Мы на роли героев вводили… себя
Евгений Петров

1

   В школу я шел с особым чувством. Мне пообещали, что в случае успешного окончания пятого класса меня, скорее всего, отправят в лагерь на Черное море. А на море мне хотелось. Я там был в прошлом году, после третьего класса. Мы с мамой ездили в Лазаревское. Здорово было! Ласковое море, пальмы, летний кинотеатр, тисо-самшитовая роща и многое-многое другое. Подробней я сейчас и не вспомню, впечатления этого года о путешествии на теплоходе все-таки сильней.
   А вдруг это там же в Лазаревском? Хотя, вроде бы, я там никаких лагерей не видел. Но ведь это не значит, что их вообще нет?
   Так я размышлял, направляясь в школу. Огромный букет оттягивал руку. Я хотел уж было от него отказаться, но положено первого сентября идти в школы с цветами. Яркие краски ранней осени окружали меня со всех сторон. Листва еще не вступила в полную золотую пору, лишь изредка сквозь зелень просвечивали золото и багрянец. Еще немного, и осень полностью перекрасит все листья. Вот тогда-то и начнется то, что обычно называется золотой осенью.
   Тенистый парк с хоккейной коробкой посредине, у которой давно уж облупилась краска, благодушно провожал меня шелестом листьев. Позади остался и длинный забор новостройки. Хотя, можно ли назвать новостройкой длящееся уже несколько лет строительство? Предполагалось, что там будет новая школа. Но пока ее нет. Может, хоть Наташке удастся в нее попасть. Перед самым школьным забором разлеглась широкая глинистая канава, на вид мокрая и склизкая. И лишь пара узких, скользких после вчерашнего дождя, досок продолжала дорожку, ведущую к дверям школы. Как бы не поскользнуться.
   Все-таки на линейку я опоздал. Да и в класс пришел к самому звонку.
   Какие же изменения произошли у нас в классе за лето? Ага. Появился новичок. Рената Матвеевна, математичка, назвала его Курочкиным, Валерой. Может и стоит с ним получше познакомиться.
   Вот и первый урок в этом учебном году. Мне оставалось только тяжело вздохнуть, усаживаясь за парту. Не то, что я неспособен к учебе. Мне просто ужасно лень. Лениться же я стал еще в первом классе. Ну, как же мне было не лениться, когда я пошел в школу, умея и читать, и писать, и считать? Что в таком случае я должен был делать на уроках? Прямо скажем, нечего. Вот я и обленился. Да, что уж сейчас-то искать причины? Надо в этом году все-таки взяться за учебу. Хотя, и в прошлом году я пытался дать такие же обещания. Но хватало меня лишь…
   Острый локоть Светки Иоос, моей соседки по парте, с силой врезался в бок. Вредная вообще-то девчонка. Вот, например, в прошлом году потащила она весь класс на военный аэродром. Всем тогда досталось, а ей хоть бы хны. Дочь какого-то там офицера. Я и повернулся было к ней, чтобы как-то ответить, но она презрительно наморщила носик и высокомерно качнула увенчанной огромными бантами головой. Я проследил за ее взглядом. Рядом с партой стояла Рената Матвеевна.
   – Федин, Андрюша, ты почему не слушаешь? – строго проговорила она.
   – Я слушаю, – еле слышно пробурчал я.
   Не рассказывать же ей про причины моей лени. Я лишь опустил голову, рассматривая свежеокрашенную крышку парты. Как на зло, на ней не было ни единой царапины. Что там мне разглядывать?
   – Брал бы пример с Валеры Курочкина, – укоризненно сказала Рената Матвеевна.
   Я скосил взгляд на Валерку. Вот уже и новичка мне в пример ставят. Тоже мне пример-министр.
   – Федин, к доске! – скомандовала математичка.
   Пришлось идти. Я поплелся отвечать своей любимой шаркающей походкой. Сколько раз меня за нее ругали – и дома, и в танцевальном кружке. Портреты великих математиков укоризненно провожали меня умными глазами. Доски пола, несмотря на ремонт, каким-то тихим музыкальным скрипом вторили каждому моему робкому шагу. Нет, не так, все-таки математика мне нравилась. Но не в первый же урок вызывать.
   – Итак, вспомним материал прошлого года. Реши-ка вот это…
   Ну, уж и задачка. Для меня-то Рената Матвеевна могла подобрать что-нибудь и посложнее. Ведь хорошо же знает, на что я способен. Конечно, я расправился с этим заданием в два счета.
   – Садись, Андрюша, – улыбнулась она, – как всегда, молодец.
   Я устало опустился рядом с этой вредной Светкой. Так и двинул бы, но девчонок бить нельзя. Светкины банты качнулись, когда она, повернув голову, украдкой показала мне язык. Хорошо еще, что мы не на первой парте.
   Теперь у доски отдувался мой ближайший друг – Витька Пеннер. У него проблем с этим предметом тоже никогда не было.
   Как-то так сложилось, что все наши одноклассники здорово разбирались именно с математикой. Не было ли это связано с тем, что Рената Матвеевна являлась еще и нашей классной? Вот, например, вэшки и гэшки жаловались, что им никак не дается именно математика. Опять же у них другая математичка.
   Так, в чем же тут причина?
   Пока я так размышлял, урок закончился.
   – Чего опаздываешь, – тут же подошел ко мне Витька.
   Конечно, ему ж не надо было через канаву перебираться. Впрочем, и по моей дороге не я один шел. Ответить же мне ему нечего. Не знаю я, как объяснить мое опоздание.
   Я лишь неопределенно пожал плечами.
   – Кино смотрел.
   Ничего другого мне в голову просто не пришло. А какой был фильм? Что я скажу, если Витька спросит?
   – В кружок будешь снова ходить? – спросил я, не давая Витьке возможности задать следующий вопрос.
   Весной мы с ним вместе на танцы ходили.
   – Я? – Витька запнулся, – я не знаю…
   Ага, не знаю. Так я и поверил. Точно, не будет он ходить. Витька уже и в прошлом-то году посещал танцы крайне нерегулярно. Даже Марина Викторовна ругалась, что приходится перестраивать, как она называла, связки. Я и сам-то не очень настроен продолжать эти самые танцы. Есть что-то девчачье в этом занятии.
   – А я так точно, не пойду.
   – Ага. А где летом был?
   Вот с этого и следовало начинать. А не с того, почему я опоздал, какое кино смотрел.
   А тут как раз и есть возможность похвастаться. Благо, что за лето я успел не только прокатиться на теплоходе от Перми до Ростова и обратно, но еще и в лагере побывал.
   Правда, если честно говорить, в лагере мне совсем не понравилось. Смена оказалась совместной с детдомовскими ребятами. И что бы там о них не говорили, как бы их не расхваливали. Вроде того, что о них нужно заботиться, потому что они остались без родителей. И так далее… А вот интересно, можно ли этим объяснить воровство? А ведь они у меня часть вещей сперли, причем даже личных. Э, да что вспоминать.
   А про путешествие на теплоходе можно и поговорить…
   Звонок.
   Русский язык. Как и ожидалось, Ирина Николаевна дала задание написать сочинение на тему «Как я провел лето».

2

   Тетрадь передо мной белела открытым листом. В голове не находилось ни одной мысли. Вот если бы это сочинение задали на дом, а не приходилось писать прямо на уроке. Тогда бы я сообразил, что именно писать…
   Но, делать нечего. Я старательно вывел посреди строки:
   «Как я провел лето»
   Дальше опять застопорилось. Повернулся к Светке. Она старательно заполняла аккуратным почерком строчку за строчкой. Интересно, что она там пишет. Вот бы узнать. Вытянул я шею, стараясь посмотреть более внимательно.
   – Федин, – ко мне, обвиняюще качая головой, подошла Ирина Николаевна, – как не стыдно…
   А что стыдного-то? Уж не подумала ли она, что я списываю?
   Наверное, стоило бы обидеться.
   Разве не моя «Снежинка» еще в третьем классе заняла первое место среди новогодних сказок? А мой «Волшебный конь»? Неинтересная вроде бы сказочка, но ведь и написана-то она была еще, аж во втором классе.
   И при всем при этом обвинять меня в списывании?
   И у кого? У Светки? Которая и сама-то не прочь у кого-нибудь списать.
   – Ирина Николаевна, а чего же мне стыдиться? Чё я сделал-то?
   – Андрей, не порть русский язык. Нет такого слова «чё».
   Она постучала пальцем по парте и отошла.
   Я склонился над тетрадкой. Про что писать?
   Лагерь?
   А, ну его в баню, как говорит баба Липа – бабушкина сестра. Почему, именно в баню, я никогда не мог понять, а никто не объяснил.
   Написать про теплоход? Но там так много всего, что явно времени на уроке никак не хватит. Сколько мы видели интересного. Одних городов больше десятка, и в каждом что-то особенное. А огромный богомол, которого я поначалу очень испугался. А как писать про сделанные из спичечных коробков кораблики. В них мы с Алешкой играли прямо на палубе. Кстати, вот бы Алешку и в городе найти. Может и продлится наша дружба. Нет, про путешествие лучше просто поговорить.
   Может уже написать про Лазаревское. Все равно больше не про что. Но, в то же время, я же не был там именно в этом году. И не помню, рассказывал ли о той прошлогодней поездке. Кстати, позднее можно будет и собранный там гербарий в школу притащить…
   Ладно, больше некогда рассуждать. Уже почти пол-урока прошло.

   «Летом я ездил на Черное море в город Лазаревское».

   А интересно, это город или нет?

   «Самое первое, что я увидел на станции, это памятник адмиралу Лазареву, тому самому, что вместе с Беллинсгаузеном плавал к Антарктиде.
   А потом было много чего интересного. Я купался в море, загорал. Качался на тарзанке».

   Тарзанка, подвешенная к сливовому дереву пользовалась вниманием всех местных пацанов. Меня это сооружение привлекло в первую очередь именно ягодами. Никогда до этого я не видел растущих слив. И лишь потом я решил и покачаться. Но эта попытка окончилась неудачей. Надо же было мне в самой верхней точке отцепить руки. И я брякнулся на асфальт спиной метров с двух. Хорошо еще, что без особых последствий. Но не описывать же мне такое падение. Еще на смех себя выставлю…

   «Я побывал даже в летнем кинотеатре. Это такой кинотеатр, который располагается прямо под открытым небом».

   Фильм такой интересный смотрел. «За мной, канальи» называется Вот бы еще раз посмотреть. Но что-то у нас я такого фильма ни разу не видел. Правда мама меня водила и в обычный кинотеатр на какое-то индийское кино. Жаль, ничего из него не запомнил…

   «Особое впечатление на меня оказала поездка на экскурсию в тисо-самшитовую рощу».

   Точно, здорово было. В этом походе я нашел полностью сохранившийся сухой панцирь жука-оленя. Как он сохранился? Правда, потом я сдуру положил его в спичечный коробок вместе с пойманным огромным черным тараканом. Я ж думал, что прибил этого гиганта, а он оказался живым – разгрыз мою находку в мелкие кусочки и убежал. Даже коробок сам смог открыть…

   «Там я видел самшит. Его еще называют железным деревом. И все потому, что оно тонет в воде».

   Ага, тоже мне тонет. Бросил я веточку вместе с листьями в стакан с водой. никакого эффекта: даже и не думает тонуть. Зато, когда я в воду попала веточка уже без листьев, она пошла ко дну. Надо же. Впрочем, совсем недавно, я снова бросил веточку в воду. Но она уже высохла и спокойно плавала на поверхности. Вот вам и железное дерево…

   «Кроме того, мы ходили в горы собирать молодые грецкие орехи для варенья».

   Оказывается варенье из грецких орехов очень вкусное. Никогда бы не подумал. Орехи и орехи, а тут – варенье. Правда, орехи эти даже без скорлупы. Можно ли в таком случае называть их орехами?

   «Деревья, которые были вокруг не привычные наши березы, елки и тополя, но высокие стройные кипарисы, похожие на клены платаны и даже эвкалипты. Здорово. Мне еще очень понравились и веерные пальмы, и цветы магнолии».

   Действительно, желтая дымка цветущих пальм до сих пор словно стоит перед глазами. А ведь прошло уже больше года. А магнолии? Это вообще красота. Цветы же ведь еще и чудесно пахнут. Мы с Павлушкой – сыном хозяйки квартиры, он меня на пару лет постарше – даже сбегали ночью за таким цветком. Павлушка говорил, что рвать их запрещено. Вот мы с ним и таились. Сорвать-то цветок мы сорвали, но потом при отъезде забыли его на балконе. Вот вам, называется и привез магнолии…

   Что же еще писать? Описывать трехдневную тряску в поезде что ли? Чего ж тут такого уж особенно интересного?

3

   Следующий урок – история.
   Кабинет, в котором нам предстояло заниматься в этом году, напоминал кладовку. Вдоль стен располагались какие-то запыленные, видно, что старые, вещи. Всякие там фартуки, лапти, прялки, туески, коробочки. Я точно такие же штуки у бабушки видел. Она, хоть и не в деревне живет, но все-таки, в своем доме. На стенах – иконы, а на чердаке навалом такого же пыльного «добра».
   Учительницей, которая собрала все это барахло в кабинете, была Клавдия Иосифовна – «Истеричка», как мы ее называли между собой. Причем, совершенно не из-за того, что это прозвище созвучно уроку. Сама по себе, баба это истеричная. Особенно внимательно она следила за своим кабинетом. Не дай бог даже просто затронуть любую из ее выставленных безделушек. Вою будет. Вот в прошлом году Витька просто взмахнул какой-то ребристой штуковиной, напоминающей биту из лапты. Так Истеричка его и к директору водила, и родителей вызывала. Видите ли на «музей» ее покушались Да, какой уж там музей? Бывал я в музеях. Там много всего интересного: и оружие, и украшения, макеты всякие, все аккуратно разложено за стеклом. А тут – фигня полная.
   У меня с Истеричкой тоже совершенно не сложились отношения. Она все время чего-то ко мне цеплялась. Даже трояк мне за год вывела. У меня тогда родители все учебники истории попрятали. Еле нашел и в другое место спрятал. Теперь достаю только тогда, когда их нет дома. Вдруг попадет. Мама-то еще ничего – покричит и ладно, а отец ведь, и выпороть может.
   В четвертом классе учебник истории назывался «Рассказы по истории СССР». Так себе книжечка, для маленьких детей. Ничего особенного. Зато картинки цветные. Я всех воинов вырезал. В большущую тетрадь вклеил. Все собирался сделать нечто вроде «Книги военной истории прошлых веков». Но дальше наклеенных картинок дело не пошло.
   А в этом году же мы будем изучать «Историю Древнего Мира». Это все, что произошло, начиная с первобытных людей. Про первобытных людей я читал. У меня даже классная книжка «Приключения доисторического мальчика» есть. А весь учебник я еще летом рассмотрел. Рассмотрел, и расстроился: у Лельки – это двоюродная сестра – учебник был совсем другой. А главное – цветные картинки. В моем учебнике они оказались гораздо хуже. Вот бы учиться по Лелькиному.
   Однако, вопреки моим ожиданиям, вместо Клавдии Иосифовны в класс вошел молодой мужик. Ничего себе. Я еще не встречал мужчин-учителей. Светлые волосы нового историка казались как-то по-детски взъерошенными. Почему-то это вызывало симпатию к нему. Он представился Анатолием Викторовичем.
   – Ну что, ребята, – Анатолий Викторович бодро начал урок, – с сегодняшнего дня мы с вами будем изучать историю.
   Странно, а что мы тогда изучали? Но не успел я и глазом моргнуть, как меня опередила все та же Светка Иоос.
   – В прошлом году у нас уже была история, – выпалила она несколько задиристо.
   Светка, конечно, далеко не тихоня, но такого я от нее все равно не ожидал.
   Анатолий Викторович, видимо, тоже не ожидал. Глаза его расширились. Он насмешливо покрутил головой.
   – Однако.
   Интересно, что он ответит. Я посмотрел по сторонам. Все, как сговорившись, выжидательно уставились на историка.
   Не знаю, почему, но я заслушался. Никогда особенно историей не увлекался, а тут. Может все из-за того, что это не Клавдия-истеричка?
   Анатолий Викторович между тем рассказывал р раскопках, в которых люди, их называют археологами, находят различные древние вещи и по ним определяю как жили люди.
   Сразу захотелось самому покопаться в земле.
   Вот я уж точно найду самое ценное…

