, – отмахнулся Митя. – Давай в кафе зайдем, мороженого поедим.
   – Я не голодна. Только из-за стола.
   – А мне так хочется мороженого! Пойдем, я угощаю.
   Они зашли в кафе и заказали две порции мороженого с шоколадом и два молочных коктейля. Маша благодарила за кассеты с музыкой, которые ей подарил Митя. Особенно она полюбила Bad boys blue и двадцадку лучших хитов The Beatles. Слышать это было приятно вдвойне. Митя был рад тому, что угодил своей возлюбленной и тому, что вкусы их так совпали. Вне всякого сомнения души их были родственными. Вот только перспективы у них были очень разными. Машу ждал факультет иностранных языков в престижном частном институте, престижная работа и насыщенная интересными людьми жизнь. Митю ждала неквалифицированная работа на фабрике или на заводе. Как бы он ни старался наверстать упущенное за несколько лет в учебе, он не сумеет за год подтянуться настолько, чтобы поступить на бюджетное место даже в педагогический институт, а оплачивать учебу ему решительно некому. Эта мысль вдруг внезапно пронзила его.
   – Мить, да что с тобой. Ты сегодня сам не свой, – Маша с искренним участием посмотрела своему спутнику в глаза.
   – Не бери в голову. Пойдем я тебя провожу. Мне нужно ехать.
   Расстались там же, где встретились, у краеведческого музея. Маша попросила не провожать ее дальше. Митя воспринял это как подтверждение своих печальных мыслей. Она не хочет, чтобы их видели вместе, потому что не уверена в их совместном будущем.

   После поездки в Южно-Сахалинск Митя еще глубже погрузился в свою депрессию. Он совсем перестал учиться и стал часто прогуливать школу. Вечерами напролет он торчал у телевизора, переключая каналы и просматривая все подряд передачи и сериалы. Когда он видел на экране студентов или просто веселых жизнерадостных молодых людей, живущих в большом городе, сердце его скукоживалось как сушеная брюква.
   Пролетел октябрь, наступил ноябрь. После встречи с Машей прошло больше месяца. Митя не мог заставить себя позвонить ей. Ехать в Южно-Сахалинск ему было не на что. Последние доллары из своей заначки он обменял, чтобы помочь маме заплатить за коммунальные услуги. На заводе задерживали зарплату. Лососевая путина давно закончилась, но с работниками не рассчитались даже за июль. Цены стремительно росли. Зарплаты людям тоже повышали, но не так стремительно. Но более всего удручало то, что их не выдавали вовремя.

   Однажды вечером Митя вызвался проводить до дома подругу сестры, засидевшуюся допоздна. Возвращаясь, он встретил Сашу Хомченко. Санька был на три года моложе. Когда-то их мамы вместе работали и тесно общались. У сыновей, несмотря на разницу в возрасте были прекрасные отношения. Саня рос настоящим хулиганом. В городе он был известен под прозвищем Хома. Он на равных общался с авторитетными шпанюками, которых Митя обходил стороной. Но Хома нисколько не задавался перед старым товарищем и даже напротив относился к нему с уважением, как к старшему по возрасту. Оба были рады встрече. Санёк угостил друга пивом.
   – Митяй, хочешь бабла срубить по лёгкой? – предложил Хома.
   – Давай, говори, кого убить.
   – Я что на мокрушника похож что ли? Я тебе серьёзное дело предлагаю. Дело – верняк. Риска никакого.
   – Стындить что-нибудь?
   – Пойдем, прогуляемся, тут недалеко.
   Хома привел Митю в трущобы на Речной улице. Старые покосившиеся бараки стояли вперемешку с такими же кривыми сараями и гаражами. В одном из этих бараков вместе с матерью и сестрой жил сам Хома.
   – Вон тот сарай видишь? Там целая куча автомобильных шин лежит.
   – Это же уголовка! Тебе оно надо?
   – Да не бзди ты! Это моего соседа гараж. Говнистый тип. Я давно наблюдаю. Он туда вообще не ходит. Я неделю назад замок ему перевернул вверх тормашками. Видишь – он так и висит перевернутый. Позавчера ночью я заднюю стену аккуратно разобрал и наживил доски. Делов на пять минут колеса вытащить и в безопасное место перетаскать. Я тут уже для этого дела бесхозный сарай приглядел. Ну и продать их потом надо будет. Здесь то я на тебя и надеюсь. Ты выглядишь постарше. Тебе проще будет с мужиками договариваться. А деньги пополам разделим.
   Дело действительно выглядело верным и безопасным. Митя согласился. Они обошли сарай, зайдя с тыла. Санёк быстро разобрал стену и нырнул внутрь. Через несколько секунд он подал своему подельнику автомобильную покрышку. За ней еще одну и еще. Одно за другим из сарая было извлечено восемь покрышек. В два захода ребята перетаскали их в заброшенный сарай.
   – Куда ты предлагаешь их продать? – Спросил Митя, отдышавшись.
   – На Комсомольской площади ларьки круглосуточные. Там постоянно машины подъезжают. Надо пару колес с собой взять. Если кто заинтересуется, стрелку забить там же. Сюда никого тащить нельзя.
   – А почем продавать будем?
   – Давай тысяч по пятнадцать попробуем за штуку. Если будут торговаться, можно до десятки упасть. Хотя… Я и по пятерке не прочь бы их загнать.
   Парни взяли по колесу и отправились на площадь. Было около полуночи, но у ларьков жизнь не прекращалась даже глубокой ночью. Каждые 5—10 минут подъезжала машина. Покупали в основном водку и закуску. Митя с Хомой встречали каждую машину в течение часа и предлагали колёса. Водители либо совсем не интересовались товаром, либо, глянув поближе на покрышки, отмахивались от горе-продавцов. В первом часу ночи энтузиазм сошел на нет. Хома стал склонять своего подельника, чтобы разойтись по домам и попробовать на следующий день сходить с колесами на автостоянку.
   – Ладно, сейчас я еще вон тому предложу, – Митя махнул рукой сторону подъехавшей к ларьку на другом конце площади машины. – Если и он откажется, то пойдем по домам. Санёк тем временем отошел в сторонку, присел на свое колесо и закурил.
   Пока Митя с колесом пересекал площадь, водитель уже успел купить четыре бутылки водки и аккуратно положил их на заднее сиденье.
   – Вам колеса не нужны? – Предложил Митя.
   – Что за колеса? – водитель обернулся, дыхнув свежим водочным перегаром.
   Митя показал колесо. Незнакомец внимательно посмотрел на него. Из машины вышел пассажир и пошатываясь подошел к Мите.
   – А что за колеса? Ещё есть? – спросил он.
   – Есть.
   – А где взял?
   – Не всё ли равно вам?
   – Нам, фраерок, не всё равно! – С этими словами, пассажир очень ловко для пьяного человека выкрутил руки Мите за спину и защелкнул на запястьях наручники. В лицо он ткнул красную корочку. – Давай веди, показывай, где остальные колеса.
   – Я не знаю, начал оправдываться Митя. Там за ларьками стояли парни, попросили помочь…
   Незнакомец прервал Митю мощным ударом по почкам.
   – Прекращай давай сказки про каких-то там парней. Я двадцать лет в уголовном розыске работаю. Наслушался этих историй столько, что тошнит. Ты нам в любом случае покажешь, где лежат остальные колёса. Вопрос сейчас только в одном – останешься ли ты при своих зубах или они останутся здесь на этом асфальте.
   У Мити внутри всё сжалось. Он понимал, что с ним не шутят. Он много слышал о жестокости корсаковских ментов и о методах, которыми они пользуются, выбивая признания. Он понял, что не вынесет пыток, да и не стоят эти колеса того, чтобы ради них расставаться со своим здоровьем. Самым разумным будет во всем признаться.
   – Они в старом сарае на Речной улице, – сознался он.
   Митю обыскали и грубо затолкнули на заднее сиденье автомобиля, пригрозив, что за сохранность водки он отвечает головой. Через пару минут были у сарая, в котором лежали остальные колёса. Опера, осветив сарай фонариком, вытащили их на улицу и стали разглядывать трофеи в свете фар.
   – Колеса то далеко не новые, к тому же ни одного парного комплекта, – резюмировал водитель.
   – И из-за этого говна тебе теперь придется присесть года на два, – закончил мысль второй опер. – И нам праздник испортил. Вместо того, чтобы водку пить, с тобой тут возимся.
   – А какой сегодня праздник? – робко спросил Митя.
   – Слышь, Леха, он не знает, что сегодня за праздник. Может ему еще раз по почкам врезать?
   – Сегодня День милиции, фраерок, – весело засмеялся водитель. – Теперь ты эту дату на всю жизнь запомнишь – 10 ноября.
   – Я ведь ни в чем не виноват. Я эти колеса здесь нашел, думал денег заработать. Отпустите меня, пожалуйста.
   – Поехали в отдел, там разберутся с тобой.

