&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;Василий&nbsp;Михайлович&nbsp;Головнин<br>|<br>|&nbsp;&nbsp;Путешествие на шлюпе «Диана» из Кронштадта в Камчатку в 1807—1809 гг. Том 1<br>&nbsp;-------<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Василий Михайлович Головнин<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Путешествие на шлюпе «Диана» из Кронштадта в Камчатку в 1807–1809 гг.: В 2 томах. Том 1<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Краткая биография флота вице-адмирала Головина<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Составленная им самим и коей собственноручный подлинник хранится как святыня в его семействе)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Василий Михайлович Головнин родился в Рязанской губернии Пронского уезда в селе Гулынках, апреля 8-го 1776 года от незнатных, но благородных родителей [1 - Отец его был коллежский асессор Михайло Васильевич из старинных дворян, как то значится по родословной Головниных, а мать Александра Ивановна Вердеревская из того рода Вердеревских, который происходит от татарского князя Сала Хамира, крестившегося при Олеге и женившегося на его родственнице. Князь сей, получив обширные владения в Скопине и поселившись на реке Верде, стал называться Вердеревским.]. По тогдашнему обыкновению записывать в гвардию малолетних дворян, и он на шестом году возраста был определен в Преображенский полк унтер-офицером. По смерти же родителей его, коих лишился он, будучи 9 лет от роду, родственники, на коих возложено было попечение о нем с тремя малолетними братьями [2 - Иван, Александр и Дмитрий. Первый умер в Ревеле лейтенантом, второй за болезнью не служил и умер в своей деревне; третий также умер, будучи в отставке капитан-лейтенантом.] и над имением их, не желая, чтобы он служил в гвардии, под предлогом недостаточного его состояния [3 - В царствование императрицы Екатерины II в гвардию определяемы были богатые дворяне и небогатые: первые достигали офицерских чинов по гвардии и служили в оных до капитанского чина, из которого выходили или в армию полковниками, или бригадирами в отставку, а последние из сержантов шли в армейские капитаны и выходили в отставку майорами. В числе последних Головнин мог быть, ибо с братьями имел до 400 душ хороших крестьян.], определили его в 1788 году в Морской кадетский корпус. В сие время во флоте не было у него ни родных, ни знакомых; при вступлении его в службу не имел он даже и мичмана своим покровителем; словом, он во флоте никого не знал и его никто не знал. В 1790 году Головнин был пожалован гардемарином, а в 1792-м сверстники его произведены в офицеры, но он оставлен в корпусе, как там говорится, за малолетством, потому что ему не было тогда 17 лет от рождения, и он уже был пожалован мичманом с следующим выпуском в январе 1793 года. Хотя ему и горько было оставаться в корпусе за то, что он на 17 [-м] году кончил те науки, которые надлежало кончить на 18-м, но обстоятельство сие послужило для него к большой пользе и впоследствии имело влияние на всю его жизнь. Прежде, следуя примеру своих товарищей, он занимался только изучением одних математических наук, а о словесности и языках не думал. Математику он знал очень хорошо, за что был произведен старшим унтер-офицером, или, как тогда называли, сержантом [4 - В то время унтер-офицерское звание по корпусу было не пустое название, как ныне, но сопряжено с почестями и выгодами: на мундире было отличие и производилось жалованье – сержанту 24 рубля в год, подпрапорщику 16 рублей, капралу 12, гардемарину 6; по-нынешнему это значит серебром.], и из корпуса вышел вторым человеком по всему выпуску, но иностранного языка ни одного не знал. Когда же он был оставлен в корпусе, тогда бывший инспектором оного профессор математики Василий Никитич Никитин принял на себя обучать английскому языку один особый класс, при открытии коего говорил он о пользе знания иностранных языков сильную и убедительную речь. Речь сия произвела над Головниным такое действие, что он обратил все свое внимание, все минуты, словесности и иностранным языкам, и в восемь месяцев выучил русскую грамматику, историю, географию, и столько английского языка, что мог переводить с него довольно хорошо; и потом, когда вышел из корпуса, тотчас нанял учителей английского и французского языков. В последний год бытия Головнина в корпусе любимое его упражнение состояло в чтении морских путешествий, географических книг и умозрительной физики, из коих Бюффоново сочинение о феории Земли [5 - Так в документе, имеется в виду сочинение «О теории Земли».] читал он несколько раз. Сие то чтение поселило в нем непреодолимую страсть к путешествиям, и потому, вышедши из корпуса, он решился оставить малолетних братьев своих и доставшееся ему общее с ними родительское имение в Рязанской и Калужской губерниях под чужим присмотром и управлением для того, чтобы самому, продолжая службу, иметь случай и способы путешествовать. Он хорошо знал, сколь много должен будет потерять, оставляя имение в опекунском распоряжении, но не оставил службы, к которой скоро пристрастился, даже и тогда, когда братья его вступили в оную и имение их год от году приходило в большое расстройство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Со времени пожалования его в офицеры большую часть своей службы Головнин находился за границами: в 1793 и 1794 годах был он в Стокгольме на военном транспорте, ходившем туда с полномочным послом графом Сергеем Петровичем Румянцевым, и с ним же возвратился в Россию. В 1798 и [17]99 годах служил на вспомогательном флоте в Англии в должности адъютанта и переводчика английского языка у главнокомандующего российским вспомогательным флотом вице-адмирала Михаила Кондратьевича Макарова, по представлению коего за отличие марта 28 [-го] 1799 года пожалован в лейтенанты, и по его же рекомендации в 1802 году послан на иждивение государя императора служить в английском королевском флоте для приобретения большей опытности и познания в морском искусстве. Головнин служил на разных английских кораблях и в разных морях до 1805 года; а тогда надлежало возвратиться ему в Россию, но как он желал непременно побывать в Западной Индии, то и отправился туда с позволения полномочного посла графа Семена Романовича Воронцова на своем собственном иждивении [6 - После, однако ж, издержки сии по ходатайству морского министра П. В. Чичагова были возвращены.]. В 1806 году возвратился он в Россию, и тогда же в уважение рекомендации английских адмиралов, под начальством коих он служил [7 - Адмирал Корнвалмус, вице-адмиралы: Нельсон и Колингвуд.], назначен был командиром шлюпа, долженствовавшего плыть с разными поручениями вокруг света, несмотря на то, что он был тогда только в чине лейтенанта [8 - Прежде, бывало, транспортов не вверяли лейтенантам, коль скоро им надлежало плыть далее пределов Балтийского моря. Такое отличие Головнину и указ за собственноручным подписанием государя императора, коим дано было полномочие, он поставлял превыше всяких наград.]. В путешествие сие отправился он в 1807 году, а пока делалось приготовление к оному, сочинил он и напечатал, по препоручению морского министра, военные морские сигналы для дневного и ночного времени, за которые получил монаршую награду, состоявшую в бриллиантовом перстне и деньгах, во что обошлось казне издание. Сигналы сии и поныне (1825 года) употребляются в императорском флоте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Путешествие Головнина продолжалось семь лет. Оно напечатано в трех разных сочинениях: 1) Путешествие шлюпа «Дианы» от Кронштадта до Камчатки в 1807, [18]08 и [18]09 годах; 2) Сокращенные записки об описи Южных Курильских островов в 1811 году; 3) Записки флота капитана Головнина о приключениях его в плену у японцев в 1811, [18] 12 и [18] 13 годах и пр. Первые два изданы от Государственного Адмиралтейского департамента в 1819 году, а последнее самим Головниным в 1816 году на иждивении его императорского величества. Весьма любопытное его путешествие в 1810 году из Камчатки в Америку и обратно с подробным описанием колоний Российско-Американской компании по разным причинам [9 - Потому что в оном слишком много правды сказано на счет правления компанейского в Америке.] не напечатано и, вероятно, никогда не будет напечатано.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В июле 1814 года Головнин возвратился в Петербург и в награду за его службу всемилостивейше пожалован (24 июля) чином капитана 2-го ранга [10 - А капитан-лейтенантский чин он получил по старшинству 26 февраля 1810 года. В 1807 году получил он орден Св. Георгия за 18 кампаний, кои выслужил еще в 1806 году, а в 1810 году награжден орденом Св. Владимира 4-й степени за отличную службу и сохранение с отплытия до Камчатки здоровья людей и богатого груза.] и получил пожизненный пенсион 1500 рублей в год.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале 1817 года опять назначен он был в путешествие вокруг света на шлюпе «Камчатка», который долженствовал под его командою отправиться в Северный Великий океан с разными поручениями и к российским владениям, при оном лежащим. В сие время Головнин был сговорен на дочери тверского помещика девице Авдотье Степановне Лутковской, которая получила воспитание свое в Петербурге и жила в доме у родного своего дяди. Он мог бы и отказаться от сего путешествия, но такой поступок казался ему слишком низким и непростительным. Невеста его желала, чтобы он, женившись, взял ее с собою, но как ему хорошо были известны опасность и все трудности морских долгих путешествий, то на сие предложение он не согласился, а решился отложить брак до возвращения. Положение, в каком они находились во время их разлуки, продолжавшейся более двух лет, лучше можно себе представить, нежели описать. Головнин отправился из Кронштадта августа 26 [-го] 1817 года, а возвратился в сентябре 1819 года, исполнив все возложенные на него поручения. За сие октября 13-го того же года всемилостивейше пожалован в чин капитана 1-го ранга, а 15 октября вступил в брак, от которого прежде мог отвлечь его на некоторое время один только строгий долг службы. Из сего путешествия Головнина отрывки были напечатаны в «Сыне Отечества», а полное сочинение, по воле высшего начальства, издано им на иждивении Государственного Адмиралтейского департамента в 1822 году.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сентября 13-го 1821 года за отличную службу пожалован он капитан-командором и назначен в Морской кадетский корпус, где, сверх его должности по корпусу, занимался он переводом с английского языка истории кораблекрушений, сочинение г. Дункена, которую на счет казны и издал с своими замечаниями и пояснениями, присовокупив к оной четвертую часть, содержащую описание крушений российских кораблей. Сочинение сие признано было морским начальством столь полезным и необходимым для мореплавателей, что книга Головнина включена в число штатных книг, на военные суда российского флота отпускаемых, а ему выдано половинное число экземпляров и сверх того пожалованы столовые деньги по 1200 рублей в год. В то же время он привел в порядок замечания, сделанные им в прежние его путешествия, кои намерен был издать под названием: «Воспоминания о моих путешествиях», но, встретив препятствия в цензурном комитете, отложил до времени более благоприятного. В бытность же его в корпусе сочинил он «Тактику военных флотов, составленную по новой системе и примерам лучших европейских флотов» и «Искусство описывать приморские берега и моря с изъяснением употребления всех новейших способов и инструментов, при сей описи употребляемых». Недостаток сочинений сего рода в Морском кадетском корпусе заставил его предпринять сей труд, но когда готовился он к начатию печатания сих сочинений, то в то самое время по высочайшему повелению, апреля 25[-го] дня 1823 года, назначен управляющим Государственной Адмиралтейств-коллегии Исполнительною экспедициею с званием генерал-интенданта и с состоянием по флоту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сия новая должность, обширнейшая и труднейшая из всех к Морскому ведомству принадлежащих должностей, отняла у Головнина весь досуг и все время, которое мог бы он употребить на другие занятия, ибо экспедиции Адмиралтейской коллегии управляются одним лицом, которое за все дела, в оных производящиеся, и ответствует, а из них Исполнительная экспедиция заведывает всем корабельным строением и береговыми зданиями, адмиралтейскому ведомству принадлежащими, по всей России от Риги до Камчатки, кроме черноморских портов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В управление Головнина интендантскою частью по флоту случилось то ужасное наводнение (7 ноября 1824 года), которое причинило в Петербурге и вообще по берегам Финского залива страшный вред и в некоторых местах даже совершенное опустошение. Адмиралтейства, по положению своему, более всех других ведомств потерпели и, хотя морское начальство не получило от правительства никакого пособия ни деньгами, ни материалами, ни людьми, а напротив того – по требованию оных, исполняя высочайшую волю, само оказывало им помощь [11 - Как, например, адмиралтейские плотники исправляли полы в сухопутных госпиталях, а печники печи. Они же строили вновь и починивали обывательские заборы и дома на Петербургской стороне, исправили невские мосты, а матросы навели их.], однако ж при всем том, употребив всевозможные усилия и деятельность, генерал-интендант успел все разрушенные части исправить и к весне следующего года (1826) привести поврежденные суда и здания в надлежащий порядок [12 - Во время распутицы перевозили на катерах трех частей города временных губернаторов и их свиту матросы же.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В бытность Головнина генерал-интендантом построено и спущено на воду первое судно из-под крытого сарая [13 - На Охте шлюп «Предприятие» в 1823 году.], построено первое судно с круглою кормою [14 - На Охте 74-пушечный фрегат «Эммануил», спущенный на воду в 1824 году.], построен первый корабль [15 - В Главном Адмиралтействе 84-пушечный корабль «Гангут», спущенный на воду в 1825 году.] по системе Сепингса, устроены паровые мельницы на Охте в 1824 и в Кронштадте в 1825 году, сделаны сараи для строения в них линейных кораблей [16 - В 1825 году на Охте для 74-пушечного корабля, а в Новом Адмиралтействе для 84-пушечного.] и в Главном Адмиралтействе два сарая для хранения дубовых лесов. По настоянию генерал-интенданта Головнина и по Исполнительной экспедиции последовали некоторые немаловажные перемены к облегчению ее в многочисленных и многосложных делах оной, а именно: 1) в 1823 году учреждено временное отделение на два года (1824 и [18]25) для окончания старых дел; 2) в 1825 году положен и назначен управляющий бухгалтериею с жалованьем против начальника отделения; 3) тогда ж положен и назначен начальник Служительского стола с жалованьем против столоначальника и помощник ему с жалованьем по 750 рублей в год.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1825 году Головнин, можно сказать, имел тяжбу с Комитетом министров и выиграл свой процесс со славою и честью. Дело вот в чем состояло: в изданном от Комитета министров в 1824 году высочайше утвержденном расписании, сколько кому лошадей должно выдавать подорожные, капитан-командоры были поставлены в V классе наравне с статскими советниками и назначено им по 8 лошадей. По сему поводу Головнин подал по команде на высочайшее имя прошение, в котором, приведя на вид законы, по коим капитан-командоры во всем сравнены с генерал-майорами, считал себя обиженным и просил о возвращении им права по новому расписанию на 10 лошадей в сравнении с IV классом. Прошение его своим порядком дошло до Комитета министров, который во избежание стыда, что не знает законов, растолковал, что «капитан-командоры не могут считать себя обиженными», ибо им против расписания 1722 года одна лошадь еще прибавлена, но о том, что тогда они были в V классе, а ныне в IV, вовсе умолчал. Однако же сия уловка, достойная земского суда, не пособила, и государь император был столько справедлив, что (15 марта 1825 года) высочайше утвердить соизволил новое расписание о подводах, в котором капитан-командоров поместили в принадлежащий им IV класс.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В августе 1825 года избран он членом Совета Российско-Американской компании, а в сентябре удостоился получить орден Св. Владимира 2-й степени большого креста. В высочайшей грамоте сказано: «Во внимание к отлично-усердной службе вашей и особенным трудам по должности флота генерал-интенданта, всемилостивейше жалуем вас кавалером ордена Св. Владимира 2-й степени». Ныне царствующий государь император Николай Павлович, по восшествии своем на престол, обратил особенное внимание на состояние флота и вообще на морскую службу. По возвращении из Москвы после коронования в 1826 году его величество с неусыпною деятельностью и примерными трудами изволил заняться приведением флота в комплект, вооружением оного во всей исправности и искоренением многих злоупотреблений по разным частям управления морского существовавших, которые и по сему ведомству в значительной степени вкрались, хотя, может быть, гораздо в меньшей, нежели по другим. Государь лично над всем надзирал и по многим предметам сам делал распоряжения. Для следствий употреблялись лица других ведомств. Множество злоупотреблений открыто, доказано и истреблено и виновные наказаны; но из всех произведенных следствий ни по одному не оказалось, чтобы генерал-интендант Головнин в каком бы то ни было отношении был причастен к злоупотреблениям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При восшествии на престол государя Ник[олая] Павловича мы почти, можно сказать, не имели флота, не имели ни мастеровых, ни материалов и с большою нуждою могли содержать в порядке незначительную эскадру. Но с 1826 года началась необыкновенная деятельность на всех адмиралтействах: линейные корабли строились не более как в один год, в Петербурге по три, а в Архангельске по два, сверх того – много фрегатов и мелких военных судов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Быстрое построение кораблей и разного звания других военных судов и соразмерное тому заготовление для вооружения их припасов требовали величайшей деятельности и беспрерывных занятий генерал-интенданта. Многотрудную обязанность свою, сопряженную с ответственностью и частыми огорчениями, коих избежать не было возможности, Головнин переносил с твердостью и терпением, употребляя все усилия, чтоб заслужить доверенность и благоволение монарха, и стараясь при том, не щадя ни здоровья своего, ни оправдать себя во мнении его величества, которого несколько раз люди, неблагонамеренные к нему, о коих, впрочем, здесь не упоминается, ибо они известны не только флоту, но отчасти и публике, покушались направить с невыгодной стороны, некоторые с намерением свои непохвальные действия приписать генерал-интенданту, другие по зависти, что младшему генералу была вверена столь обширная и важная часть, а третьи говорили то, что сами не понимали. Люди сии, конечно, успели бы достичь своей цели, если бы были хотя немного умнее и если бы государь император сам не надзирал за порядком и строением в адмиралтействах, ибо при посещениях работ нередко изволил он давать генерал-интенданту приказания лично и выслушивать его донесения и объяснения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1827 году при новом образовании Морского министерства Головнину, с сохранением звания генерал-интенданта, поручены все три департамента по хозяйственной части: кораблестроительный, комиссариатский и артиллерийский. С сею новою должностью увеличились в чрезвычайности труды и беспокойства, огорчения и ответственность, которым никто не завидовал, но возвышение и содержание породило многих завистников ему. Он это знал, но с упованием на Бога и на справедливость монарха не робел и не унывал, а продолжал службу по-прежнему, ведя дела свои по присяге, совести и крайнему своему уразумению.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Октября сего года Головнин всемилостивейше пожалован кавалером ордена Св. Анны 1-й степени; в высочайшем рескрипте сказано: «За ревностное служение ваше и за отличные успехи произведенного под вашим управлением кораблестроения».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем при спуске кораблей и фрегатов удостоился получить за успешное построение высокомонаршее благоволение, в приказе отдаваемое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4 сентября 1830 года получил знаки орд[ена] Св. Анны 1-й степени, украшенные императорской короною, за успешное производство кораблестроения, а 6 декабря того же года за отличие по службе произведен в вице-адмиралы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сем году количество укомплектованного флота (здесь поместить таблицу) [17 - Таблица не публикуется.]. Прилагаемая у сего таблица, означающая число кораблей и всех военных судов, построенных в царствование императора Николая Павловича до 1831 года по Балтийскому управлению, свидетельствует о деятельности сего государя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь кстати заметить, что Головнин произведен в вице-адмиралы из генерал-майоров, а в генерал-майоры переименован из капитан-командоров в 1826 году по следующему случаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Здесь кончается сия драгоценная для детей Василия Михайловича рукопись.) [18 - Замечание сделано снявшим копию.]<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЦГАВМФ, ф. 7, оп. 1, д. 2, л. 26–34. Копия.<br>
<br><img border=0 src="i_001.jpg"><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Часть I<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава первая<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Предмет экспедиции, выбор корабля, вооружение и приготовление оного<br></h3><br><img border=0 src="i_002.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1806 году, скоро по возвращении в Кронштадт двух судов Российской Американской компании «Надежды» и «Невы», счастливо совершивших путешествие кругом света, оная компания решилась послать вторично судно «Неву»&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> в такую же экспедицию. Тогда е. и. в-ву благоугодно было повелеть отправить с ним вместе военное судно, которое могло бы на пути служить ему обороной. Главный же предмет сей экспедиции был: открытия неизвестных и опись малоизвестных земель, лежащих на Восточном океане и сопредельных российским владениям в восточном крае Азии и на северо-западном берегу Америки. А Государственная Адмиралтейств-коллегия, пользуясь сим случаем, заблагорассудила вместо балласта поместить в назначенное для сего путешествия судно разные морские снаряды, нужные для Охотского порта, которые прежде были туда доставляемы сухим путем с большим трудом и иждивением, а некоторых нельзя было и доставить по причине их тяжести.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В выборе удобного для сего похода судна представилось немалое затруднение, ибо в императорском флоте не было ни одного судна, способного, по образу своего строения, поместить нужное количество провиантов и пресной воды сверх груза, назначенного к отправлению в Охотский порт, купить же такое судно в русских портах также было невозможно. Наконец сие затруднение уничтожилось прибытием в Петербург транспортных судов, построенных на реке Свире. По приказанию морского министра, управляющий Исполнительной экспедицией контр-адмирал [19 - Ныне вице-адмирал.] Мясоедов и корабельные мастера Мелехов и Курепанов свидетельствовали сии суда и нашли, что с большими поправками они могут быть приведены в состояние предпринять предназначенное путешествие; выбор пал на транспорт «Диану». Судно сие, длиною по гондеку 91 фут, по килю 80&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>; ширина его 25, а глубина трюма 12 фут. Строено оно для перевозу лесов, и для того ширина к корме очень мало уменьшается, отчего кормовая часть слишком полна, следовательно, нельзя было в нем ожидать хорошего ходу; впрочем, во многих других отношениях касательно образа его строения казалось, что оно довольно было способно для предмета экспедиции. Что же принадлежит до крепости судна, то надобно сказать, что она не соответствовала столь дальнему и трудному плаванию: построено оно из соснового лесу и креплено железными болтами; в строении его были сделаны великие упущения, которые могли только произойти от двух соединенных причин: от незнания и нерадения мастера и от неискусства употребленных к строению мастеровых. Корабельные мастера Мелехов и Курепанов донесли министру, что судно требует больших исправлений, на окончание коих потребно времени около месяца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выбор и представление их министр утвердил, и 23 числа августа 1806 года я имел честь быть назначен командиром судна «Дианы», которое велено было включить в число военных судов императорского флота и именовать шлюпом&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. Через сие оно получило право носить военный флаг. Офицеров и нижних чинов предоставлено было мне самому выбрать. Для исправления шлюп «Диану» ввели в небольшую речку на левом берегу Невы, недалеко к западу от нового адмиралтейства, которая вместе с Фонтанкой окружает небольшой островок; на нем есть килен-балки и краны, там же хранятся казенные леса и такелаж.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исправление Исполнительная экспедиция возложила на корабельного мастера Мелехова, который тотчас приступил к делу с великим усердием, назначил самых лучших комендоров и плотников и сам при исправлении был почти неотлучно. Но, несмотря на все меры и средства, предпринятые им с великим искусством и проведенные в исполнение со всевозможной поспешностью, шлюп не прежде был готов к отправлению в Кронштадт, как 8-го числа октября. Он был в грузу без всякого балласта около 10 фут, следовательно, проводить его чрез мели устья Невы надлежало в самую большую воду, которая обыкновенно бывает с крепкими западными ветрами, и потому несколько дней было потребно на переход из Петербурга в Кронштадт, а по невозможности иметь в нем балласта при переходе через бар, нельзя было и вооружить его совсем. Следственно, оставалось в Кронштадте довершить оснастку, нагрузить судно, принять и разместить провиант, налить бочки пресной водой и уставить трюм и сделать все это на совершенно новом судне, где невозможно было поступать по прежним примерам, а надлежало все устроить и приноровить вновь. На такое дело нужно было, по крайней мере, две недели хороших дней, а не таких, какие у нас бывают в октябре. Краткость дней мало дает времени для работы, а почти беспрестанные дожди не позволяют многих вещей, особливо сухих провизий принимать из магазинов и грузить в судно. Итак, полагая, что если бы шлюп 8 октября, когда кончена на нем работа по кораблестроительной части, вместо Невы был в Кронштадтской гавани, то и тогда невероятно, чтобы он успел отправиться в путь вместе с судном «Невой». Министр предвидел это и отложил экспедицию до следующей весны, а шлюпу приказал для зимования остаться в Петербурге, где он и находился до вскрытия реки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь я долгом поставлю упомянуть, что на исправление шлюпа более употреблено времени, нежели корабельные мастера полагали при свидетельстве оного, не от их ошибки: шлюп имел в своем построении много важных и опасных упущений, которые открылись, когда его повалили на бок, и коих приметить прежде было невозможно. Исправления судна были столь важны, что приличнее считать оное строение корабельного мастера Мелехова, нежели первоначального его строителя, который связал члены оного так только, чтобы можно их было в виде судна довести Невой до Петербурга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доколе исправление судна продолжалось, начальствующие экспедициями: Исполнительной – г-н контр-адмирал Мясоедов, Хозяйственной – г-н генерал-лейтенант Пущин и Артиллерийской – г-н генерал-лейтенант Геринг, – прилагали всевозможное попечение, всякий по своей части, приготовить для путешествия самые лучшие снаряды и провизии. Сии последние были приготовлены чрез тех же самых людей, которые заготовляли провиант прежде сего для судов Американской компании «Надежды» и «Невы», и до окончания их путешествия сохранились в самом лучшем состоянии. Некоторыми провиантами нам предоставлено было запастись в чужих портах. Все вещи, провизия и снаряды для шлюпа заготовляемы и отпускаемы были по моему представлению и выбору. Такую ко мне доверенность господ начальствовавших над помянутыми тремя экспедициями я вменяю себе в величайшую честь. Г-н министр предписал комиссионеру Грейгу в Лондоне заготовить нужные математические и астрономические инструменты, а морские карты и книги Государственная Адмиралтейств-коллегия предписала купить мне самому в чужих портах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шлюп «Диана» 15 мая отправился из Петербурга, а 21-го числа прибыл в Кронштадт. Провод его баром был сопряжен с великим трудом; для облегчения шлюпа я велел из него все вынуть, даже камбуз и мачты, но он был в грузу не менее 9 фут; камелей для такого судна в порте не было, а надлежало приподнять его на четырех больших палубных ботах вагами, посредством грунтов, и так вести мелями. При сей продолжительной и трудной работе петербургский такелажмейстер Гришин был безотлучно и своим неусыпным старанием и деятельностью много споспешествовал в успехе этого дела. Способ сей приподнять судно принят также по его предложению. В Кронштадте нужно было сделать некоторые поправки в разных наружных частях судна, а особливо в столярной работе, которая от жестоких зимних морозов и потом от наступивших по весне жаров много попортилась. По назначению корабельного мастера Амосова подмастерье Зенков надсматривал над окончательным исправлением «Дианы», и оба они с большим тщанием старались, чтобы все нужное было сделано хорошо и с такой поспешностью, с какой время и обстоятельства, по случаю тогда бывших в порте больших приготовлений и работ, позволяли. В Кронштадте сделали нам также новые мачты, бушприт&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, марсы&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> и почти весь настоящий и запасный рангоут&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В исходе мая шлюп был готов к принятию груза, и 31го числа того месяца положено в него первое железо. Разместить порядочно такой разнообразный груз, как железо, якоря, пушки, ядра, порох, канаты, такелаж, парусину, флагдук, блоки, мелкое оружие и пр. в малом судне, и притом для столь дальнего путешествия, было дело не весьма легкое. Сверх того, при размещении оного недовольно было пещись только о том, чтобы трюм был полон и не оставалось в нем пустого места, но надобно было стараться дать каждой вещи место, где бы менее она была подвержена, по свойству своему, порче от мокроты или стесненного воздуха и не могла бы одна вещь испортить другую в таком продолжительном переходе, и чтобы расположение тягостей не причинило какого неудобства в морских качествах судна и не подвергло бы его опасности или от излишней остойчивости, или от чрезвычайной валкости. Кроме того, нужно также было иметь великое внимание при укладке такого большого количества морских провизий всякого рода, которыми мы необходимо должны были запастись: положить их надлежало так, чтобы сухие провианты лежали в местах, менее подверженных влажности и мокроте, чтобы мокрые провизии, а особливо солонина и капуста, когда начнут портиться в море, где невозможно все их выгрузить и бросить в море, не могли причинить вреда здоровью служителей, и все провизии вообще надлежало так поместить, чтобы один сорт не был закладен другим и чтобы все их можно было легко доставать во всякое время и во всякую погоду. Постановление бочек с пресной водой, укладка дров и уголья требовали таких же предосторожностей. И я смело могу сказать, что при нагрузке «Дианы» все сии предосторожности были соблюдены с крайней точностью; в продолжение путешествия опыт мне показал, что при укладке груза и расположении провиантов, воды и уголья, по моему мнению, никакой ошибки не сделано.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шлюп «Диана» вышел из гавани в настоящей готовности по словесному приказанию морского министра 7 июля, и с сего числа началась его первая кампания. А на другой день государь император, посещая Кронштадт и некоторые из стоявших на рейде военные суда, изволил удостоить и «Диану» высочайшего своего посещения, и при отбытии е. в-ву благоугодно было изъявить свое монаршее благоволение офицерам и нижним чинам за исправность шлюпа, с которого по отъезде государя сделан был императорский салют командой, поставленной по реям, и выстрелами из всех орудий. 20-го числа июля главный Кронштадтского порта командир сделал у нас обыкновенным порядком депутатский смотр; и скоро после того я получил повеление отправиться в путь при первом благополучном ветре, который настал в 4 часа пополудни 25-го числа, а в 5 часов «Диана» была под парусами и, сделав с крепостью взаимный салют, пустилась в путь при свежем порывистом ветре от NО.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оставляя свое отечество, не знали мы и даже не воображали, чтобы в отсутствие наше столь нечаянно могли случиться такие важные перемены в политических делах Европы, которые впоследствии переменили и едва было совсем не уничтожили начальную цель экспедиции. Путешествие сие было не обыкновенное в истории российского мореплавания как по предмету своему, так и по чрезвычайно дальнему плаванию. Оно было первое в императорском флоте, и если смею сказать, то, по моему мнению, и первое с самого начала русского мореплавания. Правда, что два судна Американской компании&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> совершили благополучно путешествие кругом света прежде «Дианы», – управлялись они офицерами и нижними чинами императорской морской службы, – но сии суда были куплены в Англии, в построении же «Дианы» рука иностранца не участвовала, а потому, говоря прямо, «Диана» есть первое настоящее русское судно, совершившее такое многотрудное и дальнее плавание.<br>
&nbsp;//--&nbsp;ВЕЛИЧИНА, ВНУТРЕННЕЕ РАСПОЛОЖЕНИЕ И ВООРУЖЕНИЕ&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Величина «Дианы» около 300 английских тонов; построена она с двумя деками: в нижнем для пушек 16 портов, из коих два передние по моему желанию заделаны для шхиперских и тиммерманских кают. На том же деке была командирская каюта, и подле оной кают-компания с пятью каютами для офицеров; между переборкою кают-компании и шхиперскими каютами в банках помещались нижние чины; кухня стояла между фок-мачтою и фор-люком на нижней палубе, а на верхней было только между грот– и бизань-мачтами четыре порта для каронад. На сей же палубе были брасшпиль и шпиль. Ростры укладывались на ней же, между коими ставился баркас. Трюм разделен был на пять отделений четырьмя переборками: в сих отделениях размещены были по удобности съестные припасы, пресная вода, дрова, уголья, порох и военные снаряды, а также весь груз, назначенный для Охотского порта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Диана» была вооружена четырнадцатью медными пушками шестифунтового калибра [20 - Медные пушки нам даны с императорского фрегата «Эммануила»; они очень легки по своему калибру, вес каждой из них не более 31 пуда: следовательно, 15 пудами легче чугунных пушек того же калибра, и потому весьма удобны для такого малого судна в дальнейшем плавании.], четырью восьмифунтовыми каронадами и таким же числом трехфунтовых фальконетов; сверх сего, имели мы восьмифунтовую каронаду и четыре медные фальконета, одного фунта, для баркаса; мелким оружием как огнестрельным, так и холодным Артиллерийская экспедиция вооружила нас весьма хорошо, и все было в самом лучшем состоянии. Пороху было отпущено двойной комплект против штатного положения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рангоут наш был того же размерения, какое ему определил корабельный мастер Курепанов, давший чертеж судну, по коему оно строено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При вооружении я не сделал в сих размерениях никакой перемены, хотя многие и советовали кое-что переменить: но знавши, сколь трудно на новом, никогда не бывшем в море, судне без опыта и по одной догадке определить настоящую меру рангоута, я предпочел лучше оставить его, как строитель судна признал за удобное, нежели делать перемены без всякой другой причины, кроме той, что командир судна должен сделать то или другое по-своему и чрез то показать, что и он много знает. Впоследствии опыт мне доказал, что главные члены рангоута, мачты, бушприт и стеньги вообще были соразмерны образу строения и величине судна. Реи и брам-стеньги, по мнению моему, не мешало бы иметь немного подлиннее; чрез сие увеличилась бы площадь парусов, следовательно, и ход судна. Впрочем, в равновесии между рангоутом и нагрузкою от сего никакой чувствительной перемены произойти не могло. Мне кажется, что на всех судах, приготовляемых для дальних путешествий [21 - Я не разумею здесь переходы из Кронштадта в Архангельск, к берегам Англии или в Средиземное море, которые нередко у нас величаются дальними путешествиями, а понимаю под сим названием путешествие, в продолжение которого год, два года или и более судно должно плавать по морям, в коих нет портов с морскими арсеналами, где бы можно было исправить судно в случае, если оно потерпит повреждение в корпусе, снастях, парусах и пр., и где бы был способ вознаградить потерю и недостатки в морских припасах, тогда необходимо ему надлежит искать пособия в запасных своих материалах и в произведениях природы тех земель, куда случится ему зайти, и справляться собственными своими людьми без всякой посторонней помощи.], полезно было бы мачты и стеньги делать футом или двумя короче обыкновенных размерений, а сей недостаток вознаграждать длиною брам-стеньг и реев. От сей перемены судно в ходу ничего не потеряет, если же и потеряет, – что, однако ж, не всегда случиться может, – то весьма мало, а приобретет следующие весьма важные выгоды для судов, плавающих по отдаленным и несовершенно известным морям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1-е. Мачты и стеньги будут менее подвержены силе ветра во время шквалов и бурь и не так скоро повредятся в жестокую качку, а особливо когда брам-стеньги спущены совсем на низ, что весьма удобно делать во всякую погоду на военных судах, имеющих по большей части достаточное число людей. Притом, если, будучи долго в море, судно облегчится и нужно будет в крепкий ветр и волнение уменьшить баланс наверху, то марса-реи можно опустить на низ без всякого затруднения, что я много раз делал с великою пользою в сем путешествии; напротив того, стеньги спускать весьма трудно, а часто и невозможно на большом волнении, да и вообще никто из мореплавателей никогда этого и не делает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2-е. Стоя на якоре в открытых местах, когда нужно уменьшить сколько возможно силу ветра, действующую на канаты, а притом нельзя спустить стеньг потому, чтобы быть в беспрестанной готовности пуститься в море, если якоря держать не будут или порвутся канаты, то в таком случае, спустив брам-стеньги совсем на низ и обрасопив реи круто к ветру, уменьшишь весьма много действие и упор ветра на рангоут, не спуская стеньг [22 - Желая сделать журнал мой сколько возможно полезным для мореплавателей, я надеюсь, простительно мне поместить здесь следующее примечание. Обыкновение спускать стеньги и реи в крепкие ветры, стоя на якоре, давно было в употреблении: цель была та, чтобы уменьшить действие ветра на рангоут и чрез то доставить облегчение канатам. Но ныне в английском флоте, который, без всякого сомнения, есть первый флот в свете как силою, так и искусством своих офицеров и матросов, начинают оставлять сие обыкновение, и не без причины. Реи, сколько можно обрасопленные ноками к ветру, представляют менее поверхности его усилию, понуждающему корабль клониться назад, нежели когда они спущены на низ и стоят почти прямо, ибо тогда невозможно их обрасопить круто. Что принадлежит до стеньг, то правда, что спущением их уничтожается продолжение мачт, на кои ветр действует, но затем тогда такелаж под салингами, к топам мачт привязанный, представляет несравненно более площади усилию ветра, нежели в настоящем его виде, будучи вытянут; и в таком положении останавливая стремление ветра, делает упор его на канаты не с меньшим усилием. Это есть мнение многих искусных английских морских офицеров, с коим я, с моей стороны, совершенно согласен.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3-е. Напоследок, если будет повреждена мачта или стеньга, то, чем она короче, тем удобнее и легче сыскать дерево в замену, скорее обделать и поставить. В необитаемых местах или и обитаемых, но дикими непросвещенными народами должно все делать своими людьми, и чем какое дело представляет менее трудности в приведении оного к концу, тем лучше; в дальних путешествиях сих преимуществ не должно терять из виду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Канаты, кабельтовы, перлини, буйрепы и весь стоячий такелаж для нас делали нарочно на Кронштадтском казенном заводе. Мы имели три комплекта нижних парусов, марселей и штормовых стакселей, а всех прочих два; сверх того, в запас отпущено было достаточное количество парусины. Исполнительная экспедиция снабдила шлюп кузницею, запасными помпами и многими другими вещами, необходимо нужными в дальних плаваниях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гребных судов у нас было четыре: десятивесельный баркас, шестивесельная шлюпка, четырехвесельная шлюпка и двухвесельный ял.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Якорей мы имели четыре, весом по 45 пуд, и к ним шесть канатов в 12 дюймов. Верпов нам дали три. Некоторые из знакомых мне офицеров меня уверяли, что якоря наши маловесны, судя по величине шлюпа, и приводили в доказательство, что транспорты, бомбардирские суда и бриги, которые не более «Дианы», а их часто на Кронштадтском рейде с таких же якорей дрейфует; однако ж я был другого мнения. Мне известно, что наши малые военные суда, даже и не в крепкий ветр, нередко дрейфует и наносит или на гавань, или одно на другое, только не от малого весу якорей, а совсем от другой посторонней причины, а именно: от старинного, ныне одними купеческими судами наблюдаемого, обыкновения стоять на одном якоре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Известно, что на Кронштадтском рейде лишь одни линейные корабли и фрегаты становятся на два якоря, а все прочие суда, и особливо стоящие к Осту от Кроншлота, почти всегда на одном. В таком случае смело можно полагать, что из десяти судов, простоявших в летнее время, когда ветры часто переменяются и течения от Оста бывают довольно быстры, двадцать четыре часа на одном якоре, у девяти канаты перепутаются с якорями и буйрепами, следовательно, при первом порыве ветра они и дрейфуют. Якорь тогда держит, когда он чисто положен и не запутан канатом; в прочем он бесполезен и более ничего как ложная обманчивая надежда, готовая всегда изменить. Грунт и глубина Кронштадтского рейда таковы, что осенний крепкий ветр может корабль или другое какое судно сорвать с старых гнилых канатов, но подрейфовать или сдернуть якоря никогда не может. И я не знаю примера, чтобы когда-нибудь корабль или фрегат наш дрейфовало на Кронштадтском рейде, когда якоря его были чисты, невзирая на чудный манер ложиться фертоинг, которому и до сего времени многие еще обыкновенно следуют [23 - Сие замечание само собою требует от меня изъяснения. В лучших иностранных военных флотах следуют одному общему правилу ложиться фертоинг. Если рейд имеет прилив и отлив или течение от реки и наклонности вод, то якоря кладут по направлению течения, а где нет течения, там кладутся они в направлении господствующих ветров. Выдают для обоих якорей по целому почти канату; при положении якорей наблюдают, чтобы канаты были чисты (то есть не было бы креста) при тех ветрах, которые с большою силой дуют. Буде же на рейде течения нет и не примечено особенно владычествующих ветров, то кладут якоря или вдоль рейда, или так, чтобы при ветрах, которые обыкновенно крепко дуют, корабль не был, так сказать, растянут своими канатами, а стоял бы на одном из них. Долговременный опыт утвердил преимущество и выгоды сих правил. Выгоды очевидны, однако ж у нас на Кронштадтском рейде редко им следуют: якоря кладут поперек течения, отчего почти всегда крыжи делаются, а так как фарватер узок и нельзя выдать более полуканата на якорь, то развести крыж у нас есть дело многих часов, а имея по канату в воде, получаса было бы довольно.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впрочем, как бы то ни было, в течение нашего путешествия по необходимости я принужден был стоять на якоре несколько раз почти в открытых местах, подверженных жестоким ветрам и дурно защищаемых от океанского волнения, где имел хороший случай увериться в доброте своих якорей и канатов, и, по моему мнению, нельзя желать ни якорей, ни канатов лучшей доброты; и если бы мне случилось опять идти на таком же судне в подобный вояж, то я взял бы три якоря и пять канатов точно такой же величины, какие и в сем путешествии у меня были, а четвертый десятью пудами тяжелее и для него два каната в 12&#189; или 13 дюймов и употреблял бы его только в последней крайности. Я приметил, что у всех гористых берегов, подверженных крепким ветрам, как, например, в заливах мыса Доброй Надежды, они дуют не ровно, а жестокими порывами, которые находят чрез 5 и 10 минут один после другого, и почти всегда хотя из одной четверти компаса, но от разных румбов, и часто переменяют направление румба на три и более. И как они иногда дуют с такою силою, что нужно бывает привести судно на оба якоря, то в таком случае от перемены в направлении порывов невозможно уравнять канатов, и усилие всегда почти должно быть на одном из них, тогда большой якорь с его канатами мог бы лучше и вернее держать. Безопаснее было бы его также употреблять в незакрытых от океанского волнения местах, как, например, в Столовой губе, которая, будучи к NW совсем открыта, подвержена в крепкие ветры жестокому волнению. Тут двух канатов уравнять никак нет способа, следовательно, можно лучше надеяться на один толстый канат и большой якорь, нежели на два обыкновенной величины. Но как такие случаи встречаются весьма редко, то одного большого якоря и двух толстых канатов довольно для всякого судна.<br>
&nbsp;//--&nbsp;ИМЕНА ОФИЦЕРОВ И НИЖНИХ ЧИНОВ, СЛУЖИВШИХ НА ШЛЮПЕ&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лейтенанты: Василий Головнин, командир шлюпа; Петр Рикорд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мичманы: Федор Мур, Илья Рудаков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лекарь: Богдан Бранд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штурманский помощник 14-го класса Андрей Хлебников.<br>
<br><img border=0 src="i_003.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Писарь: Степан Савельев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Квартирмейстеры: Егор Савельев, Иван Большаков, Данило Лабутин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Матросы 1-й статьи: Матвей Черемухин, Венедикт Филатов, Алексей Ульянов, Савастьян Зенин, Спиридон Макаров, Федор Рожин, Петр Андреев, Семен Короткий, Семен Кутырев, Михайло Шкаев, Герасим Фомин, Иван Симионов, Тарас Васильев, Фадей Евсевьев, Андрей Седунов, Федор Харахардин, Петр Иванов, Ларион Тимофеев, Илья Ступин, Дмитрий Симанов, Елисей Бурцов, Иван Дулов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Матросы 2-й статьи: Степан Мартемьянов, Сергей Савельев, Филипп Романов, Филипп Тимофеев, Никита Федоров, Григорий Васильев, Перфил Кириллов, Игнатий Александров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Морской артиллерии унтер-офицер: Федот Папырин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бомбардир: Иван Федоров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Канониры: Кондратий Ботов, Никифор Глебов, Тихон Терентьев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мастеровые: плотник Иван Савельев, конопатчик Иван Сучков, парусник Степан Мартемьянов, купор Арефий Щедрин, кузнец Федор Федоров, слесарь Дмитрий Раздобурдин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крепостной человек лейтенанта Головнина: Иван Григорьев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всех вместе шестьдесят человек.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пред отправлением из Кронштадта, по высочайшему повелению, выдано всей команде в награждение полугодовое жалованье, каждому чину по его окладу, и во все время путешествия жалованье велено производить двойное против обыкновенного. Притом Государственная Адмиралтейств-коллегия мне предписала, при выдаче жалованья иностранными деньгами, голландский червонец всегда считать в 3 рубли 30 копеек. Порционные деньги для офицеров определены на основании прежнего положения в нашей морской службе, то есть вдвое против справочной цены служительской порции в тех местах, где будут оные выдаваемы. Гардемаринам те же порционы, что и офицерам, а жалованье с 1 генваря 1808 года велено им производить как мичманам. Нижние чины были снабжены достаточным количеством платья и обуви; сверх обыкновенных мундирных вещей по штатному положению каждый из них получил еще в прибавок довольно белья и верхней одежды.<br>
&nbsp;//--&nbsp;МОРСКИЕ ПРОВИЗИИ&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я прежде упоминал, что Хозяйственная экспедиция старалась снабдить нас самыми лучшими провиантами, какие только возможно было в Петербурге заготовить, невзирая на цену их; и как капитаны Крузенштерн и Лисянский, командовавшие двумя судами Американской компании, недавно пред тем возвратившимися из подобного путешествия, относились с великою похвалою о качествах своих провиантов, то тем же подрядчикам препоручено было и нашу провизию приготовить. Количество провиантов назначено было на полтора года и расчислено не по регламентному положению, но по примеру помянутых двух судов. А таких провиантов, которые по свойству своему не скоро могут испортиться в море или которых трудно или невозможно получить в отдаленных краях, куда нам плыть надлежало, мы имели более нежели на полтора года.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В дополнение к провизиям, взятым из России, вино предназначено было купить на острове Тенерифе, а сарачинское пшено в Бразилии. Сверх же вышепомянутых обыкновенных провиантов мы должны были запастись в Англии знатным количеством пива, горчицы, перцу, булиону, сахару, чаю и спрюсовой эссенции.<br>
&nbsp;//--&nbsp;МОРСКИЕ СНАРЯДЫ&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отправленные из Кронштадта для Охотского порта весом составляли около 6 тысяч пудов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Астрономические и другие нужные для мореплавания инструменты, карты и книги предназначено было купить в Англии, а из России я взял только необходимо нужные инструменты для переходу до Англии.<br>
&nbsp;//--&nbsp;МОРСКИЕ КАРТЫ, КУПЛЕННЫЕ В АНГЛИИ&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Собрание карт, изданных во Франции для Лаперузова путешествия, кои изображают острова Тихого океана, северо-западный берег Америки, Алеутские острова, Курильские острова и Японское море.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Собрание карт разных частей Южного океана по обе стороны экватора, островов, на нем лежащих, и северо-западного берега Америки, сочиненных капитаном Ванкувером.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все карты, изданные известным гидрографом Арросмитом (Arrowsmith).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гарсборовы (Harsborough) карты Китайского моря и все карты, изданные в Лондоне книгопродавцем Стилем (Steel).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме морских карт, я имел планы и рисунки гаваней и рейдов, находящихся на тех берегах, к коим по расположению пути я мог приставать. Но из русских карт нам были даны все наши атласы, изданные г-ном генерал-лейтенантом Голенищевым-Кутузовым, и собрание карт, приложенных к путешествию г-на капитана [24 - Ныне вице-адмирала.] Сарычева по Ледовитому морю и Восточному океану. Сии карты мне были нужны. Что же принадлежит до атласов, то, будучи скопированы с иностранных карт, которые после во многих важных отношениях исправлены и улучшены, они не могли для нас быть полезны, и мы их никогда не употребляли; только на карте Северного, или Немецкого, моря гардемарины означали свое счисление, по неимению другой, лучшей. Сверх же вышепомянутых карт, на счет казны нам данных, г-н капитан Крузенштерн сам добровольно позволил мне взять из типографии самые нужные для меня карты и планы, выгравированные для его путешествия, прежде нежели оно было обнародовано, чего не позволят другие издатели путешествий. За таковую его благосклонность ко мне я не менее признаю себя ему обязанным, как и за советы, которые он мне дал по моей просьбе касательно моего плавания. Они тем для меня были важнее, что даны как от искусного мореплавателя, так и от такого человека, который опытом то знал, о чем говорил. Признательность моя к сему почтенному мореходцу заставляет меня сказать, что, кроме позволения пользоваться картами его трудов, он сам лично просил г-д членов Адмиралтейского департамента приказать директору типографии поспешить окончанием его карт прежде моего отправления. При сем случае г-н капитан-командор и член помянутого департамента, Платон Яковлевич Гамалея, принял на себя попечение о скорейшем окончании оных. В департаменте не было формального о сем повеления, но ему угодно было принять на себя сей труд единственно по отличному своему ко мне благорасположению и по желанию успеха нашей экспедиции. Все готовые карты пред отправлением я имел честь получить из его рук, и я доволен, что имею случай сим публичным образом изъявить его превосходительству мою благодарность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из морских путешествий, на русском языке изданных, мы имели только «Путешествие флота капитана Сарычева по северо-восточной части Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану»; путешествия капитанов Крузенштерна и Лисянского тогда напечатаны еще не были.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Деньги на жалованье, на офицерские порционы, на покупку свежей пищи для служителей и на разные другие расходы, могущие повстречаться в чужих портах, в кои мы должны были заходить, его высокопревосходительство г-н морской министр приказал, по представлению моему, отпустить испанскими пиастрами [25 - Сия монета, известная в целом свете, нигде достоинства своего не теряет, и как бы курс низок ни был на все прочие европейские монеты в отдаленных колониях (что всегда и есть), пиастр идет в настоящей своей цене, а нередко и более. Английское правление находит выгоду, выдавая жалованье своим войскам, вне Европы находящимся, пиастрами, которые выменивает в Англии и отсылает в колонии. На мысе Доброй Надежды приобретает оно около 5 пенсов от каждого пиастра.], которые я принял в Лондоне от комиссионера Грейга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме наличной суммы, мне отпущенной, г-н морской министр приказал комиссионеру Грейгу снабдить меня кредитивными письмами на 10 тысяч пиастров, из коих на 5 тысяч я взял кредит в колонию мыса Доброй Надежды, а на другую половину в Кантон. Намерение мое было всю сумму разделить на три части, чтобы иметь кредит в Филиппинских островах, но тогда невозможно было в Лондоне сыскать коммерческого дому, имеющего сношение с купцами помянутых островов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для мены с жителями островов Тихого океана, к которым обстоятельства могли заставить нас пристать и где деньги не имеют никакой цены, мы запаслись множеством разных уважаемых дикими безделиц, как-то: ножами, ножницами, топорами, кольцами, бисером и пр., без коих нет способа получать от них съестные припасы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь следует упомянуть о данных мне предписаниях и наставлениях касательно препорученной моему начальству экспедиции. Во-первых: государь император соизволил удостоить меня высочайшего указа, за собственноручным е. и. в-ва подписанием, в начале коего упоминается о главном предмете вверенной мне экспедиции, а потом е. в. повелевает:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1-е. Буде мне случится быть вместе с судами Российской Американской компании, которыми командуют офицеры императорского флота старее меня по службе, то, невзирая на сие, они, так как командиры коммерческих судов, не могут надо мною начальствовать и не имеют права никаких делать мне приказаний; напротив того, я с моей стороны, командуя императорским военным шлюпом, могу требовать от них всего, что сочту полезным и нужным для службы е. в-ва.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2-е. Так как в продолжение такого дальнего плавания могут повстречаться опасные случаи, при коих служители должны подвергаться великим опасностям и переносить необыкновенные труды; также может случиться, что за болезнью многих из них нужно будет шлюп управлять малым числом людей, которые тогда по необходимости должны будут потерпеть затруднения, в обыкновенных морских походах едва ли когда слыханные; и напоследок известно, что в отдаленных и продолжительных плаваниях часто бывает нужно починивать суда собственными своими людьми, употребляя матросов вместо мастеровых для тех работ, которые в портах обыкновенно исправляются адмиралтейскими мастеровыми; то во всех вышеупомянутых случаях, для ободрения служителей и поощрения их к понесению столь великих трудов, сопряженных иногда с опасностью жизни, е. и. в. всемилостивейше позволяет мне нижним чинам в награждение выдавать годовое, полугодовое или и третное жалованье по моему рассмотрению дела и обстоятельств.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3-е. Е. в. повелевает принять на вверенный мне шлюп, для доставления в острова Маркиза Мендозы, француза Кабри, привезенного в Россию капитаном Крузенштерном [26 - Сей француз после раздумал ехать на упомянутые острова и остался в Петербурге.]; однако ж исполнение сей статьи высочайшего указа государь предоставляет случаю и обстоятельствам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4-е. Приведя к концу главный предмет экспедиции, е. в. высочайше предписывает взять на шлюп груз Американской компании и о цене, какую она должна заплатить за перевоз оного в казну, предоставляет мне с ними условиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В вышеозначенных четырех статьях состоял высочайший именной указ, кроме предписания о главном предмете экспедиции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Государственная Адмиралтейств-коллегия снабдила меня пространной инструкцией за подписанием всех членов оной, в которой, кроме вообще известных предписаний, заключаются следующие статьи, принадлежащие по существу своему собственно до сей экспедиции:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Избрать путь около мыса Горна или кругом мыса Доброй Надежды, которым мы должны достичь восточного края российских владений, коллегия предоставляет мне, соображаясь с временами года, ветрами, течениями и пр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. В содержании и продовольствии команды не поступать по обыкновенному порядку, морскими узаконениями предписанному, а по климату и обстоятельствам путешествия, следуя в сем случае правилам и примерам лучших и более достойные последования иностранных мореплавателей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Стараться всеми мерами сохранять здоровье служителей, доставляя им в портах самые лучшие свежие провизии: мясо, зелень, рыбу или ловлей, где возможно, или покупкой за деньги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Коллегия предписывала мне купить все морские путешествия на тех языках, которые я знаю, также морские карты всех известных океанов и морей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В инструкции своей Государственная Адмиралтейств-коллегия вместила мнение капитана Крузенштерна касательно до вверенной мне экспедиции. Прилагая оное, коллегия упоминает, что включено оно в инструкцию не в виде предписания, которое я должен непременно исполнять, но как род совета; впрочем, позволяется мне следовать наставлениям других известных мореплавателей или поступать по собственному моему мнению.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Государственный Адмиралтейский департамент дал мне также свою инструкцию: усовершенствование мореплавания и науки вообще составляли всю цель оной.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава вторая<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На пути из Кронштадта до Англии и в Англии<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для большей ясности и для избежания излишних повторений в продолжение сего повествования я предуведомляю читателей в начале сей главы о следующем:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Все расстояния я считаю географическими милями, называя их просто: мили, коих в градусе шестьдесят&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Румбы правого компаса&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> везде употреблял я в журнале, как говоря о курсах, так о положении берегов и пр., а где нужно было говорить о румбах магнитного компаса, там так и означено: румб по компасу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Когда я называю широту обсервованной, я разумею найденную по полуденной высоте солнца, а во всех других случаях показан род наблюдения, по коему она сыскана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Долготу по хронометрам всегда должно разуметь среднюю из показуемых всеми нашими хронометрами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Высота термометра во всех случаях означена та, которую он показывал, будучи поставлен в тени, а когда был на солнце, то так и сказано, и всегда по фаренгейтову делению&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Названия приморских мест вне Европы всегда употреблял я те, которыми их англичане называют, потому что счисление нашего пути мы вели по английским картам и употребляли английские навигационные и астрономические таблицы во всех наших вычислениях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Так как все наши инструменты, кроме двух секстантов, заказаны были в Лондоне и мы получили их по прибытии в Англию, а потому в переходе из России до Англии, кроме меридиональных высот солнца, луны и звезд, мы никаких других астрономических наблюдений не могли делать; для той же причины и метеорологических замечаний не делали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Долготы я считаю от Гринвича, потому что все наши таблицы, карты и астрономический календарь, будучи английские, сочинены на меридиан Гринвичской обсерватории.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выше я сказал, что мы пошли с Кронштадтского рейда под вечер 25-го числа июля. Ветр тогда был от NO и только что начался пред снятием с якоря; потом задул он при нашедшей дождевой туче с порывами. По мнению моему, сие не было признаком продолжительного благополучного ветра; я заметил несколько раз прежде, что на Кронштадтском рейде, если после штиля найдет шквал с дождем от NNO, NO или О, то ветр тотчас после понемногу пойдет через N к W и остановится в сей части горизонта на несколько времени. Но, имея повеление идти в путь при первом благополучном ветре, я желал литерально исполнить оное, не принимая в рассуждение моих собственных замечаний. Около полуночи ветр нам сделался противный, утвердясь в четверти, временно дул крепко; застал он нас между Стирсуденом и Гариваллой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Двадцать шестого числа мы лавировали во весь день; ветр, перешедший в SW четверть, помог нам сделать небольшой успех, так что к вечеру мы были у Сескара, но в ночь на 27-го число весьма крепкий ветр принудил нас нести мало парусов, и мы проиграли все то расстояние, на которое днем подались вперед. Ветр с западной стороны дул до двух часов после полудни, только гораздо тише, нежели ночью; потом стих совсем, и в 8 часов, сделавшись от NNO, позволил нам идти настоящим курсом. Такой неудачный выход не весьма мне был приятен: крепкий противный ветр продержал нас, так сказать, в самых воротах двое суток, хотя он при самом начале путешествия и скучен нам был, однако ж не без пользы. В продолжение оного иногда находили жестокие порывы, а особливо в ночи с 26-го на 27-го число, которые дали мне случай увериться в доброте нашего такелажа и парусов, ибо во все сие время мы не имели ни малейшего повреждения. Притом я опытом узнал, что шлюп «Диана» не так опасен по своей валкости, как мы думали. Правда, что он, будучи уже совсем нагружен, чувствовал переход 10 или 15 человек с одной стороны на другую, и удивительно, как много наклонялся при подъеме баркаса&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>; но под парусами он кренился много и вдруг, только до известной черты. Я заметил, что при сильных порывах, в одно мгновение приведя нижнюю линию портов к воде, он останавливался и тогда, хотя и кренился больше с усилием ветра, но понемногу и так, что всегда можно было успеть при шквале убавить парусов. Сей случай мне также показал, что матросы наши весьма проворны и исправны в своем ремесле. Благополучный свежий из NO четверти ветр продолжался, с которым поутру 28-го числа прошли мы остров Гогланд [27 - Лавенсарские вехи мы проходили ночью и так близко, что при ночной темноте видели берег Лавенсара; курс наш, впрочем, далеко вел нас от них.]; в 5 часов после полудни миновали Кокшхар, а в полночь Пакерортский маяк. Ветр свежий NO, NNO и N не переставал дуть. Мы, пользуясь оным, имели всевозможные паруса; в 8 часов утра прошли остров Оденсгольм, а в 4 часа после полудни мыс Дагерорт. Ветр нам благоприятствовал во все сии сутки так, что, невзирая на дурной ход шлюпа, поутру 30-го числа мы увидели остров Фаре, в 7 часов он был от нас на W, в 15 милях глазомерного расстояния [28 - Здесь ясно видно, что курс привел нас выше, нежели надобно было; причина сему та, что я нарочно взял оный прямо на остров Фаре, в намерении удостовериться, действительно ли есть такое течение из Ботнического залива от многих впадающих в него рек, которое, как то в некоторых лоциях упоминается, чувствительное действие имеет на суда, сим путем плывущие. Курс я определил по самой новейшей шведской карте. И сей случай мне показал, что если есть течение, то оно должно быть весьма слабо – и только может приметно действовать на суда, которые за противными ветрами принуждены будут долго быть противу устья помянутого залива; впрочем, при попутном ветре, с хорошим ходом, всегда можно прийти прямо к тому пункту, на который курс взят, и течение никакой перемены не произведет.]; в полдень обсервованная широта наша была 57°35&#8242;, с полудни ветр сделался О и дул крепко при совершенно ясном небе; до сего же времени мы имели всегда облачную погоду, а нередко пасмурность и дождь. К вечеру ветр утих совсем, а в ночь на 31-е число, будучи от мыса Гоборга к S милях в 15 или 20, мы имели ужасную молнию и гром: тучи поднимались со всех сторон, дождь был проливной, и молния сверкала почти беспрерывно, удары ее в воду мы видели очень ясно, и некоторые были весьма близко от нас. Я редко видал такую грозу, даже в самом Средиземном море, где они довольно часто случаются; продолжалась она во всю ночь [29 - У нас были громовые отводы, но я их никогда не приказывал поднимать по следующей причине: они обыкновенно поднимаются сигнальными фалами под самые кноты вплоть, и потом по наружную сторону брасов опускаются в воду таким образом, что с судном не иначе соединяются, как посредством веревки, а до дерева не прикасаются. Но как, будучи под парусами, часто бывает нужно почти беспрестанно или тянуть, или отдавать брасы, и нередко при шквалах или внезапной перемене ветра (которые обыкновенно случаются во время грома), надобно вдруг ворочать реи: тогда невозможно взять нужной осторожности, чтобы отвод где-нибудь не прикоснулся к дереву, а особливо в темную ночь. В таком случае, вместо того чтобы отвлечь, привлечешь удар. Сверх того, сильный ветр может отводную цепь как-нибудь соединить с реем или с корпусом судна, чего ночью и приметить нельзя. Я знаю примеры в английском флоте, что молния ударяла в корабли, когда громовые отводы были подняты, и был случай, что громом убило двух человек, когда они поднимали цепь к кноту. Впрочем, я не говорю, чтобы они были вовсе бесполезны, например: стоя на якоре, когда реи и брасы нет нужды трогать, громовые отводы можно поднимать без всякой опасности, или идучи с свежим боковым ветром: тогда они, будучи опущены с подветренной стороны, ветр их отдалять от корабля станет.] и прошла с рассветом. Тогда ветр сделался нам противный от W, дул тихо, а иногда умеренно, и погода была хороша. Ветр сей постепенно отходил к SW, и опять приходил на прежний румб, и раз совсем утихал; с таковыми переменами дул он до 7 часов после полудни 2-го числа августа. Мы во все сие время лавировали с весьма малым успехом, но вечером сего числа благополучный нам ветр задул от SO и позволил держать прямым курсом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сие сближение я приписываю действию течения, произведенного водою, нагнанной в шхеры западным и юго-западным ветрами, которое при назначении курса я упустил принять в рассуждение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 2 часа ночи 4-го числа мы прошли Борнгольмский маяк&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>; ветр тихий OSO при ясной погоде продолжал нам благоприятствовать. После полудни увидели мы остров Мен&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, к вечеру Фалстербоуский маяк, а на другой день (5-го числа) при рассвете были у мыса Стефенса&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. В Кеге-бухте тогда открылись нам на якорях английский линейный корабль и множество мелких, по-видимому, купеческих судов. Ветр был очень тихий из SW четверти и часто совсем затихал; погода совершенно ясная. В 10-м часу поутру подняли мы сигнал для призыву лоцмана с пушечным выстрелом. Между тем с помянутого корабля приехал к нам лейтенант. От него мы узнали о новостях, совсем нами неожиданных, которые, надобно признаться, для нас очень были неприятны. Он нам сказал, что в Зунд&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> недавно пришел английский флот, состоящий из 25 линейных кораблей и большого числа фрегатов&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> и мелких военных судов, под командой адмирала Гамбиера; что на сем флоте и на транспортных судах, под его конвоем пришедших, привезено более 20 тысяч войск под начальством лорда Каткарта; что видимый нами в Кегебухте&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> купеческий флот пришел недавно от острова Ругена&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> с английскими войсками, которые были посланы в Померанию&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>; что Стральзунд&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> не в состоянии защищать себя противу сильной французской армии, противу его действующей под предводительством маршала Брюна, и когда они его оставили, то думали, что сей город на другой день должен будет сдаться; что корабль, с которого он приехал, называется «Ганжес» (Ganges) и принадлежит к эскадре командора Китса, назначенной крейсировать в Балтийском море.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот какие новости нам сообщил сей офицер&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>; впрочем, о назначении экспедиции ни слова не сказал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ветр хотя был тих, однако ж позволил нам на всех парусах приближаться к деревне Драге&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, но лоцмана не выезжали, несмотря на пушечные от нас выстрелы. Во втором часу после полудни мы были очень близко Драги, но баканов&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, которые обыкновенно на мелях сего прохода ставятся, не видали, и я уже был намерен лечь в дрейф и послать шлюпку на берег, как приехал к нам штурман с английского купеческого брига «Пасифика». Он привез новую карту и лоцию Зунда и сказал нам, что баканы все сняты по велению датского правительства. С помощью сей карты мы стали продолжать наш путь. Подойдя ближе к деревне Драге, будучи уже между мелями, я приметил, что стоявшие там два столба с фонарями для приметы лоцманам начали снимать. Из сего я увидел, что такое нечаянное посещение англичан датчанам не нравилось и что баканы для них сняты, а так как английская эскадра крейсирует в Балтийском море, то, может быть, лоцмана, по сходству наших гюйсов, которыми как англичане, так и мы требуем лоцманов, приняли наш шлюп за английское военное судно. И потому я велел спустить гюйс, а поднять флаг Первого адмирала с выстрелом из пушки и в то же время послал шлюпку на берег за лоцманом. Это случилось в исходе 4-го часа после полудни; ветру тогда совсем не было. Догадка моя оказалась справедлива; лоцмана выехали навстречу нашей шлюпке, и один из них на ней приехал. Они прежде не верили нашему флагу и принимали нас за англичан, и как им строго запрещено было водить английские суда, то они и не смели выехать. Он нам сказал, что жители все вооружены и ожидают со стороны англичан нападения. Имея лоцмана, мне не было нужды более в карте и лоции, которые я штурману, хозяину их, возвратил, сделав ему за доброе желание и оказанную нам помощь пристойный подарок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ветра почти совсем не было, а течение шло против нас, и для того мы в 6-м часу вечера стали на якорь. Английский флот, стоявший по ту сторону острова Вены&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, нам был виден. Вечером, часу в 8-м, мы увидели в нем горящее судно и в продолжение нескольких часов приметили, что его течением несет к S и к нам приближает. Наш лоцман, будучи необыкновенным образом ожесточен против англичан, бранил и называл их всеми бранными словами, какие только могли ему на ум прийти, и старался нас уверить, что это брандер&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, с намерением зажженный и пущенный англичанами, чтобы причинить какой-нибудь им вред. Он клялся и верил от чистого сердца, что это брандер непременно. Я, с моей стороны, смеялся его простоте, но не мог его разуверить! Судно в огне, пущенное на волю по ветру и по течению в самой середине Зунда, где нет никаких датских судов, не может быть брандер, а более ничего как случайно загоревшийся транспорт, на котором потушить пожара не могли, то, снявши людей, пустили по течению. Я не знаю, датчане на берегу одного ли мнения с лоцманом были или нет, только ночью мы слышали у них тревогу, барабанный бой и шум, а изредка пушечные выстрелы с ядрами. Судно сие во всю ночь горело и несло его течением к S. В 4 часа утра оно нас миновало, в расстоянии не более полуверсты; тогда оно было в огне почти до самой воды, палубы сгорели и в трюме было пламя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если бы на нем был порох, то давно бы прежде его взорвало. Следовательно, с сей стороны мы были безопасны от соседства горящего судна. Впрочем, если бы ветр вдруг переменился, мы в минуту могли быть под парусами. Как офицеры, так и вся команда были во всю ночь наверху. Во весь сей день (6-го числа) было безветрие; иногда начинал задувать ветр, но тотчас утихал. Мы два раза снимались с якоря и два раза становились на якорь; противное течение препятствовало нам иметь больший успех при такой тишине. Поутру мы слышали жестокую пушечную пальбу в Копенгагене, но не знали причины оной, а вечером, будучи гораздо ближе к рейду, английский флот хорошо видели. Он стоял между средней банкой и мысом Шудс-Гове; транспортные суда подле его стояли ближе к берегу. В 6-м и 7-м часу со всех копенгагенских морских батарей палили с ядрами рикошетными выстрелами по направлению к английским кораблям, но ядрам невозможно было доставать на такое расстояние, и потому мы заключили, что шлюпки, посланные промеривать рейд, были целью такой ужасной пальбы, которая нам представляла бесподобную картину. Несколько сот орудий большого калибра с батарей Трехкоронной и Провистейна рикошетными выстрелами подымали воду до невероятной высоты. Тысячи фонтанов вдруг глазам представлялись, а ужасный гром артиллерии вид сей делал гораздо величественнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 4 часа утра 7-го числа снялись мы с якоря при весьма тихом ветре от SSW и пошли к Копенгагенскому рейду. Хотя мне не было известно нынешнее политическое положение дел между Англией и Данией и дойдут ли сии две державы до открытой войны или кончат свои споры миролюбиво, но все, что я видел по приходе в Зунд, достаточно могло меня уверить, что дела между ними идут нехорошо, и казалось, что они начали уже неприятельские действия. В таком случае идти на Копенгагенский рейд могло быть опасно для нас, и легко статься могло также и то, что Россия приняла какое-нибудь участие в сей политической ссоре. Но это были такие предметы, о которых судить не мое дело, а я почитал своей обязанностью исполнять данные мне предписания, принимая их в литеральном смысле. И потому я почел за нужное известить о прибытии моем нашего министра, при датском дворе пребывающего&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. В письме к нему я упомянул о предмете экспедиции, о надобностях, для которых мне нужно зайти в Копенгаген, и напоследок просил его меня уведомить: могу ли я безопасно простоять на рейде дни три и пристойно ли это будет, судя по настоящему течению дел здешнего двора? Депеши мои я отправил с мичманом Муром и приказал ему, получа словесный или письменный ответ, тотчас ехать нам навстречу, чтобы я мог знать содержание оного прежде, нежели приду на рейд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подходя к рейду в 9-м часу, салютовали мы крепости, а потом стоящим на рейде военным судам и получили при обоих случаях в ответ равное число выстрелов, согласно с трактатом. На рейд мы пришли в 10-м часу; тогда посланный на берег офицер возвратился с следующим известием: что ни министра нашего, ни свиты его, ни консула в Копенгагене нет, что они все так, как и весь иностранный дипломатический корпус, живут в Родсхильде&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. Но он был у командора Белли, начальствующего обороной города по морской части, и узнал от него, что город осажден английскими войсками и всякое сообщение с окружными местами пресечено и потому доставить письма к нашему министру невозможно, что они ожидают атаки с часу на час и потому советуют нам идти в Эльсинор&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Желая лучше разведать о состоянии города и притом узнать, нет ли каких средств чрез самих англичан отправить мое донесение к нашему министру, я тотчас сам поехал на берег, а лейтенанту Рикорду велел идти со шлюпом с рейда и, удалившись от крепостных строений из дистанции пушечных выстрелов, меня дожидаться. Едва я успел выйти на пристань, как вдруг меня окружило множество людей, по большей части граждан среднего состояния; все они до одного были вооружены. Крепостные строения усеяны были народом, и я приметил, что на всех батареях делали они примерную пушечную экзерцицию. Не знаю, почему им в голову вошло, что шлюп наш послан вперед от идущего к ним на помощь российского флота, со всех сторон меня спрашивали, то на французском, то на английском языке, а иногда и по-русски, сколько кораблей наших идет, кто ими командует, есть ли на них войска. Караульный офицер с нуждою мог ко мне приблизиться сквозь окружившую меня толпу. Нельзя было не приметить страха и огорчения, изображенного на их лицах, а особливо когда они узнали прямую причину нашего прибытия. Командора Белли я нашел в цитадели, где также был главнокомандующий города генерал Пейман. Командор меня к нему представил при собрании большого числа генералов и офицеров, которые тут находились, а потом мы вышли в особливую комнату. Тогда я от них узнал, с каким намерением англичане делали такое нечаянное нападение на Данию: они требовали, чтобы датский двор отдал им весь свой военный флот, со всеми морскими и военными снарядами, находящимися в Копенгагенском морском арсенале. Англичане, сказал мне шутя командор Белли, требование сие нам предлагают совершенно дружеским образом, без всяких неприятельских видов; главная цель лондонского двора есть сохранить для Дании наш флот в своих гаванях, который иначе, по уверению англичан, будет Францией употреблен, вопреки собственному нашему желанию, противу Англии, и потому они без всякой просьбы с нашей стороны, из дружелюбия, берут на себя труд защищать его и, сверх того, требуют, чтобы Кронбургский замок&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> отдан был также в их руки. Генерал Пейман и командор Белли изъявляли чрезвычайное негодование противу такового [30 - В рукописи: странного и, можно сказать, бесчестного…] поступка английского правления [31 - В рукописи: которому примера ни в какой войне не представляет.]. Они удивлялись, что английский флот и с войсками несколько времени были в Зунде, прежде нежели объявили подлинную причину их прибытия, и во все то время датчане их снабжали свежими провизиями, зеленью и пресной водой к немалой невыгоде жителей, произведенной недостатком в съестных припасах для их собственного употребления; и, к несчастью, англичане напали на них в такое время, когда все почти датские войска были в Голстинии&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> и столица не имела никакой значащей обороны; однако ж, несмотря на все такие невыгоды, датчане решились защищать город до последней крайности и на бесчестное и унизительное требование англичан никогда не согласятся. Они были уверены, что Россия примет сторону датского двора и сделает им сильную помощь. Таким образом, рассказав свое положение, командор Белли советовал мне ни минуты не оставаться на рейде, потому что они ожидают нападения с часу на час и что неприятельские бомбардирские суда уже заняли назначенные им места и, вероятно, скоро начнут действовать, а когда они станут бросать бомбы, тогда шлюп будет в опасности. Я просил у него лоцмана, но он никак не мог взять с батарей ни одного человека. Я видел критическое положение сего добродушного и ласкового народа и потому о лоцмане ни слова не хотел более упоминать. Письмо к нашему министру командор Белли у меня взял и обещал доставить непременно, коль скоро случай представится. Прежде нежели я их оставил, он мне сказал, что с самого вступления на берег английских войск между Копенгагеном и Эльсинором сообщение пресечено и там ничего не знают о состоянии столицы. Пожелав им успеха, я оставил город в 11 часов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совершенное безветрие не позволило нам скоро удалиться с рейда, однако ж с помощью завозов в 2 часа после полудни мы подошли к английскому флоту [32 - Я не хочу пропустить здесь без замечания одного обстоятельства, которое показывает явно, что английский адмирал имел предписание быть весьма осторожну в своих поступках с русскими военными судами: мне хорошо известно их правило не пропускать мимо флота никакого судна, не опросив его, и при опросе они обыкновенно стараются разведывать до самомалейшей безделицы. Но в сем случае они не прислали шлюпки даже спросить, откуда и куда мы идем, когда, лавируя, мы проходили близко их кораблей, они нас не спрашивали, хотя, впрочем, им было известно, что мы останавливались на рейде и имели сообщение с городом. А когда на ночь мы стали на якорь подле их флота, будучи у него на ветре, то один фрегат снялся с якоря и во всю ночь держался под парусами между нами и флотом, но ни шлюпки к нам не присылал и не опрашивал нас. Я уверен, что все это было сделано по предписанию, иначе англичане не могли бы утерпеть, чтобы не приехать спросить новостей.]. Линейных кораблей я в нем насчитал 22, много фрегатов, шлюпов и всякого рода мелких судов и, сверх того, до двухсот транспортов, тут же стоял фрегат, на котором был поднят английский флаг над датским; я думаю, что это эльсинорский брандвахтенный&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> фрегат. К вечеру ветр сделался от NNO, и я думал было лавировать, но, по причине противного течения, принужден был на ночь стать на якорь. В 8-м часу вечера бомбардирские их суда бросили несколько бомб, а с каким успехом, я не знаю. В то же время с городских крепостей палили по неприятельским шлюпкам, которые тогда промеривали рейд, и в 3-м часу ночи (8-го числа) батареи опять начали палить, но темнота препятствовала нам видеть, что было сему причиной, а в 5-м часу утра все бомбардирские суда начали бомбардировать. Будучи от них недалеко, мы видели, как некоторые бомбы разрывало на воздухе, но какое действие произвели те из них, которые упали в город, нельзя было приметить. Скоро после и городские батареи открыли огонь. Ядра их не могли доставать до бомбардирских судов, по крайней мере не могли чувствительного вреда им причинить, и потому я думаю, что они палили по промеривающим гребным судам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наставший попутный ветр от О обратил наше внимание к другому предмету, хотя не столь любопытному, но более для нас полезному. В исходе 5-го часа мы снялись с якоря и пошли к Эльсинору. Я признаюсь, что не без сожаления терял из виду такую сцену, которая хотя не может быть забавна или приятна для чувств всякого человеколюбивого зрителя, но должна быть весьма интересна для людей, посвятивших себя военной службе, а особливо военной морской. Видеть обширную приморскую столицу, атакуемую с моря сильным флотом, а с берега сухопутными силами и которую гарнизон и жители решились до последней крайности защищать, может быть, не удастся видеть во всю свою жизнь. Такие примеры не часто встречаются в истории народных браней. С возвышением солнца и ветр утихал, к полудню был настоящий штиль, а после стал опять дуть понемногу от SSW и помог нам в 5-м часу прийти на Эльсинорский рейд, где, сделав с крепостью взаимный по трактату салют, стали мы на якорь. После сего скоро приехал к нам датский морской службы офицер Туксон [33 - Он называл себя агентом, или поверенным, датского адмиралтейства по случающимся в Эльсиноре морским делам.] справиться о своем сыне, который у нас во флоте служил мичманом, да и сам он много тому лет назад был лейтенантом в нашей службе и, по словам его, стоял в списке выше адмирала Тета. С ним я тотчас поехал на берег к коменданту Кронбургского замка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В воротах главного вала мы должны были дожидаться несколько минут позволения о впущении меня в крепость. В комнате у коменданта я нашел очень много офицеров, которых привлекло туда любопытство, чтобы скорее узнать о участи их столицы. Они нетерпеливо расспрашивали меня с великой подробностью о состоянии, в каком я оставил Копенгаген, что мне говорил генерал Пейман, все ли они здоровы, и, не зная причины сильной пальбы, которая была им слышна в последние три дни, они думали, что флот сделал атаку на приморские укрепления, и верно полагали, что самые сильные батареи, Трехкоронная и Провистейн, взяты или сбиты. Потом, когда я им сказал, что сего дни поутру я их оставил под флагом его датского величества и что нападения на них совсем сделано не было, тогда они чрезвычайную радость изъявили и, казалось, не совсем верили мне, как будто бы подозревали, что я не хочу нанести им огорчения, объявив правду. Но когда я утвердительным образом уверял их в истине всего мною сказанного, то они слушали с величайшим удовольствием, благодарили чрезвычайно, а особливо сам комендант. Когда я его превосходительству откланялся, он меня проводил до крыльца, несмотря на глубокую свою старость и слабое здоровье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В замке, сколько я мог приметить, имея только случай видеть оборону одного полигона, которым я вошел и вышел из крепости, находился сильный гарнизон, кроме великого числа граждан, бывших при орудиях на крепостных строениях. Эльсинор совсем не представлял того вида, который он обыкновенно имел в мирное время, будучи, так сказать, постоялым двором всей балтийской торговли. Он летом всегда был многолюден; деятельность – неразлучный товарищ коммерции – повсюду в нем являлась; но ныне едва человека можно было встретить на улице; купеческие конторы и лавки заперты, лучшие из них вещи перевезены в замок, и все молодые граждане, способные к понесению оружия, расписаны по пушкам в крепости, где они должны были находиться почти безотлучно. Английские купцы, прежде составлявшие главные коммерческие общества сего места, переехали в Эльсинбург&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. Город так был пуст, и печаль или, лучше сказать, отчаяние жителей столь велико, что я не имел никакой надежды купить что-либо из нужных для шлюпа вещей, однако ж помянутый г-н Туксон сам добровольно взялся мне вспомоществовать. Для покупки водки, вина и уксусу он рекомендовал мне прусского вице-консула Толбутцера (Tolbutzer), чем я чрезвычайно был доволен. Свежие провизии мы также получили помощью г-на Туксона. Все мясные лавки и рынки были заперты; с окружными деревнями сообщение пресечено. Итак, мясо и зелень надлежало искать в частных домах, но для сего нужно было иметь знакомых между жителями и знать их язык, иначе ни в чем нельзя было успеть. Но г-н Туксон своим старанием вывел меня из таких замешательств. Мы имели довольно свежего мяса и зелени как для офицерского стола, так и для команды, и платили, я думаю, не дороже обыкновенных цен, по коим оные продавались в мирное время. Доброхотство его к нам много превосходило благодарность, которую я мог ему изъявить, и потому я писал к нашему министру в Родсхильд о достойных признательности поступках г-на Туксона в рассуждении нас так, как подданных е. и. в-ва, и ласкаю себя надеждою, что его превосходительство не оставил без внимания моего отзыва.