   ***

   Жаркий воздух плавится над потными спинами. Лопаты со скрипом вгрызаются в прокаленную до твердости камня землю. Невдалеке маняще плещется река, но оторваться нельзя.
   Над горизонтом, поднимается, чернеет огромная грозовая туча. Еще немного, и ливень может нарушить раскоп. Вода смоет культурный слой. И тогда все потеряно. Долгие месяцы работы будут безвозвратно утрачены. Нужно торопиться, не обращая внимания на палящее солнце. Рабочие то и дело бросают тревожные взгляды на чугунную тучу, захватывающую небо все больше и больше. Вот уже и солнце скрывается за плотной стеной. Первые тяжелые капли, словно снаряды, выбивают в сухой пыли округлые воронки. На разложенных вокруг находках образовываются мокрые пятна. Резко пахнет сыростью. Вокруг темнеет, словно в сумерки, хотя время подходит только еще к обеду.
   – Андрей Романович, пора прятаться, – испуганно обращается ко мне Светка Иоос. И куда только делась ее заносчивость? – а то нас вот-вот смоет в реку.
   Я внимательно смотрю на небо, стирая пот.
   И тут хлынуло. Допустить, чтоб размокли все наши труды, невозможно.
   – Срочно! Закрывайте рас…

   ***

   Звонок прозвучал до того неожиданно, что буквально вырвал меня из мира раскопок. Эх, еще бы немного и…
   Взгляд, которым я одарил Светку, вряд ли отличался благодарностью. Хотя, собственно, причем тут она?

4

   Домой я направился чуть ли не бегом. Еще накануне мы с Витькой договорились сразу после школы махнуть на Каму. Благо, что день стоял теплый, совсем еще летний. Солнце словно стремилось наполнить первый осенний день напоминанием о лете. Словно бы снова…
   Что снова я додумать не успел. Сзади послышались догоняющие шаги.
   – Привет, – кто-то ощутимо ткнул меня в спину.
   Витька!
   – Чё молчишь? – он забежал вперед и пристально посмотрел на меня, – Мы идем купаться или нет?
   – А как же. Щас закину портфель, и пойдем.
   Заходить в квартиру я посчитал излишним. Проще было засунуть сумку в форточку на кухне… и дальше к реке.
   До пляжа можно легко добраться через речной вокзал, но это далеко не рядом. Поэтому мы, мальчишки, использовали другой путь.
   Пролегал он по крутому склону, выходившему не сразу к Каме, а на многочисленные рельсы железнодорожной станции. Ладно бы пара другая, а тут их столько… и на многих располагались вагоны товарняков. Когда Витька в первый раз пару лет назад показал мне, я даже растерялся. Я тогда с такой опаской прошел по этому пути. Доля опасения осталась и сейчас. Но не подавать же вида.
   Высокая подсыхающая уже трава хлестала по ногам, распространяя своеобразную пылевую завесу. Из-под ног сыпались мелкие камешки и комочки засохшей глины и с шелестящим шумом скатывались дальше. Почему-то подумалось, что после дождя по этой еле заметной тропинке не пройти. Непроизвольно я посмотрел на небо. Ни тучки, ни облачка. Лишь ярко светит солнце, распространяя ласковое тепло.
   – Опять замер? – голос Витьки разносился гораздо ниже по склону.
   Действительно, что это я. Так и день кончится, а мы еще даже и до реки не добрались.
   Под ноги стремительно бросилась тропинка. Мелькали перед глазами начинающие буреть стебли. Только одна мысль настойчиво билась в голове: только бы не оступиться, только бы не оступиться. Что это со мной сегодня? Раньше такого не было.

   ***

   И как часто бывает в подобных случаях в самый неподходящий момент нога не находит подходящей опоры. По спине словно прокатывается холодная волна. Я кубарем качусь по косогору, тщетно пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Но руки беспомощно царапают твердую землю. Небо и земля несколько раз меняются местами. Я выкатываюсь на рельсы. Они теплые, нагретые солнцем. Солнечные лучи отражаются от полированной поверхности рельсов, словно от зеркала. Стальные полосы начинают еле заметно вибрировать, показывая, что ко мне приближается поезд. Я его еще не вижу, но чувствую. Вот он все ближе и ближе. Вибрация усиливается. Еще немного… и…

   ***

   Тряхнув головой, я отогнал непрошенные видения. И сразу словно отпустило. Дальнейший спуск продолжался без приключений. Как я сразу не вспомнил: пути отделяет от склона двухметровый бетонный забор с протянутой по верхнему краю колючей проволокой. Перелезть через верх не представлялось ни малейшей возможности. Мы ж никогда и не пытались этого сделать. Для перехода мы давно заприметили внушительную дыру, полускрытую в зарослях пыльного репейника.
   Я поискал взглядом друга.
   А, вот он! Его голова мелькнула среди серых лопухов. Значит он уже перебирается на другую сторону. Пора бы и мне поспешить.
   Хотя, конечно, до бесшабашности Витьки мне далеко. Например, мне бы и в голову не пришло глотать металлическую стружку, а Витька в прошлом году проделал это. Как только он ничего внутри не разрезал.
   В какой-то мере дыру в заборе перекрывали причудливо изогнутые прутья арматуры. Шумно выдохнув я рванулся вслед за Пеннером. Рука протянулась было к волокнистому стволу репейника. На глаза попала черная блестящая шевелящаяся масса тли, густо облепившая стебель. Меня аж передернуло от брезгливости. Я растерянно огляделся вокруг в надежде найти более подходящее направление.
   – Долго ты там? – прошипел Витька, просунув голову между прутьями.
   – Щас…
   Я зажмурил глаза и полез вперед. Вот я уже на другой стороне. Осталось перебраться через рельсы. Как назло, дорогу нам перекрывал состав.
   – Пошли, – Витька махнул рукой и решительно полез под ближайшим вагоном.
   Этого мне еще не хватало. Ни за что туда не полезу.
   А вдруг вагон двинется с места?
   Я направился поверху, через вагонную площадку. Благо, что вагон – товарный.
   – Ты чего? – резкий шепот Пеннера звучал осуждающе, если не сказать – зло, – а если заметят?
   – А если поезд пойдет, – огрызнулся я.
   – Куда пойдет? Он же без тепловоза…
   Тут и я заметил, что вагоны не только не присоединены к составу, но и вообще не сцеплены друг с другом.
   На этом наши препятствия не закончились. Снова перед нами оказался состав…
   Вот и бетонный скос к реке. Ребятня выстроилась на заросшем ивами небольшом островке, отделенном от берега протокой.
   Вдалеке посередине Камы по направлению к речному вокзалу прошел бело-голубой трамвайчик. Я машинально проводил его взглядом. И тут сердце замерло: у одного из причала красовался большой теплоход. Неужто, наша «Вишера»? Хотя, нет. Этот побольше. Обгоняя трамвайчик, на подводных крыльях промчался «Метеор».
   Ласково заплескалась набегающая на берег волна.
   Полетела на бетонные блоки сбрашиваемая одежда. Разлетелась многочисленными брызгами, расступилась камская вода, пропуская загорелые тела… веселый смех наполнил воздух…
   А потом мы лежали на теплом песке островка, подставляя себя последним жарким лучам осеннего солнца…

5

   – Где ты был? – таким вопросом меня, вернувшегося чуть ли под вечер, прямо с порога встретила мама.
   А что я мог ответить?
   Купаясь, мы совершенно забыли о времени. Оно-то как раз и понятно: мы стремились урвать как можно больше последнего солнечного тепла.
   А по квартире разносились вкусные запахи стряпни. У мамы так классно получаются всякие там пирожки и булочки. Интересно, что у нас за праздник. Я машинально сглотнул слюну. К сожалению, сделать тихо это не получилось.
   – Что молчишь? – посмотрел на меня, оторвавшийся от книжки папа, – смелости сознаться не хватает?
   И снова уткнулся в чтение. Ну да, книжка-то ему гораздо важнее…
   – Мы, – я запнулся. Что бы такое простенькое придумать? – мы… ходили на Каму купаться.
   И почему язык сработал раньше мозгов? Как вообще можно было об этом говорить, когда мне это было запрещено, особенно в одиночку. Но, как говорит папа: «слово не воробей…». Какая-то старая пословица. Но вот, что там дальше, ни разу как-то не приходилось слышать, а папа не договаривал. Он вообще редко договаривал пословицы и поговорки. Подразумевалось, что я и без того сам должен их знать.
   Мама нахмурилась. Руки ее спрятались в карманы халата. На лбу показалась суровая складка. Глаза угрожающе сузились.
   Действительно. Что это я? Теперь точно, попадет.
   – Мы? – ага, мама все-таки решила докопаться до истины, – опять с Пеннером?
   Отпираться бесполезно. И как я забыл, что мамы наши когда-то в одном классе учились?
   – Придется с Аллой еще поговорить, – решительно произнесла она.
   Этого я никак не мог допустить. Года два назад она вот так же «переговорила» с Аллой – мамой Витьки. Его потом целую неделю из дома не выпускали. Так и сидел бы он взаперти, если бы не одно «но». Оказалось, что ключи от наших квартир были абсолютно одинаковыми. Мы с ним тогда этим неплохо пользовались. Но всему свое время. Теперь уж такое не пройдет: в обеих квартирах замки поменяли. Жаль. В случае чего, помочь уже не получится.
   Теперь же неплохо бы и Витьку предупредить о готовящемся. Ему обычно от родителей сильно достается.
   – А ты еще с ней не говорила?
   Но мама не ответила. У нее уже поменялось настроение. Меня всегда поражала эта способность мгновенно переходить с одной темы к другой.
   – Мы с папой ждем тебя вот уже пять часов, – продолжила мама, – собирались же отпраздновать твой первый учебный день…
   Тоже мне праздник. По мне бы лучше конец учебного года отмечать, а никак не начало.
   Хотя, как сказать?
   Впереди же меня ждет лагерь на черном море. А где начало – там ожидается и конец…
   – Так это ж хорошо, – преувеличенно бодро воскликнул я, стараясь как можно больше отвлечь маму от предстоящего разговора с игоревой матерью. – Давайте уже начинать. Шибко скусно пахнет…
   Мама рассмеялась и, взъерошив мне волосы, направилась на кухню.
   Надеюсь, что и про свой разговор с мамой Витьки забыла.
   – Переодевайся и мой руки, – голос мамы сразу утратил строгость.
   Вот то-то же. Еще бы я не знал, как заставить маму смягчиться.
   Однако с папой такой фокус не пройдет.
   – Так что же вас потащило на Каму? – проговорил он, усаживаясь за столом.
   Причем спросил таким тоном, словно сам никогда молодым не был. Никогда не поверю, что когда-то и ему не приходилось бегать купаться в неположенное время и в неположенном месте.
   Но, что же ему все-таки ответить?

   ***

   Весело отражается солнце от зеркальной глади, создавая яркую дорожку на поверхности реки. Мы все вместе бросаемся в воду в обрамлении множества хрустальных брызг. На несколько мгновений над нами вспыхивает радуга. Ритмично поднимаются тонкие загорелые руки. Камская волна ласково плещет в лицо.
   Своеобразное соревнование.
   Кто там первый, кто – последний? Еще не видно. И какая, в сущности, разница. Во всяком случае, для меня. Но вот Витька…
   Для него – это дело принципа.
   Расплескивается вода под ударами рук.
   Все ближе кусты, взятые по негласному решению компании за линию финиша.

   Невдалеке медленно проходит бело-голубой речной трамвайчик. Полощется на легком ветерке флаг с крупными буквами КРП. Папа в детстве, смеясь, расшифровывал: «Курите, Ребята, Папиросы».
   Всплеск, неожиданно громкий, разносится над Камой.
   Что-то плюхается в воду…
   Громко разносится серена.
   – Человек за бортом!
   Красным кольцом пролетает спасательный круг. Но он слишком далеко от тонущего.
   – Спасите! Помогите!
   НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Это же Светка…

   ***

   – О чем задумался? – вопрос папы вывел меня из мыслей.
   А я и не заметил, что замечтался.
   – Да вот о первом школьном дне вспоминаю.
   На столе между тем появилась запотевшая бутылка. Забулькала, перетекая из бутылки в стопку, прозрачная жидкость.
   – Ну, тогда поздравляю тебя с началом учебного года, – провозгласил папа.
   – А у нас есть то’тик, – подскочила ко мне Наташка.
   Я тяжело вздохнул, стараясь сделать это как можно незаметней. Ну, не нравится мне, когда папа пьет эту водку.
   – Что вздыхаешь? – папа все-таки заметил.
   Мне сразу вспомнился случай, когда он однажды напился до тошноты. С тех пор я терпеть не могу пьянку вообще. Именно тогда я и решил, что никогда в жизни не буду пить.
   Но как я могу отцу сказать о своем неприятии. Я, может, из-за этого и домой-то обычно не особо и тороплюсь. Даже на предложение Пеннера согласился.
   – Я подумал о том, что впереди еще столько времени, – мне пришлось снова тяжело вздохнуть, на этот раз с шумом, – год-то только начался…

6

   – Вставай быстрей, – провозгласил папа рано утром, – у нас с тобой сегодня одно очень важное событие.
   Важное событие? Вчера, вроде ничего об этом не говорили. Но я все равно был крайне заинтересован. Поэтому я поднялся как можно быстрей. Я даже не стал складывать постель, а просто скатал матрас со всем бельем, мне приходилось спать на полу, и затолкал в шкаф.
   – Сейчас мы поедем смотреть спуск на воду нового нефтерудовоза.
   Вот ничего себе. А что такое этот самый нефте… рудовоз? Папа что-то говорил о нем раньше, но что именно… никак не вспомню.
   – Мужики, завтракать! – позвала мама, – мыть руки и за стол…
   – Утро… утро начинаем с туалета, – пропел папа, —
   Здравствуй, здравствуй, мой любимый унитаз…
   – Прекрати, Леша, – голос мамы звучал строго, – незачем забивать голову ребенку твоими идиотскими стишками.
   А мне понравилось. Здорово придумано. И потом, я уже далеко не ребенок. Зачем мама меня так назвала? Вот Наташка – точно ребенок, но не я же.

