-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Александр Анисимович Скоромец
|
|  Ступеньки к вершинам, или Неврологические сомнения
 -------

   Александр Скоромец
   Ступеньки к вершинам, или Неврологические сомнения. Иллюстрированные штрихи биографии





   © А. А. Скоромец, 2015
   © Издательство «Политехника», 2015



 //-- Автор выражает искреннюю благодарность --// 
   спонсорам: генеральному директору ООО «Герофарм» г-ну Петру Петровичу Родионову, медицинскому директору этой фирмы профессору Марку Михайловичу Дьяконову; директору представительства в России фирмы «Шеринг АГ» д-ру Манфреду Паулю, руководителю отдела специализированной терапии Маргарите Витальевне Михеевой, директору Северо-Западного филиала ЗАО «Шеринг АГ» г-же Алле Эдуардовне Губенко; президенту компании «Никомед Россия – СНГ» г-ну Йостейну Девидсену, ее коммерческому и региональному директору проф. Иллариону Николаевичу Бойко, территориальному менеджеру по Северо-Западному региону и Центральной России д-ру Алексею Владимировичу Слобожанину; генеральному директору ЗАО «Си Эс Си Лтд.» г-ну Марино Касторина и его представителю по Санкт-Петербургу и Северо-Западу РФ д-ру Марине Михайловне Буслаевой; руководителю группы неврологических препаратов фирмы «Берингер Ингельхайм ГмбХ» д-ру Сергею Евгеньевичу Пьяных и региональному директору Северо-Западного округа РФ д-ру Александру Евгеньевичу Болотину; директору представительства АО «ЭГИС» на Северо-Западе России г-ну Дмитрию Григорьевичу Рубину и региональному менеджеру этой фирмы д-ру Ольге Игоревне Горячевой; академику Российской инженерной академии генеральному директору ОАО «Судостроительная фирма „Алмаз“» г-ну Леониду Герасимовичу Грабовцу; директору ЦБУ «Питер» г-ну Ивану Яновичу Сараголе, старшему вице-президенту «Номосбанка» г-ну Виктору Ивановичу Петернову, вице-президенту «Номосбанка» г-ну Мурату Зикешевичу Сатаеву, финансовому директору ЗАО «ИСТ» г-ну Валерию Ферапонтовичу Задорожному и другим, без финансовой помощи которых книга не увидела бы свет.
   Автор глубоко признателен за печатание рукописи лаборанту нашей кафедры Ирине Семеновне Никитиной, за первичное редактирование рукописи журналистке Людмиле Алексеевне Осокиной, за дружеские советы и помощь всем сотрудникам кафедры и клиники неврологии СПбГМУ им. акад. И. П. Павлова, а также членам моей семьи.


   Моя «постаральная» книга
   (Вместо предисловия)

   Я долго сомневался – писать или воздержаться от изложения воспоминаний о пережитом за свои семь десятилетий жизни. В конце концов решил поделиться и опытом, и накопленной информацией, и самыми запомнившимися событиями по следующим соображениям. Во-первых, как врач по опыту своих многочисленных пациентов знаю, что с возрастом память начинает подводить и даже может прочно и надежно исчезнуть и тогда, читая собственные записки, будешь удивляться «новой» информации и поверишь в тезис: «Детство вернуть невозможно, но впасть в детство можно!» Во-вторых, информация о генеалогии рода будет полезной близким родственникам, чтобы не повторялась история «Ивана, не помнящего родства», что случилось с представителями целой исторической эпохи, неудачно пытавшимися построить справедливое общество для всех – социализм и коммунизм – на территории Российской империи. Я, как и все мои товарищи, тоже выполнял эпохальную миссию строителя светлого будущего, причем делал это искренне, честно, уверенно и с энтузиазмом. И сейчас, после развала СССР, верю, что социализм и коммунизм – наиболее справедливое общество для жителей планеты, и мне даже удалось реализовать лучшие идеи в пределах небольшого коллектива кафедры и клиники неврологии медицинского вуза. В-третьих, многие коллеги уговаривали «запечатлеть» некоторые поучительные истории из личной и профессиональной жизни, чтобы понять мотивы и логику оптимального реагирования, особенно в нестандартной ситуации.
   Писал эти воспоминания в «свободное» время командировок как в пределах родного Отечества, так и за его рубежами. В последнее время это случалось нередко – по 10–14 раз в году, поэтому удалось собрать и часть воспоминаний и впечатлений от многочисленных поездок. В общем, я старался не тратить бесцельно время, в котором пребываю и радуюсь каждому прожитому дню. А посему книга, которую вы держите в руках, по праву может называться «постаральной». Это означает, что я очень постарался, чтобы ее написать и подготовить, используя свободные часы длительных перелетов, например в США, Австралию, а также вечера и ночи вдали от дома. На работе и дома практически не удается выкраивать время для воспоминаний и размышлений. Рациональная уплотненность каждого рабочего и «выходного» дня текущими делами и задачами позволяет иметь «свободное время» разве что за рулем. Пожалуй, только в автомобильных пробках удается поразмыслить и окунуться в воспоминания. А посему, дорогой читатель, сразу приношу извинения за фрагментарность изложения, которое никак не свидетельствует о непоследовательности (скачке) моих мыслей, – это лишь объективное доказательство написания урывками.
   Приближающийся собственный юбилей приводит к мысли не столько подвести итоги, сколько зафиксировать в более надежной памяти, чем человеческий мозг, основные периоды и моей творческой деятельности, и обстановки, в которой жил и трудился. Хочется разделить с читателем те переживания и впечатления, которые сохранились в памяти за две трети прошлого века. Действительно, я прожил большую часть XX века – весьма важного в истории человечества периода, наполненного небывалыми успехами цивилизации и трагическими событиями – мировыми войнами, распадом колоссальных империй, потрясениями, которые пережили почти все страны планеты. Кроме того, мне посчастливилось жить и при смене тысячелетий.
   Считаю правильным описывать личное восприятие тех или иных событий исключительно на основе чувств и переживаний, а не при помощи каких-либо исторических документов или литературных источников. Настоящая История – это факты, имевшиеся в жизни индивидуумов. Ретроспективно изменить эти факты неподвластно никому. Поэтому историография – это уже вымысел постфактум, трактование факта, которое весьма индивидуально и произвольно. Любые исторические умозаключения не могут быть догмой, хотя, разумеется, думающему человеку всесторонний анализ планетарных событий и их последствий помогает выбрать рациональный (оптимальный) вариант решения сиюминутных и дальнесрочных проблем в его индивидуальной жизни, но при этом важно знать свою историю.
   Современные исследователи генома человека утверждают, что человек появился 147 тысяч лет тому назад и у всех народностей просматривается единый предок – мать – из Африки. Об этом мы знаем по совместным генетическим исследованиям с японскими неврологами и генетиками хромосом наследуемой болезни мышц – лице-лопаточно-перонеальной миодистрофии Ландузи – Дежерина и сходных с нею болезней. Имея суперсовременную генетическую лабораторию в Токио, японские исследователи были заинтересованы в получении хромосом от людей с одинаковыми проявлениями болезни, но живущих на разных материках планеты – в Австралии, Америке, Африке, Азии и Европе. На первом этапе японские неврологи приезжали в Россию, чтобы лично убедится в одинаковой трактовке одной болезни. Наш бывший аспирант Валерий Казаков занялся исследованием динамики поражения мышц при лице-лопаточно-перонеальной миодистрофии Ландузи – Дежерина. (В 1920-е годы в Ленинграде несколько семей было описано профессором Сергеем Николаевичем Давиденковым, автором монографии «Наследственные болезни нервной системы» (1932), который по праву считается основателем нейрогенетики. В 1961 году мне посчастливилось слушать его доклад на заседании Ленинградского научного общества неврологов. Тогда ему исполнилось 80 лет, и, к сожалению, летом того же года он скончался на даче в Комарово за чтением иностранных неврологических журналов.)
   Так вот, Валерию Михайловичу Казакову разрешили изучить истории болезни пациентов с этим заболеванием в архиве Института усовершенствования врачей им. С. М. Кирова. Активную помощь оказала работавшая на кафедре нервных болезней (которой заведовал профессор С. Н. Давиденков) доцент Зинаида Владимировна Знойко, жена моего учителя Дмитрия Константиновича Богородинского. Наблюдения профессора Давиденкова стали стартовыми в изучении этой болезни. В описанных им семьях появилось еще 2–3 поколения, которые наблюдали уже мы, периодически публикуя свои результаты в отечественной и зарубежной литературе. О нас знали неврологи мира, и приглашение участвовать в таком международном генетическом исследовании было закономерным. Задача наших сотрудников состояла в том, чтобы сделать заборы крови как можно у большего числа членов рода – семей с наследуемой болезнью. А когда собиралось 30–40 проб, В. М. Казаков или Д. И. Руденко отправлялись в командировку в Токио. Ген, ответственный за лице-лопаточно-перонеальную миодистрофию Ландузи – Дежерина, был найден. Однако право на публикацию этих исследований японцы оставили за собой…
   Вместе с тем в последние полтора десятилетия мы принимаем активное участие в клинических исследованиях новых лекарственных препаратов, разрабатываемых за рубежом. По всем правилам доказательной медицины (рандомизированным двойным слепым плацебоконтролируемым методом) нами исследовано несколько десятков новых лекарственных препаратов. Из них высокоэффективными оказались следующие: при сосудистой патологии нервной системы – кортексин, Вессел Дуэ Ф, глиатилин, инстенон, актовегин, луцетам; при рассеянном склерозе – бетаферон; при паркинсонизме – мирапекс; при спондилоартрозах – мовалис; при депрессии – триттико и др.
   (Далее следовал рассказ об истории заселения земель моей малой родины со скифского периода до начала XIX века – фрагмент дофамильной истории, однако он получился объемным и решили его опустить.)
   При чтении художественных произведений мне, например, всегда очень интересно узнавать о повседневных условиях, в которых жили люди в прошлом. Сейчас даже не верится, что можно было обходиться без электричества, радио, телевидения, холодильников, автомашин и самолетов…
   Однако я помню 50-е годы XX века, когда в селах Украины впервые зажглись электрические лампочки. В школьной программе значились стихи:

     Колысь дым вiд каганця
     Выïдав нам очи,
     Теперь лампа Ильича
     Свiыть днi и ночi.

   А до этих счастливых событий, в 20-е годы XX века, моя родная бабушка по материнской линии Марфа Андреевна (в девичестве Руденко), успевшая родить семерых детей, пролила керосин, заправляя каганец, устроила в хате пожар и сгорела.
   Мы удивляемся, как люди жили в прошлые века, но с грустью обнаруживаем, что и теперь многие жители заброшенных деревень и поселков России живут без электричества, радио, телефона, телевидения, нет современных дорог, удобных домов и т. д. Наряду с этим нынешние богачи – около 10 процентов всего населения – купаются в роскоши и пресыщены всевозможными удовольствиями. Видно, как несправедлива жизнь, как она по-разному относится к людям. И не секрет, что обездоленными у нас являются не только лентяи, тунеядцы, пьяницы, бродяги и психически нездоровые личности, не только люди, не обладающие предприимчивостью, но и вся прослойка истинной интеллигенции, которая как раз и обеспечивает научно-технический прогресс, создает цивилизацию.
   Мне посчастливилось большую часть жизни прожить в СССР в условиях строящегося социализма и призывов к построению справедливого коммунистического общества. Известно, чем это кончилось – развалом СССР, самороспуском компартии как идеолога коммунизма, огромным расслоением общества, разгулом дикого капитализма и откровенного бандитизма. Грустно.
   К сожалению, политики во все времена пытаются оправдывать свои деяния, ссылаясь на исторические факты, но освещают их только с выгодной для себя стороны. Поколения свидетелей и творцов истории переживают смену тысячелетий – второго на третье от Рождества Христова, – понимая, что основная часть цивилизованного человечества избрала именно эту точку отсчета современного летосчисления. Мы живем в 2000-е годы, когда время, словно разбушевавшийся океан, характеризуется новым всплеском переиначивания исторических фактов. Велика роль личностей в истории человечества. И не приходится сомневаться, что одни личности направляют свою энергию на созидательные процессы, а другие – на разрушительные. Все исторически значимые общественные процессы (эпизоды) исполняются народными массами, которые, как загипнотизированные своими кумирами (вождями, правителями), выполняют запрограммированные Личностями решения, нередко вопреки своему здравому смыслу и чисто человеческой пользе. Как можно охарактеризовать высказанное кредо первого президента независимой Украины Л. Кравчука, который заявлял: «В 1939 году западные области Украины насильно были присоединены к Советской Украине, а теперь ставлю задачу – Советскую Украину присоединить к Западной…»? Несмотря на то что название «Украина» происходит от «окраины» Киевской Руси, сегодня руководителям государства строить свою политику, исходя из такого исторического факта, абсолютно неперспективно, а для самих жителей Украины – неблагоприятно.
   Сразу хочу сказать, что у меня нет никакого желания подвергать критике кого бы то ни было вне зависимости от занимаемой должности – ни президента или другого руководителя государства, ни рядового труженика общества. По ходу упоминания эпизодов истории будут фигурировать отдельные фамилии, но к ним надо относиться по-особому: упоминая действия какой-либо личности (положительные или отрицательные), я высказываю мое отношение не к Человеку, а к действиям Должностного Лица. Моим соотечественникам присуща черта страстно критиковать (порою беспощадно) действующих чиновников (членов правительства всех уровней и рангов) и тяп-ляписто исполнять собственные функциональные обязанности, от которых зависит успешность работы общества, а стало быть, и самого правительства, включая президента, директора, ректора, депутата и прочих.
   Уже более 15 лет я наблюдаю в реальной жизни все то негативное, о чем говорили на политзанятиях в вечернем Университете марксизма-ленинизма, характеризуя особенности капиталистической системы. Тогда это было не «про нас». Оптимистично надеюсь, что наше общество придет к справедливости и все люди будут жить достойно, соответствуя своему предназначению в ситуации равенства, братства и дружбы.
   Следует согласиться с мыслью, что историю надо знать как самого себя, потому что история похожа на многоэтажный дом, в котором ныне живущие строят последний этаж. Каждое поколение строит свой этаж – все выше и выше. И чем лучше и мощнее фундамент, тем крепче дом. Поэтому надо знать каждый кирпичик своего фундамента. И если строитель, зная о хилом фундаменте, скроет это и будет утверждать, что там гранит, а доверчивые люди надстроят сверху новый этаж, со временем такой дом обязательно развалится…


   Эпизоды из фамильной хроники


   Внешне я имел большое сходство с дядей – двоюродным братом моего отца – Константином Ивановичем Скоромцом, который родился в 1910 году. Будучи юношей и комсомольцем «первого призыва», он со своим родным братом Петром в 1928 году уехал в поисках земли и счастья на Дальний Восток СССР. Там действительно оказалось много плодородной и бесхозной земли. Оба брата приехали на свой хутор, выбрали по невесте и увезли их в Сибирь – на Дальний Восток, начали обзаводиться хозяйством, обустраиваться и размножаться. Дядя Петро стал жить в Сучанской долине, дослужился до главного бухгалтера сельхозпредприятия, а дядя Костя – до председателя райисполкома в поселке Пограничный, рядом с Китаем. Дядя Костя оказался любителем творчества, а именно – писательской деятельности. Первая наша встреча состоялась в 1960-е годы в городе Заозерный Красноярского края, где я работал неврологом в закрытом городе с почтовым адресом «Красноярск-45». Мы договорились, что дядя Костя напишет все, что ему удалось собрать о нашей родословной с 1840-х годов. Он прислал мне рукопись в ученической тетради с пометкой «Фамильная хроника», и я решил опубликовать ее в этой книге в качестве расширенного предисловия своего появления на свет Божий.


   Сквозь тьму и вьюгу
   Фамильная хроника, написанная К. И. Скоромцом

   …Iз Ромен та Кролiцiв – розбрiвсь наш рiд в широкий свiт. Хто в старцi, а хто в молодцi – а фамилiя одна…
   Простому роду не буде переводу.
 Iз поговiрок покiйноi бабусi Xpucmi



   Чем дальше в глубь веков, тем затруднительнее для ученого дать ответ на множество вопросов: «когда», «где», «кто» и «что» – упущенное неисчислимо, полнота недосягаема.
   Поэт не может не считаться с историческими фактами, но обязан ответить на единственный вопрос – «как». Поэт, как и художник, пишет картины, не сомневаясь в свойстве картинного письма создавать впечатление цельности и полноты, прикрывать разрывы и пропуски, которые историку нечем заполнить.
   «Поэт – всегда очевидец, хотя бы и родился спустя сотни лет…»
   Так, ссылаясь на личный опыт, учил своих собратьев по перу поэт-киевлянин, ныне покойный, Николай Ушаков в своей книге «Повести быстротекущих лет».
   Эти мудрые слова опытного мастера пера и побудили меня записать начало «Фамильной хроники» – хроники одного простого рода. Род продолжается и будет продолжаться. Возможно, «Фамильную хронику» и после меня кто-нибудь продолжит, как и род. Уже, может быть, в другом жанре. И потомки в определенный период будут получать эстетическое удовольствие от чтения ее как художественного произведения, исторического документа и хранить ее как фамильную реликвию, как предмет любознательности.
   А быть может, в «Фамильной хронике» найдется и ценное зерно для серьезных научных обобщений для историка, социолога, медика и краеведа-этнографа…
   …Зима с 1801 на 1802 год выдалась на редкость холодная и снежная. Снег повалил неожиданно рано. За первый день его насыпало чуть ли не до пояса. К ночи под пушистым покровом скрылись все дороги и овражки.
   В панике прервалась и стала разъезжаться Роменская многолюдная Михайловская ярмарка. Напуганные снегом, ярмарчане ринулись по домам. А ехать на телегах из грязи да в снег – жуткое зрелище! С визгом прокручивались колеса телег, они обмерзали, тормозили и ехали юзом.
   К ночи разразилась буря и на просторах равнин разгулялась сильная пурга. Две ночи и два дня выла вьюга, и все это время вокруг Ромен трезвонили колокола.
   Бум!.. Бум!.. Бом! – затянул Бобрик. Бам!.. Бам… ам!.. – подключалась Перекоповка. Бом!.. Бом!.. Ом… Ом… – как оглушение, откликалась звонница Овлашив. Перезванивали в Смелом, в Коровинцах и Недригайлове. Детским плачем отзывались звоны в отдаленных Кролевцах.
   Мучений и страху натерпелись за ночь сблудившиеся ярмарчане, которых настигла в пути рассвирепевшая вьюга! Всю ночь по завьюженным полям и перелескам блуждали и тыкались их упряжки во все стороны, не находя нужного направления, хотя бы признаков дороги. Были тут и фасонистые пролетки залетных корнетов, и солидные фаэтоны помещиков, и неуклюжие, но роскошные рыдваны духовенства, и новенькие санчата просолов.
   У обочин дороги среди снежной мглы искали приюта жалкие тележки крестьян, воловьи упряжки чумацких возов, и у придорожных верб встречались одинокие пешеходы – это возвращались домой «заробитчане-наймиты» да брели бог весть откуда и куда бездомные нищие, бродяги и другие убогие люди.
   Многим смертным ужасная ночь угрожала гибелью. Но ни один пан не пропал! Конечно, не Бог их спасал. Выручали ямщики – добрые молодцы да кони-змеи! Они своих господ из пурги, как из ада, на колокольный звон, к теплым огонькам, словно в рай вынесли.
   Смерть и вьюга настигали и косили в эти страшные ночи слабых и беспомощных. Они гибли.
   На третьи сутки все стихло. Небо прояснилось.
   Смельчаки – где пешком пробрели, а где на санках – проехали по насту, проторили хотя и рыхлую еще, но уже пробитую санями дорогу. По ней от хутора к хутору задвигались фигурки конных и пеших. За ними вслед, словно за поземкой, по снегу потянулись к селу слухи и новости. Жуткие новости за две ночи вьюга принесла!
   Говорили, где-то, то ли в Погребках, то ли на хуторе Суденкова, из-под снега из хатенки-развалюхи вдову с детками задубевшими вытащили. Где-то по Гадячскому шляху возле Зеленского леса волки растерзали слепца и мальчика-поводыря. Не доходя Перекоповки, под забором откопали двух замерзших старушек-богомолок. В Засулье из-под моста вытянули старого-старого деда. Одежда деда латаная-перелатаная. Урядник на одежде умершего заплаты вспорол, а там везде по червонцу припрятано. Еще говорили, что тоже в Засулье какой-то купец шкатулку с деньгами утерял. А денег в той шкатулке полным-полно. Ищет купец деньги, а их уже нет. Вот кому-то счастье привалило! А купец с горя повесился.
   Деньги утерянные настораживали слушателей. Новость возбуждала затаенную зависть. А вот об умерших отзывались двусмысленно: «Пожалели?! Бедненькие и померли без покаяния!.. Ну и царство им небесное, отгоревались, убогие! Ох, много ж их по шляхам-дорогам по белу свету ходит! Прости, Господи, их, покойничков, и наши души грешные!»
   Но это там, где-то по хуторам, а вот у нас, в Кролевце, на диво дивное и посмотреть можно! Ехали-ехали чумаки в пургу с Ромен, по круче возле глинищных ям отдыхать стабунились: глядь, из-под снега парок поднимается – взяли отрыли, не волк ли там? А там мальчик в тряпье в солому зарылся и спит себе под снегом живой и невредимый! Грязный, босой! Разбудили – умненький, бойкий и такой красивенький. Барин приказал никуда его не отпускать, пусть живет на воловне. Там, на кухне, его всегда покормят! А молодец – хоть и пурга, а выжил! И бегут смотреть поселяне на найденыша, как на диковинку.
   От пересказываемых новостей становилось всем как-то жутко. А тут еще подливали масла в огонь старики. А в мудрость стариков в те времена непререкаемо верили. Они предсказывали: зиме быть лютой, с холодом, а закончится зима голодом. Старухи – те тешили обратным. Снег, мол, пал на талую землю – быть урожаю. Только ждать нужно оттепели с гололедицею, и придут ночи с густыми туманами. От туманов тоже жди беды. Из села не выходи. Из яров и лесов к дорогам нахлынут стаями волки. И, чего доброго, пошаливать у дорог станут разбойники.
   А дни шли ясные. Оттепелью и не пахло. Снежок каждую ночь подпорашивал. Утрами по полю, шурша шипящими змейками, тянулась поземка. Заботливые хуторяне общими усилиями от хутора к хутору вдоль наторенных по насту санных дорог везде обозначили предупредительными вешками. Держись, мол, путник, «тычки»: [1 - Указатели на дороге.] чуть свернешь – без помочи не вылезешь.
   Зима зимой, а жизнь жизнью! Нужда не позволяет людям отсиживаться на месте, в теплых хатах. По заснежным дорогам, по первопутке пошли они и поехали.
   С роменской ярмарки, как ящерицы с нор на солнышко, потянулись задержавшиеся там дельцы – коммерсанты, просолы-гуляки и просто засидевшиеся у родственников или кумовьев гости. Брели нищие. А больше всего тянулось домой с юга «заробитчан-наймитов», т. е. батраков-сезонников.
   Возвращались они из Крыма, с Кубани, из Таврии и Бессарабии, Одессы и Астрахани. Всю весну они были в пути, в поисках работы. Все лето они жили в работе, не зная всласть ни сна, ни отдыха.
   Истекали они потом на сенокосах в казачьих станицах. Гнулись у молдованских господарей на виноградниках. Грузили пшеницу на корабли и баржи, ловили и засаливали рыбу. Строили у мудрого немца Фальц-Фейна оранжереи да вольеры. Домолачивали трехлетней давности пшеницу в хозяйстве распутного «дедушки-духобора».
   Ох, как же мечтали эти наивные сельские парни получить от своих «благодетелей» расчет вовремя, в срок! С заработанным «капиталом» в карманах появиться в родных местах! Походить в Ромнах на многолюдной ярмарке. Приодеться во все новенькое и показаться перед девчатами на родных хуторских «досвитках» в лучшем виде. В лакированных гамбургских сапожках под вид бутылок. В смушевых шапках, в высоких картузах с блестящими козырьками, в пиджаках из темно-синего бобрика.
   Да не так сталось, как мечталось. Заработки были неважнецкие. Расчет хозяева задерживали. В Ромны на Михайловскую ярмарку опоздали.
   Разочарованные и обозленные, они группами и в одиночку мимо вешек по снежным дорогам едут до дому, до «ридной» хаты.
   За Ромнами они разбредаются в разные стороны, в ближайшие хутора и села, приноравливаясь, чем ближе к родному хутору, проскочить в родную хату незамеченным и по-за кустиками лещины и терна, по-за задами дворов или просто отсидеться где-либо в балочке на солнцепеке до сумерек.
   Вот сидит такой наймит-неудачник, на солнышке греется. Оно хотя и мороз, а кое-где снежок тает. Время тянется медленно, чего-чего не передумает. Думает – и думу свою в печальном напеве излагает:

     Упав снiжок та й на обнiжок [2 - Межа, граница.]
     И ледочком узявся…
     Ишов козак той с Украiни
     Та й горя набрався.
     Так сiв же вiн на обнiжок,
     Сорочку латае.
     Прийшла й стала дiвчинонька —
     Стоить та й пытае:
     «Чого в тебе, козаченьку,
     Ой, сорочка не бiла?»
     «А чого ж вона буде бiла,
     Як вже сьома недiля?
     Мами нема, сестра мала,
     А дiвчина далеко,
     Та й нiкого попрохати —
     Сорочку попрати».

   Мотив этой песенки легкий и задушевный до наивности. Слова незамысловатые, но эта песня стала народной. Она вышла из глубины XIV века и живет, хотя в прошлое ушло ее время. Слова простенькие, читаются и тут же запоминаются. Песня сюжетная, без надуманного подтекста, но трогает слушателя за душу. Нет в ней нарочитой образности, метафор, сравнений. Она в целом – образ, точная в выразительности и, как исторический документ, с роменской пропиской.
   Хотя может возникнуть вопрос: а почему девушка обращается к парню, как к казаку, а не так, как подобает, как к батраку-наймиту? В том-то и суть, что обращение точное и раскрывает многое.
   В то время окрестные села города Ромен состояли из жителей разных сословий. В слободе Попивщине, в Перекоповке и всех, так сказать, «присульных» (вдоль реки Сулы) селах жили казаки. В селе Андреевка жили крепостные князя Кочубея. Анастасьевка представляла скученность хуторов из крепостных многих мелкопоместных помещиков: Суденка, Шкарупы, Ладаньского и Рублевского. Ромны и Засулье населяли мещане и иноверцы. Бобрик и далекий Кролевец сложились из смешанных сословий.
   К данному времени, после упразднения казачества и Запорожской Сечи, казаки потеряли свое военное значение, но они не все были закрепощены. Закрепощались в основном «мазеповцы». Сокращалось так называемое реестровое казачество.
   Эти «вольные» казаки уже не имели прежних привилегий воинственности, но еще были независимы от крепостничества и помещика. Пользовались собственными наделами земли. Казачий круг сокращался, расслаивался на богатеев и бедноту. Казак-бедняк вместо службы в куренях или сечи шел на заработки, становился, по сути, батраком-наймитом, но в душе гордился, что он казак, а не «крепостная шкура».
   Так же обстояло дело и с сословием крепостных. Помещик был волен одних отпустить в отход по найму за оброк, других обязать отрабатывать панщину или оставить при дворе дворовым. А мог и отпустить из милости на волю. Но куда пойдешь? Где земля?
   Вот из таких крепостных, отпущенных на волю, а также из бедных казаков и мещан собирались эти сборища «наймитов-заробитчан» и чумаков. Хотя чумаки тоже различались: одни – сами по себе, другие – от пана.
   Вот откуда и идет казак «с Украины» – казак по сословию, батрак по сути, но еще полный гордости, что он «вольный» казак. Хотя и сидит уже на «обнижку» – границе своего мизерного земельного надела, и «сорочку латае», и «нужу чеше», – а все же казак.
   А теперь мысленно возвращаемся к своему певцу в затышную [3 - Тихое, уединенное место.] балочку.
   Вот он закончил петь свою песню. С одной стороны солнце греет, с другой – ветерок с морозцем щиплет, и парень поворачивает назад. А там, позади, заснеженная извилистая равнина сколько глаз видит и далеко от горизонта Ромны виднеются.
   Отсюда, со стороны Засулья, городок очаровательно красив. Стоит он в устье речушки Сухой Ромен – притока речки Сулы, на высоком холме, и издали кажется средневековым замком или крепостью. Видна серая кирпичная стена, сверкают купола церквей и собора, виднеются зеленые крыши домов и соломенные стрихи хат.
   К Ромнам много сходится дорог и шляхов. Городок стоит как бы на перепутье, он как будто вышел навстречу опасности и всем ветрам наперекор.
   От Ромн уходят на юг три шляха. Три шляха-дороги. Они, вероятно, навеяли в украинскую поэзию символ «трех»: «Ой, у полi аж три шляхи…», «Ой, у полi три дороги ризно…» А еще сильнее у Тараса Шевченко:

     Ой, три шляхи широкiї до купи зiйшлися —
     По тих шляхах з України браты розiйшлися…

   Парень уже не раз уходил, оставлял и возвращался в Ромны, рад, что вернулся в родной город. Ему уже знакомо чувство радости встреч и горечь расставаний с родными местами. Он уже испытал и беспокойство сердца об утрате, и боль разлуки… И он не мог не спеть еще одну старинную роменскую песню:

     Прощай, прощай, славен Р омен-город
     З крутыми горами!
     Зоставайся, молода дiвчина
     З черными бровами…
     Була б пара хорошему парню,
     Та счастям не стала!..

   Хорошая песня! Задушевная… Радует, волнует и печалит душу каждого роменца. Особенно она волнует того, кто родился здесь, и уезжает в дальние края, и не уверен, что еще хоть раз в жизни сюда возвратится!
   Смеркается… Прощаемся с певцом родных мест. Кланяемся земле и родному Ромен-городу! В сердце увозим эту песню; как талисман, как реликвию, увезем ее туда, в далекие края, куда зовет нас судьба и великая мать Родина – СССР, на ее большие свершения, на добрые дела!..
   Между ярами и дубравами запряталось степное село Кролевец. Жило оно себе как заштатное село – от городов в отдаленности, по сословию неоднородное. Осели тут казаки, пришлые мещане и иногородцы-ремесленники, а больше всего тут жило крестьян-хлеборобов – «дворовых и крепостных душ». А «панував» над ними, как передавалось в предании, помещик из атаманов реестрового казачества пан Афанасий Жук. Муж крутого нрава. Деспот из деспотов. Умом, как и всякий деспот, посредственный. Но как умел из трудяги последние силы вымотать, из мастерового – мастерство, а из умного – ум и использовать для своих же интересов и величия! Умел он нужных ему да способных людей взять и кнутом и пряником. К разговорам об их нуждах он как будто прислушивался, поддакивал, но свое на уме держал. Пуще всего – попасться на «панскую ласку», как рыба на крючок! Его боялись. Коварный и вероломный был помещик.
   Привезли тогда в Кролевец чумаки подобранного в глинище мальчика. Барин его приютить велел. Мальчик был из вольного сословия, сирота, и барин сообразил его пригреть, чтобы впоследствии закрепостить. И совершил это так тонко, что потом и царские чиновники до правды не могли докопаться. Мол, спокон веку Петро Дробязко, по отцу – «безбатченко», а по матери – сын «крепостной девицы», в реестрах собственности пана Жука в крепостных душах мужского пола то ли числится, то ли нет.
   Рос мальчик при воловне. Сперва – пастушком, панских волов пас. Люди дворни чернявого пастушка-сиротку полюбили за веселый нрав и безобидные шалости. Оказался он от природы способным, сообразительным, степенным, но гордым.
   Пока он был маленький, помещик на него не обращал внимания. Мальчик был предоставлен сам себе и помощи людской дворни. Потом взял его к себе слепой кобзарь в качестве поводыря, затем приютил и учил грамоте один пьяница-дьякон. Позже он пристал к чумакам, пас им волов, с ними объездил весь юг. Побывал в Крыму, Астрахани. Узнал дороги туда, где соль берут, где сельдь соленую продают. Побывал там, где горы высокие, а море черное да глубокое, повидал, как Дунай волны катит и тростником шумит.
   Время шло быстро. Дворня не успела спохватиться, как Петрусь из утешного мальчика вымахал в чернобрового плечистого парня. Тут-то Петро и подвернулся на глаза пана. Это случилось в год нашествия французов на Москву – набиралось ополчение. И вот, по милости барина, Петр попал в ополченцы.
   Где бывал Петро, где и как воевал он с французами, нам не известно. Не сохранилось ни легенд, ни писем. Одно известно, что он Отечеству служил, как подобает солдату. Заслужил он и медали, и кресты за усердие. И не без денег вернулся в родные Кролевцы.
   Похвалил пан Жук Петра, когда тот волей или неволей о прибытии ему, по всем артикулам устава, представился, да и говорит:
   – Иди пока, Петр, туда же, на скотный двор, поживи там, погуляй, поработай, оно уж время о женитьбе твоей подумать. Подумай! Будь во всем спокойным, о твоей судьбе я тоже подумаю и милостью не оставлю.
   Екнуло у отставного ополченца под сердцем от теплых панских слов, да что поделаешь? На все панская воля. А что коварному на ум взбредет, – думай-догадывайся. Думал ли пан? Или о разговоре с Петром забыл? Кто его знает! Хорошо, что долго не беспокоил своей «милостью» Петра.
   А дело, известно, молодое. Петр времени не терял. С дохожалыми девушками на «досвитках» заигрывает. Те от него с ума сходят. А Петр мил со всеми, но ни одной предпочтения не оказывает. Тайком с одной молоденькой сироткой где-то без посторонних снюхался, во всем ее уговорил. Все шито-крыто и от посторонних глаз скрыто. Любовь свою верную до поры-времени они скрывают. Знают только зори тихие да месяц ясный, как двое сиротских сердец в шелюгах [4 - Кустарниковая ива.] милуются, целуются да плачут.
   Еще хитрил Петро: по дальним хуторам ездил, слухи распространял, что невесту себе выискивает, да вот по сердцу себе не находит. Это он пану напускал тумана.
   Барину, конечно, обо всех ложных похождениях Петра на хуторах панские подлизы доносили. Мол, «донжуанит» Петро! Ладно-ладно, думает барин, побудоражит дурь, а в жены я ему готовенькую подсуну. Быстренько в церкви венцом скрутим, свадьбу сгуляем и молодоженов на дальний хутор Москаливку на жительство спровадим. В этом хуторе издавна все панские романы, как концы в воду, сводились.
   Барин уже все предусмотрел для Петра: и место, и невесту. Ждал только окончания Великого поста, чтобы на поминальное воскресенье свадьбу сыграть. А Петро прослышал или разгадал панский замысел, да на третий день Пасхи свою Ириночку под руки, и при гостях на барский двор объявился, и бух пану в ноги, известно, с притворными слезами на глазах молвит:
   – Дозволь, милостивый пан, нам с Иринкой свой грех покрыть! Бейте меня, воля ваша, как хотите, меня, виновника, наказывайте! Я, грешным делом, спокусил Ириночку молоденькую, неразумную! Обесчестил, была девушкой, стала – матерью!
   И Иринка тут – в слезы, к ногам пана упала, тоже просит:
   – Разрешите, паночка, с Петром под венец стать, а то скоро поздно будет.
   Смотрит на плачущую Иринку строгий пан, как блудливый кот на выхваченное из зубов сало, и про себя думает: «Как я такую красу подле себя прозевал? Неприметная, босиком бегала, маленькая, зашмарканная, а глянь какой красавицей стала! Да, личико малость того, а животик… ого – округлился. Обставил солдат! Негожа, уже негожа такой в брачную ночь под мое благословение в маскарадном одеянии святой Цецилией появляться!»
   И тут обманутый барин на молодых заорал диким голосом:
   – Прочь с моих глаз, чтобы я не видел вас! Идите к попу, пусть он, как знает, хоть за пятак венчает! Да не забывай, Ириночка: с сего дня ты не малюточка – на барщину выходить должна! Хотите – плачьте или смейтесь… Спите, живите сами, а на мою помощь и милость не рассчитывайте!
   Вот так Петро со своей Ириночкой и получил от барина напутствие и благословение.
   С попом было проще. Петро как бы невзначай на свой карман указал, поп понял, сумму назвал, и так они почти без слов сговорились. Поп, как заговорщик, Петра стал с подмигиванием поторапливать: не тяни, мол, солдат, смотри, пан передумает!.. Невесту молоденькую упустишь!
   А вечером другого дня уже торжественно в церкви богослужение гнусавил: «Исайя, ликуй!» А молодые млели, молились, крестились, присягали в верности. Поп скреплял это пением, провозглашая: «Жена да убоится мужа своего! Аминь!»
   Совершился обряд православного венчания.
   Ирина смутно представляла свое будущее положение. Проще сказать, она по молодости лет еще и не созрела о нем думать. Она ходила, словно чаша, через край радостью и счастьем переполненная. Для нее теперь, хоть в шалаше, лишь бы с милым по душе.
   А у Петра в голове, словно гвозди, засели слова барина, перед венцом сказанные: жениться – не напасть, а как бы женатому не пропасть. Его мучило, где же ему после свадьбы жить, да и саму свадьбу – где и как справить? Пан ему в помощи отказал. Но свет не без добрых людей. Соседи, как добрые люди, на просьбу о помощи откликнулись, пришли – всяких яств нанесли. Петро всего лишь на водку раскошелился, и свадьба настоящая получилась.
   Пели, играли, плясали – «молодого князя», «молодую княгиню» в застольных песнях восхваляли. Невеста в смущении кланялась гостям направо и налево, как этого свадебный обычай требует. А Петро про себя думал: «Спасибо вам, добрые люди, что одних в беде не оставили. Пришли, свадьбу справить помогли, а свадьба кончится – все разойдутся, где же мне «княгинюшка» постель стелить будет? У нас – ни кола ни двора!»
   А люди на свадьбе играли как по расписанию: вот уж время подошло «каравай делить» и молодым дарить… Тут поднялась престарая бабуся-бобылка, безродная, одинокая, рюмку из рук молодой взяла и «пiсню весiльную» им спела. Да и молвила: «Люди добрые! Дарю я "молодому князю" и «княгинюшке» все, что сама имею!» Минуточку помолчала, мокрые глаза вытерла и просто, по-матерински, речь продолжила: «Петро, Ириночка, возьмите меня за мать, а я возьму вас за дочь и сына, так и будем жить вместе! Доглянете меня, немощную, помру – вам все останется!» Жених и невеста «матери» низко кланялись, целовали старенькую, а Петро даже слез сдержать не смог от радости, растрогался.
   И зажили после свадьбы «молодой князь», «молодая княгинюшка» и старая-престарая бобылка под одной крышей любо и мирно.
   К концу года Ирина Петру сына родила – Максимкой назвали. В списках крепостных душ запись появилась «Максим Петрович», а еще через год и дочь на свет родилась – Аннушкой назвали. И тоже в списках появилась ниже запись – «Анна Петровна, крепостная девка, женского пола».
   Дни идут. Дети – Максимка и Аннушка – растут, как с воды идут. Ирина и Петр исправно на барщину ходят. Бабуся теперь уже не бобылка, а своих внуков нянчит.
   Помещику Ирина нравится. Личиком светленькая, собой кругленькая, словно кровь с молоком. Молодица не молодится, так красавица! Петра барин возненавидел. Старое помнит, спесь затаил и, где только встретит, – придирается. Панские подлизы это замечают и масла в огонь подливают: Петро такой, Петро сякой. А барин к ним прислушивается и опять что-то против Петра замышляет.
   Как-то раз от барских глаз Петро не смог незамеченным свернуть с дороги в сторону и скрыться. Встретились с глазу на глаз. Пан и говорит оторопелому Петру: «Вот что, Петр, у тебя жена хорошая, кормящая, здоровьем здоровая, пусть она в покои ходит, кроме своих двоих еще и моего внучка кормит. Молочной матерью внучку будет!»
   Петро промолчал, постоял в растерянности, снявши шапку, – и так за панскую милость пана и не поблагодарил. Дома Ирине ничего об этом не сказал. Она в кормилицы к панам не появилась. Помещик вспылил и приказал своим экзекуторам Петра поймать и на конюшне плетьми выпороть.
   Выпороли палачи Петра. Он зубами от боли и обиды скрипит, а они еще и насмехаются: «Это мы тебя в отсутствие пана так, слегка, других мы похлеще порем. Как-никак ты через жену к пану в приближенные попадешь, с нами как со старыми друзьями еще покумуешься!»
   А Петр посмотрел на своих мучителей, с презрением улыбнулся через силу и проговорил как-то двусмысленно:
   – Спасибо, хлопцы, за усердие к пану, за науку – век не забуду! А долг – платежом красен!
   Так и не поняли глупые панские прислужники, что значат слова, Петром сказанные. А дней через десять одного из этих двоих кто-то в темном углу зажал и так отвовтузил, что он на второй день Богу преставился. А через месяц и другого постигла такая же участь.
   Поговаривали в селе люди: «И кто б это мог сделать, не Петро ли? Так нет! Он в это время вроде на людях был! Не докажешь! Да разве они одному так насолили?»
   До барина эти разговоры не доходят, и он на своем настаивает. Теперь он прямо за Иринку взялся. Пока ласково, с уговором: бросай, мол, хату свою бобылке, переезжай с детьми в людскую к дворовым, будешь кормилицею. Иринка – в слезы, отказывается: мол, рада бы, да муж законный не пускает.
   Барин опять приказал Петра поймать, слегка отстегать и на всю ночь над прудом голого цепью к вербе приковать и не отпускать, пока не покается. Сказано – сделано! Воля панская! Поймали, но бить не стали. Не нашлось охотников! Наголо раздели, на цепь к вербе у пруда привязали. Комары, мол, голого за ночь доконают и небитого – поумнеет и покается.
   Но Петро с повинной к пану не пошел. Ночью как-то цепь из вербы выдернул, руки освободил и в лесах скрылся. Барин смеется: мол, ничего, побегает, поумнеет, как миленький придет, никуда не денется, а нет – так облаву устроим, хуже будет. Ирина, напуганная этим, растерялась, хотелось ей и Петра уговорить панской воле подчиниться, и пана умилостивить – упросить простить Петра. Перевезла детей в барский двор, согласилась быть молочной матерью панскому внуку.
   Дни проходят, а Петро не является. Пан придумал еще лучшее коварство. Приказал одеть Ирину в лучшую одежду горничной, кормить с барского стола. Пусть она будет днем няней-кормилицей, а ночью дежурит возле него, перед сном панские пятки лоскочет, пока пан не уснет. Весть эта облетела все село. Долетела она и к Петру в лес.
   Петро проникся ревностью, злоба кипела на пана, а тут и Ирина его предала. Что делать?! Что бы ни было, но только к пану, дав зарок, он живым на милость не пойдет!
   И Петра в ближних лесах не стало.
   По селу поползли слухи, что где-то к дорогам выходили разбойники. Ограбили пана, забрали его лошадей и скрылись. Где-то в гадячских лесах появилась шайка разбойников какого-то Чипки. Чипка панов режет. В приднепровских лесах и камышах появился какой-то Гаркуша. А далеко за Уманью – какой-то неуловимый Кармелюк.
   Слухи эти дошли и до ушей пана. Он струсил. Приказал на все окна навесить двойные ставни с прогоничами. Выставил на ночь стражу у дорог к усадьбе. Сам перестал со двора отлучаться.
   К Ирине он охолол. Сама Ирина изнылась от печали, осунулась, подурнела. Барин счел за нужное от нее избавиться. Придумал план, как с ее помощью в качестве приманки поймать Петра. Велел своим верным слугам запрячь волов в крепкий воз, посадить в него Ирину с детьми и со всем ее имуществом и отвезти в дальний хутор Саханский на жительство. Ехать волами не спеша, делать остановки в определенных пунктах: авось Петро клюнет, навстречу выйдет или в Саханское явится. Но все напрасно.
   Прошло больше года, как не стало в Кролевцах Петра и опустело «гнездышко» Иры. Она живет где-то в землянке на далеком хуторе. О Петре ни там ни здесь ничего не слышно. Как в воду канул добрый человек! Поговаривали между собой дворовые кролевчане: «Время и пану образумиться».
   А барин, очевидно, нездоров. Лунными ночами он бродит по пустынным комнатам, как привидение, а в темные ночи забивается в угол спальни и словно цепенеет в тихом ужасе и мучительном страхе.
   В одну из таких темных, тихих ночей на весь большой дом раздался душераздирающий крик и непонятная возня в покоях барина. На крик сбежались все дворовые люди. Никого возле барина не застали, а сам он лежал на полу, корчился в судорогах. Лицо бледное, перекошенное. Правой рукой и ногой не двигал. Невнятным шепотом рассказывал, что его в темноте душил разбойник, скрутил руку и ногу. Разбойник в темноте свободно проник, а затем убежал, хлопая дверью? Трудно было поверить этому невероятному утверждению.
   Наутро пришел священник. Умирающий сделал в его присутствии духовное завещание. Разделил поместье на троих наследников. Старшему оставил Кролевцы, среднему – Саханское, меньшему – Москалев хутор. Все движимое велел делить на три доли поровну по жеребьевке. Долг душеприказчика возлагал на попа и среднего сына Ивана. Завещал ему быть перед памятью отца и Богом в ответе за справедливость в разделе наследства и взять в руки все дела по хозяйству во всех трех хуторах до полного раздела и приезда к месту всех наследников.
   На третий день пана Панька Жука не стало.
   Хутор Сахна и хутор Жука, издавна и территориально, одно цельное селение – Саханское. Хутора разделяла всего одна балочка, даже не балочка, а высохший ручеек. Хутор Сахна (по имени бургомистра, а в дальнейшем арендатора) возник раньше, а хутор Жука еще только в замыслах хозяина вынашивался. Вот на этот еще безлюдный хутор и была выслана жена Петра Дробязко. Наказ Сахну старый Жук передал через верного человека строгий: «Фамилию Дробязко на новом месте не разглашать, заменить ее другой, более скромной кличкой. Землянку для нее построить где-либо на краю хутора, и чтобы она была у бургомистра всегда на виду, как западня волчья с приманкой. А волка жди, схвати, если появится».
   Бургомистру трудно было понять смысл намеков пана. Долго думал, что к чему. А как поступить, чтобы в точности выполнить приказ, все же догадался. Велел землянку рыть за чертой Саханского, за ручейком сразу, на выпуклом взлобке овражка. Место это из окна его дома хорошо просматривается. Землянка окном и входом к ряду хуторских изб примыкает. Тепло и светло в землянке будет всегда, поскольку она и зимой, и летом на солнцепеке прогревается.
   Не мечтала и не ждала тогда Ирина – жена Дробязко, что в истории хутора ей выпадет завидная доля – быть не просто первой опальной поселенкой, а и фундатором нового хутора Жукова.
   Поселилась и зажила Ирина на новом месте.
   Максим вытянулся – уже почти подросток. Аннушка вслед, чуть пониже. Они вместе с матерью на полевые работы ходили, с аккуратностью выполняли за мать барскую повинность. Работали на пана днем, а ночами работали для себя. Пряли пряжу, сновали, ткали. Словом, выжили, с голоду не умерли и в собственные домотканые холсты оделись.
   А что в душе пережила и передумала осиротевшая Ирина – не расскажешь. Об этом повествуют только сохранившиеся в наших местах старинные народные песни:

     Плывуть гуси по Дунаю.
     Ой, дай боже, що думаю!
     Я думаю мандрувати,
     Та жаль роду покидати,
     Не так роду, як синочка
     Та й ще й одну малу дочку!

   И другая:

     Летять гуси з-за Дунаю —
     Я жду тебе з того краю.
     Чи ти прийдешь, заночуешь,
     Пожалiешь, приголубишь,
     Чи й не глянеш – приревнуеш?
     Станеш быты до зачину —
     Та й положишь в домовину…
     Ой, положиш в домовину —
     Не смiй глянуть в очi сыну!
     Бо я ката не любила, —
     Якбы сила – задушила.
     Я павою не ходила,
     А ростила твого сына.
     Летiть, гуси, з-за Дунаю,
     Несить вiстi з того краю.
     Ой, Дунаю, мiй Дунаю!
     Вернись, милий, з того краю!

   Шли годы.
   Летом землянку с задней стороны обвевали буйные ветры, до конька захлестывала шумящая высокая, волнующаяся рожь. А зимой вьюга засыпала ее сугробами. Тогда аж на гребень выпрыгивали при луне зайцы. Подходили к дверям и выли голодные волки. А Петро не появлялся. Уж и старый барин умер, а его все нет.
   Медленно и однообразно тянулось время в селах и хуторах в те далекие годины крепостного права. Летом скучать не давал тяжелый труд. Редким просветом во тьме были короткие вечеринки, редкие праздники и встречи возле церкви.
   А вот когда закончились тяжелые полевые работы, отгулялись редкие свадьбы, потянулись, как нитка в прялке, длинные зимние вечера с прялками, с мялкой, куделью, с шитьем и другими скучными, но легкими занятиями, тогда острее становились духовные запросы. Не хлебом же единым жив человек. Люди тянутся друг к другу. Хочется узнать что-то новое. Услышанную новость жадно обсуждают. Каждая новая песня – уже событие. Ее схватывают на лету и обязательно стараются запомнить, чтобы спеть и другому передать.
   Отсиживались люди в лютые зимы в заснеженных, но утепленных соломой хатах. Новые люди извне в селах, а особенно в хуторах, останавливаются редко. Промчатся ли по санной дорожке легкие санки или пройдет одинокий путник на лыжах – и уже разговоры пошли: кто он, что он, куда, зачем? Приход нищих – и то уже событие, и то новость. Пустят на ночлег, накормят, обогреют и засыплют вопросами: где были, что слышали?
   В один из таких скучных вечеров забрели в хутор кобзари, два крепких деда. Один повыше, другой пониже, один седой, с длинной бородой, другой – бритый, чернявый, с длинными, чуть припорошенными сединой усами. Оба осанистые, даже слепота и ветхость верхней одежды не лишали их прежнего величия. С торбами и кобзами за плечами, с мальчишкой-поводырем, бог весть откуда они заявились. Их с радостью встретили хуторяне, завели в просторную избу Коноша. Напоили водой и «сыровцем» – квасом, накормили борщом и варениками.
   Пришельцы оказались неразговорчивые. На вопросы любопытных отвечали односложно: не знаем, не ведаем. Мы, мол, люди незрячие. Ходим, ничего не видя, а много ли ушами услышишь? Хуторяне разочарованно ждали. Мол, без чарки «оковытой» с этих дидуганов языка не вытянешь. К разговорам кобзарей из угла прислушивалась и Ирина Дробязко, ждала, может, ненароком чего и про Петра слепцы обмолвят. Другие любопытные ждали новостей про ведьм, колдунов, волков и пошаливающих на дорогах разбойников. Ждали. Делали намеки, но старцы словно о другом про себя думали. «Хотя бы что-либо сыграли», – нарушила неловкую тишину какая-то нетерпеливая женщина.
   Старцы поудобней уселись рядом, на широкую дубовую лавку, протерли тряпочками инструменты. И вот под пальцами высокого деда зазвенела струна, ей ответила таким же звуком другая из-под пальцев усатого. Вот еще и еще перекликаются нежные струны.
   Пауза. Слушатели замерли. Тишина в хате.
   Вдруг лицо высокого деда приняло свирепое выражение. Ни дать ни взять – разбойник! Из угла хаты даже сорвался чей-то вздох страха. А струны враз зазвенели слаженно, густо, и высокий дед запел грудным баритоном:

     Люди кажуть, я розбiйник – людей убиваю,
     А я людей не вбиваю, бо сам душу маю!..

   Певец на минуту умолк, рокотали только струны, стонали монотонно, слаженно звенели и плакали в ритм с биением сердец нетерпеливых слушателей. Слушатели от внезапности песни оторопели. «Ой!.. Неужто сам разбойник?.. Кармалюк?.. Устин?.. Петро?.. Нет!» – подумала взволнованная Ирина и глянула на людей. Люди молчали. А певец продолжал:

     По дорогах засiдаю, подорожного я жду —
     Богатого оббiраю, а вбогому вiддаю,
     О так грошi помiняю, та й грiха не маю!

   Кобзарь улыбнулся, взглянул на слушателей незрячими глазами. Улыбка добрая, заискивающая. И опять замолчал. Пели только одни струны, которые, казалось, плакали, звали, убеждали, но песня была новая, слушатели слов ее не знали. Сердца их сдавливали спазмы, першило в горле, кое-кто уже виновато сморкался. Певец вновь чуть шевельнул бровью. Лица слушателей осветились теплой надеждой. И тут запев перехватил черноусый кобзарь:

     Як спiймали кармалюка, закували в кандали,
     Три днi їсти не давали, в Сiбiр пiшки повели…

   И закончил запев речитативом. Переговаривались только струны, а певцы молчали. Смеркалось, слушатели украдкой виновато смахивали непрошеные слезы.
   Теперь седой взял новую ноту, опустил незрячие глазищи долу и продолжил песню дребезжащим голосом:

     Маю жiнку, маю дiтей, та я їх не бачу.
     Як здумаю про їх долю – сам гiрко заплачу!..

   Кобзы пели, струны плакали, Ирина Дробязко дала волю слезам, к ней присоединились другие женщины. Высокий кобзарь как-то сник, осунулся, склоняя седую голову к грифу кобзы; казалось, что он сидит, прикованный цепью. А струны звали, звенели, будоражили души. Кобзарь вдруг по-орлиному встрепенулся и вновь словно всполошил струны. Они заговорили о чем-то непонятном, обнадеживающем, к ним присоединились отчетливые слова кобзаря:

     Сонце сходе и заходе – хлопцi, не зiвайте,
     Вы ж до мене, кармалюка, дорогу шукайте!
     Сонце сходе i заходе, може, скоро й зайде —
     Ви ж на мене, кармалюка, всю надiю майте.

   Певцы замолчали. Умолкли струны. Слушатели не имели понятия о современных аплодисментах, замерли в оцепенении. Женщины спохватились унять слезы. В хате воцарилась какая-то неловкость. Выручил черноусый кобзарь. Он легко спрыгнул с дубовой лавки, молодецки притопнул ногой и под аккомпанемент кобзы седого друга пошел вприсядку:

     Ой, гоп, чи не так,
     кличе дiвку козак:
     Ходiм, дiвко, потанцюем,
     Ходiм, дiвко, поцiлую!

   Тут к танцу подскочили смелые молодцы – и пошло, понеслось веселье. А уж у нас, на Роменщине, издавна люди повеселиться умеют.
   Кобзари переночевали ночь в теплой хате и рано тронулись в дорогу. Куда? Им одним известно. Но люди хутора запомнили надолго тот вечер. Запомнили и их новую песню. И стали петь. Спасибо ж вам, добрые люди, кобзари, за правдивую и хорошую песню.
   Кролевцы пережили еще одну студеную и голодную зиму. Она, к счастью, оказалась не такая уж коварная, как предсказывали суеверные старики. Весна наступила рано. Снег стаял быстро. Бурно отшумели быстрые вешние воды. Неглубоко промерзшая земля легко впитывала воду и накапливала к урожаю живительную влагу. От недостатка кормов за зиму погибло много скота. Истощали чумацкие волы, серые, круторогие, хотя всю зиму они были предметом пристального внимания своих усатых опекунов. Каждый чумак, по простоте своей душевной, отождествлял по отношению к волам себя и пана: он над волами пан, только без волов он уже не пан. Нет жизни без волов чумаку. Всю зиму он поднимался до рассвета, шел в поветь к своим волам. Каждую с трудом добытую охапку душистого сена или вязанку соломы он бережно подкладывал своим воликам. Любовался, как они поедали корм: медленно пережевывали жвачку, посапывая, вылизывали с яслей все до соломинки. С укором смотрели на «пана-хозяина» своими умными, большими глазами: «мало, мало даешь, пан-хозяин, корму». А хозяин гладил их исхудалые бока и, как они, в печали думал и песенно разговаривал:

     Воли мои сiрi, сiрi-половii, хто ж над вами паном буде?
     Ой, той буде паном панувати, хто нас буде годувати…

   Чумаки намеревались в эту весну тронуться в дорогу пораньше. Без соли и хлеб не хлеб, и пища не пища! Порешили ехать раньше, ехать не спеша, воликов в пути попасывать. А в Кролевцах выпасы плохие, и мало их. А к тому же и молодой барин-наследник в путь поторапливал. Ему достался по наследству хутор за Ромнами, нужно там палац достроить к зиме и со своей дворней туда перебраться. Завезти туда кирпич, кафель, мел. Оттуда сукно завезти в Сенчу на сукновальню. Ехать лучше ромоданским шляхом. Над шляхом выпасы обильные, вольные. Гурты ходят, обменяться волами выгодно можно.
   Хоть и с гаком ехать чумакам шляхом-ромоданом, но лучше для их волов, чем ехать шляхом лохвицким.
   Хоть и говорится в пословице: «Лохвица – свободница, под шведом не была», не пошли в ту войну лохвицкие, перекоповские да чернухинские казачьи полки за Мазепой. Остались верны присяге. И вот по высочайшей милости царя московского и наследников князя Кочубея остались их села по-под Сулою незакрепощенные. Правда, прижал эти села князь Кочубей своими «полями необозримыми» к самой Суле. Но, слава богу, остались вольными, не такими крепостными, как их соседи андреевцы.
   Когда едут чумаки по лохвицкому шляху, то и дело оглядываются. Пустят волов на попас, а тут: «Куда?», «Не смей!», «Это мое!»… И подстегивают тогда чумаки своих круторогих, скорей бы дальше проскочить от этого «своего» казачьего.
   Чмыхают голодные волы, к обочинам тянутся. Дергают их чумаки, понукают криками: «Гей!.. Гей!.. Цоб!.. Цоб!.. Цебе!.. Цебе!.. Круторогие!..» Злятся про себя чумаки на этих вольных гетманцев, а «сопилка» плачет:

     Ой, дуки, ви дуки, за вами всi луки —
     Нiде бiдному чумаку в дорозi i волика попасти!..

   А глянь, по-над Сулою луга ровные, травы словно шелковые, верболазы зеленые-зеленые. Озерца вьюнами да щуками кишат. Тростники над заводями шумят высокие, как леса бамбуковые. Вербы вдоль шляха толстенные-претолстенные, в четыре обхвата. Где дупленастые – в дупле в дождь двум человекам укрыться можно! По-над Сулой цветут буйным цветом разные цветы с весны до поздней осени, а рядом поля, гречихой засеянные, как молоком облиты. Цветут и медом пахнут. Любил эти места чернухинский философ – странник Григорий Саввич Сковорода, земляк края здешнего.
   Тщательно собираются в дальнюю дорогу чумаки. Но вот, кажется, все готово. Напоследок еще раз осмотрели и смазали возы дегтем, и в путь-дорогу валка трогается.
   Провожать уходящую валку выходят все поселяне. Кумовья «дохилюють последнюю чарку». Кума вручает кумови завернутую в тряпку зажаренную курицу. Жены утирают слезы. Молодожены украдкой целуют друг друга. А девушки, стабунившись, перемигиваются со своими избранниками и немым взором провожают с укором:

     Чи я тобi не казала,
     Як стояли пiд криницею?
     Не їдь, не їдь у крым по сiль,
     Бо застанешь молодицею!..

   Возглавлял валку отслуживший солдат Явтух Наливец. Немало он исколесил дорог северной России как солдат, немало поездил по ее югу и Черноморью! Без компаса и карты дорогу выберет и другим укажет.
   Предстояла чумакам дорога дальняя и надолго – на все лето! Туда и обратно! Наливец в свою валку чумаков набирал по выбору. Был тут перво-наперво кухарь-кашевар. Да, да! Не просто повар-кухарь, а кашевар, его главное искусство в приготовлении пищи – кашу сварить. Были портные, этих искусство – заплатки латать; сапожники; были и свои «мастера культурного обслуживания» – музыканты, танцоры, певцы и даже поэты-импровизаторы. Были философы-мудрецы, богомольные люди, шептуны, костоправы и знахари – от всех болезней и порчи сглаза помогали. И все это, так сказать, в порядке совместительства, по наитию сердца, как дар Божий, а не в порядке общественной нагрузки.
   Сам ватаг совмещал философию судьи, поэта, певца и музыканта. Святого инструмента кобзы в дорогу не брал. Прекрасно обходился сопилкой. Любил он на отдыхе пофилософствовать. Любил он все в мире доброе и прекрасное. Но больше всего – родной край, молодую свою жену, табак, трубку, кобзу и сопилку. С родным краем он часто разлучался. Оставил на сей раз и молодую жену, и кобзу. А вот с тютюном, люлькой и сопилкой он неразлучен. В своем философском кредо он был солидарен с убеждениями Сковороды, а в практике – с легендарным Сагайдашним. И всегда после чарки напевал и на сопилке наигрывал:

     Менi с жiнкою не возиться,
     А тютюн та люлька
     козаку в дорозi пригодится.
     Гей, мої волы, гей!
     козаку в дорозi пригодится.

   Чумак – это он так, при деле, а в душе он – казак! Ведь погляди, какую валку чумаков и волов ведет, и в деле, и в дороге крепко разбирается. Он – чумацкий атаман!

     Дарма що в нього в руцi не булава, а батiг —
     Волы i товариство його слухае!

   Уже Кролевцы остались далеко позади. Скоро Ромны покажутся. Всякие мелкие недоделки по снаряжению валки в дороге утряслись. Волы свыклись с обстановкой, идут мирно, жвачку пережевывают, ушами и большими, чуть не метровыми, рогами покачивают:

     Iз-за гори та з-за кручi
     Реплять вози йдучи.
     Возы реплять, ярма брезчять,
     А воли ремегають.
     Попереду чумак iде,
     На сопiлочку грае…
     А сопiлочка iз калиночки,
     А орiхове деньце —
     Заграй, заграй, чумаченьку,
     Потiш людям сердце!

   Возле Ромен выпрягли волов чумаки. И пустили их на пастбище. Тут, у речушки Сухой Ромен, выпасы и водопои отменные. Травка поднялась невысокая, а сочная. Чумаки с возов пыль стряхнули, умылись, приаккуратились. Осторожно за мазницы с квачами взялись, втулки колес возов дегтем смазали. Повеселели и волы, и чумаки. Теперь не стыдно в Ромнах показаться. Тут, в городе, и шинки многолюдные, и жинкы-молодицы насмешкуватые, но гарни, и всякого люду – не то, что в Кролевце.
   Вечерело.
   На ночь валка остановилась в Засулье. Тут, у речки Сулы, волов можно также пасти, напоить, вьюнов на уху наловить. Волы ночь на лужке полежат, отдохнут. Травки зеленой пощиплют. Правда, здесь есть места трясинные, топкие, но они огорожены. Да волов в черте города одних оставлять без присмотра негоже.
   Оставили на стане кашевара кашу варить. Охочих до рыбалки – рыбу ловить. Выделили дежурных на всю ночь за волами посматривать, а чумаки, которые остались свободные, направились в город. По узенькому овражку со ступенчатой дорожкой, что вилась вверх винтом через гору, чумаки попали прямо на базарную площадь.
   Выпили у приветливой шинкарки по рюмочке «доброй оковытой», закусили варениками в смальце. Прошлись в толкучке по многолюдному базару, приценились, что почем, да так гуськом направились к собору.
   В те времена в Ромнах на базарной площади стояли две церкви. Одна церквушка маленькая, старенькая, с таким же старым попиком. Не зря же говорят: «Каков поп, таков и приход». Другая – новая, большая – настоящий собор. Строение красивое, легкое. Купола на высокой колокольне блестят золотом и на фоне кучевых облаков словно повисли со своими золотыми луковицами и крестами. Внутри храма высокие своды; они, кажется, уходят выше и выше, до самого синего неба; прорывая небесную синь, вниз опустилось большое, сверкающее золотом и серебром паникадило. Сверкает золото и серебро на иконостасах. Разрисованные лики святых – как живые.
   Это великолепный памятник рук умельцев своего времени – времени изгнания шведских захватчиков. Правил в соборе роменский поп благочинный. Молитвы провозглашал внятно, торжественно. Радовало чумацкие души пение церковного хора. Чумаки имели намерение зайти только посмотреть, а простояли в оцепенении до конца богослужения. Возвратились на стан в приподнятом настроении. Пение хора да выпитая чарка «оковытой» были всему этому причиной. Старые чумаки, отведав наваристой каши, завалились на возы спать. Молодые же поодиночке разбрелись по слободе Западинцы.
   Слобода Западинцы… Мужская половина этого пригорода – поголовно кожевники-сапожники. Женская половина – перекупки. Жили – не тужили, лучше и богаче, чем окрестные крепостные крестьяне. Чембарили – выделывали из сырья кожу. Умело тачали добротные сапоги и красивые женские черевички. Обувь красивая, всегда имела покупателя. Всегда свежая копейка в кармане. Мужчины от субботы и до понедельника прохмелялись, околачивались в шинках. Валялись пьяные где хмель свалит. Женщины перед мужьями-забулдыгами в долгу не оставались. Любили гульнуть с заезжими мужчинами. Поозоровать украдкой от не вернувшегося домой мужа. Были бы деньги у избранного да тайна соблюдена неизвестным человеком. Вот к этим кумасям и махнули наши чумаки.
   Ночь…
   Очаровательная украинская ночь!
   Стоит ли мне, грешному, браться за перо и описывать ее – тихую украинскую ночь! Где взять краски и тона после того, как ее описали и воспели мои великие земляки: Н. В. Гоголь, Панас Мирный, Ст. Васильченко, Архип Тесленко, Остап Вишня.
   И классики тоже, не земляки, не поскупились на краски: Т. Шевченко, Павло Тычина, Максим Рыльский, а непревзойденный А. С. Пушкин!
   Да еще потомок знатного рода граф А. К. Толстой не остался равнодушен и других переспрашивал:

     Ты знаешь край, где все обильем дышит?
     Где реки льются чище серебра?
     Где ветерок степной ковыль колышет,
     В вишневых рощах тонут хутора?
     Туда всем сердцем я стремлюся —
     Где сердцу было так легко,
     Где из цветов венок плетет Маруся,
     О старине поет слепой Грицько…

   Все прекрасно описал граф, но не все видел. Увидел все Тарас Шевченко и проникновенно описал долю матери:

     На панщинi пшеницю жала,
     Стомилася – не спочивать.
     Пiшла в снопи – пошкандибала
     Iвана, сина, годувать.
     Воно ж малесеньке стогнало
     I плакало у бурьянi.

   Тут уже всё, тут уже ничего не добавишь.
   Ночь прошла…
   Над Сулою зарделось утро. Чумаки проснулись и собрались рано. Разбудили их «ничка-петривочка», соловьи голосистые да петухи горластые.
   За ночь волы отдохнули, напились воды из Сулы. Валка волов и чумаков вереницей потянулась избранным шляхом. Двадцать пять верст пройдут чумацкие волы, а там им будет длительный отдых.
   Вереница воловьих упряжек уже выходит из Засулья. Проходит Бобрик. Передние возы валки, как голова длинного червя, уже достигают Червяковой балки – мостика, а задние возы вон еще у Бобрика, вслед пылят по торному шляху. Тут уже запахло степью. Редкие перелески. Местами еще лежат ували, не тронутые плугами.
   Справа, по излучине, отходят еще правее села с ветряками, со своими обширными шляхами на Лохвицу.
   Слева, по возвышенности, через ярки и мимо древних могил, мимо новой долины, тянется широкий, в два раза шире Ромоданского, Гадячский шлях. С первых верст он все поднимается на лобистые холмы, потом снижается и отходит левее, мимо ветряков, затерявшихся в ярах берестовских хуторов и сел, выходит к Хорольской долине, к старинному городу Гадяч.
   А Ромоданский шлях идет в середке по водоразделу, пересекая верховья неглубоких балочек с редкими мостиками, из-под которых вешние воды стекают в разные стороны: то в бассейн реки Сулы, то в бассейн реки Хорола.
   Со всех концов степи веет настоем степных трав. Солнце все вверх, все выше и выше. Тихо. Еще по-утреннему тихо в степи. И вдруг откуда-то со стороны наискосок пролетела птица – чибис. Закружилась в небе над чумацкой валкою и пристроилась вслед, и, как вопрос удивления от внезапности увиденного, по степи разнесся ее плаксивый возглас: «Чьи вы?.. Чьи вы?..» То взмоет вверх, то плавно опустится книзу и все повторяет свой назойливый вопрос: «Чьи вы? Чьи вы?»
   Замечу, что чибис – это по-русски. Он водился в старину во всех местностях. А тут, на Украине, его зовут чайкой. Степная чайка. Если путника, в одиночестве идущего степью, внезапно с неба окликнет эта безобидная степная чаечка своим криком, его проймет суеверных страх.
   Чаечка долго-долго будет сопровождать человека своим плаксивым вопросом: «Чьи вы?.. Чьи вы?..» Она, как страж этих первозданных степных уголков, ревниво оберегает их неприкосновенность от вторжения, от губительного варварства, от действий неразумного и злого человека. По-современному – браконьера.
   К крику чаечки даже волы не остались равнодушными. Идут, скрипят копытами, помахивают большими головами, настораживают уши, посапывают. А как ведут себя люди – чумаки? Где же их вожак, атаман Явтух Наливец? Он здесь, где ему положено быть! Он любуется чаечкой. Во рту уже не люлька, а сопилка. Кстати, сопилка – это по-русски жалейка или свирель, но она все же сопилка, ибо сделана из другого подручного материала. Так пусть, впрочем, на своей сопилке и расскажет сам Наливец:

     Степом йшли чумаки, весело спiвали,
     Стару чаечку зiгнали, чаенят забрали.
     А чаечка вьется, об дорогу бьется.
     к сирiй землi припадае, чумакiв благае:
     «Ой, вы чумаченьки, стари й молоденьки,
     Вернiть моiх чаеняток, вони ще маленьки,
     Ой, чумаки гожи, та ви ж люди Божи,
     Вернiть моiх чаеняток, та й вам Бог поможе!»
     I чаечка вьеться, об дорогу бьеться,
     Сидить чумак край дороги, з чаечки смiеться:
     «Ой, не вернем, чайко! Не вернем небого!
     Лети вiд дороги! Тiкай за могили —
     Бо вже твоiх чаеняток в кашi поварили».

   Сколько в этой народной песне красок, поэзии и точности в деталях! И разумной человеческой любви к окружающей природе! Лучше, убедительней и трогательнее не напишешь. А вот у современников концы с концами не сходятся. Ханжества и фарисейства у современных грамотеев много. Пишут…
   А чибис плачет, и никто его уберечь не хочет! Во многих местах чибиса уже не стало. Губят его ожиревшие браконьеры.
   Чибисов в степи в те времена водилось много. На крик одного слетались стаи. Наливец отложил сопилку Принял предупредительные меры: поднялся на возе во весь свой рост, поднял просмоленный кнут, ткнул им вверх, где кружилась стая чибисов, взмахнул в сторону чумаков, погрозил кнутом и опять сел поудобнее. А по пыльной дороге от воза к возу, как эстафета, до самого заднего воза понеслося: «Атаман гневается – не тронь Божью тварь!.. Быты буде!.. А что? И будет бить! Он философ доморослый, а руководитель действенный! Слова с делом не расходятся!»
   А волы идут, возы скрипят. Уже Очеретяную балочку проехали, поворот дороги на слободу Попивщина. Вот в этих участках место для остановки выбрать нужно. Шлях тут как лук изгибается и дальше в степь уходит. По сторонам шляха земля целинная, родючая, кое-где уже вспахана. Чернеет отдельными черными полосами. Виднеются отдельные хуторки. Помещичьи поместья. Справа поместья и хутор Шкарупы, а дальше, под ярком, – кавказского усмирителя Ладаньского, дальше, за яром и дубравой, – хуторок Рублевского. А там, за извилистыми и крутыми яругами, – уже земли и дубравы князя Кочубея. Внука того Кочубея, что вместе с другом Искрой на Мазепу царю Петру донос написали и, по велению зятя, головами на плаху попали. Это его А. С. Пушкин в своей «Полтаве» так восславил: «Его поля необозримы». Поля действительно необозримы, богатства несметные, а вот бедное его крепостное село Андреевку посмотреть можно. Дальше, за изгибом границы земель Кочубея, уже по левую сторону шляха, – хуторок Рахубы, еще левей по кругу – хутор Гонзура, еще левее – хутор Кулябчин, еще левее над яром, поближе к шляху, – хутор Редьки и на равнину, к слободе Попивщине, – Савоцкого. Земля его примыкает к арендуемой земле Сахна и вновь строящегося хутора.
   За Очеретяной балкой волы почувствовали усталость, потянулось к обочинам схватить травки. Усилилось понуждение: «Гей!.. Гей!.. Цоб!.. Цебе!.. Цебе!..»
   Тут шлях спускается с возвышенности, идет по-над низменной долины. Это земельные угодья церковных приходов казачьих сел Перекоповки и Андреяшевки. Урочища эти именуются Поповскими ругами. Для попов эта земля была из-за отдаленности несподручной, ее длительное время арендовали разные пройдохи-прасолы.
   Одного из таких арендаторов людская память увековечила. Был он из евреев, рыжеволосый, звали его Гершко Рудой. В разговорах навязчивый собеседник, он любил поддерживать беседу поддакиванием: «Так! Так! Так!..» Вот это «так» в названии и осталось: долина – Руда, а балочка – Рештак. От искаженного «Гершко-так».
   Рядом с Гершко-таком арендовал землю какой-то Грицько Козак. Арендовал долго и порядком задолжал церковному приходу, а потом сбежал от долгов. Исчез бесследно, но память о нем сохранило озеро – Козаково озеро. Озерцо маленькое, проезжающие чумаки его превратили в затоптанный водопой для волов. На водной поверхности всегда плавали рассохшиеся бочки, клепки и деревянные ведра, выброшенные за ненадобностью.
   Летними ночами отдыхали тут чумаки. Горели костры и звенели песни:

     – Ой, у полi озеречко!
     Там плавало вiдеречко —
     Аж три ночi iз водою.
     Вийди, дiвчина,
     Вийди, рiвчино,
     Поговоримо с тобою!
     – Ой, рада б я виходити,
     З тобой, милий, говорити.
     Лежить нелюб
     На правiй руцi,
     Так боюся розбудити.
     – Ой, дiвчина, моя люба,
     Вiдвернися вiд нелюба!
     Буду стрiляти,
     Буду влучати,
     Як у сизого голуба.
     – Ти не стрелиш,
     Ти не влучиш,
     Тiльки нас в життi
     Разлучиш.
     Сiдлай коня и зъiзжай з двора,
     Бо не мiй ти, а я не твоя.
     – Ой, у полi озеречко!
     Там плавало вiдеречко.
     Сосновi клепки, дубове деньце —
     Не цурайся, мое серце!
     Бо як будешь цуратися,
     Будуть люди смiятися.
     Вийди, дiвчино, вийди, рiвчино —
     Поговоримо с тобою!

   Эта народная песня широко распространена. И рискованно утверждать, что она возникла именно здесь. Но символично предание, что у Козака Грицька была молодая жена, красавица Маруся, и вела она по отношению к мужу сходный, как в песне, образ жизни, что и дополняло, к долгам мужа, сложную ситуацию.
   За Козаковым озером Ромоданский шлях поднимается по выпуклой возвышенности. Отсюда горизонт расширяется в окружности. С возвышенности, как со лба старика морщины, во все стороны сбегают балочки и впадины: одни, извиваясь до бассейна Сулы – вправо, другие – влево, на северо-восток к бассейну реки Хорола. На самом взлобке возвышенности, по правую руку, у шляха в то время стояли полуразрушенная корчма и почтовая станция. Первые годы века тут всегда было многолюдно. Теперь почтовая станция упразднена. Число проезжих людей сократилось. Шинкарь лишился доходов, корчма разрушается. Вытоптанный широкий двор шинка зарастает бурьяном, чертополохом и лопухами репейника – вот и зовут чумаки это урочище Репьяховка.
   Тут чумакам любо сделать остановку, пустить волов на вольный выпас. Пусть ходят; никуда не скроются. Отсюда все балочки как на ладони видны. Никто не спросит, не накричит – «мое». Это земли осиротелых владельцев да сбежавших арендаторов. Примыкают они к водостоку, к землям спорным. А раз спорным – значит, обезличенным. Учудил это сынок князя Кочубея: проиграл их в карты панку Рахубе, а Рахуб, не успев их узаконить, проиграл захудалому помещику Кулябко. Теперь где-то в Петербурге, в сенате, тяжба тянется, а крестьяне друг с другом дерутся. Одни – земли «нашего пана», а другие – «нашего князя». Вот и увековечили урочище Спорным.
   Спорное разделяет неглубокий яр, мокрый, заросший мелкою лозою, в лозах – топи (трясины) скрытые. Зайдут ненароком сюда чумацкие волы и тонут. Хорошо, если голова и хвост торчат – иногда удается вола из топи вытянуть, а опоздал – все, пропал вол! Вот и увековечили чумаки этот ярок – Вырвихвист.
   Вторая половина Спорного – за яром, Вырвихвист – спорная степь. Но это не степь, а выпасы перегонных гуртов скота, закупленного прасолами.
   Прасолы под весну у крестьян отощавший за зиму скот за бесценок скупают. Все лето его тут нагуливают, а осенью перепродают. Барыши огребают. Все более глубокие балочки плотинами перегорожены, пруды водой заполнены. Степные водопои.
   Вот тут, проехав Руду и Рештак, против Козакова озера, наши чумаки, по команде Явтуха Наливца, и остановились станом.
   Груз, что навязал им кролевецкий молодой барин свезти попутно до хутора Саханского, доставят, скинут, слабых волов на лучших обменяют. Да еще пары две волов с возами к валке добавят и двинутся на Сенчу, на Ромодан и аж на саму Полтаву.
   Там, уже за Ромоданом, откроются нашим чумакам и степи, и шляхи полтавские. Дубовые рощи, хуторки с неспокойными ветряками, с хатками в вишневых садках. И с далеко видимыми степными могилами, которые с буйными ветрами вечно разговаривают:

     Ой, в полi могила
     З вiтром говорила:
     «Повiй, вiтре буйнесенький,
     Щоб я не чорнiла,
     Щоб я не марнiла,
     Щоб на менi трава росла —
     Та ще й зеленiла».

   Эти благодатные места и вдохновили незабвенного Ивана Петровича Котляревского написать:

     Вiют вiтры, вiют буйнi —
     Аж дерева гнутся.
     Ой, як болить мое серце,
     Сами сльозы льются…
     Выднi степи полтавскi
     И мiсто Полтава —
     Привiтайте мене, сиротину,
     I не вводьте в славу…

   Здесь эта песня сочинилась, здесь взяла свою чарующую мелодию, высоко взлетела и полетела по всей Украине, по всему миру. И на каких бы подмостках она ни звучала, у себя на родине или на чужбине, в заграничных театрах, слушатели, даже не понимая ее слов, не остаются к этой песне равнодушными.
   Разбрелись неразлучными парами чумацкие волы, серые, длиннорогие, по всему выпуклому взгорью. Нажрутся сочного пырея, свернут к балочке, напьются чистой водицы – и сыты. Осторожно, с блаженными вздохами, улягутся в зеленую траву, как в перину, жмурят свои лиловые очи, словно о чем-то пережитом вспоминают, понуро клонят в дремоте большие морды долу. Не спеша пережевывают отрыжку, вздыхают полными боками.
   Чумаки тоже за эти три дня вволю отоспались на своих возах, на мягкой соломе, накрывшись с головой неразлучными суконными переями.
   Теперь уже им и спать не хочется, и скука от безделья сердце гложет, и затылки чешутся. Хотя бы откуда-либо посторонний человек появился. Поговорить, послушать забавные истории, сидя с дымящей в руке трубкой.
   А вот его, словно на молитву, сам Бог Господь послал. Вернулись от Сахна обменянные на тощих быков местные сытые. Пять пар здоровых, упитанных! И еще с молодым чумаком, с парой бычков к чумацкой валке Налевцу в придачу. По воле молодого барина Сахно, и тот постарался. Приказ барина в точности выполнил.
   Теперь ниже авторская речь неуместна, бледна. Послушаем прямой чумацкий разговор, из преданий и легенд почерпнутый.
   – Бог помiчь, добрi люди!
   – З доров, брате!
   – Кажеш, до нашего полка прибивсь?
   – Е ге ж, так.
   – О, це дiло!
   – А звiдки ж ти, парубче?..
   – Я щось не запамятав, а нiби десь бачив! Ч iй же ти, як призвище?
   – Та я ж з кролiвець, а звать М аксим, а по батьке Петрович!
   – Так це ти Я ринiн син? О т чудесiя, а я не визнав? Ти диво чудесiя, та й годi? Та я ж тебе, чоловиче, з колисочки знаю! А який вибехався. А було ж таке – пробачте – соплячок! М аленьке, тихеньке, з маличку богобоязливе! Якось замiсць пiсного борщу – скоромненького лизнуло и розривiлося – бозя мене, грiшного, битеме! Ой, смiху тодi було! Тодi ж тебe Скоромным прозвали. А старому пановi таке призьвiсько до вподоби!.. Що було, то було!.. А як же тебе, молодий чумаче, тепер не в жарт называти! Чи Скоромный, чи пан той з кроливець!..
   – Та нi! Не те, дядьку! Пан по ревiзii мене звелiв записать в книги так, щоб було те i друге на трете схоже. Я тепер Скоромець М аксим Петрович – сын Дробязко, та й мати на цю хвамилiю переписана.
   – Так це знаття – Скоромець. Це ще хвамилiя пiдходяща! При ревiзii старий пан инших надiлив: i Нетудихата, i Нетудипуп, i Здун, Затуливiтер. Скаженiй був пан! А як же ти сюда, на новий хутiр, попав?
   – Пан звелiв.
   – То воно – наше дiло таке… А як же про твого батька Петра?.. Не чуть?
   – Таке!.. Таке!.. Тодi як побили його, як дременув в лiси, ходив вiн тут довго, на зiрцi ховався, а може, й ножа на грiшнiм дiлi схватив?
   – Вiн у тебе, М аксиме, був – орел! За декого, йому люди дякували! Та й пана страхом загнав! А на Я ринку вiн зря разгнiвився, то дiло, звiсне, жiноче. А нащот пана, то щось йому помiшало?..
   – Давне дiло… Менi вiрний один чумак розказував: по Чорноморью твiй батько вештався. Та за Дунай, похоже, дременув. Хлопець вш був гарный. 3 якоюсь другою знюхався – та й зажили боны за Тихим Дунаем – в Бессарабии чи Черногорii. Подейкують люди, що воля выйде, ждiтъ, вернется.
   – А мы вже й не ждем. Забули! Мати рiдко згадуе. Сестра уже шдросла, з Наливцем одружились. Мене женили…
   – Уже и оженився? Ой, роки ж бiжять – аж не вiриться!.. А жшку ж як звать?
   – Ганна!..
   – И що вона? Оставив вагiтну? О, це дшо! Повернишся додому, молодий чумаче, синочка охристиш! Щоб, як кажуть: простому роду не було переводу, не журись, Максиме!
   Всем чумакам понравился молодой чумак Максим из Кролевец. Смирный. К волам прилежный. На жалейке хорошо играет. В среду и пятницу скоромного в рот не берет.
   Определил Явтух Наливец молодому чумаку место вторым в валке после себя. Молодому чумаку наставник требуется. Да и родня же они, и поговорить, и на сопилках поиграть в дороге можно.
   Тронулись чумаки в дальнюю дорогу. Послушаем же, что он нам на сопилке сыграет. Потекла в степь чарующая мелодия:

     Ой, не жалко менi нi на кого,
     Тiльки жалко менi на отца свого.
     На отца свого та й на рiдного,
     Шо лишив вiн мене, малолiтнего.


     Та й женили мене, нерозумного,
     Молоденького й малоумного,
     Та й узяв жiнку не до любовi:
     Не бiле личико, не чорнiї брови,
     Нi снопа звязать, нi слова сказать —
     Як звяже снiп, вiн розвяжется,
     А слово скаже – не наравится…

   «Еге-ге, – мотали чубатыми головами чумаки! Вот ты какой, Максим, человек! Хорошо играешь, душу наизнанку выворачиваешь».
   Вот с этого дня на многие годы и началась для Максима Петровича непоседливая чумацкая жизнь. С ранней весны до глубокой осени он не разлучался со своими великими побратимами – чумаками, жил на возу, в степи, то в дороге до места, то на обратном пути.
   А дома его ждала-выглядала молодая жена Анна. Ждала и часто про себя шептала: скоро ли наш «батичко» домой заявится? Выбегала ночами на бугор за хутором и долго-долго прислушивалась в темноте ночи. Не слышно ли поскрипывания возов на далеком Ромоданском шляхе? Потуже затягивалась красным шерстяным поясом с кистями. Тогда сердце ее начинало биться учащенно и гулко. Под сердцем что-то теснило и шевелилось, и это биение ее тревожило и одновременно радовало. Она жила и радовалась еще неиспытанным чувством доброй матери.
   С рассветом она выходила в поле, жала на панщине созревающую рожь. Дома, вечерами при луне, выдергивала пасконь между матеркой конопли. Мяла, трепала вымоченную коноплю в кудель. Обмазывала к зиме хату. Зашпаровывала на стенах щели желтой глиной, белила их мелом, заботливо во всем хлопотала, как щебетунья-ласточка над гнездышком.
   Раздел поместий Жука затянулся надолго, чуть ли не на два десятилетия. Нужно было дождаться совершеннолетия наименьшего прямого наследника. Снять опеку. Погасить долги. До дня раздела главным его опекуном и управителем был средний сын умершего, Иван Жук. А он с разделом почему-то и не спешил. Но как бы веревочку ни вить – концу быть. Черный день настал. Съехались все наследники с женами и родственниками. За основу дележа было принято завещание умершего отца. Начали дележ любо-мирно. По-родственному. Легко поддавался дележ поместий, земельных угодий, скота, птицы – тут все шло по завещанию. Но вот дело дошло до инвентаря: посуды, тканей, книг, картин и других ценностей. И тут родственной теплоты не стало. Возникли споры. Повеял холод недоверия, сомнения, зависти, жадности и злобы. Мелкие ценности не всегда поддавались равноценному разделу, и их решали рвать или резать на куски. Когда разгорался спор, такие ценности просто уничтожали, чтобы никому не было обидно, чтобы никому не досталось.
   А самое жуткое проявилось тогда, когда объявили списки раздела крепостных душ. Тут всплыли ужасные вещи: многие дочери оказывались оторваны от родных престарелых матерей, сыны лишались отцов и братьев, навек порывались другие родственные и семейные связи. Поднялись душераздирающие крики и вопли, от которых стыла кровь и содрогались человеческие сердца.
   Однако жадные и обозленные наследники не обращали на это внимания, рады были, что подошли к концу раздела. В последний день они разругались до драки и разъехались, не простившись, с таким чувством, чтобы больше друг друга не видеть.
   Теперь Кролевцы навек оторвались от своих дальних хуторов, обеднели, притихли. Постепенно стали отмирать все экономические и родственные связи между близкими людьми. Словно большой пожар пронесся над многими судьбами. Время испепелило все воспоминания о прежних связях. Они еще долго-долго вспыхивали мелкими искорками, как тлеющие угольки в золе, и наконец навсегда погасли.
   Судеб Ирины, Максима и Анны эти события уже не затронули. Они жили на новом месте, на новом хуторе Жукова.
   Осенью возвратился домой с первого похода в Крым чумак Максим. Семья его встретила с радостью. Первой новостью был рассказ о том, что у него родился сын и поп окрестил его Федором, а второй – что молодой пан Иван со всей дворней из Кролевец переселился в новый дом, а их хутор назван Жуковым.
   Отклонимся в сторону от главной темы. Несколькими штрихами обрисуем портрет молодого барина Ивана Жука.
   В юности он учился в Киеве, в том же коллегиуме, где чуть раньше учился его старший коллега Григорий Сковорода. Сковорода, вопреки своему кредо «Нехай в того мозок рвется, хто высоко в гору прется», окончил его, а Иван Жук – нет. Бросил.
   Молодой барин порвал все учебники, сжег все святцы и махнул домой, в родные хутора. Отец не ругал. Даже одобрил поступок сына. Рад был, что «дитина вернулась до рiдной хаты. Хай, мол, сын теми науками голову не суше. Хиба ж таю науки пановi до цуки?». Мол, голова сына и руки для хозяйственного дела нужны!
   По приезде сынок сразу зажил вольным казаком. Поживет с месяц под отчей крышей, да и двинет на хутор под Глинское, погуляет там и оттуда за Ромны на дальние степные хутора заявится… И живет так паныч по хуторам, где все обильем дышит. Вечера проводит с хуторскими парубками да девками «пид тыхымы вербамы». Зиму – на «досвитках» да игрищах. То забредет в соседнее поместье, то ночь проведет в поле у костра с проезжими чумаками, то к косарям на покос завалится.
   Забрел он как-то к косарям пана Суденка. Косил и кашеварам для косарей кашу варить помогал. Нажрался каши – живот вздуло. Не стесняясь обедающих косарей, как даванул свой живот – громом загрохотало. Пожилые косари плюются, молодые смеются. А он стоит как ни в чем не бывало и по-философски резюмирует: «А зачем, люди, злой дух внутре держать?» – и опять к каше. Иные осуждали пана-хама, а нашлись и такие, что за все подобные выходки его на все лады восхваляли: вот, мол, пан и простой, и нашенский.
   В распутстве молодой наследник перещеголял своего папашу. Только он не проявлял такой наглости и жестокости, как папаша. И с ранней молодости до старости в этом вопросе он слыл милостивым паном. Начал он с того, что забрел как-то в Шкарупын хутор на «досвитки», т. е. на посиделки. Девушки сперва сторонились, словно курочки, когда чужой кочет залетит к ним в закут. Жмутся степные красавицы, отворачиваются, на вопросы отнекиваются, а паныч и не стал надоедать им. Вечер проходит, ночь наступает, а он сидит себе в уголочке, ни дать ни взять – сельский хлопец. Пообвыкли девушки. Не выгонять же его такого с хаты в ночь-полночь. Эту ночь так и пролежал паныч в покуте под образами. Девушки его и впрямь за смирного хлопца приняли. Ушел паныч, а девушки давай на все лады судачить про смирного пана. Спустя некоторое время он еще раз наведался. Как свои своего приняли. Хотя и побаивались. Паны с добрыми намерениями к простым девушкам не ходят! А паныч и так и сяк – ужом перед девушками вертится. Как рыбак на крутом бережку рыбку высматривает… И рыбка клюнула! Лучшая на все «досвитки» девушка Акулина Собкивна не вытерпела и с паничем на душевный разговор навязалась.
   Тут автор со своей косноязычной речью в сторону. Послушаем, как передает легенда, о чем паныч с девушкой разговаривает:
   – А ви, паночку, знову у нас спатимете?
   – А куди ж я против ночi дшусь?..
   – Ото ж я думаю, куди вам: i нiчь, i вiхола Bie? Ночуйте вже якось у нас. Якось постiль постелим.
   Только об этом и поговорила Акулина с панычем, но девушки-подруги все слышали, и это уже много значило. Стали укладываться девушки спать и молча на Акулину поглядывают: стели, мол, своему пану. Да Акулина и без того сообразила, что зря ввязалась в разговор. Стелет панычу постель опять под образами, на широкой лавке. Пока стелила, подруги улеглись покатом на полу и общей дерюгой прикрылись.
   Теперь уже Акулине в куче среди них и места нет. Крутись-вертись Акулина, а ложись сама с краю рядом, ниже постели пана. Склонялся ли паныч ночью к спящей Акулине, шептал ли ей ласковые слова или просто нечаянно к ней свалился, как падает снег на непокрытую голову, – никто из спавших рядышком подруг не слышал, а если и слышал, так что же тут особенного? Подруги друг о друге хранят в таких случаях тайну. Хранит тайну и предание.
   На следующий вечер паныч не пришел. Девушки о нем и не вспоминали. Да ничего в этом зазорного или позорного они и не усмотрели. Существовал тогда в отношениях девушек с парнями на «досвитках» неписаный закон чистейших чувств. Парни по-рыцарски оберегали целомудрие своих избранниц. Ревниво, иногда долго, до венца.
   Весь вечер девушки провели в веселье. Никаких колкостей и намеков в адрес Акулины не было. Только как бы невзначай кто-то запел новую песню:

     Ой, дiвчино незамужня!
     Не лягай спать з дворянином,
     Бо не можна!
     Бо дворянин – чисто ходе,
     Не одну вiн дивчиноньку
     З ума зводе!
     Зводе з ума, ще й з разума —
     Зоставайся, дiвчинонько,
     Тепер сама!

   Трогательно и задушевно лилась песня, звонко, с задором ее выводил чарующий голос самой Акулины. Особенно ее голос выделился рефреном:

     Не сама я зостаюся —
     Все вже в лузi на калинi
     Розувiлося!

   Теперь паныч на посиделках стал свой человек. Он приходил свободно, «жартував» со всеми девушками хутора, по разу с каждой в отдельности. Тискал их, мял, а девушки в ответ весело хохотали.
   Иногда притворно визжали: «Ой, геть же, паночку! Ой нуте все!» (и оно звенело, как «нуте ще»). Им было весело, брала даже гордость, что добрый пан не замечает их бедности, не брезгует. Паныч хитрил, чтобы девушки не замечали, кому он отдает предпочтение. Вызывал ревность красавицы, певуньи и плясуньи Акулины.
   Однажды он «зажартувался» с Акулиной очень долго, так что они в итоге перешли на шепот. Акулина даже пожалела паныча: «Чи вы не замерзли» и, словно невзначай, прикрыла его своим «беленьким ряденьцем». Никто из тут покотом приготовившихся ко сну девушек не прислушивался к их шепоту. Мало ли что бывает на «досвитках»? Вчера я тут так же шепталась («модила») со своим парнем, а сегодня ты упивайся, подруженька, своим счастьем, а оно, свое, тоже будет.
   А паныч в это время нежно да так трепетно плакался на ушко Акулине, что он несчастный, что он барин и ему нельзя с крепостной связывать свою судьбу, что он ее очень, очень любит, ой как любит, но он жалеет ее больше себя – и уже никогда больше сюда и не заглянет; что нужно так поступить, пока еще не окрепла их любовь. Ее он больше не будет трогать. Напоследок, мол, дай я тебя поцелую. Акулина растрогалась и не успела оттолкнуть, как пан жадно впился в губы, так жадно – Акулина аж подскочила как ужаленная.
   – Правда, правда, паночку, не треба. Идить себе з богом, идите!
   – Ухожу, ухожу, моя ясочко – и вопреки своему сердцу больше и не подойду близко. Разве что где-либо летом так, что никто и видеть не будет, в подарок красную «стричку» принесу на память.
   И ушел.
   Акулина лежала одна. Горело лицо от неожиданного поцелуя, горело все тело от непонятного ей чувства, было страшно, хотелось плакать. Однако откуда-то из глубины сознания ее брала гордость, что вот она такая красивая и славная девушка, что ее сам паныч любит!.. А может, он обманывает? Обманывает? Ну ладно! Я его тоже повожу. Меня не обманешь, панычку! А разве он обманывает? Он же сам с этого начал, сам!.. Он ко мне нахально не лезет! Ленту пусть пришлет. Никто нас видеть не будет. Возьму ленту и убегу!
   Так и уснула Акулина с этими думами-думами о неиспытанной первой любви, о девичьем счастье быть красавицей!
   Действительно, на посиделках паныч стал появляться раз от разу все реже, и казалось, что он Акулину оставил в покое. Никому и в голову не пришло, что их встречи перешли на тайные свидания вдали от посторонних глаз.
   Только стали замечать, что Акулина стала реже появляться на вечеринках. Стала меньше петь – жаловалась, что ей что-то нездоровится, что охрип голос. Подруги не придавали этому значения. А время шло. Лето на исходе. И вдруг по хутору разнесся слух – Акулина в «коморе» родила девочку. А от кого – бог его знает. Теперь на вечеринках и вообще на людях она перестала показываться – подруги чурались. И днем, и ночью она пряталась от людей со своим ребенком. Отец и мать теперь спохватились «учить» ее за всякую оплошность, в работе укоряли и часто били.
   Ребеночек требует заботы и ухода, а тут еще оброк панщины на дом принесли, старая мать больная с ног свалилась – ее заботы на Акулину перешли. Сделает Акулина неотложную работу и за выполнение для барина оброка берется, руками шьет, а ногами колыбельку с малюткой качает. Ребенок стонет, чего-то просит, плачет, а сердце Акулины печалью исходит. Чего же тебе, мое серденько? Откуда ты, такое горе и мука, на бедную голову свалилось?.. В жар бросило. Хоть бы освежиться негою вечера. Открыла оконце. А там!..
   Подруги-девушки за тыном на бревнах собрались – песни поют. Встрепенулась Акулина. К песням она душевное пристрастие имела. Льется широко, свободно незнакомый Акулине мотив. Хорошо тянут подголосками ее бывшие подруги, а та, что выводит, явно фальшивит, хочется к напеву хотя бы мысленно пристроиться. А какие же слова – Акулина не знает. Хоть бы некоторые разобрать:

     Тепер же я не дiвчина, не вдова —
     Тепер же я покрыточка молода!

   Ой, противные! Обидные слова резанули сердце… Слезы! Да, теперь она навек «покрытушка молода». Ни одному мало-мальски путному парню она в жены уже не нужна. Льются горькие слезы Акулины, но слезами горя не поправить. Она от горя подурнела, постарела… Лет пять еще сидела «на батьковской шее», пока не засватал ее «дохожалый парубок» Кондрат Собка. Пришлось родным ублажать Кондрата, чтобы Акулинин «грех покрыл», пообещали ему за нее приданое, а самой Акулине – при родных присягнуть на коленях ему в верности и любви навек нерушимой.
   Кондрату еще долго пришлось упрашивать пана Шкарупу, торговаться с ним, чтобы он отпустил Акулину в крепость другому пану, и в конце концов выкупил ее за пять рублей золотом.
   Гласит предание, что по «милости» молодого пана Ивана Жука одновременно со шкаруповской Акулиной стала жертвой и дочь кузнеца с хутора Кулябчин – Катерина. Об этом в народной песне поется, и смысл трагедии той поры раскрывается:

     – Ой, ковалю! Славний коваленко!
     Чому не куеш з вечера раненько?
     Чи у тебе залiза немае,
     Чи у тебе сталi не хватае?


     – Есть у мене залiзо в доволi,
     крицi в мене – повно: двi коморi!
     Була в мене и дочка катерина —
     Вона ж менi i слави наробила…
     Iз вечора дитину родила,
     А в досвитку в криницi втопила.

   У моего современника может возникнуть вопрос недоумения: подумаешь, трагедия? Ну был аборт или там преждевременные роды – и все тут! Скорее, мол, курьез, чем трагедия! Никакой тут позорной славы для кузнеца-отца нет, пусть кует он себе и людям на здоровье. И Катерина не то, что Акулина, молодец – руки себе развязала.
   Эта женская песня времен крепостного права отражала мировоззрение женщины-матери того времени, ее окружающий мир, через сопоставление себя с матерью – птицей ласточкой. Это образно подметил Максим Рыльский, когда писал: «Ласточки летят. Им летается, а Ганнуся плачет, бо пора». Весь смысл жизни ласточки заключается в материнской заботе и труде. То летит она в неимоверных лишениях к родному краю, то заботливо вьет свое родное гнездышко, выводит, кормит потомство, вся краса ласточки не в игре, а в труде по продолжению рода, выводе потомства. Весь смысл ее счастья в материнстве. Об умерщвлении потомства добрая ласточка не мыслит. Поэтому Катерина для отца уже «была», а не есть, она уже погубила чувство доброй матери. Совершила преступление перед материнством.
   Свыше трех лет ловеласничал этот бывший бурсак-студент по окрестным селам. И хотя он обделывал свои романы с крепостными девушками шито-крыто, шила в мешке не утаишь! Оно вылезло! Огласка дошла до отцов церкви, до предводителя дворянства, а предводитель своим визитом всколыхнул трусливого папашу, и решение папаши было крутое и короткое: женить сукиного сына! Вскорости в церкви скрутили Ивана венцом с дочерью соседа-помещика, кстати, молоденькой племянницей самого предводителя дворянства.
   Дальнейшая семейная жизнь показала, что пану Ивану в плодовитости мог бы позавидовать если не хряк, то кролик! Законная жена родила ему семь дочерей и троих сыновей.
   Однако на этом портрет молодого барина Ивана будет неполный и не совсем объективный. И на поговорке «человек женился – в натуре переменился» портрет героя закончить нельзя. Да и ловеласом он вышел не в полный рост.
   Юношей Иван был неглупым. Легко усваивал книжные науки. Мог отлично учиться. Но, обладая практическими склонностями мышления, он сам по себе пришел к выводу, что его больше мучат, чем учат. А зачем? Он помещик, помещиком и останется – так зачем же усваивать чужие истины, если они ему практически в хозяйстве не нужны? А мудрость богословия? А кого вы, мудрецы-истязатели, учите? Когда я барин и сам куда хочу, туда и ворочу! Барину-помещику нужно знать то, что нужно уметь делать хорошему помещику-хозяину, и быть добрым и милостивым человеком к своим крепостным. Держи в повиновении по-человечьи мужика, как рабочего вола в сытости, – все будет хорошо и все вдвойне окупится.
   Эти оригинальные выводы он усвоил на всю жизнь. Они стали его программой и смыслом жизни. Бросив учебу, он имел намерение сразу же стать подручным отца в управлении хозяйством, но папаша-деспот ему не доверил. Ему ничего не оставалось, как ловеласничать, снизойти в доброте к крепостным людям, присмотреться к их жизни, научиться у них всему, что они умеют делать, быть может, это пригодится, но запутался в распутстве и сам понял, что его доброта хуже воровства, т. е. злодеяния.
   Поэтому, когда папаша с предводителем дворянства не без умысла прижали его «за шило», он сам догадался, к чему они клонят, и, зная хорошенькую племянницу предводителя, сразу стал благоразумным. Рассчитал, что самое честное – это жениться.
   Заболел папаша; волей-неволей он, как любимый его сын, стал в делах его подменять и подменял в решении всех вопросов довольно-таки умно. Это сразу понравилось крепостным. Это отмечал про себя и папаша.
   После смерти отца на него легли все обязанности по управлению тремя поместьями и опекунские обязанности по воспитанию младшего брата, а также соблюдению интересов старшего брата, который тоже не мог отделиться. Это обязывало его вести дела по старым традициям, как бы по заведенному кругу. Быть в зависимости от опекунского совета. Все это не давало возможности вводить новшества и вообще развернуться, рискнуть и проявить инициативу.
   Лишь после раздела наследия отца и получения своей части он смог развернуться и стать самостоятельным хозяином.
   И вот молодой пан Иван Жук, уже полновластный владелец старого хутора Сахна, с пятью сотнями крепостных душ и со своей дворней прибыл в собственный хутор. Сахна с должности бургомистра освободил, но оставил за ним в аренде все ранее арендуемые им земли и старую барскую хату. Для себя достроил новый дом – небольшой, одноэтажный, с балконом, с мезонином и верандой из узорчатого стекла. Дом удался удобный и, на зависть соседям, красивый. Осенью заложил на пяти десятинах сад. За лето обводнил заболоченные пруды и занерестил их рыбою. Распорядился вырубить в роще все переросшие дубы и липы. На местах сплошной вырубки предусмотрел посадку молодых деревьев. Нарубленный лесоматериал отдал на строительство хат в новом хуторе и для дворовых построек.
   Соседи-помещики и свои крепостные сразу заговорили, что в Жуков хутор приехал не просто пан, а хозяин.
   Если его папаша сидел на своих в большинстве пустующих земельных угодьях как собака на сене и, мол, сам не гам и другим не дам, то сынок все сразу пустил в оборот. Дальние пустоши отдал в аренду. Еще более дальние и неудобные завел в продажу, в обмен на ближние, а стало быть, более удобные земли. Не упустил случая – прикупил землю разорившегося соседа. Заарендовал пустующую землю сирот-наследников на явно выгодных ему условиях. Воспользовался моментом посредничества при тяжбе и заарендовал «спорную» степь, обставив при этом и Кочубея, и Кулябко с Рахубой, и скотопромышленников-гуртоправов. Теперь он свой скот мог вволю нагуливать летом, а осенью сдавать его им же, диктуя свои условия в ценах. Заброшенная пустующая степь обернулась Жуку доходной статьей.
   Для способных крепостных мальчиков и своих подрастающих сыновей Жук нанял домашнего учителя. Для дочерей-барышень пригласил из столицы симпатичную эмигрантку гувернанткой. Она учила девочек грамоте, пению, музыке и светским манерам. Для общения дочерей – будущих невест с наследниками помещиков-соседей ввел в обычай двора воскресные визиты и приемы с увеселительными поездками и играми.
   После курса домашней подготовки он отправил своих сыновей на учебу в столицу, поставив перед ними цель практического применения результатов учебы в деле и сельской жизни. Старшего сына Аркадия послал учиться на врача, среднего, Мишу, – на агронома-садовода, младшего, Яшу, – на инженера-механика, т. е. решил дать наследникам такое образование и специальность, чтобы они могли остаться помещиками и быть одновременно специалистами в определенной прикладной отрасли.
   Так оно впоследствии и получилось.
   В обращении с крепостными он был строг, но гибок. Вопреки своему папаше телесных наказаний почти не применял. Он следил за их личной жизнью, чтобы они главным образом дома не ленились, не влачили жалкое существование. Для подъема впавшего в нужду он охотно шел на помощь. Требовал исправности на барщине, но еще строже корил – за упущения дома, в работе для себя. Он часто упоминал поговорку: «Хиба ревуть воли, як ясла повни?», или: «Оставь в ульях запас меду – будет мед всегда к обеду» и еще: «Сорную траву с поля – вон». Поэтому неисправимых лентяев или неслухов он у себя не держал. Продавал соседу за пустяшную цену или «заголял» в солдаты. Если же ему приходилось приобретать крепостную душу, а он это делал часто, то вникал в ее родословную, про себя приговаривая: «Яблуко от яблони не далеко катится», «Який батько и дед – такой и его весь род». Он подходил к купле-продаже как современный зоотехник по племенному делу.
   При всей солидности он часто прикидывался простачком.
   Вот замешкался крестьянин у дороги, растерялся, шапку вовремя перед барином не скинул. Папаша с ходу кнутом выпорол бы, а сынок нет! Сынок-пан это заметил, крестьянину нельзя это оставить без внимания. Он действует по-другому. Останавливает тройку, медленно встает с фаэтона (пока идет крестьянин ни жив ни мертв) и подзывает его к себе кивком: мол, Иван-тезка, надень шапку да расскажи, любезный, куда идешь да что делаешь, а может, чем помочь? Тут крестьянин страху набрался, ожидал, барин бить будет. А он, смотри, как пригласил, как по душам поговорил! На всю жизнь эту встречу запомнил! И детям, и внукам о встрече с добрым паном легенды рассказывает. Какой хороший пан! И по окрестности это все разошлось, и растет слава про доброго пана Жука!
   Или молодицу встретил, остановил тройку, подзывает, а та – ни жива ни мертва. А он осмотрел ее всю наметанным глазом и так украдчиво:
   – Вижу, Мария, что ты пополнела и крепко поясом затягиваешься, – это зря! Чего стесняешься, материнство скрываешь – нехорошо! Не тяжело ли тебе на работе? Может, полегче работу нужно? Смотри! Мальчик будет – кумом меня приглашай! А муженек как? Здоров?
   И молодица возрадовалась – какой добрый пан! Остановил – думала, ругать будет, а он такой, ко мне в кумы набивается.
   Свадьбы ни одной не пропустит, молодых поздравит. Про старый обычай вспомнит – скривится: какая была дикость!
   На похоронах всегда появляется. У гроба умершего минутку в печали постоит. «Какой добрый молодой пан», – перешептываются крепостные.
   Своих детей крестил – кумами тоже крепостных брал. Особенно он любил приглашать красивых девушек и молодиц.
   Церковь он посещал редко. Но Светлое воскресенье никогда не пропускал. На молитвах стоял степенно. Во время христосования и лобзания братьев и сестер становился рядом со священником, целовался со всеми христианами. Красивые молодицы о лобзании дома помалкивали. А старухи – те не унимались: вот наш пан какой хороший, со всеми, со всеми облобызался – кого в лоб, кого в щеку, а молодиц – прямо в губы не стесняется. Хороший пан!
   Частенько в свободные и праздничные дни барин любил прокатиться по проселочным дорогам, по полям, по соседним хуторам и селам. Эту привычку он усвоил еще с холостяцкой жизни, когда праздно шатался по хуторским посиделкам и игрищам. Только тогда он беззаботно ловеласничал, увлекаясь амурными приключениями с крепостными девушками, или ради удовольствия завязывал панибратство с хуторскими парнями, теперь же он ездил не ради одного удовольствия. Попутно выпытывал новости, чтобы во всех делах быть в курсе. Собираясь в путь, он загадочно приговаривал: «Под лежачий камень вода не подтечет». В каждой такой поездке ему часто удавалось совершить какую-либо выгодную сделку. А потом, по возвращении, он, потирая руки, с удовольствием подмигивал: «День провел в сочетании приятного с полезным».
   Заехал Жук как-то на хутор Кулябчин. В пути наслышался, что против воли пана восстал крепостной парень Осип Поспелый. Замучил Кулябко парня поркой. Порет, а Осип не кается. Дело принимает серьезный оборот. Жди, трагедией закончится. А дело возникло из-за пустяка. Сам же Кулябко виноват – а парня ломит! Жук Поспелого еще по игрищам знает – хороший парень! И вот он в гостях, как гость, за столом так деликатно разговор повел, что Кулябко только поддакивал. А совет Жука к продаже неслухов сводился. Тут Кулябко и разгорячился: «А что, и продам! Дешево продам, пусть только покупатель явится». Тут Жук, как бы невзначай, деньги вынул и перед Кулябкой положил.
   – За что? – удивился Кулябко.
   – Как за что? – отвечает Жук. – За Поспелого!
   Кулябко от неожиданности растерялся. Хотел было на попятную, да гонор не позволяет. Выкупил Жук себе неслуха. Приобретением доволен. Выгодно. И Осип рад, что из мучения его милостивый пан выкупил, своему новому барину преданность на работе доказывает.
   А еще в одну из таких прогулок навестил Жук помещика Редьку. Встретил гостя Редька, как подобает хозяину. Да невесел пан Редька! По векселям срок уплаты наступает, а оплачивать их нечем. Пошел нерасторопный хозяин на крайности, запродал лесок на вырубку; хоть и жаль такую красу губить, да что поделаешь? Но и это не выгорело. Подрядчик денег вперед не дал и отказался. И теперь Редьке хоть матушку-репку пой! Тут пан Жук соседа выручил – за полцены лес принял и соседа утешил. Мол, лесок еще долго будет расти, и мы, соседи, вместе по грибы ходить будем. Согласился Редька. Деваться ему некуда! Да и впрямь он в лес по грибы ходить был большой охотник.
   .. Словно в явь, в сегодняшний день на проселки выносится резвая тройка. Коренная лошадь рвет удила. Пристяжные несутся вскачь. Но, покорные вожжам в сильных руках кучера, лошади из галопа переходят сперва на бодрую рысь, а вскорости, взмыленные, успокаиваются и переходят на ровный шаг.
   А вокруг поля… Шумят поля – душу радуют. Вблизи нивы горбатятся к пологим неглубоким балочкам, чуть дальше с возвышенности скатываются в глубокие яры, а еще дальше, к горизонту, ложатся, словно скатерть, зеленой равниной.
   Там и здесь с яров, плавно покачивая крыльями, вползают на бугры ветряные мельницы. Далеко зеленеют темноватые дубовые рощи. Прячутся хатенки хуторков в вишневых зарослях. Из зарослей вишен и верб, словно свечи острые, втыкаются в небо редкие островерхие тополя – осокоры.
   «К кому же сегодня сперва с визитом отправиться? – думает в пути Жук. – К Шкарупе? О нет!.. Шкарупа – несносный человек! Хотя он тоже играет перед своими крепостными в “доброго пана". Да он сам, очевидно, вор и потому своих крепостных воровать учит».
   О Шкарупе ходили легенды…
   Заехал он к одному своему крепостному крестьянину. Заходит в избушку-землянку, грязную, неопрятную, в дырах. Вокруг избушки – ни кола ни двора! Сам хозяин избы, босой, оборванный, с запавшим животом, лежит на холодной лежанке и то ли напевает, то ли плачет:

     Жду я каши. – Где ж Маруся?
     Чего жду я – не дождуся!