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После полудни 9-го числа мы получили заказанное мною количество водки, вина и уксусу, которых г-н Толбутцер, при всем своем старании, не мог скорее доставить, потому что приказчики и работники его находились в крепости, а таможня была заперта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поутру прошли в Копенгаген около 30 английских судов под конвоем двух линейных кораблей. Они держали ближе к шведскому берегу вне выстрелов Кронбургского замка, а вечером в 11-м часу идущее из Зунда судно проходило недалеко от нас. Засветло мы его не видали и не знаем, какое оно, но с крепости сделали по нем несколько выстрелов с ядрами. Если они уверены были, что оно английское, то, без всякого сомнения, имели право стрелять в него, в противном случае такой поступок не похвален; может статься, оно было нейтральное так, как и стоявшие с нами на рейде суда, из коих одно имело русский купеческий флаг. Правда, что суда, знающие, в каких обстоятельствах крепость находится, не должны под ее выстрелы подходить в ночное время. Но война сия лишь только началась, и судам, приходящим в Зунд, не была известна, так, как и мы ничего о ней не знали до самого прихода к Драге, притом на рейде не было ни одного датского судна, а крепости с морской стороны неприятель вредить не мог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Десятого числа, после полудни в 5-м часу, приехал к нам лоцман, которого я нанял для Северного моря [34 - Северное, или Немецкое, море есть одно из опаснейших для плавания морей в свете по следующим причинам: 1) берега, между коими оно заключается, усеяны опасными мелями и подвержены действию сильного прилива и отлива; 2) от неравенства дна и малой глубины оного по всему морю бывают неправильные в нем течения; 3) как оно заключено в тесных пределах, то невозможно астрономическими наблюдениями определять свое место так часто, как безопасность судна требует, а нужно узнавать оное по глубине и качеству грунта, который на всех банках сего моря различен или родом, или цветом, но для сего нужно иметь опыт многих лет, и только одни рыбаки, с малолетства промышляющие рыбной ловлей на здешнем море, могут приобрести настоящее и достаточное сведение о различных банках, дно оного составляющих; из которых обыкновенно самые опытные назначаются в королевские лоцманы. Ни одно английское военное судно не плавает по этому морю без лоцмана, а на линейных кораблях и фрегатах их по два бывает. Примечание сие я поместил в предосторожность тем, которые, надеясь на астрономические средства путеисчисления, пожелают без лоцмана плыть Северным морем.]: имя его Досет, родом англичанин, но, поселившись давно в Эльсиноре, сделался гражданином сего места. Тогда, снявшись с якоря, мы пошли в путь при умеренном ветре от S. По трактату надобно было опять салютовать крепости, чего мы и не упустили сделать. Пред снятием с якоря я вручил г-ну Толбутцеру письмо к нашему министру, находившемуся в Стокгольме, при коем препроводил к его превосходительству для доставления в С.-Петербург рапорт мой в Государственную Адмиралтейств-коллегию и донесение к морскому министру.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Южный ветр стоял только до 3 часов пополуночи (11-го числа), а потом перешел в NW четверть. Ангольтский маяк мы прошли в 4-м часу и, продолжая идти бейдевинд левым галсом, в полдень были в обсервованной широте 57°6&#8242;. Нидингские маяки от нас находились на NtO в 12 милях. С полудни ветр перешел в SW четверть и дул так же умеренно, как и прежде, от разных румбов сей четверти; погода была облачная. Скагенский маяк&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> открылся нам в 10 часов вечера, а в полночь был он от нас на W в 8 или 10 милях глазомерного расстояния.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все сутки 12-го числа мы лавировали между ютландским и норвежским берегами. Ветр иногда дул крепко и заставлял нас брать рифы у марселей, отчего в плавании успеха мы иметь не могли. Поутру 13-го числа ветр опять в NW четверть перешел, и от W шла большая зыбь, которая еще более склоняла нас под ветр, а с полудни и ветр также задул от W весьма крепкий, который продолжал дуть, отходя к WNW и NW, до вечера 14-го числа, а потом начал утихать. Сего дни, в полдень, мы были по обсервации в широте 57°47&#8242;. Скагенский маяк от нас находился на WtS в расстоянии 12 или 15 миль, а каменья, называемые Патер-Ностер, по новой карте Каттегата&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, на NOtO в расстоянии 18 миль. Сравнивая наш пункт, счислимый с определенным по обсервации и пеленгам, и приняв в рассуждение дрейф, волнение и потерю при поворотах, я заключил, что течением снесло нас к SO на 15 миль. Мы и прежде всегда находили разность между счислимым пунктом и подлинным местом, но она никогда не была так велика. Причину оной лоцман наш приписывал следующему обстоятельству: известно, что в Скагерраке постоянное течение идет к SW подле норвежского берега, а к NO y ютландского [35 - По направлению помянутых берегов так, что у самого Скагена оно заворачивается почти к S, a в Каттегате правильного и постоянного течения нет, кроме как только (по словам лоцмана) у ютландского берега.]; воды, говорит он, выходящие из Балтийского моря бельтами, текут к N, между ютландским берегом и островами Ангольтом и Лессоу; в заводе у мыса Скагена они поворачивают к О, по направлению берега, и у самой оконечности оного, встретив течение, идущее к S, оба сии течения переменяют направление и стремятся к SO с большей скоростью. Что принадлежит до течений в Скагерраке у норвежского и ютландского берега, в том нет никакого сомнения, но о правильном течении к N у западных берегов Каттегата я прежде не слыхал [36 - Быстрые неправильные течения, по всему Каттегату встречаемые, делают плавание в этом проливе весьма опасным, а особливо в долгие осенние ночи. Многие большие реки, впадающие в Балтийское море и в заливы оного, должны производить постоянное течение из помянутого моря в океан, но случающиеся бури в океане имеют влияние на сие течение. Они гонят океанские воды в Каттегат, которые, встречая Балтийское течение, переменяют его направление более или менее, смотря по положению берегов, а часто и совсем возвращают назад, что нередко можно видеть в Зунде, где течение иногда идет быстро в Балтийское море, хотя ветр очень тих, боковой или встречный течению. Но океанские бури не всегда могут производить возвратное течение, иногда, несмотря на крепкий ветр, с моря дующий, течение идет против его от разных причин, как, например: когда много дождей бывает в пределах и по берегам Балтийского моря и его заливов, когда снег на помянутых берегах тает и, наконец, когда крепкий ветр долго дует с восточной стороны. Столь многие разные причины, имеющие влияние на скорость и направление Каттегатского течения, делают невозможным подвести его под какие-нибудь известные правила так, чтобы мореплаватели могли принимать оные в рассуждение при определении курсов без ошибки. Датские офицеры, делавшие опись сему проливу, в изданной ими для него лоции, прямо отказались сделать какое-либо определение здешнему течению, упомянув только, что оно весьма неправильно и потому должно быть опасно.]. Может быть, лоцман наш мыслил и справедливо. Впрочем, как бы то ни было, от вышеупомянутых ли постоянных причин или от других каких случайных течение быстро шло к SO и OSO, только мы опытом узнали, что оно действительно существует: действие оного едва было не навлекло на нас пагубных следствий. Выше сказал я, что в полдень обсервованная наша широта была 57°47&#8242;; Скагенский маяк от нас находился на WtS. Утвердя таким образом пункт свой, мы шли на NtW по компасу, бейдевинд левым галсом&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>; дрейфу, по самой большой мере, не могло быть более 1&#189; румбов. До 6 часов мы прошли 16&#188; миль. Тогда каменья самого ближайшего к нам подветренного берега должны были от нас находиться в 14 милях. Однако ж по глазомеру мы гораздо ближе к берегу были, и хотя курс, исправленный дрейфом и склонением, вел нас вдоль берега чисто от всех опасностей, но приметно было, что мы к нему весьма скоро приближались: ветр дул и волнение неслось прямо на каменья, называемые Лангеброд. По совету лоцмана в 6 часов поворотили мы на другой галс, а чрез полчаса ветр стал заходить. Тогда нас начало валить к каменьям Патер-Hостера, и для того в 7 часов мы опять поворотили на левый галс и легли на NW по компасу. Между тем от берега были не далее 6 миль. Ветр стих и едва мог наполнять верхние паруса, а зыбью нас приближало к берегу. Небо покрыто было облаками, дождь шел сильный, и страшные черные тучи поднимались от W. Мы ожидали каждую минуту жестокого шквала, и если бы это случилось, то, по моему мнению, в ту же бы ночь и кончилось плавание «Дианы», а может быть, и мы все окончили бы наше путешествие в здешнем мире. Офицеры и вся команда были наверху по своим местам; якоря были готовы, но я на них не много надеялся: у самых каменьев на чрезвычайной глубине, в крепкий ветр и при большом волнении они не могли долго держать. В таком опасном положении мы находились до полуночи, а тогда прежний ветр настал и пошел далее к N, для чего мы поворотили на правый галс. К 2 часам ночи (15-го числа) ветр стал свежее и опять отошел к W, а потом к WSW по компасу; мы тотчас легли на левый галс и поставили все возможные паруса. По рассвете увидели с салингу к NO берег в окружностях Стромстата&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. Мы не ожидали быть от него так далеко по нашему счислению, но, без сомнения, течение к W, которое мы встретили, приблизившись ночью к берегу, было тому причиной. Оно, как то означено на всех картах, идет кругом каменьев Лангеброд в залив, находящийся пред входом в порт города Христиании. Поутру увидели мы лодку в некотором от нас расстоянии. Полагая, что на ней рыбаки возвращаются с промыслу, сделали мы ей лоцманский сигнал, но они, знавши, я думаю, копенгагенские новости, сочли нас англичанами и тотчас пустились к берегу. В полдень широту по обсервации мы определили 58°20&#8242;, остров Мардо по счислению от нас находился на WtN в расстоянии 45 миль; ветр был свеж, и мы продолжали курс NW по компасу, идучи бейдевиндом весьма тихо. B 10 часов ночи мы поворотили от берега, а в час пополуночи (16-го числа) опять к берегу, который и увидели прямо перед собой. В 7-м часу утра, подойдя к нему, мы увидели, что лоцманские лодки [37 - На всех берегах владений датского короля лоцманы обязаны в парусах своих лодок иметь по одному полотну, выкрашенному красным, для того чтобы суда могли их узнавать и смелее приближаться к берегу. А для ободрения лоцманов, ездить на суда в большом от берега расстоянии, учреждено: что если судно делает сигнал для призыва лоцманов не при входе в гавань, тогда оно обязано платить им сверх денег за ввод в гавань известную сумму (риксдалер, я думаю) за всякую милю расстояния, в каком они его встретят от берега. И потому датские и норвежские лоцмана всегда с охотой выезжают навстречу судам, коль скоро приметят сигнал, а часто и без сигнала.] подле оного разъезжали и сделали им сигнал, но они к нам не подходили ближе двух или трех пушечных выстрелов. Намерение мое было войти в порт и дождаться благополучного ветра. Так как выход из норвежских гаваней не сопряжен с большим трудом, то я считал гораздо лучше во время противных ветров простоять в порте, нежели лавировать без всякого успеха в таком опасном море, где судно должно много потерпеть как в корпусе, так и в вооружении от больших парусов, кои необходимость часто заставляет нести в крепкие ветры в узких местах; сверх того, и люди напрасно несут чрезвычайные труды, будучи принуждены действовать парусами почти беспрестанно. Ветр, постепенно стихая, к полудню совсем почти утих. Мы тогда были от острова Мардо к NО милях в четырех или пяти, а от ближних камней милях в трех. Широта, по полуденной высоте солнца найденная (58°41&#8242;), уверила нас, что мы находились пред входом в гавань Мардо, где мне случилось быть в 1796 году на фрегате «Нарве». Мы тогда зашли в нее с английским конвоем за противными ветрами, и при входе командорский фрегат «Андромаха» стал на камень, хотя он и имел лоцмана. Сей случай напомнил мне, что там могут быть и другие камни; следовательно, опасно, полагаясь на свою память, идти без знающего проводника. Между тем лоцманские лодки допустили нас к себе на пушечный выстрел, а подъехать к судну не хотели. Призывать их ядрами не годилось, и я употребить сего, хотя, впрочем, верного средства, ни под каким видом не хотел, и потому я решился было послать к ним шлюпку. Мне очень странно показалось, что они считали нас англичанами тогда, когда два судна, которые непременно должны быть датские, шли под самым берегом к NO (в Христианию, я думаю), и мы за ними не гнались. Впрочем, если бы пожелали взять их, то ничто не могло избавить сих судов от наших рук, кроме как, поставя их на камни, зажечь. Я чрезвычайно желал зайти в Мардо: маленький торговый городок Арендаль, при сей гавани лежащий, мог снабдить нас достаточным количеством всякого рода свежих съестных припасов и очень дешево, воду пресную могли мы получить даром, не имея нужды в Англии платить за нее гинеями, и притом люди имели бы случай отдохнуть. Но наступивший в первом часу ветр от NO вдруг уничтожил мое прежнее намерение, мы поставили все паруса и пошли к S. Благополучный ветр заставил нас радоваться, что мы не вошли в порт, однако ж ненадолго; из NO четверти он стал постепенно отходить к SO, потом к SW и в 8 часов вечера утвердился на румбе WSW совершенно нам противный. Тогда мы жалеть стали, что не вошли в гавань. Таким случаям мореплаватели бывают часто подвержены; весь успех всех их предприятий и планов зависит от самой непостоянной стихии. Направление ветров и сила их в частях света, лежащих вне тропиков, зависят от стечения столь многих обстоятельств, что весьма мало таких случаев, когда бы можно было без ошибки предузнать погоду. Наш лоцман, человек лет под шестьдесят, в ребячестве вступил в купеческую морскую службу и служил на море лет сорок. Он любил предсказывать погоду по солнцу, по облакам и пр. и, к большому его огорчению, всегда ошибался. Казалось, сама природа хотела шутить на его счет: что он ни предсказывал, тому совершенно противное случалось. Западный ветр с небольшой переменой к N и к S продолжал дуть почти до полудни 20 числа и временно был крепкий, а иногда утихал. Мы во все сие время лавировали в Скагерраке, но не с большим успехом: в трое суток подались мы к W только на 45 миль. С нами были сопутники, судов до 20 английских под конвоем брига&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. Линейный их корабль, увидевши наш флаг, к нам не подходил и не спрашивал, хотя был близко нас, а в то же время осматривал нейтральное судно. Сей случай подтверждает мое мнение, что английские корабли, посланные против датчан, имели предписание не подавать ни малейшей причины к ссоре с нашим двором, хотя, впрочем, по последнему между Россией и Англией трактату, они имели право осматривать наши военные суда. 20-го числа, в полдень, мы были по обсервации в широте 57°42&#8242;; мыс Дернеус от нас находился в 36 милях на NW 60°. От сего места мы взяли наше отшествие, для перехода Северного моря, при тихом ветре от NO. Поутру был совершенный штиль. Сего дни мы имели первую ясную и тихую погоду со дня отбытия нашего из Эльсинора. Пользуясь оною, вся команда вымыла черное свое белье и проветрила платье и постели. Я о сем случае здесь упоминаю для того, что заставлять служителей проветривать их постели и переменять на себе белье как можно чаще почитается весьма нужным средством, споспешествующим сохранению их здоровья. И потому во все путешествие я не пропускал для сего ни одной хорошей погоды и для мытья рубашек давал им пресную воду и мыло [38 - Рубашки, мытые в морской воде, весьма вредны здоровью тех, кто их носит. Мне опытом известно, что как бы хорошо они высушены ни были, всегда удерживают в себе влажность, и коль скоро пойдет дождь или от тумана в атмосфере будет влажно, то человек, не выходя наверх, даже перед огнем сидя, тотчас почувствует, что рубашка на нем сыра, если она мыта в морской воде. Многие английские искусные мореплаватели такого мнения, что рубашки, мытые в морской воде, вреднее здоровью, нежели долговременное употребление соленой пищи.]. Упомянув один раз о сем предмете, я не буду впоследствии уже повторять, когда мы мыли белье или проветривали платье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из NO четверти ветр был до 4-го часу следующего утра (21 числа), а тогда перешел в NW и от разных румбов оный дул крепко целые сутки; а в 4 часа пополуночи 22-го числа стал дуть прямо от W, постепенно делаясь крепче; в полдень перешел к NNW и, час от часу усиливаясь, принудил нас к ночи закрепить все паруса и остаться под штормовыми стакселями. Ветр жестокий дул во всю ночь, при пасмурной дождливой погоде, а перед рассветом стал утихать и в 8 часов утра 23-го числа был очень умеренный, но волнение носиться не переставало. К вечеру ветр опять стал крепчать и продолжал дуть из NW четверти до вечера 24-го числа, понемногу утихая, и наконец, в 6 часов, настал штиль. В полдень сего дни место наше было в обсервованной широте 56°48&#8242;. По счислению Бовен-Берген от нас находился на SO 80°, в расстоянии 86 миль. Но сей пункт не соответствовал глубине и грунту (первая была 19 сажен, а грунт – сероватый песок), на коем мы находились. По оным мы были далее к О миль на 25 или на 30, что было весьма вероятно. Три дни продолжавшийся ветр с западной стороны должен произвести течение в Скагеррак, а мы тогда находились на самой струе положения сего пролива. У нас были две английские карты Северного моря: одна Гамильтона Мура (Hamilton Moore), а другая Гитерова (Heather), и мы прокладывали по обеим им. Глубина и грунт верно показывали, что мы находились на банке, англичанами называемой Little Fishing bank, то есть Малая рыболовная банка, и параллель нашей обсервованной широты шла чрез средину сей банки на Гитеровой карте, а на Муровой 20 милями севернее, то есть: на сей последней она положена 20 милями южнее действительного ее места.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штиль продолжался до 10 часов ночи, а потом ветр сделался от О; с полуночи 25-го числа перешел он к S и дул умеренно до 4 часов пополудни. Погода была ночью пасмурна и дождлива, а днем выяснело. В ночь мы прошли сквозь английский конвой, шедший в Каттегат. В 5-м часу после полудни нашел от SW прежестокий шквал с сильным дождем: мы едва успели убрать паруса; и лишь он прошел, как тотчас другой нашел, несравненно жесточе первого, тогда и начался самый крепкий ветр от SW. До ночи мы могли нести совсем зарифленный грот-марсель при двух штормовых стакселях, но после принуждены были и его закрепить. Буря продолжалась до 6 часов утра 27-го числа, а потом начала утихать. К полудню очень стихло, и мы тогда увидели вдали высокие горы норвежского берега в окружности мыса Фишер-Ланда. Шторм сей с начала и до конца дул жестокими шквалами, которые находили один после другого минут через 5 и 10, сильными порывами, с дождем или изморозью. Облака отменно быстро неслись по воздуху, и лишь туча показывалась на горизонте, то чрез несколько минут она уже была над головой. Шквал ревел и продолжался, доколе она совсем не проходила. Притом шквалы сии дули не так, как постоянный шторм: не занимали большого пространства моря. Многие из них проходили мимо нас очень близко, так что мы видели дождь, как он из туч опускался, и слышали шум ветра, но сами их не чувствовали. Во все сие время воздух отменно был холоден. После полудни сего числа ветр стал опять крепко дуть со шквалами из NW четверти; погода была пасмурна и дождлива, крепкий ветр продолжался до 4 часов после полудни сего 28-го числа, потом стал тише. В 6 часов пополудни мыс Дернеус от нас был на NW в 15 или 20 милях по глазомеру.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ночь на 29-е число ветр отошел к N и позволил нам держать настоящим курсом. В 6 часов утра мы взяли вторично пункт нашего отшествия, имея высокость Дернеуса на NOtO по компасу, в глазомерном расстоянии от 20 до 25 миль. Около полудни ветр зашел к NNW и начал крепчать со шквалами, облака неслись скоро и предвещали продолжение крепкого ветра. В полдень по обсервации мы были в широте 57°23&#189;', расстоянием от Дернеуса 47 миль по счислению; в 3-м часу увидели мы под ветром, в 5 или 6 милях, судно без мачт. Лоцман уверял, что оно должно быть рыбацкое и стоит на якоре на Ютландском рифе&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. Я имел случай и прежде много раз видеть рыбаков, стоящих на якоре на банках Северного моря в крепкие ветры; тогда они обыкновенно, имея съемные мачты, убирали их, но в такой сильный ветр и жестокое волнение я не думал, чтобы они решились положить якорь на глубине Ютландского рифа, однако ж, приняв мнение лоцмана, продолжал путь. Между тем, смотря беспрестанно на помянутое судно, мы скоро приметили, что оно не стоит против ветра, а несется боком, часто переменяя положение. Тогда уже не оставалось никакого сомнения, чтобы оно не было в бедствии. Для вспомоществования ему мы должны были спуститься под ветр много и держаться подле него, доколе ветр и волнения не позволят послать к нему гребные суда, а между тем надобно бы было беспрестанно дрейфовать вместе с ним на подветренный берег, около Бовен-Бергена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на сие, однако ж, я решился сделать всякую возможную помощь претерпевающим бедствие, хотя тем подвергнул бы себя большой опасности, если бы крепкий ветр продолжался дни два.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подойдя к нему на такое расстояние, на какое бывшее тогда жестокое волнение позволяло, мы увидели, что наверху ни одного человека не было. Судно сие величиною было от 80 до 100 тонн. Мы выпалили из пушки, но наверх никто не показывался; притом если бы на нем были люди, то весьма невероятно, чтобы, находясь в таком бедственном состоянии, сии несчастные не стояли по очереди на карауле для поднятия сигнала в случае появления какого-либо судна. Итак, уверившись, что люди с него сняты прежде, и не имея никакого способа спасти судно, мы оставили его на произвол ветра и волн. К ночи ветр еще усилился и дул шквалами, как и в последнюю бурю. Мы закрепили все паруса, кроме штормовых стакселей, да и под одними ими при нахождении шквалов чрезвычайно много нас кренил. Шторм продолжался почти 12 часов следующего дня (30-го числа). Ночью большим валом выбило у нас стекла в боковой галерее, отчего много воды попало в мою каюту. Мы принуждены были парусиной обить окно галереи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К рассвету волнение усилилось до невероятной степени, и нас так сильно качало, что для уменьшения баланса наверху я велел совсем на низ спустить брам-стеньги. Поутру мы видели под ветром идущих к NO до 30 купеческих судов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С полуночи 31-го числа ветр стал очень скоро утихать, а в 4 часа утра совсем затих, но тишина стояла только до 9-го часа, а потом ветр сделался из NO четверти нам благополучный. Мы тогда пошли настоящим нашим курсом под всеми парусами. Шли мы, не видя берегов, до 3-го числа сентября, исправляя свое счисление обсервованными широтами, а в конце каждой вахты бросали лот, и по глубине и грунту лоцман определял банки, коими мы проходили. Мы видели всякий день рыбацкие суда на банках, а 1 сентября опрашивали гамбургское судно, шедшее в Опорто&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>: более никаких судов не видали. Берег мы увидели с марса к SO в 8-м часу утра 3-го сентября. По мнению лоцмана, это был остров Шонен&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, один из островов Зеландской провинции Соединенных штатов&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, что весьма было согласно с положением нашим по широте, но мы не ожидали быть так близко к голландскому берегу. Когда мы его увидели, тотчас бросили лот и достали мелкий серый песок на глубине 15 сажен. Лоцман заключил, что мы тогда находились на банке, называемой Brown bank. Но самый восточный край сей банки лежит от Шонена в расстоянии 21 мили, а мы, невзирая на дождь и мрачность, хорошо с марса могли видеть кирки и башни сего острова. Мне известно также было, что берега его невысоки, но лоцман утвердительно говорил, что мы находились на Броун-банке, а три рыбацкие судна, бывшие недалеко от нас, еще более его уверили в справедливости своего мнения, которое и я, наконец, принял. В полдень мы определили по обсервации широту 51°53&#189;'; грунт бледно-желтый песок, на глубине 18 сажен. Присовокупив к сему виденный поутру берег и переплытое после того расстояние, по совету лоцмана, мы утвердили свое место на карте. Оно пришлось на самой средине между голландским и английским берегом, на 36 миль восточнее счислимого пункта. По сему последнему мы должны были находиться подле самого маячного судна, стоящего у N оконечности мели Нок-Джона (Knock John).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Течения, всегда случающиеся с крепкими ветрами, и большое волнение, к SO нас валившее во все время плавания Северным морем, без сомнения, были причиной такой разности в счислении по параллели. От определенного таким образом полуденного пункта мы шли на W и на SWtW по компасу до 8-го часу вечера; ветр был N умеренный и лунная светлая ночь, а тогда вдруг приметили, что вошли в сильное, толкучее, похожее на бурун волнение, какое обыкновенно бывает на мелководных местах; бросили лот: глубина 5 сажен, а за четверть часа прежде была 15. В таком случае не надобно терять время. Я тотчас велел руль положить на борт и стал поворачивать. Приведя на левый галс, лоцман советовал продолжать идти оным под малыми парусами: его мнение было, что мы пункт наш в полдень отнесли слишком далеко к О, что виденное нами поутру не была земля, а туманная банка или призрак, в мрачности берегом показавшийся, и что мы действительно находимся подле опасной мели Галопера, у английского берега лежащей, на которую прямо и шли, следовательно, для избежания опасности мы должны идти к О. Такое чудное заключение, в минуту принятое, меня весьма удивило: берег и с башнями или церквами на нем мы видели собственными своими глазами, в том никакого не было сомнения; голландские рыбацкие лодки, прошедшие мимо нас прямо к нему, ясно показывали, что мы были весьма далеко от Галопера, куда они никогда не ходят; притом глубина у самого Галопера 18 и 20 сажен по восточную сторону сей мели. Когда лоцману напомнил я о сих обстоятельствах, а бросая беспрестанно лот, увидел он, что глубина не увеличивалась и толчея, или бурун, становился более, тогда он согласился на мое мнение, что мы пункт свой не столько много отнесли к О, сколько надобно было, и теперь находимся между Фламандскими банками, следовательно, курс сей ведет нас прямо в берег к мелям, и советовал, ни минуты не теряя, поворотить на другой галс и держать выше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поворотя, мы пошли на WNW по компасу и, бросая лот беспрестанно, имели глубину 5, 6, 8, 10, 15, 10, 20, 10, 15 и 18 сажен. На сей последней глубине поставили все паруса, будучи уверены, что опасность миновалась. В 9 часов по меридиональной высоте Юпитера мы нашли широту свою 51°32&#8242;, а в 12-м часу по такой же высоте Луны определили широту 51°23&#189;', тогда глубина была 22 сажени. В полночь (4-го числа) увидели мы огонь Норд-Фореландского маяка&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> и стали держать по курсу к Доверскому проливу&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. В 3-м часу ночи открылся и плавучий маяк, стоящий на N краю Гудвинова мели, а на рассвете мы были между помянутою мелью и французским берегом в окружностях Кале. Под сим берегом тогда крейсировали английские корвета и бриг; первая из оных подошла к нам для переговора. От приехавшего с нее на шлюп за новостями офицера [39 - Лейтенант Грин. Будучи волонтером в английском флоте, я служил несколько времени на одном корабле с ним. Такое неожиданное свидание было для обоих нас весьма приятно.] мы узнали, что фрегат наш «Спешный», назначенный в Средиземное море, пришел недавно в Англию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5 сентября, в 4 часа после полудни, увидели мы остров Вайт&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>; к вечеру подошли к нему. Ветр был свежий от NO и ночь светлая, лунная, но лоцман наш, давно не бывавший в Портсмуте&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, не хотел вести шлюп ночью на рейд, и потому мы всю ночь при входе лавировали, а с рассветом пошли к рейду. Приметив, что лоцман весьма дурно знал плавание в Английском канале&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, а еще и того хуже входы в гавани оного, и о течениях при здешних берегах не имел никакого сведения, я решился, по случаю усилившегося тогда ветра, потребовать местного лоцмана, который на сигнал от нас тотчас приехал и повел шлюп на рейд [40 - Вход в Спитгед, то есть на Портсмутский рейд, очень приметен, и если бы он не имел сильного прилива и отлива, то был бы совершенно безопасен, и с благополучным ветром всегда мог бы вести на рейд всякий корабль тот, кто один раз здесь был. Но когда ветр дует противный или очень крут и притом крепок, так что нужно лавировать и при поворотах, располагая галсами, не только что избегать мелей, но нужно принимать в рассуждение силу и направление течений, которые переменяются более или менее, смотря по тому, как давно прилив начался, тогда надобно иметь опытного лоцмана, который бы хорошо знал положение мелей и местные свойства прилива и отлива.]. Во 2-м часу пред полуднем мы стали на якорь благополучно против Портсмута на рейде, называемом англичанами Спитгед, расстоянии от города 1&#189; мили. Тут между многими английскими военными и купеческими судами находился и наш фрегат «Спешный»&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если кто взглянет на карту, представляющую поверхность обитаемого нами шара, и сравнит расстояние между Кронштадтом и Портсмутом с тем, которое надлежало нам переплыть, идучи в Камчатку и на возвратном оттуда пути, и вообразит, что на переход такого почти ничего не значащего расстояния мы принуждены были употребить 43 дни, то по сему сравнению, не принимая других обстоятельств в рассуждение, покажется, что на совершение предназначенного нам пути потребны многие годы. Но чрезвычайно долгое время, употребленное на переход из России до Англии, произошло от необыкновенных причин: частые противные и крепкие ветры, которые мы встретили в самое лучшее и спокойное время года [41 - Май, июнь, июль и август вообще почитаются мореплавателями самыми тихими и покойными месяцами в морях Северного полушария. Но, по моему мнению, август напрасно включен в то число: мне случилось несколько раз в течение сего месяца видеть жестокие бури в Северном море, в Атлантическом океане и в Средиземном море, и в первом из сих морей, 1798 года, ветр усилился до такой степени, что корабль «Елизавета», на коем я тогда служил при главнокомандующем Российской императорской эскадрой, вице-адмирале Макарове, будучи у Текселя, потек чрезвычайным образом и наконец принужден был спуститься в порт.], продержали нас в море столько много времени. В продолжение сего плавания, однако ж, шлюп ни в корпусе, ни в вооружении никакого значащего повреждения не претерпел. Жестокое волнение доставило нам случай узнать, что «Диана» имела два отменно хороших свойства, почти необходимые для всякого судна, предназначенного к плаванию в обширных морях, подверженных всегдашнему большому волнению и частым штормам: во-первых, она была весьма покойна на валах, и ее качка ни с носу на корму, ни с боку на бок не могла причинить большой натуги снастям, а чрез то мачты и стеньги не были подвержены такой опасности, как обыкновенно бывает в судах, которые или по образу своего строения, или от дурной нагрузки, качаясь по килю или по бимсу, мгновенно погружаются в воду, а потом вдруг поднимаются с чрезвычайной скоростью, так что устоять невозможно, не ухватясь крепко за что-нибудь, напротив того, мы на «Диане» при всякой качке могли обедать сидя за столом без большого неудобства. Второе ее доброе качество состояло в легкости, с какой она поднималась на валах: ни один вал, как бы он велик ни был, в нее не ударил, и воды никогда много не поддавало, лишь одни только небольшие всплески и брызги мочили палубу. Долженствуя плыть на такое великое пространство всеми океанами, нам приятно было видеть, что ковчег наш имел такие достоинства. Но один недостаток, замеченный нами в надводной его части, заставил меня немало беспокоиться: кормовой навес, или подзор, у «Дианы» был весьма велик, так что в большое волнение, держа бейдевинд, валы, выходящие из-под судна, ударяли в навес с великой силой, а также и идучи на фордевинд или с полным ветром они, находя с кормы, подхватывали судно под навес всегда, когда от дурного правления рулем или от выходящих под носом у него валов оно теряло несколько своего ходу. Удары так сильны иногда были, что чувствовали их стоявшие на баке. И как такие удары нередко один после другого случались, то в продолжительные крепкие ветры и в зыбь при штилях немудрено было им расслабить кормовые скрепления, и тогда могли бы последовать для нас самые бедственные следствия. Я имел только надежду на легкость «Дианы», с каковой она поднималась на валах, часто для облегчения кормы перенося свинцовый балласт в носовую часть, и на большие скрепления, положенные в Петербурге мастером Мелеховым, полагая, что они, может быть, выдержат силу ударов в продолжение кампании. Пособить же сему недостатку было поздно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зная, что одна теория без опытов никогда не могла бы довести корабельное строение и вообще всю науку мореплавания до такого совершенства, до какого в наши времена она доведена, и что последующие мореплаватели, пользуясь как опытами, так и ошибками своих предшественников, успели в усовершенствовании сего трудного, требующего многих познаний ремесла, я не стыжусь признаться в сделанном мною по сему случаю упущении: при исправлении шлюпа корабельный мастер Мелехов делал по моему представлению все то, что было возможно и согласно с его должностью, и если бы я ему предложил, когда он переделывал корму, сделать оную не так отлогу и уменьшить навес, то, видя пользу, могущую от сей перемены произойти, он, конечно, согласился бы на мое требование, хотя чрез такую перемену судно и потеряло бы много того виду, который делал оное похожим на военный шлюп, что было немаловажной метою г-на мастера, – впрочем, сию ошибку приписать ему совсем невозможно. Если бы в предмете нашего вояжа заключалось какое-нибудь военное действие, а особливо такого рода, чтобы нужно было находиться во всегдашней готовности встретить неприятеля на море, то в таком случае «Диана» имела другой, весьма важный недостаток, который при самом малом волнении отнимал у нее все выгоды ее вооружения: порты были так близко от воды, что в море, кроме тихой погоды, их почти никогда открыть было невозможно, а в крепкие ветры, будучи плотно закрыты, но не конопачены, они всегда много впускали воды, отчего происходила мокрота и сырость, весьма вредная здоровью служителей, которые жили на гондеке. Но так как мы пошли из России будучи в мире с целым светом, и в предмете нашей экспедиции не заключались никакие военные предприятия, следовательно, сей недостаток для нас не был чувствителен. Порты в морях, подверженных частым бурям, я всегда приказывал конопатить, оставляя по одному на стороне для воздуха в хорошие погоды, отчего мы никакой сырости в палубе не имели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До сего я не упоминал о числе больных, бывших на шлюпе: со дня нашего отправления из России опасным или продолжительным болезням никто подвержен не был, а на головную боль и резь в животе почти каждый день жаловались по два и по три человека; сии припадки, однако ж, проходили очень скоро. А когда мы были в Северном море, то число больных было чрезвычайно велико, судя по комплекту всех людей нашего шлюпа: 10, 15 и один раз 17 человек вдруг занемогли – все они страдали кружением головы, поносом и рвотою, но недолго, через день или через два все проходило, и они опять были здоровы. Такой неприятный случай сначала очень меня беспокоил: я хотел знать причину оному, но лекарь не мог понять, что бы могло причинить такие странные припадки в здоровых молодых людях, крепкого сложения и приобыкших к морской службе, которым производили в пищу самую лучшую провизию и достаточное, но умеренное количество крепких напитков, а часто в холодную погоду давали и чай. Напоследок лекарь объявил, что, по его мнению, причиной помянутым припадкам есть свинец, коим были обиты внутри ящики, из которых пресную воду раздавали команде. Я совершенно был уверен, что на английских кораблях всякое утро пресную воду, достав из трюма, выливают в большие ящики, обитые внутри свинцом [42 - Такие ящики англичане называют Tanks; они обыкновенно стоят на шканцах под присмотром вахтенного офицера.], из которых после служители посредством кранов берут воду для питья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будучи около пяти лет почти беспрестанно очевидным сего свидетелем, я не мог вообразить, чтобы свинец мог быть причиной какой-нибудь болезни; притом мы ящики сии вытирали каждое утро и держали весьма чисто. Но, уважая мнение искусного лекаря в таком важном деле, о котором он умел лучше судить, я запретил раздавать воду из ящиков, однако ж люди не переставали хворать, а с наступлением теплой сухой погоды болезнь сия совсем прошла. Мне кажется, не справедливее ли бы было причину оной приписать недостатку в одежде. В России им выдано было только летнее легкое платье, а зимнее предписано купить в Англии. Они в надежде на летнее время и на скорое прибытие в Англию продали все свое платье, кроме казенного мундира, и потому в мокрую погоду, будучи подвержены необыкновенному холоду и сырости, не имели нужной для перемены теплой одежды. По крайней мере, я думаю так, впрочем, не будучи сам медик, не смею точно утверждать, чтобы и свинец не был настоящей причиной сему неприятному случаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В день нашего прихода на рейд мне оставалось еще довольно времени успеть явиться и отнестись о шлюпе рапортом капитану Ховрину, командиру фрегата «Спешного», и быть с почтением у главнокомандующего в порте адмирала [43 - Адмирал Монтагю.], у помощника его [44 - Контр-адмирал Кофин.] и у комиссионера королевского Арсенала [45 - Комиссионер Грей.]. Окончив сии обыкновенные учтивости и визиты, я отправился из Портсмута на другой день (7 сентября), препоручив шлюп в командование лейтенанта Рикорда, а поутру 8 сентября приехал в Лондон. Министр наш, тайный советник Алопеус, тогда находился в Ричмонде, но скоро после я имел честь представиться к его превосходительству и вручить ему для отправления в Петербург мои рапорты в Государственную Адмиралтейств-коллегию и к морскому министру. Консул наш и морской комиссионер Грейг был отчаянно болен. Болезнь его почти никогда не позволяла ему принимать посторонних людей и заниматься делами. И как снабжение шлюпа водкой, ромом, вином и платьем для служителей зависело от него, то я мог предвидеть, какие препятствия должны будут повстречаться в скором нашем отправлении из Англии. Однако ж г-н Грейг при свидании со мною уверял меня, что от его болезни никакой остановки в моих делах произойти не может, потому что попечение о скорейшем доставлении на шлюп всех нужных вещей он возложил на своего брата, и просил меня сноситься с ним по делам, пока он сам так трудно болен. Притом он мне сказал, что инструменты, по предписанию морского министра для нас заказанные, готовы, что платье для служителей велено от него приготовить в Лондоне, – добротою оно не будет ни в чем хуже того, которое употребляется для матросов в английском королевском флоте, а некоторые вещи и лучше, – что свинец, купленный им для Охотского порта, находится в Лондоне, что о водке, роме и вине брат его тотчас будет просить в Коммерческом департаменте [46 - Board of Trade.] позволения купить оные беспошлинно, и коль скоро оное последует, то все помянутые вещи, без малейшей потери времени, будут отправлены в Портсмут. Итак, по его словам, некоторая остановка могла только произойти со стороны Торгового департамента, однако ж он уверял, что через неделю дело это совсем будет окончено. Будучи таким образом обнадежен г-ном консулом, я его оставил и приступил к делам, до меня собственно принадлежащим. Оные состояли в покупке книг, карт и некоторых инструментов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В самом обширном торговом порте и в столице величайшей морской державы в свете нетрудно было сыскать все вещи, принадлежащие к мореплаванию. Я кончил скоро мои дела, отыскал и купил все нужные для нас книги, карты и инструменты и отправил их в Портсмут, так как и инструменты, сделанные по предписанию морского министра; хронометры отослал я к г-ну Белли, главному математическому учителю в королевской Морской академии в Портсмуте. Г-н Барод, мастер двух из наших хронометров, просил его принять на себя труд поместить их в Академической обсерватории и наблюдать их ход до самого нашего отбытия. Арнольдов большой хронометр был туда же отослан [47 - К чести мастеров Арнольда и Барода, надобно сказать, что хронометры наши они доставили из Лондона в Портсмут с величайшим рачением и со всеми возможными предосторожностями. Ход их в Лондоне был верно определен, и потому надлежало пещися, чтобы на дороге они его не переменили. Для сего помощники помянутых мастеров, коим от них поручено было доставление хронометров в Портсмутскую академию, везли их в каретах, держа беспрестанно в руках, и ехали шагом во всю дорогу. А чтобы узнать, не сделали ли они перемены в ходу своем на пути, то для сего они имели с собою по три других хронометра, с коими время от времени, сравнивая их с начала и до конца дороги и находя всегда ту же разность, они уверены были, что перевоз сей ходу их нимало не переменил.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем по случаю разных слухов, напечатанных во всех лучших лондонских ведомостях о приближающемся разрыве между нашим и здешним двором и о причинах оного, которые мне показались весьма основательными, я представил нашему министру, что назначение вверенного начальству моему шлюпа заключает в себе единственно предметы, относящиеся к познаниям, касательным до мореплавания и открытия мест у берегов восточных пределов Российской империи, почему и просил его исходатайствовать мне вид или род паспорта от английского правления, по которому бы я мог свободно входить в порты, принадлежащие англичанам, и быть обезопасен со стороны их морских сил в случае войны между двумя державами. Словом сказать, я желал иметь такой паспорт, который обыкновенно дают воюющие державы неприятельским судам, отправляемым, подобно нам, для открытий. Его превосходительство признал справедливость моей просьбы и обещал просить здешнее правление о доставлении мне таковой бумаги, которую я чрез несколько дней и получил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во все время бытности моей в Лондоне я не упускал ни одного случая справляться в доме у консула, скоро ли вещи, им приготовленные, будут отправлены в Портсмут, и всегда получал в ответ от его брата, что все готово, кроме водки, рому и вина, о которых Коммерческий департамент не сделал еще никакого решения, но что определения оного он ожидает ежедневно. Платье для служителей я упросил его отправить сухим путем, несмотря на дорогой провоз, потому что холодное и дождливое время наступило, а люди не имели почти никакой теплой одежды. Наконец, 14 сентября последовала кончина г-на Грейга; тогда я нашел себя в самом неприятном положении. Консула нет на свете; беспокоить брата его публичными делами во время горести и печали было крайне неблагопристойно и огорчительно для меня самого; требовать или просить от посторонних людей пособия с условием, что правление заплатит им, значило бы превзойти данную мне власть; оставить дело на несколько дней, так сказать, без внимания, пока не пройдут дни утешительных визитов, погребения и пр., было бы ко вреду службы, потому что успех экспедиции требовал, чтобы мы пришли к мысу Горну не после как в генваре или, по крайней мере, в начале февраля. В таких критических обстоятельствах я мог только отнестись к нашему министру, но мне известно было, что он никакого предписания в рассуждении нашей экспедиции не имел. Оные все даны были покойному консулу Грейгу. Итак, мне ничего другого не оставалось делать, как только подождать еще несколько дней. Противные крепкие ветры служили мне некоторым утешением в моем положении, потому что, если бы шлюп и готов был к походу, то идти в путь возможности не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скоро после сего несчастного случая г-н Грейг письменно меня уведомил, что по смерти брата его он вступил в исправление его должности по части снабжения наших военных судов, которым случится прийти в Англию, и будет исправлять оную до получения решения от морского министра. И хотя в письме его ничего не было сказано, по чьему предписанию он заступил сию должность, но так как оно писано официальной формой, то я заключил, что он имеет приказание на сие от нашего министра в Лондоне. Вследствие сего письма я опять стал просить г-на Грейга отправить нас как можно скорее, и в ответ на мое к нему отношение он всегда жаловался на медленное течение дел и на великую точность, с каковой оные производятся в Торговом департаменте, уверяя притом беспрестанно, что решения должно ожидать со дня на день. Напоследок, не видя конца сему решению и не имея более никакого до меня принадлежащего дела в Лондоне, я отправился в Портсмут 27 сентября и решился впредь никакого словесного по делам сношения с г-ном Грейгом не иметь. На другой день я приехал на шлюп и нашел, что старанием лейтенанта Рикорда он находился в совершенной готовности идти в путь, и если бы мы имели водку, ром, вино и свинец, то через два дни могли бы сняться с якоря, а может быть и скорее. 13 октября я получил от него письмо, что свинец отправлен из Лондона на судне «Дове» 28 сентября, а о напитках он ожидает решения Торгового департамента.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Девятнадцатого октября агенты, или поверенные, г-на Грейга в Портсмуте письменно меня уведомили, что повеление последовало снабдить шлюп требуемым количеством вышепомянутых провизии беспошлинно, из коих водку и вино отпустят в Портсмуте, а ром г-н Грейг уже отправил из Лондона. Известие сие доставило всем нам большое удовольствие, мы тотчас стали приготовлять трюм для погрузки оных и надеялись дни чрез два быть в море, но чрез несколько часов привезли ко мне от тех же агентов другое письмо, которым они меня уведомляют, что в повелении ошибкою написано отпустить восемь галонов водки вместо восьмисот; следовательно, о сем надобно писать в Торговый департамент и ожидать из Лондона перемены или поправки в повелении, а без того невозможно получить водку. Делать нечего, надобно было ожидать; однако ж в предосторожность я за долг почел обо всех случившихся остановках уведомить г-на министра и на донесение мое получил решение, что он препоручил шведскому вице-консулу, в Портсмуте находящемуся, снабдить меня, как можно скорее, или требуемым количеством напитков, или деньгами на покупку оных в Азорских островах, в Мадейре, в Канарских островах или в Бразилии; впрочем, предоставил мне от него ли их взять или от Грейга, смотря по тому, кто скорее доставит. Пока сия переписка продолжалась, дело в Торговом департаменте кончено и решение прислано. Г-н Грейг с ромом приехал в Портсмут; казалось, всем препятствиям конец положен; свинец, будучи на пути из Лондона 25 дней, прибыл в Портсмут, и 24 октября мы его погрузили в шлюп, а на другой день надобно было принимать водку, ром и вино. Но вдруг того утра я получил от г-на Грейга совсем неожиданное письменное уведомление, что таможня не позволяет ром везти на шлюп, пока «Диана» не будет внесена в таможенные книги и не заплатит всех портовых пошлин как купеческое судно. Императорскому военному судну сравниться с торговыми судами и платить таможенные и портовые повинности было дело новое и неслыханное. Я прямо уведомил г-на Грейга, чтобы вперед ни таможня, ни другой кто не смел бы и предлагать таких требований: большое количество вышепомянутых напитков покупаем мы не для торгу, а для употребления в вояже, который, может быть, продолжится два или три года и в таких местах, где невозможно достать сих провизий; впрочем, если они не хотят беспошлинно продать рому на других условиях, приличных для военного судна, то я взять его не могу как купец, и потому просил г-на Грейга отпустить мне деньги на покупку оного в Бразилии; о таковом наглом поступке портсмутской таможни я не упустил также донести нашему министру. Водку и вино мы приняли и погрузили в шлюп 27 октября, а между тем позволение вышло и ром отпустить беспошлинно и не внося шлюп в таможенные книги для портовых пошлин, который г-н Грейг и прислал на шлюп 29 октября, но с ним препятствия со стороны таможни еще не кончились: количество привезенного рома заключалось в восьми больших бочках, каждая содержала около 35 ведр. Спускать их в трюм и устанавливать было весьма трудно как по тяжести их, так и по тесноте трюма – почти 8 часов беспрестанно сия работа нас занимала и лишь последнюю бочку стали спускать, как вдруг агент г-на Грейга приехал к нам с двумя таможенными и сказал, что они в таможне позабыли ром перемерить, а сие необходимо нужно по их законам, и потому требовали, чтобы я им поднял все бочки: надобно знать, что ром отправлен на судно через таможню с одним из их досмотрщиков, который и находился во все время на шлюпе, пока мы его грузили. Такой их поступок после всех прежних притеснений достаточен был тронуть и разгорячить самого хладнокровного человека. Я им сказал, сколько трудов и времени нам стоило погрузить бочки в трюм, и предложил, если они хотят вымерить последнюю бочку и по ней определить количество рому, так как они все равны, я согласен; впрочем, если нужно необходимо их поднимать наверх, то после сего я совсем рому брать не хочу; они могут его отвезти на берег опять, а за издержки заплатит тот, кто позабыл мерить его тогда, когда надобно было. Поговоря немного между собою, они согласились на мое предложение и, благодаря богу, скоро оставили нас в покое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Многие из читателей сего журнала, которые не знают лично г-на Грейга, может быть, заключат из моего повествования, что он и сам с намерением почему-нибудь был причиной таким странным и необыкновенным препятствиям и медленности, которые продержали нас в Англии почти два месяца вместо двух недель, коих довольно бы было для нашего приготовления во всяком другом случае, где нет нужды иметь дело с таможней; и потому, отдавая справедливость бескорыстному характеру г-на Грейга, я скажу: не только чтобы делать какие-нибудь остановки в моих делах, он старался сколько мог вспомоществовать нам во всем, о чем мы его просили, и нередко сам предлагал свои услуги, как, например, он купил для шлюпа многие нужные вещи [48 - Спрюсовой эссенции, бульон, чай, сахар, горчицу, невода.] с немалой выгодой для казны. Поверенные его в Портсмуте г-да Гари, Джокс и компания всегда старались оказывать нам услуги и во всем охотно помогали, что только от них зависело. Если же г-н Грейг и был причиной вышепомянутой медленности, то, конечно, без намерения и не для интереса, а по недостатку в той ловкости и хитрости, которые нужны при обхождении с такими корыстолюбивыми и пронырливыми людьми, которые наполняют английские таможни: все путешественники, до оного бывшие в Англии, все купцы как подданные британской короне, так и иностранные, знают, что подлее, бесчестнее, наглее, корыстолюбивее и бесчеловечнее английских таможенных служителей нет классу людей в целом свете; и потому легко могло статься, что г-н Грейг, желая сохранить государственный интерес, не хотел сделать им обыкновенных подарков или, лучше сказать, дать взятков, к коим они привыкли и ожидают от всякого, в них нужду имеющего человека, как бы своего должного. Честь и совесть – слова им неизвестные, потому что они не знают и не чувствуют вещей, ими выражаемых, следовательно, где есть случай притеснить просителя и есть способ, законом замаскированный, оправдаться в случае жалобы, там хищности их нет пределов, и тогда одно средство только и есть, чтобы иметь успех в своем деле, справедливо оно или нет, надобно их подкупить [49 - Если бы не было напечатано много книг, на всех европейских языках писанных, известными и заслуживающими вероятия путешественниками, которые все согласно подтверждают то, что я сказал об английской таможне, тогда я представил бы здесь три или четыре примера, случившиеся со мною и с некоторыми из моих знакомых, при коих я был свидетелем; сии случаи показали бы выражения, употребленные мною при описании гнусного характера служащих в английских таможнях, слишком слабыми и недостаточными для показания его в настоящем виде.]; впрочем, я не могу знать подлинной причины препятствиям, кои повстречались в скором снабжении нашего шлюпа вышеупомянутыми напитками, – по крайней мере, я не причитаю сего каким-нибудь непохвальным видам г-на Грейга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Октября 31-го я кончил последние мои дела с г-ном Грейгом. Тогда мы были совсем готовы идти в путь с наступлением первого благополучного ветра. Но прежде начала повествования о нашем плавании со дня отправления из Англии, которое заключается в следующей главе, я здесь коротко упомяну о некоторых переменах, сделанных мною на шлюпе, о бывших с нами случаях на рейде, о состоянии погоды и пр. Дурно образованная подводная часть «Дианы» отнимала у судна качество скорого хода и понудила меня вознаградить сей недостаток прибавкой парусов, а потому мы имели бом-брам-стеньги, на коих поднимались треугольные паруса выше бом-брамселей, также были у нас бом-брам-лисели и все бом-брам-стаксели. Все сии, так сказать, летние паруса по случаю наступивших зимних бурь мы убрали, а оставили одно настоящее, штатное вооружение. Первого комплекта марсели и нижние паруса, которые довольно обтянулись и сделались легче и мягче, мы отвязали, а на место их привязали новые паруса второго комплекта, сделав прежде ко всем трем комплектам в прибавок по одному рифу, то есть к марселям по пятому, а к фоку и гроту по второму, так чтобы марса-реи не были выше двух футов от эзельгофта, со всеми рифами у марселей, и треть бы фока и грота заключалась в двух рифах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гребные наши суда, построенные в Кронштадте из дубового лесу, были весьма тяжелы как для подъему, так и на воде. И как только два из них мы могли ставить на ростры, а другие два необходимо должны были поднимать на корме и с боку на балках, и потому чрезвычайная их тяжесть вредила много как талям, так и боканцам, а особливо в большую качку, и мы всегда имели причину опасаться, чтобы они совсем не оторвались. Для сего я заказал в Портсмуте построить два другие яла из ильмового дерева, с намерением сии два судна отдать на фрегат «Спешный» для доставления на нашу эскадру в Средиземном море, где они могли бы весьма полезны быть, потому что я знаю опытом, сколько трудно там получить хорошие гребные суда. Однако ж по тесноте на фрегате г-н капитан Ховрин взял только двухвесельный ял, а шестивесельную шлюпку я принужденным нашелся взять с собою. Ялы, купленные в Портсмуте, были один о пяти веслах, а другой о четырех. Вдобавок к своим помпам, которые сделаны были в Колпинском заводе, каждая из двух составных штук дубового леса, я купил одну еще здесь цельную, сверленную из ильма, 7 дюймов в диаметре, с медной каморой и трубой. Кроме сих четырех, я никаких других перемен на шлюпе не сделал, будучи уверен, что в Кронштадте на нем было все помещено и устроено как должно. Во время стояния нашего на Портсмутском рейде мы имели часто крепкие ветры и нередко жестокие штормы, однако ж шлюп стоял весьма покойно; один раз только нас дрейфовало, и мы принуждены были положить третий якорь. Это случилось поутру 29 октября при жестоком ветре от S и при большом волнении. Английский военный бриг, стоявший прямо у нас за кормою очень близко, мешал нам отдать канату более 60 сажен. Впрочем, если бы место позволяло выдать до целого каната, то я уверен, что нас не подрейфовало бы и не было бы никакой нужды класть третьего якоря. Всякий солнечный день, когда мне не было особливой нужды оставаться на шлюпе, я ездил в Академию [50 - Академия сия находится в самом королевском Арсенале, в который, кроме к нему принадлежащих мастеровых и английских морских офицеров и матросов, никто без повеления управляющего Арсеналом комиссионера войти не может; а иностранцы совсем не могут иметь в него доступ без особенного повеления от членов, составляющих верховное морское правление. Такое позволение прежде получить было не трудно. А ныне г-н капитан Ховрин просил нашего министра доставить ему и офицерам его случай видеть заведения здешнего дока, но его превосходительство за сие не взялся, объявя, что прежде сего члены Адмиралтейства ему самому отказали в подобной просьбе. Причиной сему отказу они поставили неудовольствие, или, лучше сказать, политическую ссору, между ими и комиссионером дока Греем, братом лорда Говика, который до лорда Мюлграфа, нынешнего первого члена морского правления, занимал его место. Впрочем, эта причина ими вымышлена для одной учтивости, чтобы прямой отказ не показался слишком грубым. Вследствие сего я писал к комиссионеру Грею о нужде, которую имею иногда входить в Академию, и просил у него для сего позволения, обещаясь моею честью, что при входе и выходе одного шага не отдалюсь с дороги, ведущей от ворот дока до дверей Академии. Он мне отвечал весьма учтивым письмом, что приказание от него дано караулу не препятствовать моему входу в Арсенал. Я ему весьма обязан за сие позволение; а что меня более удивило, то это было позволение видеть весь док, о котором мне сказал в воротах главный смотритель, когда я пришел туда в первый раз и объявил ему о себе. По приказанию комиссионера он послал со мною одного из караульных приставов показать мне все строения и мастерские по всему доку. Для меня это не очень было любопытно, потому что, будучи в Портсмуте в то время, когда наши корабли находились в Англии и исправлялись в их доках, мы тогда всегда имели свободный вход в док, а также, служа на английских кораблях, я много раз был в нем и все видел, но мне хотелось офицерам и гардемаринам48 доставить случай посмотреть заведения и устройства английского Адмиралтейства, только я думал, что просить на сие позволение было бы неблагопристойно.] и к г-ну Белли для делания астрономических наблюдений, служащих к поверке наших хронометров, что мне, однако ж, не часто удавалось. До полудни всякий день почти, кроме воскресных, он принужден был находиться в классах с кадетами, и тогда обсерватория заперта: без него никому не позволено иметь к ней доступ, а в полдень не всегда было солнце видно, но когда было видно, то он всегда наблюдал прохождение его чрез меридиан посредством телескопа, в плоскости меридиана утвержденного. Когда же в полдень солнце находилось за облаками, тогда он сравнивал хронометры с астрономическим пендулом и сим средством узнавал их ход. Надобно сказать, что г-н Белли – весьма искусный практический и морской астроном, он в сем звании находился во втором и третьем вояже капитана Кука: в первом на судне «Адвентюре», а во втором на «Дисковери». Сделанные им в продолжение сих путешествий астрономические наблюдения напечатаны в Англии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По приезде моем из Лондона капитан Ховрин и я были приглашены обедать к главнокомандующему в Портсмуте адмиралу Монтагю. Партия состояла из разных почетных особ, занимающих в здешнем месте отличные воинские и гражданские должности, и из морских капитанов. Приемом и учтивостью как г-на адмирала, так и всех его гостей, мы были весьма довольны. Разговаривая о разных посторонних предметах, речь обратилась на нашу экспедицию. Сие подало случай адмиралу Монтагю показать мне машину, употребляемую для определения ходу судов с большею точностью, нежели как обыкновенный лаг показывает, и другую, служащую к замерению глубины. Первая из них, названная всегдашним, или бесконечным, лагом (perpetual log), давно известна в Англии. Сделана она была в первый раз мастерами математических инструментов Русселем (Russel) и Фоксоном (Foxon), но те, которые показывал нам адмирал Монтагю, деланы мастером Массеем (Massey), и хотя они в некоторых частях улучшены и усовершенствованы противу прежних, однако ж весь механизм их состава основан на тех же физических или гидростатических истинах. Адмирал Монтагю советовал мне взять с собою такие две машины, выхваляя достоинство их и пользу, которую они могут нам доставить. В утверждение справедливости своего мнения он мне сказал, что и сам он несколько раз их употреблял с великим успехом и находил всегда, что они показывали: первая – ход, а вторая – глубину несравненно вернее, нежели обыкновенные средства, на кораблях употребляемые. Контр-адмирал Кофин, бывший тут же, много также говорил в пользу нового лага. Он его пробовал на пути из Галифакса в Северной Америке до самой Англии и нашел, что он всегда показывал переплытое расстояние вернее, нежели обыкновенный лаг, и там, где не было посторонних причин, действовавших на ход его фрегата, как-то: течений и большого волнения, там место, по сему лагу определенное, с удивительной точностью сходствовало с истинным местом, астрономическими средствами утвержденным. Сей разговор подал мне мысль выписать из Лондона помянутые две машины для пробы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь остается в заключение сей главы упомянуть о сделанных нами здесь метеорологических замечаниях. Во все время стояния шлюпа на Портсмутском рейде мы их записывали в шканечный журнал с большой точностью, из коего выписку я прилагаю в следующем сокращенном виде:<br>
<br><img border=0 src="i_004.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Примечание<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Крепкие ветры почти всегда дули из SO или из SW четверти, а редко от NW.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Туманы всегда находили в самые тихие ветры или при настоящем штиле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Дождь шел при ветрах из NW, SW, SO четверти, и я не заметил большой разности, по крайней мере чувствительной или приметной разности, как в продолжении, так и в количестве падающих дождей при разных ветрах из трех помянутых четвертей горизонта, но когда ветр приходил близко N, тогда по большей части было сухо и холодно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сентябре месяце мы не имели на шлюпе ни термометра, ни барометра и потому никаких наблюдений по ним делать не могли; а в октябре самый большой градус тепла термометр наш показывал 62°, что случилось около полудни 19-го числа при тихом ветре от SO и в ясную погоду. Самое низкое его стояние было 39°, в ночь с 31 октября на 1 ноября. Ветр тогда был свежий от N, a средний градус термометра в течение сего месяца в дневное время был 53°, в ночное 50°.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ртуть в барометре поднималась до 30 дюймов 1,4 линий, а опускалась до 29 дюймов 4,6 линий, среднее оной стояние было на 29 дюймах 9 линиях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самое большое возвышение ртути случилось поутру 16 числа при тихом ветре от W и в ясную погоду, а самое большое понижение ночью с 28-го на 29-е число: тогда ветр дул от SW тихий, а поутру сделался крепкий от S.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава третья<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На пути из Англии до Бразилии<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Известно, что все императорские военные суда, отправляемые из российских портов в заграничные моря, следуют в содержании команды и продовольствии служителей провиантом одному общему правилу, предписанному в наших морских узаконениях, выключая из сего то, что, по неимению в иностранных портах хлебного вина, ржаных и солодяных сухарей, производят им французскую водку или ром, белые сухари и виноградное вино с водою вместо кваса. Но провиант, заготовленный для нас, был совсем другого рода и качества от того, которым вообще снабжается наш флот, и в произвождении оного служителям я имел предписание из Государственной Адмиралтейств-коллегии следовать примеру известных и опытных иностранных мореплавателей, мнению капитана Крузенштерна, в коллежской инструкции приложенному, или производить провиант по собственному моему рассуждению, располагая свойством и количеством оного по климату и состоянию погоды, а не по регламентному положению, имея в виду главным предметом сохранение здоровья служителей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выше мною сказано о причинах, которые меня заставили следовать капитану Крузенштерну в сем важном деле, и что от его правил я только отступал тогда, когда по каким-нибудь случаям мы не имели средств наблюдать их в точности или когда лекарь представлял на ясных причинах основанные советы, заставлявшие меня принимать их в противность правилам г-на капитана Крузенштерна. Но такие случаи были не часты, и так как переход из России до Англии нельзя почесть дальним плаванием, которое, по моему мнению, началось только со дня нашего отправления из Портсмута, ибо, оставляя Англию, мы оставили Европу, а с нею и весь просвещенный свет. В землях, к которым нам надлежало приставать в плавании до Камчатки, и на возвратном пути оттуда в Европу нет никаких уполномоченных или доверенных особ со стороны нашего правления: нет ни русских консулов, ни купцов. И для того все пособия мы должны были просить или от чужестранцев, или искать в собственных своих средствах и запасах. Следовательно, собственно называя дальний вояж, можно сказать, что мы отправились в него или начали оный, когда оставили Европу, и потому прежде повествования об нем, которое начинается с сей главы, здесь я думаю у места будет упомянуть о средствах, принятых мною к сохранению порядка и опрятности в команде и чистоты в шлюпе, а также и о положении, по коему провиант был производим служителям в течение сей экспедиции: средства и положения сии, будучи один раз в журнале моем помещены, избавят меня от ненужного, излишнего и скучного повторения, о коих в продолжение повествования я буду только упоминать в таких случаях, в которых по каким-нибудь причинам и обстоятельствам я принужден был сделать в них перемену или отступление. Что принадлежит до порядка в команде, опрятности служителей и чистоты в шлюпе, то средства и правила, принятые мною на сей конец, я сообщил письменным приказом следующего содержания:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Офицер и гардемарин, стоящие вахту с 5 до 9 часа, в те сутки наблюдают за чистотою; они стараться должны, чтобы принадлежащие к сему предписания совершенно были выполнены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Всякий день, кроме чрезвычайно ненастных, койки выносить наверх в 7 часов поутру и раздавать за четверть часа до захождения солнца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. В ненастные очень дни коек наверх не выносить, однако ж с планок снимать и складывать посредине судна на сундуки и в грот-люк&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Наблюдающему за чистотою офицеру в свой день чаще ходить по деку&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> и посылать гардемарина смотреть, чтобы служители днем не спали, чтобы мокроты в банках&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> не было, чтобы в банках отнюдь никакого мокрого платья не лежало, и на низу сушить ничего не позволять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Все служительские вещи должны храниться в чемоданах, для коих отведено особливое место, а в банках никаких вещей, кроме для носки платья, не иметь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Баки, ложки и все другие нужные для стола вещи хранить поартельно в нарочно для них сделанных местах, а в банках их не держать и полок никаких отнюдь не делать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Время на завтрак, обед и ужин определяется по получасу: к завтраку свистать в 8 часов, к обеду в 12 часов, а к ужину за полтора часа до захождения солнца. Сие, разумеется, если работы нет, впрочем, смотря по обстоятельствам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. После обеда и ужина все бывшие в употреблении баки, ложки и пр. перемыть, вытереть и положить в свои места; палубу подмести и мокроту вытереть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Мокрыми швабрами нижней палубы никогда не тереть. Дней для мытья оной не назначается; а когда я велю мыть нижнюю палубу (что всегда будет в хорошую погоду), то пушки выдвинуть, все мелкие вещи передвинуть или вынести наверх; и коль скоро палуба вымыта, то, пока совсем не высохнет, служителям на низ сходить не позволять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Вахтенным офицерам наблюдать, чтобы во всякую хорошую погоду виндзейли&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> были спущены в люки, сквозь трюм, от времени как служители вынесут койки наверх до раздачи оных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. По смене с вахты или после какой работы мокрого платья на низу держать не позволять, а у лестницы, все скинув, скласть в шлюпку на ростры&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> или в другое удобное место, а потом в хорошую погоду развесить для просушки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Для мытья белья один день в неделю назначается, смотря по погоде. Половина команды должна мыть в один раз; для сего варить в котле пресную воду; соленою же водою рубашек, простыней и шейных платков не мыть, а прочее платье мыть в соленой воде вместе с койками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Для починки платья дается один день в неделю, смотря по погоде, а если погода хороша, то суббота назначается, буде работа не помешает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Вахтенные офицеры должны также строго наблюдать, чтобы в ночное время или в мокрую и сырую погоду служители отнюдь не выходили бы зачем-нибудь наверх без верхнего платья, в одних рубашках, кроме опасных и чрезвычайных случаев, где они вмиг понадобятся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Вахтенным офицерам особливым образом предписывается наблюдать, чтобы служители ни под каким видом не спали и не лежали на деке, а особливо на мокром или во влажную погоду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. В неделю один раз, если погода позволит, просушивать служительские постели, подушки и другие к ним принадлежащие вещи, которые для сего раскладывать по рострам, развешивать по сеткам и вантам&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Служители должны белье переменять на себе два раза в неделю, в которые дни вахтенные командиры должны свои вахты осматривать, к чему назначаются воскресенье и среда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Провиант служителям производил я вообще по следующему положению, согласно с мнением капитана Крузенштерна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В портах: мясо свежее по фунту на человека ежедневно, варя оное в супе с зеленью разного рода, какую можно было получить; прочую провизию по уставу, кроме гороху, крупы на кашу и масла, которые, заменяясь мясом и зеленью, оставались натурально в казне. В жарких климатах выдавал я служителям иногда вместо сухарей мягкий хлеб.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В море: в умеренных климатах производилась обыкновенная порция по уставу, когда не было признаков цинготной болезни; в сем случае я особенно следовал капитану Крузенштерну. В поданном от него мнении в коллегию говорит он, что всегда старался производить служителям провиант как можно сходнее с регламентным положением; а в жарком климате, смотря по погоде, давал я мясо соленое четыре дни в неделе, а горох и кашу три дни, и мясо не всегда по уставу, а иногда по полуфунту и часто по четверти фунта, варя оное во щах с крупою и кислой капустой или в супе с крупой и бульоном попеременно, соображаясь с погодой и следуя советам лекаря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Водку и ром в холодные дни, пасмурные и туманные погоды давал я по целой чарке, не разводя с водою, и нередко по две чарки в сутки, когда обстоятельства заставляли команду в мокрое, ненастное время долго работать наверху, а в умеренные погоды и теплые дни производились оные на &nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>/&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> чарки водки или рома &#8531;, воды, в жары же на полчарки водки или рому – полчарки воды; если же погода к вечеру делалась чувствительно холоднее, то давал и остальную &#8531; или Ѕ чарки, мешая также с водою, чтобы сделать целую чарку в день. А в самые большие жары водка и ром совсем производимы не были.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для питья вместо квасу в портах, где можно было получить пиво, я выдавал по полукружки на человека в день и брал оного с собою в море столько, сколько можно было удобно поместить; а там, где не было пива, и в море производил я в холодные дни водку, а в теплые виноградное вино, мешая с водою: водки &#190; чарки на 4 чарки воды, а вина по одной чарке на 5 чарок воды; а там они прибавляли сами воды, если хотели. Иногда в море приготовлял я пиво из спрюсовой эссенции&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> и раздавал по полукружке на человека в день. Капитан Крузенштерн рекомендует обыкновенное пиво и сей напиток как уничтожающие цинготную болезнь. Свойство сие также приписывают оным многие другие знаменитые мореплаватели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В портах, изобилующих фруктами, давал я служителям ежедневно достаточное количество зрелых плодов, которых, так же как и разного рода зелени, брал большим количеством в море.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соль производима была по уставу, а уксус смотря по тому, какую пищу служители имели: в портах со свежим мясом оный совсем производим не был, а в море обыкновенно по уставу; когда же горчицу выдавали или когда рыбу случалось поймать, то порцию уксусу несколько я увеличивал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В продолжительные холодные и мокрые погоды, а особливо у мыса Горна, по вечерам, а иногда и два раза в сутки, поутру и ввечеру, давал я команде чай или пунш.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 ноября, поутру, ветр из NW четверти перешел в NO, утвердясь на румбе NNO, дул свежо и ровно; погода была ясная и отменно холодная, так что лужи и канавки замерзли; изредка показывались облака, которые быстро неслись по ветру, – все сии знаки предвещали продолжение благополучного нам ветра. Лоцмана, утверждаясь на своих признаках, уверяли, что NO ветр продует долго. Портсмутский рейд наполнен был судами, давно ожидавшими попутного ветра для выхода из Канала&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, и все они начали готовиться к отправлению; мы также, со своей стороны, не потеряли времени и не упустили воспользоваться сим благоприятным случаем. В полдень приехал к нам лоцман, а в час пополудни, окончив все мои дела на берегу, я возвратился на шлюп и привез с собою из Академии наши хронометры, которых ход, определенный вернейшими наблюдениями, был следующий:<br>
<br><img border=0 src="i_005.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Место для хронометров сделано было в моей каюте, у самой переборки посредине судна, и подле их один из термометров был повешен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 4 часа после полудни мы снялись с якоря и пошли в путь; в 6 часов вечера мы миновали все опасности и были на чистом месте в Канале; тогда я отпустил лоцмана. Сначала я имел намерение взять лоцмана до самого мыса Лизарда&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, так, как все наши военные суда прежде делали: зимнее бурное время, краткость дней, туманные погоды и господствующие в Канале западные ветры в сие время года требовали сей нужной осторожности; идучи Английским каналом, надобно всегда быть готову и держать себя в состоянии войти удобно в безопасный порт в случае крепких противных ветров; но чрезвычайная цена (30 фунтов стерлингов), которую лоцман требовал, заставила меня несколько подумать, взять ли его или нет; наконец я расчел, что состояние атмосферы и другие признаки, с коими начался попутный ветр, предвещали продолжение оного и что в случае перемены ветра я могу зайти в три главные английские порты Канала (Портсмут, Плимут и Фальмут&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>). Входы в них мне довольно хорошо известны, так что если бы и лоцманы не выехали, то войти в оные можно было бы безопасно, а потому я решился сам вести судно Каналом, не платя лоцману 300 рублей [51 - По нынешнему курсу более 700 рублей.]. Сверх того, я имел другой особливый предмет в виду: по положению морей, коими нам плыть надлежало, мы должны были по необходимости нередко плавать у опасных берегов и входить иногда в нехорошо описанные или и совсем неизвестные гавани без лоцманов, следовательно, нужно было заблаговременно показать команде и приучить их видеть, что не всегда мы должны прибегать к помощи лоцманов, а должны часто сами на себя полагаться. Впрочем, я должен признаться, что сей мой поступок не совсем был без риску, а особливо в такое время года, когда ночь в здешней широте продолжается почти 16 часов и когда ветры западные лишь начнут дуть, то в тот же час крепчают до невероятной степени жестокости. Следовательно, очень легко могло случиться, что мы, встретив противный крепкий ветр, принуждены бы были идти в порт, правя по маякам и по другим огням, для ночных примет зажигаемым; чего без местного лоцмана невозможно было сделать, не подвергнув шлюпа весьма опасному или бедственному случаю. И для того я никому не советую в подобном положении брать на себя такой риск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Второе число ветр продолжал дуть нам попутный из NO четверти умеренно; погода была облачна, иногда шел дождь. В полдень сего числа мыс, называемый Портланд-биль, по пеленгам от нас находился на NW 18°, в расстоянии 17 миль. А на следующий день (3-го числа), по рассвете в 7 часов утра, открылся мыс Лизард, будучи от нас по компасу на NtO, в 20 или 25 милях глазомерного расстояния. Ветр тогда был очень свежий от NO, облачно, и временно принимался идти дождь; по горизонту находила мрачность, которая начинала скрывать от нас видимый берег, а потому мы сие место, определенное вышеупомянутым пеленгом, приняв пунктом нашего отшествия из Европы, с Божиею помощью стали править на W по компасу и повели от него свое счисление.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лизард, южный мыс Англии, был последняя европейская земля, нами виденная, мы оставляли оную с такими же чувствами, как бы покидали собственное наше отечество: нельзя было не приметить изображения печали, или некоторого рода уныния и задумчивости, на лицах тех, которые пристально смотрели на отдаляющийся от нас и скрывающийся в горизонте берег. Что принадлежит собственно до меня, то из четырех случаев моего отправления из Европы в дальние моря я никогда не оставлял ее берегов с такими чувствами горести и душевного прискорбия, как в сей раз. Даже когда я отправлялся в Западную Индию&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, в известный пагубный, смертоносный климат, и тогда никакие мысли, никакая опасность и никакой страх меня нимало не беспокоили: может быть, внутренние, нам непостижимые, тайные предчувствия были причиной таковой унылости в духе. А может статься, продолжительное время, потребное на приведение к концу нашей экспедиции, в течение коего мы должны были находиться вне Европы и в отсутствии от родственников и друзей, и в исполнении которой необходимо должны неоднократно встречать опасности и быть близко гибели, рождали отдаленным, неприметным образом такие мысли, кои наводили огорчение при взоре на оставляемый берег, воображая, что он последний из европейских земель, который мы видим и покидаем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ветр от О, постепенно усиливаясь, произвел чрезвычайное волнение и к ночи дул жестоким образом, при пасмурной облачной погоде с дождем. Мы принуждены были закрепить все паруса, а оставить только один совсем зарифленный грот-марсель и фок. Волнение было столь велико, что на другом судне, не так легком, спокойном и безопасном на валах, я непременно лег бы в дрейф, потому что для тяжело нагруженного судна такой величины, как «Диана», невозможно было идти на фордевинд без самой большой опасности. На фрегаты нередко валы с кормы входят в жестокие ветры и волнение, и часто целые конвои лежат в дрейфе при попутных им штормах, для того что редкие суда могут, не подвергаясь явной опасности, идти на фордевинд в такое волнение, какое разводят крепкие очень ветры в океане. «Диана» была в самом большом своем грузу, имея под водою 14 фут на ахтерштевне и 13&#189; на форштевне, и потому сперва я опасался править по румбу во время столь жестокого ветра и ужасного волнения. Но, примечая более и более, я нашел, что она поднималась на валах весьма свободно и отвечала действию руля очень скоро, я решился не приводить в дрейф, а воспользоваться попутным ветром и удалиться как можно скорее из такого климата, где редко северные и восточные ветры дуют в зимние месяцы, но по большей части им противные, следовательно, для нас самые неблагоприятные. Я с великим удовольствием видел, что под зарифленным грот-марселем и фоком мы свободно уходили от валов, и шлюп, несмотря на большие валы, выходившие у него из-под носу, не много терял своего хода. А когда ветр несколько смягчался, то я тотчас отдавал один риф у марселя или ставил зарифленный фор-марсель, чтобы увеличить ход и быть в состоянии уходить от валов. В ночь ветр отошел к NO и дул шквалами с такой же силой, как и прежде, отчего волнение сделалось гораздо опаснее, и около полуночи шлюп, войдя слишком много к ветру, попался между волнами. Тогда качало его с боку на бок несколько минут ужасным образом; все снасти и ядра из кранцев&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> покатились по деку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сие время валом оторвало с левой стороны висевшую на боканцах&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> пятивесельную шлюпку, самую лучшую из всех наших гребных судов. Мне чрезвычайно было ее жаль, и сия потеря чувствительнее для меня была более потому, что я сам отчасти виной оной: при подъеме шлюпки не досмотрели, что гак носовых талей, будучи заложен в коуш стропа, так и оставлен и ничем не был завязан вверху, чтобы коуш с него не соскочил. В сию ночь при лунном свете штурман Хлебников это приметил и мне сказал. Я хотел тотчас приказать оный завязать, но внимание мое вдруг, во время тогда нашедшего шквала, будучи обращено на руль и на паруса, я не заботился о шлюпке, а вскоре после сего и случилось, что ее валом сбросило с переднего гака. Через полчаса после шестивесельную шлюпку, висевшую за кормою, также оторвало было, только не таким образом: тут не было ни с чьей стороны упущения или недосмотрения; мы скоро ее опять приподняли и укрепили, однако ж волнением много повредило оную. Кроме того, что чрез сии два случая мы потеряли совсем одно из наших гребных судов и повредили другое, они лишили команду большого количества свежей капусты и другой зелени, заготовленной мною для них в Англии, и которые, за неимением места в шлюпе, были раскладены в шлюпках. Ветр стал смягчаться с полудни 4-го числа; около захождения солнца совсем затихло, а в 8 часов вечера ветр начал дуть из SW четверти; волнение от прежнего ветра, однако ж, было не малое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5-го числа во все сутки ветр продолжал дуть из SW четверти умеренный, мы лежали бейдевинд левым галсом; погода была облачна, однако ж в полдень мы могли по наблюдению определить широту свою 47°18&#189;’ [52 - В сем повествовании я не счел за нужное упоминать беспрестанно о широтах и долготах, в которых мы находились всякий день, о ежесуточном переплытом расстоянии и румбе, по которому оно перейдено; также ни о градусах термометра, ни о дюймах барометра, для того чтобы избежать излишнего повторения одних и тех же слов, которые по необходимости должны были бы встречаться глазам читателя почти во всякой строке; но, чтобы не лишить любопытных мореплавателей нужных для них сведений о предметах, которые нередко могут быть им полезны, если не для примера, то, по крайней мере, для справок, я прилагаю в конце моего журнала таблицу (таблица не публикуется) счисления пути и метеорологических наблюдений, которая может им, при одном взгляде на карту, вдруг показать счислимый и настоящий путь наш и разность между ими, а также в каких широтах, в каком состоянии была атмосфера и какие погоды мы имели. Но в порядке повествования о сих предметах только тогда упоминается, когда они по каким-нибудь случаям нужны. Например: когда мы делали какие-либо наблюдения, видели небесные или другие необыкновенные явления, встречали чужие суда и пр., тогда широтой и долготой означены места, где то случилось, также необыкновенный холод или жар показан градусами термометра, а во время жестоких бурь о стоянии барометра упоминается.], по которой исправили счислимый пункт, не имея случая сделать обсервации для долготы; от оного остров Порто-Санто&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> находился на SW 17°, в расстоянии 894 миль. Сего числа, после полудни, встретили мы американское купеческое судно, у которого корма была обтянута парусиной; надобно полагать, что валом ее повредило в прошедший шторм.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ночь на 6-го число ветр перешел в SO четверть, а с полудни сделался О, потом N и дул умеренно и тихо попеременно, отходя румба на два и на три в обе стороны, до полуночи 10 ноября. Почти во все сие время погода была немного облачна, однако ж солнце сияло по большей части так, что мы каждый день в полдень могли брать обсервации и делать некоторые другие наблюдения. Иногда было пасмурно и шел дождь, однако ж не часто. Сего числа мы нашли склонение компаса по азимуту 27° W; широта наша в полдень по обсервации была 45°51&#8242;36&#8243;, долгота по хронометрам 11°9&#8242;54&#189;". Во весь почти день у нас было в виду одно купеческое судно, однако ж мы не знаем, какое оно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Девятого числа, поутру, склонение компаса по азимуту найдено 26° W, a в полдень широта наша по обсервации была 39°6&#8242; (39°6&#8242;20&#8243;). Остров Порто-Санто находился от счислимого пункта, исправленного сею широтою на SW 9°, в расстоянии 360 миль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С полуночи 10-го числа ветр сделался WNW умеренный: тогда мы принуждены были лечь бейдевинд правым галсом. Ветр прямо от сего румба дул беспрепятственно 36 часов, потом 24 часа от NW и NNW и во все время умеренно или тихо, с небольшими шквалами. Погода стояла иногда облачная, изредка с дождем, а большею частью было столько ясно и чисто, что нам всегда удавалось делать нужные астрономические наблюдения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Около полудни 12-го числа ветр стих и наступил штиль; поутру мы нашли по азимуту склонение компаса 22° W, а в полдень широта наша по обсервации была 34°47&#8242; (34°49&#8242;2&#8243;), долгота по хронометрам 15°20&#8242;, по расстоянию луны от солнца 14°39&#8242;. Сего числа мы поймали две черепахи; одна из них была очень велика, но у нас никто не умел их приготовить. У меня была английская поваренная книга, в которой есть нужные для сего наставления, но, к несчастью, на сей случай я сыскать ее не мог. И потому в совете между нами, что с черепахами делать, я предложил мясо и жир все вместе сварить просто в супе, отчего вышла такая странная, наполненная жиром похлебка, что многие из наших молодых господ скоро почувствовали следствие сего блюда, беспокоившее их целые сутки. Впрочем, это надлежало приписать нашему неискусству в поваренной науке, а не действию черепашьего мяса, которое составляет одну из самых приятных и здоровых свежих морских провизий. До сего дни производилось служителям всякой день по фунту свежего мяса на человека, кроме последних двух дней, в кои по полуфунту было произведено пополам с солониной. Свежего мяса, взятого из Англии, стало нам на 12 дней; оно нимало не испортилось, хотя в последние дни степень теплоты иногда доходила до 60 и до 62 градусов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тишина продолжалась до самого рассвета 13-го числа, а тогда ветр сделался из SW четверти, который дул умеренно до 9 часов следующего утра (14-го числа). Нашедший в сие время от NO сильный шквал с дождем переменил вдруг направление ветра, который, по прошествии шквала, стал дуть от N умеренно; изредка находили порывы с дождем. Впрочем, облака иногда прочищались и позволяли нам взять потребные для нашего путесчисления обсервации, по которым полуденную широту свою нашли 35°01&#8242;, долготу по хронометрам 16°30&#8242;.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пятнадцатого числа, на рассвете в 6 часов, открылся нам остров Порто-Санто на StO по компасу, в глазомерном расстоянии 36 миль. Если пункт, по сему пеленгу утвержденный, взять за истинное наше место и сравнить с тем, которое определено счислением, сделанным от последней долготы, найденной посредством хронометров, то выйдет, что они показывали долготу только на 12' западнее истинной, а счислимая долгота была на 1°57&#8242; западнее показуемой хронометрами и на 2°9&#8242; западнее истинной долготы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Увидев Порто-Санто, я стал держать прямо на восточную оконечность острова Мадеры&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. Ветр от N продолжал дуть умеренно и с одинаковой силой во все сии сутки. Пользуясь оным, мы шли под всеми парусами, какие только можно было нести с успехом, смотря по направлению ветра, идучи в полный бакштаг. Волнения почти совсем не было, но, к крайнему нашему неудовольствию, мы видели, что «Диана» более 8 узлов не могла идти, несмотря ни на какую перемену в дифференте и ни на какие наши испытания ставить реи в различных положениях с килем. Следовательно, можно сказать, что 8 узлов был для нашего шлюпа самый большой ход, какой только образ его строения позволял ему иметь. Между Порто-Санто и Мадерой мы видели большого кита. Пред захождением солнца мы прошли восточную оконечность острова Мадеры, идучи между оной и островами Дезертерс&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, а в 6 часов вечера, до наступления темноты, средний из них от нас находился по компасу на SОtSЅО в глазомерном расстоянии 2 или 3 лиг. От сего пункта мы стали держать на SWtS к Канарским островам. Ветр постоянный от NNW дул умеренно и ровно. Не желая потерять столь благоприятного случая выбраться из широт переменных ветров и поскорее войти в пассатные ветры&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, я взял намерение не заходить в Мадеру, и если погода будет продолжаться нам попутная и благоприятная, то и Канарские острова&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> миновать, а запастись вином в Бразилии, где оно, будучи привозное&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, хотя немного и дороже, но затем ветр и время не будут потеряны, а сверх того, малое количество вина, которое нам нужно было купить, не стоило того, чтобы для сохранения самой малости в денежном интересе потерять хороший случай в короткое время совершить переход, на который после надобно бы было употребить вдвое или втрое более времени. Что принадлежит до свежей пищи для служителей, то они в ней большой нужды еще не имели: свежее мясо и зелень недавно вышли, а пива еще оставалось на 10 дней; оно нимало не попортилось от тепла и было в самом лучшем состоянии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь, я думаю, не помешает сделать следующее примечание, что мореплаватели должны всегда предпочитать остров Тенериф перед Мадерой для получения вина, свежей провизии и зелени, если особенной причины и нужды нет заходить в сей последний. Правда, что вино в Мадере приятнее для вкуса, нежели в Канарских островах, но затем тенерифское вино, будучи столько же здорово, как и мадера, и так же никогда не портясь ни от тепла, ни от стужи, дешевле в два или три раза. Кроме того, всякого рода свежие съестные припасы, фрукты и зелень втрое дешевле на острове Тенериф, нежели в Мадере. Поселившиеся на сем последнем острове англичане отправляют всю торговлю вином оного; даже если нужно купить большое количество свежих провизий или получить пресную воду (которую на своих гребных судах возить опасно, а часто невозможно по случаю большого прибоя у берегов), то непременно надобно к ним же прибегнуть. Природные здешние жители португальцы ничего не делают. Все упражнение и все занятия сего суеверного и ленивого народа состоят в удовлетворении естественных надобностей и в церковных ходах. У них нет дня в году без праздника и нет недели, в которой бы не было, по крайней мере, одного крестного хода. Итак, во всех покупках дело надобно иметь с английскими купцами, а сих господ просвещенный свет знает очень хорошо. В некоторых европейских землях выражение английский счет то же знаменует, что у нас аптекарским счетом называется. Не распространяясь без нужды о сем предмете, довольно будет показать счет, по коему должен был заплатить английский фрегат, на котором мне случилось в Мадере быть в 1805 году, одному знаменитому там купцу. Вот он:<br>
