-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Рена Константиновна Яловецкая
|
| Сердолики. Стихи разных лет
-------
Рена Константиновна Яловецкая
Сердолики
Стихи разных лет
Сборник стихов
Посвящаю книгу памяти моего мужа Адика Яловецкого
Я не поэт. Я стихотворец.
Мне далеко до Юнны Мориц.
Хожу по жизни налегке:
Ношу я рифмы в рюкзаке.
Рена Яловецкая
Благодарю за помощь в создании книги: Елену Моргунову, Ольгу Клюге, Татьяну Циркину, Юлию Шотохину
//-- * * * --//
© Яловецкая Р. К., 2022
© «ПРОБЕЛ-2000», 2022
Предисловие
«Сердолики» – тёплая, душевная книга, объединившая два удивительных мира графики и поэзии, которые хранят в себе память счастливой дружбы, мироощущение больших художников – Кирилла Шейнкмана и Рены Яловецкой.
Тонкая выверенность линий в рисунках разрастается в символику пластических решений, наполняя поэзией каждый образ. В них звучат доброта, нежность, иногда грусть, воспоминания детства и понимание хрупкости человеческой жизни.
Прошло уже двадцать лет после моего знакомства с Кириллом Рувимовичем, но я до сих пор нахожусь под огромным впечатлением от его творчества, многообразия идей, придуманных форм, свободы, с которой мастер изобретал новые техники в искусстве, создавая художественное пространство на холсте, бумаге, металле несравненно более яркое, чем реальный мир. Я горжусь тем, что он был моим учителем.
Эта книга для тех, кто ценит глубокую изысканную литературу и безупречно талантливую графику.
Елена Моргунова, член Союза художников РФ,
Московского союза художников (МОСХ)
I. Сердолики
Города
Городу детства
Бульвар сквозной и Енисей.
Узор решёток без затей:
Чугунных череда овалов.
Далёк Версаль и Летний сад.
Наивно-прост сибирский лад,
Но в нём гармонии начало
Для нас торжественно звучало
И город превращало в Град.
Ледоход на Енисее
Истошные гудки, как роженицы,
Оповещают о явленьи чада.
Тревожны лица. Мука длится.
И за чугунного оградой
Ледовая расколота громада.
Треск, рокот, хруст и рык, и гул —
Весны шальная канонада,
Власть ледохода, ледопада,
Шуги разнузданной разгул.
Эй, покорители природы,
Всё это в памяти оставьте!
(Не замерзают ныне воды.)
Слагайте ледоходу оды:
Наступит время эпитафий.
Семисвечник
Лудзинские мотивы
Герцу Франку
Как шар в лузу,
В сердце – Лудза.
Городок малый —
Мольберт Шагала.
Заблудилась Лудза
Не в лесах —
Заплуталась Лудза
В небесах.
Змеем бумажным взмыли дома.
Взлетают сонмы невест и суженых.
Вспорхнули скрипки, сойдя с ума.
И пляшут рыбы, смычком разбужены.
В синем воздухе реют стрекозы.
Белые козы в небе пасутся.
А кто-то неслышно роняет слёзы.
Не плачь, Лудза…
Малого озера блеск слюдяной.
Пусть к тебе дети твои вернутся
Мартовской, ветряной, стылой весной.
Ты примешь их, Лудза?
В детство всегда трудна переправа:
Спину подставь – и градом колючки.
Жаль, не играют в «девятое ава» [1 - Национальный день траура еврейского народа – день, когда были разрушены Первый и Второй Иерусалимские храмы.]
Внуки твои и внучки.
Янтарный маятник в лихорадке.
Где ритм твой, мерный и строгий?
Время, как ткань, дает усадку.
Остроги полны – пусты синагоги.
Кто же зажжёт твой семисвечник?
Пекарь без печи?
Ребе без речи?
Без скрипки скрипач?
Без злата богач?
Без Торы раввин?
Сколько кончин…
Тысячи спят в земной утробе
Под тяжестью плит и замшелых надгробий.
Древней молитвы выбиты строчки:
«Пребудет душа твоя
В мягком мешочке».
Здесь вечный покой
И вечный мятеж.
Здесь вечный постой
Бредовых надежд.
Как шар в лузу,
В сердце – Лудза.
Городок-кроха,
Короче вздоха.
Городок-капля,
Что камень точит.
Слеза-город,
Что память мучит.
В осеннем Ашхабаде
Опавшие стручки, как кожаные ножны,
Засыпаны засохшие арыки.
А я в руке сжимаю сердолики,
Оранжевую облачность.
Ηичтожность.
Знак памяти. Её улики.
Туркменки носят сердолики
Как амулет – от нищеты и сглазу.
А мне к чему? Не вспомнила ни разу
Тебя в осеннем, душном Ашхабаде —
Базаре пряном, дынями пропахшем.
Ни боли, ни рубцов, ни ссадин
В душе моей, когда-то здесь пропавшей.