   – Все, пошли, – папа закинул в себя последние капли чая.
   Именно в этот момент мой взгляд попал на портфель.
   – Ага, пошли, – спохватился я, – а как же школа?
   Действительно, как папа не подумал о школе
   – Ничего, сегодня можно и пропустить. Сам же вчера сообщил, что впереди еще много времени…
   – А я? – встрепенулась Наташка.
   Она уже вылезла из своей кроватки и смотрела на нас огромными синими лужицами глаз. «А у Светки глаза – зеленые», почему-то подумал я.
   – Ты еще маленькая, – отмахнулся папа, потрепав по взлохмаченной после сна голове.
   – Я бо’шая, – голая пятка гневно ударила по доскам пола.
   – Конечно большая, – рассмеялась мама, – но пусть они без тебя смотрят на свои корабли.
   Ага, значит, этот самый нефтерудовоз – корабль…

   ***

   Бревно бушприта гигантским носом выдвигается над океаном. Тяжелые темно-серые волны, противореча ярко светящему солнцу, ритмично бьются в борта. Свежий ветер наполняет громаду белоснежных парусов, яростно шевелит перья на широкополой шляпе, чуть не срывая ее с головы. Пальцы с силой смыкаются на ребристой рукояти длинной шпаги.
   Далеко впереди виднеется корабль, как облаком увенчанный всеми возможными парусами. Он пытается скрыться, но ход его тяжел. Сразу видно, идет с грузом. Прижимаю к глазу подзорную трубу. Прямо в поле зрения полощется на ветру красно-желтый флаг Испании.
   Испанцы! Явно везут золото из Америки.
   – Вперед! – громовым голосом отдаю команду. – Он не должен уйти!
   Корабль и так уже почти летит по водной поверхности. Однако матросы поднимают дополнительные паруса, еще увеличивая скорость движение…

   …Испанец все ближе. Уже различается название корабля противника. Приглядываюсь. «Синко-Льягас». Ага! Флагманский корабль адмирала Испании – дона Мигеля де… не помню точно его имени…

   Раздается залп наших носовых пушек. Кормовая надстройка «Синко-Льягас» разлетается в щепки. Мои люди заполняют весь обращенный к испанцу борт. В руках сверкают широкие клинки абордажных сабель.
   – На абордаж! – откидываю шляпу в сторону и прикрываю голову стальным шлемом.
   С ужасным скрежетом впиваются в борт противника абордажные крючья. Корабли сталкиваются бортами.
   Я одним движением перепрыгиваю на «Синко-Льягас». Под каблуками сапог слегка прогнулись доски палубы. Навстречу выходит капитан испанского корабля. В руке его сверкает, отбрасывая солнечные лучи великолепный толедский клинок…

   ***

   Ого, замечтавшись, я и не заметил, как мы добрались до судозавода. На просторном причале столпилось такое количество народу, какое я видел лишь на демонстрации.
   Над всеми возвышался огромный корабль. Он совсем не походил на то судно, что виделось мне в мечтах. Длиннющий, огромный корпус с четырехэтажным домом на корме. В чем-то он даже разочаровал меня. Я ж ожидал увидеть благородный парусник, а не груду железа. Эта махина находилась на небольших таких вагончиках. А может, и не вагончики. Во всяком случае, эти тележки-вагончики располагались на уходящих под воду рельсах. Ага, понятно, именно по ним этот самый нефтерудовоз будет спускаться с берега в Каму.
   Носовая часть корабля затянута тканью. Под ней явно скрывается название. Интересно, какое оно…
   – Смотри! – папа указал куда-то вверх.
   Что там? Приглядевшись, я увидел, что к самому носу корабля прямо под тканью болтается на веревке бутылка. Ничего себе.
   – По старой корабельной традиции, – вполголоса проговорил папа, хотя вполне мог бы говорить и в полный голос: такой стоял шум, – при спуске корабля на воду принято разбивать о него бутылку шампанского.
   И тут гомон вроде утих. Послышали длинные и нудные речи, из которых я понял только одно, что этот нефтерудовоз – первый корабль в классе «река-море». Значит, он все-таки увидит море, а то и океан, а не будет всю жизнь болтаться по рекам.
   Речи закончились.
   Все уставились на нос корабля. А там бутылка уже начала раскачиваться. Наступила тишина.
   Бамс!!!
   Удар разбившейся бутылки прозвучал на удивление громко среди всего скопления народа.
   Развернулось полотнище, закрывавшее название. Сверкнули золотом буквы:
   ВОЛГО-ДОН
   И это – название корабля? Никакой фантазии…
   А какое название смог бы придумать я сам?
   Резкий скрежет разнесся над головами собравшихся. Пришли в движение тележки-вагончики. Корабль покатился в воду…
   Корпус опускался все ниже. Вот ужи и последняя тележка исчезла под водой. Еще немного – и корабль… а, впрочем, что потом?
   Раздался громкий басовитый гудок. Я поискал глазами что-то огромное, соразмеримое с только спущенным судном.
   По реке бойко приближался верткий буксир. Оказалось, что только спущенный на воду корабль сразу сам передвигаться не может. Его нужно еще стащить с тележек.
   Буксир пыхтел, пыхтел. Черный дым клубами валил имз трубы, но огромный нефтерудовоз не сдвинулся с места. Сил у буксира не хватало. Ну да, обычно же он тащит за собой баржи, а данный корабль не идет ни в какое сравнение даже с самой большой баржой. Несколько раз дергался буксир – все без толку.
   – Надо было два позвать, – произнес я еле слышно.
   Я словно был услышан. На помощь нашему буксиру бодро направлялись еще два.
   Совместными усилиями буксиры все-таки сдернули ВОЛГО-ДОН в Каму…

7

   Не успел я оглянуться, как незаметно пролетела уже половина сентября. О купании уже не приходилось и вспоминать. Заметно похолодало. Низко нависало окутанное тучами небо. Деревья почти полностью лишились листвы. Белым покрывалом накрыл землю первый снег.
   Белым?
   Я не видел в нем ничего белого. Однако, где бы я не прочитал о первом снеге, везде он описывается как белый. Даже часто встречается и такое не совсем правильное название цвета – БЕЛОСНЕЖНЫЙ. Ну, это, скорее всего, только для красивости. Может, конечно, снег где-нибудь и был ярко-белым, но никак не у нас в городе. Вокруг он лежал не то что белый, а какой-то серый, или даже серо-рыжий. Но все равно, принято называть первый снег БЕЛЫМ. Пусть так и будет.
   По обочинам медленно подтаивали неопрятные недолговечные сугробики. На дорогах первый снег уже превратился в грязную кашу, забрызгиваемую каждой прошедшей машиной. Кстати, тоже никак не могу понять, почему машина идет, а не едет. Папа что-то объяснял по этому поводу, но до меня так и не дошло. У них же нет ног, а только колеса. Значит – едут.
   Но сейчас речь не об этом. Некогда мне заморачиваться на природу и машины.
   Нам с Пеннером нужен был стадион «Динамо». От кого-то я услышал, что там есть секция фехтования. Я и решил туда записаться.
   А как я пойду один?
   Естественно, я потащил с собой и Витьку. Тем более, что мы с ним время от времени проводим поединки. Как я считаю, настала пора заняться фехтованием вплотную. Вот мы с Пеннером и шли к стадиону по серым сырым улицам…

   …Уже подходя к фехтовальному залу, мы услышали лязг сталкивающихся клинков.
   – Уже сражаются. Мы опоздали…
   Нет, не опоздали. Вдоль стенки двое мальчишек бестолково махали оружием. На настоящий фехтовальный поединок похоже было мало. Мы и то лучше порой фехтуем…
   – Что это у вас происходит? – громкий голос за спиной заставил меня непроизвольно вздрогнуть.
   Только что дравшиеся мальчишки отреагировали по-разному. Один из них, светловолосый, украдкой задвинул рапиру в решетчатую конструкцию, наполненную другими рапирами и шпагами. Как я это сооружение сразу не заметил. Другой, тот, что отступал под натиском светловолосого, направил клинок в сторону подошедшего, встав, как я считал, в боевое положение. Этот точно будет фехтовальщиком.
   – Положите оружие на место, – обладатель громового голоса, скорее всего тренер, говорил строго, – и никогда больше не берите его просто так.
   В глазах мальчишек появилось виноватое выражение.
   – Построились!

   ***

   – Сдавайтесь, именем кардинала!
   Передо мной, поигрывая шпагой, стоит гвардеец кардинала. Красный плащ с нашитым крестом небрежно откинут, показывая широкую перевязь из толстой кожи. Пушистые страусовые перья на широкополой шляпе слегка трепещут под свежим ветерком. Ярко светит над головой солнце. Солнечный луч ослепительной точкой отражается на обнаженном клинке.
   С тяжелым вздохом, не хочется драться в такой замечательный день, сжимаю эфес. Стальное жало клинка выскакивает из ножен навстречу противнику.
   – Я буду иметь честь атаковать Вас, – гордо произношу я и выставляю ногу вперед…

   ***

   – Фехтовать пока никто из вас не умеет. Поэтому, мы начнем с общефизической подготовки, или сокращенно ОФП.
   – Вперед! – скомандовал тренер.
   За всю тренировку мы так ни разу и не взяли оружие в руки.
   И лишь в самом конце тренировки мы получили разрешение взять в руки рапиры. Оказывается, фехтование на рапирах является базовым для всех остальных видов. Жаль, а так хотелось бы взять в руку саблю, но никак не рапиру.
   Среди предложенных Виктором Алексеевичем рапир, у одной или двух чашка гарды оказалась погнутой. Конечно, никому не хотелось держать некрасивое оружие. И вот тут я немного замешкался и последнюю ровную рапиру вместе со мной ухватила девчонка, чем-то похожая на Светку, мою соседку по парте.
   Наверное, такая же вредная?
   Я тянул клинок к себе, протягивая девчонке погнутую рапиру. Она же упорно сопротивлялась.
   Да, что это такое?
   – Отдай, – прошипел я вполголоса.
   – Сам отдай, – не сдавалась она.
   – Прекратить! – Виктор Алексеевич положил руку мне на плечо.
   – А чего она?..
   – Ты же мужчина, – проговорил он почти тем же тоном и голосом, что иногда слышался и у папы.
   Я даже голову поднял, посмотреть, не он ли это…
   От слов тренера по мне прокатилась волна неловкости, волна вины. Я, с трудом подавил тяжелый вздох и решительно отцепился от нормального клинка…
   …Как же, на мой взгляд, неудобно держать рукоять рапиры. Совсем не так, как мы привыкли, фехтуя во дворе палками. И сама поза тоже оказалась крайне неудобной. И руки, и ноги словно наливались тяжестью и постоянно стремились выпрямиться. Приходилось их постоянно подправлять.
   Как же еще и фехтовать в таком положении?
   – Здорово! – восхищенно восклицал Витька, когда мы возвращались.
   Чего тут здорового?
   Вслух я, конечно, этого не сказал…

8

   Тянулись утомительные серые дни. Скучно и неинтересно протащились осенние каникулы. На улице вовсю уже лежали сугробы. Кое-где во дворах начинали строить горки. Пройдет еще немного времени, и все они наполнятся детворой.
   В школе тоже ничего интересного. Обычные уроки.
   По понравившемуся было уроку – истории – тоже какая-то ерунда. А тут еще и вместо Анатолия Викторовича на урок явилась школьная старшая пионервожатая Альбина. Ее еще тут не хватало. Мало того, что и ее-то мы почти не воспринимали, а еще и тема совершенно неинтересная: Китай. На фиг он кому нужен?
   От нечего делать я принялся рисовать. Как-то мы с Витькой придумали увлекательную, во всяком случае для нас, игру. Заключалась она в следующем: рисуем крепость или город, или вообще какую-нибудь местность. На ней размещаем фигуры воинов, и своих, и вражеских. А потом как бы стреляем линиями. Попадания отмечаем взрывчиками. Вот, примерно, и все.
   Этой игрой я и увлекся, забыв и об Альбине, и вообще об уроке
   – Что делаешь? – Светка сунула ко мне в тетрадь нос.
   – Отстань, – сердито отмахнулся я.
   Объяснять еще этой.
   – Ну, дай посмотреть.
   – Ну, чего ты ко мне привязалась?
   Видимо, я невольно повысил голос. В классе наступила тишина. Альбина вплотную подошла к парте. Пальцы ее зажали воротник пиджака. Я покрутил головой, ослабляя сдавивший горло воротник. Альбина подтащила меня к углу возле подоконника. Вроде как наказала. Возможности избавится от скуки стало еще меньше. Играть в тетрадную войнушку больше не хотелось, хоть листок и ручку я как-то умудрился прихватить.
   Чем же еще себя занять? Ну, не слушать же нудные объяснения Альбины о совершенно неинтересном мне древнем Китае.
   Я неприязненно посмотрел на Альбину. И тут мне словно молнией в мозгу стрельнуло.
   А что, если попробовать ее нарисовать.
   Я кое-как устроил листок на подоконнике между цветочными горшками и принялся за дело. Самое удивительное, но у меня получилось очень похоже. Практически полное сходство… Никогда раньше так хорошо портреты не получались.

   ***

   Толпы людей перемещаются по огромным светлым залам. Все стены увешены картинами. Это моя выставка. Такие выставки, насколько я знаю, называются персональными.
   Что такое персональные?
   – Какой замечательный художник, – восторженно шепчет кто-то из посетителей.
   Я гордо поворачиваю голову. Прямо передо мной с блестящими глазами стоит Светка. В руках она держит листок с рисунком, сделанным шариковой ручкой. Это именно этот, который я нарисовал на уроке истории, рисунок. Она протягивает его мне.
   – Андрей Алексеевич, подпишите, пожалуйста, – голос ее дрожит от неуверенности.
   Нарочито небрежно беру рисунок из Светкиных рук. Аккуратная надпись украшает листок:
   НА ПАМЯТЬ ОТ АНДРЕЯ ФЕДИНА
   Протягиваю автограф. На лице Светки проступает радость.
   Снисходительно глажу ее по плечу.
   – Ничего…

   ***

   – Федин, – пыталась что-то сказать Альбина.
   Закончить фразу она не успела. Прозвенел спасительный звонок. Хмель подскочил ко мне, подтаскивая портфель.
   – Передай Альбине, – протянул я ему свой рисунок.
   Он быстро подбросил листок почти прямо в руку пионервожатой.
   Мы выскочили из класса вместе.
   – Как она отреагировала?
   Витька равнодушно пожал плечами.
   – Никак. Улыбнулась, и… все.
   – Федин, Пеннер, – перед нами остановилась Альбина, – мне бы поговорить с вашими родителями. Обсудить ваше поведение.
   – А чё…
   Укоризненно покачав головой, Альбина удалилась, зажав журнал подмышкой. Высокие каблуки звонко цокали по каменным плитам школьного коридора.