   Волком взвыл пан Шкарупа на бедного своего крепостного:
   – Чего ждешь, подлец?.. Воли ждешь?.. Каши?.. Я дам тоби воли!..
   Сорвал пан свою злость на крепостном кулаками. Еле отдышался. Успокоился. Кулаки свои потирает и уже ласково плачущего крепостного спрашивает:
   – Что же ты, любезный, и на барщину не являешься, и дома ничего не делаешь? Двор не огорожен – ни кола ни двора. Чего доброго, с голоду околеешь.
   – Как же, милостивый барин, на барщину дойду, если я голоден?.. В хате ни корочки хлеба! А для двора где мне лесу взять, ежели лошади своей нету и больше года копейки в руках не держал? А земля вся и леса вокруг – вашей милости. Где мне что взять?
   – А я что, за тебя думать буду? Сам думай!..
   – Думал я уже, думал, одно – околеть осталось…
   – Вот что, братец, ты мне сказки не сказывай. Околевать не вздумай, я с тебя эту дурь вышибу! За себя сам подумай. Днем отоспался, на ночь за дело принимайся, чтобы и хлеб у тебя был, и лес, и двор, и кол, и гумно!
   – Что же мне, воровать идти?
   – Воровать не воруй – запорю. Доставать нужно! Главное не в том, чтобы украсть, – украденное нужно уметь спрятать. Надежно. Понял?
   Прошло время, Шкарупа опять к крепостному едет. Уже и изба, не землянка, и двор огорожен, для гумна столбы выкопаны. Рассвирепел пан:
   – Так и знал, воруешь, стерва! Обыщу, найду – насмерть запорю.
   Пошел – лазил-лазил, искал-искал! Придраться не к чему. Похлопал ласково крепостного по плечам и молвит:
   – Извини, любезный, погорячился! Но убедился, что честно живешь! Жить можешь – только не ленись.
   Вот таков сосед его, пан Шкарупа. Жук проезжает мимо.
   Вот хутор Суденков. Бедные-бедные лачужки крепостных пана Суденко. Суденко – отпрыск знатного казачьего рода. Отец его при гетмане судьею был. Помер пан судья, осталась только память о нем в фамилии да в дворянских привилегиях. Отпрыск мудростью и умом ничуть не выделялся. Любил чарку «доброй оковытой» выпить и закусить «шкваркою». Славился он как гурман и обжора. «Догосподарювався» он над своими крепостными душами так, что свою «шкварку» и чарку имел на столе редко. Любил делать визиты к соседям, и в гостях, уплетая чужие яства, ехидно хвалил их поваров, и всегда похвалу сводил к тому, что, мол, ваша пища вкусная, но он дома питается куда вкуснее. Что его старый повар – всем поварам «кухарь». И его похвала в преданиях передавалась так:
   – О, ваш кухарь молодец, та куды йому до мого кухаря Михаила Войтенко… Мяса – нема. Забить кого – нема! А жаренького ох як хочется! Покликав я свого кухаря, та й кажу йому: як знаешь, Михайло, а шкварку менi жарь! А вiн менi, звiсно, каже: нема з чого! А я йому: Михайло, жарь – i квит!
   Жарь, кажу, з чого хочешь, хоть з шкiряноi рукавицi! Жарь, i все! И що ви думаете, пiшов мiй Михайло до печi, щось там довгенько таки вештався, та й прыносе менi на тарiльцi зажарену «шкварку»! З апечена, заперчена та зарумянена… Я хотiв тiльки тоi зажареноi рукавички покуштувати, вiдщипнув – не зчувся, як геть всю з’їв.
   Этот обжора Суденко со своей болтовней вызывал отвращение, и Жук проследовал по его хутору дальше.
   Проезжает и хутор Ново-Ладанское. Владелец хутора, помещик Ладанский, служит в армии в Грузии, там по милости царя еще один хутор, аул, получил. В Ладанском хуторе бывает наездом. Крепостных своих тасует, как картежник карты. Из Ново-Ладанского многих украинцев вывез в Грузию. А вместо них сюда завез грузин. И теперь тут бывшие Цинаридзе становятся Козаризами, а Чонии – Чонями и Цьомами. А избушки на хуторе ветхие-ветхие, словно на ладан дышат. Кстати, этот полковник царский – потомок попа из Сечи Запорожской Ладана.
   Из Ново-Ладанского Жук хотел бы заехать в Старое Ладанское, подышать там запахом старой дубравы. Но Рублевского, владельца хутора, дома нет. Он где-то служит: в Киеве или Харькове. Пан Рублевский – «письменный голова», а хозяин никуда не годный: крепостные крестьяне предоставлены сами себе, живут на оброке. Пан Рублевский славится как книголюб – коллекционирует книги. Перед друзьями печалится о старине, о Запорожской Сечи, о вольном казачестве. По убеждению Жука, это забавный чудак-человек. Да жаль, нет дома, не состоится встреча.
   Отсюда по пути – село Андреевка. Село большое. Прилепилось оно на взгорье на стыке двух глубоких с пологими склонами яров. Хатенки убогие, крытые соломою, одна к другой стоят вплотную и растянулись тремя рядами, тупым углом по взгорью. С восточной стороны села – большой пруд. Плотина со спуском излишних вод. Над плотиной склоняются старые, словно сонные, вербы. Дальше, по низу, ольховая и березовая роща, протянувшаяся над топким ручьем, рядом с задами огородов нижней улицы. От выезда из села в направлении на Лохвицу по правую сторону долины пошли дубравы столетних дубов. Топкий ручей от спуска воды с пруда, собственно, не ручей, а уже речушка Артополот. Она вытекает из родника за хутором Суденка. Село Андреевка было заложено прадедом Кочубея на этом красивом, но неудобном для жилья месте из эстетических соображений. Оно со стороны барской усадьбы красиво. Словно на полотне картины художника Куинджи. Крупным планом – большой синий пруд, по высокому склону вдоль узеньких улиц – белые соломенные хатенки, а выше – темно-зеленый выгон и вертлявые ветряные мельницы. Стой и любуйся! Но попробуй на месте крестьянина выбраться в поле, в грязь, попробуй привезти телегой снопы с поля или спуститься с груженой телегой с уклона! Зато барская усадьба удобно размещена на ровном месте, с хорошим подходом тропинок и дорог, и церковь рядом с прудом. Сад пересекают аллеи до самых княжеских палат и беседок. Дороги обсажены островерхими осокорами и белыми березами. Князь в этом году умер. Живет здесь вдовствующая княгиня. Имел намерение Жук навестить княгиню. Не приняла. Лежит, больная инфлюэнцей. Просила через слуг извинения и велела пана Жука не принимать.
   Похоже, что это правда, а скорее, княгиня гневается на Жука за его вмешательство в спорную тяжбу за степь и за самовольную порубку лозы в ярах его крестьянами.
   Ну что ж, этот отказ Жука не сильно огорчает. Утрясется все со временем. Зато Жук хорошо пообщался со знакомыми ему крестьянами. Всё, что ему нужно о жизни в ее селе и усадьбе, расспросил и едет дальше.
   Проезжает хутор Яганивку и Грабщину – они рядом. Ни границами дворов, ни своей бедностью они не отличаются. Эти хутора принадлежали какому-то графу, но граф здесь никогда не бывал. Тут что хотели творили бургомистры. Обиженные крестьяне все ждали, «что приедет барин, барин нас рассудит». Да так и не дождались. Граф проиграл эти хутора в один вечер покойному князю Кочубею, тот спустил их Рахубе, а последний – Кулябке.
   Заехать нужно к Рахубе. Этот барин стоит своей фамилии. У Рахубы на хуторе в каждой хате – «покрытка». На улицах много грязных ребятишек. Цвет волос их кудрявых головок тождествен волосам самого пана Рахубы. Хозяин гостеприимный. Любит гостей принимать и сам соседей навещает. Любезный собеседник. Охотно продаст любую женскую крепостную душу, особенно, когда девушка становится молодицей или еще только полнеет, одинокая.
   Жук решил сегодня погостить, переночевать, провести ночь в компании веселого Рахубы.
   Рано поутру пан Жук продолжил свое путешествие дальше по кругу. Заехал на Спорное, посмотрел все нагульные гурты. Хозяев-прасолов не застал. Встретили пастухи. Встретили без боязни, раскованно. Многое откровенно рассказали и даже подсказали. Пригласили отведать полевой каши. Пан не отказался – охотно покушал.
   Теперь путь дальше, вглубь, через хутор Гонзурив и Куцупиевку, с намерением навестить поместья Навроцкого и Корчинского. Навроцкий и Корчинский – соседи. Ягоды одного поля! Охотно и много читают. Это они подзадорили Жука подписываться на журналы «Основа», «Отечественные записки» и даже «Современник». С этими книголюбами поговорить мило и поучительно. Всё знают, всё расскажут по культуре садоводства и агрономии. А свои хозяйства так запустили и крепостных в такую нужду загнали, что прямо ужас! В поместье Корчинского заезжать нельзя – все лошади поражены чесоткой. Дохнут от истощения.
   …Но тут Жук впервые узнал новость об отмене в России крепостного права. Узнал и задумался.
   От имения Навроцкого через ярок и «дубинку» – дубовую рощу, хутор Жидовья Долина – имение графа Гудовича. Отец нынешнего наследника был посланником царя во Франции. Наследник там родился и вырос. Забыл родную речь. В поместье этом никогда не был. Вся его забота – требовать от управляющих денег. Денег и денег! А их все меньше. Наследник намерен сдать имения в аренду или продать.
   За хутором Жидовья Долина к выходу на равнину виднеется обсаженный осокорами и обнесенный, как крепость, глубоким рвом хутор помещика Косача. А еще чуть дальше, над степным озерком-блюдцем, прилепились два небольших, но красивых хуторка казаков Штанько и Багнета. Предания гласили, что основатель одного хутора Штанько зиму и лето носил широченные домотканые грубого сукна штаны и не выпускал изо рта запорожскую люльку, а сосед его Багнет до дня своей кончины не разлучался с запорожским «списом» – штыком и длинным «осельцем» на голове. Все жители этих хуторов поголовно были однофамильцы – Штаньки и Багнеты.
   Левее от Жидовьей Долины, по склонам глубоких яров – байраков, скучились три хутора с одноименным наименованием Байраки. Первый Байрак принадлежал графу Гудовичу. Вторые два – братьям Пуздровским.
   С братьями Пуздровскими Жуку предстояла полезная и поучительная встреча. Оба брата – замечательные собеседники. Они издавна носятся с идеями освобождения крестьян. Мечтают о прогрессе. Многое знают о событиях в столице, о жизни в стране; их послушать – в голове светлеет. Отец братьев в молодости состоял в масонской ложе, за что и прозвали хутор старшего брата, да и его самого Масоновыми, хотя сыновья ничего общего не имели с масонской ложей отца. Сейчас старший сын восседает в кресле предводителя дворянства. Прослыл в окрестности справедливым защитником крепостных крестьян и неукоснительным блюстителем интересов дворян.
   Живет в роскошном доме, а вокруг – бедные избушки крепостных. Он давно на словах за то, чтобы отпустить их на волю, но на деле руки не поднимаются. И тоже, как Жук, слывет в окрестности добрым паном.
   Меньшой брат – Пуздровский – жил намного беднее старшего. В молодые годы он рьяно вольнодумствовал, даже бродяжил где-то «в людях». Путался с нигилистами. Чуть-чуть за вольнодумство не угодил на каторгу, да старший брат заступился. Теперь он живет, как подобает крепостнику-помещику. Окрестные крестьяне его, видимо, за это «вольнодумство» прозвали «политиком», а хутор его – не Байраком, а Политическим.
   До этого Пуздровский-старший и Жук встречались редко. На сей раз хозяин встретил гостя вежливо и вполне корректно. Беседа завязывалась вяло, останавливалась на пустяках, и, хотя Жук задавал наводящие вопросы, чтобы речь повести в угодном ему направлении, собеседник намеков, казалось, не замечал. Однако в дальнейшем они все ж таки разговорились по душам и беседа потекла на уровне взаимного доверия.
   Пуздровский подтвердил, что болтовня Навроцкого и Корчинского не лишена основания. Проект закона об отмене крепостного права уже несколько лет подготавливался специальной комиссией. Он уже готов, но еще имеет и положительные, и какие-то отрицательные стороны, они все утрясаются.
   Но достоверно, что он уже передан на подпись царю, царь тоже его изучает и, по-видимому, подпишет и обнародует не позднее января или февраля наступающего года. Этими сообщениями Жук был предельно взволнован, но тактично себя сдерживал.
   При отъезде гостя хозяин заботливо проводил его до конца аллеи сада. Еще раз напомнил о государственной тайне, просил, чтобы разговор остался между ними, и они тепло распрощались, если и не единомышленниками, то уже вполне друзьями.
   Застоявшиеся лошади вырвались из усадьбы на прямую дорогу, хватили вскачь, но кучер, ловко лавируя вожжами, укоротил их бег до нужного аллюра, и они понеслись рысью. Промчавшись добрых верст пять с гаком, вспотели, утихомирились и пошли шагом.
   Ветерком обдувало упряжку. Легко и плавно катилась коляска. Барина убаюкивали воспоминания. Вспомнилась молодость, дни учебы в Киеве. Кольнул вопрос: а не ошибся ли он, бросив учебу? Но тут же пришло отрицание: нет! нет! Реформа пусть будет реформой! Что ни делается – все к лучшему! Только крепче держать вожжи!.. Старания – половина судьбы! И тут барин наугад, по-своему, продекламировал взбредшие на ум стихи философа Григория Сковороды:

     У всякого в мире свой ум и права,
     У каждого пана своя голова.

   Жуку теперь яснее представилось его будущее. Оно его и пугало, и радовало. Теперь крестьяне выйдут на волю. Земли крестьянину не дадут или дадут помалу. Куда ему, бедному, податься? Придет обратно. Но придет не к помещику-бездельнику, а к доброму хозяину. А он еще с молодости прослыл добрым. Землю малопригодную он заранее продал, прихватил хорошую, хотя пока в аренду, но она уже в руках. Она будет хорошо родить – приложить только руки. Приложатся! Лучшие работники обязательно к нему придут в наймиты, в батраки. А уж за рубль работать они будут лучше, чем крепостные на барщине.
   Старший сын будет ему помощник и врач, а доктор не то, что поп, – для лечения крестьян нужен. Второй сын – помещик, инженер-механик. Свой агроном-садовод – тоже получится неплохо. Винокурню можно заиметь. На сахарный заводик можно стянуться. Или часть земли отдать исполу – разве плохо? А люди на примете есть, работяги хорошие. Это побратимы-крепостные Жука, с которыми он неспроста кумовством породнился…
   На этом и завершим объективный портрет молодого барина. По его чертам мы уяснили историческую обстановку жизни людей, живших в годину крепостничества и годы, предшествовавшие отмене крепостного права. Зарисовка помогла осветить этнографию поры и места, использовать богатый материал местного фольклора и воспроизвести географию места родной Роменщины. Тех мест, откуда и

     …Пiшов наш рiд у широкий свiт,
     У всi кiнцi – хто в старцi, а хто в молодцi…

   И образовалась фамилия одного рода.
   О родословной можно было бы особо не распространяться, рассказать коротко, по образцу библейского Ветхого Завета: Авраам родил Исаака, Исаак – Якова и братьев его и т. д. Тогда наша родословная звучала бы так.
   Петро, появившийся из «стога соломы», взял себе в жены Ирину. Жена Ирина родила ему сына Максима и дочь Анну. Максим с Анной родили сынов Федора, Протаса, Ивана и дочь Марию. Федор взял себе в жены Христину. Христина родила ему сынов Ивана первого, Ивана второго (Иванька), Константина, Андрея, Александра, Василия и дочерей Любовь, Ирину (Орышку) и Ксению.
   Протас взял себе в жены Анастасию. Анастасия родила ему сына Ивана и дочерей Анну, Марию, Лукию, Марфу и Ольгу.
   Ивану жена Валентина родила сына Степана и дочку Марфу. Сам Иван, как записано в церковнославянских книгах, рано «почил в бози», т. е. умер в молодости, и, как видите, оставил ограниченное потомство.
   Вот по библейскому краткому образцу и вся родословная людей, родившихся в XIX веке. Самая последняя из этого поколения, Ольга Протасовна, замужем не была, прожила в Анастасьевке до 79 лет. Это все третье поколение рода.
   Еще раз вернемся к зачинателям рода – простого рода, «якому не буде перевода». После отмены крепостного права Петр Дробязко навестил родные края. Но жить не остался, вернулся к себе за Дунай: там у него образовалась вторая семья, неизвестная нам ветвь рода.
   Ирина, жена Петра, жила до глубокой старости и померла на хуторе Жукове. Похоронена на старом саханском кладбище. Ее невестка Анна – жена Максима Петровича – оказалась не такой, «что ни снопа связать, ни слова сказать», а хорошей и трудолюбивой хозяйкой. Была доброй и ласковой матерью детям и заботливой продолжательницей рода. Вырастила трех сынов: темно-русого, белолицего и стройного (впоследствии гусара) Федора Максимовича; чернявого, с цыганской смуглостью лица (оборотистого в деле, впоследствии армейского фельдфебеля), Протаса Максимовича; темно-русого, нежного, но хилого Ивана Максимовича и еще дочь Марусю. Забегая вперед, заметим, что Маруся прожила век бесплодной и умерла в замужестве с Засульским – сидельщиком монопольки Пучкой. Там же, в Засулье, и похоронена.
   Максим, как вам уже известно, с подросткового возраста работал на барской воловне и пас гурты, а потом чумаковал. После смерти зятя Наливца он долгие годы возглавлял чумацкие валки. Характером он был смирный. С молодым барином вперекор не вступал, помня пословицу: «скачи, враже, як пан каже». С молодым барином он даже покумовался, крестил одну из его дочерей. Сам барин доводился ему молочным братом. Максим не курил, излишне не пил, не тратил на пустяки деньги. До реформы он накопил чуть ли не тысячу рублей золотом. Скопил, но деньги в кубышки не прятал, а занял барину под закладной вексель за землю на урочище Репьяховке.
   Век он доживал на иждивении сына Протаса на своем уже хуторе Репьяховке возле Ромоданского шляха, за ярочком Вырвихвист. Там же он и умер в глубокой старости. Похоронен на хуторском кладбище, в первом (с востока) ряду, во второй могиле, рядом с могилой супруги Анны.
   За девять лет до отмены крепостного права Максимова старшего сына Федора «забрили» на пятнадцать лет в солдаты. Воевал на Кавказе. Служил оружейным мастером. А спустя три года «забрили» и среднего сына – Протаса Максимовича, но на меньший срок. Младший сын Иван рано умер, оставив малолетних наследников: мальчика Степана Ивановича и дочь Марфу. Марфа рано вышла замуж за казака Шульгу в казачье село Перекоповку.
   Наливец и его жена Анна детей не имели. Умер он на своем хуторе Гонзурив. Через два часа после его смерти на избу напали разбойники – Сотниченки, вымогали у Анны деньги. Анна мужественно, с топором в руках, охраняла окна. А разбойники, ничего не получив, подожгли хату и ушли восвояси. Подоспели прибывшие на похороны люди, потушили огонь и сняли Анну с покойником с осадного положения. Наливец и Анна похоронены на кладбище хутора Кулябчин.
   На Репьяховском хуторском кладбище, в центре третьего ряда могил, похоронена Акулина (Явдокия) Собкивна, а дальше, через три могилы, и ее муж Кондрат Собка. По левую руку, у канавы, в центре – могила Федора Максимовича, а ближе к шляху, к правой стороне, – его жены Христины и ее ятровки [5 - Жена брата мужа.] Анастасии – жены Протаса.
   На дате отмены крепостного права и заканчивается первая часть лирического повествования «Фамильной хроники». Автор исчерпал запас накопленных в детстве и за жизнь устных преданий и воспоминаний, услышанных от предков и людей старшего поколения. Обобщил и сгруппировал их, как того требовала форма принятого жанра, в таком виде, как сберегла их его память. Автор стремился зримо описать географическое расположение мест, где происходили упомянутые события. Использовал тот богатый народный фольклор, который существовал и еще существует в быту тех мест: народные песни, поговорки, пословицы и анекдоты.
   Вследствие варварства невежественных людей и неумолимого времени автор не смог описать надписи на крестах и могильных памятниках. Надписи выветрились и исчезли бесследно. Сохранились только низенькие холмики, да и они уже запахиваются.
   Обобщая материал, автор стремился к достоверности, к факту и дате. Работая над хроникой, пришел к выводу, что к описанию прошлого рода нельзя подходить как ученый или историк: их труд будет бледным и далеко не полным. «Упущенное неисчислимо, полнота недосягаема». К освещению материала автор дерзнул подойти как поэт, хотя профессиональным поэтом не был. «Поэт – всегда очевидец, хотя бы родился спустя сотни лет». Такое уж поэтическое ремесло.
   Да и пишет автор для узкого круга заинтересованных лиц – друзей и родственников, а также однофамильцев. Пусть же читатели не сомневаются в достоверности, помнят, что здесь сохранились точные исторические факты и события из жизни действительно живших людей. События несколько беллетризованы и пропущены через поэтическое воображение.
   Это начало хроники далекого прошлого одного простого рода, одной фамилии. Хроника начата и должна иметь свое продолжение, как продолжается род фамилии Скоромец.

 Апрель 1975 г.
 Пос. Пограничный Приморского края



   Продолжение фамильной хроники, составленное мной

   К сожалению, реализовать творческую задумку Константин Иванович не успел. Не планируя, ушел из жизни на 82-м году в 1992-м, написав и опубликовав несколько рассказов в местных газетах Приморского края. В советский период цензура и первые отделы при стратегически важных предприятиях и учреждениях подавили инициативу вести семейные хроники, доверяя важные «государственные секреты» Иванам, не помнящим родства. Мне подробности бытия и деятельности многих моих генетических родственников мало известны, а увлечение профессиональной специальностью – клинической и фундаментальной неврологией не оставляет лимита времени для сбора информации даже о хорошо известных мне родычах. Воспоминания дяди Кости и его рассказы являются единственным для меня источником информации о корнях нашего рода.
   Дядя Костя рассказывал, как он оказался на Дальнем Востоке. Несколько хуторян в первые годы XX века переселились в тайгу, где между сопками были плодородные участки земли с веками укоренившейся травой. Новоселы назвали свою новую землю «Зеленый Клин». Впервые об этом «клине» земли дядя Костя услышал из уст своей мамы. Он писал: «Помню, идет мать по лесу, а я за ее широкую юбку держусь, вокруг все разглядываю да расспрашиваю:
   – Мамо! Почему через одну хаты заброшенные стоят, с забитыми окнами? Мать отвечает:
   – Хозяева на Зеленый Клин поехали.
   – А зачем они туда поехали?
   – За землей да за волей.
   – И надолго?
   – На веки вечные…
   – А что в том Зеленом Клине нашли?
   – Там, у сопок, земли много – хоть подавись! Там, в тайге, деревьев – хоть вешайся, а речек и озер – хоть топись!
   – А я, мамо, когда вырасту, туда поеду?
   – О, не дай бог. Держись родного края, сынок!..»
   Вот в таких обстоятельствах он впервые и услышал о Зеленом Клине. Следует сказать, что от односельчан до 1925 года из Зеленого Клина никаких вестей в Репьяховку не поступало. Почта работала плохо: то гражданская война, то разруха. Дядя Костя к тому времени подрос и научился грамоте в церковно-приходской школе, начал пробовать себя в селькоровском деле. А вот и новость на всю околицу: дед Рогаль получил письмо из Зеленого Клина от зятя Тихона Лободы. Привез он то письмо на быках из Перекоповки. Старухе отдал. Оба неграмотные. Кто им прочитает? Вот и вспомнили старики о дяде Косте – грамотее. Читал то письмо старикам, а они плакали… Прочитал, еще и ответ под дедову диктовку написал. И вот посыпались весточки за весточкой из Зеленого Клина. Идут к нему неграмотные люди, несут свои конверты, он их читает и отписывает…
   В Зеленом Клине встретили дядю Костю земляки как родного. Освоившись, через некоторое время возвратился на Украину, женился на любимой девушке, взял с собой мать и родственников да и поехал в Зеленый Клин.
   Оказалось – навсегда. В 1990 году Константин Иванович Скоромец отметил свое 80-летие. За долгие годы сроднился с Дальневосточным краем, узнал и полюбил его людей, природу, историю, произвел пятерых детей. Гордился в душе тем, что немалый вклад в славную историю Приморья внесли и вносят украинцы. О них, о своих земляках, писал дядя Костя развернутые очерки и стихи в газету Пограничного района «Знамя Октября». Ему периодически улыбалась муза:

     Моя лилия,
     Цвет розмаю,
     Тебя я помню и молю,
     Скажи ты мне,
     Я ведь не знаю,
     За что я век тебя люблю…

 (Весна 1990 г.)
   Он участвовал в составлении поэтической антологии «Венок России Кобзарю», которая недавно увидела свет в Москве. Там есть стихотворение «Зеленый Клин»:

     Между сопок нивы зеленеют.
     Хатки. Сады роняют цвет.
     Здесь села долго не стареют,
     Хоть этим селам – сотни лет.
     Асфальт строкою лег в долину
     Средь верб, как на Десне они…
     Как будто люди с Украины
     Сюда всё в сопки завезли.
     Здесь есть: Черниговка,
     Прилуки,
     Хороль и Киевка, Ромны —
     Напоминают села внукам,
     Откуда прадеды пришли.
     Сидят бабуси, отдыхают
     И детство тихо вспоминают:
     Когда морями, кораблями —
     Считай, что год вокруг земли, —
     В Зеленый Клин вместе с волами
     Своими, наконец, дошли.
     Как на болоте хмурым летом
     Костер дымился на тропе,
     Как среди девственного леса
     Жилища строили себе.
     И так по стерням Украины
     Волы в Одессу еле шли,
     А в селах сестры голосили:
     Навек прощалися они.
     …Теперь у нас и так бывает:
     Придет со школы внука сын
     И деда в хате донимает:
     «А где же ваш Зеленый Клин?»
     Сердитый дед шутя промолвит:
     «Сгорел тот Клин
     и карты с ним».

   Моя судьба в нашем роду достаточно уникальна, поэтому о пережитом речь пойдет как бы вокруг собственной личности.
   Недавно меня попросили коротко представиться на заседании Роменского землячества, я сказал: «Скоромен, Александр Анисимович, образца 1937 года, окончил Сумскую фельдшерско-акушерскую школу и 1-й Ленинградский медицинский институт им. акад. И. П. Павлова с дипломом врача-лечебника. Более 30 лет заведую кафедрой неврологии и нейрохирургии в этом же вузе, по научному званию академик Российской академии медицинских наук, таких на Россию нас двое. Лето с семьей провожу в Анастасьевке».
   Теперь можно начать исповедь о пережитом. Как говорится, у каждой тайны есть свой срок хранения.
   Продолжая фамильную хронику, выскажу несколько мыслей для оправдания одного из названий этой книги – «Неврологические сомнения».
   Вся профессиональная деятельность врача, особенно невролога, проходит именно в сомнениях, т. е. в выборе нескольких альтернативных мнений, решений и действий. Говорят, что существует закон парных случаев, когда за короткий период времени встречаются сходные по заболеванию пациенты.
   Например, недавно пришлось консультировать с интервалом в одни сутки в разных клиниках пациентов с остро развившимся параличом ног, нарушением чувствительности и функции тазовых органов. В реанимации Ленинградской областной клинической больницы находилась женщина 45 лет, юрист (судья), которая пострадала в ДТП. Она ехала на переднем сиденье в «мерседесе», водитель которого на скорости около 140 км/час врезался в грузовик, внезапно выехавший справа и перегородивший дорогу. Машина разбилась и не подлежала восстановлению, водителя спасла подушка безопасности, он получил сотрясение головного мозга и трещины ребер, а пациентка пострадала сильнее: ушибы головного мозга, трещина костей основания черепа и множественные переломы костей: правого плеча, левого предплечья, пяти ребер, левого бедра, правой голени и костей таза. Два месяца ей пришлось находиться на скелетном вытяжении, пока не образовались костные мозоли в местах переломов конечностей. Однако раздробленный перелом вертлужной впадины и подвздошной кости потребовал оперативного вмешательства в области левого тазобедренного сустава. Произвольные движения в коленных суставах и стопах были нормальными. Операцию травматологи проводили с перидуральной анестезией иксилоном на уровне L -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


-L -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


. Операция продолжалась около двух часов. На следующий день после прекращения введения анестетика у больной сохранилась тотальная анестезия от уровня реберной дуги и книзу, полная неподвижность ног, недержание мочи и кала с отсутствием позывов к этому. После снятия фиксирующей повязки с таза и левой ноги неврологические расстройства в виде нижней параплегии, параанестезии и нарушения функции тазовых органов оставались. Выполненная магнитно-резонансная томография грудного и пояснично-крестцового отделов позвоночника выявила грыжевое выпячивание диска L -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


-S -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


на 7 мм с компрессионной деформацией дурального мешка на этом уровне. Поясничное утолщение было неотчетливым, т. е. диаметр спинного мозга на уровне среднегрудных и поясничных сегментов сохранялся одинаковым.
   В неврологическом статусе выявлялась легкая анизокория, феномен спотыкания глазных яблок при слежении за движущимся молоточком по горизонтали, умеренная девиация языка влево (расценено как последствие ушиба головного мозга); снижение мышечной силы в кистях (динамометрия правой кисти – 12 кг, левой – 10 кг), снижение глубоких рефлексов на руках; паралич ног с низким мышечным тонусом, диффузной атрофией мышц нижних конечностей; отсутствие коленных, ахилловых и подошвенных рефлексов, анестезия всех видов с верхней границей на уровне реберной дуги; отсутствие вибрационного и тактильного чувств в нижней половине тела; автоматическое опорожнение мочевого пузыря; отсутствие позывов к мочеиспусканию и дефекации. Выявленные неврологические расстройства точно указывали на локализацию поражения спинного мозга – нижнегрудные и пояснично-крестцовые его сегменты. А характер процесса вызывал большие сомнения. Выявленная на магнитно-резонансной томографии грыжа пояснично-крестцового межпозвонкового диска могла сдавливать крупную радикуло-медуллярную артерию и нижние корешковые вены. Вследствие такого диско-сосудистого конфликта развилось нарушение кровообращения в спинном мозге и его корешках (радикуло-миело-ишемия), что и привело к имеющимся у больной неврологическим расстройствам. Длительная неудобная поза больной во время операции при значительной грыже диска привела к декомпенсации спинномозгового кровотока. Однако при исследовании иннервации верхних конечностей выявилось снижение мышечной силы в них и снижение глубоких рефлексов. Это потребовало дополнительных расспросов по анамнезу. И пациентка сообщила, что через 10–15 минут после начала перидуральной анестезии она почувствовала ощущение «дурноты», головокружение и онемение в руках и ногах. Из-за слабости не могла шевелить руками. Спустя сутки прошло онемение в правой руке, а затем постепенно восстановилась чувствительность и в левой. Также восстановилась сила в руках.
   Это анамнестическое уточнение позволило пересмотреть механизм поражения спинного мозга и диагностировать токсический миелит. Анестезиолог при введении иглы в эпидуральную клетчатку, очевидно, проник в субдуральное пространство и ввел анестетик в ликвор. Такая техническая ошибка врача привела к тяжелому токсическому поражению спинного мозга. Естественно, что концентрация анестетика на уровне шейного отдела спинного мозга была меньшей, чем на уровне нижнегрудных и пояснично-крестцовых сегментов. Последние пострадали практически необратимо. Нижняя параплегия и параанестезия сохранялись и через пять месяцев.
   На следующий день после консультации и диагностирования вышеприведенной пациентки ректор университета с огорчением поведал об «осложнении» перидуральной анестезии в хирургической клинике нашего университета. Речь шла о 65-летнем мужчине, у которого развилась атеросклеротическая аневризма брюшной аорты с нарушением функции кишечника. При перидуральной анестезии таким же препаратом (при пункции между 9 и 10-м грудными позвонками) выполнялось протезирование брюшной аорты (с уровня чуть ниже отхождения почечных артерий). Операция продолжалась чуть более часа и завершилась вполне успешно. Однако на следующий день у больного оставались неподвижными ноги, наблюдалось онемение ног, ягодиц, промежности и нижней части живота до уровня линии пупка. Сохранялось недержание мочи. Послеоперационная рана заживала первичным натяжением. Протез брюшной аорты и подвздошных артерий функционировал хорошо.
   В неврологическом статусе были выявлены оживленными рефлексы орального автоматизма, умеренные расстройства когнитивных функций (памяти на текущие события, внимания), которые расценивались как проявления атеросклеротического хронического нарушения мозгового кровообращения. Транскраниальная ультразвуковая допплерография подтвердила атеросклероз сонных артерий и их внутричерепных разветвлений. Иннервация верхних конечностей сохранялась в норме. Динамометрия правой кисти – 42 кг, левой – 38 кг. Паралич ног с низким мышечным тонусом; отсутствие ахилловых и подошвенных рефлексов, нарушение болевой и температурной чувствительности с уровня пупочной линии и книзу, включая аногенитальную зону. На фоне такой параанестезии выявлены участки (пятна) с просветлением болевой чувствительности (больше в дистальных отделах ног). Поверхностная и суставно-мышечная чувствительность сохранена. Вибрационная чувствительность на лодыжках – 8–10 секунд. Недержание мочи, запор. Пульсация артерий ног сохранена. На магнитно-резонансной томографии грудного и пояснично-крестцового отделов позвоночника выявлены деформирующий спондилоз и остеохондроз нижних поясничных дисков, грыжи Шморля в тела 2–3-го поясничных позвонков. Отмечено умеренное утолщение нижней половины спинного мозга (его отек).
   Анализ клинической картины у этого больного показал, что поражены нижнегрудные и пояснично-крестцовые сегменты спинного мозга. Однако по поперечнику пострадали только его передние две трети: учитывая диссоциированную параанестезию, можно констатировать сохранность задних канатиков. Получается, что пострадал бассейн передней спинальной артерии.
   Вскоре после перидуральной анестезии не было никаких неприятных ощущений в руках и голове, онемение выявилось только в нижней части тела. Поражение спинного мозга развилось уже в процессе выполнения протезирования. Оказалось, что в протезе брюшной аорты не было поясничных артерий. Удаляя брюшную аорту, перевязали все поясничные артерии. Очевидно, от одной из них формировалась передняя радикуло-медуллярная артерия поясничного утолщения (артерия Адамкевича), что привело к ишемии нижней половины спинного мозга – в бассейне передней спинальной артерии. Проводимый комплекс введения вазоактивных, ноотропных, антиагрегантных препаратов и витаминов привел к заметному регрессу неврологических синдромов – восстановилась функция тазовых органов, появились активные движения в ногах (спустя три недели сила мышц ног достигла 2–3 баллов), стали проявляться коленные рефлексы и знак Бабинского, расширились зоны гипестезии.
   За многолетнюю клиническую практику наблюдалось немало подобных случаев, которые врачами толковались по-разному и нередко – ошибочно.
   Однако, чтобы стать хорошим профессионалом, каждому приходится последовательно преодолевать и осваивать определенные житейские ступени, о чем и пойдет речь ниже.



   Лестница жизни


   Первая, фундаментальная, генетическая ступенька
   Таинство зарождения

   Подсознательная, генетическая память хранит огромное количество информации о событиях индивидуальной жизни и фактах из жизни человечества и всего живого на планете Земля, полученной индивидуумом из учебников, литературы, средств массовой информации. В этом автобиографическом повествовании преобладают факты личные, естественно, в связи их с окружающей жизнью.
   Эволюция роста и созревания личности проходит определенные этапы жизненного цикла, которые можно сравнить со ступенями лестницы. Как правило, на ступеньку вверх человек забирается (легко или с трудом карабкается) сам. Значительно реже он оказывается на вышенаходящейся ступеньке по воле других, окружающих.
   Передвижение по служебной лестнице есть карьера, а движущая сила этого процесса – карьеризм. Судьба каждого находится во взаимодействии личных дел и влияния окружающих. Именно окружающие либо тебя ценят, поддерживают, помогают, подталкивают к достижению ближайшей цели – освоению новой ступеньки, либо препятствуют этому, удерживают за руки, ноги и полы одежды.
   Мое автобиографическое повествование состоит из освещения личных действий и влияния окружающих – родственников, учителей, друзей и просто оказавшихся рядом людей.
   Зарождение человека происходит при встрече двух яйцеклеток в нужное время в нужном месте. Материнская яйцеклетка спокойно шествует, освободившись из яичника, по фаллопиевой трубе к матке. А навстречу к ней мчатся более 2,5 млн сперматозоидов. Наиболее проворные в нее внедряются, образуя овоцит. Тайные силы природы осуществляют взаимодействие двух генетических наборов (женского и мужского) и формируют ткани – все органы и системы организма человека. Вершиной материального субстрата является нервная система – мозг человека. Не будет преувеличением охарактеризовать мозг как самую высокоорганизованную материю на планете с колоссальными потенциальными возможностями, как самую чувствительную к вредным воздействиям окружающей среды (нехватке кислорода – гипоксии, недостатку притока питательных веществ, травме, инфекции и т. п.).
   Абсолютно корректно можно утверждать, что все органы и системы человеческого тела имеют одну конечную цель – оптимально обслужить нервную систему: мышечно-костная система передвигает мозг по планете; кости черепа охраняют мозг от травмы; кожа и слизистые, как и органы чувств, информируют мозг о внешней среде обитания; желудочно-кишечный тракт перерабатывает пищу до удобоваримого состояния, чтобы накормить мозг; печеночная и почечная системы очищают кровь от вредных молекул; сердечно-сосудистая система доставляет питательные вещества, включая кислород от легочной системы; иммунная система обеспечивает защиту мозга и всех систем от инфекции и т. д.
   Выясненная деятельность отдельных нервных клеток – нейронов – положена в основу создания персональных компьютеров. Сегодня самые лучшие компьютеры моделируют работу около 200 тыс. нейронов. Это уже думающие компьютеры, способные решать мыслительные задачи (играть в шахматы, обслуживать роботов и т. п.). А мозг новорожденного человека состоит из более 15 млрд нейронов – колоссальный резерв для выживания мозга! Поэтому мозг новорожденного – самый лучший персональный компьютер на планете Земля. И всю жизнь мозг индивидуума закладывает все новые программы для своей деятельности. Благо, если программы созидательные, и беда для человечества, планеты, если эти программы разрушительные, деструктивные.
   В какой ситуации формировалось мое тело и мозг?
   Философия оптимизма проста как ясный день. То, что человек рождается, – абсолютная случайность, так как мама могла прервать беременность, спонтанно или произвольно; также будущего ребенка поджидает много инфекций и травм внутриутробно и при прохождении к белому свету и воздуху и многое другое. А то, что каждого из живущих не будет, – это абсолютная закономерность. Отсюда выводы:
   1) радуйся жизни сам и радуй других;
   2) не бойся уйти в мир иной, однако сделай это как можно позже.
   Моя старшая сестра Таня сообщила «секреты» моего появления на свет. Мама, Панасейко Ефросиния Терентьевна, 1903 года рождения, и папа, Скоромец Анисий Иванович, 1906 года рождения, к 1931 году произвели на свет Божий четверых детей и решили «завязать» с этим, считая, что выполнили чадородную миссию. Благополучно родив сына Ивана (рано погиб, фотографий не осталось) и троих дочерей – Таню, Марусю и Галю, больше заводить детей не планировали, так как годы пошли трудные – голодомор на Украине в 1932–1933 годы. Политики создали искусственную ситуацию: урожай был хороший, но у крестьян отобрали все зерно – для того чтобы накормить горожан и отдать долги США. (По информации, полученной в Музее города Путивля в 2004 году на выставке «Голодомор на Украине», зерно, предназначенное для американцев, высыпали в Черное море за ненадобностью Америке.) К весне 1933 года народ Украины семьями вымирал. Моим родителям мешок муки подарил бездетный сосед Рыбка Алексей Антонович (механизатор МТС, где платили лучше, чем колхозникам на трудодень). Этот поистине добрый и умелый мастеровой человек живет и здравствует уже более 90 лет! И ходит, а точнее, ездит на велосипеде в мастерскую-кузню. Ему попадались спутницы жизни слабые здоровьем – рано уходили в мир иной. Однако находятся сердобольные и заботливые женщины, которые помогают ему по дому. Алексей Антонович не курит, по праздникам пьет только хорошее вино, чем стараюсь его обеспечивать впрок в знак благодарности за сохранение нашей семьи в голодоморье и за мелкие услуги по нынешнему быту, строительству – нарезать и заточить костыли, наточить лопату, пилу и т. д.
   Первым председателем колхоза в Анастасьевке был А. А. Бемберя, хороший организатор, спокойный, доброжелательный, немного глуховатый. В послевоенные годы председателем колхоза работал Михаил Никифорович Бутко. Его дочь Нина, моя одноклассница, была очень похожа на свою мать (смуглая кожа, темно-карие глаза, легко возбудимая и часто возмущающаяся по пустякам).
   Мои родители работали от зари до зари – от восхода солнца до появления вечерней звезды или луны. Трудились с песнями, преуспевали в уборке зерновых и сахарной свеклы. Мама была звеньевой в колхозе. Благодаря трудолюбию и крестьянской расторопности она первая на Украине вырастила высокий урожай сахарной свеклы – 500 центнеров с гектара. За это ее официально нарекли первой пятисотенницей. Для выращивания такого урожая мама зимой и весной удобряла землю пеплом из перегоревшей соломы и куриным пометом. Она стала стахановкой, и ее избрали делегатом Второго съезда колхозников-ударников в 1935 году (11–17 февраля). На этом съезде был принят Примерный устав сельскохозяйственной артели.
   На фоне интенсивной физической работы по уборке урожая и ярких эмоций от поездки в Москву на съезд, где общалась с «вождем всех народов» И. В. Сталиным (в награду получила его бронзовый бюст), у мамы прекратились месячные. Она подумала о наступлении климакса. А потом обратила внимание на полноту в животе и легкое шевеление. Испытав некоторый ужас, пошла к местной абортмахерше (тетке Явдохе), которая «выручала» забеременевших односельчанок простым способом: деревянное веретено (с его помощью в долгие зимние вечера пряли нитки из конопли) смазывала хозяйственным мылом и вводила в шейку беременной матки, оставляя там на некоторое время. Вскоре наступали преждевременные роды, или просто выкидыш. Аборты в то время в Советском Союзе были запрещены, чтобы восполнить массовые потери во времена Гражданской войны и коллективизации с раскулачиванием. Накануне сделанное прерывание беременности одной односельчанке (криминальный аборт) осложнилось тяжелым воспалением матки с высокой температурой. Если эта заболевшая обратится за медицинской помощью и выявится содеянное, ответчице (абортмахерше) придется отбывать длительное тюремное заключение. Поэтому она категорически отказалась «помочь» маме избавиться, как выяснилось через 4,5 месяца, от меня. 27 марта 1937 года мама родила меня на теплой печи. Это произошло примерно в 18 часов. Дома была старшая сестра Таня, которой в то время стукнуло аж 12 лет, и она ржавым самодельным ножом перерезала пуповину и перевязала суровой ниткой. В сельсовете меня зарегистрировали 28 марта 1937 года, в день Александра, что и определило выбор имени. В роду Скоромцов это строго соблюдалось – новорожденного называть по святцам церковных имен, т. е. именинным дням. Этим саморегулировалось равномерное накопление различных имен. Так случилось, что мой дедушка Иван имел родного брата также по имени Иван, так как оба родились в дни именин Ивана (один – весной, другой – осенью), и были в одной семье Иван-старший и Иван-младший. Маме я показался маленьким и слабеньким, она произнесла: «Хорошо, что не взяла грех на душу, он такой хилый, что и сам помрет». Вместе с тем мама была нежная и нежадная – кормила меня грудью до двух лет, пока мне самому не стало стыдно сосать сисю (но привычка эта осталась на всю мою сознательную жизнь!).

   Моя мама – Ефросиния Терентьевна Скоромец-Панасейко (1903–1979)

   Мой отец – Анисий Иванович Скоромец (1906–1984)

   Сестра Татьяна Анисимовна (Крохмальная) (01.10.1926–14.10.1993), ее муж Александр Семенович и я

   Сестра Мария Анисимовна (Носыко) (03.03.1929–08.06.1985)

   Сестра Галина Анисимовна (Бардаш, род. 15.08.1931)

   Мне уже 12 лет

   Анастасьевка, р. Артополот, которая впадает в Сулу

   Здание сельского совета и управления колхоза им. М. И. Калинина в с. Анастасьевка

   Мемориальная доска первому председателю сельского совета П. К. Мартыновскому и первому председателю колхоза О. О. Бемберя

   Бюст летчицы – старшего лейтенанта Е. И. Зеленко

   Сам я ничего этого не помню, в памяти – рассказ сестрички. Мама никакого декретного отпуска не имела, продолжала физически работать. Нянчиться со мной поручили средней сестричке Марусе (1929 г. р.), самой красивой и нежной. Ей нередко приходилось носить меня на подкрепление маминым молочком в поле, иногда она оставляла меня лежать в борозде или под копной снопов жита. Я посплю-посплю, а потом покушаю и снова – спать.
   Короткие фрагменты в памяти сохранились с двухлетнего возраста, когда хутор Репьяхивку ликвидировали и на возу перевозили домашний скарб и меня в хутор Артополот (этот хутор был большим, какое-то время назывался по фамилии пана – Суденка, примыкал к другому хутору Шкарупын). После объединения хуторов образовалось село, которое нарекли именем рано ушедшей из жизни дочери пана Шкарупы Анастасии – Анастасьевка.
   Находясь первые два года на хуторе, считай в поле, я не общался с детьми-сверстниками. Их там не было. Поэтому первые месяцы жизни на новом хуторе я прятался дома, избегая общения с соседом через дорогу Гришей Белошниченко. По возрасту он был старше меня на два года. По учебе в школе я сравнялся с ним в пятом классе, так как он повторял учебу в одном классе дважды. Будучи соклассниками и имея психологическую совместимость, мы подружились и к урокам готовились вместе – домашние задания он списывал у меня. Но это происходило уже в послевоенные годы – в конце 1940-х годов.
   А до этого были годы Великой Отечественной войны. Отец ушел на фронт возить артиллерийское оружие, а сестры прятались у родственников в других селах, чтобы не угнали их в фашистскую Германию на рабский труд в немецких семьях и на предприятиях. Когда Украину оккупировали немцы (осень 1941 года), было опасно ночевать в хате (от зажигательных бомб и снарядов они часто загорались), поэтому ночевали в погребе, как в землянке. На полу лежали солома, кожух и рядно (самотканое одеяло из овечьей шерсти). Было тепло. В начале боевых действий на близкой к селу территории спал с сестрами, однако вскоре они исчезли.
   Когда немцы пришли в село, было шумно, они бегали по двору, громко разговаривая, в сарае пристрелили свинью (вначале она дико верещала, затем наступила ужасающая тишина), наловили кур, забрали яйца, зерно. Вскоре исчезла и корова. Двор опустел, немцы ушли с добычей. Больше они в селе не появлялись (от трассы, по которой двигались войска, Анастасьевка находится в 9 километрах).
   Из эпизодов оккупации помнится еще бой самолетов над селом. В сентябре 1941 года стоял теплый солнечный день, и я пошел в огород поесть помидоров и морковки. Вижу – два самолета летят друг другу навстречу и вдруг столкнулись в небе, загорелись и с хвостом дыма плюхнулись на землю: взрыв, огонь и дым. Оказалось, что наша Катя Зеленко, старший лейтенант в свои 25 лет, стала первой в мире женщиной, совершившей таран «мессершмита». В честь такого подвига Всемирная астрономическая служба назвала ее именем вновь открытую звезду-планету, а самой Кате посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Потом ее символические останки похоронили в центре села Анастасьевка у аллеи Славы. На памятнике имеется надпись: «12 сентября 1941 года над селом Анастасьевка в неравном бою с врагом первая в мире женщина-пилот Зеленко Е. И. совершила воздушный таран и геройски погибла. В честь отважной летчицы Кати Зеленко Международный планетарный центр назвал одну из планет "Катюша"».
   После ухода немцев из села оставалось много мин и снарядов в кустах и лесочках. Известно много случаев взрывов таких «игрушек» в руках мальчишек. Запросто мог стать жертвой такой ситуации и я. Помню, как нашел небольшой красивый предмет в черном футляре с яркой желто-оранжевой пластинкой. Тут же позвал своего товарища-соседа Гришу Белошниченко, и мы с восхищением стали рассматривать «штучку», пытаясь раскрутить. Ситуацию взрыва предупредил вовремя проходивший мимо нас взрослый односельчанин. Он быстро скомандовал: «Хлопци! Тыхо положить мину на землю и разбегайтесь!», взял эту страшную находку и отправился в яр. Через короткое время мы услышали взрыв. Испуганные, ждали возвращения этого дяди из яра, хотели туда сбегать, думали, его разорвало. Однако, к нашей радости, он шел, улыбающийся, нам навстречу и сказал: «Передайте своим батькам, что я спас вам життя и целыми руки!» Очевидно, сама судьба нам с Гришей улыбнулась!
   Можно вспомнить один из летних дней 1945 года. За несколько месяцев до окончания Второй мировой войны (Великой Отечественной войны для нас, жителей Советского Союза) мама получила похоронку на отца. Тихо сказала: «Царство ему небесное», краем тоненького сатинового платка на голове смахнула слезинки, прижала нас с Галей к себе и долго молчала. Потом произнесла: «Ну что ж, надо работать, чтобы выживать. Тебе, Шурик, придется гусей пасти, а Галя старше – будет ходить на жныва».
   Так оно и было. Гале в колхозе вначале доверили волов (быков) с телегою и деревянным кузовом – бистаркой для перевозки зерна (а сено, снопы и солому возили на телеге другой конструкции – гарбе). Бригадир Андрей Андреевич быстро убедился, что Галя, хотя и дивчына, управляется с любой работой не хуже толкового дядьки или парубка. Поэтому вскоре ей доверили пару лошадей, которые более проворно справляются с перевозкой урожая, – могут бежать рысью, а для любителей быстрой езды – и галопом. Управлять лошадками также проще, удобнее с помощью вожжей и уздечки. Упряжка лошадей в телегу осуществляется с помощью хорошо подогнанного к шее и грудине коня хомута с посторонками к баркам. А волы запрягаются парами в ярмо, которое крепится к дышлу, к их рогам привязываются веревки (налыгачи), и ездовый управляет ими с помощью кнута и слов «цоб» (поворот налево), «цебе» (поворот направо), и волы лениво это исполняют. При ответственной парковке воза волами управляют с помощью налыгача. За день работы с волами ездовый накрикивается до хрипоты и наматывается кнутом до утомления рук. Потом ночью хорошо спится. Галя особенно любила возить зерно с поля, от молотилки на колхозный ток, где его подсушивали и очищали на веялке (струя зерна обдувается ветром, и таким образом выдуваются легкие фракции мусора и семена бурьяна, которые попадают во время обмолота снопов). А еще больше Галя любила возить очищенное зерно (рожь, пшеницу, ячмень, овес и др.) в мешках на государственные зерносклады и колхозные зернохранилища. Вместо выгрузки зерна из бистарки деревянной лопатой на ток зерно в мешках по 40–50 кг и более (в чувалах весом до 103 кг) приходилось поднимать на вершину горы из этого зерна, забираясь туда по деревянной доске. С этой вершины зерно приятно растекается во все стороны, словно вода с пирамиды. Радующее душу зрелище! Однако надо иметь хорошую мышечную систему и крепкий позвоночник, чтобы подняться с мешком на спине на вершину зернохолма. Обычно это не девчачье дело. Но Гале это было посильно и доставляло удовольствие, когда односельчане подбадривали и восхищались ее физической выносливостью.
   Однажды на току какую-то критику в адрес работавшей женщины начал высказывать здоровенный дядько Федир Грабар, который считался в селе самым сильным. Галя молча подошла к нему – а ростом она доходила ему по плечи! – слегка наклонилась, схватила его за бедра, подняла и со всего маху бросила в еще замусоренное зерно с половой. Он не успел опомниться, как оказался в этой полове с колючими мелкими устюками. На току работали с десяток женщин, которых эта ситуация восхитила и потешила. Они стали громко хохотать, приговаривая: «Ага, какой ты, Федир, оказывается, слабак! Мы думали, что ты у нас самый сильный. А оказалось, что наша Галя сильнее. Знай наших девчат и никогда к нам не приставай!» Оскорбленный в своем самолюбии, он громко выругался и, бурча что-то себе под нос, ретировался с колхозного тока… Как-то выезжавшая учительница подарила Гале красный берет, который стал единственным головным убором на все случаи жизни. Во время пыльной работы при обмолоте снопов и загрузки зерном бистарки Галя надевала этот берет, за что ее обзывали «наш красный партизан». Много интересных приключений случалось с Галей и односельчанами.
   Очередной стресс мама и мы пережили, когда уже после объявления об окончании войны ночью вернулся домой отец – на двух костылях, с гноящимися ранами на голенях и стопах. Оказалось, что, будучи уже в Берлине, он подорвался на мине и получил множественные осколочные ранения ног и туловища. В бессознательном состоянии его отнесли в медсанбат и срочно переправили в тыловой госпиталь на лечение. Так, поэтапно, он оказался в госпитале аж в Баку. Очевидно, никаких письменных следов переправки отца в Баку в оставшейся действующей части не сохранилось, и командование взвода посчитало его погибшим. Тогда заполнили стандартную похоронку и отправили по домашнему адресу. Как потом выяснялось, нередко после похоронок, полученных родственниками, солдаты возвращались с «того света». К сожалению, несколько десятков миллионов легли на полях сражений по обе стороны фронта – как советских, так и немецких солдат и офицеров, и похоронки на них оказались достоверными.
   Коротко можно вспомнить еще один день той поры, скажем, 24 июня 1945 года. Я проснулся сам около семи часов солнечного и тихого утра. Умылся и выпил чашку парного молока с кусочком черного хлеба, который мама сама выпекала в печи из смеси ржаной и гречневой муки. Сковородкой служил лист свежей капусты, он высыхал и припекался к буханке, и его съедали вместе с хлебом. После такого завтрака выламывал свежую ветку в кустарнике американского клена. После спиливания основного ствола клена на дрова ежегодно и очень быстро от остающихся в земле корней вырастали новые пагонки клена, которые служили прекрасным кнутом для управления гусями. Свежие ветки клена достаточно длинные и эластичные, ими легко пугать гусей и направлять в нужную сторону. В мои обязанности входило прогнать гусей по селу и в яр к ставку. Там они плавали и хорошели. Вечером приходилось пригонять их от ставка во двор, а днем периодически ходить к ставку, чтобы проверить гусочек и выгнать из чужого огорода, где росли колосовые – пшеница, ячмень, которые их постоянно примагничивали. Иногда прохожие односельчане напоминали: «Твои гуси в шкоде. Беги выгоняй!» Эффективность такого кленового дубчика прочувствовал и я на собственных ягодицах от возвратившегося с фронта отца.
   Вечером мама объявила: «Иди, сынок, вечерять!» А я спросил, что сегодня на вечерю. Она сказала: «Молоко с хлебом». Это был стандартный весенне-летний ужин, который мне основательно надоел, о чем я и сообщил: «Надоело мне молоко с хлебом! Не буду его кушать», – и демонстративно вышел из хаты, стал за ее угол и громко разревелся. Через несколько минут, еле передвигаясь и попутно выломав кленовый дубец, ко мне подошел отец, поставил костыль к стенке хаты, одной рукой взял мое ухо, а другой вжарил дубцем по попе, приговаривая: «Перестань хныкать и сейчас же иди вечерять что дают!» Пришлось выкушать молоко с хлебом вместе со слезами. А когда лег в постель с обидными мыслями на судьбу, мечтал: «Скорее бы вырасти и уйти из дома!»
   (А спали мы на полу, на коллективном лежбище для родителей и детей. Вдоль двух стен стояли лавки, на них положены доски, затем матрасы из пера домашних птиц. Укрывались зимой лижныком – самотканым одеялом из шерсти овец, а летом – одеялом из самотканого полотна. Из такого полотна шили и ночные рубашки. У меня они всегда были не по возрасту длинные, так как доставались по наследству от сестер, которые выросли из этих рубашек, а я еще не дорос. Долгое время был мелким мальчиком – в маму и ее род: дедушка Терешко не превышал 170 сантиметров, а мама и того меньше – 162 сантиметра. Я догнал дедушку в период от 16 до 20 лет плюс добавил акселерационных 2 сантиметра.)
   Но до момента ухода из дома надо было еще много лет учиться в школе. Именно в школе я потом узнал, что в тот памятный день, 24 июня 1945 года, в Москве прошел легендарный Парад в честь Победы Советского Союза над фашистской Германией. Хотя Днем Победы считается 9 мая 1945 года, но к параду следовало подготовиться основательно. На совещании в Кремле лично товарищ Сталин, как Верховный главнокомандующий, предложил по-русски отметить это воистину великое историческое событие: дать обед и провести парад. В Генеральном штабе срочно собрали комиссии по подготовке обоих мероприятий. Комиссию по подготовке парада возглавил начальник Генштаба генерал армии Алексей Антонов. В нее входили люди из Комендатуры Кремля, Московского военного округа и других организаций. На подготовку парада комиссия запросила два месяца. Иосиф Сталин на эту подготовку дал 30 суток. За это время требовалось выбрать из четырехмиллионных Вооруженных сил 15 тысяч наиболее достойных, всем сшить новое парадное обмундирование и – самое главное – обучить героев войны ходить строем. Понятно, что на фронте «гусиным шагом» не очень-то маршировали. Работа нашлась всем. Даже мастерские Большого театра, которые в войну подчинялись командованию тыла Вооруженных сил, шили штандарты для наших фронтов и армий. Принимал их работу сам Сталин – и первый вариант забраковал!
   Идея бросить немецкие знамена к Мавзолею Ленина также пришла в голову вождю. Об этом я читал в воспоминаниях начальника Оперативного управления Генштаба генерал-полковника Сергея Штеменко. Для этой церемонии из 900 тысяч солдат комиссия выбрала 200 наиболее представительных. Группе «бросальщиков» знамена выдали только в день проведения парада. Тренировались они с длинными деревянными стойками от армейских палаток. После парада все трофеи были переданы в фонды Центрального музея Вооруженных сил СССР. Ходила легенда, что сперва парад хотел принимать лично Сталин. Для этого он вроде бы даже начинал тренироваться в верховой езде, но упал с лошади и бросил эту затею. Командовал парадом маршал Рокоссовский на жеребце Полюс, а принимал парад маршал Константин Жуков на Кумире. Мы слушали по радио фрагменты трансляции этого парада Победы из Москвы. Телевидения в те времена не было и в помине. Иосиф Сталин наблюдал и принимал парад в мундире генералиссимуса. (К слову, кроме Сталина это высокое звание в России имели еще несколько его предшественников. Первыми русскими генералиссимусами царь Петр I назначил бояр Ромодановского и Шеина, командовавшего сухопутными войсками во время второго Азовского похода в 1696 году. Само звание Петр узаконил в воинском уставе только через 20 лет. В 1727 году, уже после смерти Петра I, титул генералиссимуса получил Александр Меншиков, с именем которого связаны многие победы над шведами. В 1740 году генералиссимусом Российской империи в результате дворцовых интриг стал Антон Ульрих Брауншвейгский, не имевший никаких особых военных заслуг, кроме разве что приглашения в Россию барона Мюнхгаузена. Пятый генералиссимус – Александр Суворов, который не проиграл ни одного сражения, – получил этот титул в 1799 году, незадолго до своей смерти.)
   Итак, вся наша страна ликовала, оставшиеся в живых либо залечивали раны, либо с энтузиазмом принимались восстанавливать разрушенное хозяйство. В мои семь лет мне доверили пасти телят, за что я получил первую зарплату в виде трудодней, на которые в конце лета начисляли по 500–700 граммов жита или пшеницы и 30 копеек деньгами, которых на руки не выдавали, а погашали стоимость облигаций ежегодных государственных займов. Этих денег не хватало на выплату налога на землю и всё, что на ней росло. Налогом облагалось каждое фруктовое дерево (яблони, груши), коровы, поросята. В каждую семью приходил страховой агент и регистрировал наличие всякой живности и количество фруктовых деревьев в саду. Даже шкуру поросенка и теленка обязали сдавать государству за мизерную цену. Подавлялась всякая инициатива предпринимательства. Еще до начала войны мой отец, будучи механизатором и самоучкой-умельцем, смастерил агрегат для получения подсолнечного масла (олии). В трудные годы лихолетья, осенью, когда убирают урожай подсолнухов, мама решилась использовать эту самодельную маслобойню. Давили олию по ночам, чтобы не было лишних свидетелей. В такие ночи распространялся чудесный аромат свежежареных семечек. Однако шила в мешке не утаишь. Кто-то донес о таком частном производстве, «компетентные» органы провели обыск и нашли агрегат из дубовых досок, цилиндра, поршня и других мелочей для выжимания масла из мятых семечек. Маму наказали штрафом в 11 тысяч рублей. Пришлось активизировать работу самогонного аппарата. Брагу делали из сахарной свеклы. Самогонкой наполняли медицинские резиновые грелки. Две-три таких грелки подвязывали на талии и пешком проходили 25 километров в город Ромны, где сдавали оптом эту самогонку перекупщицам. Вот так мама собрала штрафную сумму и передала «государству».
   В такой семейной и общественной обстановке проходили мои дошкольные годы.


   Вторая ступенька
   Учеба в Артополотской семилетней школе
   (1944–1951)

   Осенью 1943 года, когда мне было шесть лет с небольшим, очень захотелось пойти в школу. К этому времени я уже научился считать до 100, читать по слогам (заглядывал в домашние задания сестрички Гали, которая ходила в старшие классы). Жажду знаний стимулировало общение с поселившейся по соседству молодой учительницей по биологии Чечет Марией Ивановной. Она была очень спокойная, флегматичная и добрая, однако так и не вышла замуж, прожив в пришкольной однокомнатной квартире до своих 80 лет. (Во время ежегодных школьных каникул и отпусков всегда ходил к ней побеседовать, подарить конфеты, чай, иногда интересные книги о животном мире планеты.) В школу принимали только с семи лет, поэтому я ходил в первый класс де-факто, в списках не значился. Учительница Надежда Покушалова – молчаливая, неулыбчивая женщина – иногда позволяла мне отвечать на поставленные ею перед классом вопросы.
   Я почти всегда тянул руку, зная ответы на вопросы. Она ставила отличные оценки на листочке с моей фамилией. Из-за отсутствия тетрадей мы писали на газетной бумаге или на светлых полях газет.
   В школу ходил босиком до появления первого снега в декабре. Ручку с пером, чернильницу и аналоги тетрадей носил в самодельной, самотканого полотна сумке с длинной – через плечо – ручкой. Почему-то называли такие сумки «шанька».

   Артополотская семилетняя школа

   Послевоенная семья собралась вновь (слева направо): сестра Маруся, отец, я, мама и сестра Галя

   Помнится, к празднику Великой Октябрьской социалистической революции (7–8 ноября) в школу передали три букваря и объявили, что выдадут отличникам. Я не сомневался, что букварь достанется и мне. Однако учительница буквари выдала другим, а мне сказала: «Тебе пусть сестры купят» (Таня и Маруся учились в училищах г. Ромны). Мне стало очень обидно; придя домой, я объявил, что больше в школу не пойду и Покушалиху видеть не хочу. Сказано – сделано… Правда, иногда хотелось пойти с первоклассниками, которые утром с шумом шли в школу мимо нашей хаты. Учительница тоже ходила в школу и домой мимо нас. Если я ее замечал, то прятался в кустах, в саду за хатой. Не мог ее понять и простить.
   Родители меня поддержали, в школу не отправляли и даже рады были дождаться моего «совершеннолетия» для первого класса.
   В сентябре 1944 года я законно пошел в первый класс со своим соседом Володей Скачко. Учительницей нашей была односельчанка Вера Петровна Самычка-Юрченко: строгая, формальная и, как мы считали, ябеда, так как, будучи соседкой (через хату) Володи Скачко, докладывала его матери о наших мелких шалостях в школе (то подставим ножку бегущей девочке, то подергаем за косу, ущипнем за талию и т. п.). А мама Володи – шумная, невротичная – сразу доносила моим родителям, которые никаких мер не принимали, однажды мама так отреагировала на это: «Собака лает, ветер носит»…
   В первом классе оказалось три тезки, три Шуры, но две из них были девочки. Если сзади кто-то обращался «Шура», я оглядывался, и если это относилось не ко мне, то огорчался. Через месяц пребывания в школе так часто повторялось ложное реагирование на имя Шура, что я дома родителям устроил «истерику». С обидой заявил: зачем меня назвали женским именем? Что, не было лучшего, мужского? Мама и сестра Галя стали успокаивать, что это хорошее историческое имя – Александр (Македонский, Невский, цари России Александр I и II и много хороших людей), а уменьшительных – много вариантов: Саша, Саня, Алик и даже Алек-Саша. Мама рассказала, что раньше имена выбирали по святцам. Папа, например, родился в именинный день Онисия. Разъяснение меня успокоило.
   Я уже упоминал один инцидент этого периода, касающийся однообразной еды: постного борща и молока с хлебом (тюри), – и как однажды за ужином устроил забастовку: «надоело, есть не буду!». Получив дубця по спине и попе, пришлось есть это молоко, разбавляя слезами, и вспомнить, что мы были из Общества чистых тарелок.
   На фоне такой еды с радостью шел в школу и ждал обеда. Напротив школы жила кухарка Вера Мукиевна, ей помогала моя двоюродная тетя Ольга Протасовна Скоромец, работавшая в школе уборщицей, что по-украински звучит «техробкой». Женщины варили традиционный суп с запахом свежего мяса (сала), мы к ним бежали после второго урока и за несколько минут уплетали приготовленную еду – обычно только первое с кусочком хлеба и сразу третье – компот из домашних сухофруктов, чай или кофе с молоком, сваренный из молотого жареного ячменя, цикория и молока для цвета. Подкрепленные, бегом мчались в класс (в первом классе нас училось человек 20). В перерыве между уроками бегали на улице, никто нас не останавливал. Хуже приходилось в непогоду, в дождь: в большом коридоре нас заставляли вести себя тихо, по очереди бегали в уличный туалет (метров 40–50 от здания школы). Зимой на улице играли в снежки.
   После войны все жили очень бедно, еды не хватало, восстанавливали колхозное производство продуктов. На работу обязывали ходить всех: тунеядство преследовалось законом, а собирать колоски после жатвы зерновых для личных нужд считалось воровством – за это сажали в тюрьму на несколько лет. За целый день работы в колхозе учетчик рисовал «палочку» – 1, что обозначало «трудодень».
   Один раз в год – в сентябре – подсчитывали количество трудодней для всех трудоспособных (працездатных) членов семьи, и на каждый трудодень начислялась оплата – от 150 до 700 граммов зерна (в зависимости от собранного урожая и команды председателю колхоза сверху!), а в конце года на каждый трудодень начисляли деньги – по 30 копеек. Как я уже упоминал, получаемой суммы не хватало на оплату подоходного налога государству, так как облагалось каждое фруктовое дерево в саду и живность – корова, порося, овца. Запрещалось срубить живую яблоню или грушу в собственном саду. Совсем немощные люди поливали будущую фруктовую жертву раствором соли и радовались, что сухая яблоня пойдет на дрова в печь, которую обычно топили соломой и кизяками (смесью навоза с подстилкой); их формовали летом, сушили и использовали зимой: жары мало, дыма много, приготовленная еда пахла копченостью.
   С возрастом летняя моя задача последовательно «совершенствовалась»: вначале пас гусей, не позволяя им заглядывать в чужие дворы и огороды, а гусей привлекала трава, колоски зерновых – у каждой семьи часть огорода засевалась житом! (Нужно добавить, что соломой покрывали крышу хаты, сарая, погребника – шалаша над земляным погребом, а стеблями подсолнухов и кукурузы обкладывали белые стены хат для утепления зимой и сохранения белизны в сезон осенних дождей – мышам же это служило зимним убежищем.)
   Настоящее чувство гордости от летнего труда стал получать после третьего класса, когда доверили пасти колхозных телят, 20–30 штук в стаде. За это уже начисляли полновесные трудодни. А после пятого класса доверили пару волов с бистаркой или гарбой. Особую радость испытывал, когда вечером и ночью при луне свозил снопы зерновых в стога для будущей молотьбы (ночью колоски отсыревали и зерно меньше высыпалось на землю) или возил намолоченное зерно на колхозный ток. В бистарку зерно сыпалось из рукава молотарки, а на току выгружал вручную деревянной лопатой. За лето мышцы наливались, как у спортсменов-горожан при тренировочных упражнениях бодибилдинга.
   В ночь на старый Новый год любили ходить по селу с колядками: в карманах зерно – пшеница, рожь; заходили в хату и с порога «засевали» (посыпали зерном) углы хаты, приговаривая: «Роды, Боже, жито, пшеницю и всяку пашницю. Поздравляем с Новым годом!» Хозяйка избы одаривала коржиками или монетками. Особо жадные говорили: «Уже все раздала», тогда передавали по цепочке другим засевальщикам-колядунам: в такие хаты не ходить!
   В школьный сезон любил участвовать в художественной самодеятельности – петь в хоре, а особенно декламировать стихи и рассказы. За такое декламирование получал первые призы в школе, районе и даже в области. Любил читать стихи и рассказы Тараса Григорьевича Шевченко, Ивана Франко, Михаила Коцюбинского, Леси Украинки, Марко Вовчок, Максима Рыльского, Павла Сосюры, Панаса Мирного и других.
   Незаметно прошли годы учебы в Артополотской семилетней школе. Практически всех учителей вспоминаю тепло и, естественно, с благодарностью, хотя тогда они казались очень строгими, но справедливыми: биолог Мария Ивановна Чечет, математик Мария Ивановна Белошниченко (впоследствии Скоромец – жена моего дяди Ивана Ивановича – будущего председателя колхоза), преподаватель немецкого языка Наталия Ивановна Шапран (классный руководитель) и русского языка Евдокия Сергеевна Губская. Менялись директора школы, а учительский коллектив оставался стабильным.
   В июне 1951 года получил свидетельство об окончании Артополотской семилетней школы и похвальную грамоту, которая позволяла без экзаменов поступить в техникум.
   Учителя советовали продолжить среднее образование и потом поступить в институт на «инженера». По сравнению с колхозниками инженеры были очень уважаемые в обществе специалисты: имели дело с передовой техникой и получали ежемесячно за работу деньги (а не 100 граммов зерна один раз в году!). Однако за учебу в 8–10 классах надо было платить по 150 рублей в год, и ехать в село Перекоповка, и снимать там жилье, потому что ближайшая десятилетняя школа находилась за 8 километров. Родители, получая по 30 копеек за трудодень, не могли оплатить такие расходы. Пришлось выбирать другую профессию и поступать в техникум, где платили стипендию. Среди одноклассниц была Лидия Солоха – дочь местного фельдшера. Часто бывал в их квартире (в одном доме с фельдшерско-акушерским пунктом), и ее отец, Василий Павлович, подшучивал: иди, поучись на фельдшера, и я тебе уступлю место работы. Заронил идею. К этому году моя няня – сестричка Маруся – окончила Роменскую фармацевтическую школу, была направлена на работу в аптеку села Хильчичи Знобь-Новгородского района Сумской области и быстро вышла замуж за фельдшера Федора Григорьевича Носыко, который только что экстерном окончил Сумскую фельдшерско-акушерскую школу, хорошо знал директора и преподавателей. Маруся и Федя посоветовали поступать туда. Там уже училась родная сестра Феди Галя: «Будем вам вместе помогать!»


   Третья ступенька
   Сумская фельдшерско-акушерская школа
   (1951–1954)

   Сомнения, куда податься на учебу, развеялись. Начали готовить документы. Фотографии можно было сделать только за 25 километров в районном центре Ромны, родители собирали деньги на оплату автобуса до Сум, нужно было купить обувь и одежду «на выезд» (дома пока донашивал все девчачье!). Дни сменялись неделями. Когда оставалось несколько дней до окончания приема документов, наконец-то попал в Сумы. Федор Григорьевич Носыко знакомил меня с городом, снял жилье рядом со школой – через дорогу, познакомил с директором Борисом Пименовичем Коротенко. При сдаче документов выяснилось мое неведение одного «закона» тех лет. Похвальная грамота гарантировала поступление в техникум без экзаменов, однако без вступительных экзаменов принимали только 25 процентов от потребного числа приема на первый курс. Кто подавал документы после укомплектования этих 25 процентов, тот должен сдавать все экзамены на общих основаниях и участвовать в общем конкурсе. Жаль! Почва под ногами пошатнулась – як экзаменам не готовился. Но терять нечего, надо соглашаться на любые условия. Через три дня состоялся первый вступительный экзамен – диктант по русскому языку. Александр Васильевич Рождественский надиктовал две страницы. На экзамене присутствовал и директор – председатель экзаменационной комиссии. После экзамена Борис Пименович Коротенко попросил меня и Валю Глушко (из Конотопа) задержаться, сказал, что наши диктанты сейчас проверят и сообщат о дальнейшем. Слава богу, я сделал только две ошибки – не там влепил одну запятую и не так перенес слово. Мне поставили «железную» «четверку» и объявили, что могу ехать домой, зачислят, и приезжать на учебу к 1 сентября 1951 года. Вале Глушко поставили «тройку», она сдавала еще два экзамена, поступила, но отчислилась через месяц – не выдержала нагрузки и специфики занятий в морге.
   К слову, я тоже был близок к такому же шагу. Дело было так. На первом занятии по анатомии преподаватель в морге препарировал ампутированную хирургом гангренозную ногу. Вонь жуткая, эмоции сгустились в коктейль жалости и кладбищенской печали. Одна студентка охотно поливала носовые платки всем, кто подставлял, одеколоном типа «Шипр». Я также подсунул ей смочить мой «сопливчик» и прикрыл им нос. Дурной запах сменил аромат одеколона. Однако через 5–7 минут меня затошнило, потемнело в глазах, прошибло холодным потом. Успел выйти на улицу, сел на поребрик, отдышался уже без платка и резко засомневался в способности обучаться медицине. Несколько человек бросили учебу и уехали домой. Я понимал, что отступать некуда, дома меня не ждут и делать там нечего, кроме как пахать от зари до зари за бесценный трудодень и ждать, когда заберут в армию. После службы в армии редко кто возвращался в село – старались устроиться на любую работу, за которую платили реальную зарплату и выдавали паспорт гражданина СССР. Колхозникам паспортов не выписывали, чтобы не уезжали в города. Так продолжалось до 1960-х годов, т. е. до «хрущевской оттепели».
   Каждый раз при посещении морга вспоминались ощущения первого дня, но уже не дышал одеколоном, терпел трупные запахи. Однажды мне поручили самому препарировать мышцы ноги. От сосредоточенности на анатомических деталях не возникало печально-кладбищенских иллюзий, и я почувствовал облегчение после завершения задачи с препаровкой.
   Стал «философски» оценивать медицинские потребности и ситуации. Учился с интересом и не печалился, что захлебом приходилось становиться в очередь через день с четырех часов утра (магазин открывался в восемь часов), в руки давали только две буханки пеклеванного хлеба. Он был такой вкусный, что съел бы всю буханку сразу, но надо было делить ее на пять частей: сокурсник Витя Фенота плюс еще три человека семьи хозяев дома, где нас приютили по дешевке с условием, что будем стоять в очереди за хлебом и заниматься уборкой в доме и во дворе. Изредка удавалось купить в магазине кусковой сахар, хотя жили у стены КРЗ – Краснозвездного рафинадного завода.
   Мудрым, спокойным и с неизменной иронической ухмылкой запомнился Борис Пименович Коротенко – не только как директор, но и как преподаватель химии. Особенно раскрылись его доброжелательные качества после завершения нашей учебы. По этому поводу он устраивал нам пикники на берегу реки Псла, где мы купались и перекусывали. А Борис Пименович по-отцовски напутствовал нас на дальнейшую учебу, используя направления с решением педагогического совета ФАШ о включении нас в число 5 процентов от выпуска с правом без экзаменов поступать в любой медицинский вуз Советского Союза. Вместе со мной такое право получили Вася Никоненко и Боря Ракоед.
   Василий Ильич Никоненко закончил Курский медицинский институт и также стал неврологом в Сибири, дослужился до должности доцента кафедры неврологии в Томском медицинском институте. А Борис Дмитриевич Ракоед (он был старше нас, до поступления в ФАШ отслужил в армии, был членом коммунистической партии) после окончания Киевского медицинского института работал организатором здравоохранения в одном из районов Киева.
   В ФАШ отлично преподавал латынь, русский язык и литературу Александр Васильевич Рождественский, получивший классическое семинарское образование, не обремененный семьей и много часов проводивший с нами во внеурочное время.
   Историю и обществоведение преподавала молодая и симпатичная Елизавета Абрамовна Шмелькова, она же была и секретарем партийной организации ФАШ. А профоргом школы была преподаватель математики и наш классный руководитель Анна Никитична Батраченко. За ее строгую требовательность и сугубо формальное отношение к нам учащиеся многих поколений называли ее «Мантиса Логарифмовна». Требовательной, однако с доброжелательной деловой улыбкой запомнилась Мария Дмитриевна Аксенова – преподаватель физики и микробиологии, наш завуч.
   Добрую память о себе оставили все врачи-клиницисты. Анатомию и терапию преподавал Сумбат Тартатович Капрельянц, который научил нас технике гипноза. Во время летних каникул я с успехом гипнотизировал в поле мальчишек по их просьбе. Однажды выдал загипнотизированному другу Николаю Жоге необдуманную команду: «Смотри, вон твой отец идет!» Коля вскочил и с криками: «Папочка, родненький папочка!» убежал в поле. Я за ним гонялся, а он все кричал и моих команд не слышал. Перепуганный, я бегал за ним пару часов. Наконец-то вывел его из гипнотического состояния и… больше в поле гипнозом не занимался.
   Летом в сельском клубе устраивали концерты с песнями под баян. Играл Петя Войтенко, а я демонстрировал настоящие фокусы со «сжиганием» крупных денежных купюр, отгадывал карты в колоде и многое другое. Было весело и хорошо. Потом, с половины двенадцатого до часу-двух ночи, – танцы при луне на траве на выгоне (село Анастасьевка застраивалось очень рационально – улица местами расширяется метров на 200, поэтому перед каждым двором имеется просторная коллективная площадь, заросшая травой – в основном спорышом, для выгона скота и выгула птицы). Остаток ночи спал на копне сена в саду, укрывшись марлей от комаров. Ночи стояли теплые.
   Вспоминаются праздники с парадами учащейся молодежи и рабочего класса – 1-е Мая (МИР, ТРУД, МАЙ) и 7-е ноября (годовщина Великой Октябрьской социалистической революции). К ним тщательно готовились на уроках физкультуры. Единственная трудность у меня была с приобретением парадных костюмов – в мае обязательно требовались белые брюки и красная футболка. Денег на покупку такой формы у меня не было, выручали знакомые или преподаватели, у которых собственные дети вырастали из пригодного для меня размера (я уже говорил, что долго оставался маленьким мальчиком, подрос уже в юношеском возрасте до 172 сантиметров). Теперь, приезжая в Сумы, с чувством гордости вспоминаю парк в центре города: там, на послевоенном пустыре, мы высадили аллеи каштана, липы, клена, которые дружно и буйно разрослись, и кроны их соединились в сплошной зеленый массив. Особенно приятно дышится в этом парке летом, в знойные солнечные дни.
   Клинические дисциплины изучал с большим интересом, мне нравилось всё – и терапия, и хирургия, и акушерство с гинекологией. Нас готовили для самостоятельной работы в сельских фельдшерско-акушерских пунктах на территории всего СССР. Мои сокурсники были распределены не только на Украине, но и в Казахстан, в Сибирь.
   Мы были не лишены чувства юмора. На занятии по инфекционным болезням старенький врач Левин серьезно спросил у Гриши Панченко: «Представьте себе, вас пригласили к больной с профузным поносом. Что будете делать по скорой помощи?» Гриша предложил оригинальное решение: вставлю затычку (по-украински «чопык»). Студенты взорвались от хохота, а преподаватель помотал головой и с улыбкой объявил, что ставит ему «двойку» за знания, как лечить понос.
   Из общеполитических инсинуаций начала 50-х годов XX века можно упомянуть два фрагмента. В 1952 году потребовали преподавать на Украине во всех учебных заведениях только на украинском языке. Для меня не было никаких проблем. Однако все преподаватели-врачи учились в своих вузах на русском языке (и это было правильно, так как после выпуска из любого вуза страны врач направлялся на работу в любую точку Советского Союза – от Прибалтики и Средней Азии до Владивостока и Камчатки), да и не было медицинских учебников на украинском языке, поэтому требование украинизации медицины на практике не выполнялось – за ненадобностью. Спустя год в моих руках появился первый учебник на украинском языке «Дитячi хвороби». Я с интересом перечитал этот учебник, текст казался малопонятным. Но встречались слова, которые раньше слышал из уст родителей и односельчан, я тогда задумывался над их значением, но так и не понимал смысла. Например, если курица делала шкоду – клевала зерно свежего урожая в период его сушки на солнце, то хозяйка, прогоняя курицу, громко говорила: «Шоб тебе пранци зьилы». Я знал пранык – деревянный прибор, которым выколачивали белье во время стирки на ставке, озере (наподобие приготовления отбивной котлеты). Стирать по-украински – прать. Но никак не мог найти общность смысла стирки и шкодливой курицы. А в этом учебнике я вычитал, что пранець – это сифилис (люес). И тогда стал понятен смысл крылатой фразы «чтобы сифилис нос разъел».


   В марте 1953 года весь мир узнал о смерти вождя всех народов – Иосифа Виссарионовича Сталина. Действительно, все люди Союза были потрясены, плакали. Казалось, что мир дальше перестанет существовать, наступит мрак. Возможно, только находившиеся в советских тюрьмах политические заключенные облегченно восприняли такое известие. Мы тоже стояли в трауре со слезами на глазах у портрета вождя.
   Однако вскоре объявили, что украинизация высшего и среднего специального образования отменяется, что это были проделки министра внутренних дел Берия, который вместе с приспешниками задумал дестабилизировать политическую обстановку в стране, чтобы захватить верховную власть… На политической арене в должностях Председателя Совета Министров СССР и Генерального секретаря ЦК КПСС появились Георгий Максимилианович Маленков (1902–1988), затем Николай Александрович Булганин (1895–1975) и Никита Сергеевич Хрущев (1894–1971).


   Четвертая ступенька
   Студенчество в 1-м ЛМИ им. Акад. И. П. Павлова
   (1954–1960)

   Конец июня 1954 года. Получил диплом с отличием фельдшера-акушера и конверт, запечатанный сургучной печатью, в котором находилась волшебная бумага с решением педагогического совета Сумской фельдшерско-акушерской школы о включении меня в 5 процентов выпускников-отличников. Эта «бумага» давала право зачислить ее обладателя в студенты любого медицинского вуза Советского Союза.
   Возник вопрос: в какой вуз ее представить? Обычно наши выпускники поступали по одному в Киев, Винницу и Харьков. Для меня решающим было проживание дяди Гриши (Скоромца Григория Васильевича) в Ленинграде. Оказавшись солдатом на Ленинградском фронте во время Великой Отечественной войны, дядя Гриша получил осколочное ранение головы. Ему удачно выполнили трепанацию черепа и удаление осколка, проводниковые симптомы регрессировали, и он работал на оборонном заводе весь период блокады Ленинграда. Мужественно перенес все ее тяготы. По характеру дядя Гриша был оптимист, хорошо играл на гармошке и пел песни, всегда был запевалой в дружеской компании. Будучи на фронте, вступил в ряды Коммунистической партии СССР. До призыва в армию в 1939 году дядя Гриша закончил семь классов Артополотской сельской школы и работал в колхозе. Этот опыт и доверие к коммунисту послужили поводом после снятия блокады города назначить его директором совхоза «Черная речка». Он был единственным мужчиной в совхозе на 18 трудоспособных «молодиць». Работали дружно от зари до зари и с песнями. Постепенно совхоз крепчал, а дядя Гриша построил деревянный домик из двух комнат с кухней в поселке Песочное, в 25 километрах от Ленинграда. На чердак вела деревянная лестница, и под ней была каморка, где поместилась короткая кровать, которую выделили для моего проживания в теплое время года. Ко времени моего неожиданного приезда дядя Гриша был женат на белорусске Нине Викентьевне, которая родила ему сына Володю и вела домашнее хозяйство, включавшее корову Березку, кур, кабанчика и кота Ваську. Определилась и моя задача по дому – рубить дрова и подносить уголь для топки плиты.
   Но это было позже.
   В Сумах директор ФАШ Борис Пименович Коротенко сказал мне, что один наш выпускник, Василевский, отслужив на торговом судне фельдшером, поступил в Ленинградский санитарно-гигиенический институт и «очень доволен институтом». Дал его адрес, и я отправился поездом «Мариуполь – Ленинград». Лежа на верхней полке общего вагона (в переполненном пассажирами вагоне самое комфортное – сидеть на подножках вагона или лежать в духоте на верхней полке вместо чемодана), с любопытством смотрел на придорожные населенные пункты Белоруссии и затем Псковщины. Пейзаж мою душу не радовал: вместо украинских белых хат, утопающих в зелени, здесь – серо-грязно-черные деревянные постройки и вокруг нет ни кустика. А поодаль строений стоит лес! У нас же – сады и ухоженные поля зерновых, свеклы, кукурузы и т. п.
   Через сутки поезд прибыл на Витебский вокзал Ленинграда. Запомнилась такая картина: моросит дождь, темные облака, огромные темно-серо-коричневатые дома. Еду трамваем по ул. Куракина в СанГиг. Улицы узкие, булыжные мостовые, люди тихие, мокрые, но спокойные. Вежливо, сочувственно и подробно отвечают на вопросы, где сделать пересадку и на какой трамвай, в каком направлении ехать. Спустя 15–20 минут меня почти за руку выводят из трамвая и выходящему на этой остановке поручают показать место посадки и номер трамвая, сообщают даже сочетание цветов горящих на трамвае огоньков (чтобы в темное время суток определить нужный трамвай и спокойно приготовиться к посадке). Я был в легкой сетчатой рубашке с короткими рукавами, без головного убора, с самодельным (отец сделал из фанеры, покрасил в черный цвет) чемоданчиком. В приемной комиссии встретили доброжелательно, документы приняли, определили в общежитие на Каменном острове (в «Пушкинский дом»), назначили стипендию. Сразу же выдали справку о зачислении в студенты.
   Теперь можно разыскать родича дядю Гришу и прогуляться по городу. Адреса дяди у меня не было, так как я не заезжал домой и родители не знали, где я и что еду поступать в институт. Подумал: сообщу, когда поступлю. За пять копеек в адресном столе (на центральных улицах Ленинграда стояли многочисленные круглые будки «Справочное бюро») через 10 минут выдали справку с адресом и растолковали, как ехать. Когда сказали, что надо на Финляндский вокзал, затем электропоездом до остановки «Песочное», подумал: какой это дальний свет! Поеду лучше в общежитие – благо я в городе и в кармане есть направление. Общежитие располагалось в старинном деревянном особняке на берегу Большой Невки на Каменном острове, рядом с правительственными дачами для именитых гостей. Всё в зелени, ухожено, уютно. В этом особняке в пушкинские времена устраивали балы и поговаривали, что «сам Александр Сергеевич здесь танцевал». Поселили в комнату на четыре человека, где сначала я оказался один.
   Потом пешком пошел по Кировскому проспекту, осмотрел Петропавловскую крепость, перешел по Кировскому мосту на Марсово Поле, потом по Дворцовой набережной к Зимнему Дворцу (Эрмитажу), через Дворцовый мост к Стрелке Васильевского острова. Солнце светило вовсю. Я подолгу смотрел то на Петропавловку, то на Зимний, то на Ростральные колонны и Биржу труда, то на решетки длинных и более коротких мостов… Душа ликовала от восторга. Какой контраст с увиденным вчера! После прогулки по Невскому проспекту окончательно очаровался красотою города и горожан.
   Купил на Витебском вокзале билет и, восторженный, отправился домой, сообщать о сюрпризе – еще шесть лет учебы.
   Первую остановку сделал на ст. Чигинок Знобь-Новгородского района Сумской области. В 18 километрах от станции, в селе Хильчичи, жила и работала заведующей аптекой моя сестричка Маруся. Ее муж – Федор Григорьевич Носыко – сдал ей аптеку и работал там фельдшером. В 1951 году у них родился сын Леня. Маруся помогала мне деньгами во время учебы в Сумах, и я понимал, что мое поступление в Ленинграде восторга не вызовет. Поэтому, сдерживая свою радость-гордость, спокойно сообщил им, что сдал документы в Санитарно-гигиенический институт, зачислен в студенты, однако если не смогу учиться, то придется работать фельдшером по направлению из Сумской ФАШ (оговорил этот вопрос с директором Борисом Пименовичем, потому что пришла заявка из Казахстана). Вопреки моим ожиданиям Маруся набросилась на меня с поцелуями, поздравлениями, Федя также радостно похвалил: «Молодец, потом и меня возьмешь учиться».
   Вскоре Маруся осознала, что поступил я на санитарно-гигиенический факультет и стала высказывать сомнения:
   – Три года ты учился медицине, а теперь будешь изучать, как на помойках бороться с мухами и крысами да штрафовать людей. Плохое это дело, а затратить надо шесть лет. Вот тебе 300 рублей, поезжай в Ленинград и поступи на лечебный факультет.
   Стояла уже середина июля, и мой опыт поступления без экзаменов в ФАШ заставил поработать со справочниками вузов СССР. По дороге в Ленинград находился только один медицинский институт с лечебным факультетом – в Витебске. Сделал там остановку. В приемной комиссии секретарь сообщила, что отличников уже набрали нужное количество, надо сдавать вступительные экзамены.
   Говорю:
   – Нет, это исключено.
   – Тогда зайдите к ректору на переговоры.
   Ректор дружелюбно выслушал мою байку, что не собирался поступать в вуз из-за материального положения родителей, устроился на работу, однако сестра согласилась помогать с учебой, время прошло, а у вас набрали нужные 25 процентов отличников. Экзамен я не сдам: химию и физику учил давно, времени на подготовку мало.
   Ректор пригласил секретаря приемной комиссии и спросил, сколько мальчиков среди зачисленных. Оказалось, всего пять человек. Ректор распорядился: «Примите и этого. Давай документы!»
   – Привезу в понедельник, так как еду проездом и сначала решил выяснить ситуацию.
   – Хорошо, привози!
   Окрыленный, побежал на вокзал и сел в поезд «Киев – Ленинград», который доставил меня на конечную станцию в пятницу. В СанГиге документы не хотели отдавать, убеждая: общежитие выделили, стипендию повышенную назначили, приказ издан…
   – Не могу учиться по домашним обстоятельствам. Поработаю пару лет, потом приеду к вам.
   Через час выдали мои документы, «отмеченные» дыроколом.
   Спокойно поехал на ул. Л. Толстого в 1-й Медицинский институт им. акад. И. П. Павлова, где был только лечебный факультет. Секретарь приемной комиссии Анна Сергеевна Букина, увидев продырявленные документы, спросила: «Убежал из Военно-медицинской академии?»
   – Нет, по глупости поступил в СанГиг, еле выдали документы обратно. Хочу быть врачом, а не инспектором на помойках и пищеблоке.
   Она ответила:
   – Мы уже две недели тому назад набрали нужных 100 отличников. Будешь сдавать экзамены.
   – А к ректору можно на прием?
   – Пошли.
   Она изложила ситуацию и сообщила, что мальчиков среди поступивших около 20 человек. Ректор – морской генерал-майор Алексей Иванович Иванов, круглолицый низкорослый толстячок – спросил:
   – Ты откуда?
   – С Украины.
   – Чего же ты сюда приехал? На Украине своих 11 медицинских институтов (в Киеве, Одессе, Харькове, Львове и др.).
   – А я думал, что здесь меня встретят, как брат брата в честь 300-летия воссоединения Украины с Россией!
   Этот неожиданный и для меня ход мысли был навеян чтением газеты «Правда», которую купил на вокзале в Витебске и в поезде прочитал «от корки до корки». На второй полосе подробно излагались история Переяславской рады и роль Богдана Хмельницкого в решении объединения Украины с Россией.
   От удивления ректор произнес:
   – Ну ты и орел! Зачислите его, только без общежития!
   – Плохо! – говорю.
   – Решай сам.
   Анна Сергеевна по-матерински взяла под ручку, привела в приемную комиссию и помогла заполнить заявление.
   – Ничего. Общежитие получишь позже, если будешь хорошо учиться!
   Послал телеграмму Марусе о зачислении в 1-й ЛМИ и поехал домой. Родители ничего не знали, были встревожены моим долгим отсутствием. Папа написал письмо директору в Сумы с вопросом: «Куда дели сына?» Родители думали, что меня распределили и сразу же отправили в Казахстан, где начинали осваивать целинные земли. Кстати, туда я попал через два года: в 1956 году летом поехал со стройотрядом по комсомольской путевке на уборку урожая пшеницы в Павлодарский край, в совхоз Кайманачиха.
   Родители организовали праздничный обед для своих друзей, кумовьев и родичей по случаю моего определения в студенты. А я с тайной гордостью ждал возвращения из Сум своей возлюбленной Гали Гамула. Она закончила 10 классов в селе Перекоповка и поступала в Сумской педагогический институт. (Я из Сум, а она – в Сумы. Опять почтовая связь!)
   Через несколько дней Галя вернулась из Сум огорченная – завалилась на сочинении. Из дома не выходила. Набрался храбрости, пришел к ней домой, стал успокаивать и предложил поступать в фармацевтическое училище, а потом и в фармацевтический институт: «Создадим дружески-семейный подряд: я стану выписывать лекарства, а ты – обеспечивать ими пациентов. И все будут довольны».
   Мама Гали, тетя Ульяна, ко мне относилась хорошо. Отец, Иван Федорович, строг и малоприветлив. Ее бабушка Мотря относилась ко всем, и ко мне в том числе, подозрительно.
   Уже из Ленинграда я писал Гале оптимистичные письма, но ответа ни разу не получил. Написав пять безответных писем, в шестом категорично сообщил, что это мое последнее послание, возобновлю переписку только после ответа. Не дождался. Через год на летних каникулах узнал, что Галя послушалась меня – поступила в фармацевтическое училище, но… уже вышла замуж за инициативного, вернувшегося со службы в армии мужчину.
   Из Анастасьевки написал дяде Грише в Песочное письмо, в котором сообщил о своем приезде и необходимости во временном жилье. Ответа не получил, но, когда приехал в Ленинград, дядя Гриша без дискуссии распорядился, чтобы тетя Нина поставила меня на довольствие, и показал, где мое лежбище.
   Меня определили в 115-ю группу из 14 человек, которая оказалась практически вся «фельдшерская», или великовозрастная. Например, Саша Ефимов – участник ВОВ, ее инвалид (ранение в голень, свисала стопа), бывший директор колхоза в Костромской области; Юра Цветков отслужил в Советской армии в Китае, на 10 лет старше нас; из десятиклассников оказался только Аркаша Григорьев, сын военнослужащего.
   С нашей группой проводили дополнительные занятия по химии и физике, очень доброжелательно разжевывали премудрости этих предметов.
   Почему-то меня назначили старостой первого потока (на курсе училось 675 студентов, три потока). Поток включал 18 групп, вместе слушали лекции. Выпускникам медицинских училищ легче было осваивать анатомию и биологию, зато больше времени требовалось на общеобразовательные дисциплины (химию, физику, историю КПСС и др.). Иногда девушки потешались надо мной за негармоничный подбор одежды (выбора у меня не было: темно-зеленая в белую полоску рубашка, красноватый галстук и синяя куртка) или за украинизированные фонемы в таких словах, как «хвасция», «кохве» и т. п.), но я воспринимал подшучивания спокойно, рационально, т. е. с желанием исправлять дефекты речи (просил обращать мое внимание на это, так как сам не замечал). Положение старосты потока требовало присутствия на каждой лекции. К слову, в мою студенческую бытность посещение лекций было обязательным. Однако деканат и ректорат никаких репрессивных мер к пропускающим лекции не применяли. Такая демократичность к студентам меня несколько удивляла, поскольку на Украине даже в медицинском училище требовалась жесткая дисциплина. Для меня посещение лекций было не обременительным, а очень полезным. Профессора читали свои предметы хорошо, особенно нравились юмористические вставки и гротескные наблюдения из практики.
   Рядом с институтом находился кинотеатр «Арс» («Искусство»), многие сокурсники вместо лекции шли в эту «11-ю аудиторию» посмотреть фильм. Киносеанс стоил 30 копеек, точно так же, как проезд в трамвае. Стипендии – 220 рублей в месяц – хватало на питание (без пива) и проезд. Пообедать в студенческой столовой можно было за 50–60 копеек. На каждом столе стояли полные тарелки нарезанного свежего хлеба. Если не хватало денег на полноценный обед, то брали стакан молока за 7 копеек и съедали «от пуза» этого бесплатного хлеба. Так было несколько лет во времена «хрущевской оттепели» в политике государства.
   Начиная со второго курса, когда поселили в общежитие, мы организовали коммуну сокурсников по питанию: семь девушек плюс трое юношей. Каждая барышня готовила еду и мыла посуду один день в неделю. В обязанности юношей входила доставка продуктов из магазинов по врученному списку. Каждый член коммуны вносил 180 рублей в месяц. Питались сытно, три раза в сутки, в определенные часы (завтрак, обед, ужин). И хотя блюда готовились стандартные (каша, пюре, макароны – с сосисками, сардельками, «по-флотски», борщ, щи, супы и т. п.), вкусовые качества характеризовали талант кухарки. Словом, хорошее поле для выбора невест.
   Первый семестр втягивались в институтский ритм жизни и учебы. По субботам (после занятий) и воскресеньям ходили на овощную базу – разгружали вагоны с фруктами, овощами, арбузами. Зарабатывали по 20–25 рублей, которых хватало на разные нужды: неделю прокормиться или купить мелкую обновку из одежды, подписаться на комсомольскую прессу – газеты «Комсомольская правда», «Смена». Периодически в них публиковались крылатые фразы, выделенные жирным шрифтом. На всю жизнь запомнилось: «Я же человек слова!.. А от меня требуют какое-то дело!» И всю жизнь я стараюсь быть человеком дела…
   Ночевал в Песочном у дяди Гриши, ездил на электричке от станции «Песочное» до «Ланской» и далее на трамвае № 18 до института. На дорогу уходило около часа. Когда наступили морозы, ощутил недостаток украинской одежды (плащ на морозе делался упругожелезным), замерзал в ожидании транспорта. В декабре пожаловался декану доценту-биохимику Евгении Константиновне Четвериковой и попросил ее похлопотать о поселении в общежитие. Она пригласила меня к себе домой на Съезжинскую улицу, напоила чаем и вручила осеннее пальто, из которого вырос ее сын. Оно сидело на мне в обтяжечку, но вполне согревало на морозце. Это было для меня неожиданно, смутился. Евгения Константиновна сказала, что к ректору пойдет просить общежитие только после первой зимней сессии, если сдам экзамены успешно.
   К моему удивлению, первые экзамены сдал на «отлично», а когда зашел в деканат, Евгения Константиновна сообщила, что помнит об общежитии, но предлагает другой вариант. К ней обратился сокурсник нашего ректора профессор-физиолог Семен Ильич Гальперин (завкафедрой нормальной физиологии в Педагогическом институте им. А. И. Герцена) с просьбой посоветовать юношу, который помог бы его сыну подтянуться в учебе и сдать экзамены по химии и анатомии. Он учился на нашем курсе. Евгения Константиновна устроила встречу с Семеном Ильичом у них дома (Кировский пр., 69/71). Семен Ильич предложил мне жить у них в отдельной комнате и вместе с Володей готовиться к текущим занятиям и ликвидации задолженности. Жена Семена Ильича – профессор анатомии – попала под трамвай в Горьком и погибла. В квартире жила еще домработница. Квартира большая, комнат много – пять, легко потеряться. Я сказал Семену Ильичу, что по анатомии смогу заниматься с Володей, а вот химию сам с трудом осваиваю. Он заверил, что по химии будет репетитор, доцент (Пантелеймон) из его пединститута, он хорошо знает нашу преподавательницу химии Марию Васильевну Неустроеву (студенты звали ее МарВас). И действительно, накануне занятий по химии вечером приходил Пантик (так Володя его звал) с набором реактивов, штативом, колбами-пробирками, мы устраивались на кухне, и он подробно рассказывал о завтрашнем занятии по химии (качественный и количественный анализ). Вначале Пантик сочетал рассказ с демонстрацией переливания реактивов из пробирок в колбу, писал химические формулы и подводил к ответу по этой задаче. Затем эти действия должен был повторить Володя. И тут я удивился, что он не помнит о только что сказанном и продемонстрированном. Пантику приходилось повторять последовательность действий, а Володя механически исполнял. Мне такая репетиция понравилась.
   Назавтра на занятии по химии мы одновременно получили пробирку с задачей определить содержимое. Я, не задумываясь, выполнил нужные действия и через 20 минут доложил о решении задачи Марии Васильевне. Она заглянула в конец своей тетрадки, подтвердила, что задача решена правильно и я свободен. Согруппники удивились моей прыти. В коридоре ждал Володю, чтобы пойти в кино (до следующего занятия оставалось полтора часа). Когда занятие по химии закончилось, объявили перерыв, вышел Володя и упрекнул: «Ты чего же убежал и мне не помог?» Он с задачей не справился.
   После этого эпизода пришлось поменять тактику. Отрепетировав вечером задачу с Пантиком, на уроке химии с МарВас я тихо диктовал или писал инструкции Вове – что за чем, а когда он сдавал задание, быстро выполнял свою задачу и догонял его.
   Старания по анатомии выучить кости, связки, мышцы и другие детали оставались безуспешными. Вова через месяц совместных занятий сказал:
   – Ты не переживай, я не могу запомнить и не хочу учиться в медицинском институте.
   В мае 1955 года он не сдал переносившиеся из месяца в месяц экзамены за первую зимнюю сессию, и последовало отчисление. Так пришел конец моей «профессорской» жизни в студенчестве – когда домработница приглашает на завтрак, обед и ужин, моет посуду, убирает в комнате… и ничего мне не поручает.
   После приказа об отчислении Голышева Владимира Семеновича из 1-го ЛМИ я вместе с Евгенией Константиновной Четвериковой пришел к ректору, генералу Алексею Ивановичу Иванову, с вопросом об общежитии. Он сказал:
   – Между нами, Голышев – тупица, а о тебе я побеспокоился и приказал коменданту поселить в общежитие № 2 на Петроградской набережной, 44.
   Поселили меня в комнату двенадцатым жильцом. Кровати стояли вплотную друг к другу. Там жили сокурсники – разные по характеру, опрятности, жадности. Но в часы перед сном было весело. В комнату я возвращался после занятий в Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина (на набережной реки Фонтанки вблизи Невского проспекта) и в читальном зале на верхнем этаже общежития (бывших гренадерских казарм).
   Весеннюю сессию также сдал на «отлично».
   Будучи студентом второго курса, устроился на постоянную работу санитаром психиатрической больницы им. И. М. Балинского на 5-й линии Васильевского острова. Это была старинная психиатрическая лечебница для состоятельных больных: стены обшиты матрасами, чтобы пациенты не повреждали головы и кулаки при психомоторном возбуждении, палаты небольшие – на одного-двух человек (однако советских граждан в таких палатах размещалось до трех-четырех человек). После испытательного срока в течение двух месяцев был переведен на должность медбрата в остром отделении, которым руководила Евгения Яковлевна Фратини – мудрый психиатр, пострадавшая в молодые годы от шизофреника. Однажды, в момент ухода из отделения со свитой врачей, медсестер, санитарок и санитаров, когда Евгения Яковлевна открывала ключом дверь, сзади на нее набросился мужчина и стал выдавливать глаза. Опытная санитарка одну его руку отвела в сторону, а санитар стал тянуть левую руку на себя, чем способствовал выдавливанию глаза.
   Моя задача состояла в том, чтобы общаться с психическими больными и стараться дословно записывать озвучиваемые ими бредовые мысли в дневнике на каждого пациента (40 человек), а также выдавать или вводить лекарства этим больным. Ходовыми лекарствами тогда были аминазин, снотворное – амитал натрия, а при возбуждении – весьма болезненный, вводимый внутримышечно сульфазин; эпилептикам давали люминал и хлоралгидрат в клизме. При шизофрении широко применяли ЭСТ – электросудорожную терапию. После такого ятрогенного эпилептического припадка на несколько часов или суток исчезали доминирующие бредовые мысли. Дежурил чаще по ночам (с 21.00 до 8.00), а по воскресеньям – целые сутки. После выдачи больным лекарства обычно сидел в отделении на месте санитара, давая ему возможность поспать до ночного обхода дежурного врача в 1–2 часа ночи, читал литературу к предстоящим занятиям. А после такого обхода врача заходил в сестринский кабинет, запирал дверь и 3–4 часа спал на топчане. Утром сдавал дежурство сменной медсестре и уходил на занятия.
   В этом отделении работал и мой сокурсник Жора Яковлев. Наши записи в дневниках врачи-психиатры хвалили и дословно переписывали в истории болезни. Хорошо к нам относились старшая медсестра Мария Ивановна и процедурная медсестра Елизавета Петровна (по секрету призналась, что легко беременела от собственного мужа и сделала уже более 38 абортов!). Психические больные к нам с Жорой относились хорошо, открыто, в отличие от наших сменщиц – опытных медсестер, которые, принимая дежурство, громко распоряжались: «этого привязать к кровати», «этого не выпускать из палаты» и т. п. Мы таких команд не давали. Возбужденным и галлюцинирующим больным вводили дополнительную дозу снотворного или аминазина через 1–1,5 часа, если не наблюдалось эффекта от первого введения. В мое дежурство ночью практически все больные отделения спали, многие храпели на разные лады.
   На первых порах работы я вникал в суть бредовых высказываний больных, особенно шизофреников. Пытался понять, чем обусловлен такой ход их мыслей. Например, на мой вопрос шизофренику Василию: «Как себя чувствуете?» – он ответил: «Мой позвоночник не асфальт, чтобы на нем кататься!» Начинаю вспоминать, не прикоснулся ли я автоматически своей рукой к его спине. Такого жеста не было! А что же вызвало в мозгу больного такую нелогичную мысль для ответа?
   Чем больше я вникал в суть мыслей шизофреника, тем чаще стал замечать какие-то остановки своих мыслей, стопор. И понял, что нет смысла так глубоко вникать в бред шизиков, параноиков, маниакально-депрессивных и просто психопатов со сверхценными идеями.
   Забавная профессиональная история произошла со мной во время работы в психиатрической больнице им. И. М. Балинского.
   Однажды доставили женщину, которая наглоталась вилок, гвоздей, ножей. Так как предметы были острыми, требовалось срочно удалять их оперативным путем. Посадили ее и меня, в качестве медицинского специализированного сопровождения, в машину «скорой помощи» и доставили в дежурившую «по скорой» городскую больницу им. Карла Маркса. Перед операцией полагалось помыть больную в ванной. Я намылил мочалку и дал больной самой помыть себе живот и ниже. Сполоснул душем и вымытую пациентку на каталке доставил в операционную. Так как я был уже студентом пятого курса, мне разрешили присутствовать на операции. Дежурный хирург поэтапно вскрыл живот, а затем желудок. И к моему удивлению и даже ужасу, перво-наперво извлек из желудка… намыленную мочалку. Держа ее корнцангом, он спросил меня: «А это откуда?» Я пролепетал: «Из ванны, но я не заметил, как она эту мочалку проглотила…» Потом были извлечены все металлические предметы. В послеоперационном периоде мне еще две ночи пришлось обеспечивать индивидуальный пост и следить, чтобы на прикроватной тумбочке любительницы «остренького» не оказалось никаких предметов, подходящих для проглатывания. Затем ее вернули в психиатрическую больницу, где лечили аминазином. Больше металлических предметов дама не глотала.
   Среди множества воспоминаний студенчества можно упомянуть лекции по патологической анатомии. Завкафедрой профессор Мария Алексеевна Захарьевская, будучи великовозрастной дамой, лекции читала тихим голосом, сухо (без всяких ярких шуток) в самой большой аудитории института (№ 7, на 750 мест). Она проверок не устраивала. Однажды на последнюю лекцию заходит в аудиторию, а нас только двое (Толя Романович и я). Обращаясь к нам, она сказала: «Братцы-кролики, давайте перейдем в мой кабинет, он тут рядом». Несколько смущаясь, мы пошли следом за ней. В кабинете стоял микроскоп. Она стала нам показывать гистологические препараты нормальных и патологически измененных почек. А к концу лекционного времени поставила нам в зачетки экзаменационную оценку – по «пятерке»!!!
   В мае третьего курса пришлось пережить глубокий стресс. У меня были отличные оценки по всем экзаменам, и меня вызвал декан факультета профессор Айк Осипович Айвазян и сообщил, что ректорат предлагает мне поехать продолжать учебу за границу – в Берлин или Прагу. Тяжелые воспоминания о войне и гитлеровцах сразу позволили мне определиться с желанием поехать на учебу в Прагу. Заполнил анкету, «раскатал губу», сообщил с радостью сестричке Марусе, что ей не понадобится экономить деньги для пересылки мне (стипендия при учебе за границей «тянула» на 900 руб.), что может готовиться сама к поступлению в фармацевтический институт (мечтала, но решила выучить меня в институте, потом уже заняться собой). Спустя две недели тот же декан сочувственно сообщил, что мою кандидатуру «завернули», так как есть «черное пятно» в биографии – жил на оккупированной немцами территории! Да, это было в 1941–1943 годах, когда мне исполнилось четыре года!
   Декан для успокоения добавил, что могут послать меня на учебу в Китай. Туда можно ехать с таким «дефектом» анкетных данных.
   Эта ситуация оказалась «ударом ниже пояса».
   Решил сложить с себя всякую общественно-комсомольскую деятельность, срочно сдать весеннюю сессию (пять экзаменов!) без всякой подготовки (через день сдавал по экзамену) и уехать на каникулы домой, где все мои друзья и земляки находились на оккупированной территории… Первые четыре экзамена сдал на «отлично». Когда пришел на последний экзамен по патофизиологии, доцент, осмотрев зачетку с «пятерками», спросил: «Хочешь, поставлю «четыре» без ответов на вопросы?» Я пожал плечами и согласился. Сразу же уехал домой, где пробыл почти три месяца. Отец нашел фронт работ – выкрасить окна, полы и крышу школы. Заработал 700 рублей себе на дорогу и на ботинки.
   На четвертом курсе стал думать о профориентации. Мечтал стать хирургом и работать в сельской участковой больнице (а там надо быть Гиппократом!). Однако на занятиях по оперативной хирургии и топографической анатомии при выполнении операции на живой собаке – резекции толстой кишки – ощутил сильную дрожь в руках и понял, что хирургия – не для меня. (Ретроспективный анализ позволил понять происхождение тремора рук при напряжении: от обиды за анкетную «дефектность» решил по максимуму работать в психбольнице – проводил там по 14–16 ночей в месяц, имел хронический недосып, и поэтому мозг «завибрировал» руки. Позже, когда отоспался, эти явления прошли.) И я стал посещать СНО (студенческое научное общество) по психиатрии. Руководил СНО доцент Савва Израилевич Коган, умнейший психиатр, отличный преподаватель. На заседаниях я убедился, что уже хорошо ориентируюсь в вариантах психозов и нарушений психики, зрею как психиатр.
   На практических занятиях по нервным болезням преподаватель-ассистент Роберт Петрович Баранцевич водил нас осматривать больных на сосудистом отделении клиники. Там стояла такая сильная вонь от пролежней, экскрементов и пота парализованных больных, что подумалось: «Как можно работать врачом с такими безнадежными больными? Никогда не буду невропатологом!»
   Перед распределением на работу замминистра здравоохранения Карело-Финской республики записал меня на должность главного врача республиканской больницы, что в 90 километрах от Петрозаводска (квартира, служебная машина, хорошая зарплата!). А когда зашел на распределение выпускников, ректор Алексей Иванович Иванов сообщил, что меня взяли на работу в Третье главное управление Минздрава СССР (атомная промышленность) и направляют в клиническую ординатуру по нервным болезням. Новость оказалась неожиданной, но решил, что учиться лучше, чем уже работать. Подумал: «Изучу досконально мозг и его болезни, а потом вернусь в психиатрию». А в жизни – как в песне: «Если вы утонете и ко дну прилипнете – полежите год-другой, а потом привыкнете»…
   Но вернемся в студенческие годы. Незабываема поездка на уборку урожая на целину по комсомольским путевкам. Нас загрузили в товарные вагоны, плохо отмытые после перевозки скота, – амбре об этом напоминало. Поэтому при первой остановке эшелона в лесу мы наломали сосновых и еловых веток, укрыли ими весь пол, затем положили матрасы и спали, как селедки в банке: в левой половине вагона – мальчики, в правой – девушки. Хохотали до середины ночи.
   В Свердловске нам объявили, что поезд стоит три часа. Мы ушли осматривать город. Нагулялись вдоволь. Пришли на вокзал, а наш товарняк уже уехал. Дежурный по вокзалу посадил нас в купейный вагон поезда «Москва – Пекин» и велел проводнику высадить нас в Петропавловске-Казахстанском. Там мы несколько часов ждали прибытия нашего товарняка. Высадились в Павлодаре, затем нас автобусами развезли по совхозам. Наша бригада оказалась в совхозе Кайманачиха. Поля золотистой пшеницы (без бурьяна!) простирались до самого горизонта со всех сторон. Поселили нас в вагончиках. Наша задача – принимать пшеницу от комбайна. Самосвалы высыпали ее на землю, а мы лопатами перекидывали на зернопогрузчик, который чистил и просушивал это зерно. Потом загружали военные машины чистым зерном и отвозили пшеницу на элеватор. К концу августа под открытым небом накопились горы этой пшеницы как в поле, так и на элеваторе, который не справлялся с отправкой зерна по адресам Союза. Вскоре пошли дожди, мокрый снег, которые загубили более половины собранного урожая. Жалко было смотреть!
   В Казахстане наблюдали контраст: земляные юрты казахов и поселения приволжских немцев с белыми домами, колодцами, кустарником вокруг дома, заборами. Хуже жили ингуши – сосланные народы Кавказа, которые сочувствовали гитлеровцам во время войны.
   В Казахстане впервые дегустировал айран (кислое, пенистое молоко) и бишбармак (кусочки мяса; берут руками из общей посудины и едят, а жир течет до локтей!).
   Среди наших кухарок я «положил глаз» на симпатичную сокурсницу Альбину, дочь военнослужащего. Она жила в общежитии в пос. Александровское и по субботам стала приезжать к нам в общежитие на вечерне-ночные танцы. Периодически ходил с ней в кино, театры. Наша спокойная доброжелательная дружба продолжалась полтора года, и мне она показалась подходящей парой. Но однажды Альбина не пришла на очередные танцы (хотя обещала), а в понедельник, встретившись в институте, сказала, что «затеяла стирку и не успела приехать». Через час увидел ее подругу по общежитию, и на мой вопрос, почему не приехали в субботу к нам на танцы, она ответила: «Мы с Альбиной ходили на танцы в военно-морское училище». Тогда во мне разыгрались ревность и обида, и я решил прервать обнадеживающие встречи. Купил билеты на балет в Театр им. С. М. Кирова, после театра пригласил ее в наше общежитие и на черной лестнице объяснился: мол, у меня были самые серьезные планы на перспективу, нежные чувства… но не могу простить такой обман. Больше не смогу доверять твоим словам, это будет мешать в семейной жизни. Принял решение расстаться навсегда. На прощание поцеловал ее, чем вызвал слезы, слова прощения и клятвенные обещания не обманывать в будущем. Но мое решение было зрелым и окончательным, никакого чувства долга и ответственности не испытывал, так как во времена нашей юности сексом заниматься было неприлично и его адекватным заменителем оставались поцелуи. Возбужденная страстным поцелуем девушка молча убегала домой сохранять свою девственность. Секс начинали, только приняв решение пожениться. Если невеста оказывалась уже использованной, то нередко это завершалось быстрым разводом. Будучи на учебе в фельдшерско-акушерской школе, дважды участвовал в оперативном восстановлении девственности симпатичным девушкам, которые собрались выходить замуж за молодых офицеров. Именно для военных вопрос девственности был решающим: длительное пребывание жены дома одной при ее неверности до замужества всегда вызывает ревнивые мысли, и не без оснований. Особенно это касается моряков любых рангов. Поэтому считается важным в первую брачную ночь найти кровь на простыне.
   В некоторых южных районах существовал обычай: окровавленную простыню демонстрировать всем родственникам жениха и даже соседям-односельчанам. Тогда и семьи были крепкие, многодетные, а мужья суперответственные. Кроме казаков-разбойников и действующих армейцев-захватчиков (начиная с татаро-монгольского ига, включая гитлеровцев и нынешних чечено-афгано-турецко-мусульманских террористов, у которых нет ничего святого за душой, несмотря на ссылки на идеологию Корана и бога Мухаммеда), оценивать человека следует не по Словам, а по Делам!