Ничто не памятно, не горько и не страшно.
Туркменки носят сердолики
Как талисман любви – от сглазу.
А я тебя не вспомнила ни разу…
Прими выздоровления улики.
Тверь
Город Тверь —
В счастье дверь.
Это Волга.
Это солнце.
Это значит, на оконцах
Помидорам зреть недолго.
Красный бочок,
Зеленая щёчка.
Окраина – песни тихая строчка.
Здесь ставни резные и кружев подзор
Скрывают улыбку, потупленный взор.
Да полно, тверянки,
Любовью богаты вы.
Дайте пригубить из ваших ковшей,
Чтоб перепутать зори с закатами.
Вы щедры и скажете: «Пей!»
Ах, летняя Тверь:
Небо и твердь.
Чудо повтори,
Двери отвори.
Каунас
А у нас, а у нас
Проливной Кáунас:
По плитам
И липам
Потоком,
Потопом
Дождь.
Ты за что сердит на нас,
Славный город Каунас?
Почему идет стеной
Этот хаос водяной?
Дождь…
Мы бежали от друзей,
Неприятных новостей,
От очей и от оков
(Был наш замысел таков).
Дождь…
Приюти же ты гостей.
Покажи-ка им музей
«Сто чертей» и сто страстей
(Мы промокли до костей).
Дождь…
Только небо всё темней.
Только дождик всё сильней.
Видно, вовсе не про нас
Строгий город Каунас.
Дождь…
Шиофок
Венгерские вариации
Этот город – просто шик.
Этот город – просто шок,
Балатонская жемчужина
Под названьем Шиофок.
Здесь кафе под черепицей —
Для гурманов островок.
Дышит город Шиофок
Ванилином и корицей.
Бутафорский городок.
Опереточный мирок.
Только здесь и мог родиться
Автор «Сильвы» и «Марицы».
Бьёт подземный ключ, бьёт ток
Смеха, музыки, веселья.
И запущен Шиофок
Многоцветной каруселью.
Балатонский поплавок
Что за чудо – городок.
Не вспорхнул ли с нотных строк?
Может, винный погребок?
Марципановый божок?
Глаз отрада, уст услада —
Славный город Шиофок.
Ах, туристский городок.
Балатонский поплавок.
Сувенирных пёстрых лавок
Разнаряженный лоток.
Ах, курортный городок.
Ах, игрушечный мирок.
Не искусный ли кондитер
Это диво нам испёк?
Здесь и поезд скок-поскок,
И вокзал танцует рок
(Ритмам чардаша, канкана,
К сожаленью, вышел срок).
Словно щеголь – «фик и фок» —
Разрезвился Шиофок.
Коль шикует Шиофок,
Раскрывайте кошелёк.
Вы готовы? Файф-о-клок?
Вам с мороженым рожок?
Иль токайского глоток?
Угощает Шиофок.
Что ж, давай на посошок,
Славный город Шиофок!
Ты не город – рифм мешок.
И поэтам-неофитам
Ты оттачиваешь слог.
Благоденствуй, Шиофок!
Ночная Севилья
Постели постель, Севилья.
Ночь сложила кастаньеты.
Спит Хиральда [2 - Четырёхугольная башня, поднимающаяся над Севильским кафедральным собором. Высота башни составляет около 98 м.],
И сомкнули свои каменные веки
Хищноликие Химеры.
Спят достойные сеньоры
И воришки, и цыгане,
Продавцы шаров воздушных.
Не шаров – сердец на нитках.
И витает над Севильей
Дух прельстителя Хуана.
И крадётся кошкой чёрной
Лгунья вечная Кармен.
Фламенко
На тротуарах узких
Не разойтись:
Шаг – шок,
Шаг – рок,
Шаг – риск,
Тормозов – визг,
Шаг – бред,
Щёлк кастаньет.
На тротуарах узких,
Словно горные тропы,
Перестук каблуков дробный,
Отзвук музыки
Рваных вен:
Хабанера,
Карабинеры,
Тореро,
Кармен.
На тротуарах узких
Взгляды – дуэли,
Миг – что курок перед спуском,
Пауза – пытка в застенках,
Севилья – озноб андалузский,
Ритмы – фламенко.
Музеи
Кусково
Давай сбежим в Кусково
От шума городского.
Не будем порицать
Чуть чопорного парка,
Где мраморная Парка
Устала прорицать.
Пойдём к дворцам и гротам,
Решётчатым воротам,
В приют забав и нег,
Где в изразцовых стенах
И в пасторальных сценах
Застыл галантный век.
Давай сбежим в Кусково
(Мы впрямь народ рисковый)
От всех дурных вестей,
От студий и от лекций
В музейный зал коллекций
Фарфоровых страстей.
Поверим мир гармонии
Язвительной иронией
(Таков уж стиль).
Не возведёт ведь гений
В честь наших посещений
Ни столп, ни шпиль.