<br><img border=0 src="i_006.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какого же счета иностранное судно должно ожидать после сего? Я думаю, сей пример многих заставит со мною согласиться, что Тенериф мореплаватели должны предпочитать Мадере. Из наших господ некоторые жалели, что были лишены случая побывать на сем любопытном острове. Мне и самому было неприятно, что обстоятельства не допустили иметь это удовольствие, но что делать? Успех нашей экспедиции того требовал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ветр NNW и N продолжал дуть до 3 часов после полудни, 18-го числа, и был или умеренный, или тихий; только часто шквалы находили, из которых некоторые приносили с собою дождь. Волнение было велико, а погода вообще стояла облачная; солнце, однако ж, иногда показывалось на такое время, какого довольно было для наших астрономических наблюдений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Остров Пальму, самый западный из Канарских островов, кроме Ферро, мы проходили поутру 17-го числа, в расстоянии от него на 30 или 40 миль. Мы его видели, только вершина оного была скрыта в облаках. Сего же числа, до полудни, случилось солнечное затмение. Небо тогда было довольно чисто для наблюдения оного, но сильная качка препятствовала беспрестанно держать телескоп в одном направлении, чтобы сохранить предмет в поле его на несколько минут. Впрочем, и наблюдение сие в теперешнем случае не было для нас слишком нужно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Восемнадцатого ноября, поутру, нашли мы по азимуту склонение компаса 19°36&#8242; W, будучи в полдень по обсервации в широте 26°58&#8242; (26°59&#8242;); в долготе по хронометрам 19°46&#8242;39&#8243;. После полудни ветр отошел к W и заставил нас идти бейдевинд. Сего же дни мы видели вдали судно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Западный ветр, отходя к WNW, а иногда и к NW, в ночь на 19-е число дул крепко с шквалами, в прочем вообще умеренно. Продолжался он до рассвета 20-го числа, стихая в сию ночь постепенно, а в 5-м часу утра настал от NO и дул только до полудни, потом утих, и было маловетрие переменное с разных сторон горизонта и нередко совершенный штиль. 20-го числа по амплитуде заходящего солнца мы нашли склонение компаса 16° W, имея в полдень обсервованную широту 24°22&#8242; (24°21&#8242;), долготу по хронометрам 20°41&#8242; (20°53&#8242;14&#8243;).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Беспрестанно переменные тихие ветры, маловетрия и частые штили мучили нас до 28-го числа ноября. Во все сие время мы принуждены были поворачивать то на тот, то на другой галс, располагая оными с выгодою по направлению ветров, которые почти ежечасно переменялись, чтобы как можно более и более приближаться к экватору и скорее встретить пассатные ветры. Тропик Рака мы прошли поутру 23-го числа, но настоящий пассатный ветр от N, хотя и весьма тихий, встретили мы в 6 часов вечера 28-го числа, будучи тогда в широте 20° [53 - Можно сказать, во всех учебных навигационных книгах упоминается, что между тропиками беспрестанно господствуют пассатные ветры. Но я имел случай в зимние месяцы нашего полушария испытать несправедливость сего утверждения по северную сторону экватора три раза, в 1804, 1805 и в сем году.]. С 20-го по 28-го число ничего особенно примечательного не случилось; погода была сухая; небо хотя почти всегда было покрыто облаками, но недождливыми и негустыми; солнце часто сквозь их было видно, и нередко сияние его не слишком было для нас приятно в жарком климате. Градусы термометра, высота барометра, также астрономические наблюдения, сделанные нами в помянутом промежутке времени, означены в таблице счисления пути и метеорологических наблюдений. На пространстве сего скучного перехода мы часто видели летучую рыбу (flying-fish англичанами – и Poisson volant французами называемую) и разные роды других рыб, но поймать удами ни одной не могли; неискусству ли нашему или недостатку в приманке сие приписать должно, я не знаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вошед в пассатные ветры, мы стали держать к SW в намерении пройти на виду островов Зеленого Мыса&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, чтобы от них взять пункт отшествия для переходу к бразильскому берегу. 29-го числа ветр стал гораздо свежее прежнего, дуя от N прямо. Сего дни склонение компаса по амплитуду солнца при захождении нашли мы 13&#189;° W, будучи в полдень в широте по обсервации 19°31&#8242;2&#8243; (19°33&#8242;14&#8243;), долготе по хронометрам 24°52&#8242;26&#8243; (24°47&#8242;27&#8243;). В ночь на 30-е число пассатный ветр отошел к NO и продолжал дуть умеренно и ровно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Декабря 1-го, в 4 часа пополудни, увидели мы вершину острова Св. Антония, одного из островов Зеленого Мыса. Он показался нам по компасу на NOtОЅО, в глазомерном расстоянии, судя по высоте его и чистой погоде, не менее 60 миль. Приняв за справедливое наше место, определенное сим пеленгом, найдется, что долгота, хронометрами показуемая, на 18' западнее настоящей, а числимая западнее истинной долготы на 1°7&#8242;, но сей важный предмет требует точнейшего объяснения и строжайшего исследования, и потому здесь о нем упоминается, так сказать, мимоходом. Известно, сколь трудно глазомером определить расстояние от высоких, гористых земель, как бы кто искусен ни был в такого рода замечаниях. Даже знавши точно перпендикулярную высоту вершины видимого высокого берега, едва ли можно, не видя прибоя воды, отгадать расстояние до него, не сделав ошибки на треть или одну четверть оного. Притом надобно помнить и то, какое действие рефракция, зависящая от состояния атмосферы, производит в явлении отдаленных предметов. Следовательно, пункт, таким пеленгом определенный, не может служить нимало основанием для поверки хронометров. По сим причинам мы стали вести свое счисление от пеленгованного пункта, назначая притом и поправку разности между им и показуемым хронометрами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мореплавателям известно, что пассатные ветры не до самого экватора простираются и не всякий год и не во всякое время года они перестают дуть в одной и той же широте; иногда уничтожаются они ближе к экватору, иногда далее от него. Ванкувер&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> в мае месяце 1791 года потерял пассатный ветр в широте 6°20&#8242;; Лаперуза&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> в августе 1785 года оставил он в широте 14°, а Дантрекасто&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> 1791 года в ноябре в широте 9°. В широтах, где перестают дуть пассатные ветры, наступают обыкновенно штили и маловетрия, сопровождаемые проливными дождями и частым громом. В сей тихой полосе воды подвержены сильным течениям, по большей части имеющим направление к W и к NW. Оные производят великое влияние на курсы кораблей по причине малого их хода. И для того, чтобы пройти экватор в известном градусе долготы, надобно заблаговременно, не выходя из свежих пассатных ветров, расположить так курсом, чтобы, приближаясь к экватору, течения не могли в полосе, где почти вечно тихие ветры царствуют, склонить слишком много к западу. Суда, идущие из Европы к мысу Доброй Надежды или в Южную Америку, по большей части проходят экватор между 18 и 26 градусами долготы. Рассматривая в журналах знаменитых мореплавателей мнение их, под каким градусом долготы выгоднее проходить экватор, я увидел, что некоторые из них совершенно различно думают между собою о сем предмете. Лаперуз говорит: чем долгота при переходе через экватор восточнее, тем лучше, и что он желал бы пройти его в долготе 10°, считая от Парижа (то есть в 7°40&#8242; от Гринвича). Ванкувер противное тому утверждает. Вот что сей славный мореплаватель говорит: «Проходить экватор так далеко к западу (25°15&#8242; долготы, в которой Ванкувер его проходил) многие опорачивают, потому что сие может слишком приблизить суда к опасному бразильскому берегу. Я, однако ж, не согласен с сим мнением: мне кажется, напротив того, что многие выгоды могут произойти от перехода экватора около сей долготы. Одна из них есть та, что сей путь не столь подвержен таким долговременным штилям и проливным дождям, какие встречаются в частях сей полосы, лежащих далее к востоку. По всем сведениям, которые мне удалось собрать, я не вижу причины, которая бы показывала, что, держась ближе к востоку, можно сократить расстояния перехода. Но известно, что суда, правившие таким курсом, чтобы пройти экватор под 10°15&#8242; или 20° долготы пассатным ветром, дующим в сих долготах от румбов ближе к S, нежели к О, были снесены в долготу 25, 26 и 27° прежде, нежели они достигли полосы переменных ветров, и, сверх того, еще не могли пользоваться беспрестанным ветром и чистой погодой, которую мы имели, с малым исключением, от 21 до 24 числа».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приняв за правило с самого начала плавания моего более руководствоваться замечаниями и мнением капитана Ванкувера [54 - Выключая славного Кука72, капитан Ванкувер, по мнению моему, есть первейший из мореплавателей. Может быть, я и ошибаюсь: только мне кажется, что и капитан Кук, открытиями своими приобретший бессмертную славу, не превосходит нимало Ванкувера ни искусством в великой науке мореплавания, ни мужеством и твердостью духа и никакими другими свойствами, потребными начальникам, посылаемым для морских открытий. Словом сказать, Ванкувер имел способности и был в состоянии сделать все то, что Кук совершил, если бы судьбе угодно было произвести его на свет прежде сего мореплавателя, который после своих трех вояжей очень мало предметов оставил для открытий и славы будущим мореплавателям.], я решился принять его совет предпочтительнее мнению французского мореплавателя; и для того от островов Зеленого Мыса стал держать так, чтобы в состоянии быть перейти чрез экватор в долготе 26 или 27°. Почему курс наш от островов Зеленого Мыса по компасу был StO, по которому мы и стали править.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свежий пассатный ветр прямо от NO, а изредка от ONO, дул до рассвета 5-го числа, а потом отошел к О и сделался тише. Около полудни перешел он в SO четверть и стал дуть еще тише, переменяясь беспрестанно с одного румба на другой. Сие нам показало, что пассаты нас оставили (в широте 7°) и наступают экваторные штили. В полдень сего числа по обсервации мы находились в широте 7°7&#8242;41&#8243; [55 - В рукописи: 7°7&#8242;21&#8243;.]; в долготе по хронометрам 23°52&#8242;49&#8243;; поутру склонение компаса мы нашли по азимуту 8&#189;° W.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Идучи пассатными ветрами, мы имели по большей части ясную погоду; часто, однако ж, небо было покрыто светлыми, волнистыми, кудрявыми, редкими облаками, которые неслись высоко в атмосфере по направлению против ветра. В поясе пассатов мы нашли немалозначащее течение вод по ветру. 3 декабря, в полдень, будучи по обсервациям в широте 11°38&#8242;29&#8243; [56 - В рукописи: 11°39&#8242;05&#8243;.], в долготе 25°22&#8242;12&#8243; (25°32&#8242;02&#8243;), наше место от счислимого пункта находилось на WSW в 42 милях. На сие расстояние снесло нас в 48 часов, следовательно, равномерное течение было около мили в час.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 5-го по 18-е число декабря мы находились в самом несносном положении. Частые штили и беспрестанно переменяющиеся тихие ветры заставляли нас всякий час переменять курс и ворочать парусами. Небо почти во все сие время было покрыто черными, грозными тучами; всякую ночь кругом нас мы видели жестокую молнию и слышали гром, а очень часто прямо над нами гремел он и молния блистала страшным образом. Дождь лил ежечасно в великом количестве, так что развешенный на шканцах&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> тент в минуту наполнял бочку. А что несноснее и мучительнее было как для офицеров, так и для команды, то это шквалы, которые беспрестанно находили с разных сторон горизонта и всегда приносили с собой проливной дождь; но никогда крепкого порыва ветра мы не имели. Однако ж известно, что дождевые тучи приносят с собою жестокие вихри, да и в сем случае вдали они всегда имели грозный вид и все признаки жестокого шквала, а потому мы всякий час принуждены были держать всю команду у парусов, в готовности убирать оные. Тихие же ветры принуждали нас нести все паруса, какие только мы имели, даже и в ночное время; иначе целого месяца было бы мало на переход сей несносной полосы жаркого пояса; а имея много парусов, безопасность мачт, да и целость самого судна, можно сказать, требовали величайшей осторожности с нашей стороны. Сверх того, невзирая на продолжительные ливни, теплота была чрезвычайная, и хотя солнце редко и не надолго показывалось из-за облаков, но лишь оно начинало сиять, в ту же минуту и жар становился несносным. В таблице счисления пути и метеорологических наблюдений означены разные степени теплоты и высоты барометра, ежедневно нами замеченные. В ней же показано и малое число астрономических наблюдений, которые мы могли во время сего перехода сделать. Кроме того, что мы терпели от состояния атмосферы, море не менее нам вреда причиняло: во все помянутые 13 дней волнение, или, лучше сказать, зыбь была большая, неправильная, какая бывает обыкновенно после ветров, крепко дующих скоро один после другого с разных сторон. Толчея сия валила нас то с носу на корму, то с боку на бок, всегда, когда ветр совсем утихал и шлюп не имел ходу. Казалось, что птицы и рыбы убегают сего неприятного климата: первых мы видели очень мало из рода петрелей&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, а последних и того меньше. Однако ж нам удалось поймать удою одну из рода известных обжорливых рыб, называемых англичанами shark, а французами requin&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. Пойманная нами рыба весила без головы и без хвоста 2 пуда 9 фунтов и послужила очень хорошим блюдом для нас и для команды, будучи хорошо уварена и приправлена горчицею, уксусом и перцем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме сей добычи, мы воспользовались сильными дождями и набрали несколько бочек дождевой воды: она служила нам для варения пищи и для мытья белья. Надобно сказать, что как хорошо ни была сварена сия вода, она всегда удерживала в себе какой-то противный вкус и запах; чай из нее совсем терял свою приятность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До 10-го числа мы не имели большой разности между счислимым пунктом и настоящим нашим местом [57 - Если может когда-нибудь случиться, чтобы счислимый и обсервациями определенные пункты были сходны, то это весьма редко; разность между ими всегда должна быть от несовершенства средств, употребляемых для счисления пути. Я разумею машины и способы, служащие к правлению корабля, к измерению хода и к определению дрейфа. Но если помянутая разность слишком велика и невероятно, чтобы она могла произойти от погрешности в счислении, в таком случае течение должно быть причиной оной, и в морских журналах таковые разности надлежит особенно и подробно замечать. Впрочем, небольшое несходство между счислимым пунктом и истинным местом, как, например, 4 или 5 миль в 100 или 200 милях суточного переплытого расстояния, должно приписывать погрешности, от средств путесчисления происходящей, если нет особенных причин, доказывающих существование течения, от действия коего таковая разность могла произойти.]. Но в полдень сего числа, имея случай по обсервациям определить нашу широту 3°42&#8242;31&#8243; (3°45&#8242;10&#8243;) и долготу 23°45&#8242;40&#8243; (23°42&#8242;), мы нашли, что в последние двое суток течение нас снесло к W на 45 миль. После сего дни до 13-го числа мы не имели случая никаких астрономических наблюдений сделать, но в полдень 13-го числа определили наше истинное место в широте 3°24&#8242;56&#8243; (3°26&#8242;44&#8243;), в долготе 24°24&#8242;12&#8243; (24°14&#8242;22&#8243;), которое от счислимого пункта было на NW в расстоянии 75 миль. Следовательно, полагая течение равномерным, оно шло к NW немного более мили в час. Сия разность в счислении, подавшая нас на такое большое расстояние назад, тем более нас огорчила и была чувствительнее, что мы воображали себя на столько же от счислимого пункта к югу, на сколько в самом деле находились от него в противную сторону и когда думали, что находимся близко экватора. В ожидании с часу на час встретить SO пассатный ветр, вдруг увидели, что мы еще от него в расстоянии почти 3&#189; градусов по меридиану; бывшая, по-видимому, от N, в течение сих трех суток, зыбь была причиной таковой нашей ошибки. Нам казалось, что она валит нас к S, но в самом деле то же самое течение, которое так далеко снесло нас к N, причиняло обманчивое направление зыби от N.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Настоящий SO пассат встретил нас около полудни 18-го числа по обсервации в широте 2°3&#8242;14&#8243; (2°3&#8242;44&#8243;) N, в долготе по хронометрии 25°55&#189;'. Сначала стал он дуть от SSO очень тихо, потом, постепенно усиливаясь и отходя понемногу к О, сделался свежий ровный ветр. С пассатным ветром наступила также и ясная погода; иногда облака покрывали небо, но они были редки, светлы, неслись высоко, не причиняя ни дождя, ни крепких порывов. Прохладительный умеренный ветр и сухая благоприятная погода доставили нам большое удовольствие после всех претерпенных нами неприятностей. Мы вымыли, вычистили и окурили деки. Офицеры и матросы просушили и проветрили свое платье, вымыли белье и вычистили все вещи, которые от тепла начали плеснеть и ржаветь; почти можно сказать, что мы получили новую жизнь со дня встречи пассатных ветров. Войдя в полосу оных, мы стали держать самый полный бейдевинд так, чтобы брам-лисели могли хорошо стоять, не заполаскивая брамселей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19 декабря видели мы два судна и с мореплавателями одного из них, принадлежащего Американским штатам, говорили: оно плыло из Восточной Индии в Северную Америку; а другое, очень большое судно, шло с нами почти одним курсом; по всем приметам оно должно быть португальское, идущее в Бразилию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Двадцатого числа декабря, во втором часу после полудни, прошли мы экватор в долготе 27°11&#8242;. Ветр тогда был умеренный и погода прекрасная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У иностранных мореплавателей есть обыкновение совершать при переходе чрез экватор некоторый смешной, или, лучше сказать, глупый, обряд, издавна введенный и по сие время наблюдаемый на английских, французских и голландских судах; оный состоит в том, что все те, которые в первый раз проходят экватор, должны богу морей (коего обыкновенное местопребывание полагать должно на самой границе Северного и Южного полушария) приносить некоторую дань, обмывшись прежде в морской воде. На английских военных кораблях обряд сей иногда отправляется с большой церемонией и парадом, к которому за несколько дней начинают приготовляться. Один матрос представляет Нептуна, другой супругу его Амфитриту, третий сына их Тритона; некоторые из них играют ролю морских существ, составляющих свиту или двор бога морей. Не нужно сказывать, я думаю, что мифология не призывается в совет к составлению приличных нарядов для сей водяной труппы. Им позволяется при таких случаях обыкновенно руководствоваться собственным своим вкусом, который отгадать не мудрено: чем безобразнее, тем лучше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В час прохождения экватора, если это случится днем, а когда ночью, то поутру на другой день, Нептун и вся его свита в полном уборе сбираются на бак. Он спускается по веревке с носу корабля почти до самой воды и кричит в рупор страшным голосом: На корабле, алло! Тогда непременно капитан сам должен ему отвечать со шканец. По ответе: алло, Нептун начинает делать вопросы: какой корабль, кто командир, откуда и куда идет и есть ли на нем такие, которые в первый раз проходят экватор? Получа ответы на каждый вопрос порознь, он кричит: Ложись в дрейф! На сие капитан приказывает класть грот-марсель на стеньгу&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, не в самом деле, а только примерно, а корабль продолжает плыть без остановки. Тогда Нептун поднимается на бак и садится в сделанную для него нарочно колесницу, будучи окружен всею свитою своею, едет по шкафуту&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> на шканцы. Колесницу его везут шесть или восемь совершенных чудовищ, с длинными распущенными волосами и с распещренным разными красками нагим телом, от головы до поясницы; музыка ему предшествует. По прибытии на шканцы строй солдат отдает честь; капитан принимает его и подает список всем тем, которые прежде не проходили экватора. После нескольких вопросов и ответов с той и другой стороны, в коих Нептун всегда старается ввернуть сколько можно более остроумных и замысловатых шуток, он с такой же церемонией при громе музыки отправляется со шканец на палубу. Там царедворцы его ставят пребольшую кадку, наполненную водой, и Нептун посылает, выкликая по списку за теми, кто не проходил экватора прежде, чтобы представились к нему для изъявления своего почтения и для принесения должной дани. В ответ на его призыв обыкновенно офицеры и пассажиры посылают к нему бутылку или две водки, извиняясь, что дурное состояние здоровья, домашние хлопоты и пр. лишают их удовольствия иметь высокую честь представиться к владыке морей. Все такие извинения всегда принимаются отменно благосклонно. Но кто не в состоянии или не хочет сделать помянутого приношения, тот должен сам явиться непременно и выдержать следующую церемонию: завязывают ему глаза и сажают на доску, положенную поперек кадки, наполненной водою; один из свиты, представляющий нептунова брадобрея, намазывает ему бороду, а часто и все лицо, вместо мыла смолою и бреет куском дерева с аршин в длину, обрубленным наподобие бритвы. После сего по данному знаку доску с кадки из-под сидящего на ней вмиг выдергивают, и он погружается в воду и лишь едва успеет выкарабкаться, как вдруг ведрами со всех сторон его обливают. Все представляющиеся Нептуну непременно должны следовать сему порядку; этикет его двора требует того. Последствием всех таких церемониальных дней обыкновенно бывает то, что на другой день Нептун, Амфитрита, Тритон, все царедворцы и их друзья чувствуют необыкновенную головную боль от действия многих приношений. Желая сделать для наших матросов сколько возможно памятнее сей день, в который российское императорское судно проходило экватор, я позволил им следовать подобному обряду, с одним только исключением, а именно – запретил давать им водку, но по окончании церемонии велел сварить для них пунш.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С экватора при определении курса вообще держался я того же правила, как и вступя в SO пассатный ветр: идти самый полный бейдевинд&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, а когда ветр отходил к О, то шли мы и полнее, наблюдая с точностью, чтобы направление генерального нашего пути, показуемого астрономическими наблюдениями, было в параллель бразильскому берегу, простирающемуся от мыса Св. Августина до каменьев, называемых Аброголас&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> (Аbroholas), которых параллель прошли мы в ночь с 30 на 31 декабря. На сем переходе ничего особенно занимательного с нами не случилось: ветры по большей части были умеренные и дули от OSO, OtS, a иногда прямо от О, по ночам случалось, однако ж нечасто, что ветр совсем утихал и после переходил в другую четверть горизонта, но по восхождении солнца опять начинал дуть от вышеозначенных румбов SO четверти. Волнения совсем не было, и море всегда было покойно. Почти беспрестанно светлая погода позволяла нам всякий день делать разные астрономические наблюдения как для определения широты и долготы, так и для сыскания склонения компаса. Имея случай ежедневно определять наше место астрономическими способами, мы нашли, что в 11 дней течение, которое здесь есть натуральное следствие беспрестанно дующего с восточной стороны пассатного ветра, снесло нас к W на 120 миль. 20 декабря, будучи на экваторе, истинное наше место от счислимого пункта отстояло к W в 261 миле, а 31-го числа, в полдень, находясь в широте 18°59&#189;' S, разность между помянутыми двумя пунктами была 381 миля; долгота, показуемая хронометрами, немного разнствовала с найденной лунными обсервациями, как то видно в таблице счисления пути.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С самого вступления в SO пассатный ветр мы беспрестанно всякий день и ночь были окружены великими стадами албикоров, бонит и других больших рыб, которые за нами следовали во все время подле самого борта, но поймать мы ни одной не могли. У нас были все рыболовные инструменты: разного рода уды, гарпуны, остроги и пр., и мы пробовали все известные нам средства, однако ж всегда без успеху. Я считаю, что для сего надобно особливое искусство, или, лучше сказать, ловкость: должно знать сноровку, когда ударить и каким образом, потому что на английских кораблях мне случалось видеть матросов, по нескольку рыб в день убивавших острогами при весьма большом ходе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пройдя параллель каменьев Аброголас, мы стали держать западнее, вдоль берега, идущего от сих каменьев к мысу Фрио&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первого генваря 1808 года, в полдень, счислимый наш пункт находился подле самых островов Мартин-Вазы, лежащих к востоку от острова Тринидад, а настоящее место было в широте 20°45&#189;' (20°48&#189;') S, в долготе 35°13&#189;' (35°6&#8242;12&#8243;) W, почти на том месте, где должен быть мнимый остров Восшествия Св. Духа (Assensio) [58 - Некоторые географы по сие время верят существованию сего острова и полагают его в широте 20°38&#8242; S, в долготе 35°40&#8242; W. Другие, напротив, утверждают, что он не существует. Лаперуз искал его и не нашел; он думает, что португальцы, остров Тринидад видевшие, по ошибке в долготе заключили, что сделали новое открытие, дали ему другое место на карте и назвали Assensio. В 1785 году бразильский вицерой посылал нарочно судно искать сей остров, которое возвратилось без успеху. На английских картах Стилева издания он положен в широте 20°45&#8242; S, в долготе 35°7&#8242; W, a на картах Арросмита его совсем нет. Многие думают, что назначать на картах все острова, каменья и мели, открытые прежними мореплавателями, которые, за недостатком астрономических способов, не могли определить настоящего их места и кои новейшими мореплавателями, несмотря на все меры, употребленные ими к отысканию прежних открытий, не сысканы, есть дело бесполезное и не только бесполезное, но даже и вредное, потому что все такие мнимые, в самом деле не существующие опасности оставляют мореплавателя во многих случаях в недоумении, заставляют его без нужды отдаляться от прямого своего пути, в ночное и туманное время уменьшать ход и чрез то терять напрасно время и пр. Противные сему мнению утверждают, что изгладить с морских карт опасности, примеченные прежними мореходцами, которые за недостатком средств не могли быть верно определены, однако ж в самом деле хотя и не в том месте, но существуют, значит подвергать суда всем ужасам кораблекрушения на неизвестном берегу или на неизвестных мелях; камень, каменный риф или небольшой остров может избежать внимания тысячи плывущих близ его, а случайно примечен или найден одним. Если мне позволено объявить мое мнение о сем предмете, я бы советовал все такие открытия, мнимые ли они или сомнительные, непременно означать на морских картах, но при них издавать лоции, с описанием положенных на оных опасностей, кто их нашел, где, когда, в каком случае, широту и долготу; тогда всякий мореплаватель будет о них судить по собственному своему благоразумию, истинные ли они или мнимые, существуют ли они или нет, до какой степени вероятности существование их простирается и есть ли основательная причина остерегаться и избегать их или нет? Получив в Камчатке путешествие капитана Крузенштерна, увидел я, что и он искал вышеупомянутый остров, но не нашел.]. Новый год мы праздновали так, как уединенное наше положение и беспрестанное двумесячное пребывание в море нам позволило.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Команде велел я сварить пунш, а которые не пили пунша, тем давали чай. Сей день примечателен был также для нас и потому, что солнце было прямо в нашем зените и мы брали его полуденную высоту вдруг против N, S, О и W.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В полдень 3-го числа широта наша по обсервациям была 23°36&#8242;52&#8243; (23°29&#8242;58&#8243;), следовательно, мы прошли тогда южной тропик. На другой день (4-го числа) и поутру 5-го числа видели много носящегося лесу, хворосту, всякой травы и два апельсина. Некоторые из деревьев были очень велики; на одно из них, длиною сажени в 4, а толщиною не менее 1&#189; или 2 фут в диаметре, мы едва было не нашли. Ход судно имело большой, и если бы не успели вовремя увидеть и отворотить, то, ударившись в конец дерева, могли бы повредить обшивку, и для того я велел после беспрестанно одному человеку сидеть на утлегаре&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> и смотреть вперед. Сим способом мы миновали несколько деревьев еще, не тронув ни одного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В полдень 6-го числа место наше было в широте по обсервации 26°13&#8242;9&#8243; (26°15&#8242;), в долготе по хронометрам 43°04&#189;' (42°46&#8242;19&#8243;), а по расстоянию луны от солнца 42°52&#8242;. От сего пункта мы стали держать прямо к острову Св. Екатерины. Ветры и погоды нам продолжали благоприятствовать, хотя первые со дня переходу нашего через тропик перестали быть столь постоянны, как прежде, отходя иногда к N и к NW, но со всем тем всегда были нам благополучны. В ночь с 6-го на 7-е число ветр дул крепкий, порывами от NNO и N, а особливо поутру. Тонкие светлые облака неслись с невероятной скоростью по ветру и были гораздо ниже обыкновенного их стояния в атмосфере здешнего климата.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночью мы несли только одни марсели&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>; к полудню ветр сделался тише, и мы опять поставили все паруса. Сего дни поутру видели мы под ветром у нас португальское двухмачтовое судно, шедшее к О нам навстречу, а после полудни прошел мимо нас необыкновенно большой кит: я никогда не видывал кита такой чрезвычайной величины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В полночь с 7-го на 8-е число достали мы дно на глубине 75 сажен, грунт черный, жидкий ил. Тогда мы находились от северной оконечности острова Св. Екатерины&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> на NО в 60 милях; в 4 часа утра глубина была 70 сажен, грунт такой же, какой и прежде. По восхождении солнца ветр утих совсем, и сделалось облачно и пасмурно. Кругом нас летало и на воде сидело множество разного рода птиц, которые никогда далеко от берегов не летают. С полудни ветр стал дуть умеренный от S, и в 2 часа открылся нам бразильский берег к SW. В 7-м часу мы были к нему довольно близко и могли рассмотреть положение оного и различить остров Св. Екатерины и лежащие при входе в гавань оного два небольшие острова, Арворедо и Галеру. Определя место свое по пеленгам, мы были в 7&#189; часов от первого из помянутых островков на NtO в 15 милях. Сие место от счислимого пункта отстояло на W в расстоянии 258 миль, что составляет разность между истинной и счислимой долготой 4°48&#8242;; надобно знать, что здесь я разумею ту счислимую долготу, которую мы ежедневно в полдень находили, исправляя ее обсервованною широтою, приняв за истинное румб, или отшествие, или половину двух отшествий, смотря каким курсом шли, а не ту, какую англичане употребляют под названием счислимой долготы, относя место свое, определенное обсервованною широтою, во всех случаях прямо по меридиану. Я на своей карте и сей пункт также означал; оный находился от пункта, показанного настоящей счислимой долготой, к О в 108 милях, то есть 2 градусами 1&#189; минутами более разнился с истинным местом, нежели пункт, при счислении коего исправы употреблялись. Сие может послужить некоторым доказательством, что исправы не есть лишняя и бесполезная вещь, как то многие мореплаватели думают, а особливо английское: они их никогда не употребляют. Противный и притом весьма тихий ветр препятствовал нам сего дни войти в гавань, а на другой день (9-го числа) все утро был штиль. Мы тогда видели около себя со всех сторон множество китов, плавающих на поверхности тихой воды. Большое число виденных нами сих животных показывает, что китовый промысел у здешних берегов должен быть отменно прибылен. Скоро после полудни сделался тихий ветр от ONO, с которым мы вошли в гавань, и в половине 8-го часа вечера стали на якорь на глубине 6&#189; сажен – грунт ил, – в полуторах милях от крепости Санта-Крус&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> к SO.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Идучи на рейд, мы сделали обыкновенный сигнал для призыву лоцмана и подняли свой флаг и вымпел, однако ж к нам никто не приехал. Португальское военное судно (гард-кот)&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> тогда шло из гавани нам навстречу; на нем был поднят флаг, а на крепостях нет. Причиной сего, я думаю, было то, что португальцы боялись нашего салюта, который мы обязаны были сделать по трактату, и им надобно было отвечать на него, а у них, весьма вероятно, или совсем не было пороху, или если и было, то так мало, что они не хотели расстаться даром с такой для них драгоценностью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне случилось на английском фрегате быть в Фаяле, одном из Азорских островов&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, принадлежащих Португалии. Капитан наш послал на берег офицера снестись с комендантом, – будет ли крепость отвечать равным числом выстрелов на наш салют. Добренький комендант был очень откровенен и прямо признался посланному офицеру, что в крепости почти совсем нет пороха, и потому просил капитана, нельзя ли обойтись без салюта. Этот случай заставил меня такой же причине приписать невнимание португальцев, когда мы шли на рейд, что впоследствии оказалось совершенно справедливым. Хотя лоцман к нам не приехал, однако ж мы пришли в самую средину гавани без малейшего затруднения с помощью плана сей гавани, сделанного капитаном Крузенштерном, который я от него получил в числе некоторых других карт, выгравированных для его вояжа. План сей так верно сделан и все на берегах высокости и приметные места с такою точностью означены на оном, что мы тотчас, почти при первом взгляде, различили все предметы, по коим надлежало править.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы шли между островом Арворедом и мысом Ропою, хотя по положению, в коем мы находились поутру, для нас было гораздо ближе идти между помянутым островом и другим маленьким островком, Галерою; но Лаперуз в своем вояже упоминает, что сим последним входом опасно идти без знающего проводника. На карте капитана Крузенштерна никакой опасности в сем проходе не назначено, и никаких признаков оным мы не приметили. Однако ж, полагая, что тут могут быть подводные камни, избежавшие внимания капитана Крузенштерна и которые не попали на его промер, я предпочел безопаснейший кратчайшему пути, через то часом или двумя пришел позднее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К сей части бразильского берега весьма удобно и безопасно идущие с океана суда могут приходить на вид, как бы велика разность в долготе у них ни была: в 60 или 75 [59 - В рукописи: в 20 или 25.] милях от берега можно достать дно на глубине менее 100 сажен, потом глубина сия уменьшается постепенно, так что нет никакой опасности править прямо к берегу и идти под всеми парусами ночью или в туман, надобно только время от времени приводить в дрейф и бросать лот, а глубина всегда покажет расстояние от берега, к которому самые большие корабли могут безопасно подходить на расстояние полумили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь кстати будет, я думаю, сказать, что на некоторых английских картах долготы сего берега очень неверно положены. Настоящая долгота гавани острова Св. Екатерины, определенная Лаперузом, есть 48°; на карте Арросмита меридиан сей долготы идет по самому западному берегу гавани, а на плане капитана Крузенштерна посредине; самая же большая ширина оной только 6&#189; миль, следовательно, 48° есть истинная ее долгота без всякого сомнения. Но на английской карте, изданной Стилем, гавань сия положена на долготе 49°20&#8242;, а на другой, издания Лори и Виттеля, – в 49°. При выборе морских карт надобно быть отменно осторожну, а особливо в Англии, не должно верить надписям: вернейшая, точнейшая, новейшая карта и пр. и пр. Самые несправедливые, наполненные величайшими непростительными погрешностями карты с такими надписями продаются в Лондоне, которых все достоинство состоит только в одной гравировке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В переходе из Англии до острова Св. Екатерины у нас никогда не было больных более двух человек, да и те имели самые обыкновенные легкие припадки, не зависящие нимало ни от морских вояжей, ни от перемены климата, и которые более трех дней не продолжались. Шлюп не потерпел никаких повреждений в корпусе, а в вооружении только одна форстеньга&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> дала трещину в несносные жары, когда солнце было близко зенита; действие его лучей могло бы большой вред причинить нашей палубе, наружной обшивке и баргоуту&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, которые все сосновые, если бы мы не покрывали их парусами и брезентами всегда, когда солнце сияло. Сия предосторожность сделала нам большую пользу.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава четвертая<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пребывание в гавани острова Св. Екатерины в Бразилии и описание оной<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Генваря 9-го в 8-м часу вечера стали мы на якорь в гавани Св. Екатерины, тогда было уже темно. Но пока мы входили в гавань, невозможно было нас не приметить с трех крепостей, при устье оной находящихся, и с одного гард-кота, стоявшего на якоре под самым берегом, однако ж невнимание гарнизона и жителей было так велико, что казалось или на всех берегах сей пространной гавани нет ни одного жителя, или они все разбежались по лесам. Как бы португальцы ленивы и беспечны ни были, я не мог себе вообразить, чтобы прибытие в их соседство военного судна (что здесь весьма редко случается) не возбудило в них любопытства, по крайней мере, выйти на берег и взглянуть на него, и более потому, что мы были под флагом, им мало известным. Пустота в такой обширной гавани, где, кроме вышеупомянутого гард-кота, ни одного судна, ни одной лодки не было, глубокая тишина по берегам оной, высокие окружающие гавань горы, покрытые непроходимым дремучим лесом, и слабый исчезающий вечерний свет представили нам сей прекрасный порт в таком диком, нелюдимом состоянии, что прежде не видевшие колоний, принадлежащих Португалии, с трудом поверили бы, чтобы места сии когда-нибудь были обитаемы европейцами. По берегам рассеяно несколько хижин, но они казались нам необитаемыми или их жители были погружены в глубоком сне; только лишь на валу одной из крепостей мы видели трех или четырех человек в епанчах: кто они были – монахи, нищие или солдаты, мы не знаем [60 - Не доходя до устья гавани, мы видели двух земледельцев в работе на полях, лежащих на отлогости гор.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Положа якорь, я хотел выстрелить из пушки в знак, чтобы жители в селениях, не на самом берегу лежащих, могли узнать о прибытии к ним чужестранцев и на другой день привезти нам каких-нибудь свежих съестных припасов, в коих мы имели большую нужду; но прежде нежели сей сигнал был сделан, приехал к нам от начальника одной из крепостей унтер-офицер, по обыкновению, узнать: кто мы, откуда, и куда идем, и зачем пришли. Он не знал никакого языка, кроме португальского, а у нас никто по-португальски говорить не умел, однако ж выбранные из лексикона слова удовлетворили вполне всем его вопросам. То же средство сообщания мыслей при помощи телодвижений помогло нам и его выразуметь: он нам сказал, что на другой день поутру сигналом с крепости дано будет знать в город Nosstra Senora del Desterro&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, губернаторское местопребывание, о нашем прибытии и, по получении оттуда ответа, мы сами можем ехать в город и закупать все, что нам надобно. Кроме сего разговора, который происходил между нами, так сказать, по должности или по службе, мы могли и о посторонних делах сообщать взаимно друг другу свои мысли. Мы от него узнали, что он здесь находился во время посещения сей гавани кораблями «Надеждой» и «Невою», помнит капитанов Крузенштерна и Лисянского и показал нам место, где они стояли на якоре. Расстались мы будучи совершенно довольны один другим, и более потому, что хорошо друг друга поняли; а за всю такую выгоду мы обязаны лексикону. Сей случай подает мне справедливую причину советовать всем командирам отправляющихся в отдаленные кампании судов брать с собою испанский и португальский лексиконы. Оба сии языка между нами совсем неизвестны, а притом и народы, коим они природные, очень редко или, лучше сказать, почти никогда не занимаются изучением вообще известных европейских языков, как-то: французского, немецкого и английского, имея же порядочный лексикон, можно всякое дело довольно свободно выразить с достаточной точностью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На другой день (10 генваря), поутру, мы переменили место, подошли ближе к берегу и стали фертоинг на глубине 5 сажен; грунт густой ил. Место наше было от крепости С. Крус на StW в расстоянии 1&#188; мили. Приехавший из сей крепости адъютант уведомил меня, что повеление губернаторское последовало позволить нам приступить к исправлению наших надобностей на берегу, также ехать в город и закупать нужные нам провизии и вещи. В 10-м часу я ездил с адъютантом к коменданту здешних крепостей; не понимая друг друга в разговорах, визит мой был очень короток. По приказанию коменданта адъютант его показал место, где мы можем поставить палатки для обсерватории, и недалеко от оного ручей пресной воды. После полудни мы успели свезти на берег пустые водяные бочки, поставить палатки для караула и для астрономических инструментов, которые со шлюпа перевезли на берег. Делать астрономические наблюдения для исследования хода хронометров возложено было на штурмана Хлебникова и на помощников его Новицкого и Среднего. За работами, производимыми на берегу, приказано было смотреть гардемаринам, из коих один там беспрестанно находился с вооруженным караулом, а о исправлениях и работах на шлюпе попечение имели вахтенные офицеры. Сего дни, кроме привезенных на лодке к борту арбузов, мы ничего свежего для команды на берегу купить не могли, невзирая на все наши старания сыскать что-нибудь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночью на 11-е число по горам и прямо над нами был сильный гром и молния с проливным дождем, в продолжение коего нашел от SW жестокий шквал и продолжался около четверти часа; потом опять стало тихо, а к рассвету и гроза прошла. В 9-м часу поутру поехал я на своей шлюпке в город. Комендант послал со мной унтер-офицера показать мне дорогу и пристань. Ветра почти совсем не было, и мы принуждены были идти на гребле, так что не прежде 12-го часа туда приехали. Расстояние от места, где шлюп стоял, до города было от 9 до 10 миль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По прибытии к губернатору он меня тотчас принял. Как он сам, так и адъютанты его или не знали, или не хотели говорить ни по-французски, ни по-английски (первое, однако ж, вероятнее), и потому призвали одного молодого португальца, изрядно знающего английский язык, быть переводчиком между нами. После ответов на обыкновенные вопросы, относящиеся к нашей экспедиции и к европейским политическим новостям, я стал просить позволения купить в городе нужных для нас провизий и вещей и просил дать мне средства как можно скорее все это кончить. Губернатор на просьбу мою охотно согласился и тотчас, призвав одного из богатейших здешних купцов, приказал ему при мне пособить нам сыскать все те вещи, в которых мы имели нужду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рекомендательное письмо, данное мне португальским министром в Лондоне к графу Дез-Аркос, рио-жанейрскому вицерою&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, для доставления к нему, я вручил г-ну губернатору. По просьбе моей он также обещался верно препроводить в Рио-Жанейро мои депеши для отправления в Лиссабон, откуда посредством нашего министра или консула они могут быть отосланы в Петербург.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В обхождении, в разговорах и в поступках со мною губернатор показывал отменную учтивость и приветливость, кои были верными знаками хорошего его воспитания. Он приглашал меня к обеденному своему столу, но беспокойство, чтобы не упустить ни одного благоприятного случая и не потерять ни одной минуты в приготовлении шлюпа к походу, заставило меня извиниться, что обстоятельства препятствуют мне воспользоваться предлагаемой честью. Губернатор – человек молодой, между 25 и 30 лет, мал ростом и не статен собою, но в лице имеет много приятного. Имя его Don Suir Mauricio da Silveira, из знатной португальской фамилии; военный его ранг – армии капитан, а гражданским своим достоинством равняется он с генерал-поручиком и имеет титул превосходительства (Excellenza).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оставив губернатора, любопытство заставило меня пройти по всем главным улицам. Полчаса совершенно довольно, чтобы видеть весь город; по-видимому, кажется в нем от 400 до 500 домов – все каменные, выбелены, двух– и одноэтажные, с большими окнами без стекол. Примечательного, заслуживающего внимания путешественника, в нем нет ничего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Условясь о приготовлении нужных для нас вещей и сделав по сему делу все распоряжения, чтобы оные как можно скорее были отсюда отправлены, я оставил город и возвратился на шлюп в 9-м часу вечера. Я с великим удовольствием увидел, что работы наши как на берегу, так и на шлюпе, отправлялись очень поспешно. Одна лишь неудобность, какую мы встретили в доставлении команде свежей пищи, была для меня чрезвычайно неприятна: рогатого скота по берегам довольно и он недорог, за большого тучного быка просили 15 пиастров, но жители не били скотины и не продавали мяса по частям, надобно было купить живого быка, которого довольно было бы на суточную порцию для всей команды трехдечного корабля. Но для нас одной ноги его было много, а жар среди лета, под 28° широты, натурально делал невозможным сохранить мясо, даже в продолжение только 24 часов, и потому нужно было нарочно им заказывать пригонять телят и свиней, которые хотя, сравнивая цены по весу, и дороже приходились говяжьего мяса, но для нас было выгоднее несравненно покупать их, нежели быков, которых самую большую часть мы принуждены бы были бросить. Сего дни мы могли только выдать команде по &#188; фунта свиного мяса и по стольку же свежей рыбы, купленной у жителей. В покупке свежей провизии много нам помогали два поселившихся здесь иностранца: один из них немец Адольф, а другой – ирландец Кампель. Мы их по одному виду избрали предпочтительнее другим двум или трем европейцам, предлагавшим нам свои услуги. Каждый из них рассказал нам историю своей жизни и о нынешнем своем состоянии, но рассказы таких людей обыкновенно бывают не что иное, как вымышленные басни, наполненные странными приключениями; предмет их склонить пришельцев в свою пользу. Все такие бродяги, оставившие свое отечество, чтобы сыскать пропитание обманом, хитростью или нанявшись в службу чужой земли, обыкновенно рассказывают чудные, так сказать, их похождения, которые могли бы обратить внимание и привлечь сожаление слушателей к их состоянию. Что Адольф и Кампель ни говорили, я, с моей стороны, ни одному слову не верил. По знанию их португальского языка они нам были полезны. За услуги их я им исправно платил и притом старался не допустить их обмануть себя, не показывая, впрочем, ни малейшего сомнения или недоверенности к их честности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заказанные в городе вещи должны быть готовы к отправлению 14-го числа, и потому в тот день я ездил туда с намерением все пересмотреть и при себе исправить, притом и депеши мои в Россию отдать губернатору. Провизии и все заказанные нами вещи были привезены на шлюп в свое время, и в делах наших мы не встретили никакой остановки или препятствия. Несмотря на чрезвычайные жары, мы работали от рассвета до сумерек; я не думаю, чтобы когда-нибудь команда могла работать с таким усердием, расторопностью и охотой, как наши люди в сем случае. Офицеры и гардемарины, определенные надсматривать над разными частями производимых работ, были весьма довольны прилежанием нижних чинов; они не имели неприятной надобности принуждать их наказанием к исполнению своей должности. Самое трудное дело из всех, какие только нам повстречались, было вытащить из лесу дерево, срубленное нами на стеньгу, и притащить его к берегу. 15-го числа наш плотничий десятник выбрал, срубил и очистил дерево. Годных деревьев для нашей стеньги близ берега не было. А то, которое мы нашли, находилось на горах в густом лесу, от берега в расстоянии не менее 3 верст; чрез все сие расстояние его надлежало тащить сквозь лес и кустарники, по негладкой, гористой земле; часто нужно было срубать деревья или высокие пни, чтобы очистить место для поворота дерева, иногда спускать и поднимать его в крутых оврагах и перетаскивать через каменья в лощинах. Ночью сего сделать невозможно, и потому мы принуждены были днем его тащить. 16-го числа целый день был употреблен для сей работы, которую чрезвычайный жар и зной делали несносною.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Люди, употребленные к оной, должны были находиться в густом лесу, где царствовала совершенная тишина, ни малейшего дохновения ветра нельзя было чувствовать, а солнце, будучи почти над самою головою, проницало своими лучами по всему лесу; не было места, где бы можно было укрыться от действия оных. Жар был более несносен, нежели в банях, но наши люди работали с начала и до конца сего трудного дела, можно сказать, не отдыхая и во все время с веселым духом, без всякой приметной усталости. Морского кадетского корпуса унтер-офицеру Картавцеву препоручено было исполнение сего дела, и, к чести его надобно сказать, оно было кончено скорее, нежели я ожидал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18 генваря мы перевезли с берегу астрономические инструменты, палатку и все свои вещи и были в настоящей готовности идти в море.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Продолжать повествование о нашем плавании по выходе из Бразилии я отношу к следующей главе, а здесь помещу сделанные нами замечания о гавани острова Св. Екатерины, в разных отношениях могущие быть полезными мореплавателям [61 - Почти в самое то время, когда мы оставили гавань острова Св. Екатерины, португальский двор оставил Европу и прибыл в Америку. Он назначил Рио-Жанейро резиденцией королевской фамилии91 и верховного правительства. От сего великого политического происшествия вся Бразилия приняла совсем другой вид: кроме внутренних учреждений и перемен, по сему случаю последовавших, торг Бразилии, прежде будучи запрещен для всех народов, кроме португальцев, стал вдруг открыт англичанам, и гавань Св. Екатерины при самом начале назначена главным сборным местом коммерческих судов сего народа. Англичане, будучи изгнаны и исключены из европейской торговли, бросились всюду, где имели только самомалейшую надежду получить прибыль, а от того Бразилия тотчас наполнилась английскими купцами и произведениями их мануфактур. Перемена в ценах всякого рода вещей из природных произведений сей земли была натуральным следствием сего случая, и потому порт Св. Екатерины почти во всех отношениях принял не тот вид, в каком мы его нашли и оставили. И описание мое об оном относится к тем временам, когда Бразилия была не королевством независимым, а колонией Португалии и управлялась другим порядком.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надобно предуведомить морских читателей сего журнала, что девять дней нашего пребывания в сем порту (и из тех самая большая часть были употреблены для разных занятий на шлюпе по должности) были недостаточны, чтобы сделать все такие замечания, которые могут быть интересны для мореплавателей, и потому, я надеюсь, они извинят недостатки сего описания. Что же принадлежит до ученых читателей, то они и ожидать не могут от морского офицера, чтобы он мог в такое короткое время заметить и сообщить им какие-нибудь достойные их любопытства сведения о статистике, натуральной истории и о других ученых предметах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Описание сие я разделяю на три части:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В первой – находятся замечания, касающиеся до местного положения, гидрографии и укрепления гавани.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй – описаны выгоды и невыгоды, какие она представляет заходящим в оную судам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А в третьей – следуют некоторые примечания о доставлении и о покупке съестных припасов, о мерах, деньгах и пр.<br>
&nbsp;//--&nbsp;МЕСТНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ, ГИДРОГРАФИЯ И УКРЕПЛЕНИЕ ГАВАНИ&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Остров Св. Екатерины лежит между 27°19&#8242; и 27°50&#8242; южной широты; меридиан долготы западной 47°55&#8242;, проходит чрез средину оного; самая же большая ширина его около 6 миль. Два мыса, выдавшиеся от сего острова и от материка Бразилии прямо по направлению О и W, в широте 27°32&#8242;, сближаются на расстоянии один к другому около четверти мили. Сей канал составляет южный вход в гавань, годный только для малых судов. Его защищают две небольшие батареи, по-видимому в расстроенном состоянии и без орудий; та, которая находится на мысе, выдавшемся от материка, называется крепость Св. Анны, а островская именуется крепость Сан-Жуана. Самая северная оконечность острова Св. Екатерины называется мыс Ропа. Он находится от матерого берега в расстоянии 6&#188; миль по параллели. От сей черты, можно сказать, начинается вход в гавань; собственно же говоря о гавани, северный ее предел заключается между крепостью Св. Антония, находящеюся на мысе Понта-Крос острова Св. Екатерины, и другою крепостью, называемою Санта-Крус, построенной на небольшом островке, отделенном от матерого берега каналом в ширину не более 150 сажен. Расстояние между сими двумя крепостями 3&#190; мили по румбу WtN и OtS. Оные составляют всю оборону северного входа в гавань, главного и обыкновенного для всех судов. Кроме вышеупомянутых укреплений, есть еще крепостца на небольшом островке, лежащем от крепости Санта-Крус прямо на S в 4 милях, а от берега Св. Екатерины в полуторах; но все они в таком дурном состоянии, что гавань совершенно беззащитна. Длина гавани от северного входа до южного простирается по румбу N и S на 9&#190; мили, а самая большая ее ширина около 6&#189; миль; но не все пространство оной способно для принятия больших судов. Сей порт есть один из самых безопаснейших в целом свете; он способен вместить величайший военный или торговый флот; по всему пространству оного дно состоит из илу; нет никаких подводных каменьев или скрытых мелей, и глубина к берегам уменьшается постепенно. Гавань закрыта от всех ветров, кроме NО, но из сей четверти горизонта здесь никогда крепких ветров не бывает. В зимние же месяцы Южного полушария, по словам достойных вероятия жителей, с которыми я говорил о сем предмете, южные ветры нередко дуют с большею жестокостью, но продолжаются недолго и опасны быть не могут, потому что гавань от S совершенно закрыта и глубина в ней мала, следовательно, и большего волнения ветр в ней развести не в состоянии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Над проливом и отливом мы не имели ни времени, ни случая сделать верных наблюдений, на которые бы можно было положиться. Лаперуз говорит, что течения здесь неправильны и что море приливает и отливает двумя входами канала, протекающего между островом Св. Екатерины и материком. Мне показалось сие замечание весьма вероятным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В девять дней нашего здесь стояния мы не могли приметить ничего правильного или постоянного в течении: когда мы ложились фертоинг, прилив тогда шел, но так тихо, что мы принуждены были парусами вытягивать канат, на котором отдавались, и положили якоря по направлению N и S. Мне тогда казалось, что это было направление течения, но через несколько времени оно сделалось гораздо сильнее, и мы нашли, что направление его было около NO и SO, a скорость оного была два узла в час после случившегося тогда новолуния, отчего у нас часто делались крыжи на канатах. Лаперуз пишет также, что прилив никогда не поднимается выше 3 футов. Но мы имели случай видеть, что вода поднималась в четыре случившиеся при нас прилива более нежели на 4 фута, и в первый раз, когда мы сего не ожидали, море едва было не унесло с берега нашу шлюпку и стеньгу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рек в гавань никаких не впадает, а с гор текут многие ручьи как на материке, так и на острове; в некоторых из них вода отменно прозрачна и приятна для вкуса, а в других слишком мутна. Вода в роднике, где мы оную брали, очень хороша, наливать ее в бочки удобно и возить недалеко. Мы нашли в расстоянии одной трети мили от берега глубину 4 сажени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Город de Nosstra Senora del Desterro лежит на самом берегу южной стороны выдавшегося мыса от острова Св. Екатерины, на оконечности коего стоит крепость Сан-Жуан; расстояние между городом и крепостью около полумили. Небольшой залив, перед городом находящийся, слишком мелководен для больших судов, но на рейде против его при нас стояли на якоре два или три португальские судна, производящие прибережный торг; впрочем, это только летом бывает, а зимой опасно судам тут стоять, потому что рейд совсем открыт южным ветрам. Кроме города, на берегах гавани есть два другие селения: одно, называемое Св. Михаила, лежит на матером берегу, а другое – Св. Антония, – на берегу острова. В прочем по всем берегам рассеяны маленькие домики в некотором расстоянии один от другого; а внутри земли, по словам жителей, вблизи никаких селений нет: горы и обширные непроходимые леса, наполненные ядовитыми змеями и хищными животными, препятствуют иметь сообщение со внутренними местами, и для того жители строятся при берегах морских заливов или при устьях и на берегах судоходных рек, и всякое сообщение между селениями, близко или далеко, производится водой. Даже соседи, на берегах сей гавани живущие, может быть, не далее полуверсты, ездят друг к другу в своих кану (так называются маленькие лодки, из одного дерева выдолбленные). Такого рода езду они почитают не столь затруднительною, как идти сквозь лес или кустарник, где едва ли тропинка есть. Сия провинция принадлежит вицеройству Рио-Жанейрскому, но между ними берегом никакого сообщения нет, даже почты отправляются морем. Оно лишь имеет сухопутное сообщение с Рио-Гранде&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>; река сия лежит южнее Св. Екатерины, в расстоянии около 240 миль. Долины в соседстве оной усеяны рогатым скотом, который сюда пригоняют дорогой, идущей подле самого морского берега. В городе я видел, однако ж, много лошадей; мне сказывали, что их держат жители более для верховой езды, нежели для путешествий и работы. Из селения Св. Антония дорога хороша, и есть повозки для езды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Говоря выше сего об укреплениях гавани, я упомянул, что крепостные строения, будучи оставлены в небрежении, находятся очень в дурном состоянии. К сему надобно присовокупить, что они не снабжены и достаточным числом орудий, даже и те пушки, которые стоят на некоторых батареях, я не думаю, чтобы были годны к службе. Все они литы, по крайней мере, в XVII веке, если не прежде, и, будучи оставлены без всякого присмотра, от времени, погоды и ржавчины они должны потерять свою твердость, сверх того, и лафеты все сгнили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что принадлежит до гарнизона, то он во всем совершенно соответствует укреплениям: в крепостце Санта-Крус, где живет комендант, мы видели, я думаю, всю его силу. Мне показалось, что солдаты вышли нарочно, чтобы нас видеть, когда мы вошли в ворота. Они смотрели на нас с некоторым любопытством; если половина их была только так любопытна, то нельзя всему числу гарнизона превосходить 50 человек. Мундир, или одежда их, нищенские, почти босые; ружья у часовых покрыты ржавчиной, и бледные, голодные лица явно показывали, что это были португальские войска. Нельзя бы язвительнее и сильнее сатиры написать на воинское звание, как только изобразить на картине такую фигуру с надписью: солдат. Но в городе у губернатора караул меня удивил: рост людей, вид их, платье и оружие были в таком состоянии, что не только в португальских колониях на островах, где мне случалось быть, но даже в самом Лиссабоне я не видывал гвардейских солдат в такой исправности. Правда, что их было очень мало, и легко случиться могло, что губернатор своих телохранителей в лучшем порядке содержит на счет прочих подчиненных ему воинских команд.<br>
&nbsp;//--&nbsp;ВЫГОДЫ И НЕВЫГОДЫ, КАКИЕ ГАВАНЬ СВ. ЕКАТЕРИНЫ ПРЕДСТАВЛЯЕТ ЗАХОДЯЩИМ В НЕЕ СУДАМ&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Суда, идущие из Европы в Тихое море, переходя Атлантический океан, непременно должны, по крайней мере один раз, зайти в какой-нибудь порт для получения пресной воды, свежих провизий и роздыха служителям. Те, кои не запаслись в Европе вином, заходят в Азорские острова, в Мадеру или в острова Канарские, а которые в нем нужды не имеют проходят сии острова, но все вообще, прежде вступления в Тихий океан, неминуемо принуждены зайти в порт для вышеупомянутых надобностей. Обыкновенные в таких случаях пристани четыре: острова Зеленого Мыса, мыс Доброй Надежды, Рио-Жанейро и остров Св. Екатерины. Плывущие восточным путем, то есть около мыса Доброй Надежды, по большей части избирают первые две, а те, кои намерены войти в Тихий океан западным путем или около мыса Горна&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, заходят в одну из последних двух. Не сравнивая преимуществ и недостатков их, я буду только здесь говорить о гавани Св. Екатерины и единственно о том, что я сам действительно видел и опытом узнал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Географическое положение сей гавани есть одно из главных ее преимуществ: восточным ли путем суда идут в Тихий океан или западным, в обоих сих случаях она лежит на дороге [62 - В рассуждении восточного пути сие выражение покажется несправедливо, принимая оное в литеральном значении, но есть физическая причина, которая оправдывает его: суда, идущие прямо к мысу Доброй Надежды, пройдя экватор, должны держать бейдевинд, пока не выйдут за пределы пассатных ветров, а желающие зайти в Бразилию идут с полным ветром. Если бы из Европы в одно время прошли два судна равных качеств к какому-нибудь месту Южного океана восточным путем, одно бы зашло к мысу Доброй Надежды, а другое в Св. Екатерину, то к порту их, назначая все другие обстоятельства те же, они пришли бы почти в одно время, а может быть, заходившие в Бразилию и скорее.]. Соседственные ей берега чисты; нет при них ни мелей, ни подводных каменьев; подходить к ним легко и безопасно при всяком ветре и во всякое время; лот всегда верно покажет расстояние от них. Вход в гавань совершенно свободен, в нем нет никаких опасностей, и приметить его с моря очень нетрудно. Мыс Ропа, острова Арворедо и Галера суть такие предметы, которые при первом своем появлении тотчас означат вход и будут служить знаками, как править в него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Другое преимущество сей гавани состоит в безопасности от бурь, которой пользуются стоящие в ней суда. О достоинстве ее в сем отношении я выше упоминал; к сему надобно присовокупить и ту еще выгоду, что выход из нее никогда не может быть нисколько затруднителен. В летние месяцы сего полушара здесь поутру бывает обыкновенно штиль, около 10 часов умеренный ветр начинает дуть от N или NO и утихает с захождением солнца, тогда опять штилеет, а в ночь ветр дует с берегу от S, SW или от W. В бытность нашу в здешней гавани это всегда случалось, да и должно быть во все лето, так как ветры берегов знойных стран подвержены сему закону, происходящему от известной всем мореплавателям физической причины. И как выход просторен и не опасен, то всегда можно воспользоваться ночным благополучным ветром, да и днем нет труда вылавировать, а особливо при новолунии с отливом, когда течение бывает от 1&#189; и до 2 миль в час.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Удобность получать пресную воду есть также немаловажная выгода, представляющаяся мореплавателям, посещающим сей порт; большое число ручьев, коими вода стекает с гор в гавань на обоих берегах ее, дают способ наливать оную в бочки и возить на суда при всех ветрах, избирая для сего тот берег, откуда ветр дует, когда только сила его причиняет большой прибой у подветренных берегов или когда нагруженные шлюпки не могут грести против него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самая же главная выгода, какую мореплаватели здесь иметь могут и которую они не должны терять из виду, есть великое изобилие разного рода свежих провизий и умеренная цена оных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Законы Португалии не только что запрещают бразильским своим подданным торговать с иностранцами на основании общих коммерческих уложений во всех колониях, принадлежащих разным европейским морским державам, но даже и с португальцами не иначе позволяют производить торг, как только в двух главных портах: в Сан-Сальвадоре и в Рио-Жанейро.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все продукты отвозятся в помянутые два порта на мелких прибрежных судах, а оттуда отправляются большими конвоями в Европу, отчего другие пристани Бразилии не имеют собственного своего торга. В них нет богатых купцов и никаких коммерческих заведений, и они очень малолюдны, а потому все природные их произведения чрезвычайно дешевы, главные из них в сей провинции суть: сарачинское пшено&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, кофе и китовая ловля [63 - Здесь есть обширный китовый завод. Ловля сия отдана правительством в откуп компании лиссабонских купцов. Жители сказывают, что она весьма прибыльна. Едучи сюда, мы сами видели большое число китов почти при самом входе в гавань.]. Здешний кофе, сказывают, есть самый лучший во всей Бразилии. Впрочем, земля производит много сахару; зелень и фрукты родятся в большом изобилии. При нас были совсем созревшие арбузы, ананасы и бананы; лимоны же и апельсины еще были зелены и малы. Из земляных овощей европейский картофель здесь не родится; сладкого картофеля было мало, а репы и моркови мы совсем не видели; луку и чесноку чрезвычайно много. Из огородной зелени здесь родится капуста, салат и огурцы, но при нас их было очень мало; жители сказывали, что для них время прошло; тыквы чрезвычайно много, она очень велика и вкусна. Рогатого скота и свиней довольно – баранов я не видел. Скот пригоняют с берегов Рио-Гранде; там он в таком множестве водится, что его бьют только для одних кож [64 - Я слышал от жителей, что недавно поселился там один ирландец, знающий секрет хорошо солить мясо. Несмотря на чрезвычайные жары, большое количество солонины его приготовления отправлено в Лиссабон, но еще не известно, удалось ли его открытие или нет.]. Из дворовых птиц индеек, кур и уток очень много, а гусей мне ни одного не удалось увидеть. Дичины, по словам жителей, иногда бывает чрезвычайно много на озерах низменных мест. Мы раза два ездили стрелять, но, кроме множества куликов и небольшого числа уток, других птиц не видели, исключая обыкновенных чаек. Жители сказывают, что по временам года рыба заходит в гавань великими стаями и ловится в удивительном изобилии. Лаперуз был здесь в ноябре месяце и пишет, что при нем стоило только закинуть невод, чтобы вытащить его полон рыбы, но мы не были так счастливы: удами нам почти ничего не удалось поймать, а неводом подле берега часа в три мы не более сорока рыб поймали. Они были величиною с плотву, лишь немного толще, и очень вкусны; да и жители, ловившие рыбу удами на своих лодках подле нас, не лучший успех имели. Они обыкновенно начинали ловить поутру, а в полдень привозили пойманную рыбу к нам продавать, и мы никогда много рыбы у них не видели. Устриц, раков и других годных в пищу черепокожных совсем я не видел. Сообщая сии замечания, я имею единственно в предмете показать мореплавателям, читающим журнал мой, пособия, кои они могут надеяться получить в здешнем порте, а потому и не упоминаю ни о разного рода других произведениях, ни о животных, которые не могут быть для них полезны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гавань Св. Екатерины имеет еще одно преимущество, заслуживающее некоторое уважение от мореплавателей, а именно: добросердечный и смирный нрав жителей, обитающих по берегам ее. Они суеверны, ленивы и бедны, но честны, ласковы и услужливы. Они ничего у нас не украли и не покушались украсть, хотя и имели разные к тому случаи на берегу. Если за некоторые ими продаваемые нам вещи они иногда и просили более настоящей цены, то есть: дороже того, за что бы они уступили их своим соотечественникам, то разность была очень невелика. Впрочем, это весьма натурально: где же и в какой земле жители при продаже не употребляют в свою пользу неведения и неопытности чужеземцев? Притом, к чести их надобно сказать, что, получая от нас плату за доставленные ими на шлюп свежую провизию, зелень и фрукты в первые дни нашего прибытия, почти без всякого торга с нашей стороны, они нимало цены вещам не увеличили, что им легко можно было бы сделать под разными предлогами. Надобно знать, что я не приписываю такой простоты поселившимся здесь немцам и англичанам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь остается сказать о невыгодах, какие могут встретиться судам в сей гавани. Их, по мнению моему, только две: одна постоянная, а другая временная. Здесь нет ни казенного морского арсенала, ни партикулярных верфей, словом сказать, никакое судостроение не производится, а потому и нельзя сыскать ни морских снарядов, ни мастеровых. Следовательно, судно, потерпевшее какие-нибудь важные повреждения, не может от порта получить никакого пособия, а всю починку и все исправления должно производить своими материалами и своими людьми, что не всегда можно и делать, ибо повреждения часто могут быть таковы, что без помощи устроенной верфи исправить их невозможно, притом и лес доставать здесь очень трудно. Я выше говорил, каких трудов нам стоило достать дерево для форстеньги длиною только в 34 фута. Впрочем, на горах растет много прекрасного лесу, годного на всякое строение. Я не знаю, какое название дают сего рода дереву ботаники, а у мореплавателей оно известно под именем бразильского дерева&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. Оно несколько красновато, чрезвычайно твердо, а когда сырое, то так тяжело, что на воде тонет. Временной же невыгоде бывают суда подвержены только в исходе февраля, в марте и в апреле, после чрезвычайных летних жаров. Тогда начинаются здесь эпидемические болезни, часто сопровождаемые пагубными следствиями, а особливо для людей, не привыкших к климату. Надобно, однако ж, знать, что это не так, как в некоторых других жарких местах Америки или в Западной Индии, где заразительная, смертоносная горячка всякий год периодически опустошает целые селения; здесь же, по словам жителей, не всякий год такие болезни бывают опасны.<br>
&nbsp;//--&nbsp;ПРИМЕЧАНИЯ О ПОКУПКЕ СЪЕСТНЫХ ПРИПАСОВ, О ДЕНЬГАХ, МЕРАХ И ПР.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во всех торговых приморских местах и в портах, куда часто заходят корабли, есть род купцов, известных под названием судовых агентов, или стряпчих. Они держат у себя разные снаряды и вещи, кои могут быть нужны мореплавателям, заготовляют морской провиант, скупают у жителей свежие провизии, зелень, фрукты и снабжают ими суда тотчас по требованию. Маклеров такого рода на острове Св. Екатерины нет, а по назначению губернатора один португалец, торгующий европейскими товарами, доставил нам многие вещи; прочее же мы покупали сами у жителей. Я уверен, что он с нас за все взял гораздо дороже настоящих цен, а сверх того, не позабыл потребовать и пяти процентов за труды, или, как в торговых делах говорится, за комиссию, ссылаясь, что в Рио-Жанейро так водится. Одно лишь желание скорее изготовиться и отправиться в море заставило меня употребить такого поверенного; впрочем, я советую всякому самому покупать все, что нужно, прямо у жителей. Если бы мне в другой раз случилось зайти сюда, то, получа от губернатора позволение закупать провизии, я поехал бы на своих шлюпках в селение Св. Михайла, Св. Антония и другие места, на берегу лежащие, и купил бы все вещи за весьма сходную цену. Для сего нужно только знать счет и названия денег, которые здесь ходят, какой вес и мера в употреблении и имена вещей, кои нужно купить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Деньги здесь вообще ходят португальские серебряные и медные и испанские пиастры, также и английские шиллинги небезызвестны. Некоторые из жителей берут их в плату, а золотые монеты теряют свою цену. За дублон, которого настоящая цена в Испании 16 пиастров, здесь дают только 14. Счет и взаимная цена деньгам те же, что и в Португалии. Ри, или рейс, суть мнимые деньги, коих десять составляют медную монету, называемую дисри, – она меньше нашей копейки; двадцать рейсов делают медную монету, называемую винтин. Первые из сих монет на одной стороне имеют знак X, а последние XX. Потом следуют разной величины другие монеты, медные, серебряные и золотые, коих всех цена означается по числу рейсов, какое они в себе содержат. Самая малая серебряная монета (тистун) содержит 100 рейсов, а самая большая, называемая крюсадо, стоит 480 рейсов. Из золотых денег цена самой большой монеты 24 тысячи рейсов, а самой малой 2400. Сверх сего, в Бразилии употребляют другой счет деньгам, называемый петака: 16 винтинов, или 320 рейсов, делают одну петаку. На всех португальских монетах вообще на одной стороне означено римскими числами, сколько рейсов они содержат, и потому нетрудно ими расплачиваться. А жители здесь при продаже вещей всегда назначают цену пиастрами, петаками или винтинами; а иногда, что только бывает весьма редко, английскими шиллингами. При нас:<br>
<br><img border=0 src="i_007.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Узнавши показанный счет португальских денег и сравнение их в цене с испанским пиастром или английским шиллингом, можно торговаться и расплачиваться с жителями без всякого затруднения, а притом и легко будет сравнить здешние цены вещей с европейскими [65 - Обыкновенная цена пиастра в Англии от 4&#189; до 5 шиллингов. При нас он стоил 4 шиллинга 7&#190; пенса, а в России 2 рубля настоящая его цена, когда серебряный рубль стоил 135 копеек.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скот, домашние птицы, дичина, яйца, рыба, фрукты и зелень продаются счетом, смотря по величине и качеству оных [66 - Сие замечание многим может показаться странно и смешно потому, что у нас в Европе вообще все такие вещи продаются счетом. И для того я должен здесь сказать, что в колониях, принадлежащих европейцам, не всегда так бывает: в Вест-Индии живых баранов и птиц продают весом, а на мысе Доброй Надежды живые поросята, зелень, даже и дрова продаются также на вес.]; все прочие провизии и вещи, так же как и в Европе, продаются весом или мерой. Вес в употреблении здесь португальский и считается арробами (arroba) и фунтами (libra); арроба содержит 32 португальских фунта, которых 35&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>/&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> делают один русский пуд. Хлебная мера называется мюйс (muys); она заключает в себе 24 бушеля и равняется нашим четверикам. Сукна и все другие материи продаются мерой, называемой вара (vara); оная равняется 1 арш. 8&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>/&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, верш. нашей меры. Для водки и вин употребляется мера, которую здесь называют канари (canari); в ней немного больше 30 чарок нашей указной меры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здешние жители предпочитают разные европейские вещи деньгам и несравненно охотнее берут их в уплату за доставляемые ими на суда провизии, как-то: скот, зелень и пр. Не зная правил военных, они неоднократно спрашивали у нас, не имеем ли мы каких-нибудь товаров. Таможни здесь нет, и я не приметил, чтобы какие-нибудь приставы надсматривали над нашими гребными судами, ездившими на берег, или над лодками жителей, приезжавших со шлюпа. Торговым судам купеческие обороты всякого рода позволительны, и потому они меною товаров на разные провизии, кои можно получить в здешнем месте, могут сделать себе большой прибыток. Но военным судам гораздо приличнее за все платить деньгами, нежели товарами; впрочем, случаи могут повстречаться, что и военные суда принуждены будут выменивать на товары необходимые для них съестные припасы. Бумажные пестрые платки, шляпы, бритвы, ножи, парусина суть товары наиболее в уважении между жителями и которые они спрашивали у нас беспрестанно, хотя бы те вещи были старые; также старое платье всякого рода и пустые бутылки они берут охотно в большей цене. Порох чрезвычайно дорог, при нас на берегу одного фунта нельзя было купить за дублон, потому что вицерой рио-жанейрский по всему своему капитанству велел его отобрать в казну по нужде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Цены, по которым мы покупали разные съестные припасы и другие вещи, с переводом их на русские деньги, при котором пиастр, стоящий здесь 750 рейсов, полагался в 2 рубля настоящей цены его в России:<br>
<br><img border=0 src="i_008.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надобно сказать, что мы пришли в Бразилию скоро по окончании английской экспедиции, отправленной для завоевания южных областей Испанской Америки. Когда испанцы выгнали их совсем из реки Платы, то многие транспорты с войсками и коммерческие суда английских спекулаторов заходили в гавань Св. Екатерины, отчего цены на все съестные и другие для судов нужные вещи чрезвычайно поднялись. Когда мы сюда пришли, то хотя английских судов здесь и не было, однако ж жители ожидали их и потому не хотели продавать свои припасы дешевле того, за что покупали у них англичане. Впрочем, когда дела возвратятся к начальному своему состоянию и пойдут прежним порядком, тогда сюда столько же редко заходить будут чужие суда, как и прежде, и все провизии будут продаваться несравненно дешевле. Лаперуз здесь был в 1785 году; он говорит, что тогда большой бык стоил 8 пиастров, а пара индеек 1 пиастр. В девять дней нашего здесь пребывания барометр никогда не стоял выше 30,1 дюйма, не ниже 29,8; самая большая степень теплоты была 92°, а самая малая 80°. Дни по большей части были ясны, а по ночам облачно; горы были покрыты тучами, из коих беспрестанно видна была молния, а часто и гром слышен.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава пятая<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На пути от Бразилии к мысу Горну и оттуда к мысу Доброй Надежды<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поутру, в 5 часов, 19-го числа мы снялись с якоря и пошли в путь. В 9&#189; часов утра мыс Ропа от нас находился на NW 81° по компасу, а остров Арворедо на NW 50°. Место, сим пеленгом определенное, было нашим пунктом отшествия, от которого мы стали держать на SO по компасу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В инструкции Государственной Адмиралтейств-коллегии мне предоставлено было избрать путь для перехода в Камчатку и для возвратного плавания оттуда в Европу; в чем натурально я должен был руководствоваться временами года, состоянием погод и господствующих ветров в разных морях, коими нам плыть надлежало. Время нашего отправления из Бразилии и весьма дурной ход «Дианы» не позволяли мне иметь ни малейшей надежды обойти мыс Горн прежде марта месяца, который почитается самым бурным и опасным для мореплавателей в сих широтах и не без причины. Опыты показали, каким бедственным случаям подвержены были многие суда, покушавшиеся обходить мыс Горн в осенние месяцы Южного полушария. Но из сего надобно сделать исключения: Маршанд&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> обходил сей мыс в апреле, не встретив ни штормов, ни продолжительных противных ветров; корабли «Надежда» и «Нева» обошли его в марте с таким же счастьем; то почему же оно и нам не могло благоприятствовать? Я также на него мог надеяться, как и другие, а в случае неудачи всегда можно было спуститься, скоро и безопасно достичь мыса Доброй Надежды по причине господствующих западных ветров в больших южных широтах, и потому я принял намерение покуситься идти около мыса Горна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выходя из гавани, мы взяли на весьма чистом горизонте несколько высот солнца, для определения разности между истинной долготой и показуемой хронометрами; верные пеленги служили нам к определению истинной долготы. Сим средством я нашел,<br>
<br><img border=0 src="i_009.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А по наблюдениям штурмана Хлебникова, сделанным им на берегу посредством соответствующих высот, ход их был следующий:<br>
