Константин Похил
Любовь с чудинкой. Повести

Очевидное невероятное, или Антинаучные похождения неженатого инженера
Повесть

Первая глава,

   из которой вы кое-что узнаете о жизни на секретных предприятиях, киселе с макаронами, великой силе Режима, девичьих чаяниях и холостяцком отчаянии, особенностях содержания диких животных в домашних условиях, ночных разговорах с незнакомцами и старыми друзьями

   Невероятно, но я это сделал! Похоже, банально сбежал! Без причины, без какого-либо плана и цели, не готовясь заранее и не просчитывая последствий. Просто так, что вовсе для меня не характерно! Обычно я человек серьёзный и, как считают некоторые мои сослуживцы, даже несколько занудный. Признаться, в последнее время сам стал замечать, как постепенно трансформируюсь в нечто среднее между успешным учёным и заправским бюрократом. Благо, должность начальника ведущей лаборатории позволяет развиваться в равной степени в обоих направлениях. Тем более странным выглядит со стороны моё бегство за шесть часов до окончания рабочего дня. Как же такое могло случиться?
   Утро ничего не предвещало. Обсудив на планёрке последний сет испытаний, мы с коллегами вывели изделие на заданный режим и уже к обеду благополучно сняли его со стенда, поставив жирную точку в четырёхлетней работе. Впереди была куча писанины, которая законодательно должна закрепить на века достижение нашего небольшого, но весьма талантливого коллектива.
   Раздав нужные указания, я почувствовал прилив сил и всегда сопутствовавший этому аппетит. Элегантным движением прикрыл дверь своего кабинета и с лёгким сердцем направился в институтскую столовку, именуемую в народе «Макаронычем».
   Своё незамысловатое название она получила из-за изобилия бакалейных изделий, которым местный шеф-повар день изо дня с каким-то маниакальным упорством заполнял строчки меню. А чего только там не было! Отбросив примитивные «макароны по-флотски» и различного рода рожки, пружинки, перья, ракушки, шедшие на гарнир и плававшие в супах, ветеран от кулинарии дядя Коля умудрялся делать такое, что порой просто не укладывалось в рамки стереотипного сознания. Когда однажды кто-то из местных острословов пошутил на тему, что в столовой лишь компот обходится без макаронных изделий, дядя Коля тут же порадовал работников института инновационным десертом – киселём с лапшой, вытеснившим на время традиционные третьи блюда. Несмотря на столь радикальное нововведение, блюдо не прижилось, ибо больше походило на экспонат кунсткамеры, где белёсые сущности безмятежно покоились в густом физрастворе. Но урок от шефа не прошёл даром – после того случая более никто уже не осмеливался шутить на тему кулинарных пристрастий дяди Коли. А для того чтобы вернуть статус-кво меню, руководство института в торжественной обстановке вручило ему почётную грамоту министерства.
   Отобедав макаронной запеканкой, обильно политой соусом, навязчивый аромат которого возвратил меня в детсадовское прошлое, я расслабился и уже было направился к себе, как неожиданно в коридоре наткнулся на старейшего работника нашего института, Инессу Казимировну. Будучи человеком воспитанным, но при этом не имея ни малейшего желания вступать с ней в разговор, я прижался к стенке и, делая вид, что пытаюсь кого-то догнать, коротко бросил на ходу:
   – Здрасьте!
   Инесса Казимировна тут же отреагировала на мой голос волевым окриком:
   – Стоять! Ко мне!
   Хватаясь руками за воздух, я резко затормозил. Оперативно меняя кислое выражение лица на маску «внезапно накрывшей меня радости», через мгновение предстал пред суровыми очами начальника режимно-секретного отдела.
   – Здравствуйте, Инесса Казимировна!
   – И тебе не хворать, Василиаускас! – без единого намёка на доброе расположение ответила она.
   Никто не знал точно, сколько ей лет. Ходили слухи, что Инесса Казимировна пришла в институт сразу после войны, попав под сокращение во всемогущем НКВД, а к тому времени уже была далеко не девчушкой. Молодые учёные становились докторами наук и академиками, менялись директора, и лишь начальник режима, как символ исторической стабильности, была живым воплощением прошлого, настоящего и, без сомнения, светлого будущего нашего краснознамённого института. Всю жизнь Инесса Казимировна просидела в весьма скромном кабинетике на четвёртом этаже, попасть на беседу в который считалось верхом местных несчастий. Из всех сотрудников ей единственной разрешалось курить у себя, в то время как все остальные, включая и директора, попыхивали на заднем дворе возле мусорного контейнера.
   – Весь во внимании.
   – Нет, дорогой, это я внимаю тебе, – Инесса Казимировна посмотрела на меня из-под тяжёлых век. – Когда, негодник, соблаговолишь прийти ознакомиться с отписанными тебе документами?
   – Инесса Казимировна! Обещаю… – умоляюще начал я, но не успел закончить, как её морщинистая рука вцепилась в моё запястье и сжала так, что едва не подпрыгнул от боли.
   – Сейчас! И никаких «обещаю». Хватит кормить завтраками! – безапелляционно произнесла она, увлекая за собой, и при этом не переставая бормотать под нос: – Порядок – это не только основа работы, но и залог спокойного сна! Не нами заведён – не нам его и менять. Сегодняшний день, Василиаускас, потратишь на очищение своей заблудшей совести и расчистку папки с секретной корреспонденцией…
   Невольным свидетелем сцены моего вероломного порабощения стал проходивший мимо Игорь Калюшкин, ранее трудившийся под моим началом и взращённый до начальника соседней лаборатории. С ходу оценив драматизм происходящего и, видимо, желая отблагодарить за добро, которое я для него делал, он серьёзным голосом произнёс:
   – Привет, Тима. А что тут делаешь? Тебя директор уже полчаса по всему институту ищет!
   – А где он? – только и успел переспросить я.
   – Как где? У себя!
   – По-до-ждёт! – громогласно по слогам произнесла Инесса Казимировна, не останавливаясь в своём движении.
   – Так это же директор!.. – пытался возразить Игорь удалявшейся вверх по лестнице начальнице режимного отдела.
   – Калюшкин! У меня ещё одна рука свободна! – не оборачиваясь, сказала она и, для острастки вытянув над собой левую руку, сжала её в кулак.
   Бьюсь об заклад, что в этот момент мне почудился металлический звук, напомнивший лязг тяжёлого засова. Болтаясь у неё за спиной, как влекомый на экзекуцию нашкодивший внук, я обречённо осознал всю глубину короткого, но такого ёмкого понятия «хана»! Отдаваясь на откуп судьбе-злодейке, воображение смешивало самые тёмные краски, рисуя картину грядущего в жанре хоррор. Но в этот самый миг откуда-то сверху раздался знакомый и невероятно желанный здесь и сейчас голос директора:
   – Рад вас приветствовать, драгоценнейшая Инесса Казимировна! Кто на сей раз угодил в цепкие руки режима? – Спускавшийся по ступенькам директор приподнялся на носки и заглянул через плечо ревнительнице государственной тайны.
   Очевидно, не ожидая увидеть меня, он на какое-то мгновение онемел, но быстро нашёлся:
   – Василиаускас! У вас же испытания! Нашли время по институту разгуливать!
   – Так я… это… я… – начал было я, выпрыгивая из-за плеча крепко державшей меня бабушки Инессы и подмигивая при этом директору.
   – Оболтус и разгильдяй! – вынесла она короткий приговор. – С этого всё и начинается: одно нарушение, потом ещё одно, а завтра родину продаст!
   – Что вы такое говорите, Инесса Казимировна! Я же… не покладая рук кую оборонный щит страны!
   – Тоже мне куйщик! Секретные документы второй месяц не рассмотрены…
   Очевидно сжалившись и понимая, что без административного ресурса мне предстояла маленькая, но верная смерть в каземате четвёртого этажа, директор громко откашлялся и начальственным голосом произнёс:
   – Дорогая Инесса Казимировна! Прошу отпустить Василиаускаса под мою ответственность. Обещаю, что завтра ровно в девять ноль-ноль он будет в первом отделе.
   – А если не будет? – не сдавалась та.
   – Буду, Инесса Казимировна! Ровно в девять и ни секундой позже. Вот хоть руку отрубите! – непонятно с чего выпалил я.
   – Руку? – задумалась начальник режимного отдела. – Руку – это хорошо! Смотри, Василиаускас, не шути со мной!
   Она разжала пальцы на моей руке, и я тут же почувствовал, как по онемевшим сосудам к конечности устремился кровяной поток. На прощание Инесса Казимировна бросила на меня испепеляющий взгляд и, обернувшись к директору, сказала:
   – Кстати, Борис Серафимович, вы не забыли, что должны сдать зачёт по теме «Кальмар»?
   – Всё дела, Инесса Казимировна. В Москве был в министерстве, а потом на полигон выезжал, вы же знаете… – начал оправдываться директор, внимательно наблюдая за руками собеседницы и на всякий случай предусмотрительно пряча свои руки за спину.
   – В девять! – железным голосом произнесла она.
   – Ты запомнил, Василиаускас, что сказала Инесса Казимировна? – строго переспросил директор.
   Но не успел я ответить, как начальник режимного отдела сама поставила точку в этом разговоре:
   – В девять! Оба!
   С этими словами она вальяжно начала подниматься по направлению к своей каморке и через несколько секунд скрылась из вида. Понимая, кому обязан чудесным избавлением из плена, я едва сдерживал эмоции, чтобы не заключить директора в объятия, и, переполняемый чувствами, только и повторял:
   – Борис Серафимович, спасибо… Борис Серафимов… если бы не вы…
   Директор, не моргая, смотрел на меня, продолжая стоять в той же позе с заложенными назад руками. Наконец, он вернулся в реальность и на выдохе произнёс:
   – Ну ты, Василиаускас, даёшь! Надо же так подставить!
   После Борис Серафимович глубоко вздохнул и, не обращая на меня внимания, пошёл вниз.
   Я молча проводил его взглядом, не в силах подобрать нужных слов. В какой-то момент директор остановился и, не оборачиваясь, понуро сказал:
   – Не забудь, что завтра в девять. И до конца дня не попадайся мне на глаза!
   Но вот бывает же так – столько неприятностей и всё на ровном месте! Дёрнул меня чёрт пойти в столовку! Ладно ещё еда бы того заслуживала. Вполне мог и печеньем с чаем перебиться! А теперь…
   От безысходности я посмотрел наверх, куда недавно удалилась несгибаемая Инесса Казимировна. Потом бросил взгляд вниз, где ещё не успели испариться одорологические следы уважаемого руководителя, как чувство неловкости, смешанное со стыдом, накрыло меня с головы до ног. Ни вверх, ни вниз двигаться не хотелось, и, как мне показалось тогда, принял единственно правильное решение.
   – Отдамся в руки судьбы! – сказал я вслух и направился к себе.
   В коридоре практически лоб в лоб столкнулся с Диной – своей лаборанткой. Не знаю, почему я внушил себе, что нравлюсь ей. И вероятно, именно из-за этого с некоторых пор испытывал определённое неудобство, оставаясь с ней наедине. Но сейчас мне было глубоко не до Дины.
   – Что с вами, Тимофей Юрьевич? – спросила она заботливо.
   – В каком это смысле?
   – Да на вас же лица нет! – продолжала в том же духе Дина.
   – И куда же оно делось?
   – Вы, Тимофей Юрьевич, фильм «Маска» с Джимом Керри смотрели? Вы сейчас его копия – такой же зелёный, – участливо произнесла девушка и потянула ручку к моему лицу. – Может быть, у вас температура?
   – Может быть, и температура, – ответил я и тут же добавил: – Кажется, я отравился в «Макароныче», нельзя исключать, что это очень заразно!
   – Немудрено. Всё дело в их подливках. Вот я на прошлой неделе, по-моему, в среду обедала…
   – Дина, давай без подробностей! – умоляюще попросил я её, разыгрывая роль жертвы отравителей.
   – Понимаю-понимаю, Тимофей Юрьевич! – защебетала она. – Вас сейчас так мутит, что…
   – Ох! – перебил её я. – Поеду-ка лучше домой. Скажи ребятам, пусть прикроют меня, если что.
   – Конечно! Выздоравливайте, Тимофей Юрьевич, – на глазах Дины едва не выступили слёзы.
   Внезапное появление лаборантки было как нельзя кстати. Мне оставалось только пару раз охнуть, состроить гримасу практически неизлечимого недомогания и направиться к выходу, пока ещё что-нибудь не случилось в этот несчастливый день.
   – Может быть, я вас отвезу? – крикнула она вдогонку.
   – Куда? – переспросил я.
   – Ну, как куда – к вам домой…
   Я замотал головой и отмахнулся руками, ускоряясь на пути к заветной цели.
   – А можно, я позвоню вам вечером? – навязчиво крикнула вслед сердобольная Дина.
   Но я уже не реагировал. Очутившись по ту сторону проходной, вдохнул морозного февральского воздуха и, натянув на голову капюшон, постарался слиться с неплотным для этого времени дня людским потоком. Представив себя со стороны, непроизвольно расплылся в улыбке, ибо всё происходящее походило на сцену из шпионского романа. Войдя в образ, как бы невзначай несколько раз обернулся, чтобы убедиться, что мой побег остался незамеченным. Всё чисто! Хвоста не было!
   Вскоре я уже был на Сенной площади. Привычно спустился в метро и удобно устроился в углу вагона. Разговор с директором никак не выходил из головы. Чтобы хоть как-то отвлечься, попытался заполнить сознание чем-то абстрактным. Навязчивой идеей крутилась мысль, за которую я никак не мог зацепиться. Ведь ещё утром наметил важное дело на вечер! А сейчас словно кто-то ластиком потёр по полушариям – здесь вот помню, а здесь… Может, это от голода? И мне опять вспомнились злосчастные макароны – наглядный пример углеводной пищи, от которой всегда достаточно быстро снова хотелось есть.
   – Не подскажете, который час? – раздалось откуда-то со стороны.
   Я оторвался от блужданий по закоулкам памяти и, открыв глаза, посмотрел в сторону, откуда раздался приятный голос. Слева от меня стояла симпатичная девушка. Пока пытался сфокусироваться, просчитывая, ко мне ли был обращён вопрос, она спросила ещё раз:
   – Я вас разбудила?
   – Половина третьего… то есть… нет…
   – Так полтретьего или нет? – не отступала попутчица.
   – Полтретьего, и я не спал, – наконец вымолвил я, расставив ответы в порядке поступления вопросов.
   Девушка улыбнулась, ожидая от меня инициативы в продолжении общения. Но похоже, как назло, в этот момент нейроны головного мозга возбудились именно в той самой затёртой его части. В столь простой ситуации на ум ничего не приходило. Я тупо молчал, пытаясь найти хоть какой-нибудь вариант прервать безмолвие. И тут меня словно ударило молнией. Эврика! Я собирался вечером купить собачьей еды!
   – Вы не знаете, где здесь поблизости зоомагазин? – вылетело из меня на автомате.
   – Что-что? – переспросила девушка и недоверчиво покосилась, словно пытаясь оценить степень моей адекватности.
   – Ну там, где… «Вискас»… – опять вырвалось нечленораздельно первое, что пришло в голову.
   Видимо, после этих слов она утвердилась в своих худших опасениях, так как молча развернулась и начала протискиваться к выходу.
   Что же сегодня за день такой – всё шиворот-навыворот! А может быть, я просто разучился общаться с девушками?.. И чего это меня так переклинило? Может, стоит броситься ей вслед? Догнать? Познакомиться?
   – Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Площадь Ленина», – раздался голос диктора из динамика.
   Поздно! Силуэт нереализованной возможности промелькнул на перроне, оставляя меня в столь привычном одиночестве.
   Старею, что ли, в свои тридцать два?!
   Поднявшись на поверхность, я обогнул Финляндский вокзал, припоминая, где же поблизости можно прикупить корма для… вот именно, форменной твари, которой я целиком был обязан Светке! Ну, Задова, только вернись! Вы с мужем со мной и за всю жизнь не рассчитаетесь!
   Светка с Валеркой укатили на океанское побережье, и, вполне возможно, что в этот самый момент с романтическим настроением и бокалами экзотического коктейля лицезреют тропический закат, а своего питомца сбагрили на меня! На мой изумлённый вопрос, за что мне такое счастье, Светка лишь шмыгнула носиком и проинформировала, что к родителям Иоганна-Себастьяна везти нельзя по причине их полной несовместимости, а в приют сдавать жалко, так как он от казённой серости страдает. Поэтому оставался только я, кого обозначенный Иоганн безумно любит. Знала бы она, каким боком выходит мне эта любовь!
   А ведь помнится, когда я только устроился в институт на работу, Светка Задова – первая красавица родного предприятия – мне даже очень симпатизировала. Но, не добившись от меня взаимности, обратила свои взоры на молодого начальника отдела. Через некоторое время видный Валерка пал под её чарами, и Светка одним штампом в ЗАГСе избавилась от своей незвучной фамилии и милого прозвища Светазадова, обретя модную – Цукерман. Осуществлённая трансформация наследственного родового имени дала повод оставшимся не у дел претендентам на её руку и сердце придумать молодожёнам добродушное прозвище – Сладкопоповы.
   И вот теперь этот «милый мальчик» из семейства Сладкопоповых с гламурным именем Иоганн-Себастьян, которое я тут же сократил до короткого Ёган, вот уже целую неделю разбавлял моё холостяцкое одиночество. Благо, что его не надо выгуливать, а то ведь, ей-богу, взял бы грех на душу – потерял с превеликим удовольствием!
   Вытащив в магазине с нижней полки два здоровенных мешка собачьей еды, я подкинул их на руках с одной лишь мыслью: сколько после употребления всего этого тварь произведёт экскрементов?
   – Хороший выбор! – сказала кассирша, когда я разместил покупку на ленте. – С уважением отношусь к владельцам, выбирающим для своих питомцев лучшую еду, невзирая на цену!
   – А что, есть дешевле? – огорошенный её комплиментом, спросил я.
   – Есть, конечно. Но вы настоящий заводчик – не гонитесь за дешевизной!
   – Иво сколько добру молодцу обойдётся его щедрость?
   – С вас девять тысяч пятьсот.
   – Сколько?! – никак не ожидая услышать подобного, выпалил я. – Его что, в Le Grand Vefour [1 - Престижный ресторан в Париже.]фасуют?!
   Но отступать было поздно, да и, честно признаться, неудобно. Поэтому я расправил плечи, словно на мне был не самый обыкновенный пуховик, а шуба из соболей и, гордо рассчитавшись, зашагал на выход.
   Когда подошёл к своему дому на улице, названной в честь одного из профессоров, великими трудами прославивший город на Неве, уже смеркалось. Как ни странно, но над парадным всё ещё приветливо горела яркая лампочка, напоминавшая о недавно завершившемся капитальном ремонте. Поднявшись на третий этаж по отреставрированной лестнице середины XIX века, я подошёл к своей квартире и для чего-то прислушался. За дверью было тихо, и мой мозг тут же нарисовал благостную картину в духе «Дом, милый дом!» В этот самый момент каждой клеточкой своего тела я ощутил всю усталость безумного дня. Не спеша вставил ключ в замочную скважину, провернул его на несколько оборотов и лёгким движением толкнул дверь…
   Если кто-то скажет, что видел беспорядок, так я отвечу, что он не видел ничего! Фантазия о «милом доме» лопнула как мыльный пузырь. Весь пол в прихожей был усеян кусками того, что утром считалось моей обувью и одеждой, а для яркости палитры безумный художник добавил обоев изумрудного цвета. Сердце облилось кровью, когда среди этого пёстрого многообразия я увидел красный лейбл от любимого финского плаща, купленного год назад в Хельсинки. Наконец, совладав с эмоциями, я огляделся вокруг и, обнаружив то, что интуитивно искал, тут же сменил мешки с собачьей едой в руках на новенький толстенный веник. Тихо ступая, как опытный охотник в поисках добычи, я заглянул на кухню, а потом очень аккуратным и медленным движением приоткрыл дверь единственной в квартире комнаты.
   Ненавидимое всеми фибрами души гадкое существо противно похрапывало на моей кровати, развалившись на спине с разбросанными в стороны гадскими лапами…
   Однако же день вовсе не так уж и плох! В конце концов, человек – царь природы!
   Вдохновлённый этим посылом, я занёс веник над головой и сделал шажок к жертве. И надо же! В самый неподходящий момент паркетина под моей ногой предательски скрипнула… Мохнатое существо, почуяв приближающийся конец, каким-то фантастическим кульбитом слетело с кровати и стало передо мной на задние лапы.
   – Тварь! – заорал я и что было сил огрел его веником по голове.
   От удара веник вылетел из моих рук, а огромный сурок, чуть забуксовав по паркету, пулей отлетел в другой угол. Ещё мгновение, и его рыжая жирная задница с трудом пропихнулась под массивное кресло, стоявшее посреди комнаты. Для пущей доходчивости воспитательно-наказательного процесса я ещё пару раз ткнул веником туда, где засел байбак. При этом каждый тычок сопровождал самыми что ни на есть душевными выражениями в адрес зверя и его беспечных хозяев.
   Через час, закончив с уборкой и вынеся на улицу последнюю партию остатков своего гардероба, я плюхнулся на кровать и закрыл глаза. В этот момент из-под кресла раздалось тихое кряхтение и поскре-бывание. Однако желания прощать негодяя не было. Я продолжал молчать, и вскоре звуки стихли.
   Едва приняв лежачее положение, я почувствовал, как погружаюсь в приятное забытьё. Однако что-то прошибло меня сквозь сон. Осознав, что это «что-то» никак не связано с активностью Ёгана, я решительно поднялся и уже через пару минут, окутываемый клубами пара, лежал в ванной. На всякий случай, чтобы контролировать жильца, дверь в ванную комнату оставил приоткрытой. Горячая вода делала своё дело, снимая напряжение в теле. Я закрыл глаза и полностью растворился в водной стихии.
   Внезапно сквозь шум воды послышалось какое-то движение.
   – Это ты, Иоганн-Себастьян? – не открывая глаз, спросил я подчёркнуто пафосно, готовясь принять его капитуляцию.
   – Вы Баха ждёте?
   Меня словно окатили ледяной водой. От неожиданности я задёргался и, не удержавшись, соскользнул под воду. Тут же вынырнул и протёр глаза. Прямо передо мной стоял немногим старше меня жгучий брюнет с высоким лбом и глубокими залысинами, которые, впрочем, его не портили, а только добавляли шарма. Вылитый мачо!
   – Простите, а вы собственно…
   – Может, выйдете и оденетесь? Право, неловко как-то. Я здесь, а вы голый, – незнакомец снял полотенце и подал его мне. – Давайте, я обожду вас в комнате.
   Едва он прикрыл за собой дверь, как я бросился конвульсивно вытираться. Словно солдат-новобранец, впрыгнул в одежду и вскоре уже был в комнате.
   – Как вы сюда вошли? – с ходу спросил я.
   – Какая разница! – ответил незнакомец, закидывая ногу на ногу и устраиваясь в моём кресле. – Да вы садитесь, не стесняйтесь.
   – Спасибо, конечно, но мне всё же хотелось бы знать, кто вы такой, как сюда попали и что вам нужно?
   – Мне-то, собственно, ничего! Это я ответил на последний вопрос. Как попал? Это ещё проще – заверяю, что замки ваши не взламывал. И, наконец, кто я. Поверьте, не вор, и вообще, никакого отношения ни к криминалу, ни к правоохранительным органам не имею.
   Мужчина поднялся, доверительно улыбнулся и, протянув руку, сказал:
   – Разрешите представиться. Судьбин А.
   – В каком смысле «А»? Андрей, Антон, Александр?..
   – Не трудитесь. Ни то, ни другое, ни третье. И даже не Арнольд или, упаси господи, Адольф. Просто А.
   – Правильно ли я понял, что ваше имя состоит из одной буквы?
   – Нет, неправильно. «А» – это не имя. Это окончание.
   – То есть ваша фамилия Судьбина?
   – Снова не угадали – это не фамилия.
   – Вы меня совсем запутали! – сказал я и недоверчиво посмотрел на незнакомца.
   – Как бы вам объяснить…М-м-м… Я судьба-судьбинушка.
   – Чья?
   – Что за вопрос? Конечно, ваша!
   – Вы знаете, я не по этой части. В смысле, нормальный. Нет, я человек толерантный и в конечном счёте агрессии ко всяким радужным не испытываю, но стараюсь держаться от них подальше. А свою судьбу, спасибо, найду как-нибудь сам!
   На лице мачо нарисовалось изумление.
   – Вы меня за гея приняли?! Ха-ха-ха! И ещё раз ха!
   – Тогда мне вообще ничего не понятно, товарищ со странным этим вашим Судьбин А!
   – Похоже, вы не оценили всего благозвучия. Согласитесь, судь-ба… звучит как-то по-простецки. Судьба-Кузьма! Ну что это такое! Отдаёт деревенщиной. Сразу возникают образы покосившейся избы, поле, рожь… Другое дело – Судьбин! О-о-о! Чувствуется аристократизм. Такую бы фамилию какой-нибудь титулованной особе. Только представьте… его сиятельство великий князь Судьбин… А! Ощущаете, Тима, какая мощь!
   – Скажите, у вас не бывает сезонных расстройств? И откуда вы знаете моё имя?
   – Если вы о том, что я псих, то снова ошибаетесь. Я не менее нормален в своём роде, чем вы. Кстати, а почему бы нам не перейти на «ты», Тима. Ведь я вас знаю фактически с материнской утробы.
   Я оценивающе окинул его взглядом. Он продолжал стоять с протянутой рукой и несколько надменно, даже ехидно улыбался. Ну точно, псих. Похоже, что я попал! И как же мне теперь от него избавиться?
   – Никак! – спокойно произнёс незнакомец, чем привёл меня в замешательство.
   Видимо, оценив произведённый эффект, он улыбнулся и продолжил:
   – Да, Тимочка, читаю мысли и в этом нет ничего удивительного. Повторяю – я твоя судьба, но всё же лучше звучит Судьбин А! И, кстати, по поводу избавиться. Народная мудрость говорит, что судьба и тень неразрывны с человеком. Поэтому повторюсь – от меня избавиться не-воз-мож-но! – последнее «но» он произнёс на французский манер в нос.
   – Выходит, Судьбин А, это я сошёл с ума, – произнес я и почему-то посмотрел на свои руки, словно именно они были теми частями тела, на которых непременно должно было проявиться сумасшествие. – Никогда не подумал бы, что безумие выглядит именно так!
   – Опять, Тима, мимо! Кстати, классная рифма. Стихи не пишешь? Дарю! – сказал он улыбаясь.
   Сделав шаг вперёд, он положил руку мне на плечо, приоткрыл рот, чтобы продолжить свою речь, но вместо очередного фразеологизма внезапно скорчился и заорал. От неожиданности я заорал вслед за ним. Какое-то время мы смотрели друг на друга и орали. Первым в себя пришёл Судьбин А:
   – Ты чего орёшь?
   – А ты?
   – Так ведь больно! – сказал он и опустил глаза вниз.
   И тут я увидел, что ненавистный Ёган вцепился ему в ногу. Впервые в своей жизни я был рад животному и этой твари в частности. Тем временем Судьбин А отдёрнул ногу, скинув сурка. Зверёк отскочил и недовольно зашипел, готовясь к новой атаке.
   – Это кто?! – отчаянно вопросил брюнет.
   – Тотемное животное дружеского мне рода, – невозмутимо и обречённо ответил я.
   – Тот самый Бах?
   – Нет, просто Ёган.
   – И музыку пишет?
   – Увы! Только свистит по ночам, – я посмотрел на сурка. – Как же сегодня вы все меня достали!

   Я с силой зажмурился в надежде, что всё происходящее лишь плод моего переутомлённого воображения. И стоит мне открыть глаза, как весь этот кошмар исчезнет. Эх, а может быть, мне стоило пойти с Инессой Казимировной?!
   Наконец, я открыл глаза. Там, где ещё мгновение назад грозно шипел байбак, никого не было. Чтобы не спугнуть удачу, я стал медленно поворачивать голову в направлении незнакомца. О, счастье, его тоже не было! Я закрыл глаза и, чтобы окончательно успокоиться, глубоко задышал.
   – А животина привитая? – послышался сзади меня уже столь знакомый голос.
   Блин! Сорвалось! Впервые за сегодняшний день я искренне пожалел себя. И за что мне такая судьба!
   – Не переживай, не лучше и не хуже, чем у других, – Судьбин А сидел на кровати и рассматривал укушенную ногу. – Другим, между прочим, нравится!
   – А я у тебя не один?
   – Нуты, Тима, даёшь!.. Может, зелёнкой полить? Аптечка у тебя есть? – мужчина огляделся вокруг. – А впрочем, и без зелёнки заживёт! Мы ведь не такие, как вы.
   Он встал с кровати и подошёл ко мне:
   – Отвечаю на вопрос. Ты у меня не один, а если быть точнее… вас у меня чуть больше миллиона.
   – Выходит, целый миллион с такой же судьбой, как у меня?
   – Плюс-минус. Сам понимаешь, везде есть нюансы. Например, я сегодня впервые получаю травму на производстве! Будь добр, запри этого Моцарта куда подальше, – Судьбин А снова оглянулся, но теперь уже в поисках сурка. – И вот тебе ещё один нюансик – если у меня будет бешенство, то ты и целый миллион людей пострадаете тоже. С бешеной судьбой-то!
   – Скажи, Судьбин А, а зачем ты вообще появился и именно сегодня?
   – Ты меня разочаровываешь своими примитивными вопросами. Я думал, что кандидат наук, подающий надежды учёный, должен сам всё просчитать…
   – И всё же, если без лишних философий. Почему?
   Он присел в кресло и жестом пригласил меня сделать то же самое. Я сел и скрестил руки на груди в ожидании ответа.
   – Проще простого, – Судьбин А достал из кармана пиджака блокнот, элегантно послюнявил палец и стал манерно перелистывать страницы. – О, нашёл! Двенадцать тысяч семьсот семьдесят пять раз, слышишь? Именно столько раз за последние пять лет упоминал меня всуе: «Судьба моя такая», «За что мне такая судьба», «Судьба-злодейка» и далее по списку в том же духе. А вот моё любимое: «Если бы не судьба такая»… Эка загнул! Так вот! Названное мной число делим на пять. Полученное делим на триста шестьдесят пять – среднее количество дней в году… Прости, я в столбик по привычке… Получаем что-то около семи раз на дню – то есть критическая масса – это чтобы тебе было понятно!
   – И что теперь?
   – Теперь? Теперь, Тима, я уйду. Но перед уходом хочу тебе напомнить, что человек – сам творец своего счастья. И если ты в корне не пересмотришь своё поведения и отношение к жизни, вот тогда начну действовать я. И заранее прости, далеко не всегда то, что делаю, будет тебе нравиться.
   – Например?
   – Чего ты о геях говорил?
   – Ты серьёзно?
   – Это я так, к примеру, – Судьбин А внимательно посмотрел на меня, потом рассмеялся и, подмигнув, добавил, – всякое случается!
   – Чушь это всё!
   – Как знать, Тима, как знать! Может, поспорим?
   – На что?
   – Чудак человек! На тебя!
   – А давай! – я решительно протянул ему свою руку.
   Судьбин А расплылся в улыбке от одного судьбоносного уха до другого и издевательски закряхтел.
   – Что, слабо? – я был неумолим.
   – Быть по-твоему! – сказал он уже серьёзно и крепко сжал мою протянутую руку.
   Его ладонь была влажной, и у меня от этого начала чесаться рука. Я попытался вырвать кисть, но Судьбин А удерживал её не слабее, чем сама Инесса Казимировна. Чтобы вырваться из плена, левой рукой я упёрся в наше рукопожатие и почувствовал какую-то волосатость… Зажмурил глаза и напрягся… Открыл их… Левой рукой я вцепился в шерсть сурка. А правую руку эта тварь крепко обхватила своими лапками и пускала слюни.
   – Ёган, мать твою задову! – заорал я, пытаясь скинуть сурка. – Так это всё сон!
   В себя я приходил ещё с полчаса. Сердце билось, словно гидравлический пятитонный пресс, норовя всякий раз разбить мои рёбра в труху. Достав из шкафа оставшуюся со дня рождения ополовиненную бутылку виски, буквально в один глоток залил содержимое в себя. Когда меня понемногу начало отпускать, я улыбнулся, посмотрел на сурка и молча насыпал ему полную миску купленного корма. Зверина некоторое время стоял на задних конечностях, сложив передние лапы на жирном брюхе, и косилась в нерешительности то на меня, то на еду. Наконец, инстинкт возобладал, и под равномерное чавканье Ёгана я умиротворённо заснул.
   Видимо, весьма быстро мой измождённый организм достиг четвёртой стадии, которую врачи именуют «глубоким медленным сном». Поэтому, когда посреди бессознательного внезапно зазвонил городской телефон, я долго не мог прийти в себя и сообразить, что же происходит. Телефон звонил, а мне всё никак не удавалось не то чтобы открыть глаза, но даже пошевелиться. Облегчение наступило, когда звонок умолк, и я снова начал проваливаться в дрёму. Но не тут-то было! Телефон зазвонил вновь. Я приподнялся и увидел рядом на кровати безмятежного Ёгана, которому было совершенно индифферентно, – он монотонно похрапывал, вздымая кверху своё мохнатое пузо.
   Может, телефонный трезвон – новый вид современного античеловеческого оружия? Я от него в ярости, а этому рыжему – хоть бы хны!
   Ещё не донеся трубки до уха, я услышал громкую музыку на том конце провода.
   – Ал-ло, – полусонным голосом сказал я сипло и, откашлявшись, добавил громче, – алло!
   Но в ответ музыка продолжала с хрипом рвать телефонный динамик. Откинувшись в кресле, я прислонил трубку к плечу в надежде, что кто-нибудь всё же откликнется. Прошла пара минут. Телефонная какофония начала раздражать, и я отбил вызов. Просидев в кресле ещё немного времени, уже было настроился опять растянуться на кровати, как телефон зазвонил в третий раз.
   – Алло, – отозвался я.
   – Алло, а это кто? – раздался мужской голос, перекрикивающий музыку.
   – Вы дозвонились в консульство Соединённых Штатов Америки в Санкт-Петербурге. Дежурный консул Браун, включаю запись, говорите, – спокойно ответил я с иностранным акцентом.
   – Ой! – послышалось в ответ, и связь прервалась.
   Удовлетворённый содеянным, я поднялся с кресла и, дойдя до кровати, ловким движением скинул с неё сурка. Новый звонок застал меня в точке невозврата – когда я уже падал в кровать, но приземлиться ещё не успел. Несколько раз безуспешно взмахнув руками словно крыльями, я рухнул, но тут же вскочил с горячим желанием: вырвать из розетки телефонный провод, но перед этим сказать звонящему всё, что о нём думаю.
   – Алло! Слушаю! – заорал я в трубку.
   – Это я вам сейчас звонил? – спросил тот же мужской голос.
   – Что вам надо, любезнейший, в столь поздний час?!
   – Старик, это ты?
   «Старик»? Из трубки вдруг повеяло каким-то далёким прошлым, и беспорядочные воспоминания начали пролетать по моей голове.
   – В любом случае это я.
   – Старик, не узнал?
   – Нет, – я немного напрягся в предвкушении идентификации ночного собеседника.
   – Тимка, друг! Это Владик Круглов! Ну, узнал?
   – Владик? – недоверчиво переспросил я.
   – А кто же ещё!
   – Круглый, ты, что ли?
   – Да, я! Собственной персоной!
   – Откуда?
   – Мы тут в клубе отмечаем одно весьма важное событие! А ты что делаешь? – весело поинтересовался Владик.
   – С тобой разговариваю.
   – Ну а до этого?
   – Не поверишь, спал.
   – Да ты что, старик, такая ночь! Как можно спать?!
   – Это у вас в столице все такие современные, а у нас, не поверишь, всё по старинке – мы ночью спим!
   – Ну, ты прости, Тимка, что разбудил. Просто тут такое дело! И я решил, что непременно должен тебе позвонить, рассказать и сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться!
   – Предупреждаю сразу, если твоё предложение касается любви ко мне, вынужден буду отказать. Не надейся и зря не рви своё сердце!
   – Ха-ха! Ты всё такой же. Нет, в любви я тебе признаваться не буду, но о любви расскажу, – было слышно, как Владик отвлёкся и что-то кому-то сказал. – Тимка! Поздравь меня! Женюсь! Пятнадцать минут назад сделал предложение самой красивой девушке на свете! И она согласилась! Я же-е-е-енюсь!
   – Ты снял камень с моего сердца. А то я, грешным делом, думал, что ты не женишься из-за меня, – сострил я и уже искренне добавил, – старик, я за тебя очень рад! Поздравляю!
   – Спасибо, Тимка! Но я ведь не только за этим позвонил. Ведь, как ни крути, я тебе кое-что должен. Поэтому не откажи старому другу в просьбе стать свидетелем!
   – Завтра не смогу точно. У меня ровно в девять очень ответственное совещание.
   – Чудак! Мы ещё даже заявление не подали! По закону несколько месяцев будем ждать, планируем свадьбу на май, чтобы тепло было и всё такое.
   – Ну, май… надо… – начал припоминать я свои планы.
   – Никаких «ну»! Ты свидетель! В общем так, ожидай приглашения… – музыка заглушила голос Владика. – Ты понял?!
   – Понял-понял! Но ты не сказал, кто же невеста?
   – Это поправимо! Подожди секундочку…
   Какое-то время из трубки доносилась только музыка, но потом она моментом стихла, и приятный бархатистый женский голос сказал:
   – Добрый вечер, Тима. Хотя какой вечер, уже глубокая ночь! Простите, что разбудили вас. Это Владик всех взбаламутил. Мы тут небольшой компанией с друзьями празднуем типа нашу помолвку. Поверьте, мы его отговаривали, даже пытались забрать телефон, но вы же знаете, какой он упрямый. Если что решит, то хоть кол на голове теши – всё одно своего добьётся.
   – Да, вы правы. Похоже, Владик не меняется. Единственное, я всё ещё не знаю, как зовут прекрасную избранницу друга моей бесшабашной юности.
   – Для друзей я Ника.
   – С учётом того, что мы мгновение назад познакомились, могу ли я называть вас этим именем?
   – Друг моего жениха – мой друг! Конечно.
   – Знаете, Ника, Владик ангажировал меня на роль своего свидетеля.
   – В этом он весь! Мы ведь только сегодня во всём разобрались… Будет здорово, хоть мы пока и незнакомы. Владик много рассказывал. И про то, как в Харькове с поезда ссадили, и как он вас ночью в Курске потерял…
   – И он всё это вам рассказал? Ну, Владик! Я уже покраснел. Не знаю даже, как вам после на глаза показаться!
   – А давайте, Тима, на «ты»?
   – Согласен, давай.
   В этот момент ко мне на кресло, похрюкивая, забрался Ёган и засвистел свою арию.
   – Что это у тебя там? – спросила Ника.
   – Жилец по имени Иоганн-Себастьян, но не Бах. Чрезмерно вскормленный в неволе байбак обыкновенный, по латыни Marmota bobak, он же сурок степной.
   – Такой маленький и пушистый?
   – Маленький – это суслик, а этот с поросёнка, а по повадкам чистая свинья!
   И я рассказал Нике историю появление Ёгана в моём доме, а также все сегодняшние злоключения. Конечно же, опустил историю про приснившегося мне Судьбин А, памятуя о том, что случилось сегодня в метро. Негоже будет, если невеста моего друга в первый же день знакомства подобно той девушке заподозрит меня в идиотизме.
   – Ничего себе! – спохватился я.
   – Что случилось, Тима? Снова Ёган что-то натворил?
   – Хуже! Пока рассказывал зоологические истории, прошло сорок минут!
   – Действительно, а будто бы пара минут. Рада была познакомиться. Спокойной ночи, Тима.
   – И вам с Владиком всего хорошего, и ещё раз примите искренние поздравления!
   – Спасибо, до скорой встречи!
   К моменту, как я повесил трубку, часы показывали три ночи. Быстро забравшись под одеяло, я удобно устроился на подушке с желанием поскорее уснуть. Но сон не шёл. В голове звучало какое-то подобие музыкальных звуков, ранее доносившихся из телефонной трубки, вспоминались радостные фразы Владики, приятный голос его невесты.
   Ах, Владик! Наконец-то и ты нашёл свою половину! Было время, когда мы были не разлей вода, органично дополняя друг друга. Я больше выдумывал, а он гениально исполнял. Как мы только не дурачились и как не чудили…
   Ностальгия по ушедшей юности сменилась грустью, едва припомнилась старая история. Сколько же лет прошло? Семь, восемь? Точно восемь. Был октябрь и, несмотря на то, что светило солнце, по-осеннему было прохладно. Нам никогда не было скучно вдвоём. Мы куда-то шли, о чём-то говорили, шутили, беззаботно смеялись над шутками, пока не поравнялись с витриной кафе. Как же оно называлось?.. Не помню. Внутри у самого стекла стоял столик. А за столиком сидела… она! Мимолётное видение, гений чистой красоты… В общем, Поля!
   Полечка! Полинка… Лишь только увидел её, сразу всё понял: и что есть любовь с первого взгляда, и что Полина та самая, единственная… Так и стоял у окна, смотрел на неё, и не мог оторвать взгляда. Владик продолжал что-то рассказывать, но я его не слышал. Подойдя к стеклу, прислонился лицом так, что нос сморщился в виде пятачка… Посмотри же на меня! Вот он я – твой суженый. Наконец, Полина меня заметила. На какой-то момент она задумалась, а потом рассмеялась. Самого смеха не слышал, но сразу решил, что это лучший в мире смех, и ведь не ошибся! Вот и Владик заметил, что со мной что-то не так и, присмотревшись, тут же подхватил мою игру. Теперь уже в витрину уткнулись два пятачка с бегающими глазами, провожающими каждый занос Полиной еды в свой очаровательный ротик. При этом мы демонстративно сглатывали слюну. Поля смеялась и отворачивалась. Потом опять смотрела на нас и снова хохотала. Постепенно мы привлекли внимание всего заведения, которое по большей части с умилением наблюдало за нами. Тогда я понял, что шутка требует продолжения. Достал тетрадку с конспектами и детским почерком крупно написал: «Мамочка, мы тоже хотим есть». Подхватился и Владик, теперь уже и его тетрадка торчала в витрине рядом с надписью: «Мамочка, бабушка нас бьёт и кормит неварёной гречкой». Через несколько минут вокруг столика, где сидела Полина, уже столпилось всё кафе, а мы с Владиком продолжали упражняться в пантомиме и заполняли всё новые и новые странички. Внезапно подъехавший милицейский патруль на раз прекратил это. Пока нас запихивали в уазик, Поля выбежала из кафе и начала махать своими ручками на милиционеров. Очевидно, решив, что с сумасшедшей лучше не связываться, они поехали дальше, а мы познакомились…
   Потом было четыре самых волшебных месяца в моей жизни. Пока на пятом месяце меня – столичного жителя – не послали на практику в Питер. А когда я вернулся, Владик и Полина встречали меня на перроне. Они были явно расстроены. Поля прятала глаза, а Владик только и произнёс, мол, прости, старик, так иногда случается.
   Вскоре они поженились. Я окончил институт. Но в Москве рядом с ними мне стало невыносимо тесно. А тут позвонили ребята с Кировского завода, где я стажировался, и рассказали, что в одном оборонном НИИ собирают молодой коллектив под перспективную тему. Так я превратился из москвича в питерца.
   Поначалу мне не хватало столицы, но с каждым днём я всё больше и больше втягивался в эту суровую северную красоту, и однажды она покорила меня окончательно и бесповоротно.
   Владик и Полина прожили вместе год. Получивший диплом доктора какой-то очень редкой медицинской специальности Владик с ходу устроился в солидную клинику. Поля, с её дипломом историка, себя не нашла и занималась домом. Но что-то у них не заладилось. Они начали отдаляться друг от друга, и, в конце концов, Полина познакомилась с каким-то хирургом из Швейцарии и укатила с ним в благоухающие Альпы. А бедный Владик остался с разбитым сердцем… как когда-то я. Вместо нашей великой дружбы, которая закончилось в один миг на перроне Ленинградского вокзала, мы стали братьями по несчастью. А со своим горем каждый предпочитает оставаться один на один, и никто ему в этом не нужен.
   За всё время мы виделись только один раз, когда я навещал родителей. Внешне были рады друг другу, но каждый понимал, что былого не склеить, а даже если и склеишь, всё уже будет не так. Наверное, потому мы и не искали поводов для общения. Тем более неожиданным стал сегодняшний звонок.
   И всё-таки Владик – молодец! Он всегда нравился девчонкам. Поэтому я просто уверен, что его Ника – это что-то! Лишь бы они были счастливы! Пусть всё у них сложится, пусть их судьба будет не чета моей…
   Блин! Опять я сказал это слово. Хоть и в уме! Послушай, Василиаускас, похоже, ты сходишь с ума! Сначала тебе снится бред, потом от этого же бреда тебя в дрожь кидает! Нет! Надо что-то менять в жизни! Может быть, завтра пригласить куда-нибудь Дину?
   Закончив сеанс воспоминаний, я посмотрел на часы. Увиденное только добавило мне пессимизма – ровно через пять минут должен зазвонить будильник! Сумасшедший день, сумасшедшая ночь! Впереди Инесса Казимировна, попытка объясниться с директором и длинный зимний рабочий день!

Вторая глава,

   из которой в общих чертах можно узнать о загородной жизни различных социальных слоёв населения, ненависти дачников к посторонним людям, важности рождения в семье со звучной фамилией, последствиях девичьей памяти, непрактичности белых вещей и поверхностном знании французского языка

   Кажется, здесь. По крайней мере, очень похоже. Магазин и слева от входа почтовый ящик… Погоди. Вроде бы она говорила, что ящик должен быть справа, а за ним дорожка вдоль забора. И здесь дорожка, только ящик слева! Может быть, Светка чего напутала? Подумаешь, право-лево, сено-солома – всё относительно, вопрос, что брать за точку отсчёта…
   Я потихоньку добавил газу и свернул на дорожку.
   Ворота должны быть справа – с нарисованными петухами… А может быть, слева? Ведь если Задова изначально ошиблась с расположением почтового ящика, то и петушиные ворота вполне могут быть не там, где я ожидаю их увидеть.
   Машина медленно забиралась вглубь узкого проезда частных домовладений, это все больше пугало меня. А если Светка говорила правильно, а я не туда повернул, как буду здесь разворачиваться?..
   Лишь только подумал об этом, как в сумерках фары выхватили что-то большое и серое. Тормоза мягко остановили моего четырёхколёсного друга у забора.
   Тупик не давал никаких надежд на разворот. От обиды хлопнул ладонями по рулю, понимая, что тот точно ни в чём не виноват. Я вышел и обошёл машину. В ожидании злосчастных петухов не обратил внимание на дренажные канавы, которые шли по обеим сторонам узкой дорожки. Вот же попал! В мае темнеет быстро, поэтому одно неловкое движение рулём, и мне придётся искать трактор!
   После той безумной февральской ночи с её кошмарным сновидением я невольно неудачи стал списывать на судьбу, а точнее, на её сомнамбулическое воплощение в виде Судьбин А. Вот и сейчас первым, что пришло в голову, была пара грубых заковыристых фраз в адрес брюнетистого мачо, которые я закончил громогласно обращёнными к небу словами:
   – Всё слышал?.. Вот и слав-нень-ко!
   Не успев насладиться столь смелым поступком, бросающим вызов самой судьбе, интуитивно почувствовал, как что-то быстро приближается со стороны забора. Интересно… И в этот миг меня накрыло чувство озарения. Не просто проблеск мелькнул в моей голове. Сам великий Исаак Ньютон позавидовал бы фонтану искр, посыпавшемуся из моего левого глаза. Но в отличие от знаменитого англичанина, эти искры были обильно перемешаны с ошмётками чего-то протухшего и вонючего. Я инстинктивно схватился за подбитый глаз. А когда отвёл руку, посмотрел на прилепившуюся к ладони субстанцию. Будучи человеком, воспитанным в отечественной среде, я без труда идентифицировал НЛО как картофельный клубень, но изрядно сгнивший. Набрав в лёгкие не меньше литров пяти чистого загородного воздуха, я уже собрался было крикнуть что-то типа «Какого хрена!..», как услышал истошный вопль:
   – Зинка! Я ссыкуна застукал!
   – Вы чего, люди, обалдели?! – завопил я в темноту. – Совсем приличий лишились!
   – Он ещё и права качает! – опять послышался тот же голос. – Целую неделю ссыт гад на наш забор!
   – Держи его, Витя! Я сейчас собственными пальцами оторву его поганый краник! – истошно пропищало в ответ колоратурное сопрано.
   Услышав приближающиеся ко мне голоса и абсолютно не желая, чтобы какая-то истеричная стерва со своим Витей покушались на то, что принадлежит мне по праву, я прыгнул в машину и, врубив заднюю передачу, вдавил педаль газа в пол. Словно уловив мои душевные вибрации, машина взвыла и, выбив из-под колёс щебень, рванула с места.
   О! Без сомнения, это была высшая точка моей шофёрской практики. Думаю, что, глядя на меня, Жак Вильнёв нервно курил бы в сторонке, а Фернандо Алонсо без устали крутил бы ему сигареты одну за одной. Пролетев над всеми канавами, я оказался возле знакомого магазина.
   Решив, что вряд ли ревнители чистоты серого забора отважатся на стайерский забег, остановился и быстро набрал номер Светки.
   – Тима, ну ты где? – практически сразу ответила она.
   – Возле магазина. Уточни ещё раз, с какой стороны почтовый ящик.
   – Слева, – невозмутимо ответила Света.
   – Слева от чего?
   – От входа.
   – А каким местом к нему стоять?
   – Ну, не задницей же! – рассмеялась она.
   – Вот не поверишь! Стою к магазину передницей, но ящик справа.
   – Быть такого не может!
   – И что делать? – сказал я и на всякий случай всё же прислушался, нет ли погони.
   – А ты у магазина в какой деревне? – с каким-то подвохом спросила Задова.
   – Что за вопрос! В той самой – в Калиновке!
   – Балда! Какая Калиновка? Я же тебе написала – Малиновка!
   – Ты в этом уверена?
   – В чём? В том, что отправила тебе эсэмэску и написала в ней Малиновка или что ты балда? – заржала Светка.
   Через пятнадцать минут я с облегчением уже смотрел на украшенные петухами ворота. Неизвестный мастер изобразил их с открытыми клювами и почему-то закрытыми глазами. Либо автору анималистического шедевра не очень удавались глаза, либо в голосящих слепцах был тайный смысл. Хотя нельзя было исключать, что это были физически ущербные петухи с дефицитом кожи.
   Я нажал клаксон, и вскоре Валерка любезно распахнул ворота.
   – Где тебя черти носят? – с наигранной строгостью произнёс хозяин.
   – Вы бы ещё за Полярный круг забрались! – ответил я ему тем же. – Гостей много?
   – С тобой получается двадцать один. Но человек семь уже не проявляют особой активности, и ещё несколько приближаются к данному состоянию. Так что готовься к вниманию оставшихся в сознании и периодическим вопросам ранее вырубившихся товарищей: «Ты кто?» – на этой оптимистичной ноте Валерка подхватил меня под руку и потащил на задний двор дома, откуда доносились звуки джаза и гомон голосов.
   – А что за компания? – поинтересовался я.
   – Сплошь наши соседи по посёлку, что определяет их социальное единообразие, – дети видных представителей передовой советской науки.
   Конечно же, я знал, что Цукерман-младший пришёл в науку не с бухты-барахты. В моём студенчестве имя его отца уже несколько десятков лет почиталось в разряде классиков. Несмотря на то что мы дружили давно, я впервые был приглашён на дачу к Валерке и Светке и впервые должен был провести вечер среди тех, кого раньше называли золотой молодёжью. Хотя, собственно, почему раньше?
   Паркуясь, я обратил внимание на стоявшие возле дома машины, которые с гордостью можно было назвать автомобилями с большой буквы «А». В их ряду моя старенькая «Хонда» стопроцентно выглядела на маленькую букву «х».
   – Послушай, Валерка, ты же сказал, что гости – ваши соседи, тогда чьи это машины?
   – Как чьи? Гостей… – начал было говорить Валерка, как тут же осёкся, разгадав иронию, и продолжил: – Тима! Не задавай глупых вопросов, на которые сам знаешь ответы. Если отбросить понты, то, в принципе, они неплохие ребята. Сейчас сам убедишься.
   Мы подошли к сколоченным из корабельных досок подмосткам, на которых стоял большой стол, а вокруг на диванах не очень шумно гуляли гости.
   – Господа, разрешите… – начал Валерка, убрав громкость музыки.
   – Тимка! – от гостей отделилась Светка и, подойдя ко мне, заключила в объятия и расцеловала в обе щеки, словно мы виделись в последний раз не позавчера, а по меньшей мере несколько лет назад. – Балбесик ты мой!
   – Друзья, разрешите представить вам моего друга… – продолжил прерванный Валерка, но, поймав на себе взгляд жены, тут же поправился: – Друга нашей семьи, молодого талантливого учёного, будущего лауреата государственных и Нобелевской премий…
   – Короче, Тимофей! – не выдержал я долгого вступления.
   – Пойдём, Тима, представлю тебя гостям! – Светка подхватила меня под руку и прошептала на ухо: – Познакомлю тебя с самой красивой девушкой Санкт-Петербурга.
   – Что, и Собчак здесь?
   – Да ну тебя, дурачок! – Светка дала мне ладошкой по лбу и повела к столу.
   Первой нам попалась пара удивительно походивших друг на друга парня и девушки, так что у меня сразу закралась мысль об их родстве.
   – Знакомься, Тима, это Жанна и её муж Леонид.
   – Василиаускас Тимофей.

   Молодой человек крепко пожал мою руку и сказал:
   – Богачёв Леонид.
   – А профессор Богачёв вам случайно…
   – Алексей Алексеевич – мой отец и совершенно неслучайно, – ответил Леонид.
   Видимо, это был тонкий английский юмор, потому как Жанна тут же расхохоталась и вознаградила Леонида поцелуем.
   – Селиванов Антон! Также неслучайный сын архитектора Селиванова, – попытался сострить в том же ключе их сосед. – Слышали?
   – Ну как же! – закатил я глаза к небу, словно именно архитектор Селиванов построил башню «Эмпайр» в Нью-Йорке или, на худой конец, Эйфелеву в Париже.
   Тем не менее сын архитектора протянул руку, которую я учтиво пожал.
   – А вы чей сын? Или сами в люди пробиваетесь? – переспросил Антон.
   – Имя моих драгоценных тяти и маменьки ничего вам не скажет. Как вы точно подметили, приходится пробиваться самостоятельно, чему есть свежее подтверждение, – я показал на свой чуть припухший левый глаз, на котором, скорее всего, уже должен был проступить небольшой синяк.
   – Дай посмотрю, Тимка, – обратила внимание на мою физиономию Светка. – Ого, да у тебя здесь бланшик! Признавайся, негодник, отстаивал честь женщины?
   – Ах, милая Света! Всё не так романтично! Перепутав Малиновку с Калиновкой, я был заподозрен аборигенами в злостном отправлении нужды на их участке, за что и был премирован броском гнилого картофеля.
   – Ой! – Светка скорчила физиономию. – Поделом. В следующий раз будешь внимательнее читать мои сообщения.
   Сынок архитектора потерял ко мне всякий интерес и уже падал на диван, когда я подхватил его под руку и вернул в вертикальное положение.
   – Отвечая на ваш вопрос, я коснулся только ближайших родственников. Но вам, Антон, хочу открыться, что я пра-пра-пра-правнук Александра Сергеевича.
   – Какого Александра Сергеевича?
   – Ну ты даёшь, Пушкина, разумеется!
   Антон недоверчиво посмотрел на меня, смерил взглядом с головы до ног и со скепсисом произнёс:
   – И в генеалогическом древе представлен?
   – Ну как сказать, не совсем, – я придал серьёзности выражению своего лица и подморгнул ему подбитым глазом. – Во всём виноват мой прадед, собственноручно задушенный Владимиром Владимировичем.
   Похоже, у представителя младшего поколения Селивановых понемногу просыпался ко мне интерес.
   – Владимиром Владимировичем?!
   – Увы, нашего президента тогда ещё на свете не было. Это был Маяковский.
   – И что произошло?
   – Маяковский застукал моего предка с Лилей Брик – и всё! – я провёл большим пальцем по горлу.
   – А как же труп?
   – Труп? – переспросил я. – Конечно, был труп. Приехала милиция, оформила. Прадеда – в морг, а Маяковскому – благодарность.
   – Это как?
   – Дело в том, что задушенный великим пролетарским поэтом Маяковским мой родственник граф Судьбин, – почему-то из всех подлинных дворянских фамилий в этот момент вспомнилась та самая из сновидения, – тот ещё шельмец, и с новыми властями был не в ладах. Поэтому каждый остался в плюсе: власть лишилась врага, а поэт – конкурента. Но так как при новой власти мой пра-пра-прадед Пушкин был объявлен «нашим всем», среди его потомков не было места подобным Судьбину, вот родовое древо и почистили.
   Хозяйка рассмеялась и потащила меня дальше. Внезапно на крыльце дома я заметил кого-то, кто очень мне напоминал…
   – Светка, а кто сейчас вошёл в дом?
   – Когда?
   – Да прямо сейчас!
   – Никого не было.
   – А высокий брюнет?
   – Тима, может, у тебя после столкновения с картошкой лёгкое сотрясение? – улыбнулась Светка.
   А если и действительно никого не было? Привидится всякое!
   – Светик, а руки помыть…
   – Зайдёшь в дом, сразу направо.
   Я поцеловал её в щёку и отправился в дом, желая убедиться, что мои видения только видения, и ничего более. Пройдя небольшую прихожую, я оказался в просторной гостиной с высоким потолком и большой хрустальной люстрой, похожей на те, что в детстве видел в Кремлёвском дворце съездов. Воспользовавшись тем, что Светка не пошла со мной, я внимательно осмотрелся вокруг. Нельзя сказать, что в доме я был один. Прямо в гостиной на диване спал увалень – очевидно, один из тех, кто по рассказу Валерки сломался в первую очередь. Ещё двоих, мирно посапывающих, я обнаружил в спальне. Однако среди них никого похожего на замеченного призрака не было.
   Может, и вправду картофель слегка сотряс мозги! Из философского состояния меня вывели доносившиеся сверху тихие звуки. Я поднялся по лестнице и оказался на веранде второго этажа. Посреди веранды стояли два плетёных кресла, а между ними круглый столик с натюрмортом в виде бутылки вина и бокала. Над одним из кресел виднелась шапка шикарных белоснежных кудрей. Обойдя кресло, я предстал перед их обладательницей. Это была красивая девушка, одетая в длинный серый свитер крупной вязки. Одна её ножка была закинута на другую, привлекая взгляд к изящной коленке.
   – Добрый вечер! – поприветствовал я незнакомку. – Может быть, принести плед? Майские ночи обманчивы на тепло.
   Девушка молчала и внимательно изучала меня взглядом. Так и не дождавшись ответа, я развёл руками и сказал:
   – Похоже, я вторгся в ваше пространство. Считайте, что меня здесь не было.
   Едва я собрался оставить прекрасную незнакомку одну с собственными мыслями, как она вдруг ожила и не менее прекрасным голосом скомандовала:
   – Садись!
   Присев, я присмотрелся к ней внимательнее. Она была из тех, о которых говорят «совершенство», а под луной её красота приобретала какие-то мистические черты.
   – Я…
   – Родственник Пушкина и прямая жертва влюблённости Маяковского. Здесь хорошая слышимость.
   – А ваше имя?
   – Начать с фамилии? – ответила она вопросом.
   – Не стоит. Фамилий наслушался внизу, словно погулял по Волковскому кладбищу, куда ни кинь – сплошная история.
   – Так ведь и ты сочинять горазд. Меня зовут Настя. Для тебя Анастасия.
   – Обычно с именами как-то наоборот.
   – А чего ты хочешь? Я в первый раз тебя вижу, а ты уже пялишься на мои коленки.
   Разговор всё больше и больше занимал меня.
   – Думаю, это не главное достоинство, но есть на что посмотреть, – принял я посланную подачу.
   – А ты дерзкий! Мне такие нравятся! Сам пришёл или Светка послала?
   – Наткнулся на тебя совершенно случайно, но, мне кажется, что Света хотела нас познакомить, сообщив, что среди гостей самая красивая девушка Питера.
   – Банально, – ответила Анастасия. – Хорошо, пусть будет так. Выпьешь?
   – Бокал один, а из горлышка не хочется – воспитание не позволяет.
   – Пей из моего!
   – За что? – спросил я, наливая вина.
   – За сегодняшнюю ночь, которую я тебе подарю?
   – Вот как, и чем же я так приглянулся?
   – Уж поверь, не синяком под глазом. Скучно.
   Темп развития наших отношений меня, бесспорно, радовал. Хотя в жизни я далёк от тех мужчин, воспринимающих женщин в качестве спортивного достижения, но Анастасия была из тех, о ком после, упустив шанс, несомненно, пожалеешь.
   – Дай бокал!
   Я подлил вина и передал ей сосуд. Она неспешно осушила его.
   – Видишь тот дом? – она показала на видневшуюся крышу. – Сегодня ты ночуешь там.
   – Превосходная идея.
   – Отвратительная идея! – не согласилась она со мной.
   – Тогда зачем?
   – Я же уже сказала – скучно, а ты забавный. Встань и подай мне руку!
   Я поднялся. Опершись на меня, она неуверенно поднялась и, шатнувшись, тут же оказалась в моих объятиях.
   – Поцелуемся?
   Я улыбнулся, оценив по пятибалльной шкале степень её бессознательного состояния на четыре с плюсом. Она прикрыла глаза и, вытянув мне навстречу свои прекрасные губки, тут же начала оседать. Не будь меня, она так бы и распласталась на полу. Подняв Анастасию на руки, я вышел из дома. Гостям было не до меня. Лишь только вездесущая Светка оттопырила большой палец, очевидно, радуясь моей победе.
   Через несколько минут я уже толкал дверь дома Анастасии, которая ожидаемо оказалась запертой. К радости, она пришла в себя и, передав ключ, тут же отключилась. На первом этаже нашёл диван, на котором хозяйке должно было быть вполне комфортно.
   – Ты кто? – спросила она, очнувшись и стараясь сесть ровно.
   – Ваш садовник, госпожа. В оранжерее прополол, клумбы полил.
   – А я тебя помню – ты родственник Пушкина.
   – Феноменальная память!
   – Спасибо, – она кивнула. – Я даже вспомнила, что обещала тебе эту ночь.
   – Неужели!
   – Не дурачься, иди ко мне.
   Я посмотрел на неё и по-доброму улыбнулся.
   – В другой раз.
   – Другого раза не будет.
   – Значит, не судьба! – констатировал я и протянул ключ. – Не забудь закрыть за мной дверь.
   Оказавшись на улице, я вдохнул свежего воздуха и побрёл к Цукерманам.
   – Ты опять всё провалил, Тима! – сказал кто-то сзади, когда я заходил в петушиные ворота.
   Я остановился и не оборачиваясь спросил:
   – Это ты, Судьбин А?!
   – Нет, это мы – слепые петухи! – ответил тот же голос. – Конечно, я! Ты опять сам меня помянул: «Значит, не судьба»! А кто же ещё?! Я надоумил Сладкопоповых пригласить тебя в гости. Я затащил сюда Настеньку. Грешен, слегка не рассчитал с дозой алкоголя. Ну, извини. А ты что? Не судьба!
   – А для чего ты мне об этом рассказываешь? – поинтересовался я, обернувшись и внимательно вглядываясь в самодовольную физиономию визави.
   – Ещё есть возможность всё исправить. Я предусмотрительно оставил у Настеньки открытым окошко…
   – Зачем?
   – Пойми, Тима, у каждого должен быть шанс на исправление ошибки. Ты только представь. Сейчас возвращаешься, а утром наступает новая жизнь! Молодая красивая жена. Немного невоспитанная, но на то ты и мужчина – переделай её под себя. Наш дедушка – академик Селезнёв…
   – Это который?..
   – Да, Тимочка, тот самый! Через полгода ты начальник самостоятельного научного отделения. Ещё три года – и докторская в кармане, а дальше сплошное лучезарное будущее!
   – А как же Настя? У неё же своя судьба?
   – За это не переживай! С её судьбой я договорюсь! Мы, как и вы, иногда работаем по системе взаимозачётов. Сегодня она мне, а завтра я ей помогу.
   – А любовь?
   – А любовь, а любовь тогда уже цвела, всё цвела, не зная перемены! – пропел Судьбин А голосом Иосифа Кобзона.
   Прослушав небольшой ночной концерт, я покачал головой и сказал:
   – Ну что, пошли?
   – Куда? – Судьбин А внимательно всматривался в меня, очевидно, не в силах прочитать мои мысли.
   – Окошко закрывать у Насти. А то мало ли придурков в округе бродит! – я решительно направился обратно.
   – Тим, погоди! Давай ещё раз взвесим…
   – Отстань! Растлитель!
   – За что такая неблагодарность! – судя по голосу, Судьбин плёлся вслед за мной. – Тима, послушай. Уже роса появилась. Полезешь закрывать окошко – грохнешься.
   – Не каркай!
   Обойдя дом, я обнаружил весточку от судьбы – то самое, единственное незакрытое окно.
   – Просто залезь внутрь! – продолжал уговаривать Судьбин А.
   Одной рукой я схватился за откос, пальцами другой зацепился за окно. Напрягся и потянул его что было сил. Пальцы соскользнули, и когда я попытался поймать тяжёлую раму во второй раз, её кинуло сквозняком и прищемило мне руку. От боли я упал и последнее, что запомнил, – как ударился спиной…
   – Тимочка, ну, посмотри же!
   Я нехотя открыл глаза и сразу зажмурился от света. Надо мной стоял врач в синей униформе скорой и светил в лицо фонариком.
   – Ну вот, очухался, – сказал он. – Как себя чувствуем, что болит? Всё ли шевелится?
   – Ещё так глубоко не заглядывал, доктор, но, мне кажется, что в порядке, – сказал я, усаживаясь.
   – Как ты нас напугал, Тимка! – участливо произнесла Светка.
   – А что случилось?
   – Ничего не помнишь?
   Я замотал головой, пытаясь не ляпнуть лишнего при докторе. Представляю, как бы его позабавил мой рассказ о похожей на Челентано в расцвете сил моей судьбе.
   – Если что-то будет беспокоить, советую тут же обратиться за помощью. Возможно, надо будет сделать снимок.
   – Всенепременно, – заверил я его, после чего эскулап с чувством выполненного долга собрал свой чемоданчик и растворился в утреннем тумане.
   Пока Валерка провожал скорую, Светка подсела ко мне и по-заговорщицки спросила:
   – Ну, рассказывай, как тебе Настя.
   – Ты извращенка, Задова! У меня с твоей подругой ничего не было. Ни-че-го!
   Светка отстранилась и с искренним сожалением произнесла:
   – Молодая красивая жена. Немного невоспитанная, но на то ты и мужчина – переделай её под себя. Наш дедушка – академик Селезнёв… Да, Тимочка, тот самый! Через полгода ты начальник самостоятельного научного отделения. Ещё три года – и докторская в кармане, а дальше сплошное лучезарное будущее!
   Я изумлённо посмотрел на неё, не веря тому, что слышу.
   – Ладно-ладно. Не всё потеряно. Верю, что у тебя ещё будет шанс!
   Не в силах сдержаться, я рассмеялся. Поначалу Светка смотрела на меня с испугом, но потом, видимо, заразившись, сама начала хохотать, а вошедший в комнату Валерка превратил наш дуэт в ржущее трио.
   Сквозь смех услышал сигнал вызова своего мобильника. Достав его из кармана, я посмотрел на незнакомый номер на экране и, пожав плечами, ответил:
   – Слушаю.
   – Это Тимофей? Простите, забыла отчество, – произнёс женский голос.
   – В столь ранний час вполне можно обойтись и без отчества.
   – Меня зовут Алёна, я помощница Владислава Сергеевича Круглова.
   – Какого Круглова?.. – не понял поначалу. – Ах да, Владик! Что-то случилось?
   – Нет, ничего. Тут такое дело. Владислав Сергеевич просил вам дозвониться – сам он не смог – и извиниться.
   – Вы меня пугаете, Алёна!
   – Это ещё не всё, – девушка тяжело вздохнула. – Владислав Сергеевич просил десять дней назад, а я забыла.
   – С Владиславом… в смысле… Сергеевичем… он жив?
   – Как вы могли подумать! Тьфу-тьфу-тьфу, – трижды сплюнула девушка и трижды постучала. – Он жив-здоров и, наверное… неплохо себя чувствует.
   – Вы окончательно меня запутали. Просто отвечайте. Согласны?
   – Угу, – послышалось из телефона.
   – Значит, так! Владислав Сергеевич десять дней назад просил о чём?
   – Вам позвонить.
   – А почему не позвонил сам? – продолжал я допрос.
   – Он был вынужден срочно уехать.
   – Куда?
   – А… не знаю, – заикаясь, произнесла Алёна.
   – Алёна! Вы что-то темните!
   – Ну, вы понимаете, это такое дело, в общем, обещала ему, что…
   – Он вам нравится?
   – В каком смысле? Он мой начальник…
   – В прямом – как мужчина! – огорошил я бедняжку. – Подумайте с ответом, Алёна, считайте, что вижу вас насквозь!
   – У нас он всем нравится.
   – Верю! Сколько его знаю, от него всегда женщины были без ума. Но продолжим. Он уехал и просил передать мне…
   – Что вы приглашены на свадьбу, – опять тяжело выдохнула Алёна.
   – Ну и что же так печально? Свадьба – это прекрасно!
   – Понимаете, дело в том, что свадьба через три дня! – прорвало девушку, и она всхлипнула.
   – Когда?!
   – Через три дня. И вы на ней свидетель жениха.
   – Так… Нет, практически нереально! Не успею.
   – Это моя вина! – захныкала она в трубку.
   Я молчал, а Алёна продолжала всхлипывать. Наконец, в моей голове после серии вычислений задачка с несколькими неизвестными сложилась в правильный ответ:
   – А вы, Алёна, на будете свадьбе?
   – Да… – совсем уж поникшим голосом ответила она.
   – Тогда договариваемся так: во-первых, с вас вся информация – где, когда и во сколько.
   – Да-да, я сейчас же всё направлю.
   – Во-вторых, на свадьбе танцуете со мной первые два танца…
   – Я согласна! – перебила Алёна.
   – А чего вы так быстро соглашаетесь? Может быть, моя фамилия Писториус.
   – И что?
   Уже давно замечал, что необычные русскому уху фамилии вызывают повышенный интерес у моих соотечественниц.
   – Так я – тот самый бегун на протезах, который убил свою девушку.
   – За что?
   – Не поверите, отказывалась со мной танцевать.
   – Шутите! – сказала она и хихикнула.
   – Ну, вот и улыбнулись. А ваш прокол будет нашей тайной до самой смерти!
   – Согласна! – прошептала Алёна. – Ну вот, опять чуть не забыла! Сегодня на московский рейс из Пулкова в 11:20 для вас заказан билет.
   – Тогда до встречи!
   Отключив телефон, я посмотрел на Цукерманов. Всё это время они внимательно прислушивались к разговору и явно ждали от меня комментария.
   – Вот, милые мои, в Москву срочно еду. Вылет через пять часов.
   – А зачем тебе в Москву? – с хитрым выражением лица, характерным только для его национальности, поинтересовался Валерка.
   – На свадьбу к другу. А впрочем, подумаю, может быть, и сам женюсь! Хватить в холостяках ходить. Самому картошку чистить и сковородку после мыть. Дудки! Хочется полноценной женатой жизни, на диване со смартфоном, жена на кухне приготовила еду и зовёт: ми-лый, к сто-лу! Ну и в том же духе!
   – А как же Настя? – серьёзно спросила Светка.
   – Оставим Анастасию в покое… и пусть учится пить! А то зачем мне пьющая жена? Сами посудите, – продолжил я зарисовки идиллической семейной жизни. – На зов жены я прихожу на кухню. На сковородке картошечка румяно-золотистая, на столе зелень всякая, селёдочка…
   – Форшмак, – вставил Валерка.
   – Можно и форшмак, но это в том случае, если в этот момент вы завалились в гости. Значит, выпили по рюмашке, а она… брык – и отрубилась. Что же мне, самому сковородку мыть? Давайте так, дорогие! Коли я, как говорится, купец, то не нужно мне бракованный товар впаривать!
   – Какой брак! Не у каждой жены дедушка – академик! – хмыкнула Светка.
   – Милая, откуда в тебе столько прагматизма! – нарочито строго спросил Валерка жену. – Вспомнив сейчас, кто мой аидише татэ [2 - Еврейский папа.], я уж начинаю думать…
   – Цукерманчик! Даже не думай. Я бы отдалась тебе, даже если бы твой татэ чинил ботинки на Садовой! – с этими словами Светка бросилась мужу на шею и расцеловала его…
   Уехав из такой невезучей для меня Малиновки, я успел заскочить домой. Переоделся, побросал в саквояж кое-какие вещи, которые мне непременно должны пригодиться как свидетелю, вызвал такси и примчался в аэропорт. В стеклянные двери Пулкова уже входил походкой Алена Делона, а мой белый плащ в стиле 60-х годов прошлого века и немодная причёска с длинными волосами только подчёркивали данное сходство. Выкупив билет и пройдя без каких-либо приключений все мыслимые и немыслимые досмотры, уже через два часа я так же бодро покидал зал прилёта Шереметьева.
   Очень странно, но всю дорогу вообще не задумывался о предстоящей свадьбе. Всё в сознании крутилось вокруг появления Судьбин А. При этом никак не мог найти приемлемый ответ на вопрос: что это – индивидуальная галлюцинация или явь, которая дана только мне и ещё сладкопоповскому Ёгану. В конечном итоге оба варианта сводились к одному, и критерием оценки могло выступать моё психическое здоровье. Но, тем не менее, чтобы подтвердить предложенную теорию экспериментальным путём, я ещё до самолёта, потом во время полёта и уже в Шереметьеве с десяток раз высказался в адрес своей судьбы. Однако ни тогда, ни сейчас мой брюнет так и не появился.
   А может быть, у всего этого есть закономерность и периодичность? Ведь оба раза Судьбин А возникал в тёмное время суток и когда я был в бессознательном состоянии… или не был?! Ёлки-палки, может, пока не поздно, поступить в медицинский?
   Достав из кармана плаща телефон, я вошёл в приложение и, вызвав такси, стал ожидать прибытия машины. Картинка вокруг меня менялась практически в калейдоскопическом режиме. Машины подъезжали, гости столицы и местные жители быстренько в них впихивались и отъезжали, а вскоре на их место прибывали новые машины, и всё повторялось.
   Когда заприметил машину, я подхватил саквояж и подошёл к краю тротуара. Уже были различимы азиатские черты лица таксиста, как внезапно едущий впереди небольшой белый кроссовер, судя по всему, заплутавший в хитросплетениях шереметьевских эстакад, затормозил, не давая таксисту двигаться дальше. Лицо управлявшей автомобилем девушки мне показалось отстранённым и чем-то расстроенным. В конце концов, таксист не выдержал и что было сил вдавил клаксон. Девушка встрепенулась и с такой же мощью нажала на педаль газа. Сцена пробудила в моём сознании воспоминания о третьем законе Ньютона: сила действия равна силе противодействия, это когда силы имеют одну природу, а приложены к разным телам. С пробуксовкой, прожигая покрышки а-ля Formula 1, кроссовер рванул с места. Не доезжая до меня метров пяти, передними колёсами машина нашла глубокую лужу и обдала меня словно из брандспойта. И пока мой кебмен решал, стоит ли сажать такую чуню к себе в салон, я стоял и, как говорится, обтекал. Грязные потоки воды стекали по моему лицу, белоснежному плащу, любимым голубым джинсам… Если это не катастрофа, то что?! Сами собой в голове возникли слова популярной песенки: «…на капоте трёхлучевая звезда, это еду я, встречай Москва!»
   Ну, здравствуй, столица! Вот я и вернулся!
   Очевидно, девушка в кроссовере заметила свою оплошность, остановилась и медленно подала задним ходом. Притормозив напротив меня, она опустила стекло и несколько нервно произнесла:
   – Если разобраться, то сами виноваты! Стали возле лужи, и плащ на вас не для Москвы!
   У меня не было эмоций. Я продолжал смотреть на спадающий с меня водопад, периодически переводя вопрошающий взгляд на злодейку.
   – Вы вообще по-русски понимаете? – неожиданно спросила девушка.
   – Oui, – тихо ответил я, всё ещё не выйдя из образа звезды французского кино.
   – Excusez-moi, – виновато сказала она и добавила на родном: – Может быть, могу что-нибудь для вас сделать? Хотите, подвезу?
   – Мадам! – высокопарно начал я. – Смею вас уверить, всё, что вы могли сделать, вы уже сделали. Au revoir, Good By, Hasta la vista, baby, да идите вы уже…
   Девушка от злости хмыкнула и показала мне средний палец, после чего вновь ударила по газам и исчезла за поворотом. Я же так и стоял, глядя ей вслед.
   – Блин! Судьбин А! – непроизвольно чуть ли не выкрикнул я.
   – Ха! – раздался знакомый противный голос.
   Я резко обернулся. Рядом со мной стоял таксист и, качая головой, говорил:
   – Хахая зеньсина!
   – Да, ты прав! Ещё какая хахая! Ну что, поедем?
   – Якши! – сказал он и открыл мне заднюю дверь.
   Подъезжая к родительскому дому, я попросил таксиста остановиться у химчистки, где согласились принять мой далматинский плащ, пообещав уже через несколько дней вернуть ему первозданный вид.
   Когда открылась дверь квартиры, мама, поцеловав меня, тут же упрекнула, что одет не по погоде. В детстве её забота казалась мне надуманной и излишней. А вот сейчас, после упрёка, я внезапно осознал, как же мне этого не хватает. Хорошо, что я дома!..
   – А костюм-то у тебя для свадьбы есть? – поинтересовался отец, когда после традиционных расспросов мы уже обедали на кухне.
   – Завтра куплю. Всё-таки не в деревню, а в столицу приехал. Кстати, папа, а что, наш старый «Опель» ещё бегает?
   – Ну, ты вспомнил! Ветеран отбегал своё ещё осенью.
   – Эх, незадача! Хотел по магазинам прокатиться. Но ничего, воспользуюсь орденоносным московским метрополитеном.
   – А зачем же метро?! – лукаво усмехнулся отец своей литовской улыбкой. – Посмотри под окном.
   Я поднялся из-за стола и взглянул на улицу.
   – Угадаешь? – забавлялся отец.
   – Погоди-погоди… Красная десятка?.. Нет, мама не дала бы тебе купить красную… Та стальная «дэу»?
   – Не угадаешь – не получишь! – не унимался родитель.
   – Так нечестно, папа! Вы, москвичи, похоже, зажрались. Здесь столько машин, что, наверное, по три на каждую квартиру приходится.
   – Если бы! – отец тоже подошёл к окну. – У нас тут по улице проходит граница платной парковочной зоны, вот те, которым платить нечем, ставят свои машины по близлежащим дворам. Это началось тогда, когда мэр взял к себе в помощники чухонца. Ты же знаешь, Тима, я им никогда не доверял!
   – Папа, дай хоть одну подсказку! – взмолился я.
   – Только одну. Купили машину, которая очень похожа на твою маму, – такая же красивая, изящная и светлая.
   Пришлось продолжить изучение дворового автопарка. «Мерседесы» были вычурными, «немцы» – чересчур прагматичными, «японцы» – слишком массовыми и оттого безликими, а мама – она другая. Я посмотрел на отца, потом медленно перевёл взгляд на маму и тут…
   – Есть подходящая под описание – вон та белая «Вольво» шестидесятая.
   – Как ты догадался?! – лицо отца вытянулось в изумлении. – Нет, это же невозможно!
   – Просто он достойный сын! – сказала мама и обняла меня.
   – Такого не может быть! – раззадоривался отец. – Говори как?! Соседи сказали? Я знаю, это Серёга-предатель!
   – Тима сердцем чувствует, – высказалась мать.
   – Каким сердцем?! – не сдавался отец. – Род Василиаускасов всегда головой думает.
   – А Тулиновы – сердцем, – не сдавалась мать, напомнив, что помимо литовской крови во мне ещё половина осетинской. – Сынок, да скажи ты ему, а то ведь до утра теперь не уснёт!
   Я посмотрел на них и с нескрываемой улыбкой сказал:
   – Мама права. Сердце у меня иногда работает не хуже, чем голова. И может быть, я не самый достойный сын, но стараюсь. И, прав ты, отец, сейчас в большей степени мне помогла голова…
   Родители напряглись, а я продолжил:
   – Просто, папа, когда в следующий раз будешь мне устраивать подобные экзамены, убирай ключи с холодильника!
   Они оба повернулись к холодильнику и увидели лежавшие сверху ключи с фирменным брелоком.
   – А! Сделал он тебя! – почувствовала себя победительницей мама.
   Отец покривился немного, но потом улыбнулся и гордо ответил:
   – Ничуть! Это я сделал его! В том плане, что сын – плоть от плоти моей, и весь в меня!
   Мы рассмеялись и обнялись. Вот оно – простое человеческое счастье! Что может сравниться с ним?! И как жалко, что такие мгновения нельзя остановить. А почему, собственно, нельзя?!
   – Мама, папа, не расходимся! Я сейчас сделаю фотку, – с этими словами я выбежал в коридор и ощупал пиджак, висевший на вешалке в прихожей. Постепенно улыбка начала сходить с моего лица.
   – Пап, мам! Наберите мой телефон, не помню, куда положил!
   – Один момент! – сказал с кухни отец. – Вызов идёт. Нашёл?
   И тут я всё понял!
   – А химчистка до которого часа работает? – крикнул я уже в дверях.
   – Не знаем, сынок.
   Вот это попал! Похоже, с плащом я сдал в чистку и телефон! Ну что за невезение! Помощница Влада, как и обещала, скинула мне всю информацию относительно того, что, где и когда… А теперь у меня нет ни номера Алёны, ни номера жениха, ничего!
   Я бежал к химчистке с мыслью – только бы успеть…
   – Ум-м-м! – расстроенно промычал я, раз в десятый пытаясь открыть дверь. – Ну, не везёт тебе, Тима! Видать, судь…
   Я буквально забил ладонями обратно в горло чуть было не вырвавшееся из меня окончание. Похоже, понемногу уже начал верить в свои видения. Абсурд! Кому скажешь – засмеют! Присев с горя на ступеньки заведения, которое бодро призывало стать чище, обхватил руками голову и судорожно начал искать спасительные варианты. Изрядно загонявши серое вещество по черепной коробке, пришёл к неутешительному выводу, что в запасе есть только один вариант, – попытаться вспомнить адрес Владика. Так-так… Память мало-помалу возвращала меня в юность, а та, в свою очередь, исправно вела то ли в Коньково, то ли в Беляево, оживляя очертания кругловского дома… Мне не оставалось ничего другого, как начать завтрашний день с химчистки, а уж если из этой затеи ничего не получится – отправиться на Юго-Запад Москвы.