   С зятьями и племянниками. Первый ряд (слева направо): Светлана Крохмальная (дочь сестры Тани), Коля Носыко (сын сестры Маруси), Алла Бардаш (дочь сестры Гали), Леня Носыко (старший сын сестры Маруси); второй ряд: А. С. Крохмальный (муж Тани), Ф. Г. Носыко (муж Маруси), В. А. Бардаш (муж Гали) и я

   Семейный сбор. Первый ряд (слева направо): сестра Маруся держит на руках своего сына Колю, наш отец Анисий Иванович, М. С. Седова (моя теща), наша мама Ефросиния Терентьевна, сестра Таня держит на руках дочь Гали – Аллочку; второй ряд (справа налево): зять В. А. Бардаш, сестра Галя, зять Ф. Г. Носыко, я и мой племянник Леня Носыко. Лето 1960 г.

   Семейный сбор (я фотографировал, поэтому в кадре не значусь). Первый ряд (слева направо): Татьяна Крохмальная (моя старшая сестра), Екатерина (крестная сестры Гали), Мария Носыко (моя средняя сестра), Евдокия (подруга моей мамы) с Колей Носыко (сын средней сестры Марии), Ефросиния Терентьевна (моя мама) с внучкой Аллой Бардаш, Мария Ивановна Скоромец (жена моего дяди Ивана Ивановича); второй ряд (справа налево): Галина Скоромец-Бардаш (моя младшая сестра), Светлана Крохмальная, Иван Иванович Скоромец (двоюродный брат моего отца) держит на руках Тарасика, Леонид Носыко (сын средней сестры Марии), отец Анисий Иванович Скоромец, Вера Скоромец (жена моего покойного дяди Михаила Андреевича Скоромца), Владимир Алексеевич Бардаш (муж младшей сестры Гали). Лето 1965 г.

   Внуку Тарасу приятно ощутить тепло бабушки Фроси и надежную грудь дедушки Анисия

   Выпускник с врачебным дипломом


   При последующих встречах сокурсников выяснилось, что у Альбины семейная жизнь не сложилась.
   В нашей группе о моих чувствах к Альбине знали все. И более года я сохранял «карантин» в любви, – до 23 февраля 1958 года, когда вечером четыре одногруппника – Юра Цветков, Саша Ефимов, Долик Кирсанов и я – решили на ночных танцах сделать предложения потенциальным невестам, а в мае сыграть коллективную комсомольскую свадьбу. Мой выбор пал на одногруппницу Тамару Седову, которая умела создать уют вокруг своей кровати в общежитии, лучше всех готовила еду в коммуне, не флиртовала. Уговаривал ее выйти за меня замуж с двух часов ночи до шести утра (после танцев пошли гулять вдоль реки Карповки и Ботанического сада). Она отчаянно возражала, ссылаясь на завещание мамы и любовь к моряку, которому обещала его дождаться. Отправляла меня к другой одногруппнице, Вале Угловской, которая очень хотела меня «женить на себе».
   Когда мы собрались в комнате подводить итог, то выяснилось, что кандидатка в невесты Юре Цветкову сомневается, кому отдать предпочтение (поляку или Юре); Саше Ефимову – просто отказала, а Долик Кирсанов сам не захотел связывать судьбу со старшекурсницей.
   А мне отступать назад даже на таком фоне было неприлично, надо держать слово: 25 апреля 1958 года мы поженились. За оформление брачного свидетельства в Петроградском ЗАГСе заплатил 7 рублей 50 копеек. Это служило поводом для шуток впоследствии («Купил тебя за 7.50 – изволь слушаться!»). Отметили в общежитии это событие в кругу одногруппников. Слушали песни, сами пели и танцевали. В те времена если мелодия сопровождалась текстом, то он был интересен, содержателен (о любви, о жизни, об истории славных побед) и не было персеверантов – когда одну фразу мусолят на разные мотивы, что в целом противно и стопорит юные мозги.
   На свадьбе собрались только одногруппники, которые пожертвовали на это мероприятие половину своей стипендии (как договорились еще на первом курсе); из родственников присутствовали родной старший брат Тамары, Яша, с женой Ниной (я называл ее «тещей»).
   Настоящее свадебное пиршество состоялось во время летних каникул в Анастасьевке, когда праздничный стол был накрыт круглосуточно в течение недели в саду под раскидистой кроной старой груши и был доступен каждому приходящему без всяких приглашений. За этот срок гости выпили за наше здравие 40 ведер самогонки. Большую часть времени мы провели на берегу ставка – ловили карасей, чтобы отдохнуть от однотипных разговоров-пожеланий подвыпивших односельчан.
   Летом в Анастасьевку к родителям приезжали и все мои сестрички со своими семьями.


   Пятая ступенька
   Клиническая ординатура
   (1960–1962)

   В феврале 1960 года собрали нас около 50 шестикурсников, наиболее успевающих студентов и уже, как правило, семейных, в аудитории № 5 на встречу с представителем Третьего главного управления при Минздраве СССР. Представитель немногословно сообщил, что нам предстоит работать с контингентом, имеющим отношение к атомной промышленности. Главное – заполнили подробные анкеты. Я и не надеялся, что возьмут на такую работу, памятуя об отказе выехать на учебу в Прагу. Жена Тамара Сергеевна также не рассчитывала пройти барьер КГБ, поскольку ее отца репрессировали в 1937 году и расстреляли как «врага народа» (он занимался торговлей мукой), а мать, учительница, осталась с тремя детьми в г. Сарапуле в Удмуртии.
   Занятия продолжались, приближалась последняя экзаменационная сессия – государственные экзамены. Накануне нас распределяли на работу. И уже в кабинете ректора нам с Тамарой объявили, что берут на работу в Третий главк и предлагают поучиться в клинической ординатуре: ей – по лабораторной диагностике, а мне – по нервным болезням.
   С 1 августа 1960 года мы приступили к учебе. Вначале я ходил на обходы и разборы больных больничными ординаторами и завотделением Верой Ивановной Калининой. В сентябре на учебу вышли все (шесть человек) принятые в клиническую ординатуру. Моим непосредственным руководителем был ассистент кандидат медицинских наук Роберт Петрович Баранцевич – очень толковый преподаватель, спокойный и доброжелательный человек. Вначале я присутствовал на занятиях студентов – девятидневном цикле по общей неврологии, готовился к занятиям по определенным темам, штудировал от корки до корки топическую диагностику А. В. Триумфова. Затем самостоятельно изучал и конспектировал книгу Э. Виллигера «Анатомия головного и спинного мозга» (1930), после нее – другое руководство – Л. В. Блуменау «Мозг человека» (1925). Если в первой книге была детально приведена макроскопическая анатомия и основные проводники нервной системы, то во второй – детали нейронного строения мозга.
   С октября 1960 года я уже самостоятельно стал курировать больных – собирать анамнез, исследовать неврологический статус и писать историю болезни. Острых больных обязан был в тот же день показывать ассистенту или доценту Елизавете Сергеевне Кирпичниковой, которая находилась в клинике с 9 утра до позднего вечера – пока не посмотрит всех новых больных или динамику пациентов с мозговыми инсультами, менингитами, энцефалитами, невритами и т. п.
   Потренировались и в прозекторской – проводить люмбальную пункцию, и вскоре я выполнял эту процедуру в клинике как своим (курируемым) больным, так и больным коллег по клинической ординатуре. Всегда выручал Лидию Павловну Хилову, Светлану Блок, Изольду Левтову, Лейлу Вяйкхеля и других. Они ассистировали – держали пробирку, подавали манометрическую трубку, сдавливали яремные вены, брюшную стенку, наклоняли голову больного, т. е. проводили пробы Квекенштедта, Пуссепа, Стукея. Очень полезными оказались лабораторные секционные занятия. Со времен В. М. Бехтерева выполнялось правило: мозг умершего в клинике больного забирал из прозекторской лечащий врач, в гистологической лаборатории мозг фиксировался в формалине (его помещали в банку с 0,5 %-м раствором формалина на марлевом гамаке). Спустя неделю, когда мозг становился плотным, его заливали воском или парафином и на специальном макротоме резали на пластины толщиной 0,5 сантиметра. Лечащий врач подробно докладывал историю болезни, заключения по синдромам и топическому диагнозу, характеру процесса. А затем листали срезы мозга и сопоставляли клинические предположения с фактической топографией патологического процесса. Если что-то не совпадало, дискутировали о причинах этого: не учли микросимптомы, недостаточно уточнили последовательность развития клинических неврологических проявлений и т. п. На мой взгляд, это самый эффективный вариант подготовки клинического мышления невролога, который полезен для невролога с любым стажем работы.
   Клинические ординаторы первого года работали очень дружно, охотно выручали друг друга. Среди клинических ординаторов второго года учился Вадим Игоревич Самойлов – бывший староста кружка СНО по нервным болезням. Ему профессор Даниил Еригорьевич Еольдберг поручил изучать эффективность эпидуральных блокад с раствором новокаина и витамина В -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


при болях в пояснице – дискогенных радикулитах. Если поступал такой больной, то каждый просил Вадима Игоревича сделать блокаду. Он почему-то избрал тактику делать блокады вечером, когда лечащий врач уходил из клиники. А нам хотелось посмотреть методику введения упомянутых лекарств через специальное отверстие в крестце (по латыни – хиатус сакралис). Убедившись несколько раз, что Вадим сознательно выполняет блокады нашим больным после нашего ухода из клиники, решил самостоятельно потренироваться на трупах. Вместе с девушками, клиническими ординаторами, ходили вечером в прозекторскую, где на трупе прокалывали мембрану хиатус сакралис, вводили иглу в крестцовый канал – так тренировали ощущение прохождения иглы через разные структуры позвоночника. Затем вводили цветной раствор – синьку – эпидурально и, вскрывая позвоночный канал, определяли, до уровня какого позвонка проходит раствор. Через несколько таких тренировок я сам стал выполнять блокады своим больным и пациентам коллег.
   Узнав об этом, Вадим, «не моргнув глазом», сказал, что он запрещает мне делать такие блокады даже своим больным, так как эту тему поручили только ему. Я сообщил об этом Даниилу Еригорьевичу, который также удивился манере поведения Вадима и подтвердил, что все должны тренироваться делать любые манипуляции своим больным. Совсем другое дело – научный анализ эффективности таких блокад: пусть Вадим смотрит этих больных, изучает истории болезни.
   Этот случай имел свои последствия. В мае во время заключительной аттестации клинических ординаторов, когда определяли дальнейшую судьбу выпускников ординатуры (может работать неврологом поликлиники или стационара, может заведовать неврологическим отделением или рекомендуется в аспирантуру), профессор Д. Г. Гольберг и доцент Е. С. Кирпичникова рекомендовали Вадима в аспирантуру нашей кафедры. Тогда выступила Лидия Павловна Хилова – коммунист, которая в студенческую бытность была председателем студенческого профкома института, затем поработала главным врачом ЦРБ и после этого решила стать неврологом – поступила в клиническую ординатуру. Она категорически заявила, что Вадим – очень незрелый кандидат в аспиранты, ему надо поработать на периферии, научиться общению с коллегами и больными и т. п. Ее поддержали все клинические ординаторы. Дмитрий Константинович Богородинский не стал нам перечить и предложил воздержаться от намечавшейся рекомендации в аспирантуру. На это место приняли Лидию Ивановну Широкову, поработавшую до клинической ординатуры в Мурманске. Даниил Григорьевич устроил Вадима в аспирантуру Института нейрохирургии им. проф. А. Л. Поленова к профессору К. А. Шиманскому, который, будучи доцентом нашей кафедры и защитив докторскую диссертацию, поехал в Челябинск, заведовал там кафедрой нервных болезней и затем вернулся профессором-неврологом в ЛИХИ им. А. Л. Поленова. Вадим защитил кандидатскую, а затем и докторскую диссертации, просился работать на нашей кафедре, но сотрудники его стремление не поддержали. Доцент Е. С. Кирпичникова вспоминала и такой эпизод. Пока Вадим был студентом-СНОвцем, Елизавета Сергеевна обращалась к нему на «ты» и «Вадим». А когда его приняли в клиническую ординатуру и она по старой памяти к нему так обратилась, то Вадим, заикаясь, сказал ей: «Теперь я не В…вадим, а Вадим Игоревич!..»
   Когда я был уже клиническим ординатором второго года, мне поручили провести занятия со студентами по общей неврологии. Я тщательно готовился к каждому занятию, перечитывал многие учебники А. В. Триумфова, К. Е. Сеппа и других. После этого цикла я наконец-то прозрел в неврологии – понял то, что раньше уже знал, но еще не понимал значения для клиники многих анатомо-физиологических деталей нервной системы.
   Осенью 1960 года я заболел болезнью Боткина. Лечился в клинике инфекционных болезней Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова. Ночью на фоне интенсивного пожелтения испытывал кожный зуд и впервые – кинжальную колющую боль в сердце, которая держалась несколько десятков секунд и отчетливо усиливалась при малейшей попытке физической активности – даже шевелении пальцами кисти! Принимал глюкозу, ел виноград, арбузы и через лямблиозный холецистит вылечился в санаториях Старая Русса и Трускавец. Перенесенный гепатит десятилетиями служил оправданием моего воздержания от употребления спиртного в дружеской компании, где по негласному закону делают вывод: не пьет алкоголь либо больной, либо нехороший человек! Чтобы не терять доверие друзей, лучше быть больным, а не другом-алкашом.
   Осенью 1961 года в мою палату № 1 поступил больной К., который съездил из Воркуты на Черное море. Поднимая тяжелый чемодан в вагоне на верхнюю полку, он ощутил резкую боль в правом плече и надплечье. Интенсивная боль продолжалась несколько суток, потом исчезла, но развилась резкая слабость мышц правой половины плечевого пояса с утратой движений в правом плечевом суставе. Свои соображения о плечевом плексите я доложил во время обхода профессору Д. К. Богородинскому Он воздержался с выводами, а на следующий день передал мне учебник Merritt’a на английском языке с закладкой на странице с описанием невралгической амиотрофии плечевого пояса. Изложенная в этой статье клиника – точная копия рассказа моего пациента. Я сделал фотографии больного и в Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина нашел много англоязычных публикаций об этом заболевании, которое подробно описали Персонейдж и Тернер, наблюдая за солдатами в Индии. В отечественной литературе аналогичного описания не нашлось. Дмитрий Константинович предложил продемонстрировать этого больного на заседании Научного общества неврологов Ленинграда и подготовить публикацию в «Журнале неврологии и психиатрии им. С. С. Корсакова».
   Подготовив рукописный проект статьи на 13 страницах – пишущей машинки не было, передал его для чтения шефу. Он вернул через день и рекомендовал изменить последовательность изложения материала. Я в тот же вечер переписал статью с учетом пожеланий шефа. После очередных чтений Дмитрий Константинович советовал то сократить абзац до одного предложения, то поменять логику изложения. Несколько раз статью переписывала Тамара, так как у нее был разборчивый почерк, чтобы шефу легче читалось! После тринадцатой (!) переделки статьи Дмитрий Константинович спросил: «Не надоело?»
   Я ответил: «Нет. Интересно и полезно обдумывать». Дмитрий Константинович успокоил: «Это еще не предел. Лев Николаевич Толстой "Анну Каренину" переписывал 36 раз, у нас еще есть перспектива!»
   Эту статью опубликовали в «Журнале неврологии…» в 1963 году. Как выяснилось позже, Дмитрий Константинович устраивал проверку моих возможностей и отношение к творческой деятельности. Тогда я об этом не думал! Просто с любопытством переделывал статью с учетом его советов.
   В марте 1962 года Дмитрий Константинович пригласил к себе в кабинет и спросил: «Какие у вас планы на будущее?» Я ответил, что обязан ехать на работу, куда пошлет Третий главк, который выплачивает мне стипендию, регулярно высылая из Москвы по почте 90 рублей.
   – А если бы вам предложили аспирантуру?
   Я повторил, что обязан ехать на отработку по распределению.
   Через несколько дней мой ассистент Р. П. Баранцевич спросил:
   – Почему ты отказываешься от аспирантуры?
   Объяснил ему, что Дмитрий Константинович выяснял мои планы на будущее, упоминал об аспирантуре, но прямым текстом ее не предлагал.
   Роберт Петрович посоветовал: соглашайся на аспирантуру, пусть Ученый совет рекомендует тебя и ходатайствует перед Минздравом. После двух-трехлетней отработки на периферии это тебе поможет, если захочешь вернуться на учебу.
   Дмитрий Константинович провел рекомендацию моей кандидатуры в аспирантуру через Ученый совет института, съездил в Москву на прием к начальнику Третьего главка профессору Аветику Игнатьевичу Бурназяну, с которым он служил в одном полку на Дальнем Востоке. Однако Аветик Игнатьевич отказал:
   – Что же получается? Молодой человек учился 10 лет в школе, 6 лет – в институте, 2 года – в клинической ординатуре. Это уже 18 лет! Вы просите еще 3 года, тогда будет 21 год учебы! А когда же он начнет работать врачом? Если он хороший специалист, пусть поработает пару-тройку лет в нашем Главке – нам нужны только хорошие специалисты, – а потом сам решит, что делать дальше.
   Отказ отпустить меня в аспирантуру Дмитрия Константиновича огорчил, а я предполагал такой сценарий, поэтому не настраивался на учебу. Однако тему научной работы мы определили: сосудистые заболевания спинного мозга.
   Мне хотелось устроиться на работу поближе к Ленинграду, чтобы чаще бывать на кафедре, на научных заседаниях Общества неврологов. Образовалась и подходящая вакансия в ближайшей медсанчасти Третьего главка в Эстонии (Силламяэ): там от инъекции антибиотика по поводу острой пневмонии от анафилактического шока скоропостижно скончалась невропатолог. При распределении в Москве эту мою просьбу категорически отмели и предложили Читу, а через три дня, отведенные на раздумье, приблизились к Ленинграду на пару тысяч километров и остановились на Красноярске-45, в 190 километрах от Красноярска с его знаменитыми столбами.
   Так мы оказались в МСЧ-42 вблизи поселка Заозерного, на берегу реки Кан, в закрытом «социалистическом» городе, который потом назвали Зеленогорском.
   На втором году обучения в клинической ординатуре меня по возрасту отчислили из комсомола и выдали рекомендацию вступить в ряды Коммунистической партии. Вторую рекомендацию в партию дала бывший декан курса профессор биохимии Евгения Константиновна Четверикова. Год кандидатского стажа в партию разделился на две части: одна прошла в клинической ординатуре, а вторая – на работе в Сибири.


   Шестая, сибирская, ступенька
   Практическая работа неврологом в МСЧ-42
   (1962–1964)

   Получив в Москве путевку-направление на работу в МСЧ-42 и подъемные, мы выкупили купе в поезде «Ленинград – Владивосток» вместе с однокурсниками Весниными. Анатолий Григорьевич обучался на кафедре рентгенологии, а Алла Николаевна – на кафедре офтальмологии. С ними мы почти два года жили в общежитии в одной комнате, перегородив эту комнату платяными шкафами и занавеской из белой простыни. Кровати стояли очень близко и, ворочаясь ночью в постели, Толя часто срывал эту символическую перегородку, что утром весело комментировалось. Спустя четверо суток дороги в одном купе мы высадились в Красноярске и пересели на местный поезд, чтобы доехать до поселка Заозерный, а друзья Веснины продолжили путь до Ангарска.
   От Заозерного до соцгородка – с официальным названием Красноярск-45 (или Зеленогорск) ехали рейсовым автобусом примерно 25 километров. Строгий пропускной пункт, после преодоления которого открылась панорама красивого оазиса – вокруг густая тайга со смешанным лесом, в ложбинке горы (почти Кавказ) спокойно течет река Кан, под горой – улица с красивыми двухэтажными особняками-коттеджами, в которых живут «отцы» города – первые организаторы и руководители нового производственного предприятия во главе с директором Иваном Николаевичем Бортниковым. Он оказался настоящим хозяином города. Вдоль правого берега реки Кан активно строились современные блочные и кирпичные дома высотой от пяти до девяти этажей. Имелась вся инфраструктура: клуб, кинотеатр, детские садики, кафе, поликлиника, стационар МСЧ. Жителей – около 50 тысяч человек, производственная площадка – в 18 километрах от города, в основном в подземелье. Сохранились бараки от заключенных и стройбата солдат. Забавная ситуация сложилась: написал родителям первое письмо с сообщением почтового адреса, а от них получил информацию, что по такому же адресу служит в стройбате мой сосед по Анастасьевке Белошниченко Василий Иванович. Написал ему письмо, и вскоре встретились в Сибири, он служил водителем самосвала «КрАЗ». Убедились, что планета маленькая, везде можно встретить земляка.
   Приехав в город, первым делом разыскал начальника МСЧ, им оказалась женщина лет пятидесяти, по фамилии Скурида. Прочитав наше направление, Антонида Сергеевна скривила физиономию и вынесла вердикт: «Вакансий невропатолога нет. Могу предложить вам ставку эндокринолога. А врач-лаборант нам нужен, принимаем на работу».
   Я попросил написать в путевке, что не нужен здесь как невропатолог, и ничего другого мне не предлагать, разве что психиатрию.
   После беседы с начальницей – она обещала звонить в Главк и просить ставку невропатолога – сразу направился на почту, на переговорный пункт, чтобы объясниться с отделом кадров Главка и получить разрешение вернуться в Москву на перераспределение. Однако с меня потребовали на почте разрешение Первого отдела на право междугородных переговоров и объяснили, что отдел режима таких разрешений вновь прибывшим специалистам не выдает.
   Огорченные, отправились на ознакомительную прогулку по городу и неожиданно встретили своих сокурсников Борю и Галю Мурзиных, которые работали здесь уже два года – сразу после окончания института и без обучения в клинической ординатуре. У них родился сын Саша, недавно они получили двухкомнатную квартиру на первом этаже. Галя и Боря настояли, чтобы мы пожили у них до получения собственной квартиры. В стационаре взяли пару матрасов, положили на пол и так определились с временным жильем. Познакомившись со спокойной жизнью города, мы пришли к выводу, что здесь полезно только размножаться. От слов-мыслей быстро перешли к делу. Нам предлагали комнату в одном из деревянных бараков. Друзья Мурзины предостерегли, что в бараке застрянем на несколько лет.
   Нас поставили на очередь на квартиру в строящемся новом доме, который готовился к сдаче через два-три месяца. Однако, когда сдавали дом и обсуждали, кому выделить квартиры, из Желтых Вод на Днепропетровщине прислали нового начальника МСЧ-42 Ядринцева Вениамина Александровича. Он захотел квартиру в старом фонде, а для этого потребовалось расселить две семьи и предоставить им две квартиры в новом сдающемся доме. Профком во главе с председателем – дамой Гавриленко – проинформировал меня, что в этом сдающемся доме нам квартиры не будет, так как исполком не утверждает нам двухкомнатную квартиру на двоих. На самом деле в путевой лист у нас была вписана и теща, а Тамара уже была беременна.
   Я решил сам выяснить в исполкоме мотивы отказа в предоставлении мне квартиры как молодому специалисту. Секретарь председателя горисполкома сообщила, что списки на получение жилья из МСЧ еще не поступали, поэтому никакого отказа никому не было. Пока беседовал с секретаршей, прибыл председатель – Владимир Кныш, который пригласил меня в кабинет. Я изложил ему мотивы своего визита, и он заключил, что «это администрация МСЧ начинает крутить с квартирами, не первый раз!» Обещал ситуацию контролировать, тем более что оказался моим земляком – родом из Сум.
   Возмущенный ложью председателя профкома МСЧ Гавриленко, я пошел в детский сад, где она работала заведующей, и стал допекать ее вопросами: «Кто и когда в горисполкоме отказывал в выделении нам квартиры? Где список на предоставление жилья?..» и т. п. Она пыталась отговориться, что не обязана передо мной отчитываться. Тогда я сообщил о своем визите в горисполком, о беседе с председателем В. Кнышом и высказал свое отношение, пообещав сообщить об этом заводскому комитету профсоюзов как вышестоящей организации:
   – Меня удивляет вранье руководителя профсоюза МСЧ.
   Гавриленко расплакалась и стала причитать, что ее сыну в Свердловске долго не давали квартиру как молодому специалисту. Я парировал репликой: «Так вы решили за своего сына отыграться на мне? Где же ваша профсоюзная и человеческая совесть? Гнать в шею нужно таких руководителей и защитников членов профсоюза».
   Я рассказал об этом эпизоде всем врачам МСЧ. Вскоре состоялось плановое отчетно-выборное собрание членов профсоюза МСЧ. Администрация и партком были настроены переизбрать Гавриленко на новый срок. После двух-трех выступлений в ее поддержку я произнес несколько фраз по имевшему место инциденту со мной и заключил, что таким вруньям и мстительным дамам не место в руководстве месткома. Присутствующие члены профсоюза аплодисментами поддержали меня. А при выдвижении кандидатур в состав нового месткома МСЧ-42 ее единодушно отвели, но… включили мою кандидатуру. На первом заседании месткома я отказался от портфеля председателя с мотивировкой: «Пока не получу квартиру как молодой специалист, иначе люди закономерно будут говорить: стал председателем и сразу выделил себе квартиру». А нуждающихся в жилье было много! Прошла еще пара месяцев, дом сдали, и мы получили хорошую квартиру. Только после этого я принял полномочия председателя месткома МСЧ-42. Для меня это стало хорошей школой жизни: изучал трудовое законодательство, выслушивал жалобы членов профсоюза по всем аспектам бытия в Сибири, обсуждал с администрацией и парткомом производственные дела, согласовывал решения «тройкой» в МСЧ и с вышестоящими организациями – завкомом и горкомом КПСС.
   Наиболее серьезной оказалась ситуация с врачами МСЧ: за один сезон приехало почти 120 молодых специалистов после клинической ординатуры, полностью укомплектовали штатное расписание МСЧ, и у людей не было возможности заработать больше одной ставки, которая равнялась 90 рублям со всеми сибирскими и ведомственными надбавками к общесоюзному окладу врача в 75 рублей. А фактическая нагрузка врачей намного превышала одну ставку, потому что требовалось проводить много медосмотров практически всего населения города: при поступлении и увольнении с работы, работающих на основном предприятии и школьников специалистам приходилось осматривать по два раза в год. Так как денег в МСЧ для оплаты сверхурочной работы врачей не было, приняли такое решение: врачи составляли графики ежедневной переработки времени, на заседании месткома эти графики утверждали, а когда наступал очередной отпуск с отъездом из Сибири в Европу, то приплюсовывали к отпуску всю переработку, а начальник оплачивал график как бы работающего члена профсоюза. Так удавалось пролонгировать отпуск врачам для пребывания в Европейской части СССР вместо трех недель до двух-трех месяцев. Все были довольны.
   Из производственных жалоб запомнился рапорт главного врача СЭС города Петра Ивановича на начальника МСЧ В. А. Ядринцева, который распорядился срочно посеять на дизентерийную группу кал всех жителей города – около 50 тысяч человек, – чтобы локализовать вспышку дизентерии в одном детском саду. А штат в СЭС составлял всего полторы ставки врача и полторы – лаборанта, т. е. нет ни штата, ни помещений для такой массы экскрементов и анализов.
   На заседании месткома приняли решение приостановить действие приказа начальника МСЧ по этому вопросу. В процессе подготовки постановлений месткома, которые касались неправильных действий администрации МСЧ, как председатель я всегда советовался с председателем вышестоящей профсоюзной организации – фабкома и с секретарем горкома КПСС Ниной Яковлевной Фарафонтовой, мудрой женщиной и моей бывшей пациенткой. Я получал их одобрение и смело реализовывал наши решения, благо мнение членов месткома, как правило, было единогласным.
   В сентябре 1964 года получил письмо от профессора Дмитрия Константиновича Богородинского, который сообщил, что получил из Минздрава место в аспирантуру на кафедру нервных болезней. Мол, если я не передумал, то надо выслать документы и готовиться к вступительным экзаменам.
   Когда я пришел к начальнику МСЧ за производственной характеристикой, он сказал: «Я тебя не отпущу из МСЧ и через пять лет работы, подниму и горком партии. Пришел приказ из Главка, и тебе как главному специалисту постановили персональный оклад в 270 рублей в месяц. Что тебе еще надо? Выбрось из головы свою аспирантуру…»
   После такого заявления я стал чаще принимать на месткоме решения, которые вносили коррективы в действия администрации: оплачивать графики переработки, отменять приказы в связи с решениями товарищеского суда. Например, одна врач-педиатр проводила медосмотры школьников и в гардеробе школы воровала у учителей кошельки с деньгами и шарфики. Она была поймана с поличным и предстала перед товарищеским судом под моим председательством. Коллеги приняли решение уволить ее из МСЧ и выселить за пределы нашего «закрытого» города, где вся инфраструктура и снабжение были оптимальными, а за чертой города – хлеб на 50 процентов с кукурузной мукой, нет масла, колбасы, сыра и фруктов. Подготовленный приказ, утвержденный на товарищеском суде и заседании месткома, начальник не стал выполнять, так как срывался план 100-процентного медосмотра школьников к определенному времени, когда надо было отрапортовать в Главк Министерства здравоохранения в Москву. Тогда я поставил вопрос «ребром»: или выполняй решение товарищеского суда – увольняй (в городе все знали о враче-воровке, позорившей всех медработников), или собирай новое заседание товарищеского суда, предлагай на обсуждение «новые» обстоятельства дела и выноси новое решение суда (все врачи были категоричны и солидарны с первым решением). И завком профсоюза, и горком КПСС поддержали мою принципиальную позицию и обещали «подправить действия администрации МСЧ».
   Ситуацию с противостоянием администрации и профсоюза МСЧ вынужден был обсудить пленум горкома партии. На пленум пригласили всех заведующих отделениями и службами МСЧ, членов месткома. Секретарь горкома Н. Я. Фарафонтова во вступлении рассказала о сложности производственных задач и интенсивной работе медиков по поддержанию здоровья жителей города, о важности профилактических мероприятий и качества лечения заболевших, о возникающих конфликтных ситуациях в руководстве МСЧ, которые ухудшают микроклимат в коллективе. Каждому предстояло четко высказаться о том, что мешает работе коллективов и какие видятся пути улучшения работы в ближайшее время. До меня высказалось шесть-семь человек. Слушая их, я искренне удивлялся метаморфозе, происходившей с выступавшими. Те, кто яростно возмущались деятельностью начальника МСЧ В. А. Ядринцева, писали жалобы на него в местком, стали говорить совсем противоположное: мол, Вениамин Александрович с нас мало спрашивает, надо больше, он очень хорошо руководит всеми делами МСЧ… При таком выступлении главврача СЭС я достал его же жалобу на В. А. Ядринцева и подал реплику: «А что же вы писали в своей жалобе месткому с просьбой разобраться?» На это он замахал руками, открещиваясь от своего письма как от назойливой мухи, и быстро проговорил: «Это мы уже утрясли и решили»… С одинаковыми претензиями в адрес руководства МСЧ и месткома выступили только двое – завтерапевтическим отделением Геннадий Иванович Коровкин и завхирургическим отделением Геннадий Алексеевич Жаров. Когда подошла моя очередь выступать, сказал коротко: «Слушая выступления уважаемых руководителей подразделений с хвалебными словами в адрес начальника МСЧ, я искренне удивлен их абсолютно противоположным высказываниям в месткоме. Если их удовлетворяет стиль работы начальника МСЧ, зачем писали жалобы и рапорты в местком? Я не имею никаких личных или профессиональных претензий к В. А. Ядринцеву Но такая метаморфоза мнений моих коллег, высказывавшихся в месткоме и здесь, на пленуме горкома партии, меня очень удивила и поразила».
   Нина Яковлевна дипломатично, по-деловому, пожелала дальнейшей плодотворной работы МСЧ, которая имеет квалифицированных врачей, способных справляться с поставленными задачами. Закрыв заседание, она попросила В. А. Ядринцева и меня остаться. Выдержав минутную паузу после ухода всех присутствовавших на пленуме, обращаясь к В. А. Ядринцеву, она сказала: «Вы видите, как запуганы вами коллеги по МСЧ. Они боятся слово честно сказать в вашем присутствии. Мы много раз делали вам замечания, однако выводов не видно. Вы думаете о своей незаменимости на посту начальника МСЧ и зависимости только от Москвы? Напрасно. Александр Анисимович вполне может вас заменить на этой должности и лучше справится с работой».

   Дружеский обед в семье врачей Ростовцевых (слева направо): Рэма Григорьевна – офтальмолог, ее муж Борис Николаевич – патологоанатом, их дочь Елена, жена Тамара Сергеевна – зав. клинической лабораторией снимает пробу приготовленного борща, Тарасик терпеливо ждет своей порции. 1963

   Киев. Мы с Тарасиком и мой дядя Григорий Терентьевич Панасейко

   Мои племянники Леня и Коля Носыко и Алла Бардаш позируют. А Тарасик решил пожурить их палкой за то, что его не пригласили в эту фотокомпанию

   Сельский вариант украинской бани

   На такую высоту может поднять только крепкий председатель колхоза И. И. Скоромец

   Самый любимый вид транспорта – и носильщику удобно

   С Полтавщины приехали познакомиться с Тарасиком прадедушка Терентий Федорович Панасейко (первый слева, прожил 96 лет) со своей младшей дочерью Марией, зятем Василием Зинченко (первая и второй справа) и их дочками (в первом ряду слева вторая и третья)

   Папа предпочитает гужтранспорт

   Могу спокойно посидеть на руках у тети Дины и сокурсника – друга родителей Жоры Олисевича из с. Беловодского

   Готовлюсь в пасечники

   С мамой можно легко дотянуться до зрелых абрикос

   Первый ряд (слева направо): жена Тамара Сергеевна, сын Тарасик, папа Анисий Иванович; второй ряд: я и племянник Леня Носыко

   Будущий вертолетчик Володя Скоромец (племянник) изучает устройство летательного аппарата курицы, а Тарасик проявляет любопытство

   Первое знакомство с Александрой Петровной Олисевич (мамой Жоры) и ее внучкой Жанной (дочь Жоры и Дины)

   От неожиданности такой перспективы я тут же поднял руки и сказал, что никаких претензий на должность начальника МСЧ у меня и в мыслях не было, категорически отказываюсь. На это Н. Я. Фарафонтова быстро парировала: «Партия прикажет – будешь руководить медсанчастью! А пока идите отдыхайте».
   В. А. Ядринцев взял внеочередной отпуск, на работе не появлялся.
   Через неделю после этого пленума я получил телеграмму от профессора Д. К. Богородинского с уточнением срока приезда в Ленинград на вступительные экзамены в аспирантуру. Вечером позвонил домой Вениамину Александровичу и прочитал содержание телеграммы. Он обрадовался и говорит: «Конечно, надо тебе помочь! Пиши заявление на дополнительный оплачиваемый отпуск на месяц, что по закону полагается для поступления в аспирантуру, подпишу завтра – и поезжай».
   Действительно подписал, и бухгалтерия выдала месячный оклад в новом исчислении: вместо 90 рублей – аж 270! Авиабилет от Красноярска до Ленинграда стоил 96 рублей, так что этих денег мне хватило на дорогу в оба конца.
   В Ленинграде, на кафедре, меня ждали, вступительные экзамены по специальности и философии сдал на «отлично», по-английскому – хуже. Других четырех конкурентов в аспирантуру отсеяли на экзамене по специальности – им поставили «двойки». Ректорат мою кандидатуру принял охотно: вспомнил решение Ученого совета в 1962 году с рекомендацией в аспирантуру сразу после обучения в клинической ординатуре. Партком также с удовлетворением одобрил мою персону, как поработавшего на периферии (даже в Сибири) и проверившего деловые качества на выборной профсоюзной должности – председателя месткома. Короче, поступление в аспирантуру оказалось беспрепятственным и легким.
   Получив приказ о зачислении в аспирантуру с 1 января 1965 года, улетел в Сибирь оформить расчет и переехать с семьей в Ленинград. Написал заявление отчислить меня из МСЧ-42 в связи с поступлением в очную аспирантуру, а жена – отчислить в связи с переездом мужа на другое место жительства. Тамара Сергеевна передала эти заявления на подпись В. А. Ядринцеву, но он ее вызвал и сообщил: «Ему подпишу увольнение с 1 августа 1965 года (дескать, он обязан отработать полные три года), а вам вообще не подпишу, так как он заверял, что вы останетесь работать в своей же должности заведующей клинической лабораторией». Тамара Сергеевна домой пришла злая и с порога заявила: «Что же ты мной торгуешь? Сказал Ядринцеву, что оставляешь меня в Сибири до завершения аспирантуры?» Я объяснил, что на эту тему с В. А. Ядринцевым вообще не разговаривал. Она не поверила.
   Сразу же пошел в горком КПСС и снялся с партийного учета, имея на руках приказ о зачислении в аспирантуру 1-го ЛМИ им. акад. И. П. Павлова с 1 января 1965 года, затем в завком профсоюза, где снялся с учета и снял с себя полномочия председателя месткома МСЧ-42. Заглянул к председателю горисполкома земляку В. Кнышу, доложил об отъезде и попрощался.
   После этого пошел к Ядринцеву. Выразил недовольство по поводу его реплик Тамаре Сергеевне и напомнил, что о ней мы ничего не проговаривали и что само собой разумеющееся дело – ей «следовать за мужем». Однако он, не моргнув глазом, повторил, что и меня не уволит до августа месяца, так как по закону, как молодой специалист, я должен отработать три года по месту распределения. Я напомнил, что имеется и другой закон, который позволяет молодому специалисту через два года работы поступать в очную аспирантуру. В нашей пикировке схлестнулись два закона: обязанность отработать три года и право поступать в аспирантуру. Ядринцев придерживался закона об обязанности. Тогда я вынужден был послать телеграмму в Третье главное управление при Минздраве СССР следующего содержания: «15 ноября 1964 года начальник МСЧ-42 Ядринцев предоставил мне дополнительный оплаченный месячный отпуск для сдачи экзаменов в аспирантуру в 1-й ЛМИ им. И. П. Павлова, приказом МЗ СССР зачислен в очную аспирантуру кафедры нервных болезней 01.01.1965. Прошу Вашей санкции на увольнение меня и жены из МСЧ-42».
   Спустя два дня получил ответ: «В связи с зачислением очную аспирантуру Скоромца А. А. уволить. Вопрос с женой решить на месте. Начальник отдела кадров Тулин».
   Имея на руках все документы и телеграмму из Главка, зашел попрощаться с Ниной Яковлевной Фарафонтовой и рассказал о поведении В. А. Ядринцева. Она сразу же набрала его телефон и сказала: «Я бы его никогда не отпустила из города. Когда издавали приказ и оплатили поездку для сдачи экзаменов в аспирантуру, вы что, рассчитывали, что он не поступит? Он поступил, с сожалением я вынуждена снять его с партийного учета, а вы должны поблагодарить его за хорошую работу в МСЧ и как специалиста-невропатолога, и как председателя месткома. Где же ваша совесть, коль мешаете ему достойно уехать в Ленинград? Немедленно издайте приказ об увольнении, иначе я оформлю вам выговор с занесением в партийную карточку и поставлю вопрос перед Главком Москвы об увольнении вас с должности начальника МСЧ».
   Только тогда Ядринцев оформил приказ о моем увольнении…
   Вспоминается серьезный воспитательный акт во время встречи Нового, 1964, года. Будучи профсоюзным лидером, организовал коллективную встречу Нового года в городском Доме культуры. За столиками сидели по четыре человека. Мы расположились вместе с друзьями Ростовцевыми (Борей и Рэмой). Когда дело дошло до танцев, то первый танец исполнил вместе с женой Тамарой. А на второй танец пригласил Рэму Григорьевну. Борис Николаевич страдал посттравматическим артрозом голеностопного сустава и не танцевал. Тамару никто на танец не пригласил, она подбежала к нам и со сверкающими от ревнивой злости глазами потребовала выдать номерок от гардероба, поскольку решила уйти домой. Я номерка ей не выдал, сказал: «Посиди с Борей». Однако она без пальто быстро вышла на улицу (мороз был 25 градусов!) и направилась в сторону дома. Испытывая чувство стыда за ее такое неразумное поведение, я бегом ее догнал, схватил за плечи, встряхнул и рявкнул: «Сейчас же возвращайся на банкет, иначе растерзаю!» От моих эмоций мобилизовалась такая сила, что Тамара испугалась и промолвила: «Ты с ума сошел?» и как миленькая вернулась в зал. Но праздничное настроение было испорчено. Категорически заявил, что, если такое повторится, – «набью морду!». (Вспомнилась реплика одного мужа, прожившего с женой 40 лет. Когда его спросили: «Вам когда-нибудь за эти 40 лет хотелось развестись с женой?», он ответил: «Развестись – никогда, а убить – много раз!»)
   В последующие годы совместной жизни накопилось много отрицательных моментов, которые привели к формальному сохранению семьи на протяжении 40 лет. Формализованные отношения в семье позволяли сохранять независимость в принятии решений: где и как проводить время, которое я не «тратил», а «использовал» – в читальном зале библиотек города, в экспериментальных лабораториях, при консультировании больных в клиниках, стационарах и на дому – как в Ленинграде, так и в любом уголке Советского Союза, – куда приглашали.
   Если бы оказался сильно зависимым от жены, или, наоборот, ревновал бы красавицу-жену, боясь оставить ее дома одну, или ехал бы за ней на берег Черного моря в летние каникулы, я наверняка не состоялся бы профессионально таким, каким стал. Нередко профессиональный и социальный статус помогает приобретать протекция родича с «лохматой лапой» или «мешком» денег. Реже такой рост возможен «сам по себе». Однако это всегда возможно только при постоянном интенсивном самосовершенствовании и отсутствии стремления «захватить власть» (чтобы не вызывать негативизма у окружающих из-за открытой демонстрации карьеризма).
   Учитывая, что Тамара родила хорошего сына Тараса, и несмотря на упомянутое выше и другие огорчения, считаю, что первый брачный союз был успешным (не стоит говорить о счастье!). Умение сохранять человеческие отношения со всеми позволяет мне и дальше, как многоженцам-арабам, помогать Тамаре по жизни (доставлять еду, оплачивать жилье и т. п.).
   Так завершилась моя сибирская эпоха неврологической деятельности. Недовольны моим отъездом были все: жена, некоторые коллеги и теща, причитавшая: «Что тебе еще надо? У тебя же всё есть: квартира, зарплата, авторитет, снабжение!»
   Сына Тараса перевез к бабушке на Украину, в село Анастасьевку, где он приобщался к крестьянской жизни. Особым его воспитанием никто не занимался. Поэтому никто и не насиловал его волю, душу, не мордовал требованиями подчиняться чужой воле. Так закладывался фундамент будущего характера молодого человека. Моя мама была очень трудолюбива, доброжелательна и оптимистична. Эти качества передались и Тарасу.
   По прибытии в Ленинград я поставил задачу прописать жену к ее родичам или в общежитие, заполучил ходатайство ректора института в паспортный отдел КГБ СССР. Пооббивал разные пороги и получил разъяснение, что к аспиранту жену не прописывают. А она-то в Сибири все-таки уволилась, освободила там квартиру и приехала в Ленинград. А здесь не прописывают. Через месяц мытарств она решила вернуться в Сибирь, где ей выделили однокомнатную квартиру и восстановили в должности заведующей клинической лабораторией.
   А я начал осваивать очередную ступеньку моей жизненной лестницы.
   Забегая на несколько десятилетий вперед, можно упомянуть, что в 2006 году мне удалось свозить Тараса в город, где он был зачат и родился 17 мая 1963 года.
   Недавно, в конце 2006 года, побывал также и в Таиланде («свободная страна», так как никогда не была протекторатом!). В Бангкоке три рабочих дня председательствовал на научной конференции по рассеянному склерозу. Организаторами конференции мне было поручено подготовить доклад по эволюции диагностики и лечебной тактики по десятилетиям, начиная с 1960-го года. Такое сообщение основано на личном опыте практикующего невролога. Рассуждая об этиологии и патогенезе рассеянного склероза, вспомнил гипотезу своего учителя – профессора Д. К. Богородинского об интеграционно-вирусной природе болезни: вирус в ядре нейрона нарушает структуру генома, который ответственен за процессы миелинизации, и наступает процесс разрушения миелиновой оболочки. В те времена проводились активные поиски такого вируса.
   Аудиторию неврологов и нейрорадиологов развеселил своим воспоминанием одного забавного эпизода той поры. Работая в Красноярске-45, выполнял диспансерный вызов на дом к больной рассеянным склерозом. В малоухоженной квартире находилась прикованная болезнью к постели женщина 46 лет. Она не могла ходить из-за выраженной шаткости и слабости конечностей, с трудом принимала только нежидкую пищу. Обслуживала пациентку ее 15-летняя дочь. Завершая неврологический осмотр больной, я вдруг заметил, что ко мне из кухни приближается серый кот. Его походка – с выраженной атаксией: передние и задние лапы некоординированно, беспорядочно выбрасываются в стороны, и кот сильно качается из стороны в сторону. Я внимательно осмотрел котика. Хозяйка сказала, что котик живет у них около пяти лет, был нормальным, а около трех месяцев назад без внешней видимой причины стал шататься. «По-видимому, насмотрелся на мою походку», – заметила пациентка. Вначале было подумал, что, может, действительно котик стал подражать хозяйке по типу истерической реакции. Но вскоре вспомнил о поиске гипотетического вируса, вызывающего рассеянный склероз. Мой научный интерес был так высок, что решил судьбу кота. Срочно по телефону связался с Дмитрием Константиновичем Богородинским в Ленинграде, который дал координаты московской лаборатории, где в Институте вирусологии работала профессор А. К. Шубладзе. Вскоре с оказией передал этого котика в лабораторию. Там никакого вируса не обнаружили, однако в стволе мозга и в мозжечке оказались участки, сходные с бляшками при рассеянном склерозе у человека.
   К тому времени уже была изготовлена вакцина Маргулиса – Шубладзе, которой лечили больных с рассеянным склерозом несколько лет. Однако эффективность этой вакцины подтвердить не удалось. Во второй половине XX века больных рассеянным склерозом лечили кортикостероидами и пропермилом, витаминами. Такое лечение способствовало уменьшению симптомов обострения болезни, но не влияло на частоту новых обострений. В 1980 году мы впервые начали лечить больных в фазе обострения рассеянного склероза гемосорбцией (один раз в неделю повторяли сеансы очищения крови, делали это 2–3 раза). Получали удивительный эффект: спустя 2–4 часа после завершения сеанса гемосорбции заметно улучшалась ясность зрения (при практической слепоте на один глаз!), нарастала сила сжатия кисти в кулак на 3–5 килограммов, исчезал патологический симптом Бабинского на стопе, уменьшалась мозжечковая атаксия, удлинялось время ощущения вибрационной чувствительности на лодыжках и др. У ряда больных ремиссия болезни продолжалась по несколько лет.
   Однако радикально ситуация изменилась в 1990-е годы, когда фармакологическая фирма «Шеринг» изобрела новое лекарство – бетаферон 1в, который позволяет управлять течением болезни. При регулярном введении бетаферона у большинства пациентов предотвращаются новые обострения болезни и удается на десятилетие отдалять инвализацию заболевших в молодом возрасте. Успехи в лечении бетафероном обсуждались на этом форуме в докладах немецких, итальянских, таиландских и наших, отечественных, коллег.


   Седьмая ступенька
   Очная аспирантура
   (1965–1967)

   Сибирский этап возмужания завершился к марту 1965 года. В Ленинграде меня поселили в общежитии – в профессорско-преподавательском доме, в комнате на четыре кровати, где еще обитали: Курбан Оразов – целевой аспирант нашей кафедры из Ашхабада, Анатолий Евтюхин и Семен Таск – клинические ординаторы кафедры фармакологии.
   При обсуждении плана работы в аспирантуре мой научный руководитель Дмитрий Константинович Богородинский по-отечески сказал: «Давайте договоримся так. Если вы поставите задачу зарабатывать деньги и будете брать дежурства, консультации, то потратите на это много времени и в научном плане ничего путного не получится. Вы используйте время для науки, а в случае, когда понадобятся деньги, – платить буду я».
   Аспиранту деньги требовались для оплаты переводов статей из иностранных журналов – с испанского, французского, немецкого, португальского, итальянского и других языков. В Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина в библиографическом зале сидели почтенные переводчицы-полиглотки – сохранившиеся во времена революционных преобразований дети, воспитанные гувернантками в буржуазных семьях, и ждали молодых научных работников, нуждавшихся в переводах. Переводили они «с листа», могли медленно диктовать текст по-русски, так как оплата шла за время: один час перевода стоил 5 рублей. Для сравнения: месячный оклад – стипендия аспиранта – составлял от 70 до 100 рублей! Дмитрий Константинович просил записывать перевод дословно, вечером сравнивали его с текстом оригинала и нередко редактировали, используя соответствующие словари. Сам Дмитрий Константинович хорошо знал немецкий, а его жена – Зинаида Владимировна Знойко, доцент-невролог Ленинградского ГИДУВа, – французский. Я называл сумму за перевод статьи и сразу же получал эти деньги от Дмитрия Константиновича. Вел учет в блокноте. Оказалось, что за время подготовки кандидатской диссертации Дмитрий Константинович выдал 2500 рублей на оплату переводов и изготовление гистологических препаратов – по 15 копеек за окрашенный поперечный срез спинного мозга. Из одного препарата спинного мозга надо было сделать не менее 1000 срезов, т. е. оплачивали по 150 рублей за гистологическую обработку одного случая смерти с поражениями спинного мозга.
   Самый приятный этап аспирантуры – это сбор фактического материала. Анатомическая часть работы мною была частично выполнена во времена учебы в клинической ординатуре. Оставалось осуществить несколько образцово-показательных наливок сосудов спинного мозга, чтобы сделать качественные слайды. Эту работу я выполнял на кафедре оперативной хирургии и топографической анатомии по разрешению заведующего кафедрой профессора Михаила Андреевича Сресели. Его сотрудники и аспиранты всячески мне помогали (Олег Петрович Большаков, Паша Котряхов, Валентин Лебедев и другие). Храню сердечную благодарность за их бескорыстие и дружбу.
   Больных осматривал много и всегда пытался выискивать сосудистый фактор в рассуждении о патогенезе поражения спинного мозга, если были явные клинические признаки его поражения.
   Активные контакты с нейрохирургами Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова позволили довольно быстро набрать более ста однотипных пациентов, у которых на пневмомиелограммах выявлялись грыжи нижних поясничных дисков, а клиническая картина указывала на поражение спинного мозга. Учитывая, что ниже первого поясничного позвонка спинного мозга уже нет, а возможный уровень сдавления дурального мешка и корешков конского хвоста находится значительно ниже анатомического расположения самого спинного мозга, можно было с уверенностью предполагать наличие крупной корешковой артерии или вены, при сдавлении которых развивалось поражение спинного мозга. В таком патогенезе поражения спинного мозга всегда убеждались и по наличию значительного регресса признаков поражения спинного мозга в послеоперационном периоде (после удаления грыжи нижнего поясничного диска). На таких пациентах можно было проанализировать варианты клиники ишемии нижней половины спинного мозга. Поэтому кандидатская диссертация и была обозначена так: «Клиника ишемических состояний и инфарктов в пояснично-крестцовом отделе спинного мозга».
   Вместе с нами, аспирантами (мной и Курбаном Оразовым), активно занималась стабилографией Ирина Михайловна Барбас – очень трудолюбивая, умеющая общаться с техникой и фотографией. Она не успела завершить сбор материала для своей кандидатской диссертации на стабилографе, когда случилась личная трагедия – от субарахноидального кровоизлияния внезапно скончался ее возлюбленный доктор. Она впала в депрессию, стала курить и забросила стабилографию. Я ей сочувствовал, уговорил бросить курение и стал поручать печатание и редактирование выписок из историй болезни, переводить статьи с немецкого, которым она хорошо владела. Постепенно мы стали деловой парой.
   Смешная история произошла однажды в субботу. Был у меня тематический пациент по фамилии Алихозин, татарин лет шестидесяти. У него внезапно развилась нижняя параплегия, произошло нарушение чувствительности с уровня линии пупка, расстроилась функция сфинктеров тазовых органов. Наблюдался выраженный атеросклероз брюшной аорты, диагностировали эмболический спинальный инсульт. В клинической картине параанестезия была диссоциированной, т. е. болевая и температурная чувствительность в ногах и нижней части живота отсутствовала, а тактильное и вибрационное чувство сохранялось. Это указывало на сохранность задних канатиков спинного мозга и наличие очага ишемии в бассейне передней спинальной артерии. В субботу больной скончался от инфаркта миокарда, и его через выжданные два часа в клинике (а вдруг оживет?!) перевезли в морг. Там был только дежурный санитар – ключник. Я позвонил домой завпрозекторской и попросил разрешения вскрыть позвоночный канал и извлечь для гистологического исследования спинной мозг. Взяв чемоданчик с нейрохирургическим набором для вскрытия позвоночного канала (он у меня всегда был готов к транспортировке), сообщил Курбану Оразовичу, что пошел в прозекторскую, и стал спокойно оперировать. Дело в том, что татар родственники обычно не разрешают вскрывать, а мне очень нужен был его спинной мозг. Послойные разрезы и скусывание дужек делал тщательно, приготовил шовный материал, чтобы создать полную иллюзию для родственников о прижизненной операции на позвоночнике. Работал сосредоточенно и не замечал времени. Ирина Михайловна, как больничный ординатор, пришла на дежурство к девяти часам вечера, увидела Курбана Оразовича, который ей сообщил, что я давно в прозекторской извлекаю спинной мозг. То ли женское любопытство, то ли желание напоить нас с Курбаном чаем подвигло Ирину Михайловну заглянуть в морг. Было уже 22.30, на улице – темень, дверь в прозекторскую закрыта на ключ, я продолжал сосредоточенно ушивать рану. Вдруг слышу громкий стук в окно. Первая мысль: «Пришли татары-родственники!» Бросился к выключателю и погасил свет. С волнением и сердцебиением подошел к окну – темнотища. Вдруг с улицы в окно засветил фонарик. У меня в кармане тоже был фонарик. Я подсветил снизу из другого окна и узнал Ирину Михайловну, которая тоже испугалась темноты в секционном зале. Когда я впустил ее в прозекторскую, мы оба гомерически хохотали, обмениваясь свежими впечатлениями. Ей тоже временами чудились приближающиеся татары.
   С Ириной Михайловной сложились доверительные отношения, потому что она была прямолинейным, бесхитростным и по-мужски выдержанным человеком.
   Вскоре после личной трагедии она оказалась на операционном столе с неоплазмой яичника. Навещая ее в гинекологическом институте им. Д. Отта, познакомился с ее мамой, Александрой Васильевной, научным сотрудником Института физиологии, человеком строгой морали. Когда швы зажили, а гистология оказалась доброкачественной, посоветовал Ирине Михайловне, учитывая критический возраст, родить себе «заботу и помощь в старости». Неважно, сказал я, кто станет отцом ребенка, посильную помощь буду оказывать.
   Любители пообсуждать интимные вопросы имеются во всех коллективах. Кто-то из наших (скорее всего Ирина Павловна Бабчина) сообщил в партком «новость», и тогдашний секретарь парткома Юрий Сергеевич Астахов, любитель собирать «жареные» факты, пригласил меня, чтобы сообщить: «Ходят слухи, что И. М. от тебя родила». На что получил ответ: «Я слухов не распускаю. Она действительно родила славного мальчика. И волею судьбы я буду всячески помогать им, независимо от слухов». И действительно помог Ирине Михайловне завершить кандидатскую диссертацию, принял ее на должность ассистента, и длительный период она оставалась единственной женщиной в сугубо мужском коллективе кафедры. А мальчик вырос, стал математиком, стажировался во Франции, защитил там диссертацию и превратился в преуспевающего бизнесмена, отца славной дочери, хотя и в другой теперь стране. И Александра Васильевна успела выполнить свою миссию бабушки – ушла в мир иной после взросления внука.
   Вообще считаю необходимым достойно заботиться о женщинах, рожающих детей.
   Будучи аспирантом второго года обучения, я участвовал в конкурсе-симпозиуме молодых ученых, который проводился в Свердловске в мае-июне 1966 года под председательством академика Евгения Владимировича Шмидта и профессора Давида Григорьевича Шефера. Этот симпозиум собрал более сотни молодых ученых, которые делали сообщения по 15 минут с рассказом о собственных научных разработках. Конкурсная комиссия анализировала новизну работы, научно-методический уровень исследования, теоретическую и практическую значимость. Кроме того, каждый участник представлял список собственных научных публикаций. Я к тому времени имел уже 12 опубликованных работ и сделал доклад на тему «Клиника тромбоза артерии Адамкевича». Неожиданно моя работа на этом конкурсе-симпозиуме молодых ученых получила первую премию, которая включала следующие поощрения: первое – ходатайствовать перед ВАКом СССР о присуждении ученой степени кандидата медицинских наук без подготовки диссертации и второе – просить ЦК ВЛКСМ о включении моей кандидатуры в научно-туристическую поездку в Чехословакию. В этом конкурсе принимала участие и Ирина Михайловна Барбас с видеофильмом об эффективности блокады звездчатого узла симпатической паравертебральной цепочки у больных с ишемическими мозговыми инсультами. Ей дали поощрительную премию в виде транзисторного радиоприемника, весьма дефицитного в те времена товара. Довольные такими успехами, мы доложили об этом шефам – профессорам Дмитрию Константиновичу Богородинскому и Даниилу Григорьевичу Гольдбергу На следующий день грамоту победителя конкурса молодых ученых я передал проректору по научной работе академику АМН СССР Артуру Викторовичу Вальдману Требовалось оформить документы от Ученого совета института для получения диплома кандидата медицинских наук в ВАКе СССР. Артур Викторович быстро прочитал вслух эту грамоту и сказал: «Вы аспирант второго года? А что записано в вашем индивидуальном плане работы? Насколько я помню – написание диссертации! Так идите и выполняйте свой индивидуальный план. Очень полезно в конце своей диссертации поставить последнюю точку. У нас не было прецедента просить ВАК выписать диплом кандидата медицинских наук без защиты написанной диссертации. А эта бумага достойна мусорницы». Далее он демонстративно скомкал грамоту, напечатанную на мелованной бумаге, и выбросил в мусорную корзину под своим столом. А потом распорядился: «Идите и пишите диссертацию!»

   Тарас с бабушкой Фросей и дедушкой Анисием

   Первый ряд (слева направо): Тамара Сергеевна, Тарас, Мария Ивановна Скоромец (жена брата); второй ряд: я и мой брат Владимир Константинович Скоромен

   Мои троюродный брат Николай Петрович Скоромец, сын Тарас и его мама Тамара Сергеевна

   Я не ожидал такого результата и, огорченный, рассказал об этом своему шефу. Дмитрий Константинович также несколько расстроился, помолчал пару минут и произнес: «Ну что ж, надо писать диссертацию».
   Около месяца я не мог писать ни статей, ни текста диссертации. А потом созрела мысль: «Кому будет хуже, если я не стану писать диссертацию? Я, что, не могу этого сделать? Надо себя мобилизовать на выполнение этого дела!»
   Мне потребовалась пара летних месяцев на написание текста диссертации. Остов ее существовал в виде отдельных статей, которые публиковались или докладывались на научных форумах различного уровня – от внутриинститутских, городских, республиканских до всесоюзных. Делались заявки и на международные конгрессы неврологов, но Министерство здравоохранения СССР не считало возможным профинансировать поездку на такой форум больше чем одного делегата от Советского Союза. Почти всегда таким делегатом являлся директор Института неврологии АМН СССР академик Евгений Владимирович Шмидт, прекрасный специалист, главный консультант кремлевской больницы и замечательный человек.


   Восьмая ступенька
   Защита кандидатской диссертации
   (1967)

   Более 40 процентов аспирантов не успевают подготовить диссертацию к защите за три года аспирантуры. Обычно такое происходит, если тема диссертационного исследования впервые определяется уже во время обучения в аспирантуре, и тогда даже способный к самоорганизации молодой специалист не успевает за три коротких года пройти как минимум три фазы научного созревания.
   1. Перечитать имеющуюся литературу, чтобы найти новое направление научного поиска.
   2. Собрать собственный фактический материал по теме диссертации. Особенно трудно это сделать бывает клиницистам. Кому-то повезет: поток «нужных» больных имеется, и тогда уже все зависит от самого аспиранта, а кому-то приходится неопределенное время проявлять терпение в поисках этого самого «нужного» пациента. Опытные врачи давно заметили существование «закона парных случаев», когда пациенты с редкими болезнями поступают один за другим в течение нескольких дней (недель), а потом месяцами (годами) «не повторяется такое никогда». И можно пребывать в длительном ожидании, а срок аспирантуры в это время неумолимо финиширует.
   3. Написать текст самой диссертации. Писателям хорошо ведомо так называемое творческое вдохновение. Аспиранту, который не выработал собственный стиль написания сочинений в школьные годы или научных рефератов и статей в студенческие годы, бывает трудно логично выражать свои мысли по научной теме. Поэтому зачастую ему полезно почитать методическую литературу о том, как писать диссертацию.
   Справляются в трехлетний срок, как правило, аспиранты хороших (читай: способных) научных руководителей, которые предлагают тему уже с проработанной научной литературой. Например, если шеф сам определил новое научное направление, т. е. нашел «научную жилу», способную сформировать дружный поток, как говорят болгары, – «капка по капке формирует ручеек»… В этом случае аспиранту необходимо время, чтобы «освоить» литературу из диссертации своего шефа или недавно выполненной работы другого аспиранта – соискателя ученой степени. А далее идет посильная работа – днем исследовать своих пациентов или проводить эксперименты по теме диссертации, а по вечерам и ночью читать текущие новинки научной литературы, делать полезные выписки из нее и обязательно сразу же оформлять библиографические карточки на новые статьи и книги по диссертационной тематике. Откладывать оформление библиографической карточки на «потом» абсолютно неразумно, так как много времени придется потратить на поиск самого источника – журнала, сборника, книги. Во-первых, потребуется время на транспортировку себя любимого в библиотеки; во-вторых, на поиск источника; далее – на его «раскопки» сотрудником библиотеки, а, как часто случается, нужная книга непременно окажется у другого читателя дома! и т. д., и т. п.; в общем – безрезультатная трата времени. Поэтому рационально сразу же доводить всякое, даже простое, мелкое, дело до конца, в частности по всем библиографическим правилам оформлять на отдельной карточке сведения о литературном источнике. Именно на библиографической карточке, а не в виде списка источников на одном листе бумаги.
   Это понимаешь, лишь начав писать обзор литературы: отдельные карточки можно легко сортировать по тематике, как колоду игральных карт по масти, а в списке авторы окажутся не по алфавиту и не в нужной хронологии. Все равно придется готовить отдельные библиографические карточки. На их обороте полезно делать записи о тематике статьи и конкретике фактического материала, оригинальных выводах автора. Большую помощь в написании оказывает то, что аспирант-клиницист делает подробные выписки из историй болезни по свежим следам и делает фотоотпечатки из оригиналов документов дополнительных исследований – рентгенограммы, томограммы, ЭЭГ, КТ и т. п., которые складываются в папку с завязками. Если же этого не делать в период «живого общения» с больным, а откладывать на период написания диссертации, то опять же много времени потратишь на поиск истории болезни по архивам, к тому же станут недоступными многие первоисточники дополнительных исследований, которые выдаются больному на руки, а он их непременно потеряет, испортит или передаст другому врачу… Уж такова правда жизни.
   И мне это стало понятным не сразу. Особенно наглядным оказался опыт предшествующего аспиранта – Владимира Рудольфовича Калкуна. Хороший клиницист, трудолюбивый и способный врач-исследователь, он честно переписывал истории болезни «нужных» больных с результатами всех анализов на «простыни» – большие листы бумаги. Когда пришло время писать диссертацию, он уже был освобожден от ведения больных и обязательного прихода в клинику, сидел дома и анализировал свой материал.
   Как-то его научный руководитель профессор Даниил Григорьевич Гольдберг попросил меня зайти к Владимиру Рудольфовичу домой и передать записку. Зайдя в общежитие, где Владимир Рудольфович жил в комнате один, я увидел поразившую меня картину: весь пол застлан листами склеенного ватмана, аккуратными столбиками сделаны выписки из историй болезни, а сам он ползает на четвереньках по этим бумагам и подсчитывает количество мужчин и женщин: по возрасту, диагнозу, особенностям клинического синдрома, состоянию ликвора и т. п. В такой ситуации, чтобы получить одну конкретную цифру, надо поползать по всему полу, а чтобы ответить на другой простой вопрос, опять же надо пересмотреть все эти «простыни» от начала до конца. Я предложил более простое решение: разрезать эти выписки по отдельным историям болезни и отвечать на вопросы, перетасовывая «карты»: разложить их по полу, потом по возрасту и уже после этого подсчитывать каждую стопку, заполняя цифрами таблицу.
   Владимир Рудольфович удивленно упрекнул меня: «А где же ты раньше был? Я потратил уйму времени на написание этих «простыней», лежа на полу (на столе-то не помещаются!), а теперь кружится голова от поиска двух-трех десятков цифр!»
   В итоге текст диссертации созрел у него через три года после окончания срока аспирантуры. Дописывать диссертацию ему пришлось, сочетая научный труд с новой работой ассистентом кафедры нервных болезней в Гродненском медицинском институте. После этого я сделал вывод, что такой вариант регистрации фактического материала попросту вреден.
   В мою аспирантскую бытность началось внедрение перфорированных карт разного размера – от формата А4 до одной четверти этого листа, с двумя рядами перфораций по краям. Составлялась кодовая карточка. На каждой вертикальной паре перфораций кодировалась конкретная информация об анализируемом материале при помощи разных вариантов выреза: мелкий вырез (вскрывалась наружная перфорация), глубокий вырез (вскрывалась наружная и внутренняя перфорация) и шлиц (соединялись вырезом только обе перфорации). Таким образом на две вертикальные дырочки можно закодировать максимум четыре взаимоисключающих варианта информации. Самое лучшее – на эту пару отверстий кодировать по два варианта сведений. Например, пол больных: мелкий вырез – женщины, без выреза – мужчины.
   Имея несколько сотен таких карточек с закодированными историями болезни, понадобится всего несколько секунд, чтобы собрать в стопку все карточки, вставить спицу или гвоздик в нужное отверстие, встряхнуть стопку – и из нее выпадут все «женщины». Посчитать количество выпавших карточек – минутное дело. И так, играючи со стопкой карточек и спицей, в короткий час получаем цифры для составления таблиц, графиков, диаграмм. В общем, голова на выдумки хитра…
   Основное время уходит на кодирование каждой истории болезни на отдельную карту. Причем добавлять информацию можно в любое время, хоть через несколько лет, так как всегда должны оставаться резервные перфорации, которые кодируются по мере появления новых данных.
   Такой вариант анализа научного материала доступен в любом месте, где нет современной компьютерной техники и Интернета.
   Кстати, время кодирования перфокарт и введения информации в современный компьютер примерно одинаковое, правда, графики и диаграммы персональный компьютер выдает значительно быстрее.
   С сентября 1966 года началась моя предзащитная подготовка. Вначале был брошен пробный шар в виде доклада на совместном заседании научных обществ неврологов и нейрохирургов Ленинграда. Председательствовал тогда профессор-нейрохирург Исаак Савельевич Бабчин, заведующий кафедрой нейрохирургии Ленинградского ГИДУВа. В докладе на этом заседании я показал данные своих наливок латексом аорты и сосудов спинного мозга, благодаря которым выявил магистральный и рассыпной типы строения снабжающих спинной мозг сосудов (чем подтверждена универсальность данных школы анатома профессора В. Н. Шевкуненко, который в 30-е годы XX века показал это на строении сосудов и нервов конечностей). В клиническом материале я показал возможности атеросклеротической закупорки сегментных ветвей аорты и сдавления грыжей межпозвонковых поясничных дисков нижних радикуло-медуллярных артерий.
   Доклад произвел хорошее впечатление на слушателей, видимо, поэтому посыпались вопросы, на которые я легко отвечал. В заключительном слове Исаак Савельевич Бабчин со свойственным ему артистическим красноречием блестяще отметил новизну и аргументированность обсуждаемых положений. Он подчеркнул, что «замечательная диссертация уже готова».
   Затем я прочел доклад на научном заседании кафедры, и все сотрудники кафедры и клиники поддержали меня неформально. Продемонстрировал иллюстративный материал: фотографии, слайды с изображением налитых сосудов спинного мозга и спинномозговых корешков, пневмоэнцефалограмм с грыжами поясничных межпозвонковых дисков и нарисованные художником таблицы кровоснабжения спинного мозга.
   Когда обсуждали возможных оппонентов, мой научный руководитель Дмитрий Константинович Богородинский с сомнением отнесся к моему предложению пригласить И. С. Бабчина – нейрохирурга и одновременно мужа нашей ассистентки Ирины Павловны Бабчиной, которая в последнее время стала ревностно ко мне относиться: ее явно раздражали мои успехи и похвалы в мой адрес. Однако я убедил Дмитрия Константиновича согласиться на оппонирование И. С. Бабчина, так как он работу мою уже хорошо знал, понимал и высоко оценил на недавнем заседании обществ невропатологов и нейрохирургов. Вторым оппонентом наметили профессора Григория Залмановича Левина из Ленинградского психоневрологического научно-исследовательского института им. В. М. Бехтерева, специалиста по сосудистым заболеваниями головного мозга.
   В ноябре 1966 года диссертация и все сопровождающие ее документы были переданы в Ученый совет 1-го Ленинградского медицинского института им. акад. И. П. Павлова. В декабре на очередном заседании Ученого совета диссертацию приняли, оппонентов утвердили, разрешили печатать автореферат. Спустя месяц после опубликования автореферата можно выходить на публичную защиту. Для того чтобы в повестку дня Ученого совета включили защиту диссертации, требовалось согласие оппонентов именно на этот день. Такое согласование поручали самому диссертанту.
   Иногда это согласование превращается в целую эпопею. Я позвонил профессору Г. 3. Левину – он согласился на февраль 1967 года. А И. С. Бабчин сказал, что в этот день он читает лекцию своим курсантам и не может, а по поводу мартовского заседания Ученого совета пока не знает своего расписания работы. Звоню за месяц до марта – не может, уезжает на выездной цикл по усовершенствованию врачей-нейрохирургов. И так повторялось 7–8 раз, пока наконец в октябре 1967 года Исаак Савельевич согласился с датой защиты в ноябре месяце. Профессор Г. 3. Левин сразу выдал положительный отзыв. Отзыв профильного учреждения, также положительный, написали сотрудники кафедры нервных болезней Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова.
   На мой вопрос по телефону, когда можно взять отзыв, Исаак Савельевич отвечал: «Не волнуйся, отзыв положительный, звони позже». Так повторялось несколько раз. Ученый совет заседал по понедельникам, а Исаак Савельевич назначил встречу у него дома вечером в воскресенье накануне дня защиты.
   Когда я пришел к нему, он, сидя в мягком кожаном кресле, сказал, что диссертация хорошая; разумеется, есть отдельные замечания, которые рекомендовал почитать дома. Отзыв занимал 13 страниц. Я сразу же поехал к Дмитрию Константиновичу и начал читать вслух. К нашему удивлению, в отзыв, как в бочку меда, были методично «налиты» сочные ложки дегтя. Например, отмечая анатомическую часть работы и нахваливая докторскую диссертацию анатома Левантовского, оппонент И. С. Бабчин указал: эта часть работы выполнена устаревшими, изжившими себя методиками наливки и фотографированием, надо бы применить прижизненную ангиографию. Говоря о клиническом материале, отметил, что достоверна только часть исследованных больных, которых оперировали, а остальные данные сомнительны и недостоверны. А в целом, заключил оппонент И. С. Бабчин, работа сделана наспех, хотя и посвящена интересной, актуальной теме, которую надо еще много изучать…
   Читая эти замечания, я начал «заводиться», а Дмитрий Константинович то бледнел, то краснел и, наконец, произнес: «Я же говорил, что не надо с ним связываться, особенно учитывая характерологические черты Ирины Павловны…»
   Я повторил, что Исаак Савельевич Бабчин, будучи председателем научного заседания обществ неврологов и нейрохирургов, очень компетентно охарактеризовал достоинства работы и я никогда не думал, что его мнение может изменить змеиный шепот моложавой жены под общим одеялом. Как тут не вспомнить шутку: днем женщины мало влияют на политиков, это у них хорошо получается ночью!
   По дороге домой я «переваривал» замечания, удивлялся резким переменам суждений И. С. Бабчина и понимал роль в этом напевок Ирины Павловны. Дома еще раз перечитал отзыв и окончательно созрел не смиренно соглашаться с замечаниями оппонента, а бойцовски ему «врезать». Оставалось только одно сомнение, что во время свободного, артистичного выступления Исаак Бабчин может умолчать об этих «ложках дегтя» и тогда мои контраргументы окажутся непонятными членам Ученого совета, а уничтожающую работу критику начнут осознавать уже только в ВАКе. Ведь если методический уровень отживший и материал клинически недостоверен, то о какой диссертации может идти речь?!
   Ночь спал хорошо. Утром, собираясь на защиту, припас два варианта поведения: если И. С. Бабчин озвучит эти замечания, я ему «врежу», а завуалирует – промолчу и соглашусь, но в своем докладе сделаю акценты на этих замечаниях.
   Доложился внешне спокойно, убедительно и обоснованно – с картинками и таблицами. Первым оппонентом выступил профессор Г. З. Левин как невролог, без принципиальных замечаний по сути работы.
   А вторым, более эмоционально и патетически, говорил Исаак Савельевич. К моему удовольствию, он сгустился на трех замечаниях, которые ставили под сомнение качество диссертации. Я наблюдал, что отдельные профессора с недоумением смотрели на выступающего оппонента. Заключительная его фраза звучала интригующе: «Работа соответствует требованиям ВАКа, диссертант достоин искомой степени, и ВАК в этом справедливо разберется».
   Я обрадованно начал благодарить глубокоуважаемого Исаака Савельевича Бабчина – видного нейрохирурга нашей страны – за глубокий анализ диссертации. И попросил разрешения дать пояснения по нескольким очень принципиальным, можно сказать, уничтожающим диссертацию замечаниям.
   Первое. Устаревшая неадекватная методика первого раздела диссертации – наливка артерий на трупе и их фотографирование. Что недостоверного можно получить при такой методике? Кстати, уважаемый Исаак Савельевич нахваливал докторскую диссертацию анатома Левантовского. Так я в своей кандидатской пользовался теми же методиками, что и Левантовский. Мне пока не известно, чтобы на кафедре нейрохирургии нашего ГИДУВа, которую возглавляет Исаак Савельевич, хотя бы одному больному выполнили селективную спинальную ангиографию, которую неврологи и в дальнейшем сами делать не будут.
   Второе замечание касалось «недостоверности» части клинических наблюдений. Из 100 анализируемых больных 85 оперированы с удалением грыжи поясничных дисков. У остальных 15 грыжа люмбо-сакральных дисков подтверждена пневмомиелографией, а клиника соответствовала симптомам поражения нижнегрудных и пояснично-крестцовых сегментов спинного мозга. Такое несоответствие уровня дисковой компрессии и поражения спинного мозга достаточно убедительно можно объяснить только с учетом сосудистого фактора. Кстати, это подтверждено при аутопсии одного из неоперированных больных.


   А третье замечание о том, что работа «сделана наспех», очевидно, навеяно кем-то извне. О сроках выполнения диссертации можно объективно судить только по публикациям. Первая моя публикация на эту тему состоялась за шесть лет до настоящей защиты.
   С остальными, непринципиальными, замечаниями я согласился и обещал учесть их в последующей работе.
   Проголосовали единогласно. После защиты несколько присутствовавших в аудитории № 7 с удивлением говорили: «Что это – старый Исаак с ума сошел от молодой стервозной жены?» Мне оставалось только молча пожимать плечами. Умозаключения – личное дело каждого.
   Утверждение из ВАКа пришло спустя два месяца. Диплом кандидата медицинских наук мне вручали на заседании Ученого совета через три месяца после получения открытки из ВАКа СССР с сообщением о положительном решении президиума ВАКа. По этому поводу я организовал на кафедре чаепитие с рюмкой вина и фруктами.
   Вскоре вышло постановление ВАКа СССР о запрете банкетов сразу после защиты диссертации, так как четверть докторских диссертаций ВАК вынужден был отклонять из-за низкого качества или умеренного расширения текста кандидатской диссертации с увеличением только числа анализируемых больных. А диссертанты – выходцы с Кавказа и юга СССР – закатывали масштабные банкеты сразу после защиты, а после отказа ВАКа в присуждении ученой степени сетовали, что уже понесли серьезные финансовые затраты.
   Нас это не касалось, так как чувство меры нас не покидало и хватило бы совести не жаловаться от обиды на ВАК. Известно, что Совесть выдумали злые люди, чтобы ею мучились добрые, порядочные.
   В декабре 1967 года истекал срок моей очной аспирантуры. Защита диссертации состоялась досрочно, за что я получил премию от Ученого совета и ректората в сумме 150 рублей, а самая высокая стипендия аспиранта в ту пору составляла 100 рублей в месяц. Ее назначали тем, у кого зарплата на практической работе до поступления в аспирантуру превышала 100 рублей. Напомню, что моя зарплата в Сибири с учетом ведомственного коэффициента была 90 рублей (обычная зарплата врача равнялась 75 рублям). Однако за два месяца до поступления в аспирантуру Третье главное управление Министерства здравоохранения СССР назначило мне персональный оклад в размере 270 рублей в месяц. Удалось им попользоваться только два месяца, зато хватило денег на дорогу до Ленинграда и на жизнь до получения аспирантской стипендии.
   Итак, благодаря усилиям учителя Дмитрия Константиновича Богородинского меня, как закончившего аспирантуру, зачислили ассистентом кафедры нервных болезней с курсом медицинской генетики 1-го ЛМИ им. акад. И. П. Павлова. Для этого выделили дополнительную ставку, чтобы не тревожить преподавателей, которые длительно имели только по полставки ассистента. В такой ситуации находилась и Ирина Павловна Бабчина. Очевидно, поводом ее ревности к моим успехам стали ее мысли о моей конкуренции на ставку ассистента. Когда ректорат и партком предложили мне полставки ассистента, я сказал, что лучше уеду в Полтаву организовывать кафедру нервных болезней во вновь открываемом Полтавском медицинском стоматологическом институте или вернусь в Сибирь на выделенный мне персональный оклад. Приятно, когда есть выбор и каждый из них чем-то лучший. Это придает спокойную уверенность и обоснованность позиции. Но принимал решение ректорат. Он же выделил мне и комнату в 18 метров на троих в трехкомнатной квартире профессорско-преподавательского общежития рядом с институтом (по ул. Л. Толстого, д. 14). Дмитрий Константинович обещал выкупить мне кооперативную квартиру при получении мною права на вступление в кооператив (требовалось наличие какого-то срока постоянной прописки в Ленинграде). Работа в Сибири считалась существенным козырем при решении любых вопросов профессиональной и общественной жизни.





   Девятая ступенька
   Ассистент кафедры нервных болезней
   (1967–1969)

   После завершения срока аспирантуры в конце 1967 года и благополучной защиты кандидатской диссертации ректорат выделил дополнительную ставку ассистента кафедры нервных болезней. Это благоприятное обстоятельство никого из старых сотрудников (уже пенсионеров) не затрагивало. Молчаливое неудовольствие могли испытывать работавшие на полставки ассистенты И. П. Бабчина и А. И. Штемпель. Мне дали группу студентов четвертого курса для ведения цикла по общей невропатологии. Цикл продолжался девять дней, затем приходила новая группа и все повторялось сначала. Первичный опыт проведения занятий я получил еще в клинической ординатуре, затем в период аспирантуры. Этому предшествовало и мое участие в качестве стажера на занятиях опытных преподавателей-ассистентов Роберта Петровича Баранцевича, Ксении Федоровны Войтович, Веры Афанасьевны Мышковской и доцента Елизаветы Сергеевны Кирпичниковой. Мне было интересно узнавать, изучать, улавливать особенности преподавания имеющих многолетний опыт сотрудников. На каждое занятие составлялась подробная методичка, в которой излагалась последовательность вопросов студентам и демонстрация методик исследования неврологического статуса.
   Помню, в одной из моих первых групп опоздали к началу занятия две студентки и, смущаясь, стали спрашивать разрешения присоединиться к группе, объясняя опоздание транспортной задержкой в ДТП. Я экспромтом высказался:
   – Студенты учатся сами для себя! Задача преподавателя – не заставлять студента учиться, а помогать ему. Если не хотите использовать преподавателя, можете вообще не приходить на занятия. Если же опаздываете, тихо и молча присоединяйтесь к занятию. Причины ваших опозданий устранять я не смогу!
   И продолжал прерванный осмотр пациента. Дело в том, что после проведения первых трех циклов занятий со студентами по системе моих старших преподавателей (опрос студента по заданному материалу, проверка практических навыков по вызыванию рефлексов – ну откуда у студента могут быть навыки?!) у меня возникла неудовлетворенность однообразием. Отвечали студенты вяло, часто невпопад, потому что фактический материал для них новый, навыков никаких. И я резко изменил методологию проведения занятий. Объяснил студентам, что мы вместе будем изучать и исследовать нового больного: я буду работать с пациентом как невропатолог, а их подключу к исследованию только того, что содержалось в домашнем задании к текущему занятию. Поэтому приглашал в учебную комнату нового (неизвестного мне из вновь госпитализированных в клинику) пациента, собирал анамнез и исследовал весь неврологический статус в строгой последовательности, как изложено в учебнике. Все свои действия комментировал: что исследую, что нахожу, как это можно оценивать. Попутно задавал студентам вопросы по домашнему заданию, т. е. по теме занятия или уже пройденным темам. После такого показательного осмотра отправлял студентов в палаты клиники к другим больным с заданием исследовать их по уже пройденному материалу: глубокие рефлексы, чувствительность, координацию, черепные нервы, когнитивные функции и т. п. Каждый студент получал в свое ведение больного, а не два-три студента толкались у постели одного пациента, что в принципе приводило к снижению ответственности всей группы и недостаточной самооценке каждым своих знаний. Оставлял студентов с заданием на 20–30 минут. Разрешал пользоваться учебниками и записями лекций. Затем со всей группой подходили по очереди к страждущим, и куратор демонстрировал свои находки в неврологическом статусе. При такой организации каждый студент заинтересованно всматривался во всех больных и проводил сопоставление со своими находками и методиками исследования.
   На подобный подход к проведению практических занятий меня подвигло еще и то, что в 1968 году наша клиника на два года закрылась на текущий ремонт и мне пришлось работать со студентами в неврологическом отделении Ленинградской областной клинической больницы, где не было учебной комнаты для «посиделок», зато всегда хватало новых больных, которых осматривали в палате и тут же комментировали находки в их неврологическом статусе. Работа в областной больнице и для меня оказалась очень полезной, так как там встречались самые редкие варианты патологии нервной системы, ведь госпитализировали только самых сложных в диагностическом и лечебном плане больных. Отбор их осуществлялся из полутора миллионов жителей Ленинградской области. Воистину, всё, что ни делается, – к лучшему! Хотя, как правило, при объявлении о необходимости перехода со студентами из насиженных учебных комнат в другие больницы все преподаватели испытывали душевный дискомфорт. Мне повезло и с сотрудниками неврологического отделения областной больницы, которые дружелюбно встречали не только меня, но и студентов. Особенно теплые отношения завязались с заведующей отделением Ириной Григорьевной Селивановой, с которой в последующие годы регулярно проводил выездные научно-практические конференции в районах Ленинградской области. Помогал ей при подготовке и защите кандидатской диссертации.
   Следует отметить, что спустя два года среди студентов-выпускников, шестикурсников, проводили тестирование на «выживаемость» знаний по всем клиническим предметам. Студенты заполняли специальные анкеты, в которых значился и вопрос, занятия на какой кафедре хорошо запомнились. Практически все студенты из моих групп помнили «оригинальность» занятий по нервным болезням. Разумеется, когда на каждом «уроке» будущий врач видит полное исследование неврологического статуса, у него создается цельное представление о содержании работы специалиста-невропатолога. К слову: в Советском Союзе наша специальность обозначалась как «невропатология», т. е. наука о поражениях нервной системы. А когда в нашем институте стали обучаться иностранные студенты, то выяснилось, что в зарубежных странах невропатолог – это специализация по патоморфологии нервной системы (у нас – нейрогистолог), а врач, имеющий дело с живыми неврологическими больными, – неврологист. Поэтому сейчас в штатном реестре специальностей по Министерству здравоохранения РФ значится международный вариант – невролог.
   Кстати, учились не только студенты. Все преподаватели обязательно посещали лекции профессоров Дмитрия Константиновича Богородинского и Даниила Григорьевича Гольдберга, которые демонстрировали абсолютно противоположную манеру чтения лекций. Так, Дмитрий Константинович весьма педантично соблюдал логику изложения материала, держа перед глазами конспектик с «красной нитью» лекции, и не допускал никаких эмоциональных отклонений от текста. На его лекциях у меня нередко возникало желание вставить в них свежие факты из неврологической жизни клиники, кафедры. Казалось, что невозможно этого не сказать – событие случилось вчера или даже сегодня и имеет прямое отношение к теме лекции! Я как бы ждал, что будет упомянут тот или другой интересный свежий факт.
   В отличие от шефа Даниил Григорьевич всегда импровизировал, логику и фактологию почти не соблюдал, часто отвлекался на бытовые рассказы, но студенты слушали его с большим интересом. И я понял, что нужна «золотая середина». Впоследствии на занятиях по педагогике мои размышления подкрепились рекомендациями через каждые 20 минут изложения «серьезного» материала по специальности делать разрядки в виде анекдота или смешной истории, чтобы снимать напряжение внимания.
   Кроме занятий со студентами и ведения больных в клинике (истории болезни писали прикрепленные клинические ординаторы) я занимался экспериментальным изучением различных нарушений спинномозгового кровообращения при пережатии дуги аорты, клипировании ряда межреберных и поясничных артерий (моделирование операций у человека при коарктации аорты и расслаивающей гематоме – аневризме грудной или брюшной аорты). С помощью реомиелографии мы регистрировали состояние микроциркуляции в шейном и поясничном утолщениях спинного мозга, а также в его грудных сегментах. Проводили аорто-ангиографию и оценивали пути коллатерального кровотока к спинному мозгу при выключении как самой аорты, так и части ее сегментных ветвей (межреберных, поясничных и крестцовых артерий). Затем – серия опытов на кошках и собаках, посвященная изменениям микроциркуляции в спинном мозге при различных уровнях артериального давления (норма, пониженное, повышенное). Так, «меньшие братья» помогли определить параметры ауторегуляции в спинном мозге по механизму феномена Остроумова – Бейлиса. Оказалось, что этот феномен в спинном мозге обеспечивает адекватную микроциркуляцию при артериальном давлении от 60 до 180 мм ртутного столба. Следующая серия опытов была посвящена влиянию известных в клинике вазоактивных лекарств на спинномозговой кровоток. Из таких препаратов, как дибазол, папаверин, никотиновая кислота и эуфиллин, наиболее мощно влияет на микроциркуляцию в спинном мозге эуфиллин в обычной терапевтической дозе. Было выявлено двухфазное действие эуфиллина и наличие взаимно противоположных фаз одновременно в шейном и поясничном утолщениях. Так, спустя 3–5 минут после внутривенного введения эуфиллина уменьшается кровенаполнение в шейных сегментах и нарастает – в поясничных. Через 2–3 минуты эта ситуация с микроциркуляцией изменяется: в шейных сегментах кровоток возрастает, а в поясничных – снижается. Анализируя этот феномен, мы пришли к выводу о его универсальности. Действительно, при введении сосудорасширяющего лекарства, если бы все сосуды организма расширились, наступил бы коллапс. А происходит перераспределение крови во всей сосудистой системе: где-то сосуды сужаются, где-то – расширяются. Наиболее очевидно нам удалось зарегистрировать это на едином органе, вытянутом в длину и имеющем две зоны кровоснабжения: I – верхняя, подключично-шейно-вертебральная и II – нижняя, аортальная.
   Нам также удалось экспериментально смоделировать и клинически подтвердить при посмертном патоморфологическом – гистологическом и гистохимическом исследовании еще одну закономерность в кровообращении – так называемый синдром обкрадывания, который впервые выявили английские ученые при ангиографии сосудов головного мозга. В случае тромбоза подключичной артерии вблизи до отхождения от нее позвоночной артерии при физической нагрузке левой руки у человека возрастает потребность в усилении в ней кровотока по подмышечной артерии. А поскольку подключичная артерия закупорена, к работающей руке идет кровоток по позвоночной артерии (ретроградно, т. е. в обратном от головного мозга направлении). Это приводит к недостаточности мозгового кровотока и появлению симптомов головокружения, шума в ушах, предобморочного состояния. В литературе такое явление обозначено как синдром обкрадывания (steal syndrome). Нам удалось показать развитие ишемии в крестцовых сегментах спинного мозга при выключении верхнегрудной радикуло-медуллярной артерии. Тогда по хорошо функционирующей артерии Адамкевича (артерия поясничного утолщения) кровь перетекает в обратном направлении, а дефицит кровотока развивается в каудальных (крестцовых) сегментах. Мы долго обдумывали, как более правильно обозначить этот выявленный феномен. Поскольку не хотелось тиражировать криминальный термин «обкрадывание», придумали новый – «синдром патогенной компенсации», т. е. наступающая физиологическая компенсация порождает поражение спинного мозга в сохранном бассейне кровотока.
   Экспериментальную часть работы проводили в физиологическом отделе баролаборатории под руководством профессора-физиолога Андрея Ивановича Науменко. За несколько лет до этого у него на фоне ревматического эндокардита развилась эмболия левой средней мозговой артерии с правосторонним гемипарезом и моторной афазией. Спустя год он прилично компенсировал функцию движения конечностями, стал говорить. Однако лекции читал с трудом, а писал отлично, хорошо знал физиологию кровообращения и формулировал ценные советы.
   Активно помогали проводить эксперименты младший научный сотрудник Владимир Иванович Клевцов и студент-СНОвец Николай Федорович Порхун. Они обладали хорошей технической способностью наладить эксперимент. Всегда с благодарностью вспоминаю их помощь, которая была полезна и для них, так как они становились соавторами публикаций, что позволило Н. Ф. Порхуну пройти на кафедре клиническую ординатуру и очную аспирантуру. Его приняли на работу в должности ассистента кафедры, а в последующем он стал доцентом.
   Позже мой старший сын Тарас, будучи уже студентом нашего института, вместе с сокурсником Александром Амелиным модернизировал экспериментальную модель ишемии спинного мозга без вскрытия грудной или брюшной полости, так как сами эти операции можно относить к разряду тяжелых. А при пунктировании бедренной артерии и введении баллона-катетера в аорту, при его раздувании выключается кровоток по сегментным ветвям аорты и сохраняется кровоток по центру самой аорты, обеспечивая кровью почки и задние конечности. Этим устраняется нежелательная ишемия мышц нижних конечностей и почек, что позволяет получать более «чистую» модель ишемии спинного мозга и на ней изучать воздействия многих лекарственных препаратов.

   Первый раз в первый класс. Справа – мама Тамара провожает Тараса в школу. 1970

   Анастасьевка. Тарас осваивает езду на «взрослом» велосипеде

   В горах Кавказа. Любимый вид транспорта Тараса – маленькая лошадка

   С двоюродным братом по линии мамы Алексеем Васильевичем Домашенко (педагог)

   Будучи ассистентом, я активно выполнял общественные поручения – руководил советом СНО и являлся членом парткома института. Поэтому часто встречался с проректором по научной работе профессором Артуром Викторовичем Вальдманом, завкафедрой фармакологии.
   Весной 1969 года Артур Викторович предложил мне оформиться в докторантуру и перейти на должность старшего научного сотрудника на два года для завершения работы над докторской диссертацией. При этом ежемесячный оклад уменьшался почти вдвое, поскольку зарплата ассистента клинической кафедры состояла из полного оклада преподавателя и полного оклада врача-лечебника, хотя по плану лечебная нагрузка была на 50 процентов меньше, чем полагалось врачу на целую ставку; тогда как научные сотрудники лечебной ставки не имели. По плану через два с половиной года заканчивался срок пребывания на должности профессора кафедры Даниила Григорьевича Гольдберга, приближалось его 70-летие, и требовалось подготовить резерв под эту должность.
   Я согласился. Ученый совет в июне 1969 года голосованием утвердил мой переход в докторантуру с 1 октября. Прошли летние каникулы. А 3 сентября скоропостижно на 69-м году жизни скончался Даниил Григорьевич. Днем он прочитал лекцию студентам, потом мы обсудили план заседаний кружка СНО нашей кафедры (он числился руководителем СНО, а я был исполнителем) и разошлись. В 21 час он посмотрел по телевизору международный футбольный матч, где наши проиграли, разволновался. Потом читал докторскую диссертацию нейрохирурга Жагрина, как назначенный оппонент. Около 23 часов его жена Елизавета Львовна зашла в рабочий кабинет, чтобы спросить, когда утром его будить. Однако Даниил Григорьевич ничего не ответил: он сидел в кресле, голова наклонилась в левую сторону, правая рука с карандашом лежала на 40-й странице диссертации. Создавалось впечатление, что он уснул, но пульс и дыхание уже отсутствовали…
   Елизавета Львовна позвонила мне и вызвала «скорую помощь», чтобы констатировать смерть. Они жили на улице Марата. С Петроградской стороны я приехал на такси через 20 минут, заказал транспорт для перевоза тела в прозекторскую. Пока прибыл сантранспорт, пока погрузились и подъехали к Дворцовом мосту, он на наших глазах стал разводиться. Ждали часа полтора, когда на 10 минут мост сведется, чтобы пропустить на Петроградскую сторону жаждущих – «скорую», пожарную, таких как мы, такси и т. п.
   Похоронили Даниила Григорьевича на Богословском кладбище вблизи академической площадки, где покоятся профессора и генералы, служившие в Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова.
   В столе Д. Г. Гольдберга дома обнаружилась написанная карандашом записка «Несколько слов о себе», в которой он анализировал надвигающийся финал. Он отметил первые признаки атеросклероза как утрату интереса к противоположному полу. Оказывается, ему трудно было читать студентам лекцию по инсульту, так как возникали мысли, что неожиданно это может случиться и с ним.
   Когда улеглись похоронные дела, Дмитрий Константинович сказал, что, если я уйду в докторантуру, у него не остается помощника и тогда он сам тоже уйдет на пенсию. Эта мысль об уходе на заслуженный отдых Дмитрия Константиновича появилась после неожиданно развившейся у него мерцательной аритмии весной 1969 года, потребовавшей даже госпитализации. Выделили ему палату на четвертом посту, лечили терапевты. Буквально на второй вечер госпитализации во время нашего вечернего общения с обсуждением итогов прожитого дня и выработки плана действий на завтра, Дмитрий Константинович спокойным тоном сказал мне следующее: «Я тебя прошу как друга: запасись 20 ампулами промедола, положи их в мой стол в кабинете и, если разыграется приступ боли в сердце, введи сразу весь промедол, меня усыпи и никому ничего не говори». Дмитрий Константинович впервые назвал меня на «ты» и еще раз подтвердил, что эта просьба им серьезно обдумана. Я не знал, что и сказать. Потом пообещал выполнить просьбу о промедоле. На следующий день взял в сейфе старшей медсестры клиники 20 ампул и положил их в стол шефа. Слава богу, все обошлось. Ритм сердца восстановился, и Дмитрий Константинович прожил еще 20 лет.
   От докторантуры я отказался. Проректор по науке академик Артур Викторович Вальдман сказал, что отпускает из докторантуры при одном условии: я буду интенсивно работать над докторской диссертацией и подготовлюсь к защите не более чем за два года, как будто в сроки докторантуры. Он по-дружески заявил, что в моем возрасте люди способны работать круглосуточно, а после 40 лет «ты будешь уже не тот, и по ночам захочется спать…».
   Вакансию профессора кафедры ректорат заменил на должность доцента, и мне предложили подавать документы на конкурс. Первым необходимым документом оказалась выписка из протокола научно-методического заседания кафедры, на котором Дмитрий Константинович объявил о решении ректората и парткома рекомендовать мою кандидатуру на эту должность.
   После кафедрального заседания в коридоре ко мне подошла ассистент Ирина Павловна Бабчина и стала отчитывать: «Как вам не стыдно рваться в доценты! Вы же только начали работать ассистентом кафедры, а я уже 25 лет тружусь на кафедре и больше заслужила должность доцента!» Я спокойно посоветовал ей идти со своими желаниями в ректорат и партком. Если там ей порекомендуют подавать документы на конкурс, у меня никаких претензий не будет и я документы сдавать не стану.
   Ирина Павловна обошла эти инстанции; там объяснили, что неплановую должность доцента мне дают вместо докторантуры. А ей, как опытному ассистенту, предложат плановую должность доцента, когда она станет вакантной (следовало понимать: когда выйдет на пенсию доцент Елизавета Сергеевна Кирпичникова).
   В декабре 1969 года на Ученом совете института меня по конкурсу избрали на должность доцента кафедры, и по приказу я приступил к работе с января 1970 года. Новая должность принесла своеобразные поблажки. Доцент освобождается от ведения больных, от двух ночных дежурств по клинике, а также «освобождается» и от лечебной ставки в зарплате. В итоге ставка доцента оказывается меньше ставки ассистента – на период получения ученого звания «доцент», которое ВАК выдает при определенных условиях. Документы принимаются после года работы в должности доцента и при наличии пятилетнего педагогического стажа, а также не менее трех научных публикаций за последние три года и опубликованных методических рекомендаций для студентов. Все это в моем багаже уже имелось, и в 1972 году ВАК выдал мне аттестат доцента. Зарплата сразу возросла вдвое – со 120 до 240 рублей. (Видимо, существовала государственная политика – чтобы не деньги стимулировали занимать очередную должность. То же происходило и при получении должности профессора: когда я ее занимал, зарплата снижалась на 200 рублей!)