<br><img border=0 src="i_010.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы не имели времени установить транзитный инструмент [67 - Англичанами называемый Portable Transit instrument, по-русски его можно назвать переносным или подвижным инструментом, служащим к замечанию мгновения, когда светила проходят через меридиан. Описание сего инструмента и способ его употребления приложен ниже, в последствии сего журнала (не публикуется).], для приведения коего в плоскость меридиана с надлежащей точностью нужно, по крайней мере, три или четыре дни хорошей ясной погоды, притом надобно было утвердить его на крепком основании и под защитой от ветров и ненастья, а потому и принуждены мы были довольствоваться соответствующими высотами, коих также по местному положению нашей обсерватории нельзя было брать без больших затруднений. Место, где мы делали наблюдения, было при подошве весьма высокой горы, вершина коея закрывала солнце скоро после прошествия его через меридиан, а оно тогда, будучи близко зенита, находилось во время наблюдения в большой высоте, которая, артифициальным горизонтом удваиваясь на инструменте, причиняло великое затруднение наблюдателям, а притом и жар, происходящий почти, можно сказать, от вертикальных солнечных лучей, был несносен, так что, продержав инструмент минут пять на солнце, невозможно было вдруг ухватить его рукой по причине жара.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мое намерение было пройти между Фалкландскими островами&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> и Патагонским берегом&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, а обойдя мыс Горн, идти прямо к островам Маркиза Мендозы&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, не заходя никуда. И потому сей переход был бы самый продолжительный из всех прочих, заключавшихся в плане нашего вояжа. Следовательно, запас провизии и пресной воды должен быть соразмерно велик; сухих и соленых провизий, а также и крепких напитков мы имели большое количество; но живым скотом и птицами теснота шлюпа не позволила нам запастись, и мы принуждены сей недостаток вознаградить зеленью и фруктами, как-то: луком, тыквами, арбузами, ананасами и лимонами. Пресной воды у нас было 1707 ведр, количества сего могло быть нам достаточно на пять месяцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Многие из нижних чинов весьма хорошим поведением, знанием и усердием к должности и всегдашней готовностью подвергать себя всякой опасности, когда нужда того требовала, заслуживали награждения. Желая сколько возможно приметным образом отличить достойных людей от дурных и дать всей команде более и сильнее почувствовать разность между нерадивыми и усердными и чего каждый должен ожидать по мере своих заслуг и поведения, я собрал в 1 час пополудни всех офицеров и служителей на шканцы и в присутствии их выдал достойным награждение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Умеренный ветр из NO четверти дул до 7 часов вечера сего числа, а потом, став тише, перешел к SW. В 9 часов нашел от S сильный шквал и принудил нас взять все рифы у марселей. Во всю сию ночь ветр дул крепко между SSW и SO и развел немалое волнение; блеск от волн был чрезвычайный, так что пена, от носу шлюпа при скором ходе отбиваемая, разливала свет на передние паруса, подобно как от большого огня, и в две следующие ночи море также блестело. Причины сего феномена изъяснены в вояжах Кука, Лаперуза, Дантрекаста и прочими учеными, любителями естественных наук, которые сопутствовали сим мореплавателям в их путешествиях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До 25-го числа ничего особенно достойного примечания не случилось. Ветры были по большей части умеренные и тихие и дули из SO четверти, редко переходили к NO; по ночам иногда видели вдали молнию, мы правили к SW.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25-го и 26-го чисел мы проходили направление устья реки Платы&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, в расстоянии от оного 150 миль; несмотря, однако ж, на такое расстояние, течение очень большую разность сделало в нашем счислении: в полдень 25-го числа широта наша по счислению была 35°39&#8242;, а по обсервации 35°40&#8242; (35°42&#8242;07&#8243;), разности 1 миля к S; а 26-го числа по счислению мы были в широте 37°13&#8242;, а по полуденной высоте солнца в 37°57&#8242; (37°58&#8242;18&#8243;), что сделало разности 44 мили в сутки к нашей выгоде: итак, течение в сем месте было почти по 2 узла в час. Мы прежде по разным признакам заметили, что тут должно быть течение, ибо вода имела совсем другой, бледный цвет, гораздо мутнее океанской воды, волнение было толчеею, и носилось много хвороста. Проходя помянутую реку, мы видели еще несколько летучих рыб и черепах чрезвычайной величины, хотя широта была почти 15 градусами южнее тропика.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сего числа (27-го) начали показываться разные морские птицы большими стаями: в 3 часа после полудни ветр сделался от W, а к вечеру отошел к S и заставил нас лечь бейдевинд левым галсом; он дул умеренно со шквалами при весьма облачной погоде. Сего числа, после полудни, был густой туман, нашедший от NW; прежде сего мы еще не имели ни одного тумана в море с самого отправления из Кронштадта. Мы шли бейдевинд при умеренных ветрах от S, SSO и SO до 2 часов после полудни 29-го числа; а тогда ветр, настав от О, позволил нам идти полно под всеми парусами. В ночь на 30-е число ветр перешел в NW четверть и от NNW дул умеренно, при ясной погоде до 6 часов утра 1 февраля. 31 генваря начало показываться морское растение, отрываемое от каменьев, которое у нас некоторые называют морским поростом, а другие морской капустой&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. Это было в широте 43°. В сие время холод начал быть очень для нас чувствителен и заставил прибегнуть к теплому платью, а особливо по ночам. С 6-го часа утра 1 февраля до 5 часов утра 2-го ветр дул крепкий от SW, S и OSО, переходя постепенно, а потом сделался О умеренный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Погода была ясная, поутру сего числа (2-го) увидели мы под ветром пять судов и скоро приметили, что они находятся тут на китовом промысле [68 - Китоловные суда легко можно издали отличить от всех прочих, когда они на промысле, потому что тогда у них обыкновенно брам-стеньги бывают спущены совсем на низ, и они беспрестанно переменяют курс из одной широты в другую, смотря по направлению, в которой стороне кита увидят с салинга.]. Полагая, что они могут быть английские, а время китовой ловли в здешнем море было на исходе, я спустился к ним с намерением отправить в Петербург о себе донесение посредством нашего министра в Лондоне, но в полдень, подойдя к одному из них, мы узнали, что все они из соединенных областей Северо-Американской республики, следовательно, и бумаг на них сим способом доставить было неудобно в Россию. После сего тотчас мы взяли настоящий свой курс к S. Будучи подле сих судов, мы видели несколько их лодок в погоне за двумя китами, из коих одного им удалось ранить. Добыча, преследуемая ими, так много заняла промышленников, что они на нас ни малейшего внимания не обращали. Когда мы подошли к одному из их судов (не поднимая своего флага), на сем судне оставалось только два или три негра, а прочие все находились на ловле. Такая сцена была еще для всех нас новая. И мы с большим любопытством смотрели на проворство и неустрашимость промышленников, преследовавших китов. Надобно думать, что сия часть океана весьма изобильна китами: мы видели здесь кругом себя множество фонтанов, бросаемых сими животными, а притом пять судов не стали бы заниматься ловлей вместе там, где добыча редко попадается. Это было в широте 45°41&#8242;, долготе 60°43&#8242;.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пятого числа, после 6 часов вечера, ветр отошел к WSW и стал усиливаться постепенно; соразмерно его крепости мы и паруса убавляли. В 10 часов был уже жестокий ветр с сильным волнением, мы с нуждой могли нести совсем зарифленные грот– и фор-марсели и штормовые стаксели. В сие время Фалкландские острова были у нас под ветром в расстоянии 15 лиг, и нас прямо на них несло; но, к счастью, в 7 часов утра 6-го числа ветр перешел к S; мы в ту же минуту поворотили чрез фордевинд и пошли от берега прочь; с сею переменой ветра он стал понемногу утихать. В полдень мы могли нести фок, грот и марсели во всю стеньгу, а в 2 часа и брамсели поставили. В полдень 8-го числа обсервованная широта наша была 53°53&#189;', долгота по хронометрам 61°54&#8242;21&#8243;, а по лунным расстояниям 62°52&#8242;10&#8243;. От сего пункта пройдя на S по компасу 35 миль, в 6 часов после полудни увидели мы впереди необыкновенное толкучее волнение, похожее на бурун, какой бывает на мелях, да и цвет воды в некоторых местах сей толчеи был песчановатый. А потому мы тотчас, убрав паруса, привели в дрейф, бросили лот, но линем в 80 сажен дна не достали; тогда, спустясь, вошли мы в сию толчею, бросили опять лот среди оной и, выпустив 70 сажен лотлиню, не могли дна достать; после сего, поставя все паруса, пошли своим курсом; нет сомнения, чтобы течение не было причиной сего явления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Февраля 9-го, в 5-м часу поутру, при умеренном ветре от WNW, в мрачную погоду, идучи к S под всеми парусами, увидели мы недалеко впереди высокую землю: счисление наше, сделанное от пункта, вчерашнего числа верными астрономическими наблюдениями определенного, вело нас далеко от мыса Сан-Жуана, и земли впереди у нас никакой быть не могло, но призрак был столько обманчив, что чем более мы его рассматривали, тем явственнее и приметнее казался он землею. Горы, холмы, разлоги между ними и отрубы так чисто изображали настоящий берег, что я начал сомневаться: не снесло ли нас к западу весьма сильным течением, и что видимая нами земля есть Статенландия&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> и часть Огненной Земли. Мы легли в дрейф и бросили лот, но линем в 80 сажен дна не достали; после сего, поставя все паруса, опять пошли прямо к берегу, который скоро начал изменяться в своем виде, и туман подниматься вверх. Я во всю мою службу на море не видывал прежде такого обманчивого призрака от туманов, показывающихся вдали берегом: таковые явления англичане называют туманными банками (fogbank). Ceгo числа прошли мы параллель мыса Горна в долготе 63°20&#8242; W; тут нас встретила весьма большая зыбь от NW и W и продолжалась два дни, но крепкого ветра не было. До сего времени мы почти всякий день видели китов, пройдя параллель 45°, а особливо противу Магелланова пролива их было очень много; но здесь они нас оставили, а показались пестрые касатки&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> (purpoises), в воде они казались шахматными; пестрины были белые и черные; иногда они по двум и по трем суткам следовали за судном. Альбатросы и разного рода петрели не переставали нам сопутствовать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пройдя параллель мыса Горна, мы имели до 6 часов утра 12-го числа тихий, а иногда умеренный ветр, почти беспрестанно переменявшийся между NW и SW. Мы держали бейдевинд, располагая галсами, как было выгоднее, смотря по переменам ветра; в сие время погода всегда была облачная и редко солнце выяснивало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 7 часу поутру 12-го числа ветр сделался от NO и продолжал умеренно дуть от сего румба до 6 часов вечера, а потом перешел к SO и стал несравненно сильнее; погода была пасмурная, дождливая и холодная. Пользуясь благополучным ветром, мы несли все паруса и сего числа прошли меридиан мыса Горна в широте 58°12&#8242;.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Около полудни 13-го числа ветр опять отошел к NO и дул по-прежнему довольно свежо с пасмурной, дождливой погодой ровно сутки, потом утих; во все сие время большая зыбь шла от NW.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В полдень 14-го числа ветр сделался от W и стал вдруг крепчать, а в 4 часа пополудни начался жестокий шторм с сильными шквалами, с пасмурностью и дождем. Волнение было чрезвычайно велико, буря продолжалась 12 часов, а в 4 часа утра 15-го числа стала гораздо тише, но к ночи ветр опять сделался весьма крепкий от NNW и в ночь дул ужасными шквалами, которые находили почти беспрестанно с дождем, и погода вообще была чрезвычайно пасмурна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К полудню 16-го числа ветр утих и начал быть умеренный, но не переставал дуть нам противный из NW четверти до утра 18 числа; во все время продолжения ветра с западной стороны мы держали к S и к SW бейдевинд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 8 часов утра 18-го числа умеренный ветр сделался из NO четверти: тогда мы поставили все паруса и стали править на WtN по компасу, в сие время мы находились в широте 59°48&#8242;33&#8243;; это была самая большая широта, какой мы достигали. NO ветр продолжался 28 часов; потом пошел к SO, после к S, к SW, к W, к NW и, в 38 часов обойдя целый компас кругом, совсем затих: три часа был совершенный штиль, а потом в 5 часов утра 21-го числа ветр сделался от О. Во все время сих перемен погода была облачная, редко выяснивало, а когда ветр дул из NO четверти, то всегда приносил с собою туман или пасмурность и дождь. Необыкновенно большая зыбь беспрестанно шла от NW.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ветр прямо от О стоял до полуночи с 21-го на 22-е число, потом пошел к S, скоро после к W, и в 2 часа после полудни 22 февраля начался шторм от SW, который дул частыми шквалами, приносившими с собою всегда дождь, снег или град, и горизонт был беспрестанно покрыт мрачностью и туманом. При начале сей бури мы были в широте 56°11&#8242; в долготе 82°20&#8242;. Первые двое суток (22-го и 23-го) ветр крепкий, дул шквалами от SW, не переходил далее W и иногда на самое короткое время смягчался и позволял нам нести марсели, зарифленные всеми рифами, но это было ненадолго: часто случалось, что едва успели мы поставить парус, как в то же время и убирать его надобно было от жестоких порывов. Поутру 24-го числа начался самый ужасный шторм, не было средств нести никаких парусов, кроме штормовых стакселей&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. Редко буря так смягчалась, что позволяла нам ставить совсем зарифленный грот-марсель, и то ненадолго, да и пользы он нам никакой не делал, хотя и ставили его, кроме что несколько уменьшал боковую качку. Впрочем, жестокое волнение, бывшее натуральным следствием продолжительной бури в таком великом пространстве вод, как Южный океан, совсем лишало шлюп ходу вперед; нас несло боком по направлению волн и ветра. Новый лаг, будучи выпущен, тащился за нами, находясь на наветренном траверсе; частые перемены ветра от NW к SW и опять назад, кои случились раза два в сутки, при умеренной его силе, могли бы быть нам очень полезны. Тогда мы располагали бы галсами, избирая тот, который более нас приближает к настоящему нашему курсу, но при таком жестоком шторме от перемены галсов выгоды никакой мы иметь не могли. Несмотря, однако ж, на бурю и страшное волнение, мы раза два или три поворачивали, смотря по перемене ветра, только без всякой выгоды: волнение от переменных ветров было с разных сторон и, так сказать, толчеею, следовательно, вредно для всякого рода судов. Поворотя при перемене ветра, мы должны были лежать почти против волнения, разведенного прежним ветром; в таком случае и с большими парусами невозможно было бы иметь порядочного хода, а под штормовыми стакселями судно совсем ничего вперед не подавалось, а только было подвержено чрезвычайной боковой и килевой качке. Кроме того, при всяком повороте по необходимости мы должны были очень много спускаться под ветр [69 - Чрезвычайное волнение подвергало судно при повороте большой опасности; и хотя у нас люки в таких случаях всегда были крепко закрыты, следовательно, валом залить шлюп было невозможно, но он мог, войдя наверх, изломать и унести все, что только ни было на деке; и потому при всяком повороте я ставил фок105, чтобы дать шлюпу сколько возможно более ходу и тем убегать от ужасных валов. Спустясь на фордевинд, мы выжидали минуту, когда большой вал нас минует; тогда вдруг, убрав фок, приводили к ветру; отчего при всяком повороте мы много упадали под ветр.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До 27-го числа мы не имели случая сделать ни одного порядочного астрономического наблюдения для определения долготы: а сего дни в полдень широта наша по меридианальной высоте солнца была 55°21&#8242; (55°22&#8242;27&#8243;), долгота по хронометрам 77°9&#8242;26&#8243; (77°23&#8242;23&#8243;): итак, нас несло бурей в пять дней на 10' широты и на 5°10&#8242;34&#8243; долготы. Между тем шторм нимало не смягчался, а продолжал дуть с прежней жестокостью шквалами, со снегом, градом или дождем. Долгота наша нам показала, что мы западнее мыса Пилляра&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> только на 1°57&#8242;, что в здешней широте сделает немного более 60 миль. А потому я счел, что в таком море и в такое время года, когда по многим опытам известно, что бури продолжаются по целому месяцу и более непрерывно, неблагоразумно было продолжать [путь] на левый галс, который час от часу приближал нас более к берегам Огненной Земли; и для того около полудни (27-го числа) мы поворотили на правый галс, с тем чтобы в случае продолжения бури быть безопасным от берегов. К 8 часам вечера ветр чувствительно утих и позволил нам лежать бейдевинд, по компасу на SW и WSW, прибавя парусов по нужде более, нежели безопасность требовала. Мы перешли к SW до 6 часов вечера 28-го числа около 50 миль, а в 7-м часу шторм опять поднялся от NW с прежней жестокостью; пасмурность, град, снег и дождь, по обыкновению, сопровождали его; ход наш почти совсем уничтожился, и нас опять боком потащило. Во всякий крепкий ветр положение наше было чрезвычайно неприятно, а в продолжительные бури оно было очень вредно и даже опасно для здоровья служителей. В Бразилии я велел законопатить пушечные порты и залить смолою, оставя только по два на стороне для проветривания дека в ясные, тихие погоды. Несмотря, однако ж, на сию предосторожность, многие из них чрезвычайным образом текли, и так как они были низки, то, находясь в качку беспрестанно под водой, впускали большое количество воды. Мы принуждены были часто с дека, где жила команда, и из офицерских кают ведрами выносить воду. Замазывая текущие места портов салом с золою, мы могли уменьшить течь, но мокроты и сырости в палубе избежать было невозможно: люков открыть средств не было, даже в один небольшой люк, коего только половина не закрывалась для прохода людей, часто попадала вода от всплесков волн, дождя и снега, которые также беспрестанно мочили платье вахтенных служителей, а ненастное время не давало ни одного случая просушить оное. Офицеры имели более платья, нежели нижние чины, но и они принуждены были иногда в мокром верхнем платье выходить на вахту. Невзирая на такое наше положение, я имел намерение держаться у мыса Горна в ожидании благополучного ветра, пока есть возможность и количество пресной воды позволит, но лекарь меня уведомил, что он заметил в некоторых из служителей признаки морской цинги, и советовал в выдаваемую им водку класть хину. Совет его тотчас был принят. Сие известие заставило меня обратить все мое внимание на наше состояние.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Счастливо и скоро обойдя мыс Горн, путь к Камчатке более не представлял никаких затруднений и препятствий и мог быть совершен в короткое время: но мы находились в сем море в осеннее равноденствие здешнего климата, а сие время есть самое бурное и опасное в больших широтах. Несчастные примеры многих прежних мореплавателей, которые, упорствуя обойти мыс Горн в то же время года, принуждены были оставить свое предприятие и спуститься с экипажем, зараженным цинготною болезнью, с потерей многих людей и с повреждениями и течью в судне, были верными доказательствами, что здесь крепкие ветры по месяцу и более сряду дуют с западной стороны. Не говоря о несчастьях, постигших Ансонову&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> эскадру, которая состояла из линейных кораблей и других больших судов, кои, будучи наполнены людьми, отправившимися из самой Англии с разными болезнями, могли бы потерпеть подобные несчастья и в менее неблагоприятном климате, но следующие случаи показывают, сколь должен быть осторожен мореплаватель, покушающийся обойти сей мыс в зимние месяцы. В 1767 году испанский галион&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> «Св. Михаил», шедший в Лиму&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, у мыса Горна 45 дней боролся с противными крепкими ветрами и, потеряв цинготною болезнью 39 человек из своего экипажа, пришел в реку Плату в таком состоянии, что только офицеры да три человека матросов были в состоянии отправлять корабельную работу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Английский капитан Бляй, бывший в вояже с капитаном Куком и после ставший известным в Европе по удивительному своему спасению на небольшом гребном судне, на коем он переплыл в 41 день около 4 тысяч миль, в 1788 году был послан английским правительством в Тихий океан на судне «Bounty»&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, нарочно для сего вояжа приготовленном в королевском доке. В продолжение 30 дней, кои он находился у мыса Горна, почти беспрестанно дули противные крепкие ветры, которые вместе с ужасным волнением причинили судну его такую течь, что они каждый час принуждены были помпами выливать воду; а напоследок сей случай и показавшаяся в команде болезнь заставили его спуститься к мысу Доброй Надежды и идти в Тихий океан около Новой Голландии&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. Не упоминая о многих других подобных сим случаях, повстречавшихся с судами частных людей, я скажу, что надежда была весьма слаба с успехом совершить мое предприятие. Ни малейших признаков к перемене ветра не было: ртуть в барометре стояла весьма низко, что по большей части во всех широтах выше тропиков означает продолжение западного ветра, хотя и нельзя сказать, чтобы из сего не было исключений, но оные случаются не часто; облака и тучи с дождем, снегом или градом неслись быстро по ветру, который, нимало не утихая, дул сильными шквалами. Сверх того, мы заметили, что перемены лунных фазисов никакой перемены в ветре не производили; с другой стороны, владычествующие в больших широтах западные ветры обещали нам скорый переход к мысу Доброй Надежды, где, исправя судно, дав время людям отдохнуть и запастись свежими провизиями и зеленью, я мог продолжать путь или Китайским морем с попутным муссоном, или около Новой Голландии, если бы скоро могли мы оставить мыс Доброй Надежды, смотря по времени нашего от него отправления. На обеих сих дорогах есть дружеские порты [70 - По крайней мере, таковыми я их тогда считал, не зная, что между Россией и Англией началась формальная война112. И как мог я ожидать такой внезапной перемены? Перед самым нашим отправлением из Англии достоверно было известно, что вице-адмирал Сенявин, со флотом возвращаясь из Средиземного моря, находился в Гибралтаре, и скоро ожидают его в Англию. Фрегат «Спешный» тогда оставался в Англии, на нем было золота и серебра по цене около 2 миллионов рублей, а министр его не отправлял. Были ли такие обстоятельства признаком близкого разрыва между двумя державами? Я даже считал ненужным и паспорт, данный мне английским правлением, которого просить понудили меня слухи, рассеваемые в народных газетах.], и которым бы путем я ни пошел, в обоих случаях мог достигнуть Камчатки прежде осени, хотя и гораздо позднее, нежели когда бы нам благополучно удалось обойти мыс Горн.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рассматривая с вниманием все вышеозначенные обстоятельства, я принял намерение не полагаться на подверженную сомнению удачу и, не теряя напрасно времени у мыса Горна, спуститься к мысу Доброй Надежды, стараясь достигнуть Камчатки хотя дальнейшим, но за тем вернейшим путем: а потому сего числа февраля, в 10 часов утра, будучи в широте 56°40&#8242;, долготе 78°, мы спустились от ветра и стали держать к О под фоком и совсем зарифленным грот-марселем; ветр тогда был W, облака иногда неслись почти прямо к N, поднимаясь на горизонте, но после переменяли свое направление и шли по ветру.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До половины дня 6 марта ветр беспрестанно дул или от SW, или от NW попеременно, по большей части крепкий, иногда был умеренный, а редко тихий; погода вообще стояла облачная и пасмурная; часто дождь или снег приносило шквалами, изредка выяснивало. Во все сие время ничего примечательного не случилось. От полудни 6-го числа до полудни 7-го был штиль или маловетрие с разных сторон: в продолжение сего времени редко тихий ветр задувал из NO четверти; погода стояла пасмурная, с дождем. С полудни 7-го числа крепкий ветр с порывами задул от S, потом, отойдя к SW, дул до полуночи, наконец, стих и наступил штиль, который продолжался до 4 часов утра (8-го); а потом во все сутки самый тихий ветр дул из NO четверти. Сего дни было осеннее равноденствие Южного полушария. В полдень широта наша по обсервации 54°30&#8242; (54°31&#8242;), а по счислению 55°19&#8242; (55°20&#8242;31&#8243;) долгота по хронометрам 56°, но по счислению, исправляемому исправами, 59°51&#8242;; а в полдень 1 марта счислимая наша широта была 57°55&#8242;, а обсервованная 57°50&#8242;; долгота счислимая 79°28&#8242;, обсервованная по хронометрам 75°17&#8242;. Из сего видно, что в семь дней течением и волнением снесло нас на 49' широты к N и на 2°30&#8242; долготы к О, чего мы натурально и ожидать должны были, потому что во всех обширных морях обыкновенно течение бывает со стороны господствующих ветров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перед рассветом 10-го числа ветр так крепчал и такое развел волнение, что заставил нас брам-стеньги опустить на низ. 10, 11 и 12-го и до полудни 13-го числа ветр дул крепкий, по большей части шквалами с западной стороны, и точно таким же образом, как у мыса Горна, переходя в NW и SW четверти, из одной в другую, причиняя тем чрезвычайное волнение. Во все сие время вообще погода была облачная и пасмурная и часто шел дождь. За две недели перед сим такой ветр был бы для нас чрезмерно несносен, но здесь мы с удовольствием смотрели на его возобновление как потому, что он был нам попутный, так и для того, что мы более уверились в наступлении периодических продолжительных бурь у мыса Горна, между которым и нами не было никакого берега, следовательно, вероятно, что дующие на здешнем меридиане западные штормы приходят оттуда. С полудни 13-го числа ветр стал утихать, а с захождением солнца наступил штиль; ночью шел проливной дождь, и к N блистала молния и слышен был гром. Мы тогда находились в широте 50°41&#8242;.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После сего четыре дни ветр дул из NW и SW четверти, то умеренный, то крепкий; но с полуночи 18-го числа начался жестокий шторм от NW со шквалами, который к 10 часам утра так усилился, что мы принужденными нашлись привести к ветру и лечь в дрейф под двумя задними штормовыми стакселями: по румбу править было невозможно. Скоро после сего спустили лисель-спирты и фор-марса-рей на низ; сей ужасный шторм не прежде стал стихать, как к полуночи, а в 2 часа ночи 19-го числа мы могли спуститься и править по румбу. До 27-го числа примечательного ничего не случилось, но в полдень 26-го числа широта наша по обсервации была 38°27&#8242;46&#8243;, долгота по хронометрам 13°40&#8242; W. От пункта, таким образом, утвержденного, мы шли на ONO по компасу; курс сей вел нас к островам Тристан-де-Кунга&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, принимая за верное местоположение их на карте Арросмита [71 - На карте Арросмита их широта 37°10&#8242;, долгота 12°00&#8242;« Стилева издания 37°42&#8242;» 14°00&#8242;« Лори и Витлева 37°12&#8242;» 13°30&#8242;Капитан Бляй в 1788 году, идучи от мыса Горна к мысу Доброй Надежды, искал сии острова в означенных широтах, между долготами 16°30&#8242; и 12°30&#8242;, западной, но он не видел их; следовательно, долготы последних двух карт не могут быть верны. Что же принадлежит до Арросмита, то положил сии острова на свою карту по наблюдениям английского капитана сира Эразма Гоера.], которая, бесспорно, есть самая вернейшая из всех английских карт. И потому в ночь я приказал вахтенным офицерам и определенным к смотрению вперед внимательно примечать в продолжение ночи, не покажутся ли какие признаки земли или не будет ли слышан шум от берегового прибоя. Между тем мы продолжали идти своим курсом под такими парусами, какие сила ветра позволяла нести. На рассвете в 6-м часу 27-го числа открылся нам прямо впереди западный из островов Тристан-де-Кунга, названный на английских картах Неприступным (Unaccessible) в расстоянии по глазомеру 25 или 30 миль, а скоро после и остров Тристан показался; он сверху более половины вышины покрыт был облаками. Мы тогда спустились на один румб, чтобы пройти у них под ветром, который тогда, продолжая дуть от S, сделался чрезвычайно крепкий со шквалами; погода была облачная, но, к счастью, иногда выяснивало и позволило нам сделать наблюдения для долготы по хронометрам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 11-м часу прошли мы линию створа островов Неприступного и Найтенгеля в расстоянии от первого 12 или 15 миль. Если южный его берег столько же высок и таким же утесом, как и северный, то имя Неприступного не без причины ему дано: с северной стороны нет никаких средств к нему пристать – утесистые, перпендикулярные скалы означают большую глубину подле самого берега, который, встречая океанские воды, производит ужасный прибой. В полдень широта наша по обсервации была 37°8&#8242;16&#8243; (37°7&#8242;18&#8243;), долгота по хронометрам 11°46&#8242;09&#8243; (11°35&#8242;11&#8243;), склонение компаса 1 румб западное. По пеленгам нашли мы широту середины острова Тристана 37°12&#8242;31&#8243; S, долготу по хронометрам, исправленную лунными наблюдениями, 12°17&#8242;58&#8243; W. Но надобно сказать, что такое определение широты и долготы я не выдаю за совершенно точное и достаточное для утверждения подлинного их места на карте, как то самый способ, коим они определены, показывает. Чтобы принять сию широту и долготу их за истинную, надобно быть уверенным, что хронометры показывали долготу совершенно верно, что пеленги взяты со всевозможною точностью, чего нельзя было сделать по причине большой качки судна, что взаимное положение двух пеленгованных островов хорошо положено на карте и пр. Как бы то ни было, вид сих островов служил нам некоторой поправкой для счисления нашего, хотя я не переменил старого счисления, а продолжал вести оное, как бы мы совсем никакого берега не видали, желая точно знать, как велика будет разность между счислимым пунктом и настоящим местом, во все время плавания нашего с выхода из Бразилии до прибытия к мысу Доброй Надежды, однако ж и новое счисление, поведенное от островов Тристан-де-Кунга, я принимал в рассуждение и клал на карту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До полудни остров Тристан был почти весь скрыт в облаках, а после атмосфера над ним прочистилась, и мы видели до самой ночи вершину его, покрытую снегом. Он чрезвычайно высок; сравнивая его глазомером с высокими горами, которые мне случилось видеть и коих вышины геометрическими измерениями определены, как-то: пик Тенерифский [72 - 11 095 &#189; английских футов.], остров Пико в Азорских островах [73 - 8043 &#189; английских футов.], Синие горы в Ямайке [74 - 7431 английских футов.], горы на острове Корсики и пр., – я полагаю, что перпендикулярная высота его вершины не может быть менее 4300 фут. На карте Арросмита означено, что можно его видеть в расстоянии 75 миль; видом он очень похож на купол или на обращенный вверх дном котел. Другие два острова, говоря о них сравнительно с Тристаном, очень низки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Три острова, из коих самый большой в окружности не более 20 миль, помещенные природою среди океана, в превеликом расстоянии от обоих материков и в поясе, подверженном частым бурям и даже, можно сказать, судя по здешнему полушарию, в суровом климате, конечно, не свойственны для обитания людей и не могут ничего производить, чтобы привлекало торговщиков и промышленников; но для мореплавателей они не бесполезны. У Тристана и Найтенгеля есть хорошие якорные места и безопасные пристани. Все те, которым случилось приставать к ним, уверяют, что пресную воду очень легко можно получить, также и дрова из больших кустарников, а сверх того, и рыбы много ловится. На пути нашем от мыса Горна до островов Тристан-де-Кунга всякий день, когда не было чрезвычайно жестокого ветра, мы были окружены альбатросами, разного рода петрелями и некоторыми другими морскими птицами; в крепкие же ветры они скрывались, а лишь одни штормовые петрели летали около нас; но накануне того дни, как мы увидели помянутые острова и когда проходили их, ни одной птицы не видели. Я о сем случае здесь упоминаю для того, что ненадобно считать себя далеко от берегов, когда птицы не являются, также и когда они покажутся в большом числе, то это не есть признак близости земли: я разумею здесь океанских птиц, как-то: альбатросы, пинтады&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, петрели и пр.; впрочем, есть водяные птицы, которые никогда далеко от берегов не отдаляются, например: бакланы, пингвины и другие; появление их всегда означает, что берег должен быть очень близко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От островов Тристан-де-Кунга мы держали к О и до 8 часов вечера 29 марта имели очень крепкий ветр от S и SSW со шквалами; погода стояла облачная, и иногда шел дождь, а потом наступили ясные дни и тихие ветры, которые дули с западной стороны, переменяясь между WSW и WNW до ночи с 1 на 2 апреля; тогда ветр сделался от S, дул тихо при светлой погоде до полудни (2-го); после сего 12 часов был штиль и маловетрие. 1 апреля, около полудни, мы прошли Гринвичский меридиан, в широте 35°, с которого пошли 1 ноября прошлого года, ровно за пять месяцев перед сим. 2, 3 и 4 апреля продолжались маловетрия, штили и тихие ветры попеременно в SW и NW четверти; погода стояла по большей части ясная, иногда была облачная, но сухая без дождя, а 5-го числа ветр перешел в SO четверть, дул очень тихо при светлой сухой погоде; в полдень по обсервации широта наша была 34°27&#8242; S, долгота по хронометрам 6°35&#8242; О. Сего дни был день Светлого Христова воскресения, который мы праздновали так, как обстоятельства наши позволяли нам: стол наш, как и у всей команды, состоял из казенной солонины и супу; один лишь альбатрос, которого мы за несколько дней перед сим застрелили, составлял разность между офицерским столом и служительским обедом: будучи изжарен, видом он очень много походил на самого большого гуся, а в цвете совсем не было никакой разности, но для вкуса даже голодного человека неприятен, а после делался противен: запах морских растений очень чувствителен, коль скоро кусок положишь в рот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Капитан Бляй в своем вояже упоминает, что они ловили альбатросов и пинтад на уду и после, продержав их несколько времени в курятнике, кормя мукой, мясо их теряло тот неприятный и отвратительный вкус и запах, который оно получает от употребления сими птицами натуральной своей пищи, собираемой ими на поверхности океана, так что пинтады равнялись с лучшими утками, а альбатросы с гусями. Нам не удалось сделать подобного опыта. Тихие ветры и маловетрия из SO и NW четверти дули до 8-го числа, а тогда во все почти сутки был, литерально говоря, совершенный штиль; вода была так светла и гладка как зеркало; зыбь лишь, как то обыкновенно в океане бывает, приводила ее в движение; надобно сказать, однако ж, что зыбь как сего дни, так и во все время с наступления тихих ветров была очень невелика. Сего дни убили мы двух альбатросов, которых согласились заморить в уксусе. Лекарь наш думал, что сим способом мясо их потеряет тот противный вкус и запах, который все морские птицы более или менее имеют, однако ж опыт сей не удался. А вчерашнего числа (7-го), будучи в 35° S широты, мы видели стадо летучих рыб и в то же время несколько альбатросов. Известно, что природа для обитания первых определила жаркий пояс и они редко видны бывают так далеко вне тропиков; напротив, альбатросам сырой и холодной климат свойственен, где они показываются в большом числе. Итак, можно сказать, что сия широта была границей, разделяющей сии два рода воздушных и морских животных. После бывшего 8-го числа штиля ветр задул с южной стороны, откуда продолжал он дуть умеренно, а иногда тихо до вечера 15-го числа то из SO, то из SW четверти, а в ночь с 15-го на 16-е число был штиль; но 16-го числа ветр перешел в западную сторону, дул, однако ж, тихо. Сего дни мы видели морское животное (из рода малых китов), англичанами называемое грампус&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, а 17-го числа береговой тростник, носимый по морю, мы прошли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На рассвете 18-го числа, в 6 часов, вдруг открылся нам, прямо впереди у нас, берег мыса Доброй Надежды, простирающийся от Столового залива&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> до самой оконечности мыса. Едва ли можно вообразить великолепнее картину, как вид сего берега, в каком он нам представился: небо над ним было совершенно чисто и ни на высокой Столовой горе, ни на других, ее окружающих, ни одного облака не было видно. Лучи восходящего из-за гор солнца, разливая красноватый цвет в воздухе, изображали, или, лучше сказать, отливали, отменно явственно все покаты, крутизны и небольшие возвышенности и неровности, находящиеся на вершинах гор. Столовая гора, имеющая 3582 фута перпендикулярной высоты и названная так по фигуре своей, коей плоская и горизонтальная вершина изображает вид стола, редко, я думаю, открывается в таком величественном виде приходящим к мысу Доброй Надежды мореплавателям. Коль скоро мы его усмотрели, то тотчас пеленговали северный отруб Столовой горы на SO 78°; оконечность мыса Доброй Надежды SO 29&#189;°. По сим пеленгам долгота наша была 17°45&#8242;, а по хронометрам приведенная к тому же времени долгота 19°25&#8242;. Следовательно, хронометры показывали долготу на 1°40&#8242; восточнее истинной. Счислимая же наша долгота, исправляемая на обсервованную широту, посредством приличных исправ, была 10°50&#8242;, то есть на 6°55&#8242; западнее истинной; а счислимая долгота, снимаемая с карты, относя обсервованную широту просто по меридиану без исправ 7°25&#8242;; западнее истинной 12 градусами, а счислимой с исправами 3°25&#8242;. Счисление же, сделанное по долготе, определенной вчерашнего числа лунными обсервациями, показало нам пункт очень близко истинного места, утвержденного пеленгами. Все сии разности произошли в 90 дней нашего плавания с отправления из Бразилии до прибытия к мысу Доброй Надежды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда мы увидели берег, ветр был свежий StW. Столовый залив тогда от нас находился на О по компасу, в расстоянии 32 миль. Следовательно, мы могли бы скоро в него войти: но после апреля ни одно судно без большой и необходимой надобности в нем не стоит, потому что с мая по октябрь здесь часто дуют жестокие ветры от NW, которым залив совсем открыт, и ужасное океанское поднимаемое ими волнение прямо идет в него, не встречая никакого препятствия, и потому редко проходит, чтобы суда, остающиеся в сем заливе по какому-нибудь случаю на зиму, не претерпели кораблекрушения. Сии причины заставили меня не входить в него, а идти прямо в Симанскую губу&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, в которую, однако ж, ветры препятствовали нам войти ровно трое суток, ибо самую оконечность мыса Доброй Надежды мы не прежде увидели, как на рассвете 21-го числа, и стали держать под всеми парусами в Фалс-Бай&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> при ветре от SW; тогда туда же шел с нами небольшой катер. Войдя в залив, ветр сделался очень тихий и иногда, утихая совсем, принуждал нас идти буксиром; мы шли милях в трех от западного берега Фалс-Бая, оставя опасный камень, называемый Виталь-рок, вправо. В 3 часа после полудни мы подошли к камню, называемому Ноевым Ковчегом (Nohas Ark), между коим и Римскими каменьями (Roman Rocks), лежащими от него к N в &#190; мили, обыкновенный вход в Симанскую губу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тогда, желая сделать учтивость, наблюдаемую военными судами просвещенных морских держав между собою в отдаленных морях, я послал лейтенанта Рикорда к начальнику английской эскадры снестись, будет ли он отвечать равным числом выстрелов на наш салют, и почти в то же время подъехал к шлюпу капитан Корбет, командир фрегата «Нерейда». Я его знал, будучи на фрегате «Сигорсе» под его командой в службу мою в английском флоте. Узнавши, что мы принадлежим к императорскому Российскому флоту (тихая погода не позволила им рассмотреть наш флаг прежде), он тотчас поехал на командорский корабль, не входя на шлюп и не спрашивая, откуда и куда мы идем: такой его поступок я причел к тому, что он не хотел нарушить карантинных постановлений английских портов. Чрез минуту после него приехал к нам с командорского корабля лейтенант и, узнав, откуда и куда мы идем, нас оставил. Между тем мы подошли к якорному месту, будучи между батареями рейда и не далее ружейного выстрела от командорского корабля. Тогда фрегат, выпустив канаты, поставил паруса и подошел к нам, и в то же время со всех военных судов, бывших на рейде, приехали на шлюп вооруженные гребные суда. Лейтенант с командорского корабля мне объявил, что по случаю войны между Россией и Англией фрегат снялся с якоря и он прислан овладеть шлюпом так, как законным призом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но, узнавши от меня о предмете нашего вояжа и о пашпорте, данном нам от английского правления, он тотчас велел своим людям войти опять на свои суда и отправил с сим известием офицера на фрегат к капитану Корбету (капитан Роулей, начальник здешней эскадры и имевший на своем корабле командорский вымпел, находился в Капштате, главном городе сей колонии&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, в расстоянии отсюда около 35 верст), который тотчас приказал всем английским шлюпкам нас оставить и освободил лейтенанта Рикорда, приказав ему уведомить меня, что он в ту же минуту отправит курьера к командору с донесением о нашем деле и будет ожидать его решения, притом дал ему знать, что хотя караула на шлюп он не посылает, но будет с фрегатом во всю ночь готов вступить под паруса на случай, если мы покусимся уйти, и, сверх того, велел мастеру-аттенданту [75 - Master-attendant – служащий при портах офицер: между некоторыми другими его должностями он обязан ставить военные суда на рейде; полагается, что по совершенному его знанию грунта, течения, господствующих ветров и других свойственностей гавани или рейда он может лучше других для каждого судна, смотря по его рангу и величине, избрать пристойное место и поставить фертоинг, чтобы одно судно не мешало другому.] поставить шлюп фертоинг&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> между их военными судами и берегом, что он и исполнил. К 6 часам вечера мы были уже в фертоинге; от места нашего по пеленгам камень Ноев Ковчег находился на SO 40°, Римские каменья на SO 73°. Итак, будучи 93 дни под парусами, мы пришли, наконец, в порт благополучно, но не могу сказать счастливо!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если бы, подходя к мысу Доброй Надежды, встретили мы какое-нибудь нейтральное судно и могли бы от него известиться о войне у нас с англичанами, то я ни под каким видом не решился бы зайти в здешние порты, потому что состояние наше позволяло нам без большого риска и без всякой опасности пуститься к заливу Адвентюра, лежащему на юго-восточном берегу Вандименовой Земли, где удобно можно получить пресную воду, дрова, несколько дикой зелени и изобильное количество рыбы; в заливе Дантрекасто те же пособия могли бы мы найти. В продолжение трехмесячного нашего плавания команда только пять дней имела в пищу свежее мясо, однако ж более двух человек больных у нас никогда не было, да и те не трудно и не опасно: показавшиеся знаки цинготной болезни от необыкновенно мокрых и сырых погод у мыса Горна по наступлении ясных теплых дней и от употребления хины и спрюсового пива скоро прошли. Воды пресной в 93 дни мы издержали 1132 ведра, что сделает суточную порцию на каждого человека (включая офицеров и всех) 20 чарок на пищу и на питье, и у нас еще оставалось 575 ведр; сим количеством без всякой нужды мы могли бы себя содержать 63 дни, потому что в такой холодной широте, в коей нам плыть надлежало к Новой Голландии, одному человеку в пищу и питье 15 чарок воды в день слишком достаточно. Шлюп не имел никаких повреждений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При всех вышесказанных обстоятельствах нашего положения нам ничего не было более нужно для избежания препон нашему вояжу от войны с англичанами, как только знать о объявлении оной. Но судьбе угодно было, чтобы сего не случилось до самого прибытия нашего в неприятельский порт, где нас и остановили.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава шестая<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пребывание на мысе Доброй Надежды<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во всю ночь с 21 на 22 апреля на фрегате «Нерейде» были огни на палубе у канатов, и шлюпки временно кругом нас объезжали весьма близко, а особливо к канатам. Это нам показало, что капитан Корбет сомневался, чтобы мы не ушли. Сначала такая осторожность мне показалась лишняя и не у места; но после, узнавши мнение его о нашем деле, он действительно боялся, чтобы нас не упустить. На рассвете капитан Корбет прислал на шлюп лейтенанта с письмом ко мне, в котором уведомляет, что, рассматривая наше дело, он считает своим долгом задержать нас, и потому присылает офицера по законам своей службы, с тем чтобы быть ему на шлюпе до получения решения от командора, к которому тотчас по прибытии нашем послан курьер с донесением. Сего же числа (22 апреля) я обедал у капитана Корбета, и он мне откровенно сказал, что, не будучи сам главным начальником здесь, он не знает, как с нами поступить. Но, по мнению его, командор имеет право позволить нам продолжать вояж, до получения дальнейшего повеления из Англии. Впрочем, хотя он и не подозревает, чтобы открытия не были настоящим предметом нашего вояжа, однако ж не может до решения командора, по объявленным выше причинам, считать наш шлюп иначе, как военным судном неприятельской державы, задержанным под сомнением по необыкновенному случаю, и потому не может позволить поднимать неприятельский флаг в порте, принадлежащем его государю, а для отличия, что шлюп не сделан призом и принадлежит е. и. в-ву, у нас вымпел остается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем капитан Корбет мне сказал, что здесь есть человек, уроженец города Риги, знающий хорошо русский язык, то если я покажу командору мою инструкцию и он найдет, что, кроме открытий, в ней нет никаких других предписаний, которые могли бы клониться ко вреду Англии, вероятно, что командор сам собою решится позволить продолжать нам вояж. На сие я ему сказал, что всякому морскому офицеру известно, с каким секретом у всех народов даются предписания начальникам судов, посылаемых для открытий, что даже собственным своим офицерам открывать их не позволяется; следовательно, объявить их я ни малейшего права не имею и не смею, какие бы последствия, впрочем, от сего ни произошли; а притом теперь это уже дело невозможное, потому что, получа от него (капитана Корбета) письменное уведомление, чтобы я считал шлюп задержанным, я в ту же минуту, исполняя мой долг, сжег инструкцию; но если командору будет угодно, я имею некоторые другие бумаги, которые не менее инструкции могут доказать, что предмет нашей экспедиции есть вояж открытий, и который я могу ему и всякому другому объявить, не нарушая моего долга и правил военной службы, кои мы так же строго наблюдаем, как и англичане. На ответ мой он ничего не сказал, а, говоря о посторонних вещах, я приметил из некоторых сделанных им замечаний, что он считает наш вояж торговым предприятием, назначенным для мены мехов с жителями западных берегов Северной Америки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В рассуждении запрещения поднимать нам флаг, я сказал капитану Корбету, что поднимать флаг я буду, и с ним вместе на грот-брам-стеньге белый флаг в знак, что судно хотя и неприятельское военное, но находится в порте по известным причинам на мирном положении. Подумав немного, он мне отвечал, что сделать сего я права не имею, ибо те суда только могут поднимать национальные свои флаги, при перемирном или белом флаге, которые общим народным законом вправе оставить неприятельский порт, когда захотят, а я задержан под сомнением о предмете нашего вояжа, и статься может, что шлюп признан будет законным призом. Возвратясь на шлюп, я нашел, что от него, кроме лейтенанта, прислана к нам шлюпка, которая со всеми гребцами стояла у нас за кормою: причины сему угадать я не мог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Командор Роулей приехал на свой корабль 23 апреля и тотчас прислал ко мне капитана Корбета сказать, что он желает видеть мои бумаги, по которым мог бы увериться, что в предмете нашего вояжа главной целью суть открытия. На сей конец я вручил капитану Корбету инструкцию Государственного Адмиралтейского департамента, коей содержание показывает, что она дана судну, в предмете коего ни военные действия, ни коммерческие спекуляции не заключаются, и еще некоторые другие бумаги, показывающие, что шлюп приготовлен и снабжен не так, как судно для обыкновенного плавания или для торговых видов, где большая экономия во всем наблюдается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В тот же день (23-го) я ездил к командору на корабль. Он мне объявил, что переводчик их (уроженец города Риги, ныне служащий в корпусе английских морских солдат сержантом) не мог перевести ему ни одного слова из присланных от меня бумаг, которых содержание знать для него очень нужно, чтобы увериться точно в предмете нашей экспедиции, и потому он не может сделать никакого решения по сему делу, доколе не сыщет человека в Капштате, который бы в состоянии был перевести их, и не получит совета от губернатора колонии. А между тем объявил, что он не воспрепятствует нам исправлять наши надобности, наливать воду и делать другие приготовления к продолжению вояжа. Дозволением сим пользуясь, я приготовил шлюп совсем к выходу в море, кроме закупки вещей, что по тогдашним обстоятельствам надобно было до окончательного решения нашего дела отложить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Командор Роулей, возвратясь из Капштата, имел свидание со мною 2 мая, при коем объявил мне официально, что, не найдя ни одного человека во всей колонии, способного перевести данные ему мною бумаги, он не в состоянии сделать по ним никакого заключения о нашем вояже; но, рассматривая дело как оно есть, он не поставляет себя вправе позволить нам продолжать путь до получения дальнейшего о сем повеления от своего правления; и более потому, что он командует эскадрой на здешней станции не по назначению адмиралтейства, но только временно, в отсутствии адмирала, по случайному его отбытию, на место коего другой уже назначен и скоро должен прибыть из Англии. И так как главнокомандующие эскадрами, адмиралтейством назначенные, имеют более власти и полномочия, как поступать самим собою в непредвидимых и необыкновенных случаях, нежели начальники, командующие главно отделенными эскадрами случайно, то он и решился ожидать прибытия адмирала; а до того е. и. в-ва шлюп должен оставаться здесь не так, как военнопленный, но как задержанный под сомнением по особенным обстоятельствам. Состоять он будет и управляться в рассуждении внутреннего порядка и дисциплины по законам и заведениям императорской морской службы; офицеры удержат при себе свои шпаги, и вся команда вообще будет пользоваться свободой, принадлежащей в английских портах подданным нейтральных держав.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Командор Роулей, желая, чтобы дело наше сколько возможно скорее доведено было до сведения английского правительства, тотчас приказал приступить со всякой поспешностью к выгрузке снарядов, привезенных для здешней эскадры из Англии на вооруженном транспорте «Абондансе» (Aboundance), и к приготовлению оного для возвращения в Европу. Что принадлежит до нас, то, видя невозможным оставить мыс Доброй Надежды до получения решения английского правительства или, по крайней мере, до прибытия адмирала, назначенного сюда главнокомандующим, я сообщил по команде письменным приказом о всех обстоятельствах нашего положения и сделал нужные распоряжения для содержания шлюпа и служителей в надлежащем порядке. Место для шлюпа я избрал самое безопасное и спокойное, какое только положение Симанского залива позволяло. Дружеское и ласковое обхождение с нами англичан и учтивость голландцев делали наше положение очень сносным; нужно только было вооружиться терпением, провести несколько месяцев на одном месте в скучной и бесполезной для мореходцев бездейственности. Во время нашего, так сказать, заключения все занятия команды по службе состояли в исправлении такелажа и мелких починок около шлюпа, в осматривании в свое время якорей, в отдавании канатов и спускании стеньг и реев в крепкие ветры и в приведении опять всего в прежний порядок, когда стихала погода, в обучении экзерциции и во множестве других ничего не значащих работ, необходимых на военных судах, стоящих по нескольку месяцев сряду в порте. Транспорт «Абонданс» 12-го числа мая отправился в Англию с донесением от командора Роулея о задержании нашего шлюпа. В своих депешах командор и мое донесение к министру морскому отправил, которое послал я за открытой печатью при письме к королевскому статс-секретарю Канингу&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> и просил его отправить оное в Россию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мая 14-го свезли мы хронометры и инструменты для делания астрономических наблюдений на берег, в нарочно для сего нанятый покой. Комната сия должна была также служить нам квартирой, когда кто из нас по крепости ветра не мог с берега возратиться на шлюп, что в здешнем открытом месте очень часто случается. Горница по положению своему совершенно соответствовала намерению, для которого выбрана, во втором этаже и окнами обращена прямо к N, то есть к полуденной стороне, в которой большая часть находящихся светил могли быть видны. Дом, хотя и каменный, о двух этажах, но построен был так слабо, что весь несколько тресся от стука дверьми; а стоя почти у самого берега на мягком грунте, дрожал от проезжающих почти беспрестанно фур, так что инструмента для наблюдения прохождения светил чрез меридиан не было возможности установить. Даже при употреблении артифициального горизонта часто нужно было выбирать минуту, когда по набережной никто не едет и в доме не стучат дверьми. Но скоро после случилось несчастье с нашим инструментом: взявши высоту солнца и рассматривая деление на дуге секстанта у окна, где стоял инструмент прохождения, я нечаянно задел локтем за спиртовой равнитель (лежавший на верху инструмента), коим мы приводили инструмент в горизонтальное положение, а после позабыли снять, при падении его разбилась стеклянная трубка и спирт вытек, – в колонии же не было мастера, способного починить или вновь сделать такую вещь. После сего случая мы поверяли свои хронометры по большей части соотвествующими высотами. Коль скоро англичане узнали, что мы имеем особенное место на берегу для астрономических наблюдений, то многие из капитанов военных ост-индских корбалей просили меня принять их хронометры для поверения и после были очень благодарны и довольны нашими трудами. За сие они обязаны неусыпному попечению г-на штурмана Хлебникова, в полном управлении коего находилась маленькая наша обсерватория. Помогали же ему делать наблюдения штурманский помощник Новицкий и ученик Средний, люди очень прилежные и искусные в своем деле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Назначенный главнокомандующим эскадры на станции мыса Доброй Надежды вице-адмирал Барти (Bartie) прибыл в Симанскую губу 21 июля. На другой день его прибытия я был у него с почтением. Принял он меня чрезвычайно учтиво, сожалел о нашем неприятном положении, в какое завели нас обстоятельства войны, обещал немедленно рассмотреть наше дело, положить свое решение: продолжать ли нам путь или ждать повеления из Англии. Однако ж, несмотря на его обещание, я за нужное почел представить ему письменно несправедливость их поступка и требовать, чтобы он так как главнокомандующий, назначенный верховным правлением, рассмотрел бы наше дело и уведомил бы меня письменно о своем решении. На сей конец отправил я к нему письмо 23 июля с лейтенантом Рикордом; оно писано на английском языке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем вице-адмирал Барти отправился в Капштат, главный город колонии и обыкновенное место пребывания губернатора, главнокомандующего войсками и начальника над морскими силами. Расстояние между Симансштатом и Капштатом 21&#189;, английских миль, коих в градусе 69&#189;. Пять дней не получая никакого ответа от г-на Барти, я решился сам поехать к нему и 28 июля отправился в Капштат. Прием он мне сделал учтивый, но объявил, что в рассуждении моего дела он еще ни на что решиться не мог и что ему нужно посоветоваться об оном с губернатором, обещая притом дни чрез два письменно меня известить об окончательном решении, что он действительно и исполнил 1 августа коротеньким письмом. Ответ его был, что дело предместником его, а потому и им представлено со всеми обстоятельствами правительству, без воли коего он не имеет права нас освободить; итак, мы должны были дожидаться решения из Англии. Другого делать нам ничего не оставалось, как только опять вооружиться терпением. 4-го числа возвратился я на шлюп и нашел все в своем порядке. Будучи в Капштате, я посетил губернатора лорда Каледона, главнокомандующего войсками генерала Грея, коменданта города генерала Ведерала и фискала Ван-Риневельда [76 - Фискалом здесь называется гражданский начальник города; он же бывает главный судья и полицмейстер.]. Губернатор принял меня и бывшего со мною мичмана Мура очень вежливо, разговаривал с нами более получаса и наконец сам лично пригласил нас на бал в день рождения принца Валлийского&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> (31 июля/12 августа). Приемом генерала Ведерала я также очень доволен; он обошелся со мною с отменной лаской и звал к себе обедать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дни за два до отъезда моего в Капштат забавный случай повстречался с нами. Некоторые из наших офицеров, будучи на берегу, нашли нечаянным образом странного человека – поселившегося здесь русского. Они позвали его на шлюп, и он, к нам приехав, сказал, что зовут его Ганц-Русс, что он живет ныне в долине, называемой здешними колонистами Готтентотская Голландия, в расстоянии от Симансштата на 10 или 12 часов ходу. Сначала ему не хотелось признаться, что он русский, и он выдал себя за француза, жившего долго в России. А для поддержания этого самозванства вот какую историю он про себя рассказал. Отец его француз был учителем в России, которое звание он на себя принял после кораблекрушения, претерпенного им у Выборга на корабле, где он находился пассажиром, желая путешествовать по Европе. Несчастье это случилось в 1764 году. Ганцу-Руссу тогда было четыре года от роду, и он находился со своим отцом, который после сего приключения учительскую должность отправлял в Нижнем-Новгороде, где он содержал пансион и обучал детей у губернатора. Жил он, Ганц-Русс, десять лет в России, был в Астрахани, откуда приехал в Азов, а из сего места отправился в Константинополь; потом из Турции пустился морем во Францию, но какими-то судьбами зашел в Голландию, где его обманули и он попался на голландский ост-индский корабль, на котором служил семь лет, ходил в Индию и был в Японии. При взятии англичанами мыса Доброй Надежды оставил он море и для пропитания пошел в работники к кузнецу, где выучился ковать железо и делать фуры, нажил денег и поселился в Готтентотской Голландии, потом женился; имеет троих детей и промышляет продажей кур, картофеля, огородной зелени и изюма.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Справедлива ли последняя часть сей истории, нельзя было нам знать; что же касается до происхождения его, то не оставалось ни малейшего сомнения, чтобы он не был настоящий русский крестьянин, потом, может быть, казенный матрос, бежал или каким-нибудь другим образом попался на голландский корабль, где и дали ему имя Ганц-Русс, то есть настоящий русский. Французских пяти слов он не знает, а русские слова выговаривает твердо и произносит крестьянским наречием; все выражения его самые грубые, простонародные, которые ясно показывали, что он низкого происхождения. В первое его с нами свидание он не хотел открыться, кто он таков, и уехал от нас французом; но напоследок некоторым из наших офицеров со слезами признался, что он не Ганц-Русс, а Иван Степанов сын Сезиомов; отец его был винный компанейщик в Нижнем-Новгороде, от которого он бежал; по словам его, ему 48 лет от роду, но на вид кажется 35 или 38. Просил он у меня ружья и пороху, но как в здешней колонии никто не смеет без позволения губернатора иметь у себя какое-нибудь оружие и ввоз оного строго запрещен, то я принужден был в просьбе его отказать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы сделали ему некоторые другие подарки, в числе коих я дал ему серебряный рубль с изображением императрицы Екатерины II и календарь, написав на оном имена всех наших офицеров, и сказал ему, чтобы он их берег в знак памяти и не забывал бы, что он россиянин и подданный нашего государя. Он чрезвычайно удивлялся, что русские пришли на мыс Доброй Надежды. Здесь на Симанском рейде стоял транспорт, шедший в Новую Голландию с преступницами&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>; на том же самом судне возвращался из Англии в свое отечество сын одного владетеля новозеландского. Владетель сей есть король северной части Новой Зеландии&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. Королевство его жителями называется Пуна (на карте, кажется, Рососке), а англичанами Bay of islands&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. Имя его Топагхи. Он весьма ласков и доброхотен к европейцам, а потому англичане стараются сделать ему всякое добро: научили его разным мастерствам, снабдили инструментами, построили ему дом и сделали разные подарки. Сын его, о котором здесь идет речь, по имени Метарай, по желанию отца своего жил для учения несколько времени между англичанами в Новой Голландии, откуда на китоловном судне привезли его в Англию, и он жил в Лондоне 12 месяцев, а ныне возвращался домой. Нам хотелось познакомиться с его зеландским высочеством, и для того мы позвали его к себе обедать вместе с лекарем, бывшим пассажиром на том же транспорте. Они у нас были, и мы их угостили так хорошо, как могли, лишь не салютовали принцу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лекарь, г-н Макмелин, человек скромный, учтивый и умный. Принц 18 лет от роду, малого росту, статен, оклад лица европейский, цвет темно-лиловый, без всяких узоров на лице, делаемых для украшения по обряду диких народов; волосы черные, прямые и весьма короткие; в ушах дыры, как у наших женщин для серег; он жив и весел; разумеет по-английски почти все, в обыкновенном разговоре встречающееся, но говорит очень неправильно, а произносит и того хуже; кланяется и делает другие учтивости по-европейски, одет так же; вино пить знает по-английски, и по количеству, которое он выпил без приметного над ним действия, кажется, что он не новичок в сем роде европейского препровождения времени; ест все, что ни подадут, и много, а особливо любит сладкое. За столом он много с нами разговаривал. Отвечая на наши вопросы, он нам сказал, что у отца его 15 жен, детей много и числа он их не знает, а с ним от одной матери три сына и две дочери. Лекарь сказывал, что мать его была сама владетельная особа, земли ее Топагхи завоевал и на ней женился и что Метарай сам имеет двух жен, к которым очень привязан. Отец его при отправлении дал ему подробное наставление, чем заниматься между европейцами и что стараться перенять у них. Он нам показался с немалыми природными дарованиями; многие из его замечаний не показывали, чтобы он был дикий из Новой Зеландии без всякого образования. Вот некоторые анекдоты о принце Метарае.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прогуливаясь на берегу с лейтенантом Рикордом, нашел он медный герб с солдатской сумы. Блеск вещи привлек его внимание. Взяв оный, сказал он г-ну Рикорду: «Невероятно, чтобы потерявший эту штуку, сам же бы и нашел ее; следовательно, не почтется воровством, если я ее возьму», и, сделав сие замечание, положил герб в карман.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Англии представляли его королю и королевской фамилии. Он рассказывает, что король говорит очень скоро и что он понимать его не мог; также заметил он, что между принцессами, дочерьми королевскими, была одна косая. В Лондоне возили его в театры, в воксал и пр.; обо всех таких увеселительных местах он нам мало рассказывал, и казалось, что они не много его занимали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лекарь разумеет немного язык их народа, а потому принц всегда с ним начинал говорить на своем языке. Однажды лекарь сказал ему, что никто из нас его не понимает и что лучше говорить по-английски; а так как из наших офицеров некоторые не знали английского языка, то принц на своем же языке отвечал лекарю: что пользы в том, когда сидящие за столом не разумеют говорить Юропа, понимая под сим названием английский язык, который они называют европейским языком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В кают-компании, где мы обедали, под палубой сделаны были щиты столярной работы, и доски, искусно склеенные и покрытые краской, показались ему, что всякий щит из одной доски сделан. Он скоро заметил необыкновенную ширину досок и спросил: где растут такие толстые деревья? А когда мы ему растолковали, что щиты сделаны из многих, а не из одной доски, то он весьма изумился и с видом недоверчивости старался собственными своими глазами в том увериться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я показал ему карту морскую, на которой назначены: мыс Доброй Надежды, Новая Голландия и Новая Зеландия. Он тотчас пальцем провел тракт, коим они должны идти, показав на порт Джансон, на остров Норфолк&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, к которому им надобно было прежде зайти, и на Залив островов (Bay of islands). А когда я ему означил наш путь к Камчатке, то он заметил, что Россия (принимая, без сомнения, Камчатку за всю Россию) далее от Англии, нежели Новая Зеландия. Но, услышав от нас, что из Англии в Россию можно на корабле прийти в неделю, он меня спросил: для чего же мы не идем туда через Англию? Это было бы ближе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы также ему показали изображение в полный рост мужчины и женщины Новой Зеландии. Он сказал, что они не похожи, говоря на своем языке: тего-тего, в чем он и справедлив был, потому что эти портреты сняты были с жителей другого края сей земли, с которыми они никогда не видятся; однако ж при виде изображения женщины, которая была представлена нагая, он с торопливостью подвинул вдруг картину к себе и, смотря долго очень пристально на нее, сделал некоторые любострастные движения. У г-на Рикорда была свирелка и воронка его народа, и лишь только положили их на стол, как он вдруг с нетерпением схватил первую и начал играть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Язык отечества сего принца скор, короток и отрывист, но для слуха не противен, даже некоторые слова произносятся приятно; например: тега – дурно, не похоже, несправедливо; эти-эти – так и сяк, мало-помалу; вай – вода; пута – дыра всякого рода… По словам г-на Макмелина, их язык чрезвычайно недостаточен, и множество вещей одним словом означается, что, без всякого сомнения, и справедливо. Это общий недостаток всех языков диких народов. До прихода к ним европейцев они только и знали одну собаку из рода четвероногих животных, которая на их языке называется каратагхи, и потому теперь всех животных сего класса, европейцами к ним завезенных, они одним именем называют, различая таким образом: собака с рогами – бык или корова; собака с четырьмя ушами – баран или овца; вонючая собака – козел или коза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Король английский принца сего пожаловал кавалером ордена, учрежденного, или, лучше сказать, выдуманного, нарочно для диких владельцев, и назван он Орденом дружества; знаки его состоят в голубой ленте и в серебряной звезде, на которой изображены две золотые руки, схватившиеся одна за другую. А отцу его посланы от короля богатая шапка и мантия вместо короны и порфиры. Сверх того, отправлено множество разных полезных подарков, состоящих в мастерских инструментах, одежде и пр. Все они укладены в ящиках, на которых подписано: Королю Топагхи от короля Георга. Сына его также весьма щедро одарили в Англии [77 - Недавно я узнал, что сей дикий исправно отплатил за дружбу к нему английского правительства. Он коварным образом завладел двумя китоловными судами, сей нации принадлежащими, и умертвил всех англичан, на них бывших, оставив только в живых двух или трех женщин, которые спаслись отважным бегством, переплыв на английское судно, чрез несколько времени после в то же место пришедшее. Судну сему готовилась такая же участь, но женщины спасли оное. Сказывают, что английское правительство отправило экспедицию для наказания вероломства сего неблагодарного злодея.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Декабря 3-го прибыл в Столовый залив с конвоем шлюп «Рес-горс» (Race horse), вышедший из Англии 17 сентября. Вице-адмирал Барти письменно меня уведомил, что на нем касательно нас он никакого повеления не получил, хотя, впрочем, и известно, что транспорт «Абонданс» прибыл в Англию 1/13 августа. А при свидании со мною он мне объявил, что не только повеления о нас, но даже и ответа о получении от командора Роулея рапорта о задержании шлюпа Адмиралтейство не сделало, сказав притом, что будто причины такому их молчанию он не знает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прежде прихода к мысу Доброй Надежды судна из Англии, с которым мы ожидали решения о нашем деле, мы совсем изготовились к продолжению нашего путешествия. Во все время приготовления англичане никакого препятствия нам не делали. Решась привести себя в совершенную готовность тотчас выйти в море, коль скоро последует на сие дозволение, я открытым образом подрядил одного купца в Симансштате заготовить и доставить провиант чрез таможню. И когда я уже почти весь оный получил на шлюп, тогда (23 декабря) адмирал Барти прислал ко мне офицера объявить, что, получив известие о намерении моем уйти со шлюпом, он требует письменного от меня обязательства оставаться в заливе до повеления из Англии; притом офицер сей сказал, что, в случае несогласия моего на требуемое обязательство, адмирал дал приказание офицеров и команду свести на берег как пленных и держать шлюп под английским караулом. Два положения, на одном из коих мы должны были оставаться в неприятельском порте, были столь различны между собою, что я без всякого затруднения решился на выбор лучшего из них.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дав обязательство не уходить с мыса Доброй Надежды без согласия английского правления, мне ничего не оставалось более делать, как исполнить и сохранить оное свято до окончания войны. Для сего я перевел шлюп в самое безопасное место залива и принял все нужные меры содержать его сколько возможно без повреждений и в годности кончить вояж до Камчатки. Но содержание офицеров и продовольствие команды составляли мне великие препятствия: я имел кредитивное письмо от г-на Грейга в Кантон на 5 тысяч пиастров, но на мысе Доброй Надежды его никто не хотел принять; денег за предлагаемые мною векселя на Государственную Адмиралтейств-коллегию также никто не желал дать, говоря, что между английскими владениями и европейскими государствами на матерой земле всякое деловое и даже письменное сообщение прекращено, следовательно, неизвестно, будут ли впущены мои векселя в Россию. В таком критическом положении нашего дела г-н Гом, английский купец, дал мне совет требовать нужных пособий от вице-адмирала Барти, что, по его мнению, я был в полном праве сделать и удовлетворения ожидать, будучи со шлюпом задержан вследствие молчания английского правительства на представление о нашем прибытии к мысу Доброй Надежды; притом производимое содержание военнопленным [78 - Здесь офицеры пленные получают каждый по 26 рейхсталеров в месяц; командиры корсаров и купеческих судов по 13 рейхсталеров, а рядовым производят по фунту мяса и по полтора фунта хлеба в день на каждого человека.] дает мне причину думать, что правление не откажет снабжать нас нужной суммой на содержание офицеров и свежим мясом для служителей на счет России, потому в особенности, что все таковые издержки, судя по малому числу команды, составили бы сущую малость. Считая мнение г-на Гома очень основательным, я принял его совет и 14 января писал к вице-адмиралу Барти о сем деле, но ответа на мое представление он, однако ж, никакого не делал около трех недель. А на записку мою, писанную 2 февраля к его секретарю, г-н вице-адмирал Барти прислал ко мне письмо, подписанное 3/15 февраля, в котором обещается снабжать команду провиантом, а деньги советует получать от агентов в Капштате, уверяя, что они не откажут снабжать меня оными на счет и веру (как то он изъясняется) Российского императорского правления. Но на первое письмо я никогда никакого ответа не получал, и повеления о снабжении нас провиантом не дано.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прождав несколько дней, я писал к провиантскому агенту Палиссеру и спрашивал его, получил ли он от адмирала по сему делу какое-нибудь приказание. Но он мне объявил, что у него нет никакого такого повеления. По приезде вице-адмирала Барти в Симансштат я хотел лично с ним объясниться. Но он вместо того, чтоб дать мне прием наедине, принял меня при 20 или 30 человеках посторонних людей и, поговорив со мною несколько об обыкновенных, ничего не значащих вещах, тотчас вышел вон и уехал осматривать новый сигнальный пост. Мне известны обряды и порядок жизни англичан. Я знал, что тогда было не время без самой крайней нужды, по их обыкновению, заниматься такими делами; а притом и удивление, показанное по сему случаю всеми там бывшими, уверило меня, что он старался не допустить меня сделать ему лично представление о нашем положении, а особливо в присутствии такого числа посторонних людей. Поступки его в рассуждении нас не только что голландцев здешних колоний приводили в удивление и негодование, но даже и самих англичан. Многие из них советовали мне писать к министрам в Англию. Но я не мог надеяться получить от них ответа на мое представление, когда они не дали никакого решения по случаю задержания шлюпа, оставя сие дело, так сказать, в пренебрежении; а г-н Канинг не сделал мне чести своим ответом на первое мое письмо. И некоторые даже морские капитаны говорили, что, будучи в подобном моему положении, они ушли бы в полном уверении, что данное обязательство недействительно, когда неприятель отказывает в прокормлении, что если я уйду, то английское министерство, узнав подробно о всех обстоятельствах дела сего, не станет меня винить, а сменит адмирала Барти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако ж я решился ненарушимо держаться данного слова, доколе есть еще возможность; а чтобы выдачу команде свежей пищи на счет оставшейся у меня суммы продолжить сколько возможно более времени, я прекратил выдавать порционы офицерам, довольствуясь с ними той же провизией, как и нижние чины. Напоследок беспрестанное уменьшение остававшейся у меня суммы, выходившей на плату за свежее мясо; необходимость всегда иметь сколько-нибудь денег на непредвидимые случаи, на содержание больных, на покупку медикаментов и пр., показавшийся у служителей недостаток в верхнем платье и обуви, который и офицеры начинали равномерно чувствовать, будучи долго без жалованья и порционов, и неизвестность, скоро ли кончится война, которая, впрочем, судя по всем получаемым из Европы известиям, казалось, будет продолжительна, понуждали меня взять какие-нибудь меры, чтобы не довести порученной мне команды до последней унизительной крайности. Желая быть строго точен в сохранении данного мною обязательства, я имел намерение для содержания команды продать несколько из менее нужных погруженных в шлюп снарядов. Торговые законы колонии требовали, чтобы продажа была произведена с дозволения губернатора и с публичного торгу. Спрашивая о сем деле совета у знакомых мне здешних знаменитых граждан, я узнал, что губернатор не может мне позволить ничего продать со шлюпа, потому что агенты по призовым делам военных судов, бывших на рейде во время нашего прибытия к мысу, считают шлюп со всем его грузом собственностью своих препоручителей, так как приз, и до окончательного решения английского правления они вправе запретить всякую с него продажу. Сей случай сделал наше положение еще более критическим. В то же время почти случилось, что английская эскадра, блокировавшая острова Иль-де-Франс и Реюньон&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, потерпела от бури великие повреждения и исправлялась в Симанском заливе; тогда Адмиралтейство имело большую нужду в рабочих людях. Вице-адмирал Барти, можно сказать, официальным образом, прислал на шлюп помощника корабельного мастера сказать мне, что если я буду посылать знающих мастерство моих людей в док работать, то он велит им выдавать порцию и плату за работу. Кроме того, что корабль, исправленный на мысе Доброй Надежды, мог также и в Балтийском море по случаю служить, я такое его требование имел причину считать для себя обидным и всем нам притеснительным: он не хотел нас снабжать съестными припасами, стоящими для нации самой безделицы, на счет нашего государя, а требовал от нас пособия в военных приготовлениях против наших союзников. Согласиться на это было невозможно, и я мог бы таким поступком дать о себе дурное мнение всей колонии, навести неудовольствие офицерам и команде и, вероятно, подвергнулся бы взысканию от своего правительства по возвращении, и потому я вице-адмиралу Барти прямо отказал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне известно, что были случаи, в которых поступки неприятеля со своими военнопленными, давшими обязательства ему, принуждали их нарушить оное, в чем они после были оправданы беспристрастным суждением целой Европы. Внутренне я был совершенно уверен, что наше положение принадлежало к такому роду случаев, и такое же о нем мнение имели многие англичане и голландцы. Точно подобного примера сему делу невозможно сыскать, но в разные времена были многие случаи, служащие, как я думаю, к полному моему оправданию. Самый новейший из них и более способный оправдать меня в глазах самих англичан есть случай, повстречавшийся с их генералом Бересфордом (Веresford) и полковником Паком (Pack) в течение нынешней войны между Англией и Испанией: оба они взяты при нападении на испанские колонии в Южной Америке и жили на пароле в Буэнос-Айресе как военнопленные, не будучи обременены, подобно мне, сбережением и продовольствием команды, за коих здоровье и поведение надлежало ответствовать; они были совершенно обеспечены с сей стороны, а сверх того, и на собственное свое содержание испанское правление выдавало им деньги. Однако ж сделанные губернатором в рассуждении их некоторые перемены были достаточны понудить генерала Бересфорда и полковника Пака, пользуясь прибытием английского под переговорным флагом судна, уйти от неприятеля. Испанцы их обвиняли в нарушении данного слова, но своим правлением поступок их был оправдан, и они тотчас были употреблены к службе в королевских войсках по своим чинам. Из них полковник Пак служил во второй экспедиции против Южной Америки и опять был взят испанцами при нападении англичан на Буэнос-Айрес под командою генерала Вайт-Лока, в самом том городе, откуда он ушел. Поступки к нему испанского генерала, равняя его во всем с прочими английскими офицерами в одном с ним чине, показали, что и они внутренне не считали его виноватым, хотя по знанию его местного положения, обороны и силы города, при нападении на который он находился, поступок полковника Пака должен бы казаться в глазах испанцев непростительным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда я уверился, что по сему делу между англичанами и мною справедливость на моей стороне, тогда я решился, не теряя первого удобного случая, извлечь порученную мне команду из угрожавшей нам крайности. Но чтобы действительно положение, в каком мы находились, и причины, заставившие меня взять такие меры, могли быть точно известны Англии и британскому правительству, а не в таком виде, в каком вице-адмиралу Барти угодно будет их представить, я употребил следующий способ: к нему я написал письмо, объясняя наше состояние и поступки его с нами, с показанием причин, им самим поданных мне, оставить мыс Доброй Надежды, не дожидаясь решения английского правительства. Копии с сего письма я вложил в благодарительные от меня письма к разным особам, как голландцам, так и англичанам, которые своим к нам доброхотством, ласковым приемом и услугами, от них зависевшими, имели право на мою признательность. Я уверен, что чрез них дело сие в настоящем виде будет известно в Англии, если вице-адмирал Барти и утаит мое письмо к нему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;План мой был уйти из залива и плыть прямо в Камчатку; не имея же на пути ни одного дружеского порта, принадлежащего европейцам, пособия мы должны были ожидать только от диких жителей островов Великого океана. Такое предприятие произвести в действо с успехом было нелегко и сопряжено с большим риском. По назначению самого вице-адмирала Барти шлюп был поставлен на двух якорях в самом дальнем углу залива от выходу, на расстояние одного или полутора кабельтова&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> от корабля «Резонабля» («Raisonable»), на котором он имел свой флаг, и так, что при NW ветре, с которым мы только и могли уйти, он был у нас прямо за кормою; между шлюпом и выходом стояло много казенных транспортов и купеческих судов в расстоянии одно от другого кабельтова и полукабельтова – все их нам надобно было проходить. По требованию же вице-адмирала Барти все паруса у нас были отвязаны и брам-стеньги спущены; при таком положении шлюпа сняться с якоря было невозможно; равным образом и одного якоря поднять не было способу, не обнаружив своего намерения неприятелю, как бы, впрочем, ночь темна ни была; надлежало отрубить оба каната, чтобы вступить под паруса, оставить два якоря из четырех, для нас было слишком много; обстоятельства вояжа могли нас не допустить в Камчатку до наступления зимы, тогда мы нашлись бы принужденными провести более 6 месяцев в островах Великого океана, в коих нет ни одной хорошей гавани и все рейды открыты, с коралловым дном, где стоять так долго с двумя только якорями невозможно было, не подвергаясь часто опасности. К сему присовокупить должно недостаток в сухарях, которых я не мог более выдавать, как по фунту в день на человека, свежей провизии мы не имели ни куска, также и никакой зелени не было. Чтобы не подать никакой причины неприятелю открыть мое намерение, я не позволил даже для офицерского стола ничего свежего запасать. Сия предосторожность для меня также была нужна и впоследствии: будучи в море и имея недостаток в пище, я хотел, чтобы все на шлюпе, от командира до последнего человека, получали одинаковую порцию и ели из одного котла. В таких дурных обстоятельствах я решился пуститься в продолжительное плавание по морям, отдаленным от европейских селений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме вышеизъясненных препятствий, не благоприятствовавших предприятию моему уйти с мыса Доброй Надежды, были еще другие – не столь важные, как первые, однако ж такого рода, что намерение наше могло открыться неприятелю прежде исполнения оного. Коротко знакомые и по-дружески обходившиеся со мною капитаны английских кораблей просили меня проверить их хронометры вместе с нашими в обсерватории, которую мы имели на берегу. С адмиральского корабля у нас было три хронометра; возвратить мы их никак не могли без причины; взять свои заблаговременно на шлюп, а их оставить было бы подозрительно, а прислать за ними ночью перед самым отправлением уже и совсем не годилось. Другое затруднение находил я в расплате с подрядчиками, ставившими свежее мясо и хлеб для команды; приняв намерение уйти, я желал сберечь сухари и производил служителям хлеб; без сомнения, деньги их не пропали бы, и, конечно, был бы случай им заплатить даже с избытком, вместо процентов, и они были бы довольны; но если бы, к несчастью, нас англичане взяли и привели назад, то какими бы глазами стали на нас смотреть в колонии, когда бы покушение с нашей стороны было сделано уйти не расплатясь? А третье затруднение состояло в верном доставлении писем к тем особам, к коим они писаны. Для отдаления сего препятствия разные средства были предлагаемы, из коих следующее мне показалось лучше всех. Хронометры наши стояли в доме г-на Сартина, того самого человека, который хлеб на шлюп ставил. Из трех хронометров я оставил на берегу один, который во весь вояж хуже всех шел, и с ним мы сравнивали принадлежащие англичанам хронометры, выдавая его за самый верный: а потому они и не имели причины сомневаться, видя всегда, что наш лучший хронометр на берегу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К г-ну Сартину я написал письмо, в коем, объясня ему причину тайного нашего ухода и невозможность явным образом с ним расплатиться, я просил его: оставленный хронометр продать с аукциона и что следует ему за хлеб, чтобы он взял, а остальную сумму перевел бы в Портсмут на дом г-д Гари, Джокс и компания, кои во время мира с Англией были агенты русского консула в Лондоне и снабжали наши военные суда, заходившие в Портсмут, всем нужным. Господину де Виту, от коего мы брали мясо, я такого же содержания письмо написал, только что в заплату должных ему денег препроводил письмо в форме векселя на вышеупомянутый коммерческий дом в надежде, что г-да Гари, Джокс и компания, имевши большие денежные препоручения от нашего консула, не откажутся заплатить такую малость, которую они всегда могут получить с надлежащими процентами, комиссией и пр. Что принадлежит до писем, то все оные я запечатал в один конверт с письмом к командору Роулею и положил в ящик его хронометра, хранившегося в нашей обсерватории, и так как ключи от хронометров всегда были у меня, то мы и не имели причины опасаться, чтобы письма открылись прежде нашего ухода. Командор Роулей, человек весьма добрый и строгой честности, притом ко мне был весьма ласков и ко всем нам лучше расположен, нежели другие англичане, почему я мог быть совершенно уверен, что от него все мои письма будут непременно доставлены по надписям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Долго не было случая, благоприятствовавшего моему намерению: когда ветр способствовал, то на рейде стояли фрегаты, совсем готовые идти в море, а когда с сей стороны было безопасно, то ветр нас удерживал. Несколько раз днем свежий ветр, нам попутный, от NW или от W начинал дуть, и мы всегда приготовлялись в таких случаях к походу, но к ночи ветр или утихал, или совсем переменялся и делался противный. Я знал, что во всех гаванях и рейдах, лежащих при высоких гористых берегах, ветры очень часто дуют не те, какие в то же время бывают в открытом море, а потому я хотел точно узнать, какое здесь имеют отношение прибрежные ветры к морским. На сей конец я часто на шлюпке езжал в Фалс-Бай, брал с собою компас и замечал силу и направление ветра, на шлюпе то же в те же часы делалось. После многих опытов я удостоверился, что когда в Симанском заливе ветр дует NW или W при ясной или и при облачной, но сухой погоде, то в море он дует от SW или от S, а иногда и от SO; всегда, когда в такие погоды я езжал в Фалс-Бай, то свежий порывистый ветр от NW или W мигом пронесет шлюпку заливом, а на пределах Симанского залива и Фалс-Бая войдет в штилевую полосу сажен на 50 или на 100, которую пройти надобно на веслах, потом лишь откроется море, то тишина минуется и подхватит южный ветр, более или менее уклонившийся к О или к W, между тем как на шлюпе в Симанском заливе по-прежнему продолжает дуть свежо и беспрестанно до самой ночи тот же NW и W ветр. Но когда сии ветры начнут дуть крепкими шквалами, принесут облачную мокрую погоду и дождливые тучи, быстро по воздуху несущиеся к SO, тогда можно смело быть уверенным, что и в открытом море тот же ветр дует. NW ветры господствуют здесь в зимние месяцы, а летом они бывают чрезвычайно редки; а потому-то мы их очень, очень долго ожидали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Напоследок 16-го числа мая сделался крепкий ветр от NW. На вице-адмиральском корабле паруса не были привязаны, а другие военные суда, превосходившие силой «Диану», не были готовы идти в море. И хотя по сигналам с гор мы знали, что к SO видны были два судна, лавирующие в залив, которые могли быть военные, и может быть фрегаты, но так как им невозможно было приблизиться к выходу прежде ночи, а положение наше оправдывало всякий риск, то, приготовясь к походу и в сумерках привязав штормовые стаксели, в половине 7-го часа вечера, при нашедшем сильном шквале с дождем и пасмурностью, я велел отрубить канаты и, поворотясь на шпринге, пошел под штормовыми стакселями в путь. Едва успели мы переменить место, как со стоявшего недалеко от нас судна тотчас в рупор дали знать на вице-адмиральский корабль о нашем вступлении под паруса. Какие меры ими были приняты нас остановить, мне не известно. На шлюпе во все время была сохраняема глубокая тишина; коль скоро мы миновали все суда, тогда, спустясь в проход, в ту же минуту начали поднимать брам-стеньги и привязывать паруса; офицеры, гардемарины, унтер-офицеры и рядовые – все работали до одного на марсах и реях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я с величайшим удовольствием вспоминаю, что в два часа они успели, невзирая на крепкий ветр, дождь и на темноту ночи, привязать фок-, грот-марсели и поставить их; выстрелить брам-стеньги на места, поднять брам-реи и брамсели поставить; поднять на свои места лисель-спирты, продеть все лисельные снасти и изготовить лисели так, что если бы ветр позволил, то мы могли бы вдруг поставить все паруса. В 10 часов вечера мы были в открытом океане. Таким образом, кончилось наше задержание, или, лучше сказать, наш арест на мысе Доброй Надежды, продолжавшийся один год и 25 дней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На мысе Доброй Надежды мы лишились шхиперского помощника Егора Ильина, который 9 мая, за неделю до нашего ухода, умер от лопнувшего внутри нарыва. Потеря сия для нас была весьма чувствительна, а особливо для меня: он был отменно добрый, усердный, расторопный человек, должность по своему званию во всех частях знал очень хорошо и был содержателем всех припасов по шхиперской должности. Мы хотели могилу его почтить пристойным памятником и уже приготовили его, но не удалось поставить, а потому согласились оставить оный в церкви в Петропавловской гавани, с надписью, по какому случаю памятник поставлен в Камчатке для тела, погребенного на мысе Доброй Надежды.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Часть II<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава первая<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нынешнее состояние колонии мыса Доброй Надежды, описание вод, его окружающих, и метеорологические замечания<br></h3><br><img border=0 src="i_011.jpg">&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя я и находился на мысе Доброй Надежды 13 месяцев сряду и во все это время со стороны здешнего правительства мог иметь позволение пользоваться совершенною свободою ездить по колонии, куда и когда мне было угодно, однако ж читатели моего журнала не должны от меня ожидать пространного описания сего края. Причины тому три. Первая – недостаток в необходимо нужных познаниях для составления подробного повествования о какой-либо стране. К сему принадлежат все части естественной истории: будучи воспитан для морской службы и проведя большую часть моей жизни на море, я не имел ни случая, ни времени заниматься изучением сей полезной науки, а потому имею об ней одно только поверхностное сведение. Вторая причина: недостаток в деньгах, нужных для путешествия, а третья – если бы и хотел я пространно описывать такие из многочисленных любопытных предметов здешней колонии, которые входили в пределы моих познаний, то это значило бы повторять то же, о чем прежде меня многими в разных книгах на разных языках было сказано.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я уверен, что во всем Южном полушарии нет ни одной страны и очень мало земель и государств в нашем просвещенном свете, о которых столько было бы писано, сколько о мысе Доброй Надежды. Кроме нашей братьи мореходцев, писавших о сей славной колонии, многие знаменитые мужи, известные в свете своими дарованиями и ученостью, нарочно посещали оную и издали в свет описания своих путешествий. Итак, я здесь ограничу себя описанием нынешнего состояния мыса Доброй Надежды; а чего по недостатку случаев, способов или нужных сведений я не мог сам узнать достоверно или заметить, то взято мною из сочинения г-на Барро, изданного в Англии под названием: Travels into the interior of Southern Africa. By John Barrow, esq., F. R. S. London, 1806.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Строки, отмеченные двумя запятыми [79 - Кавычками.], заключают предметы, которые я заимствовал из упомянутого сочинения. Г-н Барро, весьма умный, ученый человек, во время путешествия своего по Южной Африке был секретарем губернатора колонии лорда Макартнея. Следовательно, имел все способы в своих руках извлекать самые верные материалы из колониальных архивов и получать из других источников нужные и обстоятельные сведения для своего сочинения; и потому, что он ни писал, должно быть совершенно справедливо, когда пристрастие не водило его рукою, а это в немногих местах видно, и то только в описании нравов жителей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Описание мое я разделяю на пять частей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первая часть заключает пространство колонии, разделение ее, число жителей, военное и гражданское правление, описание главного города Капштата&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> и другого приморского местечка, Симансштата.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй части упомяну о произведениях края сего, не обо всех – это принадлежало бы к естественной истории, а о тех, кои служат в пищу и чем мореплаватели могу запасаться здесь. Притом скажу также об обманах, коими неопытные путешественники могут быть подвергнуты здешними торговцами, и о средствах, какими они сами могут получить все для них нужное за сходные цены, и пр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Третья часть: о характере, обычаях и образе жизни жителей, их склонностях, добродетелях, пороках, занятиях, расположении к иностранцам и пр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Четвертая часть: о внутренней и внешней торговле колонии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А в пятой части буду говорить о географическом положении мыса Доброй Надежды относительно к мореплаванию, о заливах и рейдах, о морях, его окружающих, о ветрах, погодах и течениях и о всем прочем, принадлежащем к мореплаванию.<br>
&nbsp;//--&nbsp;ПРОСТРАНСТВО КОЛОНИИ, РАЗДЕЛЕНИЕ ЕЕ, ЧИСЛО ЖИТЕЛЕЙ, ГРАЖДАНСКОЕ И ВОЕННОЕ ПРАВЛЕНИЕ, ОПИСАНИЕ КАПШТАТА И СИМАНСШТАТА&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ПРОСТРАНСТВО<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колония мыса Доброй Надежды заключается в границах, простирающихся между следующими четырьмя пунктами:<br>
<br><img border=0 src="i_012.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;К северу колония граничит рекою Кусси, песчаными безводными степями, землею, по коей скитаются бошманы [80 - Бошманы (Bosjesmans) значит народ, живущий в кустарниках; а здесь так называются племена диких готтентотов, которые кочуют, живут грабежом и скрываются в лесах.], и хребтом высочайших в Южной Африке гор, называемых Nieuwvelds gebergte, лежащим между широтами 31&#189; и 32°, а в долготе от 21 до 26°.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К востоку – землею кафров, отделяемою от колонии Большою рыбною рекою, которая и есть настоящая между ними граница.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мыс Доброй Надежды к югу и западу окружает Южный океан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«От мыса Доброй Надежды до устья Большой рыбной реки берегом 580, а до устья реки Кусси 315 английских береговых миль [81 - Градус содержит 69&#189; английских береговых миль.]».<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;РАЗДЕЛЕНИЕ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колония разделяется на шесть округов, или дистриктов (district), кои суть:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Капштатский дистрикт, главный город Капштат. Сей дистрикт лежит в юго-западной части колонии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Стеленбошский дистрикт, лежащий в северо-западной стороне колонии, называется так по имени главного своего селения Стеленбош (Stellenbosch).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Звелендамский дистрикт находится в юго-восточной стороне колонии. Главное место в оном Zwellendam.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Дистрикт Грааф-рейнет (Graaf-reynet), так называемый по главному своему селению, находится на северо-восточной стороне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Вновь учрежденный дистрикт Юйтенгат (Uitenhate) есть часть Звелендамского дистрикта, отделенная с восточной его стороны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Также вновь учрежденный дистрикт Тюльбагский, в коем главное место Тюльбаг (Tulbagh). Он находится между дистриктами Стеленбошским, Грааф-рейнетским и Звелендамским и составлен из земель, от них отделенных.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЧИСЛО ЖИТЕЛЕЙ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«По присяжному списку, сочиненному в 1798 году, оказалось, что, кроме английских морских и сухопутных войск, во всей колонии жителей было нижеозначенное число:<br>
