&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;Екатерина&nbsp;Э.<br>|<br>|&nbsp;&nbsp;Жертвы<br>&nbsp;-------<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жертвы<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Екатерина Э.<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;© Екатерина Э., 2016<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Продолжаются поиски пропавшей семьи. Напомним, три недели назад молодая супружеская пара с ребенком уехала на дачу на выходные…» – озвучивала строгая диктор областных новостей. Я прибавила звук и прислушалась, как уже не в первый раз рассказывали средства массовой информации, больше с тех с самых выходных на связь молодая пара не выходила, а когда никто из них в понедельник не появился на работе, родственники забеспокоились уже по-настоящему и, не обнаружив никого на даче, прямиком отправились в полицию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особых долгов у пропавших не было, только кредит на машину, который они исправно платили более двух лет, при этом имелись в собственности квартира и дача. Муж, тридцатилетний местный житель, работал небольшим начальником в строительной фирме, его двадцатисемилетняя жена трудилась учителем начальных классов, а семилетний сынишка готовился в сентябре отправиться в первый класс. Никаких видимых причин вот так вот сбегать без объяснений у семьи не было, по крайней мере, родственники назвать таковых не смогли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, наверное, в другое время исчезновение этой семьи попало бы в конец новостной программы, куда обычно и вставляют объявления «об ушедших и не вернувшихся», но это был уже четвертый подобный случай в области – раз, и нет целой семьи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Два года назад в областном центре пропала первая семья: тридцатидвухлетний мужчина, его двадцатипятилетняя жена и их семилетний сын; пятилетняя дочка была найдена мертвой на даче, куда семья отправилась на майские выходные. Пропавшие также относились к благополучным и обеспеченным. Через год, опять же в областном центре, словно испарилась в воздухе еще одна молодая семейная пара с шестилетним ребенком. Правда, в данном случае все было не так однозначно относительно похищения – на исчезнувших числилось приличное количество кредитов и долгов. Еще через полгода уже в совсем маленьком городке, тут неподалеку, снова целая семья, без особых проблем и долгов, как в воду канула… А теперь вот еще одна, и снова небольшой городок, уже совсем рядом с нашим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При этом пропавших ни живыми, ни мертвыми, ни целиком, ни по частям так и не нашли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пока полиция официально не подтверждала связи между этими исчезновениями, учитывая и наличие жертвы в одном из случаев, и разные города проживания, и различные сферы деятельности, и разницу социального положения пропавших, но в народе уже уверенно ходили слухи о «семейном» маньяке…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я поежилась, убавила телевизор, как только речь пошла о другом, и посмотрела в окно: на улице уже июнь, наконец-то в город пришло тепло, которое что-то все никак не спешило. Здесь я уже три года, долгих три года, в городе, от которого всего в нескольких километрах лесная тайга – леса суровые, темные, дикие. «Да еще и маньяки завелись. Это никак от долгой зимы», – подумала я и хмыкнула. Почему-то я была согласна с народной молвой – эти исчезновения как-то связаны: и либо орудует какая-то странная банда (жертв не грабили, но, возможно, их похищали на органы), либо это все-таки маньяк. И больше я склонялась к последней версии, так как торговля человеческими органами казалась совсем уж чем-то киношным. Кстати, если верить местной журналистики, в последние годы в этой области значительно возросло количество пропавших без вести, именно так – ни мертвых, ни убитых, а канувших в никуда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Да уж, отличный городок мне выпал», – немного с сарказмом заметила я про себя, мотнула головой и наложила себе салат в тарелку, села и продолжила смотреть новости, чувствуя, что, хоть я и живу одна, ни мужа, ни детей у меня нет, поэтому вроде никакого интереса для данного типа из семейства «маньячных» представлять я не должна, но все равно, внутри невольно поднималась тревога. Этот человек, а может и не один, явно любит убивать и, я была уверена, скоро он еще больше войдет во вкус, и сообщения о пропавших семьях станут появляться куда чаще… если, конечно, его не поймают…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Интересно, а куда же он девает тех, кого убил? – начала я рассуждать про себя. – Ведь если прикинуть, даже навскидку, он должен уже спрятать порядка двенадцати трупов, а это серьезно и непросто. Да и похитить сразу трех – тоже не простое дело… А что он делает со своими жертвами? Если бы он хотел их убить, он бы их убил, сразу, зачем куда-то везти?.. Значит, он с ними все-таки что-то делает… мучает что ли?..» – этот вариант напросился как-то сам собой, я покачала головой, посидела немножко в задумчивости, а потом махнула рукой, отгоняя от себя эти мысли, собрала грязную посуду и принялась ее мыть, после чего искупалась и легла спать – нужно было выспаться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулась я от звонка будильника, умылась, позавтракала и отправилась на пробежку, настроение мое было приподнято, наверное, первый раз за три года, что я здесь, – сегодня предстоял важный вечер. Свидание…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очень осторожно я вышла из его квартиры в подъезд и медленно и аккуратно закрыла дверь, ключа у меня не было, поэтому я просто защелкнула ее, благо замок на двери был современный, с ручкой, и позволял так сделать. Я старалась вести себя как можно тише, чтобы ненароком не привлечь внимание – квартиры в этом доме располагались по четыре на этаж, буквой «П», две двери по бокам, две в центре, и любопытные соседи совсем некстати могли увидеть меня в глазок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замерла, прислушиваясь к звукам в подъезде, – было уже за полночь, и в доме стояла тишина, я постояла несколько секунд, вслушиваясь – там: на первом этаже, на улице – не шуршит ли кто у входной двери, не ищет ли ключи от домофона, но было тихо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внутри меня – это странное чувство, когда вот так уходишь от мужчины, ночью, сбегаешь – берет такое спокойствие… Я глубоко вздохнула, наклонила голову сначала вправо, потом влево, приятно разминая шею, и… вдруг ощутила чей-то взгляд – словно кто-то очень пристально смотрел на меня, я оглянулась по сторонам, но никого не было. Я чуть отклонилась, заглядывая на лестничный проем с верхнего, третьего, этажа – вдруг кто-то спускался сверху и, заметив меня, замер. Правда, почему не прошел на выход – вряд ли кто-то вдруг испугался меня, хрупкой на вид девушки, стоящей у двери квартиры… Но никого не было, и тишина, а ощущение взгляда все равно очень явное, словно кто-то затаился, совсем рядом. Я вдруг обратила внимание, что лампочка на лестничной секции не горит, хотя пять часов назад она исправно освещала отведенную ей часть подъезда. Я посмотрела вниз, на первый этаж, – там тоже лампочка уже не горела – темно и тихо… Лишь слабый свет с верхних этажей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я насторожилась и уж было собралась быстро спуститься и выйти, но тут, как нарочно, у меня в сумке забренчал телефон – будильник, который я поставила, чтобы не задержаться до утра. Я вздрогнула и даже как-то напугалась, но больше от осознания собственного промаха – не отключила… Я быстро открыла маленький внешний карман сумки и вынула телефон, правда, в спешке зацепила и ключи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да блядь, – тихо выругалась я, злясь на себя – ключи звонко упали на пол, и этот звук разорвал стоящую тишину и быстро разнесся по всему подъезду. Я быстро отключила будильник и наклонилась за ключами, подсвечивая себе телефоном, проворно схватила упавшую связку и торопясь распрямилась, облегченно вздохнув от того, что никто не выбежал из темноты, пока я была в согнутом положении, а будь я маньяком или вором именно в этот момент и напала бы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я еще раз глянула на дверь квартиры, из которой вышла, убедилась, что она закрыта, и повернулась лицом к лестнице, привыкая к темноте и пытаясь сориентироваться, чтобы спуститься без подсвечивания телефоном – все-таки если там внизу меня поджидает воришка, мой светящийся гаджет будет на руку ему, а не мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я уже почти сделала шаг… как вдруг меня схватила чья-то сильная рука и прижала спиною к чужому телу, а другая крепко зажала мне рот, вернее сразу пол-лица. Я замотала головой и попыталась закричать, но получилось лишь сопение и слабый стон в чью-то огромную ладонь, которая лишь сильнее сжала мое лицо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хозяин схвативших меня рук легко приподнял меня и втащил в квартиру – соседнюю с той, из которой я вышла. Я даже особо напугаться не успела, хотя… в голову и пришла шальная мысль, что это маньяк, тот самый, но… верить в нее не хотелось. Зачем я ему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мужчина – а это явно был мужчина, очень сильный мужчина – поставил меня на пол, ловко развернул, лишь на секунду разжав ладонь на моем лице и тут же снова зажав ею мне рот, захлопнул за моей спиной дверь и прижал меня к ней, нависая надо мной. Секунда, и меня озарило – вот чей взгляд я чувствовала, судя по всему, он наблюдал за мной в дверной глазок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я во все глаза таращилась на того, кто втащил меня в квартиру: передо мной был действительно мужчина, очень высокий (я еле доставала ему до плеча, значит, он был под метр девяносто, а то и выше), мощный, широкоплечий, он был в черной куртке и такой же водолазке, на голове маска, тоже черная, видно только губы, да и то не полностью, и глаза – серо-голубые глаза, которые смотрели на меня абсолютно равнодушно. Ни злости, ни агрессии, ни ненависти, ни страха, ни замешательства в них не было – только холод.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свободной рукой человек в маске закрыл замок на двери, а потом приложил палец к своим губам, показывая знаком «молчать». Я закивала, надеясь, что он все-таки уберет свою громадную ладонь, которая сжимала мою нижнюю часть лица так, что было трудно дышать, а воздуха сейчас ох как не хватало – внутри меня волной прокатилась паника, потому что я вдруг четко осознала – это был он!.. тот самый… «семейный»… Почему я вдруг так уверенно это решила – не знаю, просто именно таким громилой и нужно быть, чтобы похищать целые семьи, в том числе и мужчин. И мне стало по-настоящему страшно – паника, охватившая меня несколько секунд назад, сменилась ужасом, который неприятно сжал горло, заставил дрожать все тело и начал выгонять липкий пот… И, даже если бы этот человек в маске не держал меня сейчас, я бы все равно не смогла бы сдвинуться с места.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маньяк отошел, явно заметив, что я не в состоянии что-либо предпринять, и тут я увидела на полу коридора женщину, ее живот был вспорот, рядом с ней лужа крови, на ее лице гримаса ужаса и застывшее выражение боли, во рту кляп, она еще была жива, но уже странно дергалась – жизнь уходила из нее, прямо сейчас, прямо при мне…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда смотришь такое в кино, кажется, что так просто делать что-то сквозь страх, и ты с азартом советуешь героям – бей, кусай, беги… Но на деле оказалось все наоборот – меня словно стукнуло током: ноги, руки, внутри все тряслось так, что было тяжело даже просто стоять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маньяк внимательно посмотрел на меня и спокойно прошел в комнату, оставив меня одну. И я стояла, просто стояла, усердно опираясь спиной о дверь, дрожа всем телом, как котенок, выброшенный в сильный мороз на улицу, и кажется – внутри не собрать себя, чтобы хоть что-то предпринять, есть силы только на то, чтобы стоять, просто стоять, ожидая, что сейчас все кончится, как-то само, вдруг – эта картинка сменится потолком в моей квартире – я проснусь, это просто ночной кошмар. Я закрыла глаза, глубоко вздохнула и снова открыла их – но нет: передо мной та же чужая квартира, та же женщина с разодранным животом, уже без движения, уже бездыханная… и запах крови… Этот запах вдруг словно вернул меня в чувства: я чуть повернулась боком, но так, чтобы смена моей позы не особо бросалась в глаза (хотя никого… живого, кроме меня, в коридоре не было), обхватила одной рукой ручку двери и потянула на себя, а второй дотянулась до замка – я понимала, нужно открыть его как можно тише, чтобы мужчина в маске, не дай бог, не услышал щелчок, иначе он непременно догонит. И вот: тихий, едва заметный, металлический выдох – а потом тяжелый, глубокий, облегченный мой… И вроде замок закрыт на один оборот, вроде я помнила это – человек в маске повернул всего раз, вроде…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я облокотилась спиной на дверь, переводя дух и пытаясь унять дрожь, стараясь не смотреть на лежащую на полу женщину и… ее внутренности и кровь – все это растекалось по полу, выделяя просто тошнотворный запах, становилось дурно. Я закрыла глаза и несколько раз глубоко вздохнула – осталось только повернуть ручку двери…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я чуть отстранилась от двери и снова потянула ее за ручку на себя, а потом начала аккуратно опускать ручку, и, хотя я и понимала, что совсем тихо язычок замка не выскользнет, все равно старалась сделать это как можно медленней. Наконец я почувствовала, что сопротивления больше нет, и дверь уже ничего не держит… и осталось только выйти и бежать, бежать, бежать! Я настолько сосредоточилась на своей руке и ручке двери, что совершенно забыла о НЕМ – словно моей основной проблемой вдруг стало тихо выйти, а не наличие маньяка в нескольких метрах от меня. И я уже была почти готова туда – в подъезд, на свободу, жить – я повернулась боком, рука отчаянно сжимала отведенную вниз ручку двери… но тут поверх моей руки легла большая ладонь в черной перчатке и резко захлопнула дверь, и снова закрыла ее на замок, на один оборот… я аж вздрогнула от этого и снова оказалась прижатой спиной к двери, лицом к лицу с ним. Я смотрела на его губы, плотно сомкнутые, и боялась посмотреть выше – в его глаза… Я чувствовала его взгляд – холодный, пристальный и равнодушный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внутри меня все задрожало с удвоенной силой и вроде захотелось закричать, но голос не слушался – я услышала лишь собственный тихий, скулящий писк. Человек в маске тут же с силой зажал мой рот рукой и прислонил к моей щеке нож, я видела блестящее лезвие боковым зрением, и это ужасало. И если бы этот мужчина не прижимал бы меня своим телом, я бы просто стекла на пол и забилась бы в истерике… но он очень плотно прижимал меня к двери… Он был такой крепкий, такой высокий, такой сильный… я смутилась, потому что поняла, что начинаю испытывать что-то помимо страха, какое-то странное мутное чувство… «Какого?!» – вдруг пронеслось в моей голове, я попыталась вырваться, но казалось – человек в маске даже не заметил моей попытки, он просто пристально смотрел на меня, и постепенно выражение его глаз менялось, как и мое внутреннее состояние.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он вдруг ослабил хватку, чуть отстранился, посмотрел на меня как-то настороженно и приложил нож уже к горлу, но это лишь усилило странное чувство внутри меня… Несколько секунд, и Маньяк отвел от моей шеи нож, приложил его к своим губам, призывая «молчать», медленно убрал руку с моего рта и сделал шаг назад, а я тут же начала сползать на пол, но он поймал меня… и поволок в глубь квартиры, а туда мне очень не хотелось – оттуда не сбежать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маньяк (как я уже вовсю называла про себя человека в маске) вволок меня в спальню и рывком бросил на кровать, я плашмя упала на нее, но быстро сориентировалась и села, огляделась: на двух стульях, стоящих спинками к друг другу посреди комнаты, со скотчем на ртах сидели связанные довольно молодые мужчина и женщина, судя по всему, муж и жена, рядом на полу лежал связанный и также с заклеенным ртом ребенок, мальчик, лет пяти-шести. Мужчина, привязанный к стулу, на вид был, кстати, совсем не слабенький: и по комплекции, и по росту лишь немногим уступая Маньяку, – но он беспомощно сидел и тихонько тряс головой. Тоже самое делала и женщина, привязанная рядом с ним.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маньяк замер в дверях комнаты и стал наблюдать за тем, как мужчина и женщина постепенно приходят в себя. Я тоже тихонько сидела на кровати и наблюдала за происходящим, стараясь не особо вдумываться в смысл картинки, что передо мной, и лишь исподтишка поглядывая на мужчину в маске.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очнувшись, семейная пара начала активно вырываться, дергаться, что-то мычать в скотч, это зрелище стало неприятно, и я легла, уставившись в потолок. Странное чувство, скользнувшее там, у двери, ушло, и теперь во мне все больше усиливалось давящее предчувствие чего-то ужасного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек в маске подошел ко мне, рывком поднял меня и снова посадил, заставляя смотреть. Я глянула на него снизу вверх и увидела гнев в его глазах, и тут же решила, что лучше вести себя послушно – возможно, так я смогу продлить себе жизнь, правда, вопрос на сколько?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я покорно уставилась на парочку, привязанную к стульям, а Маньяк… вышел буквально на несколько секунд и вернулся в комнату с девочкой лет восьми. Я помнила по выпускам новостей, что пропадали всегда трое – родители и один ребенок. Я все понимала… и изо всех сил старалась отвлечься – подумать о том, что стулья должно быть с кухни, что недавно, судя по всему, в комнате делали ремонт, что парочке на вид лет под тридцать… И почему-то вспомнила отца, каким он был в гневе… Как-то наш водитель, дядя Валера, как с детства я его называла, напился – жена у него, лет в сорок, родила первенца – и попал в ДТП: торопился в роддом и выехал на «встречку». К счастью, водитель второго автомобиля успел среагировать – удар пришелся не прямиком лоб в лоб, и погибших удалось избежать. В итоге: машины почти в хлам и трое пострадавших, включая и дядю Валеру. Ох, отец тогда и влепил ему, казалось – авария того не угробила, чтобы это сделал отец… Но водитель выжил, полежал месяцок в больнице и еще долго работал у нас – сколько помню, а в нашей семье был только один водитель. На момент той аварии мне было около десяти лет, и после этого детского впечатления я стала еще послушней, хотя и до этого я была довольно тихим и прилежным ребенком. Не знаю почему, но этот мужчина в маске очень напомнил мне моего отца – жесткого, властного человека, который, однако, очень любил меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И сейчас я безропотно сидела и смотрела на то, как Маньяк убивает ребенка… Собственно, сделал он это довольно быстро – несколько ударов ножом в маленькое тельце и все… Я сидела и не двигалась, дрожа мелкой дрожью и отчаянно пытаясь собраться с мыслями. Я закрыла глаза, но почувствовав его взгляд, тут же открыла – Маньяк замер около трупа девочки и смотрел на меня, потом перевел взгляд на парочку, потом на мальчика на полу, потом опять на меня – словно что-то решал, словно выбирал… А потом подошел и начал убивать их: парочке распорол животы, так, чтобы они еще пожили, и на их глазах принялся убивать мальчика…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А у меня перед глазами – из прошлого: те четверо и дачный домик… Пашенька, Артемка, Никитос и братец его Данил – их имена навечно вбиты ими же в мою память. Самому младшему из них, Даниле, было шестнадцать, как и мне тогда, самому старшему, Никитосу, двадцать один. Насиловали и издевались надо мной они три дня… Выжила я тогда исключительно чудом… «Неужели снова мучения? Неужели снова боль и насилие?!…» – я чувствовала, как от ужаса этого осознания расширяются мои глаза, как внутри появляется чувство несогласия, противостояния, возмущения, в конце концов, – за что?! Я словно впала в ступор – воспоминания вдруг вывались как ворох старого грязного белья с верхней полки шкафа и придавили меня, прошло уже много лет, но оправиться я так и не смогла…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда, девять лет назад, больше месяца спустя после тех трех дней я вышла из больницы с кучей шрамом по всему телу и преследующими днем и ночью воспоминаниями, внутри меня сначала было очень больно и пусто, и было очень жалко себя, первые месяцы дома прошли как в тумане… Потом пришлось собрать всю волю в кулак и закончить школу. А когда прошло уже почти два года с тех дней, я все чаще начала задаваться вопросами: почему те четверо не сидят в тюрьме, почему нет суда, почему меня не таскают к себе следователи, хотя, когда в больнице я более-менее пришла в себя, ко мне приходил дяденька из полиции?.. Вот тогда-то я и узнала, что дело даже не заводили, замяли с молчаливого согласия моего отца: папочка Артемки оказался не совсем «простым» человеком – депутатом и… другом мэра города… а когда два «таких» человека не хотят дела, и никто особо не настаивает – дела не будет. Кроме того, уж не знаю какими словами точно, но отец Артемки убедил моего отца ни только не добиваться возбуждения дела, но и отказаться от личной мести. И те четверо попросту уехали в неизвестном направлении, не сбежали из-под следствия, нет – просто уехали… Я не понимала… искренне не понимала: надо мной три дня издевались как хотели, но никто… и никак за это не ответил… и всех все устроило – ни полиция, ни отец даже не пытались делать вид, что ищут тех козлов. И тогда я твердо решила, что должна сделать это сама – должна найти этих ублюдков и наказать… Как следует наказать! Это стало моей главной целью…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И в этом городе, три года назад, я оказалась именно из-за этих четверых. Первым я выследила Пашеньку, номер один в моем списке, и даже начала изучать режим его дня, чтобы… Но… не решилась… Потом я выследила и остальных и жила все это время, наблюдая за ними и грея мечты о том, что однажды я все-таки отомщу им, всем… Я часто по вечерам сидела в машине, смотря как Пашенька с женой и детьми гуляет во дворе дома, и представляла, как буду убивать его, как буду не просто убивать этого Пашеньку и его дружков, нет! – как буду выжимать из них кровь, по капле…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И сейчас… пока Маньяк добивал женщину, а затем мужчину, я завороженно смотрела на него, и думала я вовсе не о том, как бы мне спастись… нет, в моей голове зрела совсем другая мысль…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маньяк закончил, подошел ко мне и уставился на меня. Он пытливо вглядывался в мои глаза, словно пытался прочесть по ним, о чем я думаю, а потом внезапно жестко схватил меня за подбородок и поднес к моей шее нож, как будто вдруг разозлился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А не хочешь заехать еще к одному в гости? – вот так вдруг, прямо спросила я, хотя из-за его хватки говорить было неудобно, голос звучал непохоже, словно и не я это говорю. Наступила тишина, я внимательно и с надеждой вглядывалась в его серо-голубые, холодные глаза, я буквально умоляла его глазами не отказывать мне: «Пусть я умру, пусть умру также, как Пашенька, но главное, чтобы я умерла после него, чтобы я смогла насладиться…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Секунда, другая… и вот! – я, кажется, даже улыбнулась – я заметила, что в глазах человека в маске появилось любопытство, такое простое человеческое любопытство. «А что, если он и вправду согласится, что, если я все-таки смогу увидеть, как Пашенька сдохнет?!… И желательно медленно…» – я стиснула челюсти, ощутив прилив ехидной, жадной злобы – такой первобытный зов желания крови врага своего, зов желания его боли, желания его смерти…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маньяк молчал… а потом вдруг размахнулся и влепил мне пощечину, а потом начал душить. Я пыталась сопротивляться – пробовала разжать его ладони на своей шее, но он был очень силен, а надавить ему на глаза или хотя бы попытаться ударить по лицу у меня просто не доставали руки… не смогла я дотянуться и до отброшенного им на подушки ножа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но Маньяк, также вдруг, отпустил меня, я стала жадно втягивать воздух и попыталась оттолкнуть его, но он снова дал мне пощечину, я затихла и легла на кровати, нет – я не потеряла сознание, просто легла и уставилась в потолок, я смирялась с мыслью, что так и умру в руках этого человека в маске, умру неотмщенной… И я уже мысленно клялась себе – приходить с того света к Пашеньке в кошмарах. Я лежала, смотрела в потолок и ждала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но Маньяк больше не бил и не душил меня, взял нож и куда-то ушел, а потом вернулся, посадил меня и протянул мне листок и ручку, и я поняла – он предлагает написать мне адрес! Я удивлено и испуганно-обрадованно глянула на него и быстро, дрожащими от волнения и страха руками, написала адрес Пашеньки, я еле сдерживала почти безумную улыбку радости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только я должна это видеть! – произнесла я, протягивая листок, получилось громко, нервно и как-то несдержанно, голос дрожал, все внутри меня тоже снова задрожало, но уже не от страха… Столько лет я выслеживала этого Пашеньку, столько раз я не могла решиться!.. Я засыпала с мыслью, как я его убью, я с ней просыпалась, завтракала, обедала, ужинала, одевалась, купалась, бегала… Я составила кучу планов, как я это сделаю – но… никак, что-то не давало мне, не пускало… и вот… вот… неужели?.. Где-то в глубине души я не верила до конца, что такое возможно, но сама мысль о том, что «все-таки может быть» приводила меня в какое-то ненормальное, лихорадочное состояние.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маньяк с сомнением мотнул головой, взял протянутый мною листок, глянул на него, хмыкнул, и… слегка кивнул – внутри меня триумф, восторг! – я была уверена, я хотела быть уверенной: его кивок – это согласие, это почти обещание! И я была уже готова броситься на шею этому человеку в маске и расцеловать его прямо в эту его маску, будь она не ладна, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маньяк спрятал листок и ручку в задний карман штанов, достал из кармана куртки флакон и что-то похожее на платок… Все это время я тихонько сидела и наблюдала за ним, конечно, я уже догадалась, что он сейчас усыпит меня, и вот его ладонь с платком прижалась к моему лицу… и дальше темнота…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приходила в себя я с трудом, голова была словно пустой, но при этом казалась очень тяжелой – не поднять ее, не повернуть, в теле было как-то скованно, словно я долго мерзла, во рту сухо, будто я не пила несколько дней. Я медленно открыла глаза, не торопясь поморгала и немного осмотрелась: я лежала в какой-то камере, очень тесной, лежала я на чем-то по типу нар в тюрьме – подвешенной на цепях полке, а напротив этой своеобразной кровати запертая металлическая дверь… Воняло ужасно, вернее нет, пахло… пахло стерильностью, такой медицинской чистотой – раствором, которым обычно обрабатывают все в больницах, но пахло им очень концентрировано. Я поежилась – этот запах больницы невольно навеял мысли о боли и смерти. В камере был полумрак, я приподнялась на локте, и снова огляделась, и увидела только одну неяркую лампочку, почти ввинченную в потолок, и серые бетонные стены вокруг, которые лишь усиливали сумрачность обстановки. А еще я различила негромкий, монотонный гул, доносящийся извне, он очень напоминал работу мощной вентиляции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через несколько минут я окончательно пришла в себя, села и снова осмотрелась – вокруг меня было действительно стерильно: стены были гладкими и чистыми, ни надписей, ни кровавых следов или разводов; на полу какое-то покрытие, наподобие линолеума, тоже без пятен и грязи. Я уверенней поставила ноги на пол и тут же отметила про себя, что даже босиком ногам было не очень холодно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом я аккуратно ощупала свое лицо, вспомнив неслабые пощечины человека в маске, но вроде все было прилично: особых припухлостей я не нашла, только скулу левой щеки на ощупь было немного больно да на нижней губе небольшая болячка, правда… крови засохшей около болячки я не нащупала, значит… он ее вытер… Я вдруг резко встала и задрала юбку, которая была мне немного ниже колен и чуть расклешенной к низу, и облегченно вздохнула – трусы на месте и не похоже, чтобы он меня насиловал, я пошатнулась – от резкого подъема и приступа страха в моей голове вдруг помутнело и закружило, и я как-то внезапно ощутила, что она очень болит, и как же хочется пить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я снова села и часто задышала, вскоре головокружение отступило, и я вновь оглядела себя: юбка, футболка, трусы на мне, даже кофта лежит рядом, нет только обуви. В принципе, в этом Маньяк прав – вот так, босиком, если я сбегу, далеко не уйдешь, быстро не побежишь, даже несмотря на то, что на улице тепло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я хмыкнула и уже спокойно и более внимательно осмотрела камеру, в которой очнулась: чуть дальше кровати в углу был умывальник, вернее, небольшой кран, торчащий посреди стены над туалетом, последний, кстати, был, как раньше делали на вокзалах, в виде металлического корыта «врытого» в пол, рядом с краном я различила кнопку смыва, но бачка было не видно, наверное, тот был встроен в стену; сбоку от краника висел рулон туалетной бумаги и торчала мыльница с куском мыла, а над ней висело небольшое полотенце; в самом верху стены напротив туалета я заметила вентиляционную решетку небольшого размера; а дальше мой взгляд уперся в прочную, металлическую дверь, в ней было маленькое окошко, сейчас правда закрытое, а прямо под ним располагалась полочка, и только сейчас я обратила внимание, что на ней стоит стакан, обычный белый пластиковый стаканчик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я поднялась, уже помедленней, подошла и посмотрела в стакан, в нем вода, а рядом таблетка. Я жадно сделала несколько глотков, и остановилась, хотя далось это с трудом, и посмотрела на таблетку. «А что, если она от головы?» – с надеждой пронеслось в моих мыслях. «Уж больно тогда заботливый маньяк?» – сама себе не поверила я и пока решила таблетку не пить, оставив, на всякий случай, в стаканчике немного воды, побоявшись если что наливать из крана – вдруг там течет какая-нибудь техническая вода, хотя… какое мне уже дело до воды… если жить мне осталось недолго… но… Я поставила стаканчик, сходила в туалет и снова легла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прошло несколько часов, наверное, или мне так показалось. Головная боль мешала уснуть, да и не хотелось. Хотелось поскорее узнать, что надо человеку в маске, что он задумал, сколько мне еще ждать и к какому кошмару готовиться, чего бояться? А вдруг моя фантазия много богаче? Вдруг он просто войдет однажды и выстрелит мне в голову, а я тут сижу и мучаюсь, накручивая себя, представляя ужасные пытки. Я встала и начала ходить по камере – правда, особо это не получалось: размеры камеры позволяли сделать лишь два шага поперек да четыре-пять вдоль…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так, по моим ощущениям, прошло еще пару часов, я подошла и выпила таблетку. Зачем? Не знаю. Просто я привыкла быть послушной девочкой, и внутри что-то неприятно свербило от лежащей невыпитой таблетки. А потом села и принялась думать: «Раз есть канализация – значит я в здании, в здании, куда подведена канализация, а значит, скорее всего, в черте города или какого-то поселка». Этот вывод порадовал меня – у меня есть шанс вырваться. Я подумала так и расстроилась – не очень-то и хотелось вырываться. Что меня ждет там, на воле? Эта сжирающее изнутри желание отомстить и… а тут – вдруг Маньяк и вправду убьет Пашеньку или, что даже лучше, привезет его сюда… Я злорадно хмыкнула, представив Пашеньку в такой же камере, как он зверем ходит туда-сюда, туда-сюда, а он крупнее меня, ему такая камера покажется еще теснее, прям в обтягушечку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«А вот уж после смерти Пашеньки, можно задуматься и о побеге…» – заключила я про себя, глубоко вздохнула и легла, уставившись в потолок, придумывая самые различные мучения уже для Пашеньки… и вскоре уснула…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулась я от шума – открылось окошко на двери, рука в перчатке забрала пустой пластиковый стаканчик, поставила на полочку сначала тарелку, а потом большой бокал, после чего человек в маске заглянул, посмотрел на меня и тут же закрыл окошко. Я подошла к полочке, есть очень хотелось, и так вкусно пахло тушенкой, хотя, наверное, любой запах, выбивающейся из стоящего вокруг «аромата» чистящего средства, который, казалось, даже оставлял от себя послевкусие, показался бы мне сейчас приятным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я заглянула в бокал – в нем был компот, совершенно обычный компот из сухофруктов, а в тарелке я обнаружила приличную порцию перловки с тушенкой. Я схватила тарелку – было довольно горячо – и быстро отнесла ее к кровати, аккуратно поставила, села рядышком, набрала в ложку немного перловки и подула – как же вкусно пахло – я съела, потом еще ложку – на желудке тут же стало приятно. Я с аппетитом съела все, довольно выдохнула, взяла бокал и с удовольствием выпила компот, поставила пустую посуду обратно на полочку и вернулась на своеобразную кровать, на которой, кстати, был матрац и одеяло с подушкой, и белое постельное белье… от которого очень пахло белизной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От еды в теле и на душе стало приятнее, даже захотелось подумать о побеге, и я внимательнее посмотрела на дверь… взгляд мой упал на полку с тарелкой и бокалом, и… я удивилась – я только сейчас обратила внимание на то, что посуда была обычной, керамической, а я ведь легко могу разбить ее и воспользоваться острым осколком для самозащиты. Конечно, сомнительное оружие – Маньяк большой и сильный… но ведь можно и в глаз тыкнуть… Странно… Странным мне показалось и то, что он не связал меня, не привязал к чему-нибудь, хотя я заметила в стене, внизу около кровати, встроенное железное кольцо, явно для цепи. Но ни цепей, ни веревок на мне не было… Я пожала плечами и тут же в голове другая мысль: день или ночь сейчас – сколько я проспала? Я вдруг осознала, что не могу даже примерно сориентироваться во времени – сумрачный свет в камере так и горел, сбивая с толку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я посидела немного… Потом немного походила… Неопределенность давила, не давала сосредоточиться, рождала тревогу, а вдруг не будет Пашеньки… вдруг буду только я?.. Я уже однажды почти видела смерть, я знала, что такое издевательства и боль… и внутри меня уверенно нарастало тяжелое, гнетущее ощущение жути – внутренняя готовность к чему-то такому, что нельзя изменить, что нельзя принять и вряд ли получится пережить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я снова села, обняла себя за коленки, немного покачалась, успокаивая себя, и замерла, прислушиваясь: вокруг стояла тишина, даже часы не тикали никакие, не шумела вода по трубам, как в многоквартирных домах, не было слышно машин – вообще никаких признаков людей вокруг, только монотонный гул… И тут я услышала шорохи, вернее шаги – я вся превратилась в слух – шаги были тихими, но я была уверена – это он. Вот он остановился у двери, открылось окошко, он забрал пустую посуду, и окошко снова закрылось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, – крикнула я уже в закрытое окно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И почувствовала – он замер – я очень ясно представила, как человек в маске повернулся и посмотрел на дверь, и снова пошел дальше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Было вкусно, – уже шепотом добавила я и легла.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все – ничего. Так прошло много часов, по моим ощущениям, около десяти. Я пыталась уснуть, но не могла – тревога внутри нарастала: сколько мне осталось, чего ждать, чего бояться?.. Постоянный свет, пусть и неяркий, начал раздражать, начала раздражать эта теснота, эта стерильность… Нестерпимо захотелось выйти, уйти… побежать… Захотелось начать биться в дверь, кричать, требовать, просить, умолять… хоть что-то делать… Я встала, потом легла, снова встала, пять шагов вперед, почему-то четыре назад, и снова вперед, и снова назад, и снова лечь, и снова сесть, и снова встать… Так, по моим ощущениям, прошло еще около двух часов – но сколько на самом деле?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я села, поставила ноги на кровать и прижалась спиной к стене, прохлада бетона немного остудила во мне эту маету. Я вспомнила отца – он всегда знал, как поступить, все детство я приходила к нему и рассказывала свои проблемы, а он – он четко и ясно давал инструкции, и все, что требовалось от меня, – сделать то, что он говорил. Я вспомнила глаза отца, как он с обожанием смотрел на меня, и впервые подумала, что этот человек – тот, который меня сюда привез – смотрел на меня совсем иначе, да и я ему не дочь… и вряд ли он собирается ко мне хорошо относиться. И я испугалась, как-то резко, как-то вдруг, меня тут же прошиб пот от мысли, что мне все же придется снова терпеть боль, снова медленно умирать, все снова, снова, снова… Я стукнула несильно затылком по стене и заскулила, откровенно, жалобно, громко – так нечестно! несправедливо! нельзя! почему я?! Почему снова этот кошмар мне? За что? Чем Пашенька заслуживает счастья больше меня? Почему ему простили то, что он сделал со мной? Почему? Почему?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я резко встала, метнулась к крану и включила воду, вентиль был только один – вода только холодная, я подождала пока она станет совсем ледяной и умылась – внутри неприятно разливалась лава: из обиды, из чувства несправедливости, из страха, почти животного ужаса, от предчувствия чего-то кошмарного, чего-то необратимого, смерти… Эта лава жгла все в душе, обжигала до самого дна. Как же глупо, как опрометчиво я поступила: там, в квартире, я напридумывала бог весть что – с чего вдруг этот Маньяк будет исполнять мои просьбы? Я отказалась от борьбы – и вот итог…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я снова умылась, принюхалась к воде, пахло нормально, вернее, ничем, я сделала глоток – на вкус вода оказалась приятной, я сделала еще глоток – прохлада воды ощутимо пробежала по горлу, по пищеводу, немного остудив меня, я выпила еще, и еще… снова умылась, распрямилась и вернулась на кровать, села, подтянув ноги к груди и облокотившись о стену, и уставилась на дверь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Морить жаждой или голодом он меня явно не намерен, – начала я рассуждать про себя, – но тогда что? Что?! Ту семью он просто убил, в квартире, что странно, я думала он вывозит своих жертв (трупы-то ведь не находят), причем, живыми и с какой-то целью… Зачем мучиться с похищением, чтобы потом просто убить? А вывозить уже трупы и вовсе ненужный геморрой… Но зачем он может похищать людей: пытать? держать в неволе, пока они…? пока они, что?..»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я медленно провела взглядом по двери – она была металлической, на вид очень прочной и неприступной. «А что, если его поймают, а это его убежище не найдут? Кто меня будет кормить – отсюда не выбраться…» – я внезапно осознала насколько зависима от этого человека, от его благополучия, от его прихоти… Я тут же рванула к двери, с сжатым кулаком, и казалось… но я замерла, я замахнулась и замерла – я не решалась нарушить царящую тишину… я уперлась лбом в стену рядом с дверью… Нет! Словно эта тишина была порядком, правилом, установленным человеком в маске, и что-то останавливало меня ее нарушить – я слишком долго была послушным ребенком. И тут же в голове: я на полу, за руки привязанная к батарее, во рту вкус крови и спермы, и боль, кажется болит везде… Я попыталась отогнать набежавшие воспоминания, но они не уходили, они никогда не уходили просто так. Они как старые глубокие раны, уже не вызывали острой боли, а ныли, изнуряюще, изматывающе, сжимая все внутри… сразу появлялись ужас, тягостное ощущение бессилия, необратимости, невозврата и стыд… а за ними приходили обида, ненависть и злость…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я так и стояла, замерев у двери, а внутри, как живые, ужасы моих снов – минута за минутой, час за часом – те дни, и хочется кричать, хочется плакать, а нет слез, и криков нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я очнулась как-то вдруг, дыхание и сердцебиение участилось, ладошки вспотели, я потерла тыльной стороной руки лоб, словно пытаясь стереть или хоть немного развеять набежавшие воспоминания, и опять прошла к крану, умылась, сделала пару глотков и вернулась на кровать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я лежала и разглядывала поднятую вверх ладонь, линии на ней – говорят, что эти линии что-то значат, что они могут рассказать о будущем… Интересно, а если бы я тогда, лет в пятнадцать, пошла к хироманту, он бы смог мне предсказать, что меня ждет где-то через год? А если смог бы, можно ли было этого избежать? Могло ли быть все по-другому? Линии же уже нарисованы… Я грустно хмыкнула – а это: эта камера, этот человек в маске – это есть на моей руке?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я лежала и размышляла обо всем на свете, хотя упорно пыталась заставить себя подумать о плане побега, но я совсем не хотела обдумывать побег… Думать, как бороться за свою жизнь? Да я и сама лет в семнадцать думала покончить с собой. Я не боялась самой смерти, я до смерти боялась боли… я мечтала умереть незаметно, безболезненно, во сне – вот так раз, заснул и все: все эти давящая мысли ушли, воспоминания стерты, они погребены вместе с твоим телом в этом мире, а душа… душа наконец свободна, она летит, дальше, выше…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я села и прислушалась, потому что снова уловила едва различимые звуки шагов – толстая, металлическая дверь очень нехотя пропускала звуки извне – открылось окно и на полочке снова возникли тарелка с едой, бокал, а рядом с ним таблетка. Маньяк заглянул в окошко, я увидела его лицо, вернее маску, на этот раз он ненадолго задержал взгляд на мне, он словно приглядывался, пытаясь угадать: не задумала ли я чего? Но я ничего не задумывала, я… Он закрыл окошко и ушел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот раз была та же перловка с тушенкой, что и вчера, и жареное яйцо. Я внимательно посмотрела в тарелку – это набор чем-то напоминал холостяцкую еду, и мне в голову вдруг пришла догадка, с которой я сразу и уверенно согласилась, – он кормит меня ровно тем, что ест сам. Странно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я с удовольствием поела, потому есть очень хотелось, сполоснула посуду под краником, выпила таблетку, надеясь, что это снотворное и мне удастся поспать, и легла. Я лежала и смотрела на дверь, надеясь дождаться и увидеть, как он заберет посуду и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Посуда!» – снова вдруг осенило меня. И почему я не додумала эту мысль в первый раз – посуда-то, действительно, не металлическая, какую бы разумно держать для заложников, чтобы они не могли разбить ее и сделать из осколков оружие, и какую обычно держат в тюрьмах, ни пластиковая, ни еще какая-нибудь а-ля «не убий ближнего», не знаю… а обычная, какая у всех у нас дома, на дачах: совершенно стандартная глубокая тарелка, бокал с ручкой… с цветочками на боку… «То есть, – заключила я про себя, – он не держит заложников долго. Навряд ли он кормит меня из исключительной посуды, получается, даже если в эту камеру он и сажал кого-то, то ненадолго, совсем ненадолго, без кормежки… Даже не на день… или он их не кормил?.. Почему же он держит меня уже вторые, получается, сутки? И кормит? Зачем?» К сожалению, все варианты ответов на мой последний вопрос, которые приходили мне в голову, не предвещали для меня ничего хорошего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И очень скоро пришла мысль о том, что острым осколком от разбитого бокала или тарелки можно не только поранить его, но и порезать вены себе, и умереть не так больно… умереть, не заглядывая прямиком в глаза смерти… А ведь тогда… я и вправду должна была умереть, что спасло меня – случайность, провидение или наказание, не знаю?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мне было шестнадцать. Пашеньку, который приходился сыном моей мачехи и которого отец раз и навсегда выгнал из нашего дома, я не видела уже довольно долго. До той злополучной пятницы… Отец был еще в командировке, мачеха укатила пару часов назад в неизвестном направлении, я была в доме одна, однако мне не было страшно – на въезде в поселок, где мы жили, была охрана и камеры, да и было у нас всегда спокойно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сидела на кухне и читала книгу, попивая свежесваренный какао, и не сразу услышала, что мачеха вернулась. Она вошла на кухню, а за ней следом Пашенька, они несли сумки. Я напряглась – Пашенька не зря был выгнан из дома, на то были причины…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, — поздоровалась мачеха, я кивнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Приветик, принцессочка, — передразнил Пашенька то, как отец называл меня, подойдя ко мне практически вплотную и произнеся это мне прямо в лицо, на меня пахнуло перегаром.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я отвернулась и попыталась встать, чтобы уйти, но он не дал мне этого сделать, удержав за плечи, я посмотрела на мачеху в надежде, что она отзовет своего сыночка, но та, хмыкнув, открыла холодильник и достала бутылку коньяка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Посиди уж с нами, королевишна, — съязвила уже мачеха, она меня не особо любила, и было это очень взаимно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я попыталась дотянуться до своего мобильного, который, на всякий случай, отложила подальше от чашки с какао, и позвонить отцу, хотя был ли в этом смысл – отец-то ведь улетел за границу… Однако, был в этом смысл или нет, так и осталось неизвестным – позвонить мне все равно не удалось – мачеха буквально у меня из рук выхватила телефон и засунула его себе в карман толстовки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пашенька пододвинул стул, сел рядом со мной и обнял за плечи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я ведь почти был в тебя влюблен, да-да, — начал он свою пьяную речь, а я старалась сохранить спокойствие, решив про себя переждать, пока они повыпендриваются, помолчать, а как начнут пить, уйти тихонько в свою комнату.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но они выпили по рюмке, потом еще по одной, и все это время Пашенька приобнимал меня за плечи одной рукой, не давая уйти. Пашенька… так его называла мачеха, его, то бишь, маменька. Любила она его очень, я бы даже сказала чересчур. Он был ее единственным ребенком, отец Пашеньки умер, когда последнему было около трех лет, и, судя по всему, к тому мужчине мачеха действительно была очень привязана, поэтому, наверное, она так и любила своего сыночка, какой-то слепой, одержимой, материнской любовью…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я пойду, — я попыталась встать, но Пашенька снова не дал мне этого сделать, я хотела было оттолкнуть его, но он легко скрутил мне руку, завернув ее за спину, я замерла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ух, какая… с характером, — хмыкнул Пашенька и противно хихикнул, — неужели я совсем тебе не люб? Даже посидеть со мной рядом не хочет, сучка выебистая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пашенька чуть дернул мою руку, отчего я почувствовала резкую боль и вскрикнула, он чуть ослабил хватку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Интересно даже, как ты в постели кричишь? – Пашенька засмеялся, мачеха тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они вдруг переглянулись, и он, все еще заламывая мне руку, встал, поднимая меня за собой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты чего? – вдруг напряглась мачеха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ну-ка, мать, дай мне ключи от машины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, Пашенька, брось, — как-то неуверенно произнесла она, и я заметила тревогу в ее глазах, и испугалась сама, я попыталась вырваться, но Пашенька держал крепко. На тот момент ему было девятнадцать, и был он довольно силен, уж точно сильнее меня тогда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Паша, — мачеха даже повысила тон, но то, что она не одобряет его, было понятно и по тому, как она его назвала: вот и всё как ругали этого ребенка – Пашеньку меняли на Пашу, такой вот метод наказания, был у нее, для него…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но тут Пашенька вдруг схватил со стола нож:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ну, давай ключи, а то порешу ее тут и тебе достанется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Паша, ты чего? Очнись, ее отец тебя живьем зароет, — хотя мачеха и говорила это, ключи все же достала и протянула ему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Посмотрим, кто кого уроет, — Пашенька пьяно хмыкнул, ударил меня в живот и потащил к выходу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вздохнуть у меня получилось не сразу, а когда я более-менее оклемалась от удара и первого шока, он уже впихнул меня в багажник джипа мачехи. Я видела его лицо, когда он опускал дверь багажника: пьяное, злое и похотливое. И Пашенька повез меня в тот самый злосчастный домик… куда потом приехали и его друзья…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как я потом узнала: та дача досталась ему от друга, вернее, друг оставил дачу на Пашеньку, приглядывать, так сказать, потому что сам уехал за границу, а деревня, в которой стоял домик, постепенно вымирала, и бесхозяйные дома становились легкой добычей для разного рода маргинальной части населения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все сложилось для тех четверых идеально: домик был на отшибе, деревня уже почти не обитаема, так – пару домов жилых осталось и все, поэтому на мои крики никто не пришел… Да и не давали они мне особо кричать – затыкали рот тряпкой, а то и вовсе начинали остервенело бить. И они «развлекались»: поначалу насиловали, как фантазия подскажет, потом насиловали, чем фантазия подскажет, в том числе и бутылками, одна из которых у них или разбилась, или лопнула, а может, они ее специально разбили, но боли и шрамов на бедрах и… выше… она наделала мне здорово… а потом они просто издевались: резали тело ножом, жгли сигареты об меня, потом просто избивали…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, настало воскресенье. Я лежала уже в полусознательном состоянии – ужасная боль по всему телу не давала вернуться в реальность до конца, она сминала сознание, держала в каком-то своем адском полумире…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но я видела, как эти четверо проснулись, похмелились, убрали со стола, как долго перешептывались, спорили, ругались, курили, выходили из комнаты, заходили, поглядывали на меня, подходили ко мне, отходили от меня, удивительно – но в этот день они почти не били меня, только иногда пихали ногами, пока я не начинала стонать – судя по всему, так они убеждались, что я еще жива. Эта их маета продолжалась до самого вечера – наверное, они до последнего надеялись, что я сама отойду в мир иной… до моего сознания иногда долетали отрывки их споров и разговоров – они усиленно решали, как же меня убить и, главное, кто это сделает…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Забавно: они насиловали и издевались над шестнадцатилетней, большей части из них не знакомой и ни в чем перед ними неповинной девушкой и ничто их не смущало и не останавливало, а вот убить – они боялись. Чего? Я не поняла до сих пор: может, каждый из них думал, что он настолько безгрешен, что вот именно мое убийство помешает отправиться его чистой душе в рай? а может, они боялись, что, если мой дух придет мстить, он придет только за тем, кто убил? хотя, скорее всего, каждый из них боялся, что, если меня все-таки найдут, тому, кто убил, дадут больше срок… не знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже совсем вечером Пашенька изрек предложение – оттащить меня в лес, который был совсем недалеко, и просто закопать, как есть… Но всем вместе! И все согласились. Они отвязали меня от батареи, положили на покрывало и потащили, и каждое передвижение моего тела, каждый их шаг со мной отзывались таким адским огнем, такой режущей болью, словно они не тащили меня, а резали снова и снова… Я уже совсем не сопротивлялась, уже не было сил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В лесу они бросили меня в кусты, неподалеку от места, которое они определили «идеально подходящим» для моей могилы… И тут вспомнили, что забыли лопату, и послали за ней Данилу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я… я лежала и еще была… и хоть и была в каком-то слабосознательном состоянии от боли, потери крови, от страха… но я все понимала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трое оставшихся закурили и принялись о чем-то перешептываться, и тут… вдруг… раздался собачий лай, звонкий, четкий, громкий, и они… побежали…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре я услышала лай совсем близко, почувствовала, что кто-то вертится рядом со мной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О Матерь Божья, — услышала я женский возглас и вдруг провалилась куда-то, как в пропасть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как оказалось, нашла меня местная бабуля, которая возвращалась из соседней деревни через лес – так было короче, ее собачка, обычная маленькая дворняга, и спугнула этих троих, а потом нашла и меня в кустах. А ведь без собаки бабуля могла меня в темном лесу и не заметить, а я… сломанная челюсть, разбитый нос, кровь во рту – даже дышать было больно и трудно, очень больно, очень трудно – закричать уже не было сил… Я уже была почти мертва, почти закопана, почти… За что же это почти?!…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я резко открыла глаза, дыхание стало частым, тело покрылось липким потом, внутри гнетущий, муторный, противный страх смерти – пот, который он выгоняет из тела, даже пахнет по-другому, невкусно, кисло, плесенью. Я встала, нервно потерла рукой лоб, отгоняя воспоминания, прошла к крану, умыла лицо холодной водой, сделала несколько глотков, и… постояв немного, сняла футболку с лифчиком, аккуратно сложила их на кровать и вернулась к крану. Хоть и было неудобно: холодная вода и маленький кусочек мыла, да и кран располагался довольно низко, на уровне пояса, но я вымыла с мылом подмышки и шею, обтерла холодной водой тело, стараясь смыть с себя этот запах. После я вернулась на кровать, села, обняв себя за колени и уткнув в них голову, думать не хотелось – я гнала свои воспоминания, как только могла, но они упорно не отступали… Эти воспоминания… Эти воспоминания не топились в алкоголе, они не стирались таблетками, иногда они словно утихали, словно брали перерыв, уходили в отпуск, но потом возвращались, они всегда возвращались…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я подняла голову, снова рукой потерла лоб и огляделась, я уже окончательно не понимала – день или ночь? И какой день? Ужасно хотелось искупаться, надеть чистое белье… Я посмотрела на футболку, взяла ее, прополоснула с мылом и повесила на цепь кровати, лифчик засунула под подушку, решив его не стирать и пока не носить, все равно он только мешал. Вместо футболки надела кофту, которую Маньяк аккуратно сложил на край кровати, немного помялась и все-таки стянула трусы и юбку, кое-как подмылась, под холодной водой это оказалось совсем не просто, юбку надела обратно, а трусы застирала и повесила рядом с футболкой, грустно вздохнула и села… Умывание и стирка вроде отвлекли меня, но воспоминания так и лезли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этих четверых тварей даже не посадили, даже не судили, они даже и испугаться-то, наверное, не успели… Возможно, если бы я и увидела их за решеткой, я бы не оказалась сейчас здесь – от этой мысли ненависть с двойной силой разлилась где-то внутри, меня жгла просто невероятная злоба, что никто не отомстил за меня, что никто не наказал Пашеньку и его дружков за то, что они сделали со мной: ни полиция, ни суд, ни зэки в тюрьме (те четверо там просто не оказались), ни отец, ни мать. И даже я… я сама… протянула, промямлила, проворонила…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Открылось окошко, с полки исчезла пустая посуда, и появились очередные бокал и тарелка. Я поела, но уже без охоты, и поняла, что окончательно запуталась во времени – по моим подсчетам еду Маньяк принес больно рано, хотя может и нет… Это пребывание вне времени очень раздражало, рождая внутри какое-то специфичное ощущение уязвимости – чувство полного отсутствия контроля над ситуацией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сполоснула посуду, поставила ее обратно на полку и легла. Я лежала и смотрела в потолок, придумывая точное описание оттенка его цвета, а потом думала о том, как просто вот так взять и испачкать этот потолок, испортить его чистоту, бесцельно и безвозвратно, а потом смотрела на дверь и ждала, когда человек в маске придет за посудой, но его все не было, а я лежала и смотрела на бокал – разбить и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но тут я услышала шаги, Маньяк остановился около моей двери, и защелкал замок, но другой замок – он открывал дверь. Я села и часто задышала ртом, внутри меня все разом обдало холодом, появилась дрожь и одновременно выступил пот – и, казалось, я уже смирилась, и, казалось, я уже хотела, чтобы эта неопределенность и одиночка закончились, но сейчас… как оказалось – до этого-то все было не так уж и плохо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дверь открылась, и он вошел, весь в черном, в черной водолазке, маске, перчатках, штанах, тяжелых массивных ботинках. Он надвигался черной, мрачной тучей: уверенная походка, сильное тело, высокий рост – и я сразу подумала – так и должен выглядеть настоящий хищник, прирожденный убийца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дрожь усилилась, я во все глаза уставилась на Маньяка, хотелось кричать, но… нарушить эту тишину, этот порядок – нельзя! Я встала, инстинктивно выставив руку вперед, и попыталась как можно дружелюбней улыбнуться ему, он остановился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, – промямлила я и опустила руку, а он, все также молча, сделал еще шаг ко мне, я отступила – правда, отступать было некуда, поэтому я просто снова опустилась на кровать. Он подошел вплотную, натянул мне на голову что-то наподобие плотного тканевого мешка, поднял меня и, взяв под локоть, повел с собой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шли мы недолго, очень скоро он остановил меня и снял мешок… Передо мной была стена, вся отделанная белым кафелем, и почти сразу я заметила встроенные в нее оковы на цепях, я тут же закрыла глаза, вернее, крепко зажмурила, и нервно сглотнула, хотелось закричать и умереть вот сейчас, прямо вот-вот. Маньяк дернул меня за локоть, призывая ближе подойти к стене, но я не могла сдвинуться с места – это все как оживший кошмар. Он легко приподнял меня, поднес, поставил, развернул и пристегнул оковами к стене. Я не сопротивлялась… Железные оковы неприятно словно бы обожгли руки и ноги своим равнодушным холодом и пугающей прочностью, окончательно лишили воли… На мои глаза набежали слезы, но тут же высохли – тут же петля, невидимая, но тугая и прочная, накинутая мною много лет назад, стянула все внутри: стянула горло, стянула сердце, не пуская слезы – когда-то я обещала себе – больше ни слезинки! ни слезинки! ни слезинки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек в маске взял меня за подбородок, поднял голову и подождал немного, но я упорно не открывала глаза – я знала, знала, что когда я открою их, я увижу какие-нибудь жуткие инструменты, как в фильмах ужасов, я не смогу, я… Он чуть подергал меня за подбородок, он настаивал на том, чтобы я открыла глаза… И я открыла: я посмотрела на него, в его глаза – его взгляд был все таким же холодным, жестким, но… не таким равнодушным, как там – в квартире, я ясно видела в его глазах интерес и словно бы предвкушение чего-то…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он отошел от меня. Первое, что бросилось мне в глаза, – комната напоминала операционную – почти вся в белом кафеле. На стене, напротив меня, висели инструменты, большие разделочные инструменты, как в мясной лавке, под ними, вдоль всей стены, шел металлический стол, чуть ближе к середине комнаты, я увидела стул, тоже металлический, впаянный в пол, на нем мальчик, лет пяти, привязан веревками, на рту скотч. Еще ближе ко мне – два стола, металлических, похожих на операционные, на них прикованы двое, мужчина и женщина, рты тоже заклеены скотчем. Они были в сознании и смотрели друг на друга, вернее, на то, что стояло между ними, – на небольшой столик на колесиках, на котором лежали уже мелкие инструменты… Все как в лучших фильмах про маньяков. Человеки на столах и не подозревали, что им даже повезло: они не видят стену с серьезным инструментарием – от него мурашки были намного сильнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Это кошмар, надо просто проснуться, проснуться… не может быть, чтобы опять…» – повторяла я про себя и не сводила глаз с человека в маске. Меня затрясло еще сильнее – дрожь была такой, что даже стискивание челюстей нисколько не останавливало их. «Это не Маньяк. Это Мясник!» – промелькнуло вдруг в моей голове.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут нареченный мною Мясником неспешно подошел к одному из столов – тому, что был ближе ко мне – на нем лежал мужчина, как и все остальные жертвы, абсолютно голый и крепко зафиксированный: ноги удерживали прочные кандалы, руки были пристегнуты наручниками к столу над головой, а бедра фиксировал толстый ремень. Мясник прошел в изголовье и, обхватив руками голову мужчины, повернул ее ко мне…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я… я… замерла, как-то даже не выдохнув до конца… секунда-другая… сквозь охвативший меня минуту назад ужас я даже не сразу осознала… не сразу поверила… но когда через несколько секунд все осталось по-прежнему – я не проснулась: и эта комната, и Мясник, и привязанные люди не исчезли… и, главное, лицо, которое Мясник повернул ко мне, – оно по-прежнему оно – мне не показалось, мне не привиделось, эта не галлюцинация, я наконец выдохнула… Внутри меня резко – странное замешательство: все эмоции вдруг замерли, а потом начали суетиться, клокотать внутри, словно решая меж собой, что же сейчас нужно испытывать, что происходит?.. Еще секунда… И внутри – ярко – странное ощущение злобного удовлетворения, сдобренное еще оставшимся ужасом. Наверное, что-то схожее испытывают смертельно больные люди, решившиеся на эвтаназию – когда адскую боль заглушает смертельная доза обезболивающего… и ты понимаешь, что умрешь, но… последние мгновения будут сладкими…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я… я смотрела… я смотрела на Пашеньку. Пашеньку собственной персоной!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я видела страх в его глазах и промелькнувшее удивление при виде меня. У меня во рту сразу набежали слюни, я с аппетитом сглотнула, ощутила, как заколотилось сердце, но уже не тревожно, нет… черт! мне было приятно, я чувствовала, как страх внутри меня быстро отступает под натиском ликующих зла и ненависти, почувствовавших слабость врага, его близкую смерть… «Пусть я умру, пусть… но да! Да! Я увижу, как он сдохнет, я увижу это! И пусть другие останутся, но Пашенька! Пашенька! Пашенька…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я посмотрела на Мясника, я видела в его глазах самодовольную гордость от моей реакции, а мне… мне стало так сладко, так легко на душе… «Да! Как же ты, чувак, сделал мне сейчас хорошо!!!» – пронеслось в моей голове.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пашенька начал что-то мычать, пытаться кричать, метаться на столе, но особо у него не получалось: его рот плотно заклеен, а тело крепко зафиксировано и растянуто… как когда-то, абсолютно без жалости, ими мое на полу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник отпустил голову Пашеньки и взял скальпель, Пашенька заметил это и заметался на столе еще сильнее, на его лице выступил пот и ужас. Это было сладко… я аж невольно дернула ногами, захотелось бегать по этой комнате и кричать: «Да! Да! Да!!! Рви его, рви его на куски, рви так, чтобы… чтобы этот ужас не отпускал его, чтобы куски его тела… куски повсюду!» Я ликовала – внутри меня быстрой волной, сметая все на своем пути, прокатился лихорадочный приступ радости – я ощутила такую сильную, такую сочную, такую сладкую вспышку триумфа… И я засмеялась, негромко, несильно… но так, как не смеялась много-много лет – я смеялась, потому что мне было хорошо… мне было по-настоящему хорошо: ни весело, ни смешно, ни иронично, нет – в тот момент я была счастлива… Я смеялась – и как же это было хорошо!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пашенька уже сам приподнял голову и ошарашенно глянул на меня, я перестала смеяться, но сдержать победную улыбку у меня не хватило сил… да и не хотела я ее сдерживать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник полоснул Пашеньку по груди – порез, капли крови, мычания Пашеньки… «Но нет, он должен кричать! Умолять о пощаде, умолять пожалеть его, умолять не делать этого, как когда-то просила я, пусть узнает, какого это просить о пощаде и получать боль! Боль! Боль…» – я инстинктивно дернула правой рукой от желания снять этот только мешающий скотч на рту Пашеньки. И тут… рука Мясника легко сорвала тот скотч – он словно понял меня, и на Пашеньке новый порез, уже глубже, много глубже – и его крик, и тонкая струйка его крови, и гримаса ужаса на его лице…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут начался настоящий праздник моей души – Мясник мучил Пашеньку довольно изощренно, но так, чтобы тот не терял сознание, я всегда боялась боли, и сама я бы так не смогла, хотя только такой и представляла смерть Пашеньки – долгой, болезненной и мучительной… И Мясник, как мне показалось, заметив, что мне все это очень нравится, играл на меня как на публику, он словно «смаковал» Пашеньку, каждый крик которого, словно освобождал, словно возрождал меня, словно вынимал скованность из моей души – я так долго об этом мечтала… Восторгу моему не было предела, я улыбалась, я чувствовала внутри что-то схожее с эйфорией: мысли затуманились, в теле приятно, тело бьет легкая дрожь, но не от страха, и мурашечки, такие приятные мурашечки, те мурашечки, которые бегут, когда слышишь любимую песню… такие приятные-приятные мурашечки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но… как оказалось, я недооценивала Мясника: я мечтала, чтобы Пашенька страдал, но я всегда думала только о физической боли, а тут… – Пашенька был еще жив, почти жив, как я тогда, он видел и слышал, – Мясник отошел от него и подошел к его сыну, сдернул с лица мальчика скотч и принялся за дело… Пашенька ожил враз, словно и не был истерзан, он отчаянно задирал голову на крики ребенка, несмотря на боль от собственных ран, несильных и глубоких, и кричал что-то, и дергался, и извивался, и плакал, и умолял… К моей радости Мясник не трогал лицо Пашеньки, поэтому я прекрасно видела его эмоции, я видела его слезы, я видела все…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, мне стало не по себе от детских криков, на душе неприятно заскребло – тогда в квартире, когда я писала адрес Пашеньки, я хотела забрать с собой его, и я совершенно не подумала о том, что, не изменяя своим привычкам, Мясник возьмет и его семью. А еще я поняла, что старшую дочь Пашеньки Мясник, скорее всего, тоже убил, еще в квартире, и ей, можно сказать, повезло – умерла она намного быстрее и менее болезненней, чем этот мальчишка, что был сейчас привязан к стулу… На это я уже старалась не смотреть – стояла, свесив голову, но мучил ребенка Мясник недолго, вскоре мальчик притих…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, когда детские крики совсем стихли, я посмотрела на Пашеньку: он лежал, задрав голову вверх, пытаясь разглядеть… по его щекам слезы, рот раскрыт в немом крике, мышцы горла и лица напряжены так, что вены, казалось, вот-вот лопнут. Несколько секунд тишины, звенящей тишины, и Пашенька начал лихорадочно озираться вокруг, и всего на секунду я встретилась с ним взглядом – миг… миг, в который я увидела то, что даже не мечтала увидеть… – я аж затаила дыхание – я была поражена тем, какую муку я увидела в его глазах: она вытеснила и ужас, и страх, и его собственную физическую боль – это была боль уже не тела – я видела, как страдала его душа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стало ли мне жалко его? Пожалела ли я? Отменила бы я все, если бы вернулась на несколько дней назад, туда, в квартиру? О, нет! Слишком сладкий миг… Я смотрела, открыв рот, в нем все пересохло, я… я вбирала этот момент жадно, алчно, ненасытно: это столь подлинное, явное, глубокое страдание на лице Пашеньки, и яростное отчаянье, и душераздирающий призыв в его глазах ко мне помочь, хотя я тоже прикована к стене… И Пашенька даже не подозревал, что будь я сейчас тысячу раз свободной, я не помогла бы ему, мало того, он тут… он тут, потому что я так хотела… Я вдруг вздрогнула от этой мысли и улыбнулась, и посмотрела на Мясника… тот преспокойно убедился, что мальчик мертв и подошел к жене Пашеньки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О Боже, нет, хватит, прошу… Не трогай ее, делай все со мной! – Пашенька снова плакал, Пашенька вновь умолял, Пашенька страдал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Тебе хотя бы, Пашенька, есть по ком страдать: жена, детишки… были… А мне ты что оставил?..» – я злорадно улыбнулась и так захотелось крикнуть: «Мочи их, Мясник, давай, старайся, как никогда не старался!» Но я сдержала себя – кричать я не стала, хотя ни скотч, ни кляп не затыкали мне рот, я просто смотрела на Пашеньку, я наблюдала за ним, я наслаждалась этим…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И как же неправы те, которые говорят, что месть не сладка, что она не приносит удовлетворения – может быть, их попросту по-настоящему не обижали? Потому что сейчас, даже несмотря на неприятный осадок от недавно затихших детских криков и осознания некоторой вины за это, внутри меня был настоящий триумф, праздник, восторг! И в том, что этот ребенок умер, страдая, истинная вина только его собственного отца: да – мальчика убил Мясник, да – получается, он убил его по моей наводке, но – причина – первопричина этой встречи Мясника и семьи Пашеньки в том, что однажды его папашенька также причинил боль другому – мне, тоже еще по сути ребенку, причинил нечеловечную боль… боль, которая разрослась и превратилась в зло – зло, которое отравляло каждый мой день, каждую мою ночь, каждую мою мысль…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После жены Мясник снова вернулся к Пашеньке, и тут уж он его совсем не жалел, он словно впал в раж, ушел в какую-то свою вселенную – по сути, Мясник просто разделал Пашеньку живьем, зрелище было не очень приятным, да и Пашенька весьма быстро потерял сознание. Все это было уже совсем не аппетитно, и меня начало подташнивать, поэтому я расслаблено повисла на своих оковах, опустив голову и улыбаясь. Внутри меня было приятное, стойкое ощущение идеального завершения, безупречной законченности дела, такое славное чувство душевного облегчения – словно ты только что узнал, что смертельный диагноз, о котором тебе сообщили неделю назад, ошибочный, неверный – ты здоров!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я почувствовала, что Мясник подошел ко мне, и хотела испугаться – неужели теперь моя очередь?.. – но внутри было так устало от пережитых эмоций, так отрадно устало, что я лишь с улыбкой посмотрела на него, он был в больших резиновых перчатках и в чем-то наподобие дождевика поверх одежды, я с усилием вспомнила, что он надел все это, когда приступил к основному делу. Мясник стянул перчатку со своей правой руки и обхватил теплыми пальцами мой подборок, сделал еще шаг ко мне и навис надо мной, такой опасный, жестокий, мощный, звериный, мрачный… Я не могла отвести взгляд от его глаз – они блестели, зрачки расширены, обведены светло-голубым, серость совсем исчезла – в них читалось такое полное, абсолютное, всепоглощающее удовлетворение… Наверное, что-то похожее было сейчас и в моих глазах – он так внимательно, так пристально всматривался в них, и ему явно нравилось то, что он видел, я была почти уверена – он еле сдерживает улыбку, довольную улыбку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В комнате пахло свежим мясом и кровью, от него пахло свежей кровью, кровью моего врага… Что-то щелкнуло внутри меня, я ощутила невероятный, волнующий трепет перед этим мужчиной: он… он… он сделал это!.. он отомстил за меня, он наказал того, кто обидел меня! Он исполнил то, что гуманно должно было сделать государство, не совсем гуманно мой отец, и совсем негуманно представляла я… А сделал – он! И сделал это так, как я даже не мечтала. Он оказался лучше, много лучше… Семь долгих лет! Семь долгих-долгих лет! я мечтала об этом, я представляла это, я жаждала этого…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я смотрела на Мясника, как на бога, как на исполнителя желаний, внутри меня с нарастающим биением сердца расходилось по телу непонятное: захотелось, чтобы он прижал меня сейчас к этой стене… чтобы он целовал меня… я никогда не испытывала такого… Я почувствовала, как это теплое, непонятное чувство прокатилось волной от кожи на подбородке, к которой он прикасался пальцами, по всему моему телу и сосредоточилось где-то глубоко внизу живота…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И мне так захотелось… захотелось дать понять ему, что… что! он сделал, что это значит для меня – я привстала на носочки, насколько позволяли оковы, и… неуверенно коснулась его губ своими. Он отпрянул и посмотрел на меня, в его глазах мелькнули озадаченность и гнев, но быстро исчезли, сменившись самодовольством, словно, ему был неприятен мой поцелуй, но – секунда – он понял причины моего поступка – и передумал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но вдруг лицо Мясника стало суровым, он схватил меня за волосы и потянул за них, задирая мою голову, в таком положении было неудобно смотреть на него, а моя шея оказалась полностью открытой перед ним, я ощутила себя совершенно беззащитной и закрыла глаза, чувствуя, как по телу пробежала дрожь от тут же возникшего страха и еще не ускользнувшего трепета. Несколько секунд – и он отпустил меня, но не отошел, я снова посмотрела на него, и у меня в голове мелькнула мысль: а вдруг он ни разу не целовался и просто еще не понял – понравилось ему или нет? Я тоже не поняла… и опять потянулась к его лицу, он не отклонялся, но и не приближался навстречу, и я вновь неуверенно прижала свои губы к его губам… его губы были такими теплыми… я тут же отпрянула и посмотрела на него, но… Мясник вдруг резко, наотмашь, ударил меня так, что я потеряла сознание…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я открыла глаза, во рту сухо, голова болит… я вдруг замерла, вглядываясь в потолок, пытаясь понять, где я – не прикована ли я к одному из тех столов? Но нет – я в камере, уже в знакомой камере, и не связанная, что меня очень порадовало, я потерла лоб и медленно села, размяла шею. Всю ночь или не ночь, я уже окончательно запуталась, мне снились конечности людей и мыши.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я осторожно встала, умылась, сделала несколько глотков холодной воды, в голову пришла одна из последних вчерашних картинок: разделанный Пашенька, ножки отдельно, ручки отдельно – я улыбнулась, потом весело хмыкнула, вытерла лицо полотенцем и направилась к кровати, натянула застиранные вчера (наверное, все-таки вчера) трусы под юбку, сняла кофту и надела футболку. Хотелось поесть и искупаться, и вообще хотелось выйти… а еще хотелось увидеть его – этого молчаливого человека в маске. Я села на кровать, поставив на нее ноги и опершись спиной о стену, и, довольно улыбаясь, предалась воспоминаниям вчерашнего дня. Внутри меня было хорошо, хотелось снова и снова говорить Мяснику спасибо, а еще обнять и расцеловать его, но без пошлости, не страстно – меня просто терзало огромное чувство благодарности, оно переполняло меня, им очень хотелось поделиться, это было почти необходимо. Правда… как он отреагирует на поцелуй?.. – я дотронулась до щеки, которая чуть припухла на скуле и немного ныла – вчера он среагировал как-то совсем не так…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут раздался щелчок, открылось окошко, появилась еда и окошко захлопнулось, Мясник даже не посмотрел на меня. Это отчего-то очень расстроило.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, – крикнула я уже в закрытое окно, и почему-то была уверена – он услышал меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я с аппетитом поела, сполоснула посуду, поставила ее на полочку и стала ходить туда-сюда – сейчас меня занимало лишь одно – зачем он это сделал для меня? Почему он все-таки выполнил мою просьбу? Ведь это риск: та семья, в той квартире, где мы встретились, Пашенька и его семья – два массовых убийства за неделю в одном городе, это слишком даже для него, это очень подзадорит полицию, это лишний риск. Но он рискнул… рискнул! Неужели для меня? Это мысль, пусть она и вызывала сомнения, но так приятно согревала внутри…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя все равно от неопределенности, от желания поговорить с ним, поблагодарить, расспросить: что, как, почему, что дальше?.. – было неспокойно. И дети Пашеньки… как же я не подумала… я вздохнула, и на душе стало совсем муторно – но больше не от чувства вины, а от четкого осознания, что я ничего бы не изменила – долгожданное отмщение было слаще горечи от смерти детей. Это немного пугало меня саму, это выбивало из колеи и рождало внутри какое-то непонятное чувство тревоги, мне вдруг так захотелось, чтобы меня обняли, погладили по голове и напоили чаем с тортиком… И тут же появилась тоска: после смерти отца я осталась совсем одна, мать и брат исчезли из моей жизни давно, когда мне было еще лет пять. Они не умерли, нет – их просто однажды не стало в моей жизни… Отец говорил, что они уехали, но обещали вернуться, правда, так и не вернулись. Друзей у меня особо не было, я была, действительно, очень домашним ребенком – после школы сразу домой, кроме двух дней в неделю, когда были занятия танцами, после которых – сразу домой. У меня были две подружки, с которыми я общалась в школе на переменках, но не более того. В последние годы мне очень не хватало отца… именно того отца, который еще любил меня больше всех… и называл принцессой – так банально для отцов и в тоже время так приятно для дочерей…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я легла, уставилась в потолок и запела негромко – первое, что пришло на ум, какую-то попсовую песенку, которую я слышала по радио, там, еще в той жизни за этими стенами – и кажется, это было уже так давно и так далеко… и не со мной… Я резко замолчала – в голове снова те три дня – эти воспоминания врывались всегда без спросу, всегда вдруг, всегда с болью…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Машина резко остановилась, однако стукнуться головой о металлическую стенку багажника мне не дали упертые в нее руки. Несколько секунд и багажник открылся, Пашенька посмотрел на меня и зло хмыкнул, грубо схватил за руки и начал вытаскивать. Я пыталась сопротивляться, не давая ему достать меня из багажника – цеплялась за стенки, покрытие багажника, за все, что попадалось под руки, но мне очень мешали охвативший страх и дрожь в теле, меня колотило как в лихорадке. Пашенька все-таки выволок меня, одной рукой крепко схватил за плечо, а другой взялся за крышку багажника, собираясь закрыть его, а я, решив воспользоваться моментом, открыла рот, собираясь закричать, но Пашенька тут же грубо ударил меня в живот, зажал мой рот рукой, и, так и оставив багажник открытым, потащил меня к дому. Я пыталась вырываться, но он просто не обращал внимания на все мои тычки, толчки и попытки укусить. Пашенька подвел меня к двери дома и, намотав мои волосы на свою ладонь, больно ударил меня лбом об стенку. Я застонала, боль растеклась куда-то в глаза, в них аж немного зарябило… и вот он уже вволок меня в дом и толкнул, я упала, больно ударившись правым боком, особенно ощутимо досталось плечу. Я попыталась отползти вперед, но Пашенька обогнал меня, схватил за волосы и поволок в комнату.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сучка, — зло выругался он и наконец отпустил мои волосы, и встал где-то рядом, я чувствовала его взгляд, но не очень понимала, где он, что он собирается делать со мной…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я попыталась подняться, встала на колени и как-то инстинктивно оперлась на правую руку, ощутила резкую боль в плече, застонала и подставила левую, и тут же – пинок в живот, из моего рта аж вылетели слюни, внутри стянуло так, что не вздохнуть, хотя острой боли не было, но и вздоха не получалось – я очень напугалась этого, а Пашенька схватил меня за волосы и резко оттянул мою голову назад, посмотрел на меня, я жадно хватала ртом воздух.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Посмотрим, как ты кричишь, когда тебе нравится, блядь подзаборная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он залепил мне пощечину, но на удивление несильно, и принялся укладывать меня на спину, удалось ему это не без труда – я боролось как могла тогда, но… Он навалился на меня, придавив своим телом к грязному полу, задрал подол моей туники, которую я носила дома, как платье, и принялся стягивать мои трусы, я изо всех сил пыталась выползти из-под него, но… он крепко схватил меня за шею, больно давя большим пальцем, и… справившись с моими трусами, начал расстегивать свои штаны, я слышала звук молнии его ширинки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Паш, пожалуйста, — начала я, говорить было трудно из-за его руки, сжимающей мою шею. – Я тебя прошу, отпусти меня, не надо, пожалуйста, — из моих глаз хлынули слезы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Заткнись, дура… и получай удовольствие, — гнусно произнес он и… вошел в меня, причиняя боль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он двигался жестко, резко – и было больно, особенно у самого входа влагалища… и внутри – там словно горело что-то… И было омерзительно, было омерзительно все: его член внутри меня, его губы, которые пытались поцеловать, его полузакрывающиеся глаза, его довольная рожа, тяжелые выдохи на мое лицо и его рука, до боли мявшая мою грудь – все… В начале я пыталась вырваться, кричать, звать на помощь, но он лишь сильнее сжимал руку на моей шее или больно тыкал другой рукой под ребра, и я затихла: слезы ручьями текли по моим щекам, я лежала и про себя молила только об одном, скорее бы все это закончилось… скорее бы… Я и в самых страшных мыслях тогда не могла представить себе, что это будет только начало…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда он кончил, стало еще отвратительней, он вышел из меня, стянул окончательно мои трусы со словами «больше они тебе не понадобятся», встал, подтянул свои трусы, штаны, застегнул ширинку и закурил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я полежала несколько минут, приходя в себя, а потом тоже попыталась встать, сначала медленно поднялась на колени, по бедру тут же побежала его сперма вперемешку с моей кровью, я поморщилась и вытерла себя подолом туники. Между ног все горело, тело дрожало. Я немного постояла на коленях, а потом, с трудом, на трясущихся ногах все же поднялась, огляделась и встретилась взглядом с Пашенькой – все это время он пристально наблюдал за мной, стоя у окна. Мы постояли так некоторое время, напряженно смотря друг на друга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Лучше не дергайся, — зло прорычал он, заметив, что я поглядываю на дверь комнаты, и я не решилась – стояла и дрожала, и не знала, что делать?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так прошло еще минут десять, он снова закурил, посмотрел в окно, потом снова на меня, взял сигарету в рот и направился ко мне, я отступила, повернулась и побежала к выходу, но он легко догнал меня, схватил за талию и поволок к столу, стоящему посреди комнаты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня закралась мысль, что тебе в первый раз не особо понравилось, счас мы это исправим, — Пашенька говорил невнятно, наверное, из-за сигареты во рту, — и давай-ка поори как следует, утешь братца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он грубо развернул меня и согнул, уткнув лицом в стол, задрал тунику, снова расстегнул свои штаны и все началось по новой… края стола больно впивались в бедра спереди, каждый его толчок больно отдавал где-то внутри, и он больно дергал меня за волосы, то и дело задирая мне голову.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну же, кричи, кобылка, давай, покажи, как тебе нравится!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но я молчала, он начал несильно бить меня головой о стол, но я молчала… Не сдержалась только, когда он стал тушить сигарету о мою ягодицу… А потом он вдруг вышел, не окончив свое дело, развернул меня, поставил на колени и обхватил рукой за подбородок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И смотри, сука… — Пашенька погрозил пальцем, а я даже не поняла сразу, чего он грозит-то, но он наклонился и зло и убедительно прошептал, — заживо сожгу… — и после этих слов он начал пихать свой член мне в рот. Я вроде пыталась, выставив руки перед собой, помешать ему, но сопротивлялась я уже несильно, что-то сломалась внутри, я была слишком напугана, растеряна и ошарашена… То и дело подкатывали приступы тошноты, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однажды в детстве на даче у бабушки, я залезла в куст малины, которой было очень много в тот год – просто уйма… и она была очень сладкой. Я ела ее прямо с куста: какие-то ягодки были теплые, согретые солнышком, а другие, те, что висели в глубине куста, прикрытые листьями, наоборот, были прохладными и от этого казались сочнее… И вот я схватила одну, крупную, красную, висевшую почти в самой середине куста, засунула в рот и раскусила, и что-то хрустнуло – и во рту вдруг стало так мерзко на вкус и так ужасно запахло. Я тут же начала выплевывать все на ладонь и увидела, что вместе с ягодой засунула в рот и «вонючку», которые так любили лазать по малине. Я рванула к умывальнику и начала изо всех сил намывать рот, но запах не проходил и от этого было так невкусно во рту, и отчего-то страшно… С тех пор я всегда ела ягоды исключительно внимательно и только уже собранные… и была уверенна – нет ничего противнее, чем съесть «вонючку»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я ошибалась: в первые секунды, когда я почувствовала что-то теплое, вязкое во рту на очередном его толчке, я даже задержала дыхание… и, когда Пашенька, наконец, вынул член из моего рта, я тут же наклонилась, пытаясь выплюнуть это все… тошнота подкатывала, но почему же не тошнило??? Беловатая, теплая, чуть кислая на запах гадость стекала из моего рта и капала на пол вместе с моими слюнями – я боялась закрыть рот или сглотнуть, в желудке неприятно скрутило, во рту стоял стойкий привкус чего-то кислого… противного… «Не думай, не думай… не думай об этом», – мысленно уговаривала я себя, а внутри накапливалось невероятно тошнотворное омерзение… Пашенька постоял немного около меня, застегнул свои штаны, и вдруг, резко, поставив ногу мне на затылок, опустил меня лицом прямо в набежавшую из моего рта маленькую лужицу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай, сука, слизывай! — чуть перекатив ногу, Пашенька повернул мою голову на бок, и нажал подошвой кроссовка на мое лицо, стало больно и страшно, но тут он убрал ногу с моего лица, и тут же резко пнул меня в живот, снова стало мало воздуха, и в этот раз удар отозвался острой болью где-то в боку, я застонала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слизывай, сука! Давай! Все до последний капли, — уже прокричал он и снова пнул меня, и еще раз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я… я, напугавшись этих его пинков, начала делать то, что он говорил, было очень неприятно, невкусно и… унизительно… И как же я потом себя винила, что сделала это – надо было терпеть боль до победного, до смерти… Просто тогда я надеялась, что он поглумится и кошмар на этом кончится, да… я на это надеялась…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, ему надоело смотреть на то, как облизываю пол… он взял меня за волосы, приподнял и наотмашь ударил по лицу, так, что с нижней губы закапала кровь – а я была этому даже рада, я слизывала ее, пытаясь ее металлическим привкусом хоть немного заглушить стоящий во рту тошнотворный вкус.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пашенька же поднял меня и поволок к батарее, и буквально в шаге от нее толкнул, я упала и стукнулась лбом об нее, в глазах аж потемнело, с трудом сориентировавшись, я села на полу, облокотившись спиной на батарею, и несильно помотала головой, пытаясь развеять этот набежавший туман, получилось не сразу, я приложила пальцы к месту удара и почувствовала кровь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через некоторое время Пашенька подошел ко мне, в его руках была веревка, он связал мне руки за спиной и привязал их к батарее, а потом обвязал веревку вокруг моей шеи, натянул и тоже привязал к батарее, закурил и вышел. Мне повезло, что на улице была тепло и батарея была не горячей…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вернулся Пашенька с водкой и яблоками, выпил, закусил, завалился на диван и уснул. А я заплакала, навзрыд, и плакала долго…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всю ночь я почти не спала: руки устали от одного положения и моих безуспешных попыток высвободить их, веревка на шее больно впивалась, между ног неприятно саднило, во рту было ужасно на вкус, рана на лбу муторно ныла, голова просто чудовищно болела, а в мыслях… я закрывала глаза и вспоминала его член во рту, и становилось так… гадко, мерзко, тягостно, гнусно, погано… И очень хотелось пописать, очень, и к утру желание сходить в туалет усилилось до безумия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Паш, — наконец решилась я и позвала, он не откликнулся, продолжал преспокойно сопеть на диване. – Паш, — позвала я уже громче.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он вроде дернулся, но не проснулся. Я приподнялась насколько позволяла веревка на шее и завопила что есть мочи в окно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пожар! Помогите!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пашенька вскочил как резанный и начал озираться, а поняв, что это орала я, пошел на меня, сжимая кулаки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не надо, прошу… — затараторила я и тут же заплакала, синяки на теле неприятно заныли, напоминая о вчерашних его ударах. — Я просто очень хочу в туалет, пожалуйста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он вдруг замер как-то резко, посмотрел на меня, он явно протрезвел со вчерашнего дня, и, судя по всему, пришедшие в голову трезвые мысли его не очень-то порадовали… Он кивнул, подошел, отвязал меня и повел в туалет. Я шла и оглядывала по пути дом – было видно, что когда-то его хотели сделать добротной дачей со всеми удобствами, даже повесили батареи… Но в туалет Пашенька повел меня на улицу, подвел к деревянной постройке, какие есть в любой деревне, и открыл дверь. Я быстро вошла, прикрыла дверь и устроилась на корточках над вырезанной в деревянном полу дыркой… – и все-таки как бы жизнь не била, а я аж зажмурилась от удовольствия и облегчения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вышла, Пашенька тут же схватил меня за плечо и беспокойно огляделся по сторонам – выглядел он каким-то странным, запуганным, что ли, он озирался и как-то втягивал плечи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помоги… — было начала я кричать, заметив его это нервное поведение, но Пашенька удивительно быстро среагировал и зажал мне рот рукой, наклонил и потащил к дому, завел в него и надавал пощечин по лицу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дура, — зло прошипел он, и снова привязал меня к батарее, на этот раз, правда, только за руки. После чего подошел к столу, взял бутылку водки, глотнул прямо из горла и откусил яблоко, закурил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отпусти меня, пожалуйста. Ты же понимаешь… прошу, пожалуйста, отвези меня домой… я… — снова решила я договориться с ним.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Заткнись! — перебил он, схватил какую-то тряпку со стола, подошел ко мне и туго завязал ее на моем рту, сел на диван, упер локти в колени, потер лицо руками… и так и остался, уткнувшись в свои руки, мне даже показалось, что он просто так и уснул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но он не спал – вздрогнул и тут же посмотрел в сторону коридора, когда в дверь дома постучались. Это была мачеха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они вошли в комнату, Пашенька прошел к комоду в углу, а мачеха лишь мельком глянула на меня – я тщетно пыталась поймать ее взгляд, чтобы хотя бы глазами попросить помощи. Потом они вышли в коридор и довольно долго перешептывались, даже ругались. Из долетевших до меня фраз я вдруг поняла, что отпускать меня они не видят смысла… они боятся… Это очень напугало и меня, я начала дергаться, пытаясь вырвать руки, но Пашенька услышал это, вошел и залепил мне пощечину, потом еще одну, и я присмирела. Собственно, мачеха приезжала за своим джипом и, получив ключи, уехала довольно быстро.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пашенька проводил ее, закрыл за ней дверь, вернулся в комнату и посмотрел на меня, странно, с сомнением, я тут же почувствовала неладное, ощутила какой-то липкий неприятный страх внутри.