Третья глава

   мимоходом освежит в памяти несколько словечек из хипповского фольклора, расскажет о страданиях русской души, поведает о влиянии птиц на человеческие отношения, доброжелательности столичной полиции, роли Четвёртой крысы в «Щелкунчике», прямоугольной системе координат в симпатии и о том, как хорошо иногда поспать в машине

   Как же стремительно преображается Москва! Всё, что совсем недавно казалось таким родным и знакомым, сегодня провоцировало отчуждённость и даже настороженность. Я безуспешно сновал по беляевским дворикам в надежде обнаружить хоть какие-то ассоциации с московской юностью.
   После утреннего посещения химчистки призрачная перспектива вернуть телефон растаяла, словно сахар в стакане горячего чая. Поэтому сейчас я внимательно всматривался в пейзажи, осознавая всю серьёзность ситуации, в которую попал. Но столичные новшества в совокупности с тщательно затёртыми воспоминаниями несчастливой любви работали против меня. После полуторачасовых мытарств внезапно глаза выхватили что-то отдалённо напоминавшее нечёткие образы чего-то далёкого. Полной уверенности не было, но ведь это хоть что-то! Еле-еле я приткнул машину и подошёл к типовому дому, которых в Беляеве было ничуть не меньше, чем грибов в лесу.
   Вроде как Владик жил во второй парадной… Тьфу! Во втором подъезде!
   Возле входа на лавочке сидело несколько старушек-одуванчиков. Посредине была самая старшая по возрасту, которая, несомненно, была центром композиции. Её смуглое морщинистое лицо обрамляла растаманская шапка, что издалека делало её похожей на Боба Марли. Под стать шапке было и клетчатое пальто, удачно сохранившееся с конца хрущёвской оттепели. Из ушей торчали провода наушников, скрывавшиеся в накладных карманах вместе с руками. Глаза модерновой московской бабушки были закрыты, и время от времени она лишь подёргивала головой в ритм музыки.
   Две её приятельницы, сидевшие по бокам, были вполне традиционны. Они переговаривались друг с другом, не обращая внимания на подругу в центре.
   – Здравствуйте. А вы в этом доме живёте? – спросил я.
   Было заметно, как крайние дамы напряглись, переглянулись друг с другом, и одна решительно ответила:
   – Нам таблетки для омоложения не нужны, лёгкие кредиты не берём и в дополнительную пенсию, которую, молодой человек, вы наверняка хотите нам втюхать, мы не верим. Поэтому проходите дальше!
   – Вы меня не так поняли… – начал оправдываться я.
   – Правильно мы тебя поняли! Чеши отсюда! – поддержала подругу вторая традиционалистка.
   – Да нет же, женщины… Дело в том…
   – Что нужно этому чуваку? – открыла глаза «миссис Марли».
   – А почём знаю, наверное, разводчик пришёл, – ответила дама, которая была ближе ко мне.
   – Никакой я не разводчик, ищу друга, он раньше жил в этом подъезде… кажется.
   – Как звать? – опять спросила центровая.
   – Друга?
   – Тебя.
   – Меня Тимофей.
   – Послушай, Тим. В этом подъезде шестьдесят четыре вписки. Кто-то заселяется, кто-то переезжает, а кого-то выносят ногами вперёд. А мы с барышнями – не компьютер в справочном бюро. И вообще, может, ты мент!
   – Ладно, я продвинутый, всё понял. Сорри, что кайф поломал, – ни с того ни с сего бросил я, вспомнив несколько словечек из какого-то фильма о хиппи, и отошёл в сторону.
   – Ти-и-им! – позвала меня растаманка и, когда я обернулся, уже мягче спросила: – Как фрэнда зовут?
   – Круглов Владик.
   – Ну чё, девки, знаете такого? – обратилась она к подругам.
   – Круглов?.. Это не тот с седьмого этажа? – немного подумав, откликнулась одна из них.
   – Пьянь которая?
   – Ну да.
   – Тим, он что, твой друг? – опять спросила центровая.
   – Владик Круглов – да.
   – Ты глянь на него, наверное, такой же алкаш! – начала традиционалистка и с презрением посмотрела на меня. – Вон, глаз подбит…
   – Не надо с ходу развешивать ярлыки, Зинаида! – «мисс Марли» строго посмотрела на подругу. – В шестьдесят седьмом мы поехали в Казахстан на дербан. Моего Джорджа менты повязали. Я в таком депресняке была! Хорошо, люди подвернулись достойные. Неделю дринкала так, что водкой по нужде ходила. Тут надо разобраться, понять причину!
   – А его вроде как девка бросила, – отозвалась третья подруга.
   – Ну а тогда чего ты хочешь?! Была бы я помоложе и если кто со мной такое замастачил, купила бритско-го пойла и бухала бы от бёзника и до бёзника, – заключила хиппи-бабушка и, поправив шапку с бровей, обратилась ко мне: – Что у него с герлой?
   – Да вроде как на днях свадьба должна быть, – подумал я и вспомнил слова Алёны, что Владик просил её позвонить, потому что не мог этого сделать сам.
   – Во! Видишь! Значит, она его кинула перед свадьбой! Какой же нормальный мэн это выдержит. Вот и заморачивается чувак вторую неделю, – подытожила «миссис Марли». – Сходи, Тим, двадцать восьмая квартира.
   Поблагодарив колоритную компанию, я вошёл в подъезд и поднялся на седьмой этаж. Возле двадцать восьмой квартиры остановился и прислушался – вроде тихо. Нажал кнопку звонка, но никакой реакции не последовало. Я нажал ещё и ещё раз. На последнем звонке долго не отрывал палец, и лишь когда звонок начал захлёбываться, отпустил кнопку. За дверью послышались шаги, и через мгновение лязгнул замок. Медленно дверь отворилась и прямо передо мной во всей красе предстал хозяин. Из одежды на нём была лишь набедренная повязка из зелёного махрового полотенца и изрядно запачканная белая майка. Небогатая обстановка и букет многодневного амбре заронили во мне сомнение, что передо мной друг юности. Я с сочувствием изучал субъекта, ища знакомые черты. Он тоже смотрел через узкие щели глаз, очевидно, пытаясь идентифицировать меня с кем-то из своего окружения. Когда процесс опознания закончился ничем, он дёрнул головой и промолвил:
   – Н-ну!
   Если природа и меняет людей с возрастом, то надо было очень сильно постараться, чтобы стоящий сейчас передо мной раньше был Владиком. Тем не менее, сам не знаю почему, но я спросил:
   – А Владик здесь?
   Хозяин поднял плечи и замотал головой – дескать, не знаю – и жестом пригласил меня внутрь.
   – Пыищи сам.
   Деваться было некуда, и я зашёл.
   – Выпишь? – спросил он и икнул.
   – За рулём, – ответил я, чтобы не задеть чувство гостеприимства хозяина. – Так я посмотрю?
   – Угу, – только и ответил он и, покачиваясь, пошёл на кухню.
   К радости, обойдя две комнаты, Владика не обнаружил и заглянул на кухню, чтобы попрощаться. Мужчина сидел за столом с баяном на коленях и опрокидывал очередную порцию зелья.
   – Похоже, Владик уже ушёл, – сказал я ему на прощанье.
   – М-может быть. Точно не будешь?
   – Спасибо. Нет.
   – А я буду. Судьба веселью не помеха!
   – Золотые слова. Бывайте.
   Хозяин мотнул головой и, растянув меха, проникновенно запел дрожащим голосом что-то среднее между «У Курского вокзала сижу я молодой» и романсом «Ещё не раз вы вспомните меня»:

     Судьба, проказница-шалунья,
     Определила так сама:
     Всем глупым – счастье от безумья,
     А умным – горе от ума…

   Прикрывая за собой дверь, я с неподдельным восхищением отметил образованность москвичей. Когда они испытывают настоящие чувства, душа требует классики! Но признаться, подобного прочтения «Горя от ума» Грибоедова слышать ещё не приходилось.
   Стоп! Точно! В эсэмэске Алёны было написано Грибоедовский дворец бракосочетаний! Ну, Тима! Это уже что-то!..
   Сориентировавшись на местности, я осознал, что нахожусь недалеко от Тёплого Стана, где в былые времена был весьма престижный магазин «Лейпциг», название которого навевало на меня воспоминания детства, когда мы жили в ГДР, где служил отец.
   Уже через пять минут я припарковался на стоянке перед магазином, на фронтоне которого теперь вместо названия немецкого города красовались две буквы «ХЦ», вызвавшие у меня странные ассоциации. Поднявшись на второй этаж, я стал методично изучать ассортимент мужских костюмов и, отобрав три понравившихся, минут двадцать провёл в примерочной перед зеркалом, решая, какой из них выбрать. Ещё с полчаса пришлось ждать, пока выбранная свадебная экипировка подгонялась портным по фигуре. Наконец, с пакетом в руке, на котором также были пропечатаны те самые две буквы, я спустился на первый этаж, где приобрёл свежеиспечённый багет, который тут же начал уничтожать на ходу.
   Частичное воспоминание из сообщения Алёны понемногу восстанавливало душевное равновесие. Во-первых, я знал, где будет свадьба, и мне оставалось подъехать к Дворцу бракосочетания на Грибоедова и уточнить время начала церемонии. Во-вторых, я купил очень даже неплохой костюм, что в совокупности с моим статусом на завтрашнем торжестве предвещало внимание ко мне со стороны красивых девушек. А то, что на свадьбе Владика их будет с избытком, я даже не сомневался. И, наконец, в-третьих, хлеб был настолько вкусным, что каждый укус вызывал чувство восторга!
   Не успел я до конца насладиться блаженством, как мозг забил тревогу. Возле моей машины кто-то крутился, и, похоже, пытался её угнать, совершая странные манипуляции у двери. Подойдя ближе, заметил, что угонщик – женщина. Укрепившись в желании во что бы то ни стало отстоять семейное имущество, я тихо подкрался и приставил к её спине наполовину съеденный багет.
   – Стоять, полиция! Руки за голову, ноги шире! – громко бросил я, имитируя профессионалов из милицейских сериалов.
   – Ах, ноги?! – дерзко ответила угонщица.
   Она повернулась и что было сил залепила мне пощёчину. Все симптомы лёгкого сотрясения были налицо. Не так боль, как обида прожгла меня. В одночасье из преследователя я превратился в жертву! Но и это можно было пережить, если бы не…
   – Это снова вы?! – только и сумел процедить я сквозь зубы.
   – Вы?! – раздалось в ответ.
   Некоторое время мы молча стояли друг против друга и внимательно всматривались. Думаю, со стороны это напоминало сцену из вестерна, когда два стрелка, застыв в ожидании, нервно постукивают пальцами по холодной стали своих «Смит-Вессонов». Отличие было лишь в том, что у меня в руке был покусанный хлеб, а у неё женский гигиенический пакет, но по накалу страстей всё было исключительно драматично.
   Девушка пришла в себя первой и, акцентировав внимание на моём лице, произнесла:
   – Похоже, я разбила вам губу. У вас кровь!
   – Вчера грязь, сегодня кровь. Я с ужасом представляю, что будет завтра! У вас какая-то маниакальная фобия на мой счёт!
   – У меня? – гневно произнесла она. – Да это вы маньяк! Вчера под колёса бросались. Сегодня выследили меня, подкрались… Ноги ему расставить… Ага, всё бросила!
   – А что вы делали у машины?
   – А вам какое дело?
   – Ничего себе! Мне какое?!
   – Я оттирала машину от птичьего помёта. Вас устраивает ответ?
   – Даже не знаю… Я обескуражен.
   – Интересно, почему я вообще должна перед вами отчитываться, что делаю со своей машиной!
   И тут меня осенило. Я слегка нервно улыбнулся и уже с отступающей обидой спокойно спросил:
   – Вы уже всё оттёрли?
   – Почти, а вам-то что?
   – Просто хотел убедиться, что вы говорите правду.
   Не понимая, куда я клоню, она поджала губки и, указав на стекло водительской двери, сказала:
   – Смотрите сами!
   Я посмотрел и заметил, что немного птичьей радости всё ещё оставалось там.
   – Вот здесь надо дотереть! – и вовсе добродушно показал я.
   Девушка взглянула и, достав из пачки очередной предмет гигиены, машинально начала тереть. Потом встрепенулась и снова встала в позу:
   – А почему вы командуете? Шли своей дорогой, вот и идите!
   Не обращая внимания на её слова, я опять посмотрел на протёртое стекло и прокомментировал:
   – Да, вот сейчас всё. У вас просто талант по этой части! Скажите, а этому где-нибудь учат?
   – Хам! – коротко бросила она. – Отойдите в сторону, мне надо ехать!
   – Пожалуйста.
   Я отошёл и, поставив на землю пакет с костюмом, облизал разбитую губу. Потом с довольной физиономией отломил от багета очередной кусок и с чувством упоения принялся его жевать, при этом демонстративно постанывая от удовольствия.
   – Хотите? Так сказать, трубку мира. Ломайте с нетронутой стороны. – я протянул ей багет.
   – Ни за что! – ответила девушка и достала из сумочки ключи.
   Она демонстративно потрясла ими передо мной и, изобразив некое подобие улыбки, высокопарным слогом произнесла:
   – Прощайте! Надеюсь, больше никогда вас не увижу!
   При этом она нажала кнопку на брелоке, но сигнализация почему-то не снялась. Она нажала ещё раз, но результат был тот же!
   – Упс! Не работает? – с неприкрытой издёвкой произнёс я.
   Она посмотрела с обидой, затем бросила взгляд на брелок.
   – Негодяй! – произнесла она уже с ненавистью, давая понять, что в списке врагов я занимаю одно из первых мест. – Вы сломали мне машину!
   – Я?! – вырвалось из меня цунами возмущения. – Вы совсем того… перегрелись! Купите панамку, говорят, помогает. Если нет денег, я сложу вам шапочку из газеты!
   – Хам!
   – Это я уже слышал. Не хотите ли придумать что-нибудь более оригинальное?
   Она решительно приблизилась так, что почувствовал её возбуждённое дыхание.
   – Сожалею, что я не мужчина! Как дала бы вам по физиономии! – при этом она потрясла своим кулачком перед моим лицом.
   – Во-первых, не будучи мужчиной, вы уже дали мне по вот этой самой физиономии! Во-вторых, бить по лицу незнакомого человека – это по меньшей мере хулиганство, – ответил я и, немного подумавши, добавил: – Мне этой физиономией вскоре предстоит играть.
   – Так вы лицедей?
   – Если встать на вашу сторону, то скорее лицемер.
   – В точку! Вы лицемер!
   – Но вы же меня совершенно не знаете! – снова возмутился я. – Зачем же сразу оскорблять?!
   Но её уже было не остановить. Она то щурилась, то иронично улыбалась, не переставая при этом произносить гневный монолог. Если человек долго угрожает, он никогда не перейдёт к более радикальному. Значит, повторного случая применения физического насилия можно не ждать. Пропуская словесные потоки мимо ушей, я подумал, что всё происходящее напоминает американские жанровые фильмы, которые все на один сюжет. В них злодей в кульминационной сцене начинает разборки с полуповерженным героем. Почему-то во время просмотров подобных фильмов я всегда за злодея. И мне хочется встать посреди кинозала и крикнуть: «Хватит трепаться! Кончай его, парень!»
   – Очень поучительно! – прервал её я. – Не тратьте зря усилия. Всё равно несогласен с вами.
   – Немедленно отремонтируйте мою машину! – бросила она после непродолжительной паузы.
   – С удовольствием, но у меня… руки не из того места растут.
   – Вот-вот. Вы сами признались! – победно произнесла она.
   – Что же, грешен, абсолютно не разбираюсь в двигателях внутреннего сгорания.
   – Да всё понятно – самовлюблённый актёриш-ка погорелого театра.
   – Увы, я не актёр. Но помочь вам всё-таки попробую.
   – Как?! – с нескрываемой иронией спросила девушка.
   – Бытовая магия!
   Продумывая очередной колкий ответ, она затихла. И теперь уже я победно достал из кармана свои ключи и в изысканном па, почитаемом при дворе короля Людовика (не помню порядкового номера), нажал на кнопку. Машина призывно отозвалась и подмигнула фарами. Моя визави некоторое время стояла молча, затем, ни слова не говоря, повернулась и пошла прочь. Я посмотрел ей вслед и бросил вдогонку:
   – Ещё раз спасибо за заботу о чистоте моей машины. У вас доброе сердце. Пусть судьба благоволит всем вашим начинаниям!
   Так и не обернувшись, через мгновение она уже скрылась за припаркованным рядом микроавтобусом. Я же забрался в машину и с грустью, вызванной неизвестной мне причиной, посмотрел на отполированное нежной женской рукой стекло. Потом откинул солнцезащитный козырёк и уставился в зеркало. Синяк под глазом пожелтел, ещё больше став похожим на неспелую фасолину. Кровь из разбитой губы остановилась, но стала заметна небольшая припухлость.
   Хорош же у Владика будет свидетель! Надо постараться не попадаться фотографам с подбитой стороны, чтобы не испортить свадебный альбом.
   В сухом остатке от встреч с незнакомкой ныла губа, где-то в химчистке стирался плащ вместе с телефоном. Однако, что-то в ней было! Жаль, что обстоятельства не всегда складываются как бы нам хотелось. А ведь могло бы быть иначе. Встретились бы в кино или на концерте, ну или на крайний случай в кафе. Подошёл бы и запросто сказал бы: «Здравствуйте, я Тима. Давайте знакомиться!» А она бы мне в ответ очень нежно…
   – Хам! – послышалась знакомая интонация из приоткрытого окна.
   Голос звучал на отдалении, но был достаточно громким. Я предположил, что незнакомка снова протёрла не свою машину, и от этой догадки рот растянулся в улыбке. Ещё мгновение назад я рассуждал, что больше никогда её не увижу, но, видимо, поторопился. То ли любознательность, то ли азарт недавней дуэли с ней выбросил меня наружу, и я пошёл на голос.
   Через несколько секунд моим глазам открылась очаровательная картина с драматическим сюжетом. Безжалостный эвакуатор поднимал такую же белую «Вольво». Девушка вцепилась в ручку двери, её носки едва касались земли, а гаишник с фуражкой на затылке пытался оттащить её в сторону. И при этом все: и моя незнакомка, и гашник, и эвакуаторщик из кабины – орали каждый о своём. Наконец, гаишнику удалось разорвать ручной хват. Победив в этом раунде, он так и застыл, очевидно, размышляя в нерешительности о том, что делать дальше, – стоит ли отпустить девичьи её руки, оказавшие столь упорное сопротивление, или…

   Разглядев погоны на плечах стража дорог, я с ходу бросил:
   – Товарищ капитан, прошу вас, отпустите девушку! Поверьте, это чревато угрозой для вашей безопасности. Эта девушка – бытовая террористка!
   – От такого же слышу! – выкрикнула она в мой адрес.
   – Проходи мимо! – ответил гаишник, продолжая удерживать её.
   – Что-то не припомню, чтобы мы перешли на «ты», – сказал я в ответ фамильярному полицейскому.
   – Проходите мимо! – поправился тот.
   – То он мне в спину пистолет наставил. То выдавал себя за артиста, аферист! – снова крикнула девушка.
   Забавно было наблюдать, как она билась на два фронта: поносила меня и барахталась в руках гаишника, пытаясь вырваться.
   – Всенепременно уйду, товарищ капитан. Только сначала отпустите девушку, и я сразу… – сказал я.
   – Отпусти, оглобля! – перебила она меня.
   – Гражданин, вы мешаете работать, – подчёркнуто учтиво добавил в мой адрес капитан. – Вы препятствуете работе полиции. Погодите, а какой пистолет?!
   – Ого! Это вы называете работой?! – начиная заводиться, произнёс я и на эмоциях крикнул: – Пердимонокль какой-то!
   – Чего-о-о?! – заорал полицейский.
   – Похоже, Костян, он тебя оскорбил! – подначил гаишника водитель эвакуатора.
   – Оскорбление при исполнении! – выдавил побагровевший блюститель закона и отпустил девушку. – Эй, ты, стоять. Мордой на капот. Ноги шире!
   – Вы это кому? – переспросил я.
   – Вам обоим!
   – Ну же, милая, вы мне за «ноги» разбили губу, а этого тоже оприходуете? – обратился я к незнакомке и засмеялся.
   Но не успела она замахнуться, а тем более ответить, как оба были припёрты гаишником к покачивающемуся на тросах автомобилю.
   – Эй, Костян, тебе про охрану труда когда-нибудь рассказывали? Сейчас машина сорвётся и раздавит барышне ножки, которые она по твоей же команде поставила широко. Давай, майна! – крикнул я, перекрикивая звук двигателя эвакуатора.
   – Где ствол? – нервно выкрикнул гаишник и наставил на меня свой пистолет.
   – Ты что, ослеп? Ты его в руках держишь!
   – Костян, травить? – крикнул тот с эвакуатора.
   – Да я вас по судам затаскаю! – внесла свою лепту в этот ералаш девушка.
   – Где ствол?! – заорал мне в ухо гаишник.
   – Часть съел, а часть в машине! – как контуженный выкрикнул я.
   – В этой? – страж порядка кивнул на «Вольво».
   – Вира или майна?! – не унимался эвакуаторщик.
   – В очень похожей!.. – бросил я невозмутимо.
   – Ну, блин, капитан! Ты меня достал! – перебила меня незнакомка.
   Похоже, она решительно настроилась разобраться с полицейским, но гул подъёмника не давал ей сосредоточиться, поэтому неизвестно кому громко добавила:
   – А ты заткнись!
   – Это вы мне? – переспросил я её по-соседски.
   – И ты тоже!
   – Мо-о-олчать! – завопил гаишник. – Все заткну-у-улись!
   Во внезапно образовавшейся тишине гудел только эвакуатор.
   – Костян… – робко донеслось из кабины эвакуатора.
   – Молчать! – ещё раз с надрывом крикнул полицейский. – Разберёмся в отделении!
   Он тут же достал радиостанцию и вызвал подкрепление, транслируя в эфир, что ему оказано физическое сопротивление и нанесены оскорбления.
   – Ну вы у меня, ну я вас… – приговаривал Костян, расхаживая за нашими спинами.
   Не успел я дослушать нагромождение местоимений и междометий, как гаишник подло защёлкнул на наших руках никелированные наручники.
   – О! Похоже, судьба всё решила, нас уже с вами окольцевали! – рассмеялся я и поинтересовался у незнакомки: – Кстати, вы не замужем?
   – Даже если бы я и была свободной, за вас никогда не пошла!
   Отделение, в которое нас доставили, находилось поблизости. Так что не прошло и пяти минут, как вместе с закованной приятельницей мы уже сидели в обезьяннике.
   – И что теперь будет? – успокоившись, обречённо произнесла она.
   В это мгновение мне стало стыдно и одновременно жалко её. Моя «сонаручница» выглядела растерянной и беззащитной, словно потерявшаяся маленькая девочка, ищущая глазами помощи. Тем более, как ни крути, но и отрицать мой вклад в произошедшее было бы нечестно.
   – Известное дело, – улыбнувшись, начал я с желанием подбодрить её, но меня опять понесло. – Сейчас нас разведут по разным кабинетам, будут допрашивать, возможно, даже бить, чтобы мы подписали нужные признательные показания. Если будем упорствовать, начнут пытать.
   – Я не поняла, какие показания! – на полном серьёзе возмутилась она.
   – Какая разница! Мало ли у них нераскрытых дел! Главное, если начнут шить политику или растление малолетних, не соглашайтесь ни на каких условиях.
   – В каком смысле политику?
   – О как! А педофилия вас не смутила?
   – Вы маньяк!
   – Да, вот ещё, – продолжил я в том же духе, – ни в коем случае не соглашайтесь, что мы действовали по предварительному сговору. За групповуху больше дадут!
   – Что значит «дадут»! Мне вообще некогда, я опаздываю, у меня дел невпроворот! – распалилась она и заорала. – Эй, кто-нибудь! Открывайте немедленно! Я требую выпустить меня!
   – Не кричите, – тихо сказал я. – Посадят в карцер с крысами.
   – Да что вы мне мозги пудрите! С какими крысами?!
   – Серые с лысыми хвостами, – ответил я и для пущей убедительности зацыкал зубами, изображая крыс!
   – А у вас это здорово получается! Талант! – сказала она и отвернулась.
   – Есть небольшой, – согласился я. – В ТЮЗе подрабатываю в «Щелкунчике» в роли Четвёртой крысы – это та, что с секирой стоит.
   – И угораздило же меня с вами столкнуться! А говорят, Москва – большой город!
   – А вы мне даже начали нравиться, – с лёгкой иронией ответил я.
   В этот момент между прутьями решётки появилось равнодушное и спокойное лицо видавшего всякое полицейского.
   – Дамочка, встала и на выход! – сказал он.
   – Меня отпускают?
   Он вяло кивнул и так же нехотя добавил:
   – У нас тут всех отпускают. Мы здесь вроде бюро добрых услуг: заходите к нам, отдохните, чаю выпейте.
   – И чай будет? – вырвалось у меня.
   – Всё, гражданин, будет, – буркнул под нос дежурный.
   Незнакомка поднялась и, выходя из клетки, сосредоточенно посмотрела на меня, словно прощаясь. Я же в ответ подмигнул ей и произнёс:
   – Очень приятно, что мои злоключения оказались связаны с вами, а не с какой-нибудь другой особой. С вами интересно и смешно, хотя временами несколько болезненно.
   Я показал на припухшую губу. Ещё мгновение, и она растаяла как утренний туман, оставив меня в качестве единственного обитателя непрезентабельного помещения. Прислонившись к стене и прикрыв глаза, я прокручивал в голове последние события. Тихий свист оторвал меня от погружения в глубины сознания. Я нехотя открыл глаза.
   – Привет дебоширам! Ай-яй-яй! Физиономия на троечку – типичный бузотёр и хулиган. Фу! От былого интеллигентного лоска ничего не осталось. И это надежда российской науки! Человек, которому я прочил нобелевское будущее. Представляю такую харю однажды десятого декабря в мэрии Стокгольма. Седой денди во фраке с дипломом и медалью Нобеля в руках произносит, мол, для вручения приглашается профессор Василиаускас, Россия. И тут выходишь ты – вот именно в таком виде, как сейчас. И что же ты скажешь собравшимся?
   – Скажу спасибо за оказанную честь. Извинюсь, что по дороге на церемонию какая-то шведская фрекен окатила меня из лужи. Поэтому пришлось зайти в химчистку на улице Готгатен, где вскоре я получил от всё той же стокгольчанки по лицу, далее был доставлен полусумасшедшим полисменом в полицейский участок. Отпустите меня, дяденьки, я домой поеду! – сказал я, вспоминая турпоездку в Швецию.
   Судьбин А улыбнулся и, сморщив свой римский нос, причмокнул:
   – Нравится мне, Тима, твой пофигизм! Подвёл друга, считай, сорвал свадьбу. Сидит в клетке и, как мартышка, рожицы корчит!
   – Ай, брось! Ответь лучше на вопрос. Никак не могу просчитать периоды твоих появлений. На чём основана система?
   – И не пытайся! И сам не знаю. Непредсказуемость – мой конёк!
   – Ничего себе! Провидение, которое нас ведёт, оказывается, само непредсказуемо.
   – Тима, попрошу не переходить в сравнениях на средний род. Как-то обидно – ассоциации всякие навевает!
   – Прости, впредь учту, – сказал я искренне…
   – Заснул, что ли? – раздался голос дежурного, стоявшего аккурат на том самом месте, с которого ещё мгновение назад вещал Судьбин А. – Чего это ты передо мной извиняешься! Пошли, вызывают.
   Он отпер дверь и сопроводил меня в кабинет, на которой маркером было написано «13».
   Вот ведь смех! Сегодня ещё и пятница. Не удивлюсь, если за дверью окажется оперуполномоченный Джейсон!
   – Проходите! – раздался приятный баритон, когда я переступил порог.
   Увиденное стало для меня полной неожиданностью. Вероятно, в этот момент я выглядел весьма глупо. Напротив стола, за которым проглядывалась фигура хозяина кабинета, элегантно восседала моя бывшая сокамерница.
   – Здравствуйте, – наконец сказал я. – Товарищ майор, а что здесь делает эта девушка?
   – Да вот сидим, плюшки кушаем, присоединяйтесь, – иронично заметил полицейский. – Итак, молодой человек, помогите разобраться в произошедшем, а то гражданка окончательно ввела меня в ступор.
   – Готов, товарищ майор. Что конкретно интересует?
   – Во-первых, вчера вы спровоцировали ДТП, в результате которого находящаяся здесь гражданка совершила наезд… на вас?
   – Видите ли, такое дело…
   – Давайте без рассуждений, чётко и по существу, – перешёл майор на официальный тон.
   – Слушаюсь чётко. Значится так, вчера я встретил гражданку в Шереметьеве.
   – Один или два?
   – Не понял, два чего? – переспросил я.
   – Шереметьево-1 или Шереметьево-2?
   – А есть разница?
   – Я просил по существу! – оборвал меня полицейский.
   – Хорошо, один.
   – Она ваша знакомая?
   – Нет, я эту девушку не знаю.
   – Я же вам говорила! – вставила незнакомка.
   – Не мешайте, – сказал ей майор и, глядя на меня, спросил: – А зачем встречали её если, если незнакомы?
   – Так я и не встречал.
   – Как не встречали, вы же сами сказали!
   – Я сказал, что встретил, а не встречал.
   Полицейский непонимающе прислушался.
   – В том смысле, мы встретились случайно.
   – И до вчерашнего вечера вы не знали гражданку? – уточнил майор.
   – И после вчерашнего вечера её не знаю.
   – А я что сказала! – опять отозвалась незнакомка.
   – Да помолчите уже! – бросил ей полицейский. – Наслушался вас.
   – Товарищ майор, я не знал эту девушку ни до вчерашнего дня, не знаю сейчас, и как полчаса назад выяснили, гражданка вообще не желает меня знать.
   – Это правда! – отозвалась незнакомка.
   На этот раз полицейский не стал делать ей замечание, а только глубоко вздохнул.
   – Если не знаете, то зачем преследовали?
   – Я?
   – Ну не я же!
   – Так, давайте сначала, – предложил я, понимая, что разговор складывается странно. – Вчера прилетел в Москву из Питера. На стоянке такси эта девушка проехала через лужу и обрызгала меня.
   – А потом?
   – А потом уехала, – вставила она.
   – Ну помолчите же! – не выдержал он. – Гражданка уехала?
   – Да.
   – А вы за ней, – предположил развитие сюжета майор.
   – Нет, я поехал домой.
   – Так вы же из Питера?
   – И что с того! У меня в Москве живут родители.
   – Понятно, а вы знаете адрес гражданин? – майор посмотрел на девушку.
   – Зачем?
   – То есть нет? – переспросил её он.
   – Вы проницательны, – ухмыльнулась она.
   Полицейский опять глубоко вздохнул и постучал карандашом по стоявшей на столе кружке.
   – Если у вас ко мне вопросов больше нет, то я пойду. Дел невпроворот! – сказала моя обидчица.
   – Сидеть, гражданка, здесь я решаю, есть вопросы или нет.
   Девушка недовольно покачала головой.
   – А как вы оказались сегодня у торгового центра? – он снова переключился на меня.
   – Костюм покупал.
   – Какой?
   – Дорогой, товарищ майор…
   – Я вам не дорогой! – огрызнулся полицейский.
   – Да не вы! Костюм дорогой! В пакете с надписью «Хрень Ценная» – в смысле «ХЦ»!
   – А почему именно в этом хрене, в смысле «ХЦ»?
   – А почему нет? – ответил я вопросом.
   Майор задумался, но не стал комментировать мой выпад, а в том же тоне продолжил:
   – Ну, купили костюм, так и ехали бы восвояси?
   – Не получилось. Мне показалось, что мою машину угоняют.
   – Кто? – заинтересовался майор.
   – Гражданка.
   – Это ложь! – отреагировала она.
   – То, что мне показалось, вовсе не ложь. Но то, что вы не угоняли, согласен. Я ничего такого и не говорил.
   – Не заявлял, – подтвердил полицейский.
   – А зачем тогда наставили мне в спину пистолет? – не унималась девушка. – И начали пошло шутить?!
   – Кстати, у вас на пистолет разрешение имеется? – полицейский, сощурившись, взглянул на меня.
   – Нет, – честно ответил я.
   – А какой системы оружие? – спросил он её.
   – Как какой? Этот… ну как его… Я с вами совсем вымоталась… на букву «б».
   – Браунинг? Беретта? Баярд, Бенелли, Бергман? – начал перечислять майор.
   – Батон, – вспомнив нужное слово, прервала его она.
   – Батон… это какой-то жаргон, в смысле «волы-на»? – осторожно предположил полицейский.
   – Какой из него волынщик! Вы только взгляните на него! Тоже мне шотландский горец! – ухмыльнулась девушка.
   – Батон системы багет, – ответил я.
   – Точно! – подтвердила она.
   – А это… наш или импортный? – пытался уловить суть полицейский.
   – Местный, я его в торговом центре купил.
   – Где? – мозговой вычислитель полицейского работал не очень быстро.
   – В гастрономе на первом этаже.
   – С рук, что ли? А кто вам его продал? – полицейский придвинулся ко мне.
   – Никто, я взял его из лотка, – ответил я и тоже подался вперёд к нему.
   – Что вы взяли?
   – Багет.
   – Какой?
   – Ну я не знаю, длинный такой, наверное, французский, – не разбираясь в хлебобулочных изделиях, предположил я.
   – Французский, – подтвердила девушка.
   – Так вы же сказали, что он отечественного производства. Или всё же иностранный? – не унимался полицейский.
   – Слава богу, наша страна сама печёт хлеб! – с гордостью за родину ответил я.
   – Какой хлеб?! – взмолился полицейский.
   – Французский багет, который он приставил мне к спине и сказал: «Ноги шире», – медленно произнесла девушка.
   – Совершенно верно! – подтвердил я, чем, похоже, окончательно добил следователя.
   Майор завис секунд на тридцать, потом встал и, подойдя ко мне, склонился и спросил:
   – А про ноги зачем сказали?
   – Так вы же так говорите.
   – Я?
   – Ну, не знаю. В фильмах говорят именно так. Впрочем, сегодня ваш капитан тоже ей говорил.
   – Что?!
   – Ноги шире! – с возмущением ответила девушка.
   – Зачем?
   – А это вы Костика спросите, – сказал я.
   – Какого? – полицейский был на грани помешательства.
   – Да, капитана вашего, который нас сюда привёз! – несдержанно выпалила девушка.
   – Ах, этого… – майор подошёл к окну и посмотрел на улицу, словно сверяя своё состояние с действительностью происходящего.
   Я покосился на незнакомку, и она подмигнула, мол, дальше – в том же духе.
   – Ну хорошо! – бодро произнёс майор. – Тогда предлагаю посмотреть, что же пишет Костик! Прошу ознакомиться с рапортом капитана Варавы.
   Он протянул мне листок с рукописным текстом. Погрузившись в чтение, я узнал, что, выполняя свои служебные обязанности, которые подавались пафосно и геройски, как в наградном листе, Варава столкнулся с циничным проступком. В результате чего ему были нанесены оскорбления в словесной форме. В скобках была указана суть оскорблений: «дурнопахнущая ж.».
   – Простите, товарищ майор, а что означает это «ж»? – с неподдельным любопытством поинтересовался я.
   – Ну, очевидно, капитан Варава имел в виду… – он посмотрел на девушку и осёкся. – В смысле…
   Недоговорив, полицейский кивнул как бы назад.
   – Простите, не понял? – переспросил я.
   – Ну как что? Задница, одним словом, только в более разговорной форме.
   – Не было этого! – решительно возмутилась девушка.
   – Ну как же не было – Варава-то пишет! – настаивал он. – Вот и свидетель Чибанашкин подтверждает.
   – Не знаю никакого Чебурашкина! Не было этого! – настаивала девушка.
   – Кажется, понял, товарищ майор, – сообразил я. – Действительно, во время инцидента мной было произнесено слово, которое не было адресовано капитану Вараве, а характеризовало ситуацию в целом.
   – И что же это было?
   – В начале было слово, и слово это было «пердимонокль».
   – Что?!
   – Ничего особенного. Пер-ди-мо-нокль, – повторил я по слогам. – Это французское слово, использовавшееся в русском обиходе ещё до революции. И произошло оно от двух слов «перди», что значит «терять» и «монокль», помните стёклышко с диоптриями, которое зажимали бровью. А означает это словосочетание «крайнее удивление». Я думаю, что Варава не совсем правильно интерпретировал меня, хотя и понимаю – в попытке разобраться он пошёл по пути упрощенчества и как школьник стал переводить иностранные выражения тупо… Простите, я хотел сказать, просто… подставляя русские аналоги. Так, монокль в его трактовке мог быть истолкован как половина очков, то есть…
   – Я понял! – прервал меня майор, на лице которого читалось недоверие.
   Он поднял трубку телефона, пробежал пальцами по кнопкам и произнёс, когда на том конце провода ответили:
   – Борзов, у тебя интернет работает?.. Это хорошо. Посмотри пердимонокль… Нет, я тебя не обзываю! Есть такое слово или нет?
   В кабинете воцарилась пауза, девушка склонилась ко мне и шёпотом спросила:
   – Где вы такие словечки находите?
   – Студентом в электричках кроссвордами приторговывал.
   – Говори, Борзов… – прервал нас голос полицейского. – Есть? И что оно означает? Да хватит ржать, Борзов!.. Ага, понятно.
   Положив трубку, майор глубоко вздохнул и, посмотрев на нас, коротко бросил:
   – Идите-ка вы отсюда, филологи фиговы! Работать не дают!
   – А это? – я показал глазами на лист в своей руке. – А это оставьте мне. В рамке повешу – на память! Попрощавшись с майором и пожелав ему как можно быстрее получить вторую звёздочку, мы без всяких осложнений покинули отделение. Несмотря на прохладный ветер, на солнце было тепло, а молодая нежно-зелёная листва создавала прекрасное весеннее настроение.
   – А вы неплохо держались! – сказал я девушке. – В вас явно пропадает актёрский талант.
   – Хотите предложить мне роль Пятой крысы в вашем спектакле?
   – Ну, зачем же пятой. Третьей будете?
   – А роль со словами?
   – Не волнуйтесь, специально для вас автор перепишет сцену.
   – А можно такие, чтобы я обращалась к Четвёртой крысе, той, что с секирой: «Дорогой крысец! Как же вы меня задолбали!»
   – А вы предпочитаете монолог или диалог?
   – Монолог, в котором все остальные, а особенно Четвёртая, безмолвствуют!
   – И это в наших силах! – сказал я и, не желая более навязывать своё общество столь экзальтированной особе, улыбнулся и пошёл к машине.
   Сумасшедшая история! За два дня незнакомка вызвала у меня столько эмоций, что хватило бы на несколько лет весьма насыщенных отношений. Обидевшись на «крысца», я шёл и не находил слов. В груди всё клокотало. Срочно нужно было подумать о чём-то хорошем. О чём же? О! Может, помечтать о профессорской внучке? Итак, лет в сорок я по протекции родственников жены уже первый заместитель директора института. С Борисом Серафимовичем – директором – на короткой ноге. Вот он кладёт руку мне на плечо и говорит что-то о науке, о моей роли в наших работах, конечно же, что я – его опора и надежда… Фу, примитивно!
   – Эй вы! – раздался сзади голос, который не предвещал ничего хорошего.
   Я остановился и, не оборачиваясь, произнёс:
   – Мне кажется, несколько минут назад мы нежно простились. Так позвольте поинтересоваться, что вам ещё нужно?
   – Почему вы всё время хамите?
   – Позвольте, я лучше пойду, – сдерживаясь, выдохнул я.
   – Нет, не позволю!
   Голос прозвучал весьма воинственно! Я даже обернулся. По её лицу понял, что она тоже еле сдерживается.
   – Дело в том, – начала она, – что мою машину увезли.
   – Так езжайте на такси, – как можно спокойнее сказал я.
   – Не могу позволить себе даже метро. Когда Костик цеплял машину, я пыталась помешать и бросила на сидение сумочку. А в ней, как вы уже, наверное, догадались, был и кошелёк, и телефон. А до Преоб-раженки в лучшем случае дойду лишь завтра к вечеру. И я бы пошла, но мне нужно срочно.
   Я пристально посмотрел на неё. Она не выдержала моего взгляда и отвела глаза, нервно закачав головой. Обострять ситуацию не имело смысла. Не зная друг друга, мы уже наговорили столько «лестного», что пришла пора остановиться.
   – Может познакомимся? – неожиданно предложил я спутнице. – А то только выкаем и ругаемся.
   – Зачем? Какой смысл знакомиться людям, которые вот-вот расстанутся? Будь вы Саша или Миша, вряд ли память сохранит ваше имя в истории моей жизни.
   – С такой логикой не поспоришь. Но всё-таки, если какое-то время нам предстоит терпеть друг друга, то почему бы не делать это по-человечески?
   Девушка просверлила меня колючим взглядом, что говорило в пользу того, что она быстро не отходит.
   – Предлагаю компромисс, – произнесла она.
   – О! Любой компромисс – путь к договорённости! – отреагировал я. – И на чём остановимся?
   – Никаких имён. Вы будете Икс.
   – В смысле, Мистер Икс. А вы графиня Палин-ская? – предположил я, вспомнив известную оперетту.
   – Да, хоть месье Икс, герр Икс, пан Икс. Без разницы. Для меня вы просто Икс. Ко мне можете обращаться Зет. Устраивает?
   – Раз уж мы стали математическими переменными величинами, скажите, а есть ли у Зет Игрек?
   – А этого вам знать не надо! – жёстко отрубила она.
   Я стоял и молча смотрел на неё. Пауза затягивалась, и Зет спросила:
   – О чём вы так напряжённо думаете? Обиделись?
   – Размышляю о наших новых именах. В голову пришла мысль, что х, у, z – это трехмерная система координат, которая используется для определения точки в пространстве.
   – Вы, наверное, хорошо учились в школе.
   – Если честно, то средненько. А вот в институте пришлось поднапрячься.
   – Как сильно?
   – Так сильно, что стало нравиться то, чем я занимаюсь.
   – Значит, чтобы отыскать эту самую точку, надо знать значения х, у и z? И что это за точка?
   – Смотря каким качеством вы наделите систему и что возьмёте за координаты. Вот, например, материальное благо. X – это ваши способности, Y – элемент везения, ну a Z – вы. Получается, что в некой точке – они сойдутся, и будет вам всего и много.
   – А если эта система – любовь? Я – Z, вы – X, мой друг – Y, тогда – точка нашего счастья? А зачем тогда вы?
   – Мало ли для чего. Может быть, как раз для того, чтобы сделать счастливыми вас и Игрека, – сказал я, открыл дверь и помог ей устроиться на переднем сидении. – Будем считать, что именно для этого волшебная сила математики свела нас!
   Забравшись в машину, я уловил тонкий аромат её духов – очень нежный и приятный и, пожалуй, впервые посмотрел на неё не как на что-то приносящее только негатив, а просто как на девушку. Но, похоже, просчитав природу созерцания, она ухмыльнулась и сказала:
   – Ну что, уважаемый Икс, вы ещё долго собираетесь на меня пялиться? Хочу напомнить, что ваша переменная величина характеризует моё передвижение отсюда в точку моего счастья!
   И тут меня осенило. Либо у меня в машине сидит законченная стерва, либо глубоко несчастный человек, который так несчастлив, что отвергает любое участие. И то и другое не сулило ничего хорошего, поэтому я запустил двигатель, и сухо спросил:
   – Куда?
   – На Преображенку.
   – Как скажете, Зет. И дабы не раздражать вас во время поездки, последний вопрос, можно?
   – Надеюсь, ваш вопрос не будет бестактным?
   – Думаю, нет. Скажите, кто вас обидел?
   – А вы психотерапевт? – раздражённо бросила она.
   Я промолчал и выехал со стоянки. Для знаменитых московских пробок дороги были почти свободными. Не проронив за время пути ни слова, через сорок минут Зет попросила остановить машину у высотного дома на Большой Черкизовской.
   – Знакомые места. Знаете, Зет, а ведь в своё время недалеко отсюда я подрабатывал. А именно в этом доме был кафетерий. Ничего особенного, но булка с кофе не раз меня спасали от голодной смерти, – сказал я, подруливая к подъезду.
   – Очень интересно, – холодно ответила она и вышла из машины.
   Я тоже вышел из машины. Не горя желанием её провожать, я тем не менее пошёл вслед за ней. Возле подъезда она развернулась и хотела что-то сказать, но я опередил её:
   – Вас подождать?
   – Нет.
   – Что же, бывайте, – бодрым голосом произнёс я и попытался изобразить некое подобие улыбки. – Странная вы.
   Похоже, в этот момент Зет была уже где-то далеко в своих мыслях и ничего не ответила. Я развернулся и энергично зашагал. Не знаю почему, но мне захотелось, чтобы она меня окликнула. Захотелось так, что запекло в затылке! Вот же, блин, связался с сумасшедшей! И зачем я вообще повёз её?! С таким апломбом и впрямь могла бы и ножками добежать. Подойдя к машине, я уже не мог сдержать эмоций. И моя дамочка была здесь ни при чём… Почти ни при чём. Какой-то трюкач впихнул свой старый проржавевший хэтчбек на небольшой пятачок между родительской «Вольво» и стеной, тем самым напрочь лишив меня возможности уехать из этого дурацкого двора.
   Я совсем уже было потерял надежду на избавление, но услышал характерные щелчки реле. Зловредная машина равномерно посверкивала аварийными огнями.
   Автомобиль на аварийке позволил предположить, что водитель где-то рядом, и скоро вернётся. Немного успокоившись, я залез в салон и вновь ощутил запах Зет. На этот раз её парфюм раздражал меня. Решив начисто удалить всякое напоминание о ней, я открыл окно и посмотрел на часы.
   Грибоедовский дворец наверняка работает часов до пяти-шести вечера. Ехать мне полчаса. Костюм купил, остаётся только погладить, и завтра предстану на церемонии бракосочетания Владика во всей красе эдаким…
   – Эй! Эй! – кто-то усиленно тормошил меня за плечо.
   Не открывая глаз, я сказал сквозь сон:
   – Кто бы вы ни были – проваливайте!
   – Проснитесь, Икс!
   Кошмар вернулся! И вместе с изображением нос почувствовал всё тот же аромат, от которого я надеялся избавиться.
   – Что вам нужно? – подчёркнуто сухо спросил я. – И перестаньте меня толкать, не хватало, чтобы вы ещё сломали мне плечо!
   Зет стояла с прищуренными глазами, а уголки её рта задрались вверх, словно бы она сдерживала улыбку.
   – Что вы здесь делаете? – ответила она вопросом.
   – Какое вам дело? Идите к своему Игреку и трясите его! А я здесь жду Бетту Омеговну Лямбду, с которой проживу долгую счастливую жизнь!
   – И умрёте в один день?
   – Не дождётесь!
   – Ладно, давайте серьёзно. Почему вы спите в машине?
   – Упаси боже подумать, что из-за вас! Просто какой-то кретин подпёр меня!
   – Дорогой Икс, здесь вообще никто и никогда не ставит машину.
   Не доверяя ей, я подался вперёд к лобовому стеклу и не обнаружил хэтчбека.
   – Да тут ни одна машина и не вместится, разве что педальная лошадка из парка Горького! – настаивала Зет. – Сами посмотрите!
   Я вышел из машины и потянулся, расправляя затёкшие мышцы. Действительно, расстояние до металлического заборчика было не больше полутора метров. Но ведь машина здесь стояла!
   Предположение чьих рук это дело, мелькнуло в голове, и я на всякий случай осмотрелся по сторонам.
   – Вы странно себя ведёте. Кого-то ищете? – поинтересовалась Зет.
   – Никого, а что! – прошептал я, приложил палец к губам.
   – Что? – также шёпотом переспросила она.
   Я начал шарить рукой за сидением.
   – Ведь где-то же был! Признайтесь, это вы у меня батон подрезали?
   – Какой батон? – удивилась она.
   – За который по вашей милости меня чуть в тюрьму не упекли.
   – Во-первых, я не брала ваш батон, а во-вторых…
   – А во-вторых! Вот он!
   Я наконец нащупал пакет с закусанным багетом и, улыбнувшись от удовольствия, откусил от него уже подсохшую корочку.
   – Что вы делаете? – с недоумением спросила она, когда я откусил ещё.
   – Странный вопрос при очевидном ответе – ем!
   – Это некультурно – жевать при женщине, и тем более во время разговора!
   – Забыли, что я хам, и вообще – сытый голодного не поймёт.
   – А вы голодны?
   – Ещё один странный вопрос. По-моему, мы сейчас не у моего дома стоим, а у вашего. И это я застрял тут по вашей милости, пока некоторые наслаждались благами цивилизации.
   – Ошибаетесь. Я была в гостях.
   – А что, в гостях уже не потчуют?
   – Предлагали, но я отказалась.
   Я взглянул на неё, потом, как отъявленный жмот, посмотрел на остатки уменьшающегося батона и сказал:
   – Похоже, мне придётся вас и домой везти. Скажите, а что, у друзей нельзя было одолжить тысчонку-другую?
   – У этих нет.
   – Ну и друзья у вас!
   – Они не мои – моего жениха, да и он их сторонится.
   Я посмотрел на неё. Вечерело и становилось прохладно. Оценив высокие шансы подхватить простуду, я уже спокойно предложил:
   – Садитесь. Похоже, что я слишком рано уверовал в наше расставанье, – и когда она села рядом добавил: —Хлеб будете?
   – Буду, если вам не жалко.
   – Жалко, конечно, но, по крайней мере, это уровняет нас с вами в культурном уровне. Только не крошите, а то папа мне больше машину не даст и, чего доброго, высечет, как Сидорову козу.
   – Скажите, вы всё время шутите?
   – Нет, иногда ещё сплю. Интересно, который сейчас час? – я завёл машину, и на табло появилось точное московское время. – Сколько?!
   – Без десяти семь. Куда-то опоздали?
   У меня не было слов, и в расстроенных чувствах я только кивнул.
   – Что-то важное? – участливо переспросила Зет.
   – Теперь уже нет. Ладно, чего уж переживать, поехали!
   Машина неспешно начала пробиваться через узкий заставленный двор.
   – Скажите, Зет, а вы вообще улыбаетесь или только и делаете, что людей калечите? – спросил я, когда мы остановились у светофора.
   Она посмотрела на меня и робко усмехнулась. У неё была обворожительная улыбка. От неожиданности я обомлел и закашлялся.
   – Невероятно… Да вы лапушка… Потрясающе!
   – Спасибо. Вы уж, Икс, извините меня за всё. Ответьте честно, наверное, считаете меня взбалмошной стервой?
   – Стервой – да, но до взбалмошной ещё не додумался.
   – Я сама не понимаю, что со мной происходит. Разве у вас не бывает в жизни чёрных полос?
   – У кого же их не бывает, – согласился я. – Иногда от них я ощущаю себя негром по рождению.
   – Вот и у меня в данный момент такая.
   – Расскажете?
   – Нет. Достаточно, что я доставила вам кучу неприятностей. Простите, Икс, можно позвонить с вашего телефона?
   – Исключено. Я, растяпа, сдал его вчера в химчистку вместе с плащом.
   – Видите, у вас есть ещё один повод ненавидеть меня. Простите.
   – Чего уж там, мы ведь с вами вроде как квиты, Зет. Мой телефон крутится сейчас где-нибудь в барабане с химикатами, а ваш, отчасти по моей милости, лежит в машине на штрафстоянке. Предлагаю ничью.
   Я протянул ей руку. Она опять улыбнулась и вложила свою ладонь.
   – А ведь вы могли просто уехать, – добродушно сказала она.
   – Ну не бросать же вас на произвол судьбы, – ответил я и на всякий случай посмотрел в зеркало заднего вида.

Четвёртая глава,

   из которой узнаете, как давление в шесть атмосфер может соединять человеческие сердца, почему перед ЗАГСом всегда нужно говорить правду, о последствиях встреч на улице с пропагандистами общества «Знание», как стоит поступать вопреки всему, и снова о выгодах московского соседства, которое даёт возможность с утра разглядеть в правильном свете то, что накануне воспринималось иначе

   Как оказалось, Зет жила по соседству. Хотя в столице это понятие весьма условно. И ничего не значит, что от её дома до моего пешком с полчаса пёхать, главное – одно направление, а значит – соседи.
   Именно так я и ответил родителям вчера, когда вернулся. Отец подмигнул и спросил:
   – Это тебе соседи губу разворотили?
   – Неужели, папа, ты думаешь…
   – А чего тут думать? – вмешалась мать. – Мужчина должен драться. Тебе не больно, сыночек?
   – Ох уж мне эти гордые кавказские традиции: мужчины – драться! А что, по-другому нельзя? – возразил ей отец.
   – Можно. Только он же твой сын! – невозмутимо парировала мать. – Забыл, что сам по молодости вытворял?
   – Было-то один раз, – ответил ей отец и, махнув рукой, ушёл на кухню.
   – Зато как! – умилилась мать.
   – А что было?
   – О, Тимка, такое!
   – Не позорь ты меня! – крикнул с кухни отец.
   – Давай, мама, колись, раз начала, – теперь я непременно хотел услышать очередную семейную легенду.
   Она хитро сощурилась и тихо продолжила:
   – Приехал папа свататься во Владикавказ. Он тогда уже на четвёртом курсе в училище был. Родители мои его приняли, выслушали и отказали. Дескать, за русского не выдадим. Папа продолжал напирать, мол, не русский, а литовец. Дедушка твой говорит, да хоть принц датский, не отдам. Повздорили они. Дедушка родню позвал, ребята молодые были… дядю Казбека помнишь? Они его со двора, а он ни в какую. Подрались, скрутили его и за ворота выбросили.
   – Как выбросили? А ты? – спросил я мать.
   – А меня заперли и не выпускали, чтобы, чего доброго, не сбежала.
   – А дальше?
   – Вот тогда этот ветеран военной разведки…
   – Так-так! Чувствую, что начинается самое интересное! – от предвкушения я даже заёрзал на пуфе.
   – Мать, заканчивай… – раздалось ворчание отца.
   Но маму уже было не остановить. Если уж умом и сообразительностью я и в отца, то вот азартом и бесшабашностью точно в мать.
   – Не мешай, Юргис, когда я из уст в уста передаю сыну историю семьи! – проигнорировала его призывы мама. – Так вот, отец особо не горевал, и раны ему зализывать было некогда. Он угнал с соседней улицы машину, подъехал к нашему дому. Дождался, пока дедушка и мужчины спустились в погреб отметить чудесное избавление от «русского» жениха, запер их там и выдвинул ультиматум.
   – Погоди, мам. А машину-то он зачем угонял? Чтобы увезти тебя?
   – Это было бы слишком банально. В обиженном мозгу твоего отца план приобрёл чудовищные очертания. Дело в том, сынок, что машина была ассени-заторской. Папа вставил в духовое окошко шланг и громогласно провозгласил, что или родня соглашается отдать меня ему в жёны, или, так как терять ему нечего и жизни без меня он не представляет, готов озонировать погреб со всеми обитателями напором в шесть атмосфер.
   – И что?! – я уже не мог сдерживать слёз сквозь смех.
   – Ну, дедушка сказал, что слова отца были столь убедительны, что они тотчас признали его.
   Только стол удержал меня от конвульсивного падения на пол. Мать подождала, пока я отсмеялся, и потом добавила:
   – А в это время водитель, который остался без своего ценного автомобиля, пошёл в милицию, и та вскоре оказалась у нашего дома.
   – Интересно, как они так быстро нашли? – задал я риторический вопрос.
   – Одорологический метод, основанный на явлении диффузии, – сказала мама, которая по совместительству была ещё кандидатом химических наук. – Отца отвезли в отделение, откуда его потом всем родом Туликовых освобождали!..
   Засыпая, я ещё раз представил в лицах рассказ матери. Молодой отец в форме, как на фотографиях в семейном альбоме, изящная мама с смоляными волосами и в белом платье, угнанная машина, дедушка, дядя Казбек…
   Как же хорошо дома! Спать, спать! Завтра очень важный…
   Без пяти минут девять я уже был на Чистых прудах. День обещался быть пасмурным и прохладным, под монотонный аккомпанемент дождя. Раскрыв позаимствованный у отца большой зонт-трость, ускорился в направлении Грибоедовского дворца. Несмотря на рань, возле входа собралась толпа – человек, эдак, двадцать – сплошь молодые пары.
   – Эй, народ, что дают? – спросил я стоявшую под зонтом парочку.
   – Письменно заверенный шанс на счастье, – бросил мне парень, приобнявший за плечи свою будущую половинку.
   – А что, без документа счастья не видать?
   – Это каждый сам решает. В этом деле шаблон не приложишь, – прокомментировала половинка.
   – Да ну! – наигранно изумился я и, подмигнув им, сказал: – А тут по записи или в порядке живой очереди?
   – Очереди. Будешь за нами, – отозвался парень.
   – Мне в очередь нельзя. Так и опоздать недолго, – сказал я скорее самому себе и уже громко для всех продолжил, – граждане и гражданки, наконец-то решившие порвать с личной свободой и закабалить себя узами брака! Взываю к вашей чуткости и доброте. Пропустите меня первым, у меня в этом заведении небольшой, но очень срочный вопрос.
   – У нас у всех тут небольшие, но срочные вопросы, – раздался бас кого-то из первых.
   – Поймите вы, чудаки, у меня действительно маленький вопросик.
   – Мы все тут по-маленькому! – раздался всё тот же весьма противный голос.
   – А здесь точно в ЗАГС стоят? – наигранно изумлённо произнёс я. – Ладно хоть не по-большому, а то пришлось бы ждать до вечера!
   Очередь прыснула со смеха, чем я тут же не преминул воспользоваться:
   – Друзья! Без пяти минут, так сказать, ячейки нашего общества. Не собираюсь следовать за вами. Хотя и отговаривать не стану. Мы тут на галёрке выяснили, что каждый сходит с ума по-своему. Да вы посмотрите на меня – один, без подруги. Мне только выяснить, когда сегодня расписывают друга. Я у него свидетель, а вот время церемонии забыл!
   – Пусть проходит! – раздался чей-то женский голос.
   – А если врёт? – опять забасили из первых рядов.
   – Друзья! Кто же врёт в таком месте! Здесь же каждого спрашивают, осознанно ли его желание?
   И все в один голос отвечают – да! Место намоленное на правду. Если не верите, пусть кто-нибудь пройдёт со мной!
   – Никто с тобой не пойдёт! – раздражался всё тот же басист.
   В этот момент я заметил своего анонимного оппонента с рыжими, как охра, волосами.
   – Старик, ну ты чего?! – спросил я его. – Я же не для себя прошу! Хочешь, держи паспорт! Без документа-то я ничего не сделаю.
   Рыжий как заправский сыщик просканировал меня взглядом, но паспорт всё же взял.
   – Человек – это звучит гордо! – сказал я ему и, обернувшись к очереди, добавил: – Спасибо, человеки, за вашу душевность и эмпатичность!
   В этот момент дверь открылась, и всех пригласили пройти. Пока очередь синхронизировалась внутри, мы с рыжеволосым зашли в комнату.
   – Здравствуйте! – поздоровался я с распредели-тельницей семейного счастья.
   Женщина лет пятидесяти внимательно посмотрела на нас. Очевидно, не разглядев с первого взгляда, она надела очки и взглянула ещё раз.
   – Понимаете ли, молодые люди… – начала она. – Дело в том, что… э-э-э… Мы таких, как вы, не принимаем, у нас закона такого нет.
   Пока «бас» переваривал услышанное, я, догадавшись, куда она клонит, положил руку ему на плечо и с нотками отчаянья сказал:
   – Вот видишь, дорогой, счастье-то, оно не для каждого! Верни мне паспорт!
   – Да ну тебя, придурок! – отстранился от меня рыжий и пулей вылетел за дверь.
   Я же повернулся к даме и продолжил:
   – Вы не так поняли.
   – Очень даже я вас поняла. Такие ежедневно приходят! Молодой человек, освободите кабинет, не отвлекайте от работы!
   – Это что же такое! Всем мешаю – вчера полиции, сегодня вам! Действительно… – я посмотрел на бейджик на столе. – Галина Александровна, я здесь вовсе не для того, чтобы третировать вас этим рыжеволосым Уизли, я свидетель на сегодняшней росписи. Помогите уточнить время!
   Женщина с недоверием посмотрела и тихо произнесла:
   – А паспорт у вас, мужчина, есть?
   – Тётенька, поверьте, я уже давно совершеннолетний. Мне даже в магазине водку отпускают, не спрашивая документов!
   – При чём здесь это? Как я дам информацию по персональным данным, не зная кому?
   – Так костюм, белая рубашка…
   – Глаз подбит, губа припухшая, – оборвала Галина Александровна.
   – Это всё из-за женщин! – вздохнул я и протянул ей паспорт.
   Она внимательно изучила все страницы красной книжицы, потом посмотрела на меня через окуляры и поинтересовалась:
   – Как фамилия?
   – Василиаускас.
   – Да не ваша! А тех, чей брак вы скрепите собственноручной подписью?
   – А! Невесту зовут Ника…
   – Фамилия?
   – Галина Александровна, хоть режьте, не знаю. А вот жених – Круглов Владислав Сергеевич – дружок юности.
   – Какой ужас! – воскликнула дама. – А друг такой же?
   – Мы с ним почти братья. Но только он без синяков! – сначала уверенно ответил я, а потом задумался на секунду и добавил: – Наверное… Точно не знаю.
   – Уф! – напряжённо выдохнула Галина Александровна. – На всякий случай надо предупредить охрану.
   С этими словами она уткнулась в экран монитора, выискивая нужную информацию.
   – Знаете, Василиаускас, а свадьбы не будет.
   – Это как?! – обескураженно спросил я.
   – Да не волнуйтесь – сегодня не будет. По просьбе брачующихся, роспись с 12:30 нынешнего дня перенесена… на завтра, на 11:00.
   – Это точно?
   – Молодой человек, у нас контора точная. Мы, прошу прощения, не кирпичи на стройке кладём, а сшиваем половинки человеческих душ!
   – И разрезаете, – добавил я.
   – В каком смысле?
   – Разводите.
   – И это, к сожалению, случается.
   – Галина Александровна, небольшая просьба, – улыбнулся я ей. – Того наглого рыжего, который заходил со мной, сшейте покрепче. А то он так и будет всё время здесь ошиваться!
   Прикрыв дверь, я практически лицом к лицу столкнулся с рыжим, который заметно нервничал по поводу моего присутствия в кабинете.
   – Спасибо, дорогой! – поблагодарил его я и, манерно подмигнув, добавил: – А может, всё-таки?..
   – Что ещё? – вступилась девушка в теле, которая, похоже, и была той самой половинкой, которую Галине Александровне предстояло пришить.
   – Ничего-ничего, Анжела! Этот парень – просто шутник, понимаешь!
   – Жаль! – ответил я и хотел уже было послать воздушный поцелуй, но вовремя осёкся, разумно предположив, что шутка может сработать не так.
   Хорошо то, что хорошо кончается! Теперь я знал время росписи, и передо мной стояла весьма простая задача – постараться до церемонии больше не попадать в неприятности.
   Выйдя на улицу, раскрыл зонт и, оглянувшись по сторонам, направился дворами на Покровку, по которой любил гулять с детства. Невзирая на непогоду, я шёл и наслаждался практически нетронутыми кусочками московской старины. Задирал голову и с удовольствием рассматривал фронтоны домов, которые за последние годы привели в порядок, что придало им столичный лоск. Внезапно процесс созерцания закончился, словно кто-то щёлкнул выключателем, и при этом снизу послышался возмущённый крик: «Ой, ой, ой!». Я опустил голову и увидел препятствие, на которое налетел.
   Маленькая старушка в изъеденном временем демисезонном пальтишке неопределённого от ветхости цвета стояла и охала. В руке она держала порванный пакет, из которого к выпавшим и катившимся в разные стороны яблокам продолжали вываливаться какие-то баночки, сырки и брикеты.
   – Простите, бабушка! – только и сказал, бросившись собирать её нехитрые покупки. – Сейчас всё соберу. Простите, зазевался! Мама мне с детства говорила: не считай ворон!