Давай сбежим в Кусково
От суетного слова
В шуршание листвы.
И бросимся в объятья
Осенней благодати
Окраинной Москвы.
Голландский домик
Войди в голландский домик —
Былого образцы,
Здесь в сине-белой дрёме
Застыли изразцы.
Синеют крылья мельниц
И мачты кораблей.
Проказливых затейниц,
Пастушек, королей
Волшебной силой линий
Приговорили к сну,
Ввели эмалью синей
В немую белизну.
Ликует звонкий кобальт
В объятьях чистоты,
И проступает облик
Нетленной красоты.
Власть синего и белого —
Божественная вязь.
Переплетенье? Целое?
Незыблемая связь.
Как будто краски неба
Стекли в белейший снег.
И зашифрован в ребус
Былой галантный век.
В музее музыки
Оживает город Таллин
Табакеркой музыкальной
И шипеньем старых дисков:
Звуки знаков. Знаки звуков.
То шарманки жалкий дискант,
То волынки нежной мука.
Клавесин… воспет поэтом
В век гавота и паваны [3 - Павана – торжественный медленный танец, распространённый в Европе в XVI веке и музыка к этому танцу.].
А торжественность органа
В ритмах древнего мотета [4 - Мотет – вокальное многоголосное произведение полифонического склада, один из центральных жанров в музыке западноевропейского Средневековья и Возрождения.].
Звуки самых первых скрипок,
Лютен, арф и кантеле [5 - Кáнтеле – струнный щипковый инструмент, относится к типу цитры.]
В старых нотных манускриптах:
В прошлое не канули.
Приоткройте, гиды, тенты!
Прочь гробов стеклянных крышки!
Жизнь – старинным инструментам!
Для девчонок и мальчишек
Оживает город Таллин
Табакеркой музыкальной.
Из армянского цикла
Волнует звук армянской речи
Волнует звук армянской речи.
В ней плач зурны и клики сечи,
Зазывный шум-бурум базара,
Немая исповедь хачкара [6 - Хачкáр (арм.) – дословно «крест-камень». Каменная стела с резным изображением креста.].
Волнует звук армянской речи.
Мельканье чёток: чёт и нечет.
Нагар свечи в пещерном храме
И блеск парчи в старинной драме
О древнем царстве Киликии…
Но, Боже, за грехи какие
Напасти, беды и гонения
Тебе, Армения?
Ереванское кафе
Кафе «Непризнанных гениев» —
Под виноградной сенью.
Сколько их там: в летах
Актёров, не сыгравших Гамлета,
Поэтов, обманутых Беатриче;
Изобретателей электричества,
Лётчиков – спившихся асов;
Обворованных Пикассо,
В экстазе пьяном
Хулящих Сарьяна,
Лиловых – анфас и в профиль
Оракулов за чашкой кофе.
Чем только дух жив?
Прошлое разворошив?
У каждого свой миф.
Добрый иль злой Див.
Их слушают мальчики жадно,
Забредшие неслучайно.
За столиками, за шаткими,
Пьёт кофе Отчаяние.
Туристы рады экзотике:
Разглядывают типáжей,
Придвинув сумки и зонтики,
В предчувствии эпатажа.
Молнией – дуги бровей их.
Правда любая – табу!
И чашечками кофейными
Прихлопывают судьбу…
Кафе «Непризнанных гениев»
В Ереване, не где-нибудь.
Заполярье
Кайеркану – пригороду Норильска
Кайеркан, Кайеркан,
Кто ты, дух или шаман?
Нечисть? Новый Каин
Северных окраин?
Стиснешь зубы поневоле:
Жёлтый морок, дыма клýбы.
Смрад. Земля вопит от боли.
В ржавых лужах мокнут трубы.
Вспоротые недра.
Скрученные нервы.
Кайеркан, Кайеркан,
Заполярный истукан,
Ты не город – серный чан.
Наважденье норильчан.
Зимний день – сплошная темень.
Крыши тонут в сером мраке.
Вместо солнца всходят тени
Убиенных всех в бараках,
Рудниках и драгах,
Северных ГУЛАГах.
Кайеркан. Кайеркан…
Заключённым северного ГУЛАГа
Впрямь нечистый правил бал там:
Опоил кровавой брагой,
Русских, пóляков, прибалтов —
Всех сварил в котле ГУЛАГа.
Мученикам ГУЛАГа
Полувековая проволóка:
Нет ответа истцу.
Из колючей лагерной проволоки
Каждому – по венцу.
Штрихи
«От любви до ненависти…»
От любви до ненависти – шаг.
От любви до милостыни – шаг.
Шаг – шок:
Избави Бог…
«По зыбким пескам…»
По зыбким пескам,
По шатким мосткам
Хожу без опаски: Поводырь мой —
Любовь.
«Я молюсь у чужих камней…»
Я молюсь у чужих камней.
Ставлю свечки в храмах чужих.
Счастлив обретший Родину.
«Не уходи из снов…»
Не уходи из снов.