   Десятая ступенька
   Доцентская
   (1970–1974)

   Мой доцентский график работы был плотный: вел занятия со студентами, с клиническими ординаторами и аспирантами, делал врачебные обходы и консультировал больных. Два дня в неделю посещал клинику нейрохирургии Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова, где участвовал в обходах генерала медицинской службы, профессора Бориса Александровича Самотокина – главного нейрохирурга Вооруженных сил СССР. Свои обходы нейрохирурги делают быстро, за два часа осматривают всю клинику – 60 больных. В мою задачу входило выявить подходящих для диссертации больных, к которым я возвращался после обхода и подробно их изучал: осматривал, оставлял записи в истории болезни, делал себе выписки, брал иллюстративный материал (спондилограммы, миелограммы, ЭМГ и т. п.) и делал с них фотографии, слайды.
   По вечерам заходил домой к Дмитрию Константиновичу. Мы обсуждали увиденных мною за день больных, искали аналоги, двойников, в отечественных и зарубежных журналах. Дмитрий Константинович как профессор имел право выписывать иностранную литературу на 150 рублей в год, эти деньги он переводил в Москву в специальный отдел подписки иностранной литературы. Хватало этих денег на французский журнал «Revue Neurologic», остатки средств от одного года накапливались, и можно было купить руководство или учебник. В домашней библиотеке Дмитрия Константиновича имелась вся текущая русскоязычная периодика по неврологии и нейрохирургии, английские, французские и немецкие руководства по неврологии. Читать было что! К тому же профессор имел право брать на дом любую литературу из Публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина, а эта библиотека получала почти все ведущие журналы по неврологии, выходившие в США, Англии, Франции, Германии, Японии и СССР.
   Собирая материал для докторской диссертации, мы интенсивно публиковали статьи с анализом изученных больных, поручали отдельные аспекты по сосудистым заболеваниям спинного мозга аспирантам и соискателям.
   С нашей диссертацией проблем не оказалось. Я не оговорился, используя термин «нашей», а не «моей». Это не дань явной или ложной скромности. Действительно, докторская диссертация клинициста – во многом коллективный труд. Научная направленность – это результат мозгового штурма научных консультантов и коллег. Фактический материал собирает еще большее число врачей – ординаторы, преподаватели кафедр, аспиранты и др. Представляется наиболее правильной и эффективной такая модель организации работы над докторской диссертацией: после формулирования общего плана разработки научной проблемы оформляется несколько ответвлений темы с выходом в кандидатские диссертации. Аспирант или соискатель собирает материал – литературу, клинические наблюдения, более или менее самостоятельно проводит эксперименты и обосновывает свои выводы. Докторант также собирает досье аналогичных больных, ставит параллельный эксперимент с необходимой модификацией, например по новому лекарству, изучает литературу, помогает аспиранту в анализе его материала. Когда подходит время для оформления докторской диссертации, из кандидатской диссертации формируется отдельная глава для докторской. Идеальное соотношение: по каждой главе докторской – завершенная кандидатская диссертация. Этим достигается самый высокий для своего времени уровень научного исследования. Дружная работа научного коллектива с чувством взаимной полезности каждого устраняет объективную среду для произрастания грибков спесивости с переоценкой своей научной исключительности, препятствует созданию ситуации из известной басни Крылова «Лебедь, Щука и Рак», т. е. кто во что горазд. При этом разрабатывается научная проблема для докторской диссертации, а не определенная тема, что вполне достаточно для кандидатской диссертации.
   В 1972 году мы сделали заявку в издательство «Медицина» на выпуск монографии под названием «Инфаркты спинного мозга», которая вышла в свет в 1973 году. Это была первая книга на такую тему не только в Советском Союзе, но и в мире. До сих пор за рубежом таких монографий нет. Составной частью в книгу вошла моя кандидатская диссертация с нашими данными по кровоснабжению спинного мозга: анатомия сосудистой системы, регуляция и патофизиология спинномозгового кровообращения, варианты клинической картины инфарктов и ишемических состояний в нижней половине спинного мозга.
   Перед планированием моей докторской диссертации неожиданно вышло постановление ВАКа СССР о том, что докторская диссертация не должна быть продолжением темы кандидатской диссертации. Во второй половине 1960-х годов происходила естественная смена поколений советских профессоров. Подготовленные на гребне революционных преобразований в России молодые профессора, бывшие в годы революции комсомольцами и большевиками-коммунистами и прошедшие ускоренную подготовку в институте красной профессуры, проработали по 30–40 лет и по возрасту стали освобождать кафедры в вузах страны. Молодежь стали стимулировать к подготовке диссертаций. Особо прыткие кандидаты медицинских наук спустя три-четыре года после защиты кандидатской диссертации начали предъявлять в ВАК докторские диссертации на те же темы: прежним оставался обзор литературы, добавлялось количество анализируемых больных на 100–300 человек, немного редактировались выводы. Наплыв в ВАК таких диссертаций оказался настолько огромным, что появился административный запрет. На этом фоне и я попадал под запрет, так как моя планируемая докторская диссертация была посвящена той же теме, что и кандидатская, – сосудистым заболеваниям спинного мозга. К счастью, мой возраст позволял спокойно начинать разрабатывать любую тему в неврологии. Я видел сотни диссертаций, посвященных сосудистым заболеваниям головного мозга… Поэтому решил специально побеседовать с главой советской неврологии, директором Института неврологии АМН СССР академиком Евгением Владимировичем Шмидтом. С ним меня познакомил на конференциях Дмитрий Константинович Богородинский. А когда в ВАКе прошла моя кандидатская диссертация, Евгений Владимирович, будучи председателем экспертного совета по неврологии в ВАКе, предложил мне переехать на работу его заместителем по научной работе и организовать в Москве научную лабораторию по изучению расстройств спинномозгового кровообращения. Я воздержался от переезда по ряду причин: 1) удовлетворенность делами на кафедре и в институте; 2) наличие четырехкомнатной квартиры рядом с работой; 3) перспектива роста в Ленинграде; 4) отрицательное отношение к микроклимату взаимоотношений московских профессоров: зависть, переходящая в нескрываемую ненависть друг к другу; 5) отход от ведения больных и вхождение в дипломатическую службу с регулярными банкетами, встречами, алкоголизацией; 6) расставание с Дмитрием Константиновичем, который ко мне относится по-отечески.
   Итак, от соблазна переехать в Москву я осознанно отказался, а на беседу ехал без колебаний и сомнений, да и Дмитрий Константинович эту поездку одобрил.
   Евгений Владимирович принял меня в своем директорском кабинете, попросил секретаршу принести две чашки чая и печенье, пересел за стол посетителей напротив меня, спросил о самочувствии Дмитрия Константиновича и Зинаиды Владимировны. Я сообщил повод моего визита и сказал, что буду краток. Постановление ВАКа нам известно. Моя кандидатская диссертация посвящена строению сосудистой системы спинного мозга и клиническим вариантам инфарктов и ишемических состояний в его пояснично-крестцовых сегментах при грыжах люмбо-сакральных дисков. В докторской запланировано изучить в экспериментальной части физиологию (регуляцию) и патофизиологию спинномозговой гемодинамики, а в клинической – выяснить патогенетические факторы и особенности снабжающих спинной мозг сосудов при нарушении в них кровотока, при их сдавлении извне и осложнениях во время операций на позвоночнике.
   Важно понять, менять ли мне тематику докторской диссертации.
   Как мудрый и доброжелательный человек, Евгений Владимирович сказал: «Что вы, менять тему не надо. Вы к своей кандидатской диссертации отнеситесь как к литературному источнику, цитируйте все, что будете из нее заимствовать».
   Я обрадовался, воодушевился, выпил чаю, поблагодарил Евгения Владимировича и освободил от своего присутствия.
   На работе продолжал собирать наблюдения по сосудистым поражением спинного мозга, консультировал больных в различных стационарах города, особенно много исследовал их не только в клиниках нашего института и ВМА им. С. М. Кирова, но и в Ленинградской областной клинической больнице, в Дорожной больнице им. Ф. Э. Дзержинского, где в нейрохирургическом отделении работали профессор Владимир Анатольевич Шустин, доцент Александр Федосеевич Паничев (преподаватель ВМА им. С. М. Кирова) и завотделением Александр Иванович Панюшкин. Все они были классными хирургами, приглашали меня участвовать в операциях на позвоночнике, чтобы наблюдать состояние сосудов спинного мозга в зоне операционного поля. А когда я не присутствовал на операции, они делали подробные описания выявленных артерий и вен спинного мозга. Накапливали наблюдения по больным, у которых грыжа поясничного диска сдавливала радикуло-медуллярную артерию на уровне L -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


-S -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


позвонков или крупную корешковую вену. Выписки из историй болезни таких пациентов складывали в две разные папки по обнаруживаемым сосудам – артериям или венам. Вскоре пришлось завести и третью папку для историй болезни со сдавлением и артерии, и вены. Когда в папках накопилось по несколько десятков историй болезни, я поручил Александру Ивановичу Панюшкину написать кандидатскую диссертацию, а спустя несколько лет эти и новые наблюдения проанализировала аспирантка нашей кафедры Зоя Хуснутдиновна Салахутдинова, дочь профессора-невролога из Андижана Хуснутдина Казаковича Салахутдинова. Он обладал оригинальной внешностью: низкого роста, коренастый, с густой пышной шевелюрой, крупноватыми чертами лица. Однажды он пригласил меня прочитать несколько лекций студентам Андижанского медицинского института. Встретил меня в аэропорту города Ош, повез на старой «Волге» по ночному Андижану и у каждого перекрестка – пустого – сигналил. Это при том, что ночью никого нет, а сигналы в населенных пунктах вообще запрещены. Когда же я спросил: «Зачем сигналите?», он с достоинством ответил: «Чтобы знали, что еду я». Жила его семья на улице с «говорящим» названием – тупик Карла Маркса. Хуснутдин Казакович приготовил вкуснейший узбекский плов. В Узбекистане, как и в Армении, плов и шашлыки готовят только мужчины – хозяева семьи!
   Вторую диссертацию по этому материалу с анализом нейрохирургических аспектов проблемы выполнил Николай Устинович Заблоцкий, который затем стал заведующим нейрохирургическим отделением Ленинградской областной клинической больницы.
   Я продолжал регулярно участвовать в обходах в клинике нейрохирургии ВМА им. С. М. Кирова. Когда Борис Александрович Самотокин бывал в командировках как главный нейрохирург Советской Армии, обходы делали профессора Валентин Иванович Гребенюк, доценты Александр Федосеевич Паничев, Виталий Александрович Хилько, Вадим Никитович Руденко и другие. Все сотрудники этой клиники были очень приветливы, охотно сообщали о подходящих для моей научной темы больных, просили консультировать и других пациентов с неясным диагнозом, восторгались содержательными заключениями и соглашались с моей аргументацией диагноза.
   Моя благодарность была не только словесной – я включал их в соавторы при подготовке публикации статей. Получалось, что статья – для всех, а персонально мне – диссертация! И все довольны.
   На кафедре ситуацию поколебал Дмитрий Константинович. После эпизода с мерцательной аритмией и неожиданной кончины Даниила Григорьевича его посетила устойчивая депрессия. Он стал излишне тревожиться перед чтением лекций студентам. Да и в институте достигла апогея партийная система заседаний-совещаний по малозначимым вопросам, с валом отчетных бумаг. Мы старались ограждать Дмитрия Константиновича, однако он отличался высокой ответственностью, перечитывал всякие бумаги в партком и ректорат, редактировал и уточнял достоверность информации. Это привело его к окончательному решению уйти с должности заведующего кафедрой и остаться в положении профессора-консультанта на полставки. Когда он написал рапорт в ректорат, меня вызвал проректор по науке Артур Викторович Вальдман, показал этот рапорт и спросил, согласен ли я занять должность заведующего кафедрой, будучи доцентом. Это произошло в мае 1970 года. Я был совершенно не готов к такой должности. Во-первых, Дмитрий Константинович – очень солидный профессор, старый русский интеллигент, а я – совсем юный невролог, делал все быстро и уверенно, мало сомневался, когда понимал пути решения задачи. Во-вторых, сотрудники-пенсионеры уважительно относились к Дмитрию Константиновичу, но не очень его слушались, особенно члены КПСС Ирина Павловна Бабчина и Надежда Сергеевна Петрова. Он предпочитал с ними даже не дискутировать, а по-военному исполнять их поручения. Они же его распоряжения исполняли с существенными «отклонениями». Например, Ирина Павловна, которая как заведующая гистологической лабораторией была обязана обеспечивать плановые научные работы сотрудников кафедры и проводить клинико-лабораторные занятия с врачами клиники и преподавателями кафедры, из-за ревности и успешности сбора материала для моей докторской диссертации запретила лаборантам делать гистологические препараты для моей работы и строго контролировала, какие кусочки мозга лаборанты держат в проводке-фиксации и режут на микротоме. Лаборанты доверительно сообщили об этом мне, я информировал шефа, а он предпочитал платить из своей зарплаты лаборантам на стороне, вместо того чтобы призвать к исполнению своих функциональных обязанностей всех сотрудников кафедры – и старшего лаборанта И. П. Бабчину, и лаборантов гистологической лаборатории. Меня эти «старейшины» и вовсе считали «мальчишкой» и не стали бы спокойно работать, а искали бы возможность срывать исполнение поручений и создавать конфликтные ситуации.
   Поэтому я сказал Артуру Викторовичу, что согласиться на заведование кафедрой смогу только после защиты докторской диссертации. Тогда он посоветовал найти временную кандидатуру, пока я закончу свою докторскую диссертацию. Мы с Дмитрием Константиновичем обсудили всех действующих профессоров на кафедре нервных болезней ВМА им. С. М. Кирова (их там было семеро человек) и остановились на кандидатуре профессора Аркадия Ивановича Шварева. Мотивы были следующие.
   Во-первых, он проходил адъюнктуру и аспирантуру на кафедре нервных болезней Военно-морской медицинской академии под руководством А. В. Триумфова в те годы, когда там работал в должности профессора кафедры сам Дмитрий Константинович. Этим соблюдалась преемственность.
   Во-вторых, Аркадий Иванович имел положительные человеческие качества: умный, спокойный, не создающий конфликтных ситуаций, толковый преподаватель, член КПСС.
   В-третих, А. И. Шварев – уже военный пенсионер, хотя ему всего 56 лет, и смог бы поработать два выборных срока (10 лет). За такой период я «созрею» по всем параметрам.
   По объявленному в «Медицинской газете» конкурсу поступили документы от профессоров Ю. И. Беляева (ученика Д. Г. Шефера из Свердловска), Д. Г. Жученко (выходца из Института нейрохирургии им. Н. Н. Бурденко в Москве, заведовавшего кафедрой нервных болезней в Ашхабаде). Конкурсная комиссия и коллектив кафедры предпочтение отдали А. И. Швареву, и члены Ученого совета поддержали это решение практически единогласно. При первичной беседе А. И. Швареву сказали, что я буду продолжать работу над докторской диссертацией, а после ее защиты планируется мой переход на должность профессора, которую заменили на доцентскую, о чем уже упоминалось. Аркадий Иванович приступил к исполнению обязанностей 1 сентября 1970 года, а Дмитрий Константинович оставался научным консультантом кафедры на полставки – ходил в клинику на обходы, разборы, кафедральные заседания и клинико-лабораторные занятия.
   Кафедра работала в прежнем ритме. Аркадий Иванович читал лекции, а на обходах бодро давал распоряжения в присутствии больного лечить его таким-то лекарством… Обычно наши профессора и преподаватели конкретные препараты обсуждали без больного по вполне определенным причинам. Больничная аптека имела конкретный спектр лекарств, а выписывать рецепты на отсутствующие в больничной аптеке лекарства пациенту, находящемуся на лечении в стационаре, категорически запрещалось: медицина-то была бесплатной! Поэтому рецепты выписывали только врачи поликлиник. Услышав же рекомендацию из уст профессора, больные ревностно относились к этому, особенно неврологические пациенты, которые длительный период ощущают дефекты отдельных функций и свято верят в лекарства. Поэтому, чтобы щадить психику пациента, надо объективно оценивать ситуацию: наличие лекарства, его стоимость и истинную эффективность. Ведь большинство лекарств не излечивают болезнь, а лишь дают толчок организму в сторону самоорганизации саногенетических механизмов. Исключение составляют только препараты заместительной терапии: инсулин при диабете, прозерин (калимин) при миастении, дофамины при паркинсонизме и др.
   После обхода часть больных требовала от лечащего врача – клинического ординатора – выдавать рекомендованные профессором таблетки. Еще хуже поступали некоторые молодые лечащие врачи, которые на своем обходе детально выясняли, какие таблетки (их цвет, количество) и уколы приносила медсестра, и выражали удивление несоответствием числа назначенных и выданных лекарств. Это также порочный вариант контроля действий медперсонала. Следует выяснять и проверять действия дежурных медсестер без информирования больного о несоответствии назначенных и выданных лекарств.
   Аркадий Иванович любил ставить диагноз церебрального васкулита без достаточной объективизации. Через несколько месяцев работы он после выходного дня стал появляться с признаками простуды и, идя на обход, надевал маску. Жил он за городом, в военно-морском городке в Песочном, ездил в город на электричке. Ректор пошел ему навстречу и выделил хорошую трехкомнатную квартиру в профессорско-преподавательском доме рядом с институтом, которая освободилась после кончины профессора-уролога Ашота Михайловича Гаспаряна (оставшуюся в этой квартире единственную дочь переселили в меньшую по площади квартиру).
   Следует упомянуть, что с 1967 по 1969 год моя семья жила в одной из комнат этой квартиры, где соседями были ассистент кафедры нормальной физиологии Николай Николаевич Василевский с женой и двумя дочерьми и ассистент кафедры пропедевтической терапии А. П. Григорьева. Они выехали в кооперативные квартиры, а мы оставались одни в ожидании городской очереди в ЖСК. Ректорат решил эту квартиру выделить профессору А. М. Гаспаряну, который жил в двух комнатах пятикомнатной коммунальной квартиры по ул. Скороходова, д. 25 (также рядом с институтом), а нашу семью поселить в одну из его комнат. Мы согласились при условии, что наша очередь в ЖСК сохранится. Дело в том, что мы занимали комнату 18 м -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


на троих, т. е. по 6 м -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


на человека. Это давало право стать в очередь на отдельную квартиру. А комната А. М. Гаспаряна была большей – 28 м -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


, и получалось у нас по 9 м -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


на человека, что соответствовало санитарным нормам в городах Советского Союза, и таких счастливчиков на очередь на получение отдельной квартиры не принимали. В отдел ЖСК горисполкома от ректората написали гарантийное письмо. Подпись ответственного в Ленгорисполкоме на этом письме получил сам Ашот Михайлович. Это помогло нам вскоре включиться в строительство дома для педагогов на ул. 3-го Интернационала в Дачном. Нам предоставили трехкомнатную квартиру-распашонку на первом этаже с лоджией, всего 38 м -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


. Дмитрий Константинович оплатил первый взнос в сумме 2600 рублей. Дом уже строился, и к весне 1970 года квартира была готова для заселения. Когда мы ее отмыли от строительного мусора, стали планировать заселение, то душа категорически запротестовала. Возражений оказалось несколько. Первое: приобретая 10 м -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


дополнительно к имеющейся у нас комнате, мы влезали в солидный и длительный долг – после первого взноса ежемесячное погашение кредита составляло по 55 рублей в течение 15 лет! Причем если прежде до работы пешком затрачивалось 5–6 минут, то из Дачного, с учетом метро и разных видов транспорта, требовалось не менее часа в одну сторону. Следующее весомое возражение: трехкомнатная квартира типа распашонки весьма неудобна для комфортного размещения. Самая большая комната в 13,5 м -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


в центре квартиры имела на всех четырех стенах проемы – окно и три двери: вход из коридорчика, вход в комнату 9 м -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


и с противоположной стороны вход в 11-метровую комнату, и кухня крохотная – около 5 м -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


.
   Посоветовавшись дома, затем с Дмитрием Константиновичем и Зинаидой Владимировной, коллективно решили воздержаться от переезда. Ключи от квартиры сдали, первый взнос нам сразу же вернули, так как в очереди на квартиру в ЖСК находились десятки тысяч человек.
   Я попросил Ашота Михайловича посодействовать через Ленгорисполком о предоставлении квартиры в ЖСК в строящемся доме Петроградского или Приморского района. Спустя несколько месяцев получил открытку на осмотр квартиры дома по Вяземскому переулку, д. 6. Место идеальное – в парке на берегу Большой Невки, на другой стороне этого рукава Невы – Каменный остров с резиденциями правительства, до работы 10–11 минут пешком по набережной Карповки спокойным шагом. Лучше не придумаешь. Но… квартира четырехкомнатная – 83 м -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


на первом этаже. Первый взнос – 4500 рублей с последующими выплатами в 11 тысяч рублей за 15 лет. Сомнений хватало и здесь: согласится ли Дмитрий Константинович? Утвердит ли горисполком такую площадь на троих?



   Этот кооператив принадлежал трикотажной фабрике «Красное знамя» и Обществу слепых, очередники которых нуждались в основном в одно-двухкомнатных и мало кто – в трехкомнатных квартирах. А претендентов на четырехкомнатную резиденцию практически не нашлось, требовалась семья из пяти человек, а кто-либо из руководства исполкома, как это водилось, на первый этаж въезжать побрезговал. Мы оказались негордыми и согласились. Дмитрий Константинович поддержал наш выбор и снова оплатил первый взнос, который на две тысячи превышал предыдущий за первую квартиру. Он повторил условие, чтобы я возвращал этот долг только с гонораров, а из зарплаты погашал ежемесячные взносы по компенсации кредита.
   Осенью 1971 года мы наконец-то переехали в новую квартиру и стали ее обживать. Самую большую по площади комнату с входом в нее прямо из коридорчика превратили в мой рабочий кабинет: остепененные члены семьи имеют право на дополнительную площадь – отдельную комнату. В нее я заказал вдоль стенок три книжных шкафа с тумбами, а у одной из стен – шкаф, в котором вместо тумбы сделали нишу для диван-кровати – резервного лежбища и места для расслабления в часы интенсивной работы дома. Вторую изолированную комнату в 14 м -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


оборудовали для сына Тараса со спартанской обстановкой: книжная стенка, стол и кровать. Две проходные комнаты превратили в спальню и гостиную. Окна кухни, комнаты Тараса и спальни выходили в Вяземский парк, из гостиной и моего кабинета – на Вяземский переулок, по которому и сейчас ходят трамваи.
   Выписки из историй болезни и проекты статей я печатал уже в собственном кабинете на пишущей машинке «Москва» с мелким шрифтом, с которым статьи для публикации в журналах почему-то не принимались! Затем купил комфортную пишущую машинку «Erica» с нормальным красивым шрифтом.
   Сынок Тарасик подрос и пошел в первый класс английской школы № 80, а летние каникулы проводил в Анастасьевке у бабушки и дедушки, катался там на «взрослом» велосипеде, купался в ставке, ловил рыбу. На пару недель выезжал с мамой на Черное море в город Очамчира. Его мама любила море и пляжное безделье, а к сельской жизни относилась равнодушно, всячески старалась минимизировать пребывание в Анастасьевке. Я же, наоборот, как истинный трудоголик, не мог «плавить мозги» на берегу Черного моря более недели, поэтому ездил туда редко. Отпуск проводил с родителями, старался подготовить их к зиме (заготавливал дрова, уголь, зерно и т. п.).


   Одиннадцатая ступенька
   Докторская
   (1973)

   После досрочного завершения кандидатской диссертации у меня оставалось более года аспирантского срока с получением стипендии, и при этом – никаких обязанностей. Этот благоприятный период я использовал для сбора фактического материала для докторской диссертации – в основном проводил экспериментальные исследования спинномозговой гемодинамики.
   К осени 1972 года подготовил весь текст докторской диссертации. Интересно, что по наушничанью Ирины Павловны Бабчиной ее муж, уважаемый профессор-нейрохирург Исаак Савельевич Бабчин, уговаривал своего коллегу Б. А. Самотокина не пускать меня в свою нейрохирургическую клинику, не разрешать обследовать находящихся в ней больных, поскольку я, чтобы скорее подготовить докторскую, по вечерам ношу шефу кефир. Борис Александрович ответил ему, что он очень доволен моими неврологическими заключениями в историях болезни нейрохирургических больных, что клинический материал во многом подтверждается при операциях на позвоночнике, что он как один из научных консультантов не сомневается в достоверности и качественности фактического материала и что мы имеем много совместных публикаций.
   На все это я заметил: можно передать Исааку Савельевичу, что я буду носить кефир и все необходимое Дмитрию Константиновичу до конца его жизни и вне зависимости от моих звания и должности. Ученик обязан поддерживать своего учителя во всем и всегда! А Борис Александрович вынес вердикт: «Видишь, что делает молодая жена со старым профессором в постели – лапшу на уши вешает, а он потерял чувство критики по отношению как к ней, так и к себе. Не бери в голову, продолжай интенсивно работать и пиши докторскую. Как невролог ты уже созрел».
   Итак, к ноябрю 1972 года я закончил сбор данных: с сосудистыми заболеваниями спинного мозга больных набралось более 700 человек. Ранее, к маю того же года, задумался о классификации патогенетических факторов миелоишемии. У наблюдавшихся мною больных таковых набралось более 20 вариантов: от атеросклероза до лимфогрануломатоза и миеломной болезни, от опухолей позвоночника до беременной матки и другие раритеты.
   И вот во время очередной посевной кампании на своей украинской фазенде в селе Анастасьевка, куда ежегодно езжу, начиная со времен аспирантуры и до получения ученого звания академика РАМН, именно в мае, посадить огород на родительской ниве, засеивая ячмень руками, меня вдруг осенила мысль – нашелся ключ к классификации этих патогенетических факторов. Показалось логичным и целесообразным выделить три группы факторов, вызывающих ишемию в спинном мозге.
   Первая. Поражения самих снабжающих спинной мозг сосудов: как врожденные аномалии развития сосудов (гипоплазии, коарктация аорты, артериовенозные аневризмы), так и приобретенные (атеросклероз, васкулиты, флебиты, эмболии).
   Вторая. Сдавление нормальных сосудов извне – беременной маткой, грыжей межпозвонкового диска, опухолью и опухолеподобными процессами, фрагментами перелома позвоночника, грубыми деформациями позвонков при кифозе, кифосколиозе и т. п.
   И третья. Ятрогенные факторы: операции на спинном мозге, позвоночнике или на аорте и ее ветвях, при мануальной терапии с использованием грубых манипуляционных методик, при эпидуральных блокадах и т. п.
   Клинические проявления миелоишемии или сосудистых ишемических нарушений в спинном мозге были мною классифицированы раньше по принципу локализации ишемии по поперечнику и длиннику спинного мозга. Наиболее часто ишемия локализуется в вентральных двух третях поперечника спинного мозга. Эта зона относится к бассейну передней спинальной артерии. Клиническая картина состоит из слабости ног и/или рук, нарушений болевой и температурной чувствительности при полном сохранении суставно-мышечного, тактильного и вибрационного чувства. В неврологии это обозначается диссоциированным расстройством чувствительности и нарушением функции тазовых органов. Такой симптомокомплекс описан московским врачом Петром Алексеевичем Преображенским в 1903 году при закупорке передней спинальной артерии в результате сифилиса и теперь известен врачам мира как синдром Преображенского. Спустя два года другой врач – Станиловский – опубликовал наблюдение вялого паралича ног с диссоциированной параанестезией и нарушением сфинктеров тазовых органов, что указывало на ишемию вентральной части сегментов поясничного утолщения. А в 1908 году сходное наблюдение привел в своей диссертации французский врач Танон (Тапоп). Этот вариант миелоишемии обозначен нами синдромом Станиловского – Танона.
   От передней спинальной артерии в передней спинномозговой щели отходят, как частокол, бороздчатые артерии – одна налево, другая направо, снабжая половинки вентральных участков поперечника спинного мозга. При закупорке одной такой бороздчатой артерии (чаще это бывает при попадании в нее холестеринового эмбола из атероматозной бляшки в грудной или брюшной аорте) ишемия развивается только в одной половинке вентральной части поперечника – правой или левой. Сохраняется функция задних канатиков, которые кровоснабжаются другой артерией – задней спинальной. Проявляется такая локализация ишемии центральным параличом одноименной со стороной ишемии ноги, периферическим параличом миотома, соответствующего ишемии переднего рога, нарушением болевой и температурной чувствительности на противоположной ноге. Получается, что одна нога парализована, а другая не имеет чувствительности. Вместе с тем тактильное и вибрационное чувства сохранены в обеих ногах. Функция тазовых органов практически не страдает. Такой синдром впервые описан мною в докторской диссертации и обозначен как ишемический синдром Броун-Секара. Французский невролог Броун-Секар, работая в Сальпетриере (Париж) в клинике известного профессора Ж. Шарко, описал проявления перерыва функции одной половины поперечника спинного мозга (правой или левой) при сдавлении экстрамедуллярной (снаружи спинного мозга) опухолью или перерезке спинного мозга ножом при травме или пулей. К упомянутым выше признакам добавляется нарушение глубокой чувствительности в парализованной ноге.
   Мы наблюдали и другие, более ограниченные зоны ишемического поражения поперечника спинного мозга, например: только передние рога (клинически – синдром передней полиомиелоишемии), только вокруг центрального спинномозгового канала (сирингомиелоишемия), только краевая зона поперечника спинного мозга, кровоснабжаемая вазокороной (ишемический синдром боковых канатиков). Если имеется сочетание этой последней локализации с ишемией передних рогов спинного мозга, развивается ишемический синдром БАС – бокового амиотрофического склероза. Изредка встречали больных с ишемией в бассейне только задних спинальных артерий (которых две – правая и левая). Это проявляется сенситивной атаксией в одной или обеих нижних и верхних конечностях, анизорефлексией. Впервые такой синдром описал в конце XIX века при сифилитическом васкулите английский врач Уиллиамсон (Williamson). По моим наблюдениям, артериальная ишемия всего поперечника спинного мозга встречается у 12 процентов больных миелоишемией.
   Что касается локализации ишемии по длиннику спинного мозга, то она очень вариабельна, и по совокупности клинических признаков сравнительно легко можно определить поражение верхнешейных сегментов, сегментов шейного или поясничного утолщения спинного мозга, среднегрудных сегментов, сегментов эпиконуса (L -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


-S -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


) и конуса (S -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


-S -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


) спинного мозга.
   Особую группу нарушений мозгового кровообращения в спинном мозге составляют грыжи пояснично-крестцовых дисков. Если такая грыжа сдавливает крупную радикуло-медуллярную артерию или крупную корешковую вену, то расстройства микроциркуляции развиваются в пояснично-крестцовых сегментах спинного мозга. После удаления грыжи диска восстанавливается кровоток в этих сегментах спинного мозга. Поэтому детальный анализ клиники поражений спинного мозга в до– и послеоперационном периоде позволяет оценивать динамику ишемии в пораженных сегментах. Можно сказать, природа создала идеальную экспериментальную модель на человеке в виде дискогенно-артериальной или дискогенно-венозной пояснично-крестцовой радикуломиелоишемии. На этой модели нам удалось выявить многие варианты клиники ишемического поражения спинного мозга и влияние на них терапевтических воздействий (вазоактивных лекарств, особенно венотонизирующих, мануальной терапии – мягких ее методик, нейрохирургических вмешательств, лечебно-реабилитационных физиопроцедур).
   С нейрохирургических позиций важна еще одна группа первично-сосудистых поражений спинного мозга. Речь идет о сосудистых аномалиях – мальформациях сосудов спинного мозга. Раньше выделяли три варианта таких аномалий: артериовенозная аневризма, артериальная аневризма и варикозное расширение вен спинного мозга. Когда в нейрохирургической клинике ВМА им. С. М. Кирова широко внедрили пневмомиелографию и майодиловую миелографию, стало возможным выявлять наличие варикоза вен спинного мозга (особенно по задней его поверхности). При тугом заполнении субарахноидального пространства контрастом на спондиломиелограмме видны расширенные вены в виде серпантинной ленты. На это указал Марк Вульфович Цывкин – нейрорентгенолог ВМА им. С. М. Кирова. Сопоставляя находки на миелограмме и в операционном поле, Борис Александрович Самотокин усомнился в существовании самостоятельного варикоза вен спинного мозга, считая, что варикоз развивается при артериовенозной аневризме, и поручил мне разобраться с этим варикозом.
   Я вспомнил эпизод при осмотре пациентки из Грузии – артистки Виолетты П., почти тощей, астенического телосложения женщины 35 лет, у которой вдруг возникала резкая боль между лопаток и слабели ноги, при этом затруднялось мочеиспускание. На вторые-третьи сутки выявлялся подкожный синяк в зоне боли. Постепенно боль проходила и восстанавливалась сила в ногах. За четыре года она пережила три таких эпизода.
   Во время осмотра обратил внимание на видимую пульсацию брюшной аорты (от худобы живота) и решил попальпировать эту аорту над пупком. Когда прижал аорту к позвоночнику, пациентка громко вскрикнула от появившейся резкой боли между лопаток (в том же месте, где раньше возникала боль без видимых внешних причин). Я аж испугался. Рядом сидел ее муж, и мы оба выжидали, наступит ли в очередной раз слабость ног. Слава богу, боль оказалась кратковременной – несколько секунд. В ногах сила оставалась прежней. Появилось оживление коленных и ахилловых рефлексов, непостоянный знак Бабинского с двух сторон. Завершив исследование неврологического статуса, я решился, получив разрешение пациентки, повторить пережатие брюшной аорты. И вновь выявилась резкая боль в том же месте между лопаток. Тогда я рекомендовал ехать в Париж в нейрохирургическую клинику В. Джинджиана, который вместе с нейрорадиологом Хударом впервые начал выполнять селективную спинальную ангиографию с применением субтракции: наложение негатива и позитива рентгенограмм позвоночника устраняет вид позвонков, а сохраняет только сосудистую систему спинного мозга. К сожалению, дальнейшая судьба Виолетты мне неизвестна.
   Однако обдумывание этого эпизода с компрессией брюшной аорты привело меня к мысли о его возможной диагностической значимости при артериовенозной аневризме в позвоночном канале, особенно если аневризма прилежит к заднему спинномозговому корешку. В период сдавления брюшной аорты чуть выше ее пережатия резко повышается внутриаортальное давление. Кровь по коллатералям стремится включить перимедуллярную артериальную сеть. Если существует артериовенозный шунт (аневризма), он расширяется и возникает острая боль. Так мною был обнаружен феномен артериального толчка. Впоследствии этот феномен мои коллеги и я часто проверяли и убедились в его патогномоничности при артериовенозных аневризмах.

   Доклад на защите докторской диссертации. 1973

   Проф. Михаил Григорьевич Привес и в свои 94 года блестяще читает лекции по нормальной анатомии

   Заседание Диссертационного Совета в ВМА им. С. М. Кирова. Слева направо: профессора П. Г. Лекарь, А. А. Скоромец, Г. А. Акимов, В. С. Лобзин

   Провожу клинико-лабораторное занятие (секция мозга). Самый лучший способ изучения болезней нервной системы: изучение послойных срезов головного мозга и сопоставление клинических предположений и фактического состояния поражений мозга

   Заседание Ученого Совета и сотрудников института при ежегодном отчете ректора (аудитория № 7)

   В день своего 70-летия проф. Д. К. Богородинский посадил молодую березу

   Береза профессора Д. К. Богородинского спустя 35 лет с момента высадки

   Сотрудники кафедры празднуют день 8-го марта. С хлебом-солью проф. Д. К. Богородинский, слева от него А. А. Скоромец, справа – В. М. Казаков

   Беседую с Алексеем Антоновичем Рыбка. Лето 2006 г.

   Вскоре задумался о диагностике и венозного застоя в позвоночном канале. На конкретных больных убедился, что варикоз спинальных вен бывает как при наличии артериовенозной аневризмы (мальформации), так и при сдавлении крупной корешковой вены грыжей диска, опухолью, рубцово-спаечным процессом, что затрудняет отток венозной крови от спинного мозга. Разработал прием вызывания венозного толчка путем сдавления кулаком нижней полой вены чуть ниже уровня пупка слева от тел позвонков, где расположена эта вена.
   Если при таком сдавлении в течение 15 секунд появляются парестезии в ногах или мелкая дрожь в них, быстро проходящие после прекращения сдавления нижней полой вены, то феномен считается положительным – симптом венозного толчка.
   Когда я подготовил диссертацию, то оказалось, что выполнил эту работу досрочно: официально по плану ее надо было представить в 1974 году. По итогам научных исследований за 1972 год в связи с досрочным завершением докторской диссертации ректорат премировал меня суммой в 250 рублей – месячным окладом доцента.
   Сразу же возникла проблема рационального расходования этой суммы. Дмитрий Константинович отказался взять ее в счет погашения долга за квартирный взнос в ЖСК: «Это ваша премия, а не гонорар за публикацию». Тогда я решил за эти деньги напечатать в типографии автореферат «высокой печатью», как книгу. Дело в том, что за счет института авторефераты печатали на ротапринте; диссертанту это делали бесплатно, однако качество такого текста намного хуже, чем при печати в типографии с набором текста на свинцовые пластины. Отпечатал автореферат в типографии газеты «На страже Родины», которая располагалась на территории Петропавловской крепости, рядом с Монетным Двором. Уплатил за издание 180 рублей, еще 70 целковых осталось в резерве. Пахнущие свежей краской 150 экземпляров автореферата привез домой в канун Нового, 1973, года.
   Мы собирались встречать Новый год дома. Однако около 23 часов 31 декабря позвонил писатель Борис Дмитриевич Четвериков и сказал, что у них телевизор лучше нашего – цветной, поэтому пригласил встречать Новый год вместе и смотреть «Голубой огонек». У нас дома стояла наряженная елка. Собрались в гости, взяли шампанское, студень и конфеты, а сынок Тарасик задумался: «А как же я получу подарок от Деда Мороза, если мы уйдем?» Пришлось пообещать: «Не волнуйся, оставим форточку открытой, Снегурочка принесет подарок и положит под елку». Четвериковы жили на ул. Ленина, 34, в писательском доме, в 15 минутах ходьбы. Кроме нас троих были хозяева – Наталия Борисовна и Борис Дмитриевич. Успели традиционно проводить уходящий год и встретить наступивший. «Голубой огонек» оказался интересным, ярким, добрым, музыкально-песенным. Просидели до 4.30 утра и, не торопясь, отправились домой. Через 15 минут стояли уже у дверей своей квартиры на первом этаже. Открывая ключом наружную дверь, заметил странность: вторая, внутренняя дверь оказалась закрытой, хотя мы пользовались ею, только уезжая на летние каникулы. Мелькнула мысль, что приходил племянник Коля Носыко, сын моей сестрички Маруси, студент первого курса нашего института, проживающий в общежитии. От длительного «застоя» эта внутренняя дверь слегка перекосилась, поэтому имеющийся на ней французский замок не защелкнулся и нажатием плеча дверь открылась. Когда же включил свет, понял, что квартиру посетил «Дед Мороз». Окно в комнате Тараса оказалось открытым настежь, гулял холод. На полу гостиной горкой лежали дипломы, бумаги и пустые шкатулки. Дверца серванта открыта, опустели полки, где хранились хрустальные фужеры, бокалы и другие посудинки. Живя в Сибири, мы часто ходили в гости друг к другу и всегда дарили хрустальные, полезные для дома и семьи вещички. Поэтому накопилось такого барахла на целый сервант. В итоге осталось только два граненых стакана из обычного стекла. Исчезли все золотые и серебряные фамильные ценности и украшения Тамары Сергеевны – кольца, серьги, перстень, часики – вместе с банальной чешской бижутерией. Остаток премии – 70 рублей – также исчез. В моем кабинете похожая картина – гора книг в центре комнаты: вытряхивали из книг «деньги и ценные бумаги», но они, к сожалению воров, пока не завелись в нашем доме. А я не нашел четырех новых, подаренных мне портфелей, которыми так и не успел попользоваться. На фоне разгрома истинную радость вызвали две упаковки новеньких авторефератов: одна пачка была вскрыта, но ее содержимое, к моему счастью, интереса у грабителей не вызвало. Успокоили себя непреходящей мудростью: все, что ни делается, – к лучшему. Огорченной ограблением квартиры Тамаре Сергеевне сказал: «Если бы пожалел денег на печатание автореферата, вся сумма исчезла бы в одно новогоднее мгновение».
   Кстати, продолжение сюжета оказалось захватывающим. Вызвали милицию, следователей с собакой. След вора привел к трамвайной остановке у Песочной набережной. Следователи тщательно снимали отпечатки пальцев, составляли список похищенных вещей. Исчезли все новые рубашки, галстуки, костюм, шарфы, перчатки и даже початый коньяк из холодильника. Испарились и новые носки; видимо, фужеры упаковывали в носки и портфели. Осталось только уже ношеное белье и старый черно-белый телевизор. Позже выяснилось, что в эту новогоднюю ночь в городе была ограблена только наша квартира!
   Вещи, к счастью, были застрахованы, но денежную компенсацию получили только через шесть месяцев. Еженедельно нам звонили следователи и спрашивали, не нашли ли мы воров. Они выдвинули версию, что грабили наши знакомые, которые готовились к этому заранее. Дело в том, что за две недели до ограбления перестал гореть фонарь в Вяземском парке напротив наших окон. Я думал, что перегорела лампочка, а оказалось – в столбе перерезаны провода. Воры (судя по грязи от обуви, их было двое) пользовались для маскировки спичками, среди кипы дипломов и удостоверений валялось много обгорелых спичек…
   Доминанта огорчения быстро сменилась заботой о подготовке к защите докторской диссертации. Оппонентами выбрали молодых профессоров – Геннадия Александровича Акимова, Петра Григорьевича Лекаря и одного постарше – общего хирурга Салиха Мухутдиновича Курбангалеева, он написал наиболее пространный отзыв. Ощущая доброжелательность оппонентов, которые положительно охарактеризовали содержание диссертации, я спокойно докладывал суть проделанной работы. При тайном голосовании вкатили только один «черный шар», наверняка это сделал один из друзей профессора Бабчина. В тот период были запрещены послезащитные банкеты, так как ВАК «свирепствовал». Многие докторские возвращались вообще; экспертные советы вызывали диссертантов на свои заседания и интенсивно перекрестно задавали конкретные вопросы по проблемам диссертации и либо удовлетворялись ответами и утверждали защиту, либо возвращали на длительную переработку. А повторно можно было защищаться не ранее чем через два года, изменив название диссертации и расширив фактический материал.
   При подготовке моей докторской были выполнены или выполнялись кандидатские диссертации аспирантами Юрием Камбулатовичем Кодзаевым на тему «Неврологические расстройства при атеросклерозе брюшной аорты и ее ветвей» (1973); Оскаром Оскаровичем Годоваником на тему «Особенности клиники и диагностики пояснично-крестцового радикулита» (1972); Галиной Петровной Квашниной на тему «Ишемическая миелопатия беременных» (1973); Зограбом Нарсесовичем Григоряном на тему «Парализующий ишиас (корешковая и спинальная форма)» (1974); Ириной Михайловной Барбас на тему «Расстройства равновесия при дегенеративно-дистрофических поражениях шейного отдела позвоночника (клиническое и стабилографическое исследование)» (1975); Николаем Федоровичем Порхуном на тему «Диагностика и лечение ишемических спинальных расстройств (клиническое и экспериментальное исследование)» (1976); Александром Ивановичем Панюшкиным на тему «Хирургическое лечение дискогенных пояснично-крестцовых радикуломиелоишемий» (1979); Маиной Владимировной Ирецкой на тему «Компрессионно-ишемические заболевания периферических нервов (патогенез, клиника, лечение)» (1982); Николаем Устиновичем Заблоцким на тему «Клиника нарушений спинального кровообращения при грыжах поясничных межпозвонковых дисков и их хирургическое лечение» (1983); Анатолием Андреевичем Прохоровым на тему «Дискогенные пояснично-крестцовые радикуломиелоишемии (клиника, течение, экспертиза трудоспособности)» (1984); Зоей Хуснутдиновной Салахутдиновой на тему «Клиника и дифференциальная диагностика артериальных и венозных радикуломиелоишемий торако-люмбо-сакральной локализации» (1986); Леонидом Григорьевичем Заславским на тему «Динамика неврологических проявлений поясничного остеохондроза при лечении локальным отрицательным давлением» (1988) и др. Этот пример еще раз иллюстрирует утверждение, что важно иметь научное направление, а темы кандидатских и докторских диссертаций выстраиваются не в строгой хронологии защит, а по мере поиска исполнителя – аспиранта или соискателя.




   К сожалению, во многих научно-исследовательских институтах и лабораториях такая методология не используется. В основном сотрудники будоражатся, конфликтуют, погрязают в амбициях и вообще превращают коллективы в ужовник, хотя иногда и не подают виду. При этом административно руководить научным поиском невозможно. Задача руководителя – создавать условия для творческой деятельности каждого члена коллектива вне зависимости от занимаемой должности.
   В ВАКе мою докторскую утвердили быстро. Первым об этом сообщил академик Евгений Владимирович Шмидт, который поздравил меня с утверждением на Экспертном совете по неврологии, где он председательствовал. Спустя несколько месяцев, уже в марте 1974 года, на Ученом совете института мне вручили диплом доктора медицинских наук по специальности «нервные болезни».


   Двенадцатая ступенька
   Профессорская
   (1974–1975)

   Должность профессора я занял по конкурсу с начала 1974 года. Функциональные обязанности практически не изменились. Читал лекции студентам, делал обходы, разборы и консультировал больных. К этому времени выяснилась малая трудоспособность действующего заведующего кафедрой Аркадия Ивановича Шварева. Он часто болел: то гипертонические кризы, то почечные колики («камни сыплются, как с гор Кавказа», – шутил он), то частые пневмонии. Периодически Аркадий Иванович личным примером демонстрировал, как не надо поступать. Например, по дороге на заседание Ученого совета к нему обращались профессора с просьбой проконсультировать кого-то из родственников, знакомых, и он бодрым голосом назначал: «Приходите в четверг к 12 часам», причем повторял эту фразу нескольким просителям. В четверг Аркадий Иванович приходил к 12 часам, у кабинета – толпа нуждающихся в консультации, а в 13 часов по плану – коллективный разбор больных или кафедральное заседание (по вторникам). За час он успевал осмотреть не более двух больных; возбужденный, заходил в мой кабинет, просил начинать проведение планового мероприятия и жаловался, что больные «лезут, как клопы из щелей, и мешают работать». Я несколько раз ему напоминал, что он сам назначил консультацию на одно время нескольким просителям. Он отвечал: «А я забыл».
   К концу первого года работы Аркадий Иванович объявил на кафедральном заседании: «Одна из сотрудниц, ассистент Ирина Павловна Бабчина, мне заявила: "Думала, с вашим приходом на кафедру вы будете руководить коллективом, а на самом деле продолжает руководить доцент Скоромец". И теперь я обращаюсь к ней с вопросом: "Что плохого делает Александр Анисимович на кафедре? Я чего-то не вижу или не понимаю?"» Все с удивлением посмотрели на Ирину Павловну, она покраснела, потупила глаза и тихо изрекла: «Вы меня не так поняли». Аркадий Иванович еще раз повторил: «Я действительно не понимаю, что плохого делает Александр Анисимович. Наоборот, я ему благодарен за то, что он сам работает и нередко выручает меня: то лекцию прочитает, то на Ученый совет сходит, то больного проконсультирует. Но если он что-то делает против меня, вы мне поясните…»
   Это был урок для Ирины Павловны и других по предупреждению интриг среди сотрудников.
   Однажды Аркадий Иванович заявил: «Раньше – в ВМА – я служил, а здесь работать надо!»
   Два года спустя Аркадий Иванович совсем декомпенсировался – по понедельникам перестал появляться на работе и на заседаниях Ученого совета. Однажды проректор по научной работе Артур Викторович Вальдман попросил меня передать Аркадию Ивановичу, чтобы тот не носил в авоське пустые бутылки из-под алкоголя, потому что это видят студенты и сотрудники. Я не обещал выполнить эту просьбу. Аркадию Ивановичу и жена советовала выбросить авоськи и пользоваться хозяйственной сумкой, которую ему подарили в день рождения. Вскоре после Артура Викторовича подошли ко мне Ирина Павловна Бабчина и парторг Надежда Сергеевна Петрова с партийной просьбой-поручением:
   – Вы же видите, что Аркадий Иванович запил и, по сути, уже не работник. Надо вам сообщить об этом в партком и ректорат.
   Я им ответил, что из моих уст ни партком, ни ректорат не услышат никакой критики в адрес Аркадия Ивановича, так как это послужит поводом считать, что я его подсиживаю. «И вам не советую кому-нибудь говорить об этом кроме самого Аркадия Ивановича, – посоветовал я дамам. – Однако думаю, что и он уже не способен здраво оценивать свое поведение».
   В канун летних каникул, поздним вечером 30 июня 1973 года, позвонил мне Аркадий Иванович и пьяным голосом выдал монолог: «Анисимович, мне надоело слышать от Бабчиной, что кафедрой руководишь ты. Больше работать с тобой не буду. С сентября ищи себе другую работу…» И повесил трубку.
   Имея на руках билеты на поезд «Ленинград – Днепропетровск» до станции Ромны, на следующий день уехал я на все лето. Немного подумал и решил написать короткое письмо Артуру Викторовичу с изложением телефонного звонка Аркадия Ивановича и с вопросом-просьбой: если это мнение не только Аркадия Ивановича, но и ректората, т. е. согласованное, то у меня не будет никаких возражений, найду работу консультанта или преподавателя в другом учреждении. И просил ответить телеграммой с одним словом: «Согласовано». Дней через 10 действительно получил телеграмму с одним словом и без подписи: «Бред».
   С некоторым любопытством ждал первое кафедральное совещание в конце августа и встречу с Аркадием Ивановичем. Он вел себя дружелюбно, как будто и не было с его стороны тех слов. Естественно, и я никогда не поднимал этой темы.
   Активно готовил учебник «Руководство к практическим занятиям по нервным болезням» (1977) для студентов лечебного факультета. После курса факультета повышения квалификации профессоров по медицинской педагогике на базе 2-го Московского медицинского института им. Н. И. Пирогова (жил я тогда в гостинице над трибунами стадиона «Лужники»), где с удовольствием осваивал графы логической структуры любого занятия со студентами, я решил переработать методички для преподавателей по всем темам общей неврологии. На кафедральном заседании на примере занятия по расстройствам произвольных движений (параличи и парезы) объяснил суть использования графа логической структуры при составлении методических рекомендаций по любой теме. Речь шла об изложении студентам конкретного материала с соблюдением логичной последовательности – что из чего вытекает. Раздал методичку каждому преподавателю на переработку в соответствии с логикой графа. В итоге пришлось все методички перерабатывать самому. Ежедневно ходил в клинику с фотоаппаратом, снимал неврологических больных с очевидными признаками болезни и почти каждую главу иллюстрировал фотографиями.
   Мы (Д. К. Богородинский, А. И. Шварев и я) подали заявку в Минздрав СССР на подготовку учебника для студентов. Рукопись учебника, которую редактировала Маргарита Николаевна Кибовская, передал в издательство «Медицина» в 1974 году. В марте 1975 года, когда я вернулся из Москвы, где снимал вопросы издательского редактора по нашему учебнику, мне сообщили, что надо срочно позвонить А. И. Швареву. Звоню, и он без объяснений говорит: «С сегодняшнего дня принимай кафедру». Я попросил разрешения зайти к нему домой, поговорить. Он лежал в пижаме в постели, сказал, что накануне написал ректору заявление с прошением об освобождении от занимаемой должности заведующего кафедрой по состоянию здоровья. Пояснил: «Плохо себя чувствую, гипертонический криз, поэтому сдаю тебе кафедру».
   Я считал, о чем и сказал Аркадию Ивановичу, что нет никакого смысла делать это сейчас, так как кафедра работает, все вопросы решаются спокойно, не в первый раз его подстраховываю, пусть полечится столько, сколько потребуется. Тем более, что предстоит отметить очередной юбилей – 30-летие Победы в Великой Отечественной войне, который он, как активный участник событий, должен отпраздновать достойно и действующим профессором. Аркадий Иванович – выпускник Военно-морской медицинской академии 1941 года. Когда их – примерно 300 человек – по Ладожскому озеру на барже перевозили на другой берег, чтобы далее отправить в Москву на распределение молодых специалистов, в баржу попал снаряд. Баржа рассыпалась, все молодые выпускники оказались в холодной воде. Спаслось около 50 человек, которым удалось ухватиться за плавающие деревяшки. Среди них оказался и Аркадий Иванович Шварев. В Москве его распределили в действующую Советскую Армию, и он закончил войну в Берлине в 1945 году. Поэтому День Победы для Аркадия Ивановича – не символически-патриотический, а сугубо личный праздник.
   – У меня никаких претензий к вам, Аркадий Иванович, нет, – резюмировал я. – Будем спокойно работать до конца вашего срока избрания, а то и дольше – в зависимости от вашего здоровья. У меня никаких внутренних поползновений занять должность заведующего кафедрой не имеется.
   Аркадий Иванович ответил, что уже написал заявление и ректор принял его отставку. Я сказал, что сам зайду к ректору и попрошу отсрочить увольнение с переходом на должность профессора-консультанта нашей кафедры.
   Действительно, я сразу же зашел к ректору Владимиру Алексеевичу Миняеву, и тот поведал о вчерашнем неприятном эпизоде. Ему позвонили из Смольного и попросили направить в правительственную больницу № 31 им. Я. М. Свердлова к заболевшему завотделом Ленинградского обкома КПСС на консультацию профессора-невролога. Секретарь ректора Валентина Ильинична знала, что я нахожусь в Москве в командировке, и, естественно, стала разыскивать Аркадия Ивановича. Нашла его дома около 12 часов дня и сообщила, что его просит зайти к себе ректор института. Аркадий Иванович ответил, что это невозможно, так как он срочно выезжает на консультацию в «Свердловку». Секретарь доложила об этом ректору, и тот настоял, чтобы Шварев по дороге в клинику заехал к нему: ему нужно изложить просьбу из Смольного. Обычно о заболеваниях членов правительства «вслух» не говорили, информацию передавали через доверенных лиц. Аркадий Иванович зашел к ректору, тот увидел его «непотребный» от алкоголя вид и воскликнул: «Разве можно ехать на консультацию к больному в таком состоянии, тем более в правительственную больницу? Это же позор и для профессора, и для института!» Аркадий Иванович пролепетал, что схватило сердце, он принял валидол да запил рюмкой коньяка. И тут же попросил чистый лист бумаги, чтобы написать рапорт об отречении от руководства кафедрой…



   Я просил ректора оставить Аркадия Ивановича на работе до окончания срока избрания – 1 июля 1975 года, объяснив это вышеупомянутым мотивом и тем, что такое состояние у него наблюдалось последние несколько лет, доходило дело и до белой горячки. В один из таких эпизодов запоя, в сентябре 1974 года, он с кортиком гонялся за женой по квартире, угрожая убить. Разбил стекло в двери спальни. Жена срочно вызвала меня, пришлось вспомнить и использовать приемы ограничения буйных больных в психиатрической больнице: запеленал его руки простыней, ввел аминазин и гексенал, усыпив на несколько часов. Спустя неделю он вышел из этого очередного запоя.
   В клинике сотрудники повторили информацию: Аркадий Иванович вчера сообщил по телефону, что написал ректору заявление об увольнении и пусть кафедру принимает Скоромец. Я настоял на том, что всем надо спокойно продолжать работать.
   Летом 1975 года объявили конкурс на вакантную должность заведующего кафедрой нервных болезней с курсом медицинской генетики, а в августе 1975 года я ступил на верхнюю ступеньку преподавательской должности.


   Тринадцатая ступенька
   Заведующий кафедрой неврологии и нейрохирургии
   (с 1975 года)

   Став заведующим кафедрой, кроме текущих дел по учебно-методической работе с сотрудниками и студентами, по лечебной работе (обходы больных и их разборы) продолжал научные исследования по различным аспектам клинической неврологии и систематизировал материалы по истории нашей кафедры.
   Считаю целесообразным привести, хотя бы кратко, историю создания нашей кафедры, которой в 2000 году исполнилось 100 лет.
   Во второй половине XIX века инициатором создания и открытия лечебных учреждений в нашем городе стал принц Александр Петрович Ольденбургский, который командовал Гвардейским корпусом. Непосредственным поводом, привлекшим внимание принца к медицинским проблемам, был укус бешеной собакой офицера одного из гвардейских полков. Это случилось в 1885 году, спустя несколько месяцев после обнародования открытия Пастера о лечении водобоязни.
   Принц Ольденбургский учредил в Санкт-Петербурге станцию для предохранительных прививок по способу Пастера. В 1890–1891 годах под его попечительством был открыт Императорский институт экспериментальной медицины с 12 отделами (физиологическим, патолого-анатомическим, биологической химии, общей микробиологии, эпизоотологическим, общей патологии, практическим прививочным, практическим гигиеническим, практическим клиническим, патолого-бактериологическим, патологическим, лабораторией по экспериментальной сифилидологии). Поддержала эту деятельность и его жена Мария Федоровна, по инициативе которой в городе был открыт ряд стационаров. Это потребовало подготовки значительного числа врачей, что и способствовало созданию 15 сентября 1897 года Петербургского женского медицинского института.
   Клинической базой института стала Петропавловская городская больница (теперешняя больница им. Эрисмана). В те годы в Петропавловской больнице неврологического отделения не было, и нервнобольные госпитализировались в терапевтическое и хирургическое отделения. В институте тогда не было своей неврологической базы.
   В 1899 году директор института добился выделения для будущей неврологической клиники двух отдельных палат в так называемом зимнем корпусе. Палаты эти находились на территории тогдашней клиники госпитальной терапии (теперь это помещение поликлиники № 31). С 4 мая 1899 года во врачебном составе Петропавловской больницы числился врач Ф. Ф. Гольцингер, который, по-видимому, и заведовал организованными неврологическими палатами. Он был первым специалистом-невропатологом больницы и института. Официальным заведующим нервным отделением его назначили значительно позднее, 1 октября 1906 года. Ф. Ф. Гольцингер выполнял в больнице большую лечебную работу. В своих двух палатах он вел 30 больных. Этого числа коек было недостаточно, постоянно ставились дополнительные в коридорах, и фактическое число лечившихся в стационаре временами превышало 50. Кроме того, Ф. Ф. Гольцингеру приходилось постоянно консультировать во всех других отделениях больницы. Находил он время и для научной деятельности. Опубликованные им труды свидетельствуют о большой его эрудиции и широком круге научных интересов.
   Он писал о латиризме, о ладонном рефлексе, об анестетической проказе, о корковой эпилепсии, об аневризме внутренней сонной артерии, о кессонной болезни, о роли сосудодвигателей при водолечении.
   С момента своего возникновения неврологическое отделение, правда частично, стало служить базой для преподавания в Женском медицинском институте. Институт имел объединенную кафедру нервных и душевных болезней, возглавляемую В. М. Бехтеревым по совместительству с такой же кафедрой в Военно-медицинской академии. Лекции слушательницам института читались в академии, а практические занятия проводились в Петропавловской больнице.
   Мы можем гордиться тем, что первые камни в построении кафедры душевных и нервных болезней нашего института и неврологического отделения Петропавловской больницы были заложены В. М. Бехтеревым.
   Владимир Михайлович Бехтерев родился в с. Саралях Вятской губернии 1 февраля 1857 года. Он – ученик профессора И. П. Мержеевского, в 1881 году успешно защитил диссертацию на тему: «Опыт клинического исследования температуры тела при некоторых формах душевных заболеваний». На период организации кафедры нервных и душевных болезней В. М. Бехтерев был уже ученым с мировым именем, создателем петербургской-ленинградской психоневрологической школы. Научная работа кафедры в этот период была посвящена в основном изучению строения мозга и его функций. Всемирную известность приобрели оригинальные исследования в области анатомии нервной системы, которые изложены в фундаментальном руководстве «Проводящие пути спинного и головного мозга», переведенном на немецкий и французский языки. Анатомические исследования В. М. Бехтерева привели в систему все известные в литературе данные о проводящих путях нервной системы, уточнили и значительно дополнили их. В частности, В. М. Бехтерев уточнил ход задних корешков спинного мозга, подробно описал сетчатую формацию мозгового ствола, выделил в стволе шесть ядер, из которых одно (вестибулярное ядро) носит его имя. В 1855 году ученый открыл центральный пучок покрышки, прослеженный им от бледного шара и зрительного бугра до нижних олив. Были уточнены данные о мозжечковых связях со спинным и головным мозгом. Работа «Проводящие пути спинного и головного мозга» была удостоена премии имени Бэра.

   Владимир Михайлович Бехтерев

   Вторая серия работ В. М. Бехтерева посвящена изучению функций мозга и систематизирована в книге «Основы учения о функциях мозга». В этом труде он подтвердил, что в задней половине спинного мозга проходят проводящие пути для мышечного чувства, а в передней – проводники болевой чувствительности. Большой интерес представляют данные B. М. Бехтерева о подкорковых узлах как центрах выразительных движений, о мозжечке как органе статической координации, о роли межпозвонковых ганглиев. Еще в 90-х годах XIX столетия В. М. Бехтерев совместно с Н. А. Миславским проводил экспериментальное исследование методом разрушения и экстирпации различных участков мозговой коры для выяснения их влияния на функции внутренних органов. Эти научные данные и до сих пор являются фундаментом клинической неврологии.
   Особой известностью пользуется его книга «Роль внушения в общественной жизни».
   В. М. Бехтерев был исключительно наблюдательным врачом и описал много новых болезненных форм (острая мозжечковая атаксия при алкоголизме, особая форма лицевого тика, одеревенелость позвоночника, рассеянный сифилитический склероз, хореическая падучая и др.) и важных в диагностическом отношении симптомов (орбикулярный рефлекс, лопаточно-плечевой рефлекс, запястно-пальцевой рефлекс на руке, тыльно-пальцевой рефлекс стопы и др.). Всего им описано 15 новых рефлексов и более 10 неизвестных ранее симптомов поражения нервной системы. Ученый подготовил многочисленные кадры невропатологов и психиатров. Многие из его учеников – сотрудников нашей кафедры – впоследствии возглавили другие научные коллективы. В целом им подготовлено более 600 научных публикаций. Умер В. М. Бехтерев в 1927 году и похоронен на Волковом кладбище (Литераторские мостки) в Санкт-Петербурге.
   Первыми ассистентами кафедры были В. П. Осипов и Л. М. Пуссеп. В 1906 году В. П. Осипова сменил М. П. Никитин, Л. М. Пуссепа в 1912 году – А. Ф. Лазурский.
   Помимо штатных на кафедре работали и сверхштатные сотрудники (не получавшие зарплаты). За свой труд на кафедре они имели право на приобретение звания приват-доцента, ассистента и лаборанта. Число штатных сотрудников было очень ограниченным; приват-доценты, сверхштатные ассистенты и лаборанты оказывали кафедре существенную помощь как в ведении научных исследований, так и в преподавательской и лечебной деятельности.
   Среди сверхштатных сотрудников кафедры были приват-доценты Ю. К. Белицкий (1907–1915) и К. С. Агаджанянц (1909–1915), ассистенты Е. Л. Вендерович (1909–1915), C. М. Доброгаев (1907–1917), А. Г. Молотков (1909–1917), С. Н. Мишин, лаборант Я. А. Анфимов (1907–1909).
   Будучи чрезвычайно тесно связанным с кафедрой нервных болезней Женского медицинского института, неврологическое отделение Петропавловской больницы с первых дней своего существования стало именоваться Клиникой нервных болезней института.
   В 1914 году В. М. Бехтерев из института ушел, на его место в 1915 году был избран М. П. Никитин, который сейчас же возбудил перед советом института ходатайство о разделении преподавания невропатологии и психиатрии. Ходатайство это было удовлетворено, и с 1915 года кафедра нервных болезней стала самостоятельной. Ее возглавил М. П. Никитин, а преподавание психиатрии сначала было поручено приват-доценту А. Ф. Лазурскому; в дальнейшем заведующим кафедрой психиатри был избран профессор П. А. Останков.
   М. П. Никитин полностью переключился на работу на кафедре и в клинике нервных болезней. Он сделал очень много по организации клиники и подъему ее работы на надлежащий научный уровень, поэтому М. П. Никитин по праву признается основателем клиники нервных болезней нашего института.
   Михаил Павлович Никитин родился в 1879 году в г. Рыбинске. В 1897 году окончил Симбирскую гимназию, в 1902 году – Императорскую военно-медицинскую академию и был оставлен работать в клинике нервных и душевных болезней под руководством В. М. Бехтерева. Диссертацию на степень доктора медицины М. П. Никитин подготовил на физиологическую тему («О влиянии головного мозга на функцию молочной железы»). Дальнейшие его научные труды затрагивали различные вопросы клиники и патанатомии нервной системы. Он писал о парамиоклонусе, о мозжечково-пирамидном склерозе, об офтальмоплегической форме миопатии, о дисплазии лицевого нерва, о синдроме Герстмана, о постоянстве сухожильных (глубоких) рефлексов верхних конечностей, о лечении эпилепсии антирабическими прививками, о действии сальварсана при нейросифилисе, об истерии, о травматическом поражении головного мозга. Ученый исследовал гистологическое строение поясной извилины у человека, ход волокон задних корешков спинного мозга; совместно с Е. Л. Вендеровичем опубликовал широко известную работу о распространении проводниковых изменений в центральной нервной системе при боковом амиотрофическом склерозе. В частности, был изучен ход волокон пирамидного пучка.
   В 1915 году в клинике было три штатные должности: профессор и два ассистента. Должность профессора занимал М. П. Никитин, на должность ассистента был избран Е. Л. Вендерович, но вскоре он был мобилизован на военную службу (это было время Первой мировой войны), и временное исполнение ассистентских обязанностей было поручено Е. П. Красноуховой и К. Н. Дмитриевой. Ординаторами клиники работали тогда А. И. Голованова-Вибке, Э. Г. Гурко-Губарь, М. А. Яковицкая.

   Михаил Павлович Никитин

   Следует отметить, что ряд сотрудников этого начального периода деятельности кафедры и клиники впоследствии стали известными учеными, возглавлявшими крупные научные учреждения. В. П. Осипов блестяще руководил кафедрой психиатрии Военно-медицинской академии, Л. М. Пуссеп был одним из создателей новой отрасли медицинской науки – нейрохирургии. Много оригинальных научных исследований сделал А. Г. Молотков, по инициативе и при непосредственном участии которого в Ленинграде был создан первый в мире институт хирургической невропатологии. Е. Л. Вендерович впоследствии возглавил кафедру и клинику нервных болезней нашего института; Я. А. Анфимов заведовал кафедрами психиатрии и невропатологии в Томске, Харькове, Тбилиси.
   Несмотря на трудности военного времени 1914–1917 годов, научная деятельность клиники нервных болезней протекала довольно интенсивно, о чем свидетельствуют изданные в это время протоколы научных совещаний клиники. На этих врачебных собраниях было проведено много интересных демонстраций больных, сделан ряд ценных докладов. Помимо сотрудников кафедры и клиники в этих совещаниях принимали участие многие петроградские невропатологи, в том числе Л. В. Блуменау и М. И. Аствацатуров, в дальнейшем возглавившие кафедры нервных болезней, первый – в Ленинградском институте усовершенствования врачей, второй – в Военно-медицинской академии.
   Таким образом, наряду с военно-медицинской академией клиника стала новым очагом научно-неврологической деятельности в Петрограде. Клиникой был установлен научный контакт с представителями румынской неврологии, и, в частности, 31 января 1917 года в научном совещании врачей клиники принимал участие профессор Георг Маринеску – основатель румынской неврологической школы.
   К моменту Великой Октябрьской социалистической революции штат сотрудников состоял из двух должностей: заведующего клиникой (профессор М. П. Никитин) и ассистента (Е. Л. Вендерович). В клинике работал ряд внештатных врачей-экстернов: Н. П. Баранова, Я. И. Винклер, А. И. Голованова-Вибке, С. М. Доброгаев, М. А. Драбкина, В. А. Марсова, В. П. Николаева-Маляревская, В. М. Судакова, О. К. Успенская.
   Бурный рост учебных заведений всех рангов и профилей после Октябрьской революции не замедлил отразиться и на Женском медицинском институте. Уже в 1918 году преподавательский штат нервной клиники возрос до пяти должностей. Профессором клиники оставался М. П. Никитин, старшим ассистентом – Е. Л. Вендерович, вторым ассистентом стала Е. П. Красноухова, ординаторами клиники работали М. А. Яковицкая, в дальнейшем – А. И. Глебовицкая, В. В. Люстрицкий.
   В 1920 году в связи с реорганизацией и расширением некоторых отделений больницы клиника была перемещена в здание клиники факультетской хирургии, где получила в свое распоряжение всего 24 койки (16 мужских и 8 женских).
   В 1922 году клиника была вынуждена перебазироваться в больницу им. Карла Маркса, и Петропавловская больница на несколько лет лишилась неврологического отделения. Лишь в 1925 году клинике был предоставлен первый этаж терапевтического корпуса больницы – обширное и удобное помещение, которым клиника пользуется до настоящего времени. Здесь был развернут стационар на 60 коек, оборудованы физиотерапевтическое отделение, водолечебница, позже открыт рентгенодиагностический кабинет. В помещение клиники была перевезена созданная еще В. М. Бехтеревым нейрогистологическая лаборатория; организована лаборатория для клинических анализов и исследований цереброспинальной жидкости. Нейрогистологической лабораторией ведал Е. Л. Вендерович, лабораторией по изучению ликвора – А. П. Фридман.
   В период 1921–1930 годов работа клиники поднялась на еще более высокую ступень. Прежде всего увеличился основной показатель, характеризующий объем деятельности лечебного учреждения, – пропускная способность стационара. Если в 1915 году через клинику за один год проходило 180 стационарных больных, а в период 1918–1922 годов эта цифра падала до 60 в год, то в 1925 и 1926 годах она возросла до 450.
   Кафедра вела интенсивную педагогическую работу. По действовавшим в 20-е годы программам нервные болезни преподавались на четвертом и пятом курсах в течение четырех семестров. Лекции на каждом курсе читались в течение всего учебного года по одному разу в неделю; были даже годы, когда на четвертом курсе лекциям по нервным болезням отводилось по четыре часа в неделю. Практические занятия проводились на четвертом курсе по методу сквозных занятий в течение всего года по два часа два раза в неделю, на пятом курсе – по цикловому методу группами по 20 человек в течение двух недель.
   Значительно оживилась научная работа клиники, после длительного перерыва возобновились периодические научные совещания врачей. В эти годы были опубликованы интересные научные труды сотрудников клиники о мозжечково-пирамидном склерозе, о новом тогда вопросе патологической анатомии эпидемического энцефалита (доклад Е. П. Красноуховой на Первом всероссийском совещании по психоневрологии 6 января 1923 года в Петрограде), о нарколепсии, об ирритативном синдроме поля 19 по Бродману (Е. Л. Вендерович) и др. В научных совещаниях кафедры принимали участие известные невропатологи Л. В. Блуменау, М. И. Аствацатуров, Георг Маринеску, Л. Я. Пинес, В. В. Люстрицкий, Д. И. Пескер.
   В 1924 году по инициативе нашей кафедры организовано Общество невропатологов и психиатров Ленинграда. С 1933 года профессор М. П. Никитин был председателем секции невропатологов, а секретарями – ассистенты Е. Л. Вендерович и А. И. Глебовицкая.
   Во врачебном составе клиники в период с 1921 по 1930 год произошли следующие изменения. В 1923 году на должность ординатора клиники была зачислена Н. Л. Свердликова, в 1924 году – А. И. Егорова. В 1927 году после ухода Н. Л. Свердликовой на ее место была назначена Е. А. Реймерс.
   В период 1921–1930 годов в клинике в течение различных сроков работали 28 врачей-экстернов. Среди них – Е. С. Кирпичникова, И. М. Краевский, Л. И. Левит, Л. Я. Пинес и др. В дальнейшем Л. Я. Пинес стал известным ленинградским неврологом, специалистом в области морфологии нервной системы.
   Увеличилась пропускная способность стационара.
   Еще больший размах приобрела деятельность клиники в следующем десятилетии, в 1931–1941 годах. Врачебный состав клиники в эти годы был следующим. До 1937 года кафедра и клиника по-прежнему возглавлялись М. П. Никитиным. В составе штатных сотрудников были: старший ассистент – Е. Л. Вендерович, ассистенты – Г. Г. Соколянский, Ф. М. Коломийцев, М. А. Яковицкая, А. И. Глебовицкая, Е. Н. Ковалев, К. В. Шиманский, Е. М. Липец, А. И. Зайцева. В работе кафедры и клиники принимали участие приват-доценты В. В. Люстрицкий, Д. И. Пескер, Г. Б. Геренштейн (читал студентам приват-доцентский курс по неврозам). Старшими лаборантами гистологической лаборатории работали А. И. Егорова и И. А. Гинзбург.
   В научно-исследовательской работе в этом десятилетии особенно много внимания уделялось вопросу клиники и лечения мозговых опухолей. Один из основных докладов на тему об опухолях мозга на Втором всесоюзном съезде невропатологов и психиатров в 1936 году был сделан М. П. Никитиным. В эти годы клиника поддерживала тесный деловой контакт с нейрохирургическим отделением Ленинградского травматологического института, в котором нейрохирургический раздел возглавлял один из зачинателей советской нейрохирургии А. Л. Поленов. Плодом совместной работы этих лет явился краткий курс хирургической невропатологии, составленный А. Л. Поленовым, М. П. Никитиным и А. Ю. Созон-Ярошевичем (1935). Эта книга, несомненно, оказала помощь невропатологам и нейрохирургам нашей страны в освоении хирургических методов лечения заболеваний нервной системы. Вместе с тем содружество в работе невропатологов и хирургов послужило толчком к созданию учреждений нового типа – нейрохирургических институтов и отделений.
   В период 1931–1940 годов сотрудниками клиники написан ряд исследований по различным вопросам невропатологии. Среди них следует отметить статьи Г. Г. Соколянского и А. И. Зайцевой «К клинике и патологической анатомии поражений среднего мозга» («Советская невропатология и психиатрия». 1936. Т. V. Вып. 6); А. И. Зайцевой «Об актиномикозе спинного мозга» («Журнал невропатологии и психиатрии». 1934); К. В. Шиманского и К. В. Сквирской «Об итогах лечения эпидемического менингита» («Советский врач». 1940); Е. Е. Кранг «Впервые диагностированный случай клещевого энцефалита в Ленинградской области» («Советский врач». 1940); И. А. Гинзбург «К диагностике диффузных опухолей оболочек центральной нервной системы путем исследования клеток ликвора» («Вопросы нейрохирургии». 1938); С. X. Мусаэлян «О диффузной злокачественной эпителиоме сосудистого сплетения» («Невропатология и психиатрия». 1940); Е. М. Липец «К диэнцефалическому патогенезу пептической язвы» («Вопросы нейрохирургии». 1939).
   В 1932 году сверхштатным сотрудником клиники (впоследствии профессором) А. П. Фридманом была опубликована книга «Основы ликворологии», отчасти написанная по материалам, собранным в нашей клинике под руководством М. П. Никитина и Е. Л. Вендеровича. Эта книга, вышедшая в 1957 году четвертым изданием, получила широкую популярность и признание у клиницистов и лабораторных работников.
   В 1936 году в связи с увеличением числа студентов в институте преподавание нервных болезней стало проводиться не только на базе нашей клиники, но и на дополнительной базе в больнице им. Карла Маркса. Заведующим этой второй клиникой нервных болезней был избран Е. Л. Вендерович.
   Михаил Павлович Никитин, основатель и первый заведующий клиникой, скончался 22 января 1937 года от инфаркта миокарда, похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.
   После смерти М. П. Никитина кафедру и клинику около года возглавлял доцент В. В. Люстрицкий, а в 1938 году на эту должность был избран Е. Л. Вендерович.
   Евгений Леонидович Вендерович родился в Харькове в 1881 году. В 1906 году закончил Московский университет. По окончании университета в течение двух лет работал в клинике нервных болезней Московского университета под руководством профессора В. К. Рота. В 1907–1909 годы изучал нервные болезни и нейрогистологию в клинике нервных болезней Императорской военно-медицинской академии.

   Евгений Леонидович Вендерович

   Е. Л. Вендерович – крупный ученый невролог-клиницист и морфолог, эрудированный и опытный педагог и врач. С именем Е. Л. Венцеровича связано новое исследовательское направление нашей кафедры: изучение морфологии, физиологии и патологии проводниковых систем головного мозга. Часть этих исследований проводилась Е. Л. Вендеровичем самостоятельно, часть – совместно с М. П. Никитиным и Б. Н. Клоссовским; в этой работе участвовали также ассистены Е. П. Красноухова, Г. Г. Соколянский (впоследствии профессор, заведующий кафедрой Одесского медицинского института), А. И. Егорова и научный сотрудник Е. С. Павлович. Используя метод вторичной проводниковой дегенерации, Е. Л. Вендерович уточнил ход некоторых чувствительных систем в белом веществе мозга и места их окончания в коре. В частности, Вендерович показал, что волокна каждого из проекционных путей слуховой, зрительной, глубокой и поверхностной чувствительности, мозжечковые проводники идут единым потоком и входят в кору через узкие, резко контурированные ворота. Проекционные зоны, по Вендеровичу, расположены в коре глубоких борозд головного мозга, в рамках «корковой подковы», занимая дно и обе стенки соответствующей борозды. Эти морфологические данные не только имели теоретическое значение, но и способствовали выяснению некоторых клинических явлений. На их основе А. Л. Поленов предложил операцию субкортикальной пирамидотомии при фокальной эпилепсии.
   Е. Л. Вендерович уделял большое внимание работе со студентами: с 1933 года на кафедре регулярно работает СНО.
   Необходимо отметить еще одно оригинальное направление в научной деятельности кафедры, которое начало создаваться Е. Л. Вендеровичем в 1930-е годы. Речь идет о целеустремленном изучении некоторых сторон двигательной функции у здоровых и больных. Такой способ изучения двигательных нарушений послужил темой не только печатных статей, но и ряда кандидатских диссертаций, выполненных на кафедре.
   В 1940-е годы на кафедре большое внимание уделялось черепно-мозговой травме. Широкую известность и признание получила классификация последствий закрытой травмы головного мозга, разработанная Е. Л. Вендеровичем в годы Великой Отечественной войны.
   В этот период интенсивно изучались и сосудистые заболевания головного мозга. Еще в 1930-х годах Е. Л. Вендерович писал об этиологии и патогенезе субарахноидальных кровоизлияний.
   Вендерович разработал метод изготовления непрерывных серий срезов осмированных препаратов через весь головной мозг путем использования большого подводного микротома. Этот прибор в дальнейшем был использован Е. Л. Вендеровичем для макротомирования мозга, что широко практикуется в лаборатории клиники и по настоящее время. Работы ученого, уточняющие ход чувствительных и двигательных проводников в головном мозге, широко цитируются в литературе. Получили известность работы Вендеровича по изучению нарколепсии, патогенеза субарахноидального кровоизлияния, а также его классификация закрытых повреждений головного мозга. В последние годы жизни ученый много занимался дальнейшим изучением описанного им так называемого ульнарного дефекта, являющегося тонким индикатором легких степеней пирамидной недостаточности.
   Под его руководством выполнено и защищено 4 докторских и 17 кандидатских диссертаций, сотрудниками выполнено более 200 научных работ. За выдающиеся заслуги награжден орденом Ленина и двумя медалями, удостоен почетного звания «Заслуженный деятель науки».
   Е. Л. Вендерович умер 31 мая 1954 года на 73-м году жизни, похоронен на Серафимовском кладбище.
   В 1940 году на кафедре была учреждена должность второго профессора, на которую был приглашен А. И. Златоверов. Он работал на базе больницы им. Карла Маркса. Спустя два года, в 1942 году, эта должность и филиал кафедры перестали существовать в связи с обстоятельствами военного времени.
   После начала Великой Отечественной войны число коек и в основной клинике нервных болезней было сокращено до 25, помещение ее было отдано госпитальной хирургической клинике, на базе которой был развернут госпиталь МПВО. Наша клиника временно находилась в помещении сначала госпитальной терапевтической, затем кожной клиники.
   Многие врачи были мобилизованы в армию; в клинике продолжали работать заведующий кафедрой Е. Л. Вендерович, ассистенты М. А. Яковицкая и Е. С. Кирпичникова, клинический ординатор А. Н. Захарина (Штемпель), больничный ординатор Е. М. Орлова.
   Учебные занятия на кафедре начались в августе 1941 года, практические занятия со студентами проводились главным образом на больных поликлиники.
   В сентябре 1941 года, в силу тяжелых условий жизни в блокированном Ленинграде, непрестанных воздушных бомбардировок города и снижения до минимума снабжения граждан продовольствием, учебные занятия со студентами в институте пришлось приостановить. Врачи кафедры и клиники переключились на лечебную деятельность. Помимо обслуживания больных в своей больнице врачи клиники проводили большую консультативную работу в соседних военных госпиталях и в Рентгеновском институте.
   В 1942 году клиника понесла две тяжелых потери. Не оставляя своего поста до последней минуты, умерла от истощения ассистент Мария Александровна Яковицкая. Немногим раньше погибла Александра Игнатьевна Глебовицкая, работавшая в клинике с 1921 года. В начале Великой Отечественной войны она была призвана в армию, погибла в январе 1942 года от истощения и обострения легочного туберкулеза.
   С января 1942 года занятия со студентами были частично возобновлены. Практические занятия на кафедре проводила Е. С. Кирпичникова, которая наряду с ассистентскими обязанностями заведовала отделением.
   В 1944 году на должность ассистента кафедры были приняты С. Л. Левин и К. В. Шиманский, а на должность больничного ординатора – В. А. Мышковская.
   Помимо выполнения служебных обязанностей в тяжелых условиях ленинградской блокады врачи клиники и кафедры находили в себе силы и для общественной работы. В течение всей войны Ленинградское общество невропатологов и психиатров не прекращало своей деятельности и регулярно проводило научные заседания.
   С апреля 1942 по февраль 1946 года сотрудники нашей кафедры и клиники составляли основное ядро в правлении неврологической группы общества. Председателем неврологической секции все это время был Е. Л. Вендерович, секретарями – С. Л. Левин, В. А. Мышковская, в дальнейшем – С. Г. Файнберг.
   Ко времени окончания Великой Отечественной войны учебные занятия возобновились в полном объеме, однако в свое прежнее помещение (нижний этаж терапевтического корпуса) клиника вернулась только в 1946 году.
   Во главе кафедры в это время по-прежнему стоял Е. Л. Вендерович. На должность доцента вернулся С. X. Мусаэлян. Ассистентами состояли Е. С. Кирпичникова, Е. М. Орлова, С. Л. Левин, К. В. Шиманский, В. А. Мышковская. Вскоре (в 1946 году) на должность ассистента был назначен С. Г. Файнберг. В 1947 году на должность старшего лаборанта была принята К. Ф. Войтович, вскоре переведенная на должность больничного ординатора, а затем заведующий отделением. В должности больничного ординатора состоял также Г. С. Фельдман.
   В 1946 году на должность доцента кафедры взамен ушедшего С. X. Мусаэляна был избран Д. Г. Гольдберг.
   За 1941–1950 годы в клинике было проведено несколько ценных научных исследований. К их числу относятся работы Е. Л. Вендеровича «К неврологической характеристике артериальной гипертонии блокадного происхождения», А. Н. Захариной (Штемпель) «О состоянии артериального давления у студентов I ЛМИ в 1943 году», С. Л. Левина «Об оригинальной форме протоневроноза с явлениями кожной ксантохромии», а также исследования С. Л. Левина о безусловных слюноотделительных рефлексах у человека.
   В этот период сотрудниками клиники был выполнен и защищен ряд диссертаций. В 1942 году защитил кандидатскую диссертацию С. Г. Файнберг («Ретроспективная диагностика сотрясений головного мозга»). В 1944 году С. Л. Левин защитил докторскую диссертацию («Безусловные рефлексы слюнных желез при опухолевых, травматических и сосудистых заболеваниях головного мозга»). В 1946 году защитили кандидатские диссертации В. А. Мышковская («К диагностике инсультов, протекающих с опухолевыми и менингитическими симптомами»), К. Б. Сквирская («Диагностическое значение кистевых симптомов при легчайших повреждениях пирамидной системы»), в 1947 году – К. В. Шиманский («К клинике абсцессов мозга огнестрельного происхождения»), в 1949 году – А. П. Демичев («К генезу леворукости и важности учета ее проявлений в диагностике заболеваний головного мозга»), в 1950 году – Е. С. Кирпичникова («Патологическая анатомия, этиология, патогенез и клиника субарахноидального экстравазата»).
   После возвращения в 1946 году в свое прежнее помещение в терапевтическом корпусе клиника располагала стационарным отделением в 90 коек. Возобновили работу клиническая и патогистологическая лаборатории и подсобные кабинеты: рентгеновский, физиотерапевтический, лечебной физкультуры. Пропускная способность клиники в это время достигла 700 больных в год.

   Елизавета Сергеевна Кирпичникова

   С 1949 года клиника начала осуществлять систему объединенной работы с поликлиникой; врачи поликлиники поочередно по три месяца работали в стационаре, а больничные ординаторы заменяли их в это время в поликлинике. Это способствовало подъему качества работы и поликлиники, и стационара.
   В 1951–1960 годах в личном составе кафедры и клиники произошли некоторые изменения. К 1951 году кафедру и клинику возглавлял Е. Л. Вендерович, доцентом был Д. Г. Гольдберг, ассистентами – Е. С. Кирпичникова, К. В. Шиманский, В. А. Мышковская, Е. М. Орлова, старшими лаборантами – А. И. Егорова, Н. С. Петрова, Я. М. Неплох. Больничными ординаторами работали К. Ф. Войтович (завотделением), В. И. Калинина, А. Н. Штемпель, Г. С. Фельдман, Т. Н. Бакушева.

   Роберт Петрович Баранцевич

   В составе поликлиники были А. И. Егорова, А. И. Аристова, А. В. Алексеева, В. П. Виноградова. В 1952 году на должность ассистента назначена К. Ф. Войтович, а на должность заведующего отделением переведена В. И. Калинина. В 1953 году в штате кафедры появилась вторая должность доцента, на которую была назначена Е. С. Кирпичникова, а на должность ассистента – Р. П. Баранцевич. Ассистент К. В. Шиманский ушел из клиники в связи с получением должности заведующего кафедрой нервных болезней Челябинского медицинского института. В 1954 году произошли изменения в составе старших лаборантов кафедры. А. И. Егорова была переведена на должность завотделением поликлиники № 31, составляющей учебную амбулаторную базу института. В 1953 году на должность старшего лаборанта была принята И. П. Бабчина, а в 1954 году – Л. Я. Мейер и Р. А. Разоренова. В этом же году был увеличен штат ассистентов и на должность ассистента была принята Н. И. Моисеева.
   Больничными ординаторами в это время состояли В. И. Калинина (заведующая отделением), Н. С. Петрова, Э. И. Шуленина, А. Н. Штемпель, Г. С. Фельдман, Т. Н. Бакушева. В течение 1955–1957 годов на полставки ассистента работала А. И. Егорова. В связи со свертыванием в институте военно-морского факультета и уменьшением числа принимаемых в институт студентов с 600 до 400 на нашей кафедре произошло сокращение штатного числа ассистентов. А. И. Егорова в 1957 году вернулась на должность заведующей нервным отделением поликлиники. Сокращение штатов коснулось и старших лаборантов; были оставлены две должности, на которых с 1957 года работали И. П. Бабчина и Н. В. Тонкова.
   В эти годы помещения клиники были несколько переоборудованы, две большие палаты были разукрупнены, восстановлен водолечебный кабинет. Была организована маленькая биохимическая лаборатория, а также заново переоборудованы учебные комнаты. Клиника оснастилась некоторой новой аппаратурой для исследования больных, в частности был получен аппарат для электроэнцефалографии и организована электроэнцефалографическая лаборатория, заведование которой было поручено Н. И. Моисеевой.
   В течение 1951–1960 годов сотрудниками кафедры и клиники выполнено значительное число научных исследований, часть которых была опубликована в печати. Среди них – статья Е. Л. Вендеровича и А. И. Егоровой «Новые данные о проводниковом составе заднего бедра внутренней сумки». В ряде работ были описаны новые симптомы страдания некоторых анатомических систем, уточнен патогенез некоторых очаговых симптомов (Е. Л. Вендерович. «О фибулярном сенситивном дефекте»; А. Н. Штемпель. «О пальцевом сгибательном рефлексе при супинационном положении предплечья»; В. А. Мышковская. «К генезу очаговой двусторонней хореи»).
   В период 1951–1960 годов сотрудниками кафедры и клиники защищен ряд диссертаций. Докторскую защитил Д. Г. Гольдберг («Огнестрельные ранения позвоночника и спинного мозга», 1956), кандидатские – Р. П. Баранцевич («Проводниковые связи мозгового ствола кролика на горизонтальных срезах», 1952), А. И. Ватулина («К клинике, этиологии, патогенезу, лечению нарколепсии», 1952), А. Н. Штемпель («О диагностической ценности пальцевого сгибательного рефлекса при супинационном положении предплечья», 1953), Г. А. Жанайдарова («О диагностической ценности моторно-ульнарного дефекта (симптом Вендеровича)», 1954), Н. И. Моисеева («Содружественные движения глаз в норме и патологии и значение нарушений их для топической диагностики», 1954), Я. И. Мулярек («О диагностической ценности безусловного слюнного рефлекса при опухолях и опухолеподобных заболеваниях головного мозга», 1955), В. В. Остраускас («Безусловный слюноотделительный рефлекс при нарушениях мозгового кровообращения», 1958).
   После ухода из жизни профессора Е. Л. Вендеровича (1954 г., похоронен на Серафимовском кладбище в Ленинграде) заведующим кафедрой в 1955 году избран Д. К. Богородинский, ранее работавший вторым профессором кафедры нервных болезней Военно-морской медицинской академии.
   Дмитрий Константинович Богородинский родился в г. Ташкенте 28 мая 1898 года. После окончания в 1925 году медицинского факультета Среднеазиатского университета работал на кафедре нервных болезней Ташкентского медицинского института в течение 24 лет, вначале под руководством профессора М. А. Захарченко, а затем – профессора Л. Я. Шаргородского. В 1946 году защитил докторскую диссертацию на тему «Кранио-спинальные опухоли и ограниченные арахноидиты». С 1949 по 1955 год работал в Военно-морской медицинской академии в г. Ленинграде профессором кафедры нервных болезней, возглавляемой профессором А. В. Триумфовым. В общей сложности Д. К. Богородинский преподавал клиническую неврологию в медицинских вузах более 45 лет и умер на 91-м году жизни, 6 июня 1988 года, похоронен на Северном кладбище в Ленинграде.

   Дмитрий Константинович Богородинский

   За последующие 10 лет (1957–1967) в штате кафедры и в личном составе кафедры и клиники произошел ряд изменений. Вместо должности доцента в 1961 году была открыта штатная должность профессора кафедры, на которую был избран Д. Г. Гольдберг.
   Несколько сотрудников перешли на другую работу: ассистент Р. П. Баранцевич – в Институт токсикологии, ассистент Н. И. Моисеева – в отдел прикладной нейрофизиологии ИЭМа, врач поликлиники В. П. Виноградова – в Институт скорой помощи.
   В 1962 году избраны на ассистентские должности А. Н. Штемпель и И. П. Бабчина, в этом же году на должность больничного ординатора – И. М. Барбас, назначен новый завотделением стационара Г. И. Гарбуз, и в 1964 году заведующей отделением в поликлинике стала Т. В. Серебренникова.
   Основная научная проблема, которая разрабатывалась на кафедре в эти годы, – клиника и терапия сосудистых заболеваний головного мозга. Борьба с этими заболеваниями является одной из важнейших задач современной неврологии. На кафедре был выполнен ряд исследований, уточняющих клинику и диагностику ишемических инсультов в свете новых данных о физиологии и патологии мозгового кровообращения.
   Изучались электроэнцефалографические показатели при тромбозе мозговых сосудов (Н. И. Моисеева), проводился опыт применения математической статистики в оценке ЭЭГ кривых при мозговых сосудистых заболеваниях (Н. И. Моисеева и А. А. Генкин). В диссертационной работе (закончена в 1966 году) аспирантки Л. И. Широковой с новых позиций разработан вопрос о клинике и топографии инфарктов головного мозга.
   В 1964 году на заседании Общества невропатологов и психиатров Ленинграда прозвучал доклад «Об афазических синдромах при нарушениях кровообращения в отдельных ветвях сильвиевой артерии» (Е. С. Кирпичников а). В докладе выдвинуто положение о существовании особой системы васкуляризации речевой зоны коры, о зависимости вариаций афазии от расстройства кровообращения в той или другой из ветвей сильвиевой артерии.
   Несколько исследований касались клиники и патологии геморрагических инсультов. К их числу относится работа Е. С. Кирпичников ой, в которой дана оригинальная топографо-клиническая классификация субарахноидальных и вентрикулярных кровоизлияний.
   Интересные данные для клиники получены И. П. Бабчиной по поводу кровоизлияний в мозжечок (1964).
   В течение 1960-х годов в клинике испытан и введен в практику до тех пор мало применявшийся в нашей стране метод лечения ишемических инсультов новокаиновой блокадой звездчатого узла (Д. Г. Гольдберг и И. М. Барбас). В ряде случаев авторы получили благоприятный лечебный эффект. О результатах этих наблюдений сообщалось в сборнике «Вопросы психиатрии и невропатологии» (1962), докладывалось на заседании Ленинградского общества невропатологов и психиатров и научных конференциях. Этот способ лечения инсультов стал применяться в последние годы в ряде лечебных учреждений.
   Проводились наблюдения лечебного действия антикоагулянтов при ишемических инсультах (В. А. Мышковская, К. Ф. Войтович, Н. В. Тонкова), также изучался вопрос о лечении новокаином сосудистых мозговых заболеваний (А. Н. Штемпель, А. А. Эпштейн), выработаны показания и методика лечения. Данные эти опубликованы в печати.
   Начиная с 1959 года сотрудники кафедры сосредоточенно занимались изучением еще одного вопроса из цикла сосудистых заболеваний – патологией кровообращения в спинном мозге и стали инициаторами привлечения внимания к этой проблеме. Эта тема интересна с разных точек зрения. Многие случаи, ранее диагностировавшиеся как миелит, в действительности оказывались расстройством кровообращения спинного мозга. Поэтому был проведен ряд исследований по этим вопросам (Д. К. Богородинский, Р. А. Разоренова, А. Н. Кривошеина, А. А. Скоромец). Связанная с указанной темой моя статья «Об одной своеобразной форме амиотрофического поражения плечевого пояса (синдром Персонейдж – Тернера)» получила отклик не только у нас, но и за рубежом (Франция).
   Выяснялось все больше, что распространенные представления о васкуляризации спинного мозга, фигурировавшие в учебниках и руководствах, нуждаются в коррекции. Необходимо было пересмотреть вопрос о патологии циркуляции в спинном мозге под углом зрения плюрисегментарного снабжения спинного мозга отдельными радикуло-медуллярными артериями. Мною была отмечена большая изменчивость в распределении сосудов спинного мозга, вместе с тем было установлено существование типовых вариаций распределения перимедуллярных артерий. Выявилась частая зависимость спинальных инсультов от дистрофических изменений в позвоночнике. Имеются основания признавать, что некоторые осложнения ишиаса и шейного радикулита развиваются в результате расстройства кровообращения в корешках и спинном мозге. Было подтверждено, что расстройства кровообращения в спинном мозге встречаются при некоторых хирургических заболеваниях (расслаивающие аневризмы аорты), также при некоторых внутренних заболеваниях (например, при миеломной болезни). Все сказанное свидетельствует о том, что проблема расстройства кровообращения спинного мозга весьма актуальна и должна интересовать не только невропатологов, но и врачей других специальностей.
   В 1963 году защитила кандидатскую диссертацию И. П. Бабчина («Диффузный карциноматоз мозговых оболочек»), в работе дана подробная клиническая и патоморфологическая характеристика этого своеобразного вида раковых поражений нервной системы.
   Аспирант кафедры В. Р. Калкун занимался изучением особенности узловой формы внутричерепного рака. На эту тему им были опубликованы статьи, а в 1966 году защищена диссертация.
   Сотрудники кафедры получили некоторые новые данные о клинике и патологии краниоспинальных опухолей (находящихся одновременно в полости черепа и позвоночника).
   Выделение этих опухолей в самостоятельную по своей топографии группу и самый термин «краниоспинальные опухоли» были предложены еще в 1936 году Д. К. Богородинским. По поводу этих опухолей в последние годы сотрудниками нашей кафедры был опубликован ряд работ (Д. К. Богородинский и Г. Л. Суворов, 1958,1961; Д. К. Богородинский и В. А. Мышковская, 1961; Д. К. Богородинский и П. М. Панченко, 1959; Д. К. Богородинский и Н. И. Моисеева, 1960).
   Следует упомянуть о работе М. А. Финкельштейн и В. А. Мышковской, в которой приведены некоторые неврологические и рентгенологические данные о краниоспинальных аномалиях, в частности при ассимиляции атланта. [6 - «Журнал невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова». 1963.]
   В 1962 году защищена кандидатская диссертация аспиранткой кафедры Р. Д. Коротковой на тему «Активность кислой фосфатазы спинномозговой жидкости при некоторых острых инфекционных заболеваниях нервной системы». Основные положения этой работы опубликованы в «Вопросах психиатрии и невропатологии» за 1962 год.
   В диссертационной работе аспирантки С. А. Мовсисянц разработан мало освещенный в литературе вопрос об электроэнцефалографических изменениях при внутричерепных арахноидитах.
   Ряд работ сотрудников кафедры были посвящены изучению этиологии, патогенеза и лечения рассеянного склероза. Исследования проводились в деловом контакте с Институтом вирусологии Академии медицинских наук СССР. Вирусологическое исследование некоторых наблюдений нашей клиники было проведено Е. Н. Бычковой в лаборатории полисезонных энцефалитов (заведующая лабораторией – профессор А. К. Шубладзе). Полученные данные послужили основанием Д. К. Богородинскому и Р. П. Баранцевичу для выдвижения новой (интеграционно-вирусной) концепции происхождения рассеянного склероза.
   Работа по дальнейшему исследованию патологии рассеянного склероза была затем продолжена совместно с завморфологическим отделом Центральной научно-исследовательской лаборатории нашего института В. В. Астаховой. Опубликована новая статья по этому вопросу в сборнике трудов кафедры нервных болезней ВМОЛА (1966). В 1961 году Д. Г. Гольдбергом и В. И. Калининой были опубликованы наблюдения о лечении рассеянного склероза АКТГ.
   На нашей кафедре в эти годы также изучались особенности клиники первичного инфекционного полирадикулоневрита – темы, не потерявшей актуальности, несмотря на многостороннее освещение ее в литературе. Доклады В. А. Мышковской и Л. И. Широковой на эту тему прозвучали на I Всероссийской съезде невропатологов и психиатров в 1962 году.
   Продолжали изучать и мозговые травмы. Как уже упоминалось, в 1956 году Д. Г. Гольдбергом была защищена докторская диссертация на тему «Огнестрельные повреждения позвоночника и спинного мозга». На основании огромного материала (свыше полутора тысяч личных наблюдений спинальных раненых во время Великой Отечественной войны) автор всесторонне осветил клинику, патологию, течение и терапию этого тяжелого повреждения. Особый интерес представляет установленная Д. Г. Гольдбергом закономерность между характером ранения и особенностью повреждения содержимого позвоночного канала. Много нового и ценного в диссертации о вегетативных нарушениях при спинальной травме. В практическом отношении очень важны для невропатолога выводы о показаниях и противопоказаниях к операции при спинальной травме, а также выводы о большом значении при лечении этих больных ЛФК и физиотерапии.

   Даниил Григорьевич Гольдберг

   Наблюдения над больными с травмой мозга в мирное время, хирургическое и консервативное лечение этих больных дали материалы, также заслуживающие внимания. Часть из них была опубликована в печати, часть докладывалась на научных конференциях и заседаниях научных обществ. Большинство исследований выполнено сотрудниками нашей кафедры (Д. Г. Гольдберг, Н. И. Моисеева, Р. А. Разоренова) совместно с сотрудниками кафедры госпитальной хирургии (Г. Д. Лучко, А. И. Листова, М. Е. Пышнова, А. Д. Барышникова). Обсуждались такие вопросы, как показания к оперативному лечению закрытой травмы мозга, результаты хирургического и консервативного лечения, вопрос о спинальном шоке, значение вазомоторных расстройств при спинальной травме, патогенез пролежней, о травматической пневмоцефалии и др.
   Среди работ о нейротравме особо должны быть отмечены статья и методическое письмо профессора Д. Г. Гольдберга о так называемом симптоме поколачивания. Речь идет об описании клинического признака, имеющего важное значение в ранней диагностике уровня и характера повреждения периферических нервных стволов.
   Среди работ, посвященных изучению заболеваний периферической нервной системы, следует упомянуть исследование Д. Г. Гольдберга и Л. Л. Брандмана «О синдроме запястного канала», в котором авторы освещают мало известный у нас вопрос о сдавлении срединного нерва поперечной запястной связкой. Получены благоприятные результаты лечения этого заболевания инъекциями гидрокортизона.
   Работая завкафедрой, Д. К. Богородинский много внимания уделял наставничеству: опытный ассистент на протяжении двух-трех лет передавал аспиранту свои функциональные обязанности по кафедре и клинике. Так были подготовлены будущие ассистенты В. М. Казаков, О. О. Годованик, Ю. К. Коздаев и др.
   Из числа бывших аспирантов и других сотрудников нашей кафедры работали в различных городах в качестве профессоров Г. Г. Соколянский (Одесса), Е. Н. Ковалев (Рязань), К. В. Шиманский (Ленинград), С. Л. Левин (Ленинград), Т. А. Григорьева (Москва), И. Д. Скобский (Одесса), Е. Л. Бельман (Гродно), Г. В. Зеневич (Ленинград), А. П. Фридман (Ленинград), И. Я. Гутнер (Ярославль), в должностях доцентов и научных сотрудников – А. П. Демичев (Москва),В. В. Остраускас (Каунас),В. Р. Калкун (Гродно), О. И. Кондратенко (Ленинград), Г. А. Жанайдарова (Караганда), Р. П. Баранцевич (Ленинград), Н. И. Моисеева (Ленинград), К. Б. Сквирская (Ленинград).
   На нашей кафедре получили неврологическую подготовку двое врачей из зарубежных социалистических стран. Оба работали преподавателями медицинских факультетов: Ян Муларек – в Польше, И. Вымазал – в Чехословакии.
   С 1970 по 1975 годы кафедрой заведовал профессор Аркадий Иванович Шварёв.

   Аркадий Иванович Шварёв

   Вступив в должность заведующего кафедрой в 1975 году, я сразу же стал реализовывать идею о внедрении преподавания в нашем институте курса нейрохирургии. Обсудили это на кафедральном заседании, утвердили на Методическом совете, а на Ученом совете переименовали кафедру в кафедру невропатологии с курсом нейрохирургии. Направил на стажировку по нейрохирургии ассистента Оскара Оскаровича Годованика, который после клинической ординатуры на нашей кафедре и в Нейрохирургическом институте им. А. Л. Поленова работал заведующим нейрохирургическим отделением Белгородской областной больницы. С этой должности мы его соблазнили в аспирантуру по нервным болезням, а затем приняли на должность ассистента нашей кафедры. В 1975 году мы с ним опубликовали в Кишиневе, в издательстве «Штиинца», монографию «Спондилогенный пояснично-крестцовый радикулит (типичные и атипичные формы)», основой которой послужила его кандидатская диссертация. Авторский коллектив: Д. К. Богородинский, Д. Г. Герман, О. О. Годованик, А. А. Скоромец. Будучи уже профессором-неврологом в Кишиневе, Д. Г. Герман несколько раз говорил, ссылаясь на издательство, о сокращении соавторов за счет Д. К. Богородинского, но я категорически возразил против такой идеи. А Галина Сергеевна Гроссу, невролог-иглотерапевт, с которой я был очень дружен (она же – жена Генерального секретаря ЦК КПСС Молдавии Семена Кузьмича Гроссу), категорически настаивала на том, чтобы издать эту монографию вообще без Диомида Григорьевича. Свою кандидатуру она также отвела, чтобы не давать повода оппонентам иметь хоть какой-то «компромат» на Генерального секретаря ЦК КПСС Молдавии.

   Александр Анисимович Скоромец

   С Д. Г. Германом нас связывала многолетняя дружба, а также разработка сосудистых заболеваний спинного мозга, что привело к совместным публикациям нескольких монографий и сборников научных работ в молдавском издательстве «Штиинца» («Нарушения спинномозгового кровообращения», 1981; «Компрессионно-васкулярные радикуло-миелоишемии», 1985; «Туннельные невропатии», совместно с Д. Г. Германом и М. В. Ирецкой, 1989; и др.). Намного позже, уже после распада СССР и череды суверенизаций советских республик, эти книги помогли профессору Д. Г. Герману получить звание академика АМН Республики Молдова, а в 1998 году мы с ним стали лауреатами Государственной премии Молдовы.
   Возвращаясь к курсу нейрохирургии, можно сказать, что Оскар Оскарович провел трехмесячную стажировку по нейрохирургии в ВМА им. С. М. Кирова, восстановил свои мануальные навыки нейрохирурга. Кроме того, я обязал всех преподавателей пройти месячную стажировку в ЛНХИ им. А. Л. Поленова, на базе которого планировали проводить занятия по нейрохирургии со студентами пятого курса лечебного факультета. Ректорат выделил на курс нейрохирургии 24 часа для практических занятий (6 дней по 4 часа) и 14 часов на лекции (7 лекций).
   Все преподаватели приняли участие в подготовке методических указаний к практическим занятиям по нейрохирургии, составили план лекций. Руководил этим процессом О. О. Годованик. Однако когда потребовалось утверждать в ректорате и парткоме кандидатуры на новые должности преподавателей по нейрохирургии, то Оскара Оскаровича отвели от должности завкурсом нейрохирургии по так называемому пятому пункту биографии, хотя официально он писал себя по матери русским. Недремлющее око исполняющего функции секретаря парткома не упустило нюанса, и его кандидатуру зарубили «на корню». При объяснении ситуации в парткоме – а я являлся членом парткома института, заместителем секретаря по научной работе и числился в резерве на должность проректора по научной работе! – мои доводы о том, что я его уже фактически подготовил, простажировал по нейрохирургии, принципиально не услышали. Более того, добавили, чтобы я никогда не смел выдвигать Оскара Оскаровича в доценты. Мне неловко было объяснять Оскару эту ситуацию. Выручило вскоре предложение нашего друга доцента Александра Трофимовича Качана, который стал заведующим курсом по иглорефлексотерапии Ленинградского института усовершенствования врачей и подыскивал себе кадры, в частности, на должность заведующего учебной частью (эта должность – доцентская). Не посвящая Сашу Качана в детали моего общения с нашим парткомом, предложил ему предварительно обсудить в ректорате и парткоме Ленинградского ГИДУВа кандидатуру Оскара Оскаровича на эту должность. Вскоре Александр Трофимович радостно сообщил, что кандидатура Оскара Оскаровича проходит, и тогда уже состоялся откровенный разговор с Оскаром, который принял, хотя и без восторга, предложение перейти на должность доцента в ГИДУВ. Кстати, там он проработал более 25 лет (ушел из жизни в 60-летнем возрасте, после угнетения иммунитета длительным приемом стероидов по поводу полиартрита, его организм не справился с общей инфекцией при флегмоне малого таза).
   К преподаванию нейрохирургии приглашали профессоров из Нейрохирургического института им. А. Л. Поленова: Владимира Анатольевича Шустина, Георгия Самуиловича Тиглиева, Виктора Емельяновича Олюшина и других, которые читали лекции, а практические занятия проводили кандидат медицинских наук ассистент С. В. Можаев и штатные преподаватели нашей кафедры, которые проходили по 2–3 месяца стажировку как в ЛНХИ им. А. Л. Поленова, так и в клинике нейрохирургии Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова. Коллектив нашей кафедры и клиники работал дружно, поддерживал традиции наших учителей и предшественников.
   Мне нравится на первой лекции «в красках» рассказывать студентам о четырех уровнях усвоения информации об окружающем мире (самый лучший персональный компьютер на планете – это мозг новорожденного!): знания-знакомства (надо повторить не менее 250 раз!), знания-копии, знания-умения и знания-транформации (творческий процесс). Специалистом становятся при достижении третьего уровня усвоения – знания-умения. Однако никакой преподаватель не может «научить», поднять студента до третьего уровня. Студент должен «научить-СЯ», т. е. выработать в собственном мозгу необходимые контакты между нейронами, выполняющими профессиональные действия. Задача преподавателя – показать студенту оптимальный путь для самонаучения.
   Знакомлю студентов и с методологией сдачи заключительного экзамена по нервным болезням. Эта оценка зарабатывается в течение всего семестра и состоит из пяти слагаемых: оценка за освоение методики исследования неврологического статуса; оценка за освоение частной неврологии; оценка за посещение всех лекций (5 баллов), непосещение – 0; оценка за написанную академическую историю болезни и, наконец, оценка за ответы на вопросы экзаменационного билета. В зачетную книжку выставляется результат суммы этих пяти составляющих, разделенный на пять. Поэтому если в течение семестра по всем четырем составляющим были отличные оценки, то на экзамене после короткого ответа на вопросы билета студент получает желанную оценку «отлично». Важно приучить будущего врача ответственно относиться ко всем своим функциональным обязанностям.
   Много лет был заместителем председателя Проблемной учебно-методической комиссии по неврологии и нейрохирургии при Министерстве здравоохранения РФ.
   Памятной вехой была подготовка и издание первого учебника для студентов по пропедевтике неврологии «Руководство к практическим занятиям в клинике нервных болезней» (1977, совместно с профессорами Д. К. Богородинским и А. И. Шваревым). В 1979 году это «Руководство» было выпущено на испанском языке и используется в странах Южной Америки, Кубы и Африки. В учебнике был широко представлен оригинальный (личный) иллюстративный материал. В последующие годы эти иллюстрации часто заимствовали другие авторы, при этом даже не ссылаясь на источник (А. М. Пулатов и др.). Дмитрия Константиновича это искренне огорчало, а я его успокаивал: «Значит, иллюстрации хороши, заслуживают, чтобы их тиражировали».
   Памятным был и 1985 год, когда пригодилось умение использовать во благо даже неблагоприятные моменты в жизни. На осень были запланированы встреча сокурсников по случаю 25-летия со дня выпуска (на курсе было 675 студентов, была жива декан курса профессор-биохимик Евгения Константиновна Четверикова) и Актовый день с моим докладом о научных направлениях кафедры за последние 70 лет, а также много других, более мелких дел и мероприятий. Однако числа 8–9 сентября упал спиной на кирпичину. Дух перехватило. Через день на спондилограмме были выявлены перелом со смещением четырех поперечных поясничных отростков и компрессионный перелом тела первого поясничного позвонка. Использовал сложившуюся ситуацию (необходимость физического покоя) для написания книг. За два месяца постельного режима подготовил три рукописи: «Топическая диагностика заболеваний нервной системы» (опубликована аж в 1989 (!) году, т. е. через четыре года после подготовки рукописи. Правда, издана качественно, с цветными схемами); «Туннельные невропатии» и «сладкая неврология» – «Поражения нервной системы при нарушении углеводного обмена» (1990). Во встрече сокурсников участия не принимал. Лежал в отдельной палате больницы им. Свердлова, всегда держал открытой форточку (потолок низкий, вентиляция слабая), и временами в палате было прохладно. Приходящие гости отмечали с сочувствием: холодно в палате. Успокаивал их тезисом: в прохладе лучше сохраняется тело! Однажды пришли ректор – профессор Владимир Алексеевич Миняев и секретарь парткома института профессор Николай Антонович Яицкий и с хитринкой в глазах передали письмо от анонимного автора из с. Анастасьевка. В письме находилась вырезка из районной газеты с рассказом о моих приездах к родителям на посевную компанию и на лето, а в заключение отмечено, что о детстве напоминают крючок на потолке, к которому прикреплялась колыска, и иконы в углу хаты. Чернилами было подчеркнуто слово «иконы» и от руки приписано: «А еще профессор! Как же он может воспитывать студентов?»
   Актовую речь исполнить удалось. Был арендован Большой драматический театр им. М. Горького (помог арендовать пациент – известный артист Евгений Алексеевич Лебедев). В театр был доставлен в горизонтальном положении, а за трибуной стоял корсетированный – «словно аршин проглотил». Благодаря помощи сотрудников и типографской работницы Зинаиды Михайловны Ромашиной удалось своевременно доставить тираж актовой речи прямо из типографии в театр. Поэтому каждый входящий в театр – член Ученого совета, сотрудник института и гость – получал брошюру с запахом свежей типографской краски. После доклада был прекрасный спектакль «На всякого мудреца довольно простоты». Вечер удался!
   Уже упоминал, что подготовленное в 1985 году руководство для врачей «Топическая диагностика заболеваний нервной системы» было выпущено в свет в 1989 году, затем переиздавалось в 1996 и 2000 годах совместно с Т. А. Скоромцом, а с 2004 года – и с женой Анной Петровной, которая написала отличное дополнение об исследовании неврологического статуса у новорожденных и детей.
   Научные исследования посвящены практически всем аспектам клинической неврологии и нейрохирургии: сосудистым заболеваниям головного, спинного мозга и периферических нервов (компрессионно-ишемические невропатии), демиелинизирующим поражениям нервной системы (разработаны оригинальные принципы лечения с применением эфферентных методик), наследуемым и ненаследуемым нервно-мышечным заболеваниям, поражениям нервной системы при эндогенных и экзогенных интоксикациях, при нарушении функции эндокринных желез – эндокринным миопатиям (совместно с В. М. Казаковым), спондилогенным неврологическим расстройствам, травмам нервной системы, нейроонкологии и др.
   Принимал активное участие в работе международных съездов, конгрессов, конференций, симпозиумов и семинаров по проблемам неврологии и смежных дисциплин.
   Первый выезд за границу состоялся в 1973 году: в течение месяца находился в Гданьской медицинской академии (Польша), читая студентам лекции на кафедре неврологии под руководством доцента С. Банаха. В 1977 году побывал в Амстердаме (Голландия), где на IX Всемирном конгрессе неврологов сделал сообщение о формуле поражения мышц при лице-лопаточно-перонеальной миодистрофии. В 1979 и 1982 годах по месяцу находился в Болгарии, где читал лекции в медицинских вузах Софии (у профессора Сашо Божинова) и Пловдива.
   С 1992 года поездки за рубеж стали частыми (до десяти раз в год!). Особенно активизировались контакты с иностранными вузами и фармацевтическими фирмами с 1995 года, после освоения методики исследования лекарственных препаратов двойным слепым методом по системе GCP (качественная клиническая практика) и успешного выполнения протокола с противомигренозным препаратом фирмы «Бристоль Майер Сквибб» (BMS). Эту методику прекрасно освоили многие сотрудники кафедры (Л. А. Коренко, Е. Р. Баранцевич, В. А. Сорокоумов, Н. А. Тотолян, Е. Л. Пугачева, А. А. Тимофеева и др.), с которыми выезжал на тренинговые занятия по ведению протоколов исследований в Испанию (Пальма Майорка, Севилья, Мадрид, Барселона), в Лондон, Эдинбург, Глазго, Прагу, Брно, Париж, Ниццу, Берлин, Мюнхен, Хомбург-Сааре, Франфуркт-на-Майне и др. Выполнение протоколов исследований новых лекарственных препаратов таких фармацевтических фирм, как «Гедеон Рихтер», «Зенека», «Новартис», «Бофур Ипсен Интернасьон», «Санофи», «Никомед», и других позволяло в последующем принимать участие в международных конгрессах, симпозиумах, семинарах (все расходы брали на себя эти фармацевтические фирмы). Поэтому удалось побывать в Риме, Сан-Марино, Венеции, Ницце, Каннах, Лиссабоне, Копенгагене, Амстердаме, Бухаресте, Праге, Париже, Лондоне, Дублине, Эдинбурге, а также в Америке (штат Северная Каролина) и в Австралии (Колонгата, Голд Кастэн, Брисбейн). В 1996 году выезжал с группой профессоров университета читать лекции бывшим выпускникам вузов СССР в Ливане (выездные циклы повышения квалификации врачей). С 1993 года плодотворно сотрудничаем с неврологами Великобритании. Неоценимую помощь в этом оказывали доктор-невролог Полина Монро и ее муж Майкл Джонсон (в феврале 2000 года у Майкла неожиданно развился тяжелый инсульт, и вскоре он скончался). Они смогли использовать финансы фонда «Ноу-хау», чтобы оплачивать стажировки сотрудников кафедры продолжительностью от трех месяцев до нескольких недель (прошли такие стажировки более 100 сотрудников кафедры и клиники, от профессоров, доцентов, ассистентов до больничных ординаторов и медицинских сестер). Существенным результатом этой деятельности явилось открытие на базе клиники нервных болезней Центра по лечению церебральных инсультов с ранней двигательной активностью (Unit Stroke) в 1997 году, затем такие центры организовали на клинической базе – в неврологическом отделении городских многопрофильных клинических больниц № 2, № 3, № 17 и других.
   Ежегодно организуются конгрессы неврологов России и Англии, на которых с докладами и лекциями выступают ведущие неврологии. В наших клиниках и лабораториях проходили стажировку коллеги из Великобритании (более 100 специалистов). В качестве гуманитарной помощи доктор Полина Монро присылала много новых книг и комплектов неврологических журналов, изданных в Великобритании и США, а также функциональные кровати для больных, кресла и подъемники для парализованных пациентов, что облегчает уход за больными в острой фазе инсульта.
   Королевское медицинское общество Великобритании удостоило чести избранием меня своим почетным членом (1997).
   В 1998 году удалось перевести на русский язык и издать солидное руководство «Инсульт» группы коллег из Эдинбурга во главе с профессором Ч. Уорловым. Много сил и энергии в издание этой книги вложил профессор В. А. Сорокоумов.
   В 1995 году мною было организовано и проведено V Рабочее совещание неврологов России и Германии. Такие совещания ежегодно проводились то в Германии, то в России по инициативе академиков Л. О. Бадаляна и Е. И. Гусева (с российской стороны) и профессоров К. Шимригка и Е. Салганика (с германской стороны). Ранее они были проведены в Москве и Иваново. В 1994 году очередное совещание проходило в Хомбурге, следующую встречу решили организовать в Санкт-Петербурге. Финансовые расходы брала на себя принимающая сторона. Из Германии прибыло около 50 профессоров и членов их семей. Неоценимую помощь оказали плавучая гостиница «Паллада» (Адмиралтейские верфи), мэрия города и наш университет. Принимали участие все сотрудники кафедры и клиники.
   В 1993 году мне было присвоено почетное звание заслуженного деятеля науки Российской Федерации. В 1998 году, вместе с профессором Д. Г. Германом, – почетное звание лауреата Государственной премии Молдовы (за разработку новой главы клинической неврологии, посвященной сосудистым заболеваниям спинного мозга). В 1997 году за активную творческую и профессиональную деятельность получил титул «Человек года», и моя биография занесена в Книгу самых выдающихся людей планеты (в числе 2000 человек), изданную Американским биографическим институтом. В этом же году я был выделен по Санкт-Петербургу как самый известный деятель и получил удостоверение VIP.
   Учитывая время, в которое приходится жить и работать нашему поколению, а также глубины научно-исследовательской деятельности с использованием электронных микроскопов, молекулярно-генетических и биохимических исследований, магнитно-резонансной спектроскопии, электронной и компьютерной техники для длительного мониторирования динамики глубинных процессов в организме, включая биопотенциалы головного мозга при пароксизмальных состояниях, и другое, каждому ученому приходится самостоятельно организовывать и определять круг своих научных задач. Социально-экономические условия в России не позволяют создавать в каждом учебном заведении весь комплекс современной лабораторной научно-исследовательской техники. Да это и не надо! Главное – рационально использовать все, что доступно. В нашем городе с огромным научно-исследовательским потенциалом имеется прекрасная возможность проведения комплексных научных исследований на самом современном методическом и технологическом уровне, включая молекулярно-генетический анализ. Поэтому мы проводим широкий комплекс научных исследований как межкафедрального уровня и в научно-исследовательском центре института-университета, так и совместно с другими НИИ города, страны. Широко используем возможности международного взаимодействия – посылаем сотрудников кафедры для выполнения научных заданий в лаборатории Японии, Великобритании, Швеции, США и др. Задача ученого – не только добывать новую научную информацию, но и анализировать ее. Важно рационально организовать и этот фронт работы. На нашей кафедре сотрудники объединены в небольшие творческие коллективы со своими научными направлениями исследования таких проблем, как сосудистые заболевания головного и спинного мозга, периферической нервной системы; дисметаболические поражения нервной и мышечной системы при нарушении эндокринных желез; наследуемые заболевания нервной и мышечной системы; спондилогенная патология нервно-мышечной системы и др. Широко используем экспериментальное моделирование патологических процессов, поэтому большинство диссертационных работ построены на сопоставлении экспериментальных и клинических данных по исследуемым проблемам.
   Французский медик Жан Жак Труссо как-то заметил: «Чтобы быть хорошим врачом, необходимо постоянно осматривать больных». И это правда. В первые годы врачевания на лето выезжал в Анастасьевку, где отдыхал от пациентов. Возвращаясь на работу, ощущал какой-то дискомфорт от обследования неврологических больных – как будто начинаешь заново познавать неврологию. Когда стал доцентом, разнеслась молва по округе, и даже в летние каникулы народ потянулся ко мне за консультациями. Бывали дни, когда начинал осматривать страждущих чуть ли ни в 6 часов утра и работал до позднего вечера, не делая перерыва на обед (одна бабулька выходит, и тут же заходит другая. Я думаю, что эта – последняя из очереди и после ее осмотра сделаю перерыв на обед. Однако живая очередь была нескончаемой весь световой день!). Приятно отметить, что больные меня не утомляют и не раздражают, общение с каждым интересно, нередко узнаешь что-то новое по многим аспектам жизни и медицины.
   Являясь сотрудником вуза, свое расписание составляю так, чтобы ежедневно заниматься врачебной деятельностью. Провожу обходы и коллективные разборы больных с преподавателями, клиническими ординаторами, аспирантами, интернами, больничными ординаторами и курсантами, прикомандированными врачами и студентами в клинике нервных болезней и на следующих ее базах: Ленинградская областная клиническая больница (завневрологическим отделением – кандидат медицинских наук И. Г. Селиванова, затем кандидат медицинских наук Л. Г. Заславский), городская многопрофильная клиническая больница № 2 (завневрологическими отделениями С. В. Перфильев и К. В. Голиков), Клинический центр передовых медицинских технологий (завневрологическим отделением – заслуженный врач РСФСР Е. А. Горохов, затем А. И. Красноружский), городская больница № 46 (завневрологическим отделением – кандидат медицинских наук И. Г. Шабалина), госпиталь и поликлиника УВД (завневрологическими отделениями – Л. И. Шейбак и Л. Н. Вдовина), в клиниках неврологии ИЭМ РАМН (завневрологическими отделениями М. В. Неуймина, А. Е. Татаринов и Е. В. Борисова), Дорожной больнице им. Ф. Дзержинского (завневрологическими отделениями – Ф. И. Баева и Л. П. Кудрявцева) и др., индивидуально консультирую неврологических больных.
   С 1976 года регулярно летал на консультации больных в ЛСУ Молдавии, Украины, Узбекистана и многих областных центров Союза, Северо-Западного региона России. Особо дружеские отношения были с неврологами Молдавии – Галиной Сергеевной Гроссу и Лукрецией Васильевной Цуркану При консультировании руководителей высшего ранга не принято самостоятельно приглашать кого-либо из местных врачей, даже профессоров. Медицинская этика и деонтология этого не позволяют, а руководители высокого ранга неохотно доверяют тайны своего здоровья окружающим врачам, кроме семейного доктора. Поэтому круг консультантов определяет именно семейный врач и согласовывает с самим пациентом. Такая ситуация периодически вызывала чувство агрессивной ревности профессора Диомида Григорьевича Германа.
   Поучительной была первая поездка в Армению в сентябре 1975 года. В 1960–1970-е годы на кафедре обучалось несколько клинических ординаторов из Армении. Двое из них занимались в заочной аспирантуре и подготовили и защитили кандидатские диссертации, став хорошими специалистами-неврологами: Зограб Нерсесович Григорян (защитился в 1974 году) и Самвел Амаякович Сисакян (защитился в 1975 году). В 1975 году они пригласили погостить в Армении и поселили в Олимпийском спортивном комплексе «Цахкадзор» (Долина цветов), который расположен на высоте около 2000 м над уровнем моря недалеко от озера Севан, вблизи города Раздан. Было много положительных эмоций от знакомства с культурными ценностями (книжное хранилище Матенадаран, Эчмиадзина, внутрискальный собор в Гарни и др.), а также от плавательного бассейна под открытым небом с нехлорированной подогретой до 30 градусов чистейшей севанской водой (плаваешь – а с неба падают крупные снежинки, на улице вторая половина сентября!). Но пришлось испытать ущемление самолюбия от щедрости и заботливости хозяев, когда Первый секретарь Разданского горкома КПСС, прикатив новые «Жигули» с документами и доверенностью на управление, передал мне ключи от машины. Хозяева даже подумать не могли, что профессор не умеет водить автомобиль, так как у них уже со школьных лет обучают этому искусству. Поэтому по возвращении в Ленинград сразу пошел на курсы вождения ДОСААФ, увлекся, приобрел машину «Запорожец» и с тех пор не выпускаю из рук руля. Дважды в год преодолеваю расстояние от Ленинграда до родительского дома на Украине (1540 км от крыльца до крыльца): в мае сажаю огород и наслаждаюсь цветущим садом, а летом собираю урожай. Во время занятий физическим трудом нередко приходят ценные мысли. Например, так родился, как уже говорилось, принцип классификации патогенетических факторов, которые приводят к нарушениям спинномозгового кровообращения: деление на три группы (поражения самой сосудистой системы, сдавление извне нормальных сосудов, снабжающих спинной мозг, и ятрогенные радикуломиелоишемии), а также другие, более частные решения, включая структуры диссертаций, монографий и т. п.
   С 1976 года руководил неврологической службой Четвертого главного управления Минздрава СССР по Ленинграду и был экспертом по неврологии Всемирной организации здравоохранения.
   С 1977 года выполняю функциональные обязанности главного невролога Ленинграда-Санкт-Петербурга, анализирую эффективность амбулаторной и стационарной помощи неврологическим больным, организовываю регулярное повышение квалификации врачей-неврологов города (их около тысячи), являюсь президентом Ассоциации (Общества) неврологов Санкт-Петербурга, много лет был председателем Санкт-Петербургского общества неврологов; по моей инициативе каждые три года проводим смену председателей, чтобы как можно большее число молодых профессоров активно участвовали в работе Ассоциации (Общества) неврологов города. Являюсь председателем Аттестационной комиссии по неврологии, мануальной терапии и рефлексотерапии при Комитете по здравоохранению Администрации Санкт-Петербурга, а также председателем лицензионно-аккредитационной комиссии по неврологии в нашем городе. Каждый претендент на повышение аттестационной категории за 6–8 месяцев до аттестации получает список новых монографий и руководств по неврологии для самостоятельной проработки, а также перечень экзаменационных вопросов для определения темы собеседования. Учитывается посещение научных заседаний. Это привело к тому, что Ассоциация неврологов города работает весьма активно, нередко с переполненной аудиторией.
   Часто приходится напоминать и молодым, и опытным врачам об отношении к гонорарам за профессиональную деятельность во внеурочное время: врач не имеет права даже думать, какую сумму получит за консультирование и лечение больного. И после короткой паузы добавляю: «Правда, у врача должно быть столько денег, чтобы о них можно было не думать!»
   В советский период жизни общества популярной была «общественная» работа, за которую не платили зарплату. Свой день планировал уплотненно, не разделяя на оплачиваемую и общественную работу. Это позволяло не только справляться с делами на кафедре и в клинике, но и выполнять обязанности заместителя секретаря парткома института на протяжении десяти лет, быть ответственным за научные исследования в институте и быть в резерве на должность проректора института по научной работе. Совместно с действующим проректором профессором (потом – академиком АМН СССР) Артуром Викторовичем Вальдманом нам удалось изменить планирование научных исследований не по кафедральному принципу, а по проблемному. Все кафедры объединились на решении шести научных проблем (заболевания сердечно-сосудистой системы, дыхательной системы, нефрология, акушерство и гинекология, стоматология и морфологические науки). Короткое время исполнял обязанности секретаря парткома института (однако умение оценивать фактор времени и предпочтение клинической и научной деятельности помогли освободиться от этой общественно-организационной работы. Для этого надо было трижды заблокировать исполнение срочных требований райкома партии. Например, просят представить цифры занимающихся в сети партийного просвещения по институту к завтрашнему утру, объясняешь, что точные цифры можно представить через 4–5 дней, так как надо выдать прошения на 52 кафедры, затем собрать и подытожить. Если цифра необходима именно завтра, возьмите ее на своем потолке в райкоме, институт возражать не будет!). Главный тезис по отношению ко времени: «спешить никогда не надо!», все следует выполнять с учетом его возможностей. Оказывается, при этом можно больше сделать и получить эмоциональное удовлетворение от выполненной программы. Мне очень помогает ведение почасовой записи планируемых дел («склеротичка», которая всегда должна быть в кармане). Уместно также вспомнить мысль, которую высказал и аргументировал в автобиографии известный терапевт Сергей Петрович Боткин, с 1875 года – лейб-медик при дворе императора Александра II: «…у меня очень мало свободного времени, чтобы быстро смотреть больных!» Личный опыт подтверждает эту, на первый взгляд парадоксальную, мысль. Действительно, при быстром осмотре пациента невольно что-то пропускается, и, когда проводится запись в истории болезни, приходится повторно возвращаться к больному для уточнения анамнеза или дополнительного исследования. На такие повторные возвращения к одному больному приходится затрачивать лишнее время, и в целом расходуется времени больше, чем если в первый осмотр, не торопясь, выясняешь все детали анамнеза и полно исследуешь статус. Позицию С. П. Боткина реализую на практике: на консультирование одного пациента отвожу один час, что не заставляет торопиться выполнять последующее дело.
   Был инициатором перехода на письменные экзамены по всем предметам для абитуриентов. Поработав несколько лет в приемной экзаменационной комиссии института, убедился, что вступительные экзамены к концу дня для абитуриентов и экзаменаторов превращаются во взаимное истязание! На экзамен абитуриенты приходят к 9 часам, группа 30 человек, экзамен затягивается до 18, а то и до 20 часов. Абитуриент от волнения не может пообедать, истощается и порой не может вспомнить даже то, что хорошо знал. Поэтому созрела мысль предоставить возможность всем абитуриентам одновременно изложить свои знания в письменном виде. С этим согласились как ректор института – профессор Владимир Алексеевич Миняев, так и председатели предметных экзаменационных комиссий: по химии – доцент Лариса Петровна Шпигель, профессор Константин Алексеевич Макаров; по физике – Всеволод Алексеевич Замков. Сохранили письменно-устным только экзамен по биологии для углубленного отбора абитуриентов при собеседовании. Кстати, часто будущим абитуриентам приходится разъяснять разницу в оценке экзаменационных ответов в школе и на вступительных экзаменах в вуз. В школе экзаменатор оценивает полноту ответа на полученные вопросы. А на конкурсных экзаменах оценивается не столько полнота ответа, сколько допущенные ошибки. Нередко такие ошибки выявляются при дополнительных вопросах. Поэтому зачастую абитуриент говорит родителям: «Я все ответил, а получил "три"». Он не понимает, что допустил две неточности в ответах, за что и снижена общая оценка. Особенно много ошибок при ответах на дополнительные вопросы, так как у абитуриента возникает мысль: «Меня заваливают» – и вместо спокойной беседы с экзаменатором возникает либо ступор, либо ответы не по существу. Я бы порекомендовал каждому абитуриенту иметь четкую программу действий на случай неудачи на экзамене (куда пойду работать!) и ни в коем случае не считать поступление в вуз единственным смыслом жизни. Люди, имеющие в запасе дополнительные варианты на случай неудачной попытки поступления в вуз, обычно лучше выдерживают собеседование на экзаменах.
   На протяжении пяти лет работал редактором многотиражной институтской газеты «Пульс». Более 20 лет был научным руководителем Студенческого научного общества института-университета (организовывал месячники студенческой науки, научные межкафедральные конференции СНО, конкурсы на лучшую студенческую работу в вузе и городе, отчетно-перевыборные конференции Совета СНО института). Ранее эти обязанности исполняли профессора Владимир Андреевич Алмазов, а затем Отарий Александрович Джалиашвили.