   Старушка по инерции продолжала охать, а я метался из стороны в сторону, собирая всё в зонт. Когда догнал последнее яблоко и огляделся вокруг, бросил взгляд на разорванный пакет, который не мог быть использован вторично и подлежал утилизации в ближайшей урне.
   – Бабушка, вы только не волнуйтесь. Я помогу донести!
   – Ага, а потом хрясь по темечку и в квартиру залезешь! – насторожилась она.
   – А может быть, у вас есть запасной пакет?
   – Я что, по-твоему, на мешочной фабрике работаю?
   – Хотите – обождите, а я сбегаю в магазин и куплю новый.
   – Ага, а я буду ждать час, два!..
   – Ну, тогда не знаю… Может, вам компенсацию за пакетик предложить? – хмыкнул я. – Вы, бабушка, в лихие девяностые, часом, рэкетом не промышляли?
   – Нет! – категорично ответила старушка и после небольшой паузы добавила: —Ладно, пошли!
   Я с готовностью подхватил зонт и поплёлся вслед за ней. Пройдя через проходные дворы, мы упёрлись в подъезд дома дореволюционной постройки в стиле модерн. Поднявшись на второй этаж, старушка достала ключи и вставила их в замок двери, на которой красовалась старенькая, окислившаяся от времени табличка: «Профессор Яговский Яков Янович».
   – Все инициалы на букву «я»! Интересно! – сорвалось у меня с языка.
   – Традиция нашей семьи. Фамилия не меняется, а у всех мужчин и женщин имена должны начинаться именно с последней буквы алфавита. Я, к примеру, Ядвига Яковлевна, – ответила старушка и, открыв дверь, жестом пригласила меня пройти.
   Краем глаза я заметил, что перед тем как последовать за мной, она внимательно посмотрела на лестничный пролёт и плюнула. Я не особо удивился этому, так как уже приходилось видеть возрастные изменения у людей, но эту женщину отличала какая-то чрезвычайно натуральная осознанность своих действий – словно именно так и надо.
   – Проходи прямо на кухню. Ботинки только сними – у меня чисто! – скомандовала старушка.
   Я послушно подчинился и, зайдя в небольшую, но ухоженную кухню, начал выкладывать содержимое зонта на стол. Старушка тут же сортировала и отправляла что-то в холодильник, а что-то в рукомойник.
   – Всё, Ядвига Яковлевна! Точно по описи! – закончив, провозгласил я.
   Старушка недоверчиво посмотрела на меня и на всякий случай бросила взгляд на зонт. Улыбнувшись, я потряс им, чтобы окончательно убедить её в том, что там ничего не осталось.
   – Разве только батон колбасы по дороге схомя-чил! – «чистосердечно» признался я.
   – Не привирай, колбасу я сегодня не покупала! – она вскинула на меня глаза и уже мягче сказала: – Садись, раз пришёл, чаем напою.
   – А есть потом не будете? А то ведь, как в сказке, сначала надо бы баньку истопить, сытно накормить…
   – Это ты на фамилию намекаешь? – не удивилась моим словам старушка. – Эти подковырки вот с такого возраста слышу.
   При своём небольшом росте она опустила руку вниз, из чего стало очевидно, что это было очень давно.
   – Фамилия-то наша правильно не Яговские, а Иговские. Одному моему предку ещё до революции такая же старуха нагадала, что его судьба изменится, если поступится малым, а получить сможет неизмеримо больше. А предок-то был не очень удачлив и в делах, и в жизни. Один раз документ подписывал и описался – вместо «и» буква «я» получилось. А была то закладная или вексель. С тех пор у него и попёрло. Так что, сынок, я во всякую нечисть не верю. Скажу больше, всю сознательную жизнь боролась с этими предрассудками по линии общества «Знание».
   – Я тоже в эти сказки не верю.
   – А в судьбу? – неожиданно спросила старушка.
   – В какую? – озадаченно переспросил я.
   Старушка прищурилась, словно пыталась прочитать на моём лице текст, написанный мелким шрифтом.
   – Чернявенький такой, – наконец сказала она.
   На мгновение я утратил дар речи и лишь хватал ртом воздух.
   – Видела его сегодня, за тобой плёлся, – оценив моё состояние, добавила старушка и включила чайник. – Пойдём в комнату. А то у меня здесь и повернуться негде.
   Единственная комната была просторная и светлая, со стоящими вдоль стен стеллажами, сверху донизу забитых книгами. Пока я соображал, что же произошло, и молча ходил от одного стеллажа к другому, Ядвига Яковлевна вернулась с чайником и чашками. Разлив свежезаваренный чай, она устроилась в кресле и спросила:
   – Пришёл в себя?
   – Если честно, нет.
   – И как он представился?
   Я уставился на неё и на всякий случай ущипнул себя.
   – Судьбин… А.
   – А тебя как?
   – На бытовом уровне Тимофей.
   – А на культурном? – настаивала Ядвига Яковлевна.
   – По паспорту Теофилис Юргисович.
   – Прекрасное имя!
   – Но трудное для восприятия, – смущённо произнёс я.
   – Чушь! Тэ-о-фи-лис! – произнесла она по слогам с акцентом на «э». – Божэственно!
   Я всё ещё с недоверием смотрел на старушку. Продолжать щипать себя не было смысла, но и верить во всё происходящее мозг отказывался. Кое-как собрав разрозненные мысли, я выпалил:
   – Странно как-то, Ядвига Яковлевна! С одной стороны, вы говорите, что не верите в сказки, а в материализованную судьбу, значит, верите?
   – Нет, не верю, Тэофилис! Я с ней борюсь!
   – Как можно бороться с тем, во что не веришь? Какая тогда идея у борьбы?
   – Никакой! – искренне призналась Ядвига Яковлевна. – Ты прожил столько лет и ничего не понял. Главное в борьбе не за что бороться, а с кем! Цели – категории изменчивые, а вот враг… Даже если ты с ним в какой-то момент времени примиришься, он не перестанет быть врагом.
   – Допустим. А вы её… его…
   – Обобщим под местоимением «они», – предложила мне старушка выход из логического тупика.
   – Хорошо! А вы их видите?
   – У меня на них нюх! Те из них, кто покладистее, пахнут, как булочки синнабон. А от других смердит так, что аж глаза на лоб вылезают.
   – А как же…
   – Чернявый?
   – Угу.
   – Как протухшая ватрушка! Понимаешь, Тэо-филис, в силу своей непредсказуемости эти самые опасные – анфаны терри́бль!
   – Кто?
   – Фу, Тэофилис! А ещё считаешь себя интеллигенцией! Выражение такое русское из французского – озорники, значится! – по её лицу пробежало брезгливое удивление.
   – Пердимонокль! – на автомате произнёс я.
   – О-о-о! – она вновь взглянула на меня с уважением и согласилась: – Ещё какой!
   – И как же вы с ними боретесь? Что-то наподобие Ночного Дозора?
   – Ты меня ещё в тимуровцы запиши! – сказала Ядвига Яковлевна и глухо засмеялась. – А борюсь с переменным успехом, но с чёткой уверенностью в себе. Тут, Тэофилис, всё дело в принципах, на которых эта самая борьба строится.
   – Позвольте полюбопытствовать, каких?
   – «Знание – сила»…
   – А «Труд – необходимость», – подсказал ей вариант продолжения.
   – Только не ёрничай! – с обидой произнесла старушка. – Для нас – ветеранов незримого фронта – ирония неуместна. Второй принцип звучит так: знание лишь половина ума. Без чутья не обойтись, чутьё находит всё что угодно, кроме очевидного. Вот такое, Тэофилис, «очевидное невероятное»!
   – О втором принципе я где-то уже слышал.
   – Смотри не перегрейся! Это Уайльд, – сказала Ядвига Яковлевна со знанием дела.
   – Точно! Оскар Уайльд! Но, помнится, он говорил о женщинах?
   – А чего ты ждал от гомофила? Да он просто завидовал женщинам!
   Я смотрел на Ядвигу Яковлевну, и почему-то весь объём мозга навязчиво заполнялся одной-единственной мыслью – передо мной сумасшедшая! Пока не поздно, пора отсюда двигать.
   – Ядвига Яковлевна, так что мне делать? – задал я самый правильный вопрос.
   – Пусть не покажется странным, но суть в том, что ты должен делать то, чего он от тебя не ждёт!
   – А как понять, что от меня можно ждать?
   – Не знаю в подробностях, но, в общем… – старушка закатила глаза, чем ещё больше подтвердила поставленный мной диагноз. – Он ждёт, что ты будешь делать то, чего хочет он.
   – Логично, но непонятно, – сказал я и посмотрел на дверь.
   – Могу тебе посоветовать делать то, чего он, а, стало быть, и ты сам от себя не ждёшь!
   – Перевожу: захожу в кафе, краду булочку, но не потому, что хочу украсть, а потому что совершенно не желаю этого делать. Я правильно понял?
   – Если не упрощать, то примерно так. Но стыришь булочку – тебя посадят. А вот если ты выкинешь что-нибудь неожиданное и нетривиальное – вот тогда попадёшь…
   – В психбольницу? – предположил я.
   – Туда ещё успеешь, – не обращая внимания на мою подковырку, сказала старушка и закончила мысль, – …попадёшь в яблочко!
   – Спасибо за совет, Ядвига Яковлевна. Пожалуй, я пойду. Приятно было с вами познакомиться.
   – Не за что. Накипит – заходи, – ответила она и проводила до двери.
   Оказавшись снова на улице, я глубоко вздохнул и, обернувшись, посмотрел на табличку с номером дома.
   Вот же напасть какая! Судя по всему, дальше меня ожидает страх перед перебегающими дорогу чёрными кошками, и тому подобная приметная ахинея… Хотя, почему ахинея? Ведь нормальный человек никак не реагирует на суеверия! Максимум сплюнет три раза через плечо, спрячет руки в карманах и пальчики скрестит, скажет, мол, чур меня, и пойдёт дальше. Кстати, Ядвига тоже на лестнице плевалась. А если она права? Так! Что же сделать не так? Чего я сегодня не собирался делать?..
   Единственный ответ не заставил себя долго ждать. Через минуту уже открывал на купленном телефоне приложение вызова такси. Не прошло ещё пары минут, как жёлтый экипаж помчал меня по московским улицам.
   Вскоре, найдя нужный адрес и с определённой долей вероятности отсчитав квартиру, я стоял с букетом цветов перед дверью. Ещё мгновение, дверь открылась. Моему счастью не было предела! С первой же попытки!
   – Здравствуйте, Зет! Простите за столь ранний визит и к тому же без приглашения. В общем, я тут подумал…
   – Вы, Икс, пройдёте? Или будете одаривать своим неподготовленным монологом благодарных слушателей из соседних квартир?
   – Скажите, – прошептал я. – Я не помешал? Игрек не будет сердиться?
   – Игрек мой жених и пока здесь не проживает. Признаюсь, не ожидала увидеть вас снова.
   – Ещё час назад я и сам не мог такого представить.
   – А знаете, почему-то я вам верю. Хотя, наверное, потому, что Игрек… Впрочем, неважно. Как ни странно, я даже рада. Так что проходите.
   – С удовольствием принимаю приглашение! – сказал я, переступил порог и торжественно вручил хозяйке цветы.
   – Надеюсь, роскошные красные розы не знак ваших чувств? – продолжила Зет, показывая дорогу в комнату. – Или у вас торжество какое-то?
   – Красные розы, бесспорно, знак. Правда, не понимаю какой, но хотелось, чтобы вам понравилось.
   Судя по всему, с фантазией у меня не очень. Учту на будущее! И вы правы. Сегодня должно было состояться торжество, но по независящим от меня причинам перенеслось на завтра.
   – И тогда решили скоротать время?
   – Отчасти. Горю желанием поучаствовать в операции по освобождению вашей машины из гаишного плена. Правда, и сам сегодня безлошадный.
   – Неужели я вчера всё же насорила, и ваш отец сдержал слово? – подмигнула Зет.
   – Увы! – улыбнулся я. – В следующий раз придётся надеть слюнявчик!
   Девушка ухмыльнулась, и явно подтрунивая, сказала:
   – Что вы всё о будущем говорите?
   Я смутился и никак не мог сообразить, как бы ответить поостроумнее. Но ничего не получалось. Поэтому сказал как есть:
   – Это, Зет, от волнения и скованности!
   – Что же, ответ принимается, – она опустила цветы в вазу. – Подождите, через десять минут я буду готова.
   Удобно устроившись на диване и осмотревшись по сторонам, непроизвольно улыбнулся и задумался над тем, что, собственно, я здесь делаю. Человек готовится к свадьбе, тут какой-то посторонний вторгается в жизнь, наглеет до такой степени, что, ничтоже сумняшеся, приезжает без приглашения. И это бы ещё куда ни шло, но целый день я собирался провести с этой девушкой! А как же Игрек? Что вообще происходит, если перед свадьбой она одна?!
   Прошло ровно десять минут, и из коридора раздался приятный голос:
   – Непредсказуемый Икс, вы всё ещё хотите сопровождать меня на штрафстоянку?
   Я быстро поднялся с кресла, на котором до этого придавался самокритике, и вышел из комнаты со словами:
   – Без всякого сомнения, любезнейшая…
   В горле перехватило, а в глазах потемнело. Ощущение было такое, что с разбегу налетел на бетонный столб. Только если при столкновении с препятствием расшибаешь только нос или лоб, то в данный момент меня будто огрели кувалдой. При этом били по пяткам, а прошибло до самой макушки!
   – …Зет, – мне едва хватило сил закончить фразу.
   Она стояла в дверном проёме в лучах прорвавшегося солнца. Изумрудного цвета платье так ладно облегало фигуру, словно это была вовсе не она, а нежная тростиночка, тянущаяся к свету. Пепельно-русые волосы волнами набегали на её плечи, огибая нежные линии лица.
   Не знаю, просчитала ли заранее мою реакцию, но она задорно рассмеялась, зажмурила глаза и с удовлетворением бросила:
   – Бац!
   – Зет?.. Это вы? – глупо переспросил я на всякий случай.
   – А если не я, то что? – она снова засмеялась.
   – Я… я… – доносилось из меня, словно из чревовещателя.
   – Послушайте, Икс! – воскликнула она и состроила сердитую гримасу. – Ну нельзя же так! Вы словно впервые увидели меня.
   – Простите! Похоже, впервые. Как ваше имя?
   – Чтобы вернуть вас в реальность, ещё раз скажу, что моё имя Зет.
   – Чудесное имя!
   – Вы находите?
   Я замотал головой, при этом одновременно попытался произнести все эпитеты, которыми одаривал её мозг, и от этого вновь получилось что-то нечленораздельное.
   – Что-что? – лукаво переспросила она.
   – Вы прекрасны, Зет! – ко мне вернулась способность говорить. – Сами не знаете, как прекрасны!
   – Знаю! – бросила она и снова расхохоталась.
   Лишь только мы сели в такси, как я будто захмелел от её присутствия. Глаза непроизвольно выхватывали фрагменты её руки, линии ног. Аромат духов будоражил, записываясь где-то в подсознании.
   В какой-то момент машина подпрыгнула на кочке, и, чтобы удержаться, она схватила меня рукой за запястье. Словно вспышка молнии ослепила меня, когда я заметил на её безымянном пальце кольцо с небольшим, но очень ярким изумрудом. Реакция не осталась без внимания и, словно оправдываясь, Зет сказала:
   – Его подарок на помолвку.
   Обтекать можно по-разному. Но мне показалось, что на меня вылили бочку раскалённого битума!
   – Уф! – выпалил я, на всякий случай пригладил волосы, как бы убеждаясь, что на них ничего нет, и добавил: – Очень красивое кольцо. У вашего жениха отменный вкус!
   Зет бросила на меня взгляд и несколько смущённо, медленно убрала руку с моей. Мне стало неловко за своё поведение. Желая хоть чем-то разбавить затягивающуюся паузу, я бодро сказал:
   – Какая же девушка не мечтает о подобном подарке!
   – Зачем же о таком, это не интересно! Мне почему-то кажется, Икс, что своей невесте вы найдёте нечто другое.
   – Лишь бы денег хватило! – со знанием дела вмешался в разговор молчавший до этого седой таксист. – Вот было бы у меня много денег, я вряд ли стал бы тратиться на такие подарки. Согласны со мной, молодой человек?
   – А на что бы вы их потратили? – переспросил я, восстанавливая дыхание.
   – Да мало ли! Нашёл бы, куда! – таксист начал ворчать себе под нос, вспоминая, чего у него нет и чего он хочет.
   Ни я, ни Зет не вслушивались в его рассуждения. Она отвернулась к окну и тихо спросила:
   – А есть та, кто ждёт Икса?
   Вопрос шокировал меня. Понимая, что не ответить неприлично, но и рассказывать незнакомой, пускай и очень красивой женщине, о своей жизни будет ещё более глупо, я нехотя бросил:
   – Она не дождалась.
   – Печальная история?
   – Была когда-то. Сейчас больше напоминает немое кино. Сначала суета, вздохи-охи, поцелуи, ревность, а потом – раз – The End. И то, что когда-то казалось желанным и значимым, превратилось в ничто – словно и не с тобой.
   – Похоже, сильно вас задело, – Зет повернулась и внимательно посмотрела на меня. – И вы озлобились на женщин?
   – Вы намекаете на обстоятельства нашего знакомства? Уверяю, что нет! Стечение обстоятельств.
   – Да… стечение, – задумчиво прокомментировала Зет.
   – Но я уверен, ваша история куда лучше моей!
   – По крайней мере, она позитивнее. И слава богу, на финальные титры нет никакого намёка.
   – Это прекрасно, милая Зет! Было бы несправедливо, если бы мир состоял только из таких, как я. В нём обязательно должны присутствовать Зеты и Игреки. Когда же такие, как вы, оказываются рядом с такими, как я – Иксами, – происходят разные метаморфозы, одна из которых, – я жестом показал на себя и неё, – случилась с нами. А кстати, что вы делали в аэропорту?
   Зет внимательно посмотрела на меня, словно пытаясь удостовериться, что за моим вопросом стоит интерес, а не набор слов.
   – Я пригласила на свадьбу подругу, но в силу определённых причин она вынуждена была улететь раньше.
   – Понятно, вы расстроились, а тут лужа!
   – Право, мне было жалко вас. Но я не заслуживала в тот момент агрессии.
   – Если бы знал…
   Я поднял глаза и посмотрел на неё. В последнее время девушки не выдерживали моего взгляда, чем пользовался, особенно на работе с подчинёнными. Однако Зет не торопилась ретироваться, и теперь уже зажмурился я.
   – …А ваша подруга красивая?..
   – Более чем! – прервала неловкую сцену Зет.
   – Тогда у меня появится шанс подружиться с вами.
   – Не выйдет.
   – Она замужем?
   – Нет.
   – Почему же не выйдет? Вы считаете, что я не понравлюсь ей?
   – Зная её, уверена, что она найдёт свою половинку… и без синяка под глазом! Кстати, что там за история с женщиной, из-за которой ваше лицо теперь так светится?
   – Не поверите! Меня хотели женить! – ответил я, понимая, что разговор понемногу выходит из тупика.
   – Интересно. Поделитесь опытом с невестой!
   – Ничего интересного. Тривиально, как в дешёвом романе. Друзья нашли мне выгодную партию.
   – Попробую догадаться. А вы натура возвышенная, чуждая прагматизму. Подавай настоящую любовь!
   – А что делать! Всякий Икс втайне мечтает однажды стать счастливым Игреком.
   – И откуда синяк? – настаивала Зет.
   – Да как сказать… – замялся я.
   – Как было! – любопытство Зет набирало обороты.
   – Мне неловко… По дороге на смотрины сбился с пути, заехал не в тот населённый пункт, где в темноте получил гнилой картофелиной, будучи заподозренным в покушении на частную собственность.
   – Так просто? – Зет рассмеялась.
   – А я предупреждал – не ждите голливудских заморочек!
   – Партия-то хоть красивая была?
   – Если честно, то да, – ответил я и сразу поправился. – Но с вами не сравнить!
   Зет сложила руки на груди и с выражением лица «вижу тебя насквозь» посмотрела на меня.
   – Вы льстец, Икс. И если бы не история, как вы сбежали от красивой девушки…
   – Не бежал! – наигранно возмутился я. – Скорее это было стратегическое отступление.
   – Так я и поверила! – настаивала Зет. – Так вот, если бы не эта история, то подумала бы, что вы появились у меня неслучайно!
   – С вами неинтересно, Зет! Хоть решение и было спонтанно, но мной что-то двигало… точнее, кто-то.
   – Вот как! И кто же?
   – Если расскажу, не поверите.
   – А вы попробуйте!
   Я собрался с мыслями и на чистом глазу выпалил:
   – Так… старушка одна древняя, бывший пропагандист Всесоюзного общества «Знание».
   Настала пора зависнуть Зет. Она смотрела и никак не понимала, куда я клоню.
   – Сегодня утром я совершенно случайно сбил старушку…
   – Насмерть? – её голос дрогнул.
   – Ну что вы! Типун вам на язык! Я зазевался и случайно налетел на неё…
   – Она в больнице?
   – Нет.
   – Вы оставили её умирать?
   Я набрал полные лёгкие воздуха и неспешно выпустил весь объём из себя:
   – Уф-ф! Сдались вам эти криминальные штучки. Я шёл пешком, задумался и налетел на старушку. С ней всё в порядке. Отчасти пострадали продукты, купленные в магазине. Но героическими усилиями удалось вернуть их законной владелице!
   – И старушка послала вас ко мне? – Зет явно нравилась эта игра.
   Понимая, что так можно продолжать бесконечно, я произнёс:
   – Да!
   – Откуда старушка знает про меня?
   – А она и не знает. Только сказала, что сегодня мне обязательно стоит сделать то, на что до этого дня не решался. И вот я у вас.
   – Почему? – с неподдельным интересом спросила Зет.
   – Потому что вы мне понравились! И… я сейчас сказал это только потому, что… раньше бы не решился.
   Зет замолчала и снова отвернулась.
   – Похоже вы расстроились. Не ждите от меня неприятностей, Зет! Но когда старушка-пропагандистка советовала мне, почему-то перво-наперво подумал о вас… – я наклонился, пытаясь заглянуть ей в лицо. – И давайте всё же вернёмся к вашей подруге!
   – Забудьте! – она повернулась и рассмеялась. – Вы точно не в её вкусе.
   – Возможно одной фразой вы изменили мою судьбу! – сказал я и почему-то бросил взгляд в зеркало заднего вида.
   В тот момент я готов был биться об заклад, что из зеркальца мне ухмыльнулся Судьбин А! По привычке я зажмурился, а когда открыл глаза, увидел в отражении только седого таксиста.
   Тьфу! Показалось!

Пятая глава,

   в которой будут инопланетяне с марсианскими псами, кабинет отоларинголога, пожарная лестница и образы из прошлого. Так же узнаете, почему надо говорить правду и говорить её вовремя, а иногда почему правду говорить не надо вовсе

   Тем временем мы благополучно добрались до места, из которого недисциплинированные водители выручали своих колёсных друзей. Заветная стоянка в спальном микрорайоне Москвы издалека ничем приметным не выделялась. Лишь только когда машина притормозила у узкого въезда, я заметил белую надпись на синем фоне: «Спец-стоянка».
   Ворота на территорию могли считаться бесценным образцом современного искусства. Вся рабочая поверхность была исписана маркерами и мелками. Посты отражали мировоззренческие особенности оставивших их личностей. Банальные примечания, не блещущие глубиной подхода, как правило, сводились к простым эмоциям типа: «Менты – козлы» и тому подобному, соседствовали с претензиями на нетленку. Особо понравилась надпись, написанная в меру красивым почерком: «Натерпишься горя – узнаешь, как жить!»
   – А мне больше нравится эта, – сказала Зет, обратив внимание на одну из надписей. – «Не вкусив горького, не узнаешь и сладкого».
   – Трудно не согласиться, – прокомментировал я. – Но мне почему-то кажется, что эмоциональные граффити принадлежат тем, кто с этой стороны ворот, а философские изречения пишут те, кто сидит за воротами. Примитивный чат с конфликтным подтекстом: одни хотят, а другие…
   – «Козлы»? – вклинилась Зет.
   – Возможно.
   – Предлагаю проверить! – сказала она и попыталась открыть ворота.
   Но не тут-то было. Ворота не поддались ни с первого, ни со второго и даже устояли на третий раз. Видя её потуги, я решительно подошёл и приложил большее усилие, но с тем же результатом.
   – Похоже, что нас не ждали.
   – Как же так! – возмутилась Зет. – Здесь же написано, что работают круглосуточно!
   – Чему так удивляетесь? Мало ли какие причины.
   – Вы так спокойны потому, что здесь не ваша машина, – отреагировала Зет. – И всё же, почему закрыто?
   – Хотите услышать знание или предположение? – ответил я вопросом.
   – С учётом того, что вы гость столицы, скорее предположения.
   – Насколько приближённое к действительности? – уточнил я.
   – А есть фантастические версии?
   – Почему бы и нет. К примеру, предположим, что это не простая штрафстоянка, а замаскированный космопорт, и работают здесь марсиане. А марсианские сутки дольше земных на сорок минут. Тогда всё предельно просто. Мы как раз приехали во время неучтённого сорокаминутного довеска. Следовательно, нам стоит немного обождать, и гостеприимные особи с антеннами на головах вскоре любезно распахнут ворота.
   – И чем подтверждается ваша гипотеза? – не отступала она.
   – Ну, хотя бы тем, что вы Зет, я Икс. Игрек, судя по всему, завис на околоземной орбите. Меня пытались женить на Лямбде. Так почему за этими воротами нас не поджидают какой-нибудь Ипсилон с товарищем Йотой.
   – У вас бурная фантазия, – без всякого подвоха произнесла Зет.
   – В науке без этого нельзя. Перестанешь допускать невероятное, как сам того не заметив, начнёшь мастерить табуретки.
   – Табуретки это хорошо. Сейчас бы хоть одну, можно было бы встать и посмотреть, что там делают эти гуманоиды. А давайте вы наклонитесь, а я по вам залезу и загляну.
   – Для вас, Зет, готов стать хоть табуреткой, хоть стремянкой. Но у меня идея получше. Высота здесь не очень большая. Поэтому я нежно и без всякого подтекста подхвачу вас за бёдра, приподниму и дам удовлетворить любопытство, – с готовностью предложил я.
   – Без подтекста, вы сказали?
   – Конечно! Ищите дурака! А вдруг там за забором Игрек? Мне, что же теперь, каждый день травмы получать?
   – Боитесь?
   – Кого?
   – Игрека.
   – Скорее опасаюсь. Такая красивая девушка вряд ли полюбила бы кого-то серого и невзрачного.
   – И каким вы его представляете? – с интересом спросила Зет.
   – Что-то среднее между Шварценеггером и Гошей Куценко, – выпалил я.
   – А как это вяжется? – изумилась она.
   – Ну, такая… брутальная лысина, идеально сочетающаяся с мощными руками.
   – Вы не очень хорошего мнения о моём вкусе, – Зет рассмеялась. – А знаете, вы с Игреком даже чем-то похожи.
   – Ну, раз так, то вперёд! – сказал я решительно и, ловко подхватив Зет руками, поднял её над собой.
   – Ой! – крикнула она от неожиданности, но осмотревшись, добавила: – Вижу марсиан!.. Эй!.. Эй!.. Откройте! Я хочу забрать машину!
   – У нас обед, – раздался в ответ приглушённый голос.
   – Как обед! Написано же круглосуточно.
   – Круглосуточно только смартфоны и гастарбайтеры работают, а мы, дамочка, кушать должны, – ответил всё тот же голос.
   – И скоро закончите?
   – Ну вот, что за люди! – возмутился второй, очевидно, тот самый Йота. – У нас сейчас первая смена блюд прошла! Час-полтора, не меньше! Так что, дамочка, пока погуляйте!
   Я опустил Зет с неба на землю. Она была расстроена. Похоже, что прогулка вдоль синего забора с незнакомцем, пускай даже чем-то похожим на Игрека, явно не входила в её планы.
   – Вот что за люди! – выдохнула она.
   На лице девушки застыла почти детская обида – сродни долгому ожиданию. В последний момент, когда осталось только протянуть руку, внезапно всё рушится. И остаётся только чудо, чтобы откуда ни возьмись появился волшебник, сказал заклинание и…
   Внезапно почувствовал, что именно сейчас, именно здесь и именно для неё я хочу стать тем самым волшебником – не больше и не меньше!
   – Как говорил Хоттабыч, лехо доди ликрат кало! – произнёс я себе под нос и добавил: – Трах-тибидох!
   – Что? – не расслышав меня, переспросила Зет.
   Но я уже сидел верхом на воротах.
   – Э! Куда лезешь?! – окрикнул меня Ипсилон. – Проникновение на территорию! Собаку спущу!
   – Погоди, сейчас я до тебя, сосисочник эпикурейский, доберусь! – крикнул я и спрыгнул вниз.
   Не скрою, мысль о собаке пришла мне в голову, но в силу несерьёзности показалась заурядной страшилкой. Однако уже через мгновение на меня летело что-то большое и тёмно-рыжее, от которого в разные стороны разлетались слюни.
   – Попал! – только и успел буркнуть себе под нос, как здоровенная псина рванула меня за брючину и упёрлась лапами в грудь.
   Не знаю, что вдруг на меня нашло, но представив себя гладиатором, на которого под улюлюканье толпы выскочил разъярённый лев, в упоении схватки я оскалил зубы и куснул пса за нос. Собака, словно пуля, отрикошетила от меня, завизжала от боли и, поджав хвост, попятилась задом прочь.
   – Брысь! – победно унизил побеждённого зверя кошачьим окриком…
   Было похоже, что поединок произвёл неизгладимое впечатление на работников спецстоянки. Какое-то время Ипсилон и Йота молча пересматривались друг с другом. Хотя вполне вероятно, что они верно оценили шансы на противостояние с оборотнем в моём лице. Так или иначе, но машину выдали, и даже весьма быстро. Подсчитав потери, я пришёл к выводу, что безумный подвиг стоил мне разорванных брюк и прокусанной икры, из которой тонкой струйкой сочилась кровь. Зато получил несравнимо больше – внимание Зет.
   – Надо немедленно в больницу! – настойчиво приказала она.
   – Ни в коем случае! – отказывался я, абсолютно не желая закончить такой чудный день со шприцем в животе.
   Пришлось размундирить аптечку Зет и залить рану зелёнкой. Осталось наклеить пластырь и… Она решительно забрала его и закончила процедуру.
   – Послушайте, Зет! Услуга за услугу. Подбросьте до магазина, неплохо бы прикупить какие-нибудь брюки, – предложил я.
   – Обещаю, но сначала в больницу!
   – Да ну, прекратите…
   – Никаких возражений! Садитесь в машину! – приказала она и открыла дверь. – Недалеко есть хорошая клиника.
   Осознав, бесполезность дальнейшего сопротивления, я сел в машину. Мне не хотелось расставаться с Зет. Даже представить не мог, что через какое-то время придётся прощаться. Я не понимал, что произошло. Но сейчас в этом огромном городе ближе её никого не было…
   Дорога до клиники заняла не больше десяти минут. И все это время Зет без умолку воспитывала меня, подвергая уничижительной критике мой поступок. Я молчал, наслаждался её голосом, интонацией, сердитыми губами и испепеляющим взглядом, которым она время от времени меня награждала. Похоже, впервые за долгие годы я получал удовольствие от того, что был кому-то не безразличен.
   – Что вы улыбаетесь! Уберите с лица это блаженство, когда я говорю серьёзные вещи! – продолжала она.
   Я попытался придать своей физиономии степенности и глубокомысленности, но, похоже, что из этого ничего не получилось. Зет не сдержалась и засмеялась так, что слёзы проступили на её глазах.
   – Ну что с вами делать!? – произнесла она, успокоившись. – Выходите!
   Мы прошли через стеклянную дверь в уставленный экзотическими растениями холл, где, кроме нас, никого не было. Я улыбнулся, отметив про себя, что отсутствие пациентов может говорить, что либо клиника так себе, либо очень дорогая. Если верно второе, придётся продать почку!
   – Предлагаю уйти, Зет! Зачем отвлекать людей от работы! – предпринял я последнюю попытку избежать неминуемого и сохранить внутренний орган.
   Однако она уже подходила к стойке ресепшена, над которой возвышалась симпатичная девушка в форменной одежде белоснежного цвета, отделанной бирюзовым кантом.
   – Ой, здравствуйте, Вероника! – пролепетала не менее приятным, чем она сама, голосом девушка.
   Вероника! По крайней мере, теперь я знаю её имя! И вправду говорят, что нет худа без добра. Да ради этого можно было не то что укусить собаку, а проглотить её целиком. Вон, корейцы, те вообще едят собак и ничего, живут.
   Вероника-Зет поздоровалась в ответ и хотела уже было сообщить мой диагноз, как девушка перебила её и запричитала:
   – Мы вам звоним-звоним, с ног сбились! А у вас телефон не отвечает! Он весь уже распереживался!
   – А где же он сам? – поинтересовалась Вероника.
   – Поехал вас искать.
   – Радует! Но успеется, – улыбнулась Вероника. – А сейчас мне нужна помощь.
   – Что случилось? – озабоченно чуть ли не выкрикнула девушка, но, как показалось, несколько фальшиво.
   – Со мной ничего, вот… – Вероника повернулась ко мне и, взяв за руку, подтащила к стойке.
   – Со мной случилось, – начал я. – На вас…
   Я бросил взгляд на пышную девичью грудь, на которой красовался золотой бейджик с лаконичной надписью «Зайкина Алёна».
   – …на вас, Алёна, когда-нибудь нападали инопланетяне? – на автомате произнёс я.
   – Какие инопланетяне?
   – Марсиане, мохнатые такие, со слюнями, – продолжал я издеваться над ней.
   – Не обращайте внимания! – оборвала меня Вероника. – Мой…
   – Родственник из Питера, – вмешался я. – Дальний. В Москве проездом. Вероника показывала столицу, а тут собака! Скажите, Алёна, у вас часто собаки на прохожих бросаются?
   Алёна?! Алёна из Москвы! Неужели та самая… Быть не может. Невероятно! Вероника! Ника! Так не бывает!
   – Не чаще, чем где-либо, – ответила Алёна. – Как вас зовут?
   – Икс, – бросил я.
   – А на самом деле? – Вероника посмотрела мне в глаза.
   Сейчас она обо всём догадается, и большего конфуза невозможно представить! Мозг лихорадочно искал варианты.
   – Судьбинас, – сказал я первое, что пришло мне в голову.
   – Вы литовец? – поинтересовалась Алёна.
   – Таа! А как ви токатались? – спародировал прибалтийский акцент.
   – А зовут вас как? – теперь спросила Алёна.
   – Девушки! – взмолился я. – Меня обычно не зовут. Если можно, все вопросы потом, а то у меня голова кружится.
   Для пущей убедительности я закатил глаза и слегка качнулся, намекая на обморочное состояние.
   Вероника подхватила меня под руку, а Алёна бросилась в приоткрытую комнату и выкатила оттуда транспортировочное кресло. Плюхнувшись в него, я улыбнулся, словно бы это была последняя эмоция в моей жизни. При этом не преминул отметить, что даже маститый артист, играющий крысиного короля, увидев бы это, всухомятку сжевал бы текст своей роли.
   – Игнат! – позвала медбрата Алёна и покатила меня к лифту. – А вы, Вероника, останьтесь здесь, вам туда нельзя!
   Справа от лифта висел стенд с фотографиями персонала. В самом верхнем ряду эскулапов красовалась довольная рожа Владика Круглова.
   – Ум-м-м! – простонал я.
   – Потерпите! Сейчас будет лучше! – раздался надо мной голос Алёны. – Ну наконец-то, Игнат! В процедурную!
   – Ага! – сменил Алёну мужской голос.
   Двери лифта открылись, и меня ввезли в достаточно просторную кабину. Так же мягко двери закрылись.
   – Что, Тимочка! Обломе? – услышал я и открыл глаза.
   – Это ты, Судьбин А?!
   – А кто же ещё! Да, старик, как сейчас говорят, – стопроцентный попадос!
   Двери вновь распахнулись и Судьбин А выкатил меня в коридор.
   – А ведь предупреждал тебя! Настенька – внучка любимого деда – сейчас бы тебя ласкала тебя и меня благодарила. А дед-академик обзванивал ведущие институты Питера в поисках тёпленького местечка. Ан нет! Нам захотелось покуражиться! Мы, дескать, судьбе хозяева! Нам судьба – не судья!
   – Заканчивай нравоучения. Не до них!
   – Конечно, не до них! Сейчас сюда дружок Владик прибудет на всех своих двухстах лошадиных силах. Обнимет невесту. Она расскажет ему душе-трепательную историю про тебя. Он наденет белый халат, толстые резиновые перчатки, возьмёт банку вазелина…
   – А он что, проктолог?
   – А я откуда знаю! Но надеюсь на это!
   – Злой ты, Судьбин А! – вздохнул я.
   – Для кого как, – парировал он. – Нам сюда.
   Он повернул кресло у двери кабинета, но завозить меня внутрь не торопился. На двери висела табличка: «Отоларинголог».
   – Ты ничего не попутал? Тебе же велели в процедурную.
   – Видишь ли, Тима, я отходчивый. И топить тебя в такой ситуации даже неинтересно, – философски произнёс он. – Дело в том, что в процедурной нет окна, а вот у ухогорлоноса их два. И одно из них в данное время открыто для проветривания. Второй этаж достаточно высокий, поэтому не торопись прыгать – сломаешь ногу. Справа от окна есть пожарная лестница.
   Я был тронут его благородством и признательно произнёс:
   – Спасибо тебе, Судьбин А!
   – Не торопись благодарить. Хотя, признаюсь, приятно!
   В этот момент в коридоре послышались чьи-то голоса. Я вскочил с кресла, толкнул дверь и в два прыжка оказался на подоконнике. Выглянув наружу, я заметил лестницу и вскоре уже сползал по ней вниз. Всё было так, как и говорил Судьбин А. Вот только жаль, что мама не видит. Она бы оценила!
   – Икс! Судьбинас! – раздался окрик, едва ноги коснулись земли.
   Как назло, Вероника стояла на моём пути и, в силу особенностей ландшафтного дизайна, обойти её не представлялось возможности.
   – Зет! В смысле Вероника… В смысле Зет! – запутался я. – Меня уже полечили, всадили двадцать кубиков антидота против бешенства и отпустили.
   – Через окно? – язвительно спросила она.
   – Это у них тест на выздоровление. Если больной здоров, то должен сам спуститься…
   – Пошли обратно!
   – Не пойду! – ответил я решительно.
   – Почему?
   – Потом объясню. А сейчас дай мне пройти.
   – Нет! Пока не скажешь, в чём дело.
   Время работало против меня, но ни одной мало-мальски нормальной мысли, как пройти мимо Вероники, на ум не приходило. Я стоял и слегка потряхивал головой, напрягая губы и пытаясь хоть что-то произнести. Наконец, мне это удалось:
   – Мне кажется, я тебя люблю! И мне не хочется встречаться с твоим женихом, портить вам завтра торжество и вообще….
   – Откуда ты знаешь про свадьбу?
   – А мне… этот… Игнат сказал – санитар!
   Вероника задумалась, опрометчиво дав возможность проскочить мимо неё. Когда же она осталась позади, я остановился, обернулся и тихо сказал:
   – Такая, как ты, встречается только раз в жизни. Желаю счастья!.. И прости!
   Я зашагал так быстро, как только мог. То и дело срывался на бег. Каждое движение отдавалось стуком в висках и эхом в груди. Не зная, куда идти, просто шёл от неё.
   Эх, Тима, что же ты наделал! А собственно, что наделал? Разве же знал?! А если бы знал, что изменилось? Вероника! Какое красивое имя.

     Я знаю, что ко мне ты не приедешь,
     Хотя поверить в это не могу.
     Тебе одной, единственной на свете,
     Свою любовь и верность берегу
     Вероника, Вероника…
     Свою любовь и верность берегу.

   Сами собой вспомнилась песня с пластинки, которую любила слушать бабушка. Она ставила её снова и снова. Мне было тогда лет пять. Запомнив незамысловатый текст, мы распевали его вместе. Может быть, это и была моя судьба? Вероника, Вероника…
   По привычке я снова оглянулся. Воспоминания застали меня на перекрёстке. На счётчике перехода бежали цифры: девять, восемь, семь… Визг тормозов раздался так неожиданно, что я даже отскочил от дороги. Прямо передо мной стояла белая «Вольво», за рулём которой сидела…
   – Нельзя разгуливать по Москве в таком затрапезном виде! – первое, что сказала Вероника, когда я сел рядом. – Если обещала довезти до магазина, значит, сделаю.
   – Ты ничего не должна.
   – Может быть, ты всё-таки назовёшь своё имя?
   – Икс, просто Икс.
   – Почему?
   – Не хочу, чтобы ты персонализировала меня в истории своей жизни.
   – Поздно!
   Я молчал, давая своим молчанием понять, что не исполню её просьбу. Она отпустила тормоз, и машина начала ускоряться. Вскоре мы молча подъехали к большому торговому центру. Не проронив ни единого слова, прошли в магазинчик одежды, марку которой хорошо знал по Питеру. Подойдя к стойке с джинсами, сходу попросил продавца дать конкретную модель и размер. Вероника следовала за мной чуть позади и в разговоры не вмешивалась. Она только смотрела так, словно боялась очередного побега. Несколько раз перехватив взгляд, я попытался улыбнуться, но лицо самой прекрасной в мире девушки оставалось непроницаемым.
   – Примерочная в конце зала, – сказала продавщица.
   Поблагодарив её, подхватил деним и отправился на кассу.
   – Нет, в другую сторону. – поправила продавщица.
   – Девушка, а можно я сначала оплачу, а потом уже померю?
   Она слегка растерялась, но быстро собралась и кивнула. Получив чек, я направился в примерочную.
   – Можно, дальше одному? – улыбнулся я, когда Вероника встала рядом со шторкой, разделявшей приличие и неприличие.
   – Конечно.

   Я начал быстро переодеваться. А в это время снаружи послышались комментарии Вероники, весьма обыденные, словно мы знакомы уже много лет:
   – Ну как, не жмёт?
   – Нет, всё хорошо.
   – А цвет подошёл?
   – Подлецу всё к лицу.
   – Я догадалась. А в длину?
   – Мой рост.
   – Сейчас модно немного подвернуть.
   – Цвет носок не будет сочетаться.
   – Давай я куплю тебе носки.
   – Спасибо, не хочу одалживать у тебя деньги. Когда ещё отдам?
   – А я подарю.
   – Мне неудобно принимать такие подарки.
   – Давай куплю на твои.
   – Ещё, чего доброго, убежишь. А я останусь и без денег, и без носок.
   – И что я с ними буду делать?
   – Не знаю, может быть, подаришь Игреку.
   – У него своих сто пар!
   – А на дармовщинку и сто первая сойдёт.
   – Он не такой.
   – Я знаю.
   – Откуда?
   – Потому что… ты не такая.
   – Скажи, кто твой друг, и я скажу?..
   – В точку.
   – А ты какой?
   – Хуже него.
   – Почему?
   – Потому что…
   Я отдёрнул шторку и уже собрался сделать шаг, но на пути была Вероника, и она настойчиво повторила:
   – Почему?
   – Хотя бы потому что это не он сейчас здесь стоит с чужой невестой.
   – Логично! Долго думал?
   – Послушай, Вероника…
   – Зет! – перебила она.
   – Хорошо, Зет! Послушай…
   – Вероника! – снова перебила она.
   – Пусть будет так…
   – Как?
   – Вероника.
   – Я передумала, Зет!
   – Милая моя, хорошая. Моя неопределившаяся, моя изменчивая. Самая лучшая! Пойми…
   Но дальше она уже не дала сказать ни одного слова. Божественный вкус, аромат! Сочетание нежного безе и самого изысканного крема! В дополнение – только что сорванные ягоды! И всё это густой и одновременно воздушной патокой заполнило меня. Это был не поцелуй, это было воплощение неземной страсти – сейчас, здесь, вот прямо у этой самой безликой примерочной!
   – Хм-хм! – откашлялась рядом продавщица. – Простите, что мешаю. Как сели джинсы?
   – Лучше не бывает! – ответила за меня Вероника. – Извините, похоже, мы слегка увлеклись!
   – Ничего-ничего! Сюда иногда и посетители с детьми заходят.
   – Дети – это хорошо! – подтвердила Вероника и взяла меня за руку. – Хочу есть!
   – Конечно, – согласился я, хотя и понимал, что после такого поцелуя ещё месяц не стал бы прикладываться к еде.
   Благо, в каждом современном городе имеются большие торговые центры, и чего там только нет. Но главное, в них можно поесть. Приходят сюда люди, снуют от магазина к магазину, устанут, а тут им и узбекский плов, и украинский борщ с пампушками. Для любителей утончённого найдётся заведение с изощрёнными названиями, а для остальных – гамбургеры и прочая вредная пища.
   Через пару минут мы уже сидели за столиком и разглядывали меню. Какое-то время и я, и Вероника внимательно вчитывались в кулинарные названия. Со стороны могло создаться впечатление, будто мы приехали с необитаемого острова и теперь наслаждаемся перелистыванием страниц в поисках давно позабытых слов, что уже само по себе приводило в восторг. Но, на самом деле, как иногда случается, после фонтанирующей сцены у примерочной стало неловко друг перед другом. Мне-то уж точно! Сам того не желая, я оказался между понравившейся до безумия девушкой и прошлым, олицетворением которого был Владик. Периодически я бросал на Веронику косые взгляды, словно боясь пропустить смену настроения. Что делать дальше, я не знал и поэтому мысленно настроился на «будь что будет».
   – Что выбрал?
   – Послушай, Вероника, надо серьёзно поговорить.
   – Для начала поедим, – осадила она в ответ и миролюбиво улыбнулась. – Позови, пожалуйста, официанта.
   Я огляделся по залу, но, видимо, все официанты стройными рядами куда-то ушли.
   – Никого нет, – констатировал я очевидный факт.
   – Может быть, у них совещание? – предположила Вероника.
   – Или профсоюзная конференция работников сетей быстрого питания, – поддержал я.
   Вероника отложила меню и посмотрела на меня. Секунд тридцать мы просто сидели и смотрели друг на друга. Наконец, она тихо откашлялась, словно бы у неё запершило в горле, и спросила:
   – Как тебя зовут?
   Я понимал, что сейчас мне придётся рассказать ей всё. Поймёт ли она?! И что будет после этого?
   – У меня очень необычное имя, – начал я. – Из-за этого я редко им пользуюсь. Вероятно, и тебя друзья редко называют Вероникой.
   – Не без этого. Кем я только не была: Вера, Верона, Вероша, Веруся, Никуня и даже Роничка. Хотя более привычно звучит Ника. Но ты не ответил.
   – Моё полное имя Теофилис, – признался я наполовину.
   – Ничего себе. Это греческое?
   – Сложно сказать, кто из родителей догадался меня назвать – литовец-отец или осетинка-мать. Думаю, что они вряд ли особо терзались при выборе. Скорее всего, кто-то предложил первым, а второй согласился. Поэтому греческое это имя, литовское или осетинское, никто уже не разберёт.
   – А как к тебе обращаются друзья?
   – Тима! – послышалось откуда-то.
   Ну уж этого никак не ожидал! Голос покойного Фредди Меркьюри и то был бы куда более естественен, несмотря на то, что представить звезду в подобном месте можно было только в пародии.
   Я поднял глаза. Это была она! Я поднялся и произнёс:
   – Здравствуй, Полина.
   – Тимочка, милый мой! – весело защебетала она и, обхватив мою шею, чмокнула в губы. – А я думаю, ты или не ты?
   Столь чувственная встреча не ускользнуло от внимания Вероники.
   – Ой, простите! – сказала Полина, разжимая замок на шее. – Вы не подумайте ничего такого. Я – древняя история!
   – И насколько древняя? – спросила Вероника.
   – Настолько, что он давно сдал меня в утиль, – ответила Полина и посмотрела на меня. – Ведь так, Тимочка, ты же меня больше не любишь?
   Глупый никчемный вопрос! Не глядя на Полину, я ответил вопросом:
   – Какими судьбами в Москве?
   – По делам, а заодно и маму проведать.
   – Маму – это хорошо. С мужем?
   – Одна, Тимочка. В настоящий момент я девушка на выданье.
   – Похоже, ты не очень расстроена, – бросил я и подумал, что неплохо было бы сменить тему, а лучше вообще интеллигентно предложить ей как можно быстрее заняться своим делам или уж на крайний случай отправиться к маме.
   – Злой ты, Тима, – ухмыльнулась Полина и добавила, уже обратившись к Веронике: – Понимаю, вы его девушка? А я Полина.
   Вероника бросила на меня взгляд.
   – Ты прозорлива. Это моя девушка, её зовут…
   – Вера, – вставила Вероника.
   – Какое имя! Вера, надежда, любовь! Тебе, Тима, везёт на редкие женские имена. Тимочка у нас эстет! – произнесла Полина и захохотала.
   – Благодарю за комплимент. Но не могла бы ты оставить нас? – произнёс я с раздражением.
   Полина подняла брови и хлопнула ладонями.
   – А! Понимаю. Но, мне кажется, Вера не обидится, если мы пару минут вспомним былое. Представлю тебя перед Верой в самом лучшем свете. Кстати, как Владик поживает?
   – Не знаю, давно не виделись, – ответил я и посмотрел на Веронику, которая, прищурившись, внимательно вслушивалась в разговор.
   – Какой Владик? – не удержалась она.
   – Владик Круглов, его друг, вторая половина, – как само собой разумеющееся ответила Полина.
   Катастрофа! Лицо Вероники погрустнело, а зрачки глаз активно задвигались, выдавая волнение.
   – Разве Тима не рассказывал вам о Владике? Это была такая дружба!..
   – Да, пока не появилась ты! – оборвал её я.
   – Это правда! Мы познакомились случайно. Тима в меня влюбился, но замуж вышла за Владика. Они нравились мне оба, я долго не могла принять решение…Ты уехал, а Владик был рядом.
   – Пожалуй, я пойду, – сказала Вероника.
   – Похоже, я вам помешала? – явно начала хамить Полина.
   – Очень помешала! – ответил я.
   – Нет-нет, всё хорошо! – вымученно улыбнулась Вероника, поднимаясь из-за стола.
   Мне удалось удержать её за руку, и она вновь присела.
   – Подожди. Полина уже уходит. И мы договорим. Всё совершенно не так!
   – Поговорим, как-нибудь… – Вероника опустила глаза. – Можно и Владика позвать.
   – Полина, тебе пора! – решительно бросил я.
   Вероника освободила руку и, не попрощавшись, пошла к выходу. И я вдруг почувствовал, что балансирую на краю бездонной пропасти. Ещё шаг и…
   – А ты изменилась! – еле сдерживаясь сказал я Полине.
   – Прости, Тимочка, жизнь она сложнее, чем… Погоди… – начала было говорить она, но слова словно эхо остались уже где-то позади.
   Выбегая, краем глаза заметил сидевшего возле выхода Судьбин А, который ехидно улыбнулся Полининой улыбкой и показал на меня пальцем.
   Судя по всему, именно о такой победе совсем недавно разглагольствовала моя судьба!
   – С тобой позже! – крикнул я ему на бегу и выскочил из ресторана.
   Ни справа, ни слева Вероники не было. В какой-то миг показалось, что изумрудное платье мелькнуло в стеклянных дверях закрывающегося лифта. Оценив маршрут, я бросился к ближайшему эскалатору, следовавшему вниз. Едва заскочив на ступеньки, вновь увидел Судьбин А в форме обслуживающего персонала, который с той же издёвкой на физиономии элегантным движением повернул ручку управления эскалатором. Еле удержавшись за поручень, чтобы не упасть, помчался вниз, избегая столкновения с людьми. Наконец я оказался на паркинге, с которого выезжала белая «Вольво». Двинувшись наперерез, мне удалось догнать машину. Вероника резко затормозила, едва не сбив меня.
   – Не уезжай. Позволь объяснить! – крикнул я.
   Она открыла окно и спросила:
   – Когда ты узнал?
   Я глубоко вдохнул, восстанавливая сбитое дыхание.
   – В клинике.
   Вероника молча смотрела на меня. Сзади раздался звук клаксона.
   – Эй, дайте проехать! – послышался сердитый голос.
   – Пять секунд! – бросил я в ту сторону. – Вероника…
   – Я тебе не верю! – сдержанно произнесла она и отпустила тормоз.
   Машина дёрнулась, но я навалился всем телом на капот.
   – Уберите машину с проезда! – раздался всё тот же страждущий голос.
   – Да погодите вы! – заорал я и, подойдя к опущенному стеклу, сказал Веронике: – Не спеши!..
   – Я спешу, – произнесла она с таким равнодушием, что холодок пробежал по моей спине.
   – Куда? – задал совершенно бестолковый вопрос.
   – Ты забыл, Икс. Завтра свадьба. Там и увидимся!
   Стекло поднялось, и машина покатилась к выезду. За рулём подгонявшего нас авто сидел довольный Судьбин А.
   – Ничего личного, Тима! – бросил он на ходу. – Как ты любишь повторять? Такова судьба!
   Я опустил голову, потому как ни видеть, ни слышать его не хотел. И в этот самый момент отчётливо пришло понимание фатальной трагикомичности произошедшего. Взъерошив на голове волосы, словно пытаясь вырваться из Зазеркалья, я направился на свет к выходу.
   Мама с порога встретила меня вопросом:
   – По дороге Владика Круглова не встретил?
   Я покачал головой.
   – Надо же! Владик ушёл несколько минут назад, но предупредил, что обязательно заедет вечером. Кстати, звонили из прачечной, сообщили, что плащ готов.
   – Тогда пошёл в химчистку, – произнёс я монотонно.
   Работница химчистки аккуратно уложила плащ в пакет и торжественно передала его мне.
   – Знаете, молодой человек, я сегодня нашла телефон, когда убиралась. Случайно, не ваш?
   Я посмотрел на аппарат, который мог опознать из тысячи других по характерной трещине на стекле в виде буквы Z.
   Зет! Конечно же!
   – Да, мой. Если хотите, наберите номер, – и я продиктовал ей цифры.
   Приёмщица набрала номер. Экран загорелся, но вызова не было слышно.
   – В самолёте отключал звук…
   Из химчистки вышел с единственным желанием – побыстрее добраться до дома и заказать билет в Питер. Я понимал, что на этом мои московские похождения завершились. На душе было темно и больно, а в глазах повсюду мерещилась Вероника. Я брёл к дому и тихо напевал бабушкину песню:

     …Тебе одной, единственной на свете,
     Свою любовь и верность берегу.
     Вероника, Вероника…
     Свою любовь и верность берегу.

   – Тимка! Старик!
   Я обернулся и увидел Владика. Он бежал ко мне с распростёртыми объятиями и всё той же мальчишеской улыбкой на слегка раздобревшем лице. Через мгновение он уже мял меня своими руками.
   – А я был у тебя! Не застал! Стари-и-ик!
   – Здравствуй, Владик! – поприветствовал его я и попытался улыбнуться. – Тебе сейчас надо к свадьбе готовиться, а не со мной по дворам обниматься!
   – К свадьбе успею! А сейчас пойдём, где-нибудь посидим. Поговорим!
   – Пошли ко мне, – предложил я. – Мама будет рада.
   – Ну что мы будем стариков напрягать. Пойдём, я тут недалеко видел приличное с виду заведение. Ты уже обедал?
   – Не успел.
   – Вот заодно и пообедаем!..
   Кафе действительно было неплохим. Приглушённый свет и ароматы, вызывали ассоциации с чем-то далёким из юности. Судя по всему, у Владика день тоже был не простой, и он сходу принялся за еду.
   – Ты чего ложкой ковыряешь, будто потерял что? – спросил он, глядя на мои потуги.
   – Всё нормально, – ответил я и практически насильно влил в себя несколько ложек супа. – Где пропадал?
   Владик отставил от тарелку и, откинувшись на спинку стула, сказал:
   – На северах был на рыбалке! От ближайшего населённого пункта ещё двести пятьдесят кэмэ на вертолёте. Но зато какие эмоции! Какая природа, старик!
   – Пока ты эмоционировал, тебя все обыскались, – добродушно произнёс я.
   – Да ты понимаешь, собирался вернуться раньше. Но что-то случилось, и вертолёт за нами прилетел только через неделю! Но главное, что я здесь. Завтра свадьба! И мы снова вместе, как в былые времена!
   – А с невестой уже объяснился? – поинтересовался я.
   – Еле дозвонился, перебросились парой слов и условились вечером встретиться. Ника – прекрасная девушка, она всё поймёт.
   – А если нет?! Тебе необходимо придумать убедительные доводы, которые тронут её сердце. Ведь пока ты удил рыбу, она здесь одна… переживала… наверное.
   – Узнаю тебя – такой же сердобольный. Не волнуйся! Ника – классная девушка, и притом с пониманием. А вообще, считаю, что мне не стоит особо её баловать. Я же собираюсь прожить с ней всю оставшуюся жизнь. Поэтому необходимо сразу установить правила игры. Муж – он то здесь, то там. Добытчик, глава, двойной мозг семейного дуумвирата. Жена же – мягкая сила. Приходишь на нервах, она встречает лаской, успокаивает, привносит в семью умиротворение.
   – Считаешь, что Ника согласится с такой ролью?
   – Не об этом речь, Тима. Мужчина и женщина равноправны только по конституции, а в жизни или ты её, или, старик, она тебя! И здесь меня не переубедишь! Я это вот здесь зарубил! – Владик постучал ребром ладони по шее. – Вот отсюда и до пяток всё знаю: сверху на меня садились и низвергали на землю. Любовь, Тимочка, коварная штука. Это ты думаешь, что любишь, а на самом деле тебе позволяют любить. Отдаёшь всего себя, а на той стороне размышляют, что из предложенного взять! Неужели ты до сих пор этого не понял! Женщинам надо, чтобы мужчины испытывал перед ними чувство вины. Они только и ждут, что мы начнём извиняться, и тогда всё – пропал! Один шажок, и женщины командуют парадом, а мы только ходим стройными рядами и тянем ножку: ать-два, ать-два! А если дадим слабину сверх нормы – бросают нас! Потому как не уважают слабаков. И дело случая, когда дорогуше подвернётся очередной самец, от вида которого у неё снова задрожат коленки.
   – Вероятно, Владик, я отстал от жизни. Слышу тебя и догадываюсь, откуда подобное восприятие. Вот только поймёт ли Ника? Не думаю, что она должна держать перед тобой ответ за всех женщин сразу, и за конкретную, которая когда-то обидела тебя.
   – Ты хочешь сказать, что я мщу Нике за Полину? Абсурд! Но и повторения былого не хочу!
   – А почему ты считаешь, что обязательно должно быть повторение? – сказал я и положил руку на его плечо.
   – Знаешь, старик, что-то не пойму тебя, – несколько растерянно произнёс Владик. – Куда клонишь?
   – Клоню, как ты выразился, исключительно к твоему счастью. Я заготовил свадебный тост и собирался завтра произнести его в торжественной обстановке, но, видимо, не суждено. К сожалению, меня на свадьбе не будет. Поэтому какие-то мысли пытаюсь донести до тебя сейчас.
   – Погоди-погоди! Это почему тебя не будет?
   Я на мгновение ушёл в себя. Мне не хотелось рассказывать о том, как, сам того не желая, встретил в Москве девушку, которую полюбил.
   – Мы люди подневольные. Звонили с работы, завтра нужно быть в Питере. Увы, – я подмигнул Владику. – Поэтому здесь и сейчас пожелаю, дружище, тебе и твоей жене счастья.
   – Так не пойдёт! Мы сейчас же едем к Нике. Познакомитесь! И я не я буду, если она не уговорит тебя остаться!
   – Нет, Владик! Объясняться по поводу вертолётов и превратностей рыбалки поедешь сам! И я даже подскажу, как это будет. Ты сядешь в свой прекрасный автомобиль. Предварительно купишь, если уж не миллион роз, то как минимум штук сто с довеском. Твоя невеста откроет дверь, ты опустишься на одно колено, положишь цветы к её ногам и тихо произнесёшь слова извинений. И когда она положит ладонь на твои шикарные волосы, ты поднимешься, подхватишь её на руки и будешь нести всю жизнь!
   – Занавес! – с долей сарказма воскликнул Владик. – Тима, какой же ты романтик! Жизнь меняется!
   – Твоя правда. А знаешь, кого я сегодня встретил?
   – Ну-ка, поделись со старым другом! Кого-то из наших? – он хитро прищурился в предвкушении интересной истории.
   – Именно – кого-то из наших, а точнее, Полину.
   – Кого?! – улыбка скатилась с лица Владика, словно капля воды с сосульки в апрельский день.
   – Полину. Твою бывшую жену.
   – Где? Здесь? – Владик ткнул пальцем в стол.
   – Ну не конкретно здесь, но в Москве.
   – Так она же должна быть…
   – С её слов, здесь по делам…
   – С мужем была? – перебил меня Владик.
   – Одна. И как я понял, с мужем они того… разбежались.
   – Похоже на неё! – напряжённо произнёс Владик.
   – Так к чему я это сказал? Всё меняется. Когда-то я даже не мог представить себе жизни в одном городе с вами, а сейчас сижу с тобой, до этого разговаривал с ней. И понял, что прошлое ушло навсегда – растворилось, как и не было. Видишь, не такой уж я и романтик.
   – Она вспоминала обо мне?
   – Было дело.
   – Что-то конкретное или так?
   – Скажу честно, не было настроения разговаривать, поэтому весьма быстро ретировался.
   Владик опустил глаза и задумался. Затем улыбнулся и добродушно сказал:
   – Верю, Тимка, ты такой! Чуть что, бежишь! А может, фортуна дала тебе шанс? Я же знаю, как ты её любил! И вот она… Такая же красивая?
   – Если и изменилась, то только в лучшую сторону, – вполне объективно согласился я.
   – Значит она… такая. Надо было… а ты дёру!
   – В твоём совете мне не нравиться неопределённая необходимость. Любовь – это когда делаешь, а потом начинаешь думать, надо или не нет.
   – Телефон-то хоть оставила?
   – Я же тебе говорю, Владик. Встреча была случайной, можно сказать, на бегу.
   – Ну, ладно! Довольно ворошить прошлое! Поеду мириться с Никой! Рад был повидаться и поговорить. Вот кажется, много друзей, да только с ними так говорить не получается, – Владик явно погрустнел, но потом немного взбодрился и добавил: – В конце лета собираюсь в Питер, может, пересечёмся? Возьму Нику, сходим куда-нибудь втроём. Она тебе понравится – даже не сомневайся!
   – А я и не сомневаюсь!
   Мы вышли из кафе, обнялись на прощание, и каждый пошёл в свою сторону.

Шестая глава

   поведает о пристрастии к холодному пиву, вмешательстве в литовскую избирательную систему и обречённости принцев при выборе невест, доверии президента, ещё раз – о великой силе Режима, разгадке слуха о тайном визите Дэвида Копперфильда в Питер и, конечно же, о старой дружбе и новой любви

   Все гости Северной столицы делятся на тех, кто любит Питер в любое время года, и тех, кто, будучи избалованными солнечными египтами и чопорными европами, попадая сюда не в сезон, ворчат о промозглой осени, сырой весне и невыносимом январском ветре. Справедливости ради стоит упомянуть ещё вездесущих китайцев. Понять, что у тех на уме, ничуть не легче, чем разобраться с иероглифами. Мне вообще кажется, что для туристов из Поднебесной солнце, мороз, дождь, жара – всё едино, лишь бы в китайском ресторанчике была привычная еда.
   Не являясь петербуржцем по рождению, в данной классификации я, бесспорно, отношу себя к первой категории. Люблю его восторженно, преданно, вне зависимости от температуры и осадков. Сколько живу, всякий раз нахожу что-то новое, доселе неизвестное. И с нежным трепетом понимаю, что полностью познать мой город не суждено никому и никогда.
   Трёхнедельная командировочная разлука отозвалась в моей душе приступом пронзительной ностальгии. Именно поэтому, даже несмотря на жуткий недосып из-за позднего прибытия поезда, сегодня я встал пораньше, чтобы неспешно пройтись до института и с питерским воздухом впустить в себя ритм любимого города.
   Я шёл по знакомым улицам. С каждым шагом меня наполняла невозмутимость, выдавливая тревожность последних дней, проведённых на полигоне. Наша работа завершилась долгожданной викторией и ожидаемым утолением научных амбиций. Однако на пути достижения нирваны были ещё дорожные приключения.
   Когда определилась дата возвращения домой, перетрудившийся мозг уже рисовал сладостную картину отдыха в виде сорокачасового сна без формул расчёта и недоверчивых взглядов военных. Я уже мечтал, как голова касается подушки… и дальше только равномерный стук колёс. Но сколько раз убеждался, что мечты всегда сладки, а жизнь это сплошное разновкусие! В конкретном случае кислинку добавил глубокоуважаемый Борис Серафимович. По понятным причинам наш директор находился на более высокой ступени институтской иерархии, что предполагало его перемещение по железной дороге в спальном вагоне. Мне же, как начальнику лаборатории, пока приходилось довольствоваться вагоном купейным. Но надо же такому случиться, что заместитель Бориса Серафимовича, который и должен был следовать с ним в СВ, отбыл в Питер досрочно. Директор же – человек весьма и весьма сердобольный, этакий «рожден был хватом: слуга царю, отец солдатам». Его забота о подчинённых особо проявлялась в неформальной обстановке.
   Накануне отъезда с полигона, дяденьки с большими звёздами на погонах устроили достойные проводы. Столько лестных слов я ещё никогда не слышал. Мы в долгу не остались и сыпали комплиментами в ответ. Как и полагается среди мужчин, процесс сопровождался соответствующими возлияниями. В какой-то момент протокольного мероприятия Борис Серафимович положил руку на плечо и по-отечески сказал:
   – Нечего тебе, Тимофей, болтаться в купе с чужими людьми. Поедешь со мной!
   Будучи наслышанным о страсти директора института к вагонным дискуссиям на жизненные темы, я сходу попытался отказаться:
   – Спасибо, Борис Серафимович, но не хотелось бы вас стеснять.
   – Ерунда, брат! Мы такое дело сделали! Какие могут быть стеснения. Решено!
   – Борис Серафимович! – всё ещё сопротивлялся я. – Вам надо хорошенько выспаться, а со мной это будет проблематично.
   – Поясни.
   – Дело в том, что я во сне буйный… кричу, ругаюсь. И самое ужасное, храплю!
   – Во напугал! – улыбнулся директор. – Тем более не могу позволить, чтобы такого ценного подчинённого, упаси господи, кто-нибудь ненароком побил. Нет, Тимофей, как руководитель я принимаю эту карму!
   Осознав, что решение уже принято и дальнейший ход событий предопределён, я сник, но всё же подлил ему в рюмку горячительного в надежде, что Борис Серафимович – обычный человек, может и позабыть о своём предложении. Сознаюсь, что проделал это ещё несколько раз, наполняя сосуд до краёв. Однако большой научный и практический опыт – ведь далеко не каждый может стать директором – разбил в пух и прах мои старания. Это я понял уже на перроне, когда, поднимаясь в вагон, слегка оступился и был подхвачен сильной директорской рукой, которая уверенным движением буквально внесла меня в тамбур.
   Разговаривать с Борисом Серафимовичем на самом деле было интересно, если бы не предательски слипавшиеся глаза и зевота, которую приходилось тщательно маскировать, дабы не создать о себе отрицательного впечатления. В какой-то момент он разошёлся до такой степени, что говорить ему хотелось всё больше и больше, но и его биологические часы требовали отдыха.
   – Тимофей, не сочти за наглость! Сгоняй на ближайшей станции за холодным пивком. Только дошли до душевного общения, а меня вырубать начинает!
   Делать нечего. Едва состав тормознул на каком-то невзрачном полустанке, я метнулся в буфет и, прикупив четыре бутылки «Балтики», вскоре с гордостью водрузил их на столик перед Борисом Серафимовичем.
   – Вот спасибо! Уважил! – торжественным голосом произнёс он, разливая пиво по стаканам.
   И наши разговоры понеслись с новой силой. Директор пил пиво неправильно, отпивая из стакана небольшими глотками. Поэтому ничего удивительного не было, что по прошествии полутора часов нам так и не удалось допить первую бутылку. Наконец, когда его стакан оказался пуст, я взялся за вторую, но Борис Серафимович перечеркнул рукой воздух. В глубине души я выдохнул, и мечта поспать вновь расцвела молодой яблоней в майском саду. А директор сказал:
   – Не стоит, Тимофей! Фу! Пить тёплое пиво – извращение! Никогда не практикуй!
   Порывшись в карманах, он достал несколько купюр и панибратски попросил:
   – Давай лучше на остановке возьмём холодненького!
   – Сколько? – переспросил я на всякий случай.
   – Возьми бутылочки четыре – по две на брата!
   После следующей станции я так же поставил на стол выуженную с самого дна холодильника «Балтику» в четырёх экземплярах.
   – Ах! Смотри, как слеза! – умилился Борис Серафимович побежавшей по бутылочному телу капле конденсата.
   В какой-то момент времени я понял, что спать расхотелось. При этом причина перемены желаний была вовсе не в задушевных беседах и даже не в пиве, а в ощущении, что вагонно-пивная церемония обязательно должна повториться. Очевидно, мозг подсказывал, чтобы я не расслаблялся, ибо станций ещё будет много, да и пиво нынче не в дефиците…
   – Вот, Тимофей! Что за подлость. Опять пиво нагрелось! – искренно расстроился Борис Серафимович через какое-то время.
   – Так… сбегаю? – неуверенно предложил я.
   – Если нетрудно! Сейчас дам денег.
   – Не стоит, Борис Серафимович! Теперь моя очередь, не обижайте!
   Директор понимающе кивнул, а я тем временем убрал под стол непочатые бутылки, которые составили пары предыдущей троице.
   – Четыре? – набравшись смелости, переспросил я.
   – Конечно! Что нам с тобой с литра будет…
   Если память не изменяет, пивные вылазки повторились ещё раза три или четыре. Хотя не исключаю, что и пять. Точно не помню! Но запомнилось выражение лица проводницы, которая, заметив у меня очередную покупку, сурово сказала:
   – Молодой человек, у нас в поезде торговля с рук запрещена!
   Я сделал виноватое лицо и в ответ лишь жалостно попросил:
   – Умоляю! Только не закрывайте туалеты!
   Оставляя её в состоянии крайнего недоумения, подумал, как же ей потом будет приятно убираться в нашем купе.
   – Холодное? – в очередной раз поинтересовался директор.
   – Обижаете, Борис Серафимович! Прямо с полюса!
   – Наливай!
   Под утро я стал замечать, что директор теряет интерес к солодовому напитку. Но при подъезде к очередной станции на всякий случай спросил:
   – Пивка?