<br><img border=0 src="i_013.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВЛЕНИЕ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С того времени как колония находится в руках англичан, главноуправляющий оной есть губернатор, назначаемый королем. Он носит титул королевского губернатора колонии мыса Доброй Надежды и главнокомандующего его величества сухопутных войск, в оной расположенных. Положенное ему содержание чрезвычайно велико (если не ошибаюсь, то, кажется, 12 тысяч фунтов стерлингов) и власть дана обширная. Он имеет право утверждать и приказывать, приводить в исполнение приговоры смертной казни в уголовных и военных судах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но коренные законы, учрежденные голландским правлением, остаются и ныне в прежней силе. Из сего, однако ж, исключаются все постановления, служившие к пользе Голландской Индийской компании, а притеснительные жителям вообще, как, например: бесчеловечные наказания [82 - Голландская Ост-Индская компания управляла колонией с невероятной жестокостью: «Часто меру наказания определяли числом курительных трубок, то есть сечь осужденного такое время, в кое выкурится известное число трубок, смотря по важности вины. Фискал, или ланддрост, в таких случаях обыкновенно курили трубки; следовательно, от них зависело, продлить или сократить время наказания».], запрещение прямо продавать приходящим судам всякого рода съестные припасы, вино и пр., а также и от них ничего не покупать иначе, как чрез компанию, и пр. Равным образом уничтожены такие законы, которых действие могло быть вредно или несовместно с торговыми постановлениями Англии и коих существование было противно или опасно удержанию власти и влияния над колонией английским правительством. Вообще все законы, притеснительные для человечества, отменены. Впрочем, как в уголовных, так и тяжебных делах колонисты судятся судьями, выбранными из собственного своего корпуса, и прежними своими законами, но никакой приговор и никакое суда решение не могут иметь надлежащей силы без губернаторского утверждения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Корпус общего гражданского правления всей колонии состоит из шести палат, или камор:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Палата гражданских и уголовных дел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Департамент фискала. Фискал есть главный гражданский начальник Капштата и округа его. Он же и полицмейстер сего города.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Камора запасных колониальных магазинов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Камора для уплаты долгов обанкротившихся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Камора брачных дел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Камора сиротских дел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме вышеозначенных присутственных мест, англичане установили некоторые другие департаменты, относящиеся к коммерческим делам, с намерением облегчить встречающиеся в торговле затруднения, как-то: ломбард, меновый банк, департаменты для сбора внутренних пошлин и податей, призовый суд, таможню, казначейство для гербовой бумаги, почтовую контору и пр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дистрикты, или округи, управляются гражданскими чиновниками, выбираемыми из зажиточных и известных своим благоповедением граждан. Называются они ланддростами (Landdrost), у коих есть совет, именуемый гемраден (Heemraaden), составленный из поселян округа, имеющих честное имя и некоторое имущество. Капштатский ланддрост есть фискал города.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Округи разделяются на небольшие части, управляющие коими граждане называются Feldwagtmaster, или смотрители.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Есть еще выбранные чиновники, называемые Field Cornets и Field Coprals, коих должность состоит в сохранении тишины и спокойствия в округах, в отыскивании беглых и праздношатающихся и пр.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ВОЕННОЕ ПРАВЛЕНИЕ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя губернатор имеет титул главнокомандующего войск, однако ж во внутреннее распоряжение оными он нимало не входит, а начальствует над ними старший генерал, который называется просто командиром войск. Он есть также вице-губернатор колонии, и как губернатор не мешается в управление войсками, так и генерал совсем не участвует в гражданском правлении, а носит только титул вице-губернатора, для того что он должен, в случае смерти настоящего губернатора, занять его должность до назначения другого по воле короля. Здесь военные чины не имеют ни малейшего участия в гражданском правлении и совсем никакого влияния на течение дел по сей части. При нас корпус войск состоял из двух небольших отделений: артиллерии и инженеров, из одного драгунского, из пяти пехотных и из так называемого капского полка, сформированного из готтентотов [83 - В Капском полку все офицеры и унтер-офицеры европейцы, а рядовые готтентоты. Они чрезвычайно проворны, имеют верный глаз и твердую руку, а потому стреляют очень метко, и так скоро бегают, что в строю офицеры и унтер-офицеры верхами, иначе они не успели бы двигаться со своими рядовыми. Готтентоты имеют один самый важнейший недостаток в солдате: они великие трусы. Свист пушечного ядра, вид убитого товарища тотчас в бегство их обратит. Содержатся и довольствуются во всем они наравне с английскими солдатами.]. А как все сии полки гораздо малочисленнее своего комплекта, то всех войск, способных выйти под ружье, считалось до шести тысяч, из коих, кроме одного полка, находящегося в гарнизоне Симансштата, двух рот, составляющих стеленбошский гарнизон, и небольших отделений, расположенных в некоторых других местах колонии, все прочие квартируют в Капштате. В сем городе один из генералов правит должность коменданта, а в Симансштате командир находящегося там полка сию должность исправляет. Но оба они по гражданской части никаких препоручений не имеют и ни в какие распоряжения входить не могут.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;КАПШТАТ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Высокая гора, находящаяся от оконечности мыса Доброй Надежды к северу в 15 милях, получила с давних времен название Столовой горы потому, что имеет вершину совершенно плоскую, простирающуюся на нарочитое расстояние. А от имени сей горы и открытый залив, впадший в западный берег Южной Африки, назван Столовым. При самой южной впадине залива сего находится небольшая долина, от морского берега едва приметною пологостью подымающаяся до подошвы трех гор, ее окружающих с береговой стороны. Гора, прилежащая к сей долине с юго-запада и запада, имеет подобие покоящегося льва и потому называется Львиною горою [84 - «Высота Львиной горы над морскою поверхностью 2160 английских футов».]. К югу помянутой долины полагает предел Столовая гора [85 - «Высота Столовой горы 3582 фута».], а к юго-востоку возвышается Дьявольская гора [86 - «Высота Дьявольской горы 3315 футов».], названная так голландскими матросами. Между Львиною горою и морем есть дефилея&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, ведущая на другую небольшую, плоскую и почти горизонтальную долину, которая со всех сторон окружена морем и горами, и другого выхода из нее нет, кроме вышепомянутой дефилеи. А между Дьявольской горою и морем из вышепомянутой пологонаклонной долины есть другая дефилея, ведущая в поле, чрез которую только один путь и есть берегом к Капштату, выстроенному на сей окруженной тремя горами и морем долине. Дефилея сия защищается четырехполигонной цитаделью, на самом берегу построенной, у которой крепостные строения высоки и одеты камнем с довольно глубоким рвом. Город от нее лежит к западу и начинается подле самого гласиса. Но цитадель сия более способна содержать жителей города в страхе и повиновении, нежели защищать его от неприятеля, ибо как она, так и батареи, построенные близко города по берегам залива, могут только защищать город при нападении с морской стороны и такие к высадке десанта способные места, которые от них на пушечный выстрел отстоят; а в соседстве Капштата есть много мест, где хотя и с трудом, но можно высадить десант, что англичане самим делом показали при двукратном нападении на колонию, которую они в оба раза взяли с ничего не значащей потерей. Что принадлежит до обороны города, которую ему хотели голландские инженеры доставить цитаделью, то местоположение ее не делает искусству их чести, потому что пологость, опускающаяся постепенно от верху Дьявольской горы, подходит близко цитадели и поверхность оной пологости, отстоящая на полупушечный выстрел от главного вала, гораздо выше всех крепостных строений; следовательно, командует совершенно всей цитаделью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Английский генерал Крейг, желая поправить сию ошибку голландских инженеров, построил на высоте пологости сильную батарею, которая может командовать батареями, кои должно бы было поставить для действия по цитадели. А сверх того, неприятель, выступя на берег, и без нападения на цитадель может принудить город к сдаче совершенным пресечением подвоза съестных припасов изнутри колонии. Итак, если гарнизон не в состоянии встретить неприятеля в поле или воспрепятствовать ему высадить десант, то вся надежда с успехом защищаться будет тщетна, и сдача должна последовать неминуемо. Упомянув кратко об оборонительном состоянии Капштата, следовательно и всей колонии, теперь приступлю к описанию сей столицы Южной Африки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Город Капштат стоит в долине, коей положение описано выше. По берегу залива выстроены магазины Голландской Индийской компании&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, которые ныне называются королевскими магазинами и употребляются для казенных снарядов и съестных припасов. За оными пойдут обывательские дома; улицы прямы, широки и все пересекаются перпендикулярно; во многих из них по обеим сторонам посажены дубовые деревья, а в некоторых посредине находятся каналы, которые за недостатком в воде по большей части бывают сухи; редко для промывания и прочистки выпускают в них воду, отчего в жару они испускают нездоровый и отвратительный запах. В разных частях города находятся четыре прекрасные площади. Строение в Капштате вообще кирпичное; дома частных людей в двух и трех этажах отменно выстроены и все без изъятия выбелены или выкрашены желтой, зеленой или серой под гранитный цвет краской; крыши плоские с парапетом, на углах и по сторонам которых стоят фигуры ваз, статуи, арматуры&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> и пр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голландцы любят украшать свои дома снаружи, многие имеют над дверями огромные, даже не соответствующие величине дома, фронтоны, а против второго этажа балконы. Почти у каждого дома перед окнами нижнего этажа с улицы есть крыльцо, во всю длину дома камнем выстланное, с железным балюстрадом, где по вечерам они сидят или прохаживаются. На многих домах утверждены громовые отводы. Внутреннее расположение домов очень покойно и соответственно свойству здешнего климата: вообще по длине дома, как в нижнем, так и в верхнем этаже, посредине идет широкий коридор, или галерея, у которой на обоих концах в нижнем этаже пространные двери, а в верхнем большие окна; по обеим сторонам галереи расположены комнаты, в каждой из них есть двери из галереи, а сообщение между ними прямо зависит от намерения и желания хозяина сделать, смотря по тому для чего какая комната назначена. В галереях двери и окна, будучи в жаркие дни отворены, дают свободный проход свежему воздуху, который и в боковые комнаты входит; притом в них весьма приятно прохаживаться, когда несносный жар не позволяет пользоваться прогулкой на открытом воздухе. Под нижним этажом обыкновенно делаются огромные подвалы для погребов и магазинов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как снаружи, так и внутри голландцы очень чисто свои дома держат. На матицы&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, пол и потолок употребляется лес произведения здешней колонии, называемый гильвуд&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>; брусья и доски, из него сделанные, имеют прекрасный слоистый желтый цвет, а потому матиц и потолков здесь никогда не красят, так как и косяков, притолок, оконничных и дверных рам, кои все делаются из привозного лесу из Батавии&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, называемого тек: он красноватого цвету и, будучи хорошо выработан, походит на красное дерево.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Остающееся пространство долины между городом и подошвами окружающих его гор почти все наполнено прекрасными загородными домами, при которых находятся пространные сады плодоносных деревьев и большие огороды. Некоторые из загородных домов можно не без причины назвать великолепными. Мне случилось быть в двух из них, принадлежащих господам Гоф-Мееру и майору Сорену. Первый невелик и очень просто выстроен, но славится огромным садом, заключающим в себе все плодоносные деревья мыса Доброй Надежды и многие привозные. Кроме полезных дерев и растений, находится в нем много других для украшения сада. Пред самым домом сделан богатый цветник. Здесь я видел в первый раз еще в жизни китайскую и японскую розу. У господина Гоф-Меера великое множество всякого рода домашних птиц, для которых места сделаны с отменной удобностью, в особенных маленьких башнях. Между домашними его птицами я видел одну дикую капскую птицу, называемую здесь адъютантом, по причине чрезвычайно длинных ног, прямой фигуры и очень скорой ее походки. Она весьма смирна и никогда не ссорится с другими птицами, хотя более и сильнее их; но коль скоро увидит, что другие птицы между собой дерутся, то тотчас скорыми шагами пойдет к ним и, не нападая на них, одним своим видом устрашит их и заставит прекратить драку; а для того голландцы, у которых много домашних птиц, стараются иметь и адъютанта, так как полицмейстера. У него же в доме я видел очень редкую вещь: собрание яиц всех птиц, какие только водятся на мысе Доброй Надежды. Яйца сии нанизаны на нитку, наподобие янтарей или бус, симметрически: внизу самое большое, по сторонам оного два следующие за оным по величине и так далее до самого меньшего яйца. Цепь сия повешена на стене кругом большого зеркала против дверей; и как между таким множеством яиц, которые почти всех возможных цветов, то картина эта отменно разительна, а особливо при первом взгляде, как войдешь в комнату.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сад г-на Сорена, я думаю, немногим уступает первому в рассуждении пользы, но красотой превосходит, а дом может назваться великолепным. У него я видел большое собрание живых капских птиц: места для них сделаны в стенах галереи дома, к саду обращенной нишами, за проволочными решетками; там стоят для них деревья и кустарники, на которых они вьют гнезда и выводят детей; нехищные птицы посажены по нескольку в одну нишу, где они живут очень миролюбиво. В Капштате за десять лет перед сим находилось 1145 домов, жителей 5500 белых и рожденных от белых и черных и 10 тысяч черных; а ныне домов считается до 1200, а жителей всех вообще 18 тысяч. По причине слишком пологого возвышения долины, на коей стоит Капштат, город сей не имеет с моря такого великолепного вида, как приморские города, лежащие на возвышениях гор и являющиеся мореплавателям в виде амфитеатра, как-то: Лиссабон, Фаншал на острове Мадере, Фаял&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> на острове того же имени и другие. Притом наружный вид испанских и португальских городов вообще бывает великолепнее от множества монастырских и церковных башен и куполов, чего в голландских колониях недостает. Но с возвышенного места Капштат, с правильными широкими улицами, с загородными домами и садами, с тремя подле его возвышающимися горами и с пространным Столовым заливом, такую картину представляет взору зрителя, какой ни один с тесными, кривыми, нечистыми улицами испанский или португальский город показать не может, несмотря на монастыри, церкви и часовни, которыми вообще, так сказать, усеяны города сих двух народов. Окружностям Капштата придает большую красоту растущее при подошве Столовой горы так называемое серебряное дерево&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, у него листы покрыты белым лоском, а потому оно кажется совершенно высеребренным. Надобно заметить, что дерево это нигде в колонии не растет, кроме помянутого места.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рассматривая Капштат по частям, путешественник не найдет в нем ничего, стоящего особенного внимания, если он станет все сравнивать с европейскими городами. Но, не забывая, что он есть главный город, отдаленный от просвещенного света колонии, нельзя не похвалить некоторых из здешних заведений и не сказать, что они заслуживают внимания всякого посещающего сей край. В Капштате примечательным местом почитается компанейский сад, потом госпитали, библиотека, реформатская церковь, лютеранская церковь, водоемы, ратуша, театр и зверинец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что принадлежит до сада, то он и действительно есть самое примечательное место во всей колонии, потому что путешественники и мореплаватели, бывшие здесь и после издавшие в свет свои вояжи, едва было не поссорились между собою за разное мнение о сем саде: одни называли его бесподобным, восхитительным местом, другие, напротив, настоящим монастырским огородом. На мысе Доброй Надежды я перечитал почти все, что только об нем ни было писано, и сравнивал между собой замечания и мнения о разных предметах мною читанных авторов. Мне показалось, что сад сей действительно есть самое похвальное, полезное, приятное и, даже можно сказать, бесподобное заведение, потому что цель оного была доставить жителям удобное и спокойное место для гулянья, а для госпиталей и компанейских кораблей, заходивших сюда на пути в Индию, изобилие в плодах и огородной зелени. Широкие аллеи, закрытые от солнечных лучей густыми дубовыми деревьями, доставляют приятное место для прогулки. А в квадратах, образованных аллеями, сделаны пространные огороды для поваренных растений и места для плодоносных дерев, которые теми же аллеями защищаются от вредного для них солнечного зноя и от действия жестоких ветров, часто здесь свирепствующих. Если бы в план сего сада входило удивлять прогуливающихся искусственными гротами, пещерами, холмами, горами, дремучим лесом и пр. и пр., тогда надлежало бы критиковать его, потому что предмет нимало не достигнут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Госпиталь, ныне англичанами превращенная в солдатские казармы, есть подлинно бесподобное здание как по пространству, расположению, так и по местоположению своему. Построена она из кирпича в три этажа, на восточном краю города подле цитадели. Главный ее фасад обращен к морю, и залив весь ей открыт. Пред окнами сего фасада находится большая площадь, служащая плац-парадом, а позади госпиталя идет покрытая зеленью прекрасная долина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Публичная библиотека порядочно выстроена подле реформатской церкви. Собрание книг очень невелико: состоят они большей частью из голландских, французских, немецких и латинских книг. Всякий настоящий житель города имеет право брать от смотрителя для прочтения какие книги ему угодно. В том же зале, где библиотека, хранится несколько неважных натуральных редкостей и вещей, употребляемых дикими островитянами Великого океана. Вообще библиотека не заслуживает никакого внимания, однако ж я заметил в ней не столько любопытные, сколько забавные вещи, которые хотя и не относятся к чести здешних жителей, однако ж я не хочу умолчать об них. На столе увидел я огромную книгу, в которую библиотекарь записывал книги, даваемые им для чтения. Развернув оную, я нашел, что в ней очень мало листов было исписано, и, пока товарищи мои занимались рассматриванием других предметов, я из любопытства стал считать, сколько книг прочитано, и сосчитал, что с 1789 года по 1808 год, то есть в 19 лет, капштатская публика прочитала 87 книг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Другая странность в этой библиотеке не может избежать внимания никакого посетителя и всякого заставит усмехнуться. Это расположение книг на полках по ранжиру. Они расставлены не по предметам, о коих в них писано, не по языкам, на которых они писаны, и не по авторам, кем они писаны, а по величине их формата: таким образом, книги в лист занимают правый фланг, за ними следуют в четверку и так далее до самых малорослых. А что всего смешнее, то хотя книги стоят не в глухих шкапах, а на открытых полках, однако ж над каждым отделением прибиты доски с надписями: Folio, Quarto и пр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Реформатская церковь есть посредственной величины четвероугольное кирпичное здание, коего крышку внутри поддерживают четыре дорические колонны, толщиной превосходящие всякую соразмерность. Храм сей ни по чему особенного примечания не заслуживает; кафедра в нем резной работы из дерева очень искусно сделана. Там также можно видеть много старинных из разных дорогих индийских деревьев сделанных кресел и стульев очень редкой работы, с великим искусством вырезанных. Надобно знать, что именитые жители города имеют в церкви определенные им места, на которых всякий для себя и своей фамилии ставит собственные свои стулья, для чего обыкновенно выбирают самые дорогие, лучшие и редкие. Вступив в церковь, при первом шаге можно бы подумать, что вошел в храм, где погребаются герои со всего земного шара: все стены увешаны щитами, изображающими гербы разных фамилий, здесь похороненных [87 - По здешним законам хоронить под церковью и около церкви в городе можно; надобно только заплатить 38 рейхсталеров; а кто не платит, тех хоронят за городом на особливых кладбищах.], подле коих висят латы, шпаги, сабли, конья и пр. Самый недоверчивый зритель мог бы вообразить, что прах многих полководцев покоится под сводами, на которые он ступает. Но будьте уверены, войдя в сей храм, что под ногами вашими лежат кости голландских купцов и служителей их Индийской компании. Столько они честолюбивы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лютеранская церковь менее реформатской, но лучшей архитектуры; кафедра в ней чрезвычайно хорошо вырезана из дерева; впрочем, нет там ничего достойного примечания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На площади, называемой Фонтанною, где также плац-парад, при нас построили из кирпича две красивые пирамиды над колодезями, из коих помпами достают свежую воду для употребления в восточной части города; стоят они на весьма видном месте и служат городу одним из лучших украшений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ратуша, прекрасное двухэтажное здание с небольшой пиазою в главном фасаде, обращенном на так называемую Рыночную площадь. В ней хранится статуя первого основателя колонии Ван-Рибека (Van-Riebeck). Я не почитаю за нужное описывать жизнь этого славного голландца, ни того, как основал он колонию и как в начале существования оной, по недостатку в рогатом скоте, последнего быка, умершего с голоду, разрезав на четыре части, подарил их четырем английским капитанам за их подарки. История мыса Доброй Надежды всякому читающему книги известна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Театр построен на Готтентотской площади, так названной потому, что готтентоты продают тут привозимые ими съестные припасы, фрукты и пр. Величина и расположение театра, судя по здешней публике, совершенно соответствуют своей цели. По моему мнению, он есть самая достопримечательная вещь в колонии по двум причинам: во-первых, не удивительно ли покажется, что такой народ, как голландцы, построили театр нарочно, а во-вторых, что он один театр только и есть во всей Африке. Настоящих актеров нет, а играют на нем охотники из хороших домов. За вход платят деньги, которые употребляются в пользу бедных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зверинец сделан в одном отделении компанейского сада; строение совсем ничего не значит; при нас все собрание животных составляли лев, львица, тигр, страус и адъютант. Сказывали, что нынешний губернатор лорд Каледон намерен собрать всех животных, каких только можно, живущих в колонии, и что уже двух слонов ожидали пред нашим отбытием. Если это сбудется, то капский зверинец будет, я думаю, едва ли не первый в свете, а ныне не стоит того, чтобы смотреть его.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не знаю никаких других примечательных заведений в Капштате, которые бы стоили того, чтоб их поместить здесь.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;СИМАНСШТАТ&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br><br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Симансштат городом нельзя назвать, а просто селением, в котором публичных строений: небольшой морской арсенал, казармы, госпиталь, а нет ни одной церкви; обывательских домов до 25, растянутых в одну линию по берегу небольшого залива из Фалс-Бая [88 - Фалс-Бай значит фальшивый, ложный, обманчивый залив.] в берег впадшего, который по имени одного голландца, бывшего здесь губернатором, называется Симансов залив. При входе в оный, по обеим сторонам города, для его обороны, голландцами построены две небольшие батареи, но на сей конец и те лишние: маленькое это местечко не заслуживает нападения, а защищать рейд и воспрепятствовать высадке десанта они слишком слабы. Чтобы пройти берегом из Симансштата в Капштат, то 5 или 6 миль надобно идти узким проходом между морем с одной стороны и высокими крутыми горами – с другой и на сем пути обходить три маленькие залива (Elks-Bay, Fish-Hook-Bay и Kalks-Bay), а потом в чистое поле должно проходить сквозь весьма узкую дефилею, называемую Мюзенбургскою дефилеею, которую англичане очень изрядно укрепили двумя батареями, одна за другою построенными. Пройдя сию дефилею, дорога идет чистым полем до самого Капштата, до которого всего расстояния от Симансштата 21&#189; английских миль. Настоящих жителей в Симансштате обоего полу едва ли наберется сто человек; но в зимние месяцы, когда военные корабли и купеческие суда не стоят в Столовом заливе, а здесь, тогда многие из чиновников и мастеровых, служащих при морском арсенале, таможенные приставы, некоторые купцы и мелочные торговщики приезжают сюда жить, и селение бывает гораздо многолюднее. Местечко сие окружено высокими горами, сплошь к нему примыкающими. Оно имеет весьма невыгодное местоположение и само по себе совершенно не заслуживает ни малейшего внимания, но для колонии очень важно по безопасности своего залива для стояния судов, потому что Симанский залив есть самый безопаснейший рейд из всех, поблизости мыса Доброй Надежды находящихся. О сем предмете пространно будет говорено в своем месте.<br>
&nbsp;//--&nbsp;ПРОИЗВЕДЕНИЯ КОЛОНИИ, НУЖНЫЕ МОРЕПЛАВАТЕЛЯМ; ОБМАНЫ, УПОТРЕБЛЯЕМЫЕ КУПЦАМИ ПРИ СНАБЖЕНИИ СУДОВ; СРЕДСТВА С ВЫГОДОЮ ЗАПАСАТЬСЯ ВСЕМ НУЖНЫМ, НЕ ИМЕЯ ПОМОЩИ В АГЕНТАХ, И ЦЕНЫ СЪЕСТНЫМ ПРИПАСАМ И ВЕЩАМ&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ПРОИЗВЕДЕНИЯ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В продолжительных плаваниях мореплаватели обыкновенно расстраивают свое здоровье, получают наклонность к разным болезням и нередко подвергаются оным более или менее, смотря по своему сложению, по привычке к дальним вояжам и трудам, по продолжению, климату и времени года их плавания, по употребляемой в море пище и питью. А потому, прибывши в порт, необходимо им нужны для восстановления расстроенного здоровья и для укрепления оного на будущее плавание следующие вещи: здоровый чистый воздух, пресная вода, хлеб, свежее мясо, хорошая рыба, поваренная зелень, плоды, виноградное вино и, для приготовления надлежащим образом пищи и питья, дрова [89 - Я не упоминаю здесь о лекарствах, потому что ими можно запастись в Европе на несколько лет, чего нельзя сделать с другими припасами.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все эти потребности, кроме дров, на мысе Доброй Надежды находятся в величайшем изобилии. Целые флоты без затруднения могут быть ими снабжены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Климат может почесться самым приятным и совершенно здоровым во всех отношениях; здесь не бывает ни чрезвычайных холодов, ни утомительных жаров. В исходе июня месяца, следовательно, в самую средину зимы, мы приметили в северо-восточной стороне Фалс-Бая, на вершинах высоких гор немного снегу, простым глазам он казался как песок, но в зрительную трубу ясно был виден. А в летние месяцы почти беспрестанные свежие юго-восточные ветры прохлаждают воздух, нагреваемый солнцем. Жители здешние не знают ни смертоносных зараз, ни повальных болезней и никаких прилипчивых припадков. Больные, ссылаемые с кораблей на берег, восстановляются весьма скоро в своем здоровье. Это есть один из вернейших признаков здорового свойства здешнего воздуха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ручьи и родники пресной воды повсюду находятся в большом изобилии в зимние месяцы, когда бывают частые дожди; летом большая половина оных высыхает, однако ж колония ни малейшего недостатка в воде не претерпевает, и рейды, посещаемые судами во всякое время года, изобилуют водою. Во многих местах от свойства земли, сквозь которую ключи текут, вода имеет цвет крепкого чая, однако ж это нимало ее не портит: она оттого не получает никакого противного вкусу, ни запаху и столь же прозрачна, легка, здорова и для питья приятна, как и самая лучшая ключевая вода, а притом и в море не скоро портится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из хлебных растений мыс Доброй Надежды производит пшеницу, ячмень, овес, горох и бобы. Колонисты, занимаясь более возращением винограда для деланья водки и вина, земледелие оставляют в небольшом уважении; однако ж для продовольствия колонии и снабжения приходящих судов хлеба всегда бывает достаточно, и продается он недорого [90 - При конце сего отделения в одной общей росписи означены цены съестным припасам и другим вещам, в нашу бытность существовавшие.]. Пшеничный хлеб пекут здесь двух сортов: белый хороший хлеб из чисто высеянной муки и хлеб темноватого цвета, похожий на ячный, для которого употребляют остатки просеянной муки. Здешняя мука гораздо спорее английской [91 - На мысе Доброй Надежды английские матросы получают, будучи в порту, пшеничный хлеб по 1&#189; фунта в день; оный пекут из казенной муки, привозимой из Англии. Для сего нанимают хлебника, который печет хлебы своими людьми и дровами, получая 25 рейхсталеров за каждые 100 фунтов испеченной муки; а из 100 фунтов он должен выпечь 133 фунта хлебов, но 100 фунтов капской муки дают более 140 фунтов хлеба. Войска английские получают хлеб, для коего к английской муке примешивают 1/3, а иногда и половину здешней.]. Продается она мерою, называемою лод, которая состоит из 2 тысяч голландских фунтов. Лод хорошей муки, или первого сорта, при нас стоил около 200 рейхсталеров; а второго сорта от 90 до 102 рейхсталеров. Ячмень и овес также можно достать, в каком количестве угодно, за весьма умеренные цены. Горох на мысе Доброй Надежды можно купить хороший, но надобно смотреть, чтобы он был последнего сбору, и всегда должно прежде его попробовать. От сушения в печах или от иного чего, он так сух и тверд, что разварить его нет способов. Сперва мне такой предлагали, но, испробовав на шлюпе, мы никак не могли его разварить, и я не согласился оного купить. После другого сорта горох нам доставил и крупнее первого, сей последний я купил для команды, он разваривался изрядно, но не так хорошо и скоро, как английский или наш русский. О бобах можно то же сказать, что и о горохе. Сарачинского пшена на мысе Доброй Надежды не растет, но всегда в Капштате много оного бывает привозного, и запастись им там легко и неубыточно. Надобно стараться достать бразильское пшено: оно крупнее, белее, чище и лучше разваривается всякого другого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что принадлежит до свежей мясной пищи, то, кроме Южной Америки, едва ли есть приморское место на всем земном шаре, которое могло бы доставлять оную мореплавателям в таком изобилии и за такую дешевую цену, как мыс Доброй Надежды; из домашних животных рогатым скотом и баранами колония мыса Доброй Надежды чрезвычайно изобильна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«По объявлениям, учиненным колонистами в 1798 году под присягою, действительно находилось в колонии рогатого скота 251 206, овец и баранов 1 448 536, лошадей 47 436».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надобно сказать, что Капский и Стеленбошский дистрикты, по недостатку в хороших паствах, скотоводством бедны, а из прочих Граафрейнетский округ превосходит все прочие по сей части хозяйственности. И по этой причине в Капштате и Симансштате говяжьего мяса хотя и чрезвычайно много, но оно не очень хорошо и невкусно, ибо скот иногда гонят на расстояние 200 миль бесплодными пустырями, следовательно, он худеет, а недостаток в кормах не позволяет откармливать его по пригоне [92 - Англичане весьма бы легко и с выгодою могли для своих эскадр, в здешних морях находящихся, солить мясо в Капштате вместо того, что теперь привозят из Англии, если бы скот был жирен и к солению годен. План был основать мясосольни при заливе Алгоа (Algoa-Bay), к востоку от мыса Доброй Надежды лежащем: в соседстве оного очень много хорошего скота и соли, но неизвестно почему оставлен.]. Что же принадлежит до баранины, то она несравненно превосходит говядину, бывает жирна и вкусна. Здешние мясники приготовляют бараньи окорока и колбасы отменно хорошо: они славятся тем, что долго могут сохраняться во всяком климате, и потому почитаются хорошею морской провизией; их возят в Бразилию и Батавию. Да голландцы здешние всегда об них и говорят: «Вези хоть в Батавию, они не испортятся». Для них Батавия на краю света, но если они ошибаются в расстоянии, по крайней мере, поговорка их справедлива в рассуждении климата. Окорока эти солят и коптят, как и свиные, и потом укладывают плотно в бочки. Окорок посредственного барана стоит около 3 рейхсталеров, а колбасы, около фута длиною и с дюйм в диаметре, делаются из свиного или какого другого мяса и жиру с разными специями. Состав их, кажется, от нашего немного разнится, но после, когда они уже готовы, то по 24 штуки из них связывают плотно и обшивают крепко воловьим или бараньим пузырем, чтобы воздух не попадал. Такая связка стоит 1&#189; или 2 рейхсталера. Мы запаслись как бараньими окороками, так и колбасами в декабре месяце 1808 года, – обстоятельства принудили нас оставаться на мысе Доброй Надежды до половины мая, то есть в самое жаркое время, когда термометр поднимался иногда до 90° [93 - По Фаренгейтову термометру.], а когда мы пошли в море, то они были очень хороши, нимало не попортившись. Последние из них мы издержали, войдя уже в Северное полушарие. Мясом здешняя колония так изобильна, что даже в городах мясники из говяжьих голов вынимают только языки, а головы со всем и с рогами бросают. Свиньи водятся, но мало, и они дороги так, что живых поросят весом продают. Кроме домашних животных, здесь много есть разных родов диких четвероногих, употребительных в пищу, например: из роду оленей&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, голландцами называемых шпринг-бок, штейн-бок, бош-бок, риеш-бок, бойте-бок, грис-бок и пр., которых иногда приезжающие в город колонисты и готтентоты продают на рынках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из птиц домашних жители имеют гусей, уток, кур и индеек, и у некоторых водятся полезные сии животные в большом количестве, но продают они их непомерно дорого, как то видно из приложенной ниже росписи ценам съестных припасов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из диких птиц, в пищу годных: береговые поблизости Капштата кажется только и водятся одни куропатки, в известное время года их бывает много; водяных же птиц прежде до прибытия англичан было очень много и легко их было стрелять, как-то: филоминги, малого рода гуси, разных пород утки и кулики. Но с тех пор, как английские войска сюда пришли, то вся дичина скрывается внутри колонии, да и те, которые остались, сделались так дики и осторожны, что почти никогда не подпустят охотника на ружейный выстрел. Жители жалуются в этом на английских офицеров, которые, по словам их, от праздности почти все до одного стали ходить по полям и стрелять по птицам, умеет или не умеет кто, и тем настращали и отогнали всю дичину [94 - Жители мыса Доброй Надежды жалуются также в привозе к ним англичанами, при первом завоевании сей колонии, насекомых, похожих на червей, какие водятся часто в корабельных сухарях и коих англичане называют Weevils. Колонисты сим насекомым дали название английских вшей. Они завелись в капусте и всякий год самую большую часть кочней портят или совсем истребляют. Прежде в капусте было здесь такое же изобилие и продавалась она так же дешево, как другая зелень, но ныне чрезвычайно дорога.]. Что принадлежит до морских птиц, то в заливах бывает великое множество: бакланов (Shags), водорезов (Shear Waters), пингвинов и разного рода чаек; являются часто глупыши (Boobies), а нередко крепким SO ветром приносит к берегам альбатросов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всех оных можно употреблять в пищу, только надобно уметь приготовить. Почти все морские птицы, будучи пойманы живые, недели чрез две, если их держать и кормить мукою, разведенною на теплой воде, теряют неприятный запах морских растений и рыбы, коими они питаются, и мясо их становится довольно вкусно. Капитан Бляй уверяет, что кормленные им таким образом альбатросы, у мыса Горна, вкусом не уступали домашним гусям. Но если морская птица тотчас будет употребляться в пищу, то не должно ее щипать, а надобно кожу снять и потом продержать сутки или 12 часов в пресной воде, отчего она много теряет свойственного ей противного запаха. Но яйцы морских птиц, бакланьи и чаечные очень мало противного запаху имеют и довольно вкусны, а особливо в яичнице. Пред отправлением с мыса Доброй Надежды мы посолили более 50 водорезов и несколько пингвинов способом г-на Гакинса (Haukins), о коем упоминает г-н Флиорье в прибавлении к Маршандову вояжу, и после в море нашли их очень недурною пищею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыбою берега мыса Доброй Надежды хотя и не столь изобильны, как многие другие приморские места, в которых она составляет главную пищу и доставляет весьма выгодный торг, однако ж и здесь рыбы столько водится, что всегда почти с небольшими трудами в короткое время простыми удами мы всякий день ловили очень достаточное количество для всей нашей команды и часто более, нежели нужно было. Надобно только знать места, где ловить рыбу, и что употреблять на приманку: ловить оную должно поблизости открытых каменьев или подводных, на которые всплески бывают, поставя подле них шлюпку на дреке, а иногда между камнями, если нет опасности от буруна, а приманка самая лучшая из красноватой мякоши или склизи, которая растет на подводных камнях (Epidermis) и которую сбирать надобно в малую воду, когда вершины камней бывают открыты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыба, ловимая в изобилии на мысе Доброй Надежды, семи родов, которые англичанам и жителям, знающим по-английски, так как и приходящим сюда мореходцам, известны под следующими именами: Roman-Fish, Hottentot-Fish, Klip-Fish, Sole, Stein-Brass, Skate и Shark.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Roman-Fish – литерально значит римская рыба и называется так по имени небольшой группы камней, лежащих при самом входе в Симанский залив и называемых Римскими камнями, поблизости коих рыба сия в великом изобилии ловится [95 - Примечательно, что рыба сия в большом количестве ловится в Симанском заливе и по восточную сторону мыса Доброй Надежды; напротив того, у западных берегов совсем ее нет. В Капштате оную получают из Симанского залива.]. В длину она бывает фута до полутора, фигурою похожа на леща, цвет темно-красный, а иногда бледно-красный, смешанный с сребровидными пятнами. Мясо ее бело и отменно вкусно. Она почитается лучшею рыбою на мысе Доброй Надежды и ловится в изобилии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Hottentot-Fish, или готтентотская рыба, как величиною, так и наружным строением походит на первую, только черноватого или темно-серого цвета, а оттого, по мнимому сходству с готтентотами, сим именем и называется. Мясо ее так же белое, как и римской рыбы, но вкусом далеко отстало. Ловится она по обоим берегам мыса и временем в чрезвычайном количестве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Klip-Fish, по-голландски каменистая рыба, так называется потому, что между каменьями у самых берегов она водится. Это маленькая плоская рыбка, красноватого цвета с темными пятнами. Ловят ее сетками. Она чрезвычайно вкусна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Sole, плоская рыба, так англичанами называется по сходству наружной фигуры ее с подошвою. Она того самого рода, какой ловится и под тем же именем известен в Северном, или Немецком, море. Здесь она не в большом количестве бывает и водится только по западному берегу, и потому дороже продается всех других рыб.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Stein-Brass – название голландское, означающее каменный лещ. Рыба сия большая и толстая. Мы поймали удами подле самого судна двух из них чрезвычайно больших; одна весила ровно 2 пуда, а другая пуд 25 фунтов. Сия последняя была 4 фута 8 дюймов длиною. Мясо их бело, но грубо, твердо, слоисто и для вкуса неприятно. Голландцы умеют, однако ж, приправлять оную очень изрядно. Иногда для закуски они рыбу сию разрезывают на части, приготовляют в уксусе, приправив луком, чесноком, перцем и шафраном. Таким образом приготовленная, постояв несколько времени, она получает очень приятный вкус и теряет твердость, мясу ее свойственную.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Skate, по-английски, большая плоская рыба с хвостом, похожим на хвост четвероногих животных. Это того же рода рыба, какая ловится в Немецком море и тем же именем англичанами называется и там. Она нам часто попадалась на уду, но мы ее бросали, имея изобилие в хорошей; матросы наши не хотели есть такую рыбу, которая как по вкусу своему неприятна, так и по виду отвратительна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Shark, или собака-рыба. Сия прожорливая рыба попадалась на наши уды в большом числе; одну из них мы поймали 8 пуд 6&#189; фунтов [96 - 10 января 1809 года поймали мы сию рыбу, длиною 7&#189; фут, в окружности 4&#189; фута.В желудке нашли 15 рыб разной величины. Когда очистили ее совсем, то положили подле шкафута, чтобы пошутить с некоторыми из наших офицеров, которых мы ожидали с берегу; внутренность рыбы наполнили мы швабрами и матами, а рот растворили и вместо распорки поставили матросскую железную свайку. В таком положении она находилась четверть часа, по-видимому совершенно мертвая; потом вдруг, к величайшему нашему удивлению, начала шевелиться, стала бить хвостом во все стороны, подняла голову и сжала рот, несмотря на свайку; сии движения или судороги продолжались 8 минут, потом она совсем умерла. Все происходившее и здесь описанное видели офицеры и команда, бывшие в то время на шлюпе.]. Люди наши не все бы согласились и в недостатке пищи употреблять сию негодную и отвратительную рыбу, а при изобилии, естественно, они имели к ней омерзение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впрочем, надобно сказать, что здешний род их не так хищен, как в других морях. Их бывает в Симанском заливе иногда великое множество, и в теплые дни люди почти беспрестанно купаются, но они на них не нападают. И я никогда от жителей не слыхал, чтобы кто-нибудь пострадал от собаки-рыбы, так что здесь совсем их не боятся. Хищные сии рыбы носят живых детей. Офицеры английского корабля «Резонабля» сказывали мне, что, крейсируя у Иль-де-Франса, они поймали собаку-рыбу, у которой внутри нашли 59 живых зародышей. Они их жарили и уверяли, что вкусом приятны и похожи на угрей. Мы во внутренности одной матки нашли 18 маленьких детей живых; они были очень красивы и совершенно как один.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первые четыре рода рыб всегда кругом целый год ловились в большем или меньшем количестве с небольшою разностию. Но штейн-брасы, скаты и шарки попадались только в декабре, январе, феврале и марте, и, как мы заметили, всегда их было много пред наступлением крепкого юго-восточного ветра, в другие же месяцы изредка они попадали на уду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иногда, однако ж не часто, заходили в Симанский залив большими стадами сельди, которых на уду ловить было нельзя, а годных для сей ловли сетей у нас не было, неводом не много мы поймали; они были жирны и вкусны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В здешних водах есть много других разных рыб, как, например, снук, длинная, на угря похожая, и пр. Но как они ловятся редко и не в большом количестве, следовательно, не могут служить достаточной пищей мореплавателям, то и писать об них здесь я не признаю за нужное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме рыбы, здешние прибрежные воды могут составлять еще другую свежую пищу мореходцам, как-то: раков, устриц, больших, на перламутр похожих раковин и тюленей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Раки похожи на норвежские, только снаружи кажутся выделаны тонкою резною, весьма красивою работою [97 - Раки ловятся только при западном береге мыса, а на восточном их совсем нет. Так точно, как восточный берег изобилен так называемою римскою рыбою, но на западном она никогда не попадается.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Устрицы несравненно более тех, кои ловятся при берегах Великобритании и Норвегии, но менее португальских; вкусом же тем и другим много уступают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На перламутр похожие раковины бывают некоторые величиною с обыкновенную тарелку; их отдирают от покрытых водою камней, и содержащееся в них мягкое, беловатое вещество, будучи сварено, составляет вкусную и для здоровья нимало не вредную пищу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тюленье мясо хотя и пахнет морским растением и рыбою, но не противно, а, впрочем, очень здорово. Многие из наших матросов очень его любили и, надобно сказать, что не от нужды, ибо всякий из них получал в день 1&#189; фунта хлеба, фунт мяса во щах и фунт, а иногда и более рыбы. Тюленьего мяса я не пробовал, а ел почки и печень, они отменно хороши и не имеют никакого противного вкуса и запаха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всякого рода поваренною зеленью и огородными растениями колония мыса Доброй Надежды богата. Все произведения сего рода, растущие в Европе, и здешний климат производит в изобилии. Капуста [98 - Ныне, как я выше сказал, завелись в колонии особенного рода насекомые, которые губят капусту; но это не от климата и не от свойства земли, а случайно завезены и со временем могут быть истреблены.], лук, чеснок, тыквы, огурцы, картофель, морковь, репа, редис, петрушка, пастернак и спаржа находятся как у некоторых колонистов, так и в огородах загородных домов многих городских жителей. Несмотря, однако ж, на такое обилие, зелень отменно дорога здесь, как потому, что жители сами за своими столами много ее употребляют, так и по великому числу англичан, всегда здесь находящихся, которые, как известно, великие охотники до зелени. А главная причина дороговизны, без сомнения, происходит от здешних купцов, исправляющих должность корабельных агентов, или маклеров, которые сами платят поселянам большие цены за всякие вещи, нужные для кораблей, с коих берут за все непомерно дорого, например: хороший кочан капусты на рынке стоит 4 или 6 шиллингов, то есть &#189; или &#190; рейхсталера, а купцы на счет за него ставят 1, 1&#189;, а иногда и 2 рейхсталера. Они до того возвысили цену на зелень, что продают морковь, репу, редис и пр. весом совсем с травою, и даже не обтряхая хорошенько земли, и берут по 4 пенса за фунт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При берегах рейдов растет в довольном количестве дикая, годная в пищу зелень, которую иногда для экономии мы сбирали как для офицерского стола, так и для команды. Хотя на вкус она не может сравниться с огородными произведениями, но я думаю, что не менее их здорова. Зелень, нами собираемая, была: снить, крапива и дикая спаржа; снить и крапива в России известные растения. Крапива показалась в апреле, и мы сбирали ее молодую и варили с мясом и сарачинскою крупою; хотя прежде всегда ее отваривали и в приготовлении оной следовали всем правилам, какие у нас употребляются, однако ж она была жестка, горьковата, имела какой-то неприятный запах. Но корень, который англичане называют дикою спаржею (wild Sparrowgrass) и за столом приготовляют, также для вкуса очень не противен; ему приписывают свойства, противодействующие цинготной болезни. Растет он на песчаных местах, подле морского берега пучками, в кочках, рассеянных в некотором расстоянии одна от другой. Все здешние жители знают сей корень: стоит только спросить, то и покажут, где его искать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме земель, между тропиками лежащих, я думаю, нет ни одной в целом свете, которая бы производила более разнородных плодов, столь приятных для вкуса и полезных для здравия, а притом в таком изобилии, как колония мыса Доброй Надежды. Здесь я разумею, что сравнение должно быть сделано по относительному между ими пространству. Впрочем, нет сомнения, что Россия более изобилует разного рода плодами, нежели здешняя колония.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Виноград, апельсины, так называемые китайские и мандаринские [99 - Китайскими апельсинами называются того же самого рода апельсины, какие обыкновенно привозят к нам в Россию, а мандаринские почти вдвое менее обыкновенных, более сжаты, гораздо краснее снаружи, кожа тонее и чрезвычайно сладки.], фиги, персики, абрикосы, гранаты, сливы, вишни, земляника, арбузы, дыни, яблоки, груши, миндаль, грецкие орехи и каштаны растут и созревают на открытом воздухе в большом количестве и продаются очень дешево, если покупать их не от корабельных маклеров и мелочных торговцев, которые обыкновенно стараются обмануть неопытных пришельцев самым бесстыдным образом. Ананасы на открытом воздухе не растут, но в оранжереях их много.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во всех землях, занимающих большое пространство, где виноград родится, вина делаются разных сортов, хотя бы первоначально виноград был насажден одного и того же рода. Эта разность происходит от стечения многих обстоятельств: свойство земли, нагорное или низменное место, внутреннее или приморское положение виноградных садов, степень и продолжение действия солнечных лучей на виноградные лозы, господствующие ветры, прохлаждающие воздух, или жары, наносящие избыток или недостаток в воде для поливания и пр. Все сии причины, соединясь вместе, делают разность в качестве винограда, разведенного из одного рода и растущего недалеко друг от друга, – сие самое есть причиною, что мыс Доброй Надежды производит множество разных вин, различных вкусом, крепостью, а некоторые разнятся и цветом. Не надобно меня понимать, чтобы я говорил, будто все оные вина делаются из винограду одного рода: виноградные лозы на мысе Доброй Надежды привезены из разных мест, о сем будет говорено ниже сего, но со всем тем никакого нет сравнения между числом разных родов винограда и сортами вин. Многие знатоки, долго здесь жившие и знающие вкус в винах, уверяли меня, что более 70 сортов вин делаются в сей колонии, из коих 16 столь между собою различны, что кажутся быть произведением разных земель и из винограда разного рода. Для мореплавателей самое лучшее вино есть то, которое здесь называется капскою мадерою, потому что оно делается из винограда, переселенного сюда с острова Мадеры. Под сим именем много разных вин в колонии известны, кои разнятся крепостью, вкусом, в большей или меньшей кислоте состоящем, и несколько цветом. Все они имеют отличительные свои названия и большею частью по местам, где их делают. Из них вино, называемое штейн-вейн, почитается самым лучшим, особливо то, которое не моложе трех лет. Хотя некоторые почтенные здешние винные купцы меня уверяли, что если капская мадера не испортится в 9 месяцев от времени, как оно сделано, то уже никогда и ни в каком климате не испортится, а станет постепенно улучшиваться, что согласно со всякою вероятностью и должно быть справедливо более потому, что английское правительство в своих контрактах о поставке вин для военных кораблей вмещает пункт, чтобы подрядчик ручался и отвечал за доброту вина в течение 9 месяцев от приему в королевские магазины, в каком бы климате корабль ни находился. Но другие, напротив того, мне сказывали, что для дальних вояжей капские вина моложе трех лет ненадежны и от жаров или холода могут испортиться [100 - Я опытом знаю, что капская мадера (которая, по уверению продавшего мне оную купца, была не моложе трех лет) может выдержать жар и холод во всяком вояже и не только не испортится, но еще улучшится. С мыса Доброй Надежды я взял с собою довольное количество двух или трех сортов сего вина, привез в Камчатку, зимою держал на шлюпе, где нельзя было совершенно его укрыть от действия мороза, летом ходили мы в Америку, назад возвратились и оставшееся вино в другой раз в Камчатке зимовало и было очень хорошо. А в первое зимованье несколько бутылок оного отправил я в Нижнекамчатск к своим знакомым, которое везли туда в ящике около месяца, и случилось, что это было в большую стужу и вино всегда находилось или совсем на открытом воздухе, или в сенях, однако ж оно нимало не попортилось, а было так же хорошо, как и прежде.]. Чтобы отличить капскую мадеру от настоящей, не нужно быть большим знатоком: разность очень чувствительна. Но чтоб из множества капских вин выбрать самое прочное и лучшее, надобно быть совершенному знатоку и иметь тонкий вкус; а потому, кто, запасаясь на мысе Доброй Надежды винами, не будет иметь случая познакомиться с человеком, на которого честность и знание в винах мог бы он надеяться, тот лучше сделает, если совершенно положится на совесть винного купца. Из них здесь большая половина, а особливо богатые купцы, так честны, что доверенности, им сделанной, никогда во зло не употребляют, также и никогда не поправят ошибки покупщика, если он, покупая вино, положится на собственный свой вкус и знание и выберет худшее вместо лучшего. А оттого-то случалось, что некоторые англичане, в продолжение своей жизни осушившие в Европе многие бочки разных вин, думали, что отменно утончили свой вкус, и, полагаясь на оный, выбрали, купили и отправили на продажу в Англию большое количество вина, которое на пути претворилось в уксус. К замечаниям моим о капских винах я должен присовокупить слышанное мною о их качестве от некоторых знающих и пожилых здешних жителей, в том числе один был (Endries) сам торговавший винами: они сказывали, что много пить здешнего вина нездорово, потому что оно более всякого другого содержит в себе винного камня и способствует к причинению каменной болезни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь гонят также виноградную водку, но это сущий яд. На делание оной употребляют всякий виноград, хороший и гнилой, а также кистей не очищают, но кладут их целые со всем и со стеблями. Кубов и другой для сего употребляемой посуды никогда не чистят внутри, отчего ржавчина и ярь тут же перегоняется. Цветом она почти совсем белая и имеет отвратительный запах. Все голландцы здешние, с которыми мне случалось о ней говорить, уверяли меня, что она не только причиняет смерть неумеренно ее пьющим, но и на тех, которые пьют ее часто, хотя и в небольшом количестве, наводит сумасшествие, и были примеры, что люди умерщвляли себя в сем роде бешенства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме вышесказанного спирта, здесь выгоняют еще другой горячий напиток из арбузов: он крепок, но не имеет противного вкуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтобы дать понятие о крайнем недостатке, какой претерпевают жители Капштата и Симансштата в дровах и строевом лесе, довольно сказать, что дрова здесь продаются весом по 10 рейхсталеров за 2 тысячи фунтов и в городе их носят по улицам вязками для продажи. Связка в 40 небольших полен стоит рейхсталер. Рассказывают анекдот и уверяют в справедливости оного, будто в Капштате такой недостаток и дороговизна в строевом лесе недавно случились, что один голландец для погребения своего умершего родственника не мог досок на гроб сыскать и принужден был употребить на это доски из потолка. На горах и возвышенных местах около Капштата и Симансштата растут разных родов кривые, сучковатые, малорослые деревья&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, совсем ни на какие поделки не годные, но они чрезвычайно тверды, следовательно, и рубить их трудно и медленно, а притом надобно таскать людьми. Мы, стоя в Симанском заливе, принуждены были людей посылать на горы за 3, 4 и 5 верст для рубки дров, которые после на себе матросы должны были таскать к берегу. Но надобно знать, что одни только помянутые города бедны дровами, впрочем, колония вообще изобильна не только годным для сжения, но и строевым лесом; в ней есть даже обширные леса, как, например: «лес, простирающийся от залива Мозель к востоку на 250 английских миль в длину, а ширины между морем и горами имеющий 10, 15 и 20 миль». В строение годный лес есть здесь разных родов, из коих главные два: африканский дуб, или вонючее дерево, и желтое дерево: первое одно только и растет в колонии, которое годится на корабельное строение. Английский корабельный мастер Беларк [101 - В рукописи: Кларк.] меня уверял, что крепостью оно не уступает настоящему дубу и так твердо, что вода и воздух не более над ним действуют, как и над европейским дубом. Желтое дерево отменно красиво, когда выделано в столярной работе. Думали, что оно годится для мачт, стеньг и пр., однако ж опытом нашли, что для сего оно слишком слабо. Недалеко от Симанского залива, в долине, называемой Готтентотская Голландия, растет особенного рода ель, годная на мачтовые поделки; но как она никогда не достигает даже посредственной высоты и толщины, то можно ее употреблять только на одни мелкие рангоутные вещи, и то для небольших судов. Следовательно, мореплаватели, имеющие нужду в новой мачте, стеньге или рее, должны покупать привозные из Европы; а это весьма редко случается, чтобы такую вещь здесь можно было сыскать; если же и найдется, то не иначе, как за чрезвычайную цену можно оную купить.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ОБМАНЫ КУПЕЧЕСКИЕ ПРИ СНАБЖЕНИИ СУДОВ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Английские военные суда все нужные им снаряды и съестные припасы получают на мысе Доброй Надежды от нарочно приставленных правительством казенных поверенных, или агентов, которые подрядами и покупками на счет казны делают запасы в королевских магазинах, по требованиям производят отпуски на корабли и во всех расходах дают узаконенные отчеты главному морскому правлению в Англии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Купеческие суда всех наций, приходящие к мысу Доброй Надежды для торговли нарочно, снабжаются всем для них нужным корреспондентами своих хозяев, между которыми идет торговля. Следовательно, и есть взаимная коммерческая связь, которая обыкновенно продолжается по нескольку лет; а потому сии корреспонденты никогда не захотят обнаружить своего корыстолюбия, выставив неумеренные цены за припасы, доставленные ими для судов, принадлежащих приятелям своим по торговым делам [102 - Надобно знать, что два между собою торгующие купеческие дома в переписках своих называют один другого друзьями и подписываются так: остаемся друзья ваши и пр.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но суда, пристающие на короткое время к мысу Доброй Надежды для запаса пресной воды, съестных припасов, для починки и пр., обыкновенно стараются обойтись без посредства агентов, хотя не всегда это можно сделать; но часто случается, что судно имеет нужду в таких пособиях, которых получить без помощи здешнего жителя, хорошо ознакомившегося с законами и обыкновениями колонии, невозможно, как, например: наем мастеровых и рабочих людей для исправления судов починками, продажа каких-нибудь товаров или вещей, если нет наличных денег, наем магазинов для своза на время судовых тяжестей и много встретиться может других случаев, которые заставят прибегнуть к маклеру. В таком положении самое лучшее средство есть постараться узнать богатейшую коммерческую контору, не наружным видом блестящую, но действительно известную по обширной своей торговле, и поручить все свои дела ее попечению, условясь прежде, какие проценты платить за труды (commission).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Богатый торговый дом никогда не пожелает замарать доброго своего имени за какую-нибудь малость, выставленную в счетах сверх обыкновенной цены за доставленные им на суда вещи. Напротив того, мелкие торговцы, едва начинающие подниматься, на это не смотрят и не стыдятся для своей выгоды обманывать самым бесчестным образом иностранцев, с которыми, вероятно, они после никогда не увидятся и никаких торговых дел иметь не могут. К стыду моему, надобно признаться, что я был в двух случаях такими людьми бессовестно обманут; я говорю по опыту, мною самим изведанному и, судя по недостаточному моему состоянию, очень-очень недешево купленному.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не успеет приходящее на рейд судно положить якоря, как его опросят гаванмейстер&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> и офицер с военных кораблей. От них тотчас весь город узнает, какое это судно, откуда и куда идет, и если оно пришло не с тем, чтобы здесь торговать, а по какому-нибудь другому случаю и не имеет знакомого ни одного коммерческого дома, то в минуту посетит оное один из так называемых корабельных агентов (настоящее их звание: маклеры). Он рекомендует себя начальнику судна и предлагает свои услуги. Надобно сказать к чести сих господ, что они, почти все вообще, отменно ловки в светском обхождении, говорят хорошо на многих иностранных языках, знают чужестранные обычаи и чрезвычайно проницательны и проворны. После первого свидания он предложит вам и тотчас пришлет, хотя бы и не получил от вас решительного согласия пользоваться его услугами, разных необходимо нужных на первый случай вещей и никогда не упустит самым неприметным и тонким образом дать вам выразуметь, что это малость – почти ничего не стоящая и что он, доставляя оную, более делает себе удовольствие, служа чужестранцу, нежели ожидает приобрести какую-либо выгоду. Лишь только в первый раз съезжает начальник судна на берег, агент тотчас узнает о том чрез нарочно приставленных караульных и встречает его у самой пристани, приглашает в свой дом, где вы находите все готово к вашим услугам; впрочем, никогда не упустит случая искусно дать вам заметить, сколь счастливым он себя почитает чрез ваше посещение. Но если вы между прочими разговорами коснетесь до покупки и цен нужных вам потребностей, он не увеличивает цены, а уменьшает и все, что вы ни потребуете, он обещает вам доставить за самые сходные цены, но всегда такие обещания и уверения бывают на словах. До бумажных обязательств дело он никогда не доведет, но при всяком кстати случае не упускает напоминать, что если какие вещи нужны, то надобно заблаговременно заказывать, чтобы иметь время достать их самой лучшей доброты и за умеренную плату. Когда же спросите вы настоящие решительные цены, почему будет он ставить вам такие вещи, то ответ бывает всегда не определителен. Он вам скажет, что точной цены назначить не может, ибо они переменяются часто, но что разность бывает невелика, впрочем, какая бы перемена ни последовала, цены будут очень умеренные и что по большим торговым связям, которые он имеет внутри колонии с поселянами и с приходящими судами, без всякого сомнения, может доставить вам все для вас надобное по гораздо меньшим ценам, нежели другие купцы, и в уверение, пожалуй, покажет старые свои книги, когда и по каким ценам он снабжал прежде бывшие здесь корабли, которые и в самом деле выставлены в них очень умеренно. Но это еще не все: чтобы убедить вас более в своей честности, он подошлет к нам человек двух или трех из его приятелей, которые очень искусно умеют роль свою играть. Они заведут с вами разговор как с недавно прибывшим иностранцем о европейских новостях, войне, о политике и т. п. Между прочими разговорами спросят: кому вы здесь знакомы и какие купеческие конторы дела ваши исправляют. Если скажете, что никого не знаете, то они тотчас вас предостерегут, с большим доброжелательством посоветуют быть осторожным, чтобы не обманули вас, и скажут, что здешние купцы почти все обманщики, кроме такого-то, а именно покажут вам точно на самого того первого и главного плута. Коль скоро вы сделали ему ваше препоручение, то все ваши требования, все ваши желания исполняются вмиг: нет у него ничего для вас невозможного, кроме одного, то есть подать счет доставленным к вам вещам, чего они под разными предлогами никогда не делают до самого дни вашего отбытия, если только такую отсрочку могут сделать, извиняясь достаточными причинами. Но когда вы настоите иметь счет, то его вам подадут, только не всем, а самым малозначащим вещам и поставят низкие цены. В неготовности же другого счета у них всегда много причин есть извиниться пред вами, – это такое обстоятельство, в котором никогда никакого затруднения им не встречается. Коль же скоро дело дойдет до окончательного расчета и вам принесут список доставленных для вас вещам, написанный самою чистою рукой, на прекрасной золотообрезной бумаге, украшенной гербом Англии или каким-нибудь эмблематическим изображением, весьма искусно выгравированным, то, взглянув на красные графы, заключающие в себе цены вещам, вы ужаснетесь! Но на вопрос, отчего бы могла последовать такая великая разность в ценах, объявленных прежде и поставленных в счете, вам в минуту, нимало не запинаясь, отвечают: что с недавно пришедшим судном получено известие об отправлении из Англии многочисленного ост-индского конвоя, которого со дня на день ожидают сюда, или что слух пронесся, будто составляющаяся в таком-то порте сильная экспедиция назначается в Индию и должна зайти непременно к мысу Доброй Надежды, а потому-то на все вещи и припасы цены поднялись до такой чрезвычайной дороговизны. Притом прибавят еще, что если бы сам агент или один из его приказчиков ночью не скакал верхом по окрестным селениям и не успел бы уговорить поселян сделать уступку, то вещи пришли бы еще дороже и того. Нередко сама природа благоприятствует им и подает причину оправдать себя в возвышении цен, как-то: проливные дожди испортили дороги, и поселяне ни за какую бы плату не согласились везти требуемых у них вещей, если бы агент из особенного усердия к пользам вашим не склонил их к тому, а иногда чрезвычайные продолжительные жары, бывшие внутри колонии, наделали много вреда в поле, и весть сия в окрестностях города была причиною внезапного возвышения цен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Словом сказать, господа сии так способны и скоры на выдумки и имеют столько различных средств себя оправдать и притвориться честнейшими людьми в свете, что невозможно никак, обнаружа и улича в обмане, принудить их законным образом взять настоящие цены. Счеты их должны быть непременно уплачены. Если же кто добровольно не захочет с ними разделаться, то колониальное правление признает их справедливыми и принудит по ним деньги заплатить все сполна. А неопытному обманутому страннику предоставляется только право посердиться, побранить и про себя назвать всех таких агентов бездельниками, а если кому угодно, то, пожалуй, можно и в журнал свой вояжный это замечание вместить, что теперь и я делаю, а более взять нечего.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;СРЕДСТВА С ВЫГОДОЮ ЗАПАСАТЬСЯ ВСЕМ НУЖНЫМ БЕЗ СОДЕЙСТВИЯ АГЕНТОВ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для военных судов самый пристойный и выгодный способ получать все для них нужные съестные припасы и другие снаряды есть посредством английского морского начальника, в колонии находящегося. Стоит только о своих надобностях отнестись к главнокомандующему здешнею эскадрою адмиралу или кто в его отсутствие занимает это место, тогда дано будет тотчас повеление отпустить вам все требуемое и агентам, от правительства приставленным, предпишут за доставленные к вам потребности взять такие цены, по каким оные пришлись в королевские магазины, без всяких барышей и процентов. Но если какие-нибудь причины политические или недостаток в магазинах заставят адмирала отказать в просьбе, или по каким-нибудь обстоятельствам судно должно будет прийти под купеческим флагом, следовательно, со стороны англичан в таком случае подобное требование уважено быть не может; то все не должно вдруг приниматься за агентов и не надобно также решительно им отказывать, чтобы они не сыграли какой штуки. Не открывая всех своих надобностей, им только должно сказать о самых малозначащих вещах, в каких судно имеет нужду, притом не упоминать о количестве и не входить ни в какие договоры, а только обещать, что, по обстоятельном рассмотрении своих надобностей, может быть, вы решитесь достать оные посредством агентов; впрочем, благопристойность требует принять и проводить их учтиво и ласково, не показывая ни малейшего сомнения в их честности. Если начальник судна сам знает голландский, английский или французский язык или есть у него кто из офицеров, который может на одном из них хорошо переводить, то он без всякой помощи агента будет в состоянии все нужное для своего судна закупить по сходным ценам, не платя никаких процентов за труды и комиссию агенту. Но если он не имеет этой выгоды, то необходимость заставит его ввериться кому-нибудь. В таком случае надобно, как я выше сказал, выбрать одну из богатых контор и, объяснив им как ни есть, хотя по пальцам, все свои надобности, положиться на их честность совершенно. Кто вздумает сам для себя закупить, тому надобно тотчас перебраться в город на квартиру и стараться стать в дом к какому-нибудь почтенному голландцу, который не имеет торгу с иностранцами [103 - Здесь в общем обыкновении у всех жителей, кроме самых чиновных особ, пускать к себе в домы на постой иностранцев, а особливо офицеров и пассажиров. Они гостям своим отводят комнаты и довольствуют с собою вместе за одним столом чаем, завтраком, обедом и ужином.Я, приезжая в Капштат, всегда жил в доме господина Девала, вице-президента Сиротской каморы, платя ему за комнату и содержание по 4 рейхсталера в сутки. Когда я был в первый раз в городе, то со мной у него в доме жили нашего шлюпа два офицера и два гардемарина, каждый из них платил ему за себя то же. Такие постои здесь нимало не почитаются непристойными, хотя у господина Девала были три дочери-невесты. Обстоятельства не допустили меня прежде приехать в Капштат и познакомиться ранее с сим почтенным стариком, а то бы я не был так обманут.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голландцы и голландки хотя наружного ласкового вида и приветливости не имеют, но к иностранцам хорошо расположены, добры, честны и услужливы. С ними коротко познакомиться очень скоро можно. И так как у них женщины занимаются домашнею экономиею и даже молодые девицы, то по сей части они очень сведущи; от них можно верно узнать всегда настоящую цену как жизненным припасам, так и многим другим вещам и чрез них достать все что угодно за сходные цены, не боясь обману. Вот, по мнению моему, самое лучшее средство, чтобы не быть обмануту и не потерять напрасно много денег. Но здесь сказать надобно, что для сего способа нужно иметь наличные деньги, и, конечно, пиастры, которые можно назвать всесветная монета, иначе по необходимости принуждено будет отдаться в руки агенту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если вы не имеете ни денег, ни кредитивных писем, то сыщутся люди, которые возьмутся снабдить вас в долг всем нужным, но в таком случае поступят с вами в рассуждении цен, комиссии за труды, процентов на перевод векселей и пр. не бесчестным уже образом, а самым безбожным. Когда же у вас есть кредитивы на какого-нибудь купца и вы не захотите, чтобы он для вас ставил вещи, а пожелаете взять деньги, то он вычтет у вас 5 процентов за то, что дает деньги, а возьмет векселя, за которые давно уже его корреспондентам сумма заплачена со всеми обычайными в коммерческих делах налогами. Но когда предоставите ему быть вашим агентом, то в расчете он не выставит комиссии, а в десять раз более наведет в ценах вещам. Со мною случалось в Капштате это. Я имел кредитив в 5 тысяч пиастров на торгующего здесь английского купца г-на Гома. Он был болен и жил по большей части за городом подле Капштата, следовательно, я не мог употребить его своим агентом, будучи со шлюпом в Симанском заливе, но когда понадобились мне деньги, то г-н Гом вычел по 5 процентов (237&#189; пиастров) [104 - В счете допущена неточность.] за комиссию и так в счете своем означил.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЦЕНЫ СЪЕСТНЫМ ПРИПАСАМ И ДРУГИМ ВЕЩАМ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтобы судить правильно о ценах, нужно знать весы и меры в сравнении с нашими, коими они продаются, а также денежный курс. По рачительном испытании, которое сделано было со всякою точностью, мы нашли следующие отношения между здешними и нашими русскими весами и мерами.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вес<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гиря в 50 фунтов голландских равняется русскому весу 60&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>/&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> фунтов; следовательно, 33&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>/&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> фунтов голландских составляют один пуд.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хлебные меры<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бушель голландский точно равен одному русскому четверику.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мута содержит 4 бушеля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лод муки весит 2 тысячи голландских фунтов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мешок (sack) гороху весит 180 голландских фунтов.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Винные меры<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лигер, бочка, содержит 152 галлона, кои равняются нашей мере 45 ведрам 60 чаркам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гафом (Halfaum), бочонок, вмещающий 18 галлонов, или 5 ведер 40 чарок, но по закону он должен вмещать 20 галлонов.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мера для перевозу тяжестей<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Считается фурами, а фура, запряженная быками, по закону должна весить 2 тысячи голландских фунтов. Цена оной от Капштата до Симансштата (21&#189; английских миль) 20, 25 и 30 рейхсталеров.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Деньги<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На мысе Доброй Надежды вообще ходят испанские пиастры и колониальные ассигнации, которые считаются рейхсталерами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рейхсталер содержит 8 скиллингов; скиллинг – 6 штиверов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ассигнации бывают разных достоинств, начиная от нескольких сот рейхсталеров и до 2 скиллингов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Курс пиастров переменяется. При нас был он в 10, 10Ѕ и 11 скиллингов. Английские деньги цены своей нимало не теряют. Курс на них всегда постоянен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шиллинг равняется 2 скиллингам, то есть 4 шиллинга делают 1 рейхсталер, а 5 шиллингов есть обыкновенная цена пиастра, по какой солдаты получают свое жалованье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Английские медные пенсы здесь ходят, но они в колонии имеют двойную цену против настоящей, то есть 6 пенс, а не 12 делают шиллинг, чтобы доставить удобность жителям в покупке мелочей и избавить мелких торговцев от затруднений, встречающихся при размене денег. «Англичане ввезли в колонию медных пенс на 4 тысячи фунтов стерлингов и пустили их вдвое настоящей цены: то есть правление предписало каждую пенсу считать за две пенсы», и само обязалось в такой цене их принимать. Это было сделано с намерением, чтобы пресечь вывоз меди в Индию, что прежде часто случалось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пиастры из колонии вывозить запрещено под наказанием конфискования судна, которое покусится преступить сие постановление, и потому всякое судно, приходящее к мысу Доброй Надежды и имеющее у себя пиастры в большом количестве, обязано объявить об оных, дабы правительство здешнее могло быть при отправлении того судна уверено, что оные не в колонии собраны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между колониальными ассигнациями есть весьма много фальшивых, потому что подделывать их очень нетрудно. Перед нашим отбытием незадолго вышли новые ассигнации: правление, выдавая оные, в своем объявлении жалуется на зло, которое происходило от легкого способа делать ложные ассигнации, и упоминает, что нынешние так искусно выработаны и с такими отличительными тайными знаками, что подделать их почти невозможно и что всякая подделанная бумажка тотчас может быть узнана.<br>
&nbsp;//--&nbsp;О ХАРАКТЕРЕ, ОБЫЧАЕ И ОБРАЗЕ ЖИЗНИ ЖИТЕЛЕЙ. ИХ СКЛОННОСТИ, ДОБРОДЕТЕЛИ, ПОРОКИ, ЗАНЯТИЯ, РАСПОЛОЖЕНИЯ К ИНОСТРАНЦАМ И ПР.&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не буду говорить здесь о сельских жителях [105 - Г-н Барро здешних сельских жителей описывает как самый невежественный, грубый и бесчеловечный народ в целом свете, который, не боясь Бога и не уважая человечества, обходятся жестоким образом со своими неграми и готтентотами142, служащими у них работниками, принуждают их работать сверх сил и мер и за малейшее упущение тирански наказывают, а сами на счет трудов сих несчастных едят, пьянствуют и спят. Он их выставляет самыми величайшими прожорами из всех известных обжор. «Три раза в день, – говорит он, – стол голландского колониста бывает обременен жирными кусками мяса, плавающими в сале, вытопленном из бараньих хвостов». Сытная здоровая пища, беззаботно и покойно проводимая жизнь, бездействие мыслей и разума, который у них так слаб и ограничен, что, кроме доставления себе жизненных съестных потребностей, ни на что другое они идей своих не обращают, суть главные причины гигантского их роста, чрезвычайной толщины и силы. Приводя разные примеры, до какой невероятной толщины достигают или, лучше сказать, раздуваются здешние поселяне, г-н Барро упоминает об одной женщине по имени Van Vooren, у которой рука была в окружности 23&#8532; английских дюйма и которая не выходила из комнаты 12 лет. Когда сделался в доме пожар, то, чтобы ее вывести, нужно было выломать притолки у дверей. Однако ж она не была во все эти 12 лет без действия, ибо доставила колонии гражданина рождением сына.], из коих очень малое число мне удавалось видеть и то на самое короткое время. Приезжающие сюда ненадолго иностранцы почти совсем никакого дела до них иметь не могут. Они бывают и видят беспрестанно городских жителей, которые составляют более четвертой доли всего населения. Скромная наружная вежливость и тихий нрав суть две главные черты характера капских жителей. В разговорах они стараются быть осторожными, каковая осторожность часто походит на недоверчивость, – даже говоря о самых обыкновенных вещах.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЦЕНЫ КОЛОНИАЛЬНЫМ ПРОИЗВЕДЕНИЯМ<br>
<br><img border=0 src="i_014.png"><br><img border=0 src="i_015.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;265 голл. фунт. [106 - В первом издании книги опущено.]<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЦЕНЫ ПРИВОЗНЫМ ВЕЩАМ<br>
<br><img border=0 src="i_016.png"><br><img border=0 src="i_017.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бумага писчая посредственная [107 - В первом издании книги опущено.]<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вещи, против которых поставлены только одни цены, то есть налагаемые агентами или по каким они продаются обыкновенно в городе, не имеют большой разности в ценах. Надобно понимать, что агенты на оные берут лишку от 5 до 10 процентов.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все здешние жители, можно сказать, вообще воздержны: домашние расходы их очень умеренны (и в других землях такую умеренность назвали бы скупостью, но здесь она означает благоразумное воздержание). Нажить деньги почитают они главною целью своей жизни, и потому самая большая часть городских жителей люди торговые, да и сами чиновники, занимающие разные должности в колониальном правлении, употребляют разные средства приобрести достаток, и нередко такие средства бывают несоответственны званию их, и у других народов показались бы унизительными, как-то: пускать в свои дома постояльцев и содержать их столом за известную плату по предварительному условию. Может быть, нет ни одного торгового места на земном шаре, где бы склонность к коммерческим спекуляциям или оборотам так была между жителями приметна, как здесь. Во всякий хороший день во всех улицах, от 9 или 10 часов утра до 3 и 4 вечера, видно множество товаров и вещей всякого рода от лучших европейских изделий до ломаных железных гвоздей, продающихся с публичного торга [108 - От сей продажи правление и чиновник, назначаемый губернатором из купеческого звания и называемый Vendue-Master, получают важный доход. При всякой публичной продаже движимого имения правлению платится по 1&#190; процента с вырученных денег, a Vendue-Master получает &#188; процента. Должность его располагать аукционною продажею и ответствовать за выручку денег. Если же недвижимое имение продано с аукциону или по условию, то правление получает пошлин по 4 процента.]. Здешние голландцы, занимаясь с самой юности только торгами и изыскиванием способов набогатиться, недалеко успели в просвещении [109 - Г-н Барро делает их настоящими невеждами, словом сказать, по его описанию, они составляют самый непросвещеннейший народ из того класса народов, который известен под общим именем непросвещенных народов. Долговременное здесь пребывание, занимаемое место и ученость г-на Барро, а еще более связь его по супружеству с одною из здешних фамилий дают мнению его вес, преимуществующий над всеми другими путешественниками, о сей материи писавшими. Но мне кажется, нельзя во всем с ним согласиться, а особливо взявши в рассуждение, что он даже относит на счет крайнего непросвещения жителей ошибку или невежество издателя здешнего календаря, показавшего в оном лунное затмение не в полнолуние, и что на мысе Доброй Надежды оно не будет видно, которое, однако ж, в свое время случилось и не только что видели его на мысе, но и было оно почти полное. В Европе много есть так называемых воспитанных и просвещенных людей, которые знают, что такое есть нарождение, ущерб, полная луна, но мало заботятся узнать, в которое из оных бывает затмение луны. Притом очень вероятно, что г-н издатель альманаха в Европе приобрел астрономические свои познания, потому что здесь нет никакого училища, где бы можно сей науке выучиться.], и потому их разговоры всегда бывают скучны и незанимательны. Погода, городские происшествия, торговля, прибытие конвоев и некоторые, непосредственно касающиеся до них политические перемены суть главные и, можно сказать, единственные предметы всех их разговоров. Они или делом занимаются, или курят табак, до публичных собраний не охотники и никаких увеселений не терпят. Молодые люди танцевать любят, но у себя в домашних собраниях; в театре, однако ж, бывают, но, кажется, более для обряда: во всю пьесу они беспрестанно разговаривают между собою и, по-видимому, никакая сцена их тронуть не может в трагедии или рассмешить в комедии. Но при всем том, я думаю, г-н Бappo шутил, когда в сочинении своем, описывая здешних голландцев, говорит, что в Капштате при начале открытия театра зрители часто засыпали от скуки, какую бы пьесу ни играли, пока однажды не случилось, что в одной немецкой комедии вышел на сцену прусский солдат с курительной трубкой; когда они увидели человека, в театре курящего табак, то сие любимое их препровождение времени произвело между зрителями громкий смех и рукоплескание, и что актеры, желая тогда воспользоваться вкусом публики, во все игранные ими пьесы вводили между действующими особами по нескольку курящих лиц, и что с тех пор театр был во всякое представление полон и зрители не спали. В нашу здесь бытность я ни одного разу не видал, чтобы табачные облака скрывали актеров от зрителей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не знаю, как жители здешние одевались до покорения колонии англичанами, но ныне все вообще мужчины и женщины, старые и молодые, кроме тех только, которые по обещанию разве держатся старинных мод, все носят английское платье; между мужчинами черный цвет, а между женщинами белый в обыкновении. Все экипажи города, выключая губернаторскую, адмиральскую и одну или две других карет, состоят в малом числе самых старинных колясок, каковых едва ли уже можно развалины найти в Европе. Обыкновенная езда здесь верхом. Все умеют ездить на лошадях: мужчины и женщины; как для прогулки, так с визитами и по делам ездят верхом, если пешком идти далеко; женщины садятся боком на дамских седлах; мальчики 4 или 5 лет привыкают к верховой езде, катаясь на выезженных нарочно для них козлах, которые взнузданы и оседланы: они так же послушны своим седокам, как и верховые лошади.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встают здесь рано, между 6 и 8 часами. Старики и старухи по утрам пьют кофе, а молодые люди чай, и в сем случае следуют обыкновению англичан, подавая с чаем на стол завтрак, состоящий из хлеба, масла, яиц, холодного мяса, рыбы, какой-нибудь зелени и пр. Обедают в 2 или 3 часа; стол их походит более на наш русский, нежели на английский; за столом вина пьют очень мало и после стола тотчас встают. Вечером пьют чай, а часу в 10-м ужинают; у них ужин по-нашему бывает горячий, то есть подают суп и соусы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жизнь капских колонистов вообще единообразна и крайне скучна: что есть сего дни, то было вчера и точно будет то же завтра. Они не наблюдают никаких больших праздников и торжественных дней; высокоторжественные праздники Светлого воскресенья, Рождество и другие, которые у нас и во многих других христианских государствах доставляют всякого состояния людям столько радости, удовольствия и веселого, приятного препровождения времени, здесь не что иное, как обыкновенные дни. Если в оные случится хорошая погода и голландцу удастся заключить выгодный для него подряд, вот ему и праздник. Впрочем, для них все дни в году равны, кроме Нового года: один этот день они празднуют; родственники между собою иногда делают взаимные подарки и вечера проводят вместе по-праздничному. Суеверные люди, приобыкшие судить об истинных сердечных чувствах по одной только наружности, сочли бы такое их невнимание к обрядам религии совершенным безбожием. В Симансштате церкви нет. Прежде у жителей было обыкновение в известные дни года посылать в Капштат за священником, который отправлял службу в обывательских домах по очереди, но с некоторого времени это вывелось; в 13 месяцев нашего здесь пребывания ни одного раза никакой службы не было. При нас у одной достаточной дамы хорошей фамилии умер сын, человек совершенных лет, и хотя послать за священником было недалеко, однако ж присутствие его не сочли нужным и покойника положили в землю без всяких духовных церемоний.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здешние голландцы обещания свои дают с большою осмотрительностью, а давши, исполняют их с точностью и в сем случае никогда не обманут. Но так как они люди и притом купцы, то в других случаях, а особливо при покупке и продаже, я не советовал бы совершенно полагаться на их слово. При всем том, однако ж, не надобно меня понимать, чтобы я их назвал обманщиками: сказать неправду в торговых делах ныне означается техническим выражением: «Не терять коммерческих расчетов». Стало быть, взять лишнее за проданные вещи или мало дать за купленные уже более никто не называет обманами, а коммерческими расчетами, но всякий расчет не что иное есть, как экономическая осторожность, а быть эконому почитается в общежитии не последнею добродетелью; следовательно, голландцы здешние народ добродетельный. Главнейший из их пороков есть, по мнению моему, жестокость, с каковою многие из них обходятся с своими невольниками. Несчастных сих жертв до акта, последовавшего в английском парламенте, об уничтожении торговли людьми, сюда привозили на продажу [110 - Ныне только продают в колонии негров, взятых на неприятельских судах, если они на оных были везены на продажу в свои колонии, но не в вечное владение, а на 14 лет; по истечении же сего срока становятся они вольными; притом продавать их велено предпочтительнее англичанам.] – так, как и во все другие колонии, большею частью с африканских берегов и плененных малейцов [111 - Негры большею частью прежде сюда были привозимы с острова Мадагаскара и с мозамбикского (Mozambiquo) берега. Сих последних жители покупали охотнее всех других по доброму, кроткому их нраву и по способности перенимать работы, но малейцев они очень боятся по причине зверского, мстительного и отважного их характера и потому редко держат в своих домах невольников из сего народа.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Невольников содержат в здешней колонии очень дурно: ходят они в лохмотьях, даже такие, которые служат при столе своих хозяев. Сказывают, что с тех пор, как англичане ограничили жестокость господ в поступках к своим невольникам и запретили торговлю неграми&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, их стали лучше содержать и более пещись о их здоровье. Скупость, а не человеколюбие, без всякого сомнения, была причиною такой перемены: невозможность заменить дешевою покупкою умерших негров заставила господ обходиться лучше со своими невольниками [112 - Негры ныне здесь весьма дороги, а особливо прислуживающие в домах: при нас продали одного кучера за три тысячи рейхсталеров.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В обхождении капские голландцы просты и не любят никаких церемоний и околичностей, но у них есть этикеты – так, как и у других народов, которые они строго наблюдают, например: если кто лишится ближнего родственника, тот должен известить публику о своем несчастии через газеты и просить родню и друзей своих, участвующих в его печали, не беспокоить себя делать ему визиты и писать утешительные письма, а оставили бы его наедине предаться скорби и оплакать свою потерю. Вот образец одного такого объявления:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Мыс Доброй Надежды. Сентября 11 дня 1808.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В прошедшую ночь постигло меня ужасное несчастье преждевременной кончиною моего достойного, дражайшего, возлюбленного супруга NN, преставившегося 26 лет 5 месяцев и 7 дней от рождения, после счастливого нашего соединения, продолжавшегося год 2 месяца и 27 дней. Я желаю и надеюсь в сии тягчайшие для меня минуты горькой печали и сердечной скорби найти утешение, которое единая вера может доставить несчастным страждущим, а потому прошу моих родственников и друзей, участвующих со мною в горести, извинить меня в непринятии утешительных от них писем и посещений.<br>