   Четырнадцатая ступенька
   Как я стал мануальным терапевтом

   Приведу несколько фактов из истории моего участия в создании мануальной медицины в СССР и России. В конце 1960-х годов СМИ (центральные газеты, радио, TV) начали формировать ореол славы костоправу из с. Кобыляки Полтавской области Н. А. Касьяну – главному врачу психоневрологического интерната, который унаследовал от отца-фельдшера способности «собирать руками раздробленные на части позвонки и вправлять грыжи межпозвонковых дисков». После нескольких статей в «Комсомольской правде», «Литературной газете» и других публикаций в Кобыляки толпами повалил народ, включая партийных функционеров. За один сеанс лечения боли в спине платили по 5 рублей (зарплата у врача в те годы была 110 рублей в месяц!). Побывавшие там пациенты рассказывали мне сходные истории: с 4 часов ночи до 8 утра живая очередь около 200 человек (из публикаций выходило, что на лечение одного человека Н. А. Касьян тратил 58 секунд) получала сеанс лечения. Оголенный человек, стоя, наклонялся к кушетке (ложился на живот, ноги стояли на полу), расслаблялся. Николай Андреевич вторым и третьим пальцами правой кисти пальпировал длинные мышцы спины, найдя участок мышечного напряжения (уплотнение), говорил: «Вот у тебя выпал диск, сейчас я его вправлю», – сильно ударял по остистым отросткам на уровне этого уплотнения. От внезапного резкого усиления боли пациент вскрикивал, вставал в вертикальное положение, Николай Андреевич обхватывал его сзади за подмышки и сильно встряхивал, затем отпускал больного, сообщая: «Приходи завтра». Иногда односельчане – помощники лекаря устраивали шоу: желающего без очереди попасть к целителю (часто газетная братия его величала «народный целитель», а у меня, когда слушал рассказы побывавших там пациентов, всплывала юморная мысль – «народный мститель») укладывали на носилки и несли вдоль длинной очереди, лежащий корчился от боли, громко стонал и сообщал, что парализованы ноги. Спустя несколько минут этот пациент возвращался на своих ногах с улыбкой на устах. Это очень хорошо воздействовало на окружающих (и хорошо оплачивались носильщики).
   Массовое паломничество страждущих и желающих избавиться от боли в позвоночнике постепенно подключило и любопытных врачей. Одной из первых в роли пациентки побывала А. В. Клименко из Запорожья. Затем, осмелев, она попросилась побывать на сеансах лечения уже как врач. Испытала неоднозначное ощущение как врач-невролог, но была свидетелем «выздоровления» некоторых уже после первого сеанса «вправления позвонков или грыжи диска». В это время в Чехословакии и других странах Европы (Франция, Германия, Дания) появились врачи – энтузиасты мануальной терапии. Дело в том, что с конца XIX века в Америке и других странах организовывались школы хиропрактиков (хеир – по-гречески рука, праксис – действие). Желающие освоить хиропрактику изучали анатомию костно-мышечной системы, биомеханику позвоночника и суставов на протяжении 3–4 лет. Они использовали длинно– и короткорычаговые манипуляции с применением грубой силы. Не будучи врачами, хиропрактики часто не диагностировали многие болезни (опухоли, воспаления и т. п.), и во время лечебных манипуляций пациенты получали осложнения в виде перелома костей, надрывов мышц, связок с кровоизлияниями. Нередко имеющиеся истинные грыжи межпозвонковых дисков при грубой манипуляции на позвоночнике смещались или увеличивались и приводили к сдавлению питающих спинной мозг либо спинномозговых корешков артерий и вен, вызывая развитие паралича группы мышц или всей одной либо обеих конечностей. Во многих цивилизованных странах законодательство разрешает лечить больных только врачам, имеющим диплом «лечебное дело» и «педиатрия». Поэтому хиропрактика в СССР, Германии и многих странах Европы была запрещена. Однако ряд приемов, используемых руками, оказывается полезным. Во второй половине XX века началось научное изучение этих приемов уже врачами, в противовес хиропрактике, сформировалась мануальная терапия, мануальная медицина: в Париже профессор Р. Мень (Maigne), в Праге профессор К. Э. Левит воспитали плеяду талантливых учеников. В 1965 году по инициативе профессора Меня была организована Международная федерация мануальной медицины (Federation International Manuale Medicine (FIMM)).
   В 1974–1978 годах удалось постажироваться у профессора К. Э. Левита в Праге доценту А. В. Клименко, которая хорошо освоила методики мануальной терапии (массаж, мобилизацию, манипуляцию), привезла методическую литературу и вскоре организовала подготовку специалистов по мануальной терапии на кафедре нервных болезней Запорожского института усовершенствования врачей (завкафедрой – профессор А. Д. Дробинский). Познакомившись с А. В. Клименко в Казани на неврологическом форуме, понял, что она не только симпатичная, уютная, жизнерадостная женщина, но и четкий организатор. Она считала себя ученицей профессоров Я. Ю. Попелянского и А. Д. Динабург, однако я заметил у нее пробелы в классическом понимании основ клинической неврологии на примере позвоночника и охотно согласился проводить совместные выездные циклы по вертеброневрологии с элементами мануальной терапии.
   Мои лекции о патологии позвоночника, кровоснабжении позвоночника, спинного мозга и его корешков, принципах классификации клинических проявлений шли первыми (по 2–3 дня), а дальше Антонина Владимировна рассказывала о лечении спондилогенных неврологических расстройств, включая приемы мануальной терапии. В 70–80 годы XX века не было проблем с транспортом между Ленинградом и Запорожьем (ежедневно летали самолеты, курсировали поезда, цены на билеты были вполне доступны), поэтому новой группе курсантов я регулярно читал вступительные лекции. Более 20 раз мы участвовали в выездных циклах в других регионах Советского Союза (Москва, Казань, Архангельск, Петрозаводск, Вологда, Вильнюс, Каунас, Рига, Днепропетровск, Харьков, Одесса и др.). Наши циклы были очень востребованы.
   Удалось помочь Антонине Владимировне подготовить и успешно защитить диссертацию на Ученом совете ВМА им. С. М. Кирова в 1988 году. Новизна темы (а это была именно первая в нашей стране докторская диссертация с анализом эффективности мануальной терапии при спондилогенных неврологических заболеваниях пояснично-крестцового отдела позвоночника) потребовала специальных усилий и разъяснений руководству Диссертационного совета о научности проблемы и достоверности материала. Было проспециализировано несколько сот врачей-неврологов, нейрохирургов, ортопедов-травматологов и др. Подготовили и выпустили в свет много статей и руководств по мануальной терапии, например: «Мануальная терапия при остеохондрозе и спондилоартрозе» (совместно с А. В. Клименко, О. В. Красняком. СПб., 1990); «Мануальная медицина» (совместно с А. В. Клименко и Т. А. Скоромцом. СПб., 1993); «Атлас приемов мануальной терапии при остеохондрозе позвоночника» (совместно с А. В. Клименко и М. О. Выкрикачем. Львов, 1995); «Атлас основных приемов мануальной терапии при спондилогенных неврологических синдромах» (совместно с А. В. Клименко, М. О. Выкрикачем, Т. А. Скоромцом, А. В. Солонским, А. П. Шумилиной. СПб., 2000) и др.
   В 1982 году, находясь в командировке в Болгарии, познакомился с мануальным терапевтом Величкой Молчановой, которая, будучи дочерью посла Болгарии в Китае, стажировалась по мануальной терапии у Р. Меня в Париже и в Китае. Удалось пригласить Величку Молчанову в Ленинград и на месяц в Запорожье, она познакомила наших мануальных терапевтов с особенностями школы Р. Меня. Такое длительное общение с энтузиастами мануальной медицины пробудило во мне (зрелом неврологе «до мозга костей») устойчивый интерес к ней. Широким фронтом подготовка мануальных терапевтов в СССР пошла после 1983 года, когда ученики профессора К. Э. Левита (Итка Дурианова и др.) провели курс обучения неврологов ГИДУВов Союза в Москве на кафедре иглорефлексотерапии В. С. Гойденко, а в 1991 году – месячный курс в Бернгардовке под Ленинградом. Собралось более 60 наших врачей, преподавали профессора К. Э. Левит, В. Янда, их ученики Милена Горинова (Прага), Андрей Садовский (Варшава) и Бухман (Росток).
   Они рекомендовали отказаться от резких грубых рычаговых манипуляций (хиропрактического плана), описывавшихся в ранних руководствах К. Э. Левита, и научно обосновывали мягкие методики мануальной терапии.
   На фоне наших занятий в августе 1991 года в Москве произошел политический путч, приведший к отстранению от власти первого Президента СССР М. С. Горбачева и последующему распаду экономически мощного государства. Правители позволили вывести деньги из сферы производства, нарушили главный, универсальный для всех общественных формаций, экономический закон: товар – деньги – товар; превратили сами деньги в товар в коммерческих банках (обмен на разные валюты!), что и привело к полному развалу экономики Советского Союза.
   Судьбоносными для меня как для мануального терапевта стали международные конгрессы на теплоходах по Волге (от Казани до Астрахани, Костромы, Горького), где удалось познакомиться с генеральным секретарем FIMM Йоханесом Фоссгрином. После организации в 1987 году Всесоюзной ассоциации мануальной медицины (ВАММ) (ее президентами были профессора О. Г. Коган, Г. А. Иваничев, А. А. Лиев, а с 1997 г. – А. А. Скоромец) проводились безуспешные попытки стать коллективным членом FIMM. В 1992 году я обратил внимание, что самым лучшим методистом при объяснении особенностей мануальной терапии является Й. Фоссгрин, установил с ним деловые и дружеские контакты. В 1992 году побывал на конгрессе FIMM в Копенгагене (по фибромиалгиям) и в гостях у Й. Фоссгрина в Орхусе. Познакомился с жизнью датчан и иммигрантов-курдов (там оказался наш выпускник-курд со своими родственниками), с домом Йоханеса и его фазендой на 5 гектаров, на которых он высадил 20 тысяч молодых елей.
   Установив с Й. Фоссгрином надежные деловые и дружеские связи, организовал группу профессоров и доцентов из ГИДУВов страны. Йоханнес Фоссгрин периодически приезжал в наш город и проводил семинары по мягким методикам мануальной терапии по датской программе: миофасциальный рилиз, мышечно-энергетические техники, кранио-сакральные техники (в США это остеопатические приемы мануальной терапии), висцеральные техники и другие по циклу А и Б. Удалось внедрить преподавание этой системы в семинарах выходного дня и в нашем университете (с пятницы по воскресенье). На занятиях курсанты осваивают примерно 20 приемов из конкретного блока информации по циклу А, а затем самостоятельно отрабатывают технику в течение 5–6 месяцев. После этого собираются повторно на цикл Б и уточняют накопившиеся вопросы, а преподаватель корректирует индивидуальные вариации техники и добавляет несколько новых приемов мягкой мануальной терапии. Большая заслуга в плодотворности семинаров, проводимых Й. Фоссгрином, принадлежит доценту Татьяне Владимировне Ненашевой, которой удавалось точно переводить с английского на русский язык идеи учителя.
   В семинарах по мануальной терапии для практических врачей и студентов старших курсов медицинских вузов города активное участие принимали многие преподаватели нашей кафедры: ассистент А. Н. Ахметсафин, доценты Е. Р. Баранцевич, Ю. К. Кодзаев, И. В. Масленников, Н. Ф. Порхун, А. В. Амелин, профессор В. А. Сорокоумов, старший лаборант Е. Л. Пугачева, старший методист по ЛФК В. В. Фомичева и др. В программу таких циклов входили и основы восточного массажа и акупунктуры.
   Как преподаватели мы обращали внимание на необходимость индивидуальной тренировки своих проприорецепторов, чтобы уметь чувствовать тонкие изменения состояния мягких тканей, ощущать движение барьера сопротитвляемости мягких тканей при их сдавлении, растяжении и скручивании (работа по правилу трех «Т» из англоязычной литературы: тракция, тензия и твишин). После освоения проприоцептивного восприятия низкопороговых изменений мягких тканей можно осваивать кранио-сакральные техники (остеопатические – из англо-американской литературы), при которых необходимо улавливать и контролировать движения отдельных костей мозгового и лицевого черепа. Освоение таких методических приемов мягкой (изящной) мануальной медицины позволило сформулировать программу изменения функциональных обязанностей невролога в поликлиническом звене.
   Как главный невролог города, методично проповедую и внедряю в практику тезис, что работу врача-невролога необходимо из «чиновничьей» (изучив больного, отправлять на лечение к другим специалистам – физиотерапевтам, мануальным терапевтам, массажистам, хирургам – для блокад и т. п.) превратить в «лечебную» (т. е. пациент должен сразу получить лечебное воздействие, облегчающее симптомы, которые привели его на прием к неврологу). А это становится возможным, когда врач-невролог осваивает методики мягкой мануальной терапии и с помощью рилизинговых приемов может в считанные минуты устранять или уменьшать выраженность болевого синдрома и т. п. Целенаправленно проводим научную разработку методов мануальной терапии при патологии нервной системы и опорно-двигательного аппарата.
   В 1998 году в Австралии участвовал в семинаре профессора Роберта Воода – одного из фундаментальных разработчиков теоретических и практических основ рилизинговых техник.
   Дружеское общение с Йоханнесом привело к тому, что на очередной ежегодной Ассамблее мануальной медицины (АММ) нашу ассоциацию приняли коллективным членом FIMM. На первых порах приходилось стимулировать президентов ВАММ профессора Г. А. Иваничева, затем А. А. Лиева оплачивать членство в FIMM. В 1997 году меня избрали президентом ВАММ, и я платил взносы уже регулярно (чаще из своих личных средств, которые получал от курсантов за их подготовку по мануальной терапии. Членские взносы члены ВАММ платят плохо – только при вступлении или при лицензировании, сертификации, иногда на конференциях по мануальной терапии). 1997 год оказался значимым еще и тем, что был издан приказ министра здравоохранения Т. Б. Дмитриевой о введении в перечень врачебных специальностей пункта «мануальный терапевт» и включении таких специалистов в штатное расписание лечебно-профилактических учреждений России. В 1997 году на Съезде мануальных терапевтов России очень хотел стать президентом профессор А. Б. Ситель, который, не мудрствуя лукаво, при выдвижении кандидатур заявил: «Власть надо брать в свои руки активно, я буду президентом!» Делегатов было примерно 250, но за него проголосовали только три привезенных им сотрудника. Остальные были шокированы его наглостью и проголосовали за меня.
   Вместе с введением специальности главным мануальным терапевтом Минздрава России был назначен профессор А. Б. Ситель, а также был открыт Республиканский центр по мануальной терапии под его руководством. Ему показалось этого мало: в противовес ВАММ он организовал свою организацию – Лигу профессиональных мануальных терапевтов (ПМТ).
   Его общение с аппаратными сотрудниками Минздрава РФ вызвало резко отрицательную реакцию, и в 2000 году решили эту общественную должность упразднить, чтобы избавиться от А. Б. Сителя.
   В 2001 году состоялся очередной Всероссийский съезд мануальных терапевтов. Я намеревался передать полномочия следующему профессору по мануальной терапии. Однако кураторы по Минздраву России А. А. Карпеев и В. А. Валенкова настойчиво просили меня не снимать свою кандидатуру с голосования, так как А. Б. Ситель рвется на этот пост, а он «загубит мануальную терапию России». Чтобы разрядить накал жаждущих власти на ниве мануальной медицины (а на практике А. Б. Сителю хочется собирать членские взносы, поскольку он и его жена просились быть казначеями президиума ВАММ), я предложил новую структуру Ассоциации по образцу президентской власти Российской Федерации – иметь на правах вице-президентов ВАММ во всех восьми федеральных округах России, а также в Москве и Санкт-Петербурге. Именно эти руководители региональных обществ мануальных терапевтов и составят президиум ВАММ. Согласился еще на один срок, чтобы подготовить замену из своих учеников – профессора Е. Р. Баранцевича и А. Н. Ахметсафина, которые также уговаривали меня остаться президентом: «А мы будем все делать». На этом съезде профессор А. Б. Ситель сообщил, что FIMM из-за объединения в Детройте с Ассоциацией остеопатов США начала разваливаться, от нее отпочковались ULEMA и Дунайская мускуло-скелетальная ассоциация мануальной медицины, предложил перестать платить взносы в FIMM и войти в состав ULEMA. Делегаты съезда этого не поддержали. Избранному генеральному секретарю ВАММ А. Н. Ахметсафину поручил выяснить по электронной почте новый счет FIMM и внести взнос за 2002 год и далее.
   В июне 2004 года А. Б. Ситель организовал в Москве Международную конференцию под эгидой Лиги ПМТ, пригласил более 20 иностранцев и руководство FIMM (М. Хатсона, Б. Террьера и др.), устроил им великолепный прием («Пили много водки и ложками закусывали красной икрой», – прокомментировал Валерий Беляков, издатель журнала «Мануальная терапия») и уговорил вместо ВАММ ввести в FIMM Лигу ПМТ.
   В сентябре 2004 года пришлось пережить смешанное чувство международного скандала на очередной Ассамблее FIMM в Братиславе. Накануне пришла повестка Ассамблеи FIMM, где пунктом шесть поставили вопрос об исключении ВАММ в связи с неуплатой членских взносов и принятии в FIMM Лиги ПМТ. Для меня это оказалось неожиданностью. Попросил А. Н. Ахметсафина дать мне копии платежек членских взносов, и выяснилось, что он не платил все эти три года. К тому же FIMM выставила дополнительный счет на 8 тысяч долларов, так как мы занижали общее число членов и платили только за коллективное членство по 400 долларов в год. Но Артур умудрился и этого не платить.
   На Ассамблею FIMM приехал А. Б. Ситель, была там и первый вице-президент ВАММ профессор Л. Ф. Васильева, которая была готова погасить наличными долги по членству в FIMM. Мой самолет прилетел в этот день в 23.30, когда голосование завершилось. На радостях А. Б. Ситель с женой уехали в Вену, а я ходил на научные заседания Всемирного конгресса FIMM. Многие члены президиума смущались при встречах, подходили с успокаивающими словами. Свое возмущение по исключению ВАММ высказал профессор К. Э. Левит Бернарду Террьеру Президент FIMM профессор Бернард Террьер заверял меня в дружеских чувствах, обещал посылать информацию о проводимых FIMM мероприятиях. Но факт свершился. Небритый бывший президент FIMM Михаил Хатсон с надменным видом хлопал по плечу и жал руку (именно он допустил развал FIMM и лоббировал А. Б. Сителя).
   На посмешище выставил себя А. Б. Ситель. Будучи вице-президентом ВАММ, ввел в FIMM свою Лигу, которая числилась коллективным членом ВАММ и не внесла ни копейки в пользу FIMM. Куда проще и разумнее было ввести А. Б. Сителя членом президиума FIMM, дать ему портфель от имени ВАММ. Никто бы не возражал.
   Трагедии для ВАММ и лично для меня в случившемся нет. Однако от содеянного Ассамблеей as like to crazy. Лишено здравого смысла платить за каждого нашего мануального терапевта по несколько швейцарских франков ежегодно (членов ВАММ около 2000 человек), можно было бы платить только за коллективное членство, наподобие EFNS, а не как в ENS (где требуется по 240 долларов в год от каждого члена!). Теперь пусть платит А. Б. Ситель (быстро его жаба заест!). Но за державу обидно, что есть такой менталитет даже при наличии высшего образования. «Имеет высшее – без среднего»!
   Чтобы достойно закрыть ситуацию, позвонил А. Н. Ахметсафину и распорядился послать по 400 долларов за все три года. Россия не должна быть мелочным должником. Пришлось пожурить Артура за неспособность справляться с руководящей работой. Печально: он специалист умный, но деловую программу не удерживает в голове и не способен ее завершать. Ему нужно самосовершенствоваться.
   На этом комедия закончилась. Занавес опущен. А. Б. Ситель с торжествующим видом победителя пригласил в ресторан у Нового моста через Дунай выпить Hennesy и закусить «свинячьим коленом».
   В целом опыт сочетания клинической неврологической диагностики и использования мягких методик мануальной терапии функциональных ситуаций в организме можно считать вершиной профессионального айсберга классического невролога. Если знать анатомию и физиологию нервной системы и понимать взаимокорригирующее действие всех систем и структур в организме, то клиническое мышление будет правильным, логичным. Конечная цель всех процессов в организме – обеспечить оптимальные условия для жизнедеятельности нервной системы и, в первую очередь, головного и спинного мозга. Ибо, если перестает работать головной мозг (это самая высокоорганизованная материя на планете Земля, а может быть, и в Космосе, Галактике!), прекращается не только социальная жизнь Человека, но и биологическое существование тканей, органов и систем, жизнедеятельность которых координируется нервной системой по главным кибернетическим законам обратной связи.


   Пятнадцая ступенька
   Действительный член (академик) Евроазиатской Академии медицинских наук

   Осенью 1992 года на фоне безжалостного развала Советского Союза, считавшегося по экономическому и политическому статусу второй после США державой, появились инициативные люди – организаторы различных общественных структур, фондов, клубов по типу имевшихся в России до Великой Октябрьской социалистической революции и новых, с учетом прогресса за последние 70 лет.
   В СССР накопилась колоссальная «прослойка» – целый пласт профессиональной интеллигенции и армия научных кадров. В существовавшую с 1945 года Академию медицинских наук СССР входила в основном партийная научная элита. Количественный состав сохранялся стабильным – около 450 человек. Пополняли его в основном при естественном освобождении места члена-корреспондента или академика АМН СССР, т. е. после их смерти, и только после согласования в специальном ведомстве ЦК КПСС. Чтобы получить «добро» на участие в выборах в АМН СССР, претендент должен был иметь не только научные, но и партийные государственные заслуги (отмеченные правительственными наградами типа ордена Ленина, Золотой Звезды Героя Советского Союза или Социалистического Труда). Стимулом войти в состав АМН СССР служила пожизненная ежемесячная стипендия: для члена-корреспондента – 75 рублей, для академика – 150 рублей. Ощутимой была добавка к максимальной пенсии ученых в 120 рублей в месяц. А зарплата ученых на выборных или назначаемых должностях варьировалась от 400 до 500 рублей в месяц. Выходя на пенсию, человек ощутимо терял доход, который опускался до 120 рублей, что резко изменяло статус и возможности как в семье, так и в обществе. Поэтому стремление активных профессионалов оптимизировать статус в пенсионном возрасте было вполне обоснованным и объяснимым. К концу 1960-х годов в составе АМН СССР было всего три невролога (академик Евгений Владимирович Шмидт, члены-корреспонденты Николай Семенович Мисюк и Игнатий Петрович Антонов).
   В 1970–1980-е годы при объявлении конкурса в АМН СССР на одно место претендовало около десятка профессоров: из Ленинграда – Г. А. Акимов, П. Г. Лекарь, В. С. Лобзин, А. П. Зинченко, из Киева – Н. Б. Маньковский, из Харькова – Е. Г. Дубенко, из Ташкента – Н. М. Маджидов и несколько москвичей. Открытое конкурентное противостояние приводило к скрывавшейся неприязни друг к другу. Главным поводом для раздрая и профессиональной зависти среди московских профессоров служил «доступ к телу» члена ЦК КПСС и особенно члена Политбюро ЦК КПСС, так как это могло стать перспективным пропуском в АМН СССР. Типичным примером является карьера Евгения Ивановича Чазова. Будучи аспирантом-терапевтом, он находился вечером в клинике, а когда срочно потребовалось, из-за отсутствия на месте профессоров, он был доставлен к Леониду Ильичу Брежневу, который слегка простудился и кашлял. Леониду Ильичу молодой аспирант понравился. Так Чазов стал вначале семейным врачом Брежнева, затем в считанные годы членом АМН СССР, начальником Четвертого главного управления Минздрава СССР (Кремлевской больницы) и министром здравоохранения СССР, что позволило ему направить финансы на создание в СССР лучшей в мире кардиологической службы. (Когда в конце 1970-х годов меня приглашали переехать в Москву и возглавить неврологическую службу Кремлевской больницы, в качестве приманки ставили в пример карьеру Евгения Ивановича Чазова.)
   Достойных ученых-неврологов в Советском Союзе было много, почти в каждом вузе страны. Когда КПСС самораспустилась, стало возможным и даже модным официально организовывать всевозможные (и невозможные, в том числе даже наивно-смехотворные) профессиональные академии.
   По инициативе профессора Виктора Петровича Веселовского из Казани в Риге провели учредительный съезд Евроазиатской академии медицинских наук, утвердили устав и официально зарегистрировали в Министерстве юстиции России. Меня приглашали на этот съезд, но поехать не удалось, да и соблазна участвовать в такой самодеятельности не было, ведь принадлежность к членству в академии не влияет на профессиональную деятельность врача, скорее даже отвлекает.
   Спустя несколько месяцев получил от Виктора Петровича Веселовского, которого избрали в Риге президентом ЕА АМН, ее устав и анкету для определения рейтинга ученого: за опубликованный печатный лист (16 с.) – 1 балл, за подготовленного кандидата наук – 1 балл, за подготовленного доктора – 2 балла. Затем баллы суммировались: набравшего до 20 баллов могли принять членом-корреспондентом ЕА АМН, а за 20 баллов и выше – действительным членом (академиком). По аналогии с профессиональными академиями Запада (например, Неврологическая академия США, Королевская медицинская академия Великобритании и др.), которые являются общественными, а не государственными, члены академии обязаны сами вносить ежегодные членские взносы для финансирования руководящего штата – бухгалтера, ученого секретаря, президента – и плату за арендуемое помещение, оргтехнику. В октябре 1993 года в Нижнем Новгороде состоялось общее собрание ЕА АМН, на котором меня избрали в соответствии с рейтингом (моего рейтинга хватало на трех академиков) действительным членом (академиком) ЕА АМН и заодно вице-президентом ЕА АМН по Санкт-Петербургу и Северо-Западному федеральному округу РФ. Президентом избрали ректора Нижегородского медицинского института, академика ЕА АМН, профессора Вячеслава Васильевича Шкарина, который пообещал доплачивать ежемесячно членам ЕА АМН своего вуза по 30 процентов оклада.


   Получив должность вице-президента ЕА АМН, я изучил рейтинг почти всех профессоров-неврологов славного города на Неве и оформил избрание академиками ЕА АМН наиболее активных неврологов нашего региона – профессоров Сергея Александровича Громова, Александра Павловича Зинченко, Анатолия Андреевича Михайленко и других, а членом-корреспондентом ЕА АМН – Вадима Игоревича Самойлова.
   Ученое звание академика ЕА АМН стимулировало меня на открытие премиального фонда для выпускников-отличников Анастасьевской средней школы – преемницы Артополотской семилетней школы, которую я окончил в 1951 году с похвальной грамотой.
   После безвременного ухода из жизни в 1997 году моего давнего друга, первого президента ЕА АМН, профессора Виктора Петровича Веселовского активность руководства академии снизилась. В настоящее время президентом является заведующий кафедрой социальной гигиены Казанского института усовершенствования врачей Ильдус Галеевич Низамов. Он мечтает заполучить у президента Татарии Мельтимира Шаймиева финансирование ЕА АМН отдельной строкой, хотя бы для представителей Татарстана.
   Независимо от моего членства в государственной РАМН продолжаю поддерживать всеми способами эту общественную Евро-азиатскую АМН.


   Шестнадцатая ступенька
   Член-корреспондент Российской Академии медицинских наук

   Среди пятерых заведующих кафедрами неврологии в ленинградских медицинских вузах я был самым молодым, и мне давали дорогу в мир неврологии, выступая оппонентами и рецензентами, практически все эти профессора – Геннадий Александрович Акимов (ВМА им. С. М. Кирова), Петр Григорьевич Лекарь (Санитарно-гигиенический институт), Алексей Михайлович Коровин (Педиатрический медицинский институт) и Николай Николаевич Аносов (ГИДУВ). Когда объявляли конкурс в Академию медицинских наук СССР, все они «подавались» туда и всегда терпели фиаско. На этом фоне я дал себе установку не участвовать в такой вакханалии, пока не пригласят из самой академии. А на дружеской вечеринке с этими профессорами предложил, чтобы от нашего города выставлялся один претендент, которого вначале определяли бы мы сами, в Ленинграде, а потом всеми силами поддерживали его. Решили, что в следующих выборах примет участие генерал Геннадий Александрович Акимов. Его предшественник по кафедре – «черный полковник» (носил черную морскую форму) Александр Гаврилович Панов – так и не смог войти в состав АМН СССР.
   И мы спокойно дождались своего. Во время очередных выборов членом-корреспондентом по неврологии из десятка претендентов на второй круг голосования вышли двое – профессор Евгений Иванович Гусев из 2-го Московского медицинского института, наш настоящий друг и коллега, и Геннадий Александрович Акимов. Евгению Ивановичу, который был намного моложе Г. А. Акимова, предложили снять свою кандидатуру в пользу Г. А. Акимова. Он так и сделал. Благодаря такой тактике профессора Акимова Геннадия Александровича избрали членом-корреспондентом АМН СССР в 1987 году. Такой исход голосования еще больше укрепил дружбу и коллегиальную солидарность профессоров города на Неве, и мы безоговорочно приняли в наше «профессорское братство» Евгения Ивановича Гусева. Так как Евгений Иванович почти мой ровесник (на год моложе меня), то я его в дружеской обстановке заверил, что никогда не буду конкурировать с ним, буду баллотироваться в академию только после него.
   На следующий год Евгения Ивановича избрали членом-корреспондентом АМН СССР, в 1991 году – действительным членом (академиком), а вскоре – секретарем-академиком по отделению клинической медицины.
   Так шли годы, в 1995 году естественная очередь дошла и до меня, когда уже настоящих конкурентов у меня не осталось: кто-то постарел, а кто-то ушел в мир иной. Однако перед моим настоящим избранием в РАМН (преемницу АМН СССР) молодой академик Левон Оганесович Бадалян «наинтриговал» следующую ситуацию.
   Осенью 1992 года Левон Оганесович позвонил мне и спросил, подал ли я документы на конкурс в члены РАМН. Услышав отрицательный ответ, сказал: «Саша, я прошу тебя как друга, оформляй документы по всем правилам и срочно присылай. Тебя на этот раз не изберут, но ты должен стать в очередь. Твоя кандидатура необходима на выборах, чтобы провести в члены-корреспонденты профессора Евгения Михайловича Бурцева. Вы же с ним тоже друзья. Будучи ректором Ивановского медицинского института, он выделил крупную сумму на поддержку “Неврологического журнала им. С. Корсакова", и я ему обязан помочь. Однако подал документы и профессор Александр Мойсеевич Вейн, он, конечно, сильнее Бурцева в научном плане. Только ты можешь отвлечь от Вейна нужное число голосов. Не сомневайся и шли документы».

   Левон Оганесович Бадалян

   Я попытался объяснить Левону Оганесовичу, что мне не хочется участвовать в такой интриге, поскольку у меня дружеские отношения и с А. М. Вейном. Однако Левон был настроен категорично.
   Подготовленные документы я передал в РАМН и был приглашен на очередное общее собрание академии в конце февраля 2003 года. Чувствовал себя абсолютно спокойно, потому что, во-первых, был предупрежден об интриге, а во-вторых, не испытывал амбициозности и ущербности во врачебной и другой своей профессиональной деятельности. Уверен, что членство в любых организациях и в любой должности ума не прибавляет! Меняются только функциональные обязанности, которые ты способен выполнять или нет. (Вспоминается женская шутка: «Все мужчины одинаковы – только зарплата у них разная». А одна женщина признавалась, что для нее мужчины делятся на две категории – «наши» и иностранцы!) Любопытно было со стороны посмотреть на процедуру избрания и разные варианты поведения кандидатов в академию, а также лишний раз убедиться, что все мы зависимы друг от друга и голосование – прекрасный проверочный тест.
   Сравнительно долго продолжалось обсуждение кандидатов в члены академии: вначале – в действительные члены (академики), но их немного, затем – в члены-корреспонденты (их несколько десятков!). По каждой кандидатуре выступали по 2–3 академика. Кроме того, если на одно место претендует несколько человек, то председатель конкурсной комиссии выступает с рекомендацией предпочтения, за кого голосовать (конкурсная комиссия обычно формируется из числа старейших членов академии – по возрасту старше 75 лет и по стажу членства в академии, кажется, не менее 20 лет). Само голосование проходило быстро. Однако утомительным было ожидание результатов тайного голосования – несколько часов. В этот период идет оживленная дружеская беседа, чаепитие. Знаковым был один эпизод: стоим вдвоем с Левоном Оганесовичем, беседуем о том о сем, подходит министр здравоохранения академик Евгений Иванович Чазов и говорит: «Левон Оганесович! Я голосовал, как ты просил». Левон с выражением великого достоинства на лице ткнул пальцем в мой живот и произнес: «Видишь, Саша, сам министр докладывает о выполнении моей просьбы!»
   Мне любопытно было наблюдать за развитием событий с голосованием еще по одной кандидатуре – на вакансию академика по терапии. Было два претендента: мой коллега Владимир Андреевич Алмазов (научный багаж – 12 лет член-корреспондент РАМН, за этот период подготовил более 80 кандидатов и докторов медицинских наук, опубликовал 36 книг) и его конкурент (имеел стаж членства в академии два года и подготовил двух кандидатов медицинских наук). Для меня была абсолютно ясна весовая категорийность, и в исходе голосования ничуть не сомневался.
   Однако увы! Первыми оглашали результаты рейтингового голосования по академикам. Результаты меня поразили: за Владимира Андреевича было подано всего 26 голосов, а за его конкурента – более сотни, чего было достаточно для прохождения в действительные члены (академики) с первого тура голосования. Между тем ларчик открылся просто: за Владимира Андреевича проголосовали академики, работавшие в Ленинграде, и несколько москвичей. А его конкурент – москвич и ректор медицинского вуза.
   Удался и разыгранный Левоном Оганесовичем вариант с член-коррством невролога: за меня было подано 26 голосов, А. Вейн не преодолел первичный барьер и не набрал 50 процентов + 1 голос от числа голосовавших, а Евгений Бурцев получил на несколько голосов больше, вышел на второй тур голосования уже без конкурента и набрал необходимые две трети голосов, чтобы стать членом академии.
   Такие варианты голосования ранее повторялись регулярно, что привело к необходимости организации Северо-Западного отделения РАМН со своими квотами. На это ушло немало лет. Было много противников из числа штатных московских академиков.
   В новогодний вечер мне позвонила академик Евгения Петровна Шувалова (завкафедрой инфекционных болезней нашего института) и вместе с поздравлениями сообщила, что президиум РАМН в Москве принял решение о поддержке моей кандидатуры в члены-корреспонденты РАМН на следующем общем собрании академии. Так и произошло.
   Меня избрали уже без интриг в 1995 году (к этому времени, к моему искреннему огорчению, ушел из жизни мой настоящий друг Левон Оганесович Бадалян: будучи в зарубежной поездке, он плотно поужинал, и, поскольку у него был дивертикул пищевода, который он побоялся оперативно удалить, во время сна произошла аспирация дыхательных путей. А еще мог бы жить и жить!). Мне приятно было поздравить другого моего друга – Александра Мойсеевича Вейна с избранием членом-корреспондентом РАМН. Дружескую помощь нам оказывал академик Евгений Иванович Гусев.
   Спустя несколько лет ушел из жизни и Евгений Михайлович Бурцев от внутричерепной гематомы, развившейся при невыясненных обстоятельствах.
   Независимо от моего членства в РАМН я продолжал выполнять все свои функциональные и научные задачи со спокойным энтузиазмом и с учетом фактора господина Времени.
   Приближался 100-летний юбилей кафедры, надо было его достойно отметить. Также на горизонте появился миллениум – смена тысячелетий!
   К этим юбилеям готовили свои «подарки». Практически всем сотрудникам кафедры поручил подготовку рукописей книг, глав, справочников, и постепенно их издавали.
   По линии РАМН был избран членом президиума. Нас было семь человек: председатель – академик Борис Иванович Ткаченко, главный ученый секретарь – академик Артем Акопович Тотолян, заместители председателя – академик Генрих Александрович Софронов, академик Павел Иванович Сидоров, член-корреспондент Семен Александрович Симбирцев и члены президиума: академики Эдуард Карпович Айламазян, Воля Георгиевна Артамонова и член-корреспондент Николай Васильевич Корнилов. Работали дружно. Мне было поручено курировать научные исследования в Северо-Западном федеральном округе России. Первым делом воспользовался опытом работы в Евро-азиатской академии медицинских наук, подготовил рейтинговые анкеты и разослал во все научные и учебные учреждения региона, чтобы получить представления о научных кадрах и выбрать из них потенциальных достойных кандидатов в члены РАМН по различным специальностям. Определили правильную стратегию кадровой политики – вначале выдвигали кандидатами в члены-корреспонденты РАМН руководителей вузов города и директоров крупных НИИ региона. Так были избраны членами академии ректор нашего медицинского университета им. И. П. Павлова Николай Антонович Яицкий; начальник Российской военно-медицинской академии Борис Всеволодович Гайдар; ректор медицинской академии им. И. И. Мечникова Александр Владимирович Шабров; ректор медицинской академии последипломного образования Николай Алексеевич Беляков и другие.
   Годы шли. На общих собраниях в Москве мой друг академик-секретарь Клинического отделения РАМН Евгений Иванович Гусев стал в моем присутствии говорить нашему председателю СЗО РАМН академику Борису Ивановичу Ткаченко о том, что для меня будет выделено персональное место академика по неврологии. Трижды такие места интриганисто были переданы другим специальностям. Мне было не столько обидно, сколько любопытно. Ясно понимая перипетии интриги, я не возмущался, а с интересом наблюдал и дифференцировал друзей на настоящих и виртуальных.
   На четвертый раз выделения «под меня» места академика РАМН решил разыграть свой сценарий.


   Семнадцатая ступенька
   Действительный член (академик) РАМН

   Существует правило, по которому претендент в академики должен информировать президиум РАМН и общее собрание о своих научных работах, выполненных за время пребывания в ученом звании члена-корреспондента. Поэтому я заботился о наращивании научного багажа.
   Во второй половине 2000 года некоторые члены нашего президиума начали «закидывать удочку», объясняясь в дружеских чувствах, и говорить, что через год точно выдвинут мою кандидатуру в академики, а на предстоящих выборах надо уступить место «важному человеку». Поначалу этого человека не называли, а потом сказали, что это ректор нашего университета. У меня с Николаем Антоновичем вполне доверительные дружеские отношения. Поэтому посчитал целесообразным рассказать ему о манипуляциях с выделявшимися «под меня» вакансиями. Мне уже неудобно перед Евгением Ивановичем, который по-дружески не только выделял дополнительные вакансии академика, но и при мне говорил об этом Борису Ивановичу. Стаж члена-корреспондента у ректора меньше моего, он согласился с моим планом действий.
   На заседание президиума СЗО РАМН с обсуждением вопроса о выдвижении новых членов академии пришел «вооруженный» – в полиэтиленовом мешке лежало 16 моих книг, опубликованных за период член-корреспондентства РАМН. Этот мешок спрятал под стол. Когда председательствующий Борис Иванович поднял вопрос о выдвижении кандидатур в академики, я сразу попросил слова и сказал: «Учитывая, что будет обсуждаться и моя кандидатура, разрешите мне не присутствовать при этом, чтобы вас не смущать. Я хорошо знаю, как каждый из вас относится ко мне». Сделав паузу на извлечение пакета из-под стола, выложил книги на стол стопкой и добавил: «Я буду голосовать за того, кто предложит больше своих трудов!» Затем удалился. От неожиданности глаза присутствующих выражали разноречивые чувства.


   Когда провели тайное голосование, пригласили меня в комнату, где работал президиум, и объявили результат: «за» выдвижение моей кандидатуры в академики подано четыре голоса, «против» – два (мне они были известны – члены-корреспонденты С. А. Симбирцев и Н. В. Корнилов, которые сами очень хотели быть выдвинутыми).
   Дальнейшее было делом времени; конкурентов и на уровне Москвы у меня не было. На общем собрании РАМН меня избрали с первого тура голосования, «черных шаров» оказалось только два, да и то это можно отнести к какому-либо почтенному академику, который случайно перепутал вычеркиваемое слово, а их против фамилии значится два: «утвердить» и «отклонить».
   Избрание в действительные члены (академики) РАМН состоялось 6 апреля 2002 года, точь-в-точь в день рождения сына Саши, которому исполнился один год, и спустя семь лет после избрания меня членом-корреспондентом РАМН.
   Так я прошагал все возможные научные ступеньки вверх без междоусобной борьбы и конкуренции. Поэтому мне всегда легко быть искренним, надежным, обязательным, т. е. быть самим собой. Разумеется, человеческая психика очень склонна к зависти, поэтому даже среди близкого окружения наверняка имеются завистники, которые не могут совладать со своими эмоциями. Мне приятно, что в моей жизни чувство зависти никогда не доминировало. Я всегда находил повод для оптимизма и самодостаточности, ни перед кем не заискивал.
   Желаю этого и тебе, дорогой читатель!


   Восемнадцатая ступенька
   Пенсионный юбилей

   Когда каждый день насыщен созидательным делом и задуманный с вечера план полностью реализуется, возникает естественное чувство удовлетворения прожитым днем. А чтобы не планировать непосильных и несбыточных дел, важно каждый раз задавать себе вопрос, сколько потребуется времени для решения конкретного дела. Эмоциональное перенапряжение, ведущее к неудовлетворенности собою, происходит именно при нехватке времени для выполнения поставленной задачи или появлении непредвиденных новых ситуаций. За свою жизнь больше всего испытывал груз неудовлетворенности, когда накапливалась творческая информация для создания учебника, статьи, а физического времени на это не оставалось, так как оно заполнялось «текучкой». Зачастую не я планирую текущие дела, а они меня планируют, и я сознательно оставляю время на такие неплановые дела по просьбе ректора и других вышестоящих чиновников.
   Пенсионный юбилей подлетел почти незаметно, однако я думал, как его провести. Как главному неврологу города и президенту Ассоциации неврологов Санкт-Петербурга мне приходилось определять дни проведения неврологических форумов, поэтому решил держать инициативу в своих руках: наметил научно-практическую конференцию по актуальным вопросам неврологии именно на день рождения – 28 марта 1997 года. Проводили ее в большом актовом зале 2-й Городской многопрофильной больницы. Зал на 550 мест был переполнен. В эти годы развала державности в России зарплата профессора не позволяла оплатить обед в ресторане более двух-трех человек. А мне нельзя было не пригласить всех членов ректората, всех членов правления Ассоциации неврологов Санкт-Петербурга, президиума правления Всероссийского общества неврологов (председатель – академик Евгений Иванович Гусев, а я его первый заместитель), преподавателей кафедры и больничных ординаторов клиники, группу однокурсников, работающих в нашем вузе, заведующих неврологическими отделениями города (где систематически делаю обходы или разборы больных), друзей семьи и часть руководителей Комитета здравоохранения. Составили список на 200 человек. Однако в ресторане при гостинице «Москва» в «московском зале» оказалось возможным разместить не более 180 человек. Поэтому пришлось накрывать праздничный стол дважды – вначале в конференц-зале нашей кафедры, а потом в ресторане. На банкете в ресторане от имени президиума Всероссийского общества неврологов выступал его генеральный секретарь профессор Георгий Серафимович Бурд.

   Георгий Серафимович Бурд

   Сложнее было с оплатой этих банкетов. Заранее договорился с двенадцатью фирмами-спонсорами. Однако по мере приближения срока юбилейного банкета фармфирмы одна за другой отказывались, мотивируя отказ тем, что их московские представительства денег на это мероприятие не дают. У меня были напечатаны приглашения на этот дружеский вечер отдыха, но их не раздавали, пока не выяснится сумма возможных проплат в ресторан. За пять дней до банкета три фирмы сообщили, что переведут деньги в ресторан. Требовалось 30 миллионов рублей, и каждой из фирм предстояло выделить по 11 миллионов рублей. Как только фирма «Элли-Лили» (США) перевела свою часть, начал раздавать приглашения на банкет. Деньги фирм «Хоффман ля Рош» (Швейцария) и «Новартис» (Швейцария) пришли уже после банкета. Спасибо директору ресторана Геннадию Федоровичу, другу Владимира Алексеевича Михайлова, – выпускника нашей кафедры, ныне замдиректора по международным связям в научно-исследовательском Психоневрологическом институте им. В. М. Бехтерева, что накормили нас в кредит. Кое-что доставили в ресторан за наличные деньги, например трехлитровую банку красной икры для бутербродов и фарширования вареных куриных яиц без желтков, водку, вина, коньяк.
   На пригласительных билетах указывались номера для рассаживания за столом, две симпатичные сотрудницы кафедры показывали входящим, за какими столиками находятся их места. По возможности усаживали группами знакомых друг другу людей.
   Музыкальное сопровождение обеспечивало трио юных талантов струнного квартета (плюс аккордеон) – дети сотрудников кафедры организации здравоохранения. Тамадой-конферансье я «работал» сам.
   Открывая дружеский вечер отдыха, призвал всех расслабиться, отключиться от профессиональных и домашних забот, не волноваться при произнесении тоста, меня не возвышать и не хвалить, ведь свидетельством хорошего ко мне отношения является присутствие приглашенных. Тем более, что мы собрались на вечер отдыха, а не на проводы меня в последний путь. Сегодня уместны песни, юмор (анекдоты) и танцы. На этом меня прервал ректор Николай Антонович Яицкий – объявил приказ по университету о премировании меня месячным окладом (получая в кассе, узнал, что мой оклад – 450 рублей, хотя на руки получал в два раза больше – это всяческие начисления: за звания, за заведование, за книги и другие добавки) и подарил электронную записную книжку, которые входили в наш быт (однако мне до сих пор нравятся бумажные «склеротички», листая которые, сразу видишь записанные мероприятия на год вперед, а в электронной книжке каждый раз надо вызывать конкретные программы!). После приветствия ректора я продолжил и затянул песню «Широка страна моя родная», а затем в честь моих родителей и родителей всех присутствующих спел вместе с Сашей Качаном (завкурсом иглорефлексотерапии в нашем ГИДУВе, вместе обучались на нашей кафедре нервных болезней в клинической ординатуре) песню на украинском языке «Рiдна мати моя». Потом чередовались тосты тех, кто проявлял настойчивость, с шутками и песнями, которые подготовили детские неврологи во главе с профессором Валентиной Ивановной Гузевой и моей будущей женой – Анной Петровной. Веселились, танцевали до 23 часов. Гости подарили массу цветов, много сувениров, пейзажные картины.
   Перед окончанием вечера объявил, что не могу выйти на пенсию, пока не завершу подготовку до должности профессора своего преемника – Евгения Робертовича Баранцевича, сына Тараса и любимой ученицы Анны Петровны.
   Дома объявил жене Тамаре Сергеевне, которая пыталась наводить критику на мои высказывания на вечере, что снимаю с себя супружеские обязанности и становлюсь свободным в выборе своей второй половины.
   С этого момента начинаю жизнь сначала, включаю биологические часы по новому кругу. Пару вечеров писал на компьютере обращения к своим родственникам и близким друзьям с разъяснением мотивов подведения итогов и начала нового жизненного цикла. Первыми это читали Тамара Сергеевна и Тарас. Тамара Сергеевна сказала: «Для меня это не новость. Ты хорошо подумал?» А Тарас коротко заключил: «Я тебя понимаю».
   Внешне жизнь не изменилась. Работал по-прежнему интенсивно, регулярно «тонизировал» Евгения Робертовича, Тараса и Анну Петровну с набором материала для докторских диссертаций, с написанием статей и научными выступлениями. Ночевал дома. Аня зарабатывала на квартиру, продолжала ночевать в моем кабинете, так как судебные разбирательства с купленной ею однокомнатной квартирой еще продолжались на уровне городского и Верховного суда России. Она терпеливо ожидала развязки этого дела. Съездили однажды посмотреть на мебель, которая оказалась на своем месте, и занялись поиском подходящего варианта квартиры в Петроградском районе: чтобы мне было близко до работы и моей старой квартиры в Вяземском переулке, где хранится неврологическая литература для меня и Тараса, а также до новой квартиры сына на улице Котовского.
   Варианты искала сотрудница риэлтерской компании Алина, вместе с ней ездили на смотрины, пересмотрели около десятка квартир. Наконец-то остановились на расселяемой трехкомнатной коммуналке по ул. Большая Посадская. Состояние кухни и двух комнат позволяло жить без ремонта. Старый фонд (дом 1909 года), потолки около трех метров высотою, стены кирпичные толщиной в один метр, полы и потолки с железными балками перекрытий, капитальному ремонту не подлежат; квартира на втором этаже, как бы на балконе общей лестницы. Смущало два негативных момента: квартира находится во дворе-колодце и практически лишена солнечных лучей, подъезд также не ремонтировали со времен революции 1917 года (двери разломаны, стены с облупленной штукатуркой, электропровода с тканевой изоляцией висят «соплями», ступеньки лестницы раздолбаны, в подъезде сплошная грязь, мусор и запах общественного туалета). Однако новая квартира Тараса в 200 метрах. Решили остановиться в выборе, а подъезд облагородить на собственные заработки после завершения благоустройства самой квартиры.
   Решение принято. Бумаги купли-продажи Алина оформила, к выручке за проданную однокомнатную квартиру добавили около 12 тысяч долларов (Аня более трех лет заработанные рубли меняла на доллары и складывала в моем сейфе на работе).
   Летом 1998 года разъехались по разным домам – Анечка на Урал к дочкам и родителям, а я – в Анастасьевку Там объявил о начале новой жизни и послал в Питер мужа и жену (Колю и Любу Голубов) для покраски стен и потолков накатом (вместо обоев). Они действительно преобразили квартиру, которая стала иметь очень приятную ауру. Об этом заявляли и великовозрастные гости – Валентина Васильевна, бывшая заведующая детским садиком, в который ходил Тарас, и Наталья Борисовна Четверикова – жена и племянница Бориса Дмитриевича Четверикова.


   Девятнадцатая ступенька
   Жизнь началась снова

   Наше знакомство с Анной Петровной произошло 1 сентября 1990 года, когда в кабинет вошла молодая, симпатичная и очень скромная женщина (по внешнему виду девушка, хотя уже родившая двух дочерей в студенческие годы). О ее застенчивости и скромности можно было судить по тому, как она остановилась у двери кабинета и на предложение присаживаться там же, у двери, села на ближайший стул. Сказала, что Третье главное управление Минздрава СССР направило ее к нам в клиническую ординатуру по неврологии. Мне было приятно слышать о Третьем главке, и я сообщил, что около трех лет работал в Красноярске-45 в МСЧ-42 и у меня остались самые теплые воспоминания о сибирском периоде жизни. Анна Петровна спросила, есть ли у нас ординатура по детской неврологии. Услышав отрицательный ответ, она повторила, что имеет диплом педиатра, интернатуру по детской неврологии и хочет сохранить специализацию детского невролога. Спросила: может, ей проситься в Педиатрический институт?
   Я сообщил, что мне нередко приходится рецензировать диссертации по детской неврологии и при их чтении убеждаюсь в неклассической трактовке простых понятий из общей неврологии. Например, детские неврологи под диплегией подразумевают нижнюю параплегию вместо двух гемиплегий или зацикливаются на термине «детский церебральный паралич» (ДЦП), тогда всякие болезни взрослых надо сваливать в кучу «ВЦП» – взрослый церебральный паралич и т. п. Поэтому посоветовал остаться в клинической ординатуре по неврологии (ни взрослой, ни детской!), хорошо изучить основы пропедевтики клинической неврологии, а через год-полтора мы предоставим ей возможность обучаться в детских больницах нашего города в системе Ленинградского ГИДУВа (больнице им. Раухфуса, где базируется кафедра детской неврологии ГИДУВа, и в 1-й Детской городской – самой оснащенной, можно сказать, образцово-показательной больнице в Северо-Западном регионе). Аня приняла правильное решение – осталась у нас. Поселилась в общежитии по Петроградской набережной, 44 (бывшие Гренадерские казармы, где и я жил в студенчестве). Поскольку приехала она с двумя девочками (Машей и Катей) и мужем – клиническим ординатором по нейрохирургии, то, чтобы получить отдельную комнату в общежитии, устроилась работать уборщицей в этом же общежитии (по вечерам и ночью мыла полы на кухне, в туалетах). Обитателям общежития девочки говорили: «Вы не думайте, что наша мама уборщица, она Доктор!» Кстати, Аня в студенческие годы летом работала в стройотрядах поварихой и научилась классно готовить еду в любых количествах и из всякого подручного материала – в выборе трав, бурьяна помогало увлечение фитотерапией. То, что я считал мощным сорняком и с чем боролся по весне в Анастасьевке – под названием любисток (помоешь голову и тело в его отваре – и в тебя обязательно влюбятся!) – оказалось съедобной приправой к супам, салатам – из группы петрушки, кинзы. И теперь, бывая на Украине, она летом из обилия овощей делает заготовки салатов на всю зиму. Это позволяет ей вечером за 20–30 минут приготовить борщ, суп, селянку. Рецепт прост: ставит в кастрюле воду, свежую картошку, а когда прокипит – опускает туда содержимое банки с салатом (0,5; 0,75 литра) и мясо из банки с домашним консервированием (птицы, кролика, свинины, говядины). Через полчаса вечером снимаю пробу, а утром наедаюсь первого блюда с мясом «от пуза». Это дает заряд энергии на весь рабочий световой день. Вечером предпочитаем салат из свежих овощей, компот (Анечка сушит в «Ферюзе» ломтики фруктов, ягоды, шелковицу – хватает на весь год, ежедневно на плите стоит кастрюля с ароматным компотом, который любит пить вся семья. Сашуля попивает компот даже ночью, просыпается и тихо просит: «Хочу компотика»). Обратили внимание, что салаты и сухофрукты из Анастасьевки более ароматны и вкусны по сравнению со сделанными по таким же рецептам из местных овощей и фруктов.
   Анечка полюбила Анастасьевку всеми «фибрами» души, даже больше, чем моя сестричка Галочка, которая там родилась, выучилась, однако годы были трудные – война и послевоенная разруха, а всю жизнь трудовую прожила в Ростове-на-Дону и до мозга костей впитала городской стиль жизни. Анечка в детстве и студенчестве жила в такой же городской среде (мама – педагог, папа – инженер, физик-ядерщик), но папа любил садоводство и привлекал ее к работе в теплице, к цветам, к сбору в лесу ягод и грибов. В душе Анечки рано возникло желание стать биологом и цветоводом. Но судьба привела в медицину. Однако заложенные в детстве качества и увлечения проявляются при первой же возможности, и в этом плане наши помыслы и действия совпадают. Анечка никогда не говорила мне, что надо делать: строить дом, теплицу, забор, завозить торф, навоз. Когда я это реализовывал, она активно включалась в работу (делала грядки, сажала цветы и растения, всякую зелень), и видно, что она этого хотела, и я улавливал ее мысли без слов и дискуссий. Просила только привезти крупных камней на альпийскую горку.
   Правда, иногда случается несогласие в научных мыслях, в логике изложения материала в статье, диссертации, монографии. На первых порах ее раздражает этакое несовпадение последовательности, меня – тоже. Однако после «молчаливого» обдумывания она действует по правилам логики. Когда-то Анечка сказала: ты меня не критикуй, а похвали, тогда я сделаю лучше, как надо; а критика меня дезорганизует, и сделаю еще хуже.
   Этого еще не осознала моя сестричка Галина Анисимовна и своими репликами-замечаниями вызывает эмоциональный дискомфорт у всех окружающих.
   Между тем жизнь семьи (независимо от званий – жена, теща, свекровь, дети, бабушки, дедушки, шурины и невестки и т. п.) должна быть спокойной, рациональной, взаимоучтивой, дружелюбной. Иначе нет смысла сохранять семью. Ярко выраженные эгоисты не могут находиться в хорошей семье и вынуждены страдать индивидуально. В этом смысле труднее всего детям. Казалось бы, в одной среде находятся все, а характеры выявляются (вылезают!) разные. До поры созревания приходится сглаживать отрицательные черты характера разъяснениями, а, дав детям профессиональное образование, следует отпускать их в свободное плавание по жизни. И дети будут либо моделировать виденный в семье уклад, либо изобретут новый вариант с замедленным детонатором и взрывом.
   Мне было приятно услышать от Анечки откровение, что только со мной она ощутила себя женой, женщиной, матерью, хозяйкой в Семье! Без сопоставления предшествующего опыта жизни в семье родителей, в замужестве и просто по житейским ситуациям к таком выводу молодежь может и не прийти.
   К слову, нынешняя молодежь плохо адаптирована к фактору времени. Об этом можно судить по репликам: «Я хочу жить, как вы – иметь такую же квартиру и помогать нуждающимся». Идея правильная, но для этого надо выучиться и приобрести профессию; немало лет поработать на кого-то, кто помогает удержаться в обществе на достойном уровне, соблюдая рационализм; создать исходный капитал, позволяющий организовать жизнь по своему усмотрению и сценарию.
   Общаясь на профессиональном уровне и в быту (когда приезжал в Челябинск-65 проводить научные конференции, читать лекции врачам, консультировать больных, проводить обучающие семинары по мануальной медицине, Анечка поселяла меня в свою пустующую квартиру с полным пансионом), мы постепенно раскрывались и потом начали ловить себя на том, что оба способны «читать мысли»: я только подумаю о чем-то, и вскоре Анечка озвучивает эту же мысль. Так мы заметили, что легко понимаем друг друга даже без слов, что мы сходно оцениваем ситуации и людей, неизменно доброжелательно относимся к окружающим, даже если они заслуживают другого.
   Своего рода испытательным сроком стало наше ежедневное общение в моем служебном кабинете, когда с моей подачи она купила квартиру у моей почти родственницы – бывшей жены родного старшего брата моей жены и не смогла в ней поселиться из-за авантюрного поведения продавца этой квартиры, которая завела выдуманное ею судебное дело, продолжавшееся три года на уровне городского и Верховного судов России. Анечка ночевала в моем кабинете, по субботам ходила в городскую баню, пищу не готовила. За три года ни разу не высказала ни одного упрека в мой адрес, ни намека, что это я втравил ее в покупку этой квартиры. Она зарабатывала деньги с целью купить новое жилье, если суд примет сторону авантюристки, заверявшей, что мы ее напоили наркотическим лекарством, а она состоит на учете в психиатрическом диспансере и не понимала, когда оформляла документы купли-продажи однокомнатной квартиры. К концу третьего года бесквартирных мытарств Анечка накопила около 7 тысяч долларов США. В этот период занимался расселением коммунальной квартиры мой сын Тарас. Когда Анечка услышала, что ему нужны деньги в долг для выкупа одной комнаты, она без колебания передала эту сумму Тарасу.
   Находясь по ночам в моем кабинете, Анечка перечитала адресованные мне письма. В одном из них «влюбленная» в меня просила завести совместного ребенка. Анечка спросила, почему не соглашался. Я объяснил, что речь идет о психически нездоровой дочери моей коллеги из другого города. «А если бы предложение поступило от нормальной женщины – согласился бы?» Ответил что-то утвердительное, добавил, что мечтал иметь много детей, а когда в 19 лет женился Тарасик, то молодой его жене дал задание родить пятерых внуков.
   Все сотрудники клиники и кафедры восторгались способностями Анечки по успешному освоению неврологии и смежных отраслей (иглорефлексотерапии, фитотерапии, мануальной терапии и т. п.), а также способностями хозяйки-цветовода. Приходя утром на работу (Анечка выезжала на свою работу раньше моего прихода), я стал любоваться цветочками на ее грядке на улице возле кабинета. Потом последовало предложение: «Вы меня удочерите», что мне также импонировало. А летом 1997 года, когда судебные инстанции не нашли состава преступления при оформлении договора купли-продажи однокомнатной квартиры, мы решили, что въезжать Анечке в эту квартиру не надо, так как много отрицательных эмоций связано с надуманными претензиями теперь уже бывшей хозяйки – слишком грустный дух витал в этой квартире, а надо найти новую квартиру на Петроградской стороне (расселить еще одну коммуналку, повторив вариант Тараса). Мне захотелось, чтобы такая квартира находилась близко к Тарасу, чтобы поменьше тратить времени на посещение детей. Когда подвернулся вариант трехкомнатной квартиры на втором этаже, стали думать о начале строительства новой дачи (первую дачу в Вырице передал семье Тараса). Когда построили дом, то логично встал вопрос о наследнике этой дачи. Идея реализовалась: Анечка родила Сашу, а через пару месяцев защитила докторскую диссертацию. Об этом речь пойдет ниже. Здесь же можно констатировать, что так спокойно сформировалась надежная семья и действительно можно начинать новый житейский виток спирали.


   Двадцатая ступенька
   Смена тысячелетий (миллениум)


   Завязь сына

   Человечество запуталось в дате нового тысячелетия: XXI век наступает с завершением 1999 года или он начнется с 2001 года? Осенью 1999 года в Париже видел на Эйфелевой башне информацию, сколько дней осталось до нового тысячелетия. На мой взгляд, логика во времени, когда отмеривается жизнь, проста: от 0 (когда человек родился) до года, т. е. через 365 дней, человеку исполняется один год и начинается второй год. Поэтому сомнений у меня не было, что 1 января 2000 года и есть начало нового тысячелетия – по-английски миллениум.

   Новый год в России праздновался 1 сентября и очень торжественно. Известно, что цари Иоанн и Петр Алексеевич в 1698 году встречали Новый год на Кремлевской площади, сидя в драгоценных одеждах на престолах, окруженные боярами и народом. Патриарх кропил их и народ святою водою, давал целовать крест и желал долголетия и счастливого царствования, а затем поздравлял народ с Новым годом и просил Божьего благословения. Петр I в 1699 году праздновал в последний раз Новый год по древнему обычаю, а указом «О праздновании Нового года» от 20 декабря 1699 года повелел перенести начало года на 1 января 1700 года. В этот день Петр I повелел украсить дома сосновыми, еловыми и можжевеловыми ветвями; в знак веселия обязательно поздравлять друга друга с Новым годом. На Красной площади были назначены огненные потехи и велено по дворам стрелять из пушек и мушкетов, пускать ракеты. С 1 по 7 января обывателям Москвы приказано по ночам поддерживать огни из дров, хвороста или соломы, жечь смолу в бочках и пр. Самое торжество встречи Нового года началось в полночь 1 января 1700 года. Службу новолетию совершал Стефан Яворский, который произнес проповедь, доказывая необходимость этой перемены. 1 января в народе известно под названием «Васильева дня»; в этот день исстари совершаются святочные гадания, игры и забавы.

   Новый, 2000-й, год, встречали на даче в пос. Марковка вдвоем с Анечкой. Ужинали при свечах, целовались, любились. Попутно смотрели-слушали телепередачу «Голубой огонек».
   Пришли к решению, что в начале нового тысячелетия надо зачать нового Человека для планеты Земля, лучше мальчика. Тем более, что этот процесс всегда сопровождался взаимными приятно-положительными эмоциями. К тому же выстроена вторая (новая) дача в пос. Марковка Тосненского района Ленинградской области и нужен наследник – хозяин этой фазенды.
   После сравнительно небольших медицинских проверок цель была достигнута, и в июле 2000 года завязь появилась. Этому способствовали совместная поездка с Анечкой в Иерусалим (делегатами конгресса ENS) с посещением соленого Мертвого моря во второй половине июня, а также совместные каникулы в июле-августе в Анастасьевке, где природа вполне способствовала размножению.
   Трудовые месяцы были насыщены подготовкой к 100-летию нашей кафедры. Ректорат сделал нам подарок: капитальный ремонт помещений клиники и кафедры. Интерьеры неузнаваемо изменились: большие палаты на 10–12 коек разделены на уютные палаты на 2–3–4 койки с санблоком, стены которых покрыты современным кафелем, окна заменены на стеклопакеты, старые кровати заменены на новые функциональные, в просторных коридорах поставлена мягкая мебель (кресла, диваны, персональные шкафы для раздевания сотрудников) и т. п. Юбилейное заседание Ученого совета университета провели совместно с кафедрой психиатрии, так как с 1900 до 1915 года была одна кафедра – «нервных и душевных болезней».
   К новому, 2001, году вначале Анечка, а потом и я по ночам стали ощущать шевеление плода. Но определять пол с помощью ультразвукового исследования не торопились: это не имело значения, все равно надо вынашивать и рожать – мальчика или девочку. Плод вел себя послушно: перед засыпанием, когда я спиной монтировался в живот Анечки и было ощущение единства двух тел, посылал мысленные приветы и пожелания спокойной ночи и всегда получал ответ пинком в спину. Это радовало душу и релаксировало тело.
   Анечка продолжала ходить на работу, а по вечерам набирала на компьютере текст своей докторской диссертации. Меняла платья на более просторные, чтобы не сдавливать растущий живот. За неделю до родов она побывала в нашей клинике, вводила диспорт больному ребеночку со спастическим парезом, и увидевший ее после длительного перерыва профессор Валерий Михайлович Казаков заметил: «Что-то ты, Аня, пожирнела». У него и мысли не возникло, что она беременна, он был искренне удивлен, когда вскоре она разрешилась родами.
   Анечка очень хотела родить в день моего рождения – 28 марта. Этот день наступил, а схваток не было. С 3 апреля мне предстояло ехать в Москву на общее собрание РАМН как члену-корреспонденту РАМН. В квартире с нами жила дочь Машенька, училась в одинадцатом классе, претендовала на золотую медаль, а вторая дочь, Катенька, пока жила у дедушки Петра Васильевича в городе Озерске Челябинской области, чтобы не мешать тихой, спокойной Маше закончить школу и поступить в наш медицинский университет.
   К слову, недавно взрослеющая дочь Катя решила выяснить у мамы, как и почему она решила полюбить меня, за какие качества. Я не слышал ответа Анечки, она только отметила, что заранее такой задачи не ставила.
   Учитывая, что Анечка может в любой ближайший день родить, решил договориться с завкафедрой акушерства и гинекологии профессором Эдуардом Карповичем Айламазяном о досрочной госпитализации Анечки в родильное отделение на время моего отсутствия.
   По телефону Эдуард Карпович стал уговаривать на госпитализацию в НИИАГ им. Отто, где он также является директором и где имеется одноместная палата. А то недавно, говорил он, был длинный разговор с одним нашим профессором, жена которого поступила на роды в нашу клинику и просилась в отдельную палату, которой нет. Пока Эдик разъяснял (а наша акушерская клиника рядом с домом – семь минут пешком, в институт им. Отто намного дальше, и нет удобного прямого городского транспорта), Анечка мне подсказывает: «Пусть он не беспокоится, я буду сама рожать, и мне все равно, сколько будет в палате женщин. Лишь бы была дежурная акушерка».
   Я уехал в Москву, Анечка чувствовала себя нормально и не захотела заранее госпитализироваться. Она сделала это при появлении схваток 5 апреля 2001 года. А 6 апреля в 5 часов 25 минут утра благополучно родила мальчика весом 3400 граммов, длиной 51 сантиметр, с округлой головкой (52 сантиметра). Машенька сразу же позвонила мне в Москву, взаимно поздравили друг друга, и я как на крыльях летел на новой автомашине ВАЗ-2104. Машина, доставленная из Тольятти в рефрижераторе, ждала меня в Москве. 7 апреля 2001 года купил цветы и молочных продуктов, навестил мамочку Анечку (с этой поры Анечка стала Мамочкой) и впервые увидел сыночка: розовый, миниатюрненький, голова круглая, глаза темно-синие, ясные, ручки-ножки активно двигаются, мужские достоинства на месте, вполне привлекательны. В глазах мамочки спокойное счастье. Правда, призналась, что перед родами волновалась: «вдруг не выдержу кровотечения». Слава богу, роды и послеродовый период прошли нормально. Спустя семь дней, в ясный солнечный день мы с Машей на новенькой машине забрали мамочку с сыночком и привезли домой, на ул. Большая Посадская, д. 9, кв. 175. Шампанским и конфетами поблагодарил всех непосредственно принимавших участие в рождении сыночка сотрудников акушерской клиники в кабинете Эдуарда Карповича.
   Дома ждали детская кроватка с шатром и разборная коляска. Поскольку квартира находится в «колодце» и практически не облучается солнцем, уже через неделю пребывания дома на выходные поехали на дачу. Саша спал в коляске на заднем сиденье. Дома по вечерам перед сном вывозили его на Петроградскую набережную, где останавливались у Большой Невки на уровне дома 44 (общежитие, где я жил в студенчестве, а Аня – будучи в клинической ординатуре). На противоположном берегу Невы, на Выборгской стороне, одно здание подсвечивалось неоновой голубой лампой с надписью «Нобель».
   После рождения Саша вначале пожил на старой квартире, затем на даче, а в августе девочки и Саша гостили у дедушки Петра на Урале, а мы с Галей, Тарасом, Аллочкой и Максимом перевозили вещи на новую квартиру, так что прибывшая Анечка со всеми детьми сразу была поселена в новые пенаты. По дороге от Московского вокзала завез их на старую квартиру – попрощаться и сопоставить с новым жильем. Благоустройство новой квартиры требовало времени.
   Регистрация новорожденного во Дворце малютки на улице Петра Лаврова была назначена на 17 часов. В этот день с нами была и доктор Полина Монро, которая проявляла живой интерес к такой процедуре и согласилась на роль крестной посаженной матери. Крестным отцом стал профессор Евгений Робертович Баранцевич, объявленный мною в 1997 году преемником по кафедре.
   Во Дворце малютки собрались родственники и знакомые, друзья, фотограф сделал серию кадров с видами дворца, запечатлел на видеофильм. Депутат Законодательного собрания произнесла торжественные слова в честь новорожденного, его родителей, сестричек и брата, соответствующие пожелания расти крепким, умным и трудолюбивым (созидателем!). Она брала Сашу на руки, он на все смотрел с любопытством, достойно, звучала музыка.
   Нам выдали свидетельство о рождении Саши, медаль «Рожденному в Санкт-Петербурге». Полина и Женя сделали соответствующие подписи в журнале Дворца малютки.
   Поскольку Полина – лютеранка и у них не принято назначать крестных родителей, крестной матерью стала моя невестка Диана Геннадьевна, жена Тараса, старшего брата Саши. Это сделали позже, когда проводили обряд крещения младенца в церкви Санкт-Петербургской академии последипломного образования, в 2001 году.
   Ритуал также приятный, торжественный. Главные действующие лица – новорожденный, крестный отец и крестная мать. Среди присутствующих были наши друзья – ректор МАПО, член-корреспондент РАМН, профессор Николай Алексеевич Беляков; проректор Татьяна Николаевна Трофимова; завкафедрой неврологии и мануальной терапии МАПО профессор Николай Михайлович Жулев со своей женой Галиной Парфеновной – секретарем ректора; были Маша, Катя, Тарас с детьми, Саша Амелин (сокурсник Тараса, профессор), няня Елена Ивановна и др. Дружеский обед организовали в столовой МАПО, отобедали вкусно, выслушали тосты с добрыми пожеланиями. Теперь Саша – юридически оформленный гражданин славного города на Неве, России и Планеты. Остается оформить гражданство с регистрацией места жительства.
   Полина Монро при каждом приезде дарит Саше подарки – то железную дорогу со светофорами, то машины «скорой помощи», то самолет.
   Первые годы Полину всегда сопровождал ее муж – дерматолог Майкл Джонсон, спокойный, заботливый и дружелюбный человек. В этом я убедился в 1997 году, когда побывал у них дома в Лондоне (по линии фонда «Ноу-хау» я не хотел ездить в Лондон, чтобы как можно больше моих сотрудников там побывало). Много раз бывал в Лондоне, Эдинбурге в командировках на рабочих совещаниях, тренингах, съездах и научных форумах неврологов. Эти поездки организовывали фармацевтические фирмы – спонсоры клинических испытаний новых лекарственных препаратов. Майкл помогал Полине во всех делах – по дому, по ведению финансов из фонда «Ноу-хау» и всегда сопровождал в поездках. Дело в том, что в середине 1980-х годов Полина тяжело заболела инфекционно-аллергическим полирадикуломиелоневритом Гиллен – Барре – Штроль. У нее были парализованы ноги и руки, трудно было глотать и дышать. Несколько месяцев она активно лечилась в неврологической клинике Лондона. Когда она дарила нам электроподъемник с гамаком для транспортировки больного и погружения в ванну, вспоминала, какое сильное эмоциональное ощущение испытала сама в тот день, когда ее обездвиженное тело поместили в ванну и помыли – тогда ей сразу захотелось снова жить. В течении болезни наступил перелом, и она стала, хотя и медленно, поправляться. Такое чувство не забывается никогда.
   Постепенно у нее восстановились глотание, движение рук и ног. Однако не восстановилась глубокая проприоцептивная чувствительность, и она не чувствует рельефа пола. Поэтому ходит с затруднением – приходится все время смотреть под ноги. А когда держится за кого-то идущего рядом, то может более уверенно чувствовать и смотреть вперед, а не только под ноги. Поэтому постоянное присутствие Майкла для Полины было жизненно необходимым и приятным.
   Однако в январе 2002 года у Майкла на фоне гипертонического криза развился тяжелый геморрагический инсульт, и он вскоре умер. Для Полины это была очень тяжелая утрата. Майкла кремировали, и его пепел Полина развеяла на берегу озера, где они много времени проводили в молодые годы, годы здоровья и любви. У Майкла осталась престарелая мать со сниженной памятью. Вторую печаль Полина пережила в апреле 2005 года, когда на 102 году жизни умерла ее мама, которая имела ясный ум и жила в хосписе, находящемся в красивом месте в 90 километрах от Лондона. Полина регулярно ее навещала, часто звонила. К слову, когда Полина ведет машину, то смотрит по сторонам. Завидев в кустах или на лужайке сороку, она приговаривает, что надо дальше внимательно смотреть по сторонам трассы, чтобы обнаружить вторую сороку. Это к счастью (есть у англичан такая примета, которая сродни нашему черному коту: не повезет, если он перейдет дорогу).
   По словам самой Полины, ей очень приятно бывать в нашем городе, где много друзей, интересных музеев, архитектурных ансамблей.


   Как был открыт феномен здорового мозга новорожденного

   В процессе подготовки к 300-летию нашего города издательство «Продюсерский центр» предложило мне, как президенту Всероссийской ассоциации мануальной медицины, подготовить информацию об этой общественной организации – историю становления в России мануальной медицины, которой я был не только очевидец, но и «творитель».
   Издательство прислало фотографа для съемки отдельных приемов мануальной терапии у детей и взрослых. Хорошо владеет такими методиками (кранио-сакральными техниками, они же называются еще и «остеопатическими») Анна Петровна, которая после рождения сына находилась в декретном отпуске. Пригласил фотографа и нескольких мануальных терапевтов домой. Когда Анна Петровна стала выполнять оценку функционирования сфено-базилярного симфиза, блокады его не нашла, однако физиологически спастичные ручки-ножки стали совершать шаговые движения: нога сгибалась в колене и тазобедренном суставе, приводилась к животу, а противоположная рука выпрямлялась вдоль туловища, имитируя содружественные движения конечностей при ходьбе: согнутая нога выдвигается вперед и вверх, а противоположная рука взмахивает назад.
   Такой феномен повторился со сменой конечностей несколько раз. Он свидетельствует о том, что уже к моменту рождения имеются синаптические связи между нейронами, обеспечивающими автоматический паттерн ходьбы человека, – от экстрапирамидных структур головного мозга до сегментарного аппарата шейного и поясничного утолщений спинного мозга. В первые месяцы жизни (к 9 -12 месяцам) происходит созревание (миелинизация) пирамидной системы, которая потом легко включает этот блок нейронов, осуществляющий автоматическую ходьбу. Известно, что ходить человек может и на «автомате»: снохождение (при выключенном сознании), ходьба в строю утомленных солдат, которые «спят на ходу». У животных такой автоматизм на уровне сегментов спинного мозга срабатывает даже при декапитации.
   Поэтому выявление сохранности автоматизма ходьбы у новорожденного свидетельствует о здоровом мозге. Впоследствии мы многократно проверяли новорожденных и нередко не выявляли наличие таких движений у детей с натальными повреждениями нервной системы (травмами головного и спинного мозга, врожденными нейроинфекциями, дизэмбриогенезом и т. п.). Поэтому такую двигательную реакцию конечностей при выполнении краниальных техник мануальной терапии мы назвали «феноменом здорового мозга новорожденного».


   Защита мамочкой Анечкой докторской диссертации

   Находясь в декретном отпуске, Анечка форсировала подготовку к защите своей докторской диссертации по теме «Инфекционные поражения нервной системы у новорожденных» в Диссертационном совете при Педиатрической медицинской академии. Она подготовила и напечатала в «Политехник-сервисе» автореферат. Чистовик диссертации и ее тираж (пять экземпляров) я печатал на принтере и ксероксе вместе с Ириной Николаевной (секретарь проректора по иностранным учащимся нашего университета). Помню, просидели с ней с 18.00 до двух часов ночи, а когда закончили работу, обнаружилось два ЧП: была вскрыта моя новая машина (разбито боковое стекло) и с заднего сиденья взят полиэтиленовый пакет, в котором лежала рекламная литература с конгресса «Человек и лекарство» с бейджем Евгения Робертовича Баранцевича (через день нашли в кустарнике садика на ул. Рентгена), а когда подвозил Ирину Николаевну домой, выяснили, что уже разведены мосты. Поэтому приехали к нам домой, и она проспала на диване в гостиной до утра.
   В феврале 2001 года состоялась защита. Оппонентами были профессора Мирослав Михайлович Одинак, Мария Лазаревна Чухловина и Сергей Александрович Громов.
   Анна Петровна защитную речь произнесла уверенно, спокойно и достойно. Председательствовала на заседании Диссертационного совета профессор Вера Ивановна Калиничева. Много вопросов задавали профессора Александр Павлович Зинченко, Валентина Ивановна Гузева, Елена Александровна Савельева-Васильева, Клара Михайловна Сергеева, Вера Васильевна Иванова и др.
   На вопросы Анечка отвечала также спокойно и толково. Мы с Машей сидели на верхнем последнем ряду в аудитории кафедры педиатрии, я делал видеозапись. Вдруг увидели, что Аня покраснела и вспотела. Новый плотненький костюм, облегавший богатое, уютное тело Анечки, продолжал золотисто отсвечивать. Потом она рассказала, что случился сильный прилив и выделение молока, оно ручьями потекло по телу.
   Выдержав выступление всех трех официальных оппонентов и трех неофициальных, сказав заключительное слово и поблагодарив всех (научного консультанта профессора Николая Павловича Шабалова, сотрудников кафедры педиатрии и неврологии, лаборатории, где выполнялись молекулярно-генетические, иммунологические и нейровизуализационные исследования членам семьи), угостив чаем-кофе и вином сотрудников 1-й Детской городской больницы, мы уехали домой кормить Сашеньку, который оставался под присмотром соседки Елены Ивановны. С нами приехала и главный детский невролог Комитета по здравоохранению доцент Тамара Аркадьевна Лазебник. Сыночек с аппетитом присосался к мамочкиной груди и буквально через 10 минут возбудился, замахал руками-ногами, заулыбался, и… как у утки, с большим напором из него начали вылетать полужидкие какашки. Глядя на это, я заметил: «Давай-давай, дружок! Это вылетают мамины рекомендации для внедрения в практику». Обычно после очередного кормления грудью сынок блаженно засыпал, но сейчас никаких признаков сна не наблюдалось, он был двигательно и эмоционально возбужден, раз пять вылетали «рекомендации для внедрения в практику». Очевидно, мамино волнение при защите докторской диссертации привело к накоплению симпато-адреналовых продуктов и в ее молоке, что детский организм благополучно и оттестировал.
   После следующего кормления реакция была уже не такой яркой, а на следующий день все стабилизировалось, и мы выехали на дачу.
   Действительно, нам выпала великая честь жить в эпоху смены времен. Приход третьего тысячелетия охарактеризовался и новыми событиями в межгосударственной жизни.
   После трагического для основной массы трудового народа и пенсионеров развала экономически мощной страны – СССР в Западной Европе как раз начались противоположные процессы по объединению в Единый Европейский Союз. Известно, что последние тысячу лет Европа дробилась на отдельные государства и княжества. Началом распада империи Карла Великого стало решение в Вердене в 869 году о выделении в самостоятельные государства Германии, Франции и Италии. А в конце декабря 1991 года в Маахстрихте европейские политики – руководители пришли к выводу о необходимости объединения экономики, политики и финансов в ЕЭС с новой валютой – евро. Не согласились на это на референдумах народы Дании, Бельгии, Швейцарии и Великобритании. Эти страны сохранили свои валюты. Несколько лет евро соревнуется с долларом и преуспевает (начинали с 1:1, а теперь евро стоит 36 российских рублей с копейками, а доллар – 28 рублей). Стали работать над окончательным вариантом евроинтеграции – над единой конституцией, чтобы избрать единый парламент, президента. Теперь уже члены Евросоюза снова повторяют референдумы в своих странах с вопросом о согласии на введение новой евроконституции. Неожиданно для политиков французы и голландцы уже сказали «нет» евроконституции. Они опасаются утраты социальной суверенности своих государств, возражают против вступления чохом новых восточно-европейских государств (Польши, Словакии, Украины и других, всего 10 новых членов), которые не приспособлены к общему «столу», к современной европейской политике и правилам поведения за этим «столом». На французов нагоняли страх такими простыми выкладками: польский сантехник наводит в квартирах Парижа порядок, отбирая хлеб и работу у своего французского коллеги. Есть проблемы у нового члена ЕЭС – Польши, которая вошла в НАТО, а посему стала границей и бастионом против Белоруссии, России и Украины. Польша хотела бы, чтобы буферной зоной был кто-то другой, например та же Украина. Правда, польские мидовцы заверяют, что стратегия их страны не носит антироссийского характера. Однако известно, что первоначальный замысел часто не соответствует конечному результату.
   Уже упоминал, что в честь первого года жизни Саши меня избрали академиком РАМН. А когда Саше стукнуло два года, мы сделали ему оригинальный подарок: 13 курочек-несушек и петуха!
   Мы ставили задачу показать Саше, откуда берутся блага земные. Для еды можно покупать мясо птицы и кроликов на базаре, в супермаркете. Нередко даже интеллигенты высказываются, что, мол, не могут употреблять в пищу мясо, если видели в живом виде петуха, кролика, утку и т. п. Сгущая краски, задаю им вопрос: «А дохлятина, которую покупаете в магазине, вам нравится?» Мне приятнее свежее, экологически чистое мясо домашних птиц и животных.
   Разумеется, не следует на виду у детей забивать (резать) домашних животных (хотя по TV ежедневно показывают жуткие сцены с убийством людей!), чтобы не воспитывать душевную жестокость. Меня искренне удивляют люди, которые держат собак и кошек в своих квартирах: собак любят, а людей ненавидят. Парадоксально!
   Когда прошлой осенью Саша заметил исчезновение гусей, сказали, что они улетели на зиму в теплые края и вернутся весной с маленькими гусятками (мы получаем свежее мясо от соседа, который мастерски умеет разделывать тушки, а остатки скармливает дворовому любимцу – псу Рэксу – смесь овчарки с гладкошерстной дворнягой). Рэкс ко всем нам относится дружелюбно и ласково. Помню эпизод: зима, ясный солнечный день, Саше года полтора, и он сидит в коляске на дорожке, где его катаю. Сосед Григорий Иванович отпустил Рэкса с поводка совершить моцион вокруг озера и наших участков. Рэкс стремглав подскочил к коляске, лизнул Сашу в лицо и тут же умчался дальше. Саша не успел даже испугаться, от неожиданности немножко оторопел, но тут же заулыбался, глядя на убегающего светло-коричневого пса с длинными лапами. Рэкс при встрече с Сашей всегда норовит лизнуть его лицо, а к нам прыгает передними лапами на грудь и тоже лижет щеки и шею. Так он благодарит за подкармливание: на рынке в Колпино покупаем ему куриные головы, ножки, шейки и потрошки. Его хозяйка Зоя Матвеевна варит ему горячие блюда и почему-то просит поменьше баловать Рэкса. Однако любовь Анны Петровны ко всем животным, птицам и к земле воистину крестьянская и здравая.
   Появившись после работы на даче, Анечка сразу же навещает альпийскую горку и цветники, радуется каждому новому цветочку, даже бутончику. Затем заходит в хозблок, ловит по очереди все, что попадется под руку (курочку, цыпленка, уточку, гусочку, цесарочку, перепелочку и кроликов), прижимает их к щеке, подцеловывает и часами за ними наблюдает, чистит, добавляет корм и воду. От общения с природой и живностью душа блаженствует. При нашем появлении на даче первым к нам бросается под ноги и трется котик Кузя – черный красавчик с белой манишкой на шее и кончиках лапок. Недавно привезли ему подружку Дусю точно такого же фенотипа, вырастили зимой в квартире, а чтобы не превратить дачу в котярню, стерилизовали ее. (В глухомани Ленинградской области видел бывший барский дом; доживавшая там барыня все делала для кошек, которые ходили в лес и возвращались через специальные окна-двери со шторками; неуправляемое их размножение привело к появлению двух сотен особей; после ухода из жизни хозяйки уже более 15 лет коты из леса заходят в дом передохнуть, заняться любовью, но еды в доме нет, ловят мышей и птичек в окружающем лесу.)
   Мне такой пейзаж не понравился, и, чтобы не усложнять жизнь себе и кошке, Маша снесла Дусю к ветеринару, сделали операцию с удалением яичников (стерилизовали). Характер Дуси не изменился – ласковая, игривая. Кузя пока не обращает на нее внимания, ходит за наслаждением к соседским кошкам. Глядя на Кузю, вспомнил юмор и озвучил ему:
   – Кузя, знай, что за наслаждение надо платить, иначе… она оденется и уйдет!
   Наблюдая любовь Анечки к природе, цветам и животному миру, я подумал о провоцирующей роли ее профессии. В самом деле, с утра и весь рабочий день Анечка исследует и лечит больных детей. Нередко природа так несправедлива и так уродует маленьких детей, что истощаются оптимизм и профессиональное сочувствие к ним. А когда Анечка оказывается дома, в царстве цветов и живности, у нее происходит такая сильная положительная подзарядка эмоций и всяких когнитивных функций мозга, что уход за животными не представляется обременительным или вовсе нежелательным.
   Правда, любовь к животным у Анечки взаимная и давняя. В детстве она приносила котят с помойки или из соседней парадной. Интересный эпизод запомнился в период врачебной амбулаторной практики. Однажды пришла полечить ребенка на дому. Пока занималась с малышом, в ее сумку с неврологическими инструментами залез хозяйский кот и, свернувшись калачиком, уснул. Не проверяя содержимое сумки, она ушла на другой вызов. По дороге обратила внимание, что сумка необычно тяжелая. Подумала, что мать больного ребенка незаметно положила презент. Зайдя в квартиру другого пациента, она с удивлением обнаружила в сумке спящего кота, который, к счастью, не обращая внимания на изменившийся адрес, продолжал спать! Пришлось Анечке возвращать котика его хозяевам.
   14 мая 2002 года успешно защитил докторскую диссертацию Тарас на тему: «Вторичная ишемия головного мозга в остром периоде черепно-мозговой травмы». Председательствовал на заседании Диссертационного совета директор Российского нейрохирургического института им. проф. А. Л. Поленова профессор Валерий Павлович Берснев.
   Оппонентами выступили академик РАМН Виталий Александрович Хилько, профессор Владимир Анатольевич Шустин, профессор Леонид Борисович Лихтерман. Тарас доложил спокойно и достойно. Оппоненты были доброжелательны и справедливы. На защите присутствовала и мама Тараса – Тамара Сергеевна, которая очень волновалась. Очевидно, ее волнение передалось и Тарасу, и в своем заключительном слове при выражении слов благодарности родителям он от волнения потерял дар речи. Выручили члены Диссертационного совета, которые дружно зааплодировали, а сидящий рядом со мной профессор Юрий Александрович Медведев заметил: «Уже за одно это нужно голосовать положительно…»
   ВАК сравнительно быстро утвердил решения диссертационных советов о присуждении ученой степени доктора медицинских наук по неврологии Анне Петровне и по нейрохирургии и неврологии Тарасу Александровичу. Оба они начали сравнительно новый этап своей профессиональной деятельности. Одна из моих главных задач постпенсионного юбилея благополучно выполнена.


   Почему и как сменили квартиру в старом фонде на Петроградской

   Как уже говорилось, первые месяцы жизни в этом доме мы планировали самостоятельно произвести ремонт подъезда хотя бы до нашего этажа. Когда Анечка намывала и дезодорировала подъезд перед визитом иностранных гостей, то слышала реплики жильцов: «Ишь, какая интеллигенция, намывают с шампунем лестницу!»
   Ну а когда в квартиру толпами полезли тараканы и мыши, стали думать о переезде в более свежий дом (этот был образца 1909 года с железными перекрытиями, что исключало возможность его капитального ремонта). К осени 2001 года наш план реализовался: нам удалось купить квартиру в д. 13 по ул. Вс. Вишневского, на четвертом этаже. Хотя потолки стали ниже (270 сантиметров вместо 340 сантиметров в старом доме), но общая площадь расширилась до 130 м -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


(включая две лоджии). Были объединены две квартиры: одно– и двухкомнатная, с двумя санблоками и кухнями. Естественно, одна кухня превратилась в рабочий кабинет с раковиной и водой. Удобно как самостоятельно заниматься (читать, писать – персональный компьютер), так и принимать пациентов.
   О том, как покупали эту квартиру, – особый разговор. Мне нравилось повторять это разным собеседникам. А дело было так.
   По телевидению увидел рекламное приглашение покупать квартиры в ТСЖ «У Карповки». Уточнив по телефону адрес офиса продавцов квартир в д. 13 по ул. Вс. Вишневского, отправился в разведку. Благо это было недалеко – на улице Большая Пушкарская. Зайдя в офис, увидел молоденькую парочку, скучавшую за письменным столом. Поздоровавшись, задал им вопрос:
   – Вы невролога вызывали?
   Они в недоумении, почти испуганно ответили:
   – Нет!
   Я говорю:
   – А жаль! Я невролог и хочу купить в вашем доме трехкомнатную квартиру.
   Покупателей у них пока не было, и они с радостью стали показывать планировку разных вариантов квартир. Естественным был мой следующий вопрос – о стоимости трехкомнатной квартиры. Последовал их ответ: 93 тысячи американских долларов!
   Сумма была шокирующей, я сразу произнес: «Нет, не потяну!» И намеревался уходить… Молодой человек говорит: «Если вас смущает цена, то можно рассмотреть другой вариант, он будет дешевле».
   У меня мелькнула мысль: «Если это будет на 3–5 тысяч долларов дешевле, это все равно не устроит. Однако остановился в ожидании калькуляции. А вариант таков: можно объединить одно– и двухкомнатную квартиры, имеющие смежную стенку, в которой можно прорезать арку, и получится трехкомнатная квартира.
   Оказалось, что такой вариант стоит 69 тысяч долларов, т. е. на 24 тысячи долларов дешевле (такую стоимость имеет сама однокомнатная квартира). Чтобы не спугнуть продавца, я даже не стал уточнять, почему такая разница, а сказал, что такой вариант меня устраивает и зарезервировал парочку квартир на третьем этаже.
   Теперь предстояла задача взять кредит на 70 тысяч долларов, выкупить квартиры, их отремонтировать, так как продаются голые стены, без сантехники и полов. Потом переехать, а освободившуюся квартиру продать вместе с новенькой автомашиной «Фольксваген – Поло» и расплатиться с кредитом.
   Коль таково колебание стоимости квартир, решил побеседовать с настоящими хозяевами дома. При встрече с председателем передал ему визитную карточку со словами: «Хочу купить в вашем доме квартиру, выбрали вариант, но у меня не хватает денег – может, сможете снизить цену?» Он ответил: «Я вас понимаю. Знаю, какая у преподавателя зарплата. Я сам доцент Политехнического института и, чтобы выжить, вынужден заниматься этим торговым делом. Мы рассмотрим на правлении вашу просьбу…»
   Через неделю Сергей Михайлович позвонил мне и сообщил, что правление приняло решение снизить стоимость моих квартир на 3 тысячи долларов и добавил: «Они вам пригодятся на ремонтные работы». Я искренне поблагодарил и принялся собирать деньги.
   Вначале прямым текстом обратился к своему ученику, который говорил, что имеет солидную сумму в банках за рубежом. Слова «конечно, надо помочь», потом – «придется засветиться при ввозе такой суммы на таможне», «там же платят проценты в банке» и т. п. озвучивались две недели. Я стал искать ипотечные банки. В каждом начинали многообещающий разговор, но все замирало, в чем убеждался при сборе бумажек (по списку надо предоставить более 17 бумаг!). Первый тормоз: «Представьте справку с места работы с указанием, что зарплата каждого члена семьи не менее 500 долларов ежемесячно». А моя зарплата примерно 100 этих негосударственных «зеленых»! Однако ректор согласился выдать справку о зарплате хоть в 1000 долларов. («Только таких денег я тебе не выдам!») Потом потребовали представить поручительство солидной фирмы, которая соглашается выплатить вместо меня кредит в случае форсмажорных обстоятельств. Такую справку выдал мой земляк и друг Леонид Герасимович Грабовец (директор судостроительного завода «Алмаз»), сказав, что после получения квартиры пусть через суд возьмут эту сумму у завода! («Я же известный человек в городе, могу ли изображать неплатежеспособного барана?») Обошел безрезультатно четыре банка. Главный врач Госпиталя инвалидов войн, друг Евгений Маркович Агеенко сказал, что их госпиталь пользуется услугами банка «Петровский» и его управляющий очень хорошо относится к врачам, он поможет. При мне позвонил этому управляющему и согласовал время моего визита к нему.
   В назначенное время я приехал в банк, передаю визитную карточку директору, а он говорит: «Александр Анисимович, я вас знаю! Я сдавал вам экзамен по нервным болезням!» Я спросил, какую оценку ему поставил. Услышав в ответ «пять», я осмелел и сообщил ему суть проблемы: «Мне надо 70 тысяч долларов, чтобы купить новую квартиру; в нее въехать, затем продать трехкомнатную квартиру в старом фонде и автомашину и расплатиться с кредитом».
   Управляющий мне разъяснил: «Вам я могу выдать кредит. Но, во-первых, я вас так уважаю и люблю, что не советую с нами связываться, потому что даже вам не смогу выдать такую сумму без процентов. А 16 процентов в год – это почти 12 тысяч долларов. При вашей зарплате это непосильная сумма. Неужели у вас, уважаемого в городе человека, нет друзей, которые доверили бы вам временно и без процентов нужную сумму? А во-вторых, вы не ходите по банкам, потому что никто вашу старую квартиру, где будет кто-то прописан, в залог не примет. В России нет закона, позволяющего выселение из квартиры, где прописан». А дальше он молча подошел к сейфу, достал приличную сумму денег, передал ее мне и говорит: «Можете расписку не давать, вернете, когда сможете».
   После такого разъяснения и дружеского жеста я начал озадачивать своих знакомых. Первые крупные кредиты получил от знакомых, которых никак не мог считать друзьями, так как встречался с ними пару раз по профессиональной деятельности. Тем не менее один из них, Иван Янович, случайно услышал о моей потребности, позвонил вечером домой и сообщил, что может на год выдать 20 тысяч долларов. Другой коллега, но уже иностранец, согласился выдать мне 30 тысяч долларов, на которые мы оформили нотариально заверенную расписку. Мы искренне благодарны Марине Михайловне за то, что она поручилась за нас перед знакомым нам господином. Кстати, когда мы в обещанный срок вернули ему долг (после продажи нашей старой квартиры), то он был рад и сказал, что не надеялся получить деньги вовремя.
   Собрав сразу достаточно крупную сумму, дальше поиски «зеленых» я проводил уже со спортивным интересом и превратил этот процесс в тестирование друзей настоящих и виртуальных. Вспомнил старый поучительный анекдот. Четырехлетний сын спрашивает папу: «Я по радио и телевизору часто слышу слово «виртуальный», но не понимаю, что это обозначает. Ты, папа, объясни мне». Папа задумался и говорит, что это, мол, сложно сразу растолковать. Давай вначале проведем такой вот эксперимент: «Ты, сынок, подойди к своей маме и задай ей вопрос: "Мамочка, если придет красивый здоровенький дядя и предложит тебе 3 тысячи долларов, ты согласишься переночевать с ним в одной постели?" А потом такой же вопрос задай бабушке и дедушке. После этого я попытаюсь тебе объяснить содержание слова “виртуальный"». Сын задал мамочке этот вопрос, она ему ответила: «Сынок, это невозможно, я твоему папе никогда не изменяла». Затем после минутной паузы добавила: «Правда, твой папа таких денег в дом никогда не приносил. А нам сейчас так нужны деньги! Так что скрепя сердце – соглашусь!» На аналогичный вопрос бабушка сразу ответила: «С удовольствием, внучок, соглашусь. Твой дедушка таких денег никогда не приносил. А нам деньги очень нужны!» А дедушка ответил: «Внучок, это невозможно, это противоестественно, никогда в жизни!» Затем выдержал длинную паузу и говорит: «Правда, внучок, у меня такая маленькая пенсия, а бабушка все плачет, что нет денег, и я, пожалуй, потерплю». Возвратился сын к папе и докладывает: «Мама – с трудом, но согласилась! Бабушка согласилась с радостью! И даже дедушка сказал: потерплю!» Тогда папа говорит: «Слушай, сынок: у нас с тобой есть 9 тысяч баксов! Но это виртуально. А на самом деле в нашем доме живут две нехорошие женщины и дед-педераст!»
   Я поступал проще: в присутствии коллег, которых считал друзьями, рассказывал свою ситуацию с квартирами: новую надо купить, и для этого нужно срочно собрать большую сумму, а затем переехать в эту новую квартиру, продать старую квартиру плюс автомашину и вернуть долги. На это уйдет от полугода до года. Настоящие друзья на следующий день или вскоре звонили и говорили, какую сумму могут дать взаймы. Это было от 100 долларов до полутора тысяч. Я принимал любую сумму, составил список (в нем оказалось более ста фамилий!) и наметил сроки возврата долга. Так удалось выкупить намеченные две квартиры, но уже на четвертом этаже (хотя дом значится под № 13, но квартира оказалась № 12). Мои земляки Вася, Гена и Сережа за полтора месяца выполнили евроремонт, и к концу августа 2001 года после летних каникул все собрались уже в новой квартире. Квартира оказалась вполне достойна профессорской должности – почти 130 м -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


, четыре комнаты, кухня, два туалета и две ванные комнаты, две смежные лоджии (одна – с гостиной, другая – с кухни).
   Вскоре мы начали приглашать на новоселье наших друзей-кредиторов строго по списку (по 12 человек – столько вольготно размещается за праздничным столом). С удовольствием демонстрировали квартиру и ее достоинства. Анечка готовила оригинальные угощения (не обильные, но вкусные). Мы сердечно благодарили их и в соответствии с графиком четко возвращали долги. Для этого приходилось перезанимать у следующих друзей, но никому не говорили, чтобы они продлили срок возвращения долга.
   Надо быть хозяином слова!
   Когда список кандидатов на новоселье иссяк, мы пригласили старых друзей – работников аэрофлота во главе с их давним начальником (Юрий Алексеевич Балакин – наш сосед по первой даче в Вырице). За дружеским ужином я рассказал всю эпопею со сбором денег, включая изложенный выше анекдот. Все были довольны встречей и ужином. Неожиданность грянула на следующий день. Позвонила мне Нина Павловна (жена Ю. Балакина) и говорит: «Квартира ваша прекрасна. Но вы нас вчера очень обидели!» Я смутился и ответил, что не понимаю, за какие мои слова-дела можно было обидеться, великодушно простите! После этого Нина Павловна уточнила: «Нам было обидно, что вы нас не считаете настоящими друзьями! Почему не обратились к нам с просьбой занять денег? Мы бы с удовольствием выдали на такое важное дело несколько тысяч долларов». Мне стало легче, и я разъяснил, что настоящих, очень близких друзей привлекаю в самом крайнем случае, держу их про запас! Нам еще будут требоваться деньги, и буду знать, где смогу их найти. Спустя три года мы рассчитались со всеми долгами и смогли планировать новые затраты…



   Двадцать первая ступенька
   Профессиональный юбилей
   (Вместе нам двести)

   В 2005 году, в дни празднования 60-летия Российской академии медицинских наук, разместили меня в гостинице «Россия» на седьмом этаже в полулюксе на две комнаты с видом на английское дворище (первое английское консульство, построенное примерно 400 лет тому назад).
   Заседания РАМН проходили в Колонном зале Дома союзов (историческое место по проведению съездов и пленумов ЦК КПСС, нарядный зал с мягкими красными креслами и высокой сценой с длинным столом). Ходил пешком через Красную площадь по древней брусчатке. Любовался красотой и величием храма Василия Блаженного, стенами Кремля с башнями (главная – с часами, по которым сверяет время вся страна). Однажды, проходя по этому маршруту, подумал, что надо собрать моих детей и сказать:
   – Главная задача родителей – дать детям достойное профессиональное образование, а дочерей еще и удачно выдать замуж. Да чтобы муж не имел наркозависимости, включая курево и алкоголь, и прилично зарабатывал, чтобы обеспечить потребности семьи. Но главная причина бедности, чему я неоднократно являлся свидетелем, – бедность духовная!
   Сидя на заседании рядом с другом – неврологом Евгением Ивановичем Гусевым, обсуждали перспективные дела, вспомнилось, что этот год и для нас может быть юбилейным: именно в 1975 году мы оба стали молодыми заведующими кафедрой нервных болезней ведущих вузов СССР: он в Российском государственном университете (им. Н. И. Пирогова), ая – в СПбГМУ им. акад. И. П. Павлова.
   Сразу же родилась идея отметить это событие проведением конгресса неврологов Питера с Северо-Западным федеральным округом и Москвы с Центральным федеральным округом России. Вначале наметили конгресс на 27 сентября 2005 года, однако из-за поездки в Грецию (Афины) на очередной конгресс EFNS перенесли дату проведения на 16–17 декабря.
   Как быстро пролетели 30 лет! Однако такой юбилей намного приятней, чем паспортный, и его можно самому активно организовывать. А паспортный юбилей обычно обеспечивают благодарные ученики и окружающие. Именно по их участию можно легко дифференцировать истинных, искренних учеников и виртуальных.
   В проведение праздника жизнь внесла непредвиденные коррективы в виде болезни Евгения Ивановича и травмы Михаила Юрьевича Мартынова, помешавших им приехать в наш город. Их миссию блестяще выполнили профессора Вероника Игоревна Скворцова, Алексей Николаевич Бойко (как главный невролог Москвы он привез ведущих неврологов почти всех департаментов столицы – аналоги наших районных специалистов), Гагик Норайрович Авакян и Алла Борисовна Гехт. Все доклады на пленарных заседаниях конгресса были содержательными. Вечер завершался товарищеским ужином и отдыхом в ресторане гостиницы «Москва». Вел вечер заслуженный артист России юморист Николай Поздеев, а пел заслуженный артист России и ее истинный соловей Николай Копылов. Приятное по содержанию и громкости музыкальное сопровождение обеспечивал квинтет.
   В ресторане было около двухсот человек, повеселились и душевно расслабились, потанцевали. Приятным сюрпризом оказались майки с портретами Е. И. Гусева и моим (спереди на уровне грудных желез), на спине фраза: «Нам вместе двести!» Именно эта дата получилась при сложении срока существования наших кафедр с момента их организации: нашей кафедре исполнилось 105 лет, а кафедре неврологии РГМУ – 95. Майки изготовила фирма «Герофарм» по проекту Анны Петровны и Валентины Ивановны Гузевой. Оригинальным был подарок заведующей неврологическим отделением 3-й Горбольницы, кандидата медицинских наук Нины Петровны Машковой: два красивых детских сапога на меху – на одном надпись «РГМУ – 95» (вручила мне), на другом – «СПбГМУ – 105» (вручила для передачи Евгению Ивановичу Гусеву профессору Г. Н. Авакяну, который служил «манекеном» тела Евгения Ивановича с надетой на него майкой). Все остались довольны вечером. Правильная мысль: кто умеет хорошо отдыхать – тот умеет и хорошо работать! Спасибо генеральному спонсору – фармацевтической компании «Герофарм», ее молодому директору Петру Петровичу Родионову и медицинскому директору профессору Марку Михайловичу Дьяконову.