   Он помотал головой и ответил:
   – Стоп, Тимофей! Не забывай, что нам скоро на работу! Хотя мне нравится твой задор, но давай остановимся!
   – Как скажете, Борис Серафимович! – с облегчением выдохнул я.
   Тем временем директор полез в карман пиджака и достал портмоне.
   Неужели передумал? Но нет. Он аккуратно вытащил фотографию и положил её передо мной.
   – Смотри, Тимофей!
   Я посмотрел. На фото был сам Борис Серафимович, а по обе стороны от него две девушки.
   – Дочери мои: Зоя и Тамара. Зоя старшая, искусствовед, работает в Эрмитаже. Тома в аспирантуре учится, юрист от бога!
   – Прекрасные дети! – прокомментировал я. – Гордость отца.
   – Ну и?..
   – Что и?..
   – Выбрал? – директор постучал пальцем по столу.
   – Что?
   – Кого?
   – В каком смысле?
   – В смысле, жену!
   – Какую жену? – не понял я.
   – Единственную на всю жизнь.
   – Вы имеете в виду, Зою или Тому?
   – Ну не меня же!
   – Борис Серафимович, но…
   – Никаких но! Фотографию видел? В руках держал? А как у вас на Кавказе говорят: за руку взял – женись!
   – Вы это серьёзно?
   – А что, девчонки не нравятся?
   – Очень нравятся, но только…
   – Никаких только. Выбирай! Я смотрел твоё дело. Ты холостой, вроде как не из этих… – директор сделал вид, что сплюнул в сторону. – Девчонки у меня славные, ты мне нравишься. Так за чем же дело стало? Выбирай!
   От такого поворота в разговоре я на какое-то время онемел. Однако, собравшись с силами и понимая, что обычная логика здесь не прокатит, выдал:
   – Не получится, Борис Серафимович.
   – Поясни почему?
   – Семейная тайна.
   – Но мне-то можно, я директор!
   – А вы никому не скажете?
   – Не понимаю тебя… – он напрягся.
   – Дело в том, что об этом никто не должен знать.
   – А я?
   – Вы – другое дело!
   Мой проникновенно звучавший голос, явно его заинтриговал.
   – Говори.
   – Если читали дело, Борис Серафимович, то должны были обратить внимание, что моя мама – осетинка.
   – И? Я не против дружбы народов.
   – Есть вещи посильнее интернационализма.
   – Продолжай!
   – Родовая честь.
   – Что за хрень?
   – Видите ли, я Василиаускас по отцу, а по матери Талинов. А Талиновы – это царский род. У осетин, как и у евреев, наследование идёт по матери, – врал я. – Будучи наследником монаршего рода, не могу жениться просто так. Мне жену будет выбирать вся Северная Осетия и Южная тоже.
   – Это как в песне: тра-ля-ля, жениться по любви не может ни один король?
   – В точку! – прошептал я, для убедительности приложил палец к губам и, приоткрыв дверь купе, загадочно выглянул в коридор.
   – Врёшь! – также шёпотом произнёс Борис Серафимович.
   – Вам? Никогда! Знаете, как мне самому жениться хочется?! Думаете, так просто всё сам да сам?
   Глядя мне в глаза, он неспешно вложил фотографию и убрал портмоне в карман пиджака.
   – Ты даёшь, Василиаускас! С кем приходится работать! – наконец заключил он. – Ладно, давай спать!..
   Сейчас, шагая вдоль набережной Мойки, я виновато улыбнулся, понимая, что объяснений с Борисом Серафимовичем не избежать.
   Подумаешь, соврал! Ну и ладно! Главное, не обидел уважаемого человека. Он ведь ко мне со всей душой. Не буду же объяснять, что есть на свете та самая любовь! И зовут её Вероника Единственная!
   Вероника! Вот уже пятый месяц всякий раз от мысли о ней сердце сжималось и начинало проверять прочность грудной клетки. Дальше так продолжаться не могло! В Москву!
   Вдали от цивилизации в свободные минуты я мысленно возвращался к последнему разговору с Владиком Кругловым. Он сдержал обещание и приехал в Питер ровно за день до моей командировки.
   Мы сидели в уютном итальянском ресторанчике на Крюковом канале и пили неплохое вино. Владик рассказывал о своей работе, планах развития бизнеса, отдыхе в Доминикане и прочих несущественных для меня вещах. Я делал вид, что интересно, хотя на самом деле ждал только одного: когда он заговорит о Веронике. Наконец за изрядно затянувшимся вступлением пришло время главной темы:
   – Ты ничего не спрашиваешь, старик, о моей свадьбе! Совсем неинтересно?
   – Почему же. Думаю, ты оставил самое задушевное на кульминацию.
   Владик хитро прищурился, словно проверяя мою искренность. Мне даже стало немного не по себе под его пристальным взглядом.
   – Правильно думаешь! Сейчас, брат, расскажу тебе такое, что взорвёт твою голову!
   – Уже интересно!
   – Помнишь наш разговор в Москве?
   – Конечно. Ты рассуждал о принципах домостроя и собирался ехать к невесте.
   – Точно! – Владик хлопнул в ладоши. – И вот что случилось. По дороге к Нике мне надо было заскочить в клинику. Там мне рассказали интересную историю. Представляешь, незадолго до нашей встречи Ника привезла туда какого-то парня, которого то ли покусала собака, то ли он упал… в общем, суть не в этом. Страдальца повезли на перевязку, а он сбежал…
   – Если он был покусан собакой, может это симптомы бешенства, – вставил я.
   – Кто знает! Но тогда я сообразил, что из той истории может получиться вполне достойный вариант примирения: я опоздал на свадьбу, а за день до неё Ника спасает какого-то мужика. Одним словом, мы всё выясняем, понимаем, что каждый из нас чуточку виноват друг перед другом, а дальше пламенные объятия, марш Мендельсона и всё, что к этому прилагается.
   – Но судя по всему, задумка не прошла.
   – Ага. Приезжаю к Нике, начинаю методично отрабатывать легенду о раненом незнакомце, а она мне с порога заявляет, что свадьбы не будет.
   – Так и сказала?!
   – Практически цитирую! Я, разумеется, на попятную. Мол, так и так, не торопись, мы созданы друг для друга. А она стоит на своём! Понимаю, что вся моя жизнь рушится. Не поверишь, Тима, встаю на колени и прошу прощения. А Ника говорит, что ты, в смысле я, здесь ни при чём. И она сама просит у меня прощения, так как полюбила другого.
   – Другого? – как последний идиот, переспросил я, и моё лицо предательски расплылась в улыбке.
   – Тебе смешно, а мне тогда не до этого было!
   – Прости, Владик, непроизвольно вышло, – извинился я.
   – Так вот, спрашиваю Нику, что же произошло? А она в ответ, мол, ничего не спрашивай, прими как есть.
   – И… кто же… разлучник? – спросил я, осторожно подбирая слова.
   – Ответа не последовало! Она тихо попросила меня на выход и прикрыла за мной дверь.
   – И всё?
   – Практически! – ответил Владик и хитро подмигнул мне. – Сначала подумал, что утро вечера мудренее. Я высплюсь, Ника успокоится… А потом вспомнил твой рассказ о Полине. И знаешь, старик, не знаю почему, но я направился к ней, в смысле, к её матери.
   – Только не говори мне… – смекнул я.
   – Ни минуты не сомневался, что догадаешься! – громогласно провозгласил он. – И с того самого вечера и поныне мы с Полиной вместе. Даже открою небольшую семейную тайну – мы счастливы! Теперь, когда я думаю о том, почему у нас не сложилось в первый раз, единственное, что приходит на ум – наш эгоизм, неумение слышать и прощать.
   – Я рад… за вас! – пролепетал я, переваривая услышанное.
   – Что-то не замечаю радости! Может, ты до сих пор не простил меня?
   – Глупости говоришь. Мы прошли через всё, а вот сидим вдвоём и нам хорошо. Что же это если не дружба?
   – Я знал, что ты поймёшь! – Владик протянул руку, и мы обнялись.
   – Если уж сегодня вечер откровений, хочу спросить – а меня ты сможешь понять?
   – Что именно?
   – Тем незнакомцем, который сбежал из твоей клиники, был я.
   – Ты?! – у Владика был такой ошарашенный вид, словно он впервые сейчас узнал, что Земля круглая.
   – Мы встретились совершенно случайно. Я не знал, кто она. Она не знала, кто я. Только в клинике, когда назвали твоё имя, а потом увидел твою физиономию на стене – пазл сложился. Как понимаешь, у меня не осталось другого выхода.
   – А почему тогда не рассказал?
   – Потому что у нас с Вероникой ничего не было, а встать между вами…
   Я затих. Молчал и Владик. Наверное, минуты три мы переваривали хитросплетения наших отношений. Затем Владик наполнил бокалы, чокнулся о мой и молча выпил. Я последовал его примеру.
   – Знаешь, Тима!.. Получается, что ты с Вероникой попал в такую же ситуацию, как и я тогда с Полиной. Но ты оказался лучше меня…
   – Перестань! – прервал я его.
   – Лучше! И знаешь, что тебе скажу?
   – Что?
   – Такого друга, как ты, у меня никогда больше не будет! – он опять задумался, закачал головой, словно, не веря в услышанное, а потом спросил: – И что же у вас?
   – Ничего.
   – Это как? Ты свободен, она…
   – Этого не всегда бывает достаточно, чтобы два человека нашли друг друга. Не судьба, говорят!
   – Ты не хочешь или она?
   – Мы с того дня больше не говорили… Думаю, что Вероника не простит меня.
   – Ну и дурак!..
   Из воспоминаний меня вырвал автомобильный клаксон, заоравший чуть ли не в ухо. Обернувшись на звук, я увидел вечно довольных друг другом и всем остальным чету Сладкопоповых.
   – Эй, товарышч! – послышался голос Валерки. – Не хотеть ли продавать важный государственный сикрет за недорого?
   – А что, на загнивающем Западе стало трудно с идеями? – бросил я в ответ.
   – Йес! Крызис, санкции! – отозвался весело он.
   – Ну, раз кризис – платите натурой!
   – Я согласная! – раздался задорный голос Светки.
   – Тогда другое дело! – подыграл я.
   – Ладно! Садись, обсудим! – сделал обиженный вид Цукерман.
   – Признаюсь, хотелось бы пройтись…
   – Тима! В машину! – рассмеялась Света. – А то Валерка передумает!
   В этот момент небо закрыла тёмная туча и начал накрапывать мелкий ноябрьский дождь, что сподвигло на принятие их предложения.
   – Наслышаны о ваших ратных подвигах! – начал Валерка. – Разрешите сначала поздравить официально! А затем рассказать о небольшом бонусе… Свет, может быть, ты?
   Светка недовольно посмотрела на мужа и фыркнула:
   – Что за несправедливость! Валерочка у нас собирает сливки, а мне всегда достаётся осадок!
   – Кажется, начинаю догадываться по поводу осадка! Мой ответ – категоричное нет! – решительно отрезал я.
   – Пойми, Тима! Тут такая штука… Проходили мимо турагентства… Объявление: концерт «Рам-штайн» в Мюнхене. Два билета практически даром! Ты же знаешь, как я от них завожусь! – простонал Валерка и преданно посмотрел на меня.
   – О, я знаю, как ты заводишься! – подтвердила Светка. – Прямо весь заводной такой!
   – Слышишь, что говорит мудрая женщина! – подтвердил её слова Цукерман. – Всего-то на три дня!
   – Нет! Пусть эти три дня мучится ваш академический папа! – не соглашался я.
   – Тимочка! – теперь Светка закатила глаза так, что, того и гляди, из них вот-вот польются слёзы. – Наш еврейский папа не может. Иоганн-Себастьян хоть и имеет благородное имя, но по ареалу обитания выходец с Украины. Как говорится: когда хохол родился – еврей заплакал!
   – Нет! Не могу. Потому как сегодня намереваюсь оформить причитающийся отпуск в количестве двадцати восьми суток и отбыть в столицу нашей Родины город-герой Москву.
   – Что-то с родителями? – озабоченно поинтересовалась Светка.
   – С ними всё в порядке. Но хоть раз в году может быть у меня личная жизнь, и так, чтобы подальше от вашей вонючистой животины?
   – А я его вымою! Хочешь – французским шампунем от «Диор»? – с готовностью произнесла Светка.
   – Москва почти девятьсот лет стоит, и за три дня ничего с ней не случится! – простонал Валерка.
   – Не уговаривайте. Не соглашусь. Только через мой труп! – отбивался я.
   – А что, дорогой, это мысль! – задумалась Светка. – Грохнем Тимку, завладеем ключами от квартиры, труп оставим на полу в ванной, в саму ванну нальём водички…
   – Ещё туалет надо оставить открытым! – вставил Валерка.
   – Согласна. Запускаем Иоганна-Себастьяна. На три дня… – Она окинула меня взглядом с головы до ног. – Еды хватит. Вернёмся, косточки сметём в мешок и подарим Насте, которая иногда с особой душевной теплотой вспоминает загадочного ночного джентльмена!
   – Сволочи же вы! – ответил я и достал из кармана ключи от квартиры. – Но только на три дня! Задержитесь хоть на минуту – будете вытирать ноги о новый рыжий коврик с ароматом от «Диор»!
   – Замётано! – сурово сказала Светка и забрала связку. – А как вернуть ключи?
   – Оставьте пока себе. У меня на работе запасные лежат.
   – Тогда после обеда привезём Иоганна!
   – Жду не дождусь! – выдохнул я.
   – А он-то как будет рад! – пропел Валерка.
   – Не знаю, как он, а вы так просто светитесь!..
   Добравшись до кабинета, я первым делом достал из ящика формализованный бланк на отпуск и, быстренько его заполнив, тут же направился в приёмную директора.
   – А, Василиаускас! Доброго дня. Хотя кому добрый, а вам, возможно, и не очень! – с порога огорошила секретарь.
   – Намёками говорите, Наталья Игоревна. Что произошло в моё отсутствие?
   – Не знаю, не знаю… – подозрительно произнесла она. – Борис Серафимович с утра уже интересовался вами. Запросил в кадрах личное дело.
   – Ах, личное дело! Тогда всё ясно!
   – Что? – переспросила секретарь, которой явно не хотелось оставаться в неведении.
   – Всё.
   – А конкретнее? – напряглась Наталья Игоревна. – Неужели, Василиаускас, у вас могут быть тайны от секретариата дирекции?
   – От секретариата дирекции – никогда! Что же я – враг себе?!
   – Молодой, а размышляете очень даже здраво! – улыбнулась она. – Так что же?
   Я присел за стол рядом с ней и наклонился ближе.
   – Но только никому!
   – Мы свою работу знаем! – несколько обиженно заметила секретарь.
   – Вы, наверное, слышали, что после испытаний на полигоне был праздник?
   – Не без того, наслышаны.
   – А что президент лично звонил и разговаривал с Борисом Серафимовичем, знаете?
   – Лично? И что? – переспросила она.
   – Поблагодарил.
   – И всё? А ваше дело зачем понадобилось?
   – Так президент и мне поздравления передал.
   – Лично?
   – Ха! Президент и я? Не тот ещё уровень, но надеюсь, скоро буду соответствовать, – подмигнул я. – А вот Борису Серафимовичу на днях указом будет присвоено звание Героя.
   – Да ну!
   – Не ну, а Героя России.
   – А вам?
   – Увы, – бросил я и откинулся на стуле, заметив, что Наталья Игоревна начинает терять ко мне интерес. – У президента на меня другие планы.
   – Какие?
   – Даже не знаю, уважаемая Наталья Игоревна, могу ли об этом рассказывать.
   – Ну говорите, раз уже начали! – возмутилась она.
   Я опять склонился над столом.
   – Если про Бориса Ефимовича ещё кое-как и кое с кем можно, то про меня ни слова, даже с собственным мужем, – предупредил я.
   – Что вы всё время повторяете азбучные истины. Я здесь сидела, когда вы ещё в детском саду писались!
   – Правильно мыслите. Ключевое здесь слово «сидела». Просто если проболтаетесь, сидеть придётся не в таких комфортных условиях. Вам понятно?
   – Да говорите уже! – не выдержала она.
   – Фамилия моя какая?
   – Василиаускас.
   – Ну, это понятно. По происхождению?
   – Дворянская?
   – Я не в том плане. По национальности?
   – Литовская, похоже.
   – Правильно. Президент, значит, и говорит Борису Серафимовичу, мол, у вас там в коллективе литовец трудится? Директор отвечает, что есть такой, рассказывает обо мне, о моей роли в работе над нашим проектом. А президент возьми, да и спроси об общем уровне, – я постучал указательным пальцем себе по лбу и продолжил. – Борис Серафимович ответил, что на меня можно положиться, вот только я не женатый. А президент ему говорит, что последнее даже хорошо. Есть, говорит, идея вмешаться в предстоящие президентские выборы в Литве и поставить туда нашего человека.
   – А кого? – уже с явным интересом спросила секретарь.
   – Как кого?! – обиженно произнёс я и стал нарочито подмигивать ей.
   Наталья Игоревна была опытным работником, поэтому не прошло и двадцати секунд моих мимических усилий, как она охнула и прикрыла рот рукой. Мне оставалось только молча закивать ей в ответ.
   – А почему нужен неженатый?
   – Могу только догадываться, – я сделал паузу. – Думаю, что мне жену найдут там. Предполагаю, что, скорее всего, эту… ну, как её… Далю… бывшую президентшу.
   – Грибаускайте? – переспросила секретарь и сама прокомментировала: – Так она старая, и к тому же мужененавистница.
   – Что старая, то да, а что вот эта самая – так мне с ней не детей растить! Тут интересы России!
   – Ага… Ага… – заработал внутренний компьютер в голове Натальи Игоревны. – А личное дело зачем?
   – Вот, – я протянул ей бланк заявления.
   – И что? – спросила она, ознакомившись. – При чём здесь отпуск?
   – А вы посмотрите, куда еду, – кивнул я на бумагу.
   Она опять вчиталась в содержимое документа и, дойдя до той самой строки, снова переспросила:
   – В Москву?
   Кивком я подтвердил место конечного назначения и для убедительности указал пальцем вверх. Наталья Игоревна понимающе кивнула в ответ. Не знаю, сколько бы ещё продолжались наши переглядки, если бы из селектора не раздался голос директора:
   – Наталья Игоревна! Пригласите ко мне Васи-лиаускаса. Это тот, который царь.
   – Хорошо, Борис Серафимович. Вы имели в виду президента?
   – Я в их чинах не разбираюсь. Пусть пулей летит ко мне!
   Директор отключился, а я развёл руками и выдохнул:
   – Вуаля!
   Забрав заявление из рук секретаря, я, нарочито не спеша, подошёл к зеркалу, демонстративно поправил галстук и, обернувшись к Наталье Игоревне, глазами попросил оценить её мой внешний вид. На что она также молча подняла большой палец.
   – Вызывали, Борис Серафимович? – спросил я торжественно, прикрывая за собой дверь.
   – Заходи, царь!
   – В общем-то, я не царь.
   – А что за хрень нёс весь вчерашний день?
   – Не весь! Только тогда, когда вы меня начали сватать.
   – Хм! Значит, мы хорошо отметили успех.
   – Неплохо, Борис Серафимович, – согласился я.
   – Но я надеюсь…
   – Даже не сомневайтесь во мне, – искренне откликнулся я на невысказанную просьбу.
   – А что там секретарь про президента намекала?
   – Не знаю. Вроде ходят слухи, что меня хотят в Литву… того… президентом назначить.
   – Тимофей! Когда же ты угомонишься? Самому-то не надоело врать?!
   – Простите, Борис Серафимович. Вы правы, утомился. Кстати… – я протянул ему заявление.
   – Ты что, с ума сошёл, а кто отчёты по испытаниям писать будет?
   – Горелов напишет. Ему их так и так писать. Отпустите, Борис Серафимович, очень надо!
   – Скажешь правду зачем, подумаю! – сердито произнёс директор.
   – Вам скажу, но только вам…
   – Опять ты за своё?!
   – Как ну духу говорю! В мае, когда был в Москве, невольно обидел одного очень дорогого мне человека. Пришло время падать на колени и вымаливать прощение. Это чистая правда!
   Директор посмотрел на меня и, заметно подобрев, сказал:
   – Верю.
   После он поставил на заявлении размашистую подпись и нажал кнопку селектора:
   – Наталья Игоревна! Тимофей Юрьевич выезжает в Москву. Если ему нужна будет помощь в приобретении авиабилета, распорядитесь в бухгалтерии о бронировании бизнес-класса. Да, и ещё. Если потребуется доставить в аэропорт, передайте моему водителю, что моя машина в распоряжении Васи-лиаускаса в любое нужное для него время. Подчёркиваю, в любое!
   – Я поняла… Борис Серафимович…
   – Вот и хорошо, – директор отключил связь и, обращаясь ко мне, произнёс: – Я надеюсь, Тимофей, ты не воспользуешься всем тем, о чём я сейчас говорил!
   – Никогда, Борис Серафимович! Только эконом-класс и такси за счёт собственных трудовых сбережений.
   – Это правильно! А сейчас иди и распорядись, чтобы отчёт был у меня вовремя.
   – Спасибо, Борис Серафимович! Дай бог, чтобы вам присвоили Героя России!
   Уже когда выходил из кабинета, директор бросил вдогонку фразу так, чтобы её непременно услышала Наталья Игоревна:
   – По возвращении из столицы, Тимофей Юрьевич, не премините рассказать, чем закончится разговор сами знаете с кем!
   – Всенепременно!
   Прикрыв дверь, я бросил взгляд на секретаря, которая, несмотря на декларируемый опыт и искушённость, сидела с широко открытыми глазами и раскрытым ртом. На прощание помахав ей рукой, уже собрался выйти, как лоб в лоб столкнулся с Инессой Казимировной.
   – Здравствуй, Василиаускас! – волевым тоном поприветствовала меня начальник режимного отдела и, указывая на лист бумаги в моей руке, спросила: – Это что?
   – Это личное.
   – Покажи!
   Я протянул заявление.
   – Отпуск? Пока не разберёшь документы, я не подпишу! – строго констатировала она.
   – Инесса Казимировна! С вами готов хоть в разведку!
   – А я нет!
   – Почему?
   – Потому что русские своих не бросают. Тебя бестолкового подстрелят, а мне потом тельце на себе тащить.
   – А вдруг вас подстрелят… – я хотел было показать готовность к подвигу.
   – А если меня подстрелят, ты меня не дотащишь! – оборвала мой порыв Инесса Казимировна и глухо засмеялась.
   Переглянувшись с секретарём, мы без слов поняли друг друга. Похоже, мы первыми узнали, что начальник режимного отдела может смеяться!
   Опасное заблуждение, что хорошо смеётся тот, кто смеётся последним! Известный постулат явно не срабатывал с работниками Режима! Пред суровые очи Инессы Казимировны я предстал что-то около половины шестого вечера в надежде сократить время общения до минимума. Но, выслушав мои извинения за столь поздний визит и последовавшее за этим предложение сделать всё по-быстрому, она бросила на меня колючий взгляд и коротко скомандовала:
   – Садись, разгильдяй! И начинай работать. Пока не закончишь – не уйдёшь!
   Закончить удалось только в начале девятого. Глядя, как Инесса Казимировна неспешно ставит подпись на моём заявлении, я с грустью подумал, что утром ещё раз предстоит приезжать в институт, чтобы сдать его в кадры. Словно прочитав мысли, Инесса Казимировна смягчила тон:
   – Оставь заявление. Завтра сама занесу.
   – Мне неудобно, Инесса Казимировна, – почувствовал я неловкость перед женщиной.
   – Неудобно в твои годы мальчишеством заниматься!
   – Это вы о чём? – осторожно спросил я.
   – Да всё о том же! Зачем с директором доверчивую секретаршу развели?
   – А что, уже сообщили?!
   – Иди отдыхай, президент! – бросила она, и на её лице вновь появилось подобие улыбки…
   Так как я сегодня был пешеходом, то едва выйдя на улицу, тут же смешался с городским потоком, который понёс меня по улицам и переулкам. Запоздалые горожане спешили по домам. Те, кто помоложе, разбредались компаниями по небольшим кафешкам, а вездесущие китайцы, насытившись, заползали в свои автобусы… Поразмыслив, что дома меня ожидают лишь очередные сурочьи разборки, я отправился на Рубинштейна, где мне нравился один тихий ресторанчик, в котором было всё – вкусная еда, хорошая подача и качественный алкоголь. Не было там только людей. И именно последнее нравилось мне больше всего.
   Заказав бокал проверенного в предыдущие посещения вина, я уютно устроился на мягком диванчике в ожидании основного блюда. Чувствовалась усталость за день, да и за предыдущие недели командировки тоже. Отпив несколько глотков, я, как заправский дегустатор, подождал, пока ароматная жидкость опустилась в желудок, и, наслаждаясь, зажмурился.
   – Позволите? – раздался знакомый голос.
   Я резко открыл глаза. Передо мной во всей своей красе стоял Судьбин А. Сколько же времени мы не виделись?..
   – Если быть точным, то пять месяцев и две недели! – отчеканил он.
   – Опять читаешь мысли!
   – Куда же от них деться? Если бы ты мог чувствовать своё удивление так, как чувствую я… это же цунами какое-то! Мне не то что читать приходится, твои мысли вырываются из головы и разлетаются как пули из рук пьяного пулемётчика! Тиу-тиу-тиу… – Судьбин А изобразил, как ему приходится уклоняться от этих самых мыслей.
   – Где пропадал? – практически по-дружески поинтересовался я.
   – Да ты знаешь, всё работа да работа! Не поверишь, ни одной свободной минуты.
   – А я?
   – А что ты? Тебе предлагали – ты выпендривался.
   – То есть, была бы честь предложена?..
   – Скорее, дарёному коню в зубы не смотрят.
   – О каком коне идёт речь, понятно. А что же сейчас?
   Судьбин А улыбнулся, как на американских плакатах пятидесятых годов, и даже показалось, что меня ослепил отблеск его белоснежных зубов.
   – Может быть, я соскучился, Тима! Веришь?
   – Не очень.
   – Правильно, что не веришь! – сказал Судьбин А и покосился на мой бокал. – Как винишко?
   – Очень даже ничего. Будешь?
   – Бокальчик, не более. И тебе больше не советую, – улыбнулся Судьбин А и голосом Левитана произнёс: – Граждане! Помните. Всякая река с ручейка начинается, а пьянство с рюмочки!
   – Уговорил – не буду! – засмеялся я и жестом попросил официанта подать ещё один бокал.
   – Смотрю, Тима, с самого утра пребываешь в философском настроении.
   – Следил?
   – Да-а-а! – пропел Судьбин. – И всё-таки я соскучился!
   – А чего сразу не появился?
   – Так ты же на работе был!
   – А какая разница?
   – Большая, Тима, разница! Одно дело, когда мы вот так, вдвоём – сидим, разговариваем, винцо потягиваем. А другое, когда там у вас, того и гляди, под отдел режима угодишь. А им всё равно кто: обычный инженер или провидение. Заломают руки за спину, сдадут на Литейный, а только потом начнут разбираться! Не-а, я в такие игры не играю!
   – Наговариваешь, – хотел успокоить его я.
   – Наговариваю?! А самого-то почти на три часа повязали?
   – Ладно-ладно, – согласился я. – И что же дальше?
   Судьбин А состроил серьёзную гримасу, и в какой-то момент его брови у переносицы медленно поползли вверх, изменяя выражение лица на печаль.
   – Я ведь, Тима, забежал попрощаться, – начал он. – Меня ждут другие люди, новые дела… Знаешь, обычно я не прощаюсь, а вот к тебе прикипел. Было славно, и за это благодарен.
   – Как так попрощаться?! – возмутился я. – Это что, значит «моё грядущее иль пусто, иль темно»?
   – Думаю, нет! Но каким будет твоё будущее, я не знаю, – искренне признался Судьбин А. – Я его не чувствую. Может быть, ты сейчас поперхнёшься следующим глотком и умрёшь, а может, доживёшь до ста лет. Не вижу. Мои советы ты не слушал – всё делал наоборот! И когда твои упования на меня прекратились, тонкая нейронная связь между нами разорвалась. Теперь ты сам делаешь свою жизнь. Вон, в Москву собрался. А я говорю, не стоит тебе туда ехать. Но разве ты послушаешь дружеского совета?
   – Нет.
   – А ты всё же послушай!
   Я улыбнулся, вытащил из кармана телефон и сделал то, о чём думал весь день.
   – Хочешь мне что-то доказать? Заказываешь билет в Москву?
   – Угу, – согласился я.
   – Вот видишь! Чему же тогда удивляешься!
   Осуществив задуманное, я отложил телефон и внимательно всмотрелся в его глаза, которые были какими-то бездонными, словно глубокий колодец.
   – Забронировал! – провозгласил я. – Невозвратный билет!
   – Ну-ну, – без всякого интереса прокомментировал он и сложил руки на груди.
   Чтобы как-то восстановить общение, я признался:
   – Мне не хватало тебя последние месяцы. Могу сказать, что с тобой было…
   – Весело? – перебил Судьбин А.
   – Скорее забавно.
   – И на том спасибо!
   Судьбин А поднялся из-за стола, сощурился и размеренно произнёс:
   – Что же, Теофилис! Не поминай лихом!

   Он стал медленно растворяться в воздухе, пока через несколько секунд не исчез совсем.
   – А где же ваш друг? – поинтересовался официант, выставляя с подноса бокал с вином.
   Я подёрнул плечами и ответил первое, что пришло на ум:
   – Где-то здесь!
   – Как говорится, отвяжись, худая жизнь, привяжись хорошая! – неожиданно из ниоткуда послышался голос Судьбин А.
   При этом на глазах у изумлённого официанта бокал уверенно без чьей-либо помощи оторвался от стола, поднялся и, достигнув точки головы человека выше среднего роста, опрокинулся. Красное вино вмиг исчезло, а бокал упал на пол и разлетелся на мелкие кусочки.
   – Действительно, вкусное винишко! – произнесла пустота. – Рассчитаешься, Тима?
   – Будь спокоен! – засмеялся я и, глядя на окаменевшего официанта, добавил: – Не узнали? Это же Дэвид Копперфильд!
   Официант закивал, осмотрелся вокруг, но не обнаружив Судьбин А, громко сглотнул и сказал:
   – Не волнуйтесь, сейчас стекло уберут.
   – Спасибо, а как там с моим стейком?..
   Подходя к дому, я на автомате бросил взгляд на тёмные окна своей квартиры, и только сейчас вспомнил об иждивенце. Поднявшись по лестнице, тихо вставил ключ в замочную скважину и медленно-медленно провернул. Дверь бесшумно поддалась, и я оказался внутри. Включив бра, оценил обстановку. На удивление – никаких явных следов пребывания Ёгана в глаза не бросались.
   Как пить дать – спит сволочь на моей кровати!
   Я снял туфли и на носочках направился в комнату, наматывая на руку шарф возмездия, который через мгновение опустится на толстую рыжую задницу. Потихоньку я приоткрыл дверь… нащупал в потёмках выключатель… занёс над собой шарф…
   – Здорово, тварь! – крикнул я, включая свет.
   Увиденное повергло меня в шок. Голова закружилась, я качнулся вперёд, но устоял. На кровати, прикрывши ноги пледом, спала… Вероника! От неожиданности она судорожно попыталась открыть веки, но у неё не очень получалось. Глаза моргали, стараясь зацепиться за меня, а я, в свою очередь, стоял с занесённой для удара рукой. Рядом с Вероникой на спине лежал не менее перепуганный Ёган, который из-за проблем с лишним весом никак не мог подняться на лапы.
   – Здравствуй, Тима! – произнесла Вероника заспанным голосом. – Я приехала… А мы тут с Ёга-ном ждали тебя, ждали…
   Она поднялась и села на краю кровати. Толстому сурку тоже удалось подкинуться вверх, и он стоял рядом с ней с невинным взглядом, задрав свои гадские лапки, словно собачонка в цирке.
   Я присел, прижался к её коленям, и прошептал:
   – Прости меня!
   – Не за что прощать, – так же тихо ответила она и обхватила мою голову руками. – Ко мне заезжал Владик. Он всё рассказал: и про тебя, и про Полину, и что тогда произошло… Дурачок, я чуть было не потеряла тебя!
   – А я тебя!
   В этот самый момент рефлексивно прочувствовавший драматизм происходящего Ёган мелодраматично запищал.
   – А тебя не спрашивают! – сказали мы с Вероникой одновременно и рассмеялись.

Вместо эпилога,

   из которого не узнаете ничего нового

   – А что же будет с Настей? – задорно спросила она. – Получается, ей ничего не досталось!
   – Ну а чего ты хотела? – вопросом на вопрос ответил он.
   – Не знаю! Но не так! Поматросил и бросил?! Второстепенный персонаж? Осадочек остался!
   – Думаю, сама разберётся.
   – А вдруг?
   – А почему, собственно, нет? Молодая, красивая, практически не пьющая! Из такой семьи, с такой фамилией!
   – Но ты же знаешь, счастье девушки делает не фамилия, данная при рождении, а та, что вписывается в ЗАГСе, – настаивала она.
   Он театрально захныкал:
   – Устал! Хочу отдохнуть! И вообще, почему я?! Между прочим, предыдущая партия осталась за мной. Согласись, разыграно было блестяще! Эффектные появления в самых неожиданных местах, такие же исчезновения. А как всё тонко!
   – Особенно с собакой!
   Она залилась задорным смехом.
   – Хотя мне больше понравилось с гаишником! – произнёс он отсмеявшись.
   – Соглашусь – неплохо! Но ведь ты смошенничал!
   – Когда?
   – Как когда! Тогда, в клинике! Чувства пробили?
   – Но ведь ты смошенничала раньше! – не сдавался он.
   – Я?!
   – Ох, уж мне эти неведомо откуда возникающие старушки из общества «Знание»!
   – Так ты догадался?
   – Не сразу, но потом просчитал. Так что, как говорится, по мухлежу ничья, а в общем…
   – Напомни, на что мы играли? – она лукаво подмигнула.
   – Не помнишь?
   – Не-а!
   – Ты это серьёзно? – расстроено произнёс он.
   – Ну-у-у…
   – Мы играли на поцелуй!
   – Ах, на поцелуй! Точно, вот теперь вспомнила.
   – И?
   – Хочешь, чтобы я поцеловала?
   – Очень, – обескуражено произнёс он.
   – А что с Настей?
   – Так нечестно! Давай рассчитаемся за предыдущую партию!
   – А потом?.. – она заискивающе посмотрела на него.
   – Хо-ро-шо!
   – Не поняла!
   – Я согласен! Но сначала поцелуй!
   Она нежно обвила его шею своими руками и поцеловала в волевой подбородок.
   – Доволен?
   – Ты снова жульничаешь?
   – А как ты хочешь?
   – Страстно! – выдохнул он.
   – Вот так?.. – их губы слились.
   – Да! – радостно крикнул он, опьянённый поцелуем.
   – Ну раз так, тасуй колоду, раскладывай карты. На кону Настя, – улыбнулась она. – На что играем?
   – Конечно же, на поцелуй!
   – Придумай что-нибудь другое.
   – Или на поцелуй, или я не играю! – категорично заявил он и сделал вид, что обиделся.
   Она запустила руку в его волосы и тихо сказала:
   – Будет тебе! Не обижайся!
   – На тебя, Фортуна, нельзя обидеться! – примирительно сказал он.
   – Это правильно, дорогой мой Судьбин А! – улыбнулась она и нежно подмигнула. – Сдавай на Настю!

Никогда не поздно
Повесть

Пролог

   С полной ответственностью заявляю – второй шанс есть! Уверен, что найдутся те, кто снисходительно улыбнутся и, скорчив ироническую гримасу, занудно проворчат, мол, экая невидаль: ну есть, ну и что, а как насчёт третьего шанса, четвёртого и так до бесконечности?! Прекрасно! Да здравствуют люди третьего и большего шанса! Здесь главное не количество, а чтобы после неудачи не опускались руки.
   Несомненно, в жизни есть везунчики – те, кому дано получить желаемое, всё и сразу. К великому счастью, я из другого племени. Для таких, как я, добиться своего со второй попытки куда ценнее. Хотите – верьте, хотите – нет, но это моё кредо, на этом стоял, стою и стоять буду. И даже если кто-нибудь попытается меня разубедить, я знаю – у меня всегда будет второй шанс доказать обратное! Ещё сомневаетесь? Не убедил?
   Тогда, например, вспомните, как родители вам подарили первый настоящий велосипед. И что же – сразу поехали? Не испугались? Не упали?! Если так, то вы человек первого шанса! Вам достаются восторженные возгласы и овации, вам рукоплещут, вами восхищаются. Мой же первый опыт подчинения двухколёсного друга закончился переломом руки и последовавшим за этим безапелляционным заявлением мамы: «Сын снова сядет на велосипед через мой труп!» После чего новенькому «Орлёнку» ампутировали оба восьмёркообразных колеса, и его изумительный оранжевый остов с ослепительными никелированными крыльями бросили умирать в тёмном углу гаража, где обычно заканчивали свой век невостребованные вещи.
   Но ведь случается роковое стечение обстоятельств, когда неразрешённость достигает высшей точки, и вот тогда – или пан, или пропал. Второй велосипедный шанс представился мне через пять лет. Помню, как сейчас, в тот день самая прелестная девочка нашего дома с божественно-мистическим именем Юлиана кружила по двору на новенькой «Десне», а мы с пацанами ловили каждую её улыбку, каждый снисходительно брошенный в нашу сторону взгляд, и, чего греха таить, замирали, когда из-под белоснежного платья показывалась загорелая коленка. Сделав очередной круг, Юлиана остановилась рядом и, упиваясь властью над нами, смешливо бросила:
   – Ну! Кто хочет прокатиться со мной в парк?
   Конечно, все тут же наперебой начали предлагать себя. А мой сосед, Мишка Понькин, лишившись дара речи, стал тянуть руку и трясти ею, словно на уроке, когда приспичило выйти по нужде. И лишь я один оставался безучастным по причине нахождения моего велосипеда в описанном выше состоянии и полного неумения управлять им.
   – А ты что же? – внезапно обратилась ко мне очаровательная Юлиана. – Или я тебе не нравлюсь?
   – У меня нет велосипеда, – буркнул я в ответ с явным нежеланием развивать тему дальше.
   – Разве это проблема? – с лёгкой обидой она отреагировала на мою отповедь и, посмотрев сурово из-под ресниц на ребят, повелительно добавила: – Кто даст ему велосипед?
   Пацаны переглянулись, и очнувшийся Понькин первым пробасил ломающимся голосом:
   – Никто! Гришка-то и кататься не умеет!
   – Это правда? – иронично спросила Юлиана, готовая уже рассмеяться.
   – Ну… не совсем, – вырвалось у меня непроизвольно, и я почувствовал, как от вранья начинают краснеть уши. – Я… немного…
   Пацаны заржали так громко, что мне показалось, что в окнах зазвенели стёкла, а помойные кошки с визгом бросились со двора врассыпную.
   – Он немного умеет ездить отсюда и до больницы! – ржал громче всех Мишка.
   Юлиана гневно зыркнула на них, и они, как по команде, умолкли. Проделав это, она элегантно перекинула ножку через низкую раму и уже мягче сказала мне:
   – Тогда поедешь на моём! – и, обернувшись к ребятам, добавила, повышая тон: – Кто одолжит мне велосипед?
   Понятное дело, что угодить Юлиане хотел каждый, и в один миг она уже была в центре велосипедного пелотона. Выбрав себе удобную модель, она с той же элегантностью взлетела в седло и, подмигнув мне, крикнула:
   – Догоняй!
   С каждой секундой её фигура удалялась, пока не скрылась за углом дома.
   – Ну, чего стоишь? – спросил с завистью кто-то из пацанов. – Вперёд, гонщик!
   Я осторожно устроился на Юлианином велике, бросил тоскливый взгляд на ждущих моего фиаско ребят и что есть силы, оттолкнувшись ногой, покатился вслед за мечтой. Руль в руках ходил ходуном, пытаясь закружиться вокруг вилки. Ноги с неведомой доселе дрожью нервно прокручивали педали, то и дело срываясь с них. Но главное, я ехал! Лишь каким-то чудом мне удалось не столкнуться с «Москвичом» дяди Толи из второго подъезда и отвернуть от выскочившей навстречу дворняжки. Ещё мгновение, и я оказался на улице. Если до того меня одолевал страх, то теперь тело сковал леденящий ужас. Вспоминая тот день, я и сейчас задаю себе один и тот же вопрос: как мне удалось никого не покалечить?
   Внезапно всё изменилось, когда я заметил развивавшееся впереди белое платье. Юлиана спокойно катила по направлению к парку, периодически оглядываясь на меня и посмеиваясь. Непроизвольно, как под гипнозом, мой взгляд прилип к ней, и все страхи-переживания куда-то исчезли. Мозг больше не думал о руле, педалях, гипсе и мамином ультиматуме. Я летел, словно пёрышко, подхваченное нежным порывом ветра, пытаясь догнать пушкинское мимолётное видение. Да! Это был второй шанс, и я его использовал по полной. Эх! Где мои четырнадцать лет.
   А сейчас – в свои немного за пятьдесят – я катил по Москве в сторону Черёмушек. Правда, теперь подо мной был не велосипед, а вполне приличный автомобиль. И спешу я не «к», а «от» Юлианы, которая вот уже четверть века вписана в мой паспорт на странице «Семейное положение». К слову будет сказано, что и женой она стала тоже благодаря второму шансу, но это уже совсем другая история.
   Целью моей поездки была Стелла – первая красавица нашего курса, Мадонна Боттичелли моей студенческой юности. Несмотря на то что в молодые годы я не был обделён вниманием слабого пола, Стелла не принадлежала к кругу моих почитательниц. Мы учились на одном факультете, но в разных группах. У меня была своя компания, а у неё своя. Наши команды никогда не конфликтовали, но и не сближались. Мы словно бы жили в системе неписаного паритета, признавая право каждого на свою «территорию». «Привет!», «Как дела?», «Как экзамен?», «Стипендию уже получили?» – вот, пожалуй, нехитрый словарно-фразеологический запас, на котором мы общались, когда время от времени пути пересекались.
   После окончания университета прошло немало лет. Одна случайная встреча, потом другая – и вот из двух компаний возник удивительный симбиоз. Теперь же, когда мы стали собираться регулярно, если не сказать часто, нет-нет, задаёмся одним и тем же вопросом: как же раньше существовали по отдельности? А уж отвечая, всегда напрягаемся, умничаем, пытаясь придумать универсальное объяснение. Мне ответ известен, потому как он снова вписывается в мою теорию второго шанса: что предначертано – то и сбудется. И это есть самая объективная истина!..
   – Вы куда, гражданин? – вежливо прервал ход моих мыслей молодой охранник, вцепившись в меня пристальным взглядом.
   От философствования и нахлынувших воспоминаний внезапный вопрос привёл меня в замешательство. Конечно же, я помнил, что еду к Стелле, но вот её фамилия напрочь отказывалась проявляться в сознании.
   – В какую квартиру? – уточнил охранник, пытаясь мне помочь.
   Будете смеяться, но положение становилось вовсе дурацким – я забыл и номер квартиры! Так бывает, когда кто-то неожиданно вас о чём-то спросит… Вопрос-то ерундовый, и ответ вы знаете, но именно в этот момент – как отрезало!
   – I don’t know. What are you saying? – не моргая, на автомате выдал я на английском, который до этого частенько выручал меня, помимо того, что вместе с французским и финским являлся источником моего материального благополучия.
   – А! Иностранец! – подхватился охранник. – Where?
   «Каково! – подумал я. – Это вам не дореформенные сторожа. Нынешние охранники – это сила!»
   – Тудей, – решил я пошутить, показывая пальцем в заветное пространство за спиной секьюрити.
   Охранник немного подумал и категорично ответил:
   – Тудей сразу – ноу. Сначала нэйм, а потом тудей.
   «Ну ничего себе! Да он полиглот!»
   – Му name is Greg! – по слогам произнёс я, словно школьник, выучивший первую фразу на английском, и уже считающий себя его знатоком.
   – Ноу Грэг! Вэа?
   – Ах, вэа! – улыбнулся я. – Тудей ту Стелла.
   – Это какая Стелла? Из пятьдесят пятой?
   «Ну, конечно же, пятьдесят пятая!» – тут же вспомнил я.
   – Yes! Five… – сказал я, выбросил пальцы из кулака и повторил жест ещё раз, —.. five!
   – Оффкоз! Миссис Стелла Глебова! – радостно провозгласил мой охранник, очевидно довольный, что его английского хватило, чтобы объясниться.
   Он тут же поднял трубку домофона и, дождавшись ответа, уверенно и с достоинством сказал:
   – Госпожа Глебова. К вам гость. Мистер Грэг.
   Стелла всегда считалась девушкой сообразительной и потому, оценив заход, тут же ответила, так что услышал и я:
   – Поинтересуйтесь, пожалуйста, мистер Грэг Перси или Грэг Кэмэл.
   «С такой памятью скорее Кэмэл!» – улыбнулся я про себя. И тут же, вслух копируя произношение охранника, добавил:
   – Перси, оффкоз!
   – Персик, – как ни в чём не бывало, с серьёзным выражением лица продублировал в трубку воротный лингвист.
   – Пропустите Персика, – ответила ему Стелла, едва не расхохотавшись.
   – Плиз! – Охранник открыл мне калитку.
   – Мерси.
   – Да чего уж там…
   Поднявшись на лифте, я тут же наткнулся на вышедшую навстречу хозяйку. Мы обнялись и расцеловались в обе щеки.
   – Чего ты там устроил? – спросила она.
   – Стелла, милая. Это ты всё хорошеешь, а я старею. Не ругайся, забыл номер квартиры.
   – А ты бы спросил по фамилии.
   – Так в том-то и дело. В голове вертится Инина, а Глебова напрочь вылетела!
   – Похоже, перетрудился, дорогой! – улыбнулась Стелла. – Сегодня же позвоню твоей жене и дам название очень хороших витаминов.
   – Обязательно позвони. Она как раз хотела тебе предложить в субботу куда-то сходить вместе.
   – Непременно! – сказала она и подтолкнула меня в квартиру. – Ужинать будешь?
   – Почему бы и нет, если накормишь, – с готовностью отреагировал я. – Жена тебе и за это спасибо скажет.
   – Тогда мой руки.
   Мне нравилось заезжать к Стелле. И не только чтобы банально поесть. Несмотря на все сложности, с которыми она столкнулась и продолжает сталкиваться в жизни, Стелла сохранила в себе чуткость, доброту и удивительную непосредственность, отчего общение с ней превращается в праздник души. Но сегодня был особый повод. У наших друзей Вовки и Маши, – кстати, они ранее представляли то же «братство», что и Стелла, – через несколько недель намечалось семейное торжество, и ненаглядная послала меня к подруге, чтобы обсудить совместный подарок.
   За ужином мы разобрали несколько вариантов, но, к сожалению, ни один из них не показался достойным презентополучателей. Вероятно, понимая, что кипящим мозгам срочно необходима холодная пауза, Стелла сменила тему:
   – Гришка, чуть не забыла! На прошлой неделе ездила к родителям и там такое нашла!
   – Миллион долларов наследства? – сыронизировал я.
   – Лучше! – бросила она, выбегая из комнаты. – Я сейчас.
   Через минуту Стелла вернулась, неся в руках большой чёрный конверт, в котором без труда угадывалась упаковка из-под фотобумаги. Нынешнему поколению неинтересна примитивная магия превращения под красным светом белого листа в изображение. Мы же дело другое – что называется, плоть от плоти своего времени.
   – Семейный архив? – предположил я.
   – Не угадал. Круче. Готов?
   – Как пионер, всегда!
   Стелла присела рядом и, запустив пальцы в пакет, вытащила первую фотографию.
   – Вах! – только и смог вымолвить я, увидев на снимке двух девчонок, державших под руки высокого красавца.
   В запечатлённых субъектах я сразу признал Стеллу, Машу и Вовку в модных тогда варёнках и одинаковых факультетских свитерах, заказанных в каком-то кооперативе. Несмотря на не очень высокое качество трикотажного изделия, мой прослужил мне долго. Он как пуповина поддерживал моё родство с дорогой сердцу бурсой до той самой поры, пока однажды я не решил подлить кислоты в аккумулятор.
   – Откуда это? – на выдохе спросил я.
   – После прощания с идеей посвятить жизнь полученной специальности собрала конспекты на выброс. Случайно туда попали и фотки. И ты знаешь, в очередной раз убеждаюсь, что наши родители куда умнее нас. Мама, рассудив, что никогда не стоит зарекаться, спрятала часть студенческой макулатуры. – На мгновение Стелла задумалась, вероятно, благодаря мать. – А сейчас готовься…
   Она вновь зашуршала конвертом и вытащила весьма колоритное фото, на котором был запечатлён не кто иной, как я, в окружении представителей развивающихся народов!
   – Помнишь? – хихикнула Стелла.
   Ещё бы не помнил! Снимок вернул меня в большой конгресс-зал гостиницы на севере Москвы, который институт арендовал для проведения интервечера с иностранными студентами. Название «интервечер» звучало куда более интересно, чем просто «концерт самодеятельности с участием иностранных студентов». И, кстати, да – в тот вечер я там верховодил по комсомольской линии.
   В памяти сразу всплыл Жозеф – атлетически сложенный чернокожий студент из Конго, постоянно снующий по этажам общежития в длинной пальмово-экзотической рубахе со сковородкой в руках. А тут со сцены, едва я объявил его номер, как в свете софитов появился «Поль Робсон» в кремовом костюме, белоснежной сорочке и ярком галстуке – последний, как мне показалось, был сделан из той же ткани, что и его повседневная африканская униформа. Он подошёл к микрофону, профессионально откашлялся и подал знак оператору, включавшему фонограмму. Сразу поправлюсь, это была не профессиональная в современном смысле фонограмма, а судя по качеству, записанная через микрофон с телевизора или радио мелодия. Итак, зазвучала музыка, и Жозеф, особо не стараясь попадать в ноты и ритм, забасил гортанным голосом текст, от которого не знаю, как зрители, но мы за кулисами зашлись в приступе истерического хохота. К величайшему сожалению, я не помню рифмы, но по смыслу это, бесспорно, был политический памфлет:

     Советский Союз строит коммунизм,
     Конго строит социализм.
     Враги будут разбиты,
     А люди будут счастливы.

   Далее шло ещё несколько четверостиший в том же пропагандистском духе, и всё лирично-идеологическое содержание венчала строчка, за достоверность которой я отвечаю:

     …Советско-конголезская дружба будет жить вэчно!

   С учётом того, что припев повторялся рефреном раз пять или шесть, произносимое всякий раз в одной интонации «вэчно» вызывало дикий восторг – зал взрывался аплодисментами, свистом и улюлюканьем. Едва музыка закончилась, зрители-студенты повскакивали со своих мест и со ржанием ещё минут пять кричали браво, не отпуская африканского самородка со сцены. Купающийся же в лучах славы представитель Чёрного континента, оценив происходящее как личную победу, снова подал знак включить запись, и всё повторилось с тем же успехом ещё раз и… ещё раз. Продираясь сквозь катающихся по полу закулисных поклонников новоиспечённого шлягера, проректор по работе с иностранными студентами с испугом на лице бросил мне:
   – Если ты сейчас же не прекратишь этот цирк, твой следующий сольный концерт будут слушать дяди с Лубянки!
   Встречаться с упомянутыми всемогущими «родственниками» мне абсолютно не хотелось. Поэтому я подошёл к Жозефу и аккуратно попробовал утащить его со сцены. Но конголезец в своих порывах был неудержим. Схватив меня за руку, он сделал шаг назад, изобразив в пластической миниатюре «Рабочего и колхозницу». Начавшие было успокаиваться зрители снова сорвались в штопор веселья. Я же, повернувшись назад, заметил, как бледный проректор в предчувствии завтрашних объяснений на ковре у начальства начал медленно оседать. Тут уже надо было спасать положение! Но как?!
   – Товарищи! – провозгласил я серьёзным тоном. – Не будем забывать, ради чего мы здесь собрались! Каждую минуту в далёкой Африке умирают дети. Наш голос солидарности с детьми Конго! Эль пуэбло унидо хамас сера венсидо!..
   – Нет, в Конго дети не умирают… – пытался прорваться к микрофону озадаченный Жозеф.
   Но я уже крепко вцепился в микрофон, продолжая митинговать на испанском, поддерживаемый скандирующим залом…
   – Эль пуэбло унидо хамас сера венсидо! – взорвалась смехом Стелла.
   – Давай не будем вспоминать минуты моего позора! – улыбнулся я.
   – Какой позор! Между прочим, после того вечера мы оценили тебя по достоинству.
   – Спасибо и на этом! А чем закончилось, помнишь?
   – Была какая-то заварушка?.. – начала припоминать она.
   – Ничего себе заварушка! Битва! Что-то среднее между Первой Пунической войной и боксёрским восстанием в Китае!
   Да уж, всё по-взрослому! Когда интервечер подошёл к концу и зрители разошлись, а проректор с валидолом под языком умчался писать объяснительную, мы с ребятами направились в гостиничный бар успокоить нервы игравшим лучами молдавского солнца коньяком «Белый аист». Лишь только первые капли потекли по пищеводу, как за моей спиной раздался знакомый голос:
   – Гриса! Насых бьют!
   Вслед за голосом возник сокурсник – вьетнамец Нгуен.
   – Кто и кого? – спокойно поинтересовался мой верный друг Ромка.
   – Негры против нас! – на одной ноте выкрикнул Нгуен. – За нас есё лаосцы и монголы!
   – Кранты интернационалу! – только и смог вымолвить я и залпом вылил в горло недопитый коньяк.
   – Похоже, сегодня придётся учить диалектику не по Гегелю, – констатировал мой друг Ромка, бывший в ту пору председателем студсовета общежития. – Бряцанием сапог она врывалась в стих!
   Поначалу мы ещё пытались их растаскивать, но я, после подбитого вражеской рукой глаза, разозлился не на шутку. А вскоре появившийся милицейский наряд уже грузил всех в гостиничный автобус для доставки в отделение милиции. Клетку заполнили быстро, поэтому не поместившихся за решёткой расставили в коридоре вдоль стен в позе «зю» без каких-либо различий по расовому признаку. По одну сторону от меня оказался Жозеф, а по другую – Ромка.
   – Ты зачэм бил мэне по щэкам? – приглушённо, но гневно забасил Жозеф.
   – Я? – спросил я.
   – Не ты! Р-р-ромка!
   Надо отметить, что до того вечера Жозеф вполне лояльно относился к общажной власти, хотя ему очень и не нравились двое приятелей предстудсовета. Один из них, интеллигентнейший общительный Славка Кручинский, обладатель превосходного франсийского [3 - Франсийский – относящийся к диалекту провинции Иль-де-Франс, который является исторической основой современного французского языка.] произношения, любимчик преподавателей кафедры французского языка. Его друг – Николай Яковлев – был, напротив, личностью замкнутой, угрюмой, но кому довелось узнать его поближе, неизменно отмечали в нём почти детскую доброту и непосредственность. Такие разные – они нашли друг друга. Вместе увлеклись новомодным тогда качковым спортом и весьма в нём преуспели. Конечно, до Шварценеггера им было далеко, но для нашего института они были почти Арнольдами. Раскачав трапециевидные мышцы спины, они неспешно прогуливались по коридорам между парами в люберских клетках, не в состоянии прижать руки к бокам, за что и получили прозвище «братья Скафандровы». И тем не менее интеллигентность одного и природная доброта другого не мешали им в составе своей качалки то и дело выходить на разборки с неграми на московских улицах.
   – Я же тебе сказал «стоп», а ты ручонками начал махать! – спокойно ответил Жозефу Ромка.
   – Ты за кого? За мэне или за монгол? – шипел конголезец.
   – Да мне по барабану за кого! И вообще, я филантроп!
   – Ты нэ филантроп! Ты есть вэликий р-р-расист!
   Последние слова, произнесённые африканцем весьма злобно, вызвали у Ромки должную реакцию потомственного терского казака. Забыв на мгновение, что он член коммунистической партии, Ромка от души отвесил оппоненту мощный пендель, который со звоном врезался в угнетённую африканскую задницу.
   Не знаю, как другие, но именно в тот самый момент я почему-то ясно осознал, что никакого коммунизма мы никогда не построим. Впрочем, и Конго с другими развивающимися демократиями Азии и Африки мечты о светлом будущем также обломятся. А виной всему – увы! – пресловутый человеческий фактор!..
   – Посмотри сюда, узнаёшь? – прервала мои воспоминания Стелла и протянула очередное фото.
   Прижавшись друг к другу, на снимке сидели двое – он и она. Оба удивительно красивые и словно созданные друг для друга.
   – Это же… Наташка… м-м-м… на «к»… – напрягся я, вспоминая фамилию однокурсницы.
   – Коваленская! – подсказала Стелла. – А рядом?
   – Из вашей группы. Мы с ним не общались. В лицо, конечно, помню, но…
   – Игорь Портнов.
   – Точно, Портнов! Теперь вспомнил. Они ещё вместе ходили. Наташка, поди, уже заботливая бабушка? А Портнов качает внуков на располневшем животе.
   – Не угадал, – произнесла Стелла, и лицо её погрустнело. – Ты ничего не знаешь?
   – Нет, – признался я. – Последние воспоминания о них у меня ассоциируются с общей фотографией с институтского выпускного.
   – С этой? – она достала ту самую фотку, которая висела у меня дома над столом.
   Боже, как же это было давно! Тогда позади были развесёлые студенческие годы, и будущее рисовалось исключительно в розовых тонах. Однако уже через полтора месяца от иллюзий ничего не осталось: ни великой страны, ни работы, ни уверенности в завтрашнем дне.
   Стелла поднялась, подошла к окну и молча простояла так несколько минут. Было понятно, что воспоминания даются ей непросто – ведь они с Наташей Коваленской были подругами. Наконец, она повернулась и, печально улыбнувшись, спросила:
   – Вина хочешь?
   – Спасибо, дорогая, я за рулём. Да и завтра у меня с утра важная встреча.
   – А я выпью.
   Сделав глоток, она отставила бокал и неспешно начала рассказ, увлекая меня всё глубже и глубже в прошлое.

Глава I

   С заунывным скрипом дверь приоткрылась. Как по команде разговоры смолкли, и группа застыла в ожидании нового преподавателя, который должен был заменить всеми обожаемую Татьяну Сергеевну, ушедшую в декрет посреди учебного года. С утра прошла информация, что фамилия сменщика – Кот, а инициалы «И. К.», что заранее обрекало его на прозвище Котик. Попытки выяснить у знакомых со старших курсов, насколько «Котик приручается» успехом не увенчались, а секретарь кафедры Людочка по большому секрету лишь сообщила, что замена временная, пока не найдут кого-то более постоянного.
   Неугомонный Димка Воробьёв даже предложил заключить пари со ставкой пятнадцать копеек на варианты: Котик – мужчина или женщина, молодой или нет и, соответственно, насколько привлекателен. Собственно, этим азартом и было вызвано прикованное к входу внимание.
   Несколько мгновений дверь нерешительно дёргалась взад-вперёд, доведя интерес студентов до высшей точки накала, словно тот, кто был за ней, чувствовал драматизм происходящего и медленно подводил сюжет к кульминации. Наконец в проёме возник… мужчина лет шестидесяти пяти, совершенно седой, в старом, но ухоженном костюме. Под мышкой он сжимал кожаную папку, которая, судя по внешнему виду, приходилась ему ровесницей.
   – Кхе-кхе, – откашлялся старичок и спросил: – Простите, это четвёртая группа?
   – Так и есть, – ответил кто-то.
   – Значит, не ошибся! – радостно произнёс он и присел за преподавательский стол.
   Кое-кто начал было уже подниматься, чтобы поприветствовать педагога, но преподаватель тут же пресёк эти попытки:
   – Я ещё с вами не здоровался. И вообще, давайте обойдёмся без коллективных прыжков – вы не школьники, а я не педагогический цербер, – он обвёл кабинет взглядом, очевидно, пытаясь убедиться, что стоящих не осталось. – А вот теперь, коллеги, здравствуйте.
   – Здравствуйте… – нестройно понеслось со всех сторон.
   – Разрешите представиться. Зовут меня Иван Кондратьевич, а фамилия моя, стало быть, Кот. Вот такая фамилия и такие инициалы. Впрочем, уверен, что вы уже поглумились над этим. Скажу вам больше, несколько раз приходилось сталкиваться со случаями, когда ваш брат заключал пари: Котик он или она. Надеюсь, что ваша группа до такой банальщины не скатилась?!
   На последних словах Иван Кондратьевич, расплывшись в улыбке, снова посмотрел на присутствовавших. От этого разоблачительного взгляда Воробьёв даже втянул голову в плечи, словно сменив пернатую фамилию на что-то более земноводное, например, Черепашкин.
   – То ли это жизненное совпадение, то ли выработанная практикой метода, но по стилю общения я, как правило, соответствую сути данного сочетания, – продолжил преподаватель. – Мне нравится, когда студенты показывают на семинарах не тупо заученные упражнения, а демонстрируют свободное владение языком, что в моём понимании и делает студента vulgaris студентом sapiens. Сразу хочу отметить, что деление студентов на упомянутые категории не влияет на экзаменационные оценки. Кого-то из вас ожидает карьера посредственного переводчика, а кто-то, возможно, станет знаменитым лингвистом. И это решать не мне. А теперь позвольте пройтись по списку, и, если вам не трудно, поднимайтесь, пожалуйста.
   Котик начал медленно зачитывать фамилии, не забывая при этом говорить каждому что-то персональное.
   – Инина Стелла.
   – Это я, – поднялась сидевшая на первом ряду красавица Стелла, обладательница волшебной копны золотых волос.
   – Прекрасно! – произнёс Иван Кондратьевич, посмотрев на неё. – Вы полностью оправдываете значение своего имени. Именно звезда! Спасибо.
   – Коваленская Наталия, – продолжил он опускаться по списку.
   Из-за своего стола поднялась темноволосая, небольшого роста девушка с тонкими и выразительными чертами лица. Котик буквально впился в неё взглядом, с каким-то упоением натянул на нос очки, словно пытаясь не обмануться в увиденном.
   – Прекрасно! – сказал он, не отводя от Наталии взгляда.
   – Что именно? – переспросила та.
   – У вас очень редкая фамилия.
   – Да, вы правы. Я нечасто встречаю однофамильцев.
   – А вы что-нибудь знаете о ваших предках.
   – Не очень много, – ответила она.
   – Присядьте, пожалуйста, – предложил Иван Кондратьевич и откинулся на спинку стула. – Прекрасно! Дело в том, что я впервые в жизни встречаю человека этой фамилии. Вы, часом, не из Рязанской губернии будете?
   – Да. А как вы догадались? По говору? – спросила обладательница редкой фамилии.
   – Нет, у вас классическое русское произношение. Если интересно и группа мне позволит, я сделаю небольшое лирическое отступление.
   Студентам нравится, когда на семинарах преподаватели время от времени позволяют себе подобные вольности. Поговорка, что солдат спит – служба идёт, популярна и в студенческой среде.
   Оценив ожидаемую реакцию группы, Котик продолжил:
   – Сначала отвечу, почему Рязань. Смею предположить, что вашим возможным предком был некий Михаил Иванович Коваленский, который на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого столетий имел честь служить рязанским губернатором. Он происходил из малороссийского дворянского рода, который, в свою очередь, был основан поляком, паном Станиславом Ковалёнским. Именно поэтому на вашем семейном гербе развеваются красные и белые ленты в цветах польского флага. А шляхетское происхождение подтверждает изменённая лада, сиречь геральдический герб.
   – А что на гербе? – раздался голос Воробьёва, который осознал, что тема пари более преподавателя не заботит.
   – На гербе рыцарь в доспехах, шлем которого увенчан королевской короной, а над ней стоящий на задних лапах лев. Но сама лада в отличие от польского оригинала видоизменена. Вместо красного щита – голубой. Да и рыцарь повёрнут вправо. Вместе с гербом изменилось и ударение на второй слог.
   – Значит, наша Наташа графских кровей? – спросил Игорь Портнов, слывший факультетским донжуаном, похитившим не одно девичье сердце.
   – Не совсем так. Род дворянский, но не графский. Хотя и оставил свой след в истории. Кстати, известный русский поэт Сергей Соловьёв – троюродный брат Александра Блока и закадычный друг Андрея Белого – тоже представитель рода Коваленских. А вот отец Сергея, Михаил Сергеевич, помимо того, что являлся братом знаменитого историка Соловьёва, сам был известным издателем и переводчиком. Поэтому, уважаемая Наталия, с вами переводческая стезя рода продолжается.
   – Наташка, да ты историческая личность! – не удержалась от искреннего комментария в адрес подруги Стелла. – Ты вся такая таинственная!
   – Да ну тебя! – попыталась отшутиться Наташа.
   – Нет-нет! – вмешался Котик. – Наша Звезда недалека от истины. С рязанской ветвью вашего рода действительно связана одна таинственная история.
   – Не расскажете? – спросил кто-то.
   – Отчего же. Я знаю только общие подробности, но тем не менее. Всё дело в том, что сын того самого губернатора Михаила Ивановича, соответственно, Илья Михайлович, в молодости слыл тем ещё повесой. Увлекался поэзией, при этом не стеснялся, как бы сейчас выразились, откровенных форм. А его творчество подпитывал гарем прекрасных девушек, который он сколотил из крепостных.
   – Ловелас, значит! – опять раздался чей-то комментарий.
   – О! Не то слово! Ловелас с большой буквы. Думаю, если бы его забавы были направлены на светских дам, то он непременно снискал бы себе лавры первейшего в Российской империи дуэлянта. Рязанское общество его осуждало, но не сильно. Как я уже сказал, он в свет не лез, довольствуясь крестьянками, тем самым доставляя проблемы только своей семье. И вот однажды доведённая до отчаянья очередной оргией родня втайне сговорилась и отправилась к местной знахарке-ведунье. Та, будучи не обременённой высокими моральными принципами, приняла от ходатаев крупную по тем времена мзду и совершила магический средневековый обряд, который должен был привести Илью Михайловича на путь исправления. И всё было бы ничего, если бы вошедшая в транс ведунья вдруг не начала бессознательно бормотать одну фразу: «Душа за душу – сие есть приговор». Перепугавшиеся до смерти родичи, едва знахарка вернулась из потустороннего мира, учинили ей допрос, мол, что значили те слова. А старуха лишь молча смотрела на них и тряслась. Наконец, собравшись с силами, знахарка воскликнула:
   «Быть повесе степенным, но за него расплатится другой!» Сказав это, она испустила дух.
   – А что с Ильёй Михайловичем?
   – С ним всё нормально. После того случая он стал благочестивым человеком, всем сердцем полюбил простую девушку из крепостных, женился на ней и, скорее всего, был счастлив.
   – Выходит, что знахарка своей жизнью расплатилась за грехопадение Наташкиного предка? – поинтересовалась Стелла.
   – Возможно и так… – буквально промурлыкал Котик.
   – Вы что-то не договариваете?
   – Как сказать. Есть версия, что последние слова ведуньи были переданы не совсем точно. Поговаривали, что на самом деле она сказала: «Душа Илюшки за родственную душу– сие есть приговор!» И после этого каждый Коваленский стал бояться, не его ли душа будет возмещением по тому приговору.
   – И кто-нибудь отдал свою душу? – поинтересовался Игорь.
   – А кто ж его знает? – улыбнулся Иван Кондратьевич и расслабленно откинулся на спинку стула. – Все участники и свидетели тех событий умерли, а кто, когда и отчего – этого я не знаю.
   – Вы сами, случайно, не из Коваленских будете? – уточнил у преподавателя Портнов.
   – Увы. Я, как говорится, из разночинцев.
   – А откуда так хорошо знаете историю их рода? – не унимался Игорь.
   – Хобби. Геральдика – моя страсть. А когда изучаешь герб, так или иначе погружаешься в историю владельцев. Ну, довольно мистики… Продолжим. Портнов.
   – А это я! – улыбнулся Игорь и поднялся с места. – Не подскажете, Иван Кондратьевич, а мой род не из дворянских будет?
   – Портнов? – преподаватель задумался. – Нет. По крайней мере, в Общем гербовнике Российской империи Портновы не упомянуты.
   – Не повезло же тебе, Игорёк, – из самого дальнего угла неожиданно раздался монотонный голос Николки «Скафандрова». – Вот так живёшь, надеешься, а оно раз – и пу-сто-та!
   Не избалованные частым присутствием на занятиях обычно молчаливого Яковлева, все буквально прыснули со смеху. Котик тоже засмеялся и, чтобы погасить праздное веселье в академических стенах, осаживая жестом эмоции молодёжи, произнёс:
   – Если вас удовлетворят мои познания, то предположу, что Портновы – одна из старинных славянских фамилий. Происходит от прозвища «портной». Потом уже за счёт словообразования к корню был добавлен суффикс – ов. У нас меньше, а вот на Украине до сих пор значительное число фамилий-прозвищ: Бондарь, Волошин, Дегтярь, ну и дальше в том же духе…
   Едва семинар завершился и Иван Кондратьевич, простившись, вышел из аудитории, в кабинет на полных парах влетела Зоя Дудкина, активная комсомолка и общественница на всевозможных направлениях студенческой жизни.