   Митю привезли в корсаковский РОВД. Пьяный милиционер в дежурной части записал в журнал фамилию, имя, отчество и домашний адрес, затем протянул картонную коробку и потребовал вынуть всё из карманов. В карманах была записная книжка, ключи от квартиры и немного мелочи. После этого его напарник грубо обыскал Митю. Обезьянник, в котором обычно держат административно задержанных, был заполнен людьми. Из обезьянника длинный бетонный коридор вёл в изолятор временного содержания, где до суда содержались подследственные. Вдоль коридора на расстоянии примерно метр-два друг от друга лицом к стене, расставив ноги на ширину плеч, стояли люди. В основном молодые парни и мужчины средних лет. Некоторых Митя знал в лицо. Одного он часто видел на заводе, где работала его мама, другой учился в его школе и был года на три-четыре старше. Коридор повернул на 90 градусов. сразу за поворотом была решетчатая дверь до потолка. К решётке был прикован браслетами молодой парень. Он был прилично одет, но очень сильно избит. Одежда была в крови. Парень был без сознания и висел на браслетах.
   – Витёк, проверь, не сдох? – Дежурный ткнул в висящего парня пальцем.
   Второй милиционер взял парня за волосы и повернул его лицом к себе.
   – Живой, падло, – он брезгливо оттолкнул от себя голову избитого и сильно ударил его по спине кулаком. парень издал стон.
   – Давай хотя бы снимем его, – предложил дежурный.
   Безчувственного парня отстегнули от решетки и грубо бросили на пол. После этого повернулись к Мите.
   – Не скажешь, у кого колеса спёр, будет с тобой то же самое, – грозно сказал ему дежурный, со всей силы ударив по почкам. Второй мент врезал кулаком под дых. Митя сложился пополам.
   – Что больно? – С издевкой спросил Витёк – пьяный мужик с опухшим лицом, одетый в мятые милицейские брюки и рубашку. – Ты, сученок, пока ещё не знаешь, что такое больно. Мы пока пойдем с Николаичем выпьем водки, а ты посиди подумай о своей жизни. Вернемся к тебе через часик и ты нам всё расскажешь.
   Милиционеры ушли в дежурную часть. Митя остался наедине со своими мыслями. Коридор тускло освещался электрическими лампочками. Закоулок, в котором оставили Митю был освещен еще хуже, но тут было зарешеченное окно, из которого был виден внутренний двор РОВД, жилые дома, перекресток улиц Краснофлотская и Сахалинская, кусочек улицы Советская, пожарную часть… На улице моросил дождь. Митя видел, как на остановке под лавкой пытается укрыться от дождя бездомный пёс. Сердце сжалось от досады. Он сейчас отдал бы всё, чтобы оказаться на месте этого пса. Как бы он хотел ощутить своей кожей мелкие капельки, падающие с неба, с каким удовольствием он зашагал бы сейчас по своей любимой Советской улице в сторону дома! Когда он теперь сможет пройтись по любимому городу? Сколько дают за кражу со взломом? Ведь это была настоящая кража со взломом и теперь Митя это хорошо понимал. Как мог он вляпаться в такую нелепую историю и во что теперь всё это выльется? Размышления прервал мужчина в штатском.
   – Ты Зыков? – спросил он. В голосе его не было злобы и агрессии. Это обнадеживало. Митя кивнул в ответ. – Пойдем со мной.
   Мужчина оказался криминалистом. Он привел Митю в кабинет и стал мазать его руки черной краской.
   – Вы хотите снять отпечатки пальцев? – Догадался Митя.
   – Ты сообразительный. Только надо было раньше соображать, как к нам не попасться.
   – А зачем отпечатки?
   – Всё, братец, раз ты встал на эту скользкую дорожку, ты теперь наш клиент на веки вечные. Мы в федеральную базу твои отпечатки передадим. У нас все воришки на счету.
   – Но я же не воришка… – начал было оправдываться Митя, но криминалист перебил его:
   – Эту песенку ты для судьи прибереги. У нас все строго – попался – ходи сюда.
   После процедуры дактилоскопирования Митю вернули в тот же коридор. Парень, которого сняли с решетки, так и лежал без сознания. Митя снова остался наедине со своими мыслями. За окном почти ничего не изменилось. Дождь прекратился, пёс выбрался из под лавки и ушел по делам, одному ему ведомым. Где-то горели окна. Кому-то сейчас не спится. «Эти люди не понимают своего счастья! – Думал Митя. – Они свободны, они могут лечь в свою кровать, а могут пойти по ночному городу куда глаза глядят. Еще каких то пару часов назад я тоже был свободным и точно также не понимал своего счастья. Как же всё-таки глуп человек. Понимает всю ценность свободы только тогда, когда лишается ее».
   Митя стал думать о Маше. Станет ли она ждать, если его посадят в тюрьму? Если и станет, то только из чувства долга. Но скорее всего – она больше и слышать о нем ничего не захочет. Она полюбила бескорыстного, честного и порядочного романтика, поэта, музыканта. У такой девушки, как Маша не может быть ничего общего с уголовником, ворующим по ночам колёса из сараев.
   В коридоре раздались шаги и пьяные голоса. Дежурный и его напарник вышли, по всей видимости без особой цели. Они били то одного, то другого задержанного. И медленно приближались. Митя на всякий случай встал лицом к стене, чтобы не навлекать на себя гнев садистов. Но остаться незамеченным у него не вышло.
   – Ты как стоишь! – Дежурный со всего маху ударил Митю ладонью по затылку. – Тебя что не учили, как надо стоять на растяжке? Так я тебя сейчас научу! Руки за голову!
   Милиционер больно припечатал Митю лбом к стене и стал бить сначала по одной ноге, потом по другой, раздвигая их как можно шире. Когда поза Мити стала соответствовать с понятием мучителя о «растяжке», он нанес сильный удар кулаком по почкам. Митя охнул и сжался. Неимоверным усилием воли он постарался не нарушать «растяжки».
   – Что ты охаешь, как баба в постели? Больно что ли? А когда колёса воровал, не больно было? Я тебя сопляка научу, как воровать! – И милиционер нанес ещё один удар по второй почке.
   – Ладно, хватит с него для начала, – сказал второй милиционер. – Малолетка всё-таки.
   – Что-то я с трудом верю, что ему 16 лет. Выглядит на все 20. Ну да ладно. Пусть пока подумает. Пойдем еще по маленькой бахнем.
   Менты снова ушли и на этот раз не было их долго. Внутри все болело. Митя присел на бетонную ступеньку и через какое-то время задремал. Это был не совсем сон, но и не реальность. Он видел злые, пьяные лица милиционеров, грязно ругающиеся и плюющие ему в лицо, разъяренных псов, рвущихся с цепей и пытающихся его укусить. В этом ужасе прошло несколько часов. Рассвело. Услышав в коридоре шаги, Митя вскочил и встал на «растяжку», как его учили.
   – Ты Зыков? —Спросил приятный женский голос.
   – Я.
   – Ты что так всю ночь и простоял?
   – В перерывах между избиениями, – сердито буркнул Митя.
   – Тебя что били? Вот ведь скоты! Сколько раз их просили малолеток не трогать! Пойдем со мной.
   Женщина провела Митю через дежурную часть, они поднялись на второй этаж. Вошли в кабинет. За столом сидел опухший от пьянства толстый мужчина с красным лицом.
   – Андрей, мне велели его к вам доставить, – сказала женщина. – Это Зыков. Его ночью на Комсомольской площади взяли с крадеными колесами. Утром заявление от потерпевшего поступило. Допроси его.
   – Ну а чё сразу я? Сама что ли допросить не можешь? Я малолетками не занимаюсь.
   – Заявление от потерпевших угрозыск принял, значит вам и его оформлять. Оформите и нам передадите.
   – Ладно давай, – нехотя согласился оперативник.
   Женщина ушла. Мужчина показал Мите пальцем на стул. По всему было видно, что каждое слово и каждый жест дается ему с большим трудом. Видимо он переусердствовал накануне с празднованием профессиональной даты.
   – Что-то я тебя не знаю. Недавно воруешь? – Спросил он. – С какого района?
   – С Семи ветров.
   – Про Султанова слышал?
   Митя кивнул головой. О жестокости оперуполномоченного Султанова в Корсакове слагали легенды. В детстве он был забитым, толстым и сопливым мальчиком. Рос на Семи ветрах в одном дворе с несколькими отъявленными отморозками. Его часто били, унижали и садировали. Например, его сосед – хулиган по прозвищу Дёс, ездил на нем верхом в школу. После армии Султанов пошел работать в милицию и стал изо всех сил мстить всем хулиганам. Он изобретал такие пытки для подозреваемых, от одного описания которых мурашки бежали по коже.
   – Ну так вот: Султанов – это я. Тебе сказочно повезло. У меня башка раскалывается после вчерашнего. Нет сил тут с тобой в игрушки играть, – с этими словами Султанов открыл сейф и продемонстрировал его содержимое – набор инструментов для самых изощренных пыток. Митя успел разглядеть противогаз, утюг, паяльник наручники, скотч и еще много непонятных, но зловеще блестящих железяк. – Так что давай все рассказывай сам подробно. Чистосердечное признание облегчает твою участь. Фамилия, имя, отчество?
   Митя ответил на все вопросы, после чего поведал историю о краже колес, не упоминая своего подельника. Он сказал, что сам залез в сарай, в одиночку вытащил колеса и перетаскал их в укрытие, а потом пошел продавать. Султанов все записал, после чего протянул документ Мите.
   – Пиши вот здесь: с моих слов записано верно и мною прочитано, дату и подпись.
   Митя подписал документ.
   – Всё. Иди отсюда.
   – Я свободен?
   – Пока да.
   – А у меня при задержании вещи забрали. Можно их назад получить?
   – Забудь.
   – Но у меня там ключи от…
   – Не зли меня! – Заорал Султанов. А то сейчас открою свой шкафчик!
   Митя выскочил из кабинета, спустился по лестнице и пошел к выходу Его никто не остановил, не воспрепятствовал ему. И вот он уже на улице. Набрал полную грудь холодного осеннего воздуха. Как же хорошо на воле! Но радость от свободы омрачалась осознанием того, что история не закончилась. Карманы были пусты. Ключей от квартиры было жаль, но дома был дубликат. Более всего было жаль записной книжки, в которой были телефоны друзей и знакомых. В том числе и новый южно-сахалинский номер Маши. Митя не помнил его наизусть и взять его было не у кого. Адреса он тоже не знал. Писать на макаровский адрес было бессмысленно. Все, что оставалось – это ждать, когда Маша сама напишет ему письмо, ведь у него адрес не изменился.

   Митя пришёл домой. Мамы не было. Ленка обняла брата.
   – Ты не представляешь, сколько мы с мамой натерпелись за эту ночь. Сашка Хомченко пришел, сказал нам, что тебя забрали. Мы ходили в милицию, общались с этими пьяными упырями, но ничего от них не добились. Расскажи, что случилось?
   – Давай как-нибудь в другой раз, – сказал Митя. Ему очень не хотелось вспоминать пережитое.
   Он упал на кровать и забылся глубоким сном. Снились пьяные лица милиционеров, которые лаяли, как собаки, Султанов в противогазе с паяльником в руках, смеющийся демоническим смехом. Вечером его разбудил звонок в дверь. У мамы и сестры были свои ключи. Митя посмотрел в глазок. За дверью были люди в милицейской форме. Общаться с ними сейчас хотелось меньше всего. Он затаился. Милиционеры позвонили еще раз. Потом вышли из подъезда, сели в УАЗик и уехали. Митя снова лег в кровать и проспал до утра. Утром пошел в школу.

   Одноклассники как-то странно смотрели на Митю. Андрюха Таран отвел друга в сторону.
   – Давай, рассказывай, что у тебя случилось? Чего тебя менты искали?
   – Менты? Меня? Когда?
   – Вчера пришли прямо во время урока вошли в класс, спросили, кто тут Зыков. Марьникична сказала, что тебя нет. Они спросили, был ли сегодня в школе. Танька Трушкина сказала, что с утра не появлялся. Они ушли. Чего ты натворил то?
   – Да я тут в одну историю вляпался, – нехотя начал оправдываться Митя. Долго рассказывать. Давай я тебе потом после школы…
   Прозвенел звонок на урок. Митя чувствовал на себе любопытные взгляды одноклассников. Он пытался сосредоточиться на алгебре, но все мысли были об украденных колесах. Что теперь ему будет? В середине урока дверь открылась и в класс вошли два молодых человека в милицейской форме.
   – Зыков здесь? – спросил старший.
   – А что случилось? – учительница испуганно смотрела то на Митю, то на милиционеров. – Наверное какая-то ошибка. Дмитрий у нас очень хороший парень. Он не мог ничего такого совершить…
   Митя молча встал и подошел к стражам порядка. Один кивком велел следовать за ним. Весь класс прильнул к окнам. Когда митя садился в милицейский УАЗ, он пробежал взглядом по школе. Он видел в окнах своих одноклассников. На лицах их были и удивление, и любопытство, и испуг. В окне учительской он увидел удивленные лица физрука, литераторши и завуча Ларисы Михайловны. Митю посадили в зарешеченный отсек для арестантов. Снова решетка. Сердце сжалось от тоски, когда увидел сквозь прутья на удаляющуюся школу.
   Митю привезли в инспекцию по делам несовершеннолетних. Она располагалась на первом этаже жилого дома на улице Советской. За одним из столов сидела женщина восточной наружности и беседовала с коротко стриженным пацаном лет 13, по всему видно – отъявленным хулиганом.
   – Мы вам Зыкова доставили, – сказал один из милиционеров.
   – Попался, голубчик! – Закричала женщина. – Думал самый умный? Думал, что мы тебя не найдем? Ну ка встал лицом к стене! Руки за голову! Ноги на ширине плеч! Теперь мы тебя точно года на три закроем! Ты в курсе, что за побег до трех лет полагается?
   – Какой побег? Вы меня с кем-то путаете! – Начал оправдываться Митя.
   – Заткнись, щенок, пока зубы тебе не повыбивала!
   – Динара Рафаиловна, ну зачем вы так, – в инспекцию вбежала Людмила Арсеньевна – мама митиной одноклассницы Светы и участковый инспектор по делам несовершеннолетних, отвечающий за вторую школу и весь микрорайон. Людмила Арсеньевна была красива – высокая, статная блондинка с вьющимися волосами. Она искренне любила детей и была очень добра даже к отъявленным хулиганам. Даже те, кто ненавидел милицию, любили и уважали своего инспектора. Она увела Митю в кабинет и закрыла дверь.
   – Митя, зачем ты сбежал? Ты ведь сам себе только хуже сделал, – с досадой сказала она.
   – Я не сбегал! – у Мити затряслись губы. – С чего вы все взяли, что я сбежал? Меня отпустили.
   Митя не выдержал и расплакался. Впервые за несколько лет. Он уже и забыл, когда последний раз плакал. Людмила Арсеньевна обняла его. Он зарыдал, уткнувшись в ее плечо.
   – Милый, хороший, как же тебя угораздило? – Людмила Арсеньевна гладила Митю по голове. – Тебя били?
   Он кивнул в ответ.
   – Бедненький мой! Сильно били?
   Он снова кивнул.
   – Миленький. Все будет хорошо. Мы что-нибудь придумаем. Ты имеешь право написать заявление на тех, кто тебя бил, но это ничего не даст. Туда лучше совсем не попадать. Там такие люди… Никакой управы на них нет.
   От Людмилы Арсеньевны пахло так же, как от Светы. Наверное у них была одна туалетная вода на двоих. Мите было неловко, что он плачет, да еще уткнувшись в женщину, которую почти не знает. Хотя в этот момент она была для него самым близким и родным человеком. Первый раз в жизни он не стыдился своих слез, не сдерживал их. Это длилось минут 10. Когда Митя успокоился, Людмила Арсеньевна налила ему крепкого чаю.
   – Давай, рассказывай, как ты из здания РОВД вышел?
   Митя рассказал, как его допрашивал Султанов и как отпустил после допроса.
   – Да. Задал он нам задачку, – сказала Людмила Арсеньевна, выслушав рассказ. Он не взял с тебя подписку о невыезде и не оформил твое освобождение. Ты числился административно задержанным, а по истечении суток с момента задержания тебя обязаны либо арестовать, либо отпустить. Ну а поскольку тебя нет в наличии, получается, что ты сбежал из под стражи. И это очень серьезное преступление. Но с этим мы что-нибудь решим. Я попробую все бумаги оформить задним числом и розыск отменить. А вот с кражей так просто решить проблему не получится. Давай рассказывай всё подробно, как на духу. И не скрывай от меня ничего, если хочешь, чтобы я тебе помогла.
   – Я уже всё рассказал Султанову, – Митя виновато опустил голову. Он ненавидел себя за то, что скрывает от Людмилы Арсеньевны про Хому, но выдать его – это было бы не по мужски. Как он потом будет людям в глаза смотреть.
   – Митя, я же сказала тебе, чтобы ты от меня ничего не скрывал. Зачем ты выгораживаешь Хомченко? Ведь это он организовал кражу? Ты ведь не был в этом сарае?
   – С чего вы взяли? – удивился Митя.
   – Я уже десять лет работаю в милиции. И тебя десять лет знаю. И Хомченко тоже знаю и участок свой знаю. Чтобы во дворе у Хомченко что-то украли без его участия – это невозможно. Ведь я права? Ответь мне.
   – Да.
   – Почему же ты его выгораживаешь? Ты его боишься?
   – Нет. Я не хочу быть стукачом.
   – Эх Митя, Митя! Оставь свое благородство. Ты думаешь, что крутые парни, которые всю нашу школу в страхе держат, не стукачи? Да стоит только прижать любого из них, они друг друга со всеми потрохами закладывают, чтобы только самому выпутаться. Ты единственный такой благородный. Зачем оно тебе надо? Ты думаешь Хомченко это оценит? Он свой путь уже выбрал. У него прямая дорога в тюрьму. И вопрос лишь в том, за какое дело он сядет – за это или за следующее. Он никогда не остановится. А у тебя путь другой и сейчас очень важно в каком качестве ты будешь проходить по этому делу – в качестве соучастника или в качестве организатора и непосредственного исполнителя. Ты понимаешь, о чём я говорю?
   – Да.
   – Теперь следующий вопрос: Где мопед и бензопила?
   – Что? Какой мопед? Какая пила?
   – Все ясно. Потерпевший заявил, что вместе с колесами у него пропал японский мопед и японская бензопила. Есть два варианта – либо Хомченко мопед и пилу украл до тебя один, либо потерпевший обманывает.
   – Сашка не смог бы не похвастать, если бы что-то сам украл. Да и как бы он вытащил мопед через ту дыру? Мы колеса то вдвоем с трудом вытаскивали.
   – Я тоже об этом подумала. Этот потерпевший – очень неприятный тип и он будет стоять на своём. И закон на его стороне. Кража доказана, ты сознался. Он оценил материальный ущерб в тысячу двести долларов. Если ты хочешь избежать суда и остаться с чистой биографией, тебе придется самому выплачивать весь ущерб, потому что Хомченко точно платить ничего не станет и судимости он не боится.
   – Но где мне взять такую сумму?
   – Митя, я не представляю, где можно взять такую сумму. И не понимаю, как мне тебе помочь. Я пыталась образумить потерпевшего. Даже если действительно там был бы мопед и пила, они не могли стоить так дорого, если только не были новыми. Но он стоит на своем. Очень неприятный тип. Попробуй сходить к нему вместе с мамой, проси прощения, расскажи, как трудно вы живете, может быть удастся уговорить снизить сумму ущерба. Но в любом случае нужны будут деньги. У тебя есть до суда месяцев пять. Если не сумеешь с ним примириться, получишь условный срок.
   – Меня не посадят?
   – За эту кражу нет. Первый раз дают условно. Но судимость тебе ни к чему, поэтому постарайся решить этот вопрос.
   Людмила Арсеньевна составила протокол допроса, в котором Митя указывал на роль Хомченко в краже, взяла подписку о невыезде, дала подписать какие-то документы и отпустила.
   – Митя, не вздумай делать никаких глупостей и не прячься от меня. Во вторник придешь ко мне отметиться. Заодно расскажешь, как у тебя дела.