   Встречи с интересными людьми


   С чувством глубокой благодарности часто вспоминаю ушедших в мир иной старших профессоров-неврологов и ровесников, которые щедро делились своими знаниями по неврологии, истории медицины и были прекрасными людьми. Среди них – академики Евгений Владимирович Шмидт, Левон Оганесович Бадалян (Москва), Петр Михайлович Сараджишвили (Тбилиси), члены-корреспонденты РАМН профессора Геннадий Александрович Акимов (Ленинград), Николай Семенович Мисюк (Минск), профессора Николай Кириллович Боголепов, Константин Федорович Канарейкин, Вадим Владимирович Михеев, Павел Владимирович Мельничук, Григорий Яковлевич Лукачер, Роман Александрович Ткачев, Василий Александрович Смирнов (Москва), Александр Гаврилович Панов, Николай Николаевич Аносов, Владимир Семенович Лобзин, Петр Григорьевич Лекарь, Константин Владиславович Шиманский, Виктор Николаевич Гурьев, Вадим Игоревич Самойлов, Генрих Армаисович Вартанян (Ленинград-Санкт-Петербург), Давид Григорьевич Шефер (Свердловск), Яков Юрьевич Попеляньский, Виктор Петрович Веселовский, Александр Юрьевич Ратнер (Казань), Дмитрий Иванович Панченко, Марк Карлович Бротман, Александр Андрианович Ярош, Анна Давидовна Динабург (Киев), Александр Ильич Златоверов, Лев Николаевич Нестеров, Виталий Викторович Скупченко (Куйбышев – Самара), Борис Израилевич Ласков (Курск), Амина Садыковна Мифтахова (Уфа), Зинаида Александровна Скударнова (Смоленск), Александр Георгиевич Глауров (Симферополь), Виктор Александрович Дельва (Полтава), Анатолий Данилович Дробинский, Павел Генрихович Гафт (Запорожье), Яков Яковлевич Гордон, Абдуманон Рахманович Рахимджанов, Шамурат Шарасупович Шамансуров (Ташкент), Мария Ивановна Габриэлян, Матлюб Хатамович Самибаев (Самарканд), Захра Ханум Салаева (Баку), Владимир Николаевич Ключиков (Ярославль), Ефим Никифорович Ковалев (Рязань), Павел Маркович Альперович, Василий Данилович Билык (Винница), Иван Никитич Аламдаров (Астрахань), Петр Семенович Бабкин (Воронеж), Ефим Львович Бельман (Гродно), Евгений Иванович Бабиченко (Саратов), Юрий Александрович Вещагин (Архангельск), Петрас Петрович Висоцкас (Вильнюс), Абдумаджид Мусаевич Пулатов (Душанбе), Антон Николаевич Гордиенко (Калинин), Владимир Михайлович Габашвили, Нодар Петрович Кавтарадзе, Автандил Николаевич Лачкепиани (Тбилиси), Павел Григорьевич Скочий (Львов), Михаил Александрович Фарбер (Целиноград) и др. К новому тысячелетию многих уже нет с нами, но память о них сохраняется, продолжаю знакомиться с их преемниками по кафедре.
   Уже упоминал о мудром совете Евгения Владимировича Шмидта, который был председателем неврологической комиссии ВАКа СССР. ВАК принял постановление о том, что докторская диссертация не может быть простым расширением материалов кандидатской диссертации. В связи с этим возник вопрос, как быть, если кандидатская диссертация посвящена сосудистой патологии спинного мозга, а докторская запланирована и уже наработан материал по этой же проблеме, но с другими задачами и методиками исследования. Евгений Владимирович ответил: «К своей кандидатской диссертации отнеситесь как к литературному источнику. Если что заимствуете из нее в докторской диссертации – указывайте, и чтобы было ясно, что материал и выводы по кандидатской диссертации не превышают 25 процентов в докторской».
   Умение строить надежные дружеские взаимоотношения с коллегами профессорами-неврологами как в нашем городе, так и в других регионах России помогает легко решать любые проблемы. Занимаясь организационными и научными вопросами, неизменно приходится опираться на безотказную помощь ведущих неврологов нашего славного города на Неве: профессоров Мирослава Михайловича Одинака, Александра Павловича Зинченко, Анатолия Андреевича Михайленко, Алексея Михайловича Коровина, Валентину Ивановну Гузеву, Маргариту Николаевну Сорокину, Сергея Александровича Громова, Андрея Юрьевича Макарова, Виктора Григорьевича Помникова, Бориса Александровича Осетрова, Николая Михайловича Жулева, Людмилу Алексеевну Сайкову, Бориса Сергеевича Виленского, Тамару Даниловну Демиденко, Александра Трофимовича Качана, Олега Викторовича Богданова, Ивана Павловича Колесниченко, Игоря Дмитриевича Столярова, Светлану Александровну Дамбинову, Юрия Евгеньевича Москаленко, Леонида Авраамовича Тютина и других; доцентов Тамару Аркадьевну Лазебник, Михаила Владимировича Александрова, Олега Анатольевича Балунова, Владимира Алексеевича Михайлова и нейрохирургов: академиков Виталия Александровича Хилько, Бориса Всеволодовича Гайдара, профессоров Александру Георгиевну Земскую, Валерия Павловича Берснева, Владимира Анатольевича Шустина, Георгия Самуиловича Тиглиева, Юрия Вячеславовича Зотова, Рауфа Джабаровича Касумова, Бориса Михайловича Никифорова, Николая Павловича Рябуху, Валентина Ивановича Гребенюка, Геннадия Семеновича Кокина, Юрия Анатольевича Гормашева, Александра Сергеевича Иову, Валентину Дмитриевну Спиридонову, Сергея Лукича Яцука, Константина Владиславовича Таюшева, Виктора Емельяновича Олюшина, Валентина Фроловича Мелькишева, Владимира Сагамоновича Панунцева, Сергея Алексеевича Тиходеева и др.
   Назову тех, с кем меня связывали особенно теплые человеческие отношения. Это академики РАМН Левон Оганесович Бадалян, Александр Мойсеевич Вейн, Николай Викторович Верещагин, член-корреспондент Евгений Михайлович Бурцев, профессора Борис Мойсеевич Гехт, Владислав Евдокимович Гречко и ныне работающие академики Евгений Иванович Гусев, Николай Николаевич Яхно, члены-корреспонденты Вероника Игоревна Скворцова, Зинаида Александровна Суслина, Владимир Алексеевич Карлов, Владимир Викторович Крылов, профессора Людмила Григорьевна Ерохина, Юрий Степанович Мартынов, Анатолий Иванович Федин, Виктор Маркович Шкловский, Игорь Алексеевич Завалишин, Владимир Яковлевич Неретин, Надежда Ивановна Стрелкова, Лариса Васильевна Калинина, Михаил Александрович Пирадов, Алла Борисовна Гехт, Андрей Сергеевич Петрухин, Николай Илларионович Сулим, Игорь Дмитриевич Стулин, Софья Алексеевна Румянцева, Василий Сергеевич Гойденко (Москва), Владимир Дмитриевич Трошин, Валентин Андреевич Гусев, Александр Васильевич Густов (Нижний Новгород), Георгий Александрович Иваничев, Марс Константинович Михайлов, Дина Мухамедовна Табеева, Максум Фасахович Исмагилов, Рашит Шакурович Шакуров, Энвер Ибрагимович Богданов, Фарид Ахатович Хабиров, Татьяна Всеволодовна Матвеева (Казань), Владимир Викторович Белопасов (Астрахань), Евгений Николаевич Крупин, Виктор Степанович Мякотных, Владислав Валерьевич Скрябин (Екатеринбург), Александр Алексеевич Шутов (Пермь), Зинаида Сергеевна Манелис, Николай Николаевич Спирин (Ярославль), Май Яковлевич Бердичевский (Краснодар), Аркадий Михайлович Прохорский, Владимир Семенович Шухов (Ставрополь), Изабелла Рудольфовна Шмидт (Новокузнецк), Яков Борисович Юдельсон (Смоленск), Александр Петрович Бурлуцкий (Воронеж), Николай Николаевич Савиных, Лев Яковлевич Лившиц (Саратов), Радема Иосифовна Борисенко и Фридрих Иосифович Лифшиц (Челябинск), Анатолий Степанович Деев (Рязань), Нинель Андреевна Борисова, Рим Валеевич Магжанов, Лилия Бореевна Новикова (Уфа), Серафима Ефимовна Гуляева (Владивосток), Зоя Васильевна Зимина (Хабаровск, Петрозаводск), Елена Ивановна Хоменко (Благовещенск), Юрий Александрович Ширшов (Чита), Алексей Павлович Иерусалимский, Павел Иванович Пилипенко, Геннадий Иванович Окладников (Новосибирск), Татьяна Сергеевна Осинцева, Анатолий Сергеевич Осетров, Светлана Александровна Микрюкова (Ижевск), Геннадий Яковлевич Высоцкий (Семипалатинск, Курск), Геннадий Григорьевич Брыжахин (Великий Новгород), Смагул Кайшибаевич Кайшибаев (Алма-Ата), Грачик Тигранович Мурадян (Ереван), Айн-Эльмар Александрович Каасик (Тарту), Гертруда Игнатьевна Эниня, Юрис Эрнестович Берзиньш (Рига), а также украинские неврологи профессора Евгений Григорьевич Дубенко, Петр Власович Волошин, Василий Дмитриевич Деменко, Ярослав Вячеславович Пишель, Тамара Сергеевна Мищенко (Харьков), Никита Борисович Маньковский, Евгения Леонидовна Мачерет, Анатолий Ефимович Руденко, Ирина Николаевна Карабань (Киев), Юрий Львович Курако (Одесса), Виктория Николаевна Миртовская, Нина Григорьевна Дубовская, Людмила Антоновна Дзяк (Днепропетровск), Наталия Николаевна Грицай (Полтава), Виктория Александровна Ежова (Ялта), Станислав Константинович Евтушенко, Вадим Григорьевич Назаренко (Донецк), Евгений Николаевич Панченко (Ворошиловград), Александр Анатольевич Козелкин (Запорожье), Владимир Николаевич Шевага, Степан Степанович Пшик (Львов), Фаина Григорьевна Коленко (Сума), коллеги из Белоруссии: член-корреспондент РАМН Игнатий Петрович Антонов, профессора Борис Владимирович Дривотинов, Валентина Яковлевна Латышева, Георгий Георгиевич Шанько, Георгий Константинович Недзведем, Валентин Брониславович Шалькевич, Николай Фомич Филиппович, Леонора Семеновна Гиткина, Иосиф Абрамович Склют, Федор Васильевич Олешкевич, Виктор Владимирович Евстигнеев, коллеги из Ташкента: профессора Наби Маджидович Маджидов, Бахтияр Гафуров, Хуснутдин Казакович Салахутдинов (Андижан) и другие. Короче, как говаривал один древний мудрец: «Все меня обожают, а с теми, которым я отвратителен, знакомств не поддерживаю!»


   Доктор Полина Монро

   В 1990 году референт председателя Ленинградского горздравотдела хирург Веселов Владимир Яковлевич сообщил, что со мной как главным неврологом хочет встретиться координатор и организатор британо-российского сотрудничества в области неврологии, сопредседатель программы международного неврологического сотрудничества Всемирной федерации неврологов доктор Полина Монро. При первой встрече она сообщила свой план взаимопомощи: хочет организовать обучение медсестер поликлиник города, которые обслуживают больных рассеянным склерозом на дому. У нас таковых пока нет, но я не хотел это озвучивать, чтобы не гасить инициативу англичан. Пригласил Полину Монро на обход в клинику. Познакомил ее с сотрудниками кафедры и клиники. На обходе молодые клинические ординаторы представляли больных на смешанном русско-английском языке. Полина Монро была восхищена умением молодых (клинические ординаторы первого и второго годов обучения) грамотно докладывать и ориентироваться в неврологических больных. Попросила рассказать о вариантах подготовки неврологов в России (после получения диплома врача – годичная интернатура, а дальше либо клиническая ординатура, либо практическая работа с повышением квалификации по одному разу каждые пять лет).
   В Англии неврологическая подготовка занимает двенадцать лет, из них пять лет работы в клинике под руководством опытного невролога, затем экзамен по неврологии на получение права на самостоятельную практику. Полина Монро стала первой женщиной-неврологом в Англии. После 55 лет стала изучать русский язык самостоятельно, изредка пользовалась услугами преподавателей русского языка в университете Лондона, которые позволили ей пользоваться двухкомнатной квартирой на Васильевском острове неограниченное время при пребывании в Ленинграде-Петербурге. В этой квартире Полина поселяет до пяти сопровождающих ее английских коллег (докладчиков на конференциях, преподавателей и стажеров в нашей клинике). В автомашине Полина, передвигаясь по Лондону, всегда слушает магнитофонную запись чтецов русской художественной литературы (рассказы Чехова, Горького, Пушкина, стихов Лермонтова, Маяковского, Есенина и др.), поэтому ее русская речь более классическая, чем речь современной молодежи, которая на 30–40 процентов стала иноязычно-сленговой.
   В Великобритании невролог является консультантом врачей общей практики, а истинно неврологических больных обследуют и лечат в неврологических стационарах. Амбулаторное консультирование неврологических больных проводят при госпиталях в неврологическом отделении. Такое распределение функциональных обязанностей неврологов приводит к тому, что на всю Великобританию (около 120 миллионов жителей) работает 175 неврологов. А в России на 140 миллионов жителей работает более 13 тысяч неврологов, в то же время в поликлиниках большие очереди к неврологу (талоны выдают за несколько дней, а то и недель). Это связано с тем, что у нас невролог принимает всех больных, которые либо сами решили пойти на прием, либо были направлены к нему участковым терапевтом. По нормативным документам в поликлинике на десять участковых терапевтов имеется один невролог. Терапевты часто исполняют «диспетчерскую» службу, занимаясь переадресовкой пациента с головной болью (мигрень, колебания артериального давления в обе стороны – гипотония или гипертония, после черепно-мозговой травмы, стресса), болью в шее, груди и пояснице и т. п. Поскольку таких пациентов на приеме у терапевта много, то он и занимается, как в шутку говорят, «спихотерапией», т. е. направляет (спихивает) к неврологу. Учитывая такую ситуацию, как главный невролог города организую образовательные семинары, лекции для терапевтов по неврологической тематике, мы также подготовили руководство для врачей-терапевтов «Соматоневрология, или Неврология для неневрологов».
   Доктор Полина Монро, используя государственный фонд Великобритании «Ноу-хау», организовывала стажировки преподавателей нашей кафедры по три месяца (первыми стажерами были ассистенты Наталья Агафоновна Тотолян и Дмитрий Игоревич Руденко), затем сроки пребывания в Англии сократили до месяца и двух недель (для доцентов и профессоров). Вскоре были направлены больничные врачи, методисты по лечебной физкультуре, медсестры и санитарки. Уже прошли стажировки в клиниках Лондона, Эдинбурга, Оксфорда, Геттингена более 100 петербургских специалистов по ведению неврологических больных. В наших клиниках побывало почти такое же количество английских коллег аналогичных должностей (от профессоров – специалистов высокого класса в области ангионеврологии, рассеянного склероза, нервно-мышечных заболеваний до младшего медицинского персонала). Такие взаимные стажировки непосредственно по ведению и обслуживанию больных неврологического профиля позволили организовать в нашей клинике первую в России мультдисциплинарную бригаду для лечения больных в острой фазе церебрального инсульта с использованием ранней двигательной активности пациентов. Само отделение называется «инсультный блок»; на Западе и в Великобритании – «Unit Stroke». Первоначально нам надо было самим подавить чувство тревоги, страха за больного – поднимать его с постели уже в первые дни с момента мозгового инсульта. Российские учителя сотню лет внушали своим ученикам мысль о необходимости при инфаркте миокарда и мозговом инсульте придерживаться строгого постельного режима с исключением физического и психоэмоционального напряжения (чтобы не вызвать нового повышения артериального давления и повторной сосудистой катастрофы). Многочисленные визиты и стажировки позволили убедиться в полезности ранней двигательной активности больных. В такой ситуации удается избегать грозных для жизни больного осложнений в виде гипостатической и аспирационной пневмонии, тромбоэмболии легочных артерий, пролежней.
   Убедившись в прогрессивности такой методики лечения больных в острой фазе инсульта и получив соответствующее оборудование, мы поставили вопрос о необходимости нового штатного расписания с учетом мультидисциплинарной бригады. Главный врач, который работает по выполнению приказов Минздрава, регламентирующих все возможные варианты организации работы лечебно-профилактических учреждений страны, разводил руками и объяснял отсутствие документов для формирования мультидисциплинарных бригад, требующих введения в штат отсутствующих в наших инструкциях и приказах должностей, таких как эрготерапевт (оценивает двигательные возможности парализованного больного), физиотерапевт (в наших приказах именуется специалистом по лечебной физкультуре), психолог, логопед с обязанностями накормить больного и др.
   Многократные беседы с администрацией не давали результатов по организации отделения. А в Лондоне как раз закрывался госпиталь, где раньше работала неврологом доктор Полина Монро, и оснащение и оборудование подлежало выбросу. Полина проявила неиссякаемую энергию и организаторский талант: все это упаковала в контейнеры и морем переправила в наш адрес как гуманитарный груз; оплатила таможенные пошлины, все транспортные расходы, включая доставку из таможни в нашу клинику. Мне пришлось освободить от текущих дел в клинике методиста по лечебной физкультуре Ольгу Камаеву (энергичную, толковую), которая потратила целый месяц нахождение из одного кабинета таможенной службы в другой с оформлением бумаг по растаможиванию контейнера, подключила меня для общения с руководством нашего университета, и я дважды ездил в Москву, где регистрируется гуманитарный груз. Наконец-то в канун Нового года все бумаги были подготовлены, но груз вывезти не успели: все отправились встречать Новый год. А когда 3 января таможня открылась и груз можно было вывозить, возникло еще одно непреодолимое быстро препятствие: все официальные бумаги, которые были заполнены в прошлом месяце, не имели юридической силы, так как 30 декабря закончилась лицензия оформителей этих бумаг. Теперь нужно было ждать получения новой лицензии на таможенные операции и все начинать сначала. Такой дурдом возможен только в отдельно взятой стране.
   Вместо чувства благодарности коллегам из Лондона за направленное нам оборудование для создания оптимальных условий при лечении наших больных с инсультами мы с Ольгой Викторовной испытали отчаяние и стресс. Подключение всех и вся предержащих властей и таможенной службы через неделю завершилось успехом. Часть оборудования не помещалась в наше отделение, и мы поделились с городскими больницами. При этом также возникали непреодолимые препятствия с юридическим оформлением бумаг, приходилось обивать пороги Комитета по здравоохранению и самой администрации города. Мы с Ольгой Викторовной дали себе слово больше никогда не соглашаться на получение гуманитарного груза.
   Последнее препятствие – издание приказа об индивидуальном штатном расписании в инсультном блоке нашей клиники неврологии удалось преодолеть только после включения главного врача, а затем и заместителя председателя Комитета по здравоохранению в состав командируемых в Англию на стажировку будущих членов мультидисциплинарной бригады. И только тогда лед тронулся.
   Спустя два года работы мультидисциплинарной бригады в нашей клинике стали организовывать обучение потенциальных бригад для других стационаров нашего города, а также других регионов России и СНГ. Одними из первых прошли стажировку бригады из клиники Вероники Игоревны Скворцовой в Москве (она открывала новую неврологическую клинику на базе Городской больницы XXI века), Казани, Уфы, Кишинева. В нашем городе было открыто еще три инсультных блока с работой мультидисциплинарных бригад.
   Доктор Полина Монро на средства фонда «Ноу-хау» привозит как стажеров из Англии, так и лекторов на ежегодные англо-российские конгрессы неврологов, принимает наших коллег в Лондоне. Мы стали ежегодными участниками празднования дня рождения королевы Великобритании, которое устраивает английское консульство в Санкт-Петербурге. Многократно встречался с консулом Англии в нашем городе. Чай, праздники и приемы он устраивал на правительственных дачах на Каменном острове Питера. По случаю одного из англо-российских конгрессов неврологов города и Северо-Западного федерального округа Российской Федерации на дружеском банкете был и консул, который вручил мне почетную грамоту Королевского медицинского общества. По уставу этого общества иностранных почетных членов должно быть не более 20 человек, по словам доктора Полины Монро и профессора Ивана Мак Дональда (специалиста по рассеянному склерозу), я – восемнадцатый.
   Итак, мы с Полиной Монро возвели своеобразный мост между Питером и Лондоном, по которому регулярно в обе стороны движутся стажеры, гости и туристы. Оказалось, что во Дворце Белосельских-Белозерских (на углу Невского проспекта и набережной реки Фонтанки у Аничкова моста) в Первую мировую войну англичане развернули военный госпиталь, в котором силами и средствами Великобритании оказывали медицинскую помощь российским раненым бойцам. В 1997 году мы с Полиной участвовали в открытии в этом дворце специальной памятной доски.
   В каждый приезд Полины Монро (по 3–5 раз в году) мы ужинаем с ней и ее коллегами у нас дома. Надо сказать, что и Полина, и все ее компатриоты очень любят посещать дома наших сотрудников. Несколько хуже мы с Анной Петровной чувствовали себя, когда жили в старом фонде города на ул. Б. Посадской, д. 9.
   Пропагандируя и внедряя методику мультидисциплинарных бригад в неврологическом стационаре и в поликлинике по ведению постинсультных больных, доктор Полина Монро побывала вместе с нашими сотрудниками в Москве, Уфе, Екатеринбурге, Казани, Кишиневе и других городах.
   Детальное знакомство с работой в Unit Stroke в разных странах, например в Клинике XXI века в городе Линце, позволяет усомниться в правильности английского подхода к отрицанию медикаментозной терапии в острой фазе мозгового инсульта, кроме аспирина и гепарина при ишемическом инсульте. Профессор Чарльз Уорлов, глава Эдинбургской школы ангионеврологов, со своими коллегами в практическом руководстве «Инсульт» (которое мы перевели, отредактировали и опубликовали на русском языке) считают бесполезным вводить ноотропные, антиагреганты, антигипоксанты больным в острой фазе мозгового инсульта. Якобы нет достоверных доказательств их эффективности. Вместе с тем в клинике города Линца в таком отделении больные в коме и сопоре подключены к инфузатору, который имеет компьютерную программу круглосуточного введения внутривенно различных препаратов, включая ноотропные, вазоактивные, нормализующие микроциркуляцию. Такой чудо-шприц (инфузатор) стоит около 25 тысяч евро. Поэтому мы обсуждали это с Вероникой Игоревной Скворцовой как директором нового Института инсульта при Российском госмедуниверситете и пришли к выводу, что внедрение обслуживания больного в острой фазе болезни мультидисциплинарной бригадой не исключает активной медикаментозной терапии (доступной в каждом случае и строго индивидуализированной). Разговоры о доказательной медицине во многом спекулятивны, так как каждый пациент болеет и поправляется сугубо индивидуально.
   Возвращаясь к инсультному блоку в городе Линце, следует сказать: впечатлило то, что с телом в коматозном состоянии сознания работают одновременно две массажистки, осуществляющие поворачивание тела, его массаж и пассивные движения в конечностях. Инфузатор вводит автоматически строго дозированное количество препарата под контролем АД и гемограммы. Такое ведение больных в тяжелом состоянии инсульта позволяет сохранить жизнь каждому четвертому из пяти заболевших. Естественно, что мозговой инсульт бывает несовместим с жизнью, например при продолжающемся более часа внутричерепном кровоизлиянии из разорвавшейся аневризмы либо при гематоме в мост мозга, инфаркте всей гемисферы большого мозга с отеком и дислокацией ствола мозга. У пожилых людей в связи с наличием диффузной атрофии мозгового вещества увеличивается объем резервного пространства в черепе, обычно легче переносится острая фаза мозгового инсульта, менее выражен отек мозга и дислокационные симптомы. Даже при глубоком выключении сознания (что связано с диффузной ишемией ретикулярной формации ствола мозга, а не его дислокацией или ущемлением височной доли в щели мозжечкового намета). При неврологическом обследовании таких пациентов в коматозном состоянии не выявляются расстройства глазодвигательных нейронов (нет анизокории, сохранена, хотя, может быть, вялой, реакция зрачков на свет, нет грубой дисконвергенции глазных яблок, спонтанного нистагма и бобинг-синдрома). Отек паренхимы мозга у старых людей протекает менее бурно, чем у молодых. Поэтому нередко у пожилых через два-три дня тяжелого состояния с момента инсульта быстро восстанавливается сознание и регрессируют нарушения речи, движения, чувствительности. Дольше сохраняются когнитивные расстройства, гипоамнезия. Хорошему регрессу общемозговых и очаговых проводниковых симптомов способствуют введение ноотропных, нейропротекторных, нейротрофических препаратов, особенно полезны отечественные препараты кортексин и семакс. Наш опыт использования кортексина – более 15 лет. Хороший эффект получаем при введении кортексина, глиатилина, Вессел Дуэ Ф, мафусола и др.
   Опыт работы наших мультидисциплинарных бригад мы – профессор Виктор Александрович Сорокоумов (руководитель ангионеврологического центра при городском КДЦ № 1), доцент Ольга Викторовна Камаева (с кафедры восстановительной медицины нашего университета, работает в нашей клинике неврологии) – активно пропагандируем на всероссийских и региональных конференциях, семинарах.
   В знак благодарности за очень действенную и бескорыстную помощь мы приняли доктора Полину Монро почетным членом Санкт-Петербургского медицинского университета им. И. П. Павлова и инсультный блок в нашей клинике нервных болезней назвали именем Майкла Джонсона (ее мужа) и Полины Монро.


   Писатель Б. Д. Четвериков

   По возвращении из Анастасьевки в Питер узнал от встречавшего нас старшего сына Тараса, что на 82-м году жизни ушла в мир иной Наталья Борисовна Четверикова – последняя жена писателя Бориса Дмитриевича Четверикова, которую он опекал по линии здоровья и пропитания. Познакомил меня с Б. Д. Четвериковым мой сокурсник – терапевт Адольф Иванович Кирсанов, который подрабатывал в писательской поликлинике, был лечащим врачом Бориса Дмитриевича. На отдыхе в Доме творческих работников в Комарово в 1962 году у Бориса Дмитриевича развилось интенсивное головокружение со рвотой, и Долик Кирсанов (так мы его звали в студенческие годы) пригласил меня на консультацию как невролога. Осмотрев пациента и проделав легкий массаж мышц шеи, я назначил лечение одним медикаментом. Через месяц Борис Дмитриевич пригласил меня к себе домой для повторного осмотра. Я снова детально проверил неврологический статус, ответил на вопросы пациента, помыл руки как перед осмотром, так и после, и был приглашен к столу перекусить и выпить чаю. Борис Дмитриевич выразил удовлетворение от врачебного общения и просил разрешения обращаться в последующем, если будет потребность. Он говорил: «Я первый раз встречаю настоящего врача, который при осмотре видел только меня, а не отвлекался на стенки с книгами, на картины, проявляя любопытство, забывая о больном. Меня поразило и то, что вы назначили только одно лекарство, а не горсть, как это делает терапевт. Так как это лекарство хорошо помогло, головокружение прошло, значит, вы настоящий умный врач».
   В последующем наша кооперативная квартира в Вяземском пер., д. 6, оказалась вблизи ул. Ленина, д. 34 (писательский дом), в десяти минутах спокойного шага или двух трамвайных остановках, и Борис Дмитриевич почти еженедельно приглашал на чашку чая в позднее время – с 23.00 до часу ночи. Он любил работать в ночные часы, а спал с шести утра до 14–15 часов, а то и дольше. Всегда при встрече рассказывал эпизоды из жизни, творчества. Родом из Уфы, он уже в 1920-е годы поселился в Ленинграде, здесь же работал журналистом и в период блокады города, выступал на радио. Был настоящим патриотом Родины. Когда после войны было сфабриковано «ленинградское дело» с вовлечением с необоснованными обвинениями как партийных деятелей, так и писателей, он решил выступить в их защиту и стал добиваться встречи со Сталиным, чтобы рассказать ему об ошибочности обвинений тех людей, которые испытали на себе все тяготы блокады города фашистами и на деле продемонстрировали свою приверженность социалистической Родине. В один непрекрасный вечер 1946 года к нему нагрянули на квартиру люди из КГБ, обыскали всю квартиру, нашли в письменном столе охотничий нож (финку), которым он резал бумагу для записей, и увезли на специальной машине «черный ворон» в подвалы серого дома на Литейном проспекте (дом КГБ). Вскоре его перевели в Москву, на Лубянку, где продолжали допрашивать и требовали признания, что он просился на свидание со Сталиным, чтобы убить его обнаруженной при обыске финкой. Борис Дмитриевич отказывался от предъявленных обвинений и не подписывался под протоколами следователей. Самое сильное испытание было после очередного допроса: вечером на последний этаж вызвали лифт и оставили его одного. Дверь лифта закрылась. Вдруг выключился свет, раздался дикий вопль и кабина лифта резко упала вниз. Там дверь открылась, стояли два здоровенных служителя и, увидев его живого, расхохотались, приговаривая: «Нуты и здоров!» (Обычно у подопытных при таком «тестировании» останавливалось сердце, и они умирали.)
   Спустя 10 дней без суда и следствия его этапировали с Сибирь на лесоповал. Там Борис Дмитриевич занимался в медпункте, работал медбратом, организовал художественную самодеятельность. Он провел в лагере целых 10 лет, до «хрущевской оттепели», когда в 1956 году развенчали культ личности И. В. Сталина и провели реабилитацию. Желающим давали возможность познакомиться со своим личным делом. Первично донос на Четверикова в КГБ написал молодой начинающий писатель Рейзен, который приносил Борису Дмитриевичу на рецензию свои опусы. Борис Дмитриевич внимательно их читал и доброжелательно комментировал, обращая внимание на стиль, логику и т. п. В доносе Рейзена было написано, что Борис Дмитриевич в личной беседе говорил, что хочет убить Сталина и для этого хранит в письменном столе финку, добивается встречи со Сталиным. Эта информация для Бориса Дмитриевича оказалась абсолютно неожиданной. Жена не стала ждать «врага народа» и ушла к другому, а начинающий писатель Рейзен ко времени освобождения Четверикова был секретарем Союза писателей Ленинградского отделения Всесоюзной организации военных писателей.
   Интересно поведение Бориса Дмитриевича по отношению к своему ученику-предателю. Он всем писателям рассказывал о предательской сущности секретаря Союза военных писателей, игнорировал Рейзена при встрече, умышленно не подходил к нему «выяснить отношения». Пусть мерзавец мучается угрызениями совести (если она у него есть). «Моя задача – разъяснить всем остальным писателям подлую сущность Рейзена», – говорил Борис Дмитриевич. И это возымело свое действие. Спустя несколько лет Рейзен скоропостижно умер от инфаркта миокарда.
   Для помощи реабилитированному писателю Борису Дмитриевичу Четверикову из Уфы в Ленинград приехала его племянница – учительница Наталья Борисовна (дочь его родной сестры Веры Дмитриевны, по мужу Евграфовой), не имевшая своей семьи. Несмотря на разницу в возрасте более 30 лет и кровное родство, Борис Дмитриевич решил оформить с ней брачный союз для упрощения всех житейских формальностей. Наталья Борисовна выполняла роль не только жены – хозяйки в доме, но и секретаря-машинистки: печатала на машинке рукописи Бориса Дмитриевича, даже редактировала (учитель русского языка в анамнезе!).
   Творческая биография писателя началась в 1920-е годы, когда он выпустил первую книгу, затем трилогию: «Утро», «Навстречу солнцу», «Во имя жизни», а также роман «Котовский» и другие. Когда мы подготовили рукопись учебника «Руководство к практическим занятиям в клинике нервных болезней», то первым рецензентом был Четвериков, который высказал ряд ценных редакторских замечаний. Затем эту рукопись прочитал и одобрил профессор Михаил Григорьевич Привес – с целью соблюдения преемственности преподавания на кафедре нормальной анатомии и кафедре нервных болезней. Благодарственные слова в их честь высказаны во введении этого учебника.
   Борис Дмитриевич был крупным, красивым мужчиной, одаренной творческой личностью, рисовал прекрасные портреты своих родственников и натюрморты, писал стихи, играл на пианино. На 86-м году жизни его не стало: медленно истощил тело рак. Замечая общую выраженную слабость, он сказал мне: «Мясо и кости, выданные Богом напрокат, перестают мне служить, а душа такая же, как и в 18–20 лет, – всего хочет!»
   После консультации с любым врачом и получения рекомендаций по лечению разными лекарствами он всегда звонил мне и уточнял, какой из этих препаратов следует употреблять, подчеркивая, что доверяет только мне.
   Если Наталья Борисовна уезжала в Москву на несколько дней или неделю по издательским делам, он, будучи уже старше 80 лет, несколько раз за ночным чаепитием высказывал чувство ревности («задерживается в Москве, наверняка удовлетворяет свою похоть…»). Я деликатно переводил разговор на другие темы.
   Похоронили Бориса Дмитриевича Четверикова на небольшом уютном кладбище в Комарово, где находится и могила Анны Ахматовой.
   По праздничным дням у Четверикова регулярно собиралась монолитная компания – профессора филологии А. Шведов, А. И. Хватов, Н. Прийма, академик-хирург Ф. Г. Углов, терапевт-профессор А. И. Кирсанов, иногда приезжали почтенные писатели из Москвы, сотрудник КГБ (мой ученик).
   Наталья Борисовна коллекционировала открытки и конверты с картинками. Мы к праздникам получали более 200 писем с открытками и поздравлениями, поэтому всегда приносили солидную пачку таких конвертов. В последние годы она любила оформлять фотоальбомы, так как жила одна или с котом, заполняла время подготовкой к переизданию писательского наследия Бориса Дмитриевича. Моей приятной заботой была доставка картофеля, сахарного песка и других заказов.
   В последние годы Наталья Борисовна болела тромбоваскулитом ног, гастритом и раком мочевого пузыря.


   Мэр Петрозаводска В. Н. Маслюков

   Я много раз бывал в Петрозаводске, Кондопоге и других районах Карелии. Миссии были разные: чтение лекций студентам медицинского факультета, проведение научно-практических конференций для врачей-неврологов, консультирование сложных больных, организация Карельского научного центра по линии СЗО РАМН.
   До Петрозаводска теперь ходит фирменный поезд «Калевала» с Ладожского вокзала, в 6.50 прибывающий в столицу Республики Карелия. Нас (включая научного консультанта фирмы «Герофарм» профессора Марка Михайловича Дьяконова и сотрудника фирмы Сергея Федоровича Копыла) встречали главный невролог Карелии Валерий Алексеевич Гусев и Александр Михайлович Сергеев – мой бывший соискатель по неврологическим осложнениям дифтерии, а теперь докторант по клещевым нейроинфекциям. Почти всегда меня размещали в гостинице «Северная».
   Научно-практическую конференцию неврологов Карелии открывал мэр Петрозаводска Виктор Николаевич Маслюков, кандидат экономических наук. Он хорошо понимает состояние и пути оптимизации здравоохранения в городе, положительно оценивает неврологическую службу. Хорошо относится к В. А. Гусеву, А. М. Сергееву, Аркадию Леонидовичу Рутгайзеру (он отметил 50-летний юбилей 14 июня 2005 года). Виктор Николаевич внимательно слушал мой доклад о когнитивных расстройствах. И, как потом признался, не все четко понимал, но многие признаки находил и у себя.
   После конференции и короткого отдыха в гостинице мэр на своей служебной машине увез нас на ужин в верховье реки Шуи, где рядом с его дачей имеется загородное представительство туристической фирмы. В уютном деревянном особняке – с тремя спальнями на втором этаже (где останавливалась певица София Ротару во время празднования 300-летия города в 2003 году и осталась довольна) и банкетным залом с камином, бильярдной комнатой на первом этаже – поужинали, затем попели караоке, побывали в сауне при +120 °C, прогулялись по набережной реки Шуи. Нас сопровождали комары. К 23 часам Виктор Николаевич доставил Анну Петровну на вокзал, мы посадили ее в СВ 14 и возвратились в гостиницу «Северная». Виктор Николаевич предложил выпить по чашечке чая-кофе в ресторане при гостинице. Работники ресторана проводили нас в банкетный зал. Заказали уху из форели с зеленью, салат, малосольную форель, красное французское вино, водку «Путинку», чай. Через 15 минут позвонил знакомый Виктора Николаевича, которого встречали на вокзале, и сообщил, что поезд почему-то не отправляется, а всех пассажиров высадили на платформу.
   Виктор Николаевич возглавил штаб по ликвидации ЧП: поступила информация, что вагон 10 в поезде № 657 заминирован. Специалисты проверяли весь состав до 0.40: взрывного устройства не нашли. На вокзале находилась машина мэра, в которой с водителем сидела встревоженная Анна Петровна. Мы, находясь в банкетном зале ресторана, переговаривались с Анечкой и успокоили, что утром ее на машине доставят в Питер на работу (В. Н. по плану надо было ехать в Питер). Когда ситуация разрешилась и мы почаевали, было уже 1.30 ночи. В Петрозаводске стояла настоящая белая ночь. Расстались с признаниями о приятном и полезном общении.
   Виктор Николаевич – хорошо организованный человек, решительный, требовательный и трудится на пользу жителей города, а не только учитывает интересы бизнеса и политики. Наметили план дальнейшего взаимодействия с неврологами Карелии.
   16 июня 2005 года провели день на чудном водопаде Кивач, в роще карельских берез. Внешне они незавидные, как будто больны наростами, вздутиями и трещинами коры, однако древесина их очень твердая и имеет неповторимый рисунок. До промышленного состояния растет 80 лет.
   Обедали в санатории «Марциальные воды», в новом корпусе «Дворец». Посетили деревянную семейную церковь Петра I, которая стоит с 1721–1722 годов и имеет оригинальные, заказанные Петром иконы для двухъярусного алтаря. Иконы, хотя и на библейские сюжеты, но имеют изображения корабликов и их детали – прославление флота Российского. По бокам алтаря стоят две чугунные круглые печи, отлитые на медеплавильном заводе вблизи источников марциальных вод (первые лечебные воды, открытые в России). Петр I четыре раза получал здесь курсы лечения: железистые воды улучшают работу желудочно-кишечного тракта, кроветворной и сердечнососудистой систем, суставов.
   К поезду нас доставили неврологи В. А. Гусев и А. М. Сергеев (которому в гостинице надиктовали план докторской диссертации по клещевым инфекциям – он изучил уже 279 таких больных), и Олег из мэрии.
   По прибытии в Питер нас встречал водитель «Герофарма» Саша, который быстро доставил меня домой, попутно у метро высадили профессора Марка Михайловича Дьяконова (выпускника нашего института 1961 года, т. е. через год после меня; дышали одним воздухом и впитали сходную информацию от наших славных учителей – профессоров талантливых и человечных: чем больше времени проходит после расставания с ними, тем сильнее и ярче понимание их роли в становлении каждого из нас как врача, ученого и человека). Из всего отряда профессоров 1950-х годов в живых остался лишь академик Федор Григорьевич Углов, которому идет 101-й год. А до 96 лет дожили профессор-анатом Михаил Григорьевич Привес – автор хорошего учебника по анатомии человека и Селих Мухутдинович Курбангалеев – профессор-хирург, увлеченно занимавшийся хирургией тройничного нерва и черепно-мозговой травмой с военных лет. М. Г. Привес всегда посещал вечера встреч сокурсников, а С. М. Курбангалеев не пропускал заседаний общества нейрохирургов и всегда участвовал в дискуссии. Поэтому наши встречи с Марком Михайловичем всегда приятны и навевают положительные воспоминания. Мои сокурсники запланировали встречу в честь 45-летия окончания института на сентябрь 2005 года, а у меня это время совпало с командировкой в Грецию на конгресс Федерации неврологов Европы (EFNS).



   Город, где я бывал


   Нидерландская мозаика

   Амстердам. Первая капиталистическая страна, в которой мне удалось побывать в 1977 году, – это Голландия (Нидерланды), был делегатом Всемирного конгресса неврологов в Амстердаме. Минздрав СССР оформлял поездку по научному туризму на восемь дней за 1200 рублей. Карманных денег на мелкие расходы разрешалось иметь на 25 рублей, т. е. 50 гульденов. А стоимость «мелочей» была таковой: стакан газированной воды без сока – 1 гульден, пользование туалетом – 2 гульдена, одна поездка трамваем – 3 гульдена, визит в музей – 7,5 гульдена и т. п. Карманных денег явно не хватало ни на какую личную инициативу. Поэтому на заседания конгресса ходили пешком (около 30 минут). Там я сделал доклад о гистохимическом состоянии мышц при экспериментальном тиреотоксикозе (фрагмент докторской диссертации ассистента Валерия Михайловича Казакова). Председательствовал сам президент WFN (World Federation Neurology) – профессор Уолтон, специалист по нервно-мышечным заболеваниям. Доклад я выучил на английском, было трудно отвечать на многочисленные вопросы. На книжной выставке продавалось новое издание руководства по неврологии «Brain’s of Nervous Diseases» (1977) с автографом Уолтона со скидкой – за 70 гульденов. Мне очень захотелось ее купить. Намекал коллегам из Ленинграда купить в складчину, но адекватной реакции не последовало. Тогда договорился с гидом, чтобы вместо обеда он выдал мне 30 гульденов, а обед я пропущу. Гид согласился. Книгу купил. Однако потом, гуляя по городу и заглядывая в магазины, увидел там много полезных вещей и по сравнительно низкой цене: транзисторный радиоприемник за 35–40 гульденов (у нас их еще не было, «доставали» за 300–400 рублей при зарплате врача ПО рублей в месяц); джинсы за 25 гульденов (у нас – «жуткий дефицит» за 250 рублей, считалось очень модным, и т. п.). Поэтому, гуляя по Амстердаму, Роттердаму и Гааге, ощущал душевную боль за свою нищету здесь, в то время как дома – вполне обеспеченный профессор (трудности были только с покупкой автомашины, дачи: приходилось долго экономить деньги, складывая на сберкнижку). На фоне таких душевных мук нищего советского профессора дал себе зарок: первое – никогда больше не выезжать в капстраны за свои сбережения (и очень солидные – 1200 рублей, и то надо три месяца экономить, живя на чьем-то иждивении! А поехать за границу, чтобы там еще и мучиться!) и второе – как можно дольше не посылать за границу своих детей, психика которых еще не дозрела до уровня «советского профессора».
   Окажись сегодня в Нидерландах Дон Кихот, перед ним открылся бы широкий простор для ратных дел: здесь сохранилось около тысячи старинных ветряных мельниц. Во времена позднего Средневековья их было еще больше.
   В конце XV – начале XVI века династические браки привели к тому, что Нидерланды сначала перешли от герцогов Бургундских к Габсбургам, а затем были присоединены к Священной Римской империи. В итоге король Карл V стал одновременно и королем Нидерландов. В то время более отсталая «метрополия» две пятых доходов получала от развитой «колонии». Это порождало у голландцев недовольство, которое обострилось с распространением здесь протестантства. В «метрополии» же господствовал католицизм, причем огромную власть обрели суды инквизиции. Религиозные гонения на протестантов, тяжелые налоги порождали всё новые восстания голландцев, которые переросли в многолетнюю войну, приведшую к освобождению от иноземного господства. Вестфальский мир 1648 года закрепил суверенитет Республики Соединенных провинций.
   Нынешнее название страны переводится как «низменные земли». И действительно, большая часть Нидерландов лежит ниже уровня Мирового океана. Веками, из поколения в поколение, местные жители стремились защититься от моря, которое не раз обрушивалось на прибрежные земли катастрофическими наводнениями. Голландцы научились строить широкие и прочные дамбы, придумали ветряные мельницы, приводившие в действие насосы, которые осушали окруженные дамбами участки моря, отвоевывали все новые территории, культивировали так называемые польдеры – тучные поля и сочные луга.
   Бывшее морское дно оказалось благодатным для развития высокопродуктивного сельского хозяйства: по многим аграрным показателям страна находится в числе мировых лидеров. Закономерно появление поговорки «Бог сотворил землю, но создание Нидерландов предоставил самим голландцам». Методично, теряя людей, но не теряя цели и не падая духом, голландцы отталкивали море, формируя такие национальные качества, как трудолюбие, надежность, порядочность, ответственность, взаимоуважение: без этого невозможно было бы совершить то, что сделано…
   Голландцы отлично осознавали все выгоды географического расположения на пересечении морских путей.
   К XVII веку страна стала самой процветающей в Европе, а Амстердам – богатейшим городом мира. Голландия вышла на передовые позиции в мореплавании, а ее торговый флот впятеро превосходил британский.
   Созданная местными купцами Ост-Индская компания получила право не только посылать торговые суда в азиатские и африканские страны, но и заключать международные договоры, осваивать новые земли, возводить на них крепостные сооружения, формировать по своему усмотрению местную администрацию и даже в случае необходимости объявлять войну.
   Широчайшие полномочия получила и Вест-Индская компания, созданная после открытия Америки. Ее огромные доходы проистекали как от торговли, так и от широко практиковавшегося тогда пиратства, жертвами которого становились в основном испанские и португальские суда. Не чуралась компания и работорговли.
   В поисках новых рынков голландские парусники стали появляться и в северном российском порту – Архангельске. Местные купцы стали фрахтовать некоторые из них, отправляя в страны Европы мех и воск.
   Голландский флот произвел сильное впечатление на Петра I, который понял, что и России не стать великой державой без морской составляющей. Осознавая, что затевать в России серьезные перемены без глубокого понимания предмета несерьезно, он решил отправиться в Голландию. Там под именем Петра Михайлова, унтер-офицера, плотничал на одной из верфей, осваивая корабельное дело. В свободные часы усердно изучал математику, черчение, астрономию и даже хирургию. Хотя он побывал и в других дальних краях, голландский язык был единственным, который он освоил. Да и любовь к этой стране сохранил навсегда. И государственные реформы в России он будет проводить исходя из своего голландского опыта, а Санкт-Петербург планировать по прообразу Амстердама.
   Благодаря принятому в XV веке муниципальными властями решению заменить все крыши, крытые соломой, камышом или деревом, на черепичные, а деревянные фасады облицевать камнем, Амстердам сохранил средневековый дух и непередаваемую атмосферу крупнейшего в свое время порта мира, центра шелкоткачества и огранки бриллиантов, города банкиров и великих живописцев. Мастера кисти прославили страну не меньше, чем ее достижения в сфере торговли, мореплавания и борьбы за расширение территории за счет моря. Рембрандт, Франс Халс, Ян Вермер, Ван Гог, Пит Мондриан… Люди из разных стран приезжают сюда, чтобы побродить в тиши музеев, насладиться искусством великих голландцев.
   Королевская Гаага. Некоторые столичные функции с Амстердамом делит величественная Гаага. Здесь расположена резиденция королевы, работают парламент и правительство. Гаага с ее дворцами, замками и первоклассными художественными галереями – не только политический, но и культурный центр страны. Rijksmuseum, располагающий одной из крупнейших коллекций старых мастеров, и Stedelijk museum, экспонирующий полотна крупнейших представителей современных течений в изобразительном искусстве, входят в тройку самых известных музеев Нидерландов.
   С Гаагой практически сросся крупнейший курорт Схевенинген. Набережная, на которой в конце недели устраивают веселые праздники, отделяет бесчисленные отели от широкого песчаного пляжа. В межсезонье твердый песок используют для верховых прогулок элегантно одетые наездники и наездницы. В сезон же значительные участки пляжа выделены для нудистов, что никак не ограничивает появления там и традиционных купальщиков. Поклонники азартных игр по вечерам заполняют казино, разместившееся в массивном вычурном здании Курхауса, построенном в стиле арт-деко.
   Стойкий Роттердам. Современной архитектурой славится Роттердам, крупнейший на сегодня порт мира. Между облицованными зеркальным стеклом небоскребами разбросаны экспрессивные скульптурные композиции. Самая известная, «Разрушенный город», создана выходцем из России Осипом Цадкиным. Стилизованная, искореженная болью, навылет пробитая фигура человека – память о стойкости и мужестве Роттердама в годы Второй мировой войны, когда бомбардировки превратили город в руины. Но Роттердам, словно воплощая неукротимую любовь голландцев к жизни, отстроился и стал одним из самых современных городов континента.
   Нидерландская мозаика. Одно из многих свидетельств давних связей между нашими странами – существующий и сегодня в Петербурге район Новая Голландия. В конце 90-х годов XX века в связи с 300-летним юбилеем этих связей правительство России подарило городу Роттердаму памятник Петра I. Автор работы – скульптор Леонид Баранов. Фигура установлена на пересечении улиц Veerhaven и Westerkade.
   Старейшая в мире фондовая биржа для операций с ценными бумагами была основана в Амстердаме в 1602 году.
   Самым длинным разводным мостом в мире считается мост Эразма в Роттердаме, открытый в 1996 году. Его конструкция включает одноопорный висячий и 82-метровый разводной мост.
   Мировую славу обрели фаянсовые изделия города Делфа. Как и в XV веке, рисунок синей краской по белой поверхности декоративных тарелок, ваз, кружек, всевозможных сувениров наносится вручную.
   Последнее крупное наступление моря на сушу произошло 1 февраля 1953 года. Вода затопила большую часть юго-западных Нидерландов, погибло 1835 человек. Разработанный и завершенный в 1986 году проект «Дельта» предусматривал строительство большого числа мощных дамб, призванных защитить страну от стихии. Однако, согласно прогнозам американских климатологов, общее потепление и подъем уровня Мирового океана могут привести к разрушению береговых дамб в Нидерландах в 2007 году. В случае непринятия экстраординарных мер может оказаться затопленной значительная часть территории этой страны.
   Двухсоткилометровый пробег на коньках по рекам и каналам провинции Фрисландия собирает свыше 15 тысяч участников и более миллиона зрителей. Несмотря на популярность, в минувшем столетии состязания проводили лишь 15 раз: в остальные годы лед оказывался недостаточно толстым.
   Ежегодно 50 видов болотных и водоплавающих птиц (более 10 миллионов особей) зимуют либо отдыхают во время перелетов на отмелях и островах мелководного залива Ваддензе, а также на прилегающих к нему засоленных болотах. Птиц привлекает обилие пищи: воды залива богаты сельдью, камбалой и другой рыбой. Некоторые виды пернатых – шилоклювка, зуек, колпица, лунь – гнездятся здесь летом. Уникальная экосистема на севере страны находится под защитой международных природоохранных организаций.
   До двух третей продаваемых в мире срезанных цветов и половина всех цветов в горшках экспортируются из Нидерландов. Страну называют «садом Европы». В массовом порядке разведением цветов на продажу стали заниматься в начале XIX веке в городке Алсмер. Несколько его обитателей, прежде специализировавшихся на клубнике и садовых кустарниках, переключились на цветы. В 1871 году была построена первая теплица, где стали выращивать пеларгонии, остальные сорта разводили на открытом грунте. На рубеже XIX и XX веков начали выращивать на продажу розы. Национальным цветком страны считается тюльпан.


   Копенгаген

   Вторая капиталистическая страна, которую я посетил, была Дания. Рискнул нарушить данный себе запрет на такие поездки, так как изменилась социально-экономическая ситуация в нашей стране и был ликвидирован «железный занавес» с регламентирующими строгостями социализма.
   В 1992 году, на фоне развала СССР, когда можно было менять денег сколько угодно, решил съездить в Копенгаген на Международный конгресс по фибромиалгиям (организовала FIMM – Международная федерация мануальной медицины). Моя зарплата составляла 600 рублей в месяц. Насобирал у друзей 15 тысяч, поменял на 500 датских крон и, богатенький, прилетел в Данию, чтобы пожить неделю, как «белый человек».
   Я уже трижды побывал в Дании и понял, что это самое старое королевство мира с богатой культурой, разнообразными ландшафтами. Справедливо отмечают, что столица Копенгаген – это большой город с душой маленького городка: много парков, каналов, дома в стиле рококо с узкими петляющими пешеходными улочками. Визитной карточкой, эмблемой столицы является скульптура «Русалочка».
   Дания расположена на 406 островах, 100 из них заселены датчанами, всего проживает 5,3 миллиона человек. Жителей отличают доброжелательность, любезность, заметная медлительность и терпеливость. Религия – лютеранство. Главой церкви является монарх, который назначает епископов. Женщинам с 1947 года разрешено принимать духовный сан. Нынешняя королева – Маргрете П.
   Датчане поздно вступают в брак: мужчины в среднем в 33 года, женщины в 30. Каждая пятая семья состоит в гражданском браке. В стране самая маленькая в Европе разница между оплатой труда мужчины и женщины. Женщины нередко имеют мужские профессии (генеральный директор, политик и т. п.). В семье о детях больше заботятся мужчины.
   Самым популярным транспортом в Дании является двухколесный велосипед. В городе имеются специальные велосипедные дорожки. Учитывая обилие островов и полуостровов, в Дании имеются очень комфортабельные паромы. Между островами Зеландия и Фельстер есть длинный мост – 3,3 километра. Другой мост, через пролив Эресунн, связывает Копенгаген с шведским городом Мальме. Бывал на даче профессора Иоханнеса Фосгрина, который живет в Орхусе, на фазенде пять гектаров, посадил там около 20 тысяч красивых голубых елочек.
   Любимым местом отдыха в Копенгагене является парк Тиволи с обилием оригинальных аттракционов на суше и воде.
   На ратушной площади скромно приютился памятник великому сказочнику Хансу Кристиану Андерсену (1805–1875), который сказал: «Моя жизнь – это сказка».
   Во второй раз отправился в Данию в составе группы из 14 человек. После двухдневной работы в Воронеже, где температура воздуха превышала +32 °C, а ночью шли грозы со шквалистым ветром, затоплением аэропорта и выключением компьютеров, утром перелетел в Москву. Переехал из аэропорта Домодедово в Шереметьево-2 и в 15.45 вылетел в Копенгаген для заключительного митинга по клиническому изучению лорноксикама фирмы «Никомед». Этот нестероидный противовоспалительный препарат применяли у больных со спондилогенно-дискогенной болью в спине. Получен хороший терапевтический эффект от применения лорноксикама на 220 исследованных пациентах.
   Заседание проходило на территории завода фирмы «Никомед» в Роскильде, который находится в часе езды от отеля «Comfort Hotel Mayfair» в Копенгагене. Здесь температура воздуха была +12 °C, моросил дождь.
   После обсуждения результатов этого многоцентрового рандомизированного двойного слепого исследования ксефокам рапида (лорноксикама), осмотра основного производства (его складских помещений) и ланча поехали на экскурсию по Роскилле – древней столице викингов и месту проживания архиепископов. Центром города является Думский собор (Domkirke) с захоронениями служителей христианства с 110 года. Здесь же покоилось тело российской императрицы Марии Федоровны – жены императора Александра III, которая родилась в 1866 году; во времена революции в России в 1917 году эмигрировала в Западную Европу, жила в Дании, официально называлась Dagmar (Дагмар). Умерла в 1928 году и похоронена в деревянной гробнице в одном из помещений по левой стороне собора. В сентябре 2006 года было выполнено желание покойной: ее прах перевезли в Питер и перезахоронили рядом с мужем в царской усыпальнице в соборе Петропавловской крепости.
   В Думском соборе много мраморных склепов со скульптурными изображениями распятий Христа, скорбящих женщин, мифологических персонажей и т. п. Впечатлила роспись стен с очень объемным эффектом (колонны, картины из истории и мифологии), это достигнуто использованием светотеней. Только находясь вблизи стены, можно убедиться, что она совершенно плоская. Прогулялись по пешеходной улице с магазинами.
   Дозвонился по мобильному телефону до Анечки в Питер, уточнил время прилета. В нашей деловой группе был и 12-летний сын Аллы Борисовны Гехт, который прилично владеет английским, но с гипермоторностью, и плохо реагирует на замечания мамы. У него сохраняется походка с чертами «на цыпочках».
   Когда смотрю на чужих детей, невольно сопоставляю с сынулей и очень не хочется, чтобы он повторял глупости других. Одно из правил хорошего семейного тона – не позволять взрослым делать замечания, упреки, угрозы детям в присутствии чужих людей, даже самых доброжелательных. Этим надо заниматься с детьми один на один и внушать до осознания ими правил хорошего поведения.
   Прощальный деловой ужин состоялся в ресторане парка Тиволи, нас поблагодарили за активную и четкую работу всех российских центров (Москва, Питер, Смоленск, Ярославль) руководитель клинического проекта фирмы «Никомед» д-р Филипп Ланге Мюллер, его заместитель г-жа Миа Еночсен (китаянка) и статистик Клаус Олсен. Мы тоже поблагодарили фирму за доверие провести научное исследование и хорошо организованный митинг, а также медицинского директора по России Олега Михайловича Супрягу. После ужина пошел дождик, который помешал прогулке по парку с аттракционами, я пришел в номер и начал писать эти строки.
   На второй день пребывания в Дании у нас была культурная программа по субботнему расписанию. Решили осуществить турне в Швецию, на территорию давнего противника Дании по борьбе за территории вокруг морских границ. В Копенгагене сели на электричку и доехали до шведского города Мальме за 40 минут. Через залив поезд шел по длинному мосту. В древнем городе Мальме от железнодорожной станции пешком дошли до Технического музея, где выставлены макеты головного мозга человека с анимационной программой по функционально-топической компьютерной диагностике при поражении различных зон мозга, по работе отдельных нейронов, синаптической связи, по топографическому кровоснабжению головного мозга и т. п.
   Затем перешли в древнюю крепость Мальме, в которой осмотрели музей с обилием аквариумов с рыбками и морскими животными, множеством чучел мелких экзотических птиц и других обитателей местного сада-огорода Швеции, животных (от бизона, куда-то мчащихся оленей, жирафа, обезьяны до цветов на почве зимней заснеженной лесной поляны). После музея пешком дошли до вокзала, где сели в электричку и отправились по берегу Швеции к ее старинному городу Хельсинборг. Ехали 53 минуты, из окна электрички видели достаточно густо населенные пункты (одинокие хуторские усадьбы, небольшие города Лунд, Ковлинге, Ландскрона). Из Хельсинборга паромом за 20 минут переплыли в уже датский город Хельсингор, где осмотрели древнюю крепость, которую называют Гамлетовской, повидали памятники Гамлету и его любимой Офелии, которые стоят за пределами водозащитных каналов и самой крепости. Сделали фото.
   Затем электричкой поехали вдоль залива по датской стороне в Копенгаген, проезжая такие города, как Гамлебек, Нива, Скодсберг, Хеллеруп, Остерпорт и др.
   Прибыли в отель в 18.30 и отправились в ресторан на прощальный ужин. Поблагодарили организаторов фирмы «Никомед», их представителей Олега Михайловича Сутягу (который все наши дела организовывал «без напрягу») и Наташу Эманау, а также всех делегатов – из Москвы, Ярославля, Нижнего Новгорода.
   Весело и по-деловому, на армянский образец, провели ужин и прощальную беседу.
   Пятого июня 2005 года благополучно улетели по домам: я с Татьяной Валентиновной Михайловой – в Питер, остальные – в Москву. Через два часа приземлились в аэропорту Пулково-2. Моросил дождик.


   Воспетый многими Париж встретил меня «салютом» и облегчил кошелек

   Бытует примета: не расплачивайся по-крупному в вечернее время. Похоже, появился подтверждающий эту идею прецедент.
   Руководитель фирмы «Герофарм» Петр Петрович Родионов (симпатичный молодой предприниматель, получивший часть образования в США), который спонсирует выпуск наших последних книг («Пропедевтика клинической неврологии», «Топическая диагностика заболеваний нервной системы», «Нервные болезни» и др.), выкупил у издателей право на обложку и решил поместить на ней хорошего качества портреты авторов, поручив фотографу-профессионалу Елене Владимировне Линевой сделать подходящие фото. Каждого из нас она готовила по два часа (визажистка подстригала брови, торчащие волосинки, пудрила блестящие части лица) и многократно фотографировала цифровой фотокамерой, а затем мы вместе с ней просматривали снимки на персональном компьютере и удаляли неудачные (то глаза закрыты, то резкости мало, то блики на очках). Выбирали приемлемые кадры и расходились по домам (фотоателье расположено в одной из комнат ее квартиры). Елена Владимировна предложила сделать наш семейный портрет. Наметили съемки на семь вечера 17 марта 2005 года. Потом она позвонила и распорядилась: приходить девушкам по одной через 30 минут для визажирования, заодно сообщила Анне Петровне, что визажирование одного человека стоит 1000 рублей. Сумма приличная. Однако давать обратный ход семейной фотографии было неприлично. Фотосъемки закончили около 22.30, и я выплатил визажистке и фотографу 5000 рублей.
   Дома навел порядок с бумагами на столе, переговорил с Тарасом, написал письмо сестричке Гале, которая недавно приезжала в Питер, собрал чемоданчик для отъезда в Париж, немного поспал, а в 4.45 на такси уехал в аэропорт Пулково-2. Ночью выпало много снега, но самолет из Парижа прибыл с небольшой задержкой, и в 08.05 вылетели в Париж. Всю дорогу дремал. Прилетели в аэропорт Шарль де Голль в 11.23. Зашли в здание аэропорта и оказались в плотном человеческом потоке по направлению к багажному отделению. Вскоре движение остановилось, руководитель группы Дмитрий выяснил, что полиция оцепила часть аэропорта, обнаружив подозрительный пакет. Через 15 минут прогремел мощный взрыв. Стекла аэропорта остались на месте, осколочных ранений не было. Спустя 10 минут поток пассажиров восстановился. Мы спокойно пережили эту ситуацию с мыслями «чему быть – того не миновать». Учитывая отсутствие повреждений здания, допустил мысль о «тренировочном» акте, приуроченном к приезду в Париж к Ж. Шираку президентов В. В. Путина, Г. Шредера и С. Берлускони.
   После получения багажа нас встретил гид Сергей и на автобусе экскурсионного агентства повез на Монмартр.
   Парижу более 2000 лет, основался во времена Римской империи вокруг Сены. Столицей Париж стал в 486 году при короле франков Хлодвиге, который обосновал аббатство Св. Женевьевы. Сейчас Париж считается столицей мирового искусства, архитектуры и моды. 18 марта – День Парижской коммуны. В 52 году до н. э. римские легионеры Юлия Цезаря захватили остров Ситэ, где жило кельтское племя паризиев, и назвали остров Лютецией, занялись благоустройством поселения на левом берегу Сены (на склонах горы Св. Женевьевы). Название Париж он получил в середине IV века. Монмартрский холм (Монмартр) расположен на севере Парижа. В римскую эпоху был покрыт лесами и на нем находилось святилище бога Меркурия. Согласно одной из легенд в 250 году н. э. первым епископом Парижа был св. Дионисий (Дени), который вместе с протоиереем Рустиком и архиепископом Элевтерием проповедовал христианство, они были подвергнуты жестоким пыткам и приговорены к смертной казни – обезглавлены на холме у святилища Меркурия. И произошло чудо: св. Дионисий взял свою отрубленную голову и, держа ее в руках, отправился дальше на север. Пройдя около шести километров, он упал замертво на том месте, которое стало называться Сен-Дени и где впоследствии было основано аббатство. В VIII веке холм, на котором казнили св. Дионисия и других, стали называть холмом мучеников. В 1133 году король Людовик VI и его жена Аделаида основали на холме монастырь и построили церковь Св. Петра – ныне это самая старая церковь Парижа. Долгое время вся жизнь Монмартра была связана с монастырем, которому принадлежали почти все монмартрские виноградники. После Великой французской революции холм получил название горы Марата. Монастырь закрыли, его имущество конфисковали, постройки разрушили, а земли разделили на участки и распродали. Последняя аббатиса Мари де Монморанси-Лаваль, немощная 70-летняя женщина, закончила свою жизнь на гильотине.
   В XIX и начале XX века живописный, сохранивший сельский вид Монмартр с виноградниками и старинными мельницами привлекал художников, писателей, музыкантов. Здесь жили многие из тех, кто составлял гордость французской культуры. Монмартр богат залежами гипса, и были гипсовые карьеры, теперь это площадь Бланш («белая»), на которой расположен мюзик-холл. Неподалеку находится широко известная площадь Пигаль. Мюзик-холл «Мулен-Руж» («Красная мельница») открыт в 1889 году, сменил на этом месте танцевальный зал. Это сооружение с красными мельничными крыльями является одним из символов Парижа. Художник Анри де Тулуз-Лотрек обессмертил «Мулен-Руж» и выступавших в нем артистов на картинах, рисунках и афишах.
   После трехчасовой прогулки по Монмартру и обеда в ресторане «La Cremaillere» (салат с кусочками курицы, жареная форель, фруктовое мороженое, красное вино, кофе) расположились в гостинице вблизи Триумфальной арки и Елисейских Полей – отель «Villa Alessandra» (9, Place Boul nois), и после небольшого отдыха нас привезли в «Мулен-Руж». Отстояли в очереди минут сорок и вышли в зал, где стояли узкие, накрытые белыми скатертями столы с приборами. Нас посадили рядом со сценой – меню French Cancan (за 135 евро), спинки металлических стульев плотно прижимаются друг к другу (спиной ощущается сосед). Предложено меню на многих языках, включая русский. Выбор из трех вариантов. Заказал студень из щечек и хвостиков, бедрышко кролика и яблочный пирог, шампанское, воду и кофе-чай.
   Трапезничали до 21 часа, на сцене играл квартет, еле слышные певица и певец «требовали» аплодисментов; 1,5–2 тысячи зрителей «расщедрились» на единичные хлопки. Затем поздравляли молодоженов (по запискам объявлял конферансье), с днем рождения присутствующих в зале – за их столами раздавались взрывы визга.
   В 20.50 сцена выдвинулась в зал вплотную к нашему столу, я сидел второй, и в вихре танцовщиц их платья почти касались очков, пылили не сильно. Стройные красотки разных возрастов меняли наряды от танца к танцу, голыми оставались лишь груди средне-мелкого размера, а открытые улыбающиеся рты демонстрировали искусство современной стоматологии – безукоризненную белизну металлокерамики. До откровенного эротического стриптиза дело не доходило. В массовых сценах появлялись и балеруны в светло-блестящих одеждах. Между этим ярким карнавалом со сменой цветовой гаммы (белое, голубое, ярко-красное, розовое, зеленое) было несколько цирковых номеров (два акробатических атлета, один с проекционно-теневым жонглированием пальцами, другой с клоунадой). Тонизирующая музыка… В 22.45 представление завершилось, произошла смена ужинающих зрителей (следующий сеанс с 23.00).
   Многие международные таланты стартовали на сцене «Мулен-Руж»: Элла Фицджеральд, Лайза Миннелли, Фрэнк Синатра, Элтон Джон (человек-оркестр). Здесь выступали Эдит Пиаф, Ив Монтан и многие другие.
   Нас привезли в отель, все устали от перелета с бессонной ночью, и после душа я крепко уснул. Номер в этой старинной гостинице малогабаритный, кондиционера нет, поэтому окно оставил приоткрытым. Первый раз проснулся в 2.30 от прохлады (на улице было +12 °C), прогулялся в туалет, обратил внимание, что окно полностью открылось – видимо, от ветра. Снова его прикрыл, но не закрывал и продолжил сон до 7.30. После душа и утреннего туалета, когда стал одеваться, обнаружил на полу платяного шкафа свое портмоне. Удивился: как я мог его выронить из туговатого кармана пиджака? А когда открыл кошелек, всё стало ясно: исчезли все купюры евро (650), но остались отечественные рубли, кредитная карточка Visa и паспорт. Выглянул в окно и понял, что оно открывается прямо на крышу соседнего здания, как на балкон, через невысокую решетку (около 50 сантиметров), которую легко перепрыгнуть. Объявил о ночном грабеже дежурным, они не удивились, но сказали, что это «первый раз», и дали телефон с адресом полиции, куда можно обратиться. Ясное дело, что тратить время на составление протокола бессмысленно, вора без служебной собаки не поймаешь. Был ли применен усыпляющий газ для углубления сна – неясно. Так же вычистили и кошелек Татьяны из Сыктывкара в номере 109. Она тоже не слышала посетителей.
   Продолжили автобусную экскурсию по Парижу: по дороге к Ситэ – острову с собором Парижской Богоматери – увидел больницу Сальпетриер, которая функционирует до сих пор, а напротив нее – старинный парк-дендрарий. Однако по программе визит туда не предусмотрен. Подождем следующего раза. Сальпетриер для меня – важное с профессиональной точки зрения место: здесь создано первое в Европе неврологическое отделение, где работали Ж. Шарко, И. Бабинский (родом из Псковской губернии, деревня Бабинское; юношей уехал в Польшу и учился в Париже, первым выявил стопный патологический рефлекс при поражении центрального мотонейрона), П. Брока, Ш. Броун-Секар и др.
   Остров Ситэ с высоты птичьего полета напоминает корабль, плывущий по Сене. Он очень красив и живописен. Его справедливо называют колыбелью Парижа: именно здесь во II веке до н. э. поселились кельтские рыбаки, положив начало великому городу.
   Собор Парижской Богоматери (Нотр-Дам) поражает своим величием, красотой фасада, богатством скульптурного декора, легкостью ажурных арк-бутанов. На этом месте в галло-римскую эпоху стоял храм, посвященный Юпитеру, затем церковь Св. Этьена. В 1163 году, по инициативе парижского епископа Мориса де Сюлли, началось возведение собора. На площади перед собором имеется пятачок, называемый нулевой точкой, от которого начинается километровый отсчет городских расстояний (в городах России этот отсчет начинается от Главпочтамта). Фасады собора различны. Главный – западный – фасад имеет три яруса и увенчан мощными башнями. В нижнем ярусе массивную стену прорезают три больших перспективных портала, которые различаются по размерам и форме. Центральный портал (входные ворота) – самый высокий, левый – ниже правого. В центральном портале представлены сцены Страшного суда, левый портал посвящен Деве Марии, а правый – ее матери, святой Анне. Скульптурные изображения на этих порталах – своеобразная Библия в камне, заменяющая неграмотным прихожанам чтение Священного писания.
   Над порталами сплошным фризом проходит галерея королей – 28 небольших статуй в нишах, изображающих иудейских царей (сейчас это копии вместо разбитых во время революции; в 1977 году археологи обнаружили два десятка скульптурных голов – это подлинные фрагменты статуй, они хранятся в Музее Парижа). В центре второго яруса – большое круглое окно, напоминающее лепестки розы – священного цветка, символа божественной красоты. Над боковыми порталами помещены стрельчатые арки с двумя окнами и небольшой розой (красивые витражи). Третий ярус представляет собой ажурную галерею из легких стрельчатых арочек, которые подчеркивают устремленность фасада ввысь, так же как и башни с высокими узкими окнами. На башню собора можно подняться и осмотреть город с высоты.
   Недалеко от собора находится старая больница, основанная в VII веке, – Богадельня (здание выстроено во второй половине XIX века). С противоположной стороны – церковь Юлиана Бедного и самое старое дерево Парижа – акация, которая подпирается бетонными колоннами.
   Из уст гида Сергея (пять лет как выехал из Питера в Париж) узнал, что здесь впервые появилась кафедра, т. е. место вещания важной информации.
   Пообедали в ресторане и отправились на прогулку по Елисейским Полям и Лувру. В 18.00 видели возложение венков к Вечному огню на могиле Неизвестного Солдата у Триумфальной арки многочисленными ветеранами со знаменами и военным оркестром. Думал увидеть там и президентов, но их не было. В. В. Путин улетел из Парижа в Киев.
   Ужинали в ресторане «Les Fontaines Saint Honore» вблизи Лувра (на улице Героев). Потом подали автобус, который доставил нас в отель.
   Воскресенье, 20 марта, провели в Фонтенбло. Ехали автобусом чуть более часа. Город окружают леса, в которых издавна охотились французские короли. Замок был построен давно – при Людовике Святом и Карле V. Благоустройством занимался король Франциск I, примерно таким он сохранился до сего дня. В этом замке Наполеон Бонапарт дважды отрекся от престола: в 1814 году, после поражения его войск во франко-русской войне, и в 1816 году, после чего был отправлен на остров Св. Елены, где и умер. Во дворце богатая роспись в галерее (итальянцы Россо и Приматиччо: фрески, стуковые рельефы, картины). Обширный французский и английский парк, пруд с очень крупными карпами…
   Отобедали в деревушке Барбизон, около часа прогуливались по старинной улице особняков, затем прибыли в Париж, в район Эйфелевой башни, сели на теплоход «Кристалл-2», поужинали и поплыли по Сене, знакомясь с прибрежной частью города. Красиво подсвечена мерцающими огоньками Эйфелева башня, а также другие здания, включая Лувр, собор Парижской Богоматери. Теплоход несколько раз обогнул памятник Свободы (прототип американской статуи Свободы). Проплывали и под мостом Александра III, который подарил этот царь Парижу, а французы подарили-построили в Питере Троицкий мост, который также красив и могуч.
   Следующий день посвятили поездке на завод фирмы «Сервье» в местечке Gidy. Произвел впечатление ухоженный ландшафт, красивые корпуса, современное оборудование по расфасовке таких лекарств, как диабетон, престариум, проноран, детралекс и др. Работает на фирме 10 тысяч человек, ежегодный оборот – около 3 миллиардов евро (3-е место во Франции и 29-е в мире). По случаю приезда нашей делегации был поднят флаг России рядом с флагом Франции и фирмы «Сервье» (по имени основателя и нынешнего руководителя – с 1967 года, он – пожилой человек с ясным умом). Просмотрели фильм на CD, в котором он излагал свое кредо на ниве Фарминдустрии; начинал работу с штатом в девять человек, 30 процентов тратит на научно-исследовательскую работу по изучению эффекта «молекулы» двойным слепым плацебоконтролируемым рандомизированным методом.
   Удивил всех А. Я. Гриненко, который накануне с нами не ужинал, а утром с восторгом и блеском в глазу рассказывал содержание фильма «Служебный роман» по-французски, который крутили по шестому платному каналу (начало с секса на рабочем столе начальника с секретаршей и в последующем до коллективного…). Трижды он начинал рассказывать одно и то же, но гид отвлекал своим рассказом о заводе… Так и недорассказав, не пообедав, уехал в аэропорт, а нас (девять человек) накормили приличным обедом в холле заводской столовой-ресторана. Вспомнили смешные эпизоды, связанные с Гриненко. (Когда он стал завкафедрой наркологии, приносит ему молодой ассистент статью, вручает и просит: «Вы ее одним глазом посмотрите!» Бедняга был уволен, так как действительно у Александра Яковлевича протез правого глаза.) Правда, чуть позже наш главный эндокринолог Ирина Альбертовна Карпова не смогла переварить съеденные за обедом кальмары, слегла с интоксикацией и не ужинала с нами в экзотическом ресторане «Курящая собака» у Нового Моста. Все стены там украшены картинами с человеческими телами, конечностями и собачьими мордами, а также многочисленными скульптурами собак различных пород. Посетителям разрешается заходить в ресторан со своими четвероногими питомцами. Это место навеяло воспоминания о своих домашних песиках, особенно у мурманчанина Игоря Викторовича Ковалева (завоблздрав).
   До ужина совершил заказанные покупки для Сашульки: футболки (с капюшонами), костюмчик с бабочкой для первоклассника, – пешком прогулялся от универмага Лафаетт по бульвару Хаусмана до Триумфальной арки, авеню де Тернег и к гостинице «Вилла Александра».
   После ужина посидели во дворике гостиницы, допили виски, закусывая бананом и клубникой, поблагодарили фирму «Сервье» за удачный подбор группы с хорошей совместимостью (четыре женщины – главные эндокринологи-диабетологи Архангельска, Сыктывкара и Питера плюс региональный менеджер фирмы «Сервье» Наташа Соколова; шестеро мужчин: завоблздравы Мурманска Ковалев Игорь Викторович, Ленинградской области Александр Яковлевич Гриненко, главврач Института кардиологии РФ Михаил и менеджер фирмы Сервье Дмитрий Шишков – главный держатель ваучеров, которыми расплачивался за все коллективные мероприятия – трансферы, обеды, ужины, экскурсии).
   В день отлета дружно позавтракали в отеле (шведский стол: омлет с беконом и сосисками с вкусом мяса – близко к охотничьим колбаскам, помидоры, огурчики-корнишончики, три варианта вкусного сыра, чернослив, курага, груша, булочки с изюмом, хлеб с семечками, кофе с молоком и коричневым кусковым сахаром, свежевыжатый сок – апельсиновый, грейпфрутовый), проводили мурманчанина – улетел в Хельсинки раньше нас.
   …Уже с вечера заморосил дождик, а сегодня временами льет прилично, без зонтика не прогуляться (А. Я. Гриненко просил купить ему рубашку в три полосы флага Франции и России: красная, белая, синяя – для официальных визитов), поэтому сижу и пишу эти путевые заметки. Этот визит в Париж хорошо запомнится не только насыщенностью экскурсионной информации (ранее я уже бывал и на Монмартре, и на Елисейских Полях, и в Лувре, поднимался на Эйфелеву башню, плавал по Сене, любовался островом Ситэ и собором Парижской Богоматери, бывал в музеях, включая Орсэ, во дворцах Фонтенбло и Версаля, садах Манэ, на кладбище Сент-Женевьев-дебуа, где похоронено более 10 тысяч известных россиян: писатель и прозаик, лауреат Нобелевской премии Иван Бунин (1870–1953); поэт Александр Галич (1919–1977); писатель Дмитрий Мережковский (1866–1941) и его жена Зинаида Гиппиус (1869–1949); киноактеры Александр Мозжухин (1877–1952) и его брат Иван Мозжухин (1887–1939); писатель, главный редактор журнала «Континент» Виктор Некрасов (1911–1987);умерший от СПИДа танцовщик Рудольф Нуреев (1938–1993); писатель Алексей Ремизов (1877–1957); великий князь Андрей Романов (1879–1956) и его супруга балерина Матильда Кшесинская (1872–1971), прожившая почти 100 лет (!); великий князь Гавриил Романов (1887–1955); художники Зинаида Серебрякова (1884–1967); Константин Сомов (1869–1939); экономист и государственный деятель Петр Струве (1870–1944); кинорежиссер Андрей Тарковский (1932–1986); писательница Тэффи (Надежда Лохвицкая) (1875–1952); писатель Иван Шмелев (1873–1950); князь Феликс Юсупов (1887–1967) и много других. (Я не поленился выписать вышеупомянутых только потому, что о каждом приходилось читать, смотреть (картины, кино) или слышать забавные эпизоды из их деятельности.) Однако нынешний визит в Париж крепко зафиксировался ассоциацией с ночным грабежом в гостинице. Единственным членом группы, который поделился своим запасом валюты, был Александр Яковлевич Гриненко (дал 100 евро). Я их с благодарностью принял, а затем в банке получил с кредитной карточки и возвратил этот кредит.
   С Александром Яковлевичем у меня было два периода общения. Первый – когда стал главным неврологом города и все мероприятия проводил с главным неврологом области Ириной Григорьевной Селивановой, – всегда включал Александра Яковлевича сопредседателем оргкомитета научно-практических конференций, выезжали с докладами в районы Ленинградской области (часто в Тихвинский – там завневрологическим отделением Лев Николаевич Масленников был отличным организатором). Иногда облздрав частично оплачивал печатание пригласительных билетов и транспортные расходы с гостиницей. Гриненко – друг главного судмедэксперта Ленинградской области Григория Иосифовича Заславского, сын которого, Леонид Григорьевич, учился на нашей кафедре и защитил докторскую, стал профессором и главным неврологом Ленинградской области.
   Второй период общения начался в 1997 году, когда я был членом президиума СЗО РАМН. Решили в первую очередь членами-корреспондентами избрать ректоров вузов Питера и директоров научно-исследовательских институтов РАМН как распорядителей кредитов, чтобы они финансово помогали становлению СЗО РАМН. На заявленное под ректора Санитарно-гигиенического медицинского института Александра Владимировича Шаброва по «организации здравоохранения» место неожиданно всплыл конкурент в лице завоблздравотделом А. Я. Гриненко. Когда он позвонил мне с просьбой поддержать его кандидатуру, я без всякой дипломатичности объяснил, что это место для А. В. Шаброва, у которого уже достаточно солидный научный багаж: «У тебя только два подготовленных кандидата медицинских наук и одна книжечка по наркологии. Созревай, и в будущем поддержу». Александр Яковлевич очень обиделся, сказал: «Я тебя считал своим другом, а ты, оказывается, враг?!» В дальнейшем при обсуждении претендентов я поддерживал А. В. Шаброва, но никакой критики в адрес А. Я. Гриненко не допускал. Слава богу, выборы в члены-корреспонденты РАМН по их специальности проходили не на клиническом отделении РАМН, а на отделении профилактической медицины, и мне не надо было голосовать. Однако там происходили бурные баталии, которые с небольшим перевесом закончились победой А. Я. Гриненко. Избрание состоялось, и наш председатель СЗО РАМН академик Борис Иванович Ткаченко расценил это как свое поражение. Спустя месяц я случайно встретился у главного входа в наш университет с Александром Яковлевичем (он ждал нашего ректора Н. А. Яицкого), подошел к нему поздороваться, а он выпалил: «Я тебя за друга не признаю, распоряжусь, чтобы в областной больнице (где по понедельникам делаю обход больных в неврологическом отделении уже 30 лет) не было ни твоей ноги, ни ноги твоих детей». Я спокойно ответил: «Поздравляю тебя с избранием. Моя совесть спокойна: ты слышал, чтобы я кого-либо просил голосовать против тебя? Если услышишь, то это стопроцентная неправда. Я никому ничего критического о тебе не говорил и очень рад, что мне не требовалось голосовать при твоем избрании. А ход твоих мыслей говорит о твоем психическом неблагополучии. Без всякого огорчения не буду ходить в областную больницу. Вашим больным от этого лучше не станет, а молодым врачам тем более».
   Близились летние каникулы, о содержании разговора я сообщил завневрологическим отделением и сказал, чтобы он не огорчался, если получит такое распоряжение от главного врача или напрямую от завоблздравом. Он охарактеризовал ситуацию как «безумие».
   Никаких разговоров вокруг не слышал, в сентябре пригласили на традиционный разбор сложных больных. Кстати, мне всегда нравилось консультировать больных в областной больнице, куда поступают пациенты с редкой патологией нервной системы. Здесь на деле воплощается тезис: «Уча других, учусь и сам».
   Правда, позже, когда завнейрохирургическим отделением, мой ученик кандидат медицинских наук Николай Устинович Заблоцкий был назначен начмедом по хирургии (после безвременно ушедшего из жизни моего друга со студенчества Виктора Георгиевича Учваткина) и освободил место заведующего нейрохирургическим отделением, Тарасу поступило предложение (не от меня исходящее) занять эту должность. Когда стали обсуждать его кандидатуру с А. Я. Гриненко, он гневливо сказал, что и слышать не хочет эту фамилию, а не то что обсуждать: «Пока я жив – и ноги не будет человека с такой фамилией в областной больнице».
   Всё, что ни делается, – всё к лучшему! Спустя несколько месяцев после этого разговора профессор Владимир Анатольевич Шустин предложил Тарасу занять его должность руководителя нейрохирургического отдела в Психоневрологическом институте им. В. М. Бехтерева. Это более престижная и регламентируемая работа по сравнению с «мясорубкой» в ЛОКБ.
   В 2004 году при выборах в академики РАМН вновь скрестились интересы А. В. Шаброва и А. Я. Гриненко. Несмотря на теперь уже напористую поддержку Б. И. Ткаченко последнего, в третьем туре голосования победил А. В. Шабров, и нам пришлось чествовать победителей в том же кавказском ресторане, который заказывал и оплатил А. Я. Гриненко. Я сказал ему: «Не сильно бери в голову и сердце эту ситуацию, все еще впереди!» Александр Яковлевич произнес: «Спасибо, что подошел», – чокнулись и разошлись.
   На этом фоне его отзывчивая реакция на опустошение моего кошелька кажется прозревающе символичной, тем более, что через полтора месяца грядут новые выборы в академики. Для него уже по другой специальности (наркология), где конкурентов нет, а мне голосовать придется на завершающем этапе (после преодоления планки 50 процентов плюс один голос от числа голосующих на клиническом отделении). Возможно, мне придется его характеризовать при обсуждении кандидатуры перед выборами, так как в СЗО РАМН нет академиков ни по психиатрии, ни по наркологии. Смежником является невролог в моем лице.


   Канн – маленький город сильных эмоций

   Канн яростно выплескивает на приезжих поводы для восторга и удивления, дает чуть-чуть отдохнуть – и снова испытывает на прочность нервную систему своих гостей. Несмотря на размеры обычного курортного городка – около 70 тысяч жителей, – Канн за последние полвека стал одной из главных столиц мира.
   Любой актер, любой режиссер мечтает о том, как поднимется по красной каннской лестнице и получит приз самого престижного фестиваля в мире. Сюда со всего света съезжаются фанаты, японские девушки приезжают с небольшими лестницами-стремянками, расставляют их около красной ковровой дорожки, ведущей к Дворцу фестивалей, и смотрят с этих лестниц на своих любимцев, и кричат: «Брэд Питт! Орландо Блум! Джонни Депп!! А-а-а!!»…
   Говорят, 50 недель в году Канн погружен в спячку и просыпается лишь в мае, принимая фестивальных гостей. Говорят, коренные жители Канна стараются на эти две недели покинуть город, чтобы не видеть толпы праздношатающегося народа. И до сих пор ходят легенды о том, например, как какая-то кинозвезда впервые сняла лифчик перед фотографами на пляже, и о том, как Клод Лелюш приплыл на открытие фестиваля на собственной яхте, купленной на доходы от фильма «Мужчина и женщина»… В 1968 году фестиваль отменили в знак солидарности с бастующими парижанами, и каннские аристократы носили красные банты на лацканах, закалывая их бриллиантовыми булавками. В 1963 году Хичкок на просмотр своих «Птиц» притащил птичьи клетки, из которых выпустил несколько десятков чаек. А Лукино Висконти расхаживал по Круазетт с леопардом на поводке, рекламируя свой фильм «Леопард». За 60 с лишним лет у Каннского кинофестиваля накопилось много легенд. Датой рождения главного события киномира можно считать 1939 год: открытие первого фестиваля совпало с днем начала Второй мировой войны. Но кинофестиваль, как и фестиваль рекламы «Каннские львы», – это лишь одно из бесчисленных лиц Канна. Канн – и курорт, и историческое место, и просто место для отдыха – спокойного и размеренного или светски-гламурного. У этого города десятки лиц, и каждое стоит того, чтобы сюда приехать.
   Слово «лазурь» – это что-то из лексикона романтических поэтов: струя светлой лазури, а над ней, как водится, луч солнца золотой. Словосочетание «Лазурный берег» – это уже другой уровень романтики: луч здешнего солнца отсвечивает настоящим благородным металлом, а лазурь – синоним беззаботности и роскоши. С Канном у русского человека проблема: как правильно его произнести? Канн или Канны? По-французски произносится «Канн», но пишется с буквой s в окончании – показателем множественного числа. Само слово саппе означает «тростник»: во времена римлян побережье было сплошь в тростнике. Да, поселение существовало еще при Римской империи, глухая провинция у моря на Леринских островах. Но название «Канн» появилось лишь в XI веке, и тогда же монахи здешнего монастыря построили крепость Сюке, чтобы защититься от сарацинов. Сегодня башня крепости свысока смотрит на город, который не от кого защищать, разве что от толп туристов. Пляжи, солнце, вид на острова: можно лежать и таять. Правда, публичных пляжей мало, так что за возможность таять придется платить. Многие пляжи принадлежат дорогим отелям, расположенным на бульваре Круазетт.
   Но даже в маленьком отеле где-нибудь на окраине можно почувствовать дух города. Ночной консьерж бормочет в трубку: «Целую тебя, тысячу раз целую тебя, мой пупсик!», отдает ключи и говорит вслед: «Желаю вам очень, очень хорошей ночи!» И мечтательно вздыхает.
   А настоящая история Канна началась с холеры. Британский казначей, лорд Генри Броухем, ехал в 1834 году в Ниццу, не зная, что там разразилась эпидемия холеры. Пришлось остановиться в рыбацкой деревушке в 30 с лишним километрах от Ниццы. Здешняя кухня, вино, здоровый морской воздух и прекрасные пейзажи очаровали лорда. Говорят, что больше всего его поразил буайбес – рыбный суп, главная еда рыбаков. Броухем построил в Канне виллу, начал приглашать сюда гостей, и с его легкой руки Канн довольно быстро стал модным курортом.
   В середине XIX века в Канне уже были и яхт-клуб, и гольф-клуб (его, кстати, основал великий князь Михаил Романов). В 1879 году во Франции был лишь один теннисный корт – разумеется, в Канне. Город привлекал не только романтиков и писателей (и Проспер Мериме, и Оскар Уайльд, и Ги де Мопассан, лечивший здесь астму, рекламировали Канн всем знакомым), но и высшую знать. Один из кварталов города даже назван по имени российского царя Александра III.
   Бульвар Круазетт появился в 1868 году. А в 1887 поэт Стефен Льегар придумал термин «Лазурный берег». Вскоре было построено казино: именно на этом месте позже появился Дворец фестивалей. Казино, правда, в нем тоже есть: разве можно веселиться, если нет риска?
   Дворец фестивалей местные жители называют «Бункер». Он совершенно не вписывается в пышную каннскую архитектуру, но его это ничуть не смущает: возвышается себе над Круазетт, презрительно поглядывая на толпы желающих попасть внутрь. Именно сюда во время фестивалей пытаются проникнуть фанаты, не доставшие билетик, именно здесь снуют фотографы в галстуках-бабочках (без галстука-бабочки ни одного мужчину ни при каких обстоятельствах не пустят на вечерний просмотр). Аллея вокруг дворца вымощена плитами, на которых звезды фестиваля оставляют отпечатки своих ладоней. Иногда даже во время фестиваля на этих свидетельствах славы спят бомжи, укутавшись в спальные мешки (в мае каннские ночи еще прохладны).
   Недалеко от Дворца фестивалей – церковь, в которой в марте 1815 года останавливался сам Наполеон, убегая с острова Эльбы. Жители Канна этим очень гордятся. Во время фестиваля в этой церкви можно купить плакаты к кинофильмам, и первым в глаза бросается мрачный Гарри Поттер, взмахивающий своей палочкой в сторону мемориальной доски Наполеона. Если пойдете гулять от Дворца фестивалей к старому порту, остановитесь у площадки для игры в петанк. Петанк – один из самых популярных во Франции видов убивания времени, и некоторые из местных старичков еще помнят, как в 1960-е здесь играли Жан Маре и прочие секс-символы. Правила очень просты: надо кидать шарики. Если шар ляжет близко к кошонетту – маленькому шарику, который бросают первым, – то выиграешь. Считается, что петанк – такой же символ Канна, как кинофестиваль, море или Сюке.
   Старый город расположен в квартале ле Сюке.
   Здесь всегда много туристов. Одни разглядывают город – мешанину красных крыш, другие пришли ради Этнографического музея, третьи фотографируют чаек. Птицы садятся на фонарь прямо перед Сторожевой башней и позируют фотографам на фоне города. Когда одной чайке надоедает там сидеть, ее сменяет следующая, – фонарь почти никогда не остается пустым.
   Если есть время, надо съездить на Леринские острова: на одном из них, Сант-Маргерит, в тюрьме держали знаменитого Узника в железной маске, про которого вы наверняка если не читали, то смотрели кино с Леонардо ди Каприо в главных ролях, – короля Людовика XIV и его брата-близнеца. Здесь же – Морской музей, где можно посмотреть на все то, что находят в море, в том числе и на останки затонувших кораблей. На самом маленьком острове, Сент-Онора, в XI веке был построен монастырь. Монахи живут здесь и сегодня, выращивают виноград, так что обязательно купите у них вино и мед их собственного изготовления и их знаменитый ликер. Легенда гласит, что основал монастырь святой Онора, а заодно очистил остров от змей, вызвав необычайно сильный прилив, который их всех смыл. Сам же в это время отсиживался на пальме, отчего пальмовая ветвь и стала символом Канна.
   В Канне и вокруг него вообще очень много того, на что можно потратить целый день: магазины, музеи, желтый песок, узкие улочки, по которым почти невозможно пройти, потому что они заставлены ресторанными столиками, антикварный базар, продуваемый сладким ветром.
   Многие из каннских достопримечательностей находятся в частном владении, и, чтобы дать народу возможность их посмотреть, министерство культуры устраивает Дни наследия, когда можно совершать бесплатные экскурсии на некоторые виллы, к примеру посмотреть замок Валломброса или резиденцию Шанфлери.
   Но виллы и музеи – это Канн официальный, пышный, эстетский. Есть магниты попритягательней: рестораны и маленькие кафе, рынки и антикварные лавочки. На крытом рынке в районе Форвиль можно провести целый день, разглядывая старые книги, оптические приборы, видевшие звезды над Францией, когда слово «звезды» относилось только к небесным светилам. Бокалы, колокольчики, виниловые пластинки, деревянные фигурки, есть даже продавец, у которого можно найти тросточки любого вида – с костяной ручкой, из зеленого стекла, деревянные, с потайными ящичками, со специальным зажимом для перчаток… Рядом с продавцом сосредоточенно дышит огромный и важный английский бульдог, разглядывает тросточки с таким серьезным видом, как будто в прошлой жизни у него таких было без счета, как и цилиндров.
   За модой надо идти на улицу Антиб. Это неширокая улочка, параллельная Круазетт. На столбах висят цветочные гирлянды – даже, скорее, клумбы. Во время фестивалей тут не протолкнешься, туристы снуют от магазина к магазину, изучают бесстыдные манекены, демонстрирующие кружевное белье, разглядывают витрины с шоколадными конфетами (их делают здесь же, при вас), спешат к Fnac'y – здесь можно купить любую музыку, видео, DVD, книги. Во время последнего кинофестиваля, председателем жюри которого был Квентин Тарантино, во Fnac’e прямо у входа стоял стенд под названием «Вселенная Квентина Тарантино».
   Между Антиб и Круазетт – ресторанчики и забегаловки, ночами переполненные настолько, что проехать на машине невозможно. В здешнем вьетнамском ресторане дают настоящий, хорошо заваренный жасминовый чай в чайничке – это важно для чаеголиков: во Франции можно найти хороший кофе, но крепкий чай не подают даже в Salles du the – в чайных. В этом районе весело, шумно и пьяно.
   Более чопорная публика собирается недалеко от Старого порта и башни Сюке. Пешеходная улочка Сюке состоит только из ресторанов и сувенирных магазинов, в которых – во всех – продают прованские травы и лаванду. В рестораны Сюке вечером не попасть без предварительного заказа. Здесь подают настоящую прованскую еду, тяжеловатую, но удивительно вкусную: обязательны маслины и оливки на закуску или паста из маслин – тапенад, рыбный суп с заправкой руй, утка, или кролик, или просто кусок мяса. А на десерт попробуйте крем-брюле – такого вкусного крем-брюле вы не найдете ни в каком другом городе Франции. И конечно, запивать все это надо настоящим французским вином и слушать, как официант объясняет, что на этой земле делали божественный напиток из винограда еще 2600 лет назад и в каждой капле этого вина – вся мировая история. Он говорит, а вы думаете о Канне – об эклектичном городке, где пальмы соседствуют с эвкалиптами, а купола Карлтона призваны напоминать о груди знаменитой в самом начале XX века парижской куртизанки. На столике горят свечи, мимо прохаживаются туристы, – смотрите, это Эмир Кустурица ищет, где бы поужинать, а вон идет Альмодовар в окружении каких-то дам, – и каннские звезды плывут у вас над головой.


   Древний Рим и его развалины

   22 февраля 2005 года вылетели из Питера через Франкфурт-на-Майне в Рим. Поселились в отеле «Шератон-Рим», в комфортном номере. Питерских участников тренинга по протоколу исследования противоэпилептического препарата фирмы «Янссен-Силлаг» (которую проглотил концерн «Джонсон-Джонсон», но пока сохранил логотип «дочери») было пять человек, включая и Тараса с Владимиром Алексеевичем Михайловым. Через пару часов прилетели из Москвы еще 15 участников, среди которых были профессор Владимир Алексеевич Карлов, Андрей Сергеевич Петрухин, Александр Васильевич Густов (Нижний Новгород), Ирина Евгеньевна Повареннова (Самара) и другая молодежь.
   С 22.00 ужинали в ресторане гостиницы. Сидел рядом с другом, членом-корреспондентом РАМН, профессором Карловым. Видел его необычную угрюмость. Оказалось, что в декабре 2004 года он потерял любимую дочь. Ей было всего 50 лет. В парикмахерской сделала прическу, возвращаясь домой, сидела за рулем, и на нее наехал грузовик. Смерть наступила на месте ДТП. Красиво жила и быстро ушла. Она заботилась об отце и всегда дарила ему ко дню рождения (в декабре) полезные подарки: то микроволновку, то сервиз, то стулья-табуретки на кухню. Даже купила сервиз на дачу, который вручили после ее гибели. Теперь эти вещи постоянно напоминают о ней: «Я каждый день плачу. Убедился, что Бога нет, снял с себя крестик и выбросил. Стал, как и прежде, атеистом».
   Вообще же судьбы наши с Владимиром Алексеевичем Карловым пересекались на форумах различного ранга. Стоит упомянуть о его учителе – профессоре Василии Александровиче Смирнове. Он написал в период светлой памяти хорошую книгу о зрачковых рефлексах. Затем много лет работал в ВАКе, и диссертанты-неврологи его споили. Впервые слушал его доклад на съезде неврологов в Ленинграде в 1967 (?) году о поражениях нервной системы при патологии печени. Более пустого доклада не слышал ни до ни после. Слова говорил, но смысла и идеи было не понять. Позже, на Всесоюзном съезде неврологов, я председательствовал на заседании, он также делал доклад с бестолковым содержанием. В заключении председательствующего я отдельными фразами итожил доклады других, а когда дело дошло до сообщения В. А. Смирнова, сказал: «А доклад профессора В. А. Смирнова говорит сам за себя», чем вызвал взрыв аплодисментов. Интересна была реакция: сам В. А. Смирнов подбежал ко мне, пожал руки и говорит: «Спасибо! Ты замечательно сказал…» А другие – особенно профессор Людмила Григорьевна Ерохина (главный внештатный невролог Минздрава Российской Федерации, завкафедрой медико-биологического факультета 2-го Московского медицинского института им. Н. И. Пирогова) – поздравила меня со словами: «Ну ты и отбрил Васю! Здорово!» Потом мы подружились с Владимиром Алексеевичем, который 26 лет заведовал кафедрой неврологии лечебного факультета Московского стоматологического института. Наши отношения были доверительными, дружескими. С годами Карлов стал раздражительным, непримиримо злобным на всякие недочеты в докладах других о лекарствах при различных заболеваниях нервной системы. Пользуясь дружеским расположением к нему, я неоднократно делал ему замечания, не советовал бросать убийственные реплики в адрес своих подопечных и практических врачей типа: «Вы же ничего не знаете… если при эпилепсии назначаете фенобарбитал!» Порой он соглашался, порою уходил молча.
   Своего шефа – В. А. Смирнова – Владимир Алексеевич своим учителем не считает, определил его как «Вася с дыркой в голове».
   Владимиру Алексеевичу пришлось пережить несколько личных трагедий в жизни, которые отразились на его восприятии мира (неожиданный уход из жизни жены Ольги Николаевны Савицкой – также автоавария, была сбита мчавшейся легковой автомашиной; участие в юные годы в боевых действиях во время ВОВ, когда из взвода в живых осталось только трое, и т. п.). Плюс характерологические особенности. Сейчас он недоволен своим преемником, хотя работали вместе десятилетия. Как-то обиделся сильно на меня в Лондоне за то, что не организовал встречу с Полиной Монро и поход в Королевское медицинское общество, где я – почетный член. Особой моей вины не было, так как я и сам не виделся с Полиной до самой встречи в Доме ученых. Это происходило в дни Международного конгресса неврологов в Лондоне.
   Двадцать третьего февраля 2005 года на Родине праздник – День Советской армии и Военно-морского флота, а ныне – День защитника отечества. А у нас экскурсия по Риму. В 8.15 подан автобус; идет проливной дождь. В отеле, в камере хранения, выдали каждому по зонту. Гид – чешка Вера, 25 лет, замужем за итальянцем, очень хорошо знает и любит историю Рима.
   Наша гостиница «Шератон» расположена в новом квартале Рима, который начали строить в 1930-е годы при Муссолини. Первый дом – квадратный Колизей – планировался под Всемирную выставку в 1941 году, но стал новым Дворцом римской цивилизации после войны. В 1870 году в Риме проживало около 200 тысяч жителей, а сейчас – 4 миллиона. Рим разделен на 23 квартала, расположен на семи холмах (Палатин, Капитолий, Эсквилин, Целий и др.). Италия делится на 20 регионов. Рим находится в Лациуме. По легенде, организовали город в VIII веке до н. э. два брата-близнеца – Ромул и Рем, которых родила весталка. Весталки – жрицы Весты, хранящие священный огонь и исполняющие обряды. Весталки принадлежали к знатным патрицианским семьям. Они избирались в числе шести, от шести до десяти лет, и должны были служить богине в течение 30 лет, сохраняя обет целомудрия. Весталки пользовались большими привилегиями: они были избавлены от власти родителей – над ними существовала только власть Великого понтифекса; они имели право разъезжать по городу на колесницах (другим женщинам это запрещалось); им отводились лучшие места на спектаклях и церемониях; они могли свободно расходовать деньги, которые им щедро выделяло государство. Из 30 лет первые 10 лет весталку обучали, затем 10 лет она служила и еще 10 лет обучала преемницу. Одним из древнейших храмов Рима является храм Весты. В нем хранился священный огонь Весты – богини домашнего очага, который нужно было постоянно поддерживать под страхом великих несчастий. Культ Весты в Риме восходит ко времени далекой древности. По одной из легенд, мать Ромула и Рема якобы была весталкой. Нума Помпилий учредил священный культ весталок, жриц богини Весты, в обязанности которых входило поддерживать священный огонь в храме. Им оказывались бесчисленные почести и привилегии, а государство выплачивало им вознаграждение. Храм имел конусовидную крышу с отверстием в центре для выхода дыма. В центре храма находилась целла, украшенная снаружи 20 колоннами; в целле всегда пылал священный огонь богини Весты.
   А одна весталка оплодотворилась от бога Зевса, родила двойню 21.04.753 г. до н. э. Ее утопили, а детишек рабы положили на плот, который по реке Тибр прибился к берегу, где их приютила и выкормила волчица. На этом месте мальчики начали возводить жилище и основали город Рим.
   В 30 минутах езды от Рима находится римский порт Остиа.
   На Форуме есть круглая колонна-пупок – точка отсчета расстояния до городов Италии и Европы, от этого центра идут радиусом дороги по прямой, отсюда пословица «Все дороги ведут в Рим». На улицах растут платаны и тивия (с кроной в виде зонтика), кипарисы, пальмы, вечнозеленые лавровые деревья.
   Автобусную экскурсию прервали для пешеходной прогулки по развалинам и сохранившимся шедеврам зодчества. Небо прояснилось, засияло солнце. Начали с уникального водопада – фонтана Треви – истинного шедевра зодчества. Впечатляют его своеобразная сценически оформленная композиция, гармоничная красота скульптурных мраморных фигур. Фонтан начали строить при Папе Урбане VIII архитекторы Пьетро да Кортин и Бернини. Вскоре папа умер, и строительство приостановилось… на 100 лет, когда Папа Климент XII поручил архитектору Николе Салви возобновить работы, которые завершили к 1751 году.
   Фонтан изобилует символикой и смысловыми аллегориями. Высокая строгая Триумфальная арка (Дворец Нептуна) служит своего рода декорацией для всей композиции. Арку образуют четыре колонны коринфского ордера, увенчанные статуями и балюстрадой. Огромная ниша в центре арки придает равновесие и гармонию всему ансамблю. В нише меньшего размера слева находится статуя «Изобилие» скульптора Ф. Балле, а над ней – прекрасный рельеф скульптора Андрея Бергонди, представляющий сюжет «Агриппа, одобряющий проект акведука». В нише справа – статуя «Здоровье» также работы Ф. Балле, а вверху – рельеф скульптора Дж. Б. Гросии «Девушка, указывающая солдатам дорогу».
   Создается впечатление, что колесница, управляемая твердой рукой Нептуна, выезжает из проема центральной арки. Ее выносят из воды морские кони, известные как два антипода – буйный и спокойный, соответственно их пластическому решению. Тритоны (голова и тело мужчин с рыбьими хвостами, как русалки – женское тело и голова), выглядывающие из воды, как бы указывают путь коням, несущимся галопом по воде. Фигуры тритонов выполнены П. Браччи в 1762 году. Вся композиция построена на скалистом пейзаже.
   Однако центром Рима является Капитолий. Это центр общественной, политической и религиозной жизни: на этом холме возвышается храм Юпитера Капитолийского, на северной стороне холма – Акрополь (верхний город – крепость) вместе с храмом Юноны Монеты (убеждающей) и храмом Добродетели. На вершине холма лежит площадь Капитолия, созданная по проекту Микеланджело. Ее окружают великолепные дворцы, а в центре с 1538 года возвышается конная статуя Марка Аврелия. Обрамляют эту площадь Сенаторский дворец, Новый дворец и Дворец консерваторов. Эти дворцы похожи друг на друга как близнецы, созданы по проекту Микеланджело (завершал строительство Джироламо Райнальди), увенчаны аттиком с балюстрадой, украшенной статуями. (24 февраля 2005 года по телевизору объявили, что Папе Иоанну Павлу II сделана трахеотомия (страдает паркинсонизмом).)
   В Сенаторском дворце (вдоль его фасада с двух сторон идут живописные лестницы, которые сходятся на верхней площадке) находится много великолепных салонов (Салон знамен, Салон колесниц, Зеленый салон, Желтый салон, большой Зал Совета – место заседаний Трибунала Сената). В Новом дворце находится Музей Капитолия, который считается одним из древнейших музеев и славится богатством своих коллекций. Основан в 1741 году во время понтификата Сикста V, его меценатство было продолжено преемниками: Пием V, Климентом XII, Бенедиктом XIV, Климентом XIII и Пием VI, которые активно пополняли собрания музея. Египетская коллекция, зал Колонн, зал Императоров (65 бюстов римских императоров), зал Философов, зал Фауны и знаменитый зал Умирающего гладиатора.
   Напротив Капитолия возвышается жилой дом с надстройкой пентхауза Софии Лорен (племянницы Муссолини).
   На уровне колоннады Капитолия возвышается памятник Витториано с конной статуей Виктора-Эммануила II и плитой, на которой выгравирован текст известия о победе над Наполеоном.
   Вокруг красуются церкви Санта Мария ди Лорето, Пресвятой Девы Марии, Сан Марки и др.
   От Капитолия спустились в Императорские форумы – ансамбль обширных площадей, обрамленных колонным портиком. Здесь собирался народ по случаю рыночных торгов, выступлений ораторов и религиозных церемоний. Форумы Юлия Цезаря, Августа, Веспасиана, Нервы, Траяна. Здесь и сейчас продолжаются раскопки. Сохранились арка Септимия Севера и арка Тита (в честь его победы над иудеями в 70 году до н. э.). Неподалеку стоят Колонна Фоки и Колизей.
   Колизей – это символ славы Вечного города, превосходящий своими размерами все когда-либо построенные в Риме амфитеатры. Он воздвигнут императорами династии Флавиев и стал называться Amphitheatrum Flavium. Название «Колизей» (от лат. colosseum – колоссальный) было присвоено ему только в середине века и связано с гигантской бронзовой статуей, изображающей Нерона в облике Солнца, которая находилась неподалеку.
   Строительство Колизея началось при Веспасиане в обширной долине, лежащей между холмами Целием, Палатином и Эсквилином, – там, где находилось искусственное озеро, обозначавшее центр резиденции Нерона. Озеро пришлось осушить в связи с возведением амфитеатра. Веспасиан обещал римскому народу возвратить все, что у него отнял Нерон, и подарить Риму огромный, постоянно действующий амфитеатр. Строился Колизей ярусами и при правлении Тита, при нем в 80 году н. э. торжественно открыли амфитеатр. Игры и зрелища продолжались целых 100 дней. Внутренняя отделка была деревянной, поэтому несколько раз Колизей горел, в 250 году н. э. – от попадания молнии. В 429 и 443 годах Колизей пережил землетрясения, здание сильно пострадало, фрагменты здания использовали как строительный материал для храмов и дворцов Рима. Сооружение имеет форму эллипса, его размеры по наружной стене 188 × 156 метров, высота достигает 49 метров. Весь наружный четырехъярусный фасад облицован травертином. Первые три яруса состоят из арок – по 80 в каждом ярусе.
   От ослепительного солнца спасал натягиваемый морячками огромный тент. От арены ряды трибун отделялись четырехметровым подиумом, за которым находились места для почетных зрителей. Распределение зрительских мест на трибунах производилось в строгом соответствии с социальной принадлежностью горожан. Императорская ложа находилась в южном конце малой оси эллипса и предназначалась в равной степени для консулов и весталок. С северного конца находилась ложа префекта города и магистров.
   Центр арены был покрыт досками, которые можно было снимать. Во время представлений зрителей от хищных животных ограждали специальной стеной с решеткой, наверху которой торчали бивни слонов, а внизу – вращающиеся цилиндры, чтобы звери не могли вцепиться когтями в сетку.
   В подвальном помещении под ареной располагалось хранилище всего необходимого для зрелищ: клетки с животными, декорации, склады оружия для гладиаторов и т. п.
   Есть два выхода из Колизея: один – для победителей, а другой, противоположный, – для жертв представления.
   В 19.00 собрались на ужин-знакомство. Зал просторный, столы сервированы приборами, бутылочками, фужерами и водой. Рядом во льду – по бутылочке красного и белого вина. Остальное – шведский стол. Я первым определился со столом, подошел профессор Петрухин Андрей Сергеевич и сказал, что хочет посидеть рядом, так как никогда не приходилось близко беседовать. Я выразил удовольствие и сообщил, что хорошо знаю его по новому учебнику и по докладам на общих конференциях. Когда стол заполнился – участники тренинга из Нижнего Новгорода, Самары, Смоленска и мы с Тарасом, – Андрей Сергеевич начал монолог, поносящий все наше Отечество: люди, включая врачей, – безграмотные, тупые скоты; правительство – вредители, хамы и насильники, включая президента (вашего земляка), который не любит свой народ, ориентируется только на Запад, а к своим относится «пожестче». У нас давно так: то коммуняки гноили интеллигенцию в лагерях, то Сталин в войне использовал народ как пушечное мясо. Даже профессор Николай Нилович Бурденко не любил своих сотрудников: когда он шел по коридору, смотрел в пол, а каждому встречному делал замечание: «чего болтаешься», если видел второй раз, угрожал: «выгоню с работы». Поэтому все прятались в кабинетах и не показывались ему на глаза. Про это ему рассказывала тетя, работавшая у знаменитого хирурга операционной медсестрой…
   История превращения Рима в Римскую империю путем смены династии царей в республиканское правление, когда устанавливалось равенство в правах между патрициями и плебеями, и экспансии Рима за пределы Италии на все Средиземноморье и на восток (захват Македонии) продемонстрировала постепенный переход от республики к империи и усиление деспотизма и милитаризма. Она повторилась и в наше время: от СССР – к его развалу путем суверенизации отдельных республик и их деспотизации.