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пашенька задержался у стола, хорошо так глотнул из бутылки с водкой, занюхал «рукой» и подошел ко мне, отвязал… доволок до стола, снова уткнул меня в него лицом и изнасиловал, но… было ощущение, словно делал он это как-то через силу… не знаю… но длилось это долго… очень долго. Потом он немного попинал меня, стянул ремень со своих брюк и начал душить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он душил меня… и было жутко, по-настоящему жутко… потому что ему все никак не хватало духа, и, когда я уже совсем задыхалась, он снова и снова отпускал… так повторялось три раза… Наконец, он сдался, откинул ремень и чуть отошел от меня, а я уже даже не плакала, я смотрела на него и тряслась – внутри меня словно бы образовалась дыра от ужаса…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он привязал меня обратно к батарее и вышел из домика. Судя по всему, он звонил своим друзьям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И они приехали… И тут уж…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некоторое время, час или около того, они просто стояли вокруг меня и глумились, потом накрыли на стол, выпили, и… отвязали меня, убрали тряпку со рта… и я снова просила отпустить меня, обещала молчать, отчаянно, изо всех оставшихся сил, пыталась сопротивляться, но я не справилась тогда даже с одним, что уж говорить о четверых, они без особых усилий распяли меня на полу… И сначала просто насиловали, «пускали по кругу»… и было больно… но настоящая боль началась, когда Пашенька вдруг перевернул меня и вошел сзади… кажется, я даже потеряла сознание… Очнулась я уже на полу около батареи, привязанная за руки… болело везде, болело сильно, между ног горело просто огнем, особенно сзади… и ото всюду вытекала их сперма, казалось – я вся в ней, казалось – я уже никогда, никогда не отмоюсь… Эти четверо сидели за столом и пили…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К вечеру этого дня, субботы, уже изрядно выпив, они снова было собирались изнасиловать меня, но… захотев посреди дня пописать, я уже не стала проситься и привлекать лишний раз их внимание, а терпеть было больно… да и так я была вся грязная, от меня всей, казалось, чем-то воняло, не знаю… но этот запах сводил меня с ума, усиливал боль, и так хорошо ощутимую… И они побрезговали что ли, не знаю, кинули в меня тряпку с порога комнаты, заставив вытереть и себя, и… под собой, а потом оттащили на середину комнаты и начали издеваться. Сначала они пихали металлическую ложку мне между ног, потом в ход пошла вилка, а потом… потом… они добрались до пустых бутылок и пихали в меня уже их, и были ими меня… Иногда я словно уходила куда-то: я не могу сказать, что я теряла сознание, но оно словно пряталось куда-то от боли – и чем дальше, чем чаще оно пряталось…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но… потом, как-то вдруг, по моему телу пронеслась просто жуткая боль, казалось, обожгли огнем, я с каким-то судорожным вздохом вернулась в реальность, нестерпимо болело левое бедро и выше, просто горело адским пламенем, из моих глаз хлынули слезы, я вроде закричала, но крика не было, только стон, хотя во рту не было тряпки… И как пугало… очень пугало: я не понимала, почему так «горит» бедро и между ног – от боли по всему телу, какой-то мелкой лихорадочной дрожи и сковывающего отчаянья внутри я уже не осиляла поднять голову и посмотреть, а боль только нарастала… и я слышала словно бы хруст осколков, но… – что они сделали там, что???<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я попыталась отползти, но лишь получила пинок… и затихла, и снова сознание будто спряталось… Когда я вновь вернулась откуда-то в реальность, эти четверо снова сидели за столом и пили, и смеялись, а я, абсолютно голая, валялась на полу, жуткая боль от левого бедра и между ног очень неприятно отдавала по всему ноющему и другими ранами телу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На ночь они все-таки решили меня привязать, Пашенька подхватил меня за подмышки и потащил к батарее – это передвижение усилило и без того чудовищную боль, я застонала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Живучая какая, сучка… – прошипел Пашенька и грубо бросил меня рядом с батареей, привязал, засунул тряпку мне в рот, отошел к столу, взял нож и вернулся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он опустился на корточки рядом со мной, ударил несильно пару раз по щекам, убеждаясь, что я в сознании, и принялся резать полукруги под моими грудями… он разрезал кожу и что-то приговаривал, а я уже не разбирала его слов, только мычала от боли… Потом к нему присоединился и Артемка, который до этого курил у окна: один резал мое тело, другой жег сигаретой… Зачем они это делали? Я не понимала… я не понимаю до сих пор…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да я ща прирежу эту суку и все, — вдруг как-то громко прорычал Пашенька и поднес нож к моему горлу с правой стороны, и зачем-то вынул тряпку из моего рта. – Ну что, сука, уже не такая крутая, да?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я молчала, говорить сил не было, Пашенька вжал лезвие, чуть провел им, разрезав кожу на шее, я почувствовал боль, но… снова, снова у него не хватило духу… Решимости Пашеньки хватило лишь на этот небольшой надрез, неглубокий, но вот заживал он долго…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пашенька выругался, встал, бросил нож на подоконник, размахнулся и со всей дури ударил меня кулаком в челюсть, а потом начал остервенело бить и пинать куда придется… Вырубилась я быстро…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очнулась я уже в воскресенье… металлический вкус во рту уже не уходил…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я села, тряхнула головой, отгоняя эти воспоминания, и вдруг поняла, насколько сильно я хочу снова увидеть Мясника, и больше всего вовсе не затем, чтобы поблагодарить, поговорить, спросить… нет – меня просто жгло изнутри яростное желание увидеть на тех его столах и других участников той «вечеринки на даче друга». Я хмыкнула и вдруг подумала – а почему нет? – я хочу видеть их всех порванных в куски, я хочу видеть их боль, слышать их крики, я хочу, чтобы Мясник растерзал их также, как Пашеньку! И почему нет?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я глубоко вздохнула, ощутив, как сильна, как непомерна во мне жажда этого, во рту тут же набежали слюни, как только я представила: та «операционная», Артемка и Никитос крепко растянутые на столах, и Мясник со скальпелем в руках…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Боже, какой мужик!» – пронеслось у меня в голове, когда я вспомнила, как Мясник «сделал» Пашеньку. Я невольно помотала головой, поняв, что восхищаюсь совершенной дикостью… – но ведь эта его такая первобытная, такая безжалостная дикость была обращена не на меня, а на моего обидчика, и она не могла не восхитить, не могла оставить равнодушной… Я вдруг вспомнила его губы… и внутри снова это тянущее чувство. «И, если надо, я буду послушной девочкой! Я буду!» – заключила я, улыбнулась и снова улеглась, уставившись в потолок. Я лежала и представляла, каким Мясник может быть – там, под маской: симпатичный он или нет, какого цвета его волосы, какая у него прическа?.. Так я и лежала, увлеченная этим занятием, пока снова не раздались шаги. Я подскочила к окошку, оно отворилось, пустая посуда быстро исчезла, и появилась новая тарелка, уже с супом, и я поняла, что прошло довольно много времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник уже было собирался закрыть окошко…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, – торопливо произнесла я, получилось нервно и громко, я посмотрела в окошко на Мясника, на нем все та же маска, он стоял, держа голову полубоком и не глядя на меня. – За этого… Классно ты его! – добавила я, Мясник повернулся, внимательно посмотрел на меня, я улыбнулась и кивнула ему, он кивнул в ответ и закрыл окошко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Минут через тридцать он забрал тарелку из-под супа. А я снова расстроилась – почему он все такой же холодный? Может я его обидела? Но чем? А может я не так что-то сказала? Он совсем со мной не разговаривает… Хотя может, он просто немой?.. А мне так хотелось с ним поговорить и… меня просто распирало желание написать ему еще два адреса…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще примерно через пару часов окошко моей камеры открылось вновь, Мясник поставил бокал и положил что-то сверху, заглянул и внимательно посмотрел на меня, словно убеждаясь, что я еще тут – а куда я денусь? Я сидела на кровати, смотрела на него в окошко и смущенно улыбалась, он слегка кивнул мне, закрыл окошко и ушел. Я подошла к двери и… на мои глаза тут же набежали слезы, правда, по привычке сразу высохли… – на бокале была овсяная печенька, большая, круглая, аппетитная печенька. Я взяла ее и повертела в руках – она была явно купленной, не домашней, но свежей и вкусно пахла. Я заглянула в бокал… в бокале было молоко… Где это видано, чтобы маньяки своим жертвам приносили молоко и печеньки?! Я улыбнулась – ведь это значило, что я для него не жертва… «Но кто тогда?» – мысленно удивилась я, однако особо раздумывать над этим своим вопросом я не стала. Я с удовольствием съела угощение, выпила молоко, которое оказалось к тому же приятно теплым, сполоснула бокал и поставила его на столик, легла на кровать и потянулась, и снова захотелось улыбнуться – и я как-то внезапно осознала, что за последние сутки-двое я улыбалась чаще, чем за последние три месяца. И вдруг – внутри, в самом сердце – такое желание жить, такое желание быть, чувствовать то, что сейчас внутри меня, чувствовать снова чью-то заботу о себе, пусть и в камере, пусть и под замком…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не знала, что будет дальше, но мне так захотелось, чтобы было это дальше…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре я уснула.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулась я от сна: я шла по какой-то деревне, по грунтовой дороге, свернула в переулок, а там, в конце тропинки, собака, большая, белая собака, она сидела и смотрела на меня, я замерла и тоже уставилась на нее, не решаясь идти. Но так тянуло туда – вперед, а собака пугала, хотя она не скалилась, не рычала, не гавкала, просто пристально смотрела. И тут я побежала, рванула изо всех сил, и… проснулась, и, несмотря на все усилия, так и не вспомнила куда я же я в итоге побежала – все-таки вперед или назад, прочь от собаки? Я помотала головой, отгоняя мысли о сне, несмотря на некоторую напряженность и тревожность, сон был приятным – в нем не было ни тени воспоминаний.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я встала, приятно потянулась, умыла холодной водой лицо, но как же хотелось искупаться и помыть голову, волосы были уже грязные и это порядком раздражало. Поэтому повздыхав немного, я все же решилась: постанывая, покряхивая и матеря на чем свет стоит камеры без должных удобств, я кое-как прополоснула волосы с мылом под холодной водой – получилось не совсем хорошо, но лучше, чем ничего – повязала полотенце на голове как тюрбан и села на кровать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Меня гложило нетерпение: «Написать адреса, написать!» Но в тоже время было очень тревожно: Артемка, лучший друг Пашеньки, жил практически по соседству с ним, с девушкой, детей у них не было, еще один – Никитос, тому вообще меньше всего повезло, жил он один в старом маленьком домишке в деревне недалеко от города, личная жизнь его совсем не задалась, что, собственно, и немудрено – любил он другую «даму», белую и сорокоградусную, а у Мясника явно пунктик насчет семей – вдруг он не согласится?.. Но… почему бы не попытаться?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я со смиренной грустью оглядела камеру – я понимала, где-то в глубине души я очень ясно осознавала, что отсюда мне уже нет выхода… нет… И прежде всего, потому что я… я не хочу уходить, тем более, если Мясник приведет и этих двоих – у меня больше нет ничего – что дальше? – смысла возвращаться туда, в обычный мир, нет. А здесь, здесь будет человек, который… который для меня… Поэтому даже несмотря на доводы рассудка о неизбежности моей участи, страх перед Мясником во мне совсем отступил, и все сильнее становилось ощущение безопасности – казалось, даже эти стены, что вокруг меня, призваны защищать, а не держать: за ними было так спокойно – я точно знала, что никто не ворвется вот сейчас и не начнет меня насиловать, потому что там, за этими стенами, есть этот сильный и молчаливый мужчина в маске… а если бы он сам хотел меня изнасиловать, он бы давно это сделал, да и если бы он хотел меня убить, тоже бы давно это сделал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я размотала полотенце, чуть подсушила им волосы, повесила его на цепь кровати и легла, уставилась в потолок и начала напевать, негромко, просто, чтобы хоть немного развеять эту тишину, пустоту вокруг себя. Я лежала и напевала, пока во рту не пересохло, замолчала и тут услышала шорох, резко села на кровати и прислушалась, во мне зародилась паника – а вдруг тут еще кто-то есть? И вроде я услышала шаги, они как будто бы удалялись, и вроде я убедила себя – это были, скорее всего, его шаги, но все равно стало как-то не по себе – в голову полезли какие-то совершенно детские страхи – это место видело столько насильственных смертей, а вдруг призраки и правду существуют?.. Я посмотрела на лампочку – как же хорошо, что она горит все время, в темноте тут была бы настоящая жуть. Я потерла рукой лоб, и тут, как нарочно, лампочка моргнула, хотя за все дни – сколько я тут, точно я уже не знала – она ни разу себе такого не позволяла… а может мне показалось? Я прижала коленки к груди и вслушалась – ничего, но мне все что-то казалось: то едва уловимые шорохи, то какой-то скрежет совсем вдалеке, то очень тихие стоны… Глубоко вздохнув, я встала, подошла к двери и подняла руку, намереваясь постучать, позвать Мясника, хотя бы спросить, это он был или нет, но я так и простояла минут пять, ни на что не решившись: я несколько раз поднимала руку и снова опускала ее – нарушить тишину, порядок этой тишины, его порядок – нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вернулась на кровать, легла, повернувшись к двери лицом и внимательно уставившись на нее, готовая закричать в любой момент – я была уверена, он придет на мой крик. Но… ничего не происходило, и вскоре я задремала.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сон был тяжелым, вязким, липучим, я проснулась в поту – снова те три дня как наяву. Я резко встала, отчего закружилась голова, я глубоко подышала и прошла к крану. Вчерашние детские страхи исчезли без следа – нахлынувшие воспоминания очень здорово отрезвили и вернули в реальность… И, когда Мясник принес мне привычную перловку, правда, в этот раз с хорошим аппетитным куском жареного мяса сверху, и компот, я уже не сомневалась и не раздумывала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Принеси мне ручку, пожалуйста, – произнесла я это негромко и чуть запинаясь, стоя прямо у двери, с надеждой глядя на Мясника в окошко. Мясник был привычно в маске, привычно промолчал, даже не кивнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако ручку он принес, когда пришел за посудой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди, пожалуйста, – попросила я, оторвала кусочек туалетной бумаги и написала на нем адреса, и Артемки, и Никитоса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я протянула записку с ручкой Мяснику и заметила, что моя рука дрожит. Свободной рукой, не торопясь, тоже внимательно наблюдая за тем, как дрожит моя рука, Мясник взял записку, прочитал и посмотрел на меня. Он смотрел долго, пристально, изучающе, с таким исследовательским любопытством, словно я была интересной головоломкой или странным, доселе неизвестным существом, не знаю… но стало некомфортно, внутри появилось нехорошее предчувствие, что он сейчас откажется, а мне так хотелось, чтобы он… их… И я решительно отошла от двери, ближе к кровати, так, чтобы он видел меня полностью и… сняла юбку, оставшись в трусах и футболке, и чуть расставила ноги – шрамы на бедрах невозможно было не заметить… Со временем некоторые из них, те, что помельче, стали белее, другие же так и остались широкими, неровными, «кровавыми» линиями, разрывающими мою жизнь на до и после…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник молча и внимательно провел взглядом по моим ногам – почему я тогда решила, что это убедит его – не знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это их работа, – произнесла я, голос дрожал, я уже вся дрожала, было неприятно стоять вот так перед ним, без юбки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник закрыл окно и ушел – он не кивнул и ничего не сказал – он не подал вообще никаких признаков, как же он отреагировал: да или нет? Что это значит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я натянула юбку и глубоко вздохнула, глаза обожгли слезы, но тут же высохли, стало обидно… и очень стыдно – и даже мне самой было непонятно: почему мне всегда было так стыдно за то, что сделали со мной эти четверо – я ведь не виновата, не я это сделала, но мне было стыдно, было стыдно говорить про это, было стыдно показывать свои шрамы, было стыдно смотреть на них, было стыдно вспоминать, было стыдно жить после этого…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…После своего совершеннолетия, когда я окончательно поняла, что должна отомстить – что я хочу отомстить – как сильно я хочу отомстить, я наняла частного детектива, Беляева Николая Александровича. Конечно, пришлось сказать, что я просто хочу отправить своих обидчиков за решетку, раз ни папенька, ни мужички из полиции этого сделать не потрудились, но нужно мне было на самом деле одно – узнать, где они, куда сбежали эти крысы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Николая Александровича я косвенно знала и раньше – мой отец иногда с ним сотрудничал, когда проверял своих новых, а иногда и старых, сотрудников, и свои отчеты детектив часто приносил отцу не в офис, а домой. Был Беляев, как и нетрудно догадаться, бывшим сотрудником органов внутренних дел, ныне на законном отдыхе, вот и подрабатывал. На вид это был суровый, высокий, чуть набравший солидности в виде тройки-другой лишних килограмм мужчина в возрасте с грубыми чертами лица и военной выправкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И поначалу он исправно делал свое дело: собрал практически полные биографии этих четверых, нашел более-менее убедительную доказательную базу, и все это отдал мне…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Екатерина, вы уже можете отправляться в полицию, если что я всегда на связи и… помогу, — произнес Беляев, положив передо мной окончательный отчет о проделанной работе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я быстро и при нем пролистала документы – интересно все-таки, как меняется работа мозга человека, когда в нем зарождается идея, которая охватывает полностью, занимает мысли целиком, это очень концертирует все способности – я после первого же поверхностного просмотра поняла, что в отчете детектива нет самого главного – новых адресов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, но тут нет адресов новых… этих козлов, где они? Мы договаривались о полных данных о них, – напомнила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Беляев как-то странно замялся и ответил не сразу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дело заведут… и без этого. Не переживайте, Екатерина, тамошние ребята сумеют их найти, — детектив был как-то слишком уж сосредоточен и напряжен, и я почувствовала, что давить на него бесполезно, да мне и не хотелось вызывать подозрения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, спасибо, — я положила перед ним на стол конверт с оставшейся суммой. – До свидания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И он ушел, однако через две недели позвонил и очень интересовался, почему я до сих пор не отправилась в полицию. Я… тогда просто, бесхитростно, сказала, что передумала ворошить все это, и наивно решила, что отделалась от Беляева, но не тут-то было…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как-то я ужинала в ресторане, просто чтобы не быть дома одной – были дни, особенно вечера, когда особо не хотелось ни о чем думать, ни о чем вспоминать… Я уже съела ужин и сидела, наблюдая за посетителями в центре зала, попивая вино и медленно поедая кусочек тортика, с шоколадными коржиками и сладким кремом, – тортики всегда поднимали мне настроение, правда, действие их, к сожалению, было весьма недолгим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Екатерина, — я вздрогнула от обращения ко мне, и повернулась на голос, напротив меня без приглашения уже усаживался Николай Александрович. Он устроился поудобнее, улыбнулся мне и как-то уж слишком по-отечески посмотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Екатерина, — еще раз повторил он, а я улыбнулась ему без особого старания, намекая, что я заметила его, но не особо рада.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне бы хотелось с вами поговорить, — я посмотрела на него, кивнула и отпила вина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Николай Александрович открыл было рот, но тут подошел официант с бокалом для него, и Беляев снова взял паузу. Официант ловко наполнил бокал детектива из заказанной мною бутылки, которую я уже успела осушить до половины, спросил нужно ли что-то еще и, получив от нас отрицательный ответ, удалился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы узнали адреса? – спросила я, видя, что Беляев почему-то все никак не решается начать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – Николай Александрович снова замолчал, потер пальцами подбородок, провел левой рукой по шее, а потом, словно решившись, положил руки на стол, сложив пальцы в замок, и наконец произнес, — и мне бы очень хотелось предостеречь вас от ошибок, которые вы по молодости можете наделать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вопросительно посмотрела на него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я уже совершеннолетняя, — напомнила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня зародились, так сказать… — продолжил детектив, никак не ответив на мое замечание, — некоторые опасения… – он говорил медленно, делая небольшие паузы, словно пытался как можно лучше подобрать слова, – что вы, так сказать… не намерены идти в милицию, потому что…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он замолчал, сделал глоток вина, поставил бокал и как-то нелепо развел руками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему же? – я тоже выпила, поставила бокал и подалась вперед, приблизившись к Николаю Александровичу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вглядывалась в его лицо, в его глаза, пытаясь увидеть, пытаясь понять, что происходит там – в его черепной коробке: почему он пришел сюда, к женщине, которую изнасиловали, которую не смогли защитить ни отец, ни полиция, ни он сам, и не то что защитить, даже наказать тех ублюдков? А теперь он пришел сюда и имеет наглость отговаривать меня от самого простого и банального желания – отомстить… Зачем он здесь? Он думает, что он лучше, мудрее, умнее всех? Так где была его лучшность, мудрость и ум – почему он не смог защитить меня, или других таких же, как я, сколько нас таких? Или он думает, что познал смысл жизни, если протащил свое тельце по этой земле целых пятьдесят с чем-то там лет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я стиснула челюсти, чувствуя, как внутри меня закипает кровь, мне пришлось до боли сжать правую руку в кулак, потому что безумно захотелось взять вилку, лежащую около тарелки, и воткнуть ее детективу в глаз, вынуть его и заглянуть туда, за этот глаз, и посмотреть – а есть ли там мозг, а есть ли в том мозге совесть или хотя бы грамм стремления понять меня?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все это время Беляев внимательно наблюдал за мной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я подумал, что… вы, возможно, решили нанять кого-то другого для… для того, чтобы наказать, так сказать, — произнес он, поправляя галстук, а я вдруг смутилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дело в том, что этим своим предположением детектив был очень прав и очень неправ одновременно. Он был прав, что я решила наказать ублюдков далеко не в полиции, но был неправ, в том, что я хочу кого-то нанять для этого, нет – я уже тогда четко осознавала, что я не хочу, чтобы их убили или посадили, я хочу видеть их смерть… собственными глазами…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я улыбнулась детективу, спокойно, мягко – мне была забавна его такая правильно-неправильная догадка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, Николай Александрович, я никого нанимать не собираюсь, сейчас у меня совсем другая цель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он посмотрел на меня внимательно, я смотрела открыто и не пряча глаза, и была уверена в том, что говорю правду, а я и говорила правду…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я рад… это слышать… — он снова запнулся, я улыбнулась ему еще раз, пожала плечами, разведя руки, намекая, что раз так, значит говорить больше не о чем, он кивнул и поднялся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Просто, Катерина, вы сильно изменились за последнее время, и я… извините, если обидел, просто, сами понимаете, мы с вашим отцом были дружны, и я чувствую… — начал вдруг оправдываться Николай Александрович, по-прежнему не сводя с меня взгляда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не переживайте, — резко перебила я его, — я понимаю ваши опасения, — уже более спокойно произнесла я, хотя снова ощутила прилив ярости, и не показать свою злость мне далось нелегко, однако взгляд я не отвела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Николай Александрович помолчал несколько секунд и наконец кивнул:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, до встречи, — он как-то смущенно улыбнулся и ушел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я вдруг поняла – значит адреса не так уж и трудно узнать, раз он так забеспокоился, что я просто наняла кого-то другого. И скорее всего нужные мне адреса у него есть… и были…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я откинулась на спинку стула, подозвала официанта, попросила счет и вызвала такси до отцовского дома, вернее по бумагам уже моего…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Минут через двадцать я уже заходила в дом… все теперь здесь было мое… я внесла некоторые коррективы в интерьер… но все равно, это уже не был мой дом, как в детстве, это было просто мое временное пристанище…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сняла и кинула на диван в гостиной платье и колготки, оставшись в нижнем белье, взяла лежащую на столе резинку для волос и подошла к зеркалу, большому зеркалу, почти в полный рост, затянула в хвост свои русые волосы, которые я всегда отращивала чуть ниже плеч, и замерла… Почему-то сразу вспомнились слова Николая Александровича – «вы сильно изменились за последнее время…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне было уже почти девятнадцать, прошло почти три года… Я вдруг начала рассматривать себя, как в первый раз, поочередно выставляя вперед то одну ногу, то другую… На внутренней стороне бедер осталось много шрамов от той разбитой бутылки: ближе к коленям были совсем маленькие, едва заметные, словно черточки, разбегающиеся в разные стороны, выше шрамы были уже больше, «сдернутые», почти не побелевшие, а один, широкий, яркий, грубый, неровный, выступающий над кожей, шел вдоль всего левого бедра почти до самого колена… Еще – три заметных продольных уже от ножа на передней стороне правого бедра, когда Пашенька просто резал мое тело… Я подняла взгляд выше, расстегнула лифчик и сняла его: два четких, явных шрама под грудями, на правой груди – уже едва различимый отпечаток укуса, на левой – тонкий, но по-прежнему ярко-красный, проходящий почти по соску шрам от пореза ножом, и совсем рядом следы от сигаретных ожогов… почему-то больше досталось именно левой груди, словно метили в самое сердце. Еще – два довольно длинных шрама вдоль ребер справа, три небольших шрама на животе и два сигаретных ожога почти на линии трусов… Все это я сохранила… А вот: след от пореза на шее, оставшийся от попытки Пашеньки перерезать мне горло, и шрамы от побоев на лице (особенно глубокие были на подбородке, на левом виске до самого уха и справа на лбу) я убрала с помощью пластики, хотя даже она не справилась с ними до конца, и, если присмотреться – видны белые и очень тонкие линии, которые словно тени, словно призраки тех ран… они как нити паутинки на моем лице, тонкие, едва заметные, почти воздушные, но это лишь иллюзия – запутаны в них боль и смерть… Конечно, мне предлагали убрать все шрамы, и на теле тоже, но я не решилась… Эти шрамы – они часть меня, они не только на теле, они слишком глубоко в душе, и если их убрать – моя душа будет как будто в чужом теле, потому что она помнит все… а тело словно бы забудет это…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вздохнула – изменилась ли я? – я не просто изменилась… в тот день, когда меня не закопали, я умерла… я была «там»… В больнице, куда меня привезли, врачи откачали меня еле-еле: остановка сердца, реанимация… Я очнулась, я заново родилась – но может ли родиться два раза один и тот человек? Изменилась ли я? О, нет… Просто это не та я, это уже совсем другая я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вздохнула, отвернулась от зеркала, прошла к монитору у входной двери – совсем недавно я поставила в доме современную сигнализацию и видеонаблюдение – убедилась, что все в норме, дошла до кухни, взяла из холодильника открытую бутылку вина, и, захватив бокал, прошла в гостиную, перекинула платье и колготки с дивана на журнальный столик, натянула брошенные там же с утра домашние трико и футболку и удобно устроилась, укутавшись в плед, налив себе вина и включив телевизор. В моей голове только одна мысль – как достать адреса? Конечно, можно, действительно, просто обратиться еще к кому-то, но ведь этому кому-то придется объяснять зачем мне адреса этих людей, придется рассказывать «это»… Даже если попросить достать адреса без объяснения причин – я была уверена – все равно, профессионал или нет, исполнитель проявит любопытство о том, зачем мне это, просто сделает это за моей спиной… а значит узнает… стыдно… мне было стыдно…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я потерла лоб и огляделась – я снова в знакомой камере. Я принялась ходить взад-вперед, как зверь в клетке, я томилась от непонимания ответа Мясника, так и подмывало начать стучать в дверь, кричать и требовать ответа, хоть какого-нибудь – пусть скажет «нет», пусть, но пусть это будет озвучено, чем вот так вот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через некоторое время Мясник принес мне молоко и печеньку: открыл окно – я встала в трепетном ожидании – он молча поставил бокал с печенькой наверху и закрыл окно. Задать вопрос или сказать что-нибудь я побоялась, а его молчание тягостно отдало где-то в душе…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;По моим подсчетам шел шестой день – дни я отсчитывала примерно, по еде: кормил он меня раз в день плюс печенька, хотя мне все-таки казалось, что время, когда он приносил еду, не всегда одно и тоже, но точно сказать я не могла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Безумно хотелось искупаться, потому что, несмотря на мои попытки вымыться под краником, волосы были сальными, голова чесалась, а от тела пахло потом. И страсть как хотелось на улицу – просто выйти, просто погулять, чтобы вокруг не было стен, только воздух… И хотелось надеть чистое белье, которое бы так приятно пахло чистотой – порошком, казалось, сейчас этот запах был бы самым долгожданным для меня… даже настойчивый запах чистящего средства теперь не казался мне столь раздражающим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник все также хранил молчание и не забирал меня в ту свою «операционную». Ожидание томило и разочаровало – а вдруг он не согласится? Я пыталась придумать возможные причины его отказа, но в голову намного охотнее лезли совсем другие предположения: возможно, Мясник просто выжидает, делает перерыв – ведь сразу столько похищений в одном городе, это уже действительно большой риск и наглость, а возможно, он просто обдумывает и решает, нужно ли ему это, или наблюдает за жертвами – ведь похитить людей незаметно тоже непросто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От томительного ожидания его ответа все бытовые неудобства раздражали еще больше, казалось, всего хотелось еще сильнее, но ничего не оставалось – только ждать… Я снова застирала трусы и повесила их на цепь кровати, села и принялась вспоминать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Через пару недель после встречи в ресторане, я снова пошла к Беляеву, вновь попросить достать или… отдать новые адреса этих четверых – я решила попробовать предложить больше денег, много больше денег, к тому моменту я как раз окончательно закончила всю бумажную волокиту по вступлению в наследство и продала две отцовские машины, дорогие машины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вошла в офис детектива, который располагался в одном из деловых центров моего родного города, офис был небольшим, всего две комнаты: кабинет самого Николая Александровича, и, собственно, основное помещение, где обычно сидели секретарша детектива, ярко-рыжая женщина без определенного возраста по имени Лиза, по моим подозрениям, жена самого Беляева, и его помощник, довольно молодой мужчина, лет тридцати, который тогда меня и встретил в гордом одиночестве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Екатерина, здравствуй, — клиентов у них особо много не было, поэтому, наверное, молодой и запомнил меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я приветливо улыбнулась, и про себя отметила, что с каждым днем мне все труднее вот так вот мило улыбаться, особенно мужчинам, особенно молодым, – во мне где-то глубоко тут же зарождался страх, такой мерзкий, панический, и я сразу начинала злиться и ненавидеть их за этот страх…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуйте… — я замялась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Леша, — помощник детектива встал и пошел мне на встречу, приветливо протянув руку, а я непроизвольно отступила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Алексей, — начала было я, но он перебил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Называйте меня просто Леша и на «ты», — он остановился в шаге от меня и скользнул по мне глазами, я заметила в его взгляде интерес… такой специфичный, мужской… Это меня смутило еще сильнее: все те, с кем я в последние время общалась, – отцовские ближайшие друзья, адвокаты, нотариус да Николай Александрович – смотрели на меня только с жалостью, сочувствием, а этот молодой смотрел на меня оценивающе, немного с похотью, как когда-то Пашенька… Как же захотелось вырвать глазенки этому Леше и заставить его же сожрать их, а потом отрезать эти губы с его лица, чтобы убрать эту полуулыбку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вы меня Катя, — вместо этого произнесла я, нервно сглотнула и пожала протянутую руку. — Очень приятно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алексей вдруг вместо рукопожатия потянул мою руку и прикоснулся к ней губами, я немного дернулась, но все же сдержала охвативший меня порыв тут же убежать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вы не скажете… Леша, — перейти на «ты» у меня не получилось, поэтому я просто добавила «смягченное» имя. – Николай Александрович скоро будет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, сегодня, к сожалению, он, наверное, не вернется, – немного грустно произнес Алексей, но тут же расцвел, — но может, я могу вам помочь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я улыбнулась, закусила нижнюю губу и посмотрела на него, постаравшись сделать беспомощный взгляд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня довольно деликатное дело…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, двести тысяч рублей в перспективе уговорили Алексея достать нужные мне адреса…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И… за то время, пока он выполнял мою «просьбу», а заняло это у него почти три месяца, мы достаточно сблизились<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Был Алексей довольно милым, вернее, он относился ко мне как-то легко, как будто ничего не произошло, хотя он знал мою историю, но он не расспрашивал меня об этом, вообще не поднимал эту тему, вел себя так… словно мы учились на одном курсе университета и дружили. И постепенно наша «дружба» стала медленно и плавно перерастать в нечто большее, ну… пытаться перерастать… Мы несколько раз, когда он приезжал с очередным, не очень-то информативным, отчетом, засиживались допоздна, болтали, пили вино и ели еду, заказанную из ресторана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поначалу я притворялась, ради адресов, я боялась, что, если не подыграю ему, он откажется, но постепенно мне понравилось быть в его обществе – он был достаточно спокойным, рассудительным и веселым. А потом он начал учить меня приемам самообороны, что сделало наши встречи чаще и очень хорошо оправдывало для меня самой же мое желание и ожидание этих встреч… Я даже переоборудовала одну из комнат в доме под спортзал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алексей достал мне адреса, а вот денег не взял… Но все равно, в знак благодарности я отдала ему оставшийся от отца джип, который я не продала с остальными машинами, приглядев его для личных нужд. Права я получила еще полгода назад, понимая, что, если я хочу все-таки выследить Пашеньку, без машины никак. Еще в знак признательности, а больше в качестве своеобразного призыва к молчанию, я пообещала Алексею отдать одну из двух оставшихся мне от отца квартир – а зачем она мне, Пашенька и Артемка, как выяснилось на тот момент, уехали в Москву, а Никитос и Данил в Саратов, поэтому все равно всю недвижимость в своем городе я решила продавать. Но… когда, получив адреса, на следующий день я сидела и изучала карту Москвы, я вдруг ощутила тоску, такую щемящую, гнетущую… Мне нравилось общаться с Алексеем, он не накидывался на меня, пытаясь уложить в постель, не делал даже намеков, просто общался, и этим очень помогал отвлечься от воспоминаний, и страх во мне в его присутствии появлялся все реже. Я уже не рвалась куда-то ехать за Пашенькой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Две недели с того момента, как Алексей передал мне адреса, я провела в сомнениях и растерянности: я не выставляла недвижимость на продажу, не изучала карту Москвы, не составляла планов мести… – все это навевало на меня тоску – я словно пребывала в каком-то ступоре. Во мне впервые за последние годы зародилась мысль – а вдруг у меня получится обычная жизнь?.. Алексей в эти дни несколько раз захаживал ко мне под предлогом потренироваться – и как же мне не хотелось менять вот это… на Москву и Пашеньку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но настал день… В тот день, Алексей, как обычно, пришел поучить меня приемам самообороны. Надо сказать, физическая форма у него была отличная: с детства занимался каратэ, отслужил в ВДВ, до детективного агентства работал в полиции. И вот… я снова на матах, не могу выбраться из очередного его захвата, а Алексей навис надо мной… От этого меня сразу окатило волной паники. Он наклонился и нежно коснулся моих губ своими, а я изо всех сил оттолкнула его и выбежала из зала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вбежала в ванную своей комнаты, заперлась и прислонилась спиной к двери, тяжело дыша и дрожа всем телом, сердце бешено колотилось, было страшно так, словно за мной гнался медведь, словно я только что избежала смерти. Я сделала несколько глубоких вдохов и подошла к раковине, умылась холодной водой и посмотрела на себя в зеркало: щеки от тренировки и страха разрумянились, глаза блестят, рот полуоткрыт от частого дыхания – я аж сама отметила, что даже так, с чуть заметными белыми линиями шрамов, я вполне симпатичная. Я вдруг подумала, а почему бы и правда не удалить шрамы и на теле, и тогда для всех я не буду переживший ТАКОЕ, я буду обычной… Может я достойна, чтобы начать новую жизнь? Чтобы у меня, как и у отца, была прекрасная и послушная дочь или сын… Эти мысли застали меня врасплох – я стояла, огорошенная ими, и несколько минут просто пристально смотрела на себя в зеркало, а потом снова умылась холодной водой, сделала несколько глотков и вышла из ванны. Я хотела с улыбкой войти на кухню, куда, судя по включенному свету, перебрался Алексей, и извиниться, и превратить все в шутку, но… услышала шепот, вернее даже гудение голоса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я подошла поближе и прислушалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Малыш, ну прости… я работаю, да люблю тебя… ну, правда, много работы… Да не изменяю я тебе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алексей замолчал, судя по всему, положил трубку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да и как тут изменишь с этой покалеченной придурошной… — проворчал он в пустую комнату…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следующий день – все тоже самое: та же камера, та же перловка с мясом и то же молчание Мясника. Я уже где-то в глубине души даже смирилась, приняв его молчание все-таки за отказ, поэтому очень удивилась, когда через несколько часов после того, как он забрал пустую посуду, вместо молока и печеньки, открылась дверь моей камеры. Я встала, Мясник вошел и замер почти у порога, на нем уже привычные: маска, перчатки, водолазка, штаны и массивные ботинки. Он внимательно осмотрел меня с головы до ног, он так пытливо осматривал меня, что я почувствовала себя голой, даже несмотря на то, что на мне были и юбка, и футболка, и даже трусы уже к этому моменту высохли и тоже были на мне… Почему он так смотрит? И внутри меня волна страха – а вдруг он за мной, вдруг он сейчас МЕНЯ привяжет к одному из столов? Но тут же ожила и надежда – может все-таки ДА?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник подошел, надел мне на голову мешок и повел, а я улыбалась – несмотря на страх, я все же надеялась, я очень хотела, я верила, я… чувствовала, что увижу сейчас там, в «операционной»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник снова пристегнул меня к той же стене – и я уже твердо знала… Он снял мешок с моей головы, передо мной два знакомых стола, я прищурилась, привыкая к яркому свету, и увидела – на столах Артемка и его подружка, а за ними, на стуле, Никитос. «А вот и вы мои старые „друзья“, сейчас вы поистине поразвлечетесь», – игриво промурлыкала я про себя и улыбнулась – на душе стало хорошо. О девушке я старалась не думать – пусть винит своего благоверного, она платит за его ошибки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник надел амуницию: плащ а-ля дождевик, сменил перчатки на большие и резиновые и принялся за дело… Длилось все несколько часов, причем на девушку Мясник потратил минимум времени, убив ее практически в самом начале, а вот над молодцами он трудился долго – он словно бы делал это именно для меня… И он наблюдал за мной, я достаточно часто ловила его взгляды, довольные взгляды – ему явно нравилось, как я смотрю. А как мне нравилось то, что я вижу!!! Как же сладостно было наблюдать, как убивают для тебя!!! – убивают тех, кто причинил тебе боль… – и теперь их режут на кусочки, медленно, уверенно, безвозвратно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот Мясник закончил, подошел ко мне – очень тянуло поцеловать его, очень, но снова «получать» не хотелось. Я с силой закусила нижнюю губу и во все глаза смотрела на него, и понимала, что взгляд у меня собачий – преданный и преисполненный обожания. Внутри меня просто клокотало истинное благоговение к этому сильному, жестокому и молчаливому мужчине в маске, я ощущала просто невероятный прилив душевной теплоты и благодарности, и в тоже время сердце сжимала щемящая тоска и странная тревога от невозможности выразить, хоть как-то поделиться с ним тем, что внутри меня – это все смешивалось в какое-то душевное смузи, вязкое, сладко-кислое, неоднородное…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он смотрел на меня, я – на него…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поцелуй меня! – неожиданно даже для самой себя, почти в приказном тоне произнесла я, и тут же, словно услышав саму себя со стороны (как громко это прозвучало!), испугалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник довольно хмыкнул, ушел к столам, снял дождевик и резиновые перчатки и снова подошел ко мне, и уставился на меня, он смотрел прямо мне в глаза, пристально и въедливо. Что он искал в них – не понятно, но я замерла и пыталась не дышать, чтобы не мешать ему, и казалось – я просто не могу отвести взгляд от этих его небесных глаз… Так прошло, наверное, минут пять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На этот раз он не стал бить меня, расстегнул оковы на моих руках, затем ногах, достал из заднего кармана штанов мешок, аккуратно надел его мне на голову, взял меня за локоть и повел. У него была теплая, даже горячая, рука и такая сильная… и я вдруг представила, как он касается своими теплыми пальцами меня там, внизу живота… Я смутилась и нервно сглотнула – эта мысль, просто как мимолетный кадр из фильма, появилась в моей голове всего на секунду, и сразу как-то стало не по себе: эта дикая, непривычная мне мысль – зачем она? Но она так плотно застряла где-то в моей голове и уже не отпускала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы остановились, я услышала металлические щелчок – Мясник открывал дверь моей камеры, но я не хотела туда – это пытка сидеть в ней – в этой тишине и при этом постоянном свете воспоминания так и лезут. Мясник отпустил мой локоть и положил мне ладонь на плечо, чтобы направить меня, а я немного присела, увернулась и сделала шаг, наудачу, куда-то в сторону, я чувствовала, его рука пыталась схватить меня, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он явно не ожидал такого от меня, однако среагировал быстро: шаг в мою сторону, и он грубо схватил меня за плечи, прижал к стене, потом резко снял с меня мешок и дал мне пощечину, но не сильно. И мы замерли… Мы смотрели друг другу в глаза, и я, на секунду, уловила в его глазах что-то… Мясник сделал еще шаг, приблизившись ко мне вплотную, а я, встав на носочки, максимально прижалась к стене, даже кончиками пальцев рук. Он смотрел сверху вниз, смотрел жестко: он – охотник, я – его жертва. Мясник с силой поставил левую руку на уровне моего лица, а правой схватил меня за шею и сжал, ощутимо, твердо, уверенно, – он мог придушить меня одной рукой, однако он не душил, просто держал, прижимая меня еще сильнее к стене, просто вжимая меня в нее, а я смотрела в его глаза и видела, точно, наверняка, доподлинно, – он меня не собирается убивать, не сейчас… и мне не было страшно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре он чуть ослабил хватку, но не отпустил, вглядывался в меня, с интересом, словно пытаясь разгадать мои мысли, – в его глазах откровенное любопытство. Вдруг он убрал руку с моей шеи, скользнул ею вниз и сжал мою грудь… Мое тело аж чуть дернулось от этого, словно оно инстинктивно ожидало боли, но было не больно, совсем не больно… Я судорожно вздохнула, и во мне вновь то что-то новое, волной – от кожи, где касалась его рука, внутрь, куда-то вниз живота, и стало как будто холодно… так и тянуло прижаться к нему сильнее… А его рука на груди словно обдавала огнем, словно температура его тела была не 36,6, а куда выше – его рука была так ощутима, так разжигала это чувство внизу живота, стало некомфортно, я нервно сглотнула, а он вдруг убрал ладонь с моей груди и аккуратно сквозь футболку коснулся пальцем соска – было вроде приятно – он не делал больно, но так стало не хватать теплоты его руки, всей ладони, на моей груди, – все это было так непривычно, так незнакомо, оттого очень пугающе. Я посмотрела на него с сомнением – неужели он все-таки… хочет… изнасиловать меня? Всего секунда – но эта мысль заразила тут же все остальные мои мысли, заразила их паникой и страхом, я в раз словно окаменела… Мясник, явно заметив это, тут же убрал руку от моей груди и чуть отстранился, давая мне возможность глубоко вздохнуть и опуститься полностью на стопы. Он внимательно смотрел на меня, а я во все глаза на него, и эта его маска, закрывающая большую часть лица, очень мешала понять его эмоции, я вглядывалась в его глаза и мне казалось, он смотрел словно бы с сожалением, словно переживал, что напомнил мне, что я испугалась, и было еще что-то: я заметила, как под маской он стискивал челюсти, словно испытывал какое-то негодование, недовольство, даже что-то наподобие гнева, но какого отстраненного, ненаправленного на меня… И страх внутри меня отступил – мне показалось… нет – я была почти уверена – он понимает, он чувствует, как и я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Врачи, психологи, другие люди, которые волей судьбы узнавали эту мою историю, они все смотрели с состраданием, они жалели меня, только жалели… только меня, словно те три дня, весь тот кошмар только и состоял из меня. Я не видела в их глазах злости, гнева, праведного желания наказать виновных, нет – словно те четверо подонков, да и все остальные, ни при чем, они вне этой ситуации. Однако, это не так – все: каждый, кто это делал, каждый, кто был тогда рядом, кто мог повлиять, исправить, не допустить, предупредить, наказать – все они, хотят того или нет, они причастны, они ответственны, они виновны…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И да! я тоже виновата, я абсолютно виновата – в своей беспомощности тогда, в неумении постоять за себя. Почему я ходила на эти гребаные танцы, куда меня привел отец, почему не занималась каратэ или боксом?! А потом… почему я тратила первые годы на попытки следовать совершенно нелепым советам «забыть, пережить, жить дальше…» Как забыть? Что значит «пережить» – я уже это пережила? Жить дальше… жить и знать, что по-прежнему те четверо есть, что они едят, пьют… дышат – а если бы я однажды встретилась с кем-нибудь из них, то что: поздороваться, спросить, как дела, как жизнь… а может, поинтересоваться, не мучают ли их кошмары, как меня?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я виновата, как и все, вот только – почему это все терзает только меня, меня одну… словно виновата только я? Даже Пашенька: у него была семья, дети, жена-красавица (ну, до встречи с Мясником), и по его вечно довольному лицу никто бы и не сказал, что ему было плохо или же его мучила совесть – попыток извиниться передо мной он ни разу не предпринял… Ни один из них…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так что же: то, что случилось, это исключительно мой ад? Ну уж нет… нет, так не должно быть! И это бесило больше всего – ни один из тех, кто узнавал про те три дня, ни разу, ни разу!, сам не спросил, а что стало с теми, кто сделал это, кто оставил все эти шрамы на моем теле – никто! Никто не предложил убить их… Никто о них просто не заговаривал, словно эти подонки – фантомы, мои выдумки, мне все приснилось: кошмарный сон, приснившийся ребенку, и надо просто пожалеть, успокоить, сказать, что все кончено и мы рядом – и все будет хорошо… Но то ли я не ребенок, то ли это был все-таки не сон – не было ничего хорошо, меня не надо было жалеть, мне не надо было сочувствовать, я хотела, я жаждала возмездия: чтобы за мой позор был позор, чтобы за мою боль была боль, чтобы за мою кровь пролилась их кровь!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неожиданно в глазах Мясника промелькнуло что-то, резкой, едва уловимой вспышкой, я заметила, как он еще сильнее стиснул челюсти под маской – секундный момент, почти незаметный, если бы он не был так близко, – и снова в его серо-голубых глазах холод и равнодушие… которые, однако, очень шли им.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он схватил меня за плечо и буквально втолкнул в камеру, от резкого толчка я потеряла равновесие и начала заваливаться, и, упав, непременно бы тюкнулась головой о край железной полки-кровати, но Мясник подоспел вовремя: один широкий шаг и его рука ловко подхватила меня, после чего он как-то спешно убедился, что я устойчиво стою на ногах, быстро вышел и запер дверь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я села на кровать, потерла тыльной стороной руки лоб и бесцельно уставилась на дверь – внутри меня словно доскладывался огромный пазл… остались несколько последних маленьких частей – я словно бы доусваивала то, что произошло сегодня. Казалось, я еще как-то до конца не верила, мне надо было все еще раз, внутри… И я сидела, смотрела на дверь, почти не моргая, и прокручивала в голове, словно в замедленной съемки, как Мясник убивал Артемку и Никитоса… я словно смотрела это как кино… словно передо мной был большой экран…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И в какой-то момент – все – пазл собран! Все закончено!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я огляделась, глубоко вздохнула и довольно улыбнулась, и пошли другие минуты: я сидела, улыбаясь и ни думая ни о чем… мне просто не хотелось о чем-то думать… Стало так комфортно внутри, не ярко приятно, не щемяще сладко, а именно просто уютно – меня наполняло абсолютное спокойствие и такая воздушная легкость от чувства внутренней свободы, освобождения от гнетущего много лет задания, которое я выписала себе сама, – они наказаны все! Они получили свое! Я свободна!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом почему-то стало пусто внутри, и я внезапно загрустила – а что дальше-то? Я никогда не думала о том, что будет дальше – после того, как я все-таки накажу этих подонков, всех… а теперь – и вправду – что дальше? Семья, работа – нормальная жизнь?.. Внутри меня кровь с примесью ненависти и злобы – я разучилась любить, я пыталась завести отношения, но итог у моих попыток был, как правило, один… Секс для меня почти наказание – хоть он уже и не приносил боли, но и желания к мужчине я ни разу не испытывала… до…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я прислонилась спиной к стене, бетон был прохладным и было приятно – о чем же теперь мне мечтать? Как же так? Неужели и после смерти эти четверо так и продолжат отравлять мою жизнь?.. «Придется искать их и в аду, и наказывать их и там», – мысленно пошутила я и довольно хмыкнула. «А пока подождем, подождем, что будет дальше», – как-то просто и легко решила я про себя, легла и почти сразу уснула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уснула таким сном, каким не спала давно, с тех самых пор, когда четко осознала необходимость смерти этих четверых – каждый вечер я ложилась с мыслью о недоделанном деле, о том, что надо их найти, надо их убить… – а сейчас все: не надо, гонка кончилась, дело завершено – на душе покой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот оно счастье – покой…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда я проснулась, на полочке на двери стоял уже привычный бокал с молоком, накрытый как крышечкой овсяной печенькой, и я поняла, что спала я действительно крепко. Я встала, с удовольствием выпила остывшее молоко и съела угощение. Печенье… оно было подрумяненным, мягким, но нерассыпчатым, сладким и чуть жженым на вкус – такое тягуче-сладкое удовольствие, и молоко… оно всегда со вкусом теплого детства. Я умылась и села с ногами на кровать спиной к туалету – передо мной стена, гладкая, ровная, серая, бетонная, обычная стена, и моя тень на ней… в потолке все та же неяркая лампочка, и, словно издалека, монотонный, негромкий гул вентиляции… Внутри меня было спокойно и расслабленно… и тревожно одновременно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как же не хотелось теперь умирать, с таким покоем в душе! И как же хотелось на свободу… Одиночество и изоляция изнуряющи и гнетущи, когда ты чего-то очень ждешь, но как оказалось – они еще хуже, когда ты ничего не ждешь: мне хотелось… бегать по траве, раскинув руки, улыбаться солнышку, говорить и спрашивать, мне хотелось, хотя бы просто побыть рядом с ним, с этим молчаливым человеком в маске, держать его за руку и улыбаться – хоть как-то выразить это ощущение счастья, что было сейчас внутри меня… но вокруг только бетонные стены, тихий гул и одинокая лампочка…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующий день я проснулась от ноющей боли в животе – как при месячных, я недовольно вздохнула – этого еще мне не хватало… Я села, прислушиваясь к ощущениям в теле, надеясь, что живот просто хочет есть, но нет… Я накрутила в трусы что-то наподобие прокладки из туалетной бумаги и легла, уставившись на дверь, мысленно придумывая, как же попросить у мужчины в маске женских штучек и не умереть при этом от неловкости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец я расслышала его шаги, я напряглась, открылось окошко на двери, со столика исчез пустой бокал и появился новый, а потом возникла и тарелка с едой, и окошко закрылось, я резко села и только сейчас решилась…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди, – крикнула я, несколько секунд, и окошко открылось вновь и человек в маске посмотрел на меня, я почувствовала, что краснею, но… – Мне нужно кое-что по-женски, – быстро протараторила я. – Ну, – я подняла руку и покрутила ладонью, получилось что-то вроде жеста а-ля «я ввинчиваю лампочку», – эти дни, понимаешь… – я снова запнулась, резко опустила руку, поняв, что выданный мною жест какой-то странный и неподходящий, щеки просто запылали от румянца, но тут Мясник, к моему облегчению, кивнул, я нервно сглотнула, тоже кивнула и улыбнулась, он закрыл окно и ушел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я поела, помыла посуду и легла. Его долго не было и вскоре я уснула. Проснулась от шума открывающегося окна – Мясник поставил на полку небольшую коробочку, взял пустую посуду и ушел. Я не торопясь села, помотала головой, окончательно просыпаясь, и подошла к двери, на полочке стояла упаковка тампонов – их я не очень любила, но… раз не хватило духу произнесли слова «прокладки», виновата сама, деваться некуда.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следующие два дня Мясник просто приносил еду, а я… я тут же вставала и подходила к двери, но окошко вновь уже закрыто, и слышны удаляющиеся шаги, и снова только серые бетонные стены, невнятный гул и тусклый свет одинокой лампочки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я приуныла, внутри меня словно бы что-то перегорело, – а ведь и правда – что дальше-то? Ну не стало на земле тех четверых ублюдков – от этого не исчезли мои воспоминания, ни один момент из тех дней, от этого не исчезла злоба, что давно поселилась во мне… Да – внутри меня определенно стало спокойнее… но вот смогу ли я измениться… бывает ли такое?.. такое должно быть!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующий день Мясник сам принес мне листок и ручку. Я улыбнулась этому, а потом задумалась – а ведь больше некого писать, четвертого, Данилы, уже нет. Я отрицательно помотала головой и пожала плечами, тогда человек в маске взял листок, написал что-то и протянул мне – «Это были все?». Я улыбнулась, хотя мне показалось, что получилось грустно, и кивнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Четвертый был, но… – я запнулась, – но смерть его уже нашла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник кивнул и ушел, а я совсем загрустила – казалось, та ниточка, что вдруг связала нас, как-то стала тончать, того и гляди – порвется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре Мясник принес мне еду, а потом забрал пустую посуду…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И потом снова ничего – только безликий бетон, давящий, холодный, серый, очень серый, слишком серый… я впервые заметила, что серый цвет стен, смешиваясь с тусклым теплым светом лампочки, становится словно чуть зеленоватым… а может мне только так показалось… Я вдруг вспомнила свою комнату в отцовском доме, когда она стала совсем моей, уже после того как мама и брат пропали. Мне было шесть лет, отец отвез меня к бабушке в деревню, где я пробыла около двух месяцев, а когда вернулась, обнаружила уже свою! комнату – всё, больше ничего в ней не напоминало о брате, и как мне тогда это понравилось – что это только мое! Я была королевой, а это мое маленькое царство. И я охотно в нем убиралась, даже наоборот – я не позволяла там убираться никому, кроме меня. Я была с детства немного ревнивая, как к людям, так и к вещам…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через некоторое время я с некоторым удивлением снова уловила шаги за дверью, Мясник подошел, но открыл не окошко, а саму дверь, вошел, в его руках мешок, на секунду в моей душе смятение: вот так – стала не нужна – на стол. Но я послушно встала, хотя сердце и забилось тревожно и быстро, Мясник молча надел мне на голову мешок и повел – привычный путь, привычные несколько шагов, но какие же они были короткие в этом раз, и вот – снизу в мешок бьет яркий белый свет – мы в «операционной». Но человек в маске повел меня не к столам или стулу, как я уже было подумала, а привычно подвел к стене, привычно пристегнул к ней и снял мешок. Я сначала зажмурилась, но потом все же открыла глаза и присмотрелась – передо мной знакомая картина: мужчина и женщина растянуты на столах, ребенок привязан к стулу, я впервые отметила, что стул был не детским, он был рассчитан на взрослого человека, и от этого мальчик на нем казался совсем крохой… Я отвела взгляд и нервно сглотнула – этих людей я уже не знала, я видела их впервые.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник взял нож и начал привычную «процедуру», он начал с ребенка… Я стояла, свесив голову, лишь изредка поглядывая на происходящее – без жгучей ненависти на мучения ребенка смотреть было не то что больно, а противно, даже гадко, крики мальчика врезались до самого сердца и хотелось, чтобы все быстрее закончилось…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Закончив с ребенком и с женщиной, Мясник вдруг подошел ко мне, стянул со своей правой руки окровавленную резиновую перчатку и за подбородок поднял мою голову, я не сопротивлялась, я послушно посмотрела на него – он не стал вдруг мне противен, не начал вызывать отвращения, нет, вовсе нет – он по-прежнему вызывал у меня восхищение, просто какое-то собачье чувство восхищенности – он все так же был тем, кто исполнил мои мечты, исполнил так, как я даже не мечтала… а это – то, что я вижу сейчас – что ж, за все своя цена…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник довольно долго смотрел на меня – он словно бы изучал мои эмоции, я делала тоже самое – я вглядывалась в его глаза и видела в них странный блеск, жгучий и в тоже время надменно-холодный, его глаза стали чистыми, небесно-голубыми, совсем без примеси серости. И это было красиво…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он сделал шаг назад, еще раз глянул на меня, а потом взял и отстегнул мои руки и ноги, и протянул мне нож.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет – я точно знала – пытать я не смогу. Я нервно закусила нижнюю губу – мне не хотелось обидеть его, но… я нерешительно помотала головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, прости, я не смогу, как ты, – я заметила, как Мясник напрягся, в его глазах промелькнуло замешательство, даже гнев. – Мне нравится смотреть, – соврала я, хотя… с Пашенькой-то и его друзьями мне и правда нравилось смотреть, очень нравилось. – Можно я буду смотреть… только смотреть… – Мясник очень въедливо уставился на меня, я чувствовала – он взвешивает мои слова, принимает решение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне нравится просто наблюдать… – добавила я, борясь с искушением отвести взгляд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот: едва уловимое движение под маской – его лицо расслабилось, челюсти разомкнулись, он посмотрел на меня уже немного недоверчиво, но в тоже время заинтересованно. А потом, буквально через секунду, его челюсти снова стиснулись, взгляд вновь стал холодным, он кивнул и направился к столам, оставив меня свободной, совершенно свободной: ни связанной, ни прикованной, ни ногами, ни руками – я могла спокойно ходить по комнате… Я могла бы даже, наверное, тюкнуть его чем-нибудь по голове и бежать, но такой мысли мне тогда даже в голову не пришло – я спокойно встала около стеночки, где была прикована буквально минуту назад, и принялась послушно наблюдать за тем, как он медленно убивает мужчину…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Если убрать крики… – начала я рассуждать про себя и внимательно посмотрела на Мясника, – если убрать крики, то он похож на мясника, действительно, на обычного мясника, который, правда, очень любит свою работу… Правда, разделывает он не как мясник, по-разному, с азартом: куски неровные, непохожие, такое ощущение, что спонтанные. Обычно у мясников рука набита…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я стояла, занятая этими своими мыслями, и заворожено наблюдала за ним, и замечала, что он иногда посматривает на меня… а я смотрела на него и словно бы пыталась заглянуть туда – внутрь, за его эту маску, в его черепушку – что там? что управляет им?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скоро Мясник закончил, я вздохнула немного с облегчением, но так, чтобы он этого не заметил. Не подходя ко мне, Мясник начал прибираться, а я по-прежнему послушно стояла у стеночки. Он спокойно сложил кусочки тел в плотные мешки для мусора и принялся сворачивать пленку, я впервые обратила внимание, что на столах, на стуле и на полу была расстелена плотная, полиэтиленовая, прозрачная пленка. Потом Мясник унес все собранное куда-то за дверь – что там, мне уже не было видно, вернулся он через минуту-другую уже с ведром, шваброй и тряпкой, и принялся наливать воду в ведро – оказывается, за металлическим стулом была раковина, которую я заметила только сейчас, – в комнате сразу же ярко запахло «больничным» раствором, минут тридцать – и комната снова чиста и стерильна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После Мясник принялся мыть инструмент, а я как-то вдруг подумала – почему я все еще тут? Я насторожилась – а вдруг, все же, сейчас раз и меня на стол?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, он закончил: помыл перчатки, тщательно протер свой дождевик, после чего снял все это, и… я снова облегченно вздохнула, но тут же пришла другая мысль – а что, если я так и буду сидеть в той своей камере и медленно сходить с ума от одиночества, замкнутости и постоянного света? И тут же внутри меня появилось непреодолимое желание разрушить эту неопределенность моей судьбы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне больше не зачем жить, – вдруг выдала я, когда он подошел ко мне, и сама испугалась своих слов – не совсем безопасно говорить такое маньяку. – Я так мечтала отомстить этим придуркам, что… что больше ни о чем и не мечтала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник стоял и напряженно смотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Та комната… комната… она сводит меня с ума, понимаешь, теперь… она серая, я вижу это, она, она… и постоянный свет… Я только и делаю, что жду тебя… я не хочу туда… Мне некуда бежать, меня незачем держать взаперти… – я говорила все, что приходило в голову, мой голос срывался, руки дрожали…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И так хотелось прижаться к нему – он такой большой, сильный, умный – сколько он водит полицию за нос – пусть он думает, я устала, очень устала, я хочу… хочу быть девочкой, маленькой, беззащитной, совершенно ни за что не ответственной… Пусть он сам все решит за меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник глубоко вздохнул, осмотрел меня с ног до головы, сграбастал, натянул мне на голову мешок и повел. Мы остановились – шум замка, он буквально втолкнул меня в камеру, снял мешок с головы и подошел вплотную, взял мое лицо за подбородок и посмотрел в глаза. Несколько минут Мясник внимательно вглядывался в них – вот только удалось ли ему увидеть действительно меня, настоящую меня? Наверное, тогда нет – я видела в его глазах – он смотрел на девчонку, немного испуганную и грустную…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом он повернулся и вышел. А я?.. Я осталась – легла на кровать, свернувшись в клубок, лицом к двери, и ощутила, как слезы обожгли глаза, но тут же накинутая давным-давно петля по старой привычке сдержала, не пустила их, стало неприятно, хотелось поплакать, но… И было так грустно, и эти унылые стены раздражали, бесили, душили… и сон, как нарочно, не шел…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через несколько часов, по моим оценкам прошло около пяти-шести, открылось окошко, я тут же встала и… замерла: на столике появилась тарелка, на которой был… был кусок торта – да-да, такой большой кусок бисквитного торта с кремом, и бокал с молоком… а еще сложенный маленький листок бумаги… Глаза снова обожгли тут же высохшие слезы, я потерла лоб, нерешительно взяла записку и открыла, в ней было кратко: «Не грусти». Я заулыбалась – а как не заулыбаться?!… – послушно перестала грустить, съела угощение, с удовольствием выпила молоко и легла спать. Как ни странно, но уснула я быстро и сладко – тортики всегда поднимали мне настроение.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наступил новый день – и снова те же серые бетонные стены, слишком редко мигающая лампочка, перловка и компот… Я сидела на кровати и вспоминала, просто вспоминала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…После того как с Алексеем все сложилось совсем не так, как я уже начала себе представлять, я собрала вещи, сдала две квартиры, продала дом, гараж и складское помещение – все от отца перешло по наследству мне, так как больше родственников не было: бабушка умерла еще до происшествия с Пашенькой, дедушка еще раньше, бабушку и дедушку по линии матери я и не знала, мачеха к тому моменту тоже уже отправилась в мир иной (я хмыкнула – так ей и надо!), Пашеньку отец не усыновлял, ни сестер, ни братьев у отца не было, моя мать и брат так и не объявились, собственно, и в завещании отца кроме меня никого не значилось – и я спокойно смогла всем распорядиться. На вырученные деньги я купила квартиру в Москве, в Подмосковье сняла сразу на год комнату в коммуналке, и у меня еще осталось денег положить в банк под проценты. Три отцовских друга, с которыми он начинал бизнес, «убедили» меня отдать также перешедшие ко мне по наследству семьдесят процентов акций компании отца, правда, согласно условиям сделки мне полагался определенный процент от прибыли фирмы, как выразились соратники отца – «мы тебе с голоду пропасть не дадим», и меня это устроило, так как бизнесом заниматься я совершенно не умела и даже не хотела начинать в этом разбираться, ведь у меня были совершенно другие цели… Так что, с учетом всего, на житье-бытье у меня выходила очень даже приличная сумма, которой хватало на вполне безбедную жизнь, даже без работы, даже в Москве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Квартиру в Москве я купила довольно далеко от центра и от Пашеньки, она должна была стать мне «домом», про себя я прозвала ее «чистой». Комната в коммуналке была «неприкосновенным запасом» на самые непредвиденные случаи – было очевидно, что с договором аренды, который мы заключили с хозяйкой, ни в какую налоговую она не пойдет, а значит найти меня по этому адресу, в случае чего, будет затруднительно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот я сижу в самолете – долгожданный рейс в Москву, куда перебрались Пашенька и Артемка. В кармане адреса…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С аэропорта я прямиком отправилась в «чистую» квартиру, разложила вещи и пошла гулять по Москве, а по дороге назад поужинала в одном из кафе и закупила продуктов. На следующий день, нацепив темный парик и очки в пол-лица, я сразу же занялась подготовкой: отправилась в автопрокат, по «липовому» паспорту, который, кстати, раздобыл мне тот самый Алексей, арендовала машину на две недели, потом наудачу заглянула в агентство недвижимости и мне повезло – уже вечером я заключила договор (все по тому же поддельному паспорту) на аренду квартиры, окна которой выходили прямиком на подъезд дома, где по моим данным должен был бы жить Пашенька. Про себя я сразу окрестила эту квартиру «рабочей», пожалев только об одном – располагалась она на третьем, а не на первом этаже.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я принялась за дело, первые два дня я внимательно наблюдала за домом Пашеньки: в парике с длинными темно-каштановыми волосами и в очках в пол-лица я сидела то в машине, то на лавочке. Я не поднималась в «рабочую» квартиру, хотя можно было, просто мне казалось, что все должно было произойти тут же, сразу, мне так этого хотелось – увидеть Пашеньку, убедиться, что он тут, и убить его… Я делала перерывы только на туалет, да и в туалет-то ходила по пути за едой в близлежащем торговом центре, перекусывала уже в машине. Но Пашенька не появлялся. Это очень расстраивало меня — неужели адрес, добытый Алексеем, как и паспорт, «липовый»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На третий день я решила провести разведку боем, так сказать, – попросту заявиться к Пашеньки в гости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Было около семи вечера, в окнах нужной мне квартиры зажегся свет, хотя Пашенька в подъезд, я была уверена, не заходил. Пять минут, и я в подъезде – на двери был кодовый замок, поэтому пришлось ждать, когда появится кто-нибудь из жильцов – я поднялась на нужный этаж, но перед самой дверью почувствовала, как тело охватило мелкая дрожь – было так волнительно – я возможно так близко от него… Я сделала несколько глубоких вдохов, собираясь с духом, и нажала на кнопку звонка, дверь открылась достаточно быстро – на пороге стояла молодая девушка в шортах и майке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуйте… — начала я и растерялась<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Добрый день, — довольно вежливо ответила девушка, что меня еще сильнее смутило, я морально готовилась к чему-то противоположному.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мне нужен Павел… — я сняла очки, каким-то шестым чувством поняв, что в квартире девушка одна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Гадаров? – уточнила девушка, и то, что она так уверенно назвала его фамилию, шевельнуло внутри меня приятное предвкушение…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, — кивнула я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Улепетала эта поскуда от меня, — лицо девушки скривила злобная гримаса, — к бабе какой-то съехал. А ты его бывшая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я как-то сразу расстроилась и от этого еще больше растерялась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет… нет, я его бывшая… но коллега, — от волнения я начала запинаться, — из его родного города, он обещал помочь с работой и дал адрес… этот… — я сделал грустное лицо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот козел он, любит наобещать и в кусты… — девушка снова стала приветливой. – Не знаю, куда точно сбежал, прислал только, сука, смс-ку, что все кончено. Сам он гад конченый…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Простите, — я извинилась и поспешила уйти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вышла на улицу, подошла к машине и начала глубоко дышать, ускакивая дрожь в теле и бьющее набатом сердце. Постепенно я пришла в норму и огляделась – был летний прохладный вечер, и я решила пройтись. Машину до завтра я оставила тут – как выяснилось – уже у бывшего дома Пашеньки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В туалете одного из торговых центров я сняла парик, убрала его и очки в сумочку и пошла по улице в свое удовольствие – вечерний, несильный ветер приятно раздувал распущенные волосы, обдавая прохладой и свежестью. Я шла и думала – а может все-таки не судьба, может и ну этого Пашеньку?.. Я вдыхала воздух чужого города, другого города, здесь ничего не напоминало о том, что было. Может… и я смогу забыть тут все, что было… Вокруг было много людей, но все спешили по своим делам, никто меня не трогал, никто ничего про меня не знал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через пару часов гуляний я зашла в кафе, выпила горячего кофе и съела кусочек шоколадного торта, который мне вдруг показался таким вкусным, таким сладким. А потом я на метро добралась к себе, на «чистую» квартиру, и устроилась с бокалом чая на кухне, глядя в окно и наблюдая за достаточно редкими в такой час людьми во дворе, и не думала ни о чем. Это было удивительное ощущение: внутри меня не было ни злости, ни мечтаний, ни раздумий – ничего… Было пусто, но приятно пусто, я просто сидела и констатировала фактики: вот мама с ребенком прошли, торопясь домой, вон двое парней, вот машина подъехала… – так я и просидела до полуночи, а потом легла спать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулась я в каком-то странном состоянии, было муторно на душе. Я надела парик, очки и направилась в район к Пашеньке, забрала машину, но уехала совсем недалеко – объехала стоящий чуть справа от Пашенькиного дом и припарковалась у первого подъезда – здесь располагалась моя «рабочая» квартира. Я поднялась на нужный этаж, вошла, внимательно осмотрелась, тщательно проверила всю квартиру на предмет подслушивающих устройств и скрытых камер, так на всякий случай. Изначально план у меня был простой – заманить Пашеньку сюда и убить, поэтому я должна быть уверена в том, что в квартире нет никаких «сюрпризов», мало ли что…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поэтому я проверила все: заглянула во все шкафы, под кровать, за зеркала, в люстры, в гардины и около них, под единственную картину… – везде – чисто – ни камер, ни проводов или странно-выглядящих предметов я не обнаружила; да и обстановка в квартире была спартанской: кровать, шкаф да тумбочка, даже телевизора не было, единственное, что было обставлено полностью, так это кухня. Там были не только кухонный гарнитур, холодильник, плита, но и чайник, микроволновка и даже тостер. После тщательного осмотра квартиры я вынула из сумки два ножа, купленных специально для этого дела, и положила их в два разных ящика, так, на всякий случай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я снова наблюдала – теперь отсюда – да, Пашенька съехал с этого адреса, но вдруг он решит помириться с бывшей, или заедет за вещами, или просто в гости… Я сидела на кухне с биноклем и разглядывала каждого прохожего мужчину, хотя и была уверена, что и без бинокля узнаю Пашеньку, так сказать, из тысячи, даже с высоты не то что третьего – десятого этажа, даже по-другому постриженного, даже если он отрастил усы и перекрасился…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но он не появлялся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прошло около трех недель. Внутри меня росла тихая злоба от неудовлетворенности, от желания поскорее получить его в свои руки… Иногда, в дни особой усталости от тщетного ожидания, я просто ездила по Москве или часами бродила в близлежащих окрестностях, надеясь, может быть, нечаянно встретить Пашеньку, но его нигде не было. А вот его бывшую девушку я видела часто…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так прошло еще полтора месяца, я окончательно убедилась – Пашенька переехал и являться к бывшей не намерен, но как же мне узнать, куда он переехал? Особых связей, как у отца, у меня не было, нанимать снова частного детектива не вариант, если я все-таки убью Пашеньку, то придется убивать и детектива, обращаться к каким-нибудь криминальным слоям населения – себе дороже… Но что тогда? От отчаянья я даже купила в интернете базу ГИБДД, и не одну, но никаких машин за Пашенькой в них не значилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Помню была пятница – прошло уже больше двух месяцев моих наблюдений, я сидела на кухне на своей «рабочей» квартире и смотрела в окно. Внутри меня: закованные в железную клетку ненависть, злость и желание крови… им было уже тесно – они того и гляди норовили разорвать свою клетку, они грызли ее прутья, они раскаляли их – хотелось взять нож и бежать по улице, выкрикивая имя этого козла, а когда он выйдет… когда он выйдет, подумав, что я должно быть сошла с ума, что он тут, в большом городе, среди стольких людей, как будто бы в безопасности, наброситься на него и кромсать, кромсать, кромсать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я уже подумывала переключиться на Артемку, но я боялась, что, если я доберусь до Артемки раньше Пашеньки, последний уедет и мне будет еще сложнее его найти – он уже будет бояться и по-настоящему прятаться, а моя главная цель – он, именно он. Сначала он! Потом уже остальные…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я достала из сумки недавно купленный планшет и принялась рыться в интернете, просто чтобы хоть немного отвлечь себя… Кстати, в соцсетях Пашеньку я тоже не нашла, ни в одной. Иногда у меня складывалось впечатление, что он прячется, но как-то не явно – просто не выставляя свою жизнь напоказ, будто где-то подсознательно он чует опасность. Говорят, что, если ты видишь какого-то человека во сне, значит, он, якобы, много и постоянно думает о тебе – если это так, то я должна сниться Пашеньке просто каждую ночь… с ножом и в ярости… Я довольно заулыбалась этой своей мысли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут мне на экран планшета вывалилась интернет-страница с рекламой: море, пляж, красивые люди… Я резко встала, замерла, глянула в окно на полупустынный двор… и поехала, я поехала в турагентство за путевкой, просто, вот так, вдруг, потому что, казалось, еще день в этой квартире и я реально схвачу нож и побегу с диким ревом «Пашенька, выходи…», или начну убивать всех подряд, а так поступать нельзя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оформление загранпаспорта и всего остального за хорошее вознаграждение агенту заняли у меня всего две недели, и вот я наконец садилась в самолет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом были целых три недели, хороших недели, которые я провела на пляже в Таиланде – до этого я никогда не была на море, отец был весь в работе и очень не любил отдыхать, а одну он меня отпускал разве что к бабушке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не умела, да меня и не тянуло плавать, но вечерами я любила смотреть на море, стояла и смотрела на него: громадное, синее, безмятежное пространство, в котором скрывается безудержная мощь, мощь которая просыпается, когда море становится злым…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом я наняла переводчика и где-то два месяца пробыла в Таиланде, большую часть времени посещая секцию тайского бокса. И тренировалась я очень усердно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом я вернулась в Москву…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда Мясник принес еду, я резко встала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди, – почти крикнула я, – пожалуйста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он посмотрел на меня в окошко, я выдохнула, ощутила, что мои руки сразу же задрожали от волнения, но… – месячные кончились, и как же хотелось после этих дней в ванную, ну или хотя бы в душ, казалось, уже не было сил терпеть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дай мне хотя бы искупаться, я очень хочу помыться, голова чешется ужасно, и от меня уже воняет. Пожалуйста, я очень хочу надеть чистое белье… – я тараторила все очень быстро, боясь, что голос вот-вот сорвется и я не смогу сказать всего, что хочу, пока окошко не закроется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник все это время просто молча смотрел на меня, потом просто молча кивнул и ушел, и мне оставалось только надеяться, что его кивок означал все-таки согласие…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующий день ничего – Мясник только принес еду, а потом молоко с печенькой… Я напряглась – а вдруг это все? сколько мне тут еще сидеть одной? Эти мысли пугали меня, но спросить его или снова заговорить с ним я не решалась, послушно ждала, хотя сиденье в одиночке уже немного сводило с ума, потому что… мне оставалось лишь вспоминать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Когда я вернулась из Таиланда, два дня я просто сидела в «чистой» квартире и ничего не делала, даже не придумывала, как найти Пашеньку, я просто смотрела телевизор и читала книги на планшете, ела, и снова читала, и снова смотрела телевизор…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом я записалась на курсы по боксу – в конце концов, раз встреча с Пашенькой откладывается, значит надо просто получше к ней подготовиться. Тренировки очень помогали сбросить напряжение, копившееся внутри, однако нисколько не сбавляли накала ненависти и злости, копошащихся в моей душе. Наоборот – чем сильнее я становилась, тем сильнее становилось желание крови Пашеньки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через две недели я вновь отправилась на «рабочую» квартиру и снова упорно начала наблюдать за домом, в котором раньше жил Пашенька… Так прошло еще полгода…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот однажды…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я стояла на улице у мусорки дома своей «рабочей» квартиры: выкинула мусорный пакет и посмотрела на солнышко, которое уж больно игриво подмигнуло мне, я улыбнулась в ответ… На моей душе за последнее время стало поспокойнее, что Пашеньки так и нет – нет и нет, что ж…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я чуть задержалась у мусорных баков, задумавшись, я понимала, что все – ждать по этому адресу больше смысла нет. Я грустно вздохнула и направилась к своей машине, которую купила все по тому же поддельному паспорту недели две назад, – поддержанный кроссовер серебристого цвета довольно доступной марки, каких тысячи на дорогах, с большим багажником – для моего дела самое-то.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но, не сделав и нескольких шагов, остановилась, резко, мгновенно, словно застыла разом… – и вправду говорят, чтобы желание сбылось, надо перестать его желать, – прямо передо мной, шагах в десяти, спиной ко мне стоял Пашенька, собственной персоной, я узнала его тут же, можно сказать по затылку, да мне кажется, я его по запаху определила, как ищейка… Он ругался о чем-то со своей бывшей, по крайней мере, у нее вид был очень злой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замерла, наблюдая: эти двое действительно увлеченно о чем-то спорили, правда, шепотом, а мне вдруг так захотелось подбежать к Пашеньке и прямо зубами вцепиться в его горло и загрызть его здесь и сейчас, рвать его плоть руками, отрывать от него куски мяса и слышать его крики боли, видеть ужас в его глазах… Кровь тут же прилила к моему лицу, разлилась бурным потоком по всему телу и к сердцу, которое учащенно забилось, я стиснула челюсти, прошла на ближайшую скамейку и села, достала очки из сумочки, надела их, парик благо был уже на мне, и продолжила наблюдать. Минут через десять они перестали «шипеть» друг на друга и Пашенька подошел к машине, странно, но он был на машине, хотя в базах ГИБДД я не нашла на него данных, правда, кто знает, что это на самом деле были за базы и какого года, а может просто автомобиль был оформлен не на него… Я быстрым шагом направилась к своему кроссоверу, но так, чтобы Пашенька не обратил на меня внимание – впрочем, он был чем-то очень разгневан и по сторонам особо не смотрел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я поехала за ним – в слежке спецом я не была, поэтому ехала довольно далеко от него, к тому же меня постоянно кто-то оттеснял, но даже если я теряла машину Пашеньки из виду, чутье подсказывало мне, где свернуть. И вот он остановился, около девятиэтажки, совершенно в другом районе города, и вышел. Я посмотрела, в какой подъезд он войдет, подождала пару часов – он не вышел, и я решила – здесь Пашенька и обосновался. Я записала адрес и отправилась на «чистую» квартиру, хотелось поскорее продумать дальнейший план и начать действовать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я ехала и не могла сдержать улыбку, я была очень довольна, что Пашенька наконец-то обнаружил себя. Внутри меня словно заработала новая электростанция, которая впрыснула в кровь море новой энергии – я давно на этой охоте, я слишком давно на этой охоте, и наконец-то в моем прицеле появилась та самая дичь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующий день я озадачилась новой «рабочей» квартирой. Однако, в этот раз мне в этом не особо повезло – квартиру с окнами на двор нового дома Пашеньки снять не удалось, в близлежащих домах просто ничего не сдавалось, поэтому я выбрала самую близкую из того, что было – через три дома от него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И снова начала наблюдать: надо было изучить распорядок его дня, посмотреть живет ли он один или с кем-то, да и вообще продумать четкий план – все-таки отвечать перед законом, и уж тем более садиться в тюрьму из-за этой твари мне не хотелось… Хотя ведь, по сути, я сделаю работу именно за тот самый закон, который должен был! наказать Пашеньку и его дружком за меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На всякий случай я сменила парик, на этот раз выбрала чуть потемнее и с кудряшками, и одежду, купив светло-бежевые брюки, белую водолазку, светло-розовый пиджак строго покроя и туфли на высоких шпильках – чтобы запомниться жителям этих домов так, как в жизни я никогда не выгляжу, а еще добавила к образу новые солнечные очки, сумку-портфель и ярко красную помаду на губах. Я садилась на скамейку во дворе дома Пашеньки, с книжечкой или журналом, и наблюдала… И так как выглядела я вполне солидно, все-таки одежда была из дорогих магазинов, и вела я себя тихо: не пила, не курила, не грызла семечек – местные старожилы, или, проще говоря, бабушки на других скамейках, может и поглядывали на меня с интересом, но не возмущались и не лезли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На третий день моих наблюдений, вечером, Пашенька вышел из подъезда с девушкой, она была беременна, явно и давно. Они довольно долго гуляли по двору, как вдруг спутница Пашеньки часто задышала и схватилась за живот, и он, так заботливо, усадил ее на скамейку, прямо рядом со мной. «Сука, какая же он все-таки сука», — пронеслось в моей голове, а внутри словно тут же взрыв: кровь забурлила, сердце забилось, стало жарко – безумно захотелось его крови!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пашенька и его подружка совершенно не обращали на меня внимание, да я и не мешала им – сидела скромно на краешке скамейки, уткнувшись в книгу, изо всех сил сдерживая себя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дорогая, как ты? Воды? — заискивающе спросил Пашенька свою девушку, внутри меня – прутья клетки, держащей зверя, натянулись, натужились, почти слышен скрежет металла, вот-вот и клетка не выдержит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как хотелось сейчас повернуться к этой его подружке и рассказать все то, что он делал со мной три дня, и я… я повернулась и посмотрела на них: на Пашеньку, чье лицо выражало чистый, искренний приступ внутреннего переживания и нежности к этой женщине, на нее, покрасневшую и испуганную… снова на Пашеньку, я и не знала, что он может так, по-человечески, сочувствовать. Именно тогда я поняла – те три дня… три дня моего ада, так изменившие и меня, и мою жизнь, ничего не изменили для Пашеньки… Они для него – как позавчера, как вчера, как сегодня… И даже вот этот приступ дурноты, вызванный просто усталостью беременной женщины от долгого хождения, вызывает в нем больше жалости и сострадания, чем все мои крики и мольбы тогда… И внутри меня растеклась лава, плавя металл клетки, держащей зло, стало горячо в груди, мышцу где-то рядом с сердцем аж стянуло, тело приятно готово к бою… – зло просто рвалось изнутри, оно билось, оно жаждало крови! Но я сидела, сцепив зубы до скрежета – если бы сейчас мне задали какой-нибудь вопрос, даже если бы спросили мое имя, я бы не смогла ответить, потому что всеми силами я сдерживала яростное желание броситься на Пашеньку тут же, здесь же, сейчас же! Но, через минуту, собрав последние силы, оставшиеся у моей воли, у сдержанности, у здравого рассудка – у всех помаленьку – я подняла себя со скамейки и быстрым шагом направилась к машине… Они даже не посмотрели на меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ну, ничего, ничего, ты покаешься у меня еще, еще как покаешься, сука! Следующая встреча со мной станет адом для тебя!» — я обещала это тогда себе… Я поклялась, что смерть Пашеньки не будет быстрой, не будет легкой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вернулась к себе на «чистую» квартиру, с этого момента ни о чем кроме мести и Пашеньки я уже думать не могла, не получилось даже поспать, – я и не предполагала, что лицезрение его вновь разбудит такое зло внутри меня, я даже не представляла, что внутри меня может вместиться такое зло… И я начала готовиться, конкретно готовиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но… когда через день, я приехала за ним… – я прождала три дня, но его не было. Первый я списала на возможные роды и так далее, второй – не знаю, просто ждала, мало ли дела какие… Третий… «В отпуск? Куда они с таким пузом. Да и переезд затевать как-то не разумно… Что же такое? Где они?» — я сидела на лавочке и не понимала, а зло внутри чернело, разрасталось, одолевало…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На четвертый день я купила рыжий парик, очки в толстой черной оправе со стеклами вместо линз, надела юбку карандаш, блузку, взяла папку-планшет с листком бумаги и направилась проводить «соцопрос» к соседям Пашеньки. И в разговоре с одной очень общительной старушкой выяснила, что, оказывается, молодая пара на сносях внезапно переехала, и переезжали молодые люди «подозрительно спешно… после визита весьма солидного мужчины в возрасте».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я хмыкнула – Николай Александрович… как же так?!