   Митя отправился к потерпевшему. Он жил в одном доме с Хомой. Дверь открыл мужичок небольшого роста с черными грязными волосами и черными усами. Маленькие глазки смотрели на Митю с раздражением.
   – Вы Рамиль Садуллаев?
   – Чего тебе? – Визгливо спросил он.
   – Я Дмитрий Зыков.
   – И что?
   – Я пришел попросить у вас прощения за ваш сарай и колеса.
   – Засунь себе в задницу свои извинения! Принесешь мне тысячу двести долларов в течение недели или я добавлю к ним еще пару сотен на ремонт сарая, – с этими словами Садулаев захлопнул дверь.

   На улице Митя столкнулся с Хомой.
   – Митяй, ты прям герой! Всю вину на себя взял, из ментовки сбежал. Ко мне участковая вчера приходила. Все про твои подвиги рассказала. Я сознался короче во всем, так что ты не парься. Основная вина на мне будет.
   У Мити камень с души свалился. Он чувствовал себя предателем, а Хома, оказывается, к тому моменту, как он его выдал, сам во всем сознался.

   Вечером Митя рассказал обо всем маме и сестре. Он опасался, что Ленка будет его ругать и попрекать, но сестра, на удивление, поддержала его. Сказала, что сумеет скопить к весне долларов двести и еще столько же может занять у подруги. Мама расстроилась и даже всплакнула. Ей давно не платили на заводе. Заработанные деньги она тратила в заводском магазине на продукты, которые стоили там дороже, чем в других местах.
   – Я должен сам заработать эти деньги, – твердо заявил Митя.
   – Где ты их заработаешь? – Всхлипнула мама. – В наше время такие деньги честным путем можно только в море заработать. Но тебя никто в море не возьмет.
   – Грузчиком пойду в порт.
   – Не возьмут. Только если в дикую бригаду, но там ты сам не выдержишь. Там взрослые мужики ломаются.
   – Я выдержу! Я все выдержу!