Явь держит нож за пазухой:
В ней все пути заказаны,
Все двери – на засов.
Лиепая – Лепая
Горе моё луковое,
Счастье моё липовое,
Оттого и всхлипываю
В городочке Лиепая.
В этом городочке
От тебя ни строчки,
Оттого свирепая
Пребываю в Лепае.
Море в блёстках-бликах,
Мне темно. Как в склепе я.
Либо ты великим стал,
Либо я нелепая.
Говорят годочки:
Время ставить точки.
Но перо, поскрипывая,
Всё строчит постскриптумы.
Полюбила слепо я.
Посочувствуй, Лепая!
Каллиграф
Каллиграф
Прочерчены пути. Затвержены орбиты.
День нынешний и прошлый – квиты.
Мятежник-память поднимает белый флаг.
Ты ставишь точки чёткий знак,
У времени не требуя отсрочек.
Но все законы логики поправ,
Судьба – лукавый каллиграф —
Шальной вдруг совершает росчерк.
Осенний мотив
Чахлый лес. Кустарник хмурый.
Иней метит пни и кочки.
Запоздалый гриб отсрочки
Слёзно просит у Натуры.
Слышен крик ворон картавый.
В ветвях голых паутина.
Накрахмаленные травы
Пересыпаны рябиной.
На стволах коры наросты,
Как старушки на поминках.
Неба матовая простынь
Тихо вытряхнет соринки…
И гадать нам, дождь ли, снег ли,
Клёст вспорхнул или синица,
Вспоминать о летнем пекле —
Девке с огненной косицей.
Примем осень – оттиск тёплый.
Знак законченного тура,
Купим рамки, клей и стёкла
И раздарим всем гравюры.
Синий день
Счастье случается,
Когда и не чается.
Чайки хохочут,
И берег качается.
Небо синéе
Синих чернил.
В море кто-то
Синьку разлил.
Синим раскрасил
Майки и свитеры.
Прибалты во власти
Волшебной палитры.
Парусник, сёрфинги,
Даму с матрацем
Ловят прибрежные
Папарацци.
Вот чей-то спутник
В кадре не резко,
Мудрый и смуглый,
Как вождь ирокезский.
Вот спутница спутника
В синем прикиде.
В песке собирает
Ракушки мидий.
Дама не дама —
Ходячая драма.
Из тех, что навряд
Обольстила б Адама.
Неведом азарт ей
Женских атак:
Джинсы, кроссовки
И синий рюкзак.
Завязка сюжета
Прозрачнее лета.
Ветром подбита,
Солнцем прогрета.
Основа интриги —
Счастливые миги.
Диво прилива —
Пенная грива.
Дня угасание,
Пальцев касание,
Всполохи света
С тучею в споре,
Дождик внезапный,
Запахи моря.
К морю плюсуется
Узкая улица,
Кафе придорожное
С пирожным творожным.
Весёлая птаха,
Кудлатая псина, —
Всё тронуто отблеском
Аквамарина.
Прогулки, как водится,
Склонны к финалу.
Финал обретает
Облик вокзала.
Вокзал – это поезд,
Прощальные взмахи,
Заминки, улыбки,
«Охи» и «ахи».
Пока! Но фортуна не чýжда иронии…
Глядь, а наш спутник стоит на перроне
И говорит: «Что за белиберда?
Сажусь я всегда не в те поезда».
И снова вокзал
И прощальные взмахи.
И исчезают смятенья и страхи.
Беды кончаются,
Всё получается…
Диво прилива —
Пенная грива…
Счастье случается,
Когда и не чается.
Шалом
Осень явится со свитой:
Жёлтый лист и рыжий сеттер.
Надевай потолще свитер,
Мой теплолюбивый мэтр:
Ведь не за горами ветер.
И не за долами вепрь,
Именуемый разлукой,
Что рифмуется, поверь мне,
Только с мукой, только с мукой.
Лист кленовый крутит сальто,
Кружит охру с терракотой.
Вместо мокрого асфальта
Покрывало с позолотой.
От кленового засилья,
От берёзовой осады
Улетишь на лёгких крыльях
В край агавы и агады.
Расстоянья и пространства
Сердцу, впрочем, нипочём.
Из Москвы я крикну:
«Здравствуй!»
Ты ответишь мне: «Шалом!»
Значит, счастье есть на свете.
Вспомни кстати и не кстати:
Юго-запад… рыжий сеттер.
День осенней благодати.
Пусть не за горами вечер…
Сны
Нам снятся молодые сны.
Ночные гости вездесущи.
Мы заплутались в райских кущах,
Зелёных зарослях лесных.
Сны благостны, а явь сурова,
Терзаемся неверным словом.
Живём мы в виртуальном мире,
Как в однокомнатной квартире.
Взмываем к небесам
И приникаем к тверди,
В проводники зовём
То Малера, то Верди.
То в эйфории мы, то в смуте.