…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я села на своей полке-кровати и тряхнула головой, отгоняя воспоминания, огляделась, возвращая себя в реальность, в голове промелькнула было мысль придумать план побега или что-то наподобие, но мне не хотелось, не думалось об этом. Где-то в глубине души я уже выбрала – послушно ждать решения человека в маске, который меня сюда привез. Правда, ждать с каждым днем становилось все сложнее…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так прошло еще два дня, долгих, липких, тревожных. Я совершенно не знала, куда себя деть, навязчивые воспоминания раздражали и причиняли боль, и уже просто безумно хотелось простых, бытовых радостей: ванны, кофе, пюре вместо перловки, мягкой широкой кровати, чистого белья… Но напоминать о своих бытовых просьбах и уж тем более наставить на них я не решалась, боясь разозлить Мясника – все-таки оказаться на одном из его столов было очень страшно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Добавляло раздражение и то, что все эти дни я изо всех сил пыталась понять, что за «тараканы» все-таки движут Мясником, чтобы хоть как-то спланировать свое поведение. Но вопросов было намного больше, чем ответов. Прежде всего: почему я еще жива? и что он вообще намерен делать со мной дальше?.. Однозначно подходящих вариантов я не находила, ребус упорно не складывался, и это просто выводило из себя, меня то и дело бросало в гневные приступы от невозможности тотчас, сейчас же потребовать от Мясника объяснений и «полного отчета по жизни», ну или просто расспросить его, или хотя бы поговорить, ну хоть что-то… Но были только серые стены…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако, я не злилась той агрессивной, кровожадной злобой, которую испытывала к тому же Пешеньке, нет – во мне было много раздражения, но совершенно не было ненависти к этим стенам и к тому, кто меня сюда привез. И я послушно ждала – жизнь доказала мне, что ожидание порой очень даже вознаграждается: ведь я не торопилась с Пашенькой, и сейчас я была очень рада этому, очень, – вон как все повернулось – лучше некуда! Хотя тогда, еще в Москве, когда Пашенька ускользнул у меня прямо из-под носа, я была очень зла на себя за то, что протянула время, я была зла на Пашеньку за то, что тот опять сбежал, но больше всего я была зла на Николая Александровича за то, что тот предупредил и Пашеньку, и Артемку – а в том, что их предупредил именно он, я была уверенна, ведь перед этим детектив заходил ко мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Поймал Беляев меня на «чистой» квартире, как раз в разгар подготовки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот визит детектива, его лицо, он сам – так это было все некстати, и очень разозлило меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего надо? – грубо спросила я, лишь приоткрыв дверь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можно я войду. Есть разговор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я нехотя впустила детектива<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зачем ты здесь? – начал Николай Александрович, почему-то перейдя на «ты», хотя до этого он упорно мне выкал, и внимательно оглядел мою квартиру, насколько это было возможно из коридора. Я стояла рядом и не мешала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Живу я тут, столичный воздух помогает начать мне новую жизнь, а что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он внимательно оглядел меня, я стояла в пижамных серых штанах и майке с маленькими розовыми котята – а что? – котята многим нравятся, я не исключение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты увлекалась спортом? – почему-то спросил он, а я инстинктивно глянула на себя в зеркало, что было встроено в одну из дверей шкафа-купе в коридоре, и хмыкнула, и правда ведь, эффект от занятий боксом был уже ощутим, конечно, мне далеко было до «качка», однако рельеф мышц был уже хорошо заметен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А, собственно, что?.. Надо? – произнесла я с запинкой, потому что ощутила, как внутри растекается лютое негодование.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничего, просто я тоже приехал погостить в Москву.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Вот, паскуда, – хмыкнула я про себя, – ну ничего… ничего».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Делайте, что хотите, это ваше право. Надеюсь, не ради того, чтобы следить за мной?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я ведь знаю, что ты задумала, не делай этого! — детектив посмотрел на меня сурово и в тоже время мягко, так, как смотрят родители на нашкодивших маленьких детей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего?! – негодование и возмущение просто выплескивались из меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты хочешь отомстить, — спокойно произнес Николай Александрович, а я хмыкнула, и тут меня «взорвало».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вы? Вы не хотите отомстить за меня? И почему я не имею на это право… даже если и собираюсь? Вам нормально… — произнесла я с явным сарказмом, — что такое «г» на свободе, мало того вы защищаете это «г»? – я еще пыталась сохранить рамки приличия и сократила слово «говно» до первой буквы, прекрасно зная, что детектив поймет, что я имею в виду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да заткнитесь, вам должно быть стыдно?! — я подошла к нему вплотную и внимательно вгляделась в его лицо, я видела: он нервничает, он понимает, что я стала сильной, и сила эта далеко не в физической выносливости, я все еще девчонка, я меньше его как минимум в два раза, но… я чувствовала, что этот человек разгадал, какой силы злоба поселилось внутри меня. И мне так захотелось высказаться. – Должно быть очень стыдно! Как и моего гребанному папаше, который не защитил, не отомстил и сука сдох… Сдался, бросив меня тут одну, зная, что Пашенька и его дружки все еще топчут эту землю, он и не подумал, а какого мне?!… А вы? Вы подумали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«У Пашеньки, сука, семья, ребенок на подходе, а я? Я что???» — продолжила я уже про себя и посмотрела на детектива, ему прямо в глаза, я видела свое отражение в его расширенных зрачках, он был почему-то испуган, хоть и пытался скрыть это.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он нервно сглотнул…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Убирайтесь на хуй отсюда, не лезьте со своими мудростями в мою жизнь. Такие суки, как вы, только думаете, что делаете доброе дело, защищая таких как Пашенька?.. «О, боженьки, она отомстит, она замарает ручки его кровью…» — последнюю фразу я произнесла писклявым голосом и с особым сарказмом, помолчала несколько секунд, пытаясь замолчать, но… — А то, что я живьем побывала в таком дерьме, то, что меня чуть не закопали живьем, что, сука, мне снится все это по ночам? что в моем мозгу ад?! в моих воспоминаниях ад?! что делать с этим?! Милый мой, если когда-нибудь я и пролью его кровью… то я не замараю ее свои руки, я смою со своей души все это дерьмо… Да, не в мести счастье, но в мести есть свое счастье!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я перевела дух и резко схватила детектива за грудки плаща… и, привстав на носочки, приблизилась вплотную к его лицу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А сейчас, ты возьмешь свою сраную жопу и уйдешь! И я надеюсь, я больше никогда не увижу тебя, — я говорила уже медленно, выговаривая каждое слово как можно четче. – И запомни одно – я умоюсь его кровью! А если ты помешаешь… я все равно достану его… А потом я приду за тобой, за всей твоей семьей, слышишь! И даже если, сука, я сдохну раньше, я вернусь оттуда, за ним и за тобой… ты понял… увижу еще раз!… — но тут я ничего уже не сказала и так было достаточно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Беляев нервно сглотнул, аккуратно расцепил мои руки, сделал шаг назад и тут же ушел, так ничего и не ответив. Да и не нужно было – я думаю он видел все в моих глазах… мне даже показалось, он увидел свою смерть, которую очень упорно в тот момент рисовало мое воображение…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через час я пожалела, что так вспылила, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пашеньку детектив предупредил и, судя по всему, передал наш разговор в красках… И я решила – увижу этого старика еще раз, убью сразу, быстро или медленно – все равно, просто убью. Но специально охотиться за детективом у меня желания не было, поэтому я решила заняться Артемкой, который тоже вроде как должен был быть в Москве. Но тот также спешно уехал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разочарование меня ждало и в Саратове – два других «красавца», Никитос и Данил, также спешно свалили в неизвестном мне направлении, также после визита полноватого мужчины в возрасте. И я снова начала искать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как ни забавно, узнала я, где Пашенька и прочие, почти случайно. Прошло около двух лет бесплодных поисков, сомнений, а надо ли мне это, и прочего, и я приехала на недельку в родной город, немного отвлечься, перевести дух, а заодно проверить квартиры, которые сдавала. И, будучи в родном городе, не могла ни заехать в компанию отца, просто, чтобы выказать дань уважения его друзьям и соратникам, и в ходе визита случайно услышала, что в компании не так давно службу безопасности возглавил новый человек – Лапшин, сын главы МВД, не трудно догадаться какого города… Как мне рассказали: этого главу МВД очень хорошо знал Николай Александрович Беляев, он-то и посоветовал сына друга на весьма недурно оплачиваемую должность, а надо сказать, что друзья отца хорошо постарались и строительная компания, когда-то основанная ими с отцом, существенно разрослась и окрепла, и вышла даже на московские подряды и заказы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я смекнула: а что, если Николай Александрович расстарался так для сына друга-главы МВД небольшого городка совсем не просто так… а в благодарность, скажем так, за помощь в устройстве новой жизни некоторых четырех людей, которые очень меня интересуют… Кстати, сам Беляев с семьей еще тогда прямиком из Саратова переехал куда-то за Байкал, чуял – мне будет лень за ним так далеко тащиться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я отправилась сюда, в этот город, выслеживать Пашеньку, что удалось мне далеко не сразу. Как я много позже выяснила фамилии они поменяли, все четверо. Около двух лет у меня ушло на то, чтобы найти их всех: я ездила по городу, район за районом (я могла ездить по одну и тому же району неделями), просто надеясь на случайную встречу, – городок был не Москва.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И однажды случайность произошла – я увидела, как Пашенька выходил из магазина, и тут уж выследить, где он живет, труда не составило. И вот суббота, третий день как я изучаю распорядок дня Пашеньки до мельчайших деталей… И вроде я готова, полна решимости, но… открывается дверь подъезда, и он выходит… с той самой девушкой, женой… женой и двумя детьми: старшая – девочка, второй, судя по синему комбинезону, мальчик…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я вдруг растерялась и снова взяла тайм-аут… И стала выслеживать остальных, но тут все оказалось легко, все пошло как эффект домино – падает одна костяшка, за ней и другие – Пашенька по-прежнему дружил с Артемкой, Артемка иногда встречался с Никитосом, а тот редко-редко да заезжал к братцу Даниле… И всё – осталось только придумать план. Однако действовать надо было в случае чего быстро – чтобы, убив одного, не спугнуть остальных…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я снова начала думать и планировать, но никак не решалась, так прошел еще год…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом… потом я оказалась в том доме, в том подъезде, у двери квартиры, что напротив той, в которой были те, кого выбрал Мясник…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следующий день, казалось, ничем не отличался, и все должно было пойти также, как и всегда: те же бетонные стены (а куда им деться?), та же лампочка, на обед та же перловка с куском жареного мяса, правда, еще в этот раз Мясник положил с краю тарелки немного квашенной капусты, да привычный компот… Я поела, сполоснула посуду, сняла юбку, которая почему-то начала раздражать, легла и, чтобы не вспоминать, принялась строить догадки о личности этого молчаливого человека в маске, самые невероятные. И это очень развлекало меня, пока… Пока в голову не пришла одна мысль, казалось, нелепая, но меня аж в жар бросило: а вдруг он этих людей и вправду как мясо… и получается в перловке – я резко села – живот, казалось, свело от этой мысли, но это только показалось – полноценно кормил меня Мясник только раз в день и было вкусно, поэтому желудок совсем не спешил расставаться с едой даже после такого моего озарения. Да и озарение ли? Уж больно на разные кусочки он резал, мясники так не работают. «Нет», – мысленно произнесла я, и вдруг осознала, что усердно мотаю головой, не желая даже как-то подсознательно соглашаться с этой своей версией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но мысль пришла и мозг упорно начал ее думать. Правда, слава богу, много в этом русле надумать я так и не успела – неожиданно открылась дверь и в камеру вошел Мясник, натянул мне на голову привычный мешок и повел – и снова несколько шагов и снова яркий свет, там, внизу, из-под маски. Мясник приковал меня к уже знакомой стене, стянул мешок, и я огляделась: на столе пара, на стуле ребенок. Внутри меня все скрутило – было неприятно, злость на Пашеньку, его дружков и весь мир после того, как я увидела их муки и смерть, остыли, стало так спокойно и так хотелось покоя, не хотелось больше криков, страданий, смертей… Хотелось… хотелось чего-то другого…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я старалась не смотреть – и глаза можно закрывать без рук или опустить голову, а вот уши заткнуть с прикованными руками невозможно, и казалось – крики проникали очень глубоко внутрь, куда-то вглубь живота, и оседали там легкой дрожью, хотелось уйти, сбежать, заплакать и немного подташнивало – я ведь тоже, тогда, в те дни, вот также молила не трогать, умоляла остановиться, плакала, кричала проклятья, звала на помощь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И сейчас эти чужие крики вдруг так ярко оживили те дни, что стало больно, внутри больно: давили рыдания, глаза жгли слезы, но привычная петля крепко держала их, не пускала их, стягивала сердце, стягивала горло, в котором встал ком, что аж было трудно дышать, внутри все неприятно дрожало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все кончилось быстрее, чем обычно, я заметила это, Мясник сложил остатки тел в мешки, унес их, но убираться тщательно не стал, снял плащ, перчатки, подошел ко мне и поднял за подбородок мою голову – я не решалась взглянуть ему в глаза, смотрела в пол. Он вздохнул, как-то глубоко и грустно, достал мой мешок из заднего кармана своих штанов, надел его на меня, отстегнул мои руки и ноги, взял за локоть и спокойно отвел в мою камеру. Он не швырнул меня туда, не затолкал – нет, ничто не говорило о том, что он зол или обиделся, – он просто подвел меня к камере, открыл дверь, завел внутрь, стянул мешок, вышел, запер дверь и ушел, судя по всему, убираться в «операционной» дальше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я умылась холодной водой и как-то вдруг подумала о том, как давно не видела солнца, и что скорее всего сегодня я подписала себе смертный приговор – следующей буду я. И мне очень хотелось верить, что Мясник пожалеет меня и убьет по-быстрому, на это я очень надеялась, потому что между нами, как мне показалось… может быть… возможно… возникло что-то теплое, почти дружба. Я вытерла лицо полотенцем, прошла к кровати, села, подтянув ноги к груди, и грустно вздохнула – внутри меня нарастало беспокойство и страх, которые довольно быстро сменились отчаяньем от ощущения бесконечного одиночества – «никто меня не любит…» Я сидела и мечтала заплакать – хотя бы наплакаться в последний раз – но так и не смогла, слез не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через некоторое время я услышала знакомые шаги. «Время молока и печеньки», – успокоила было я себя, но открылось не окошко, а дверь… Я встала и напряженно застыла, закусив нижнюю губу, неужели и вправду – конец? Внутри меня невольно начала подниматься паника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прости, я… – но договорить я не успела, Мясник надел мне на голову мешок и вывел меня, я не сопротивлялась, я послушно шла с ним, дрожа мелкой дрожью всем телом, – я шла умирать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но меня ждал сюрприз – свернули мы не в сторону комнаты, прозванной мною «операционной», а в противоположную. Мы прошли всего чуть-чуть, Мясник остановил меня, и, как мне показалось, совсем без усилий приподнял, одной рукой обхватив за талию и прижав к себе, и поднялся вместе со мной, судя по всему, по лестнице. От него пахло костром, я принюхалась – да, костром, и запах был ярким и свежим, а еще он пах лесом, сосновой смолой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поднимались мы недолго, и Мясник снова поставил меня на пол, по звукам я поняла – он открывал дверь, после чего он снова подхватил меня и всего через пару шагов снова поставил, запер дверь, провел несколько шагов, остановил, и снова подхватил, и снова наверх по лестнице, и снова поставил – он носил меня так легко, как куклу – и снова, по звукам, он открывал дверь, после чего взял меня за локоть, провел несколько шагов, и снова дверь, но на этот раз без замка, звук был словно Мясник просто опустил ручку, и мы вошли, судя по всему, в конечную комнату нашего небольшого путешествия. Я ощутила, что стою ногами на коврике, услышала, как щелкнул выключатель, и тут Мясник снял с меня мешок…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И мы оказались… – о Боже, почти воскликнула я: передо мной была ванная, настоящая ванная комната, и ванна! с пеной! набранная! и пахло чем-то сладким – ванилью, сюда по всему, так пахла пена для ванны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О, ножички-пирожички, – все-таки воскликнула я и по-детски запрыгнула на Мясника с ногами, обнимая его, я буквально стиснула его в своих объятиях. – Спасибо, – я чмокнула его в щеку, вернее в маску на щеке, и тут же замешкалась, немного неловко слезла с него и отступила на шаг, опасаясь, что он может ударить, но Мясник стоял спокойно, даже, по-моему, чуть улыбался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он показал на полку, на которой лежала стопка белья и полотенце, повернулся и вышел, прикрыв, но не захлопнув дверь. А я стояла и улыбалась в пустоту, а в горле ком, на глаза набежали слезы, и казалось, я сейчас и правда зарыдаю – я не умру, я искупаюсь! От этого осознания что-то внутри меня, очень глубоко, словно бы вдруг растерялось – а надо ли стягивать петлю, надо ли сдерживать ЭТИ слезы, но они привычно остались внутри. Мышцу на сердце аж стянуло: от пережитого страха близости смерти, от ощущения неподдельной радости от избавления от этой опасности и такого теплого ощущения счастья от того, что сейчас я наконец приму ванную и надену чистое белье… И не важно, что дальше – явно убивать меня Мясник не намерен, по крайней мере, вот прям сейчас, сегодня, а значит, дальше… значит, оно есть это дальше!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я быстро сняла одежду и, не сдержав стон наслаждения, опустила ногу в ванную – вода была чуть горячеватой, но это была даже лучше. Я погрузила в воду и вторую ногу, постояла, привыкая к температуре воды, и начала медленно опускаться, а когда погрузилась в воду по шею, снова не сдержала стона удовольствия – вот оно счастье! – как же мы все-таки привыкаем к благам цивилизации, даже в раю, наверное, нам уже будет не так хорошо, если там нет вот этого всего: ванны, мыла, туалетной бумаги, удобных матрацев, шампуней…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я положила голову на край ванны и блаженно закрыла глаза, вода приятно касалась кожи, согревала тело, а от пены аппетитнейше пахло ванилью, словно свежими булочками. «Да, я бы съела сейчас какую-нибудь мягкую, сдобную булочку, с повидлом, или пирожок», – я весело улыбнулась мыслям о вкусной выпечке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О, как же хорошо-то… – я сказала это в пустоту, эти слова просто рвались из меня, и засмеялась, негромко, счастливо, начала руками поднимать пену и сдувать ее, и смеяться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так я игралась несколько минут, а потом увидела шампунь, голова тут же зачесалась, и я с удовольствием тщательно ее намылила, встала, занавесила шторку для ванной, вынула пробку, включила воду, смыла голову, повторила процедуру еще раз, потом взяла флакон рядом с шампунем, убедилась, что это гель для душа, взяла терку, лежащую рядом, с удовольствием намылилась, а пока смывала мыльную пену с терки, наткнулась взглядом на бритву и с злорадным наслаждением побрила подмышки и ноги, а потом просто стояла под душем, и наслаждалась тем, как струйки воды стекали по телу, так приятно-приятно-приятно… И это чувство чистоты просто пьянило… Внутри меня прямо расцветал сад, и бабочки, порхали целые стайки довольных бабочек. Я была в тот момент так благодарна Мяснику!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, я набарахталась в воде, выключила ее, выглянула из-за занавески и поняла, что полка от ванны довольно далеко, и до полотенца не дотянуться, но тут – другой край шторки чуть отодвинулся, и большая, знакомая рука протянула мне полотенце.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вздрогнула и вскрикнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, ты меня напугал, – я засмеялась, потому что… мне было так хорошо, и испугалась я не того, что он находился здесь, в этой комнате, не его самого, а больше от неожиданности – он зашел совершенно бесшумно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, – сквозь улыбку промямлила я, аккуратно взяла полотенце, так, чтобы занавеска не отодвинулась еще больше, промокнула голову, немного обтерла тело и повязала полотенце на груди, оно было большим и закрывало меня почти до колен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я постояла несколько секунд, сомневаясь, но потом, нерешительно, все же отодвинула занавеску и посмотрела на него – Мясник стоял, облокотившись на дверной косяк и сложив руки на груди, он был как всегда в своей этой маске, но вот одет был совсем непривычно – на нем были синие джинсы и серая футболка… футболка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До этого я видела его только в плотной одежде с длинными рукавами, и то было понятно, что он силен, но сейчас я видела… его руки… они были такими… действительно сильными, он весь был довольно подтянутым, но мышцы на руках были очень заметны… очень выдавали себя под футболкой и грудные мышцы… от него просто веяло силой… «Еще бы – потаскай столько человеков на себе…» – хмыкнула я про себя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я стояла и осматривала его, пока не заметила, что его губы как-то напряжены, не расслаблены – как же мешала маска, она скрывала их наполовину, но я была почти уверена – он ухмылялся. Я смутилась, скованно улыбнулась, опустила голову, посмотрев на его ноги, на которых… были только носки, ни ботинок, ни тапочек не было, и я улыбнулась этому, это почему-то очень тепло отозвалось во мне и придало уверенности, я махнула рукой, подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я думаю маска ни к чему, я уже никуда не денусь, – решительно заявила я, просто, эта его маска совсем не вязалась теперь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник молчал и продолжал смотреть на меня, я вылезла из ванны и встала на коврике около нее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И вообще я хочу тебя увидеть, – сказала я, вышло сердито, но как-то по-детски.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он хмыкнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сними! – я старалась произнести это серьезно, даже грозно, но все равно улыбнулась – мне было настолько сейчас комфортно и хорошо, что казалось, ничего плохого случиться не может. Не имеет права! Не сейчас…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник помотал головой, однако занес руки за затылок и снял маску. Он стоял и смотрел на меня, а я очень внимательно рассматривала его: темные, цвета кофе, волосы, не длинные и не «под ноль» – я бы сказала, такая хорошая, классическая мужская «короткость», высокий лоб, чуть выпуклый, отчего брови казались тяжелыми, нависающими, а серо-голубые глаза выглядели еще холодней и отстраненней (вообще, создавалось ощущение, что должны быть карие, темно-карие глаза, тогда бы его лицо выглядело более мягко и приветливо), довершали картинку длинный прямой нос и волевой подбородок. Мясник оказался очень ничего – черт возьми, он был очень привлекателен для мужчины, такой правильной, мужской, жесткой красотой, хотя нет, правильнее сказать – сексуален, но это слово я редко использовала в обиходе, поэтому оно не сразу пришло мне на ум.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я рассматривала его с неким недоумением: такой мужик, да еще и красавчик, почему же маньяк?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Довольна?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«И не немой!!!» – тут же пронеслось в моей голове, а я аж, кажется, забыла, как дышать, и удивленно, даже ошарашенно, уставилась на него, и сразу же смутилась, почувствовала, что покраснела, и активно закивала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некоторое время мы постояли в тишине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можно я? – я показала на вещи, сложенные на полочке и на себя, потеряв слово «переоденусь» и намекая на то, что ему лучше бы выйти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Переодевайся, – спокойно произнес Мясник, его голос был немного низкий и с хрипотцой, но хриплость скорее от долгого молчания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Получается он нормально разговаривает, что же он молчал все это время?» – недоумевала я про себя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А… – хотелось сказать «а ты не выйдешь?», но я боялась показаться грубой или обидеть его.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты посмотрела, и я хочу посмотреть, – сказал он спокойно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я смутилась и возмущенно уставилась на него – раздеваться я не любила, ни перед кем. Может, конечно, мои шрамы и не смущали людей, но прежде всего они очень смущали меня саму. И тогда в камере, когда я написала адреса Артемки и Никитоса, я… просто я чувствовала – мои шрамы убедят его… Но сейчас…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я стояла в нерешительности, но видела: уходить Мясник не намерен – раньше он не приставал, с чего вдруг сейчас? Внутри меня начал просыпаться липкий, неприятный страх – страх того, что он сейчас вдруг наброситься, а я… а я, как тогда, не смогу себя защитить. Этот страх насилия, страх снова стать жертвой, он появлялся неконтролируемо, из ниоткуда, даже тогда, когда умом я вроде бы понимала – опасности нет. И не важно кем был мужчина, что стоял в тот момент передо мной, не важно, что мужчина при этом говорил, не важно, что мужчина при этом делал, – если в моем мозгу хоть на секунду пробегала мысль о только возможности насилия, тысячной доли такой возможности, дамба мнимого спокойствия и бесстрашия рушилась почти мгновенно, и тут же ужас и паника словно огромная снежная лавина обрушивались внутри меня, выбивая из колеи, заставляя нервничать, бояться и злиться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но Мясник стоял, хотя и заметил мою реакцию: я задрожала и стала нервно оглядывать помещение в поисках убежища, – но он стоял – брови чуть сдвинулись, челюсти напряглись, но он спокойно стоял и наблюдал за мной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ну, он бы уже это сделал… давно… если бы хотел», – мысленно попыталась я хоть как-то успокоить себя, глубоко вздохнула и все-таки подошла на дрожащих ногах к полке, повернулась спиной к Мяснику и принялась расправлять принесенные им вещи. Это были трусы и футболка, правда, мужские, но чистые, и они так приятно пахли порошком. Я нервно покусала губы и тут сообразила, что мне вовсе и необязательно стоять голой-то: я натянула трусы под полотенце, а футболку надела поверх него, – вещи Мясника (а я почему-то сразу уверовалась, что это именно его вещи, во-первых, судя по размеру, во-вторых, если бы это были вещи его жертв, он бы принес мне женский комплект) были мне большие, на порядок большие, поэтому футболка легко наделась на полотенце – дальше мне оставалось только вынуть его из-под нее. И то, как ловко я справилась с одеванием, очень успокоило меня, я повернулась к Мяснику и застенчиво улыбнулась, я немного опасалась его реакции, но он не выглядел злым, он скорее ухмылялся, правда, только глазами – смотрел немного ехидно и насмешливо. И вдруг я почему-то стала абсолютно уверена – он не накинется на меня с целью изнасиловать, он просто стоит: может, опасается, что я сбегу, или его гложет любопытство… не знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сделала несколько глубоких вдохов, страх совсем отступил, и сразу стало стыдно… О, этот стыд! – как я ненавидела его…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как там показывают в кино: она эротично скинула полотенце и пошла обнаженная, красивая, уверенная и сексуальная, а он стоял и глотал слюни… – и тут же к моему стыду, подоспела злоба – я не могу так! не могу… На глаза набежали слезы, обожгли их, но я уже сознательно остановила их. Мясник заметил это, как-то невправду рассерженно свел брови, причмокнул губами и покачал головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пошли, – он взял меня за руку и повел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди, – я напугалась и затараторила, – я не хочу опять туда, там… там одиноко… там невозможно больше… И я… я… – я запнулась, мысли путались, вернее никак не находились нужные слова, а Мясник стоял, держа меня за руку своей огромной, горячей, сильной ладонью, и внимательно смотрел на меня, спокойно и терпеливо, не мешая подбирать мне слова, не торопя, но и не пытаясь мне помочь в этом, хотя мне кажется, он догадывался, что я сейчас начну говорить о его «развлечениях», странных «развлечениях»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не смогу больше, прости, я не могу, – я отчаянно замотала головой, – я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я часто задышала – опять этот стыд – опять об этом… – в горле ком, но я продолжила:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я начинаю вспоминать… ярче… те дни… – я как-то неосознанно коснулась свободной рукой своего левого бедра, замолчала, вновь замотала головой и посмотрела в пол…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дни?! – Мясник как-то странно спросил это, я подняла глаза и посмотрела на него: его челюсти стиснуты, брови сдвинуты на переносице, я в глазах ясно читалось удивление.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я быстро кивнула несколько раз, а Мясник глубоко вздохнул и снова потянул меня за руку, я уже не сопротивлялась. Мы вышли из ванной в комнату – я успела заметить кровать и шкаф – дальше в коридор, а потом по лестнице вниз, после чего мы прошли по большой комнате и вошли в дверь и… оказались на кухне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Садись, – сказал Мясник и отпустил мою руку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я огляделась – кухня была вполне обычной: кухонный гарнитур вдоль одной из стен, там же холодильник, посередине комнаты деревянный чуть продолговатый стол, вокруг него стулья с мягкими спинками и сиденьями, большое окно, рядом с ним дверь, судя по всему, на веранду, что именно там за ней сейчас не было видно – в окне и в стекле двери только отражения того, что внутри, – на улице было уже темно и на кухне был включен свет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я обошла стол, села и стала наблюдать за Мясником (придуманное ему мною прозвище очень прочно засело в моей голове): он стоял у холодильника ко мне спиной, вынул бутылку, по-моему, спиртного, что именно я не успела разглядеть, поставил ее на столик рядом с холодильником, достал из верхнего шкафа два бокала и принялся их наполнять. Я стала отклоняться чуть в бок, пытаясь рассмотреть, что же он наливает, увлеклась и чуть не упала со стула, Мясник повернулся на шум, но я проворно приняла прямую позу и улыбнулась ему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он убрал бутылку в холодильник, развернулся и поставил стаканы на стол, пододвинув один поближе ко мне. Стаканы были из толстого стекла, обычно отец из таких пил виски, я принюхалась – нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Коньяк, – заметив мои принюхивания, пояснил Мясник, – хороший, выпей, а то у тебя то дрожь, то слезы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он снова отвернулся, достал из холодильника лимон, вернее тарелку с уже нарезанным лимоном, поставил на стол, а я послушно глотнула из стакана – алкоголь как-то резко обжег язык и горло, я зажмурилась и не сразу смогла выдохнуть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник хмыкнул и помотал головой, но ничего не сказал, сел напротив и с интересом уставился на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А есть торт, тот, от которого был кусок? – спросила я, вспомнив, как было вкусно, и подумав, что именно тортика не хватает для того, чтобы этот вечер был не просто отличным, а по-настоящему великолепным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник как-то иронично то ли хмыкнул, то ли хихикнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот вы женщины, – он помотал головой, словно удивляясь, не веря чему-то, – неважно кровь, боль, лишь бы тортик был.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я скрючила рожицу ему в ответ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – как-то даже расстроено продолжил он, – это было пирожное. Есть печенье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я мотнула головой и тоже почему-то расстроилась, почувствовала снова слезы на глазах, возможно, просто от пережитых эмоций…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Завтра привезу тебе торт, хорошо? – со вздохом предложил Мясник, я обрадованно закивала и смущенно улыбнулась. – Выпей до дна, – тут же довольно строго скомандовал он и пододвинул тарелку с лимоном ближе ко мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До дна было всего два глотка, и я послушно выпила, правда, последний глоток проглотить было сложно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай-ка я поесть тебе найду, – Мясник в один глоток опустошил свой бокал, встал и снова исчез в холодильнике.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я вдруг ощутила, как все туманится: сознание, мысли, образы в голове – все становится как-то расплывчатей, плавнее, не так остро. И стало теплее. Вскоре Мясник поставил на стол тарелку, на которой была просто гора бутербродов с колбасой и сыром. Есть хотелось, и я так давно не ела сыра и колбасы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я с удовольствием взяла бутерброд с сыром, под ухмылку Мясника положила сверху кусок колбасы с соседнего бутерброда и принялась есть, и поняла, что очень соскучилась и по хлебу – он показался таким вкусным, таким приятно сливочным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник налил еще коньяка, и себе, и мне, я сразу же сделала глоток и откусила приличный кусок от бутерброда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, вкусно, – промямлила я с набитым ртом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник сел, расслабленно откинулся на спинку стула, вытянул ноги под столом, достав ими аж до моих, и внимательно посмотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Расскажи мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замерла и уставилась на него, аж перестав дожевывать жадно запиханные в рот остатки бутерброда, я знала – эти слова значат только одно… но мне не хотелось об этом рассказывать. Я медленно дожевала, опустила глаза, потом перевела их на окно, в котором были мы же…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты сказала… дни? – Мясник чуть пособрался на стуле и потянулся в бок, ловя мой взгляд, направленный в окно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Говорить мне не хотелось – но вдруг он обидеться и вернет меня туда, в ту одинокую камеру, в те, пусть и надежно защищающие меня, но такие серые, бездушные стены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я кивнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Три… – сказала я тихо, сделала глоток коньяка и взяла кусочек лимона в рот, он был посолен, это приятно оттеснило горький вкус алкоголя, я съела мякоть, а кожуру положила на стол. – Три дня, – повторила я, уткнула взгляд в стол и принялась переминать кожуру лимона пальцами – запах, резкий, кислый, но приятный, отвлекал, не давал ворваться воспоминаниям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник не торопил. Я молчала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему ты не убежала?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я резко подняла глаза и посмотрела на него – гневно, возмущенно – неужели он думает, что я вот сидела и ждала издевательств? – однако… сколько раз я сама себе задавала этот вопрос и думала об этом… а ответ был прост – тогда я была другой… Все мы испытываем страх, когда на нас нападают, но то звериное, что еще осталось в нас, реагирует на угрозу совершенно по-разному: кто-то боится и не готов драться – пытается бежать, только бежать, или звать на помощь, по факту – сдается и становится жертвой; другие люди, наоборот, боятся, но будут защищаться – они не бегут, они готовы драться, они будут бить, если это будет необходимо, но ровно так, чтобы попытаться выжить; а совсем другие… будут биться до конца – они заведомо готовы непросто драться защищаясь, непросто бить врага, а убивать его, и страх, что внутри, лишь усиливает это желание…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас я понимаю – тогда я проиграла в самом начале: я думала, как мне вырваться, как сбежать, как позвать на помощь, и совершенно не думала, как можно защититься, и уж тем более напасть самой: например, еще в своем доме, на кухне, схватить, как и Пашенька, нож и воткнуть его в Пашеньку куда придется, или уже в том злосчастном домике в деревне схватить со стола бутылку водки, из которой Пашенька пил, и с криком «получай, тварь» треснуть ему по башке, или накинуться на Пашеньку, пока он еще был один, и кусать его до крови, выгрызать из него куски плоти, да просто со всей дури укусить за член – ведь пока бы он от боли стоял полускрюченным, я бы успела выбежать из домика – но нет… не было таких мыслей, даже похожих – нет, не было ничего этого… Я пыталась только вырваться, сбежать и звала на помощь… Я была жертвой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я злилась на себя за все это, я часто думала, что будь я тогда жестче характером… даже если б я не убежала, а умерла бы – но зато ведь быстрее и не терпела бы всего того, что было…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я уже была готова ответить Мяснику как-нибудь зло, но передумала – он смотрел напряженно, сдвинув брови и стиснув челюсти, – я поняла, он просто пытается вытянуть меня на разговор, он не осуждает…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Они привязывали на ночь, вернее, когда… – начала было я оправдываться, но зачем? – Я не смогла тогда… – честно сказала я и развела руками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Я сама жалею, что не смогла», – подумала, но не сказала, а снова вернулась к кожуре кусочка лимона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник глубоко вздохнул, явно смирившись, что подробностей он не добьется, не сегодня, поставил локти на стол, сжал ладони в замок, снова вздохнул, разжал руки и чуть подался ко мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А зачем тратить на этих козлов остальные годы? Почему не жить дальше, не завести семью? – он смотрел как-то непонятно, я так и не смогла определить его эмоции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я хмыкнула – слишком стандартный вопрос – зачем он его задает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не будет у меня семьи, – я ощутила, как во мне вновь всколыхнулся вроде отступивший гнев, челюсти стиснулись непроизвольно, я, как и Мясник, подалась вперед, облокотившись на стол. – Потому что… детей еще и сделать надо… – произнесла я сквозь зубы и внимательно вгляделась в глаза Мясника, но разглядела в них только заинтересованность и спокойствие – и мой гнев снова поутих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ааа… сделать их большая проблема, понимаешь? – я замолчала, но вскоре продолжила: – Когда остаешься с… наедине и сразу паника, такая волна… как когда боишься пауков или змей, или собак, неконтролируемо. Раз – и тело дрожит мелкой дрожью, сердце бьется набатом просто и в голове только – сбежать, спрятаться… А потом еще несколько секунд и в мыслях сразу воспоминания, те дни, а потом отвращение… невыносимое… когда ты вдруг даже представишь… и стыд… и злоба, прямо огнем в груди…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замолчала, потерла рукой лоб, внутри все сжалось, все против – против этих разговоров: это все так глубоко зарыто внутрь, на самое-самое дно, что не надо наружу, не надо изнутри, это словно изнанка – сказать, значит вывернуть – больно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник молчал, вопросов больше не задавал, я тоже молчала, я была рада, что больше говорить не надо, что больше он не настаивает. Я допила коньяк и взяла еще бутерброд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А есть кофе? – наконец нарушила я тишину, ужасно захотелось кофе с бутербродами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кофе? – он удивился, пожал плечами. – Кофе есть, но давай с утра, не уснешь, а уже почти ночь. Чай будешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я кивнула – и чай было бы неплохо. Мясник занялся чаем, а я сидела и смотрела на его спину, на его затылок… Погруженная в процесс, я аж вздрогнула, когда Мясник поставил передо мной бокал с чаем, я немного испуганно глянула на Мясника, кивнула и улыбнулась. Он тоже кивнул в ответ и махнул головой в сторону сахарницы, которая стояла на середине стола.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я пила чай, он пил новую порцию коньяка. И со стороны мы совсем как обычные люди – дача, чай, коньяк, бутерброды… заглянешь к нам в окно – и все хорошо… вроде…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скажи, а как тебя зовут? – как-то просто так спросила я, покончив с еще одним бутербродом и откинувшись на спинку стула, окончательно отдавшись пьянящему ощущению внутри меня, было так сыто, тепло и приятно, и тянуло поговорить о чем-нибудь таком же сытом, теплом и приятном…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дима, – почти сразу ответил Мясник, и на секунду в его глазах появилась растерянность, судя по всему, он ответил на автопилоте и сам удивился этому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Дима? Так просто?!» – поразилась я про себя, казалось, и имя у него должно быть «каким-то таким», как и он сам, например, Влад, как у знаменитого Дракулы, или Владислав или Вольдемар какой-нибудь, но не просто же Дима. Дмитрий – Дмитриев слишком много, чтобы он был одним из них.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты удивлена? – вдруг спросил он, приглядываясь ко мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я растерянно пожала плечами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, прости. Просто… – я улыбнулась, – нет, ничего, – я окончательно смутилась и почувствовала, что краснею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А тебя? А не нашел при тебе документов, – он как-то с хитрецой посмотрел на меня, а я хмыкнула, но про себя, просто было как-то странно вести вот такой обмен привычными светскими любезностями в «нашей» ситуации.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Катя, – ответила я. – Приятно познакомиться, – и я чему-то засмеялась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Взаимно, – и Мясник тоже вдруг улыбнулся, такой настоящей человеческой улыбкой, открытой, светлой, живой, даже вокруг глаз появились заметные морщинки… Я так была этим… ошарашена, удивлена? Нет – не то. Поражена? Тоже не то. Не согласна, возмущена? Ближе, но тоже не совсем то. Было такое странное, диковинное чувство: у него была очень приятная, я бы даже сказала, красивая, идущая его лицу улыбка, но… само это явление – улыбка – совершенно не вязалось с его образом, с его, так сказать, «привычкой», с его «хобби», и внутри меня до этого момента словно что-то было твердо уверено, что он не улыбается, что он не может улыбаться, просто не умеет… Но он улыбался, и он был сейчас таким настоящим, таким естественным… ровно таким же, каким был и там внизу, в подвале, с ножом в руке…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чай в моем бокале кончился, его стакан тоже опустел, и мы сидели молча, рассматривая друг друга, делая это вроде непристально, невзначай, но внимательно. На вид Мяснику было точно больше сорока лет, может, сорок пять-сорок семь, он производил впечатление взрослого, успешного мужчины, в жизни которого все хорошо – от него исходило колоссальное ощущение спокойствия и уверенности…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вдоволь рассмотрев его, я начала гадать про себя, что теперь: он снова поведет меня туда, вниз, или же все-таки нет? Так и тянуло спросить об этом напрямую, но я не решалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно, пора спасть, – наконец произнес Мясник и потер затылок – я поняла – он тоже обдумывает, что же делать со мной дальше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я затаилась – даже дышать старалась тихо-тихо, пытаясь притвориться таким маленьким, совсем незаметным, совершенно немешающим, но очень милым, очень-очень милым существом, как брошенный котенок, который мнется у двери. Мясник встал, убрал со стола, сполоснул стаканы и бокал, вытер руки и замер, стоя спиной ко мне, я понимала – все еще думает… Я занервничала – может надо бы что-то сказать? Но что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, Мясник глубоко вздохнул и повернулся, я настороженно посмотрела на него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно, пошли, – наконец произнес он, а я нехотя встала – не понравилось мне это «ладно».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но он повел меня обратно наверх, в ту комнату, где была ванная. Он завел меня туда и начал показывать:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так: кровать, шкаф, ванная, комод, окно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я послушно кивала на каждое слово. После очень краткого инструктажа, Мясник помолчал, внимательно глядя на меня, и довольно жестко добавил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вокруг лес.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я улыбнулась – несмотря на суровость в голосе, в его глазах не было угрозы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не собираюсь бежать, куда мне, да и зачем? – попыталась я успокоить его.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он внимательно осмотрел меня с головы до ног и кивнул. Мы постояли еще немного молча.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спокойной ночи, – наконец произнес он уже более мягким тоном и направился к двери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди, а ты уйдешь? – почему-то спросила я, он остановился и вопросительно глянул на меня, а я, тут же поняв, что мой вопрос можно расценить и как намек, сама же напугалась и тут же начала мямлить, оправдываясь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну… в смысле… – я попыталась жестами объяснить свою мысль – «мне же тут будет страшно одной, в темной комнате, посреди леса» – но смутилась, помотала головой и махнула рукой, он как-то ехидно улыбнулся, и я видела, он понял меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник подошел к кровати, стянул с нее покрывало, сложил его и убрал в шкаф, посмотрел на меня и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ложись! – скомандовал он, подняв одеяло, я замешкалась, уставилась на него, внутри начал подниматься страх, но я все же послушно подошла, легла, прямо в чем была, и плотно скрестила руки на груди, он хмыкнул, аккуратно укрыл меня и довольно кивнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все, спишь, – произнес он как-то спокойно и мягко, а я поняла – он откровенно подтрунивал надо мной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все, сплю, – передразнила я его и показала ему язык, улыбнулась, повернулась на бок и нарочито засопела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спокойной ночи, – голос его по-прежнему такой теплый, мягкий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спокойной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он вышел, выключив свет и заперев дверь на ключ. А через несколько секунд погас и свет, проникающий в комнату из-под двери…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однажды мы с отцом и его друзьями семьями поехали на турбазу кататься на лыжах. Наш с отцом домик стоял на отшибе и слабый свет трех фонарей на всю турбазу долетал туда с трудом. И тогда ночью, лежа одна в спальне, отец был в гостиной домика с друзьями, я впервые поняла, что такое темно… А было очень темно и страшно, и мне тогда показалось, темнее быть не может, но… Но тут: ни фонаря, ни светящейся рекламы, ни проезжающих автомобилей, ни света из окон соседних домов, или коридора, в конце концов, – ничего. Я посмотрела в сторону окна – оно напоминало черную дыру, я посмотрела на дверь – но где она? – рассмотреть ее мне удалось далеко не сразу… Как же было темно, по-настоящему очень темно… И было тихо – только приглушенный шум леса, доносящийся сквозь закрытое окно, неровный, зловещий, пугающий…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сердце бешено заколотилось – разом повылезали все детские страхи – я нервно сглотнула, тут же бросило в пот, я резко села на кровати и огляделась, но ничего кроме темноты я не увидела. Я на ощупь нашла край кровати, подвела к нему ноги – встать и добежать до выключателя, но где он? Я не запомнила точно, помню только, что где-то около двери… Захотелось закричать и позвать Мясника – темнота давила, пугала, ужасала… Я резко встала – и в припрыжку к стене у двери – я принялась лихорадочно, на ощупь искать выключатель, боясь повернуться лицом в комнату, в эту черную бездну, стена вблизи хоть немного отличалась – была темно-серой, она была! Наконец, вот! Вот он! Щелчок – и теплый, волшебный свет вокруг. Я с облегчением глубоко и громко задышала и опустилась по стене на корточки, пытаясь вернусь сердцу привычный ритм, и такими глупыми показались недавние страхи – передо мной комната, обычная комната. Но представить, что я выключу свет и снова станет так темно… – я решила спать со светом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я еще немного посидела на полу, успокаиваясь, а потом прошла в ванную, сходила в туалет, умылась холодной водой, и вернулась в комнату уже спокойная и довольная, легла, приятно растянулась – кровать была большой и удобной – и умиротворенно закрыла глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но тут скрежет замка – дверь открылась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты чего? – Мясник стоял в дверях и настороженно смотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тут страшно, так темно, так… жутко, – я боялась, что он сейчас психанет и отправит меня обратно, вниз. – Пусть свет горит, пожалуйста, – сканючила я совсем по-детски и с мольбой посмотрела на него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник мотнул головой, устало вздохнул и огляделся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, – произнес он, прошел в ванную, включил там свет, вышел, оставив дверь чуть приоткрытой, и направился к выходу. – Спи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Щелкнул выключатель, свет в комнате погас, Мясник вышел и запер дверь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Да уж, многословным его не назовешь», – подумала я и огляделась: свет от ванны был действительно приятней – и как мне самой не пришло в голову – он не бил в глаза и при этом так комфортно развеивал эту кромешную темноту. Совсем скоро я уснула, и спала я сладко: мне снился городской парк, зима, пахло елками – ими торговали на выходе парка – и я не торопясь ходила, и выбирала одну из них себе на Новый год…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулась я от стука в дверь, потерла лицо, села на кровати и прислушалась – поняла, что Мясник постучал, открыл ключом замок на двери и спустился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я встала, подошла к двери и пригляделась – замок на вид был простой, какие встраивают в обычные межкомнатные двери, только запирался ключом как снаружи, так и изнутри. Я приятно потянулась и прошлепала в ванную, умылась и почистила зубы – новую, еще даже упакованную, зубную щетку я нашла на полке над раковиной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Там же я нашла и расческу и с удовольствием принялась расчесывать волосы, наслаждаясь их чистотой, с усилием проводя расческой по голове, – как же это было приятно, очень приятно. Я стояла, закрыв глаза, улыбаясь и постанывая от удовольствия, – сдержать восторг просто не было сил – как же я скучала без всего этого – какое же удовольствие приносили мне сейчас такие привычные раньше, затертые постоянностью и доступностью вещи, словно взаперти я провела не две недели, а годы. «Что же чувствуют люди, лишенные этого на несколько лет?! Ужас…» – я аж передернула плечами от этой своей мысли и тут же махнула головой, отгоняя ее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Класс… – почти невольно, как и вчера, сорвалось с моих губ, когда я присела на краешек ванны и, закрыв глаза, вновь вернулась к расчесыванию волос, вскоре я отложила расческу и принялась руками массировать кожу головы, а потом стала брать толстые пряди волос и, чуть подергивая их, пропускать между пальцами – волосы так приятно струились и пахли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поняв, что прошло уже довольно много времени, я глубоко вздохнула и все-таки вышла из ванной, подошла к окну и открыла его – и почти задохнулась… на глаза набежали слезы и тут же высохли, а сердце будто переполнилось до краев: было уже светло, теплое, игривое солнце освещало лес, тот самый, который ночью звучал так грозно, пугающе, зловеще, а сейчас… сейчас он казался маняще сказочным, ярким, приветливым и дарил просто потрясающий запах сосны, который быстро заполнил комнату и мои легкие. Я закрыла глаза, глубоко вдохнула и улыбнулась: шум леса уже не пугал – играл приятнейшую музыку, и птицы – их какое-то жадное щебетание откликалось очень глубоко внутри меня, оно там порхало, веселилось, жило…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я еще раз вздохнула всей грудью, ощутив, как пряный сосновый вкус заполняет меня всю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ножички-пирожички, как же хорошо-то! – сказала я негромко и принялась осматривать окрестности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Судя по всему, дом, в котором я находилась, был действительно в лесу, стоял на поляне – поблизости я увидела всего пару-тройку сосен, но где-то метров через семь-десять начинался настоящий лес, вернее, сначала шла полоса высоких кустов, а уже за ними мощное войско вековых деревьев…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут я почувствовала взгляд и повернулась – Мясник стоял в дверях, опершись на дверной косяк, и смотрел на меня, на его лице не читалось никаких определенных эмоций, но и равнодушным он не выглядел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Завтракать пойдешь? – он как-то вроде улыбнулся, но тут же почему-то сжал губы, и не понятно – была улыбка или мне все-таки показалось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я улыбнулась, закивала головой и снова почувствовала легкий соленый ожог от слез на глазах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что опять? – устало вздохнул Мясник, явно заметив мои наметившиеся слезы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я помотала головой и смутилась – эти частые в последние дни порывы заплакать беспокоили и меня. «Ну что же так глупо ты себя ведешь?!» – мысленно поругала я себя, но по-другому я не могла: внутри меня словно возрождалось что-то, и, оживая, оно причиняло боль, как затекшая нога, которая колит, когда поток крови снова начинает бежать с прежней силой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я прошла мимо Мясника и направилась к лестнице, он шел за мной, я чувствовала его пристальный взгляд – он наблюдал, следил за каждым моим движением, словно чего-то ждал, чего-то неожиданного – он был настороже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я прошла на кухню, на столе стояли вчерашние бутерброды, в тарелках яичница, и пахло кофе, его запах я почувствовала еще на лестнице.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О да! – вырвалось у меня. – Кофе – это пять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я села на то же место, что и вчера, взяла бокал с кофе, поднесла поближе, закрыла глаза и втянула его аромат – как же он приятно пах! – терпкий, яркий, этот запах доставлял неимоверное удовольствие. Я со вздохом открыла глаза и улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А молоко есть? – кофе я любила пить с молоком и с сахаром, как в детстве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник кивнул, достал из холодильника бутылку молока и налил мне немного в кофе, а я в это время насыпала сахар, – и вот он – напиток богов! Я сделала глоток – пальцы на ногах аж свело от удовольствия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я поставила бокал на стол и посмотрела на мужчину, сидящего перед мной, – внутри меня что-то приятно шевельнулось, Мясник вдруг стал таким светлым, теплым: эти серые глаза с оттенком неба, эти волосы цвета кофейных зерен, эти теплые (а я запомнила это, когда прикасалась к ним, хорошо запомнила!) губы – все вдруг показалось таким уютно знакомым, таким родным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кайф, – протянула я и залпом выпила половину бокала, а потом с удовольствием принялась за яичницу, Мясник тоже начал есть, но то и дело с интересом поглядывал на меня – мне кажется, он не понимал, не понимал… а я, а я… я словно только сейчас и очнулась, пришла в себя после того, как мое сердце остановилось, тогда в больнице девять лет назад, словно все эти девять лет я так и была там: в больнице, в трубках, в боли, в злобе, в непонимании «за что?» и в нежелании просыпаться по утрам…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник вдруг хмыкнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе смешно, а знаешь, как без кофе плохо, и без душа, и без расчески, жесть просто, – я не знала, стоит ли вести себя вот так непринужденно, будто бы мы и правда давно знакомы, будто бы мы не чужие друг другу, но… а как по-другому? Да мне и не хотелось по-другому…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник улыбнулся, тепло, по-настоящему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как спала? – казалось, моя игра, в то, что все обычно, все нормально – мы просто хорошие знакомые, которые приехали сюда на выходные – ему тоже по нраву.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, – с полным ртом ответила я, показала пальцем подождать, прожевала и продолжила, – я заметила на окне москитку, – на лице Мясника снова, резко, холод, жесткость, непроницаемость, я смутилась, но упорно продолжала, – значит я могу… могу на ночь приоткрыть окно?.. – я перевела дух и снова заговорила, – просто так вкусно пахнет лесом, меня же не съедят комары? Это не опасно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Раз – и постепенно его лицо снова теплеет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, можешь, – кивнул Мясник, – это неопасно, только ночами еще прохладно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да я чуть-чуть приоткрою. А днем тут красиво, но ночью… как же темно, – он улыбнулся на мое «как же темно», явно вспомнив мои ночные страхи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А как же ты раньше спала? Ты не одна жила?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Одна, но я всегда ночники включаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник помотал головой и хмыкнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, а чего?.. Я с детства боюсь темноты, – чуть повысив голос, произнесла я на его смешок. – Хотя не знаю почему, вроде никто не пугал, но… не знаю, как-то сразу страшно, прям руки трясутся, – пояснила я уже спокойным, ровным тоном, несмотря на то, что он больше ничего не спрашивал, просто так хотелось поговорить, я хотя и любила одиночество, но столько дней настоящей изоляции: ни людей, ни компьютера, ни телевизора – дались действительно с трудом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я снова набила рот, быстро прожевала и продолжила под его улыбку:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вам мужикам хорошо, у вас инстинкт самосохранения ниже, и вам бояться стыдно, вот вы и не боитесь, ну или делаете вид, а нам, девушкам, бояться можно, вот и лезут всякие страхи в голову, – заключила я и с аппетитом принялась за бутерброд, правда, оказалось, что мой кофе уже кончился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я пододвинула свой бокал Мяснику.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А можно еще кофе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он кивнул, налил мне из кофеварки еще кофе, добавил сразу молока и протянул мне, я насыпала в бокал сахара и снова с удовольствием сделала глоток, кофе немного остыл, но все равно было вкусно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты сказал вчера, вокруг лес… в смысле мы тут вообще одни, прям посреди леса? – решила я уточнить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник кивнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И тебе не страшно… одному в лесу? – я посмотрела на него, он было начал мотать головой… – Только честно, – грозно предупредила я и погрозила пальцем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он, уже с улыбкой, но все равно отрицательно помотал головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что совсем-совсем? – настаивала я. – Ну, поговори со мной, пожалуйста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А чего бояться-то? – Мясник хмыкнул, мотнул головой, помолчал немного, и-таки… – Если судить по мне, то больше всего людей бояться надо, а их тут поблизости нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он вел себя совершенно расслабленно, он смотрел совершенно спокойно, он говорил совершенно обычно – ничто не выдавало в нем чего-то звериного, чего-то такого, чтобы говорило, что он умеет… что он любит убивать людей. И это было так, так… не знаю… нестыковочно в сознании, все это было с какой-то ощутимой ноткой нереальности и в тоже время очевидно настоящим…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, ну а все-таки… волки там? Или другие хищники? Лес-то в окно выглядит серьезным, диким.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он поднял брови и развел руки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пока они не нападали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я наелась, откинулась на стуле и уже медленно попивала кофе – это было лучшее утро за последние девять лет и заканчивать его никак не хотелось, хотелось, чтобы оно шло и шло, шло и шло, шло и шло… Вот так сидишь, попиваешь кофе и хочешь говоришь, а хочешь не говоришь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но кофе все-таки закончился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо. Большое спасибо, – я встала и принялась собирать со стола посуду, Мясник сидел и спокойно наблюдал за мной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сгрузила грязную посуду в раковину и начала ее мыть, Мясник тоже поднялся, встал рядом со мной, опершись своей мягкой точкой на стол рядом с мойкой и продолжил внимательно смотреть на меня. Я изредка поглядывала на него… – я была даже ниже его плеча, и какие же у него сильные руки! От него так и веяло звериной мощью… При этом на видимых мне участках кожи ни наколок, ни шрамов, ничего такого опознавательного, что по фильмам и книгам обычно присуще таким «плохим» парням, не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут Мясник, как-то вдруг, я аж вздрогнула, развернулся и принялся вытирать посуду, и ставить ее в шкаф над моей головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Закончив с посудой, я выключила воду, взяла край полотенца, которым орудовал Мясник, и принялась вытирать руки, и невольно смотрела на его ладони – раза в два больше моих, длинные пальцы, такие жесткие, с заметными костяшками… Я уже вытерла руки, но продолжала стоять и завороженно следить за тем, как Мясник вытирает остатки посуды, и, совсем увлекшись, уже не украдкой осмотрела его – он обычный: кожа, кости, плоть – все такое же, как и у всех, встреть я его на улице, если бы я была нормальной, я бы даже, наверное, влюбилась. Уверенность, сила, спокойствие – все как у настоящих мужчин в романах, все, кроме одного… Хотя, ну убивает он людей на досуге – ну и что? У каждого есть хобби: кто-то рыбачит, кто-то охотиться, кто-то ест жареные сосиски… – все мы кого-то так или иначе убиваем, косвенно аль прямо, смерть безлика и безвозвратна, и причинение смерти – это причинение смерти, не важно кому, тут нет вариантов…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«А может мне все приснилось? – вдруг пронеслось в моей голове, – может это все был кошмарный сон, все эти годы, а сейчас я проснулась, и это просто мужчина, и неважно откуда я его знаю, и откуда я здесь…» Главное – чтобы я не спала сейчас, потому что просыпаться снова туда, обратно, не хотелось, ни девять лет назад, ни годом ранее, ни в ту комнату внизу, вообще никуда туда, что было до…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С посудой было уже минут пять как покончено, но мы по-прежнему стояли около раковины, уже просто смотря друг на друга. Я видела, что он обдумывает что-то.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Думаешь, что делать со мной? – поинтересовалась я, поняв, что его гложет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он стиснул челюсти – я угадала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе куда-то надо?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник кивнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не буду пытаться сбежать или звонить в полицию, если ты об этом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он с сомнением посмотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можешь запереть меня в комнате наверху, я не обижусь. А можешь оставить так, и я приготовлю ужин. Например, не перловку, – заметила я с улыбкой, он тоже хмыкнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пока нет, – произнес он с сомнением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы еще немного постояли и пошли наверх, я шла впереди, где-то я понимала его – конечно, оставлять свою жертву, или кем он там меня считает, не под замком весьма неблагоразумно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я зашла в комнату и посмотрела на него – он замер в дверях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, ты недолго, – просканудила я и сама же улыбнулась своим словам, Мясник как-то отстраненно и задумчиво помотал головой, словно не на мои слова, а будто бы еще не веря до конца, что сам, добровольно, ввязался во все это, потом кивнул, вышел и запер дверь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я слышала, как удалялись его шаги. Я подошла к открытому окну: ни дороги, ни наезженных следов колес автомобиля из него видно не было, но я слышала шум мотора – мне показалось, гудел джип или внедорожник, какой-то большой автомобиль – звук начал удаляться и вскоре совсем стих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я непонятно отчего грустно вздохнула и снова посмотрела в окно на лес, внутри появилась пустота – я понимала: этот дом, этот человек – это словно последняя глава в моей жизни. Я не знала, меняются ли маньяки, могут ли они вдруг стать не маньяками – хотя ведь, если есть черта, переступив которую человек становиться таким, значит есть и другая черта, или все же нет, нет обратного пути? А если все же это обратимо, смогу ли я ему помочь? А, главное, нужно ли мне это? Или все же пытаться бежать? А смысл? Жить там, в обычном мире, где я совершенно чужая? Зачем? Чтобы просто жить?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я глубоко вздохнула, за окном шумел лес и пели птицы – у них нет вопроса зачем? Они живут просто ради жизни. А смогу ли я так? Смогу ли переступить то, что было. Я отомстила – должно было бы кончиться то, что внутри меня, но… внутри меня по-прежнему жил страх, жил стыд, жили те воспоминания, внутри меня ничего не изменилось, ничего… Конечно, смерть этих четырех примкнула к воспоминаниям, яркой вспышкой удовольствия, удовлетворения, долгожданного, яростного, она успокоила свербящее, надоедливое чувство жажды отмщения, вывела из какого-то состояния недоубийства, словно тогда, девять лет назад, смерть, не забрав меня, стала частью меня… И вот та смерть вроде успокоилась, отпустила, жажда их крови ушла, но внутри меня… – на месте выдернутых с корнем цветов, снесенных домов в душе не выросли новые цветы, не построены новые дома – там все так же пусто, там просто не стало ветра, который гнал меня, как голод гонит давно не евшего хищника по кровавым следам…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На меня как-то вдруг навалилась усталость, потянула за собой печаль, тоску, ощущение обреченности – все они острыми зубами впились в сердце, в груди стянуло, и снова… глаза обожгли слезы, но не пролилось ни слезинки, я зажмурилась, пытаясь выдавить их – но нет… По стенке рядом с окном я сползла на пол, обняла себя за коленки и начала постанывать и покачиваться, пытаясь хоть как-то выпустить непонятное, щемящее напряжение внутри меня. Я впервые по-настоящему пожалела о том, что не могу заплакать, что запретила себе плакать – слезы хоть ненадолго, но опустошали, снимали этот градус накала томления, тоски, боли внутри…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вздохнула, поднялась, прошла в ванную и умылась – стало полегче, я снова вернулась к окну и уставилась на лес… И вдруг четко представила картинку снаружи со стороны: яркое солнце, чьи лучи так задорно играли на траве, кустах, деревьях, еще сильнее веселя птиц, которые щебетали просто наперебой, и посреди этого великолепия дом, судя по тому, что я видела из окошка, весьма уютный и гостеприимный на вид… – со стороны и не скажешь, что вот этот милый домик хранил в себе столько криков, боли и смерти… Также и люди – глядя в их лица, никогда нельзя сказать точно, что там, внутри – под этими симпатичными или не очень кожаными масками, и сколько там внутри всего: боли, слез, ненависти, ярости, счастья…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я глубоко вздохнула, потерла лоб и попыталась отвлечься от мрачных мыслей, отвернулась от окна и впервые внимательно оглядела комнату, в которой меня запер Мясник. Она была довольно просторной, а вот мебели было немного: одну из стен около двери полностью занимал довольно вместительный шкаф, посреди комнаты стояла кровать, явно сделанная под заказ, под его, так сказать, богатырский рост, рядом с ней стоял небольшой комод с двумя выдвижными полками и все. Я подошла к шкафу и заглянула внутрь – там аккуратно, стопочками лежала мужская одежда: футболки, сложенные строго по цвету от темных оттенков к светлым, несколько джинсов и водолазок, три свитера, шорты, трусы, на верхних полках было сложено постельное белье и полотенца, внизу, в ящике, носки, платки, перчатки, даже пара шелковых шарфов, в другом отделе шкафа висело несколько костюмов, дорогих костюмов, а также галстуки и рубашки, тут же внизу стояли начищенные, дорогие, кожаные ботинки. Я поразилась – все было очень аккуратно сложено. А еще я вдруг поняла, что он поселил меня в свою комнату. И… это так приятно отдало в душе – он уступил свою спальню! Для человека с таким явно педантичным взглядом на жизнь, наверное, весьма нелегко уступить свою жилплощадь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я еще раз осмотрела шкаф и улыбнулась. Чему? Точно не скажу – просто, в моей душе приятно крепло уже давно подзабытое чувство нужности: приятно быть для кого-то тем, кому уступают свою комнату, свою кровать, отдают свою одежду, готовят завтрак, убивают твоих врагов – все это было так заботливо… Однако, вместе с приятными переживаниями в моей душе росло и беспокойство: я не очень понимала, как правильно вести себя с ним, как я могу отблагодарить его… ведь в глубине души я немного опасалась того, на какую благодарность может понадеяться он…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я еще немного покопалась в белье на предмет спрятанных каких-нибудь интересных штук, но ничего не нашла, аккуратно все поправила, сделав все как было, и легла на кровать, уставившись в потолок, и не заметила, как задремала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулась я как бы вдруг, в комнате было темно, словно уже глубокий вечер, на улице капал дождь. Я встала, включила свет в ванной, оставила дверь туда открытой и подошла к окну. Над лесом нависли тучи, темные, распирающиеся от скопившейся влаги и мощи внутри, усилившийся ветер тяжело гнул вековые деревья, внезапно сверкнула молния и грянул гром, где-то совсем близко и очень громко, и я поняла – проснулась я от предыдущего раската грома. И снова молния – секундная вспышка света и полумрак. Теперь лес казался по-настоящему пугающе мрачным, зловещим, грозным… Я занервничала – не очень-то хотелось быть одной, вот так посреди леса, в грозу. Хорошо еще есть свет, а если вдруг что? Если вдруг свет погаснет – частные дома иногда грешат таким в грозы… Я нервно поежилась и обняла себя за плечи. Дождь заметно усилился, капли бестактно принялись бить по крыше, по стенам, по отливу за окном, по подоконнику, попадали на меня, разбиваясь от удара и просачиваясь через москитную сетку, пришлось даже немного прикрыть окно. Птички совсем притихли, были слышны только завывания ветра, скрип нехотя гнущихся под его сильными порывами могучих, сопротивляющихся деревьев, и звук капель, ударяющихся обо все, что попадается на пути к земле, – все это рождало в душе какое-то странное ощущение восторженного трепета и тревоги одновременно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И как же приятно пахло: запах мокрой земли, запах свежей воды, запах молнии – все смешивалось в освежающий, вкусный запах грозы. Я постояла немного и вновь распахнула окно полностью, капли снова стали смело попадать внутрь, они были холодными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я стояла и прислушивалась к лесу, к дождю и очень ждала чего-то постороннего – шума машины, шагов, скрежета ключа в замке… – как в детстве любимые дети ждут прихода заботливых родителей. Мясник не был мне родным, но я ждала его… я очень его ждала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но его не было, и я пошла купаться, взяв из шкафа очередные его чистые трусы и футболку, решив про себя, что против он не будет. Когда я вышла из ванной и снова встала у окна, дождь уже стих, однако, совсем ненадолго, и вскоре с неба обрушился настоящий ливень, дождь лил просто стеной – частые, крупные капли стирали контуры всего за окном, превращая все в какую-то размазанную, нечеткую, нереальную картину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут я услышала шаги и повернулась на дверь, Мясник открыл ее, быстро оглядел комнату, увидел меня и кивнул, он был в носках, судя по всему, разулся внизу, одежда сухая – значит, он и вправду был на машине, и с утра звук мотора мне не привиделся – а, собственно, как еще отсюда выбираться, дом-то, похоже, действительно посреди леса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, – я улыбнулась, я была по-настоящему рада ему, на душе сразу стало не так тревожно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пошли ужинать, – Мясник мотнул головой, приглашая идти с ним, и я послушно побрела к двери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надень носки, – остановил Мясник меня у самого выхода. – Там внизу прохладно, – он подошел к шкафу, вынул носки и протянул мне, а потом достал и свитер для меня. – Если что бери все, что надо, – добавил он, наблюдая за тем, как я утепляюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я уже, – я улыбнулась и развела руки, он лишь кивнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Корзина для белья в ванной, – начал было он, направляясь в ванную, но я махнула рукой, останавливая его.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я нашла ее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы спустились вниз, на столе стояла привычная перловка с мясом и компот, я без аппетита поела – ко мне сегодня снова вернулась мысль, пришедшая еще в камере, о том, что жертв Мясник, возможно, пускает на мясо, мысль хоть и абсурдная, хоть я и убеждала себя в ее несостоятельности, ведь пахло-то обычным мясом, но… а как пахнет человеческое мясо? да и зачем-то же он убивает людей? И может… В общем, к последующему чаю с печеньем я приступила куда с большей охотой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом мы некоторое время просто сидели друг напротив друга, в абсолютной тишине: дождь закончился, ветер стих, мы молчали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А где твои родители? – почему-то вдруг спросил Мясник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я посмотрела на него: он был снова холоден и как-то отдален, словно мы два случайных человека, которые в непогоду застряли в аэропорту, и он просто от нечего делать завел диалог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отец умер, мать я не знаю где, – честно ответила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаешь где? – с сомнением уточнил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, мне было лет пять, я плохо помню. Помню, что она была, отдельные моменты, а потом, потом… потом отец сказал, что она уехала куда-то там, – я махнула рукой, – отец не любил про это говорить, а я не любила его огорчать… поэтому особо не спрашивала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понятно. А отец как…? – странно, но Мясник заменил словно «умер» жестом – махнул головой как-то вверх и в сторону.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В тюрьме он… – начала было я, но замолчала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И снова наступила тишина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А твои? – в этот раз нарушить молчание решилась я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что мои?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Родители? Живы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – он помотал головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что с ними случилось?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я их убил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я посмотрела на него – почему-то я не поверила ему, но высказывать сомнений не стала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– За что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Они были неразговорчивы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да и ты не болтлив, – заметила я с улыбкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я люблю послушать, – сказал он каким-то странным тоном, а я внимательно посмотрела на него, как-то подсознательно я почувствовала, что что-то в этой фразе было: то ли интонация, то ли еще что-то, но что это означало?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мне кажется, все любят поговорить, особенно о себе, разве нет? Вот ты, не хочешь рассказать миру о своей какой-нибудь теории, например, зачем ты все это делаешь? – я немного опасалась, что этот мой вопрос разозлит его, но Мясник остался совершенно спокойным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, не хочу, – он посмотрел на меня, в его глазах абсолютная безмятежность, казалось – слишком твердая почва под его ногами – не вывести на разговор, не сбить с толку, не вытащить из этого холодного, безэмоционального состояния.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А о чем ты мечтал в детстве? – немного сменила я тему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник провел зубами по нижней губе и… задумался, прямо ушел в себя, а я сидела и терпеливо ждала, иногда поглядывая на него, иногда отводя взгляд на стол – я боялась его беспокоить, потому что его лицо вдруг стало суровым. Он сидел в задумчивости около пяти минут, но тут на улице сверкнула молния и громыхнул гром, и Мясник словно бы очнулся. Я повернулась к окну, приглядываясь к тому, что творится на улице, но в стекле лишь отражение кухни и нас…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я мечтал стать врачом, – наконец заговорил Мясник, и я снова посмотрела на него, – с детства любил книжки… – он потер пальцами по подбородку и снова замолчал, но в этот раз ненадолго, – про строение человека, болезни, лекарства и все такое… – он убрал руку от своего лица и, сложив пальцы в замок, положил руки на стол, замолчал и посмотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему не стал? – уточнила я, поняв, что свой ответ он закончил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему не стал? – ответил он вопросом на вопрос и ухмыльнулся, подняв брови.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Так: значит, он – врач, это уже кое-что, – заключила я про себя и задумалась. – Хирург? Невролог? Кто? Скорее всего кто-то, кто связан с человекоразделыванием, может, патологоанатом?..» Но уточнять я не стала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За окном снова усилился ветер, его порыв вдруг отозвался протяжным то ли воем, то ли стоном – мы инстинктивно и дружно повернулись в сторону окна и, заметив синхронность нашей реакции, переглянулись, улыбнулись и снова уставились на окно, но… мы видели только свое отражение в стекле, однако было понятно – там, на улице, темно, завывает ветер, гудит лес, снова начинается гроза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наступила тишина, каждый из нас раздумывал о чем-то своем, но мы не спешили расходиться – очень не хотелось прерывать эту нашу, пусть и весьма неспешную, беседу. Мы оба были словно настороже – не сказать лишнего! – но искушение узнать что-то друг о друге было явно сильнее этого опасения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вдруг щелкнул чайник, я вздрогнула, отвернулась от окна и только сейчас поняла, что не заметила, как Мясник включил его и то, что он пристально смотрит уже не в окно, а на меня. Я отчего-то несильно, но занервничала. Мясник встал и налил нам чай, поставил на стол небольшую баночку с медом и печенье, – гостеприимный хозяин, который угощает соседку, забредшую на огонек…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, – сказала я, подула на чай и сделала глоток, было очень горячо, я немного поморщилась и отставила кружку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты кем мечтала стать? – Мясник расслабленно откинулся на спинку стула, внимательно глядя на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я задумалась и вдруг хмыкнула – я впервые в своей жизни осознала: я никогда не мечтала никем стать, в том смысле, что я не мечтала быть космонавтом, певицей, актрисой, врачом или милиционером, кем так еще мечтают быть?.. До шестнадцати лет я жила абсолютно спокойно и равномерно – моей основной задачей было прилежно учиться, что я и делала, еще ходить на танцы, но в этом отец не требовал больших побед, и я скорее танцевала просто для галочки. А больше у меня задач не было, а придумывать… а зачем мне было их придумывать?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отец говорил – выучусь в школе, пойду на юридический, потом к нему в компанию юристом, – спокойно сказала я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отец говорил? – переспросил Мясник с ухмылкой, даже скорее поддел. – А ты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я соглашалась, – сказала я и почему-то расстроилась, расстроилась от осознания, что у меня получается не было своей мечты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, а когда отец умер?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«А тогда я уже начала жить жаждой мести», – захотелось ответить мне честно, но я не сделала этого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Просто жила. Плыла по течению. Отец хорошо, очень хорошо, зарабатывал, после смерти все перешло мне. И все складно сошлось: когда он умер, мне было уже восемнадцать, поэтому никаких опекунов и прочей дребедени, я отдала его бизнес, ой как там… контрольный пакет его друзьям, они мне платят проценты от прибыли фирмы, все не в накладе, плюс сдаю квартиры отцовские – в общем на жизнь хватает… Может поэтому карьера меня мало как-то интересовала всегда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замолчала, понимая, что я словно бы оправдываюсь. Но за что? Ну не было у меня мечты кем-то там стать – а зачем она мне была нужна, раз отец четко сказал, что нужен юрист? Я была не против: юрист – хорошая работа, тем более в крупной строительной компании… Так что?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но цель-то у тебя была, не правда ли? – Мясник оперся локтями на стол и подался вперед, так что стал теперь ближе ко мне и внимательно заглянул в мои глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я лишь кивнула. Он снова откинулся на спинку стула, но взгляда с меня не сводил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему ждала? Сколько ты в этом городе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Три года… почти, – произнесла я и замолчала, продолжать не хотелось – он так ловко перевел разговор с себя на меня, а мне надо бы наоборот, но, помолчав с минуту, я все же продолжила, – не знаю… самые первые два года после… того… как в тумане: больницы, боль, пластика на лице… сиденье в комнате… отец был жив и… я думала он… отомстит, но… Потом уже, в восемнадцать, поняла, что… должна наказать их… сама… Начала искать их, сначала в Москву пришлось переехать, там как-то не получилось, они исчезли, снова начались поиски… А потом… приехала сюда, – я хмыкнула, когда вспомнила, как смотрела на Пашеньку, выходящим из подъезда – внутри меня победные марши, гимны мне самой же – но… вот он придерживает подъездную дверь и за ним его семейка… я помотала головой, отгоняя эти воспоминания, помолчала и снова заговорила, – а потом увидела его, детишек его, жену… и не смогла… Не придумала как… Не знаю… но желание убить не отпускало, не давало жить, понимаешь?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник вдруг встал, достал бутылку коньяка, тарелку с лимоном, стаканы, поставил все на стол, налил, взял свой стакан и жестом призвал сделать меня тоже самое. Когда-то был у меня трехмесячный период: я забывалась алкоголем, но не мое это, когда пью мало – мне мало, я расслабляюсь и мне хочется еще, и в результате пью много, а много – мне становилось плохо: я не забывалась в пьяном угаре, нет, просто заплетался язык, ноги, а потом я бежала к унитазу… но память, вернее, воспоминания – они не пьянели, нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но сейчас выпить хотелось, потому что это было так непривычно, вот так вот говорить с кем-то, говорить об этом и не бояться сказать, что «да, да! я безумно хотела смерти этой четверки, болезненной, мучительной смерти», и при этом не слышать – «ой, не стоит марать об них руки, лучше забудь и живи дальше» и прочее бла-бла-бла… Это было приятно, волнительно и в тоже время как-то больно, словно я наживую доставала что-то изнутри себя, доставала что-то очень личное, доставала и не знала – а как он все-таки отреагирует? И было жалко то, что я достаю, было тревожно за это – как оставить своего ребенка в первый раз с незнакомой няней: а что? а как? а вдруг?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я взяла свой стакан, кивнула, и мы выпили, выпили без тоста и не чокаясь, потом мы помолчали, он снова налил, и мы снова выпили… Я посмотрела в окно – там, за отражением в стекле, черная дыра, и мне казалось, так страшно там, за окном, так холодно – там воет ветер и очень темно, и… вокруг лес, бесчувственный, суровый, беспощадный… Я перевела взгляд с окна на человека, сидящего напротив, ощутила, как коньяк быстро сделал свое дело, приятно расслабив меня, мне стало тепло и спокойно, и я вдруг улыбнулась, осознав всю карикатурность происходящего – мне спокойно с человеком, который убивал людей, который убивал детей…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник налил нам еще, внимательно глядя на меня, откинулся на спинку стула, расслабленно положил на стол руки, вены на них набухли и стали заметнее…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Расскажи, что там было, – тихо произнес он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я перевела взгляд с его рук на его лицо и вопросительно уставилась – я не очень поняла вопрос – вернее, он тут же вызвал внутри блок, неприятие, противостояние, потому что мне совсем не хотелось вспоминать то, что там было…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не хочу, – честно сказала я и тоже откинулась на стуле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я знаю, но я должен знать, – спокойно произнес Мясник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я внимательно посмотрела на него, почему-то тогда у меня даже на секунду не возникло мысли – а почему он, собственно, должен был это знать? Я смотрела на него – на того, благодаря которому те, кто обидел меня, мертвы, и мне захотелось объяснить, почему же они заслужили смерти, я вдруг ощутила острую потребность рассказать – за что же я так ненавижу этих людей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, были следователи, которые расспрашивали, но… я не могла тогда… Да следователи особо и не настаивали, ведь были врачи, которые, конечно, знали далеко не все, только про очевидные физические травмы и раны, но, думаю, доктора рассказали следователям за меня довольно много. Еще были психологи, которых я не любила больше всего, они без каких-либо прав на то лезли в душу, пытались копать там что-то, хотя я понимала, им все равно, им насрать, и еще вопрос – для чего они копают эти ямы в моей душе? Эти врачеватели наоборот еще больше ранили банальными фразами, банальными вопросами, банальными замечаниями – они спрашивали, они говорили так, словно… словно… словно это типичная жизненная неурядица, такая, какая в жизни может раз и случиться, и даже не раз, как потерять перчатку, как опоздать на поезд… и надо перешагнуть, пережить… а вся моя проблема – вся проблема! – в моем застревании в ней… моем!.. застревании в ней… а надо идти дальше… идти дальше?!… И я отделывалась от них общими фразами – да, насиловали, насиловали и так, и эдак, да, били, да, обзывали… А как же это было там на самом деле, так и осталось моим… во мне… со мной… и теми четверыми…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы сидели около десяти минут – и я, и Мясник молчали. Я глядела на окно, в собственный бокал с коньяком, на тарелку с лимоном, на стены, на стол, на собственные руки, но не на него. Он молчал, не торопил, не задавал вопросов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вздохнула. Стиснула челюсти. Нервно сглотнула. Сделала глоток коньяка. Отставила бокал в сторону – словно бы это он мне мешал начать говорить. Снова вздохнула и посмотрела на свои ладони – интересно, а в этих линиях, в этих линиях на руках, есть ли в них этот разговор?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я вдруг очутилась далеко отсюда – где-то семь лет назад, в отцовском доме…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Был вечер, суббота, отец был дома, не на работе, я подошла и села на диван рядом с ним, отец посмотрел на меня, в его взгляде забота, теплота, беспокойство, он нежно и словно виновато улыбнулся мне, я ответила ему тоже сдержанной улыбкой и опустила голову ему на плечо, он приобнял меня, и мы начали смотреть телевизор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это было ужасно, — произнесла я, вот так, без начала разговора, как бы вдруг. – Они пускали меня по кругу, словно, словно… Они…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замолчала, потому что захотелось заплакать: на глаза выступили слезы, спазм сдавил горло до боли – но я сдержалась… Отец выключил телевизор и обнял меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Маленький, не плачь, все позади, я рядом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец посмотрел на меня, а я хотела выговориться, мне было это нужно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А Пашенька все смеялся и пинал меня, и бутылки это он…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец тут же отвел взгляд, посмотрел куда-то поверх меня, стиснул зубы, я заметила выражение боли на его лице…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Было так больно… — и я снова замолчала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через минутку я опять попыталась начать говорить, и так несколько раз, но… я начинала общими фразами и никак не решалась копнуть чуть глубже, уйти от того, что отец очевидно знал, от тех же врачей, следователей, психологов, к тому, что было только в моих воспоминаниях… А отец повторял и повторял, что все позади, он словно бы и не давал мне начать рассказывать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут в зал вошла мачеха, как я недавно узнала, она была беременна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Костя, что-то болит, — сказала она, взявшись за живот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец нежно поцеловал меня в лоб и тут же встал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что болит? Может в больницу? – его голос дрогнул, а я ощутила такую пустоту тогда, во мне разлилась такая боль… потому что я вдруг ощутила, что мои проблемы ему не интересны, теперь… они не на первом месте…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай, сейчас же едем, — услышала я слова отца, а потом он подошел ко мне… — Маленький, все позади уже, не надо это вспоминать, — он говорил это спокойным тоном, глядя мне прямо в глаза, положив руки на мои плечи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И они уехали… Отец одного не учел – не вспоминать это невозможно – эти воспоминания сами приходили ко мне: перед сном, во сне, с утра после того, как я проснусь, когда я раздеваюсь, когда одеваюсь, когда слышу мужской смех, когда вижу ухмылки, когда вижу нескольких мужчин, когда вижу одного мужчину… – всегда, везде, они словно стали моей второй реальностью…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я очнулась словно ото сна и посмотрела на Мясника, он не торопил, он все также сидел и смотрел на меня. Он смотрел спокойно, уверенно, без холода и равнодушия, а, главное, без банального любопытства и жалости, и этот его взгляд, и эта минутка нашего с ним единения, и выпитый коньяк вдруг как-то успокоили меня и придали внутренней уверенности. Я посмотрела на свои руки и глубоко вздохнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это было ужасно, – наконец произнесла я, и мельком взглянула на Мясника – в нем ничего не изменилось – он смотрел все также спокойно и уверенно, с явным пониманием того, что он сейчас услышит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я… я начала рассказывать, и я не стеснялась подробностей, – я рассказывала все… рассказывала со всей той грязью, что была там… Я листала эти воспоминания, как фотоальбом… изображения вдруг стали сухими, обветренными, надоевшими, я перелистывала их один за одним, главное – чтобы эти картинки, вдруг застывшие и почерневшие, не успели ожить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне очень помогало то, что Мясник не выражал явных эмоций – на его лице не появлялась жалость, или брезгливость от излишних подробностей, или осуждение того, что я так детально рассказываю, он не вздыхал, не кивал, не говорил лишнего, ничего не говорил, просто слушал. Однако его лицо не было абсолютно бесстрастным – не знаю, он смотрел как-то тепло, как-то участливо, иногда я замечала сочувствие в его глазах, но он быстро прятал его, видя, как я тут же замолкаю… и я продолжала вновь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот, – закончила я минут через тридцать и посмотрела в окно, на свое отражение в стекле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник молчал, подождал немного и придвинул ко мне бокал с коньяком, я заметила это краем глаза, повернулась и выпила, коньяк обжог горло, я зажала рот рукой, выдохнула и уставилась в стол.