   Наутро Митя вместо школы пошел в порт. Он отыскал дядю Витю – друга его отца. Он руководил вольной бригадой докеров, разгружавших коммерческие сухогрузы.
   – Митька, какой ты взрослый стал! – Дядя Витя очень обрадовался встрече. Сначала обнял гостя, потом долго всматривался в его лицо. – Ну вылитый батя! Один в один. Давно отца видел?
   – Год назад встретил пьяного на Советской.
   Улыбка мгновенно сошла с лица дяди Вити.
   – Эх, Серега! Что же он со своей жизнью сделал… Мить, а ты тут какими судьбами? Мимо проходил или по делу пришел?
   – Дядь Вить, я хочу на работу.
   – Ко мне что ли?
   – Да.
   – Эх, братец, ты не понимаешь, какая у меня тут работа.
   Митя рассказал о своей беде. Дядя Витя выслушал молча и внимательно. Потом еще немного помолчал и медленно, подбирая нужные слова начал:
   – Митяй, я с твоим отцом огонь и воду прошел. В таких были передрягах, что тебе даже лучше не знать о них. Я могу тебе дать в долг на любой срок, хоть даже без возврата долларов пятьсот. Если пару месяцев подождешь, то и больше дам. Просто у меня сейчас ремонт полным ходом в квартире идет…
   – Дядь Вить, я не хочу в долг. Даже в подарок не хочу. Я хочу сам заработать. Я сам в это дерьмо вляпался и я должен сам из него выбраться. Не хочу на чужом горбу выезжать.
   – Эх, Митя, ты – точная копия своего отца. Ты пойми, мне ведь не жалко для тебя работы. Но у нас тут не пионерский лагерь. У меня в бригаде законы, как в стае волков. Никаких поблажек никому. Если ты не выдерживаешь общего темпа, выгоняют сразу без разговоров и без оплаты. И даже я тут ничего сделать не смогу. Нам платят за скорость. Час простоя судна в порту стоит несколько тысяч долларов. Официальная портовская бригада работает не спеша, вразвалочку, с обедами, с восьми до пяти, да еще и ворует. Поэтому коммерсанты к нам и обращаются. Мы работаем без перерывов на пределе человеческих возможностей. Едим на ходу. Каждому на еду выделяется пять минут раз в четыре часа. Бывает, что сутки, а бывает и двое суток пашем. Поспать можно только во время технологических окон, когда лебедку с одного трюма на другой перенастраивают. И все за всеми зорко следят. Если ты положишь на парашют восемь ящиков за то время, как остальные положат по десять, тебя выгонят из бригады. Деньги все делим поровну. Даже я, как бригадир получаю равную со всеми долю. Поэтому и работа делится тоже поровну. И то, что ты – сын моего друга, не даст тебе никаких поблажек.
   – Дядь Вить, мне не надо поблажек! Вы даже не представляете себе, какой я выносливый! Вам не будет за меня стыдно. Если я не справлюсь, я сам уйду и никаких денег не потребую. Дайте мне шанс!
   – А как же школа? Ты ведь моей Ленке ровесник. Ты сейчас в одиннадцатом классе должен быть.
   – Мне сейчас не до школы. Заработаю денег и куплю аттестат.
   – Ну Митька. Я как будто с Серегой разговариваю. Если что-то решил, то даже бетонную стену башкой прошибет. Когда ты готов приступить?
   – Прямо сейчас.
   – Может быть не надо прямо сейчас? Мы сейчас ждем «Армению» с минтаем. Там ящики по 33 килограмма. Два трюма битком. Надорвешься без подготовки.
   – Не надорвусь. У меня штанга 50 килограммов.
   – Тогда давай дуй домой за рабочей одеждой. Бери бушлат или пуховик и варежки теплые. Ящики мороженные, в трюме минусовая температура. Еду не бери. У нас тут общий котёл, сообща обед организовываем. У тебя есть час. Кто не успел, тот опоздал.
   Митя прибежал домой, достал из кладовки старые отцовские ватные штаны и зеленый армейский бушлат, написал записку матери и сестре, что ушел разгружать пароход, поел и убежал в порт. Бригаду в полном составе во главе с дядей Витей он нашел на пирсе. Рыболовный траулер-морозильщик «Армения» швартовался к седьмому причалу. Пять грузовых машин ждали загрузки, чтобы отвозить рыбу на консервный завод. Дядя Витя представил Митю бригаде.
   – Витек, ты что в пионерлагере кадры подбираешь? – Хохотнул крепкий мужичище, которого товарищи называли Семёнычем. – Ему хоть восемнадцать есть? Смотри, как бы тебя не арестовали за эксплуатацию малолетних.
   – Ты, пацан, смотри не филонь, – подхватил другой старожил по имени Валера. – Мы тут филонов не держим. Начнешь халтурить, вылетишь, как пробка.
   – Хорош уже парня клевать, – вступился за Митю молодой красивый блондин Серега. – Надо на человека в деле посмотреть сначала.
   Дядя Витя позвал новичков на инструктаж. Помимо Мити было ещё два новобранца – похожий на гусара усач, по имени Алексей, лет тридцати пятина вид, которого сразу прозвали Гусаром и сутулый угрюмый мужик Толик лет сорока пяти.
   – Значит так: Мы тут все собрались, чтобы зарабатывать деньги. Не получать, а именно зарабатывать. Социалистический лозунг «От каждого по способности – каждому по потребности» больше не действует. У нас, друзья мои, капитализм, поэтому все работают на равных с другими, кто не справляется, уходит без выходного пособия. Больничных и пенсий мы не платим, поэтому варежку не разевайте, смотрите под ноги. Под парашютом не стоять. Если надо выйти из трюма, только с разрешения стропальщика и когда парашют в трюме. На работе мы не пьем. Выпить мы все любим, но здесь у нас сухой закон. Пока последняя машина с грузом от причала не отъедет, ни капли в рот, ни сантиметра в жопу! Нарушители изгоняются без предупреждения и также без выплаты выходного пособия. Груз мы не воруем! Мы не докеры! Мы очень бережно относимся к чужому товару и нас за это ценят. Нам платят очень хорошие деньги, а большинство грузовладельцев после разгрузки в качестве дополнительной премии щедро награждает нас товаром, который мы разгружаем. Кто попадется на воровстве, будет выгнан без выплаты выходного пособия, а может быть даже и побит, потому что он ставит под удар репутацию всей бригады.
   «Армения» пришвартовалась. На берег спустили трап, по которому тут же хлынула на берег толпа. Многие члены команды были уже пьяны. Они смеялись, шутили, радовались возвращению из плавания, длившегося четыре месяца. Как только толпа схлынула, большая часть бригады – 8 человек поднялись на борт. Еще четверо остались на пирсе, чтобы выгружать ящики с парашютов на автомобили. Дядя Витя сразу встал за рычаги лебедки. Митя с восхищением смотрел, как слаженно работает бригада. Каждый четко знал свое место. Серега с Семенычем открывали трюм, Валера с Колей в это же время устанавливали парашют на палубу. Уже через пять минут после того, как бригада взошла на палубу, первый груженный рыбой парашют полетел с палубы на разгрузочную площадку. Митя ринулся к парашюту, но его остановил Коля Анатов:
   – Погоди. Успеешь. Видишь там сейчас не развернуться, заглубимся в трюм, всем места хватит. Через 20 минут в трюме было выбрано пространство в человеческий рост. Парашют опускали уже в трюм. По мере того, как высвобожденное пространство увеличивалось, в трюм спускались по одному оставшиеся наверху члены команды. Митя был одним из первых. Через час пространство было выбрано до самых бортов. Митя внимательно считал, кто и сколько кладет ящиков на каждый парашют. Не с тем, чтобы выявить лодырей, а с тем только, чтобы самому не отставать от других. Очень скоро он понял, что новенький Толик работает медленнее других. Он выбирает себе маршрут покороче, никогда не поднимает нижний ящик, стараясь все время найти повыше, который удобнее снимать и при всем при этом он на каждый парашют клал на три-четыре ящика меньше, чем другие.
   Митя о своих наблюдениях никому не сказал. Он не хотел лишний раз привлекать к себе внимание, хотя и так понимал, что за ним, как и за Толиком зорко следит вся бригада. За ним, может быть, даже более пристально, в силу его юного возраста. Через два часа Толик уселся на ящик, тяжело дыша.
   – Ты чего расселся, – резко прикрикнул на него Валера, не останавливась даже на секунду.
   – Да что-то сердце забилось. Пять минут надо передохнуть, – жалобно заскулил Толик.
   – Забилось сердце – иди лечись. У нас тут не санаторий. Здесь сердечникам делать нечего.
   – Сейчас, сейчас. Еще минутку и буду дальше работать, – еще жалобнее, хватаясь за грудь простонал Толик.
   – Давай вали отсюда, сердечник, – подхватил Семеныч, также не останавливаясь ни на секунду. – Я давно за тобой наблюдаю, ты с самого начала через пень-колоду работаешь. Нам такие пассажиры не нужны.
   – Витек, у нас тут сердечник объявился, крикнул бригадиру Валера. Вынимай его из трюма и гони в шею.
   Толика проводили и в трюме снова повисло безмолвие. Тишиной его вряд ли можно было назвать. Низко урчали корабельные дизели, скрипела лебедка, грузчики громко топали по ящикам с рыбой и громко бросали ящики на парашют, выкладывая их аккуратными штабелями. На улице кричали чайки.
   Через четыре часа бригадир сообщил, что готов обед. Первыми пошли обедать Валера и Серега. Через пять минут они вернулись. Семёныч жестом позвал Митю с ним. На палубе стояла большая кастрюля с запаренной лапшой быстрого приготовления, нарезанная толстыми кусками вареная колбаса и хлеб. Семеныч налил полную миску лапши и протянул Мите.
   – Ешь досыта! Набирайся сил. Колбасу бери. Не стесняйся всем хватит.
   Митя благодарно кивнул и принялся набивать рот едой, памятуя о том, что время – деньги.
   – Ты молодец! – Продолжил Семеныч. Настоящий боец. У нас тут, как на войне – условия экстремальные, а в экстремальных условиях, сразу видно человека.
   – А вы на войне были?
   – Был.
   – Афганистан?
   – Да. В обычной жизни годы могут уйти, пока раскусишь мудилу. А в экстремальных условиях мудила сам себя выдает с потрохами.
   – Вы про Толика? Он может и вправду болен.
   – Если больной, зачем пришел? Он ведь знал куда шел. Вон у Валерки тоже сердце больное. Не сегодня завтра загнется, а он хочет дочку в институте выучить. И не за чужой счет, а за свой, потому и пашет наравне с другими. А ты чего здесь? Задолжал кому?
   – С чего вы взяли? – Смутился Митя.
   – Ладно. Не хочешь – не рассказывай. Тут у каждого по своему скелету в шкафу. Сюда ведь от хорошей жизни люди не приходят. У нас текучка знаешь какая! Одних только Толиков проходит в месяц по тридцать штук. Работник на час. Редкий новичок до конца смены дорабатывает, а на второй пароход и того реже отваживаются. Вот сегодня вас трое пришло. Один уже слился. Гусар пока держится, но тоже закозлит, нутром чую. Помяни мое слово.
   Доев похлёбку и набив полный рот колбасы, Митя отправился следом за Семенычем в трюм, уступая миску следующему работнику.
   За работой время летело незаметно. Минуты и часы теряли здесь всякое значение. Время измерялось ящиками, которые складывались в парашюты, затем в метры, которыми измерялась глубина трюма. Тем временем, как руки и ноги Мити были заняты работой, мозг его был погружен в размышления о смысле жизни. Он наблюдал за товарищами. Казалось, что он знает их всю жизнь. Это был удивительный парадокс – не зная о людях ничего, даже фамилий, он считал, что знает их, как облупленных. И все они были ему как родные. Ему было хорошо в их обществе. И «волчьи» законы по которым, как выразился дядя Витя, жила бригада, были гораздо человечнее любых законов, с которыми приходилось сталкиваться раньше. Здесь все было предельно ясно: это – белое, а это – черное. Здесь не было места лжи и лицемерию. Здесь всю правду говорили прямо в глаза и никто не пытался быть лучше или успешнее других. Каждый ощущал свою ответственность перед остальными и делал всё на совесть.
   Насчет Гусара Семеныч оказался прав. Ближе к вечеру Валера почувствовал исходящий от него запах перегара. Заставили вывернуть карманы и обнаружили початую чекушку.
   – Тебя предупреждали, так что давай вали отсюда, – сказал Валера.
   – Да я только капельку пригубил. Что я – пьяный по вашему? – Начал ерепениться Гусар. – Я вам что конь на сухую тут пахать по двадцать часов!
   – А мы тебе что кони? И ты по двадцать часов не пахал еще. Ты даже десяти не выдержал. Давай вали, пока не накостыляли тебе.
   – Давайте деньги! – Заорал Гусар. Я тут что забесплатно целый день корячился? Вы не на того нарвались! Платите, а то я к таким людям обращусь, что вас тут всех раком поставят…
   Вопли Гусара резко прекратились, когда к нему подошел Семёныч. Он сгреб его в охапку и сильно тряхнул.
   – Я тебя рыбам сейчас скормлю!
   Гусар затрясся от страха. Вся его бравада мгновенно испарилась. Семеныч подтащил его к парашюту и усадил на ящики.
   – Витек, поднимай аккуратно. Тут пассажир к тебе едет. Гони его в шею! А ты держись за стропы, если жизнь дорога.

   К трём часам ночи трюм опустошили полностью. Бригада вылезла на палубу. Митя уселся на сваленную огромной кучей рыболовную сеть, откинувшись, как в кресле. Все тело ныло от усталости, но на душе был покой и безмятежность. Давно ему не было так хорошо. Свежий морской воздух наполнял грудь. Небо было густо усыпано звездами, словно жемчугом. Все проблемы, от которых вчера еще жизнь была не мила, растворились в этом морском воздухе. Казалось, что нет на свете никакого Садуллаева, не было никаких колёс. Митя посмотрел на свой родной микрорайон. Почти все его окна были темны. Одноклассники спят в своих постелях и даже не представляют, как прекрасна эта жизнь. А завтра утром они пожуют свои завтраки и поплетутся в опостылевшую школу. Как же это скучно и беспросветно! Даже если бы проблема с Садуллаевым сейчас вдруг решилась сама собой, Митя не променял бы это счастье – лежать ночью на палубе рыболовецкого траулера и смотреть на звезды на надоевшую ему школу и даже на самый престижный институт. Митя закрыл глаза.
   – Притомился боец, – тихонько сказал Семёныч, сидевший чуть в стороне вместе с Валерой.
   – Парень что надо, – так же тихонько ответил ему Валера. – Я то думал, что сейчас таких нет. Поколение уродов выросло, ан-нет. Есть у нас будущее, раз такие пацаны не перевелись.
   – Витек сказал, что он – школьник ещё. Какие-то проблемы у парня. Вляпался в историю, а мать одна тащит его. Вот школу бросил, чтобы выпутаться из своей истории.
   – А по нему не скажешь, что школьник. Здоровый чертяка! Да и вообще взрослый не по годам. У меня племяш на третьем курсе учится, а всё за мамкину юбку держится…
   Митя не заметил, как уснул крепким и безмятежным сном. Его разбудил дядя Витя.
   – Вставай, братец, пора работать. Ты как сам? Еще один трюм сдюжишь?
   – Да, конечно! Хоть два трюма, – бодро крикнул Митя, вскочив на ноги.
   Судя по выбранному в трюме пространству, работа уже шла минут двадцать.
   – А чего меня никто не толкнул? – спросил Митя, волнуясь из-за того, что проспал.
   – Жалко было тебя будить. Ты так сладко храпел, – пробурчал Валера. – Давай наверстывай.
   Митя кинулся в бой. Он проспал меньше часа, но чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Снова полетели ящики, парашюты, слои, метры. Он думал о Садуллаеве. Этот тип не выдержал бы в трюме и часу. Его бы выкинули отсюда первым же парашютом, потому что он, выражаясь словами Семёныча, – «мудила». И Султанов – тоже. И те два мента, которые били его в тёмном коридоре – тоже «мудилы». И только за это они заслуживают снисхождения. «Ну и что, что они безнаказанно избили меня. Зато я живой, здоровый и на свободе – дышу свежим морским воздухом и меня принимают за своего самые настоящие мужики, а они как были „мудилами“, так ими и останутся. Им никогда не пожмут руку ни Семёныч, ни Валера, ни дядя Витя». Потом Митя вспомнил, как рыдал на груди у Людмилы Арсеньевны и в груди стало тепло. Его переполняла благодарность и еще какое-то странное чувство. Она еще довольно молодая и очень красивая. Почему она не замужем? Любой мужик счел бы за счастье жениться на такой женщине, даже при том, что у неё есть дочь. Да и Светка – очень хорошая.
   Незаметно пролетела ночь. Бригада заглубилась уже до середины трюма. Митя не чувствовал усталости. У него, как будто бы открылось второе дыхание. Тяжёлые ящики с замороженной рыбой уже не казались тяжёлыми. Он давно перестал считать их и следить за темпом работы старших товарищей. Ему казалось, что бригада – это единый здоровый организм и он сам – неотъемлемая часть этого организма. Не может же у здорового человека, который занимается какой-то работой одна нога или рука действовать хуже остальных частей тела. В голове не укладывалась мысль, что всего-то сутки тому назад он не знал никого из этих людей. Казалось, что настоящая жизнь именно здесь и сейчас в этом трюме, а все, что было до происходило где-то в другой жизни и, возможно, не с ним, а с кем-то другим.
   Митя твердо решил не возвращаться больше в школу. Сама мысль о дурацком синем пиджачке, который сковывал его движения, голубой парте, на которой кто-то из одноклассников нацарапал неприличное слово… Все это было так далеко и нелепо. И никаких институтов он тоже не хотел. Ни один академик в мире не сравнится с дядей Витей. И даже самый крутой профессор по психологии не сумел бы распознать «мудилу» в Гусаре так же быстро, как сделал это Семёныч, окончивший восемь классов и ПТУ.
   Митя подумал о Маше. Воспоминание было одновременно светлым и щемяще грустным. Он видел её красивую, веселую, улыбающуюся. Она шла в своем нарядном пальто по Коммунистическому проспекту Южно-Сахалинска. Только сейчас Митя понял, как счастлив он был в тот самый момент. Неужели это всё в прошлом? То, что потерян номер телефона – было сущим пустяком. В Южно-Сахалинске, наверняка, не так много лингвистических гимназий. Поехать и найти Машу – дело пустячное. Захочет ли Маша иметь дело с вором и уголовником, против которого совершенно справедливо возбуждено дело, который бросил школу и твердо решил отказаться от перспектив стать студентом? Даже если Маша примет Митю таким, какой он есть, сумеет ли он быть с той, которая выше и умнее его? Одно он решил сейчас наверняка – он больше не будет менять себя в угоду ей. Его место в этом трюме. Если она сочтет невозможным быть рядом с ним, значит не судьба им быть вместе.