   Хлопнула выходная дверь. Я застегивал пальто уже на улице. Снег звонко заскрипел под ногами.
   Настроение ухудшилось из-за Альбины.
   – Что теперь делать? – удрученно по смотрел я на друга.
   – Не бойся, – широко усмехнулся Витька, – у меня все предусмотрено.
   – Это как?
   – У меня есть заклинание на желание:

     Вверху небо, внизу земля
     Исполни желание, шапочка моя…

   С последним словом он погладил меховую шапку и что-то прошептал.
   – Вот и все. Теперь все наладится.
   Надо же, оказывается, Витька всерьез верит в чудеса. Хорошо, если поможет. А вдруг нет.
   Тогда что?
   Впрочем, папа всегда говорил, что чудеса случаются только с теми, кто в них верит.
   Так что, может, и мне верить в эту считалочку-заклинание…

9

   – Посмотри, что я нашел, – с этими словами Витька потряс перед моими глазами потрепанной книжкой.
   Книжка тут же исчезла в портфеле. Мне удалось разглядеть только слово Атлантида.
   Не та ли это Атлантида, про которую я не так давно читал в «Аэлите»? Там где-то в океане утонул этот огромный остров. Неужели про эту Атлантиду еще что-то написано?
   – А что это за книга?
   Глаза Пеннера восторженно заблестели. И он принялся оживленно рассказывать. Руки друга мельтешили в отчаянной жестикуляции. Честно говоря, я понял далеко не все…
   Может, ему следовало бы поменьше махать руками, а подробней рассказывать?
   Видимо, надо бы прочитать самому, но я не увидел полное название книги. Единственное, что я успел разглядеть, это оформление. Такую серию книг папа называл «рамки».
   Хмель еще что-то говорил, а я вспоминал, что мне еще известно об Атлантиде. Известно же было совсем немного. Только то, что существовал некогда остров Атлантида с древней цивилизацией атлантов. В результате землетрясения этот остров погрузился в океан. Где только его не искали, но до сих пор никто в мире не смог найти ни малейших следов этого острова.
   – Атлантида погибла из-за того… – увлеченно говорил между тем Витька.
   В какой-то момент я совсем перестал его слушать. Мне вспомнилась, что мама хотела встретиться с его и поговорить о нашем поведении. Хотя, что такого в нашем поведении?
   Может уже пора использовать считалку-заклинание:
   Как там у Пеннера?

     Небо вверху, а внизу земля
     Желанье исполни, шапка моя.

   Как-то так…
   Возле дома мы расстались.
   – Да, кстати, – остановил я его, – вспомни свое заклинание, а то вдруг моя мама твоей нажаловалась. Достанется тебе.
   Родители Пеннера воспитывали его достаточно жестко, не скупясь на наказания. Мне вот почти не попадало, а ему…
   – Узнай, – проговорил Витька после непродолжительного молчания, – а потом дай мне знать. Не стоит заклинание попусту расходовать.
   Действительно, а вдруг количество срабатываний ограничено, как желаний у волшебной палочки.
   – Ага.
   Я протопал по ступеням. Палец нажал на кнопку звонка. Дверь раскрылась. Я прошмыгнул в квартиру, внимательно посмотрел на маму.
   – Что с тобой? – удивилась она, – ты как будто хочешь о чем-то спросить…
   Поразительная проницательность. Но не мог же я напрямую задать вопрос о предполагаемой беседе. Как же быть в такой ситуации. Игорь мерзнет на улице и ждет результата.
   – Я… хотел спросить, – с трудом выговорил я, – не встречалась ли ты…
   – С Аллой? Нет, еще не успела.
   Фу, отлегло. Теперь надо как-то сообщить Витьке. Я украдкой подошел к окну, слегка раздвинул шторы. Хорошо, что родители вместе с Наташкой ушли на кухню ужинать и не видели моих манипуляций со шторами.
   За окном стояла кромешная тьма. Там Пеннер или нет – увидеть не представлялось ни малейшей возможности.
   Может, хоть ему-то меня видно?
   Все возможно. Я отрицательно помотал головой в надежде, что Витька все-таки заметит.
   – Что ты там делаешь?
   Я отошел от окна, не говоря ни слова.

   После ужина я остался на кухне. Передо мной на столе лежала раскрытая тетрадь. Поначалу я собирался делать уроки, чтобы завтрашнее утро оставалось свободным для других, более важных, дел. Тем более, что утром нужно было идти на тренировку.
   Неожиданно мысли вернулись к Атлантиде.
   А что если она не погибла? А вдруг тогда, в те давние времена люди просто переместились во времени. И они живы. И вот-вот…

   ***

   «Искусственный остров жил своими повседневными заботами. Он почти сплошь утопал в пышных зеленых садах. В многочисленные блестящие озера гляделось бездонное небо. Причудливые, но геометрически правильные крыши домов сверкали многочисленными тарелками антенн над раскидистыми кронами плодовых деревьев.
   По странной прихоти своих создателей остров получил поэтическое название Атлантида. Этот остров, созданный руками молодежи, был одним из научным центров планеты.
   Ученые – пожалуй, самые странные люди планеты, поселившиеся на Атлантиде, с радостью отказались от широко развитой системы жизнеобеспечения. Все продукты питания выращивались на острове самими учеными. Ученые сами выращивали хлеб, содержали животных и ухаживали за садами и огородами. Немалые размеры острова позволяли найти просторные территории для занятия сельским хозяйством. Но ученые не отделялись от остального населения планеты: они могли пользоваться всеми техническими и экономическими достижениями, результаты же их исследований так же становились достоянием всей планеты».

   Тиродий отодвинулся от клавиатуры пишущей машины, никто так и не додумался дать ей простое название, и устало потянулся. За окном стояла уже глубокая ночь. Яркая луна висела над городом наподобие гигантского светильника. Неожиданно захотелось выйти из душного помещения, прогуляться по ночным улицам.
   Тихие улочки Атлантиды встретили его легким ветерком, особенно приятным после дневного зноя.

   ***

   Я устало потянулся и положил ручку. Неплохо получилось. Завтра обязательно надо продолжить. Вдруг, да и получится у меня книжку написать…

10

   Трамвай дребезжит, передвигаясь по маршруту. Блестящие рельсы услужливо бросаются под колеса. За трамвайным окном мелькают свежие зеленые листья.
   Я успеваю удивиться: это зимой-то?
   Вагон начинает непомерно раскачиваться. Нет уж. Дальше ехать небезопасно.
   Очередная остановка. Слегка колышутся под ногами ступени. Ударяет по подошвам асфальт.
   Мы с Валеркой Курочкиным провожаем уходящий трамвай взглядом. Странно, но вагон поворачивает там, где даже нет рельсов. Над городом разгорается алое полотнище, словно от пожара.
   Что такое пожар я знал. Видел как-то в Оханске.
   Но это зарево – не пожар. А что это?
   Тут же яркая вспышка освещает все вокруг. Трамвай, из которого мы с Витькой только что вышли, вспыхивает огромным огненным шаром.
   Что это?
   Бросаюсь к месту взрыва. Валерка с трудом поспевает за мной. Никаких следов. Лишь Витька Пеннер прижимает к груди оранжевую папку.
   Отхожу за стеклянную дверь магазина. Проплывает, чуть не задевая плечи стенами, длинный узкий коридор. Перед глазами открывается уставленное стеклянными витринами помещение. Подхожу к ближайшей витрине. Внутри вижу…

   И тут я проснулся. Ну и сон.
   К чему бы это?
   Бабушка говорила, что сон, приснившийся с четверга на пятницу – вещий, то есть показывает, что будет.
   Может, это и связано с нашими предстоящими планами. Нам с Витькой сегодня нужно обязательно идти на тренировку. Вскоре состоится внутреннее первенство, поэтому тренироваться надо интенсивнее. А к стадиону добираться приходится именно на трамвае. Можно, конечно и на троллейбусе, но мы как-то к этому не привыкли.
   Не успел я выпить кружку чая, как у двери уже трезвонил Пеннер.
   Как всегда.
   – Что телишься? – почти закричал он прямо с порога. – Мы уже опаздываем.
   Как так – опаздываем? Я посмотрел на висевшие над столом часы-ходики. Оп-па! Действительно, следует поторопиться, если мы хотим прийти вовремя.
   Двор встретил нас снежным великолепием. Иней покрыл каждую веточку, каждое деревце и кустик, словно пушистым одеялом.
   В голове неожиданно зазвучали строки:

     Выпал снег, такой желанный,
     Выпал снег ночной порой,
     И улегся долгожданный
     Белым на земле ковром.

     Он лежит пушистый, нежный,
     Словно сказочный покров.
     Белой черточкой небрежной
     Ветви тронуты кустов…

   Что это вдруг на меня нашло? Стихов мне еще не хватало. Никогда до этого я и не пробовал их сочинять. Видимо, вчера что-то во мне сдвинулось. Впрочем, некогда мне с этим разбираться. Нам нужно спешить.
   Мы бегом помчались к остановке.
   Быстрей! Вот и трамвай уже появился…
   Промелькнула закрывающаяся дверь, пропустив нас в вагон почти в самый последний момент.
   Ехать предстояло несколько остановок. Я решил использовать это время, чтобы пересказать Витьке свою гипотезу про Атлантиду.
   Первоначально Пеннер внимательно слушал мой сбивчивый рассказ. Неожиданно ноздри его дернулись. Витька точно что-то унюхал. Но что? Мне было непонятно. У меня всегда были проблемы с запахами.
   – Дымом пахнет, – наконец, медленно произнес мой друг.
   Я посмотрел по сторонам. На память тут же пришел сон. Как бы еще и вспышки не было.
   Салон уже затягивал дымный туман. Ничего себе.
   – Сон в руку, – проговорил я еле слышно.
   – Выходим! – прокричал Витька, как только трамвай остановился.
   Мы стремительно выскочили на улицу. Вместе с нами на остановке оказались и остальные, редкие в это время пассажиры. Ноги мои скользнули по льду. Еще немного, и я растянулся бы. Я устоял лишь ухватившись за друга. А он ухватился за меня. Так мы и устояли на скользком раскатанном льду.
   Трамвай двинулся дальше. За ним тянулся густой черный шлейф дыма. Мгновение спустя среди дыма появились языки пламени. Пылающий вагон мчался по снежной улице, и в этот момент снег действительно был ослепляющее белым.
   Надо же, как вовремя мы успели выскочить.
   – Пошли домой, – произнес Пеннер, – не пойдем сегодня на тренировку.
   – Ага, давай, не пойдем, – согласился я.

   Перед уроком я разложил перед собой тетрадь с началом рассказа об Атлантиде. Ручка заскользила было по бумаге. Однако, дальнейших мыслей в этой теме не находилось. Перед глазами все стоял огромный столб черного дыма и горящий трамвай.
   Я тряхнул головой, избавляясь от наваждения.
   «Надо думать о чем-то другом, – промелькнула мысль, – Вот только о чем? Может, о заснеженном городе?»
   Мне вспомнились стихи, сочиненные утром.
   Строчки ровно легли на страницу.
   Маловато, может еще что-нибудь добавить?

     На крыльце, и на дорожке
     Не видать еще следов.
     Щеки, уши осторожно
     Щиплет утренний мороз.

     Пролетают резные снежинки,
     Устилают собой пустоту.
     Опасаюсь вступить на тропинку.
     Не хочу нарушать красоту…

   Несколько отклонился от листа, чтобы посмотреть со стороны. Стихи мне самому определенно понравились.
   – Что это у тебя? – звонкий Светкин голос ворвался в мысли.
   Ее рука ухватила листок.
   – Отдай! – завопил я, бросаясь за соседкой по парте.
   – Ага! Разбежалась! – Светка выскочила из класса.
   Не побегу же я за ней. Вдруг еще что подумают.
   Буквально через пару секунд Светка вернулась. На лице ее застыло презрительное выражение.
   – Забирай свою фигню, – она небрежно бросила тетрадь передо мной…

11

   Пеннер совсем забросил тренировки после случая с трамваем. Впрочем, и я сам ходил с неохотой. И уж, конечно, не пользовался трамваем. Мало ли что может еще случиться. вдруг в другой раз не получится выскочить вовремя?
   Несколько раз я пытался уговорить Витьку, но переубедить его оказалось невозможно.
   Что за невезуха?
   Вот с Витькой и в прошлом году так же было. Но уж и тут ничего не поделаешь. Пришлось идти одному. А какой интерес заниматься в одиночку? У меня как-то не получилось сблизиться с остальными нашими фехтовальщиками. Девчонки тоже теперь занимались отдельно, больше не приходилось спорить из-за рапиры. А интересно было бы увидеть ту – давнюю противницу…
   Я медленно шел по улице, слегка загребая ногами свежевыпавший снег. С ясного, без единого облачка, ярко-голубого неба светило солнце, но вместо ожидаемого вроде бы тепла наступали холода. Постепенно подмораживало. Крепчающий мороз, папа почему-то называл его ядреным, ощутимо щипал щеки. Приближался новый год. А какой же новогодний праздник без обжигающего морозца? Не сильного, но ощутимого. Деревья стряхнули недавние шубы из мохнатого инея и стояли гордо и прямо, словно бросали зиме вызов. Мерное покачивание ветвей в воздухе внезапно напомнило мне скупые, отточенные мастерством, движения фехтовальщиков. На мгновение мне послышался лязг клинков. Я даже остановился.
   – Что встал? – глухо прошелестели рапиры деревьев. – Иди вперед.