   – Народ, задержитесь! – крикнула она с порога и прикрыла за собой дверь, отрезая путь к свободе.
   – Зоя! Отойди в сторону! – низким голосом произнёс «брат Скафандров».
   – Нет уж, Коля! Подождёт твой буфет! – она жёстко осадила его. – Товарищи, сегодня очередь вашей группы заниматься с детьми в подшефном детском доме. Мне нужно три добровольца!
   Тут же со всех сторон раздались «убедительные» доводы о том, почему именно сегодня это невозможно. Аргументы были разные – никто не горел желанием скоротать вечер в детдоме. Сама обстановка казённого учреждения была гнетущей, усиливалась детскими взглядами, полными печали последней надежды. Обучать их иностранному языку было тяжело и не каждому-то опытному педагогу под силу, а тут студенты!
   – Друзья, не унижайте себя процедурой жребия! – продолжала настаивать Зоя.
   – Я поеду, – раздался тихий голос Наташи.
   Гомон стих и все с изумлением посмотрели на неё, словно на мать Терезу.
   – О! Коваленская – раз! Кто ещё? – ободряюще призвала Дудкина.
   – Их, дворян, не поймёшь! – попытался разрядить ситуацию Воробьёв.
   Но, похоже, добровольцев больше не было.
   – Кстати, Воробьёв! – воодушевлённо произнесла Зоя. – Ты вообще ни разу в детдоме не был!
   – А у меня нервы расшатаны! – парировал тот и для убедительности добавил: – Когда я нервничаю, у меня по ночам, Дудкина, энурез случается!
   Шутку не оценили.
   – Народ! Ну хотя бы ещё одну кандидатуру! – Зойкин крик потонул в гвалте рвущихся к выходу.
   – Я пойду!
   Однокашники остановились и дружно посмотрели на застывшего с поднятой рукой Портнова.
   – Игорёк, ты чего? – обескуражено произнесла Оля Ляпина, считавшаяся в данный период его фавориткой и не скрывавшая далекоидущих планов на видного парня. – Ты же обещал съездить со мной на фотосессию. Там же договорились. Приехал известный фотограф из Германии. Сейчас не время красивых жестов!
   – Вообще-то, именно красота и требует жертв! – игриво ответил ей Игорь. – От меня там никакого толку. Пока будешь позировать, я буду умирать со скуки. А вот когда появятся фотки – тогда и полюбуемся!
   С нескрываемой досадой Оля первой выбежала из кабинета, грубо оттолкнув при этом самого «Скафандрова». За ней просочились и все остальные, оставив двоих ненормальных в аудитории.
   – Любишь ты красивые жесты! – по ходу отметила Наташа.
   – Мне казалось, что ты оценишь жертвенный поступок.
   – Оценивать глупое ребячество не по моей части. Пока не поздно, догони Ляпину – она того не заслужила!
   – Какие мы сердобольные! – Игорь показушно хлопнул в ладоши. – Голубая кровь, что и говорить!
   – Тема дворянства мне сегодня уже порядком поднадоела, – сдержанно произнесла Наташа. – Так что если у тебя всё – то пока!
   Она повернулась и решительно направилась к выходу.
   – Не пожалеешь? – с напряжённой улыбкой сказал Игорь, когда она поравнялась с ним.
   – На досуге подумаю! – коротко бросила она и вышла.
   «Конечно же, он недурен собой… Кошмар, ну и стиль – это всё от Котика!.. Игорь красивый. Даже умный. Немного ленивый, ну а какой красивый парень пусть хоть чуточку не ленивый, – рассуждала она. – При этом совершенно пустой, искусственный. Всё у него напоказ. Новая девчонка – так должны знать все. Джинсы модные – тоже требуется всеобщее одобрение… Но ведь красивый!»
   С небес на землю Наташа спустилась, когда в лицо ударил морозный ветер. Выйдя из института на улицу, она подняла капюшон куртки, прячась от всепроникающего холода. Мелкий жёсткий снег нещадно хлестал по лицу. Что и говорить – настоящая погода для сидения дома закутанной в тёплый плед, с кружкой горячего чая и интересной книгой. А вместо этого ей предстояла поездка через весь город.
   Наконец, вдоволь причастившись к народной забаве под названием «выжить в метро» и вытолкнутая из подземелья, словно пробка из бутылки, Наташа оказалась на улице. До детдома было минут двадцать пешком, но ледяной ветер продувал до самых костей. Она вспомнила, что была короткая дорога – через стройку. «Можно сократить минут семь – десять…» – подумала Наташа и посмотрела на безлюдную улицу московской окраины, известную двумя достопримечательностями – промзоной и детским домом.
   Отодвинув доску забора, она решительно зашагала наперерез. Нельзя сказать, что участие в судьбе детей было осознанной потребностью. Она даже не думала об этом. В прошлый раз ездила Стелла. А сегодня никто не захотел. «Но если никто не хочет, чем дети виноваты? – блуждали мысли в голове. – Будем считать, что сегодня мне просто не повезло! Хотя грех жаловаться, так можно против себя судьбу настроить…» Не успела она придумать, какую же подлость судьба может ей подкинуть, как почувствовала, что земля в буквальном смысле ушла из-под ног. Ей показалось, что состояние невесомости продолжалось очень долго. А потом только – бум! – и ничего. Вообще ничего!
   Наташа открыла глаза и почувствовала солёный привкус во рту. Сняла варежку и коснулась пальцами губ – липко. Тёплая кровь стекала из носа и замерзала на морозе. Она огляделась вокруг и поняла, что находится на дне довольно глубокой ямы. Первая попытка подняться на ноги не увенчалась успехом – боль в ноге вернула её в исходное положение. «Вот это совсем некстати!» – запаниковала Наташа и почувствовала, как в груди учащённо забилось сердце. Собравшись духом, она всё же потихоньку приподнялась. Нога болела, однако сразу появилась убеждённость, что перелома нет – разве что сильный ушиб. Заметив кусок торчавшей из стены арматуры, она уцепилась за него и, подтягиваясь, подумала, что свались она на эту железяку, последствия могли бы быть куда печальнее. Превозмогая боль, вскоре выбралась наверх. Под тусклым фонарём она осмотрелась и, не найдя на себе серьёзных следов происшествия, уже было начала себя успокаивать, как шестым чувством ощутила спиной пристальный взгляд.
   – Кто здесь?! – выкрикнула Наташа.
   Она обернулась, но никого не заметила. В то же время ощущение чьего-то присутствия только усилилось. «Только не это. Пожалуйста, только не это…» – нехотя опустила взгляд и тут же судорожно дёрнулась, заметив пару огромных глаз, недобро рассматривающих её.
   «Волк? – мелькнула первая мысль. – Господи, Наташка, какие волки в Москве!» Присмотревшись, она поняла, что перед ней огромная грязная собака.
   «Главное – не испугаться. Собаки чувствуют страх!» – сказала она мысленно и в голос добавила:
   – Здравствуй, маленькая, как тебя зовут?
   В ответ псина зарычала, оголив жёлтые клыки.
   – Давай по-хорошему, поговорим… – попыталась она продолжить миролюбиво. – Если я зашла на твою территорию, то случайно. Честное слово!
   Но, похоже, настрой псины был далеко не мирный. Наташа успела заметить, как из темноты вальяжно возникли ещё два собачьих силуэта, которые начали обходить её.
   – Только попробуйте! – в отчаянии вскрикнула она и, сорвав с плеча сумочку, отмахнулась ею.
   Собаки отступили, но, видимо, ощущая численное превосходство, сдаваться не собирались. Они начали медленно сжимать кольцо вокруг неё, то и дело оскаливая пасти и низко рыча.
   – Только попробуйте! – снова крикнула Наташа, увидев, как та, первая, – судя по всему, вожак – изготовилась к прыжку.
   Занеся над головой сумочку, она от страха зажмурилась. Мгновение и… Слух уловил глухой хлопок, сменившийся громким лаем. От ужаса происходящего глаза отказывались открываться, а глухие шлепки вперемежку с визгом продолжились. Внезапно всё смолкло, но Наташа так и продолжала стоять, зажмурив глаза.
   – Скажите, вы живы? – бросила она в тишину и через секунду дрожащим голосом добавила: – Я могу вам помочь!
   – Блин, Коваленская! Ну кто в такое время по стройкам гуляет?!
   Голос спасителя показался Наташе очень знакомым.
   – Игорь? – оставаясь всё ещё незрячей, переспросила она.
   – Нет, святой дух! – ответил тот же голос. – Да открой же ты глаза!
   Победитель бродячих псов стоял с лопатой в руках и улыбался. Обрадованная избавлению от напасти, Наташа сделала шаг, но больная нога предательски подвернулась.
   – Что с тобой? Собаки? – заботливо спросил Игорь, подхватив её на руки.
   – Упала. Вот нога. А ещё нос разбила, – призналась она.
   – Горе ты моё! – совсем нежно произнёс он. – Идти сможешь?
   – Смогу, но небыстро.
   Ей было приятно! И касание его рук, и ощущение облегчения от внезапного спасения.
   – Как ты здесь оказался? – тихо спросила она.
   – Как-как? Так же, как и ты! Дудкина отметила мою «глупость» галочкой в своём списке. Ляпину, опять же по твоему совету, я не догнал…
   – Ой ли? – улыбнулась Наташа.
   – Если по правде, то не догонял. Сел на метро, приехал в эту тьмутаракань, и чтобы перехватить тебя, решил срезать. Ну а дальше смотрю, ты собак дрессируешь. Дай, думаю, помогу! Ты лаской, я силой. Это же готовый цирковой номер, а на афише крупными буквами: «Наталья и Игорь Портновы со своими дрессированными собаками!»
   После этих слов Игорь рассмеялся, а Наташа, выждав паузу, тихо прокомментировала:
   – Да уж, дрессированные!
   Он перестал смеяться и бросил на неё пронзительный взгляд.
   – А по поводу фамилии артистов вопросов нет?
   – Пустомеля! – улыбнулась она. – Пойдём. Дети ждут.
   – Ты же хромаешь!
   – А я не собираюсь с ними танцевать. Пошли!
   Наташа опёрлась на руку спасителя и, осторожно ступая, подтолкнула его вперёд. Больше всего в этот миг ей хотелось, чтобы, как в известной сказке, карета не превратилась в тыкву, кучер в крысу, а принц…
   Но ни после того, как они миновали стройку, ни уже в самом детском доме сказочные чары не спешили рассеиваться. Портнов принял на себя всю педагогическую ответственность и направился к скучающим детям, оставив спутницу на попечение медсестры. Минут через двадцать, с тугой повязкой на ноге и рекомендацией подержать несколько дней «красивую ножку в покое», Наташа дохромала до класса. Подходя, уже из коридора услышала детский гам из смеси английских и русских слов. Тихонько подкравшись к приоткрытой двери, она заглянула внутрь. Игорь стоял в центре комнаты, окружённый со всех сторон детьми, словно новогодняя ёлка. Он и сам так увлёкся занятием, что больше походил не на педагога, а на такого же ребёнка.
   «А ведь он совсем другой! Мой храбрый портняжка!» – подумала Наташа и, не веря глазам, на всякий случай ущипнула себя.

Глава II

   – Ах, Наташка, Наташка! – выдохнула Стелла. – Я тебе чуточку завидую! Но ты не подумай, исключительно по-доброму! Сколько вы уже вместе?
   – В каком месте? – попыталась отшутиться Наташа, не любившая вести разговоры на личную тему, пускай и с самым доверенным после мамы человеком.
   – Всё ты поняла, подружка! С Игорьком вместе?
   – Ты об этом? Почти полтора года. И знаешь, Стелла, как один день!
   – Или одна ночь… – томно произнесла та для смеха.
   – Ну тебя, пошлячка! – рассмеялась Наташа и покраснела.
   Заметившая эту неловкость Стелла тут же перешла в наступление по всем фронтам:
   – Ого! Похоже, наш мачо не только красавчик, но и мачо!
   – Не без того, – отвела глаза Наташа, давая понять, что не хочет продолжать эту тему.
   – И как со свадьбой? Невеста в длинном платье. Сверху декольте. Ткань облегает фигуру, подчёркивая все достоинства, снизу в меру пышная юбка и обязательно с небольшим шлейфом по земле, как у барышень в девятнадцатом веке. И никакой фаты. Чёрные и блестящие, как шёлк, волосы собраны в тугой пучок, демонстрируя всю внутреннюю экспрессию. Уф, красота!
   Наташа задумалась, представляя описанный подругой фасон, который, без всякого сомнения, пришёлся ей к лицу! Ведь Стелла говорит со знанием дела. На филологический она попала случайно, провалив экзамены на художественный факультет в текстильный, готовивший модельеров. Вовремя сообразив, что если ей не дано делать моду, то она с успехом может о ней писать. А как писать о моде без знания языка, если учитывать, что от-кутюр это и есть настоящая Франция!
   – Чего молчишь? Не понравилась картинка? – поинтересовалась Стелла в отсутствие реакции.
   – Очень понравилась!
   – Тогда, Наташка, я тебе всё нарисую, и ты с уже готовой моделью сможешь отправиться в ателье!
   – Вряд ли… – Наташа смутилась и погрустнела. – По крайней мере, не сейчас.
   – Ты что-то скрываешь?
   – Тут нечего скрывать, потому что ничего такого пока не предвидится.
   – Ты хочешь сказать, что он не предпринимал попыток избавить тебя от незамужнего положения?
   – Ага, – Наташа виновато улыбнулась.
   – Вы вообще эту тему обсуждали?
   – Нет. Игорь не начинал, и мне сказать нечего. Нам вместе очень хорошо. А если он молчит, значит, в чём-то не уверен или попросту ещё не готов.
   – Ой, Наташка! В таком деле и рано нельзя и, если перезреет, то будет поздно. Хочешь, я ему намекну? – с готовностью предложила помощь Стелла.
   – Даже не думай, Стелка! Мне кажется, что Игорь неловко воспринимает эту ситуацию. Поверишь, когда в кино смотрим сцену признания и предложения руки и сердца, он всякий раз тупит глаза или отворачивается. Я несколько раз замечала.
   – Да, чужая жизнь, как чёрная дыра: описать снаружи можно, а изнутри – сплошная тайна! Но всё-таки подумай, может, и от меня какая польза будет?
   – Спасибо! Ты самая лучшая подруга!
   Наташа взяла со стола журнал «Бурда Моден», перевернула пару страниц и, остановив взгляд на моделях купальников, добавила:
   – Вот поедем с Игорем к морю после выпускного…
   Ровно через месяц под равномерный стук колёс душный скорый поезд прибывал на железнодорожный вокзал Симферополя. Крым встречал очередную партию отдыхающих, тут же на перроне разделяя их на две категории – счастливчиков, которых ждали гостиницы, санатории и пансионаты, и тех, кто ещё не поймал свою птицу удачи, а попросту – «дикарей». В числе последних на крымскую землю ступили и Наташа с Игорем.
   Конечно, Портновы-родители могли бы подсуетиться с путёвкой в какой-нибудь дом отдыха или помочь с бронью в гостинице – благо положение отца позволяло это сделать – но увы. «Сам решил, сам и крутись», – сказал отец и дал понять, что дальнейшие разговоры на эту тему бессмысленны. Не понимая причины прохладного отношения родителей к Наташе, Игорь особо не расстроился – был запасной вариант. План Б строился на возможностях закадычного армейского друга, с которым они хлебали тяготы и лишения воинской службы. И едва Игорь набрал ялтинский номер, как на том конце провода сразу же заголосили: «Приезжай немедленно!»
   Чтобы не разминуться, встречу назначили на троллейбусной остановке возле железнодорожного вокзала, откуда побратим пообещал забрать их на машине.
   По-чемпионски, в предвкушении скорого свидания с морем Наташа и Игорь побежали к столбу с заветной буквой «Т» на табличке.
   – Наташка, не отставай! – подбадривал её на ходу Игорь. – Тарас говорил, что там менты крутятся и отлавливают частников.
   Наташка семенила вслед за самым красивым парнем, успевая при этом подмечать, как оценивают Игоря встречавшиеся на пути загорелые девушки. А одна дама возраста, который так почитал сам Оноре де Бальзак, остановившись, словно судья на собачьей выставке, томно провела незримую линию от Портновской шевелюры до его же задницы в туго сидящих голубых джинсах. Иной раз такое внимание со стороны Наташу задевало, а порой, как сейчас, забавляло – смотрят ведь на него, а завидуют ей!
   – Ты его видишь? Где он? – спрашивала она Игоря.
   Игорь не отвечал, внимательно изучая находившиеся поблизости автомобили и людей. Но ни одной «Победы» и ни одного Тараса, служившего с ним под Ленинградом, на стоянке не было.
   Остановившись у ограждения, запыхавшийся Игорь поставил единственную поклажу – здоровенную сумку, привезённую отцом откуда-то из Азии, окрещённую в семье «мечтой оккупанта», – и, глубоко выдохнув, сказал:
   – Подождём, мало ли что в дороге может случиться. До Ялты, как ни крути, полсотни километров!
   – Подождём, – согласилась Наташа и, достав носовой платок, промокнула им взмокший лоб Игоря. – Ты прав. В дороге всякое бывает.
   С этой мыслью они простояли час, потом ещё один. Игорь успел сбегать на вокзал купить беляшей и мороженого. Когда незамысловатый перекус был съеден, их окликнул женский голос:
   – Молодёжь! Вы решили трудоустроиться в троллейбусный парк?
   Женщина лет тридцати пяти из тех, о которых говорят кровь с молоком, вышла из билетного киоска и, подойдя к ним, с жалостью посмотрела на измученную Наташу.
   – Показать, где море? – спросила женщина.
   – Нас должны были встретить, – буркнул Игорь.
   – Завтра?
   – Почему завтра? – смутился он. – Сегодня.
   – За то время, как я вас наблюдаю, можно было уже до Турции на матрасе доплыть! – женщина укоризненно покачала головой. – Ты где же собираешься девоньку ночевать?
   Игорь ничего не ответил, а только пожал плечами.
   – И куда ж вас должны были везти?
   – В Ялту.
   – Ах, в Ялту, – женщина улыбнулась. – Я через сорок минут закрываюсь. Мы садимся на тро-лик и едем в Ялту. У меня с утра такие же, как вы, из флигелька съехали. Флигелёк в саду, душ в двух метрах, туалет в десяти. Каждое утро – тазик фруктов. И за всю эту райскую жизнь я беру трёшник. Молодожёнам скидка пятьдесят копеек. Если надумаете – крикните мне.
   – Спасибо вам большое. – искренне поблагодарила её Наташа и, посмотрев на Игоря, добавила: – Что думаешь?
   Игорь виновато улыбнулся и ответил:
   – Как скажешь, так и сделаем!
   – Правильное решение. Кстати, забыла сказать, что до моря пять минут пёхом. Так что давайте знакомиться – я Клава.
   – Это Игорь, – Наташа положила руку на предплечье любимого. – А я Наташа.
   – А вместе вы Игаша! – рассмеялась хозяйка.
   Клавдия не обманула. Сад был замечательным, хотя флигель больше походил на большую собачью конуру, хотя и ухоженную. Сразу было видно, что хозяева трепетно блюдут реноме домашней фирмы.
   – Если бы ты знал, Игорёчек, как я вымоталась сегодня! – произнесла Наташа и повалилась на кровать, едва переступив порог.
   – А я так просто умираю! И всё из-за Радченко! – упал он на кровать рядом.
   – Да ладно! Значит, не судьба. С другой стороны, приехал бы твой Тарас, мы не познакомились с Клавдией. Мне она понравилась!
   – И мне, – согласился Игорь и его губы потянулись к Наташиному лицу.
   Сладкий поцелуй сразу вернул силы обоим. Наташа подставляла лицо под его горячие губы. И всё счастье этого мира было сейчас здесь, в этом задрипанном флигельке.
   – Игашки! – раздался снаружи голос Клавы. – Неужто уснули? Спать в такую ночь – форменное свинство! Посмотрите, какие звёзды, прочувствуйте воздух. А чтобы поддержать ваше романтическое настроение, айда ужинать! А то в это время вы уже ничего не купите!
   В большой светлой комнате за накрытым столом, кроме Клавдии, сидел мужчина, о котором без паспорта можно было сказать, что он азербайджанец. На нём была белоснежная сорочка с завёрнутыми рукавами, оголявшими мускулистые волосатые руки. Справа сидели дети – девочка лет семи и мальчик не больше трёх, копия отца в миниатюре. Если мальчик улыбался, то девочка была грустной, и, как показалось Наташе, с неестественным для юга бледным лицом.
   – Здравствуйте, – в один голос поприветствовали хозяев Наташа и Игорь.
   – Здравствуйте, дарагие гости! – мужчина поднялся и вышел из-за стола навстречу. – Фархад! На конце буква «Ды».
   Они тоже представились, и Фархад пожал обоим руки, потом повернулся к жене.
   – Вот пачему все красивые русские девушки Наташи, а мне досталась Клава?
   – Не нравится? – улыбнулась хозяйка. – Так хоть сейчас тебе чемодан соберу!
   – Да нравится, нравится! Но пачему не Наташа?!
   Все засмеялись, даже дочка улыбнулась.
   – А это наши дети Зарина и Муслим, – представил отец. – Садитесь, будем кушать и пить вино. Пьёте вино?
   – Если угостите – выпьем! – отреагировал Игорь.
   – Вот маладец! А то иногда начинают выпендриваться. Да мы только сухое или шампанское. Я такое вино делаю, что любой шампанский-матанский бурдой покажется!
   – Да ты наливай! А то только на словах! – упрекнула мужа Клава.
   – А, женщина! Ничего не нанимаешь! Я о вине рассказываю, а у них фантазия разыгрывается. Потом они пьют и блаженство чувствуют!
   Вино действительно было превосходным. Неповторимый вкус «Изабеллы» дурманил головы, а может быть, и не вино, а крымский воздух. А может, и воздух ни при чём! Они ведь вместе. И эти люди, и вино, и воздух, и ночь в объятиях друг друга претендовали остаться в памяти надолго – навсегда!..
   – Наташка… – сквозь сон послышался голос Клавы. – Наташка…
   Она поднялась и, чтобы не разбудить Игоря, тут же выскочила за дверь, натянув на себя его рубашку.
   – Наташка, ты прости, что я тебя разбудила, – шептала Клавдия. – Мне надо на работу, а Фархад ещё ночью повёз Заринку в больницу. Поэтому вот, держи ключ. Когда будете уходить, закройте калитку.
   – Конечно, Клава. Закроем, – пробормотала ещё не проснувшаяся до конца Наташа, но потом дёрнулась, словно после разряда тока, и спросила: – Погоди, а что с Зариной?
   Клавдия махнула рукой и собралась уже было уйти, но Наташа решительно преградила ей дорогу.
   – Говори!
   – Болеет наша Заринка. Мы же на курорте живём, тут много разного народа бывает. Короче, редкий вирус, он поражает её органы. У нас это не лечится. Врачи говорят, что такой хвори в Союзе не отмечается, и лечения от неё нет.
   – Что, совсем ничего нельзя сделать?
   – Есть иностранное лекарство. Но так как у нас случай индивидуальный, то его надо заказывать из-за границы за валюту, хотя говорят, что стоит недорого. Крымское медуправление написало запрос в Москву, те должны ещё куда-то. Одним словом, нам сказали – ждите и не теряйте надежду.
   – А как называется лекарство?
   – Тебе зачем?
   – У Игоря папа в Министерстве иностранных дел работает, мы позвоним, а вдруг…
   – И вправду – а вдруг, – задумалась Клава. – Сейчас запишу!
   Она достала из сумки тетрадный листок и шариковую ручку и аккуратно печатными буквами вывела: «Лекогиноль».
   Распрощавшись с Клавдией до вечера, Наташа вернулась во флигель. Игорь безмятежно спал, широко раскинув руки. Присев на край кровати и положив руку на его лоб, нежно провела пальцами по лицу. Он открыл глаза, улыбнулся и сказал:
   – Тебе очень идёт моя рубашка! Похоже, придётся отдать её тебе в качестве эротической ночнушки.
   – Предлагаю носить её по очереди. Я ночью, а ты днём!
   – Мне такая идея нравится! – сказал он и притянул её к себе.
   Едва их губы разъединились, как она перешла к делу.
   – Послушай, я сейчас разговаривала с Клавой. Заринке ночью стало плохо, и Фархад увёз её в больницу.
   – А что с ней?
   Наташа поведала ему о разговоре с хозяйкой, завершив высказанным ею предложением.
   – Конечно, любимая! Сейчас оденемся и по пути на пляж забежим на переговорный пункт.
   «Вот за какие заслуги Боженька дал мне его? – мысленно спросила себя Наташа, когда Игорь отправился в душ. – Лучше его быть не может!»
   – Москва! Восьмая кабина! – громко и чётко произнесла девушка-оператор.
   – Пойдём! Это нас! – бросил Игорь.
   – Алло! Папа! Привет!.. Да… всё хорошо. Устроились тоже хорошо!.. Как мама?.. И ей привет… Послушай, тут такая ситуация нестандартная. У моего друга… да, Тараса… У племянницы редкое заболевание. В Союзе такого лекарства нет… Может быть, можно чем-нибудь помочь по твоим связям?.. Да, папа, слушаю внимательно.
   Портнов-старший что-то долго рассказывал сыну. По изменившемуся лицу Наташа поняла, что отцовская отповедь была больше формой воспитания, нежели разговором по существу. Игорь несколько раз попытался вернуться к теме, но был безапелляционно остановлен.
   – Да, папа, я тебя слышу, – в конце концов потерянно произнёс он и положил трубку.
   Несколько секунд Игорь стоял молча. Затем открыл дверцу и, выйдя из кабины, словно в бреду пошёл на выход. Наташа догнала его на улице и, схватив за руку, посмотрела ему в лицо.
   – Когда люди начинают черстветь сердцем? – спросил он отстранённо. – Представляешь, он мне вот так и говорит: «Я что, должен воспользоваться государственным телефоном, чтобы позвонить советскому послу и попросить того сбегать в аптеку? За личными интересами нельзя забывать об интересах страны!» Это он мне говорит!
   Наташа смотрела в его глаза, полные слёз отчаяния, а Игорь продолжал:
   – Неужели жизнь советского человека – этой маленькой девочки – так неважна нашему МИДу, что вместо того, чтобы записать название лекарства, он прочитал мне лекцию об этике служебного поведения государственного служащего?
   – Успокойся, Игорёк, это я виновата. Моя идея. Из-за меня поссорился с отцом, прости.
   – Даже не думай извиняться, Наташка! – ответил Игорь. – Это наша идея! Мы с тобой придумали вместе. Только жаль, что из этого ничего не вышло.
   – Я тебя люблю… – прошептала она и, поднявшись на носочки, стала целовать его глаза.
   Игорь тяжело выдохнул, улыбнулся и, крепко прижав её к себе, произнёс:
   – Пошли купаться, а то второй день на юге, а до моря так и не дошли!..
   Еле-еле они смогли отыскать на переполненном ялтинском пляже несколько свободных метров гальки. Попросив соседей присмотреть за вещами, тут же с диким восторгом бросились в набежавшую волну.
   Как мало в молодости надо для счастья! Он, она и чтобы вместе, и чтобы рядом, и чтобы звучал её волшебный смех, и чтобы не нужно доказывать, что они счастливы, а просто быть счастливыми!..
   Побарахтавшись в лазурной воде с полчаса, они без сил распластались на полотенцах.
   – Я никуда отсюда не уйду! Вот что хочешь со мной делай! – заключил восторженно Игорь.
   – Кушать захочется, побежишь!
   – Нет! Решено! Весь день буду есть мороженое, заедать варёной кукурузой и пить газировку!
   – Не слипнется? – засмеялась Наташа.
   – Не переживай! Начнёт склеиваться, перейду на газировку без сиропа! И это слово мужчины! Прими это решение, женщина, как есть!
   – Принимаю! – ответила она и прижалась щекой к его руке.
   «Синяя птица» мелодично распевала историю о белом пароходе, вокруг суетились дети, где-то недалеко ладони любителей хлестали волейбольный мяч, неповторимый букет запахов свежей выпечки, семечек и солёного моря создавал на подсознательном уровне ощущение гармонии и умиротворения. Неожиданно идиллию разорвал душераздирающий крик. Высокая тональность и чистый французский язык вмиг вывели отдыхающих из неги. Даже показалось, что висевший на вышке спасателя громкоговоритель закашлялся и сорвался в субито. Ленивые, как тюлени, отдыхающие кинулись глазеть по сторонам в поиске возмутителя спокойствия. И лишь немногие посвящённые уловили суть того, чего хотел донести до окружающих вопиющий. Женский голос истошно требовал вернуть украденные вещи и вызвать полицию. Бесспорно, где-то там, на Лазурном берегу, это было вполне обыденно и банально. Но здесь – на крымском побережье – посреди русского оканья-аканья и украинского гэканья произошедшее воспринималось не менее экзотично, чем если бы кто-то вдруг обнаружил над пляжем летающую тарелку с зелёными человечками, стыдливо посматривающими на обнажённые тела.
   В одно мгновение Игорь подскочил и выхватил взглядом молодую темноволосую девушку в жёлтом купальнике. Она, как заевшая пластинка, повторяла одни и те же слова, указывая рукой в сторону убегающего длинноволосого субъекта. Не думая ни секунды, Игорь бросился наперерез. Его примеру последовало ещё несколько мужчин, которые до того безмятежно коротали время под солнцем. Поднявшаяся Наташа тут же крикнула девушке по-французски:
   – Не волнуйтесь, мой парень побежал за тем в зелёной майке. Он у меня спортсмен. Есть надежда, что догонит.

   Девушка посмотрела на Наташу и, всё ещё пребывая в крайне возбуждённом состоянии, дрожащим голосом крикнула в ответ:
   – Какое счастье встретить здесь французов!
   – Я не француженка, я русская. Меня зовут Наташа, а моего парня, который погнался за вором – Игорь.
   – Вы говорите без акцента.
   – Я переводчик. Мы вам поможем.
   Остальные отдыхающие дружно поворачивали голову то на жертву, то на Наташу, пытаясь разобраться в хитросплетениях иностранной речи. Наконец кто-то не выдержал и крикнул Наташе:
   – Шо вона хочэ?
   – У неё вещи украли, – ответила тому Наташа.
   Сопереживание бедной француженке тут же привело пляж в движение.
   – А что украли? – поинтересовалась крупная женщина с шоколадным телом.
   – Что у вас украли? – переспросила Наташа по-французски.
   – Всё! – ответила иностранка.
   И Наташа довела информацию до сердобольной дамы. Толпа тут же начала обсуждать, разделившись на два лагеря. Одни сетовали, что надо было лучше следить за своим скарбом и не быть такой растяпой, а другие кинулись жалеть француженку. Очевидно, из числа последних к ней подошла женщина с ребёнком и от всей души всучила в руки большой бутерброд с варёной колбасой. Наташа, оценив ситуацию, грозившую превратиться в картину «Люди добрые, допоможите, хто чым може», подошла к девушке и, взяв её под локоть, привела к своему «лежбищу», при этом громко, чтобы слышали все, сообщила:
   – Спасибо, товарищи! Дальше мы сами.
   Некоторое время с разных сторон ещё прилетали советы, но солнце и море брали своё, возвращая отдыхающих к привычному для них состоянию.
   – Есть хочешь? – обратилась Наташа к француженке.
   – Не хочу, спасибо, – ответила та.
   – Тогда позволь, я спрячу твой бутерброд, пока колбаса окончательно не поджарилась на солнце, – улыбнулась Наташа, принимая щедрый подарок, сделанный бедняжке. – Так что украли?
   – У меня сумочка была, там деньги. Немного – только на текущие расходы. Но главное, одежда и гостевая карта отеля, в котором я живу.
   – А паспорт?
   – Все документы я сдала портье в сейф.
   – Тогда считай, что тебе повезло. Отделалась испугом. Материальный ущерб минимальный. Как тебя зовут?
   – Изабель, – ответила та и, глядя в глаза, попросила. – Наташа, прошу, не оставляйте меня одну, я совершенно не говорю по-русски.
   – Не переживай!
   Через несколько минут появился запыхавшийся Игорь.
   – Я… почти его… догнал… – обратился он к жертве, тяжело дыша, но был остановлен Наташей.
   – Игорёк, познакомься, это Изабель, она из Франции, – произнесла Наташа на французском.
   – А! – среагировал Игорь и по-французски продолжил: – Я практически его догнал, но там на выходе с пляжа его поджидал сообщник на мотоцикле. К сожалению, я не успел запомнить номер. Он украл что-то ценное?
   – Нет-нет! – ответила Изабель. – Я сказала Наташе, что ничего ценного. Кроме моей одежды. Мне говорили, что в России ходить по улице в купальнике не принято, и за это можно попасть в КГБ.
   Игорь засмеялся, но заметив, что Изабель невдомёк причина его веселья, тут же сказал:
   – Ага, и будут пытать.
   – Кого? – испуганно поинтересовалась Изабель.
   – Ну уж точно не купальник!
   Наташе показалась, что и без того белое лицо девушки стало похоже на снег. Она бросила взгляд на Игоря и с упрёком покачала головой.
   – Дурак! Ей же сейчас не до шуток, – сказала она ласково и, повернувшись к Изабель, добавила: – Он шутит.
   – Про КГБ? – всё ещё не верила француженка.
   – Изабель, ты только не волнуйся! Мы обязательно что-нибудь придумаем, – и, повернувшись к Игорю, добавила по-русски: – Придётся мне сегодня твою рубашку носить и днём, а свои шорты и батник отдам ей. А тебе, любимый, придётся рискнуть жизнью в борьбе со всесильным КГБ – так как ты отправишься в гостиницу с голым торсом.
   – А если меня того… – не унимался Игорь, обхватил рукой шею, высунул язык и захрипел. – Кхе-кхе!.. Чего только не сделаю ради твоих прекрасных глаз! Кстати, тебе тоже надо бояться. На улице на меня могут наброситься одинокие страждущие женщины.
   – Дурак! – засмеявшись, повторила Наташа и добавила по-французски: – Сегодня, Изабель, мой парень будет рисковать своей свободой ради тебя!
   Похоже, что представительница далёкой Франции наконец-то пришла в себя и, улыбнувшись, осторожно переспросила:
   – Я, наверное, сказала глупость? Ты знаешь, я специально приехала в Россию, чтобы самой увидеть всё, что у нас говорят о русских.
   – Лучше бы за вещами смотрела! – «подбодрил» её Игорь и тут же скомандовал: – Ну, девчонки, давайте делить вещи!..
   Как назло, по дороге в гостиницу им не попалось ни одного злобного кагэбэшника. Хотя Игорь несколько раз с юмором показывал Изабель на встречавшихся по пути людей.
   – Смотри, Изабель, этот-то уж точно из КГБ! Взгляд такой колючий и не улыбается. А в пакете у него пистолет с отравленными пулями.
   Вскоре Изабель тоже включилась в эту игру, заприметив молодую мамашу, катившую коляску с девочкой лет трёх, она мгновенно среагировала.
   – Вот эта женщина с ребёнком из КГБ, – смеялась она. – Я даже знаю, что и ребёнок служит в КГБ.
   – Так он же маленький! – заливалась смехом Наташа.
   – Ты ошибаешься! – отвечала она, пытаясь делать серьёзное лицо. – Я один раз слышала по телевизору, как один наш уважаемый политик говорил, что у русских нет детей, потому что у них сразу рождаются сотрудники КГБ!..
   Полуголого Игоря швейцар в гостиницу не пропустил, а Наташа и Изабель поднялись в номер, где каждый переоделся в своё. Через десять минут они спустились, и получивший свою рубашку Игорь вновь обрёл респектабельный вид.
   Пережившая неприятность Изабель категорически отказалась расставаться с ними, пригласив немного посидеть в гостиничном баре. Начавшийся «по бокалу» фуршет незаметно перешёл на третью бутылку.
   – Всё! Больше не могу! – сказала Наташа. – Пошли на набережную есть мороженое!
   До вечера они бродили по оживлённой ялтинской набережной, смеясь и распевая по памяти французские песни от Мирей Матьё до «Оттавана». Выбор репертуара был определён тем, что «дикарка» Изабель, как оказалось, абсолютно не знала ни одной советской песни! Однако это оказалось поправимо. Хорошее настроение в совокупности с количеством употреблённого алкоголя уже к вечеру позволили француженке на вполне сносном великом и могучем чувственно распевать с акцентом на рычащий «эр»:
   – Иех, дубинушка, ухним! Иех, зелена сама па-диот! Падиор-р-рни, падиор-р-рни, да ухним!
   – Если ты будешь петь эту песню на пляже и именно с такой интонацией, – прикалывался над ней Игорь, – грабители ближе, чем на километр, к тебе не подойдут!
   – Они подумают, что я супергерой?
   – Нет, скорее решат, что тебя выписали из психиатрической клиники!
   То и дело заливаясь смехом, они без умолку говорили обо всём.
   – Я отвезу вас на такси! – заявила Изабель, когда вечер перешёл в ночь.
   И когда салатовая машина с шашечками на борту подвезла их к дому, они уже прощались, как давнишние друзья.
   – Я завтра уеду на экскурсию, поэтому завтра не встретимся. А через два дня за мной прилетает Мишель – это мой парень, и мы сразу уезжаем. Поэтому, может, уже не увидимся. Но я всегда буду помнить вас и буду знать, что здесь я оставила друзей!
   На прощанье расцеловавшись, они с трудом посадили её в такси и помахали автомобилю вслед. Ещё несколько секунд в заднем стекле виднелась расстроенная Изабель, показывающей жестами, как из её глаз падают слёзы, которые она собирала в ладонь и прижимала к сердцу…
   Следующий день прошёл без каких-либо потрясений. Лишь загар понемногу брал своё – всё больше и больше уравнивая Наташу и Игоря с другими отдыхающими.
   Однако утро нового дня началось с сюрприза – неожиданного и оттого вдвойне приятного.
   – Игарёк!.. – тихо, но настойчиво звал снаружи Фархад.
   Сквозь сон Игорь догадался, что хозяин просто так не стал бы его будить.
   – Если я появлюсь перед тобой в трусах, Фархад, я не шокирую тебя? – ответил он, протирая рукой глаза.
   – Ха, хоть в лифчике! – тут же отозвался Фархад. – Когда я на Самотлоре нефть качал, и не такое видел!
   Приоткрыв дверь, Игорь зажмурился от солнечного света, и, скорее на ощупь, протянул руку. Состыковавшись в крепком рукопожатии со всё повидавшим нефтяником, он наконец разглядел немного смущённого хозяина, державшего в руке небольшую картонную коробку, перевязанную сиреневым бантом.
   – У кого-то день рождения? – спросил Игорь, бросив взгляд на свёрток.
   – Не знаю, – по-простому ответил хозяин.
   – А это? – задал следующий логичный вопрос Игорь.
   – Это тебе, – произнёс Фархад.
   – Мне? Ты что-то перепутал. У меня день рождения в ноябре.
   – Тогда, может, это Наташе?
   – У неё в мае, – проинформировал Игорь и добавил: – А это от кого?
   – Не знаю! В четыре утра позвонили. Я пошёл открывать калитку. Там какая-то девчонка. Сунула мне каробку в руку и ушла.
   – Ну а ты её спросил кому, зачем?
   – Обижаешь! Спросил, а она улыбается и что-то сказала, но я не понял. Может, эта была та иностранка, которая вас пазавчера привезла.
   – Изабель?
   – Откуда я знаю, Изабель-Мадимуазель!
   – Тёмненькая?
   – Чёрненькая, но кожа белая – на азербайджанку непохожа.
   – Похоже, Изабель, – Игорь пожал плечами. – Открывай!
   – А если бомба?
   – С какой радости Изабель нам бомбу привезла?!
   – А если это валюта – баксы-шмаксы?
   – Тяжёлая коробка?
   – Нет! – категорично оценил Фархад.
   – Ну, открывай. Бомба всё равно хоть сколько-нибудь весила бы! – сказал Игорь и на всякий случай сощурился, когда Фархад потянул за ленточку.
   Бантик распустился, и Фархад, поднеся коробку к лицу, аккуратно приоткрыл крышку и заглянул внутрь.
   – Ну что, бомба? – теперь уже спросил Игорь. – Доллары?
   – Не надейся! Похоже, фотография, – он снял крышку и показал содержимое Игорю.
   Сверху лежало моментальное фото «Поляроида», с которого на утренних компаньонов с улыбкой смотрела Изабель.
   – Она принесла! – заключил Фархад.
   Игорь взял фотографию и прочитал надпись на французском, сделанную мелким почерком на белом поле карточки: «Не хотела будить. Прощайте! Не забуду вас никогда. Изабель». Игорь тут же переводил на русский.
   – Да! Такую не забудешь! – согласился Фархад.
   – Дальше цифры. Наверное, это её телефон. И постскриптум.
   – Какой пост? – перебил Фархад.
   – Скриптум, – ответил Игорь. – Это значит «в довесок к сказанному».
   – Понятно, – услышал ответ Фархад. – Чего в довесок?
   – Этого должно хватить, – перевёл Игорь.
   – Чего?
   – Наверное, того, что под фотографией.
   – Я же гаворил, валюта! Они хатят тебя завербовать! – с восточной горячностью предположил хозяин.
   – Зачем меня вербовать? – вопросом на вопрос ответил Игорь.
   – Ты чего меня спрашиваешь! Я откуда знаю, зачем?!
   – Тогда открывай, дружище! Посмотрим, во сколько капиталисты оценили простого советского безработного!
   Фархад достал свёрток и, открыв его, показал Игорю содержимое. Вместо долларов на дне лежали четыре голубые коробочки, на которых оранжевыми буквами было написано «Leckoginol».
   – Что это? – поинтересовался Фархад.
   Игорь неспешно перевёл на него взгляд и улыбнулся.
   – Чего замолчал? – снова спросил Фархад, не понимая, чему тот лыбится.
   – Это Заринке. Ле-ко-ги-ноль! – по слогам произнёс Игорь название препарата.
   – Откуда?! – у хозяина едва не подкосились ноги.
   – Думаю, что из Франции!
   – А откуда она узнала, эта Изабель? – спросил он, всё ещё не доверяя своему зрению.
   – Наверное, Наташка ей рассказала, – немного смущённо предположил Игорь.
   – Клава! – внезапно заорал Фархад, словно смертельно раненный зверь, испустив при этом нотку фальцета и, добавив к имени своей жены что-то длинное по-азербайджански, закончил тем же: – Клава!
   После этого он бросился на Игоря и что было сил стал его обнимать и тискать.
   – Игарёк! Наташка! Да я… да мы…
   Всем телом он повис на шее Игоря, не выпуская того из крепких объятий.
   – Клава! – снова заорал Фархад, и из его глаз полились слёзы. – Да где ты, женщина!
   – Что случилось? – запричитала из дома хозяйка.
   – А-а-а! – махнул в её сторону Фархад и, немного совладав с эмоциями, добавил: – Игарёк! Я не хател сразу тебя травмировать, но ты уверен, что ты в трусах?
   Игорь бросил взгляд вниз и машинально прикрылся частями коробки спереди и сзади.
   – Слушай, Фархад, я пойду, а то, неровен час, Клавдия с детьми выйдет! – сказал он.
   – Иди, дарогой, иди! И быстрее выходи, а то Клава от радости разрушит флигелёк!..

   Всё хорошее рано или поздно заканчивается, ибо ничто не может быть вечным, за исключением любви. Именно так обычно говорят оптимисты. Пессимисты же вторят народной мудрости без всяких оговорок – ничто не вечно под луной! Поговаривают, что известный историк Карамзин при этом добавлял: «Даже место под солнцем».
   Одни отдыхающие приезжают, а срок отдыха других, увы, подходит к концу. Десятый день ялтинских каникул Наташа и Игорь встречали весёлыми, с ярко выделяющимися на загорелых лицах белыми зубами. В последний южный вечер они сидели в небольшом уютном кафе с видом на море и неспешно потягивали шампанское из бокалов. Дома их уже ждали Клавдия с Фархадом, маленький Муслим и заметно повеселевшая Зарина.
   – Мне кажется, отдых удался! – произнёс Игорь. – Давай, Наташа, выпьем за этот город, этот вечер, это солнце, море и вообще за всё вокруг.
   – Давай, – согласилась она и уже собралась выпить, как её кто-то окликнул.
   Обернувшись на голос, она заметила парня в стройотрядовской куртке, стоявшего возле кафе. Пристально вгляделась и несколько нерешительно произнесла:
   – Юра?
   – А кто такой Юра? – тут же спросил Игорь.
   – Юра… это… – задумчиво произнесла она, будто не веря в своё предположение, и, приподнявшись, уже громче обратилась к парню: – Юрка, ты?
   – Я, а кто же ещё! – отозвался молодой человек, который через мгновение уже стоял перед Наташей. – Наташка! Неужели это ты?! Сколько лет, а больше зим!
   Не переходя границ приличия тот, кого она назвала Юра, подхватил её под локоть и поцеловал в щёку. Несколько смутившись, она тут же поправилась и произнесла:
   – Игорь, познакомься, это Юра, мой одноклассник.
   – И ты забыла, старушка, что помимо десяти лет в одном классе я был первым, кто рассмотрел все твои достоинства, влюбившись в тебя с первой школьной линейки. И между прочим, пронёсший это светлое чувство до того самого момента, пока ты не уехала в Москву в институт, а меня через год забрили на самый что ни на есть Северный флот.
   – Да-да, – произнесла Наташа и посмотрела на Игоря.
   – Игорь! – представился тот и протянул руку.
   – Юрик! – раздалось приветливо в ответ.
   Когда руки сцепились в захвате, возникла неловкая пауза. Игорь изучал того, кто был знаком с его девушкой много больше, чем он. А Юра, похоже, оценивал того, кто занял его место.
   – Ты какими судьбами? – поинтересовалась Наташа, которой эта пауза явно не нравилась.
   Высвободив руку, Юра улыбнулся ей и, показывая на униформу, коротко сказал:
   – Пашу здесь. На производственной практике. Я ведь сейчас в строительном учусь. Мещёрские плотники – на всю Россию работники.
   – В Рязани учишься? – переспросила она.
   – Да, дома.
   – А почему?
   – Ты имеешь в виду, почему не в Москве? – сам уже спросил Юра.
   Наташа кивнула и посмотрела на Игоря.
   – Ну не Москвой одной Россия живёт. А наш рязанский институт, думаю, ничуть не хуже. Да и в Москве своих парней хватает, – Юра бросил взгляд на Игоря. И тут же, изобразив подобие сожаления, добавил: – Эх! Приятная встреча, но мне пора. Ты, Наташка, домой наведываешься?
   – Конечно. Скоро поеду.
   – Ну, бог даст, увидимся! – бросил он, уже отступая, и, помахав им рукой, ушёл.
   Наташа присела за столик и, взяв бокал, отпила несколько глотков.
   – Забавный парень, – сказал Игорь и тоже опустился на стул.
   – Забавный, – согласилась она.
   – Первая любовь?
   – У него да. Для меня он был просто «Юрка из нашего класса».
   – М-да, а смотрел он на тебя, словно вы только вчера расстались.
   Наташа промолчала, потому как уже догадалась, что Игорь воспринял земляка воинственно. С одной стороны, внезапное проявление ревности грело ей душу, а с другой – ровным счётом повода не было.
   – А что я делала вчера? – спросила она сама себя и, на секунду задумавшись, выдала ответ: – Да, вспомнила. Вчера я целый день целовалась с тобой!
   Она положила ладонь на его руку и погладила её, возвращая их друг другу. Игорь улыбнулся и, отпив игристого напитка, спросил:
   – А я не понял, что ты говорила по поводу поездки домой?
   Наташа повела плечами и, заглянув ему в глаза, тихо ответила:
   – Считай сам, через два дня мы в Москве. Ночь переночую и с утра домой.
   – А почему я об этом не знаю?
   – А потому, любимый.
   – Это не ответ! Можешь объяснить?
   – Нечего объяснять. Институт я закончила. Комнату в общежитии обязана сдать. Спасибо комендантше, что дала две недели отсрочки. Работать мне в Москве негде по причине отсутствия прописки, а её не дают без временного или постоянного жилья, которого, как ты понимаешь, у меня нет. Как нет и денег, чтобы снимать угол в столице – молодым специалистам много не платят. Поэтому возвращаюсь домой.
   – А как же я?
   – О чём ты, Игорёк? – ответила она. – Ты думал, что эта сказка будет продолжаться вечно? Но для этого необходимо, чтобы воедино сошлось несколько обстоятельств. Где жить, где работать и, главное, с кем жить. Напомни, может быть, ты звал меня замуж? Ну, пусть не замуж, пусть так, как сейчас, но где мы будем жить?
   – Мы как-то не говорили с тобой на эту тему. Ты бы могла…
   – Могла сделать тебе предложение руки и сердца? Представляешь: «О милый принц, возьми меня в жёны и полцарства в придачу», – перебила она его с заметными нотками сарказма и тут же осеклась, испугавшись своих слов.
   Игорь замолчал и отвернулся в сторону. Заприметив официанта, он попросил принести ему коньяку. Наташа молчала. Разговор зрел давно, и как права была Стелла! Когда выяснения перезревают – всё гораздо хуже!
   – Ты хочешь сказать, что я не принц? – наконец вымолвил он.
   – Не в этом дело. Я не принцесса.
   – Ты уводишь разговор в сторону! – с некой обидой в голосе произнёс он.
   – Игорёчек, если ты делаешь сейчас мне предложение, то оно весьма странное и по форме, и по содержанию. Но, если непринятие правды вынуждает тебя щетиниться и колоться, давай не будем об этом говорить, – она встала, давая понять, что не хочет продолжения. – Рассчитайся и пойдём. Клавдия с Фархадом нас заждались.
   – Ты считаешь, что я неспособен сделать предложение? – не унимался он.
   – Может, ещё на слабо поспорим? Сожмём руки, попросим кого-нибудь разбить. Пойми! Я люблю тебя таким, какой ты есть. Способность сделать предложение заложена в каждом мужчине, просто он должен дозреть до этого. А это невозможно, пока мужчина не осознает, что перед ним та самая единственная, которая будет с ним рядом всегда, с которой они родят детей, дождутся внуков и умрут в объятиях друг друга, чёрт побери!
   Наташа не сдержалась, и слёзы брызнули из её глаз. Она глубоко вздохнула, закрыла лицо руками и, отходя от столика, спокойно сказала:
   – Я умоюсь. Рассчитайся. Клава ждёт. Неудобно!
   Настроение было испорчено. Повинна ли была в том она? Скорее, нет. А он? Если разобраться, и его вины не было! К сожалению, в жизни иногда случается так, что самая маленькая, самая незначительная с первого взгляда мелочь неожиданно становится большой проблемой. И в этот вечер всё сложилось именно так. И прощальный ужин в доме Клавдии, и монотонно постукивающая стыками рельсов дорога до Москвы ничего не исправили. Они больше молчали, пряча друг от друга глаза, и говорили лишь по необходимости: «Хочешь, я куплю на полустанке яблок?» – «Купи», «Тебе не мешает?..» – «Нет». И так далее по законам драмы.
   Курский вокзал встретил их пасмурным небом. Собирался дождь, пугая вечно спешащую московскую толпу периодическими раскатами грома. На всякий случай Наташа вытащила зонт и передала его Игорю, а сама натянула жёлтый дождевик. Наверное, хорошо здесь на площади было раньше, пока на месте уютного скверика не построили бетонную махину вокзала. Деревца, лавочки… Можно было сойти с поезда, присесть, поговорить и найти что-то утерянное – то, что объединяло их всё это время. Теперь же прямо с перрона все спешат в метро, а там всё технологично и прагматично, одним словом, не до романтики!
   – Поехали ко мне? – робко предложил Игорь. – Сейчас всё расскажем родителям.
   – Здравствуй, мама, вот моя невеста. Она будет жить с нами, – улыбнулась сквозь боль Наташа. – А ты о них подумал? Им каково будет? К тому же, мне кажется, что твоя мама относится ко мне весьма прохладно.
   – На тебя не угодишь, – буркнул он.
   – Ты прав. В этом вопросе мне трудно угодить. Но пусть закончится всё сейчас, чем будет так. Ты подарил мне полтора года счастья! Ты столько стал значить в моей жизни, что я не готова променять то, что было, на то, что ты предлагаешь. Я ведь тебя хорошо знаю, Игорёк. Сейчас ты ещё сам не уверен, что нашёл лучшее решение! – сказала она и дотронулась рукой до его щеки. – Игорёчек!
   Последнее слово Наташа произнесла так, словно только секунду назад они впервые поцеловались. А он стоял и молчал, не зная, что ему делать. Похоже, именно в этот самый момент внутри него в жутких муках непонимания умирал до этой минуты комфортно существовавший в нём мальчик. Пришла пора становиться взрослым не только по паспорту.

Глава III

   Целых два месяца. И каких два месяца! Уже было и заявление Государственного комитета по чрезвычайному положению – пресловутого ГКЧП, странно-смешное возвращение Горбачёва из Фороса, ликование Ельцина. Страна затаилась в предчувствии чего-то. Кто-то надеялся на лучшую жизнь, кто-то уже тогда понимал, какая беда приходит в дом. А тем временем в Москве наступила осень. Немного прохладная, немного дождливая, но иногда выглядывало солнце – в общем, самая обыкновенная московская осень…
   – Игорь, можно тебя на минутку? – позвала с кухни мама.
   Шаркая ногами по полу, словно уставший ребёнок, он, не торопясь, вошёл и присел за стол напротив родителей.
   – Послушай, тут пришли квитанции за междугородные переговоры. Значительная сумма за разговоры с Рязанью, – бросила мать, разбирая бумажки.
   – Так и есть. Это я звонил, – ответил он отстранённо.
   – Ей? – продолжила мать.
   – Да! – так же обыденно, словно речь шла о только что положенной в холодильник бутылке молока.
   – Дима, отвлекись от своего журнала, – обратилась она к отцу. – Ты слышишь, что он говорит?
   – Я же не глухой, – отозвался отец и отложил журнал в сторону. – Он звонил ей, наговорил на кругленькую сумму.
   – Я оплачу, папа, – неменяющимся тоном сказал он.
   – Вроде ты пока ещё не работаешь, а значит, не платёжеспособен, – сделал социальное заключение отец.
   – У меня остались деньги…
   – Те деньги были подарены нами! – давил отец. – Своих пока у тебя ещё нет.
   – Парадоксальная вещь – деньги! – философски заметил Игорь. – Имеешь деньги и не тратишь – бедный, тратишь и помногу – богатый. Подарили деньги, но они не твои…
   – Не юродствуй, Игорь! – перебила мать. – Дело не в деньгах.
   – Конечно же, нет! – согласился он. – И это тоже из области парадокса. Говорим о деньгах, но, оказывается, вовсе не о них.
   – Пора бы повзрослеть, сын! – упрекнул отец.
   – Поверь, папа, именно этим я и занимаюсь. А по поводу работы не переживай. На следующей неделе твой сын займёт место переводчика в небольшом отделении «Ингосстраха». Золотых гор не обещали, но на телефонные переговоры и кусок хлеба должно хватить.
   – Это ты так решил? – не удержалась мать.
   – Вас не поймёшь. Не получаю денег – плохо. Говорю, что нашёл работу, – тоже плохо. Чего вы от меня хотите?
   – Для начала, чтобы ты советовался с нами! – перенял инициативу отец. – И…
   – Где логика, папа?! Меньше минуты назад ты сказал, что мне надо повзрослеть. А теперь хочешь, чтобы двадцатипятилетний человек… – Игор запнулся и рассмеялся. – Одним словом: «Кроха сын к отцу пришёл, и спросила кроха: “Что такое хорошо и что такое плохо?”».
   – Ну как с ним разговаривать?! Он же не хочет ничего слышать! – возмутилась мать.
   Игорь выдохнул и, покрутив стоявшую на столе солонку, как можно спокойнее предложил:
   – Быстрее переходите от общего к частностям.
   Отец с матерью переглянулись, и отец, набрав побольше воздуха в лёгкие, отчеканил:
   – Во-первых, я сейчас сам ищу для тебя работу у нас в министерстве. Начнёшь стажёром, потом понемногу вверх по служебной лестнице. А там год-два, и пристрою тебя в какое-нибудь торгпредство. На цивилизованные страны рта не разевай, но куда-нибудь в Латинскую Америку вполне, думаю, получится.
   – Спасибо, папа, а во-вторых? – не совсем учтиво перебил его Игорь.
   – А во-вторых, пора избавиться от студенческих провинциальных привязанностей! Погулял – хватит! С кем жить, вопрос непраздный. Здесь надо всё просчитать!
   – Как ты с мамой? – сыронизировал Игорь, вновь перебив отца.
   – Ну, мы-то другое дело… – Отец, видимо, хотел привести сто и один аргумент в пользу своего довода, но вновь не успел этого сделать.
   – Ага! Люди первого сорта сами выбирают себе спутников жизни, а за подобных мне решают люди первого сорта! – на одном дыхании произнёс Игорь. – Не-а! Не пойдёт! И вот что я скажу. Хотите вы того, или нет, но я уже определился со своим будущим и выбрал, как вы сказали, студенческую провинциальную привязанность, имя которой Наташа! И никакая другая женщина никогда не будет называться моей женой. По крайней мере, в этой жизни.
   – В моём доме её не будет! – сорвалась на крик мать и швырнула веером зажатые платёжки. – Если такой умный, ищи себе шалашик, где будешь счастлив со своей рязанской графиней!
   Игорь молча поднялся и направился к себе в комнату.
   – Ты куда? – спросил отец.
   Игорь поднял руку и, бросив взгляд на часы, совершенно серьёзно ответил:
   – К ней! Одной, единственной, лучше которой никогда не было и не будет! Буду валяться в ногах, вымаливать прощение. Надеюсь, что, несмотря на то, что я полный кретин, она простит, а не простит – собакой буду лежать у её двери, пока её сердце не оттает!
   – Ох-ох-ох! – наигранно запричитал отец. – Не верю! Иди-иди! Посмотрим, чем закончится хождение недоросля в народ!
   – Дима, что ты такое говоришь! – зарыдала мать. – Куда же он пойдёт?! Кому он нужен!
   – Проветрится и вернётся! – твёрдо осадил её отец, давая тем самым понять, что трепать себе нервы данной темой он более не намерен, и вновь взял в руки журнал.
   Стараясь действовать как можно тише, Игорь прикрыл входную дверь и спустился во двор. Бросил взгляд на зашторенные окна квартиры, в которой прошло его детство и которая всю предыдущую его жизнь представлялась самым надёжным укрытием от всех невзгод. И вот теперь он бежит отсюда, но не как трус или какой-нибудь Иван, не помнящий родства. Он вдруг всей душой ощутил, что всего этого ему уже мало. Родительский дом давит его, не даёт жить. Ему нужна была перспектива, нужна была свобода примерно такая, какую он чувствовал рядом с той, которую обидел своей мальчишеской безучастностью и безответственностью.
   Дойдя до ближайшего таксофона, Игорь опустил монету и, набрав по памяти семь цифр, вслушался в гудок. Наконец, на том конце подняли трубку, и приятный женский голос ответил:
   – Алло, Маша, ты?
   – Вроде я, Игорёк. Привет, давно тебя не слышала.
   – Привет, Машуль. Прости за долгое молчание, как-то навалилось всё в одночасье. В стране бардак, дома не нахожу понимания, с Наташей… ну ты сама знаешь. В общем, ещё раз прости.
   – Хватит извиняться! Очень рада тебя слышать. Ты, наверное, Володю ищешь?
   – От тебя ничего не скроешь – его! И ещё спросить, как жизнь у молодожёнов?
   – Да как все. Не до роскоши, но на хлеб хватает. Ты же знаешь, Вовка в таможню оформляется, но там то ли место не освободилось, то ли ещё какая ерунда, одним словом, раз в неделю он туда позванивает, а ему пока: ждите ответа. Вот он и ждёт. А чтобы на хлеб хватало, устроился экскурсоводом – гостей столицы по Москве на автобусе катает. Имеется в виду тех, кто по каким-либо причинам не смог в зале ожидания на вокзале устроиться. Они автобус на Комсомольскую площадь подгоняют, народ набивается, котомки под голову и спать. А Володя их убаюкивает.
   – Так он сейчас на маршруте? – поинтересовался Игорь.
   – Нет, сегодня он в театре.
   – А ты почему дома?
   – А я по специальности, набрала кучу переводов. Тексты технические, замучалась, Игорёк! Но Володя не спектакль смотрит, он сегодня в качестве ночного сторожа подменяет какого-то приятеля, а тот обещал с ним расплатиться.
   – Ух! Жизнь бьёт ключом!
   – Ещё как бьёт, Игорёк, – согласилась Маша. – У тебя ручка под рукой есть?
   – Угу.
   – Записывай телефон к нему в вахтёрскую…
   Попрощавшись с Машей, Игорь задумался. Ведь и у них с Наташей могло быть сейчас точно так же. Он бы искал подработки, она бы ждала его дома. И начихать, что жильё съёмное, – главное, чтобы вместе. «Счастливые!» – подумал он о Вовке с Машей и, достав другую монету, тут же прокрутил диск телефона. И здесь повезло, друг оказался на месте и тут же безапелляционно предложил приехать к нему, прихватив чего-нибудь для задушевной беседы…
   – Милая, хорошая! Чего у вас есть такого, что могло бы скрасить беседу двух симпатичных молодых людей? – обратился он к продавщице, девушке, укутанной в телогрейку.
   – О чём симпатичные люди собираются беседовать? – весело отозвалась та.
   – О высоком, например, о душе, – подхватил Игорь.
   – Ну, если о душе, то тогда кагор и в церковь. Отсюда ближайшая Елоховская. Как говорил Вэ И Ленин: вопрос о том, принять или отвергнуть понятие материи, есть вопрос о доверии человека к показаниям его органов чувств. Поэтому если хотите получить ответ на вопрос о существовании души, советую взять две бутылки. Они по ноль семь, так что думаю, доверие к собственным чувствам обязательно проснётся и при этом гарантированно не даст вырубиться на пути познания истины!
   – Ничего себе! – произнёс ошеломлённый Игорь. – Недвусмысленно угадывается хорошая успеваемость на философском факультете. МГУ?
   – Поразительно. Первый человек, разглядевший во мне не ларёчницу, а дипломированного философа, – удивлённо, но с чувством произнесла она. – Так что насчёт кагора? А то философия философией, а мне Махмуду надо план по выручке делать.
   – Нет, кагор не хочу! А что покрепче?
   – Водка палёная – однозначно не советую! Коньяк ещё хуже, слышала, что его льют где-то на фабрике возле Павелецкого вокзала. Есть новинка сезона – ликёр из Италии, называется «Амаретто». Сладкая гадость, но без последствий. Проверено на себе!
   – А ещё что-нибудь спиртосодержащее?
   – Понимаю, тонкий намёк на коктейль? – со знанием дела поинтересовалась философ из окошка.
   – Да, из серии поершистее.
   – Бери спирт. Я позавчера порезалась, залила рану, вроде рука не отпала, – при этих словах она задрала рукав фуфайки, обнажив небольшую царапину, судя по всему, заживающую без осложнений.
   – Решено, беру!
   – Пакет от заведения! – сказала девчонка и вложила покупку в серый целлофановый пакет, на котором был изображён памятник Гагарину с одноимённой столичной площади. – Первую космическую гарантирую!
   «Чего тут удивляться! – подумал Игорь. – Философы торгуют водкой и сигаретами. Продавцы, того и гляди, начнут философствовать. Ах, что это будет за философия! И когда же этот бардак закончится?!»
   Вовка подрабатывал отнюдь не в известном театре, а в одном из тех, что с лихвой наплодила девка-гласность вместе с хахалем-ускорением. Теперь каждый мнил себя недооценённым гением и норовил доказать всему миру свою правоту. А потому и плодились эти театрики чуть ли не в каждом квартале спальных районов.
   Вовкиному работодателю-гению повезло больше. Судя по следам старой надписи на фасаде, ранее здание использовалось как прачечная самообслуживания и представляло собой двухэтажную постройку из жёлтого кирпича, изрядно потемневшего от времени.
   – Игорёк, брат! – обрадованный Вовка тут же заключил его в крепкие объятия накачанных рук. – Блин! Как же мне не хватает наших ребят! Тебя, Стеллы, Наташки!
   – И я соскучился! – совершенно искренне ответил Игорь и протянул ему гагаринский пакет.
   – Ого-го! Живём! – принял эстафету Вовка. – Тут у актёров бенефис был. Большинство продуктов они, конечно же, употребили, но кое-что предусмотрительно удалось заныкать. Как знал!
   Они сидели, пили, закусывали, и ни разу за столом не было паузы. Рассказы, воспоминания и прочее-прочее. Не видевшись несколько месяцев, они упивались общением и алкоголем. Не обошлось без подробного рассказа и о ялтинской поездке.
   – Да, брат! – воскликнул Вовка. – Ты капитально был неправ!
   – Мягко сказано, – согласился Игорь.
   – И что будешь делать? Во-первых, с родителями?
   – Предки не согласятся на Наташу, по крайней мере, сейчас. Так что «во-первых» отодвигаем на потом. Во-вторых, думаю воспользоваться твоим опытом. Поищу всякой работы, сниму хотя бы комнату.
   И, в-третьих, попытаюсь вернуть Наташку… если, конечно, она захочет вернуться.
   Игорь закрыл лицо ладонями и тяжело вздохнул. Незаметно, как ему казалось, вытер набухшие глаза. Друг Вовка потому и назывался другом, что от него не надо было скрываться. И кто, как не друг, должен помочь в трудную минуту.
   – Вот что, Игорёк! – улыбнулся Вовка. – Есть предложение «во-вторых» оставить на чуть позже и перейти сразу к третьему этапу – то есть заняться Наташей.
   – И куда я её привезу?
   – Это мы сейчас решим! – произнёс он и достал записную книжку. – О, нашёл! Зиночка!
   Через несколько секунд он уже поприветствовал по телефону некую Зиночку. Вова пересказал краткое содержание того, что сам услышал несколько минут назад.
   – Видишь, Зиночка, вот такая история! Поэтому нужно пристанище, и, сама понимаешь, с элементарным набором для жизни. Ну, там кастрюля, сковородка, кровать. И главное, чтобы цена была человеческая – так сказать, по совести… Будет?.. Ура!.. Когда?.. Через неделю?.. Зина – ты чудо!
   С довольным лицом Вовка изящно вернул трубку телефона на место и, выдохнув, сказал:
   – Стены будут далеко. Где-то в Бирюлеве, но при этом почти даром! Значится так! Завтра едем в Рязань. Забираем Наташку. Недельку поживёте у нас, а там и своим углом обзаведётесь!
   – Вовка! Я твой должник! – только и смог вымолвить Игорь и обнял друга.
   Но, отстранившись, уставился на него и молча замотал головой:
   – Нет, завтра нельзя!
   – Почему?
   – Как бы тебе сказать… Наташка… ты ведь знаешь её… она такая тонкая натура! Ей нужна сказка! А сказку ещё надо придумать!
   – Ха! – воскликнул Вовка. – Мы рождены, чтобы сказку… ну в смысле быль превратить в сказку! Средневековая подойдёт? Типа «Ромео и Джульетта».
   – Такая же печальная?
   – Ну на фиг! Я же сказал типа! Возьмём за основу эпоху, так прекрасно воспетую стариком Шекспиром!
   – На эпоху согласен! – ответил Игорь.
   – Тогда наливай!..
   Первая электричка на Рязань уходила в начале пятого. А до этого Вовка своим звонком разбудил Машу и рассказал сонной жене о необходимости поездки с другом. После он позвонил ещё кому-то, предупредив, где оставит ключ от дверей театра.
   В столь ранний час народу у пригородных поездов было немного, поэтому никто особо не обратил внимания на двух странно одетых молодых людей. А если и обратили, то мало ли при перестройке повылезло разного рода панков и прочих с придурью! В практически пустой электричке они так же были проигнорированы редкими пассажирами, а контролёры с утра спят.
   Время в пути коротали за беседой, не забывая периодически прикладываться к замешенному коктейлю, прозванному между собой «Спиртаретто», закусывая мешаниной из наскоро заброшенных в целлофановый пакет остатков театрального банкета. Поэтому ничего особенного не было в том, что когда из динамиков прозвучал призыв покинуть состав по причине прибытия в пункт назначения, Игорь и Вовка были уже настолько хороши, что, включив обещанную первую космическую скорость, тут же плюхнулись в такси и помчались по незнакомым улицам.
   Выгрузившись по нужному адресу, поддерживая друг друга, они бодро вошли в подъезд и поднялись на третий этаж. Кнопка звонка раскалилась докрасна, но дверь не открывали. Во время очередной попытки кнопочного насилия друзья искренне удивились, почему в восемь утра никто не открывает. Наконец, рассудив, что в Рязани всё не так, как в Москве, они приняли мужественное решение ждать из последних сил, тем более что силы к тому моменту практически оставили их. Медленно, но синхронно они сползли по двери и вскоре уснули, облокотившись друг на друга…
   В этот день Наташа пришла на службу чуть раньше обычного. Аккуратно разложив на столе несколько стопок перевода, достала из пакета увесистый том англо-русского медицинского словаря, который накануне взяла в городской библиотеке. Еле-еле найдя баланс на постоянно качающемся, с отваливающейся ножкой стуле, она с вожделением положила перед собой чистый лист бумаги, закрыла глаза, сосредотачиваясь на предстоящей работе.
   – Коваленская! Наташа! – раздался мягкий начальствующий баритон Бориса Андреевича, человека редкой интеллигентности и доброго нрава. – Возьмите трубочку, это вас!
   «Кто бы? – подумала она. – У мамы сейчас обход в больнице, отец никогда не звонит… Странно!»
   – Слушаю, – вкрадчиво произнесла она в трубку.
   – Наташа?
   – Да.
   – Наташа, эта тётя Нина, соседка!
   – Да, тётя Нина, что случилось?
   – Тут такое дело…
   Соседке было глубоко за семьдесят, а её супругу и того больше – всё это добавляло неопределённости нежданному звонку. По вылетавшим из трубки приглушённым звукам стало очевидно, что тёте Нине усердно подсказывают со стороны.
   – Слышу, дядя Антон помогает? – спросила Наташа. – Говорите же!
   – Одним словом, Наташа, у твоей двери два попика.
   – Что за попики? Из церкви?
   – Почему из церкви?! Хотя кто его знает, может быть… Что?..
   Судя по всему, вопрос был обращён к мужу, который опять подсказывал.
   – А я что сказала?.. Да один чёрт!.. Вот Антон Михайлович говорит, что не попики, а педики.
   – Какие ещё педики?!
   Наташа ровным счётом ничего не понимала: какие могут быть «педики» из «церкви», и к тому же у её дверей! «Хотя вполне может быть, очередная секта ходит по дому, вербует заблудших овечек?» – первое, что пришло ей в голову. А соседка тем временем продолжала:
   – Да какие педики, Антон? – продолжала соседка. – Что?.. Гномики?.. Наташа, у двери гномики!
   – Тётя Нина, я не понимаю, гномики – это кто? Педики, попики? Что там происходит?
   – Сейчас дам трубку Антону Михайловичу! – решила соседка, видимо, не желая более посредничать.
   – Натулька-красотулька, здравствуй! – откашлявшись, сказал тот. – Моя ничего не понимает. Отстала от жизни! Только и крутит свои консервы целыми днями. Вот помрём, кто эти банки огурцов с помидорами на мусорку понесёт? Превратила квартиру в консервную фабрику!
   Теперь уже на отдалении слышался голос тёти Нины, которая запричитала от неуместных заявлений мужа о страсти к домашним заготовкам.
   – Дядя Антон, что там всё-таки происходит у моей двери?!
   – Я же говорю – гомики!
   – Гомики? – повторила Наташа громко, так что даже воспитанный Борис Андреевич оторвался от работы и, поправив очки, бросил на Наташу пристальный взгляд.
   – Гомики в смысле педики! – уверенно повторил сосед.
   – В каком ещё таком смысле? – сознание Наташи отказывалось складывать части разрозненной информации.
   – Натуральные, в колготках! И эти… перья торчат!
   – Какие колготки, какие перья! – взмолилась Наташа.
   – Колготки, кажись, у одного серые, а другого зелёные. А перья белые – как у страуса, морды красные и одеты не по-русски!
   Наташа на мгновение задумалась, но, придя в себя, тут же положила трубку.
   – Борис Андреевич! – обратилась она к начальству. – Позвольте мне сбегать домой, похоже, там что-то происходит, но я ничего не понимаю!
   – Конечно, Наташенька, – участливо согласился начальник. – Если что серьёзное, не торопитесь.
   Последние слова Наташа услышала в дверях. Выскочив на улицу, она быстрым шагом поспешила домой, то и дело срываясь на бег. Через двадцать минут, тяжело дыша, она поднималась по лестнице с нехорошим предчувствием. Вариантов произошедшего было много, но увиденное вызвало приступ смеха. Одновременно сердце сжалось, и из глаз брызнули слёзы.
   Внешний вид обоих визитёров абсолютно не вписывался в картину областного центра Восточно-Европейской равнины: расшитые золотом камзолы, пышные брэ и чулки с завязочками были куда уместнее где-нибудь в Италии и то лет так триста назад. Головы Игоря и Володи венчали дурацкие береты с перьями. Современников в них выдавали лишь растоптанные кроссовки.
   Наташа почувствовала пристальный взгляд со спины. Обернувшись, она увидела перепуганных престарелых соседей, выглядывавших из-за приоткрытой двери.
   – О! – многозначительно произнёс дядя Антон, тыча в спящих пальцем. – Того-этого!