   Около полуночи последний парашют с рыбой подняли из трюма, погрузили на машину и отправили на завод. Бригада собралась в небольшой бытовке. Мужики принялись играть в домино, весело хохоча и обмениваясь колкостями, как будто не было ни у кого за спиной бессонных суток и сотен тонн выгруженной с траулера рыбы. Откуда ни возьмись на столе появилась бутылка водки, стакан и хлеб с колбасой. Через некоторое время пришел веселый дядя Витя.
   – Мужики, давайте Митьку отпустим первым, а то он и так уже «Спокойной ночи малыши» из-за нас пропустил, – сказал он, доставая сумку, набитую пачками денег.
   Все весело засмеялись. Митя тоже смеялся. Он нисколько не обиделся на шутку. Дядя Витя отсчитал сто тысяч рублей и протянул их Мите. Это было почти 30 долларов – чуть меньше, чем мама зарабатывала за месяц на заводе. К тому же ей не выдавали зарплату деньгами. Она могла только тратить заработанное в заводском магазине.
   – Там у выхода стоят мешки с рыбой, – сказал дядя Витя. – Забирай один из них. Он твой.
   – А как же проставиться с первой зарплаты? – Шутливо воскликнул Серега.
   – Я тебе сейчас проставлюсь! – Всерьёз погрозил ему кулаком дядя Витя. – Парню 16 лет. Если увижу, что ему кто-то наливает, лично порву на клочки!
   – А когда теперь на работу? – Спросил Митя, не скрывающий радости от первой зарплаты.
   – Завтра часам к трём подгребай, – ответил дядя Витя. – Наклёвывается тут один пароходишко.

Зима

   Никогда еще Митя не чувствовал себя таким уверенным и довольным своей жизнью, как теперь. Выспавшись после выгрузки очередного судна, он приходил в порт. В бытовке постоянно находился кто-то из бригады. Мужики забивали козла в домино и выпивали, если не предвиделась скорая работа. Бывало, что безделье длилось четыре и даже пять дней, но бывало, что работали по двое-трое суток без передышки. Маленькую рыбацкую шхуну, груженную соками и печеньем из Южной Кореи, выгружали за несколько часов. На огромные сухогрузы или большие рыболовецкие траулеры уходило двое, а то и трое суток. За один большой пароход Митя получал денег больше, чем его мама за месяц на заводе. Помимо денег он нес в дом товары, которыми работяг одаривали владельцы грузов. Всего за месяц работы он забил продуктами не только холодильник, но и кладовку. Тут были консервы: маринованные огурцы из Вьетнама, китайская тушенка, корейские сладости и полуфабрикаты, шампуни, мыло и всевозможная парфюмерия.
   Митя погасил долги за коммунальные услуги, а в его копилке было уже около трехсот долларов США. У него были все шансы накопить к весне необходимую сумму для того, чтобы откупиться от Садуллаева.
   От Маши не было никаких вестей. Наш герой каждый день проверял почтовый ящик, но он был хронически пуст. С каждым днем он все больше утверждался в мысли, что Маша осталась в прошлом. Чем больше он пытался разобраться в отношениях с возлюбленной, тем сильнее запутывался. Отвечая мысленно на один вопрос, он сразу задавал себе другой, еще более сложный. Все эти мысли терзали его.
   «Когда во время второго приезда его в Макаров, она отказалась целоваться, скорее всего, это было связано с предстоящим переездом в Южно-Сахалинск. Но почему тогда она не порвала отношения окончательно, после того, как переезд состоялся? – спрашивал он себя. – Из жалости? Нет. Она сияла от счастья, когда мы гуляли с ней по Коммунистическому проспекту. Маша не стала бы притворяться и обманывать. Но почему тогда она не пишет?»
   Если бы только она дала знать, что по-прежнему любит его, он побежал бы в Южно-Сахалинск бегом. И временами он порывался поехать, разыскать ее и задать прямой вопрос, но останавливала подписка о невыезде, которую взяла с него Людмила Арсеньевна.

   Работа в порту благотворно сказывалась не только на материальном состоянии юноши. Он крепчал на глазах, как физически, так и морально. О школе не вспоминал. Даже с Андреем за месяц не виделся ни разу.
   Каждую неделю Митя ходил отмечаться в инспекцию по делам несовершеннолетних. Людмила Арсеньевна очень переживала из-за того, что он бросил учиться.
   – Ты погубишь свою жизнь! – Говорила она. – Ты очень способный парень. Тебе нужно поступать в институт! Когда-нибудь ты очень пожалеешь о своем небрежном отношении к учебе!
   Митя только ухмылялся в ответ.

   Был морозный декабрьский день. Выпал свежий снег. Митя накануне закончил разгружать большой сухогруз. Выспавшись до обеда, он оделся и вышел из дома. В кармане лежало около двухсот тысяч рублей – зарплата за неделю. Он собирался обменять их на доллары, а заодно зайти отметиться у Людмилы Арсентьевны и купить на рынке продуктов.
   По пути в пункт обмена валюты встретил Хому.
   – Ты что, правда деньги копишь, чтобы с татарином расплатиться? – Спросил он, поздоровавшись.
   – Да. А куда деваться!
   – Но он же наврал! Никакой пилы с мопедом мы у него не крали!
   – Думаешь судья нам поверит?
   – Да лучше срок схватить, чем этому упырю деньги на блюдечке таскать!
   – Тебе может быть и лучше. А мне чистая биография важнее денег.
   Хома закурил. Он сильно разнервничался.
   – Не злишься на меня, что втянул тебя в это дерьмо?
   – Да ты не виноват. У меня своя голова на плечах. Не силой же ты меня туда потащил. Сам дурак.
   – А татарин то, представь – пугал меня тут на днях. Утром в подъезде подкараулил, пушку наставил и говорит, мол, еще раз сунешься ко мне, я тебя пристрелю, как собаку.
   – Пушку?
   – Ну да. Вот такенный ствол! – Хома показал руками, что пистолет был очень большой.
   – Настоящий?
   – Да хрен его знает! Но не пластмассовый точно. И кобура у него такая взаправдашняя подмышкой висит. Прям Рэмбо, а не Садуллаев.
   – А ты Людмиле Арсеньевне рассказал?
   – Не! Ты что! Как-то западло стучать. Да и толку то…

   Информация о том, что у потерпевшего есть пистолет, крепко засела у Мити в голове. Он понял, что это очень важно, но пока не понимал, как обернуть это знание себе в пользу. Наверняка пистолет не зарегистрирован. Ну а если и зарегистрирован, нет у него права наставлять его почем зря на людей в подъездах. Это очередное подтверждение, что Садуллаев сам преступник похлеще него и его только нужно вывести на чистую воду.
   Пока Митя покупал доллары, у него в голове созрел план.
   В инспекцию он вошел неуверенной походкой. Руки тряслись, губы дрожали. Глаза были на мокром месте.
   – Что с тобой? – Спросила Людмила Арсентьевна.
   – Ничего, – чуть слышно, почти беззвучно ответил Митя.
   – Ты не заболел? – Инспекторша потрогала лоб. – Давай рассказывай, что у тебя произошло?
   – Ничего, – ответил Митя, глядя в пол.
   – Дома что-то случилось? С мамой? С сестрой?
   Митя отрицательно качал головой.
   – Кто-то обидел? Давай уже рассказывай, – Людмила Арсеньевна сильно разволновалась. – Пока не расскажешь, никуда не отпущу тебя.
   – Я не могу.
   – Тебе угрожали?
   – …
   – Кто? Садуллаев? Давай рассказывай, а то я сейчас поеду его допрашивать! – перешла на крик Людмила Арсеньевна.
   – Пожалуйста, не говорите ему ничего! Он меня убьет.
   – Да что ты заладил убьет, убьет! – Чего ему тебя убивать? Он хоть и мерзавец порядочный, но не похож на убийцу.
   – У него пистолет.
   – Он тебе пистолетом грозил? Ты уверен?

   Митя рассказал историю, как Садуллаев подкараулил его около подъезда и приставив к животу наган, пригрозил, что убьет, если не получит в ближайшее время причитающихся ему денег за якобы украденные у него вещи. В глубине души ему было стыдно за то, что он обманывает Людмилу Арсеньевну, но он сам себя оправдывал тем, что Садуллаев сам оболгал его, чтобы разжиться на его ошибке. К тому же этот человек действительно грозил пистолетом несовершеннолетнему пацану. Вся ложь была лишь в том, что это было с Митей, а не с Саньком.

   Выслушав рассказ, инспектор достала ручку и принялась писать.
   – Что вы пишете? – Спросил испуганно Митя.
   – Сейчас подпишешь объяснение и я отправлю к нему наряд.
   – Нет! Я не буду подписывать! Он сказал, что пристрелит меня, – У Мити мелькнула в голове мысль, что в нем умер хороший актер. У него даже слезы стояли в глазах.
   – Митя, успокойся, пожалуйста! – Людмила Арсеньевна положила свою ладонь на его руку. Ему было очень приятно это прикосновение. Рука была теплая и нежная. – Он ничего тебе не сделает. Он рассчитывал на то, что ты никому ничего не скажешь и будешь тихонечко сидеть и бояться его. Теперь, когда у нас будет твое заявление, тебе гарантирована безопасность. Даже если с тобой случится несчастный случай, Садуллаев окажется под подозрением. Вряд ли ему хочется оказаться в тюрьме. Ну а если нам повезет и у него действительно будет обнаружен пистолет, тебе не придется ничего ему выплачивать. Мы возбудим против него уголовное дело за угрозу убийства. И в твоей власти будет это дело закрыть. Ты понимаешь о чем я говорю?
   Митя кивнул головой.
   – Мы предложим ему сделку, – продолжила Людмила Арсеньевна. – Он заберет заявление против тебя, а ты заберешь свое заявление против него. И ты сможешь вернуться в школу.
   Последняя фраза про школу Мите не понравилась, но он не стал спорить. Он молча выждал, пока инспектор заполнила документ. Затем, не читая написал привычные уже ему слова: «С моих слов записано верно и мною прочитано» и поставил подпись.

   Людмила Арсеньевна, прощаясь, велела подопечному прийти на следующий день. Выйдя из инспекции, Митя не спеша пошел на улицу Речную. Он занял удобную позицию, с которой хорошо просматривался дом, где жили Хомченко и Садуллаев. Его самого видно не было. Ждать пришлось недолго. Спустя пять-десять минут к дому подъехал милицейский УАЗ. Из машины вышли трое: двое в форме и один в штатском. Спустя десять минут Садуллаева вывели из дома. Мужчина в штатском придерживал его за локоть. Садуллаев был мрачнее тучи. Митя возликовал. Он даже принялся приплясывать на снегу от радости.
   Он с трудом дождался утра. Наскоро позавтракав, умывшись и одевшись, он выбежал из дома. За углом его караулил Садуллаев.
   – Рыжий, ты чо вообще охренел, – начал он, преградив путь. – Когда это я тебе пистолетом грозил. Ты…
   Он не успел закончить фразу. Митя, быстро оглянувшись по сторонам и убедившись, что их никто не видит, схватил Садуллаева за грудки и очень сильным движением припечатал к стене дома. Злость на лице оппонента мгновенно сменилась испугом. Он явно не ожидал такого поворота.
   – Слушай сюда, мудила! Ты сам не захотел со мной по хорошему разойтись. Тебе же хуже. Еще раз встречу тебя около своего дома, руки тебе переломаю. И никто тебе не поверит, потому что я несовершеннолетний. Понял?
   Садуллаев нервно кивнул головой.
   – Заяву против меня заберешь и я, так и быть заберу заяву против тебя.
   – Но меня все равно будут судить. У меня ствол незарегистрированный был, – жалобно промямлил Садуллаев.
   – А это уже меня не волнует. Не надо было таким мудилой на свет рождаться.
   Митя отпустил свою жертву и продолжил путь в инспекцию.
   25 декабря уголовное дело против Зыкова и Хомченко было закрыто. Митя даже не думал возвращаться в школу. Накопленные деньги он принялся тратить. Купил музыкальный центр, японский телевизор и видеомагнитофон, о котором давно мечтал.
   Теперь он не был связан подпиской о невыезде и мог поехать в Южно-Сахалинск разыскать Машу, причем приехать с полным кошельком денег. Но сомнения сковывали его. «От меня два месяца не было известий. А что если я попал под машину и лежу в больнице? Неужели ей не интересно, куда я пропал и почему не звоню? Если бы она меня любила, то волновалась бы. Хоть пару строк могла бы прислать или телеграмму». Митя твердо для себя решил, что не будет первым напоминать о себе. Но если только она сама даст о себе знать, помчится, сломя голову, навстречу любимой.