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне было стыдно посмотреть на него – но почему стыдно?! Я не знаю. Я даже немного пожалела, что рассказала все – надо было просто, в общих чертах. На душе стало муторно, скованно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник шумно вздохнул, откинулся на спинку стула, все также молча и глядя на меня, я чувствовала его взгляд, но поднять глаза… я стыдилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жаль, что они мертвы, – вдруг произнес он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я тут же уставилась на него, горло словно кто-то сжал внутри, глаза обожгли слезы… – неужели после всего, что я… неужели он считает, что они не заслужили смерти?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надо было убивать их три дня, – заключил Мясник, и мне так захотелось заплакать, а слез привычно уже не было, я грустно хмыкнула и уткнулась лицом в ладони.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поплачь, если хочешь, – произнес Мясник, и я четко распознала в его голосе нежность… именно это, не спокойствие, не жалость, не сочувствие, я была уверенна – он произнес это с нежностью… Я нервно сглотнула, не поднимая головы, – внутри инстинктивно начал появляться страх.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он молчал, я слышала налил еще коньяка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Выпей, – сказал он довольно твердо, я послушно убрала руки от лица, взяла свой стакан, и, не глядя на Мясника, выпила, засунула в рот лимон и скривилась от его кислоты, это немного отвлекло, успокоило, не дало зарождающемуся страху перерасти в панику. Я потерла лоб тыльной стороной руки и посмотрела на Мясника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, – вдруг немного невпопад произнес он и улыбнулся, как-то грустно-тепло: вокруг его глаз появились морщинки, как при улыбке, но губы при этом остались на месте, лишь их уголки слегка потянулись вверх. Я тоже улыбнулась в ответ и ощутила приятное чувство выговоренности – теперь эти воспоминания… это не только мое… это не только во мне… но и в нем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо… тебе, – алкоголь очень хорошо делал свое дело: я уже немного заговаривалась, на моей душе стало совсем спокойно и расслабленно, и я вдруг поняла, что чувствую настоящую симпатию к этому жестокому и непонятному мне человеку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– За что? – с сомнением спросил Мясник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– За все, – начала я и поняла, что мысли уже с трудом ворочаются в моей голове, – за то, что выслушал, за Пашеньку и других уродов… Я бы так не смогла. Я бы их в итоге просто убила, а смерть – это великий дар…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ты философ, – Мясник вдруг улыбнулся, широко, весело, словно ему, как и мне, стало очень спокойно и комфортно, а я внимательно смотрела на него, поставив локти на стол и подперев голову под подбородок, и вдруг подумала: «А ведь у него и правда красивая улыбка, он должен чаще улыбаться…» Я уже была порядком пьяна…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не смейся, я серьезно. Ведь, как говорят – во сне уходят только хорошие люди. И правда так. Я бы хотела умереть так, тихо во сне, без боли, без страха… без осо… – я запнулась, потерла лоб и продолжила, – осознания, что вот сейчас ты умрешь… Такую смерть надо заслужить! – произнесла я уже довольно громко и уверенно, но видела – Мясник весело улыбался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А за что ты их убиваешь? – резко сменила я тему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник тут же напрягся, улыбка ушла с его лица, но он не разозлился, скорее задумался о том, как мне ответить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не за что, а ради чего…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И… – я хотела добавить «ради чего?», но не успела, внезапно раздался сильный раскат грома, словно прогремело где-то прямо над домом, мелькнула молния, и наступил мрак – свет погас, всего секунда и молния сверкнула вновь, осветив потемневшую кухню и вырвав силуэт Мясника из окружившей нас темноты… И в этой вспышке мертвенно белым, призрачным, неживым отразилось только его лицо: четкие скулы, высокий лоб, волевой подбородок, и… словно пустые… глазницы – серо-голубые глаза растворились, словно их и не было, словно это было не лицо – маска… а под ней?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вздрогнула, но не от грома или молнии, а от этого почти секундного видения, и замерла, сердце гулко забилось и руки моментально вспотели, я ощутила, как внутри прокатилась волна какого-то первобытного, инстинктивного ужаса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не пугайся, – сказал Мясник, явно услышав мое шумное дыхание, – скорее всего вылетели пробки, кончится дождь, я посмотрю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он встал, а я очень старалась в темноте рассмотреть весь его силуэт, чтобы убедиться, что он все-таки цельноплотский человек, но было очень темно. В моем теле появилась дрожь, приятное расслабление от опьянения, казалось, разом выветрилось из моей головы, я запаниковала, я начала озираться по сторонам, боясь, что Мясник, действительно, как какой-нибудь призрак, сейчас резко воплотиться где-то совсем рядом. За спиной. Нет – сбоку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но тут что-то чиркнуло, и я повернулась на звук. Свет – горел живой огонь – Мясник зажег лампу, небольшую керосиновую лампу, и в ее теплом желтом свете он снова обрел человеческий облик, стал живым и теплым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он посвятил на мое лицо, а потом поставил лампу на стол.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты словно смерть увидела, – хмыкнул он, после чего снова сел напротив меня. – Чего так напугалась-то?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я темноты боюсь, – немного слукавила я, хотя отчасти это было правдой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я уже знаю это, – хихикнул он. – Сколько тебе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В смысле? – не поняла я сразу, про что он, – недавнее виденье выбило меня из колеи, и хоть я уже немного успокоилась, остатки сильного страха все еще сказывались.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Лет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ааа, двадцать пять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И все темноты боишься?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Страшно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А чего страшно-то? – он улыбнулся, а я вдруг заметила – хотя может это и волшебное действие живого, теплого пламени – его лицо стало мягче, он сейчас напоминал лесника, немного одичалого, но по-человечески доброго внутри, и казалось – вот-вот залает верный пес на крыльце, а в углу отзовется раненная охотниками сова, которую он приютил до выздоровления…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, бабайки там всякие, – смущенно произнесла я, расслабленная представленной картинкой и тоже уже улыбаясь – при свете, пусть даже таком слабом, все эти страхи про бабаек, духов, призраков, казались и мне смешными, однако, как только приходила темнота, я очень быстро поддавалась им.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бабайки, дааа, – протянул Мясник, – только ведь не бабайки насиловали и избивали тебя три дня, правда ведь? – он произнес это без сарказма, больше с какой-то грустью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я погрустнела вслед за ним и вздохнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правда, – страх ушел и вдруг навалилась усталость. – Я хочу спать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, – Мясник встал, убрал грязную посуду в раковину и повернулся ко мне. – Проводить тебя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И остаться, – торопливо и громко произнесла я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он вопросительно посмотрел на меня, а я тут же начала тараторить, осознав двусмысленность своего предложения:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Страшно, когда свет не включается, я могу лечь на полу, а не ты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он помолчал, словно обдумывая мое предложение, прозвучавшее, правда, как ультиматум: просто даже представить себя одной в такой темноте, без света, я не могла – внутри все сразу начинало дрожать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Иди в гостиную на диван, а я на кресле лягу, – наконец произнес Мясник, я обрадовалась и вроде встала, но потом снова села, потому что единственный свет, который был не то, что в этом доме, а на ближайшие несколько километров, был у него, здесь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник быстро сполоснул посуду, вытер руки, то и дело поглядывая на меня с ухмылкой, убрал все со стола в холодильник, взял керосинку и вдруг рассмеялся – негромко и по-доброму.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пошли, трусишка, – произнес он все еще улыбаясь, взял меня за руку, и я послушно побрела за ним.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я легла на диван, он бережно укрыл меня пледом, который достал из нижнего отделения шкафа, что стоял в этой же комнате, потом пододвинул кресло к креслу на некотором расстоянии и устроился сам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И загасил керосинку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А..? – я хотела было что-то спросить, но не знала что, а темнота и тишина пугали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что? – уточнил он, и я почувствовала, что он недоволен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спокойно ночи, – сказала я и укрылась пледом с головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спокойно ночи, – я слышала, как он ворочается, устраиваясь поудобнее, и вот наступила тишина, только дождь за окном, ладно гром перестал громыхать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре, оттого что стало жарко, я высунула голову из-под пледа, было слышно дождь, уже несильный, а если хорошо прислушаться и дыхание Мясника где-то рядом, но все равно было некомфортно, и в голову то и дело возвращалась та вспышка молнии – Мясник был по-настоящему страшен в тот миг, а потом вдруг стал резко другим… Я лежала и гадала – какой же он на самом деле, там – на самом дне души, какой? Даже то, что он убивает людей, не делает его однозначно плохим. Есть много людей, которые никогда не резали плоти других людей, однако сгубили во много раз больше жизней, тысячи жизней, те же наркоторговцы, те же диктаторы, те же жаждатели власти… И многие из них страшнее даже не количеством жертв – а тем, что обращали многих людей в таких же, как они, делали их такими же убийцами… К тому же Мясник совершенно не был плохим для меня: он не убил меня, он не мучил меня, не избивал, не насиловал, он добр ко мне… Почему? Не знаю… Зачем он убивает людей? Не знаю… Почему живет здесь, в этом доме, один, посреди леса?.. Не знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я лежала и немного жалела, что гроза прервала наш диалог… И этот его ответ «не за что, а ради чего» то и дело всплывал в моей голове и вызывал еще больше вопросов, чем давал намеков на ответы. «То есть он убивает не за что-то, а ради чего-то? Неужели?.. Неужели он действительно ест человечину?!» – вдруг с ужасом пронеслось в моей голове, получается и я… Я резко села на диване, повернулась к нему и встретилась с его взглядом. Он сидела в кресле, вытянув ноги на другое кресло и смотрел на меня, его холодные глаза в темноте и правда казались почти прозрачными…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты их ешь? – вдруг спросила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кого? – по тому, как быстро Мясник ответил, я поняла, что он и вправду озадачен мои вопросом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну… – я махнула рукой куда-то вглубь комнаты, бесцельно, неуверенная даже, что он разглядит мой жест, но я была уверена, он уже догадался, о чем я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спи, – сказал он твердо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не могу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тебя сейчас посажу в тот подвал внизу, там еще темнее, – сказал он строго, я замолчала и легла, суровость его голоса почему-то немного успокоила меня, но было по-прежнему тревожно. Я повернулась на бок, лицом к спинке дивана, и начала намурлыкивать песенку, первую пришедшую в голову. Мясник ничего против не высказывал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совсем скоро я почувствовала, что он подошел – замер около моей головы и смотрел. Я повернулась и приподнялась на локте, глядя на него, он опустился на колени, его лицо оказалось совсем чуть-чуть выше моего, он аккуратно убрал упавшие мне на лицо волосы и… притянул руками мое лицо и поцеловал, поцеловал не в щеку или лоб, а в губы, по-настоящему, как целуют любовниц. Я немного напряглась, внутри что-то затревожилось и в тоже время было приятно: у него были такие теплые губы, такие большие теплые ладони, которые нежно держали меня за лицо, он весь был таким сильным и в тоже время не причиняющим боли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник отстранился и посмотрел мне в глаза, а потом снова поцеловал, но… внутри меня почему-то не разгорался пожар, как тогда, в «операционной»… А когда Мясник переместил свои руки с моих щек на затылок, неприятные воспоминания, вдруг, разом, ожили, ворвались, вытеснили собой все мысли в моей голове – я замерла, тело напряглось как натянутая струна, паника волной прокатилась от макушки до пят, сердце забилось, а руки невольно уперлись в грудь Мясника, отталкивая его, – всего секунда, всего мгновенье – я даже не успела, не то что побороть, осознать эту свою реакцию… Мясник почти тут же прекратил целовать меня, а во мне – вместо страха – огорчение, злость на себя – я не хотела его обидеть. Но он, казалось, не обиделся, провел по моим щекам большими пальцами и аккуратно поцеловал в кончик носа, уложил меня, лег рядом и обнял… И мне, даже несмотря на все ожившие и копошащиеся ужасы в моей голове, стало так комфортно – вот так вот спрятаться от всего мира между толстой и мягкой спинкой дивана и им, таким сильным и теплым. Я уткнулась ему в грудь и вскоре уснула.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спала я мертвецким сном – так, что даже не заметила, как Мясник встал. Проснулась я уже от шума на кухне, сладко потянулась и почувствовала пьянящий, терпкий запах кофе. За окном было уже очень светло, я весело улыбнулась сама себе, еще раз приятно потянулась, встала, поднялась в свою комнату, умылась, почистила зубы, похмелья совсем не чувствовалось, наоборот – ощущение было таким, словно я наконец отдохнула, наконец я выполнила все: я отомстила, я рассказала, я выспалась – и внутри словно какой-то давно гниющий нарыв наконец-то прорвался, выпустив весь свой гной и перестав нагнивать, и уже просто ныл, несильно, заживая и затягиваясь рубцом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я думала обо всем этом, стоя в ванной комнате и смотря на себя в зеркало. Я вдруг ощутила волшебное чувство – оно было таким цельным, заполнившим меня всю без остатка, таким окрыляющим, что мне очень захотелось жить, любить, смеяться… – мне не было стыдно! Я смотрела на себя в зеркало и не понимала, что изменилось, что привело к этому – месть? наш разговор? коньяк? его поцелуй? что?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я прошла в комнату к большому зеркалу в дверце шкафа, распрямилась и смело стянула футболку, а затем и трусы, и посмотрела на себя: да, шрамы были, некоторые очень заметные, но они мне вдруг показались не такими уж и ужасными, отчего я все время так стеснялась? Да, они были, просто были…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я потерла тыльной стороной ладони по лбу, отгоняя тут же нахлынувшие воспоминания, быстро натянула одежду обратно, умылась холодной водой и спустилась на кухню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С добрым утром, – поздоровалась я и улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С добрым, – приветливо ответил Мясник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он стоял у окна, в микроволновке грелась еда, на столе нарезанный хлеб и сыр, в кофеварке уже готовый кофе. И пахло просто обалденно: кофе, перловкой с мясом и сосновым лесом из открытого окна. Я втянула этот запах, такой простой, такой аппетитный и такой домашний – «запах завтрака у Мясника», в шутку прозвала я его про себя. Я села на место, которое уже считала своим, и ощутила, что есть очень хочется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник все это время внимательно наблюдал за мной. Мне хотелось заговорить, хотелось как-то сделать наше общение чем-то вроде само собой разумеющимся, казалось, что вчерашний наш вечер дает мне на это некоторое право, но я боялась – а вдруг мне это только показалось, и Мясник так совсем не считал. Мы молчали…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пропищала микроволновка, Мясник вынул большую тарелку, разложил еду из нее в две маленькие, себе чуть побольше, мне чуть поменьше, и поставил тарелки на стол.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Опять перловка, – пробубнила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ешь, это полезно, – твердо произнес Мясник и сел напротив меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, папочка, – произнесла я и улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он вдруг замер с ложкой у рта и очень зло глянул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не называй меня так больше! – тихо, сквозь зубы, произнес Мясник<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я растерялась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прости, я… пошутила, просто мой отец тоже очень заботился обо мне… когда-то… – начала я оправдываться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он кивнул, я замолчала, и мы принялись есть. Тишина немного давила на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты хорошо готовишь, вкусно, – сказала я и запустила ложку в рот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А человечинка всегда вкусна, – произнес Мясник с серьезным видом, а я аж поперхнулась, с трудом сдержала кашель и замерла с полным ртом, не в силах ни проглотить то, что в нем, ни выплюнуть это под пристальным взглядом Мясника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник выжидательно смотрел на меня около минуты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Шутка… я тоже умею шутить, – наконец произнес он, разведя руки и подняв брови, и негромко засмеялся, так, словно бы смеялся куда-то внутрь себя, а потом довольно улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я с трудом начала жевать все, что было во рту, а потом с огромным усилием проглотила это, отложила ложку в сторону и с сомнением посмотрела на Мясника. Улыбка резко сошла с его лица, он напрягся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ешь, – произнес он довольно сурово и принялся есть сам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я замешкалась – а что, если он все-таки не шутит?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ешь! – уже повышенным тоном произнес Мясник, и я послушно принялась есть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только когда я все доела, Мясник налил кофе и поставил на стол печеньки, и я очень быстро забыла и про мясо, и про свои сомнения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник довольно быстро выпил свой кофе, а я откинулась на стуле и с удовольствием смаковала свой по глоточку, наблюдая за тем, как Мясник собрал посуду со стола и начал ее мыть – этот мужчина явно был немного помешан на порядке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сидела и смотрела на него и вдруг ощутила, как становится тепло и немного зябко одновременно – опять это незнакомое и не очень-то приятное чувство, даже неприятное из-за какой-то своей нестабильности и призывном желании немедленно удовлетворить его. В мыслях тут же, настойчиво, навязчиво – длинные пальцы Мясника, обхватывавшие несколько минут назад бокал, сильные руки… как они скользят по моему телу… Да, я понимала, что ощущаю возбуждение, и мне это не нравилось – было непривычно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я стиснула челюсти, попыталась отвести взгляд от его спины, но… Во мне вдруг появилось такое желание его объятий – стало некомфортно без них, как в холодный дождь без зонта и без куртки… Я начала кусать губы, ощущая волнение и некоторую тревожность, – это желание внутри очень навязчиво побуждало что-то сделать, и некомфортнее всего было то, что оно нарастало, увеличивалось, менялось… Всего минутка и я ощутила не просто желание его объятий, а просто требующий позыв принадлежать ему… чтобы он целовал меня, как вчера, и… даже больше… Я сидела, замерев с бокалом в руках и таращась на спину Мясника… А потом аккуратно поставила бокал на стол, встала и подошла к Мяснику, я старалась двигаться максимально осторожно и тихо, я замерла за его спиной… я едва доставала ему до плеча. По пробежавшему по его телу напряжению я поняла, что он почувствовал меня, мою близость… Мне так хотелось прижаться к нему, чтобы он развернулся и обнял меня крепко-крепко… Я подняла руки, уже собираясь положить их ему на спину, но… так и не решилась…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник выключил воду и стал аккуратно вытирать посуду, ставя ее в шкафчик над раковиной, он не поворачивался ко мне. Вот он положил последнюю тарелку, закрыл дверцу шкафа и замер. Я слышала наше дыхание, вернее мое – я дышала шумно, прерывисто, руки предательски дрожали от волнения… И мне показалось – отступать некуда – и я решилась – я положила, правда, только правую, руку на его спину – тепло. Мясник повернулся, взял мою ладонь в свои и посмотрел мне в глаза, своим привычным холодным взглядом, но все-таки на дне его глаз, на самом краешке души, было что-то еще… И это что-то было ни доброе, ни злое, совсем иное…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Похоть живет в каждом мужчине… не бывает так, что мужчина не хочет женщину, природа не ошибается – ее основная задача продолжать род, все служит этой цели… Просто иногда этот инстинкт так трансформируется, так извращается или просто прячется и лежит под таким слоем пыли, грязи из страхов и комплексов, что кажется и не добраться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я растерялась: что я хотела в тот момент, я толком и сама не знала – заняться сексом? О, нет! Прижаться к нему? Но этого мне будет мало… Чтобы он поцеловал? Не знаю… я не знаю… я вроде хотела и в тоже время очень боялась увидеть в его глазах откровенное желание, ту самую похоть… Потому что воспоминания мои не ушли – почему же они не ушли?! Все те твари мертвы, почему же?!…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник стоял и просто смотрел мне в глаза, нависая надо мной, как скала, и я ощущала себя такой маленькой, такой крохой, так хотелось, чтобы он забрал все эти мысли из моей головы, забрал их себе, передумал их и вернул мне уже с ответами… Я стояла и растерянно пялилась на него – минуту назад казалось, я знала зачем подходила к нему… но сейчас, когда я поняла, что могу и доиграться, что он и правда может, вот прямо сейчас… посадить меня на стол и… Эта мысль ужасала меня… И внутри стало так муторно, так зыбко, так сложно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, было очень вкусно, – вдруг невпопад произнесла я, голос дрожал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник улыбнулся, очень тепло, дружелюбно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пожалуйста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не отходила, мне очень хотелось побыть с ним.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А давай я ужин сготовлю, могу даже перловку, – произнесла я, а голос все еще дрожал, вернее сбивался тон, словно я прыгаю на месте – просто сердце в груди стучало набатом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Валяй, – сказал он и пожал плечами, но продолжал наблюдать за мной чуть с ухмылкой, все еще держа мою руку в своих больших, сильных, горячих ладонях…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, – я нервно закивала и слегка дернула рукой, которую он сжимал, не сразу, но он отпустил ее, и положил ладони мне на плечи, вышло очень по-отцовски.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я уеду сейчас, приеду вечером, если что… – Мясник запнулся и улыбнулся, – лампа в шкафу, вон там, – он указал на шкаф, откуда вчера достал ее, – спички там же. И… – он запнулся, подбирая слова, – веди себя хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник вопросительно кивнул, и я усердно закивала в ответ. Я смотрела на него немного неуверенно – меня пугала мысль остаться здесь совсем одной, до темна, а вдруг вечером снова погаснет свет, будет очень страшно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я вернусь до темноты, – вдруг успокоил меня он, словно поняв мои опасения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я улыбнулась и еще раз кивнула, он чуть отодвинул меня и ушел.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я осталась одна, впервые не взаперти, я села на кухне и уставилась в окно – надо было подумать: во-первых, о том, что именно Мясник имел в виду под фразой «веди себя хорошо» – какие мне все-таки допущены послабления и вольности, во-вторых, что делать-то с этой «незапертостью»? Конечно же, меня мучило любопытство, и очень хотелось тут же начать обследовать его дом, его вещи, все-все-все… попытаться разузнать как можно больше… А узнать мне хотелось много – вернее все: правда ли его зовут Димой, какая у него фамилия, откуда он, кто он такой, сколько лет, кем точно работает, откуда такой дом (а судя по тому, что видно из окон, дом реально прямо посреди леса), как он вообще получил тут землю-то под строительство?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я решительно встала, а потом снова села – пока не надо торопиться. «Однако, – тут же подумала я, – раз я обещала сготовить, значит он допустил, что я могу обследовать кухню».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я снова поднялась со стула, принялась открывать шкафы и внимательно все осматривать. Кухня была не квадратной, а прямоугольной, чуть продолговатой, но просторной, правда, больше за счет минимализма обстановки. Кухонный гарнитур шел только вдоль одной из коротких стен, заканчиваясь в углу холодильником, поэтому шкафов было не так много. В навесном шкафу над раковиной стояли тарелки разной глубины, блюдца, чашки, стаканы и три рюмки, в соседнем шкафу я нашла специальные баночки, явно из одного набора, с чаем, кофе и сахаром, тут же стояла баночка с медом, мельница с черным перцем, солонка и две пачки разного печенья, а также лежало несколько упаковок бумажных салфеток, над плитой, которая была газовой, висела вытяжка, а в следующем шкафу была та самая керосиновая лампа и спички, а также зажигалка для плиты. Нижний шкаф, рядом с холодильником, оказался, можно сказать, мини-баром – там стояло несколько видов дорого коньяка и виски, в шкафу под раковиной хранились чистящие средства и мусорное ведро, еще в одном шкафу были сложены кастрюли, сковородки и поднос на котором Мясник носил еду в подвал, а в шкафу рядом я обнаружила несколько пачек перловки и даже одну целую пачку гречки, а в самой глубине шкафа «отрыла» аж половину упаковки овсяных хлопьев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я встала посреди кухни и почесала затылок – меня смущало то, что в шкафах было очень чисто, такое ощущение словно бы тут недавно убирались и наводили ревизию: не было ничего просыпанного, ничего залежалого, даже пыли было очень-очень мало. И что еще меня удивило – так это наличие весьма большого количества техники: холодильник, электрический чайник, микроволновка, кофеварка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я еще раз осмотрела все, но новый осмотр ничего мне не дал, только подтвердил, что этот Мясник большой педант. Я подошла к холодильнику и начала изучать его содержимое: в морозилке я нашла три больших куска мяса – явно магазинных! – они были уложены на пластиковый поддон и обернуты пленкой, на которой был наклеен ценник (этой находке я очень порадовалась – по крайней мере, Мясник точно не каннибал), тут же лежали пачка сливочного масла и две упаковки пельменей; в самом холодильнике я увидела упаковку кетчупа, хлеб, сыр, колбасу, подсолнечное масло, молоко, кефир, литровую банку квашеной капусты, скороварку с перловкой, еще целая полка была заставлена различными тушенками; на дверце холодильника радовал глаза с десяток яиц, а чуть ниже стояли бутылка коньяка и водки; а в нижних выдвижных ящиках холодильника я нашла яблоки, чему тоже очень обрадовалась, достала одно, помыла и с удовольствием тут же съела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«А он хозяйственный мужик», – отметила я про себя, заметив, что набор продуктов довольно хорош для одиноко живущего мужчины, очень даже хорош. А потом села и задумалась – хотелось вот так вот «обшманать» весь его дом, но я понимала, надо быть осторожней, чтобы не разозлить его, чтобы он не передумал оставлять меня не взаперти. «Не надо торопиться, – еще раз напомнила я себе, – надо, чтобы он научился мне доверять, и к тому же – а вдруг у него есть камеры?» – подумала я и тут же начала озираться по верхам, но здесь, на кухне, камер я не заметила. «Но все равно, надо бы сначала втереться ему в доверие, – продолжила я рассуждать про себя, – пусть пройдет пару дней, он увидит, что я веду себя смирно, никуда, куда не надо, не лезу, в конце концов, даже если у него есть видеонаблюдение, он отсмотрит пару дней, поймет, что я „веду себя хорошо“, и ему надоест следить за мной». Я мысленно согласилась с этими своими рассуждениями и начала думать, что сготовить, это немного отвлекло. В итоге я остановила свой выбор на гуляше и гречке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Управилась я довольно быстро, попробовала свои кулинарные шедевры и осталась довольна, приятно потянулась и подошла к открытому окну. На улице было просто отлично – светило яркое летнее солнце, и все вокруг было донельзя сочно-зеленым, и так захотелось выйти… Я подошла к двери, что вела с кухни на веранду и уж было потянулась к ручке, но… передумала, вернулась к столу и села, глядя в окно. За дни пребывания внизу, в той камере, я очень соскучилась по улице, хотя там, в той, прошлой жизни, я не особо любила все эти улицы – много людей, много мужчин… но тут – тут так тихо, людей совсем нет – я бы с удовольствием погуляла тут около дома.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Всему свое время», – философски заключила я и прошла в гостиную, постояла немного, борясь с искушением тут же начать доскональный осмотр, и огляделась: у одной из стен на приличном расстоянии от нее стоял диван, по бокам от него два кресла. Я присмотрелась – было что-то не так, вернее, все было так, но… расставляй мебель я – я бы поставила диван и кресла к соседней стене, которая была явно длиннее, и мягкий уголок не казался бы таким скомканным… Но тут мне в голову пришла интересная мысль, я кивнула ей и посмотрела в сторону, куда были обращены диван и кресла, – они смотрели прямо на входную дверь, я тут же вернулась на кухню, прошла к месту, где всегда садился Мясник, села и снова довольно закивала себе – с его места были четко обозримы обе двери: в гостиную и на веранду. Я хмыкнула и вернулась в гостиную.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Около той стены, куда бы я поставила диван и кресла, Мясник определил небольшой книжный шкаф, верхние полки которого были открытыми, а внизу шел ряд деревянных дверок. Я подошла поближе к шкафу, в открытой его части стояли книги, все они были аккуратно, даже как-то скрупулезно расставлены – книги были выстроены четко по росту, от высоких к низким, и были не просто прижаты к стене, а пододвинуты к краю полок, четко по линии, такие строгие линии корешков, как отряды вышколенных бравых солдат. Я поводила рукой за книгами – воздух. «И охота было вот так?» – я помотала головой, удивляясь, и принялась рассматривать книги, среди них, были и новые на вид, и совсем старые, но в основном художественная литература, преимущественно классика.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут я замерла – в голову пришла мысль – а вдруг здесь, в гостиной, все-таки есть камеры. Я подняла голову и внимательно огляделась – конечно, ничего плохого в том, что я осматриваюсь, я не видела, это делают все обычные люди, даже просто находясь в гостях, и особо разозлить его это не должно, я же не копаюсь в его личных вещах… «Пока не копаюсь», – философски заключила я про себя. Камер я так не нашла, хотя обсмотрела все, в том числе все углы и все подозрительные выступы. Я села на диван, решив закончить осмотр на сегодня, но любопытство внутри росло…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, посидев на диване минут десять и помаявшись, я встала и начала «копаться». Прежде всего я принялась за нижние секции книжного шкафа. За первой створкой оказались полотенца, аккуратно сложенные от темных снизу к светлым, отдельной стопкой лежали кухонные, так называемые «вафельные», полотенца, а на верхней полке этого отделения я обнаружила сложенный плед и аптечку. Две другие створки скрывали за собой большое отделение без полочек внутри, тут лежали походные вещи: палатка, спальный мешок, фляжка, набор походных столовых принадлежностей и прочее на эту тему, также я обнаружила достаточно много экипировки для рыбалки… И тут я наткнулась на отличную вещь – нож, охотничий, большой, в кожаном плотном кожухе. Я с каким-то внутренним трепетом вынула его и сжала в руке, было приятно держать его – удобная рукоять, даже на вид прочный, холодный, смертельно опасный металл лезвия – такой нож придавал твердую уверенность просто своим присутствием в руке. Я вложила его обратно в кожух и на всякий случай аккуратно положила сбоку, вдоль стены, – так, чтобы можно было его легко и быстро достать. Но это так – на всякий случай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом я направилась к небольшому шкафу у выходной двери, последняя, кстати, была деревянной и, судя по всему, вела в небольшой коридорчик, но заглядывать за нее я не стала, пока… В этом шкафу висела мужская верхняя одежда, зимняя и осенняя – две куртки и дубленка, упакованные в мешки для одежды. Внизу стояла теплая обувь, чистая и до блеска начищенная. Я вздохнула на это, помотала головой и направилась в закуток, где была лестница, и нашла там дверь, щелкнула выключателем на стене и зашла – передо мной была ванная, самая обычная ванная: раковина, унитаз, душевая кабина, стиральная машинка. Эта комната, как и ванная наверху, было отделана белым кафелем, и было очень чисто, и очень пахло чистящим средством. Я снова помотала головой, поражаясь такой чистоплотности, и вернулась в гостиную на диван, села и задумалась, и тут… – я провела рукой по дивану и удивленно уставилась на него – на диване была настелена светло-зеленая накидка, что-то наподобие очень любят домовитые хозяйки, чтобы обивка мебели не так пачкалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да… – немного даже ошалело произнесла я вслух, хотя надо признать, эта накидка на диване была очень приятной и мягкой на ощупь, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кстати, точно такие же были и на креслах, а вот ковров на полу нигде не было, только линолеум или что-то наподобие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут я глянула на небольшой журнальный столик, который стоял рядом, на нем ничего: ни газет, ни журналов – ничего, и даже пыли совсем чуть-чуть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я озадачено выдохнула и растеряно помотала головой – «дааа уж»… вокруг был идеальный, образцовый порядок, порядок до тошноты. «Мужчину, живущего в лесу, живущего одного, поддерживать такой порядок могут заставить только действительно большие тараканы в голове, очень большие тараканы», – заключила я про себя, а потом лукаво хмыкнула – я непременно собиралась узнать, что же это за тараканы. Это было даже не просто любопытство, я хорошо осознавала – именно от того насколько хорошо я пойму Мясника и приспособлюсь к нему, зависит то, сколько я проживу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На этом на сегодня с осмотрами я закончила, наверх я подниматься не стала – надо подождать, посмотреть на его реакцию, а вдруг видеонаблюдение все-таки есть, и если Мясник возмутится моим поведением, например, заново запрет в комнате или что-то скажет, то я буду знать, что камеры есть, но при этом за мной не будет большой вины – то, как я довольно скромно и невинно сегодня все осмотрела, не должно вызывать особо гнева – в конце концов, женское любопытство еще никто не отменял. Я довольно улыбнулась проделанной работе и своим умозаключениям, выбрала себе книжку и устроилась на диване…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулась я от взгляда, тяжелого, пристального. Я открыла глаза, Мясник сидел на журнальном столике и пристально смотрел на меня. Я села, потерла лицо руками, просыпаясь, посмотрела на Мясника и улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он лишь кивнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я что-то зачиталась и уснула. Пошли, я там поесть приготовила, – я вроде попыталась встать, но под его взглядом села обратно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он глядел на меня как-то настороженно-вопросительно и где-то даже сурово – он словно спрашивал: почему я тут? Как будто он ждал, нет, как будто он был уверен, что я убегу. Хотя ручаться, что он именно думал, я не берусь, он просто смотрел, смотрел так, словно непонимание моего присутствия здесь его очень озадачивало, а это в свою очередь его явно раздражало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я немного заволновалась и расстроилась – он ушел таким, казалось, родным, а вернулся колючим и злым. Я мельком взглянула в окно – за ним было порядком темно, и я поняла, что проспала я почти весь день.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы посидели молча еще некоторое время, и, так как Мясник так ничего и не сказал и ни спросил, я пожала плечами, встала и направилась на кухню, он поднялся и тоже пошел за мной. Я принялась разогревать еду, а Мясник все это время молча сидел полубоком на своем привычном месте и внимательно за мной наблюдал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«А что он хотел, чтобы я сбежала – куда? В лес?» – думала я про себя, накладывая ему гречки, чувствуя спиной его пристальный взгляд и немного нервничая под ним. Во мне все сильнее нарастало беспокойство – я боялась потерять ту теплую связь, что вроде бы зародилась между нами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я разложила еду на тарелки, поставила их на стол и села на свое место. Ели мы молча. Я старалась даже не смотреть на Мясника. Тишину нарушил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вкусно, спасибо, – сказал он, доев, и отставил тарелку, а я улыбнулась – его тон стал заметно дружелюбнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я рада, – кивнула я и продолжила есть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник, не вставая с места, включил чайник, чтобы тот закипал, и снова уставился на меня. Я доела свою порцию под его пристальным взглядом и виновато улыбнулась ему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что-то не так?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты не пыталась сбежать… – произнес он, снова посуровев. – Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я отставила пустую тарелку и посмотрела на Мясника, несколько минут мы молча глядели друг на друг, тут щелкнул чайник, я вздрогнула и опустила глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне некуда, – произнести это далось мне почему-то с трудом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Домой, – предположил Мясник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я было хотела сказать – меня там никто не ждет, но… собственно – а где мой дом? Отцовский дом я продала, да и не дом он мне – так, пристанище для моих плохих воспоминаний. Квартира в Москве?.. Но… Я вдруг словно вздрогнула – а вдруг и он мне не рад и не особо жаждет, чтобы я тут тусила с ним в его доме, ну, не убил и не убил, в конце концов, жениться из-за этого он на мне не обязан. Эта мысль почему-то очень опечалила меня, на глаза набежали и тут же высохли слезы, а в горле встал ком – я-то думала, что вчера мы словно бы сблизились…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Там страшно, – я показала в сторону окна, за которым было уже темно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только поэтому? – почему-то спросил Мясник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я посмотрела на него – уж очень он пытливо допрашивает – что он хочет услышать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – честно сказала я, но развивать мысль не стала, к тому же, как мне показалось, мой ответ вполне устроил Мясника, ведь и так было понятно, что осталась я тут… из-за него…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник встал и начал заваривать чай, наступила тишина. Вскоре он поставил на стол бокалы, баночку с медом и печенье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И правильно… – вдруг произнес он и замолчал, но было ощущение, словно еще должны быть слова, которые он так и не сказал, я посмотрела на него, не очень поняв, что именно он одобряет, но уточнять не стала, лишь кивнула и слегка улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы молча пили чай. Мне хотелось поговорить с ним, но о чем я не знала, да и мысли то и дело возвращались к его вопросу про моей побег: «Если он знает, что я не сбегала, значит камеры есть, хотя – ну не нашла я их! Может, он тупо сидел на улице и наблюдал, выйду я или нет? Получается входная дверь или дверь веранды были открыты… а я даже не попыталась их дергать… Может камеры снаружи?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От размышлений меня отвлек его взгляд, он так внимательно всматривался в мое лицо, словно хотел разгадать, о чем я там сейчас так задумалась, я смутилась и улыбнулась ему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошая библиотека, – заметила я. – Любишь почитать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, – коротко ответил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник явно был почему-то не расположен общаться. Я замолчала, мы допили чай, а после он вдруг встал, подошел ко мне, взял за локоть, поднял и повел наверх, в комнату, завел меня туда, еще раз внимательно посмотрел в мои глаза и вышел, заперев дверь. Я села на кровать в полном недоумении: «Почему он так сделал? Неужели есть камеры? Но где они тогда? И он ведь не предъявлял, что я где-то там лазила? Нет, он удивлен тем, что я не пыталась сбежать… Но почему его это разозлило? Куда бежать-то? Мне правда некуда. Да и смысл? Если кругом лес… Может его напугала такое мое поведение, может все пытались бежать, но кто были эти все и сколько их было? К тому же вроде у нас с ним отношения сложились немного неправильно – не как у маньяка и жертвы…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я легла на кровать и уставилась в потолок. Ясно я понимала только одно: спать одной даже при свете не хотелось – с улицы только шум леса и темнота, и одиноко… а как было спокойно вчера с ним в гостиной… Но выбора он мне не оставил… «Хорошо хоть волки не воют», – пронеслось в моей голове. Я встала, взяла чистые трусы и отправилась в ванную. Искупалась, умылась и вышла, оставив свет в ванной включенным и чуть приоткрыв дверь, и… только сейчас обратила внимание – на прикроватной тумбочке стоял маленький ночник. Я аж замерла… – это был такой настоящий акт заботы, это была забота в чистом ее виде. Если он, допустим, и убивал по моей просьбе – это и самому ему нравилось, и молоко с печенькой можно косвенно объяснить нежеланием лишний раз готовить, но это…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Так получается: он хотел, чтобы я сбежала или все же нет?..» – я совершенно растерялась, но потом махнула рукой, довольно улыбнулась, прошла и села на кровать около тумбочки. Ночник был абсолютно в стиле Мясника: простой квадратный плафон из матового чуть рыжеватого стекла. Я включила его – слабый нераздражающий свет приятно осветил часть комнаты. Я улыбнулась, правда, в этот раз грустно – как же я скучала по такой вот заботе… Это было так давно… Это так затерто злобой, что поселилась внутри меня, что я всегда вспоминала о том прошлом, что было до тех трех дней как-то обособленно, в общем – «отец любил и заботился обо мне…». И доставать из памяти те совсем давние, такие запорошенные картинки, из той, еще детской, еще теплой жизни давалось очень с трудом, с такой щемящей тоской, что казалось – сердце сейчас разорвется от обиды, от осознание, что все это было, было в моей жизни… и могло бы быть, если бы не эти… если бы… если бы… И захотелось заплакать, но… не вышло, просто стало очень непонятно на душе: ни грустно, ни весело, ни злобно, ни добро – муторно, прежде всего от того, что я не понимала, что я сделала не так, что Мясник запер меня вновь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я печально вздохнула, выключила свет в ванной, легла и принялась смотреть в потолок, на большой желтый расплывчатый квадрат, что рождал маленький ночник…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мне было семь лет, когда отец подарил мне компьютер, о котором я так мечтала… Был новый год, в нашем доме было много гостей, пришел Дед Мороз, тогда я еще полуверила в него: умом я уже понимала его сказочную натуру, но верить все еще очень хотелось. Дед Мороз пришел с целым мешком конфет – я пищала от восторга, а потом он внес большую коробку – я с таким удовольствием и азартом рвала упаковочную бумагу, хотя точно знала, что там…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом я весь вечер читала стихи для гостей. Я была таким милым и послушным ребенком, и все хвалили меня, и мне было приятно, и, главное, я видела, как гордился мной отец, с какой любовью он смотрел на меня…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я нервно потерла лоб рукой, отгоняя воспоминания, и начала думать, а подумать надо было. Мое возвращение в комнату под замок и в тоже время купленный для меня ночник никак не сходились в моей голове, и я не понимала, как же теперь мне себя вести? Пытаться бежать? А может Мясник все-таки видел, что я осматриваю комнаты, и больше не стоит этого делать?.. Или что?.. Однозначных ответов на эти вопросы я так и не надумала, тем более что думать очень мешали быстро охватившие меня беспокойство и тревога. Я пыталась себя немного успокоить: «Я хотя бы засыпаю тут, в этой комнате, а не в той камере, да и ночник… этот… купленный для меня… купленный специально для меня!» Но на душе все равно было зыбко, беспокойно и тоскливо…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулась я от щелчка замка на своей двери, открыла глаза – дверь отворилась – и я тут же закрыла глаза, притворившись спящей. По звукам поняла – Мясник вошел, поставил поднос с завтраком на комод у кровати и вышел, снова заперев дверь на ключ. Я села на кровати и грустно вздохнула – в чем же я провинилась? Это все очень расстраивало меня, на душе неприятно щемило.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я встала, умылась и подошла к подносу, на нем стояла тарелка с яичницей, бутербродами и кофе. Я без удовольствия позавтракала, помыла посуду и стала смотреть в чуть приоткрытое окно: было довольно солнечно, дождя не обещалось, но дул сильный ветер, и лес слегка покачивался – множество собравшихся вместе могучих сосен, нехотя, дружно чуть клонились под мощными, безжалостными порывами ветра, я завороженно уставилась на это, пока мое внимание не привлек тихий, жалобный скрип, почти как стон, я оглядела территорию за окном, ища источник звука, пока не поняла – это стенали деревья, стоящие поодаль от общей команды, ветер уверенно клонил их, таких одиноких, сбежавших от всех, оттого и таких беззащитных, таких податливых злому ветру… и в тоже время, так стойко стоящих на своем… И мне вдруг так захотелось бежать, бежать отсюда, потому что в голове вдруг ясно – я не понимаю этого мужчину, и так захотелось кричать, потому что внутри, в груди, сердце неприятно сжало от обиды, оттого, что меня так отталкивают, словно я обуза, словно я не нужна, словно я… Почему у кого-то все правильно от рождения, все ровно: детство, учеба, институт, семья, дети, внуки?.. А тут: то мама бешеной кукушкой уезжает, то четыре придурка решают, что я девочка для битья, то предает отец, а то и вовсе маньяк…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я открыла окно полностью и тут же прохладный ветерок заскользил по комнате, занося с собой вкусный аромат сосны, немного остужая и успокаивая меня, и в моей голове внезапно, урывками, стали всплывать воспоминания о новогодних праздниках…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пахнет Новым годом, – произнесла я вслух, но негромко – я слышала, как Мясник вошел в комнату несколько минут назад и замер у двери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы ставили на Новый год елку? – спросила я, не поворачиваясь к нему и стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, но он дрожал – где-то внутри меня были слезы, они обжигали все внутри и сжимали горло до боли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник подошел и встал подле меня, и тоже, как и я, уставился в окно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – наконец сухо ответил он и посмотрел на меня, я мельком взглянула на него, но тут же отвела взгляд, снова уставившись в окно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мы последние годы ставили искусственную, мачеха говорила, что так меньше иголок, мусора… Дура… ненавижу ее, – я потерла рукой лоб, внутри почти мгновенно, резко поднялось зло. – Что может быть хорошего в этих искусственных елках, запах их тошнотворный, неколючие иголки, бутафория. Как и вся ее жизнь. Как и ее любовь к отцу… – я шумно и глубоко вздохнула, стараясь втянуть как можно больше прохладного воздуха из окна, потому что внутри стало горячо… – Но отец слушал ее… верил ей… Странно да, как иногда порой мы можем ошибаться в людях?.. – я посмотрела на Мясника, он взглянул на меня, пожал плечами и снова повернулся к окну.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он молча смотрел куда-то вдаль, он выглядел таким отрешенным, отчужденным и в тоже время жестким, напряженным, суровым – может он тоже вспоминал свое детство? И он молчал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А какой праздник ты любишь больше всего? – через несколько минут тишины все-таки спросила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он посмотрел на меня и хмыкнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– 31 октября, – произнес он и чуть улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что? – с сомнением переспросила я и уставилась на него. – Хэллоуин что ли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник вдруг широко улыбнулся, но не кивнул, не подтвердил мою догадку. А я, все еще с сомнением, осмотрела Мясника с головы до ног – уж совсем он не походил на того, кто верит в Хэллоуин. «А может у него в этот день День рождения», – подумала я и просто запомнила эту дату, казалось – так на всякий случай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И мы снова замолчали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я больше всего любила день рождения, – взяла я снова инициативу разговора на себя, просто мне так хотелось поговорить… – Куча подарков, и больше никому их не дарят. И все внимание тебе. Все твое. До конца… Все-все!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я улыбнулась и глянула на Мясника, он по-прежнему смотрел в окно, смотрел завороженно, зачарованно, выражение его лица стало мягче, мечтательней… Он вдруг закрыл глаза и словно бы ушел куда-то глубоко в себя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я тоже повернулась к окну и вслушалась: лес словно что-то шептал, когда легкий ветер пробегал между рядов этой зеленой многотысячной толпы… шелест каждой веточки сливался с шелестом другой, наперебой щебетали птицы, душераздирающе, непривычно громко для уха городского жителя – и все это превращалось в один голос – голос леса. Я тоже заслушалась, засмотрелась на эту картину, ей нельзя было не улыбнуться – она рождала в душе такое умиротворение, такую гармонию, такое желание жить. Создавалось четкое ощущение – что у леса, где-то там в густом зеленом пристанище, в самой глубине, есть душа, есть что-то безудержное, жизнеутверждающее, вечное… И сейчас оно говорит с тобой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надо перетянуть сетку, – вдруг произнес Мясник, я вздрогнула и посмотрела на него, а он ткнул пальцем в небольшую дырочку на москитке (окно было деревянным, и москитная сетка была просто натянута и прибита за края к раме гвоздями-кнопками). Голос Мясника был спокойным, но не равнодушным – теплым – вот оно: простое бытовое замечание и он такой простой, такой обычной и такой… родной… Я кивнула ему, а он вдруг смутился, снова надел на лицо равнодушную, холодную маску и вышел. Дверь Мясник не закрыл, но я так и осталась стоять у окна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вернулся он через несколько минут с рулоном сетки и инструментами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поможешь мне, – предложил он, и я охотно кивнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И мы стали вешать сетку. Вся помощь, которая от меня потребовалась, – это подержать концы сетки, пока он отрезал кусок нужного размера, после чего он вынул гвоздики, крепившие старую сетку, снял ее и прибил новую.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот, – заключил он, когда работа была закончена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И снова на минуту – он стал таким теплым, таким близким, кажется протяни руку, и он ее аккуратно возьмет и поцелует, а дальше – как показывают в конце мыльных опер – крепко обнимет, и проживем мы долго и счастливо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, – произнесла я и было уже решилась прикоснуться к его плечу, но вдруг передумала и поправила невольно поднятой рукой волосы. Мясник заметил этот мой угловатый жест, повернулся ко мне и внимательно посмотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы с отцом жили в доме или в квартире? – почему-то спросил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В доме, – немного растерявшись, с запинкой произнесла я. – В пригороде. Недалеко от нас тоже, кстати, был лес, мы часто туда ездили в моем глубоком детстве, по-моему… – я напряглась, вроде и были такие воспоминания, но они были неяркие, нечеткие, неживые. – Когда мама еще с нами жила… но ты знаешь, по-моему, отец не очень любил всякие такие мероприятия семейные…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну… судя по всему, он ненавидел маму, вернее он злился на нее все время. По крайней мере, во все те моменты, что я помню, он-то ворчал на нее, то еще что-то… Когда она ушла, он стал намного спокойнее, стал совсем другим… А потом… потом, мачеха совсем не любила отдых на природе, она все в рестораны его водила – пожрать она очень любила, хотя по ней было не сказать, – я хмыкнула, вспомнив аппетиты той странной, чужой женщины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ненавидел? – уточнил Мясник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И любил… – добавила я и отвела взгляд. – Ну, как я узнала потом, уже после его смерти, от его коллег, знаешь похороны, все выпивают, вспоминают… Мой брат был от его друга, хотя мама с отцом уже были порядком женаты, в общем там такая история темная и непонятная… прям, как в лучших любовных романах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Брат? – искренне удивился Мясник, – у тебя был брат?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, старший, и почему был? Он и есть, наверное… правда, когда мама уехала, она забрала его с собой, и больше я его не видела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И ты ничего не знаешь ни о ней и ни о нем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет… – я словно со стороны услышала, как дрогнул мой голос, непонятно почему, но эти воспоминания ранили меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что, твоя мама просто как в воду канула и даже не пыталась с тобой связаться? – почему-то очень настаивал Мясник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ответить я не смогла – на глаза выступили слезы, и привычная петля стягивала все внутри, в горле встал ком… Хотя с чего мне стало так грустно? Мне казалось, что я давно смирилась, что мама не вернется… И я как-то уже не ждала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я кивнула. Мясник посмотрел в окно, некоторое время молчал, потом снова повернулся ко мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты не думала никогда, что она тебя не бросала?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В смысле? – смутилась я и удивленно уставилась на него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, если ты говоришь, что брат не от отца… может, отец… – Мясник не досказал, лишь чуть дернул головой в сторону, но я поняла сразу – он намекает на то, что отец убил маму.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – я замотала головой, – он ее, мне кажется, очень любил, потому и злился так, хотя… мне потом как-то его секретарша сболтнула, что он бил маму частенько, потому она и сбежала, не знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так, если бил, может один раз и перестарался?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вдруг замерла, глядя на Мясника с открытым ртом, – мне никогда не приходило такое в голову, я почему-то точно была уверена, что отец не убивал маму.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты хочешь сказать, он ее того…? – все-таки уточнила я, тоже заменив слово «убил» кивков головы в сторону, Мясник кивнул. – Ну а брат?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник пожал плечами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Туда же, он же не его сын.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, поначалу я как-то верила папе, он говорил, что брату нужно лечение в Европе и мама уехала с ним. А уже позже, когда многое узнала, решила, что Вадим, отец брата настоящий, помог им бежать и скорее всего вывез из страны…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему ты так решила?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну… потому что, несмотря на эту ситуацию, Вадим так и работал с отцом, и они может не тепло, но довольно терпимо общались. А согласись, если бы были подозрения, что отец убил… сына… Вадим вряд ли бы так спокойно работал с убийцей… Ну ладно, маму, любовницу, но собственного ребенка он бы не простил… Наверное?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понятно… – произнес Мясник, словно бы все равно не до конца согласившись с моими доводами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты не пыталась их искать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я помолчала несколько минут и отрицательно помотала головой – все это было как в тумане, я знала точно только одно – искать маму и брата мне никогда не хотелось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я еще раз помотала головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А брат тоже не выходил с тобой на связь? – Мясник явно был намерен допытаться до сути этой ситуации – но сути я и сама не знала: что там произошло, куда они делись, почему не искали меня, например, после смерти отца? Не знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я пожала плечами и снова отрицательно помотала головой. Мясник замолчал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Может отца боялись, – вдруг, словно решив меня успокоить, произнес он<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вновь помотала головой, а потом подумала и пожала плечами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не думаю… Отца уже сколько нет… Я не знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник отчего-то кивнул мне, и мы замолчали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я уставилась в окно и только сейчас обратила внимание – как резко картинку леса разрезают нити москитной сетки… Я чувствовала, что Мясник смотрит на меня и уже сознательно старалась не расплакаться, отвлечься, подумать о другом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я не помнила, как именно ушли мама и брат, но почему-то была уверена – они ушли, ушли сами… Мне было около шести, когда я просто однажды поняла, что уже много дней нет мамы, нет брата – со мной сначала все время сидела бабушка по линии отца, потом стала появляться няня… а мамы все не было…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пап, а где мама, когда вернется? – этот вопрос за последние месяцы я задавала отцу не в первый раз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Принцесса, мама обязательно вернется, – уже не в первый раз отвечал мне отец…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И так он отвечал еще ни раз… А я послушно кивала – тогда время не мерилось месяцами или годами, было долго или нет, и я терпеливо ждала, долго ждала… Но мама не возвращалась… она так и не вернулась…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом… когда мне было около четырнадцати, как-то отец с очень загадочным видом зашел на кухню, я сидела за столом и пила чай с бутербродом, я сразу заметила в нем некоторую радость и волнение…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Папа, – лукаво произнесла я и улыбнулась ему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дочка, – также лукаво произнес отец, – мне надо с тобой серьезно поговорить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По радостному виду отца я поняла, что он хочет сказать что-то хорошее, и с готовностью отложила бутерброд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помнишь, ты все спрашивала, когда вернется мама?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мое сердце просто ухнуло вниз и тут же забилось гулко и часто – неужели мама вернулась?! У меня аж дыхание перехватило – мне столько надо было всего ей рассказать, столько спросить: куда она ушла, где она была, почему так долго… обнять…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мама вернулась?! – как-то полуспросила я, на глаза навернулись слезы, я резко встала, ножки стула громко царапнули по полу, и слезы потекли по моим щекам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – вдруг как-то странно смутился отец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я словно под холодный душ – я не понимала: он так шутит? или что это?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заметив, что я расстроилась, отец показал жестом подождать и вышел из кухни, я вытерла слезы, и… тут на кухню зашел отец… за ручку с какой-то мерзкой теткой, вернее, мачеха-то была, кончено, красивой, этого у нее не отнять, но для меня она так и осталась ненужной, лишней теткой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Познакомься, дочка, это Полина. Твоя новая мама.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это знакомство меня с мачехой было довольно обидным и жестоким со стороны отца, уж не знаю, понимал он это или нет? И дело не в том, что он привел эту чужую тетку к нам домой, дело даже не в том, что он вдруг называет совершенно чужую тетку моей мамой – нет, дело было в другом… в том, как больно упала надежда внутри меня – вот она птицей взымала вверх – да-да! мама! вернулась! – а тут… Полина…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вздохнула и посмотрела на свою новую «маму» – мачеха, иначе я ее и не называла…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне едва исполнилось четырнадцать лет, когда отец и мачеха расписались, и новая любовь отца переехала к нам жить окончательно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот мы уже сидели за общим столом: я, мой отец и мачеха. Он смотрел на нее так, так… я не знаю, но внутри меня все обжигало ревностью: хотелось опрокинуть стол, надавать отцу пощечин, чтобы он так не смотрел на нее, потому что она вовсе не смотрела на него также, нет, она скорее принимала его любовь. И мне казалось – это так несправедливо: отец всегда любил меня больше всех, но и я его любила больше всех… Я была в смятии тогда, мне было больно, внутри клокотали злость и ревность, но я не могла взбунтоваться, я не могла… – я же послушный ребенок. И я послушно сидела и улыбалась сквозь слезы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя в переезде мачехи к нам были и плюсы – в начале их романа отец часто пропадал вечерами, в общении со мной ограничивался лишь вопросом «как дела в школе?», а тут постепенно все встало на свои места: отец снова после работы возвращался домой, мы ужинали вместе, общались. Поэтому я смирилась с этой чужой женщиной в нашем доме, хотя любви особой к ней и не испытывала, а со временем и вовсе начала выкидывать различные фокусы а-ля «мачеха-зло» – отец мне верил, и я этим пользовалась, наводя время от времени какую-нибудь клевету на его новую любовь: то я говорила, что она меня обзывала, то дала мне пощечину, то еще что-нибудь в том же духе… Но мачеха была тоже не промах – особо на провокации она не поддавалась и очень аккуратно выходила из таких ситуаций – она вила веревки из моего отца с виртуозным мастерством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я знала, она меня тоже очень не любит….<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом где-то через полгода к нам переселился сын мачехи, единственный сын. На вид он был совершенно нормальным семнадцатилетним парнем, даже можно сказать симпатичным, однако, он очень мне не нравился, было в нем что-то не то… – он был непослушным… И звали его Пашенькой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И не с бухты-барахты однажды он схватил меня и повез на дачу – вражда с ним у меня началась почти сразу, как он переехал к нам. Правда, сначала выражалась она в основном в мелких переругиваниях да показыванию средних пальцев друг другу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но… однажды, за месяц до моего пятнадцатилетия… Мачеха и отец ушли на какой-то ужин. Водитель привез меня домой после танцев, я отнесла в комнату свои вещи, переоделась и спустилась на кухню поесть, в гостиной играл телевизор – Пашенька был дома. Встречаться с ним мне не хотелось, хотя тогда еще особых причин ненавидеть его у меня не было, но он мне не нравился все сильнее с каждым днем: он не слушался моего отца, хамил собственной матери и вечно поддевал меня. Конечно, взрослые все списывали на трудный возраст, а я на скотский избалованный характер. Я ни раз просила отца, чтобы он выгнал этого лодыря, когда тому исполнилось восемнадцать, а случилось это пару месяцев назад… Но и по сей день Пашенька сидел в гостиной нашего дома и смотрел телевизор…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я прошла на кухню и принялась делать себе бутерброд. Я стояла у разделочного стола, напевала песенку и старательно отрезала себе тонкий ломтик помидора – заключительный штрих моего лакомства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, сестренка, – я вздрогнула, услышав голос Пашеньки за спиной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, – я отложила нож, развернулась к Пашеньке, подошла к обеденному столу и положила отрезанный кусок помидора на бутерброд, взяла солонку, стоящую тут же на столе и начала солить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как танцульки, сестренка? – как же меня бесила его эта привычка уменьшительно-ласкать словечки, которая досталась ему от его маменьки… Даже то, как она его называла Пашенька – бррр, я стиснула челюсти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, – я поставила солонку и снова вернулась к разделочному столу, вернее к шкафу, висящему над ним, чтобы достать бокал и налить чай, я открыла дверцу и вдруг… Пашенька подошел сзади и прижал меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сестренка, какая же ты сегодня красивая, – прошептал Пашенька мне в затылок и положил руки на мои груди, сжал их.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я застыла, я… я растерялась, я не знала, что делать – отношений с парнями, ни из класса, ни со двора, ни откуда у меня еще не было и… как вести-то себя?! Я понимала лишь одно – было очень неприятно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отойди, – я хотела грозно рявкнуть, но голос дрогнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пашенька поцеловал меня в шею и спустил одну руку к ягодицам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ладно тебе, я же тебе нравлюсь, – уверенно промычал Паша, я попыталась вырваться, но он схватил меня за горло и прижал спиной еще теснее к себе, другой рукой продолжая мять мою грудь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай по-быренькому, и все, – прошептал он на ухо. – Хотя можем и не по-быренькому… Как хочешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мой мозг в этот момент был похож на город во время сигнала тревоги, когда жители вдруг постепенно начинают осознавать, что тревога вовсе не учебная, – мысли бегали в панике туда-сюда и непонятно, что нужно делать, как себя вести, куда бежать, что происходит?.. Тело задрожало от страха, сердце бешено заколотилось. Я кивнула, лишь бы Пашенька убрал руку с шеи – от этого ощущения удавки было очень неприятно – и повернулась к нему лицом, как ни странно он легко позволил это.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я посмотрела на него и улыбнулась, я старалась спрятать свой страх.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я так и знал. Хочешь меня? – Пашенька гнусно улыбнулся, прижал меня к столу, прикоснулся своими губами к моим и начал облизывать их, я сжимала свои губы изо всех сил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дома кто есть? – вдруг раздалось из коридора – это был голос мачехи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пашенька как ошпаренный отпрянул от меня и вышел из кухни. Первые несколько секунд я стояла замерев, меня немного аж подташнивало от ощущения его слюны на моих губах, и я отчаянно начала вытирать их своей свободной рукой, но неприятное ощущение не проходило, я сжала губы, быстро вышла из кухни и поспешила наверх, к себе. Переступив порог своей комнаты, я заперлась и тут же прошла в ванную, с мылом вымыла губы и даже зубы, прополоскала рот – было горько и невкусно, но стало легче, после этого я тщательно почистила зубы и внимательно посмотрела на себя в зеркало, словно желая убедиться, что во мне ничего не изменилось. Оттого, что в зеркале все было по-прежнему, и я такая же, как и была, я немного успокоилась, вышла из ванной, включила телевизор и села на кровать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В комнате у меня было уютно: в одном углу располагалось что-то типа рабочей зоны с компьютером и столом, в другом – зона отдыха, отделенная книжным шкафом от посторонних глаз, а большую часть занимала сопряженная с рабочей гостевая зона с диваном и телевизором. Осматривая комнату и слушая мирное жужжание телевизора, я вроде совсем успокоилась, однако про себя твердо решила рассказать обо всем отцу – в конце концов, Пашеньке давно тут делать нечего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре, ощутив голод, я все же решилась спуститься вниз. Ни в гостиной, ни на кухне никого не было. Я вскипятила чайник, положила на тарелку свой бутерброд, который так и лежал на столе, налила чаю и было уже направилась к себе, но у самой двери с кухни остановилась, посомневалась немного, вернулась к разделочному столу и взяла в руку с тарелкой тот самый нож, которым резала помидор, нож был большим и острым. Но это так, на всякий случай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я быстро поднялась к себе, заперлась, в ванной вымыла и вытерла нож, и спрятала его под подушку на кровати, и принялась ждать отца. Как нарочно, вечером отец задерживался – ближе к одиннадцати вечера, так и не дождавшись его, я еще раз проверила заперта ли дверь моей комнаты, на всякий случай подперла ручку двери стулом со спинкой, как видела в каком-то кино, и отправилась купаться, внутри было смутно и как-то не по себе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выйдя из ванной, я включила телевизор, поставила на нем таймер, легла и вскоре задремала. Пустой бокал и тарелка все еще стояли на столе в моей комнате…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром я проснулась от стука в дверь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Принцесса, вставай, – я узнала голос отца, поднялась, умылась, оделась, покидала в сумку нужные тетради и учебники и, только подойдя к двери и увидев четко перед собой подпертый под ручку двери стул, я вспомнила произошедшее вечером. Я поморщилась, убрала стул на место и спустилась вниз, Пашеньки не было, а вот мачеха тут как тут, собиралась на работу, – трудилась она, как водится, в компании отца, то ли секретарем, то ли помощником руководителя – ну а как по-другому?! Кстати, Пашенька на тот момент учился в одном из городских институтов, правда, частым своим присутствием стены учебного заведения не баловал. И я все время удивлялась, почему отец терпит его? Он не его сын, он безалаберный, он никчемный – отец не любил таких людей… а тут…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Завтракали мы вдвоем, я и отец, он привычно спросил меня как дела, но я была немногословна – я думала о том, как рассказать ему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обычно на учебу отец отвозил меня сам – моя школа была в том же районе города, что и его офис, хотя небольшой крюк делать все равно приходилось. Мачеха предпочитала нам компанию не составлять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты сегодня молчалива, – заметил отец, когда мы сели в машину и выехали со двора дома, – ничего не случилось?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я поймала внимательный взгляд отца, но не решилась пока, просто улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да нет, все нормально, просто волнуюсь, сегодня важная контрольная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понятно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И мы снова замолчали. Мы ехали в тишине почти полдороги, а занимала она около тридцати минут, и меня вдруг охватила тревога, стало не по себе от мысли, что нам с отцом как бы и поговорить уже не о чем, словно бы между нами пропасть, бездонная…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Он ко мне приставал, – выдала я на очередном перекрестке, когда мы остановились на красный сигнал светофора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто? – удивился отец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я покраснела, мне вдруг стало неловко, словно я подвожу отца, правда, в чем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пашенька этот, он вчера… – я запнулась, – зашел на кухню и полез ко мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец удивленно уставился на меня, потом его взгляд стал более осмысленным и суровым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Было так противно, – произнесла я почти шепотом и опустила глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но тут нам засигналили, и ему пришлось отвлечься на дорогу. Отец молчал, а я не знала, что еще сказать – вдаваться в подробности вчерашнего инцидента как-то совсем не хотелось… Так, молча, мы и подъехали к школе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я поговорю с ним, хорошо? – наконец выдал отец, когда я уже собиралась выходить из машины, я кивнула, взяла сумку с заднего сиденья и направилась в школу, я просто влетела туда и тут же бросилась в туалет, захотелось плакать – отец не кричал в гневе, не бил руль в неистовой злобе, казалось, он вообще не разозлился – словно ему было все равно, словно ему стало плевать на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот страх – потерять любовь отца – начал появляться во мне в последние несколько месяцев, а все потому, что я все чаще провоцировала ссоры с мачехой, и я видела – это не нравится отцу, но я ревновала и злилась, я понимала, что веду себя плохо, я боялась разочаровать этим своего отца, но вести себя по-другому у меня не хватало выдержки. Однажды, я даже наврала, что, возвращаясь с уроков, видела мачеху в торговом центре с другим мужчиной… Ох, и скандал был тогда, но она сумела-таки убедить отца, вернее, тут меня подвел дядя Валера – он подтвердил алиби мачехи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И сейчас было очень неприятно, что отец так как-то вяло отреагировал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день я вернулась домой только вечером, после занятия танцами. С дивана в гостиной на меня зло зыркнула мачеха, а отец очень сухо сказал, что они как раз собираются ужинать. Я быстро поднялась наверх, переоделась и спустилась, вошла на кухню, и… немного замешкавшись, села за стол – тут же сидел и Пашенька, и он не был напуган, словно ничего и не случилось. Я не понимала – неужели отец не поговорил с ним?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отец, почему ты молчишь? – немного возмущенно спросила я, когда в полной тишине мы все уже принялись пить чай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он лишь скользнул по мне взглядом, уставился в свой бокал и устало вздохнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Принцесса, а ты точно уверена, что все так и было?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как так? – внутри меня вместо негодования вдруг появилась тревога.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как ты рассказываешь… – отец почему-то упорно не смотрел на меня, словно он… но я так и не смогла подобрать точное название того, что он мог испытывать в тот момент.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, я уверена, – от волны злобы я аж подскочила: он не верит мне, мне!, то есть… он верит Пашеньки и этой?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Послушай, – вдруг сурово произнес отец и посмотрел на меня, смотрел на меня и Пашенька, и смотрел очень самодовольно. – Паша говорит, что он не приставал к тебе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И ты веришь ему, а не мне? – я уже кричала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ты врешь уже не в первый раз, – вдруг встряла мачеха, – а Пашенька не мог так поступить. Зачем ему? Проблем с девушками у него нет. Может быть… ты это выдумала, потому что он тебе нравится?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ты веришь ей?! – я смотрела только на отца – по сути, мне было совершенно плевать на эту чужую тетку за столом, мне было плевать на этого выродка, которого звали Пашенькой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Принцесса, успокойся, было это или не было… – начал отец, его голос звучал спокойно, он смотрел мне прямо в глаза, и я видела в его глазах отрешенность – он не верил мне. – Я думаю, Павел понял, что мы категорично против этого, и такого никогда не случится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замерла, мне потребовалась почти минута, чтобы прийти в себя, чтобы осмыслить слова отца, чтобы сдержать слезы, которые выступили от ярости, что бушевала во мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Никогда не случится?! Это уже случилось, – произнесла я тихо, еле сдерживая дрожь в голосе, а потом повернулась и пошла к себе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вошла в свою комнату, заперла дверь и снова подперла ручку двери стулом. Немного походив по комнате, выпуская негодование, бушевавшее во мне, я искупалась и легла на кровать. Спать не хотелось, в голове пугающе то и дела всплывала мысль – а вдруг я буду звать на помощь, а отец не придет? он не придет мне на помощь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ближе к одиннадцати вечера отец стучался ко мне, но я не открыла, я не хотела его видеть, я не знала, о чем с ним говорить, если он мне не верит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уснула я ближе к утру, вернее, просто провалилась в какой-то жуткий размытый сон – я стояла у эскалатора в метро, а толпа народу проходила сквозь меня… Я проснулась от этого ощущения незаметности и страха, посмотрела на часы – через десять минут должен зазвонить будильник, я отключила его, встала, умылась, оделась, собрала сумку и спустилась. Завтракали мы вдвоем: я и отец, а потом, как обычно, он повез меня в школу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он спрашивал по дороге: как учеба, как контрольная, как танцы – он словно бы хотел общаться со мной как обычно, как раньше. Я смотрела иногда на него и не понимала – как можно так лицемерить?.. «Он упорно ведет себя так, словно бы ничего не случилось. Он не верит мне, родной дочери, он оставляет меня в опасности, ради кого? Да пусть я тысячу раз его бы обманывала… ведь он знает – я люблю его больше всего на свете, я слушалась его всегда и во всем… а теперь получается что? Несколько моих ошибок и… он тут же предал меня, свел все мои заслуги и чувства сразу к нулю…» – я злилась на него и не понимала, почему он так?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После всего этого, дома, когда я была не одна, мне стало просто невыносимо, я боялась лишний раз выходить из своей комнаты: всякий раз, когда я натыкалась на Пашеньку, он то начинал издеваться надо мной подтрунивая, то прижимал меня к стене и снова пытался поцеловать. К счастью, ему всегда мешали какие-то мелочи: то мачеха вернется, то домработница, то еще что-то… И, быстро уходя в свою комнату, я всегда отдавала ему дань доброй порцией соответствующих эпитетов и проклятий. И я пребывала все время в напряжении, замечал ли это отец – не знаю, но я больше ничего не говорила, нет – раз он мне не верит, значит и не поверит. Но и терпеть Пашеньку я была не намерена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И через пару месяцев у меня созрел план.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы с отцом, как обычно, ехали в школу, я с грустью в голосе поведала, что мне очень нужна его помощь по учебе, а в этом он мне никогда не отказывал, и в этот раз также пообещал помочь и быть дома ровно в семь. Он пообещал, и я знала – отец в лепешку расшибется, но приедет, тем более я видела, он тоже переживал из-за того, что наши отношения в последнее время становятся все прохладнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером, около семи, я вышла из своей комнаты и направилась вниз, Пашенька по обыкновению сидел в гостиной и пялился в телевизор, я демонстративно зашла на кухню, поставила греться в микроволновку тарелку с едой, взяла сотовый телефон и громко включила мелодию, которая стояла у меня на звонке, а потом отключила ее и начала говорить с тишиной в трубке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, пап, хорошо. Жаль. С ней? А когда? В двенадцать? Но почему опять так поздно? Хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я говорила нарочито громко, чтобы Пашенька услышал непременно, и тот заглотил удочку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он вошел, сел за стол и привычно начал цеплять: «Принцессочка, а ты еще мальчика не нашла? а было ли у тебя? что не смотрит никто? а потому что характер гнусный…» И так далее в том же духе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я тоже не сдерживалась и отвечала ему все, что придет в голову, и наша перепалка, как я и ожидала, завела его… Я стояла у разделочного стола с бокалом чая в руках и с ухмылкой глядела на Пашеньку, было видно, это очень злило его – он привык, что я, наоборот, обычно пугаюсь и стараюсь побыстрее уйти к себе, а тут…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я отпила чай и повернулась лицом к разделочному столу, поставила бокал и потянулась к навесному шкафу достать конфету, а Пашенька, ровно как в тот раз, подошел и прижался ко мне сзади, начал лапать. Я с трудом повернулась к нему и улыбнулась, обхватила его лицо ладонями, он довольно хмыкнул на эту мою «нежность» и начал целовать меня, а я упорно стискивала и зубы, и губы и молила об одном – лишь бы отец все-таки не подвел. А Пашенька тем временем совсем разошелся и стал задирать мою майку, я сопротивлялась, но не сильно, а потом, как-то резко переключившись, Пашенька стащил мои шорты до колен…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут я посмотрела на кухонные часы, что висели над дверью, – 19:00 – отец меня никогда не подводил… раньше… К сожалению, на кухне было не слышно и не видно, как кто-то входил в дом или въезжал в гараж, но почему-то я почти четко представляла: 18:57 – отец въехал в гараж, 18:59 – вышел из машины, нажал сигнализацию, автоматические ворота начали закрываться, 19:03 – отец поднимается из подземного гаража…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут я начала отталкивать Пашеньку, а он уже вовсю разошелся… Я начала негромко просить «отпусти, пожалуйста», но Пашенька цепко держал, и я вдруг испугалась по-настоящему: а вдруг отец не придет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отпусти, – произнесла я уже в голос, – отпусти меня, слышишь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но Пашенька не прекращал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну что ты брыкаешься… сука… – прорычал Пашенька мне в лицо, тряхнул и дал пощечину…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут – его словно и не было передо мной секунду назад. Это отец оттащил его от меня. Тут же на кухню вбежала и мачеха. Я стояла, дрожа всем телом, я действительно напугалась… на запястьях красные следы от пальцев Пашеньки, растасканная по телу одежда, горящая от его пощечины щека…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я знала, что отец в гневе страшен, очень страшен… Отец стал кричать на Пашеньку… а я стояла, и смотрела, и ждала… А потом отец ударил его, и еще… Я еле сдержала улыбку. «Не улыбнуться! не улыбнуться!» – твердила я про себя, но как же я ликовала… Мачеха заголосила, принялась просить отца успокоиться, и я вдруг заметила: отец бьет Пашеньку, но не с такой злобой… как я думала будет, чего-то в его злобе мне не хватало – не хватало ненависти… Неужели после всего этого отец не ненавидит его? Неужели он и вправду разлюбил меня?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разлюбил…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От этой мысли слезы вдруг градом покатились по моим щекам, я стекла на пол и заплакала в голос. Это отвлекло отца, он бросил Пашеньку и подошел ко мне, поправил одежду, обнял и принялся успокаивать, мачеха тем временем поспешила увести Пашеньку – тот даже смог встать и пойти…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец сидел и успокаивал меня весь вечер и мне было приятно, и я решила, что даже хорошо, что Пашенька сильно не пострадал – ведь отца могли и посадить, а оставаться без него мне не хотелось. Как я без него?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вдоволь наплакавшись, снова уверовавши, что отец меня по-прежнему любит – а он дал слово, что Пашенька съедет из нашего дома немедленно – я пошла в свою комнату. Я заперла дверь на замок, подпирать ручку стулом в этот раз я не стала, прошла в ванную, тщательно искупалась, почистила зубы и села на кровать – я была рада, что Пашеньку больше мне видеть не придется. Я подняла подушку, достала оттуда нож, тот самый, который я так и оставила с того дня у себя, подумала было вернуть его на кухню, но все же… мало ли что?..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда я очнулась от нахлынувших картинок детства, я обнаружила, что давно стою в комнате одна, Мясник ушел, оставив дверь приоткрытой. Я растерялась, не совсем понимая, как мне правильно поступить сейчас – выходить или нет? – я видела внутренние мытарства Мясника, сомнения относительно меня. Мне казалось, он так и не решил до конца, что делать со мной, так и не поверил, что я не собираюсь никуда бежать, и мне очень хотелось успокоить его, но… я и сама до конца не верила в то, что я не собираюсь бежать… Хотя, если честно, Мяснику больше стоило опасаться другого: может, бежать-то я и не собиралась, а вот разобраться, что к чему тут происходит, непременно намеревалась, – может быть, именно этого он и боялся? Может он не хотел, чтобы я узнала слишком много? Я пожала плечами и снова повернулась к окну, и так ушла в свои раздумья, что вздрогнула, когда услышала голос Мясника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне надо ехать… – произнес он и замолчал, он явно собирался меня закрыть в комнате, но что-то его останавливало, наконец он вздохнул, а потом погрозил пальцем, – веди себя хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вышел, не заперев дверь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тортик обещанный не забудь, – крикнула я ему вдогонку, напомнив о том, что он обещал еще в первый наш разговор, услышала его смешок или домыслила его уже, и улыбнулась: когда-нибудь именно тортики остановят третью мировую войну – я была в этом уверена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я прислушалась, услышала шум мотора машины, подождала несколько минут и вышла из комнаты, огляделась – тут, на втором этаже, было всего две двери: в ту комнату, из которой я вышла, и еще одна, оказавшаяся запертой, я пожала плечами и вернулась в свою комнату. Взяв грязное белье, я спустилась в ванную внизу – стиральная машинка стояла только тут, немного поизучав, к моей радости, немногочисленные кнопки, я вроде разобралась и запустила стираться футболки и полотенца, которые принесла сверху, и те, что были в корзине тут, а в небольшом тазике, который нашла, замочила свои трусы и футболку, оперлась о раковину и стала осматривать эту ванную – белая, четкая, все линии прямоугольные, резкие, от такой чопорности и простоты немного аж мутило.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я подошла к шкафчику, откуда достала порошок, и принялась внимательно разглядывать полочки с порошками и чистящими средствами, не скажу, что выбор был особо велик, но что примечательно, некоторые средства были из профессиональных серий, так сказать, «термоядерные», хотя оно и понятно – справиться с кровавыми пятнами весьма сложно. Ведь кровь, штука такая, въедливая, словно, покинув одно пристанище, она тут же пытается стать частью другого, именно стать частью – впитаться, слиться, раз и навсегда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вскрикнула от испуга, когда, закрыв створки шкафа, увидела Мясника, стоящего рядом и внимательно смотрящего на меня, и схватилась за сердце.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты меня так дурочкой сделаешь, – я подышала немного и улыбнулась, подивившись его таланту бесшумно подкрадываться. – Вот решила постирать, рассматриваю, так сказать, арсенал, – я смущенно улыбнулась, – а вообще ищу ополаскиватель для белья. Есть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я пыталась взять себя в руки, но все еще нервничала от испуга. Мясник же продолжал молча и въедливо смотреть на меня, и я начала гадать, где он больше всего не хотел бы меня застать: в той запертой комнате? на улице? в гараже?.. Однако, явно не здесь – по крайней мере, судя по его удивленному и настороженному взгляду, даже, я бы сказала, зло-расстроенному, такому, когда твои опасения никак не оправдываются, и ты не ловишь кого-то за руку на месте преступления, хотя ты вроде твердо уверен, что… и вроде надо бы поверить человеку, а внутри все равно есть сомнения… Именно такое чувство было сейчас на его лице. Мясника явно немного выводило из себя непонимание моего поведения – а я не понимала, почему он не понимал, все же просто: мне некуда идти, там, в том мире – у меня пустота, тут – есть он – человек, с которым я почувствовала себя действительно комфортно и уютно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я что? Что?! – возмутилась я, без злобы, но искренне, – я просто стираю свои трусы, в конце концов, если уж и бежать, то явно в них, они с меня хотя бы не слетают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я хмыкнула, представив картину своего побега в одежде Мясника: его трусы действительно держались на мне весьма условно, и, если бы мне пришлось убегать от стаи волков или от него, конфуза явно было бы не избежать – они просто непременно бы спали с меня… Я увидела, как Мясник весело хмыкнул – явно тоже представил что-то подобное, наверное, как я смешно и нелепо падаю, спотыкаясь о слетевшие труселя. И тут мы дружно и весело засмеялись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, забавно, – произнесла я, отсмеявшись. – А ты чего вернулся?