&nbsp;NN, вдова такого-то».<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Траурные обряды наблюдают они с великою точностью, даже по дальней родне. Впрочем, печаль их очень часто бывает только одна притворная. Мы знали в Симансштате голландку, которая, лишась престарелой полоумной своей матери, горько плакала и казалась неутешною; когда стали представлять ей, что потеря ее невозвратна, что рано или поздно мы и все там должны быть и другие обыкновенные в таких случаях утешения, тогда она сказала, что все это сама знает, но, лишась матери в такое время, когда фланель очень дорога, и имея большую семью, которую надобно одеть в траур, будучи сама недостаточная женщина, должна она будет понести очень чувствительную потерю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При первом свидании с иностранцами капские жители обоего пола кажутся невнимательны, неучтивы и даже грубы, но познакомившись несколько с ними, они становятся обходительнее, ласковее и очень услужливы. Холодная их наружность смягчается много приятной физиономией и правильными чертами. Здесь из мужчин есть много видных и красивых, а женщины прекрасны; очень многие из них, по справедливости, могут назваться красавицами. Я не мог заметить, чтобы из иностранцев они отдавали какому-нибудь народу преимущество пред другими. Обхождение их со всеми равно: они всех приезжающих к ним чужих людей принимают одинаково и ко всем, кажется, равно хорошо расположены, кроме англичан, которых ненавидят от всего сердца и души. Непомерная гордость и беспрестанное тщеславие, коих англичане никогда и ни при каком случае скрыть не умеют, из всего света сделали им явных и тайных неприятелей. Британское правление всеми способами старается и ничего не щадит, чтоб только в завоеванных ими областях приобрести себе друзей, а частные люди, в правлении и в нации ничего не значащие, глупым и малодушным своим высокомерием уничтожают все планы, с великими издержками сопряженные, каковые употребляют министры, чтоб достичь толь желаемого ими предмета. Нет ничего справедливее сказанного лордом Честерфильдом в наставлении своему сыну, что тяжкая обида позабывается скорее, нежели колкая насмешка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здешние колонисты, выключая малое число участвовавших в торгах Голландской Ост-Индской компании, можно сказать, переселились в земной рай с покорением колонии английскому оружию, в сравнении с варварским купеческим правлением, под тяготою коего они стенали. Безопасность жизни и имущества, ничего не значащие подати, совершенная свобода говорить и делать все то, что только не противно законам, справедливейшим в свете, и полная воля располагать и пользоваться произведением своих трудов суть главные выгоды, приобретенные жителями по великодушию своих завоевателей. Сверх того, многочисленный корпус войск с немалым штатом чиновников, получающий большое содержание и жалованье, издерживает оные в колонии, и часто приходящие сюда военные корабли и конвои также оставляют здесь знатные суммы за здешние произведения. Таким образом, английское золото и серебро достаются в руки колонистов, которые могут по своей воле хранить оные или покупать нужные им полезные или служащие к единому удовольствию вещи, привозимые из разных частей света, кои они всегда могут купить выгодно, ибо если англичане возвысят цены на свои товары, то и у колонистов право не отнято продавать дороже их собственные произведения. Несмотря, однако ж, на все сии выгоды, доставленные колонии британским правительством, большая половина жителей обоего пола терпеть не могут англичан и всегда готовы им вредить, коль скоро имеют удобный случай. Смеяться насчет английской гордости они почитают большим для себя удовольствием. Я несколько раз слышал, с каким восторгом голландцы рассказывали мне, что в обществе англичан за обедом целый час ничего более не услышишь, как беспрестанное повторение: передайте сюда бутылку! передайте туда бутылку! (pass the bottle), доколе, наконец, бутылки своим скорым обращением не вскружат их голов, и тогда весь стол заговорит вдруг. Один кричит: «Этот голландец очень ученый, прекрасный человек, настоящий англичанин!», другой повторяет: «У такого-то голландца дочь отменно умна и редкая красавица, словом сказать, совершенная англичанка!» Иной опять говорит: «Такой-то голландский офицер защищал себя чрезвычайно храбро, как бы он был англичанин!» Надобно беспристрастно сказать, что капские колонисты имеют причину и право смеяться над англичанами и ненавидеть их: стоит только себе вообразить, что когда небольшое, ничего не значащее голландское суднишко взято в плен англичанами и сюда придет, то во все время, доколе оно стоит здесь пред глазами жителей, английские офицеры не упускают поднимать на нем голландский флаг под английским, как будто бы такая малость может что-нибудь прибавить к трофеям их флотов; а когда в торжественные дни военные корабли, по обыкновению, украшаются флагами, то на многих из них часто поднимают голландский флаг в знак унижения оного под самою подлою частью корабля! Такие случаи с первого взгляда кажутся безделицами, но они язвят национальное честолюбие и нелегко забываются.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;О ВНУТРЕННЕЙ И ВНЕШНЕЙ ТОРГОВЛЕ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Торг как внутренний, так и внешний, производимый на мысе Доброй Надежды, весьма маловажен: поселяне на продажу в город пригоняют рогатый скот и баранов и привозят вино, хлеб, зелень и плоды, а сами покупают чай, сахар, табак, порох, свинец, железо и грубые европейские изделия для одежды, а также разного рода посуду. Вот в чем состоит весь внутренний торг колонии! Морской ее торг немного значительнее, но также особенного внимания не заслуживает: колония ничего такого не производит в большом количестве, что бы нужно было и чем бы дорожили в других землях, а сама, по неимению своих фабрик, имеет надобность почти во всех произведениях европейских мануфактур и без них обойтись не может, но только в таком малом количестве, относительно к общему масштабу европейской коммерции, что здешний торг совсем и не приметен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Железо, медь, свинец, сукна, полотна, бумажные и шелковые материи, галантерейные вещи, шляпы, сапоги, башмаки, столовая, чайная [113 - Все привозные вещи продаются с аукциону. Я жил вместе с командиром одного английского купеческого судна, которого он сам же был хозяином. Он сказал мне, что английские товары чрезвычайно выгодно возить сюда, а особливо столовую и чайную фаянсовую и глиняную посуду, которую они укладывают в пустые винные бочки, кои также здесь покупают дорого, и держат ее на палубе, чтобы не занять напрасно нужного для других товаров места в трюме. Привезенные им английские безделицы продал он с выгодою 50 и 100 процентов за исключение всех издержек.] и поваренная посуда, чай, сахар, сарачинское пшено, табак, крепкие напитки, вина [114 - Со всех напитков, привозимых в Капштат, как-то: водки, рому, джину и вина, – платятся пошлины по 5 процентов. Цены объявляются по совести, и продажа должна быть с аукциону.], портер, медикаменты, пищая бумага и многие мелкие малозначащие вещи суть товары, в коих колония имеет нужду и получает их от английских купцов. Сама же она, кроме небольшого количества вина и малости коровьего масла, ничего не отправляет, а платит за покупаемые вещи чистыми деньгами, кои берет за доставляемые ею войскам, военным кораблям и купеческим судам съестные припасы и вина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мануфактурами на мысе Доброй Надежды не занимаются; здесь нет совсем никаких фабрик. Все рукоделия их состоят в кузнечной работе, в делании фур, телег и бочек [115 - Фуры и бочки очень здесь дороги: хорошая, железом окованная фура стоит в Капштате 400 рейхсталеров, а винная дубовая бочка с железными обручами в 6 лигеров, то есть в 250 ведр, стоит на заказ 250 рейхсталеров; бочонок в 20 галлонов, или в 6 ведр, 6&#189; рейхсталеров.] и в выделывании коровьих и оленьих кож [116 - Коровьи кожи, очень дурно выделанные, однако ж на подошвы годные, продаются недешево, а оленьи кожи, изрядно в замшу выработанные, продаются гораздо дешевле, нежели в Англии.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доселе я говорил о действительно существующей ныне торговле мыса Доброй Надежды, а теперь намерен сказать, что бы мог быть здешний торг, если бы колония была совсем уступлена и долго находилась в руках англичан. Здесь я основываюсь на мнениях многих достопочтенных англичан и голландцев, заслуживающих полную доверенность, с коими часто мне случалось разговаривать и слушать их суждения, основанные не на одном мнении, часто бывающим пристрастным, а на ясных доводах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колония могла бы отправлять в чужие земли большим количеством вина, овечью шерсть, соленое мясо, коровье масло, сыр, бычачьи кожи, китовый жир и усы, кожи морских медведей и тюленей и свинец, а сверх сих главных товаров и другие не столь важные доставляли бы ей немалую выгоду, как-то: слоновая кость и страусовые перья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вина здешние, которые могли бы с большою выгодою продаваться в Европе и во многих европейских колониях, суть: констанское вино, называемое диамант, и капская мадера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Констанское вино делают из винограда, растущего только в двух местах, одно подле другого лежащих на отлогости подошвы высокой горы, в расстоянии от Капштата верст десяти. Одна из сих дач называется Большая Констанция (Gross Constantia) и принадлежит г-ну Клуту, а другая, принадлежащая г-ну Колину, Малою Констанциею (Klein Constantia) именуется. Виноград в них происходит от лоз, привезенных из персидского города Шираза (Shiraz) и того рода, который называется мускателью. Другие делают в феврале месяце, а констанское в апреле; оно бывает белое и красное, продается бочонками мерой около 5&#189; ведр. Знатоки уверяют, что в одной Констанции белое вино лучше, а в другой красное, но сами хозяева говорят, что это несправедливо: того и другого рода есть лучшие и худшие вина. Констанское вино никогда ни в каком климате не портится: мы несколько бутылок оного привезли с собою в Камчатку, где оно зимовало две зимы и было столь же хорошо, как и прежде. Малое количество и высокая цена не позволят, конечно, отправлять вина сего в Европу на значащую сумму, но надобно знать, что в здешней колонии делается множество разных сладких вин [117 - Из них вино, называемое по имени селения, где его делают, диамант, есть самое лучшее, немного уступающее констанскому: вкус оно имеет весьма сладкий и приятный, с некоторой крепостью, а цвет бледно-розовый.] из виноградов от лоз, вывезенных из разных мест Франции, с коими мешая констанское вино, можно будет доставлять в Европу прекрасное десертное вино за умеренную цену, ибо и ныне у нас очень немногие имели случай пить настоящее констанское вино, а всегда подделанное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из винограда, растущего от лоз, пересаженных сюда с острова Мадеры, делают большое количество разных доброт вина, называемого капской мадерою: оно вкусно, никогда не портится и обходится дешево, а потому могло бы служить важным предметом здешней торговли. Английский купец Венабль (Venable) сказывал мне, что он для опыта отправил однажды судно с вином в Англию и не выручил заплаченного фрахту, но командор Роулей приписывает это дурному выбору вин, уверяя, что ему неоднократно случалось привозить здешние вина в Англию, которые были там в большой похвале; многие богатые и опытные купцы мне то же сказывали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Овечья шерсть могла бы составить знатный вывозной торг&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, если бы правление обратило на оный свое внимание. Но так как сему торгу и основания не положено, то поселяне ныне, привезя свою шерсть в Капштат, часто принуждены бывают за недостатком купцов назад с нею ехать или продавать за самую безделицу, а потому они и не брегут об улучшивании и сбережении сего важного и весьма изобильного в здешней колонии предмета европейской торговли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чрезвычайное изобилие в рогатом скоте, достаточное количество соли в разных местах колонии, а особливо около залива Алгоа&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> (Algoa-Bay) и прохладные погоды, часто здесь бывающие, дают колонистам мыса Доброй Надежды все способы приготовлять солонину, коровье масло, сыр и бычачьи кожи для внешней торговли, но этого ничего нет, кроме небольшого [118 - В рукописи: большого.] количества масла, отправляемого в Бразилию, где по причине сильных жаров его не делают. Сыру здешние жители совсем делать не умеют и не стараются научиться полезному сему искусству. Какой ныне у них сыр подают собственного их дела, то почти есть невозможно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Китовый промысел, включая в оный морских медведей и тюленей, мог бы составить знатную часть капской торговли, если бы жители принялись заниматься оным: залив, называемый Делагоа&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> (Delagoa-Bay), наполнен бывает в известные времена года китами, а множество островов, недалеко от мыса Доброй Надежды лежащих, так сказать, по берегам усеяны морскими зверями. Ныне здесь в Фалс-Бай есть небольшое заведение для китовой ловли и для промысла тюленей, принадлежащее одной купеческой компании, которая за сию привилегию колонии ничего не платит. Правление, желая ободрить такого рода промысел, дает право на оный на три года тому, кто только пожелает им заниматься: промысел китов начинается в первых числах мая, а кончается в сентябре. Киты, которых промышленники бьют, называются Bone whale; их, однако ж, мало бывает в здешнем заливе, а много заходит другого рода, именуемых горбатыми (Humbacks), но их не ловят: они ни к чему не годятся. Тюленей бьют на небольших островах, лежащих подле мыса Эгилас&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> (Aiguillas), по сю сторону его, и сей промысел довольно прибыточен. На острове, лежащем в Фалс-Бае и названном Тюленьим, также компания промышляет сих животных, но мало, и они не так хороши.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Свинцовой руды очень много отыскано около залива, называемого Камбус (Camboos-Bay)», но оную не разрабатывают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слоновая кость и страусовые перья могли бы также немалую прибыль здешним жителям приносить, если бы оные стали отправлять в Европу. Ныне поселяне ими мало занимаются и не стараются промышлять их, потому что расход невелик в городе, а тогда бы не только что сами, но и стали бы доставать от бушманов&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> и кафров&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> как слоновую кость, так и страусовые перья. С распространением торговли и доходы бы знатно увеличились&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. «Правление в 1801 году имело доходу с здешней колонии 450, 713 рейхсталеров».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сказанное мною здесь о торговле мыса Доброй Надежды я заключу следующим примечанием: недеятельность оной на счет колонистов и здешних купцов относить не должно. Они расторопны, трудолюбивы, знают свои выгоды не хуже всех людей в свете и страстно любят деньги, следовательно, не расстались бы добровольно со своими выгодами, если бы правительство благоприятствовало их предприятиям. Но Голландская Индийская компания считала сию колонию постоялым двором богатых своих конвоев и содержало оную так, не заботясь нимало доставить ее жителям коммерческие выгоды, от коих сама никакой пользы получать не могла, а британское правление доколе будет в неизвестности, удержит ли Англия мыс Доброй Надежды за собою навсегда&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> или при заключении мира обстоятельства заставят опять уступить оную другой державе, дотоле, конечно, не приступит ни к каким новым коммерческим узаконениям, которые клониться могут к большой выгоде временных ее подданных. Но когда Англия будет владеть сею колонией по трактату [119 - Что теперь и случилось.], то менее нежели чрез десять лет она достигнет самого цветущего состояния. Просвещенные англичане, голландцы и даже сами французы в сей истине не сомневаются.<br>
&nbsp;//--&nbsp;ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ МЫСА ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ ОТНОСИТЕЛЬНО К МОРЕПЛАВАНИЮ; ЗАЛИВЫ И РЕЙДЫ; МОРЯ, ЕГО ОКРУЖАЮЩИЕ; ВЕТРЫ, ПОГОДЫ, И ТЕЧЕНИЯ, И ВСЕ ПРОЧЕЕ, ПРИНАДЛЕЖАЩЕЕ К МОРЕПЛАВАНИЮ&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ МЫСА ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ ОТНОСИТЕЛЬНО К МОРЕПЛАВАНИЮ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обыкновенный переход между Англией и мысом Доброй Надежды, никуда не заходя на пути: для конвоев 3 месяца, для военных эскадр около 11 недель, а для одиноких судов 9 или 10 недель; но были нередко случаи, что военные и купеческие суда приходили скорее: в 1809 году при нас фрегаты «Корнелия» и «Эфиджиния» пришли сюда из Англии в 56 дней. На переход от мыса Доброй Надежды в Мадрас английские ост-индские корабли употребляют 6 недель, а в Кантон 2 месяца. В 1808 году пришел сюда из реки Платы фрегат «Нерейда» в три недели, идучи между островами Тристан-де-Кунга. От мыса Горна к мысу Доброй Надежды легко можно прийти в месяц, а отсюда в Новую Голландию в 8 недель. Итак, не без основательной причины можно сказать, что мыс Доброй Надежды имеет центральное положение между Северным и Южным Атлантическим океаном, Великим Южным океаном&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, окружающим мыс Горн и Вандименову Землю, и морями Индийским&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> и Китайским; между всеми которыми он облегчает сообщение мореплаванием, представляя мореходцам удобное место для отдохновения и поправления себя свежею пищею после продолжительного плавания. И когда взять в рассуждение, что европейские морские державы посылают ежегодно большие конвои в Индию и Китай, которые должны как туда, так и на обратном пути проходить почти в виду южного конца Африки, что всякий год множество судов употребляется для китового промысла в Южном Великом океане, у мыса Горна, у Новой Голландии и при берегах Новой Зеландии и что колония здешняя достаточно производит всякого рода съестные припасы для снабжения многочисленных флотов, то мыс Доброй Надежды справедливо можно назвать самым полезным местом для торгового мореплавания: его было бы прилично именовать Коммерческою гостиницей европейцев или Морским караван-сараем&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. Владение этим местом по географическому его положению и по политическим причинам есть одно из главных целей, которую никогда не выпускают из виду первостатейные морские державы [120 - Я слышал от верных людей, что английское правительство предлагало мыс Доброй Надежды Ост-Индской компании во владение, на таком же основании, на каком ныне принадлежит ей остров Св. Елены; но директоры на это не согласились: они очень хорошо знали, сколь полезно и нужно для их флотов владеть этим местом, но также и подробно рассчитали, каких издержек им будет стоить управление и оборона такой колонии, а притом им не безызвестны политические причины, которые не допустят ни одного министра, управляющего Англией, уступить мыс Доброй Надежды Франции или Голландии, кроме как в случае последней крайности. В намерении доказать министерству, что компания может обойтись без мыса Доброй Надежды, директоры строго предписывали командирам своих кораблей ни под каким видом не заходить к нему, что и было исполняемо с точностью. Но напоследок великое число больных на их судах, а особливо ласкаров, или индийских матросов, которых по недостатку европейцев компания принуждена употреблять, заставило их переменить свои повеления, и ныне ост-индские конвои всегда сюда заходят. Разрешение это последовало в нашу бытность на мысе Доброй Надежды.].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЗАЛИВЫ И РЕЙДЫ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме двух главных заливов – Столового и Фалс-Бая, о коих ниже сего я буду говорить пространно, в пределах колонии находятся еще следующие: залив Св. Елены&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> (St. Helens-Bay) и Салдана&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> (Saldanha-Bay), лежащие на западном берегу, заливы Моссель&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> (Mossel-Bay), Платенберг (Plattenburg-Bay) и Алгоа (Algoa-Bay), на южном берегу находящиеся. Кроме оных, есть еще несколько других впадин в берег, кои называются на картах заливами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Залив Св. Елены имеет в отверстии 27 миль, впадает в берег на 20 миль; глубина при отверстии от 15 до 25 сажен; в средине залива около 10, а у берегов 4, 3 и 2; грунт для якорей хороший; а прикладной час 2 ч. 30 мин. Залив сей совершенно открыт всем ветрам NW четверти и потому для стояния кораблей вовсе не способен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Залив Салданский есть совершенная гавань: ширина входа в него только 2 мили, да и тот прикрыт двумя островками; глубина от 4 до 10 сажен; грунт по всему заливу хорош; прикладной час 2 часа. Корабли могут стоять в средине залива на пространстве 1&#189; миль в диаметре. Сей превосходный порт, закрытый от ветров со всех сторон, конечно, был бы главным местом колонии, если бы не имел весьма важного недостатка, а именно: пресной воды, которой едва с большими трудами можно накопить достаточное количество для находящегося здесь небольшого караула. В нашу бытность на мысе Доброй Надежды губернатор посылал инженеров сделать опыт, нет ли средств получать воду из колодезей, глубоко вырытых в разных местах, залив окружающих, но все труды их были тщетны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заливы: Моссель, Платенберг и Алгоа по глубине и грунту могли бы хорошими рейдами назваться, но, будучи совершенно открыты с южной, юго-восточной и восточной сторон, весьма опасны для кораблей, останавливающихся здесь. А притом открытое положение берегов подвергает их чрезвычайному буруну, и редко можно пристать на шлюпке к берегу без большой опасности, а особливо по обманчивому виду буруна у берегов несколько приглубых, потому что, будучи в расстоянии 20 и 10 сажен от берега, кажется вода при оном покойна, но в самое мгновение, когда надобно пристать, бурун поднимается, крутится и, низвергаясь на шлюпку, разбивает ее в куски. Таким образом в заливе Платенберг при нас погиб английский морской капитан Колвергоус со своею женою и со всеми бывшими с ним на шлюпке: подъезжая к берегу, стоявший на оном человек предостерегал его и кричал, чтобы он воротился по причине опасности от бурунов, но он полагался более на свои глаза и обманулся – покушаясь пристать, шлюпка была залита и разбита на мелкие части, а его после выкинуло на берег, держащего в руках свою супругу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В эти опасные заливы суда купеческие иногда заходят, но бывают там самое короткое время, какое только необходимо нужно для принятия груза. Из залива Моссель они привозят хлеб и лес, из Платенберга – строевой лес для адмиралтейства, а из Алгоа соль и соленое мясо.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;СТОЛОВЫЙ ЗАЛИВ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Есть первая пристань и главный порт колонии мыса Доброй Надежды, но название это принадлежит ему не по качествам, какие должен иметь приморский порт, а по положению при оном столицы колонии. Капштат, заключающий в себе более четвертой доли всего числа жителей и будучи местом пребывания правительства, всех чиновников, войск, купцов и вообще достаточных и значащих людей, заставляет все суда, как военные, так и купеческие, имеющие дело до колонии или надобность в ее пособиях, приходить в здешнюю пристань по необходимости, какова, впрочем, опасна она ни есть. Прикладной час здесь 2&#189;, но прилив бывает невелик и течение весьма слабо: вода не возвышается более 3 фут, кроме жестоких морских ветров и других необыкновенных случаев, поднимающих ее выше сего предела. Открытое его положение для всех ветров, дующих из NW четверти горизонта прямо с океана, делает здешний рейд чрезвычайно опасным и нередко гибельным для кораблей в зимние месяцы, в кои северо-западные ветры господствуют здесь и дуют часто с невероятной жестокостью. Остров Гобен, находящийся перед отверстием залива, почти на средине между обоими его берегами, столь мал в сравнении расстояния его от берегов и пространства залива, что служит очень малозначащей защитой стоящим на рейде судам от океанских ветров. Но рейд здешний не в одни только зимние месяцы опасен и не всегда при северо-западных ветрах: нередко были примеры, что в летнее время при восставших от NW бурях суда погибали подле самого города. В 1799 году английский линейный корабль «Скипетр» (Sceptre), летом стоявший в Столовом заливе, ноября 5-го, по случаю празднуемого англичанами торжества, в час пополудни палил салют, а к 10 часам вечера того же дни едва обломки корабельных членов приметны были на берегах залива. С ним погибли в одно время: датский военный корабль и много купеческих судов [121 - В несчастный этот день погибло на корабле «Скипетре» более 350 человек, в том числе капитан и почти все офицеры, а спаслось только около 50 человек. Датский корабль назывался «Ольденбург», о 64 пушках. Купеческих судов погибло восемь.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Долго жившие здесь морские люди меня уверяли, что редкий год проходит, когда бы у них не было в ноябре месяце, по крайней мере, одной бури от NW. Ветры от SO, в летние месяцы в здешних морях владычествующие, хотя не могут быть гибельны для судов, стоящих на Капштатском рейде, потому что под ветром у них чистое море, но они бывают весьма беспокойны и опасны мачтам, стеньгам и пр. Шквалы, или порывы, низвергающиеся с вершины Столовой горы, иногда дуют с такою силою, что срывают корабли с якорей и уносят в море; часто ветры таковые продолжаются по два и по три дни; стремление их невероятно! Я сам видел своими глазами, как они выломили с корнем два большие дуба в губернаторском саду. На площадях и на улицах валяющиеся камешки поднимаются ими и несутся с такою скоростью, как простая пыль при обыкновенных крепких ветрах. Жители всегда при SO бурях закрывают ставни у окон, обращенных к ветру, но это не защищает их от тонкой пыли, которая, сквозь самые малейшие скважины пробираясь в комнаты, покрывает слоями пол, стены, мебели, платье и пр. и даже набивается в закрытые и запертые сундуки сквозь ключевые дыры. Трудно бы мне было этому поверить, если бы я не испытал сего над собственным моим платьем, которое было в деревянном, кожею обитом сундуке заперто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ужаснее и величественнее картины вообразить себе нельзя, какую можно видеть здесь в зимние северо-западные бури, которые всегда бывают сопровождаемы громом и молнией. Ревущий ветр, потрясающий здания и производящий беспрестанный стук в окнах и дверях, который только прерывается сильными громовыми ударами, рассыпающимися над самой головою. Частая и яркая молния, освещающая на несколько секунд окрестности и представляющая из тьмы в мгновение ока взору зрителя волнующееся, кипящее у берегов море, стоящие на рейде в большой и беспрестанной опасности корабли и вершины черных гор, окружающих Капштат, глубокая тишина и бездействие во всем городе – суть такие предметы, которые вселяют в сердце какой-то необыкновенный священный трепет!.. и, представляя природу во всем ее грозном величии, производят в душе некое тайное удовольствие! Случившаяся при мне в Капштате жестокая буря вечно будет живо запечатлена в моей памяти! Но у меня нет сил сообщить словами другим, что я чувствовал, смотря на столь величественную картину природы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зимними месяцами на мысе Доброй Надежды считаются последняя половина апреля, май, июнь, июль, август и половина или и весь сентябрь. В это время здешнее море подвержено бывает частым бурям, дующим из NW четверти, кои иногда свирепством не уступают почти настоящим ураганам, и потому голландская Ост-Индская компания поставила законом для своих кораблей, чтобы они никогда не останавливались в Столовом заливе от 19 апреля до 15 сентября, а переходили бы в Симанский залив [122 - С нашего прибытия 4 апреля по 4-е число мая все были ясные дни и тихие ветры, а после сего крепкие NW ветры с пасмурностью и с дождем стали дуть.]. Ныне же английские военные суда обыкновенно оставляют его в первых числах мая, по новому стилю, а возвращаются в начале сентября. Но купеческие суда [123 - Английским ост-индским кораблям строго компания запрещает стоять здесь в зимнее время. И многие частные купеческие суда страхуются в Англии, чтобы у мыса Доброй Надежды в выборе рейдов соображаться со временами года.] бывают там во всю зиму: малое углубление их позволяет им стоять между берегом и баром, который, перехватывая волны, уменьшает их величину и ярость. Следовательно, они и не подвержены такой большой опасности, как большие суда, ничем не прикрытые от свирепства океанского волнения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черные, сгущающиеся на горизонте в северо-западной его четверти тучи, мало-помалу поднимающиеся, суть непременные и вернейшие признаки приближающейся бури. И тогда все стоящие здесь суда обыкновенно начинают приготовляться к отвращению бед, коими она угрожает. А в летние месяцы, когда вершина Столовой горы вдруг покроется белым облаком, которое постепенно начнет, увеличиваясь, опускаться книзу по крутой стороне горы [124 - Подле самой Столовой горы есть другая высокая гора, называемая Дьявольскою горою, а потому когда первую из них пред бурей облако станет покрывать, то английские матросы говорят, что на стол черту накрывают, а голландская примета, что он в гости сбирается, и это ему парик приготовляют. Вот что называется «всякий молодец на свой образец»: англичанам нравится сытный обед, а голландцам хорошо причесанный парик.], то это есть никогда не обманывающий предшественник крепкого шторма от SO. При первом появлении сего облака корабли, стоящие на рейде, тотчас начинают спускать стеньги и реи, готовить запасные якоря и пр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сей залив имеет столь опасный рейд, что английский контр-адмирал Стерлинг (Sterling), бывший пред нашим прибытием главнокомандующим здешней эскадры, имел намерение установить, чтобы военные суда во весь год никогда сюда не приходили, а для исправления своих надобностей останавливались бы в Симанском заливе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я спрашивал у многих сведущих голландцев, что бы могло быть причиною выбора такого дурного и опасного залива для главного порта и почему первые основатели колонии не предпочли Фалс-Бай сему месту? Вот что на это они мне сказали. Одни говорили, что недостаток в пресной воде был тому причиною, но это несправедливо – в Симанском заливе воды много. Другие утверждали, что это приписать надобно невыгодному местоположению и малому пространству берега от гор до воды для строения, но и сие не могло быть настоящею причиною, потому что в других местах по берегам Фалс-Бая много есть удобных равнин для построения города. Но самые сведущие полагали причиною тому незнание, что Симанский залив существует, ибо по рекордам, сохраненным в архивах колонии, известно, что Симанский залив найден первыми колонистами спустя 30 лет после основания Капштата, когда уже многие здания с великими издержками там были построены. По основании же сего города скоро был из него послан отряд берегом для отыскания со стороны Фалс-Бая удобной пристани, где бы построить город. Тогда вся колония была покрыта лесом, наполненным лютыми зверями. Посланный отряд через шесть недель достиг Фалс-Бая по N сторону Мюзенбурга, следовательно, Симанского залива приметить не мог и, возвратясь, донес о невозможности далее продолжать изыскания, о трудности пути и об опасностях, встречающихся от множества львов и тигров [125 - Прежде в окружностях Капштата было множество сих опасных животных, и Правление колонии наложило особенную подать под названием подать львов и тигров, которая употреблялась для истребления оных. Но ныне львов здесь близко совсем нет, а тигры иногда попадаются158, только редко: все они ушли далее внутрь колонии.].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ФАЛС-БАЙ И СИМАНСКИЙ ЗАЛИВ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При взгляде на план Фалс-Бая тотчас видеть можно, что пространство и открытое положение сего залива не делают его спокойным и безопасным портом, но природа вознаградила сей недостаток небольшим заливцем, вдавшимся в западный берег Фалс-Бая. Залив этот назван Симанским по имени одного из бывших здесь губернаторов. В Симанском заливе, на мягком песчаном дне и на глубине от 4 до 12 сажен, могут стоять судов до пятнадцати очень спокойно и в совершенной безопасности, и, кроме того, судов двадцать и более на выходе залива, не подвергаясь ни малейшей опасности, лежать на якорях могут. Грунт там песчаный, самый лучший для держания якорей, и глубина не более 15 и 17 сажен. Волнение также много уменьшает своей ярости, пройдя почти чрез все пространство Фалс-Бая. Но стоять в этом месте летом хотя опасности и нет, только очень беспокойно, потому что ветры от SO тогда дуют часто, а волнение при них сильно качает корабль и препятствует с берегом иметь сообщение гребными судами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рейд Симанского залива натурою кажется разделен надвое: один можно назвать малым, или внутренним, а другой большим, или наружным, рейдом. Створная линия восточного мыса Фалс-Бая, называемого Фальшивым, и камня, называемого Ноевым Ковчегом, есть предел, разделяющий два рейда. Суда, стоящие на малом рейде, совсем закрыты от волнения при SO ветрах восточным берегом Симанского залива, и чем ближе они стоят к берегу, тем лучше. Когда колония находилась в руках голландцев, то их военные и ост-индские корабли никогда не останавливались ближе Ноева Ковчега и так называемых Римских каменьев к берегу, а потому при крепких ветрах от SO они были совершенно открыты всей силе океанского волнения, что самое и было причиною, почему Симанский залив считали столь же опасным в летние месяцы, как Столовый зимою, и многие мореплаватели, не имевшие сами случая увериться в безопасности здешней пристани и не говорившие с людьми, хорошо его знавшими, описали в своих книгах сей рейд весьма опасным. Но тринадцатимесячный опыт совершенно удостоверил нас в противном: во все это время шлюп дрейфовал только один раз, и то не от крепкого ветра, а оттого, что английский военный катер своим канатом задел за наш якорь и поворотил его. Мы это приметили, но, прежде нежели успели переложить якорь, ветр начал крепчать и нас стало дрейфовать, тогда мы принуждены были положить другой якорь! Впрочем, как бы ветр крепок ни был, мы всегда могли отстаиваться на одном якоре, отдавая до одного с четвертью каната. Правда, что мы стояли в самом заливе, или, как я выше его назвал, на малом рейде, но при нас много раз линейные и ост-индские корабли стаивали на большом, или внешнем, рейде, и жестокие SO штормы никогда их не дрейфовали, при коих английские военные корабли отдают обыкновенно наветренного каната до 1&#190;, что у них называется длинным сплеснем, и, приведя на оба каната, стоят безопасно; редко спускают они стеньги и реи. Хотя с большого рейда в крепкие от SO ветры на шлюпках ездить невозможно, но на малом рейде очень редко случается, чтоб с берегом нельзя было иметь сообщения, а пристать к берегу у самого города можно без малейшей опасности. Самым убедительным доказательством безопасности здешнего рейда может служить то, что при нас в феврале и марте 1809 года кренился до киля на обе стороны английский 64-пушечный корабль «Резонабль» (Raisonable). Всю его подводную часть выконопатили и вновь обшили медью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Симанском заливе прикладной час 6, прилив поднимается до 5 футов, а в крепкие с моря ветры вода иногда возвышается более 6 фут, но течение едва приметно бывает. Ветры здесь натурально теми же законами управляются, как и в Столовом заливе. Господствующие из них NW и SO: первый в зимние, а последний в летние месяцы; другие же очень редко дуют, а особливо NO, который когда и бывает, то дует слабо; в 13 месяцев один раз ветр из NO четверти дул довольно свежо с мокрой погодой, но это продолжалось только несколько часов. Хотя ветры в главных отношениях и повинуются одному и тому же закону по всему морю, сопредельному берегам мыса Доброй Надежды, но горы, разделяющие западный берег от восточного и находящиеся поблизости Столового и Симанского заливов, причиняют немалую разность в силе и действии ветров, дующих в одно и то же время в тех двух заливах. Разность эта состоит в следующем: северо-западный крепкий ветр в Столовом заливе дует ровно и постоянно, и когда усиливается, то постепенно, а в Симанском заливе в то же самое время приходит он шквалами чрез несколько минут один после другого с равною силою и с некоторою переменою в направлении, в промежутках же времени между порывами бывает тихо и нередко почти настоящий штиль; а юго-восточные ветры, наоборот, точно так дуют в Симанском заливе, как NW в Столовом, и в сем последнем шквалами. Этот закон есть всегдашний и непременный при сих господствующих ветрах, когда они крепко дуют. Когда же бывают они умеренные или тихие, то как в Столовом, так и в Симанском заливе в продолжение суток часто стихают, опять усиливаются и несколько раз переменяются, переходя на разные румбы компаса, но обыкновенно следуют в каждом заливе своему одинакому порядку, смотря по времени года. Причиною таких перемен, без всякого сомнения, горы, прерывающие и дающие им другое направление, более или менее уклоняющее их от настоящего румба, которые, впрочем, на открытом море бывают постоянны и переменяются не часто и не вдруг. Ниже сего я буду говорить о сем порядке пространнее в замечаниях моих, что наблюдать должны мореплаватели, приходя в помянутые заливы и оставляя их.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Симанском заливе крепкий SO ветр по большей части начинается поутру сильными порывами, которые час от часу делаются сильнее и находят чаще, а потом начинает дуть с полудни постоянный крепкий ветр. Пред тем на самой крайней горе Симанского залива, к N подле Мюзенбурга, станут показываться облака на вершине ее и, постепенно густея и опускаясь, скроют всю гору. И если ветр будет продолжителен, то на горах от самого Фальшивого мыса к N станут показываться светлые облака, останавливаясь на вершинах и густея мало-помалу, потом отрывки их понесутся к горам, находящимся на западном берегу Фалс-Бая, и станут покрывать восточную высокую гору Симанского залива. Проходя по южную ее сторону, несутся они к W чрезвычайно быстро, и хотя кругом облака по горам, но над самым Симанским заливом нет, и по большей части бывает ясно. Но когда на восточной горе Симанского залива облака сгустятся и покроют ее всю, то они отрываются и несутся чрез залив с ужасными шквалами. По моим замечаниям, когда горы Фальшивого мыса станут покрываться облаками, то надобно травить канату, спускать брам-стеньги и готовиться к буре.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;МОРЯ, СОПРЕДЕЛЬНЫЕ МЫСУ ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Берега, сопредельные мысу Доброй Надежды, со всех сторон омываются Южным океаном, и входы в заливы его прямо с океана. Мелей и подводных каменьев, кроме находящихся вблизи берегов, в окружностях сего мыса никаких нет. Подходя к мысу Доброй Надежды с северо-западной, западной и юго-западной стороны, нельзя узнать приближение к земле по глубине, потому что оная для обыкновенных средств неизмерима, доколе не подойдешь к берегу на расстояние миль 30. А идучи от О или от S, встречается протянувшаяся от берега к S с лишком на 100 миль банка, названная по мысу Эгилас (Игольный) Эгилас-банка. В ширину же она по берегу от мыса Доброй Надежды к О простирается почти на 600 миль, а к S кончится тупым углом против мыса Эгилас, отстоящего от мыса Доброй Надежды на 90 миль. На меридиане сего мыса подле самой банки глубина 150 сажен, а на краю ее – 120; потом глубина ведет к Фалс-Баю неправильно: 100, 90, 80, 70, 100, 90, 60, 90, 110, 80 и в самом входе в помянутый залив 40; а из этой неправильности видно, что здесь лот не может быть верным показателем приближения к земле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И так для судов, не имеющих способов находить долготу астрономическими наблюдениями, нет никаких средств узнать близость их к земле, кроме счисления, на которое положиться нельзя. Носящиеся по морю береговые растения могли бы служить признаком близости земли, но они очень редко в здешних водах попадаются: берега мыса Доброй Надежды так бесплодны, что, кроме каменьев и раковин, морю нечего другого унести с них.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ВЕТРЫ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Господствующие ветры на водах мыса Доброй Надежды суть из NW и SO четверти компаса. Первые дуют в зимние месяцы Южного полушара, то есть с апреля по октябрь, а последние в летние, с октября по апрель [126 - Некоторые отступления от сего общего закона иногда бывают. Г-н Бугенвиль встретил ветры здесь летом с западной стороны, дувшие от 22 декабря по генварь. Мы в генваре 1809 года долго имели W ветры. Но такие случаи необыкновенны и редки.]. Те и другие в свое время свирепствуют с невероятной жестокостью, с той только разностью, что северо-западные ветры бывают не столь продолжительны, как юго-восточные; редко они дуют более суток, напротив того, сии последние обыкновенно продолжаются два и три дни, а иногда пять и шесть дней с большой силой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зимние, или северо-западные, ветры владычествуют от мыса Доброй Надежды к западу на расстояние около 300 миль, а к востоку около 600 миль, и чем ближе к берегу, тем они дуют с большей свирепостью. Но в летние месяцы ветры с западной стороны не прежде встречаются мореплавателям, как у параллели 40° южной широты. Самые крепкие и опасные NW ветры бывают в последней половине июня, весь июль и август; тогда они и чаще случаются, нежели в другие месяцы. Признак северо-западного шторма есть самый вернейший, когда горизонт к NW потемнеет и покроется черными тучами, которые коль скоро начнут подниматься и быстро нестись к SO, то и буря тотчас с ними восстанет от NW, WNW или от W. Когда же ветр мгновенно и вдруг перейдет к SW, потом к S, то шторм кончился: тогда наступит тишина. Западные ветры причиняют в водах мыса Доброй Надежды величайшее волнение, весьма вредное и опасное для судов всякого рода. Большие корабли оно расслабляет, а малые суда может залить, и если не потопит, то верно все на палубе переломает и унесет в воду. Главная причина такому свирепому волнению, поднимающемуся при NW ветрах, есть сильное течение от SO, кругом оконечности мыса всегда стремящееся, которое, будучи противное ветру, встречает волны и причиняет тем толь ужасное толкучее волнение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За параллелью 36° южной широты и за пределами, отстоящими на 500 или 600 миль к О и к W от меридиана мыса Доброй Надежды, северо-западные ветры становятся умереннее и там они дуют переменные, иногда от SSW, а иногда от SO.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Юго-западные или зимние ветры действие свое имеют от мыса Доброй Надежды к западу на 600 миль и на столько же к востоку, и бури при них бывают чаще и продолжительнее, нежели при NW ветрах, но они не столь опасны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;NO и О ветры дуют в зимнее и летнее время, но очень редко, недолго и всегда тихо или умеренно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как в зимние, так и в летние месяцы, когда нет крепких ветров ни от NW, ни от SO, то дующий тогда ветр в виду берегов почти беспрестанно переменяется.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ПОГОДЫ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зимние месяцы отличаются здесь частыми сильными дождями, пасмурностью, туманом, молнией и громом; а летние чистым и ясным небом и прохладным свежим воздухом. Но это не без исключения: как зимою выдаются нередко хорошие дни, так и летом бывают дождь и гром, только нечасто и не в такой силе, как зимние грозы. Крепкие северо-западные ветры никогда не бывают без дождя или пасмурности и очень редко без грома, а когда только случается гром, то всегда жестокий и продолжительный: тучи находят с порывами и гром почти беспрестанно гремит над самою головою. Коль скоро буря начнется и гром слышен будет, тогда суда должны приготовляться на случай удара молнии. При нас здесь ни разу не случалось ни с каким судном подобного несчастья, но часто очень близко этого было. На корабль «Резонабль» мы несколько раз видели опускающуюся молнию по громовым отводам, которые он никогда не упускал поднимать, и однажды удар последовал, когда люди поднимали еще цепь, отчего ранило двух человек на том корабле. Сент-Эльмский огонь часто был виден на ноках реев близ стоявших нас судов и у нас самих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сколь необыкновенно здесь видеть NW шторм без мокроты и грома, столь же редко SO буря бывает с ненастьем и еще реже того приносит с собою громовые тучи. При других же переменных ветрах небо почти всегда ясно и погода хороша, кроме SW, который, если продолжается, то приносит с собою туман и сырость. Жители капские почитают его самым нездоровым.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ТЕЧЕНИЕ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Открытое положение берегов мыса Доброй Надежды, сопредельных самому океану и не отделяющихся от него ни островами, ни мелями или рифами, есть причиною, что течение, от прилива и отлива с большею или меньшею скоростью стремящееся, здесь совсем никакого чувствительного на воды действия не производит, даже и в заливах течение едва приметно бывает, хотя вода и возвышается до нескольких футов. Но в самом соседстве мыса Доброй Надежды есть постоянное течение, не от действия луны происходящее, которого направление и скорость в здешнем море плавающим мореходцам знать нужно. Это течение вод, которое, так сказать, огибает оконечность мыса и стремится от SO к NW с довольною силою по банке Эгилас и по краям ее. Причина направления и скорости оного были долго предметом рассуждений и споров некоторых ученых мореплавателей. О причинах сего течения я не буду говорить, а о действии оного вот что узнал я из достоверных морских путешествий и изустно от известных людей, на коих знание и справедливость в таком деле с полною доверенностью можно положиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Главная струя течения идет по направлению оконечностей банки, а не по положению берега, как то прежде вообще полагали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Достоверно ныне известно, что в зимние месяцы течение это бывает сильнее, на скорость коего, без сомнения, имеют влияние сила и направление ветров. Ширина струи, или пространство вод, подверженное течению, соразмерно скорости оного, то есть чем более скорость, тем шире струя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самое сильное течение бывает подле предельной черты банки со стороны океана, которым в зимние месяцы корабли, прямо против ветра лавирующие, увлекаемы бывают по 40 и по 50 миль в сутки. А потому-то все английские суда, идущие от О к мысу Доброй Надежды или прямо в Европу, стараются сколько возможно держаться подле наружных пределов банки, то есть на самой главной струе течения, коего силою несет их скоро к NW даже против ветра. Действие сего течения не заключается в пределах банки Эгилас и местах, подле самого мыса Доброй Надежды находящихся. Влияние его чувствительно бывает на водах сопредельного здешним берегам моря в знатном расстоянии от оных, как, например: в расстоянии 100 или 120 миль к W от помянутой банки слабое течение примечено к S или SO, которое происходит отражением водами океанскими скорого течения, стремящегося около мыса к NW и пр. Но описывать подобные подробности значило бы то же, что сочинять лоцию: следовательно, наполнить мое путешествие без нужды лишними выписками.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЗАМЕЧАНИЯ, ПРИНАДЛЕЖАЩИЕ К МОРЕПЛАВАНИЮ<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сих замечаниях я хочу сообщить моим морским читателям: первое, что должно наблюдать, входя в заливы мыса Доброй Надежды, и как в них становиться и выбирать лучшие якорные места; второе, какие нужно брать предосторожности во время стояния на якоре, и напоследок, в какое время и каким образом лучше выходить из заливов. Предмет этот морской, и цель его поместить здесь есть та, чтобы доставить пользу нашим мореплавателям, коим случится быть на мысе Доброй Надежды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Идучи от запада и желая войти в Столовый залив, надобно стараться подойти к берегу гораздо южнее входа в него и никогда не подходить севернее, по причине частых южных ветров и постоянного течения к N. Нередко случались примеры, что суда, не принявшие сей предосторожности, были увлечены к заливу Салдана. Подошед к берегу, надобно спуститься и править вдоль его в расстоянии миль 2 или 2&#189; до самого залива, и, приходя в него, должно держать на песчаную банку, где одни только и есть для больших судов якорные места, ибо в других местах залива каменистое дно. На сию банку можно потрафить по следующему пеленгу: строение, находящееся на острове Робине, чтобы было на N&#189;W; Зеленый Мыс, то есть западный Столового залива, на NWtN&#189;W, а высокость, называемая Львиная Голова, на S&#189;W. Пеленг сей означает лучшее якорное стояние на глубине 5 сажен и песчаном грунте, в расстоянии от города одной мили, а от ближнего берега полумили. Но не всегда можно по своей воле выбирать места, где становиться на якорь: часто эта банка бывает, так сказать, покрыта кораблями, будучи в пространстве не более круга, имеющего диаметр &#190; мили. В таком случае надобно просить гаван-мейстера, или, по нынешнему английскому заведению, чиновника, называемого Master-attendant, чтобы он поставил корабль фертоинг, наблюдая притом нижеозначенные предосторожности, если будет возможно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Судно, идущее от запада и имеющее намерение зайти в Симанский залив, должно стараться при усмотрении берега быть южнее или на параллели оконечности мыса Доброй Надежды. Потом, смотря по временам господствующих ветров и по силе и направлению тогда дующего, принимая также в рассуждение течение к NW по узлу в час, должно ему расположить курсом, чтобы войти в средину между мысами Доброй Надежды и Фальшивым, стараясь не приближаться слишком к первому из них, ибо подле его в 3 милях к S есть большой камень, называемый Billows, а от сего камня в 2 милях на NO другой (Anvil) – оба они приметны по беспрестанным всплескам. Кроме же их, есть еще скрытый камень от оконечности мыса Доброй Надежды на OtN в 3 милях, названный Кольбрук, по имени погибшего на нем в 1778 году ост-индского корабля. Течение около сих каменьев весьма быстро, и поперек Фалс-Бая прямо стремится на них, а потому слишком близко их проходить неблагоразумно. Будучи на половине между двумя вышепомянутыми мысами, надобно держать к N посредине обоих берегов или предпочтительнее несколько ближе к восточному, дабы миновать лежащий от западного берега в 4 или 4&#189; милях подводный камень (Whittle Rock), на коем глубина около 10 фут [127 - Англичане несколько раз ставили подле этого камня бакан, но крепким SO ветром всегда срывало и уносило его; всплески же на нем очень редко бывают видны. Мы видели их только один раз 23 сентября при весьма крепком SO ветре во время отлива, когда вода была у берегов чрезвычайно мала, и это случилось близко равноденствия и в полнолуние.], и пользоваться свежим ветром, который у берегов по причине высоты их штилеет [128 - Идучи в Симанский залив, мы шли в 3&#189; милях от западного берега Фалс-Бая, оставляя Витлева камень в правой руке, но затем часто штилели и принуждены были буксироваться, а к восточному берегу вода рябела, следовательно, там был небольшой ветр.]; на N держать, доколе не откроется отверстие Симанского залива: оно очень приметно по белым песчаным полосам, вдали похожим на снег, кои кажутся отрубами, спускаясь с вершины холмов к самой воде. Они могут быть видны на большое расстояние, и миновать их никак невозможно; коль скоро оные полосы видны будут, то держать прямо на них. Приближаясь, увидишь довольно высокий плоский камень, похожий на плавучую батарею без мачт, называемый Ноевым Ковчегом, и от него к N в одной миле, еще два чуть поднявшиеся от воды камня, вместе находящиеся, кои называются Римскими каменьями; они, открывшись, кажутся двумя рыбацкими лодками. Увидевши сии каменья, должно держать между ними и Ноевым Ковчегом прямо в залив или Римские каменья оставить к S; проходить их по обе стороны можно в &#188; мили, а пройдя, если хочешь идти на внутренний рейд, то держи прямо на средину города, и коль скоро Фальшивый мыс закроется Ноевым Ковчегом, то можно класть якорь, наблюдая нижепоказанные предосторожности. Якорное место, какое почитается лучшим в Симанском заливе, означается следующими пеленгами: пристань у города SSW&#189;W; Ноев Ковчег – SOtO&#189;О; Римские каменья – OtN.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если случится входить сюда при противных ветрах, то для лавирования, кроме Витлева подводного камня, нет никакой закрытой опасности по всему Фалс-Баю; а этот камень с обыкновенною осторожностью всегда миновать можно, знавши его место на карте, но в туманное и ночное время необходимо надобно стать на якорь. Впрочем, кто здесь часто бывал и может по виду различить предметы, то не очень в темную ночь войти немудрено, лишь бы только в заливе суда на пушечные выстрелы отвечали или подняли бы огни, дабы по оным можно было подойти к отверстию залива, на вид приметных мест. Таким образом вошел в темную ночь английский транспорт, на коего пушечные выстрелы мы отвечали фонарями и фальшфейерами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Столовом и Симанском заливах нужно наблюдать следующие предосторожности, без коих часто могут произойти опасные, а может быть, и гибельные следствия:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1-е. Лавируя в Столовом заливе при SO ветре, как бы легок он ни был, непременно нужно, чтоб люди стояли на снастях и были готовы вмиг убрать все паруса, по причине внезапных жестоких шквалов, с гор срывающихся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2-е. В обоих заливах фертоинг ложиться надобно по направлению господствующих ветров: один якорь к NW, а другой к SO; и если якоря или канаты неодинаковой доброты, то лучший из них класть к тому румбу, откуда по времени года крепкие ветры дуют, а если разности в них нет, то плехт к NW, а дагликс к SO. Это особенно нужно в Симанском заливе, где ветры очень часто бывают между SO и W, то чтобы не было при них креста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3-е. Фертоинг надобно делать почти по целому или, по крайней мере, по &#190; каната, и хотя одного из них столько, чтоб удобнее можно было крыжи разводить, которые от переменяющихся беспрестанно в тихие погоды ветров делаются весьма часто и всегда почти по течению ветра в одну сторону, так что если не разводить их, то в один день сделаться может 10 и более крыжей; стоять же при крепком ветре и с одним крыжом здесь крайне опасно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4-е. Прежде нежели станешь фертоинг, нужно справиться у гаван-мейстера, или мастера-аттенданта, нет ли на рейде потерянных или оставленных кем якорей, что в здешних заливах часто случается, дабы не переложить чрез них своих канатов к большой опасности корабля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5-е. Ложась фертоинг, стараться должно, если будет возможность, стать так, чтобы не было судов ни к NW, ни к SO, дабы они не навалили, и самому иметь место дрейфовать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6-е. Так как суда здесь по тесноте рейдов стоят близко одно от другого и, ворочаясь, часто переходят чрез чужие томбуи, то вахтенным офицерам надобно рачительно наблюдать: не зайдет ли чужой буйреп под руль, коим может испортить рулевые петли, или другое судно не задело ли за свой буйреп, коим может поворотить якорь, и он в крепкий ветр держать не станет. С нами то и другое нередко случалось, но, к счастью, мы всегда заблаговременно видели это и опасность отвращали вовремя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7-е. В Симанском заливе с надежными якорями надобно при SO ветрах, то есть летом, ложиться ближе к восточному берегу, а зимою у западного берега, чтоб быть при крепких ветрах у всех судов на ветре и чрез то избежать опасности, когда их станет дрейфовать, а если якоря ненадежны, то противное должно наблюдать, ибо дно, возвышаясь к берегам, лучше держит якоря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8-е. Стоя в Столовом заливе, при крепком SO ветре стеньги можно спускать, а нижних реев никогда не надобно, чтобы всегда можно, если сорвет с якорей, поставить фок и грот и идти в море, для чего должно их иметь зарифленные и вообще держать корабль в готовности выдержать шторм в море.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9-е. Когда случится такое несчастье, что при NW шторме в Столовом заливе сорвется с якорей или станет дрейфовать к берегу, так что остановить корабль нет способу, то надобно тотчас срубить грот– и бизань-мачты и, поворотив корабль передними стакселями, стараться поставить его на мель между цитаделью и ретраншементами, находящимися от ней к востоку, дабы, пользуясь песчаным гладким берегом, могли люди спастися; во всяком же другом месте берега каменисты, где волнами разбиваются самые искусные пловцы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10-е. Когда ветр станет крепчать, то лучше заблаговременно травить наветренного каната и привести на оба якоря, притом не мешает иметь в готовности оба запасные якоря, а один непременно нужно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11-е. В Симанском заливе, подле города, где стоят небольшие суда, есть острые подводные каменья, о которые по незнанию мы испортили канат. Они лежат на сечении двух створных линий, одна идет чрез Ноев Ковчег и чрез северную оконечность каменной гряды, простирающейся от мыса восточной батареи к N, а другая чрез двери адмиральского дома и офицерских флигелей, где их столовая комната.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12-е. Мы стояли на якорях в Симанском заливе в разных местах, из коих самое лучшее и спокойное означается сечением следующих створных линий: одна проходит чрез адмиральский дом и офицерские флигели, а другая – чрез первую от S амбразуру и двери караульного дома северной батареи, лежащей на западном берегу залива. Наветренного каната мы имели 90 сажен, а подветренного 60.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отправляясь от мыса Доброй Надежды, из Столового ли залива или из Симанского, надобно остерегаться, чтоб не поднять без нужды якорей и не выйти напрасно в море, ибо в них часто ветр, по-видимому, дует постоянно и свежо, а отошед несколько миль от берега, находишь настоящий штиль или ветр совсем противный. Таким ошибкам нередко подвергаются мореходцы, некоротко знакомые со здешними берегами, и не только что одинокие суда, но один раз при нас пошел поутру конвой транспортов из Симанского залива при ровном брамсельном ветре от NW и, вышедши в Фалс-Бай, встретил тишину, где штилевал во весь день; а в Симанском заливе тот же ветр продолжался до самого вечера. Чтоб не подпасть подобным ошибкам, нужно знать отношение между ветрами, дующими в заливах, и настоящим морским ветром, а также и приметы, по коим можно было бы судить об них.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если два-три дни или более простоит беспрестанный штиль, то после непременно будет дуть ветр от NW или от W с большею или меньшею силою.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из Столового залива никогда почти или очень редко можно выйти между Зеленым Мысом и островом Робином, для сего надобно иметь свежий ветр от N, ибо другие ветры, попутные из залива, в сем проходе, закрываемом горами, тихо дуют и часто штилеют, а с моря от SW беспрестанно в него валит большая зыбь, и течение, идущее от SO, отчасти в него заворачивает; покушаться выходить этим проходом не только бесполезно, но часто может быть опасно, и потому всегда должно выходить, оставляя остров Робин к западу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если погода ясная, то в море должен быть ветр между S и О, хотя бы в заливе был штиль. Часто это продолжается целые сутки, а когда стоит облачная погода с дождем или пасмурностью, то настоящий ветр в море из NW или из SW четверти дует.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Часто бывает, что в южной половине Столового залива крепкий SO, a в другой половине тихий ветерок. Это случается обыкновенно поутру с 11 часов, а в 4 часа пополудни и по всему заливу сей ветр распространяется, но за Зеленым Мысом и за островом Робином в то же время дует тихий ветр от WNW [129 - В рукописи WSW.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Суда, долженствующие плыть к востоку, должны оставлять Симанский залив, коль скоро наступит облачная погода: постоянный знак западных ветров; а те, коим надобно идти к западу, должны выходить из залива, когда северо-западный ветр перейдет к W, потому что, по всей вероятности, можно ожидать, что после постепенно он пойдет к S и к SO и поможет удалиться от берегов, обойдя оконечность мыса Доброй Надежды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В летние месяцы господствующие ветры от SO никогда почти не дуют более 5 или 6 дней сряду, а потом наступают переменные.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Симанском заливе часто случается, так же, как и в Столовом в оба времени года, что ветр с моря, крепко дующий целый день и большую часть ночи, к рассвету стихает, а тотчас на место его начинает дуть береговой ветр от WNW, с помощью коего суда, немедленно снявшиеся с якоря, могут выйти из Симанского залива и быть в открытом море прежде возвращения SO ветра. В таком случае надобно стараться как можно скорее по наступлении берегового ветра сняться с якоря, чтоб успеть обойти мыс Доброй Надежды, иначе, при возвратившемся SO ветре и при течении с одной с ним стороны, это сделать будет очень трудно, и тогда понадобится возвратиться в залив, вместо того чтоб, будучи на открытом море, пользуясь благополучным ветром, продолжать путь. Выходить из Симанского залива, так же как и входить в него, можно между Ноевым Ковчегом и Римскими каменьями, и по северную сторону сих последних.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава вторая<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На пути от мыса Доброй Надежды до острова Таны<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 9 часов пополудни 16 мая, при лунном свете, мы заметили, что оконечность мыса Доброй Надежды находилась от нас по компасу на WtN в 5 милях глазомерного расстояния. От сего места мы стали вести свое счисление.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Намерение мое было скорее удалиться к югу и плыть в больших широтах прямо к востоку и, обойдя Новую Голландию, не приходя на вид берегов оной, пройти между ею и Новою Зеландиею; идти по восточную сторону Ново-Гебридского архипелага и, пройдя между Ново-Филиппинскими, или Каролинскими&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, островами, править прямо к Камчатке. Расстояние было велико, время коротко, и главного провианту, сухарей, немного, так что я принужден был производить команде менее двух третей регламентной порции. Но план мой благодаря судьбе, как то впоследствии видно будет, удался во всем по моему желанию! День и ночь мы несли все возможные парусы; офицеры и нижние чины были неутомимы! Свежий ветр от NNW продолжался до 7 часов утра, а потом перешел к W и во весь день дул умеренно от разных румбов SW четверти. Взяв место отшествия, велел я держать на S прямо; а в 4 часа утра (17-го) на StW. Сими двумя курсами прошли мы до полудня 82&#189; мили, следовательно, в полдень счислимая наша широта была 35°46&#8242;.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Необыкновенная расторопность и рвение, каковое оказали все служившие на «Диане» при вступлении под паруса, требовали справедливой с моей стороны признательности, которую я изъявил им формальным образом, письменным приказом, назначив нижним чинам по высочайше данной мне власти денежное награждение. Сие было нужно еще и для поощрения служителей к перенесению равнодушно и без ропоту будущих трудов и опасностей, которые могли повстречаться в предлежащем нам плавании, по толь малоизвестному и опасному пути, который необходимость заставила нас избрать. Та же самая малоизвестность пути и недостатки в съестных припасах заставили меня принять некоторые особливые меры осторожности в продовольствии, кои предписал я команде также письменным приказом. До 10 часов утра 18-го числа ветр дул то умеренный, то тихий от разных румбов SW четверти при большой зыби от прежнего ветра, а с 10 часов до 5 пополудни стояла тишина при малооблачной ясной погоде. В полдень широта наша по обсервации 35°45&#189;'; долгота по хронометрам 18°45&#8242;45&#8243;. От 5 часов пополудни 18-го числа до 5 пополуночи следующего дня дул тихий ветр от SO при ясной, весьма приятной погоде, а после того перешел он в NO четверть, а с полудни в NW-ю, в которой и утвердился. Мы правили к югу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Около полудни увидели мы сверху большое трехмачтовое судно прямо у нас впереди, почему и приготовили шлюп к сражению, но по приближении к оному рассмотрели, что то было купеческое судно, которое шло к востоку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В полдень широта наша по обсервации была 36°25&#8242;53&#8243;, долгота по хронометрам 18°2&#8242;52&#8243;. Место наше по обсервации находилось от счислимого пункта к западу на 31' долготы. Причиною сей разности, без сомнения, было течение, которое беспрестанно стремится от юго-востока по всему пространству, составляющему южную оконечность банки, называемой Игольною (Aiguillas).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ветр от NNW, прямо от N и от NWtN то тихий, то свежий при разных состояниях атмосферы, но по большей части при облачной погоде, которая иногда была с дождем, дул до 3&#189; часов пополудни 22-го числа. Пользуясь толь благоприятным ветром, мы правили к югу до 6 часов пополуночи 21-го числа, а потом, достигнув широты 40°, стали держать к юго-востоку. В полдень сего числа место наше по обсервации находилось от счислимого на SO 19°43&#8242; в 43 милях. Разность сия произошла от вышепомянутой же причины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 3&#189; часа после полудни 22-го числа последовала внезапная перемена ветра: с нашедшим от SW шквалом при дожде и ветр довольно крепкий с порывами начал дуть из сей четверти, при коем мы продолжали плыть к SO. Ceгo числа после полудня мы видели необыкновенное множество альбатросов, пинтад и петрелей; не нужно упоминать, что и прежде сии морские птицы, обыкновенные спутники мореплавателей Южного океана, всякий день около нас летали с самого отплытия от мыса Доброй Надежды, только не в таком множестве. К ночи ветр стал дуть тише, но, склоняясь понемногу к S, в 8 часов утра перешел в SO четверть. Погода была облачная, с полудни же и дождь пошел; пред захождением солнца ветр сделался крепкий от О, и на ветре блистала молния и слышен был гром. Тучи постепенно приближались и временно шел проливной дождь. С 11 часов ночи ветр утих, и до &#190; часов пополуночи было маловетрие между S и О, однако ж часто находили легкие, но продолжительные порывы от N и от О, которые наносили страшные грозные тучи, из коих ужасная молния блистала и чрезычайный гром гремел. Мы, так сказать, были окружены молниеносными огнями, и некоторые удары били в воду очень близко нас. Я хотел было поднять громовые отводы, но беспрестанно почти переменявшиеся ветры, частые порывы и совершенная темнота ночи заставляли меня опасаться, чтоб оные не произвели противного действия и вместо отведения ударов не привлекли бы их. Гроза продолжалась до 4 часов утра, а потом ветр крепкий стал дуть от NO; было пасмурно, и временно шел дождь. Во всю ночь, доколе молния и гром свирепствовали в высочайшей степени своей силы, все офицеры и нижние чины находились наверху на случай пожара. В эту ночь мы были между широтами 41°50&#8242; и 42°20&#8242;, долготами 24°21&#8242; и 25°51&#8242;. При нашествии грозы стояние термометра было 52°; барометр 29,6. Когда она была в высочайшей своей силе, термометр показывал 50°, а барометр 29,48; когда же она совсем миновалась, в 4-м часу утра, термометр был на 58°, барометр на 29,7.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 8-м часу вечера ветр стал переменяться и скоро перешел к NW, откуда дул крепкий, с большим волнением при облачной пасмурной погоде до 4 часов пополудни, потом задул от SSW и начал утихать. Погода хотя была и пасмурна, но временно выяснивало, так что в полдень мы определили широту свою по обсервации 42°20&#8242;; долгота по хронометрам 25°51&#8242;22&#8243;, по расстоянию луны от солнца 25°24&#8242;.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В час пополуночи ветр сделался NW, потом чрез час N, а в 8 часов утра NNO и дул умеренно при светлой ясной погоде. Сего утра по многим расстояниям луны от солнца мы нашли, что хронометры наши показывали долготу на 6'27" восточнее истинной; склонение компаса определили по азимутам солнца 30° W.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ветр от NNO, стихая постепенно, дул при ясной погоде до 10 часов вечера, потом нанес он тучи с проливным дождем, из которых блистала почти беспрестанно яркая, жестокая молния с пресильными громовыми ударами. Гроза сия была несравненно ужаснее, нежели та, которую мы имели в прежнюю ночь; она продолжалась до самого рассвета (26-го числа), и в продолжение оной временно мы видели так называемый Сент-Эльмский огонь&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> на вершине флюгерного шпица, который был медный и на наветренном ноке грот-брам-рея, где находился железный обух. Огонь сей казался шарообразным, величиною с голубиное яйцо, и по нескольку минут сряду был виден. Удары молнии били в воду подле самого шлюпа; один из них столь близко пролетел мимо лица моего, что я почувствовал непомерную теплоту, яркий блеск оного так меня ослепил, что я несколько минут не мог видеть г-на Рикорда, стоявшего в двух шагах от меня. Я начал уже думать, не потерял ли я зрения навсегда, но после понемногу предметы мне показались. Сию ночь мы провели с таким же беспокойством, как и прежнюю, будучи во все время грозы подвержены сильному дождю, стоя при своих местах наверху. Мы находились тогда между широтами 42°27&#8242; и 42°37&#8242;; долготами 28°56&#8242; и 31°19&#8242; [130 - Как в сию ночь, так и на 24-е число мы проходили меридианы той части южного берега Африки, которая называется Мозамбиком, и ветр дул прямо оттуда, с коим неслись громовые тучи. Будучи на мысе Доброй Надежды, мы приметили кругом во весь год весьма часто сильную молнию к северу за горами. Из сего надобно заключить, да я и от жителей слышал много раз, что немного далее внутрь земли жестокие громы бывают часто по всему пространству от запада к востоку в сей части Африки.]. Во время грозы термометр показывал 58 и 55&#189;°, а барометр 29,3. В 3-м часу сей ночи прошли мы с. – петербургский меридиан. С рассветом прошли все громовые тучи, и сделалась ясная погода с местными облаками; пользуясь оною, мы нашли по азимутам склонение компаса 28°32&#8242; W.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 8 часов вечера северо-восточный ветр совсем затих и наступила совершенная тишина с дождем, которая продолжалась два часа; потом тихий ветр стал дуть от NW, но в 11 часов нашел жестокий шквал с дождем от SW, с коим поднялась буря, которая заставила нас убрать все паруса, кроме грот– и фок-марселей, рифленных всеми рифами. Шторм от SW с великою силою продолжался до 8 часов утра (27-го числа), потом начал утихать, и хотя шел мелкий дождь, но временно показывалось солнце. Около полудни могли мы прибавить парусов, однако ж ветр дул довольно крепкий, с большим волнением. К полуночи следующего дни (28-го) ветр перешел к NW и дул тихо с небольшими порывами при облачном небе, на коем изредка показывались звезды. До полуночи 29-го числа ветр дул умеренный из NW четверти, отходя иногда к N и даже к NNO, откуда временно находили небольшие порывы, погода была облачна и пасмурна, часто с дождем; но в час пополуночи отошел он прямо к W и стал усиливаться, а по мере крепости оного мы убирали паруса. Наконец с рассветом сделалась жестокая буря с сильными порывами от SW и с пребольшим волнением от того же румба. Сколь ни беспокойны были для нас сии бури и большое волнение, а особливо холодная мокрая погода, но мы довольны были тем, что направление оных позволяло нам править настоящим нашим путем к востоку. Шторм продолжался с постоянною силою до 4-го часу утра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До 5-го числа июня ничего примечательного не случилось. Ветры дули беспрестанно из NW и SW четверти попеременно и по большей части крепкие, которые часто приносили тучи с дождем или градом. Пользуясь благополучными ветрами, мы скоро шли своим путем, а в ночь с 5-го на 6-е число, когда мы находились в широте около 42°, а в долготе около 65°, выпала большая роса. Я упоминаю о сем обстоятельстве для того, что многие мореплаватели думают, будто роса есть верный признак близости земли, но в сем случае ближайшая от нас земля находилась в 250 милях&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>; разве мы проходили какую-нибудь неизвестную еще землю. Сего числа нашли мы, что многие из водяных бочек были не полны, почему я счел за нужное уменьшить порцию воды. Сей день был примечателен еще потому, что ветр свежий от NNW при ясном небе дул от восхождения до захождения солнца, не переменяясь, и позволил нам во все это время иметь все паруса, не трогая ни одной веревки. Ровный северный ветр при малооблачной погоде дул с некоторыми отступлениями до полуден 7-го числа, потом сделался крепкий, и наступила пасмурность. Крепкий N ветр продолжался до 8 часов вечера, потом вдруг перешел он к SW и стал дуть умеренно, но все при пасмурном небе и с дождем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 11-м часу утра 8-го числа ветр сделался S, а в 8 часов вечера SO, но ненадолго, ибо к полуночи стал стихать. В полдень широта наша по обсервации 42°23&#8242;52&#8243;, долгота по хронометрам 74°23&#8242;28&#8243;. В сем месте показались в первый раз морские птицы, называемые Куком: курицы порта Эгмонта. 7-е и 8-е число находились мы около параллели широты 42&#189;°, а по долготе между 71-м и 75-м градусом; ветры были тихие и умеренные: в первый день небольшими порывами от S, SSO и SSW, приносившими с собою тучи со слякотью, градом и дождем, а во второй – легкие порывцы находили от SW с сухими облаками, а когда они проходили, то штилело. В оба сии дни на море совсем не было зыби, свойственной сему океану, а движение вод не более было, как в каком-нибудь Средиземном море. В те же дни видели мы несколько пучков морского растения (seaweed); по ночам приметили около судна стада морских свиней (purposses) и двух или трех небольшого рода китов (grampus); ночи были яснее дней. До 7 июля не случилось с нами ничего особенного примечания достойного. Ветры дули по большей части из NW и SW четверти и весьма крепкие при мокрой сырой погоде; видели разного рода свойственных климату птиц, китов и морские растения. А достигнув долготы 120° О, стали часто встречать светящиеся тела, которые прежде редко видны были, и однажды между множеством темных альбатросов, обыкновенных в здешней стране, попался один белый; это большая редкость в сей части Южного океана. А сего числа (7 июля), в 11 часов утра, прошли мы меридиан южной оконечности Вандименовой Земли&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> в расстоянии от оного 120&#189; миль и видели несколько пучков настоящего морского растения (seaweed), альбатросов, петрелей и пинтад. В ночь летала около нас несколько часов маленькая береговая птичка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Достигнув меридиана южного мыса Вандименовой Земли, можно сказать, что мы совершили плавание от мыса Доброй Надежды до Новой Голландии, на что употребили 51 день, в которые прошли, считая по прямой черте, 5910 миль, или 10 340 верст. Приняв в рассуждение весьма дурной ход «Дианы», видно, что без большого благоприятства ветров и попутного течения невозможно нам было перейти в такое время столь великого расстояния. Ветры, без сомнения, причиняли большие течения в нашем тракте по своему направлению. Я всегда замечал, что при западном ветре настоящее наше место было очень восточнее счислимого; при SW ветре оно было восточнее и севернее счислимого, а когда ветр дул N, то мы всегда находили себя далее к N, нежели как счисление наше показывало. Когда мы пришли на меридиан южной оконечности Вандименовой Земли, то истинное наше место по долготе было восточнее счислимого на 7°28&#8242;30&#8243;.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совершив переход от мыса Доброй Надежды до меридиана Новой Голландии и идучи таким путем, которым весьма редко мореплаватели ходили, ибо большая часть нашего пути лежала между 42° и 46&#189;° широты, я помещу здесь некоторые замечания, касающиеся до сей части Южного океана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь волнение, или, лучше сказать, зыбь почти всегда велика от NW, от W или от SW.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ветры крепкие от NW и SW всегда дули при облачной мрачной, по большей части мокрой погоде, порывами: когда туча покажется на горизонте, порыв начнется и усиливается по мере приближения ее к зениту, а самой сильной степень таких порывов бывает, когда туча станет проходить над головою, потом утихнет ветр, но чрез несколько минут другая туча является на горизонте, которая также приносит с собою продолжительный шквал. Тучи сии редко бывают без дождя, снега или града и последуют одна за другою минут через 5, а иногда и через четверть часа. Во время, как порыв продолжается, волнение становится гораздо меньше; судно быстро бежит по воде, и волны не бросают всплесков на дек. Но лишь шквал пройдет и ветр смягчится, то страшные волны появятся, валяя судно с боку на бок, ударяют иногда сильно в борты и плещут воду на него большим количеством. В Северном, или Немецком, море в августе 1807 года и у мыса Горна в феврале 1808 года точно то же я заметил. SW ветры жесточее дули, нежели от NW; от SW к NW ветр переходил постепенно, сначала утихая понемногу, а от NW к SW вдруг переменялся, утихнув на полчаса или на час прежде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Круг около луны некоторые мореплаватели считают за предвестник бури. На пути от мыса Доброй Надежды до Новой Голландии я два раза заметил, что луна находилась в кругах, но ни в одном из сих случаев крепкого ветра после того не последовало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Птиц мы видели только серых альбатросов, пинтад и синих петрелей, но вообще немного по всему океану, также попадались и черные петрели, похожие на альбатросов, но синих более всего. У них спинки и верхняя поверхность крыльев дико-голубые, а брюхо и нижняя часть крыльев белые. По величине они были двух родов: одни как обыкновенные кулики, а другие с подорожников. Впрочем, я не заметил, чтоб птицы являлись более или менее при SW или NW ветрах, как то капитан Бляй говорит, но мне казалось, что при NO ветре они скрывались, или, по крайней мере, их очень мало было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Морские растения разных родов часто нам попадались по всему пространству, нами переплытому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во все сутки 8-го числа умеренный ветр при ясной погоде дул от WNW и NW; мы стали править к NO. Сей курс был ближайший, который вел нас к Ново-Гебридскому архипелагу. В полдень обсервованная широта наша была 44°48&#8242;10&#8243;, долгота по хронометрам 150°18&#8242;, по расстояниям луны от солнца 150°26&#8242;50&#8243;, а склонение компаса по амплитуде заходящего солнца 8°23&#8242; О.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С полуночи 9-го числа стал дуть свежий ветр с порывами от WSW. Погода была облачная, и временно блистала молния, а в 4 часа утра при том же ветре выяснило. К полудню ветр отошел к W, а потом перешел в NW четверть и дул тихо. Но как мы уже теперь обогнули южную сторону Вандименовой Земли и входили в ту часть Южного океана, которая вливается между Новой Голландией и Новой Зеландией, будучи в широте 43&#189;°±, долготе 153°±, почему имели ужасно большую длинную зыбь от WSW, которая была нам попутная, ибо мы шли к NO.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К полуночи на 10-го число ветр от NW сделался весьма крепок, погода была малооблачная, но к SW блистала молния во всю ночь. Зыбь же от WSW была столь же велика, как и вчерашний день, но как ныне крепкий ветр дул поперек ее, то произвел толкучее ужасное волнение, из которого в 11 часов утра один вал, ударив в левую сторону противу шкафута, вошел частью на судно и изломал коечную сетку. С полудни ветр от WNW сделался умеренный и дул при облачной дождливой погоде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тот же ветр и погода с порывами продолжались до 8 часов утра 11-го числа. Потом ветр сделался гораздо тише и погода выяснила, но зыбь большая от WSW шла по-прежнему. Сего дни она кончилась. Это означало, что мы прошли границу Южного океана с сей стороны [131 - Я слышал от двух английских мореплавателей, посещавших здешние моря, что они тут находили пребольшую зыбь от WSW.], ибо мы сего числа, в полдень, находились почти на параллели северной оконечности Вандименовой Земли, будучи по обсервации в широте 41°22&#8242;18&#8243;, долгота же наша по хронометрам была 157°45&#8242;4&#189;"; по счислению же широта наша была 41°02&#8242;. Разность сия, конечно, произошла от большой попутной нам зыби и от течения при ней, что подтверждается значительною разностью между широтами счислимой и обсервованной, с самого того времени, как мы стали проходить южную сторону Вандименовой Земли и, так сказать, пришли на струю вод, стремящихся из Южного океана в превеликий пролив между Новой Голландией и Новой Зеландией, ибо следующая разность между обсервованною и счислимою нашею широтою была к N: 6-го числа 8 миль,7-го числа 22 мили, 8-го числа 18 миль, 9-го числа 13&#189; мили, 10-го не имели обсервации, сего числа – 20 миль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из этого видно, сколь трудно должно быть плавание в здешнем море в противную сторону, то есть если бы кто вздумал обойти Вандименову Землю, идучи к SW.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 4 часа пополудни 11-го числа нашел шквал с дождем от WSW. И с того времени свежий ветр стал дуть из SW четверти с порывами при облачной дождливой погоде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Двенадцатого числа, с полуночи до 5 часа утра, был свежий ветр от SSW с крепкими порывами при облачной погоде; а потом, при тех же обстоятельствах, дул он от S прямо до полудни 13-го числа, после чего перешел ветр к SO; погода была облачна, однако же иногда прояснивало. Сего числа, поутру, нашли мы по азимутам солнца склонение компаса 12° О-е; вчерашнего числа обсервованный наш пункт был далее счислимого по широте на 6 миль и сего дня на столько же. Эта малозначащая разность показала, что действие течения было менее, нежели в предшествовавшие дни, да и зыбь стала менее гораздо, даже почти неприметна. В атмосфере же мы начали чувствовать большую перемену: воздух был теплее; сего дни океанских птиц весьма мало было видно, и в первый раз показалась летучая рыба. В полдень мы находились по обсервации в широте 36°58&#8242;40&#8243;; в долготе по хронометрам 159°57&#8242;15&#8243;.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во все сутки 14-го числа ветр дул от разных румбов SO четверти, по большей части тихий и умеренный; погода была малооблачна с просиянием солнца, а временно облачно и шел дождь. Сего дни нашли мы на русленях одну маленькую рыбку из того рода, который французы называют sеche. К полуночи на 15-е число ветр стал крепчать, а в полночь, отошед к О, дул прямо от сего румба очень крепкий; до 8 часов утра стояла светлая погода, потом сделалось облачно и временно начал идти дождь. Сего дни сама влетела или валом выбросило к нам на руслени летучую рыбу. Ветр крепкий от О со шквалами дул во все сии сутки, а в ночь на 16-е число от того же румба стал дуть еще крепче и с жестокими шквалами при дождливой погоде; а на рассвете ветр превратился в ужасную бурю и все дул прямо от О, при дожде и сильных шквалах. Кроме двух штормовых стакселей, мы не могли держать никаких парусов, да и из тех фок-стаксель нашедшим на судно валом, коего часть ударила в сей парус, изорвало в лоскутки. 17-го числа, до 5 часа пополудни, также ужасная буря продолжалась прямо от О. Погода была облачная и с дождем, потом ветр несколько смягчился, но все еще дул жестоко до половины 6-го часа утра 18-го числа, а в сие время нашел от N шквал с проливным дождем, громом и молнией [132 - Молнию мы видели с вечера и во всю ночь к N, но грому слышно не было.]. После сего ветр стих и стал отходить к W. Буря продолжалась более трех суток, и во все сие время точно от одного румба, то есть от О; это весьма редко случается. Во все сие время мы шли бейдевинд правым галсом к NNO, находясь между широтами 33 и 31°, долготами 161&#189; и 162°. Здесь надлежит заметить, что при сей буре барометр очень дурно исправлял свое дело, ибо в начале оной он стоял очень высоко, а именно на 30,08, и опускался в продолжение шторма понемногу и постепенно, а никогда не стоял ниже 29,48, что случилось в самый тот час, как надобно буре утихать; термометр же поднимался до 64&#189;° и опускался до 47°. Во все сутки (18-е число) ветр был тихий то из NO, то из NW четверти; погода облачна, иногда с дождем, а часто выяснивало; ночью же к западу видна была молния. Сего дни мы видели в первый раз свойственную жаркому зону птицу, которую англичане называют военным кораблем, а французы фрегатом&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. Это было в широте 31°±, долготе 162°±. Также видели одну птицу, кою англичане называют Shear-water; оные никогда далеко от берегов не отдаляются и служат верным признаком близости земли, а ближайшая из известных земель к нам в сие время была остров Лорда Гоу&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, который отстоял от нас в расстоянии около 80 миль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19-го числа ветр дул из NW четверти, то тихий, то умеренный, часто порывы находили с дождем; временно было и ясно; ночью же к северу видна была молния. На другой день, до полудни, был такой же ветр и погода облачная, временно с дождем; а после полудни ветр перешел в SW четверть, дул тихо, и сделалось ясно, но вечером кругом по горизонту блистала молния. Сего дни в первый раз видели мы так называемую тропическую птицу и следовавшие за нами стада рыб, бонитами именуемых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21-го числа во все сутки свежий ветр дул от WSW и SW; погода стояла ясная с местными облаками, а в ночь к SO далеко блистала молния. Сего дни, будучи в широте 21&#189;°, долготе около 166°, видели мы в последний раз синих петрелей и альбатросов [133 - А пинтад в последний раз мы видели 16 июля, будучи в широте 32&#189;°±, долготе 162°±.]; склонение компаса, найденное по азимутам солнца, 12&#190;° О.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22-го числа, с полуночи до 9 часа утра, свежий ветр при малооблачной погоде дул от W, SW и SSW, а потом перешел он к S, и сделалось ясно; с полудни опять стало облачно и ветр возвратился к SSW. От сего румба дул он до 5-го часа пополудни следующего дни (23-го), потом часа на два перешел в SO четверть; после опять пришел на S и, утвердившись на сем румбе, дул тихо при светлой погоде. В 6-м часу поутру сего числа прошли мы южный тропик в долготе 168°50&#8242;, а в полдень находились по полуденной высоте солнца в широте:<br>