   В январе классная руководительница пришла к Мите домой и поставила вопрос ребром. Либо он возвращается в школу и наверстывает хвосты, либо приходит вместе с мамой и забирает из школы документы. Мама попыталась было призвать сына к тому, чтобы он доучился оставшиеся четыре месяца, но он категорически отказался это обсуждать. Мама сдалась легко. Если бы сын вернулся в школу, пришлось бы опять затягивать пояса, ведь теперь все семейное благополучие держалось только на нем. Поход в школу Мите был неприятен. Он даже не стал заходить в свой класс. Дошли вместе с мамой до кабинета директора, подождали в приемной. Мама расписалась в каких-то документах, забрала митино свидетельство о неполном среднем образовании и на этом история со школой закончилась навсегда.

Весна

   Зима пролетела незаметно. Митя стал суровым, уравновешенным и сильным мужиком. На сверстников смотрел снисходительно сверху вниз. Даже с Андреем, с которым они десять лет были не разлей вода, он стал видеться крайне редко. Он по-прежнему любил и ценил своего друга, но потребность в постоянном общении, в обсуждении каждого произошедшего в его жизни события, отпала. Благодаря монотонной физической работе, Митя научился разбираться в себе и своих проблемах сам. За те полгода, что он работал на разгрузке пароходов, он не прочел ни одной книги, но, по его собственным ощущениям, он стал мудрее, умнее и рассудительнее, чем за десять лет учебы в школе.
   Он вообще стал нелюдим и самодостаточен. Ему хватало общения на работе и свободное время он проводил в уединении или за просмотром фильмов. Он был постоянным клиентом ближайшего к дому видеопроката.
   В середине апреля резко пригрело солнце. Очень быстро сошел снег и зазеленела трава. На работе выдалось затишье. Пароход ожидали ближе к ночи. Мите велели пойти домой и как следует выспаться, но он не послушался и пошел гулять по городу, радуясь весеннему солнцу. На Пяти углах он увидел винный ларёк, который они отмывали прошлым летом с Андреем и Максом. Захлестнула волна приятных воспоминаний. «Как же давно я не видел своих друзей, – подумал он. – Надо бы сегодня зайти проведать их!»
   Дом детского творчества тоже вызвал приятные воспоминания. «Интересно, как там Валентина Семеновна? Обижается, что я бросил занятия?»
   Митя вдруг решил зайти проведать свою наставницу. Потоптавшись в нерешительности на лестнице перед зданием, он все-таки открыл дверь и вошел внутрь. У Валентины Семеновны была ученица. Очень красивая блондинка с длинными вьющимися волосами, пухлыми губами и огромными зелеными глазами. Митя опешил. Он замялся в дверях, не понимая, войти ему или подождать в коридоре, пока закончится урок.
   – Лёгок на помине! – радостно воскликнула Валентина Семеновна. – Мы только что тебя вспоминали. Уж не чаяла тебя увидеть. Совсем дорогу к нам забыл.
   – Вспоминали? Меня? – Митя не мог оторвать глаз от ученицы. – Я надеюсь, что добрым словом?
   – Познакомься. Это Юля, – наставница подвела своего бывшего ученика к блондинке. Та от смущения покраснела и опустила глаза. – Мы сейчас готовимся к областному конкурсу. Решили твою песню везти. Вот сейчас обсуждали, можно ли без согласия автора его произведение на конкурсе исполнять. Видимо Господь нас услышал и тебя послал. Ты, кстати, по делу или просто мимо шёл?
   – Мимо шёл.
   – Ну тогда садись и слушай, что мы с твоей песней сделали. Юленька, давай еще разок.
   Девушка заиграла на гитаре. Митя с трудом узнавал в этой красивой музыке свою собственную песню. Тонкие белые пальцы так ловко перебирали струны, что Митя не мог оторвать от них глаз. Юля начала петь. Ах! Что это был за голос! Волшебный, сладкий, как нектар. Митя почувствовал, что его, словно в омут засасывает в какое-то новое чувство. Он подумал про Машу. Предаст ли он её, влюбившись в другую девушку? Но не она ли первая оттолкнула его, сначала отстранив от себя и отказав не только в физической близости, но даже в невинных поцелуях, а затем – не написав ни одного письма за полгода?
   «Ну не век же мне быть связанным отношениями с девушкой, которой я не нужен!» – подумал Митя и решил, что имеет право влюбиться. Да и другого выбора у него не было. Юля уже парализовала его волю. Он, словно кобра за флейтой, готов был идти за ней хоть на край света, хоть в огонь.
   Митя вызвался проводить девушку до дома. По дороге он узнал, что она учится в первой школе в десятом классе. Она была на год младше его. Её папа был капитаном дальнего плавания, а мама работала бухгалтером в судоходной компании. Жили они в частном доме в 15 минутах ходьбы от Митиного микрорайона. Дом был обнесен высоким красивым забором. Во дворе на цепи сидела кавказская овчарка. Юля загнала пса в будку и закрыла конуру своей спиной, чтобы Митя смог пройти внутрь. Их радушно встретила мама. Они были очень похожи с дочерью.
   – Ма, знакомься, это Митя – автор песни, с которой я поеду на фестиваль. А это – моя мама Наталья Сергеевна.
   – Правда? – Мама искренне удивилась. – Такой молодой и уже пишешь песни! Тебе ведь не больше двадцати?
   – Семнадцать будет в этом году, – Мите понравилось, что его приняли за взрослого и что так высоко оценили его творчество.
   – Мне очень понравилась твоя песня! Ну а где же вы с Юлей встретились?
   – У Валентины Семёновны. Я забежал к ней повидаться, а там Юля!
   – Ты, наверное, ещё в школе учишься?
   – Нет. Работаю.
   Митя без утайки рассказал про свою работу. Обошел только стороной историю про кражу и уголовное дело. Наталья Сергеевна расспросила его про семью, про маму, сестру. Митя все рассказал. Не без гордости упомянул, что является кормильцем семьи. Юля слушала диалог мамы и гостя молча, не отрывая от Мити своих огромных глаз. В ее взгляде он читал симпатию, а иногда даже восхищение. Митя чувствовал, что он находится на пороге чего-то нового, очень большого и очень хорошего.
   Обстановка в доме была богатой для своего времени. Кухня размером была, как половина его трехкомнатной квартиры. Вся мебель была иностранного производства. Входя в дом, Митя не мог не заметить солидный внедорожник, стоящий посреди двора. Все это материальное благополучие впечатляло, но Мите нужна была сама Юля, а не деньги её родителей. Он сам заработает себе и на дом, и на джип и на иностранную мебель.
   – Юля, ты не забыла, что тебе нужно к завтрашней контрольной готовиться? – Спохватилась мама, когда допили чай.
   – Да, мамочка. Я сейчас Митю провожу и сяду заниматься.
   – Иди занимайся. Я сама провожу.
   Наталья Сергеевна загнала собаку в будку и закрыла ее своей спиной так же, как делала это Юля. Когда Митя вышел за калитку, она вышла за ним.
   – Спасибо вам за угощение, – раскланялся гость. – Очень приятно было познакомиться.
   – Я надеюсь, что наше знакомство на этом закончится, – сухо перебила его хозяйка. – Я прошу тебя больше не искать встреч с Юлей и не появляться в нашем доме, или тебе придется иметь дело с её отцом.
   – Вы, наверное меня неправильно поняли… – начал было оправдываться Митя.
   – Я все прекрасно поняла! Ты хороший парень, но Юля у нас сейчас занята учебой. В следующем году ей поступать в институт, скорее всего – в другом городе или даже в другой стране и нам меньше всего сейчас нужны амурные истории. К тому же ты сам должен понимать, что ты ей не пара. У тебя даже среднего образования нет.
   Митя сухо попрощался и пошел в сторону дома. На душе было отвратительно. Он чувствовал себя, как котенок, которого привели в дом, накормили, почесали за ушком, а потом выкинули, дав хорошего пинка. Он ненавидел эту женщину. Какое лицемерие – принимать гостя, так мило ему улыбаться, расспрашивать его обо всех жизненных подробностях, копаться в его семье, чтобы потом с таким холодным лицом наговорить ему гадостей.
   Путь домой лежал через гаражи. В закутке между гаражами два пацана стреляли из рогаток по стеклянным бутылкам. Один – Стас учился в параллельном классе. Другой, видимо был из первой школы. Митя не дружил со Стасом, но при встрече обычно здоровались. Это был один из тех, кто умудрялся учиться на четыре-пять и при этом быть хулиганом и общаться со шпанюками. Увидев Митю, парочка оторвалась от своего занятия и преградила ему дорогу.
   – Рыжий, ты чего тут забыл? – Борзо заговорил Стас. – Это было на него не похоже. Обычно он был приветлив и дружелюбен.
   – Тебе какое дело? – Так же борзо ответил Митя. Опять его подвел цвет волос, ведь получается,, что Стас его обозвал, а как он сам мог обозвать его в ответ? «Блондин»? Это было бы комплиментом.
   – Ты чего у Юльки забыл? Я видел, как ты к ней заходил.
   – Какая тебе разница?
   – Она – моя девушка.
   – Правда? А она сама об этом знает?
   – А она что, разве тебе обо мне не сказала?
   – Нет.
   – Короче! Я тебя по-хорошему прошу. Держись от нее подальше!
   – А то что? Застрелишь меня из рогатки? Алюминиевой пулькой? – Митя бросил презрительный взгляд на рогатку, которую Стас держал в правой руке и резким движением растолкав своих оппонентов, продолжил путь.
   «Как же меня угораздило потерять Машу!» – подумал он, вспоминая, как его привечала Елена Сергеевна, которая не меньше желала своей дочери добра и не меньше ценила свою дочь, но при этом приняла дочкиного ухажёра таким, какой он есть.

   Вечером пришел большой сухогруз. Разгрузка длилась больше суток. Утром Митя усталый вернулся домой. И здесь его ждал новый сюрприз. В его комнате треснуло стекло. Между рамами лежала маленькая алюминиевая пулька от рогатки – кусок проволоки, согнутый буквой «U». Это сделал Стас. Окно было не выбито и мама уже заклеила трещину скотчем. Казалось бы, ущерб оказался минимальный, но Митя вспыхнул яростью. Он выскочил из дома и быстрым шагом направился в сторону дома, где жил Стас. По пути ярость утихла и в голову пришла идея, как ему достойно ответить на брошенный вызов.
   Митя пошел в магазин «Галантерея» и купил красивую атласную ленту. Затем зашел в книжный магазин и выбрал красивую открытку со свадебным букетом и надписью «Совет, да Любовь!». В открытке он написал красивым, насколько смог почерком «Забирай. Она твоя!»
   Дождавшись ночи, он пошел к дому Стаса. Подобрав на стройке кирпич, он привязал к нему открытку лентой, сделав красивый бант. Ровно в полночь швырнул кирпич в окно комнаты Стаса. Возвращаясь домой Митя ликовал. Вместе с этим кирпичом он выкинул горечь обиды, нанесенной ему Натальей Сергеевной, злость на Стаса за разбитое окно, вспыхнувшую внезапно и задушенную мамой влюбленность в Юлю.

Травма

   Лето выдалось жаркое. Митю спасала прохлада корабельных трюмов. В свободное время он отлёживался дома или на ближайшем пляже. От Маши ни одного письма так и не пришло. Забыть её тоже было невозможно. Она была, как рана на душе, которая болела все сильнее. Что если она потеряла его адрес? Ведь она переехала в другой город. Всякое ведь могло случиться. Но он теперь не представлял, как ему исправить ситуацию. Если бы он зимой поехал и разыскал ее, то все мог бы объяснить и про потерянный номер телефона и про подписку о невыезде. Но что он скажет теперь? Он уже пол года, как свободный человек. Милиция его не держит, деньги на дорогу до Южно-Сахалинска у него есть. Что он скажет Маше? «Я тут твои чувства решил проверить, потому и не приезжал» – так?.
   Чем дальше, тем сложнее ему казалось найти выход из этой ситуации. Если бы она хотя бы написала, что больше не любит его, ему стало бы намного лучше и легче жить. Он ощутил бы себя свободным человеком и, может быть нашел бы себе другую девушку. А вся эта неопределенность с Машей мучила его. А вдруг она его не хотела оттолкнуть и действительно имела причины для того, чтобы отказать ему в поцелуях? Тогда получается, что он – предатель. В этом случае он бросил девушку и он такой же точно подлец, как и тот, кто был у нее первым.
   Хотя Митя сам и не понимал своего статуса – свободен ли он или связан отношениями с Машей, он то и дело делал шаги по направлению к другим девушкам. Но, как назло, понравившаяся ему девушка оказывалась либо занята, либо высокомерна по отношению к нему. Он сразу включал обратный ход.