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник молчал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ловишь меня? Думаешь, я тут лазаю в поисках чего-то?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он посмотрел на меня, ехидно, без злобы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А есть что интересное? – искренне поинтересовалась я и лукаво глянула на него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он хмыкнул, осмотрел меня с головы до ног и ушел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«А он предсказуем», – отметила я про себя – конечно, я догадывалась, что он устроит такую проверку, поэтому и принялась за стирку. Судя по всему, до прихода в эту ванную он успел побывать наверху, а раз я не услышала шума входной двери, зашел Мясник скорее всего через веранду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не спеша постирала на руки свои вещи, потом его рубашки, которые нашла в корзинах для грязного белья, машинка к тому времени тоже как раз достирала, и я отправилась на поиски сушилки или чего-то похожего. Я прошлась по гостиной, вспомнила, что ничего такого вчера тут не встречала и направилась на кухню, подошла к двери на веранду и повернула ручку, она легко поддалась, я вышла и огляделась: веранда была довольно большой, тут стояли два кресла, старой такой манеры, небольшие с деревянными ручками, столик и светильник на нем. Окна и дверь с веранды на улицу были без стекол (последние были аккуратно сложены в противоположном от двери углу), вместо них была натянута москитная сетка, что мне очень понравилось – она в отличие от стекла практически нисколько не ограничивала приток свежего воздуха и при этом, благодаря ей, не мешали мухи, а вечером, наверное, комары, которых здесь, в лесу, должно быть очень много… и можно спокойно сидеть и смотреть на эту красоту вокруг, и вдыхать эту терпкую свежесть соснового леса… Я глубоко вздохнула: лес благоухал, сосной пахло так, что даже першило в горле, но все равно так хотелось дышать полной грудью, так было вкусно – казалось, не надышаться… Я снова глубоко вздохнула и зажмурилась, и вздохнула еще, и еще…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец я вспомнила о деле, которое привело меня сюда, открыла глаза и посмотрела наверх – там, почти под самой крышей веранды, я и увидела нужные мне веревки для белья. Я принесла стул с кухни, тазик с бельем и неспешно развесила постиранные вещи, постояла немного и сделала шаг к двери с веранды на улицу, она была такой совершенно прозрачной, совершенно условной, это была по сути москитная сетка в рамке, запиралась она изнутри на маленькую щеколдочку, и как хотелось туда, за нее… бегать по этой лужайке у дома, кричать, валяться на траве и вдыхать, вдыхать этот запах, этот запах дикого леса, воздух настоящей свободы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я протянула руку к ручке двери, но – нет, в голове так и звучало «веди себя хорошо», я остановилась, повернулась и вернулась в гостиную, взяла книгу, села на диван и принялась читать – никогда не нужно торопиться, время нельзя торопить – время мстительно: сначала ты торопишь его – потом оно тебя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Немного почитав, я отложила книгу и снова прошлась по первому этажу, я опять искала камеры, но ничего похожего я все-таки не заметила. Я снова вернулась к книге, через час-другой пощупала одежду, на ярком солнышке она уже почти высохла, я сняла ее, достала из шкафа в гостиной утюг, его я заприметила еще вчера, как и гладильную доску, стоящую между шкафом и стеной. Я погладила белье, аккуратно разложила его по шкафам и снова задумалась – все-таки в отсутствии камер нужно было убедиться на сто процентов, и тут у меня созрел план: я открыла отделение шкафа с походным инструментом, демонстративно вынула оттуда нож, повертела его в руках и не пряча понесла к себе в комнату (я уже твердо считала эту комнату наверху своей), где, также не таясь, положила его под кровать, после чего спустилась обратно, взяла книгу и принялась ждать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приехал Мясник чуть пораньше, чем вчера, или мне так показалось. С тортиком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Держи, – он протянул мне коробку с тортом и тут же направился на второй этаж. Я проводила его взглядом и отметила, что в обычной жизни он одевался вполне обычно – на нем был светло-серый костюм и белая рубашка. Я уловила звук открывающегося замка, судя по всему, Мясник отпирал дверь комнаты, что рядом с моей, и замерла, прислушиваясь, – логично предположить, что если камеры и есть, то записывающие устройства как раз-таки в той комнате.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спустился Мясник минут через двадцать-тридцать, в джинсах и футболке, я была уже на кухне и, разогрев еду, собирала на стол, морально готовясь оправдываться за нож, если он…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как прошел день? – дружелюбно, даже немного весело, спросил Мясник, когда вошел на кухню. Я напряглась: есть камеры или нет? знает он о ноже или нет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скучно, – честно ответила я. – Слушай, а не опасно, если я выйду гулять завтра? Правда хищники сюда не забредают? – решила я уточнить на всякий случай, хотя за эти ночи, что я не в подвале, я действительно не слышала присутствия животных рядом с домом: рева какого-нибудь страшного, воя, да в конце концов, стука в дверь, хотя, может, я просто крепко сплю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник пожал плечами, помыл руки и сел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не встречал пока. В лесу, кончено, есть, но к дому они вряд ли подойдут. А если в лес пойдешь, при встрече кричи, они пугаются громких криков, или нож возьми, – ответил он, голос его спокоен, взгляд тоже, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В смысле? – тут же напряглась я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, вон они, – Мясник кивнул в сторону стойки с ножами, – правда, сумеешь убить-то?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я облегченно выдохнула, стараясь сделать это не заметно, и помотала головой, а потом пожала плечами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну не знаю, я лучше буду кричать, – я улыбнулась, – но ты не будешь против, если я погуляю? А то так хочется размяться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник отрицательно помотал головой и развел руками – «мол, валяй». Я улыбнулась, и мы начали есть, ели мы молча, потом он налил нам чай и отрезал по куску тортика.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А расскажи о себе, – наконец нарушила я тишину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зачем тебе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, я о себе много рассказала, а о тебе ничего не знаю, мне интересно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник пристально посмотрел на меня, как-то пытливо, недоверчиво.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что именно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все: где родился, кто твои родители, кем работаешь, куда ты ездишь? Что ты делаешь с трупами? – очень быстро протараторила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Трупы? – зацепил он сразу верный вопрос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну да, кусочки? Где мне на могилу Пашеньки плюнуть? – произнесла я с азартом и злорадно хмыкнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты все еще зла? – немного удивленно уточнил Мясник. – Прости, но не плюнешь. Я их утилизирую… качественно, – по его тону я поняла, что этот разговор ему не нравится, и замолчала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вкусный торт, – после некоторой паузы снова прервала я тишину. – Спасибо большое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он кивнул, выражение его лица стало опять чуть теплее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И за ночник, – я игриво посмотрела на Мясника, но, поняв, что мой взгляд вышел очень кокетливым, начала краснеть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я смутилась – это кокетство выскользнуло у меня невольно и как-то вырвало почву из-под ног – что я творю? Я понимала, что пытаюсь ему понравиться, по-настоящему понравиться, и мне очень хотелось ему понравиться, но… это слишком зыбкая почва… Я почесала затылок, снова улыбнулась ему, сама почувствовала, что вышло скованно, а щекам стало аж горячо от румянца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пожалуйста, – спокойно произнес Мясник, все это время с интересом наблюдавший за мной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы доели торт, допили чай, но сидели и не спешили уходить. Я впервые за долгие годы ощутила, что не хочу оставаться одна, что есть человек, с которым мне намного лучше, чем одной… и мне, на самом деле, было все равно говорить с ним или просто вот так сидеть и молчать. Просто с ним мне было спокойно – я не боялась, я ощущала себя в совершенной безопасности, как будто под охраной, в мою голову не лезли воспоминания, потому что она была забита любопытством и обдумываем, кто этот человек напротив меня, что он любит, о чем мечтает… и я совершенно не ощущала стыда или смущения, хотя знала, что Мясник все знает… я сама рассказала ему все… Мало того, мне хотелось рассказать Мяснику действительно все, все-все про меня, мне казалось, он поймет меня, он примет меня, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сидела молча, просто наслаждаясь этим моментом, не раздражая Мясника вопросами и разговорами, просто сидела, откинувшись на стуле и смотря в окно – и ничего не напрягало, ничего…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай еще чаю, – вдруг предложил Мясник, а я охотно кивнула и поняла, что он должно быть испытывает что-то схожее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник занялся чаем, я достала тортик из холодильника и отрезала нам еще по кусочку, и мы снова принялись молча есть торт и пить чай, поглядывая то в окно, то друг на друга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А давно ты обосновался в этом доме? – наконец спросила я, мне хотелось начать с совсем нейтральной темы, но ничего в голову не приходило, а расспросить его о нем же очень хотелось…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Около трех лет назад, – расслабленно произнес Мясник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хороший дом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, – как-то задумчиво произнес Мясник, – тут раньше хибара лесника стояла…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я почувствовала: он тоже хочет поболтать – все-таки каким бы ты не был человеком, какие бы тараканы не ползали там, в твоей голове, какие бы демоны не раздирали твою душу, а поговорить… поговорить все равно надо, вот так, иногда, за чашечкой чая и тортиком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ты сам строил этот дом? – искренне удивилась я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Частично. Нет, кончено, пришлось привлекать рабочих, – он запнулся и потер лоб, – неместных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я почему-то сразу подумала о том, что стало с этими «неместными» помощниками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не переживай, все они живы и здоровы. По крайней мере, были, на момент, когда уезжали от меня, – словно прочитав мои мысли, добавил Мясник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А проект?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ты строитель? – еще больше удивилась я. – Я подумала, что ты врач.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я учился в строительном, но не закончил последний курс, ушел в медицинский.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понятно. Хирург?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– ЛОР, – спокойно произнес он, а я удивилась еще больше и во все глаза уставилась на Мясника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это ухо, горло, нос что ли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, он самый, – Мясник весело хмыкнул на мое удивление и мотнул головой. – Правда, лет десять назад открыл свою клинику, почти не практикую сейчас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он отодвинул пустую тарелку и расслабленно развалился на стуле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты кем-нибудь работала?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Никогда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я отрицательно помотала головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Никогда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А чем планировала заняться, когда отомстишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я пожала плечами – конкретных целей и планов на после у меня не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В отпуск махнуть куда-нибудь, например, в Париж, там красиво и, говорят, вкусная выпечка, – Мясник вдруг весело рассмеялся на мои слова и отметил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, неплохо, убить пару-тройку врагов и закусить все это тортиками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это злая шутка, – заметила я, но весело хмыкнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ладно. Это правда жизни, – сказал он и лукаво улыбнулся. – Что еще?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю… ну, научиться кататься на велике, хоть раз пойти за грибами или ягодами, увидеть Байкал, заняться фотоохотой, прыгнуть с парашютом, в конце концов, – да все что угодно. Просто что-то делать. Мне казалось, когда они будут мертвы, эти воспоминания, что там… – я приложила указательный палец правой руки к виску, – они… они исчезнут, померкнут…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замолчала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но…? – через минуту ожидания все-таки уточнил Мясник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я помотала головой и ощутила прилив грусти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но они остались.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он посмотрел на меня, на его лице тоже проявилась печаль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И даже тортик не помог? – вдруг спросил он, а я улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тортик помог, – я произнесла это так, чтобы вложить в слово «тортик» фразу «то, что ты их убил», посмотрела на Мясника, убедилась, что он понял меня, и продолжила, – еще как помог, по крайней мере, знаешь… уже не свербит в душе, что они еще живы… что незакончено дело, что… – я задумалась, а ведь это и правда было приятно. – Это кайф, – заключила я, довольно улыбнулась и закивала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник тоже улыбнулся, глядя на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот и славно, давай ложиться спать, – предложил он, я согласно кивнула, на душе было хорошо – я чувствовала, между нами все-таки есть ниточка, и пусть пока тонкая, пока еле заметная, но она уже есть, и, главное, она уже довольно прочная…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я поднялась, собрала посуду и начала ее мыть, Мясник тоже встал, подошел и принялся вытирать и раскладывать ее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А какой сегодня день недели? – зачем-то спросила я. – А то я совсем потерялась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник внимательно посмотрел на меня – словно задаваясь вопросом: а не опасно ли то, что я буду знать день недели?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Среда, – помолчав немного, все-таки ответил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я кивнула, вытерла раковину, закончив с посудой, выжала тряпку и выключила кран.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я просто… – начала почему-то оправдываться я, – вроде как человеку нужно отслеживать все это.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник слегка улыбнулся и кивнул. Потом он проводил меня до спальни, пожелал мне спокойной ночи, немного постоял на пороге, вышел, закрыл дверь – секунда, две, три – и он все-таки запер дверь на ключ. А я улыбнулась – он колебался, значит, раздумывал о том, запирать меня или нет. Я искупалась, надела очередные его чистые трусы и футболку (свою одежду я решила поберечь пока, так сказать, как парадно-выходную), включила ночник, прикрыла на половину окно, ночью здесь, в лесу, все-таки было прохладно, легла, натянула одеяло до подбородка и улыбнулась – я дома… Мне было так хорошо здесь, так уютно здесь, так защищенно, так спокойно, так нужно… как дома!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спала я хорошо и крепко, а проснулась от звука машины, я удивилась, подскочила к окну, но, выглянув в него, вспомнила, что оно не выходит на дорогу или на гараж – передо мной только трава и лес. Я заволновалась – почему Мясник не разбудил меня на завтрак? Я подошла к двери и повернула ручку – не заперто, я порадовалась этому и спустилась вниз, прислушалась – в доме тихо, я потерла лицо и прошла на кухню. Там, на столе, в тарелке я нашла бутерброды, прикрытые салфеткой, а в кофеварке свежий кофе. Я села на стул, глаза упорно не хотели открываться, а тело не спешило отпускать это мягкое, расслабляющее состояние полудрема… окно на кухне было открыто, с улицы доносился пестрый птичий гам, он беззастенчиво влетал в комнату, разносился по ней, и совершенно не раздражал, наоборот, было в нем что-то приятное уху, говорящее с тобой на каком-то инстинктивном, животном уровне – «все хорошо, вокруг безопасно».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, нехотя я разлепила глаза, встала, налила себе кофе, ополоснула лицо водой под краном, взяла бутерброд и вышла на веранду, села в кресло и уставилась вперед. Я пила кофе и ела бутерброд – вот так просто… и думала только о том: какой вкусный кофе, какой вкусный бутерброд и как красиво вокруг – и эти мысли так подкупающе расслабляли, разгружали, я словно оказалась в какой-то другой вселенной, где есть только слова вкусный, красивый, уютный, спокойно, хорошо… мне было действительно хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Допив кофе, я вернулась на кухню, помыла бокал, убрала оставшиеся бутерброды в холодильник, постояла немного, посомневалась и снова прошла на веранду – так хотелось выйти, но я почему-то боялась – даже не знаю чего? Я стояла и смотрела, и так и, не решившись, отложила прогулку. «Уехал Мясник недавно, надо бы получше осмотреться в доме», – подумала я и тут же припустила наверх. Я заглянула под свою кровать и улыбнулась – и все-таки камер нет – нож на месте, Мясник о нем не заговаривал, и что самое главное – не запер меня. Я умылась, взяла нож и вернула его на место в шкаф в гостиной, после чего снова поднялась наверх, внимательно осмотрела коридор на наличие камер, убедилась, что их нет и тут, по крайней мере, я ни одной не заметила, и снова попробовала открыть дверь второй комнаты – заперто, как и вчера. Я осмотрела замок в двери, он был, как и в моей комнате, совершенно обычный и довольно простой. Когда ты планируешь убийство, и ни одно, первое чему стоит научиться – это взламывать замки, и я освоила это ремесло – конечно, до профессиональных домушников мне далеко, но с таким замком я точно справлюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я спустилась вниз и снова прислушалась – ни звука машины, ни каких-либо других подозрительных шумов, только птицы и лес, я открыла отделение шкафа с походными вещами и снастями для рыбалки, нашла небольшую пластиковую коробочку с рыболовными крючками и принялась выбирать. Отобрав два наиболее подходящих, я все аккуратно сложила и поспешила наверх.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Замок поддался мне не сразу – с крючками работать было неудобно: металл был прочным, и ни толком распрямить, ни согнуть крючки, как мне надо, у меня не получилось, при этом их острые концы очень царапались. Но я не сдавалась – сложила небольшие, но толстые кусочки из туалетной бумаги и нацепила их на острые жала, так, чтобы последние хотя бы не резали кожу тут же, все-таки царапины могут выдать меня, по крайней мере, вызвать вопросы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, замок сдался, ручка легко повернулась, а я облегченно выдохнула, ощутив, как раскраснелась и даже вспотела от усердия. Я опять прислушалась к звукам, идущим снизу и с улицы, – но ничего постороннего, и я несильно толкнула дверь, и, все еще стоя в коридоре, заглянула в комнату – конечно, я опасалась того, что именно здесь может быть видеонаблюдение, но любопытство было сильнее. Внутри меня появилось такое сладко-зыбкое, волнующее предвкушение, я подождала несколько секунд, глубоко вздохнула и сделала шаг – я оказалась в более маленькой комнате, нежели спальня, в которой Мясник поселил меня. Эта комната однозначно представляла собой кабинет: письменный стол, сбоку от него книжный шкаф, в котором стояло довольно много книг, рядом со столом офисный стул, в углу комнаты тумбочка, на ней глобус. И все. Ничего лишнего. «Получается, он спит в гостиной», – вскользь отметила я про себя и принялась внимательно оглядываться на предмет камер, надо сказать, своей манерой по-спартански обставлять комнаты (а было не только мало мебели, но и совершенно отсутствовали картины, рамки с фотографиями, настенные зеркала, часы и прочие подобные детали интерьера), Мясник существенно облегчал мне эту задачу, поэтому с этим я закончила быстро. После этого я подошла и внимательно осмотрела глобус. Чисто – и в этой комнате ни намека на камеры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вышла в коридор, чуть прикрыв дверь и упершись в нее лбом, и принялась глубоко дышать, пытаясь унять охватившую меня дрожь – не понятно почему, но я очень разволновалась. Так я простояла несколько минут, потом подняла голову, глянула в сторону лестницы и на несколько секунд буквально вся превратилась в слух – и снова вошла в кабинет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я подошла к шкафу и прошлась взглядом по корешкам книг – здесь были в основном научные книги, большей частью медицинские, скорее всего, Мясник и вправду был врачом. Книги, также, как и внизу, были четко выстроены по краю полки, корешок к корешку, строго по росту, я пошарила рукой за ними – ничего – пустота, мне показалось, там даже пыли нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шкаф был наподобие того, что стоял в гостиной, только чуть меньше, внизу также шли отделения с деревянными дверцами. Я присела на корточки и заглянула за дверцы – там я нашла лишь медицинские журналы, причем все были довольно старые, не было ни одного от этого года. Я разочаровано вздохнула и с надеждой посмотрела на стол – это был обычный, деревянный, письменный стол, с тремя выдвижными ящиками справа, но я была уверена – там-то я точно что-то найду. Но… меня ждало разочарование, в ящиках стола были местные новостные журналы и газеты, были и свежие выпуски, и прошлогодние, и даже еще древнее. На самом столе – ничего: никаких ежедневников, блокнотов, бумажек – чистота. Я села на стул, покрутилась, зло выдохнула и стукнула кулаком по столу – ну как так-то! – ничего, чтобы помогло мне узнать его: ни дневников, ни фотографий, нет даже документов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я оглядела комнату, и взгляд мой упал на тумбочку в углу. Я подошла и заглянула в нее: в ней две полочки, абсолютно пустые.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я выпрямилась, взяла с тумбочки глобус и повертела его. Первое, что бросилось в глаза, – карта, нарисованная на нем, была сделана под старинную, хотя, если меня не подвели остатки знаний географии, изображала она вполне современный мир. Я аккуратно потрясла глобус – может внутри что-то есть – но ничего – ни звука, я подняла глобус, повернулась с ним к окну и присмотрелась – снова ничего. Я пожала плечами и грустно вздохнула, смысла разбирать глобус я не нашла, да и побаивалась сломать ненароком. Я поставила его на место и глянула на него с сомнением – все-таки выбивался этот глобус из комнаты, он был тут словно инородный объект, словно агент иностранный разведки, заброшенный по ошибке ни туда – вроде и иностранный язык без акцента, и костюмчик есть, только вот страна другая…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я опять села за стол и огляделась, тут мой взгляд упал на набор для письменных принадлежностей, стоящий на углу стола, я пододвинула его и хмыкнула – ну хоть что-то – я надеялась найти скрепки, обычные канцелярские скрепки, ими намного удобнее вскрывать замки, но нашла всего одну, впрочем, порадовалась уже и этому. Крепко зажав ее в кулаке, я встала, еще раз огляделась, почесала затылок, пожала плечами, убедилась, что все вернула на свои места, вышла из комнаты, и, снова немного помучавшись, заперла дверь, зашла к себе в комнату, выпрямила скрепку, сделала небольшой загиб на одном ее конце, нашла свою футболку и аккуратно продела скрепку в нижний подгиб, между двумя слоями ткани, зацепив загибом на изнанке, все аккуратно расправила, взглянула и осталась довольна: если знаешь – найдешь и быстро вытащишь, а не знаешь и не подумаешь, что тут что-то есть. Я сложила свою футболку на место и вернулась в гостиную, убрала рыболовные крючки на место и вдруг отметила про себя, что Мясник никак не похож на рыболова, на охотника – да, но на рыболова…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но раздумывать об этом я особо не стала, мысленно прикинула, что времени на осмотр кабинета у меня ушло не так уж и много, конечно, я провозилась с замком, но… В общем, я решила заняться поисками двери в подвал – я была уверена, что та камера, где Мясник держал меня изначально, была именно в подвале. И, по моим прикидкам, дверь в подвал должна быть где-то в районе лестницы на второй этаж, если, конечно, я правильно запомнила то, как он выносил меня оттуда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я подошла к лестнице и огляделась: дверь в ванную и все – все, больше дверей я не видела. Я встала около лестницы и несколько минут просто смотрела на стену перед собой… Вниз, в подвал, я не особо рвалась – там как раз-таки вероятнее всего были видеокамеры, поэтому, даже найдя дверь, входить я не собиралась. Но дверь… – где же дверь? Я понимала, что она, понятное дело, где-то в стене, по-другому никак – это точно был не люк в полу, я была уверена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В итоге, после тщательного осмотра всего первого этажа, я пришла к выводу, что дверь в подвал потайная, потому что нигде никаких закрытых и лишних дверей я не нашла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Лестница, там тоже лестница? И что?» – рассуждала я сама про себя, снова вернувшись в закуток, куда спускалась лестница со второго этажа. Я огляделась – это самое идеальное место – из-за стены ванны и лестницы там было темнее всего в гостиной, и этот закуток не сразу бросался в глаза, и если и есть потайная дверь, то явно где-то здесь. «Тем более, когда он выводил меня из камеры – с лестницы на лестницу была всего пара-тройка шагов», – продолжала я мысленно приводить доводы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я подняла голову, уже скорее по привычке, убедилась, что под лестницей тоже нет камер или чего-то похожего, и принялась обшаривать стену руками, периодически замирая и прислушиваясь – нельзя терять бдительности, нельзя, чтобы Мясник застал меня за всеми этими моими поисками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не скоро, но мои усилия увенчались успехом – я нащупала выступ в стене, под обоями, внизу, там, где менялся рисунок – обои были не однотонные, в полоску, широкую, узкую, разных коричневых оттенков. Я присела и помотала головой от восхищения: я подняла небольшой кусок, который был как самоклеящаяся плотная бумага, а под ней лучина замка, едва заметная, и замок явно не такой простой, как там наверху.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Умно», – не сдержавшись, прошептала я, приклеила край обоев на место, встала и покачала головой, поражаясь задумке – отклеивающийся край не был у самого пола, что предотвращало его нечаянное обнаружение от неловкого задевания стопой, но, в тоже время, он был ниже колена, которым человек также мог опереться и подцепить этот кусок, и при этом на таком уровне ну никак не станешь искать замок: на уровне руки – да, чуть выше – да, но на уровне голени… Я отошла на шаг и убедилась: если не знать, что здесь должна быть дверь, ты никогда ее не найдешь, никогда. Но это на вид. Я принялась простукивать стену – если дверь металлическая, ее выдаст звук, но нет – все звучало одинаково – и стена, и дверь были чем-то обиты и звук был почти неразличим, лишь небольшой тон отличал дверь – слишком небольшой, неочевидный, и если его специально не искать… Да и кто будет простукивать… ведь, чтобы простукивать, надо знать, что есть дверь, есть подвал… А, как я понимаю, кроме Мясника и меня из этого подвала по этой лестнице больше никто не выходил…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я хмыкнула – ловко придумано.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я ушла из-под лестницы и села на диван, уставившись туда, где была спрятана дверь. Я думала – прежде всего о том, что он построил этот дом целенаправленно и специально… Скольких он тут убил? И ради чего? Ведь должна же быть цель? Что-то, что толкает на это? Конечно, убийцами рождаются – все люди природой задуманы как хищники, а значит, мы все рождаемся убийцами по определению, а потом уже устанавливаем грани, много граней… И, чтобы перейти эти грани, должны быть причины, мотивы, цели…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Может он некрофил? Тогда бы он не разделывал трупы. Он ставит опыты? Тогда бы он не убивал своих жертв сразу…» Я встала и принялась ходить по гостиной, перебирая приходящие в голову варианты. «Он любит кровь? Тогда бы он сцеживал кровь. И почему семьи?..» – вопросов было много, а вот ответы в моей голове никак не клеились – не выходило у меня стройного объяснения его поведения, нужна была еще информация.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вернулась на кухню, проверила наличие еды и с некоторой радостью констатировала, что сготовить бы не мешало, и я с удовольствием принялась за готовку – мне просто надо было отвлечься – то, что я никак не могу найти хотя бы возможный, хотя бы на половину удовлетворивший меня ответ, вызывало раздражение, такое неприятное свербящее чувство, которое возникает, когда точно уверен, что знаешь слово или фамилию человека, а не можешь вспомнить, и ты лихорадочно перебираешь полочки в своем мозгу, заглядываешь в ящички – но все не то, не так…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сварила перловки и пожарила мяса, подумала о том, что не мешало бы купить овощей и сделать салат – во рту тут же приятно набежали слюни от представления летнего салатика: помидорка, редиска, огурчики, перчик, лук, зелень, и все это со сметанкой… «Эх, жалко, что нет телефона, я бы позвонила ему, чтоб он заехал в магазин», – и я засмеялась этой своей мысли, оказывается так приятно было иметь кого-то, кого можно так раз и послать… в магазин… и готовить для кого-то. И тут же, словно в доказательство на мои светлые мысли, с улицы донесся шум машины, я вышла в гостиную, услышала, как автомобиль въехал в гараж, но Мясник долго не появлялся – он не входил минут десять – я заволновалась: почему-то я всегда думала так – он убивал, но я никогда не думала – он убивает, а что, если… он там привез… а тут я со своей перловкой… Но я отбросила эти мысли, хотя и напряглась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец Мясник вошел, улыбнулся мне – он был в одной рубашке и брюках – я замерла, осматривая его, и почему я не заметила вчера – он очень хорошо выглядел в рубашке и брюках, он выглядел… престижно что ли, как-то маняще… Встретив его на улице, я бы сразу отметила, что он хорошо зарабатывает и очень уверен в себе, и никогда бы не подумала – что у него может быть такое хобби… Но тут в моей голове мысль: «Получается, с утра он был в моей комнате, брал вещи – штаны… эти штаны от костюма я точно видела их в своем шкафу, а я даже не проснулась». Я мысленно немного поругала себя за такую расслабленность – все-таки пока я плохо его знаю, пока не понимаю, надо бы быть осторожнее, но думать об этом было грустно и не хотелось, и я промотала эти мысли очень быстро, правда, все-таки согласившись с ними.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник как-то загадочно мне улыбнулся, я улыбнулась в ответ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты как почувствовал, я как раз сготовила ужин, правда, знаешь не хватает овощей, – заметила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, раз ты теперь у нас за хозяйку, напиши список, я куплю все, что нужно, как в следующий раз поеду в город. До воскресенья терпит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне показалось, ему даже понравилось, что я вот так вот с порога о хозяйстве, я улыбнулась и кивнула, отметив про себя его «как в следующий раз поеду в город… до воскресенья» – получается два дня он проведет тут, и исследование дома придется отложить… Я немного расстроилась, а в душе снова пробежало сомнение – уж не людей ли он там выгружал? Скажем так – «на выходные». Но я снова спешно отогнала эти мысли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пойду переоденусь, – сказал Мясник и пошел наверх.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выглядел он каким-то радостно-взволнованным, что совершенно не сочеталось с ним, вернее, с его образом, с тем ним, которого я знала до этого, – передо мной вдруг совершенно обычный мужчина, чему-то радостный, может быть день был удачный… Так обычно вел себя мой отец, когда у него хорошо складывалась очень крупная сделка… и когда он стал встречаться с мачехой… Это напрягло меня, смутило.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я глубоко вздохнула, потерла рукой лоб, отгоняя тревожные мысли, прошла на кухню и начала накрывать на стол, вскоре пришел и Мясник, сел на свое место, я на свое, и мы молча поели. Потом он заварил и налил нам чаю, отрезал по кусочку торта, сел и как-то загадочно посмотрел на меня, а затем заговорщически улыбнулся мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как прошел день?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я уже была твердо уверена – камер нет, значит можно отвечать, как придется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нормально, если честно, целый день осматривала дом, – сказала я почти правду – тонкий лед, но надо, я была уверена в том, что Мясник понимает, что я, конечно же, проявлю любопытство…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он внимательно посмотрел на меня, его взгляд посуровел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо у тебя получилось, – нейтрально продолжила я, – особенно веранда, вообще зачетная мысль обтянуть ее москитной, я сеня там полдня просидела, – (как говориться, если надо честно соврать, то рецепт прост – надо просто смешать немного правды и немного лжи), – ни мух, ни пчел, ничего, только солнышко, пение птиц и этот запах. Шикарно… Прямо релакс.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник заметно расслабился или тоже, как я несколько минут назад, забил на все возникающие опасения, на все свои мысли о том, зачем я, что я и чего я замыслила в итоге…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, я старался. Проектировал дольше, чем строил, – он довольно хмыкнул и закивал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А землю? Неужели отдали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он помотал головой:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тут хижина лесника была когда-то, его давным-давно переселили, а домик и полянка остались. Место хорошее, вот я и воспользовался. Договорился с местным лесничеством, и они меня не трогают. Главное, чтоб не охотился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И как договорился? – спросила я с сомнением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Дорого» договорился, – ответил Мясник и улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что значит: чтоб не охотился? То есть тут все-таки есть животные? – немного испугалась я и мысленно похвалила себя за то, что не пошла гулять днем в лес.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну кончено, – Мясник улыбнулся немного снисходительно, но в глазах я видела игривость. – Лес-то дикий, большой, волки и медведи точно водятся, но тут, в доме, давно жил человек, да и я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он замолчал, а я вопросительно посмотрела на него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я в кустах по периметру сетку протянул. Конечно, не капканы, но животные не суются.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще бы, если ты сетку натянул, – хихикнула я. – А так разве можно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему нет. Правда, помню, один раз белк застрял в сетке, такой писк был… Пришлось вытаскивать, чуть мне пальцы не пооткусывал. Вот, – Мясник вдруг протянул мне руку, ладонью вверх, чуть загнув мизинец, безымянный и средний пальцы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я наклонилась, присматриваясь, – на его указательном и большом пальцах, прямо на подушечках, действительно было несколько розовых шрамов, широких и неровных. Я покачала головой и взяла его ладонь, приближая и рассматривая…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дааа, – протянула я, но сама больше смотрела не на шрамы, а на его ладонь – какие же все-таки у него большие ладони и длинные пальцы – его ладонь раза в два больше моей, это так завораживало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник вдруг захватил мою ладонь своей и аккуратно сжал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну ничего, я выжил. Истекая кровью, я дополз до своего дома, где около недели зализывал раны, – театрально произнес Мясник, а потом принялся копировать диктора из криминальных новостей: – «Кровожадный белк сбежал в неизвестном направлении. Поймать преступника правоохранительным органам так и не удалось».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я рассмеялась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему ты решил, что это белк? А не белка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– По глазам, – весело ответил Мясник и захохотал, я тоже снова засмеялась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отсмеявшись, мы посмотрели друг на друга – секунда, вторая, третья – моей ладони в его руке стало жарко, и я аккуратно высвободила ее, Мясник легко позволил это, откинулся на спинку стула и с полуулыбкой посмотрел на меня, я тоже откинулась на спинку стула и расслабленно посмотрела на него…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы еще немного пообсуждали кровожадную белку и других животных, допили чай, доели вчерашний тортик, после чего Мясник привычно налил себе в стакан немного коньяка, предложил мне, но я отказалась, он настаивать не стал, и мы отправились на веранду. Он сидел и потягивал коньяк, а я смотрела на лес.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О чем ты думаешь? – вдруг спросил Мясник, а я вздрогнула и посмотрела на него, я даже не заметила, как ушла в себя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе не понравится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он сдвинул брови.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я думаю о том, как должно быть здорово быть нормальными, вот чтобы так, обычно, каждый день.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник хмыкнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нормальность уж слишком растяжимое понятие… Что ты называешь нормальным?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я посмотрела на него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, ну просто… Вот такой вечер… – я почему-то растерялась. – ну, чтобы… как у большинства… работа, семья, дети, раз в год отпуск на море… А ты что считаешь нормальным? То, что ты убива… – я на секунду запнулась… – убивал людей, ты чем считаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник тяжело вздохнул, глянул на меня, сдвинув брови, потом уставился вперед, задумался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это ненормально, – наконец произнес он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В смысле? – я уставилась на него, но Мясник смотрел куда-то перед собой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я убиваю людей… это нужно мне… но это неправильно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я с сомнением оглядела его.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, некоторые заслужили смерти, – мне почему-то захотелось защитить его, даже от него самого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не переживай, – Мясник повернулся ко мне и как-то спокойно, расслабленно улыбнулся, – на свой маленький адик я точно нагрешил…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ладно, многие убивают и больше, причем чужими руками… А так… знаешь, ложь тоже грех, получается ты грешишь не больше, чем те, кто врет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он заглянул мне в глаза и улыбнулся, так, словно ему стало приятно отчего-то…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да-да я помню твою философию про то, что смерть – это дар… Твоими устами я почти благодетель, – он весело подмигнул мне и, чуть приподняв бокал, чокнулся с вымышленным моим и сделал глоток.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я смутилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Быстрая смерть, – поправила я его и сурово добавила, – ты не путай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И хоть он и подтрунивал над этим, я все равно была уверена: быстрая смерть – это не наказание, это дар.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смерть – это конец, – продолжила я доказывать свою мысль, – и для кого-то он порой является долгожданным, наградой, облегчением… Можно и живым быть мертвым. А все-таки, зачем тебе это нужно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что? – он удивленно посмотрел на меня, делая глоток коньяка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Убивать их?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он хмыкнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А тебе очень интересно – ты уже не первый раз спрашиваешь, – он мотнул головой и снова уставился вперед. – Но не сегодня, – ответил Мясник после некоторого молчания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот ты засранец, – я хмыкнула и тоже уставилась вперед. – Знаешь, а ведь от любопытства и умереть можно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он хихикнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не переживай. Я тебя откачаю, если что, – очень серьезно произнес он, а я рассмеялась. – У тебя очень приятный голос… и смех, – не в тему вдруг сказал Мясник, чем очень смутил меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правда? – я немного ошарашенно уставилась на него: нужно ли что-то отвечать на это? и что нужно отвечать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заметив, что я растерялась и усиленно обдумываю ответ, Мясник пришел мне на помощь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не за что, – он допил коньяк и вздохнул. – Ладно, пошли спать. Завтра будет новый день.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А не рано? – с сомнением спросила я, так хотелось посидеть с ним еще, да и на улице пока не так уж темно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не любитель спать до обеда. А чтобы рано вставать, надо рано ложиться, – изрек Мясник с видов философа, подняв указательный палец вверх.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну давай еще посидим, наливай еще коньячку, – я лукаво улыбнулась и скрючила просящее лицо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он отрицательно помотал головой, но как-то с сомнением, взял стакан и пошел на кухню, а я решила не сдаваться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И мне немного, – крикнула я вдогонку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сопьешься, деточка, – услышала я в ответ и улыбнулась, потому что поняла – мы посидим еще.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вернулся Мясник с двумя бокалами, мы чокнулись, улыбнулись друг другу и выпили. И мы молчали, и не хотелось говорить ни о чем – вот так сидеть и знать, что можно заговорить в любой момент, но этого не нужно. Начали журчать сверчки, казалось, где-то совсем рядом их протекал целый ручеек, и поток то усиливался, то стихал, шумел лес, и на землю опускалась ночная прохлада.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как тебе спится с ночником, не страшно теперь? – Мясник спросил это как бы невзначай, но в его голосе скользнула уж больно ласковая заботливость, я растерялась и напряглась, меня напугало это – забота может быть разной: родительской, дружеской, товарищеской, просто человеческой, но тут я инстинктивно расслышала именно мужскую…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, спасибо. А то без уличных фонарей уж больно темно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, ночи тут темные, – согласился он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И снова выпит коньяк, и снова не охота идти, но надо бы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно, давай спать, – Мясник встал, я поднялась следом, он взял меня за руку и проводил наверх до комнаты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спокойной ночи, – сказал он, остановившись у порога спальни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спокойной ночи, – я улыбнулась ему, он постоял немного в дверях и вышел, но дверь на ключ не запер. Это обрадовало меня и почему-то напугало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я искупалась, умылась, включила ночник, чуть прикрыла окно и легла. Я натянула одеяло почти до макушки, но сон не шел – незапертая дверь не давала покоя, это словно… – а вдруг он решит прийти? Конечно, прийти он мог и когда запирал дверь – ключ-то у него. Но когда он запирал дверь на ключ, он как бы четко определял – я остаюсь на ночь в своей комнате, он за ней, а сейчас… что сейчас? Внутри меня невольно поднимался страх, конечно, где-то в глубине души я понимала… я знала… я была уверена – он не обидит, хотя что считать обидой? Если бы он хотел изнасиловать меня, он бы это уже сделал… А если он все-таки захочет… близости, что тогда? Я не… мне казалось, я не смогу… не захочу… Но в тоже время: рушить его хорошее отношение ко мне не хотелось – может быть, я смогу потерпеть… перетерпеть… выдержать?.. Хотя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;… – Не дай бог, попасть под такие удары, – однажды услышала я за спиной, когда только-только прекратила молотить боксерскую грушу… Дело было в спортзале, куда я записалась после поездки в Таиланд на курсы бокса. Тренировалась я в основном с утра, когда меньше всего надеялась застать Пашеньку по его старому адресу, да и народу в это время в зале было минимум, что позволяло мне избежать ненужных разговоров с не персоналом, по крайней мере, до этого дня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я резко повернулась на голос, первое желание – вмазать по лицу говорящего, как несколько секунд назад по груше, но я сдержала себя, к тому же отвлек пот, стекший от резкого поворота головы со лба по носу в глаз, отчего пришлось зажмуриться, я наощупь взяла висевшее неподалеку полотенце и вытерла лицо, после чего внимательно оглядела говорившего – передо мной стоял парень, довольно молодой, на вид мой ровесник, может даже чуть помладше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Саша, – протянул он мне руку и улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не знала, как поступить, и некоторое время просто стояла и смотрела на его руку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Екатерина, – все-таки ответила я и пожала протянутую мне руку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай помогу, – парень беспардонно взял мою левую руку, с которой я еще не успела снять перчатку, и сделал это за меня. – Давно тренируешься?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разговаривать мне не хотелось, хотелось поехать на «чистую» квартиру, где я тоже повесила грушу и наклеила на нее фотографию Пашеньки, которую нашла еще после смерти мачехи в ее вещах, и набить морду «груше-тире-Пашеньке», поесть, а потом отправиться на свою бессменную «вахту».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, несколько месяцев, – сухо ответила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ого, это серьезно, а я… – начал было он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне не интересно, – оборвала я. – Прости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я поднялась и направилась в раздевалку, и тогда я была уверена, что на этом наше знакомство с Сашей закончилось. Но Саша оказался куда настойчивее, чем я ожидала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На фоне тренировок мы так и сдружились с ним. Причем действовал Саша очень хитро: он вытаскивал меня куда-нибудь под предлогом «нам на работе раздают билеты в качестве бонуса, чего им пропадать-то». Так он сводил меня на пару выставок, в театр, показал мне парк развлечений в Москве, зоопарк, он словно стал моим столичной тамадой… причем довольно навязчивым тамадой, так как сама я ему в течение всего нашего общения ни разу не звонила…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впрочем, виделись мы с ним не очень часто, у него работа, учеба по вечерам, у меня тоже «служба» – дозор свой я не бросала… Но меня очень подкупало то, что Саша ни разу за пять месяцев нашего общения не предложил мне поехать к нему или остаться у меня, нет… Он… иногда мне казалось, что реально его кто-то снабжает бесплатными билетами на работе, и он зовет меня чисто за компанию… Не знаю… Но с ним было очень интересно, он знал очень много, не в плане эрудиции или научных каких-то истин, а в жизне-бытовом плане – в частности, это именно он научил меня взламывать замки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Саша был сиротой, рос в детдоме в Туле, но лет в двенадцать бежал оттуда в деревню к дяде. А дядя, успевший за свою жизнь уже отмотать два срока за воровство, быстренько обучил смышленого пацаненька всем «премудростям», и они стали вместе совершать набеги на квартирки в городе, что был неподалеку от деревни. Потом их, как водится, взяли, дядю в тюрьму, а Сашу снова в приют – на его удачу срок тогда ему не дали. И Саша стал тише после этого, впредь проказничал уже не столь незаконно, а после своего совершеннолетия уехал в Москву, тут устроился официантом, потом в фирму какую-то, поступил в колледж… пошел в спортзал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И этот Саша, и его отношение, и это окунание в жизнь простых людей, и непоявление Пашеньки по старому адресу – это все вновь стало зарождать во мне сомнения… даже не сомнения, а больше надежду на то, что и у меня может быть нормальная жизнь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но жизнь все расставила по своим местам…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иногда, когда я вспоминала Сашу, я не понимала, на что я рассчитывала, откуда была та надежда на нормальную жизнь: да, мне было весело с Сашей, но ни любви, ни привязанности, ни уж тем более сексуального желания я не испытывала, ни капли, ничего подобного… Я вообще ни разу не испытывала ничего такого, что проснулось совсем недавно, там, в подвале дома Мясника, и тогда на кухне… И эти руки Мясника, они никак не шли из моей головы, а их образ сразу отзывался где-то внизу, отзывался тягуче и сладко. И эти два шрама на пальцах… Так я и лежала в кровати, мучимая, раздираемая сомнениями, страхами и в тоже время некоторым любопытством – что же так нравится другим людям в сексе? Ведь о нем так много говорят, пишут, показывают?.. Не зря же?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уснуть мне удалось только через несколько часов… по крайней мере, мне так показалось…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулась я от легкого стука в дверь, я открыла глаза и повернулась на звук, Мясник заглянул, встретился со мной взглядом и улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С добрым, пора вставать, – сказал он весело, подмигнул мне и ушел, оставив дверь приоткрытой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я потянулась, переоделась в домашнее и поплелась умываться. Когда я вышла в коридор – меня встретил пьянящий запах кофе, и я передумала задавать Мяснику вопрос, который невольно появился в моей голове в это утро, – зачем же так рано вставать?.. Ответ был прост – чтобы пить вкуснейший кофе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда я зашла на кухню, Мясник заглядывал в холодильник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Может каши сварить? Я видела там у тебя овсяные хлопья, – предложила я, сладко потягиваясь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник посмотрел на меня, внимательно осмотрел с ног до головы, таким странным взглядом, вроде без похоти, но как-то по-другому, не как обычно… Я смутилась и немного сжалась, постаравшись стать незаметнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Она быстро, – добавила я и почесала живот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он улыбнулся, глядя на этот мой жест.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я занялась кашей, Мясник нарезал немного колбасы, сыра и батона, разлил кофе и добавил мне в бокал, как я люблю, молока и сахара. Я взяла чашку и с удовольствием отпила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, когда кофе есть, – протянула я, заметно о-кая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, – передразнил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Десять минут и каша готова, я разложила ее по тарелкам, достала мед, и мы с аппетитом поели… Весь завтрак Мясник отчего-то с хитрецой поглядывал на меня, с таким каким-то мальчишеским задором.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего? – наконец не выдержала я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня для тебя сюрприз, – произнес он, а я аж замерла – не любила я сюрпризов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какой? – я с сомнением посмотрела на него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Позже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я напряглась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ты чего испугалась-то? Тебе понравится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Извини, я просто…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не любишь сюрпризов, – опередил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я кивнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Оно и понятно, – заметил Мясник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А разве сегодня не пятница, тебе не надо на работу?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну… мне как директору можно и в пятницу отдохнуть, тем более что в воскресенье придется уехать на весь день.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– По работе? – на автопилоте полюбопытствовала я, Мясник кивнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы допили кофе, Мясник вдруг посмотрел в окно, там уже ярко светило солнце, но пока было не жарко – по моим оценкам часов восемь, то есть разбудил он меня где-то в семь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так, иди наверх, там у меня есть шорты, такие… увидишь, – он махнул рукой, не став вдаваться в описание, – надевай их и футболку потемнее, и спускайся, я жду тебя на улице, – протараторил он и показал в сторону выхода с веранды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я кивнула, встала и принялась собирать посуду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я помою, иди, – настоял Мясник, я удивилась, но послушно пошла наверх.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почистила зубы, надела на его трусы, что на мне, шорты, порадовалась, что у последних была регулируемая резинка, и затянула ее потуже – теперь хотя бы не было ощущения, что нижняя часть одежды вот-вот спадет с меня, сменила белую футболку на темно-синюю и направилась вниз. Внутри меня невольно росло напряжение: что он задумал и стоит ли мне начинать бояться?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На кухне Мясника уже не было, на веранде тоже, я подошла к двери на улицу, глубоко вздохнула и вышла, отметив, что руки несильно, но все-таки начали дрожать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замерла на ступеньке, повертела головой и быстро увидела Мясника – он стоял у угла дома, а рядом с ним… рядом с ним стоял припертый к стене велосипед. Я засмеялась, хотя захотелось заплакать – неужели так бывает? Вот так – чтобы кто-то тебе неродной вдруг раз и захотел исполнять твои мечты, я ощутила слезы на глазах и смутилась, в горле появился ком, сердце сжало…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник махнул мне рукой, и я спустилась – две ступеньки и мои ноги коснулись травы, прохладной и еще чуть влажной у корней от росы, я посмотрела на Мясника, подняла одну ногу и развела руками – я по-прежнему была босая, но он с улыбкой подошел ко мне и вытащил из-за спины балетки, которые были на мне в тот день, когда мы встретились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я радостно взяла их, обулась и улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я совсем ведь не умею кататься, Дим, – произнесла я с улыбкой и… замерла – назвать его по имени получилось у меня как-то само собой, как-то вдруг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он несильно вздрогнул на это и тепло улыбнулся – его губы остались на месте, лишь слегка дрогнули, а вот вокруг его глаз дружно в легкую паутинку собрались морщинки и через несколько секунд исчезли, впрочем, может он просто щурился на солнце…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не переживай, я терпеливый, – он уверенно взял меня за руку и повел за собой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы подошли к велосипеду, на вид совершенно обычному.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну что, – Дима посмотрел на меня и улыбнулся. – Предлагаю начать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я немного боялась: отец как-то пытался меня научить ездить на велосипеде, да так и бросил это дело – как только он отпускал руки, я сразу останавливалась – я очень боялась, мой мозг никак не мог понять, как же это на двух колесах может ехать, прямо ехать, и, главное, как я могу на нем ехать, ведь это чудо техники даже стоять не может? Вот машина – все понятно, стоит значит стоит, едет значит едет, и нигде не падает, четыре устойчивых колеса, мотор, а тут… Как?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вздохнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне страшно, – просканудила я и понадеялась, что Дима решил все-таки не все мои мечты исполнять и прыгать с парашютом мы не будем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так, а ну-ка отставить, товарищ женщина, – Дима вдруг обнял меня за талию и приподнял, легко, как пушинку, потом еще одно ловкое движение, и я уже полностью у него на руках, он посмотрел на меня, улыбнулся и поставил на землю рядом с собой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот видишь, я тебя легко удержу, не бойся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я согласно кивнула и как-то неожиданно, даже для самой себя, положила руки на его предплечья, словно проверяя, а так ли он силен: я видела, что у него сильные руки, но сейчас, когда я ощутила, какие они твердые… его руки чем-то напоминали руки гимнастов – видна каждая мышца, четко, ясно, безапелляционно… Я провела руками по его плечам и положила ладони на грудь – как же ярко в нем чувствовалась мощь, сила, такая животная мужская сила. А еще… я ощутила, какая теплая у него кожа, там, под футболкой, и вдруг от кончиков моих пальцев побежал ток, волной… эта волна прокатилась по моему телу очень быстро, сверху вниз, стало жарко и как-то тревожно… Я почувствовала, как его сердце забилось быстрее, и тут же убрала руки, опустила глаза и махнула головой в сторону велосипеда, призывая начать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима помолчал несколько секунд, глубоко вздохнул и наконец скомандовал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда начнем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он взял велосипед за ручки и повез, я послушно шла за ним, успокаивая себя, вернее, пытаясь как-то вернуть то привычное мое чувство отстраненности от этого раздражающего ощущения возбуждения, но это оказалось непросто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы чуть отошли от дома, и Дима начал меня учить. Он действительно так уверенно держал меня, вернее, велосипед со мной сзади за сиденье, что скоро я перестала бояться и постепенно у меня все же стало получаться, правда, не совсем гладко – я то и дело дергала руль и заваливалась вместе с велосипедом при поворотах. И мы смеялись, как в детстве, как дети, и вокруг было солнечно и радостно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Урок» наш продлился, по моим прикидкам, около трех часов, потом солнце совсем разошлось и стало жарко, и мы вернулись в дом, хотелось пить и есть. Все еще пребывая в каком-то детском настроении, мы в шутку поборолись за первый стакан воды, потом вдоволь напились, после чего принялись мазать йодом царапины, было их совсем немного – в основном от ударов руля и педалей велосипеда, но мы израсходовали половину пузырька, принявшись после обработки царапин просто рисовать друг на друге всякие глупости. Наконец закончив дурачиться, мы разогрели еду и с удовольствием поели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хочешь, можем пойти в лес погулять? Тут есть одна хорошая тропинка, – предложил Дима, когда мы уже пили чай с печеньками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я за, только искупаюсь и переоденусь, а-то напотелась, – с охотой согласилась я, усталость в теле, конечно, была, но побродить в прохладе леса было бы неплохо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После чая мы уже привычно вместе помыли посуду: я мыла, а он стоял рядом и вытирал, посматривая на меня. А потом я направилась в свою комнату, искупалась, переоделась, попыталась высушить только что вымытые волосы полотенцем, но потом решила не тратить на это время и поспешила вниз. Дима уже сидел на веранде, тоже переодетый, и, судя по мокрым волосам, тоже только из душа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы вышли, он запер двери, и с веранды в дом, и с улицы на веранду, взял меня за руку и повел за собой. Он так крепко держал меня, и не понятно: то ли оттого, что боялся, что я вдруг решу сбежать и припущу в лес со всех ног, то ли оттого, что опасался, что я могу отстать и потеряться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы прошли по полянке около дома, чуть-чуть по кустам, потом преодолели небольшую калитку в заборе, который представлял собой сетку-рабицу, натянутую между столбами, причем был этот своеобразный забор не очень высоким, он едва доставал мне до груди. И вот мы вышли в лес, на довольно широкую тропинку, тут Дима немного помедлил, чтобы поравняться со мной, чуть ослабил хватку руки, и мы пошли вперед уже рядом друг с другом. Тропинка представляла собой довольно укатанную дорожку, правда, уже зарастающую кое-где, – судя по всему, раньше по ней часто ездили на машине, но давно уже этого не делали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В лесу сосновый запах стал еще резче, заметнее, птички звучали где-то в высоте и было довольно прохладно и даже немного сумрачно: кроны вековых сосен довольно плотно закрывали этот нижний мир леса от прямых солнечных лучей, приятно их рассеивая и создавая целую гамму полутеней. Мы шли медленно – под ногами то и дело попадались шишки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Обалденно тут, конечно, – нарушила я первой тишину, всматриваясь вверх.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, тут красиво.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И страшновато.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он хихикнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот ты трусиха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я несильно стукнула его по плечу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не трусиха, а осторожная девушка, – поправила я его.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима с сомнением посмотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А скажи, что делала острожная девушка в подъезде, одна, около часа ночи? – почему-то спросил он, вспомнив такой далекий день, когда мы встретились в первый раз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я смутилась и немного растерялась – рассказать ему правду?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Неудачное свидание, – после некоторой паузы ответила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Свидание? Ты ходила на свидание? Ты вроде говорила… – Дима не досказал, но я поняла его.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну… – а что сказать-то, я точно не знала, – я пыталась… несколько раз начать жить, как… все… я не знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не получилось ни разу… – с грустью в голосе произнесла я, в глубине души надеясь, что Дима не захочет расстраивать меня еще больше и сменит тему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я говорила, когда дело доходит до… я чувствую кучу всего ненужного и все…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А тогда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Когда? – переспросила я, мысленно уже борясь с нахлынувшими было воспоминаниями…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В час ночи? С неудачных свиданий в час ночи не уходят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Да что он прикопался-то, как ревнивый муж?!» – сначала эта мысль просто промелькнула, как-то вроде, но… подумав ее немного, я напряглась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю, мы смотрели кино, и он не приставал. Вернее, пытался… А потом… знаешь как-то, как-то перестал… и не хотелось уходить, я не знаю… – соврала я, – он был таким добрым…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Был?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и есть, наверное, – исправилась я. – А что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да нет, просто, – он посмотрел на меня, – а после того… ну… – Дима замялся, а я кивнула, показывая, что поняла, о чем он, и он продолжил, – ты вообще спала с мужчинами, или дальше кино дело так и не заходило ни разу?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«К чему все это? Зачем? Я не знала, как отвечать и что? А вдруг, если я скажу „да“, он разозлится? А если „нет“ – вдруг почувствует, что вру? И зачем такой разговор после такого приятного утра?» – в моей голове разом появилась целая куча опасений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не хочу отвечать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А мне вдруг стало стыдно – хотя тут-то с чего?! – ну да, спала я с мужчиной уже после тех четверых – я просто хотела стать нормальной… – но это все внутри, очень глубоко, не надо бы наружу… Я разозлилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да… да я спала с одним после, да! – нервно начала я, но сумела взять себя в руки. – Потому что я тоже хотела быть, как все, понимаешь, хотела семью, чтобы, чтобы… тебе не понять… – я остановилась, внутри меня клокотала злость даже больше ни на Диму, а на этот стыд, который скручивал все внутри меня, подчинял себе, заставляя ненавидеть саму себя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему же… не понять? – Дима тоже остановился и посмотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты хотел бы иметь семью? – спросила это я, уверенная в ответе «нет», ведь он фактически истреблял семьи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня есть семья… – спокойно произнес Дима, а у меня аж дернулось все – какая-то судорога прошла по лицу, по рукам, по телу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У тебя есть семья?! – переспросила я возмущенно и недоуменно одновременно, хотя четко видела по его лицу – он не врет и не шутит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внутри меня появилось чувство обиды, несогласия… «Даже у него есть семья, у человека, который убивает детей, в муках, а почему же я… почему же у меня… что я такого сделала в свои шестнадцать, что вот так… что??? почему???» Мои глаза обожгли слезы, но я уже осознанно стянула их петлей – ни слезинки, ни слезинки, ни слезинки!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима нервно сглотнул, взял меня нежно за плечи и посмотрел мне в глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У тебя есть семья? Дети? – повторила я в недоумении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима явно уже был не рад, что сказал это, он явно не ожидал такой моей реакции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, мы в разводе… с женой, – произнес он с запинкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сколько детей? – я прокричала этот вопрос, мой голос звонко раскатился по лесу в разные стороны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Трое, – спокойно ответил Дима.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Трое?! Трое?! Трое…» – это эхом раздавалось в моем мозгу, билось от одного края черепной коробки в другой, перелетало быстро, молниеносно, больно. Я злилась, но ни на кого-то конкретно, просто злилась от несправедливости, злость сдавила сердце, сдавила горло, я с силой оттолкнула Диму и побежала, туда, к дому – там было все так понятно, там стены, там его эти трупы, там он другой, там нет его семьи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди, – крикнул Дима и довольно быстро догнал меня, схватил за руку, развернул и внимательно вгляделся в мое лицо, я жадно вдыхала ртом воздух – от бега, от обиды, от злости кислорода очень не хватало…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты чего? Ты нормальная?! – Дима смотрел на меня раздраженно и настороженно, а я знала, я смотрю зло, я не могла скрыть, затопить, потушить в себе эту проснувшуюся зависть, злую, жадную, обиженную зависть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты что злишься на меня из-за того, что у меня есть семья? – он говорил как-то недоверчиво, как-то ошарашенно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я нервно сглотнула, отвела взгляд, я была не в силах ответить, произнести хоть что-то – хотелось кричать, рвать что-нибудь в клочья, а еще внутри разгоралась ревность – у него есть те, кого он любил, а может и любит… а значит я не единственная… как так-то?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он держал меня крепко, но я и не вырывалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прости, – сказала я, собрав наконец всю свою волю в кулак. – Прости. Я просто… я злюсь не на тебя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замолчала, нахлынувшая ревность смутила меня, это немного погасило пожар злости и зависти, разбушевавшийся внутри меня, и мне стало неловко…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима вдруг обнял меня и приподнял, так что мои ноги едва доставали носками до земли, и наши лица оказались очень близко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А на кого? Думаешь я не достоин такого? – он внимательно смотрел на меня и ждал ответа, но я и сама не могла разобраться, что в внутри меня: зависть, злость, ревность – все… Дима вдруг сдвинул брови, помотал головой и улыбнулся. – Ты ревнуешь? – немного с сомнением спросил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего еще ты выдумал?! – возмутилась я, а в голове – «вот же проницательный гад!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима поставил меня на землю, сделал небольшой шаг назад, все еще держа меня за плечи, и пристально посмотрел на мое лицо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да! – уверенно произнес он и улыбнулся. – На самом деле, у тебя очень эмоциональное лицо, все как на ладони.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я стиснула челюсти в негодовании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но мне приятно, – он снова подошел вплотную, одной рукой прижал меня к себе, а второй аккуратно взял за подбородок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Раз ревнуешь, – произнес он мне почти в губы, – значит, что-то чувствуешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима коснулся моих губ своими, и меня тут же обдало жаром – внутри просто гремучая смесь из инстинктивного страха, трепета и негодования на его поведение, буквально через секунду он чуть отстранился, посмотрел мне в глаза, а потом поцеловал. Я чувствовала его язык в своем рту и не знала, как реагировать, что надо делать, куда бежать? Я замерла, невероятно ярко ощущая и его руку, которая крепко обнимала меня за талию, прижимая все теснее, и руку, которая чуть держала за подбородок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несколько секунд и Дима остановился, чуть отстранился, убрал руки, немного отступил и посмотрел мне в глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну как?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я стояла и таращилась на него – я не знала – на самом деле было никак – но для меня это и было «просто ого-го!»: меня не охватила паника – да где-то в глубине души стало страшно, но вот паники не было, и, главное, не было отвращения – не возникло желания немедленно вытереть губы, вымыть рот с мылом – нет. Я стояла и прислушивалась к себе – отвращение так и не просыпалось – наконец я сглотнула и ответила:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нормально.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты умеешь говорить комплименты, – немного иронично заметил Дима и улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я смутилась и почувствовала, что краснею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты покраснела, – он засмеялся, уже откровенно и весело, отчего я покраснела еще больше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Иди ты, знаешь куда… – я махнула на него рукой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И куда же? – он пытался сделать сердитое, серьезное лицо, но было видно, что он еле сдерживает смех.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Домой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Предлагаю вам, миледи, отправиться со мной туда же, – он театрально поклонился и протянул мне руку, я горделиво хмыкнула, но все же взяла его за руку, и мы пошли домой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима шел медленно, но я все отставала… Я шла за ним – а известие о его семье никак не шло из моей головы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И где она сейчас?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, семья: жена и дети?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он чуть повернулся и посмотрел на меня с сомнением, словно взвешивал стоит ли отвечать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В Саратове.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ого, это далековато.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И ты не видишь детей?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Раньше приезжал к ним, а потом… понял, что лучше не надо. Помогаю только материально.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А кто у тебя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Две девочки и мальчик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понятно. Прости, если я обидела, я разозлилась… я просто… – было сложно признаться, но я все же договорила, – позавидовала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима резко остановился – я чуть не столкнулась с ним – повернулся и серьезно посмотрел мне в глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Никогда никому не завидуй – поверь, у каждого есть своя боль, – он произнес это с таким суровым видом, что я невольно отвела взгляд и кивнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дальше мы пошли молча.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так, стой! – скомандовал Дима, когда мы уже поднялись на веранду дома, наклонился и достал из-под столика небольшую закопченную от огня жестяную баночку. – Надо бы осмотреть друг друга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В смысле? – не поняла я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это лес, это лето, тут довольно много клещей, около дома я обрабатываю траву, а дальше нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я посмотрела на него и кивнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай начнем с тебя, – предложил Дима, и я снова кивнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я разулась, он принялся осматривать мои балетки, ноги, шорты… а я смотрела на него, на его склоненную голову, и вдруг заметила, что в его волосах уже заметны седые волоски, словно тонкие струйки сливок в крепком кофе, которые отчего-то не растеклись, а просто замерли… я еле сдержала порыв запустить руку в его волосы и разметать их… размещать эти струйки сливок… Я ощутила внутри себя такой прилив нежности, и словно со стороны поймала себя на том, что стою и любуюсь затылком мужчины. Я любуюсь мужчиной! – и испытываю странное, приятно-щемящее чувство от этого процесса. Я растерянно помотала головой, отгоняя эти мысли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима же снял свои ботинки, тоже их осмотрел, нашел одного клеща с внутренней стороны левого ботинка, а я поежилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бррр, – вырвалось у меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Лес он такой. Так, поднимайся к себе, сними одежду и внимательно себя осмотри, и одежду изнутри тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я кивнула и бегом устремилась в комнату, стянула шорты и даже трусы, осмотрела их вдоль и поперек – ничего, на теле под трусами тоже не нашла никого, стянула футболку, осмотрела ее и тело под ней, в том числе и спину в зеркале – никого. Я облегченно вздохнула, натянула футболку, трусы и повернулась к двери, а там стоял Дима, в одних штанах… и не понятно, как долго он уже тут? Я возмущенно уставилась на него, но он, не сказав ни слова, спокойно и невозмутимо подошел ко мне, и начал осматривать мою голову, он так приятно копошился в моих волосах… а потом как-то резко повернул меня спиной к себе, наклонил мне голову и… нежно провел теплыми пальцами от самого начала позвоночника до ворота футболки, было приятно – по моим рукам аж пробежали мурашки… Я резко повернулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима улыбнулся и кивнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Теперь ты, – как ни в чем не бывало произнес он и сел на кровать, чтобы я легко достала до его головы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глубоко вздохнув, я встала между его колен и принялась осматривать его голову, было очень приятно копошиться в его волосах, они приятно пахли шампунем… Наконец, я закончила, чуть потянула его голову назад за волосы и посмотрела на него сверху вниз<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что я могу сказать… – я улыбнулась, – вы чисты, сэр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он тоже улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, – сказал он и снова улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я чуть отступила, и он поднялся… Он стоял без футболки, такой сильный, высокий… убивавший ради меня, я вдруг вспомнила, как он первый раз полоснул Пашеньку скальпелем – и снова внизу живота это свербящее чувство, опять как-то муторно и сладко-тревожно… И он так внимательно смотрит. Зачем? Я отошла, смутилась и уткнула взгляд в пол.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты догадываешься, что ведешь себя, как школьница? – еле сдерживая улыбку, произнес он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И снова румянец на моих щеках, они просто огнем загорелись – это уже порядком начало меня раздражать, и это ощущение внизу живота…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима подошел ко мне, уже вовсю улыбаясь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дай угадаю… – начал было он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Заткнись! – резко прервала я его, уткнув ему в грудь указательный палец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Его лицо в одно мгновение стало жестким, он взял мой палец и убрал его от своей груди.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А то что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я смотрела на него снизу вверх и понимала – ничего, я даже не злюсь на него, ну, может быть, на себя, да вообще не злюсь, больше смущаюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тебя укушу! – вроде грозно сказала я, а сама еле сдержала улыбку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима засмеялся, а потом развел руки в стороны, чуть подняв их, и отступил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Угрозы серьезные, я, пожалуй, приму их к сведению.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И Дима, весело хмыкнув, вышел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я потерла лоб, все было как-то не так – это что-то внутри меня было совсем как-то не так, и что это, и зачем? Я села на кровать, потерла лицо и вспомнила свои руки на его груди, его поцелуй… и попыталась все-таки точно определить – понравилось мне или нет? Но единственное, что я могла сказать наверняка – это то, что мне точно не непонравилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я посидела еще немного и спустилась вниз – очень хотелось есть. Дима сидел на веранде, но услышав, как я зашла на кухню, тоже вошел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я тебя жду кушать, – он улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да покушать очень хочется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ели мы в тишине, потом помыли посуду, как всегда вместе, и, обоюдно согласишься, устроились на диване в гостиной смотреть кино. Как оказалось, у Димы был ноутбук, который он, судя по всему, возил с собой. Когда кино кончилось, а выдалось оно длинным и каким-то уж больно серьезным, за окном уже начало темнеть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Даааа уж, после такого хочется выпить, – изрекла я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты так сопьешься… – хмыкнул Дима, – со мной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я махнула рукой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не переживай, я пробовала, меня это не берет, – и я показано печально вздохнула. – Да и перекусить не мешало бы, чего-нибудь такого вкусного. Запить, так сказать, и заесть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Согласен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы прошли на кухню, Дима достал из холодильника сыр, который я, подхватив вместе с ножом и усевшись на свое законное место, собралась было уже нарезать, но так и замерла с ножом в руке, заметив, что вместо привычного коньяка на столе появилась бутылка вина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Припас вчера, – Дима сказал это как-то немного смутившись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только не говори, что собирался устроить романтический ужин? – это замечание вылетело у меня на автомате, но то, как Дима отвел глаза, подсказало мне, что я попала в точку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я хмыкнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы кажется или вы смущаетесь, молодой человек, – изображая строгую учительницу произнесла я и поправила невидимые очки на переносице. – И как мне стоит понимать такое поведение?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я уперла свободную руку в бок и всеми силами пыталась не засмеяться, делая серьезное лицо, Дима широко улыбнулся и развел руки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но от вина я не откажусь, – сдалась я и улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он разлил вино, поставил на стол тарелку для все же нарезанного мною сыра, убрал нож и, как волшебник, достал из холодильника виноград и плитку дорого темного шоколада – он и вправду готовился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец он сел, мы чокнулись, я немного глотнула – вино было приятным, терпким. Мы пили вино и обсуждали фильм, который только что посмотрели… вскоре бутылка подошла к концу, Дима разлил остатки, и я наконец решилась задать вопрос, который очень мучил меня весь вечер:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И почему же не устроил? – мне было даже немного обидно, что он отказался от идеи организовать мне романтический ужин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима посмотрел на меня, но уточняющего вопроса не задал – сразу понял, про что я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Просто, побоялся тебя напугать, – сказал он, глядя мне в глаза, я отвела взгляд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правильно, – нехотя признала я его правоту. – Не сегодня. И, кстати, я вообще не люблю романтические ужины с людьми, которых я мало знаю, – ехидно заметила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты упертая все-таки, – заключил он, мотнул головой и допил залпом вино, я тоже допила и с вызовом посмотрела на него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, я такая, – горделиво произнесла я, нервно облизала губы и… – Я предлагаю сыграть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Во что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В правду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима, едва сдерживая улыбку, развалился на стуле, с интересом и любопытством смотря на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И каковы условия?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Доставай водку, – скомандовала я, вино уже приятно растеклось по телу, и я была настроена решительно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пьянела я быстро, но прежде всего теряла координацию, а вот память и способность мыслить уходили в последнюю очередь, ровно за несколько минут до того, как мне становилось совсем плохо, так, что приходилось спешно искать либо туалет, либо кусты, и я решила сыграть на этом – может у него наоборот? Раз он пьет алкоголь, значит алкоголь его пьянит, а значит его можно напоить, а пьяного, соответственно, легче будет разговорить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима около минуты с сомнением смотрел на меня, а потом встал, достал водку из холодильника, привычный лимон, нарезал его, нарезал колбасы, еще сыра и хлеба, достал рюмки и поставил все на стол.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я взяла бутылку, разлила по глотку, подняла рюмку и жестом призвала его сделать тоже самое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– За правду! – сказала я твердо, чокнулась с ним и выпила, Дима последовал моему примеру.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай, значит, – начала я, – каждый задает по одному вопросу, ну и, соответственно, отвечает. Если все ок, выпиваем по рюмке, если кто-то чувствует фальшь в ответе, то заподозренный в неправде выпивает две рюмки. Водка наливается каждый раз, чтобы честно, – правила я придумывала на ходу, компонуя и собирая из всего, что слышала про алкогольные забавы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима улыбнулся и кивнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо. Правда, раньше я никогда о такой игре не слышал, но давай. Кто начнет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я! – безапелляционно заявила я. – Тебя правда зовут Дима? – вопрос, конечно, немного детский, но меня действительно гложили сомнения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, – сказал он и замолчал, внимательно глядя на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай, спрашивай, – подначила я Диму, просто мне было очень интересно, что он спросит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, я надеюсь, мы начали играть все-таки не в детскую игру… – как-то с сомнением произнес он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы играем по-взрослому, – серьезно сказала я, а он почему-то засмеялся. – Задавай свой вопрос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебя насиловал твой отец?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замерла и уставилась на Диму, такого я не ожидала, чтоб он вот так с первого вопроса, я-то начала издалека, да и вообще я не ожидала такого вопроса. Дима смотрел очень внимательно, словно пытался разгадать мои мысли, попасть в мой мозг, туда, прямо внутрь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – я почувствовала, что даже инстинктивно отрицательно мотаю головой, – никогда! – и я говорила честно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима разлил водку по рюмкам, и мы выпили. Рюмки были не очень большие и Дима наливал не до краев, и я надеялась выдержать хотя бы вопросов десять, но надо было начинать задавать именно нужные вопросы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я заметила, что в доме нет камер. Почему? – я знала, ему не понравится этот вопрос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима хмыкнул и как-то оценивающе глянул на меня, его брови на секунду сошлись на переносице, но ответил он довольно быстро, словно тоже когда-то задумывался о видеонаблюдении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А зачем? Нет записей – нет доказательств в случае набега ментов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вдруг задумалась: и вправду – ведь я знаю, что он убил тех людей только потому, что я видела это сама, своими глазами, если бы не это – ничто в этом доме не говорит о том, что их убили тут, что тут вообще кого-то убили… Кончено, я не обследовала еще подвал – но я там была и знаю: там чистота. Да, там есть разделочные инструменты, но что они доказывают? Может, он просто охотник, браконьер, и ножи нужны для разделки тушь… Пятен человеческой крови там не найти – Дима покрывает пол пленкой, а потом тщательно моет, даже дезинфицирует. Да и сам подвал еще надо обнаружить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Логично, – я невольно закивала головой, соглашаясь с доводом Димы и со своими рассуждениями. – Твоя очередь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты была влюблена в этого… первого, как ты там его называла, Пашеньку?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я аж выкатила глаза, усиленно замотала головой и даже рассмеялась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. Фууу, как ты мог такое подумать?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы снова выпили поровну, и вновь моя очередь задавать вопрос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что ты делаешь с трупами?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сжигаю, – просто ответил он, и снова я отметила, как это логично: нет трупов – нет дела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я опять закивала головой, в ней уже было достаточно туманно, и я понимала, что до спальни я пойду с большим трудом. Я сделала себе бутерброд с колбасой и посмотрела на Диму, он наблюдал за моими руками, и вид его был задумчив…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У тебя с отцом была добровольная связь? – после некоторой паузы спросил он, а я снова выкатила глаза и посмотрела на него – да почему он все клонит к этому?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я усиленно отрицательно замотала головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О, Боже, нет. Я любила отца. Но, мы… он никогда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы выпили, поровну.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А у тебя? – как-то больше на автопилоте спросила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима удивленно уставился на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, к тебе приставал твой отец? – зачем-то пояснила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – спокойно ответил Дима и улыбнулся, и я была уверена – не врет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Черт», – ругнулась я про себя за зря потраченный вопрос: я же знала, что нет – тут что-то другое… Но обдумать я не успела…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты когда-нибудь испытывала оргазм? – вопрос Димы ввел меня в ступор – такого я точно не ожидала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В смысле? – уточнила я, решив потянуть время – к чему он это задает?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отвечай. Это не сложный вопрос: да или нет. Никакого потайного смысла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замешкалась, прикидывая в голове, что же лучше ответить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, – все-таки ответила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он наклонился ко мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты слишком долго думала, чтобы этот ответ был правдой, – заметил Дима, а я недовольно вздохнула – он прав.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну хорошо, нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А пробовала его испытать… ну, например, наедине с собой? – упорно настаивал Дима, а я почувствовала, что краснею, посмотрела на стол и отрицательно помотала головой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет… – честно призналась я и поняла, что ответила уже на лишний вопрос, и возмутилась, – и вообще это уже второй вопрос, ты нарушаешь правила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, – произнес он, – значит мне штрафная вместо тебя за ложь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он налил себе рюмку и выпил. Потом разлил уже нам, мы выпили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты? Ты испытываешь удовольствие с женщинами? – в моей голове уже было шумно и нужные вопросы никак не приходили на ум. – Нет, погоди, не так. Тебя интересуют женщины, ну как… женщины?