Душа присела на распутье
И всё твердит вслед за поэтом:
«Нам не к лицу и не по летам».
Но сердце ёкает в груди,
А вот случается, поди…
II. Парад-алле
В цирке
Трубачи, жонглёры,
Клоун на метле.
Цирковое шествие:
Парад-алле!
Тигры – на батуте.
Фокстерьер – в седле.
Цирковое шествие:
Парад-алле!
Радость – в каждом жесте,
Праздник на Земле.
Цирковое шествие:
Парад-алле!
Сюрприз дуралеев
Сладкоежкам надоели
Чупа-чупсы, карамели,
Мармелады и желе,
Козинаки и суфле?
Не нужны вам магазины —
Ни «Ашан», ни «Билл», ни «Хофф»?
Мы пришлём в больших корзинах
Книжки, полные стихов.
Про жонглёров и факиров,
«Зажигающих» партер,
Про танцующих тапиров
И летающих пантер,
Про воздушных акробатов,
Громогласных трубачей,
Укротителей усатых
И прикольных трюкачей.
Вам, Наташки, Лёшки, Тишки,
Наш сюрприз уже готов —
Для девчонок, и мальчишек
И… читающих котов.
Шуты
Речью – колок
Речью – колок,
Помыслом – чист,
Мира эколог
И Трубочист.
Я карлик! Я колосс!
Я карлик! Я колосс!
Я в цирке. Я в ООН.
Порой иду в разнос:
Я истин почтальон.
Клоуны и клоунессы
Корона клоуна
Ношу не без блеска
Цилиндры и фески,
Чалму, «треуголки»,
Береты, ермолки.
Не по канону
Фигляру корона.
Стою на манеже
С печальным лицом.
Готов я признаться:
Корона паяца,
Венец лицедея —
Колпак с бубенцом.
Клоун-робот № 320 И
Я порожденье разума.
Компьютерный проект.
Во мне заложен сразу был
Высокий интеллект.
Но верен я и точен,
Пока… не обесточен.
Про Глюка
Шóковый случай: клоун Глюк
На манеже свалился в люк.
Гадали артисты и звери вокруг,
Кто же оставил открытым люк.
Удав прошептал: «Это дело Гадюки.
Ей не по нраву глюковы трюки.
Она поползла и открыла люк».
«Какая же злюка!» – воскликнул Глюк.
Парни из пекарни
Весёлые парни
Из русской пекарни:
Пончики, бублики —
Любимцы публики.
И сладкий питомец
Из дальних стран —
В сахарной пудре
Мсье Круассан.
Из славной Франции —
Из Иностранции.
Клоун-рифмоплёт
Играю на дудочке.
Байки травлю.
И в речке на удочку
Рифмы ловлю.
Сэр Велат и Сэр Рокфор
Сэр Велат и сэр Рокфор
Затевали часто спор.
Погибли оба в переделке
На… закусочной тарелке.
Карманы полные обманов
Закройте глаза!
В уши – беруши!
Пред вами клоуны:
Врун и Вруша.
Наврут с три короба —
Такого уж норова.
Ведь их карманы
Полны обманов.
Лупа
Я клоунесса Лупа.
Пренебрегать мной глупо.
За все мои старания,
Заслуг моих количество
Присвойте Лупе звание —
«Ваше У-величество».
Клоунесса по имени Флешка
Я не плюшка, не плошка, не клюшка.
Не какая-то финтифлюшка.
Я не фляжка, не кошка, не мышка
И не брошка, и не мормышка.
Я не мелкая сошка, не пешка.
Я – ФЛЕШКА!
Тонкая штучка,
Компьютеру – внучка.
Лиловые мимы
Лиловые мимы —
Душа пантомимы.
В друзьях у нас
Мыльница
И промокашка,
А дом наш – чернильница
Не-про-ли-вашка.
Звери и укротители
Львы в супермаркете
Лев морской и Лев саванны
Отоварились в «АШАНе».
Им вручили три пакета:
Три брикета, три багета,
Апельсины, мандарины
И малины три корзины.
Протест заявили и лапы, и ласты:
«Не путать зверей с травоядного кастой!
Вот наш рацион и подробная смета:
Прописана рыбно-мясная диета».
И стоя у кассы, вздохнули: «Увы,
Мы братья по духу, мы всё-таки – ЛЬВЫ».
Камышовый кот
Работать в «Шоу»
Я буду рад!
Кот камышовый —
Тигру брат.
Пёс-экстремал
Я храбр без меры,
Хоть ростом мал.
Я сын фокстерьера,
Я пёс-экстремал.
Цирковой пингвин
Совет мой вам:
Не ешьте мойвы,
А также минтая
Из вод Китая.
Откровения моржа
Сижу на рыбном рационе,
Но готов признаться я,
Что в колбасном павильоне
Обожаю… дегустации.
Про децибелы
Я откровенен, братцы:
Порой живу в прострации.
Приветствую новации.