   Теплым июньским вечером Митя шел домой. Уже было темно. Ласковый морской ветер обдувал спину. Сокращая путь дворами, он увидел автобус. Внутри разглядел своих одноклассников. Он забежал в автобус. Все сидели нарядные. Девочки были в бальных платьях, парни – в костюмах.
   – Вы чего такие все нарядные? – Спросил он, разглядывая товарищей.
   – Выпускной у нас, – ответила Мила Любимцева. – В ресторан едем.
   – О, как удачно я вас встретил! – Митя плюхнулся на переднее сиденье.
   – Зыков, вообще-то мы деньги собирали на выпускной. Лишние рты там не предусмотрены, язвительно возразила Катя Трушкина.
   – Да не ссы! Я тебя объедать не буду, – Митя достал из кармана увесистую пачку денег, полученную за сутки тяжелого труда, без малого сто пятьдесят тысяч рублей. В то время это было около 30 долларов – месячная зарплата рабочего на заводе. – Я могу вас всех угостить.
   – Мить, ну правда, у нас там все спланировано. Мы даже ресторан полностью выкупили, чтобы без посторонних, – спокойным и вкрадчивым голосом добавила Полина. – Не обижайся пожалуйста.
   – «Посторонних»? Ты сказала «Посторонних»? Я вам что посторонний!? – закричал Митя. – Он стал переводить взгляд, ища поддержки. Но никто не замолвил за него слова. Даже Андрюха виновато отвел взгляд.
   Митя выскочил из автобуса и пошел, куда глаза глядят. Его душила обида. Но не на Катю Трушкину и не на Полину. Даже не на Андрюху, хотя, он мог бы хотя бы из солидарности поддержать его. Он злился на себя. Он сам виноват! Девять с половиной лет учился, чтобы за каких-то шесть месяцев взять и все перечеркнуть.
   Он купил в ночном киоске бутылку водки и пакет сока. Сел на лавочку, на которой они выпивали с Костей и стал пить водку из горла.
   – Братишка, сигареткой не угостишь? – раздался сзади вежливый голос.
   Митя обернулся. Перед ним стоял Жора. Известный в Корсакове бродяга и попрошайка.
   – Я не курю. Водки хочешь?
   – Не откажусь, Жора деликатно подошел поближе и остановился.
   Митя протянул ему бутылку.
   – Чего стоишь то? Садись!
   Жора с готовностью подчинился. Сделал несколько глотков и занюхал их рукавом. Митя протянул ему сок. Тот очень деликатно отказался.
   – Я иностранное не пью. Травят нас всякой химией.
   – Ты о здоровье что ли переживаешь? – Митя расхохотался.
   Жора тоже засмеялся. Смеялись долго, минут десять.
   Потом Митя еще раз отхлебнул из бутылки и протянул Жоре. На этот раз бродяга запил соком.
   – Курить охота, – вздохнул Жора.
   Митя вынул из кармана две купюры по десять тысяч рублей и протянул их Жоре.
   – Сходи в киоск, купи себе сигарет и пожрать чего-нибудь.
   – А чего пожрать-то? – уточнил тот, вскочив со скамейки и выхватив из рук Мити деньги.
   – Да чего хочешь! Гуляем сегодня!
   Митя тысячу раз видел Жору на улицах родного города. Никогда раньше он не поверил бы, что будет выпивать с ним водку из горла, сидя на лавочке, но сейчас этот собутыльник казался ему самым подходящим. Жора вернулся через десять минут с авоськой продуктов. В зубах у него уже дымилась папироса. Он ловкими движениями постелил на лавку газету, которая оказалась у него в кармане и по хозяйски с гордостью начал доставать из пакета еду, как будто бы это он угощал Митю.
   – Жора, а ты где живешь?
   – А мы уже знакомы?
   – Митя.
   – Жора.
   Собутыльники протянули друг другу руки.
   – Так откуда ты знаешь мое имя? – Искренне удивился бродяга.
   – Да тебя весь город знает. Я часто тебя на улицах встречаю.
   – Да? Странно, а мне твое лицо не знакомо.
   – Просто я не такой заметный, – Митя опять рассмеялся. – Ты так и не ответил, где ты живешь.
   – Да где придется, – махнул рукой собеседник.
   – А зимой?
   – Тоже по разному. Когда – в кочегарке, когда – в колодце теплотрассы. Иногда у сторожей в теплушках греюсь.
   – А родственников у тебя нет?
   Жора сник. Видимо Митя задел его за больное.
   – Сын есть, но он делает вид, что не знает меня. Не здоровается даже.
   – А жена?
   – Была.
   – Умерла?
   – Да чего это! Тебя переживёт! На Краснофлотской она живёт, рядом с «Детским миром».
   – А чего развелись?
   – Я в моря ходил. Однажды вернулся, с мужиком её застал. Хлопнул дверью и ушёл. А идти то некуда. Сел на первый попавшийся пароход. Так лет семь ещё скитался по морям без отпуска. С одного судна спишусь и на другое устраиваюсь в тот же день. А потом – инсульт. Загремел в больницу. Выкарабкался. Из больницы вышел. На пароход не берут. У друга пожил маленько, смотрю, вроде как обременяю людей, ушёл. Так и скитаюсь.
   – А на работу устроиться не пробовал?
   – А зачем? Я никогда не был так свободен и счастлив, как сейчас.
   – Счастлив? Правда что ли?
   – Да. Я только сейчас ощущаю себя человеком. Как вспомню прежнюю жизнь, так тошно становится. Убиваешься, работаешь, все ради того, чтобы быть не хуже других. Сначала надо пылесос, потом – стиральную машину, потом – холодильник, потом – этот… как его… да хрен с ним. В общем не жизнь, а гонка вооружений сплошная.
   – А с женщинами у тебя как?
   – Да ну их! От них все беды.
   – Разве можно быть счастливым без общения с женщинами?
   – Общения сколько хочешь. Даже такому, как мне это – не проблема. Только не вижу я в этом радости.
   – А в чем твоя радость?
   – В созерцании жизни: пении птиц, цветении подснежников, шуме прибоя, первом снеге, весенней капели, ну и в книгах, конечно.
   – А где ты берешь книги?
   – Друг мой! Если бы ты знал, какие фолианты валяются на наших корсаковских помойках! Такие не в каждой библиотеке найдешь!
   – А тебе не унизительно ходить по помойкам и попрошайничать?
   – А тебе не унизительно с утра до ночи пахать за авоську иностранного говна, слепленного из всякой химии?
   Митя замолчал. Кто бы мог подумать, что этот грязный и вонючий отброс общества, который раньше не вызывал у него никаких чувств кроме брезгливости и презрения, окажется таким интересным и мудрым собеседником. Время летело незаметно. Митя сильно опьянел. В какой-то момент он решил сходить по нужде в заросли акации. Нырнув между кустов, он оказался в укромном закутке. Вдруг перед ним оказалась она. Красивая, грациозная в светлом бальном платье, подчеркивающем безупречную фигуру и аккуратно улложенными темными волосами. Она стремительно шагнула ему навстречу и поцеловала его в губы.
   – Маша! – воскликнул он! – Ты как здесь…
   Но она снова впилась своими губами в его губы. Обоих охватила страсть. Митя целовал ее лицо, шею. Руки потянулись к груди и она не только не оттолкнула его, но напротив запрокинула голову, позволив ему открыть неведомые ему ранее сокровенные девичьи прелести. Впервые в сознательной жизни он прикоснулся губами к женской груди. Все прекратилось мгновенно. Как будто кто-то вдруг выключил рубильник.

   Митя очнулся в постели. В помещении были обшарпанные стены и потолок, старые ржавые кровати с панцирной сеткой, облезлые и покосившиеся тумбочки. У окна несколько мужчин играли в карты. Один из них заметил взгляд Мити и, бросив карты, подскочил со своего места.
   – Смотрите ка! Пацан очухался! – Мартын, сгоняй, скажи сестре, что пацан очухался. Давай! Скорее.
   – Где я? – Спросил Митя.
   – Где-где! На бороде! Не помнишь что ли ничего?
   Митя заметил, что у собеседника руки в татуировках. Человек этот явно был уголовником с большим тюремным стажем. У него была перевязана голова. В углу сидел голый по пояс мужчина средних лет с повязкой на животе. У него на груди был вытатуирован портрет Ленина. на Локтях – герб СССР. Это не просто уголовник, а блатной. Митя слышал раньше, что такие татуировки могли себе позволить только очень авторитетные бандиты. Это был своего рода оберег. Ведь советский милиционер не станет стрелять в Ленина или бить по гербам родной страны. Мужчина встал. Митя заметил, что спина у него расписана храмами с куполами. Точно блатной!
   – Как звать помнишь? – Спросил он, подойдя к Мите.
   – Митя.
   – Местный?
   – Да.
   – А что родственники тебя не ищут? Родные есть?
   – Мать, сестра. А что я давно уже тут?
   – Ночью привезли.
   – А сейчас?
   – Сейчас пять вечера. Почти сутки тут чалишься. Мусора тут по твою душу приходили. Ты хоть помнишь, кто тебя отоварил?
   Митя покачал головой. Голова болела и кружилась. Он хотел подняться, но чуть опять не потерял сознание.
   – Лежи, не дёргайся! Тебе чердак сотрясли сильно. Если всё помнишь, значит жить будешь. Полежишь недельку-другую и на ноги встанешь.
   Соседи по палате снова сели играть в карты. Четверо были уголовниками. С перевязанной головой – Андрей. Веселый и добродушный тип, суетливый и очень общительный. Самый старший, с Лениным на груди – Игорь. Он явно был лидером. Суровый, немногословный, жесткий, но справедливый. Еще один с загипсованной рукой – Валера. Молчаливый и совершенно непонятный. Четвертый – Мартын был из соседней палаты, но, судя по всему, здесь чувствовал себя, как дома. Для остальных он был шестеркой. Видно было, что его не уважают, но позволяют ему быть частью их круга. В палате лежало еще двое мужчин, но они держались особняком и не общались с сидельцами. Эти двое, судя по всему побаивались уголовников, а те, в свою очередь, дипломатично не замечали их.
   Пришла медсестра, записала имя, фамилию, домашний адрес и телефон соседей, которые могли бы передать родным, что Митя лежит в больнице. Затем пришел дежурный врач, осмотрел, расспросил о самочувствии. Через час пришли мама и Ленка. Плакали, допытывались, что случилось, но Митя сказал, что ничего не помнит. Про то, как он пил водку с Жорой, ему рассказывать не хотелось, а про Машу, он был уверен, что ему привиделось, когда он лежал без сознания.
   Митя очень внимательно наблюдал за уголовниками. Мартын ему категорически не нравился. А остальные сидельцы вызывали уважение и даже симпатию. Митя отметил, что они совершенно не упоотребляют в своей речи матерную брань. В этой среде за каждое неаккуратное слово можно поплатиться жизнью. Митя хорошо понимал это и старался не говорить лишнего.
   Утром пришла Людмила Арсеньевна. Она принесла Мите яблоко.
   – Я должна тебя допросить. Ты как себя чувствуешь? Можешь говорить?
   Митя кивнул.
   – Расскажи, как все произошло.
   – Я вообще не представляю, что произошло. Ничего не помню.
   – И девушку не помнишь?
   – Какую? – Митя насторожился. Неужели действительно была Маша?
   – Ту, с которой ты целовался в сквере.
   – Так это было на самом деле? Я думал, что она мне привиделась, когда я лежал тут в больнице.
   – Давай рассказывай, что тебе привиделось.
   – Это была Маша?
   – Да. А вы с ней все-таки были знакомы? Она утверждает, что не знает тебя.
   Митя нахмурился.
   – Давай рассказывай уже!
   – Мне нечего рассказывать. Расскажите лучше вы. Я так понимаю, что вы лучше меня знаете, что там случилось.
   – Ну ладно. Видно действительно не помнишь. Эта девушка Мария гуляла на выпускном вечере вместе с одноклассниками. Была в изрядном подпитии. Решила уединиться со своим ухажером в сквере. Она ушла первой, а он пошел чуть погодя, чтобы не привлекать внимание одноклассников. А ты немного его опередил. Она была пьяна и в темноте приняла тебя за своего парня. К тому же ты назвал её по имени. Вы стали целоваться и тут появился пьяный отелло. Он схватил палку и ударил тебя по голове. Говорит, что не думал, что удар повлечет за собой такие последствия. Они же и вызвали скорую. Парень раскаивается и вину признает. Мне нужно будет, чтобы ты своей рукой написал заявление о привлечении его к ответственности.
   Митя напрягся. Он понимал, что разговор сейчас слушают соседи по палате. Если он заявит на своего обидчика, то опустится в их глазах ниже плинтуса. И хотя, казалось бы, эти люди ему никто, ему будет очень неприятно знать, что его держат за стукача.
   – А я могу отказаться?
   – Можешь. Но тогда ты отрежешь себе путь к получению какой-бы то ни было материальной компенсации. Парень, как я поняла, из обеспеченной семьи. А тебе могут понадобиться деньги на лечение. Если ты сейчас напишешь заявление, можешь отозвать его в любой момент. Если откажешься – потом будет поздно.
   – Я сам справлюсь со всем, – решительно отрезал Митя. – Парень, наверное, в институт хочет поступать. Зачем я буду сейчас ему жизнь отравлять. Сам виноват. На его месте всякий мог бы так поступить.