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скорее да, чем нет, – не сразу ответил Дима.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я? – поспешно уточнила я и замерла – меня немного насторожил его ответ – я-то думала, «развлекается» он там с этими своими инструментами и жертвами в подвале, там и удовольствие свое получает… и в плане секса я в безопасности. Но, оказывается-то, у него трое детей… «И такое количество через „не хочу“ делать не будешь…» – тут же заметила я про себя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима улыбнулся, но ничего на мой вопрос не ответил, и имел право – это был уже мой второй вопрос за раз. Он молчал около минуты, задумчиво проводя рукой по подбородку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему ты не пытаешься сбежать? – наконец выдал он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь задумалась я – неудобный вопрос…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Из-за тебя, – лишь через некоторое время, но честно ответила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы снова выпили, правда, я заметила, что мне он наливает в рюмку чуть меньше, но мне же это было на руку. «А ему? – пронеслось в моей голове. – Он не боится опьянеть? Или не боится проговориться? Или уверен, что я не спрошу действительно о чем-то важном для него?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Половина бутылки позади – в моей голове от выпитого вина и водки уже порядком штормит, и только одна мысль – главное, запомнить и не потерять то, что он сказал и скажет, обдумать это я смогу и попозже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто тебя воспитывал? – наконец добралась я до того, о чем и хотела расспросить его больше всего – до его детства, ведь именно там, в начале нашей жизни, и содержатся главные ответы на все вопросы о нас…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мать, отец, – очень спокойно ответил Дима, даже как-то холодно, но я уловила, как чуть дрогнул его голос, всего на секунду, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты была девственницей, когда тебя изнасиловали? – тут же задал он свой вопрос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, – почти сразу ответила я, а внутри меня усилилась тревога – все его вопросы сводились к постели, все! Это пугало меня – он слишком упорно гнул эту линию – какую цель он преследует?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы снова выпили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мать любила тебя? – Дима гнул свою линию, а я свою…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хочется верить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это не ответ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он потер лоб, вздохнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скажем так, она была не очень заботливой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я кивнула, принимая ответ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты боишься меня? – Дима облокотился на стол и приблизился ко мне, сделав суровое лицо и буравя меня глазами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – ответила я спокойно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он словно бы удивился, хмыкнул, повел бровями и улыбнулся, и снова откинулся на спинку стула. Мы выпили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мне надо боя… бояться тебя? – мой язык уже начинал серьезно заплетаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – почти сразу ответил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я выдохнула – и вроде я была в этом уверена, но услышать подтверждение было очень приятно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так почему ты здесь из-за меня? – задавая этот вопрос, Дима посмотрел на меня с каким-то скользким, лукавым любопытством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я почесала затылок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты отомстил за меня, не жалеешь, как все, словно я… прокаженная что ли… и ты сможешь понять меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он помолчал немного, внимательно глядя на меня, вроде захотел что-то сказать, но потом передумал и кивнул, принимая ответ. Мы снова выпили, поровну.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все-таки, ради чего ты убиваешь? – наконец решилась я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ради удовольствия, – очень спокойно, даже, как мне показалось, слишком спокойно произнес Дима, он был почему-то пьян намного меньше меня, может, его спасала масса его тела, а может, тренировка в виде ежевечерней рюмочки коньяка, не знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ка-ко-го? – по слогам произнесла я и несильно стукнула по столу – мне казалось, он просто увиливал от ответа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он внимательно посмотрел на меня, играя желваками, его взгляд потяжелел, но он не злился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне нравятся их страдания, их жалобные вопли… – произнося это, Дима подался ко мне, пристально смотря мне в глаза, я видела, как в его глазах появился блеск, жадный, холодный, жестокий… Я смутилась и нервно облизала губы, Дима явно заметил это, снова откинулся на спинку стула, перевел взгляд на стол, но смотрел словно сквозь него, потом шумно сглотнул. – Это…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он замолчал, потер рукой макушку головы и посмотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Моя очередь, – вдруг перебил он сам себя, словно только понял, что отвечает по сути уже на второй мой вопрос подряд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я кивнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но перед этим выпьем, – произнес он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я уже была не в состоянии считать, надо ли сейчас пить или нет, поэтому послушно кивнула, соглашаясь, он разлил остатки водки из бутылки – себе почти полную рюмку, мне чуть-чуть на донышке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так, теперь мои два вопроса, красавица, раз ты люсишь, – сказал он, и я снова послушно кивнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тебе нравлюсь? – вдруг спросил он, а я аж икнула от неожиданности и уставилась на него – Дима лучезарно улыбнулся во весь рот, изображая какую-нибудь телезвезду на экране, отчего я весело захихикала – именно так, не рассмеялась в голос, а как-то смущенно захихикала и опустила глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, – чуть замешкавшись, ответила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как мужчина?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я с трудом подняла взгляд, посмотрела на него, почувствовала, как загорелись от румянца щеки, и подняла вверх указательный палец…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди, что значит, как мужчина? Мужчины мне не нравятся, ну в этом плане… и женщины, кстати, тоже. Но ты, ты мне нравишься, ты хороший человек, – поспешила я тут же обойти место, где начинался уж слишком тонкий лед.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, правда, ты мне … – продолжила я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я возбуждаю тебя? – перебив меня, спросил Дима, и снова приблизился, и снова посмотрел прямо в глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я уставилась на него – где-то внутри появился маленький такой страшок, но в тоже время это было так, так… волнительно – внутри меня все как-то засуетилось: сердце забилось, кровь словно быстрее побежала по венам, хотелось чаще дышать и было так трепетно где-то там в животе… Он вел себя так… так нежестко-принудительно – ловко он, конечно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет? – почему-то вопросительно ответила я, а Дима лишь вопросительно поднял бровь, в его взгляде явно читалось, что мой ответ не принят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, – сдалась я, решив, что незачем отрицать очевидное, но тут же решила дать себе маленькую лазейку и уточнила, – наверное… Может быть. Просто иногда… эти твои руки… твои руки… – я пыталась как-то объяснить себя и в тоже время понимала, надо бы прекратить говорить, но я не могла остановиться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Твои руки… конечно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что мои руки? – искренне удивился Дима и посмотрел на свои ладони.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это уже третий вопрос, – тут же зацепилась я, словно за соломинку, дабы не наговорить совсем лишнего, – а ты мне насчет того, нравлюсь ли я тебе, не ответил, между про…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так что мои руки? – перебил Дима и пытливо уставился на меня, чем очень смущал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошие у тебя руки, – я улыбнулась, я уже вроде взяла себя в руки, в свои руки, но во всех моих мыслях были только его руки… Я посмотрела на его ладони, во рту тут же отчего-то набежали слюни, и я нервно сглотнула, Дима хмыкнул и тоже снова уставился на свои руки. – Я не знаю… Наверное, это было бы приятно… – смысл последнего сказанного мною предложения дошел до меня не сразу, но я уже произнесла его, вернее, оно просто вырвалось откуда-то из меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима внимательно посмотрел на меня и кивнул, а мне стало грустно, потому что было уже плохо: закружилась голова, захотелось спать, отчего-то начали лезть воспоминания, и вроде не до них мне было, но они все равно лезли, и во мне снова это возбуждение, которое я тут же принялась заталкивать куда-нибудь подальше, вглубь, вместе с воспоминаниями, и… и вдруг стало тоскливо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я хочу спать, – устало и грустно произнесла я, Дима кивнул, подошел ко мне, аккуратно снял со стула и, легко подхватив на руки, понес меня в спальню. Еще по дороге в комнату я вырубилась – в голове туман и какие-то странные, непонятные сны, то они кружились, то они застывали и такие яркие, такие навязчивые, такие отрывистые…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночью мне стало плохо, тошнило ужасно… Я сидела на полу ванной комнаты рядом с унитазом, опершись спиной о приятно прохладную стену, и уже сомневалась в том, что игра «в правду» была хорошей идей – хотя кое-что я и узнала, плохо мне сейчас было ни на «кое-что»… Казалось, приступы рвоты просто не хотели отступать, я даже не предпринимала попыток отползать обратно на кровать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Плохо тебе, правдолюбка? – сквозь какой-то полусон услышала я голос Димы, я уже была такая измученная, что не сразу сообразила, что этот голос мне не снится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я разлепила глаза и посмотрела – в дверях ванной и правда стоял Дима. Я закивала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Очень, Дим, очень.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он хмыкнул и подошел ко мне, только сейчас я заметила в его руке стакан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Выпей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это яд? – с надеждой спросила я, а он рассмеялся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, боюсь, что это только противоядие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он сел рядом со мной, я взяла бокал и выпила, вода была прохладной и странной на вкус, я поняла, что он растворил в ней какое-то лекарство. Я вернула ему пустой стакан, а он вдруг взял и прижал меня к себе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты прости, надо было остановить тебя, но мне просто стало любопытно, – Дима нежно гладил меня по голове, а я была где-то в полудреме, в полусознании – а может мне все это только снилось?..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулась я уже на кровати, в голове как будто затонул колокол – и из-под воды раздавались его удары, и от них было больно и гудело так неестественно и неприятно. Я с трудом села, огляделась – на тумбочке стакан и две таблетки. Я послушно выпила их, кое-как встала, умылась холодной водой и пошла вниз. В гостиной и на кухне Димы не было. Я включила чайник, нашла черный чай, достала еды и принялась греть, есть особо не хотелось, но я понимала – надо – тогда похмелье чуть отступит. Я поела, попила горького крепкого черного чая с лимоном и печеньем и откинулась на стуле. Дурнота немного отступила, голова еще побаливала, но окружающий мир перестал крутиться и пошатываться. Я посмотрела в окно – на улице солнечно и безветренно – день обещал быть жарким. Тут в моей голове мысль – надо бы подумать над вчерашними словами Димы, но сил и желания не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, – я вздрогнула и повернулась на голос, Дима стоял в дверях кухни и обеспокоено смотрел на меня. – Ты как?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Лучше, спасибо за таблетки… и за поддержку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да не за что, – он улыбнулся, прошел и сел напротив меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так расскажи мне, зачем же ты затеяла это все вчера?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замялась, но придумывать что-то не хотелось, и я ответила, как есть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне хочется понять тебя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понять? – переспросил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, зачем ты это делаешь. Да и вообще хочется узнать все про тебя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но зачем тебе это?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я положила руки на стол, несколько секунд внимательно смотрела на свои ладони, а потом подняла взгляд на него – Дима смотрел выжидательно и настороженно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Неужели ты думаешь, что я не понимаю – мне нет отсюда дороги?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он напрягся – сдвинул брови, стиснул челюсти – а я продолжила, наклонившись ближе к нему:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И я хочу знать, с кем я проведу это время.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он тоже облокотился на стол, приближаясь ко мне, и внимательно посмотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет отсюда дороги? А разве ты хочешь уходить? Я давал тебе много шансов: незапертые двери, долгое отсутствие… но ты здесь. Я тебе открою секрет: если бы ты вышла в гараж, ты бы нашла там еще одну машину, с ключами в бардачке… Так что, останавливаю тебя вовсе не я и не страх, что вокруг лес…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я хмыкнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я уже говорила, мне некуда идти… И не зачем туда идти, там меня никто не ждет. Не знаю… все только жалели меня, понимаешь… суки они, – не выдержала я. – И никто не предложил – а давай убьем их! Все, как под копирку, только и повторяли: «Ой, ну ты позабудь, оставь, их жизнь накажет»… А-а, как же… прям наказывала все эти девять лет, блять, ага… Я так и увидела кучу наказанных козлов, как приехала в этот город… Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! и этих уродов, и тех, кто говорил, что надо было отпустить… Всех…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я стукнула кулаком по столу, но не сильно, не особо зло, больше устало… Дима хмыкнул, а я посмотрела на него – он уже заводил этот разговор про побег, зачем еще раз – намекает, мне пора?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но если хочешь… я уйду, в конце концов, идти в ментовку мне резона нет, – я внимательно посмотрела на него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не хочу, – ответил он почти сразу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда зачем ты снова и снова об этом?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне, как и тебе, интересно понять, с кем я живу. И тут самое интересное – почему ты не бежишь от меня, как от огня… как надо бы… – серьезно сказал Дима, сделав акцент на последних словах, помолчал несколько секунд и уже спросил, – тебя не смущает, что я делаю?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я хмыкнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так для меня это стало просто находкой… ты не представляешь, – я еще сильнее подалась вперед, ближе к его лицу, – как я мечтала вот так их… я представляла, как снимаю с них шкуру, медленно, очень медленно… И их крики, их боль, их мольбы… черт…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне стало приятно тепло от набежавших воспоминаний мучений моих обидчиков, похмелье вдруг разом совсем отступило, во рту набежали слюни, я нервно сглотнула, закусила губы, потом глубоко выдохнула, пытаясь успокоить себя, и продолжила:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но я, понимаешь… не могла так… я пы… – я осеклась, хотела сказать пыталась, но… – пытать не могу. А убить? Что такое убить их?.. Просто убить?! Просто смерть?! Да быстрая смерть… это не их дар! И каждую ночь я засыпала, ненавидя себя за слабость, и каждый день я вставала, готовясь, ожидая… и… И так: день за днем, ночь за ночью, месяц за месяцем. А я все не решалась… боялась, что не смогу, как надо… А тут ты… ты! Ты не понимаешь… Это лучше, чем я даже мечтала… да то, что я испытала… когда там, на том столе, лежал Пашенька… да это было лучшее… это…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замолчала, откинулась на спинку стула, посмотрела в окно, потерла лоб тыльной стороной руки, и опять повернулась к Диме, посмотрела ему прямо в глаза и вновь заговорила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Моя душа столько лет страдала от жажды этого, и я никак не могла утолить эту жажду… никак. Она росла, она крепла, она заполняла все – сны, мысли, мечты… все… Это словно тесная клетка, в которую они посадили меня много лет назад… И тут… наконец, моя душа получила то, что так жаждала… Да это… это был оргазм души, понимаешь?.. Понимаешь?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима как-то странно посмотрел на меня, помолчал немного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понимаю, – наконец произнес он, и произнес это так, словно хотел сказать – неужели ТЫ понимаешь это?! О да, я понимала, что мучит его, что толкает его на зверства, но я хотела разобраться в нем до конца, я не хотела принимать его этот ответ, что все это он ради удовольствия… мне казалось должен быть еще какой-то слой, какой-то мотиватор, что-то еще… Ведь если и вправду все ради удовольствия – то он просто обычный больной маньяк…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я сейчас поеду в город, напиши, что нужно купить, – неожиданно произнес Дима, резко сменив тему, встал и принес листок с ручкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я послушно написала список и протянула ему листок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тут продукты, и… мне кое-что по-женски опять… про запас бы… – я почувствовала, что щеки покраснели и смущенно улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Просто, с утра, когда я проснулась с головной болью и ломотой в теле от похмелья, почему-то вспомнилось про месячные – сколько дней назад они были, я толком так и не сосчитала, поэтому решила, что не мешало бы «вооружиться», все-таки в лесу просто так в магазинчик не сбегаешь, а уходить отсюда в ближайшее время я точно не планировала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима спокойно кивнул, взял листок, вышел и уехал, а я осталась одна. Я немного посидела, пытаясь подумать, но мысли никак не собирались в общую кучку и вообще думать было тяжело, поэтому я решила продолжить сегодня просто собирать информацию. Я встала, помыла за собой посуду, прошла в гостиную к шкафу, нашла нужные рыболовные крючки – единственной скрепкой рисковать не хотелось, поэтому я решила ее не трогать – и направилась к кабинету. Я хотела более внимательно изучить там все снова, но подойдя к двери, я остановилась – а так ли нужно мне еще что-то знать? Я знаю, что он это делает, мне это все равно, так нужно ли мне знать зачем? Стоит ли лезть в душу человека слишком глубоко без четкого понимания, что это мне даст? Я смотрела на замок двери и чувствовала внутри себя откровенное нежелание его открывать. Дима так хорошо ко мне относился… и рисковать этим его отношением совсем не хотелось…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я постояла немного и спустилась обратно вниз, убрала крючки на место, села на диван и принялась осматривать гостиную, просто, бессмысленно, беззаключительно. Через несколько минут я поднялась с дивана и прошла на веранду, потом вышла на улицу и стала осматривать дом снаружи. На вид дом оказался довольно уютным и привлекательным, я бы даже сказала, он выглядел обаятельным, подкупая своей простотой и очевидной добротностью. Ничего для себя любопытного я не увидела, только пару каких-то невысоких технических надстроек над землей да въезд в гараж.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заглянула я и в сам гараж, но вошла в него уже из дома, и там действительно стояла еще одна машина – паркетник…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вернулась в гостиную и снова села на диван, уставившись на входную дверь. Было грустно и хотелось плакать. Если не узнавать про него – то ради чего тут…? Начать с ним отношения? Да – то, что называют возбуждением, несколько раз возникало во мне к нему, но это всего-то была пара-тройка ярких вспышек, недолгих, нечетких, нестабильных… А всего остального, сопутствующего, о чем пишут в книгах не было… не было у меня какого-то осознанного хотения обнимать его, целовать его, ласкать его, даже эти вспышки возбуждения они не давали четких картин, что же я хочу от него, каких ласк, каких прикосновений… И было очень страшно пускать это в свою жизнь… Может быть – просто с непривычки, а может быть – я просто уже неспособна на отношения. Мне было хорошо с Димой, он начал много значить для меня, но мне было комфортно именно так – немного на расстоянии… как будто мы друзья или родные… а не… Строить отношения, быть с ним, как женщина с мужчиной, как любимая… – я слишком не умела этого, я слишком боялась этого, поэтому я не хотела этого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако я прекрасно понимала, я чувствовала, к чему все идет, и я знала – эта дорога для меня не проходима, она даже не проложена… И я снова потрачу время впустую – снова сверну на нее и снова приду в никуда… Хотя… Может быть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вдруг махнула головой, отгоняя все свои мысли, улыбнулась, довольно хлопнула себя по коленям, встала с дивана, потянулась и занялась уборкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через несколько часов, уставши от наведения чистоты и порядка, которые Дима явно любил, я прилегла на диван, вроде просто полежать чуток, но…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулась я от шума машины, встала, глянула в окно – уже темнело, я прошла в ванную на этом же этаже, умылась холодной водой, сделала пару глотков и вернулась в гостиную. Дима уже был на кухне, стоял, пристраивая пакеты с покупками на стульях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот, принимай, – он улыбнулся, подошел ко мне и, как-то словно давно по-привычному, чмокнул меня в губы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это смутило меня, вызвало внутри волну протеста, но я промолчала и принялась разбирать сумки, а Дима пошел наверх. Я выложила продукты, отнесла пачку тампонов к себе в комнату, спустилась и принялась делать салат и греть еду, поесть очень хотелось. Вскоре спустился и Дима, переодетый в джинсы и футболку, мы поужинали, а потом переместились на веранду с ноутбуком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На улице, несмотря на жаркий день, когда стемнело стало довольно прохладно, поэтому Дима принес подушку и плед, заботливо расстелил последний, а подушку поставил к стене крыльца, удобно сел, а потом легко подхватил меня, усадил между своих ног и прижал спиной к своей груди – какой же он был теплый, приятно теплый, от него было так уверенно, так спокойно и уютно, что я уснула еще на середине фильма.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулась я от стрекота сверчка – звук был таким громким, что казалось, будто этот сверчок залез мне на лоб и сверчал, сверчал, сверчал… Я открыла глаза, поморгала, пытаясь привыкнуть к темноте и сориентироваться, и поняла, что мы все еще на веранде, лежим на одной половине пледа, второй Дима укрыл нас, и я оказалась в середине, как в коконе. Я лежала, уткнувшись лицом Диме в грудь, было жарко, я чуть потянулась и выглянула из своего кокона. Дима спал, по крайней мере, его дыхание было очень спокойным и ровным, как у спящего. Вокруг было очень темно: ноутбук выключен, светильник тоже, только темнота и шум леса, и нещадный стрекот отчего-то одинокого сверчка. Я полежала немного, сверчок постепенно, удаляясь, замолк, и стало тихо, но по-лесному тихо: отовсюду шли шорохи, то и дело раздавался то ли тихий далекий вой, то ли шелест листвы. И темнота. А еще я слышала дыхание и чувствовала сердцебиение мужчины, что лежал рядом со мной – Дима тесно прижимался ко мне, чтобы плед накрывал и его…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут что-то зашуршало совсем рядом, где-то у крыльца, я тут же втянула голову обратно, сердце бешено забилось и стало страшно – а вдруг это волк или медведь, хотя, наверное, от них был бы не такой тихий шорох, но что-то упорно шуршало прямо у крыльца, что-то нюхало… обнюхивало крылец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Интересно, а закрыта дверь или нет?» – озадачилась я и опять вытащила голову, посмотрела в ноги, туда, где была дверь с веранды на улицу – вроде дверь прижата, хотя, что в такой темноте разберешь… «А не опасно ли тут спать?» – тут же пронеслось в моей голове, и мне сразу захотелось оказаться в доме, за прочными стенами и дверями, а не просто за натянутой москитной сеткой. Тут шуршание усилилось и вдруг поползло по косяку крыльца вверх, к москитной сетке, я вскрикнула и снова спрятала голову.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну ты трусиха, – весело протянул Дима и засмеялся в голос, а я наигранно гневно уставилась на него, но мой взгляд его нисколько не смутил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это белка, – посмеявшись от души, наконец произнес он. – Поверь, если бы сюда заглянул Потапыч, звуки были бы совсем другие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима лег на спину и чуть потянулся. Я снова вытащила голову из своего кокона и присмотрелась: и правда, что-то совсем небольшое замерло на косяке, или мне казалось это в темноте…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима стукнул по деревяшке, за которую держался зверек и тот запрыгал дальше, а я поежилась от прохлады – чтобы достать до косяка Диме пришлось сесть, и без его тепла сразу стало зябко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хватит ржать, – грозно сказала я и несильно стукнула Диму по плечу за то, что он опять начал смеяться. – Знаешь, я никогда не жила в лесу, – я потерла лоб, сердце все еще бешено колотилось. – И как тебе не страшно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На самом деле страшно, – вдруг серьезно начал он, – белки тут очень кровожадные, помнишь мои шрамы, – и он снова закатился хохотом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он отсмеялся, как-то вдруг сграбастал меня и обнял.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, давно я так не смеялся, – произнес он, вздохнул, а потом повалил меня, прижал своим телом к полу и поцеловал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замерла, он прекратил, но не отпустил, его губы почти касались моих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Стоп, – через несколько секунд тишины наконец смогла произнести я – внутри все задрожало и сжалось. – Не надо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он внимательно посмотрел на меня и кивнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, – он отпустил меня и лег на бок, развел руки, показывая, что не держит меня, и улыбнулся. От его теплой улыбки напряжение внутри меня и накатившая было паника быстро отступили, и мне стало непонятно приятно – неужели так можно? – вот так просто: сказать «стоп», и он остановиться?! Я тепло улыбнулась за это Диме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И пошли в дом, страшно, – предложила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ладно, тут хорошо, прохладно. Поверь мне, медведя ты услышишь сразу, они особо не крадутся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я встала, несмотря на его протесты:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если хочешь, ночуй в моей комнате, но, ради бога, пошли отсюда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он хихикнул и послушно встал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хозяин-барин, – произнес Дима и развел руками, якобы сдаваясь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я на секунду замерла, мне показалось, он очень – слишком – доволен моим предложением. Я смутилась и было уже собралась начать снова объяснять, что это вовсе не предложение для… но тут около крыльца, почти за моей спиной, снова раздался шорох, я вздрогнула и заторопилась к двери в дом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы вошли на кухню, я проследила, как Дима запер дверь на веранду, и мы пошли наверх – Дима обогнал меня и уверенно вел за руку – в доме, даже в такой темноте, он ориентировался очень хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И от моего предложения он действительно не отказался – лег рядом со мной и обнял меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все, спокойной ночи, – сказал он и чмокнул меня в висок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спокойной ночи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ведь белки и на крышу умеют залазить, ты не представляешь – это супер-убийцы, – он снова начал негромко смеяться, а я снова стукнула его по плечу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хватит уже, я белок не боюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зря. Ох, зря, – я чувствовала – он улыбается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут Дима перевернулся на спину, положил мою голову себе на грудь, и мы вроде начали спать. Но уснуть у меня не получалось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты видел медведя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только однажды, далеко отсюда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И как?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что? – переспросил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Страшно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну да. Он большой. Было неловко ощущать себя маленьким, обычно, наоборот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Он что нападал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да зачем я ему? Нет, он шел явно по более важным делам. Спи давай, – Дима устроился поудобнее, я тоже положила ногу на его ноги, вытянула руку на его груди – а что вполне удобно так-то рядом с мужчинкой, вроде… Если правда он храпеть не начнет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты, надеюсь, не храпишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – произнес он со вздохом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А если я храплю, ты мне не рассказывай потом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты говорил, звери боятся громких звуков, и при встрече надо закричать, и они испугаются. Ты пробовал так?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О, Боже, – вздохнул он. – Ты совсем не хочешь спать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, я от страха, чет я сильно напугалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я же был рядом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну ты спал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И именно поэтому ты сейчас не даешь мне уснуть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, – честно призналась я. – Поговори со мной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О чем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю, расскажи хоть что-нибудь о себе, как ты был студентом? Небось со строительного выгнали за прогулы и пьянки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он хмыкнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я ведь знал, что от вас женщин больше проблем, чем пользы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего? – я поднялась, упершись рукой ему в грудь, и посмотрела на него, он тоже смотрел на меня, и я видела, он сдерживает улыбку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вы мужчины прямо подарки судьбы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну… – протянул он, почти утверждая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага, так и норовите свой подарок сунуть куда-нибудь, неважно куда… Вот и все, что вы можете и о чем думаете: сунуть-сунуть-сунуть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он засмеялся, а я снова легла на его груди.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В тебе просто говорят обиды, – заключил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Допустим. Но вот какая от тебя польза – вот ты построил дом?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, – ответил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я кивнула, точно – дом он построил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сына родил?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А дерево, дерево ты посадил? – уже раздосадовано, повысив тон, произнесла я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, товарищ-генерал, еще в школе сосну посадил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Черт возьми, – я легонько хлопнула ладошкой по его груди, – да ты прямо крутой перец: дерево посадил, сына родил, дом построил… правда… – я хмыкнула и замолчала, так и не договорив.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну давай, договаривай, что ты там брякнуть хотела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе не понравится…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага… и я даже знаю, что мне не понравится… что-то типа такого: «правда, людей убиваешь на досуге…»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я снова приподнялась на его груди и посмотрела ему в глаза – почти слово в слово, как он угадал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, извини, просто вот пришло на ум…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да не за это тебе надо извиняться, – как-то уж больно серьезно произнес Дима.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А за что? – я удивленно уставилась на него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А за то, что ты испортила весь мой так тщательно спланированный старческий досуг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он замер, подтянулся вместе со мной, так что практически сел и посмотрел на меня сверху вниз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Всем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это обидно звучит, – вырвалось у меня. – И это не ответ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима провел рукой по моей щеке, убрал волосы за ухо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это ответ, – голос его был серьезным, но не злым, я поняла, что он не всерьез про «испортила», вернее – он вложил в это слово какой-то иной смысл…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ну тебя, – я махнула рукой и легла на подушку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он хихикнул, тоже лег, обнял меня, а я наконец почувствовала, что успокоилась, и захотелось спать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно, давай спать. Спокойной ночи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спокойной, – Дима поцеловал меня куда-то в макушку, и я почти сразу уснула.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулась я одна, сладко потянулась, потерла лицо, села, услышала шум воды и поняла, что Дима купается. Я встала и подошла к окну – на улице было так зелено, свежо и солнечно… И почему и правда так страшно, когда темно? Ну темно – но мир-то от этого не меняется, вот он… Отчего же, когда выключается свет, кажется – раз и ты на другой планете, и вместо теней – призраки, вместо шорохов – подкрадывания, вместо белок – медведи? Удивительно, как легко фантазия, а точнее, собственный мозг, подменяет такой светлый, солнечный мир, на совершенно другой, сумрачный и пугающий…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я повернулась, услышав, что Дима вышел из ванной, и улыбнулась ему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, выспалась? – он тоже улыбнулся мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, – коротко ответила я – Дима стоял без футболки, в одних джинсах, и этим очень смущал меня. Он весело хмыкнул, явно заметив это, и игриво подмигнул мне, а я поспешила в ванную.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда я спустилась на кухню, Дима, одетый уже в брюки и рубашку, разливал кофе. Мы молча позавтракали, и я пошла провожать его.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я сегодня приеду поздно, так что держись. Дверь никому не открывай… – Дима говорил очень серьезным тоном и с очень серьезным видом, но было заметно – он откровенно подтрунивает надо мной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ха-ха, – я состроила ему рожицу и показала язык, а он подошел ко мне, совсем вплотную…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можно я тебя поцелую?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я удивилась: во-первых, самому факту его просьбы, во-вторых, тому, о чем он спрашивал, но… я все же кивнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И он поцеловал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пока, – произнес Дима почти мне в губы, улыбнулся и чуть отошел от меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Будь осторожен, – произнесла я и облизала влажные от его поцелуя губы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима кивнул, улыбнулся еще раз и ушел, и я осталась одна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я убралась в спальне, помыла полы на лестнице и веранде – там, где не успела вчера, почистила ванную наверху. Делала я все без спешки, поэтому ушло на все про все у меня порядка пяти-шести часов, конечно, по моим прикидкам, – часов в доме не было, нигде, что, кстати, показалось мне весьма странным для такого педанта, как Дима, хотя я заметила, что он носил ручные часы – возможно, ему хватало их.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После я принялась готовить ужин – это заняло еще около двух часов, а потом я взяла книжку, разместилась на диване в гостиной и погрузилась в чтение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На улице стало темнеть – а Дима все не приезжал, я занервничала – вдруг с ним что-то случилось? Конечно, он предупредил, что приедет поздно, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда стало совсем темно, я прошла на кухню, погрела себе ужин, быстро поела, попила чай, помыла посуду, проверила заперта ли дверь с веранды на улицу, закрыла дверь с кухни на веранду, проверила все ли выключено на кухне, вышла и плотно закрыла дверь. Потом поднялась наверх, закрыла окно в своей комнате, проверила заперта ли дверь в кабинет, спустилась в гараж, проверила ворота, потом дверь на улицу, вернулась в гостиную, заперла дверь и растеряно села на диван – становилось страшно. И я не понимала, где он? А вдруг с ним и правда что-то случилось, но ведь так не может быть?!… Это будет не справедливо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ноутбук Дима увез собой, кино не включить, телевизора и радио нет – было так тихо, только шум леса доносился из окон в гостиной. Я тут же встала и закрыла окна – пусть будет жарко, но зато не так страшно, затем я включила свет в ванной, открыла дверь из нее, с глубоким вздохом погасила свет в гостиной и легла на диван, укрывшись пледом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я лежала, а в голову лезли разные страхи – я просто боялась, ужасно боялась, непонятного чего и всего сразу: и духов, и призраков, и медведей, и волков, и того, что с Димой могло что-то случиться – в голове был настоящий винегрет от мельтешащих страшных картинок…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всю ночь я спала урывками, как бы и не спала вовсе, и к утру я уже была порядком зла на Диму за то, что он не приехал. А потом начало светать, я открыла окна, потому что стало порядком душно, легла и сразу уснула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулась я тоже одна. Я встала, умылась, ночные страхи отступили, а вот волнение за Диму, наоборот, усилилось, и, главное, что делать – есть еще одна машина в гараже, но куда ехать, где его искать, откуда спасать?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я позавтракала, попила кофе и вышла на веранду. Я стояла и смотрела на лес, на улице было уже порядком жарко, из чего я заключила, что было уже около полудня. И тут, неожиданно даже для самой себя, я резко повернулась и уверенно прошла в гостиную, взяла два рыболовных крючка и направилась к двери кабинета: если с Димой что-то случилось, я сначала должна все узнать, понять, а уж потом принимать решение, что делать дальше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я постояла немного наверху, прислушиваясь, и наклонилась к замку. На этот раз замок поддался быстрее, и вот я внутри, но что искать – так сразу и не сообразишь… Да и Дима может вернуться с минуту на минуту…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вышла в коридор и снова прислушалась к дому – но никаких посторонних шумов – в доме я одна. «Скорее всего, сегодня он вернется уже вечером, как всегда, – заключила я про себя, – но где он был всю ночь, где пропадал… и с кем?» На душе стало как-то неприятно, будто происходит ситуация, на которую я никак не могу повлиять, но она мне не нравится, мне не нравится, что он не рядом, что он провел ночь где-то еще, а возможно и с кем-то еще… я вдруг поняла, что внутри меня говорит ревность, обычная, банальная до бытовушности, ревность… Из-за этого я разозлилась на себя, и на него, и вошла в кабинет уже полная решимости и праведного гнева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я снова начала обшаривать стол и шкаф, но опять ничего не нашла – тут действительно ничего не было, но зачем-то же он закрывает эту комнату на ключ. Я встала посреди комнаты и оглядела ее, медленно и внимательно: стены, шкаф, стол, стул, тумба, все только нужное, кроме… глобуса. Я еще раз оглядела комнату: никаких элементов декора, никаких памятных вещей, сувениров, цветов – только этот странный состаренный глобус.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«А значит – он тоже для чего-то нужен», – заключила я и была твердо уверена, нужен он явно не для изучения географии. Я подошла к глобусу и повертела его в руках, внимательно рассматривая, но ничего так и не рассмотрела, это был обычный глобус – шар размером с футбольный мяч на пластиковой ножке. Я, как и в первый осмотр комнаты, несильно потрясла глобус, но, как и тогда, в ответ тишина. Я поставила его на место и почесала затылок, вышла в коридор и снова прислушалась – вроде тихо, вернулась, взяла глобус, села за стол и принялась аккуратно откручивать ножку, ушло на это у меня несколько минут – я очень боялась повредить или поцарапать глобус, но усилия были не напрасны – мне все же удалось отделить шар глобуса от подставки, я заглянула внутрь шара – и снова ничего… Я уже было совсем расстроилась и разочаровалась, но тут заметила, что в полости отвинченной ножки что-то блеснуло, я перевернула ее и потрясла над столом – раздался звон – на стол выпал небольшой ключ. Я довольно улыбнулась и закивала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, твою ж мать! – не сдержалась я и победно ругнулась в голос, и тут же замолчала, смотря на дверь и прислушиваясь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я взяла ключик в руки и осмотрела его – он явно не от простого замка, от чего-то вроде сейфа или… от двери в подвал?! Захотелось сразу же проверить догадку, но я вдруг словно напугалась – сколько я уже тут, а вдруг Дима решит вернуться пораньше? Я принялась лихорадочно собирать глобус. С этим справилась я уже намного быстрее, потом вернула все на свои места, оглядела все напоследок, вышла, заперла дверь и вернулась в гостиную, не забыв положить рыболовные крючки обратно в шкаф.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я прошла на кухню, налила себе чай, взяла шоколадку из холодильника и села на веранде – хотелось подумать, осмыслить все. Прежде всего – если Дима, как и говорит, правда убивает просто ради удовольствия, и он просто маньяк, то должны быть трофеи… Ведь как показывают по телевизору, серийные убийцы всегда любят доказывать свои преступления – либо оставляют какие-то метки на жертвах, либо соблюдают определенный ритуал убийств или выбирают однотипных жертв, либо собирают трофеи… Собственно, даже те же охотнички частенько делают себе чучелки из пойманных зверей и выставляют напоказ, особенно крупную добычу. Дима, как я помнила по выпускам новостей, меток и знаков никаких не оставлял, особого ритуала убийства, ну помимо того, что он просто мучил своих жертв до смерти, я не заметила, и то, что Дима согласился на Никитоса и Артемку, явно говорило о том, что пунктик «семья» стоит не особо остро…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Возможно, я смогу найти что-нибудь в подвале. Туда надо обязательно попасть, будет очень хорошо, если тот ключ в глобусе окажется от подвала. Хотя еще остался гараж… чем черт не шутит», – рассудила я про себя, поставила чай на стол и тут же направилась туда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гараж был также в идеальном порядке и минимализме, что существенно облегчило мне осмотр. В одном углу стояла полка с ящиками, в которых были инструменты, даже насос, дальше вдоль стены в аккуратно оборудованном отделении стояли запасные колеса, канистра полная, канистра пустая, потом еще ряд полочек, на них шланг, трос и прочие автомобильные штуки, был даже набор автомобильных ароматизаторов. И, наконец, машина: я дернула дверь со стороны водительского кресла – она оказалась открытой, я села, оглядела салон, открыла бардачок – внутри ключи. Я вышла, открыла багажник: запаска, насос, огнетушитель, знак аварийной остановки, трос, небольшая канистра и все. Я снова вернулась в салон автомобиля и тщательно все осмотрела – я искала документы, чтобы посмотреть на кого оформлено авто, но… нашла только аптечку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вышла из машины, положив ключи обратно в бардачок, и разочарованно вздохнула: что это?.. Он не появляется почти сутки, не запирает меня, оставляет в гараже машину с ключами, полным баком и даже полной канистрой в багажнике… – настойчиво намекает, что мне нужно уехать?.. Не зря же он об этом столько раз заговаривал… Неужели я ему настолько не нужна, или это из-за того, что я не иду с ним на близость, так сказать, – я ведь вижу и понимаю его намеки и игнорирую.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я окончательно расстроилась, потерла рукой лоб, отгоняя эти мысли, и огляделась еще раз, вспомнив, что вчера вечером, запирая все, видела тут, в гараже, еще одну дверь. Ее я нашла быстро, за ней оказалось небольшая комната, больше напоминающая техническое помещение, тут был распределительный щиток и еще куча подобных штук.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вернулась в гостиную, села на диван и загрустила – уезжать мне точно не хотелось, мне нравилось здесь, с ним, мне нужен был кто-то, я так устала быть одна…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я прошла на веранду, села и снова уставилась вперед, допивая оставленный чай и тщательно все обдумывая. Итогом довольно долгих моих раздумий стал вывод о том, что лучше уступить – ну пересплю с ним, ну и что, может быть, что-то получится, может быть, будет и не так противно… По крайней мере, от этого я точно ничего уже не потеряю, нечего уже терять, хотя… даже само это мое решение, эта моя готовность вызывала внутри меня некоторую панику и отторжение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как же не хватало часов: знать бы сколько времени? во сколько он приезжал раньше? знать бы, что он приедет? Я уже порядком нервничала и была готова сесть в машину, и ехать в близлежащий город, но на деле – вернулась в гостиную и принялась расхаживать взад-вперед. Прошло около часа, а может и больше, прежде чем я услышала шум машины…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замерла и настороженно посмотрела на входную дверь, Дима вошел буквально через пару минут и улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, – он подошел и вдруг обнял меня, очень крепко прижав рукой за талию к себе. – Рад видеть тебя, прости, что не приехал. Гляжу, ты не далась коварным белкам в обиду, – попытался он пошутить, а я высвободилась из его объятий и от души врезала ему пощечину, звук получился звонкий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тут чуть не умерла от страха, прости Господи, ты совсем?! – я с укором посмотрела на него, хотелось тут же потребовать отчета, где он пропадал все это время, что делал и с кем, но я не решилась… – Оставить меня одну посреди леса?! – выдала я вместо этого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима пристально смотрел на меня, вроде гневно, но при этом как-то игриво, словно моя пощечина, конечно, разозлила его, но в тоже время и повеселила, что ли? Этот его намек на веселость очень разозлил меня, я было замахнулась ударить его еще раз, но Дима перехватил мою руку, опустил ее и отпустил, взгляд его стал суровым, он медленно коснулся рукой ударенной щеки и потер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Допустим, – строго сказал он. – Но учти на будущее: насилия в семье я не терплю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ладно? – с сарказмом произнесла я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима кивнул и отчего-то улыбнулся, выглядел он вообще каким-то странным, словно он вдруг освободился от чего-то мучавшего его, от каких-то сомнений, и теперь ему было очень спокойно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Лучше покорми меня, а еще – я купил шампанского и тортик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я грустно хмыкнула, поняв, что особо каяться и рассказывать, где он был и что делал, Дима не намерен, а доводить до ссоры эту ситуацию я не хотела, поэтому я сдалась, окинула его взглядом и только сейчас обратила внимание на большой пакет в его правой руке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пошли, – сказала я уже без гнева и направилась на кухню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я принялась разогревать еду, а Дима разобрал пакет, убрал шампанское в морозилку и поднялся наверх, спустился он минут через десять, уже переодетым и с мокрыми волосами – судя по всему, быстро принял душ. Я накрыла на стол, он разлил остывшее шампанское в стаканы, из которых мы все время пили коньяк, и мы сели есть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он вдруг поднял тост.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай за тебя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я удивленно уставилась на него – неужели он не понимал, что сейчас он был похож… он был так похож на всех… на Пашеньку, который пытался за мной приударить, на Алексея, на Сашу, на того парня из бара и еще одного?.. Эти мужские глаза, а в них это выражение вожделения почти «пойманной добычи»: когда почти детский восторг переплетается с плохо скрываемыми похотью и предвкушением плотского удовольствия – а в общем-то получается довольно гнусный взгляд… Мне с трудом удалось побороть зло внутри себя – я не хотела злиться на Диму, не хотела его ненавидеть, его, человека, который сидел напротив меня, но это его выражение лица, так хорошо читаемые мысли в его глазах, шампанское, все так… Я привязалась к нему, потому что он был другой – почему же он так похож на них сейчас?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но я улыбалась и чокалась с ним, а в душе поднималась чернота…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы уже почти допили бутылку, когда Дима вдруг пересел поближе ко мне и взял мою руку в свои.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Катюш, я надеюсь, ты приняла окончательное решение, – он это не спросил, а сказал – я не очень понимала, о чем он… вернее, я понимала – но вот только мы же вслух не говорили про это?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я растерянно таращилась на Диму, хотелось спросить, уточнить наверняка, что значат его слова… Но с другой стороны – я так боялась, что я все понимаю правильно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Может чего покрепче? – спросил Дима, внимательно вглядываясь в мое лицо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я кивнула. Он налил нам коньяк, сел все также сбоку от меня, мы выпили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Расскажи мне тогда о себе все-таки? – наконец выдавила я из себя хоть что-то.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он улыбнулся и помотал головой:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Опять двадцать пять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты должен мне за эту ночь в одиночку посреди леса, так сказать, за моральный ущерб, – сказала я грозно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо. Пять вопросов, любых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я согласно кинула и задумалась – вопросы надо было задавать обдуманно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Когда ты стал убивать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима посмотрел на меня, взгляд его стал суровым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так… понятно, – произнес он и стиснул челюсти, но через несколько секунд вздохнул и все-таки ответил, – первый раз я убил очень давно… мне было двадцать один…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима нервно сглотнул, поиграл желваками, ему явно не нравилось, что я заговорила на эту тему, но я не отступала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И ты убиваешь… с тех самых пор?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, после… я долго жил, как ты это называешь, нормальной жизнью, но… воспоминания о… – он замолчал, потер подбородок и немного неуверенно продолжил, – это не давало мне покоя… и семь лет назад… я как сорвался, и все началось…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он снова замолчал и внимательно посмотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И… как … – сформулировать вопрос под его пристальным взглядом у меня получилось не сразу, – как так долго… целые семьи, и тебя не поймали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Раньше я убивал по одному… Смени тему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты правда убил свою мать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не совсем, – размыто ответил он, но я поняла, что большего я не добьюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я кивнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты кого-нибудь любил?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что ты хочешь от меня? – быстро протараторила я, внимательно вглядываясь в его глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты взрослая, ты же понимаешь, – серьезно ответил он, я кивнула и задумалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима немного подождал, а потом заговорил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Послушай, я скажу банальную вещь, но… – он замолчал, взял мои ладони в свои и крепко сжал, и, когда он заговорил, я кажется догадалась, почему он так сделал – наверное, опасался, что я ему еще раз залеплю пощечину. – То, что было, оно было, понимаешь? – он говорил медленно, въедливо глядя мне в глаза, и неужели – не понимал, что эти слова, как первые строчки какого-то обряда, заклинания, который всегда, всегда приводил к одному и тому же внутри меня… – Не позволяй прошлому жить в твоем настоящем, – упорно строчку за строчкой продолжал Дима эту «клятву». – Мы отомстили им, их нет. Оставь им это.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я смотрела на него, внутри меня непонимание – как?.. почему все думают одинаково? так неправильно? так странно? Почему и он не может понять: то, что было – это не прошлое, это не настоящее, это не будущее, это часть меня, это данность, это черта моей души… Почему он не может воспринимать наши отношения как дружеские, или как соседские, почему обязательно мужчинам переводить все это к сексу, зачем? И почему, почему каждый мужчина уверен, что именно он сможет помочь мне забыть и «оставить им это»?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима чуть ослабил хватку своих рук и стал нежно теребить мои пальцы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я вижу, ты злишься на меня. Но опять – за что, Катюш? За то, что ты мне нравишься? Даже больше, чем нравишься. Но разве ты не добивалась этого сама?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я смутилась, опустила глаза и уставилась на стол – я не знала, что сказать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не тороплю тебя, – спокойно продолжал Дима. – Ты сама решишь когда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я нервно сглотнула, попыталась что-то ответить, но… лишь кивнула. Дима налил нам еще коньяка, и я залпом выпила. Чернота, зло внутри меня, все еще в клетке, но ей там уже становилось тесно, очень тесно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я пойду, мне надо… – вдруг выпалила я невпопад, показав рукой куда-то вверх, и торопясь вышла из кухни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я быстро поднялась в комнату, закрыла дверь – хотелось запереть ее, но ключ только у него, я прошла в ванную, заперлась в ней, стянула одежду и встала под прохладный душ. Я довольно долго стояла под приятно охлаждающими струйками воды, пытаясь отвлечься, не думать сейчас… Я оделась и вышла из ванной, села на кровать – я не знала: со одной стороны – я боялась, мне было по-настоящему страшно, с другой – я очень, очень не хотела его обижать, с третьей – несколько раз я действительно испытывала влечение к нему, желание… А может и стоит попробовать, может и вправду, может быть и правда?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я услышала, как он поднялся, подошел к двери моей комнаты, но не входил и не стучался, я глубоко вздохнула и решилась – я подошла к двери, на секунду замерла, досчитала до трех и открыла ее… Дима уже шел к лестнице, но повернулся на звук – на его лице смешались напряжение, удивление и полуулыбка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, я согласна, – тихо, почти полушепотом, произнесла я, Дима подошел ко мне, посмотрел на меня сверху внизу, улыбнулся и поцеловал меня, а потом еще, и еще… И он поцеловал каждый мой шрам, каждый, и это было действительно приятно, очень приятно, казалось, они совершенно не смущали его, казалось – они ему даже нравились…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я лежала рядом с ним и смотрела в потолок, Дима уже спал, все прошло вроде хорошо, не больно, даже где-то приятно, внутри меня не появилось ядовитого отвращения, не потянуло тут же побежать в душ и смывать с себя все: его поцелуи, его прикосновения, пот, сперму… Но где же то, про что пишут, где тот вау-эффект? – чего-то не хватало. Внутри меня зарождалось какое-то разочарование – а вдруг все то, что случилось тогда, изменило меня настолько, что я никогда не смогу получать удовольствие, о котором столько разговоров… И почему же сейчас не проснулось во мне то желание, то возбуждение, которое я испытала, в том же подвале, например?.. Я не понимала: себя, что надо делать, что надо чувствовать – я была в полнейшей растерянности, в моей голове была совершенная неразбериха, просто невероятный бардак из смятения, страха, прошлых воспоминаний, настоящих ощущений и бьющейся в клетке черноты… она билась изо всех сил, она просачивалась, вливаясь по капле в кровь… Я закрыла глаза и глубоко вздохнула, изо всех сил пытаясь унять это просыпающееся зло внутри себя. Я потом снова уставилась в потолок, в темноту…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь, отчего все твои проблемы? – вдруг полушепотом сказал Дима.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я повернулась на его голос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты очень много думаешь, слишком, и ни о том…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я хмыкнула на его слова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да иди ты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он повернулся и лег на спину, также, как и я, и уставился в потолок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но это правда. О чем ты сейчас думаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я молчала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О том, где оргазм, – он не спрашивал, он утверждал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не понимала – как… как он понял? неужели было так заметно, что я притворялась? Я вроде старалась, вроде все делала, как показывают в кино…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я молчала, говорить об этом не хотелось, вернее, говорить вообще не хотелось… И почему он стал так много говорить?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И… – единственное, что я смогла выдавить из себя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не думай, Катюш, это я оплошал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И… – снова промычала я, – что делать?.. – я не знала, что надо говорить в таких ситуациях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима негромко хохотнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дать мне еще шанс… – он вдруг повернулся ко мне и нежно поцеловал в висок, – и еще…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я инстинктивно уперла руку ему в грудь – я была не готова прямо сейчас на это его «еще», но он не настаивал, просто поцеловал еще раз и, приподнявшись на локте, заглянул мне в глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Противно-то не было? – почему-то шепотом спросил Дима.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – честно ответила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну уже кое-что.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он довольно хмыкнул, лег обратно на спину, сграбастал меня и уложил к себе на грудь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не думай ни о чем, было и было – не обдумывай это. Все! Считай этой физзарядкой. Спи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я поудобнее устроилась на его груди, его рука, гладящая по голове, очень успокаивала, и вскоре я уснула.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующий день я проснулась одна, Димы в кровати уже не было. Я села, потянулась, натянула трусы и футболку, прошла в ванную, искупалась, умылась и спустилась вниз. Странно, но его совет не обдумывать то, что произошло, немного помогал, – каждый раз, когда в голове появлялись мысли о том, что было между нами, я не гнала их, не сопротивлялась им, но и не сосредотачивалась на них, не обдумывала: было ли это правильно, были ли мне хорошо… тем более, что еще вчера я уверенно пришла к мысли, что это было точно неплохо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима был на кухне, сидел, глядя в ноутбук, но как только я вошла, улыбнулся мне, встал, подошел, поцеловал меня в макушку и пожелал доброго утра, налил кофе, накормил завтраком и только после этого уехал. И это было приятно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весь оставшийся день я пыталась отвлечь себя: полежала в ванной, сделала маникюр и педикюр (ножницы и пилочку я нашла в аптечке в книжном шкафу на первом этаже), потом погуляла вокруг дома, почитала книжки, если не нравилась первая глава в книге, сразу откладывала ее и брала другую, съела почти половину вчерашнего торта – главное, не начать думать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вечером вернулся Дима, мы поужинали, посмотрели кино и снова отправились в спальню вдвоем, и он снова остался… Но, несмотря на всю его нежность, во мне так и не просыпалось то чувство, как тогда в подвале или на кухне… а вот отвращение – нет, оно по-прежнему не приходило откровенно, мне не было противно от его прикосновений и поцелуев, но мне все больше не хотелось их…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующее утро я проснулась поздно, Дима уже уехал. Целый день я не делала ничего, я сидела на веранде и смотрела вперед, внутри была пустота, тяжелая пустота, она придавила, смутила, выбила из колеи. Я сидела и смотрела – в голове не было мыслей, вернее, там была настоящая кутерьма: отрывками врывалась наши ночи с Димой, отрывками те три дня, отрывками другие мои попытки начать нормальную жизнь… – все переплеталось, смешивалось, проникало друг в друга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приехал Дима как всегда вечером, немного усталый, мы поужинали, посмотрели кино, выпили почти половину бутылки коньяка и направились наверх. Он замер у моей двери – я знала, он ждал приглашения, и я должна быть послушной, пока… пока не пойму, что внутри меня – и я кивнула, я улыбнулась…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом лежала и смотрела в потолок, а вокруг темнота, и внутри меня становилось все темнее…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулась я снова уже одна, на улице так ярко светило солнце, будто был уже полдень, впрочем, вполне может быть – уснула я вчера далеко не сразу. Я умылась, быстро позавтракала и пошла по дому – я снова и снова все внимательно изучала, я снова взяла два крючка, поднялась и вошла в его кабинет, быстро разобрала глобус, достала оттуда ключ, собрала глобус, и направилась вниз, жадно сжимая ключ в руке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я взяла из гаража фонарик и, вернувшись в гостиную, прошла за лестницу, встала на колени, отклеила кусок обоев, закрывавший лучину замка потайной двери, и, подсвечивая фонариком, попыталась открыть ее найденным мною ключом, но… этот ключ однозначно был от другого замка. Это очень разочаровало, даже разозлило меня. Все еще стоя на коленях, я подняла ключ к глазам и осмотрела его – отчего же тогда этот ключик? Я попыталась еще раз, повернув ключ верх ногами, – но это было что-то сродни крику отчаянья – ключ даже не входил в лучину замка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разочарованно вздохнув, я приклеила кусок обоев обратно, встала, убрала фонарь и ключ на их места, заперла дверь кабинета, вернула рыболовные крючки в шкаф и принялась ходить по гостиной взад-вперед – я пыталась сообразить, где копать дальше?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Помаявшись так с полчаса, я поднялась наверх, постояла там несколько минут и опять спустилась вниз, взяла крючки и снова поднялась, и вошла в кабинет – что-то должно быть… что-то просто обязано тут быть! И я начала ощупывать стены – а вдруг здесь тоже, как и внизу, есть потайная дверь, но на ощупь я ничего не нашла. Разочарованно вздохнув, почесав затылок и решив не сдаваться просто так, я принялась простукивать стены… но тут услышала какой-то шум, или что-то… Я выскочила из кабинета, в панике, трясущими руками, с трудом, больно поцарапав указательный палец, заперла дверь, влетела в свою комнату и сунула крючки в кучу постельного белья, выдохнула, попыталась унять дрожь и направилась к лестнице.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я как раз спустилась вниз, когда Дима вошел в гостиную из гаража.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, – сказал он и поцеловал меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, – я удивилась – он сегодня раньше, на улице даже не собиралось темнеть. – Ты сегодня рано?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, решил провести время с тобой. Может сходим погуляем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я улыбнулась ему и кивнула, хотя внутри зудело, очень зудело – нужно искать. Нужно! И надо бы добыть ключ от подвала – пусть один Дима возит с собой, но запасной-то ключ всегда есть, должен быть, единственное – он может держать его на работе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты чего? – Дима легко дернул меня за руку, а я поняла, что мы все еще стоим в гостиной, и я задумчиво пялюсь на лестницу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ааа, извини, мне нужно, – я показала пальцем наверх, и направилась к лестнице – зачем? – не знаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима спокойно отпустил меня и проводил внимательным взглядом, я поднялась в свою комнату и огляделась – нужно же придумать, зачем мне сюда надо-то было? – и я надела его шорты поверх трусов, сменила футболку и спустилась обратно вниз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нашла я Диму на кухне, он стоял у холодильника и с аппетитом уплетал шоколадку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ахааа, – я заулыбалась, – попался! А то женщины, вы такие, – изобразила я его, – вам бы лишь бы сладкое… – он тоже заулыбался, сгреб меня в объятия и поцеловал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От его поцелуя остался сладкий, шоколадный вкус, я инстинктивно облизала губы и посмотрела на него – неужели и вправду может быть такое, чтобы у нас, таких неправильных, ненормальных, может быть все правильно, все нормально, как у всех? Я грустно вздохнула – в это верилось с трудом, еще и потому, что его появившаяся привычка каждый раз целовать меня немного злила… Я кивнула в сторону улицы, мы вышли и направились к знакомой тропинке в лесу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы медленно шли по лесу и поначалу молчали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А расскажи о своей первой любви, – вдруг начала я, мне казалось это нейтральная тема, а как-то надо было начать разговор – молчание тяготило меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Первой любви?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой, ну в школе была такая Елена, – он произнес имя как-то просто, обыденно… а мне надо было, чтоб с самого дна души… – Красивая была, мы с ней даже повстречались месяца три.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему расстались?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Она нашла другого, боксера, а я хилый был, такой длинный и тощий, – он хмыкнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не то, – откровенно сказала я и помотала головой. – А если честно, первая любовь, самая, такая? – я сделала особый акцент на слове «такая» и посмотрела на него с хитрецой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Началось, – Дима тяжело и громко вздохнул. – Ладно, коли ты так хочешь. Была у нас соседка, вернее, соседи, муж и жена. Ох там баба была горячая, у меня комната примыкала к их спальне, ну и ночки там были… – он покачал головой и сглотнул, словно у него набежали слюни, как от вкусно пахнущей еды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что слюни до сих пор текут?! – удивилась я, а потом заметила, как он как-то странно мотнул головой и улыбнулся. – Только не говори, что ты под ее стоны…? – я не стала произносить «мастурбировал», я видела – он понял, что я имела в виду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он глянул на меня, не поворачиваясь, одними глазами полными загадочности, а во мне тут же проснулась ревность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не безгрешен был в молодости, каюсь… Но ты не ревнуй, – как-то странно произнес он, улыбнулся, на секунду обнял меня рукой за плечи, чуть сжал, а потом снова взял за руку. – Ее уже нет давно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Случаем не ты ей в этом помог? – наудачу спросила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он замялся и замолчал, молчал он несколько минут, я не торопила его, однако смотрела пристально, чтобы он понял – я жду ответа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты угадала, – наконец произнес он, произнес так, что у меня даже сомнений не возникло в том, что он не врет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– За что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не твое дело, – твердо сказал Дима, и я не стала настаивать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понятно, а мама?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что мама? – голос его стал жестким.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, твоя… отчего умерла?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я говорил, – я помнила, что он говорил, будто бы убил ее, но в это я не верила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правда? Ты убил ее? Не верю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима как-то удивленно глянул на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правильно… Спилась она и умерла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спилась? – уточнила я, хотя и заметила, как стиснулись его челюсти, ему явно было неприятно говорить об этом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, спилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пила и при тебе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смени тему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но почему? Я хочу знать. И пусть это будет не как в кино, пусть это будет, как есть, Дим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, хорошо: да пила вместе с папашей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Били?.. Тебя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да нет, – спокойно произнес он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Гнобили?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима посмотрел на меня, помолчал несколько секунд, но все же ответил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дрались? – не унималась я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да нет, тихими алкашами они были, – произнес он, замолчал на секунду, но так, словно бы еще что-то хотел сказать, но лишь повторил, – тихими…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понятно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима внимательно посмотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему ты об этом заговорила?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я пожала плечами, завести эту тему у меня и правда вышло случайно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты хоть раз видела сама, как твой отец избивал маму? – ловко перехватил Дима роль спрашивающего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Один раз, – честно ответила я. – Случайно… Мне было четыре, по-моему, или около того, точно не помню, ночью началась гроза, и я побежала к ним в комнату. И у двери услышала шепот, громкий такой, злой… приоткрыла дверь, и увидела, как отец бил ее ремнем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничего. Не знаю. Хотелось убежать, а ноги словно ватные, и я стояла и смотрела…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы медленно шли, Дима иногда поглядывал на меня, я чувствовала его взгляды, но он не подгонял мой рассказ. Я продолжила сама:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но потом отец заметил меня, подбежал, начал причитать: «Принцесса, ты чего тут?.. а мы с мамой… мы играем»… Ты знаешь, тогда я не особо придала значения увиденному… я поверила отцу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замолчала и поняла, снова говорю я – но почему же Дима так не хочет открыться мне, рассказать о себе, словно не доверяет, будто я для него только кусок мяса – все, что ему нужно, это… И все его эти слова – «ты мне нравишься, даже больше» сплошное бла-бла-бла. И зло внутри меня вцепилось в прутья клетки… Я с заметным усилием отогнала эти мысли, призывая на помощь детство – там были и хорошие воспоминания…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Помню, как собиралась в первый класс – отец тогда был вынужден уехать по делам в командировку, и я очень переживала, что его не будет. Встала я тогда без настроения, хоть няня и пыталась меня развеселить, но я уныло капризничала и не хотела идти. Радовало помню меня тогда только одно – платье, нежно-розового цвета, такое все ажурное и воздушное, купленное за месяц до первого сентября, только из-за него я и согласилась все-таки пойти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тогда моей няней была Валентина Сергеевна, она была очень взрослой и годилась мне в бабушки, проработала она у нас около трех лет, отчего ушла – не знаю, ладили мы с ней хорошо, да я со всеми нянями ладила хорошо – я же была послушным ребенком: отец говорил, что надо слушаться этих порой странных чужих тетенек, и я слушалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще накануне вечером Валентина Сергеевна заботливо погладила мне платье и повесила его на плечики на дверку шкафа, и утром, сразу после завтрака, я быстрей сняла его, приложила к себе и подошла к зеркалу. «Я настоящая принцесса, – подумала я тогда и заревела, – но папа меня не увидит».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты будешь самой красивой, – услышала я голос няни за спиной и снова заулыбалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы собрались и уже стояли на пороге дома, но уходить мне никак не хотелось: мне все казалось, что вот-вот приедет отец, хотя он четко сказал, что вернется не раньше середины сентября.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ко всему прочему, как нарочно, начался дождь, из-за которого пришлось надеть куртку и обуть просто ужасные по моем мнению резиновые сапоги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я медленно брела, держась за руку няни, очень хотелось капризничать, я была очень расстроена…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Девчонки, – раздалось за нашими спинами уже около самой школы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сразу узнала голос отца, вырвала свою ладошку из руки Валентины Сергеевны и кинулась к нему, отец шел, раскинув руки и улыбаясь мне – радостно визжащей и кричащей «папочка».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ах, ты ж моя принцесса, – и он легко подхватил меня на руки. – Решил перенести дела, в конце концов, не каждый год моя принцесса идет в первый класс, – пояснил он подоспевшей няне и легонько щелкнул пальцем мне по носу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я крепко обняла его за шею. Я была тогда счастливой – я была настоящей принцессой, которую безумно любили… Даже тогда, еще детским умом, я понимала, как сильно отец любит меня, я видела это в его глазах – неприкрытое, бездонное, несомневающееся обожание, я купалась в нем, я настолько привыкла к нему, что остаться без него было слишком непосильным испытанием…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А когда я болела, что делала я на удивление нечасто, отец сидел со мной целыми днями, уезжал на работу только в экстренных случаях. И после выздоровления, где-то через неделю, всегда вел меня в кафе, и мы съедали по порции вкуснейшего пломбира с шоколадом и орехами. Правда, один раз после такого похода я снова заболела ангиной, от которой и лечилась до этого, и отец снова был рядом – он сказал бывает и добавил, что все будет хорошо… И все было хорошо, вскоре я выздоровела, и через неделю мы снова отправились в то же кафе, правда, ели уже пирожные, которые и стали потом нашим ритуалом, – отец больше не рисковал кормить меня мороженным после болезни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А еще как-то папа купил мне большого плющевого медведя, просто так, не на праздник, чтобы, когда его не было рядом, меня было кому защищать. Своего плюшевого гиганта я прозвала Медведычем…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я очнулась от воспоминаний, поняв, что мы остановились, тряхнула головой и передо мной снова лес… Я и Дима стояли на развилке – дорога, по которой мы шли, резко обрывалась, расходясь тремя узкими тропками: дальше прямо, чуть влево и резко вправо. Но мы повернули обратно, шли, обсуждая деревья, погоду, лето… – вели, так сказать, светскую беседу. Вернувшись домой, мы поужинали, выбрали по книге и сели на веранде. Был словно тихий семейный вечер…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом мы отправились спать, Дима шел за мной, а внутри меня все дрожало от волнения, тревожилось – я чувствовала, он захочет остаться, но мне все труднее сдерживать зло внутри, гасить отвращение, не знаю… мне нужно было время. Я замерла на пороге своей комнаты, я понимала: мой отказ обидит его, а возможно, и разозлит, но по-другому я не могла, просто не осиляла…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима сразу почувствовал неладное, он посмотрел на меня с вопросом, вернее, с каким-то подозрением – он, конечно, догадался, что будет дальше… и, да, ему это не нравилось…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дим… – начала я и замолчала, перевела дух. – Ты извини… но я хочу сегодня… побыть одна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему? – спросил он вроде спокойно, но тут же сжал челюсти и заиграл желваками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …эээ, – я выдала какой-то полустон, я не знала, что ответить на его вопрос, вернее, как это объяснить, – я не могу… мне нужна передышка… время… я… – я развела руки, показывая, что больше слов не подберу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима вдруг взял мое лицо в свои большие сильные ладони и внимательно посмотрел мне в глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нам не обязательно заниматься сексом, я просто буду рядом, – он говорил спокойно, но там на дне его серо-голубых глаз я видела беспокойство и даже что-то похожее на гнев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я высвободила свое лицо из его рук, поправила волосы, упавшие мне на лицо, и тут же спрятала свои руки за спину, заметив, как они дрожат, Дима тоже заметил это и его взгляд немного смягчился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, Дим. Я не… – но мне не хотелось говорить «я не хочу» или «не надо»… – Нет, – просто произнесла я, но уже жестко, потому что… потому… потому что внутри меня, в клетке, встала и уже разминалась готовая биться за свободу чернота…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима сдвинул брови, пытливо вглядываясь в мои глаза, словно хотел найти в них ответ на какой-то свой неозвученный вопрос…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, – наконец произнес он, но это его «хорошо» прозвучало ровно как «плохо», я поежилась. – И на сколько мне объявлен бойкот?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я посмотрела на него – такого прямого вопроса я не ожидала и почему сразу «бойкот»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я… – я была растеряна и хотелось сбежать от этого разговора, от его взгляда, от него… – я не знаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он молчал, но смотрел так, что я поняла – он ждет ответа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я честно… не знаю… несколько дней, – чуть запинаясь произнесла я, но он по-прежнему смотрел, – пять, – наугад выпалила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, – с тяжелым вздохом повторил Дима свое иносказательное «плохо» и направился к лестнице, сказав на прощание «спокойно ночи». Он не поцеловал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я зашла в свою комнату, закрыла дверь и прямо вот так, в кромешной темноте, опустилась по стенке на пол. «Почему, почему он не хочет понять меня? Я хочу, а он?.. Почему он думает, что если я с ним переспала раз, другой, то для меня это стало вдруг приятным и нормой, что это не будоражит тех воспоминаний?..» Это было вовсе не так – они оживали еще сильнее. Оживали каждый раз, когда он внутри меня… и мне стоило огромных усилий заталкивать их внутрь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сидела в темноте и мне хотелось, чтобы он сейчас пришел и обнял меня, и как-то забрал хотя бы часть этих мыслей, не дав этой обиде перерасти… присоединиться к тому застарелому злу, что внутри меня… но Димы не было… я сидела одна, в темноте… и не было страшно… внутри меня все сильнее билась в клетке, все больше просачивалась сквозь нее такая же темнота…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посидев так какое-то время, я встала, прошла в ванную, искупалась, легла и практически сразу уснула. Ночник я включать не стала…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующий день я проснулась от стука в дверь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Подъем, – произнес Дима довольно громко, заглядывая ко мне в комнату, кивнул, встретившись со мной взглядом, и тут же ушел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я потянулась, встала, умылась и спустилась вниз. Мы завтракали, а я сидела и гнала время, чтобы он быстрее ушел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, Дима допил кофе, поднялся и направился к выходу, я за ним. Я чувствовала – он обижен на меня за вчерашнее: ни разу за утро он даже не попытался поцеловать меня или хотя бы обнять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почти на выходе, около двери, я поймала его за ладонь, он повернулся и вопросительно уставился на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я… Дим, прости, но… вчерашнее – это не повод не поцеловать меня на прощание.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он хмыкнул, довольно хмыкнул, чему я порадовалась, и поцеловал меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я вернусь как всегда, – с улыбкой произнес он, я кивнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он ушел, я выждала немного, около часа, нетерпеливо ходя по гостиной взад-вперед, он не вернулся, и я решила пора: нашла в постельном белье вчерашние крючки, открыла дверь кабинета и вошла. И было в ней все тоже самое, что и вчера: стены, стол, стул, шкаф, тумбочка и глобус… Я сразу начала простукивать стены, тщательно, сантиметр за сантиметром. Но снова меня ждало разочарование – никаких потайных дверей или сейфов в этой комнате не было. Я заперла кабинет, снова спрятала крючки в кучу постельного белья в спальне и на всякий случай тщательно осмотрела стены и здесь – но ничего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером Дима снова задержался на пороге моей комнаты, словно, чего-то ждал… но я пожелала спокойной ночи и виновато улыбнулась, он кивнул и ушел.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующее утро я проснулась от ощущения взгляда, потянулась, открыла глаза и огляделась – Дима стоял у окна и смотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, – произнес он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, – я улыбнулась ему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Гляжу, ты стала спать без ночника, – заметил он, а я впервые сообразила, что каждый раз просыпалась, а ночник был уже выключен, значит, он заходил и выключал его…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я решила, что ты прав: чего бояться мертвых, живых надо бояться, – немного помолчав, все-таки ответила я на его замечание.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ты не дал мне быть маленькой девочкой, а взрослые не боятся темноты», – подумала я про себя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тем более ты рядом. Ты же придешь на мой крик? – скромно спросила я, решив немного смягчить свой первый ответ, хотя и знала – кричать я уже не буду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, – он улыбнулся мне, а я ему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вдруг посмотрела на него – он стал таким обычным: эта приторная мужская нежность, которая очень быстро либо портится, либо засахаривается до камня, это заискивание – эти странные сигналы мужчин о желании близости…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Какая милая ярмарка лицемерия», – зло хмыкнула я про себя, но на лице – я знаю – все та же милая улыбка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вдруг представила, как втыкаю нож ему в шею, как его кровь – наружу, как он задыхается, захлебывается, и жизнь уходит из него прямо на моих глазах… Я с трудом выдавила из мыслей эту кровавую сцену.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима подошел ко мне и сел на кровать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты как?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я немного удивилась его вопросу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нормально, – немного с сомнением произнесла я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это хорошо, – Дима вдруг тепло улыбнулся, нежно провел рукой по моей щеке, на секунду мне показалось, что он сейчас меня поцелует, но он вдруг убрал руку и встал. – Пошли завтракать, я кофе сварил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо. Я только умоюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он кивнул и вышел. Я встала, умылась и направилась вниз. Мы позавтракали, вместе помыли посуду – он привычно стоял рядом и вытирал, посуды было немного, поэтому справились мы быстро.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чем займемся, состоятельный крот? – задала я вопрос, потому что сложилось такое впечатление, что уезжать сегодня Дима не собирается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты помнишь этот мультик? – вдруг спросил он и улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, я тоже старенькая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он смешно хихикнул, а потом вдруг обнял меня и прижал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я предлагаю провести его за нужным делом, – прошептал он мне почти в губы, бережно убирая прядь волос, упавшую мне на лицо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он столько интонации вложил в это слово «дело», что понять его неправильно было просто невозможно. Я нервно сглотнула, попыталась убрать его руки, на мое удивление, он совершенно не сопротивлялся – спокойно отпустил меня и чуть отошел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я… я… я же говорила тебе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, мы можем просто смотреть киношку и целоваться, – произнес он мне заговорщическим тоном и весело подмигнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я смотрела на него, что-то внутри боялось, что-то злилось, но где же то возбуждение? Где?! Я не понимала саму себя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я отрицательно помотала головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да в чем дело-то? Я тебе разонравился? – спросил он, вроде спокойно, но тут же стиснул челюсти так, что казалось, сейчас раздастся скрип его зубов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, Дим. Не разонравился, – я опустила взгляд в пол, но он взял меня за подбородок, поднял лицо и настойчиво поймал мой взгляд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда объясни: ты сама напросилась остаться здесь… живой… со мной. Ты здесь! Со мной! Не ты ли заманивала меня? Еще там, в подвале… Что происходит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дим, ты давишь, а ты обещал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я почувствовала, как чернота неистово мечется, зверем рвется наружу, кажется – не сдержать, не выдержать клетке, я до боли сжала кулаки – держать себя в руках, держать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима помолчал, судя по всему, тоже успокаивая себя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давлю? О нет, дорогая, это ты не хочешь вылезать из своей скорлупы. Да, тебя изнасиловали. И что? Когда это было? Было и прошло. Тебе противно было со мной? Ты не хочешь меня? Так и скажи: «Ты мне противен, Дим»… И все. Так что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я смотрела на него и не понимала: почему он так? Он даже не пытается понять, как и все: пожалел, приголубил и думает, что все исчезнет… Почему он не ведет себя как раньше, без этой навязчивой близости?.. Я не понимала: что за обещание я дала, переспав с ним, – обещание вечной любви и блаженного секса?! Было ощущение – что он меня с кем-то спутал… И это понимание, что я его теряю, теряю его хорошее отношение ко мне, и, главное, уступаю его злу во мне, болью отзывалось внутри… Просто я думала, что он другой, он поймет, он сможет перебороть меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все внутри меня запуталось, боролось: одновременно хотелось стукнуть его и прижаться к нему, чтобы он ушел и обнял меня, чтобы заткнулся и в тоже время, чтобы он пытался достучаться, чтобы не сдавался…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да пошел ты! – сказала я зло, оттолкнула его и побежала наверх. Я закрыла дверь, подперла ее тумбой и села на пол – я не плакала – и это состояние неплача просто изводило – все внутри меня хотело плакать, хотело слез, хотело кричать от боли – но все только сжималось словно в тугих тисках. Слезы накатывали на глаза, обжигали их и не проливались, а уходили вглубь, подпитывая зверя в клетке внутри меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прошло несколько часов. Я встала, прошла в ванную, искупалась и стояла в полотенце перед зеркалом, задавая себе всего один вопрос – что я хочу? Внутри меня было такое тягостное, свербящее чувство – очень хотелось Диминого присутствия, тепла, его нежности, но зло внутри меня сопротивлялось этому, отторгало это желание, боролось с ним, причиняя боль, забирая Диму у меня же, делая его черным, злым, ненужным… раскрашивая воспоминания с ним, мои же воспоминания, в черный цвет, находя в них зло – его зло ко мне…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прошло довольно много времени, я все еще стояла в ванной, в очередной раз умылась холодной водой и посмотрела на себя в зеркало – сейчас зло внутри меня пугало саму меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вздрогнула, услышав стук в дверь, и вышла в комнату.