И в кайфе от вибраций:
Ушам Медведя Белого
Полезны децибелы.
Катарсис
Ночная охота. Кот Маркиз
Поймал в подвале десяток крыс.
Трофеи упрятал под карниз
И промурлыкал: «Ка-тар-сис».
Катавасия
Кот Васька у Лизки
Стащил сосиски.
Стыдила Лизка
Ворюгу-киску:
«Доверяла коту Васе я…»
Вот какая катавасия.
Реклама цирка
//-- * * * --//
Дрессирую КОЗ и СТРЕКОЗ.
Универсал
Дрессирую за малую плату
Парнокопытных и парнокрылатых.
Профессионал
//-- * * * --//
Катание на роликах —
Для зайцев и для кроликов.
Оплата парковки —
Четыре морковки.
Заяц-беляк
//-- * * * --//
Сдаётся крыша дома
Для Кошек и Котов,
А также для знакомых
Зайцев и кротов.
Аренда крыши —
Тридцать три МЫШИ.
//-- * * * --//
«Мастер-классы» для пернатых!
Жду в курятнике, ребята.
Профи – квочка.
Оплата – в рассрочку.
Аттракционы
В цирке всё наоборот
В цирке всё наоборот:
Кроткий тигр и злобный крот,
Зайцы в полоску и зебры в горошек,
Белый медведь в окружении кошек,
Гуси в упряжке и тыква в клетке,
Редиска с морковкой растут на ветке.
Сумасшедший огород:
В цирке всё наоборот.
Акробаты
Кричат нам «браво» и «брависсимо»
В России, Франции и Англии.
А мы от неба лишь зависимы:
Мы цирковые ангелы.
Про дракона
Главой аттракциона
Назначили Дракона.
Дракон прилетел и слопал
Зебру и Антилопу,
Сожрал Обезьян и Моржей,
Зайцев, Лисиц и Мышей.
Но подавился удавом
(В уме не будучи здравом)
И прошипел: «Удав!
Простите, я был не прав».
Но для Драконов
Нету законов.
Аттракцион альбиносов
Крутая идея! Затея затей!
«Парад – алле» белых зверей.
Кружатся в вальсе, бьют в барабан
Белый медведь и белый баран.
Белая лама и снежный барс
В картонной ракете летят на Марс.
Сказал дрессировщик: «Пора нам, братцы,
Менять арену и дислокацию».
– Куда же командой такою махнём?
– На Белое море! И в «Белый дом»!
К альбиносам
Нет вопросов.
На карнавале
Карнавал-маскарад
Всё загадка. Кто мы? Где мы?
Из каких пришли миров?
Кто под маской: Ангел, Демон,
Арлекино иль Пьеро?
Лик Дуэньи и Маркизы
Трели флейты и псалмы…
И готовят нам сюрпризы
Дамы Света, Принцы Тьмы.
Не постичь вам тайн интриги.
Манят нас то Рай, то Ад.
И обманны счастья миги.
И коварен Маскарад.
Скрипка-пикколо
Нежности пик.
Радости миг.
Горести всхлип.
Божественный тип
Скрипичного клана.
Перл – в короне.
Счастье – в ладони.
Небесная манна.
Избранница Никколо —
Малютка «пикколо».
III. Бродячие музыканты
Клезмеры в местечке
Бродячие гении
В музыке отзвуки Исхода,
Изгнаний, скитаний, гонений.
Горечь полыни и сладость мёда…
Играют бродячие гении.
Самородки из Маккавеев [7 - Маккавеи – ветхозаветные мученики, святые.] —
Местечковые чародеи.
Готов перед вами
Броситься наземь,
Синеглазые ашкенази [8 - Ашкенази – субэтническая группа евреев, сформировавшаяся в Центральной Европе.],
Земные и небожители —
Души народной хранители.
Шалом, капелла!
Польским шляхом
С еврейским лихом,
Борясь со страхом,
Шагают лихо.
Двор постоялый,
И под телегой
Найдёт усталый
Приют с ночлегом.
А завтра праздник.
В любом местечке
Томится цимес [9 - Цимес – еврейское национальное блюдо.],
Зажжены свечки.
Шалом, капелла!
Труба и скрипки!
Печаль и радость:
Границы зыбки.
И в пляс пустился
И стар и молод,
Забыв заботы,
Нужду и холод.
Колюч кустарник
Среди орешен.
Суди попробуй,
Кто свят, кто грешен.
И зелен луг.
Бурлива речка.
И клезмер – друг
В твоём местечке.
Клезмеры приехали
То руки в брюки,
То подмышки.
Танцуют люди
И кошка с мышкой.
Не Пурим [10 - Пурим – карнавальный праздник, особый жанр этого праздника – Пуримшпиль (на идише «пуримское представление»), исполняемый одним или несколькими актёрами во время праздничной трапезы.] вроде,
Да и не Песах [11 - Песах – центральный иудейский праздник в память об Исходе из Египта, один из трёх паломнических праздников.],
Танцуют шляпы,
Танцуют пейсы.