   Наташа выдохнула и как можно более спокойнее произнесла первое, что пришло на ум:
   – Это не того. Артисты они. Сейчас на съёмках.
   – Артисты? – переспросила тётя Нина и, обернувшись к мужу, добавила: – А ты всё попики-попики!
   – Не попики, а гомики! – поправил её муж.
   – Да хоть комики! – не сдавалась она.
   – То, что комики, – вытерла глаза Наташа, – так это вы в самую точку попали. Спасибо. Буду будить.
   Она присела и нежно провела рукой по лицу Игоря. Он открыл глаза и попытался было встать, но, будучи придавленным более мощным Вовкой и «Спиртаретто», тут же плюхнулся на задницу.
   – Наташенька, любимая! Если бы ты знала, как мне без тебя плохо! Просто вот… совсем плохо. Я такая свинья… Даже хуже, чем свинья… Хуже, чем… – Игорь пытался подобрать слова, но у него не получалось. – Прости меня, если сможешь. Выходи за меня замуж, или я умру!
   Под монолог очнулся и Вовка, который приоткрыл один глаз. Словно циклоп, он осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, что происходит. Однако, разглядев знакомые лица, он спокойно всхрапнул и через сон сказал:
   – Наташа, скажи Маше, что на вашем холодном полу у меня вся задница заледенела.
   – Доброе утро, Вова. – ответила она и снова посмотрела на Игоря.
   – Я хотел, как в сказке… Потому что ты самая настоящая принцесса! Ты только не молчи…
   Наташа опустилась перед ним на колени, стащила несуразный головной убор, больше походивший на салат «Гнездо глухаря» и, притянув его к себе, молча начала целовать лицо самого настоящего принца. Игорь только тряс головой, сопел и тихо, как заклинание, повторял:
   – Наташенька, любимая… Наташенька, любимая…

Глава IV

   «Так! Картошка – есть, майонез – есть, горошек… где у нас горошек?.. Нашла! Колбасу вчера купила – наверняка осталась, ну, не съел же Игорёшка целый батон «Докторской»?! Что ещё… шпроты, маринованные огурчики», – рассуждала Наташа в процессе готовки праздничного ужина. Набор продуктов был не самый деликатесным, но на то и мастерство хозяйки, чтобы из привычной обыденности сделать нечто особенное.
   Немного денег на застолье было отложено ещё в прошлом месяце, когда Игорю неожиданно дали премию, а Наташе удалось перехватить несколько заказов, стоивших ей недели бессонных ночей. Но незапланированное богатство случилось как нельзя кстати. Сегодня они отмечали вторую годовщину набега «клана Монтекки на Рязань». На маленький юбилей были приглашены только самые близкие друзья: Маша и Вова Евдокимовы, также обещалась быть Стелла с мужем.
   Гостей ждали к вечеру. Несмотря на то что по календарю была суббота, Игорь работал, оставив Наташе хлопоты по хозяйству. Осознавая, что на её хрупкие плечи ляжет и уборка, и готовка, он ушёл очень тихо, дав возможность выспаться. Проснувшись в хорошем расположении духа и в предвкушении ожидаемого праздника, Наташа, словно мотылёк, порхала по небольшой, но весьма ухоженной квартирке, делая совершенным всё, к чему прикасалась.
   После полудня позвонил Игорь.
   – Наташка, посмотри, сколько у нас шампанского?
   – Я и так знаю, три бутылки.
   – Может, ещё одну подкупить?
   – Мне кажется, хватит, дорогой. Там ещё бутылка домашнего вина от Клавы с Фархадом.
   – Ладненько! Тогда, как закончу – сразу домой!
   – Я буду ждать! – весело сказала она и, на мгновение задумавшись, добавила: – Только прошу – не пей пиво по дороге.
   – Наташка, да я же его и не пью. Так, бутылочку, чтобы дорога веселее была. Какой-то классик даже утверждал, что пиво – это шампанское пролетариата!
   – Вот и потерпи до дома, и лучше выпьешь нормального шампанского.
   – Ах, Наташка! – воскликнул он. – Как скажешь, так и сделаю! Скучаю!
   Опустив на телефонный аппарат трубку, она ещё несколько секунд смотрела на него, словно ждала, что Игорь перезвонит. «Насколько правильным было замечание о пиве? – подумала она. – Не превращаешься ли ты в подобие сварливой жены, которая только и знает, что пилит по поводу и без?» Но привязанность Игоря действительно становилась некой нормой. Каждый вечер он заканчивал бутылкой пива, а в выходные позволял себе и не одну. Нет, конечно же, он не буянил, вёл себя достойно, но… Именно это «но» и не давало ей покоя в последнее время.
   От мыслей Наташу оторвал телефонный звонок.
   – Привет! – послышался неунывающий голос Стеллы.
   – Привет, подруга!
   – Слушай, я по делу. Мне надо с тобой серьёзно поговорить, а точнее, посоветоваться. Хочу вам в подарок взять скороварку, а мой драгоценный считает, что лучше набор столовых приборов. Вот тебе, как хозяйке, что больше нужно?
   – Мне нравится, что вы придёте… – начала скромно отвечать Наташа.
   – А если отбросить банальности?
   Кому, как не Стелле, давно стало понятно, что новое время покоряется только практичным людям. Как результат, она стала владелицей небольшого салона-парикмахерской. Модный нынче бизнес рос как на дрожжах, мало-помалу превращая молодую предпринимательницу в искушённую бизнес-леди. Но если многие нувориши тяжело и комично переживали процесс своего перерождения (одни малиновые пиджаки чего стоили!), то Стелла с её тягой к индустрии моды в своём становлении соответствовала общемировым тенденциям. Она была умна, красива, изысканно одета, а деловая хватка львицы не воспринималась в ней как нечто агрессивное, а, наоборот, была мягкой силой, способной разрушить любые барьеры.
   – Наташа, разве я отказываюсь от приглашения? – продолжила Стелла. – Только спрашиваю о небольшом презенте, который может облегчить твою домашнюю жизнь!
   – Хорошо! Тогда лучше сковородку. В прошлые выходные Игорь мне сюрприз делал, после которого отмыть нашу не представляется возможным!
   – Отличная идея! И мне подходит. Скажу благоверному, что нашла компромисс, – не вашим и не нашим. Да, Наташка, тут ещё…
   Неожиданно раздался звонок в дверь, никого не ожидая, Наташа вздрогнула и быстро сказала:
   – Стелка, мне звонят! Я перезвоню.
   – Не суетись! Всё, что я хотела, уже получила!
   Наташа подошла к двери, и невесёлая догадка осенила её. Медленно открывая замок, она рассуждала: стоит ли это делать. Но тут же собралась и под команду «Надо!» – распахнула дверь.
   В коридоре стояла хорошо одетая женщина с ухоженными волосами и тонким ароматом французского парфюма. Даже если бы Наташа в этот миг не видела лица, то этот запах узнала бы из тысячи других.
   – Здравствуйте, Таисия Егоровна! – поприветствовала гостью Наташа.
   – Здравствуйте! – холодно произнесла та, не удосужившись персонифицировать приветствие. – Мой сын здесь?
   – Игоря нет дома… – начала отвечать Наташа, как тут же была остановлена.
   – Это не его дом! Это не может быть его домом! Потому что его дом там, где его отец и мать!
   Наташа не стала спорить. В данном амплуа в Бирюлеве Таисия Егоровна возникала уже не в первый раз. И если раньше её походы были нечастыми, то за минувшее лето она умудрилась многократно превзойти былые достижения. Неизменно разговоры во время визитов носили ярко выраженную одностороннюю направленность с небрежно скрываемыми нотками претензий и упрёков. Наташа рассказывала Игорю об этих посещениях, которые, как ни странно, случались всегда именно тогда, когда его не было дома. Складывалось впечатление, что родительница вовсе не утратила материнское чутьё. Поначалу Игорь лишь отшучивался. Потом просил Наташу подождать пока закончиться «переходный период».
   И она терпела, искренне веря, что отношения между нею и потенциальной свекровью ещё можно наладить. Однако пропорционально количеству посещений вера убывала, а на смену приходило ощущение неизбежности и даже какой-то злонамеренной закономерности происходящего.
   – Где он?! – продолжила кавалерийскую атаку Таисия Егоровна и заглянула хозяйке через плечо.
   – На работе, – спокойно ответила Наташа и попыталась улыбнуться.
   – Какая работа? Сегодня выходной!
   – Начальство попросило вести синхронный перевод на каком-то официальном мероприятии, – произнесла Наташа и отошла в сторону, освобождая проход. – Пожалуйста, проходите. Я думаю, что Игорь вернётся часа через полтора.
   Таисия Егоровна молча вошла внутрь, так что французские духи тут же заполнил всё пространство небольшой прихожей.
   – Присаживайтесь, – предложила Наташа, указывая рукой на диван. – Чаю хотите?
   Но гостья демонстративно проигнорировала вопрос, отвернувшись от Наташи.
   – Вы меня извините, Таисия Егоровна, мне надо отойти на кухню. У нас сегодня гости, – сказала Наташа и собралась уже выйти, как была остановлена резким вопросом.
   – Гости? – язвительно произнесла мать, и глаза её загорелись.
   Создалось недвусмысленное впечатление, что она долго искала повод, за что зацепиться, и, наконец, нашла.
   – Интересно! Пока мой сын вкалывает, пытаясь тебя обеспечить, ты гуляешь тут в удовольствие – принимаешь гостей!
   – Это не мои гости, а наши общие, нашей семьи.
   – У вас нет семьи! Ты ему никто! И он тебе никто! Ты живёшь приживалкой, пока он трудится день и ночь!
   Наташа бросила на Таисию Егоровну резкий взгляд, но тут же взяла себя в руки и как можно спокойнее произнесла:
   – Смею вас уверить, Игорь не работает по ночам. Да, у него две работы, и ему нужно успевать. Впрочем, как и у меня. Я также работаю и беру ещё переводы на дом.
   – Знаю я эти работы! – едва не сорвалась в крик Таисия Егоровна.
   – И замечательно! – выдохнула Наташа. – Журнальчики полистайте, телевизор посмотрите, а у меня действительно много дел.
   Наташа вышла из комнаты и, не оборачиваясь, тихо прикрыла за собой дверь, ощутив испепеляющий жар от вонзившихся в её спину глаз. Посмотрев на телефон, она хотела было уже набрать Игоря, но тут же осеклась. «Если бы Таисии Егоровне был нужен он, непременно позвонила сама, – рассуждала она. – Нет, этот визит по мою душу! Но ничего у вас, дорогая Таисия Егоровна, не получится. Займусь делами, глядишь, мегера позлится и уйдёт восвояси!»
   Наташа поставила в разогревшуюся духовку противень с главным блюдом и вздохнула от мысли, что кулинарный шедевр обошёлся в большую часть отложенных денег. «Ничего, до зарплаты протянем! А сегодня будем буржуями!»
   Резкий глухой звук вернул Наташу в реальность. «Такого ещё не было! – мысленно произнесла Наташа. – Похоже, от угроз мадам перешла к действиям!» Когда она открыла дверь в комнату, её взгляду предстала ужасная картина. Весь пол был залит водой, и в этой здоровенной луже, как маленькие айсберги валялись стеклянные осколки того, что ещё несколько секунд назад называлось аквариумом. На фоне показушно застывшей гостьи динамику сцене придавали конвульсивно бившиеся об пол две рыбки, которых Игорь назвал Чуком и Геком.
   – Я сегодня такая неловкая! – нарочито неискренне пропела Таисия Егоровна.
   – Постарайтесь хотя бы не подавить живых тварей ногами, – твёрдо произнесла Наташа, бросившись на кухню.
   Вернувшись с банкой воды, она присела и аккуратно подхватила двумя ладонями одну из несчастных.
   – Может, помочь? – злорадно произнесла Таисия Егоровна.
   – Поможете, если не будете шевелиться, – повторила просьбу Наташа и принялась спасать вторую рыбку.
   Та трепыхалась, никак не давая схватить себя, наконец, Наташе практически это удалось, но нога предательски поскользнулась. Острый осколок впился в колено. Наташа вскрикнула от боли, но не выпустила пойманную рыбку. Затем опустила её в банку, и только потом посмотрела на рану.
   – Ах, какая досада! – сокрушалась Таисия Егоровна.
   Наташа вытерла навернувшиеся на глаза слёзы с глаз, глубоко выдохнула и одним рывком, закусив губу, вытащила стекло из раны. Молча прошла в ванную и обернула коленку полотенцем.
   – Тебе помочь? – вновь безучастно спросила появившаяся через мгновение Таисия Егоровна.
   – Если крови попить, то пожалуйста! – сквозь слёзы улыбнулась Наташа и отдёрнула полотенце.
   – Зачем же хамить! – начала было говорить та, но Наташа не дала ей закончить.
   – Вот что, Таисия Егоровна! На кухню я вас не пущу – ещё дом взорвёте. В комнате вы уже наплавались, а предлагать вам санузел или балкон не позволяет воспитание, – Наташа выпрямилась и пошла на неё, отвоёвывая сантиметр за сантиметром своё жилище. – Когда Игорь вернётся, я обязательно передам, что вы заходили и очень расстроились, не застав его дома! Уверена, он перезвонит при первой же возможности!
   Наташа наступала, а Таисия Егоровна, словно рак, пятилась к двери, и когда её спина коснулась гладкой обивки, Наташа просунула руку у головы, провернула ручку замка и, решительно потянув дверь, выдавила гостью на лестничную клетку.
   – Всего хорошего! – сказала она и с удовольствием захлопнула дверь перед самым носом.
   – Отдай сына, дрянь! Слышишь, отдай! – раздался приглушённый голос снаружи.
   Но мозг уже блокировал посторонние звуки. Наташа подошла к стоявшей на тумбочке небольшой магнитоле и, прибавив до предела громкости, нажала кнопку воспроизведения. Разноцветные лампочки весело забегали на передней панели, а из хрипловатого динамика донеслось: «Don’t Worry, Be Happy!..»
   – Буду! Конечно же, буду! – произнесла Наташа и отправилась ликвидировать последствия стихийного бедствия.
   Игорь появился через час. Вставив ключ в замочную скважину, он потихоньку открыл дверь, и втянул носом чудный аромат, распространявшийся с кухни. Наташа колдовала над очередным салатом и не сразу его заметила. Минуту он молча стоял и просто смотрел. В ней одной он черпал силы, ради неё жил, работал, что ещё? Она была для него всем!
   – Ой, Игорёк, давно стоишь?
   – Всю жизнь! – нежно прошептал он и достал из-за спины букет багряных роз.
   Привстав на одно колено, он посмотрел ей прямо в глаза и добавил:
   – С нашим очередным, хоть и маленьким юбилеем!
   Наташа отложила дела и, поднявшись со стула, сделала несколько шагов к нему.
   – Что с ногой? – буквально вскрикнул Игорь, заметив коленку, залепленную пластырем с застывшей кровью.
   – Ерунда. Порезалась… А вот нашим рыбкам повезло меньше, – она показала на стоявшую на подоконнике трёхлитровую банку, в которой обосновались «телескопы».
   – Да, чёрт с этим аквариумом! Сильно поранилась?
   – Не очень, но думаю, шрам останется. По крайней мере, ты ни с кем меня не перепутаешь! – отшутилась Наташа.
   – Может, врача вызвать?
   – Может, ты наконец дашь мне цветы?! – рассмеялась она и, нагнувшись, чмокнула его в губы.
   – Конечно, Наташка. Но всё-таки…
   – Иди переодевайся! – скомандовала она, осматривая кухню в поисках вазы.
   – Уже ушёл, – крикнул он из коридора и уже из ванной добавил: – Наташа, засунь в холодильник пиво.
   – Купил таки! – выдохнула она.
   – Я обещал не пить. – раздался его голос. – Это назавтра – лечиться после предстоящего злоупотребления.
   Через пять минут умытый и переодетый Игорь вновь возник на кухне. Бросив взгляд на стоявшие везде миски с закусками, он прикрыл глаза и томно произнёс:
   – Божественно, милая! Я захлёбываюсь слюной!
   – Садись, перекусишь.
   Усевшийся за стол весь в предвкушении Игорь неотрывно наблюдал за Наташей, не в силах отвести от неё глаз.
   – Что на работе? – спросила она в какой-то момент.
   – Как обычно! Шеф пытался впарить иностранцам, что им абсолютно было не нужно. Однако, как только он согласился скинуть больше половины цены, у них мгновенно проснулся интерес. Ну а дальше буквально миллиметр за миллиметром по каждой позиции. А я изгалялся как мог, не забывая при этом посматривать на часы. А у тебя что хорошего?
   – Ничего особенного. Убралась, готовлю… Да, твоя мама приезжала.
   Повисла пауза. Было слышно, как под крышкой в сковородке разогревается масло.
   – Снова? – коротко спросил Игорь, и улыбка сошла с его лица.
   – Да.
   – И?
   – И ничего хорошего, – без эмоций произнесла Наташа, убавляя огонь.
   – Поругались?
   – В обычном смысле слова – нет, но я впервые не сдержалась, – Наташа повернулась, и он заметил отчаянный взгляд.
   Игорь поднялся и, нежно приобняв, прижал её к себе.
   – Она… она… – пыталась сказать Наташа. – В общем, на лестнице Таисия Егоровна выдала небольшой монолог в мой адрес…
   – Аквариум тоже она чукагекнула?
   – Аквариум – ерунда! Тебе надо с ней поговорить. Может быть, чаще заезжать к родителям. Её ведь тоже можно понять.
   – Ты же знаешь! Я там больше двадцати минут не выдерживаю, – ответил он. – Иногда у меня складывается впечатление, что их идея вернуть меня переросла в клиническую навязчивость. Может, всё из-за того, что отца никак не переназначат. От этой неопределённости они стали невыносимы!
   – Знаю, что тяжело, – тихо произнесла Наташа, – но обещай, что съездишь.
   – Обещаю, – твёрдо вымолвил он. – Нои ты пообещай, что впредь, если меня нет дома, не открывать ни при каких обстоятельствах. А то ведь так никаких коленок не хватит!
   Игорь не стал слушать того, что она ответит. У него с Наташей разногласий не было, разве что по пиву, но ведь это так, несерьёзно. Чувственный поцелуй словно невидимой печатью скрепил достигнутую договорённость. Неизвестно сколько минут они стояли в объятиях, если бы в дверь не позвонили. Наташа попытался отстраниться от него, но Игорь не отпускал.
   – Открой, ну же, – прошептала она. – Наверное, первые гости пришли.
   – Пусть подождут. Я уже не помню, когда тебя целовал в последний раз.
   – Забыл, что ли? Вечером, – рассмеялась она.
   – Вечером! Это почти в прошлой жизни!
   – Ну, отпусти же. Неудобно.
   – Только пообещай, что никуда не исчезнешь.
   В дверь снова позвонили – на этот раз два коротких и один длинный.
   – Это Вовка! Его манера, – уверенно предположила Наташа, помня, как два года назад они квартировали у друзей. – Ну, иди уже.
   – Сначала обещание, – настаивал он.
   – Какое? – она сделала вид, что не поняла.
   – То самое… – щуря глаза и улыбаясь, произнёс он. – Или гости умрут от голода.
   – Хорошо, дурачок. Обещаю.
   – Что? – словно на сцене вдохновлённо сказал он.
   – Что всегда с тобой. С того самого дня и до дня последнего!
   – Я тебя люблю.
   – И я, – Наташа вырвалась и, поправляя причёску, бросила: – Открывай…
   Лучше старых друзей нет ничего. Они всё о тебе знают, а ты всё знаешь о них. Поэтому не возникает потребности тратить драгоценные минуты редкого общения на то, чтобы наводить мосты и производить впечатление. Достаточно быть самим собой. И приятный разговор будет услаждать мозг, а хороший алкоголь услаждать тело вне зависимости от количества выпитого.
   И в этот вечер было так. Много шутили, смеялись, рассказывали какие-то серьёзные и несерьёзные истории, которые успели приключиться с момента последней встречи, вспоминали институт и бесшабашную студенческую жизнь. Одним словом, за скромным столом в небольшой квартире всем было хорошо.
   – Друзья, позвольте поднять бокал за… – Вова сделал паузу, и все замерли. – За Наташу и Игоря. За их любовь. За их веру друг в друга. И, конечно же, за грядущую свадьбу, которую они зажали!
   – Зажимают-зажимают, – согласилась Стелла. – Ну, ребята, когда же решитесь?
   – Да мы готовы, – за двоих ответил Игорь. – Только немного подсобираем эскавэ и… этот день случится.
   – Замётано, – по-деловому подчеркнул Максим, муж Стеллы. – Если потребуется небольшой кредит – только скажите. Условия хорошие. Без процентов, на самый что ни на есть длительный срок.
   – Спасибо, Макс, – искренне поблагодарил Игорь. – Но каким я буду мужчиной и какое я буду иметь право на эту удивительную девушку, если сам не заработаю на свадьбу! Да и, говорят, деньги портят отношения.
   Пока парни балагурили о чём-то своём, Стелла прошептала Наташе на ухо:
   – Я так понимаю, в этом году торжества не будет? Мужики могут бахвалиться сколько угодно, но мы-то женщины. Так что, подруга, подумай о словах Максима.
   – Мы с Игорем говорили о свадьбе – он хочет в мае.
   – Ни в коем случае! – возмутилась Стелла.
   – Это почему?
   – Примету народную, знаешь? Поженились в мае – всю жизнь маяться придётся.
   Наташа только вздохнула и подумала: «Можно и помаяться. Лишь бы вместе – в любви и в счастье».

Глава V

   В небольшом тесном магазине Наташа колдовала над списком покупок, одной рукой вычёркивая ненужное, а второй держала на весу дамскую сумку с несметными по объёму сокровищами. Предновогоднюю зарплату выдали в… мешке, а точнее, в мешочке. Да-да, именно в мешочке, наполненном новыми сторублёвыми монетами. И хоть заработанных денег реально было с гулькин нос, но весили они солидно! Наташа вспомнила первую реакцию, когда увидела этот скарб вместе с ведомостью.
   – Это что?
   – Деньги, дорогая Наташа! В отличие от деревянных невзрачных рублей эти хоть блестят. Такие уж привезли из банка. Тебе ещё ничего – терпимо! А вот Аркадию Моисеевичу, с его то зарплатой, придётся заказывать такси, ибо не донесёт до дома, – проинформировала кассирша.
   – Ах, Агнесса Викторовна! – улыбнулась Наташа. – Если бы у меня была зарплата, как у нашего шефа, я бы их и волоком дотащила…
   Встав к кассе, Наташа терпеливо ожидала своей очереди. «Минут на семь, не меньше!» – прикинула она потерянное время, и стала машинально изучать людей, находившихся рядом. Странно, но, несмотря на самый канун Нового года, их лица не были отмечены настроением праздника. «А ведь раньше… – в голове сразу всплыли образы из детства, но она тут же оборвала себя. – Рассуждаешь, как старуха! Вот в наше время то, в наше время сё… Теперь тоже наше время!.. А ведь если подумать, я и есть почти старуха. Осунулась, круги под глазами. Если бы сейчас Игорь впервые увидел меня, то, пожалуй, не обратил даже внимания, прошёл бы мимо. И не только Игорь! Кому такая нужна?» Она посмотрела на свой пуховик пятилетней давности.
   – Девушка, с вами всё в порядке? – послышалось сзади.
   Наташа так ушла в свои мысли, что не заметила, как очередь немного продвинулась. Обернувшись, она увидела самого что ни на есть обычного парня, который отличался от других только тем, что мило улыбался.
   – Простите. Задумалась, – ответила она и ногой продвинула корзинку вперёд.
   – Что с вашим настроением? – тут же поинтересовались парень.
   – Нормальное настроение.
   – Я вижу, что нормальное, а почему не новогоднее? Осталось каких-то пять часов. В телевизоре появится президент, пообещает, что в наступающем году будет лучше, зарядит оптимизмом…
   – Он бы зарядил меня ещё большим оптимизмом, если бы в данную минуту стоял рядом с нами с такой же «полной» корзинкой.
   – О! Вы из тех, кто критикует власть?! – попытался пошутить парень.
   – Нет, я из тех, кто каждое утро просыпается и первым делом благодарит и президента, и премьера, и прочих Шахраев! Правда, слова благодарности особые, но это, видимо, от переполняющих меня чувств.
   – Мне нравится ваша ирония! – воскликнул «обычный» парень. – Кстати, меня зовут Порфирий, а вас?
   – Раз Порфирий, значит, меня зовите Марфой!
   – Нет, не по приколу, на самом деле меня зовут Порфирий. Мой отец – страстный поклонник Достоевского, наградил меня этим именем в честь одного из его героев.
   – И в профессии вы с героем схожи?
   – Да, – несколько ошарашенно отреагировал собеседник. – А как вы догадались?
   – Интуиция, – коротко бросила Наташа и вновь продвинулась в очереди.
   – И всё-таки, как вас зовут? В существование Марфы я не поверил.
   – Дедукция? Вас ждёт сумасшедшая карьера в профессиональной сфере! У меня простое имя – Наташа. Разочарую вас, мои родители слишком критично воспринимают творчество Льва Толстого, чтобы назвать свою единственную дочь в честь героини «Войны и мира».
   – Понятно! – приветливо улыбнулся парень. – А вы знаете, Наташа, с каждой минутой вы нравитесь мне всё больше. Если так пойдёт и дальше, то у кассы я непременно в вас влюблюсь!
   – И напрасно, – улыбнулась она. – Я замужем.
   – Позвольте не поверить. А где же символ верности и счастья?
   – Что? – не поняла Наташа.
   – Обручальное кольцо?
   Наташа посмотрела на правую руку и, немного запнувшись, тут же нашлась и ответила:
   – Время неспокойное, чтобы по улицам в золоте разгуливать.
   – Как работник прокуратуры, вынужден согласиться с оценкой криминальной обстановки. Но вот по поводу семейного положения мои сомнения только усилились.
   – Не тешьте себя.
   – А я рискну! – настаивал парень и, достав из внутреннего кармана конверт, протянул его Наташе.
   – Что это?
   – Приглашение в ресторан на встречу нового 1996 года! Мне мой одноклассник, который теперь почти олигарх, презентовал на две персоны. Одной, соответственно, буду я, а вот второй хочется, чтобы стали вы. Не подумайте ничего плохого. Вы действительно мне нравитесь. Возможность любви с первого взгляда ещё никто не опроверг.
   – Спасибо, но я не могу принять. – сказала Наташа и протянула конверт обратно.
   – Почему?
   – Я же сказала, что замужем.
   – Знаете, Наташа, оставьте его у себя. Чего только не случается в новогоднюю ночь!
   – Хорошо. Я возьму, – произнесла Наташа. – Но вы уже взрослый мальчик, Порфирий, чтобы верить в чудеса. Поэтому желаю вам не разочароваться!
   – Девушка, вы будете оплачивать покупки или будете глазки строить?! – оборвал её голос грузной женщины, восседавшей за кассой.
   – Буду оплачивать! – ответила Наташа и, вывалив содержимое корзинки на ленту, тут же открыла сумочку с мешком «счастья».
   – О господи! Что за страна! – воскликнула кассирша. – Сегодня уже восьмая приходит расплачиваться с мешком! У меня их ссыпать некуда!
   – Я же не виновата, – выдохнула Наташа.
   – Никто не виноват! – согласилась кассирша и начал медленно пробивать товар.
   Лишившись части тяжести, Наташа закрыла сумку и, повернувшись к соседу, сказала:
   – С наступающим, Порфирий, прощайте!
   – А я буду ждать! – произнёс он вполне серьёзно.
   – Как хотите, – бросила в ответ Наташа и, подхватив поклажу, выпорхнула на улицу.
   Погода была самая праздничная. Мягкий снежок медленно опускался на землю, с каждой минутой всё плотнее укутывая её белым одеянием. Наташа аккуратно ступала по нему, словно боясь испортить эту красоту.
   «Похоже, я ошиблась. Кажется, я сейчас понравилась… Порфирию. Выходит, не такая уж я и старуха! – подумала она. – Сейчас забегу за срочным заказом и домой!» Наташа свернула в переулок, который вскоре привёл её к отремонтированному старинному особнячку, на двери которого красовалась золотая табличка с выгравированным названием, судя по всему, успешной фирмы. Она позвонила в дверь, а когда та отворилась и на пороге возник плечистый охранник в чёрном костюме и галстуке, представилась.
   – Да, я жду вас, – сказал тот и протянул ей пакет. – Вот, возьмите. Также меня просили передать, что работа должна быть выполнена завтра к 15:00.
   – Погодите! – откликнулась Наташа. – Но мне говорили, что срок сдачи только третьего января!
   – Не знаю. Может быть, изменились обстоятельства. Но также просили передать, что скорость исполнения будет оплачена дополнительно. Но если не успеете, не получите ничего. Такие условия. И ещё меня предупредили, если вы откажетесь, то через полчаса работа будет передана другому. Итак, соглашаетесь?
   Наташа молча взяла конверт и, прикинув его на вес, подумала, что тот потянет листов на пятьдесят. «Встанем с Игорьком завтра ни свет, ни заря, и в четыре руки закончим!» – заключила она.
   Теперь ей ничто не мешало поспешить домой, где её ждал главный человек всей жизни. «Главный? – сама себе ухмыльнулась Наташа и повторила. – Главный?.. Сомневаешься?»
   Нет, конечно же, она любила его, но… Всё уже было не так, как раньше. Четыре года после института, а что осталось от того прекрасного прошлого? Любовь? Надежда? Мечта, что когда-нибудь они поженятся? Игорь не отказывался. Но суетясь, и гоняясь за каждой копейкой, в один из октябрьских дней 1994 года, как и многие другие, он побежал в обменный пункт и на все сбережения купил валюту, курс которой взлетел чуть ли не в два раза. Через несколько дней курс откатился назад, но купленные в панике доллары стали для них практически золотыми. Потом тот день назвали «чёрным вторником», и в самом названии слышалось что-то пиратское. А в сухом остатке – денег на свадьбу снова не было. Игорь был подавлен, окончательно разругался с родителями. Всё пошло наперекосяк. Он лишился неплохой работы, оправдывая потерю тем, что начальство не ценило его. Конечно, наверняка и это было, но, глядя, как он меняется, Наташа понимала, что дыма без огня не бывает. Последние месяцы Игорь был нервным, раздражительным, часто срывался не только на работе, но и дома. Кому нужен такой работник? Карьерные ожидания оказались завышены, временное жильё опостылело, неустроенность толкала его на поиск виноватых. Когда он был трезв, то винил себя, просил прощения. А когда выпивал, виноваты были все и даже она. Какой только чуши Наташа не слышала в такие минуты! Но больше всего её угнетало, что она не заметила, как потребность пить вытеснила из Игоря все другие желания. Разве она не сопротивлялась, разве не боролась?! Чего только не перепробовала! И всякий раз прощала, прощала, прощала…
   «Заканчивается ещё один год. Сплошь серый от будней, которых было ровно 365! Господи! Что хорошего случилось в этом году? Ну хоть что-то же должно было быть!» – тяжёлые мысли не давали ей покоя. Наташа остановилась, пытаясь настроиться на позитивный лад, но ничего светлого в голову не приходило!
   Игорь уже год был без работы, а она только и делала, что металась из одного места в другое, пытаясь хоть как-то свести концы с концами. Поначалу Игорь помогал. Но когда пристрастие сменялось депрессией, требовавшей новой дозы, круг замыкался.
   «Сколько времени мы не занимались любовью? – задалась вопросом Наташа. – Полгода? Больше? Год? Господи, какой тяжёлый год!»
   Две недели назад Игорь встретил в дверях вернувшуюся Наташу и молча вручил ей мятый листок бумаги. Раскрыв его, прочитала: «Я решил бросить пить! Помоги мне!» Ему было тяжело стоять, колени предательски подкашивались. Трясущейся рукой он держался за вешалку, отчего та напоминала дерево на ветру. По провалившимся скулам текли слёзы. Он тяжело дышал, а губы пытались что-то беззвучно произнести. Наташа прижалась к нему и заплакала…
   «Вот оно, то самое, позитивное! – её будто осенило. – Ведь он сам отважился, сам решился! И это главное!»
   С утра она успела приготовить незамысловатый праздничный ужин. Окинув взглядом блюда, Наташа успокоила себя мыслью, что хоть стол будет без изысков, но если зажечь свечи, то и скромность вполне может стать романтичной.
   – Как же я забыла про торт! – неожиданно вскрикнула она так, что проходившие мимо люди шарахнулись в сторону.
   В памяти возник виноватый взгляд Игоря, обратившегося с этой нелепой просьбой. Осмотревшись вокруг, она увидела невдалеке мерцающую вывеску «Кулинария» и тут же с надеждой на лучшее бросилась навстречу. Холодок пробежал по спине, когда она рванула дверь, но та оказалась закрытой. В исступлении, продолжая дёргать ручку, она уже была готова впасть в отчаянье, когда сообразила, что дверь открывается вовнутрь.
   – Тортики есть? – крикнула, оказавшись в зале.
   – Всё разобрали, – равнодушно отозвалась продавщица.
   – Ну хоть какой-нибудь, хоть самый маленький! – взмолилась Наташа.
   – Маленькие разобрали в первую очередь.
   «Это конец! – Наташа посмотрела на часы, понимая, что уже никуда не успеет. – Всего-то торт попросил!» Она мучительно соображала, пытаясь найти хоть какое-нибудь решение.
   – Кого хотела сладким порадовать? – оборвала её мысли продавщица.
   – Мужа, – выдохнула Наташа.
   – Тьфу! Мужикам не кремы с сахарами нужны. Им на Новый год, чтобы бутылочка была, а лучше, так две.
   – Мой не пьёт.
   – Ух ты! – продавщица с интересом посмотрела на неё. – Больной, что ли?
   – Уже не пьёт, – пробурчала Наташа.
   – Везёт тебе, подруга! А мой сегодня зальётся.
   Наташа взглянула на неё. Сразу незамеченная за мыслями работница прилавка оказалась женщиной лет сорока, скорее всего, начавшая в последнее время набирать вес. При этом в чертах её лица ещё улавливалась былая красота. Наташа, как смогла, улыбнулась и произнесла:
   – С наступающим вас. Счастья!
   Подойдя к выходу, она на мгновение остановилась, соображая, в какую сторону открывать дверь, как услышала сзади:
   – Эй, погоди!
   – Вы меня?
   – Большой торт возьмёшь?
   – Какой большой?
   – Огромный. Только знаешь, сколько он стоит?
   – Любые деньги! – взмолилась Наташа.

   Она вернулась к прилавку, а продавщица открыла холодильник и достала оттуда не просто торт, а тортище, какие обычно делают на заказ.
   – Это? – неуверенно произнесла Наташа.
   – Берёшь? – продавщица подмигнула. – Заказывали на свадьбу. Час назад позвонили и отказались. Сама хотела домой снести.
   – Да… как же… тогда вы… а я что-нибудь придумаю… – невнятно пролепетала Наташа, не отрываясь от сладкого монстра.
   – А давай пополам! – предложила продавщица.
   – В смысле?
   – В прямом! – она достала из-под прилавка большой нож. – Тебе какую половину: с кольцами или с лебедями?
   – Мне?..
   – Если не возражаешь, я возьму с птицами. Мой-то охотник, вот и скажу ему, что торт с намёком – дескать, ни пуха ни пера. Согласна?
   – Согласна, – прошептала Наташа, и тут же острый нож ловко разделил кондитерское изделие на «радость охотника» и «семейное счастье».
   – Сейчас упакую, и беги к своему ненаглядному! – продавщица рассмеялась застывшему лицу покупательницы.
   – А сколько стоит?
   – Пусть это будет мой подарок. Ведь от него и так отказались, а денежки-то уплачены!
   В предвкушении реакции Игоря Наташа открыла квартиру, тихонько просочилась в прихожую и, впорхнув в залитую светом комнату, пропела:
   – Та-дам-да-дам! А вот и я!..
   В следующее мгновение у неё перехватило дыхание. Губы задрожали. Словно заводная кукла, она начала трясти головой из стороны в сторону. Горло сдавило так, будто сотни шипов колючей проволоки одновременно впились в неё. Она хотела что-то сказать, но только молча моргала. Сколько это длилось – несколько секунд или минут – время перестало существовать. Потом всё вокруг поплыло, закружилось, словно какая-то сила начала засасывать действительность в невидимую воронку. Ноги подкосились, и она как стояла, так и сползла по стенке без чувств.
   «Тишина! Почему такая тишина? Почему всё белое? – мозг попытался перезапуститься, едва она открыла глаза. – А! Поняла. Это потолок. А почему я смотрю в потолок? Я лежу? Почему я лежу? Ведь сегодня Новый год! А Игорь, где Игорь?»
   Имя любимого, словно гром с ясного неба, с треском и шумом вернул её в покинутую реальность. Она хотела что-то сказать, но неожиданно даже для себя самой из горла послышалось приглушённое скуление, и в ту же секунду глаза налились слезами. Она так и лежала, боясь пошевелиться, словно напуганный ребёнок, оставленный родителями в тёмной комнате после страшного фильма.
   Через некоторое время Наташа начала понемногу успокаиваться. Прошло ещё минут десять, пока она смогла пошевелить сначала одной рукой, потом другой, не спеша приподнялась и всё ещё без сил присела к стене.
   В квартире было тихо. Лишь изредка беззвучие нарушал приглушённый храп, который больше походил на звериный плач. Опираясь на дрожащие руки, Наташа медленно поднялась и резко зажмурила глаза, которые внезапно окутала тёмная пелена. Чтобы снова не потерять сознание, она на мгновение остановилась и глубоко задышала. «Не торопись, спокойнее! – скомандовала сама себе и выпрямилась, боясь снова посмотреть туда. – Ты ведь уже такое видела. Что поделать, не каждому в этом мире дано быть сильным!»
   Игорь как сидел, так и, завалившись на стол, уснул лицом в тарелке с «пурпурной шубой» и рукой в оливье. Рядом на столе лежала пустая бутылка водки – немой свидетель разыгравшейся здесь драмы. Наташа подняла бутылку и поднесла к носу. В последнее время чего только не мешают в это пойло. Но никакого технического или прочего отталкивающего запаха она не почувствовала. Отравление суррогатом отметалось, что позволило ей немного выдохнуть. Веки снова задёргались в желании разреветься, но на этот раз слёзы не торопились появляться. Она плакала, но только не глазами, а душой, и это было непереносимо больно. «Что же ты наделал, Игорь! – орала она внутри себя. – Что же ты наделал!» С этим она прошла на кухню, смочила полотенце. Вернувшись в комнату, освободила руку Игоря из майонезного плена и тщательно вытерла. Аналогичные пассы проделала и с лицом. Очевидно, употреблённое количество алкоголя отправило Игоря в полный нокаут. Он был податлив, словно пластилин, и никак не реагировал. Расстелив простыню и взбив подушку, ей с трудом удалось перетащить его на кровать.
   Собрав испорченные салаты в мусорный пакет, Наташа вышла к мусоропроводу и на лестничной клетке столкнулась с соседкой – молодой женщиной, работавшей с мужем на заводе. Несмотря на разницу интересов, Наташа находила с ней общие темы. Вот и сейчас весёлая и разрумянившаяся Таня с ходу бросилась ей на шею.
   – С наступающим, Натаха!
   – И тебя, Таня!
   – А чего это у вас так тихо? – без задней мысли поинтересовалась соседка.
   – Готовимся, Танюш.
   – А это что? – та показала на пакет. – Уже наелись?
   – Нет, пересолила, – ответила Наташа, отводя глаза.
   – Значит, ещё любишь своего ненаглядного Гарика! – громогласно констатировала Таня и добавила: – Заскучаете, заходите к нам! У нас компания – атас!
   Обменявшись с соседкой традиционными новогодними пожеланиями, Наташа вернулась в квартиру и обречённо разложила на кухонном столе пачку листов с текстом, перевод которых уже завтра ей предстояло сдать заказчику. На автомате взгляд задержался на сумочке. Непонятно с чего её охватил испуг, и она резко отвернула голову. Однако, влекомая тайным интересом, Наташа вытащила конверт, полученный от обладателя редкого для девяностых годов двадцатого века имени Порфирий, и прочитала:

   «Глава российского концерна «Роспласт» господин Георгий Анатольевич Двинский имеет честь пригласить Вас встретить вместе приближающийся 1996 год! Эта новогодняя ночь подарит приятные эмоции и станет незабываемой! В этот вечер вместе с нами будет приглашённая звезда мировой поп-сцены…»

   Далее по-английски был написан сценический псевдоним, от которого у Наташи даже перехватило дыхание. Местом проведения незабываемого мероприятия был обозначен ресторан «Метрополь», в который нужно было прибыть к 22:00. Ниже была сноска о дресс-коде – коктейльное платье. Закрыв глаза, она представила себя в элегантном обтягивающем фигуру чёрном платье с вырезом в виде галочки, дерзко подчёркивающей декольте.
   Под лучами софитов она входила в зал с монументальными светильниками на стенах, витражным куполом и фонтаном из мрамора.
   – Госпожа Коваленская! Вы восхитительны! – произнесла она голосом немного ниже обычного.
   – Ах, бросьте, господин Двинский! Вы говорите это всем женщинам! – немного игриво ответила она за себя.
   – Помилуйте, как можно! Право же, я не заслужил вашего упрёка!
   – Однако, господин Двинский, на присланном приглашении вы не указали моего имени!
   – Простите великодушно! Это негодник Порфирий – мой секретарь! Не смейте сомневаться, завтра же он будет уволен!
   – А мне он показался весьма славным молодым человеком.
   – Если так, то я уволю его немедленно! – фантазия оборвалась, когда из комнаты раздался храп Игоря, и вернувшаяся в реальность Наташа приказала себе: – Довольно! За работу! Эту новогоднюю ночь ты и так никогда не забудешь!
   Затем она улыбнулась, аккуратно вложив открытку в конверт, открыла форточку и изящным движением распростилась с неосуществившейся надеждой. Подхваченный порывом ветра, конверт на мгновение взмыл и тут же, словно бумеранг, на мгновение прибился к стеклу, чтобы через секунду исчезнуть навсегда.
   Ближе к полуночи она негромко включила в комнате маленький телевизор и, прослушав поздравительную речь нелюбимого президента, уже было собралась выключить его, как резко подскочила и бросилась на кухню. Отыскав в холодильнике единственный напиток, коим оказался початый кефир, она немного плеснула в чашку, и к началу боя курантов вновь стояла перед телевизором.
   Зажмурившись и крепко зажав в ладони чашку, Наташа неожиданно для себя начала шептать:
   – Боже, дай мне силы! Больше ничего не прошу! Немного сил, совсем немного!
   С двенадцатым ударом она залпом влила в себя кисломолочный продукт и закашлялась. «Ох, и дура же ты, Наташка!» – пронеслось в голове, и слезинка скатилась по щеке. В это время на экране засветились титры новогодней программы «Старые песни о главном». «Посмотрю немного», – решила она и целиком растворилась в причудах сюжета и с детства знакомой музыке, подслащённой доставшейся ей половинкой «семейного счастья».
   Так и не сомкнув глаз, около двух часов дня первого января она поставила точку в последнем предложении и, потянувшись, бросилась приводить себя в порядок.
   Не подававший всю ночь признаков присутствия Игорь продолжал спать. Надев пуховик, Наташа бросила на него взгляд, полный сострадания то ли к нему, то ли к себе, и выбежала из квартиры…

   – Вы? Не сменились? – спросила она, когда всё тот же охранник распахнул дверь офиса.
   – Всяк зарабатывает на жизнь, исходя из возможностей, а уж только потом из желаний, – коротко бросил тот.
   – Вот, пожалуйста, – она протянула ему конверт. – Я успела?
   – Успели. С минуты на минуту жду курьера.
   Вручая Наташе конверт, охранник произнёс:
   – Прошу пересчитать, здесь 300 долларов.
   – Вроде договаривались на сто? – неуверенно произнесла она. – Наверное, ошиблись.
   – Никакой ошибки, – произнёс охранник. – Хозяин – человек щедрый. Так что берите. С Новым годом!
   – И вас! – сказала Наташа и быстро зашагала к выходу с надеждой, что щедрый хозяин не передумает.
   В дверях она наскочила на входившего мужчину лет за пятьдесят с небрежно обмотанным вокруг шеи шарфом и в дорогом пальто. Дабы избежать столкновения, Наташа учтиво уклонилась в сторону, пропуская вошедшего вперёд. Тот внимательно, словно в ломбарде, осмотрел её и улыбнулся.
   – Вы здесь работаете? – спросил незнакомец.
   – Я переводчик, работаю по договорённости.
   – Хорошенькие ныне переводчики, – сказал тот.
   – И курьеры солидные! – не размышляя, бросила в ответ Наташа.
   – Курьеры? – спросил мужчина и посмотрел на охранника.
   – Анатолий Михайлович, это я сказал даме, что сейчас за переводом должен прийти курьер.
   – Понятно, – ответил Анатолий Михайлович. – Ну, что же, милая девушка, с новым счастьем!
   – И вам того же!

   Получить деньги, которых точно хватит на несколько месяцев, – разве это не повод для радости? Однако прилива положительных эмоций Наташа не испытывала. А хуже того, ею всецело овладело странное чувство, – наверное, впервые за все эти годы ей не хотелось возвращаться домой! При одной только мысли, что сейчас она откроет дверь и наденет домашние шлёпанцы, ей стало не по себе. То и дело перед глазами возникала картинка лежащего в салате Игоря. Она с силой зажмурила глаза, пока не появились белые блики, но едва раскрыла, картинка новогодней ночи вновь проявилась в сознании.
   Остановившись у подъезда, Наташа на мгновение замерла. Сейчас ей нужно было сделать шаг, – может быть, самый важный шаг в её жизни! Ноги не слушались, мозг призывал не горячиться, ещё раз взвесить все за и против. И в этот момент всё вдруг стало просто и понятно. Почувствовав необычайную лёгкость движения, она буквально влетела в квартиру.
   Из ванной доносился шум воды, постель была не убрана, что говорило о недавнем пробуждении Игоря.
   «У меня есть пара минут», – подумала она с такой отрешённостью, что сама же вздрогнула.
   – Наташка… тут такое дело… я… в общем… у меня нет слов… Извини, – начал объяснять Игорь, едва появился в комнате.
   Он внимательно посмотрел на происходящее и нерешительно спросил:
   – А что ты делаешь?
   – Во-первых, здравствуй! – ответила она, продолжая укладывать дорожную сумку.
   – А во-вторых?
   – А во-вторых, Игорь, надо вовремя останавливаться. Вот я и решила, что пришёл и мой черёд.
   – Ты… уходишь от меня? – голос его дрогнул. – Чёрт! Из-за того, что я устал, выпил и немного расслабился?
   – Нет, не из-за этого.
   – Тогда из-за чего?
   – Из-за того, что ты не сдержал своего слова. Из-за волшебной новогодней ночи, которую ты мне подарил. И из-за того, что ты стал другим. Из-за того, что ты наплевал на всё хорошее, что было в прошлом, утопил в водке настоящее, а главное – лишаешь себя будущего! Ты перестал быть интересен самому себе, поэтому ничего удивительного, что ты перестал быть интересен другим. Где наши друзья? Почему они больше к нам не заходят?
   – Потому что они!.. – вскрикнул Игорь, пытаясь привести сотню заезженных в своей голове аргументов.
   – Потому что они больше не могут смотреть на то, во что ты превратился, – закончила за него Наташа. – И я больше не хочу. Решил губить себя – дело твоё. В таком деле тебе зрители не нужны! Ты сейчас один на сцене. Ну, чего же ты молчишь? Грянь монологом. Дескать, я так любил этот мир, но…
   Игорь присел на стул и молча слушал всё, что она говорила. «Чушь! Чушь! Чушь! – повторял он про себя. – Всё не так! Не так!.. Как она может такое говорить? Ведь это же не какой-то начальник и даже не мать, это ведь она – та, которая всегда меня понимала».
   – Я слишком долго пыталась тебя понять, – словно прочтя мысли, продолжила Наташа. – Прости, Игорь. Возможно, мне надо было сделать это раньше, но я тебя любила.
   – Любила? – с издёвкой произнёс он. – А теперь разлюбила?
   – Не знаю… но сейчас это не любовь.
   Застегнув молнию, она присела на диван, будучи не в силах больше сдерживаться. Слёзы текли по её окаменевшему лицу, словно крохотные водопады.
   – Наташа! Погоди! – Игорь вскочил и в одно мгновение оказался перед ней.
   Жестом она остановила его, затем поднялась, достав из сумки три зелёные купюры и остатки мешочка «счастья», выложила всё на стол.
   – Это тебе. Ты волен делать с ними всё, что хочешь. Можешь пропить, можешь попытаться начать новую жизнь. Решай сам.
   Наташа вышла в прихожую и, надев сапоги, начала уже было натягивать пальто, как услышала:
   – Я что, нищий? Да я, если захочу! Забери свои деньги! – Игорь смахнул сторублёвые монеты вместе с долларами на пол.
   Капитал разлетелся по комнате, оглушив звоном.
   – Подними деньги, – спокойно произнесла Наташа. – Я их не на паперти заработала.
   Она подхватила сумку и, тихо прикрыв за собой дверь, начала медленно спускаться по лестнице.

Глава VI

   – Такие дела, Елизавета Максимовна, – произнёс Игорь и, подняв чашку, сделал пару глотков остывшего чая.
   – Плохие дела, Игорь.
   – Куда уж хуже!
   – Три месяца назад, когда Наташа появилась у нас на пороге, на ней лица не было. Мы с Александром Сергеевичем, грешным делом, подумали, что ты её обидел. Она ведь у нас терпеливая. Знаешь, в седьмом классе её невзлюбила новая учительница математики. Мы с отцом ничего не понимаем, вроде дома всё учит, а как в школе, так двойка. Спрашиваю её, за что? Она молчит и только твердит – обещаю исправить. Пошла я к учительнице, интересуюсь причинами неуспеваемости, а та в ответ, дескать, а вы ничего не знаете? Дочь ваша, говорит она мне, пошла на принцип – решает задачи своим способом. Я и спрашиваю, правильный ли способ, которым Наташа решает, сходится ли ответ? А учительница так спокойно отвечает, что сходится и есть такой способ, но его используют в старших классах. Я пытаюсь возразить, мол, разве это плохо?
   – Нашла коса на камень!
   – Да. Но ты представь, всякий раз учительница начинает урок, вызывает её к доске, а Наташка всё равно решает по-своему.
   – Она такая!.. Что она обо мне рассказала?
   – Сказала, что тебе самому надо найти себя, а вдвоём не получится.
   – Наташка святая! – выдохнул Игорь. – Она всегда права, как мне не тяжело это признать. Знаете, Елизавета Максимовна, она умнее меня. Мне иногда кажется, что с нею я замахнулся на что-то такое, чего недостоин. Но без неё я – не я. Верите ли, когда Наташа рядом, вроде всё так, как и должно быть. А не стало, и это «всё» рухнуло.
   – Давай чаю горячего подолью? Или, может, чего покрепче?
   – Не надо крепче.
   – Бросил?
   – Скажем так – взял себя в руки. Я же после неё запил так, что еле откачали. Соседи заметили, что свет не выключается, а в квартире тихо. Взломали дверь, а я уже одной ногой в очереди на кладбище. Скорая, реанимация… очнулся голый, вокруг всё белое. Струсил так, что до сих пор трясёт от воспоминаний. Думаю, конец – приплыл! Лежу, жду, когда явятся товарищи с нимбами, и злость меня взяла. Спросят, как прожил жизнь, а мне и ответить нечего. Тогда вспомнил Наташу и подумал – ведь было хорошее, только сам разрушил. Хочу крикнуть…
   В коридоре скрипнула дверь, Игорь резко оборвал рассказ.
   – Наташа? – прошептал он.
   Елизавета Максимовна молча кивнула в ответ.
   – Мама, я дома! – раздался из коридора усталый голос Наташи. – На улице тепло, листва на деревьях распускается, ещё немного и начнётся настоящее лето…
   Заметив Игоря, Наташа замолчала. Некоторое время они стояли и, не отрывая глаз, молча смотрели друг на друга. Внешние перемены в Игоре с момента их последней встречи были разительны. Сейчас перед ней был помолодевший, аккуратно одетый мужчина из периода, когда всё было хорошо. Лишь полный грусти взгляд говорил о том, чего ему это стоило.
   – Здравствуй, Игорь, – наконец произнесла она.
   – Здравствуй, Наташенька… Я… приехал сказать, что начал новую жизнь, как ты тогда и говорила. Не сразу, конечно, но начал.
   – Я очень рада.
   Наташа мигнула и, ничего больше не сказав, вышла с кухни. Игорь посмотрел на Елизавету Максимовну.
   – Чего застыл? – тихо произнесла она. – Иди же к ней!
   Игорь кивнул и вышел вслед. Оглядевшись, он заметил в зале стоявшую у окна Наташу. Он подошёл и, перебарывая волнение, прошептал:
   – Наташа…
   Она обернулась и так же шёпотом откликнулась:
   – Почему ты так долго ехал?..
   Любовь – странная и обыкновенная, ожидаемая и неожиданная, весёлая и грустная, счастливая и несчастная! Если спросить разочаровавшихся в ней, что же такое любовь, они, не задумываясь, ответят – угнетающая, выедающая изнутри, лишающая всего того приятного, что даётся человеку, болезнь. А те, кому в любви повезло, непременно ответят, что любовь – сказка. Однако даже в сказке не всегда всё хорошо! Разве кто-то будет сопереживать героям, которые просто встретились, полюбили, прожили всю жизнь и умерли в один день? Дело в нюансах. Без разлуки невозможно ощутить радость встречи, а без ссоры не познать цену компромисса.
   Похоже, что Наташа и Игорь ничем не отличались от многих других. Исправить себя ради любимого человека, чтобы тот добиться прощения, – разве это не любовь?
   Вернувшись в Москву, они сменили квартиру. Игорь получил работу. Нельзя сказать, что он был в восторге от своих занятий, но они позволяли не только держаться на плаву, но даже профессионально развиваться.
   С Наташей было сложнее. Однажды, пресытившись чужими текстами, словарями и постоянным поиском подработок, она не смогла пройти мимо самой обычной школы. Зайдя просто так из интереса, уже не смогла выйти. Может быть, от нереализованного материнского инстинкта, а может, и по призванию, но на новой работе она буквально ожила, и это несмотря на то, что учительский труд не сахар.
   Незаметно сами собой мысли о свадьбе отошли на второй план. В разговорах они старательно обходили эту тему, боясь невзначай причинить боль друг другу. Их дом снова зазвучал голосами старых друзей, появились новые знакомые…
   – Куда запропастилась лучшая в мире женщина?! – весело бросил Игорь с порога.
   Выйдя навстречу, она поцеловала его и приняла из рук затёртый портфель из толстенной кожи, купленный в начале 90-х на рынке у метро.
   – Ни за что не догадаешься, кого я сегодня встретил! – продолжил Игорь.
   – Рассказывай.
   – Яковлева!
   – Какого Яковлева? – задумалась Наташа.
   – О, мать, ты даёшь! – рассмеялся Игорь. – Кольку Яковлева – «Скафандрова»!
   – Колю? – наконец-то поняла Наташа. – И как он, всё такой же?
   – Ты бы не узнала. Признаться, я и сам его не сразу узнал – он окликнул меня первым. Весь солидный, костюм от-кутюр, сидит так, что ни одной складочки не найдёшь, белоснежная сорочка, галстук в огурцы! Одним словом, джентльмен! – Игорь задумался, рассуждая, насколько полно дал описание однокурсника, и вспомнив, тут же добавил: – И машина у него «мерседес» чёрный!
   – Ого! – удивилась Наташа. – Помня, каким он был в институте, никогда бы не подумала, что Коля способен на такую трансформацию! И чем зарабатывает на жизнь наш денди?
   – Мы как-то не успели поговорить. Ему позвонили на сотовый телефон… – Игорь сделал многозначительную паузу.
   – Сотовый? Это же куча денег!
   – Во-во! Крутой «Скафандров» извинился и умчался. Но на прощание предложил деловой ужин.
   – Ничего себе! А вдруг действительно что-то интересное…
   – А может, даже денежное! – перебил её Игорь. – Буду катать тебя на «мерседесе»!
   – Да разве в деньгах счастье…
   – В их количестве! – перебивая, отшутился он. – Ты против, если я стану хорошо зарабатывать?
   Наташа улыбнулась. Спорить с Игорем ей не хотелось. В эту минуту его глаза светились, словно у ребёнка, которого привели в магазин игрушек выбирать подарок.
   – Нет, не против! Главное в погоне за чёрным «мерседесом» не потерять себя.
   – Ну вот, Наташка! Я ещё только мечтаю, а тебя уже на пессимизм тянет, – ухмыльнулся он. – И вообще! Может, Яковлев завтра уже забудет, что встретил меня!
   – Фантазёр ты мой! – произнесла она и, положив ему руки на плечи, поцеловала…

   Однако не прошло и недели, как Коля «Скафандров» сдержал обещание и пригласил однокашника на обед в модный ресторан на Остоженке. Возвратившись домой, Игорь задумчиво молчал и на все вопросы Наташи только отшучивался:
   – Наташка, да я как-то и не понял, чего он от меня хотел.
   – А сам-то он чем занимается?
   – И этого я не понял. Понял, что они действуют в интересах какой-то крупной фирмы, у них своё агентство, и занимаются защитой бизнеса от Москвы и до Владивостока.
   – Так это что, командировки? – напряглась Наташа.
   – Я так понял, что случаются.
   – Ну а ты, что должен делать?
   – Им нужен хороший переводчик.
   – А «Скафандров» сам не может?
   – Ну, во-первых, он в этом агентстве что-то вроде босса, а во-вторых, ты вспомни, какой из него переводчик.
   – Помню. Естердэй фром зэ трабыл…
   – Из этой серии.
   – А что ты? – не унималась Наташа.
   – Согласился. Начну, попробую, может, понравится, а может, и нет. А может, я им не понравлюсь.
   – И когда на работу?
   – Коля сказал с понедельника выходить.
   – И где они сидят?
   – Наташка, ты как следователь сыплешь вопросами.
   – И всё-таки?
   – Пока не знаю. «Скафандров» сказал, что в половине восьмого утра за мной заедут коллеги…
   Именно так всё и вышло. В понедельник ровно в 7:30 во двор вальяжно вкатился большой внедорожник с тонированными стёклами. Игорь уже минут пять, как спустился и прохаживался по двору. Наташа заставила надеть его лучший костюм и длинный плащ-макинтош. Улучив несколько минут свободного времени, она прильнула к окну и наблюдала за «солидным» Игорем. Едва автомобиль остановился, открылась задняя дверь, и он забрался в салон. Рявкнув мощным мотором, машина скрылась в городском потоке.
   Так повторялось несколько недель. Наташа даже поймала себя на мысли, что Игорь наконец-то устроился. При этом она абсолютно не понимала, как он работает. Иногда Игорь возвращался рано, а порой задерживался допоздна. «В бизнесе всё решает скорость! – не уставал повторять Игорь. – Кто первый – тот и с деньгами!»
   Первые заработанные шестьсот долларов Игорь торжественно вручил Наташе, привстав для важности момента на одно колено.
   – Смотри, Наташка! Мы почти богачи! И это за неполный месяц! Но и это не всё! – Игорь улыбнулся и достал из кармана плаща чёрный предмет. – Ага!
   – Что это? – поинтересовалась Наташа.
   – Как что? – обескуражено переспросил Игорь и разложил предмет на две половинки. – Опа!
   Откликнувшись светом, коробочка тут же перекочевала в руки Наташи.
   – Это сотовый телефон?
   – Йес, мэм! А точнее, «Моторола-Микро-Диджитал-Лайф», сделанная в Америке!
   – Откуда, Игорь?
   – Оттуда! – Игорь показушно принял позу культуриста.
   – От Коли?
   – Да! Шеф распорядился купить мне телефон, потому что ему нужно, чтобы я всегда оставался на связи.
   – Даты… – начала было говорить Наташа.
   – Я не знаю круче слова кроме «Мальборо» и клёво… – пропел он слова популярной песенки.
   – Может, нам действительно повезло? – больше удивилась, чем спросила Наташа. – Ты работаешь по специальности, я по призванию. У нас появились деньги… А что мы с ними будем делать?
   – Как что, Наташка? – выкрикнул Игорь. – Конечно же, тратить! Одевайся – мы идём в ресторан.
   – Так я уже накрыла на стол, – заметалась она.
   – Прячь всё в холодильник. Точнее, не так. Иди одевайся, а я сам уберу.
   По причине тотальной экономии они уже давно никуда не ходили. Друзей предпочитали принимать дома, а в рестораны их особо и не приглашали. И вот теперь – нате.
   – А может, лучше отложим? – тихо начала Наташа. – Мы же хотели телевизор побольше купить.
   – Не сегодня, любимая! А телевизор будет, я обещаю.
   Как ни странно, но в ресторане Наташе не понравилось. И вовсе не потому, что сидящие за соседними столиками дамы бросали, как ей казалось, недвусмысленные взгляды на её скромный наряд. Здесь было что-то другое. Неестественность, наигранность, фальшь. Создавалось впечатление, что в зале сидели люди пусть и отдалённо, но знакомые, и каждый своим видом и поведением пытался выделиться на фоне других. Да и еда была, в общем-то, обычная – ничуть не лучше, чем её стряпня. При этом, глядя на Игоря, она поймала себя на мысли, что в этой обстановке он чувствует себя вполне комфортно, и в отличие от неё ему это нравится.
   Дней через десять случилась первая командировка. На перемене её позвали к телефону. Сбивчиво Игорь сообщил, что уезжает на неделю, пообещал звонить при первой же возможности, и повесил трубку. На следующий день он действительно перезвонил и пропал на неделю. Когда же Наташа попыталась сама прозвониться, на том конце синтетический голос сообщил, что абонент выключен. К седьмому дню она уже не находила себе места. Он появился дома только вечером девятого дня.
   Натужно улыбнувшись и небрежно, как ей показалось, поцеловав её в щёку, он тут же закрылся в ванной. Сквозь шум воды Наташа услышала сильный кашель. Прислушавшись, она поняла, что его рвало. Отравление?
   Едва он вышел, она тут же протянула ему стакан воды и таблетку активированного угля.
   – Выпей, Игорёк, сразу отпустит.
   Он молча отстранил от себя стакан и произнёс:
   – Наташенька, мне действительно нехорошо.
   У нас не осталось того коньяку?
   – Игорь! – произнесла она с испугом.
   – Не подумай, что я срываюсь. Я всю неделю даже пробки от шампанского не нюхал.
   – Что случилось?
   – Завтра, родная. Всё завтра!
   По его бледно-зелёному лицу недвусмысленно диагностировалось болезненное состояние. Наташа налила рюмку коньяка, но Игорь, вылив из предложенного стакана воду, взял бутылку и, налив едва не до краёв, залпом опустошил его. Кивнув в знак благодарности, он тут же отправился спать.
   Не понимая, что могло случиться, она убрала с прохода брошенные им туфли и, заметив на плаще следы побелки, принялась чистить. В какой-то момент из внутреннего кармана плаща на пол упал свёрток. Присев она подняла его и, едва раскрыв, тут же обомлела от увиденного. Тугая пачка стодолларовых банкнот в фабричной упаковке диссонировала с помятой страницей бульварной газетёнки с изображением то ли инопланетян, то ли подобной аномальной ерунды.
   «Откуда?! – первое, что пришло Наташе в голову. – Сто по сто это получается… получается…» Она застыла на месте, неспособная совершить простое арифметическое действие.
   – Десять тысяч! – наконец справившись, произнесла она и посмотрела в сторону, где отдыхал Игорь.
   Нехорошее предчувствие полностью поглотило её. Ноги стали ватные, а руки наоборот – словно бы свела судорога. Пальцы отказывались слушаться, но она всё же завернула деньги в газету и аккуратно вложила их в карман плаща. Весь остаток вечера Наташа никак не могла отделаться от навязчивых вопросов, терзавших её сознание. Мысли путались в бесконечных вариантах, но всё время сходились на криминальной подоплёке. Немного успокоившись, она легла рядом с ним, обняла его и моментально уснула.
   Утро понедельника ничем не отличалось от других таких же. Невзирая на то что сегодня был методический день, неформальный выходной, Наташа проснулась рано. Когда аромат кофе и свежей ветчины наполнил кухню, Наташа разбудила Игоря. Увидев её, он улыбнулся, но тут же вновь стал серьёзным.
   – Доброе утро. – тихо произнесла она. – Поднимайся, завтрак готов.
   – Наташка… – Игорь задумался. – Я сегодня никуда не пойду.
   – То есть как, а работа? У тебя неприятности? Тебя уволили?
   Он отвёл глаз в сторону и замолчал. Потом поднялся и, подойдя к окну, упёрся в него лбом.
   – Ты не хочешь мне рассказать? – осторожно поинтересовалась она.
   Игорь молча прошёл в коридор и, достав из плаща свёрток, бросил его на стол.
   – Знаешь, что здесь? – спросил Игорь.
   – Знаю. Вчера, когда я чистила плащ, ненароком наткнулась.
   – А ты знаешь, за какие труды это?! – спросил он и тут же ответил сам: – Хотя, откуда тебе знать!
   Его слова прозвучали с каким-то скрытым упрёком, и Наташа тут же отреагировала:
   – Так расскажи. Судя по всему, обладание этими деньгами не доставляет тебе удовольствия.
   Игорь посмотрел на неё, и, очевидно, не зная, с чего начать, заглянул в её глаза, будто ища в них подсказку. Неожиданно он опустился перед нею на колени и, с силой обхватив руками колени, прижался к ним. Тяжело дыша, он пытался что-то сказать, но из горла доносились только вздохи.
   – Рассказывай, – как можно мягче произнесла она.
   Он выдохнул, поднялся и сел рядом.
   – Чего рассказывать! Можешь поздравить! Я… Я… Я банальный бандит!
   – В каком смысле? – не поняла она.
   – В прямом! – Игорь замолк и, собравшись с мыслями, продолжил: – Мы ездили в Питер на переговоры с бизнесменом из Финляндии. Как я понял, был совместный проект, но дело не заладилось, и финн остался должен крупную сумму. Я всё это переводил. Финн пытался оправдываться, что ему не повезло – товар конфисковала полиция. Ему сказали… понимаешь, моим голосом сказали! Мол, это его проблема, и он должен вернуть деньги. Тот ни в какую. Денег нет. Они начали его бить. Финн смотрел на меня и всё спрашивал по-английски, правильно ли я его перевожу. Он плакал, истекал кровью. Один из наших достал нож и отрезал ему палец. Тот заорал так, что я до сих пор слышу этот крик. А чтобы остановить кровь, ему жгли рану зажигалкой. Ты знаешь, как пахнет горелое человеческое мясо?!
   Игорь вновь со стоном выдохнул и продолжил:
   – А я должен был переводить и переводить. Потом они жгли его утюгом, кожа моментально пузырилась…
   – Остановись! – очень тихо сказала Наташа. – Я больше не хочу этого слышать!
   – А я не могу рассказывать. В общем, деньги финн всё-таки нашёл и отдал. Признался, что хотел кинуть партнёров.
   – Какая гадость! – Наташа перевела дух и, акцентируя на каждом слове, произнесла: – Сегодня же ты должен с ними порвать!
   – Да. Я сделаю это, но завтра. Сегодня никого не будет – выходной, после «праведных трудов».
   – А Николай тоже там был?
   Игорь кивнул в ответ.
   – А ты раньше не догадывался, кто они?
   Он отрицательно замахал головой…
   На следующее утро та же машина вновь заехала за Игорем. Целый день Наташа с нетерпением ждала вечера, то и дело порываясь набрать его номер. Однако он категорически запретил делать это, сославшись на то, что день предстоит трудный, а её участие помешает его решимости. Неопределённость изматывала Наташу. Едва закончился последний урок, она сразу бросилась домой.
   Игорь уже сидел на кухне и смотрел по телевизору какой-то сериал.
   – Ну, что? – с порога выкрикнула она.
   – А, Наташа, всё нормально. Не волнуйся, – тихо ответил он и потупил глаза.
   – Ты им ничего не сказал?
   – Нет.
   – Почему?
   – Меня с утра встретил «Скафандров» и всё объяснил… Сказал, что эксцессы случаются в любой работе, но так бывает редко.
   – А ты?
   – А что я? Если уйду сейчас, подумают, что сбежал. При таком раскладе для них я нежелательный свидетель. Как ты думаешь, что они со мной сделают?
   – Ты испугался?
   – Да, испугался и за себя, и за тебя.
   – Дай мне свой сотовый и набери номер Николая! – решительно скомандовала Наташа.
   – Не дам! – также решительно ответил Игорь. – Это не шутки, Наташа, я видел, как они «работают», и с каким выражением лиц они это делают. По-моему, Джек Лондон писал, что умные люди часто бывают жестоки, а глупые люди жестоки сверх всякой меры… Нельзя звонить. Дай время, я разберусь! Обещаю!
   – Как же мы будем с этим жить? – спросила она.
   – Потерпи! Я же пообещал!