   Первое, что бросилось мне в глаза – присутствие среди тренирующихся нового человека. Чем-то неуловимо знакомым показался весь его вид. Я пригляделся…
   – Лешка, ты?
   Это же был тот самый Лешка, с которым мы познакомились еще на теплоходе, с кем гоняли сделанные из спичечных коробков кораблики по нагретому металлу тентовой палубы.
   Откуда он взялся?
   – Вы знакомы? – удивленно проговорил Генка Белянов – один из тех двоих, что затеяли примитивный бой во время самой первой тренировки.
   Ответить я не успел. Из тренерской вышел Виктор Алексеевич. Пришлось спешно строиться.
   – Сегодня будем биться, – изрек Виктор Алексеевич сразу после построения. – Я знаю, как вы долго этого ждали.
   Как биться? Мы ж изучили только отдельные атаки и защиты. Нам далеко еще до боев.
   – До одного укола, – продолжал между тем тренер, – По круговой системе. Каждый с каждым.
   Вот тебе – приехали, как любит говорить бабушка. Я оглядел возможных противников. Их восемь…

   ***

   Двор капитана де Тревиля. Блестят шпаги. Ожидаются схватки за чин лейтенанта мушкетеров. Де Тревиль должен обратить на меня внимание, он должен заметить, что только я достоин патента.
   Разбиваемся на пары. Против меня выходит длинный худой Лерг. Этот точно, один из претендентов на лейтенантский патент. Я не должен допустить его победы. Он движется медленно, вкрадчиво, совсем как наша кошка Дунька. Значит, может так же мгновенно перейти в нападение. Точно. Он проводит стремительный выпад. С огромным трудом успеваю подставить клинок. Перенос, длинный выпад в стиле д’Ориоля. Шпага изгибается дугой. Один есть.
   Воюш. Владимир дерется бесшабашно, легко. Может, это и неправильно, но его бой напоминает песню, а лязг клинков воспринимается как музыка акк… омпа… немента. Атака – защита – контратака. Попадение. Победа.
   Перевожу дух…

   ***

   На бой вышли Виталик Картышев и Славка Светлаков. Неожиданно, вид чужого боя заворожил меня. Виталик стремительно атаковал. Еще немного – и его клинок достигнет цели. Забыв все правила защиты, Славка размашисто отмахнулся от выпада Виталика и, шагнув назад, не удержал равновесия и свалился на пол. Рука подняла маску. Лицо Славки перекосило страдальческой гримасой.
   – Поднимайся, – голос Виктора Алексеевича прозвучал неожиданно сердито, – и не забывай о технике. Пользуйся всеми изученными защитами. Они снова встали друг против друга. Виталик опять атаковал. Славка на этот раз взял защиту более успешно. Снова атаковал Виталий. Я не успел заметить как Светлаков нанес укол. Ничего себе – Славка одержал уже три победы.

   Против меня выходил уже Нечаев. Его манера боя оказалась довольно странной. Такого я никак не ожидал. Он действовал, что называется, ударами в оружие. Это его и подвело. Он совсем забыл об атаке. Вот тут-то я его и зацепил. Теперь и у меня стало три победы.
   Следующий бой с Денисом дался мне тяжело. Денис – самый невысокий из всех, и к тому же верткий и ловкий. Его клинок будто одновременно окружал меня со всех сторон. Мне все никак не удавалось найти дырку в его обороне. Но тут помог случай. Денис чуть помедлил в отражении моего выпада, и моя шпага достигла цели.
   Четыре победы!
   Генка Белянов. Я вспомнил, что хотел переговорить с ним. Эх, не вовремя я вспомнил об этом. Говорил же Виктор Алексеевич, что все посторонние мыслм надо оставлять за дорожкой. Так и вышло, что первая же Генкина атака увенчалась успехом.
   Виктор Алексеевич укоризненно покачал головой.
   Неужели он на меня надеялся?
   Небольшой отдых перед следующим поединком.
   Кстати, с кем, теперь, мне предстояло встретиться?
   Ого!
   Игорь Максимов. Тут надо бы поднапрячься. Игоря нам все время приводили в пример. И техника-то у него идеальная, и дисциплина, и… много всего еще. Я решил использовать его склонность к стандартным действиям. Почему-то именно сейчас мне снова вспомнился тот бой Генки и Славки. Вряд ли Игорь будет ожидать такого нарушения техники…
   Я вышел на бой с Игорем в твердой надежде одержать победу. Я стремительно рванулся в атаку. Игорь почти бежал, отступая. Я, догоняя его, ринулся вперед, применив атаку стрелой. На удивление, мой клинок ткнулся в колет противника. Ошеломляющая победа.
   Славка. Вот пришла очередь встретиться и с ним. Почему-то именно его я считал главным соперником.

   ***

   Вячеслав. Нет, он не из мушкетеров. Это – замаскированный гвардеец кардинала. Я должен победить. Вячеслав выходит против меня. В глазах сверкает сталь, сравнимая с блеском шпаги, направленной на меня. Насколько я знаю, он любитель беспрерывных атак. Интересно, как ему понравится подобный способ ведения боя.
   Не тратя ни мгновения на разведку, я бросаюсь в атаку.
   Выпад! Четвертая защита, и отход.
   Ответная атака. Отбив в третью позицию.
   Снова атакую. Шестая защита. Вячеслав словно пропускает мой клинок поочередно по бокам.
   Провожу еще одну атаку. Седьмая защита.
   Теперь атакует он. Шпага Вячеслава выполняет перенос. Выпад. Спешно отхожу на пару шагов, вытянув вооруженную руку в направлении противника.
   Вячеслав принимает клинок шпаги на жалобно звякнувшую гарду. Острие шпаги Вячеслава больно ткнулось в грудь.
   Поражение…

   ***

   Последний бой. А как же я устал. Виталик, наверное, устал не меньше?
   Поединок с самого начала пошел как-то неровно. Я почти не видел противника. Лицо под маской заливалось потом. Вот бы снять. Но нет… Не сейчас. Еще немного – и…
   Не успел. Виталик нанес укол почти под маску…
   В итоге: пять побед и три поражения. Как и у Светлакова. Лучше выступил только Игорь Максимов. Он проиграл только мне…

12

   – Готовьтесь, – торжественно проговорил папа.
   – К чему?
   – Мы едем в Нытву на встречу Нового года.
   Вот ничего себе. Зачем это нам куда-то ехать? Ладно бы папе самому. Где-то там, насколько мне известно, проживал папин закадычный друг. Так пусть бы один и ехал. Нас-то зачем тащить?
   Я, например, остался бы лучше дома. Сходил бы на катушки около дворца Ленина. Там обычно в новогоднюю ночь проходили массовые гуляния. И мы бы с Пеннером могли неплохо поиграть. Можно было бы и Витьку позвать. Может, и Генка с Лешкой присоединились бы. Самое главное, что ведь почти договорились. А сейчас все рушилось. А мне даже и не предупредить о моем отъезде. И все из-за того, что отцу вдруг захотелось встретиться с Сергеем Ивановичем, или как я привык его называть еще в детстве, дядей Сережей.
   – У меня же тренировка, – попытался я найти повод остаться.
   – Сегодня? Тридцать первого? А разве вас не распустили на каникулы?
   Мне оставалось подавить тяжелый вздох. Папа снова угадал. Действительно, следующая тренировка была назначена лишь на пятое число. Как раз в мой день рождения. А до этого дня еще почти неделя. Не отвертеться. Придется ехать. А, впрочем, что еще мне оставалось? Все равно рассчитывать на то, что меня оставят дома одного, не приходилось…

   Автобус мчится по горной дороге. Мимо пролетают отвесные скалы, перемежающиеся заросшими густой зеленью склонами. Где-то в высоте виднеются увенчанные снеговыми шапками вершины. Время от времени они озаряются ярким огнем. Это солнечные лучи отражаются от кристаллов льда.
   Автобус останавливается. Перед нашими глазами скала почти полностью затянутая свисающими нитями растений. Что ту интересного. Разве что привязанные многочисленные разноцветные ленточки. Зачем бы это? Приглядываюсь внимательней – вдруг я чего-то пропустил. И как я сразу не увидел. Вся поверхность скалы словно сочится водой.
   ВОДОПАД.
   Окружающие стремятся умыться. Следую их примеру. Вода неприятно холодит лицо.
   Спешно возвращаюсь в автобус с желание больше никогда из него не выходить.
   Прижимаюсь носом к самому стеклу окна. Дорога почти возле самых колес обрывается в пропасть. Дух захватывает глубина пропасти, особенно при быстром движении. Кажется, вот-вот и мы устремимся навстречу далекому дну…
   Автобус сильно встряхивает. По днищу словно ударяет молот…

   – Уснул что ли? – папа тряхнул меня за плечо, – Мы приехали.
   Я недоуменно огляделся. Вместо извилистой горной дороги передо мной находился заснеженный, насквозь промороженный город. Оставалось лишь глубоко вздохнуть.
   Мимо потянулись унылые, по самые окна засыпанные снегом, двухэтажные дома. Печальная картина. Зато хоть снег чистый, не то что у нас в городе.
   Наташка вырвала руку и плюхнулась прямо в сугроб, скрывшись почти полностью. Звонкий хохот отразился многоголосным эхом по тихим улочкам. Пришлось вытаскивать сестренку наружу. Теперь она сама напоминала маленький сугробик.
   – Опути-ка, – сердито отпихнулась она от моих рук.
   Развернулась и побежала.
   Не прошло и секунды как она снова оказалась в сугробе. Ну что тут поделаешь. В очередной раз выгребли Наташку из-под снега. Мама крепко взяла девчонку за руку.
   – Опути, – завопила Наташка, – я сама!
   Дома вокруг нас постепенно сменились на более современные пятиэтажки. Папа начал пристально вглядываться в номера домов.
   – Здесь, – он решительно направился к подъезду одной из пятиэтажек.
   А дальше все почти так же, как и у нас. Мы прошли по пыльным бетонным ступенькам. В углах мелькали подозрительные пятна. Кое-где валялись затоптанные окурки.
   Дверь на третьем этаже открылась сразу при нашем приближении, даже звонить не пришлось. Навстречу нам вышел дядя Сережа. Странно, но раньше он мне казался большим и крупным, а теперь оказалось, что он даже не выше папы.
   – Привет, – проговорил он, протягивая руку.
   Я тоже приветствовал его рукопожатием. Мимоходом удивился. Я никак не ожидал, что рука его окажется такой мягкой. Насколько я помнил по рассказам отца, дядя Сережа – Сергей Иванович – служил в армии подводником. Как же, в таком случае…
   – А это кто у нас? – Сергей Иванович наклонился к Наташке.
   Наташка все еще стояла вся в белом, так и не отряхнувшись от снега.
   Она хлопнула варежкой по шубке. Во все стороны полетела снежная пыль.
   – Я – Наташка Лёшаевна, – гордо проговорила Наташка.
   Я чуть не расхохотался. Наташкина варежка повисла на резинке. Девчонка протянула ладошку дяде Сереже.
   – Даже так? – в голосе папиного друга не слышалось ни капли насмешки, – ну, проходи, Лёшаевна, в комнату…

   До наступления Нового Года времени почти не оставалось. Мы быстро разделись и прошли было в комнату. И тут настроение мое резко ухудшилось: я увидел стол, накрытый к празднику. В самой середине стола стояли бутылки. Куда ж без них? А это как раз то, что мне никогда не нравилось в праздниках.
   Уголком глаза я заметит, как переглянулись папа с мамой. С чего бы это? Вряд ли из-за меня.
   – Андрей, – отец обратился ко мне совсем как к взрослому, – Сергей предлагает вам с Наташкой, – тут он запнулся, – отметить праздник в соседней квартире.
   Нас нагрузили различными вкусностями и отправили в квартиру напротив. Насколько я понял, хозяева квартиры отмечали праздник у Сергея Ивановича. Потому-то нам и нашлось там место. А вот куда девались дети дяди Сережи?

   Наташка увлеклась какими-то игрушками. В моем присмотре она явно не нуждалась. Зато я получил возможность осмотреться. Раньше мне никогда не приходилось встречать квартиру с большим, чем одна, количеством комнат. А тут их было целых три.
   Я расположил еду в кухне, а сам прошелся по комнатам. Меня поразило небывалое количество книг. Взгляд мой скользнул по корешкам. Надо же. На полках стояли книги абсолютно разных направлений деятельности.
   А вдруг среди них найдется и что-нибудь, что могло бы меня заинтересовать?
   Мои поиски стали более предметными.
   Я перебирал книгу за книгой. Внезапно сердце мое восторженно замерло. В руках я держал толстенную Энциклопедию по фехтованию. Не может быть, но это самое то…
   Я устроился за столом. Страницы замелькали у меня перед глазами. Чего там только не было. И кое-какие исторические сведения по каждому виду оружия, и основные стойки и приемы. Клад.
   Как бы заполучить эту книгу себе?
   Спрятать целиком, а потом увести домой? Нет, не получится. Слишком толстая. А может просто вырвать только то, что нужно именно мне? Я огляделся по сторонам. Наташка по-прежнему возилась с игрушками, не обращая на меня ни малейшего внимания. Но что именно взять?
   Стремительно зашелестели перелистываемые страницы. Что выбрать?
   Ага!
   Вот оно: фехтование на шпагах…
   – Анд’ей, – Наташкин голос за спиной раздался совершенно неожиданно, – что ты де’аешь?
   Хорошо, что я еще не успел вырвать ни одной страницы. Как бы я сейчас выглядел? Взгляд мой лихорадочно шарил по комнате.
   Скрипка! Я долгое время хотел попробовать на ней сыграть. Очень медленно инструмент коснулся моей руки, уперся в плечо. Щека легла на край скрипки. В руку прыгнул смычок.
   Я увлеченно водил смычком по струнам. Мне казалось, что звучит музыка.
   – Ну как? Здорово я играю?
   – До’ово, – кивнула сестренка, – но не иг’ай бо’ше…

13

   Первый же день после каникул начинался с урока физкультуры. Владимир Егорович – наш физрук – еще до каникул обещал, что в третьей четверти физкультура будет проходить на лыжах.
   Дома у нас лыж не было. Разве что мои старые, теперь Наташкины, детские. Мне они никак не подходили. Купить же новые никак не получалось. Тем более, кто-то из ребят говорил, что в школе есть какое-то количество лыж для тех, у кого их нет. Проверить это высказывание пока не представлялось возможности. Да и как проверишь, если мы вставали на лыжи только в первом и во втором классе. Все не было постоянного учителя. Теперешний физрук лишь в этом году пришел.
   Собрался я и пришел в школу, как есть, то есть без лыж.
   Владимир Егорович посмотрел на меня критически. Конечно же, ведь я единственный оказался нуждающимся в спортинвентаре.
   – Ну, пошли, что ли, – физрук хлопнул меня по плечу.
   Ага, сейчас я и увижу тайную комнату с запасными лыжами, кедами и всем прочим подобным.
   Однако далеко идти не пришлось. Владимир Егорович открыл каморку рядом со своей комнаткой. В лицо пахнул специфический запах. Примерно так же пахло и в тренерской фехтовальной секции.
   – Выбирай, – физрук махнул рукой в сторону нескольких пар лыж, – знаешь как?
   Я только кивнул.
   – Добро, выберешь, захлопнешь дверь, и догоняй…
   Когда я вышел на улицу, ребята уже ушли. Только длинный лыжный след тянулся к лесу…