Исходят в пляске
И стар и молод.
Ещё не знают
Про серп и молот.
Не видят призрак
Коммуны крымской,
Льдов Магадана,
И шахт колымских.
И жизни в жанре
Биробиджанном.
Местечковый Ойстрах
Буркнул шинкарь:
«Ты талант невеликий.
Бог с тобой, Дудл,
Иди попиликай!»
И вот что наделал
Клезмер капеллы.
Плачут стекольщик,
Печник и портниха:
Скрипка поёт
Про еврейское лихо.
Слёзы размазал
Старый Гедалья,
К сердцу прижав
Детский сандалик.
Забыл про гешефт
Владелец пролётки,
Плачет навзрыд
Торговка селёдкой.
Не видит мясник
Разрубленной туши,
А вспоминает
Погибшие души.
Бондарь рыдает
И златориха:
Скрипка поёт
Про еврейское лихо.
Сердце сжимает
Боль и страх.
Остановись,
Местечковый Ойстрах!
Застолье
Свадьба. Бар-мицва [12 - Бар-мицва – еврейский ритуал, празднование вступления детей в пору совершеннолетия.].
Ярмарки говор…
Что там настряпал
Еврейский повар?
В печи прогорают
Дрова и уголь.
Давно притомились
Цимес [13 - Кугель – еврейское национальное блюдо.] и кугель.
Отведают хлеба
И шлеппер [14 - Шлеппер – оборванец.], и швицер [15 - Швицер – выскочка, хвастун, трепач.],
Бердичевский ребе
И гость из столицы.
Стрекочут цимбалы.
Кларнеты хохочут:
Кто хору [16 - Хора, – еврейский танец.], кто фрейлехс [17 - Фрейлехс – еврейский танец.]
Отплясывать хочет?
Желанный, как дружба,
Всегда ожидаем,
Тост рвётся наружу:
«Лехаим! Лехаим!» [18 - Лехаим – тост, восклицание: «За жизнь!», «За здоровье!»]
И праздник, как воздух,
Для глаз и ртов.
И зреет возглас:
«Мазл тов!» [19 - Мазл тов – поздравление, пожелание удачи.]
Янкель-виртуоз
Собаки не лайте!
И козы не блейте!
Пьяненький Янкель
Играет на флейте.
Люди местечка,
От счастия млейте:
Для вас виртуоз
Играет на флейте.
Восторги – потом.
А сначала… налейте!
Плач скрипки
Пела бы скрипка
Для доброй свахи.
Но нет моей Златки —
Невесты сладкой.
А память мучают
Злые страхи
И зверь-погромщик
В красной рубахе.
Песнь сакса
Старый Исак
Снял лапсердак [20 - Лапсердак – длиннополое платье у польских и галицийских евреев (традиционная мужская одежда).],
Надел сюртук,
Достал мундштук.
Старый Исак
Взял саксофон.
Слышите всхлипы,
Плач и стон —
Сердца прорывы?
Песнь про Риву.
Про девочку Ривку
С кудрявою гривкой,
Зарытую зáживо
В глинистом рве.
В Подоле, под Каменцем
В злом сентябре.
Напевы клезмеров
Еврей в Короне?
Еврей на троне?
У трона скорее
Увидишь еврея.
Еврея в ливрее?
Конечно, в ливрее.
Тогда – казначея
Иль брадобрея.
Я слышал, в местечке
У тихой речки
Однажды правил король.
Он слыл всех добрее
И всех мудрее.
И в этом была вся соль.
Имел он причуды:
Бродячему люду
Дворец его – дом был родной.
Все дни с улыбкой
Играл он на скрипке
И шил, как заправский портной.
Поверю едва ли.
А как его звали?
Скажи или миф развей.
Еврей в короне.
Король на троне
Звался «Азохен вей» [21 - Аз ох-н-вей – еврейское междометие: когда хочеться сказать «ох!» и «вей» (гóре), т. е. «увы и ах» (иронич.).].
Шутка
О, Вейзмир [22 - Вейзмир – «Боже мой!»]! Вейзмир!
Пророчит клезмер.
//-- * * * --//
Забудься, Юдка,
Хоть на минутку.
Отдайся шутке,
Пускай нелепой.
Но помни род свой
И веруй слепо:
Сегодня – шлеппер,
А завтра – Ротшильд [23 - Ротшильд – европейская династия банкиров. Нарицательное: богатейший человек.]…
«Сердолики» – вчера и сегодня
В первоначальном варианте эта книга вышла в свет в конце девяностых. Для весьма узкого круга читателей…
Стихи я начала писать в юности. После филфака окончила ВГИК, и вся моя жизнь была связана с кинематографом. Листки со стихами, вырванные из блокнота, иногда перепечатанные на пишущей машинке «Эрика», лежали между страниц рецензий, репортажей и интервью. Однажды мужу надоело моё столь пренебрежительное отношение к поэтическому творчеству, и он решительно сказал:
– Собери-ка свои стихи. Может, стоит показать их кому-то из понимающих?