<br><img border=0 src="i_018.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;С полудни мы шли по правому компасу на N и до 6&#189; часов вечера переплыли 25 миль. Следовательно, должны были по Арросмитовой карте находиться подле самого острова Валполя&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> (Walpoles island), коего долгота на оной 169°18&#8242;, широта 22°30&#8242;; но мы, смотря его до самой ночи с салингу&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> в зрительную трубу, увидеть не могли, почему я заключаю, что он положен на карте не в своем месте [134 - Сей остров открыт в 1794 году кораблем «Валполем», принадлежащим Английской Ост-Индской компании, который шел тогда из порта Джаксона, что в Новой Голландии167, в Кантон.]; на верность же наших хронометров мы положиться могли, ибо во все время плавания нашего от мыса Доброй Надежды они шли очень правильно и всегда показывали почти одинаковую разность в долготе. Лунные обсервации никогда не разнились с хронометрами более 20 миль долготы к востоку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сего числа, в 5&#189; часов пополудни, стали мы править на NЅ О по компасу прямо к острову Анаттому&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, южнейшему из Ново-Гебридского&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> архипелага [135 - Острова сего архипелага открыты испанским мореходцем Квиросом в 1606 году, который назвал их островами Св. Духа, но за неимением способов не мог определить настоящего географического положения их. А капитан Кук, нашед их во втором своем путешествии кругом света, назвал Ново-Гебридскими островами для отличия от Гебридских островов, лежащих на западе Шотландии.]. Остров сей видел капитан Кук и определил географическое его положение, почему мы смело могли взять курс свой на него. Он лежит в широте южной 20°10&#8242;, долготе 170°4&#8242; О-й.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во все сутки 24-го числа стояла ясная погода; ветр был тихий и море покойно. С полуночи до 8 часов утра дул он от SSW, потом до 3 часов пополудни S, после SSO, SO и OSO, почему мы заключили, что теперь настал SO пассатный ветр, и более потому, что после крепкой восточной бури, которую мы терпели 15, 16 и 17-е число, ветр сделался из NW четверти и, дуя тихо, постепенно отходил к S. В полдень 24-го числа мы находились в широте по обсервации 21°37&#8242;05&#8243;, в долготе по расстояниям луны от солнца 169°34&#8242;53&#8243;. От сего нашего места остров Анаттом отстоял в расстоянии 91 мили на NO 16°46&#8242;. Мы держали прямо к нему при тихом ветре с южной стороны и при ясной погоде, а в половине 4-го часа пополуночи на 25-е число он нам открылся на NNW. Ночная зрительная труба мне его показала очень хорошо; сначала, не зная точного до него расстояния, мы на четверть часа остались под малыми парусами, но, присматриваясь в трубу, приметили, что мы от него далеко еще были, тогда, поставив все паруса, стали держать прямо к нему по компасу на NWtN. Ветр дул умеренный от OSО при малооблачной погоде. По нашим астрономическим наблюдениям, в точности коих мы не имели никакого сомнения, мы уверены были, что это был остров Анаттом, определенный капитаном Куком с величайшей точностью. Основываясь на наблюдениях сего славного мореходца, мы держали прямо к сему острову и увидели его точно в то самое время, когда ожидали. В 6 часов рассвет нам его показал явственно: лежал он по румбу NW и SO, в глазомерном расстоянии между двумя оконечностями миль 15 или 18, и имел фигуру, подобную крыше какого-нибудь большого здания. Но сию фигуру он сохранял, доколе расстояние до него не позволило нам рассмотреть неровностей его вершины, что было, когда мы от него находились в расстоянии миль 25 или 30; но, приблизившись миль на 15, все возвышения, изгибы и ущелины показались, и он тогда переменил вид. Издали он нам казался диким, голым, бесплодным, огромным, каменистым островом, но чем ближе мы к нему подходили, тем лучше открывались приятные его холмы и прекрасные рощи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При рассвете, когда нам открылся остров Анаттом, увидели мы также и остров Тану&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> с салингу прямо перед нами. Сей остров приметен по курящейся на нем огнедышащей горе, о коей упоминается в путешествии капитана Кука. А в половине 8-го часа открылся нам с салингу остров Эрронан&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> на NtO. В 10-м часу, приближаясь к острову Анаттому, приметили мы на нем во многих местах дым: сие было несомненным признаком, что остров обитаем. Тогда я велел поднять на грот-брам-стеньге наш флаг. В самое сие время увидели мы, что с южной стороны от острова к западу простирается риф, в средине коего находился небольшой, покрытый зеленеющимися деревьями, между коими видны были пальмы и кокосовые деревья, островок. А скоро после приметили, что за помянутым рифом и островком ближе к берегу была тихая вода, по которой жители ездили в своих кану [136 - Так называются лодки всех диких народов, выдолбленные из одного дерева.]; некоторые из них ходили по берегу, а другие плавали в бурунах у самого берега. Чем ближе подходили мы к берегу, тем более видели жителей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 12-м часу мы были от средины юго-западной стороны острова милях в двух и приметили множество людей на берегу совершенно нагих; они бегали с предлинными копьями, которыми, махая, делали нам знаки, но в угрозу ли оные были или приглашали они нас к себе, мы не знаем. На их знаки я велел махать с приметного места корабля белым флагом, привязанным на длинном шесте, но жители от берега не отдалялись. Наконец увидели мы в расстоянии от нас около полумили маленькую кану с выстрелами, или коромыслами [137 - Так называются два шеста, с одной стороны лодки высунутые, к концам коих привязывается небольшое бревно, которое, тащась по воде с лодкою, препятствует ей опрокинуться, что неминуемо случилось бы без сей помощи.], на которой ехали два островитянина. Я тотчас приказал, убрав лишние паруса, держать к ним и велел махать с разных мест шлюпа белыми платками; но они от нас погребли к берегу, крича что-то очень громко и показывая своими веслами к небольшой заводи, находящейся за рифом; когда же мы привели на свой курс и стали прибавлять паруса, они опять за нами воротились, но лишь мы в другой раз поворотили к ним, они тотчас стали от нас удаляться и, продолжая кричать, показывали на берег. Тело они имели черное, лоснящееся и были совершенно нагие; узкие повязки по поясу составляли всю их одежду; а у одного из них на груди висело что-то белое эллиптической фигуры; он, положа одну руку на грудь, другою держал весло и показывал к берегу, в знак, я думаю, того, чтоб мы шли туда к заводи. Гаванца сия имела пленительный вид; лежит она посредине юго-западной стороны острова. Я очень желал бы посетить сей остров, и более потому, что капитан Кук к нему не приставал, но неизвестность, какие съестные припасы мы можем на нем получить, есть ли близко берега пресная вода, каково к нему приставать на гребных судах, каков нрав жителей и пр., понудили меня предпочесть верное сомнительному и идти тотчас в порт Резолюшин [138 - Так названный капитаном Куком по имени его корабля: «Resolution».] острова Таны, который я надеялся достичь сего же вечера: обстоятельства наши требовали, чтоб мы пришли нынешнею осенью в Камчатку, следовательно, поспешность была нужна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1-м часу пополудни прошли мы северо-западную оконечность острова Анаттома; тогда остров Эрронан из-за него открылся. В то же время увидели мы другую кану с 4 человеками милях в 4 или 5 от нас; к ней подходить мы не покушались, да и они к нам не хотели приблизиться. Остров Анаттом чрезвычайно высок. Ровный попутный ветр от SO при ясной погоде скоро привел нас к острову Тане; в 6 часов пополудни северная его оконечность от нас находилась на NW 26°, южная оконечность на NW 67°, средина острова Эрронана на NW 62°. Невозможность войти, доколе еще было светло, в гавань заставила нас дожидаться до утра; почему мы в 7-м часу, убрав все лишние паруса, легли в дрейф и потом во всю ночь, при умеренном ветре от OSO и О, то лежали в дрейфе, то лавировали, делая короткие галсы. Небо было облачно и ночь очень темна, но танская огнедышащая гора, извергая большое пламя, служила нам вместо маяка. Мы знали, по описанию капитана Кука, что она лежит близко гавани, почему по ней и располагали своим местом. Извержение сей горы имело величественный вид: сколь мы ни устали от дневных наших трудов, но не скоро оставили палубу, любуясь толь прекрасною и вместе страшною картиной природы. Вообще мы день сей провели хотя в трудах и работе, но очень приятно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Коль скоро поутру в 7-м часу (26-го числа) довольно стало светло, то мы, при тихом ветре от NO, пошли к юго-восточному берегу острова Таны, чтоб осмотреть вход в порт Резолюшин. А так как помянутого залива карты у нас не было, а к юго-западу от нас показался нам залив, способный принимать суда, то мы туда и стали держать вдоль песчаного берега, пред коим был риф, на котором бурун разливался страшным образом, а по берегу бегало множество черных нагих жителей. Все они от старого до малого были вооружены длинными рогатинами и дубинами; они нам делали разные знаки и махали, по-видимому, казалось, приглашали к себе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пройдя несколько вдоль берега, увидели мы, что показавшееся нам заливом не что иное было, как небольшая заводь, загражденная рифом, почему мы, поворотив назад чрез фордевинд, стали держать к N, тогда ветр вдруг утих, а зыбью стало валить нас к рифу. Мы бросили лот и нашли глубину слишком большую и неспособную положить якорь; тогда вмиг спустили мы гребные суда, но и они не в силах были оттащить нас от каменьев, к коим нас прибивало. Мы видели ясно свою гибель: каменья угрожали разбитием нашему кораблю, а несколько сот диких, на них собравшихся, грозили смертью тем из нас, которые спаслись бы от ужасных бурунов при кораблекрушении. Однако ж Богу угодно было избавить нас от погибели: в самые опасные для нас минуты вдруг повеял прежний ветр от ONO; в секунду мы подняли все паруса; никогда матросы с таким проворством не действовали; шлюп взял ход бейдевинд к N, и мы миновали в нескольких саженях надводный камень, которым кончился риф. Вот какова жизнь мореходцев! Участь их часто зависит от дуновения ветра!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пройдя помянутый камень, увидели мы вдавшийся довольно далеко залив, к которому и жители, стоя на берегу, нам махали, почему я лег в дрейф и послал на шлюпке штурмана Хлебникова осмотреть оный. При въезде нашей шлюпки в залив встретили ее двое диких на одной кану; они держали в руках зеленую ветвь: обыкновенный мирный знак между жителями островов Тихого океана. Г-н Хлебников их обласкал, подарил им несколько холстинных полотенцев и бисеру, за что они его отдарили тринадцатью кокосами. Возвратясь на шлюп, он объявил о гавани следующее: положение оной от N к S, по глазомеру на милю в длину и с полверсты в ширину; глубина в ней от 7 до 8 сажен; на дне мелкий серый песок, а проход с моря 10, 9 и 8 сажен глубиною; гавань открыта только от северного ветра. Хотя мы точно и не знали, та ли это губа, в коей был капитан Кук и которую он назвал порт Резолюшин, однако ж я решился войти в оную, почему и велел править к входу. В 9-м часу мы вошли в помянутый залив и положили якорь, при радостных и громогласных криках великого множества островитян, собравшихся по берегам залива и на лодках около шлюпа. Коль скоро мы вошли в залив, то, сравнив положение внутренности оного с описанием, которое г-н Форстер&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> сделал в своем путешествии порту Резолюшин, мы тотчас уверились, что это тот самый, что и найденной астрономическими наблюдениями широтою после подтвердилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь я должен сказать, что по приходе к острову Тане у нас оставалось пресной воды количество слишком достаточное на переход наш в Камчатку. Морских провизий мы здесь получить не могли, но я надеялся запастись плодами, курицами и свиньями для подкрепления служителей, опасаясь, чтоб цинготная болезнь между ними не распространилась; притом мне хотелось узнать кое-что о жителях сих островов, которых из новейших мореплавателей никто со времен Кука не посещал [139 - Дантрекасто173, ходивший для искания Лаперуза, плыл в виду сих островов, но не приставал к ним.], да уповательно, что и прежде него один только Квирос их видел.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава третья<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пребывание на острове Тане и некоторые замечания об оном<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между собравшимися около нас на лодках дикими был один их старшина или владелец по имени Гунама, который разными знаками изъявлял нам свое доброхотство и предлагал услуги. А мы для объяснения ему наших надобностей прибегнули к путешествию капитана Кука, писанному Форстером, выбрав из находящегося там небольшого словаря название вещей, нам нужных, которые и повторяли диким, сопровождая оные притом разными телодвижениями. Гунама скоро нас понял, когда мы говорили тавай (вода), буга (свинья), нюи (кокосовые орехи), эмер (хлебный плод), ани (есть), нуи (пить) и пр. Он, во-первых, показал нам на то место, где мы можем наливать пресную воду; по положению оного видно было, что оно то самое, где корабли капитана Кука наливались.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Желая прежде осмотреть сие место, я поехал в 12-м часу на берег с двумя вооруженными гребными судами. Коль скоро я отвалил от шлюпа, Гунама подъехал ко мне на своей кану. Я пригласил его сесть в шлюпку, что он и исполнил без малейшей отговорки. На пути он был смел и разговорчив; любовался нашею одеждою и всеми нашими вещами, которые ему на глаза попадались. Я спрашивал его о именах их островов; он знаки мои понял и называл их точно так, как Форстер в своей книге их называет: Тана, Анаттом, Эроманга, Ирранан, Эмир. Я, с моей стороны, старался ему объяснить, что мы пришли издалека и принадлежим к многолюдному, сильному государству, называемому Россия, и что имя нашего корабля «Диана». Но сколько я ни старался вразумить в него мои мысли, все было без успеху; из всех моих слов, телодвижений и знаков он понял, что меня зовут «Диана». Сему открытию он весьма обрадовался и тотчас, став на ноги, кричал всем своим товарищам, которые на лодках около нас ехали: «Диана! Диана!», показывая на меня. Они, видя сие, тоже повторяли во все горло. Слово Диана произносили они весьма хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Увидев свое неискусство в разговорах с дикими, я оставил их в тех мыслях, что мое имя Диана, которым они называли меня во все время нашего у них пребывания, да и теперь, может быть, они меня под сим именем помнят. Он хотел знать, есть ли у нас на корабле женщины, и, услышав, что нет, стал громко смеяться и показывать разными весьма явственными и слишком вразумительными телодвижениями, что женщины необходимо нужны и для чего именно. При сем случае он много говорил, и казалось, что шутил на наш счет, как мы можем жить и продолжать свой род без другого пола, или смеялся нашей ревности и страху, что мы скрываем от них своих жен. Между тем несовершенство способов, коими мы объяснялись, и меня ввели в ошибку: я просил у Гунамы свиней, давая ему разные подарки, как-то: ножи, ножницы, бисер и пр., – и показывая ему еще другие, лучшие, которыми хотел заплатить за них. Он меня понял очень хорошо и обещался, показывая на пальцы, дать мне десять свиней, причем показал на шлюпку, в коей мы ехали на берег, где он живет. Я заключил, что если пришлем мы шлюпку к его жилищу, то он променяет на предлагаемые от нас вещи десять свиней. Однако ж после открылось, что он предлагал мне такое число сих животных за мою шлюпку, которая была лучшая из всех наших гребных судов и с которою я ни за что не мог расстаться. Когда он узнал, что я не хочу променять ему шлюпки на свиней, то просил, чтоб за каждую его свинью дал я ему буга с рогами: буга значит свинья, а рога он показывал пальцами; чрез сие он разумел корову, барана или козу, которых, верно, они видели у капитана Кука; и как, кроме свиней и мышей, не имеют они никаких других четвероногих, то и других животных о четырех ногах также называют буга. Вот это один случай, который показал нам, что они имели сношение с европейцами; да еще показывает, что они нас видали, знание их действия и силу пушек: указывая на них, они знаками и шумом изъявляли, что им известны сии страшные и смертоносные орудия [140 - Когда капитан Кук послал свои гребные суда в первый раз здесь на берег, то жители сделали на людей его нападение. Но Кук, подозревая их злое намерение, заблаговременно приказал приготовить пушки на кораблях к действию, выстрелы из коих ядрами по лесу, мимо ушей диких, тотчас их разогнали и так настращали, что после они не отваживались уже нападать на него. Очень вероятно, что сему же действительному средству вразумления диких к добру и мы обязаны за ласковое их с нами обхождение.]. В прочем нет между ними ни малейших признаков, чтобы к ним приходили когда-либо европейские суда: не видали мы у них никакой европейской вещицы, несмотря на то, что Кук роздал им множество вещей, а особливо железных инструментов, и не знают они ни одного европейского слова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом объясняясь с Гунамою, мы пристали к берегу, где встретили нас несколько сот вооруженных людей. Имея при себе ружья и мушкетоны, мы их не боялись и прямо вступили на берег, сказав Гунаме, чтобы он не велел своим соотечественникам близко к нам подходить, если они не отнесут оружия своего в лес. Желание наше он тотчас исполнил; почему из диких множество бросились в кусты, положили там свое оружие и возвратились к нам с простыми руками; самая же большая часть их, не покидая своих дубинок и стрел, стояли поодаль. Осмотрев место, где должно было брать воду, я увидел, что оно то самое, где и капитан Кук наливал оную. Это было превеличайшее болото, усеянное тинистыми островами, лесом и кустарником. Часть оного, похожая на пруд, подходит на расстояние четверти версты к тому берегу, где мы пристали; тут вода немного глубже, но чрезвычайно мутна и даже грязна; Кук также жалуется на сей недостаток. Я спрашивал у жителей, нет ли лучше воды у них. Они сказали, что есть в горах, только очень далеко; почему принуждено было довольствоваться тем, что есть на берегу. Одарив более приветливых из диких разными безделками и выменяв у них несколько кокосов и других растений, я возвратился в первом часу на шлюп; а между двумя и тремя часами пополудни подошли мы ближе к южному берегу залива, где надлежало нам брать воду; остальную часть дня занимались мы работами на шлюпе, а за водою посылать было поздно. Сего дня у жителей мы выменяли 114 кокосовых орехов, две ветви платанов&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> и корень ям&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> весом 21&#189; фунт; а вечером Гунама привез мне в подарок поросенка весом в 29 фунтов, за что я подарил ему большие ножницы, несколько парусных иголок и бисеру.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осторожность, какую всегда должно наблюдать в обращении с дикими, заставила меня принять меры и сделать распоряжения, какие показались мне нужными. На сей конец предписания мои я сообщил по команде следующим письменным приказом:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«В порте Резолюшин острова Таны. Июля 26 дня 1809 года.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во время пребывания шлюпа «Дианы» в порте Резолюшин острова Таны, а также и во всех других гаванях островов Тихого океана, населенных дикими народами, если обстоятельства заставят нас пристать к оным, предписывается следующее:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1-е. Чтоб понудить жителей снабжать нас свежими провизиями, то не позволяется ни офицерам, ни нижним чинам выменивать у них никаких других вещей, кроме съестных припасов, коими запасшись, от меня будет дано знать, и тогда уже всякий может покупать и менять для себя что хочет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2-е. Чтобы всякий из служащих на шлюпе, как те, которые должны беспрестанно заниматься должностью, следовательно, и не будут иметь время никакой мены с жителями сделать, так и имеющие от своих занятий по службе более досуга, могли равную часть получать свежих провизий, не позволяется никому собственно для себя никаких съестных припасов выменивать, а вся покупка и мена будет производиться вообще и провизия делиться на команду поровну.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3-е. Над меною будет надсматривать г-н лейтенант Рикорд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4-е. На рейде офицерам днем вахт не стоять, а только одним гардемаринам, а ночью стоять всем на вахте, как и в море.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5-е. Вся вахта от наступления темноты до рассвета должна быть вооружена, как расписаны они для абордажу&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6-е. При работе на берегу будут г-да мичманы Мур и Рудаков по очереди: им поступать по приложенной в сигналах инструкции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7-е. Гардемарину, которого неделя быть у раздачи провизии, наблюдать, чтоб больным никаких привезенных с берегу свежих провизий не выдавать без назначения г-на лекаря и не свыше определенного им количества».<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во все сутки 27-го числа погода была ясная при местных облаках, ветр же самый тихий из SO четверти. Поутру, в 6 часов, послал я вооруженные гребные суда на берег за водой и дровами и сам на своей шлюпке с ними поехал. Встречены мы были небольшим числом жителей, но скоро их собралось множество; приходили они с деревянными копьями, стрелами и дубинками; но все почти оружие свое клали в лесу, а к нам подходили безоружны и обращались с нами по-дружески.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Многие из них сами вызвались таскать наши бочонки с водою (каждый от 4&#189; до 5&#189; ведр), за что получали по две бисеринки за каждый бочонок и весьма были довольны сею платою. Около полудни мы возвратились с водою и дровами на шлюп; после обеда опять поехали на берег. Островитян было более прежнего, они нас встретили как старых друзей и помогали наливать воду и таскать дрова. Несмотря, однако ж, на их, по наружности, дружеское расположение, мы были осторожны, ибо, кроме работавших людей, все прочие были беспрестанно в ружье. В 5-м часу все мы возвратились на шлюп. Занятия офицеров на берегу были различны; всякий из них исполнял, что ему было определено: один надсматривал над работами; другой начальствовал конвойными людьми; кто выменивал у жителей съестные припасы; кто делал астрономические наблюдения и другие замечания; а кто собирал слова языка здешних жителей [141 - К сему делу был употреблен г-н Мур; тот самый несчастный офицер, который после был со мною в плену у японцев. Он имел удивительное искусство объясняться пантомимами; сим средством составил он довольно пространный словарь танскому языку, который, однако же, во время нашего плена затерян.]. Сего дни мы выменяли у них: кокосовых орехов 250, корня яму 175 фунтов, сахарных тростей 66 фут, платанов 4 ветви. Под вечер мы ездили на восточный берег залива, к жилищу приятеля нашего Гунамы. Шалаш его не отличался ничем от других, кроме величины, и был пуст вовсе. Надобно думать, что они все свое имущество унесли в лес, дабы мы, прельстясь оным, не отняли у них их пожитков; даже те вещи, которые мы им дарили, на другой день по получении оных от нас они скрывали; также и свиней всех, коих кал около хижины мы заметили, подозрительные дикие угнали в леса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Известно, что жители островов Тихого океана считают европейцев голодными бродягами, которые скитаются по морям для снискания себе пищи. Танские островитяне, верно, опасались, чтоб мы не узнали, что у них много свиней, и не поселились между ними. Капитан Кук, так же как и мы, не много мог выменять у них сих животных. Гунама нас встретил на самом берегу и принял ласково; потчевал он нас кокосовыми орехами, которые при нас велел одному мальчику лет десяти или двенадцати достать с дерева. Мы удивились, с какою легкостью мальчик сей взошел на дерево, которое к горизонту было наклонено не менее как градусов на 60; он шел по нем ногами, как по земле, а руками только придерживался. Не менее удивила нас чрезвычайная крепкость, какую дикие сии имеют в зубах: мы принуждены были для получения молока или соку из кокосовых орехов прорубать их топором или прокалывать большим ножом; но они прокусывали их зубами в одну секунду и так же легко, как бы нам раскусить обыкновенный орех. Гунама показал нам двух своих сыновей: один был мальчик лет четырнадцати и назывался Ята, а другой – лет десяти по имени Кади. Он с ними вместе и в сопровождении человек пяти или шести других островитян провожал нас по берегу, где мы гуляли, но не хотел, чтоб мы подходили к их кладбищу, которое было в лесу, и мы видели оное только издали. Равным образом препятствовал он нам обойти северо-восточный мыс гавани, о коем Форстер упоминает, что и их туда дикие не пустили, угрожая, что если они пойдут, то их там съедят. Нам таких угроз они не делали, но не хотели пустить туда, а мы и спорить не стали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сделав некоторые подарки за ласковый прием Гунаме, детям его и другим, мы при захождении солнца возвратились на шлюп. Ночь на 28-е число была очень хороша, почему я приказал служителям по очереди мыть свое белье. А с рассветом опять поехали наши гребные суда за дровами и водою; штурман же Хлебников с учеником Средним были употреблены к описи и промеру гавани. Сего числа ветр был прежний, но погода облачная и временно с дождем. Около полудни гребные суда наши с водою и дровами возвратились; после полудни еще раз успели они съездить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жители принимали нас по-прежнему дружелюбно, отнюдь не покушаясь украсть у нас что-нибудь, а и того менее напасть открытою силою. Мы возымели к ним некоторую доверенность. Правду сказать, что мы более доверяли их страху огнестрельного нашего оружия, нежели добрым их свойствам, ибо мы знали, что они покушались сделать нападение на гребные суда капитана Кука, но, увидев действие пушечных ядер, когда с кораблей стали стрелять, они все разбежались и с тех пор сделались смирнее. Впрочем, как бы то ни было, но мы ходили стрелять не более как по двое и по трое вместе и весьма далеко уходили от берега в лес. Из жителей многие нам попадались навстречу, а некоторые сопутствовали нам для показания птиц, но оскорблений нам никаких не причиняли. Нам делали только некоторую досаду проводники наши, ибо, полагая, что ружья наши могут умерщвлять тех, в кого мы целим, на всякое расстояние, они бежали впереди нас как бешеные, кричали во все горло и пугали птиц, а когда птицы поднимались, то они показывали нам на них, когда они едва видны были, и удивлялись, почему мы в них не стреляем; а нам не хотелось открыть им, что ружья наши не могут вредить далее известного расстояния, и потому мы принуждены были притворяться, что не видим птиц или что они не стоят того, чтоб их убить. С не меньшею осторожностью мы скрывали от них, что наши ружья надобно заряжать, ибо они думали, что из ружья беспрестанно можно стрелять: открытие сей тайны могло бы послужить к нашей гибели. Сего дни я на берегу заметил, что друг наш Гунама не был начальник всего острова, но только одной части оного. И вот как это случилось: Гунаме вчера крайне понравилась моя куртка и более по причине блестящих пуговиц, на ней бывших, ибо я был столько не осторожен, что не велел их какими-нибудь тряпками обшить, хотя, впрочем, в рассуждении моего оружия я и употребил сию осторожность, как, например: эфес и оправа у моей сабли, пистолет и ружья были обшиты синею китайкою, чтоб блеск сих вещей не прельстил диких и не заставил бы их просить у меня. Итак, куртка моя обратила на себя все внимание Гунамы; он несколько раз изъявлял желание иметь ее; а мне не хотелось расстаться с вещью для себя весьма нужною, почему я притворился, что его не понимаю; но к сегодняшнему утру велел я обшить разными лентами пестрый госпитальный халат и насадить на него сколько можно более медных пуговиц, крючков и других безделиц; шапку наподобие чалмы сделал я из белой холстины и украсил множеством пестрых лоскутков, бывших у наших портных. Надев на себя такой шутовской халат и шапку, я поехал на берег. Великолепие наряда тотчас обратило на себя внимание жителей; все они вмиг закричали: «Эввау!» – и начали платье мое рассматривать и удивляться; Гунама, позабыв уже куртку, глаз с моей одежды не спускал: где я ни шел, все на меня показывали пальцами, говоря «арроману, арроману», то есть: начальник, начальник. Наконец, Гунама осмелился попросить меня, нельзя ли ему отдать мое платье. Я долго на это не соглашался, изъясняя, что такой наряд стоит очень дорого и мне самому нужен; напоследок согласился в знак особенной к нему дружбы отдать платье и, сняв с себя халат и шапку, надел на него; тогда снова начали кричать: «Эввау!» – и окружили Гунаму, который, пробравшись сквозь толпу, гордо выступал по берегу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В это время человека три или четыре подошли ко мне просить такого же наряду, объясняя, что они такие же тереги (владельцы, или главы), как Гунама, и ничем не хуже его; в знак чего показывали небольшое птичье перо, воткнутое в их волосы. К счастью, подарок был недорог, почему я, не желая их раздражить, и им подарил по халату, только не так уж великолепно убранному, как тот, который Гунаме достался. Впрочем, кроме сего случая, мы не заметили, чтоб они один другому завидовали, и вообще казалось, что жители сего острова весьма дружны между собою; всегда ходили они партиями, обнявшись или схватившись рука за руку, когда один что-нибудь делал и просил помощи других, то они охотно ему пособляли; драк между ними мы не видали и ссор не заметили. Но с жителями других островов или, может быть, и с жителями других частей того же острова они, верно, ссорятся и ведут войну, потому что мне случилось видеть одного островитянина с раною в паху от стрелы; только я не мог объясниться с ним, где и как он ее получил; притом множество дубинок, копий и стрел и пр., коими все они от старого до малого вооружены, показывает уже, что они имеют войны. Хотя же мужчины между собою обходятся дружелюбно, но к женщинам никакого внимания они не показывали, и мы заметили, что женский пол у них в презрении и порабощен: все тяжкие по образу их жизни работы исправляют женщины. Сего дни мы выменяли: 289 кокосовых орехов, 1 ветвь платанов, 50 фиг, 16 фунтов корня яму и 36 фут сахарных тростей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сии сутки, до 10 часов утра 29-го числа, была тишина при светлой погоде, а потом сделался ветр от NO; небо покрылось облаками и пошел дождь. До полудни, доколе было ясно, мы просушивали свои флаги, разноцветность и множество коих произвели удивительное действие над жителями, которые день ото дня начинали иметь более к нам доверенности и в большем числе сбирались в своих лодках около нашего шлюпа; не спуская глаз, они смотрели на флаги и беспрестанно кричали «Эввау» – это обыкновенное их восклицание, означающее радость или удивление. Ласковое наше обхождение с жителями и подарки приобрели, наконец, полную от них к нам доверенность. В первый день они едва осмеливались приблизиться к шлюпу, но мы никак не могли склонить их, чтоб они вошли на него, но теперь беспрестанно они нас посещали. Все виденное на судне приводило их в неизреченное удивление, а более всего им понравились наши зеркала и звон колокола. Первые над ними имели то же действие, как над животными, которые, видя в зеркале свой образ, ищут за оным другое животное. Дикие сии любят красить у себя лица, но у них, кроме красной, черной и белой грубой краски, нет никаких других; почему, желая знать, нравятся ли им другие цвета, я велел некоторым из них расписать лица всеми красками, бывшими в рисовальном моем ящике. Коль скоро показались они своим товарищам с такими расписанными харями, то все они, закричав «Эввау», бросились к нам на шлюп и просили, чтоб их также украсить. Но как для удовлетворения их просьбы у меня недоставало бы рисовальных красок, то я велел марать им лица масляными красками как ни попало, что доставило им большое удовольствие. Мы едва могли отбиться от них и принуждены были издержать около ведра краски.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В самое то время, как дикие были на шлюпе, у нас разливали ром из большой бочки в бочонки. Я предложил им немного рому в рюмке, но они, понюхав, отворотились и говорили: «або, або» (нехорошо, худо), и, упоминая слово «кава» [142 - У них есть род перечного растения, называемое всеми жителями островов Тихого океана кава, которое и танцы также произносят и знают употребление оного. Английские мореплаватели слово сие пишут ава, а французские – кава. Сии последние произносят оное настоящим образом; надобно заметить, что вообще французы пишут иностранные слова ближе к истинному выговору, нежели англичане.], показывали знаками, что сие питье усыпляет, однако ж после немного взяли в рот и тотчас выплюнули.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В числе прочих посетителей был у нас Гунама со старшим своим сыном Ятою. Мы позвали их в каюту обедать с нами и с трудом могли посадить их за стол на стулья: они непременно хотели сидеть на полу. Кушанья наши они отведывали только, а есть не хотели, однако ж не говорили, что оно дурно и им не нравится, но отговаривались тем, что у них табу-расисси, то есть брюхо полно. Ята ел только жареную рыбу, и то не прежде как очистив поджаренную кожу и уверившись, что она поймана у них в заливе. Сие показывает, что они или боялись, чтоб мы их не попортили, или пищу нашу считали, так сказать, нечистою, могущею их осквернить. После обеда я ездил с Гунамою на берег. Мне чрезвычайно хотелось узнать, имеют ли жители какие-нибудь вещи, оставленные капитаном Куком, но не видал ни одной. А сего дни увидел у одного старика небольшой отломок весьма толстого болта, каких у нас на шлюпе не было. Полагая, что это есть один из памятников Кукова посещения здешних островов, я предложил старику за него ножик, но он предложения моего не принял; я прибавил ножницы, он и тем не был доволен; наконец, полотенце еще предлагал и множество других вещиц, но ничто сего упрямого старца не могло склонить променять мне сей бесполезный для него кусок железа, и потому я заключил по летам его, что он помнит капитана Кука и вещь сию хранит как памятник. Но после узнал я, что болт сей был взят на шлюп на мысе Доброй Надежды и служил вместо гири у дверей; матрос Ступин свез его на берег в надежде выменять за него у диких какую-нибудь редкость и променял помянутому старику. Если бы сей островитянин отдал этот кусок железа мне, то я хранил бы его как редкую вещь и представил бы с прочими танскими редкостями правительству, не зная ничего о своей ошибке [143 - Сколько, может быть, редкостей хранится в музеях и кунсткамерах, подобных этому болту!].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сего дни по меридиональной высоте солнца, взятой на артифициальном горизонте, мы нашли широту гавани 19°32&#8242;17&#8243; S, а долготу по лунным расстояниям, прежде взятым, 169°19&#8242;00&#8243; О. Сия долгота была восточнее счислимой на 7°56&#8242;15&#8243;, а определенной по хронометрам на 11'45". Такая разность возросла в 70 дней плавания. Нынешний день выменяли у жителей 435 кокосовых орехов, 10 фунтов корня яму, 40 фут сахарных тростей, 3 ветви платанов, 130 фиг и 1 хлебный плод&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. На 30-е число в ночь умеренный ветр дул от NNO и было светлооблачно. В 6 часов утра послали мы в последний раз гребные суда на берег за водою и дровами, но с 8 часов ветр усилился и пошел проливной дождь. А как ветр дул почти прямо в гавань, то у берега сделался большой прибой, который привел было в опасность наши гребные суда, но командовавший ими офицер г-н Рудаков, видя опасность, потребовал заблаговременно шлюпку на помощь, которая и была к нему прислана. Г-н Рудаков, возвратясь на шлюп в 11 часов, уведомил меня о большой опасности, в коей он и бывшие с ним люди находились: баркас едва было не опрокинуло прибрежным буруном, и он принужден был велеть все бочонки из него выбросить на воду. К счастью нашему, дикие были к нам хорошо расположены: их на берегу было несколько сот, которые, вместо того чтоб, пользуясь нашим несчастьем, сделать нам вред, бросились в воду, помогли удерживать баркас на воде и, переловив все бочонки, нам их отдали, потом пособили нашим гребным судам отвалить от берега. Ветр вскоре после полудни стих, но дождь шел до вечера; а к вечеру прочистилось; к NO лишь была молния.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером по совету диких поехали мы на берег ловить рыбу, ибо они нам сказали, что теперь ветром много ее в залив нагнало; они нам помогали вытаскивать невод; успех был очень невелик: мы поймали две рыбы. И как мы знали, по повествованию г-на Форстера, что в здешних водах есть рыба ядовитого свойства, почему и спрашивали у диких, можно ли пойманную нами рыбу есть; и они все говорили, что можно; но один молодой малый, видно желая над нами пошутить, показал на лучшую рыбу, говоря: «або, або, або», – что значит не годится, – но все другие, показывая в рот, сказали: «ани, ани» (есть). Тогда он засмеялся и сам сделал знак, что рыбу сию есть можно. Дикие обходились с нами совершенно по-дружески; они нам не сделали ни малейшего вреда и не причинили никакого беспокойства; но, напротив того, старались нам услуживать, как умели. Сначала я не позволял никому выменивать у них никаких редкостей, дабы тем понудить их приносить к нам более съестных припасов. Но теперь, увидев, что мы от них все получили, чем они расположены были нас снабдить, я дал позволение выменивать у них, кому что угодно. Они охотно расставались со всем своим оружием за наши безделки, кроме дубинок, которые нелегко могли мы от них получить, ибо оные делаются из весьма крепкого дерева, казуарина&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> называемого, и на работу коих употребляется много времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы заметили, что танцы в менах с нами, будучи отменно пристрастны к нарядам, предпочитали блестящие безделки полезным вещам, коих употребление мы им показывали на самом деле. В 12-м часу ночи ветр сделался от WSW, тихий, с легкими порывами, прямо от огнедышащей горы, которая от нас была не более как в 5 или 6 милях. Прежде она всякую ночь извергала пламя, а ударов слышно не было, но в сию ночь пламени мы не видали, а слышны были часто глухие звуки, подобные отдаленному грому, и необычайный треск, и ветром нанесло на шлюп много самого мелкого пеплу, и слышен был серный запах; а на рассвете увидели, что из разных мест по отлогостям горы поднимались густые пары; то же самое мы и прежде замечали после всякого дождя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь мы были совсем готовы к походу; нужное количество дров и воды запасли; каких можно было растений и кореньев, годных в пищу, достать от диких, мы наменяли; а с свиньями и курами они никак расстаться не хотели. Итак, не имея более надобности здесь оставаться, мы в половине 6-го часа утра (31-го числа) снялись с якоря и пошли из гавани. Лишь только жители приметили, что мы их оставляем, как вдруг на всех берегах кругом нас раздались громогласные «Эввау! Эввау!». Погода скоро стихла и дала Гунаме время приехать к нам со своим сыном и четырьмя или пятью другими товарищами. Подъезжая к шлюпу, они беспрестанно кричали: «Диана! Диана!» – и показывали руками к якорному нашему месту; но коль скоро приехали близко, то завыли голосом, что-то припевая, и утирали слезы, которые действительно непритворно текли у них из глаз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гунама привез мне в гостинец корень ям, в котором весу было 16&#189; фунтов; за это мы им дали некоторые подарки; и тогда же шлюп от нашедшего ветра, взяв ход, стал их оставлять; в то время они беспрестанно махали руками, показывая на гавань; а Гунама повторял жалким голосом: «Диана а! Диана а! а! Диана». Такова чувствительность сих диких островитян: они плакали и кричали вслед за нами, доколе могли мы слышать, наконец, отстав довольно далеко, воротились назад. Расставание с новыми нашими приятелями Тихого океана не слишком для нас было огорчительно, хотя слезы и вопли их несколько нас и тронули; но в самое то время, как мы выходили из залива, с нами случилось несчастье, которое было ближе к сердцу: в 7-м часу умер плотничный наш десятник Иван Савельев простудною горячкою. Он занемог 27-го числа сего месяца и через четыре дни сей чрезвычайно здоровый, тучный и сильный человек лишился жизни. Знание его своей должности, усердие и расторопность, а притом кроткий нрав и отменно хорошее поведение делали его для нас бесценным человеком. Потерю его мы все много чувствовали; и по неимению более людей его ремесла должность его я возложил на матроса Филиппа Романова. Сначала я хотел было на несколько часов остаться в гавани, чтобы похоронить на берегу тело усопшего; но после рассудил, что нам нельзя было сего сделать тайно от диких, ибо они примечали каждый наш шаг; а увидев, что мы оставили умершего, они, верно, вырыли бы его из могилы, дабы обобрать одежду и пр., а немудрено, что и тело употребили бы в пищу, если подозрение господ Форстеров справедливо, что они людоеды (о сем предмете будет говорено ниже); а потому я решился не хоронить его на берегу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В исходе 11-го часа, при умеренном ветре от W и при ясной погоде, прошли мы на перпендикуляре курса на NtO в расстоянии по глазомеру 6 миль юго-западную оконечность острова Эмира&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. Здесь мы взяли пункт нашего отшествия, от которого и стали вести свое счисление. На сем же месте с обрядами нашей веры, какие только было можно учинить без священника, и с церемониею по морскому уставу предали мы бренные остатки нашего покойника водам океана на неизмеримой глубине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По многим лунным расстояниям, взятым в продолжение июля месяца и приведенным к полудню 29 июля, сыскали мы долготу якорного нашего места 169°19&#8242;00&#8243; О, а широту по полуденной высоте солнца 19°32&#8242;17&#8243; S. Сия последняя совершенно сходствует с определенною капитаном Куком, а долгота его восточнее нашей на 22'00". Я уже выше сказал, что из новейших мореплавателей один капитан Кук посещал Ново-Гебридские острова. Он в порте Резолюшин пробыл 16 дней в июле и августе 1774 года. Бывшие с ним натуралисты Форстеры [144 - Отец с сыном.] сделали об острове Тане и его жителях разные замечания, в некоторых из коих я с ними не согласен; другие же мы нашли справедливыми. Я здесь выпишу, что повествует о сих островах младший Форстер, и присовокуплю к его замечаниям мои собственные.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О приеме, какой сделали англичанам жители острова Таны, г-н Форстер изъясняется таким образом: «Мы с удовольствием видели, что жители приезжали к нам в своих кану (лодки) со всех сторон залива. Сначала они были в нерешимости и нас опасались, хотя все были вооружены копьями, дубинами и стрелами. Одна или две лодки к нам приблизились и подали нам ям и кокосовый орех, за которые мы их отблагодарили нашими подарками».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы имели точно такой же прием, и жители так же были вооружены; один из них дал нам ветвь растения, называемого кава [145 - Растение сие находится в изобилии почти на всех островах Тихого океана. Жители из корня оного приготовляют пьяный напиток, до которого они страстные охотники.], в знак дружбы и мира, которую я велел привязать на грот ванты, что доставило им большое удовольствие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Число лодок [146 - Приехавших к английским кораблям, когда они пристали к острову.] увеличилось до семнадцати; в некоторых из них было по 22 человека, в других же по 10, по 7 и по 5; в самых малых из них находилось по двое; число же всего народа около нас простиралось до двухсот человек».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К нам никогда так много лодок не приезжали, и мы ни одной не видали, на которой было бы 22 человека или которая могла бы вместить такое число; напротив того, много находилось таких, в которых было только по одному человеку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Они (танцы) временно обращали к нам речь [147 - То же при первом свидании.] и, казалось, предлагали разные вопросы».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То же самое и мы заметили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Мы спустили в воду [148 - В первые дни прибытия англичан к острову.] за кормою сетку с солониною, чтоб вымочить оную к обеду. Один из жителей, старик уже, схватил сетку и начал было отвязывать оную; но коль скоро мы на него закричали, то он оставил свое намерение; однако ж в то же самое время другой из них взмахнулся на нас своим копьем; а третий, положа стрелу на лук, прицеливался то в одного, то в другого из наших людей, бывших тогда на деке».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У нас они ничего не украли и не покушались никогда что-либо украсть подле судна; даже мы не заметили, чтоб они в какое-либо время, пользуясь нашею оплошностью, имели намерение утащить у нас какую-либо вещь, кроме одного случая на берегу, где их было очень много, и один захотел с водяного бочонка обруч унести; а угроз они нам никаких не делали, даже и виду сурового или сердитого не показывали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Один из них согласился променять капитану Куку свою булаву на лоскут сукна, которое и подали ему в лодку; но коль скоро он получил сукно, то и не заботился более об исполнении своего обязательства».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С нами они никогда этого не делали; часто случалось, что, променяв свое оружие, а особливо дубинку, за какую-нибудь безделицу, которая могла их вдруг прельстить, они после жалели и даже приметно было их раскаяние, но никогда не требовали назад променянной вещи и не покушались возвратить оную. Форстер, говоря о сопротивлении жителей [149 - Число их, по его словам, было около 900 человек.], покушавшихся не выпустить англичан на берег, рассказывает следующее: «Когда капитан Кук велел выпалить из ружья сверх их, то один из диких, стоя на берегу подле самой воды, был столь отважен и дерзок, что, поворотясь к ним задом, ударил себя ладонью несколько раз по заднице: это есть обыкновенный вызов к бою со всеми народами Южного моря (Тихий океан)».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда же мы начали в первый день наливать воду, то жителей было на берегу более тысячи человек; мы ими были окружены, и все они имели при себе какое-нибудь оружие, однако ж никакой склонности к нападению на нас не показывали и всегда посторонялись или садились, когда мы от них того требовали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кук приказал по обеим сторонам пути, ведущему от морского берега к озеру, где он брал пресную воду, вколотить колья и протянуть веревки, оставя дорогу сажен на 25 или 30 в ширину, по которой его люди могли бы ходить безопасно, ибо жителям он запретил переступать чрез пределы, веревками означенные. Но я не употреблял сей предосторожности: она мне показалась ненужною.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кук настоятельно требовал, чтоб они положили свое оружие; некоторые из них повиновались ему, а другие нет. Что принадлежит до нас, то мы от них сего не требовали, потому что сами никогда оружия из рук не выпускали [150 - Сначала только мы требовали, чтоб вооруженные люди близко нас не стояли.]; но жители после, уверившись в миролюбивом нашем расположении, сами свои оружия покидали в кустах и приходили к нам безоружны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Форстер говорит: «Мы часто просили их променять нам несколько своего оружия, но они никогда не хотели расстаться с оным».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При нас не так было: они променивали нам всякое оружие, какое только имели, коль скоро предлагаемая вещь им нравилась; сначала одних дубинок своих они не хотели нам уступить, но после и те стали променивать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Один из них, – повествует г-н Форстер, – променял нам цилиндрической фигуры кусок алебастру, длиною в 2 дюйма, который он носил вместо украшения в носу: прежде, нежели он нам вручил его, вымыл он его в море, а от чистоты ли сие произошло или от чего другого, мы не могли узнать».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я выменял много таких штук, но жители не были так опрятны и учтивы, ибо, вынув вещь из носу, прямо отдавали в руки, предоставляя самому вымыть, если угодно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некоторые из диких при англичанах плясали и во время пляски грозили им своими копьями; прочие же, спокойно стоя, глядели на пляску. Нам же они от начала до конца никаких угроз не делали и даже виду не подавали, что оружие носят для употребления против нас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С англичанами некоторые из жителей поменялись именами, но нам они не предлагали сего; может быть, краткость времени не позволила нам приобрести в большой степени их дружество [151 - На всех островах Тихого океана жители в знак дружбы меняются именами.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О наружном виде и телосложении жителей острова Таны г-н Форстер говорит следующее: «Они росту среднего, однако ж много есть и таких, которые могут назваться высокими; телосложением статны и несколько тонки, впрочем, некоторые из них плотны и крепки, но таких прекрасных станов, какие столь часто встречаются между народами островов Общества, Дружеских&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> и Маркизских, здесь редко можно видеть. Между танцами я не заметил ни одного тучного человека: все они проворны и чрезвычайно живы и веселы. Они имеют открытые черты лица, широкий нос, полные и вообще приятные глаза. Большая часть из них имеют добрую, привлекательную физиономию, хотя, впрочем, есть и такие лица, которые, как и у других народов встречаются, означают дурное расположение сердца и злобу».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Волосы у них черные. Но мы заметили, что у некоторых были русые или рыжеватые волосы: они кудрявы и вообще густы; бороды у них также черные, густые и курчавые. Цвет тела их темно-каштановый, который у некоторых черноват, так что при первом взгляде их тело покажется вымаранным сажею. Кожа у них чрезвычайно мягка; сие самое примечено и у негров. Ходят они почти совершенно нагие, но, следуя общей склонности человеческого рода, они любят носить разные украшения».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рассматривая жителей острова Таны и сравнивая их с сим описанием, я нашел во всем совершенное сходство и точность, так что мне не остается ничего более прибавить. Скажу только, что нам не удалось видеть ни одного человека, который бы имел злобу изображающую физиономию, тоже не заметили мы, чтоб у кого-нибудь из них были русые или рыжие волосы. Еще не согласен я с г-ном Форстером в следующем: он говорит, что многие из них имеют опухоль около глаз, что он приписывает некоторым образом привычке их сидеть в дыму. Опухоль сия, по словам г-на Форстера, заставляет их нагибать голову назад, чтоб привести глаза в горизонтальную линию с предметом, который хотят они увидеть. Я, с моей стороны, не мог заметить в них такого недостатка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Об украшениях сего народа г-н Форстер повествует так: «Волосы убирают они следующим образом: берут столько оных вместе, чтоб в толщину не превосходили они голубиного пера, и обвертывают тонкою ниткою или ленточкою, сделанною из древесной коры, так, чтобы на конце оставался маленький хохолок; таким точно образом разделяют и связывают они все волосы на голове так, что у них бывает по нескольку сот подобных хвостов, имеющих длины 3 или 4 дюйма, которые стоят прямо и торчат во все стороны; когда же волосы длиннее, как, например, 8 и 9 дюймов, тогда хвосты висят по обеим сторонам головы. Большая часть из них носят в волосах тонкую палочку или тростник, около 9 дюймов в длину, которой они чешут голову, когда беспокоят их гнусные насекомые, коими волосы у них бывают наполнены. Тростник, украшенный перьями петушьими или совиными, втыкают также они в волосы для украшения».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Точно таким образом танцы убирают свои головы; все, как старые, так и малые, следуют сему обычаю. Знакомец наш старик Гунама и сын его, четырнадцатилетний мальчик Ята, одинаким образом убирали волосы; тростник, перьями обвешанный, также втыкают они часто в волосы для украшения. Несколько таких тростников мы у них и выменяли. Но я не заметил, чтоб они носили в волосах палочки или тростник для чесания головы, и не видал никогда, чтоб какую-нибудь вещь для сего они употребляли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Далее г-н Форстер говорит: «Малое число из них носят также колпаки, сделанные из листа зеленого платана или из травяных матов. Некоторые бороды свои свивают наподобие веревки, но большая часть оставляет их расти в натуральном положении. В хряще между ноздрями обыкновенно прорезывается у них отверстие, в котором они носят цилиндрической фигуры камень или кусок тростнику полдюйма толщиною. В ушах также делают они большие дыры, в которые продевают кольца из черепаховой кости или часть белой раковины один дюйм в диаметре и &#190; дюйма в ширину; иногда в одно кольцо продевают они другие, так что делают род цепи. Кругом шеи носят они иногда шнурок, к которому привязывают раковину или небольшой цилиндрический кусок зеленого камня, подобного тому, какой часто попадается в Новой Зеландии. На левой руке они обыкновенно носят браслет, сделанный из скорлупы кокосового ореха, который бывает или гладко выполированный, или с разною резьбою. Некоторые из них носят пояс, похожий на широкую портупею, сделанный из грубой материи, которую они вырабатывают из внутренней коры дерева; цвет пояса обыкновенно темно-коричневый. Лица красят они разными красками, для чего употребляют красную руду, белую известь и краску, похожую цветом на свинец, мешая их с маслом кокосовых орехов. Впрочем, белый цвет редко у них употребляется, но чаще красят они себе лицо черным и красным, делая по оному в наклонном положении полосы шириною в 2 или 3 дюйма; а иногда одним из сих цветов покрыта одна половина лица, а другим – другая. Тело же украшают они рубцами и прорезами, которые делают по большей части на руках и на брюхе таким образом: прорезав кожу острою раковиною, прикладывают к оной известное растение, от которого на прорезанных местах, коль скоро они заживут, делаются возвышенные рубцы».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все вышеописанное, повествуемое г-ном Форстером, весьма справедливо; нельзя было точнее описать украшения жителей острова Таны. Наряды их я все выменял, кроме зеленого камня, с которым дикие ни за что не хотели расстаться. Я им предлагал ножи, ножницы, огнивы, платки и пр., но все без успеху. Надобно думать, что камень сей у них почитается редкостью и что они достают его с большим трудом; а после сего камня черепаховые кольцы наиболее между ними в уважении. Красить лица у них во всеобщем употреблении. Многие из них в первый день нашего знакомства привезли мне в подарок несколько своих красок совсем приготовленных, о коих говорит г-н Форстер, и хотели, чтоб я выкрасил ими свое лицо; но я, поблагодарив их за услужливость, старался им изъяснить, что краски их поберегу, доколе не возвращусь домой, чтоб там, выкрасив себе лицо ими, пощеголять между своими соотечественниками. Я уже выше говорил, что им очень понравились наши краски, которыми мы их марали; увидев себя в зеркале, они приходили от радости в исступление: прыгали, шумели и смеялись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом повествует г-н Форстер, что жители острова Таны мужского пола скрывают ту часть тела, которую стыд заставляет людей скрывать почти во всех странах света, таким же образом, как и жители острова Маликолы&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, то есть они делают из листьев растения, подобного инбирному, остроконечные чехлы, которые, надев на тайную часть, поднимают кверху и привязывают к брюху шнурком, кругом тела взятым. Описание сие совершенно справедливо, но что г-н Форстер говорит далее, в том, кажется, он ошибается: вот его слова: «Мальчики, достигнув шестилетнего возраста, уже начинают носить такие чехлы; сие подтверждает и то, что я прежде заметил о жителях Маликолы, а именно, что прикрытие такое они употребляют не от побуждения стыда или благопристойности, но, напротив, вид оного имеет еще совсем противное действие: в каждом жителе Таны или Маликолы, нам казалось, мы видели живое подобие того ужасного божества древних, которое охраняло у них сады и огороды».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На сие я сделаю мое замечание: шестилетних мальчиков я не видел с такими чехлами, даже дети восьми и десяти лет при нас были совсем нагие, но четырнадцатилетние мальчики и более носили чехлы, как и все взрослые мужчины. И я имею очень хорошее доказательство, что они это делают от благопристойности, а не так, как Форстер думает: возвращаясь с г-ном Хлебниковым и Средним от горячего родника по берегу, мы подошли к толпе островитян, из коих некоторые лишь после купанья вышли из воды и не успели надеть чехлов; увидев нас, они тотчас тайные свои части зажали руками, потом отошли в сторону и, отворотясь от нас, надели чехлы и пришли опять к нам. Г-н Рикорд предлагал одному из них драгоценный для них подарок за такой чехол; когда дикий понял совершенно, о чем дело идет, то зажал себе лицо обеими руками, как у нас от стыда делают, засмеялся и побежал прочь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оружия, употребляемые танцами, г-н Форстер описывает таким образом: «Оружия, которые жители Таны беспрестанно при себе имеют, суть: лук и стрелы, булавы, копья и пращи. Молодые люди у них обыкновенно употребляют пращи и стрелы, и пожилые действуют булавами и копьями. Луки их делаются из лучшего дерева, называемого казуарина. Они очень крепки и упруги. Они их полируют чрезвычайно хорошо, а может быть, что временно и маслом натирают для содержания их в порядке. Стрелы делаются из тростника около 4 фут длиною; для наконечника к стрелам употребляется то же черное дерево, какое и в Маликоле для сего же в употреблении, и весь наконечник, который иногда бывает более фута в длину, имеет на двух или трех сторонах зазубрины. Они имеют также стрелы с тремя наконечниками, но сии по большой части употребляются для птиц и рыбы. Пращи свои они плетут из волокон кокосовых орехов и носят обвивши кругом руки или около поясницы; в средине они шире, где и кладутся каменья, которые они носят всегда с собой по нескольку в древесном листе. Копья их по большей части делаются из тонких, сучковатых, кривых палок, не более как полдюйма в диаметре и 9 или 10 фут длиною, в толстом их конце они сделаны троегранными, острием в длину 6 или 8 дюймов, а на каждой грани вырезано 8 или 10 зазубрин. Копья сии бросают они очень метко на большое расстояние посредством плетеной веревочки в 4 или 5 дюймов длиною, у которой на одном конце сделана петля, а на другом узел. Они держат копье между большим и указательным пальцем, надев прежде на последний из них петлю веревочки и взяв оную кругом копья выше руки; посредством сей-то веревочки наводят они копье в надлежащее направление и бросают с руки».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сем описании оружия жителей острова Таны сохранена совершенная точность, и мы нашли оное в таком же состоянии, в каком видел их г-н Форстер. Я выменял по нескольку вещей каждого рода; в употреблении их есть небольшая разность между сим описанием и моими замечаниями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О силе, с какой дикие действуют своим оружием, г-н Форстер говорит следующее: «Я видел, как одно из сих копий было брошено на расстояние 10 или 12 ярдов [152 - 30 или 36 фут.]&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> в кол, имевший 4 дюйма в диаметре: ударило оно с такою силою, что зазубренный конец оного совсем прошел насквозь кола!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из нас никому не удалось видеть подобного случая. О стрелах же их г-н Форстер говорит, что они на расстоянии 8 или 10 ярдов [153 - 24 или 30 фут.] стреляют ими очень метко и с большою силою, но так как они боятся, чтоб не изломать своих луков, то редко натягивают их до самой большей степени, а потому в расстоянии 25 или 30 ярдов [154 - 75 или 90 фут.] их стрелы слабое будут иметь действие и неопасны. Сие замечание, я думаю, очень справедливо. Еще г-н Форстер об искусстве диких действовать своим оружием говорит следующее: «Мальчики бегали перед нами и показывали нам свое искусство в воинских упражнениях. Они бросали каменья в цель пращами с большою точностью и употребляли зеленый тростник или твердые травяные стебли вместо копий. В бросании сих последних они достигли такого совершенства, что никогда не давали промаху, когда метали в какой-либо предмет, и умели дать тростинке, которую всякое дуновение ветра могло совратить с пути, столь быстрое стремление и силу, что оная входила более нежели на дюйм в крепчайшие деревья».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы никогда не видали такого совершенства в их искусстве действовать оружием, и воля г-на Форстера [155 - Если бы он был жив.], а я признаюсь, что последняя часть сего замечания мне кажется очень невероятною.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Булавы, – продолжает г-н Форстер, – употребляют они для сражения на близкое расстояние, как мы ручное оружие, и всякий взрослый мужчина имеет у себя булаву, кроме сего, употребляют они еще разного рода мелкое оружие. Булавы их четырех или пяти разных форм: самые дорогие делаются из дерева казуарины, имеют около 4 фут длины, прямы, цилиндрической фигуры, чрезвычайно хорошо выполированы и с обоих концов у них по головешке; одна из них, за которую они держат булаву рукою, круглая, а другая, коею бьют, имеет фигуру звезды, со многими выдавшимися концами. Другой род дубинок около 6 фут в длину, которая с одного конца выделана сучками наподобие корня; сии дубинки делаются из крепкого дерева, имеющего темный цвет. Третий род около 5 фут длины, у коих на конце есть род остроконечного топорика, наподобие треугольника, стоящего в прямом угле с дубинкою. Четвертый во всем походит на предыдущий, с тою токмо разностью, что топорики находятся на обоих концах. Напоследок, пятый род ручного оружия не что оное есть, как кусок кораллового камня, имеющего около полутора фут длины и два дюйма в диаметре; обделан он очень дурно, наподобие цилиндра».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время никакой перемены не произвело в их оружии; мы их нашли совершенно сходными с сим описанием и выменяли каждого рода по нескольку штук. Самое дорогое в глазах сих островитян оружие есть большая дубинка, сделанная из дерева казуарины, за которые они всегда просили у нас какие-нибудь вещи, кои отменно им нравились, а часто ни за что не хотели их променять; прочие же отдавали за безделицу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Г-н Форстер говорит, что никто из жителей острова Таны не ходит без оружия; это справедливо: при нас все они были всегда вооружены, старики и десяти– и двенадцатилетние мальчики. Но вероятно очень, что присутствие столь страшных для них гостей, каковы были англичане и мы, заставило их быть осторожными и не покидать оружия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О женщинах острова Таны г-н Форстер говорит следующее: «Сего дни мы видели мало женщин, да и те старались быть от нас далеко; однако ж мы заметили, что они не столь пригожи и гораздо менее ростом, нежели мужчины. У молодых девушек только шнурок был повязан по поясу с узеньким фартучком, сделанным из сухой травы, а взрослые имели короткие юбки, из листьев составленные. В ушах у них висело множество колец из черепаховой кости, а ожерелья из раковин висели по грудям. Некоторые из старых женщин имели на головах колпаки из листу платана или из мату, но этот наряд редко был виден. Женщины и дети были столь чрезмерно боязливы, что если мы только устремляли взоры на них, то они тотчас бежали от нас, чему мужчины очень много смеялись. Мы заметили, что некоторые из них имели веселые лица, но вообще они казались нам печальны и задумчивы».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сие описание о женщинах и их нарядах совершенно сходно с нашими замечаниями: при нас сначала они также были боязливы и дики, но после мешались в толпах с мужчинами и не боялись нас. Из женщин многие мне казались очень живы, веселы, а мальчики так были смелы, что часто шутили и играли с нами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В другом месте г-н Форстер говорит: «Надлежит заметить, что все тягости сего утра несли одни только женщины, а мужчины шли с ними, мало об них заботясь; они имели только в руках свое оружие. Из сего следует, что жители острова Таны не пришли еще в то состояние, до которого достигли обитатели островов Общества и Дружеских. Все дикие народы имеют одно общее обыкновение дурно поступать с женским полом, который они принуждают исправлять все трудные и унизительные работы». Мы точно то же самое заметили; даже десяти– и двенадцатилетние мальчики часто грозили женщинам и толкали их. Все тягости, как-то: дрова и домашние их вещи – при нас носили женщины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В одном месте своего повествования г-н Форстер говорит о замужних женщинах таким образом: «Сего дни между ними мы видели более женщин, нежели прежде: большая часть из них были замужние; они носили детей своих за спиною в лукошках, сделанных из рогожек».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы видели и сами, что женщины здесь детей своих точно так носят, как Форстер описывает; но каким образом они их приживают: в сожитии ли с одним мужчиною, наподобие нашего брака, или как у самых диких людей, мы узнать не могли; я только видел один раз во время дождя под деревом молодого мужчину и пожилую женщину вместе. Спрашивая их знаками, что они, муж ли и жена, они мне объясняли, кажется, что живут вместе, но давно ли и на долго ли осталось без изъяснения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Говоря об обращении диких с англичанами, г-н Форстер повествует, между прочим, следующее: «Когда мы предлагали кому-либо из жителей бисер, гвоздь или ленточку, то они не хотели прикасаться к оной, но желали, чтоб мы положили предлагаемую им вещь на землю, тогда они брали оную листом, не дотрагиваясь голыми руками; от суеверия ли сие происходит, или от чистоты, или от учтивства – неизвестно и должно оставаться под сомнением».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При нас они этого не делали никогда, а брали все вещи, которые мы им давали, прямо из наших рук, не употребляя на свои руки никакой обертки. Это показывает, что, увидев в первый раз европейцев, они опасались, чтоб, так сказать, не быть ими испорченными; но, уверившись опытом, что вещи, оставленные у них англичанами, не причинили им никакого вреда, они нас уже не боялись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Далее Форстер говорит: «Один из них (из диких) сказал нам свое имя, которое было Фаннокко, и спрашивал наши имена, кои старался он упомнить».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это правда, что они любят спрашивать имена и желают помнить их; многие из наших имен они произносили чрезвычайно хорошо – так же, как и некоторые русские слова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Он (Фаннокко) сел с нами за стол и попробовал соленой свинины, но не более съел, как один кусочек. Корень ям, поджаренный в масле или просто сваренный, ему нравился больше всего, но вообще он ел очень умеренно и кончил обед свой небольшим куском пирога, сделанного из сушеных, червями изъеденных яблоков, который, казалось, был очень приятен для его вкуса. Он также после обеда отведал немного вина, но хотя он и пил оное, не показывая ни малейшего отвращения, однако ж не хотел выпить другой рюмки. Поступки его за столом были чрезвычайно благопристойны; одно только нам очень не нравилось, а именно, что он употреблял вместо вилки палочку, которую носил в волосах и которою в то же время чесал он в голове».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У нас они ничего не хотели есть. Сын Гунамы Ята, будучи за столом с нами, съел только маленький кусок жареной рыбы; впрочем, что ему ни предлагали, он и отведывать не хотел, показывая на брюхо и говоря: «Табу расисси», то есть брюхо полно; да и рыбу ел, я думаю, потому, что она была при нем поймана и свойства ее ему были известны. За столом Ята был также благопристоен и рыбу ел вилкою, а головной палки у него не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Форстер пишет, что жители Таны желали, чтобы англичане поскорее их оставили, и они принуждены были считать им по пальцам число дней, сколько корабли намерены простоять у острова, чем и успокаивали их; но к нам они были расположены иначе и желали, чтоб мы подоле у них остались. Что жители острова Таны боялись англичан, о том Форстер говорит в другом месте следующее: «Голоса наши встревожили их [156 - Когда они прогуливались по лесу.]: в плантациях, мимо коих мы шли, тотчас услышали, что один или двое из жителей начали трубить в большие раковины, которые между многими дикими народами, а особливо на островах Тихого океана, употребляются для подания сигнала об опасности или когда нужно встревожить жителей отдаленных селений».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я со штурманом Хлебниковым далеко ходил от берега в лес во все стороны, и жители нам попадались навстречу, но, увидя нас, они не показывали страха и тревоги не делали. Большие раковины, коими они дают сигнал об опасности, мы у них видели и несколько их выменяли. Впрочем, как сначала ни боялись жители острова Таны англичан, но после так сблизились с ними, что мы никогда не могли достигнуть такого короткого знакомства с сим народом. Не завидуя нимало счастью английских мореходцев, я помещу в собственных словах г-на Форстера, что он говорит о благосклонности жителей, англичанам оказанной: «Они (жители) напоследок столь коротко с нами подружились, что показывали нам некоторых девок, которых от излишней учтивости и гостеприимства, обыкновенных между непросвещенными народами, предлагали своим друзьям, делая весьма вразумительные знаки, на какой конец они их нам предлагают».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Форстер говорит, что танцы ни во что ставили железные инструменты и вещи, предпочитая всему безделицы, служащие к украшению, из коих более им нравилось отагитское&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> полотно, зеленый камень из Новой Зеландии и жемчужные раковины, но важнее всего для них была черепаховая кость. Мы то же самое заметили: когда мы им показывали употребление железных инструментов, они удивлялись и желали иметь их, но скоро после позабывали, предпочитая им блестящие безделки, которыми они украшались, даже ножницы, ножи и иголки вешали они на шею или к ушам привешивали; черепаховая кость и при нас была самая дорогая вещь между ними; почему мы все свои черепаховые вещи обратили в кольцы для них; в сей работе наш слесарь умел совершенно угодить их вкусу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Г-н Форстер подозревает, что жители острова Таны людоеды, о чем он изъясняется таким образом: «После полудни мы съехали на берег и пошли вдоль оного к восточному мысу, куда жители не хотели нас пустить два раза прежде сего. Некоторые из них и ныне нас встретили и толковали с нами несколько минут. Доколе они находились подле нас, мы заметили, что сидевший за деревом человек, натянув лук и положа на него стрелу, метил в нас. Увидев его, мы тотчас прицелились в него ружьем, тогда он в ту ж секунду бросил лук и стрелу и выполз к нам из куста. Я думаю, что он действительно не имел против нас никакого злого умысла, хотя, впрочем, не слишком должно доверять такого рода шуткам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Достигнув восточной оконечности гавани, мы хотели пройти через мыс, чтоб идти вдоль морского берега позади оного, но в самое то время 15 или 20 человек из жителей нас окружили и стали просить усильным образом, чтоб мы воротились. Приметив же, что мы не слишком были расположены уважить их просьбу, они опять стали повторять оную и, наконец, изъяснили нам знаками, что если мы не оставим своего намерения, то нас убьют и съедят. Те же самые знаки, хотя не столь вразумительным образом, они нам делали за два дня пред сим, но мы оставили их без внимания, не желая на столь слабых доводах заключить, что они людоеды; но теперь мы в этом уже уверились, ибо, притворясь, что знаков их не понимаем, а будто думаем, что они нам предлагают какую-нибудь пищу, мы сделали им знак, что охотно желали бы чего-нибудь поесть, и сами двинулись вперед. Тогда они старались вывести нас из заблуждения, показывая знаками: каким образом они убивают людей, как разрезывают их по частям, как отделяют мясо от костей; напоследок, чтоб показать яснее, как они едят человеческое мясо, начали они кусать собственные свои руки. После сего изъяснения мы поворотили от мыса и пошли к хижине, стоявшей от оного саженях в 20, где берег начал возвышаться, но здесь многие из жителей, увидев, что мы к ним приближаемся, взяли оружие из хижины, может быть, с намерением силою заставить нас воротиться. Не желая оскорблять народ на собственной его земле, мы принуждены были оставить свое любопытство, которое могло быть пагубно для некоторых из жителей, если бы они заставили нас прибегнуть к нашему оружию, защищая свою жизнь. Причина, однако ж, была не бездельная, которая заставляла нас простирать свое любопытство к сему мысу: каждое утро, при рассвете, мы слышали на нем тихое, унылое пение, продолжавшееся более четверти часа; казалось, что пение составляло мольбы их божеству, почему мы имели причину думать, что в рощах, соседственных сему мысу, находится их место богопоклонения или род храма». Господа штурман Хлебников, доктор Брандт и я ездили к мысу, о котором здесь пишет г-н Форстер, и ходили там по берегу; жители приняли нас ласково и были все без всякого оружия. В сем селении, если только можно несколько шалашей назвать селением, наш приятель Гунама был начальником. Мы доходили и до оконечности мыса, о коей Форстер говорит, и хотели идти кругом оной, но жители нас отговаривали, твердя слова «або, або, або», которое они повторяли и в других случаях, когда им что-нибудь не нравилось; но угроз они нам не делали и никаких знаков не показывали, похожих на то, чтоб они убивали и ели людей. Не желая с ними поссориться за одно пустое любопытство, мы не противились много их просьбам и оставили их в покое, но на том же самом месте мы подходили ко многим из их хижин без малейшего препятствия или неудовольствия со стороны жителей и смотрели в них: они низки так, что человек едва прямо сидеть может, с одним отверстием в боку, и в них ничего нет, может быть, что и весьма вероятно, жители прежде в лесу спрятали свою собственность в предосторожность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что принадлежит до пения, то мы всякое утро с большим вниманием старались слушать, но никогда ничего не могли услышать. И если бы жители продолжали и ныне так же петь, как было во время посещения англичан, то нельзя, чтоб мы не слыхали их пения, ибо «Диана» от помянутого мыса стояла ближе, нежели английские корабли, притом погоды по большей части были тихие, и на долине и в заливе царствовало совершенное безмолвие при рассвете.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О языке жителей острова Таны г-н Форстер замечает, что во многих из их слов нужна сильная аспирация и гортанный выговор, которые, однако ж, складны и наполнены гласными буквами, а потому и легко произносить их. А о танских песнях он пишет, что они складны и превосходят приятностью пения всех народов тропических островов Тихого океана, которые ему случилось посещать, и что в танских песнях более разнообразных нот, нежели у жителей островов Отаити и Тонгатабу [157 - Первый есть главный из островов Общества, а последний из Дружеских островов первый184.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Язык их для нашего слуха был очень непротивен, и даже некоторые слова приятны; мы могли произносить их весьма хорошо, и замечания г-на Форстера об оном, кажется, справедливы. Что принадлежит до песен, то я слышал один раз только, как дикий пел сам собою без просьбы с нашей стороны. Голос был непротивен, и песня казалась печальная, или, сказать по-простонародному, заунывная, в которой он часто повторял слово «эмио, эмио».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О старшинах, или начальниках, танских г-н Форстер в одном месте говорит следующее: «Мы нашли весьма престарелого дряхлого человека, сидевшего на берегу, которого мы никогда прежде не видали; многие из окружающих нас нам сказали, что имя его Иогай и что он их арики, или начальник; подле него сидел другой человек, который мог бы назваться стариком, если бы он не был в присутствии первого: жители сказали нам, что он сын Иогая, и называли его Ята».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слова «арики» мы не слыхали; жители показывали нам многих старшин, или начальников, разных частей острова, указывая на места, где они лежат, но называли их тереги, а не арики. Знакомец наш Гунама – так же тереги, и старший его сын называется Ята: может быть, это слово означает не имя, а достоинство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Остров Тана, по географическому своему положению, мог бы служить весьма хорошим перепутьем для кораблей, которым случится плыть с мыса Доброй Надежды в Камчатку, если бы он не имел невыгод, о коих будет говорено ниже. Впрочем, путь, коим мы плыли, есть самый удобнейший и, можно сказать, кратчайший: я разумею не по расстоянию, но по благоприятству господствующих ветров, попутных течений и некоторых других обстоятельств. Когда «Диана» оным шла, там много находилось сомнительных опасностей; теперь же мы нашли, что оные не существуют. Следовательно, корабли могут плыть совершенно безопасно, если будут держаться сколь возможно ближе пути «Дианы», а для запасу воды, дров и съестных припасов лучше зайти в порт Джаксон, нежели в какое-либо другое место; мне сделать сие война с англичанами не позволила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Порт Резолюшин на острове Тане от ветров безопасен; надобно только быть осторожну в выборе якорного места, ибо во многих местах гавани на дне есть кораллы, которые могут канаты перерезать. Вход в гавань можно узнать по огнедышащей горе, находящейся от оного к северу в 9 или 10 верстах. Взаимное их отстояние лучше можно видеть на карте. Между гаванью и горою лежит несколько других гор, однако ж вершина той, на коей находится жерло, извергающее пламя и дым, видна из всей гавани [158 - О сей огнедышащей горе Форстер говорит, что в их бытность она сильно горела, с ударами чрез каждые 5 минут или около того. Некоторые из ударов походили на жестокий гром: от них гул продолжался с полминуты после удара, и что весь воздух был наполнен дымными частицами и пеплом; пепел, попадая в глаза, причинял большую боль. Деки и снасти покрылись черною золою в продолжение нескольких часов, которая также усыпала весь морской берег. Пламя мы видели всякую ночь, а днем только один дым и слышали глухой звук, подобный отдаленному грому, но очень сильных ударов при нас не случалось; впрочем, были удары, коих звук продолжался до полуминуты. В последний день нашего стояния здесь ветр дул от севера: прямо к нам с огнедышащей горы; тогда жители предостерегали нас и советовали не обращаться лицом к горе, показывая знаками, что пепел причиняет боль глазам. В ту ночь, как мы пошли из залива, северный ветр много золы нанес к нам: палуба и снасти ею покрылись; удары в сию ночь были сильнее и пламя больше; накануне сего и днем прежде шло много дождя.]. К берегу же приставать по всему заливу очень хорошо, ибо вовсе никакого прибоя нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы приставали к острову Тане в июле месяце, который в здешнем климате соответствует генварю нашего полушара; следовательно, можно сказать, что мы там были зимою: хотя, впрочем, по положению острова в жаркой зоне, их зима несравненно теплее нашего лета и она только от лета и отличается, что часто идущими дождями, но при всем этом в произрастаниях есть разность, несмотря на то что многие растения и в зимние их месяцы растут и поспевают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кокосовых орехов при нас было великое множество, но кореньев: ям, эддо, или карабийской капусты [159 - Arum esculentum.], хлебного плода, банан, платанов, сахарных тростей весьма мало, ибо некоторым из них время уже прошло, а другие еще не поспели; впрочем, остров должен быть ими изобилен: мы видели большие плантации банановых и фиговых дерев целыми рощами, которые были огорожены деревянными оградами [160 - Г-н Форстер упоминает, что он видел такую ограду каменную, вышиною 2 фута; нам не случалось заметить каменных оград.]. Так же видели мы пространные огороды, засаженные карабийскою капустою, которые всегда были на болотистых местах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Форстер упоминает, что он видел у одной женщины полную корзинку зеленых апельсинов, говоря притом, что он не заметил в плантациях ни одного апельсинного дерева. Что принадлежит до нас, то мы не видали ни одного апельсина: ни зрелого, ни зеленого. У г-на Рикорда был апельсин с мыса Доброй Надежды; когда он показал его жителям, то они рассматривали оный с большим вниманием и удивлением; не знали, как его назвать, и по всему приметно было, что подобного плода они никогда не видывали, и потому должно думать, как то и сам г-н Форстер полагает, что виденные им апельсины были привезены с другого острова: может быть, с одного из тех, кои лежат между Таною и Маликолою, ибо и на сем последнем г-н Форстер нашел апельсины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из четвероногих животных мы видели только свиней, а собак, коих такое множество на многих других островах Тихого океана, у них нет. Форстер говорит, что когда они увидели на их корабле собаку, то называли ее буга, то есть свинья – это служит неоспоримым доказательством, что они прежде не видывали сего животного [161 - Капитан Кук оставил на острове Тане двух собак разного пола, но мы не могли добиться толку у жителей, что сделалось с сими животными.]. Форстер упоминает, что подле каждой хижины они видели кур и по нескольку хорошо выкормленных свиней, а по дорогам видали бегающих крыс и в лесу летучих мышей. А я видел только одну небольшую свинью, подаренную нам Гунамою, да маленького поросенка и цыпленка, которых приносили жители на продажу; крыс же мне не случалось видеть ни одной, также и летучих мышей не видал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Форстер пишет, что он в лесах видел голубей разных родов и множество других птиц, а наиболее мухоловок (Flycatchers), черных куликов (Creepers, Falanellus) и небольших попугаев. Голубей мы не видали ни одного. А всего я заметил шесть разных родов птиц: голубых и красных мухоловок; маленькую желтую птичку, красноватого небольшого попугая; птичку, несколько похожую на скворца, и малого рода диких уток и чирков, которых, однако ж, вблизи мы никогда не видали, за коими, впрочем, я с г-ном Хлебниковым и доктором долго бродили по колено в болоте без успеха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Г-н Форстер замечает, что воды около острова весьма изобильны рыбою: в количестве и в разных родах оной. Он пишет, что они неводом и удами ловили краснобородок (Mullet), бразильских щук (Brasilien pike), копье-рыб (Dard fish), дельфинов, кавальи (Cavalgas), рыб-попугаев (Parrot fish), колючих скатов (Sting rays), беззубых скатов (Toothless rays), ангельскую рыбу (Angel fish), акул (Sharks) и рыб-чернилиц (Sucking fish), также разного рода макарель. Он пишет, что они поймали неводом в одну тоню более девяти пудов малетов (Mullets) и другого рода рыбы, известной в Вест-Индии под именем десятифунтовиков (Ten pounders); но мы не были так счастливы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В последний день нашего стояния ветр, дуя с моря крепко, к вечеру утих; я поехал на берег; жители нам изъяснили, что у берегов много рыбы. Мы несколько раз завозили невод, но поймали только двух небольших круглых раков и две рыбы: одну не очень большую, нам неизвестную, а другую, я думаю, того рода, что англичане в Западной Индии десятифунтовиками называют.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Раковины по берегам Таны очень редки: жители получают их с других островов, что они нам изъяснили знаками; то же и г-н Форстер замечает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В озере, где корабли капитана Кука и мы наливали воду, англичане ловили много угрей; но мы не пробовали ловить. Здесь, к стыду моему, я должен откровенно признаться, что того места в книге г-на Форстера, где он о сем говорит, я не заметил во время стояния нашего у острова, и потому мы не ловили угрей по незнанию, что они там водятся, а с нашими неводами легко можно было это сделать. Сия моя оплошность да послужит наставлением другим мореплавателям: что они должны со вниманием читать все повествования о местах, кои случится им посещать. Вообще можно сказать, что в иные месяцы остров Тана есть дурное место для пристанища мореплавателей: плодов и растений в сие время бывает здесь мало, а свиней и кур жители ни за что променивать не хотели, в чем на них и г-н Форстер жалуется. Вот что он говорит: «Мы видели, что один из жителей рубил ветви своим топором, у которого вместо железа служила раковина; мы стали ему помогать, и нашим топором в несколько минут нарубили гораздо более, нежели сколько он мог в целый день нарубить. Жители, проходившие часто мимо нас, с удивлением смотрели на действие сего орудия, видели, сколь оно полезно, и некоторые из них изъявили желание иметь топор, предлагая за него свои луки и стрелы. Мы думали воспользоваться сим обстоятельством и предложили жителям променять нам по одной свинье за каждый топор; но они не внимали нашему предложению и не продали нам ни одной свиньи во все время стояния нашего у острова». Они также и наши топоры видели всякий день в работе и удивлялись чрезвычайной их пользе, но, кроме оружия и плодов, ничего не хотели за них дать, то есть ни свиней, ни птиц.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Г-н Форстер думал, что жители со временем постигнут пользу, какую они могут получить от железных вещей в своих работах; вот как он изъясняется: «Европейские вещи были не в уважении; но как мы оставили на острове большое число гвоздей и несколько топоров, то прочность и крепость металла скоро научит их уважать сии вещи, и вероятно, что следующий корабль, которому случится пристать к сему острову, найдет жителей более склонными променивать съестные припасы за железные вещи». Но как ошибся г-н Форстер! «Диана» была тот самый корабль, который посетил остров после Кука; но мы у жителей не нашли никаких остатков европейских вещей: ни гвоздя, ни куска железа, и только что ужас, который они показывали, глядя на наши пушки, свидетельствовал знакомство их с европейцами. Они удивлялись нашим железным орудиям и желали выменять их, но только за безделицы, а не за свиней и кур – лучшую и самую нужнейшую для мореплавателей пищу, какою только сии острова могут их снабдить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Другое неудобство, которому мореплаватели, к сему острову пристающие, подвергаются, происходит от недостатка хорошей пресной воды; ибо они должны, будучи в жарком, несносном климате, брать стоячую воду из тинистых озер [162 - Форстер говорит, что они не могли узнать: дождевая ли вода наполняет озеро, где мы брали воду, или это остатки реки, текущей из внутренних гор и теряющейся в песках и пепле, извергаемом огнедышащей горою. На сие я скажу, что когда жители показывали мне в первый раз сие озеро, то они знаками изъясняли, что в нем дождевая вода.], которая у нас чрез малое число дней начала несносно пахнуть, так что оставшуюся у нас с мыса Доброй Надежды воду, бывшую уже около трех месяцев в бочках, предпочитали мы сей новой воде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но важнее всего для мореплавателей есть то, чтоб в летние, несносные жары здешнего климата не подвергнуть свой экипаж смертоносным болезням от гнилых и заразительных паров, подымающихся из болот и озер, коими наполнены леса, окружающие гавань Резолюшин, которые, кажется, должны произвести между людьми, не привыкшими к местному климату и его переменам, буде они останутся здесь на некоторое время, того же рода желтую горячку, которая ежегодно похищает такое множество европейцев по островам Западной Индии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Растения разного рода, кажется, составляют главную пищу жителей. Некоторые из них, как-то: хлебный плод и корень ям – они пекут. Несколько раз выменивали мы у них сии растения печеные и нашли их очень вкусными. Они делают еще род пирога из банан, карабийской капусты, кокосовых орехов и еще какого-то растения. Мы имели три или четыре таких пирога: они очень вкусны; но, не зная, как их делают, я не мог никогда более двух или трех кусков проглотить без отвращения: воображение мое мне представляло, что в приготовлении оных нужны те же средства, как и в делании крепкого напитка из корня кавы [163 - Жители многих островов Тихого океана жуют корень растения, кавою называемого, и, пережевав, выплевывают в один сосуд, который, таким образом наполнив жеваным корнем, слюною и водою, дают несколько времени постоять, и из сего-то мерзкого состава выходит пьяный их напиток.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пироги сии и г-ну Форстеру понравились; он их называет пудингами и, выменяв такой пудинг у женщины, хвалил танских женщин в поваренном искусстве, полагая, что они их пекут; но я не могу наверное сказать, мужчины или женщины стряпают такие пироги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свиней и кур, надобно думать, употребляют в пищу только одни их старшины и люди зажиточные. К сему заключению подает повод думать то, что они ими весьма дорожили. Диких же птиц они все едят; это они нам изъяснили знаками и показывали стрелы, которыми их бьют. У них как для птиц, так и для рыбы есть особенного рода стрелы. Жители Таны любят рыбу; они оную ловят сетьми и бьют стрелами. Форстер пишет, что когда англичане ловили рыбу неводами, то жители беспрестанно просили у них рыбы и показывали знаками, что сей способ ловления им известен; а я и сеть у них видел, только очень небольшую, которую и выменял. Они также едят мякоть из раковин, которую и ко мне раза два приносили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В делании разных нужных им вещей дикие острова Таны далеко отстали от жителей островов Общества, Дружеских, Маркиза Мендозы, Сандвических&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> и некоторых других. Самые необходимые для них вещи суть их кану, или лодки, которые выделаны очень неискусно: длинное дерево, грубо внутри выдолбленное, составляет основание кану, к которому с обеих сторон привязаны по одной или по две доски веревками, свитыми из волокон кокосов; веревки сии продеты в дыры, где были сучья; весла у них очень неудобно сделаны и имеют дурную фигуру.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Форстер говорит, что паруса у них не что иное, как низкие треугольные рогожки, поднимающиеся острым углом вниз. Мы в сей гавани не видали ни одной лодки с парусами, а видели две, которые пристали к берегу севернее гавани: нам казалось, что они пришли с острова Эмира или Эроманги; паруса на них были сделаны точно так, как г-н Форстер описывает. Самая лучшая их работа состоит в выделывании дубинок, которые хотя сделаны из чрезвычайно крепкого дерева, но обработаны очень хорошо, а особливо когда возьмем в рассуждение, что вместо всех инструментов употребляют они одни лишь раковины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они делают род музыкального инструмента, состоящего из 4, 6 или 8 дудочек [164 - Форстер пишет, что он видел такой инструмент лишь о восьми дудках; но мы всех по нескольку у них выменяли.] разной величины, которые связаны рядом по порядку их величины, в кои они дуют, передвигая их подле губ, и тем производят нескладный свист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Другие искусственные их произведения состоят в черепаховых кольцах, в рогожных кошелях или сумках и в некоторых других грубо сделанных безделицах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О числе жителей острова Таны г-н Форстер, говорит, что оное не может быть более 20 тысяч. Я не понимаю, как он определил это: дикий народ, рассеянный по лесам и в горах на большом пространстве, невозможно сосчитать, а сами они и ста пересчитать не умеют, то, верно, уже не могли ничего изъяснить г-ну Форстеру о своем числе. Итак, он, приняв очень неверные и, можно сказать, мысленные данные, выложил число всем жителям сего острова [165 - Г-н Форстер определяет так же число жителей и на всех других островах, обитаемых дикими народами, к которым он приставал во время своего путешествия. Эта привычка есть у многих ученых: чего невозможно узнать достоверно, о том они говорят наугад.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О жителях других островов, соседственных Тане, г-н Форстер говорит следующее: «Они (жители Таны) сказали нам, что сей человек был уроженец острова Эроманги; казалось, что танцы говорили с ним на его собственном языке и что он не знал их языка; мы не заметили слишком примечательной черты в его лице, которая отличала бы его от жителей Таны, а одежда его, или, лучше сказать, украшения были такие же, какие они употребляли; волосы он имел курчавые и короткие, а потому они и не были разделены на малые хвостики. Он был веселого, живого нрава и казался быть более склонным к забавам, нежели жители Таны».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Об острове Эмире Форстер говорит, что они точно не могли узнать, обитаем он или нет. Но мы узнали, что он обитаем, ибо на Тане видели жителя с него; нам также удалось видеть одного жителя с острова Анаттома. И если бы танские жители нам об них не сказали, то мы не могли бы их отличить ни по чертам лица, ни по нарядам: так они сходны между собою; в языке же разности нам приметить было невозможно. Жители Таны обходились с ними весьма ласково, и казалось, что они приехали сюда за каким-нибудь делом, потому что нами, по-видимому, они весьма мало занимались и смотрели на нас без приметного удивления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я выше упомянул, что словарь танского языка, собранный покойным Муром, каким-то случаем затерян во время нашего плена в Японии, и потому я здесь помещаю только небольшое число слов, кои были вписаны в тетрадях моих записок.<br>