   ***

   Плотно выглаженная лыжня бежит вперед, заходя в лес. Я шагаю прямо по ней. Но на мне нет лыж. Мне не нравится пользоваться этими загнутыми досками. Мне постоянно чудится какая-то нарочитость в движениях любого лыжника, какая-то неестественность. Поэтому я иду просто пешком. Лыжня не проваливается под моими ногами, лишь слегка осыпаются края. Шаг мой уверенный и твердый. Снежный покров пятнают редкие следы. Вот этот след оставлен проскакавшим зайцем. А тот, похожий на собачий, дело лап волка. Небрежная стремительная черта, сорвавшая часть снежного гребня – след крыла птицы.
   Со всех сторон меня окружают засыпанные снегом деревья. Пушистый иней толстым слоем окутал даже толстенные стволы. Припорошенные снегом и инеем кусты напоминают сказочных животных. В снежных кристалликах россыпью разноцветных камней отражается солнце. Кажется, вот-вот из глубины леса появится нечто…
   Оглушительная тишина царит вокруг. Внутрь меня закрадывается тревога. Ладонь опускается на эфес шпаги. С легким шорохом, чтоб не услышал возможный противник, выползает из ножен клинок. Блик холодного зимнего солнца удобно устроился на самом острие.
   Неожиданно слабый звук наполняет сказку зимнего леса. Замираю, прислушиваясь. Теперь ясно различаю, что это плачь.
   Разве можно лить слезы в такой сверкающей сказке?
   Плачь все ближе.
   И вот передо мной, прижавшись спиной к дереву, прямо на снегу – нет, не на снегу, а на лыжных обломках, сидит и плачет…
   СВЕТКА?
   Ее тут только не хватало…

   ***

   Лыжня завернула и вновь вывела меня к опушке.
   Где же одноклассники?
   Не мог же я не заметить их в лесу. Или я где-то не там свернул, может, замечтавшись, я просто лыжню перепутал. Вполне возможное дело, этот лес давно уже стал местом лыжных прогулок почти всего района. Лес там расчерчен вдоль и поперек.
   Придется мне попробовать силы в распутывании следов.
   Я пригляделся. Этот след, свежий, мой. Ребята явно должны были оставить более глубокую, но и более раскатанную лыжню. Я прошел еще некоторое расстояние, метров, может, пять или десять. Из-под моих ног уходили два абсолютно одинаковых следа. Который из них тот, что нужен мне?
   Правый или левый?
   Левый или правый?
   Они оба могут им оказаться.
   Что же делать?
   Выход может быть только один. Одно из двух: или я найду ребят, или опять проделаю лишний круг по лесу.
   Правый или левый?
   Левый или правый?

   Мне вспомнилась старая притча: «У одного старика в хозяйстве было два петуха. Белый и черный. Петухи очень дружили между собой. Настали голодные дни. Чтобы спасти себя от голода старик должен был зарезать одного из петухов. Но какого резать? Белого или черного? Задумался старик:
   – Зарежу белого – черный будет скучать. Зарежу черного – заскучает белый.
   Думал старик, думал. Ничего не мог придумать. Решил он спросить совета у мудреца. Пошел к мудрецу. Объяснил ему ситуацию. Выслушал мудрец старика.
   – Режь черного!
   – Но ведь белый заскучает.
   – Черт с ним, пусть скучает».

   – Пусть скучает, – махнул я рукой и направился по правой лыжне.
   Снова потянулись мимо меня засыпанные пушистым снегом кусты. Слегка поскрипывали на морозце сонны и ели. Белыми продолжениями сугробов вытягивались стройные березки. Вот притаившийся зайчик. Даже черненький сучок в виде глазика оказался точно в том месте, где и должен бы быть. Далее несколько сгрудившихся запорошенных деревьев, сейчас не видно каких, образовали ажурную крепость.
   А вот и ели выстроились словно хрустальные ворота в сказку. Вот бы все это описать.
   Но как?
   Я уже и думать забыл о поиске следов, лишь восторженно смотрел вокруг.
   Звонкие голоса откуда-то из глубины леса нарушили сказочное очарование.
   Я вздохнул и направился навстречу одноклассникам, возвращающимся в школу…

14

   – Давай поиграем, – с порога предложил Витька, ввалившись ко мне ранним утром.
   Я еще даже еще не успел свернуть матрас. Пришлось его сворачивать при неожиданном госте.
   Появление Пеннера поразило меня, что называется до глубины души. Обычно мой друг так рано никогда не поднимается. А уж тем более дойти до меня – для него это вообще великий подвиг. Разве что на тренировку он еще мог выйти в это время, но он давно забросил фехтование.
   Я же еще ходил в секцию. У нас вскорости ожидалось внутреннее соревнование, на котором будет решаться вопрос об участии в городском первенстве. Мне очень хотелось туда попасть, а для этого следовало потрудиться. В последнее время мы занимались почти каждый день.
   Но вот сегодня выдался, пожалуй, один из немногих дней, когда тренировки не было. Иначе Витька мог и не застать меня.
   – Ну что ж, можно и поиграть, – согласился я, – а во что?
   Мы встречались теперь очень редко, разве только в школе. И, естественно, нам было абсолютно не до игр.
   А поиграть-то хотелось.
   И тут Витька увидел стоящий в углу обломок шпаги. Не так давно я сломал этот клинок на тренировке. Зачем я его принес домой?
   Глаза друга загорелись.
   Ага! Значит не совсем он отказался от мысли о фехтовании.
   – Может в фехтовальщиков? – предложил я, в надежде, что хотя бы таким образом я смогу возвратить ему интерес к секции.
   На лице его появилась странная гримаса разочарования.
   – Не-а. Это мне теперь неинтересно.
   – А чё так?
   – Спортивное фехтование не красивое, – глубокомысленно проговорил он.
   Я аж задохнулся от возмущения. Как это – не красивое?
   – Я тут нашел классную книгу, – Витька вытащил из портфеля, явно собирался сразу от меня идти в школу, потрепанную книгу в черной обложке с нарисованными шпагами и надписью «Сценическое фехтование». – Я теперь вот этим решил заняться.
   – Ух ты, здорово. Ну, тогда и играть надо на эту тему.
   Вот тут-то бы и пригодилось оружие, выструганное из доски еще в прошлом году, когда мы с двоюродным братом жили у бабушки на Висиме. Сражались мы тогда почти каждый день. Каждый успел себе по нескольку видов оружия выстругать. У меня с того времени осталась сабля и меч. Дума, что уж и не пригодится.
   – Саблю мне! – ухватился Витька за рукоять изогнутого клинка.
   Я вспомнил, что недавно читал книгу про гуннов. Как она называлась? Впрочем, не все ли равно.
   – Играть будем в кочевников и горцев…

   ***

   Яркое горячее солнце светит над бескрайней степью. Жара заставляет воинов обнажиться до пояса. Металлические доспехи накаляются до такой степени, что прикосновение к ним вызывает ожоги. Именно это время решают использовать племена кочевников.
   Многочисленная армия могущественного вождя кочевников, знаменитого Хмель-хана, движется войной в горы. Горцы, возглавляемые молодым вождем, готовятся отразить нападение кочевников.
   Хмель-хан подъезжает к подножью гор на лошади. Едет по узкому ущелью. Цокают по камням подкованные копыта, высекая колючие искры. Навстречу ему выезжает предводитель горцев.
   – Покоритесь нам, – гневно говорит Великий хан кочевников, – сложите оружие.
   – Никогда вам не покорить нас, – молодой горец выхватывает длинный прямой меч.
   В руке Хмель-хана появляется его клинок. По ущелью разносится звук скрестившегося оружия. Противники обмениваются серией ударов…

   ***

   Да уж. Фехтовать, сидя верхом на стуле, совсем не то, что на дорожке. Особо умением тут не блеснуть.
   Мне никак не удавалось применить в этом поединке ничего из изученных в секции приемов. Наши силы и умения оказались почти равными. Вот если бы я встал на ноги, то… Но в таком случае бой будет несколько несправедливым. Витька, хоть и ходил в секцию, но очень недолго. По сравнению с ним у меня уже было преимущество. Поэтому приходилось биться, не по фехтовальным правилам.

   ***

   …На сгрудившихся в ущелье кочевников сыплются огромные камни, запирая все выходы. Испуганные скакуны встают на дыбы, сбрасывая наездников. Оставшиеся без лошадей, кочевники бестолково бегают по дну ущелья в поисках выхода. Немного позже с окружающих склонов густо летят стрелы. Кочевники в панике. Отдельные, наиболее хладнокровные, воины пытаются отвечать на выстрелы, но тщетно. Горцы умело прячутся за камнями. Их стрелы более успешно находят цель. Валятся многочисленные убитые. Крики раненых далеко разносятся в горах.
   Только некоторым из них удается вырваться из смертельного ущелья. Снова в бою встречаются оба военачальника.
   Кипит жаркая схватка. Громко звенят клинки. Никому не удается добиться победы. Раз за разом раны покрывают тела противников. Льется кровь. На какое-то время продвижение кочевников приостановлено.
   Хмель-хан поворачивает скакуна, уходя от схватки.
   – Мы еще встретимся, – непримиримо говорит он, обращаясь к вождю горцев.
   Стучат по камням копыта. Густыми клубами поднимается пыль.
   – Мы еще встретимся! – слышится затухающий крик военачальника кочевников…

   ***

   Оп-па, ну, мы и заигрались. Я мельком взглянул на часы. До школы оставалось всего несколько минут. Мы успеем на урок только если поторопимся.
   Мы выскочили на улицу. Мы сразу же попали в круговерть февральской метели.
   Быстрей, быстрей.
   Мелькали мимо мелкие колючие льдинки, как густая снежная пелена. Нам приходилось бежать, чуть ли не на ощупь.
   – Здорово поиграли, – крикнул Витька, стараясь перекричать шум и свист метели. – Завтра продолжим…
   – Завтра у меня тренировка, – возразил я.
   Дверь школы открылась. Мы оказались в вестибюле.
   – Тогда, не завтра, – вздохнул он, – а как-нибудь в другой раз, – и добавил. – А продолжить все равно надо…

15

   Вот уже целую неделю Витька старательно что-то записывал, а вид его при этом был достаточно загадочным. Пеннер старался ни с кем не общаться. После уроков сразу убегал домой. Поговорить с ним не представлялось ни малейшей возможности. От любых вопросов он просто отмахивался и так же поспешно исчезал.
   Наконец, на последнем уроке я не выдержал.
   – Чё это у нас с Витькой? – обратился я к Светке.
   Она ответила таким удивленным взглядом, что я аж закашлялся.
   – А я-то почему должна знать?
   Ну, надо же думать, у кого спрашивать. Явно же не у Светки. Откуда ей знать? Она повернулась к парте Витьки и пристально на него посмотрела. Пеннер опять что-то писал, низко склонившись над тетрадкой.
   – Что же все-таки он там строчит?
   – Стихи пишет, – уверенно произнесла Светка.
   – Чё-ё-ё?
   – Ну, да, – она тряхнула головой так, что волосы прямо хлестнули ее по лицу. – праздник же приближается.
   Вот ведь девчонки. О чем только думают? Впереди, конечно, нас ожидал международный женский праздник. Но не связано же все с этим. Надо же, стихи… да еще и к празднику.
   Хотя…
   Как там я писал когда-то:

     Весна пришла к нам в город
     А вместе с ней грачи
     И побежали с горок
     Веселые ручьи

   Вроде бы так…

   Я посмотрел в окно. Весна в этом году выдалась ранняя и быстрая. Вроде только еще начало марта, а в городе она уже вовсю разгорается. Деревья, правда, еще мокрые и голые, но сугробы повсюду уже усели, превратившись в неопрятные, серые кучи грязного снега.

   «Весна пришла – весне дорогу»

   По правде говоря, весна мне совсем не нравится, особенно ранняя, когда еще не стаял весь снег, когда неизвестно что может появиться из-под сугробов. На улицах промозгло и сыро. Грязь вытаяла из-под снега, но под тончайшим слоем грязевого месива прятался невероятно гладкий лед. Поэтому ходить надо крайне осторожно, дабы не навернуться.
   Неожиданный хлопок по плечу заставил меня обернуться. Валерка Курочкин протягивал свернутый листок бумаги.
   Записка!
   Меня поражал Валерка. Только в начале года он новичком пришел к нам в класс, а сейчас он уже чуть ли не возглавляет Совет отряда – во всяком случае, спортивный сектор полностью под его началом. Ну, да, он же каким-то спортом занимается, не знаю, правда, каким. Да, это и не важно.
   Развернул Валеркину записку. Меня поразил его необычайно ровный почерк. Так красиво я, например, не писал никогда. Нет, однажды было. В первом, или во втором, классе…

   ***

   Идет контрольный диктант, не то за четверть, не то за год. Стоит вопрос о итоговой оценке. Естественно хочется, чтобы она оказалась хоть несколько повыше. А то у меня из-за корявого почерка оценка за русский язык постоянно болталась между тройкой и четверкой…
   Я старательно выписываю буковки. Стараюсь изо всех сил. Рядом старается Светка. Даже кончик косы жует от усердия. Еще чуть-чуть, и язык высунет. Руки нестерпимо чешутся. Так и хочется дернуть за косичку. Но нельзя. Я должен написать хорошо. Буковка к буковке – ровные строки заполняют страницу. Даже глаз радуется, когда я смотрю на результат.

   ***

   Я легко отогнал непрошенные воспоминания и вгляделся в записку. Строчки ровные, но что он там понаписал?

   ОСТАНЬСЯ СЕГОДНЯ ПОСЛЕ УРОКА.
   ЕСТЬ ВАЖНЫЙ РАЗГОВОР ПО ПОВОДУ 8 МАРТА.
   ПРЕДУПРЕДИ ПЕННЕРА.

   – Дай посмотреть, – потянула меня за рукав Светка.
   Опять она лезет не в свое дело…
   Я отдернул руку. Смятая записка спряталась в кармане.
   – Отстань, – проговорил я одними губами.
   Светка демонстративно отвернулась, поджав губы. Ну и пусть себе дуется. Подумаешь. Мне-то какое до всего этого дело? Не очень-то и надо…

   ***

   Конница кочевников снова мчится по степи, чтобы покорить свободолюбивый народ гор. Хмель-хан, злой после недавних потерь в ущелье, на этот раз выпускает вперед разведчиков.
   Горы постепенно приближаются. Армия кочевников замедляет ход. Никому не хочется повторно подставлять себя под камни и меткие стрелы горцев. Вот и печально знакомое ущелье. Движение еще замедляется.
   – Вперед! – командует Хмель-хан, направляя в ущелье разведчиков.
   Разведчики пришпоривают лошадей, вихрем пролетают сквозь иголочное ушко ущелья. Зорко вглядываются воины в нависшие над тропой скалы.
   Никого.
   Впереди виднеется одно из селений горцев.
   Защитники плечом к плечу встают на стенах городища. Предводитель горцев пристально оглядывает готовых к схватке воинов. Взгляд его падает на стоящую неподалеку девушку, вооруженную длинным луком.
   Зеленые глаза девушки смотрят вызывающе.
   – Я тоже могу сражаться, – дерзко говорит она…

   ***

   Звонок оборвал мои мысли на самом интересном месте.
   Я быстро собрал портфель и бросился к двери, надеясь перехватить Витьку у выхода из класса.
   Не тут-то было. Дорогу мне перегородил Курочкин.
   – Ты куда? – Валерка умер ладонь мне в грудь, – я же просил задержаться.
   А почти совсем забыл о его записке.
   Мы столпились вокруг Валерки.
   – Вот что, ребята, – заговорил он свистящим шепотом, – нам нужно подумать о подарках девчонкам.
   – Давайте распределим, кто и кому будет делать подарок, – тут же предложил я.
   Тем более, что у меня уже был готов подарок для Светки. Я собирался ей подарить модель самолета. Мы с папой его собирали осенью. А еще меня ждала модель броненосца «Потемкин». Я, конечно, лучше бы его подарил, но мы не смогли его еще доделать: я не рассчитал и перерасходовал клей. Теперь броненосец так и пылится недоделанный, а вот самолет…
   – Нет, так не пойдет, – возразил Валерка, – сделаем всем одинаковые подарки…

16

   В этот день мы оставались дежурить в классе.
   Витька восторженно помахал перед лицом замусоленной тетрадкой.
   Такой откровенной радости я у него давно уже не видел. В последнее время он, по большей части, словно в черепаший панцирь спрятался. Даже на женский праздник не остался девчонок поздравлять.