Я неохотно сгребла разрозненные страницы, даже попыталась сложить поэтические циклы, но улетела в очередную командировку, на съёмки фильма.
Шло время. К разговору о судьбе собранных стихотворений мы больше не возвращались. Но меня ждал сюрприз: в свой день рождения я получила ошеломительный подарок – томик стихов под названием «Сердолики». Я держала в руках образец высокого полиграфического искусства – в футляре-суперобложке искусно переплетённый стихотворный текст, украшенный изящными гравюрами.
Оказалось, мои стихи попали к известному художнику – графику, живописцу, мастеру искусства эмали Кириллу Шейнкману – и нашли в его душе отклик. Замечательный профессионал иллюстрировал стихи неофита. Так родилась книга с гравюрами, вышедшая минимальным тиражом – чуть более 20 экземпляров.
Близкие друзья получили от меня подарок – рукотворную книжку. Несколько штук остались в доме, на полке – как семейная реликвия.
Со временем я издала несколько сборников прозы, книжки для детей и множество киноведческих работ в различных журналах.
Прошли годы и десятилетия… Ушёл из жизни A. M. Яловецкий – инициатор издания моих первых поэтических опусов. В 2015 году покинул сей мир Кирилл Шейнкман – автор чудесных гравюр. (С Кириллом мы подружились и были гостями в его художественной мастерской в Измайлово.) Совсем недавно на одном проекте я встретилась с талантливой самобытной художницей Еленой Моргуновой. Она оказалась ученицей К. Шейнкмана. Естественно, я показала ей свои первые литературные опыты, украшенные гравюрами её любимого учителя.
– Эти шедевры столько лет сокрыты от публики? – удивилась художница. – Их надо немедленно опубликовать, сделать достоянием читателя!
Я задумалась.
Пересмотрев ранние стихи и гравюры, поняла, что они не утратили выразительности и обаяния. Более того, почувствовала, что два вида творчества – словесное и изобразительное – живут в гармонии и являют единое целое. В гравюрах явственно звучали мотивы стихов: ритмы испанского фламенко, «немая исповедь армянских хачкаров», голоса мучеников сталинских лагерей. И тогда я оставила часть ранних стихов и присовокупила к ним новые. Оказалось, что графика К. Шейнкмана обладает скрытым потенциалом и созвучна вновь написанным строкам. В ней, словно изначально, были заложены образы карнавала, маскарада, цирка, мелодии бродячих музыкантов-клезмеров – персонажей последних стихотворений. Гравюры обогатили стихи, стихи вдохнули в гравюры новую жизнь.
Так случилось, что художник энциклопедически образованный, знаток византийской и древнерусской живописи продемонстрировал в книжных творениях поразительное разнообразие стилей. В его композициях с легкостью сочетаются образы архаических искусств – оракулы, идолы, вавилонские письмена и… фантазии технократов. Свободно сосуществуют символы эпохи Средневековья, мотивы персидских миниатюр и сюрреалистические сюжеты. При этом авангардные эксперименты не чужды иронии и гротеска, а иногда – лирических изъявлений.
Дорогой читатель! Откройте книгу «Сердолики»! Прочитайте стихи и рассмотрите впервые опубликованные гравюры Кирилла Шейнкмана – причудливый мир воображения Большого художника.
Рена Яловецкая
Об авторе
Рена Яловецкая – киновед, кинокритик, член Союза писателей Москвы. Родилась в Сибири – детство и юность ее прошли в Красноярске. Живёт в Москве. Работала журналистом в газетах и на телевидении. Печаталась в журналах «Советский экран», «Искусство кино». Читала лекции по проблемам кино («Киноцентр»). Работала проректором Высших курсов сценаристов и режиссёров.
В 1999 году вышла книга рассказов Р. Яловецкой «Сибирские Палестины», второе издание которой, расширенное и дополненное, было опубликовано в 2000 году.
В 2011 году была издана книга прозы «Синий свет». Сочинения Р. Яловецкой печатались в журналах «Кольцо А» (Москва), «Панорама» (США), «Лехаим», «Алеф»; в альманахах «Воля», «День и ночь».
В 2014-м увидела свет книга прозы и стихов «Едут леди на велосипеде» (издательство «Мосты культуры»).
В 2018 году Рена Яловецкая выпустила книжку о цирке – «Дуралеи». Писательница подарила детям и взрослым не только стихи, но и свои рисунки.
В сентябре 2021 года вышла в свет книга «Блуждающие чародеи» – стихи, проза, рисунки (издательство «Пробел-2000») о бродячих еврейских музыкантах – клезмерах, адресованная детям и взрослым. В январе 2022 года выпущен сборник стихов «Цикады. Трехстишия» с иллюстрациями-миниатюрами автора.