   Когда инспектор вышла из палаты, Андрей, лукаво подмигнул Мите:
   – Хорошенькая ментовочка. Я бы ее за погончики то потискал.
   – А ты эту инспекторшу откуда знаешь? – Спросил Игорь.
   – Мама моей одноклассницы.
   – Ты со всеми мамами одноклассниц в таких трогательных отношениях?
   – Нет. Людмила Арсеньевна меня от тюрьмы спасла.
   – Ты вроде не похож на шпанюка. За что тебя привлекали?
   – Кража.
   – Давай рассказывай.
   Митя рассказал историю похищения колес и то, что было потом, в том числе и о том, как он подставил Садуллаева. Упустил только момент, как Людмила Арсеньевна уговорила его сдать Хому.
   – Так ты, сучёнок, стукач! – Вспылил. Мартын. – Ты же мужика мусорам сдал! А мы тут с тобой баланду свою делим!
   – Замолчи, Мартын! – Козла козлить не грех. Отвали от парня, – перебил его Игорь. – А тебе, Митя, на будущее урок. Метлой своей поаккуратнее мети. А то, не ровён час – сам себе могилу своим языком выроешь.
   – Так вы меня спросили, я и рассказал. Что же мне обманывать?
   – Я же за язык тебя не тянул. И потом, рассказать не всю правду – это не обман. – А то, что ты сейчас заяву на своего убивца писать не стал – одобряю! Никогда за свое здоровье цену не назначай, а то найдется щедрый купец, который и за твою жизнь цену даст.

   Утром пришли дядя Витя с Семёнычем. Семёныч недовольным взглядом окинул криминальных соседей по палате. Митя видел, как он встретился глазами с Игорем. Они всё поняли друг о друге.
   – Ну что же ты, Митька! Так расстроил нас! Как тебя угораздило? – Сокрушенно спросил дядя Витя.
   Митя рассказал свою историю, приправляя её шутками, прибаутками.
   – На работу тебя больше не возьмем, – вздохнул дядя Витя, когда рассказ закончился. – Я с доктором твоим говорил. Тебе как минимум в ближайший год нужно нагрузок избегать. Не более пяти килограммов поднимать. Так что давай покупай аттестат и поступай в институт. А мы тебя, если надо, всей бригадой материально поддержим.
   – Спасибо! Мне бы только отсюда на волю выйти. Там разберусь. А с деньгами у меня пока всё нормально. Успел скопить кое-что.
   Посетители долго засиживаться не стали, их ждал пароход. Потрепав младшего товарища по плечу они ушли, еще раз окинув на прощание палату суровыми мужицкими взглядами.
   – Хорошие у тебя друзья! Надёжные! – похвалил Игорь. Уважают тебя. Видимо, заслужил.

   На следующий день к Мите пришли братья Тараны.
   – Я завтра улетаю в Омск, – сказал Андрей. – Пошел к тебе попрощаться, а Ленка говорит, что ты в больнице. Как же так, братишка? Кому ты дорогу перешел?
   – Чужую девушку целовал.
   – Она хотя бы того стоила?
   – Митя расплылся в улыбке.
   – А как же Маша?
   Митя пожал плечами:
   – Долго рассказывать.
   – Вы расстались?
   Митя опять пожал плечами.
   – Куда поступаешь то?
   – В летно-технический.
   – Летчиком значит будешь?
   – В летчики меня врачи забраковали. Буду техником. Может быть даже бортмехаником.
   Парни многозначительно помолчали.
   – Ну иди уже, – махнул рукой Митя. – Долгие проводы – лишние слезы. Напиши хоть письмо мне, когда устроишься там на новом месте.
   Тараны пожали раненому другу руку и озираясь на уголовников пошли к выходу.

Последняя глава

   Митя пролежал в больнице месяц. Он глянулся криминальному авторитету Игорю Бадретдинову. Матерый сиделец приблизил к себе парня, научил его пить чифирь, научил многим житейским премудростям на случай, если когда-нибудь Митя окажется в местах не столь отдаленных. Да и в обычной жизни советы человека, прошедшего школу выживания в самых суровых лагерях Советского Союза, могли быть очень полезны. Игорь дал Мите все свои явочные адреса, рассказал, как его можно найти в случае, если понадобится помощь. И написал ему рекомендательное письмо, вручив его со словами: «Если вдруг попадёшь в беду, а меня найти не сможешь, найди кого-нибудь из авторитетов и покажи ему письмо. Меня все знают. Если за тобой вины не будет, тебе помогут».
   Выписавшись из больницы, Митя еще три месяца восстанавливался после травмы. В бригаду вернуться даже не пытался, потому что при малейшей нагрузке кружилась голова, а иногда даже терял сознание.
   В октябре лечащий врач разрешил устраиваться на работу, не связанную с серьезными физическими нагрузками. Это было очень кстати, потому что накопленные деньги заканчивались.
   Митя пошел работать в автопарк учеником автослесаря. Поступил в вечернюю школу, решив, что образование все-таки не помешает. Он вел уединенный образ жизни. Вечера коротал за просмотром взятых в видеопрокате фильмов, а в выходные читал книги. В основном – фантастику.

   Однажды Митя встретил на улице одноклассника Антона. Оба были очень рады встрече. Обнялись, как родные, хотя, в школе никогда не были близкими друзьями. Митя вкратце рассказал о своей жизни. Антон – о том, что он учится в институте на лингвиста-переводчика.
   – Да, кстати, тебе привет от Маши Овечкиной, – спохватился Антон.
   Митя опешил.
   – А ты с ней знаком?
   – Да мы в одной группе учимся! Она когда узнала, что я с тобой учился в одном классе, вцепилась в меня. Только и выспрашивает, как ты, где ты. Если увидишь, говорит, передвай привет от меня. У тебя с ней что-то было?
   – Так и сказала «Передавай привет»?
   – Да. Так и сказала. Я то вижу, что у нее к тебе какой-то особый интерес. Неужели тебе удалось добиться её?
   – А как она сама то?
   – Да она лучше всех! Умница, красавица, отличница. У нас весь курс мечтает с ней встречаться. Ты так и не ответил, неужели у тебя с ней что-то было?
   – А она ни с кем не встречается что-ли? Парня нет?
   – К ней кто только не пытался подкатывать. Даже проводить до дома не разрешает. Неприступная, как форт Баярд.

   После разговора с Антоном Митя не спал всю ночь. На следующий день он взял на работе отгул и поехал в Южно-Сахалинск. К концу поездки сильно кружилась голова, сказывалась недавняя травма. Мысли были заняты Машей. За окном проплывали знакомые многоэтажки, светофоры. Он не был тут больше года, но за это время почти ничего не изменилось.
   Выйдя из автобуса на вокзале, он быстрым шагом пошел в сторону Коммунистического проспекта. Проскочил мимо тетки, торгующей белыми пирожками пянсе. Но запах любимого с детства лакомства все-таки остановил его.
   «Традиции нужно беречь!» вспомнил он слова Валентины Семеновны и купил себе пирожок. В ближайшем киоске он купил мятной жвачки и зажевал острый вкус пянсе на случай, если придется целоваться. Митя с детства был оптимистом.
   На перекрестке улицы Ленина и Компроспекта вошел в павильон с цветами и купил большой букет белых роз. Через пять минут он был уже у подъезда института, располагавшегося на перекрестке Коммунистического и проспекта Мира. На улице курили студенты. Митя спросил у них, где учатся лингвисты-первокурсники и вошел в здание. Но искать аудиторию не пришлось. По лестнице прямо навстречу ему шла ОНА.
   На ней было элегантное черное пальто, белый шарфик и белый вязаный берет. Она была еще краше, чем раньше. Митя замер от волнения. Сердце стучало в висках, как набат. Маша увидев его, побежала навстречу. Остановилась в полуметре от него. Они долго смотрели друг другу в глаза.
   – Ты ко мне? – спросила Маша.
   – Да! Конечно! – Митя протянул ей букет. – Ты уже освободилась?
   – Ради такого случая я сейчас освобожусь. Постой, пожалуйста минут пять. Я сбегаю предупрежу своих.
   Маша вместе с букетом убежала наверх. Через минуту она быстро и очень грациозно спускалась вниз. На лестнице появилось пять пар любопытных глаз, уставившихся на Митю. Маша взяла его под руку, они вышли на улицу и пошли в сторону краеведческого музея.
   Митя начал рассказывать, как он потерял машин телефон, как на него завели уголовное дело, как он пошел работать грузчиком в порт, чтобы расплатиться с потерпевшим, как ловко он разделался с потерпевшим, как попал в больницу, не упоминая, конечно, про сцену с чужой девушкой в сквере. Потом рассказал про больницу, про Бадретдинова, который взял над ним шефство, про новую работу…
   – Митя, а ты зачем приехал? – Вдруг прервала его Маша.
   Митя опешил. Они остановились. Маша пристально смотрела ему в глаза и на лице у нее была тревога.
   – Что значит зачем? – Не понял Митя?
   – Ну когда человек что-то делает, он же должен понимать, для чего он это делает. Для чего ты меня разыскал?
   – Ну как же… – Митя был растерян. Он не ожидал такого вопроса. – Ну мы же не виделись целый год…
   – И что?
   – Ну мне очень хотелось тебя увидеть, какая ты стала…
   – Увидел? – голос дрогнул, глаза Маши наполнились слезами.
   Митя молчал. Он не понимал, что он должен сказать или сделать.
   – Не провожай меня, пожалуйста, – Маша вернула букет. – И вообще больше не ищи меня и не приходи. Никогда! – Она повернулась пошла быстрым шагом.
   Митя долго смотрел ей вслед, не понимая, что случилось. Ему хотелось кричать. Он пошел в ближайший сквер, сел на лавочку и горько заплакал. «Почему!?» «Что я сделал не так!?»

   После поездки в Южно-Сахалинск Митя долго не мог читать книги и смотреть фильмы. Все его мысли были заняты вопросом: «Почему!?». И он нашел на него ответ. Он понял, что Маша все это время любила его и ждала. И все, что от него требовалось для того, чтобы быть с нею, произнести при встрече три заветных слова. Те самые три слова, которые он с таким трудом сумел написать в первом письме. Но ни разу он не говорил ей этих слов лично, глядя в глаза. Он преодолевал невозможное, чтобы заработать деньги и принести к ее ногам украшения, парфюм, дорогие угощения, в то время, как ей от него нужны были только три слова. Именно поэтому она тогда отказала ему в поцелуях и во всем остальном. Она ждала этих трех заветных слов. Она была так счастлива увидеть его после года разлуки. Ни словом не упрекнула его, хотя, он был очень перед ней виноват. Все что требовалось для того, чтобы загладить вину – это сказать три слова. Они перечеркнули бы все его грехи, разрушили бы все обиды и недомолвки. Они соединили бы их навек. Но он не сумел сказать их. Он разрушил все, что было. И теперь это уже не склеить. Он причинил ей боль и лишил себя самого ценного сокровища из всех, имевшихся на тот момент в его жизни. И с этим грузом, с этим чувством вины ему теперь жить всю жизнь.

   21.07.2017 Нижний Новгород

Митя Повесть о первой любви Денис Евгеньевич Чернов