   Зато все остальные мальчишки, даже обычно державшийся в стороне Сережка Петухов, приняли участие.

   Вообще-то у нас в классе два Сережки Петухова. Они даже нисколечко не похожи. Один длинный и худой, другой – маленький и толстенький. Друг другу они даже не родственники, но у них и отчества одинаковые. Здорово? И тот, и другой – Владимировичи. А самое интересное, что и живут-то они на одной лестничной площадке. Только у длинного Сережки квартира шестьдесят четыре, а у толстого – шестьдесят пять. Шестьдесят пятый всегда что-нибудь затевает, а вот шестьдесят четвертый, как придет в класс, так за парту сядет, согнется в три погибели – и не подходи к нему.

   Но на празднике даже он песню девчонкам спел. И у него такой голос оказался, что… почти как у тех, кого мы в театре слушали в опере. Совсем неинтересно, половина слов непонятна: потому как все поют.

   А Витька от праздника отмахнулся, быстренько домой смылся.
   – Смотри, что я написал, – проговорил он и сунул тетрадку мне чуть ли не в нос.
   Я внимательно рассмотрел тетрадь. Оказывается, Витька еще и разрисовал ее. У него здорово рисовать получается. Гораздо лучше, чем у меня. Может, именно он и станет художником.
   Тетрадь. На обложке нарисован человек в широкополой шляпе с перьями. Совсем как в кино про мушкетеров. Никак, Витька очередную книжку прочитал. Оттуда и срисовал.
   – Потом посмотришь, – нетерпеливо говорил Витька, – читай лучше.
   Чего читать-то?
   Я раскрыл тетрадь как книгу.
   «ЧЕЛОВЕК СО ШРАМОМ»
   Значилось на первой странице.
   Заголовок.

   Буквы под заголовком сложились в слова: «Жарким летним днем по одной из узких улиц Парижа шел молодой человек».

   У меня в «Трех мушкетерах», кажется, есть карта Парижа. Попросил бы Витька у меня книгу. Неужели бы я ему не дал. Тогда бы он смог написать: по улице… Сент-Антуан. Это я вспомнил «Жака Отважного»…

   «Одет он был богато, но небрежно».

   Я пропустил несколько строчек с описанием одежды. Какая разница, как выглядели штаны и куртка этого человека? Успел только прочитать, что сбоку у него висела длинная шпага. Как же без шпаги? Новый д’Артаньян?

   «Невдалеке послышался звон металла. Явно кто-то пытался выяснить отношения с помощью шпаг. Молодой человек ускорил шаги. В пустынном дворике за темным сумрачным домом дрались двое. Искры сыпались с клинков при каждом ударе».

   Интересно, где и когда он видел искры при поединке?

   «Черт возьми, – вскричал молодой человек и, выхватив шпагу, бросился к дерущимся, – Дуэли же запрещены!
   Оба противника обернулись на крик молодого человека. Две шпаги сверкнули на солнце. Теперь он оба готовы были напасть на него. Молодой человек отступил на шаг, занимая оборонительную позицию. Перед его глазами мелькнул сверкнувший зигзаг. Острие шпаги обошло клинок и легко пронзило плечо молодого человека. Он вскрикнул и повалился на мощеную камнем мостовую. В глазах его потемнело».

   Недолгим же оказался его бой. Кстати, а как зовут этого молодого человека? Я пробежал глазами по всем у написанному. Имени нигде не было. А может Витька просто забыл или имя есть дальше?
   Я перелистнул страницу. Дальше текста оказалось на удивление мало.

   «Молодой человек очнулся в полутемной комнате на застеленной серыми рваными простынями кровати. На деревянном столике возле кровати стоял бокал. Одежда молодого человека, тщательно вычищенная, лежала на таком же, как стол, грубо сколоченном, табурете. Тут же лежала и его шпага.
   Молодой человек поднялся с постели, быстро оделся и, оглядевшись по сторонам вскарабкался на высокий подоконник, собираясь выпрыгнуть.
   – Зачем в окно? – громкий голос от двери заставил его вздрогнуть, – Ведь есть же дверь…»

   Я быстро просмотрел еще несколько страниц. Больше ничего не было написано.
   Пока я читал, Витька все не оставался в покое. Он, то ходил по классу, то садился за парту, громко хлопая крышкой.
   – Ну как?
   – Что как?
   – Как тебе моя книга?
   – Твоя? Откуда списал?
   – Чё это – списал? – обиженно протянул Витька, – я сам сочинил.
   – Сочинил? А дальше-то?
   – Еще придумаю…

17

   Сегодня Анатолий Викторович рассказывал легенду об основании Рима:
   – …Четырнадцатый по счёту царь Альба-Лонги, Нумитор, был свергнут своим братом Амулием.

   ***

   – А-а!!! – в лучах заходящего солнца возносятся вверх широкие грозные мечи, во все стороны рассыпая синеватые блики.
   – А-а! – гулко отзывается эхо и мечется по окружающим каменистым склонам.
   Устрашающая лавина звероподобных людей устремляется вслед за его невнятными затухающими звуками. Все они, как один, завернуты в косматые волчьи шкуры со спутанной до плотной корки шерстью. Головы людей укрывают шлемы в виде голов этих свирепых хищников с жутко оскаленными пастями. Белые клыки ярко выделяются на общем темном фоне.
   Словно в ожидании неминуемой грозы, затихает пораженная природа. Даже недавний легкий и свежий ветерок, благостно овевавший покрытые нежной зеленью холмы, замирает, испуганный стремительными молниями клинков. Всевозможные птицы прерывают многоголосый разговор, во все крылья спеша укрыться в ветвях небольшой рощицы. Только зловещий черный крест, пролетающего на большой высоте стервятника продолжает накручивать широкие круги, зорко высматривая на зеленом полотне возможную добычу.
   – А-а-а! – пронзительный злой крик заглушает натужный топот крепких ног и тяжелое надрывное дыхание бежавших.
   – Впере-е-ед! – огромный вожак широко взмахивает хищно сверкнувшим в наступающих сумерках клинком и направляет острие меча в сторону небольшого каменного здания.
   Навстречу выступает небольшой отряд воинов в сверкающих доспехах и занимает оборону. Блестящие медные шлемы призывно сверкают, отражая последние солнечные лучи.
   – Нумитор, – кричат они, превратив имя своего царя в боевой клич, и бросаются на пришельцев.
   Со звоном и грохотом сталкиваются противники. Проливается первая кровь.
   Словно начищенный бронзовый щит этрусков, солнце бросает на поля боя последний луч…

   ***

   – Ты не слушаешь? – Светкин тычок отвлек меня от мыслей.
   – …Близнецы не утонули и были, по легенде, вскормлены волчицей…
   Ага, конечно, будет вам волчица людей вскармливать. Сожрет, и все дела. Нет, тут уж точно была не волчица.
   Но что тогда?
   Видимо, я произнес это вслух, потому что Светка опять ко мне прицепилась.
   – Ну, о чем ты все время думаешь?
   Вот ведь зараза. Как там папа говорит: «Чтоб тебя – приподняло, перевернуло и шлепнуло».
   – …Ромул убил Рема и стал, таким образом, первым царём Рима. – закончил рассказ Анатолий Викторович.
   Кстати, а о чем я только что мечтал?
   Что-то очень интересное, связанное с тем, что сейчас говорил историк.
   А он, между тем продолжал:
   – Первоначальное население города составляли преступники и изгнанники из других городов.

   ВСПОМНИЛ! Я чуть не закричал в полный голос.

   Замелькали передо мной исписанные листы тетради. Ага, вот, наконец, и чистый.
   ВОЛЧИЦА… ВОЛЧИЦА… Стучало в голове. ВОЛЧИЦА?

   И тут меня озарило. Какая же тут, к лешему, волчица? Люди это.
   Люди?
   Точно, люди из клана Волка. Ну, как индейцы. Недавно какое-то кино про них показывали. Значит, так и запишем: люди-волки!
   В руке, словно сама собой очутилась ручка. Успеть бы записать за своими мыслями. Что я там нафантазировал? Строчки быстро поползли по тетради:

   «Долина озарилась ярким солнечным светом. Приближался вечер. Откуда-то издалека слышался неумолимый грозный рокот моря. Птицы рассыпали звонкие трели.
   По равнине, усыпанной сочной зеленью, двигалось огромное войско.
   – А-а!!! – в лучах заходящего солнца взметнулись вверх широкие грозные мечи, во все стороны рассыпая синеватые блики.
   – А-а! – гулко отозвалось эхо и заметалось по окружающим каменистым склонам.
   Устрашающая лавина звероподобных людей устремилась вслед за его невнятными затухающими звуками».

   Я критически оглядел написанное. Что-то не так. Но, что?

   А вообще здорово! Я отложил ручку, с хрустом размял пальцы.

   – Что там у тебя? – уже в который раз ко мне в записи заглянула Светка.
   Чего ей опять-то надо?
   Но она уже выхватила тетрадку и углубилась в чтение.
   Этого-то только не хватало. Не отбирать же обратно. Мне вспомнилось, как еще совсем недавно все та же Светка в пух и прах раскритиковала начало рассказика об Атлантиде. Впрочем, и мне-то самому он не очень понравился. То ли дело Римская история. Офигенный простор для деятельности.
   Обернулся к Витьке. Интересно, как обстоят у него дела с «Человеком со шрамом»? Мне бы его мнение узнать, а никак не Светкино. У меня гораздо интереснее получается! Я покосился в сторону соседки по парте.
   Щас точно раскритикует. Я замер в ожидании.
   Светка, даже не посмотрев на меня, отодвинула тетради и задумчиво жевала косичку.
   Я схватил свою тетрадь и придвинул к себе. Светка на это не обратила ни малейшего внимания. Вот ведь удивительно. Не похоже на нее…

18

   Теперь и я, вслед за Витькой, занялся писательством. Каждую свободную минуту я старался посвятить этой новой страсти. А этих свободных минут становилось все меньше. Но самое поразительное то, что я совершенно перестал опаздывать.
   Никогда бы не подумал, что полностью занятое время помогает приходить всюду вовремя. Теперь приходилось тщательно планировать каждый день. Тренировки, уроки, домашнее задание, прогулки, игры, а тут еще и новое увлечение. Для него тоже нужно было выделить особое время. Поневоле начнешь придерживаться режима дня.
   Мне вдруг захотелось сделать то же самое, что и Витька: создать свою рукописную книгу.
   Как к этому подступиться?
   Я положил перед собой толстую тетрадь. Это и будет моя книга.
   Оставалось только покрасившее ее оформить. По методу Пеннера идти не хотелось. У него тетрадка оформлена достаточно просто, а мне хотелось соорудить что-нибудь особенное, как в настоящей книге. Чтоб и какое-либо издательство было.
   Первым делом соорудил нечто вроде обложки из альбомных листов. Теперь надо ее разрисовать.
   В этот момент я задумался. С какой начать? Оказалось, что у меня в проекте два замысла. Книга про горцев и кочевников, по нашей с Витькой игре, и недавно начатая по Римской истории. Какому из них отдать предпочтение? Со всех полок на меня укоризненно смотрели корешки солидных книг.
   «Ай-яй-яй, – шелестели они, – разве можно сразу несколько книг писать?»
   Не знаю, может, и можно.
   Но, в таком случае, мне надо изготовить две книжки. А тетрадка только одна. Придется идти еще за одной.
   Я выскочил из дома. Прохлюпала под ногами лужа, перегородившая дорогу возле подъезда. Ботинки тут же заляпались грязью. Неожиданно земля поехала под ногами. Как я забыл о гольном льду под тонюсеньким слоем грязной воды. Хорошо еще, что даже в этой ситуации мне удалось немного сконцентрироваться, а то бы… шлепнулся прямо в грязь. Однако брючина все равно приняла глинистый цвет и промокла насквозь. В ботинке булькало.
   Что теперь делать? Не идти же в таком виде дальше. Пришлось возвращаться.
   – Ну, что ж я так неаккуратно, – сокрушался я, заполаскивая брюки.
   Хотелось бы отстирать грязь до прихода родителей.
   – Не мог что ли сначала с одной книгой разобраться, – бухтел я, – а как-нибудь потом и за другую браться?