   Обновляющийся Лиссабон

   Лиссабон («любимая бухта», по-португальски – «Лижбоа») – один из красивейших городов мира, раскинувшийся на холмистых склонах долины реки Тежу в месте ее впадения в Атлантический океан. Город имеет хорошо узнаваемое лицо, характерное обилием старых зданий, крутых лестниц, фуникулеров, вымощенных брусчаткой улиц старых кварталов, множеством крохотных парков с прудами и удобных обзорных террас «мирадору». Центром города считается живописная вымощенная мозаикой площадь Росиу с бронзовыми фонтанами, пестрыми клумбами, статуей короля Педро IV и зданием Национального театра Дона Мариа П. Севернее площади Росиу лежит площадь Рештаурадореш с розовым дворцом Паласио-Фош, от которого начинается центральная магистраль столицы – обрамленная каштановыми аллеями и застроенная богатыми особняками, ресторанами, отелями и шикарными магазинами Авенида-да-Либердаде (проспект Свободы). Она заканчивается на круглой площади Маркиза де Помбаль (или Ротунда) с памятником самому маркизу-реформатору в центре. К северу от Ротунды по склонам холма раскинулся зеленый массив парка Эдуарда VII.
   На набережной Тежу находится красивая площадь Праса-ду-Комресиу (Дворцовая) с памятником Жозе I, с которой начинается большинство экскурсий по городу. С трех сторон площадь обрамляют здания министерств и банков, а с четвертой открывается панорама реки. Один из символов Лиссабона – украшенная барельефами и статуями известных людей арка, соединяющая площадь Коммерции и улицу Аугуста. Площадь перед Ратушей (1865 г.) украшает витая каменная колонна Пелоринью, символ городского правосудия, которую в прежние времена использовали в качестве позорного столба. В старинном западном районе Белен располагается самое впечатляющее архитектурное сооружение Лиссабона – монастырь Жеронимуш (1502 г.) в стиле «мануэлино», основанный в честь открытия Васко да Гамой морского пути в Индию. В пантеоне монастыря находятся могилы Васко да Гамы, поэта Камоэнса и короля Мануэля I, а перед самим монастырем разбит прекрасный парк с памятником первооткрывателям. Еще одним символом Лиссабона считается лежащая неподалеку, в окружении вод реки, Торе-де-Белен (Беленская башня), выстроенная в стиле португальской готики, – бывший маяк и сторожевой пост, полностью реконструированный в 1845 году. По улице Белен можно дойти до Беленского дворца с резиденцией Президента республики, бывшим королевским манежем и уникальным Музеем карет. Отсюда уже видны расположенные на левом берегу реки величественная статуя Христа с распростертыми руками и знаменитый мост 25 Апреля – самый длинный городской мост в Европе (2278 метров).
   Основанная вестготами крепость Сан-Жоржи (св. Георгия, V в.) находится на холме в восточной части города. За свою долгую историю крепость не раз перестраивалась: служила и королевской резиденцией, и тюрьмой, здесь Васко да Гама отпраздновал успех своей экспедиции в Индию, а сейчас со смотровой площадки крепости можно насладиться великолепной панорамой города. Окружающий подножие крепостного холма район Алфама является самой старой частью города, отсюда и начинался сначала римский, а позднее и мавританский Лиссабон. Невысокие каменные дома с черепичными крышами обрамляют крутые живописные улочки Алфамы, замощенные булыжником. Интересен романский Кафедральный собор Се, который был построен в 1150 году на месте мечети как символ победы христиан над маврами, – это самый старый храм города. К достопримечательностям этого района относятся также церковь Мадри-де-Деуш (Богоматери, начало XVI в.), Музей карет в центре Васко да Гама и Дворец Митра (XVII в.) с Музеем Лиссабона.
   В западной части города непременно стоит посетить старый квартал в районе Байро-Алто, улицу Сан-Бенту, площади Рату и Аморейраш, а также Дворец Национального собрания (1834 г.), церкви Св. Винсента-до-Фора, Сан-Доминго и Лорето, Муниципальный дворец с изящными лестницами, многочисленные особняки португальской знати и осмотреть римский акведук «Свободные воды» высотой 66 метров.
   Коммерческий центр Лиссабона, район Байша, резко отличается от остальных районов города своей четкой планировкой улиц. Здесь нет ни дворцов, ни церквей, зато огромное количество банков и универмагов. Здесь же находится один из многочисленных фуникулеров – ажурная металлическая башня Элевадор-де-Санта-Жушта, построенная по образцу Эйфелевой башни в Париже, с которой открывается великолепный вид на верхний и нижний город.
   В городе множество красивых парков, ботанический сад, интересны и многочисленные музеи, среди которых наиболее примечательны Музей ду-Шиаду (португальское искусство XIX–XX вв.), Национальный музей древнего искусства (живопись XII–XIX вв.), Музей современного искусства, Национальный музей естественной истории, Этнографический музей, Археологический и Морской музеи, Музей Калоста Гульбеньяна (коллекция искусства с III в. до н. э. до XX в.), уникальный Музей керамики и др.
   Лиссабон не всегда был столицей Португалии. И не всегда так назывался. Основали его финикийцы и назвали Алис-Уббо – прекрасная гавань. Первые финикийские поселения появились 3000 лет назад в устье реки Тежу, где устье несколько километров шириной и практически сливается с морем. Это очень удобно для кораблей. Хорошо защищенная естественная гавань способствовала быстрому росту города. Еще в доэллинистические времена это был крупный торговый центр.
   Финикийцев сменили римляне и переименовали город в Уллис. От римлян осталось не так уж и много. Самое значительное – это замок Сау-Жоржи. Правда, сейчас он сильно отличается от своего первоначального облика. Его много раз перестраивали и мавры, и португальские короли, которым он долгое время служил резиденцией.
   Замок Св. Георгия, как и положено, выстроен на стратегической высоте – холме, господствующем над городом. С его стен открывается панорама на весь Лиссабон, и сам он виден отовсюду.
   Несмотря на солидный возраст города, старых зданий, а тем более кварталов, в Лиссабоне осталось немного. Тому виной страшное землетрясение, случившееся 1 ноября 1755 года в День Всех Святых. Тогда под развалинами погибло более 60 тысяч человек.
   Лучше других сохранился старинный район Альфама. Здесь селились мавры, которые в 711 году пришли на Пиренейский полуостров и четыре с половиной столетия оставались почти полными его хозяевами. Сейчас район выглядит вполне по-европейски. Единственное, что напоминает о прежних его обитателях, – целые изразцовые картины, украшающие многие здания. Идешь по городу, и кажется, что мимо проплывают изразцовые печки. Многие стены домов отделаны керамической плиткой азулежу. Эта традиция идет еще от мавров.
   Мостовые Лиссабона – особая примета города, которая берет свое начало еще от римлян. Они выложены белыми и черными шлифованными камешками. Их берегут, лелеют и даже моют мыльной пеной.
   Лиссабон сделался столицей в 1147 году. Сюда после окончательного изгнания мавров перенес свою резиденцию из Коимбры первый король Португалии Алфонсу Энрикеш. Тогда же в Лиссабон была переведена епископская кафедра и началось строительство Кафедрального собора. Возвели его на месте мавританской мечети. Он неоднократно перестраивался и расширялся. Главный неф, самый древний, – это романский стиль, а часовни уже готические. Полностью все работы в соборе завершились только в 1940 году.
   Еще один район, который относительно благополучно перенес землетрясение, – Барриу Альту. Уютные узкие улочки, кованые решетки балконов – настоящий старый Лиссабон. Есть здесь и памятник нового времени. Трамвай на одной из старых улочек на поверку оказался фуникулером. Двигаться вагончики заставляет трос, проходящий по канавке ниже уровня мостовой.
   Сорокапятиметровый подъемник был построен учеником Эйфеля, португальским инженером Раулем Мюнье дю Понсаром. В начале XX века это было единственное транспортное средство, соединяющее нижнюю и верхнюю части города. Сейчас им пользуются только туристы. Этот подъемник выглядит, как лифт какого-нибудь богатого, аристократического дома.
   В своем чисто конструктивистском творении Понсар использовал готические мотивы, столь органичные для Лиссабона и Португалии вообще, – винтовая лестница, смотровая площадка. Отсюда город и центральная площадь Росиу как на ладони. Когда-то она была средоточием всей столичной жизни, излюбленным местом для прогулок и встреч.
   Сегодня площадь Росиу выглядит вполне мирно, а на самом деле чего здесь только не было за всю историю Лиссабона! Например, в Пасху, в 1506 году, здесь началось избиение еретиков и евреев. Оно длилось два дня, было убито 2 тысячи человек.
   Понятно, что здание инквизиции, обладавшей в Португалии огромной властью, должно находиться на главной площади страны.
   Теперь на его месте стоит городской театр. На казнь еретиков далеко возить не надо было. Экзекуция совершалась здесь же, на площади. Это зрелище привлекало множество зрителей.
   Здесь же сжигали ведьм. Инквизиторы точно знали, кто на самом деле ведьма. Подозреваемую бросали в воду. Если не тонула – значит, черти помогают, надо сжигать. Если тонула, что ж, извините, ошибочка вышла.
   Здесь находится самый старый источник Лиссабона, который бьет прямо из городской стены. Чтобы избежать ссор между представителями разных социальных групп, им было строго предписано пользоваться отдельными кранами. Рабы, пленные, матросы… Каждый становился в свою очередь.
   Некогда могучая колониальная империя, Португалия в XIX веке пришла в полный упадок… В 1908 году на торговой площади Лиссабона король Карлуш и его старший сын были застрелены анархистами. На престол взошел младший сын короля Мануэл П. А спустя два года Португалия стала республикой. Но ненадолго.
   В 1926 году власть в стране узурпировал Антониу Салазар. Убежденный фашист, он всячески заигрывал с католической церковью, которая и сейчас пользуется огромным влиянием в стране.
   Статуя Христа была воздвигнута на высоком берегу Тежи в период правления Салазара. Когда находишься рядом со статуей Христа, понимаешь, насколько она огромна. Ее высота 85 метров, т. е. вдвое выше, чем статуя Свободы в Нью-Йорке, например. Со смотровой площадки виден весь город. Отсюда хорошо прощаться с ним.
   Как всякий диктатор, Салазар любил грандиозные проекты. В 1966 году по его указанию был построен мост через реку Тежу – самый на тот момент длинный в Европе – почти 3 километра. Он так и назывался – мост имени Салазара. После падения режима его переименовали в мост 25 Апреля.
   С балкона муниципалитета 25 апреля 1974 года генерал Антониу ди Спинола объявил о восстановлении демократии в стране. О тех революционных днях лиссабонцы до сих пор говорят с воодушевлением: 24 апреля город вдруг наполнился военными, чувствовалось, что что-то готовится. Часов в пять вечера на улице стал собираться народ. А в два часа ночи было окружено здание министерства финансов, и все поняли, что диктатуре конец. 25-го утром толпы людей вышли на улицы. Народ ликовал. Многие верующие отправились в церковь возблагодарить Бога за освобождение. Экономический подъем в Португалии начался в конце 80-х годов прошлого века, когда страна присоединилась к Евросоюзу.
   В 1998 году, к открытию Всемирной выставки в Лиссабоне, был сооружен самый длинный в Европе (уже на сегодняшний день) 16-километровый мост. Для этой выставки в том же году построили и выставочный комплекс (в год 500-летия прибытия Васко да Гамы в Индию). Теперь эта территория переоборудована в развлекательный комплекс. Выставке обязан своим появлением и железнодорожный вокзал. Называется он Восточный. Выстроил это космического вида здание известный испанский архитектор Сантьяго Салатрава.
   Парк развлечений тянется вдоль реки на несколько километров. Путешествовать по нему не обязательно пешком – здесь действует подвесная дорога. Конечная ее станция – океанариум. В Лиссабонском океанариуме представлена вся морская фауна – от сардин до акул: это один из самых больших океанариумов в Европе, здесь свыше 15 тысяч морских жителей.
   В окрестностях Лиссабона находятся живописная горная гряда Аррабида и прекрасные побережья Еолубого берега и Кошта-ду-Сол, аристократические усадьбы Азейтау, а также множество неприступных средневековых крепостей и замков, превращенных в гостиницы – «поузады», уютные ресторанчики и кафе.
   В 30 километрах к западу от Лиссабона находится Синтра – жемчужина португальской Ривьеры и всей страны. Это летняя резиденция португальских королей с XIV по XX век, город королевских дворцов, экзотических парков, неприступных крепостей и замков, объявленный ЮНЕСКО достоянием человечества. Именно в Синтре находятся эклектичный королевский Паласио-да-Пена (Дворец Пена, XIX в.) с роскошным парком в 270 гектаров, Дворец Каштеллу-душ-Моруш (Дворец Мавров), королевский Дворец пако-Реал (XIV в.), Дворец Клеш (1747 г.) и другие уникальные образцы архитектуры. В 20 километрах к северу от Синтры расположен гигантский дворцово-монастырский комплекс Мафра (XVIII в.), объединивший на площади 10 гектаров дворец и монастырь, а также 880 других помещений, в том числе мраморную базилику в австрийском стиле с великолепным органом и богатейшую библиотеку, в которой хранится около 30 тысяч томов.
   Порту, один из древнейших городов и бывшая столица страны, возник в VI веке до н. э. на правом берегу реки Дору Здесь интересно посетить перестроенный из старой крепости Кафедральный собор (XII–XVIII вв.), гранитную башню Клеригош (XVIII в., высота 75 метров – самая высокая церковная башня Португалии), францисканскую церковь Сан-Франсишку (1233 г.), Ратушу с 70-метровой колокольней (1920 г.), шедевр португальской барочной архитектуры XVIII в. Епископский дворец с Музеем Машаду-де-Каштру, построенный по проекту Эйфеля двухъярусный мост через Дору (длина 172 метра) и вокзал Сан-Бенту с громадными изразцовыми панелями стен. Прогуливаясь по Авенида-дос-Альядос с импозантными домами конца XIX – начала XX века, можно посетить шумный прибрежный квартал Рибейра, знаменитые винные погреба или пестрый и шумный рынок. Самый старый в Португалии Ботанический сад Порту (1772 г.) является прекрасным образцом позднебарочного садового искусства, где сохранились чудесные старые оранжереи и парк замкового типа. В пригороде Вила-Нова-де-Гая вот уже 300 лет находятся главные подвалы для хранения портвейна и размещается единственный в своем роде Музей портвейна.
   К северу от Порту лежит известный еще со II в. до н. э. город Брага – важный промышленный, культурный и религиозный центр страны, резиденция епископа. В 5 километрах от Браги находится святыня Португалии – стоящая на горной террасе высотой 564 метра церковь Бон-Жезуш-ду-Монте (церковь Христа на Голгофе, 1723–1811 гг.), один из главных центров паломничества страны. Около церкви разбит великолепный парк со множеством маленьких часовен, фонтанов и прудов. Город гордится и другими архитектурными памятниками, среди которых выделяются Старый город с десятками церквей и дворцов на маленьких улочках и украшенных фонтанами площадей, аркой да-Порто-Ново, также привлекательны Кафедральный собор с Капелла-дуж-Рейш (XIV в.), Ратуша (XVIII в.), церкви Мизерекордиа (XVI в.), Санта-Круш (XVII в.), Игрейа-до-Кармо, Ностра-Сеньора-а-Бланка, Игрейа-дос-Терсейрос, капеллы Св. Марка (XV–XVIII вв.), Каза-дос-Коимбрас (1525 г.) и др. В окруженном прекрасным парком Архиепископском дворце (XVII в.) сейчас находится Музей с римскими реликвиями, а римское святилище Фонте-де-Идолу (I в. н. э.) считается одним из наиболее сохранившихся в стране.
   «Колыбелью» Португалии считается Гимарайнш (основан в 840 г., севернее Порту), в котором родился первый король страны – Алфонсо Энрикеш I. Сохранились старая крепость с семью башнями на Святом холме, старые улицы города, многочисленные особняки и храмы; также интересны Музей церковного искусства и утвари в здании бывшего монастыря; расположенный в 7 километрах к юго-востоку от города бывший монастырь Моштейро-де-Санта-Мария-да-Кошту (1154 г.), превращенный в наши дни в шикарный отель.
   Южнее Порту лежит один из самых древних и красивых городов Португалии – Авейру Здесь находятся единственный сохранившийся римский храм в стране – храм Дианы с 14 коринфскими колоннами, церковь Сан-Франсишку с «часовней из костей», церковь Санту-Антан (XVI в.), церковь Божьей Матери да-Граса, Кафедральный собор (1186 г.), романо-готический Музей церковного искусства и множество уникальных сооружений.
   Старинный университетский город Коимбра лежит в среднем течении реки Мондегу Его знаменитый университет – один из старейших в Европе (основан в 1290 г.). Это целый комплекс уникальных исторических зданий, среди которых наиболее интересны колоннада Виа-Латина, роскошный актовый зал Сала-дос-Капелош, изящная университетская капелла, башенные часы с колоколом и старая библиотека (1716–1728 гг.). Среди архитектурных памятников города выделяются тесный и запутанный Старый город, кафедральный собор Се-Велья в романском стиле (XII в.) с алтарем 1508 года, монастырь августинцев Санта-Круш (XVI в.) с могилой первого короля Португалии Алфонсо Энрикеша I, Музей Машаду ди Каштру в Епископском дворце (XVI в.), красивый мост Понте-де-Санта-Клара, парк с «фонтаном Любви», небольшой музей-парк «Португалия в миниатюре», «Дом слез» и римский акведук. В 16 километрах к юго-западу от Коимбры расположена Фатима – всемирно известное место паломничества, в 2 километрах от которого 13 мая 1917 года произошло чудо явления Девы Марии детям. Каждый год 13 мая сотни тысяч католиков съезжаются сюда, чтобы поклониться Богоматери из Фатимы. Центром паломничества является большая площадка-эспланида перед базиликой Св. Девы из местного белого известняка (чтобы вместить всех верующих, площадь сделана вдвое большей, чем площадь Св. Петра в Ватикане, 1928 г.) и церковь Видения, построенная на месте чудесного явления. В настоящее время город приобрел международное значение, здесь регулярно проводятся религиозные церемонии, а при Базилике возникло множество религиозных орденов.
   Удалось посетить бывшую столицу Авишской династии – Эвору, один из древнейших городов Пиренейского полуострова, известный еще с начала I века н. э. Главными достопримечательностями города считаются бывший архиепископский дворец и Кафедральный собор Се (1186 г.), римский храм (II в. н. э.), старейший акведук страны Агуа-да-Прата, дворец графа Башту, галерея Даш-Дамаш, церкви Игрейа-де-Сан-Жуан (1485 г.), Иоанна Крестителя, Эшпириту-Санту, Сан-Мамеде, Сан-Франсишку и др., а также дворец-замок Паласио-дос-Дюк-де-Кадаваль, Праса-ду-Жиралду с чередой изящных арок, университет (осн. в XVI в.), церковь Граса и дворец короля Эммануэля с прекрасным садом. В Брангасе интересны крепость Брангаса (1187 г.), средневековое здание городского правления Домуш-Муниципалис, Старый город с кафедральным собором (XVI в.) и центральной авенидой с многочисленными уличными кафе. Средневековое аббатство Санта-Мария (ХП-ХШ вв.) и место погребения представителей Бургундской династии в Алкобаса также является важнейшим архитектурным памятником страны. Здесь же расположен прекрасный Музей вина. В Баталье (20 километров к юго-западу от Алкобаса), в уникальном монастыре Санта-Мария-да-Виктория (1385 г.), расположены усыпальницы Генриха Мореплавателя и представителей Ависской королевской династии. В Томаре расположены похожий на крепость монастырь рыцарей Христа (1160 г.), церковь Шарола (XII в.), синагога (1460 г.) с музеем Абрахама Закуто, церковь Игрейа-де-Сан-Жуан-Баптисту (V в.), ренессансная базилика Игрейа-де-Носса-Сеньора-да-Консейсан (XVI в.), монастыри Санта-Ирия, Анунсиада, Сан-Франсишку и замок тамплиеров – еще один уникальный архитектурный и исторический памятник Португалии с множеством прекрасных сооружений в стиле «мануэлино».
   Бывший охотничий дворец последних португальских монархов в Буссако в наши дни превращен в роскошный отель – один из самых романтических отелей Европы, окруженный многовековым парком площадью около 500 гектаров. Шавеш славится своими термальными источниками, римской крепостью и церковью Милосердия. Город-музей под открытым небом Обидуш, место отдыха португальских монархов, сейчас находится под защитой службы охраны памятников. В Сетубале привлекательны готическая церковь Санта-Мария (XVI в.), церковь Сан-Жезуш (1491 г.), замок Кастелло-Сан-Фелипе, римский храм Дианы и Городской музей с коллекцией картин португальских художников XV–XVI вв. и ювелирных изделий.


   Цюрих, Женева, Монтре

   Первый раз в эту страну попал через Цюрих. Затем на электричке прокатился до Берна, где участвовал в конференции по паркинсонизму. Нас познакомили с историей Швейцарии. Гид рассказывала о высокой всесторонней социальной защищенности швейцарцев. Я настолько был очарован благополучием жителей этой небольшой страны, что потерял всякую бдительность в часы пребывания в аэропорту Цюриха. Рейс на Питер был через полтора часа после отлета в Москву. Провожая коллег в Москву и увлеченно беседуя с профессорами Наталией Федоровой и Владимиром Шмыревым, я не заметил, как мой чемодан унесли в неизвестном направлении. Он стоял в 20 сантиметрах сзади меня. В этом чемодане оказались не только новогодние подарки своим женщинам (выполнил их заказы по парфюмерии), но и записные книжки с адресами и телефонами (брал с мыслью завести новую алфавитную книжку и внести в нее часть старых адресов). В один миг оказался без надежной связи со своими друзьями и официальными лицами.
   Спустя пару лет второй раз навестил Швейцарию. Из Пулково через 2 часа 30 минут мягко приземлились в аэропорту Франкфурта. Уже у трапа ждал специальный автобус, который перевез нас к задержанному рейсу до Женевы. Посадили в новый самолет «Люфтганзы», и через 1 час 10 минут мы прилетели в Женеву. Из Питера летело нас восемь человек, только у нас с Наташей Тотолян и Аллой Тимофеевой багажа не было. А те, кто в Питере сдали багаж (профессор И. Д. Столяров и его спутники – А. М. Петров и А. Г. Ильвес), в Женеве его не получили, так как не успели перегрузить во Франкфурте. В аэропорту Женевы им всем выдали по пакету с зубной щеткой и пастой, бритвенный станок с мылом и футболку. Их заверили, что следующим рейсом из Франкфурта (через четыре часа) багаж доставят и привезут прямо в отель, где нас разместили.
   На микроавтобусе из Женевы нас везли 1 час 10 минут вдоль Женевского озера в городок Монтре, где поселили в отеле «Монтреу Палас» (Le Montreux Palace). Это самая фешенебельная гостиница из тех, в которых меня поселяли за рубежами России. Ажурная архитектура с элементами готики и балконами с фигурными решетками, золотистыми наружными жалюзи (раскручиваются при ярком солнце), семь этажей, пять звезд. Меня поселили на нулевом этаже, в комнате 091. Большой зал, широкая кровать с двумя тумбами (на них телефоны, записная книжка с авторучкой и карандашом), шикарный письменный стол с телефонами, настольной лампой, двумя мягкими креслами и сетчатой спинкой, мягкое кресло с подставкой для ног, прикроватный длинный пуфик, камин с большим зеркалом, отделанный коричневым мрамором, шкаф-бар, два одежных шкафа, журнальный круглый столик с мягким диванчиком вдоль окна. В комнате три больших окна, два из них – с видом на Женевское озеро, окруженное зелеными горами, с альпийскими лугами и красивыми замками как на многих вершинах гор, так и в зелени каскада. Автомобильная дорога на высоких столбах (не по краям скалистых гор, чтобы снег, дождь и камни не засыпали дорогу!), есть туннели различной длины.
   Из одного окна – выход на балкон, где стоят пластмассовый белый стол и два кресла. Имеется дверь в соседний номер (можно их объединять при потребности). Специальная дверь в санблок, где ванна (у других есть джакузи), душевая кабина с откидным белым пластмассовым стулом, стол с откидным поручнем, унитаз с раковиной, зеркало – большое и круглое, увеличивающее для бритья, с подсветкой по ободу, фен, электросушилка с полотенцами для ванны, стол с двумя белыми халатами и белыми тапочками. Набор шампуней, кондиционеров, мыла для лица и тела, пластмассовая шапочка, зубная щетка и паста. То есть всё для комфорта проживания (утюг и гладильная доска, набор игл с разноцветными нитками, пуговицами, булавкой). Есть телевизор с обилием программ.
   Это отель-музей. Каждый этаж назван именем художника, в коридоре висит по 8–10 его картин. Мой этаж – бельэтаж, рецепшен, называется Franz Marc. Имеются картины в стиле экспрессионизма: ослики, коровы и бычки, зверьки с птицами, лисицы с переплетенными телами, кубики разноцветья…
   Первый этаж Paul Ganquin – с картинами лошадей в воде и голыми наездниками. Полевые дороги с ветвистыми деревьями, монголоидного типа женщины, по две, с обнаженной грудью, дама в кресле, натюрморты.
   Второй этаж Marc Chagall – с картинами: на переднем плане внизу лежащие тела женщины, мужчины, а фон – альпийский луг, дети, овцы, ангелы и т. п.
   Третий этаж Rene Margitte – с картинами: лист изображает дерево, яблоко из камня на берегу моря, закат солнца с дорожкой в море, камни (как кусочки яблока); яблоко с лицом девушки, рядом круглый камень на фоне голых гор; роза красная, в центре две дырочки (глазки?) – вызывают тревогу, жутковатость; стройная женщина с голубем на правом плече, слева Пизанская башня и гусиное перо с ее величину (готовое стать подпоркой), в левом углу саксофон с льющейся музыкой в виде костра; ночной подсвеченный замок, лунное небо с подсвеченными облаками (луны не видно); несколько картин с героями, изображенными спиной к зрителю: мужчина в шляпе и молодой месяц; голая спина женщины с шикарными распущенными рыжевато-коричневыми волосами и молодой месяц на фоне водной глади; два собеседника в шляпах, спиной к зрителю, оказались в облаках над морем.
   Четвертый этаж Henri Matisse – с экспрессионистскими картинами.
   Пятый этаж Toulouse Lautrec – с картинами мужчин, женщин (компашками в застолье, танцах), натюрморты (маловыразительные).
   Шестой этаж Ella Fitzgerald – с картинами эмблем ежегодных фестивалей с 1968 по 2001 год.
   На шестом этаже квадратной «пристройки» к большому отелю справа имеется комната № 65, где жил Владимир Набоков с 1961 по 1977 год; он похоронен на местном католическом кладбище вместе с женой. В коридоре несколько его фотографий, а перед отелем в парке – бронзовый памятник В. Набокову: сидит на стуле – качается, передние две ножки стула приподняты, его ноги переплелись с ножками стула.
   В этом отеле останавливался наш Михаил Горбачев (последний Генсек ЦК КПСС и первый-последний Президент СССР, позволивший позорно развалить вторую по экономической мощи после США державу).
   На фоне такой исторической и бытовой красоты два дня интенсивно обсуждали протокол исследования нового препарата для лечения паркинсонизма (спонсор – японская фирма KYOWA, со штабом в Лондоне, организатор исследования Квинтайлс). На тренинге были москвичи во главе с профессором Наталией Владимировной Федоровой, из Харькова – профессор Тамара Сергеевна Мищенко, из Киева – профессор Ирина Карабань и профессор Юрий Иванович Головченко (и его сотрудница Татьяна – дочь Галины Яковлевны Завадской, подруга Антонины Владимировны Клименко).


   Брюгге

   Пять дней находился вместе с доцентом Людмилой Алексеевной Коренко в Бельгии в 70 километрах от Брюсселя, в городке Брюгге на 2-м Европейском симпозиуме: «Болезнь Альцгеймера: от восстановления до профилактики». Поездку организовала французская фирма «Ипсен».
   Поселили в четырехзвездочном отеле «Crowne Plaza». Отель расположен над бывшей церковью, верхнюю часть которой снесли во времена революции 1848 года. Так что советские партийные чиновники разрушали соборы, монастыри и церкви не столько по собственному закону, сколько повторяя глупый опыт прошлых революционеров. Руководитель группы из семнадцати преподавателей Сергей Муравьев хорошо о нас заботился, ужинали и обедали в разных ресторанах города, дегустируя еду, пиво, разные напитки (джин-тоник, кампари, красные и белые вина). Город произвел сказочное впечатление: много средневековых строений, как в Амстердаме: кирпичные дома на два-три окна и в два-три этажа с коническими крышами. Он окружен широкими каналами в виде круга, имеется много поперечных каналов, местами, как в Венеции, дома погружены в воду до первого этажа (высокий фундамент). Для гидроизоляции использовали шкуры быков. До сих пор в Бельгии много скота (упитанные коровы и быки светло-коричневой, молочно-кофейной масти; отары овец с белой шерстью) – это было видно из окна автобуса. Из аэропорта до Брюгге ехали полтора часа, моросил дождь. Весна в полном разгаре, трава высокая, уже колосится, деревья с распустившейся листвой, отцветают свечи каштанов, дикий виноград окутывает многие стены домов у каналов и даже округлые башни культовых строений. Свою историю Брюгге ведет с IX века (875 год), основали его графы Фландрии на берегу реки Зуина, которая впадает в море и этим в свое время способствовала превращению Брюгге в портовый город. Брюгге становился настолько важным, что в XIII веке графы Фландрии чеканили в этом городе монеты. Позже, в XV веке, река обмелела из-за песчаных заносов, и Брюгге стал уступать пальму первенства своему соседу Антверпену. Однако Брюгге излучал грандиозный блеск в качестве резидентского города, где проживали герцоги Бургундские. До сих пор он является роскошным городом и несравненным художественным центром старинной архитектуры.
   Под покровительством герцогов Бургундских в XV веке в Брюгге зародилась школа живописи, насчитывающая в последующем несколько гениев: Ян Ван Эйк, придворный художник Филиппа I, Петрус Кристус, Жерар Давид, Ханс Мемлинг, Дирк Баутс и др. Среди художников эпохи Возрождения наиболее выдающимися в Брюгге были Ланселот Блондсель и Питер Пурбус. В этом городе процветали ковка железа, обойное ремесло и вышивка кружевами. Теперь добавился и бельгийский вкусный шоколад.
   Символом города является дозорная башня на крытом рынке. Построенная в 1240 году деревянная сгорела, а кирпичная, возведенная в 1300 году, стоит до сих пор. Над входной дверью, ведущей к Дозорной башне, находится балкон, откуда с XIV по XVIII век власти оглашали законы и предписания, касающиеся крытого рынка. Над этим балконом находится статуя Богоматери, которая, как и остальные 600 статуй Мадонны, находящиеся во всех уголках улиц города Брюгге, всегда украшается в мае месяце. Преодолев 366 ступенек 83-метровой башни, можно осмотреть город с высоты. Весьма известно богатство тембра башенных часов с боем города Брюгге. Звонарь исполняет очень красивые мелодии, используя для этого клавиатуру, управляющую 47 колоколами общим весом 27 тысяч кг.
   Центральная площадь окружена фасадами различных домов, в которых раньше размещались гильдии.
   По узким улицам города в выходные дни друг за другом курсируют кареты, запряженные одной лошадью и с обязательным санитарно-гигиеническим полиэтиленовым мешком от хвоста до нижнего уровня передней оси кареты.
   Справа располагается Базилика Святой Крови (XII–XVI вв.). Это святилище включает две часовни: на нижнем уровне находится Крипти (или часовня Св. Базилия), а на втором этаже во второй часовне хранится реликвия (рака) Крови Христа. Здесь же размещен музей, посвященный культу Святой Крови, коллекция которого включает как церковную утварь, так и произведения искусства, великолепные витражи, которые были разбиты во времена Французской революции в 1845 году и реставрированы в 1967 году художником из Брюгге Де Лоддере.
   Реликвия Святой Крови была привезена в Брюгге во времена Второго крестового похода. Ранее ей поклонялись в Константинополе. Самым ценным достоянием часовни является эта дарохранительница (реликарий), содержащая Реликвию Святой Крови, выполненная из золота и серебра, украшенная драгоценными камнями (произведения мастера Яна Крабе, XVII век).
   Уникальным готическим памятником является церковь Богоматери, построенная в IX веке. Ее большая башня насчитывает 122 метра и является самой высокой башней в Нидерландах. В этой церкви находится красивое творение Микеланджело (1504 г.) из каррарского мрамора «Богоматерь с младенцем», которое датируется XIV веком.
   Красиво смотрится бывшая канцелярия суда, построенная в стиле фламандского Ренессанса. Здание украшено бронзовыми статуями, которые чествуют законодателя Моисея, старшего священника Аарона и Правосудие. После Французской революции его использовали в качестве полицейского участка, а с 1883 года – как Мировой суд.
   Рядом с ним, справа, – готическая городская ратуша, построенная в 1376 году и являющаяся самой старинной во Фландрии. На фасаде расположено шесть овальных окон и сорок восемь ниш для статуй – библейских персонажей. В этой ратуше в 1464 году впервые состоялось заседание Генеральных штатов.
   Очень приятной оказалась экскурсия на моторной лодке по внутренним каналам города: оригинальная архитектура набережных (как в Венеции), дугообразные проходы под мостами, зеленое оформление зданий, множество белых крупных лебедей с черным обрамлением клювов. На воде каналов Брюгге эти гордые птицы ласкают глаз и придают городу еще большую живописность. Особенно много лебедей в Озере любви. Начиная с 1488 года, в соответствии с древней легендой, лебеди пользуются особыми преимуществами. Восставшие жители Брюгге держали здесь в заключении эрцгерцога Максимилиана Австрийского и приговорили к смертной казни его слугу Питера Ланхалса. Эрцгерцог пообещал удовлетворить требования жителей Брюгге, но из-за смерти его верного слуги горожане были обречены постоянно ухаживать за лебедями. Белые лебеди – собственность города, и они имеют на клюве метку, заглавную букву «В» (Brugger), и дату их рождения.
   Брюгге периодически переходил от власти фламандцев к герцогам Бургундским (XIV–XV вв.), французам (в 1796 году Брюгге стал столицей Департамента Лис), голландцам (с 1815 года). После публикации «интимного» романа «Мертвый Брюгге» Джорджа Россенбаха многие путешественники стали посещать этот романтический город, что стимулировало развитие гостиничного комплекса. Это видно невооруженным глазом сейчас – много гостиниц в скромных домах (типа отель «Оранжерейный»), на улицах гиды водят группы туристов. Автомашин мало, местное население пользуется велосипедами.
   Брюгге никого не может оставить равнодушным, он полон негромкой красоты и очарования.


   Прага, Брно, Братислава

   Как уже упоминал, когда я был студентом третьего курса, деканат-ректорат планировал направить меня для продолжения учебы за границей именно в Прагу. Однако «темное пятно» в биографии (находился на оккупированной немцами территории в свои четыре-пять лет) не позволило реализоваться этому плану. Поэтому интерес к Чехословакии был даже на уровне подсознательного. Впервые появилась возможность посетить Прагу после распада Советского Союза и социалистического лагеря, а также разделения самой Чехословакии на Чехию и Словакию. Это было в 1998 году, когда вместе с моим учеником-бизнесменом Александром Владимировичем Солонским мы приняли участие в работе очередной Ассамблеи FIMM (Международной ассоциации мануальной медицины), так как с помощью генерального секретаря этой организации Иоханнеса Фоссгрина в ее состав была принята Всероссийская ассоциация мануальной медицины и я был уже избран ее президентом (в 1997 году). Прага произвела очень хорошее впечатление. В этом городе работали мои учителя по мануальной терапии – профессора Карел Эгонович Левит и Владимир Янда, которые проводили месячный образовательный семинар в Бернгардовке под Ленинградом в августе 1991 года. Это совпало с августовским путчем, когда сместили первого Президента СССР Михаила Сергеевича Горбачева и начали разваливать политически и экономически Советский Союз.
   В Брно находился в апреле 2006 года, будучи делегатом 38-го Дунайского симпозиума для неврологов (такие симпозиумы проводятся ежегодно в придунайских странах). Их инициатор – профессор Франц Герстенбрант (Вена), который теперь является почетным президентом симпозиума.
   Фармфирма «Берлин-Хеми» вывезла шесть человек: из Москвы профессоров Людмилу Витальевну Стаховскую, Наталью Анатольевну Пряникову и Гюзяль Рафкатовну Табееву; из Питера нас было двое: профессор Виктор Александрович Сорокоумов и я. Руководителем-спонсором был Алексей Константинович Милохов – очень заботливый молодой менеджер-невролог, отец троих детей.
   Из Питера мы летели до Праги самолетом «Боинг-737». Долетели за 2 часа 30 минут, но над городом был густой туман, и командир экипажа объявил, что горючего хватит на 3 часа и мы будем кружить над аэропортом Праги до улучшения погоды или сядем на запасной аэродром в Берлине. Кружили два с половиной часа и благополучно приземлились. Нас дождался водитель и доставил в Брно за два с половиной часа (~260 км) по хорошей скоростной дороге. Водитель Владислав из Кубани (родом из местности вблизи станицы Отрада Кубанская) устроился в Праге на работу, купил квартиру и организовал транспортную фирму по обслуживанию групп туристов. Охотно и доброжелательно рассказывал о добротной и благополучной жизни в Чехии. Сравнительно дешевая жизнь, на оплату коммунальных услуг идет 25–30 процентов зарплаты и пенсии. Пенсионеры с семидесяти лет имеют бесплатный проезд и другие льготы.
   Поселили в отеле «Гранд-отель Брно». Сам симпозиум проводится в отеле «Воронеж-1». Зарегистрировались, получили пакет с программой симпозиума. Определились, на какие заседания будем ходить, осмотрели скромную выставку фармпрепаратов. Встретили киевлян Ульяну Борисовну Лущик (руководительница медицинского центра «Истина») с ее мужем Новицким, получили в подарок ее книжечку по допплерографии. Методично и в основном пешком познакомились с достопримечательностями Брно. Свое название он получил от слова «брнени», что означает «броня» и говорит о его оборонительной функции. Является столицей Моравии – области на востоке Чехии; второй по величине город после Праги.
   Брненская котловина была заселена в доисторические времена, а в эпоху Великоморавской империи на территории города Брно разместилась имперская резиденция. Около 1000 года н. э. возле реки Свратку построена крепость – нынешний Старый Брно. Древняя крепость Шпильберг построена в XIII веке в готическом стиле, затем перестраивалась в стиле барокко в XVI веке, а во времена Габсбургов крепость была тюрьмой для политзаключенных, которую прозвали «Тисками народов». В музее этой крепости хранятся орудия пыток – всевозможные тиски для рук, ног с металлическими шипами, устройства для ломания костей, вырывания ногтей и т. п. В стенах крепости мучились французские революционеры, итальянские карбонарии, польские повстанцы (среди них был и некий Бабинский – родич невролога Бабинского?!).
   Брно и сейчас компактный город с несистемными застройками; здания разных стилей и эпох – архитектурная эклектика. Много зеленых пятен и культовых сооружений: кафедральный собор Петра и Павла (XIV в.) построен в готическом стиле на вершине Петровой горы, его часы бьют в 11 часов – в память о событиях 1645 года, когда звонарь спас город от разрушения при осаде его шведами, прозвонив полдень на час раньше, два остроконечных шпиля храма словно парят над городом; ратуша в Старом Городе (XVI в.) с готической фиалкой; капуцинский монастырь со «склепом мумий», в котором покоятся мощи монахов; костел Св. Яна с причудливо расписанными потолками, образами и старинным органом; костел Св. Якуба; Гаусперский дворец (где сейчас дает представление театр «Гусь на привязи»). Интересны главная площадь Брно – площадь Свободы (бывшая площадь Нижнего рынка) и площадь Овощного рынка с фонтаном Парнас (1693–1695) – творением знаменитого венского мастера эпохи барокко Иоганна Бернхарда Фишера фон Эрлаха.
   Посетили Музей Грегора Менделя и генетики, в котором представлена история открытий генетических закономерностей и строения ДНК (хромосом).
   Неподалеку от Брно находится Славков, более известный под своим немецким названием Аустерлиц, которое он получил в 1805 году, когда моравское маркграфство вошло в состав Австро-Венгерской империи. Здесь 2 декабря 1805 года состоялось знаменитое Аустерлицкое сражение – так называемая «Битва трех императоров» (Наполеона I, Александра I и Франциска I), которая закончилась блистательной победой Наполеона I над войсками Австро-Венгрии и России. Ежегодно в Славкове исторические клубы разных стран (в том числе и России) проводят реконструкцию исторического сражения, по размаху сравнимого лишь с Ватерлоо в Бельгии. В декабре 2005 года с грандиозным размахом была отмечена 200-летняя годовщина этого сражения.
   Брно расположен в ПО километрах от Вены, и австрийцы считают его своим пригородом, часто ездят за покупками.
   В 30 километрах от Брно имеется пригородный заповедник «Моравский Крас» с уникальными известняковыми пещерами Девонского периода (около 1000 пещер) и подземными реками. В пещере Пункевни имеются удивительные подземные интерьеры, сказочные «соборы», волшебные озера. В пещере можно покататься на лодке по реке и красивому подземному озеру, которое находится на глубине 40 метров под землей. Впервые в подземном озере мне удалось покупаться под Ашхабадом в конце 1980-х годов. Восхитительное ощущение от теплой воды, темноты с умеренной подсветкой и легкой таинственной тревоги.
   За время пребывания в Брно убедились в отсутствии пропасти между богатством и бедностью: все самодостаточны и очень рациональны (если выбросишь флакончик из-под шампуня – другой не дадут, а наливают в опустошенный), в раздевалке на конгрессе надо заплатить 8 крон, даже при посещении ресторана в гардеробе берут 5–8 крон. Вместе с тем продукты дешевые. В ресторане обед с пивом, аперитивом, салатом, супом, мясом и десертом стоит около 10 евро (330 руб.!). Вкусны и обильны мясные блюда.


   Многополярная Америка

   Впервые побывал в Нью-Йорке и штате Северная Каролина (Винстон Салем) в 1997 году. Тогда вместе с другом – академиком РАМН Евгением Ивановичем Гусевым и профессорами Светланой Александровной Дамбиновой и Ириной Петровной Анохиной знакомились с научными лабораториями Баптистского медицинского университета и заключали договор под грант Гора – Черномырдина, выделенный в поддержку молодых ученых России.
   Вторая поездка была в Майами (штат Флорида) на Международный конгресс по паркинсонизму в 2000 году, вместе с будущим доктором медицинских наук Игорем Литвиненко (кафедра нервных болезней Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова, зять ее начальника Мирослава Михайловича Одинака). Сам Мирослав Михайлович как главный невролог Вооруженных сил России поехать не смог, а для Игоря была польза, так как он завершал докторскую диссертацию именно по этой тематике. Запомнилась экскурсия в заповедник крокодилов, диких кабанов и разнообразных птичек.
   Пятого сентября 2005 года проснулся по будильнику в 5.00 утра, в 5.30 на заказанном такси уехал в аэропорт Пулково-2 и рейсом Санкт-Петербург – Париж прилетел за три часа в аэропорт Шарль де Голль. Высадили в секторе В терминала 2, надо было переехать в сектор Е. Понадобилось дважды садиться в специальный автобус, и почти час длился этот переход-переезд. В 10.30 по местному времени (12.30 по пулковскому) на аэробусе «Air France» (300 пассажиров) вылетел в Атланту. Полет проходит спокойно, кресла достаточно удобны, есть плед (кому холодно) и подушечка под шею-голову, дают матерчатые черные повязки закрывать глаза при желании поспать, так как за окном весь день полета светит яркое солнце с левого борта. На спинке впереди стоящего кресла – персональный компьютер с обилием радио– и телепрограмм. Музыка: японская, африканская, классическая, французский шансон, джаз, латиноамериканская, юные дарования, тропическая, REM-радио, музыка из фильмов, релаксационная и др. Мультфильмы-комиксы, видеофильмы о любви, о приключениях.
   Эту поездку организовала профессор Светлана Александровна Дамбинова на грант, по которому она работает в Эмори университете под нашей крышей – как член моей академической группы, в которой она вместе со своей сестрой Галиной Александровной Изакеновой и удочеренной Улей. В 21.50 самолет приземлился в Атланте. На паспортном контроле слегка задержали, так как я не знал гостиницы, в которой буду жить. Сняли отпечатки с указательных пальцев и засняли видеокамерой. Затем сел в поезд и приехал в международный зал, нашел «Atrium» и кафе «Houlihan’s» (хулиган). Здесь на постаменте стоит скелет динозавра Мезозойского периода, передние конечности имеют три пальца, задние также три с рудиментами четвертого. Голень состоит из двух костей – малоберцовой и болынеберцовой. Вот бы сюда сына Сашульку! После просмотра на DVD фильма о жизни динозавров он ими бредит, так же как и акулой из фильма «Русалочка». Очень впечатлительный мальчик! Сам смотреть их боится, держится за руку старших, но просит повторить просмотр еще и еще. А по ночам вскакивает от сновидений.
   По Москве время уже 23 часа, а здесь 15 часов (3.0 pm). Время встречи.
   В аэропорту практически весь обслуживающий персонал чернокожий.
   В Атланте жарко, светит солнце, редкие кучевые облачка. И даже негр играет на рояле бравурную мелодию и сам прыгает и «ходуном ходит».
   В 15.20 появилась в атриуме профессор С. А. Дамбинова, обнялись, она сообщила, что вскоре прибудет Галя, которая оформляет машину напрокат, так как их персональный «мерседес» не могут заправить бензином «Премиум». Аренда хорошей автомашины «КИЛ» обходится в 40 долларов в сутки. Оказывается, ураган Катрин вывел из строя нефтеперерабатывающие заводы, которые были построены на юге и ниже уровня моря, а теперь их затопило и Америка лишилась высококачественного бензина. Америка ждет помощи из всех стран, танкеры движутся к ее берегам, но требуется время. Всего в Америке 9 нефтеперерабатывающих заводов, и наиболее мощные – в южных штатах, включая Атланту (штат Флорида).
   Разместили меня в своем коттедже на верхнем этаже в гостевой комнате, рядом – комната приемной дочери Светланы (дочь покойного мужа, которого убили грабители в своей квартире на ул. Рентгена в Питере через два года совместной счастливой жизни). Светлана до сих пор с грустью вспоминает пережитый кошмар, который послужил поводом для переезда на работу в США в 1999 году. Ее пригласил в частную лабораторию Роберт Р. Рейнехарт (Robert R. Rhinehart), который сразу определил ей приличный оклад – 60 тысяч долларов в год. А теперь она получает 120 тысяч долларов в год. Вместе с родной сестрой Галей смогли купить дом за 450 тысяч долларов (в кредит на 30 лет с ежемесячной выплатой по 3 тысячи долларов). Почти 60 процентов дохода уходит на оплату коммунальных услуг.
   Дом 20-летней постройки, вблизи Эмори университета (частный, на 36 тысяч студентов разных факультетов, есть клиники, лаборатории. Подготовка врача на медицинском факультете обходится более 200 тысяч долларов. Платят за семестр от 3 до 7 тысяч долларов. Очень строгие требования к студентам. Обучаются дети только состоятельных родителей. Выпускники дружно объединяются, купили специальный корпус для своих встреч и развлечений). Падчерица Уля Даниленко окончила в Питере Химико-фармацевтический институт по специальности «провизор», а здесь – в аспирантуре по нейробиохимии. Свою лабораторию, как и коттедж, Светлана планирует передать ей. Умная и хорошо адаптировавшаяся в Америке аспирантка. Работает интенсивно с 9 до 22 часов.
   Дом имеет подземный гараж (въезд со двора) на две машины. Так как дворик позволяет ставить эти машины на улице, то гараж и подвальное помещение оборудованы под биохимическую лабораторию, где Светлана с Галей проводят разработки ноу-хау, а когда их запатентуют, тогда выпускают в университетскую лабораторию для внедрения в практику и бизнес. Главные разработки – биохимические маркеры ишемии головного мозга. Выявлено повышение титра антител к глутаматным рецепторам, но это несколько отсроченная реакция от момента ишемии. Оказалось более информативным обнаружение в сыворотке крови фрагмента белка – пептида. Его титр нарастает еще до клинических проявлений. Такой тест имеет прогностическое значение и позволяет начинать лечение до развития клиники тяжелого мозгового инсульта. Поэтому клиницисты очень заинтересованы во внедрении в свою практику такого теста. Задача – наладить производство.
   А мы договорились открыть в Питере специальную лабораторию профессора С. А. Дамбиновой для оценки значимости нейрохимических маркеров при многих заболеваниях нервной системы (сосудистых, инфекционных, нейротравме, дегенеративных и др.).
   Можно разместить лабораторию в Детской городской больнице № 1 в кабинете Анны Петровны. Это плодотворно для будущих диссертационных исследований.
   Возвращаюсь к коттеджу. Цокольный этаж бетонный, первый и второй этажи из облегченного материала, как принято на юге США (деревянный, из брусков, каркас, обшитый пластиком снаружи и гипсокартоном изнутри). На первом этаже, от входа в коридорчик, налево гостиная комната с двумя диванами, столом и журнальным столиком (с орехами и фруктами), с выходом на кухню, стеклянной стенкой во дворик и большим балконом. Дальше из кухни – выход в столовую и рабочее место с ноутбуком для нескольких человек, подсобное помещение (гладильная комната, гардеробная комната, туалет, душ). На втором этаже – четыре бедрум (спальные комнаты) и две санитарные комнаты (ванна, туалет, раковина): одна для Ули и гостевой спальни, а другая для хозяек Светы и Гали. В целом планировка рациональная и оригинальная.
   Рядом продаются другие коттеджи – старинные, стены из красного кирпича – за 700 тысяч и 1 миллион долларов.
   Атланта – город-парк. Основан в 1847 году как поселение с этим названием. Домов не видно из-за буйной растительности. Деревья закрывают три-четыре этажа. Много настоящих парков. Рельеф холмистый.
   Современные высотные здания только в центре города. Этот бетонно-стеклянный каменный мешок сильно давит на человеческую душу. Одно из зданий имеет цилиндрическую форму и 80 этажей – 79 этажей занимает гостиница, а верхний этаж – ресторан типа «седьмое небо»; та часть ресторана, где сидят за столами его посетители, вращается с медленной скоростью.
   Мы прибыли на ужин к 19 часам. Светило солнце, и вся Атланта видна как на ладони! Очень впечатляющее зрелище.
   Вблизи расположены офис CNN, откуда идет вещание TV на всю планету, Олимпийская деревня (1944 год, ныне студенческое общежитие университета), строящийся новый океанарий, офисные высотки и отели (Мариетт, Шератон) и обширная зона города с частными коттеджами разных стилей и размеров, укрытыми густой кроной лиственных деревьев (дубы, клены, но нет берез).
   Истинные размеры города в лесу начинают просматриваться к быстро темнеющему вечеру, когда зажигаются огни – многочисленные и яркие. В темноте красуется змеевидный хайвей на четыре полосы в каждом направлении – сплошной поток света от фар движущихся автомашин. Хорошо видны светящиеся огнями самолеты одного из самых крупных аэропортов Америки. Одновременно идут гуськом на посадку три-четыре самолета справа налево.
   Такой осмотр панорамы сопровождался ужином: зеленый салат с креветками, форель с картофелем (кусочки в мундире) и лимоном, творожный пирог с фруктами, красное вино, минеральная вода. Очень любезные официанты-мужчины (белые и черные); при расчете посетителю выставляют оплату за обслуживание от 10 до 20 процентов от общей стоимости съеденного и выпитого. За время ужина мы совершили 2,5 круга. Скоростной лифт с 80-го этажа до лобби доставляет за 50 секунд. Интересен сервис и с парковкой машин. Подъехав к входу в здание, водитель вручает ключи шустрому негритосу, тот выдает бумажный номер, а копию приклеивает на торпеду автомобиля и сам его отвозит на парковку. В номерке водителя делается отметка в ресторане, тогда оплата включена в ресторанный счет. А так парковка стоит от 8 до 14 долларов в час.
   Спустившись вниз, предъявляем в кассу этот бумажный номерок с отметками о времени нахождения в ресторане, и спустя минуту машина выкатывается к выходной двери гостиницы.
   Проехали по ночной Атланте, движение стало посвободней (днем поток машин – трафик – бампер в бампер). Завезли Улю снова на работу в лабораторию Университета Эмори в 22 часа, а в 24 часа Галя снова ее доставит домой на ночлег. Перед поездкой в ресторан мы Улю забрали в 18.30, но она не успела выполнить свое дело с радиоактивными изотопами.
   За завтраком (омлет с беконом, йогурт с черникой, томатный сок и чай) обсудили со Светланой Александровной название и штат лаборатории в Питере (СЗО РАМН, СПбГМУ им. И. П. Павлова, Лаборатория нейрохимии профессора С. А. Дамбиновой). Штат лаборатории – члены моей академической группы: руководитель – профессор А. П. Скоромец, ведущие научные сотрудники – А. Ю. Илюхина, Г. А. Изыкенова, О. К. Гранстрем, Т. А. Скоромец, Г. А. Хунтеев, старший лаборант – М. В. Шумилина.
   Вначале будут изучать маркеры поражения нервной системы при сосудистых заболеваниях мозга, черепно-мозговой травме, нейроинфекциях и наркоинтоксикациях.
   По мере накопления проб сывороток (до 150–200 экз.) при одной патологии (держать при температуре -20 °C можно до года или проще – на планшетках сушится капля крови) надо будет отправлять их с нарочным в Атланту (командировать кого-то из членов лаборатории). Не стоит это поручать человеку с азиатским лицом, так как ему устраивают тщательную проверку багажа и такой научный материал могут выбросить.
   Эту работу будет спонсировать фирма «Байер», а затем и «Рош».
   Седьмого сентября 2005 года в 12.00 выехали из дома в аэропорт имени одного из мэров Атланты, который спонсировал его строительство. Там Галя сдала арендованную машину «КИЛ-Awanti», зарегистрировались на рейс до Портланда, и авиакомпанией «Delta» за 3 часа мы оказались на севере США, в штате Maine. Нас ждал микроавтобус, который вез около полутора часов по узкой, но хорошо асфальтированной дороге до города Boothbay Harbor, Maine, на берегу Атлантического океана со следами ледникового периода – валунами, холмистым берегом, растительность в два раза ниже, чем в Атланте. Поселили в гостинице «Spruce Point Inn», которая состоит из отдельных коттеджей (одно– и двухэтажных). Мне выдали ключ в коттедж «Evergreen Lodge» – в комнату № 2: просторная (не менее 40 м -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  
 -------


), с двумя широкими кроватями, просторной ванной (джакузи, душ, унитаз, раковина, в углу справа большой букет сухих цветов на металлической подставке-треноге (черное кованое железо)). Стены комнаты обработаны светлым натуральным деревом, есть камин (при ночной прохладе горничная зажигает газовую горелку), удобные столы для письменной работы, чаепития, тумба-шкаф с широкоформатным телевизором, два кресла, журнальный столик, холодильник и кладовка с гладильной доской. Полуоткрытый балкон с видом на зеленую лужайку: с цветами, кустами родедорнии, магнолии, елки, заросшим водоемом (берега выложены природным камнем), лежали четыре валуна (беспорядочно).
   Познакомился со спонсором, мистером Робертом Райнхартом, и его женой. Они устроили нам ужин (на 10 персон). Весь вечер его жена была в приподнятом настроении, веселила себя и нас. Внешне красивая (лицом напоминает Любовь Орлову – старую нашу киноактрису), стройная. Лицо слегка асимметрично (сглажена правая носогубная складка и отстает при улыбке), рот удивленно и кокетливо полуоткрыт, зубы белые, ровные (керамика). Она родила миллионеру Роберту пятерых детей – четверых дочерей и сына, которому уже 16 лет, рослый, умный, и она охотно и с гордостью о нем рассказывает. Одна дочь, бедняжка, оперирована по поводу рака толстой кишки (прошло полгода). Сам Роберт – стройный, с правильными красивыми чертами лица, светло-голубыми глазами, постоянной мягкой снисходительной и приветливой улыбкой. Раньше он был заместителем директора очень крупного в США банка, а выйдя на пенсию, возглавил научную лабораторию S при Эмори университете по очень перспективному исследованию биомаркеров поражения головного мозга, когда принял на работу Светлану Александровну Дамбинову (1949 г. р.) и ее двоюродную сестру Галину Александровну Изыкенову которая родилась вблизи озера Байкал (Бурятия, хотя в корнях есть и польские, и украинские гены). Однако внешне они буряты, путают их с китаянками, японками, за что и ощущают периодически дискриминацию, особенно когда сообщают, что они русские. Всегда это вызывает вопросы и подозрения.
   Восьмого сентября 2005 года открылась 4-я Международная конференция по биохимическим маркерам поражения головного мозга. Собралось около 250 человек. Организатором является доктор Paula Bokesch – анестезиолог Эмори университета, которая любезно оформляла приглашение для меня, а спонсировал мистер Роберт. Первый доклад сделал John Povlishock, проще Иван Павличук, генетический украинец (дед выехал из Украины в США), работает в Медицинском колледже Вирджинии в Ричмонде патофизиологом и морфологом, изучает травмы головного мозга и динамику биохимических маркеров при различных степенях повреждения мозга (от локальной контузии с формированием гематомы до диффузных генерализованных изменений с диффузным аксональным поражением, генерализованными сосудистыми изменениями). Доклад обстоятельный, хорошо иллюстрирован. Внешне Павличук похож на упитанного крепкого украинца со светящимися оптимизмом глазами. Когда познакомились, он сказал, что украинский язык не знает. Здесь плохо относятся к украинцам, не хотят принимать на перспективную работу, поэтому он не афиширует свое происхождение и не соблюдает землячества. Продемонстрировав слайд с вонзенным в череп кинжалом, он вызвал оживление в зале, когда сказал, что лечение было оригинальным: «Вынул кинжал из черепа – и все!» Затем были другие доклады с перечислением различных маркеров поражения мозга при сосудистых и травматических поражениях мозга. Содержательный доклад сделал д-р Daniel Laskowitz из Duke University Medical Center по оценке диагностики в разные периоды мозговых инсультов. Он проанализировал время общения с больным с момента инсульта, интересно его привести: от двери больного до встречи с врачом проходит 10 минут, до инсульт-бригады – 15 минут, до компьютерной томограммы – 25 минут, до начала введения лекарства – 60 минут (80 процентов комплаенса-согласия), до поступления – 3 часа. У нас же ситуация другая, и не хуже. Врач «скорой помощи», прибыв на квартиру к больному, сразу же вводит лекарство по жизненным показаниям и по состоянию артериального давления, сердца, сознания. Еще лучше могут начинать лечение врачи скорой неврологической бригады, которые попадают к пациенту с инсультом в первые 30 минут.
   Идеальными маркерами инсульта являются белки из зоны повреждения нейронов и глиальных клеток, наличествующие в крови, чувствительные к ранней ишемии, указывающие на прогрессирование ишемии и не повышающиеся в других случаях болезни мозга.
   Но… мозг не мясо! (На слайде показал микроэлектродную панель компьютера и мясной фарш!) При каскаде изменений при ишемии надо учитывать поражения нейронов, активацию глии, воспаление, оксидативно-миелиновые нарушения, факторы роста, гемостаза, апоптоз, их сочетания.
   Гипотетический маркер инсульта должен быть включен в панель биомаркеров различных компонентов ишемического каскада, что лучше для диагностики, чем один маркер.
   По мнению профессора С. А. Дамбиновой, это ее конкуренты работают интенсивно, но пока отстают в поиске маркера ранней, даже субклинической ишемии мозга (до развития настоящего мозгового инсульта!), что уже удалось С. А. Дамбиновой и Галине Изыкеновой. Это важно довести до внедрения в практику – организовать производство таких «блат-тестов», что обеспечило бы стабильный доход с прибавкой к пенсии.
   Светлана рационально мыслит: работать надо на финансово обеспечиваемую перспективу. И это не от банальной человеческой жадности. Она хочет помогать бурятам и ламам буддийской церкви. Сидя на этой конференции, я решил нарисовать проект Медицинского центра в Анастасьевке. Она заинтересовалась и выразила готовность оснастить центр биохимической лабораторией. Идею своего центра ей захотелось реализовать в Бурятии. Светлана – дочь директора по охотничьему хозяйству в Бурятии. К ним приезжали многие руководители окрестных сибирских городов и даже Москвы. Гости бывали у них дома, и она научилась общению с людьми разных рангов. Ее командировали после окончания химического факультета в Улан-Удэ в Ленинград, в Институт экспериментальной медицины, к академику Наталии Петровне Бехтеревой (внучатой племяннице первого организатора кафедры нервных и душевных болезней В. М. Бехтерева). Толковость Светланы директриса ИЭМ оценила, настояла в Минздраве СССР, чтобы ее оставили в Ленинграде, добилась для нее однокомнатной квартиры как для молодого специалиста и сделала Светлану своим заместителем по научной работе.
   Начало размолвки произошло при назначении директором нового Института мозга человека сына Н. П. Бехтеревой – Святослава Владиславовича Медведева, который был не врачом, а физиком. Многие в ИЭМ не одобряли такое трудоустройство сына под идею получения позитронно-эмиссионного томографа, когда нужен был специалист-физик по ПЭТ.
   При умении самоорганизовываться Светлана Александровна вскоре открыла новую нейрохимическую лабораторию, поймала жилу по исследованию глютаматных рецепторов и антител к ним, возглавила это направление в нашей стране и заявила о себе международной нейрохимической элите. А после семейной трагедии с убийством мужа Игоря и ограбления квартиры коллеги пригласили ее в Атланту, в Эмори университет, и предоставили ей место работы и заботу по адаптации к американскому образу жизни.
   Светлана научилась оформлять заявки на научные гранты, которые реализует, и получила зеленую карту Америки (право работать и жить в этой стране), обустроилась и помогает своим землякам, ученикам и бывшим сотрудникам. При встрече в Майами в 2001 году она предложила вариант сотрудничества от имени нашего университета и РАМН. Де-факто включил ее в свою академическую группу, а де-юре принял на работу последних ее аспирантов, которых уволили при ликвидации ее лаборатории в Институте мозга человека РАН.
   Светлана с благодарностью вспоминает доброе отношение Наталии Петровны Бехтеревой. Когда ту лишили директорского кресла в ИЭМ и умер последний муж Н. П. Бехтеревой, Светлана Александровна вывезла ее к себе в Бурятию, на Байкал, где она реабилитировалась более месяца.
   На словах Наталия Петровна благодарила Светлану за проявленную заботу, но не захотела поддержать ее при ликвидации лаборатории в Институте мозга человека, где директорствует ее сын, и не захотела замолвить слово при попытке избраться членом-корреспондентом РАМН (конкурентом Светланы Александровны был ректор МАПО Николай Алексеевич Беляков).
   Мне вспомнилась судьба моей ученицы Людмилы Бережковой. Ее отец, будучи генералом КГБ СССР, занимался реабилитацией семьи Наталии Петровны и способствовал ее росту вплоть до депутата Верховного Совета СССР. В знак благодарности Людмила стала главным врачом клиники неврологии ИЭМа сразу же после окончания учебы в клинической ординатуре на нашей кафедре. Однако на волне передряг в ИЭМе, с выделением Института мозга человека и с уходом на пенсию генерала Бережкова Людмила Васильевна была вынуждена уйти из института и не смогла защитить докторскую диссертацию.
   Эти строки я пишу, находясь в Америке, и возникает мысль: надо ли их оставлять для «открытой печати»? Ясно, что Н. П. Бехтеревой это не понравится. У меня нет никакого желания вызывать отрицательные эмоции у кого бы то ни было. Вполне уважительно отношусь к научному и организаторскому вкладу как самой Наталии Петровны Бехтеревой, так и ее сыну С. В. Медведеву. С высоты далекого от России материка – Америки представляется, что читателю этих строк полезно знать факты хотя бы для выработки модели собственного поведения на виражах судьбы.
   Тут же вспомнилась беседа с одним молодым профессором-хирургом, которому мало иметь должность профессора кафедры, а подавай в 40 лет саму кафедру. Заведует этой кафедрой пенсионер, который в свои 75 лет оставлять ее не хочет (что тоже неправильно!), а своим преемником планирует назначить другого. На мой взгляд, правильной является позиция: созидательно работай в любой должности и будь зрелым занимать вышестоящую ступеньку, когда распорядится судьба. Руководителя должен выбирать коллектив, тем более в медицинском учреждении, где администрирование врачебной деятельности вообще не годится. Врач объединяется в замкнутую систему только с пациентом, и всякое административное вмешательство лишь разбалансирует эту систему. Задача администратора любого ранга – создавать оптимальные условия для исполнения врачебного долга (деятельности)…
   Однако лучше возвратиться к замечательному месту – городку на берегу Атлантического океана в северном штате Америки. Погода теплая (+25–30 °C), солнечная, океан слегка волнуется.
   Вечером совершили прогулку на катере вокруг островов с обильной зеленой растительностью, красивыми нестандартными коттеджами, которые не продаются, а только наследуются или сдаются, на островах введен запрет на ввоз автомобилей, чтобы не нарушать экологию. Видно, что острова каменные, океанические, что добавляет природной красоты. Некоторые дома (коттеджи) возведены прямо на каменной глыбе, как в Крыму «Ласточкино гнездо», только здесь не та высота камня. По коричневому уровню налипших раковин на камни и металлические стойки надводных легких сооружений можно видеть уровень подъема воды при приливе океана, что совершается ежесуточно (прилив к утру – отлив к вечеру). Высота колебаний – пара метров. На противоположном от нашей гостиницы скалистом берегу поужинали в простом ресторане «Крабы и лобстеры». Съел порцию жареного лобстера, который подан кусочками, обжаренными в муке. А вареный лобстер подают целиком и вместе с кусачками, как орехокол, только меньше размерами. Обязателен передник с красным большим лобстером. На блюде подается один лобстер, в клещах которого – металлический стаканчик с оливковым или топленым сливочным маслом, так как мясо этого краба суховатое.
   Оказывается, главный организатор нынешней научной конференции доктор Пола Бокеш (анестезиолог) имеет на острове наследственный коттедж на 10 спален, ежегодно оплачивает налог по 35 тысяч долларов. А зарабатывает в Эмори университете около 500 тысяч долларов США в год. Близость к ее дому и обусловила выбор места проведения этой конференции. Там же, на острове, находится и вилла жены нынешнего президента США Буша.
   Пола Бокеш обещала свозить нас на свою виллу.
   А главным мероприятием 09.09.2005 года стало мое выступление на конференции с презентацией опыта работы первого в России инсультного блока по типу английского Unit Stroke, а в США – Acute Stroke Unit. Выступление иллюстрировалось слайдами истории нашего вуза и фотографиями заведующих кафедрой за 105 лет. Это была вторая часть общего доклада со С. А. Дамбиновой по маркерам ишемического инсульта, который она сделала накануне.
   На фоне докладчиков из Европы – шведов, немцев, норвежцев (говорили тихо, невнятно, как паркинсоники) – мой доклад оказался более эмоциональным, четким и внятным. Он понравился не только нашим, но и шефу – спонсору Роберту Райнехарту.
   Продолжал слушать доклады и делал эти заметки. Обратил внимание, что швед в своем докладе отметил, что при компьютерной томографии головы пациент облучается в 100 раз больше, чем при рентгеноскопии грудной клетки. Зато при МРТ такого облучения нет.
   После завершения докладов прошло награждение за лучший постерный доклад. Было три премии, сотрудники С. А. Дамбиновой выставили три постера и получили две премии (книги). С 18.30 до 21 часа был ужин «Вареный лобстер». Общался с неврологом Вайсманом из Атланты. Ко мне подошла официантка, которая жила в Киеве и выиграла Грин-карту пять лет тому назад. Живет здесь с мужем и двумя хлопчиками. Работает переводчиком, недавно сопровождала Плюща, который разочаровался в действиях президента Украины Виктора Ющенко.
   Также многократно беседовал с Валерией Грин, которая написала и издала книгу «Пожар внутри. Истинная правда триумфа над трагедией». Будучи спортсменкой по атлетике и преуспевающей в бизнесе, в 31 год перенесла массивный инсульт с тетраплегией, нарушением речи. Упорное лечение привело к восстановлению речи, движений в конечностях. Сохраняется правосторонний гемипарез, мозжечковая атаксия со скандированной речью. Неистощимый юмор и логоррея, оптимизм. Занимается просветительством. Рассказывает о предшествующих инсульту ощущениях. На конгрессе их двое активисток – белая Валерия и негритоска, трижды перенесшая мозговые инсульты. Ей 70 лет, без видимого мозгового дефицита – такие были инсульты!!! Она также общается с TV, конгрессменами и рассказывает народу об инсультах и роли раннего обращения за специализированной помощью.
   Вечером поговорили со Светланой Александровной о целесообразности издания монографии под названием «Биомаркеры поражений мозга». Ночью обдумывал, а утром изложил на бумаге оглавление и короткое содержание глав, чем удивил Светлану. В авторский коллектив решили включить всех фактических членов моей академической группы.
   На завтраке многие американцы подходили со словами одобрения вчерашней презентации и изъявляли желание побывать в Питере.
   После слушания еще четырех докладов по новым технологиям в 13.00 на ланч отправились на микроавтобусе гостиницы в центр города, где съел салат из тех же лобстеров.
   В 15.00 отправились в аэропорт Портланда и далее в 17.50 – в Атланту.
   При передаче ключа от гостиничного номера, делая «чек-ин», попросили оплатить 562,85 доллара США. Пришлось ждать Галю, которая расплатилась фирменной кредитной карточкой за всех.
   В аэропорту Портланда зашли в самолет без задержек и проблем (при прохождении зоны досмотра заставили снимать и обувь). Долетели до Атланты быстрее – за 2 часа, видимо, был попутный ветер. Из аэропорта Атланты домой ехали в джипе Грейси – руководителя диссертации Ули. По дороге вспомнил анекдот о голодном студенте, который зашел к родной тете, сварившей свежий борщ. Тетя спрашивает: «Вася, вчерашнего борща хочешь? – Да! – Приходи завтра».
   В пандан к этому диалогу вспомнил лозунг в центре Бухбея («закрытая бухта»), который вызывает у всех улыбку: «Бесплатное пиво – завтра!»
   После короткого ужина (творог с черникой и фруктовый чай) осмотрел неврологический статус С. А. Дамбиновой и успешно сделал миофасциальный релиз трапециевидных мышц шеи.
   Мне удалось побывать также в Лондоне, Эдинбурге, Глазго, Дублине, Монако, Севилье, Барселоне, Мадриде, Венеции, Сан-Марино, Берлине, Мюнхене, Франкфурте-на-Майне, Гейдельберге, Хомбурге, Варшаве, Гданьске, Кракове, Софии, Пловдиве, Варне и по всей Болгарии, в Бухаресте, Брашове, Будапеште, Стамбуле, Иерусалиме, Бангкоке и многих других городах зарубежья и великой России. О каждом из них можно вспомнить на страницах этой книги. Все они имеют свои поучительные истории и факты. Меня останавливает в изложении недостаток времени и бумаги. Об этих городах много содержательной литературы, путеводителей.


   Куопио

   По приглашению директора фирмы «Oy European Health Promotion Center Ltd» Лейлы Толки и ее врача Нины Михайловны Запрудной (четыре курса отучилась в Петрозаводске и закончила наш институт) три дня провели в районе города Куопио. Разместили нас (главный реабилитолог Санкт-Петербурга Юрий Михайлович Докиш, завневрологическим отделением горбольницы № 46, доцент нашей кафедры Ирина Георгиевна Шабалина и завнейрореабилитационным отделением Людмила Викторовна Рошковская) в Вводно-оздоровительном центре Куннонпайка, который расположен на берегу одного из многочисленных озер. Этот центр имеет три этажа (полтора из них – в подземелье) и растянулся почти на 500 метров. Богато оснащен тренажерами, инвентарем и утварью, есть три плавательных бассейна с каскадным и подводным душем, джакузи, «прорубью» (постоянно в эту воду подаются кубики льда), сауной, турецкой баней и тренажерными залами. Есть антистрессовая комната с супермягкими креслами, успокаивающей музыкой). Посетили клинику университета Куопио и были на операции удаления полюса левой височной доли у 35-летнего мужчины со склерозированием гиппокампа и частыми эпилептическими припадками, которые не купируются лекарствами (резистентные к медикаментам припадки). Отличное нейрофизиологическое обеспечение (мониторирование ЭЭГ и видеозаписи поведения), нейронавигационное обеспечение операции (определение местонахождения анатомических структур мозга и введенных электродов). Оперировал под микроскопом доктор Арто. Здесь самый крупный центр в Финляндии по хирургическому лечению эпилепсии. Операции проводятся один раз в неделю. Имеется очередь больных на два-три месяца.
   Затем познакомились с финским Центром исследования мозга и реабилитации «Neuron» (которым руководит профессор Юхани Сивениус), расположенный на острове Кортейоки. В 1900 году здесь был организован приют для больных эпилепсией женщин. В 1979 году организована клиника неврологии, а с 1995 года – реабилитационный центр для неврологических больных «Neuron». Здание приземистое, состоит их нескольких корпусов, соединенных подземными переходами. Удивительно мощно начинено техническими средствами для целевой диагностики. Ноу-хау – американская система принудительных упражнений для паретичной руки и чрезкожной нейростимуляции через специальные перчатки; а также внедренная система немца Стефана Гессе из Берлина для восстановления функции ходьбы с облегчением веса тела.
   Финны молодцы: очень хорошо оснастили каждую комнату приборами и предметами для восстановительного лечения больных с ограниченными двигательными возможностями. Нам весьма полезно знать, куда и зачем можно направлять неврологических больных на курс реабилитационных мероприятий, если пациент спрашивает: «Где за границей есть хорошая клиника для лечения моего заболевания?» Стоимость посильна только хорошо обеспеченным пациентам, однако: а) врачу надо знать, где и какие реабилитационные мероприятия доступны, б) что касается цены курса, то должен действовать принцип: не надо жалеть денег больных на их собственное лечение!
   Когда обсуждали аспект, что любой курс лечения не может гарантировать полное выздоровление тяжелого больного, вспомнил шутку, произнесенную молодым клиническим ординатором. Поступил пациент 45 лет с геморрагическим инсультом с правосторонней гемиплегией и моторной афазией; за три недели лечения речь и паралич хорошо регрессировали. Перед выпиской из клиники больной спросил у лечащего врача: «Доктор, а после выписки из клиники я смогу бегать за женщинами?» Молодой клинический ординатор ответил: «Будете ли бегать за женщинами, я не гарантирую… а волочиться вполне возможно!»
   В завершение мыслей о хозрасчетности медицины вспомнил один из грустных современных врачебных тостов: «Давайте выпьем за то, чтобы бедные не болели, а богатые – не выздоравливали!»
   Недавно консультировал женщину по имени Светлана, которая в 40 лет решилась улучшить и так вполне приятную внешность: за несколько тысяч долларов ей сделали подтяжку кожи лица и шеи (нивелировать морщины), а также удалили жир с брюшной стенки. Операция сделана в дорогой частной клинике. Однако через несколько часов открылось кровотечение из послеоперационного рубца на шее. При попытке повторной операции во время наркоза развился анафилактический шок, синдром диссеминированного свертывания и клиническая смерть. Реанимационные мероприятия восстановили дыхание и сердечную деятельность. Однако от глобальной гипоксии и ДВС-синдрома выключилась функция коры головного мозга с развитием вегетативного состояния, которое удерживается уже более полугода. Так вот, день пребывания больной в этой частной суперклинике муж оплачивал по 500 евро (не включая лекарства), а когда истощились и его финансовые резервы, пациентку перевели в хорошую городскую больницу с оплатой по 1500 рублей в сутки, что меньше 50 евро.
   Совершенно очевидно, что ни за какие деньги здоровье не выкупить! Поэтому грузинский тост весьма мудрый: «Выпьем за здоровье – остальное… купим!»



   Частные эпизоды, которые не хотят быть неосвещенными


   Последствия разделения общества неврологов и психиатров

   31 мая – 1 июня 2005 года провели выездной пленум правления Всероссийского общества неврологов в Воронеже. С отчетным докладом выступил наш председатель, академик РАМН Евгений Иванович Гусев. Он бессменно руководит ВОН с 1989 года, когда на очередном Всесоюзном съезде неврологов и психиатров произошло разъединение на два самостоятельных общества. И это было правильно, так как в те годы в СССР было около 17 тысяч неврологов и более 30 тысяч психиатров. В правлении того общества доминировали психиатры, которые на съездах делали доклады и много времени тратили на говорильню («пустые разговоры» – с точки зрения более конкретного профессионального мышления неврологов). Тогда на съезды выбирались делегаты по квоте, исходя из числа специалистов в регионе (от 1 до 50 специалистов), поэтому доминировали опять же психиатры, их было в два раза больше, чем невропатологов (так называлась наша специальность). А когда открыли границы СССР, то выяснилось, что на западе невропатолог – специалист по патоморфологии нервной системы, нейрогистолог; те врачи, которые имеют дело с живыми больными, называются неврологистами. Мы с 1960-х годов стали обучать иностранных студентов, и надо было унифицировать терминологию. С начала 1970-х годов стали вводить термин «невролог», и в 80-е годы ввели название общества «Всесоюзное общество неврологов». Однако юридически этот термин был закреплен лишь в 90-е годы XX века, когда с этим согласилось Министерство финансов, которое выделило деньги на зарплату штатного расписания лечебно-профилактических учреждений страны и научно-исследовательских институтов.
   После разделения общества на съездах неврологов стало возможным участвовать большему числу неврологов (до 1500 делегатов). Благодаря отличным организаторским способностям Евгений Иванович собрал вокруг себя на кафедре хороший коллектив, который четко и ответственно выполняет его поручения.
   Главный секретарь президиума Вероника Игоревна Скворцова заслуживает самой высокой похвалы. Исключительно трудолюбива, отлично знает английский, стажировалась в лучших клиниках Европы и США, где изучаются сосудистые заболевания нервной системы на молекулярном уровне. Пройдя все этапы первичной подготовки специалиста – клиническую ординатуру, аспирантуру, докторантуру («без передышки») и сочетая это с работой в палатах интенсивной терапии и реанимации неврологических больных, она как на дрожжах быстро стала отличным неврологом, незаменимым помощником и исполнителем научных проблем для Евгения Ивановича. Вероника Игоревна одарена от природы (от своих генетических предков с немецкими корнями) талантом четко мыслить, легко улавливать ситуацию и достойно находить решения по всем аспектам деятельности в коллективе, во взаимоотношениях между людьми.
   Мне посчастливилось впервые познакомиться с ней на конгрессе неврологов в Мюнхене в начале 1990-х годов. Имея много свободного времени, мы могли обсуждать всякие аспекты жизни – профессиональные, организационные, кафедральные, семейные и т. п. В своих высказываниях и суждениях, оставаясь самими собой, мы уловили чувство душевной общности (как математики говорят – конгруэнтности), открытости и взаимопонимания. С этого периода мы стали самыми надежными и бескорыстными друзьями. Можно только благодарить Бога за такую случайность, как оказаться в одно время на ограниченном пространстве планеты. Вероничка по-дружески поняла и приветствовала наш союз с Анечкой и особенно рождение сыночка Сашеньки. Будучи в Питере, она одна из первых коллег-неврологов побывала у нас дома, познакомилась с нашими детьми (старшим сыном Тарасом, дочками Машей, Катей, младшеньким – Сашей). Саша произвел на нее очень приятное впечатление. Несмотря на ранний возраст – до года! – она разглядела его потенциальные интеллектуальные возможности и сообщила «как принятое решение»: когда подрастет, я заберу его к себе на профессиональное обучение. Саша получил от Веронички первый комбинезон – легкий, теплый, мягкий. На первом и втором годах жизни этот комбинезон служил Саше как спальный мешок для сна на морозе в коляске (на даче, куда мы его стали вывозить уже в первый месяц).
   Возвращаясь к Веронике Игоревне, не могу не вспомнить ее переживания, когда появилась потребность возглавить кафедру неврологии по биологическому факультету РГМУ (бывший 2-й Московский медицинский институт им. Н. И. Пирогова), которой руководила профессор Ерохина Людмила Григорьевна (мудрая, с поэтическим талантом женщина-невролог, много лет бывшая главным специалистом-неврологом Министерства здравоохранения Российской Федерации. В 1977 году, возвращаясь из Амстердама, где мы были вместе с Евгением Владимировичем Шмидтом, Геннадием Александровичем Акимовым, Никитой Борисовичем Маньковским, Александром Павловичем Зинченко и другими – всего 11 профессоров-неврологов – на Международном конгрессе неврологов, сидя в самолете рядом со мной, Людмила Григорьевна рассказывала о ведущих неврологах Москвы и предсказала, что меня изберут в Академию медицинских наук раньше, чем других московских профессоров, даже старших по возрасту).
   Я поддержал идею перехода на самостоятельную работу и советовал оставаться помощницей Евгения Ивановича, который по-отечески к ней относится, с любовью и даже с некоторой ревностью ко мне за наши нескрываемые добрые чувства. Вероничка, хотя и созрела к самостоятельности в неврологии, но правильно поступает, что не отдаляется от учителя, выпуская совместно с ним статьи, монографии, учебники, «Журнал неврологии и психиатрии им. С. С. Корсакова» (Евгений Иванович – главный редактор, Вероника Игоревна – ответственный секретарь). За это она была избрана членом-корреспондентом РАМН уже в свои 43 года (самый молодой член-корреспондент из неврологов).
   Разумеется, я активно просил членов клинического отделения РАМН голосовать за Вероничку, хотя конкурентов у нее было несколько, все – постарше. Уже в первом туре голосования она набрала 115 голосов при проходном балле 113. Во время голосования в помещении РАМН на Солянке ее не было, и после объявления результатов мы вместе с Евгением Ивановичем поздравили ее по мобильному телефону.
   На пленуме правления Всероссийского общества неврологов в Воронеже первыми выступили с докладами члены РАМН академики Е. И. Гусев, A. А. Скоромец, Н. Н. Яхно и члены-корреспонденты РАМН В. А. Карлов, B. И. Скворцова, 3. А. Суслина и М. М. Одинак. Все доклады были очень содержательными. Наиболее информативными и красочными оказались доклады Вероники Игоревны с данными о современных знаниях молекулярно-генетических изменений при ишемии головного мозга и профессора Михаила Александровича Пирадова с Зинаидой Александровной Суслиной о современных возможностях исследовать сосуды головного мозга и их патологию с помощью диффузионно– и перфузионно-взвешенных магнитно-резонансных томограмм, транскраниальной ультразвуковой допплерографии и спиральной томографии.
   Эта информация действительно соответствует XXI веку! Она потрясла практических врачей своими возможностями по диагностике и оценке механизмов лечебных воздействий, включая стентирование стенозированных атеросклерозом сонных и позвоночных артерий с ловушкой эмболов в процессе выполнения баллонизации и стентирования.
   После докладов провели мероприятие по вручению диплома и мантии почетного доктора Воронежской медицинской академии им. Н. Н. Бурденко академику Евгению Ивановичу Гусеву.
   Мне вручили сертификат повышения квалификации по образовательной программе Всемирной федерации неврологов и руководство по инфекционным и интоксикационным поражениям нервной системы. Провел презентацию книги «Кортексин. Пятилетний опыт применения в неврологии». От имени фирмы «Герофарм» организатором фуршета был Олег Олегович Ковалев – региональный медицинский представитель по городу Воронежу и области. Он встречал и провожал меня в аэропорт, поселял в отель «Феникс» (уютная частная двухэтажная еврогостиница) и обеспечивал трансфер. Заключительный обед прошел на теплоходе во время прогулки по речке Воронежка. Многие делегаты из регионов благодарили за учебники по топической диагностике («лучшая настольная книга») и за хорошую работу председателем пленарного заседания, а также тосты на дружеском ужине, которые снимали ощущение скованности и официозности в коллективе делегатов выездного пленума правления ВОН. На этом пленуме присутствовал и мой преемник по кафедре профессор Евгений Робертович Баранцевич, которого знакомил с профессорами регионов.
   В Воронеже работают четыре профессора-невролога, с которыми я имею профессиональную и семейную дружбу: Петр Семенович Бабкин (ему 82 года, стал классиком – описал рефлекс у новорожденных, участник Великой Отечественной войны), Александр Петрович Бурлуцкий, Михаил Александрович Луцкий (ныне заведует кафедрой неврологии) и Александр Павлович Скороходов (завкафедрой по факультету постдипломного образования, показал полезность кортексина при острых мозговых инсультах).


   О платной медицине

   Достоверную информацию о дореволюционной медицине в России можно почерпнуть из работ самих земских врачей или рассказов писателей о них. В период революционных лихолетий и развала Российской империи с 1917 по 1921 год государственная казна была пуста. На этом фоне первому наркому здравоохранения Семашко при определении размера ставки врача было сказано: «Врача прокормят больные». Поэтому врачам назначили минимальный месячный оклад, который был в несколько раз ниже, чем у среднего инженера и даже рабочего без диплома о среднем специальном образовании. Правительство молодой советской страны сделало в целом правильную ставку на индустриализацию и электрификацию всей страны. В последующие пятилетки, как до Второй мировой войны, так и после, вплоть до нового тысячелетия (миллениума) и пережитого периода развитого социализма, когда усилиями работников всех сфер страны были созданы колоссальные финансовые резервы, уже в мою врачебную бытность месячный оклад составлял 75 рублей (ау инженера – более 200 рублей!). Медицинская помощь всем жителям страны оказывалась «бесплатно», т. е. пациент ни за какие услуги в поликлинике и стационаре не платил. Все обеспечивалось государством. Вместе с тем были законы, запрещающие врачу принимать подарки от благодарных больных, которые расценивались как «взятки». По закону подлежали наказанию и дающие, и берущие.
   Для острастки врачей и пациентов периодически организовывали «громкие дела» о врачах.
   В середине 1970-х годов я был свидетелем партийного разбирательства признанного классного хирурга, лауреата Ленинской премии за разработку операций на открытом сердце и легких, директора Всесоюзного НИИ пульмонологии, академика АМН СССР, профессора, заведующего кафедрой госпитальной хирургии Федора Григорьевича Углова. Будучи членом парткома нашего института (замсекретаря парткома по научной работе), присутствовал при разборе случая о взяточничестве. Уже один перечень званий и заслуг Федора Григорьевича до предела повысил интригу. Дело было «простое». В Институт пульмонологии, где Федор Григорьевич был директором, поступил сотрудник болгарского консульства в Ленинграде с раком легкого. Требовалась операция. Естественная позиция родственников больного – уговорить самого опытного хирурга произвести необходимое оперативное вмешательство. Жена пришла с этой просьбой к директору академику АМН СССР Федору Григорьевичу Углову и, получив его естественное согласие, вручила ему (оставила на его столе) золотую статуэтку. В операции на органах грудной клетки всегда принимала участие бригада врачей (анестезиолог, два-три хирурга), которая вначале обеспечивала доступ к больному легкому или сердцу, затем со свежими силами включался в работу Федор Григорьевич, выполняя операцию на самом пораженном болезнью органе, и, завершив этот главный этап операции, уходил из операционной, а ушивание операционной раны грудной клетки проводили те же хирурги, которые вели подготовительный этап операции. А далее лечащие врачи следили и обеспечивали лечение больного в послеоперационном периоде. Многие хирурги клиники госпитальной хирургии и Института пульмонологии за десятилетия работы рядом с Федором Григорьевичем сами становились отличными хирургами и профессорами. В истории болезни хирургом значился академик Углов.
   Вскоре оперированный консул скончался. Огорченная жена зашла к Федору Григорьевичу и потребовала отдать ей обратно оставленное до операции золото. Но статуэтки в кабинете не оказалось, и она написала жалобу в обком КПСС и обвинила хирурга во взяточничестве. Письмо передали в партком института для разбора этой жалобы. При первичном обсуждении в институте и на кафедре разразилась буря. Оказалось, что многие маститые хирурги недовольны позицией директора – получать презенты за коллективные операции и не делиться с коллегами. Последний аспект они замалчивали, а громко выражали гнев и осуждали взяточничество. Только несколько молодых преподавателей кафедры морально поддержали шефа. Коллектив института и кафедры резко поляризовался.
   Заслушивая на заседании парткома «персональное дело коммуниста Углова»: его самооправдание, доводы двух лагерей среди его учеников (некоторые вели себя, как спущенные с цепи борзые псы), – ощущал крайний стыд и за Федора Григорьевича, и за его обвинителей (даже мелькнула мысль: «будь на месте Углова – самоуничтожился бы»). Удивляла выдержка академика («собаки лают, ветер носит, а меня это мало тревожит»). Завершилось дело партийным выговором, увольнением его с должности директора Института пульмонологии и делением кафедры госпитальной хирургии на две самостоятельные: № 1 – для преподавания студентам (заведующим оставили Федора Григорьевича, остались и несколько поддерживающих его молодых сотрудников) и № 2 – для субординаторов по хирургии. Этот и другие, менее сильные, стрессы закалили здоровье Федора Григорьевича, который успешно отметил 100-летие со дня рождения в 2004 году, и во время персонального поздравления с этим юбилеем я пожелал ему прожить еще столько же. А в ответ Федор Григорьевич сказал: «Сто лет не проживу, а еще 50 лет чувствую, что смогу!» Дай Бог ему такого долголетия. Федор Григорьевич уже занесен в Книгу рекордов Гиннеса как самый долгооперирующий хирург на планете (более 69 лет!). Он до сих пор посещает заседания Ученого совета института, который стал уже называться университетом, сохраняя имя И. П. Павлова, и свою редуцированную когда-то кафедру, которой заведует более 15 лет его ученик профессор В. В. Гриценко, в трудные и судьбоносные времена не предавший своего учителя.
   В период «бесплатности» медицинской помощи были благодарные пациенты, в основном жители Кавказа, где врачебная профессия высоко чтима, и пациенты еврейского происхождения, которые традиционно занимали должности в системе торговли. Однако и в этом вопросе наблюдалась своя субординация. За консультацию профессору дарили либо коробку дефицитных конфет, либо бутылку армянского, грузинского или молдавского коньяка.
   Об особой селекции в выборе подарков свидетельствует такой эпизод. В конце 1960-х годов, когда я работал ассистентом кафедры нервных болезней, летом отдыхали с семьей на берегу Черного моря, в Очамчири. Сынок Тарас в пятилетнем возрасте упал с вишни и сломал локтевой сустав (раздробленный внутрисуставной перелом). Когда через месяц сняли гипс, осталась полная неподвижность в левом локтевом суставе. Травматологи рекомендовали разработку этого сустава в воде. В коммунальной квартире, где мы тогда жили, ванны не было, и несколько раз мы съездили к знакомым, которые получили новую благоустроенную квартиру. При играх в воде с корабликами начали появляться шевелящие движения в левом локте. Поэтому мы и оказались на Черном море. Познакомились с украинцем Василием Мелентьевичем Лабой и его семьей. Об этом уже упоминал ранее. А на берегу моря Тарас подружился со своим ровесником по имени Павлик, они прыгали в море с волнореза, купались, кидали гальку в море, соревнуясь, кто бросит дальше. Через пару дней выяснилось, что мама Павлика – врач, и мы познакомились. Нино оказалась педиатром. Узнав, что я невролог, рассказала о своем визите на консультацию к профессору Петру Михайловичу Сараджишвили, которого я уже лично видел на всесоюзных неврологических форумах. Как-то у Нино остро заболели шея и надплечье. Она пошла на консультацию к грузинскому светилу в неврологии П. М. Сараджишвили. Он выслушал, где и как болит, не прикасаясь к пациентке, попросил повернуть голову направо-налево и выписал таблетки анальгина и натирание эфкамоном. На это ушло около пяти минут. Получая рецепт, Нино поблагодарила профессора 250 рублями (при ставке врача 75 рублей в месяц!).
   Рассказав мне об этом, Нино попросила ее осмотреть, что я с удовольствием сделал. Потом сказала: «Так меня никогда и никто не осматривал. Думаю, что в Грузии невропатологи никого так подробно не осматривали». А я всего-то системно исследовал неврологический статус, как и обучал студентов. Нино предложила: «Можно я вам заплачу за консультацию?» Я ответил, что от врача-коллеги грешно брать деньги за профессиональную услугу. На следующий день, восторженно вспоминая полноту осмотра, она спросила: «Вы только меня так тщательно осматривали?» Я ответил: «Нет, всех пациентов так смотрю, а если надо, то и больше (например, изучаю память, гнозис, праксис и, как теперь говорят, все когнитивные функции)». Подумав, Нино спросила: «А можно я буду нужных больных в Ленинград посылать к вам на консультацию?» Естественно, согласился.
   Спустя месяц по ее рекомендации прибыл инженер какого-то завода из-под Тбилиси. Он также жаловался на боли в спине и пояснице. Исследовав его неврологический статус, убедился, что нет онкологических подозрений, сделал ему массаж мышц спины. Написал заключение с рекомендациями дальнейшего лечения. В целом потратил на этого пациента один час. Его гонораром были пол-литра грузинского коньяка «Вар» и конверт с… пятью рублями. Я, конечно, не обиделся, но вспомнил размер гонорара грузинскому неврологу: за тот гонорар больной мог слетать в Ленинград и обратно почти восемь раз (билет на самолет от Тбилиси до Ленинграда стоил чуть меньше 30 рублей, а литр бензина – пять копеек, но стакан молока – семь копеек!). Был удивлен в последующем, когда от врача-грузина, работающего в Ленинграде, случайно услышал, что приезжающие с Кавказа пациенты платят ему за консультацию от 150 до 300 рублей. Естественен вывод о национальных приоритетах: личные деньги следует передавать только «своим».
   Однако после очередного развала государственности под красивым словом «перестройка» при попустительстве последнего Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева (он оказался загипнотизированным американским электоратом!) государственные финансы перекачали предприимчивые «новые русские» на личные счета и в коммерческие банки, опустошили казну и стали говорить о необходимости платной медицины – как во всем мире.
   Действительно, в цивилизованных странах оплата медицинских услуг проводится через медицинские страховки и больничные кассы. Об этом в новой России слышали звон. Начали вводить обязательное медицинское страхование, лишили лечебно-профилактические учреждения денежных поступлений и стали проповедовать, что теперь надо зарабатывать, получая оплату от самих больных или через поликлиники, куда поступают деньги от ОМС. Не имея финансов, стационары начали вводить оплату каждого анализа и исследования от поступившего больного, чем нарушили всякий здравый смысл «платной медицины». Если провести обследование в стационаре и полечить больного, а потом выставить счет для оплаты обязательным или добровольным страхованием, это было бы естественным. Наша клиника находится на федеральном бюджете, но финансируется на 45 процентов (в основном на зарплату врачей). Предлагают госпитализировать больных по хозрасчету. За месяц на 80 коек госпитализируется 5–7 больных, за которых кто-то заплатил (питание, аренда кровати, минимум лекарств). Быстро родилась мысль: окруженный нищими, ты богатым не станешь. Особенно это касается неврологических больных: они длительно болеют, их лекарства дороже, часто вынуждены переходить на инвалидность. Сами такие пациенты и их семьи финансово быстро истощаются. А среди миллионеров, которые не заработали эти миллионы, а переадресовали на свои счета, – в основном молодежь, которая еще не болеет и медицине не помогает. Поэтому и родился в медицинской среде грустный тост: «Предлагаю выпить за то, чтобы бедные не болели, а богатые – не выздоравливали…»
   Сами врачи радикально изменить ситуацию не могут. Переход на вариант семейной медицины приводит к дальнейшему фактическому распаду лучшей в мире организации здравоохранения, которая существовала в Советском Союзе. Разумеется, модернизировать организацию здравоохранения всегда необходимо, но не революционными наскоками, а эволюционным путем – по мере финансово-экономических возможностей. Строить новые лечебно-диагностические центры надо на фоне оптимального финансирования реально существующей системы и перераспределения функциональных обязанностей специалистов. Перестав нормально финансировать поликлиники и участковых терапевтов (их число за 15 лет сократилось вдвое – на такую зарплату врачу не прожить!), выдают этот факт за кризис системы участковых терапевтов. Дескать, давайте переходить на систему семейных врачей: их в нашем городе пока 150 при потребности более чем в 2500. Резкое повышение зарплаты семейного врача (с 3–5 тысяч до 15 тысяч рублей) не приведет к профессиональному росту этой прослойки специалистов, а развалит окончательно систему участкового терапевта с принципиально теми же задачами, что ставятся и перед семейными врачами (профилактика, ранняя диагностика и своевременное лечение на современном уровне медицинских знаний).
   Студентам и молодым врачам охотно объясняю простые истины, которые усвоил из работ Гиппократа: «Врач не имеет права даже думать, сколько он заработает, выполняя свой врачебный профессиональный долг». Занимаясь с конкретным больным, врач не должен торопиться и думать, как бы не опоздать на работу по совместительству.
   Разумеется, все общество должно об этом заботиться, а не рассчитывать на правительственные авралы по латанию дыр в здравоохранении. Считаю целесообразным дословно привести клятву Гиппократа и клятву советского врача, чтобы напомнить своим коллегам и чтобы читатели также понимали глубинные, интеллектуальные помыслы врача.


   Клятва Гиппократа (V век до н. э.)


   «Клянусь Аполлоном-врачом, Асклепием, Гигиеей, и Панакеей, и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать ему в его нуждах; его потомство считать своими братьями, и это искусство, если они захотят его изучать, преподавать им безвозмездно и без всякого договора; наставления, устные уроки и всё остальное в учении сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никому другому.
   Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно также и не вручу никакой женщине абортивного пессария. Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство. В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами.
   Что бы при лечении – а также и без лечения – я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастие в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена; преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому» (цит. по: Избранные книги Гиппократа. М., 1936; пер. с греч. проф. В. И. Руднева).

   В советский период эта клятва была переделана в «Присягу врача Советского Союза», ее текст был утвержден Указом Президиума Верховного Совета СССР № 1364-VIII от 26 марта 1971 года. Текст этой присяги:

   «Получая высокое звание врача и приступая к врачебной деятельности, я торжественно клянусь:
   – все знания и силы посвятить охране и улучшению здоровья человека, лечению и предупреждению заболеваний, добросовестно трудиться там, где этого требуют интересы общества;
   – быть всегда готовым оказать медицинскую помощь, внимательно и заботливо относиться к больному, хранить врачебную тайну;
   – постоянно совершенствовать свои медицинские познания и врачебное мастерство, способствовать своим трудом развитию медицинской науки и практики;
   – обращаться, если этого требуют интересы больного, за советом к товарищам по профессии и самому никогда не отказывать им в совете и помощи;
   – беречь и развивать благородные традиции отечественной медицины, во всех своих действиях руководствоваться принципами коммунистической морали, всегда помнить о высоком призвании советского врача, об ответственности перед Народом и Советским государством.
   Верность этой присяге клянусь пронести через всю свою жизнь».

   Врач обязан постоянно самосовершенствоваться, для чего необходимы время, финансы и желание.


   Время – неизменная категория

   Интенсивность жизни нарастает как снежный ком. Непременно надо себе отчетливо напоминать, что «время» – категория неизменная во все прожитые времена: 1 минута имеет 60 секунд, 1 час имеет 60 минут, 1 сутки – 24 часа. При всем желании время невозможно ни приостановить, ни ускорить. В нашем сознании планированием дел занимается преимущественно лобная доля, и надо почаще осознанно ставить перед собой вопросы: сколько следует выделить времени на реализацию формулируемых текущих задач-действий? Это далеко не всегда удается тем работникам, которые по долгу службы «не принадлежат себе», т. е. не сами планируют свою деятельность, а во многом «нас планируют» (непредвиденные обстоятельства, вышестоящее руководство: его поручения надо выполнять в первоочередном порядке и стараться мало вносить собственных корректив в конкретные распоряжения «начальника». Тогда взаимоотношения будут спокойными, ровными). Для врача невозможно запланировать неожиданные болезни окружающих (эпилептический припадок, инсульт, люмбаго и т. п.). Это случается на фоне запланированных мероприятий врача, и, чтобы не сильно нарушать план своих действий, целесообразно при личном планировании оставлять временные промежутки между каскадами дел. Например, на консультирование больного профессор должен выделять один час. Если удается меньше потратить времени на такую консультацию, то оставшееся время он занимается решением непредвиденных задач или пьет кофе.
   В апреле 2005 года, с 18 по 23, побывал в Москве на конгрессе «Человек и лекарство», сделал там два доклада – по боковому амиотрофическому склерозу (на международной конференции) и по ведению острой фазы мозгового инсульта мультидисциплинарной бригадой (на ежегодном конгрессе НАБИ – Национальной ассоциации по борьбе с инсультами). Оба мероприятия проводили академик Е. И. Чазов и член-корреспондент РАМН В. И. Скворцова.
   С 26 по 29 апреля снова был в Москве на общем собрании РАМН, где заслушали доклад начальника РВМА им. С. М. Кирова члена-корреспондента РАМН Бориса Всеволодовича Гайдара о вкладе военных медиков в разгром фашистов во время Великой Отечественной войны 1941–1945 годов (по случаю 60-летия Великой Победы советского народа над гитлеровской Германией). Доклад обстоятельный, недостаток – плохая цветовая гамма в презентационных слайдах (малоконтрастируемые цвета). Подготовить слайды с красивой, легко читаемой и приятной для глаза цветовой гаммой – настоящее искусство!
   Затем избирали новых членов РАМН, среди моих коллег избраны членами-корреспондентами РАМН профессора Мирослав Михайлович Одинак (начальник кафедры нервных болезней РВМА) и Зинаида Александровна Суслина (новый директор Института неврологии РАМН). Обе кандидатуры были выдвинуты мною.
   29 мая 2005 года вернулся в Питер, и 30 апреля пообедали в честь 70-летия няни Саши – Елены Ивановны (подарили ей электрочайник и денежную премию), в 16.00 отправились на Витебский вокзал, заняли купе в поезде № 336 Санкт-Петербург – Днепропетровск (Анечка, Сашенька и сестричка Галочка), отправились в 17.50 и через 28 часов прибыли в Сулу (г. Червонозаводское). Встречали нас Боря с семьей, Лариса и Людочка. Переночевали у моей племянницы Светланы и утром намоей украинской машине «ВАЗ-2121» («копейка», 1972 года выпуска) поехали в Анастасьевку. Сделали традиционные остановки у тети – Приськи Василовны с Петром Трофимовичем Качан и у Ивана Андроновича с Татьяной Ивановной Войтенко. Доложились о приезде, получили взаимные презенты (яйца, сало, пироги). В этом году была поздняя Пасха – в воскресенье 1 мая. Поэтому приветствовались «Христос воскрес» – «Воистину воскрес!».
   В Анастасьевке отцвели абрикосы и буйно цвели вишни, груши. Анечка увидела посадки своих цветов – разноцветные тюльпаны (красные, желтые, махровые). Воздух насыщен ароматом цветущего сада. Дождались цветения и яблонь. Молодые посадки позапрошлого года развиваются, некоторые из них зацвели. В этом мае на присоединенной земле покойного деда Харитона, где растет сочный клевер, посадили ряд сосен (выкопали в лесочке села Перекоповки вблизи реки Сулы), пять деревцев красной рябины, несколько шелковиц, абрикос, вишен, красной и черной смородины, ремонтантную малину… Саженцы покупали в Суле, выкапывали на заброшенном участке покойного друга Нестерко Николая Петровича в с. Ново-Петровка, что в 3 километрах от Анастасьевки. Здесь по-прежнему добывают нефть, горят факелы (сжигается попутный газ). Со слов нефтяников, уже 80 процентов нефти из Анастасьевского нефтяного шлейфа выкачано. Один день провели с Анечкой в Сумах: она покупала на рынке саженцы и спортивный костюм, гостила у Анны Николаевны Нестерко, а я встречался с директором Медицинского колледжа Кононовым Александром Викторовичем, его педагогами и учащимися. Мне показали музей, где есть уголок моих экспонатов (книги, фото, дипломы), повстречались с преподавателем акушерства и гинекологии Евгением, который имеет хобби скульптора и делает мой гипсовый бюст, чтобы поставить в училище на праздновании 75-летия со дня основания Сумской фельдшерской школы – медицинского училища – медицинского колледжа, в котором я учился в нелегкие послевоенные годы – с 1951 по 1954 год. Получил приглашение на этот юбилей в октябре 2005 года.
   Потом проконсультировал на дому четырех пациентов, которые ранее были у меня в Анастасьевке по просьбе актрисы Ильиной Ирины Владимировны. Пациенты с миастенией, болезнью Паркинсона, нарушением кровообращения в головном и спинном мозге.
   На встрече с учащимися медицинского колледжа задавали много вопросов о том, как мне удалось подняться так высоко по профессиональной лестнице – от босоногого сельского паренька до действительного члена (академика) Российской академии медицинских наук и почетного члена ряда зарубежных медицинских научных обществ. Это стимулировало обдумать «формулу успеха» к уже написанным «Ступеням к вершинам неврологии». На самом деле формула проста: постоянный созидательный труд на общее благо коллектива, рациональный подбор умеющих самостоятельно работать кадров, везение с учителями, на и ради которых хочется работать с упоением.
   Запали в память слова поэта Николая Заболоцкого:

     Не позволяй душе лениться!
     Чтоб воду в ступе не толочь,
     Душа обязана трудиться
     И день и ночь, и день и ночь! <…>


     Не разрешай ей спать в постели
     При свете утренней звезды,
     Держи лентяйку в черном теле
     И не снимай с нее узды!


     Коль дать ей вздумаешь поблажку
     Освобождая от работ,
     Она последнюю рубашку
     С тебя безжалостно сорвет.


     А ты хватай ее за плечи,
     Учи и мучай дотемна,
     Чтоб жить с тобой по-человечьи
     Училась заново она.


     Она рабыня и царица,
     Она работница и дочь,
     Душа обязана трудиться
     И день и ночь, и день и ночь!

 (1958)
   А у Александра Кочеткова есть такие пронзительные строчки:

     С любимыми не расставайтесь…
     И каждый раз навек прощайтесь,
     Когда уходите на миг!

   Эта мысль оформилась у поэта в строку после одного пережитого стресса – житейского эпизода. Поэт жил в Москве и навестил родителей в станице Ростовской области. Когда пришло время отъезда, его на телеге, запряженной парой лошадей, повезли на железнодорожную станцию, где поезд останавливался лишь на пару минут. То ли лошади были утомленными, то ли ездовой не четко контролировал фактор времени – подъезжая к станции, поэт увидел уже стоящий поезд, он схватил чемодан и побежал к поезду, который посигналил и стал набирать скорость. Александр прибавил скорость что есть мочи, вот-вот догонит последний вагон, чтобы запрыгнуть на ступеньку… Но это ему не удалось. Стук колес удалялся.
   Запыхавшийся и огорченный, поэт возвратился в родительский дом, так как следующий поезд на Москву шел через сутки. А на следующее утро по радио объявили, что этот вчерашний поезд потерпел крушение и все пассажиры погибли!..
   Новое содержание стресса… и родились вышеупомянутые строки. Действительно: то, что мы живем, – это случайность! А то, что нас не будет, – железная закономерность. Поэтому к жизни надо относиться с оптимизмом, юмором, радоваться каждому положительному мигу и стараться быстрее уравновешиваться даже при самых сильных стрессовых ситуациях. Такое состояние души быстрее наступает, если находишь рациональный выход из создавшейся ситуации. Даже уход из жизни значимого для тебя человека, при всем крушении надежд и утрате хороших привычных стереотипов, требует мобилизации душевных и физических сил на выполнение «последнего долга» – предание земле усопшего. А время все расставит по своим местам…
   Из Анастасьевки выехали вечером 8 мая 2005 года в Сулу, там слегка заночевали и в 3.30 ночи 9 мая – в день 60-летия Великой Победы – выехали в Ромны, чтобы сесть в плацкартный вагон № 22 поезда Днепропетровск – Санкт-Петербург. Провожали Света и Боря, который получил нашу машину для дальнейшей эксплуатации.