<br><img border=0 src="i_019.png"><br><img border=0 src="i_020.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ивау! или Ибау! – таким образом они восклицали всегда, когда видели какую-либо вещь для них новую или когда что-нибудь их удивляло; равным образом употребляли то же междометие, когда что им не нравилось или если что хотели они иметь у себя; различный тон и телодвижения означали различные действия мыслей: когда хотели они изъявить свое удивление, то восклицали «ибау», щелкали пальцами и тогда, согнувшись, наклоняли все тело, а если когда что-нибудь им не нравилось, то лицом они делали такие гримасы, которые европеец сделал бы, смотря на что-нибудь с ужасом или на какую-либо отвратительную вещь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В заключение моих замечаний я скажу в предосторожность тем мореплавателям, которым случится посетить остров Тану, что, несмотря на дружеское обхождение с нами жителей оного, они не должны слепо доверять миролюбивому их расположению. Весьма вероятно, что один страх огнестрельного нашего оружия над ними действовал и удерживал их от нападения на нас, иначе, прельстясь множеством наших вещей, столь для них ослепительных, они непременно покусились бы нас перебить и завладеть кораблем. И потому-то надлежит их держать в тех мыслях, что пушки и ружья могут достать на всякое расстояние, лишь бы предмет был в виду, и что ими можно действовать всякую секунду; для чего в присутствии их никогда не должно заряжать ружей или, по крайней мере, заряжать так, чтоб они того приметить не могли, как то мы всегда делали: для сего хорошо иметь двуствольные ружья.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава четвертая<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На пути от острова Таны до Камчатки<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В предыдущей главе было упомянуто, что мы взяли пункт нашего отшествия 31 июля, в 11 часов утра, от острова Эмира, имея SW его оконечность на OtN в 6 милях глазомерного расстояния. Правили мы к N, стараясь сколько возможно для сокращения пути держаться ближе меридиана Петропавловской гавани. Путь сей на всех картах усеян островами, открытыми большею частью мореплавателями семнадцатого века, не имевшими способов верно определять географическое положение мест, а особливо по долготе, в коей разность с истинною иногда простирается до многих градусов. И хотя в существовании островов, лежащих на картах по нашему пути, сомневаться было невозможно, но на точность их положения никак понадеяться нельзя было, а потому плавание наше теперь подвержено было большим опасностям и требовало необыкновенной осторожности. К несчастью же нашему, обстоятельства требовали, чтоб мы нынешнею осенью пришли в Камчатку; для сего и по ночам принуждены были нести много парусов: одно упование на Бога и надежда на расторопность и искусство экипажа заставляли меня в столь опасном море, в самые темные ночи, иметь такой большой ход, который иногда наводил ужас на самих нас! Но в необыкновенных обстоятельствах часто бывает нужен риск, без коего иногда наилучшим образом принятые меры не удаются.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во весь сей день (31 июля) ветр очень свежий дул от WtN и от W. Мы шли полный бейдевинд левым галсом под всеми парусами; остров Эроманга, проходя его, мы видели до наступления темноты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С полуночи 1 августа ветр пошел к S и во все сутки дул очень умеренно из SW четверти при ясной погоде. Мы плыли прямо на NtW и переменили в сутки по широте 1°46&#8242;, или 106 миль, а в ночь на 2-е число ветр постепенно стал склоняться к S, и после полудни в широте 15&#189;°± сделался настоящий SO пассатный ветр [166 - До прибытия еще нашего к острову Тане, будучи 24 июля в широте 21&#189;°, долготе 169&#189;° О, мы встретили свежий SO ветр и думали, что это пассат, но он только довел нас до Таны и продолжал дуть тихо дни два или три в бытность нашу в порте Резолюшин, но после перешел в NO четверть, потом в NW.], только дул он очень тихо, а в следующий день в широте 14&#189;° стал дуть свежее. 2-го числа во весь день погода была ясная; по амплитуду восходящего солнца нашли мы сего дни склонение компаса 12° О-е.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Августа 3-го числа во все сутки свежий пассатный ветр дул прямо от SO при облачной и малооблачной погоде; временно показывалось солнце; правили мы на NtW. Августа 4-го, при весьма свежем SO пассатном ветре, шли мы до полудни 12 часов на NtW, а последние полусутки на N под всеми возможными парусами. Погода по большей части была ясная; поутру лишь только временно находили облака, и изредка шел дождь, что едва ли когда бывает в полосах пассатных ветров на Атлантическом океане как по северную, так и по южную сторону экватора. Сего числа, в половине 8-го часа утра, увидели мы землю острова Варвеля, или Токопии&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, на NW; в 10 часов средина оного от нас находилась по правому компасу прямо на W; а в полдень на SW 62°15&#8242;. В сии два часа перешли мы 11&#190; мили прямо на N по правому компасу, а в полдень место наше было по наблюдениям [см. табл. ниже]. [167 - С самого отправления нашего от мыса Доброй Надежды хронометры наши шли очень хорошо и правильно, не делая между собою почти никакой разности. В продолжение всего плавания мы находили, что средняя долгота, ими показуемая, против сысканной по лунным расстояниям была около 20 миль западнее, то есть менее. А в порте Резолюшин острова Таны, коего широта и долгота определены капитаном Куком, нашли мы, что долгота, по ним найденная, была на 18'34" западнее истинной. Следовательно, в трои сутки с небольшим хронометры наши не могли сделать большой перемены в ходу, и нам можно было на них положиться.]<br>
<br><img border=0 src="i_021.png"><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;По взятым после полудни лунным расстояниям долгота наша, к полудню приведенная, была 169°12&#8242;27&#8243;, а от полудня до 6 часов вечера мы прошли по правому компасу на NtO 36 миль; и хотя погода была ясная и с салинга беспрестанно мы смотрели в трубу, но островов Митры&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> (Mitre island) и Чери (Cherry island), открытых в 1791 году английским военным судном «Пандорою», мы не видали. На карте Арросмита они положены и над первым из них подписано: Very high land, то есть весьма высокая земля. Из сего я заключаю, что долгота их не хорошо определена и на карте они положены не в своем месте, иначе мы должны были бы непременно видеть остров Чери, ибо тогда погода стояла ясная и горизонт был весьма чист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пятого числа во все сутки мы правили прямо на N по компасу. Свежий пассатный ветр дул попеременно от SO и OSO, по большей части при облачной погоде с мелким дождем, а в 5-м часу пополудни вдруг ветр отошел к S и дул тихо целый час, потом полчаса дул также очень тихо от О, наконец опять возвратился к SO и задул с прежнею силою; доколе он был тихий и переменялся, тогда шел проливной дождь, а вечером к северо-западу по горизонту блистала молния.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во все следующие сутки мы продолжали плыть на N по компасу. Пассатный ветр дул тихо от SO и OSO; погода стояла облачная. А 7-го числа пассат начал изменяться, дул очень тихо, часто отходил то к S, то к О, а иногда к NO и нередко на некоторое время прерывался штилями; погода по большей части стояла облачная, и временно шел дождь, а иногда выяснивало. В полдень мы находились по обсервации в широте 6°50&#8242;52&#8243;, в долготе по хронометрам 166°16&#8242;9&#8243;, по лунным расстояниям, после полудни в 3 часа взятым и к полудни приведенным, 169°29&#8242;24&#8243;.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Августа 8-го, в полдень, место наше по обсервации было в широте 5°30&#8242;54&#8243;, в долготе по хронометрам 169°26&#8242;45&#8243;, а по лунным расстояниям 169°32&#8242;45&#8243;; термометр в полдень под тенью стоял на 85°, а на солнце поднялся до 115°; такого жара прежде мы еще не имели. С сего числа ветр стал дуть еще тише, иногда штилело, и после дул он с разных сторон чрез короткое время один после другого; часто находили тучи с сильным дождем. Такая погода продолжалась 9, 10 и 11-го числа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Девятого числа, в полдень, широта наша по полуденной высоте солнца была 4°31&#8242;10&#8243;, долгота по хронометрам 169°21&#8242;56&#8243;, а по расстояниям луны от солнца 169°24&#8242;11&#8243;, термометр около полудни в тени показывал 90°, а на солнце 117°; ночью к востоку блистала молния.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Десятого числа облака не позволили нам сделать никаких астрономических наблюдений; вечером в 9-м часу освещала луна, около коей видели мы круг. По мнению некоторых мореходцев, как то я выше говорил, круги такие бывают предвестниками крепких ветров, но в сем случае вместо бури мы имели лишь только тишину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одиннадцатого числа по наблюдениям мы находились в широте 3°31&#8242;34&#8243;, в долготе по хронометрам 169°2&#8242;27&#8243;; склонение компаса по амплитуду заходящего солнца 8°30&#8242; О.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пока продолжался свежий пассатный ветр, мы видели разных морских птиц, свойственных тропическому климату, только весьма в небольшом числе, также и рыбы редко появлялись. Но когда ветр стал дуть тише и часто прерываться штилями, а особливо в последние три дни, тогда появилось великое множество тропических птиц, фрегатов, паль-ан-кю и несколько птиц черноватых перьями, величиною с голубя, из коих двух мы поймали; из рыб же видели: дельфинов, бонит&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>, касаток, летучих рыб и шарков; сих последних несколько мы поймали удами, две из них были довольно велики: одна весила 85 фунтов, а другая 53.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ночь с 11-го на 12-е число, когда мы находились в широте 2&#189;° + S, в долготе 169° О, настал свежий ветр ONO и О и погода сделалась ясная. Из сего я заключил сперва, что мы уже встретили пассат Северного полушара, но чрез трое суток опять наступившие штили, маловетрия и переменные, тихие ветры мне показали мою ошибку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тринадцатого числа во все сутки дул тихий ветр от NO, NOtO и ONO при ясной или малооблачной погоде. Сего числа в начале 11 часа вечера прошли мы экватор в восточной долготе 168°30&#8242;.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сии сутки (14-го числа) ветр и погода точно такие же были, как и вчерашний день. Но к полуночи на 15-е число ветр стал утихать, и во все сии сутки был по большей части штиль и маловетрие из NO четверти; редко начинал лишь дуть тихий ветр от NO или от ONO. Сего дни поймали мы удою рыбу шарк, весом в 61 фунт. Сколь рыба сия ни отвратительна, как по своему виду и свойствам, так по вкусу и запаху оной, но по совершенному недостатку в свежей пище была она лучшим нашим блюдом: несколько человек лишь из матросов, будучи в не состоянии преодолеть предрассудков, не могли оной есть [168 - В ловле рыбы сего рода мы были счастливы, впоследствии лишним будет упоминать, когда мы какую рыбу поймали.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шестнадцатого числа ветр дул весьма тихо от разных румбов NO четверти и часто совсем утихал; погода была малооблачная, с временным сиянием солнца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семнадцатого числа во все сутки по большей части был штиль, а ветры самые тихие, и маловетрия попеременно дули из всех четвертей горизонта. Погода стояла облачная и временно шел дождь. Такое состояние атмосферы нам показывало, что мы теперь находились в полосе, разделяющей SO и NО пассаты. Широта наша в полдень по обсервации была 2°32&#8242;21&#8243;, долгота по хронометрам 167°47&#8242;.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ночь на 18-е число ветр из NO четверти стал дуть свежее, пользуясь коим мы шли полный бейдевинд к N; погода была малооблачная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До полудни 19-го числа ветр дул умеренный, постоянно от NOtO и от NO при ясной погоде, которая позволила нам взять несколько лунных расстояний. После полудни до 8 часов погода также была ясная, но ветр сделался гораздо тише и переменялся весьма часто между N и О. Вечером по горизонту кругом нас блистала молния, также и всю почти ночь на 20-е число. Ветр во все сии сутки дул переменный из NO четверти довольно тихо; погода по большей части была облачная. В полдень мы находились по обсервации в широте 5°12&#8242;39&#8243;, в долготе по хронометрам 167°45&#8242;36&#8243;, по лунным расстояниям от солнца 167°45&#8242;21&#8243;. Вечером сего дни поймали мы руками севших на шлюп трех птиц: одного фрегата и двух угольников [169 - Так названные Лаперузом по цвету их перьев: charbonier.]. До полудни 21-го числа тихий ветр дул от разных румбов NO четверти очень тихо при облачной погоде, и временно находили дождевые шквалы. После полудни погода стояла та же, но ветр дул свежее и постоянно от NOtN; вечером к NW блистала молния.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Постоянный ветр от NOtN при облачной и ясной погоде попеременно дул до 11 часов утра 22-го числа, потом уже во все сутки были штили, маловетрия и самые тихие ветры из NO четверти, которые даже иногда и в SO четверть переходили. Такая неправильность и непостоянство ветров показывали, что мы еще не достигли северо-восточного пассата. Сего числа широта наша в полдень по обсервации 6°58&#8242;19&#8243;, долгота по хронометрам 166°30&#8242;46&#8243;, по расстояниям луны от солнца 166°32&#8242;11&#8243;. К вечеру пошел дождь и продолжался во всю ночь, но не беспрестанно, а с нахождением порывов ветра с тучами; около 8 часов утра выяснило, и после почти во все уже сутки стояла ясная погода; ветр же дул только несколько часов самый тихий от OSO; впрочем, была или совершенная тишина, или легкое маловетрие между N и О.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С полуночи на 24-е число умеренный ветр начал дуть постоянно от NOtN и продолжался во все сутки, переходя иногда к NO и к ONO; погода стояла облачная, малооблачная, а временно и солнце показывалось. В полдень мы находились по обсервации в широте 8°11&#8242;15&#8243;, в долготе по хронометрам 165°46&#8242;47&#8243;, по расстояниям луны от солнца 165°37&#8242;46&#8243;; склонение компаса по амплитуду восходящего солнца 10°24&#8242; О. С отбытия от острова Таны и до сего числа мы видели почти всякую ночь молнию вдали на разных частях горизонта, но гром только слышали один раз, и то два или три весьма слабые удара, далеко. А нынешнюю ночь (на 25-е число) поднялись на ветре к NO страшные тучи, и, пока они были на горизонте, яркая молния блистала часто и ужасный гром гремел. Мы ожидали большой грозы, но тучи, проходя над нами, принесли только свежий ветр и проливной дождь; молния же только раз блеснула со слабым громовым ударом, и скоро после сего небо выяснило; остались только вдали тучи, из коих временно показывалась молния, но к рассвету и те исчезли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сего числа, поутру, встретили мы настоящий пассатный ветр от NO. В полдень находились в широте по обсервации 9°27&#8242;11&#8243;, в долготе по хронометрам 164°50&#8242;16&#8243;, по расстоянию луны от солнца 164°47&#8242;02&#8243;; от полудни до 6 часов вечера прошли мы по правому компасу на NW 25°26&#8242; 25&#189; миль. От сего нашего места остров Лагурфанес (Lagurfanes) [170 - Остров Лагурфанес, один из Каролинских, или Ново-Филиппинских, островов, на карте Арросмита положен в широте N 10°00&#8242;, в долготе О 165°00&#8242;.] должен находиться на NO 66°05&#8242; правого компаса в 24ѕ милях. Тогда погода стояла ясная, и горизонт был совершенно чист, но мы его с форсалинга в зрительные трубы увидеть не могли. Высота нашего форсалинга над поверхностью моря была в 68 фут; следовательно, расстояние зрения простиралось на 10&#190; мили; итак, если бы помянутый остров имел высоту 18 или 20 сажен, то мы его могли бы хорошо видеть, но надобно думать, что он или очень низок, или нехорошо на карте положен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во все сутки 26-го числа, так как и в прежние, мы шли полный бейдевинд к NNW при свежем пассатном ветре от NO, NOtO и ONO при малооблачной, ясной погоде; а временно находили шквалы, которые доказывали, что в небольшем расстоянии от нас на ветре должны были находиться острова, которые и в самом деле на картах означены были: Томас Баттер (Thomas Butter), начальник английского ост-индского корабля «Валполя» (Walpole), идучи в 1794 году от мыса Доброй Надежды в Китай кругом Новой Голландии, открыл между множеством Каролинских островов новую купу, которую он назвал Броуновой грядою (Brown’s range) в честь одного Броуна, главного в Кантоне приказчика Индийской компании. Г-н Баттер говорит, что, находясь в виду сих островов, он имел случай сделать несколько хороших лунных наблюдений, по коим определил самого северного из них [171 - Артурова остров (Arthur’s island).] долготу 162°42&#8242;, широту 11°43"; а самого южного [172 - Парива остров (Parry’s island).] – долготу 162°52&#8242;, широту 11°19&#8242;. По его описанию, они очень низки, и он видел их с марса в расстоянии 4 лиг; один из них только в таком же расстоянии виден был с юту. Мы сего числа (26-го), в полдень, находились по обсервации в широте 11°05&#8242;51&#8243;, в долготе по хронометрам 163°09&#8242;50&#8243;; лунных обсерваций ныне мы не имели, но по вчерашним нам было известно, что хронометры наши показывают долготу довольно исправно; а по переплытому расстоянию от полудни до 6 часов вечера и по румбу мы нашли, что остров Парива должен был от нас находиться на SW 12°48&#8242; в 13&#8531;, мили, а в 5 часов немного того ближе. Горизонт нашего зрения с салингу простирался, на 10&#190; мили; то если бы остров имел возвышения над поверхностью моря только 10 фут, и тогда нам возможно было бы его видеть. Надобно, однако ж, сказать, что нашедшие к вечеру облака несколько помрачили горизонт, которые, может быть, слившись с берегом, скрыли оный от нашего взора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ночь на 27-е число на западной стороне горизонта блистала молния, а ветр пассатный дул от ONO, при котором довольно часто находили порывы с дождем; некоторые из них были очень сильны. После рассвета хотя дождя и не было, но ветр продолжал дуть шквалами, по большей части при облачной погоде, солнце временно только сияло; притом ветр столь переменился, что после полудни 4 часа дул от NOtN, а 2&#189; часа пред полуночью SO. Такое непостоянство ветра в полосе чистых пассатов служило явным признаком близости довольно больших и высоких островов. Почему в сие время по ночам мы несли парусов менее против обыкновенного и были во всякую минуту готовы броситься к своим местам, и как офицеры, так и нижние чины не раздевались. В полдень широта наша по обсервации 13°08&#8242;20&#8243;, долгота по хронометрам 162°5&#8242;7&#8243;.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 28-го числа августа по 8 сентября шли мы к северу, то бейдевинд, то вполветра, с пассатным ветром, который дул по большей части умеренно при ясной погоде; изредка, однако ж, набегали облака со шквалами и иногда с дождем, да и молния часто по ночам блистала, тогда и направления ветров несколько переменялись. Сие показывало, что мы находились недалеко от какой-нибудь земли; но более такие признаки замечены нами 31 августа в широте около 21° N, в долготе около 160° О.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Второго сентября, в 2 часа пополудни, прошли мы северный тропик в долготе 158&#189;° О, употребив на переход жаркого зона (выключая 5 дней пребывания нашего на острове Тане) 36 дней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ночь на 8-е число сентября, когда мы были в широте 32&#189;±, долготе 155&#190;±, ветр отшел от ONO чрез О немного к S и стал дуть гораздо тише. Это было знаком, что пассат нас оставляет; дул он тихо до 2 часов после полудни сего числа (8-го), а тогда в широте 33°, долготе 155°48&#8242; перешел к SO, и небо покрылось облаками. Сего дни, оставляя пределы благоприятных погод и всегда умеренно дующих пассатных ветров, мы стали готовиться к встрече с осенними бурями суровых северных стран, для чего и натянули вновь штаги и ванты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Девятого и 10-го числа сентября ветр дул умеренно от разных румбов с южной стороны. Мы, пользуясь оным, правили на N прямо и имели весьма скорый ход.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Десятого числа, в 3-м часу пополуночи, видели мы метеор; оный состоял в огненном шаре величиною в большую звезду, сопровождаемом длинным светлым хвостом, имевшим направление к зениту. Шар сей полет имел к горизонту, и при его появлении все небо сделалось весьма светло; подобного сему явления мы еще никогда не видывали; через две же минуты после того, как он исчез, последовал громкий звук, похожий на пушечный выстрел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Быстрое наше приближение к Камчатке заставило меня с сего дни увеличить выдаваемую матросам порцию сухарей, которых, вместо одного фунта, приказал я производить по фунту с четвертью на человека в день. Приближаясь к Камчатке, мы заблаговременно утешали себя мыслями, что найдем там большое изобилие в свежих съестных припасах. Хотя путешествие капитана Крузенштерна и не было еще напечатано при отправлении нашем из России, но по весьма похвальным отзывам офицеров, с ним служивших, о камчатском начальнике [173 - В бытность капитана Крузенштерна в Камчатке начальником там был генерал-майор Кошелев.], который снабжал их изобильно всем тем, что производит вверенная управлению его область, и старался сделать пребывание их в оной сколь возможно приятным, мы надеялись найти там подобное же гостеприимство, а перечитывая те места в путешествиях Кука и Лаперуза, где они пишут о Камчатке, мы находили такие же похвальные отзывы о гостеприимстве и изобилии сей дикой и отдаленной страны. Сии мореплаватели с восторгом говорят об услужливости камчадалов и вообще камчатских жителей, которые, получая от них порох и дробь, охотно стреляли для них дичину. Почему мы заранее представляли себе, как мы будем есть вкусных камчатских уток, лебедей и лучшую рыбу. Один лишь капитан (ныне вице-адмирал) [174 - Гаврила Андреевич Сарычев, член Государственной Адмиралтейств-коллегии и Адмиралтейского департамента] Сарычев&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> в путешествии своем не весьма похвально относится о продовольствии и гостеприимстве, которое можно было найти в Петропавловской гавани.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но как мы четыре месяца большею частью жили на сухарях и солонине, а пили вонючую, гнилую воду, то нам приятно было воображать, что какие-нибудь временные причины произвели недостаток в съестных припасах, который терпел Г. Сарычев в Камчатке, но что мы этого не потерпим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сентября 11-го во все сутки умеренный ветр дул от разных румбов NО четверти с небольшими дождливыми шквалами. Погода была так облачна и пасмурна, что мы не могли сделать ни одного наблюдения небесных светил, а со стороны ветра, то есть от NO, шло большое океанское волнение, или, по-морскому сказать, зыбь, которая могла бы нас устрашить, будучи предвестницею бурь в других морях, если б мы не знали по описанию прежних мореплавателей, что зыбь с северо-восточной стороны по большей части в здешнем океане бывает без всякого ветра. После полудни видели мы много китов, и один дельфин около шлюпа плавал, а также видели черного альбатроса. Умеренный ветр от NO, NOtN и NO при облачной погоде с временным проясниванием дул почти во все сутки 12-го числа, а с 8 часов вечера стал гораздо крепче; волнение же по-прежнему шло от NO и было велико. Сего числа мы видели в последний раз летучую рыбу [175 - В последний раз мы видели: тропических птиц угольников (Charboniers) 24 августа, в широте 8&#188;°±, в долготе 165&#190;°±; фрегатов 5 сентября в широте 29&#189;°±, в долготе 156&#189;°±; паль-ан-кю 9 сентября в широте 34&#188;°±, в долготе 155&#188;°±.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тринадцатого числа, с полуночи до 8 часов утра, дул довольно крепкий ветр от ONO и О с порывами при облачной погоде, а с 8 часов начал он усиливаться и к полудню дошел до высочайшей степени жестокости; погода сделалась пасмурная с дождем. Наблюдений мы никаких сделать не могли, но по счислению находились в широте 39°14&#8242;, в долготе, исправленной последнею разностью, 154°26&#8242;. Жестокий ветр от OSO, с сильными порывами при пасмурной дождливой погоде, дул по полуночи на 14-е число, а в полночь отшел он к SO и дул с прежнею силой; волнение было чрезвычайно велико, а в 2 часа пополуночи ветр вдруг пошел к S, потом к SW, к W и к NW, так что через полчаса, то есть в половине 3-го часа ночи, он сделался NW и, пока переходил, было тихо, а потом сделался такой же ужасный ветр, как и прежде, и дул совсем с противной стороны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во время сей перемены мы находились в широте 40ј°±, в долготе 154&#190;°±. Я ожидал от такой необыкновенной перемены настоящего урагана, однако ж дело кончилось тем, что NW ветр, продув ровно сутки, стал стихать и скоро после 8 часов утра 15-го числа совсем утих; в обоих сих случаях облака неслись быстро по ветру. Сего числа, от 8 часов утра и до 11, тихий ветр дул от NtW и N; потом 4&#189; часа была тишина; после сего тихий ветерок сделался от S, который в 6 часов пополудни перешел к SO; тогда сделалось пасмурно и пошел дождь, а до сего было облачно, однако ж временно показывалось солнце. В полдень мы находились в широте по обсервации 40°53&#8242;48&#8243;, в долготе по хронометрам 155°23&#8242;37&#8243;. Между множеством летавших около нас альбатросов и петрелей после полудни сего числа видели мы небольшую береговую птичку, которую, надобно думать, ветром унесло на такое большое расстояние от берега.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До 4 часов пополуночи 16-го числа умеренный ветр дул от OSO, при пасмурной дождливой погоде, потом перешел он к SW и продолжал дуть умеренно от разных румбов сей четверти до 6 часов вечера, а тогда с нашедшим сильным шквалом от W ветр стал усиливаться. Погода вообще была пасмурная или облачная, но прежде и после полудня несколько часов сияло солнце. В полдень широта наша по обсервации 42°46&#8242;18&#8243;, долгота по хронометрам 155°6&#8242;45&#8243;. Сего дни прошли мы несколько носящихся по морю деревьев, из коих два были очень толсты и длиною от 7 до 10 футов; они показались нам довольно свежими; надобно было думать, что они не слишком давно носятся по воде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ночь на 17-е число ветр дул довольно крепко от WtS, a в первом часу нашел сильный шквал от сего же румба с дождем и градом, после которого ветр стал утихать и дул тихо во все сутки: до полудни из SW четверти, а после полудни из NW. Погода была по большей части облачна с просиянием солнца; вечером же к SO блистала молния. В полдень широта наша по обсервации 44°38&#8242;25&#8243;, долгота по хронометрам 155°18&#8242;36&#8243;. Сего дни видели мы очень много китов в разных сторонах кругом нас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В час пополуночи на 18-е число ветр от NNW стал усиливаться и скоро сделался довольно крепкий с порывами; при облачной сухой погоде временно прояснивало солнце. Ветр от NNW и NWtN с такою силою дул во все сутки. В полдень широта наша по наблюдению 45°20&#8242;36&#8243;, долгота по хронометрам 156°39&#8242;30&#8243;. Поутру сего числа видели мы около нас летающих множество альбатросов, разных родов петрелей, одну прибрежную чайку, а на воде двух диких уток [176 - Вообще заметить должно здесь, что со времени прибытия нашего на параллель Японии и до самой Петропавловской гавани каждый день мы видели множество разного рода морских птиц и диких уток; сии последние летели большими стадами к юго-востоку; видели также много китов, а приближаясь к Камчатке, стали часто попадаться очень большие касатки и иногда береговых птиц приносило ветром.] из роду нырков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во все сутки 19-го числа ветр дул умеренный от разных румбов NW четверти при облачной и малооблачной погоде. В полдень мы находились по обсервации в широте 46°47&#8242;16&#8243;, в долготе по хронометрам 157°49&#8242;18&#8243;.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До 8 часов утра 20-го числа тихий ветр, при облачной погоде, дул от W прямо; потом один час стояла тишина; а в 9 часов задул ветр от SW, который чрез два часа перешел к SSO и от сего румба стал дуть довольно свежо. По направлению своему он был для нас самый попутной, какого мы уже несколько дней не имели; почему мы, приведя на настоящий свой курс NtW, поставили все возможные парусы. В полдень мы находились по обсервации в широте 46°52&#8242;32&#8243;, в долготе по хронометрам 157°38&#8242;29&#8243;.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сего числа, в 5 часов пополудни, умер у нас скоропостижно от воспаления в желудке матрос Перфил Кириллов; он вел себя очень хорошо и был исправный матрос в своей должности, почему заслужил общее сожаление как офицеров, так и нижних чинов. Ветр от SSO простоял до 4 часов утра следующих суток, потом перешел в SW четверть, наконец, около полудни в NW четверть, в которой и остановился, дул умеренно. Ночью было дождливо, а после облачно, временно, однако ж, сияло солнце. В полдень широта наша по обсервации 49°09&#8242;53&#8243;, а долготы по наблюдениям определить не могли. В 8 часов вечера сделалось опять пасмурно, и шел дождь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ночь на сие число, так и на 22-е море в разных местах около нас испускало большой свет от известных фосфорических животных, плавающих на поверхности океана. 22-го числа почти во все сутки довольно крепкий ветр дул от разных румбов NW четверти, с весьма сильными шквалами при пасмурной дождливой погоде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Двадцать третьего числа также во все сутки ветр дул из NW четверти, только очень умеренно, при малооблачной погоде, а от NO шла большая зыбь. В 12-м часу пред полуднем, ко всеобщей нашей радости, увидели мы камчатский берег! Берег, принадлежащий нашему отечеству! И хотя он от С.-Петербурга отдален на 13 тысяч верст, но со всем тем составляет часть России, а по долговременному нашему отсутствию из оной мы и Камчатку считали своим отечеством единственно потому, что в ней есть русские и что управляется она общими нам законами. Радость, которую мы чувствовали при воззрении на сей грозный, дикий берег, представляющий природу в самом ужасном виде, могут только те понимать, кто бывал в подобном нашему положении или кто в состоянии себе вообразить оное живо! Первая земля, открывшаяся нам, была южная сопка, названная капитаном Крузенштерном, в честь Камчатской области правителя, Кошелевой сопкою&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>. Она нам открылась на NW 65°, в глазомерном расстоянии от 40 до 50 миль, а в полдень она находилась на NW 58°. Широта наша в сие время по обсервации была 50°54&#8242;20&#8243;; долгота по хронометрам 158°53&#8242;52&#8243;, а по расстояниям луны от солнца 158°41&#8242;35&#8243;, по счислению же 162°53&#8242;46&#8243;.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С полудни шли мы вдоль берега к N, смотря по тому, как ветр позволял править. При захождении солнца показались нам еще четыре горы севернее Кошелевой сопки – все они были покрыты снегом. В 6&#189; часов пополудни Кошелева сопка от нас находилась на SW 85°, а самая северная из видимых нами, стоявшая на выдавшемся в море мысе, которая должна быть так названная Поворотная сопка, на NW 29&#189;°. С полуночи на 24-е число ветр перешел в SW четверть, а в 4 часа ночи сделался S и от сего румба и от StO дул до полуден: сначала тихо, но после довольно крепко. Погода была пасмурная, и шел мелкий дождь. Мы шли вдоль берега к N, но ни берегов, ни гор на оных, по причине чрезвычайно пасмурной погоды, видеть не могли. Наконец, в 11 часов пополуночи, привели мы шлюп в дрейф, чтобы смерить глубину, но линем в 105 сажен дна не могли достать, почему, не видав берега, мы пошли к О правым галсом. Но в исходе 2-го часа пополудни он нам открылся на WSW сквозь мрачность; тогда мы спустились на NNW и при ветре из SW четверти, поставив все паруса, пошли по румбу, ведущему ко входу в Авачинскую губу. Но в 4-м часу пополудни вдруг тихий ветр задул от разных румбов и заставил нас убирать паруса; а чрез полчаса сделался он от WSW и, на сем румбе остановясь, дул тихо; но для нас был противный, почему мы и не могли сего дни войти в губу, а принуждены были лавировать перед входом. В 6 часов вечера Поворотный мыс от нас был на SW 60°, Вилюченская гора на NW 12°, Шипунский мыс на NO 52°. В 7 часов на меридиональной высоте звезды Алтера мы находились в широте 52°41&#8242;41&#8243;. Вечером погода была очень ясная и можно было бы даже назвать ее приятною, если бы дувший с снежных Камчатских гор ветр не наносил такой стужи, от которой, по долгому нашему пребыванию в теплых странах, мы уже и отвыкли. А потому, чтоб иметь удовольствие во весь вечер быть наверху и любоваться величественными картинами природы, которые представляла нам Камчатка, мы принуждены были одеться так тепло, что платье наше не делало нам чести так, как уроженцам и жителям северных стран.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Камчатка представляла нам такую картину, какой мы еще никогда не видывали: множество сопок и превысоких гор с соединяющими их хребтами были покрыты снегом, а под ними чернелись вдали леса и равнины. Некоторые из вершин гор походили на башни, а другие имели вид ужасной величины шатров, что подало повод острякам из наших матросов сказать, что тут черт лагерем расположился; другие же из них говорили, что Россия сюда обратилась задом. Первая мысль была удачна. И в самом деле, я думаю, что Мильтон в поэме своей «Потерянный рай» не мог бы лучше уподобить военный стан сатаны, когда он вел войну против ангелов, как если бы сравнил оный с камчатскими горами в осеннее время. Ночь, подобно вечеру, была очень светла, в продолжение которой и до половины 8-го часа утра 25-го числа при тихом ветре от W мы лавировали, стараясь приблизиться ко входу в Авачинскую губу, но успеха большого в лавировке мы не имели. Наконец, в половине 8-го часа наступила тишина, которая продолжалась более часа; потом настал тихий ветр от SSW, с помощью коего, при весьма ясной погоде, мы, поставив все паруса, пошли ко входу. В полдень Шипунский мыс был от нас на NO 16°, Маячный отруб на NW 25&#189;°, Поворотный мыс на SW 21&#189;°. Положив пеленг сей на карту капитана Крузенштерна, мы нашли себя от входа в 14 милях, а место наше в полдень по наблюдениям было в широте 52°39&#8242;37&#8243;, в долготе по хронометрам 158°48&#8242;57&#8243;, по расстояниям луны от солнца 158°36&#8242;57&#8243;, по счислению 162°40&#8242;12&#8243;.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, счислимый наш пункт был восточнее определенного по пеленгам на 135 миль, а сысканного по лунным расстояниям восточнее по долготе на 4°03&#8242;15&#8243;. Разность сия происходила неравномерно: сначала, по выходе нашем с острова Таны, мы находили себя всякий день западнее нашего счисления; разность такая прибавлялась понемногу до встречи нашей с северо-восточным пассатом; тогда гораздо чувствительнее стала она увеличиваться и наконец сделалась более 5 градусов. Когда же вышли мы из полосы пассатов и встретили западные ветры, тогда разность в долготе между истинным нашим местом и счислимым начала уменьшаться. Из этого следует, что на ход наш имело действие течение вод, стремящееся по направлению господствующих ветров. Что же принадлежит до широты, то обсервованная наша широта иногда была севернее счислимой, а иногда южнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 3-м часу пополудни достигли мы прохода, соединяющего океан с Авачинскою губою, а в 5-м часу, прошед оным, вошли в губу; тогда открылись нам все берега, окружающие сию прекраснейшую в свете гавань. Мы тотчас бросились с зрительными трубами смотреть, где находилась Петропавловская гавань, прославленная посещением знаменитых мореплавателей: Беринга, Чирикова, товарищей великого Кука [177 - Кук не был в Камчатке, но по смерти его корабли, коими он начальствовал, два раза приходили в Петропавловскую гавань.], Лаперуза, Сарычева и Крузенштерна. Знавши по карте положение помянутой гавани, нам нетрудно было оную отыскать: мы скоро к северу усмотрели между двумя горами на возвышенной, несколько отлогой равнине десятков до пяти крытых соломою избушек, из коих многие могли назваться в точном смысле хижинами. Вот из какого строения состояло селение Петропавловской гавани! Самые великолепные здания в оной были: казенный дом начальника и дом Российской Американской компании. Первый занимал сажен 7 или 8 длиннику и около 5 сажен поперечнику, вышиною был сажени в три и имел соломенную кровлю; а последний, почти при такой же величине, был покрыт тесом и имел в рамах целые стекла; в первом же вместо оных служила слюда и старые рапорты. Церковь в Петропавловской гавани не была еще готова; она в сие время была складена только до половины из тополевого леса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Усмотрев Петропавловскую гавань, мы взяли свой курс к оной таким образом, чтоб миновать мель, лежащую при входе в так называемую Раковую губу. В сем случае мы употребили карту Г. Сарычева: известная точность сего мореходца, с какою описывал он берега, заставила меня иметь к его планам гаваней полную доверенность, почему мы без всякого опасения шли под всеми парусами и, вошед в гавань около 8 часов вечера, положили якорь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот и конец первой половины моего путешествия.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Примечания<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>«Надежда» и «Нева» – корабли знаменитой русской экспедиции под начальством И. Ф. Крузенштерна, совершившие в 1803–1806 гг. первое в истории русского флота кругосветное плавание. Бригом «Надежда» командовал И. Ф. Крузенштерн, бригом «Нева» – Ю. Ф. Лисянский.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>…по гондеку 91 фут, по килю 80…— Гондек – нижняя палуба корабля. Длина парусных кораблей измерялась по верхней, палубной части и по самой нижней, килевой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Шлюп – небольшое трехмачтовое военное парусное судно, несшее от 20 до 24 легких орудий, имевшее в длину 30–40 метров, в ширину – 8–9 метров и осадку – 4–5 метров. Обычно шлюпы употреблялись для экспедиционных исследований.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Бушприт (бугшприт) – горизонтальная или наклонная мачта, укрепляемая в носу парусного суда; бугшприт состоял из нескольких колен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Марсы – площадки, устраиваемые на мачтах в месте крепления к ним стеньги (второго колена мачты). Служат для подъема на стеньгу и для помещения матросов, управляющих парусами (марсовых).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Рангоут – совокупность приспособлений для подъема парусов и для наблюдения – мачты, реи и т. д.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>…два судна Американской компании… – «Надежда» и «Нева» – см. примеч. 1.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>…мили, коих в градусе шестьдесят» – т. е. английские морские мили, равные 1,852 км.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Румбами правого компаса Головнин называет румбы, исправленные склонением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Фаренгейтово деление. При переводе показаний температуры по термометру Фаренгейта, употребляющемуся в англо-американских странах, на градусы Цельсия нужно пользоваться следующей формулой:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;C=5/9(F – 32°),<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;где F – число градусов по Фаренгейту, С – по Цельсию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Баркас – гребное грузовое судно при кораблях для перевозки разных тяжестей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Борнгольмский маяк – маяк на датском острове Борнхольм на Балтийском море.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Мен (Мёэн) – датский остров на Балтийском море у юго-восточной оконечности большого острова Зеландия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Мыс Стефенса (Stevns klint) – на восточном берегу острова Зеландия у южного входа в пролив Зунд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Зунд, по-датски Эресун (Цresund) – узкий пролив (4—30 км) между южным, принадлежащим Швеции, выступом Скандинавии – полуостровом Скония (Скуне) и датским островом Зеландия; соединяет Балтийское море с широким проливом Каттегат, за которым лежат столь же широкий пролив Скагеррак и Северное море Атлантического океана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Фрегаты – парусные военные корабли, по силе оружия следующие за линейными кораблями. Во время Головнина они делились на три ранга и, в зависимости от ранга, вооружались 40–60 орудиями. Их длина была 45–48 м, ширина – 11,5—12,5 м, осадка – до 6,5 м. В парусном военном флоте фрегаты считались самыми быстроходными судами. Линейные корабли парусного флота были четырех рангов. Корабли 1-го и 2-го рангов («cтoпyшечные») вооружались 120–135 орудиями; их длина – 55–60 м, ширина – 15–16 м, осадка – 7–8 м. Корабли 3-го и 4-го рангов вооружались 80–90 орудиями, длина их – 52–55 м, ширина —14,5—15 м, осадка – 6–7 м.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Кегебухта (по-датски Kjцge) – у восточного берега острова Зеландия, к югу от Копенгагена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Руген, правильно Рюген (Rьgen) – остров на Балтийском море у берегов Северной Германии; во время наполеоновских войн принадлежал Швеции, которая до 1810 г. находилась в состоянии войны с Францией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Померания (Поморье) – северная прибалтийская область Центральной Европы; во время наполеоновских войн принадлежала Пруссии, за исключением северо-западной ее части (к югу от острова Рюген), которой тогда владела Швеция.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Стральзунд (Штральзунд) – главный город шведской Померании, расположенный против острова Рюген.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> Плавание «Дианы» происходило в эпоху наполеоновских войн и действия в Европе так называемой «континентальной блокады», проводившейся Наполеоном по отношению к Англии и заключавшейся в полном запрещении торговых сношений с Англией для всех союзных и подвластных Наполеону стран.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дания, примкнувшая к континентальной блокаде в 1807 г., подверглась нападению Англии и вынуждена была вести войну с ней, а также с присоединившейся к Англии Швецией. С последней Дании удалось заключить в 1809 г. выгодный мир. Борьба с Англией продолжалась до 1813 г. За свой союз с Наполеоном Дания поплатилась потерей Норвегии, отнятой у нее по миру в Киле (1814) и отданной Швеции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посещение «Дианой» берегов Дании совпало с моментом начала военных действий между Данией и Англией. Англия внезапно, без объявления войны, подвергла жеcтокой бомбардировке Копенгаген, атаковала и увела датский флот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вслед за этим событием последовало объявление войны Англии со стороны России, находившейся в этот период в союзе с Наполеоном.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Драго, правильно Драгёр (по-датски Dragцr) – пункт на юго-восточном берегу острова Амагёр, у Копенгагена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Бакан (бакен) – плавучий навигационный знак (буй) на якоре, к которому он прикрепляется цепью или стальным тросом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Остров Вены (Hven) – шведский островок в Зунде, к северу от Копенгагена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Брандеры – суда, применявшиеся в морских сражениях прошлых столетий для сожжения неприятельского флота. Обычно для этой цели использовались старые транспорты, которые нагружались горючими веществами и, подожженные при помощи медленно горящего зажигательного состава, пускались по ветру на неприятельский флот. Известны случаи, когда при помощи брандеров наносился большой урон неприятельскому флоту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>…нашего министра, при датском дворе пребывающего – так назывался тогда дипломатический представитель России при датском дворе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Родсхильд, правильно Роскиле (по-датски Roskilde) – город на острове Зеландия, к западу от Копенгагена, на южном берегу одноименного фиорда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Эльсинор, правильно Хельсингёр (по-датски Helsingцr) – город на северо-восточной оконечности острова Зеландия, против шведского города Хельсингборг, у самого узкого места Зунда; по преданию, здесь находится могила героя шекспировской трагедии «Гамлета, принца датского».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Кронборгский замок, правильно Кронборг (Kronborg) – крепость на острове Зеландия к северу от Хельсингёра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Голстиния (Голштиния, по-немецки Holstein) – северо-германская земля в южной части полуострова Ютландия. В 1806 г. она была присоединена к Дании: с 1160 г. датские короли являлись герцогами Шлезвига и Голштинии, входивших в Первую Германскую империю («Священную Римскую империю германской нации»), формально распавшуюся в 1803 г., после разгрома Австрии Наполеоном.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1865 г., после захватнической войны двух союзных государств – Австрии и Пруссии – против Дании, Голштиния отошла к Австрии, а в 1866 г., после австро-прусской войны, была присоединена к Пруссии и вошла позднее в состав Германской империи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Брандвахта – сторожевое военное судно при порте. В его обязанность входит осматривать приходящие в порт и уходящие из него суда, а также оказывать им в случае необходимости помощь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Эльсинборг (Хельсингборг) – шведский город, расположенный против датского Эльсинора (см. примеч. 28).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Скагенский маяк – на мысе Скаген (Skagen), крайнем северном пункте полуострова Ютландия (Дания).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Каттегат – см. примеч. 15.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Галс – направление судна относительно ветра. «Поворотили на левый галс» – так, чтобы ветер дул с левого борта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Стромстат, Стрёмстад (Strцmstad) – шведский город у входа в Осло-фьорд, северный залив Скагеррака.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Бриг – двухмачтовое парусное военное или торговое судно. В военном флоте бриги употреблялись в качестве легких крейсеров, конвойных или посыльных судов; вооружены они были 15–20 легкими орудиями; длина брига обычно 30–35 м, ширина 8–9 м и осадка до 4,5 м.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Ютландский риф (Ютландская банка) – мель недалеко от северо-западного берега полуострова Ютландия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Опорто (правильно Порту) – крупнейший город и порт Северной Португалии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Остров Шонен, правильно Схоувен (голландское Schouwen) – один из нидерландских островов в соединенном устье Шельды и Мааса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Зеландская провинция Соединенных Штатов – Зеландия, юго-западная нидерландская провинция, расположенная в соединенном устье рек Шельды и Мааса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Норд-Форландский маяк (по-английски North-Foreland) – пункт у северного входа в пролив Па-де-Кале на английском берегу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Доверский пролив (Strait of Dover) – английское название узкого пролива Па-де Кале, ведущего из Северного моря в широкий пролив Ла-Манш – между Великобританией и Францией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Уайт (Wight) – английский остров в проливе Ла-Манш у южного берега Великобритании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Портсмут (Porthsmouth) – английская военно-морская база на южном берегу Великобритании у пролива Ла-Манш, против северного берега острова Уайт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Английский канал (English Channel) – пролив Ла-Манш (французское – la manche, рукав).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Фрегат «Спешный» и транспорт «Вильгельмина» направлялись к эскадре адмирала Сенявина, находившейся в Средиземном море.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во время пребывания этих судов в Портсмуте в Англии было получено извещение о разрыве сношений с Россией. Англичане задержали суда и конфисковали груз. (Это произошло уже после отхода «Дианы» из Англии.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Гардемарин – воспитанник специальных классов Мореходного корпуса; по окончании последнего он получал звание корабельного гардемарина и после двух плаваний производился в мичманы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Грот-люк – люк, расположенный впереди грот-мачты (главной мачты парусного корабля).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Дек – палуба на судне, а также пространство между палубами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Банки – в данном случае помещения для «служителей», как называет матросов Головнин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Виндзейли – парусинные рукава, служившие для вентиляции внутренних помещений корабля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Ростры – запасы деревянных приспособлений для подъема парусов (стеньги, реи и т. д.); обычно складывались на широких досках, лежавших по бортам корабля между мачтами, связывались вместе и прикреплялись; между ними ставилась шлюпка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Ванты – смоленые пеньковые или стальные канаты (тросы), которыми укреплялись мачты и стеньги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Спрюсова эссенция. Спрус – канадская, или черная, ель. Из ее экстракта варилось суррогатное пиво, считавшееся противоцинготным средством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Канал – Английский канал, пролив Ла-Манш.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Мыс Лизарда (Lizard head) – самый южный выступ полуострова Корнуолл, на юго-западе Великобритании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Фальмут (Falmouth) – английский порт у западного выхода из пролива Ла-Манш в открытый океан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Западная Индия (West India) – общее название для Антильских островов и Центральной Америки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Кранцы – деревянные рамы или веревочные круги на палубе для пушечных ядер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Боканцы – выдвинутые за борт балки для подвешивания шлюпок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Порто-Санто (Порту-Санту) – островок к северо-востоку от острова Мадейра; принадлежит Португалии и входит в провинцию Мадейра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Мадера, правильно Мадейра (Madeira) – португальский остров на Атлантическом океане близ северо-западных берегов Африки; в административном отношении вместе с прилегающими мелкими островками составляет одноименную провинцию Португалии, а не колонию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Дезертерс (Десерта) – скалистые островки к юго-востоку от Мадейры; принадлежат Португалии и входят в провинцию Мадейра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Пассатные ветры (пассаты) – постоянные ветры, дующие над океанами из субтропических областей в тропические. В Северном полушарии пассаты дуют с северо-востока на юго-запад, следовательно, являются попутными ветрами для судов, направляющихся от европейских берегов к Южной Америке. В Южном полушарии они дуют с юго-востока на северо-запад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Канарские острова – архипелаг на Атлантическом океане, южнее Мадейры, близ северо-западных берегов Африки; принадлежит Испании. В административном отношении Канарские острова делятся в настоящее время на две провинции, входящие в состав испанской метрополии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>…запастись вином в Бразилии, где оно, будучи привозное… – В Бразилии и в настоящее время виноделие развито слабо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Острова Зеленого Мыса (Cabo Verde) – архипелаг на Атлантическом океане, более чем в 500 километрах к западу от Зеленого Мыса, самой западной оконечности Африки; португальская колония.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Ванкувер (Vancouver) Джордж (1758–1797) – английский мореплаватель. Участвовал во втором и третьем путешествиях Кука. В 1791 г. был назначен начальником большой морской экспедиции, исследовавшей западный берег Южной Америки, Сандвичевы (Гавайские) острова, западные берега Северной Америки и соседние острова между 39° и 51° северной широты. Издал описание своего путешествия под названием «Voyage of Discovery to the North Pacific Ocean».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Лаперуз (La Pеrouse) Жан Франсуа (1741–1788) – французский мореплаватель. Исследовал многие острова Тихого океана, плавал у северо-западных берегов Америки и северо-восточных берегов Азии. Его именем назван пролив между островом Сахалином и японским островом Хоккайдо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Дантрекасто (D’Entrecasteaux) Жозеф Антуан (1739–1793) – французский мореплаватель. Его именем назван пролив, отделяющий на юго-востоке Тасманию от небольшого острова Бруни, и юго-западный мыс Австралии (у 35° ю. ш.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Кук Джеймс (1728–1778) – знаменитый английский мореплаватель. Совершил три кругосветных путешествия (1768–1771, 1772–1774, 1776–1779). Во время последнего путешествия при обследовании Гавайских островов Кук был убит туземцами. Описания путешествий Кука переведены на многие языки. На русском языке изданы сочинения: «Описание жизни и всех путешествий английского мореходца капитана К.» (СПб., 1790), «Путешествие к Южному полюсу» (СПб., 1780), «Путешествие в южной половине земного шара и вокруг оного в 1772–1775 гг.» (СПб., 1797), «Путешествие в Северный Тихий океан с 1776 по 1780 г.» (СПб., 1804), «Путешествие к Южному полюсу и вокруг света» (М., 1948).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Шканцы – часть верхней палубы между средней и задней мачтами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Петрель (фр. pеtrel) – буревестник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>…обжорливых рыб, называемых англичанами shark, а французами requin – акулы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Стеньга – см. примеч. 5.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Шкафут (часть верхней палубы) – широкие доски, лежащие по бортам корабля перед шканцами (см. примеч. 73).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Бейдевинд – курс судна, составляющий с направлением ветра острый угол.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Аброголас, правильно Аброльос (Abrolhos) – скалы близ бразильского берега, на полпути между портами Баиа и Рио-де-Жанейро, у 18° южной широты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Мыс Фрио (по-португальски Cabo Frio) расположен к востоку от бухты Рио-де-Жанейро; теперь – юго-восточная оконечность бразильского штата Рио-де-Жанейро.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Утлегарь – переднее колено бугшприта (см. примеч. 4).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Марсели – второй (снизу) ряд парусов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Остров Св. Екатерины (по-португальски Ilha de Santa Catharina) – маленький остров у берега Южной Бразилии, в настоящее время связанный с материком стальным мостом длиной в 850 м. На западном берегу острова, у самого узкого места пролива, которым он отделяется от материка, стоит город Флорианополис, прежде называвшийся Дестерро, – столица бразильского штата Санта-Катарина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Санта-Крус (Santa Cruz – «святой крест») – очень распространенное название крепостей и населенных пунктов в бывших португальских и испанских заокеанских колониальных владениях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Гард-кот (французское garde-cоte) – судно береговой обороны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Азорские острова – архипелаг на Атлантическом океане, в умеренно теплой зоне Северного полушария. В административном отношении в настоящее время Азоры входят в состав португальской метрополии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Форстеньга – стеньга передней мачты (фок-мачты).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Баргоут – утолщенная часть наружной обшивки корабля у грузовой ватерлинии, т. е. у линии пересечения корпуса судна, при полной допустимой нагрузке, с водной поверхностью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> Nosstra Senora del Desterro («Божья Матерь Дестерро») – старое официальное название города Дестерро; теперь – Флорианополис (см. примеч. 83).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Рио-жанейрский вицерой (по-английски viceroy, читается «вайсрой»), – вице-король. Генерал-губернатор Бразилии, когда она была португальской колонией, имел титул вице-короля; его резиденцией со второй половины XVIII в. (1760) был город Рио-де-Жанейро, теперь столица Соединенных Штатов Бразилии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>…португальский двор… назначил Рио-Жанейро резиденцией королевской фамилии… – Португальский принц-регент Жуан, позднее король португальский Жуан VI, бежал в 1807 г. с семьей из оккупированной войсками Наполеона I Португалии в ее южноамериканскую колонию – Бразилию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Рио-Гранде (Rio Grande – «Великая река») – название многих рек в бывших португальских и испанских колониальных владениях. В данном случае речь идет о южной провинции (теперь штате) Бразилии – Рио-Гранде-до-Сул («Великая южная река»), изрезанной множеством рек, из которых одна, очень маленькая, называется Рио-Гранде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Мыс Горн (Horn) – южная оконечность одноименного острова к югу от Огненной Земли, открытого в 1616 г. голландским мореплавателем Схоутеном. В настоящее время остров Горн вместе с соседними островами и западной половиной Огненной Земли принадлежит Чили. Меридиан, проходящий через мыс Горн, считается условной границей между Атлантическим и Тихим океанами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Сарачинское пшено – рис.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Бразильское, или красное, дерево – одно из красильных деревьев, произрастающих в Вест-Индии и Южной Америке. Принадлежит к видам Caesalpina и Peltophorum. Встречается под различными названиями: бразильское, фернанбуковое, кампешевое. Бразильское дерево идет на изготовление красителей, употребляющихся для окраски тканей, цветной бумаги, обоев и пр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Маршанд (Маршан) Этьен – французский кругосветный путешественник XVIII в.; исследовал, между прочим, в 1791 г. восточную группу Маркизских островов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Острова Фалкландские, правильно Фолклендские (Falkland Islands) – архипелаг в южной части Атлантического океана, в 550 км к востоку от Магелланова пролива, мировой центр китобойного промысла. С последней четверти XVIII в. острова были объектом спора между Англией и Испанией, рассматривавшей их как часть своего колониального владения, «вице-королевства Буэнос-Айрес», включавшего провинции бассейна Ла-Платы, в том числе Аргентину. В 1883 г. они были аннексированы Англией, но Аргентина, ставшая независимой республикой, оспаривает этот захват.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Патагонский берег. Патагония – южная часть Аргентины, расположенная в умеренной и умеренно холодной зоне, примерно от 40-й параллели до Магелланова пролива. Название свое область получила благодаря спутникам Магеллана, утверждавшим, что они встречали там «большеногих» великанов-индейцев (patagon по-испански – большеногий).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Острова Маркиза Мендозы, теперь Маркизские острова, – архипелаг вулканического происхождения в экваториальной Полинезии (Океания) у 140° западной долготы, между 8—11° южной широты. Маркизские острова были открыты известным испанским мореплавателем XVI в. Менданья во время его второй экспедиции в поисках «южного материка» (в 1595 г.); названы в честь перуанского вице-короля маркиза Мендосы, давшего средства на эту экспедицию. Испанцы не вступили во владение архипелагом, и он оставался «ничьей»» территорией до XIX в. В 1804 г. северная группа Маркизских островов (в частности, остров Нукагива) была обследована первой русской кругосветной экспедицией Крузенштерна. Во время плавания Головнина там действовали миссионеры и купцы из Англии, Франции и США. В середине XIX в. (1842) Франция фактически захватила Маркизские острова, а в последней четверти того же века (1885) включила их в свою колонию Французская Океания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Река Плата, обычно Ла-Плата. По-испански la plata значит серебро. В соответствии с этим испано-американская страна, расположенная в основном в бассейне этой реки, называется Аргентина – «серебристая».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Морская капуста – съедобные морские водоросли (Alarla Isculenta, Ulva lactum – морской салат). Некоторые виды морской капусты составляют предмет промысла (в России на Дальнем Востоке, в Японии) и даже разводятся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Статенландия (по-голландски Staten-land, испанское Ista de los Ect) – Земля Генеральных Штатов, т. е. правительства Нидерландов. Это название дано голландским мореплавателем Схоутеном открытому им в 1616 г. острову, расположенному у восточного выступа Огненной Земли. «Статенландия» принадлежит Аргентине, как и соседняя, восточная часть Огненной Земли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Касатки – один из видов зубатых китов, длиной в 5–7 м, хищные животные, питающиеся рыбой, но нападающие и на морских млекопитающих. Держатся косяками. Промысловое значение касаток невелико.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Стаксели – треугольные косые паруса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Фок – нижний прямой парус на передней мачте корабля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Мыс Пилляр (Пильяр) – северо-западная оконечность чилийского острова Десоласьон, расположенного у выхода из Магелланова пролива в Тихий океан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Ансон Джордж (1697–1762) – британский кругосветный мореплаватель, руководивший несколькими каперскими экспедициями. В 1740–1744 гг. командовал эскадрой, которой было поручено тревожить испанские торговые суда и колонии в южной части Тихого океана. Во время этого плавания захватил, между прочими «призами», испанский корабль с ценными секретными морскими картами и документами об испанских открытиях в Северной Полинезии в XVI–XVII вв. За эту успешную экспедицию Ансон получил звание адмирала. Описание путешествия было дано в «Voyage round the World» (Лондон, 1748).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Галион – старинное парусное судно, приспособленная к плаванию под парусами галера (большое гребное судно).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Лима – во время плавания Головнина главный город испанского колониального владения Перу, резиденция вице-короля (испанского генерал-губернатора). В настоящее время Лима – столица республики Перу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> «Bounty» («Баунти» – «Подарок») – английское судно, плававшее в 1788–1789 гг. под командой капитана Блая. «Прославилось» из-за последствий мятежа судового экипажа. Возмутившиеся матросы высадили капитана Блая с несколькими верными ему людьми в шлюпку, на которой он и совершил вынужденное плавание, упомянутое Головниным. Мятежники же после двухлетних скитаний по Тихому океану основали колонию на острове Питкерн (1790).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Новая Голландия – прежнее название Австралийского материка, данное в честь голландских моряков, открывших в XVII в. его северные, западные и южные берега.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>«Формальная война» объявлена была Англии Россией, заключившей временный союз с Наполеоном вскоре после бомбардировки англичанами Копенгагена (см. примеч. 21).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Тристан-да-Кунья (Tristan da Cunha) – архипелаг в южной части Атлантического океана, на полпути между мысом Доброй Надежды и Магеллановым проливом, у 37° южной широты и 12° западной долготы. Был открыт португальским мореплавателем Тристан-да-Кунья в начале XVI в. В 1816 г. архипелаг присоединен к Великобритании с подчинением губернатору островной колонии Св. Елены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Пинтада (по-французски pintade) значит цесарка; неизвестно, каких морских птиц называет так Головнин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Грампус (по-английски grampus) – касатка, см. примеч. 103.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Столовый золив (по-английски Table Bay) – залив у Кейптауна (Капштадта), главного города колонии мыса Доброй Надежды (теперь одна из четырех провинций Южно-Африканского Союза).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Симанская губа – бухта у Саймонстауна, у восточного берега мыса Доброй Надежды, часть залива Фолс-бей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Фалс-Бай, правильно Фолс-бей (по-английски Fals Bay) – залив у юго-западного берега Африки, отделен мысом Доброй Надежды от Атлантического океана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>…Капштат, главный город сей колонии… – голландская колония мыса Доброй Надежды (Капланд). С 1806 г. оккупирована англичанами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Фертоинг – способ стоянки на двух якорях, при котором судно при разворачивании в любом положении находится между якорями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Канинг (Каннинг Джордж) – в 1807–1809 гг. министр иностранных дел Великобритании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Принц Валлийский (правильно принц Уэльский) – наследный принц Великобритании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>…транспорт, шедший в Новую Голландию с преступницами». С конца XVIII в. в Новой Голландии (Австралии) англичанами была организована каторжная колония.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>«Король северной части Новой Зеландии. – У коренных жителей Новой Зеландии (маори), конечно, не было королей. Речь идет об одном из племенных вождей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> Bay of islands – «Залив островов» у восточного берега северного выступа Новой Зеландии (у 174° восточной долготы).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Норфолк, правильно Норфок (по-английски Norfolk) – небольшой остров к востоку от Австралии, на полпути между Новой Зеландией и Новой Каледонией. Одновременно с Восточной Австралией (1788) был присоединен к Великобритании, превращен в каторжную колонию и стал местом ссылки для самых опасных преступников. В настоящее время принадлежит Австралийскому Союзу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Острова Иль-де-Франс и Реюньон – Маскаренские острова на Индийском океане, к востоку от Мадагаскара. В 1814 г. по Парижскому миру Маскаренские острова, до этого целиком принадлежавшие Франции, были поделены так: к Англии отошел Иль-де-Франс («Французский остров»), переименованный в остров Маврикий, Франция же сохранила под своей властью остров Реюньон (Reunion по-французски «объединение»; до французской революции последний назывался Бурбон).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Кабельтов – английская морская мера длины, равная 183 м.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Капштат – голландское Kaapstad – «Город мыса». Теперь административный центр провинции мыса Доброй Надежды (Капская колония Южно-Африканского Союза – доминиона Британской империи). Современное название (англ.) – Кейптаун – в переводе с английского означает также «Город мыса». Кейптаун – старейший город Южной Африки, основан в 1652 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Дефиле – теснина, ущелье в труднопроходимой местности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Голландская Индийская компания – Голландская Ост-Индская компания, с деятельностью которой связаны все колониальные приобретения Нидерландов в Восточном полушарии. Компания основана была в 1602 г. и благодаря поддержке нидерландского правительства очень скоро стала мощной организацией, захватившей все морские пути в южных морях Восточного полушария. В 70-х годах XVIII в. начался ее упадок. В 1795 г. задолженность компании превысила 110 миллионов золотых гульденов, и в 1798 г. она была ликвидирована, а все ее огромные колониальные владения (и долги) перешли к государству.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Арматура (английское armature) – вооружение, в данном случае – лепное изображение оружия или доспехов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Матица – центральная балка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Гильвуд – речь идет, вероятно, о своеобразном хвойном «желтом дереве» (Роdocorpus) с плоскими широкими листьями, ранее распространенном в Капской колонии. В результате хищнической вырубки рощи «желтого дерева» почти исчезли и в настоящее время охраняются законом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Батавия – главный город и порт Голландской Индонезии; расположен на северо-западном берегу острова Явы; основан Голландской Ост-Индской компанией в 1619 г. и стал политическим и торговым центром компании на юго-востоке Азии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Фаял – один из Азорских островов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Серебряное дерево (Leucodendron Argentum из семейства Proteaceae – протейные), с листьями, покрытыми блестящими серебристыми волосками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Симансштат (Саймонстаун); в настоящее время – британская военно-морская база.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>…дикие четвероногие… из рода оленей – антилопы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>…около Капштата и Симансштата растут разных родов кривые, сучковатые, малорослые деревья… – Растительность мыса Доброй Надежды настолько своеобразна, что выделяется в особую фито-географическую область, так называемую «капландскую».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Гаванмейстер – начальник порта («капитан порта»).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Готтентоты – южноафриканская народность невыясненного происхождения, которая в XVII в. заселяла западную часть нынешней провинции мыса Доброй Надежды. По цвету кожи (желтой) и по другим внешним признакам, а также по языку готтентоты резко отличаются от более поздних пришельцев – негров, принадлежащих к обширной языковой группе банту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> Закон об отмене торговли невольниками, изданный в 1807 г. английским парламентом, был вызван, конечно, не гуманными соображениями «ограничения жестокости господ в поступках к своим невольникам», а развитием промышленного капитализма, для которого главным источником накопления становится эксплуатация «свободных» наемных рабочих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Овечья шерсть могла бы составить знатный вывозной торг… – Соображения Головнина вполне правильны: в настоящее время шерсть составляет вторую по ценности статью экспорта Южной Африки (после золота).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Алго, правильно Алгоа (Algoa Bay) – залив у южного берега Африки у 34° южной широты, 26° восточной долготы. Залив Алгоа открыт португальцами: по-португальски «al Goa» значит «к Гоа» (последняя является португальской колонией на западном берегу полуострова Индостана).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Делаго, правильно Делагоа (Delagoa Bay) – залив у восточного берега Африки, а за пределами Южно-Африканского Союза; расположен в Португальской Восточной Африке (Мозамбик), у 26° южной широты и 32,5° восточной долготы; также открыт португальцами. Название «de la Goa» значит «от Гоа».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Эгилас (правильно Агульяш, португальское Agulhas) – мыс Игольный, самая южная оконечность Африки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Бушманы (бушмены) – южноафриканская народность; вероятно, древнейшие обитатели Южной Африки. Бушмены были вытеснены в пустынные районы Калахари позднейшими пришельцами – готтентотами и неграми. По внешнему виду и языку бушмены резко отличаются от негров, но имеют некоторые черты сходства с готтентотами, возможно, в результате смешения (наличие у тех и других щелкающих звуков в языке).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Кафры – общее название различных негритянских народностей Южной Африки, говорящих на языках банту. Слово кафр арабского происхождения: кяфир – значит неверный. Так мусульмане – арабы – называли анимистов («язычников»), негров банту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> Замечания Головнина о возможности для колонии с выгодой продавать страусовые перья впоследствии оправдались. Торговля страусовыми перьями имела одно время очень крупное значение для Южно-Африканского Союза. В 1912 г. здесь насчитывалось 776 тысяч страусов. Но в связи с изменением моды спрос на страусовые перья упал, и этот предмет торговли совершенно потерял свое значение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>…удержит ли Англия мыс Доброй Надежды за собою навсегда… – Эта колония (теперь провинция) была окончательно присоединена к Великобритании в 1815 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>«Великий Южный океан» у Головнина – антарктическая часть Тихого океана. Во время своего второго кругосветного плавания (1772–1774) капитан Джеймс Кук заходил в очень низкие широты Южного полушария и проник сначала до 67°15&#8242; со стороны мыса Доброй Надежды, а затем, в конце января 1774 г., т. е. в середине лета Южного полушария, достиг параллели 71°10&#8242; (у 107° западной долготы). Он разрушил, таким образом, легенду о «южном материке» (Teppa Австралис), простиравшемся якобы от Южного полюса до экваториальной полосы. После этого плавания Кука утвердилось мнение, что обширного антарктического материка совсем не существует и что почти все пространство к югу от мыса Доброй Надежды, мыса Горн и Австралии покрыто океаном. Головнин делит его на две части: «Южный Атлантический» и «Великий Южный» океаны. Такое мнение существовало более полувека, несмотря на первые открытия берегов Антарктиды великой русской экспедицией Беллинсгаузена и Лазарева в 1819–1821 гг., значение которой в то время не было оценено по заслугам. В настоящее время термин «Южный океан» не употребляется, а антарктические воды условно делятся между Тихим, Атлантическим и Индийским океанами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Море Индийское – Индийский океан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Караван-сараями назывались на Востоке большие общественные строения в городах, на дорогах и в ненаселенных местах, служившие кровом для путешественников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Залив Св. Елены (Saint Helena Bay) – открытый залив Атлантического океана у западного берега Капской колонии (у 32,5° южной широты и 18° восточной долготы).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Залив Салданский (Saldanha Bay) – небольшой, хорошо защищенный со стороны океана залив, расположенный несколько южнее залива Св. Елены (у 33° южной широты).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Залив Моссель (Mossel Bay) расположен у южного берега Капской колонии (34° южной широты и 22° восточной долготы). Залив Плетенберг (Pletenbergs Bay) – далее к востоку, у 23,5° восточной долготы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>…в окрестностях Капштата тигры иногда попадаются… – Тигров нет ни в Южной Африке, ни вообще в Африке. По-видимому, Головнин имел в виду леопардов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Каролинские острова – цепь из нескольких сот мелких вулканических и коралловых островов, разбросанных в восточной половине Тихого океана, в экваториальной полосе Северного полушария, на протяжении около 3500 км. Некоторые из Каролинских островов были открыты испанцами еще в 1526 г. и присоединены к Испании по праву первого открытия. В 1899 г. они были проданы Испанией Германии; в 1920 г. по мандату Лиги Наций переданы в управление Японии, владевшей ими до 1945 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Сент-Эльмский огонь (огни Св. Эльма) – тлеющий электрический разряд, обычный при низком атмосферном давлении (особенно на море).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> Ближайшей землей от «Дианы», находившейся на 42° южной широты и 65° восточной долготы, был архипелаг Кергелен, формально присоединенный к Франции в конце XIX в.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Вандименова Земля (Van Diemen’s Land) – так назвал голландский мореплаватель Тасман в честь нидерландского правителя ван Димена мнимую юго-восточную окраину Австралийского материка. В конце XVIII в. был доказан островной характер Вандименовой Земли, но ее новое название (Тасмания) окончательно укрепилось только во второй четверти XIX в.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Фрегаты – морские хищные птицы из отряда веслоногих Pelecaniformes, размах крыльев достигает 2,3 м. Очень хорошо плавают (откуда и название), но большую часть жизни проводят в воздухе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Остров лорда Гоу, правильно Хау (по-английски Lord Howe Island) – вулканический островок у 31,5° южной широты и 159° восточной долготы, в 800 км к северо-востоку от города Сидней. Остров Хау открыт англичанами в 1788 г., подчинен австралийской колонии (теперь штату) – Новому Южному Уэльсу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Остров Валполя (Valpoles Island). Никакого острова в данном пункте в действительности нет, но близ него, у 170° восточной долготы, есть группа коралловых рифов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Салинг – рама, устанавливаемая на вершине стеньги; представляет собой вторую площадку мачты над марсом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>…порт Джаксон, что в Новой Голландии… – гавань Сиднея в австралийской колонии (теперь штате) Новый Южный Уэльс. В 1788 г. английский капитан Филипп основал здесь каторжную колонию – первое европейское поселение на Австралийском континенте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Анаттом. К юго-востоку от него есть несколько островков, включаемых в настоящее время в архипелаг Новые Гебриды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Ново-Гебридские острова. Кирос (Quiros), о котором упоминает Головнин, – известный мореплаватель, португалец на испанской службе, плававший в конце XVI в. под командой Менданья, открывшего Маркизские острова (см. примеч. 99). В 1605 г. Кирос отплыл от Перу на запад во главе экспедиции из трех кораблей и наткнулся на Ново-Гебридские острова, которые он принял за северную часть несуществующего южного материка, якобы простирающегося от тропиков до Южного полюса. Кирос назвал открытую им землю «Австралией Духа Святого» (испанское austra – южный). Дальнейшие сообщения о Киросе противоречивы. По одной версии, он злонамеренно бросил два корабля с их экипажем, чтобы на третьем поскорее вернуться в испанские владения и добиться королевского патента на управление «южным материком». По другой версии, его корабль был отброшен на восток, он не мог снова найти свою «Австралию» и вынужден был вернуться один. Командование покинутыми кораблями принял испанец Торрес. Обнаружив, что вновь найденная земля – не часть материка, а сравнительно небольшой архипелаг, Торрес повел свои корабли дальше на запад и прошел с ними через пролив, позднее названный его именем, отделяющий Новую Гвинею от настоящей Австралии. Следовательно, Торрес доказал островной характер Новой Гвинеи (начало 1606 г.) и первый видел берега Северо-Восточной Австралии, точнее, берега полуострова Йорк.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Испанское название – Эспириту Санто (Espiritu Santo – Дух Святой) в настоящее время сохранилось за северо-западным крупнейшим ново-гебридским островом. Капитан Джеймс Кук вторично «открыл» архипелаг в 1774 г., во время своего второго кругосветного плавания, и дал ему новое название, принятое сейчас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После Кука первым на островах побывал Головнин. В XIX в. их часто посещали торговцы, главным образом, из-за очень ценного дикорастущего сандалового дерева. В течение многих десятилетий Ново-Гебридские острова были объектом спора между Англией и Францией, а с 1906 г. стали кондоминиумом (совместным владением) обеих держав.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Тана (Танна) – один из южных небольших Ново-Гебридских островов, к северу от острова Анаттом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Эрронан (на теперешних картах Эроманга или Эрроманго) – следующий за Танна к северу, более крупный остров Ново-Гебридского архипелага. В старом издании «Записок» Головнина этот остров называется по-разному: Эротан, Эратон, Ирроманго и – правильно – Эрроманго.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Форстер Рейнгольд и его сын Георг – натуралисты, сопровождавшие Кука во время его второго кругосветного плавания; оставили описание этого путешествия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Дантрекасто – см. примеч. 71.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Платан (испанское platano) – банан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Корень ям (ямс, или китайский картофель, Diosocrea Patatos); богатые крахмалом корни его иногда весят десятки килограммов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Абордаж – подход вплотную одного судна к другому для непосредственного захвата последнего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Хлебный плод. Хлебное дерево (Artocarpus) дает мучнистые плоды, которые, сливаясь, образуют тяжелые соплодия, иногда свыше 20 кг весом. На Новых Гебридах есть только культурные формы хлебных деревьев, дающие плоды без семян. Из заквашенных плодов хлебных деревьев пекут лепешки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Казуарина (Casuarina) – безлистное ветвистое дерево.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Эмир – небольшой остров севернее Эроманга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Острова Общества (по-французски Sociеtе) – архипелаг в Южной Полинезии; был открыт испанской экспедицией Кироса в 1605 г. Английские мореплаватели, посещавшие его во второй половине XVIII в., дали ему название Society Islands в честь английского Географического общества. На русских картах упрочилось неправильное название – острова Товарищества. Важнейший остров архипелага – Таити (Таhiti). В первой половине XIX в. архипелаг был объектом соперничества между Англией и Францией. В 1847 г. французы окончательно им завладели; позднее остров Таити стал центром колонии «Французская Океания».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Острова Дружеские, Дружбы или Тонга (по-английски Friendly of Tonga Islands) – архипелаг в Южной Полинезии к юго-востоку от Фиджи; открыт в 1642 г. голландцем Тасманом. С конца XVIII в. на Тонга действовали английские миссионеры и купцы; с 60-х годов с ними стали конкурировать немцы. В 1900 г. острова Тонга были присоединены к Великобритании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Маликола (правильно Малликоло) – один из крупных северных Ново-Гебридских островов к юго-востоку от Эспириту Санто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Ярд – английская мера длины, равная 0,9144 м.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Отагитское полотно – ткани с острова Отаити (Таити).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Тонгатабу – наиболее выдвинутый к юго-западу остров архипелага Тонга (Дружбы).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Острова Сандвичевы – Гавайские острова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Остров Варвеля, или Токопии (Тукопия) – коралловый островок севернее островов Бенкс (Banks Islands).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Остров Митра (Фатака) действительно был неправильно нанесен на карту: он расположен восточнее 170° восточной долготы. Островок же Чери (Анада) и сейчас показывается примерно на том самом месте, где его не мог найти Головнин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Бонито – крупная хищная рыба из семейства макрелевых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Сарычев Гавриил Андреевич (1763–1831) – гидрограф, участвовал в экспедиции Биллингса (1785–1793), исследовавшей большую часть берегов Охотского моря, Алеутских островов и часть северо-западного берега Северной Америки. Издал описание трудов экспедиции в книге «Путешествие по северо-восточной части Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану с 1785 по 1793 гг.». СПб., 1802.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br>Кошелева сопка (другие названия: Чаохч, Опалинская) – вулкан; последнее сильное извержение его было в конце XVII в.<br>
<br><br>