   Снова передо мной лежала тетрадь…

   ***

   Мрачная келья озаряется лишь дрожащим кружочком от пламени свечи. Не малейшего движения воздуха не чувствуется в затхлом помещении. Вязкая духота и характерный запах сгоревших свечей густо наполняет помещение.
   В массивной каменной чернильнице стоят несколько гусиных перьев. На грубо-сколоченном столе лежит пачка чистой бумаги. Над листом низко склоняется бородатый монах-переписчик в темной одежде.
   Рука достает перо из чернильницы. Огромная черная капля готова уже сорваться с кончика пера. Но не срывается. Излишки чернил осторожно счищаются о край.
   На листок ложатся ровные буковки. Буковка с буковке. Переписчик так старается, что крупная испарина покрывает лоб. Монах отклоняется назад, рукавом стирает пот. Снова приступает к работе. Перо начинает попусту царапать бумагу. В очередной раз булькают чернила. Ровные строки бегут по листку дальше…

   ***

   Что же мне изобразить?
   На обложке я старательно нарисовал скрестившиеся прямой и изогнутый мечи. Рука моя сама сделала выбор за меня. В этот раз я занялся кочевниками. Как же мне назвать это произведение?
   ВОЙНА КОЧЕВНИКОВ И ГОРЦЕВ?
   Нет, не то. Слишком длинно и неинтересно.
   НАШЕСТВИЕ?
   Тоже не подходит. Вообще что-то непонятное. Мне нужно что-то особенное. Яркое и емкое…
   Я более внимательно посмотрел на рисунок. Меня наполнило неясное ощущение незавершенности. Не хватало какого-то штриха.
   А если… Может, какую драгоценность подрисовать?
   Я схватил мамину шкатулку. Перед глазами промелькнули различные украсюшки.
   – Это то, что надо, – я выхватил, вроде бы золотую, подвеску с изображением летящей птички.
   Птичка? Что-то мне это напомнило. Но что?
   Память принялась лихорадочно вспоминать.
   ПТИЧКА? ПТИЧКА?
   Описание похожего изображения встречалось мне где-то совсем недавно. В какой-то книге. А не в той ли, где я читал про монголов?
   Точно.
   ПТИЧКА – СОКОЛ!
   Изображение летящего сокола помещалось на монгольских охранных знаках, позволяющих их владельцу свободно перемещаться по всему монгольскому государству.
   Как же они назывались?
   Помнится, что изображений было несколько. Там и голова тигра, и лошадь, и летящий сокол. Целый зверинец.
   Мне показалось, что я непременно должен вспомнить это название.
   Хлопнула входная дверь. Звонкий Наташкин голос наполнил квартиру.
   – Андрюша, ты дома? – это уже мама, – посуду вымыл?
   – Анд’юша, посуду помыл? – повторила Наташка.
   Чтоб тебя! Со своими книгами я напрочь забыл о посуде.
   Я запихал украшения обратно и стремглав бросился на кухню. Терпеть не могу мыть посуду, но приходится. Тем более, что утром обещал.
   Горячая вода шумно стучала о раковину.
   И тут я вспомнил.

   ПАЙЦЗА!

   Пайцзами назывались эти монгольские знаки.
   Так я и назову и нашу с Витькой игру, и книгу:
   ЗОЛОТАЯ ПАЙЦЗА

19

   «Шаг за шагом горцы отходили от догоняющей их стены огня. Все, дальше отступать было уже некуда. Горцы, во главе с Рьоги, сгрудились на самой вершине горы, в центре огненного кольца. Ужасный степной пожар полностью опустошил склоны. Жар подступал все ближе, заставляя беглецов больше и больше словно вжиматься друг в друга.
   Наступали последние мгновения.
   Даже, если пламя погаснет, кочевники Хмель-хана сомнут жалкие остатки защитников некогда огромного народа.
   Сквозь языки пламени Рьоги и Кра видели, как кочевники все плотней сжимают кольцо вокруг обреченных горцев…
   Стрелы степняков одновременно опустились на тетивы. Заскрипели сгибаемые луки. Вот-вот многочисленные стрелы накроют Рьоги и его сторонников».

   Что-то мне не нравится такое окончание истории войны горцев с кочевниками.
   Правда, нашу многосерийную игру мы с Витькой именно так и закончили. И никак не переделать. Ну, никак не может маленький горский народ одержать победу над огромной армией захватчиков, как бы ни старался. Да и Рьоги мне нравится.

   – Анд’юша, что делаешь? – ткнула меня в бок Наташка.
   В садик ее не повели – кашляет она, видите ли. Хорошо хоть не мешала мне писать.
   – Книгу пишу, – отмахнулся я, не поднимая головы.
   – Книгу пишешь?
   – Да. Не мешай.
   – А я? Я то-оже хочу-у.
   Вот ведь незадача. Чем бы ее занять?
   Где-то у папы были подходящие листы. Но где? Ни на столе, ни на комоде их не видно.
   Скорее всего, он прятал их в книжном шкафу. Там дверца на ключ закрывается. Ага. Они там и от меня что-то пытались прятать. Бесполезная затея. Так я еще в прошлом году научился открывать эту дверцу…
   Открыл бы и сейчас, но… Наташка. Совсем не хотелось, чтобы она узнала мою тайну, а потом и родителям бы рассказала. Нет, это явно мне не подходит.
   Пришлось мне вырвать несколько страниц из тетради.
   Наташка устроилась возле табурета. Она часто любила играть, изображая стол из этого табурета. Наташка такую игру обычно называла: в начальника…
   Наташка, высунув язык, принялась старательно выводить ровные строчки угловатых зигзагов.

   Фу, слава богу, увлеклась.

   Теперь можно и продолжить…
   На чем я остановился?
   А, да, на том, что мне нравится Рьоги. Впрочем, как я могу не нравиться сам себе? Ведь в игре Рьоги – это именно я. Как-то не хочется убивать себя.
   Что бы такое придумать?
   Может так?

   «Яркий столб света прорезал мрак ночи. Огромное металлическое сооружение словно на невидимых нитях повисло над группой горцев. Открылся овальный люк. На головы обреченных вывалилась веревочная лестница.
   – Забирайтесь сюда, – из открытого люка раздался громкий голос.
   Воины спешно вскарабкались по перекладинам лестницы.
   – Стрелять! – почуяв неладное, скомандовал Хмель-хан.
   Тишину ночи наполнился свистом стрел.
   Звонко застучали стальные наконечники по корпусу небесного корабля. Через мгновение корабль взмыл в воздух. И еще через пару секунд он превратился в яркую звездочку, а потом и вообще исчез в бездонном небе».

   Я поставил последнюю точку в книге. Тяжелый вздох непроизвольно вырвался из груди.
   Спинка дивана прогнулась. Ладонь легко погладила обложку самодельной книги.
   Какое-то приятное чувство удовлетворенности наполнило меня.
   Еще бы.
   Работа нескольких последних недель завершилась. Я с хрустом потянулся. Жаль только, что ни в школу, ни на тренировку идти не надо. Каникулы все-таки наступили. Последние в этом учебном году. Да, впрочем, и Виктор Алексеевич нас распустил на неделю.
   Вот и пришлось мне с Наташкой дома сидеть.
   Похвастаться готовой книгой, пусть даже и рукописной, некому. Вот и Витька потерялся. Они с родителями уехали в деревню.

   – Анд’юша, поиг’ай со мной, – захныкала Наташка.
   Она уже исписала зубчатыми строчками все страницы. И смотрела на меня огромными жалобными глазами.
   – Я не буду с тобой играть, – твердо сказал я.
   Лицо сестренки начало приобретать характерное выражение. Наташкины глаза наполнились влагой. Понятно, еще немного, и хлынут слезы.
   До этого доводить никак нельзя. Уходя, мама сказала, что доверяет мне. Как же я могу не оправдать мамино доверие.
   – Вот смотри, – я указал на разбросанные страницы, – как я могу с тобой играть, раз ты все игрушки разбрасываешь.
   Наташка задумчиво посмотрела на причиненный ею беспорядок.
   – Я сичас!
   Наташка протопала к табурету. Бумага смялась в ее кулаке. В корзину с игрушками полетели смятые листы.
   – А это? – я указал на валяющиеся игрушки.
   Рука Наташки ухватила кубик. Кусок дерева брякнул о игрушки. Следом за ним туда же направилась и кукла Вика, лишенная по воле Наташки одежды.
   – Так не пойдет.
   Наташка смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
   – Викочку надо одеть…
   Когда мама вернулась, мы с Наташкой сидели на полу и играли в куклы…

20

   Каникулы благополучно закончились. Никогда не думал, что буду с нетерпением ждать этого дня. По сути, каникулы как-то пролетели мимо меня. Всю неделю я провел с кашляющей Наташкой.
   Единственное светлое пятно, это то, что я все-таки завершил написание «Золотой пайцзы». Одно это несколько сглаживало пребывание с этой малолеткой.
   Зато теперь я мог и поделиться своим достижением.
   Моя «книга» уютно устроилась в портфеле между учебником истории и альбомом для рисования.
   Щелкнул замок. Ноги протопали по лестнице.
   Жаркое солнце встретило меня сразу по выходу из подъезда. Теплынь стояла почти летняя.
   Деревья стояли голые, мокрые, но уже далеко не угрюмые. Ветви отряхнулись как выкупавшиеся собаки, и теперь гордо устремились навстречу солнцу. Уже еле заметно начали набухать почки. Еще нет той нежной зеленой дымки, характерной для более позднего времени. Воздух наполнился многоголосым щебетанием птиц.
   Апрель. Весна вступила в свои права. Может, еще не полностью, но в самом ближайшем приближении.
   Возникло неодолимое желание вдохнуть свежий весенний воздух полной грудью.
   Снег еще не совсем сошел, но остались отдельные пятна. Многочисленные лужи поблескивали в лучах солнца. Одна из них вальяжно развалилась возле самого дома, перегораживая дорогу.
   Вот она – ложка дегтя в бочке меда.
   Обходить эту преграду не хотелось. Я решил идти вброд.
   – Что такое лужа? Лужа – это море, – громко пел я, пока ноги шлепали по воде, – В ней кусочек солнца, небо, облака…
   Переправа закончилась благополучно. Лужа оказалась широкая, но не глубокая. Я даже ног не замочил, лишь ботинки помылись…

   В класс я вошел, разыскивая глазами Витьку. Ну, а кому я еще мог полностью довериться? Не Светке же… Тем более, что Витька тоже показывал мне своего «Человека со шрамом».
   – Витька, ты мне нужен, – прокричал я чуть ли не с порога.
   Он угрюмо сидел за партой, не поднимая головы. Не случилось ли чего?
   – Что с тобой? – я положил ему руку на плечо.
   – Ничего особенного, – пробормотал он, – нафига я вообще в эту деревню ездил?
   – Да что произошло-то?
   – Что, что? Велик я свой раздолбал.

   ***

   Чуть вздыбленный по середине тротуар бросается под колесо велосипеда. Мелькают реечно-досочные не то поребрики, не то просто небольшие ограничители. Степенно проходят потемневшие от времени избы. Заборы, проснувшиеся после зимней спячки стоят почти по колено в лужах, так, что снизу они аж чернеют от сырости. Во дворах сквозь щели запертых калиток виднеются дощатые настилы, спасающие ноги от хлюпающей грязи.
   Витька, крутящий педали, всматривается в переднее колесо велосипеда. Движение колеса превращает рисунок протектора в длинные непрерывные полосы. Складывается впечатление, что колесо вот-вот выскочит и начнет самостоятельное путешествие.
   – Эй, посторонись, – кричит кто-то сзади.
   Витька резко выворачивает руль.
   Велосипед ударяется в поленницу…

   ***

   – Так и получилось. – печально закончил он рассказ, – на переднем колесе «восьмерка», рама погнулась. В общем – хана велику. Да и сам весь в синяках.
   Как-то мне неудобно стало обращаться к нему с моей книгой. Я повернулся и медленно поплелся к парте.
   Тяжело плюхнулся на сиденье.
   – Чем в каникулы занимался? – тут же привязалась ко мне Светка.
   – Ничем, – отмахнулся я и принялся, что называется, готовиться к уроку.
   Ну, что ж я такой неловкий?
   Моя «книга» зацепилась за учебник и вывалилась на пол. И, конечно же, Светка сразу заметила. Схватить рукопись для Светки – дело мгновения.
   – Ой, что это?
   Она начала разглядывать самодельную обложку:
   – Так – «Золотая пайцза» – издательство «Богатыри».
   Обложка раскрылась. Светка углубилась в чтение.
   – Отдай, – проговорил я без всякой надежды.
   Ясно же, что Светка теперь ни за что не отдаст книгу, пока не прочитает.
   – Что это? – она требовательно посмотрела на меня.
   – Я книгу написал, – пробормотал я еле слышно.
   – Книгу?
   Теперь уж точно, не вернет.
   Легкое шуршание страниц наполнило пространство вокруг парты. Странно, что я вообще его слышал. Хотя, если честно, не прислушивался бы я, точно ничего бы не услышал.
   А как я мог не прислушиваться? Мне же все-таки интересно, как Светка воспринимает книгу.
   Я весь издергался, пока она читала. Светка время от времени отрывала взгляд от тетради и украдкой посматривала в мою сторону. В прошлый раз она сразу сказала, что я фигню написал, а тут молчит. Кстати, она уже третье мое произведение читает. Вот у меня уже и личный читатель появился.
   А может, ей действительно нравится?
   В первый раз не приходит в голову никаких мыслей, никаких мечтаний.
   Мне показалось, что шорох страниц стал несравненно громче. Или, действительно, показалось.
   Спокойно усидеть на месте не получалось.
   Нетерпеливо посмотрел в окно. Росший возле самой школы клен царапал стекло. На тоненькую веточку опустилась желтогрудая синица. Она внимательно вглядывалась в комнату черными бусинками глаз.
   – Федин, ты меня слушаешь? – я и не заметил, как Анатолий Викторович подошел к парте.

   На перемене Светка сама сунула мне «книгу», даже просить не пришлось.
   – А где тут я? – спросила она и резко отвернулась.
   Что она хотела этим сказать?
   Все-таки понравилось ей или нет?..

Эпилог

   – Извините, молодой человек, – руководитель литературного объединения неопределенно пожал плечами и протянул пачку листов, – но ваш роман несколько сыроват.
   Андрей Алексеевич Федин нарочито небрежно запихнул рукопись в сумку. Хлопнула входная дверь. Промелькнули под ногами ступени. Полукруглое здание областной писательской организации проводило его насмешливым блеском оконных стекол. Воздух после недавнего дождя наполнился свежестью. Город, омытый от прожаренной пыли, выглядел более отчетливым, более прозрачным. Высыхающий асфальт слегка парил.
   Яркий закат полыхнул пламенем в огромных окнах торгового центра.
   Андрей решительно мерил шагами парковую аллею. Убегали назад аттракционы.
   «Как же так? – тяжело думал Андрей, – я ж этот роман уже пять раз переделывал. От того, что я впервые нацарапал еще в пятом классе, осталось совсем мало. В принципе это уже совсем не то произведение».
   Андрей опустился на скамейку. Рука сама собой достала рукопись.
   – Что же тут еще-то менять?
   Глаза лихорадочно бегали по строчкам. «В этой версии книги нет уже ни кочевников, ни горцев. Все меняется. Даже название романа звучит теперь по-иному. Теперь он называется „МАССАГЕТЫ“. Хмель-хан превратился в персидского военачальника Астибара, Рьоги стал Саксафаром. Были перелопачены горы литературы об истории персидского похода против массагетов. Это уже не описание давней детской игры. Из-под руки Андрея вышел исторический роман. Вот это-то и подвело автора. С исторической точки зрения – не подкопаешься. Но этого мало. Нужно еще и художественности добавить».
   – Я понял свою ошибку, – вскричал Андрей.
   Сопровождаемый недоуменными взглядами, он мчался по лужам. Яркая летняя зелень сливалась в длинные полосы.

   За окном шуршали шины машин, слышались шаги прохожих. Время от времени тренькали звонки велосипедов. Город жил обычной жизнью.
   …Андрей устало откинулся от ноутбука.
   Написанное явно стало лучше…

   – Все равно я стану писателем…

Мы на роли героев вводили… себя Евгений Петров

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

Эпилог

Мы на роли героев вводили… себя
Евгений Петров