Глава VII

   Полгода с той питерской поездки прошли нестерпимо монотонно. Несколько раз Наташа пыталась заговорить с Игорем о его дальнейшей работе у «Скафандрова». Но всякий раз он, как заведённый, повторял одно и то же – дескать, помню, но ещё не время. Когда же наступит то самое время?! Эта мысль постоянно терзала её, но, похоже, всё меньше заботила Игоря. О своей работе он не распространялся, а если и говорил, то краткими односложными предложениями: «Стараюсь никуда не лезть», «Моё дело маленькое», «Перевожу и больше ничего» и тому подобное.
   Вскоре Наташа заметила, что вопрос о том, как он зарабатывает на жизнь, вообще ушёл из их общения. Время от времени Игорь приносил деньги и клал их в ящик комода, который постепенно утрачивал своё предназначение, и больше походил на банковскую ячейку.
   Работал Игорь много – без различия между буднями и выходными. Отсутствие по несколько дней, а то и больше объяснял срочными командировками и напряжённым графиком. Всё это неизбежно привело к тому, что они начали отдаляться друг от друга. По крайней мере, так считала Наташа.
   Как назло, в нужный момент и старых друзей не оказалось рядом. Стелла с мужем месяцами пропадали за границей, а Машка подарила Вовке замечательного карапуза в четыре килограмма весом, который отныне занимал всё их свободное время. Серость одиночества вновь вернулась в Наташину жизнь на пёстром фоне бесконечных видеофильмов, которые Игорь сумками таскал из проката. И снова единственное, что их объединяло, была только крыша над головой.
   Поначалу Наташа утешала себя, что трудности временные, хотя интуиция раз от раза утверждала обратное. Единственное светлое, что осталось ей, была работа. Но как назло, вскоре и здесь возникли сложности. Последний месяц на её уроки зачастила завуч. Разбирая сильные и слабые стороны преподавания, она находила всё больше минусов. И это притом, что успеваемость в её классах была высокой. Поначалу она списывала происходящее на придирчивость администратора, исправно выслушивала критику, стараясь максимально учитывать даже самые странные пожелания. «Вы вкладываете в предмет слишком много чувств, а надо чётко от и до». Но что «от» и что «до», и где та граница «чувствования», за которой чувств становится «слишком много», Наташа не понимала.
   Всё разрешилось в одночасье вызовом к директору, который, краснея и пыхтя, вдохнув из астматического баллончика, как из источника храбрости, однозначно выпалил:
   – Мы вынуждены передать ваши часы другому педагогу.
   – Кому?
   Англичанок в школе было две – она да Софья Алексеевна, учитель весьма преклонного возраста, которой школьная нагрузка уже давалась с трудом, но жить на учительскую пенсию было ещё труднее.
   – К нам приходит новый педагог, окончившая базовый вуз в этом году.
   – А чем же я хуже?
   – Я же сказал… – директор откашлялся. – Молодой специалист – раз, диплом о педагогическом образовании в отличие от вашего – два. Этого уже достаточно, чтобы отдать ей предпочтение.
   – Тогда я буду вынуждена обратиться в управление образования, у меня ведь тоже есть права!
   – Не советую, – директор скорчил весьма кислую физиономию. – Дело в том, что эта девушка идёт к нам именно по указанию управления.
   – А что же делать мне? Уволиться?
   – Нет, не подумайте, что мы выдавливаем вас из школы…
   – К сожалению, моё филологическое образование сейчас подсказывает мне, что когда чиновник, принимающий решение, использует местоимение «мы» вместо «я» – происходит то, что вы назвали!
   – Наталия Александровна, вы же не дослушали, а уже начинаете судить меня. Я хочу предложить вам взять продлёнку.
   – Продлёнку?..
   – Временно! – перебил директор. – Потом что-нибудь придумаем!
   – Ой-ля-ля! – только и ответила Наташа, покидая кабинет.
   – Так, я не понял, вы согласны?
   – Ой-ля-ля, – повторила Наташа с улыбкой и прикрыла за собой дверь.
   В приёмной она огляделась и, заметив у печатной машинки стопку бумаги, взяла лист и написала крупными буквами: «Заявление»…
   На выходе из школы её окликнули. Повернувшись, Наташа увидела улыбающееся лицо мамы Вити Карпухина, который в последнее время заметно прибавил по её предмету.
   – Здравствуйте, Кира Петровна.
   – Как хорошо, что я вас увидела, Наталия Александровна! Так давно собиралась зайти к вам и поблагодарить за сына! И всё дела-заботы!
   – Ну что вы! Не преувеличивайте. У вас хороший мальчик. Очень хорошо, что начали с ним заниматься. Ему нужен постоянный контроль.
   – И правда, он у меня такой живчик! Скажу по секрету, на пятницу учит какой-то отрывок из Шекспира. Обязательно хочет вам рассказать. Вы уж спросите его, пожалуйста!
   – К сожалению, не получится. Дело в том, что я уволилась. В классе будет новый педагог, поэтому не поленитесь, поговорите с ним. Сейчас для Вити очень важно, чтобы его порыв был поддержан.
   – Как уволились? – переспросила собеседница.
   – Так случилось, – ответила Наташа и отвела глаза.
   – Ой, не нравится мне ваши речи, – Кира Петровна, отступив в сторону, снова посмотрела на Наташу. – Уволили?
   – Формально ушла сама.
   – Понятно. Уволили. И куда же теперь?
   – Домой! – улыбнулась Наташа.
   – А работу нашли?
   – Не успела.
   – Так-так-так… – тут же включила голову сердобольная мамаша. – А знаете, кажется, есть один вариант…
   – Какой?
   – Мой муж работает водителем у одного состоятельного человека. Так вот, несколько недель назад тот искал гувернантку для дочери. Давайте, я поговорю вечером с мужем, и он предложит вашу кандидатуру.
   – Мне кажется, что состоятельный человек сам разрешит свои вопросы. Да и вашего супруга не хотелось бы напрягать.
   – Да что вы, Наталья Александровна! Ему будет приятно! – выпалила мамаша и по-деловому добавила: – В общем так, сейчас запишу вам свой телефон, а вы завтра вечером мне обязательно перезвоните!..
   С учётом того, что в последнее время школьная жизнь не очень волновала Игоря, она не рассказала ему о случившемся ни в тот день, ни на следующий. «В конце концов, – рассуждала Наташа, – на этой школе свет клином не сошёлся, есть и другие».
   Коря себя, что поддалась на уговоры родительницы, и больше из чувства такта вечером она набрала номер и, услышав голос Киры Петровны, поприветствовала её.
   – Наталья Александровна! Вы родились под счастливой звездой! – с ходу начала та. – Пока ещё никого не взяли. Муж говорил с хозяином, и тот на завтра назначил собеседование.
   – Спасибо, – не ожидая столь быстрого развития событий, ответила Наташа.
   – Да какое там спасибо! Записывайте…
   К условленному времени Наташа уже была по названному адресу. «Бывают же совпадения! – мелькнула мысль, едва она увидела табличку над знакомой парадной. – Именно здесь со мною расплатились за новогодние муки!»
   За те прошедшие несколько лет внутреннее убранство офиса не изменилось, за исключением охранника. Современный страж с аккуратно уложенными назад светлыми волосами и в тёмно-синем двубортном пиджаке вышел навстречу и, выяснив цель визита, сообщил:
   – Анатолий Михайлович сейчас занят, с вами поговорит его жена Серафима.
   – А по отчеству?
   – Она не любит по отчеству. Обращайтесь по имени, – сообщил с трудно скрываемой улыбкой охранник и распахнул перед Наташей тёмную лакированную дверь.
   «Ещё не поздно уйти!» – первое, что пронеслось в её голове, когда она вошла.
   Довольно-таки просторная комната была отделана в викторианском стиле. Дорогое дерево на стенах, имитация колонн с резьбой, неприлично громадное зеркало в старинном обрамлении и мягкие высокие кресла с ходу погружали любого вошедшего в осознание достатка хозяина. В одном из кресел сидела молодая женщина со следами модной пластики на лице. Сделанные хирургом губы напоминали красный персик, из которого вместо плодоножки торчал огромный мундштук со вставленной сигариллой, источавшей навязчивый пряный аромат. «Действительно, ей ещё рано обзаводиться отчеством», – подумала Наташа, раскусив иронию охранника.
   – Здравствуйте, – поприветствовала соискательница должности, когда за ней закрылась дверь. – Меня зовут…
   – Я не спрашивала, как вас зовут! – надменно отчеканила хозяйка и с каким-то презрением, больше походившим на брезгливость, посмотрела на неё.
   – Хорошо, можно и без имени, – оторопела Наташа, но сразу добавила: – Наверное, вас интересует мой уровень владения иностранными языками, а также педагогическая сторона…
   – Меня не интересует! – холодно ответила та. – Вы нам не подходите!
   Наташе стало жаль потраченного на дорогу времени. Она уже подумывала как поскорее бы уйти, но в этот момент сквозь облако сизого дыма послышалось:
   – Вы ещё здесь?
   Внутри Наташи, словно от фитиля, что-то зажглось. Терять достоинство перед этой расфуфыренной куклой ей совершенно не хотелось. Подавив ярость, она улыбнулась и тихо произнесла:
   – Уже ухожу. Всегда искренне рада знакомствам с настоящими профессионалами. Скажите, Сима, а сколько здесь кинологам платят?
   Хозяйка едва не задохнулась от услышанного.
   – Какого кино?..
   – Собачникам. Знаете ли, обычно такое поведение свойственно опытным кинологам, которые могут сразу оценить породу собаки, лоск шерсти, изгиб спины, лапы… Судя по всему, вы тонкий знаток сучьей жизни!
   – Да ты!.. – захлёбываясь от злости, выкрикнула Серафима.
   – Вы, мадам, вы! Я с вами по псарне не бегала! – улыбнулась Наташа и, открыв дверь, едва снова не столкнулась с тем самым Анатолием Михайловичем.
   – Здравствуйте, это вы?! – успела сказать Наташа.
   – А это вы?.. И снова чуть не сбили меня с ног, – ответил он тем же.
   – Это не я. Это дежавю! Извините и прощайте.
   – Уже уходите?
   – Конечно. Ваша супруга доходчиво объяснила мне разницу в социальном статусе. Злоупотреблять доверием было бы невежливым!
   С этими словами Наташа попыталась проскочить мимо, но хозяин тут же перекрыл ей путь к отступлению.
   – Что ты ей сказала? – с напряжением в голосе обратился он к Серафиме.
   – То, что и должна была сказать – она нам не подходит! – фыркнула та. – Вульгарная девка!
   – Ого! – прокомментировала Наташа, пытаясь обойти хозяина.
   – Может, я чего не знаю? Но с каких пор ты стала решать за меня? – довольно-таки грозно переспросил Анатолий Михайлович, так что даже Наташа содрогнулась.
   – Ну, к-к-котик… – тут же включила заднюю скорость Серафима, теряя на ходу прежний лоск.
   – Домой! Вечером поговорим!
   – Я… – хотела что-то сказать в своё оправдание та, но была тут же остановлена.
   – Домой!
   Через секунду в английской зале уже ничего не напоминало о взбалмошной жене.
   – Присаживайтесь… кажется, вас зовут Наталия?
   – Спасибо. Только ни к чему уже это. Мне кажется, мы с вашей супругой друг друга поняли и вряд ли мне стоит и дальше испытывать судьбу…
   – Вы хороший педагог? – перебил он. – Резюме принесли?
   Наташа была обескуражена таким деловым подходом. Она присела в кресло напротив и, открыв сумку, достала сложенный пополам лист и протянула его Анатолию Михайловичу. Тот пробежался по тексту и отложил бумагу в сторону.
   – Я беру вас. Платить буду триста долларов в неделю. Выходной день – воскресенье. Могу увеличить размер оплаты до тысячи долларов в неделю, но для этого вам необходимо будет выполнять особые обязанности.
   – И что же так высоко оплачивается?
   – Раз в неделю будете спать со мной, – спокойно произнёс Анатолий Михайлович и посмотрел на её колени.
   Наташа не сдержала смех. Она хохотала совсем беззлобно и весело, чем заразила и прямолинейного хозяина.
   – И что? – спросил тот.
   – Уважаемый…
   – Анатолий Михайлович.
   – Анатолий Михайлович, а такие губы… – Наташа кивнула на дверь. – Тоже надо будет сделать?
   – А при чём здесь губы?
   – Простите великодушно, это ошибка, очевидно, я изначально неверно поняла суть предстоящей работы…
   – А если короче? – не сдавался хозяин.
   – Забавно! – На Наташином лице проявилось искреннее удивление. – А знаете, Анатолий Михайлович, в первый раз в роли курьера вы оставили куда более благоприятное впечатление. Надеюсь, третьей встречи не будет.
   Наташа поднялась и уже ухватилась за ручку двери.
   – Погодите, – примирительно произнёс Анатолий Михайлович. – Вы… извините.
   – Бог простит…
   – Разрешите, договорю, – он поднялся. – Я беру вас на работу гувернанткой. Забудьте то, что я тут наговорил. Это был тест. У меня уже был печальный опыт, когда объектом воспитания пытались сделать не дочь, а меня. Обещаю, что с моей стороны действий и намёков на непристойность вы не увидите. В качестве материальной компенсации за бестактность ваша зарплата будет не триста, а пятьсот долларов. Надеюсь, мы договорились. Начинаете с завтрашнего дня. Во все тонкости вас посвятит мой водитель. Всего доброго!
   Не дождавшись ответа, Анатолий Михайлович открыл дверь и вышел. «Ну и дела! – подумала Наташа. – Может, стоит попробовать?»
   – Наталия Александровна! – раздался мужской голос. – Меня зовут Иван, а мою супругу Кира, а сына моего вы знаете.
   – Очень приятно. Иван… не знаю по отчеству.
   – Можно так.
   – Мне будет приятнее по отчеству.
   – Тогда Сергеевич.
   – Ещё раз очень приятно, Иван Сергеевич.
   – Я так понял, вы договорились?
   – Не знаю, ещё не решила.
   – Рискните, – сказал водитель. – Уйти всегда успеете. Анатолий Михайлович – щедрый человек.
   – Это я уже поняла…
   Три месяца работы в доме Анатолия Михайловича Фадеева пролетели незаметно. Какого-либо общения с хозяйкой так и не сложилось. По правде говоря, обе женщины к этому и не стремились. Каждая довольствовалась своим: Наташа любимым делом, а Серафима деньгами и подарками, сыпавшимися на неё без меры по первой прихоти. Несмотря на такую щедрость, Наташе показалось, что Фадеев не столько обожает жену, сколько относится к ней как к ценному вложению. Когда есть нужда, она рядом и в сиянии бриллиантов, а нет – не должна путаться под ногами. С самим хозяином дома Наташа пересекалась всего несколько раз, да и то мимолётно, когда Анатолий Михайлович по делам заезжал днём с работы. А чаще она приходила в роскошную резиденцию, когда того уже не было, а уходила ещё до его появления.
   Из прислуги в доме была горничная, которая всё время что-то чистила, мыла, убирала. Искусный повар лет шестидесяти, ранее работавший при советском посольстве то ли в Вашингтоне, то ли в Лондоне. Силовой блок был представлен с избытком. Трое рослых охранников постоянно дежурили на улице и в гараже, а старший нёс службу внутри дома. Ещё один был персонально приставлен к Серафиме и в качестве водителя, и в качестве телохранителя.
   В отличие от супруги нувориша, его дочь Виктория была сущим ангелом. Для своих девяти лет она была в меру рассудительной и очень доброй. Наташа не сразу узнала, что Серафима приходилась ей мачехой. Настоящая же мать – предыдущая жена Фадеева – умерла несколько лет назад от тяжёлой болезни.
   Несмотря на все достоинства дочери Анатолия Михайловича, был у неё и один серьёзный недостаток – она терпеть не могла английский язык. Наташе стоило больших усилий подобрать к ребёнку нужный ключик. Зато потом труды новой гувернантки превзошли самые смелые ожидания.
   Наташа сама не заметила, как привязалась к девочке. Положительный настрой Виктории давал ей ощущение полноты жизни на фоне нереализованного материнства.
   А дома всё было по-прежнему. Игорь много работал, поэтому виделись они нечасто, и всё больше на бегу. Былая страсть сошла на нет, уступив место пока ещё терпимому сосуществованию. Мысли о том, сколько такое сожительство может продолжаться, время от времени посещали Наташу. Она с ужасом гнала их от себя, но с каждым днём делать это становилось всё труднее…
   Не было ничего удивительного в том, что выходной день Наташа проводила в привычном одиночестве. Ещё накануне Игорь уехал в очередную командировку, предупредив, что в лучшем случае вернётся в воскресенье вечером.
   Повалявшись пару часов с книгой, она неспешно собралась и отправилась за продуктами для ужина. Раздобыв всё необходимое, до конца дня предавалась кулинарной страсти, достойные итоги которой теперь стояли на плите.
   Незаметно наступил вечер, за окном стемнело. Наташа зажгла торшер и в ожидании Игоря вновь принялась за чтение. Однако что-то не заладилось. Без явной причины на душе стало тревожно и сердце учащённо забилось. Выпив для успокоения валерьянки, она свернулась калачиком в кресле и задремала.
   Громкий звук закрывшейся двери разбудил её. Стрелки часов показывали без пяти одиннадцать. Надев тапочки, Наташа выбежала в коридор.
   – Привет, радость моя! – сказала она и поцеловала его в щёку.
   – Вечер добрый, пчёлка, – ответил Игорь. – Отдохнула?
   – Отдых – это когда есть чем заняться. Поэтому быстрее раздевайся – буду тебя кормить.
   – Спасибо, я сыт.
   – Как? Где?
   – Перед Москвой заехали в один ресторанчик и там перехватили, – сказал Игорь и отвёл глаза в сторону.
   – Ну, ничего. Я испекла печенье, так что будем пить чай.
   – И чай не получится.
   – Почему? – расстроилась она.
   – Я буквально на пять минут. За мной сейчас заедут – отправляемся в Тверь. Там сделка по какому-то заводу. Приезжают инвесторы из Швеции. По-русски ни бе ни ме ни кукареку. Думаю, что быстро управимся. Надеюсь, завтра к вечеру буду дома.
   – Ну хорошо, – печально выдохнула Наташа. – Может, что в дорогу собрать?
   – Нет, не надо! – крикнул Игорь уже из ванной. – Принеси мне, пожалуйста, свежую рубашку, ту, которая в полоску!
   Наташа открыла шкаф и, сняв с плечиков сорочку, внимательно посмотрела, нет ли помятостей. Затем вошла в ванную и повесила её на крючок.
   – Вот спасибо! – бодро отреагировал Игорь, намыливая лицо и шею. – Сегодня весь день гнали. Устал как собака! Ещё дорога такая тяжёлая, сплошные фуры…
   Наташа смотрела на него и молча слушала. Заметив кинутую на пол грязную рубашку, она подняла её с мыслью заложить в барабан стиральной машины, как вдруг заметила то, чего не хочет видеть ни одна жена.
   «А я даже и не жена!» – хмыкнула она про себя, рассматривая алые помадные губы на спине под воротником. След был настолько чётким и ровным, что казалось, это не просто помарка, а дизайн производителя ткани. Судя по следу, губы обладательницы были достаточно красивые и поразили Наташу так, что она заглянула через спину Игоря в зеркало, сравнивая со своими. Признав свой проигрыш, она расстроено выдохнула и чмокнула воздух.
   – Что ты сказала? – не оборачиваясь, переспросил Игорь.
   – Фура, говоришь? – зацепилась Наташа за его фразу.
   – Да, а одна фура вообще возомнила себя гоночной машиной! – продолжал свой рассказ Игорь. – Представляешь, обгоняет по правому ряду, практически вплотную. Серый едва успел рулём крутануть, а так бы поцеловались!
   – Похоже, твой Серый никудышный водитель! – без каких-либо эмоций ухмыльнулась Наташа. – И судя по размеру, это была не просто фура, а самая что ни на есть настоящая фурия.
   – В смысле? – переспросил ничего не подозревающий Игорь, смывая мыло с лица.
   – В прямом, милый! В самом что ни на есть прямом смысле. Вы с Серым, как я понимаю, по газам дали, а фурия в зад вцеловалась.
   – Прикольное слово придумала, «вцеловалась», надо запомнить, – произнёс Игорь и повернулся к Наташе.
   Та так и стояла, держа в руке рубашку с боевой отметкой. Игорь посмотрел на отпечатанные губы, его щека нервно дёрнулась и, краснея, он тихо сказал:
   – А ты как хотела? Если чувства угасают, люди ищут выход.
   – Похоже, ты уже нашёл! – сказала она и брезгливо разжала пальцы.
   Вещественное доказательство упало Игорю под ноги, а Наташа прошла на кухню, прикрыв за собой дверь. Странно, но в эту минуту ей не хотелось плакать. А ведь именно в таких случаях становится нестерпимо жалко себя, и слёзы должны течь в три ручья! Однако, сейчас было не до жалости. Больше всего её задел спокойный тон признания. Странно, но она попыталась произнести его слова и с той же интонацией. Но внезапно спазм сковал горло, и вместо слов наружу вырвалось тяжёлое дыхание, словно у ныряльщика, из последних сил всплывшего на поверхность. Молотом застучало в висках. Чувствуя, что теряет сознание, Наташа из последних сил съехала на кухонный диванчик. Скорее всего, обморок длился несколько секунд, и когда она снова открыла глаза, услышала шаги в коридоре. Взяв со стола стакан воды, Наташа отпила несколько глотков. «Тоже мне, кисейная барышня!» – подбодрила она себя.
   В этот момент дверь открылась, и в кухню вошёл Игорь.
   – Ты хочешь, чтобы я оправдывался? – с гонором в голосе заявил он. – Не жди, этого не будет. Чего молчишь? Если хочешь знать, ты сама во всём виновата. Да, я изменил, но виновата ты! Посмотри, на кого ты стала похожа, где та девчонка, которая сводила с ума, куда она делась? А я мужик! Мне нужно, чтобы мной восхищались, чтобы меня боготворили. Да, мать его так, именно боготворили!
   – Тебе пора… в Тверь… к шведам, – тихо произнесла Наташа и закрыла уши ладонями. – Иди, Игорь, иди.
   – Очень хорошо. Просто прекрасно! – Игорь начал говорить ещё громче, будто бы хотел пробиться через её хрупкую защиту. – Ты даже сейчас молчишь. Ну, поднимись, вмажь мне по физиономии. Я тебе изменил – ты это можешь наконец понять своей головой!
   Наташа почувствовала, как в глазах снова темнеет и, дабы не искушать судьбу во второй раз, она вытянула руки и прилегла на них. Методично расхаживая по комнате, словно лектор на кафедре, Игорь продолжал что-то говорить, то и дело останавливаясь и театрально жестикулируя. В объяснения Наташа не вслушивалась. Казалось, что его слова жили отдельно и от неё, и от него.
   «Неужели всё так и происходит? – мысленно спрашивала она себя. – Вот так просто! Как в водевиле: пришёл со следами адюльтера, обвинил… Что он говорит?.. Что?.. Какая разница. Он сам не понимает, что говорит… Когда же мы стали чужими? После его возвращения из той злосчастной поездки в Питер? Раньше?.. Что он там говорил: я не та, ещё что-то с моими глазами?.. Не помню. А что не так с моими глазами?»
   Наташа резко поднялась и вышла в коридор. Подойдя к зеркалу, она включила бра и внимательно посмотрела на своё отражение.
   «Глаза как глаза. Немного усталые… А как ты хотел, милый. Восемь часов работы в день, плюс два часа дороги, и так шесть дней в неделю. Конечно, устала. Но ведь это же не повод! Могу взять тени… те, что Стелла подарила на день рождения – из Парижа. Накрашусь, любая красотка позавидует, – Наташа непроизвольно ухмыльнулась. – Ну, ты даёшь, Наташка».
   – …ведь ты фактически жена! – закончил очередную фразу Игорь, проследовав за нею в коридор.
   – ФЭЖЭ.
   – Что фэжэ? – не понял он.
   – Помнишь, как в том фильме, ВЭПЭЖЭ – военно-полевая жена, – с горечью в голосе улыбнулась Наташа. – А так как сейчас войны нет, то я просто ФЭЖЭ – фактически жена.
   – Не придирайся к словам! – он попытался снова взять инициативу в свои руки. – Сейчас речь не о тебе.
   Наташа повернулась и посмотрела ему в глаза.
   От неожиданности он замолчал. Играть с ней в переглядки было невыносимо тяжело. Что слова против её взгляда! Уже месяц, а может, и больше, каждый день он по десять раз проговаривал эту речь. Где-то на другом конце Москвы его ждала длинноногая и пышногрудая блондинка с горячими губами. Он растворился в этой любовной связи, и в какой-то момент почувствовал, что не может больше разрываться между двумя домами, двумя женщинами, двумя постелями. Конечно же, та с ниспадающими на грудь белыми локонами дура дурой. И то, что она умышленно влепила свои губки ему в рубашку, конечно, было неслучайно. «Но ведь и её понять можно! Каждая женщина изначально по натуре собственница, никогда не захочет делиться, – проносилось в голове Игоря. – Так если я виноват, зачем этот концерт?»
   – Ты мне так ничего и не скажешь? – спросил он после паузы. – Ведь я сейчас уйду и уйду навсегда. Мы никогда больше не сможем объясниться! Скажи мне хоть что-нибудь! Ты меня разлюбила?
   Наташа ухмыльнулась и пожала плечами. Затем на какой-то миг задумалась и ответила:
   – Странный ты! Уходя к другой, спрашиваешь, люблю ли я тебя. А разве это важно? Главное, чтобы тебя любили там, где ты сегодня будешь ночевать.
   Наташа прикрыла рот ладонью, словно испугавшись сказать что-то ещё.
   – Как знаешь! – резко бросил Игорь, чувствуя, что разговор становится невыносимым.
   Он метнулся в комнату и стал быстро складывать свои вещи в большую дорожную сумку.
   – Клади аккуратнее. Я ведь их гладила! – неожиданно для себя бросила Наташа. – Твои вещи никуда не денутся. Бери самое необходимое, а завтра заедешь и заберёшь всё остальное – всё, что захочешь.
   Игорь на мгновение остановился и, с чувством бросив сумку на пол, начал надевать новую сорочку. Наташа же неспешно достала из тумбочки Стеллин подарок и, устроившись на кухне, начала класть тени. Через пару минут появился Игорь, уже одетый и стоявший под всеми парами.
   – Куда ты собираешься? – как можно более равнодушно произнёс он.
   – Ну не дома же сидеть, – спокойно ответила она.
   – Подождала бы, пока я уйду!
   – Ты мне не мешаешь, – раздалось в том же духе.
   Труднее всего было справиться с дрожью в руке, которая предательски не слушалась, так и норовя нарисовать вокруг глаз что-то невообразимое.
   Понимая, что говорить больше не о чем, Игорь молча положил перед нею ключи от квартиры и уже совсем тихо произнёс:
   – Ну, я пошёл. Закрой дверь.
   Демонстративно занятая, она лишь угукнула в ответ. Постояв ещё несколько секунд, он решительно развернулся и вышел прочь. Нажав кнопку лифта, Игорь стал ждать кабину. Но, судя по всему, планы лифта и его в данную минуту никак не хотели совпадать.
   – Чёрт! Чёрт!.. – колотил он в двери, вымещая на них злобу.
   Неожиданно для себя он рассмеялся и, бросив пренебрежительный взгляд на дверь квартиры, медленно стал спускаться по лестнице, то и дело прислушиваясь. Через минуту Игорь уже был на улице. Непроизвольно остановился и обернулся, чтобы посмотреть на окна десятого этажа.
   «А если она смотрит? – рассуждал он, не поднимая головы. – Что тогда?» Необъяснимо, но именно в этот момент ему захотелось, чтобы она посмотрела. Какое-то необъяснимое гипертрофированное эго кричало внутри единственным желанием: «Ну, посмотри же!» Наконец, решившись, он поднял голову, однако зашторенные окна в долю секунды разрушили все его чаянья.
   Игорь тяжело выдохнул и быстро зашагал по направлению к метро. Спустившись на платформу, он остановился в ожидании поезда, а когда из тоннеля раздался нарастающий шум, сверху приятный женский голос сообщил, что состав следует в депо. «Уеду всё равно! Не сейчас, так на следующем! Туда, где ждут, где будут рады!» – отчаянно пронеслось в его сознании.
   Дождавшись следующего поезда, Игорь буквально запрыгнул в вагон, словно бы боялся, что и этот уйдёт без него. Приготовившись к движению, он крепко обхватил ладонью поручень и расставил ноги. Однако, двери не спешили закрываться – поезд словно замер, погружая немногочисленных пассажиров в полнейшую тишину. Сидящая напротив старушка, озабоченная затянувшейся остановкой, то и дело ёрзала по дивану и крутила головой, пытаясь понять причину задержки.
   – А вы не знаете, почему мы не трогаемся? – обратилась она к Игорю.
   – Что?
   – Почему не едем? – чуть медленнее произнесла старушка.
   Игорь только пожал плечами. И в этот момент в вагоне что-то затарахтело, затряслось, словно двигатель старенькой «Волги» на холостом ходу.
   – Будьте внимательны, поезд скоро отправится, – объявил машинист по радио.
   – Сейчас поедем! – удовлетворилась объявлением старушка.
   – Не поедем, – произнёс Игорь под нос, уставившись в стену.
   – Как не поедем? Он же сказал! – не унималась женщина. – Почему?
   – Потому что нельзя! – выкрикнул Игорь и бросился из вагона.
   Закрывающиеся двери едва не зажали его в своих стальных объятиях. Он уже не слышал окрика старушки, с ходу поставившей ему диагноз. Что было сил Игорь бежал по эскалатору, расталкивая народ. Вот и улица. Ещё каких-то десять минут назад она казалась ему ужасной, опостылевшей, но сейчас всё изменилось. И на всём свете уже не было ничего роднее, чем эта самая обычная улица московской окраины. Он бежал так быстро, словно от скорости зависело что-то очень важное – то, что невозможно даже осознать! Теряя Наташу, он терял всё, потому что этим всё и была она. Никакие друзья, коллеги, блондинки… сколько бы их ни было, никогда не смогут заменить одну единственную – его Наташу!
   Большая сумка сопротивлялась, так и норовя запутаться в ногах. Мгновение, и она отлетела в сторону, как омерзительное доказательство всего, что он натворил. От бешеного темпа казалось, ещё немного, и лёгкие вылетят через глотку. Подъезд, лестница, вот уже и трафаретная десятка на стене…
   Игорь резко остановился у двери, осознав, что у него нет ключей! «Дурак! Какой же идиот!» – громыхало в его голове. Но дверь была не запертой. «А если с ней?..» – холод прошил спину тысячами ледяных игл.
   – Наташа! Наташа! – заорал он, едва не снеся дверь.
   В коридоре и в комнате её не было. Не закрытая им ванная тоже была пустой. Он с силой рванул на себя кухонную дверь.
   Она сидела в той же позе, что и двадцать минут назад, когда он уходил. Её глаза смотрели в одну точку и не моргали.
   – Наташа! – он бросился перед нею на колени и стал тормошить её за плечи. – Наташа! Что с тобой?!
   Зрачки дёрнулись, словно кто-то невидимый нажал кнопку включателя. Словно не узнав, она отрешённо посмотрела на него.
   – Наташенька! Родная! Не молчи! Прошу! – кричал он задыхаясь.
   На какой-то момент её взгляд застыл, потом веки закрылись… словно… она умерла. Через мгновение грудь дрогнула и, глубоко вздохнув, Наташа признала его. Её губы задрожали, и она тихо застонала. Стон был настолько неподдельный, словно откровение свыше. Игорю стало не по себе.
   – Наташа, любимая! Успокойся, прошу… Наташенька!.. Наташа… Девочка моя…

   Пессимисты утверждают, что разбитое не склеить, и даже приводят статистику того, что большинство браков после измен супругов неминуемо распадаются. Статистика вещь упрямая – с ней сложно спорить. Однако есть такие, кто считает иначе. Их меньшинство, и они не претендуют на истину. Они прошли через это и остались идеалистами, веря, что настоящая любовь всё одолеет, потому как обладают способностью прощать не только умом, но и сердцем.
   Наташа принадлежала к тому типу женщин, в которых окружающие признают не только красоту, но и ум. Или наоборот – сначала ум, а потом красоту? А впрочем, какая разница, в какой очерёдности оценивать достоинства настоящей женщины, способной простить ради любви. Она любила Игоря и принимала его крайности. Конечно, проще пожалеть себя, но что будет с ним? Она хотела бороться, она твёрдо решила бороться, но пока не знала как.
   Несколько недель после случившегося они заботливо собирали осколки разбитой жизни, и словно первоклашки на уроке труда аккуратно склеивали их неуверенными, робкими движениями.

Глава VIII

   Внезапно, но закономерно жизнь Анатолия Михайловича Фадеева дала трещину, которая чертовски быстро росла, рискуя превратиться в форменный бергшрунд. Надо было что-то делать, а времени оставалось всё меньше и меньше. Для начала необходимо было устранить болевую точку, по которой ударят в первую очередь. Невзирая на сопротивление и мольбы Виктории, вопрос о её отъезде был решён волевым путём, лишь только было получено подтверждение зачисления дочери в престижный пансион, расположенный где-то в центре туманного Альбиона.
   Для Наташи смена местожительства наследницы означало окончание карьеры гувернантки, а с нею и какой-никакой финансовой независимости.
   В день, когда всё должно было закончиться, Анатолий Михайлович вернулся домой к обеду и, поздоровавшись с дочерью, попросил Наташу уделить ему несколько минут. Войдя в кабинет, она застала хозяина в кресле с закрытыми глазами.
   – Позволите, Анатолий Михайлович?
   – Да-да, присаживайтесь, – он задумчиво поднял брови и попытался улыбнуться. – Вы, наверное, уже слышали, что Виктория скоро отправится в Англию.
   – Эту новость в доме обсуждаю всю последнюю неделю.
   – Вы считаете, что я неправ?
   – Мне кажется, Виктория ещё не в том возрасте, чтобы начинать самостоятельную жизнь вдали от семьи… – начала было говорить Наташа, но он перебил её.
   – А кто вам сказал, что вдали от семьи? Возможно, все мы там вскоре окажемся…
   Он немного помолчал и, достав из коробки дорогую сигару, манерно раскурил её по всем правилам. Насыщенный аромат изысканного табака мгновенно придал ему аристократизма.
   – Возможно, что и мне придётся пожить некоторое время вместе с нею, – продолжил он. – Об этом я и хотел поговорить с вами.
   – В этом я плохой советчик. Но если вы решили ехать, то часть моих переживаний о Виктории снимается.
   – А чтобы снять и другую часть, я предлагаю вам поехать со мной, – спокойно произнёс он и затянулся.
   Как ни странно, но прозвучавшее предложение не удивило Наташу, хотя она и догадывалась о скрытой подоплёке.
   – Мне кажется, на месте вы найдёте для дочери достойную замену. Нет лучше преподавателя языка, чем тот, кто родился и вырос…
   – Вы меня не поняли, – вновь перебил он. – Я вовсе не предлагаю вам работу. Я предлагаю вам руку, сердце и всё, что к этому полагается, чтобы обеспечить ваше счастье. Не секрет, что вы мне нравитесь. Но ещё важнее, что вы нравитесь Виктории. Поэтому мы могли бы…
   – Нет, Анатолий Михайлович! – теперь она не дала ему договорить. – Это досужие разговоры, которые ни к чему не приведут.
   – Вы уверены?
   – Да, – ответила она и улыбнулась.
   – Жаль! Очень жаль! – он поднялся с кресла, давая понять, что разговор окончен.
   Наташа тоже поднялась. Анатолий Михайлович посмотрел ей в глаза и, потянувшись к столу, взял зелёный конверт.
   – Здесь сумма, вполне достаточная, чтобы вы чувствовали себя уверенно, пока не найдёте новую работу. Попрощайтесь с Викторией. А я тем временем отдам распоряжение водителю, и он отвезёт вас домой.
   – Спасибо, я хотела сказать, что признательна…
   – Всего доброго! – решительно отрубил он и отвернулся.
   Уже через полчаса большой чёрный «мерседес» мягко проглатывал неровности разбитой дороги. Удобно расположившаяся на заднем сидении Наташа всматривалась в мелькавшие за окном подмосковные пейзажи, а в голове ещё звучал голос расстроенной Виктории.
   – Получается, уходите? – послышался голос Ивана Сергеевича.
   – Получается так.
   – Если не секрет, почему отказались от Англии?
   Наташе вовсе не хотелось рассказывать ему о весьма недвусмысленных предложениях Фадеева. Если ничего не было, то не о чем и говорить.
   – А что в том хорошего? – ответила она вопросом.
   – Ну как что? – Иван Сергеевич повёл плечами. – Это… как его, Трафальгарская площадь, я слышал, как сын переводил из учебника. И ещё там много всего есть.
   – Много всего и здесь.
   – Но ведь не зря народ туда рвётся!
   – Полагаю, что у каждого на то свои причины. Ведь главное не где, а с кем. Вот вы, к примеру, поехали бы туда? – спросила Наташа и улыбнулась.
   – На месяцок, может быть, и поехал. А там уж как понравится.
   – А семья?
   – С этим, конечно, не поспоришь, – задумался Иван Сергеевич. – А если с семьёй, и так, чтобы работа была, и жилплощадь…
   – И чтобы английским владеть, и к друзьям в Москву было на что слетать, и чтобы время на это было, – вставила своё Наташа.
   – Само собой разумеется.
   – Вот видите, как много условий!
   – Я понял, – согласился он. – Съездить хочется, но Анатолий Михайлович пока оставляет меня здесь – водителем Серафимы. Так что я хоть с работой, а вам по новой придётся искать.
   – Работа сама нас находит! – оптимистично заметила Наташа.
   Ещё через час «мерседес» плавно вполз во двор. Иван Сергеевич вышел и любезно открыл Наташе дверь.
   – Ну, не поминайте лихом! – улыбнулся он на прощанье. – Если узнаю, что кто-то ищет учительницу английского, обязательно вам сообщу!
   – Спасибо большое, Иван Сергеевич! И вам всего доброго. Привет супруге!
   Наташа отошла от машины на несколько метров и, повернувшись, помахала рукой, а Иван Сергеевич трижды коротко ответил клаксоном.
   – Дорогой, ты дома? – спросила Наташа, удивившись тому, что дверь была закрыта только на защёлку.
   Вопрос повис в тишине. Наташа настороженно заглянула на кухню, затем прошла в комнату и заметила стоявшего у окна Игоря.
   – Ты почему не отвечаешь?
   Она приблизилась к нему и, обняв руками его за плечи, прислонилась щекой спине.
   – Кто это был? – с напряжением в голосе спросил он.
   – Кто именно?
   – Я говорю о машине, которая тебя подвезла.
   – А! – Наташа выдохнула. – Иван Сергеевич, отец моего ученика.
   – Какого ученика? – переспросил Игорь. – Ты же не работаешь в школе! Ты же репетитор.
   – Бывшего ученика, конечно, – ответила она. – И на текущий момент я даже не репетитор. Я снова без работы!
   – Уволили?
   Наташа отстранилась от него, не понимая, чем вызван столь серьёзный тон.
   – Может, ты повернёшься ко мне? Мне не хочется разговаривать с твоим затылком!
   Игорь обернулся, но теперь к серьёзному голосу добавилась кислая мина на лице:
   – Уволили?
   – И да, и нет. Будем считать, сама ушла. И даже получила пособие по безработице.
   Наташа достала из сумки зелёный конверт и протянула его Игорю. Тот принял его и заглянул внутрь.
   – Ничего себе! Ты видела, сколько здесь денег? – спросил он, глядя исподлобья.
   – Не-а! – весело ответила она. – Всё что есть – всё наше!
   – И кто же так щедро расплатился?
   Наташа внимательно посмотрела на него, потом склонила голову на другую сторону и снова посмотрела, стараясь понять, что происходит.
   – Мне не нравится тон.
   – Нормальный тон. Ты не ответила!
   – Игорь, милый, ты не понял. В таком «нормальном» тоне я разговаривать не буду!
   Игорь выдохнул, замолчал на несколько секунд и, пытаясь совладать с собой, постарался произнести как можно спокойнее:
   – Прости. Но мне очень хочется знать, кто с тобой расплатился такими деньгами?
   Наташа вновь посмотрела на него и, не догадываясь о причинах, поняла, что конфликта не избежать. Игорь быстро загорался и так же быстро гас. «Лучше уж побыстрее!» – решила она и ответила:
   – Такими деньгами со мной расплатился отец ребёнка, с которым я занималась.
   – А ребёнок мужского пола?
   – Нет, девочка девяти лет по имени Виктория. Допрос окончен?
   – Пока нет.
   – Игорь, я не понимаю, чего ты хочешь?
   – И я! – бросил он.
   – Тогда давай закончим пустой разговор! – сказала она и вышла в коридор.
   – Анатолий Михайлович?! – бросил он ей вдогонку.
   Наташа раньше не замечала в Игоре телепатических способностей и обернулась.
   – Да, Анатолий Михайлович.
   – А откуда ты его знаешь?
   – Иван Сергеевич, который меня подвёз, и его жена Кира Петровна – родители моего бывшего ученика, – Наташа сделала акцент на слове «бывшего», чтоб не попасть на второй круг странных вопросов. – Они помогли мне с работой, когда меня выставили из школы.
   – И как работёнка?
   В голосе Игоря звучала недвусмысленная ирония.
   – Послушай, дорогой! Может быть, довольно говорить намёками? А если по-другому не хочешь или не можешь, упивайся своими мыслями, а меня уволь!
   Наташа вышла из комнаты и, пройдя на кухню, поставила чайник. Через несколько секунд в дверях появился Игорь.
   – А ты знаешь, кто такой Анатолий Михайлович? – спросил он уже мягче.
   – Бизнесмен какой-то, из серии «новых русских», которые после девяносто первого года стали всем, хотя раньше были никем.
   – Практически угадала, – произнёс он. – Хотя и в старые времена он не был простым человеком. Тебе слово мафия о чём-то говорит?
   Игорь сделал паузу и посмотрел на Наташу.
   – Так вот, этот Фадеев, – продолжил он, – один из самых серьёзных московских бандитов.
   – Откуда ты так много о нём знаешь?
   – Потому что, милая Наташенька, я на него работаю. А приятель нашей молодости «Скафандров» – один из его бригадиров! Вот так!
   – Интересно, – Наташа задумалась. – Но мне до этого какое дело? Я с ним детей не крестила и вообще больше у него не работаю.
   – Это не всё, что я о нём знаю, – продолжил Игорь. – Ещё я знаю, что он развратник и ни одну юбку мимо себя не пропускает. Теперь ты понимаешь мой тон?
   Наташа ухмыльнулась, задумалась и, выдержав паузу, ответила:
   – Не знаю даже, радоваться мне или огорчаться, Игорёк. Похоже, ты впервые ревнуешь! Мне это льстит, но одновременно и неприятно…
   – Знаешь, сколько мы ему девок перевозили?! – выкрикнул Игорь.
   – А ты меня с его девками равняешь? – спросила Наташа.
   Игорь рявкнул и уставился в окно.
   – Я за тебя волнуюсь! Как представлю, что эта похотливая сволочь к тебе протягивала руки! – сказал он чуть погодя.
   – Успокойся, – тихо произнесла она. – Руки ко мне не протягивал. Хотя, правды ради, когда принимал на работу, предложил включить интим в оплату.
   – А ты?
   – Сам как думаешь?
   – Послала?
   – Первая здравая мысль, которую от тебя сейчас услышала. Конечно!
   – Тогда что это за выходное пособие?
   – О, это его великодушие по поводу ещё одного моего отказа.
   – Опять интим? – осторожно переспросил Игорь и повернулся к ней.
   – Не совсем, – Наташа улыбнулась. – Покидая родину, он предложил мне отправиться вместе с ним в качестве законной супруги.
   – Жениться? На тебе? – удивлённо воскликнул Игорь.
   Наташа, приблизившись, заглянула ему в глаза. А потом… залепила пощёчину. Звук был такой звонкий, что она сама испугалась и вздрогнула, но тут же взяв себя в руки, добавила:
   – А ты считаешь, что я не гожусь в жёны?..

   «Какой тяжёлый день! – взмолилась Наташа. – Ну, ладно, один раз. А как люди это делают два, три и далее? Ещё даже не началось, а я уже валюсь с ног. Сейчас бы в Рязань, запереться в своей комнате, задёрнуть наглухо тяжёлые шторы и проспать целый день…»
   – Наташенька! – послышался сквозь мысли голос матери. – Девочка моя, ты готова?
   – Почти, мама! – ответила она и посмотрела на Стеллу.
   Та обошла вокруг неё, подправив ткань на плече, и молча шлёпнула Наташу по заднице.
   – Блеск! – довольная, воскликнула Стелла. – Если бы я была мужиком, обязательно отбила тебя!
   – Ты там в парижах не заразилась гендерной болезнью? – улыбнулась Наташа.
   – Ой, не говори! Ты бы это видела! Никогда не считала себя ханжой, но это даже сверх моей толерантности!
   – Девочки, время! – не унималась мама.
   – Ну, смелее! Навстречу своему счастью! – скомандовала Стелла.
   – А есть ли это самое счастье? – практически машинально буркнула Наташа.
   Стелла пристально посмотрела на неё и решительно перегородила собой дверь.
   – Кес ке се?.. Обычный мандраж невесты или за этой неуверенностью что-то скрывается?
   – Мандраж… наверное, – хмыкнула Наташа и отвернулась от пытливого взгляда подруги.
   – Так… – задумчиво протянула та. – Другими словами, ты не хочешь замуж?
   – Не знаю. Меня пугает равнодушие к происходящему. Говорят, что ложка дорога к обеду.
   – Погоди, дай сформулирую следующий вопрос… Ты не хочешь замуж за Игоря?
   – Не знаю…
   – Фу ты! Опять неправильный вопрос, но в третий раз я не промахнусь! – по лицу Стеллы пробежала волна искреннего удивления. – Ты любишь его?
   Наташа подняла голову кверху, будто пытаясь где-то там отыскать шпаргалку с правильным ответом. Чуть вытянув вперёд нижнюю губу, она коротко дунула себе на лоб и практически по слогам произнесла:
   – Не знаю. Мне кажется, нет!
   – Очуметь! – не сдержалась Стелла. – И давно?
   – Спроси, что полегче.
   – А когда поняла?
   – Будешь смеяться, – Наташа на мгновение задумалась, пытаясь не ошибиться. – В тот самый день, когда Игорь наконец-то сделал предложение.
   – А ты?
   – Я не соглашалась. Сказала, что не хочу менять то, к чему привыкла.
   – А он?
   – А вот он словно переродился, стал одержим этой идеей. Ни о чём другом и слышать не хотел. Все разговоры только вокруг женитьбы.
   – Взял измором! Все мужики одинаковые! – прокомментировала Стелла. – Ну а тебе-то это зачем?
   – Знаешь, в конце концов, подумала, мол, какая разница. Ведь живём не хуже других, а любовь… что такое любовь? Страсть, но она проходит. Дружба?.. Подружимся.
   Наташа попыталась изобразить улыбку, но получилось довольно кисло. Похоже было, что она вот-вот расплачется.
   – У вас с Максом до сих пор… как в первый раз? – спросила она.
   – Нет, – призналась Стелла. – Иногда даже возникает желание придушить его вот этими самыми руками!
   – А мне, Стелка, даже этого не хочется.
   – Может, тогда передумаешь? – подруга положила руку Наташе на плечо.
   – И меня хочешь задушить? – ответила та вопросом и рассмеялась.
   – Тьфу на тебя, дурёха! И ещё раз тьфу!
   – Не передумаю! Решено!
   Стелла приобняла её, потом отстранилась и обычным своим голосом произнесла:
   – Тогда вперёд!
   Она открыла дверь и крикнула:
   – Принимайте работу, Елизавета Максимовна!
   Тут же в коридоре появилась мама. На некоторое время она обомлела и только нервно покачивала головой. Потом всплеснула руками и, съехав по стенке на стоявшую табуретку, заплакала и произнесла:
   – Доченька! Какая же ты… словно ангелочек!
   – Будет вам плакать, Елизавета Максимовна. Посмотрите, это же лучшая невеста России!
   Мама так и сидела, не в силах оторвать взгляд от единственного чада. Сказать по правде, было отчего онеметь. Стелла сдержала ранее данное обещание. Презентованное подругой умопомрачительное свадебное платье от-кутюр смотрелось на Наташе не просто изумительно – это было воплощение мечты. А затянутые в пучок тугие волосы и макияж добавляли картине блеска.
   – Где же наш жених? – спросила Стелла.
   – Давно уже на лестнице со свидетелями, – выдохнула мать.
   – Вот и славно! – подытожила Стелла. – Ну, невеста, в ЗАГС без меня. А я заберу маму и отца, и встретимся уже в ресторане!..
   Стелла добровольно уступила место свидетельницы Маше, которая гармонично дополняла свидетеля с мужской половины, в роли которого идеально смотрелся Вовка.
   Небольшой свадебный кортеж мчал молодых по московским улицам, с каждой секундой приближая их к тому, к чему они так долго шли. «Может, всё ещё образуется? – спрашивала себя Наташа, не особо прислушиваясь к разговорам в машине. – Ведь живут же люди…»
   Поездка из ЗАГСа по столичным достопримечательностям к ресторану с обязательным фиксированием происходящего на большую видеокамеру, отдавливавшую плечо оператора, и распитием шампанского вытащила Наташу из философской трясины. А в ресторане за чередой непрекращающихся шуток улыбчивого ведущего она и вовсе погрузилась в разыгрываемый по нотам спектакль. Гости шутили, веселились, участвовали в дурацких конкурсах – короче говоря, всё как у других. Столы ломились от пищевого разнообразия и вызывали нескрываемое уважение к молодым и их родителям, организовавшим сегодняшний праздник.
   Однако в этом праздничном великолепии была и своя ложка дёгтя. Ведущему строго-настрого запретили упоминать о родителях жениха по причине того, что они принципиально проигнорировали данное событие. По непонятной причине опаздывал и Николай – тот самый «Скафандров», а это уже нервировало Игоря. Наташа обратила внимание, как муж то и дело смотрел в сотовый телефон, очевидно, боясь пропустить звонок босса.
   В какой-то момент посреди всеобщего торжества в зале появился молодой человек, лицо которого показалось Наташе знакомым. Юноша огляделся по залу, кивнул «коллегам» Игоря и направился к столу, за которым сидели молодые.
   – Игорь, кто это? – Наташа обратила внимание мужа на приближающуюся фигуру.
   Игорь бросил взгляд и, немного погрустнев, ответил:
   – А ты его не знаешь?
   – Лицо знакомое, но не могу вспомнить.
   – Это Игнат – личный порученец твоего бывшего работодателя.
   – А-а-а…
   «Точно! Он действительно как-то приезжал домой к Анатолию Михайловичу. Надо же!» – подумала Наташа. А в это самое время Игнат, поравнявшись с ведущим, ловким движение перехватил микрофон и, откашлявшись в сторону, произнёс хорошо поставленным голосом:
   – Друзья! Друзья! Минуточку внимания!..
   Кое-кто из гостей прислушался, но некоторые не сразу среагировали на нового тамаду и продолжали гомонить.
   – Кхе-кхе! – устрашающе вырвалось из микрофона. – Так, кто-то не понял?!
   Очевидно, заметив среди нарушителей своего знакомого, Игнат сразу добавил:
   – Пухлый, а тебя это не касается?
   Тот, кого назвали Пухлым, тут же среагировал и, моментально поднявшись из-за стола, с сожалением бросил:
   – Игнат, прости. Не заметил!
   – Принимается! – торжественно провозгласил Игнат. – Итак, друзья!
   – А с виду создаёт впечатление культурного человека! – прокомментировала Наташа.
   Игорь окинул её испуганным взглядом, чем вызвал вполне заслуженную ироничную усмешку молодой жены.
   – …позвольте по поручению Анатолия Михайловича, друга Игоря и Наташи…
   – Таких друзей за хобот и в музей! – буркнул сидевший рядом с Игорем Вовка.
   – … поздравить молодых и пожелать им счастья, – продолжил Игнат. – А почему не слышу бурных аплодисментов?
   С разных сторон зала послышались одиночные хлопки, которые вскоре подхватили и другие.
   – О! Другое дело! – весело выкрикнул Игнат, очевидно, ощутив себя королём положения. – Анатолий Михайлович поручил провести некие изыскательские работы, и оказалось, что прекрасная Наталия является потомком дворянского рода…
   По залу прошёлся одобрительно-удивлённый ропот и теперь уже зааплодировали вполне естественно.
   – Результатом данного открытия является официально полученный из Российского Дворянского Собрания сертификат! – Игнат сделал паузу и вытащил из кофра позолоченную раму со вставленным в неё документом. – Вот он!
   Теперь уже гул одобрения и бурные аплодисменты разорвали зал.
   – Этим сертификатом подтверждается, что молодым даруется графский титул. А так как граф с графиней должны жить в родовом поместье, то следующим документом они одариваются участком в двадцать соток в деревне Калиновка Одинцовского района Московской области! Ура!
   По залу донеслось раскатистое «ура», словно это был не ресторан, а плац военного училища.
   – По соседству с благодетелем земелька досталась, милый граф! – бросила Наташа мужу.
   – Ничего, продадим! – коротко ответил он и поднялся навстречу Игнату…
   Но на этом неожиданности вечера не окончились. Через полчаса появился «Скафандров», с ходу выпил поднесённую рюмку, после чего минут десять рассказывал о великой дружбе с молодожёнами со студенческой скамьи. Наташа равнодушно взирала на оратора и украдкой посматривала на мужа, который хоть и слушал спич, но не искренне, а с каким-то натянутым дружеским обожанием.
   – …позвольте же мне на правах старого друга, который стоял у истоков зарождения этой великой любви, сделать небольшой подарок от самого сердца!
   «Скафандров» подошёл к ним и, достав что-то из кармана, протянул руку.
   – Дай пять, дружище!
   Игорь вытянул руку и после крепкого рукопожатия стал обладателем чего-то. Когда он разжал ладонь, все увидели ключи, а «Скафандров» добавил:
   – Автомобиль «Мерседес-600»! Хоть и не новый, но это же фирма, а не какой-то там «Запорожец»!
   Вновь бурные аплодисменты в децибелах оценили щедрость поздравляющего.
   – Свою машину отдал, – тихо сказал Игорь и посмотрел на Наташу. – Он в аварию попал – я тебе рассказывал. Машину восстановили, но он новую уже заказал.
   – Ничего, продадим! – улыбнулась Наташа…
   Уже после двух ночи, нежно простившись, свадьбу покинули Вовка с Машей. Ещё раньше Стелла с Максом увезли Наташиных родителей. Подарки решили оставить в подсобке ресторана, с владельцем которого договаривался лично «Скафандров».
   – Вот и закончился этот день! – выдохнула Наташа.
   – И я чертовски устал, милая, – поддержал жену Игорь. – Поехали домой!
   Они вышли на улицу. Заприметив одинокое такси, она подтолкнула его:
   – Давай, пока не перехватили!
   Игорь улыбнулся и, как и полагалось главе семейства, которым он уже несколько часов считался по закону, произнёс:
   – Забыла? – он достал ключи. – Сами поедем!
   – Нет. Ты сегодня пил…
   – Да что я там пил, шампанское – сок виноградный!
   – Какая разница, что, от шампанского не пьянеют?
   – Я – нет! Да и посмотри! Уже ночь, вообще никакого движения нету. Москва спит! Как твой муж я повелеваю!
   Игорь щёлкнул пультом сигнализации и открыл дверь:
   – Прошу вас, графиня!
   – Плохая идея!
   – Всё будет тип-топ!..

Глава IX

   «Почему так хочется пить? – было первой мыслью после пробуждения. – Надо встать, иначе опоздаю на работу… Какую работу? У меня же нет работы. О, дорогая, ты, кажется, переутомилась. Да и вообще, ещё темно – значит, ночь. И всё-таки надо подняться и попить, а потом быстренько вернуться под одеяло и… спать, спать, спать!»
   Наташа попыталась перевернуться, но затёкшее тело не поддавалось. «Опять руку отлежала! – осенило её, и она невольно скривилась, вспомнив, какие «приятности» начнутся, когда рука начнёт отходить. – Сейчас нужно поднять руку, чтобы начала поступать кровь…» Однако попытка не удалась – рука словно приросла к постели. «Ничего, сейчас другой помогу… Похоже, муж уютно устроился прямо на руке…» – она попыталась поднять другую руку, но с тем же результатом.
   – Игорёк… Игорёк… – тихо позвала она, чтобы не напугать его.
   Но он не отзывался, и Наташа хмыкнула от отчаяния, понимая, что ей ничего не остаётся другого, как разбудить ненаглядного. Жалко, но что делать!
   – Игорь! Сползи с моей руки.
   Никакой реакции.
   «Этоуже форменное свинство! – обиделась она. – Погоди же!»
   – Игорь! – прикрикнула она. – Игорь!
   «Игорь! – отозвалось в её голове эхо. – Игорь!». Внезапно она увидела его бледное лицо. Из рассечённой брови не останавливаясь лилась густая чёрно-красная кровь. «Надо чем-то прижать рану, а то вся кровь вытечет!» – ужаснулась Наташа.
   Вмиг стало очень светло. «Прошу! Выключите!» – испугалась она и замотала головой из стороны в сторону в попытке увернуться от яркого пугающего света, но ничего не получалось. «Я уже раньше видела такой свет! – напряглась она. – Где? Когда?»
   – Иго-о-орь! – завопила она так, что в ушах зазвенело.
   Свет выключился. Сердце стучало в груди с такой силой, будто это было вовсе не сердце, а что-то большое, запертое и сжатое в чём-то несоразмерном малом. Надо немедленно, во что-то бы то ни стало встать, иначе…
   – Игорь!
   Ясность сознания, словно волна, накрыла её, и она отчётливо услышала голос:
   – Срочно колите успокоительное… Да держите же её, чёрт вас побери!

   Наташа услышала гул улицы, который пыталась перекричать какая-то пташка своим тоненьким голоском. Птичье пение было монотонным и неинтересным, так что мысль о том, что далеко не всем небесным тварям дарованы чарующие голоса, озаботила её. Она открыла глаза, всмотрелась в окружающий интерьер и заметила на стуле спящую медсестру. Наташа конвульсивно содрогнулась, разбудив девушку.
   – Лежите спокойно! Вам нельзя двигаться! – скомандовала та.
   – Где я?
   – В больнице, а точнее, в реанимации, – спокойно ответила медсестра и, положив руки на плечи, аккуратно прижала её к кровати.
   – Где мой муж? Где Игорь?!
   – Не волнуйтесь, с ним всё в порядке.
   – Неправда, я видела кровь на лице.
   – Не волнуйтесь, он жив. Вы что-нибудь помните?
   – Я всё помню! – быстро ответила Наташа и напрягла память. – Мы поехали домой…
   Она вспомнила, как машина мчалась по ночной Москве, и вдруг яркий свет ударил в лицо, машину качнуло, и что-то сдавило грудь и голову…
   – Где Игорь! – заорала Наташа. – Игорь!..
   Вызванный в палату доктор спокойно пересказывал ей события последних четырёх недель, а Наташа лежала и не могла поверить, что это происходит с ней.
   – …с учётом полученных травм мы не стали торопить события, а наоборот, ввели вас в искусственную кому, – вещал молодой врач со шкиперской бородкой, чем весьма сильно напоминал моряка-китобоя из старых фильмов. – Когда же увидели существенные изменения в лучшую сторону, вывели из коматозного состояния. Теперь ваша жизнь вне опасности…
   – Меня выпишут?
   – Конечно, выпишут, но не торопитесь. Думаю, что недельку-другую ещё вас подержим.
   – Где мой муж?
   – Муж? – почему-то переспросил врач.
   – Да, муж! Игорь Портнов.
   – Да-да, я понял. Видите ли… – начал было он, но замешкался.
   – Он жив?
   – Жив, но…
   – Да, говорите же, в конце-то концов!
   Врач повернулся, прикрыл дверь и, подойдя к кровати, присел рядом с Наташей.
   – Понимаете, Наташа… – он взял её за руку. – Вашему мужу повезло меньше. Во время аварии удар был настолько сильным, что не помогли даже подушки безопасности. Одним словом, он больше не сможет ходить. Ему придётся смириться с инвалидным креслом…
   – Каким креслом! – вырвалось криком из Наташи. – Он же ещё молодой, он не старик! Что вы говорите! Какой инвалид! Вы в своём уме!..
   Вновь только инъекция успокоительного прервала истерику.
   Когда вернулась способность адекватного восприятия происходящего, она долго плакала, допытывалась у врача о шансах Игоря на выздоровление. Доктор всякий раз пытался объяснить, что надеяться на чудо можно, но куда реалистичнее будет принять жизнь такой, какая есть. Он говорил, что не она первая и, к сожалению, не последняя, кому предстояло пройти через это. Наташа слушала, снова плакала, и понемногу суровая правда проникала в сознание.
   – Когда я смогу его увидеть?
   – Через пару дней, обещаю, – вполне искренне заявил бородач.
   – Как же он без меня? – спросила она скорее себя и нарвалась на печальный взгляд доктора.
   – Он не один. Каждый день его навещают родители. Но мне непонятно…
   Наташа догадалась, какую простую правду не понимает врач. Она лишь чуть улыбнулась уголками губ и ответила:
   – Его родители не приняли меня. Так бывает.
   – Вас?.. – искренне удивился врач и добавил: – Бывает и даже часто. Странно, что они даже не стали меня слушать, когда я попытался рассказать им о вас.
   – А он-то сам? – Наташа заглянула доктору в глаза.
   – Он – другое дело. Вспоминал и не раз. Я сообщил ему о коме.
   – И что?
   – Расстроился, – сказал доктор и почему-то отвернулся. – Поймите и вы его. Ему сейчас нелегко.
   За этими стенами его ждёт совершенно другая жизнь, отличная от той, к которой он привык. Он боится, он не знает, что делать. От вас потребуется много времени и терпения.
   – Я понимаю, – ответила Наташа и отвернулась.
   Ей больше не хотелось продолжать разговор. Доктор с бородкой тут же поднялся и вышел из палаты, понимая, что не только Игорю, но и этой хрупкой девушке вскоре предстояло такое, что ещё неизвестно, кому из них будет легче.
   «Всё из-за меня!.. Конечно, из-за меня!.. И свадьба, и авария! Я виновата. Господи, и зачем я призналась Стелле, что разлюбила Игоря?! Меня наказали…» Её мысли крутились по кругу, терзали душу, сжимали сердце. От ощущения безысходности она задыхалась и захлёбывалась слезами.
   Следующие два дня Наташа не вставала с постели. Она лежала молча не шевелясь. И только слёзы, жившие отдельной от хозяйки жизнью, так и катились по щекам, растворяясь в белизне наволочки.
   Утром третьего дня Наташа решительно сорвала с себя провода, свесила ноги, но, не сразу их почувствовав, посидела ещё какое-то время и вытянула носок, словно пытаясь нащупать твердь. Понемногу привстала, крепко схватившись за спинку кровати.
   – Куда вы? – воскликнула вбежавшая в палату медсестра, едва успев подвинуть кресло-каталку, в которую Наташа и повалилась. – Тоже мне, бегунья!
   Появившийся вскоре врач подал медсестре знак, и та, достав расчёску, аккуратно расчесала ей волосы. Наташа не сопротивлялась, лишь улыбалась, как ребёнок, извиняясь за беспомощную неловкость. Когда же волосы наконец-то улеглись подобающим образом, доктор оценивающе посмотрел на неё и скомандовал сестре:
   – Ну что же, вполне! Поехали в хирургию!
   Когда они влились в оживлённый поток больничных коридоров, Наташе стало легче. Она вдруг ощутила себя прежней – наивной студенткой, спешащей к любимому на свидание. «И всё-таки я его люблю! Моего славного портняжку!» – ясно осознала она и улыбнулась своей волшебной улыбкой…
   – Надо немного обождать, – сказал врач, сворачивая в сестринскую. – Я скоро.
   – А где Игорь? – переживая, поинтересовалась Наташа.
   – Сначала убедимся, нет ли сейчас процедур.
   Он явно что-то темнил, но в предвкушении встречи Наташа не обращала внимания на странные объяснения. Доктора не было минут пять, и вот тогда она начала переживать. «А что, если Игорь не захочет меня видеть? – с ужасом пронеслось в голове. – Вдруг он…» Но не успела она додумать, как из коридора послышался знакомый голос:
   – А разве сейчас не приёмные часы?
   Наташе показалось, что голос Таисии Егоровны она узнала бы и через кому. Формальная свекровь и здесь вещала с привычной претензией.
   – К сожалению, сегодня вынуждены ограничить посещение, – отвечал ей мужской голос. – Вашему сыну нужно отдохнуть. А завтра приходите.
   Наташа не услышала окончания разговора – очевидно, собеседники прошли дальше. Через минуту появился врач и с порога провозгласил:
   – Формальности улажены, так что можно двигаться.
   – Хорошо, – ответила она и поправила руками волосы, боясь предстать перед Игорем в неподобающем виде.

   Подъехав к палате, они остановились, и доктор, наклонившись над ней, тихо поинтересовался:
   – С вами всё в порядке?
   – Да.
   – Ну, тогда вперёд! – скомандовал он и распахнул дверь.
   Первым, что бросилось ей в глаза, была прикроватная тумбочка с большой корзиной ярких фруктов. Рядом с тропическим изобилием на обычной больничной койке лежал Игорь. Лицо его осунулось, но явных следов увечий Наташа не заметила. Она бросила взгляд на доктора, и тот, разгадав посыл, быстро вышел, увлекая за собой медсестру. Когда дверь закрылась, Наташа с усилием переползла с кресла на кровать. Выдохнув, она молча посмотрела ему в глаза. Игорь молчал и в какой-то момент, не выдержав, отвернулся.
   – Здравствуй, – прошептала Наташа и заплакала. – Ну-ка, немедленно поворачивайся ко мне!
   – Тебе лучше уйти, – с металлом в голосе отчеканил он. – Я подаю на развод.
   Наташа протянула к нему руку, провела по щеке и взъерошила волосы. Затем аккуратно повернула его лицо к себе.
   – Не огорчай меня монологом дешёвой мелодрамы. Я этого не заслужила, Игорёшка! – тихо произнесла она и улыбнулась.
   И его глаза заслезились. Он истерично вдохнул воздух и сказал:
   – Я, Наташка, того, инвалид… значит.
   Она ничего не ответила, но, превозмогая ватность ещё не разработанных мышц, умостившись рядом, прилегла к нему на плечо и обняла.
   – Молчи, – сказала она чуть погодя. – Мне не хочется ссориться с мужем в первый день замужества…
   В следующие пять дней она освоила все больничные тонкости и уже без посторонней помощи бегала к нему, стараясь проводить рядом как можно больше времени. Понемногу Игорь оживал, начал улыбаться и даже попробовал шутить. Только шутки не отличались разнообразием и все как одна крутились вокруг его немощи.
   От предложения заведующего отделением поставить Наташе кровать рядом с мужем она категорически отказалась, не желая обострять и без того непростые отношения со свекровью. Тем неожиданней для неё было услышать от врача о просьбе Таисии Егоровны о посредничестве в организации разговора с невесткой.
   В назначенное время Наташа приоткрыла дверь ординаторской и, заметив сидевшую у окна визави, сделала решительный шаг навстречу.
   – Доброе утро, Таисия Егоровна.
   – Здравствуйте, – ответила та обезличено, но, по-видимому, осознав, что в подобном тоне разговор не получится, тут же добавила: – Как ваше самочувствие?
   – Спасибо, хорошо. Но ведь вы не за этим меня позвали, – твёрдо, но без агрессии ответила Наташа.
   – Да, не за этим. Какое несчастье с Игорем… – свекровь достала платок и промокнула им глаза.
   – Могло быть и хуже, – как бы рассуждая сама с собой, сказала Наташа. – Надо радоваться тому, что есть. Слушаю вас.
   Таисия Егоровна убрала платок в сумочку, словно давая понять, что больше её слёз собеседница не увидит и, выдохнув, начала озвучивать явно заготовленную заранее речь:
   – С учётом состояния здоровья сына мы с отцом считали бы необходимым, чтобы он жил в своей – в смысле нашей общей квартире. Вот, в принципе, то, что мы хотели с вами обсудить.
   – А как же я? Вы не забыли, что я его жена? И вообще, мне кажется, что ваше предложение будет противопоказано всем, и Игорю в первую очередь!
   – В другой ситуации я бы согласилась, однако, в складывающихся обстоятельствах есть возможность учесть взаимные интересы.
   – Мы должны будем демонстрировать показушный мир? Но ведь это до первого случая, – попыталась с ходу вставить Наташа, понимая абсурдность предложения.
   – Нет, я имела в виду другие обстоятельства… – Таисия Егоровна заметно занервничала и, округлив глаза, продолжила: – Тут такое дело. В квартире вы будете жить одни…
   – Мы? – искренне удивилась Наташа. – Простите, а вы?
   – Так складываются обстоятельства, – замялась Таисия Егоровна, – что мы с мужем должны уехать…
   – Не поняла! – Наташа действительно не могла понять, куда клонит свекровь.
   – Ничего особенного. Просто папе Игоря предложили должность посла в одной серьёзной стране. И с учётом пережитого им в последние годы, вся эта чехарда в министерстве… В общем, было бы крайне глупо отказаться от этой работы.
   Наташа выпучила глаза, всё ещё ища подвох в услышанном.
   – А так как квартира остаётся пустой, и Игорю будет хорошо, и вам не нужно будет тратить деньги на съёмное жильё, и за квартирой будет кому присмотреть…
   Наташа не смогла удержаться и рассмеялась. Таисия Егоровна тут же осознала, что сказала глупость, и с ещё более глупым выражением лица попыталась поправиться:
   – Но это, конечно, не главное…
   – Погодите-погодите, – Наташа перестала смеяться. – Вы хотите сказать, что в тот момент, когда ваш сын прикован к постели, родители попросту бегут куда подальше? Я правильно услышала?
   – Вы неправильно трактуете события! – попыталась возмутиться свекровь. – У папы Игоря есть работа, обязательства перед государством, в конце концов, мы будем помогать, высылать деньги…
   – Ключи! – властно произнесла Наташа.
   – Простите, не поняла! Ваш тон…
   – Нормальный тон по отношению к тем, кто бросает сына, когда он нуждается в заботе и опеке родных людей…
   – Вы украли у меня сына! Вы довели его до инвалидного кресла. Не будь вас, Игорь сейчас был бы…
   – Ключи! – коротко и жёстко оборвала её Наташа.
   Таисия Егоровна буквально захлебнулась следующим словом, но видя пылающие гневом глаза невестки, не решилась обострять разговор. Расстегнув сумочку, она достала подготовленную заранее связку.
   Наташа небрежно взяла ключи и, поднявшись, сказала:
   – О своём отъезде сообщите Игорю сами!
   Развернувшись, она подошла к двери, но Таисия Егоровна в последний момент окликнула её.
   – Я хотела сказать, у меня комнатные цветы редких видов, не забудьте полива…
   Наташа тут же развернулась и коротко бросила:
   – Или с собой, или в мусоропровод!
   Хлопнув дверью, она и не заметила, как через несколько минут оказалась в своей палате, плюхнулась на подушку и заревела. Зашедший следом доктор, как можно более бодро произнёс:
   – Ну, вы как маленькая девочка. Я всё слышал. К сожалению, родственников не выбирают – их принимают такими, какие есть, или навсегда вычёркивают из жизни.
   Не отрываясь от подушки, Наташа угукнула в знак того, что услышала, но перед тем, как уйти, доктор сказал:
   – Простите, Наташа. Звонили из прокуратуры, спрашивали меня, можно ли вас опросить по обстоятельствам аварии. Я обещал перезвонить.
   – Когда они хотят? – Наташа поднялась и вытерла рукавом слёзы.
   – Или сегодня, или завтра…
   – Лучше сегодня. Всё равно день испорчен!
   Через несколько часов в Наташину палату вошёл молодой мужчина в синей прокурорской форме. На пару секунд он остановился в дверях и внимательно посмотрел на неё. Словно сверившись, что не ошибся, молодой человек присел рядом с кроватью и достал блокнот.
   – Как вы себя чувствуете? – вежливо поинтересовался он. – Если тяжело, мы можем перенести беседу на другое время.
   – Спасибо, всё хорошо, – ответила Наташа. – Это ведь ваша работа.
   – Что правда, то правда, – несколько задумчиво произнёс он. – Я, конечно, понимаю ваше состояние и состояние вашего мужа, но всё же прошу припомнить обстоятельства того самого вечера, когда произошла авария.
   Наташа неспешно рассказала о свадьбе, о подаренном «мерседесе», о желании Игоря тут же опробовать машину в деле. Прокурор внимательно слушал её, время от времени что-то помечая.
   – Скажите, Наташа, а ваш муж выпивал перед тем, как сесть за руль?
   – К чему этот вопрос?
   – Видите ли… – собеседник задумался. – Изучение схемы дорожно-транспортного происшествия указывает на то, что вина за случившееся лежит на вашем муже. Именно он допустил ряд серьёзных нарушений правил дорожного движения. Как показывают очевидцы, сначала он проехал на красный свет и врезался в припаркованный КамАЗ городской дорожной службы. Машина была исправна?
   – Не знаю. Её подарили. Но муж мне сказал, что она только-только была после ремонта. Предыдущий хозяин тоже попал в аварию.
   – Проверим.
   – А почему прокуратура занимается аварией?
   – Во-первых, есть пострадавший, – прокурор кивнул на неё. – А во-вторых, есть обращение в суд. В случае если суд встанет на сторону города, вам придётся возмещать материальный ущерб не только за испорченный грузовик, но и магазину за витрину с выставленными в ней автомобилями класса люкс, а также стоимость ремонта двух машин, которые пострадали от удара.
   – И сколько это стоит?
   – К сожалению, много, – констатировал прокурор.
   – Вы знаете, у нас была свадьба. Игорь отпил из бокала пару глотков, ведь так принято. Но чтобы он пил – нет, этого не было.
   – Тогда оцените степень его опьянения: лёгкая, средняя или…
   – Вусмерть, – перебила его Наташа.
   – Ну, если хотите, пусть будет вусмерть…
   – Игорь был трезв. Я видела его бокал. Ему не подливали, и когда мы уходили из ресторана, он оставался практически не тронутым, – соврала Наташа, помня, что два бокала Игорь выпил точно.
   – Но вы же не весь вечер сидели за столом? Наверняка куда-то отлучались, танцевали и тому подобное? Разве он не мог в этот момент выпить, подлить, снова выпить?
   – Нет.
   – Откуда такая категоричность?
   – Понимаете, у Игоря был период, когда он… как бы точнее выразиться… злоупотреблял алкоголем. Поэтому я досконально знаю, как он выглядит выпивши. Сейчас Игорь вообще не пьёт.
   – Ну, что же! Так и запишу, – сказал он и сделал очередную пометку.
   Прошло минут сорок с тех пор, как началась беседа. Прокурор заполнил бланк протокола, дал прочитать его Наташе, и когда та сообщила, что не имеет замечаний, предложил подписаться. Едва Наташа поставила все необходимые подписи, как прокурор сразу засобирался. Однако у самого выхода он остановился:
   – Всего вам хорошего. Выздоравливайте, – сказал он и уже взялся за ручку двери, когда добавил: – Скажите, Наташа, а вы не помните меня?
   – Нет, – искренне ответила она. – А должна?
   – Наверное, нет.
   – Может, напомните? – ей стало интересно.
   – Попробую, – он подошёл к кровати и, опершись локтями на спинку, сказал. – Канун Нового года. Если точнее – 1996-го. Вечер. Магазин. В очереди он и она. Он хочет познакомиться, а ей это не очень интересно. Вы Марфа, а я Порфирий!
   Конечно же, она тут же вспомнила тот вечер и смешного молодого человека, которому понравилась.
   – Я помню, – улыбнулась Наташа. – Вы ещё дали мне приглашение к какому-то олигарху. Кстати, как он поживает?
   – Если честно, то никак. В наступившем девяносто шестом его и убили. К сожалению, те ещё времена были. А знаете, Наташа, а ведь я ждал вас всю новогоднюю ночь. Даже утром, когда все уже разошлись.
   – Зачем?
   – Затем, что я полный идиот. И единственное, что могло дать надежду на новую встречу, было то самое приглашение.
   – Простите меня, Порфирий. Не знала, что тот вечер для вас был так важен. Хотя, если бы и знала… – Наташа вдруг задумалась над тем, как могло бы всё сложиться, пойди она в тот вечер в ресторан. – Всё равно бы не пришла. Надеюсь, после этого вы не дежурили в «Метрополе»?
   – В «Метрополе» нет, – улыбнулся Порфирий. – А вот магазин, где мы встретились, стал моим любимым на несколько лет. Я заходил туда практически каждый вечер.
   – Вот как бывает, – улыбнулась Наташа. – А я оказалась в том районе случайно.
   – Я так и понял, – признался он. – Правда, не сразу.
   – Мне действительно жаль, что так случилось.
   – Почему вы говорите в прошедшем времени?
   – Не хотите же вы сказать, что влюбились в меня с первого взгляда и на всю жизнь? – сыронизировала она.
   Порфирий пару секунд молчал, а затем улыбнулся и произнёс:
   – А почему бы и нет!
   Наташа отвела глаза. Ей было стыдно за свою прямолинейность и чёрствость. Он заметил её смущение и тут же добавил:
   – Я оставляю вам свою визитку. Здесь мой рабочий и домашний телефон. Я почти уверен, что вы никогда не позвоните, но, по крайней мере, я буду знать, что при желании сможете найти меня. Прощайте.
   Он открыл дверь палаты и, вымучивая улыбку, тихо заметил:
   – И всё же я буду ждать!..