   О Кашпировском и Чумаке

   Обучившись еще в Сумской фельдшерско-акушерской школе искусству гипноза, в процессе врачебной практики только изредка использовал гипнотерапию из-за отсутствия времени на это. Всегда находилось другое дело (эксперименты, чтение, работа над рукописями, строительство…). Да и сеансы гипноза по телевидению охлаждали. В нашем институте мастером гипнотерапии был профессор Павел Игнатьевич Буль, который работал над нашей клиникой, на втором этаже, имея кабинет в клинике госпитальной терапии. Ею руководил профессор Пантелеймон Константинович Булатов, а затем профессор Глеб Борисович Федосеев, которому недавно (в 2005 году) исполнилось 75 лет. Так вот, в 1970-е годы, в программе «Здоровье» периодически выступал профессор П. И. Буль с вечерними сеансами гипноза. А ночью Павлу Игнатьевичу приходилось на машине «скорой помощи» ездить по домам ленинградцев, которые погружались в гипнотическое состояние, а выходить не успевали… А на заре горбачевской перестройки телевидение получило свободу действий и на экран выпустили двух энтузиастов подзаработать солидные деньги.
   Врач спортивной команды на Украине А. Кашпировский стал демонстрировать «чудеса» своих способностей на весь Советский Союз и даже по телемосту «СССР – США». Под влиянием слов и жестов он иглой протыкал перемычку тканей кисти между первым и вторым пальцами. У «подопытных» женщин сознание не изменялось, боли они не чувствовали и улыбались. Затем он «рассасывал» послеоперационные рубцы и бородавки, «чернил» седые волосы и «делал людей счастливыми», излечивал от эпилептических припадков и паркинсонизма. Он обратился к академику-нейрофизиологу Н. П. Бехтеревой, которая согласилась изучить в своих лабораториях эти явления, чтобы подтвердить «волшебный природный дар» – «феномен Кашпировского». Наиболее эффективным был эксперимент Кашпировского с молодым пациентом, который страдал болезнью Паркинсона. Около 16 часов в клинике ИЭМа на набережной Малой Невки в присутствии четырех неврологов (включая мою любимую ученицу Наташу Селиванову и замдиректора Светлану Дамбинову) Анатолий Кашпировский продемонстрировал «свой феномен». Подошел к больному с выраженным тремором рук, не могущему застегивать пуговицы и одеваться, неожиданно для всех и самого больного резко ударил своей рукой по дрожащим рукам паркинсоника и громко сказал: «Ты что, симулянт, дрожишь? А ну-ка перестань и веди себя нормально!»
   Эффект наступил тут же – руки перестали дрожать, пациент сам разделся и оделся, почти нормальной стала походка. Все ахнули от восторга и зааплодировали. Довольный своим успехом Кашпировский со Светланой Дамбиновой вернулся к директрисе Н. П. Бехтеревой, рассказал ей об успехе и просил помочь подготовить ему кандидатскую, а то и докторскую диссертацию. Наталия Петровна обратилась к Светлане Александровне, чтобы подключить все лаборатории для выявления изменений исследуемых параметров под влиянием «эффекта Кашпировского». К сожалению, терапевтический эффект у паркинсоника через несколько часов (на утро следующего дня) сменился еще большей выраженностью тремора и скованности.
   Кашпировский внушил похудание Наталии Петровне: «Надо лишить себя картошки и хлеба». Она говорила, что «невнушаема». Однако, получив на обед котлету с картофельным пюре, которое любила с детских лет, тихо отодвинула пюре в сторону и съела только котлету…
   В этот период мне довелось консультировать одного министра в правительственном санатории «Белые ночи», который бодро заявил, что Кашпировский рассосал рубец на животе, остававшийся после холецистэктомии несколько лет. У министра был большой отвислый живот. Увидеть своими глазами «эффект Кашпировского» мне показалось любопытно. Осмотрев неврологический статус и проверяя брюшные рефлексы, я увидел достаточно широкий отчетливый рубец на правой половине живота. Когда больной встал с кушетки, я подвел его к большому зеркалу в кабинете невролога Лилии Александровны Воронцовой и показал в зеркале наличие рубца на животе. Больной искренне удивился и сказал: «А я его перестал видеть!» (Как оказалось, не от внушения, а от растущего живота рубец исчез из поля зрения, а не рассосался.) Я назвал это феноменом Зеркала, а не Кашпировского.
   На волне популярности А. Кашпировского пациенты разделились на две группы. Одни говорили, что он помог им избавиться от «бородавок», «геморроя», «рубцов» и т. п., а другие – что он причинил им вред в виде инсульта, инфаркта миокарда, язвы желудка, эпилептических припадков и обмороков. На самом деле А. Кашпировский, как врач психотерапевт, использовал обычный известный гипнотический эффект, внушая публике, что обладает особым природным даром – «эффектом Кашпировского». Совершенно недопустимо использование гипноза по телевидению одномоментно на многомиллионную аудиторию с различными заболеваниями. Коллективный сеанс гипнотерапии можно проводить с однотипными болезнями и в живом контакте. Наиболее правильно и эффективно проведение индивидуальной гипнотерапии. И, наконец, нельзя врачебное искусство превращать в шоу и бесстыжий бизнес. Кашпировский ездил по стране с небольшой группой легко внушаемых больных и демонстрировал на них гипнотические возможности, как якобы на людях из собравшейся толпы. Впоследствии эти пациенты плохо кончили (кто-то умер, у других участились эпилептические припадки, развился мозговой инсульт, инфаркт мозга, а кто-то попал в психушку), многие стали жаловаться на самого Кашпировского, заводили судебные дела с привлечением медицинской экспертизы, и он был вынужден эмигрировать в Польшу на постоянное место жительства.
   Поучительна и история с А. Чумаком. Журналисту Чумаку пришла в голову идея, что он может заряжать жидкости и кремы по цветному телевизору. Нашелся покровитель из КГБ, который организовал лабораторное исследование заявляемого факта. Ученые из физико-химической лаборатории КГБ СССР действительно находили изменение электролитного состава жидкостей и мазей во время телесеансов Чумака. Выпустили эти данные в СМИ и стали рекламировать «эффект Чумака» по телевидению. Дальше началось повальное «очумачивание» телезрителей с разными болезнями и психическими отклонениями. Для коммерциализации А. Чумак стал выпускать в бутылках обычную воду, обработанную «эффектом Чумака». Через пару лет в другом НИИ любители химии и физики решили проверить наличие «эффекта Чумака» в жидкостях и кремах. И, к своему удивлению, убедились, что действительно у работающего телевизора от электронной трубки в них происходят химико-энергетические реакции. Однако эти реакции абсолютно независимы от присутствия на экране телевизора или в телестудии самого А. Чумака. Для него это был временный успешный бизнес на одной «сверхценной идее», что граничит с психическим нездоровьем (есть болезнь парафрения, близкая к более известной шизофрении).
   В этот перестроечно-развалочный период на бесконтрольных телестудиях стали выпускать в эфир «чудеса человеческих возможностей». Например, показывали юношу, который мог скручивать свои предплечья и кисти. На самом деле это особая болезнь с низким тонусом мышц и избыточной растяжимостью связочного аппарата.
   Кстати, врач способен даже по телепередаче определять многие болезни у выступающих, независимо от занимаемой ими должности, такие как паркинсонизм, миотония, миопатия, деменция и т. п.
   Колоссальный вред наносят телепередачи о вооруженных конфликтах, трагедиях – это вызывает массовый стресс с повышением артериального давления и мозговыми инсультами, инфарктами миокарда, язвенной болезнью и т. п. Телевидение и другие СМИ зачастую из «коллективного организатора масс» на сознательный творческий процесс превращаются в источник эпидемии стрессовых болезней, развращения молодежи, различных сексуальных извращений с подрывом семейных устоев, развала экономики, разгула бандитизма и грабежей.


   О плагиате

   Книги делаются из книг.
 Вольтер

   Помню шутки времен аспирантуры о дефиниции диссертации:
   1) если соискатель списывает из одного источника – это плагиат,
   2) если списывает из двух источников – компиляция, а
   3) если списывает из трех и более источников – это диссертация.
   При подготовке диссертации важно собственный фактический материал выстроить в логической последовательности с целью аргументации задач исследования. При этом и информация из научных публикаций становится также частью собственного материала. В тексте диссертации информация из публикаций приводится только во введении, обзоре литературы и в заключении. А оригинальные наблюдения автора анализируются обычно в главе второй – «Собственные наблюдения и методики исследования», а также в главах с анализом этих собственных наблюдений.
   Когда диссертацию передают оппоненту, он ревностно просматривает указатель литературы, и его реакция бывает двоякая: 1) не найдя своих работ и цитат из них, возмущается, что диссертант «плохо знает литературу», ищет в тексте работы «ложку дегтя», и 2) положительная реакция на обнаруженное цитирование его работ.
   Нередко бывает, что оппонент большие куски текста диссертанта использует при издании своих монографий, лекций, методических пособий для врачей. Особенно характерно это для преподавателей ГИДУВов. Помню, давал кандидатскую диссертацию на отзыв в Ленинградский ГИДУВ. Отзыв получил высоко положительный. А вскоре профессор Н. Н. Аносов опубликовал брошюру на эту тему – о сосудистых поражениях спинного мозга, где он заимствовал не только текст, но и мои оригинальные схемы кровоснабжения спинного мозга. Однако нигде не упомянул имени автора, а сослался на тот иностранный источник, который цитировался в моей работе.
   Три четверти текста кандидатской диссертации моей соискательницы М. В. Ирецкой привел в своей монографии о туннельных синдромах заведующий кафедрой неврологии того же ЛенГИДУВа профессор В. С. Лобзин.
   Еще большее впечатление произвели профессор А. Пулатов с соавторами, которые во втором издании своей «Топической диагностики заболеваний нервной системы» (Душанбе) привели более 40 моих фотографий больных, опубликованных в нашем «Руководстве к практическим занятиям в клинике нервных болезней» (1977), и не сделали ни одной ссылки (даже не привели в списке рекомендуемой литературы). Мой учитель профессор Д. К. Богородинский был очень расстроен этим фактом. Однако я ему для успокоения сказал: «Если они взяли наши фотографии больных и схемы – значит, они хорошие, пусть размножают».
   В целом написание учебников для студентов и руководств для врачей – сложная задача. Трудно находить новые слова для объяснения классических ситуаций (по анатомии, физиологии, патологии). Но труднее другое – модернизировать логику изложения этого материала, чтобы студенту легче было его усвоить. В педагогике есть такое понятие, как «граф логический структуры», т. е. в какой последовательности приводить фактические данные, которые были бы понятны студенту при первом прочтении текста. В наших работах мы стараемся этого придерживаться.
   В мою творческую бытность несколько амбициозных авторов после нашей публикации в открытой печати писали письма с обидой, что не процитировали их работу, где упоминались мысли, которые мы приводили в статье с анализом каких-то конкретных пациентов. Обычно их статьи публиковались в малотиражных сборниках научных работ или тезисов докладов на научных форумах, и мы действительно их не видели. Этим отличались профессор Я. Ю. Попелянский (он яростно, до неприличия, выступал на оппоненции диссертаций учеников профессора А. Ю. Ратнера в Казани, так как когда-то обиделся на Александра Юрьевича, что тот в своей докторской диссертации не процитировал какую-то статью Якова Юрьевича о шейной мигрени и гипотамических расстройствах при «шейном остеохондрозе»), доцент Марк Бротман (из Киевского нейрохирургического института), старший преподаватель Абрам Меерович Львовский и другие. Характерно, что эти исследователи после ухода на пенсию чистосердечно писали, что «теперь их перестали волновать эти приоритеты».
   А недавно отличился профессор Диомид Григорьевич Герман из Кишинева. В 1970–1980-е годы мы параллельно собирали материалы по сосудистым заболеваниям спинного мозга и выпустили совместно несколько монографий на эту тему.
   После развала экономически мощной державы – СССР и суверенизации Молдовы мы продолжаем разрабатывать спинальную ангионеврологию и периодически выпускаем руководство для врачей, но не включаем в соавторы Д. Г. Германа. Когда я послал ему новый выпуск такого руководства, то получил обстоятельное письмо от Диомида Григорьевича, который тщательно сверил текст этой новой книги с текстом наших совместных монографий научного плана (имеется существенная разница: в научных изданиях важны приоритеты, а в руководствах для обучения врачей, студентов важна логика изложения материала и данных, уже выверенных клинической практикой). В некоторых главах нового нашего руководства он обнаружил несколько идентичных абзацев, отметил страницы с этим текстом и обвинил в плагиате, чем вызвал мое искреннее удивление. Подробно Диомиду Григорьевичу разъяснил, что никаких его «оригинальных» идей мы не заимствовали, вполне достаточно цитировали его фамилию в тексте и привели его публикации. Включать его соавтором уже не имеет здравого смысла – он пенсионер, надо стимулировать молодых исследователей и помогать им завоевывать научный авторитет. Юридически произведение считается новым, когда текст изменен уже на 20 процентов. В наших новых руководствах текст изменялся более чем на 80 процентов.
   Однако Диомид Григорьевич не удовлетворился моим разъяснением, что любой текст из наших совместных публикаций является нашим общим достоянием и каждый из нас может его использовать индивидуально, не спрашивая разрешения. Написал ему, что он может издавать любую книгу без моего соавторства, обижаться не буду. Вспомнил шутку: чем отличается автор от соавтора? Ответ: тем, чем пение отличается от сопения.
   От обиды на невключение в соавторы «Руководства для врачей России» Диомид Григорьевич написал письмо в редакцию «Журнала неврологии и психиатрии им. С. С. Корсакова» и грозился аналогичное письмо адресовать в другие российские профильные журналы.
   До этих писем Диомид Григорьевич просил помочь, чтобы его избрали почетным членом президиума Всероссийского общества неврологов и Российской академии медицинских наук. Я написал положительную характеристику и соответствующую рекомендацию. Однако его письмо в «Журнал неврологии и психиатрии им. С. С. Корсакова» притормозило рассмотрение этого вопроса.
   Будучи в сентябре 2005 года в Афинах на конгрессе EFNS, Диомид Григорьевич в моем присутствии пожаловался Евгению Ивановичу Гусеву (председателю Всероссийского общества неврологов и секретарю-академику РАМН) на то, что я занимаюсь плагиатом его работ, и тут же стал спрашивать, когда он будет избран в почетные члены. Евгений Иванович спокойно сообщил, что мы недавно ввели несколько видных иностранных неврологов в почетные члены (профессора Джеймса Тула из США, Чарльза Позера из США, К. Шимригка из Германии): «Вы приглашайте нас с Александром Анисимовичем на ваши национальные неврологические форумы, и ситуация созреет».
   Когда у профессора проявляются в мыслях дефекты логики, то нередко констатируют, что такой человек «имеет высшее образование без среднего». Процитирую два письма к Д. Г. Герману.

   29 августа 1999 года
   Ленинград – Санкт-Петербург

   Дорогой Диомид Григорьевич!
   Рад сообщить, что летние каникулы-1999 уже канули в Лету. После встречи с Патриархом Всея Руси Алексием Вторым (вручали мантию почетного доктора Военно-медицинской академии 9 июля 1999 года) я уехал на «ВАЗ-04» с другом Костей в Анастасьевку. Там уже гостили три моих внука, потом подъехала моя сестричка Галина Анисимовна (из Ростова-на-Дону), которая отлично кормила нас круглосуточно. Анна Петровна находилась в Озерске с доченьками и родителями, которые по ней скучают. Сейчас все встретились, одна дочь Маша остается с нами учиться в 10-м классе в Питере. Сегодня уезжаем в Москву, 30.08.99 вылетаем в Иркутск на выездной пленум Всесоюзного общества неврологов вместе с немецкими неврологами. С 6 по 12 сентября буду в Лиссабоне на конгрессе EFNS.
   Получил твое письмо с мыслями обиды, что твоей фамилии нет в соавторах книги.
   За все годы активной разработки сосудистой патологии спинного мозга (с 1960 года) мне активно писали письма два еврея – Марк Бротман и Яков Попелянский, и каждый боролся за приоритет звука: «я уже писал об этом на стр. X в статье сборника…», которого либо я не видел, либо мысли там не принципиальные (помнишь, сборники обзывают «братской могилой печатных работ» из-за их малой тиражности). Интересно, что после выхода на пенсию оба написали: «теперь уже приоритеты меня не волнуют». Мне не приходилось испытывать чувства ревности к приоритету, потому что, чем больше читаешь иностранную литературу, тем чаще убеждаешься, что сходное наблюдали и до меня.
   Печатная литература делится на публикацию конкретных научных изысканий, и при наличии приоритетности оформляются патенты и изобретения (у нас их оформлено более 15 – в основном на методики лечения неврологических заболеваний), руководства для врачей и учебники для студентов, а также популярную литературу. В руководствах и учебниках излагается устоявшаяся информация для выработки профессионального мышления, и там минимум цитирования конкретных авторов. В лучшем случае приводится список литературы, где можно более подробно познакомиться с отдельными аспектами проблемы.
   Что касается руководства по сосудистой патологии спинного мозга, то оно было подготовлено в 1993–1994 годах по просьбе правления Всероссийского общества неврологов, так как на съезде неврологов России говорили о такой потребности. Развалочные дела в стране не позволили выпустить до той поры, пока не нашлись спонсоры (надо было собрать более 160 миллионов рублей: наибольшую сумму удалось выбить А. И. Панюшкину, который в свое время подготовил диссертацию по дискогенным нарушениям спинномозгового кровообращения и тоже выпустил книгу вместе с В. А. Шустиным). Тарас еще в студенческие годы и в клинической ординатуре проводил экспериментальные исследования спинномозгового кровообращения на оригинальной модели. В аспирантуре изучал травму головного мозга и кранио-цервикального перехода. Для этого руководства он освежил литературу по Интернету. Теодор Петрович солидно поработал по лечению сосудистых аномалий спинного мозга и селективной спинальной ангиографии, КТ и МРТ позвоночника и спинного мозга. Именно этот аспект работы планировали в Институте им. Н. Н. Бурденко представить на Госпремию, но до сих пор не могут разобраться с соучастниками. Наш прежний союзовский состав претендентов Госпремии кто-то блокирует. Претендует на премию с нами и профессор Окладников из Новосибирска. Я инициативы не проявляю, так как это политические игры, а не научные проблемы.
   Считаю, что нам достаточно почестей как профессионалам-неврологам, чтобы еще бороться за дополнительную атрибутику. Знаю, что Евгений Иванович Гусев также готовит материалы на Госпремию по ангионеврологии.
   Все, что было тобою опубликовано за «научную сознательную жизнь», сохраняется для истории в незыблемом виде, и никакие публикации обучающего плана не обладают приоритетностью в смысле научной разработки. Что касается активного подключения молодежи, то это сознательно, чтобы они могли продолжать наше дело при переиздании уже после нас.
   Учитывая повышенную амбициозность многих молодых учеников, открыто определяю резервы на замещение всех должностей по кафедре, начиная со своей, ориентируюсь на общечеловеческие качества, а не на научную прыть.
   Вместе с Анной Петровной и сотрудниками вспоминаем с теплом встречи в Питере со всеми вами.
   Теплые приветы и самые лучшие пожелания крепкого здоровья и новых творческих успехов на всех фронтах профессиональной и общечеловеческой деятельности тебе, семье и коллегам.
 Обнимаю, искренне твой Александр Скоромец



   8 июля 2004 года

   Диомид Григорьевич!
   Передали твое письмо, адресованное в «Журнал неврологии и психиатрии им. С. С. Корсакова». По его содержанию можно устанавливать диагноз автору о неблагополучии лобной доли мозга и снижении когнитивных функций, особенно памяти. Для меня содержание письма не явилось сюрпризом, так как ты уже мне об этом писал и я подробно отвечал о надуманности твоих ревностных претензий.
   Приходится напоминать тебе несколько эпизодов из прошлого века.
   1. В Москве ты передал мне для чтения рукопись твоей докторской диссертации и на мой дружеский совет изменить некоторое содержание предлагаемых «оригинальных» синдромов, чтобы не демонстрировать неврологическую безграмотность, так как выделять синдромы типа «спастико-атрофический» и включать в его состав нарушения чувствительности, функции тазовых органов (по классической неврологии спастичность относится к экстрапирамидальной системе, а атрофия – только к двигательной, и никакого отношения не имеют чувствительные нейроны!), ты отреагировал репликой: «Но мне же надо чем-то отличаться от тебя и твоих синдромов!» От неожиданного хода твоей мысли я сказал: «Только не неврологической глупостью». ВАК это пропустил, и слава богу.
   2. Когда мы решили выпустить книгу, объединив материалы наших докторских диссертаций, ты должен был вспомнить, читая гранки в Кишиневе, что я говорил: «Если ты оставишь в книге свои одиозные неврологические синдромы, то не надо ставить меня в соавторы монографии. Мои материалы пусть сохраняются в книге, мне не жалко, а за твои синдромы – стыдно».
   3. На фоне развала Союза и близорукой суверенизации Молдовы и других (кому нужен молодой врач с молдаванским дипломом? – только Молдове! А она меньше приличной области на Украине. Если бы врач в Кишиневе получил образование на русском языке, он был бы востребован на 1/6 части планеты Земля! Хорошо ли загонять молодого специалиста в национальную скорлупу? Однако это удел политиков, и ты мало к этому причастен) издатели России заказали мне подготовить руководство для врачей по сосудистой патологии спинного мозга. Что и было выполнено дружным коллективом соавторов. Я не очень принципиально не подключал тебя к этому руководству, так как значительно затруднились письменные контакты между республиками, даже самолеты отменены. Чаще стали видеться за границей на международных неврологических тусовках.
   4. Хочу еще раз тебе разъяснить разницу между научным трудом, учебником и руководством для врачей. Если ты хочешь застолбить оригинальную научную идею, то не должен публиковать ее в открытой печати, пока не оформишь изобретение или патент. После публикации эти документы «истины» уже даже не рассматриваются. Воровать идеи научного просветления какого-либо гения действительно нехорошо и наказуемо по закону. Когда же пишется учебник для студентов, то надо перелопатить профессиональную литературу, предшествующие учебники и синтезировать всю достоверную информацию на современном уровне знаний. Описание анатомии, физиологии, патогенеза, клиники, диагностики и дифференциальной диагностики, лечения и т. п. в учебниках очень однотипно, слова одинаковые. И мало кому в голову приходит мысль упрекать в «плагиате» учебной информации. (Когда мы выпустили первый учебник для студентов в 1977 году, а спустя год профессор Пулатов выпустил свой вариант и заимствовал из нашего учебника 44 фотографии больных, которых я наблюдал и сам фотографировал, – мне было приятно, что и Пулатову понравились мои фотографии и он их размножил! Хуже только одно, что он в рекомендуемой литературе забыл привести наш учебник и нигде о нем не обмолвился. Но «восток – дело тонкое»!) Сейчас мы готовим к выпуску новый вариант учебника по клинической неврологии, и мне захотелось привести несколько иллюстраций из учебника Евгения Ивановича Гусева (они более образные, чем были у нас и у других авторов), спросил согласие Евгения Ивановича, и он ответил: «Используй, сочту за честь!» Кстати, если у тебя возникла бы мысль, что в нашей Топической диагностике что-то заимствовано из А. В. Триумфова, то я бы тебя отправил к Бингу, из которого хорошо позаимствовал А. В. Триумфов. Учебная литература – это не научные приоритеты, а доступное логичное изложение всей достоверной информации по специальности для создания фундамента профессиональных знаний будущим специалистам. То же касается и руководства для врачей по отдельным проблемам.
   5. Твои претензии к тексту (абзацам) меня больше удивляют, чем умиляют. У нас действительно немало совместно выпущенных книг. Твои претензии равноценны или даже менее обоснованны, чем если бы я стал упрекать тебя в соавторстве научных монографий, в которых нет ни одного твоего абзаца, а ты есть в соавторах («Спондилогенныйпояснично-крестцовый радикулит», 1975). Мало того, ты, наверное, помнишь, как активно хотел выбросить из соавторов моего учителя – Дмитрия Константиновича Богородинского потому, что он по алфавиту стоял впереди тебя? А он много раз редактировал подготовленный нами с О. О. Годоваником первичный текст. Сходная ситуация и с другими нашими монографиями типа «Туннельные невропатии». У меня и соавторов даже мыслей не было тебя в чем-то упрекать, так как ты пробивал в издательстве «Штиинца» их выпуск и этим вносил свой посильный вклад.
   6. Не руби сук, на котором сидишь. Мы договаривались с Евгением Ивановичем оформить тебя «почетным», а ты закрываешь нам рот.
   7. Анализируя ход твоих мыслей, становится ясным, что тебе не повезло с учителем: Борис Иванович Шарапов позволял писать пасквили на вас с Петром Григорьевичем моему Учителю, а спустя полгода снова писал просьбу «забыть» содержание предыдущего письма. Будучи свидетелем таких интеллектуальных вывертов старшего поколения неврологов, себе давал зарок никогда не позволять двурушничания и взять на вооружение мудрую мысль Виссариона Белинского: «Молчи, дурак, – за умного сойдешь».
   8. Бог тебе судья, и мне по-дружески тебя жаль, что ты сам себя позоришь под лозунгом борьбы за приоритеты в науке и справедливость. Гипертрофированное чувство собственных достижений в науке было присуще нескольким неврологам еврейского происхождения (Я. Ю. П. – перепалку вел с А. Ю. Ратнером, то же делал М. К. Бротман, который, уйдя на пенсию, мне написал: «Отныне никакие приоритеты в науке меня больше не волнуют». Это показатель, что лобная доля к моменту выхода на пенсию у него была еще сохранной). Я это не держал в активной памяти и никому не рассказывал, но ты спровоцировал, и не могу с тобой не поделиться.
   Выводы делай сам, в меру своих способностей и возможностей.
 Всепрощающий Александр Скоромец

   Недавно встречался с одним молодым профессором из Кишинева, который без всякого повода с моей стороны сам охарактеризовал профессора Германа: «Диомид Григорьевич с возрастом удивляет нас своей способностью превращать старых друзей чуть ли не во врагов».


   Грустное обнищание украины

   Жизнь подтверждает, что погоду на планете Земля делает Мировой океан. Периодически он устраивает опустошительные ураганы, цунами. Недавний пример – ураган Катрин, разрушивший миллионный город Нью-Орлеан. Вместе с тем и в такой континентальной стране, как Украина, случались – более тихие, плавные – волны опустошения и обнищания.
   В конце 1980-х годов горбачевский развал экономики мощного Советского Союза происходил с устранением таможенных границ между Польшей и Украиной, Белоруссией. В целом это положительное дело демонтажа «железного занавеса». Однако отрицательную роль сыграл польский менталитет торговца-спекулянта. В послевоенные годы Польша двумя руками тянула «одеяло» на себя: одной рукой из Советского Союза получала солидную экономическую помощь, а другой – как бедная буферная страна принимала щедрые вливания с Запада (фонды, гранты, которые позволяли значительной части интеллигенции жить и стажироваться от полугода до двух лет на Западе). Помню рассказ одного врача в Гданьске в 1973 году, который на стипендию ВОЗ шесть месяцев жил в Лондоне, скромно питался и сэкономил сумму, позволившую ему купить новый автомобиль «опель», на котором он вернулся в клинику Гданьской медицинской академии. В тот же исторический период я находился один месяц в командировке в этой академии по безвалютному обмену специалистами и в сутки имел право израсходовать только 10 рублей (15 злотых), которых хватало лишь на еду. Никакого существенного сувенира, кроме открыток с видами Польши, купить было невозможно. А Западу надо было демонстрировать свое преимущество, формируя у польской интеллигенции определенную прозападную (антисоциалистическую) идеологию. Вначале сняли границу между Польшей и Германской Демократической Республикой (ГДР). Спустя месяц немцы убедились, что поляки вывезли от них все залежи и запасы трикотажных изделий (майки, трусики, бюстгальтеры, рубашки, кофточки, простыни и другие постельные принадлежности, включая одеяла, полотенца…).
   Устранение границы с СССР позволило полякам массово вывозить промышленные товары – цветные и черно-белые телевизоры, радиоприемники, холодильники, затем утюги, электронагреватели и даже электрозажигалки для газовых плит. За пару месяцев наши магазины опустели. Зона опустошения быстро расширялась, как масляное пятно. Поляки ехали за товаром на легковых автомашинах, автобусах, фурах и в поездах. Везли трикотаж, продавали его на барахолках («блошиных рынках»), а на вырученные деньги закупали упомянутые выше промышленные товары. Работая исправно, наши заводы и фабрики не могли наладить выпуск такого количества вывозимого товара, поэтому наши магазины опустели и образовался жуткий дефицит. Помню сцену на Варшавском вокзале: цветной телевизор в заводской упаковке не помещался в купе пассажирского вагона, поэтому загружали телевизоры без упаковок. Когда поезд на Варшаву отправился, то вся платформа была занята картонными коробками в два-три этажа. Платформа превращалась в картонные джунгли! Сначала поляки опустошили территорию Украины и Белоруссии, затем очередь дошла до Ленинграда и Москвы.
   Вторая волна опустошения Украины прокатилась в 1991–1992 годах, когда Гайдар объЕгорил советских граждан – отпустил регулируемые государством цены на продукты питания и все товары. Наступил взрыв оголтелой спекуляции. Наиболее выгодными оказались мелкоупаковочные товары (сигареты, спички, мыло, лекарства и т. п.). Например, аспирин стоил десятилетиями три копейки за упаковку, а тут вдруг полтора рубля! В пятьдесят раз навар! А соотношение рубля и доллара оставалось в пользу первого. Ожил вулкан запрещенных ранее фарцовщиков, фальшивомонетчиков. Начали функционировать нелегальные пункты обмена валюты. Кстати, до сих пор (2005 год!) не отменена статья уголовной ответственности за использование иностранной валюты для расплаты внутри страны (ни в одной цивилизованной стране нельзя купить товар, машину, квартиру за иностранную валюту, и цены везде указаны только в национальной валюте, а не в пресловутых у. е. – условных единицах!).
   Только бедное (интеллектуально) и не уважающее себя государство позволяет такое издевательство над здравым смыслом.
   Так вот, на этом этапе существования советских рублей на Украине цены продолжали «регулировать» (сдерживать), и оказалось выгодным российским сумочникам-мешочникам ехать на Украину за продуктами и вывозить их на продажу в Россию. За короткий период массово вывезли хранящиеся молочные товары (творог, сыры, сметану), колбасы и всякое другое мясо. Опомнившись, простые граждане Украины стали устраивать баррикады на трассах в Россию и даже разбирать участки железнодорожного полотна. А правительство президента Л. Кравчука заменило советский рубль на карбованец. Однако их соотношение (1:5) оказалось еще более губительным для украинцев. Не получая зарплату месяцами и годами, уже каждый житель Украины был вынужден свои продукты вывозить в Россию, чтобы продать за рубли и поменять их выгодно на карбованцы. В этот период я поездом проезжал из Кишинева в Ленинград и видел кошмарные эпизоды на украинских станциях: толпы старушек с сумками и кошелками (наполненными колбасой, птицей и т. п.) пытались сесть в вагон, а местная милиция их за шиворот оттягивала от вагонов. Стоял жуткий гвалт, ругань, случались потасовки. Бабуськи говорили, что везут еду детям на север Украины, в Белоруссию, Россию. Жандармерия требовала какие-то справки, сертификаты и другие бумаги, о существовании которых граждане и понятия-то не имели. Это была третья, завершающая, волна тотального опустошения Украины.
   Чернозем Украины сохранился, но люди вымирают. За 2004 год только в моей Анастасьевке за год умерло 48 человек, а родилось только 6!
   Будучи в августе 2005 года на Украине, несколько раз слышал по радио «радостные» рапорты руководства «оранжевой революции», которое договорилось с внешнеполитическими структурами Австралии, что та разрешила принять 20 тысяч легальных эмигрантов из Украины – технических специалистов и врачей!
   Можно ли радоваться такой сделке? Сомневаюсь.
   Лишить экономику и практическое здравоохранение такого мощного потенциала специалистов? Похоже, что и в планах нового руководства нет идеи возродить экономику страны и стремления улучшить здоровье своих граждан.
   А кто бывал в Австралии, тот понимает, что там природные условия очень неблагоприятны для проживания – летом жара до 60 °C, везде живут, даже в автомобиле, при работающем кондиционере. Вид аборигенов особый: сухая чешуйчатая кожа на ногах и руках (влажность, соль, высокая температура воздуха) и крупные глубокие морщины на лице. Для поддержания народонаселения правительство Австралии охотно приглашает женщин детородного возраста, а вдовам с дочерьми предоставляются особые льготы – зарплата у них в полтора раза выше, чем у мужчин в той же должности. Крупные города – современные высотки из стекла и бетона. Автомобили японские с правосторонним рулем и движением (как научили англичане во времена протектората). В тех небольших зонах с приличным микроклиматом специалистов вполне достаточно и без наших компатриотов.
   Мощная волна переселения в Австралию бывших выходцев из России пошла из Китая в 1960-е годы, в период их хунвэйбиновской революции, когда всю китайскую интеллигенцию из городов насильно переселяли в деревню «на исправление». Теперь считают, что таким образом удалось сохранить потенциал специалистов, обученных в Советском Союзе, и они помогли реорганизовать экономику и постреволюционное процветание, сохранив социалистическую ориентацию жизнеустройства Китая.
   А выходцы из России, которые попали в Китай еще в начале XX века, массово разъехались по планете (более 100 тысяч человек) – кто в Австралию, кто в Новую Зеландию, кто в Канаду и Америку. Как говорят: везде хорошо, где нас нет. В любой части планеты человеку надо уметь трудиться оптимально и созидательно, ответственно и четко – на любом участке общественной деятельности. Еще раз упомяну, что нет «плохой» и «хорошей» работы, а есть «необходимая работа». Специалист-профессионал, так же как и управленец, совершенствуется, созревает десятилетиями. Поэтому многие развивающиеся и желающие развития страны охотно приглашают уже зрелых специалистов, обеспечивая им оптимальные условия жизни (жилье, зарплату, социальный пакет услуг). Долго пожившим в Советском Союзе удалось получить полноценное образование вне зависимости от социального происхождения – из крестьян, служащих, рабочих или правительственной прослойки общества. Учащимся из семейного бюджета платить не приходилось, все расходы брало на себя социалистическое государство. Теперь же большая часть молодежи лишена такой социальной защиты. Обучаться могут дети только преуспевающих бизнесменов или чиновников всех рангов, включая депутатский корпус. Свобода действий реализуется наличием финансов – можно поступить на учебу в вузы других стран, включая США, Великобританию, Германию. Один год обучения на медицинском факультете в США теперь обходится в 50 тысяч долларов. Дети этих стран Запада имеют возможность обучаться в кредит. В банках для студенчества существуют специальные образовательные фонды. Полученную от банка сумму специалист возвращает десятилетиями, обеспечивая надежность существования самих банков. Деньги действительно должны «работать», это их изначальная задача – развивать экономику, производство. Главный экономический закон: «товар – деньги – товар» не зависит от формы государственности – феодальное оно, буржуазное, капиталистическое, социалистическое или другое. Государственная мудрость, настоящий государственный патриотизм проявляются именно в том, чтобы собственная валюта не экономилась, а рационально использовалась. Конечно же, ныне в крупных индустриальных державах получился избыток уже самой валюты, которую превращают в «товар» на финансовых биржевых торгах и в банках.
   После затянувшихся выборов нового президента Украины в ноябре 2004 года, что политиками обозначено «оранжевой революцией», сработавшиеся кланы Л. Кучмы (днепропетровские) и В. Януковича (донецкие) сменили Виктор Ющенко с премьером Юлией Тимошенко. Прошло полтора года, а на местах еще продолжаются мелкие разборки – стараются заменить на приверженцев новых избранников бригадиров полеводческих бригад, директоров школ, не говоря уже об администрации районов, областей, директоров предприятий и т. п. Однако результаты всяких «революций» и преобразований следует оценивать по жизненному уровню простых граждан, по соответствию размеров зарплаты, пенсии ценам на потребительские товары. А они пока грустные. Мой тезис таков: финансовой единицей на Украине является не гривна или доллар, а «один кабан». Весной 2004 года кабан стоил 450–500 гривен, осенью того же года – уже 900–1100 гривен, а в мае 2005 года – 1500 и более гривен.
   Соответствующие цены выросли и на базаре на все товары. Новый премьер Юлия Тимошенко (уже была в этой должности при Л. Д. Кучме) употребила власть, чтобы цена на бензин на время посевной кампании не превышала трех гривен за литр (якобы хорошо – но это не признак рыночной экономики!); а чтобы компенсировать долларовые затраты на «оранжевую революцию», за одну ночь банки снизили курс доллара до 495 гривен за 100 долларов США вместо 535, которые устойчиво держались последний год.
   К новому президенту Виктору Андреевичу Ющенко я должен испытывать доверие, как к земляку: он родился в селе Хоруживка на той же Сумщине, где находится и Анастасьевка. Должен бы позаботиться о дорогах, как Л. Д. Кучма на Черниговщине, в районе Новгород-Северска. Однако жена его – американка, все ценное будет проецировать на США (существует шутка: «Днем женщины на политиков не влияют!»).
   Недавно В. А. Ющенко 30 минут выступал в конгрессе США, был принят с восторгом, его доклад 26 раз прерывался аплодисментами, особенно в местах его просьб, таких как выделить финансирование на 5000 украинцев для получения высшего образования в США (а долги надо отрабатывать, и с процентами!), отменить экономические санкции на новые технологии (поправка Вейника), и согласия разместить войска НАТО на территории Украины и Черного моря (а их надо кормить и «слушаться») и т. п. Не слышно было, что может предложить Украина Западу и США из своего товара для паритетной торговли, кроме дешевой рабочей силы в сфере строительства (тяжелый физический труд) и обслуживания (горничные в отелях, подсобники в магазинах, заведениях питания…). Разумеется, для молодежи полезно изучать английский язык, поучиться, как следует обустраивать свою жизнь на Украине (внедряя все рациональное, что есть на Западе), воссоздать современные технологии по переработке сельскохозяйственной продукции дома, наладить выпуск своей, доступной по цене, сельскохозяйственной техники (мини-трактора, косилки, комбайны). Эти же задачи стоят и перед россиянами со всеми полуторасотнями племен и народностей, разговаривающих на одном, русском, языке, который их объединяет.
   На этом фоне можно испытать удовлетворение от планов дальнейшей жизни россиян, которые излагает наш Президент В. В. Путин ежегодно в послании Федеральному собранию РФ. Об этом хорошо известно из средств массовой информации.
   Расскажу на собственном примере ситуацию финансового краха в 90-е годы XX века на Украине: желая купить автомобиль «Запорожец», в 1988 году привез 3 тысячи рублей в Анастасьевку Ни один из трех председателей колхоза не смог получить такую автомашину для своего хозяйства, чтобы продать мне. Естественно, что эту сумму не стал отвозить в Ленинград, а положил в Сбербанк. Прошло почти 10 лет, и в 1997 году правительство Л. Кучмы объявило о наведении порядка с рублевыми вкладами на Украине. Направляясь со своей сберкнижкой в Сбербанк, рассуждал: сколько же накопилось денег на моем счету с суммы, позволявшей купить автомобиль «ЗАЗ-967» («ушастый», он стоил тогда 2900 рублей), за 10 лет? Передал сберкнижку работнице банка и терпеливо ждал ее расчеты, которые она внимательно и методично производила в своих бумагах. Минут через 10 она возвратила мне сберкнижку, в которой записано было, что теперь на этом счету у меня имеется… 21 копейка!? А стоимость буханки черного хлеба в тот год была 63 копейки! Когда я искренне удивился такой метаморфозе «кровно заработанных» мною денег – от стоимости «Запорожца» до 1/3 буханки хлеба, – Любовь Николаевна разъяснила: «Вы положили 3 тысячи рублей. Когда на Украине ввели карбованцы, эту сумму увеличили в пять раз, у вас было на счету 15 тысяч карбованцев (в 1993 году); шли большие проценты, и у вас накопилась 21 тысяча карбованцев. А в 1996 году, когда вводили гривну, 1 гривну давали за 100 тысяч карбованцев! Поэтому вам и начислена 21 копейка».
   В какой стране, при каком режиме управления страной возможен такой грабеж всего населения?! И народ безмолвствует. Потерял веру в остатки совестливости властей предержащих!
   На этом фоне Великая Октябрьская социалистическая революция была вполне справедливой. Народ с энтузиазмом начал строить новую жизнь. Забегая вперед, можно сказать, что за 70 лет существования СССР превратился в сильную, передовую и высокоинтеллектуальную страну. Только СССР было по плечу разгромить мощную и отлаженную военную машину гитлеровской Германии. И это стало возможным, несмотря на некоторые промахи, недостатки, а то и злоупотребления советских руководителей. Когда во второй половине 80-х годов прошлого века заговорили о перестройке, народ горячо это приветствовал, так как надеялись перестроить военную индустрию на выпуск мирной техники (мини-тракторы, комбайны, автомашины, космические ракеты и т. п.). На референдуме на территории России, Украины и Белоруссии более 80 процентов населения высказалось за сохранение Союзного государства с единым экономическим пространством.
   Однако группа ловкачей и прямых предателей мощного социалистического государства воспользовалась ситуацией и развалила Союз, выхолостила всякую социальную защищенность советских граждан в угоду собственной наживе.
   Методика развала была простой как божий день: через коммерческие банки вывели деньги из сферы производства, чем нарушили главный экономический закон, характерный для любой общественной формации (феодализма, капитализма, социализма) «товар – деньги – товар». А коммерческие банки сами деньги превратили в товар, стали фальшивомонетчиками: меняли рубли на «зеленые», «голубые», т. е. на доллары, марки, фунты стерлингов и другую валюту, что было категорически запрещено в СССР. Но первыми нарушителями закона стали члены партийного актива, имевшие прямой выход на Банк СССР: они свои рублевые сбережения поменяли на доллары, которых стало в цифровом эквиваленте больше, чем рублей, почти на одну треть. А затем «отпустили цены» на все товары, устроили инфляцию, которая выхолостила рублевые запасы и дома, и в Сбербанке. Так Егор Тимурович Гайдар объегорил весь советский народ, лишил русского мужика закуски (до него другой Егор – Егор Кузьмич Лигачев антиалкогольными законами лишил россиян выпивки!). Так два Егора в два счета объЕгорили всех наших соотечественников.
   Деятели партии коммунистов и правители того периода либо оказались недальновидными политиками (позволили и проморгали!), либо сами стали преступниками. Запад был заинтересован в развале СССР как гаранта антивоенной стабильности, подталкивал и провоцировал всяческие деструктивные процессы в обществе.
   За несколько месяцев развалили плановое мощное советское производство, экономика рухнула, открыв дорогу залежалому товару из Западной Европы, Турции, Америки и других стран (старые автомобили, промтовары и обувь).
   Потребуется много десятилетий, чтобы наши дорогие земляки (украинцы, белорусы, россияне и все наши «планетяне») стали жить достойно и работать в радость!


   75 лет Сумской фельдшерско-акушерской школе. Открытие бюста
   (октябрь 2005 года)

   О событии, состоявшемся в октябре 2005 года, лучше рассказать словами журналиста – редактора Николая Синельника.
   «Говорят, жизнь – не те дни, что прошли, а те, что запомнились. По всей видимости, 7 октября 2005 года для студентов, преподавателей и гостей Сумского медицинского колледжа запомнится надолго. Именно в этот день колледж отмечал свой весьма почтенный и зрелый возраст – 75-летие со дня создания. За семьдесят пять лет профессиональную медицинскую подготовку в стенах этого учебного заведения получили (по последним данным) около 16 тысяч человек, более 2500 тысяч выпускников продолжили обучение в медицинских вузах.
   Одиннадцать часов дня. В учебном корпусе Сумского медицинского колледжа, на втором этаже, собрались студенты, преподаватели, представители лечебно-профилактических учреждений города, бывшие выпускники и гости.
   Торжественное мероприятие проходит по случаю открытия в холле учебного корпуса бюста бывшего выпускника Сумской фельдшерско-акушерской школы (предшественницы медучилища и колледжа), а ныне академику Российской академии медицинских наук, доктору медицинских наук, профессору Санкт-Петербургского медицинского института им. акад. И. П. Павлова Александру Анисимовичу Скоромцу.
   Старшему поколению известно, что в советские времена прижизненные памятники устанавливали только тем лицам, чьи гражданские заслуги или военные подвиги отмечены двумя Золотыми звездами Героя. Александр Анисимович Скоромец не совершал подвигов, не проливал своей крови на поле брани, но как истинный гражданин, как патриот Отечества, как ученый-медик и благородной души человек заслужил того, чтобы его прижизненный скульптурный портрет навсегда остался в стенах этого учебного заведения.
   Вопрос установки скульптурного бюста академику А. А. Скоромцу решался на педсовете коллектива медколледжа еще год назад. И основанием для этого решения послужило то, что именно в 2005 году исполняется ровно десять лет со дня утверждения в колледже премиального Фонда имени академика А. А. Скоромца. Именно Александр Анисимович еще в 1995 году выделил из своих личных финансовых сбережений необходимую денежную сумму на создание премиального Фонда для студентов-отличников – выпускников Сумского медучилища.
   И за истекшие десять лет уже 35 выпускников, которые с отличием окончили это учебное медицинское заведение, получили премию имени академика А. А. Скоромца. Премиальный Фонд им. А. А. Скоромца в Сумском медицинском колледже – пока единственный в средних медицинских учебных заведениях Украины. Поэтому благородный поступок известного ученого-медика, нашего земляка и послужил основанием для создания и установки бюста академика А. А. Скоромца в стенах этого учебного заведения.


   Краткая биографическая справка


   Александр Анисимович Скоромец родился 28 марта 1937 года в селе Анастасьевка Роменского района Сумской области в простой, крестьянской семье. С самого детства познал, каким нелегким путем добывается родителями хлеб их насущный. И все же, невзирая на материальную скромность семьи, после окончания семилетки в 1951 году, решил продолжить обучение и подал документы в Сумскую фельдшерско-акушерскую школу, которую в то время возглавлял Борис Пименович Коротенко. Душевная доброта, искренность, открытость и высокий профессионализм – вот те качества Бориса Пименовича, о которых вспоминает Александр Анисимович Скоромец до сих пор. В 1954 году, после успешного окончания фельдшерско-акушерской школы, А. А. Скоромец с похвальной грамотой и рекомендательным письмом от дирекции поступает на первый курс лечебного факультета 1-го Ленинградского медицинского института им. акад. И. П. Павлова. В 1960 году, после окончания института, А. А. Скоромец продолжил свою трудовую деятельность в лечебных учреждениях страны. Позже возвращается в Ленинград и поступает в аспирантуру своего же мединститута. В институте он продолжил свою дальнейшую трудовую и научную деятельность, защитил кандидатскую, а потом и докторскую диссертации, стал известным ученым-медиком в области неврологии. Ныне Александр Анисимович Скоромец – академик Российской академии медицинских наук, профессор Санкт-Петербургского медицинского университета им. акад. И. П. Павлова, главный невролог г. Санкт-Петербурга, автор более 650 научных публикаций, а также автор многих учебников по неврологии для студентов медицинских вузов и руководств для подготовки неврологов.

   На митинге, посвященном открытию бюста академику А. А. Скоромцу, со вступительным словом к присутствующим обратился директор медколледжа Александр Викторович Кононов. В его взволнованных, добрых и теплых словах участники торжества услышали искреннюю, сердечную благодарность и почтение к Александру Анисимовичу Скоромцу за его многолетнюю научную деятельность, за моральную поддержку и активное участие в учебно-воспитательной работе Сумского медицинского колледжа. Выступили первый заместитель начальника управления охраны здоровья Сумской облгосадминистрации Надежда Андреевна Лысенко, академик общественной АМН (г. Москва – Анатолий Григорьевич Гриценко), историк, руководитель общественной организации «Ридный край» (г. Сумы) Виталий Константинович Шейко. Со словами благодарности к академику обратились и лауреаты премиального Фонда А. А. Скоромца: выпускница вечернего отделения бакалавров 2004 года, главная медсестра областного УОЗ Любовь Григорьевна Белогубова, выпускница колледжа 2001 года, а ныне студентка медицинской академии им. А. Богомольца Анна Коцур, выпускник Александр Нестеренко и выпускница колледжа 2005 года, медсестра СОКБ Руслана Поддубная.
   Хочется сказать несколько слов и об авторе скульптурного бюста А. А. Скоромцу, преподавателе Сумского медицинского колледжа Евгении Даниловиче Свистуне.
   Евгений Данилович, уроженец г. Конотопа, – выпускник лечебного факультета Киевского мединститута им А. Богомольца. С 1995 года – преподаватель акушерства и гинекологии Сумского медицинского колледжа. Однако, помимо своей основной преподавательской работы, он еще и художник, великолепно владеет искусством живописи и скульптуры. В прошлом году для колледжа им был создан гипсовый бюст сестры милосердия, что установлен на видном месте в учебном корпусе.
   И вот новое художественное творение. Бюст академика А. А. Скоромца удивительно реалистичен, имеет полное сходство с живым образом, несет в себе явно выраженное внутреннее богатство души и интеллекта конкретного человека. По-видимому, такое сходство отметил и сам Александр Анисимович, выразив искреннюю благодарность автору.
   Само торжественное, праздничное мероприятие по случаю 75-летия Сумского медицинского колледжа проходило во Дворце культуры СМНПО им. М. Фрунзе.
   На часах – 14.00. В зале Дворца культуры собрались студенты медколледжа, преподаватели, главные врачи городских лечебно-профилактических учреждений, представители ректоратов сумских вузов и дирекций средних учебных заведений, руководители общественных организаций, представители руководства областной и городской администрации, почетные гости, медики-ветераны, журналисты.
   Открыл торжественное мероприятие директор Сумского медколледжа А. В. Кононов. Он от всей души поблагодарил присутствующих в зале за участие в этом юбилейном торжестве и вкратце рассказал об истории учебного учреждения, о достижениях колледжа за 75 лет.
   Со словами приветствия обратился и бывший директор медучилища, ветеран медицины Владимир Алексеевич Гугля.
   Слово было предоставлено академику Александру Анисимовичу Скоромцу. В застывшей тишине зала из уст ученого-академика присутствующие услышали душевные, теплые воспоминания о пройденных летах, о годах учебы в Сумской фельдшерско-акушерской школе, о ее преподавателях, многих из которых уже нет в живых. И конечно, Александр Анисимович рассказал о своей научной и преподавательской деятельности в Санкт-Петербурге, в медицинском институте-университете им. акад. И. П. Павлова. Вспоминая об открытии бюста, он чистосердечно признался о смущении и большом волнении до той поры, пока не возникла самоуспокаивающая мысль: "К своему бюсту надо относится как к произведению искусства ваятеля Е. Д. Свистуна". Он подчеркивал, что пока хватает ума осознавать себя обычным нормальным славянином-украинцем, который, как и все вы, пашет от зари до зари, наслаждаясь всеми видами работ – от землепашца, птицекроликовода до врачевания и научно-педагогического творчества, убежденным, что нет работы «хорошей» и «плохой», а всегда есть работа «НЕОБХОДИМАЯ». Поэтому ему импонирует истинно социалистическое общество, т. е. общество, создавшее социальную защиту своих граждан, что проявляется это простыми заботами о членах своего общества-государства. Например, каждый работающий получает достойную зарплату выше среднепрожиточного минимума, а когда человек становится пожилым, то в 65–67 лет государство выделяет каждому одинаковое пособие-пенсию, независимо от занимаемой должности – от министра до уборщицы. Поэтому среди приезжающих в нашу страну иностранных туристов мы видим почтенных граждан-“одуванчиков" – чопорных старушек и стариков, которые легко тратят заработанные сбережения на духовные потребности повидать планету, будучи уверенными в завтрашнем дне, в том, что государственное пособие позволит им жить безбедно и бороться с возрастными недугами.
   – По моему глубокому убеждению, Украина имеет все возможности для достижения такого социального государственного статуса. Разумеется, для этого надо самовоспитать в себе понимание, что главное в состоянии граждан общества – не политизированность, а ответственная созидательная работа каждого на своем месте. Не тратить время на критику президента и правительства, а Дело делать каждому вокруг себя. Понятно, что задача руководителя – создавать условия для оптимальной работы членов общества, но не работать за них. Правда, пока на постсоветском пространстве ситуация еще не стабилизировалась, однако требуется целенаправленная работа по образованию молодежи и трудоспособного населения страны, с ясным пониманием различий между обучением и образованностью.
   Вместе с тем нельзя не отметить общечеловеческую идею-мысль об истории и историографии. Истинная история – это имевшие место факты, события. А историческая наука, историография, – это уже весьма субъективное дело, которое может рассматривать имевшийся исторический факт с любой позиции круга на 360 градусов. Пожалуй, можно упомянуть хотя бы пару исторических, всем известных фактов.
   Первый. Были атаман Богдан Хмельницкий и Переяславская рада – это факт. С позиции шляхетской Польши, поляков Богдан Хмельницкий – предатель, а с позиции правителей России, россиян, украинцев он – прогрессивно мысливший и созидательно действовавший по объединению славян в единое государство, способное успешно решать внутренние и внешние задачи.
   Второй. Тарас Григорьевич Шевченко – непревзойденный Кобзарь украинского фольклора, истинная гордость не только славян, но и всего цивилизованного человечества планеты. И вдруг спустя столетия, в наш развалочный период с громкими эпитетами и лозунгами типа «перестройка», «суверенизация», даже «возрождение!» (последний лозунг видел в этом году в селах Черниговщины, которые проезжал, доверившись новой карте автомобильных дорог Украины, чтобы сократить путь в Ромны, а на самом деле мощеная дорога за такими селами заканчивалась и надо было ехать по невспаханному бурьяну и колдобинам по 7 километров от одного до другого села, обозначенного с дорогой на карте. И нетрудно представить кощунственный смысл лозунга в одном селе на голубом фоне, а в другом – на оранжевом, но с одинаковым текстом крупными буквами "ВОЗРОЖДЕНИЕ"), так вот, спустя столетия находятся «окраинцы», которых научили грамоте, т. е. умению писать, и они, как говорится, не моргнув глазом, пользуясь свободой слова и отсутствием государственной цензуры печатают свои “глубокие" исторические находки, которые характеризуют Тараса Шевченко как хронического алкоголика, бродягу и бомжа! Обуревает ужас от осознания того, до чего может доводить необразованная грамотность. Наверняка в жизни крепостного Тараса Григорьевича были обеды с угощениями алкоголем, он действительно бродил и скитался, убегая от гнета крепостного права Киевской Руси. Однако даже сейчас обвинять или характеризовать его с позиции политического собутыльника – грустный показатель состояния интеллекта и образованности свободомыслящей пишущей братии.
   Со словами приветствия к собравшимся по случаю юбилея обратился и академик общественной АМН Анатолий Григорьевич Гриценко.
   Поздравили учащихся колледжа и его преподавательский коллектив главный врач Облсэс В. М. Псарев, председатель обкома профсоюза медработников Л. Г. Маслова, декан медфакультета Сумского госуниверситета, доктор медицинских наук, профессор В. Э. Маркевич, представители ректората Сумского педуниверситета им. А. С. Макаренко профессора А. И. Бондаренко и Н. А. Лазарев, главный врач областного онкодиспансера, заслуженный врач Украины В. И. Конаныхин, представители областной и городской администраций. В завершение торжественного мероприятия выступил начальник управления охраны здоровья Сумской облгосадминистрации Николай Дмитриевич Близнюк. Он тепло поздравил присутствующих с 75-летием Сумского медицинского колледжа, пожелал всем – и студентам, и преподавателям – здоровья, благополучия и добра.
   Н. Д. Близнюк вручил грамоты управления охраны здоровья, а также почетные грамоты Министерства охраны здоровья лучшим преподавателям, сотрудникам колледжа за их многолетний, добросовестный труд на благо медицины, на благо всего нашего народа».

 Николай Синельник,
 редактор пресс-центра УОЗ



   Мое хобби

   Имею хобби – строительные дела: организовал и довел до завершения три загородных дома со всеми удобствами. В зимнее время совершаю закупки стройматериала (спокойно, по низкой цене; например 1000 штук кирпича в советское время стоила 30–34 рубля), а в весенне-летне-осеннее время в выходные дни с друзьями на свежем воздухе «испытываем мышечную радость» и безалкогольно удовлетворяем хороший аппетит. Бывая за границей, стараюсь улавливать что-нибудь рациональное и внедряю дома (например, полезно в санблоке включатель света совмещать с включением вентилятора принудительной вытяжки, в санблоке ставить дублированный телефонный аппарат, в подвесной потолок вмонтировать зеркала над камином и другие мелочи). Кстати, вызывает удивление непродуманное размещение электрических розеток, зеркал, бра и т. п. в российских, даже новых (обкомовских!), гостиницах. Их размещение является функционально необоснованным и вызывает неудобство при эксплуатации.
   Ощутил на собственном опыте ура-перестройку (на деле – развал мощной экономической державы) на двух примерах: на картофеле и на строительстве. Было определено, что на зимне-весенний период для моей семьи требуется 500 килограммов картофеля. В 1990 году это стоило 50 рублей. Из зарплаты профессора в 500 рублей не было никаких проблем выделить «картофельную» порцию в месяц и завезти в подвал гаража на хранение. В 1991 году началось объегоривание россиян (Егор Тимурович Гайдар начал буйную перестройку экономики) и за килограмм картофеля надо было заплатить 1 рубль 50 копеек, т. е. на картофель необходима сумма 750 рублей. Зарплата сохранялась прежней – значит, нужно выделить уже почти двухмесячный оклад профессора (профессор получал на руки 440 рублей за вычетом налога). А осенью следующего года полтонны картофеля стоили уже годовой доход профессора. Ни заработать, ни занять такую сумму было невозможно. Однако выход был найден. В выходной день привез на «Запорожце» семью в совхоз «Суйда» (бывшее имение Ганнибала), предложил бригадиру убрать часть картофельного поля с одним условием: 9 мешков картофеля собираем совхозу, а 10-й мешок – нам (за работу). С 8 до 19 часов было собрано 99 мешков только для совхоза. Так была проведена заготовка картофеля на зиму.
   Аналогичный развал экономики и финансовой системы произошел и на Украине. Только два конкретных примера. Первый – строительный. В 1989 году случайно втянулся в перестройку родительской хаты. В 1992 году, летом, потребовалось по плану смонтировать отопительную систему. Своими силами (с участием бывшего летчика международного класса Константина Иустимовича Коваленко, оказывавшего неоценимую помощь в строительных делах) это сделать не могли, а приглашенные мастера-специалисты определили, что этот фронт работы будет стоить 10 тысяч рублей. Это соответствовало 20 месячным окладам профессора! Естественно, что от перестройки пришлось отказаться, тем более неизвестно, когда зимой придется пожить в этой хате. Спустя 8 месяцев, в апреле 1993 года, эти же мастера сообщили, что теперь такую работу могут выполнить аж за 90 тысяч карбованцев! Последовала просьба срочно выполнить эту работу, так как ее стоимость соответствовала месячному окладу профессора в России в рублях. На рынке рублевую сумму поменял на 100 тысяч украинских карбованцев, расплатился с мастерами, остаток суммы израсходовал на магарыч! А дом в селе Анастасьевка имеет центральное водяное отопление (вдобавок к камину и шведской печке).
   Этот житейский пример аргументирует существование общих закономерностей и положений, например: экономить деньги – пустое дело, их надо рационально расходовать! (К слову: «Не в деньгах счастье, а в их количестве!» и «Деньги счастья не приносят, но… чрезвычайно успокаивают!») Об этом и свидетельствует жизнь в СССР: все работали в общий государственный котел, государство обеспечивало всем оптимальный прожиточный минимум, а у граждан доминировала психология накопительства (порою и тратить было не на что!) с самоуспокоением, что сбережения позволят достойно жить в старости. Однако за несколько недель эти сбережения у всех граждан горе-политиками превращены в пшик. Главный механизм развала экономики страны состоял в выведении денег из сферы производства и превращении их в товар (в коммерческих банках – обмене на «конвертируемую валюту»).
   Действия человека всегда начинаются с мысли, программы, которая формируется в лобных долях головного мозга. Однако нередко на мысли люди и останавливаются, тогда не получается доведение плана до дела.
   Не теряя оптимизма, начал активно участвовать в меценатской деятельности: в 1994 году организовал премиальный фонд для отличников – выпускников Анастасьевской средней школы Роменского района Сумской области на Украине, где получил неполное среднее образование. Главным побудительным мотивом было отсутствие оплаты труда земляков-крестьян (обрабатывают землю, содержат коллективный свинарник, кормят и доят коров, а зарплату не получают несколько лет!). Вспомнилось, что такое уже было в первые годы после опустошительной Второй мировой войны и у моих родителей не было денег на оплату моего проезда автобусом на расстояние 125 километров, чтобы подать документы для поступления в медицинское училище. Не было финансов даже сделать фотокарточку к этим документам! Это было в 1951 году. Нынешние политики создали сходную ситуацию «без боевых действий с неприятелем» через 45 лет. Действительно, история вращается по спиральному кругу! Стало до боли ясно, что нужна помощь, особенно отличникам учебы, ведь от них зависит развитие цивилизации на планете. Мобилизовал все семейные финансовые ресурсы, вложил их в местный Сбербанк и оформил положение с завещанием, чтобы ежегодно все процентные начисления передавались выпускникам-отличникам этой школы. Первичный взнос был в сумме ПО миллионов карбованцев (ныне сумма Уставного фонда равна 5 тысяч гривен). Презентация фонда проведена в 1995 году. Выпускники-отличники получили премию, которая была адекватна 35 месячным заработкам свинарки (которые начислялись условно, но не выдавались). Эффективность этой акции замечательна. За первые 10 лет существования фонда лауреатами премии стали 32 отличника-выпускника (небывалое число золотых медалистов в сельской школе!), все они поступили в вузы и уже работают (юристы, врачи, фармацевты, учителя, сотрудники ГАИ, инженеры в агропромышленном комплексе и т. п.) или продолжают учебу.
   В 1995 году организовал премиальный фонд для отличников Сумского медицинского училища, которое закончил в 1954 году. Уставной взнос был 250 миллионов карбованцев. Ежегодно лауреатами премии становятся три выпускника-отличника, их уже более 35 человек.
   В 1997 году организовал премиальный фонд для молодых ученых-неврологов (включая студентов, занимающихся в СНО) Санкт-Петербургского государственного медицинского университета им. акад. И. П. Павлова, который закончил в 1960 году. Уставной взнос был 10 тысяч рублей.
   Считаю себя истинным трудоголиком и горячим приверженцем тезиса:
   «Я буду безумно занят даже в день собственных похорон».
   Пусть это свершится как можно позже!
   Несколько жизненных тезисов:

     Не позволяй душе лениться!
     Чтоб воду в ступе не толочь,
     Душа обязана трудиться
     И день и ночь, и день и ночь!..

   Перефразируя строки из Булата Окуджавы:

     Быстро молодость проходит, дни счастливые крадет.
     Что назначено судьбою – обязательно… придет.

   Или:

     Мне не хочется писать
     Ни стихов, ни прозы,
     Хочется людей спасать,
     Выращивать розы.

   В этом отлично помогает Анечка.
   А в целом: времена не выбирают, в них живут и… трудятся в меру своих возможностей и умений.
   Нередко напоминаю студентам, что в нормальной стране люди работают, чтобы жить. И хуже, когда люди живут, чтобы работать!


   Закладка фундамента медицинского центра в анастасьевке

   Когда на 86-м году жизни ушел в мир иной сосед Харитон Федорович Миргородец, никто из его детей не захотел поддерживать хату и дворище. От бесхозности юноши устраивали вечерне-ночной приют в его хате, выставили окна и двери, на чердаке поселилась и размножалась куница. Спустя несколько лет дворище заросло бурьяном, мелкие постройки и забор завалились. Все это портило вид нашего дома со стороны этого соседа.
   Как-то председатель сельского совета Александр Николаевич Фуртат высказал озабоченность: «Ума не приложу, как бы навести порядок вокруг вашей хаты. К вам приезжает много уважаемых людей, а вид некрасивый!» У нас с Анечкой возникло спонтанное предложение: «Давайте мы наведем порядок на этом участке, посадим красивые деревья и превратим в парковую зону. Для успешного решения этого дела земельный участок закрепите за нами, мы будем оплачивать необходимый налог». Так и сделали. Законным наследникам выплатили тысячу гривен (200 долларов), необходимую для учебы дочери, и получили нотариально заверенные документы о расширении нашего участка – теперь стали владельцами 70 соток чернозема. С помощью современной техники (бульдозера, ковша и самосвалов) освободили территорию от строительного мусора и бурьяна, выкорчевали все старые яблони, груши, шелковицу, вспахали и засеяли клевером. На следующий год один односельчанин, Ваня, в состоянии легкого алкогольного опьянения и речевой расторможенности спросил: «А правду ли говорят в селе, что вы собираетесь построить на этом участке медицинский центр?» Вопрос для меня был неожиданным, и я ответил: «Ваня, я об этом не думал. Но идея достойна обсуждения и принятия решения!» Целый год я обдумывал целесообразность и возможность такого строительства. Мне казалось, что свое хобби я удовлетворил сполна: построил дачу в Вырице, дачу в Марковке, перестроил хату в Анастасьевке, построил дом-хозблок в Марковке, запрограммировал и профинансировал строительство дома для семьи Ларисы (уже дом подвели под крышу).
   Сомнения были по таким философским вопросам.
   1. Надо ли для жителей Анастасьевки строить новый медицинский центр?
   Ответы:
   В Анастасьевке фельдшерская амбулатория размещается в маленьком домике. В мои детские годы был замечательный фельдшерско-акушерский пункт – в одном доме были квартира семьи фельдшера, сама амбулатория и родильная комната. Там жила и работала семья во главе с фельдшером Василием Павловичем Солоха (я учился в одном классе с его красивой дочерью Лидой). Экономическое и морально-этическое состояние жителей Анастасьевки не позволяет им выстроить для себя хотя бы подобие здания послевоенного периода. Хорошо бы им помочь его построить.
   При необходимости жителю села проконсультироваться у врача, стоматолога надо ехать за 25 километров в ЦРБ города Ромны. Автобусы ходили два раза в неделю (по базарным дням), а теперь – один раз в сутки. На личном транспорте – мало у кого есть автомашина, и очень дорого стоит бензин. Поэтому экономически рациональнее привезти врача в село, где он примет около 25–30 человек за смену работы. Меньше будет потрачено человекочасов. А известен тезис: время – деньги.
   2. Смогу ли выдержать финансовые затраты на строительство, которое не сможет окупиться в обозримом будущем?
   3. Что правильнее: создать денежный запас для семьи и обучения юного сына или текущие доходы вложить в медицинский центр?
   Ответы:
   Опыт жизни в СССР показал, что десятилетиями накопленные семьями деньги в считанные дни исчезли без катаклизмов (форсмажорных ситуаций). Точно так же отобрали деньги и постсоветские правители-жулики (деньги, на которые можно было купить автомобиль, обесценили до одной трети буханки хлеба!). Поэтому бурная инфляция, ценовая политика и валютные обвалы (дефолты) не придают уверенности в возможности сохранить денежные запасы для обучения подрастающих детей, т. е. копить деньги нет здравого смысла. Люди в селе находятся в плачевном финансовом состоянии, и у них нет реальной возможности оплачивать кредиты на строительство этого медицинского центра.
   Сейчас – период развала до основания многих построек времен развитого социализма и имеется возможность по бросовым ценам закупить кирпич и панели перекрытия. Новый материал необходим только для отделочных работ.
   Подвернулся благоприятный момент получить в банке кредит под символические проценты на пять лет. Три работающих профессора смогут погашать этот кредит без большого ущерба для текущих расходов. («Меньше еды – меньше жира на животе и бедрах, легче двигаться в течение большего числа лет!»)
   На мои вопросы руководителям различного ранга о целесообразности строительства почти половина указывали на стремительное обнищание ныне живущих и их вымирание, дескать, скоро всё самоликвидируется. Однако я не терял оптимизма и сообщал им, что такого благоприятного чернозема, как в нашей округе, на планете Земля мало, свято место пусто не будет: поселятся азиаты, которые размножились уже до нескольких миллиардов человек. А мы, славяне, сами виноваты в самооправдании своей лени и недальновидности планов. Без сомнительных колебаний мою идею горячо поддержал депутат Верховной рады Украины от Сумской области и наш друг – Иван Николаевич Ришняк.
   Сомнения, хотя и не неврологические, завершились принятием решения – строить! Нашелся прораб – Михаил Васильевич Кравец, который профессионально подошел к исполнению строительных дел. Я ему передал кредитные финансы, и за наши летние каникулы были возведены фундамент и стены из газоблоков. К зиме должны успеть поставить сложную крышу, которая заодно будет и утепленным потолком помещений второго этажа (гостиничные номера для желающих получить курс лечения в условиях Анастасьевки). В конце октября 2006 года в Анастасьевку съездила моя сестричка Галя и привезла фотографию общего вида этого дома.


   Меценатство

   Уже завершив составление рукописи этой книги, получил неожиданное известие следующего содержания.





   О наградах и общественной работе

   В целом все время заполняется то консультированием больных, то лекциями и семинарами, то творческой работой, часть из которой наивно называется «общественной». Являюсь членом редакционных коллегий многих журналов («Журнал неврологии и психиатрии им. С. С. Корсакова», «Неврологический журнал», «Мануальная медицина», «Вертеброневрология», «Ученые записки СПбГМУ им. И. П. Павлова» и др.). Много лет являюсь членом президиума правления Всесоюзного и Всероссийского общества неврологов (первым заместителем председателя), членом Научного совета по неврологии АМН СССР (теперь РАМН), членом Медицинского совета Комитета здравоохранения Администрации Санкт-Петербурга, с 1991 года – президент Ассоциации мануальных терапевтов Санкт-Петербурга, президент Ассоциации неврологов Санкт-Петербурга, с 1993 года – президент Всероссийской ассоциации мануальной медицины (с 2005 года – пожизненный почетный президент ВАММ).
   Что касается наград, то это все зависит от желания вышестоящих руководителей. Администрация института-университета периодически представляла мою кандидатуру к правительственным наградам: знак «Отличник здравоохранения», медали «Ветеран труда» и «Изобретатель СССР», знак «За отличные успехи в работе высшей школы СССР», звание «Почетный работник высшего и среднего специального образования», благодарности Министра здравоохранения СССР и России, ректората института и университета. А недавно стал кавалером ордена «Слава нации» (2006).







   Вместо заключения


   Однажды из газеты «Медицина Петербурга» пришла журналистка Виктория Захарова взять интервью. Беседовали около трех часов на разные темы, пили кофе. Творчески осмыслив многое мною наговоренное, она изложила мои высказывания в виде кратких историй, которые вполне пригодны как заключение к многословному, хотя и фрагментарному, изложению моей биографии.


   Почему Скоромец занялся мануальной терапией

   На мой вопрос о том, как отразились на работе изменения, произошедшие в стране, Александр Анисимович отвечает: «Я не сразу заметил, как все развалилось. Я и подумать не мог, что все кончится так плачевно и коммунисты все разрушат. Как раз в августе 1991-го в Бернгардовке организовал международный семинар по обучению мануальной медицине. Собралось там 64 специалиста-невролога – доценты, профессора, преподаватели ГИДУВов нашей страны и пять иностранцев, которые читали лекции и вели практические занятия. И вдруг 19 августа по телевизору увидели, как танки пошли, иностранцы испугались. А я им сказал – нас не касается, мы должны работать. Пока мы 24 дня там работали, все успокоилось и без нас. Так что я, можно сказать, сторонний наблюдатель. Моей врачебной работе ничего помешать не может. Хотя организаторы здравоохранения сразу стали собрания устраивать – где деньги брать, как с больничными поступать. На таком городском собрании сказал, что медицина в перестройке не нуждается, требуется улучшать условия, в которых выполняют врачи профессиональную деятельность и в которых находятся сами заболевшие. Это дело не врача, а возможности самого общества. И вообще, сегодня мы, врачи, видим, что больным стало хуже, – где они могут взять деньги на лечение, на лекарства, на еду? Я даже стал заниматься мануальной терапией, чтобы пациенты деньги на лекарства не искали.
   Кроме того, мануальная терапия позволяет модернизировать функциональные обязанности врачей, превращая врача-чиновника во врача-лечебника. Обычно в поликлинике пациент приходит к неврологу, тот записывает его в журнал, посылает на физиотерапию, выписывает лекарство, а сам к больному даже не прикоснулся. А когда мы обучаем невролога возможностям мануальной терапии, он сам может очень результативно помочь пациенту снять неприятные ощущения.
   Вообще, как Главный невролог, я стараюсь помогать неврологам самосовершенствоваться и на это направляю свою энергию – организовываю семинары, лекции, знакомлю со специалистами из других стран и регионов, чтобы они видели, что можно делать. В результате наши неврологи – самые организованные врачи в городе, и на заседания общества ходят почти все – помещения не хватает. Меня другие главные специалисты спрашивают, как я их заставляю? – Никак! Просто интерес к профессии возродил».


   Что Скоромец думает о медицине

   Вдруг Александр Анисимович задает мне вопрос: «А как вы думаете, нужна ли здравоохранению перестройка?»
   – Конечно, – не задумываясь, отвечаю я.
   – А я уверен, что нет. Профессиональная деятельность врача – это замкнутая система «пациент – врач». Как только кто-то третий пытается эту систему перестроить, он ее нарушает – больному становится хуже, врач начинает работать не так, как нужно, в результате получается разлад. В перестройке нуждаются условия, в которых выполняется профессиональная деятельность. Стены же, в которых он работает, зависят не от врача, а от состояния общества. Только общество может сделать палаты комфортными, заполнить их современной аппаратурой… Но это – не медицина. И общество должно это понимать. А врач как работал тысячу лет назад, так и будет работать еще тысячу лет, т. е. ставить диагноз и лечить.
   – Но ведь новые технологии помогают врачу быстрее и правильнее ставить диагноз и лечить…
   – Все равно самый главный компьютер, который есть на планете, это – мозг человека, притом новорожденного, не испорченного еще никакой экологической средой… Если я, поставив пациенту диагноз, направлю его на компьютерное обследование, а компьютер не подтвердит мой диагноз, тем хуже компьютеру. Я лучше, чем компьютер, вижу изменения в нервной системе пациента, улавливаю нюансы его состояния – чувствительность не та, рефлексы не те, знаки не те; компьютер этого не умеет.
   – Многие врачи любят современную технику, – пытаюсь возразить я…
   – Это вредное воздействие ленивого Запада, – машет рукой Скоромец, – между прочим, там очень ценятся наши врачи. Именно потому, что умеют обходиться без техники, собственными мозгами, умеют думать. А на Западе врачи пациента сами почти не смотрят – просто как диспетчеры посылают на лабораторные и компьютерное обследования и стопроцентно доверяются их данным. В результате за дорогостоящее обследование пациенты платят огромные деньги, а на лекарства, лечение денег не хватает. На Руси, к счастью, мы на такую систему очень не скоро перейдем! Сегодня очень немногие медицинские учреждения и далеко не во всех городах могут себе позволить все современные, новые технологии. Нам десятилетий не хватит, чтобы жить с таким оснащением, как на Западе. А стремиться к этому надо!
   – Но ведь в вашей клинике есть хорошая аппаратура…
   – У нас есть. Мы используем ее, если требуется оперативное вмешательство, скажем, при опухоли мозга. Клинически обнаруживаю опухоль, но точные границы ее определить не удается. Раньше надо было открыть череп, чтобы их определить, а теперь с помощью современных нейровизуализационных приборов можно их увидеть до операции и выполнить удаление опухоли наиболее щадяще.


   Что Скоромец думает о власти

   – Любое общество, коллектив должны управляться. Собственно власть – это право и возможность подчинять кого-либо своей воле, распоряжаться действиями кого-нибудь. Мы, как члены общества, подчиняемся власти кого-то. А как профессионал могу и анализировать деятельность власть имущих.
   Конечно, возможности врачей расширяются, это не может не радовать. Своих учеников готовлю к тому, что самое главное для врача – аргументированное мнение собственного мозга. Для этого надо систематически учиться и четко осознавать, что есть большая разница между знаниями и умениями. На Руси все всё знают, но только 10 процентов умеют реализовывать то, что они знают. Все политики, начиная от президента и депутатов Госдумы, знают, что надо делать для обеспечения достойной жизни каждого гражданина своей страны. Однако если после получения права на власть (всенародные выборы, назначения и т. п.) не реализуются желания, знания, как хотелось или декларировалось в период предвыборной кампании, то это явный показатель, что человек знает, но не умеет. Власть получил, а с ней не справляется. Важное значение имеет система управления: чтобы управлять, необходимо быть четким в исполнении и в меру независимым, а это трудно.
   – А вы бы знали, что надо делать, если бы стали руководить Комздравом?
   – Конечно, я даже пишу нашему молодому председателю письма с предложениями. Правда, – смеется Александр Анисимович, – за свою жизнь я их много написал.
   В 1977 году его попросили в обкоме партии поработать Главным неврологом. Он отказывался: «Нет времени жалобы рассматривать – мне лечить больных надо». Но с обкомом не очень-то поспоришь, и Скоромец согласился. На короткий срок – пока не найдется подходящая кандидатура… Так до сих пор и ищут…
   Возглавлявший тогда здравоохранение В. Сорокин дал новоиспеченному Главному неврологу задание – написать предложения по улучшению неврологической службы в городе. Александр Анисимович целую неделю обдумывал и отвечал на собственные вопросы, написал на 8 страницах свои предложения, отдал. Никаких результатов не увидел. Через два-три года новый председатель дал такое же задание. Скоромец сократил написанное, сделал его более реалистичным – на четыре страницы, но результат оказался таким же – нулевым. Следующим руководителем стал М. Петров – его ученик, он предложил Скоромцу написать новую программу перестройки неврологической службы.
   – И я его сразу спросил: «Сколько денег выделяешь на перестройку?»
   – Какие деньги?
   – А какая тогда перестройка?! Есть деньги – перестраивай, нет – не трогай то, что и так еле дышит!
   А нынешний начальник меня ни о чем и не спрашивает, он сам дает ценные указания. (Например, говорит, что больные с мозговыми инсультами обязательно должны проходить курс лечения через нейрохирургические отделения, а только потом передаваться неврологам. Но мы таким образом быстро завалим нейрохирургические койки… Где же здравый смысл?) Я по собственной инициативе написал ему, с чего, по моему мнению, целесообразно начинать руководителю здравоохранения. Первое, что надо сделать, – это поставить правильные акценты в ОМС. Этот вопрос можно решить только «наверху». Ведь что такое ОМС? Государство через сборы с работающих определяет сумму на здоровье каждого гражданина: и на лечение, и на профилактику. Как израсходовать эту сумму, должно быть делом гражданина, а не страховой компании, которая решает, с какой больницей заключать договор, а с какой – нет. Сегодня к нам поступает больной, а мы получить деньги за его лечение не можем, потому что страховая компания не может заключить с нами договор, так как мы – федеральное учреждение. А федеральный бюджет тоже на этого больного денег не дает, говорит: занимайтесь хозрасчетной деятельностью (всем ясно, что, окруженный нищими, ты богатым не станешь. Хотя и не следует забывать, что нищета и бедность начинаются с соответствующего интеллекта). И таким образом здравоохранение абсолютно дезорганизовано. Считаю, что пациент сам должен решить, куда нести свои деньги. Надо устранить ведомственные преграды и барьеры. В городе целая сеть ЛПУ, кто-то лучше, кто-то хуже, но помощь способны оказать все. И если пациент, пользуясь правом выбора, пойдет туда, кому он больше доверяет, туда и деньги должны поступать.
   Надо решить проблему с финансированием. Федеральные медицинские учреждения финансируются сегодня на 40–60 процентов. Денег хватает только на зарплату врача, остальное – на питание, медикаменты – это крохи, которые не могут поддержать деятельность учреждения.
   – А вы знаете, где взять эти деньги?
   – Конечно, знаю. Что такое государство? Если несколько абстрагироваться от ленинского определения («Государство – организация классового господства, имеющая своим назначением охрану экономических и политических интересов господствующего класса и подавление враждебных классов»), то нетрудно понять, что государство – это люди, которые живут на определенной территории (т. е. мы) и имеют систему управления над собой. Живет государство на налоговые отчисления от заработной платы трудящихся. Следовательно, оно должно организовать работу и выдавать зарплату такую, чтобы на налоговых отчислениях можно было решать государственные проблемы, включающие оборону, экологию, здравоохранение и т. п. На Руси же у государства почему-то денег нет, а у отдельных людей каким-то образом миллиарды накопились. Эти народные миллиарды и надо направлять на решение стоящих перед государством проблем.
   Впрочем, неожиданно высказывает Скоромец крамольную мысль, медицине не деньги нужны. Ей нужны хорошие специалисты, – и приводит пример из жизни: – Я убедился, строя дома (хобби у меня такое), что какую бы зарплату ни определил строителю, все равно лучше он не сделает, потому что не умеет. В Петербурге столько дворцов-красавцев, радующих душу. А кто не знает, как дворец строится? Кирпич, раствор, мастерок – и дворец готов. Все нынешние дачники (садоводы) массово строят домики, «знают» как строить. Однако, проезжая мимо садоводческих массивов, из окна электрички или автомобиля убеждаешься, что только на редкий домик можно глаз положить. Кто мешает всем сделать красиво, вложить в них душу?
   Вот что самое главное для врача – вложить (воспитать, сформировать) его душу. Научить медицине нельзя, человек может только научиться – так его мозг устроен. Способности мозга тем лучше, чем больше связей замыкается между нервными клетками. Чтобы эти замыкания образовались, нужны сильные мотивации и желания, упорные тренировки. Только тогда удается довести свои знания до умения, автоматизма, подобно тому как происходит обучение вождению автомобиля. Задача преподавателя – показать студенту кратчайший, оптимальный путь по его образованию, а учиться студент должен сам. Он обязан стать хорошим врачом – чем сильнее мотивация, тем больше связей в нервных клетках, тем выше интеллектуальная деятельность, тем лучше работают психические функции. Это как человек в обществе: чем больше у него приятелей, тем жить ему легче – все ему помогают.
   А тому, кто одинок, свои проблемы решать трудно.


   Что Скоромец думает о людях

   – А у вас много приятелей?
   – Я очень коммуникабельный. Особенно поддерживаю дружбу с соседями – уедет жена в командировку, я у соседки поужинаю. Но, если без шуток, ко всем людям я отношусь с профессиональной точки зрения. Врач по своему менталитету не может делить людей на хороших и плохих. Поэтому к каждому я отношусь как к личности, биологической и социальной, и всегда стараюсь увидеть положительные черты человека.
   – А если больной вам неприятен?
   – Общаться все равно буду, но… взаймы не дам. Когда я чем-то делюсь, то все-таки людей дифференцирую.
   – А вы любите давать взаймы?
   – Люблю, если есть. Правда, многие этим пользуются, и иногда даже себе в ущерб получается.
   – А если ваш коллега не очень порядочный человек, вы с ним об ща етесь?
   – Окружающие меня люди знают, что о них думаю, я этого не скрываю. Коллегам всегда в лицо говорю, если считаю, что они не правы. Например, когда я стал «не вовремя» – в 37 лет – заведующим кафедрой (честно говоря, не очень-то созрев для этой должности), неожиданно для меня люди, давно знакомые мне, но ставшие моими подчиненными, стали друг на друга, мягко говоря, жаловаться, я сразу это пресек – никаких кляуз, никаких слухов, говорите все друг другу в лицо. Отношения в коллективе должны быть открытыми и ясными.


   Как Скоромец оказался спонсором

   Весной 1994 года приехал на Украину посадить огород на родительском поле и подышать в цветущем саду. А там жизнь односельчан очень дезорганизована в финансово-экономическом плане. Люди по-прежнему работают, но зарплату не получали пару лет. К летним каникулам, когда мы с другом Костей занимались перестройкой родительской хаты, я неожиданно разбогател (получил премию из Фонда Сороса за научные разработки и гонорар за клиническое испытание противомигренозного препарата). Взял эти «зеленые» с собой и решил интенсивно завершить строительные дела. Костя, когда мы обсуждали фронт работ, сказал: «Если нанять местных мастеров, то они сделают так, что нам придется переделывать, испортим материал и выбросим деньги». Тогда пришла мысль, что сейчас на Украине ситуация не лучше, чем была в мою школьную бытность (после военной разрухи родители долго не могли собрать денег на дорогу в районный и областной центры, чтобы сдать документы в медицинское училище). Мне стало жалко нынешних выпускников школы, у которых нет финансовой возможности попытаться поступить в вуз или техникум. Зашел в Сбербанк, поинтересовался курсом валют. Оказалось, что имеющиеся у меня на руках доллары (около двух тысяч) соответствуют 110 миллионам украинских карбованцев. Прекрасная ситуация – за минуты стану украинским миллионером и подарю этот вклад школе, которую заканчивал (теперь она стала средней школой), а ежегодные проценты буду выдавать как премию выпускникам-отличникам. Через год первые два отличника получили по 24 миллиона карбованцев, а их родители, зарабатывая по 400 тысяч карбованцев в месяц, так ни копейки и не получали на руки. Для школьников такая ежегодная премия оказалась колоссальным стимулом к учебе. Спустя пять лет в этой сельской школе из 12 выпускников было 5–6 золотых медалистов! Уже выпущено около 30 лауреатов этой премии, и все поступили на учебу в вузы.


   Александр Анисимович и Тарас Александрович

   – Вы считаете себя человеком успешным?
   – Я считаю себя работающим человеком. Давно понял, что единственная правильная позиция в жизни – это созидательно работать и больше ни на что не обращать внимание. Сыновей и внуков так воспитываю. Когда мой старший сын Тарас (сейчас он нейрохирург, профессор), поступил в наш институт, я его сразу предупредил, что ему будет здесь учиться намного труднее, чем другим, именно потому, что я здесь работаю. Каждый преподаватель будет с любопытством присматриваться – какой сын-шалопай у этого профессора? Просить перед экзаменами за тебя тоже никого не буду.
   – И не просили?
   – Не просил. Ведь он учился, чтобы стать хорошим специалистом, поблажки ему были не нужны.
   – А чему вы еще его учили?
   – Например, тому, что есть только две правильные позиции поведения в обществе – или руководить, или подчиняться. А выступать в оппозиции – зряшная трата энергии. Учил самостоятельно распоряжаться деньгами. Когда Тарас получил первую стипендию, он принес маме цветы. Матери этого показалось мало, она считала, что он должен отдавать ей всю стипендию.
   А я считал, что не надо. Стипендия – это его заработок, пусть на ней он учится своими деньгами распоряжаться. Посоветовал ему открыть счет в сберкассе.
   Тут Скоромец хитро улыбается. Захочет что-то купить, пойдет за деньгами, постоит в очереди, глядишь и передумает – таким образом экспромты в трате денег устраняются. Или захотелось ему купить что-то моднячее, например джинсы, говорим: «Мы купим тебе нормальный костюм, а на эту тряпку – накопи денег и сам купи».
   Я с сыном старался всегда быть на равных, разговаривал с ним серьезно, без крика. Например, сын решил жениться очень рано – в 19 лет. Мы с женой, конечно, были против. Но если жена возмущалась (и в конце концов так невестку и не полюбила), то я спокойно объяснил свою точку зрения.
   – Я бы, – сказал, – на твоем месте не женился.
   – И он женился?
   – Конечно, женился, – пожимает плечами Александр Анисимович. – Ведь это только говорят, что умные на чужих ошибках учатся. Все учатся только на своих! Женился и даже ушел жить в семью жены, и было ему очень нелегко. Через восемь лет я ему сказал: «Я не советую тебе разводиться». А он развелся и потом снова женился. Но это его жизнь, я в нее вмешиваться не должен.


   Как Скоромец жизнь сначала начал

   – Единственное, на чем я настаивал, – продолжает Скоромец наш разговор, – чтобы детей у сына было много, не менее пяти. Даже у первой невестки на свадьбе обещание брал, но она его не выполнила. Я считаю, что у настоящего мужчины должно быть много детей. Во втором браке Тарас пошел мне навстречу – насобирал троих, но не «спятил». Поэтому я решил ему помочь. Теперь моему младшему сыну Александру Второму три с половиной года. Правда, получилось, что племянник старше дяди…
   – Вот это да! Смело!
   – Да, в 60 лет я решил начать жизнь сначала. Первый и последний раз в жизни отметил юбилей и расставил все точки над i: объявил преемника по кафедре – одного из самых молодых преподавателей-докторантов (Е. Р. Баранцевича), раздал всю свою движимость и недвижимость, все долги ликвидировал, оформил брачный контракт с первой женой. А почему бы мне и не начать жить с нуля? Сына я вырастил – он уже сам профессор, жене достойную жизнь обеспечил. И начал я с нового сына, с новой семьи.
   – А как ваш «старый» сын воспринял обновленного папу? Ведь, насколько я понимаю, он – ровесник вашей второй жены, Анны…
   – Тарас меня понял и поддержал. Кроме того, я всю нашу большую семью, включая первую внучку Оленьку, ее маму (экс-невестку), бабушек, – собираю, объединяю.
   – Уверена, что у 90 процентов мужчин в зрелом возрасте возникает мысль «Эх, не так я живу!» – и желание начать новую жизнь, где все, как надо. Но для того чтобы резко поменять налаженную десятилетиями личную жизнь, нужна очень большая смелость, даже безрассудство. Далеко не каждый на это способен…
   – Мне помогла Аня. Знаете, на 90 процентов решающим фактором в мужской жизни является женщина. Я это понял давно, выслушивая своих пациенток, которые во всех своих бедах винят мужа. Им всегда говорю, что мужа они себе выбрали сами из многих претендентов, значит, сами и виноваты. Я вам как специалист говорю – в конечном итоге выбор всегда делает женщина.
   Ну что я могу еще сказать о своем герое? Говорят, мужчина должен родить сына, построить дом и посадить дерево. Сыновей у Александра Анисимовича двое (пока), он построил четыре дома – один на Украине вместо родительской хаты, второй – дачу в Вырице – сыну и внучке, третий и четвертый – в Поповке, а уж деревьев посадил видимо-невидимо. Добавлю, что еще и больных вылечил несчитано. А ведь он только-только жить начал!

 Виктория ЗАХАРОВА

   Итак, формула успеха индивидуальной личности проста: трудись созидательно, почаще подводи итоги. Устраивая себе праздники (просматривая «фотомиги», можно подумать, что я не покидаю праздничные столы и моя жизнь – сплошной праздник в застолье! Стремиться к этому надо), радуйся успехам других и всем помогай, никогда не завидуй и всегда дифференцируй хорошее от плохого, люби людей не меньше, чем зверей (собак и кошек). Судьба – родиться вовремя и в нужном месте на планете.
   Каждый имеет равное право на жизнь!
   Довольствуйся имеющимся, но стремись к лучшему.
   Всегда ответственно исполняй свои функциональные обязанности и не подменяй их критиканством других исполнителей любого уровня социальной иерархии.
   Планируя дело, учитывай время, необходимое для достижения цели, и материальные ресурсы.
   Брать кредиты – только посильные для возрата за определенный срок.
   В заключение хочу поблагодарить читателя за проявленный интерес, искренне извиниться перед многими настоящими (а не виртуальными) друзьями за то, что мало рассказал о каждом из них персонально или вовсе не упомянул (это не потому, что запамятовал, – не хватило «свободного» времени, так как поджимает грядущий юбилейный день рождения).
   До новых встреч!

   Ноябрь 2006 года

 Искренне Ваш А. СКОРОМЕЦ




   Основные публикации


   1. Инфаркты спинного мозга. Л., 1973 (совместно с Д. К. Богородинским).
   2. Спондилогенный пояснично-крестцовый радикулит. Кишинев, 1975 (совместно с Д. К. Богородинским, Д. Г. Германом и О. О. Годоваником).
   3. Руководство к практическим занятиям в клинике нервных болезней. М., 1977 (совместно с Д. К. Богородинским, А. И. Шваревым).
   4. Ишемические нарушения церебрального и спинального кровообращения (патогенез, клиника, лечение). Кишинев, 1980 (совместно с Д. Г. Германом).
   5. Нарушения спинномозгового кровообращения. Кишинев, 1981 (совместно с Д. Г. Германом)
   6. Компрессионные радикуло-медуллярные ишемии. Кишинев, 1985 (совместно с Д. Г. Германом).
   7. Топическая диагностика заболеваний нервной системы. Л., 1989.
   8. Туннельные невропатии. Кишинев, 1989 (совместно с Д. Г. Германом, М. В. Ирецкой).
   9. Мануальная терапия при остеохондрозе и спондилоартрозе. Л., 1990 (совместно с А. В. Клименко, О. В. Красняком).
   10. Поражения нервной системы при нарушении углеводного обмена. Ашхабад, 1990 (совместно с Л. С. Султановой, Л. А. Улицким).
   11. Мануальная медицина. СПб., 1993 (совместно с А. В. Клименко, Т. А. Скоромцом).
   12. Традиционные методы лечения больных остеохондрозом позвоночника. Кемерово, 1993 (совместно с А. В. Клименко).
   13. Топическая диагностика заболеваний нервной системы. 2-е изд. СПб., 1996 (совместно с Т. А. Скоромцом).
   14. Профилактическая неврология. Ч. IV. Ташкент, 1998 (совместно с Н. М. Маджидовым, А. В. Клименко, В. Д. Трошиным).
   15. Сосудистые заболевания спинного мозга. СПб., 1998 (совместно с Т. П. Тиссен, А. И. Панюшкиным, Т. А. Скоромцом).
   16. Краткий справочник врача-невролога. СПб., 1999.
   17. Атлас основных приемов мануальной терапии при спондилогенных неврологических синдромах. СПб., 2000 (совместно с А. В. Клименко, М. О. Выкрикачом, Т. А. Скоромцом, А. В. Солонским, А. П. Шумилиной).
   18. Иммуноопосредованные невропатии (острая и хроническая воспалительные демиелинизирующие полирадикулоневропатии. СПб., 2000 (совместно с B. М. Казаковым, Д. И. Руденко и Т. Р. Стучевской).
   19. Топическая диагностика заболеваний нервной системы. 3-е изд. СПб., 2000 (совместно с Т. А. Скоромцом).
   20. Лечение поясничных спондилогенных неврологических синдромов. СПб., 2001.
   21. Мигрень. Патогенез, клиника, лечение. СПб., 2001 (совместно с А. В. Амелиным, Ю. Д. Игнатовым).
   22. Нейрохирургия: Учебник для вузов. 2001 (совместно с С. В. Можаевым, Т. А. Скоромцом).
   23. Рецептурный справочник врача-невролога. СПб., 2001 (совместно с А. В. Амелиным, Ю. Д. Игнатовым).
   24. Возможности методов магнитно-резонансной визуализации в диагностике рассеянного склероза // Журнал неврологии и психиатрии им. С. С. Корсакова. Спец. вып.: Рассеяннный склероз. 2002. № 1. С. 32–42 (совместно с Н. А. Тотолян,Т. Н. Трофимовой,Л. А. Тютиным,А. В. Поздняковым, И. К. Тычковой).
   25. Сосудистые заболевания спинного мозга. 2002 (совместно с Т. П. Тиссен, А. И. Панюшкиным, Т. А. Скоромцом).
   26. Топическая диагностика заболеваний нервной системы. 4-е изд. СПб., 2002 (совместно с Т. А. Скоромцом).
   27. Глутамат, гомоцистеин и антитела к NMDA-рецепторам в качестве потенциальных биомаркеров церебральной ишемии // Успехи функциональной нейрохимии / Под ред. проф. С. А. Дамбиновой, А. В. Арутюняна. СПб.,2003. C. 363–379 (совместно с С. А. Дамбиновой, Г. А. Хунтеевым, И. Г. Заволоковым).
   28. Диагностическое значение изменений уровня аутоантител к глутаматным рецепторам NMDA-типа в остром периоде церебрального инсульта // Там же. С. 380–389 (совместно с А. Ю. Заволоковым).
   29. Мультидисциплинарный подход в ведении и ранней реабилитации неврологических больных: Методическое пособие. Ч. 1. Мультидисциплинарный подход. Организация инсультного блока / Под ред. А. А. Скоромца. СПб., 2003.
   30. Мультидисциплинарный подход в ведении и ранней реабилитации неврологических больных: Методическое пособие. Ч. 2. Сестринские вопросы. СПб., 2003.
   31. Мультидисциплинарный подход в ведении и ранней реабилитации неврологических больных: Методическое пособие. Ч. 3. Логопедия. Глотание. СПб., 2003.
   32. Мультидисциплинарный подход в ведении и ранней реабилитации неврологических больных: Методическое пособие. Ч. 4. Функция тазовых органов. СПб., 2003.
   33. Мультидисциплинарный подход в ведении и ранней реабилитации неврологических больных: Методическое пособие. Ч. 5. Физическая терапия. СПб., 2003.
   34. Мультидисциплинарный подход в ведении и ранней реабилитации неврологических больных: Методическое пособие. Ч. 6. Эрготерапия. СПб., 2003.
   35. Новая лечебная стратегия при церебральных инсультах: опыт работы отделения для больных с инсультом в Санкт-Петербурге // Прил. к журналу «Журнал неврологии и психиатрии им. С. С. Корсакова»: Инсульт. 2003. Т. 103. Вып. 9. С. 56–61 (совместно с П. Монро, В. А. Сорокоумовым, О. В. Камаевой, К. В. Голиковым, А. В. Борисовым, Л. М. Боричевой, В. А. Калютой, Л. Я. Желваковой).
   36. Обращение к читателям // Регионарное кровообращение и микроциркуляция. 2003. № 2 (5) С. 4.
   37. Спинальная ангионеврология. М.,2003 (совместно с А. П. Скоромец, Т. А. Скоромцом, Т. П. Тиссен).
   38. Рассеянный склероз. Опыт лечения и профилактика обострений. М., 2003 (совместно с И. М. Барбас).
   39. Сравнительная эффективность бетасерка и циннаризина при лечении головокружения у пациентов с мигренью // Журнал неврологии и психиатрии им. С. С. Корсакова. 2003. Т. 103. № 5. С. 43–48 (совместно с А. В. Амелиным, М. А. Гончар, Б. Ч. Тумелевич, К. А. Никитиным).
   40. Динамика С-реактивного белка при лечении больных с грыжами поясничных дисков методом пункционной поликанальной лазерной вапоризации дисков // Клинико-лабораторный консилиум. 2004. № 5. С. 32–34 (совместно с Б. И. Сандлер, С. В. Зевахиным).
   41. Лечение рассеянного склероза у детей и подростков препаратами бета-интерферона // Журнал неврологии и психиатрии им. С. С. Корсакова. 2004. Т. 104. Вып. 9. С. 23–31 (совместно с Н. А. Тотолян).
   42. Пропедевтика клинической неврологии. СПб., 2004 (совместно с А. П. Скоромец, Т. А. Скоромцом).
   43. Топическая диагностика заболеваний нервной системы. 5-е изд. СПб., 2004 (совместно с А. П. Скоромец, Т. А. Скоромцом).
   44. Улучшение качества жизни при болезни Паркинсона. М., 2004.
   45. Болезни нервной системы: Руководство для врачей. 4-е изд. / Под ред. Н. Н. Яхно. М., 2005. Т. 1, 2. Гл. 3. Нарушения кровообращения в головном и спинном мозге (И. В. Дамулин, В. А. Парфенов, А. А. Скоромец, Н. Н. Яхно).
   46. Динамика иммунного статуса больных при лечении методом пункционной лазерной вапоризации грыж поясничных дисков // Нейроиммунология. 2005. Т. 3. № 1. С. 51–54 (совместно с Б. И. Сандлер, С. В. Зевахиным).
   47. Задержка развития функционального взаимодействия между структурами коры головного мозга как основа патогенеза речевых расстройств детского возраста (диагностика и терапия) // Обозрение психиатрии и медицинской психологии им. В. М. Бехтерева. 2005. № 4. С. 10–13 (совместно с М. И. Лоховым, Ю. А. Фесенко).
   48. Нервные болезни: Учебное пособие. М., 2005 (совместно с А. П. Скоромец, Т. А. Скоромцом).
   49. Оухоли ствола головного мозга. СПб., 2005 (совместно с В. А. Хилько, В. А. Хачатрян, Н. В. Шулешовой, Г. И. Хилько).
   50. Развитие мануальной медицины в СССР и России. Мануальная терапия // Научно-практический журнал. 2005. № 3 (19). С. 17–18.
   51. Эффективность нейрометаболического протектора цитофлавина при инфарктах мозга (многоцентровое рандомизированное исследование) // Вестник Санкт-Петербургской государственной медицинской академии им. И. И. Мечникова: Инсульт. 2005. № 1 (6). С. 13–19 (совместно с А. И. Фединым, С. А. Румянцевой, М. А. Пирадовым, В. А. Парфеновым, Е. Г. Клочевой, И. И. Шоломовым и др.).
   52. Эффективность нейрометаболического протектора цитофлавина у больных, перенесших ишемический инсульт, в раннем восстановительном периоде (многоцентровое рандомизированное исследование) // Врач. 2006. № 1. С. 1–4 (совместно с А. Агафьиной, А. Коваленко, С. Румянцевой, Е. Клочевой, 3. Суслиной, И. Кухцевич, И. Шоломовым, М. Белоноговым).
   53. Топическая диагностика заболеваний нервной системы. 6-е изд., доп. СПб., 2007 (совместно с А. П. Скоромец, Т. А. Скоромцом).
   54. Manual de ejercicious practicos para les endermedades del sistema nervioso. M., 1979 (with D. K. Bogorodinski, A. I. Shvarev).
   55. Protective effect of ESPA-lipon in brain tissue in experimental diabetes mellitus // Pathophysiology. 1998. Vol. 5. Suppl. 1.P. 345 (III International Congress of Pathophysiology. Abstract book) (with E. R. Barantsevitch, G. A. Grigorenko, E. V. Melnikova, R. P. Stepanov, S. A. Shestakova).
   56. Movement disorders in tick borne neuroinfections // European Journal of Neurology. 2004. September. Vol. 11. Suppl. 2 (with A. A. Sergeeva, A. V. Sergeev, A. T. Balashov, N. A. Matyushkin, A. V. Trifonov).
   57. Differentiating Ischemic Stroke from Hemorrhage by Biomarkers // Program Book and Syllabus / 4th International Conference on Biochemical Markers for Brain Damage. September 8–10, 2005. Maine, USA. 2005. P. 53–57 (with S. A. Dambinova).
   58. Rapid blood test detecting AMPA receptor peptide for assessment of brain-related seizures // Ibid. P. 146 (S. A. Dambinova, G. A. Izykenova, O. K. Granstrem, D. I. Skuliabin).
   59. Treatment of tick-borne encephalitis with intravenous immunoglobulin // European Journal of Neurology. 2005.Vol. 12. Suppl. 2. P. 80 (with A. M. Sergeev, A. A. Sergeeva).


   Кандидатские диссертации, подготовленные под руководством А. А. Скоромца

   1. Брандман Л. Л. Синдром запястного канала (этиопатогенез, клиника, лечение). Л., 1970.
   2. Казаков В. М. Лице-лопаточно-плечевая миодистрофия (клиника, генетика). Л., 1971.
   3. Годованик О. О. Особенности клиники и диагностики пояснично-крестцового радикулита. Л., 1972.
   4. Кодзаев Ю. К. Неврологические расстройства при атеросклерозе брюшной аорты и ее ветвей. Л., 1973.
   5. Квашнина Г. П. Ишемическая миелопатия беременных. Л.,1973.
   6. Григорян З. Н. Парализующий ишиас (корешковая и спинальная форма). Ереван, 1974.
   7. Барбас И. М. Расстройства равновесия при дегенеративно-дистрофических поражениях шейного отдела позвоночника (клиническое и стабилографическое исследование). Л., 1975.
   8. Порхун Н. Ф. Диагностика и лечение ишемических спинальных расстройств (клиническое и экспериментальное исследование). Л., 1976.
   9. Масленников И. В. Опыт патогенетической терапии неврологических нарушений при артериальной гипертензии (клинические и экспериментальные исследования). Л., 1977.
   10. Бухабиб Э. Б. Краниопластика у взрослых и детей алло– и аутотрансплантантами, консервированными замораживанием и формалином. Л., 1978 (Ливан).
   11. Панюшкин А. И. Хирургическое лечение дискогенных пояснично-крестцовых радикуломиелоишемий. Л., 1979.
   12. Сисакян С. А. Дифференциальная диагностика острых нарушений мозгового кровообращения (клинико-морфологические сопоставления). Л., 1979.
   13. Ирецкая М. В. Компрессионно-ишемические заболевания периферических нервов (патогенез, клиника, лечение). Л., 1982.
   14. Заблоцкий Н. У. Клиника нарушений спинального кровообращения при грыжах поясничных межпозвонковых дисков и их хирургическое лечение. Л., 1983.
   15. Лачкепиани Г. А. Гемодилюция при церебро-васкулярной патологии. Л., 1983.
   16. Дорохова Л. Н. Фармакологическое изучение мозгового кровообращения при ишемическом инсульте. Л., 1984.
   17. Прохоров А. А. Дискогенные пояснично-крестцовые радикуломиелоишемии (клиника, течение, экспертиза трудоспособности). Л., 1984.
   18. Михайлов Е. П. Поражение нервно-мышечной системы при дисфункции гипофиза и щитовидной железы. Л., 1986.
   19. Ельчанинов А. П. Принципы лечения больных рассеянным склерозом. Л., 1986.
   20. Руденко Т. В. Неврологические проявления хронической почечной недостаточности и их динамика при лечении гемодиализом. Л., 1986.
   21. Салахутдинова З. Х. Клиника и дифференциальная диагностика артериальных и венозных радикуломиелоишемий торако-люмбо-сакральной локализации. Л., 1986.
   22. Баранцевич Е. Р. Состояние энергетического метаболизма головного мозга при фармакотерапии церебральной ишемии. Л., 1987.
   23. Жидков И. А. Геморрагический инфаркт головного мозга (клинико-экспериментальное исследование). Л., 1987.
   24. Лапина В. М. Динамика неврологических расстройств при хирургической коррекции атеросклеротических окклюзий прецеребральных артерий. Л., 1987.
   25. Заславский Л. Г. Динамика неврологических проявлений поясничного остеохондроза при лечении локальным отрицательным давлением. Л., 1988.
   26. Шулешова Н. В. Особенности симптоматической эпилепсии при сосудистых поражениях головного мозга. Л., 1989.
   27. Фаваз М. Ж. Комплексное лечение гнойно-воспалительных осложнений у нейроонкологических больных в послеоперационном периоде. Л., 1990 (Сирия).
   28. Команденко А. Н. Нервно-мышечные нарушения у больных с хронической почечной недостаточностью, получающих лечение регулярным гемодиализом. Л., 1990.
   29. Тышкевич Т. Г. Совершенствование диагностики повреждений нервов верхней конечности и прогноз восстановления при хирургическом лечении. Л., 1991.
   30. Куршакова И. В. Неврологическая диагностика сочетанной черепно-мозговой травмы, сопровождающейся шоком в остром периоде. СПб., 1992.
   31. Тотолян Н. А. Клинико-иммунологические сопоставления у больных рассеянным склерозом. СПб., 1993.
   32. Неуймина М. В. Ликворотерапия постинсультных хронических неврологических расстройств. СПб., 1994.
   33. Климова Т. Т. Энтеросорбция в комплексном лечении больных рассеянным склерозом и миастенией. СПб., 1994.
   34. Шварцман Г. И. Профессиональные факторы риска спондилогенных пояснично-крестцовых неврологических расстройств. СПб., 1994.
   35. Шумилина А. П. Лечение перинатальной патологии нервной системы у детей немедикаментозными методами. СПб., 1994.
   36. Никитина В. В. Импульсная магнитная терапия больных со спондилогенными заболеваниями нервной системы. СПб., 1995.
   37. Табит Ахмет Абдул. Спондилогенные и неспондилогенные мышечные синдромы тазового пояса и нижних конечностей. СПб., 1995.
   38. Аднан М. Джалкхи. Спондилогенные нарушения кровообращения в вертебрально-базилярном бассейне (клинические варианты, комплексное лечение). СПб., 1995 (Сирия).
   39. Корешкина М. И. Комьютерная диагностика по Накатани в оценке эффективности лечения больных со спондилогенными заболеваниями нервной системы. СПб., 1997.
   40. Солонский А. В. Спондилогенные нервно-мышечные синдромы у работников вагоностроительного предприятия (клиника, лечебно-реабилитационные комплексы). СПб., 1998.
   41. Илюхина А. Ю. Динамика накопления аутоантител к глутаматным рецепторам NMDA-типа в крови больных в остром периоде церебрального инсульта. СПб., 1998.
   42. Благоразумова Г. П. Электростимуляция спинного мозга при спондилогенных миелорадикулоишемиях. СПб., 1998.
   43. Партюшко В. В. Термопунктура в комплексном лечении больных со спондилогенными пояснично-крестцовыми неврологическими синдромами. СПб., 1998.
   44. Ковальчук В. В. Эпидемиология инсультов и научное обоснование организации медицинской помощи больным с данной патологией в крупном городе. СПб., 1998.
   45. Ахметсафин А. Н. Люмбо-сакралгия (патогенез, диагностика, лечебные комплексы). СПб., 1999.
   46. Белокоскова С. Г. Нейрофизиологический анализ и клиническая оценка применения вазопрессина при лечении постинсультных афазий. СПб., 1999.
   47. Сергеев А. М. Дифтерийные поражения нервной системы у взрослых. СПб., 1999.
   48. Истратов С. Н. Особенности клиники, диагностика и лечение туннельных невропатий. СПб., 1999.
   49. Коренко Л. А. Дифференциальная терапия приступов мигрени. СПб., 2000.
   50. Кравченко Т. И. Особенности диагностики и лечения больных с посттравматическими нарушениями внутричерепной гемо– и ликвородинамики. СПб., 2000.
   51. Пугачева Е. Л. Особенности течения ишемического инсульта на фоне сахарного диабета (клинико-экспериментальное исследование). СПб., 2001.
   52. Гончар М. А. Сочетанное применение транскраниальной электростимуляции и антидепрессантов при лечении мигрени (клинико-экспериментальное исследование). СПб., 2002.
   53. Машкова Н. П. Лакунарные инфаркты (клинико-компьютерно-допплерографическое исследование). СПб., 2002.
   54. Прозорова Л. П. Диагностика состояния компенсаторно-приспособительных механизмов у больных дисциркуляторной энцефалопатией. СПб., 2002.
   55. Чернышова Е. М. Диагностика последствий нейроинфекции и закрытой черепно-мозговой травмы (по показателям сверхмедленных биопотенциалов). СПб., 2002.
   56. Эмануэль Ю. В. Информативность клинико-лабораторных тестов у больных с ишемическим инсультом и хронической недостаточностью мозгового кровообращения. СПб., 2002.
   57. Прахова Л. Н. Изменения скорости метаболизма глюкозы в головном мозге при рассеянном склерозе и их роль в формировании клинической картины заболевания. СПб., 2003.
   58. Рошковская Л. В. Динамика неврологических расстройств у больных с ишемическими инсультами головного мозга после реваскуляризирующих операций. СПб., 2003.
   59. Звартау М. Э. Клинико-радиологические параллели при рассеянном склерозе. СПб., 2003.
   60. Иришина Ю. А. Транскраниальная электрическая поляризация в комплексной терапии болезни Паркинсона. СПб., 2004.
   61. Перфильев С. В. Использование больших доз дексаметазона в комплексном лечении спондилогенных пояснично-крестцовых радикуломиелопатий. СПб., 2004.
   62. Новосельцев С. В. Спондилогенно-краниальная недостаточность мозгового кровообращения в вертебрально-базилярном бассейне и ее коррекция. СПб., 2004.
   63. Федоров А. Б. Клинико-физиологическое обоснование применения ликворотрансфузии у больных со зрительными нарушениями при диффузном и очаговом поражении головного мозга. СПб., 2004.
   64. Хунтеев Г. А. Значение показателей содержания в крови аутоантител к NR2А-подтипу глутаматного рецептора, глутамата и гомоцистеина для диагностики хронических нарушений мозгового кровообращения. СПб., 2004.
   65. Верещагина И. В. Иммуносупрессоры и трансплантация периферических стволовых клеток крови в лечении больных рассеянным склерозом. СПб., 2006.


   Докторские диссертации, подготовленные при научном содействии А. А. Скоромца

   1. Казаков В. М. Тиреотоксическая миопатия (клиническое и экспериментальное исследование). Л., 1986.
   2. Клименко А. В. Обоснование комплексного лечения и реабилитации больных с неврологическими проявлениями поясничного остеохондроза. Л., 1988.
   3. Можаев С. В. Хирургия менингиом верхнего сагиттального синуса (реконструктивные и реваскуляризующие операции). Л., 1993.
   4. Сорокоумов В. А. Ишемический инсульт в условиях артериальной гипертензии: патогенез и фармакотерапия (клинико-экспериментальное исследование). Л., 1993.
   5. Амелин А. В. Нейрофизиологические и нейрохимические механизмы действия препаратов, применяемых для межприступного лечения мигрени. СПб., 2000.
   6. Андреев А. В. Сосудистые головные боли у детей (клинико-допплерографическое исследование). СПб., 2000.
   7. Баранцевич Е. Р. Неврологические проявления сахарного диабета (клинико-экспериментальное исследование). СПб., 2000.
   8. Клочева Е. Г. Геморрагический инсульт: диагностический алгоритм вегетативной дисфункции. СПб., 2000.
   9. Рыжков В. Д. Болезни нервной системы и беременность. СПб., 2000.
   10. Шулешова Н. В. Дифференциальная диагностика опухолей ствола головного мозга. СПб., 2000.
   11. Заславский Л. Г. Рассеянный склероз: клинические особенности, распространенность и динамика заболеваемости в ленинградской области. СПб., 2001.
   12. Никитина В. В. Применение магнитных полей в клинике и в эксперименте при сосудистой патологии головного и спинного мозга. СПб., 2001.
   13. Поздняков А. В. Роль протонной магнитно-резонансной спектроскопии в диагностике заболеваний головного мозга. СПб., 2001.
   14. Широков В. А. Клиника, диагностика и лечение дегенеративно-дистрофических заболеваний плечевого пояса. СПб., 2001.
   15. Ельчанинов А. П. Наследственные и приобретенные факторы тромбофилии и терапия хронической ишемии мозга у молодых лиц. СПб., 2002.
   16. Субботина Н. С. Комплексная реабилитация больных острой и хронической ишемией головного мозга при стенозирующих поражениях экстракраниальных артерий (в условиях республики Карелия). Петрозаводск, 2004.
   17. Тотолян Н. А. Диагностика и дифференциальная диагностика идиопатических воспалительных демиелинизирующих заболеваний центральной нервной системы. СПб., 2004.
   18. Солонский А. В. Неврологические синдромы при патологии позвоночника и длительном тоническом напряжении мышц. СПб., 2005.
   19. Фесенко Ю. А. Исследование резидуально-неврологических синдромов у детей (новые подходы к диагностике и лечению заикания, гиперактивности, тиков и энуреза). СПб., 2005
   20. Ленина Г. О. Закономерности возникновения, клинического течения и исходов профессиональных и непрофессиональных заболеваний периферической нервной системы у жителей Крайнего Севера и их профилактика. СПб., 2006.

   Всего более 700 публикаций, из них 34 – монографии, учебники, руководства для обучения врачей.