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Катюш, пошли обедать, – Дима попытался открыть дверь, но – тумба… он отступил, – и ужинать сразу, хватит дуться, – голос Димы звучал серьезно, и я не стала сопротивляться – оделась и вышла. Он стоял у двери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, – полушепотом произнес Дима и улыбнулся, улыбнулся как-то грустно и виновато, я тоже попыталась улыбнуться в ответ, но вот получилось ли – не знаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Почему он заискивается? Почему? Ему же все равно… ему не интересно понимать меня…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы спустились вниз и прошли на кухню, на столе уже стояли тарелки с разогретой едой, я села.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Завтра обещают дождь, – начал Дима, наверное, хотел завязать беседу, но в мыслях я была далеко – сдерживать зло внутри меня было не так легко, совсем нелегко, и разговоры… они сейчас совсем не нужны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Угу, – промычала я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Будем киношки смотреть, да? – не унимался Дима. – Все хорошо?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я видела – он смотрел обеспокоенно. Я кивнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За обед-тире-ужин Дима предпринял еще пару попыток завести разговор – но… «Все вздор… – проносилось в моей голове, – погода, природа, ты…» Его эти «бла-бла-бла» раздражали и только усиливали мощь зверя, бушующего в клетке внутри меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После ужина я принялась мыть посуду, Дима же пересел на мое место и наблюдал за мной, попивая коньяк. Закончив с последней тарелкой, я вытерла раковину, выключила воду и принялась тщательно расправлять полотенце на столе, чтобы оно тоже хорошо просохло, а в голове: «Почему он смеет пользоваться тем, что я рассказала так много, подпустила его так близко, почему смеет осуждать меня, осуждать то, как я себя веду, доводить до истерик, да кто он такой?.. Конечно, он-то ведет себя умнее – он не пускает меня, туда… к себе, в душу… А я впустила… а он, как и все…». И чернота выплеснула в кровь еще маленькую толику себя, и, вроде, только толику, но… Я решительно подошла к холодильнику, взяла оттуда бутылку коньяка, открыла и глотнула, прямо так – из горла, закрыла ее и замерла… И у меня в голове: разбить эту бутылку, а оставшееся в руке горлышко – ему в глаз, прям по самый затылок, впихнуть насколько хватит сил… и чтоб и кровь, и мозги на стол…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я глубоко задышала, отгоняя эти мысли, поставила бутылку на место и повернулась к Диме – он удивленно таращился на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не смей больше говорить: было и прошло! Я рассказала тебе все… все, что там было… Думаешь для того, чтобы ты уместил это в «было и прошло»! Мило!.. Было и прошло?!… Что по-твоему были те три дня: каникулы, были и прошли, уик-энд, отпуск, был и прошел?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима нервно сглотнул, молча продолжая таращиться на меня, а я перевела дыхание и продолжила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, на яву это были три дня, но здесь… – я приложила указательный палец к голове, – в мыслях, во снах – это были тысячи, тысячи раз… слышишь, снова и снова, снова и снова… Думаешь, твой член отличается от их? Никак! Никак! Никак…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я почувствовала, как разогналась внутри кровь, как стало горячо щекам, ладоням, всему телу, как усиленно забилось сердце – внутри меня просыпалась ярость, и я ясно представила, словно реальность: я беру нож и ему прямо в глаз, в один из его этих серо-голубых, которые так ошарашенно сейчас смотрят на меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Думаешь, потрахал меня и что? Что?.. Что изменилось, по-твоему? Произошло чудо?! У тебя что твоя «палочка» волшебная что ли, а сперма лечебная? Что? Что-то не было ничего волшебного, знаешь ли… Но ты не виноват… Виновата я! А знаешь, кто виноват в тех днях?.. Я!.. А знаешь почему? Потому что надо было сделать все, чтобы грохнуть тех тварей… а я… я что: я кричала, звала на помощь… что-то вас таких с «палочками волшебными» не прибежало… ни одного… героя, ни одного, сука!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лицо Димы стало злым и расстроенным одновременно, он стиснул челюсти и кулаки – я заметила это, но меня уже понесло… Я уперлась руками в стол, подалась к нему и уставилась ему прямо в глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А знаешь, кто виноват, что я помню все, как вчера – я! – я зло засмеялась… – И не смей, не смей, говорить, что я должна забыть!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима тоже встал, оперся кулаками в стол, в его глазах уже ярость, негодование… но я продолжала:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты смеешься над тем, что для меня больнее всего, ты делаешь из этого просто «было и прошло», словно это день… просто факт… А это ни день, ни факт, ни случай, ни происшествие… это мой ад! Что же ты сам не хочешь рассказать, что сломало тебя?! Ааа? Если все так просто – было и прошло… Что у тебя было… и что прошло?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я помолчала, стиснула челюсть – секунда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ответь! – я рявкнула так, что сама испугалась, Дима тоже вздрогнул, чуть отпрянул. – Расскажи мне, за что же ты грохнул свою соседку? Что слабо… боишься, что я тоже скажу «когда это было, было и прошло», – последние шесть слов я произнесла гнусавым голосом и с особым сарказмом, облизала губы, попыталась остановиться говорить, но… – Что, плачешь до сих пор оттого, что мамочка не любила, небось называла выродком ненужным, потому что приходилось деньги на твою кормежку тратить, на водку меньше оставалось? Да?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Секунда – на его лице боль – еще секунда – ярость.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что, так было? А может и не тратилась она больно на еду тебе, поэтому и ходил «длинный и тощий», а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я видела, что становиться опасно: Дима стиснул челюсти так, что побелела кожа на губах, глаза сузились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да пошел ты! Я открылась тебе… я… – я почувствовала ком в горле, почувствовала, как задрожали мышцы подбородка, а глаза, всего на секунду, обожгли слезы, – я думала, ты поймешь… попытаешься… Поймешь, что каждый раз, когда… все… как… – я запиналась, говорить стало тяжело… – каждый раз, когда… потом мне хочется тебя… убить… понимаешь? Внутри меня… – я попыталась руками показать свои чувства, – внутри меня боль… зло… много зла…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима вдруг как вздрогнул, покусал нижнюю губу, посмотрел на меня, внимательно и как-то… как-то с сомнением…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я отвела взгляд, посмотрела на окно, чтобы хоть немного перевести дух, попытаться унять охватившие меня эмоции и отогнать набежавшие воспоминания, и вдруг в голове мысль – Дима убил Пашеньку и других, потому что ему это было азартно и любопытно, а вовсе НЕ ДЛЯ МЕНЯ…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эта мысль пришла так внезапно и просто огорошила меня, и на секунду чернота вырвалась из клетки – я резко повернулась и глянула на Диму, он отступил и напрягся, я быстро отвела взгляд и тоже сделала шаг назад, развернулась и бегом бросилась наверх. Разочарование от пришедшей мысли, раздражение от его навязчивых приставаний – они так подпитывали, так подкармливали, так усиливали зло внутри меня, сопротивляться ему стало уже больно, невыносимо – и внутри зудит, чешется, свербит… и не достать руками, мыслями… нет… нет… Я знала – это просыпалась жажда… только хотелось вовсе не пить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У самой двери спальни Дима нагнал меня, развернул, прижал к стене и, обхватив пальцами за подбородок, повернул к себе, ловя мой взгляд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я убил их для тебя, и убил бы еще столько же, – вдруг сказал он, хотя я и не произнесла эту свою мысль вслух, откуда он?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но это было уже все равно – я смотрела только в его глаза: в них блеск, в них столько огня – он снова тот хищник, зверь, способный убивать, он смотрел так жестко, так яростно, так неистово – сейчас он был таким же, как и я, я настоящая, там, где-то внутри, там, куда он еще не заглядывал… И я почувствовала возбуждение, как тогда, в подвале, – во мне снова это свербящее желание принадлежать ему, именно такому…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И он поцеловал меня – а я ощутила, как тысячи приятных иголок пронзили тело: от прикосновения его горячего языка к моим губам, к моему языку… Меня просто кинуло в жар. Его рука сжала мою грудь – и тысячи приятных иголок снова, они врывались сквозь кожу и неслись с потоком крови куда-то вниз живота, где от них становилось неприятно приятно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но тут Дима вдруг отстранился, посмотрел на меня:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не буду давить. Я подожду, как ты и просила, – произнес он, убрал руки и направился к лестнице.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я стояла, смотрела на его спину и не понимала – а как надо давать понять мужчине, что вот сейчас было бы хорошо не обращать внимание на мои просьбы? Неужели он не заметил, что… или не хотел замечать?.. Или захотел поиграться?.. Я вошла в спальню, захлопнула дверь и опустилась на пол. Я закрыла глаза, а внутри вдруг нет черноты, нет злобы, внутри только одно – как его руки поднимаются вверх по моему бедру, как скользят по моей коже его длинные пальцы… как мышцы на его груди напрягаются под моими руками…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я резко встала и подошла к открытому окну – с улицы веяло прохладой… а мне так хотелось спуститься к нему, всего несколько шагов, несколько шагов… Но я боялась – а что, если он оттолкнет меня… или сделает больно в таком настроении? Что если?.. «Да кто он вообще такой, чтобы я…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вздрогнула и повернулась на звук открывающейся двери – там он. Дима быстро подошел ко мне, прижал к стене и поцеловал, а потом снова, и снова… и эти его сильные, нежные руки… А я вроде и злилась уже снова, и так хотела его – и все это смешивалось, бурлило… Я убирала его руки, а он мои… Мне хотелось убивать его за то, что он делает со мной сейчас, рвать в куски, и в тоже время мне нравилось то, как он крепко держал меня, боролся со мной, но не делал больно – и все это отвлекало, прогоняло прочь из моей головы воспоминания и ненужные мысли, оставляя только его, только сейчас… И мне понравилось…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я лежала на кровати, Дима сидел на краю… он с улыбкой провел рукой по макушке своей головы и словно хотел что-то сказать, но промолчал… я тоже села, я не знала, что сказать – и надо ли что-то говорить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он посмотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну как? Ты не очень хочешь меня убить? – спросил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я помотала головой, и я говорила правду – убивать его сейчас мне ой как не хотелось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я рад… что понравилось, – он чуть наклонился, чмокнул меня в губы и ушел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я осталась одна, и несколько минут так и сидела в темноте и не понимала, что все это значит, почему он ушел? Я искупалась, легла и уставилась в потолок, а в мыслях только одно: «Так вот оно как бывает, да, ничего… даже очень ничего…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда я проснулась, я уже была в доме одна, Димы не было, на кухне готовый кофе… «И почему он так со мной: ушел вчера, сегодня утром по-тихому уехал», – мне было обидно. Я без аппетита поела, взяла бокал с кофе и устроилась на веранде, уставившись на лес, – внутри меня была настоящая кутерьма, сосредоточиться на чем-то и подумать толком не удавалось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приехал Дима к обеду, мы вместе поели, а после он как-то странно посмотрел на меня… Подошел, поцеловал, поднял и понес в спальню – а я испугалась: он хочет прямо сейчас? Но я… я не могла вот так спонтанно, мне же надо морально подготовиться, но, оказалось, пугалась я зря – он просто занес меня в комнату, поставил около кровати, вышел и запер дверь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замерла прямо там, где он меня и поставил, – я не ожидала, что он запрет меня вновь. И почему?.. Что все это значит? За оставшиеся полдня и вечер я придумала тысячи причин и объяснений, но какой вариант верный? Почему-то интуиция подсказывала, что никакой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ну хорошо, – успокоила я себя в итоге. – Посмотрим, что будет дальше. Возможно я напугала его своей вспышкой гнева, хотя напуганным он явно не выглядит…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда уже стемнело Дима принес мне печеньку и молоко и молча сел на кровати рядом со мной, я тоже ничего не говорила, потому что не знала, что нужно сказать, что спросить, да что вообще такое творится?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре Дима ушел, так ничего и не сказав. Я выпила молоко, съела печеньку, помыла бокал и легла спать. Уснула я, как ни странно, быстро, но дала себе установку проснуться раньше него.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И проснулась я раньше, но больше от ноющей боли в животе, я встала, нашла пачку тампонов, похвалила себя за предусмотрительность и отправилась в ванную…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом лежала и слушала: вот наконец до меня донеслись очень отдаленные звуки с кухни – Дима проснулся. Минут через тридцать дверь моей комнаты открылась и на полу появился поднос с завтраком и кофе, дверь закрылась, замок заперт. Я прислушалась – Дима прошел в кабинет, ненадолго, потом снова вниз, еще несколько минут и раздался шум машины и все – тишина. Я села на кровати и глубоко вздохнула, я не понимала, почему теперь, вдруг, он отталкивает меня?.. Его поведение обижало, злило, но особенно неприятно внутри царапала та мысль, что я сама могу быть виновата в его таком отчуждении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я встала, умылась, без охоты поела и стала раздумывать – стоит ли мне выходить или нет? После долгих внутренних споров, я все же решила переждать день – что-то в мозгу Димы явно щелкнуло и надо было перетерпеть бурю, и я послушно просидела под замком весь день.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером Дима приехал раньше и почти сразу принес мне ужин – зашел сосредоточенный, задумчивый, забрал посуду от завтрака, поставил на прикроватную тумбочку тарелку и компот и ушел. И я поняла, словно как ищейка почуяла, – он снова… Но я ничего не сказала и не спросила – молчала, как и он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я охотно поела, потому что кушать хотелось, помыла посуду и… прислушалась к дому. Ничего. Ладно. Подождем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весь вечер я лежала и прислушивалась, в доме было очень тихо, и я понимала – он там, внизу, в подвале…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через несколько часов я услышала, как Дима поднялся, открыл дверь в кабинет и всего через пару минут вышел оттуда, но не спустился – я слышала едва уловимые движения, здесь, на этаже – я почти чувствовала его присутствие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я встала, подошла к двери и прислушалась – раздался щелчок, словно что-то открылось, но что-то небольшое, не дверь, а коробка или ящик, потом снова похожий щелчок, Димины шаги, несколько минут тишины, а потом шум закрывающейся двери в кабинет и удаляющиеся шаги по лестнице.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я легла спать, без молока и печеньки… Внутри все чернее… Пока злобу немного приглушали боль, грусть и сожаление о том, что происходит сейчас, что все, что между нами было, безвозвратно уходит, теряется, растворяется… Но я знала, еще чуть-чуть – и боль, и грусть, и сожаление станут хорошим кормом для моего зверя…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я проснулась среди ночи и так и не смогла уснуть – я ждала утра, ждала, когда Дима уедет – надо было проверить, что он такое открывал вчера и где? Теперь я точно знала – что-то есть, и значит я буду искать, пока не найду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот наконец рассвет, и все как как всегда: завтрак, шум машины… Я еле вытерпела контрольное время, данное мною на его «случайное» возвращение, взяла крючки, спрятанные в стопку белья и довольно легко справилась с замком на двери спальни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вышла и тут же принялась ощупывать стены в коридоре, я была почти уверена, что отыщу что-то наподобие сейфа. Однако найти то, не совсем знаю что, получилось у меня далеко не сразу, но я упорно не сдавалась, и-таки добилась своего – в стене, справа от кабинета, примерно на таком же расстоянии от пола, как и на первом этаже, я нашла аналогичный отходящий кусок обоев, под котором также виднелась лучина замка. Нужен только ключ… «Ключ!» – тут же осенило меня – я сразу вспомнила про глобус.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Довольно хмыкнув, я подошла к двери кабинета, благо до нее всего три шага, прислушалась – но услышала только шум леса и свое частое дыхание, опустилась на корточки и уже привычно ловко справилась с замком, вошла, достала ключ из глобуса, собрала глобус обратно (так, на всякий случай), вышла, заперла дверь и вернулась к месту в стене коридора, где нашла замок, и вставила ключ – и да! – он подходил идеально. Два поворота и замок открыт, от волнения у меня аж задрожали руки, и я замерла, кусая губы, – что я все-таки хочу там найти? что хочу там увидеть? Было очень любопытно и тревожно одновременно. Наконец, решившись, я глубоко вздохнула и потянула за ключ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Передо мной открылся небольшой потайной шкафчик, в нем было две полки. На верхней стояла небольшая картонная коробка, я взяла ее и открыла, там лежали фотографии – их было немного, бо&#769;льшая часть черно-белые. На одной, как я предположила, Дима в детстве, в совсем глубоком детстве, еще две фотографии – он чуть постарше, лет четырех-пяти, на «Елке» в садике с родителями, а на еще двух фото, уже цветных, очень красивая молодая женщина, лет двадцати семи-тридцати. Я внимательно осмотрела фотографии еще раз на предмет надписей, но только на тех, что с «Елки», были проставлены года съемки, и все. Я убрала коробку с фотографиями на место, и заметила, что справа от нее, на боковой стене шкафчика, чуть в глубине, на крючке висела связка ключей. Я довольно улыбнулась – кончено же – всегда есть запасные ключи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сняла связку и начала примерно прикидывать, какой ключ от чего. Так я определила ключи от наручников, от межкомнатных дверей, еще парочка была похожа на ключи от входной двери и гаража, и три ключа, которые заинтересовали меня больше всего: один почти сразу натолкнул меня на мысли о двери в подвал, еще два очень походили на ключи от камер в этом самом подвале. Эта находка очень порадовала меня. «Вряд ли в ближайшие дни ему понадобятся запасные ключи», – рассудила я про себя и сняла эти три ключа с общего кольца, повесила связку обратно и аккуратно расправила оставшиеся ключи – в принципе, даже если Дима заглянет сюда (конечно, если не целенаправленно за ключами), отсутствие этих трех в глаза броситься не должно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дальше я принялась за осмотр нижней полочки. На ней, как ни удивительно, лежала книга. Я озадаченно хмыкнула, но совсем скоро поняла, что зря – я взяла книгу в руки, и она оказалась холодной, она была металлической – это был сейфик, сделанный под книгу, такие часто продают в магазинах сувениров. Я открыла обложку и убедилась в своей догадке, и, несмотря на то, что ключа от этого сейфика в связке явно не было, я была довольна находке: у меня была похожая «книжечка», замок в них очень простой – внутри небольшая щеколдочка, которая опускается и поднимается ключом, похожие замки очень часто ставят в камерах хранения супермаркетов, взломать такой замок проще простого. Но я решила пока отложить это – сейфы обычно используют для хранения документов да ценностей, их осмотр можно и отложить – мне уж больно хотелось попасть в подвал. Я убрала книгу-сейф на полку, закрыла потайной шкафчик, тщательно приклеила обратно кусок обоев, прошла в кабинет, вернула ключ от шкафчика в глобус, вышла, заперла дверь и вернулась к себе в комнату, и принялась ходить взад-вперед – все-таки было боязно: вдруг там, в подвале, все же есть камеры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я мерила спальню шагами и успокаивала себя: я так нигде и не нашла ни только самих камер, но и мониторов, Дима прав – если в доме было бы видеонаблюдение, все его преступления тогда бы записывались, но, с другой стороны, записи можно стирать… А тогда зачем камеры? Для охраны? От кого? Дом-то посреди леса, а его хозяин высокий, сильный маньяк – так что даже заблудшим преступникам не позавидуешь… И все равно – где-то в глубине души я опасалась спускаться в подвал… но любопытство оказалось сильнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я спрятала крючки и ключи от камер в постельное белье в шкафу своей комнаты, а ключик от подвала – небольшой, вида «перфокарта» – зажала в кулаке и быстро спустилась вниз, взяла в гараже фонарик и подошла к лестнице в гостиной… Сердце тревожно забилось, но я была полна решимости: опустилась на корточки, отлепила кусок обоев и вставила ключ – он подходил идеально, я крутанула до упора, поднялась и толкнула дверь, но та не сдвинулась с места ни на сантиметр – я с удивлением и возмущением посмотрела на нее, снова толкнула – ничего. Я вновь присела, вставила ключ в замок и попыталась потянуть дверь на себя, было неудобно, и дверь все равно не двигалась. Я снова посмотрела на замок, повернула ключ до упора в противоположную сторону, снова толкнула – ничего. Опять повернула ключ до упора в другую сторону и опять толкнула – ничего… Я уже порядком нервничала и вспотела. «Да, твою же ж мать!» – я со всей силы стукнула по двери ладонями, и она чуть-чуть, прям на миллиметр, вроде уступила, но что-то ее сдерживало, словно изнутри она была заперта на засов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я медленно и глубоко вздохнула, успокаивая себя, распрямилась и внимательно посмотрела на предполагаемую дверь – конечно, может быть, это и не дверь, а просто замок около пола, который не открывает ничего – но ведь это не имеет смысла?!…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я отошла и принялась рассуждать про себя: «Замок у пола – это не совсем надежно и устойчиво… обычно делают посередине, и…» Я резко подошла к двери и, встав на носочки, принялась ощупывать стену наверху (в тот свой осмотр я и не подумала искать что-то так высоко…) и вскоре нашла! – нашла еще один отходящий кусок обоев, а под ним замок. Я выдохнула с облегчением и тут же напряглась – еще один замок, но ключ-то у меня один! Однако в этот раз мне повезло – ключ подошел и сюда. Я открыла верхний замок и прижалась лбом к двери, пытаясь успокоиться и немного унять нервную дрожь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сделала несколько глубоких вдохов и толкнула тяжелую, массивную дверь… – она медленно, тихо, послушно открылась… Свет в подвале не горел – из чего я уверенно заключила, что там никого. Я включила фонарик и принялась оглядывать лестницу и то, куда доставал луч света, и никак не решалась переступить порог – а что если там все-таки кто-то есть? как быть тогда? Я до этого как-то не думала об этом и сейчас быстро решала, как действовать, если все-таки я встречу кого-нибудь. Однако толком так ничего и не решив, но понимая, что время поджимает, я переступила порог подвала, спустилась на одну ступеньку и принялась оглядывать стены у двери в поисках выключателя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот он – я включила свет, выключила фонарик, глубоко вздохнула и огляделась… и впервые увидела то место, где провела столько дней…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я спустилась по лестнице и сделала два шага вглубь, чтобы лучше оглядеться. Справа я увидела ту самую железную дверь с окошком, правда, чуть дальше была точно такая же дверь. Двери были прикрыты, но не заперты, я заглянула за одну из них и убедилась, что это была та самая, моя, камера; за второй дверью была почти такая же камера, только туалет располагался с другой стороны. Но камеры сейчас меня интересовали меньше всего и, убедившись лишь в том, что в них никого нет, я продолжила осмотр подвала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слева – шла сплошная стена из матового пластика, какие часто делают во многих современных офисах и торговых центрах. Такая же стена, только с дверью, была и впереди меня – судя по всему, это была та самая «операционная». Я подошла к двери и потянулась к ручке – рука заметно дрожала, но было, как ни странно, не страшно, а приятно-волнительно, я пару раз глубоко вздохнула и решительно вошла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Передо мной – та самая, белая, большая комната, свет сюда еле доставал, и я стала оглядываться в поисках еще одного выключателя, нашла я его быстро – щелчок, и вот металлические инструменты засверкали под ярко и быстро вспыхивающими лампами. Два стола, стул, стол вдоль стены, над которым висели разделочные инструменты, в углу стоял передвижной столик с ножами поменьше и резиновыми перчатками на нижней полке – особо разглядывать тут было нечего, я все это уже видела, прикованная к стене. Единственное, я только сейчас заметила, крючок на одной из стен, на которым висел его плащ а-ля дождевик, в котором он завершал свою работу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я огляделась и заметила, что часть комнаты как бы отделена перегородкой и направилась туда – небольшая дверь из того же пластика – я вошла – передо мной что-то наподобие подсобки, и я с нескрываемым любопытством принялась все осматривать: около одной стены стоял небольшой столик, на нем лежала та самая маска, в которой я в первый раз и увидела Диму, и черные перчатки, рядом на стене шло несколько крючков, на которых на плечиках висела вся «рабочая» амуниция Димы, черные штаны, футболка, водолазка, легкая куртка, внизу, на полу, стояли черные массивные ботинки; у другой стены стоял невысокий шкаф, в котором я нашла просто кучу медпрепаратов, самых различных, названия некоторых я с трудом прочитывала, не то что знала или понимала бы для чего они, в одном из отделений шкафа были сложены мусорные мешки, мотки полиэтиленовой пленки и химикаты для чистки, а в небольшом холодильнике, который притаился в самом углу, я обнаружила еще партию лекарств и маленьких баночек с жидкостями, но без надписей. Каких-либо человеческих органов или конечностей я не нашла, и это меня очень порадовало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут я заметила еще дверь – свет в подсобке был неяркий, поэтому я и не приметила ее сразу. Дверь была металлической, совершенно обычный. Я включила фонарик и посвятила на нее, пригляделась к замку – вскрыть такой несложно, однако, как оказалось, этого и не нужно – подняв глаза, я увидела на крючке рядом с дверью длинный ключ. Я порадовалась – сегодня удача явно улыбалась мне – и открыла дверь, я уже торопилась, поэтому смело сделала шаг в темноту и принялась освещать пространство фонариком: оказалась я в небольшом помещении, типа коридорчика, в нем было прохладней и очень пахло землей, как в настоящем подвале, я огляделась, но выключателя не нашла, только стены и еще дверь, уже посолиднее. Я подошла к ней – и мне снова повезло – дверь была закрыта на засов, однако пока я решила за нее не соваться, я и так рисковала – все-таки Дима мог приехать пораньше, а сколько времени я уже потратила неизвестно – иногда ведь время бежит совсем незаметно. Особенно без часов. «Вернусь сюда завтра, – решила я, – и посмотрю куда ведет эта дверь».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вышла из коридорчика, закрыла дверь, осмотрела все еще раз – не оставила ли я каких-либо очевидных следов присутствия – и быстро направилась к лестнице из подвала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но на самом выходе, у двери, я замешкалась – меня вдруг охватила паника, аж руки задрожали – а вдруг я сейчас распахну прикрытую в подвал дверь, а там он?.. Стоит и поджидает меня?.. Что я скажу? Что буду делать?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но обдумывать все это времени не было, я глубоко вздохнула, закусила губу и все-таки открыла дверь… – никого, я облегченно выдохнула, сердце приятно отпустило. Я выключила свет в подвале, закрыла дверь, приклеила куски обоев на место, занесла фонарик в гараж, поднялась к себе в комнату и спрятала ключ от подвала в кучу постельного белья к остальным ключам, заперла себя, и прошла в ванную.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я заткнула сток ванны пробкой и включила воду, села на краешек и задумалась – удобно он все придумал: камер нет, трупов нет, трофеев я тоже не нашла, дверь в подвал, если ты там не бывал, вряд ли найдешь, да даже искать-то не будешь… И этот закуток внизу, в подвале… судя по всему, дверь на засове выводит куда-то в лес… – а ведь и вправду, таскать трупы, пусть разделанные и в мешках, по дому или по лесу глупо и неудобно, а вот под землей, по тоннелю… Умно – мне все больше нравилась эта продуманность Димы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ванна набралась, и я с удовольствием погрузилась в теплую воду, пытаясь расслабиться, но это не получалось – я вся пребывала в томительном ожидании, я очень ждала завтрашнего дня, чтобы продолжить осмотр…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через пару часов приехал Дима, молча принес мне ужин, молча забрал пустую посуду…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уснуть я так и не смогла до самого утра, я лежала, смотрела в темноту и гнала время. А оно, как нарочно, совсем не торопилось. Но вот – рассвет – пара-тройка часов – Дима проснулся, принес мне завтрак, я закрыла глаза, чтобы не вызвать подозрение ранними подъемами, почувствовала, что он подошел, почти бесшумно, аккуратно провел рукой по моей щеке и улыбнулся (я не видела – чувствовала), вышел, и запер дверь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот еще минут тридцать – наконец-то я одна. Я быстро умылась, переоделась в более темную футболку, поела наспех и принялась ждать – вдруг Дима надумает вернуться. Выждав, как мне показалось, почти час, я отперла дверь комнаты, спустилась в гостиную, вышла на улицу – давно я не занималась – побегала, отжалась несколько раз, поприседала, так, чтобы не до пота, а потом вернулась в дом – ключ, фонарик, подвал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я облазила там все еще раз, вдоль и поперек, но ничего нового не нашла – это стремление Димы к минимализму уже немного раздражало: ни хлама, ни мусора, ни каких-либо старых вещей – ничего. Наконец, бросив тщетные попытки найти то, не знаю что, я, на всякий случай взяв фонарик и нож, вышла в обнаруженный вчера коридорчик и подошла к двери с засовом – она была тяжелой, толстой, металлической. Я с усилием открыла ее, впереди темнота, я включила фонарик и увидела, как и предполагала, длинный тоннель, слава богу, без белой плитки, а то эта чистота кругом уже порядком поднадоела, тут же была просто кирпичная кладка, а внизу что-то наподобие бетонного настила. Я закрыла дверь – снаружи тоже был засов – и пошла вперед, выставив руку с ножом – а вдруг здесь могут быть животные… Но дошла я без приключений, хотя шла довольно долго и было очень темно, даже с фонарем, и было как-то некомфортно – хотелось побыстрее оказаться на свежем воздухе. Наконец, передо мной снова солнечно и лес… и решетка, вернее дверь из мелкой решетки, прутья которой были очень прочные. Эта дверь была также заперта на засов. Я открыла ее, сделала шаг и оказалась посреди леса. Я оглянулась – дверь, из которой я только что вышла, была, как бы, в холме, а вокруг: деревья, деревья, деревья…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я заперла дверь на наружный засов и принялась решать, где же искать то, что мне нужно – на этот раз я довольно четко понимала, что ищу – по этому тоннелю Дима явно выносил остатки своих жертв, а я помнила, как он говорил, что сжигает их, значит, где-то здесь должно быть что-то наподобие полянки с пеплом, или овражка, или ямы, или чего-то наподобие… «Печки какой-нибудь…» – пошутила я про себя, правда, как оказалось, моя мысленная острота была ближе всего к истине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я осмотрелась, выбрала самый пологий спуск и пошла по нему – и не прогадала. Когда я отошла от двери на вполне приличное расстояние, в деревьях промелькнуло что-то серое, чуть выбивающееся из общего фона. Полагаясь исключительно на какое-то внутреннее чутье, я подошла поближе – это был камень, полуовальной формы, довольно большой, но не высокий, я огляделась – нигде здесь больше я не заметила таких камней, камней в принципе не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я осмотрела камень со всех сторон, прикидывая смогу ли я его сдвинуть, и, главное, хватит ли мне сил потом вернуть его на место. Решив, что это мне по силам, я начала двигать камень, влево, там, где была самая ровная, уже явно укатанная, земля. Особо стараться я не стала, отодвинула булыжник, лишь чтобы разглядеть, что там, под ним, и убедилась – под ним было что-то наподобие печки: большая с толстыми металлическими стенами труба, врытая в землю, с железным же, судя по всему, дном… а сверху камень. Все просто и логично. Я снова покивала головой, признавая, что Дима неплохо устроился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Труба уходила в землю довольно глубоко, я посветила фонариком внутрь – нагар был явно заметен, а вот пепла я не разглядела, словно «печка» была вычищена. Я внимательно осмотрела все вокруг и заметила, что через несколько шагов слева от печки был обрыв, довольно глубокий, около полутора метров, по которому словно тек когда-то ручеек… Я спустилась туда – из трубы внизу сквозь землю шла металлическая трубка не очень большого диаметра с задвижкой, судя по всему, для промывки печки – налил воды, и все: пепел с водой утек, и нет следов… И неизвестно – сумеет ли какая экспертиза выявить, сколько здесь было сожжено трупов. Я думаю, что нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я закончила осмотр, с трудом задвинула камень на место и вернулась к двери в холме, больше похожую на своеобразный черный ход, а не выход к «домашнему (так сказать) крематорию»… Я с сомнением хмыкнула и мотнула головой, немного озадаченная: а ведь Дима действительно готовился к этой своей старости, а значит внутри него есть что-то очень мощное, что толкает его убивать, толкало ни один год, копилось, нарастало… Им движет действительно настоящая жажда… Я постояла, забралась на самый вверх холма, огляделась, отметила, что дома отсюда не видно, слезла, вошла в тоннель, заперла дверь и поспешила домой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но по дороге обратно, почти у самого входа в коридор, я заметила еще одно ответвление, еще один тоннель, я удивилась и свернула туда. Шла я совсем недолго и уперлась в еще одну дверь-решетку, правда, эта снаружи была завалена ветками, я присмотрелась – вроде за ними никого и ничего такого, и открыла дверь (эта дверь почему-то открывалась внутрь), аккуратно проделала дырку в ветках и вылезла. Передо мной, все тот же лес, я огляделась, почесала затылок, походила рядышком, но ничего не придумав, снова подошла к двери, и тут меня осенило: не через дом же заносить тела?! Я огляделась и почти сразу заметила на земле накатанные следы от шин. И довольно быстро согласилась с собственной мыслью о том, что у Димы скорее всего есть еще машина, что-то наподобие минивена или газельки, на которой он и привозит своих жертв. И будь я на его месте, я бы спрятала эту машину подальше от дома, вообще не в лесу, а где-нибудь на стоянке в городе, тем более, что использует он ее нечасто, поэтому, исходя из этих умозаключений, больше тут я ничего искать не стала, вернулась в подвал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первым делом я вернула на место нож, который брала с собой, а потом прошла в подсобку и… немого посомневавшись, все-таки взяла небольшой пузырек клофелина, который обнаружила среди прочих лекарств, рука было потянулась и за хлороформом, но тот был в большом пузырьке и его отсутствие бросалось бы в глаза, поэтому пришлось отказаться от него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вышла из подвала, убрала фонарик, отнесла ключ от подвала и клофелин к себе в комнату, спрятала их и спустилась в гостиную, где расслаблено рухнула на диван, облегченно выдохнув, уставившись в потолок и пытаясь унять дрожь в руках, – все равно, вот так вот без спросу, лазать по чужому дому было очень страшновато… но так увлекательно и волнительно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полежав так несколько минут, я с усталым вздохом, нехотя встала и прошла на кухню, попила воды, потом махнула рукой и налила себе немного коньяка, вышла на веранду, села на кресло и с грустью заключила – я облазила весь его дом, но не приблизилась к ответу на свой главный вопрос: что же за демоны живут в его голове? Его ответ про «удовольствие» меня упорно не устраивал – мне почему-то важно было узнать всю подноготную, весь скрытый смысл, что-то должно быть… Хотя, может быть, кончено, им движет просто банальная жажда убивать, и я бессмысленно пытаюсь найти то, чего нет. Я сидела и рассуждала про себя, потягивая коньяк и смотря на лес – могучий, красивый, безучастный… И вдруг вспомнила про книгу-сейф, что я так и не вскрыла. Я тут же встала, залпом допила коньяк, сполоснула стакан, убрала его на место и поднялась к себе, нашла в куче белья рыболовные крючки, и все по новой – вскрыла дверь его кабинета, разобрала глобус, достала ключик, собрала глобус, вышла, оставив дверь не запертой, открыла шкафчик и достала книгу-сейф, и принялась вскрывать замок – меня очень подгоняло любопытство, хотя я была уверена: я найду там паспорт и какие-нибудь семейные драгоценности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С незамысловатым замком сувенирного сейфика я справилась быстро, открыла крышку и… замерла… Внутри были… украшения, но явно не семейные, я нервно сглотнула, поводила рукой по «драгоценностям», рассматривая их, – сомнений не было – это были трофеи: кольца, цепочки, серьги, часы, браслеты… мужские, женские, детские… была даже одна золотая зубная коронка и два брелока… Я начала выкладывать все это «богатство» на пол и считать – всего, всего было пятьдесят семь… пятьдесят семь?! Я посмотрела на кучку, которая образовалась на полу, внутри меня все стянулось в тугой узел – вот они – пятьдесят семь его жертв – он обычный серийный маньяк – он действительно убивает ради удовольствия – он психопат… Эти мысли приходили в мою голову медленно, но уверенно, одна за одной, а как мне не хотелось, чтоб это было так… хотелось, чтобы у него была какая-то причина, высшая цель… оправдание, можно и так сказать, а тут…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я размазала кучку украшений по полу и глубоко вздохнула. Я очень расстроилась находке, и внутри меня все равно все это как-то не укладывалось – он ведь для кого-то был мужем, у него трое детей, значит жена скорее всего не знала… А ведь и правда, в последнюю неделю-другую, Дима совершенно обычный, если бы я… я бы никогда не подумала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все-таки жизнь странная штука – как-никак, а маньяки всегда чьи-то сыновья, братья, мужья, отцы – и часто родственники даже не подозревают… или не хотят подозревать… Интересно: какого это однажды узнать, что тот, кто был так близко с тобой, оказался таким?.. «Каким таким? Ну убивает он людей и что? Некоторые тоже убивают людей. А, да, они убивают тех людей, которых какой-то дядя ради собственной власти назвал врагами… Кончено, это меняет многое…» – спорила я сама с собой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я потерла рукой лоб, уставилась на эти его трофеи и задумалась – а что теперь? что мне делать теперь? как вести себя? И я вдруг ясно осознала – да мне все равно, мне не важно, что Дима убивает людей и делает это ради вот этого – я взяла в руки украшения и пропустила их как песок сквозь пальцы – мне-то он больно не делал… Но почему он снова запер меня? Вот что меня больше гложило…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я собрала «драгоценности» обратно в книгу-сейф, закрыла ее, убрала на место, заперла шкафчик и тут услышала шум машины, я тут же припустила в кабинет, торопясь развинтила глобус, вложила в его ножку ключик, завинтила глобус, вышла, захлопнула дверь, едва успела запереть замок и вынуть крючки… и замерла… я чувствовала спиной его взгляд…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я медленно повернулась и увидела на лестнице Диму. Он смотрел на меня просто как хищник на еду, как голодный волк на стейк, сочный, вкусный, свежий, я испугалась и нервно сглотнула – такого его взгляда по отношению к себе я раньше не видела. Я инстинктивно отступила, вжалась в дверь и выставила руку вперед.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Послушай… – начала было я, но запнулась, Дима сделал два шага и оказался совсем рядом, навис надо мной, в его глазах ярость, дикая ярость, я глубоко вздохнула, унимая дрожь, и продолжила, – ты просто закрыл меня без объяснений…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он схватил меня одной рукой за горло и стал сжимать, воздуха становилось все меньше, – я отчаянно принялась убирать его руку, но для этого пришлось выкинуть крючки на пол, он заметил это, резко отпустил меня, я стала жадно хватать воздух, а он взял один из крючков, который упал ближе… поднял его и посмотрел на него, внимательно так, пытливо, словно не сразу понял, что именно он держит в руках, а потом перевел взгляд на меня… взгляд был тяжелый, прямо лютый…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут Дима махнул рукой… и боль – крючок вошел мне под кожу, чуть выше левой груди, я взывала и испугалась, почему не разозлилась – не знаю… испугалась, меня затрясло, я схватилась за крючок и стала медленно оседать на пол, тело дрожало: и вот так вот всегда – ты тянешься к человеку, ты веришь, ты вроде дома… и все… раз, и ты уже не нужна, ты «на крючке», ты… – чернота во мне набиралась сил… Я посмотрела на Диму, не понимая: «Почему он так со мной? Что я сделала: он ведь не видел, что я была в кабинет, может я и пыталась, а может… А нормально меня запирать вот так без объяснений?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слезы ринулись было в глаза – я словно, как тогда: я ведь тоже была дома, когда сводный брат с согласия мачехи (по сути, не чужие мне люди), затолкал меня в машину и увез, туда… в ад… а отец – не нашел, не защитил, не отомстил – он предал… Но – ни слезинки! ни слезинки! ни слезинки им! им всем!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима вдруг изменился в лице – ярость ушла – как-то резко в его глазах озадаченность и сожаление, он наклонился ко мне, поднял, занес в спальню, вышел и запер дверь. Я посмотрела на крючок в своем теле – он вошел довольно глубоко, было больно. Я сидела, ничего не предпринимая, – надо сначала успокоиться, унять дрожь и только потом заняться крючком, вынуть его и промыть рану, хотя бы водой и мылом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сидела и глубоко дышала, но успокоиться не получалось – внутри поднималась паника, нарастала, захлестывала – сердце начало биться чаще, тело так и дрожало – я боялась, очень боялась, я испытывала настоящий ужас: я как-то вдруг осознала, что этот человек не относится ко мне так, чтобы не причинить боль, не обидеть, нет… а значит – всё, весь тот ад может повториться снова, здесь, сейчас…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я начала лихорадочно оглядываться, как зверь в клетке, когда услышала – он подошел к моей двери и начал отпирать замок… Я встала – в ванную и запереться там! Но Дима уже вошел, ловко перехватил меня и кинул на кровать. Из его рук что-то упало. Я вскочила с кровати – в этот раз я буду драться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди! – громко скомандовал он, выставил руку вперед и уже спокойнее повторил. – Погоди.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он наклонился, и я увидела, что он поднимает с пола бинт и какой-то пузырек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы оба погорячились, – спокойно произнес Дима, распрямившись. – Прости, что запер тебя тут, не сказав ничего. Но и тебе нечего шастать по моему дому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«По моему…» – больно царапнуло, а называл хозяйкой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай успокоимся, хорошо? – предложил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я кивнула – надо вынуть крючок и обработать рану, ссориться сейчас не время, тем более раз он предлагает мир. Я снова зачем-то еще раз кивнула, правда, тело все еще дрожало, и не хотелось, чтобы он приближался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Оставь все, спасибо, я справлюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Катюш, врач тут один.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я лихорадочно замотала головой – вдруг он подойдет ближе и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Катюш, не дури, я просто психанул. Пожалуйста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он сделал шаг. А мне некуда отступать – только если по кровати. Заметив это, Дима уверенно подошел и силком усадил меня на кровать, я дрожала так, словно меня слегка подбрасывало что-то внутри. Он немного потряс меня за плечи, наверное, пытаясь успокоить, но это только усилило панику внутри меня – я хотела бежать, спрятаться, исчезнуть, умереть, только не снова боль и насилие, только не снова, только не снова…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима вдруг дал мне пощечину, несильно, но ощутимо, я уставилась на него и словно вернулась в реальность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Катюш, успокойся, пожалуйста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Сколько раз он уже произнес мое имя, зачем оно ему, зачем?! Пусть оставит его в покое!» – пронеслось в моей голове.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я просто выну крючок и обработаю рану, я не буду тебя бить или насиловать, просто выну крючок, – он говорил негромко, очень четко проговаривая слова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я стиснула челюсти – вдруг дрожь стихла, навалилась усталость, внутри стало пусто… «В конце концов, – подумала я про себя, – он своих жертв добивает, а значит, я не останусь опять жить, переживая кошмары снова и снова… я наконец-то умру…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я глубоко вздохнула и кивнула, Дима сел рядом и аккуратно осмотрел место, где торчал крючок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надо бы ее снять, – сказал он, намекая на футболку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Конечно, снять, как же без этого-то…» – тут же в моей голове.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он легко разорвал свою же футболку на мне и стянул ее остатки, посмотрел на рану – с нее тончайшей струйкой сбежала капля крови и, словно передумав на полпути, застыла…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима причмокнул губами – я глянула на него и заметила на его лице раскаяние, но не поверила ему: если любишь человека, никогда не причинишь боль… физическую… Обидеть можно – потому что душа, она у всех разная, и для кого-то что-то кажется обидным, а для кого-то это же нет, а третьих тоже самое просто развеселит – тут нет стандартов… А тело – все мы знаем, что причинит боль, а что нет. Воткнуть крючок в тело – это больно, кем ты не был… И он понимал, что он делал, он понимал, что причинит мне боль – может секунда, может доля секунды, но он понимал… и, там, в своей голове – он согласился с этим, не воспротивился этому, не опустил руку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима внимательно осмотрел крючок и глубоко вздохнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Крючок не насквозь прошел, – сказал он, – его вытаскивать больнее, там бородка, лучше протолкнуть. Погоди, я сейчас принесу инструменты, мы откусим его ушко и вынем его. Хорошо? – он посмотрел на меня и вроде собрался встать, но передумал, взял меня за подбородок, очень нежно, почти бережно, и посмотрел мне в глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо? Ты, главное, сиди и не дергай его сама, хорошо?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я кивнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я скоро, – он встал и вышел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сидела и успокаивала себя: хотелось выдернуть крючок, закрыть дверь, подпереть ее тумбой, вылезти в окно и бежать, пусть прямо в лес… бежать… бежать… Но я знала – Дима прав: вытянуть крючок не даст зазубрина на острой его части, а протолкнуть – довольно толстое ушко, вернее, конечно, все это можно сделать, но это будет весьма и весьма больно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима вернулся быстро, кусачками аккуратно отломал торчащее ушко, обработал срез антисептиком и замер, на его лице я ясно прочитала нежелание продолжать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я сама. Спасибо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, погоди. Я просто… – он поймал мой взгляд, – я не хочу причинять тебе боль, но будет больно, – произнес он это очень тихо и вопросительно кивнул, я кивнула в ответ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он снова еще раз кивнул, облизал губы и стал проталкивать крючок – было больно, и эта боль вдруг открыла двери всему… Всему, что было снова и снова… – воспоминания топили меня, топили безвозвратно, возвращая всю ту боль, ощущение слабости и ненависть… Я сидела, изо всех сил стиснув челюсти и кулаки, – я не буду кричать или плакать – ни слезинки! ни слезинки! ни слезинки! – я обещала себе… Но на глаза предательски набежали слезы, обожгли их и встали пеленой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Справился Дима довольно быстро, отложил крючок, тут же намочил бинт и приложил к ране, а потом вдруг обнял меня, прижав мою голову к своей груди.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все, все. Прости. Не плачь, пожалуйста, – он гладил меня по голове, как ребенка, но… я не плакала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И почему всегда говорят – не плачь… Слезы – это лишь побочный продукт внутренней боли, это как тепло от огня, и призыв «не плачь» очень напоминает попытку потушить пожар открыв холодильник…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уйди, – попросила я, – пожалуйста. Уйди от меня, уйди…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима попытался что-то сказать, но передумал, забрал все, кроме намоченного лекарством бинта, и вышел. Я опустила голову к коленям, меня душили немые крики, они выкручивали все внутри, вырываясь, – «по моему дому», и этот крючок… – и все вдруг разом потеряло смысл… разом… все: он, его тайны, его жизнь – это его жизнь, его дом, он не хочет меня впускать… я ему не нужна… не нужна… Было обидно. Было по-настоящему больно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где-то через час я успокоилась, я лежала, смотрела на потолок и напевала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда уже совсем стемнело, Дима принес мне молоко и печеньку…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом наступило утро следующего дня, он принес мне завтрак, баночку с антисептиком, бинт и лейкопластырь, увидев, что я не сплю, напомнил, что надо прижечь рану, постоял, заметил нетронутое молоко и печеньку, забрал их со вздохом, и ушел, не забыв запереть дверь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через несколько минут шум машины…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я села на кровати, посидела немного, прислушиваясь к тишине дома, к шуму леса за окном, потом встала, приняла душ, обработала рану и наложила на нее повязку, хотя на коже это и выглядело как два прокола, по ощущениям было весьма неприятно: нажимать на рану было больно, и она ныла… но я знавала боль намного сильнее… Я поела, попила кофе и стала ждать – чего? – не знаю. Я понимала, что выходить из комнаты не нужно: я видела все, я слышала все, теперь осталось обдумать все, просто обдумать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я встала около открытого окна и глубоко вдохнула, на улице начинался дождь и дул ветер, он приятно остужал, не давал потерять голову от черноты, что все больше и больше просачивалась из клетки в кровь… Я боялась ее, я гнала ее и в тоже время очень жаждала – только она… только ее удовлетворение приносило мне в последние годы хоть немного спокойствия, хоть ненадолго, но блаженного, ни с чем несравнимого спокойствия… Когда ты… когда жизнь вдруг обретает весомость, силу, законченность…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внутри меня было очень зло после вчерашнего… «Воткнуть бы ему этот крючок в его же яйца», – пронеслась у меня мысль, принеся с собой такой яркий образ его страданий, что казалось, это уже было, и я просто вспоминаю это, а не представляю… И тут подобные картинки понеслись одна за одной… Я вернулась на кровать и легла, я просто лежала и отдавалась этим своим фантазиям – пусть зло выйдет хоть так…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером Дима принес мне ужин, я сидела на кровати, он посмотрел на меня, встретился со мной взглядом и отчего-то смутился, как-то напрягся, а потом внимательно вгляделся, словно впервые увидел меня – да, иногда люди могут меняться в одночасье, потому что внутри каждого человека всегда есть что-то, что он не хочет показывать другим, с чем он борется. И да – иногда человек прячет в себе зло… Зло – это ни эмоция, ни чувство, ни болезнь, это состояние души. И зло тоже может быть добрым, веселым, у него тоже может быть хорошее настроение и, пока настроение хорошее, и зло хорошее… Впрочем, а разве добро не такое же?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я поужинала, уже ближе к ночи Дима забрал посуду и ушел, заперев меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странно, но меня очень обижало то, что Дима за все эти дни, что я уже снова взаперти, не сделал ни одного намека на близость, на то, чтобы остаться со мной – почему он сегодня, например, не задержался у двери, как делал иногда раньше?.. Месячные у меня были совсем на исходе, и я бы не…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На душе было так муторно, суетно и боязно, именно так, – не было страха, паники или еще чего-то, было очень тягостное ощущение приближающейся потери, трагедии, которую я никак не могла остановить, предотвратить, отменить…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пришел следующий день – я проснулась, встала – я встала раньше Димы, я встала с рассветом, умылась, почистила зубы, поотжималась, поприседала – мне нужно было хоть немного спустить пар.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через пару часов Дима принес мне завтрак, выглядел он довольным, вернее он выглядел как человек, который вдруг принял важное решение, нашел ответ на вопрос, давно мучивший его. Это насторожило меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И долго ты намерен держать меня под замком? – не выдержала я и спросила его, когда он уже собирался выходить, он повернулся и посмотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Катюш, я… Я не знаю. Ты хорошая, я не хочу причинять тебе боль. Не могу. Но ты не моя, ты другая… Я не понимаю тебя… – он говорил торопясь, запинаясь, и на секунду мне показалось, в нем промелькнул какой-то страх, нет, не то, чтобы он боялся, что я ударю его или что-то в этом роде, а будто бы он опасался меня, как опасаются люди чего-то неизведанного…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты не сможешь дать то, что мне нужно, – вдруг сказал он, – все вернется… вернулось… неважно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он помотал головой и вышел, заперев меня снова, а я стояла, смотрела на дверь и не понимала – какого… все это значит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я без аппетита поела и легла, я уже совсем остыла после случая с крючком, злость и обида на Диму поутихли, и чернота отступила… Он стал так близок мне, я не хотела его отпускать, он уже был мне родным – он уже не просто прохожий дяденька-маньяк – он мой дяденька, мой маньяк… «А он ведь и вправду извращенец», – вдруг подумала я и хмыкнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А еще… еще… как бы мне не было сложно это признавать, но мне очень хотелось снова испытать то, что я испытала с ним… в тот вечер, когда он вернулся – тогда… тогда в голове было так много его и так мало всего остального…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И сейчас мне предстояло решить, что делать дальше, как сделать так, чтобы он понял, что я смогу его понять… принять… что я не хочу оставаться без него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако хорошенько все продумать и принять окончательный план действий я не успела – еще было светло, когда Дима неожиданно снова вошел ко мне в комнату, без тарелок с едой, в его руках были мои балетки, кофта и юбка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надень, – коротко сказал он и замер около кровати.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я поднялась и вопросительно уставилась на него – неужели он меня сейчас отведет туда, вниз, в подвал, после всего…? Но зачем тогда обувь? Это какой-то антураж, ролевые игры – что?! Это все очень пугало меня. Я просто стояла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надень, – еще раз произнес он и в его голосе появился металл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я отрицательно помотала головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима подошел ко мне, через голову надел мне юбку и достаточно ловко натянул кофту, прямо поверх его трусов и футболки, что были на мне, я не сопротивлялась, я испугалась, по-настоящему, я вдруг впервые подумала – а умеют ли такие люди (ну, которые, серийные маньяки) любить?.. И что он собирается все-таки сделать со мной?.. Внутри нарастала паника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не бойся, – вдруг сказал он, обхватив мое лицо своими большими ладонями, – все у тебя будет хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима очень нежно улыбнулся мне: вокруг его глаз заиграли морщинки, а в глазах было столько сияния, так и казалось, что вот-вот в них взойдет солнышко, как на ясном весеннем небе. И сейчас я была готова простить ему и крючок, и замок на двери – мне было так тепло под его взглядом, тепло как котенку в уютной лежанке с мамой, тепло и безопасно… В горле встал ком, Дима тоже вдруг словно загрустил, и все еще держа мое лицо в своих руках, наклонился и поцеловал меня, а потом крепко обнял, подхватил на руки и понес вниз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он так и нес меня на руках до входной двери, поставил, открыл ее и вынес в коридорчик, потом в гараж. Я молчала, казалось, что-либо произнести я просто не смогу – горло сжало так, что аж было больно, по-настоящему больно, хотелось плакать – я уже понимала – он увозит меня от себя, неважно куда, увозит… «Но почему?.. Почему?! – стучало в моей голове. – Неужели я и правда им так нелюбима, неужели я ему совсем не нужна?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима усадил меня в машину, пристегнул, сел за руль, включил радио, и мы поехали. Я сидела и таращилась вперед, слезы словно текли внутри, сушили своей солью внутренности, оттого, наверное, так и жгло в груди, что хотелось кричать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ехали мы около двух часов… Иногда Дима посматривал на меня, но заговорить так и не решился…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он привез меня к дому, в котором я снимала квартиру. Мы подъехали, остановились, я все также сидела и смотрела строго вперед, мое тело дрожало, я не хотела выходить из машины…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима отстегнул мой ремень и посмотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Катюш, – позвал он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Почему же он так меня называет, звал бы Катей, Катюхой, Катриной, да как только не коверкают мое имя, почему же так нежно?!…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима взял мое лицо за подбородок и повернул к себе, заглянул в глаза, провел пальцами по моей щеке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты свободна, теперь ты свободна, – произнес он, – от меня, от них… Живи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я помотала головой – я не хотела быть свободной, я хотела, чтобы меня любили и заботились обо мне… Я молчала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как же хотелось плакать – но нельзя, нельзя! нельзя… – глаза обожгли слезы, сдерживать их вдруг стало почти нестерпимо, на эту внутреннюю борьбу уходили почти все силы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дима улыбнулся мне, вышел из машины, обошел ее и открыл мою дверь, я продолжала сидеть, он бережно вытащил меня из машины, поставил на тротуар, достал с заднего сиденья мою сумку, положил мне ее в руки, аккуратно убрал волосы, упавшие мне на лицо, снова попытался улыбнуться… но его брови сдвинуты, лоб напряжен… он нервно сглотнул, обошел машину, сел и уехал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я осталась вот так, стоя одна посреди города – одна… одна ни тем, что у меня не было родных или друзей, а тем, что, даже если они и были бы или появились бы, я никогда не смогла бы им рассказать всей своей правды… Я всегда буду одна… Меня мог бы понять… такой, как он… Но он просто бросил меня у дороги… И внутри растеклась боль…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Он просто не понимает, что я могу дать ему то, что ему нужно!» – как-то вдруг озарило меня. И тут же в моей голове созрел план – я же запомнила дорогу… я внимательно следила… Я улыбнулась и словно очнулась, огляделась – судя по тому, что уже слегка начинало вечереть, было около семи, я поднялась к себе, сменила юбку на джинсы, вместо кофты натянула летнюю куртку, надела носки, обула кроссовки, прихватила сумку, вышла и прошла на остановку, и вскоре оказалась на вокзале, там я взяла билет на автобус до села, название которого значилось на вывеске остановки, что стояла аккурат на развилке дорог, по одной из которых мы и выехали из леса. Дорога заняла у меня часа три. Когда я вышла на нужной мне остановке, на улице уже темнело… но я уверенно пошла по грунтовой дороге в лес…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я знала – идти далеко, но это не важно… Часть пути я бежала, а когда уставала, медленно шла, потом снова бежала… У меня была цель – и сейчас я словно хищник, почуявший добычу – не свернуть, не сдаться, только вперед!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже давно рассвело, а я все шла, я уже порядком устала – но… «Он поймет, я дам ему это понять!» – твердила я про себя и уперто двигалась вперед.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец я свернула на еще меньше укатанную дорогу и примерно часа через два увидела дом, его дом… Я спряталась в кустах и затаилась, приглядываясь и пытаясь понять, в доме Дима или нет? Выждав минут тридцать и решив, что его нет, я вошла через ворота в сетке-заборе и направилась к дому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В дом я попала через веранду – я всегда носила в сумочке пилочку и шпильку для волос, которые очень пригодились мне сейчас. Я прислушалась к дому – вроде действительно никого, я поднялась в спальню и рухнула на кровать, но, прежде чем уснуть, завела будильник на телефоне, который вернулся ко мне вместе с сумочкой, отведя себе на сон четыре часа. Но проснулась я раньше, сама, искупалась, поела – силы были нужны, надела свои трусы и футболку, которые так и лежали в шкафу спальни, проверила скрепку – на месте, я облегченно вздохнула, натянула джинсы, куртку и обула кроссовки. После чего нашла в стопке постельного белья спрятанные ключи от подвала и камер и баночку клофелина, спустилась в гостиную, обвела ее внимательным взглядом, улыбнулась, сама не зная чему, глубоко вздохнула и направилась в гараж. Вторая машина все также стояла там, в бардачке все также лежали ключи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я ехала наудачу, в противоположном направлении от города, где снимала квартиру, выбирая на развилках самые обкатанные дороги, чтобы не застрять, толкать машину в мои планы не входило, к тому же мне было все равно в какой именно город, село или что там ехать… В итоге выбранные мною дороги привели меня все-таки в какой-то город, путь занял около двух часов, теперь понятно, почему Дима так рано вставал и так поздно приезжал. Я стала неторопливо кататься по улицам незнакомого городка, пока наконец не заприметила более-менее подходящее кафе. Я припарковала автомобиль, вышла и устроилась за столиком на веранде, и заказала кофе. Я достала из сумочки зеркало и посмотрелась в него – все-таки месяц жизни в сосновом бору явно пошел мне на пользу – даже не накрашенная сейчас я выглядела очень хорошо, какой-то отдохнувшей и посвежевшей. Но тут, в моем сейчас занятии, главное – взгляд: нужно говорить им – да, я так мечтаю о тебе мой принц – и «принцы» клюнут очень быстро… А мне по сути подойдет любой. Целую семью, как Мясник, я не потяну, а вот какой-нибудь похопо&#769;нчик, как я называла всех этих похотливых… подойдет в самый раз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я пила уже вторую чашку кофе и доедала кусок тортика, вкусного тортика: шоколадные коржики и шоколадный крем… и мне почти уже хотелось отказаться от своей задумки, так хорошо стало на душе – вот тут-то и нарисовался он…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, красавица, ты почему скучаешь одна? – ко мне без приглашения подсел довольно молодой на вид парень, он дерзкий, наглый, притворно, показно уверенный в себе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я улыбнулась и смутилась, как говорится, вся наша жизнь – игра…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, – я сделала глоток кофе и игриво ему улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Парень расцвел – я улыбнулась еще шире и изо всех сил пыталась не выказать сарказма и внутренней нарастающей злости – неужели этот субъект и вправду думает, что он очарователен?!… А в мыслях: «Взять эту десертную вилку, что в моей руке и ему в глаз, не глубоко, чтобы он не умер, быстро… Ему будет больно, он резко встанет, выкрикивая проклятья и причитая, и в первые секунды даже не подумает стукнуть меня в ответ – нет, нет… сначала он будет озираться в поисках соратников, так уж получается, что большинство мужчин смелы только в стаде, а тут, в кафе, в такое довольно раннее время, мы пока одни… И, не найдя поддержки, он чуть отступит, пятясь, озираясь, и тут я встану… А он скажет „ты чего?!“ и выставит руку вперед – в его глазу по-прежнему торчит вилка, но он даже не попытается ее вынуть, чтобы защититься ею или напасть – больно – он будет кричать, звать на помощь, убегать – он жертва – я чувствовала это нутром, словно собака по запаху… И тогда я возьму нож, маленький десертный нож, и… он попытается увернуться, у него, может быть, даже получиться, и вот – только шрам на его руке… Он посмотрит на меня, как на сумасшедшую, – растеряно, ошарашенно, испуганно, а я чуть наклонюсь и новый удар, и нож в его животе, – он не ожидал, он в ужасе, объят мертвецким страхом, таким, когда понимаешь – это конец… а потом еще удар в живот, еще, еще… и непонимание в его глазах, и этот сладкий животный предсмертный ужас…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И если бы в кафе не было сейчас и персонала, если бы веранда была скрыта от посторонних глаз, хотя бы деревьями, если бы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я нервно сглотнула, сдержаться было очень трудно – я ненавидела его, просто за то, что он был, за то, что ТАК смотрел на меня… Как же буйствовала сейчас чернота в клетке внутри меня… Я глубоко вздохнула, с огромным усилием взяла себя в руки и снова загадочно улыбнулась парню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поехали ко мне, – сразу начала я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Ох, цветущий сад весенней сакуры, как же прекрасен ты, когда твои цветы распускаются нежно розовым цветом…» – так он улыбался сейчас, весь цвел, пах… он так и просил – убей меня, убей!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поехали, – легко, с улыбкой согласился парень.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он весело подмигнул мне, мы встали, он по-хозяйски приобнял меня за талию, я снова игриво ему улыбнулась – до чего же мужчина глуп, когда просыпается истинный его бог и мозг – там, чуть ниже живота – я улыбалась, но неужели он не видел мои глаза?! Как таких жалеть, как?!…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы сели в машину и поехали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мы куда? – все-таки поинтересовался похопончик, когда мы подъехали к выезду из города, но на его лице не было ни тени страха, ни сомнений, ни переживаний, только гнусное выражение предвкушения плотского удовольствия. Я вдруг засмеялась – как же здорово будет стереть это все с его лица… еще несколько часов…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он тоже засмеялся, наверное, он тоже что-то предвкушал, что-то свое…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня за городом дача есть, там тихо и пахнет соснами, – я нежно посмотрела на парня, а он ответил мне плотоядной улыбкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Вырезать бы тебе эту улыбочку и показать со стороны – никогда бы ты так больше не улыбался», – подумала я про себя, но вслух только хихикнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Два часа дороги – и вот наконец-то дом. Я заехала в гараж, облегченно вздохнула – машины Димы не было, значит он еще не вернулся. Парень вышел из машины, я тоже, и мы прошли в гостиную.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А тебе не страшно тут одной? – вдруг спросил парень.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ты же со мной? – я игриво подмигнула ему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он подошел и сграбастал меня, попытался поцеловать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди, – жестко ответила я и поняла, что с лица упала милая маска – парень заметно напрягся. – Извини, всему свое время. Надо бы выпить? – и я снова мило улыбаюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И познакомиться! – похопончик снова цветет и пахнет. – Артем, можно просто Тема, – и парень протянул мне руку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Катя, – ответила я и пожала его руку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы прошли на кухню, я вынула стаканы, налила в них коньяк.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Видишь веранда, иди туда, я догоню, – предложила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он послушно пошел, а я – хлоп из пузыречка ему в стакан немного клофелина. Секунда, другая, я чуть поболтала его стакан и вышла на веранду, парень расслабленно сидел в кресле, я села в соседнее и протянула ему стакан, мы выпили, минута, две… еще немного… – и похопончик уснул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я встала, улыбнулась, потрепала за щеки его мордашку и ощутила такой прилив сил и желание убить его – это неописуемо… но это не мое: что ж если Дима так хочет убивать ради удовольствия, он это получит, но и я получу свое – своего зверя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я притащила парня к лестнице и остановилась отдышаться – он был не толстым, но, все равно, не женское это дело – мужиков перетаскивать. Я глубоко вздохнула, собираясь с силами, открыла подвал и спустила паренька с лестницы – вышло не очень аккуратно, наверное, потому что спихивала его я ногами, злобно похихикивая, но он даже не очнулся. А потом я поволокла его к операционной… и по пути услышала какой-то шум в одной из камер, я было дернулась посмотреть, но передумала – парень мог оказаться очень стойким и прийти в себя раньше времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я дотащила похопончика до одного из столов и тяжело выдохнула – оставалось его поднять. Я взяла его за плечи, подтянула, посадив на полу, еще рывок и вот он почти лежит на столе, я снова глубоко выдохнула, окончательно уложила парня на стол, поправила его и пристегнула его руки наручниками, а ноги кандалами, заглянула под стол и не без радости заметила, что кандалы можно регулировать по длине, я натянула их так, что тело парня вытянулось как струна, я довольно хмыкнула и прочно заклеила парню рот скотчем, и улыбнулась, абсолютно довольная проделанной работой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вышла из «операционной» и подошла к камерам, проверить, что был за шум, прислушалась – и снова шорох, в камере, что была по соседству с моей. Я подошла, открыла окошко и… застыла – в камере сидела девушка, молодая, довольно миленькая, она удивленно посмотрела на меня и бросилась к двери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помоги мне, пожалуйста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я стояла и смотрела на нее – я стояла и смотрела – то есть… он нашел другую… поэтому он вывез меня, просто высадил из машины, выкинул из своей жизни… получается, он предал меня?.. Предал?! Так просто…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все… – чернота внутри вырвалась из клетки, разорвав ее в клочья, в пыль, вылетела, закружила, за секунды, за буквально мгновенье, пропитала собою все внутри меня: мысли, мечты, образы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я смотрела на девушку, но сквозь нее, ее не было – я видела Мясника и его предательство… Я попыталась подавить черноту – в конце концов, может, эта девчушка случайно осталась, может он не успел добить ее, мало ли что?.. Я молча закрыла окошко ее камеры, отошла, глубоко подышала, призвала себя успокоиться и сделать то, что надо было, – я зашла в свою «бывшую» камеру и спрятала там ключи от подвала и от этих самых камер под матрац, вышла, снова открыла окошко соседней камеры и еще раз глянула на девушку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сколько ты тут?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю… день-два, он убил тех, понимаешь, их было… – затараторила девушка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто ты? – перебила я ее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я официантка из бара, пою иногда, – и девушка снова затараторила: она назвала город, кафе, даже номер телефона своих родителей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я хмыкнула и кивнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты, если что, молчи обо мне, хорошо? – как можно спокойнее произнесла я, девушка кивнула. – Вечером, – я внимательно оглядела ее, – я помогу тебе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она радостно закивала, а я улыбнулась, только губами – внутри меня уже слишком черно. Я закрыла окошко ее камеры и вышла из подвала, плотно прикрыв дверь в него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;План рухнул – вернее, он был таким светлым в моей голове, этот мой план, а сейчас… Что делать сейчас? Желания продолжать нет… и все сильнее во мне желание убить этого Мясника. Сердце рвалось на части от его предательства… «Конечно, я ему не подхожу, коли он нашел другую… – заключила я про себя. – Сука!.. ну ладно…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я встала посреди гостиной, глубоко вздохнула, как же кипела во мне кровь – хотелось рвать Мясника в куски, причинять боль любыми способами – во рту набежали слюни, вены на висках разбухли так, что я чувствовала, как они пульсируют…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я поднялась в спальню, переоделась в футболку и трусы Мясника – так сказать, «в домашнее», спустилась, достала крючки из рыболовных снастей, вставила их в замочные скважины двери подвала, так, чтобы Мясник подумал, что я умудрилась именно ими вскрыть дверь, – в конце концов, вряд ли он станет искать ключ в камере. После чего, прихватив нож из «рыбацкого» отделения шкафа и проверив, не сломана или не подпилена ли его рукоятка, прошла на кухню и села за стол, на место Мясника, откуда были видны как дверь из гостиной, так и дверь на веранду, и принялась ждать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чуть стемнело, я включила свет, чтобы Мясник понял, что нужно идти сюда, а не спустился сразу ненароком к своей ненаглядной. Мысль об этой девушке огнем растеклась по моим жилам…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот шум машины, Мясник вошел в гостиную, заметил свет, остановился, даже замер, медленно вошел на кухню – еда разложена на тарелки, чайник закипает. Он ошалело посмотрел на меня, а я внимательно и спокойно посмотрела на него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, – спокойно поздоровалась я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, – произнес Мясник, но как-то с сомнением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ужин готов, садись, – я говорила все также спокойно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что ты тут делаешь? – с негодованием спросил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сядь! – зло рявкнула я и сжала рукоять ножа. – И поужинай со мной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он постоял немного, но все-таки прошел и сел напротив меня, посмотрел на меня – так просто, не боясь, но видно было – он хочет… он собирается договориться… «Ну-ну…» – мысленно хмыкнула я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы поели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, – сказал он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я посмотрела на него, меня вдруг стало так заводить то, что я видела в его глазах снисхождение, такое отцовское одобрение шалости, но не страх… Это вызывало азарт – ну что ж поиграем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня для тебя будет еще сюрприз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, и какой? – он подался вперед, в его глазах интерес, подлинный – любопытство чистой воды, не омрачено ни страхом, ни опасением, я хмыкнула…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хороший, но тебе придется завязать глаза, – я кинула ему его же шарф, который нашла в шкафу в своей комнате и который лежал до этого на стуле рядом со мной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хм, а если я против?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему? Ты боишься меня?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он хмыкнул и мотнул головой с улыбкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Да – разводка на „слабо“ с мужчинами всегда срабатывает». Мясник послушно завязал глаза, я встала, взяла его за руку и подвела к двери в подвал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И помни, у меня нож, – я прислонила лезвие к его горлу, он чуть напрягся. – И я, конечно, могу промахнуться, но первое, куда я буду бить, тебе не понравится… – я опустила нож и провела им по внутренней стороне его левого бедра вверх, он хмыкнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я открыла дверь в подвал и потянула его за руку за собой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я думаю ты помнишь, что тут лестница.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он глубоко вздохнул – что он ожидал, не знаю, но он явно напрягся, когда понял, что мы спускаемся в подвал, дверь которого была потайной, замок надежным, а ключ спрятан в потайном же шкафчике, ключ от которого, в свою очередь, спрятан в глобусе, стоящем в запертом кабинете…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако Мясник не сопротивлялся – послушно шел за мной, только чуть дернулся, когда мы проходили мимо камер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да в клетке твоя подружка, в клетке, – прошептала я зло, он стиснул челюсти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы вошли в «операционную». Я остановила его и развязала глаза. Мясник посмотрел на привязанного парня и на меня, в его глазах появилась злость.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зачем ты это делаешь? Ты сама себя гробишь, дура!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник было дернулся отнять у меня нож, но я тут же ткнула им наугад. Мясник увернулся, остановился, посмотрел на меня, а я размахнулась и ударила его кулаком левой руки в кадык – он явно не ожидал такого и не успел среагировать, схватился за горло, втягивая воздух, а я тут же со всей дури заехала ему коленкой в живот, Мясник согнулся пополам, и я с размаху добавила рукояткой ножа ему по затылку, он обмяк и завалился на пол. Я положила нож на стол рядом с парнем, который уже пришел в себя, настойчиво что-то мычал в скотч и пытался дергаться на столе, подхватила Мясника за подмышки и с трудом потащила его к стулу. Однако усадить его на этот самый стул оказалось еще труднее, чем дотащить, – Мясник был очень тяжелым, но я справилась… После чего дрожащими от натуги руками крепко привязала руки Мясника скотчем к задним ножкам стула и отступила на шаг. И вот: Мясник сидит, привязанный к своему же стулу, крепко привязанный, к своему же металлическому стулу, который прочно приделан к полу. Я стояла и довольно улыбалась этой картине – у предателей незавидная судьба, но я дам ему второй шанс… потому что он… потому что…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я подошла к парню на столе, убедилась, что тот по-прежнему надежно зафиксирован, взяла нож, и вернулась к Мяснику, постояла около него, а потом со всего маха залепила ему пощечину, Мясник что-то промычал, мотнул головой и начал приходить в себя, а вскоре совсем оклемался и посмотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что дальше? – спокойно спросил он, хотя смотрел зло и немного недоумевающе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Заткнись, – я приставила нож к его шее и легонько провела им, но не порезав.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Меня уже злило это отсутствие страха в глазах Мясника – зря он недооценивает врага своего сейчас, зря… Я повернулась, подошла к столу, парень очень упорно что-то пытался высказать сквозь скотч, я улыбнулась этому и резким движением оторвала полоску скотча с его рта, пальцем показав знак молчать, парень послушался – в конце концов, именно у меня в руках был сейчас нож…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что? – снова спросил Мясник, он смотрел с вызовом, нагло. – Зря ты это, милая. Это я убиваю людей, – с сарказмом заметил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я засмеялась, посмотрела на Мясника и подняла нож, перехватила рукоять поудобнее…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тоже, – произнесла я и ехидно добавила, – милый, – и я воткнула нож в живот привязанного парня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тот закричал. Я вынула нож, и аккуратно вспорола кожу ему на животе, так, чтобы парень еще пожил, довольно долго, но больно, и сознание не потерял.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты ори, сука, за всех ори! – сказала я парню, вытерла нож о его одежду и направилась к Мяснику.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О! – взгляд Мясника сменился: он смотрел ошарашенно и настороженно, я даже на секунду заметила в его глазах страх, но он быстро спрятал его. Я подошла и села Мяснику на колени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зря ты не заглянул в ту квартирку, из которой я вышла… тогда, – тихонько прошептала я ему на ухо, почувствовала, как он глубоко задышал, напрягся. Я отодвинулась и заглянула ему в лицо, наклонилась поближе. – Там был тот, четвертый, Данил… – я прошептала это ему прямо в губы… и снова посмотрела в глаза. – Я хотела на нем потренироваться подольше мучить их… Жалко, что я не могу, как ты, и он умер довольно быстро… Так что тебя для Пашеньки мне сам Бог послал. Может, он тоже хотел наказать их…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я смотрела на Мясника, в его глаза, в них снова жесткость и холодность – он окончательно поборол страх, спрятал удивление – тем слаще… Внутри меня – неутихающее желание причинить ему боль, рвать его на куски за предательство, за все последние дни одиночества, непонимания… Но… я видела, как он напряжен, как он глубоко дышит, как стиснул челюсти и эти его напрягшиеся под футболкой мышцы… – и в мою голову, бес спросу, беспардонно, самовольно, полезли воспоминания о той ночи, и откуда-то изнутри настырно поднималось возбуждение – да, я определенно хотела дать Мяснику второй шанс.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я смотрела в его глаза и тяжело дышала, немного в замешательстве – внутри меня зло схлестнулось с похотью… они боролись, сцеплялись, грызли друг другу глотки… Я чувствовала, мне просто необходимо снять это напряжение, ощутить что-то такое… Я наклонилась и поцеловала его, и снова посмотрела в его глаза, парень на столе то орал, то стонал от боли и страха, а эти серо-голубые глаза смотрели на меня так уверенно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Веди себя хорошо, – прошептала я Мяснику на ухо, оттянув за волосы его голову, почувствовала, как он дрогнул от моего шепота, приставила к его горлу нож – мне хотелось его до безумия, никогда в моей крови не было столько желания к мужчине, никогда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я снова поцеловала его, Мясник не стискивал зубы или губы сопротивляясь, но и не целовал меня в ответ – а я в этом деле была совсем не сильна… Это злило меня – так хотелось, чтобы он… как тогда… Я заглянула в его глаза, я хотела найти в них хоть намек на желание, но нашла в них даже больше – Мясник смотрел с нескрываемым вожделением, в его глазах была откровенная похоть… Я провела свободной рукой по его груди, плечу, Мясник шумно вздохнул, а я закрыла глаза – злость внутри меня проиграла… начала смешиваться, растворяться в желании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И эти крики страха и боли парня на столе, и Мясник, такой сильный, такой теплый, такой хищный, рядом, весь мой – по моему телу побежали мурашки, мурашки удовольствия. Я убрала нож от горла Мясника и притянула его голову к своей груди, и он послушно стал целовать мои соски, оставляя влажные следы на футболке… и как не хватало его рук, сжимающих мои бедра, его силы прижимающей меня к себе, его внутри меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замерла, снова потянула его за волосы, посмотрела в глаза, наклонилась и ловко разрезала скотч, сначала на одной его руке, потом на второй, и тут же вернула лезвие ножа к его шее, где заметно раздулась и билась голубая жила, вгляделась в его глаза, я видела – он был такой же, как и я… мы были с ним одной крови… Я медленно провела лезвием по его шее, стараясь не порезать, а потом чуть нажала – маленький порез, маленькая капелька крови – но Мясник только смотрит, хотя руки его уже свободны, я слышала, как он высвободил их из разрезанного скотча… В его глазах такой огонь, они стали такими голубыми… как небо… в которое так хочется улететь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но сделай это так, чтобы мне не захотелось тебя убить… – прошептала я и откинула нож по полу в сторону, Мясник проводил его взглядом, перевел глаза на меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Секунда – глаза в глаза – зло против зла – желание против желания… И его губы жадно впились в мои, руки так неистово сжали мои бедра – до боли, но как же было приятно – словно я была ему так нужна… словно я была необходимость… Он целовал меня, жадно, ненасытно, влажно, хищно, но не причиняя боли… он то отвлекался на мою грудь, то снова возвращался к губам…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Парень на столе все еще что-то кричал, но он уже явно был близок к… а так ему и надо, им всем так и надо!.. за все, что сделали со мной: одни это делали, другие допустили, а третьи простили…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник встал, легко поднял меня и усадил на стол, что шел вдоль стены, стянул с меня трусы, расстегнул ширинку и вошел, замер и только сейчас снял с меня футболку, оставив полностью обнаженной, я потянула и его футболку за подол, и мы сообща сняли и ее… И так хотелось прикоснуться к нему, к его коже, я нерешительно, пугливо провела руками по его обнаженной груди, нежно коснувшись его сосков, он внимательно наблюдал за мной, а потом вдруг схватил меня за волосы, оттянул мою голову чуть назад и поцеловал, поцеловал нежно… неожиданно нежно… слишком нежно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Его тяжелое дыхание, его жадные руки, его резкие, глубокие движения и нежные губы – все смешивалось внутри меня, рождая что-то неимоверное, я была вся во власти этого, я вся принадлежала Мяснику, вся, вся… и я знала – он не причинит мне боли… он не причинит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да… да… Матерь Божья, – прошептала я, уткнулась в плечо Мяснику и затихла, тело дрожало, я почувствовала, как через пару толчков он тоже кончил и крепко прижал меня к себе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он стоял, обнимая меня, гладя по голове, парень на столе вроде как умер, по крайней мере, совсем затих, я положила голову на плечо Мяснику и сладко полудремала – волшебные мгновения между небом и землей… где-то в другой вселенной, где нет ни то что воспоминаний и прошлого, нет даже настоящего… такая расслабляющая пустота… Я вдруг почувствовала, что во мне не осталось и тени злобы на Мясника, мне не хотелось его убивать, мне хотелось быть просто вот так – в его объятиях. Я подняла голову и посмотрела ему в глаза, и поняла – Мясник испытывает что-то схожее… может я не ошиблась – и он все-таки одумается…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Убей ее… – тихо произнесла я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник сдвинул брови и вопросительно уставился на меня, выглядел он немного усталым и отрешенным, он просто смотрел на меня и молчал. А я смотрела на него и старалась, чтобы мой взгляд был мягче, но я чувствовала, он видит сейчас меня, меня настоящую…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он отстранился, застегнул свои джинсы, помог натянуть мне трусы и надеть футболку, он явно был растерян, очень.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты убьешь ее? – давила я. – Я хочу это видеть… Я хочу сейчас!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он гневно посмотрел на меня, я видела – хотел ударить, но что-то его остановило, он схватил меня, перевалил через плечо, но понес не к камерам, как я ожидала, а наверх. Я немного смутилась: ключ-то от подвала оставался тут, внизу, под матрацем, но я не сопротивлялась. Мясник внес меня в спальню и усадил на кровать, гневно глянул и вышел… минута-другая, он вернулся и запер дверь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я засмеялась и легла, мне было просто хорошо, беспричинно, почему-то, – наверное, вот что называют состоянием после хорошего секса. Повалявшись несколько минут, я с улыбкой уверенно кивнула сама себе и отправилась в ванную, сняла одежду и залезла под душ, накупалась, умылась, надела чистую одежду, легла и уснула, сразу и сладко.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулась я от шума открывающего замка: Мясник молча поставил поднос с завтраком, вышел и снова запер дверь. Я встала, подошла к окну и вскоре услышала звук машины. Я поела, есть очень хотелось, помыла посуду, поставила на поднос у порога и принялась ждать – по моей задумке: если он любит меня, он убьет ту девку в камере и придет ко мне, а если нет – я убью его. Все просто, как дважды два.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером Мясник принес мне ужин и забрал посуду – он молчал, я тоже пока не настаивала – день можно подождать, дать ему подумать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стемнело, я лежала, за окном был сильный дождь, громыхал гром и иногда сверкали молнии, и вдруг, словно сон, пришли воспоминания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мне было четыре… Я легла спать, но что-то разбудило меня среди ночи… Я открыла глаза, и тут же молния осветила комнату, несильно громыхнуло, как будто вдалеке, и полил сильный дождь, стало страшно. Я подняла голову – брат крепко спал (его лицо совсем затерлось в памяти, помню только, что у него были темные волосы). Я встала с кровати и по привычке отправилась к родителям, я подошла к их двери, она была закрыта, но из-под нее шел свет. Я уже было потянулась к ручке, чтобы войти, но тут услышала громкий шепот, такое злобное шипение, и плач…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я, стараясь не шуметь, аккуратно нажала на ручку двери и заглянула: мать сидела на полу, на коленях, закрывая голову руками, а отец яростно наносил ей удары ремнем по спине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потаскуха, убить тебя мало и твоего выродка, – прошипел отец, я видела его в пол-оборота, но даже так было видно, как налилось кровью его лицо, он был в неистовом гневе. – Предателей не прощают, сука… Не прощают!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец резко отбросил ремень, схватил мать за волосы, потянул, заставляя встать и ударил в живот, она скрутилась, ловя ртом воздух, а отец ударил ее еще раз, уже куда-то в бок, потом еще раз, мать рухнула на пол, как-то резко, тяжело упала… Отец сделал шаг в сторону, и замер, задумчиво потирая рукой лоб… Вскоре мать начала подниматься на колени, тяжело дыша, а отец пнул ее, она схватилась за живот и повернулась на дверь, и тут заметила меня, и махнула рукой, не в силах все еще ничего произнести. Я замерла, сердце стало биться где-то совсем внутри меня, словно сжалось и спряталось куда-то.