Глава X

   Март выдался на удивление самым что ни на есть весенним месяцем. Яркое солнце недвусмысленно намекало, что весна пришла окончательно и бесповоротно. Даже проносившиеся по небу тяжёлые серые тучи не могли сопротивляться светилу, отступали, давая возможность солнечным лучам прикоснуться ко всему живому. По чернеющим плешам асфальта весело бежали ручьи, соревнуясь с щебечущими птицами за право считаться друзьями Весенницы.
   «Господи! Как же хорошо!» – думала Наташа, распахивая ворот пальто. Она шла по улице и беспричинно улыбалась. Желание было настолько сильным, что она не могла себя сдерживать – потому что весна, потому что тепло, потому что она заслужила! Прошло больше двух лет, как они с Игорем выписались из больницы. Переезжать в квартиру родителей не хотелось, но она понимала, что отныне она не только жена, но и добытчик, сиделка, медсестра и всё прочее.
   Меньше чем за год всё, что было отложено, незаметно ушло на лечение, консультации светил, новаторские подходы в медицине, народных целителей и экстрасенсов. Деньги закончились, а улучшения не наступило. Наоборот, Игорь чувствовал себя хуже и осознавал безысходность положения. Труднее всего было объяснять самому себе, что его желание жить никак не отдаляет его от неминуемого конца. «Тщетно» – стало излюбленным словом того, кто ещё недавно бурлил и фонтанировал словно вулкан.
   Понимала это и Наташа, но не сдавалась. Поначалу она брала переводы и заставляла его работать. На какое-то время он смирился, но по мере того, как болезнь прогрессировала, он стал искать ответы на сложные вопросы в бутылке. Игорь не просто пил. Он растворился в выпивке. В редкие минуты просветления просил прощения и плакал. Это стало нормой и обыденностью.
   Друзей Игорь видеть не хотел, и когда кто-то из них поначалу ещё отваживался зайти, гнал их и закатывал истерики. Изредка Наташе удавалось пообщаться со Стеллой и ребятами. Но встречи были накоротке, так что она даже не успевала рассказывать, чем живёт, а потом уже и рассказывать стало нечего.
   За два года родители Игоря появились всего один раз и то через день сбежали в гостиницу. Время от времени приходившие в конвертах с иностранными марками письма были пресны и больше напоминали рабочие отчёты: мы с папой ездили туда-то, видели то-то, папа работает, устаёт и тому подобное. На Наташу они смотрели как на необратимую реальность в силу сложившихся обстоятельств. А те небольшие деньги, переводимые через банк, больше походили на плату сиделке.
   И всё же сегодня была весна! Она шла и радовалось тому, что происходило вокруг, и ещё тому, что несколько последних дней Игорь не пил. Наташа видела, как его лихорадило, но он держался. А с утра даже побрился дрожащими руками, расцарапав лицо. Смазывая порезы, она целовала его щёки словно маленького ребёнка, а в ответ Игорь лишь виновато улыбался.
   Внезапно Наташино внимание привлекла яркая вывеска, переливавшаяся разноцветными огоньками. Она остановилась и, подойдя ближе, прочитала: «Потомственная колдунья Захария, если не решит ваши проблемы, то даст облегчение».
   Внизу мелким шрифтом было дописано: «Стоимость сеанса зависит от величины проблемы».
   Наташа интуитивно нащупала в кармане пальто купюру. Достав, она оценила её незначительный номинал и убрала обратно. «Были бы хоть деньги…» – мелькнула в голове ироничная мысль. Она отвернулась, чтобы идти дальше, но неожиданно её окликнули:
   – Деньги не важны. Можно и немного, и частями. Просто без денег нельзя. Это в церкви бесплатно. А у меня дар, и может, вовсе не от Бога!
   На удивление голос был бархатистым и приятным. Наташа вскинула глаза и увидела перед собой женщину лет сорока пяти, одетую недорого, но со вкусом.
   – Время сейчас такое. Бывшие учёные возят из Турции шмотки и торгуют на рынке. У меня соседка математик, но вместо формул в гараже с мужем грибы выращивают на продажу, и вся её высшая математика сведена к простой арифметике, – прокомментировала Наташа услышанное. – А вы до демократии на какой ниве трудились, в смысле до занятий колдовством?
   – Ирония – один из способов защиты, – спокойно ответила Захария. – Какая разница, кем мы были до, главное, кто мы сейчас. Вот вы самая настоящая загнанная лошадь.
   – Тоже мне пророчество. Самой на себя в зеркало смотреть не хочется.
   – А я не об этом. Мне не мешки под глазами интересны, а то, что в вашей голове.
   – И что же в ней такого? – хмыкнула Наташа. – Хотя, впрочем, на пятьсот рублей вы уже рассказали.
   Она снова достала смятую купюру и протянула собеседнице. На её удивление колдунья чересчур обыденно приняла деньги и добавила:
   – Проходите.
   – А у меня больше нету.
   – А мне больше и не надо. Неудобно на улице разговаривать.
   Захария подхватила Наташу под локоть и, открыв дверь, чуть подтолкнула вперёд. В небольшой прихожей за стойкой сидела девушка в больших очках.
   – Это моя дочь и ассистентка Светлана, – представила она ту и тут же дала поручение: – Милая, я пока приготовлюсь, а ты предложи гостье чаю.
   Пока девушка суетилась с чайником, колдунья скрылась за бамбуковой шторой, очевидно, отделявшей рабочую зону от прихожей. Через минуту из глубины скрытой комнаты послышался всё тот же бархатный голос:
   – Проходите, Наташа, смелее.
   Наташа неуверенно раздвинула руками шторку и увидела небольшой кабинет, убранством напоминавший комнату практикующего на дому врача, коих она повидала за последнее время предостаточно. Захария сидела за столом и раскладывала мелкие предметы: веточки, коробочки и прочее то, чего Наташа не ожидала увидеть. Но больше всего её поразило другое.
   – Разве я говорила, как меня зовут? – спросила она.
   – Нет. Я не спрашивала, – ответила Захария.
   – Тогда…
   – Откуда я знаю ваше имя? Это вы хотите узнать?
   – Да, – по-детски непосредственно ответила Наташа.
   – Важно не то, что знаю я. Важно то, что узнаете вы.
   – Как это?..
   Захария молча продолжала тасовать на столе предметы и, очевидно, когда они были уложены в нужном порядке, шёпотом сказала:
   – Сейчас не мешайте мне.
   Она закрыла глаза и начала медленно что-то бубнить себе под нос. Наташа не различала слов, но ей показалось, что это было какое-то стихотворение, так как время от времени отчётливо проявлялось смысловое ударение. Наконец Захария закончила «молитву» и начала судорожно менять предметы местами, словно бы играла в пятнашки. Вдруг она замерла и бросила взгляд на Наташу. Её глаза были настолько черны, что той показалось, как она постепенно растворяется в них. Но тут колдунью затрясло, она резко поднялась и начала расхаживать по комнате. Наташа не на шутку испугалась и с напряжением ждала, когда та остановится. Пометавшись ещё с минуту, Захария подскочила к своему пальто, брошенному на диван, вывернув карманы, достала ту самую купюру в пятьсот рублей и положила её перед Наташей.
   – Бери и уходи! – властно приказала колдунья.
   – У меня совсем запущенный случай? – спросила Наташа. – Даже чары не берут?
   – Беги домой, девочка! Что есть сил беги. Телефон дома есть?
   – Да, – ничего не понимая, ответила Наташа.
   – Диктуй…
   Наташа продиктовала номер, который Захария тут же набрала его на своём сотовом.
   – Не снимает трубку… – сказала колдунья себе и, обращаясь к Наташе, крикнула: – Беги домой, я сказала!
   Услышанное словно молния прошила её тело от темечка до пят. Больше ни о чём не переспрашивая, она тут же выбежала на улицу. Заметавшись по сторонам, забыв, в какую сторону надо идти, Наташа наконец определилась и побежала. Бег давался тяжело, плотное пальто сковывало движения. В какой-то момент она остановилась, чтобы перевести дыхание. Но тут же в голове словно гром вновь услышала крик колдуньи: «Беги домой!»
   И Наташа снова рванула. Вот уже и улица, виден дом… Она забежала во двор и увидела стоявших возле их подъезда людей. Глаза машинально поднялись кверху, и она заметила раскрытое окно с белым тюлем, трепещущим по ветру. Страшная догадка накрыла её. Продираясь сквозь людей, она мотала головой и бормотала под нос одно слово: «Нет, нет, нет…»
   Под стеной дома в неестественной позе лежал человек. Словно фотография «Поляроида» картинка перед глазами проявлялась всё чётче и чётче. Ещё несколько шагов… Наташа вскрикнула и начала медленно оседать, будто кто-то невидимый с силой тянул её книзу. Последнее, что она запомнила перед тем, как потерять сознание, было лицо Игоря со стеклянными глазами и нелепой улыбкой. Игорь будто бы говорил неподвижными губами нескончаемое: «Прости…»
   На следующий день к Наташе зашёл участковый и передал скопированный на ксероксе листок бумаги. Оригинал предсмертной записки пожилой милиционер обещался принести позже, когда будут завершены формальности.
   Дрожащими руками она развернула бумагу и попыталась вчитаться в написанное. Однако буквы, словно собачки в цирке, никак не хотели усаживаться друг с другом, то и дело прыгая с одной строчки на другую. Наташа глубоко вздохнула, зажмурилась и прижала лист бумаги к груди. Увы, но и вторая попытка не удалась. Наконец, на кухне она отыскала початую бутылку недорого коньяка, который иногда добавляла в кофе. Осмотрелась по сторонам, вспоминая, куда спрятала рюмки. Но так и не вспомнив, плеснула немного коньяка в чашку и тут же опустошила её. Обожжённый пищевод отозвался резким спазмом. Наташа закашлялась и опёрлась на оконную раму.
   «А что, если и мне… сейчас… как Игорь…» – пронеслось в затуманенном сознании. Она распахнула окно, и холодный ветер ударил в лицо. Успокоившись, она осторожно прикрыла створки и опустилась на стул.

   «Моя милая, моя хорошая, единственная моя Наташка! Ты, наверное, скажешь, что всё это нелепо! Однако это не так. Как нет слова «лепо», так и моя жизнь именно такая, какая есть. Конечно, она в чём-то нелепая. Я куда-то бежал, боялся опоздать, хотел везде успеть. Но оказалось, я и бежал не туда, и не того боялся, и ничего не успел. Ты не поверишь, но только сегодня я всё понял. Словно сделал генеральную уборку в своей голове. Расставил всё по местам, вытер пыль, и то, что вчера казалось таким странным и непонятным, внезапно преобразилось и засверкало истинными красками. Наташка, я всё понял! Всё, что было в моей жизни – это ТЫ! Господи, как мне стыдно за то горе, которое я тебе причинил! Любимая, если бы я мог всё исправить! Если бы только мог!
   Поверь, мы бы очень хорошо жили. Я бы не отходил от тебя ни на шаг – разве что только на работу! Бегал с нашими детьми по двору, рылся с ними в песочнице, а когда кто из них поранился, разжёвывал подорожник и обмазывал ссадины. Ты бы мной гордилась, и все твои подруги завидовали бы тебе.
   Но вместо этого я дал тебе только боль и это мёртвое тело. Если бы ты знала, как сжимается всякий раз моё сердце, когда ты, моя тростиночка, таскаешь меня из ванны, на кровать, к столу… И я снова думаю о том, чего ты достойна и что получила. Пойми меня, я больше не могу жить как паразит, изо дня в день убивая твою красоту и твою молодость! Нельзя продлевать жизнь себе, отнимая твою. Это грех! И я так больше не могу.
   Не плачь обо мне. Я ухожу с улыбкой, будучи счастлив оттого, что даже безнадёжным инвалидом могу хоть что-то сделать для тебя. Никогда и ни в чём себя не вини. Я как тот солдат, который, падая на амбразуру, не мучаюсь вопросом «Зачем?» – я так вижу, я так дышу, я так хочу!
   А ещё хочу, чтобы ты нашла своё счастье. Знаю, ты никогда не забудешь меня. Это вечно будет согревать меня. Позаботься о себе, не закрывайся от жизни. Роди детей. Если сложится, назови сына моим именем. Обещаю, что лучше ангела-хранителя, чем я, у него не будет!
   Говорят, что такие, как я, не попадают в рай. Но нет хуже ада, чем быть таким. А если Господь по каким-то причинам смилуется надо мной и пустит (хоть на Эдемскую Чукотку), я осмелюсь Его просить только об одном – пусть моё жилище там будет точь-в-точь таким, как та хибарка в Крыму, в которой мы были счастливы. И когда через много лет ты тоже окажешься там, загляни в гости, я буду ждать! Твой непутёвый».

   Дочитав письмо, Наташа почувствовала, что буквально захлёбывается слезами и при этом улыбается. Она разгладила листок, отложила его в сторону и здесь же на столе уснула. Ей снилось море, солнце, женщины, которые смотрят на Игоря. Он был рядом, но его самого она не видела – только чувствовала…
   Приехавшие Наташины родители как могли поддерживали её. Отец взял на себя все хлопоты, связанные с похоронами, а мать ни на минуту не оставляла дочь одну.
   – Поплачь, Наташенька, полегчает… – ласково говорила мама, прижимая её к себе.
   Наташа словно истукан, практически обездвиженная, время от времени бросала на неё взгляд, стараясь улыбнуться. Все боялись, что внезапно заклинившая пружина вот-вот развернётся, дав волю чувствам. Но вопреки ожиданиям, Наташа лишь крепче сжималась, загоняя горе вглубь.
   На вторые сутки появились родители Игоря, оба с красными от слёз глазами. По традиции они остановились в какой-то гостинице. В квартире пробыли недолго и, уточнив информацию о похоронах, тут же засобирались. Таисия Егоровна стояла отрешённая, не проронив ни единого слова. Говорят, горе сближает. Возможно, так должно быть, но увы. Портновы ушли ещё до того, как вскипел чайник, с которым Елизавета Максимовна бросилась к плите, едва те переступили порог.
   Утро дня похорон выдалось дождливым. Тяжёлые, крупные капли с порывистым ветром падали с такой силой, что уже через несколько минут зонты беспомощно обвисли наподобие половых тряпок. Насквозь промокшее драповое пальто отца Игоря переливалось серыми отблесками, словно соболиный мех. Но он стоял гордо, поддерживая супругу. Сама Таисия Егоровна держалась молодцом. Она осунулась, потеряв былую стать, но при этом выделялась на фоне других.
   Больше всего опасались того, что священник в самый последний момент откажется отпевать. Поэтому заранее договорились молчать, чтобы не проговориться. В итоге все восприняли молчание буквально.
   Отпевание было недолгим. Священник куда-то торопился, а потому слова молитв, произносимые им, были крайне непонятными и больше походили на какую-то тарабарщину. Наташа пыталась вслушиваться. Однако всякий раз, когда тот набирал в грудь воздуха, чтобы выдать очередную часть Писания, тут же скатывался в словесную кашу.
   Хоронили Игоря тоже быстро. Двое забулдыг, не желая мокнуть под дождём, бодро кидали землю лопатами. Когда же над красной глиняной горкой установили крест, Наташа разрыдалась. Отец, как мог, держал её, а она, словно льдинка, так и норовила выскользнуть из его рук. Едва успокоившись, она пересеклась глазами с Таисией Егоровной. Вспомнив этот высокомерный взгляд, словно бы минуту назад свекровь вновь загубила Чука и Гека, Наташа взяла себя в руки, выпрямилась и, прильнув к отцу, тихо произнесла:
   – Надо идти.
   Никаких масштабных поминок не предвиделось. Наташа подошла к друзьям, которые всё время стояли чуть поодаль, и напомнила, что ждёт их в квартире. Заприметив появившихся родителей Игоря, подошла к ним.
   – Может, всё-таки поедете с нами? – спросила она, помня, что сегодня уже спрашивала их об этом.
   – Нет. Мы сами, – сказал Портнов и отвёл глаза в сторону.
   – Хорошо, – произнесла Наташа.
   Она не успела ещё сделать шага, как её окликнула Таисия Егоровна.
   – Хотелось бы закончить наши дела здесь, – начала она. – Моего сына больше нет, и вы, и мы понимаем, что между нами нет ничего общего.
   – Да, понимаю, – согласилась Наташа.
   – В таком случае вы должны понимать, что не можете претендовать на нашу квартиру!
   – Да, понимаю, – повторила Наташа.
   – Тогда давайте определимся…
   – Когда я съеду? – перебила она её.
   – Мы не торопим, – вступил Портнов. – Видите ли, я связан обязательствами, мне надо…
   – Служба? – Наташа округлила заплаканные глаза. – Квартира будет свободна… с учётом дороги, поминок и сбора вещей… четыре часа. Надеюсь, государство может потерпеть четыре часа?
   – Ваша ирония неуместна. Мы не торопим, просто… – снова начал было говорить отец.
   – Какая уж тут ирония! Четыре часа и ни минутой позже. Ключи я оставлю у консьержки.
   Наташа развернулась и быстро пошла к своим.
   – И нам ещё нужно предсмертное письмо сына! – бросила вслед Таисия Егоровна.
   Наташа резко обернулась и, посмотрев на них, спокойно ответила:
   – Оно не вам. А читать чужие письма нехорошо! – бросила она и взглянула на них в последний раз.
   У самого выхода с кладбища дождь внезапно прекратился, и словно прожектором из-за туч пробилось солнце. Ни с того, ни с сего сразу стало тепло и даже немного жарко. Наташа остановилась и, посмотрев туда, откуда пробивался свет, еле слышно произнесла:
   – Господь взял тебя к себе. Он простил!..

Глава XI

   – Привет, Наташка! С Новым годом, родная! Хочу пожелать тебе счастья, радости и всего, чего только захочется! – послышался из трубки голос Верочки Звонцовой.
   – И тебя, Вера, с праздником! Пусть и твои желания реализуются в наступающем году! – ответила Наташа.
   – Ты вчера телевизор смотрела? Ну, офигеть! Прощание под снегом! «Дорогие, россияне, я ухожу», – Вера попыталась спародировать голос Ельцина. – Да уходи на фиг! Достал уже всех!
   – Смотрела-смотрела.
   – Он чё думал, народ испустит слезу и бросится к экрану целовать его пропитую рожу?! – не унималась Звонцова, которая и на работе была самая громкая и самая «за справедливость», отчего и получила прозвище Колокол.
   – Не распаляйся. Старый человек решил отдохнуть. Обычная, в общем-то, история.
   – Эх, Наташка, добрая ты! А я бы его в кандалы и по всей России катала бы!
   – В кандалах?
   – Да чтоб побольнее! А этого – нового – Путина видела? Красавец-мужчина! – продолжал громыхать Колокол в трубку. – Ну почему, Наташка, все путины в Москве, а у нас в Рязани ни одного?!
   – Так он не из Москвы, а из Ленинграда.
   – Кто?
   – Путин твой, – Наташа улыбнулась.
   – Эх, к сожалению, не мой! – вздохнула в трубку Вера и, театрально удержав паузу, добавила: – Наташа, а ты мне взаправду пожелала исполнения желаний или так – к слову сказала?
   – Взаправду! – Наташа рассмеялась, потому как, хорошо изучив манеру коллеги, ждала этого вопроса.
   – Если взаправду, то сможешь помочь исполниться моему заветному желанию?
   – Не тяни, Вера, говори уже.
   – В общем, такая тема, Наташка. По душевной доброте моему Толику перепало немного денег от шефа. Он мне и говорит, а не съездить ли на недельку в Европу? Ты же знаешь, как я давно мечтала!
   – Ну так и поезжай, раз мечтала.
   – Проблемка есть… – голос Веры стал неподдельно заискивающим. – Я тут хотела подзаработать и выпросила у Тамары Павловны несколько срочных заказов. Выходит, что если уеду, – не сделаю работу в срок, а не поеду – представляешь, как расстроится Толик!
   – Да, конечно, Толик этого не переживёт, – сыронизировала Наташа. – Хочешь мне перекинуть заказы?
   – Ну, ты пойми, такое дело…
   – К какому числу надо сделать переводы?
   – К восьмому, Наташенька, а я в лучшем случае только восьмого вечером дома окажусь.
   Вера снова замолчала и засопела в трубку.
   – Хорошо. Через сколько будешь? – спросила Наташа.
   – Через минуту! – радостно громыхнула Колокол. – Я из таксофона у твоего дома звоню.
   – Тогда заходи.
   Меньше чем через минуту в дверь позвонили, и на пороге возникла раскрасневшаяся то ли от холода, то ли от бега Звонцова. Быстро всучив сумку с бумагами, она расцеловала Наташу и, пообещав привезти ей заграничный сувенир, тут же ретировалась, вероятно, опасаясь, что объём перевода может изменить решение хозяйки.
   Наташа не была в восторге от «подарка», но взвесив все за и против, подумала, что работа будет нехудшим вариантом скрасить одиночество. Родители отправились путешествовать по Золотому кольцу. Звали дочь с собой, но она наотрез отказалась. «Можно поработать, погулять, посмотреть телевизор, почитать книги. Достойное разнообразие!» – с оптимизмом сказала она себе и, оставив бумаги в комнате, отправилась на кухню завтракать.
   В дверь позвонили. «Опять Вера что-то забыла», – подумала она и открыла дверь. Однако вместо Колокола перед ней стояла почтальон.
   – Коваленские здесь проживают? – спросила работница связи.
   – Здесь.
   – А Наташа?
   – Это я.
   – А как можно удостовериться? – почтальонша посмотрела так, словно она пришла не с почты, а из отряда по охране чего-то крайне важного.
   – Усы, лапы, хвост, – непроизвольно вырвалось у Наташи.
   – Гражданочка, мне не до шуток! Паспорт можете предъявить?
   Заполучив документ, та несколько раз то поднимала, то опускала глаза, сличая фото с оригиналом, и, наконец, удостоверившись, вытащила из сумки нестандартный конверт с красивыми марками.
   – Распишитесь в получении, – скомандовал она и протянула бумажку. – Из Франции.
   – Из Франции? – переспросила Наташа. – Странно.
   Рассматривая конверт, Наташа не заметила, как почтальон вышла из квартиры.
   – Россия, Рязань, улица… понятно, Наташа Коваленская… обратный адрес… Франция, Париж, улица Ле Руа, дом 10, И. Виньен… – прочитала Наташа и пожала недоумённо плечами. – Виньен?..
   Несколько секунд она смотрела на конверт, раздумывая, стоит ли вообще открывать. Адресат послания ничего ей не говорил, каких-либо интересов во Франции у скромной работницы маленькой частной фирмы переводов из Рязани не было. Может быть, это чья-то шутка? С другой стороны, если бы хотели пошутить, то письмо, скорее всего, опустили бы в ящик. А тут почтальон, да ещё и паспорт предъявить.
   «Конечно, если разобраться, то можно и на почте договориться. У нас народ любит пошутить, – подумала Наташа и попыталась вспомнить, видела ли она эту женщину раньше. – Виньен, говорите?»
   Наконец решившись, она аккуратно оторвала край. Внутри было два сложенных листа и открытка с текстом. Красивая открытка сразу привлекла внимание. Из надписи на французском следовало, что Наташу Коваленскую приглашают 15 апреля на свадьбу Мишеля Лафара и Изабель Виньен, которая состоится в ресторане отеля… Дальше было название, адрес и время церемонии. Машинально Наташа открыла лежавший первым лист и прочитала небольшой текст:

   «Дорогие мои, Наташа и Игорь! Вряд ли вы меня помните. Я та француженка, которая была в Крыму восемь с половиной лет назад. Мы пили вино, пели песни и искали агентов КГБ! То лето и встреча с вами были, пожалуй, лучшими днями в моей жизни. Я помню всё, словно это было вчера. Иногда, просыпаясь утром, не тороплюсь открывать глаза. Вспоминаю пляж, как у меня украли вещи, и пока лучший русский парень гнался за преступником, я познакомилась с лучшей русской девушкой.
   Годы идут. Настала пора завести семью и родить детей. Год назад я встретила Мишеля, он брокер, зарабатывает на бирже. Мы очень подходим друг другу. Моя мама сказала, что у нас будут красивые дети. Мишель изысканно ухаживает, и с каждым днём я всё больше влюбляюсь в него.
   Итак, я делаю серьёзный шаг в жизни! Беззаботная её часть заканчивается и начинается совершенно другая, мне неизвестная, которая немного пугает меня. В прежней жизни были вы. Именно поэтому я хочу, и Мишель поддержал моё желание, чтобы и в этой новой тоже были вы.
   Прошу вас, примите наше приглашение. Мы слышали, что сейчас в России сложная жизнь. Если нужны деньги, напишите, и мы оплатим расходы.
   Повеселимся на свадьбе, а потом будем гулять по набережной Сены и петь песни! Только не отказывайтесь!
   Всегда ваша, Изабель».

   Второй лист оказался приглашением для Игоря Портнова и Наташи Коваленской. Наташа ощутила, как улыбка проступила на лице.
   «Господи! Надо же! Изабель!»…

   Апрель с водою – май с травою. Пожалуй, Наташа не помнила в своей жизни более сырого и дождливого второго месяца весны. Возникало ощущение, что воздух пропитан водой словно губка, того и гляди – случайно коснёшься, и всё заструится. И как же в такую погоду летают самолёты?
   Не в первый раз Наташа корила себя за то, что поделилась французской корреспонденцией со Стеллой. Не единожды её посещали мысли, что не будь того порыва – рассказать всё лучшей подруге – сколько бы хлопот и тревог можно было упредить. Но что поделать, ведь подруги и нужны, чтобы всё им выбалтывать! Именно такой подругой и была Стелла со своим советом – et que penser ici! И действительно, чего тут думать!
   Из января апрель казался чем-то далёким, как и сама заграница, в которой ещё не доводилось бывать. Впервые – и одна! Правда, был ещё Стеллин инструктаж, довольно подробный, но всё-таки…
   Сейчас же в небольшом кафе аэропорта Стелла давала последние наставления:
   – Получишь багаж, выходи из Орли. Увидишь стоянку такси, иди туда. Будут зазывать в попутчики частники, категорически отказывайся. Не думай, что у них всё хорошо. Мафия вездесуща!
   Очевидно, для подтверждения правоты своих слов и большего воздействия на память наставляемой, Стелла провела большим пальцем руки себе по шее и цокнула вдобавок. Заметив, что Наташа не испугалась, сразу же продолжила:
   – Мелочь на такси держи под рукой, чтобы не показывать содержимое кошелька. Плати по счётчику и накинь чаевых – процентов десять, не больше. Если таксистом попадётся араб и забудешь про чаевые, готовься пройти курс современного французского сквернословия.
   – Даже интересно, – улыбнулась Наташа. – Может, по возвращении сяду за диссертацию на тему «Французские непарламентские выражения, как метод ускоренной социальной адаптации выходцев из стран Ближнего Востока в современном французском обществе».
   – А что? С точки зрения филологии – вполне интересно!
   Они задорно прыснули со смеха, забыв, где находятся, и сразу же поймали на себе несколько колючих взглядов. А из угла с развесистым фикусом послышалось: «Иностранки, что с них взять!»
   – Да, спасибо тому сердитому гражданину из джунглей! Чуть было не забыла. Веди себя так же, словно вокруг тебя не иностранцы, а сплошь друзья. Нашего брата, руссо туристо, вычисляют по угрюмости и зажатости… – Стелла внимательно посмотрела на подругу. – Хотя ты у меня не такая! Послушай, Наташка, глядя на тебя никак не могу взять в толк: утром смотрюсь в зеркало и понимаю, что годы идут, а вот ты не только не меняешься, а становишься только красивее.
   – Брось, Стелла. Я сейчас покраснею.
   – Нет, на самом деле! Не веришь? Даже немножечко завидую.
   – Поехали вместе. – Наташа заглянула в глаза подруги.
   – Поехала бы, но ты же знаешь. Развод – дело непростое. Но обещаю, что в следующий раз – обязательно вместе. Француженки нам конкурентки!
   Париж у наших ног, – Стелла вздохнула и неожиданно запела подзабытую песню Джо Дассена. – Aux Champs-Élysées, Aux Champs-Élysées, Au soleil, sous la pluie À midi ou à minuit…
   И Наташа тут же подхватила:
   – Il y a tout се que vous voulez Aux Champs-Élysées [4 - На Елисейских полях, на Елисейских полях, на солнце, под дождем в полдень или в полночь, на Елисейских полях есть все, что вы хотите (перевод с фр.)]…
   – У девушек хорошее настроение? – вмешался на очередном повторении куплета галантный официант. – Прилетели или улетаете?
   Стелла посмотрела на него из-подо лба и умудрённо заметила:
   – Главное, чтобы не пролетели!
   Она перевела взгляд на Наташу и поинтересовалась:
   – Наш самолёт ещё не объявляли?
   – Должны были, но я не слышала, – ответила Наташа, посмотрев на часы.
   – Значит, пора, – подвела итог Стелла и попросила официанта принести счёт.
   Ощутив, что настаёт время прощания, Наташа с грустью посмотрела на подругу и тихо произнесла:
   – Может, ну его, этот Париж? Погуляем по Москве, сходим в Третьяковку…
   – А Изабель? – переспросила Стелла с хитринкой.
   Наташа немного помялась, улыбнулась и, махнув рукой, наконец-то окончательно решилась:
   – Да, просьба Изабель стоит волнений!
   Рассчитавшись, они поднялись и неспешно направились к стойкам таможенного оформления.
   Неожиданно прямо перед ними пронеслось что-то тёмное с развивающимися тонкими кудрявыми локонами.
   – Смотреть надо! – крикнула Стелла вслед перерезавшей их путь фигуре харедима и, уже обращаясь к Наташе, добавила: – Слушай, я, когда была в Израиле, видела этих ортодоксальных евреев. Скажу тебе, это нечто!
   В этот самый миг харедим в чёрном костюме и такой же чёрной широкополой шляпе, из-под которой свисали пейсы, обернулся, и что-то знакомое показалось в его лице.
   – Ты видела? – напрягая память, спросила Наташа.
   – Видела, – уже равнодушно ответила Стелла, переключившись на другие проблемы. – У нас какая стойка?
   – Что?.. – словно не расслышав, вырвалось у Наташи.
   – Номер стойки таможенного оформления? – повторила подруга.
   – Ты видела его?
   – Наташка, ты уже спрашивала.
   – И что ты ответила?
   – Обычный ортодокс с пейсами. В Иерусалиме у Стены Плача их не сосчитать. Чем этот прельстил? У них ведь строго: если ты не еврейка, то тебе не светит.
   – Я и не хочу, чтобы мне светило, – продолжая размышлять, сказала Наташа. – Не считай меня сумасшедшей, но, мне кажется, что это был Николай.
   – Тогда скорее уже Натан! – рассмеялась Стелла, но, заметив напряжённое лицо Наташи, тут же осеклась. – Какой такой Николай?
   – Наш Коля, – неуверенно начала Наташа. – «Скафандров».

   Теперь уже Стелла застыла с выражением лица, на котором недвусмысленно читалось полное смятение. Она неспешно повернулась в сторону, куда умчался сын Израилев.
   – Да что ты, Наташка, он же русский! – выдавила она из себя. – Показалось.
   – Вот что хочешь со мной делай, но я уверена – Яковлев!
   – Хотя, если задуматься, Яковлев вполне такая себе фамилия. А давай догоним? Время ещё есть?
   – Неудобно как-то… – замялась Наташа. – У него могут быть свои дела…
   – Но ведь и мы не чужие. Давай, не тушуйся!
   Стараясь соответствовать законам жанра, Стелла подняла воротник пальто и опустила на нос поддерживавшие волосы тёмные солнцезащитные очки.
   – Как я? – спросила она.
   – Бонд! Джеймс Бонд!
   – Ага, знай наших! Я вперёд, а ты за мной… след в след!
   – А если оступлюсь?
   – Вместо Парижа окажешься в Тель-Авиве! – весело подмигнула подруге Стелла.
   К сожалению, «шпионский» пролог оказался на удивление коротким. Уже через десяток метров они заприметили подходившего к стойке широкоплечего харедима.
   – Вот он! – прошептала Стелла. – Ты и сейчас уверена, что это «Скафандров»?
   – Смотри, какая фигура! Где ты видела такого еврея?
   – Ну, положим, они тоже разные!.. Но что-то «скафандровское» в нём есть!
   Не успели они обсудить схожесть внешности, как объект их интереса окружили люди в штатском, возникшие из ниоткуда, и предъявили красные удостоверения.
   – Блин! – на высокой ноте, сдерживая голос, произнесла Стелла. – Похоже, хана Коленьке!
   Ухватив Наташу за руку, Стелла подтащила её к колонне, за которой они устроили наблюдательный пункт. А если быть точнее, наблюдательно-слуховой пункт, потому как оттуда можно было разобрать доносившийся разговор.
   – Куда собрались, господин Яковлев? – поинтересовался один из штатских, который, судя по всему, был за старшего.
   – Je ne comprends pas [5 - Я не понимаю (фр.)], – отозвался на французском со странным акцентом ортодокс.
   – Не понимаете? Можно и по-французски…
   Далее человек в штатском на языке папы и сына Дюма совершенно беззлобно повторил вопрос:
   – Так куда едете, мсьё Яковлев?
   – Вы меня с кем-то путаете, – отозвался обладатель кучерявых висков. – Я гражданин Израиля Леви Либерман. Был в Москве по приглашению объединения еврейских общин, а теперь возвращаюсь домой в Хайфу.
   – Как интересно! – прокомментировал старший.
   – Что же здесь интересного, азохен вей! Суета сует. Как написано в Торе…
   – Во-во! Нас как раз интересует, что же написано в Пятикнижии Моисеевом о чудесном превращении Коли Яковлева в Левика Либермана. И вот с этого места, пожалуйста, поподробнее!
   – Я не понимаю…
   – Признаться, и мы понимаем вас с трудом, – усмехнулся тот. – Вроде как заканчивали иняз, а произношение, как на привозе. Признайтесь, часто прогуливали?
   – Я настаиваю на том, что я гражданин Израиля Леви…
   – Еврей? – перебил человек в штатском.
   – Конечно.
   – Тогда предлагаю пройти для осмотра.
   – Какого осмотра?.. – неуверенно произнёс харедим.
   – Как глубоко верующий еврей вы должны…
   – Тора у меня в сумке. Хотите, покажу? – перебил израильтянин.
   – Да бог с ней, с Торой. Посмотрим на мастерство хайфского хирурга.
   – Какого хирурга?
   – Ну того, который… Чик, и сразу еврей.
   Харедим тяжело задышал, словно хотел вобрать в свои лёгкие весь воздух аэропорта. Потом ударил себя по лбу, рассмеялся и на чисто русском языке произнёс:
   – Прав был князь Владимир, отвергая предложение о принятии иудаизма! Эти чик-чики не наши методы.
   – Вот теперь, когда, наконец, мы поняли друг друга, – вмешался другой товарищ в штатском, – может быть, господин Яковлев, предъявите сотруднику российской таможни потайные знания вашей «Торы»?
   – С большим удовольствием! – ответил «Скафандров».
   Он снял шляпу, к которой были пришиты пейсы, и положил её перед таможенником.
   – Всё здесь. Можете поверить.
   Таможенник посмотрел на штатских и, получив одобрительный кивок, взял шляпу в руки.
   – Тяжёлая будет.
   – Да уж! – согласился с ним бывший еврей. – Почитай грамм триста.
   Таможенник аккуратно оторвал подкладку и извлёк пакет. Положив его на стол, надрезал край…
   – Нет, ты видела?! – задыхалась Стелла, когда они оказались в очереди к стойке на Париж.
   – Видела.
   – Да там же этих бриллиантов на миллионы! И заметь, не рублей! Ну, «Скафандров» – Корейко доморощенный!

Глава XII

   Четырёхчасовой перелёт дался Наташе на удивление легко. Сидевшие по соседству пассажиры вели себя воспитано и лишними разговорами не досаждали. Женщина лет пятидесяти летела к сыну, который уже несколько лет, как перебрался во Францию. По другую сторону в кресле восседал иностранец-азиат. Похоже, что русского он не знал, да и знаниями других языков себя не выдал.
   Полистав какое-то время журналы, Наташа прикрыла глаза, и в памяти всплыли детали знакомства с Изабель… Неожиданно она вспомнила глаза Игоря – они были широко раскрыты, а уголки глаз чуть поддёрнуты вверх, именно так, как когда он улыбался. Вслед за глазами Наташа услышала его голос, звучавший медленно и немного вкрадчиво:
   – Париж! Могу только позавидовать! Уличное кафе, жареные каштаны, чьи-то пальцы бегут по клавишам аккордеона, Petite Fleur… помнишь, как мы мечтали?
   – Помню… – ответила Наташа, явственно ощутив нежную мелодию фокстрота. – Ты?
   – Я, – моргнули глаза.
   – Ты здесь?
   – Ты ведь хотела.
   – Я хочу, чтобы ты всегда был рядом.
   – Невозможно. Ведь я твоё прошлое.
   – А я?
   – Ты сейчас настоящее. А потом настанет твоё будущее…
   – А ты?
   – Разве мало того что я был? Ничто не вечно! Когда-то и ты уйдёшь в прошлое.
   – Скоро?
   – Очень нескоро, – спокойно ответил голос Игоря. – А помнишь, как я чуть было не сломал тебе руку.
   – Помню…
   – А считалку, которой я тебя обучил, помнишь?
   – Не помню… – расстроено призналась Наташа.
   – Ну, вспомни!
   – Поворот… захват… – она замешкалась.
   – У… – подсказал голос.
   – Удар, толчок!
   – Молодец! А показать сможешь?
   – Здесь?
   – А почему нет! Здесь места не больше, чем на кухне в нашей первой квартирке.
   – Правда, – согласилась Наташа, повернулась и решительно выбросила руку вперёд…
   В один миг всё исчезло под аккомпанемент душераздирающего крика. Наташа открыла глаза. Первое, что она увидела, была её рука, вцепившаяся в волосы соседа-азиата, который орал от боли. Она резко отдёрнула руку и заметила немой вопрос в обращённом к ней раскосом взгляде, который на всех языках читался одинаково: «За что?»
   – Простите, простите… – бросилась извиняться Наташа, заглаживая конфликт.
   – Это что! – произнесла соседка. – Я помню, по молодости летела к первому мужу во Владивосток, он был моряк Тихоокеанского флота. Так же уснула в самолёте, а проснулась, когда спросонья полезла целоваться с пассажиром.
   – И что? – поинтересовалась прощённая азиатом Наташа.
   – Ничего. Уже двадцать пять лет, как по утрам варю ему кофе, глажу рубашки и воспитываю его детей.
   Наташа улыбнулась, повернулась к соседу-иностранцу и на всякий случай снова попросила прощения, на этот раз на французском.
   Когда самолёт коснулся земли, за бортом уже смеркалось, а ко времени, когда были улажены таможенные формальности, ночная мгла окутала всё вокруг мягким тёмно-синим бархатом.
   Помня наставления Стеллы, Наташа сразу же направилась к выходу с желанием как можно быстрее оказаться в такси, и через час-другой бросить уставшее от сидения тело на мягкую кровать.
   Торопясь, она оступилась и чуть было не упала. «Не хватало ещё ногу подвернуть», – подумала Наташа, остановившись, чтобы подождать, пока не утихнет боль в лодыжке. Прихрамывая, она подошла к окну, за которым поигрывали разноцветные огоньки рекламных щитов и снующих машин. «Надо же! Я во Франции!» – сказала она сама себе, любуясь иллюминацией. Неприятная пульсация в ноге понемногу притупилась, и уже вскоре Наташа почувствовала облегчение. Несколько раз наступив на ногу, с удовлетворением заключила, что ничего серьёзного не произошло. Потянувшись за сумкой, Наташа заметила, как что-то блеснуло на полу. Подняв сумку, она увидела небольшой золотой медальон и испугалась находке. «Если подниму, придётся идти в полицию. Пока сдам, пока они запишут, пройдёт много времени, – размышляла она. – А вдруг медальон кому-то дорог?» От безысходности положения Наташа вздохнула и подняла потеряшку.
   Вещица была старинной работы. Разглядывая медальон, она невзначай коснулась крохотной кнопки, и тот раскрылся. Внутри находилась миниатюрная фотография темноволосой женщины с приветливой улыбкой. «Как же, мадам, отыскать того, кому вы подарили свой образ? – задумалась Наташа и тут же скомандовала себе. – Быстрее сдам, быстрее всё закончится!»
   Наташа осмотрелась вокруг, и ей показалось, что в метрах тридцати за колонной мелькнул человек в униформе и пилотке, весьма похожий на полицейских из французских фильмов. Всё ещё прихрамывая, она бросилась догонять промелькнувший силуэт. Достигнув точки, в которой был замечен жандарм, огляделась. Как назло, полицейского нигде не было.
   – Я никуда не пойду! – писклявый детский голосок прервал Наташины мысли.
   Она невольно прислушалась и автоматически обернулась на голос. В нескольких метрах от неё стояла маленькая девочка и растирала руками слёзы по лицу. Перед ней на корточках замер отец, который, поглаживая золотые волосы на маленькой головке, нежно говорил:
   – Жаклин! Ты уже взрослая девочка! Ты же понимаешь, что я не волшебник. Я не знаю заклинаний, которые нам помогут. Ну что поделаешь, милая. Поехали домой.
   – Я никуда не пойду! – повторила девочка навзрыд. – Пока ты не найдёшь маму!
   – Жаклин! Ну где же я найду! Посмотри, какой большой аэропорт. Сколько людей. А может быть, ты потеряла её в самолёте, или того хуже, в Брюсселе? Поехали домой!
   – Ты не понимаешь, папа? – рассудительно произнесла та, которой едва было лет пять. – Это же мама!
   – Ну что же делать?
   Девочка присела перед отцом и, закрыв ладошками лицо, снова заплакала. Её маленькие плечи поддёргивались в такт всхлипываниям, а папаша полными глазами слёз виновато смотрел на дочь, продолжая гладить её волосы.
   – Юная мадмуазель, посмотрите, случайно, не вы обронили? – Наташа присела рядом с ними и разжала ладонь с медальоном. Как по мановению волшебной палочки девочка прекратила плакать, открыла лицо и её зелёные глазки округлились.
   – Мама! – вскрикнула она и несмело потянулась к медальону.
   – Возьми, – призывно шепнула Наташа.
   Маленькие влажные ручки очень аккуратно взяли медальон и тут же прижали его к губам.
   Почувствовавший облегчение папаша не мог найти слов, а только с благодарностью кивал. Наташа улыбнулась и, с лёгким сердцем помахав им рукой, направилась дальше к выходу. «Как же удачно получилось, – подумала она. – И девочка счастлива, и в полицию не надо!»
   Наташа вышла на улицу и, заметив вереницу машин с зелёными табличками Taxi, встала в очередь. Людей на стоянке было немного, поэтому Наташа вполне законно рассчитывала на то, что ещё мгновение, и, уютно устроившись на заднем сидении, она помчится в тот самый Париж.
   – Мадам! – послышалось позади.
   «Вот ведь страна! Здесь что ни женщина, то мадам!» – промелькнуло в голове.
   – Простите, мадам! – раздалось уже близко за спиной.
   Наташа интуитивно обернулась и с умилением увидела бежавшего папашу, в одной руке которого болталась большая дорожная сумка, а в другой, прижатая к бедру, улыбающаяся во всё своё детское личико Жаклин.
   – Как хорошо, мадам, что мы вас догнали! – бросил папаша сквозь отдышку.
   Он опустил чадо и сумку на землю и, схватившись рукой за правый бок, только и смог промолвить:
   – Момент! Отдышусь…
   Наташа рассмеялась его нескладности, и пока он приходил в себя, склонилась над Жаклин и спросила:
   – Скажите, мадемуазель, я не могла вас видеть раньше? Может, ваше имя Золушка или Красная Шапочка? – словно на сцене Наташа закачала головой и, словно озарённая догадкой, произнесла. – О боже! Конечно же, как же я могла вас не узнать! Вы же та самая Алиса из страны чудес!
   Девочка рассмеялась, польщённая комплиментами в свой адрес. Её смех был не менее трогателен, чем её плач.
   – Нет, мадам! Я Жаклин де Арно. А это мой папа. Его зовут Патрик.
   Наташа приподнялась и посмотрела на пытающегося восстановить дыхание отца.
   – Очень приятно! – сказала она.
   – Патрик, – выдохнул он и протянул ей руку.
   – Наташа, – ответила она.
   – У вас странный акцент. Вы бельгийка?
   – Нет, – улыбнулась она. – Я русская.
   – Русская? – Патрик немного стушевался. – Из Москвы?
   – Увы, не из Москвы. Хотя и долго там жила. Я из города, который находится недалеко от Москвы, называется Рязань.
   – Рьязань… – Патрик попытался повторить странно звучащее русское слово.
   – Именно так. Вы что-то хотели, Патрик?
   Мужчина засмущался и, очевидно, чувствуя неловкость, покраснел.
   – Простите меня, Наташа. Вы так быстро ушли, что я… мы не успели вас поблагодарить. Может быть, хотите получить вознаграждение?
   – Вознаграждение? – переспросила Наташа и тут же добавила: – Нет, конечно же, нет! Простите, Патрик, но мне пора. Была рада познакомиться.
   – Вы обиделись? – расстроился Патрик, который, похоже, вообще не знал, что делать.
   – Что вы! Мне действительно пора.
   – Скажите, Наташа, а вы прилетели в Париж…
   – У меня подруга – парижанка. На днях она выходит замуж. Я приехала на свадьбу.
   – А подруга тоже русская? – почему-то переспросил Патрик.
   – Нет. Она самая настоящая француженка. Мы познакомились много лет назад, долго не виделись, а когда собралась замуж, пригласила меня. Вот и всё. Простите меня, Патрик, но мне действительно пора. Я устала и больше всего хочу поскорее добраться до отеля.
   – Подождите! Зачем вам тратиться на такси. Сейчас возьмут не менее восьмидесяти евро, и это ещё в лучшем случае, если таксист не накинет процентов пятнадцать за позднее время и плюс чаевые. У меня здесь на стоянке машина, позвольте подвезти! Только умоляю, не отказывайте. Мы с дочерью хотим ответить добром на добро.
   Наташа посмотрела на него, а потом не спеша опустила глаза на Жаклин. Ничего не сказав, девочка взяла её за руку.
   – Ну хорошо! Вы меня уговорили! Хотя в Москве моя подруга не советовала пользоваться услугами неофициального такси.
   – Если дело в этом, то я сейчас… – Патрик махнул рукой в сторону таксистов. – Жаклин, стой с мадам Наташей и никуда не уходи!
   Не успев закончить фразу, Патрик исчез. А через несколько секунд вновь появился рядом с какой-то машиной и настойчиво протягивал деньги водителю. Похоже, вскоре к взаимному удовлетворению они договорились.
   – Смотрите! Теперь вы можете рассказать своей подруге, что добирались в Париж на такси! – приближаясь, радостно закричал Патрик, размахивая над головой зелёной табличкой.
   Он смеялся, как ребёнок, незатейливо и совершенно естественно. Посмотрев на него, Наташа тоже рассмеялась, и тут же в их дуэт вклинилась хихикающая Жаклин.
   Несмотря на то что дорога была пустой, Патрик ехал осторожно, не превышая допустимой скорости. Наташа сидела рядом, а девочка, надёжно пристёгнутая ремнями, играла на заднем сидении.
   – Вообще-то, мне нравится быстрая езда, – словно оправдываясь, сказал Патрик. – Но когда я с малышкой, все мысли только о ней. Поэтому соблюдаю правила.
   – Вы правы, – отозвалась Наташа.
   – А у вас есть дети?
   – Увы. Пока бог обделил меня такой радостью.
   – А ваш муж?
   – Мой муж умер несколько лет назад, – ответила Наташа и отвернулась к окну.
   – Простите за бестактность, – извинился Патрик.
   – Какая же здесь бестактность.
   – А знаете, Наташа, почему Жаклин так расстроилась, потеряв кулон?
   – Подарок матери?
   – Можно сказать и так. Но если быть точнее, кулон всё, что у неё осталось от матери.
   – Что-то серьёзное произошло?
   – О да! Куда уж серьёзнее! – ухмыльнулся Патрик. – В один прекрасный день Клод проснулась, поднялась с кровати, поздоровалась с нами, выпила чашку кофе, а потом собрала вещи и ушла.
   – Как ушла?
   – Уехала на такси.
   – А вы?
   – Я пытался её образумить, но она твердила только одно, что я и дочь подавляем её творческую натуру.
   – Она человек искусства?
   – Скажем так, она думает, что связана с искусством. Однажды её посетила такая мысль, но ничего заслуживающего в искусстве Клод не сделала и, увы, никогда не сделает. Главный её шедевр эта Кудряшка, что сейчас безмятежно играет сзади, – Патрик задумался, и в следующее мгновение решил кардинально поменять тему разговора. – Наташа, кто вы по профессии?
   – Переводчик. Владею французским, английским и немецким. Последним хуже.
   – Так вот почему вы так прекрасно говорите по-французски! – воскликнул он.
   – Не льстите мне. При знакомстве вы с ходу обратили внимание на мой акцент.
   – Простите. Я вовсе не хотел вас обидеть. Просто вы очень правильно говорите, словно записываете образец языка для последующих поколений.
   – Возможно. Нас так учили.
   Патрик внимательно начал всматриваться в пейзажи за окном и, удовлетворённый увиденным, сообщил:
   – Через пару километров будет поворот в небольшую деревню. Разрешите мне заехать. Там живёт моя мать. Мы туда и обратно. Подарим сувенир, который Жаклин ей купила. Даю вам честное слово, что на всё про всё уйдёт не больше пяти минут.
   – Хорошо, – согласилась Наташа, прекрасно понимая, что вариантов у неё нет.
   Когда фары выхватили дорожный знак с указателем поворота, Патрик аккуратно сбросил скорость и мягко повернул на укатанную просёлочную дорогу. Через несколько минут впереди замаячили огни, знаменуя собой цивилизацию.
   Внезапно перед машиной возникла фигура человека. Патрик успел вдавить тормоз, и машина с визгом остановилась. Возле капота стоял атлетический африканец с большой копной волос, торчащих во все стороны, словно только что засыпанные в кастрюлю спагетти.
   – Что случилось? – бросил тому Патрик, приоткрыв окно.
   Но вместо ответа вокруг машины тут же нарисовалось ещё двое похожих приятелей, зловеще скаливших жёлтые зубы.
   – Мы ревнители благопристойности этой деревушки, – сказал один из них. – Покой мирных жителей стоит денег. Поэтому не будем возражать, если вы нам заплатите.
   – Вы нас грабите? – спросил Патрик, и Наташа заметила, как его правая нога напряглась, готовая надавить педаль акселератора.
   Однако это заметила не только она, но и один из нападавших. Наташа даже не успела сообразить, как мощные чёрные руки схватили Патрика и грубо выволокли его из машины. В следующую секунду снаружи оказалась и она. Через несколько секунд раздался крик Жаклин, и Наташа поняла, что дошла очередь до ребёнка.
   Тот, кто захватил Патрика, опустил его на колени и, держа за волосы, громко ржал и ругался. Мгновение, и все пассажиры были собраны на улице в кучу.
   – Что вы делаете?! – закричал Патрик.
   – Как что? – усмехнулся тот, кого чуть было не сбили. – Граблю тебя и твою женщину!
   – Это не моя женщина, – как можно спокойнее произнёс Патрик. – Она сотрудник российского посольства, дипломат. Поэтому немедленно отпустите её, пока у вас не случилось неприятностей с её земляками.
   – А, русская мафия! – заржал гортанным голосом один из грабителей и, адресуя вопрос к Наташе, бросил: – Мне что, надо тебя бояться, русская?
   Наташа не успела ничего ответить, как вскрикнула Жаклин. Она посмотрела и увидела, что грабитель грубо дёрнул ребёнка за руку.
   – Отпустите девочку, вы делаете ей больно! – громко приказала Наташа.
   Грубиян немного опешил, но потом лишь ехидно улыбнулся и снова сильно сжал руку Жаклин так, что та заплакала.
   – Так нельзя делать? – заржал тот.
   – Поворот, захват, удар, толчок… – прошептала Наташа по-русски.
   – Что? – переспросил грубиян, не понимая смысла слов на чужом языке.
   Наташа резко повернулась, схватила грубияна за руку, пнула ногой ему в коленку и оттолкнула от себя. Отпустив ребёнка, тот завалился на землю с диким воплем. Двое других, с изумлением наблюдавшие сцену, уставились на упавшего. Тот катался по земле с явно неестественной конфигурацией ноги, что означало наличие серьёзного перелома.
   – Ах ты, сука! – завопил один из них и замахнулся было рукой на Наташу.
   Понимая, что шансов противостоять громиле у неё нет, Наташа инстинктивно зажмурила глаза. Однако в этот самый момент всё вокруг неожиданно заполнилось звуками сирен. Открыв глаза, она осмотрелась и увидела полицейских, заковывающих руки нападавших в наручники. Испугавшаяся Жаклин рыдала и крепко обнимала шею отца, всё ещё стоявшего на коленях…
   – Мадам, вам необходимо будет проехать с нами в полицейский участок, – сказал офицер, протягивая наручники и Наташе.
   – Почему? – спросила она.
   – Видите ли, мадам. Вон тот в серой кофте выдвигает против вас обвинение в насилии. Похоже, вы сломали ему ногу.
   – Возможно, господин полицейский, – согласилась Наташа и улыбнулась. – Значит, у меня получилось!
   – Что получилось? – переспросил полицейский.
   – Сломать ногу…
   – Так значит, вы признаёте себя виновной? А ещё они в один голос утверждают, что вы из русской мафии, – заключил полицейский и смерил взглядом Наташу.
   – Что вы несёте! – перебил его Патрик. – Эта женщина спасла мою дочь, над которой именно тот в кофте издевался. Посмотрите на руки моего ребёнка, офицер! Видите кровоподтёки?
   – Вижу, – спокойно ответил полицейский. – Вы тоже можете заявить на него. А вы, мадам, ответьте на вопрос: зачем вы это сделали?
   – Воспитание в моей стране основывается на обязанности взрослых защищать детей.
   – Это ваша дочь?
   – Нет.
   – Тогда зачем вы вмешались?
   – А в вашей стране защищают только своих детей?
   – Ах, мадам! – полицейский вскинул руки. – Что же у вас за страна такая?
   – Россия, – с достоинством ответила она и посмотрела укоризненно на жандарма.
   – Россия?! – полицейского явно покоробило услышанное. – Закончим разговор! Садитесь в машину!
   Наручники защёлкнулись на руках, и полицейские негрубо, но с твёрдым усилием буквально вдавили её в салон служебного «Пежо». «Говорила Стелка, бери такси…» – мелькнуло в голове Наташи, когда машина, мигая и захлёбываясь сиреной, помчала по дороге.

   В клетке полицейского участка, кроме Наташи, находились ещё две женщины. Одна, судя по всему, не рассчитавшая дозу алкоголя, спала с опущенной на грудь головой, периодически бормоча во сне. Другая – черноволосая – сидела в углу, и с момента появления Наташи в камере не отрывала от неё глаз. Хорошо, что вокруг клетки то и дело сновали люди, что немного успокаивало Наташу. Взгляд у черноволосой был колючий и острый, словно скальпель хирурга, готовый в любой момент нанести порез. Наконец, черноволосая поднялась и подошла к Наташе.
   – Ты русская? – решительно спросила она.
   То ли от страха, то ли от неожиданного вопроса, Наташа не могла сообразить, что ей ответить. Челюсти словно окаменели.
   – Ты русская? – повторила черноволосая.
   В этот момент Наташу отпустило, и она произнесла:
   – Да, а вы кто?
   – Я Камилла! – коротко представилась она.
   – А я Наташа.
   – Наташа… Русское имя?
   – Да, русское.
   Черноволосая присела рядом, продолжая сканировать сокамерницу взглядом.
   – Почему вы так смотрите на меня? – решила поинтересоваться Наташа.
   – Мне интересно. Я думала, что это только сказка, которую в детстве рассказывала бабушка.
   – Я вас не понимаю.
   – Подожди, дай прийти в себя, – ответила Камилла.
   – Хорошо.
   Так они просидели ещё несколько минут. Потом черноволосая выдохнула с мычанием через нос, и впервые за всё время её лицо разгладилось, и уже не казалось Наташе неприветливым.
   – Я вспомнила! – сказала она и начала медленно произносить слова, смысл которых она, похоже, не понимала: – Дусу ильюски за р-р-роственаю дусу – си ест пр-р-риговор!
   – Что? – холодок пробежал по Наташиной спине. – Что вы сказали?
   – Дусу ильюски за р-р-роственаю дусу – си ест пр-р-риговор! – спокойно повторила Камилла.
   – Душу Илюшки за родственную душу – сие есть приговор? – вспомнила Наташа рассказ того преподавателя из института.
   – Да, правильно! – обрадовалась черноволосая, перейдя снова на французский. – А ты Кова-ленкая?
   – Коваленская. – прошептала Наташа, и холодок пробежал по спине.
   Камилла вскочила на ноги и закричала:
   – Да! Коваленская!.. Коваленская!.. Коваленская!.. Коваленская!..
   – Закрой рот, – прикрикнул на неё проходивший мимо полицейский.
   – Сам закрой, фараон! – сорвалась она в ответ. – Я женщина! Обращайся со мной подобающе!
   – Буду я с каждой цыганкой подобающе обращаться! – заржал полицейский.
   Камилла напряглась, ощетинилась, словно кошка и, выставив руку в сторону стража порядка, зашипела:
   – Хотел ты сына очень! Но за то, что меня обидел, не видать тебе сына! Скоро жена родит тебе дочь! И ещё два раза будешь пробовать – и оба раза будут девки! Так сказала Камилла!
   Полицейский сплюнул и, слегка озадаченный, удалился.
   – И что, у него не будет сыновей? – поинтересовалась Наташа.
   – А ты думаешь, я шучу? Пусть через дочерей этот бурдюк научится уважать женщин!
   – Ой, вряд ли, – прокомментировала Наташа.
   – Ничего! Зато помучается!
   – Откуда тебе известна моя фамилия?
   – А что ты сама знаешь про свою фамилию, Ко-валенская?
   Наташа задумалась, вспоминая случайно узнанную мистическую историю своего рода, которую тут же и поведала цыганке. Дослушав до конца, Камилла, расплылась в улыбке и сказала:
   – Всё так и было! Та колдунья была моя родственница. Бабушка мне рассказывала, что была жадной. За деньги продала душу – думала, что всё обойдётся, но не получилось!
   – А… это у вас семейное предание? – не унималась Наташа.
   – Дело в том, что бабушка говорила, что именно мне придётся за родственницу отвечать. Она знала, рано или поздно я тебя встречу и сразу узнаю.
   – Как?
   – Конечно же, почувствую! Ведь я, как и все женщины в моей семье, колдунья.
   – И ты почувствовала?
   – Да! Как только тебя привели, – сказала Камилла и внимательно посмотрела Наташе в глаза. – Хочешь, расскажу о твоей жизни?
   – Ты что-то знаешь?
   Камилла говорила короткими предложениями, словно цитировала инструкцию по эксплуатации бытового прибора. Было в её рассказе и про Игоря, и про аварию, и про многое другое. Наташа слушала, а слёзы ручьём лились по её щекам.
   – Ну что? Правду сказала Камилла?
   Наташа закивала в ответ и еле слышно произнесла:
   – Так всё и было.
   – Плохо было! За чужие грехи расплачивалась.
   – Получается, что не я. Игорь расплатился своей жизнью за ту старую легенду… – предположила Наташа.
   – Нет. Его жизнь была определена, ничего нельзя было изменить. То, что он был с тобой, только продлило ему жизнь. Не вини себя, ты дала то, что ему самое нужное – свою любовь! Он выпил всё до дна, и сейчас его душа обрела покой.
   Наташа молчала, то и дело пошмыгивая носом.
   – А в полицию как попала? – неожиданно сменила тему цыганка.
   – Я ехала в Париж. Нас остановили грабители. В машине была маленькая девочка, я испугалась и сломала одному из них ногу.
   – Ты? – не поверив, рассмеялась Камилла.
   – А ты разве этого не видишь?
   – Такое быстрое прошлое не вижу… Пока не вижу. А как же ты сломала ему ногу?
   – Меня научил Игорь, – Наташа задумалась. – Послушай, он ведь мне приснился в самолёте, и во сне заставил повторить…
   – Что повторить?
   – Понимаешь, он спортивный был, занимался айкидо – борьба такая японская. Пытался и меня учить. Я не хотела, а он настаивал. Один раз мы чуть было не поссорились, – Наташа улыбнулась, припомнив давнюю историю. – Но один приём я всё же выучила. Игорь говорил, чтобы его не забыть, в нужный момент нужно вспомнить слова: «Поворот, захват, удар, толчок».
   Похоже, что Камилла была настолько далека от спорта, что слово «айкидо» вызвало у неё ассоциацию с тем, что было ей ближе.
   – Это как заклинание? – переспросила она.
   – Нет, это просто перечисление движений.
   По лицу Камиллы было заметно, что она сомневается в отсутствии в произнесённых Наташей русских словах магического начала, и, желая удостовериться, начала повторять:
   – Паврот, захват, уда, точок… Паврот, захват, уда, точок…
   Теперь уже Наташа улыбалась, глядя на эти колдовские потуги. Несколько раз она поправляла произношение собеседницы. Когда же у Камиллы наконец получилось произнести правильно, цыганка гордо поднялась и подошла к решётке. Как назло, именно в этот момент мимо проходил «счастливый» отец будущих дочек.
   – Поворот, захват, удар, толчок! – крикнула ему Камилла.
   Тот поднял на неё глаза и гаркнул в ответ:
   – Да пошла ты!
   Спокойно пройдя мимо, он скрылся за одной из дверей.
   – Вот видишь, Камилла! Никакое это не заклинание, – улыбнулась Наташа.
   – Да, похоже, что так. Но ничего, зато теперь его жена будет самой толстой в округе! – и довольная собой, она снова села рядом.
   На какое-то мгновение цыганка притихла, лицо её стало серьёзным, а чёрные как уголь глаза, казалось, были готовы воспламениться от малейшей искры. Наташе снова сделалось не по себе. Дыхание участилось, а пульс стучал в висках словно японский барабан тайко.
   – Ты готова стать счастливой?! – вдруг вскрикнула Камилла.
   Не привыкшую ещё к манерам поведения новой знакомой Наташу передёрнуло. Она нервно сглотнула и тихо произнесла:
   – Счастливой? Я? А не поздно?
   – Быть счастливой никогда не поздно.
   – Неужели так просто?
   – Это зло сложное, а добро всегда простое, – заметила Камилла с философской интонацией.
   В углу камеры послышалось ворчание, и третья сокамерница подала голос:
   – Стакан виски для полного счастья!
   – Закрой пасть, пьяница! – грубо бросила Камилла в сторону почитательницы алкоголя и, повернувшись к Наташе, добавила: – Смотри, как мало нужно для счастья!
   – Я так не хочу.
   – А я так и не умею. Хотя украсть бутылку из магазина раз плюнуть!
   На этих словах цыганка закатила глаза кверху, ничем не отличаясь от своих московских или рязанских соплеменниц, того и гляди, готовая произнести банальное: «Позолоти ручку – всю правду расскажу». Но вместо этого Камилла поманила Наташу пальцем и, когда та придвинулась ближе, прошептала на ухо:
   – Нужно исполнить обряд снятия заклятия.
   – Как? Здесь? – удивилась Наташа.
   – А чем тебе здесь не нравится? Сухо, не дует, а фараонам нет никакого дела до нас. Готова?
   – К чему?
   – Как к чему? К обряду!
   – А что нужно делать? – робко переспросила Наташа.
   – Тебе практически ничего. Я спасу тебя, а потом ты меня.
   – Но я… не умею.
   – Я тоже там ни разу не была!
   – Где?
   – В мире духов! – гаркнула цыганка, удивлённая непонятливости своей русской подруги.
   – Я не умею, – повторила Наташа.
   – Ага! Не умеет! – не поверила ей Камилла. – А это твоё… Поворот, захват, удар, толчок?
   – В каком смысле?
   – О боже! В прямом! Я вытащу твою душу из залога и умру… но не так чтобы совсем… на время. А когда твоя душа освободится, ты меня «айкидо». Поняла?
   Наташа внимательно посмотрела на цыганку, словно пытаясь понять – шутит ли она.
   – Что непонятного?
   – Во-первых, как я узнаю, что душа освободится? Во-вторых, что значит «айкидо»?
   – Побей меня, только постарайся ничего не сломать, у меня планы на завтрашний вечер. Сделай вот так… – Камилла схватила Наташу за плечи и потрясла, – айкидо! Главное, чтобы я открыла глаза.
   – А про душу?
   – Слушай, русские все такие глупые? – цыганка громко засопела.
   Наташа пожала плечами и без обид ответила:
   – Наверное, только я.
   – Угораздило же мою жадную родственницу с вашей семьёй связаться! – серьёзно бросила Камилла, но тут же улыбнулась и добавила: – Ты сразу почувствуешь, когда душа освободится… это… это… В общем, будет хорошо!
   – А-а-а, – протянула Наташа. – А не боишься, что тогда моё айкидо может затянуться на несколько лет?
   Цыганка бросила на неё снисходительный взгляд, закрутила на затылке свои чёрные локоны и решительно произнесла:
   – Начнём?
   Наташа поняла, что цыганка не шутит, и, списав всё на её склонность к мистическому, согласилась.
   Камилла закрыла глаза и начала что-то быстро бормотать под нос. «Может, это по-цыгански?» – подумала Наташа, припомнив, как однажды с Игорем они ходили в цыганский театр. Однако в речитативе Камиллы то и дело проскальзывали то английские, то немецкие и даже, как показалось Наташе, португальские слова. Тем временем Камилла всё глубже погружалась в транс, пока совсем не вырубилась, съехав по стенке на скамейку. Её лицо стало бледным и совсем безжизненным, кожа повисла на скулах, а губы словно измученные жаждой побелели и мгновенно высохли, будто она не пила неделю.
   Наташа в испуге оглянулась по сторонам, но, кроме спящей в углу алкоголички, никого не было. Всё замерло, ни звука, ни малейшего колебания воздуха. «Да что, у них обед?!» – пронеслось в голове. Наташа посмотрела на Камиллу, но не найдя никаких признаков изменений её состояния, с ужасом попятилась к решётке.
   Внезапно во всей этой тишине отчётливо прозвучал возмущённый мужской голос:
   – Мадам Коваленская! Да, я сказал, Ковален-ская!..

   Где-то хлопнула дверь, и кто-то дотронулся до Наташиной руки, державшейся за металлический прут клетки. Наташа инстинктивно повернула голову, но никого не увидела, однако тепло прикосновения не исчезло. Она медленно опустила глаза и увидела заплаканные глаза Жаклин, которая своими ручками крепко вцепилась в неё.
   – Мадам Наташа! Мы тебя нашли! – радостно повторяла девочка своим приятным голоском.
   – Жаклин, как ты здесь оказалась? – спросила Наташа, опустившись перед ней на корточки.
   – Мы с папой… Мы хотели… А они тебя увезли… – задыхалась девочка от избытка чувств. – Но папа сказал, что найдём…
   В этот момент перед камерой появились люди. На переднем плане выделялся улыбающийся Патрик и озабоченный чем-то полицейский, тот самый, которому предстояло растить дочерей вместе с женой-толстушкой. Полицейский расстроено повторял:
   – Да если бы мы знали, господин помощник министра… Да если бы мы знали…
   Патрик подошёл к решётке и, положив одну руку на растрёпанные кудряшки Жаклин, протянул Наташе другую.
   – Простите меня великодушно, Наташа, что так задержался!
   Едва рука оказалась в его ладони, как она почувствовала, будто невидимые доселе тонкие шёлковые нити сотнями тысяч нежных узелков связывают её с этим милым улыбающимся человеком и его очаровательной малышкой. На сердце стало так легко и свободно, что, казалось, ещё мгновение, и ноги оторвутся от земли, и она просочится не только сквозь разделявшую их решётку, но и преодолеет любую преграду…
   – Камилла! – приглушённо вскрикнула Наташа. – Простите, Патрик. Я сейчас, Жаклин…
   Она бросилась ко всё ещё бездыханно лежавшей цыганке и принялась её тормошить.
   – Камилла!.. Слышишь меня?! Очнись!.. Я прошу тебя! Камилла!..
   – Врача, срочно врача! – крикнул кто-то.
   Веки цыганки слегка дрогнули и открылись. Она огляделась вокруг, сверяясь, на каком именно свете находится, и удостоверившись по Наташиным слезам, что там, где нужно, негромко спросила:
   – Ты счастлива? А то я там такого насмотрелась!..

Эпилог

   «Fly me to the Moon, Let me play among the stars [6 - Мчи меня к Луне, я хочу петь среди звёзд (англ.)]…» – бархатным голосом Фрэнка Синатры пропел телефон Стеллы.
   – Ой, привет дорогая! – сказала Стелла в трубку и подмигнула мне. – Да… У меня… Сидим, вино попиваем… Нет, больше я, твой сопротивляется… Ага… Передам обязательно… В субботу? Конечно, я за тобой заеду.
   Стелла отложила телефон и, одарив меня очаровательной улыбкой, сказала:
   – Юлька волнуется, ничего ли с тобой не случилось?!
   Я поднялся и посмотрел в окно. На город опускались тяжёлые сумерки, разбавленные пока ещё редкими огоньками фронтонов высотных домов. Сейчас они напомнили мне планетарий из школьного детства. Не знаю, как другим, а мне всегда нравилось, когда в круглом зале выключали свет и безжизненные стены внезапно загорались сотнями лампочек, изображающих созвездия, планеты и звёздные туманности. Под этими искусственным небосводом я любил мечтать, представлять себя летящим на помощь неизвестной цивилизации на корабле «Заря» к звезде Шедар. А монотонный голос лектора, словно гипноз, погружал меня то ли в сон, то ли в фантастическую реальность. И вот я уже командир корабля Витя Середа, готовый вступить в противоборство с роботами-негодяями…
   – Помнишь фильмы «Москва-Кассиопея» и «Отроки во вселенной»? – неожиданно даже для себя спросил я Стеллу.
   – Конечно. Классное кино! Я его раз десять смотрела.
   – А я раз сто, наверное. Каждое лето родители отправляли меня на одну-две смены в пионерлагерь, где кино крутили через день. Вот и получалось, один день – первая серия, другой – вторая, потом ещё «Неуловимых» все фильмы покажут.
   – А нам ещё показывали «Молчание доктора Ивенса» – чумовой фильм! А какая там любовь!
   – Фильм, соглашусь, крутой. Только вот про любовь не помню, – признался я.
   – Как не помнишь? Там инопланетянка Болотова в Бондарчука влюбилась.
   – Ну и что? Вроде ничего такого особенного и не было…
   – Там всё между строк! Мы с девчонками каждый раз переживали!
   Я посмотрел на Стеллу. В этот момент она действительно была похожа на юную пионерку, возвращающуюся из кинозала в свой корпус и живо обсуждающая с подружками непостижимые тайны внеземной любви.
   – А чем же закончилось у Наташи? – спросил я, возвращая собеседницу в дни нынешние.
   – У неё всё хорошо, Гриша. Через год они с Патриком поженились. Родила сына, которого назвали…
   – Игорь, – перебил я.
   – Именно так! Они по-прежнему счастливы, живут под Парижем в собственном доме. Патрик категорически был против, чтобы она работала. Но Наташка не такой человек, чтобы сидеть дома. Она организовала что-то вроде клуба любителей русской культуры. Раз в неделю к ним съезжаются местные знаменитости, в том числе и из столицы. Читают стихи, поют песни, смотрят фильмы, обсуждают. А по воскресеньям Наташа учит русскому языку местных ребятишек.
   – Как и подобает женщине её происхождения! – добавил я.
   – Какого происхождения? – не поняла Стелла.
   – Дворянского, какого же ещё! Настоящая жизнь русской аристократии. В хорошем значении слова, – сказал я и улыбнулся.
   Поблагодарив Стеллу за проведённый вечер и забрав подарок для Юлианны в виде половины пирога, я спустился, сел в машину, и приветливо бросив просвещённому охраннику: «Гуд бай, май френд!», – через несколько минут уже ехал по московским пробкам туда, где меня ждала самая желанная на свете женщина.
   Однако мысли о Наташе и Игоре не выходили из головы. В рассказе Стеллы сплелись воедино и наша юность, и трагедия любящих людей, и чудесное перерождение, сдобренное всякой чертовщиной, заклятиями и цыганской ворожбой. Я жалел Игоря, Наташу, пытаясь понять, кто из них прав, а кто виноват. То и дело размышления приводили меня к прямо противоположным выводам, которые, словно гири, ставились на чаши весов.
   Погружённый в думы, я остановился на светофоре, на котором, судя по бегущему счётчику, мне предстояло провести ближайшие две минуты жизни. Выстукивая пальцами по рулю ритм звучавшей по радио очень модной, но при этом крайне нудной песенки, от которой больше хотелось лезть на стену, чем на танцпол, я переключил радиостанцию. Однако и там было не лучше.
   – Чёрт побери! – выругался я вслух. – О времена, о нравы!
   Боковым зрением я заметил, что кто-то пристально смотрит на меня. Осторожно повернув голову влево, я встретился взглядом с симпатичной девушкой с разлохмаченной головой по моде, сидящей в соседнем автомобиле. Она смотрела на меня так искренне, как смотрит дочь на отца.
   – Простите, не сдержался, – произнёс я в своё оправдание. – Сам когда-то был молодым и думал, что никогда не уподоблюсь старикам, ворчащим и ругающим молодёжь за их музыку. А вот перевалило за пятьдесят и, слушая эту галиматью, понимаю, что то, чего так хотелось избежать, всё же меня накрыло.
   – А знаете, а я с вами полностью согласна, – ответила случайная попутчица. – Не песня, а отстой!
   Я бы даже платила деньги только за то, чтобы подобное не засоряло эфир.
   – Другими словами, вы считаете, что я ещё не совсем перешёл в возраст увядающей осени?
   – Думаю, что нет, – ответила собеседница. – Просто трудный день.
   – И день трудный, и воспоминания накатили, – согласился я.
   – Хорошие или плохие?
   – Да как сказать, разные!
   – Это же хорошо, что разные! – улыбнулась не по годам рассудительная девушка. – Было бы странно, если бы всё было или плохо, или хорошо. Плохо – это верный путь в сумасшедший дом, а хорошо – это…
   – Когда уже в сумасшедшем доме, – перебивая её, предположил я.
   – Отлично сказано! – отметила моя собеседница.
   Красный свет светофора начал мигать, призывая водителей приготовиться к движению.
   – Спасибо вам! – бросил я. – Будьте счастливы! И пусть ваша жизнь будет состоять из больших радостей и малых огорчений! И если однажды упрётесь в стену безысходности, не отметайте возможность второго шанса. Это я знаю точно!
   Девушка подмигнула мне, словно старому знакомому, и в следующий момент её машина сорвалась с места.
   Надо же, как бывает, встретился случайный человек, и вроде бы ничего не сказал, а на душе воцарилось умиротворение. И кому какое дело до правоты Игоря или Наташи?! Это их жизнь, они прожили её так, как прожили. Никто не может их судить. И дай бог, чтобы в новой жизни у Наташи всё было хорошо! И у Стеллы было хорошо! И у меня…
   – Алло, любимая! – сказал я, едва жена ответила в трубку. – Буду через четверть часа. Может, прокатимся на великах?

Константин Похил Любовь с чудинкой. Повести

Очевидное невероятное, или Антинаучные похождения неженатого инженера Повесть