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что ты крыльями своими размахалась, сука, – отец снова дернул мать за волосы, повернулся в сторону ее взгляда и встретился с моим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В его глазах было столько болезненной злобы и ненависти… Несколько секунд он просто смотрел мне в глаза, а потом его лицо резко переменилось – словно раз и спала надетая маска – его взгляд стал теплым и почему-то виноватым, он тут же отпустил мать и, перешагнув через нее, быстро направился ко мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Принцесса, ты чего тут? А мы с мамой играем, – он подошел, улыбнулся мне, подхватил на руки и понес, я не плакала и не испугалась – отец смотрел на меня без тени злобы или раздраженности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне приснился кошмар, – сказала я, когда он внес меня на кухню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот, – он погладил меня по голове и усадил на стол. – Ничего, сейчас мы попьем теплого молока, и я разгоню всех злодеев. Ох, я им настучу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец стоял у холодильника, но на этих словах повернулся ко мне и показал сжатый кулак, я улыбнулась – он всегда так делал, всегда так грозился наказать всех, кто меня обижает, и мне это нравилось. А кому такое не понравится?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он подогрел молоко, напоил меня, легко подхватил и понес в нашу тогда с братом комнату, уложил, заглянул в шкаф, погрозил туда кулаком, потом под кровать, за дверь ванной…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот, видишь, принцесса, они все напугались и убежали. Спи, ангелочек, – он поцеловал меня в лоб, нежно улыбнулся и ушел, оставив дверь приоткрытой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я лежала и смотрела в потолок, гроза уже закончилась, просто лил дождь, а у меня перед глазами стоял тот отец, которого я увидела в комнате родителей несколько минут назад, он словно был не моим – таким злым я его никогда не видела, и мне казалось, что это был не он, а какой-то злой барабашка, которого потом прогнал отец, просто я не разглядела… так я тогда и решила… Тем более, что мама с утра тоже мне сказала, что они с папой просто играли…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующий день Мясник снова принес только завтрак и больше ничего – он не сказал, что убил ту, другую… Мне не хотелось давить на него, злить его, но чернота внутри меня не давала пустить все на самотек и просто ждать – она подгоняла, жаждала крови, требовала жертвы… Поэтому, когда Мясник принес ужин, я его поджидала – стояла около двери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты убил ее? – сразу спросила я, он жестко посмотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не твое дело.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он уже собирался выйти, но я перехватила дверь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты убил ее? – снова зло повторила я свой вопрос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – сказал он и грозной тучей навис надо мной, но мне уже не было страшно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому что, – он говорил очень зло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я рассмеялась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ответь только на вопрос – почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я смотрела на него, он на меня – его челюсти стиснуты, желваки ходят, глаза смотрят в мои и не смотрят, словно он хочет отвести взгляд, но понимает – нельзя – это значит сдаться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты думаешь, та, другая, поймет тебя? – продолжила я. – Начнет когда-нибудь смотреть на тебя не как на чудовище? Не с ужасом и страхом? Не бояться?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взгляд Мясника сменился, было видно, как он пытается спрятать эмоции за холодной маской, вот только я заметила промелькнувшую боль в его глазах…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Она ни на минуту не подумает, что ты нормальный… Потому что она не знает, что бывает такой огонь внутри, такая жажда, которую не погасить ни водой, ни водкой, ни наркотиками, ни сексом, ни детским смехом – ничем… только кровью, только смертью…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он нервно сглотнул и как-то вопросительно посмотрел на меня – я знала, он понимал, о чем я говорила, и он смотрел так, словно сейчас впервые, наконец-то, окончательно осознал, что я действительно понимаю это…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хотя может тебе нравится… что даже сквозь страх в ее глазах заметно отвращение?.. Будто ты… мерзость, отброс, нечисть… Нравится?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он молчал, играя желваками, – но я знала ответ – нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда почему? Я же… я же… поняла тебя, я приняла тебя. Почему?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он молчал, все сильнее стискивая челюсти, хотя, казалось, уже было некуда, потом отвел взгляд и тут же снова уставился на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И правду говорят – любовь рождает неблагодарность. Убей ее или умрешь сам! – уже зло, уже выкрикнула я, внимательно глядя в его глаза, я видела он не верит в то, что такое реально – что я смогу его убить, но что-то внутри него, совсем глубоко, где-то на уровне инстинктов, что-то животное, все же чувствовало угрозу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник резко повернулся и вышел.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующий день проснулась я рано – задолго до того, как он обычно приносил мне завтрак, сидела на кровати – ждала. Мясник открыл дверь, поставил поднос и ушел, и только шум машины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не понимала, что в ней, в той другой, такого? что не так со мной? зачем? почему он делает такой выбор? Внутри все жгло от обиды и боли, все это словно уже было: было, что мне не верили, отвергали меня, не замечали мою боль – все это уже было, было… и снова, опять… Как же меня все это злило – я думала, он другой, я думала, мы с ним поймем друг друга… Ведь мы одной породы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я умылась, позавтракала, достала скрепку из своей футболки, отперла дверь, спустилась вниз, налила в бокал, из которого пила утреннее кофе, немного коньяка и поднялась к себе, снова заперла себя, спрятала скрепку обратно в загиб своей футболки, и, встав у окна, начала вспоминать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я начала вспоминать их всех… начиная с первого – того самого Алексея, помощника детектива.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;… – Да и как ту изменишь с этой покалеченной придурошной… – проворчал он… Эту его фразу я хорошо запомнила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я стояла, немного остолбенев от такого, – вот и все… «Новую жизнь говоришь? Нашла вроде приличного мужика?! – выговаривала я себя. – Ага, приличного… мудака. Но что ему тогда от меня надо? Неужели из-за денег… Вот, сука…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут внутри меня что-то всколыхнулось, что-то такое странное, пока непривычное – мне вдруг захотелось причинить ему боль. Не просто уйти, не просто отгородиться от него, а именно причинить боль, больную боль – разрезать его грудину, сломать ребра и сжать его сердце, как сжимается от обиды сейчас мое… И это желание стало медленно растекаться по мне приятным теплом, согревая меня, ускоряя сердцебиение…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В голове одна за одной стали мелькать картинки, как я втыкаю нож в грудь Алексея, поворачиваю этот нож, слышу его крики, и еще удар ножом, и еще… Эти картинки вдруг стали такими реалистичными, я почти чувствовала запах крови, в руках появилась дрожь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но я, сделав несколько глубоких вздохов, собрала эти черные мысли, и кинула их в клетку, пусть и вымышленную, но прочную. Я создала ее около года назад, когда навязчивые воспоминания, непроходящая злость и просто съедающая изнутри ненависть породили во мне такое желание крови, что я несколько дней не могла ни спать, ни есть… я словно сходила с ума… Тогда, с большими усилиями, мне все-таки удалось запрятать это все глубоко, под замок, но это не изменило того, что все это зло было во мне…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я нарочито затопала, чтобы Алексей не заподозрил, что я все слышала, и вошла на кухню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Извини, я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ничего, принцесса, – Алексей участливо улыбнулся мне<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Дух что ли тут какой-то, что все меня принцессой зовут… этот ведь даже не знает, что так меня называл отец», – пронеслось в моей голове.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алексей подошел ко мне и обнял, а черноту, там, внутри меня, скрутило от этого, я еле сдержалась, чтобы не оттолкнуть его и не накинуться с кулаками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все хорошо? – спросил он и посмотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я обняла его, а хотела убить… «Убить!» – я произнесла это слово про себя и как-то спокойно открыла клетку внутри себя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вдруг отстранилась, загадочно улыбнулась, взяла Алексея за руку и повела… я вела его в свою спальню…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внутри меня приятно растекалось освободившееся зло, наполняя мои мысли свежо-кровавыми картинками. Алексей предал не только меня – сейчас он охотно идет со мной в спальню, и собирается предать и свою невесту или кто там она ему. Я глубоко вздохнула, было сладко предвкушать его смерть… «Убить! Убить! Убить!» – словно само мое сердце шептало это слово на каждом своем ударе, впрыскивая его в кровь, которая разносила его по всему моему телу, казалось, не только мозг, все клетки моего организма хотели одного – убить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алексей послушно вошел со мной в спальню, он послушно разделся до трусов и послушно лег на мою кровать, я тоже стянула с себя одежду, оставив только нижнее белье. Было темно и шрамы особо не бросались в глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я села сверху… я ощущала его вставший член, я видела похоть и самодовольство в его глазах. Я наклонилась, коснулась его губ, а моя руку скользнула под подушку, где привычно лежал нож, правда, уже другой… пришлось купить новый, тот, который я взяла с кухни, когда Пашенька пристал ко мне в первый раз, забрали, как вещь-док…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я чуть отстранилась, все еще низко нависая над Алексеем, посмотрела ему в глаза, он довольно улыбнулся, потянулся поцеловать меня, но я выпрямилась, пряча нож за спиной, с силой сжимая его рукоять, чувствуя, как от сладкого предвкушения затряслось все мое тело, а весь занятый похотью Алексей ничего не подозревал, он смотрел так плотоядно, так самовлюбленно, так… Я хотела его пытать: отрезать эти его губы, растянутые в гнусной полуулыбке, вырезать похотливые глазки… – я жадно представляла это все… но меня просто распирало желание его убить – увидеть этот предсмертный страх в его глазах, осознание того, что все, совсем все – его больше нет! Это желание его смерти было почти нестерпимо, я сдерживала себя из последних сил – все еще держа руку с ножом за спиной, я несильно резанула Алексея по бедру, он даже не сразу почувствовал. Но вскоре…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что это? – он замешкался, провел рукой по своему бедру и посмотрел на пальцы – на них кровь, он глянул на меня сочувственным глазами – наверное, подумал, что это у меня начались месячные или, не знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я, почувствовав кровь, уже не могла сдерживаться… Алексей замер, взгляд его стал немного удивленным – это я посмотрела на него уже без маски, уже настоящая, именно та я, которая воскресла, тогда, после реанимации – вся моя злоба, я чувствовала, теперь ярко на моем лице. Он вздрогнул и тут до него дошла боль от пореза на его бедре, он было дернулся, но я лишь сильнее придавила его бедрами, а свободной рукой с силой уперлась ему в грудь и занесла руку с ножом… Алексей ловко перехватил ее, начал приподниматься, он был довольно сильным… но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вы когда-нибудь хотели по-настоящему чужой крови? чужой смерти? Внутри разгорается пожар до невыносимой жажды, свербит в душе так, что дрожит все тело, в голове только одно – «Убить!!! Убить!!! Убить!!!», как набат тысячи мыслей-колоколов… Это охватывает так, словно ты не пил три дня и вот передо тобой целый родник, холодной, ключевой воды и мысль одна – напиться! напиться! напиться… – разве тут не станешь пить?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На секунду я почувствовала, что Алексей почти осилил меня, и тут мысль – «он уйдет и не умрет… он не умрет!!! а ты так и останешься придурошной!..» И проснулось безумство: я закричала и сильнее толкнула его свободной рукой в грудь, просто вжав его в кровать, он поддался, ошарашенно глянул на меня – откуда такие силы? – да я и сама не знала… Секунда – и я выдернула руку с ножом из его рук, воспользовавшись его замешательством, и воткнула нож ему в грудь, влево, туда, где с детства нас учили, сердце, нож вошел глубоко, я с трудом вынула его и снова туда же, только чуть левее и еще, и еще… Я била и била, пока не устала рука, и смотрела в его глаза, ловила, вбирала, вдыхала его смертный страх, его ужас…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Предателей не прощают, сука! Предателей не прощают! – повторяла я шепотом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я знала – он слышал мои слова, он запомнит их, и, если есть перерождение душ, он будет самым верным псом!.. он впитает это на уровне уходящей из его тела души… Этот урок ему не пройдет даром…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, жизнь из него совсем ушла, изо рта потекла кровь, глаза остекленели, и я немного успокоилась. Все еще сидя на его бедрах, я опустила руку с ножом и посмотрела на окровавленного Алексея – мне стало так тепло и спокойно, так свободно от чувства выполненного долга – он умер, умер за свое предательство! И внутри меня приятно растеклось настоящее, живое умиротворение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я прошла в ванную, смыла теплую кровь Алексея с себя, помыла нож, сделала пару глотков холодной воды, вернулась в комнату и посмотрела на бездыханное тело – оставалось решить, что с ним делать дальше…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Приехал он сюда со мной, это явно зафиксировала камера на въезде в поселок, значит надо, чтобы он и уехал отсюда со мной», – очень быстро решила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я спустилась, нашла в аптечке бинт, взяла на кухне рулон бумажных полотенец и поднялась, забинтовала раны на груди Алексея, приложив к ним полотенца, дотащила его до машины, поняла, что поторопилась с ранами, от перемещения бинт стал красным, я намотала новый слой полотенец и бинтов, после чего надела на Алексея его же футболку, штаны и пиджак. Чтобы аккуратно натянуть их, сил ушло немало, я очень устала, он был тяжелым и каким-то задеревенелым, что очень раздражало – вообще после своей смерти Алексей очень раздражал меня своим присутствием.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С трудом я усадила его на переднее пассажирское сиденье, нашла в баре отца коньяк, влила немного Алексею в горло, немного на его одежду, остатки вылила в раковину, а бутылку выкинула в мусорку. Потом оделась сама, и «мы» поехали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перед выездом за ворота поселка, где был дом отца, я еще раз на всякий случай глянула на Алексея – я усадила его так, чтобы он очень походил на спящего, благо камеры были черно-белые и не очень-то хорошего качества, поэтому главное, чтобы не было заметно крови на одежде – его футболка была как назло белой, а пиджак светло-бежевым, и большие пятна будут очевидны, но полотенца и бинт пока справлялись, и его одежда была чистой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я въехала в город – там тоже на въезде стояли камеры, правда, уже ГИБДД-шные, проехала несколько кварталов и свернула на обводную дорогу, которая вела в промышленную зону, там в такое время было всегда малолюдно. Проехав немного, я остановилась на обочине, перетащила Алексея назад, уложив на пол и затолкав как можно глубже под задние сиденья, так, чтобы его не было видно, после чего демонстративно поставила сумочку на переднее сиденье и вернулась в город, за это время мимо меня не проехало ни одной машины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я выехала из города, и, заметив, что по шоссе я еду одна, только навстречу мне пронеслась легковушка, я выключила фары и аккуратно свернула на первый же аварийный съезд. Я вышла, достала из багажника насос, так, на всякий случай, вдруг кто заметит машину и решит остановиться помочь, затем вытащила Алексея и потащила его в лес, который был по обе стороны автотрассы. Сил тогда у меня хватило не намного, я убедилась, что с дороги труп не видно, и, махнув рукой, решила глубже в чащу леса его не тащить. В голове мелькнула мысль сжечь труп, но меня с детства отец учил – в лесу нельзя жечь костры, и я отказалась от этой идеи, закинула насос в багажник и поехала домой, решив, что полиции, если что, расскажу все просто: были с Алексеем у меня дома, он напился, и я подвезла его до города, живого, конечно же… что с ним было дальше, знать не знаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вернувшись к себе, я принялась отмывать машину и дом – тогда-то я и узнала, как сложно справиться с въедливыми пятнами крови – чтобы все отмыть, пришлось изрядно повозиться – закончила я только к семи утра и вырубилась благодатным, спокойном и умиротворенным сном…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тело Алексея нашли только через пять дней, и его убийство связали с его детективной деятельностью. Ни один следователь ко мне не приходил, а значит Алексей никому обо мне не рассказывал… Что ж, оно оказалось и к лучшему… Понервничав около месяца, но так и не дождавшись ни ментов, ни даже Николая Александровича, я расслабилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А как-то зашла в свою спальню, села на кровать, достала тот самый нож и улыбнулась… даже вспоминать глаза Алексея в момент смерти было приятно: его этот страх, толика сожаления, что он сейчас здесь, а не где-то в другом месте, например, дома со своей девушкой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сладко и шумно вздохнула, еще раз улыбнулась этому воспоминанию, встала и нанесла себе порез на внутренней стороне левого бедра, поперек, так чтобы он пересекал самый большой и страшный шрам, оставленный мне Пашенькой и его друзьями. Порез сделала неглубокий, но так, чтобы обязательно остался шрам, на память… Чтобы, когда я смотрела на этот большой шрам и вспоминала ужасы тех трех ней, этот маленький немного скрашивал мои мысли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я улыбнулась, вымыла нож в ванной, прижала к бедру полотенце и спустилась вниз, налила себе немного вина, села в гостиной и принялась изучать карту Москвы…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот боксеру, Саше, повезло… Отношения он не торопил, может оттого, что жизнь его хорошо научила и, где-то подсознательно, он чувствовал меня настоящую, чувствовал, что со мной что-то не так – не знаю… Кроме того, он сумел привязать меня – я тогда снова поверила, что смогу начать жизнь заново. И поэтому, когда через пять месяцев нашего знакомства, он все-таки сделал несколько намеков на вполне логичное продолжение наших встреч, я решила сначала удостовериться, что меня не потянет убить его… мне было жалко его… А еще я хотела увидеть, какой может быть реакция у мужчины на мои шрамы, ведь Саше я свою историю не рассказывала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;План мой был прост, и я сразу взялась за его выполнение: на «рабочей» квартире я переоделась, надела рыжий парик, ярко накрасилась, напялила черные короткие шорты, плотные черные колготки и красивую темно-синюю шелковую блузку и отправилась в клуб.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне нужен был настоящий самец, и нужный похопончик попался мне быстро… Из клуба мы уехали вместе, и всю поездку Артур загадочно улыбался мне в такси. Артур, а именно так представился этот красавчик: густые черные волосы, манящие зеленые глаза, волевой подбородок, довольно стройное высокое тело – он был действительно красив.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы довольно быстро добрались до моей «рабочей» квартиры, алкоголь меня немного расслабил, поэтому, когда Артур с порога полез целоваться, это поначалу даже не вызвало во мне неприятия, однако положительных эмоций от его поцелуев тоже не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он стянул с меня одежду и повалил на кровать, было темно и, казалось, он даже не обратил внимание на мои шрамы. А внутри меня ничего, кроме отвращения…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иногда я пыталась его все-таки оттолкнуть, но не сильно, и он принял это за игру… Ему было все равно… А потом я лежала под ним и смотрела в потолок, иногда мелькало его лицо, он пытался целовать меня, а я отворачивалась. Я думала о том, о чем же думает этот мужчина – ведь периодически он спрашивал меня, нравится ли мне? – а я молчала… а он продолжал… и я спокойно терпела…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда он кончил и просто рухнул на меня всем своим потным, липким телом, я мысленно сказала «спасибо» за то, что он надел презерватив, и конец всего этого был не настолько омерзительным, каким мог бы быть. И все равно, казалось – еще секунда под ним и меня стошнит. Я вылезла и села на кровати, посмотрела на него – он расслаблено лег на живот и растянулся… И дверь клеточки внутри меня заскрипела, открываясь… выпуская… и чернота не торопливо, свободно, приятно растекалась теплым, сладостным желанием смерти – сладкий черный эликсир… И я четко представила, как воткну нож в Артура, как брызнет из него кровь… кровь, много крови, как он перестанет дышать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Убить! Убить! Убить!» – застучало в моих висках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Артур перевернулся на спину и довольно улыбнулся<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо было, да? Тебе бы надо быть только поактивнее, – сказал он и снова улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Сейчас буду, Артуреныш, сейчас буду», – вслух это я не сказала, только улыбнулась, а он заулыбался мне в ответ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я улыбнулась еще шире и ушла на кухню, открыла ящик и увидела, как в отблеске уличных фонарей и луны блеснуло лезвие ножа. Я взяла его и пошла к кровати, Артуреныш снова лежал на животе, раскинув ноги и руки. Он был довольно мощным мужчиной, но не особо накаченным, чувствовалась, что богатырскую силу в него заложила природа, а он просто не жирел, так сказать… Я подошла к нему и аккуратно постучала по плечу, он повернул голову и улыбнулся мне, а размахнулась и вонзила нож по самую рукоятку в его спину между ребер, он дернулся… Тут же в его глазах – о, этот сладкий минутный испуг: какой бы смертью ты не умирал, всегда есть секунда, доля секунды, миллисекунда, когда твоя сущность вдруг понимает – ты умер… что тело, в котором ты, мертво – все…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я тыкала нож снова и снова, Артуреныш совсем не сопротивлялся, скорее всего, первым ударом я попала ему прямо в сердце… Я била и получала такое удовольствие от осознания того, что больше ни его руки, ни его губы не прикоснутся ко мне, никогда… он больше никогда не прикоснется ко мне… И внутри меня был такой покой, такой нужный, такой всеначинающий покой – словно я напилась, словно я снова могу жить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я закончила убивать его, я даже устала немного, вытерла аккуратно нож о простыню… посмотрела на нож и снова резко воткнула его в Артуреныша.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот видишь, малыш, какая я активная на самом деле, – сказала я уже неизвестно кому и довольно засмеялась, было так хорошо!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я пошла купаться. Я усердно намылилась, смывая с себя остатки того, что было между мной и Артуренышем, а потом около получаса расслабленно стояла под теплыми струями воды…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вышла из ванной, посмотрела на труп и, вспомнив, как это прикасалось ко мне, передернулась. Теперь тело Артуреныша вызывало только усталость и раздражение своим наличием. Я вынула из него нож, прошла в ванную и принялась тщательно намывать его, закончив с этим, я подняла голову и… замерла – я стояла у раковины и смотрела на себя в зеркало – я впервые видела себя такой: влажные волосы растрепались, на щеках румянец, а выражение лица было таким довольно-манящим… странное выражение лица. Именно тогда, в тот момент я поняла, что я другая, что тогда я вернулась другой, что сколько бы я не путешествовала, не откладывала месть Пашеньки, сколько бы я ни пыталась начать вести нормальную жизнь, я не смогу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я поставила левую ногу на ванну и нанесла еще один порез на бедре, прямо под тем, который появился после Алексея… пальцами стерла вытекшую кровь и облизала их – когда-нибудь я смогу попробовать на вкус кровь Пашеньки… Да!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом я долго убиралась: почистила всю квартиру с белизной, презерватив смыла в унитаз, все тряпки, которыми мыла, и простынь, под которую я благовидно подложила полиэтиленовую пленку, застирала в машинке с белизной, потом, прямо сырыми, запихнула их в мусорный мешок; из сотового Артуреныша вынула батарейку и сим-карту, разрезала последнюю, и определила их в отдельный мусорный мешок. Артуреныша я тоже помыла с белизной, легким раствором, так сказать, чтобы стереть свои следы, а потом закрыла все окна в квартире, плотно замотала труп одеялом и мусорными пакетами, чтобы вонь от него как можно дольше не дошла до соседей, вышла из квартиры, забрав все свои вещи и мусорные мешки, заперла дверь и забила замочную скважину куском газеты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сняла резиновые перчатки и направилась к мусорке – сначала я думала отвезти мусор куда-нибудь подальше, в другой район, но усталость взяла вверх, и я успокоила себя тем, что, когда Артуреныша найдут, мусор со двора уже десять раз вывезут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот тогда-то я и заметила Пашеньку с его бывшей…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И после этого все свое время я сосредоточила на Пашеньке, я должна была подготовиться… во всех смыслах… Поэтому, через три дня наблюдений, вечером я снова отправилась в бар, на этот раз в черном парике, на этот раз я выбирала мужика, близкого по комплекции к Пашеньке, – не очень высокого роста, чуть выше меня без каблуков, но довольно коренастого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подходящего кандидата я нашла довольно быстро и сразу предложила поехать ко мне. Парень с легкостью согласился, и мы поехали. Я была за рулем, а «подопытный», звали его Андрей, вернее назвал он себя Эндрю, всю дорогу то и дело хватал меня за коленки и бедра, чем изрядно выбешивал. Дверь клетки с чернотой то и дело приоткрывалась – сдерживаться было очень сложно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне тоже невтерпеж, поехали сюда, – зло сказала я и свернула в лесок, но Эндрю даже не заметил моей интонации…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свернула я неслучайно: были мы недалеко от старого адреса Пашеньки, а близлежащие окрестности тут я очень хорошо изучила и нашла одно удачное заброшенное здание – недостроенный одноэтажный кирпичный домик непонятного мне назначения. Мы подъехали к сооружению, я с облегчением вздохнула, отметив, что никого вроде нет: ни молодежи, ни бомжей – мы остановились, и я улыбнулась парню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Лезь назад, – скомандовала я и Эндрю послушно полез. Я же вязал сумочку, запустила туда руки, ловко открыла пузырек с хлороформом и намочила подготовленный платок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Усыпить доверчивого Эндрю труда не составило, после чего я вытащила его из машины и втащила в здание, положила на пол, зашла в соседнюю комнату, нашла подготовленную лампадку и зажгла ее, снова вышла на улицу, потушила автомобильные фары и вернулась к «подопотному», привязала его к стулу, который тут и нашла, заклеила рот скотчем и поднесла к носу ватку с нашатырем. Эндрю с трудом, но пришел в себя, вяло помотал головой… а когда понял, что привязан, пришел в себя окончательно. Я посмотрела на него, выглядел он жалко: испуганно, отчаянно мотал головой, пытаясь что-то кричать сквозь плотный скотч, в глазах замешательство…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, ну что, поразвлекаемся? – я хмыкнула, а он начал дергаться, и это было так мило и забавно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вынула нож, провела лезвием по его щеке, даже не пытаясь порезать, пока просто пугая. Эндрю дернулся, я увидела в его глазах настоящий ужас и даже слезы, слезы… он что так боится? То есть как лапать меня в машине – он не боится, как собираться трахнуть меня и потом раствориться в небытие – он не боится, чего же он напугался сейчас? Я полоснула его по груди, проступила кровь, парень начал жалобно ныть, я видела, как он просто умолял меня глазами… и мне вдруг стало жалко его – я же тоже когда-то и ныла, и умоляла, а те твари остались безучастны… Я вышла на улицу, подышала и снова вернулась… Размахнулась и резко воткнула нож Эндрю в грудь, потом еще удар и он затих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я обтерла все, что трогала, в том числе и Андрея а-ля Эндрю, и уехала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вернулась на «чистую» квартиру, поставила третий порез на своем бедре, но совсем небольшой – потому что здесь я была больше разочарована. И, несмотря на не очень-то удачную тренировку с пытками, на следующий день я все равно отправилась к Пашеньке на новый адрес… – и бесполезно прождала его три дня… долгих, томительных три дня…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда Мясник принес ужин, я снова стояла у стены, в своих трусах и майке, так я казалась себе более соблазнительной, хотя шрамы были виднее, не знаю… Я поймала его взгляд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты убил ее?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он мотнул головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хватит, – призвал он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Убей ее, убей! Убей!.. – я повторяла это, глядя прямо ему в глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я лучше убью тебя, – вдруг крикнул он, схватил меня и понес вниз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поднес к лестнице и стал, торопясь, открывать замки на двери в подвал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты умрешь, – спокойно сказала я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он резко повернулся и посмотрел на меня – я не была в ярости или гневе, нет, наоборот, мне было очень больно, обидно и грустно – он предавал меня, открыто, так просто… И сейчас я лишь констатировала факт – я просто убью его. Я давала ему шанс, но он им не воспользовался… Теперь все – внутри меня злость, тихая, молниеносная, беспощадная – чернота праздновала победу, заполняя каждый уголок моей души…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник как-то нервно сглотнул, отвел взгляд, открыл наконец дверь и втащил меня в подвал, и сразу в «операционную», пристегнул к столу, взял нож и подошел… Я внимательно смотрела на него, он размахнулся, намереваясь воткнуть нож в меня, но поднял руку и опустил, оперся пятой точкой на соседний стол и просто смотрел на меня, а я уставилась в потолок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Меня предавали ни раз… меня предавали самые близкие – отец, мать… Но я все надеялась, что есть кто-то другой. Ты думаешь, я не пыталась найти… Но… – я повернулась и посмотрела на Мясника. – Что ты медлишь? Давай… Ты же понимаешь, из нас будет кто-то один, только кто-то один, – произнесла я, пристально глядя в его серо-голубые глаза, а потом снова уставилась в потолок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он устало вздохнул и сел на пол, положил нож рядом с собой и тоже вдруг заговорил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему ты никак не хочешь понять и смириться с тем, что я хочу быть один, быть тем, кто я есть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я посмотрела на него, он смотрел в пол – он вдруг показался таким уставшим, таким старым, словно разом проступили все года, все печали, вся боль на его лице…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я – обычный извращенец, это все… Мне просто нравится убивать… я не могу без этого, – он как-то странно выдохнул, судорожно, словно вспомнил что-то приятное, и посмотрел на меня. – В эти минуты я всесилен, я могу делать с ними все, что хочу, это я решаю, когда им умереть… словно я Бог…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я облизнула губы – я никак не могла смириться с этим его «просто извращенец», не бывает таких, что-то ломает людей, что-то толкает на это… Я хотела задать вопрос, но не знала точно, как сформулировать его. Но он словно прочел мои мысли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Меня таким мама родила, – устало сказал он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Или воспитала, – зло возразила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты не успокоишься, – он помотал головой. – Зачем ты пытаешься оправдать меня? Придумать что-то, что объяснило бы это? Кто-то ловит кайф вышивая, кто-то лезет в гору, замерзая и ломая кости, а кто-то, как я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он замолчал, но через минуту снова заговорил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Когда появились деньги, почти сразу возникла идея построить такое пристанище, где я могу быть самим собой, делать, что захочу, без опаски выпускать зверя… – он оглядел подвал и снова уставился в пол. – И тут наконец-то я почувствовал себя свободным, настоящим… А потом появилась ты… – он помолчал несколько секунд, – ты так смотрела на меня… ты смотрела на меня, как… на Бога.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он шумно выдохнул и нервно сглотнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как на Бога, – повторил он, мотнул головой, облизал губы… и посмотрел на меня. – И это опьянило меня… Всю жизнь я прятался, прятал себя от людей… как крыса… но с тобой… Но ты все время лезла, твои эти расспросы, зачем тебе это было надо?! Зачем? Понять меня? А что тут понимать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он обхватил голову руками, а я уставилась в потолок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты глупенькая еще, неужели ты думала – я изменюсь? – он хмыкнул, я чувствовала он внимательно смотрит на меня, но я упорно глядела в потолок, глаза жгли слезы. – Нет, потому что… я не хочу, я не могу по-другому, я не хочу по-другому… Я понял это, поэтому и отпустил тебя… Зачем ты вернулась? Неужели ты и правда думала, что мы сможем быть вместе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я молчала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Катюш? – позвал он меня, я нехотя посмотрел на него. – И как это было бы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Честно, – ответила я после небольшой паузы. – Я собиралась рассказать тебе… о себе… и то, что я понимаю тебя… где-то…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он хмыкнул, мотнул головой и с теплой улыбкой посмотрел на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И… по-твоему… я смог бы спать спокойно, зная, что ты можешь убить меня в любой момент?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я стиснула челюсти, нервно сглотнула и отвела взгляд – ответа я не знала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не убиваю просто так, – наконец произнесла я и посмотрела на него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Аааа, дааа, – протянул он, – ну да, определенно… – он хмыкнул, вновь помотал головой и посмотрел мне прямо в глаза, взгляд его стал серьезным, даже суровым. – Тогда, когда на кухне ты сорвалась… ты просто не видела себя. Я видел злых людей. Люди очень злы, когда их режешь по кусочкам. Я видел отчаянье, я видел ярость, гнев… Я видел многое… Но то, что я увидел там… в тебе… это нечеловеческая злость, я не знаю. Если хочешь – я струсил… я словно увидел смерть в твоих глазах. Свою собственную смерть… не знаю… Это было жутко… Твои глаза тогда, их выражение… злость в них… снились мне потом каждую ночь… И я понял, что я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он замолчал, но взгляда не отвел, и через несколько секунд снова продолжил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я раньше не понимал, как ты спишь со мной в одном доме так спокойно, зная, что я… Думал ты просто молоденькая, глупенькая, влюбилась или еще чего, но… Но то, что ты даже ни разу не попыталась сбежать… И то, как ловко выбралась из-под замка. Это все насторожило меня… Словно ты… ты… не жертва в клетке… совсем не жертва…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне надоело – эти его сопли – Мясник очень злил меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И ты решил, легче найти новую, а меня просто выкинуть… да? – наконец не выдержала я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он глубоко и грустно вздохнул, но не ответил…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Катюш, ты, главное, пойми на будущее, я не вещь и люди не вещи, они не могут быть исключительно твоими, или все они будут мертвы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замешкалась – «на будущее» – что он хочет этим сказать? Я стиснула челюсти – ярость уже захлестывала меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник встал, лишь мельком взглянул на меня, а я смотрела на него, внимательно смотрела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не знаю… что делать, Катюш, – вдруг устало произнес он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отведи меня в мою камеру, если не собираешь убивать, а твои сопли мне не нужны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он послушно принялся отстегивать меня… И вот мои руки и ноги свободны – я встала и сама направилась к камерам – хотелось наброситься на него и выгрызти ему его глотку, но я знала – еще не время.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он шел за мной. У самой камеры я остановилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И помни, – я повернулась к нему. – Предателей не прощают!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он кивнул, как-то очень грустно хмыкнул, развернул меня и втолкнул в камеру, а потом, через некоторое время, принес ужин моей соседке, мне нет. Гнусно и по-детски злить вот так – но как же это было обидно! Я встала, походила взад-вперед, немного успокаивая себя, а потом села, а потом легла… подняла руку над собой, разглядывая линии на ладони, и снова вспоминала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Было начало весны, вернее, по календарю был апрель, но тепло только пришло в Москву, и люди, радуясь солнышку, повываливали на улицы. После неудачной поездки в Саратов я снова вернулась сюда – мне казалось здесь, в столице, у меня получится быстрее и проще отыскать новые следы беглецов. Правда, я даже не знала с чего начать – нанимать снова кого-то постороннего я теперь побаивалась, поэтому маялась, пытаясь что-то придумать и в тоже время постоянно ругая себя за то, что протянула тогда с Пашенькой, надо было действовать сразу… а теперь я упустила его, упустила их всех…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В тот день я просто брела по улицам Москвы, а когда устала от ходьбы, купила мороженое, села на лавку в парке и подставила лицо солнышку. Было довольно тепло и хорошо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут к лавочке, на противоположной стороне аллее, подошла молодая семейная пара: отец семейства и женщина под одну руку с девочкой лет четырех-пяти, под другую с коляской с маленьким ребенком, который расплакавшись и заставил пару присесть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Девочка послушно села рядом с мамой и начала пускать мыльные пузыри, а мама вынула младенца и принялась менять подгузник, а парень сел, облокотившись на лавку и уставившись на прохожих, сидел и смотрел на проходящих девушек, грязно смотрел…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вдруг во мне взыграла такая ярость, она тут же разлилась, как яд по крови, молниеносно и беспощадно – я ощутила такую злость на него, хотя мне он ничего не сделал, я даже не была с ним знакома… Но… его никто не насиловал, он может любить, у него есть семья, он может быть отцом, у него уже есть дети – вот они: поверни, сука, свою голову и вот они – твои дети… но он… Такие, как он, лишили меня всего этого, лишили покоя, лишили нормальных снов… а сами сидят и беззастенчиво плюют на то, что имеют…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я уже специально и с удовольствием открыла клетку, я выпустила черноту в кровь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я поймала взгляд парня и улыбнулась, а он… начал показывать мне пальцами телефон, а я кивала и записывала, а потом позвонила ему. Да – я оставила двух детей без отца… И мне даже не пришлось спать с ним, чтобы возненавидеть его – это получилось как-то самой собой… и совесть меня не мучила… И уж совсем не мучила она меня, когда попадались далеко не отцы семейства…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не мучила ровно десять раз… десять не очень глубоких поперечных шрамов на моем бедре…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интересно, а в линиях на моих руках – есть эти десять?..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следующий день я просидела все также в камере, Мясник ко мне не заглядывал – завтрак, как и ужин вчера, он принес только моей соседке. «Что же он перестанет кормить меня и оставит умирать от голода?» – недоумевала и злилась я. Гнев внутри рос просто с невероятной скоростью, плотина воспоминаний сорвалась, усиленно подпитывая черноту… И первыми пришли воспоминания о тех трех днях, каждая их минута, каждый акт насилия, каждый удар, каждый пинок, каждый шрам, каждое обидное слово…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…После тех трех дней я больше месяца лежала в больнице… долго лежала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Помню первые дни я совсем не говорила, не хотелось, да и собранная врачами переломанная челюсть была вся в железках и бинтах, было больно… и я только плакала, казалось, даже во сне… Но это хоть немного облегчало боль внутри.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но… Ровно на пятый день, отец вошел в мою палату не один как всегда, а… с мачехой… Я ощутила внутри такой острый приступ злости, негодования и обиды, что стало по-настоящему больно, словно кто-то начал избивать мое сердце изнутри, стало аж трудно дышать – это было предательство со стороны отца! Самое настоящее предательство – все те три дня мачеха знала, где я… но… и тут она…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец поздоровался, чмокнул меня в лоб, сел рядышком, начал говорить что-то банальное, пытаясь меня отвлечь, а я не могла сдержать слез, хотя обычно при отце у меня получалось не плакать. Слезы текли просто одна за одной… И тут мачеха, сидевшая рядом с отцом, встала, провела рукой по его плечу, успокаивая, – он сам чуть не плакал, его голос то и дело начинал дрожать… а потом она вытащила из сумки платочек, подошла ко мне и… начала аккуратно вытирать мои слезы… Я смотрела на нее… а внутри меня – словно спазм невероятной силы… исключительной боли… это внутри срастались физическая и душевная боль, они объединялись, становились чем-то единым, я уже не могла понять, что это болит: сломанная челюсть или ком от слез в горле – все стало едино… сконцентрировано… слишком… а потом, словно от перенапряжения, от переизбытка, все это в раз переродилось в зло, дикое, инстинктивное, первородное…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И слезы тогда высохли, и я обещала себе: больше ни слезинки! ни слезинки! ни слезинки им! – только смерть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странно, но мачеха не добила меня в больнице и… даже не пыталась… а зря…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После больницы, в бинтах и шрамах, я вернулась домой. Я почти не разговаривала, очень мало… На душе было очень муторно, непонятно, зло-яростно и в тоже время болезненно-уязвимо – я как раненный зверь – мне было больно, мне нужна была помощь, но я огрызалась, не подпускала, злилась…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хуже всего было ощущение от предательства, предательства самого родного – отца: мачеха, тут, с нами, словно она и не виновата… Неужели он не понимает, насколько она виновата?!… Но сама я ничего не говорила – он должен был!!! почувствовать, выяснить, он должен был найти их всех… всех причастных… и убить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он предал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внутри меня рождалось такое чувство боли, странной боли, – боли ненужности себя, боли разочарования, разочарования бездонного, бескрайнего, до ненависти… Я вдруг ощутила, как доверяла ему – как все это время я безоговорочно доверяла своему отцу, настолько, что была беспомощна, я не училась защищать себя – он обещал это делать, обещал все детство, обещал… иногда вслух, иногда поступками… обещал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А теперь предал…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прошло почти два года… и я узнала, что дело не заводили, что эти четверо просто переехали… Но… «Плевать на ментов, депутатов и прочих, почему отец не ищет их? Неужели он не хочет отомстить за меня?» – я не понимала этого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему ты их не ищешь? – однажды все же решилась я спросить, я произнесла это тихо, словно от того, что я произнесу это шепотом воспоминания не проснутся тут же, отец сидел со мной на кухне, мачеха где-то в доме. Я была уверена – если бы он любил меня, то он бы из-под земли достал бы тех четверых, вынул бы их из ада, если бы они сдохли уже… – Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Принцесса моя, – отец подошел, обнял меня, – поверь, их накажет жизнь… почему ты вдруг заговорила об этом? – он чуть отстранился и заглянул мне в глаза, но я не ответила, и он продолжил, – сейчас мне надо поберечь тебя, меня, Полиночку и… – он запнулся, как-то напрягся, – отец Артема «убедительно попросил», сама знаешь… А сейчас… уж столько времени прошло… Полиночка беременна, нам никак нельзя сейчас рисковать… понимаешь…. Все позади, если тебе что-то нужно, ты только скажи. Может хочешь съездить куда-нибудь, отдохнуть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Полиночка беременна… нам никак нельзя…» – мой мозг повторял отдельные словосочетания из его ответа… так ярко… Да эта мачеха всего шесть месяцев как беременна, что мешало раньше?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я посмотрела на отца и поняла: это не мой отец… это не отец… он – мне не отец… он – предатель… Но я кивнула и поднялась в свою комнату, слез не было, в душе пустота, такая бездонная, бескрайняя, жестокая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я села на кровать… я чувствовала, как внутри что-то сгущается, растет, заполняет меня всю, мысли окрашиваются в кровавый цвет, каждая последующая картинка все более жестокая, все более злая… и тут я ощутила в себе это яростное желание увидеть боль, чужую боль, самую настоящую боль, боль, которой нет равных… боль, после которой уже нет ничего… Я глубоко вдохнула, в голове, словно отдаленно, обрывками слова отца «Полиночка беременна, нам никак нельзя, все позади…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вынула из-под подушки нож, тот самый, который положила туда после Пашеньких приставаний, и посмотрела на его лезвие – и вдруг представила, четко, ясно, ярко, как эта холодная, блестящая сталь режет тело предателя, как мягкое мясо легко расступается под острым лезвием, как нож приникает в сердце, как из ран течет кровь, теплая, вязкая…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Предателей не прощают!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я встала, крепко сжимая нож в руке… Именно тогда я впервые ощутила эту жажду… Это было ни просто желание его смерти, это была потребность, настолько сильная в моей душе, что она была почти физической – она причиняла настоящий, физиологический дискомфорт – хотелось рвать свою кожу на груди в куски, вырывать свое сердце, потому что внутри все словно чесалось, зудело, требовало его боли, его крови, его смерти! Мое сердце забилось быстрее, разгоняя кровь, вены на висках раздулись, я чувствовала, как пульсирует в них кровь… И с этим потоком крови: «Убить! Убить! Убить!» Внутри меня разгорался пожар – не потушить нельзя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я спрятала нож за спину и направилась на кухню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я думала только о том, как нож войдет между ребер отца, как ему станет трудно дышать, как тогда мне, когда кровь от разбитой губы, прикушенного языка и выбитых зубов попадала в горло и невозможно было выплюнуть ее – не давала сломанная челюсть, которая болела просто адски… разбитый нос тоже не позволял толком вздохнуть… и я почти задыхалась, почти захлебывалась… и я уже почти видела свою смерть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь я увижу его смерть, его глаза, непременно его глаза, глаза, осознающие абсолютный конец… Я увижу его страх, я поймаю его последний вздох, последний взгляд, и последнее, что он увидит – ненависть в моих глазах: ненависть! ненависть! ненависть! – столько ненависти, что невозможно вынести, она рвала меня изнутри…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я спустилась, услышала на кухне голоса и вошла: отец что-то резал, стоя спиной ко мне, рядом с ним стояла мачеха и что-то рассказывала. Я замерла, секунда-две, я глубоко вздохнула и сделала шаг вперед, еще шаг и снова замерла… Еще два шага – стоп – чтобы было пространство сделать еще шаг-другой для размаха, чтобы вогнать нож как можно глубже. Я пристально смотрела на спину отца, такую беззащитную сейчас, но краем глаза заметила, как опасливо замерла мачеха. Я перевела взгляд на нее – она застыла с открытым ртом, глядя на меня, – я видела в ее глазах неподдельный ужас. Но она меня не интересовала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Предателей не прощают, – негромко произнесла я и снова уставилась на спину отца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Говорить было сложно, я еле сдерживала желание закричать и яростно набросить на отца сейчас же, и втыкать нож в его спину раз за разом, раз за разом, чтобы его кровь брызгала на мое лицо, чтобы он подыхал, подыхал, как собака, – было почти нестерпимо, приходилось изо всех сил стискивать челюсти, было почти больно оттого, что я сдерживаю себя… Но мне нужно было увидеть его глаза, посмотреть в них – он должен осознать мою боль, мою ненависть, он должен увидеть их… Мачеха тронула отца за руку и тот повернулся… и остолбенел… В его глазах скользнули страх и боль…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Принцесса, ты чего? – отец нервно сглотнул и как-то инстинктивно выставил руки вперед.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ведь он еще не видел, что в моей руке за спиной нож… Я размяла шею и улыбнулась, недобро, победно – да! – а вот и первые лучики страха…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Сейчас ты познаешь, что такое боль!» – внутри меня растекалось сладкое предвкушение чужой смерти, оно было настолько сладким, настолько ярким и живым, что я аж задрожала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты предал меня, – мой голос хрипел, – предал! Предал! – я перешла на крик, зло внутри меня словно бы пыталось выйти хоть так, чтобы хоть немного ослабить градус – моя кровь почти кипела, я чувствовала, как она обжигала раздувшиеся вены на висках, шее, руках… – это сердце, мощно подогреваемое топливом ненависти, качало по моим жилам зло, настоящее, черное, первородное зло…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Предателей не прощают! – снова громко повторила я и вынесла из-за спины руку с ножом – в глазах отца паника – я победно хмыкнула и сделала два стремительных шага, занося нож…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он даже не шевельнулся, даже не попытался сопротивляться – он был раздавлен. Но мачеха дернулась, она зачем-то попыталась оттолкнуть его в сторону и как-то неловко завалилась на него, то ли оступившись о его ногу, то ли наступив на нее и соскользнув…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лезвие ножа вошло глубоко, по самую рукоять, я смотрела прямо в глаза отца, но… я не видела в его глазах этого сладкого и долгожданного для меня выражения осознания смерти…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я опустила глаза и увидела, что рукоять вошла в спину мачехи – отец инстинктивно поймал ее, не дав упасть… Я подняла глаза и улыбнулась, заметив, что он тоже увидел и понял все – о! эта сладкая минута его отчаянья… Но тут же мысль – она дорога ему… а я?!… а я?!… а я?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вынула нож и снова удар, который пришелся в бок обмякшего тела мачехи… Отец как-то вдруг пришел в себя и оттолкнул меня, с силой, с злостью, у меня едва получилось сохранить равновесие, а нож так и остался в теле мачехи. Отец был явно в шоке: его руки тряслись, глаза были широко распахнуты, губы беззвучно шевелились. Он бережно уложил мачеху на пол, она уже билась в последних конвульсиях. А я упорно снова набросилась на него, повалила его – я даже не знаю, откуда столько сил тогда у меня взялось, – и потянулась к ножу… Но отец был все-таки сильнее – он вновь отбросил меня… оттолкнул, грубо, но… я быстро встала… он тоже, попутно вынув нож… вынув нож…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я посмотрела на него – он стоял с ножом в руке… готовый напасть… рядом с телом мачехи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Принцесса, – вдруг тихим шепотом произнес он, почти простонал, а у меня вдруг всплыл Пашенька и тот вечер… когда они с мачехой пришли… «Принцессочка»… и нож…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я начала кричать, но уже не от злобы, а от внезапно охватившего меня ужаса… Я выбежала из дома и с криком побежала по улице… Довольно скоро меня остановил наш сосед, он пытался успокоить меня, он видел, что я в крови… и в панике…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Там, там… – только и повторяла я, показывая рукой в сторону дома.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На улице я довольно скоро пришла в себя: моя жажда крови была немного удовлетворена и утихла, и я начала адекватно соображать. Сосед направился в дом, и я пошла за ним. Мы вошли: отец на кухне, сидел на стуле, рядом, на столе, окровавленный нож, на полу тело мачехи…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полицейским я рассказала все при отце: я вошла на кухню, они с мачехой ссорились, я попыталась вмешаться, отец вдруг ударил мачеху ножом, на меня попала кровь, и я побежала. «В конце концов, – рассуждала я, – отец предал меня и должен понести за это наказания, пусть даже так». Отец не спорил, полностью подтвердил мои показания, посмотрел на меня странно, и его увезли. И всех все устроило… Никто и не подумал на меня, тем более что на ноже самыми четкими оказались именно его отпечатки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующее утро я встала довольной, очень довольной: я вдруг ощутила такую благодарность своему отцу, и отцу Артемки, и другу отца Артемки за то, что тех четверых не арестовали – мне словно бы давали шанс лично насладиться местью… Ведь сейчас во всем моем теле и душе была такая приятность от вчерашнего – от смерти мачехи, и я ясно осознала, как я хочу смерти Пашеньки и его дружков… И тогда я обещала себе найти их и наказать! Наказать как положено!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отца посадили за убийство мачехи, но меня очень гложило то, что он остался жив – предатели не должны жить… Дали отцу девять лет, во время суда он ни разу даже не посмотрел на меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Девять лет ожидания – казались мне непосильными, и я очень хотела свидания – хотя бы увидеть его глаза, пусть пока еще живые, но осознающие все… Но от свиданий со мной отец отказывался…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут-то мне и помог Николай Александрович, а вернее результаты его расследования. Среди прочих улик, добытых им, были и весьма интересные: снимки с видеокамер того, как в пятницу мачехина машина с Пашенькой за рулем выезжает из нашего поселка и въезжает в деревню (рядом с той деревушкой железнодорожный пост, там тоже установлены камеры), а на следующий день, туда на такси приезжает мачеха и уезжает уже на своей машине…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Без слов все ясно… Для начала я отправила отцу только первые две фотографии с Пашенькой – после этого он согласился на свидание со мной, на котором я молча протянула ему фотографии уже с мачехой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я наблюдала за ним, я поняла, что отец уже все знал – Николай Александрович скорее всего поговорил с ним еще до того, как передать мне эти фотографии, а их детектив добыл и отдал мне почти в начале своего расследования – но я была даже рада этому: отец не отрицал очевидного, он все уже осмыслил и осознал. И теперь мне оставалось лишь с упоением смотреть – вот оно! – это выражение отчаянного сожаления, когда ты понимаешь, что ты предал того, кто тебя действительно любил, а, главное, кто тебе безоговорочно доверял, тем самым делая себя слишком уязвимым… а ты предал этого человека ради лживой сучки и ее сучонка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут же на лице отца горечь раскаянья – но уже ничего не изменить… ничего… ни-че-го! То, что случилось, не сгладит слово «прости», не изменят деньги, не излечат врачи… Все это ясно читалось на лице отца – хотя он так и не решился посмотреть мне прямо в глаза… А я сидела и думала – что такое девять лет, если потом я смогу ощутить вкус его смерти? Ничтожные девять лет… В мыслях – я уже вонзала ему в грудь нож, разрывала кожу и ребра и доставала под его крики боли его же сердце, еще бьющее, он жив и смотрит, он подыхает и видит: вот оно – его сердце – в моих руках… И вот тогда он узнает, что такое, когда вот так вот вынимают сердце и кидают его за ненадобностью – сердце по-детски наивное и безгранично доверяющее…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отец так и смотрел на фотографии, молча и как-то сжавшись, а я встала и ушла: зачем я здесь, пока он в тюрьме и под охраной… «Надо подождать, года пройдут быстро, пока надо заняться Пашенькой и остальными…» – твердо решила я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но и тут меня папочка кинул: через два дня после нашего свидания мне пришла весть, что он повесился, оставив мне лишь записку, в которой было всего одно слово «Прости». Но простить его я так и не смогла…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я как-то вдруг вырвалась из воспоминаний, резко встала с кровати – в голове, в душе, четко: нужно вынуть сердце Мясника за его предательство… «Вынуть… Вынуть!» – внутри меня уже не было сомнений, внутри меня было только неоспоримое желание его смерти. Я умылась и затаилась, прислушиваясь к происходящему за стенами камеры…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник словно принципиально игнорировал меня, не кормил и даже ни разу не заглянул ко мне: все ли у меня в порядке, что я делаю, не плохо ли мне – неужели ему так все равно на меня?.. От бушевавшей во мне злости сдавливало горло так, что аж было трудно дышать, думать, я начала метаться по камере: нетерпение и неистовое желание убивать причиняли уже физический дискомфорт…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я дождалась, когда Мясник принесет ужин – опять только ей. Ну что ж… Вот он поставил поднос, закрыл окошко соседней камеры и шаги…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я села на кровать, нервно тряся ногами, и шепотом принялась отсчитывать пять минут, после чего резко встала, достала ключи от камер из-под матраца, открыла свою дверь, прошла в «операционную», взяла топор, подошла ко второй камере и открыла дверь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Девушка бросилась ко мне с улыбкой и радостью, и мне было даже жаль ее разочаровать – она-то надеялась на спасение. Но, собственно, в каком-то смысле я и спасала ее – может быть, когда-нибудь она и поймет: быстрая смерть – это подарок… Я приложила палец к своим губам, призывая ее молчать, и вошла в ее камеру. Девушка замерла на входе, смотря на меня с нетерпением, в ее глазах только одно – бежать! И тут она повернулась ко мне спиной, собираясь, судя по всему, сделать то, о чем думала – бежать, неважно куда… Я размахнулась и треснула топором по ее голове – в черепе дырка, я поморщилась – все-таки она мне ничего не сделала, как-то не заслужила она, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я отрубила ее голову, симпатичная была голова, положила ее на полочку у окошка в двери, куда Мясник обычно ставил тарелки с едой, вышла, закрыла ее камеру, отошла немного и посмотрела на дверь: окошко закрыто, а когда он откроет – оба-на! – сюрприз! Я довольно улыбнулась, вернула топор на место, предварительно помыв его…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я хотела разозлить Мясника, потому что все-таки, где-то в глубине души, где-то очень глубоко, я словно бы не хотела убивать его… пока он не убивает меня. Но… я не могла не убить его – предателей не прощают!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вернулась в свою камеру, заперла себя, ключи особо не прятала – положила на подушку, достала ключ от подвала, зажала его в ладонь и принялась ждать… Я лежала и вслушивалась – и вот, наконец, раздались его шаги, я быстро засунула ключ от подвала себе в рот, под язык, размер ключа это позволял, конечно, было немного неудобно и невкусно, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот – Мясник открыл окошко соседней камеры – а там…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сюрприииз! – пропела я, немного гнусавя от ключа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я почти слышала, как Мясник стиснул челюсти, но он ничего не сказал, открыл дверь соседней камеры и… вынес тело, потом ушел куда-то надолго, наверное, «утилизировал» труп, а затем вернулся и, судя по доносившимся до меня звукам, принялся убираться в той камере.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты знаешь, а она ведь хотела бежать… а ты ее берег… – громко нараспев произнесла я, но он молчал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом раз и Мясник возник в дверях моей камеры, схватил меня и поволок… Он приковал меня к столу, где еще месяц назад лежал Пашенька: руки в наручники, ноги в оковы… А потом взял скальпель и гневно порезал им меня по плечу, по ноге, над грудью – но резал неглубоко, на его лице остервенение – а рука дрожала… Я спокойно лежала и смотрела – я хотела умереть, потому что зверь внутри меня устал, но… я должна была убить Мясника – предателей не прощают…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут раздался звонок… Я аж замерла – я поняла – раздался звук дверного звонка, но это было так несовместимо с этим домом – что пришли гости? Я впервые услышала звонок в его доме… Мясник поднял голову, на его лице тоже промелькнуло неприкрытое удивление, но он быстро собрался – его лицо резко стало холодным и равнодушным, он глянул на меня и показал знак молчать, я с улыбкой кивнула, было заметно – он удивился такой моей реакции, но быстро снова взял себя в руки и ушел. Я слышала, как он запер дверь подвала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я полежала несколько секунд, прислушиваясь, а потом подергала руками в наручниках, те обхватывали мои запястья не совсем тесно, и свободней всего было правой руке, я вытянула пальцы, большой как могла спрятала в ладонь и начала вытягивать руку, было больно, у костяшки, выступающей на основании большого пальца, особенно, но я сжала зубы изо всех и дернула, рука выскочила, правда, кожа на большом пальце сильно поцарапалась, до крови.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Но ничего. Ничего», – успокаивала я себя, нащупывая в подгибе футболки скрепку. Как нарочно, загнутый конец скрепки съехал, и она никак не хотела вылезать обратно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако мне все-таки удалось вынуть ее, после чего я чуть подтянулась вверх (натянутые кандалы очень крепко держали ноги), и принялась освобождать левую руку, работать пришлось почти на ощупь, было неудобно, больно и нервно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но вот свободна и моя левая рука, я чуть размяла ладони и уже без особых проблем освободила ноги – кандалы были без замков, всего лишь на мудреной защелке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я слезла со стола, выбрала нож покрепче и побольше, подошла к двери из подвала в гостиную и прислушалась, но из-за запертой двери не доносилось ни звука. Я притаилась и принялась ждать – но Мясник все никак не появлялся, и я начала беспокоиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Немного посомневавшись, я решила выйти и разузнать, что происходит – вдруг ему нужна помощь? В конце концов, я если что жертва, которой удалось выбраться: на мне несколько порезов, я в трусах и футболке, а с ножом – чтобы защищаться… Я вынула ключ изо рта, открыла подвал и вышла, прислушалась, услышала голоса, они шли из кухни. Я выключила свет в подвале – зачем, не знаю – просто чувствовала, что туда уже не вернусь, никто не вернется…, закрыла дверь, заперла ее, приклеила куски обоев на место и подошла к приоткрытой двери на кухню. И тут уловила знакомый голос, из прошлой жизни, – Николай Александрович, человек, предупредивший Пашеньку и сбежавший… Я скрючила лицо, было омерзительно слышать этого человека, он расспрашивал Мясника обо мне: видел ли тот меня, когда, где и прочие стандартные вопросы. И в моей голове ясно, просто и четко – надо бы убить детектива…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я аккуратно засунула ключ от подвала в рот, тихонько приоткрыла дверь кухни побольше и заглянула: детектив стоял спиной ко мне, с тех пор, как я видела его в последний раз, он изрядно потолстел, плюс его довольно высокий рост – он выглядел просто как туча. Я медленно вошла, прячась от Мясника за тело детектива, подошла сзади к Николаю Александровичу почти вплотную, он как раз вынул телефон из кармана и ответил на звонок… Я встала на цыпочки и… раз – резкий удар четко в горло, чуть снизу вверх, нож вошел глубоко, почти вышел с другой стороны шеи детектива, Беляев стал медленно оседать. Я вынула нож и отошла – Николай Александрович, сжимая горло рукой, осел на пол и в последнюю секунду успел заметить меня – он был в сознании – и я поняла, что он узнал меня, по тому, как сменилось выражение его лица – оно стало испуганным и говорящим, правда, непонятно кому, «я же говорил…» Что ж и я его предупреждала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вытерла нож о рубашку на груди Николая Александровича, который уже дергался в последних конвульсиях, выпрямилась и только сейчас встретилась взглядом с Мясником, я видела: он был ошарашен, казалось – до этого момента он так и не верил в то, что я могу убивать, но теперь это вдруг стало так реально…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник стал оглядываться, словно в поисках помощи: убежища, людей, ножей или еще чего, – не знаю. Он был растерян, он озирался, он был зверем, загнанным в угол, – и сейчас для него было важно принять единственно важное решение: бежать, защищаться или нападать. И я четко видела по выражению его лица – нападать он не будет… он не будет убивать меня… он сдался…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нас разделял только стол, я хихикнула, ловко запрыгнула на него, крепко сжимая в правой руке нож, вынула изо рта ключ и показала Мяснику, снова хихикнула – лицо Мясника чуть дернулось, он сжал челюсти, он понял, что я нашла его тайник, что я видела все… Я откинула ключ к двери кухни и снова посмотрела на Мясника. Он внимательно следил за мной, челюсти стиснуты, в глазах какое-то странное выражение сочувствия, сожаления… словно он жалеет меня… не себя, он не боится, он словно бы… «Он жалеет меня? Да какого?!» – пронеслось в моей голове и улыбка, даже злорадная ушла с моего лица, и вот она я – я настоящая – чернота – закопченная годами дикая смесь из невыплаканных слез, из тысяч обещаний найти и отомстить, из неистового, безумного желания убивать, из ярой неудовлетворенной потребности обрести когда-то отобранное чувство защищенности и беззаветной любви…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он увидел меня – кажется, впервые, увидел меня! – истинную меня. Мясник словно в первый раз оглядел мои руки, ноги, он не мог не заметить, что я в хорошей физической форме – он впервые посмотрел на меня никак на беззащитную девушку, никак на свою жертву… он понимал, что теперь я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я хмыкнула, встретившись с его взглядом, и во мне приятным теплом разлилось мое внутреннее разрешение на убийство – другого пути нет: или я, или он… Это чувство так приятно отравляло кровь, наполняло ее жаждой, дикой жаждой. Я представила его боль, его предсмертные муки – рот тут же наполнился слюнями, как от предвкушения чего-то сладкого, я сглотнула и размяла шею, почувствовав азарт охоты, внутри разгорался пожар – мне не хотелось бить или драться, нет – я жаждала убивать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник пристально смотрел на меня, я снова негромко хихикнула, выставила левую ногу чуть вперед и медленно провела острым ножом по левому бедру.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Данил, – сказала я тихо и довольно улыбнулась. – Я отмечала здесь каждого… вот они эти шрамики…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще порез, но много глубже и четче.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пашенька… спасибо тебе за него, – я довольно улыбнулась, вспомнив слезы и крики того, с которого все началось, еще тогда, девять лет назад…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще порез, не столь глубокий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Артемка. – Еще небольшой порез, – Никитос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я посмотрела на тело Николая Александровича, недовольно причмокнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А это… так, мелочь, его мы запоминать не будем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я помолчала, вздохнула, улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну что ж… – я произнесла это чуть растягивая слова и полоснула по бедру длинно, глубоко, – это… ты! – я сказала это тихо, но твердо, и улыбнулась, я видела в глазах Мясника: он – труп, он не выживет, он согласен с этим…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник вдруг отвел взгляд, я проследила за ним: он наблюдал, как с моего ножа медленно капает вязкая, теплая кровь, моя кровь. Кажется, до него наконец-то дошло, что я не играю и не шучу, что я действительно хочу его убить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы встретились с ним взглядами, я снова размяла шею, подалась вперед на носки, чуть-чуть, потом назад и резко прыгнула, я хотела нанести удар ножом Мяснику в плечо, вывести из строя его правую руку, но он успел среагировать и увернулся, я приземлилась, вхолостую, на ноги, а он попятился к двери на веранду. Я наступала и улыбалась – на несколько миль только я и он… и можно не сдерживать себя, как в городах и квартирах… вокруг дикий лес, первозданная свобода…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я чуть подкинула нож, перехватив его поудобнее, и с криком побежала на Мясника, удар – нож вошел в его правое плечо, Мясник простонал и с силой оттолкнул меня, я отлетела в стол, тот аж отъехал от удара… но нож в моих руках…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я твердо встала на ноги и наблюдала за тем, как Мясник посмотрел на свою рану, рана была глубокой, больной – била я на поражение… Я готова уступить игру – обойтись без его мучений, но не готова уступить ему его смерть… Предателей не прощают!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник посмотрел на меня – в его взгляде появилась ярость. Я хихикнула – он был смешон, что это? Его ярость пахла страхом и инстинктом самосохранения, в ней не было самого главного – не было ненависти, не было желания, жажды смерти!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник убивал ради удовольствия, явления временного, призрачного, эфемерного… А я убивала из-за злости – зло вечно, беспощадно, абсолютно… Оно срослось с моим сердцем и мозгом так, что порой не давало дышать, не давало спать ночами, раздирая меня изнутри, словно мою душу грызли полчища крыс…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник оглянулся назад – неужели он и правда не будет драться? Эта мысль разочаровала меня и озлобила в конец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Как трахать меня, а потом изменять, вышвыривать из своей жизни, предавать меня, так ты можешь, ты сильный – а сейчас, когда тебя?.. Что же так?!…» – накручивала я себя все больше и больше, руки задрожали, челюсти стиснулись до скрежета в зубах, внутри было только одно – как живые картинки – его крики, его боль, его смерть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мясник резко открыл дверь на веранду и выскочил, успев захлопнуть дверь перед мной, ловко пододвинул кресло и подпер дверь снаружи, я прижалась к стеклу, я видела, как он вышел с веранды и быстрым шагом направился прочь. Я с злостью стукнула по витражному стеклу двери и лихорадочно отошла, взяла стул и разбила окно, ловко вылезла и стала беспокойно оглядываться, ища его… Мясник как раз заворачивал за угол дома, судя по всему, он направлялся в гараж.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вбежала туда – он уже сидел в машине, держась за порезанное плечо, я подлетела, удар рукояткой ножа – и окно машины разлетелось, под градом осколков Мясник лихорадочно пытался вставить ключ в замок зажигания, я распахнула дверь и со всей дури ударила наобум – нож вошел ему в бедро, он вскрикнул, я вынула нож и снова замах, но Мясник смог оттолкнуть меня, ключ от машины выпал из его рук, он перелез на кресло пассажира, вылез из машины и стал отступать, выставив левую руку вперед… Мясник заметно прихрамывал на левую ногу, с раны на ней шла кровь… на правом плече тоже кровь… Он был растерян, он смотрел на меня так удивленно, так ошарашенно, словно впервые видел человека с ножом, впервые видел кровь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут он вдруг с криком поднял раненой рукой одну из шин с загончика и кинул в меня, потом еще одну, потом в меня полетела канистра, пустая, я вроде увернулась, но она все же задела меня – кинул он высоко, я закрыла голову руками, и угол канистры рассек мне кожу на левом локте, а от удара я выронила нож. Я инстинктивно зажала рану рукой, лихорадочно ища глазами нож, но тот, как нарочно, закатился под машину. Мясник в это время повернулся и довольно быстро для раненого побежал в лес. Это правильное решение – в лесу он ориентировался лучше меня… и был выше, и бегал быстрее, а раны на бедрах есть что у него от моего ножа, что у меня от порезов, он выиграл себе фору…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С трудом, но я довольно быстро достала нож и выбежала за ним – на улице полил дождь, внезапный, сильный – хотя может он и давно собирался, не до погоды мне сегодня было… Я пробежала сквозь калитку в кустах, заметила Мясника вдалеке на тропинке – немного удивилась, почему он бежит по ней, а не по чаще? – и побежала за ним. Дождь быстро намочил землю, я поскользнулась, упала, ругнулась, быстро встала – и вот я добежала до развилки… Мясника не видно, ни на одной из тропинок… И следы не разобрать из-за ливня – как же он не вовремя! И стало так темно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но я знала – Мясник притаился где-то рядом, в конце концов, раненому, безоружному человеку в диком лесу делать нечего, а значит, он будет прорываться к дому…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мое тело трясло, оно горело жаром от растекшейся по жилам ярости, ненасытной, голодной, жадной ярости… Не в силах сдержать эту злобу внутри – она просто распирала меня, взрывала – я закричала, я кричала, что есть силы, я словно рычала, и вдруг замолкла – капкан сработал – я услышала шум сзади, резко повернулась, и заметила Мясника, в чаще, он пробирался к дому – решил уйти под шумок… Я тут же рванула к нему, по грязи, веткам, по всему – не важно – не болели ни порезы на ноге, ни рана на руке, я не бежала – летела… Несколько секунд и я за его спиной… он словно даже не успел понять, что это я его догнала, просто повернулся на шум, а я, не останавливаясь, оттолкнулась и подпрыгнула, так, что стала выше его, – и удар ножа, снова в его правое плечо, нож вошел глубоко, почти у самой шеи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приземляясь, я повалила Мясника вместе с собой на землю, он взвыл от боли, я быстро сориентировалась и вынула нож. Все – Мясник на земле, он повержен – ему оставались последние секунды, и все, что он будет чувствовать в эти мгновения, – боль… боль за предательство. «Я выну ему его поганое сердце и раздавлю», – крутилось в моей голове, я была готова зубами грызть его плоть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он попытался перевернуться и отползти, но я, прижав его к земле за раненое правое плечо, подтянулась и воткнула нож в левое, он простонал, громко, протяжно – как крупный зверь, когда понимает, что не в силах больше бороться, последним криком словно оповещая своих…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вдруг Мясник расслабился – не сопротивлялся больше, я села на него сверху, взяла за подбородок – в его глазах: боль, сожаление, жалость, испуг, удивление, страх – все смешалось, он смотрел на меня и, казалось, до сих пор до конца не верит в происходящее – конечно, он столько месяцев считал меня своей плененной жертвой… И я не против была быть ее – но предательства я не прощу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему? – спросила я, глядя в его глаза. – Почему ты тоже предал меня?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он застонал, грустно хмыкнул, уже спокойно посмотрел на меня. «Ну нет, – ярость во мне зашкалила, – ухмыляется… да пусть он идет в ад, там за меня ему отомстят…» И я яростно начала бить его ножом там, где заканчивалась грудина, я знала – так он быстро не умрет. Он стонал от боли, вернее полурычал, сдерживая крики, но безвольно лежал и не сопротивлялся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом, в самом конце, будто сквозь смерть, он вдруг схватил мою руку с ножом и остановил, я видела, как тяжело и больно ему это далось… Мясник посмотрел на меня, с трудом сглотнул, с шумом втянул воздух, словно собирая последние силы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прости… – тихо, почти шепотом, сказал он, и как-то обмяк…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я замерла… – наклонила голову – его сердце уже не билось, его дыхания не слышно – только шум дождя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я подняла голову и осмыслила: его сердце уже не бьется, он уже не дышит – это конец… Ярость внутри меня вдруг словно рухнула куда-то вниз, в пропасть, в бездну… Я подняла голову, ловя ртом капельки дождя, – внутри непонятное – где же мое привычное и такое сладкое ощущение спокойствия и эйфории после… Я протерла лицо – оно было в дожде и в крови… его крови…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я устало вздохнула и легла рядом с ним, ему под бок, положила голову ему на плечо – я чувствовала его тепло, уходящее тепло – я посмотрела на небо, закрыла глаза и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мне было лет пять, я сидела дома, в гостиной, и рисовала, по телевизору шел мультик, когда в комнату вошли мама и брат. Они были одеты и с сумками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я посмотрела на них – они торопясь прошли в коридор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я подошла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мамочка, а мы куда, я не пойду так, в платье пойду! – скапризничала я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не сомневалась, что меня возьмут с собой – я еще ни разу не оставалась одна, а папа приедет только вечером.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мама присела, нежно провела рукой по моему лицу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дочка, подожди меня дома, хорошо? Мы с братом скоро придем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А куда вы? – спросила я и посмотрела на брата, он стоял испуганный, а я вдруг как-то внутри осознала – они больше не придут. Этой мысли не было тогда в моей детской голове так осмысленно, так определенно, просто я увидела в глазах брата слезы и что-то такое поняла, я заплакала, я чувствовала, что что-то происходит не так, как говорит мама…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не уходи, – я схватила маму за подол пальто, но она убрала мои руки, нежно вытерла слезы с моего лица, опустилась на колени и обняла, крепко-крепко, чем еще больше напугала меня, я заплакала еще сильнее, но она встала, снова вытерла мои слезы, наклонилась и нежно поцеловала меня в лоб.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты… отец будет искать тебя… так надо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она поцеловала меня еще раз и, взяв брата за руку, открыла дверь, я снова схватила ее за подол, но она уже грубо отпихнула меня, и я упала, крича и плача.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прости, – дрожащим голосом сказала мама, и дверь закрылась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И сколько я тогда не кричала, не звала ее и не плакала в дверь – она не вернулась… Я осталась одна, я сидела в коридоре на полу, слезы постепенно кончилась… «Мама вернется, – тогда подумала я, – папа же возвращается с работы, и мама вернется». И я пошла дальше рисовать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда пришел отец, он был удивлен и зол, что меня оставили одну, что уехали…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А мама, мама больше не вернулась… никогда… как и брат…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я резко открыла глаза – я не помнила этого раньше, словно я и, правда, простила маму и отпустила, я никогда не злилась на нее, может ругала иногда про себя, может не понимала почему, но не злилась, не ненавидела…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дождь немного остудил меня, я села на земле, встревоженная этими воспоминаниями… я… Я посмотрела на лицо Димы, который лежал рядом… и смотрел в небо… И я вдруг поняла: я была с ним, в его этом доме, счастлива, как в детстве… когда я еще не знала, что такое безнадежно ждать возвращения кого-то… безнадежно ждать, что кто-то придет на помощь… безнадежно ждать, что кто-то отмстит… Я была счастлива, и внутри вдруг все сжалось, словно тысячи строгих собачьих ошейников стянули сердце в моей груди, перед глазами картинки: как мы катались на велосипеде, пили вино, ссорились, сидели в ванной, когда мне было плохо, и его волосы цвета кофе, и эти его морщинки у глаз, и улыбка, и перловка, и молоко с печенькой… И я ощутила такое непреодолимое желание все вернуть назад: его, живым! такого теплого и сильного рядом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внутри все сдавило еще жестче – этого не вернуть, никогда! этого не будет снова, не будет его улыбки, то как он ругался на меня, и его привычки пить коньяк, не будет спокойствия, которое он мне дарил, и уюта, и чувства защищенности от его близости, его заботы… Я вдруг пожалела о том, что я… может быть, можно было бы, не напугай я его…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Меня захватывали и сминали волны отчаянья и боли, казалось разрывая сердце изнутри, какие-то внутренние спазмы душили и отступали… я плакала, а слез не было, я кричала, а крика не было… словно и внутри – там, где слезные железы, там, где рождается голос, тоже все сдавило, пересохло, больно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дождь стих, я обтерла мокрое лицо Димы от дождя и прислонилась губами к его губам… – но уже ничего не вернуть – я снова одна – внутри стало просто нестерпимо… и тут… из моих глаз вдруг ручьями потекли слезы, они хлынули разом, они вырывали что-то из моей души, с корнем, с безмолвными стонами, с колючими спазмами в груди… Я сжимала кулаки, что есть силы, ногти впивались в ладони до боли, до крови – хотелось рвать кожу на себе, чтобы физическая боль хоть немного заглушила то, что внутри – я жалела, жалела – надо было дать ему третий шанс, четвертый, пятый… – пусть бы лучше он убил меня, он меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я начала бить кулаками по земле, по его окровавленному телу, но… – ничего уже не менялось… ничего…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через несколько минут я чуть успокоилась, снова посмотрела на лицо Димы, последний раз взглянула в его серо-голубые глаза, которые стеклянно и так привычно равнодушно смотрели в небо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прости, Дим, и ты меня… – прошептала я ему тихо и закрыла его глаза, и снова заплакала, но уже тихо – я сидела, смотрела вперед, а слезы катились по щекам, одна за одной, одна за одной… внутри все скомкано, измято и, как в пыли, в сожалении…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прости! – я прокричала это что есть силы, задрав голову вверх, может, Дима все-таки услышит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И снова легла рядом с ним, положила голову ему на плечо и прижалась, хотелось спрятаться в его объятиях, как тогда на веранде, но он не обнимал уже… не обнимал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я вдруг принялась рассказывать – ему, сейчас – все, что приходило в голову: как я убивала Алексея, как встретила Сашу, как уехала мама, как я в первый раз залезла в его кабинет, нашла глобус и бестолково вертела его в своих руках, как волновалась, когда он не приехал тогда на ночь… – все… а по моим глазам все также текли слезы, соленые, теплые, мои…Сколько я так пролежала, говоря с Димой, пусть и мертвым, – не знаю… Потом я уже просто лежала и напевала – мне казалось, ему нравилось, как я напеваю…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вдруг раздался лай собак – я вздрогнула… «Волки же так не лают?» – пронеслось в моей голове, я села и огляделась, потом медленно встала, прижалась к дереву, крепко сжав в руке нож.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре я увидела собаку – овчарку с ошейником, она приблизилась ко мне, залаяла, но держалась на расстоянии, а потом появился человек в форме, он отозвал пса и посмотрел на меня – с жалостью, с каким-то стыдом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Девушка, все хорошо? – сначала вроде спросил он, а потом уже повторил утвердительно, – девушка, все хорошо, – и подбадривающе улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом он взглянул на тело Димы, поморщился и снова посмотрел на меня. Я стояла в майке и трусах, в крови, в порезах, в слезах, и дрожала… Мужчина в форме подошел, взял меня за плечи, еще раз повторил, что все хорошо. «Лицемер! Да откуда ты ж знаешь?! – что все хорошо?.. Я убила человека – человека, который убил за меня, научил меня кататься на велосипеде, довел до оргазма и не смог убить… который, по сути, и умер… для меня…» Я посмотрела на тело Димы, его большое сильное тело, и ясно осознала: если бы он хотел, он бы скрутил меня с легкостью, еще там на кухне, он бы убил меня тысячу раз потом… убил бы голыми руками… если бы хотел… он не хотел… он не хотел убивать меня… но он предал меня… я не могла по-другому… предателей не прощают…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полицейский аккуратно вынул нож из моей руки, снял свою куртку и накинул ее мне на плечи, и поднял рацию к своему лицу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тут девушка и этот, – он сделал акцент на слове «этот», скривил гримасу в брезгливости и омерзении, а я с сарказмом хмыкнула, но про себя, и потрепала успокоившего пса за ухом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре подошел еще человек в форме и увел меня в дом, усадил в гостиной… Я оглядывалась, пытаясь оставить в памяти как можно больше деталей этого дома, ставшего мне таким родным, а воспоминания так и сыпались, словно в беспорядке сложенные вещи из забитого доверху шкафа: как я сидела здесь в гостиной, как читала книжки, и там на веранде, и наши завтраки, и его кофе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А по щекам слезы – как же было больно – я видела, как сейчас здесь повсюду рыщут посторонние люди, с саркастичным любопытством, бездушно лапают, раскидывают и топчут вещи, пропитанные моими светлыми воспоминаниями, а у меня ведь их не так много за мою жизнь, и казалось – эти чужие руки портят, отнимают что-то очень родное…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иногда эти незнакомые люди исподтишка посматривали на меня… с жалостью, сочувствием, и ни один из них с чувством вины… ни один… И вдруг, ясно, в моей голове: «Не плакать! Не плакать больше! Убить! Убить! Убить их все!» – я замерла, стиснула челюсти и принялась запоминать их лица… всех до единого…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сидела и смотрела на этих людей и изо всех сил пыталась запихнуть свою черноту снова в клетку – а как хотелось рвать этих людишек прямо здесь, прямо сейчас, как хотелось выгрызать им глотки, ломать их кости, слыша, как те хрустят даже сквозь крики боли… «Убивать их медленно, очень медленно…» – в моей голове не унимались яркие картинки их мучений, я дрожала от накатывавших волнами приступов агрессии, подавить которые становилось все трудней и трудней, я изо всех сил стиснула челюсти и сжала кулаки – надо переждать! надо суметь! надо выждать время!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут ко мне подошел мужчина в белом халате и сделал мне укол – несколько минут, и я вдруг обмякла и уснула…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующий день я проснулась в больнице, приходили следователи, и… мне особо даже не пришлось что-то говорить и придумывать – все сделали они, мне оставалось лишь кивать на ту версию, которая всех устраивала: Дима похитил меня по дороге домой, привез в дом посреди леса, держал взаперти, но… мне удалось выбраться, а там мертвый дядька на кухне, я вынула нож из его горла и побежала в лес, похититель меня нагнал, мы подрались… и мне удалось…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как много позже я узнала: подвал полицейские не нашли, не нашли и потайной шкафчик в коридоре на втором этаже, а значит и трофеев не нашли… – преданный дом бережно сохранил все тайны и секреты своего хозяина – не было найдено доказательств, что семей убивал Дима… только труп детектива…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никитос с Артемкой и его девушкой, а также семь семей, в том числе Пашенька с женой и сыном, до сих числятся без вести пропавшими…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смерть Данилы, найденного в своей квартире, списали на бытовой конфликт с его пропавшим братом Никитосом, которого усердно ищут… Меня даже не допрашивали на этот счет, а, собственно, почему и должны были – ведь тогда, девять лет назад, дело-то не заводили, а значит нигде эта четверочка вместе не проходила, их даже не связали друг с другом… и уж тем более со мной…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Официально, посмертно, Диме предъявили обвинения только в моем похищении да убийстве детектива – даже после смерти Дима умудрился сделать мне доброе дело и взял мою вину на себя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, в народе не замедлили, даже несмотря на отсутствие официальных доказательств, списать на Диму всех пропавших семей, попутно окрестив его «лесным маньяком»… И с каждом днем эта городская легенда обрастала все более жуткими подробностями о том, что этот «лесной маньяк» сделал со своими жертвами.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я иногда приезжаю туда… и сквозь забор-сетку смотрю на одинокий дом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всего через пару недель кто-то разбил окна на первом этаже дома, а потом еще через месяц и на втором… то и дело появляются новые дырки в заборе, различные надписи на стенах дома… с каждым разом все темнее становится свисающая кусками порезанная москитная сетка на веранде…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я так ни разу больше и не решилась войти в дом, хотя меня и тянуло со страшной силой, но я знала, что там, внутри, еще больше ран, чем снаружи, там, где были чистота и порядок, теперь бардак, грязь и мусор… там уже совсем никак прежде, совсем не так…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В каждый свой приезд, с грустью и тягостным негодованием, я отмечаю на доме новые раны… причиненные кем-то, но зачем?.. И постепенно некогда прекрасный дом становится другим… он словно живой, он словно перерождается от полученных ран – с каждым разом он выглядит все более зловещим, все более мрачным, пугающим… но на самом деле, он все тот же… он ни дом-убийца, ни дом с призраками, он просто осиротевший, покинутый, израненный… и он страдает… у каждого есть своя боль… все мы чьи-то жертвы…<br>
<br><br>